Пролог

Тишина заливала комнату до краев.

Все наблюдательные панели отключились час назад, следом пропала связь. Сидящий перед приборами человек неотрывно смотрел перед собой. Из центра управления приковылял помощник. Упал в кресло рядом, инстинктивно взял аккорд на притворявшейся живой панели. «Точка вызова недостижима». Еще десять минут оба вглядывались в пустоту по ту сторону монитора. Тишина. Они чувствовали себя пузырьками воздуха, застрявшими в янтаре.

– Не вернулся?..

Не вопрос – рефлекс.

Помощник отрицательно покачал головой. – Тимофей не вернется, Дим. Никто не вернется.

Вот он и второго ребенка потерял.

– Скорее бы всё закончилось.

На несколько секунд оба человека и предметы вокруг нежно замерцали.

– Что, и никаких всад...

Исчезли.

«Стоп. Назад».

Из пустоты появляются очертания старомодного стола, за которым сидит безволосый человек. Он кладет перед собой чистый лист бумаги. Позади, в наливающейся перламутром дымке, колеблется едва заметный силуэт.

Цвета меняются.

Человек заканчивает послание, берет из стопки конверт, запечатывает. Не оборачиваясь, протягивает через плечо; рука уходит в голубоватый туман, как в воду. Письмо исчезает вместе с силуэтом.

Кажется, где-то вдалеке начинает едва слышно шуметь море. Или лес. Или множество людей, говорящих разом.

Глава первая

Австралия, штат Квинсленд

неподалеку от Брисбена

10 октября, 1996 г.

23:11

Снова пошел дождь. «Дворники» гоняли разноцветные искры – вверх-вниз; после недавней бури фонари горели через один, дорога то и дело отбрасывала в темноту. Алекс отстраненно следил за редкими машинами. Дремлющий на пассажирском кресле старичок опять легонько стукнулся виском о стекло. Алекс улыбнулся.

– Вперед смотри, а не потешайся над старшими, – пробубнил с закрытыми глазами дед, продолжая клевать носом.

– Можешь пересесть назад, там удобнее.

– Мне и здесь неплохо.

Алекс мысленно пожал плечами.

Он подобрал Рональда на полпути из Мэриборо. Старый лис сидел на оградке у обочины, прижимая к груди громоздкий рыжий саквояж. Они даже не успели толком поговорить: Рон, словно ребенка, устроил саквояж на заднем сиденье, затем угнездился сам и мгновенно заснул. Алекс понятия не имел, что за дела приключились у великого Тэйси в пригороде в разгар рабочей недели, когда полсотни белых воротничков во главе с Джулией в отчаянье мечутся по офису без указующей длани «папы». Впрочем, непонятно было и то, как Рональд оказался в глуши без шофера – или хотя бы без собственного драндулета. Сам факт, что они столкнулись черт знает где, удивления не вызывал: это же Тэйси.

Старик заворчал сквозь сон, затем принялся шарить по карманам пиджака, но вскоре затих. «Дворники» с легким скрипом массировали лобовое стекло; что-то тихонько дребезжало в багажнике. Алекс посмотрел в зеркало заднего вида. На дороге было пусто. Справа пронеслась подсвеченная гирляндой крыша, на которой сидел... Райн вздрогнул, снова метнулся взглядом к зеркалу. Пусто. Однако он краем глаза успел ухватить движение – казалось, по пятам за ними что-то движется, едва различимое в темноте.

Ну вот, началось. Алекс нащупал в бардачке блистер с таблетками и выдавил одну на ладонь. Джулия все-таки права: к тридцати годам пора обзаводиться детьми и психоаналитиком.

Насоветованное знакомым мозговедом лекарство едва притупляло вибрирующий в затылке гвоздь. Если так пойдет дальше, придется брать выше и топать прямиком к психиатру, минуя ритуальную фазу с семьей и детьми.

Лоснящийся под фонарями асфальт вспыхивал причудливыми формами. Алекс разжевал горькую таблетку и лишь затем понял, что запить ее нечем. Горечь засвербела в горле, не желая двигаться дальше. Он поискал глазами несуществующую бутылку с водой, снова посмотрел в зеркало. Где-то в недрах Рональдова пиджака заурчал телефон.

Старик рывком вытащил из кармана неуклюжий мобильный гробик и, не глядя, сунул Алексу. Тот поморщился, скосился на телефон. Деваться было некуда:

– Райн.

– Так и знала, что вы смылись вдвоем! – голос Джулии прозвучал одновременно раздраженно и обрадовано. – Рональд рядом?

– Делает вид, что спит.

– Понятно. Мы закончили презентацию, ждем его отмашки.

– Домой не пора?

– А, – Джулия тоскливо засопела. – Всё равно не успею поспать, завтра в семь тридцать встреча. Напомни Рональду про нас. Может, успеете заскочить в офис.

– Мы будем в городе не раньше полуночи.

– И куда вас понесло накануне сдачи...

Алексу было проще промолчать, чем объяснить.

– Ладно, – неуверенно продолжила она, – позвони мне, когда... когда сможешь.

Они попрощались, и Алекс вернул телефон Тэйси.

– Ты становишься всё унылее с каждым километром. Может, я поведу? – предложил старик.

Алекс минуту раздумывал над его словами, затем отрицательно покачал головой. Рональд открыл глаза и уставился в темноту: – Слева будет кофейня, притормози.

Выплывшая сбоку стеклянная конструкция светилась по всему периметру желтыми фонариками и громоздкой вывеской над входом. «Одуванчики». Алекс невольно улыбнулся. Внутри, несмотря на поздний час, толпились люди.

– Тебе не помешает кофе, а мне – земляничный маффин. – Тэйси радостно поскреб ручку дверцы. – Вон, смотри – свободное место!

Райн припарковался.

Не дожидаясь, пока он заглушит мотор, старик перебрался на заднее сиденье. Послышалось шуршание, затем довольный смешок. Предчувствуя беду, Райн обернулся: на него в упор смотрела крохотная, напоминавшая ни то медвежью, ни то крысиную голова, венчавшая серую тушку – хорек замер, словно вместо человека перед ним оказался бультерьер.

– Ну что, пацан? Пить хочешь? – Рональд погладил зверька. – Помнишь Алекса?

– Это всё тот же?

– За кого ты меня принимаешь? – возмущенно заворчал Тэйси.

– И что он на сей раз учудил?

– Приболел. У меня поблизости друг-ветеринар, вот навещали.

Хорек показательно чихнул и шмыгнул Рональду в рукав.

– Он тебя помнит.

– Ну да, конечно. Хотя я его точно не забуду. – Алекс поежился, вспоминая, как год назад носился по козырьку крыши на высоте ста двадцати метров, пытаясь поймать это переливающееся, словно ртуть, животное, – как раз напротив офиса. Кто-то из коллег успел вызвать парамедиков. Чтобы не скомпрометировать и без того «странное начальство», Райн взял ответственность за хорька на себя, и только чудом к нему не приклеилась репутация лунатика-самоубийцы.

– Мы, кстати, оба тебе очень благодарны, – улыбаясь от уха до уха, напомнил Тэйси.

– Лучше постарайся, чтобы он снова не сбежал.

Хорек высунулся из-под отворота Рональдова пиджака, отчаянно вертя головой.

– Что, парень, слышал? Полезай-ка. – Дед вытащил сопротивляющегося зверя из-за пазухи и усадил обратно в саквояж.

– Ты уверен, что мы найдем его на прежнем месте, когда вернемся?

– О, не сомневайся! Не суди по прошлому свиданию. Он тогда малость... перенервничал. Не стоило приносить его в офис, столько людей, шум.

– «Свиданию»? – Алекс закашлялся. Горечь от недавней таблетки стала невыносимой. – «Малость перенервничал»? Да он носился, как шибанутая торпеда. До сих пор не понимаю, как удалось отловить его и не убиться.

– Ты не боишься высоты, и координация у тебя отличная – стал бы я рисковать в противном случае.

– Не сомневаюсь.

Старик грустно вздохнул и пристроил на сиденье мисочку с водой.

Оставив хорька сторожить машину, они направились к кофейне. Дождь почти прекратился. Алекс запрокинул лицо, ловя редкие капли. Рональд накинул на голову пиджак и затрусил вперед.

Запах мокрой земли требовал вернуться за руль и гнать до рассвета, пока мир вновь не развернется ясной картинкой с вразумительно очерченными улицами и людьми. Желательно теми, которых Алекс знает. Но кофейня «Одуванчики» уже в двух шагах: вот она зевает стеклянным ртом, выпуская пару силуэтов; кто-то засмеялся, в мусорный бак глухо ударил невидимый гостинец. Смятая пачка сигарет или бумажный пакет. Люди повернули за угол, размахивая руками и отбрасывая тени, цеплявшиеся за разметку на парковке. Райн споткнулся – звенящая точка в затылке увеличилась в диаметре и метнулась к правому глазу. На секунду всё померкло. Затем кофейня вернулась из небытия и повисла, готовая разомкнуть челюсти. Алекс с трудом удержался на ногах.

Рональд обернулся. Против света Райн не видел его лица:

– Извини, хочется подышать свежим воздухом.

– Знаешь, Алекс, потом поведу я. И нам пора поговорить.

Тот в ответ скривился, но спорить не стал. Тэйси подцепил его за локоть и подтолкнул к входу в кофейню.

Внутри пахло сдобой и старыми книгами. Тихо шумели посетители, тихо играла музыка, половина столиков была занята – словно они оказались в центре города, а не посреди забегаловки «Одуванчики» на полуночном шоссе. Кое-как пристроившись у полукруглой стойки, Алекс предоставил Тэйси делать заказ и флиртовать с официанткой.

Минутой позже он понял, откуда взялся этот пыльный, бумажный запах. Позади сидела разновозрастная компания, составляющая три четверти посетителей кофейни – они то и дело переговаривались, восклицали, менялись местами за столиками. Вокруг громоздились чашки и альбомы с фотографиями. Алекс облегчено вздохнул. Похоже, их с Рональдом занесло на затянувшуюся семейную встречу. По крайней мере, в этом объяснении имелся смысл, а как раз смысла и объяснений ему очень не хватало в последнее время.

Он постарался собраться с мыслями. Нужно придумать достоверную историю для Тэйси. Врать старику бесполезно, сразу поймет; отвлечь внимание, но на что? На что угодно, лишь бы выиграть несколько дней, прежде чем Рон додумается упечь его в дурку. Хотя, может статься, это будет наилучшим вариантом.

Тэйси явно не собирался засиживаться в кофейне. Официантка проворно упаковала их заказ, не переставая коситься на Алекса. Еще пару недель назад он не удивился бы; сегодня лишь сделал пометку в уме – не пить антидепрессанты «на глазок». Или не превращаться в помешанного.

Именно это злило его больше всего. Он с поразительной четкостью осознавал всё, что с ним происходило, и не питал иллюзий насчет того, в чьей голове завелась белая мышь. Но прочитав с десяток книг по психологии и психиатрии, он так и не нашел, куда бы ему приткнуться среди нестройной шеренги циклотимиков и шизофреников. Паскудная белая мышь без конца исполняла победный танец у кромки сознания и задергивала шторку...

Мысли разбредались, яркий свет и люди мешали сосредоточиться на себе. Алекс заметил, что Тэйси успел расплатиться, и поспешно вылез из-за стойки. Спиной к нему, едва ли не приплясывая, двигалась девочка-подросток. Еще шаг – и она налетит на угол неровно сложенной стопки альбомов. Скрипнул столик, с хлопающим шелестом десятки фотографий разлетелись по кафельному полу. Девочка охнула, бросилась собирать карточки. Мгновенье спустя Алекс обнаружил, что усердно помогает ей, несмотря на раскатывающуюся по черепу боль.

Некоторые фотографии были настолько старые, что больше походили на выцветшие рисунки, выведенные на плотной бумаге. Он аккуратно складывал их одну на другую, пока не получилась толстая пачка. Последней легла подпаленная карточка с двумя летчиками – за их головами виднелся накрененный английский биплан. Подпись в углу добавляла, что шел декабрь тысяча девятьсот четырнадцатого года. Да чего жизнерадостные улыбки у ребят. У одного глаза такие светлые, что даже с вытравленной временем картонки он смотрит, словно слепой. У второго было лицо Алекса Райна.

Алекс не знал, как долго просидел на полу, таращась на пожелтевшую фотокарточку. Кто-то осторожно потрогал его за плечо, и он вскинулся, заставив отпрянуть сидевшую рядом девочку. Удивительно, что она не бросилась прочь в слезах. Меньше всего он хотел пугать ее, но ему нужно было задать вопрос. Могло ли мироздание посмеяться над ним в столь чудной манере, сведя в случайной забегаловке с еще одной порцией родни?

Девочка встревожено заглянула ему в лицо: – Вам нехорошо?

Да, ему было нехорошо. Алекс снова посмотрел на фотографию.

«Даже хуже, чем я думал».

На карточке улыбались двое пожилых летчиков. Ни у одного из них не было светлых глаз. Ни один не походил на Райна.

Алекс вернул девочке фотографии и молча вышел из кофейни.

Рональд догнал его возле машины. Дождался, пока он разблокирует замки, затем выхватил ключи и уставился в упор, словно сова. Райн не собирался спорить. Хлынул дождь. Вибрирующая спица в затылке начала медленно истончаться, но он по-прежнему чувствовал себя, будто после обморока. Рональд забрался в салон проверить хорька. Путных мыслей не было. Алекс покорно уселся на пассажирское кресло и пристегнул ремень.

Через минуту Тэйси устроился рядом, сунул ему в руки горячий картонный стаканчик с кофе и завел мотор. – Рассказывай.

Это чудовищное слово преследовало его всю жизнь.

Рука невольно потянулась к бардачку, но он вовремя остановил движение. Алекс не мог понять, зачем сопротивляется желанию довериться другу, последние десять лет заменявшему ему отца. Даже сейчас, когда разум подсунул не смутную тень на грани видимости, а однозначную галлюцинацию. Возможно, настоящая неприятность таилась вовсе не в том, что ему мерещились преследователи и странные фотографии, а в полном отсутствии страха перед ними.

Что он чувствовал? Нетерпение? Если бы не так сильно болела голова.

– Ты же меня знаешь лучше, чем я сам, – устало пробормотал Райн, делая глоток из стаканчика, в котором вместо кофе оказался зеленый чай.

– Если я хорошо тебя знаю, то ты не станешь вешать старику лапшу на уши. Однако именно этим ты и хочешь заняться. Ну, не глупи. – Рональд прибавил скорость. – Ты только что изображал зомби перед милой девчушкой, самое время задуматься о карме.

Райн едва не поперхнулся.

– Одним словом, не ври мне, ладно? Можешь не договаривать, но не ври.

Алекс кивнул.

– Славно. Так чего ты мечешься?

Не врать.

– Устал. – Алекс тянул время. – Зверски. Сплю по два часа в день... Если повезет. Работа, Брисбен – надоели до чертиков. Всё складно, но ничего не хочется.

– Хм.

– Не волнуйся, аналитика я уже навещал.

– Вот теперь и впрямь пора волноваться!

Райн проигнорировал сарказм: – Похоже, ты был прав еще десять лет назад. Я просто не знаю, куда себя деть.

– Вот как. Десять лет – вариант не на «отлично», но неплохо, неплохо... Перейдем к недоговоркам?

«Не врать».

Алекс пошарил в кармане джинсов и вытащил наружу длинный, измятый конверт. Повернул его так, чтобы в свете фонарей Тэйси сумел различить красивый почерк отправителя и марки.

– Пришло пару дней назад. У меня, оказывается, есть родня в Англии.

– Не удивлен. Твоя мама с Корнуолла, если не ошибаюсь. Зачитаешь?

– Давай лучше сам. Может, заметишь что-то интересное.

– А что интересного заметил ты?

– Женщина, написавшая письмо... подожди минуту. – Алекс вытряхнул содержимое конверта на колено и по салону ударной волной разошелся цветочный аромат.

– Фиалка? – Рон потянул носом. – Как старомодно.

– Даме вот-вот стукнет сотня. Не шучу.

– Да я гожусь ей в сыновья! С натягом.

– Она вырастила мою мать. Которая приходилась ей... – Райн нетерпеливо заглянул в письмо, – внучатой племянницей. Еще у меня есть брат и две сестры, тоже седьмая вода на киселе. Новоиспеченная тетушка... Каталина Реджина Рейнфилд Чесбери туманно намекнула, что не слишком по-доброму рассталась с моими родителями, но при этом не сомневается, что я о ней знаю. Пригласила на свой юбилей. – Алекс раздраженно сложил письмо. – Никогда даже имени не слышал.

– Поэтому ты сегодня ездил к отцу?

– Да.

– Телефон, кстати, уже изобрели.

– Хотелось развеяться.

– Развеялся?

Алекс уныло посмотрел в окно.

*                      *                      *

Штат Квинсленд, Мэриборо

(пять часов назад)

Тихо задребезжало стекло.

Джеральд Райн плеснул виски в стакан и сжал его, опасаясь выронить. Затем медленно поднес к губам и одним махом влил содержимое в горло – глаза посветлели, словно лампочки, ненадолго подключенные в сеть. Джеральд недовольно покосился на прикрытую дверь. К счастью, сиделка ничего не слышала. Он всё чаще жалел, что дожил до этой приторной опеки; впрочем, он сожалел о многом. Ему до смерти надоело прятаться по углам, лишь бы не заметил нежный цербер в белом передничке, не оставивший в доме жидкостей крепче сердечных капель. Тем более, проклятое сердце всё равно ныло так, что уж лучше бы его не было вовсе.

Какое-то время Джеральд покачивался на месте, борясь с желанием обогатить организм еще одним стаканчиком виски. Затем ему померещились шаги – и неудивительно, сиделка то и дело сновала по коридору, – однако эти показались незнакомыми. Через несколько секунд звук замер за белой крашеной дверью, и он невольно подался вперед. За мгновенье до того, как дверь распахнулась, Джеральд догадался, кто окажется на пороге.

– Алекс?! – Он в замешательстве застыл со стаканом в руке; терпкий запах, всё еще горчивший в воздухе, словно внезапно ударил в нос. – Я не ждал тебя... раньше выходных.

Это было очевидно. Взгляд сына по обыкновению остался спокойным.

Алекс не сомневался, что пожалеет о поездке. Нужно было позвонить. В последнее время он виделся с отцом урывками, и с каждым разом тот встречал его всё более отстраненно. Возможно, стыдился себя. Или злился за то, что Алекс приставил к нему медсестру и платил по его счетам.

Старший Райн отступил в глубь комнаты. Алекс устало прислонился к дверному косяку.

– Нужно поговорить. Не хотелось ждать выходных, и я не думал, что потребуется... предупреждение. Извини.

Джеральд что-то торопливо прошамкал себе под нос. Неловко сунул стакан в шкафчик для лекарств. – Ну что ж, садись. Хочешь чего-нибудь?

– Кое-что прояснить.

Отец настороженно повел подбородком.

– Если знаю, о чём речь, то помогу. А о чём мы, собственно?

Алекс развернул стул спинкой вперед и уселся на него, впившись пальцами в теплое дерево. – О Каталине Чесбери.

Последовала тишина.

Затем Джеральд побледнел, мгновеньем позже побагровел, на его шее и висках выступила испарина. Алекс испугался, что отца снова хватит инфаркт, но тот махнул рукой и самостоятельно рухнул в кресло. Вяло закрыл ладонями лицо, сквозь стиснутые пальцы донесся невнятный шепот. Алекс не разобрал ни слова.

Через четверть часа Джеральд отнял руки от лица, и Алекс увидел, что оно мокро от слез. Тот не плакал с похорон матери. Вид у него был измученный и злой.

– Сын, я сделал всё... Я лишь хотел... Как это случилось?

– Она мне написала.

Джеральд всхлипнул и яростно затряс головой.

– Что произошло? Что вообще происходит? – удивленно пробормотал Алекс.

– Мы скрыли от тебя... Намеренно, но мы лишь хотели обезопаситься, обезопасить тебя! Чтобы ты не думал их искать. Мы так решили. Я и твоя мать.

– Но зачем?

Джеральд снова затрясся, слова застревали у него в горле.

– Я уже знаю о Каталине Чесбери. И я достаточно взрослый, чтобы обезопасить себя сам. Но хотелось бы знать, от чего.

– Нам бы никто не поверил... Никто! Даже словам Элейн... Никто бы не стал нас слушать. Что значит наше слово против ее слова?!

– Я готов тебя слушать.

– Каталина Чесбери... была опекуншей твоей матери.

– Знаю.

Джеральд сбился и умолк, то ли не мог собраться с мыслями, то ли просто тянул время. Алекс поборол подступившую под горло волну жалости и вновь настойчиво позвал его. Тот вздрогнул, скривился.

– Она была очень... влиятельной. Такой, наверное, и осталась. Она всё еще жива! Она всех нас переживет.

– Вы поссорились?

– Поссорились? Нет. Я с ней даже не встречался. Грешным делом надеялся, что она вообще обо мне не узнает. Что ей от тебя нужно?

– Пока ничего.

Отец повесил голову и принялся тихонько бормотать себе под нос. Поняв, что ничего от него не добьется, Алекс встал, чтобы позвать медсестру, но Джеральд поспешно остановил его.

– Нет... Сын, не приближайся к ней. Пожалуйста.

Алекс молчал.

Джеральд вновь заволновался, судорожно привстал в кресле, пытаясь опереться о край стола. Алекс невольно подхватил его, чувствуя, как жесткие холодные пальцы впиваются в предплечье.

– Сынок... Мне так жаль... Так жаль, что я говорю тебе... Я все эти годы знал, но это была наша тайна. Наша. Эта женщина – убийца. И мы тоже виноваты, мы обо всём знали и скрыли это. Прости нас...

*                      *                      *

23:57

– Вот это я понимаю – скелет в шкафу.

– Два скелета, если уж на то пошло. – Алекс откинулся на спинку кресла, впервые перестав следить за дорогой. Уже какое-то время за ними никто не гнался.

– Похоже, ты отцу тоже не особо веришь.

– Я верю, что он что-то видел, но вот насчет выводов...

– И что думаешь делать?

– Хочу составить собственное мнение о Каталине Чесбери.

– Какие у вас все здравомыслящие в семье!

Алекс закрыл глаза, прикинувшись сонным хорьком в надежде переждать бурю.

– Сперва ты рассказываешь, что у тебя ум за разум заходит из-за недосыпа и депрессии, а теперь собираешься в гости к потенциальной убийце! Ее присутствие, безусловно, поможет тебе спать по ночам. Мертвецки крепким сном.

– Брось, Рон. Ты только что сам не верил...

– Есть разница между «маловероятно» и «невозможно»?

– Давно надо было тебя позвать – не было бы проблем с бессонницей.

– Алекс! – Старик хлопнул ладонью по рулю, едва не отправив их в кювет. Райн даже не заметил.

– Тетушка Каталина зовет отметить семейный праздник, она жаждет примирения, – пробормотал он. – Если не приму приглашение, следующего уже не будет. Либо я еду сейчас, либо не еду вовсе.

– Сперва разберись с собственными проблемами, а потом играй в детектива.

– Мне нужно сменить обстановку, чем не повод. И немного адреналина не помешает.

– Одному тебе ехать нельзя.

– И кого предлагаешь взять? Я не хочу посвящать в подробности случайных знакомых. Тебе почти восемьдесят, да и хорек маловат – не уверен, кто кого будет охранять.

– Ну, поязви еще, – огрызнулся Тэйси.

– Надеюсь, Джулию ты в расчет не берешь?

– Она знает, куда ты намылился?

– Знает. Письмо пришло при ней. Об убийстве я ей рассказывать не буду. Надеюсь, ты тоже. Паранойи в ней больше, чем во всех присутствующих, не говоря уж о любопытстве.

– И не говоря уж о том, что она является частью всего того, что тебе «до чертиков надоело»?

Алекс выпрямился в кресле и впервые посмотрел Рональду в глаза: – К вам с Джулией это не относится.

Тэйси пожал плечами.

– Ради твоего спокойствия завтра еще раз проконсультируюсь с врачом насчет бессонницы. Поездка не займет больше десяти дней. Если станет хуже, уеду. Или позвоню тебе.

– И когда ты летишь?

– Послезавтра.

*                      *                      *

Брисбен

12  октября, 10:30

До прихода Джулии оставалось полчаса. Алекс отхлебнул кофе и тихо ойкнул, забыв, что тот только что сварен. Боль с языка плавно перетекла в горло. На столике лежал авиабилет – рядом с английским письмом, продолжавшим отравлять воздух старомодной фиалкой.

Уже второй час Алекс, скрючившись, сидел на диване и силился перебороть усталость. Мысли вяло царапались в голове, и иногда ему казалось, что он знает, как нужно поступить. Но через мгновенье уверенность уходила, и он снова бездумно таращился в черное окошко кофейной гущи – или на конверт.

Снять трубку, набрать номер, признаться Рональду, насколько плохи дела. Может быть, сразу позвонить в клинику. Рука не слушается. Будто тело действует само по себе. Стоило бы испугаться... Нет, даже страх липовый. Так оно работает? Мысли рассыпаются. Тяжело думать о чём-либо, кроме поездки. Кроме билета на столе и убийства.

По-прежнему никакого страха.

Алекс не знал, как следует дознаваться до преступления, со дня которого прошло тридцать пять лет. Впрочем, он бы и до свежего преступления предпочел не докапываться, но поезд ушел, оставив его с двумя гипотетическими трупами на руках. Для начала стоило выяснить, жили ли они вообще – вне одурманенного воображения Джеральда Райна. Да, успокаивай себя. Сегодня должно быть проще.

Ночью удалось поспать несколько часов. Затем раздался телефонный звонок, и Алекса подбросило, словно в подреберье воткнули оголенный провод. Звонил старый школьный друг, онколог, неделей раньше согласившийся обследовать больную голову Райна. Положив трубку, Алекс впервые за долгое время испытал некое подобие радости: «Опухоли нет. Отоспись, поезжай в отпуск, покажись невропатологу». Совет насчет невропатолога шел под номером один, но маячивший на столе конверт посчитал, что это не суть важно.

Опухоли нет. Славно. Однако чувство было слишком трепетным, чтобы задержаться надолго.

«Значит, психоз».

Когда Алексу было восемь, с ним приключилась неприятная история: почти неделю его болтало в слоеном пироге из раздувшихся звуков и картинок размером с чью-то жизнь. Он бредил и сильно рисковал угодить в специальное медучреждение, если бы всё не закончилось так же внезапно, как и началось. Лечивший его доктор смилостивился над родителями и вписал в графу диагноз «Отравление неизвестными веществами». Что произошло на самом деле, никто так и не узнал. Однако Алекс хорошо запомнил долгое послевкусие, эту тихую, тревожную щекотку в затылке. То же чувство преследовало его весь последний месяц. Только теперь оно стало сильнее.

Он бы предпочел не сознавать, что сходит с ума.

Почему сейчас, уныло подумал Райн? Галлюцинации, тени на дороге. Обычно ему едва хватало фантазии на то, чтобы не умереть со скуки в свободные от работы часы.

Еще и убийство.

Дурная наследственность? Спросить у матери, что произошло, не получится, а отец... Болезнь, утраты и алкоголь сделали свое дело. Одни прорехи.

Зря он радовался, что опухоли нет. Возможно, пережить операцию было бы проще, чем избавиться от засевшей в мыслях занозы. Ему казалось, что он всё еще где-то спит. Он вспомнил глаза матери, тревожные, словно смотрящие внутрь себя. Как она снова и снова смахивает несуществующую пыль со стола и едва заметно вздрагивает. Никогда не зовет его по имени. Пожалуй, это самое странное: зачем они дали ему имя убитого человека? Как они оба боялись машин, случайных звуков на улице. Когда Алекс заболел ветрянкой, отец нес его в больницу через несколько кварталов на руках, отказавшись от такси...

Сумасшествие? Можно подозревать любого из них.

Кофе остывал. Алекс закрыл глаза.

«Обвинить Каталину – вот что нужно было сделать! Может, у нас был шанс доказать ее вину. Но я испугался, и мы сбежали. Знал бы я, что буду помнить их лица столько лет, слышать проклятый скрежет и это... жужжание».

Алекс мысленно похлопал себя по плечу. «Я достойный сын своих родителей – хоть в этом никаких сомнений».

«Выспаться, поехать в отпуск», напомнил белый конверт на столе. Алекс придавил его кофейной чашкой.

Бессонные ночи терлись о виски плюшевыми головами, но сон по-прежнему не шел. Подперев ладонями подбородок, Алекс сощурился, глядя сквозь стену. Опять подступили секунды бешеного дыхания, тревога, размытые всполохи темного плаща, по которому скользят оранжевые искры... Бегущий силуэт. Алекс зажмурился. Попытался сменить позу, и съехал прямо на ковер. Вытянулся. Ноющий затылок уперся в твердое дерево софы.

Щелкнул замок на входной двери. Райн вздрогнул – не заметил, как задремал. Пришла Джулия, он услышал шелест ее платья. Она осторожно обошла комнату и присела рядом. Теплая ладонь скользнула по его щеке: – Привет.

Он ответил улыбкой.

– Поссорился с отцом?

Ему стало неловко за тревогу в ее голосе.

– Нет, просто устал. Немного... Очень сильно. – Он поднял руку и притянул ее к себе. Джулия уютно свернулась у него под боком и ненадолго затихла.

– Не хочешь говорить?

– Хочу.

Алекс порадовался, что не придется сочинять. – Как мы и думали, эксцентричная история взросления, но в целом... ничего особенного. Первая любовь, побег из дома – мама даже записки не оставила. Можешь представить, как к этому отнеслась опекунша.

– И что, полиция их не искала?

– Они оба были совершеннолетними. А может, тетушка Каталина решила преподать маме урок самостоятельной жизни. Кто знает.

Джулия неуверенно кивнула. Робко потянула Алекса за воротник рубашки:

– Так ты... поедешь к ним?

– Уговори меня остаться, – внезапно попросил он.

Джулия приподнялась, растерянно оглянулась, словно ее кто-то окликнул. Покачала головой:

– Не могу. Хочу, но не могу.

– Почему?

– Потому что они... твоя семья. Это не мне решать.

Она прижалась к нему, как замерзшая кошка. Он погладил ее по волосам.

– Тогда мне пора.

Конверт на столе излучал умиротворение, несмотря на расплывшийся поверх изящного почерка кофейный ободок.

Глава вторая

Великобритания, графство Сомерсет,

к востоку от Майнхеда, Астоун

19 октября, 23:42

(день пятый)

За окнами бурлила темнота.

Рассекая залив, с Атлантики надвигался шторм. Дождь и ветер безумствовали на пару – два вороных жеребца, мчащиеся по низкому небу.

Из-под копыт летят искры, осыпаются косяками белых молний. Падают на землю, звеня в холодных каплях. Падают на стены замка, на его черные башни. Падают впрок. Замок, старый и кряжистый, до боли истерт стихиями. Сотни небесных копыт сбили о него подковы. Стены – темнее бури, сильнее шторма. Бегите, бешеные лошади, берегите ноги.

Грозовые тени мечутся мокрыми гривами. Алекс сидит один.

Теплое кресло и свет от камина. Витражное окно, порскающее разноцветными всполохами. Молнии падают в комнату решеткой из красных бликов. И океан: вздыбив соленую шерсть, гудит, не в силах нестись по небу. Ветер и дождь – там, наверху, а он один, тяжелый и скованный земным притяжением. Алекс тонет в забытьи. Ему холодно – так холодно, что хочется сунуть руки в камин. Ледяное тело камнем идет ко дну.

Скоро он уедет из Астоуна. Он хочет вернуться под знакомое солнце. Хочет увидеть Джулию, бегущую к нему по нагретым плитам в парке. Ее желтое платье пульсирует и светится, как огонь. Она кажется ему еще меньше и тоньше, чем раньше; он пытается поймать ее за руку, но призрак рассыпается... Замок отечески треплет его сквозняками и шепчет о своем. Старая женщина с зелеными глазами скользит по его коридорам светлой тенью, но Алекс не видит ее. Не в силах уйти, не в силах остаться.

*                      *                      *

1960 год.

Шло двадцать первое лето ее жизни.

Никто не радовался и не грустил в Астоуне по-настоящему. Люди двигались, словно фигурки на часах в библиотеке тетушки Каталины – строго по расписанию, под изящный перестук фарфоровых ножек. Вечером в десять, с последним ударом всё тех же часов, каждая дверь в доме захлопывалась, пряча слуг и хозяев по каменным шкатулкам. Они думали, что теперь в безопасности. Но Элейн не была настолько наивна.

Замок был изъеден тайными ходами, как червивое яблоко, и это единственное, что ей было по душе в старом доме. Она сбилась со счета, сколько ночей провела вне его стен, в беседке в глубине парка: под видимой частью скрывалась комнатушка, в которой можно было перетерпеть и ливень, и зимнюю непогоду. Никто не знал об ее убежище, даже сама Каталина. Возле беседки зарастало ряской озеро, чуть в стороне, оставив немного света кустарникам, громоздились дубы. Когда-то давно вдоль берега высаживали розы, и покосившиеся шпалеры до сих пор торчали в разные стороны. Придирчивое око тетушки игнорировало запустение, словно этот уголок парка скрывала непроницаемая шляпа. Но если в мире Элейн и могло быть счастливое место, оно было здесь – тут даже замок милостиво не обращал на нее внимания.

Однако чем старше она становилась, тем тяжелее делался взгляд Каталины. Тем длиннее казались лестницы в Астоуне и медленнее двигались слуги.

С пятнадцати лет она начала сбегать в город – подкармливать бродячих собак и их хозяев. Даже без лишних предупреждений те прилежно хранили ее благородство в тайне. Но Элейн знала, что однажды ее поймают и, скорее всего, запрут в башне до скончания веков. Тогда она наверняка выбросится из окна, разобьется о камни (если выберет правильное окно) и превратится в русалку. И наконец-то уплывет на край света, подальше от Астоуна.

А пока ей приходилось довольствоваться короткими вылазками, чувствуя, как каждый раз за спиной разматывается шелковый поводок.

...Месяц назад в общественном парке Элейн натолкнулась на человека в смешной кепке – он дремал на скамье, подложив под голову чемодан. Кепка чудом держалась на встопорщенной шевелюре. Он был скромно одет, и поначалу Элейн приняла его за бродягу. Тот долго распалялся, доказывая обратное, однако от бутербродов и горячего кофе отказываться не стал. С тех пор в ее беседке появился новый жилец. О чём думала Элейн, приглашая заезжего студента на постой, она сама не знала. По-крайней мере, на первых порах.

Джеральд был из другого мира. Его приходилось постоянно одергивать, чтобы говорил потише и не размахивал руками, рассказывая о том, что творится за пределами Астоуна. Они боялись появляться в городе, а потому часами гуляли по парку на границе владений леди Каталины. В тот месяц они почти убедили себя, что смогут вечно прятаться в секретной клетушке под землей.

...Иногда Джеральда пугало происходящее. Череда случайностей, завлекшая его в чужую страну, потом в маленький город, в парк, облюбованный воронами, на скамейку в конце дубовой аллеи, на что-то намекала, вложив в его руку эту белую девичью ладонь. Но хоть убей, он мог думать лишь об одной причине. Каждую ночь, что они проводили вместе, целомудренно разделив спальные мешки импровизированным столиком, он твердил себе, что ничего этого не должно быть. Два астероида, пролетевшие полгалактики и столкнувшиеся над их головами, казались более вероятным событием, чем два спальных мешка на расстоянии вытянутой руки, из которых они смотрели друг на друга, словно испуганные котята. Она просила его рассказать что-нибудь, и он трещал без умолка, пока она не засыпала, продолжая улыбаться. Днем говорила Элейн – стращала его байками о семействе Чесбери и Астоуне. А порой они оба умолкали и брели по подлеску, взявшись за руки, будто два призрака.

...В тот день тропинка вывела их к шоссе. Это был единственный проторенный путь из замка в город, поэтому они остановились, раздумывая, не пора ли повернуть обратно. Дорога была пуста; на их счастье, в это время здесь мало кто ездил. Солнце пронизывало неподвижную листву до самой земли. Воздух был прозрачным и теплым, они стояли, словно зачарованные. Потом что-то кольнуло Элейн. Смутное предчувствие – кто-то шепнул в самое сердце: «Беги». Невдалеке послышался шум, и она испуганно потянула Джеральда прочь.

Они спрятались за деревьями, чтобы не попасться на глаза водителю. Белый «форд», искря боками, плавно выкатился из-за поворота. «Александр Гор, – шепнула Элейн, – возвращается от тети Каталины».

Кто-то приближался с другой стороны.

Деревья, за которыми они укрылись, были слишком редкими, и им пришлось поспешно втиснуться в узкий овражек, едва прикрытый боярышником и метелками чертополоха. Как назло «форд» Гора замедлил движение и вскоре остановился почти напротив их убежища. Джеральд заметил два профиля – с Гором была женщина. Когда показалась встречная машина, стало ясно, почему тот решил притормозить.

Подъезжавший автомобиль безудержно мотало по шоссе. Казалось, у водителя случился сердечный приступ или начисто отказало рулевое управление, заодно с тормозами. В какой-то момент машину занесло, затем развернуло боком и еще с десяток метров с визгом волокло по асфальту. Наконец, она остановилась, застыв на дымящихся покрышках.

Ни Джеральд, ни Элейн не успели понять, по какому наитию Гор вдруг выжал сцепление и стремительно подал назад. Однако сбежать он не успел.

Из перекрывшей дорогу машины высунулся мужчина и открыл огонь. Гулко лопнуло лобовое стекло, закричала женщина. Алая разметка хлестнула по змеистой трещине – и всё смолкло. Убийца подождал, затем выбрался на дорогу и медленно пошел вперед, принюхиваясь коротко обрезанным оружейным стволом. Когда до покореженного «форда» оставалось несколько шагов, распахнулась водительская дверца, и Гор выбросился наружу. Он сшиб бандита с ног; у того была лишь секунда, чтобы увидеть пепельное в красных потеках лицо – а затем его шея хрустнула, и он мешком свалился на асфальт. Гор подхватил автомат и, не целясь, выпустил всё, что оставалось в магазине, в закрытые окна «мерседеса». Послышался звон стекла. Когда закончились патроны, он отбросил обрез и медленно обернулся. Оперся руками о капот, всматриваясь в силуэт за испачканным стеклом.

Джеральд затрясся от новых выстрелов.

Черные пчелы радостно жужжали. Жалобно, ударяясь о металл, жадно – о человеческое тело. Удар – вспышка красного.

Гор упал.

Какое-то время со стороны второй машины еще доносились шорохи и стоны, но вскоре всё затихло. Ветер потянул за рукав, дунул в ухо. Тихо. Минута. Десять минут. Кто-то заскулил рядом, Джеральд понял, что это Элейн. Пустая дорога в пустое небо, в котором ни единого облачка – оно навалилось на них голубыми ладонями...

Следом синяя тень на шоссе. Джеральд зажал Элейн рот и вдавил ее в траву.

Машина подкатила со стороны замка, плавно остановилась. Стройная женщина в пестром шелковом платье выскользнула на дорогу, заозиралась по сторонам. Джеральд увидел ее юное лицо, лишившееся всяческого выражения. Она подбежала к Гору и опустилась на колени; через мгновенье тихо выругалась. Бросилась к «мерседесу» – но видно и там было некого спасать.

Девушка вернулась обратно, обошла «форд» и открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья. Прямо к ее ногам свесилось тело попутчицы Гора. Та была еще жива: белые пальцы болезненно сжались, ударившись об асфальт. Джеральд захотел подняться, но не успел: последняя пчела ужалила раненую в висок.

Незнакомка зашагала прочь, перепрыгивая через трупы. Не оглядываясь, нырнула в свой автомобиль и сорвалась с места.

...Прошел час, небо успело пропитаться темным. Закат расползся, прилипая к набежавшим облакам мокрой тканью. Наконец Джеральд встал, крепко обнял Элейн.

– Идем.

Его голос был спокойным. Девушка подчинилась, словно перешибленная марионетка. Ей трудно было держать равновесие, казалось, она едва его слышала.

Они не помнили, как добрались до беседки. Он всю дорогу говорил с Элейн. Просил дать ему время. Что-то обдумать и что-то решить. Ей, как назло, необходимо было вернуться в Астоун – это была единственная мысль, оставшаяся в ее голове. Джеральд не хотел отпускать ее, не хотел оставаться один. Всю ночь он тонул, фиалковая дорога вздымалась под ним волной. Затем он выполз на берег и пожалел, что это случилось: прибежала Элейн и сказала, что знает убийцу.

Утром в замок Чесбери нагрянула полиция. Они опрашивали свидетелей – всех, кто видел Гора и его жену перед смертью. Каталина стоически выдержала все вопросы, потом ушла к себе в башню и заперлась. А несколько часов спустя к ней пожаловала посетительница. Леди Чесбери приняла ее в библиотеке; даже сквозь толстые двери Элейн слышала удар разлетевшейся вдребезги чернильницы. И она хорошо разглядела гостью – девушку в пестром платье, застрелившую жену Гора. Та исчезла спустя пятнадцать минут с изящным саквояжем наперевес.

– Джерри... Если ты оставишь меня здесь, я сойду с ума! Или она убьет меня! – кричала Элейн, нисколько не заботясь о том, что ее могут услышать даже в парковых дебрях.

Конечно, он не собирался ее бросать. Он велел ей вернуться в замок, собрать вещи, а затем смирно и тихо дожидаться вечера.

Отправив Элейн в Астоун, Джеральд побежал в город. Нашел телефонную будку, набрал номер полицейского участка, – но не смог выдавить ни слова на вопросительное молчание. Следующей была почта. Он схватился за бумагу, полчаса исступленно писал, затем смял листки и засунул в карман. Бесполезно. Его слово против слова Каталины Чесбери? Даже если полиция поверит и примется искать исчезнувшую с саквояжем убийцу, рискнет ли кто-нибудь в замке подтвердить, что она действительно приходила? Элейн? Бедняга так напугана, что ее впору везти к врачу, пока отчаянье окончательно не лишило ее рассудка. Если они откроются и укажут на виновных, но доказать причастность Каталины не смогут, что станется с ними? Джеральд очнулся в тупике, и единственное, что он осознал тогда – следующей жертвой на пустой дороге будет он сам. Он или Элейн, или они оба.

Он вернулся в Астоун и полдня изнывал в беседке, вздрагивая при каждом воспоминании о том, что было накануне – и о том, что случится сегодня. Вечером пришла Элейн. Они не стали медлить: пока леди Чесбери «оплакивает» смерть Горов, они попросту исчезнут. Так и поступили.

...Уже через неделю между ними и Астоуном лежал океан. Элейн сменила прическу и фамилию. Вначале даже казалось, что им под силу всё забыть. Но когда родился сын, оба поняли, что проиграли – не страху, чувству вины. А вскоре последовал второй удар: оказывается, оставленная позади тайна связала их крепче, чем любовь.

Год за годом они таились в ожидании прошлого. Но никто так и не пришел за ними – ни призраки, ни живые.

*                      *                      *

Астоун

15 октября, 1996 г.

21:00 (день первый)

На северной стороне, сразу за замковой стеной, начинался спуск к океану. Тот гудел совсем иначе, чем дома. С юга подступал многокилометровый парк.

...После бесконечных пустошей чащоба вставала чужеродной влажной махиной, чуть заметно шатавшейся при порывах ветра. Сквозь приоткрытое окно автомобиль заполнял ледяной воздух, напитанный запахом прелой листвы. Мир вокруг казался обесцвеченным, нереальным. Быстро темнело. Подъезжая к воротам, Райн невольно стиснул зубы: замок незряче сощурился на него узкими окнами. Несмотря на зажженные в парке фонари и ухоженные аллеи, дом казался брошенным столетия назад. Высокая кованая ограда, на подъездной дороге камень вместо асфальта. По бокам арки, ведущей во внутренний двор, два утопленных в стену монумента из бронзы – остромордые лошади, лютые, поцарапанные. Алекс поспешно отвернулся, скульптура всегда действовала ему на нервы.

Он добрался до замка около часа назад. Десяток одетых в униформу людей высыпали встречать гостя у подъезда: они смотрели долу, но стоило ему отвернуться, как за спиной начинался перекрестный огонь на поражение. В целом, они казались милыми людьми. Единообразными, словно ухоженные овечки, но с сообразительными и преданными глазами. Единственный, кого Алекс сумел запомнить в лицо, был мажордом Эшби, да и то потому, что ливрея старика отличалась по цвету от остальных.

Когда Райн покинул аэропорт в Брисбене, бессонница и паранойя оставили его в покое, но, похоже, они попросту предпочли путешествовать по земле. И вот наконец-то нагнали. Утроба замка поглотила его и принялась перемалывать вереницей комнат. Он снова ощущал движение вокруг, за каждой вещицей таился неясный смысл. Если удавалось задержать взгляд на одной точке дольше пары секунд, зрение теряло остроту.

Алекс слышал, как ветер тихонько возится за портьерами, сбивая пылинки.

– Леди Чесбери ждет вас, сэр.

Эшби, его добровольный гид, вернулся после доклада хозяйке. «Гость благополучно вселился в Северную башню и жаждет лично засвидетельствовать почтение». Старик хлопотал вокруг, как расторопный домовой. «Прошу вас, сэр... Леди Чесбери очень рада вашему прибытию... Леди Чесбери готова принять вас... Сэр». «Какой я, к черту, сэр», – раздраженно подумал Райн.

– Прошу вас, сэр.

Алекс неловко поднялся с очередного антиквариата. Его проводили до дверей, вежливо распахнули их и оставили наедине с тем, что ждало внутри.

Его встретила тишина. В этом огромном зале ее было столько, что почти нечем было дышать. Под куполом крестовиной смыкалась лиловая темень, неярко светились низкие лампы вдоль центрального прохода. Алекс вошел и застыл, глотая книжный воздух. Стеллажи перемигивались тусклыми бликами. За стеклянными дверцами скалились томики, обтянутые тисненой кожей; кожа сменялась сафьяном, затем лаком. Цивилизация свила приятное гнездышко среди здешних полок, и хозяева с умом пользовались этим, нокаутируя визитеров видом забитого в буквы состояния.

В дальнем конце зала освещение менялось. Незадернутые портьеры и светлый остов стола кружили в дымке маленьким корабликом. Стрельчатое окно отражало анфиладу книжных коридоров, высокое кресло из ореха, на полировке которого даже в сумерках дрожали отблески. За столом Алекс увидел тень.

Очертание тонкой руки потянулось к бронзовой лампе; он остановился, ожидая света, или хотя бы приветствия. Сцена встречи была продумана до мелочей. Лампа вспыхнула, женщина в кресле появилась внезапно, словно Алекс не знал, что она восседает там – на своем тронообразном постаменте. Похоже, она ждала его достаточно давно. Рука изящно вернулась на подлокотник, лицо осталось полуопущенным. В ее взгляде не угадывалось и намека на старческое слабоумие. Он с трудом мог поверить, что этой женщине через считанные дни исполнится сто лет.

Морщины, поблекшие краски – Каталина казалась тонкой и хрупкой до призрачности. Цвет глаз, цвет губ, белые, как горячий пепел, волосы – вся она была словно неконтрастный снимок, искаженный временем прообраз чего-то, что всё еще продолжало просвечивать сквозь увядшее тело. Приближаясь шаг за шагом, Алекс видел, как годы приливают к ее лицу, но это уже не имело значения. Он не догадывался раньше, что старческие черты могут таить столько очарования.

Когда он остановился позади кресла для посетителей, ожидая ее первых слов, Каталина едва заметно улыбнулась. Поблагодарила его за то, что он принял приглашение, попросила присесть. Они витиевато представились, будто не имели понятия друг о друге, заговорили о мелочах. Как он доехал, понравились ли ему апартаменты? Алекс отчетливо ощущал собственную раздвоенность: вот он непринужденно болтает со старушкой о крутой лестнице в Северную башню; и вот он же – сидит и пытается представить, как она нанимает убийц, а главное – зачем она это делает. Пожалуй, он был не прав, сравнив ее с высушенным цветком: глаза Каталины казались неестественно яркими, почти искусственными.

– Александр... Надеюсь, вы позволите называть вас по имени?

– Конечно. – Он вежливо улыбнулся, тут же представив, как однажды она с такой же просьбой обратилась к его убитому тезке.

– Вот увидите, вам понравится в Астоуне. С непривычки здесь немного тоскливо, но дайте себе время. Вам не захочется уезжать.

– Боюсь, здесь чересчур... просторно для городского жителя.

– Не выдумывайте. Это и ваш дом, помните об этом.

Он ответил улыбкой, хотя клацнувшая нотка в ее голосе не слишком располагала к веселью. Еще раз поблагодарил за любезный прием. Где-то под куполом библиотеки тихонько зашуршало эхо.

Каталина одобрительно кивнула. Осанка молодой женщины, правильно поставленный свет. Алексу мучительно хотелось спросить, чем объясняется внимание к его персоне, но не трудно было догадаться, что уж чего-чего, а правды он точно не услышит. Он знал, что она богата, также он знал о том, что у нее есть наследники, с которыми старушка привыкла иметь дело – спасибо за доклад словоохотливому мажордому. Наследников она воспитала сама и держала на атласном, но очень коротком поводке. Появление здесь Алекса, пускай ею же спровоцированное, могло иметь множество неприятных трактовок – помимо внезапного желания обсудить убийство многолетней давности...

Довольная его манерами, Каталина сложила тонкие ладони на краешке стола. Теперь она жаждала копнуть поглубже. Райн с интересом наблюдал, как меняется ее лицо – пока вместо накрахмаленной аристократки перед ним не предстала сентиментальная тетушка. Едва откинувшись на спинку кресла, Каталина спряталась в тень, оставив на виду лишь яркие белые пальцы, украшенные одиноким кольцом с красным камнем. Камень притягивал взгляд каждый раз, когда свет вздрагивал на его гранях. Отличный маневр.

– Александр, – начала она, – вы, наверное, удивлены, что мое молчание длилось так долго? Что за все эти годы никто из нас не попытался связаться с вами?

Удивлен? Помилуйте! Этот гигантский мавзолей, предусмотрительно украшенный старушкой еще при жизни, изумлял его гораздо больше.

Она смотрит из полутьмы.

Вежливое согласие, никаких претензий.

– Отец рассказывал вам, как он и Элейн пытались... запутать меня?

– Да. Им удалось?

– Немного. Но я быстро нашла их. Надо сказать, похититель из Джеральда Райна вышел никудышный. – Она смягчила эпитет улыбкой. – Я все эти годы наблюдала за вашей семьей.

– Почему же вы не дали о себе знать?

– Элейн сделала выбор. Разве я имела право вмешиваться? Она не слишком доверяла мне, я до последнего момента не знала о ее романе с мистером Райном... Конечно, она поспешила с такой крутой мерой как побег и разрыв отношений, но я смирилась. Ведь она была счастлива? – Каталина покивала головой, вспоминая свою подопечную. – Жаль, что мы так плохо понимали друг друга. Но я выросла и воспитывалась при других нравах и, должно быть, слишком часто пользовалась своим авторитетом. Доверие... такая хрупкая вещь.

Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Алекс предпочел не нарушать тишины.

– Но вам ведь интересно, почему я передумала? По какой причине написала вам после столь длительного перерыва?

 Он кивнул.

– Да потому что я очень стара, мальчик мой. Быть гордой и оскорбленной проще, когда ты молода. Мысль о том, что умрешь в одиночестве, заставляет на многое поменять взгляды. Правильные они или нет – это уже в прошлом. Я бы хотела, чтобы там они и оставались. – Она сцепила худые пальцы, кожа на них сахарно побелела и натянулась. Алекс почти верил ей. – Могу поспорить, ваш отец никогда не питал ко мне особой любви. А Элейн ушла так рано... Простите, что напоминаю об этом. Я наблюдала издали, как вы растете, учитесь, устраиваете свою жизнь. Втайне я надеялась получить от вас весточку, но вы тоже молчали. Я полагала, что вам известно о своем происхождении, но поскольку вы не заинтересовались нами, решила не вмешиваться. Однако... время уходит. Мне потребовалось сто лет, чтобы понять, как опрометчиво лелеять старые обиды. Все, с кем я росла, всё, из чего вышла – всё исчезло... или изменилось. Только Астоун остался прежним. Он моя единственная ниточка в прошлое. – Она ласково окинула взглядом библиотеку, стараясь не выглядеть слишком беспомощной.

 Райну стало вконец худо. Каталина смотрела пристально, ожидая его хода.

– Я рад, что вы пригласили меня.

– Завтра вернутся из поездки ваши троюродные брат и сестры, вы познакомитесь и... кое-что поймете. Хотя, возможно, у вас, молодых, найдется больше общих интересов.

Каталина оперлась о подлокотники и неторопливо поднялась: – Требуйте всё, что пожелаете, Александр, Астоун в вашем распоряжении. Наслаждайтесь последними спокойными часами... Скоро здесь станет шумно.

Алекс понял, что аудиенция окончена.

*                      *                      *

16 октября

(день второй)

Утром он завтракал наедине с леди Чесбери. Он заметил, что она стала еще печальнее, а ее пальцы дрожат, комкая салфетку. Казалось, старушку поглотила рассеянность, и она ни секунды не смотрела в одну точку. Видно, ее тоже не слишком радовала подступившая суета. Вскоре, извинившись, она ушла к себе.

Ее предсказание сбылось сразу после завтрака: в девять часов, словно по команде, начали съезжаться родственники и гости. Обжитую часть замка заполонила на удивление разношерстная толпа, оседавшая повсюду цветастыми пятнами. Алекс, как мог, старался укрыться от них, не чувствуя себя готовым столкнуться с новоиспеченной родней. Они, впрочем, тоже не искали его общества. Дабы обезопаситься наверняка, он напросился на экскурсию к Эшби, заодно надеясь, что старик проболтается о чём-нибудь более захватывающем, чем генеалогическое древо Чесбери. Тот немедля согласился.

Теренс Эшби служил в замке бог весть сколько лет – он наверняка помнил Горов. Возможно, он был тем, кто проводил к хозяйке девушку в пестром платье, если перепуганная Элейн действительно видела убийцу, а не то, что мерещилось самому Райну в последнее время. Он рассчитывал, что под ливрейной корочкой Эшби таится необузданное трепло, и оказался прав.

Правда, начал дворецкий издалека: сперва поведал ему о трех осадах, пожаре и десятке душегубств – и всё за какие-то четыре сотни лет до убийства Горов. Вскоре Алекс знал, что и где перестраивали, по какому поводу, и как звали трех каменщиков, в тысяча семьсот первом году поднявших обвалившуюся крепостную стену за четыре дня. Леди Каталина хорошо подбирала персонал. Алекс терпел. Эшби продолжал говорить. Казалось, в этом сухоньком человечке поместилась вся история замка с первого дня сотворения, и теперь его разматывало, словно огромную бобину, заполняя пространство вокруг странно звучащими именами и заковыристой чепухой.

Диверсия сорвалась. Необходимость следовать за Эшби отпала еще на лестнице, ведущей в восточное крыло – это было около получаса тому назад, тем не менее, Алекс продолжал волочиться за ним, выслушивая подробности очередного средневекового передела родовой власти с использованием некоторого числа отрубленных конечностей, не считая пары голов. В уме беспокойно крутились возможные варианты бегства, но все как один казались неидеальными. Можно было сразу броситься с крепостной стены.

Еще через полчаса старик притомился и перешел на более спокойный тон. Гости попадались всё реже, пока и вовсе не иссякли – вместе с любопытными взглядами и расшаркиваниями; замок вокруг притих. Эшби вывел Алекса на недавно пригрезившуюся крепостную стену и остановился, гордо озираясь по сторонам. Судя по паузам и чинному топтанию, он готовился к очередному монологу.

Повернувшись к Райну, старик развел руками, сверкнув в воздухе шелковыми перчатками: – Добро пожаловать домой.

Затем низко поклонился, и глаза его лучились столь искренней привязанностью, что Алекс невольно сделал шаг назад. Мажордом вернулся в исходное положение и, как ни в чём не бывало, засеменил по стене, продолжая декламировать историю замка. В его дребезжащем голосе звучал трогательный надлом:

– Вы должны знать, сэр, что Астоун терпит лишь тех, кто ему по нраву. Прочие через неделю бегут в город лечить мигрень. Но представьте, каково это – терпеть из столетия в столетие? Очень мучительно, правда ведь?

Алекс, оставшийся стоять, где стоял, раздумывал тем временем, его ли это голова выворачивает мир наизнанку, или местная популяция сплошь состоит из таких же самозабвенных психов. Последнее не слишком бы его удивило.

– Господин Райн, не отставайте!

Внезапно муторный вой в голове утих.

Контуры стен прояснились, маячившая впереди фигурка Эшби стала четкой, как прицел. Алекс двинулся следом, перебирая новые ощущения. Океан сменил тональность, словно мир накрыли стеклом иного оттенка – едва заметная разница, но всё сместилось, даже тени. Алекс повертел головой, однако иллюзия не исчезла.

Старик провел его через дверь в противоположном конце стены, и они снова попали внутрь замка. Воздух посветлел и окрасился бликами от старой мебели и зеркал. Алекс больше не мерз и не видел очертаний тел за тяжелыми портьерами. Обстановка в Северном крыле была проще, спокойнее, повсюду стояли стеллажи, заваленные книгами и грубоватыми вазочками с сухоцветами. На полках то и дело попадалась разноцветная галька.

Эшби поднял лежавший на пороге камешек и вернул его к собратьям.

– Астоун стоит здесь восемь веков, и он всё такой же, как в первые дни возведения. Его построил известный в наших краях человек, чернокнижник. Не смейтесь, сэр, я знаю, нынче твердят, что магия – сплошь фокусы да басни, а вот строить хорошо так и не научились... Но в наших стенах живет волшебство, поэтому замок держится, целехонек. – Мажордом покосился на Алекса, но тот предпочел этого не заметить. – По округе до сих пор рассказывают сказки – порой такого нагородят, концов не сыщешь. Многие думают, что все Чесбери колдуны. Невежи... Если вам интересно, сэр, у нас есть свои летописи, в библиотеке.

Алекс понемногу приходил в себя. «Летописи» звучало многообещающе, но вряд ли Каталина фиксирует в них заказные убийства. Хотя с его семейством ни в чём нельзя быть уверенным. Райн решил было поинтересоваться, когда он сможет воспользоваться библиотекой, но тут они миновали последний обжитый коридор и оказались под пустым сводом – в голом каменном зеве, лишенным даже паутины. Пол и винтовую лестницу покрывали выбоины, словно по ним дубасили двухметровым топором. Чуть ниже пола отсутствовал кусок перил.

– В этой части замка нет жилых помещений, сэр. Если верить старым планам, здесь располагались мастерские... хм, колдунов, – прокомментировал смену интерьера Эшби. – Есть даже легенда, что под одной из башен скрывается колодец, в котором они общались с потусторонними силами. Жаль, теперь у Чесбери не слишком волшебная жизнь.

– Неужели?

– Именно так, сэр, – педантично откликнулся мажордом.

– Вы сказали, что я могу пользоваться библиотекой. Но мне показалось, что это личный кабинет леди Чесбери, а я бы не хотел беспокоить ее по пустякам.

– Там миледи принимает гостей, но ее кабинет в Южной башне. Вы можете беспрепятственно входить в библиотеку, когда пожелаете – это ее личное распоряжение.

– Леди Каталина очень добра ко мне.

– Безусловно, сэр. Здесь все будут добры к вам.

– И это довольно странно.

– Вот что я вам расскажу. Наша хозяйка многое пережила, и всё – в этом замке. Она берегла его столько лет, а видели бы вы, как она страдала во время бомбежек, думаете – за кого она боялась? Замок хоть и не прост, но кто знает, устоит старое волшебство против бомбы или нет... Но что там бомбы – теперь нас одолевают новые беды. – Старик яростно хмыкнул. – Эти люди приезжают каждый божий день – агенты по недвижимости и «частные лица», хотят купить замок, чтобы устроить здесь гостиницу или еще какой вертеп. Представить страшно, что будет, если они сунутся в Астоун! Но у них ничего не выйдет, потому что леди Каталина скорее умрет, чем продаст замок. А вот дети сэра Чарльза, внуки брата леди Каталины, с удовольствием сбудут его с рук – простите, если говорю что-то неподобающее. Леди Каталина не вечна, пошли ей, Господи, побольше лет, и нам остается только молиться за нее. Но теперь я знаю, что всё уладится – как только вас увидел, так и подумал.

– И какой от меня прок?

– Прошу прощения, сэр – я просто хотел, чтобы вы знали. – Эшби смутился. – Без сомнения, леди Каталина сама введет вас в курс дел. Простите, я позволил себе недопустимо много. – Дворецкий неуклюже засуетился и убежал на несколько шагов вперед.

Алекс примолк. Вот так запросто слуга перекинул его из морока в семейную интригу.

Что же выходит? Внезапный призыв Каталины Чесбери, ее нелестные отзывы о юных родственниках – всё из-за их желания избавиться от Астоуна? С другой стороны, что ей стоит оговорить в завещании запрет на продажу замка? Или она настолько не доверяет племянникам, что надеется поставить между ними и Астоуном человека, который будет бороться за его судьбу так же, как она сама? Могла ли Каталина всерьез понадеяться на то, что пришлому человеку будет дело до ее мавзолея? Ничто не мешает ему пойти по стопам опальных кузенов.

Скорее, она просто использует его – как чучело, попугать слетевшихся на наследство ворон.

Алекс, машинально следовавший за Эшби, вскинулся, заметив, что вокруг стало совсем темно. Вперед убегал длинный коридор.

– Где мы?

Эшби что-то прокряхтел в ответ. Засветил взявшийся из ниоткуда смоляной факел – видно, электричества в этой части замка не было, а фонари отменили за слишком модный вид – и двинулся вдоль шеренги портретов, висевших по правую руку. Алекс нехотя побрел следом, истово надеясь, что это последний круг ада в их культурной программе. Где-то вдалеке гудел ветер, но воздух вокруг оставался сухим и неподвижным. Портреты выплывали один за другим, отталкивая свет факела. Почти все в темных красках, и люди на них смотрели безразлично и немного лукаво. Словно что-то скрывали – как при жизни, так и после смерти; кисть подсветила их лица медовым и голубым. Казалось, все были написаны одной рукой.

Эшби шел медленно. Колеблющийся свет по очереди приникал к каждому полотну, и они застывали на минуту. Потом Алекс почувствовал, что старик поторапливает его, и через несколько метров догадался, почему. Строй заканчивался, перед ними был последний портрет.

Витражное окно, рядом человек в балахоне – на его запястье сидит белая птица; вокруг него так темно, что фигура кажется вырастающей из стены. Мужчина не молод, в волосах седые штрихи; во взгляде, обращенном к птице, ничего. Еще лет двадцать, подумал Райн, прикупить дурацкий костюм – и вперед, пугать здешний народ, крутя фонарики на чердаке. Странное дело, он смотрел на самого себя. Алекс отвел взгляд. Подождал пару секунд, надеясь, что галлюцинация исчезнет, как в прошлый раз с фотографией.

Не помогло.

– Вас не удивило, что все знают вас в лицо – еще до того, как вы успеваете назвать свое... имя? – Голос Эшби выплыл из тишины, но на последнем слове дрогнул.

Алекс обернулся. Старик повыше поднял дымящий факел.

– Она думает, что решает сама, знает, чего хочет от вас. Она... не знает. Она... Астоун привел вас. Он будет служить вам. Загадайте желание – и оно сбудется.

– Какое желание? – Райн почувствовал, как холодеют виски.

– Вы должны быть здесь. Дайте Астоуну заговорить... и вы услышите остальных. Всех, кого так долго... искали.

Старик накренился, словно надеясь найти спиной опору. Его глаза в панике метались от картины к картине, но губы двигались спокойно, а голос звучал всё размереннее. Алекс оглянулся на портрет.

Очертания рамы дрогнули. Каменный коридор исчез.

Алекс стоял на длинной галерее: вокруг светлый металл, стены испещрены сложным узором, они поднимаются вверх, в голубое марево. Их подсвечивают мерцающие жилы – они движутся, ветвятся и едва слышно звенят. В воздухе носятся светлячки. Алекс приглядывается: нет, не светлячки, крохотные механические имитации – один «жучок» повис на его рукаве, уцепившись причудливыми лапками. В конце галереи парк. Видно, как листва отливает аметистом. Алекс сделал шаг навстречу... и едва не сбил с ног размахивающего факелом старика с рыбьими глазами.

Шарахнулся назад. Что-то толкнуло в спину, он инстинктивно ухватился за хрупкий столик. Непрочное дерево взвыло, эхо погрома с клекотом умчалось в темноту. Вновь тихо затрещал факел.

Эшби стоял, прислонившись к противоположной стене, и моргал, как ослепленная сова.

– Господин Райн... – Мажордом покачнулся, плеснув на портрет темноту. Его лицо свело недоумением.

Алекс не двигался.

– Пойдемте, сэр, скорее. – Факел внезапно задымил. – Мне... Леди Каталина хотела побеседовать с вами... до обеда.

Алекс подождал, пока Эшби тронется вдоль стены в обратном направлении, и лишь затем оглянулся.

– Господин Райн, – немедля заскулил старик.

Алекс вгляделся в смутные черты своего двойника. В наклоне головы застыло неоконченное движение, будто тот хотел отвернуться или упасть в темноту за край картины.

– Вы можете снова придти сюда, если пожелаете осмотреть портрет лорда Дариуса. Но сегодня давайте вернемся вовремя. Прошу вас, господин Райн!

Алекс поспешно отступил вслед за дворецким.

*                      *                      *

18 октября, 18:21

(день четвертый)

В окно падали узкие снопы осеннего света. Белый бархат искрил нетронутым настом, комната вздыхала шорохами тонущих в ковре голосов. Алекс с трудом создавал иллюзию бодрости. Вечернее солнце терлось о шею, мягко грело волосы. Изогнутый диван обхватил цветами и птичьими лапками, затканными на шелку, и оттого неимоверно клонило в сон. Райн вежливо улыбался. Беззлобно проклинал своих гостеприимных хозяев – с их лицемерными посиделками и муторным ароматом фиалок.

Но было что-то еще, он не мог заставить себя уйти. Они светились, словно ожившие фигуры с портретов.

Каталина благосклонно болтала с Ричардом Уэйнфордом, своим вечно насупленным племянником, последним лордом Чесбери. Алекс незаметно наблюдал за ними. Старушка едва не напевала – трудно было поверить, что она способна придти в столь бодрое расположение духа по доброй воле. Ричард размеренно кивал на ее разглагольствования о местной экономике и перестройке розового сада на южной стороне замка, опустошая кофейные чашки одну за другой. Он выглядел старше своих лет – худой, поджарый, с резко очерченными скулами, одетый столь же вычурно, как и его древняя тетушка. Они с Райном были погодками, но за ровесников их мог принять только слепой. Возможно, из-за отчужденности во взгляде и этих вечно скривленных губ – Ричард не улыбался, даже когда язвил. В его голубых глазах не отражалось ничего, кроме разбавленного электричеством дневного света. Разве что раздражение. Алекс пытался, но не смог не заметить: он не понравился Уэйнфорду до такой степени, что уже вторые сутки кузен ходил за ним по пятам. Райн незаметно зевнул. Ужасно хотелось спать.

Господин Уэйнфорд являлся счастливым обладателем двух сестер. Обе – рыжеватые блондинки, светлоглазые дивы, столь же противоестественные в стенах Астоуна, как электричество и телефонная связь. Сперва Алекс не заметил ничего, кроме их кукольных лиц. Старшая, Виктория, резвилась, как ребенок. Каталина постоянно одергивала ее, не стесняясь присутствия Алекса. В ход шли неизящные приемы: старушка не переставала напоминать, что девице двадцати семи лет отроду не пристало вести себя так, словно двадцать из них завалилось за каминную трубу. Именно из-за неприкрытого интереса Виктории к Райну бедняга Ричард не находил себе места. Он рьяно опекал старшую сестру, с удивительной легкостью игнорируя младшую. Впрочем, последняя не без удовольствия глумилась над всеми присутствующими. Алекс по достоинству оценил юмор Элинор, он – и Каталина, которая прощала ей всё.

Эти две женщины казались удивительно похожими. Судить об их внешнем сходстве было сложно из-за разницы в возрасте, но в повадках они звучали почти в унисон. Разве что Элинор действовала жестче, и Райну доставалось ничуть не меньше, чем брату и сестре, хотя официально он всё еще считался гостем. Она цеплялась за любой повод, умничала, язвила, почти выставлялась, но при этом не давала почувствовать в себе ни единого изъяна. Элли всё обращала в шутку и смеялась так искренне, что даже у Ричарда начинали дергаться уголки губ.

Впрочем, вчера вечером она сумела-таки разозлить Райна, когда тайком пробралась в его комнату с намерением учинить обыск. Он вовремя застал лисицу, они самозабвенно поругались. Но всё закончилось проще, чем она рассчитывала – Алекс отчитал ее и выставил вон. Наутро она пришла каяться. Правда, ей опять не повезло: в его комнате оказался Эшби с очередным приглашением на завтрак от леди Каталины.

Алекс не чувствовал, что ему становится лучше, однако страх всё еще пасовал перед любопытством. Еще несколько дней, твердил он себе, каждое утро откладывая звонок домой. Ему снова мерещились ажурные башни из металла, иногда на спинке кровати сидела маленькая птица. Вечером он запирал дверь на ключ. Ночью ажурный замок несся в тишине сквозь мерцающую темноту.

*                      *                      *

19 октября, 23:43

(день пятый)

И вот теперь он сидел в своей комнате в Северной башне, вымотанный праздником в честь столетия Каталины. Шторм крепчал – тот самый, что предсказывал накануне Эшби. Клекот воды слышался всё отчетливей, будто океан выбирался из чугунной лохани. Ветер пытался забиться под кровлю, Алекс чувствовал, как тот скребется где-то поблизости. Несмотря на толстые стены, в комнату проникал холод.

Или он шел изнутри?

Огонь в камине угасал. Райн вяло следил за ним, уже не в силах подняться и что-то предпринять для их обоюдного спасения. Вскоре останутся лишь угли – багрово-красные, с золотистой каймой, – которые дотлеют в темноте. Слабый отсвет стелился у самых ног, покачивая тени.

Нет, он ошибся, это не ветер. Это ночь ворочалась за окном. А где-то всё еще есть утро. Джулия смотрит в окно, позабыв о работе, в глазах плывет другое небо... Он протянул руку, чтобы коснуться ее волос – и обжегся о ледяной переплет старой книги. Через силу открыл глаза.

Ветер с разгона ударился лбом о шероховатую стену, Алекс вздрогнул. На миг промелькнула мысль, что башня не выдержит и обвалится. Становилось всё холоднее.

О чём он только думает?

Алекс рассмеялся, чтобы услышать свой голос. Во рту пересохло. Тело прикинулось проржавевшей куклой, разве что не скрипело. Он пошевелился, неловко попытался встать. Глубокое кресло держало его мертвой хваткой, и он с облегчением откинулся назад. Может, всё не так уж плохо. Нужно только переждать эту ночь, а потом...

Темно.

Он протянул руку и нащупал настольную лампу. Света не было.

Ему наконец сделалось страшно. Ужас, запаздывавший на месяц, рухнул, словно топор. Мысли захлопали крыльями, и как в насмешку – пустые щелчки выключателя и гаснущие угли. Несколько так и остались светиться в темноте, подмаргивая, как глаза подслеповатого чудовища. В глубине неба зафыркала гроза.

Райн чертыхнулся, стараясь совладать с собой. Встал, наощупь пробрался к стене и нашарил другой выключатель. Напрасно, света не было – скорее всего, во всём замке. В подвале была автономная подстанция, но мысль о спуске туда в кромешной темноте не выглядела особо умной.

В Астоуне было пусто. После праздничной суматохи гости укатили в ближайший городок, поискать более подходящих развлечений. Остались лишь Каталина, ее секретарь и личная служанка. В отдельном флигеле, в парке, ночевал сторож. Теренс Эшби куда-то запропастился сразу же после официальной части банкета, но теперь наверняка бродит неподалеку. После происшествия в галерее Алекс избегал его; старик держался почтительно, но временами кидал на Райна испуганные взгляды.

«Нужно было уехать вместе со всеми». Мысль была запоздалой, и от нее подташнивало. Вспомнив прием – прекрасных кузин, не дававших прохода, незнакомцев, пялившихся на него несколько часов кряду, – он понял, что наилучшим вариантом было вообще не приезжать в Англию. После того как леди Чесбери заявила, что вскоре обнародует свое завещание, болото расходилось, будто в него кинули увесистый камень, и Алекс оказался в эпицентре катаклизма. Для них он был интересной темной лошадкой, у которой неплохой шанс придти к финишу первой. Нет, все-таки его действительно тошнило.

Из-под двери пополз знакомый ветерок, пропитанный ознобом и фиалками. Наступила полная темнота. Алекс понял, что теряет представление о своем положении в пространстве. Он привалился к стене, чувствуя, как соленая влага оседает на лицо, волосы, проникает сквозь одежду. Наконец догадался, что позиции сдал не только разум – тело последовало дурному примеру.

Он нашел свечи, благо они были расставлены по всей комнате. Вскоре замигали три огонька, то и дело норовя сорваться, но кольцо тяжести вокруг него немного разжалось. Алекс вытер мокрый лоб и присел на краешек софы. Его лихорадило. Теперь он в этом не сомневался. Но замок был пуст, за стенами – грозовой шабаш. Проверив телефон, Алекс убедился, что и здесь ему не повезло. Оставалось дожидаться утра. Спать он не мог. Сидеть тоже. Помимо лихорадки, из углов подбиралась клаустрофобия.

Сейчас бы он согласился на всё – даже на общество Эшби.

На ум снова полезли мысли о Горах. Мозг принялся строить догадки, и под конец ему стало казаться, что это он лежит на влажном асфальте и слушает, как с бульканьем выплескивается из горла кровь. Кто-то склоняется над ним. Сквозь веки он видит лицо и мечущиеся на ветру темные волосы. Они поблескивают на солнце. Лицо не хочет складываться в единое целое, но оно знакомое. Алекс разбудил себя стоном. Дернулся, хватая руками воздух, и едва не свалился с софы. Свечи догорали. Скоро снова наступит темнота.

Пошатываясь, он нашел запасную связку свечей и принялся выскребать оплавившиеся огарки. Пальцы не чувствовали горячего воска.

Ну вот, свет еще на час или два.

Чернильная яма над замком роняла в океан раскаленные спицы. Буря гоготнула, звякнув оконной рамой. Ему нужно было чем-то себя занять, чтобы пережить одиночество и эту ночь. Должно быть, Каталина еще не спит. Стоит у окна и смотрит на волны.

Райн вцепился в серебряный канделябр. С минуту качался, не зная, куда понесут ноги, потом медленно шагнул к двери. В коридоре стояла знакомая темень, и он побрел наугад. На лестнице ветер задул свечи.

Алекс прижал к груди подсвечник. Ни один угол не попался ему на пути, хотя он мало что видел. Запах грозы становился всё отчетливей, и в какой-то миг гром рявкнул с такой силой, что Райн застыл на месте, оглохнув вдобавок к слепоте. Ему показалось, что все части тела теперь так далеки друг от друга, что он никогда не сможет сделать следующий шаг.

Откуда-то пробивался свет. Он плясал выгнутой золотой шпагой, норовя уколоть в висок. Сюда. Выползает из-за приоткрытой двери. Даже покачиваясь, огромная створка не скрипит – а может, Алекс всё еще глух. Он накрыл ладонью медную ручку, неосторожно надавил.

В комнате горел камин. Тепло кружило вместе с запахами фиалок и горьковатой пыли – так пахнут старые фотографии. Кресло-качалка, застывшее без движения, уронило рукава стеганого пледа. Повсюду свечи. Каталина спала. Заснула у очага, обхватив руками обтянутый бархатом альбом. На мгновенье Алекс протрезвел от лихорадки, поняв, что спит не он, а она, и надо бы уйти, пока никто не обнаружил вторжения.

Через секунду он забыл об этом. Здесь почти не было слышно грозы – только треск поленьев за каминным экраном и дождь. Он не заметил, как вошел и замер позади кресла. Сбоку висело огромное зеркало – зеленоватое, похожее на поверхность обледеневшего озера. Он не желал смотреть в него. Белизна седых волос, тонкая кисть, впившаяся в бархат. Разбудить ее? Чтобы задать всего один вопрос. Чтобы увидеть, как в ее глазах зашевелятся тени.

Он протянул руку, но не смог коснуться.

«Почему они мертвы?»

Алекс поднял глаза. В зеркале проступало старческое тело. Взгляд Каталины – зеленовато-холодный, как застывшая вода. В нем поздно было искать отражения.

Огонь беззвучно захрустел березовой растопкой. Райн стоял и смотрел в зеркало. На мертвое тело, на мужчину с белым пятном вместо лица и на черный силуэт за его спиной.

*                      *                      *

Фигура в темном не шевелилась. Огненные искры пробегали по длинному балахону – целые россыпи рыжих огоньков. Медленно возвращался приторный запах ледяного эфира. Алекс обернулся.

Это был не страх – глухое отчаянье. Слова не помогли бы, даже крик. Черный силуэт колебался, словно его сдувало, как свечное пламя. Капюшон был слишком глубоким. Алекс хотел позвать его, хотел поймать и рвать на части.

– Подойди...

Существо не отвечало, не двигалось. Алекс сделал шаг, что-то со звоном ударилось о пол, силуэт шарахнулся прочь, падая в коридорные тени. «Лови!» – ахнули стены, и он бросился следом.

Несколько раз он падал, спотыкаясь на крутых ступенях, камень саднил кожу. Коридор плясал под ногами, как бешеная лошадь с гранитным хребтом, но Райн лишь старался не потерять призрак из виду. Тот мельтешил впереди, и черные одежды хлопали за спиной, как сломанные  крылья. Казалось, он вот-вот настигнет его, пальцы вонзятся в искрящуюся ткань. Но силуэт таял за новым поворотом. И внезапно Алекс понял: он упустит его. Все сны были об этом.

Он не успел остановиться. Налетел на выступ перил и упал, теряя сознание.

...Гладкая дымка подсвеченной грозой темноты. Прохладная, застывающая в легких. Шум голосов. Тихо звенят дождевые капли. Во внутренностях застрял горячий шип, кровь ртутными шариками катается по венам. Он лежит на каменном полу и бездумно смотрит вверх. Взгляд густой каплей скользит по стене. Еще ниже. Касается лица, застывшего в темной раме. «Снова ты». Утомленные глаза Дариуса. «Хорош, да? Валяюсь, как дохлая ворона». Дариус усмехается, белая птица на его руке взмахивает крыльями и беззвучно клекочет. «Почему ты не остановил его? Ведь это твоих рук дело... что мои мозги спеклись».

Алекс закашлялся. Дариус кивнул в ответ. По руке что-то медленно поползло. Райн поднес ее к лицу, безразлично слизнул кровяную каплю. «Лучше бы помог».

Позади раздался шорох.

Райн с трудом перевернулся на живот, приподнялся, держась за стену. Вокруг, покачиваясь, висели крохотные «светлячки». Под хрустальными крыльями мерцали огоньки – голубые, белые, земляничные. Он смотрел, не дыша. Они тонкой цепочкой убегали в темноту, и он пошел следом, позабыв о ранах.

Они вспыхивали, когда он проходил мимо, и гасли, оставшись позади. Они тянулись к его ладоням. Вели по коридорам, сквозь анфилады и галереи – и пышным каскадом падали в бездну незнакомой винтовой лестницы. Ноги сами несли его вперед. Ступеней оставалось всё меньше. Вот последняя, обрываются перила. На стенах кропят голубоватым огнем символы. Шепчутся. Там, в самом низу, дрожат камни, горят и торопят. Он отчетливо слышит каждое слово. Скрипят тяжелые створки. Медленно открываются. Слишком медленно. Слишком медленно для него.

Он прижимает ладони к полу, тихо зовет. Что-то хлещет в ответ, камень под ногами осыпается горячей золой. «Вернись», приказывает он.

В ответ – шорох темной одежды.

*                      *                      *

На мгновение он открыл глаза. Кто-то склонился над ним.

– Джулия... – узнает он, но она исчезает, заносимая стеной из черных перьев.

Глава третья

Астоун

20 октября, 5:47

Маленький человек нетерпеливо топтался у кованых ворот замка Чесбери, стуча небритой челюстью. Шаткая походка недвусмысленно намекала на то, за какими занятиями провел ночь посиневший от холода господин. Вид у него был жалкий. Он тихонько ругался в бесчувственной тишине, сменившей ночной шторм, поминая долгожителей, местный климат и автомобильные заводы.

Час назад его новенький «линкольн» застрял посреди пустынной дороги, растеряв половину внутренностей, – пришлось бросить машину и идти пешком. Он надеялся набрести на забегаловку или заправочную станцию, но вместо этого уперся лбом в ненавистные ворота. На вчерашнем банкете он сделал всё, чтобы избежать внимания леди Чесбери, и вот – теперь торчит под ее дверью, как голодная дворняга. И деваться ему совершенно некуда. Правда, он не жалел, что унес ноги из ресторанчика, где всю ночь напролет веселились ее гости, – ведь он успел до приезда полиции. Сейчас там, должно быть, жарко. Элинор постаралась, стравила своих ухажеров, и уютное местечко мгновенно превратилось в иллюстрацию к мафиозному роману. Хорошо хоть, до смертоубийства не дошло, но крови и сломанных костей всё равно оказалось с избытком. Что и говорить, у девчонки талант превращать людей в животных.

– Рыжая стерва, – пробурчал он, вспоминая золотинки на изогнутых ресницах. «Бес ее дери».

Он кружил здесь уже четверть часа, но в замке по-прежнему было тихо. В ответ на его истерические звонки не последовало даже ленивого ругательства, а похмелье и без того тяжелая штука, чтобы множить его на холод и стояние на своих двух. Лучше бы он остался в салоне «линкольна» и как следует отоспался.

Со стороны въезда послышался шум легковой машины. Бедняга засуетился, решив, что возвращается кто-то из семейства Уэйнфордов и его наконец-то пустят в тепло. В тумане скрипнули тормоза, щелкнула автомобильная дверца. Неизвестный постоял несколько секунд, а затем зашагал к воротам. Явственно застучали женские каблуки.

«Элинор, – подумал он. – Только эта чертова баба способна выйти сухой из воды и отправиться домой, как ни в чём не бывало. Надеюсь, она в хорошем расположении духа – после такого-то представления».

Однако по первому пункту он ошибся. Незнакомка шла неуверенно, запахнувшись в серый дорожный плащ. В тумане ее короткие темные волосы словно плыли отдельно от лица. Когда она наконец заметила человека у ворот, то и вовсе остановилась, и несколько мгновений бедняга покорно ждал, не соизволит ли дева раствориться в утренней дымке, оставив его сожалеть о том, что он допился до белой горячки. К счастью, она оказалась милосердна и не сыграла с ним столь злобной шутки. Какое-то время они разглядывали друг друга.

– Простите... – Девушка заговорила первой, и он тут же уловил незнакомый акцент. – Это замок Чесбери?

– Он самый, милочка. Какой напастью вас сюда занесло?

Почувствовав доброжелательность в его голосе, девушка улыбнулась и подошла поближе.

– Я кое-кого ищу. Мне очень нужно попасть внутрь. Вы не могли бы мне помочь, мистер...?

– Маклинн, – он поклонился. – Кто же по доброй воле ищет встречи с семейством Чесбери?

Она улыбнулась еще шире и протянула ему руку: – Джулия Грант.

Они познакомились.

– Я бы с радостью помог, но мы с вами в одной лодке. Похоже, там все умерли. – Он указал подбородком на темные шпили замка. – Рановато мы здесь оказались.

С этим она не спорила. Сумерки отливали замутненной синью, но фонари вдоль дороги не горели. По-видимому, не только телефонная линия вышла из строя. Джулия вспомнила пустую квартиру Алекса, внезапный звонок, путаную речь Джеральда. Страх. Она пыталась найти Рональда, но многоуважаемый мистер Тэйси не отзывался, поэтому она отправилась сюда одна. И вот теперь паника, терзавшая ее всю дорогу до замка, обрела реальную форму – форму этих высоких, намертво закрытых ворот. Возможно, она была слишком самоуверенна, решив, что Алексу будет от нее прок, но ведь избавиться от двух свидетелей сложнее, чем от одного. По крайней мере, так она себе говорила. Джулия поежилась и упрямо вцепилась в замковую решетку. Ирландец продолжал искоса наблюдать за ней, но ее не особо волновало, что он подумает; ей пригодится любая помощь, если придется прорываться внутрь.

Маклинн тем временем настороженно изучал темное пространство за воротами. У него чесался язык порасспросить мисс Джулию Грант, но выражение ее смуглого личика отбивало всякую решимость.

– Хм... Странно. У Чесбери отменная прислуга. Обычно в любое время вам откроют дверь и хотя бы выслушают. С другой стороны, не каждый день хозяйка отмечает столетний юбилей. Может, нам лучше вернуться в город?

– Кто это там? – Девушка не обратила внимания на его предложение, продолжая пристально вглядываться в глубину парка. В обрывках тумана и впрямь показался расплывчатый силуэт. Маклинн сощурился и тоже вцепился в ворота.

– Эй, эй, мистер! – вдруг завопил он. – Идите-ка сюда!

Призрак испуганно застыл. Потом, покачиваясь, послушно поплыл в их сторону, и через пару минут перед ними проявился заспанный сторож.

– Простите, сэр, мэм, – сразу же забормотал он, – вы давно ожидаете?

– Достаточно давно, чтобы юная леди промерзла до костей. – О своей скромной персоне он упомянуть забыл. – Что с вами, милейший? И вам бывает вреден ликер на сон грядущий?

Сарказм ирландца не достиг цели. Сторож на какой-то момент потерял равновесие: – Извините... – залепетал он. – Что-то... всё плывет.

Джулии показалось, что тот сейчас бросится прочь, чтобы облегчить желудок, но бедняга сдержался. Его осоловевшие глаза с трудом сфокусировались на посетителях. Она бросила взгляд на Маклинна. Сторож выглядел не столько пьяным, сколько больным.

– Давайте, давайте. Открывайте поживее.

Тот поспешил выполнить приказ.

Следуя по аллеям за уверенно шагавшим Маклинном, Джулия старалась представить на них Алекса, увидеть его хотя бы на этой дорожке – но у нее ничего не вышло. Красота старого парка казалась нарисованной декорацией, а сквозь нее проступала массивная черная стена. Астоун.

Они миновали высокую арку с бешеными лошадьми и вошли во внутренний дворик, вымощенный красным камнем. Здесь тоже было пусто. Джулия вопрошающе посмотрела на ирландца, но тот лишь улыбнулся в ответ. Его щетинистое лицо из голубоватого медленно становилось цвета слоновой кости.

– Давайте подождем Эшби. Это главный мажордом, – пояснил он. Его бравый вид, несмотря на похмелье, мог бы внушить ей уверенность, если бы что-то колючее не скреблось под сердцем. Тревога рывками перетекала внутри, заставляя нервно озираться.

– Прошу вас, господа. – Сторож решил проявить инициативу, не дожидаясь дворецкого. – Проходите в дом, тут такой холод.

Маклинн галантно взял девушку под локоть и потянул за собой.

– Подождите! – Она внезапно вырвалась, потом сама вцепилась в рукав ирландца. – Слушайте! Вы слышите?

Мужчины уставились на нее, ничего не понимая.

– Да прислушайтесь же! Слышите?!

Оттолкнув Маклинна, Джулия бросилась туда, откуда шел голос.

Спотыкаясь и скользя на покрывшихся ледком камнях, она проскочила в попавшуюся на пути дверь, промчалась по веренице коридоров и маленьких лестниц и с размаху вбежала в узкий подвал. Остановилась, переводя дыхание. Перед ней была плотно пригнанная деревянная дверь. Заперто? Джулия изо всех сил уперлась в громадину ладонями, и дверь раздраженно подалась. Девушка протиснулась внутрь и на мгновение ослепла: кругом была темнота. Синие круги назойливо замельтешили перед глазами. Мрак рассасывался медленно, словно густая жижа, проступили неровные линии – старая рухлядь, раскиданная по углам. Джулия на ощупь шагнула вперед. Глаза с трудом привыкали к слабому свету, проникавшему из оконца под потолком, но вскоре она прозрела.

На полу лежал человек.

Кажется, она закричала. Очнулась уже на коленях. Принялась судорожно всматриваться в черные полосы поперек его лица и груди, боясь прикоснуться и понять, что опоздала.

За спиной послышались чьи-то голоса.

– Алекс... Алекс!

Его веки дрогнули, запавшие глаза попытались ее разглядеть.

– Джулия... – хрипло позвал он и умер.

*                      *                      *

Полицейский участок

18:29

– Сэр, можно с вами поговорить?

Дэн Байронс оторвался от экрана персоналки и невесело воззрился на сослуживца; парень немедленно подался назад – не любил он этот знаменитый байронсовский взгляд: сочетание голубого с красным было не самым симпатичным зрелищем на живом человеке.

Дэн скривился, угадав ход его мыслей. – Проблемы?

– Как всегда.

Байронс оглянулся по направлению его взгляда и увидел худую фигуру в безукоризненно деловой драпировке. Вокруг визитера витал аромат высоких чинов, в глазах дрожала злобинка. Резко вернувшись в исходное положение, Дэн несколько секунд восстанавливал дыхание.

– Хорошо, я им займусь. – Он встал, натянул на лицо привычное выражение. Незнакомец терпеливо ждал, сканируя взглядом пространство. Никто не решался к нему подступиться, не без оснований подозревая вышестоящую инстанцию, только Филипс рискнул предложить кофе. Кофе был любезно отвергнут.

– Рад, что ты не стал спасаться бегством, Байронс.

Дэн стиснул челюсти, пожимая протянутую руку. Пришелец ослепительно оскалился. Несмотря на возраст, у него были прекрасные зубы. – Ничего, что побеспокоил?

– Сюда, – буркнул Дэн, направляя его в свой маленький кабинет.

– Благодарю.

– Мог бы протрубить во все фанфары, а я бы заранее подготовил речь, – съязвил детектив, плотно закрывая дверь и запирая ее на ключ.

– Не шуми, Байронс, ты передо мной в долгу. А я, как ты знаешь, человек злопамятный.

– Да уж.

Он обернулся, с трудом сдерживая раздражение. Худой человек вольготно развалился в его любимом кресле.

– О, а у тебя всё по-старому, – гость осторожно принюхался. – Всё еще куришь этот ядреный табак. Спорю, и читаешь только по выходным. – Он насупился, поскольку не выносил ни того, ни другого.

– Работа такая. А ты что, явился критиковать меня?

– Тебе этого определенно не хватает, зазнался ты здесь, дружище. Однако у меня к тебе дело.

– Боюсь спросить. Нужна помощь в Охоте?

– Что ты, какая Охота! Я уже лет десять на пенсии. Пока обычное расследование. – Гость улыбнулся, знакомым жестом потер запястье. – А вот вести его будешь ты.

– Надо же.

Дэн принялся катать по столу ручку.

– Никакой заметной самодеятельности. Будешь чин по чину стряпать документацию, собирать показания. Как обычно. Интересный пункт всего один: не важно, сумеешь ли ты официально подтвердить вину подозреваемых; важно, чтобы ты их нашел. И вот тут, если нам не повезет и ты столкнешься с чем-то не вполне... банальным, твои охотничьи таланты будут как нельзя кстати.

– Что за дело?

– Ты согласен?

– На что согласен?

– Э, нет! – Пришелец покрутил головой. – Сперва я получу согласие.

– Расписаться кровью? – ощерился Байронс.

Вот черти, снова ворвались без предупреждения. Дэн даже не знал, чего ему хотелось больше: чтобы гость немедля убрался из его кабинета, или сигануть в окно самому. Оба варианта ничего не решали. Гость склонил голову на левый бок. Дэна всё сильнее беспокоило странное напряжение, притаившееся под знакомым налетом сарказма, который сидящий напротив человек вырабатывал вместо углекислого газа.

– Достаточно простых чернил.

– Хорошо. Отвертеться я всё равно не могу.

– А хочешь?

Байронс не ответил. Двадцать лет он размышлял об этом дне, о том, что они все-таки могут придти, но не догадывался, что это случится вот так. Запросто.

– Преступление произошло?

– Да.

– Значит, дело уже кто-то ведет. Если оно вообще не уплыло в другой отдел.

– Не уплыло. Я подсуетился, тебе его вскоре предложат. Это ведь твоя территория, ты здесь, знаешь ли, знаменит.

Дэн бросил на него резкий взгляд.

– Да-да, ты достиг всего. В этом очаровательном и бесконечно волнующем оазисе с населением в четыре тысячи триста восемнадцать человек. А, прости, четыре тысячи триста семнадцать. За вычетом леди Чесбери. Хотя, кажется, я опять был неточен – тебя считать?

Байронс безмятежно допил оставшийся с утра кофе. – Так что случилось?

Гость потер длинные ладони и склонился на правый бок. – Предположительно, покушение на убийство. И убийство. Это по нашим данным.

– Еще информация есть?

– Хочу, чтобы ты сам сделал выводы.

– По-прежнему экзаменуешь?

Он сказал это и сам вздрогнул. Старик тихо хмыкнул.

– Теперь уже не я.

Дэн тщетно искал, за что бы зацепиться, чтобы избежать предложенной роли: – Будут проблемы с Фитцрейном. Он копает под меня, «знаешь ли», и я уверен, что тебе об этом известно.

– Здесь все под тебя копают, не только твой шеф. Неужто не привык? Ты же вызываешь непраздный интерес, вот даже у меня.

Опять недомолвки.

– Мы давно друг друга знаем, Дэн. Ты до сих пор жалеешь, что ушел от нас.

– Да. Но выбора не было.

– Забавный человечек. Выбор? Ты отказался его делать. А в итоге что? Всё равно вернулся к исходной точке.

– Неправда.

– Неужели? Конечно, ты поступил так, как считал нужным. И я сейчас сделаю то же самое.

Гость скользнул рукой за пазуху и чем-то звякнул. Душа у Дэна ушла в пятки.

– Не забыл, что это? – В узкой ладони блеснул черный продолговатый камень, подвешенный на платиновую цепь. Камень был гладкий и невзрачный.

– Не надо.

– Бери.

– Нет.

– Теперь он твой – хочешь ты этого или нет. Ты будешь хранить его. Как видишь, в итоге всё равно не нашлось никого, кто смог бы им воспользоваться. Как бы ты не старался. Впрочем, можешь снова поступить, как двадцать лет назад. Где тут мусорная корзина? Вот эта, у двери?

Дэн молчал. Его придушила тревога, почти страх. Они всегда появлялись лишь затем, чтобы раздразнить его, поманить иллюзией, за которой можно укрыться от всего, даже от одиночества и самого себя. Только двадцать лет назад он понятия не имел, что в его случае последний пункт вовсе не метафора.

И этот камень.

Байронс протянул руку, камень мягко влетел в ладонь.

– Теперь о расследовании, – словно ни в чём не бывало, заговорил старый друг. – Речь о деле Александра Райна.

*                      *                      *

Клиника св. Иоанна

24 октября

Джулия сидела возле укрытого белым человека и слушала, как он дышит. Алекс спит, он жив. Значит, однажды снова откроет глаза. Он выжил, несмотря на сдержанные маски врачей, на их двусмысленные утешения. Алекс Райн всегда норовит сделать по-своему. Джулия ласково отвела с его лба темную прядь. На каждый жест в ней тихо откликалась непривычная нежность. В ту минуту, когда она услышала шепот в подземелье, что-то внутри выпорхнуло из темноты и теперь кружило, как оглушенная птица. Все чувства обострились. Джулия боялась пропустить момент, когда Алекс проснется, посмотрит на нее – и в его глазах отразится узнавание. Третью ночь подряд ей снилось, что они не смогли спасти его.

Она гладит выбившиеся из-под повязки волосы – в прядях мерцает белизна. Джулия отводит взгляд. Мутная история с убийством на дороге – их нынешняя реальность, забывать об этом нельзя. Может быть, позже, на другом берегу океана...

– Алекс, – шепчет она, – просыпайся.

Он не отвечает. Темные волосы под больничной повязкой продолжают седеть. Врачи разводят руками – «невозможно», но ничего не меняется. Она редко плачет. К счастью, Алекс всё равно не слышит. Ни голос, ни чувства не в силах нагнать его.

Скрипнула дверь, в палату проскользнул кто-то, привыкший не шуметь. Джулия обернулась, шаря в сумраке взглядом: медсестра. Смотрит, не решаясь заговорить, как будто что-то в силах потревожить полумертвый сон Алекса.

– Простите. Там посетители к мистеру Райну. Я сказала, что он спит, но они хотят подождать. Может, вы поговорите с ними?

«Нет», хотела ответить Джулия, но осеклась. С трудом стряхнула с себя апатию и встала. – Они из полиции?

– Нет. Это две молодые женщины, родственницы мистера Райна.

Надо же, всё-таки объявились. Элинор и Виктория Уэйнфорд.

– Пожалуйста, передайте им, что я сейчас выйду.

Она всё же колебалась несколько минут. Не хотелось сталкиваться с этими женщинами, но увиливать было поздно.

Джулии показалось, что в коридоре слишком светло. Она так привыкла к больничной обстановке, что уже не замечала ни запахов, ни людей с напряженными лицами. Всё ее внимание сконцентрировалось на Алексе – остальное ушло за грань реальности. Только изредка, из неосторожных фраз, она узнавала, чем он жил здесь и кто его окружал.

– Мисс Грант. Сюда. – Медсестра проводила ее в комнату ожидания.

Посетительницы сидели в креслах у окна, но, увидав Джулию, непринужденно вскочили и направились ей навстречу. Угадать, кто есть кто, оказалось проще, чем она думала. И даже не знаменитые зеленые глаза выдали Элинор Уэйнфорд, истории о которой передавались из уст в уста по всему городу, оседая на белых халатиках медсестер. Дело было в улыбке – в ней таилась особая мягкость, шипящая искорка дурмана. Джулия смутилась – и удивилась этому.

– Здравствуйте. Я – Элинор, а это Викки, моя сестра. Мы приходили раньше, но нас не пускали. Как он? – Она по-детски выпалила всё на одном дыхании, и ее глаза замерцали, стараясь очаровать. Джулия поежилась на сквозняке, убеждая себя, что ей это мерещится.

– Без изменений. Почти всё время спит.

– Наверное, это хорошо. Врачи говорят, что он очень сильный.

– Так и есть.

– И теперь он вне опасности. Благодаря вам.

Джулия промолчала, откупившись улыбкой. Элинор продолжала сверлить ее взглядом. Несомненно, ей тоже хотелось узнать, каким образом Джулия Грант умудрилась услышать голос Алекса в подземелье. Но Джулия не собиралась ей объяснять. Она и сама не знала. Виктория, кротко застывшая рядом, безучастно слушала их диалог, внимательно глядя то на сестру, то на Джулию. Когда они обе замолчали, на ее лице отразилась слабая тревога, уголки губ вздрогнули, но она по-прежнему не осмелилась сказать ни слова. Глаза с поволокой – как у новорожденного щенка, подумала Джулия, – скользили от предмета к предмету с механической беспрерывностью.

Пауза затянулась. Элинор с поразительным радушием рассматривала Джулию, а у той не было сил реагировать на это иначе, нежели усталым молчанием (она бы заснула, стоило ей прислониться к неподвижной поверхности). Похоже, единственной среди них, кого эта тишина действительно смущала, оказалась Виктория.

– Мы хотели попросить вас, мисс Грант, когда он проснется... Скажите, что мы очень тревожимся за него... – ее голос был настолько слаб, что Джулии пришлось напрячься, чтобы разобрать слова. – Пускай он простит нас за то, что мы оставили его одного в ту ночь. Мы не могли предположить... И тетя Каталина... умерла так внезапно. Мы теперь совсем одни. Мы не хотим лишиться его...

«Даже не надейтесь». Джулия сделала над собой еще одно усилие, стараясь говорить мягко:

– Конечно, я всё ему передам.

Теплота в ее голосе слегка успокоила Викторию. Та вспыхнула благодарной улыбкой и порывисто коснулась ее руки, – но быстрое скольжение гладких пальцев вызвало у Джулии оторопь. Виктория споткнулась об ее изменившийся взгляд и отпрянула за плечо сестры. Элинор совершенно некстати усмехнулась. Сделала вид, что пытается совладать с собой, но уголки красивого рта по-прежнему кривились. Джулия начала злиться. Вокруг сестер плясали шустрые тени, а она была слишком вымотана, чтобы не замечать их.

Виктория заговорила снова:

– Мисс Грант, через четыре дня будут оглашать завещание тети Каталины. Мы тянули время, но, похоже... – Она запнулась. – Похоже, мистер Райн не поправится так быстро. А мы нуждаемся в его присутствии.

– Поэтому, – перебила ее Элинор, – мы просим вас приехать как его доверенное лицо.

– Хорошо. Куда и когда?

– Двадцать шестого, в Астоун, в четыре часа. Мы пришлем за вами машину. Она доставит вас в замок и отвезет обратно, если пожелаете.

Это было на руку Джулии, она не хотела оставлять Алекса одного надолго.

– Тогда до встречи, мисс Грант. – Элинор сощурилась. Оглянулась на сестру, давая ей знак прощаться.

– До свидания, – почти шепотом откликнулась Виктория.

Джулия облегченно вздохнула.

Они ушли, оставляя в коридоре едва ощутимый запах духов; Джулия помнила его – всё тот же аромат фиалки. Сердце было тяжелым и ленивым. Скоро ей придется вернуться в их дом, впервые после... Нет, нельзя. Не надо думать об этом сейчас. Еще слишком рано.

Джулия наконец-то перестала рассеянно всматриваться в пустоту в конце коридора и повернулась к палате Алекса. И тут что-то произошло. В первый миг она остолбенела, незнакомый инстинкт царапнул по нервам. Потом поняла: чей-то взгляд. Всего лишь взгляд – секунду назад она смогла бы разобрать лицо, но теперь оно распалось на части в сновавших вокруг людях. Джулия запомнила лишь глаза, светлые, как кубики сухого льда. Еще несколько минут она озиралась по сторонам, словно в этом был какой-то смысл.

*                      *                      *

Полицейское управление

25 октября, полдень

Дэн привычно изображал старый локомотив, перемещаясь по кишащему коллегами офису. Ну, разве что не скрежетал. Куда бы он ни двинулся – от входной двери до личного закутка, из кабинета до кофейного автомата, или на вызов, – его движения были размеренными, взгляд – задумчивым, и остановить его было невозможно. Байронс не считал нужным переживать из-за вспенивающихся за спиной взглядов: они всё равно не отстанут.

Когда-то он свалился в эту контору, как в плотную гипсовую повязку, не дающую толком двигаться или дышать. Зато по ее границам он распознал контур собственного «я», хоть это и не доставило ему особой радости. Годы шли, его интересы оставались тайной для заинтригованных сослуживцев и, возможно, именно поэтому его положение было не ахти какое: даже спустя двадцать лет ему почти никто не доверял. Но выбор был осознанным, и он каждый раз с чувством удовлетворения вносил разброд в слаженный механизм местного подразделения, поделившегося на оппозиции задолго до его появления на этот свет. «Тайная» междоусобица в управлении не особо выкручивала руки закону, поэтому Дэн предпочитал не вмешиваться. К сожалению, мало у кого была такая возможность. Желание тихо работать обернулось против него: он не просил денег, не требовал повышения, не интересовался ничем, кроме расследований – конечно, он что-то замыслил; подозрение только закрепилось после того, как Байронс мимоходом отправил в отставку позапозапрошлого начальника, наследившего в его деле. С тех пор противостояние между Дэном и преходящим старшим инспектором стало чем-то вроде спасительного цирка для остальных – никого не увольняют и виновных вроде как нет. Начальники спускали собак на локомотив, а тот чесал дальше, попыхивая самодельной сигаретой. Подставить Байронса было трудно. Да никто и не пытался всерьез: зачем гнать премиальную дойную корову, ответственную за основной процент раскрываемых дел?

Для Дэна каждое утро в участке начиналось с простого и приятного факта: он неплохо втиснулся в самоповтор вчера, которое было позавчера и настанет завтра. Ему дали крохотный узелок ответственности на плечо, и этот вес его вполне устраивал. Возможно, он стал машиной – наподобие кофейного автомата, – в которую каждый может бросить монетку и получить правильный ответ. Монетка, правда, пролезала крохотная, потому и вопросы он принимал соответствующего размера. Никто ведь не предполагал, что дедукция и реакция – далеко не весь арсенал инспектора Байронса, как никто не замечал бродящего по участку кофейного автомата с вечно красными от недосыпа глазами. Включился утром, отщелкал пару задач, выключился на ночь. Только вот спать по-человечески у Дэна не выходило.

На его счастье, коллеги не смогли разузнать, чем он занимался до того, как пожаловал в их городок – тогда ему было тридцать пять, и поначалу он показался всем немудреным и замкнутым парнем. За двадцать лет, проведенных за расследованием краж и редких случаев насилия, Байронс оттаял. «Очеловечился», как любил говаривать его напарник, не представляя, насколько меткое выдал определение. Дэн даже выучился шутить, а тот факт, что большинство коллег считали его юмор насилием над здравым смыслом, принимал за комплимент. Пожалуй, он никого не боялся – кроме себя.  Амбиции местного начальства время от времени раздражали, но не настолько, чтобы ударится во все тяжкие и наломать костей. Привязанности? Нет, уже давно и с того момента без перемен, а новых он не искал. Одним словом, жизнь из коротеньких ребусов длиной в пробег угнанного автомобиля или стащившего выпивку подростка была спокойной и намертво присохшей гипсовой повязкой. И она даже не чесалась.

И куда теперь? Байронс чувствовал перемены, как старую мигрень. «Кое-кто» объявился после двадцати лет забвения, делая вид, что не происходит ничего особенного. Как будто решил всё отыграть назад. Или попросту забыть, схватив Дэна за шиворот и вытолкнув в стратосферу – как есть, в гипсе и соплях.

Дэн засунул руку в карман, потыкался пальцами в холодный, гладкий камень. Эта штука была похуже стратосферы, и ее отдали легкомысленно, как запоздалый подарок, не стесняясь и не соблюдая правил. Хотел бы он знать, что у них стряслось. Заявились к нему посередь бела дня и тащат обратно, хотя он ушел сам и возвращаться не намеревался. Обычно в Семье не нуждались в людях с его проблемами. Уж они-то видели, к чему это приводит – как раз на его примере.

«Да, Байронс, скоро тебя начнет корежить, как в былые времена. Будь готов».

В местном муравейнике тоже неладно. Впервые за много лет паленым тянет с такой силой. Любопытно, что произойдет, если кто-то из коллег поусерднее прополет грядку и наконец найдет его старое досье – скажем, нынешний старший инспектор Фитцрейн. У Дэна было много «легенд», да и шефу вряд ли покажется странным, что Байронс когда-то работал на Интерпол, но даже Фитц не преминет задуматься о причинах его ухода. С какой стати ловкий парень променял стоящую карьеру на кабалу провинциального полицейского? И ведь докопается. Зря думают, что у Фитцрейна мозгов нет, просто они расположены не в том месте. Вот тогда и начнутся проблемы, пускай маленькие, но досадные. Особенно на фоне кувырканий в стратосфере. С тихой жизнью в местных пенатах можно будет попрощаться навсегда.

Дэн вздохнул – незаметно и тоскливо. День паршиво начался и приближался к не менее паршивой кульминации. Грела только одна мысль: он наконец-то отвоевал дело Алекса Райна.

Из коридора выпорхнул нагруженный папками напарник и, сделав изящное па, затормозил в шаге от Байронса; на длинной физиономии отразились все признаки нездорового ажиотажа. Похоже, он пропустил ланч.

– Дэн-бери-две-верхние-и-идем-пока-я-не-сдох-от-голода! – залпом выдохнул он, тяжело кренясь набок. Байронс поспешно выдернул указанные папки, и напарник с шумом ухнул груду на стол. Полицейские вокруг заозирались. – Живее, у меня вместо кишок отглаженные спагетти!

Они выбрались из участка, прихватив с собой заметки по делу Райна.

Маленький паб Элиота Кроу – их плацдарм – располагался в изрядном удалении от места работы, что исключало «случайные» визиты коллег. Внутри было тихо и сумрачно, бармен следил за каждым, не позволяя напиваться до свинского состояния. Скорее всего, дело было в проценте отставных боксеров из местного спортивного клуба, числящихся в завсегдатаях заведения. Дэна тут знали все.

Трей Коллинз стал его правой рукой в тот самый день, когда Дэн впервые переступил порог их маленького полицейского участка. Что и говорить, напарничек из Дэна вышел отменный – желание двинуть ему возникало само по себе. Сработались они лишь потому, что Коллинз до смешного боготворил принципиальность (или то, что он за нее принимал), плюс в одиночку у него не было шансов устоять перед мышиной мясорубкой вокруг кресла старшего инспектора. И когда Байронс окопался за своим столом, наплевав на всё, кроме работы, Коллинз понял, что благоговение – самое верное слово для описания его чувств. Неприязнь к Дэну передавалась по наследству от старшего инспектора к преемнику, и дальше становилось только хуже, но о своем выборе Трей не жалел: шефы приходили и уходили – в отличие от Байронса. Тот даже сам как-то раз умудрился отказаться от черного кресла. Иногда Коллинза навещала мысль (чаще, чем бы ему хотелось), что коллега витает в облаках или попросту чокнулся, но именно за это Дэна обожали все, кто был в состоянии пережить его дурацкое чувство юмора. Трей даже считал себя его другом. Хотя порой ему казалось, что друзья Дэну так же безразличны, как и враги.

Они пробрались в свой любимый темный угол и угнездились за столиком. Дэн заказал кофе и пудинг, Коллинз нервно потыкался в меню – помечтал о пиве, но взял чай и всё съедобное, что пришло сегодня на ум местному повару. Разговор намечался серьезный, а Трею еще предстояло пережить ехидный Дэновский взгляд, способный довести до язвы желудка и без абсурдного расследования, в которое они на свою беду ввязались. Трей хотел честно напиться. Позвонить в участок и сказаться больным. Но предлагать подобный план Байронсу бессмысленно, он на дух не переносил пьянки. Коллинз ни разу не видел его навеселе, хотя точно знал, что в маленькой квартире Дэна стоит секретер, в котором одна дюжина винных бутылок сменяет другую, словно по расписанию. И каждый раз это очень дорогая дюжина. Было мучительно ловить осуждающие взгляды человека, на две трети состоящего из вредных привычек и дурной кармы. Но, как говорится, не пойман – не вор.

Байронс смачно кромсал пудинг, игнорируя Коллинза и его алкогольную дилемму. Вздохнув, Трей налил себе чая и принялся жевать картофельные шарики. К сожалению, шарики вскоре закончились, количество тарелок начало стремительно уменьшаться и через четверть часа он обнаружил, что деваться ему некуда. Протерев салфеткой стол, он разложил отчет, затем медленно перетасовал страницы из папки в папку. Байронс лениво отпивал горячий кофе, щурясь и оглядывая зал. Трей пропустил момент, когда тот нахмурился и поставил чашку на стол.

В кабак вошел мужчина в дождевике розового цвета. Присел за стойку, скрипучим голосом заказал минеральную воду. Повертел в руках стакан, не стал пить и ушел. За соседним столиком чертыхнулась официантка, брезгливо подняла со стула потрепанную куртку, из рукава которой спланировали на пол две десятифунтовые бумажки, а следом куча мелочи, прытко зацокавшей под стол. Бармен низко заворчал, девушка поспешно собрала деньги и отнесла на кассу. Дэн усмехнулся. В углу мелькнул рыжий кот. Пригибаясь, обежал помещение, вскочил на пустой столик в центре зала и хрипло заорал. Взвизгнуло несколько женщин, официантка швырнула в паршивца мокрой тряпкой. Когда Трей закончил сортировать бумаги, Байронс криво улыбался.

Несколько секунд напарник изучал его лицо, стараясь припомнить, видел ли он подобное раньше. По всему выходило, что нет.

– Дэн... Ау? Я пробовал разобраться – толку ноль. Только не говори «как обычно».

– Я говорил такое? – удивился Байронс.

– Нет. Но, спорю, думал.

Дэн безмолвно передвинул к себе ближайшую папку и принялся перелистывать документы.

Обычно чтение не отнимало у него много времени, – но только не в этот раз. Он замирал над каждой страницей и перечитывал снова и снова, оживленно сигналя правой бровью. Особенно его заинтересовало заключение медэкспертизы. Ну, в кои-то веки.

Трей ждал, с трудом сглатывая нетерпение. Из-за этого дела он лишился завтрака и обеда. Здесь было всё, чего не стоило желать в расследовании – отсутствие улик, прямых свидетелей и в некотором смысле потерпевшего. Зато имелось полтора трупа. Точнее, второй им едва не стал, но толку от него было еще меньше. Коллинзу очень хотелось брякнуть Дэну свое любимое «Ну?», но преображенное интересом лицо Байронса не располагало к междометьям – вот он снова ухмыльнулся, с редкостно противным звуком карябнув деревянную крышку стола. Трей не выдержал и тихонько вздохнул. Дэн бережно перевернул последний листок и допил остывший кофе.

– Ну?

Байронс опустил чашку на блюдце: – И что ты об этом думаешь? – мурлыкнул он вместо ответа.

Коллинз нерешительно пожал плечами:

– Ты у нас ас, вот и разбирайся. А я – пас. Мне проще поверить, что наши напортачили при сборе свидетельств... Но ты, похоже, так не думаешь?

Байронс отрицательно покачал головой. Затем сел в свою любимую позу – чересчур прямо, склонив голову набок и положив неподвижные пальцы на край стола.

– Ладно. – Трей потыкал зубочисткой в пепельницу, где меланхолично тлел окурок Дэновской сигареты. – Возможно, это лишь неудачное стечение обстоятельств. Или хорошо спланированное покушение, только непонятно, зачем было доводить его до абсурда. Сразу наводит на мысли. Но вот в чём беда: берешься за первый вариант – случайностей слишком много, за второй – изощренность граничит с фантастикой. Даже не просто граничит, это и есть фантастика. Я весь день пытался свести концы с концами, толку-то... – Трей вяло протянул Дэну листок с парой авангардных чернильных клубков, изображавших вероятные схемы преступления. – Сперва Каталина Чесбери. Вот заключение Мэткена: естественная смерть, блокада сердца, в ее возрасте ничего удивительного. При вскрытии обнаружили кучу старческих болячек, включая кардиосклероз. Семейный врач говорит, что старушка никого к себе на пушечный выстрел не подпускала, так что вовремя установить диагноз и принять меры у него возможности не было. На сердце она никогда не жаловалась – сам помню, вполне бодренькая была. Аж жуть... Так о чём это я? – Он перерыл папку и достал другой листок. Огласил с ехидцей: – Второе происшествие в том же месте и в то же время: «несчастный случай» с Александром Райном. – Принялся читать: – Ну, для начала всякая ерунда – ссадины, ушибы, порезы... Ага! Переломы обеих ног в голенях, перелом правой ключицы и семи ребер, сильное сотрясение мозга, ожоги первой степени и, напоследок, рваная рана в области бедра. Солидно? Объясни мне, как цивилизованный человек может так изувечиться в домашней обстановке, не прибегнув к посторонней помощи? Но самое интересное дальше: после пяти дней комы он приходит в сознание и выглядит здоровее меня в конце рабочего дня.

Дэн не перебивал. Коллинз выдохнул и уронил листок.

– Хотя – нет, я соврал, это не самое интересное, – продолжил он. – Согласно нашим чудо-экспертам, все раны мистера Райна стерильные. Колотых и огнестрельных нет, нанесены различными предметами, но ни одного мы так и не нашли. В замке – чисто. Получается, что парня могли избить или сбросить с лестницы, а мог и сам упасть. Правда, после кто-то тщательно обработал все открытые повреждения – наверное, побоялись, что бедняжка схлопочет заражение крови, а также затерли саму кровь, которой он потерял предостаточно. Среди Чесбери есть вампиры? Отметь, никаких следов борьбы. Даже если бы Райн свалился с самой высокой лестницы в Астоуне, то под ней бы он и остался, ножки-то тю-тю. Но! Его нашли в подвале, в котором всё та же картина: крови нет, улик нет. – Коллинз махнул рукой: – Синяки и порезы – бог с ними. Переломы? И переломы сойдут. Но откуда ожоги? На что он напоролся, едва не оторвав себе ногу? Почему на нем нет ни единой пылинки, хотя нашли его в самом грязном закутке этого чертового замка? Ну, хотя бы на спине! А что с головой? Ах, да – голова! Последние новости. Сегодня утром он начал соображать, но когда его спросили, что с ним стряслось, у него обнаружилась... та-дам! – посттравматическая потеря памяти. Занавес.

Трей выдохся и умолк. Байронс поглядел на него с сочувствием, но вполне по-дружески.

– Худо, – высказался он.

– Ну скажи мне, дураку, что это было?!

– Как насчет предпоследнего пункта, который ты опустил? Накануне Райн был болен – вирусная инфекция, возможно, грипп. Судя по всему, он перенес кризис на ногах. Знаешь, что такое кризис? «Острое течение может сопровождаться лихорадкой, состоянием бреда, аффектацией и потерей сознания», – процитировал Дэн и увидел, как просветлело лицо Коллинза.

– Ага! – подхватил тот. – Райн пошел шататься по замку, забрел к леди Чесбери и напугал ее до смерти. Затем помчался биться головой о стену, попутно решив поиграть в оловянного солдатика. А заночевал в камине? Нет, Дэн, на объяснение это не тянет. Какой надо было ядреной дури нажраться, чтобы такое учудить. А он и в этом смысле... «стерилен».

– Но у леди Чесбери Райн все-таки был. У нее нашли подсвечник из его комнаты, с его отпечатками. Служанка утверждает, что накануне вечером этой вещи там не было. Но я о другом. Если Райн был болен и находился в невменяемом состоянии, с ним могли сделать что угодно. Вопрос в том, что именно с ним хотели сделать.

– Его могли подкинуть. Подсвечник, я имею в виду – это к версии об убийстве. Вот, послушай. – Коллинз снова вдохновился. – Все, кто был на банкете, утверждают, что леди Чесбери глаз не спускала с Райна, намекала на завещание и всячески его обхаживала. Допустим, она действительно ему что-то оставила – завтра мы об этом узнаем. Зато вот Райн завещания пока не писал. Некто был в курсе и решил, что самое время устранить неудобного родственничка.

– И как «он» это сделал?

– Накачал Райна быстро выводящейся химией, чтобы сымитировать убойный грипп, и приложил об пол с высокой лестницы. Правда, зачем было тащить его в подвал? Наводит на предумышленное... Н-да, концы не сходятся, как ни крути. И еще кое-что, ну просто доканывает, сил нет. Прочитал в рапорте, глазам не поверил, хотя чему уж тут удивляться после всего.

– Джулия Грант?

– Она самая.

– Слышал о телепатии?

– Она что, телепатка?

– Откуда мне знать, просто такие вещи случаются.

– Райн находился в южном крыле, в подвалах, там когда-то были темницы. Даже если бы он орал во весь голос, его бы никто не услышал. Думаю, потому он там и оказался. Предположим, Джулия Грант заранее знала, где он, но тогда получается, что она в этом замешана. А где мотив? Зачем она бросилась спасать его, если дело было практически сделано? Замучила совесть? Или ее кто-то предупредил? Но опять же-таки, кто – и зачем? И по какой причине она это скрывает?

– Отличные версии, есть, с чего начать.

– Издеваешься?

– Отнюдь.

– И что будем отрабатывать?

– Факты.

– Что, прости?

– Факты, Коллинз. Для начала тебе надо смириться с тем, что у нас есть, иначе ты так и будешь долбиться в «этого не может быть».

– Как смириться? Вот с этой фигней? Может, тебе раньше приходилось видеть подобное, но я себя чувствую... я себя чувствую так, словно меня снимают скрытой камерой! Все эти совпадения... – Он прижал ладонь ко лбу, будто проверяя, нет ли у него жара. – Каталина Чесбери умерла. Вызвали семейного врача засвидетельствовать смерть. Внезапно появляется девушка, которая слышит голос Райна; она идет на этот «голос» и безошибочно находит его в совершенно незнакомом месте! А ирландец? – Трей встрепенулся. – Что дернуло его схватить появившегося врача и поволочь следом за девицей, когда он ни черта не знал, что именно происходит и куда она умчалась? У Райна на десять минут остановилось сердце. На десять минут, Дэн! Если бы не притащили доктора, у нас было бы два трупа. А теперь у мистера Райна амнезия, какая удача. Нет, я не спорю, ему досталось, но я не верю в потерю памяти. И врачи, кстати, тоже. Скажи, скрытой камеры точно нет?

Трей выглядел так, будто сейчас заплачет.

– Кофе хочешь? – спросил Дэн.

Коллинз вздрогнул. – Хочу. Хочу, чтобы меня тоже слышали сквозь стены.

– Мы этого пока не доказали. Полагаю, всё гораздо проще. Может, тебя с фантазий об утке в винном соусе развезло?

– Это дело – утка, – огрызнулся Трей. На секунду задумался. Потом вдруг с пугающей скоростью расцвел улыбкой от уха до уха: – Так вот, значит, для чего ты взял дело Райна? Чтобы достать Фитцрейна?

– Поклон твоей логике.

– А как же? С тех пор, как он спутался с Викторией Чесбери, расшатывание их благородного склепа ему вовсе не на руку.

– Слухи?

– Никак нет. Джек Фаэрби помогает ему с оформлением развода.

Дэн задумчиво склонил голову на другой бок. Коллинз поцокал языком и заговорщически навис над столом:

– Есть еще кое-что. Парень, первым бравший показания у Джулии Грант, сказал одну презанятную вещь. Я не вижу ее в официальном отчете, но он говорил мне лично: сперва мисс Грант была уверена, что до нее в подвал никто не заходил. Когда она открыла дверь, на полу был толстенный слой пыли – и никаких следов. Потом, конечно, там натоптали врач и ирландец с дворецким, а под конец она сама отказалась от своих слов, потому как не была абсолютно уверена... А как же, телепатия – дело серьезное, по сторонам не повертишься.

Дэну почудилось, или Коллинз искренне злорадствовал над бедственным положением следствия?

*                      *                      *

20:40

Со стороны могло показаться, что Дэн спешит. Задрав воротник и надвинув шляпу, словно забрало, он не отрывал глаз от дороги и не оглядывался – лишь изредка смахивал с ресниц постоянно налипающий снег. Ветер, поднявшийся после полудня, толкавший в спину, пока они с Коллинзом шли к пабу, теперь вовсе осатанел. Снежная крупа хлестала со всех сторон, Байронс тщетно кутался в осенний плащ, но холоду было плевать. Через какое-то время Дэн перестал сопротивляться. Почти с облегчением прислушался к боли в онемевших ладонях, уцепился за нее, стараясь отвлечься. Ноги сами гнались за смутно маячившим впереди. Был это вопрос или ответ, он толком не знал.

«Сожаление».

По дороге домой он думал только о том, в какой хитроумный расклад его закинуло, и как он боялся, что это случится, и как этого хотел. Уже давно кто-нибудь должен был разрубить лихого детектива Байронса пополам, чтобы обе его половины перегрызли друг другу глотки и успокоились на чём-то одном. Туда или сюда. Стать убойным поленом или пьянствовать в одиночку в крохотной квартире на втором этаже, в городке с населением в четыре тысячи триста восемнадцать человек, не пьянея, без забытья? Похоже, все эти годы вовсе не детектив Байронс притворялся полицейским без чувства юмора, а полено прикидывалось полицейским, и так искренне. Теперь всё рухнет. Лишь потому, что старым друзьям понадобилась его помощь. Вранье. Просто к самому носу поднесли долгожданную конфету, вот он и завертелся волчком. Вдруг на этот раз получится? Вдруг за дверью никого не будет? Шанс. Снова искать себе место, снова надеяться перебороть иссушающую тоску, страх перед собой, перед затягивающим вперед чувством, словно подминающая воздушная волна из-под поезда. Но даже в тот вечер на пустыре, – ему всего пятнадцать, но он уже чует неладное за восторгом, – Дэн хотел только одного: сбежать.

...Загородная пустошь была его собственным испытательным полигоном. Он часами учился останавливаться возле самой земли и тихонько скользить над ней, пока хватало сил. Похожий на громоотвод незнакомец появился из ниоткуда, огляделся – взгляд на сухую землю, на покореженный металл, залитый маслянистым желтым светом, – обронил: «Сейчас ты вряд ли чего-то боишься и это не особо умно. Перед тобой два пути: можешь пойти со мной или дальше упражняться на партизана в трико, а потом пойти со мной. Первый вариант сэкономит нам время и нервы. Полагаю, ты выберешь второй». Догадка оказалась верной.

Старик вскоре растворился в воспоминаниях – вместе с полетами и пустырем. Взамен Дэн получил тревогу длиной в десять лет и шириной в шрам на боку от ржавой железяки, остановившей его падение с заоблачной высоты. В забытье не было ничего удивительного.

Может, с тех пор он и не летал, но всё еще оставался весьма способным. Он всегда знал, чего хотел: быть хорошим парнем, и эта мысль не покидала его ни в небе, ни после спуска. Армия оказалась неподходящим местом, оставалась полиция. Он прошел сложный, но быстрый путь до мечты, напоминавший о чём-то, но сомневаться Дэн не желал. Пока в один далеко не прекрасный день, в разгар штурма бомбейского наркопритона, куда его закинули в поисках дипломатского сына, ему не вспомнились слова десятилетней давности. Правда, это случилось уже после того, как его оружие дало осечку, под ребро угодил грязный нож и два человека – напарник и наркоман, обменялись огнестрельными приветствиями. Погибли оба. На этом очередной полет Дэна подошел к концу. Чуть позже, в больнице, его навестил похожий на ультрамодный громоотвод знакомый. Старик хмыкнул: «Не там ищешь», и всё вернулось. В мгновенье ока Дэн остался без призвания, без понимания того, что и зачем делает, – бездумно лежащее на простынях тело с ноющей раной под ребром. Визитер удовлетворенно скривил лицо: «Волков бояться – в лес не ходить. Рискни, Байронс. По крайней мере, в нашей чащобе не торгуют героином. Своей хрени навалом, но ты же любишь разгребать конюшни. Милости просим. Только, пожалуйста, без трико».

Так Байронс попал в Семью Далимара, телком на веревочке. Он начал учиться донельзя странным вещам – еще более странным, чем полеты над пустырем и стрельба по людям. Спустя несколько лет Дэн впервые услышал вой. Он глушил его, как мог, но тот лишь нарастал; что-то приближалось на всех парах и оно шло изнутри. Пока однажды они не столкнулись лоб в лоб – Байронс и кто-то чужой, с легкостью вывернувший наизнанку всё, что было в Дэне хорошего. Смертей чудом удалось избежать, но он не смог забыть не помещающееся внутри чувство непричастности к самому себе, эту легкость, с которой он мог пожертвовать всем – на какое-то мгновенье жизнь перестала иметь значение. Его друзья, его воспоминания, его собственное существование. Остались только точка «а» и точка «б», и заданная между ними прямая. Для того, кем Дэна пытались сделать, это было недопустимо. Человек, не видящий оттенков, не имеющий желаний, превращается в инструмент – например, для заколачивания гвоздей. Ни Семье, ни себе самому он таким не был нужен.

Вскоре Дэн ушел, Семья не стала его удерживать. С тех пор он делал всё возможное, чтобы не приближаться к центру воронки, из которой поднималось его новое «я». Лишь иногда по работе, на цыпочках, подкрадывался к самому краю – и бегом назад. Он думал, в Семье поняли, поэтому и оставили его в покое. Выходит, ошибся. «Что ж, мистер Райн, вашими стараниями я снова увяз по уши. Как бы нам обоим не пришлось об этом пожалеть». Каждый факт говорил, что собирать улики о приключениях в Астоуне обычным способом бесполезно. Это еще не Охота, но всё равно придется переступить за отмеченную для себя черту. И Дэн не знал, как долго продержится после.

Он добрел до своей улицы, и приутихшая было метель снова неистово вцепилась в полы плаща, толкая обратно под арку. Камень в кармане щипнул электрическим разрядом, на мгновение снег вокруг неподвижно завис. Дэн вырвался из оцепенения и раздраженно хлопнул по плащу: «Рано, спи».

Уже взял след, принюхивается. «Ваш след взял, мистер Райн, будь у вас хоть трижды амнезия. Или вы просто боитесь показаться чокнутым, рассказав, как всё было на самом деле? Непросто было, да? Страшнее, чем сломать пару костей. Видать, завелся у нас “серый волк” – свой или гастролер, вот что интересно».

Возможно, «волка» наняли отпрыски Чесбери. У них есть мотив, и далеко не всегда самое очевидное решение оказывается ложным. Да и старина Фитцрейн слишком уж переживает за ход расследования, а когда наступает это «слишком», Дэн чует за версту. Вырвав дело Райна, он лишил начальника контроля над ситуацией, но тот не угомонился, напротив – с утра битый час красноречиво плясал с телефоном, требуя «не мутить воду понапрасну». Воду в чьем пруду, спрашивать не было надобности.

Дэн миновал угол галантерейного магазинчика, поздоровался с сидящим на мостовой каменным котом и быстро проскользнул в подъезд. На лестнице было пусто. Байронс снял шляпу, неловко завертел головой, вытряхивая снег из-за шиворота, и через ступеньку затрусил наверх.

Он жил в небольшой квартире в самом конце коридора. Правда, слово «жил» не отражало сути: Дэн лишь изредка забегал сюда переночевать или написать отчет, когда в участке становилось слишком шумно. Трей уверял, что у него чересчур чисто для холостяка-нелюдима, и вечно косился на секретер. Байронс пожимал плечами. Если в его доме и появлялись женщины, то, как правило, ненадолго. Фокус с порядком был прост: не раскидывай барахло где попало, и крохотное бытовое пространство почти навсегда замерзнет в идеальном стазисе. Трей, конечно, не верил, да ну и шут с ним.

Сквозь щели в шторах серыми тенями падал снег. Остановившись в полутьме, Дэн беспокойно следил за ними, изо всех сил сопротивляюсь следующему движению. Внутренний секундомер вертел хвостом, подтягивая момент, когда придется признаться себе, что он, Дэн, идиот – как того и требовало его новое положение. «Ключ у меня, сыр съеден. Теперь, и правда, всё». От знакомого чувства эйфории до тоски почти не оставалось протяженности.

Прошлое играло в регби в его черепной коробке, перекидывая чувство вины от одного обстоятельства к другому. Сколько у него времени, прежде чем вернется вой? Нужно успеть. Всего один нырок.

Байронс достал из кармана темный камень и уставился на него, будто на злейшего врага.

– Если ты ошибся насчет меня, нам трындец.

Камень отразил упавший на него свет и стрельнул в Дэна бликом. Ровная, без единой царапины поверхность псевдогематита казалась на ладони сгустком свернувшейся крови. Дэн задумчиво погладил его холодным пальцем. Когда-то давно Ключ ожил в его руках. Сколько лет назад? Воспоминания остались яркими, как свежая акварельная картинка. Байронс усмехнулся. Пальцы свела судорога – он слишком сильно стиснул оправу. Платиновая цепочка тихонько звякнула.

«Что ж, давай узнаем, что случилось с Райном». И Ключ впился в замок – в тот самый, что отделял Байронса от двух самых важных вещей в его жизни: от мечты и от полной бессмыслицы.

Затем Дэна согнуло пополам. Пришлось упереться в крышку стола, но тот мгновенно превратился в тающий пластилин. Волна рухнула сверху, словно гладкая сеть на нагое тело – в ней не было веса, но она вжимала в пол ватными ладонями. Дэн чувствовал, как с каждой секундой слабеют мышцы. Он с трудом переполз в гостиную, подальше от входной двери, и упал на ковер.

Вокруг, застревая в уголках глаз, плыла мутная синева. Дэн слышал тончайшие звуки, пробивающиеся из-за окна; откуда-то потянуло бразильским кофе – от этого невыносимо захотелось чихнуть. Воспоминания возвращались. Камень с каждой секундой становился всё горячее, в кожу уперлись бесплотные иглы. Тепличный воздух расцвел запахами влажной листвы и шафрана.

Всё совсем не так, как было в прошлый раз.

Тогда под ногами переливался узор криптограммы, начертанный на каменном полу настоящим кровавиком; налетали мириады огоньков, превращаясь в тропу. Сейчас чуть потрескивает статическим электричеством потертый ковер: опаляются ворсинки, тлеют, выдыхая облачка дыма. Нужно решать. Уже почти нельзя повернуть назад.

Человек на пустыре. Синие тени.

«Кто это был?»

Тени пляшут в масках, человек стоит в центре круга. Тело поднимается над землей, рывок. Мир исчезает в волне желтых бликов.

На секунду Дэн увидел свою комнату. Воздух сгустился, предметы завибрировали и размазались сплошной кляксой.

Навстречу несся голос – он прошел насквозь и разбил его тело на мириады желтых искр.

Густое, как мед, сияние темнеет, сворачивается в новые формы. Дэн увидел тропу и свои старые следы. Он помнил, что нужно вдыхать память как можно глубже и держать внутри, пока не вернешься обратно. Тропа вспыхнула и прилила к его ногам...

Вопрос привел Байронса в самое подходящее место, в Дельг. Здесь ничто не менялось, словно взгляд замораживал увиденное на вечные времена. Для Дэна он притворялся осинами и корабельными соснами, подножием леса, скрытого туманом и сумерками. Дэн мог брести часами по просеке, не сдвинувшись ни на шаг. Дымка смыкалась над деревьями, раскинув спирали и смерчи белых коконов, сквозь них смотрели знакомые лица. Дэн знал их всего мгновенье. Пахло сентябрем и молниями. Россыпи сосновых иголок беззвучно хрустели под ногами, ломались и исчезали.

Деревья разошлись складками. Дэн понял, что его Вестник прибыл: тень от призрачного ствола распалась надвое, обозначив силуэт в длинном сером балахоне. Незнакомые символы вспыхивали на ткани быстрым рисунком, лицо скрывал капюшон. Возможно, он не скрывал ничего.

Пришелец не стал подходить близко, Дэн тоже. Слова в Дельге не имели силы, единственным способом общения были мыслеобразы, похожие на телепатию. Всё, что видели глаза, могло оказаться обманом. Можно было говорить со зверем в образе человека, с человеком, похожим на туман, или с чем-то совсем иным с лицом самого себя, и никогда не узнать правды. Только если удастся вновь встретиться в плотном мире, подмена станет явной – выдаст «спектр». Дельг не прятал истинных цветов. Дэн вгляделся в своего Вестника: вокруг балахона медленно вилось темно-синее пламя, широко охваченное по краям серым. Плохой знак – это существо умирало.

Пришелец шевельнулся, и туман взвился, раскинув над ним белые крылья. Тьма под капюшоном блеснула чем-то холодным:

Пыльный каменный пол. Неподвижный человек лежит лицом вверх, прижимая руки к груди; это Райн, но у него белые волосы.

Дэн спешит привыкнуть к ранящей близости чужого сознания. В надежде, что пришелец всё-таки из своих, спрашивает напрямую:

Белая стена, четкие черные буквы на английском, французском, немецком, китайском... – «Кто это сделал?»

Вестник молчит. Дэн поспешно гасит разочарование, делает новую попытку:

На тело лежащего в подвале Райна падает чья-то тень. Оборот...

Вестник сжался, обхватив себя руками, словно внутри него что-то болело.

Снова не отвечает. Дэн настойчиво показывает картинку снова и снова, но Вестник не откликается. Времени не так много. Дэн меняет вопрос:

Две белокурых девушки с неестественно красивыми лицами и бледный насупленный мужчина. Они смотрят друг на друга, будто указывая на виновного.

Вестник жестко отталкивает видение. Колеблется, затем:

Райн. Вокруг темно – лишь немного освещено лицо и стена позади, поперек нее огромная картина. На смазанном полотне белым выведено по-английски «Помоги. Имя».

Дэн переборол раздражение:

Черные буквы – «Говори со мной».

Вестник низко опускает голову:

«Райн будет вне опасности, если ты поможешь». Перед Дэном полыхнуло незнакомое женское лицо. «Защити ее, и он не будет страдать».

Дэн пытается вернуть Вестника к разговору о нападавшем, но тот упрямо игнорирует его старания. В конце концов, Дэн сдается:

«От чего я должен защищать ее?»

Казалось, Вестник тихо вздохнул; по его «спектру» пронесся стремительный белый смерч:

«Ее убьют. Кто-то придет. Ты должен знать, кто. Скажи мне».

Дэн замер в замешательстве:

«Я не прорицатель».

Лица Вестника не видно, но чувствуется его взгляд; он смотрит в упор:

«У тебя Ключ».

Дэн сжимает камень:

«Я лишь Страж. Ключ помогает, но я...»

Вестник сметает черные буквы, не дав Дэну закончить фразу:

«Неправда. Этот Ключ твой. Ты можешь увидеть. Скажи мне имя ее убийцы». Снова лицо незнакомой женщины – застыло мраморной маской.

Дэн вглядывается до изнеможения, пытаясь запомнить каждую черту. Внезапно что-то вспыхивает перед глазами – это имя, но не убийцы, а жертвы: Эмили. На секунду Дэн теряет контроль над собой. Он понимает, что значит эта вспышка. Осознание захлестывает его.

От Вестника доносится едва ощутимая волна горечи:

«Мы оба ошиблись. Ты думал, что с ответом приду я. Значит, слишком рано».

Туман начинает опадать на его плечи. Дэн делает шаг вперед:

«Не уходи».

Вестник молчит какое-то время:

«Я приду снова, если не будет выбора. Не зови меня, пока не узнаешь имя».

Очертания деревьев начинают мерцать, словно кто-то включил рождественскую гирлянду. Туман почти слился с Вестником. Дельг содрогнулся, Дэн почувствовал, как змеей рванулась из-под ног тропа. Видение рухнуло, погребая его под осколками...

Он очнулся посреди гостиной, с жадно открытыми глазами. Тихо дымился выжженный ковер. Раскаленный камень валялся на полу, безжизненно раскинув, будто руки, обрывки платиновой цепи.

Наступала ночь.

Дэн медленно нагнулся и провел ладонью над остывающим Ключом. Жар спадал. Багровое пламя сворачивалось в спираль, последняя стайка искорок доплясывала извилистый танец. Всё.

Наконец он выдохнул.

Память влилась в сознание, немного повозилась, расталкивая сбившиеся в кучу мысли. На последней Дэн споткнулся, словно его ударили под колени.

Шорох. Шаги в коридоре.

Кто-то остановился перед дверью его квартиры. Послышался легкий стук.

Дэн взвился на ноги, прижимая к рубашке камень, бросился в кабинет. Спрятал Ключ, сгреб ковер и выкинул в чулан. Последним ударом распахнул окно, надеясь, что сквозняк успеет выветрить дух прелой листвы и паленого ворса. В дверь снова постучали. Теперь Дэн был совсем без сил.

Когда он подкрался к входу и прислушался, сердце лишь слегка частило. Он почувствовал, что бояться нечего, и открыл дверь. На пороге стояла молодая женщина. Она посмотрела ему в глаза так, словно Дэн был окном, в которое она собиралась прыгнуть.

Глава четвертая

Клиника св. Иоанна

23:07

Под фонарями маршировала пурга, возводившая фосфоресцирующие замки и срывавшаяся с крыш длинноволосыми женщинами. Ночь проглатывала их, но вскоре всё возвращалось. Тени танцевали на стенах, перепрыгивая через кресла и кровати, сходились вокруг человека, спящего на больничной койке. Он лежал скованно, бледный, как лед, – будто в его теле вовсе не осталось тепла. Ни единого движения за несколько часов, только под веками бешено мечутся зрачки.

Ему снится один и тот же сон. Сну тесно внутри, он напирает – из-за этого раны открываются и болят сильнее, дыхание стихает. Но у Алекса сильное сердце – оно не позволяет сорваться по кривой монитора до самой черты. Однако и сон не сдается: накатывает волна за волной, каждый раз что-то унося, что-то оставляя взамен...

Дверь в палату приоткрылась, осторожно вошла медсестра. Опасливо покосилась на спящего человека. Она запомнила взгляд Райна на всю жизнь – в нем было нечто, приводившее людей в отчаянье. Если он проснется и снова уставится на нее, как вчера, наутро она ни за что сюда не вернется. У него был взгляд привидения, разглядывающего кошку.

Девушка поежилась, не решаясь сделать следующий шаг. Вслед за ней вошел лечащий врач, и она на радостях едва не вцепилась в его рукав.

Доктор остановился возле кровати Райна. Он не был таким впечатлительным, однако странности пациента складывались во всё более неприятную картину, которую он пока не мог прочесть и уже не был уверен, что хотел бы. Вторые сутки всех знобило от недосыпа. Люди – врачи, медсестры – чаще жаловались на бессонницу, словно их заражало исходящее от Райна напряжение. Не беда, что большую часть времени тот пребывал без сознания, это не мешало распространению слухов. «У нас нечасто случаются серьезные преступления, это объясняет всеобщий мандраж», думал замученный Джереми Кранц. «Но, черт возьми, господин Райн, вы окажете нам большую услугу, если хотя бы этой ночью не поднимете всех на уши».

Каждый раз под утро пациент дезертировал из сна в кому, теряя пульс и давление; его в спешке подключали к аппаратам и ждали, когда минует загадочный приступ. К обеду ситуация в корне менялась: Райн приходил в себя, но оживлялся лишь ради обсуждения собственной выписки. Его речь всегда была связной, он мгновенно заучил имена персонала, но общением не злоупотреблял. Вытянуть из него хотя бы слово было одинаково нелегко и полицейским, и докторам.

Кранц постоял, разглядывая показатели на мониторе. Поманил медсестру. Девушка подала ему карту, надеясь, что доктор скажет что-нибудь утешительное (например, «мы переводим его в другое отделение»); но врач лишь устало перечитал записи и осел на стоявший рядом с кроватью табурет.

– Не спускайте с него глаз, – наконец шепотом распорядился он. – Если что – зовите. У дверей поставили полицейского, но вы тоже не зевайте. Да не зевайте же вы... – шикнул он. – С любыми изменениями немедленно ко мне.

– Хорошо, доктор Кранц.

– Я буду в ординаторской.

Врач еще несколько минут просидел неподвижно, шаря подслеповатым от усталости взглядом по цифрам на графике. Цифры молчали.

То, что творилось с Райном, ставило его в тупик. Коллеги предположили наличие психического недуга, но пока это не спешили обсуждать всерьез. После стремительной ремиссии состояние пациента то и дело ухудшалось, он апатично отказывался от всего, кроме сна. Как будто решил заживо похоронить себя в собственном теле. Не было объяснения и его седине: даже самый жестокий шок не заставит побелеть за неделю – на это нужны месяцы. Единственное, что приходило на ум: дело было не в недавних травмах, и даже не в том, что кто-то покушался на жизнь Райна; всё началось гораздо раньше, задолго до инцидента в Астоуне. Но, увы, установить, каково было душевное состояние пациента до приезда в Англию, Кранц не смог: в сведениях, которые он получил из клиники в Брисбене, не было нужной информации. Джулия Грант развела руками, с отцом Райна связаться так и не удалось.

Когда обнаружились проблемы с памятью, Алекса начал навещать психиатр. Но каждый раз, выходя из его палаты, тот лишь пожимал плечами. Никому не удавалось подловить Райна на симуляции, хотя именно на этом – по своим причинам – настаивала полиция. В конечном счете, заключения сводились к общим фразам о депрессии и посттравматическом шоке. Возможно, это была вся правда, но что-то во взгляде пациента пугало Кранца не меньше, чем медсестер.

Врач задумчиво покачал головой:

– Если проснется, зовите.

Он не стал оглядываться на пороге, хотя едкое чувство, что Райн смотрит ему вслед, невольно ударило в затылок. Однако сегодня Кранц беспокоился зря.

*                      *                      *

Астоун

23:42

– Мое мнение тебе известно! Я не стану этого делать! – Он стоял, возвышаясь над ней, словно ощерившийся зверь. Она смотрела снизу вверх и улыбалась. – Элинор, хватит!

Девушка насмешливо кивнула главному наследнику рода Чесбери – главному до недавнего времени. И он понял, что проиграл, на сей раз окончательно.

– Дорогой мой, ты не можешь просто уйти. Ведь ты этого не хочешь.

Он силился возразить, но протест спекся, как стаявшая плитка шоколада. Он отвел глаза и вздрогнул, наткнувшись на затравленный взгляд Виктории. Элинор заметила и это. Ее улыбка стала явственней:

– Что ж, тогда предлагаю закрыть тему.

Верно, продолжать не имело смысла. Ведь всё, что он скажет, для нее не имеет значения. Отныне будет только так, как решит Элинор, достойная замена почившей родоначальницы. Все присутствующие это понимали, теперь поздно менять ход вещей.

Элинор отвернулась.

Немолодая женщина, стоявшая за ее спиной, равнодушно взирала на семейную сцену. Привычный театр – уже в который раз Ричард Уэйнфорд пытается бунтовать. Он делает эти попытки с механической закономерностью, как лунатик, против воли бредущий к краю крыши. И, как обычно, его одним точным ударом возвращают на землю; это действительно больно, но именно там его законное место. Место ответственного исполнителя – надежные силки, учитывая кровные узы.

Элинор плавным движением водворилась за стол. Она обожала этот стол, эту комнату, этот момент.

– Марго, – пропела она. Потом минуту делала вид, будто глубоко задумалась.

Женщина, оказавшись к ней лицом, сменила равнодушие на заинтересованность и послушно сделала шаг вперед. Однако шаловливое настроение Элинор внезапно улетучилось.

– Думаю, поздно всё отменять, операция близка к завершению, хотим мы этого или нет. Теперь, когда леди Каталины нет, будете отчитываться только передо мной. Гордон, – ее взгляд переметнулся на приземистого мужчину возле окна.

Ожидая, пока Элинор удостоит его вниманием, он дремал на диване, не забывая раскусывать фисташки и смахивать шелуху на любимый ковер леди Каталины. – Хм?

– Астоун мы теряем. Наша дальновидная старушка надежно перепрятала завещание, но информация верна: она переписала его на Райна. Придется перевести оборудование в мой домик на берегу и посидеть там какое-то время... Гордон! – Мужчина скривился и засунул оставшиеся орехи в карман. – ...Пока я не найду способ вернуть замок обратно.

Элинор резким движением отодвинула стопку бумаг и принялась рыться в банковских счетах: – Как только все деньги будут у нас, можете расплатиться с командой. Порадуйте их: в этот раз им перепадает больше обычного.

Гордон не успел отобразить понимание, как его опередил Ричард:

– Элинор, да сбавь же обороты! Тридцать лет назад это могло сойти с рук, но не теперь. Я диву даюсь, как по нашу душу еще не нагрянули волкодавы. Тебе не кажется... подозрительным, что мы каждый раз теряем одного-двух убитыми? Или это тоже входит в твои планы? Чтобы избежать всех неприятностей, человеческих мозгов мало. Почему ты не хочешь угомониться?

– Ах... Инициативность мне всегда по вкусу, – медленно протянула Элинор. – У тебя есть другие идеи, как заработать пару миллионов за вечер?

Ричард мгновенно затих, будто его выключили.

В ее глазах мелькнула злая тень. Она и без его напоминаний знала, как шаток тонкий золотой мостик протяженностью в тридцать лет. Они танцуют на нем с ловкостью эквилибристов, хотя сейчас их безопасность держится скорее на удаче, нежели на расчете. Но она всегда хорошо защищала тылы. Бумага умеет отбивать шрапнель – главное помнить о быстром беге и не забывать своевременно проверять подпругу на обласканных лошадях.

Мысль была к месту. Элинор открыла верхний ящик стола и вытянула из него тяжелый конверт. «Бумага. Самый ценный материал». С удовольствием пересмотрела содержимое пакета и протянула его Гордону. – Займись.

Помощник взвесил в руке конверт с фотографиями и мельком заглянул внутрь. Покосился на Викторию. Нечто похожее на уважение отразилось на его лице. Он сполз плотным взглядом по ее плечам до талии и кивнул со знанием дела. Элинор осклабилась, Ричард тихо застонал: – Какое безумие... Ты вовлекаешь в это всё больше людей. И даже ее!

– Ричард. – Голос Элинор стал почти нежным. – Давай обсудим это позже. Что за тяга к семейным скандалам при свидетелях? Ты не заметил гостей? Мы ведь можем поговорить наедине, тем более, такие разговоры приносят значительно больше... удовлетворения.

Виктория, затаившаяся в уголке, тихо вздрогнула. Ричард промолчал. Элинор опустила ресницы:

– Повидай мистера Фитцрейна, Гордон, и потолкуй с ним о нашей безопасности. В первую очередь я хочу быть уверена, что нас не возьмут за горло каминными щипцами только потому, что некто любит копать глубже, чем ему отмерено. Порекомендуй старшему инспектору отстранить Дэна Байронса от расследования. Я хочу, чтобы он передал его любому, кто держится от Байронса в стороне. – Она со звоном бросила блестящий нож для резки бумаги, и тот, вращаясь, слетел на пол возле туфелек Марго.

– Почему бы тебе просто не устроить ему несчастный случай, дорогая сестра? – насмешливо спросил Ричард.

– Потому что умные люди не гадят там, где спят. – Она красноречиво оглядела собравшихся. – До тех пор, пока мы обитаем в этом месте, здесь будет тихо и спокойно, и ни один слишком догадливый чиновник или следователь не обратит внимания на наш благополучный городок, в котором не убивают маститых полицейских, некогда бывших сотрудниками Интерпола.

Гордон тихо крякнул.

– Прозорливость рождественской индейки, – огрызнулся Ричард.

– По крайней мере, я постараюсь попасть на стол последней. – Она словно не заметила оскорбления. – О, Викки, а почему ты выглядишь такой унылой, как будто тебя уже ощипали? Будь паинькой. Я уверена, твой будущий супруг не откажется выполнить нашу скромную просьбу. Ты ведь тоже замолвишь словечко во благо семьи?

Та не ответила. Даже блестки страха умерли в ее глазах. Она тихо сидела на своем высоком стуле и бездумно глядела в пол. Виктория слишком хорошо знала, что даже Фитцрейн с его набором экзотических игр лучше, чем эти звонкие нотки в ласковом голосе сестры.

– Остается последний пункт в параграфе «что-то прилипло к моей заднице», – пробурчал Гордон. – Этот ваш Алекс Райн.

– Умный молодой человек, – откликнулась Марго. – Его можно посвятить в семейный бизнес, если мы планируем вернуть долги обществу.

– О, дорогая, без сарказма, когда речь идет о членах моей семьи! Я знаю, каков наш Алекс. У леди Каталины были странные мысли на его счет, она даже полагала, что мы составим хорошую пару, если я подойду к нему с правильной стороны. Но он такой разносторонний. – На красноватой шее Гордона напряглись мышцы. – Увы. На это нет времени.

Виктория подняла голову:

– Не смейте его трогать.

Гордон округлил глаза. Элинор свернулась в кресле, забыв про осанку; вид у нее стал блаженствующий.

– Бедный Алекс, – ее голос зашелестел, как бархатная веревка. – Возможно, он так и не оправится от недуга. Врачи до сих пор пребывают в сомнениях, и немудрено – столько увечий. В таких случаях часто случаются рецидивы и...

– Элли, – Виктория встала. – Если ты причинишь ему хоть малейший вред, я... я не стану тебе подыгрывать!

Элинор сощурилась:

– Похоже, рецидивы случаются не только у тяжело больных.

По ее лицу Ричард понял, что за этим последует. Он вскочил и заслонил собой Викторию: – Оставь ее в покое!

В глазах Марго и Гордона вспыхнул слабый интерес.

– Ты будешь мне мешать? – шепотом спросила Элинор.

– Она беременна. Если ты будешь слишком усердствовать, то сама всё испортишь, – тоже шепотом ответил он.

– Ах, да, – замурлыкала Элинор. – Наша будущая маленькая мама – подарочек для доблестного полицейского. Ну, хорошо.

Она подошла к ним вплотную и с нежностью погладила Викторию по волосам: – Будь добра, иди к себе в комнату и не выходи, пока я не разрешу. Я не желаю тебя видеть.

Ее рука незаметно соскользнула на локоть Ричарда:

– А ты, драгоценный братец, займись делом. Я хочу, чтобы вы оба были счастливы и здоровы. Вы ведь тоже этого хотите?

*                      *                      *

Астоун

26 октября, 05:03

Заросший сад, разбитый с южной стороны от крепостного рва, был затоплен мглой. Ночью с океана пришел теплый ветер, развесивший на кустах вуали из мороси. Воздух казался тяжелым и соленым. Продрогший Ричард примостился на каменной скамейке, украшенной старым рыцарским гербом, неподвижно глядя туда, где должно было взойти солнце. Клубы тумана лежали в низинах, как уснувшие облака.

Он не впервые встречал рассвет, сидя на этой жердочке. Несколько раз в неделю тоска поднимала его с постели и вела в гулкие предутренние часы, сквозь полудрему и темноту. Он не знал, зачем подчиняется ей. Зачем бредет сюда, поскальзываясь на сырых камнях, продирается сквозь разросшуюся чащобу, пугая проснувшихся слуг и суеверного сторожа. Доходит до этой скамейки и садится, обхватив себя руками. Он не двигается почти час. Губы изредка шевелятся, синеют, веки наливаются тьмой. Но он не отводит взгляда и словно заговоренный ждет, пока просветлеет и окрасится жемчугом небо. Чаще восток оставался сер. Свет погибал, едва проронившись сквозь гребенку штормовых туч, ветер становился злее. Каменный герб за спиной начинал жечь кожу, кровь вскипала – потом Ричард проваливался куда-то, захлебываясь яркими видениями. Они отогревали его, но после он долго не мог сдержать слез.

Однажды его нашла Элинор.

Он увидел ее крадущийся силуэт в просвете между деревьями, хотел убежать, но разбитое галлюцинациями тело воспротивилось. Он замер, вжимаясь в камень, надеясь, что она пройдет мимо и не заметит его. Напрасные старания.

Она подошла – со спокойной улыбкой; грива рыжеватых волос вилась на ветру, сплетаясь и мечась, словно живое существо. Ричард не отводил от них глаз, боясь провалиться в бездну в сто крат глубже, чем его собственные фантазии.

– Ну вот, опять прячешься, братец. – Она присела рядом – он по-прежнему ловил взглядом ветер. – Не желаешь поговорить со своей маленькой феей?

Ричард вздрогнул. Она всегда держала кулачок за спиной, чтобы удивить его или ударить. До того дня, как Каталина Чесбери забрала ее и Викторию к себе, он звал ее феей – но это было невообразимо давно, они еще оставались детьми, они всё еще были братом и сестрой. За последние годы она заставила его поверить, что этого времени не существовало. Сегодня ей было любопытно воскресить прошлое, хотя, конечно же, не задаром.

Он отвернулся, не желая вспоминать – в ее волосах всё также путаются солнечные зайчики, ребенком он любил ловить их в циферблат отцовских часов. Теперь Ричард хотел только одного: видеть, чем ее сделала Каталина. Какой она позволила себе стать. Малышка-фея растворилась, унесенная смрадным ветром, и лучшее, что могло от нее уцелеть, это пепел тех старых фотографий, что он сжег несколько дней назад. Это было лучшим и в нем самом.

Он не знал, кто она такая. Его не было здесь, когда она росла. Та новая Элли, встретившая его спустя десять лет, прячется в скорлупе хрупкого женского тела, она напоминает зверька, которого хочется гладить и сжимать с такой силой, чтобы он начал кричать и вырываться. Ричард попался, как и любой другой. После стольких лет разлуки она просто сожрала его, выела своими чудесными зелеными глазами...

Он содрогнулся, и она заметила это.

– Не переживай. Близкие должны держаться друг друга. Держаться очень крепко. Поужинаешь со мной?

– До вечера далеко.

– Ты куда-то торопишься?

Он неопределенно покачал головой.

– Вот и отлично! – движение, и она опять на ногах. – Не опаздывай.

Элинор нагнулась, чтобы погладить его, но он дернулся, не в силах скрыть отвращение. Она сощурилась...

Ричард всхлипнул, отгоняя видение.

По крайней мере, одна из них мертва. Каталины больше нет, и как бы всё не случилось – с помощью Элинор или без, он видел в этом хороший знак. Одной стало меньше, а это дает остальным шанс уцелеть.

Он в который раз не дождался солнца. Глаза щипало, словно вместо слез в них был яд. Он вспомнил, что должен навестить Викторию, со вчерашнего вечера запертую в своей спальне. Викки до смерти боится ветра и одиночества, но Элинор забавляет ее страх. Почуяв его, она не может остановиться, загоняет сестру под самую крышу и терзает, не упуская ни единой слабинки.

Ричард поднялся. Замок хмуро взирал на него темными окнами. За ними уже не было ни Гордона, ни Марго, зато оставалась Элинор. Как же она бывает терпелива, когда знает, к чему идет.

– Доброе утро, сэр, – сияющий Эшби встретил его у порога, и Ричард в очередной раз подивился, что старик всё еще здесь. Несомненно, тот видит достаточно, чтобы сбежать за тридевять земель. Но нет. Что ж, тогда и он здесь по праву: слабость к порокам других – тоже порок.

– Завтрак будет подан через пятнадцать минут, сэр, так распорядилась леди Элинор.

– Передайте леди Элинор, что я не приду.

Загнав поглубже слабость, Ричард взбежал по винтовой лестнице на четвертый этаж и пробрался к дверям Виктории. Ключ хранился у Элинор, но ему удалось тайно заказать дубликаты всех ключей в доме, что, несомненно, обрадует несчастную Викки. Замок мягко щелкнул, и Ричард быстро проскользнул внутрь.

В комнате оказалось светло, как днем, несмотря на опущенные гардины – все лампы были включены. На полу валялись опрокинутые стулья и женские безделушки, искрами рассеянные по ковру. На разворошенной кровати спала Виктория. Он робко приблизился к ее изголовью, мучительно вглядываясь в осунувшееся лицо, ставшее почти бесцветным на фоне синего шелка. На тонкой шее темнело несколько кровоподтеков. На мгновение Ричарду померещились следы зубов, а не ногтей – и страх опять перерос в ненависть. Окажись сейчас Элинор рядом, у него хватило бы сил придушить ее. «А потом открыл бы окно, и обоих в ров». Викки слабо дернулась во сне.

Он встал на колени, заглядывая под ее темные веки.

...Это их жизнь. Скоротечная линия, разбивающаяся о старые стены. Только они трое знают, что это значит. Калеки, бездумно плывущие по воле прихотей – в конце концов они остались ни с чем, но и это не принесло им свободы. Ему нечего вспомнить, хотя он с ранних лет проскользнул через узкую лазейку в мир взрослых. Тридцать два прожитых года принадлежали кому-то еще, кого он лишь мельком видел в гладкой поверхности антикварной мебели. Он что-то судорожно лепил внутри себя, чтобы было на что опереться, но все растекалось, словно поднесенный к огню воск, – когда она подходила слишком близко. Он даже не мог спасти Викторию.

Но он знал, кого винить. Каталина Рейнфилд, леди Чесбери, на глазах которой родилось и умерло четыре поколения их рода, неизменный атрибут геральдической схемы – она верховодила в старом замке и в жизнях тех, кого занесло в его стены. Теперь она мертва, но ее тень по-прежнему мерещится в коридорах; воздух пахнет ее духами, женщина с зелеными глазами безумствует в ее залах, продолжая сладострастно разрушать свое королевство. Слабая надежда на то, что смерть разомкнет круг, обманула. Когда она мнет в руках бутоны цветов, и их тугие лепестки с хрустом превращаются в месиво, он понимает, что так будет всегда. Она положит руку ему на лоб, от которой повеет фиалками, и он откажется от всего, пока это будет продолжаться...

Но Элинор любит только Астоун. На него уходят все ее силы – он, как капризный любовник, забирает всё, даже то, что ей не принадлежит. Деньги, привязанности, рассудок. Леди Каталина была такой же. Как давно это началось? Некоторые из них еще живы – те, кто заглотил ее наживку, и они всё еще гадают, как она смогла найти их: Марго – в шестидесятом, Билла Шеффи в шестьдесят втором, и чуть позже Гордона.

Первой на Каталину начала работать Марго Брандт. В те времена у юной снайперши была своя банда – дюжина лондонских сорвиголов, из которых она сумела сколотить вполне слаженную команду наемников. В выполнении нехитрого поручения леди Каталины Марго положилась на помощников, но вместо одного человека погибли все, включая ее ребят, а она после кусала локти, ибо предоплата – недостаточная компенсация за два трупа среди своих и лишнее внимание со стороны полиции. Но Марго была решительной девушкой и предприняла верный демарш – вооружилась шантажом, чем, видно, и покорила леди Каталину.

Старушку не особо волновали последующие вымогательства, поскольку Марго приходилось следить за репутацией, чтобы не растерять клиентов. Но по какой-то причине Каталина обратилась к ней вновь – на сей раз предложив постоянную работу. Так начались рейдовые ограбления в Новом Свете. Они брали только деньги, но иногда погибали люди, как чужие, так и свои. Впрочем, Каталина была достаточно прозорлива, чтобы ни один хвост не привел к ее порогу.

Марго было всего шестнадцать, однако она казалась самой смышленой. Увы, на поверку подтвердился лишь один ее талант – стрельба из снайперской винтовки. Тем не менее, ей хватило ума избежать участи Билла, которого подстрелили фэбээровцы в семьдесят восьмом. Чтобы не попасть под раздачу, «медвежатник» Гордон тоже поспешил переквалифицироваться в консультанты – эти двое стали бессменными лейтенантами леди Чесбери. Бизнес оказался доходным, им везло и по сей день. Но время шло, Каталина старела. Обстоятельства не становились проще, и ей пришлось подумать о преемнике.

В семьдесят шестом умер ее внучатый племянник, отец Ричарда, Виктории и Элинор. Официально объявили, что беднягу свалил сердечный приступ. Ходили слухи, что глава благородного семейства спился вдали от дома, куда его услали с глаз долой. Почти никто не знал, что Чарльз был не только пьяницей, но и драчливым шизофреником. Он умер в психиатрической клинике, умудрившись сломать пару ребер санитарам и разбить собственную голову о бетонную стену в прогулочном садике. Его жена погибла два года спустя в сорвавшемся лифте. Тогда детей привезли в Астоун.

Каталина с первой минуты положила глаз на Элинор. Эта семилетняя принцесса единственная не испугалась старого замка и его хозяйки. Она весело щебетала в полутемных коридорах, гоняла птиц и слуг с крепостных стен. Малышка Виктория, более тихая и нескладная, ушла в тень, став неясным отражением младшей сестры, что всячески поощрялось Каталиной. Ричард злился, бунтовал, но он был всего лишь двенадцатилетним мальчишкой. Его ненависть к Астоуну не занимала даже сам замок. Не теряя времени, Каталина отправила мальчика учиться, впервые разлучив с сестрами. Всю юность он провел в закрытом колледже – даже на каникулы ему не дозволялось возвращаться «домой». Впрочем, он не слишком рвался туда: Виктория приезжала к нему сама, и лишь Элли, его любимая маленькая фея, была так занята, что вскоре совсем перестала навещать брата.

Несомненно, леди Чесбери была поражена способностями юной наследницы. Она ввела Элли в семейный бизнес, когда той едва минуло пятнадцать. В двадцать пять леди Элинор без особого труда заняла ее место...

Что-то хрустнуло за спиной, и Ричард дернулся, словно его ударили. Он снова потерял реальность из виду. Обернувшись, он обнаружил Эшби, стоящего возле неприкрытой двери. Пристально оглядев картину, старый дворецкий приложил палец к губам и хитро подмигнул ему. Через секунду за порогом никого не было. Виктория заворочалась и что-то зашептала; Ричард наклонился, чтобы расслышать слова.

– Не смотрите... Пожалуйста, не надо... – Она захлебнулась тяжелым вздохом.

Как бы он хотел всё закончить. Может быть теперь, когда Каталина по дурной прихоти завещала Астоун австралийскому родственнику, у них с Викторией появился шанс? Если, конечно, у самого наследника будет шанс выжить.

«Да, мистер Райн... Думаю, вы бы сейчас многое отдали, лишь бы никогда не приезжать к нам. Что же с вами приключилось? Элинор? Или ее любимчик Гордон? Но Гордон не располагает свободой действий, если бы Элли позволила ему, вы бы оказались не в больнице, а на кладбище. Самое безопасное место, между нами говоря. Но так грубо пугать... нет, это не в ее вкусе. Чего от вас хотела Каталина? Неужто даже Элинор не знает? В любом случае вы поразили их обеих, поздравляю. Это худшее, что могло с вами случиться».

Он ласково провел пальцем по локону сестры. «Спи, бедная мечтательница. Я приду позже». Он нежно поцеловал ее в лоб и поднялся.

В его ладонь вплелись тонкие пальцы, и Элинор беззвучно рассмеялась ему в лицо. Насладившись моментом, она стремительно выволокла брата из комнаты и потащила по коридорам. Вбежав в библиотеку, плотно захлопнула за ними дверь.

– Дик, – она вплотную прижалась к нему, – неужели Викки больше в твоем вкусе?

Он вцепился в ее плечо, удерживая от последнего шага.

– Когда-нибудь... все узнают...

– Хочешь сам рассказать?

Ричард отвернулся, его рука задрожала сильнее.

– Вижу, что нет.

Она стряхнула его ладонь и деловито прошлась по залу. Потом уселась на диван и, склонив голову, поманила его к себе. Он не двинулся с места. – Фи, какая черствость. Говоришь, что во мне нет любви, а когда я стараюсь доказать ее, бежишь, как напуганный кролик.

– Тебе не удаются метафоры, Элли.

– А тебе ничего, кроме них. В чём ты меня упрекаешь? В том, что я люблю жизнь? Или в том, что тебе нравится, как я это делаю?

Он принялся судорожно искать ручку двери – только для того, чтобы обнаружить, что та заперта.

– Не драматизируй, – она кинула ему ключ.

Ричарда мутило. Добежав до своей комнаты, он ввалился внутрь и запер дверь, оставив ключ в замке. Натыкаясь на мебель, с трудом дополз до ванной.

Он дрожал, лежа на холодном полу, не замечая, что от его расцарапанных ладоней остаются разводы на светлом мраморе. Она смотрела сквозь тошноту. Ее пристальный взгляд постепенно вытягивал из него стыд. Он знал, что произойдет потом.

Вскоре истерические рыдания затихли.

*                      *                      *

Отель «Прибрежный дом»

Ровно в восемь часов утра облаченный во фрак мужчина с гладко зачесанными седеющими волосами отстучал витиеватую дробь на двери номера сто двадцать один. Ему немедленно открыли, словно только того и ждали. Распахнувший дверь господин в длинном черном пиджаке отступил вглубь комнаты, заманивая гостя внутрь.

– Опять устраиваешь проверки? – Дэн уселся на предложенное кресло и скосился на бутылку бургундского вина, великодушно отданную ему на заклание. – Кстати, я люблю греческие вина. И не говори, что забыл. Ах, да! Пока я сам не забыл: спектакль в пабе взбесил не только бармена. Вы рассчитывали на новичка или на недоучку? Уж тебя-то я могу найти и без дурацких ребусов.

Похожий на громоотвод старик, устроившийся напротив полицейского, по-лисьи фыркнул:

– Как я мог подумать, что заржавеют мозги, подобные твоим? – он утопил смешок в бокале с водой; затем, не спеша, достал вторую бутылку и поставил ее рядом с собой.

– Это же... – Байронс по привычке с трепетом потянулся к приманке, но старик жестом фокусника спрятал ее обратно.

Дэн изобразил разочарование, правда, не слишком усердно.

– Будет твоей, как только разберемся с делом Райна. – Странный господин заинтригованно приподнял брови: – Мне показалось, или ты не шибко расстроился?

Байронс пожал плечами. – Стараюсь не отягощать твой «спектр» шантажом и попыткой споить старого друга. А еще я не работаю за еду. И за выпивку.

Он нахохлился в непривычном для него фраке. Старик смотрел уже не лисой, а совой – одновременно разудалой и конфуженной. Байронс попытался затолкать обратно продолжавшее лезть со вчерашнего вечера отчаяние: – Хорошо, твоя взяла. Детвора, шныряющие по округе, вольнонаемники или ваша личная гвардия?

Старик снова фыркнул: – Скажем так, они под моим присмотром.

– Я так и думал. Тебе всегда нравилось высиживать птенцов.

Тот в ответ опять сделал страшные глаза.

– У них хорошие шансы?

– Шансы всегда хорошие.

Байронс вспомнил повеселившегося в пабе рыжего кота. К двадцати пяти годам он тоже умел многое, однако с кошкой у него «отношения» не сложились. Считалось, что для оперативника нет лучшей формы – не слишком крупная, не слишком мелкая, редко вызывает подозрения, но и поймать не так-то легко. Увы, Дэну не повезло. Человек редко мог синхронизироваться более чем с одним видом, а заранее не угадаешь, к чему повернет душа: кому легче котом, кому зеброй. Быть животным даже посредством эмпатии – занятие изуверское, да и звериные замашки пристают гораздо сильнее, чем человеческие. Чего стоит ощущение, когда между ног, помимо прочего, образуется хвост: стоит о нем подумать, и рефлексы теряются начисто – бродишь и не знаешь, как – лишь бы куда приткнуться. Дэну вспомнилось, как он стоял перед зеркалом и разглядывал себя в теле овчарки: никогда не пробуйте смеяться, будучи овчаркой. Впрочем, если бы он был крокодилом, его бы это не спасло. Коллеги прекрасно знали, каково ему, но даже они решили, что он подыхает в страшных мучениях.

«Овчарка», уныло подумал Дэн.

– Почему ты не сказал, что продолжаешь работать? – спросил он, отгоняя видение разинутой до предела пасти: иногда ему снилось в кошмарах, что она до сих пор смотрит на него из зеркала.

– Когда ты спрашивал, занимаюсь ли я «чем-то», ты имел в виду наши старые дела.

– Ну-ну. До сих пор претендуешь на право знать, что творится в моей голове. Так чем же ты теперь занимаешься, Тано?

– Пока секрет.

– Ба!

– Брось, Дэн. И не надо строить осоловевшие глазки. – Старик склонил голову на правый бок. – Алкоголь на тебя не действует. Сколько ты уже не тренируешься?

– Глазки строить? – Дэн махнул рукой и осел в отутюженный фрак.

– Слушай, мой дорогой друг Хандра! Раз ты так хотел знать: нынче я занимаюсь восхитительным делом – чудо, на что можно наткнуться, раскапывая банальный грабеж. Уверен, ты захочешь поучаствовать наравне со мной.

– Наравне? Ты не боишься рисковать?

– До сих пор волнуешься из-за того инцидента? Неужели за двадцать лет ты не?.. Поразительно. Я недооценил твое чувство ответственности.

– Видишь, хоть в чём-то я хорош. – Дэн полез в карман за сигаретой, но остановился на полпути. Со вчерашнего вечера многие вещи перестали доставлять ему прежнее удовольствие.

– Вечно тебя приходится тащить на аркане.

– Помимо известного побочного эффекта, который по неведомым мне причинам вас больше не пугает, есть еще отсутствие практики. Мне бы не хотелось случайно сократить население этого города. А тебе? Если уж некуда деваться, я бы сперва предпочел... тренировки.

Тано передразнил ехидную гримасу Дэна:

– Байронс, Байронс, что ты заладил? Какие тренировки? Ты уверяешь меня, что от этого будет больше пользы? Да ты ни разу в жизни не выкладывался во время симуляций. Ты можешь нормально работать, только когда под тобой нет пуховика – а так всё хиханьки и выпендреж.

– Знаешь, тебе стоило меньше потакать выпендрежу. – Дэн даже не заметил, что его слова больше похожи на упрек, чем на попытку извиниться.

– Прошлое в прошлом. Я советую начать.

– Да уже.

– Так это и впрямь был ты! – Тано сделал круг по комнате, затем грациозно уселся напротив Дэна. – Ну что ж. Тогда, надеюсь, ты закончил трепать старческие нервы балладами о своей неполноценности?

Байронс поежился. Как не крути, придется рассказать о сделанном благодаря Вестнику открытии; мысль продралась по позвоночнику холодной проволокой. Дэн не знал, с каким лицом произнесет эти слова.

– Не понимаю, ты-то чему радуешься? Ничего пока неясно.

– Не понимаешь? Впрочем, что я? Мне нужно лишь одно: знать, имеется ли информация по моему делу – остальное всецело на твое усмотрение.

– Да! – Дэн вскочил и сам принялся кружить по комнате. Через каждые восемь шагов он упирался в собственное отражение в лакированной поверхности гостиничного шкафа и ускорял шаг.

– Байронс, под тобой сейчас ковер загорится. В Астоуне собрались все демоны ада? Не все демоны ада? Кролик-убийца?

– Понятия не имею. Получить прямой ответ не удалось. Зато в процессе всплыло кое-что, не имеющее отношения к вашему делу. Прости мой эгоизм, но сейчас это заботит меня больше, чем приключения Райна. Твой Ключ... Он перешел ко мне не потому, что я твой преемник. – Дэн остановился, рука невольно потянулась к спрятанному под одеждой камню. Потом он увидел глаза старика. – Тано... ты знал. Ты, черт возьми, знал.

– Что ты – Скриптор? Очень рад, что и ты наконец в курсе.

Тано задумчиво пригвоздил Дэна взглядом к гостиничному ковру.

– Ну да, я знал об этом задолго до нашей первой встречи. Чего ты таращишься – я сторожил этот Ключ почти двести лет.

– И ты не сказал.

– А какой момент был более подходящим? Когда ты мечтал стать Робином Гудом? Или когда Ключ напугал тебя до полусмерти? Человек рождается с талантом, но становится талантливым, обучая разум и тело, со временем. Каждый Страж самостоятельно решает, как готовить «своего» Скриптора. Я решил помочь тебе набить шишек в песочнице, без особого резонанса... Уж так получилось, но ты сомневаешься во всём с самого рождения. Боишься пошевелиться, лишь бы случайно не сделать хуже. Но только после того случая я понял, насколько ты разбалансирован. Признаюсь, чучелко, которым ты себя пугал, произвело сильное впечатление даже на меня.

Дэн неловко сел на ручку кресла. – У нас сегодня день откровений? Всё, мне разонравилась эта идея.

– Двадцать лет назад ни ты, ни я не были готовы к этому разговору. Но сейчас я хочу, чтобы ты кое-что уяснил. Ключ выступал таким же учителем, как и я. Он позволил тебе рисковать – собой и нами, дал тебе почувствовать, чего ты действительно боишься, чтобы ты как следует запомнил, кем хочешь быть и кем не хочешь... Еще не понимаешь? – Старик озадаченно поводил носом. – Я мог остановить тебя прежде, чем стало совсем худо, но я этого не сделал. Было больно, зато наглядно, и мысли ты извлек верные. Тебя учили, а не наказывали. Теперь мои обязательства по отношению к тебе как к Скриптору выполнены, Ключ решил принять тебя, всё – я просто старый пень. Можешь набить мне физиономию, если не предпочитаешь более изысканный способ. Дуэль двойниками? Или, может, на пистолетах?

Дэн молчал. Тано аккуратно протер столик платком, сметая ореховую шелуху. Искоса посмотрел на застывшего Байронса и пожал плечами: – Тебя ждет очень долгая жизнь, Дэн. Нерационально тратить ее на то, чтобы изводить себя.

– И что дальше?

– До тебя было всего два Скриптора, оба сильно отдалились от нас после инициации. Что будет с тобой, мне неизвестно... Ты вправе считать, что я в последний момент решил воспользоваться нашей дружбой в собственных интересах. И это тоже правда. Мне необходима твоя помощь, пока ты всё еще с нами.

– Хорошо. Рискнем.

Тано какое-то время всматривался в Байронса, словно ожидал, что тот сию минуту превратится в диковинного зверя и выпрыгнет в окно.

Дэн покачался на месте, затем отступил назад и неуклюже втиснулся на узкий подоконник. Прижался лбом к стеклу, отражавшему в комнату сантиметр ледяного воздуха. За окном сумрачно дымилось октябрьское утро.

– Хочешь знать, что я видел? – спросил он.

– Да.

Дэн коротко, без утаек, пересказал Тано встречу с Вестником.

– Ничего конкретного об этом существе сказать не могу, но это определенно человек, и он как-то связан с покушением на Райна. Вполне вероятно, что он знает, кто это был.

– Хм. – Старик отошел в дальний конец номера, облокотился о стену. – Ты ближе к Океану, чем я, Дэн. Возможно, ты сможешь установить личность этого человека. Мне бы это помогло.

– Я постараюсь. – Внезапно голос Байронса стал едва слышным: – Значит, теперь я инициирован и назад хода нет.

– Не хочу играть на руку твоей хандре, но инициация означает лишь то, что ты научился пользоваться Ключом. Скриптором ты был всегда.

– Отлично. Теперь я знаю, почему у меня вся жизнь наперекосяк.

– Иногда мне кажется, что ты проспал всё, чему тебя учили.

– Не волнуйся, по крайней мере, я помню, чем занимаются Скрипторы. Непонятно только, как это делается. Не чувствую, чтобы во мне что-то сильно изменилось...

Старик не то усмехнулся, не то скривился в ответ. – Так ты, вроде, и не хотел меняться? Если ты ждешь, что я смогу просветить тебя на сей счет, то, увы. Мы мало что знаем о жизни Скрипторов, просто ждем, когда вы явитесь за Ключами. А вот ты можешь узнать о мире больше, чем любой из нас, проблема только в одном – иногда Скрипторам дают возможность вмешиваться в серьезные дела. Вот здесь у тебя могут возникнуть сложности... Не думал, что когда-нибудь пожелаю такое, но тебе, друг мой, стоит быть менее щепетильным. – Там, где стоял Тано, тени сгустились до свинцового сумрака и начали подрагивать в такт движению его пальцев. – Мой тебе совет – танцуй от малого. Утром приходится решать, что пить – воду или кофе, ты волен выбрать то, что больше нравится. Можешь отказаться от всего и помереть от жажды. Возможности разные, но выбор остается за тем, кому его предоставили. Отказ от любых действий, как ты знаешь, тоже имеет свои последствия.

– Сравнил.

– Постепенно ты научишься жить другими величинами.

Дэн устало закрыл глаза. Гостиничная комната была уже пуста, но он всё равно тихо сказал: – Спасибо.

Глава пятая

Клиника св. Иоанна

15:02

Джулия сидела на диване в больничном коридоре и бездумно смотрела в стену. Ей хотелось, чтобы мир ненадолго перестал существовать, чтобы в нем ничего не происходило – тогда бы она смогла спокойно поспать. Мимо скользили люди, оставляя в воздухе движения и голоса, медсестры подсовывала стаканчики с горячим кофе, а Джулия сидела, прижимаясь онемевшей спиной к стене, и изображала фарфоровую куклу, пока Алекса осматривали врачи.

Как будто жизнь началась в тот момент, когда она переступила порог его палаты. Или чуть раньше, в замке, когда он позвал ее. Они ей не верят. Она сама себе не верит. Всё стало неустойчивым – словно происходило с кем-то другим. Джулия уже привыкла спать в гостинице и на больничных диванах, казалось, теперь так будет всегда. Как во сне. То и дело ей мерещилось, что вот-вот настанет утро, она проснется, можно будет немного опоздать в офис, мистер Рональд прикроет, если что... Только она проснется одна. Джулия снова видит голубоватое от потери крови лицо Алекса, темные пятна на одежде, горло заполняет приторный запах старой пыли. Сцепленные пальцы впиваются друг в друга.

Дыхание заклокотало в груди, она мучительно вздрогнула и проснулась.

Кто-то вздохнул рядом. Джулия повернула голову. Слева сидела девушка-подросток и пристально глядела перед собой – в точности, как сама Джулия. Зареванные глаза, опущенные плечи. Джулия поняла, что смотрит слишком настойчиво, и отвернулась. Постороннее присутствие давило камнем. Но стоило ей задуматься, как она вновь проваливалась в полудрему, и реальность вокруг растрескивалась с пугающей быстротой. Память перескакивала с неподвижного тела Алекса на кровати к обрывкам их разговоров – еще там, дома. Временами ей казалось, что она может вспомнить что-то важное, но слова бессмысленными кипами реяли в голове и таяли, таяли. Потом ее тело сталкивалось с чем-то – и она, вздрагивая, как от удара, просыпалась.

Всё время с одной и той же мыслью: если Алекс что-то помнит, почему не доверится хотя бы ей?

Придя в сознание, он часами молчал, лежа с закрытыми глазами. Его редкие слова – слова утешения, простые и пустые, с надлежащей долей безмятежности, будто он говорил с ребенком. Если она упоминала о Горах, он пережидал несколько секунд, потом смотрел на нее и успокаивающе улыбался. Это был понятный им обоим трюк, тем не менее, он срабатывал: боясь спугнуть его улыбку, она какое-то время не решалась заговорить вновь.

Лишь иногда безучастность в его взгляде рассеивалась, словно Алекс действительно пытался что-то вспомнить. Но эти воспоминания и вовсе отстраняли его – он уходил в мыслях так далеко, что его не удавалось дозваться с третьего раза. У Джулии уже почти не осталось сил звать.

– Мисс Грант?

Она подняла лицо и увидела перед собой незнакомца в униформе.

– Да.

– Я приехал по указанию леди Уэйнфорд, чтобы отвести вас в замок.

«Забыла». Ее обожгло мыслью, что придется вставать, держать равновесие и соображать. «Если сейчас уйду, не увижу Алекса после обхода». Было бы неплохо разреветься или упасть в обморок – лишь бы они отстали.

– Завещание будут зачитывать в четыре?

– Да, мисс Грант. В точности в четыре часа.

– Нельзя задержаться даже на десять минут?

На лице шофера возникло растерянное выражение: он явно не мог взять в толк, почему сидящая перед ним женщина не осознает ответственности предстоящего момента. Джулия сникла. Врач собирался обсудить с ней нечто важное сразу после обхода. Возможно, у него родилась очередная гениальная идея, как вернуть Алекса в мир живых. Если она опоздает, то даст фору Элинор; уедет – Алекс снова заснет, и ей придется ждать несколько часов лишь затем, чтобы обменяться с ним парой ничего не значащих слов. Беспроигрышный расклад, чего уж там.

Шофер молчал, почтительно нависнув сбоку. Джулия беспомощно огляделась. Вокруг сновали унылые незнакомцы, и все как один куда-то спешили. Даже медсестра исчезла из-за конторки, а, стало быть, никто не будет знать, как оповестить ее, если что-то случится.

Сидевшая рядом девушка почувствовала обращенный к ней взгляд и подняла лицо. Ее улыбка была такой же потерянной, как и глаза. Джулия сбивчиво объяснила, что ей нужно, и девушка кивнула, согласившись передать доктору Кранцу, которого, к счастью, знала, короткое послание. Шофер снова вежливо возник в поле зрения, недвусмысленно намекая на время. Джулия встала и покорно побрела к выходу. Оглянувшись напоследок, еще раз столкнулась взглядом с незнакомкой, оставшейся сидеть возле стены. Неловко помахала ей на прощанье. Та в ответ подняла руку и отсалютовала на военный лад.

*                      *                      *

Астоун

15:52

Джулия брела по замку, всё отчетливее сознавая, что ей не стоило соглашаться на просьбу сестер Уэйнфорд и приезжать сюда одной. В висках мерно стучала кровь. Сонливость не прошла, и даже полутьма, оседавшая повсюду пепельной массой, не смогла встревожить ее настолько, чтобы разбудить. Она бы с удовольствием забилась в теплый уголок и проспала до будущей весны. Здесь было тихо, пустынно, повсюду горел электрический свет, на окнах – спущены тяжелые гардины. Если кто-то ненароком задевал их, внутрь падали тени от быстро бегущих облаков.

Казалось, небо обвилось вокруг замка.

Джулия ощущала томительную тишину, подрагивавшую на кончиках пальцев и звеневшую так, что закладывало уши. Дворецкий, сопровождавший приезжих до библиотеки, вышагивал рядом, словно хорошо вышколенный болотный дух: темно-зеленый бархат его ливреи на свету отливал красным, в полутьме растворялся до расшитых серебром манжет. Присутствие старика ничем не наполняло комнаты – даже шорохом шагов.

Воспоминания о маленькой комнатушке в подвале не оставляли Джулию в покое. Замок казался ей замаранным. Она не могла понять, почему Алекс оставался здесь так долго. Он не любил большие, надменные дома, да и местные обитатели вряд ли могли вызвать у него симпатию. Возможно, дело было в Горах.

Джулию пугал Астоун. Она хваталась за причины – за покушение, за слишком вычурный интерьер, за безлюдье, но она лгала себе. С подъездной аллеи начинался другой мир: он был более плотным, более красивым, за каждой линией скрывалось чудо, дрейфовавшее через стены до береговых скал. Джулия вошла в него, но как будто осталась снаружи; нечто по-прежнему скрывало лицо за каменной маской, она чувствовала это, верила и не верила себе. Подобным мыслям можно было сопротивляться, сидя у больничной стены и ставя себе почти утешительные диагнозы, но здесь, в Астоуне, паранойя смотрела на нее во все глаза без малейшего намека на улыбку. За каждой линией – другая линия, за каждой вещью – более длинная тень. Вот так это было в Астоуне.

После десяти минут кружения из одной гостиной в другую ее попросили подождать в маленькой комнате, заставленной зеркалами и книжными этажерками. Джулия присела в кресло перед камином, потихоньку начиная согреваться. Вскоре муторная усталость начала свозить цвета и опрокидывать ее навзничь. Тело требовало закрыть глаза – дать ему передышку. Через несколько минут ей стало всё равно, если ее застукают сопящей в кресле посреди чужого дома. А потом...

...Пестрел берег океана тысячью зеленоватых искр – это светились ракушки, раскрытые, словно ладони. У неба был цвет крыльев чайки. На восток шеренгами неслись облака, влажный ветер рвал на Джулии платье. Она услышала чей-то голос. Кто-то тихо говорил с ней, стоя за ее спиной, он просил понять. Негромко нашептывал, и она плакала от тоски, хотя уже в тот миг знала, что забудет каждое слово. Вдалеке над лесом проступала громадная сизая тень, но слезы размывали образ. Берег пляжа лежал перед ней недорисованной картинкой; кто-то выложил на белом песке круг из обугленных костей, в центре стоял ребенок – сквозь его глаза и в крике открытый рот пробивалось ревущее пламя.

Ветер поднял занавес из светлой пыли, и все погасло.

*                      *                      *

– Мисс Грант? Простите, что заставили вас ждать.

Джулия встрепенулась. Непонимающе уставилась на Эшби, стоящего возле камина. Его взгляд не выражал ничего, кроме аккуратного смущения.

– Да... – Она выпрямилась. В глазах всё поплыло – то ли из-за слез, то ли от воображаемой пыли. Поклявшись себе как следует отоспаться при первой же возможности, она изобразила внимание и выбралась из кресла-гнезда.

– Лорду Ричарду стало лучше, теперь можно начинать.

«Завещание... Значит, врач уже ушел».

Она вспомнила, из-за чего случилась заминка. За полчаса до оглашения последней воли Каталины Чесбери Ричарду стало настолько худо, что пришлось вызывать семейного доктора. Перед глазами Джулии снова пронеслась фигура Виктории в черном платье, похожая на истеричную птицу.

– Вас ждут в библиотеке. Я провожу вас, мисс Грант.

Путь оказался коротким. Пара поворотов и массивная дверь. За ней – вся честная троица. Джулия распрямила спину и послушно вошла внутрь.

Во главе прямоугольного стола скромно примостился нотариус. По правую руку от него, но в отдалении, лорд Чесбери. Джулия осторожно пригляделась к Ричарду, но заметила лишь бледность и забинтованную ладонь, безжизненно покоившуюся на стопке бумаг: он вежливо отвлекся, обнаружив ее присутствие, поздоровался и даже соизволил встать, хотя его качнуло не в ту сторону. Элинор, сидевшая слева от нотариуса, не проронила ни слова; Виктория присутствовала здесь исключительно ради соблюдения протокола – ее взгляд постоянно метался между испугом и скукой.

– Прошу вас, мисс Грант, присаживайтесь, – беря на себя роль любезного хозяина, произнес Ричард. – Думаю, теперь мы можем начинать.

Нотариус тихо кашлянул и захрустел бумагой.

Джулия сразу же уставилась в центр стола, чтобы никто не смог встретиться с ней взглядом; снова знакомый запах. Аромат духов леди Каталины. Она помнила его слишком хорошо – фиалка и что-то горьковатое. Ей всегда нравилась фиалка, и это повергало ее в уныние. Она чувствовала себя Алисой на сумасшедшем чаепитии. В голове царил кавардак, ее окружение в гробовой тишине выслушивало нотариуса, но стоило ей поднять лицо, как все трое прилипали к ней взглядами. Элинор была наглее всех, она словно спрашивала: «Тебе нравится? Забавно, правда?» Ее красивый рот изгибался, как довольная кошка.

Джулия, сцепив ладони под столом, почти перестала вникать в монолог нотариуса. Она твердила себе, что всё непременно закончится через пару минут. И если она сумеет удержаться от искушения зашвырнуть в Элинор подсвечником, то уже через четверть часа будет свободна – и Алекс вместе с ней. Каталина Чесбери не могла зайти так далеко в ущерб своему выводку. «Она не могла...»

– «...Александру Райну: принадлежащий мне замок Астоун и поместье Чесбери, согласно моему пожеланию и воле». Это всё, господа.

– Спасибо, Уоррен, – Ричард поспешно забил последний гвоздь.

Всё закончилось. Никто не был удивлен. Джулия молчала.

– Вас интересуют подробности, мисс Грант?

– Нет. – Потом, опомнившись, добавила: – Но Алекса наверняка заинтересуют. Просто я ничего не смыслю в нотариальных делах.

Вошел Эшби, аккуратно разнес чашечки с кофе и незаметно скрылся. Ей только показалось, или лорд Чесбери действительно выглядел всё лучше с каждой минутой? Он поднялся из-за стола и размял плечи. Его пальцы, держащие китайский фарфор, ни разу не дрогнули.

– Что ж, тогда будем считать вопрос решенным. – Ричард прошествовал к окну и красиво облокотился о закрытый стеллаж. – Мы поможем мистеру Райну, если у него возникнут затруднения. В любом случае, он всегда может рассчитывать на мистера Грэхама.

Нотариус вежливо кивнул в знак согласия и принялся собирать документы:

– Мы обсудим формальности при личной встрече с мистером Райном, когда ему будет угодно, – учтиво сообщил тот. – Позвоните мне, как только он изъявит желание. Вот моя визитная карточка.

Он поспешно очутился возле Джулии и вручил ей тисненый кусочек картона. Затем раскланялся и молниеносно прошмыгнул в коридор. Джулия тоскливо посмотрела ему вслед.

– Может быть, останетесь на ужин, мисс Грант? Вам незачем жить в гостинице. В замке достаточно места, и теперь, когда ваш жених стал его полноправным владельцем, вы можете перебраться сюда.

– В Астоун? – несмотря на все усилия, она не смогла скрыть оторопи. Встретив ее взгляд, Ричард улыбнулся – да, можно считать, что это была улыбка. Джулия не без оснований решила, что он над ней издевается.

– Вижу, вам не по душе наш бывший дом, как жаль... – Он обмакнул губы в кофе. – Поверьте, вы передумаете. Не спешите говорить «нет». Мистер Райн тоже поначалу дичился, но в итоге... Нда, итог получился неудачный. Я не это хотел сказать.

Он бросил взгляд на Элинор, та опять промолчала. Несколько минут назад, услыхав о наследстве Алекса, она не выразила ни разочарования, ни гнева – она определенно не была сражена новостью. Но сейчас с ней что-то происходило: ее лицо сделалось похожим на хищную венецианскую маску. Она посмотрела на Ричарда долгим взглядом и он неприкрыто смутился, отвернулся к окну, но не найдя за ним ничего интересного, передвинулся поближе к Виктории.

– Ты думаешь, Александр сможет вернуться сюда? – тихо спросила та, ухватившись за его рукав. – Он, наверное, разочарован.

– Напуган, ты хочешь сказать? – усмехнулась Элинор.

Она поднялась из-за стола. Правда, лишь затем, чтобы неторопливо направиться к выходу, не стесняясь говорить на ходу:

– Честно говоря, мне нет до этого дела. Пойду собирать вещи. – Она посмотрела на брата, на сестру, сломала их взгляды и спокойно вышла вон. Дверь за ней осталась незакрытой.

– Элли расстроилась. Она слишком любит Астоун. – Виктория вопросительно заглянула Ричарду в глаза, затем обернулась к Джулии. На ее красивом беспомощном лице отразилась странная нежность: – Не бойтесь этого дома, мисс Грант. Замок не сделает вам ничего плохого, это только камень. Главное, кто в нем живет и для чего. Здесь столько прекрасных вещей – цветы, океан. Без дурных воспоминаний быть счастливым так просто. Забудьте о том, что здесь случилось. Ради вашего же блага.

Она поцеловала брата и направилась к двери. Но возле Джулии остановилась и робко коснулась ее запястья: – Прощайте, мисс Грант. Надеюсь, вы будете здесь счастливы. – Неуверенная улыбка, шаг назад; в заведенных за спину руках и болезненном блеске глаз было нечто, что заставило Джулию опустить лицо. – Ричард обо всём позаботится.

Виктория выбежала из библиотеки.

Джулия обнаружила у себя озноб и поняла, что сейчас было бы неплохо проснуться. Даже на больничном диване.

Звякнула кофейная чашка – Ричард слишком резко поставил ее на каминную доску.

– Я распоряжусь подать вам машину.

– Не стоит, меня уже ждут.

– Тем лучше.

Он приблизился к ней, настойчиво заглядывая в лицо:

– Викки права – вам нечего здесь бояться.

– Скажите, это представление специально для меня, или у вас так заведено? Иногда кажется, что вы все немного... не в себе. – Она смутилась. – Простите.

– Думаете, в себе нам было бы лучше?

– Вот опять.

– Привычка. Это как с иголкой. Что нужно, чтобы спрятаться в странном месте? Верно, не нужно выделяться. Вы этому месту подойдете.

– Теперь пытаетесь меня напугать? Честное слово, не хочу вас обидеть, но ваш дом вгоняет меня в тоску.

– Теперь это ваш дом.

– Он принадлежит Алексу.

– А разве это не одно и то же?

– Вы... действительно...

Она отвернулась и пошла к выходу. Он догнал ее и схватил за руку.

– Пообещайте мне кое-что, Джулия. Прошу вас, пообещайте, что вы не откажете, когда я попрошу вас об одолжении!

– О каком одолжении?

– Просто дайте слово!

Джулия стало по-настоящему страшно – лицо Ричарда заострилось. У нее мелькнула мысль, что он и в самом деле безумен. От его ладони шел жар, пальцы то сжимались, то ослабевали, словно он не мог решить, ломать ей предплечье или нет. Не зная, как себя повести, она едва не разрыдалась у него на глазах.

– Обещаю, – пролепетала она, изо всех сил молясь, чтобы кто-нибудь заглянул в библиотеку и отвлек лорда-психопата. Но Ричард отступил так же внезапно, как и набросился на нее. Он медленно, будто по линейке, дошел до телефона и уткнулся в трубку:

– Эшби проводит вас. До свидания.

– Прощайте!

Не дожидаясь, пока появится мажордом, она бросилась в коридор.

*                      *                      *

Джулия бегом миновала две винтовых лестницы – сперва в одном конце замка, затем в другом. Ни одна не привела ее к выходу. Вскоре стало ясно, что дорогу она запомнила плохо. Заскочив в первую попавшуюся гостиную, девушка захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, с трудом переводя дух. Ей нужно было остановиться и подумать – хотя бы минуту. Чувства сбились в кучу и мельтешили, как напуганные кролики; перед ней по-прежнему стоял Ричард Уэйнфорд с глазами сварившегося окуня и просил об одолжении. «Кто-то из нас точно псих. Знать бы, кто».

Она прижала ледяные ладони к вискам, стараясь успокоиться. Инцидент в библиотеке крутился в голове, будто ее посадили на карусель возле старой шарманки. Но остались только слова, которые накатывали снова и снова, с каждым разом всё больше фальшивя. В конце концов она начала сомневаться, было ли это на самом деле. Возможно, она просто заснула на папке с адвокатскими бумагами – на радость всему выводку Чесбери.

Пощупав руку ниже локтя, Джулия поморщилась: большой будет синяк, хватка у Ричарда оказалась совсем не джентльменская. Что ж, невелика плата за веру в собственную вменяемость. Раньше ей не приходилось изводить себя бессонницей и страхами, сомневаться во всём; она даже не подозревала, что настолько уязвима. Хотелось поскорее сбежать из Астоуна, из Англии, из историй о больничных буднях и убийствах. Ей пора домой, спать. Просыпаясь, видеть солнечные прямоугольники на полу, оранжевую бегонию и восемнадцать стеклянных кошек на стеллаже. Джулия покраснела, припомнив, как всего минуту назад металась по замку, словно огретый полотенцем щенок. «Только бы придумать, как вытащить Алекса из этого дурдома». Кролики внутри засновали шустрее.

– Сейчас вернусь в коридор, встречу мистера Эшби и через пять минут буду на свободе. Не реви, ради бога... Вот дура!

Кажется, она не разговаривала сама с собой с начальной школы.

– Только куда идти?

Джулия застыла посреди круглой комнаты, обставленной низкой плетеной мебелью; шторы были приспущены, в воздухе всё так же пахло океаном и цветами. Слева на стене висела картина в узкой раме.

Джулия подошла поближе. Вглубь убегала желтая река, полускрытая берегом и нависающей зеленью; в поднимавшейся от воды дымке рассыпался птицами восточный храм. Казалось, воздух рядом слегка дрожит. Джулия протянула руку и провела ладонью возле картины.

– Нравится?

Она обернулась. За ее спиной стояла девочка лет восьми, деловито раскачивая кружева на подоле почти кукольного платья – несобранные рыжие волосы, в глазах откровенная детская наглость; она возникла ниоткуда и теперь пристально изучала Джулию, радуясь тому, что застала ее врасплох. Джулия едва не раскрыла рот от удивления: раньше ей не приходилось встречать рыжих кучерявых азиаток с голубыми глазами.

– Она никак не называется. Хочешь, подарю? – девочка приблизилась и, остановившись рядом, тоже посмотрела на картину. – Хочешь?

– Да. То есть... зачем?

– Ну, как зачем? Для чего дарят картины?

– Для чего?

Девочка рассмеялась и прижалась к ее руке:

– Ты милая.

Потом сделала полукруг по ковру и забралась на диван, поджав под себя ноги.

Повисло молчание. Джулия вернулась к двери, но у нее редко получалось уйти, не задавая вопросов. Под горло немедля подступило любопытно: откуда взялся этот ребенок? О ней не упоминали ни полицейские, ни Чесбери, ни их нотариус – а уж скольких она допросила, пытаясь подобраться к загадкам Алекса. Даже человек, знавший о замке Чесбери больше других, оказался не у дел. Или он просто схитрил; тогда это был ее шанс изменить счет в свою пользу. Девочка могла ей помочь.

Джулия развернулась, чувствуя, что улыбается с тем самым видом, за который мать в детстве окрестила ее «плотоядной белкой»:

– Извини?

– Мм? – Девочка охотно подалась вперед.

– Ты давно здесь живешь?

– Ну...

– Я плохо знаю расположение комнат... Честно говоря, я заблудилась. Ты меня спасешь, если проводишь до выхода.

Энтузиазм малышки мгновенно улетучился. Она обиженно надулась и принялась теребить рыжую прядь. – Нет.

Джулия поняла, что прокололась.

– Я тебя обидела? Чем?

Она подошла к девочке и, переборов секундные колебания, ласково погладила ее по волосам; та не сопротивлялась. Джулии стало стыдно. Она присела рядом: – Я не хотела. Честно.

Девочка вскинула подбородок и уставилась в пустоту. Ее взгляд оказался неожиданно жестким. Несколько секунд она мрачнела и щурилась, как ночной зверек, которого Джулия застала в своем саду пару лет назад (он загрыз всех ручных хорьков в округе). Потом потянулась к Джулии и принялась раскачивать ее сережку.

– Я... не могу тебя проводить. Тебя проводит Дед.

– Дед?

– Ага. Его здесь не любят, а мне он нравится. Он добрый и невредный. – Она принялась копировать чьи-то встревоженные мины. Джулия рассмеялась.

Малышка притихла. Посмотрела ей в глаза исподлобья и едва слышно прошептала: – Я тебя видела. Ты пришла посмотреть на то, что я делаю.

Она стремительно спрыгнула с дивана и схватила Джулию за руку.

– Идем!

– Подожди! Подожди минуту... – Девушка удержала ее и развернула к себе лицом. Но заглянув в голубые, как у Ричарда, глаза, она поняла, что паника никуда не делась. Говорить себе, что это детская игра, не имело смысла. Ей снова стало страшно. От напряжения свело ногу, и она неловко села прямо на ковер.

– Ты меня знаешь? Откуда?

– Ты – Джулия. Ты приехала, потому что он позвал тебя. – Девочка ответила таким тоном, словно это объясняло всё.

– Он? – Джулия попыталась повторить ее интонацию.

– Он. И мне это не нравится. Совсем! Не нужно было, у нас бы и так всё получилось... Но он никого не слушается, когда боится за хозяина.

Джулии очень хотелось услышать вразумительный ответ. Но что можно было считать разумным в понимании малолетнего ребенка, решившего поиграть... во что? Она не знала. Оставалось зайти с другой стороны.

– А кто же ты?

– Изабелла.

Девочка кивнула в такт своему имени и нетерпеливо потянула ее за рукав свитера.

– Идем, – захныкала она. – Если я должна показать тебе, я так и сделаю... Даже если мне не нравится!

Джулия нерешительно поднялась. Холодная детская ладошка обвилась вокруг ее пальцев – стало ясно, что из этого капкана ей не выбраться. Но она уже исчерпала лимит глупостей на сегодня, кидаться с воплем «Бесы!» от ребенка с глазами одного из местных сумасшедших будет слишком даже для нее. Ей хотелось в это верить.

Сперва робко, затем всё настойчивей, Изабелла потянула ее за собой. Чувствуя в голове воздушный шарик, Джулия пошла следом – по пустым коридорам, всё дальше вглубь замка. Они миновали с десяток галерей и лестниц; Изабелла вела ее всё выше и выше – и в конце концов они очутились под самой крышей, в одной из угловых башен. Внезапно стало слышно, как снаружи бубнит ветер. Сухие, как песок, снежинки бились о пыльный витраж, отскакивая в пропасть за окном. В комнате было сумрачно и прохладно. В центре, посреди разномастного хлама, громоздился высокий покореженный стул, на спинке которого висела сорванная портьера.

– Где мы?

Здесь словно кто-то прятался.

Джулия огляделась. У стены скособочилось несколько мольбертов, рядом возвышались коробки, накрытые плотной тканью. Изабелла отошла в дальний угол и принялась возиться с наставленными друг на друга банками.

– Тебе помочь?

В полутьме что-то опрокинулось, по полу разлетелись не то пуговицы, не то гвозди. Не получив ответа ни на один из вопросов, Джулия загрустила. Изабелла снова чем-то зашуршала, потом неразборчиво пискнула из темноты. На сей раз промолчала Джулия. Застыв посреди изломанных линий старой мебели, она нервно ежилась, замерзая от прикосновения собственных рук. Расстояние до замковых ворот увеличилось вдвое, и она понятия не имела, когда маленькой принцессе надоест таскать ее за собой. Если так пойдет дальше, следующим этапом станет встреча с Элинор или ее братцем-истериком, и уж тогда Джулия точно выпрыгнет в окно.

Девочка будто прочла ее мысли, вернулась к окну и тщательно его зашторила оставшейся портьерой. Минуту царила темнота, затем резко ударил свет. Он выплеснулся, как горячее масло, и Джулия на время ослепла. Когда она снова смогла открыть глаза, то увидела перед собой Изабеллу с огромной керосиновой лампой.

– Сюда, – прошептала та.

Джулия шагнула сквозь радужные пятна. Нетрудно было догадаться, что это место – чья-то художественная мастерская. Поначалу всё вокруг дрейфовало в полумраке, но теперь под серой тканью у стены проступили углы небрежно сваленных картин. Некоторые были прислонены к стеллажу с красками и перемазанными палитрами. Джулия присела на корточки возле первого попавшегося полотна.

– Скажи... Тот рисунок внизу, с храмом, и этот – их рисовал один человек?

– Ага.

Девушка откинула волосы со лба.

– Ты?

– Да.

Джулия поднялась и села на скрипучий стул. Молча оглядела другие рисунки, напряженно потерла переносицу. Юные дарования встречались ей не чаще, чем голубоглазые азиатки. Если девочка говорит правду, то ей место в академии искусств, а не в этом богом забытом скворечнике.

– Ну тогда я впервые знакомлюсь с кем-то, кто так красиво рисует. Как ты здесь очутилась? – Девушка заговорила шутливо, надеясь не спугнуть Изабеллу снова.

– Я... За мной присматривает Дед, но я здесь недавно. Я скоро поеду домой, если... меня отпустят.

«Кто отпустит?», хотела спросить Джулия, но не успела.

– Никому не рассказывай, что видела меня, обещаешь? – поспешно выпалила девочка, прижавшись к ее коленям.

Джулия растерянно уставилась на хлопающие рыжие ресницы, пытаясь выдумать предлог, чтобы ускользнуть от ответа. Она знала, что ей придется раскрыть секрет, как только за ней закроются кованые ворота замка. Но зачем прятать ребенка, и какое отношение это может иметь к покушению на Алекса? Спросить у Изабеллы? «Милая, ты не в курсе, кто пытался убить дяденьку Райна?»

Может статься, она знает.

Девочка потерлась щекой о руку Джулии, щекоча кудряшками. Та уныло вздохнула.

– Вот чего я не могу понять, – начала она, ища более безопасную тему для разговора. – Ты как будто хорошо меня знаешь, но ведь мы никогда не встречались. Я бы тебя запомнила.

Девочка отстранилась. Потом игривым жестом, словно факир, вытянула из щели на стеллаже полосатый шнурок и перевязала им волосы. Избегая взгляда Джулии, отодвинула в сторону лежащую на боку складную лесенку и принялась рыться в картинах, беспорядочно лежавших на полу возле их ног. Судя по всему, искомой среди них не оказалось. Тогда Изабелла бесшумно перебежала к стене напротив, где высилась вторая кипа холстов; скинула с нее пыльный драп, похожий на изрубленный парус, и поманила Джулию к себе.

Когда та приблизилась, Изабелла молча указала на картины и отошла. Джулия почувствовала себя неловко, хотя намерений отказываться от столь любопытного приглашения у нее не было. Девочка взобралась на подоконник и уселась на нем по-птичьи, лишь слегка придерживаясь за каменный бортик.

Картин было около двух десятков. При взгляде на каждую пробирало прежнее щекочущее чувство, будто на них что-то движется. Джулия не разбиралась в живописи и не знала, в чём секрет – в фактуре холста или в красках. Но стоило посмотреть подольше, как рисунок наливался глубиной и начинал слегка подрагивать.

Сперва шли пейзажи. Некоторые даже показались ей знакомыми: азиатские улочки сменялись старыми европейскими городами, озера – белизной северного неба. Джулия ждала эльфов и принцесс, но Изабеллу не интересовали сказочные сюжеты. Она предпочитала малоприметные места: пыльных бродячих кошек и покосившиеся скамейки; ее кошки норовили удрать в заросли вдоль канавы; застигнутые врасплох, напряженно следили за Джулией и явно не доверяли ее рукам, осторожно касавшимся холстов.

Потом навалился Астоун. Его фасады, стрельчатые окна и башни – они завертелись, распахивая витражи и темные арки; чаще на картинах была ночь. И только под конец появились люди. Сперва Ричард и Виктория – незнакомые, потому что смеялись, стоя по щиколотку в желтой листве; Эшби с большим одноухим догом, зарывшимся носом ему подмышку. Чопорная женщина в сером платье и двое мальчишек, безуспешно пытающихся разжечь костер в заросшей части парка. Была на них и Каталина Чесбери. Она и юная Элинор.

Джулия опустила глаза и заметила второй портрет Элинор. Под ним пряталось не меньше дюжины – похоже, Изабелле нравилось ее рисовать. Но тот, второй – он чем-то отличался: написанная на нем женщина казалось более живой, чем настоящая. У нее были всё те же неестественно зеленые глаза, волосы цвета молодого меда, даже улыбка была похожей на все ее улыбки – без грусти, без напряжения, без радости, одно очарование, живущее самим собой. Внезапно девушку осенило: эта Элинор казалась старше. Зрелость тонкой вуалью прикрывала ее обнаженные плечи, сгущала тени у ресниц, прятала сумасшедшинку. Неизменным остался лишь безупречный контур в старомодном платье из василькового бархата, с букетом фиалок на коленях.

Джулия осторожно оглянулась на девочку. Та пристально следила за картиной в ее руках.

– Изабелла...

– Это леди Чесбери.

– Я узнала.

– Леди Каталина, когда была молодой. Я рисовала ее с портрета в галерее основателей.

 Джулия снова уставилась на картину.

– Разве это не леди Элинор?

– Они одинаковые. Дед говорит, будь леди Каталина моложе, все бы решили, что она ее дочь.

– Что ж, они ведь родственницы. – Джулия покрутила портрет, силясь найти различия. – И обе очень красивые. Скажи, что ты хотела мне показать? Их?

Девочка отрицательно покачала головой. – Не только. Они – половина.

– Что же еще?

Изабелла вцепилась в подоконник и даже на секунду зажмурилась. Потом со свойственной ей стремительностью спрыгнула вниз и бросилась к девушке, жестоко рассыпав единственную ровную стопку холстов.

– Я не люблю их рисовать! Мне от этого плохо. Но когда я не рисую, я просто вижу, а это еще хуже! – Ее голос стал хриплым, она затрясла головой; шнурок в волосах развязался, рыжие кудри разметались по коленям Джулии. – Они не могут оставить всё как есть. Поэтому я... я рисую, чтобы помочь.

– Расскажи, я тоже хочу помочь. – Джулия старалась, чтобы ее голос звучал спокойно.

Девочка не ответила. Вместо этого встала и, сделав шаг назад, оперлась о стену. Что-то щелкнуло за ее спиной, в каменной кладке образовалась щель. Изабелла надавила на выступ плечом, и трещина разошлась, превратившись в узкий проем.

– Там.

Джулия вошла внутрь. За темным прямоугольником лаза простирался не менее темный зев.

– Я принесу лампу.

Потайная каморка оказалась еще меньше, чем предыдущая, и сильно смахивала на чулан. Окон в ней не было. Правда, воздух внутри был сухим и почти теплым, так что девушка заставила себя не клацать зубами и устало привалилась к стене у входа. Изабелла пристроила лампу на низкой этажерке и заметалась от стеллажа к стеллажу.

– Смотри.

Джулия вгляделась в протянутые картины. Эти были небольшие и без рам: на первой был нарисован Алекс и незнакомый мужчина с еще более светлыми глазами, чем у Ричарда – оба в странных балахонах. На второй – стая крупных белых собак, каждая смотрела на Джулию, словно та была в ответе за все беды мира. Она поскорее убрала рисунок прочь. На третьей стоял некто в бесформенном плаще, лицо так и не было закончено; над фигурой, раскинув крылья, застыла белая птица. Девушка вернулась к первому рисунку. Кто этот незнакомец рядом с Алексом? Мог ли он что-то знать о покушении? Слишком молод, чтобы Изабелла звала его Дедом, но вряд ли девочка случайно поместила его бок о бок с Алексом.

Джулия хотела задать вопрос, но в этот момент неподалеку зазвучали шаги.

Она не удивилась, кровь и без того была перенасыщена страхом. Звук гулко метался между стенами. Едва ли Каталина Чесбери носила туфли на подкованных каблуках, так что ее призрак можно было исключить. Как чеканит шаг – словно на плацу. Элинор и Виктория слишком хрупкие. Очередная эскапада Ричарда? Гарцевать в женской обуви по каземату – занятие как раз в его духе. Всё это пронеслось в ее голове за считанные секунды, пока оборачивалась Изабелла.

Когда Джулия увидела ее лицо, оглушение резко спало.

– Это за мной, – прошептала девочка. Она схватила одну из картин, замотала в кусок ткани и втиснула сверток в сжатые руки Джулии. – Иди! Ты... Ты мне очень нравишься. Я бы хотела подарить тебе другой рисунок!

Дверь хлопнула почти рядом.

– Направо по коридору, а потом вниз по всем лестницам. Там есть выход, он сразу во двор!

Изабелла кинулась обратно в мастерскую, затем вернулась, ухватила застывшую Джулию и вытащила ее в коридор. Шаги приближались. Теперь можно было с уверенностью сказать, что это не Ричард на дамских шпильках, и даже не старина Эшби.

– Быстрее! Вон туда вниз, по винтовой лестнице! – Девочка еще раз указала ей направление и юркнула обратно в каземат.

Жалобно взглянув в пустоту, Джулия обнаружила, что деваться ей некуда. Либо она заставит себя двигаться, либо удостоится чести лицезреть того, кто поднимается по лестнице с противоположной стороны.

Не чуя под собой ног, девушка понеслась вниз.

*                      *                      *

Чем быстрее она бежала, тем острее становился ужас. Это было единственное воспоминание о спуске из башни. Когда Джулия навалилась спиной на ледяные створки закрывшихся ворот, ее пальцы по-прежнему сжимали завернутую в мягкую тряпицу картину. Девушка пнула ограждение. Ошеломленный взгляд Изабеллы намертво приклеился к внутренней стороне ее черепа, наконец-то вытеснив белокаменное лицо Уэйнфорда. Она оттолкнулась от витых прутьев и быстро зашагала вниз по дороге. Через несколько метров ее нагнало раскаяние.

«Не надо было оставлять ее одну. Любой из Уэйнфордов и взрослого напугает до полусмерти, а девочку вроде Изабеллы...»

Джулия обвела взглядом застывшие деревья.

«Что же это такое? Почему я не осталась? Не поверила, что всё всерьез и подыграла? Или побоялась, что меня закопают под крепостной стеной, придавив для верности антикварной скамейкой?» Она не могла выбрать.

Асфальт был влажный и скользкий, ноги едва держали, и Джулия знала, что если сейчас упадет, то разрыдается, как ребенок.

«Даже сейчас я не могу туда вернуться».

Силы были на исходе, способность мыслить – тоже. Хотелось поскорее взглянуть на подарок Изабеллы. «Может, она все-таки играла со мной. Если ее удерживают против воли, то почему позволяют бегать по замку и запросто знакомиться с посторонними? Алекс о ней ничего не знает. Ведь он не позволил бы... Возможно, ее привезли в Астоун после того, как с ним случилось несчастье». Джулия ускорила шаг. «Но тогда как она могла нарисовать его портрет? И кто тот человек рядом с ним?» Ответов не было. В серых сумерках закапал почти застывший до града дождь.

Она гордилась тем, что спасла Алекса. Но сейчас ей казалось, что она сделает для него гораздо больше, если попросту убедит уехать из Англии.

Джулия развернула подарок. Картинка проступила, словно небольшой темный сгусток – сквозь размытые контуры мерещились лица и руки. Сумрак не давал разглядеть, чьи они и они ли это. Дождь усилился, грубо цокая по льняному холсту.

Из-за угла вывернулась сиреневая «корса» и, тихо урча, поползла навстречу. Фары были выключены, по корпусу машины разноцветными пятнами бежали отсветы от стоящих вдоль обочин фонарей. Джулия спрятала картину и быстро зашагала вперед. «Корса» притормозила.

Девушка подошла к водительскому окну и заглянула внутрь. Блестящие голубые глаза двумя льдинками скользнули по ее лицу и приглашающе сощурились.

– Садитесь, мисс Грант.

Противоположная дверца приоткрылась и Джулия поспешно юркнула в теплый салон.

– Вы припозднились. Не обошлось без приключений?

– Я начинаю привыкать.

– Не стоит. Привычка губит реакцию.

Джулия виновато опустила глаза.

Дэн Байронс нахмурился – похоже, с шутками у него становилось всё хуже. Не зная, как поправить дело, он притворился, что его больше интересует обледеневшая дорога, которую всё быстрее заносило летевшими навстречу сумерками. Девушка уныло уткнулась в окно.

Она ничего не смыслила в криминалистике, желание обезопасить Алекса растягивало ее, словно на дыбе. Поставить на кон чье-то и без того шаткое благополучие в обмен на слабую надежду, что невнятные слова ребенка приведут их если не к разгадке, то хотя бы к подозрению, к подсказке. Выбор оказался неожиданно сложным, и Джулия в отчаянии поняла, что была бы рада вообще не встречать Изабеллу. Проще немедленно рассказать о ней инспектору, ведь он полицейский, это его прямая обязанность – выручать маленьких девочек. Но в горле, как заклинание, стоял ком. Джулия зажмурилась, стараясь удержать слезы.

– Давайте побеседуем в пабе, это в двух кварталах от больницы, – предложил Дэн.

– Я думала, вы отвезете меня в участок.

– С легкостью, но если мне не изменяет память, вы просили не афишировать наше сотрудничество. К тому же, Кроу варит отличный черный кофе. – Байронс улыбнулся, желая подбодрить ее, но Джулия по-прежнему пристально следила за деревьями, уносящимися назад и в темноту. Он вздохнул и оставил ее в покое.

Правда, иногда его взгляд возвращался, быстро скользил по ее профилю и снова смыкался с отцветающей асфальтовой лентой. Огоньки города разноцветной мошкарой кружились впереди.

*                      *                      *

Клиника св. Иоанна

18:14

«Уже рядом. Ничего не видно, но ты рядом. Куда теперь? Что-то было, я хочу почувствовать это снова. Если ты будешь моими глазами. Ты видишь?»

*                      *                      *

Паб Элиота Кроу

– Значит, мистер Райн действительно стал наследником Каталины Чесбери. Хм.

– Да, замок теперь его. Как только пришло это злосчастное письмо... Я сразу поняла, что случится что-то плохое.

– Джулия, вы всё мне рассказали?

– Да. Почему вы спрашиваете? Вы мне не доверяете?

– Не знаю.

– Замечательно... Возможно, Алекс не простит мне, что я пришла к вам тайком и рассказала об убийстве Горов...

– Он запрещал вам?

– Нет! Он вообще со мной не разговаривает. Наверное, не следовало мне вмешиваться, я всё только путаю.

*                      *                      *

«Мы на берегу. Почти вечер, ветер, я иду к тебе, ты... Ты опять не слушаешь. Снова гоняешься за ними – вверх, вниз. Как они называются? Не помню. Птицы – такие белые, что на них больно смотреть. Ты гладишь их, им нравится, они не хотят улетать.

Они не любят небо.

Я тоже не люблю его».

*                      *                      *

– Алекс всё время хочет остаться один. Даже когда мы делаем вид, что разговариваем, он словно смотрит сквозь меня. Я не верю, что он сошел с ума. Но еще больше я не хочу верить в то, что этот человек в больнице – действительно он. Кажется, я начинаю его бояться.

*                      *                      *

«Почти ничего не осталось. Я снова исчезаю, забываю. А ты... всё еще помнишь обо мне?»

– Да.

«Ты еще любишь птиц? Ты разбудишь нас?»

– Зачем...

«Мы всегда будем видеть друг друга, ты не сможешь это изменить».

– Я почти ничего не могу изменить.

«Разбуди меня».

– Прощай.

– Эй, что вы здесь делаете? Кто вы?! Стойте!

Свет в палате гаснет, доктор Кранц медленно оседает на пол.

*                      *                      *

Она механически облизнула ободранную ладонь и поспешно юркнула в темноту. Мгновеньем позже поняла, что не чувствует вкуса крови.

*                      *                      *

– Эшби, где Изабелла?

– Полагаю, в мастерской, миледи. Она провела там весь день.

Тонкая светлая бровь язвительно поползла вверх.

– Ее там нет.

*                      *                      *

– Дэн! Я поеду с вами!

– Джулия, стойте...

Она не позволила ему продолжить.

– Я ведь согласилась помогать вам, но вы тоже дали мне слово!

Он уныло взглянул в ее упрямое лицо. Глаза цвета ягеля казались больными и неподвижными.

– Вы будете следовать моим... советам?

– Да! Я сделаю всё, что вы скажите, только позвольте мне... с вами. Вы ведь сможете защитить его?

Дэн кивнул.

Она жалобно посмотрела на свои стиснутые руки и медленно отвернулась.

Глава шестая

Квартира Дэна Байронса

22:14

Дэн включил настольную лампу, уселся в кресло; почти привычным жестом погладил Ключ по спинке. К лицу что-то прилипло – вскоре Байронс сообразил, что это его собственная улыбка. Улыбка-нежилец, такая же, как и желание писать отчет. Дэн ненавидел бесполезное шевеление пальцами. Пожалуй, это самый серьезный недостаток его нынешней работы: минуту за минутой набивать лишние факты, подводить их под истину, волшебным образом добытую в обход известных протоколов. «Волшебным». Он скривился на каламбур. Пора шевелиться, кнопочки мягкие и приятные на ощупь – во всём есть свой плюс.

«След был свежий, я попробовал рассмотреть объект через Линзу Геррифа. Тест ничего не дал: «спектр» нападавшего остался затемненным, детализация не превысила одной тысячной процента. Зато мне удалось выяснить, какую технику защиты он использовал. Без сомнения, это профи, Охотник десятого ранга».

Дэн засмеялся в тишине, представив такой вариант отчета, но тут же умолк и раздраженно занес руки над клавиатурой.

Рядом лежал короткий рапорт констебля Стокмена, дежурившего вечером возле палаты Райна. Фитц наверняка засадил парня за детальный отчет на всю ночь, так что до обеда его не видать. Доктор Кранц отлеживался в собственном отделении, а других свидетелей у них пока не было. Дэн пересел за журнальный столик и положил клавиатуру на колени. Двумя пальцами подцепил папку и, морщась, перечитал рапорт.

«В семнадцать сорок пять мне потребовалось ненадолго прервать дежурство возле двери Александра Райна. Поскольку я дежурил один, я попросил медсестру Рэйчел Скотт побыть в его палате до моего возвращения. Я отсутствовал не больше пяти минут. Когда я вернулся, мисс Скотт вышла, сообщив мне, что Стэйси Лэм, личная сиделка мистера Райна, только что звонила и сказала, что вот-вот приедет. Я осмотрел помещение, в палате никого не было, кроме самого Райна. Окна были надежно заперты изнутри. Я занял прежнюю позицию. Спустя четверть часа появился врач Джереми Кранц. После того, как он вошел в палату...»

Байронс почесал за левым ухом. Потом за правым. На кухне завыл чайник, и он немедля бросился на его зов. Послушал, как благостно забулькал кипяток; по квартире закружился аромат шиповника и земляничных листьев. «Она, – если это действительно была женщина, – могла воспользоваться только двумя способами. Однако Прокол исключается, телепортация – слишком сложно и громко. Да и След держится в два раза дольше, а Охотница знала о нашем присутствии. Остаются иллюзии. Если мне удастся определить, чем именно она воспользовалась вначале, у нас есть шанс вычислить ее через картотеку. Она не может быть новичком, иллюзии подобного уровня требуют высокой специализации, плюс способность закрыться от Геррифа – приметное описание... Как только узнаю, к какой школе она принадлежит, дело в шляпе».

«Я услышал крик. Это был голос доктора. Я попытался войти, но кто-то сбил меня с ног и побежал по коридору направо. Удар был очень сильный, меня отбросило на два или три метра от двери. Со спины нападавший показался мне женщиной». Оправившись, бедняга полицейский попробовал преследовать ее. «Мне было очень трудно не потерять ее из вида, она оказалась намного быстрее меня. После того, как мы пробежали несколько отделений, я подумал, что она воспользуется пожарной лестницей, но она резко сменила направление и, когда мы спустились до второго этажа, просто разбила окно, выходящее во внутренний двор, и выпрыгнула на улицу».

Дэн хмыкнул. Со второго этажа – прямо на мокрый асфальт. Неудивительно, что Стокмен не решился ее преследовать.

«Я спустился по лестнице, во дворе уже никого не было. Я внимательно осмотрел место падения, но не нашел ни следов крови, ни других улик, кроме осколков стекла. После этого я вернулся в больницу».

В этом Стокмен не ошибся – следов не было. К тому же, скорее всего, она даже не поранилась.

Тем временем на палату Райна навесили карантин, опасаясь химического заражения, в реанимации царил бардак. Беспамятного доктора Кранца пытались привести в чувство одновременно с Райном, который бился в эпилептическом припадке. Оба процесса протекали без малейших подвижек к лучшему. Вскоре прибыл срочный наряд полиции во главе с Дэном, двор и больницу оцепили и тщательно обыскали. Естественно, ничего подозрительного, кроме разбитого окна, не нашли.

И ни один из тех, кто видел убегавшую женщину, не смог вспомнить ее лица или того, во что она была одета.

Вскоре доктор Кранц очнулся. Хотя нападавшая его даже не поцарапала и все жизненные показатели были в норме, он еще битый час плавал в наркотической эйфории, лепеча глупости и пуская слюни на белый халат. Потом его потихоньку отпустило. Примчавшийся Фитцрейн растряс его окончательно и заставил давать показания.

Дэн пощупал скудные листки.

«Я вошел в палату, чтобы проверить состояние своего пациента, мистера Райна, и увидел возле его кровати женщину. Освещение было приглушенным, сперва мне показалось, что это Джулия Грант. Она была невысокого роста, короткая стрижка, кажется, брюнетка».

Какое интересное совпадение. Она стояла спиной к дверям, рядом с кроватью Райна. Похоже, они о чём-то говорили. Кранц услышал ее голос.

«Я услышал ее голос, очень тихий. Я не разобрал слов, зато сразу понял, что это не мисс Грант. Тогда я окликнул ее».

Потом Кранц надолго замолчал. Его снова принялись трясти, брать анализы крови и вливать теплый чай. Он мычал что-то невразумительное в ответ, затем и вовсе отказался говорить, а в завершение предпринял безуспешную попытку прорваться в палату Райна. Его не пустили, погрузили на носилки и увезли в соседний бокс. Потом явился пропадавший до того главврач и прикрыл сбор показаний.

Никто так и не понял, что произошло.

Дэн бесшумно отхлебнул чая и принялся на скорую руку вбивать отчет об обыске больничной территории.

«Бедняжки мои. Пока в медицинских колледжах не начнут преподавать эмпатическую блокаду, вам придется мириться с версией о том, что бедного доктора обработали “волшебными пестицидами”. Охохо, похоже, ей даже не потребовался физический контакт». Дэн захрустел печеньем. «Только непонятно, зачем она подставилась с врачом. Неужто не могла спрятаться по-нашему? Ну не может иллюзионист ее уровня не суметь избежать контакта в такой простой ситуации... Ей либо помешали, либо это входило в ее планы. Что у нее за дела с Райном? Откуда она вообще взялась, когда по округе шастает дюжина выкормышей Тано... Включая меня. И Тано».

Что же до самого Райна, то он очнулся вслед за Кранцем и со свойственным ему равнодушием заявил, что проспал весь инцидент, оставив врачей самостоятельно разбираться с причинами своего недавнего приступа. Не говоря уж о полицейских. Медики, поколдовав над ним, пришли к выводу, что ему, как и Кранцу, не причинили физического вреда.

Но через час Райн снова впал в кому.

Дэн подумал, что этот парень умеет убегать от проблем. Но кома волновала Байронса куда меньше, чем личность человека, побывавшего в больнице. Видно, придется еще раз, уже по-своему, побеседовать с Кранцем и Стокменом, и тогда возможно ему удастся восстановить детали «спектра».

«Ее убьют. Кто-то придет. Ты должен знать, кто». Маловероятно, что сегодняшний сталкер – Эмили. Но ради справедливости стоило рассмотреть все варианты: либо всё-таки Эмили, либо ее убийца, либо новая неизвестная. И все три по-прежнему вертелись вокруг Алекса Райна. Дэн уныло разжевал чайный листок.

*                      *                      *

У входной двери просипел воскресший звонок. Байронс запрокинул лицо, глаза слезились. Он резко вытер их тыльной стороной ладони и принялся усиленно моргать – помогало с трудом. Сохранив файл, он отправил его в архив и выключил компьютер. Надо поскорее открыть. Дэн догадывался, кто к нему пожаловал, но знать наверняка не хотелось. Может, он залил соседей – пускай будет сюрприз.

Так и есть, Джулия Грант.

Девушка ворвалась в квартиру и, не дожидаясь, пока он закроет дверь, напрямик потребовала объяснений.

Всё между ними было непросто, с самого начала. Он, естественно, не рассказывал ей, что взял личное шефство над Райном еще до того, как она пришла умолять его о помощи. Ее информация о Горах тянула на выгодную сделку, но о ходе полицейского расследования говорить пока было рано, поэтому Байронсу оказалось нечего предложить ей, кроме наилучших заверений. А тут еще «новое покушение»... Неудивительно, что она занервничала, чувствуя подвох. Джулия обладала редкостным чутьем на фальшь, а их тандем был ему выгоден, он не имел права лишаться ее доверия. В конце концов, она была единственным ключом к Райну, даже если этот ключ намертво застрял в замке.

– Присаживайтесь, мисс Грант, – Дэн притворился усталым. Тяжело опустился на диван и смежил веки, будто его мучила головная боль. – Вы в который раз врываетесь ко мне без приглашения и, смею заметить, без каких-либо предосторожностей. Я всё понимаю, вы хотите помочь мистеру Райну. Но, прошу вас, не шумите. Иначе вы сами разрушите свои надежды на конфиденциальность.

Словно отчитанный ребенок, Джулия неловко присела на краешек большого кресла, робко извинилась. Она стушевалась с такой покорностью, что Дэн почувствовал себя неловко. Приглядевшись, он заметил и остальные симптомы: тоскливо закушенную губу, влажную поволоку на глазах – похоже, она собиралась разрыдаться прямо в его гостиной.

Джулия еще раз глубоко вздохнула и открыла сумочку.

Честно говоря, он успел о многом подумать, пока девушка доставала этот маленький сверток, но когда она полностью извлекла его на свет, Дэн остолбенел. Джулия подняла лицо, и глаза Байронса напомнили ей глаза злой птицы.

– Вы были правы, инспектор. Я не всё рассказала. – Она перевела дыхание, стараясь, чтобы ее вид не показался ему слишком жалким. – Но у меня были причины. Я даже не уверена, что это действительно может помочь.

– Тем не менее, сейчас вы решились мне довериться?

Непроизвольно, ее руки еще крепче сжали сверток.

– Я не знаю, как нужно поступать. Но Алекс... Теперь уже нет сомнений, что случившееся с ним в замке не несчастный случай. Я не могу просто ждать.

– Обещаю: я десять раз подумаю, прежде чем действовать.

Она верила ему – ведь ей надо было кому-то верить. Но ее приходилось уговаривать, словно несмышленыша. Конечно, они оба знали, что она отдаст ему то, что всё еще пытаются удерживать ее упрямые пальцы. Когда он закончит свое маленькое заклинание, состоящее из пары добрых слов, она позволит себе расстаться с очередной тайной. И оттого, что они оба это понимали, всё походило на неловкую школьную постановку.

Дэн слабо улыбнулся. Джулия отвернулась на секунду, затем вновь взглянула на него – в ее глазах застыло последнее мучительное усилие не поддаваться панике. Он знал, что причин несколько. Сам сверток таил в себе нечто, вызывавшее у девушки новый приступ отчаянья. Впрочем, вряд ли интуиция обманывает ее.

– Дэн, в Астоуне живет ребенок... По крайней мере, будет жить до тех пор, пока Чесбери не съедут из замка. Странная девочка, Изабелла, ей около десяти лет, но она необыкновенно рисует. Мы сегодня встретились в замке. Она... кое-что подарила мне. И это очень похоже на предостережение.

После того, как сверток был извлечен из вещей Джулии, Дэн ощутил его теплое, обособленное существование. Теперь было самое время забрать его. Как только ладони девушки опустели, она сжалась в кресле.

Дэн бережно развернул тряпку, и тут же Ключ, спрятанный под свитером, впился в кожу, словно колючий паук. Мышцы ослабели, в глазах кривым зигзагом взорвалась малиновая пурга. Дэн вцепился в собственное сознание, понимая, что вот-вот соскользнет в пустоту. Комната посинела, затем обуглилась тьмой. Сквозь нее прорвались тонкие нити, поглощая его, пересекая, пронизывая; они затянули и помчали – всё быстрее, быстрее, Дэн понял, что еще миг, и он не выдержит бешеной гонки, она разорвет его на части...

– Дэн?

Нити смялись и вышвырнули его в сумрак гостиной.

Джулия встревожено смотрела на него, прижимая руки к груди.

– Да... – Дурнота откатила внезапно, с той же кошачьей прытью. – Вы говорили... о картине.

Несколько секунд она в упор разглядывала его, затем кивнула и решительно пересела поближе.

– Здесь не всё понятно, но мне кажется, девочка что-то увидела в Астоуне и нарисовала, пытаясь рассказать. Вот, смотрите. – Джулия перевернула картину, которую Дэн, оказывается, держал вверх ногами. – Это Алекс. Правда, он совсем седой. Может, она слышала об этом от Элинор или Виктории.

Дэн заставил себя вглядеться в рисунок.

В центре действительно был Райн. Его лицо светилось из-за белых волос и бледной кожи. Он казался чужеродными объектом в черно-синем месиве изломанных линий – эти линии, как стекла в калейдоскопе, постоянно меняли очертания: иногда казалось, что это просто стены замка, иногда – старые развалины, перемешанные с буреломом. В какой-то момент Дэну почудилась толпа, плотным кругом обступившая одинокую фигуру, но нервный скачок зрачков не успел угнаться за тенями.

– Но вот это кто? – Джулия насупилась, терзая взглядом мутный силуэт. – Лица совсем не видно... Может, Элинор Уэйнфорд, или та женщина, которая напала на Алекса в больнице? Если это не один и тот же человек.

Дэн вздохнул и решился сказать ей правду: – Джулия, в больнице никто ни на кого не нападал.

Она растерянно повела плечами. – Тогда как это называется?

Он медленно отвел глаза. В одном мисс Грант не ошиблась, за плечом Райна стояла женщина. Собственно, она больше походила на проступавшую сквозь лед утопленницу. Райн смотрел на что-то спрятанное в его ладонях и казался безучастным к происходящему за его плечом. Рука женщины была заведена в странном жесте, только кончики пальцев светились теплом.

– Дэн, это не всё. Там были и другие картины. На одной Алекс нарисован с незнакомым мне человеком, ни в замке, ни в городе я его не встречала. Где Изабелла могла видеть их вдвоем? У него такие странные глаза... Жуткие. Может, он слепой.

Дэн ощутил неимоверную усталость. Взгляд с натугой оторвался от рисунка, перекинулся к окну. Джулия ждала от него объяснений. Что ж, сам виноват – не стоило быть добреньким, всё равно ему не по силам ее утешить. Сказать нечего, разве что сослаться на интуицию. Памятуя о коматозном Райне, Джулия вряд ли поспешит ему поверить.

Зазвонил телефон, они оба вздрогнули. Дэн медленно снял трубку.

– Привет, Байронс, это Трей. Я  всё достал. Дело Горов на столе в твоем кабинете. Да, еще... Их сын возвращается в Англию в феврале, думаю, тебя это заинтересует. Перезвони, когда освободишься.

Напарник отключился, словно разговаривал с автоответчиком.

– Шельма. – Дэн раздраженно швырнул трубку на место.

*                      *                      *

Клиника св. Иоанна

27 октября, 03:11

Алекс проснулся. Было далеко за полночь, он мог сосчитать секунды. Больничный свет, к которому он так и не привык, желтоватым налетом оседал на веки. Придавливал – сумрак палаты сгущался, сворачивался комьями по углам, застывал у горла. Алекс пытался свыкнуться с новыми мыслями. Внутри всё цепенело.

Широко открыв глаза, он сделал комнату реальной. Медсестра, сидевшая чуть поодаль, вскочила на ноги, уронив журнал, – для человека в коме он ожил слишком внезапно. Всего минуту назад пациент плавал в беспамятстве, а сейчас его рука настойчиво тянулась к собственному горлу, попутно лишаясь контакта с системой жизнеобеспечения. Девушка пискнула, затем бросилась к Алексу, пытаясь одновременно удержать его на месте и дотянуться до кнопки вызова.

– Мистер Райн! Пожалуйста, не шевелитесь!

Он не слушал. Без труда преодолев несильное сопротивление, сел на кровати и внимательно оглядел свое тело. Его взгляд переместился на растерянную медсестру, у которой от выражения его лица подскочило давление. Затем он встал.

В палату вбежал растрепанный Кранц. Вслед за ним сунулся полицейский, но его оттеснил отряд медиков, будто только и ждавших за дверью. Кто-то отлетел в сторону, кого-то опрокинули вместе со стулом. Райн закричал и повалился на пол, его окружили врачи.

На миг на пороге появилась Джулия. Ей показалось, что люди в медицинских халатах слились в сплошной белый комок, копошащийся в центре комнаты. Кто-то настойчиво потянул ее назад, и непреодолимая дверь захлопнулась.

*                      *                      *

07:37

Джулия опять дремала в больничном коридоре, то и дело просыпаясь от покалывания в висках. В голове плавали клочья недавнего разговора с Дэном – напрасного разговора, не принесшего ничего, кроме новых сомнений. Ее преследовало дежа вю. Снова в этом месте, у той же стены, снова сумбурные сны, в которых жутковатая картина Изабеллы раздувалась парусом, заслоняя собой всё. Джулия гнала прочь ночные воспоминания, но стоило закрыть глаза, и она уходила в них, словно в топь. Спать с холодным стержнем внутри, постоянно принимавшим неправильное положение, было невозможно.

Наотмашь хлестало желание увидеть Алекса.

Джулия в растерянности поднялась, в коридоре всё еще было пусто. Только сидевший напротив полицейский сосредоточенно клевал носом во вчерашнюю газету. Ночь, как и вечер, выдалась тяжелой. Накануне Джулии предложили устроиться в комнате для отдыха, но она допоздна засиделась возле палаты Алекса, делая вид, что читает. Врачи были на удивление снисходительны к ней. Но пока она листала безымянную книгу, что-то продолжало нашептывать: «Здесь, или дома, или возле его кровати – слишком далеко». Слишком далеко.

– Мисс Грант? Как вы?

Джулия по привычке нервно вздрогнула. Доктор Кранц, такой же взъерошенный, как и прежде, сонно навис над ней – покачиваясь, словно водоросль. Ему всё-таки удалось вырваться из лап коллег, но в последние двадцать четыре часа он усердно избегал возможности отдохнуть: его притупившийся взгляд и телодвижения навели ее на мысль, что он тоже подумывает упокоиться в обмороке. Она поспешно предложила ему присесть.

– Вам нужно как следует выспаться, Джулия, – укоризненно пробормотал он. – Когда мистер Райн очнется... – Врач внезапно потерял мысль и задумчиво похлопал себя по нагрудному карману. – Должен признаться, он необыкновенный человек. Впервые вижу, чтобы так прытко скакали со свежими переломами нижних конечностей. Но будьте готовы, ему всё равно потребуется помощь. Поэтому если вы немедленно не отправитесь спать, мне придется вас госпитализировать.

– По крайней мере, это не займет много времени, – героически пошутила Джулия. – Вам тоже нужен отдых, док.

– Хорошо бы. – Он закивал, механически разглаживая складки на измятом халате. – Пожалуй, для начала я что-нибудь съем. Не помню, когда это было в последний раз – уж точно не сегодня.

Тяжело поднявшись, он заковылял по коридору, напоминая большого, раненого муми-тролля. Но на полпути обернулся и вежливо предложил ей умирающим голосом: – Не хотите составить компанию? На углу есть хорошее кафе – гораздо лучше, чем больничный буфет.

– Нет, спасибо. Я пока посижу здесь.

– Тогда я попрошу для вас что-нибудь. Хотите?

– Нет, доктор, не беспокойтесь. Если я начну думать о еде, то окажусь в реанимации.

Он хрюкнул, понимающе кивнул и отправился восвояси. Джулия обхватила себя руками и тихонько заскулила.

Через полчаса из палаты Алекса выглянула знакомая медсестра.

– Доктор просил позвать вас – мистер Райн просыпается. Надеюсь, в вашем присутствии он... быстрее сориентируется. Он всё еще под действием лекарств, поэтому держитесь спокойно, даже если он поведет себя необычно. – Девушка посторонилась, пропуская ее внутрь. – Я уже вызвала ординатора, всё будет хорошо.

«Я больше удивлюсь, если Алекс поведет себя обычно», – испуганно подумала Джулия.

Они вошли, и она на миг остановилась. Медсестра, догадавшись, в чём дело, тактично отошла в дальний угол и занялась журналом и бинтами, сложенными на низком столике вперемешку с пустыми ампулами. Джулия благодарно кивнула ее спине. Подойдя к кровати Алекса, тихо присела рядом. Ее взгляд жадно обшарил его исхудалое лицо, всё еще полусонное и пепельное. Она не могла поверить, что всего несколько недель назад они были совершенно свободны. И вот сегодня она сидит в этой комнатке, в провинциальной английской больнице, снаружи зима, а вокруг разворачивается сказка: с разбойниками, замками и бесконечной бессонницей. Интересно, помнит ли он ее имя?

Алекс пошевелился. Медленно повернул голову. Белые пряди осыпались на глаза, вызывая смутное беспокойство. Транквилизаторы по-прежнему держали тело, превращая мысли в неживое месиво. Острая боль трепыхнулась в легких, но вильнув золотым хвостом, уплыла в темноту. Он вздохнул от одиночества.

– Алекс? – Голос Джулии. Звуки ранили слух, и он замер, всё еще смутно надеясь, что его оставят в покое. – Это я.

Внезапно он вспомнил, кто она, и неясная улыбка появилась на его лице; подержалась секунду и потухла.

Ей показалось, что он что-то шепчет. Она склонилась – так низко, что почти коснулась губами его виска. Он действительно говорил, не открывая глаз и не глядя на нее.

– Джулия... нилось...

– Я здесь, всё хорошо.

– Скажи. Ко мне... при... приходили? – Он замолчал ненадолго. –  Это было... на самом деле?

Она не поняла, от чего на нее накатило такое отчаянье.

*                      *                      *

Астоун

07:58

Среди вороха разбросанных конвертов змеились светлые пряди. Они вспыхивали при высоких свечах, вычерчивая на полу сложный узор. В открытое окно впивался утренний холод; снаружи было сумрачно, почти темно. Ветер ненароком дышал на опрокинутое на ковер обнаженное тело. Старые часы отбили восемь, и с последним ударом ожила женская фигура.

Женщина подняла голову, ее губы лихорадочно алели. Глаза были закрыты, веки дрожали, словно от боли.

– Отче наш, сущий на небесах... – Она беззвучно зашептала молитву, потом внезапно запнулась на полуслове. Ухмылка перекосила рот, она зажала его рукой: то ли плач, то ли смех – будто льдинки зацокали по стеклу.

Ее била крупная дрожь, в унисон раздался стук в дверь. Она молчала. В ответ робко звякнула оконная рама. Длинная штора взвилась клубом темно-красного шелка, рванулась, полоснув по свечам. Женщина открыла глаза, в них плясала горячка.

– Госпожа, лорд Ричард просил передать, что повез вашу сестру к доктору. Они обещали вернуться до обеда.

Ни звука в ответ. Она могла бы растерзать его.

Отчаяние рвалось наружу – вот-вот покажется. Лишь Виктория знала, как угомонить ее, и она ушла – она всегда уходит. Но рано или поздно ей приходится возвращаться. Такова любовь. Нельзя покинуть то, что любишь. Даже ценой собственной жизни. Нельзя не думать об этом, нельзя отвернуться. Мысль о ней обжигает тело изнутри – и это единственное, что делает его теплым. Существование похоже на длинную иглу, медленно входящую в грудь. В этом движении столько сладости – ей бы только забыть, что скоро раздастся пронзительный скрежет, когда игла пройдет насквозь и ударится о замковую стену. Мысль о брате разъярила ее, как в первый раз.

Эта тварь постоянно маячит перед глазами. Она возненавидела его с той самой минуты, как увидела белые мальчишечьи руки, лежащие на плечах двух девочек. Его привезли вместе с ними. Старшая очаровывала, а вторая... Что стало со второй? Она не помнила.

Головная боль приливала всё быстрее, наполняя тело тошнотворным ужасом. Ей все мешали, все.

– Госпожа?

Да что же ему надо от нее?! Надоедливый урод! Вечно лезет со своей дрожащей ухмылкой, всегда обо всём знает. Иногда ей хотелось столкнуть его с лестницы, просто чтобы посмотреть, как он кулем покатится по ступеням и под конец примет свой истинный вид – вид кривой, сломанной куклы.

Наконец, Эшби ушел и отпустил тишину. Холод усилился, но женщина словно не замечала этого. Встала, подошла к секретеру. Красное блестящее дерево было влажным, как лед. Пальцы наткнулись на инкрустированную крышку, оставившую на них тонкие царапины.

Она отомкнула запертый ящик, нежно извлекла шкатулку, обернутую в белую шаль. Развернула. По серебряной рамке небольшой фотографии разбежались крохотные блики. Лицо этого человека всегда казалось ей скорбным. Даже когда он улыбался, в его глазах стояло высокое, холодное небо. Она могла слышать дождь, бежавший по желтой траве, дотрагиваться до парусов нездешней осени, но так и не решилась признаться ему... Эта жизнь не сбылась. Сколько слез она пролила над его лицом, сколько бессильной ярости. Марго стала ее шальной пулей.

Взглянув на свое отражение в стекле фотографии, женщина столкнулась с чужими широко раскрытыми глазами.

Она молода. Время едва ее тронуло – это тоже далось взамен. Но чем бы она ни владела сейчас, игла прошла насквозь и от удара сломалась пополам.

Она смотрела в стекло. Прикоснувшись к нему лбом, зло прошептала: – Ты обманула саму себя, ведь правда, Каталина?

Портрет выпал, зазвенев серебряной рамкой. Элинор свернулась клубком на ковре, кутаясь в ледяной шелк.

– Викки... – Ее голос стал хриплым и жалобным.

*                      *                      *

Клиника св. Иоанна

11:30

– Гляжу, головой вы повредились гораздо серьезнее, чем я думал! Даже не просите, я ни за что не соглашусь!

Алекс устало опустил веки, от раздражения всё горело внутри.

– Да это абсурд! – не унимался врач.

Алекс молчал.

– Прошу вас, мистер Райн, внимательно выслушайте меня еще раз...

Кранц чувствовал, что ему не удается убедить пациента, а потому снова принялся шаг за шагом излагать, насколько опасны предъявленные ему требования – питая слабую надежду, что до этого странного человека всё-таки дойдет, что сбрендил тут именно он. Но взвешенный монолог разбился о прежнее упрямое молчание. Врач выдохся и упал на стул.

Минут через пятнадцать Райн соизволил подать признаки жизни, он взглянул на врача хмуро, но уже не столь враждебно.

– Доктор, вы не сможете...

– Мистер Райн, простите, что перебиваю!

– Опять.

– Я очень рад, что вы в состоянии спорить, но это бессмысленно. Поберегите силы. Я не могу вас отпустить, я просто не могу! Да вы вообще понимаете, о чём просите?!

Кранц вскочил и зашагал к двери, надеясь таким образом прервать закольцованную дискуссию. Мгновеньем позже его окликнули. Клацнув челюстью, врач обернулся. Лицо Райна было на удивление спокойным: он уже сидел, и похоже, собирался выполнить обещанную угрозу – покинуть больницу на собственных сломанных ногах. Оценив обстановку, Кранц ретировался. Он помнил о приступе минувшей ночью; аффект аффектом, но сколько усилий им пришлось приложить, чтобы привести Райна в горизонтальное положение... Собственно, это даже была не их заслуга – он просто потерял сознание.

– Мистер Райн, не надо устраивать представление. Я не собираюсь удерживать вас насильно, но неужели так сложно понять? У вас всего несколько часов назад был рецидив, до этого вы находились в коме, и на вас в очередной раз напали. – Он не позволил Алексу возразить. – Подумайте хотя бы о девушке! Покинув больницу, вы подвергнете себя дополнительному риску, а она, несомненно, последует за вами. Здесь вы лучше защищены... Ведь правда?

Это прозвучало глупо, словно он пытался приманить ребенка леденцом. Алекс поморщился. Подумал и откинулся обратно на подушки – от выражения его лица мог замерзнуть воздух. Поскольку говорить он больше не порывался, Кранц позволил себе чуть-чуть поверить в благополучный исход спора.

– Я не могу вас выписать. Знаю, юридически я не имею права препятствовать, пока вы признаетесь вменяемым, но... Черт возьми! Мы ведь столько сделали, чтобы спасти вам жизнь. Хотите всё испортить? Нет уж.

Алекс улыбнулся. Кранц подождал, не начнет ли тот снова припираться, но Райн лишь неопределенно покачал головой. Солнце, пробивавшееся сквозь жалюзи, подсвечивало его лицо – всё еще смуглую от загара кожу и седые волосы. Уже почти полностью белые, как заиндевевшая трава.

– Благодарю вас, – наконец вымолвил он. Потом с минуту молчал, но врач не смел покинуть пост возле его кровати, не дождавшись более определенного ответа. Райн миролюбиво улыбнулся. – Но я должен.

Кранц застонал в голос. Алекс отвернулся:

– Пожалуйста, подготовьте документы. Я хочу вернуться домой.

– В Австралию, прямо так?!

– Нет. В Астоун.

– О господи... – Джулия застыла в дверях.

*                      *                      *

Астоун

12:14

В коридоре тянуло холодком. Поворот галереи упирался в темноту, а дальше лежали каменные казематы – покои сгинувших алхимиков. Фигура, облаченная в бордовый шелк, невольно остановилась перед огромной дверью.

Он не хотел ее. Астоун отвергал сам факт ее существования. Но упрямая женщина по-прежнему мечтала покорить его. Всё самое лучшее, что у нее было, она подарила старому замку. Даже себя. Принеся эту жертву, она почувствовала странную свободу – словно сама ее душа стала подобна камню и песку, взметнувшимся в небо. Она осталась и потерялась в нем.

Много воды утекло с тех пор.

Ее сердце – такое величественное, такое спокойное – не ведало ничего, кроме солнечного света на ступенях и карнизах, кроме шпилей и башен, обмакнувшихся в низкое небо, кроме пены на крыльях из аквамарина и свинца – крыльях океана, крыльях ее новой души. Потом она перестала его слышать. Молебен волн и птичий клекот слились с шуршанием бумаг, с чьими-то настойчивыми голосами. Она даже не заметила, когда исчез он и многие другие. А когда всё вспомнилось, за спиной была пустота.

Женщина устало прильнула к стене. У нее не было сил идти, смотреть или помнить. Ее тело застыло, будто вырезанное из кости, его линии прогнулись. Над головой висела большая картина. Ее повесили только вчера – она сама так захотела. Теперь же, подняв глаза, она не могла понять, кого на ней видит. Эта элегантная женщина с седыми волосами и тонкой бесчувственной улыбкой – она. Другая – юная, с пушистыми ресницами – тоже? Кому могло прийти в голову нарисовать такой портрет? Веяло жестокостью. Эта мысль закипела в крови едкой кислотой. Потом вернулось его лицо. Его имя. Раздраженно заворочалось невыносимое чувство. Она не была с ним в последние минуты, когда он лежал на дороге. После его смерти, всего в несколько дней, она рассталась со всеми слезами. Ее разум закрылся – осталась лишь тоска, без устали стучащая в теле. Но ее никто не слышал. Некому было слышать.

Много воды утекло с тех пор. Почти всё было забыто.

Годы мутным натеком свернулись в памяти и тлеть остались лишь редкие искры. Словно фитилек ароматической свечки, источающий сладкую горечь. Сладостью были две маленькие девочки. Одна, робкая, как канарейка, пугливо жалась к рукам, пряча глаза, но в ее хрупком теле таилось забвение. Ее слабость была прохладной водой, была тем молчанием, в котором нет зеркал, чтобы стать свидетелями чужого горя. Эту недолгую тишину она пила из ее сердца... У второй был игривый взгляд лисицы: от нее осталось мало воспоминаний – красивое облачко, так высоко. Эта была родной, и ей она поведала всё. Куда ветер унес ее? Крохотное, хищное создание – растворилась в тенях замка, но никто не сожалел о ней.

Теперь рядом не было никого.

Она хотела найти Викторию. Было страшно от мысли, что канарейка не вернется и ей больше никогда не ощутить слабого прикосновения ее коготков. Но ведь не зря она вырывала по перышку каждый день. Теперь все эти прекрасные перья хранятся в ее сердце, и их шелест приведет канарейку назад.

Она оттолкнулась от стены и поплыла в темноту, в прохладу, в сон.

*                      *                      *

Астоун

12:21

– Сиди здесь, Викки. Запрись, как только я уйду. – Ричард пристально оглядел сестру, свернувшуюся на его кровати под тяжелым пледом.

Он привел ее к себе лишь потому, что его спальня была единственным местом, где Элинор не станет ее искать. Почему – он старался не думать, его больше тревожила мысль, что табу может исчезнуть столь же внезапно, как и всё прочее, что взбредает на ум их сестре.

– Ты надолго? – Виктория изо всех сил боролась с паникой, даже не стирала слезы – думала, так ему будет труднее заметить.

– Постараюсь побыстрее. Мне надо передать Марго несколько бумаг. Приказы Элинор лучше исполнять в срок, иначе, когда она придет в себя... Ты же знаешь.

– Знаю... Ричард! – Виктория протянула к нему руку; он с силой сжал ее узкую ладонь.

– Держись, малышка. Скоро всё закончится. Потерпи еще немного.

Он поспешно выпустил ее пальцы и вышел из комнаты. Через пару секунд щелкнул дверной замок.

Пока Ричард спускался вниз, ему не встретилось ни единой живой души. Эшби был хорошо натаскан – успел вовремя распустить прислугу, дабы госпожа могла вволю побезумствовать, не рискуя заиметь свидетелей. Сам мажордом предусмотрительно забился в дальнюю щель. Казалось, дом напружинился, словно напуганная грозой собака. Ричард поспешно схватил приготовленные бумаги и почти бегом кинулся к выходу. Тень Элинор облаком наплывала со всех сторон.

Скорее бы они уехали из Астоуна – тогда с ней будет проще сладить. Иногда он думал, что еще есть шанс остановиться, ничего не потеряв. Что он научится не потакать безумию Элинор, отошлет ее в психиатрическую клинику и будет навещать по выходным – исправнее, чем когда-то делала она сама. Потом избавится от Марго, обвинив ее в убийстве и ограблениях с помощью признания, оставленного Каталиной. И пускай обе бесятся: одна в психушке, другая в тюрьме – чем дальше от них, тем лучше. Но каждый раз его останавливал страх: что если Каталина не всё предусмотрела, расставляя ловушки для компаньонов? Если Марго или Гордон сумеют выкрутиться, он будет первым, кого они придут навестить. Не Ричарду отвечать за Горов, но если Марго сумеет доказать его причастность к грабежам, жизнь не сделается намного слаще. Все его свидетельства – рассказ мертвой старухи, а с той станется выкопать напоследок достаточно широкую яму, чтобы хватило места всем. И в итоге именно его шея окажется под топором, тогда как у Элинор всегда есть запасной выход – смирительная рубашка.

На этом рассуждения Ричарда замыкались в мертвую петлю.

Ему давно не было дела до семейной репутации, и даже вкус к наживе выветрился, как пролитое вино. Если бы Элинор отпустила их, он бы никогда не заговорил о прошлом. Ведь от них с Викки так мало пользы. Он не мог взять в толк, зачем она держит их привязанными к «семейному бизнесу». Чего хочет? Кажется, теперь она только наслаждается – терзая Викторию, преследуя его повсюду. А когда накатывает очередной приступ, «становится» Каталиной и терзает саму себя. В этом представлении некому опустить занавес, и он знал, чем однажды всё может закончиться. В такие минуты он всерьез замышлял убить ее – прежде, чем это сделает кто-то другой. В глубине его сердца всё еще теплилась жалость к маленькой белокурой девочке.

*                      *                      *

Квартира Дэна Байронса

– Однако им долго удавалось держать это в тайне. Как давно ты за ними идешь?

Тано неопределенно пожал плечами: – Чуть дольше обычного. И теперь я даже знаю, почему... Признаться, с тех пор, как я курирую «неправедников»-нулевок, это первый такой случай.

– С трудом представляю, как так получилось, что для ареста не-мага вам требуется моя помощь.

– Я ведь не прошу тебя грудью пули отбивать. Мне лишь нужны кое-какие бумаги. Оприходовать нулевку по-своему мы не имеем права, наши доказательства не примет ни один суд, а фабрикация запрещена по Кодексу. Согласись, хреновая ситуация и местами щекотливая. Поэтому я прошу тебя помочь.

Дэн привычным жестом почесал за ухом.

– Всё равно не понимаю. Кстати, мне всегда было интересно, когда мы наконец вылезем из подполья.

– Не раньше, чем магов станет вчетверо больше, чем сейчас. А это вряд ли случится в ближайшем будущем. И, по-хорошему, волновать тебя должно не «когда», а «как». Надеюсь, я до этого времени не доживу.

– Поверь мне, для большинства людей нет принципиальной разницы между пониманием магии и микробиологии. Однако существование микробиологов не ввергает мир в хаос.

– Мы стали частью фольклора, Байронс, – с нас так легко не слезут. В том числе твои микробиологи.

– Не по душе мне это слово «маг». С такой приставкой даже к девушке не подкатишь.

– Бедняжка. Хватит мне зубы заговаривать. Что ты решил?

Байронс потянул паузу, затем задумчиво поинтересовался:

– Значит, ты желаешь стравить Чесбери и Марго Брандт?

– В Астоуне творятся странные вещи. Да, я сказал «странные», не корчись – мы ведь маги, а не фокусники, чтобы вытаскивать Чесбери за уши из черного цилиндра. Я обязан заполучить признание Каталины Чесбери, и оно должно быть подлинным. Откуда оно возьмется – дело десятое, это мы сумеем объяснить.

Дэн скривился, Тано в ответ сделал изящный жест рукой:

– Мы вобьем между ними клин. Они сцепятся, потому что ни Элинор Уэйнфорд, ни Марго Брандт не захотят идти на скамью подсудимых. Каталина Чесбери постаралась выгородить собственное семейство – насколько я знаю, с ее подачи дело выглядит так, будто она долго и отчаянно искала убийцу Горов, а наткнулась на бандитский синдикат. Очень благородно с ее стороны. Но Брандт вряд ли согласится пойти на дно в одиночестве, и чем больше она расскажет о Чесбери, тем лучше для нас. Те, думаю, тоже в накладе не останутся... Признание – только начало, повод, но с его помощью мы сумеем раскрутить дело. Ведь Каталина, сама того не подозревая, оставила нам премного аппетитных деталей.

– А что требуется от меня?

Старик поднялся, его светлые глаза жизнерадостно блеснули:

– Выяснить, где это признание.

– Но... – Байронс запнулся. Лицо у него вытянулось, и Тано отвесил в его сторону витиеватый поклон.

– Что, Дэн, хочешь знать, почему мы не можем найти его сами? – Он широко улыбнулся. – Оно спрятано в Астоуне.

Байронс приподнял бровь.

Тано многозначительно поводил взглядом по потолку, затем снова осклабился: – Да, да, ты правильно понял. Мы не способны видеть замок изнутри и не можем определить, почему. Если бы не интерес к семейству Чесбери, о нем бы вообще никто не узнал. – Старик живо распрямился в привычный громоотвод. – У Астоуна нет активной энергетики, вообще никакой, и он не отзывается на поиск латентных источников, но мы выяснили несколько фактов. Первый – восемьсот лет назад в замке много экспериментировали с пространством. Один не в меру талантливый маг сумел добиться ослабления плотности Потока процентов этак на пятьдесят – видимо, надеялся прыгнуть подальше. Боюсь подумать, чем он закончил. Кое-кто из наших предположил, что нынешняя гиперуплотненность – обратная реакция на старые заклинания, но это только гипотеза. И нам она ничем не поможет.

Дэн помотал головой, стараясь найти более простое объяснение. Тано вежливо подождал, пока тот смирится с неудачей.

– Мы не просим тебя докапываться до местных тайн, Байронс. – Дэн хотел было возразить, но Тано нетерпеливо отмахнулся от него: – Слушай дальше. Нынешние господа Чесбери к этим интересным свойствам отношения не имеют. Вывод? Астоун генерирует защиту сам. Ты единственный человек, у которого есть шанс быстро прорваться внутрь и обнаружить документ. Иначе нам придется прочесывать замок камень за камнем – голыми руками, причем тайно, и, как ты понимаешь, поиск может растянуться на неопределенный срок. А нам надо спешить, поскольку ордер на Охоту за Элинор Уэйнфорд и компанией истекает в течение года, а когда откроется новая возможность – неизвестно.

– Есть вариант попроще. Можно подождать несколько дней, пока Чесбери съедут из Астоуна. Они наверняка заберут признание с собой.

– А где гарантии? Замок для них надежнее, чем любое другое место, и они всегда могут под благовидным предлогом заявиться в гости. Вряд ли Уэйнфорды воспользуются признанием по доброй воле, потому как повязаны с Брандт хвостами, и в итоге эта злосчастная бумаженция будет валяться в каком-нибудь тайнике, пока мы не разберем Астоун на сувениры.

Дэн поднялся с кресла: – Чудовищный план.

– Правильно, Байронс! Ратуй за исторические памятники родины!

*                      *                      *

Клиника св. Иоанна

29 октября, 10:01

– Ладно, мистер Райн, вы вольны, как птица. Вот ваши документы, поезжайте. Я даже пожелаю вам удачи.

Алекс успел перебраться в кресло-каталку и теперь сидел в нем, как истукан, безучастно глядя в окно. Слова доктора не произвели на него особого впечатления. Он протянул руку и взял бумаги. Просмотрел, спокойно кивнул, поблагодарил. Кранц тут же натянул на лицо пластилиновую улыбку, продолжая раздраженно переминаться с ноги на ногу. Более неразумного поведения он в жизни своей не видел. Так же полагала и Джулия, грустно смотревшая куда угодно, лишь бы мимо Алекса. Ее осунувшееся лицо казалось непроницаемым, но Райн угадывал ее чувства. Она всё еще мучилась от неопределенности.

– Джулия? – тихо позвал он, и она немедля склонилась к его лицу. Ее взгляд преобразился, она сжала его здоровую ладонь.

– Да?

– Всё хорошо.

Джулия кивнула. Потом, как во сне, попрощалась с доктором и взялась за ручки кресла. Часом раньше она заявила, что не позволит сделать это кому-то другому. Кранц даже не стал спорить. Открыл им дверь, и они покинули палату.

Когда впереди показался выход из отделения, навстречу вывернулся Трей Коллинз. Вскоре все трое застыли друг напротив друга – мужчины скупо поздоровались, Джулия безмолвно улыбнулась.

– Мистер Райн, у меня для вас новости.

– Неприятные?

Полицейский кивнул.

– Давайте же, пощадите мои нервы.

В его голосе прозвучал сарказм, и Трей тоскливо поморщился.

– Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, чем выглядите. – Он мельком взглянул на Джулию, в его глазах читалось предупреждение. Девушка крепче вцепилась в ручки инвалидного кресла. – Не люблю сообщать такое... С нами связались из Мэриборо. Умер ваш отец – сердечный приступ.

Трей увидел, как побелело и без того призрачное лицо Джулии Грант, на ее глазах выступили слезы. Она положила ладони на плечи Райну. Тот в ответ не издал ни звука, только его взгляд стал непрозрачным, как матовое стекло.

Глава седьмая

(около четырех месяцев спустя)

Астоун

18 февраля, 1997 г.

Шум волн.

Джулия часами стояла на крепостной стене, закрыв глаза. Словно ей нужно было дождаться знака. Она всю жизнь прожила возле океана, но теперь ей казалось, что нет более странной музыки, чем эта. Лишь смена теней напоминала о конце дня.

Она погружалась в ветер и он заполнял пустоту. Каждое утро, стоило открыть глаза, ее первым встречало чувство, что вчерашний день прошел, ничего не оставив взамен – кроме зыбких очертаний лица, которое она так любила. Иногда сердце начинало оглушительно стучать, будто чужое; казалось, реальность угасла еще несколько снов назад. Какой сегодня день? Что она будет делать завтра? Зачем? Осталось ли что-то, ради чего стоило превратиться в тень этого человека? Он слонялся вокруг живой просьбой об одиночестве, а затем проходил мимо. Она с удивлением следила за своим телом, покорно существовавшим во власти его сиюминутных настроений – должно быть, в ней тоже что-то сломалось.

Девушка запрокинула голову и застыла, вглядываясь в чужую красоту зимнего вечера. Музыка, доносившаяся из южной башни, скользила всё ниже, пока не сгорала у самой земли. На небе сияли чайки. Джулия оглянулась на Астоун. В его витражах искрилось разноцветное солнце. Ясные, чистые краски. Замок дрейфовал сквозь последний час дневного света, обласканный внезапной пасторалью. Кто-то глядел на нее, притворяясь большим старым домом. Она чувствовала, что от ветра становится холодной, как камень крепостных стен. Ей так и не хватило мужества полюбить это место.

Джулия не смогла забыть о страхе. Прошло несколько месяцев, но она всё еще слышала в себе его раскаты.

Тогда, переборов первую волну отчаяния, она последовала за Алексом, чтобы помогать ему, пока он окончательно не встанет на ноги. Она болезненно переживала его отказ вернуться домой на похороны отца, видя в этом свидетельство неотвратимых перемен в его душе. И отчасти была права. Но на сей раз Алекс заметил ее смятение и снизошел до объяснений: сослался на то, что поездка может оказаться на руку его недоброжелателям. Полицейские согласились с ним, – но в глазах Дэна Джулия заметила недоумение: если смерть отца и ранила Алекса, то обнаружить это не сумел даже детектив.

Райн тем временем быстро шел на поправку. Несмотря на увечья, он разъезжал по замку в инвалидном кресле с гораздо большей прытью, чем она могла позволить себе, будучи на ногах. Уже через пару недель он бросил его пылиться в спальне, продолжая всё так же настойчиво отваживать докторов. Семейный врач Чесбери, – хотя бедняге больше приходилось общаться с Джулией, нежели со своим пациентом, – охарактеризовал это как «неблагоприятную наследственность», сетуя на то, что Чесбери всегда чурались медицины. Что, впрочем, никоим образом не утешало домочадцев.

С каждым днем Джулия всё глубже погружалась в апатию. Это было проще, чем пытаться понять, что происходит с Алексом, или что случилось с ней самой тем утром двадцатого октября, когда ей почудился его голос. Она научилась быть под стать этому месту: тонкой тенью, скользящей по направлению бега солнца – от окна до кровати. По вечерам, как сегодня, глядя на уносящихся вдаль птиц, она терялась вместе с ними в подступающей темноте. Это было ее единственной наградой за пустые белые дни.

Возможно, так будет продолжаться тысячу лет...

Порыв ветра заставил ее оглянуться. Она увидела Алекса, идущего по крепостной стене. Он ежился в длинном плаще, развивавшемся за его спиной черным полотнищем. Седые волосы блестели от брызг – значит, опять гулял по берегу. Джулия невольно улыбнулась: издалека он казался веселым. Было холодно и горько, но он приблизился, и она увидела выражение его глаз. Поддавшись, едва не бросилась навстречу; он опередил ее с пугающей после недавних переломов резвостью.

– Алекс, тебе нельзя!..

Он подхватил ее, обнял, заглушая привычные наставления – вскоре ей стало по-настоящему трудно дышать. Девушка попыталась высунуться из-под его руки, почувствовав это, он отстранился. Она посмотрела вопросительно, Алекс мягко погладил ее по волосам, приводя в порядок растрепанные пряди – через мгновенье их вновь разворошил ветер. Джулия не смогла догадаться, что за волшебная муха его укусила. Заметив ее недоумевающий взгляд, он извлек из себя широкую улыбку.

Повернулся к океану, в его взгляде стоял покой.

– Я только что говорил с Роном, он час назад прилетел в Англию. Хорошая новость, да?

Она по привычке тихо скривилась, хотя на самом деле впервые не почувствовала былого раздражения.

– Он скоро будет у нас.

– Поэтому ты выглядишь таким счастливым?

– Мы сто лет не виделись.

– Что ж, буду только рада знакомому лицу, – отозвалась она вполне искренне.

Алекс улыбнулся в ответ. – У тебя есть планы на вечер? Может, встретишь со мной Рона?

Джулия отрицательно покачала головой. Она знала, что сегодня ей лучше забиться в дальний угол, нежели играть роль декоративного украшения на торжественной встрече старых друзей.

Рональд Тэйси спортивным кролем выплыл из ее воспоминаний о доме.

– Я составлю вам компанию, но чуть позже. И не хмурься. Уверена, вам есть о чём поговорить. – Джулия по-отечески похлопала его по плечу. – Мне же лучше: подожду, пока вы насплетничаетесь.

– Ты хитришь, но я не возражаю.

Она обрадовано закивала, делая вид, что ее полностью устраивает эта великодушная понятливость. Стало вконец тоскливо. Алекс впервые за долгое время не выглядел, словно насильственно воскрешенный: выходит, от одного звонка Тэйси оказалось больше прока, нежели ото всех ее неуклюжих попыток развеселить страдальца. Что ж, пускай хоть так. Потершись об Алексово плечо, что означало конец диалога, она собралась обратно в замок.

– Постой. Тебе правда не интересно, какие новости привез Рон?

Джулия недоуменно оглянулась.

– Вообще-то вы вместе работаете, – напомнил Райн, и в его голосе промелькнула ирония.

– У него, что... информация для меня?

– Да.

– А, вот оно как.

Алекс подошел, Джулия неуверенно ухватилась за его ладонь, позволив повести себя по крепостной стене. Осторожно уткнувшись в его плащ, чтобы спрятаться от ветра, она старалась не думать и даже не желала предполагать, что последует за этим сумбурным обменом репликами. Вскоре они остановились. Она подняла лицо, Алекс не смотрел на нее и уже не улыбался; в нем опять чувствовалась тишина. Та же тишина, что и в проклятом замке.

– Так что сказал Рональд?

Райн крепче сжал ее ладонь, но будто не заметил этого. Нервное движение головы, медленный взгляд. Он странно посмотрел на нее. Потом снова обнял и, зарывшись лицом в ее волосы возле самой шеи, почти прошептал:

– Это значит гораздо меньше, чем то, что я вижу на твоем лице каждый день.

– И что же это?

Он отстранился. Затем ответил обычным тоном:

– Рональд сказал, что руководство злится по поводу твоего затянувшегося отпуска. Они требуют, чтобы ты вернулась.

Джулия с трудом сделала шаг назад. Конечно же, она понимала. Она уже в достаточной мере злоупотребила добротой Рональда, позволившего ей на несколько месяцев потеряться в Англии. Ей придется вернуться. Возможно, это подходящий повод, чтобы покончить с затянувшимся полупустым существованием. Но она бы никогда не смогла принять это решение сама: ей хотелось убедиться, что дома она не окажется более одинокой.

– Рональд привез слухи, или это официальное предупреждение?

– Пока не знаю, мы не успели толком поговорить. Но он дал мне понять, что Саймон уже кого-то подыскивает на твое место.

– Даже так.

– Джулия?

– Да?

– Ты не должна делать это ради меня.

Она растерянно взглянула на него: – Извини, но я...

Затем она сделала еще один шаг назад и оступилась. Алекс поддержал ее и потянул за собой.

Они снова молча двинулись по крепостной стене, пересекая глубокие тени от башен – те казались провалами, в которых нет ничего, кроме пульсирующих красных пятен. Впереди ждала низкая арка с приоткрытой дверью, у порога сидела кошка – пушистая, словно клубок отцветших одуванчиков. Завидев их, та разинула розовую пасть и протяжно мяукнула. Джулия вздрогнула и остановилась.

– Тебе нужно уладить вопрос с работой. – Алекс тоже стал. Кошка в два прыжка очутилась рядом и принялась назойливо тереться о его ноги. – Даже если ты решишь всё бросить, нет необходимости портить отношения с людьми.

Девушка кивнула. – А что ты будешь делать? Тебя ведь тоже рано или поздно хватятся, или Рональд способен уладить этот вопрос?

– Не знаю.

– Неужели?

Он ухмыльнулся, не скрывая, что уходит от ответа.

– Ты хочешь, чтобы я вернулась в Брисбен?

– Тебе здесь не нравится. Да и погода не ахти.

– Не в погоде дело.

Алекс кивнул. Едва заметно дрогнули края губ, но он сдержался. – Рано или поздно с этим придется что-то делать.

– Хорошо. – Она запахнула пальто и стянула на горле воротник. Ветер усиливался. – Когда я должна уехать?

– Тебе решать. Рональд поможет, он обещал.

Она резко отвела взгляд. Он догадался, о чём она подумала. Его глаза смягчились. Он обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть на себя; Джулия упрямо зажмурилась.

– Я знаю, чего ты боишься. Но тебе тяжело здесь, ты даже не в состоянии это скрыть... Я понимаю.

Она приподняла ресницы. В ее глазах задрожали злые огоньки, но у нее больше не было сил умолять о том немногом, чего ей так хотелось. Ему было жаль, что он понимает это.

– Не делай выбор вслепую. Если решишь вернуться, я буду здесь. Обещаю.

– Но ты тоже будешь выбирать, да?

Он не стал лгать и кивнул. Она изо всех сил сжала запястье поддерживающей ее руки:

– Почему?

Райн не ответил.

Он знал, что она не решится настаивать – как обычно. Он сделал всё, что мог, на большее у него не было сил.

Кошка под ногами издала еще один свирепый клич и галопом поскакала вдоль бортика стены, пульсируя на ветру лохматым хвостом. Джулия проводила ее взглядом.

– Ты хочешь... остаться здесь навсегда? – тихо спросила она.

Небо стало почти черным, профиль Алекса показался ей совершенно незнакомым в полутьме.

– Не знаю. Я всё еще думаю, как поступить с замком. Может, найду хорошего управляющего и вернусь в Австралию.

Внезапно он о чём-то вспомнил, его лицо просветлело. – Вот, смотри. – Он пошарил в одном из карманов и достал маленький камень, тот слабо заблестел на его ладони.

– Ух, ты. Как радуга. – Джулия через силу улыбнулась.

– Это опал. Только что нашел на берегу. Не веришь? – Он хитро скосился на нее. – Ну и зря.

Алекс взял ее за руку, разжал нервно сведенные пальцы и бережно вложил в них камешек: – Опал охраняет спящих. – Он погладил прядку у нее за ухом. – Мне будет приятно, если ты будешь носить его с собой.

– Это подарок?

– Не оправляй его в золото.

– На прощание?

Он снова не ответил.

Его пальцы ласково прошлись по камешку, затем скользнули по рукаву ее пальто. Она замерла, вцепившись в отворот его плаща.

– Уже поздно.

– Да. Наверное.

Он мягко подтолкнул ее к входу:

– Еще есть немного времени.

– Я всё равно не смогу уехать раньше завтрашнего дня...

Она подняла лицо и увидела, что он стоит с закрытыми глазами. Каменный пятачок, на котором они замерли, почти провалился в темень от северной башни. Багровые полосы на небе потеряли яркость и смешались с океаном.

*                      *                      *

Ресторан «Вечерний сад», 21:15

– Я уезжаю.

Дэн отпил глоток вина.

– Когда?

– Послезавтра.

– В одиночестве?

Джулия не ответила. В ее глазах плыл заснеженный вечер.

– Это мистер Райн спровоцировал ваш отъезд?

– Дэн... – Джулия подняла лицо. – Я устала. Меня прогнали. Более того... Я, кажется, начала сходить с ума. Мне хочется немного света.

Она неловко наклонила узкий бокал. Дэн протянул руку и придержал ее ладонь.

– Тогда вам действительно пора домой.

Девушка опустила голову. Волосы упали вдоль скул, углубляя тени – но Дэн почувствовал в ней новое настроение. Она прижала пальцы к горящим от переутомления губам.

– Я осмотрела оба кабинета и библиотеку, как вы просили. Там ничего нет. Комната Изабеллы тоже пуста. Потайную дверь в ее мастерской я не нашла. Как видите, провал по всем фронтам. – Она грустно улыбнулась, по-прежнему не открывая глаз. – Из меня никудышная ищейка, да?

– Было бы странно, если бы всё получилось слишком легко. Вам незачем расстраиваться.

– Что ж. Если у вас есть еще какие-то просьбы напоследок – пользуйтесь моментом. Не знаю, вернусь ли я обратно.

– Нет, Джулия, я больше не стану вовлекать вас в шпионские игры. Хотя вы вряд ли меня поймете, я рад, что мистер Райн помог вам принять решение об отъезде.

Джулия резко вскинулась и посмотрела на него в упор:

– Он всё еще в опасности, да?

Байронс скривил физиономию, пытаясь обратить свои слова в шутку. – Я не это имел в виду.

– Тогда что же?

Он изогнул бровь, но девушка не дала ему заговорить, пренебрежительно замахав ладонью перед его носом:

– Можете не объяснять. Всё равно соврете.

Дэн от изумления поставил бокал на десертное блюдце, придавив недоеденный черничный пирог. Джулия закрыла лицо ладонями. – Простите.

Он едва расслышал ее сквозь тихий гул витающих в зале голосов: – Я же говорила, схожу с ума. Сегодня захотелось ударить Алекса. Представляете.

– С легкостью. Мне часто хочется. – Он заставил ее опустить руки. – С ним тяжело иметь дело... Джулия, я не рассказываю вам всего, но, поверьте, это не повод подозревать меня во лжи.

Она кивнула, не переставая шантажировать его просительным взглядом. Дэн отрицательно покачал головой. – Вам надо отдохнуть.

– Знаю. Сегодня в Астоун приезжает некий Рональд Тэйси. Замечательный маркетинговый директор, философ, зануда и... – Она сделала над собой усилие, – действительно надежный человек. Можете считать его вторым отцом Алекса. Думаю, вы с ним легко поладите.

– Вот как?

Девушка отставила разонравившийся сок: – Да. Я могу быть спокойна, смена караула мне обеспечена.

Ее глаза сделались совсем дикими – безотчетная тревога показалась в них без привычной маскировки. Джулия отвернулась. Бокал ей наскучил, освободившиеся руки принялись жадно обследовать лежащие рядом предметы, пока не сорвались с темной поверхности стола. Дэн не прерывал взаимного оцепенения. Через какое-то время одна из ее красивых ладоней вернулась обратно и безжизненно улеглась возле смятой салфетки, устало поджав пальцы.

– Джулия, я обещаю вам позаботиться о безопасности мистера Райна. – Дэн не знал, чем еще ее утешить.

Та слабо улыбнулась.

– Спасибо. Иногда мне кажется, что для вас это тоже важно. Не знаю почему, но мне достаточно это видеть.

Он кивнул в ответ. Ее пальцы приподнялись и медленно скользнули в сторону, оставив на синей скатерти крохотный предмет. Дэн узрел то и дело пропадающий контур дымчатого камня размером с крупную градину. Как и тогда, с картиной, он ничего не чувствовал, пока Джулия прятала вещицу, но стоило ей выпустить камень из рук, как знакомая волна напряжения стремительно разошлась вокруг.

Байронс поморщился. Девушка бездумно смотрела в сторону. Он попробовал «прощупать» оберег, но силовой контур немедленно задрожал и начал таять. Дэн напрасно предпринимал повторные попытки – кто-то раз за разом «прятал» поделку. – Гм... – тихо пробурчал он, снова потеряв камень из виду.

Джулия не обратила на это внимания.

– «Опал бережет спящих» – так он сказал, – она грустно покачала головой. – Значит, все-таки заметил, что я плохо сплю. Удивительно. Мы никогда об этом не говорили.

– Мы, кстати, тоже.

Она опустила ресницы. – А зачем? Кому это интересно, кроме психоаналитика.

– Плохие сны?

– Да уж, хорошего в них мало.

– Сны ничего не прячут, Джулия. Они рассказывают обо всём, что забывают глаза и уши. Опытному человеку, вне зависимости от специализации, они могут сильно помочь.

– Вы сейчас заговорили точь-в-точь как Алекс в последнее время. Да, мне снятся кошмары. Один и тот же сон – всё время.

– Расскажите.

Она поморщилась. Если бы мысль о скором отъезде не вышибла ее из колеи, вряд ли бы Дэн выудил из нее хотя бы слово.

– Начинается по-разному... Сумбурно, быстро, потом вокруг начинает темнеть. Если есть электрический свет, то он тоже слабеет – я даже пробовала менять лампочки. – Она пожала плечами. – Не помогает. Вещи и люди растворяются в темноте. Внезапно я плыву в черной воде, одна. Вокруг уже нет ничего, тихо, пусто. Тепло. Дна нет, неба нет... Главное – не думать о береге. – Она вздрогнула. – Что-то светится – далеко-далеко.

– Что?

– Не знаю. Но этот свет пугает меня больше, чем темнота или вода. Я просто слежу за ним и стараюсь не подплывать слишком близко, – Джулия судорожно сжала опал. – Но если долго смотреть, то оказываешься внутри, и... бам! Тебя нет. Трудно объяснить... Я обычно просыпаюсь, но не могу сразу сообразить, кто я, откуда. Как будто все воспоминания высосали, голова пустая. А еще такая усталость, словно я вовсе не спала.

Джулия посмотрела Дэну в глаза: – Что скажете, доктор?

Он прищурился. – Нужно время, чтобы понять.

– Ну, да... – Она разочарованно привалилась к кромке стола.

– Это Алекс вам его дал?

– Время? А, опал... Да, он. Полагаю, на долгую память.

– Я приду вас проводить.

Джулия рассеянно кивнула. Посмотрела на часы.

– Мне пора. – Она смяла в руках сумочку. – Если найду подходящий предлог, вернусь обратно. Может, к этому времени что-то изменится. Может быть, даже к лучшему.

Она поднялась. Дэн ласково задержал ее ладонь, слушая, как частит пульс в кончиках смуглых пальцев. Джулия нервно оглядела зал.

– Наш дизайнер появится с минуты на минуту. Мне нужно идти. Я не хочу... На всякий случай... – Она растерялась, придумывая себе новое чувство вины.

– Боитесь, Алекс не одобрит сиделку вроде меня?

Джулия внезапно рассмеялась, по-детски стиснув его ладонь обеими руками. – Если бы он мог оценить.

– Вот и ваша жертва, – Дэн кивнул в направлении входа.

Девушка оглянулась: официант уже провожал к столику остроносого блондина, бороздившего взглядом зал единственного приличного заведения в городе, где нестыдно было показаться поздно вечером. Впрочем, это было единственное заведение, открытое поздно вечером – что, конечно, не умаляло его достоинств. Джулия посмотрела на Дэна, тот выпустил ее руку.

– Послезавтра...

– Я позвоню.

– Хорошо.

Она быстро попрощалась и отправилась навстречу мистеру Грейсону – будущему создателю новой оранжереи Астоуна; прежняя своевременно развалилась после недавнего снегопада. Дизайнер станет ее алиби на сегодня (которое ей всё равно никому не придется доказывать). Байронс с интересом проследил, как девушка перехватила долговязого джентльмена и принялась щебетать, улыбаясь в его породистое лицо. Способность женщин столь искренне преображаться умиляла Дэна, поэтому он уселся обратно за удобно спрятанный в нише столик и вспомнил, что успел заказать второй бокал вина. К тому же он сегодня не обедал.

К его разочарованию, Джулия быстро завершила встречу: подписала несколько бумаг, подарила блондину десять минут увлеченной беседы ни о чём, и вскоре за столиком осталась лишь разомлевшая физиономия Грейсона, ритмично поглощающая ужин. Девушка ушла, даже не сделав попытки оглянуться, и Дэн немедля пожалел, что не догнал ее. Дорога до замка не была сложной, но он мог придумать множество причин, помимо темноты и мокрого асфальта, по которым ему следовало проводить Джулию до Астоуна.

Разозлившись на собственную нерасторопность, Байронс расхотел есть. Разумнее всего было поехать домой и отоспаться: через несколько часов его ждут очередные поиски признания Каталины Чесбери. Прыжки в Океан, сдобренные руководящим пинком от Тано, давали хорошие результаты по направлению, но, увы, определить точное местоположение документа пока не удавалось. Вдобавок старик без устали долбил Дэна балладами о Скрипторах, вперемешку с трогательными воспоминаниями о собственной юности. Его не смущало даже то, что подопечный мгновенно выдыхался от соприкосновения с Астоуном и потом не мог восстановиться в течение дня, а то и двух. Поиски прекращались за считанные мгновения до окончательного сруба, что лишний раз доказывало, что Тано в полной мере осознавал риск и либо не сомневался в результатах, либо не беспокоился о последствиях. Последнее немного травмировало чувствительную натуру Дэна.

Он знал, что эта работа на износ велась ради какой-то скрытой цели – помимо упомянутой Охоты на грабителей-нулевок. Пока он не решался приставать с вопросами или проявлять собственную инициативу, впрочем, на это у него всё равно не оставалось сил. Тем не менее, Дэн надеялся, что рано или поздно старик усовестится и раскроет карты.

Пускай им не удалось воспользоваться помощью Джулии, однако успех был вопросом времени и нескольких корректирующих сеансов. Как только координаты станут более четкими, люди Тано проникнут в замок и поймают золотую рыбку. Если, конечно, рыбка не примется ловить их самих... Байронс задумчиво уперся подбородком в сомкнутые ладони. Что-то нужно было делать с этой новой интересной деталью – оберегом Джулии. Жаль, не удалось определить его возраст и мастера. Возможно, Райн попросту нашел в Астоуне красивую блестяшку и подарил ее из сентиментальных соображений. Но всё могло быть и по-другому. Если ребята столкнутся с профессиональным магом, это трудно будет назвать удачей, с другой стороны, под замковым колпаком может водиться любая мерзость – уж Тано точно не преминет подстраховаться. Дэн зло поскреб ногтями скатерть, сознавая, как ему не хочется сообщать бывшему ментору о сегодняшнем инциденте.

Они наверняка возьмут Джулию в оборот. Сперва яснослышанье, теперь оберег. Кто-то или что-то концентрирует на ней особое внимание, мимо такого Тано точно не пройдет. Вывод напрашивался сам собой. Первое, что придет старику на ум: мисс Грант не так проста, как хочет казаться. Действительно, не проста. Но лучше всего дать ей спокойно уехать.

Интуиция подсказывала Дэну, что ее сны – не случайный отголосок депрессии. Видимо, Астоун обостряет даже очень слабые способности, но «спектр» Джулии не рассчитан на такие нагрузки. Чем это обычно заканчивается? «Спектр отпускает волну» – физическое тело разрушается. «Я стараюсь не подплывать слишком близко»... Пока она еще может.

Байронс допил вино и понял, что ему окончательно разонравился ход собственных мыслей. Расплатившись по счету, он побрел к выходу. В холле, заворачиваясь в непросохший плащ, поймал свой взгляд в зеркальной стене и злобно скривился, напугав чье-то отражение. Чувство бессилия – тот еще червячок, но от фактов не сбежишь: Дэн прожил рядом с Астоуном двадцать лет, а эта груда камней даже не намекнула о грядущих проблемах. Обитатели замка могут в любой момент отправиться на тот свет, не заметив разницы в интерьерах, тем временем неизвестные в деле Райна продолжают множиться, словно плодовые мушки. Ничего в этой бессмыслице не желало складываться в удобоваримую теорию, даже Ключ молчал. Для подобного у Дэна было лишь одно слово, и оно не было цензурным...

Внезапно за спиной раздался хохот, Байронс похолодел. Не иначе, как этот вечер решил его доконать. Попытка забиться в расселину между колонной и окном не удалась из-за чрезмерно услужливого швейцара, а на другие фокусы он права не имел – если, конечно, не хотел сорвать скорое погружение в Океан. Через мгновение на Дэна обрушился Трей Коллинз. Детектив стиснул зубы. Напарник живо засыпал его до боли удачными шутками, отбив в дружеском объятии оба плеча. Парень прямо-таки светился обещанием чуда – только это заставило Байронса прикусить язык.

«Похоже, наш верный друг раскопал большую кость».

Коллинз отступил в сторону, позволяя как следует разглядеть сопровождавшего его человека. Затем отвесил незнакомцу поклон и важно произнес, выдавая их приятельские отношения:

– Знакомьтесь, инспектор – это мой давний друг Ивэн Гор.

*                      *                      *

22:22

Джулия подъезжала к замку.

Мир сузился до тонкой асфальтовой полосы, было видно, как отчаянно мечется ветер. Облака, меняя оттенки, расползались брешами – и вдруг всё погасло. Через полчаса на дорогу выполз потрепанный лунный шарф. Джулию трясло от холода. Будто кто-то, возненавидев ее, ушел прочь. Ей стоило рассказать Дэну о втором кошмаре, но сейчас это казалось столь же бессмысленным, как и дорога к месту, не ставшему ее домом. Призрачный мир, в котором она неслась, не требовал объяснений ни ее существованию, ни своему.

Уже совсем близко.

Слезы все-таки были. Парковые фонари распушились золотистыми мантиями, и дорога на кошачьих лапах почти вслепую заспешила быстрее. Сжатые пальцы примерзли к обивке руля, в груди что-то вздрагивало – морозно и плавно, глубоко протапливаясь внутрь. Когда Алекс лежал на полу каменного мешка в подземелье, она смогла что-то услышать. Бесплотный голос, показавшийся ей криком. Этот голос прошел сквозь нее, и теперь каждую ночь она снова и снова вскакивала, бросалась вперед и падала, спотыкаясь о кресло. Потом неподвижно сидела на ковре – онемевшие ладони на коленях. И пыталась понять: как случилось, что однажды она оказалась на такое способна?

Она не желала нестись по этой дороге, не желала подниматься по низким ступеням и видеть светлую комнату, где пахнет лавандой и соленой водой. Не хотела швырять одежду в чемодан и прощаться на крепостной стене, задыхаясь ветром и обоюдным молчанием. Видеть тени в словно бы незнакомых глазах и всё равно уходить, зная, что вскоре тени заговорят, но она не услышит, что он им ответит...

«Дворники» поднимались, как усталые крылья. Снег принялся валить дымными клубами, и Джулии пришлось сбросить скорость. Дорога заканчивалась. Раскидав в стороны деревья, Астоун расправлял острые плечи. Девушка миновала мост и вновь въехала в прозрачный подлесок. Еще немного. Едва показалась железная улыбка старых ворот, как снегопад прекратился: осталась лишь дымка покрывшегося инеем воздуха.

Джулия выключила мотор и уставилась перед собой. В наступившей тишине звуки подползли, словно замерзшие звери. Уже слишком поздно. Однажды она перешагнула эту металлическую черту – с тех пор в ней поселилось незнакомое существо. Она столько времени пыталась избавиться от него, попеременно травила здравым смыслом, усталостью и ужасом, и вот наконец оно ушло. Она больше ничего не слышит, кроме собственного сердца. Перед ней ворота, чужой дом и чужой человек.

Джулия схватилась за ключ и выжала из мотора яростный визг.

Что-то светлое промелькнуло в неподвижных лучах фар и тут же исчезло. Джулия приподнялась, но не увидела ничего, кроме снега и черной ограды. Мотор прокомментировал панику сытым урчанием, и замерзшая нога почти согласилась соскользнуть с педали сцепления.

В окно водительской двери заглянула круглая мордашка. Джулия шарахнулась вглубь салона.

*                      *                      *

«Вечерний сад», 22:23

– Ивэн колесил по Ближнему Востоку последние четырнадцать лет. – Трей ловко поддел на вилку жирного лосося и подмигнул другу: – Зарабатывал всемирную славу и близорукость. Шумеры, или как их там? Прости, память дырявая.

Лосось извернулся и бросился обратно на тарелку. Трей обиженно клацнул зубами.

– Археология? – поинтересовался Дэн, вежливо разглядывая мужчину в тонких очках, следившего за нелегкой борьбой Трея с пресноводным.

Тот перевел взгляд на Байронса, в его глазах скакнули хитринки.

– История.

Трей погрозил ему пальцем и свирепо сомкнул челюсти на несчастной рыбе:

– Надеюсь, ты привез мне сувенир?

– Конечно, пока твой сувенир живет у друзей в пригороде. В аквариуме.

– В чём, в чём?

– Думаю, ты еще не готов водить годовалого крокодильчика на поводке.

Коллинза перекосило от отвращения: – Спасибо, можешь оставить его себе. Пусть напоминает тебе о дивных восточных ночах.

Гор поперхнулся вином.

– Ага... – подозрительно зашипел Трей.

– Не отказывайся! Тебе не будет равных в полиции.

– Не хочу тебя расстраивать, но с моим нынешним напарником мне уже нет равных в полиции. Куда крокодилу до Байронса.

Оба засмеялись. Дэн понял, что ему здесь не место. Эти двое не виделись десять лет, не та сегодня встреча, чтобы задавать вопросы о прошлых несчастьях.

– О, придумал! Давай подарим его моему многоуважаемому начальнику Фитцрейну! Держу пари, они моментально отыщут общий язык.

– Надеюсь, это будет язык Фитцрейна, – мрачно отозвался Байронс, представив себе крокодила, восседающего в кресле босса.

– Ага. Только бы в остальном их вкусы разошлись.

– У вашего шефа экстремальные предпочтения?

– Экстремальнее некуда. Его любимый снэк – инспектор Байронс.

Коллинз аж зажмурился от удовольствия.

Ивэн снял очки и расслаблено откинулся на спинку кресла. Глаза у него были светло-серые и прозрачные. Если бы не веселые морщинки вокруг век, взгляд таких глаз мог показаться недобрым.

Дэн знал из досье, что Гору около сорока, но выглядел он значительно моложе. Его жесты были непродуманными и естественными, а оттого располагали: он нравился окружающим, начиная с самого Дэна и заканчивая официанткой студенческого возраста, обслуживавшей их столик.

Ивэн достал записную книжку и что-то набросал внизу страницы, Дэн даже не успел понять, текст или рисунок – с такой легкостью двигались пальцы. Из-под жесткой обложки торчал уголок маленькой фотографии, и Дэн поймал себя на мысли, что был бы не прочь изучить ее для полноты картины. Ивэн неторопливо осматривался вокруг. Вслушивался в знакомую речь, приглядывался к людям. Похоже, даже слишком холодный воздух нынешней зимы вызывал у него лишь довольную улыбку. Гор не казался иностранцем или пришлым, но что-то нездешнее в нем было: путешественник, спешащий запомнить всё, что встречается на пути, словно второго шанса у него не будет. Без сомнения, судьба скоро сорвет его с места, и он опять умчится в темноту чужих воспоминаний.

Дэн не мог упустить шанс поговорить с ним. Ивэну было всего четыре, когда погибла его семья, но ведь могли остаться случайные детали, которые не важны ребенку, но в состоянии помочь одному сильно запутавшемуся взрослому.

– ...Такое забудешь!

Гор покачал головой. Коллинз, пустившийся вспоминать избранное из их совместных школьных приключений, сиял, словно начищенный ботинок. Вид у обоих был донельзя довольный. Вокруг то и дело вспархивали имена друзей и старые шутки, и хотя они старались держать Дэна на плаву, это не слишком помогало.

– Так они не уехали из города? А сколько долдонили. Рад, что они до сих пор вместе.

– Чему ты удивляешься? Рика собирается бросить его с третьего класса.

– В самом деле. – Гор улыбнулся. – Хотелось бы их повидать. Столько всего прошло мимо: события... да и люди тоже.

– Не переживай, наверстаешь. Особенно если задержишься у нас хотя бы на пару месяцев.

– Надеюсь.

– Собираешься писать опусы об оголтелых шумерских жрецах? Я бы почитал.

Гор засмеялся: – Вряд ли мои опусы будут настолько интересны.

– Понял. Полагаешь, провинциальному полицейскому вроде меня слабо осилить?

– Бог ты мой, да ты всё такой же провокатор.

– Не увиливай.

– Хочешь, я напишу для тебя рассказ о провинциальном полицейском, одолевшем оголтелых шумерских жрецов?

– Да! – Трей закивал, интенсивно перемалывая салатные листья. – Если ты такое же трепло, каким был в начальной школе, когда мы придумывали истории о доне Кавалькане, светлая ему память...

Внезапно Коллинз умолк. Минутой позже перестал жевать. Затем уткнулся подбородком в сцепленные пальцы и уставился на Байронса:

– Вот какого черта мы это делаем, а? Вы оба понимаете, вам хорошо. А вот я? Я. То. Совсем. Того, – с расстановкой отчеканил он. – Каких-то тридцать лет назад у всего был смысл – ну хоть какой-никакой, а был. Знаки какие-то чудились, вселенная со мной говорила. А теперь я человек только после получки, да и то, сдается, впечатление это обманчивое...

– Часто он такой? – голосом сельского доктора осведомился Ивэн. Байронс с трагическим видом пожал плечами. Тот понимающе кивнул, потом незаметным движением подсек руку Трея. От неожиданности бедняга клюнул носом, и его физиономия вмиг недвусмысленно озарилась:

– Что, и похандрить нельзя?!

– Не сейчас.

– Так это же за мой счет!

– Я хочу вас кое с кем познакомить.

Трей затих и оглянулся. По направлению к их столику, оставив сопровождающего официанта далеко позади, шла молодая женщина в длинном светлом платье, казавшемся еще тоньше из-за холода снаружи. Дэну почудилось, что он уже где-то видел ее: тонкие черты лица, хитроумно заплетенные светлые волосы. Гор поспешно вскочил на ноги, едва не опрокинув приборы. Дэн тоже поднялся, небрежным тычком в бок сподвигнув Коллинза выйти из ступора. Трей, не удержавшись, тихо присвистнул.

– Как добралась?

– Хорошо.

Эти многозначительные взгляды. Дэн уныло смахнул крошку с рукава. Ивэн оглянулся на них, терпеливо ждущих своей очереди поприветствовать незнакомку.

– Познакомьтесь, Трей, мистер Байронс, это моя невеста.

Опередив Гора с представлениями, та шагнула вперед, протягивая Дэну теплую ладонь: – Эмили Дэй.

*                      *                      *

Загородный дом Уэйнфордов

22:24

Элинор сидела у окна, почти в полной темноте. Ее тонкие исцарапанные руки упирались в лоб стоявшей возле кресла каменной кошки. Пальцы ласково скользили по прижатым ушам, не обращая внимания на сколотые края. Уже несколько часов она смотрела на ночное небо, радужным пятном отражавшее огни недалекого города. Небо прогнулось и обвисло под тяжестью снеговых облаков, такое же безжизненное, как и кошачьи глаза. Такое же усталое. Марго, не отрываясь, следила за напряженным профилем хозяйки.

– Элинор, нужно что-то делать. – Она попыталась отвлечь ее от созерцания зимнего ландшафта, но ту больше занимали бесплотные па кружащихся на ветру снежинок. Ресницы Элинор дрогнули, но лицо не изменилось. Она чуть рассеянно наклонилась вперед, сбросив вдоль щек распущенные волосы, и наглухо отгородилась от раздраженной Брандт.

В комнату вошел Ричард. Увидал женщин и поспешно ретировался прочь. Марго не успела его задержать, а Элинор попросту не заметила. После свадьбы Виктории она почти всё время проводила в апатии, лишь изредка отвлекаясь на неотложные дела. Но в последние дни ее уныние достигло апогея.

Марго стремительно пересекла комнату и принялась рыться в бумагах на столе. Она бы с радостью избавилась от Элинор, если бы не секреты, которые Каталина доверила исключительно своей наследнице – не без тайного умысла. А потому им приходилось терпеть её эксцентричность, всё чаще сменявшуюся неумолимой злобой. О том, что у Элинор не ладно с головой, Марго догадалась давно – для этого не требовалась медицинская степень. Но это ничего не меняло. Сумасшедшая девка с присущей ей прытью могла сгрести всех в кулак, никто не решался противостоять ее напору. Каждой рыбке полагался свой крючок. Иногда Марго казалось, что и в ее подреберье торчит шип. Она не понимала, что давало болезненной на вид девчушке такую удивительную способность подчинять себе других. Даже попытки обдумать собственные ощущения упирались в одну-единственную мысль: она имела на это право. Ей было дозволено решать за других, а ее подручные – где-то в самой незаметной выемке души они признавали это – сдавались на милость ее дурного нрава по собственной воле. В этом была магия. Ее насилие цвело светлой, терпкой тоской. Это странным образом возвышало.

Марго выронила стопку листов и они медленно разлетелись по ковру. Она оглянулась. От почти лежавшей на подоконнике Элинор по-прежнему исходило знакомое благоухание обреченности. Должно быть, безумие заразно. Взгляд Марго упал на сложившийся на ковре белый пасьянс из счетов; она поняла, что у нее нет другого выбора, кроме как вернуть Элинор к жизни.

– Послушай, – Марго обошла ее так, чтобы видеть лицо. – Всё идет наперекосяк. Вокруг нас постоянная возня, люди беспокоятся, что в следующий раз их будут поджидать более неприятные сюрпризы. Элинор... Если мы немедленно не пересмотрим тактику, можем потерять квалифицированный персонал, без какой-либо пользы для себя. Я бы вообще на время свернула активность и проверила, не пасут ли нас прицельно.

– Я прекрасно оплачиваю их страх. Да и твой тоже, правда? – Элинор медленно взглянула на нее из-под светлых ресниц; ее ненакрашенные губы казались совсем детскими. – «Следующий раз» не скоро. К тому времени я во всём разберусь.

– Полагаешься на Фитцрейна? Думаешь, он будет надежной защитой? Я сильно сомневаюсь, что у него хватит пороха накинуть уздечку на Байронса и компанию.

– Фитцрейн... Фитцрейн всего лишь похотливый боров. Он не может понять, что творится у него под носом. И это единственное, что мне от него нужно. Пускай путается у них под ногами, мне всё равно... Важно лишь то... – Она запнулась и закашлялась. – Важно лишь то, что он отец моей племянницы. Необходимо убедить его отправить Викки ко мне. Вместе с ребенком.

– Сомневаюсь, что это возможно.

Марго вспомнила выражение лица Виктории, ее почти откровенную радость, когда она осознала, что брак по расчету может обернуться свободой от прежних семейных уз. Птичка улетела, теперь вряд ли удастся заманить ее обратно. Даже Виктория не настолько глупа и слабовольна.

– Неужели?

Элинор шаловливо приподняла бровь, коротко рассмеялась. Марго заметила ее оживление и поняла, что нужно ловить момент, пока та снова не провалилась в бессмысленную созерцательность.

– Может, ты права. Если мы заставим Викторию вернуться, Фитцрейн завертится усерднее, лишь бы заслужить ее обратно. Уж если ни ради жены, то хотя бы из-за дочери – ее он вряд ли согласится потерять.

– Она нужна мне.

– Ребенок или Виктория?

– Ребенок. Я  хочу воспитывать ее.

– Дочку Виктории? – Это показалось Марго даже слишком забавным.

Она изумленно уставилась на Элинор, гипнотизирующую противоположный угол комнаты. Их фею можно было представить во множестве обличий: светской дамой, убийцей, но только не заботливой матерью. Подобные инстинкты ей не были присущи. Однако в голосе Элинор звучала жесткая уверенность, а она всегда знала, чего хочет.

– Мне нужен этот ребенок, нужен, – вновь повторила она, стремительно переводя взгляд на Марго. Успев краем глаза заметить саркастическую усмешку, недобро сощурилась: – Сделаешь, как я скажу.

– Конечно.

Элинор поднялась, вернув себе обычную осанку, и принялась разгуливать по комнате, потягиваясь, словно проснувшаяся рыжая кошка. Не стесняясь полураспахнутого пеньюара, спустившегося до талии, проворно собрала разбросанные документы, аккуратно разложила их на столе. Марго обошла его с другой стороны и стала ждать распоряжений. Элинор хитро улыбалась исподлобья. От мерцающих зрачков взгляд падал вниз, на медленно раскачивающееся кольцо-печатку, висевшее у нее на шее. Карамельные блики от дальней лампы преломлялись на звеньях серебряной цепочки. Старая фамильная драгоценность была слишком велика для хрупких пальчиков феи, а потому поселилась на ее шее. Конечно, Ричард не посмел возражать.

Позади раздался тихий стук. Элинор ответила неразборчиво, но дверь рискнула приоткрыться, и в комнату вошла горничная.

– Госпожа... Простите, но я должна поговорить с вами... – Она застыла на пороге: нерешительно жмущаяся женщина лет сорока, в опрятной униформе и в крайне угнетенном состоянии духа; ее глаза умоляюще вперились в Элинор, как будто она ждала, что та запустит в ответ чем-то тяжелым.

Элинор резким жестом откинула волосы со лба, явно не исключая подобный вариант. Она часто вела себя, как ребенок. Иногда это выглядело очаровательно, даже если впоследствии оставались синяки. Но за годы обитания рядом с ней Брандт прекрасно выучила последовательность ее реакций. Цель была достигнута, теперь самое время покинуть сцену до того, как остаточный эффект от «пробуждения» обрушится на ее собственную непокрытую голову. Поэтому Марго демонстративно собрала вещи и приготовилась оставить компаньонку. К тому же лицо горничной вызвало у нее свои неприятные воспоминания: тридцать лет назад, несмотря на скверный норов и опасные занятия, она точь-в-точь как эта служанка вытягивалась в струнку перед Каталиной Чесбери. С Элинор дело обстояло иначе – сказывались возраст и авторитет, но никакая фамильярность не заставит забыть, что эта девушка уже превзошла свою предшественницу по количеству трупов. Возможно, им всем пора умывать руки – оставаться рядом с Элинор было равноценно сидению на бамбуковом ростке.

– Договоримся о подробностях позже, мисс Уэйнфорд. – Пауза затянулась; Марго поняла, что самое время проскочить в нее, пока дверца не захлопнулась. – Я позвоню вам завтра, в обычное время.

– Хорошо.

Элинор ничего не выражающим взглядом позволила ей уйти. Потом раздраженно подозвала прислугу.

– Что?

– Девочка... Изабелла...Она пропала. – Женщина осела от собственных слов, но не рискнула опустить глаза, опасаясь потерять возможность следить за руками и лицом Элинор.

– Давно?

– Мы только что обнаружили.

– Тогда к чему переполох? Наверняка спряталась где-нибудь и рисует.

– Но на дворе ночь! И погода ужасная... Ее одежды нет на месте, а вся художественная утварь лежит в комнате. Думаю, ее нужно искать! Может, она решила вернуться в замок? Она так скучает по нему.

Элинор нервно стиснула спинку кресла: – Туда она не пойдет.

– Может быть, она у леди Виктории?

– У Викки? Нет. Но вы должны немедленно позвонить ей. Сообщите о пропаже Изабеллы. Скажите, чтобы она приехала, и как можно скорее.

Горничная живо засеменила прочь. Элинор вернулась к окну.

Холод снаружи набирал в грудь всё больше воздуха. Ветер суетился, продувая засоренную вьюгой дудочку, рассыпался по проводам. Скоро поредеют огни над горизонтом, плотные облака перестанут отражать город. Скоро станет совсем темно.

Впрочем, Элинор не слишком волновало, что случится с ее маленькой рыжеволосой дочерью.

*                      *                      *

Возле Астоуна

22:25

– Изабелла! Что ты здесь делаешь? – Джулия торопливо впустила девочку внутрь, стряхивая с нее налипший снег. – Ты ушла без разрешения? Ну, конечно же! Кто бы тебя отпустил в такое время.

Малышка не ответила, усердно дуя на замерзшие ладони. Потом подняла голову и метнула в Джулию напряженный взгляд. Рыжие ресницы были мокрыми и дрожали под снежной пыльцой, отчего выражение глаз сделалось жалобно-хищным. Странные у нее были глаза – такого нежного цвета и такие холодные.

– Я жд-дала... тебя...

– Меня? И давно?

– Н-не знаю... – Из-за озноба ей не удалось закончить фразу.

Джулия отсутствовала почти два часа; возможно, всё это время Изабелла просидела под воротами замка. Беззвучно ужаснувшись, девушка поспешно стянула с плеч пальто и укутала ребенка. Через некоторое время малышка перестала вздрагивать, как пришпиленная булавкой бабочка, и высунулась из мехового воротника.

– Спасибо.

– Почему ты не вошла? Звонок на воротах работает. Эшби тебя знает, он бы позволил подождать меня внутри.

– Мне нельзя. Моя... Элинор нашла бы меня раньше, чем я смогла передать тебе... кое-что. Я давно пытаюсь, но это так сложно, когда живешь в другом месте.

Джулия взмолилась, чтобы всё оказалось обычным детским капризом, однако Изабелла выглядела чересчур целеустремленно. Не каждый ребенок отважится на розыгрыш посреди зимней ночи. Даже такие диковинные зверьки, как эта девчушка.

– Что ж, я в твоем распоряжении. Давай поговорим, а потом я отвезу тебя домой.

– Не надо. Скоро... Скоро за мной придут. – Изабелла нахохлилась. По ее побелевшему лицу разлилась знакомая тревога. Несмотря на то, что времени было якобы мало, она явно не спешила начать.

Через пару минут она и вовсе прикрыла глаза и с внезапно умиротворенным видом привалилась к спинке кресла – казалось, девочка к чему-то старательно прислушивается; уголки ее губ расправились, лицо порозовело. Затем она склонила голову набок и почти нараспев произнесла:

– Пожалуйста, уходи.

– Что? – Джулия опешила от неожиданности.

– Домой. Ты должна уйти в другое место.

Изабелла настойчиво посмотрела ей в глаза: – Иногда правильно то, что хорошим не кажется. Понимаешь?

Джулия кивнула.

Похоже, ей вынесли приговор. Слова маленькой девочки значат здесь больше, чем здравый смысл взрослой женщины. К тому же эта женщина одинока и мало что понимает. Пожалуй, было бы лучше, если бы она и вовсе была глухой, непробиваемо спокойной, как кирпичная стена. Если бы она просто не замечала этих странностей, если бы Ричард показался ей истериком, достойным жалости, а Изабелла никогда не втаскивала ее в свою мастерскую...

Вопрос адской болью отозвался в висках.

– Но... почему? – Она спросила не потому, что надеялась на ответ. Просто сил принять всё, как есть, у нее не было.

Изабелла испуганно протянула к ней руки:

– Не плачь, ты же сильная. Тебе не надо бояться! Не надо... – Она обняла Джулию и уткнулась ей в плечо. – Я просто хотела предупредить.

– Понятно. – Джулия погладила кроличью шубку, под которой нервно шмыгало носом в мгновение зареванное существо. – Правда... Спасибо.

Изабелла вынырнула из-под ее руки, но тут же уныло сникла. – Я неправильно всё сделала. Надо было по-другому.

– Тебе нужно домой, тебя наверняка ищут.

Девочка кивнула. – Я скажу еще кое-что. Может, ты поймешь. Это о человеке из Замка.

– Об Алексе?

– Он... У него внутри... – Изабелла старательно наморщила лоб, пытаясь подобрать правильные слова.

– Что с ним? Может, ты слышала... что ему угрожает опасность... или... – Джулия побоялась спросить, как есть.

Девочка какое-то время молчала. Потом покачала головой и бледно улыбнулась: – Не бойся за него... Ему нужно время. Что-то произойдет, возможно, что-то хорошее. Я пока не знаю наверняка.

Изабелла оглянулась и внезапно подскочила на сиденье. Джулия вгляделась в забеленное изморозью стекло: в самой его сердцевине слабо замерцали желтые фары.

– Это... Это она! – Изабелла принялась рывками высвобождаться из державшего ее пальто. – Пожалуйста! Уезжай как можно скорее! – зашептала она. – Не мешай им. Обещаешь?

Не дожидаясь ответа, она дернула ручку дверцы, норовя выскользнуть и удрать до того, как с ними поравняется подъезжающая машина. Джулия испугалась, что девочки опять потеряется, и крепко схватила ее за воротник: – Нет! Прости, но я не могу отпустить тебя разгуливать посреди ночи.

Малышка инстинктивно рванулась еще раз, но Джулия не ослабила хватки. Изабелла кинула на нее умоляющий взгляд, потом покорно опустила глаза: – Всё равно... Теперь не важно.

Сказав это, она отвернулась и сникла в уголке. Бурчание остановившегося рядом автомобиля Элинор напоминало мурлыканье раздраженной кошки.

Глава восьмая

Квартира Дэна Байронса

19 февраля, 14:55

«Ну вот, время близится – Эмили нашлась, и она связана с Ивэном. Райн приехал выяснить обстоятельства смерти родителей Гора, убитых Каталиной Чесбери, за которой охотится Тано. Мой Вестник прав, Эмили должна иметь к этому отношение».

– Дэн? О чём задумались?

Байронс покачал головой и успокаивающе улыбнулся сидевшей рядом Джулии. Его насупленное лицо разгладилось. Он неторопливо придвинул к себе поднос и принялся разливать чай.

– Думаю, вы слишком много внимания уделяете словам этой девочки.

Джулия мучительно нахмурилась, собираясь пуститься в перечисление «неоспоримых» доказательств, но Дэн вовремя перехватил инициативу:

– С чего вы возвели ее в ранг оракула? Вероятно, она всего лишь впечатлительный ребенок, к тому же с непростой судьбой. Иначе зачем Чесбери так тщательно скрывают ее присутствие? Талантливые дети часто становятся жертвами неврозов. Или чего похуже.

– Может, вы правы. Но когда она говорила... Я почувствовала, что за этим что-то есть. Даже если она впечатлительный ребенок, разве это значит, что она не может слышать или видеть, или пытаться рассказать об этом... на свой лад. Возможно, именно поэтому она и выбрала меня – ведь я отнеслась к ней всерьез. Неужели это настолько нелепо?

– Давайте не будем спорить.

– Вы больше ничего о ней не узнали?

– Совсем чуть-чуть. Ее отец приехал в Англию из Киото полгода назад, он архитектор, сейчас работает в Лондоне. Девочка живет на попечении Элинор Уэйнфорд. Их семьи дружат много лет.

– Элинор заботится о ребенке? Вы в это верите?

– Увы, у нас пока нет поводов вмешиваться.

– Но зачем Чесбери ее прячут?

– Изабелла неплохо сбивает с толку взрослых. Можно предположить, что заботящееся о своей репутации семейство старается минимизировать количество возможных проблем.

– Проблем вроде меня?

– Ох, Джулия... Ладно, я попробую разузнать что-нибудь еще, а вы постараетесь ненадолго забыть о пророчествах Изабеллы. Хотя в одном я с ней согласен: вам пойдет на пользу отъезд из Астоуна. Хм... на время. Кто бы и как бы ни старался навредить мистеру Райну, им попутно придется озаботиться его окружением. Если вы покинете сцену, руки развяжутся не только у... недоброжелателей, но и у меня. Присматривать за одним человеком значительно проще, чем за двумя – вы уж мне поверьте. А я прослежу, чтобы на мистера Райна не падали кирпичи.

– Но ведь я... Однажды я смогла ему помочь. Я чувствую, когда с ним творится что-то неладное. Я могу остаться где-нибудь поблизости, чтобы... если вдруг... Понимаете? – Взгляд у нее стал заискивающий, но Дэн проигнорировал его в лучших традициях Тано.

– Понимаю. Но не советую. Вы ведь уже решились на отъезд?

Джулия потеряно кивнула.

– Тогда придерживайтесь выбранного курса.

Она почти по глаза спряталась за чайной чашкой.

– Завтра...

– Если хотите, я устрою, чтобы вас проводили до Хитроу.

– Нет. – Она насмешливо вскинула подбородок. – Об этом уже позаботились. Мистер Тэйси милостиво вызвался конвоировать меня до самого Брисбена. Мы улетаем вместе вечерним рейсом.

– Успокойтесь, Джулия. Вам нужно принять всё, как есть. Если вы не знаете, каким будет ваш следующий ход, пропустите его. И ситуация прояснится.

Девушка откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях. Ее глаза выдавали перенапряжение еще сильнее, чем с трудом сдерживаемая дрожь в стиснутых замком ладонях. Дэн отвел взгляд, чтобы не смущать ее.

– Как вы думаете, кого Изабелла имела в виду, сказав, что я «не должна мешать им»? – Отчего-то ее голос прозвучал лениво и чуть мечтательно. – В тот момент мне показалось, она говорит о самом Алексе. Но он мало кого здесь знает... Или, может быть... это о Чесбери?

Байронс искоса посмотрел на нее, но она закрыла глаза, словно собираясь задремать посреди беседы. Впрочем, он бы этому не удивился: за последние месяцы ее порядком истрепала бессонница.

– Есть вещи, которые нельзя менять или нельзя изменить, порой это равнозначные величины. Надо уметь смиряться и ждать. – Дэн не стал уточнять, что ожидание может затянуться на десятилетия, если не на всю жизнь. – Если уж ты вертишься флюгером, верь в то, что всё делается к лучшему. Когда-нибудь ветер уляжется, тогда можно будет оглядеться и выбрать новое направление.

Джулия открыла глаза и безо всякого выражения уставилась в потолок. – Для этого действительно нужно во что-то верить.

– А вы не верите?

– Я надеюсь.

– Значит, вы верите в шанс.

– Ну, да. – Она повернулась к нему, сдерживая невольную улыбку. – Стараетесь возобновить во мне процесс мыследеятельности? Не надо. Мыслить мне противопоказано.

– Вам противопоказано фантазировать, – усмехнулся Дэн.

Джулия пристально посмотрела на него. – Ваш напарник сказал, что вы понимаете всё на свете. Человек, который всё понимает, может избегать ошибок, просчитывать последствия, так? Ему проще сделать свою жизнь счастливой... Да, я думаю, вы как раз такой человек. Если бы не вы, я бы сошла с ума еще пару месяцев назад... Но вы кажетесь таким одиноким. Будто вас бросили, как и меня.

Его лицо не изменилось.

– Простите! – Она едва не зажала себе рот рукой.

– Пойдемте, Джулия. Я подвезу вас до ресторана и высажу неподалеку. Иначе вы опоздаете на встречу, и тогда ваш принц может подумать, что вы им пренебрегли.

Он поднялся и протянул ей руку. Джулия неловко ухватилась за его ладонь, стараясь угадать, в каком он настроении после ее слов. Но Дэн лишь вежливо улыбнулся и отправился за ее пальто.

– Если я больше не приеду в Англию, – она неуверенно посмотрела ему в глаза, когда он вернулся обратно, – мне надо сказать вам кое-что сейчас. Спасибо, Дэн. За то, что вы помогаете мне... нам. Мне действительно будет жаль, если мы больше не встретимся.

– Не беда. Наверняка на старости лет я решу попутешествовать, и тогда... – Он махнул рукой. – До свидания, Джулия. Летите осторожно.

– Не беспокойтесь, со мной будет мистер Рональд. Я окажусь дома в целости и сохранности, даже если ему придется левитировать меня через весь Индийский океан.

Дэн улыбнулся в ответ и вместе с плащом накинул привычную отрешенность.

Всю недолгую дорогу до ресторана они молчали. Джулия изредка бросала по сторонам тревожные взгляды, Дэн глядел только перед собой. Им больше не о чем было говорить.

Вскоре показался нужный перекресток. Байронс притормозил у светофора, чтобы выпустить Джулию. Заглушив двигатель, он вышел из машины и открыл ей дверцу, помогая выбраться на подмороженный тротуар. Джулия зажмурилась от слепящего на солнце снега и протянула Дэну руку, надеясь поскорее закончить ритуал прощания. Приоткрыв один глаз, она наткнулась на его невозмутимо спокойный взгляд. Похоже, он решил, что последнее слово должно остаться за ей.

– Как-то глупо в сотый раз твердить «до свидания», верно? – Она неловко улыбнулась.

– Что поделаешь.

– Ну, тогда – до свидания?

– До свидания.

Джулия пожала его ладонь и осторожно выпустила ее. Рука Дэна без промедления скрылась в кармане пальто. Он сделал шаг назад и остановился.

– Поезжайте, Дэн! Иначе я так и буду стоять на обочине.

Он невольно улыбнулся и послушно взялся за ручку дверцы. Его взгляд скользнул над ее плечом, и тут он впервые за последнее время по-настоящему удивился. Должно быть, это отразилось на его лице. Джулия обернулась и тихо ойкнула, уткнувшись в нависшую над ней костистую фигуру в черном пальто. Вид у пришельца был как раз подходящий, чтобы пугать детишек на Хэллоуин.

– Рональд?!

Мистер Тэйси вежливо приподнял шляпу, приветливо мигая совиными глазами. Дэн усмехнулся, пряча улыбку в кулак.

 Тано пожаловал. Посреди бела дня – с чего бы вдруг?

*                      *                      *

Астоун обрел каменное тело более восьми столетий назад, согласно воле своего Мастера. Тогда же ему было дано имя, сковавшее его четырьмя рунами, но давшее взамен то, что люди называют «душой». Породнившись со своим создателем, он стал кладезем его могущества, его мостом между существующим миром и собственной судьбой. В поисках ответов Мастер отворил дверь, но, вернувшись, оставил ее незапертой. Завершив свой смертный путь, он покинул Астоун, но Астоун не покинул его.

Это место – не свет, не тьма. Колесница, ведомая чужой волей. Каждый может править ею, имея силы. Но если никто не держит поводья, ветер толкает лошадей в спины и увлекает душу замка к первородному естеству. К его изначальной сути – Океану. Многим дано почувствовать аромат дорог, струящийся из-под неплотно прикрытой двери. Множество душ стремятся заполнить собой пустующее сердце замка, но правда в том, что за дверью – тайна одного-единственного человека. И никто из пришедших не ведает, какими словами Мастер приручал диких лошадей. Достаточно зрячие, чтобы разглядеть свет, пришельцы беспомощны перед его источником. Слабых гонят древние стены, как вода отталкивает масло. Есть и другие. Они слышат и умеют верить. Они отдаются на волю судьбы и мчатся в колеснице до тех пор, пока не находят то, ради чего спрыгивают на обочину, жертвуя отрадой скорости. Порой их дорога бесконечна. Порой она заканчивается в ладонях земного притяжения, в порванной паутине атомов. Так гибнут многие – не только маги. Но некоторые обретают смысл.

А кто-то пытается править. Но поводья всегда слишком тяжелы для их рук, и, слабея, они падут под колесами собственных желаний. Они набегают, как волны. Они хотят знать, что таится за дверью, но чаще это стремление рождено сиюминутной тоской. Их удел – страх.

Океан примет всех.

*                      *                      *

Астоун

34 года назад

«Посмотри. Ты живешь здесь одна».

Здесь.

Одна.

«Не страшно?»

Она глядит на залив. Силуэты океанских миражей сметает ветер. Он подхватывает их длинными руками и швыряет в облака, застывшие густой вишневой пеной. Солнце несется прочь, ночь сегодня будет темной.

Теперь так будет всегда.

Западный ветер, ластясь, разглаживает складки на ее одежде. Нерешительно касается рук и неубранных волос. А изнутри, из-за белой маски лица, напирает одиночество. Оно примчалось резкими прыжками, и его холодный лоб со звериной силой ударился о ее собственный. Тайные морщины, до того так долго прятавшиеся, в одночасье рассекли бледное лицо. Как сеть трещин от неловкого удара по мрамору. Иногда она что-то шепчет. Может быть, имя. Мертвое тело на дороге не сможет откликнуться на него, но она продолжает звать. Ей всё еще кажется, что эта черная точка, распустившаяся в недавнем сне, не встанет за последним воспоминанием.

Когда на следующее утро люди в полицейской форме пришли в ее дом, она была готова. Она спустилась к ним. Рассвет легкой дымкой кружил возле ног, пенился кружевами, покалывал глаза. Сегодня она была похожа на невесту: солнечный свет затуманивал ее черты, затуманивал старость, в один миг нагнавшую свое время. Ее глаза по-прежнему молчали. Она ощущала себя подернутой льдом – как родник, но никто не слышал перезвона последних капель.

– Леди Каталина Рейнфилд?

Она изящно склонила голову, привычным жестом приглашая их присесть. Они были заводными игрушками. Она знала наперед каждую реплику, каждое слово. Шаг вправо, скрип начищенных ботинок, соприкоснувшихся боками. Шорохи, пробежавшие по ее платью, пока она медленно погружалась во внимательные кукольные взгляды.

Вчера... Нападение на дороге... Все погибли... Он тоже погиб.

Она вздрогнула. Черная точка внутри набрала бутон и взорвалась колючими лепестками. Она знала, что так и будет. Знала, что он тоже исчезнет – ее обманут.

Он не захочет остаться здесь. Ринется следом, как слепая птица.

Когда вы видели их в последний раз? Слышали, замечали что-нибудь необычное?

О, да. Когда они стояли рядом. Каждый поблизости ощущал себя пойманным в странном мире – не более чем призраком. Разве это непонятно? Призраки всегда завидуют живым.

Загадочное дело, удивляются полицейские. Никто ничего не знает. Кому нужна была их смерть? – вопрошают напоказ.

Она прикрывает губы ладонью: никому не нужна была их смерть.

Еще тогда, на крепостной стене, она вдруг ощутила страшной силы удар – и какая-то часть ее души в ужасе вскрикнула «Прыгай, пока не поздно!» Океан внизу услужливо расстелил волны. Но она не двинулась.

Желание спрятать свое сокровище внутри каменной шкатулки – это ли ее главная ошибка? Прожить столько лет, не смея верить в существование остального мира, мечтая лишь об одном – никогда не соприкасаться с его криво очерченными краями, и вдруг обнаружить себя плывущей против холодных и горячих течений в его утробе, спутанной тенетами по рукам и ногам? Разве это странно – пытаться выловить из грязи драгоценный камень, чтобы его не затоптали и не разбили на части ради собственной корысти снующие вокруг сороки?

Ее воля нажала на спусковой крючок. Ее желание воссоединиться с потерянным фрагментом своей души вонзилось в его сердце и, едва коснувшись, умертвило. Не имея сил переносить его жизнь за пределами своего взгляда, она лишь хотела покоя, когда всё, чем она была, в безопасности хранилось в стенах любимого замка. И только собственная смерть отобрала у нее эту иллюзию. Тогда, в мгновенной вспышке, она вдруг осознала, что никто не лгал ей, и он ушел потому, что его жизнь, как и смерть, не принадлежали ей. Что в целом мире ей не принадлежало ничего – потому что она не верила в его существование. А этот мир, в отместку, не поверил в нее.

В конце она зачем-то увидела правду, попыталась заслониться... и сгинула. Ветер, дремавший без дела в глубине подземелья, облетел замок, громко хлопнул незатворенной дверью.

Буря утихла. Астоун по-прежнему ждал.

*                      *                      *

Астоун

19 февраля, 1997 год

15:16

Алекс стал под аркой, замер, глядя на кипящие под ногами блики. За его спиной изнемогал от заката витраж, но свет не шел дальше порога. Сегодня, как и вчера, можно остаться по эту сторону дня и не спешить приближать ночь. Вот уже в четвертый раз он стоит возле входа в подземелье, не решаясь войти внутрь.

Полтора месяца ушло на то, чтобы отыскать это место.

Райн оглянулся назад. Солнце чиркнуло по глазам рыжим лезвием, и он инстинктивно шарахнулся в тень. Пространство вокруг замутилось непроглядной синевой; не дожидаясь, пока зрение вернется, он плотно затворил за собой дверь. Задержал дыхание. Широкий зев коридора уходил в непроглядный мрак. Не чувствовалось даже сквозняка, как будто этот мир существовал в отдельном нигде, без цвета и формы. Алекс помнил, что через пару метров придется резко повернуть направо, но что произойдет дальше, было ведомо лишь его полуистлевшей памяти. Впереди находился лабиринт. Алекс знал, чем рискует, совершая вылазку в одиночку, но у него не было желания делиться «приключениями» ни с одним живым существом.

Закрыв глаза, он сделал первый шаг.

Всё, чего он хотел сейчас, это вспомнить. Грозу, перекореженное небо сквозь оконные решетки; огромную серую массу за окнами – океан? Коридор проходил по внешней стене, обращенной к берегу. Должно быть, это действительно здесь. От той ночи он сохранил щепотку памяти: сумасшедший бег, темный камень под ногами; боль, затем падение. После картинной галереи наступала мгла. Позже он вспомнил. Что-то светилось вокруг, позволяя различать стены и выбоины на каменном полу, а дальше мерещилась хрупкая лестница, легкая, изящная – чуждая всему, чем был Астоун. Она походила на стаявший леденечный мостик из сказки. Ступени осыпались под ногами; вокруг было пусто, Алекс не помнил стен. Ночь ненадолго обрела лицо... Лицо, которое он хотел увидеть снова.

Он сможет увидеть, если отыщет это место.

Заново пройти весь путь – шаг за шагом. Нужно содрать фольгу с памяти и убедиться, что под ней не окажется... Не окажется бессмысленного нагромождения замковых комнат вместо винтовой лестницы и силуэта в сером плаще? Алекс хмыкнул, остановился. Часть его разума всё еще сопротивлялась новой реальности. Рука иногда шарила в поисках потерянного блистера с таблетками, но ничего – он вспоминал и улыбался. Рука виновато возвращалась на место.

Райн медленно двинулся вперед, скользя замерзшей ладонью вдоль стены. Он не спешил зажигать свет – надеялся, что так его память будет сговорчивей. Решил довериться инстинкту, как пианист, чьи пальцы без подсказки нот помнят, на какие клавиши им предстоит упасть. Безответственно. Но сейчас благополучие собственных костей волновало его куда меньше, чем результаты поисков.

Один метр, десять. Алекс споткнулся. Улыбка зацепила губы: камень, плоским ребром торчащий над полом, был ему знаком – значит, пока на верном пути. Откуда-то на цыпочках подобрался сквозняк. Спешно смахнул на лоб волосы и удрал. Вокруг стало холоднее, коридор ощутимо пошел под уклон. Алекс открыл глаза – те, увы, не стали от этого более зрячими. В темноте вибрировал гулкий, едва пульсирующий шум. Пустота подземелья сожрала бы с радостью любого, не оставив заусенца на память. Куда теперь? Судя по звукам, впереди развилка. Нет, пока прямо. Астоун был заодно с новым хозяином, хоть и походил на огромное бестолковое животное, не знающее, каким боком повернуться, лишь бы угодить. Мог и затоптать ненароком. Впрочем, хозяин попался тоже тот еще дурак.

Эхо жалобно взвизгнуло подвернувшимся под ногу щебнем. Похоже, пришло время засветить фонарь: интуиция помахала белым флажком и кубарем скатилась под солнечное сплетение.

Что может столь уютно шуршать впереди? Не то взмахи крыльев, не то шлепки лап. Крысы? Совы? Летучие мыши? Нетопыри? Эшби?

Алекс присел на корточки и принялся возиться с фитилем. Брать в подземелье электрические фонари было бесполезно – батарейки садились с невероятной скоростью. Он чиркнул спичкой. Обычная керосиновая лампа была куда надежней, хотя ползать с ней по узким лазам так и не стало его любимым занятием.

Свет разлился под руками, размазывая по камням бурые тени. Коридор оказался шире, чем в начале – не меньше пяти метров, а то и больше; зато потолок опустился почти на треть. Наклон пола тоже изменился, по прикидкам Алекса – градусов на тридцать, но через десять метров он должен был выровняться вновь. Если верить старым чертежам. Тщательно проинспектировав ближайшее пространство, Райн не обнаружил признаков обитания других форм жизни, немного успокоился и двинулся дальше. Ненароком цепляемые камешки раздраженно улепетывали вниз.

Поиски вряд ли завершатся в один день, даже если он на верном пути. Еще предстоит расшифровать львиную долю чертежей из архивов Чесбери. В этих старых книжных звалах обнаружилось много интересного. От них веяло жизнью – затопленными катакомбами и средневековыми приютами для умалишенных; предки не щадили чернил, обсасывая родовые легенды и собственные мытарства. Когда-то в юности Алекс читал подобную чепуху, этого оказалось достаточно, чтобы выработать у него стойкий иммунитет к мистицизму. Впоследствии Рональд научил его отделять философию от маразма и чудеса от психозов. Это, конечно, сильно помогло ему пару месяцев назад. Даже сейчас, покопавшись в семейных хрониках, он бы с радостью отправил их в мусорное ведро, если бы не одна деталь – упоминание об «узорной лестнице, ведущей на дно Колодца». Эту лестницу он видел собственными глазами.

Колодец, «дарующий право обрести многие миры». Так, по крайней мере, о нем писали – но место не было отмечено ни на одной карте, ни на одном рабочем чертеже. Его поочередно пыталась найти вся череда наследников, да и не только они. И кто-то, видимо, добивался успеха, коль скоро существовало описание места.

Алекс выучил текст наизусть. Обрывки воспоминаний стройно укладывались поверх строк: он помнил винтовую лестницу, ступени, мерцавшие мириадами символов – странные рисунки-руны, убегающие в отвесную пропасть. И там, внизу, что-то яркое и чуткое, словно открытая рана, истекающая белым светом. Алекс помнил, как сорвался, потеряв опору, как падал вниз... Собственное неистовое желание швырнуло его вперед. Потом всё смешалось, долгий крик хлынул в него вместе со светом... И внезапно он остался один.

Алекс содрогнулся. Лампа закачалась в ослабевших пальцах, швыряя тени из стороны в сторону. Боль разрядом прокатилась по мышцам. Он стиснул зубы, едва не потонув в приливе холодного отчаянья.

Мягкая, гладкая ткань; крохотные искорки, заметавшиеся разноцветными светлячками.

Он оттолкнулся от стены, стараясь восстановить дыхание. Оглядел коридорные своды – кое-где виднелись трещины. Теперь запах океана чувствовался сильнее, камни блестели от влаги, эта часть туннеля больше походила на подводную пещеру. Впереди обозначился поворот. Алекс взглянул на компас, желая убедиться, что всё еще идет навстречу заливу. Из глубины тянуло мокрым холодом. Еще чуть-чуть, и он достигнет центра выписываемого коридором спуска, а затем начнет подниматься наверх. В конце пути, если везде удастся повернуть в нужную сторону, будет короткая галерея, прилегающая к внешней стене замка. Ненадолго вернется дневной свет. А потом начнется спуск в Колодец.

Замок был создан ради него. По сути, замок и был Колодцем. Но для каких целей его выложили в недрах Астоуна, не знал никто.

Райн прошел с десяток метров, прислушиваясь к этой мысли. Со спины нагнали знакомые шорохи, и он ускорил шаг. За следующим поворотом на голову обрушились ледяные капли. Вода скапливалась на гладком потолке через равные промежутки и падала вниз с лаконичностью пулеметной очереди. Переборов прогарцевавшую по позвоночнику дрожь, Алекс застегнул куртку до самого ворота. Наклонился за лампой – и внезапно обнаружил любопытную деталь: все каменные плиты на два метра вперед и назад, включая ту, на которой он стоял, едва заметно просели по сравнению с остальными. С каждой секундой разница увеличивалась, что без сомнения говорило о том, что они опускаются прямо под его ногами. Когда камень, нервно всколыхнувшись, подался вбок, Райн даже не сделал попытки соскочить – цепляться было поздно, он кубарем полетел вниз.

*                      *                      *

Алекс пришел в себя внезапно, словно по венам пустили ток. На этот раз обошлось без видений. Зато в спине будто застряли два острых прута, которым явно мешало наличие ребер в человеческом скелете. Лампа, чудом оставшаяся стоять у края обрушившегося пола, благополучно освещала Райна и угол плиты, скрывавшей волчью яму. Шевелиться было опасно – он болтался над пустотой, еле удерживаясь в крохотной нише. Рискнул повернуть голову и едва не сорвался. Через некоторое время горстка камешков зацокала по невидимому дну далеко внизу.

– Приехали, – как ни странно, Алекс почти не боялся. Ощущение смерти расплылось по стенкам сознания, нисколько не тревожа. Он даже хотел было рассмеяться, но вовремя передумал. Время будет потрачено с большей пользой, если он поучится летать – его опора доживала последние минуты. И вполне вероятно, это касалось их обоих.

О ловушках – а это определенно была ловушка – чертежи не предупреждали, ровно как и мемуары родственников. Что ни говори, неплохая защита от новоявленных владельцев. Звать на помощь бесполезно: Алекс никому не сказал о сегодняшней вылазке, а значит, надежды на то, что его найдут вовремя, нет. Мобильные средства связи внутри замка не работали. Что оставалось? Надеяться на Джулию, на то, что она вновь услышит его? Поздно. Он сам порвал всё, что их связывало. Теперь даже Рональд не сможет ему помочь.

Райн медленно вздохнул, осторожно напряг мускулы, готовясь к последнему прыжку. Без сомнения, всё закончится плохо. В лучшем случае он успеет приподняться прежде, чем потеряет опору. Над ним почти два метра пустого пространства и непонятно, за какую из сторон «люка» можно хвататься, не рискуя свалиться вновь. Однако терять нечего. Щебенка продолжает сыпаться, а каменный выступ – накреняться. Пора решать.

Поразительная судьба, внезапно подумал Алекс. Многие потом будут гадать, куда он подевался, но вряд ли кому придет в голову, что мистер Райн сам себя угробил – вот такой дурацкой смертью. Хотя как раз ему стоило бы предположить, что он слишком тяжел для витания в облаках – в итоге даже его прах будет скорбеть о себе сам, в одиночестве и без предварительной кремации.

– Ну, не идиот ли? – тихо спросил он у каменной плиты, стараясь заставить себя думать.

– Не без того.

Алекс с удивлением обнаружил, что его сердце может биться еще быстрее, чем секунду назад. Камешки зашуршали над самым ухом. Один ударил в лоб, затем чиркнул по щеке. Алекс впился глазами в светлый проем наверху. Сперва показалась тень на стене. Тень была женской, как и голос. Заключение поразило своей логичностью, и он приободрился. Кто-то наклонился над краем ямы.

– Хм... Лежите и не дергайтесь, ладно?

«Незнакомый голос», – подумал Алекс в следующий момент. Девушка опустилась на корточки и принялась над чем-то колдовать, он видел ее темный силуэт почти целиком. Похоже, она не слишком боялась сорваться следом. Через пару секунд к Алексу спустилась веревочная петля, послушно улегшаяся на левую ладонь.

– Осторожно проденьте запястье. Не затягивайте. Шевельнетесь сильнее, и всё обрушится. – На мгновенье повисла тишина. Он зацепил веревку и сделал, как она велела. – Теперь расслабьтесь. Я закрепила небольшой ворот, надеюсь, он вас выдержит.

Он решил не спрашивать, из чего она сделала ворот в пустом коридоре и за что именно его закрепила. Судя по всему, с колоритом Астоуна она была знакома лучше, чем его хозяин. Теперь Алекс мог видеть край ее лица, затемненный беспрестанно мигающим светом. Короткие взлохмаченные волосы немного искрили рыжим.

– Готовы?

– В любой момент.

– Стойте!

– Да? – У него екнуло сердце, едва не скинув с мокрых камней.

– Вы хорошо переносите пограничные температуры?

– Насколько пограничные?

– Ужас – насколько.

– Плохо переношу.

– Тогда не спешите на тот свет – говорят, там не курорт.

Он тихо выругался. Почувствовал, как разливается внутри тепло: гнев перегруппировал сведенные судорогой мышцы. Похоже, она знала, что делала, но времени изумляться уже не было.

– Давайте! Теперь!

Он подпрыгнул. Далеко внизу ухнула канонада из каменных ядер.

Алекс не мог поверить, что выбрался.

Он лежал, уткнувшись лицом в колени своей спасительницы, и тихо дивился, что успел-таки поймать опору и дотянуться до края. Правда, затем он беспомощно повис, из последних сил цепляясь за влажный выступ и чувствуя, как снизу прирастает холодной тушей пустота. Ворот им не понадобился, девушка помогла ему вскарабкаться наверх. Алекс отполз подальше от края и рухнул физиономией вниз. Связывающая их веревка успела впиться в запястье и теперь оно саднило так, будто на нем пировали пикси-людоеды.

Девушка осторожно осмотрела его руку, прощупала спину и прилегающие к ней части. Убедившись, что переломов нет, спокойно сдвинула его со своих колен.

– Спасибо. – Он перевернулся и сел.

Незнакомка за его спиной сделала осторожную попытку подняться.

– Я вас не зашиб?

– Только пытались.

Алекс едва заметно оглянулся – девушка только и ждала, чтобы ринуться наутек. Райн пошевелился. Она вскочила (веревка, крепившаяся к ее поясу, оказалась отвязанной) и немедля рухнула обратно: он ухватил ее за плащ. Взбрыкнув, она ударила Алекса по шее, он чудом не потерял сознание. Пришлось заломить ей руки за спину и как следует встряхнуть. Он развернул ее лицом к себе, намереваясь наорать для острастки. Но она перестала сопротивляться. Ее глаза, знакомые, светло-серые, вперились в него с нелепым испугом. Через секунду она заплакала.

*                      *                      *

Ее губы дрожали, мокрые ресницы хлопали по щекам. Алекс так растерялся, что едва не забыл, как минуту назад она почти уложила его одним ударом. Было ясно, что девчонка не собирается успокаиваться, поэтому он напрягся и сделал более дружелюбное лицо.

– Плечо... Вы сломаете мне ключицу... – Она жалобно замотала головой.

Он и впрямь сжимал ее не слишком деликатно, но у него были на то причины – хотя она, без сомнения, считала иначе. Алекс ослабил хватку и с радостью обнаружил, что девица немного притихла.

– Кто ты?

Она посмотрела на него с прежней странной смесью тревоги и испуга.

– Никто.

Райн с трудом поборол раздражение. Девушка нахмурилась. Поерзала у него на коленях, устраиваясь поудобнее. По габаритам почти ребенок, но двигается как взрослая. И дерется не хуже. А также прекрасно понимает, что хозяин не сочтет ее присутствие в замке естественным, пускай она хоть трижды его спасительница. Однако насупилась так, будто это он творил беззаконие.

Внезапно его как ударило. Он потянулся к лампе. Девушка сощурилась, уткнулась носом ему в плечо, но Алексу хватило и того, что он увидел.

– Я тебя знаю.

Она отстранилась, уставилась на него во все глаза, забыв про яркий свет.

– Исключено. Я недавно в городе.

– Значит, мы встречались в другом месте.

– Хм. Может быть. И что с того?

Они какое-то время разглядывали друг друга. Он не мог вспомнить, где видел ее лицо, но прекрасно понимал, откуда знает глаза – эти неестественно светлые, словно бы незрячие глаза померещившегося однажды летчика. Видения по-прежнему не имели смысла, но, по крайней мере, ему в руки попал материальный «объект», который можно удержать и, если повезет, допросить.

– Я оказалась здесь вовремя, вы живы и здоровы. Могли бы хоть из вежливости вернуть мне способность двигаться. И совсем необязательно доставать наручники.

Он невольно улыбнулся. Игра была рискованной, но он решил попробовать. Девушка осторожно встала, удивленная его сговорчивостью. Медленно размяла плечи, то и дело бросая назад опасливые взгляды.

– Не стоит благодарить, мистер Райн. Достаточно будет, если вы позволите мне уйти.

– Как я могу? – Он изобразил волнение. – Не каждый день мне спасают жизнь. Хотя... Я согласен выполнить и эту просьбу.

Девушка подозрительно приподняла брови.

– Правда?

– После двух честных ответов.

Она тяжело вздохнула, снова присела возле разлегшегося Райна.

– А если я откажусь?

– Я познакомлю тебя с одним очаровательным человеком. С инспектором Дэном Байронсом.

Девушка поджала губы. Похоже, расчет оказался верным: она не хочет шумихи и сделает всё возможное, чтобы уйти тихо. Алекс не сомневался, что она знает подземелье лучше, чем он, но попыток удрать больше не будет – по крайней мере, пока. Ее унылое лицо было тому наилучшим подтверждением.

Развернувшись в профиль, девица некоторое время неподвижно смотрела в одну точку. Потом перевела взгляд на Алекса и ее глаза вновь замерцали, ознаменовав очередную атаку на его нервы.

– Давай уж без рыданий.

– Мистер Райн! Я не хотела вламываться к вам без разрешения, поверьте! – Она принялась по-детски размазывать слезы. Он не верил ей ни на грош, но ее это не особо смущало. – Я пыталась добиться разрешения, но мне отказали.

– Добиться чего? Когда?

– Три месяца назад. – Она сложила руки на коленях. – Я изучаю английскую архитектуру двенадцатого века. Пишу диплом, мне нужно было... А, не в этом дело! Ваш замок отличается от всего, что я раньше видела, а еще он волшебно сохранился. Я обратилась с просьбой осмотреть его, но кто-то из ваших родственников отказал. Поймите, у меня времени совсем в обрез. Я столько в это вложила...

«Три месяца назад?» Девушка смотрела на него до отвращения искренне. «Тогда здесь заправляла Элинор».

– Кто именно отказал?

– Мисс Уэйнфорд... Элинор Уэйнфорд.

Было бы странно, если бы сталкерша не знала имен здешних владельцев. Диплом, значит? Она врет. Можно попытаться подловить ее еще на чём-нибудь, но доказывать очевидный факт самому себе не имело смысла. Куда больше Райна интересовало, зачем она это делает. Полиция почти поселилась в Астоуне, даже дураку не придет в голову планировать ограбление в такое время. И никакой убийца не станет спасть жертву, готовую собственноручно угробиться, да еще столь изысканным образом. Что если они оба ищут в замке одно и то же? Алекс мог бы задать вопрос прямо сейчас, но ему хотелось понять ее мотивы – а потому он решил немного подыграть.

– Ладно... И давно ты это делаешь?

– Две недели. – Она понуро опустила голову. – Я бывала только в заброшенных частях дома, чтобы никому не попасться на глаза. Еще бы несколько дней, и всё. – Она с сожалением посмотрела на зияющую брешь в полу. – Странно. Столько раз здесь проходила и ничего не случалось.

– Наверное, я немного тяжелее тебя.

Девушка смущенно улыбнулась: – Думаете, здешний архитектор рассчитывал ловушки по весовым категориям?

Райн пожал плечами. – Возможно, противовес пострадал от времени.

– Тогда давайте пойдем обратно вашим путем, хотя бы не придется вытаскивать вас из очередной ямы.

Ища в лице Алекса признаки капитуляции, она встала перед ним, как нетерпеливый щенок, переступая с ноги на ногу. Трогательное зрелище – если забыть о ноющей шее. Но девица приняла его молчание за снисхождение и осмелела еще больше.

– Так вы не станете вызывать полицию?

– Нет. Как тебя зовут?

– Эрика. Эрика Бэйлори.

Если она и врала, то без запинки.

– Эрика... Хорошо, я не буду поднимать шум. И даже позволю тебе в знак благодарности осмотреть замок целиком. Полагаю, мне хватит получаса на проверку всего, что ты мне рассказала. – Он широко улыбнулся. – Хотя я еще не слышал, в каком университете ты учишься.

– И отчего люди такие подозрительные? – Она жалобно вздохнула, но спорить не стала и покорно назвала университет.

Райн поднялся на ноги. Девушка подошла к нему поближе, нерешительно застыла, ожидая дальнейших распоряжений.

– Прошу. – Он жестом уступил ей дорогу. Она сделала несколько шагов, затем Алекс догнал ее и крепко взял под руку: – Не возражаешь?

– Зачем?

– Для пущей романтики. Да и нервы пошаливают.

– Если что – свалимся вместе, – предупредила она. Затем скорчила раздраженную гримасу, но снова подчинилась, что-то пробурчав себе под нос. На свою удачу, он не расслышал.

На пятой минуте тишины Алекс мирно спросил:

– Сколько тебе лет?

Она вскинула брови, указывая на нетактичность вопроса, но он пропустил намек мимо ушей:

– Ты определенно не в том возрасте, чтобы смущаться. Так как?

– Двадцать четыре.

– Двадцать четыре? – Он даже присвистнул вдогонку для пущего изумления. Эрика безразлично пожала плечами. – Ах, да. Ты же студентка, как я не сообразил. Удивительно, в каком нежном возрасте стали набирать волонтеров на опасные работы.

– Вы это о чём?

– О ценных навыках спасения провалившихся в замковые ловушки. Или это входит в программу обучения на твоем отделении? Тогда мне стоит подумать о втором образовании, я ведь здесь живу.

Она промолчала.

– Где ты этому научилась?

– У меня хорошая реакция и обширный кругозор. Более того, мне нравится помогать людям.

Райн, не выдержав, фыркнул. Ее рука нервно дернулась, и он покрепче сжал ее.

– Значит, любишь приключения, – подытожил он. – Интересная у тебя жизнь.

Она бросила на него взгляд исподлобья:

– Интересней не бывает.

Он подумал улыбнуться в ответ, но холод в ее голосе напрочь отбил желание.

*                      *                      *

Когда они выбрались из подземелья, было уже темно.

Неподвижный веер ставшего синим витража отразил затухающую лампу и их силуэты, всё еще скованные хваткой Алекса. На лестнице в Северную башню он решил было умерить подозрительность, но вовремя спохватился, вспомнив, сколько по пути спрятано потайных дверей. Не ровен час, девочка решит воспользоваться одной из них. В том, что она ловкая особа, он не сомневался, а потому транспортировка Эрики не претерпела существенных изменений – впрочем, та не стала возражать.

– Посидим в библиотеке. Есть хочешь?

В ответ она стрельнула скептическим взглядом, давая понять, как ценит его заботу.

– Постараюсь тебя не задерживать, – поспешно добавил Алекс.

– Спасибо. Мне ничего не нужно.

Он вежливо кивнул. Ситуация вырисовывалась нелепая: девица влезла в его дом, но чувство вины испытывал Райн, потому как вынужден был относиться к своей спасительнице с подозрением. Судя по всему, она об этом знала: забросила мяч на его поле и вот уже делает шаг в сторону в надежде улизнуть.

Райн притворился, что не заметил намека. Она вдруг крепче сжала его ладонь и улыбнулась – впервые после той неудачной реплики про приключения. Оценила его выдержку? Алекс скосился в ответ, ожидая встретить очередной укоряющий взгляд, но она просто шагала рядом. Казалось, ей больше нет до него дела: ее глаза метались по витражам, с жадностью осматривали стены. Забавная студентка – даже подпрыгивает на ступеньках. Он уже видел подобные перевоплощения... Но ее глаза светятся, и он на время уступает.

Они осилили подъем (Алексу пришлось вежливо подталкивать ее к выходу) и маленькую гостиную леди Чесбери с коллекцией игрушечных парусников прошлого века (слава богу, Эрику не интересовали моделизм и морской флот). Массивные двери библиотеки лениво распахнулись, а затем закрылись, угрожающе звякнув напоследок.

– Устраивайся как дома.

Эрика не отреагировала на сарказм, скинула ботинки и забралась на диван, где и свернулась, поджав под себя ноги. Затем одарила Алекса вопросительным взглядом. На журнальном столике лежала оставленная Рональдом книга о кузнечиках – девушка принялась читать, даже не взглянув на название. Пару минут Райн безмолвно стоял над ней, но гостья игнорировала его в точности, как коллекционные парусники Каталины Чесбери. Страницы перепархивали, высчитывая степень его идиотизма. Получив не самый низкий балл, Алекс наконец отошел в сторону.

Придется танцевать до конца. Он побрел к телефону. Взгляд упал на лампу, непредусмотрительно оставленную у порога – любой входящий если не налетит на нее сам, то непременно разобьет дверью. Оглянулся на Эрику: девушка тихо мурлыкала незнакомую песенку, уткнувшись в книгу. Он вздохнул и пошел за лампой – неохотно признаваясь себе в том, что просто тянет время. Что он будет делать, когда блеф Эрики не подтвердится? Позвонит в полицию? Конечно, некая мисс Бэйлори вполне могла существовать, но ему потребуется время и кое-какие связи, чтобы проверить, та ли самая девушка сидит в его библиотеке. Сколько она согласится ждать? Прежде чем начнет бунтовать и рваться на волю? Ему придется вызвать Байронса. По крайней мере, полицейские не отпустят ее, пока не установят личность. Отдельный вопрос, смогут ли они удержать ее. И опять – что дальше? Позвонив Байронсу, Алекс подведет Эрику под статью, а она все-таки спасла ему жизнь.

Он был уверен, что в руки полицейских девушка так просто не дастся, да и ему было невыгодно с ними связываться. С ней нужно договориться. Необязательно звонить в Оксфорд, можно взять пример с нее самой – начать блефовать. Спросить ее о Колодце? Начнет ли она отнекиваться, или...

Представить дальнейшее Алекс не успел. Едва он отставил лампу, как одна из дверных створок распахнулась, и он пожалел, что не схлопотал ею по лбу – тогда бы у него был шанс избежать последующей сцены.

В библиотеку ворвалась Джулия. Увидав Райна, шагнула ему навстречу, затем ее взгляд переместился вглубь комнаты, где наткнулся на Эрику. И тут же отскочил, как резиновый мячик. Алекс обернулся.

Эрика подняла глаза от книжки и приветливо помахала им рукой. Надо сказать, лицо у нее было злорадное и счастливое – несомненно, она догадывалась, что ждет ее радушного хозяина в ближайшие пятнадцать минут. Поздоровавшись, снова закрылась книгой, что не помешало ей закинуть ноги на подлокотник дивана. Ракурс окончательно всё испортил.

Зал был огромен – Алекс мог не бояться, что Эрика их услышит. Но Джулия решила за него: вцепилась в рукав и вытащила за дверь. Он беспомощно оглянулся, что, конечно же, сыграло не в его пользу.

– Кто это?

– Долгая история.

– Пока можно судить лишь о длине ее ног.

– Ноги – не повод для ревности.

– Ревности? Я ревную? Нет, я решаю задачку по геометрии.

Алекс снова почувствовал раздражение – ему хотелось как можно скорее вернуться в библиотеку.

– Эта девушка только что спасла мне жизнь.

Джулия испуганно отпрянула. Райн уперся спиной в тяжелую дверь: не стоило этого говорить.

– Всё хорошо, не волнуйся. На меня никто не покушался, я просто был неосторожен.

Джулия помедлила, затем стала рядом; он посторонился, приглашая в компанию чувство растерянности. Девушка смотрела себе под ноги, за что он был премного благодарен – обычно ее несчастный взгляд разъедал не хуже кислоты.

– Добрый вечер, друзья мои. Во что играете? – Со своей особой бесцеремонностью Рональд Тэйси выскользнул из полутемного коридора справа и незаметно подкрался к ним почти вплотную. Джулия поспешно отвернулась. Алекс через силу поздоровался, и старик немедленно смекнул, что к чему. Он бы с удовольствием заболтал Джулию до потери координации, но Райн явно не желал его вмешательства.

Старик вопросительно склонил голову набок:

– Не возражаете, если я воспользуюсь библиотекой?

– Тебе не нужно разрешение.

– Большое спасибо. – Рональд обогнул их и взялся за ручку двери.

– Только... там кое-кто есть. – Алекс с трудом поборол искушение взглянуть на Джулию.

– Гости?

Райн замялся. Он не испытывал ни малейшего желания пересказывать инцидент в подземелье. Но если всё оставить как есть, Джулия непременно пустится в домыслы. К сожалению, он не мог решить, что в их случае безопаснее – напугать или положиться на здравый смысл. (Она взглянула исподлобья.) Пожалуй, лучше напугать.

– Со мной кое-что приключилось.

– Он едва не погиб, – тихо вставила Джулия.

– Вот как?

Рональд внимательно оглядел Райна, утвердительно кивнул:

– Да у тебя девять жизней. Кто спас тебя на этот раз?

– Одна незнакомая... личность. Понятия не имею, откуда она взялась в замке, но я ей обязан.

– Что ж, тогда я хочу от всего сердца поблагодарить эту прекрасную особу. Кем бы она ни была.

Райн заметил, как покраснела Джулия. Похоже, слова Тэйси сместили акцент со скороспелой ревности на тот факт, что Алекс стоит перед ней живой и невредимый. Наконец-то.

– Наверное... – Джулия смущенно сцепила руки. – Наверное, мне тоже стоит сказать ей спасибо.

– Прошу, юная леди, проходите. – Рональд любезно распахнул перед ней двери.

Она бросила на Алекса сконфуженный взгляд и вошла. Вслед за ней прошмыгнул Тэйси.

Когда Райн увидел пустой диван, он лишь стиснул зубы и медленно пошел вдоль высоких стеллажей. Конечно, Эрики нигде не было – только на диване, покачивая страницами, лежала раскрытая книга о кузнечиках.

Глава девятая

Астоун

20:23

– Нельзя было ее оставлять. Ведь ясно было, что она знает замок лучше меня.

– Не убивайся, Алекс. Не всегда можно действовать по обстоятельствам.

Но Райн не слушал.

Телефонная трубка так и осталась лежать в его руке.

Сомневаться не приходилось, но он всё же проверил: никакой Эрики Бэйлори на факультете архитектуры в Оксфорде не числилось. Как не было и прошения осмотреть замок. Элинор могла соврать, но что с того? Эрика исчезла с той же легкостью, что и появилась – пройдя сквозь охрану замка и стены.

Сноровка и спокойствие, с которым она спасала его в подземелье, сам факт, что она смогла забраться так далеко, – она не была той девочкой, что после размазывала слезы по щекам, готовая прыгать за ним по ступенькам и вымаливать прощение. Она ломала одну комедию ради другой, запутывала его, ей было безразлично, на что он купится; ей была нужна лишь толика неуверенности с его стороны и пара безнадзорных секунд. Несомненно, он уже видел ее раньше. Глядя на пустое место на диване, он всё сильнее верил в это. Но где? Что она делала? В голове не было ни единой ассоциации, и это сводило его с ума. Она прикидывалась кем-то, а он не мог догадаться.

– Это всё моя вина. – Джулия стиснула руки. – Моя. Я отвлекла тебя, увела из библиотеки... Это я...

Алекс продолжал молчать. Рональд покосился на его занемевший профиль и ласково потрепал Джулию по плечу:

– Ты не могла знать.

– Алекс! – Джулия вдруг резко подняла лицо.

Райн вздрогнул от острых ноток в ее голосе.

– Мы должны позвонить инспектору Байронсу! – Она вскочила на ноги. Потом метнулась обратно к Алексу, села перед ним на колени, заглядывая в глаза. – Я вспомнила! Знаю, я видела ее только мельком, но у меня сразу появилось чувство... будто я встречала ее раньше. И я знаю, где! – Райн наконец-то обратил на нее внимание. – Я видела ее в больнице, перед последним покушением. Я просила ее передать врачу, что мне нужно уехать. Неужели...

Алекс закрыл глаза, Джулия испуганно оглянулась на Рональда.

– Послушай, – Тэйси присел рядом с ним и осторожно вытащил трубку из его неподвижных пальцев. – Я думаю, она вернется. Она обязательно вернется в Астоун.

Опустевшая  рука Алекса тихо дрогнула.

– Я уверен. – Рональд мягко уронил трубку на телефонные рычажки, улыбаясь с таким спокойствием, что Джулии стало совсем страшно: всё вокруг вдруг показалось ей медленным и тяжелым.

– Она что-то искала здесь, – продолжал тем временем курлыкать Рональд. – Ее снабдили планами замка, которых нет даже у тебя.

– Но кто мог это сделать? – едва слышно прошептала Джулия. – Чесбери? Неужели они действительно пытаются... – Она уронила голову Алексу на колени и изо всех сил вцепилась в его руку. Но Алекс словно уснул с открытыми глазами.

Рональд сощурился.

Всё было тихо: тяжелое дыхание Джулии пропадало в шорохе вертевшегося в камине огня, по корешкам книг разбегались знакомые блики. Во всём зале не было ни единого постороннего Следа, будто в нем никогда никого не было – даже простой иллюзии. Возможно, сказывалось влияние Астоуна. Возможно, причина была в той, с кем они имели дело.

Джулия выпустила руку Алекса, медленно встала и взялась за телефон. В последний момент оглянулась на Райна:

– Я позвоню Дэну Байронсу.

– Хорошо, – вместо Алекса откликнулся Тэйси. – Думаю, стоит пригласить его сюда.

Джулия поглядела на старика в упор, стараясь угадать, не скрывается ли за этим намек, но тот смотрел в ответ агнцем. Потом ободряюще улыбнулся ей и вновь принялся тормошить Алекса.

– Я позвоню из своей комнаты. – Она бросила трубку и выбежала из библиотеки.

Рональд плотно прикрыл двери и занял ее место напротив Райна. Тот проигнорировал перестановку, в его расширенных зрачках плавали редкие лоскуты электрического света. Подобный взгляд вызывал желание дать затрещину.

– Алекс, ты напугал девочку до смерти. Это которая по счету?

Райн через силу вернул четкость зрению и навел взгляд на Тэйси. Внезапно его грудь заходила ходуном, словно в приступе удушья, но заметив это, он вновь застыл, плотно сжав челюсти.

– Хватит! Отбой!

Рональд и впрямь готов был хватить его по физиономии.

Послышался глухой шелест рвущейся ткани – Алекс слишком крепко вцепился в подлокотник дивана; но линии разрыва не остановились под его рукой, продолжая распарывать бархат вдоль и поперек. Тэйси сильно сдавил его запястье.

Через минуту Алекс начал тяжело глотать воздух. Диванная обивка перестала разлетаться в клочья.

– Уже лучше...

Рональд отпустил его, пристально отслеживая изменения.

– Такое уже было?

– Не... не помню. Такого не помню... – Алекс потихоньку приходил в себя. – Это... последствия травмы?

– Хотелось бы мне знать. Если бы у физических травм случались такие «осложнения», я бы стал медиком. Знаешь, Алекс, тебе надо научиться контролировать себя.

– Научи.

– С удовольствием, если ты будешь подоверчивей.

Алекс скривился и тяжело откинулся на спинку искореженного дивана.

– Джулия... заметила, что я?..

– Не думаю. Она ушла прежде, чем тебя затянуло. Полагаю, она решила, что ты очень сильно расстроен.

– Скоро она сообразит, что убийца не станет спасать жертву, готовую погибнуть без посторонней помощи.

– Она звонит Дэну Байронсу.

Алекс промолчал. Затем отвернулся к огню.

– Что ты знаешь... о ней?

– Ничего.

Рональд поднялся, разминая затекшие ноги. Алекс скосился на него, но так и не задал второго вопроса.

– Джулия права: это действительно твоя полуночная гостья из больницы, – наконец пробурчал Тэйси. – Одинаковая безрезультатность – тоже результат. Я пытался кое-что выяснить. А ты?

– А я... – Алекс усмехнулся вместо ответа. – Я не понимаю.

Рон удивленно крякнул и уселся на стол леди Чесбери:

– Слушай. Я бы хотел немного подробнее. Равноценный обмен. Ты даешь мне информацию, я помогаю тебе ее использовать. Идет?

– Мы столкнулись с ней нос к носу, провели вместе достаточно времени, но ничего, кроме смутного беспокойства, я не почувствовал, пока... Короче, от меня мало толку. Я не понимаю, что происходит. И ничего не могу тебе рассказать, потому что у меня нет подходящих слов.

– Ты просто запираешься.

– Думай, что хочешь.

– Состояние...

Алекс остановил его нервным жестом.

– Состояние, в котором ты только что пребывал, – настойчиво продолжил Тэйси, – это самая правильная попытка понимания. Но неумелая и не ко времени.

– Я не знаю, что это было.

– Зато я знаю. – Рональд весело подмигнул ему. – Мы можем помочь друг другу, если ты изменишь политику.

– Друг другу? – вскинулся Алекс.

– Полицейский, которому сейчас звонит Джулия, – он может найти твою Эрику, если захочет. И, похоже, только он один и может. Другое дело, что это ни к чему не приведет, потому что ты всё равно ее не удержишь. Так же, как и сегодня.

– И ты готов научить меня... Чему научить?! – Райн вдруг взвился на ноги и принялся метаться по библиотеке, словно комнатный торнадо. – Объясни мне, Рональд, где заканчивается вся эта демагогия о чудесах и начинается что-то настоящее? Почему я оказался здесь, зачем?!

– Зачем?

– Зачем я планомерно свожу себя с ума?

– Неточная формулировка.

Алекс какое-то время стоял, глядя на старика в упор. Потом что-то сдвинулось в его взгляде, и он медленно опустил лицо.

– Нет, Рональд, – его голос стал спокойным. Ладони расслабились, руки скользнули вдоль тела. – Не надо. Не стоит меня учить. Не надо просить полицейского и сам, прошу... Не вмешивайся.

Тэйси непонимающе приподнял брови.

– Забудь об этом. – Алекс покачал головой, усмехаясь собственным мыслям. – Я не хочу ни во что играть. Я... сам разберусь, на каком я свете. И, пожалуйста, – добавил он с нажимом в голосе, – завтра забери Джулию, и уезжайте.

Он прямо посмотрел на Тэйси, его спокойствие казалось искренним. Рональд понял, что не в состоянии угадать аргумент, который Алекс выдвинул себе в обмен на это умиротворение.

– Ты уверен?

– Обычно ты не задаешь таких вопросов.

– Обычно я больше знаю о том, что происходит.

Рональд поднялся: – Хорошо. Я сделаю, как ты хочешь.

Алекс благодарно кивнул.

– Если тебе понадобится что-то, дай знать.

Тот слабо улыбнулся – эта улыбка ничего не обещала. Похоже, он принял окончательное решение. Рональд, покряхтывая, заозирался в поисках своей книги.

– Ах, вот она... Да...

Алекс безмолвно следил за его движениями.

– Пойду, прилягу. Алекс... – старик наткнулся на его внимательные непрозрачные глаза и осекся. – Что ж. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Рональд.

Кивнув напоследок, Тэйси зашагал к выходу. Уже по дороге в свою комнату он понял, в какую передрягу попал благодаря только что данному слову. Но он даже был немного рад, что судьба наказала его столь нелепым образом.

*                      *                      *

Квартира Дэна Байронса

21:47

Дэн вошел, бесшумно прикрыл дверь. В комнате было темно. Сумрак шелестел мокрыми лапами разросшихся вязов, жалобно терся ими об оконное стекло. Сквозь щель между портьерами пустил колючки электрический свет. Байронс прошел в центр гостиной и остановился. Тишина что-то нашептывала. Он склонил голову, взгляд уловил неясную тень, отделенную от стены едва заметными светлыми линиями. Внезапно он узнал ее. Попытался стряхнуть наваждение – нет, это просто тень. Простое человеческое тело. Волны тепла, медленные удары сердца. Искорки эмоций, словно слабый электрический шум. Больше ничего.

– Что вам нужно? – Он не стал пугать незнакомца, решил дать миражу шанс развеяться. Нужен свет, иначе он рехнется.

Неизвестный пошевелился. Тонкая рука привычным жестом нащупала выключатель, раздался щелчок. Бра на стене вспыхнуло.

Едва выдохнув, Дэн отступил назад. Его глаза расширились.

– Добрый вечер, Дэн.

Рональд посмотрел на него немного спокойнее и немного безмятежнее, чем обычно. Бросил столь же выразительный взгляд гостиной мебели и тихо скользнул в кресло. Дэн ошарашено наблюдал за другом, будто за собственной смертью. Тишина висела какое-то время, сплетаясь во всё более прочный клубок; мысли Байронса увязли в нем, он отказывался принимать то, что ощущал и не мог изменить: у сидящего перед ним человека не было Дара. Но он не видел на нем Печати, а, стало быть... Рональд поднял лицо, закрываясь знакомой лисьей улыбкой. Губы беззвучно шевельнулись. Дэна накрыло – не найдя опоры, он медленно рухнул на диван.

– Ну да, «простой смертный», и что с того. – Тэйси витиевато взмахнул рукой. – Друг мой, это не самая злая шутка, которая могла со мной приключиться. Но нам обоим придется к этому привыкнуть. Странно, как будто... Впрочем, – он смущенно потер висок, – тебе это знать ни к чему.

Эхо тишины.

– Как? – Дэн мог бы узнать и сам, но не посмел. – Что случилось?

– Такой расклад. Иногда приходится чем-то жертвовать. Но, как говорится, всё к лучшему. Полагаю.

– Ничто не в силах лишить нас Дара – кроме собственного желания или Печати.

– Верно.

– Неужели ты... – Дэн едва приподнялся и тут же свалился обратно, царапая взглядом стены. – Но почему?!

– Я тут ни при чём, Дэн. – Рон пожал плечами. – Ты не видишь Печати? Я так и думал. Отличная работа.

Он повозился в кресле, ища положение поудобнее. Байронс по-прежнему сверлил его диким взглядом.

– Кое-что случилось. Несчастный случай, если хочешь. Некто, полагаю, неосознанно... уничтожил мой Дар. Как видишь, обошлось даже без Печати.

Дэн бессильно замотал головой. – Да как такое вообще возможно? Что у вас творится?!

– Думаю, особую роль сыграло место, в котором мы находились. Но я не хочу обсуждать это. Можешь оказать мне услугу? На всякий случай.

Пальцы Байронса задрожали, выводя знаки и помогая сбивающимся мыслям добраться до последней точки. Тэйси молчал, ждал. Наконец Дэн поднял потемневшие веки: – Обратной дороги нет. Ты больше не сможешь... Ты не восстановишься.

– Понятно. – Рон сощурился. – Что ж, спасибо, что помог.

Он поднялся, взял шляпу. Попрощался непонятным взглядом и прямиком направился к двери.

– Тано!

Рон обернулся и отрицательно покачал головой:

– Нет, так больше не надо.

Дэн набычился, как мальчишка. Старик пожалел его и на пороге оглянулся: – Думаю, через некоторое время мы снова увидимся. Хочу знать, как у тебя пойдут дела.

Дэн невнятно кивнул.

– Ах, да. То обещание, что ты мне дал – раскрыть дело Райна, – забудь о нем. Я не хочу связывать тебя обязательствами, когда сам не в состоянии выполнить свои.

– Это неважно. Я справлюсь.

– Нет, Дэн. Это мое официальное распоряжение, забудь.

– «Такой расклад»?

– Да, мой мальчик. И так будет лучше.

Дверь открывалась всё шире.

– Тано.

Рон обернулся, готовый снова выбранить его. Дэн подошел и протянул ему руку. Рональд округлил глаза. Затем рассмеялся – тихо, но действительно легко. Они обменялись рукопожатием.

– Увидимся.

– Непременно.

Дверь бесшумно закрылась. Комната по-прежнему плавала в блеклой заводи электрического света. Вечер закончился.

*                      *                      *

Астоун

24 февраля

Алекс сидел в своей комнате в Северной башне и слушал, как тикают часы за спиной. Небо еще светилось, но волны продолжали темнеть до чернильной густоты. Облака таяли вслед за океаном. Убывающий месяц бессонно таращился над горизонтом, ополчившись рогами на восток. Сквозь ветер проступал тяжелый запах мокрой земли. Сегодня целый день не было снега.

В замке быстро вечерело. Все звуки стали четче и легче. Алекс следил за звездами, взглядом на юг, где в широкой полынье слезилось несколько неярких точек. Культяпка старого созвездия – не выкинуть, не отвести глаз. Замок был пуст. Рональд и Джулия уехали; прислуга (даже старина Эшби) была временно выдворена на отдых. Стены вздохнули и вместе с Алексом приготовились ждать, день за днем.

Он верил, что она вернется. Но если она не придет сама, он отправится на ее поиски. Они связаны. Астоун сказал, что это так.

*                      *                      *

Дом Уэйнфордов

25 февраля, 11:07

– Мерзавка! Я же запретила ее рисовать!

Изабелла вздрогнула и отшатнулась от мольберта.

Элинор вцепилась в подрамник холста и сломала его пополам. Обрывки ее собственного лица с шелестом посыпались на пол. Затем она уставилась на девочку, понуро смотрящую в сторону.

– Если еще раз ослушаешься, я выброшу тебя вон.

Изабелла безмолвствовала. Это обещание не сбудется, даже если она разрисует портретами Элинор весь дом. Через несколько минут настроение матери изменится, и тогда она придумает, что уничтоженный портрет – дело рук самой Изабеллы.

– Убирайся. Я не желаю тебя видеть.

Изабелла бесшумно выскользнула из мастерской, радуясь возможности спрятаться от Элинор, пока та блуждает по дому, кидаясь на каждую неровную тень. Мать громко вздохнула ей в спину.

Часть гнева улеглась. Но запахи пропахшей акрилом комнаты вызывали тошноту. Несколько последних часов Элинор металась по маленькой клетке внутри этого дома, натыкаясь на стены. Ей не хватало Астоуна, его маскулинной тяжести. Голова казалось легкой, не своей – всё постоянно отдалялось, и она боялась, что пробьет здешний потолок и улетит в никуда. Ей не за что было зацепиться. Где-то внутри играла музыка, от звуков которой по стенам с шорохом осыпалась каменная крошка.

В ее крови, на две трети разведенной отчаяньем, не хватало кислорода. Виктория не возвращалась. День за днем птичка пела, пока здесь пустовало всё. Маленькая канарейка заново отрастила желтые крылышки и пробовала летать. Ее не уговорить вернуться, даже сюда. Элинор опрокинула мольберт и заплакала. Гаденыш лишил канарейку памяти. Элинор может ждать, пока небо не обрушится, но это ничего не изменит.

Она подошла к окну и прижалась щекой к стеклу, разрисованному рыжими цветами. Краска засохла намертво, мутными лентами пеленая облака, пытавшиеся плыть мимо. Элинор опустила взгляд. К городу, сквозь покрытую ледяной коркой пустошь, убегало шоссе. Дрожащие вдалеке тени домов таяли рядом с развороченным рыжим маком, заслонявшим половину пейзажа, но Элинор было лень подвинуться. Сощурившись, она смотрела на него, царапая стекло. «Викки, если твоя дочка исчезнет?» Элли улыбнулась маку. Возможно, не слишком удачная мысль, но есть ли у нее выбор? Она не предполагала в свое время, что канарейке понравится высиживать яйца. Просто согнать ее с гнезда теперь недостаточно. Лисе нужно украсть яйцо, нужно сделать его своим. Или сожрать, если потребуется.

Элинор оделась и вышла из дома. Через пару минут ее машина стремительно сорвалась с места. Изабелла смотрела ей вслед из высокого окна и плакала.

*                      *                      *

Асфальт успел оттаять на утреннем солнце, иначе бы Элинор слетела в кювет на первом же повороте. Машина неслась на огромной скорости, дорога была пуста. Забываясь, девушка до упора выжимала педаль газа, не обращая внимания на затравленное повизгивание зимних покрышек. Она действительно была хорошим гонщиком – но, увы, плохим водителем. Зато город шустро подбирался всё ближе, переваливаясь на серых лапах. Сегодня им вдвоем будет весело.

Элинор принялась обдумывать первоначальный маршрут. Марго поблизости нет, Гордон завершал дела на материке. Заброшенный Ричард переехал в гостиницу, но ей было наплевать. Нетрудно будет выманить канарейку, чтобы заполучить ее яйцо. Викки старается вовсю – наверстывает упущенное в новом гнезде; но иногда Фитцрейн, желая похвастать женой из легендарного семейства, водит ее на посиделки к друзьям, среди которых всё больше жены прикормленных Фитцом полицейских – такие же, как Викки, наседки с погремушками вместо мозгов. Давненько это чудесная компания ничего не праздновала допоздна, нужно подкинуть им повод. Возможно, в скором времени Фитц поймает жирную рыбку из местной ювелирной фауны. Подумать только, как счастлива будет канарейка! Правда, недолго. Главное – заранее подготовиться, но именно этим Элинор развлекалась всю последнюю неделю.

Показался очередной поворот. Через десяток метров – встречный автомобиль. Девушка с хрустом вывернула руль и вылетела на обочину.

Взбрыкнув, машина врезалась в мягкий торфяник, а затем мир пришел в состояние покоя. Элинор закрыла глаза. Удушье пряными волнами подступило к горлу, ей пришлось поднять руку и на ощупь открыть окно. Ей нравилось, когда случалось вот так удивляться – это странным образом бодрило после.

– Вы живы? – Окрик накрыл внезапно, и она осознала, что кто-то успел подобраться к ней со стороны шоссе. Силуэт заслонил собой небо и стал матово-темным. Должно быть, он смотрел на нее; Элинор сощурилась, привыкая к свету. Снова голос: – Вы не ранены?

Его лицо проступило медленно, как на проявляемой фотобумаге. Элинор вжалась в кресло, провалилась в многоголосый звон. По каждому ее нерву побежал синий ток. Ей нужно было закричать, чтобы вернуться к жизни, но было слишком страшно очнуться в перевернутой машине, с мороком в голове. Она смотрела в глаза человека, уже тридцать лет как мертвого и погребенного. Ведь она убила его, убила руками Марго.

Но он об этом не подозревал. Призрак Александра Гора быстро открыл дверцу автомобиля и принялся обследовать Элинор на предмет увечий. Убедившись, что она не ранена, он осторожно похлопал ее по щеке. Рука была теплой. Элинор вперилась в это знакомое, живое лицо: в его глазах стало меньше печали. Возможно, она по ошибке въехала на тот свет и теперь всё будет хорошо.

– Да придите же в себя! – Он тихонько встряхнул безответно таращившееся на него существо, и Элинор, судорожно выдохнув, вцепилась в его ладонь.

Ее взгляд принял осмысленное выражение. Ивэн облегченно кивнул и попробовал отстраниться, но она держала его мертвой хваткой, нисколько не заботясь о том, что он подумает. Ему пришлось опереться о крышу автомобиля, чтобы не потерять равновесие и не завалиться в салон.

Гор списал ее странное поведение на пережитый шок, что было ей только на руку. Элинор продолжала смотреть на него, словно зачарованная.

– Давайте, я проверю вашу машину. Удар был не сильный, но всякое может быть. – Он покосился на открывшийся при столкновении с торфяным холмом капот.

Элинор выпустила руку призрака и медленно переползла на соседнее сиденье, уступая место. Гор сел за руль, и машина завелась с пол оборота. Улыбнувшись ей с видом добросовестного хирурга, он уже собирался выйти, когда Элинор нащупала кнопку под своим креслом. Отчаянно всхрапнув, автомобиль издох. Промучившись еще около получаса, Ивэн смирился с неизбежным – попросил Элинор выбраться из мертвой машины и подождать, пока он развернет свою. Девушка так хлопнула дверцей, что окрестные вороны заметались над пустырем черными междометьями.

Наблюдая, как незнакомка, не спуская с него глаз, бодро скачет по обочине, Гор подумал, что ему не стоило так сильно волноваться за нее. Отчаянно не хотелось везти ее в город, и вовсе не потому, что предстояло потерять время на поездке туда и обратно. Красивое полудетское личико этой девушки вызывало смутное беспокойство. Однако, учитывая обстоятельства, деваться ему было некуда, чего бы он там не хотел. Хорошо хоть, она отказалась ждать эвакуатор.

Притормозив возле Элинор, Ивэн вежливо распахнул дверцу. Девушка прыгнула внутрь и мгновенно свернулась подле него, как домашняя кошка. Он поспешно перевел взгляд на дорогу и тронул машину с места.

– Так куда вас отвести?

– До въезда в город, – живо откликнулась она, – дальше я сама.

– Отлично.

Он прибавил скорость, надеясь, что ему не придется участвовать в беседе, хотя виском чувствовал, как незнакомка наблюдает за ним безо всякого намека на такт или стеснение. Она и впрямь вела себя как дитя, или ей просто нравилось смущать попутчиков.

Элинор следила за Гором с яростным напряжением, с каждой минутой всё сильнее ощущая растущее в нем отчуждение. Его присутствие уже не казалось ей чем-то странным: он был здесь, потому что ее желания всегда сбывались – они встретились на той же дороге, где были разведены случайной ошибкой. И теперь ей хотелось говорить с ним, говорить о чём угодно.

– Простите меня...

Он вздрогнул, словно успел забыть, что рядом с ним кто-то есть.

– Это моя вина. Я гнала с такой скоростью, что мы оба могли погибнуть. И вдобавок ко всему вам приходится везти меня в город. Надеюсь, я не испортила вам день? Простите...

Он бросил на нее взгляд и увидел жалобно сощуренные зеленые глаза. Что за странная прихоть – вешаться на первого встречного? Он подумал об Эмили и невольно улыбнулся. Жаль, та сегодня не поехала с ним – могла бы спасти его от этого юного существа с не по-детски сладострастными извинениями.

– Обо мне не волнуйтесь, а вот гонять и правда не стоит.

Не добившись нужной реакции, Элинор запаниковала – город был совсем близко. Что если Гор исчезнет прежде, чем она успеет намотать паутинку на его палец? Он злится из-за случившегося? Почему он снова смотрит мимо? Что можно придумать? Что угодно, лишь бы найти способ позже быстро отыскать его. Из-за канарейки лишние движения теперь были непозволительны.

Элинор повертелась, натыкаясь взглядом на бледный пейзаж и на задумчивый мужской профиль. Оставалось дергать наугад.

– Не представляю, куда можно ехать в северном направлении – там только пара коттеджей. Или вы собирались на побережье? Вы рисуете?

– Нет.

– Путешествуете?

– Можно и так сказать.

– Значит, я все-таки что-то испортила. Простите.

– Не беспокойтесь, у меня не было конкретных планов. – Он уже порядком устал от ее беспрестанных извинений.

– Может, я смогу компенсировать задержку? Я здесь всех знаю, а вот вы наверняка нет. Вы не похожи на местного.

Он усмехнулся. – Вообще-то я местный.

– Правда? – Она сделала вид, что изумилась. – Наверное, меня сбил с толку ваш акцент. Он немного... более певучий.

Гор пожал плечами и снова умолк. Элинор еще никогда не было так тяжело контролировать разговор, и она не понимала, отчего это происходит. Однако помощь пришла – как всегда, от верного союзника.

Гор сбросил скорость и почти мечтательно спросил: – Как думаете, постороннему можно попасть в замок Чесбери?

– В Астоун?!

– Да. – Он заулыбался, завидев ее реакцию. – Не волнуйтесь, я уже слышал все местные байки. Дурной славой меня не напугать.

– Дурная слава лучше, чем никакой, – невольно откликнулась Элинор. – Но зачем вам туда?

Мужчина задумчиво пожал плечами: – Люблю старые постройки.

– Там теперь новый хозяин, мистер...

Элинор поймала его на вежливость.

– Гор.

И попалась сама.

– Если... Если вы хотите купить замок, – переведя дыхание, продолжила она, – то лучше забудьте об этом.

– Меня не интересует покупка. Я просто хочу посмотреть.

– Посмотреть?

– Да. Мы уже подъезжаем. Вы действительно не хотите, чтобы я отвез вас прямо на место?

– В этом нет необходимости, здесь всего два шага. Я и так перед вами очень виновата, мистер Гор. Спасибо за всё.

– Не за что. Будьте осторожнее на дорогах.

– Обязательно буду. Обещаю.

*                      *                      *

19:22

Уже неделя прошла после побега из Астоуна, но она пока не решалась вернуться в замок. Его хозяин, без сомнения, стал осторожнее. Впрочем, не было смысла лгать себе – она боялась встречи с Райном вовсе не из-за опасений за собственную шкуру.

В воздухе кружила легкая синева. Изморозь на земле быстро стаивала, но погода портилась, снова пошел мокрый снег. Постепенно небо превратилось в сплошную бесцветную дымку. В некоторых окнах уже горел свет, но дома казались нежилыми. Люди, спешащие по тротуарам, их речь, глаза и жесты прерывались порывами забеленного ветра, словно ненароком смазанное воспоминание. Ветер становился сильнее с каждой минутой. Вскоре небо натянулось, обозначив горизонт.

Она стояла на автобусной остановке и ничего не ждала. Наблюдала за прохожими. Безучастность, – обезболивающее против страха, – медленно вытекала из ее мыслей в холодный вечер.

Девушка разрешила себе откинуть капюшон, вглядеться сквозь сумерки в скользящие мимо лица. Иногда ей казалось, что она видит знакомый взгляд или тень улыбки. Возможно, ей даже хотелось улыбнуться в ответ. Дать знак вопрошающим глазам и увязаться следом. Забыть призраков этого города, которых не видел никто, кроме нее.

Ветер чиркнул пальцем по шее, и она вновь закуталась в тяжелый плащ. Запрокинула лицо. Снег истлевал в ореолах зажигающихся фонарей. Прилив электрического света выбросил на мостовые ночь.

Девушка вздрогнула. Темнота глазами города вгляделась в нее, но ответить ей было нечем. Все эти люди за яркими стеклянными радужками винили ее одним своим существованием.

Она отвернулась и быстро зашагала прочь.

*                      *                      *

Гостиница «Прибрежный дом»

19:46

Остановившись возле пятиэтажного старомодного особняка, девушка нервно поежилась. Ветер не стал холоднее, но что-то исподволь пронзало вместе с ним – злое предчувствие; и она раздумывала, не пора ли ей начинать бояться изо всех сил, чтобы загодя умаслить судьбу. Бубенчики городского шума надоедливо бренчали в ушах, мешая понять, чем пахнет тревога. В надежде унять их она взбежала по ступеням и шагнула в теплый гостиничный холл.

В этом помещении было много места и мало сумрака. Тонкие запахи ухоженных вещей прянули к ней со всех сторон. Она откинула капюшон и смахнула со скул таявший снег. Немолодой портье, правильный, будто учебное пособие для гостиничного персонала, по привычке сканировал ее рысьим взглядом. Снова не обнаружив ничего особенного, вежливо подал ключи.

Она уже отошла на порядочное расстояние, когда он вдруг окликнул ее: – Мисс Гор, прошу прощения, я забыл вам передать! Два часа назад на ваше имя пришло письмо... – Он порылся в ящичке и достал белый конверт. – Еще раз простите.

– Ничего. Спасибо.

Она взяла письмо и с тем же безучастным видом направилась к лестнице. Тревога не была напрасной. Завернув за угол, девушка прислонилась к стене и закрыла глаза, чувствуя, как леденеют губы. Лишь один человек знал о том, где она находится. Ему не привыкать писать письма. Что теперь? Что он собирается с ней сделать?

Она заставила себя взглянуть на конверт. Так и есть, его почерк. Изящный, особенный. Пропись ее злосчастной судьбы. В какой-то момент вновь обуяло головокружительное желание порвать конверт, не читая. Застарелая ярость – часть недалекого прошлого, всё еще требующая отмщения. Пальцы судорожно смяли хрустящую бумагу. Но, поборовшись с ослеплением, она вновь вышла победителем. Всё равно он напишет снова. И будет слать свои проклятые письма, сколько бы она не металась... Оттолкнувшись от стены, девушка заковыляла наверх.

А ведь ей только начало казаться, что всё уже позади.

Из-за двери, ведущей на третий этаж, раздавались голоса. Поскольку это был нужный этаж, девушка сдержала инстинктивное желание подняться выше. Поколебавшись, приоткрыла дверь и забралась в полутьму. В коридоре стояли двое. Пахнуло взыскательным провинциальным уютом, чистотой, ворохом чужих запахов. Голоса – невероятно тихие, словно при покойнике – доносились с попутным сквозняком, и она на время перестала дышать. Ей были знакомы оба. Возможно, к владельцу одного из них она однажды придет по доброй воле, если ее дела пойдут совсем плохо. Но до этого пока далеко, она еще не прочла свое письмо. Впрочем, натолкнуться на них под собственной дверью было не лучшим предзнаменованием.

Затаившись за выступом, девушка навострила уши. Ей хотелось выяснить, зачем эти двое пришли сюда. Они не скрывались – стало быть, ее не искали, но не исключено, что это лишь часть игры. Собственно, как и всё, что она может услышать. Но даже они не станут действовать в обход желаний «белого конверта», хотя кто сказал, что ей от этого будет легче?

Подавив все чувства, кроме слуха, она постаралась уловить смысл в распадающихся цепочках двух голосов. Мужчины уже почти шептались. Внезапно загрохотал лифт, и девушка зажмурилась от острой рези в ушах. Очень сильно не хватало привычной аппаратуры.

– Здравствуй, Рональд. А я-то думал, что это только слухи.

Она несколько раз выругалась про себя мелким, убористым почерком. Продолжение было под стать началу. Инстинкт бодро рявкнул – «Смывайся!», и был прав. Она взглянула на свои руки – те дрожали.

Нужно незаметно выбраться на лестницу.

Исчезнуть. Даже сменить гостиницу вопреки его требованиям.

Она, конечно же, не двинулась с места.

В широком зеркале напротив, с правильного ракурса, открывался замечательный вид на трех мужчин в пустом коридоре. Уже какое-то время они стояли неподвижно. Их молчание было нарочитым и не сулило дружеской беседы.

Алекс Райн. Дэн Байронс. Рональд Тэйси.

– Здравствуй, Алекс. Это – Дэн Байронс, если вы не знакомы.

– Мы знакомы, Рон. Могу я рассчитывать на то, что мистер Байронс позволит нам побеседовать с глазу на глаз?

– Нет проблем, мистер Райн. Хотя у меня есть подозрение, что без меня ваша встреча не обретет завершенности.

– Зато у вас есть прекрасная возможность сберечь собственную «завершенность».

– Алекс, – Рон одернул его как мальчишку, но того даже не задело. Угроза не была блефом.

– Прошу вас, инспектор. – Алекс постановочно сделал шаг в сторону.

Дэн проигнорировал его предложение и вновь затянул паузу. Сперва на лице Райна отразилось легкое раздражение. Рональд стоял молча – будто его контузило происходящим. Но Дэн быстро добился своего: Райн взбесился, и вся его больничная выдержка исчезла без следа. Они глядели друг на друга, как два камня с разных сторон расселины; потом время оборвалось – Алекс мягко вскинул руку, Дэна шатнуло вбок, словно боксерскую грушу. Вторым жестом он швырнул полицейского по коридору в сторону лифта, тот удержался лишь у самых дверей. Но Райн явно собирался завершить процедуру.

– Алекс... Хватит.

Райн тут же покорно опустил руки и повернулся на голос Рональда. Старик смотрел на него без удивления, даже без укора. Дэн встряхнулся, тихо придвинулся к ним поближе. Алекс больше не обращал на него внимания.

– Я вижу, ты учишься.

– Разве?

– Ты нашел то, что искал?

– Ищу.

– Должно быть, тяжело.

– Да.

Тэйси положил руку ему на плечо. Алекс скосился на нее, но его глаза стали спокойнее.

– Извини.

– Мне извинять не за что. – Рональд мягко кивнул.

Дэн наблюдал за ними без особых эмоций. Затем резким жестом одернул помятый плащ и бросил в пустоту: – Рональд вернулся в Англию по моей просьбе.

– Вижу, вы в курсе всего, – не оборачиваясь, откликнулся Райн.

– Нет, Алекс, у нас свои дела. – Рональд медленно опустил руку и сделал шаг по направлению к лифту.

– Почему я должен верить?

– Потому что я обещал тебе.

– Я говорю о мистере Байронсе.

– Потому что я ему верю.

– А я – нет.

– Здесь у тебя нет врагов, Алекс.

– Вы понятия не имеете, что здесь есть. – Его голос дал трещину – то ли из-за горечи, то ли от усталости. Рональд остановился. Дэн хотел подойти, но споткнулся о его ледяной взгляд. В глубине здания заворочался поднимающийся лифт.

– Всё скоро закончится, – быстро добавил Райн. – Нет нужды беспокоиться о моих делах. Это всё, о чём я хотел напомнить.

– Я не беспокоюсь о делах.

Райн улыбнулся лишь уголками губ.

– Спасибо, Рональд. Удачи.

Алекс кивнул, почти с неловкостью отвернулся, не пожав старику руки, и пошел к лифту. Поравнявшись с Дэном, молча обменялся с ним бесцветным взглядом. Лифт подошел вовремя.

– Доверие – не самый тяжкий грех, мистер Райн, – бросил вслед Байронс.

Алекс на секунду замешкался:

– Вам виднее, инспектор.

Двери лифта закрылись, гул быстро унесся вниз. Чья-то тень бесшумно выскользнула на лестницу и умчалась наверх.

Рональд устало потер виски. – Тебе стоило блокировать его. Какой теперь смысл скрывать?

Дэн смущенно ухмыльнулся: – Я пытался.

Глава десятая

22:14

Она вернулась в гостиницу несколько часов спустя.

Чердак оказался хорошим укрытием: Тэйси и Байронс ушли вскоре после Райна, даже не ощутив ее присутствия; но она уже не могла с собой справиться – ее унесло в город. Желание затеряться среди снега и людей завораживало, порой она делала вид, что верит в скромные решения. На самом деле ей не хотелось вскрывать письмо. Поэтому она распечатала его немедленно.

...Коридор был пуст. Девушка прокралась мимо чужих комнат и приоткрыла дверь в свой номер, на ходу проверяя, нет ли нежданных гостей. Заперлась, задернула шторы. Слабый светильник, перемещенный на пол в самый дальний угол, отбрасывал больше тени, чем света, но ей и этого было достаточно. Она разделась, аккуратно складывая вещи. Из бумажного пакета достала шоколад, миндаль и сок. Она никогда не заказывала еду в номер. Уселась тут же, на ковре возле светильника. Резко надорвала упаковку с орехами. Есть не хотелось.

Если бы она обращала внимание на всё, что отбивает аппетит, то была бы сейчас в другом месте.

Неестественный вкус напитка обжег горло, девушка закашлялась. Невольно удивилась, как глухо звучит ее голос. Кто-то внутри вновь и вновь перечитывал письмо Ростова – всего несколько строк с очередной подсказкой, а ее в который раз тихо трясло от усталости. Всё опять «не так просто». Но «всё будет хорошо». Ей «лишь» нужно набраться терпения и решить задачку на множественные вероятности, и тогда в конце ей вручат обещанную повестку в рай. Она рассмеялась – с видом человека, прилюдно принявшего отраву.

Чувство сытости дало легкий эффект анестезии, опрокинувший ее навзничь. В маленькой комнате всё казалось игрушечным. Даже она сама. Закрыв глаза, девушка представила себе куклу, лежащую с раскинутыми руками, со своим лицом – но последующие фантазии не принесли ничего хорошего. Она открыла глаза и уставилась в потолок.

«Кукла смотрит вверх».

Потолок был светлым и знакомым, как и все потолки.

«Как ей надоело смотреть, она бы с радостью не смотрела. Если бы добрый хозяин повернул ее лицом к стенке, она бы с радостью...»

На этом мысль закончилась, и девушка лениво повернулась на бок.

«Добрый хозяин...»

Письмо лежало на ручке кресла, высунув исписанный язык.

«Я никогда не видела его».

Часы беззвучно перекидывали светящиеся цифры, и она поняла, что засыпает. Ей действительно хотелось встретиться с ним. Узнать, что он чувствует, когда пишет эти письма. Если бы он мучился, ей бы стало легче. Если бы он хоть немного сожалел о том, что играет с ней в такое неудачное преступление.

«Я не узнаю его, даже если встречу».

Наверное, он тоже ее не узнает. Возможно, он прошел бы мимо – возможно, уже прошел.

«Я могла бы сказать тебе спасибо – за мой единственный шанс, но я так тебя ненавижу».

«Потому что я – это я».

Так долго идти. Она всегда там, куда он указывает. Она почти привыкла. И ей даже немного всё равно. «Хуже уже не будет» – это то, что она всё время себе повторяет. А будет или нет, на самом деле не имеет значения.

Девушка подтянула колени к животу и застыла, пытаясь насильно втолкнуть себя в сон. Как угодно, лишь бы отвлечься.

«Он знал, что так будет?»

– Знал ли ты, что я встречу здесь такой прием? – Она вцепилась зубами в край рукава и беззвучно заплакала.

*                      *                      *

Квартира Дэна Байронса

23:54

«Семья Далимара молода по сравнению с другими кланами. Одни считают от тысяча семьсот сорок второго, когда Эриал Далимар, маг из гильдии Церс, впервые заговорил о Скрипторах и об их инструментах, подобранных его рукой. Принятые им откровения не были разделены его собственным Домом, но он не прекратил поиски. В тысяча семьсот сорок девятом Далимар нашел остров в Индийском океане, который назвали Эох. В недрах Эоха хранился бесценный подарок: камень, похожий на природный гематит, спеченный в полупрозрачную сферу. Но в отличие от хрупкого гематита, целостность этого минерала нарушить было невозможно. Однако Далимар сумел обработать его. Он разделил камень на четырнадцать частей – так были созданы Ключи. В нашем Потоке нет более мощных артефактов-катализаторов, однако Ключи редко резонируют с обычными магами, а по-настоящему оживают лишь в руках Скрипторов.

В тысяча семьсот пятьдесят пятом Далимар стал первым Скриптором-человеком. Вскоре он порвал с Семьей и с другими магами – было ли это его собственным решением или желанием Океана, осталось загадкой. О природе Скрипторов известно мало. Кто-то верит, что они призваны подправлять историю там, где множество верных действий привели к мелкой, но досадной погрешности. Другие полагают, что Скрипторы – живая память своего вида: способные смотреть сквозь прошлое и понимать будущее, они изменяют историю согласно собственному желанию, если Океан дарует им такую возможность. Но это лишь те крохи, что мы успели подобрать, прежде чем они отгородились от нас. Достоверно известно одно: Скрипторы много раз появлялись в нашем Потоке, но впервые они принадлежат к роду людей. К сожалению, их истинное предназначение от того не стало понятнее.

Мы, Семья Далимара, существуем, чтобы хранить их оружие. Став Скриптором, Далимар забрал один из Ключей, оставив тринадцать в наших руках. С тех пор мы бережем их, и так будет до тех пор, пока для каждого Ключа не найдется хозяин.

В тысяча восемьсот сорок четвертом Далимар ушел в Сон. Его Ключ исчез, а тело, как и любое другое, рассыпалось в прах, но его дух не вернулся в Спектральный круговорот. Словно замороженный кристалл, он застыл в Океане на недоступной нам глубине и пребудет там, пока не воссоединятся все четырнадцать Скрипторов.

Теперь настало твое время».

«Я не знаю, для чего нам дают силы, превосходящие наши желания, и что за пробуждение ждет после Сна. Но иногда будто кто-то шепчет... Это ответ, и он таков: мой страх – противовес, шанс остаться человеком, которым я должен быть, чтобы принять верное решение. Я буду искать и узнаю, кому это нужно, прежде чем станет поздно задумываться о последствиях».

*                      *                      *

Человек в кресле казался спящим. Но под закрытыми веками не метались зрачки, пальцы не вздрагивали, дыхание было едва слышным. Сейчас в его теле не осталось ничего, кроме тени, тонкой нитью связующей плоть и дух. Скрипторам не нужны чернила и бумага, их заменяют Ключ и Океан. Скользить сквозь события призраком, раздувать огоньки в погасших историях, чтобы они еще раз спели, развеивать миражи временем, соединять порванные нити. Чаще лишь следуя приливу и отливу, не нарушая дыхания, не останавливая бурь, не спасая утопающих. Дэн отдавался волнам, будучи их частью, живя памятью о памяти, мыслью о сути. Плыл туда, куда несло потоком – и всё же у него было право менять.

Тот, кто существует за чертой жизни, не должен знать ее поражений. Дэн же, как и прежде, оставался человеком. Когда он принадлежал Океану, всё теряло привычный смысл, но стоило вернуться, как тревога тотчас вскакивала ему на грудь, высматривая в Строках помарки. Однажды страх прогнал его из Семьи, как гнал прочь от себя самого – Дэн прекрасно знал и тогда и сейчас, что боязнь допустить ошибку не менее опасна, чем сам промах. Но нечто, гнездящееся у истока его души, не желало подчиняться.

Иногда до него долетали запахи Дельга. Дэн покорно шел за ними, бродил по неподвижным, словно картины, ландшафтам. Никто не являлся к нему, кроме воспоминаний о Вестнике. Океан относил их прочь, не давая заглянуть под серый капюшон, Дэн не осмеливался бороться с течением. Временами одиночество брало верх. Скриптор или нет, ему не хватало прежней общности с Семьей. Каждый день давние друзья готовились к тому, что он исчезнет, как и его предшественники. Лишь один человек не беспокоился о его завтрашнем дне – Тано. Но Байронс не смел тащиться к нему с сомнениями, не теперь.

Иногда он пытался найти единственное похожее на него существо – другого Скриптора. Но отклика не было. Возможно, Второй слишком глубоко погрузился в Океан, и однажды с ним самим случится то же самое...

До инициации Дэн был магом высшего – десятого – ранга. Он ни в чём не уступал Тано и остальным, если не считать уверенности в себе. Но ни его знания, ни силы не помогли ему понять, что он должен делать, став Скриптором. Это случилось само собой. Он заснул. Он увидел Скрипт. Он понял, как собрать из мириад человеческих мыслей правду, которую не сможет отрицать ни один из ее свидетелей, как сохранить ее. Океан указывал ему, куда смотреть. Вестник пришел не случайно – Эмили была нитью, которую он не должен позволить разорвать. Она была его историей. Затем он нашел ее убийцу, Элинор Уэйнфорд; та подобралась совсем близко. Дэн видел ее – на дороге: его увлекло в стремнину, словно Океан вздумал испытать Байронса на прочность; голод в глазах рыжеволосой девушки разрывал плоть до костей. Она уже решилась. Она верит в то, что вновь обрела человека, которого любила, и ради воплощения переданного ей морока повторит всё, что положено – шаг за шагом. Одержимая чужой страстью, она не сможет остановиться. Дэн видел, что иного пути для нее нет – но где-то, едва заметные, таяли очертания других линий. Будто кто-то в последний момент перекинул стрелку ее поезда, и теперь тот шел лишь в тупик. Дэн напрасно хватался за смутные подозрения, Океан молчал, обрывки всё глубже уходили на дно...

Был и другой вопрос, на который у него не было ответа.

Кто ты – Эмили Дэй? Нечасто Океан указывал на такую мелкую точку как жизнь одного существа. Еще реже выдавал конкретные указания. У Дэна практически не было выбора – если не считать отказ от вмешательства. Тано был прав, Скриптор мог видеть дальше, чем остальные маги, но проследить пока несуществующую цепочку событий ему оказалось не под силу. Как раз то, чего Дэн боялся больше всего. Если им – ему и Вестнику – удастся спасти Эмили, что произойдет? Неужели последствия уходят в будущее настолько далеко, что он не в состоянии даже предположить?..

Впрочем, это был не единственный безответный вопрос, с которого он начал.

Одним суждено стать Скрипторами, огражденными от болезней и смерти, другим – погибнуть на дороге, хотя ни те, ни другие не заслужили подобной судьбы. Дэн ясно видел, кто и с чем пожаловал в мир. Возможно, это была лотерея. Рефлекторный процесс самоуравновешивания – как биение сердца... По сути, эти загадки не требовали немедленного ответа, поэтому вопросы лениво созерцали сами себя. Дэну и так было, чем заняться.

Теперь у него есть история. И он послушно швыряет себя сквозь многоцветную глубину, в его сознание врывается каскад образов: солнечный лес, небо, миллион желаний, источаемых миром. Мысли и голоса пронзают его насквозь – и шепот Океана убегает. Дэн снова и снова перебирает яркие картинки... но пока не может понять.

*                      *                      *

«Почему после дождя не всегда бывает радуга? Почему от запаха мокрой земли можно задохнуться? Почему летом шелест колес по асфальту напоминает звук падающего тела? Почему нет места, где можно быть в безопасности? Почему нет слов, которые всегда будут поняты?

Ты знаешь, сестра, – потому что есть то, что зовется желаниями. А желаний всегда слишком много.

Но мы с тобой неизменно хотели одного. Постой, не рви. Прочитай до конца.

Это маленькая месть нам обеим за потерянное время, за попытки жить чем-то отличным от реальности, существующей в мирке абстрактных понятий. За любовь играть словами – выстраивать их наподобие волшебного замка, прилаживать на место кристаллики, а потом забывать о них. Да и какая разница? Скучное небо – это всё, чему можно молиться, чтобы не чувствовать одиночества. Так ты и живешь до сих пор?

Все слова нам знакомы, как когда-то выпитая горькая вода. Именно эта горечь и выдает их. Эмоции опустошают, оставляя искореженные лица в оплату за секунду разгула. Мне от тебя ничего не нужно. Я ничего не хочу. Потому что, позволив себе желать, я начинаю верить в смысл того, что я есть.

Смысл – всего лишь маска с нарисованными глазами. Даже если помнить всё, что было от начала мира, сколько смысла это добавит полету из небытия в небытие, которое никогда не настанет? Если невозможен финал, нет и конечной цели, а потому лишь то, у чего есть завершение, имеет право мнить себе цену. Бесконечность не стоит ничего. Ее нельзя потерять и нет смысла дорожить ею.

Выражение глаз, тонкие блики, их сиюминутность, способность изменяться от любого слова. Знакомое сочетание звуков – точно такое же, каким было вчера, рождается заново благодаря отразившим его глазам. Это по-прежнему моя любимая игра. А чего хочешь ты? Мне не с кем говорить, кроме тебя. Но мы заранее знаем всё, что скажем друг другу. Я скучаю по тем дням, когда только я могла сделать твою жизнь забавной. Но мы ведь еще увидимся в том старом доме, вместе с нашей маленькой девочкой, не умеющей правильно набирать номер на телефоне.

Мама говорила, что только скоротечное делает нас счастливыми. А я думаю, это весело. Просто весело. Для меня нет большего счастья, чем забавлять тебя. Ты сердишься на большинство моих шуток, временами тебе есть, что терять. Ты заново выстраиваешь свой волшебный замок из слов, и я не стану мешать. Но однажды я приду, и мы вместе отправимся в путешествие. Я знаю, красная кирпичная кладка угнетает тебя по-прежнему.

Небо, раскрашенное падающими птицами... Ты об этом уже не помнишь. Сумерки, в которых плавают искры от горячей золы. Там всё так же, как ты могла бы хотеть. Я побуду здесь еще немного, чтобы присмотреть за тобой.

Мы ведь скоро увидимся?

Э.»

*                      *                      *

Возле дома Виктории

1 марта, 01:40

Ветер был ей ненавистен. Он кряхтел, метался, вил гнезда в деревьях, шумел под тысячами колес. Ветер пах будущим – и был тяжелым, как мокрая тряпка. На стенах плясали кривые неоновые разводы. Элинор скользила среди них незаметнее собственной тени, быстрее случайных взглядов. Выбора у нее не было. Что-то подсказывало ей, что сегодня не та полночь, но она уже решилась. Ей снились желтые сны, и везде она была мертвой.

Девушка проскользнула в узкий переулок и прислонилась к погасшему фонарю. Мысленно еще раз пробежала каждый предстоящий шаг, пытаясь предугадать, где могла ошибиться, и не является ли это причиной ее тревоги.

Последние три дня она изображала больную, Марго даже вызвала доктора, который едва не упек Элинор в больницу. Три дня она не вставала с постели. Прислуга оставила ее этим вечером видеть неспокойные сны – беспомощную и разбитую. Завтра утром госпожа будет всё так же тихо лежать среди белых простыней, и никто не сможет усомниться в подлинности ее недуга. Элинор пошла на всё, даже принимала самодельное дрянное пойло, лишь бы симптомы подтвердились в анализах. В какой-то момент у домочадцев появилось ощущение, что она и в самом деле отдает богу душу. Но настойка не подвела – на третий день силы вернулись. Теперь Элинор могла действовать, не опасаясь за свое алиби.

Она скинула куртку и засунула ее вместе с маленьким рюкзаком в пустой мусорный бак, стоявший возле стены. Дом, в котором жила сестра, выглядел уснувшим, только в нескольких окнах наверху горел свет. Примерно так же обстояло дело с соседними зданиями. Ветер сменился, начало подмораживать. Это увеличивало шансы Элинор – никого не потянет гулять в такую ночь.

Она отыскала взглядом окна, за которыми жила Виктория.

Викки и Грэг Фитцрейны отсутствовали этим вечером. В детской едва заметно мерцал ночник, няня в гостиной смотрела телевизор – по полупрозрачным шторам скользили хаотичные тени. Все окна выходили во внутренний двор. Девушка, которую наняли присматривать за младенцем, была обычной студенткой: невысокая, хрупкая на вид; никаких особенных навыков у нее не было, что говорило не в пользу Виктории (впрочем, наивность Викки – не та вещь, на которую стоило жаловаться). Если не случится накладок, можно будет обойтись без крайних мер, дабы пощадить чувствительные нервы канарейки.

Элинор аккуратно надела русый парик с выбивающимися со внутренней стороны темными завитушками. Поверх натянула маску, закрывшую шею и лицо – камуфляж был позаимствован у одного из подчиненных. Черное трико отлично сливалось с асфальтом и стенами, благо снег сошел и больше не представлял опасности. Покрепче затянув ремешки на бронежилете и кожаных наручах, она еще раз проверила арсенал и бесшумно поскакала по раскиданному в проулке мусору.

В дом Элинор пробралась в мгновение ока, миновав парадный вход через подвал частного склада на углу улицы – его хозяева поскупились на охранника, решив отделаться простой сигнализацией. Подвал соединялся с домом Виктории. Сестра жила на третьем этаже; вариант не идеальный, но достаточно простой. Поднявшись наверх, Элинор проскользнула в коридор и принялась заклеивать «глазки» на всех окрестных дверях. Вряд ли у кого возникнет желание болтаться в прихожей заполночь, но всегда может попасться мучимая бессонницей старушка, бдящая соседскую нравственность. Элинор бесили старушки; пускай боятся ослепших дверей до приезда полицейских.

Покончив с приготовлениями, она лишний раз пристально огляделась. Сменить обувь при выходе из подвала оказалось хорошей идеей. Вокруг стояла тишина. Девушка наконец-то подобралась к желанной двери.

Теперь пришел черед изобретенной Гордоном отмычки. Элинор ценила эту вещицу за особое дружелюбие – всё, что нужно было, это вставить железяку в замок и нажать на спусковой крючок. «Стреляла» отмычка бесшумно.

Элинор приоткрыла дверь и юркнула в коридор. Она знала расположение каждой комнаты в доме Виктории. Быстро притворив за собой дверь, чтобы отсвет из общей прихожей ненароком не привлек внимание, затаилась в темной нише. Лучше бы студентка поскорее заснула перед телевизором – это было бы на руку им обеим, ведь дальнейшее благополучие девицы зависело лишь от того, сколько времени потребуется Элинор, чтобы добраться до нее от порога комнаты. Одна, две секунды? Судя по освещению, диван развернут к двери. Если няня не спит, то наверняка опешит от неожиданности.

Элинор прислушалась. Взглянула на часы. Светящийся циферблат показывал сорок девять минут второго. Викки вернется не раньше трех.

В гостиной тихо бормотал телевизор. Чуть позже к нему присоединился посторонний звук – на кухне начал закипать чайник. Скоро он завоет на всю квартиру, и тогда няня выйдет в коридор. Элинор не успела сосчитать до четырех, как ее пророчество сбылось. Она подобралась, прилаживая кастет к нетерпеливо сжавшимся пальцам.

Раздался шелест журнальных страниц, тихо звякнула вазочка, отскочив от небрежно брошенного пульта. Шаги. Открывшаяся дверь опрокинула в коридор сноп телевизионных лучей, в их ореоле появился женский силуэт, нащупывающий выключатель. Но свет здесь нужен был не всем. Элинор ударила по темени – не слишком сильно. Тело рухнуло в ее объятья, и она тут же приложила к ране приготовленное полотенце, стараясь не заляпать себя кровью. Подхватила обмякшую жертву на руки, словно та была ребенком, внесла обратно в комнату и почти ласково уложила на софу. Обвязала жгутом голову, чтобы не соскальзывало полотенце. Наконец прошмыгнула на кухню заткнуть осоловевший чайник. Пока всё шло даже лучше, чем можно было ожидать.

Вернувшись в гостиную, Элинор еще раз проверила рану на затылке няни: девица стала пепельно-кремовой, но пятно на полотенце не увеличивалось, пульс лишь слегка частил. Кровотечение остановилось, и теперь стоило побеспокоиться о другом – чтобы студентка не очнулась раньше времени. Элинор достала наручники и приковала девушку к подлокотникам, затем смастерила из второго полотенца кляп, а из третьего – повязку на глаза. Сняла с телефона трубку и набрала неоконченный номер, оставив ее аккуратно лежать на журнальном столике. Теперь можно было переходить к сладкому.

У двери в детскую Элинор на секунду застыла. В прорези черной маски светилась улыбка.

Розовый свет ночника перекатывался по занавесям колыбели, под потолком закрутилась стеклянная луна. Оставалось всего несколько шагов. В сумерках торчащие из корзины игрушки напоминали острые мордочки, но их глаза ни за кем не следили. Элинор подошла к кроватке и низко склонилась, разглядывая пухлый сверток. Ребенку было чуть больше месяца. Девочка казалась толстой и непропорциональной; соска выпала из полуоткрытого рта и скатилась под подбородок, оставляя слюнявые следы. Элинор передернуло от отвращения. На какой-то миг весь ее план оказался под угрозой – она поняла, что не в состоянии прикоснуться к младенцу. Ей стало немного легче, лишь когда она вспомнила, как быстро идет время.

Она огляделась в поисках детской бутылочки, обнаружила ее прямо под ногами и всыпала в воду снотворный порошок. Если верить снабжавшему ее фармацевту, вреда он не причинит. По крайней мере, смертельного. Сдерживая рвотные спазмы, осторожно подсунула руки под ребенка. Девочка не заплакала, лишь тихо причмокнула во сне и снова засопела. Элинор несколько секунд балансировала на грани отчаянья, потом ее воля пересилила, и она стремительно умчалась из детской.

Няня еще не пришла в себя, на экране по-прежнему крутится задорный порнофильм. Не удержавшись, Элинор переключила канал. Выйдя за порог, повторно взломала замок – на этот раз обычной отмычкой.

Ни в коридоре, ни на лестнице ей не встретилось ни души. Выбравшись со склада, она добралась до знакомого мусорного бака и переоделась. Осторожно погрузила младенца в рюкзак с корзиной и, убедившись, что поблизости никого нет, несколько раз глубоко вздохнула. Наконец-то адреналин потек по венам. Всё было сделано. Оставалось совершить небольшую прогулку протяженностью в два квартала до неказистого домика миссис Кейтвуд, а потом домой. В постель, в белые простыни.

            Очень может статься, завтра у нее будет мигрень.

*                      *                      *

Квартира Дэна Байронса

Дэну показалось, что он открыл глаза. Было четыре часа утра. Вокруг темень и зябкое покачивание кучевых облаков. Кто-то стоял за дверью, источая нетерпение в пустой коридор. Протяжный звон подтвердил подозрения, – Дэн заметался, не в силах удержать мельтешащие белые бусины в прежнем порядке. Мир поплыл радужными соцветиями, и тут он догадался, что всё еще не совсем там, где планировал оказаться.

Прежде чем идти открывать суматошному Коллинзу, нужно вернуться в свое тело, оставленное в кресле рядом с недопитой чашкой чая. Способность Дэна к погружению росла несоразмерно быстро, как скелет ребенка, за которым не поспевают мышцы. Отметка десятого ранга осталась далеко позади. Тано даже немного волновался, говорил, что для того, кто едва научился плавать, Дэн слишком много времени проводит в Океане. Виданное ли дело... Но затем вспомнился Райн, отшвырнувший Скриптора, словно тряпичную игрушку, и вопрос о «начинающих» прочертил красную линию от самолюбия Байронса до его здравого смысла. И добавил восклицательный знак.

Дэн собрал служившие буйками «бусины» и проскользнул в узкое горлышко плотного мира, доверху залитого пряными, тяжелыми молекулами. Как ни странно, теперь это доставляло ему удовольствие – в отличие от прежних заплывов, имевших место в его бытие простым Охотником.

Наконец он смог пошевелиться (начав с кончиков пальцев на ногах), убедился, что уже функционирует, и притом весь. Встал, повертел головой. Вспомнил, что лампа находится слева. Когда загорелся свет, торчавший под дверью Коллинз громко и неразборчиво выругался.

Напарник влетел в квартиру, его трясло от перевозбуждения. Рухнув на софу, он разметал по сторонам полы мокрого пальто и закатил глаза. Дэн не стал его трогать.

– Так ты еще не в курсе?! – вдруг рявкнул Коллинз, словно кто-то включил в нем громкость под конец длинного монолога.

– Нет, зато мои соседи вот-вот будут. Ночь, знаешь ли, это...

– У тебя есть что-нибудь крепкое?

– Кипяток.

Напарник в муке замотал головой из стороны в сторону.

– Ты при исполнении. Так в чём дело?

– Какого беса у тебя все телефоны отключены?! – набросился в отместку Коллинз. – Я потерял целых полчаса!

Дэн покосился на него, на ходу заваривая чай: – Я спал.

– Ох, крепко ты спал!

– Ну, да. У меня совесть чистая. Ты будешь рассказывать? Сгорел участок? – Он вперился в бледного от недосыпа напарника. – Знаешь, я счастлив тебя видеть, Коллинз – даже в четыре часа утра.

– Не надо смотреть на меня, как филин на терапевта...

– На окулиста.

– Да хоть на Папу лысого! Черт, мы треплемся уже три минуты. Я бы сам себя выдрал за такое, да рука не подымается. Слушай, что-то с языком, никак не могу к делу перейти...

Дэн прищурился. Вокруг Коллинза и впрямь мутилось что-то непонятное. Следом осенила новая догадка: «это» сработало и на самом Байронсе. Привкус отсылал прямиком к Астоуну.

– Мы должны ехать к Фитцу, Дэн, – через силу выдавил из себя Коллинз и внезапно лишился всей своей неуемной кипучести.

Кто-то хотел держать Скриптора в неведении до самого последнего момента.

Дэн поспешно растворил остатки «тумана» и помог Трею оклематься. Жадно глотая горячий чай, напарник рассказал о похищении дочери начальника и о том, что дело рискует затянуться петлей. Все надеются только на Дэна и его пресловутую интуицию.

– Какой же тварью надо быть, чтобы украсть ребенка!

– Когда это случилось? – через пару минут они уже сидели в машине Трея.

– Где-то около двух. Минут сорок назад Фитцрейн с женой вернулись с вечеринки и нашли прикованную к софе няню и пустую детскую. Похитители не оставили требований и до сих пор молчат, поэтому Фитц не стал ждать. Вся верхушка стоит на ушах, хотя дальше информацию пока не пускают – боятся рисковать. И меня-то вызвали только потому, что я работаю с тобой.

– Успели что-то выяснить?

– Да ничего. По мне, так это еще одно «дело Чесбери». – Трей резко вильнул по дороге и неловко рассмеялся. Дэн взглянул на него удивленно.

– Ну вспомни, что было с Райном, – буркнул Коллинз. – Дырка от здравого смысла. Короче, расклад вот какой, – он не решился продолжать в том же духе, наткнувшись на тяжелый взгляд Дэна. – Когда мы приехали на место, то, как обычно, не нашли ни следов, ни отпечатков пальцев...

– Не язви, Коллинз.

– Хотя Фитц божится, что ничего не трогал. Девушку, присматривающую за ребенком, оглушили ударом по голове, скорее всего кастетом, затем приковали несерийными наручниками к изголовью софы. Она была без сознания, когда вернулись Фитц с женой. Он сам ее освободил.

– Женщина серьезно пострадала?

– Да, но мы всё равно ее допросили. Правда, толку от этого немного: она ничего не видела. Смотрела телевизор, пошла на кухню выключить чайник и схлопотала по голове. Удар был сильный, но выверенный – убивать ее не собирались. Потом нападавший замотал ей голову полотенцем. Наверное, чтобы не создавать лишних проблем с отпечатками.

– Смотри на дорогу. Полотенце, наручники – вы отследили, откуда они?

– Пытаемся, но пока никаких вариантов.

– Сколько было похитителей?

– Неясно. Но, похоже, действовал один, а вот кто – это вопрос. Может, мужчина, а может и нет. Рост около метра семидесяти пяти. Если это женщина, то высокая и очень... спортивная.

Дэн кивнул.

– Способная размозжить череп с одной попытки, – уточнил Коллинз.

– Милашка.

– Дверной замок взломали тихо, но непрофессионально – выбивается из общего стиля. Уверен, это сделали намеренно. Странно, что няня ничего не слышала... Разве что его взломали дважды, но наши в этом сильно сомневаются. Ладно, им виднее.

– А телевизор? Он работал?

– Да. Но в соседней комнате спал ребенок, так что на это не стоит рассчитывать. Ты же знаешь, какой из Фитца босс – няня его боялась до одури.

– Соседи?

– Глухо. «Глазки» заклеены изолентой. Наш похититель унес не только ребенка, но и все стоящие улики. Сработано очень чистенько. Если бы не этот дилетантский взлом и куча брошенных вещей... Сдается мне, кто-то нарочно путает следы.

– Похоже на то.

– И насчет выкупа есть сомнения: зачем дожидаться, пока Фитц поднимет всех на уши? Это не так уж сложно предугадать. Если, конечно, речь не о социопате, который вообще не думает о последствиях.

– Или это вендетта.

– Вендетта Фитцу? Брось, у него во врагах только такие парни, как мы! Ладно, серьезно. Фитц просто не дал бы нам влезть в это дело, ты и сам прекрасно знаешь. У его бывшей жены алиби, ее нет в стране, но мы проверяем вероятность «заказа».

– Я не о Фитцрейне.

– Неужто о его новой супруге? Явных врагов у нее нет. Да и Фитц был бы в курсе и не взывал бы к тебе, заламывая руки.

– Хорошо, проехали. – Дэн сосредоточенно потер правый висок. – Сперва я хочу посмотреть на то, что осталось в квартире Грега, а потом побеседовать с консьержем, няней и нынешней миссис Фитцрейн. Постарайся это организовать.

– Уже сделано. Так ты тоже считаешь, что здесь не обошлось без Чесбери?

Дэн пожал плечами: – Жизнь непредсказуема, Коллинз – так же, как я и этот светофор на углу.

– Ох, черт! – Трей яростно ударил по тормозам.

*                      *                      *

Квартира Фитцрейнов

04:27

Он медленно обошел квартиру несколько раз. Виктория наблюдала за ним в полуоткрытую дверь детской. Заходя к ней, он приглядывался, тайком нюхал воздух своим острым бледным носом, смотрел на нее мягко, но без сочувствия. «Ты ведь знаешь, кто это был?», спрашивал его взгляд. «Это была она». Он уже утверждал, кивал сам себе и отворачивался. Грег Фитцрейн следовал за ним по пятам, словно грузное привидение.

Она старалась сосредоточиться, пока они бродили вокруг в мутном воздухе. Нет, полицейским не понять. Грегу тоже. Они ищут объяснение: месть, шантаж, но все они ошибаются. Повинен в несчастье ее дочери лишь один человек – она сама. Ее вера, что она вырвалась из Астоуна, из сердца Элинор. Это было так наивно, так нагло, что даже не имело смысла умолять о помощи.

У нее было немного радостей в жизни. Ее не научили, чему можно радоваться. То, что любили Элинор и Каталина, отталкивало ее яркостью и яростью. Она же лишь хотела подолгу мечтать, прячась в старом саду. Только когда в ее теле начала созревать Мэй, она почувствовала, как пустота отступает, заполняется чем-то весомым и бесценным, что притянуло ее к земле, ко вкусу пищи, к расстоянию до замковых ворот. Но ей не стоило верить, что пустота ушла насовсем – нет, та лишь вышла из нее, на время. Бессмысленно лгать; Элинор, как и прежде, кормилась ее жизнью, чавкала, окунув в нее грязную морду.

Виктория ничком упала на диван.

Если бы Грег не уговорил ее оставить дочку на пару лишних часов...

Если бы она могла сама кормить ее, у нее был бы повод отказать мужу...

Если бы ей не нужен был повод, чтобы отказать кому-то...

Если бы она осталась этой ночью дома...

Элинор пришла бы в другую ночь.

«Будь по-твоему... Но это в последний раз».

Виктория уткнулась в заплаканные детские одеяльца, стараясь не видеть никого вокруг. Она ждала, пока полицейские оставят ее в покое.

Глава одиннадцатая

Возле отеля «Прибрежный дом»

05:01

С каждым днем Алекс тратил всё больше времени на попытки понять, спит он, в сознании или бредит, забывшись на крепостной стене. Сон и явь путались, – но в Астоуне будто не замечали странностей. Алекс был лишь одной из них. Еще никогда ему не было так страшно. И еще никогда он не испытывал похожего мрачного удивления, глядя на себя словно бы со стороны и понимая, что он не столько боится сойти с ума, сколько не найти того, что с таким искренним, остервенелым отчаянием требует его естество. Необъяснимая мука терзала каждую клетку тела, и звала, звала, заполняя голову неотвязчивой мелодией...

После встречи с Тэйси Райну всё время казалось, что на зубах хрустит песок. Было проще решить за всех, избавить Рональда и Джулию от случайного соприкосновения с тем, что рвалось из него наружу и, похоже, не знало меры. А заодно не позволить им ненароком спугнуть наваждение, ждавшее по другую сторону предчувствий. Никто не посмеет ослушаться – Алекс знал это, как и то, что никогда не пожелал бы себе подобной участи. Он мог часами балансировать между раскаянием и стыдом, но стоило вспомнить об Эрике, как всё распадалось и теряло смысл. Она была ключом, который мог отомкнуть его. Ради нее он был готов на всё.

Райн поежился на холодном ветру. Ждать было нечего.

Пять часов. Сонный портье уставился на него с опаской и почти нечеловеческой въедливостью. Но вскоре признал и, вежливо позевывая в сторону, предложил телефон. Алекс отказался, сославшись на то, что его ждут. Вряд ли она успеет почувствовать его приближение. Всё, чего он хотел, это встретиться лицом к лицу. Остальное казалось смутным, как шелковый муар утреннего неба.

Алекс начал подниматься по лестнице. Удивился, что слабые колючки в тех местах, где когда-то были сломаны кости, совсем перестали беспокоить.

*                      *                      *

Она собиралась быстро и методично – точно так же, как делала это все предыдущие годы. Сердце, странно екнувшее при пробуждении, успело присмиреть, пока она тщательно одевалась, ощупывая пальцами пуговицы и ремешки, упрямо встречая свой взгляд в каждом попадавшемся зеркале. Надобности в оружии не было, она даже хотела уничтожить документы, но в последний момент передумала: если всё удастся, они ей больше не понадобятся, но если опять придется ждать? Нельзя полагаться на случай.

Взяв с трельяжа водительские права, девушка засунула их во внутренний карман плаща. Всё было готово.

*                      *                      *

Алекс думал снять напряжение пешим подъемом, но ничего не вышло. Уже на втором этаже голова начала кружиться; в крови шрапнелью засвистел адреналин. Кое-как одолев лестницу, Райн остановился на последнем пролете и тяжело привалился к стене. Слабость развернула синюю мерцающую портьеру, ткань забила горло и легкие. Через секунду он понял, что падает.

*                      *                      *

Она бесшумно выскользнула в коридор и заперла дверь. Затаилась. Вокруг было пусто, инстинкт спал. Повернула к лифту, но внезапно передумала: трудно будет разминуться при встрече с неподходящим человеком. Быстро двинулась к лестнице.

*                      *                      *

Алекс падал и падал, но движение не прекращалось. Он мчался по разноцветным нитям, но не владел ни собой, ни ими. Незнакомые голоса, от которых сжималось сердце, смеялись, кричали, убеждали, но он не понимал ни слова. Один голос был громче остальных. Он был как хлыст и как объятие.

*                      *                      *

Она вышла на лестницу и остановилась. Кровь превратилась в ледяное молоко и прилила к вискам.

Она не желала этого видеть.

«Уходи».

На полу лежал человек в сером плаще, лицом вниз. Белые волосы сливались с фальшивым мрамором – он словно тонул в нем. Она не могла отвести глаз.

«Надо идти. Остальное не имеет значения».

Он был без сознания, но выглядел, как мертвый.

«Я не должна вмешиваться. Это не для меня».

Его сердце не бьется двадцать секунд. Двадцать одну. Двадцать две.

– Да провались оно всё...!

Перескакивая через ступеньки, она бросилась вниз.

*                      *                      *

Нити взвились, отторгая его всем соцветием разом, и Алекс рухнул в темноту. В странную темноту, заполненную облегчением. Знакомый морской ветер, аромат песка и мокрой гальки с тихим шелестом окружили его, как старые друзья. И он наконец-то увидел океан, заполненный малиновым сиянием от окоема до окоема...

*                      *                      *

– Тише... Не пытайся встать. Лежи.

Всё, что он мог – это приподнять веки. Неоновый свет, искажаясь, падал в расширенные зрачки. Он запоминал, искал за ним прочные очертания. Чья-то рука закрыла глаза, опрокидывая обратно в лазоревую дымку.

Алекс почувствовал, как сквозь иллюзорные воды маленькие ладони тянутся к его вискам, сжимают их. Он ощутил себя, словно в раковине, внутри него гудел океан. Преодолевая слабость, снова постарался видеть, но реальность проваливалась под ним, как талый снег. Сквозь смазанные линии светились два круглых камешка цвета голубой ели – они намертво схватили взгляд. Алексу почудилось, что они втягивают его в себя, и он невольно дернулся.

«Ты не можешь сам. Позволь мне управлять тобой. Доверься – я поведу».

В этом голосе тоже шумел океан. Он не мог с ним бороться.

*                      *                      *

Астоун

05:53

В комнате дымились предутренние сумерки, свет не горел. От камина шло тепло, оттеснившее холод к дверям. Девушка медленно оглядывалась вокруг. Она чувствовала себя невидимкой, забравшейся в чужой дом. Почти так и было. На высоком секретере лениво перебирали стрелками затейливые часы, но ей чудилось, что время стоит на месте, застряв в позолоченном корпусе. Здесь было уютно – в этом темном, теплом алькове, как в утробе матери. Она могла бы проспать целую вечность, стоило закрыть глаза.

Взгляд отскочил от циферблата и вернулся обратно. Алекс Райн лежал посреди широкой кровати прямо в плаще, вытянувшись, как покойник. Он всё еще был без сознания – лицо не выражало никаких чувств, словно восковая маска, аккуратно положенная поверх шотландки в красную клетку. Уже четверть часа девушка сидела подле него, не меняя позы и безо всякого смысла. Едва заметная фигура, по пояс уходящая в тень. Растертый уголь раннего утра намертво прилип к стеклам снаружи; она окунала в него быстрые взгляды, стараясь не пропустить момент, когда начнет по-настоящему светать. Ее время давно вышло.

Затрещали, проваливаясь, угли.

Она пригрелась здесь, в чужом доме. Ей было хорошо рядом с Райном, как будто его присутствие отменяло всё, что уже случилось. Он вернул воспоминания о детстве, о желании спрятаться под большую ладонь, чтобы ненадолго почувствовать тепло и запах другого человека. К ним примешивались ароматы ванили и шафрана. Возникали уже изъеденные годами очертания исчезнувших веранд, разбитых каменных скамеек, ослепительного блеска на зеленоватой воде...

Девушка закрыла глаза. За последние месяцы она пересекла все границы дозволенного. Мысли о том, как и почему она оказалась в этой комнате, рядом с этим человеком, уже не повергали в обжигающую дурноту. Несуразица стала привычной – человек способен принять и не такое. Но временами ей всё же казалось, что наконец-то сбылся ее детский кошмар и она лишилась рассудка – это бы всё объяснило. Тогда бы она смогла закрыть глаза и ни о чём не думать. Она выросла не той, кем хотела, вероятность застрять в собственном безумии ее больше не пугала... Но даже если она свернется под боком у лежащего на кровати человека, ее реальность не подчинится ей, продолжит выстраиваться, укоряя до самой последней мысли. «Глупо спрашивать белого кролика, почему он белый. Уместнее спросить, зачем он попался на глаза... Обман, опять обман. Деваться всё равно некуда. Или дело в том, кто обманывает теперь, он – или я сама. Не хочу знать правду. Сейчас – не хочу».

Она невольно закусила губу, глядя на седые волосы Райна.

– Сумасшедший белый кролик. Мне точно не стоит за тобой прыгать.

Погладила теплый плед рядом с его рукой и поднялась. Пора заканчивать с хождением вокруг бессмысленной иллюзии: в действительности, Алекс Райн – незнакомое ей имя. Жизнь его владельца протекает в иной реальности, и его сходство с человеком, которого она когда-то знала, указывает лишь на ее «везучесть». Она всё еще может уйти, не причинив незнакомцу вреда, и он даже не вспомнит, как она выглядела. Дворецкий, встретивший их у входа, тоже. Один несомненный талант у нее был – исчезать в никуда.

Девушка встала, но замерла, едва сделав шаг. Подал голос внезапно проснувшийся инстинкт: она осознала, что дверь сейчас распахнется, и этому уже не помешать.

За последние полчаса она раскисла, словно брошенная в воду мягкая игрушка: нужно было запирать дверь, а не полагаться на чутье – которое, к слову, всё чаще срабатывало через раз. Мысли запрыгали из стороны в сторону: спрятаться некуда, телепорт шарахнет на всю округу – вмиг прискачет тяжелая конница из местных «праведников». В присутствии Райна маскировка отзывалась, по той же причине не выйдет использовать телекинез и заблокировать вход; что оставалось? Придумать легенду – очень крепкую легенду, потому что было ясно, кто окажется на пороге, – а худшего варианта она и пожелать себе не могла...

Девушка одним рывком сменила местоположение, всё еще надеясь избежать самого вероятного поворота событий. Дверь открылась.

За ней оказалась женщина с очень злым и испуганным лицом. Несколько секунд она не решалась войти. Ее плащ сбился с одного плеча и волочился по полу. Прядки на висках завились во влажные кольца, зрачки блестели – то ли от слез, то ли от температуры. Взъерошенная, в помятой одежде, она будто испугалась сделать шаг вглубь комнаты; вцепилась в дверной косяк и застыла, глядя в упор на мирно спящего Райна. Прошла вечность, прежде чем ее взгляд оторвался от беспрепятственно дышащего тела, и она всем корпусом развернулась к сидевшей на подоконнике фигуре.

– Что... что ты с ним сделала? – Джулия шагнула вперед, как штормовая волна.

– Ничего. Он спит.

– Спит?! – вскрикнула та в ответ и кинулась тормошить Райна. – Алекс! Алекс!

Естественно, он не сказал «Привет, малыш, будешь кофе?»

– Почему он не просыпается?!

Сидящая на подоконнике девушка со скучным выражением лица поболтала ногами: «Разбудить-то его легко, но иметь дело сразу с обоими? Да и Райн, не в пример дамочке, в добром здравии и способен на многое».

– Снотворное...

– Он поймал тебя, а ты, как обычно, решила сбежать? Так ведь?

– Сбежать? – девушка повела плечами.

– Лучше не двигайся! – Джулия выхватила из кармана плаща пистолет и направила на незнакомку. – Я позвоню в полицию и «скорую», а тебе лучше сидеть тихо.

Прицел метался так резво, что вызывал непраздное беспокойство: случись рикошет, Джулия без труда пристрелит Алекса или саму себя. Поэтому требование было выполнено – девушка перестала вольготно покачиваться, сложила руки на коленях и вернула Джулии почти смиренный взгляд. Та промолчала, но амплитуда маленького дула продолжила расти.

– Странно вы относитесь к гостям, мисс Грант. Интересно, как Алекс отреагирует на весь этот кавардак с полицией и врачами, когда проснется?

Джулия в ответ нервно рассмеялась.

– Ну ладно, я просто не хочу, чтобы вы начали палить и ненароком задели кого-нибудь. Хотя бы включите свет. Хм... Пожалуйста?

Рядом с кроватью Райна вспыхнул темно-желтый плафон.

– Так что же ты здесь делаешь... «Эрика»?

– У вас хорошая память.

– А ты, должно быть, ясновидящая, если знаешь мое имя. Ах да... Я же представлялась в больнице. Вот ведь дура.

– Ваша правда. – Секундная пауза. – Я помню вас по больнице, но это был не единственный случай – Алекс постоянно говорит о вас.

Рука Джулии сделала еще один многозначительный рывок.

– Я не из тех, в кого нужно целиться, мисс Грант. Я всего лишь знакомая Алекса. Мы подружились после инцидента в замке. Хотите знать, почему я тогда сбежала? А вы бы остались, когда вам грозит обвинение во вторжении на чужую частную собственность, да еще в свете последних событий? Ну ладно, вы бы не сбежали. Но вы бы и не влезли в замок. Наверное... Я просто испугалась последствий. Потом Алекс нашел меня, всё разъяснилось, и он даже разрешил мне осмотреть Астоун. Вот и всё.

– Чудная история.

– А самое в ней чудесное, что она правдивая.

– Не верю.

– Чему именно?

Джулия тяжело перевела дыхание.

– Значит, тебя действительно зовут Эрика Бэйлори?

– Да.

– Зачем же ты назвала свое настоящее имя, если боялась... последствий?

– Сдуру. Сперва мне показалось, что я смогу уговорить хозяина замка не выдавать меня... Потом мне показалось иначе.

– А университет?

– Насчет него соврала. День был тяжелый, мысли путались. Я вообще-то не каждый день вламываюсь в чужие подземелья и спасаю людей.

Джулия с достоинством выдержала удар.

– Зачем ты его усыпила?

– А кто сказал, что это я? Он сам выпил снотворное.

– Неужели?

– Да. До чего же всё глупо вышло... – Девушка покачала головой. Затем уставилась перед собой с сосредоточенным видом: – Я, конечно, не врач, но, по-моему, Алекс не очень хорошо себя чувствует в последнее время. Мы виделись всего дважды, но с каждым разом он вел себя всё более... странно.

– Если он встречал тебя, то меня это не удивляет.

– Конечно, проще свалить вину на меня, но я бы на вашем месте рассмотрела другие варианты. Так, на всякий случай.

– Например? – Джулия не собиралась сдаваться.

– Нервный срыв. Неужели у вас самой не было таких мыслей – вы же прожили здесь несколько месяцев? Вы хотели знать, как я сегодня здесь оказалась? Посмотрите на время. – Она указала на секретер. – Час назад я столкнулась с Алексом на улице, он едва держался на ногах. Только не спрашивайте, зачем он бродил по городу, он мне не сообщил. Я просто предложила помочь ему добраться до дома.

– Спрашивать, зачем ты бродила по улице в такое время, тоже нет смысла? Хорошо. И? – Лицо Джулии по-прежнему было напряжено, но рука понемногу переставала дрожать.

Девушка поняла, что ее версия совпала с тем, что рассказал дворецкий. Значит, еще есть шанс исчезнуть незаметно и тихо – ведь Джулия не хочет, чтобы эта история плохо закончилась.

– Мы посидели четверть часа, потом он захотел уснуть. Пожаловался, что у него не проходит бессонница. У меня тоже такое бывает, вот я и предложила свои таблетки. Он согласился. Попросил побыть рядом, пока будет засыпать... Лекарство как раз начало действовать, когда вы пришли. А я как раз собиралась уходить.

– Это непохоже на него.

– Пить лекарства?

– Просить подержать за руку.

– Об этом он не просил. – Девушка посмотрела в сторону. – Но я поняла, о чём вы, – поправилась она, заметив, куда у Джулии поползли уголки губ. – Знаете, вам не следовало уезжать.

Она начала играть по-крупному. Убедить Джулию дать ей немного доверия авансом было чертовски сложно. Ситуация усугублялась тем, что у преданной телохранительницы Райна имелось очень неудобное свойство – иммунитет к «простому» внушению. Явление редкое среди импульсивных барышень, но в гипноустойчивости Джулии сомневаться не приходилось – довелось проверить еще в больнице. Единственное, что ее проймет – это «Глубокий контроль», тот самый, с помощью которого был отконвоирован в Астоун Райн. Но «Контроль» безопасен лишь для тех, кто поддается добровольно – иногда с небольшой стимуляцией «простыми» методами. На Джулию это не подействует. Ее придется грубо сломать, что не составит труда, но покалечит беднягу на всю оставшуюся жизнь. Вряд ли Райн обрадуется, когда смекнет, что произошло с его подругой. Неосмотрительно лишний раз мотивировать его на поиски приключений.

– Интересный у нас получается разговор, Эрика. Надеюсь, мы повторим его, когда Алекс проснется.

– А будет это нескоро. – Девушка осторожно, чтобы не всполошить Джулию, достала из кармана флакон с таблетками. Впрочем, той даже не пришло в голову испугаться, что за жестом могут последовать менее безобидные действия – удивительная наивность для параноика.

– Почитайте аннотацию. Он будет спать шесть часов, а то и больше. На себе проверяла.

– А мы пока кофе попьем. И еще кое-что обсудим.

Девушка вежливо улыбнулась на ее предложение: – Как хотите. Спешить мне некуда, хотя я тоже не выспалась – спасибо Алексу... Так что вас интересует?

– Например, почему он спит в верхней одежде.

– Понятия не имею. – Девушка задумчиво потерла висок. – Об этом я его тоже не спрашивала. Каждый спит, как ему нравится, я обычно не лезу с советами. Может, ему было холодно? Или он постеснялся раздеваться при мне?

– У тебя на всё есть ответ.

Та рассмеялась.

Джулия по-прежнему не опускала оружия.

– Я видела тебя в больнице перед покушением на Алекса. Потом ты появилась здесь. Это совпадение?

– Мир тесен. Особенно этот. Вам раньше доводилось жить в маленьком городе? Здесь все друг друга знают, постоянно сталкиваются нос к носу и это никого не смущает.

– Ты тоже местная?

– Нет. Если помните, я приехала за материалом для диплома. Но мой город отличается от этого только наименованием графства и, увы, отсутствием подходящих архитектурных построек, о чём я всё больше и больше жалею.

Джулия умолкла, но ее рука, держащая пистолет, наконец-то медленно опустилась.

– Допустим, всё так. Пускай это совпадение. Но я всё равно хочу, чтобы ты оставалась здесь, пока Алекс не проснется и не подтвердит твои слова. И я не спущу с тебя глаз и не уберу его, – она указала взглядом на револьвер.

– Как хотите. Не испытываю желания спорить, когда перед носом размахивают такой штуковиной.

– Вот и хорошо.

Джулия присела на кровать и положила пистолет рядом с собой на покрывало.

Больше всего ей хотелось позвать кого-нибудь, чтобы отвлечь панику; до озноба пугала мысль, что несколько часов кряду придется просидеть наедине с прикорнувшей на подоконнике бледной особой. Пугала не меньше, чем неподвижность Алекса. Исподтишка взглянув на девушку, Джулия попробовала убедить себя, что у нее милое лицо и вполне искренние глаза – особенно легко в это верилось сейчас, когда они были закрыты. Эрика сидела неподвижно, прислонившись к оконному косяку, и изредка позевывала.

Шесть часов ожидания? Джулия отмерила на циферблате финишную черту и стиснула руки. Немыслимо. Даже если она позовет Эшби, будет глупо с ее стороны просить его остаться, когда она сама желает скрыть ото всех, что происходит нечто странное. Зато какая забавная вышла бы картина: Джулия с пистолетом, бледная девица на мушке, малость тронутый мажордом, плавающий между ними с чаем, и спящий принц. Последний, впрочем, пребывает в естественном для него состоянии. В жизни сказки всегда выглядят иначе, хотя атмосфера, безусловно, остается... волшебной.

Не выдержав, Джулия потянулась к стоящему на прикроватном столике телефону и по памяти набрала номер. Эрика не шелохнулась – похоже, уже успела задремать.

Джулия зажмурилась, представляя, какая ее ждет выволочка, когда Дэн узнает, что она вернулась без предупреждения, да еще с порога влипла в историю. Купила оружие из-под полы и даже не постеснялась им размахивать, с трудом соображая, на что нужно нажимать, случись такая необходимость. Надеяться на то, что Байронс прикроет ее, глупо. В конце концов, он полицейский... Через дюжину гудков стало ясно, что трепка откладывается. Оставлять сообщение на автоответчике Джулия не рискнула, боясь зазря разбудить спящую под портьерой гостью.

Она боязливо положила трубку на место, стараясь не смотреть на Эрику. Стоило перелетать океан, чтобы снова наломать дров. «Любопытно» и «страшно» – два верных спутника-конвоира Джулии Грант. Первый всегда шел напролом, больно подталкиваемый в спину алебардой здравого смысла; а она между ними, словно стреноженная лошадь. Напряжение можно было снять одним телефонным звонком в больницу или полицию, но вместо этого Джулия решила поверить чудной девице, застигнутой в неурочное время в спальне Алекса.

Еще один беззвучный вздох. Еще одно робкое движение к телефону, снова гудки. Напрасно. В последнее время она только и делает, что наблюдает за спящими людьми, но меньше всего она думала, что среди них окажется главная подозреваемая в покушении на Алекса. Мысль звякнула в затылке, и Джулия опять не удержалась: взгляд перекинулся на Эрику. Спит или притворяется? Вряд ли ей удобно на холодном подоконнике.

Эрика больше походила на старшеклассницу, чем на студентку: почти детское лицо, маленькое тело, короткие, неровно стриженые волосы. Надеть на нее униформу и отпустить резвиться на травку – самое то, чтобы загореть и избавиться от темных кругов под глазами. Вот она широко зевнула, не открывая глаз, и едва не оборвала портьеру, пытаясь завернуться поглубже. Джулии стало жаль ее.

«Что я делаю? Угрожаю револьвером девчонке. Обвиняю ее в покушении на убийство... Она с десяток раз могла напасть на Алекса, если бы хотела. Тот инцидент в подземелье – зачем было спасать...? Нет, это не она. Что бы она здесь не делала, это не она. Неужели я просто... ревную?»

Джулия поморщилась и перевела взгляд на Алекса. Потом снова на Эрику.

«Как глупо. И унизительно. Я перестала ему верить? Алекс бы никогда...»

«Но это случилось».

Джулия сжала ладони в замок.

«Нет. Он обещал подождать, поговорить».

«Смотри внимательнее. Ты действительно думаешь, что он спит? Может, они просто разыгрывают тебя? Ты застала их вдвоем, им некуда было деваться. Она придумала эту историю, а он подыгрывает. Представь, как это забавно смотрится со стороны».

«Да нет же!»

«Скорее да, чем нет. Если не хочешь смотреть на него, посмотри на нее. Она милая? Ее детские повадки – ты ведь знаешь, как это может нравиться? Представь себе: школьница, которую можно трахать без зазрения совести».

Испарина выступила у Джулии на висках.

«Почему?»

«Почему мужчины непостоянны? Неуместный вопрос. Отвечать на него женщины не должны. Они должны решать».

«Как?»

«Смотри внимательно».

*                      *                      *

«Не могу пошевелиться».

Сидя на подоконнике, она вдруг поняла, что ее тело парализовано. Ощущение было настолько забытым, что первые доли секунды она потеряла на беспечное изумление. Автоматически закрылась от ментального контроля, но попытки вернуть власть над собственным телом успехом не увенчались. Кто бы ни наседал на нее, он был силен, и он был не один. Словно сверху опрокинули гигантский улей, облепили со всех сторон – было невозможно разобрать, от кого отбиваться в первую очередь, а основного источника атаки как будто не существовало вовсе.

Лишенная возможности воспринимать информацию извне, она отчаянным рывком ослабила давление чужой воли и попыталась вернуть себе зрение. В мутном просвете стояла Джулия, направив на нее пистолет и щурясь, как истязаемая кошка.

*                      *                      *

Рука не дрожала. Можно было не подходить ближе. Предохранитель снят. Один раз нажать на курок. Можно даже два. В сердце и в голову. Лучше в правый глаз.

Джулия стояла, глядя на собственные пальцы, на горящий в них белый металл. Комнату заливала мутная желтая дымка, растворявшая стены.

«Защищай то, что тебе принадлежит. Защищай свое. Не сдавайся. Отступишь раз – и тебе конец».

Она не спорила. Где-то глубоко внутри звучали поспешные шаги, словно кто-то подкованный серебром мчался по мелководью. Рука сдвинулась чуть левее, уточняя траекторию выстрела. Еще, чуть ниже. Она поразилась размеренной грации этой руки. Внезапно на темной фигуре, повисшей напротив, открылись белые глаза. От них шло жгучее свечение, взгляд оставлял дымящиеся дорожки в желтом тумане, подбираясь все ближе к тому месту, где стояла Джулия. Ей стало страшно.

Туман взвинтился позади нее, в него влетел огненный смерч – огромный рыжий паук потянулся к ней длинными лапами. Она вскрикнула.

Чьи-то тонкие руки легли на ее запястье с другой стороны, скользнули дальше, охватили ладонь и пистолет. «Не бойся», шепнули они, «сейчас».

Раздался выстрел.

*                      *                      *

Джулия беззвучно отшатнулась от отдачи. Изабелла, опоздавшая на долю секунды, вышибла револьвер. Оборвался звон осколков. Портьера сдернула карниз, и вместе с телом стремительно рухнула вниз с высоты сторожевой башни.

*                      *                      *

Шелест унесся далеко вниз. Повисла тишина.

Алекс резко сел на кровати. Не мигая, уставился в темный проем, выдыхавший влагу и холод. Джулия стояла неподалеку, с по-прежнему вытянутой рукой. На запястье проступили красные полоски от ногтей Изабеллы.

Внезапно Райн вскочил – движение было настолько резким, что он с трудом удержался на ногах. Не замечая ни Джулии, ни прижавшейся к подоконнику Изабеллы, двинулся к выходу. Все предметы вокруг него рушились на пол, затем взмывали вверх и кидались на стены. Револьвер завертелся волчком под журнальным столиком, Изабелла оглянулась. С глухим звяканьем в стену возле ее головы ударили стоявшие на камине безделушки. Она ловко уклонилась от фарфорового единорога, метившего ей в висок, и сложила ладошки тюльпаном. Алекс вздрогнул, споткнулся – судорожно глотнул воздух и вывалился в коридор. Комната замерла. Изабелла нетерпеливо покосилась на Джулию, всё еще смотревшую перед собой незрячими глазами, и бросилась вдогонку за Райном. Дверь гулко ударила тяжелым эхом.

Джулия осталась одна.

С каждой минутой в комнате становилось всё холоднее. Тихо звенел воздух. Девушка вздохнула и мягко свалилась на ковер.

Через некоторое время она осознала, что произошло.

Лед выстилал горло, виски пылали. Тело били судороги, заставлявшие дергаться и извиваться, словно раздавленный велосипедом уж. Она с трудом огляделась. Комната выглядела так, будто по ней прошел ураган. Под подоконником бледно посверкивала голова единорога, обрамленная редкими осколками. Револьвера не было видно, Алекса тоже. Правая рука занемела и жалась к груди.

Усилием воли Джулия перевернулась на живот и села. Затем ее вырвало, и какое-то время она не могла двинуться с места, мечтая лишь о том, чтобы зубодробительная дрожь не разорвала ее на части. Стоило утихнуть лихорадке, как она заплакала. Но жжение в зрачках высушивало слезы прежде, чем они успевали появляться, поэтому рыдания не принесли облегчения. Всё вокруг приплясывало от новых приливов дурноты.

«Это сон? Я сплю? Меня сбила машина? Я лежу в коме?» Она вспомнила прожигающее прикосновение рук Изабеллы, опустила глаза: тонкие царапины лежали на запястье именно там, где и должны были. Затем память отмотала следующий кадр – грохот, на миг отстающий удар. «Я выстрелила. Я выстрелила в Эрику... Почему?» Ей стало страшно.

– Что со мной случилось? – жалобно простонала она. Звякнул упавший с подоконника осколок.

Джулия вновь попыталась подняться. Подстегивало отчаяние, и вскоре она кое-как, придерживаясь за стены и мебель, выбралась в коридор. Каменные плиты пульсировали в такт ее сердцу.

Когда Джулия вышла из замка и заковыляла в обход к наружной стороне Северной башни, было лишь немногим светлее, чем в момент ее приезда. Темные окна говорили о том, что ночь еще в силе. Прошло не так уж много времени, но ужас, сквозь который она плыла, растворял минуты. Снаружи сбил с ног поднявшийся ветер. Она споткнулась, больно ударилась садненным запястьем; взвившаяся в воздухе морось хлестнула по лицу. Внезапно она увидела Алекса.

Он бережно нес на руках большой сверток. Рядом семенила Изабелла, то и дело забегая вперед. В сумерках невозможно было различить выражение их лиц, но оба казались белыми. Когда они подошли ближе, Джулия вновь вспомнила, что произошло.

Она застыла, не стараясь подняться с обледеневшей земли. Никакая сила на свете не смогла бы ее сдвинуть, но они сами шли ей навстречу. Вскоре они остановились – в какой-то миг Джулии почудилось, что они пройдут сквозь нее, не заметив. Она взглянула в глаза Алексу – в черные впадины, в которых что-то поблескивало. Длинные, порванные полы плаща Эрики обвивались вокруг него на ветру. Отвлекали внимание, отталкивали взгляд. Но Джулия не поддалась, вгляделась: в темной массе терялось несколько светлых осколков. Сперва она подумала, что ей ничего не разглядеть снизу и придется подниматься, но колени вновь уронили ее, когда она догадалась. Алекс осторожно поправил капюшон и закрыл то, что осталось от лица Эрики.

Джулия тихо застонала. На самом деле она закричала. Но сквозь стиснутое льдом горло прорвался только слабый хрип. Она почувствовала, как земля продавливается под ней, как тело оседает и кренится. Грудь всё глубже затягивало в твердый корсет.

– Джулия... Джулия. – Голос Алекса пришел откуда-то издалека, зацепил ее, но не смог вырвать из земляной клешни.

– Изабелла, – он кивнул девочке.

Та подалась к нему.

– Отведи ее в замок. Не зови никого, пока я не вернусь. – Он бросил взгляд на Джулию, корчившуюся у его ног. – Ты сможешь ее поднять?

– Я всё сделаю. А ты куда?

Алекс крепче прижал к себе тело Эрики.

– Не знаю. Мне нужно... побыть с ней.

Изабелла отвернулась.

Снова сложила ладони тюльпаном и тихо запела. Наклонилась к Джулии, положила руки ей на плечи, обняла ее. Слова стали еще неразборчивей и тише. Затем Джулия медленно поднялась и, пошатываясь, двинулась за девочкой к входу в замок.

Алекс подождал, пока они скроются из вида. Он уже знал, куда идти. Рядом в крепостной стене пряталась небольшая чугунная дверца, заросшая сухим вереском. Он отыскал ее, расшвырял заиндевевшие кусты. Дверь поддалась легко; пригнувшись, он влез в уходящий под землю тоннель. Идти пришлось долго. Когда стены, наконец, разошлись, он медленно опустился на колени и положил тело Эрики на пол. Какое-то время сидел так – без движения, не стараясь осознавать. Ледяные капли с низкого потолка обжигали скулы.

Потом он вздрогнул.

Руки сами собой потянулись вверх, принялись надрывать темноту. Огонь сворачивался в крохотные белые шарики, вспархивал и облеплял изъеденные влагой стены. Вскоре свет стал достаточно ярким. Райн наклонился над закутанным в плащ телом. Короткие волосы выбивались наружу, блестели на известковом полу. Он с нежностью коснулся их. Медленно снял с лица капюшон.

Глава двенадцатая

Вересковая пустошь на окраине города

07:22

Элинор уютно устроилась на разломе кособокого валуна. Светало. Небо низко стелилось над землей, не желая проясняться; лишь на западе сияло несколько голубых брешей – в них хотелось окунуть пальцы, потянуть за край. Эта голубизна была по-зимнему холодной, о ее грани можно было порезаться.

Элинор плотнее закуталась в толстое, на военный манер скроенное пальто и подняла воротник.

Снег еще не сошел полностью. Но уже было достаточно каменных кочек, чтобы при известной ловкости не оставляя следов, добежать от дороги до этого места, где две вставших торчком базальтовые глыбы привалились друг к другу спинами. Из них постоянно сочилось рыхлое крошево; шорох проваливался в прошлогоднюю траву, где и затихал. Если хорошенько прислушаться, его можно услышать даже сейчас. Ветер втаптывал валуны в пустошь, рано или поздно эти каменные мухоморы тоже сгниют в земле. Элинор любила приходить сюда. Здесь было даже спокойнее, чем в замке.

За спиной послышались шаги. Она не стала оборачиваться, она знала, кто идет через вересковую пустошь. Лишь одно существо могло найти ее здесь без лишних усилий – потому что это место принадлежало им обеим. Канарейка прилетела. Сейчас сядет на соседнюю жердочку как в былые времена, и запоет грустную песенку о тяжелой птичьей доле.

– Я думала, ты появишься раньше. – Элинор встретила Викторию привычной миной – полуулыбкой, переливающейся возбуждением. – Ты не слишком-то спешила. Я замерзла.

– Ждала, пока уйдут полицейские и Грег.

– Делаешь успехи. Раньше ты не была такой предусмотрительной.

Она указала взглядом на соседний валун, но Виктория отрицательно покачала головой. Тогда Элинор соскользнула с камня и подошла к ней сама.

– Хватит, не приближайся! – Виктория отступила на шаг, но ее взгляд оказался непривычно твердым.

Элинор замерла, словно дрессированная гончая. Изумление она скрывать не хотела – и не стала. Виктория смотрела на нее пристально, исподлобья. Несколько часов рыданий сделали ее именно такой, как любила Элинор. Та не стала скрывать и этого. Виктория поморщилась.

– Перестань, Элли.

Ее слова не возымели успеха. Элинор, чуть наклонившись вперед, рассмеялась и протянула к ней руки. – Ты чудесная, такая легкая. Как я тебе завидую.

– Неправда, хватит дурачиться. Ты знаешь, что мне нужно. И теперь я надеюсь узнать, что нужно тебе.

Элинор выпрямилась, засунула руки в карманы и надолго замолчала. Лицо ее сделалось непроницаемым – исчезла даже привычная каверзная ухмылка.

Прождав несколько минут, Виктория решилась на вторую попытку.

– Я слышала, ты болела. Очередной розыгрыш? Никогда не поверю, что ты не сама... это сделала.

Элинор подняла голову и уставилась на нее, не мигая и не двигаясь. Виктория нервно сглотнула:

– Ты бы не назначила встречу здесь, если бы не планировала обсудить свои условия.

– Верно. В данный момент мне стало лучше, и я отправилась в город, чтобы утешить любимую сестренку. Как ты, дорогая Викки?

– Верни мою дочку.

– А в моих ли это силах? Ты знаешь, для тебя я сделаю всё, но порой бывает слишком поздно.

Виктория не поддалась на провокацию – кое-чему жизнь с Элинор ее научила. – Верни ее.

– Почему я? А как же Ричард? Ты еще не посвятила нашего ангела-хранителя в свои беды? Неужели он не вьется вокруг тебя, спеша подхватить каждую слезинку? Как странно. Ангелам положено творить чудеса, находить пропавших детей или заделывать новых, на крайний случай...

– Оставь нас с Ричардом в покое! И мою дочь тоже!

– Ш-ш-ш! – Элинор приложила палец к губам. – Не шуми, не то прибегут злые волки и покусают нас обеих.

Одним движением она допрыгнула до сестры и обхватила ее за плечи. Та попыталась вырваться, но Элинор была сильнее – сопротивление Виктории привело лишь к тому, что она оказалась притиснутой еще крепче.

– Не бойся. Я смогу защитить семью от кого угодно, – зашептала Элинор, скользя ледяными губами по ее шее. – Ты должна верить. Тогда я смогу защитить нас от кого угодно.

– Мой ребенок...

– Викки... У меня никого нет. Обо мне некому позаботиться.

– Ты сама этого хотела.

– Больше не хочу. Вернись ко мне.

– А что дальше?

– Что пожелаешь.

Виктория перестала вырываться и затихла. Потом медленно обняла сестру.

– Хорошо.

– Правда? – Элинор вскинулась, заглядывая ей в лицо. – Ты вернешься?

– Да. С одним условием.

Та кивнула.

– Позволь моей дочери жить. Отдай ее Грегу... или Ричарду, как тебе угодно. После этого мы уедем – вместе, ты и я. Оставим всё и уедем. Вдвоем.

– А Ричард?

Виктория отрицательно покачала головой: – У него своя жизнь.

– Ты хочешь, чтобы я всё бросила?

– Да. Но не только ради меня. Ради себя тоже. Иначе... Иначе с тобой случится несчастье.

– Неужели?

– Да, ты же знаешь.

Элинор рассмеялась. Запрокинула голову и неподвижно уставилась в пышное жемчужное небо.

– Элли... Давай... Давай уедем, – жалобно повторила Виктория, вцепившись в лацканы ее пальто.

– Я не могу.

– Тетя Каталина тоже так говорила...

– Ты и ей предлагала сбежать в свадебное путешествие? – усмехнулась Элинор.

– Ричард однажды просил ее... отпустить нас.

– Ричард. Ты согласна больше никогда его не видеть? И своего ребенка?

– Да, – без промедления ответила сестра. – Лучше мы будем жить врозь, чем...

– ...Чем я прикончу нас всех?

Виктория прижалась щекой к ее плечу. – Пожалуйста, ну пожалуйста... Элли...

Элинор нежно погладила ее по намокшим от сырого воздуха волосам.

– Нет, мой ангел, я не могу.

– Почему?

– Потому что... не могу. Когда ты рядом, мне лучше, я чувствую себя сильнее. Но даже с тобой я не смогу без Астоуна, без... – Она внезапно оборвала себя и стиснула плечи сестры с такой силой, что та закусила губы. – Если ты вернешься, я смогу отбить замок. Мы снова будем вместе.

– Мы будем вместе – что? Сходить с ума?

– Может быть. – Элинор ласково потрепала ее по щеке. – Это ничего. Это не страшно.

Виктория долго смотрела в ее яркие глаза. Элли терпеливо ждала. Ее распущенные волосы тоже намокли и потемнели, на ресницах переливались водяные искорки. Она улыбалась, грея ладони Виктории в своих.

– Элли... Но я тоже не могу.

Элинор кивнула. – Знаю.

– И что теперь?

– Ты скажешь, что пойдешь в полицию, если я не верну ребенка. Что тебе наплевать на Фитцрейна, который временами слеп ради тебя, на Ричарда, которому, могу поклясться, тюремная роба совершенно не к лицу... На меня и на себя.

Виктория заплакала.

– А я скажу, что сдаюсь.

Элинор легонько оттолкнула ее; Виктория сделала несколько шагов назад и едва не оступилась.

– Ты... нас отпустишь?

– Да.

– Элли! – Виктория рванулась к ней и крепко обняла. Элинор уткнулась в ее пахнущие шиповником волосы.

– Я действительно... люблю тебя, Викки. Помни обо мне. Пожалуйста.

Виктория с удивлением заглянула ей в лицо. – Я тоже тебя люблю, эльфенок.

Элинор заплакала отчаянно и громко.

*                      *                      *

Астоун

09:13

Прошло несколько часов, а Джулия по-прежнему сидела на краешке кровати и молчала. Изабелла примостилась рядом, щекоча ее запястье жесткими кудряшками. Хотелось остаться одной, но девочка следила за ней, как кошка, предугадывая каждое движение, останавливая мягкими, теплыми ладонями любое сопротивление. Держала над ней зонтик из искусственного покоя, но сквозь его купол просвечивало что-то знакомое...

В этой комнате ничего не изменилось с ее последнего визита. Приглушенный свет, незажженные белые свечи с запахом розмарина. Изысканный уют, разбавленный тонкими оттенками: живые цветы – гибискусы и лилии, и немного сухоцветов. Словно ее здесь ждали. Минуты проносились в светлевшем воздухе, но она с трудом замечала их. Впервые в жизни она не слышала хода времени. Она смотрела в окно, на хвойные крылья парка. Там было свежо и... Там было что-то еще... Взгляд соскальзывал вдаль, где у горизонта мешались облака, и жались, тесня друг друга, напирали на смутный окоем. Тот не выдерживал, гнулся.

Она забыла. Забыла что-то важное. Оно трепыхалось за куполом раскинутого над ней покоя, прилипало белыми ладонями, продавливало, беспокоило. Слезы.

«Мне нужно побыть с ней...»

Она вздрагивала. Эхо мерещилось в теплых стенах. Свет резал несуществующей вспышкой. Волны и птичий клекот над побережьем звенели сотнями холодных стекляшек. Стекло все падало, падало...

Джулия сжала виски ладонями.

«Что со мной?» Изабелла снова ластится к ее плечу, гладит по волосам. Вопрос запинается, зевает, отступает за тяжелый плед. Тепло захлестывает тело. Глаза закрываются.

По песку бегают волки. Белый и черный – носятся кругами, подпрыгивают, словно морская пена. Светлый берег исчерчен цепочками следов. Кто-то стоит рядом и тихо смеется. «Пускай хозяин остановится». «Да не станет он меня слушать». Смех звенит в беззвучном движении волков. Ветер беззвучно развевает возле нее два женских силуэта. Один оборачивается, она чувствует улыбку: «Не волнуйся. Не волнуйся. Все будет хорошо».

Купол взвизгивает и распадается. Тяжелая темная вода хлещет в лицо...

Она выныривает из сна, со стоном хватает ртом воздух. Приподнимается на дрожащих руках. Комната пуста, пахнет розмарином. Всё еще утро.

– У меня было оружие... и я выстрелила, – шепчет она и закусывает губы.

Картинка-воспоминание складывается в мгновение ока: девушка с испепеляюще-серыми глазами; что-то внутри собственного сердца, протянувшееся холодной ниткой по венам и мышцам, давящее на спусковой крючок. Тугая отдача, всплеск гардин. – Я... застрелила...

Алекс. Белые осколки на черной ткани.

Всё свернулось в тошнотворную воронку. «Не волнуйся, не волнуйся», шепчет издалека знакомый голос, и это дает ей силы встать.

Она нащупывает телефон, набирает номер. Опять автоответчик.

– Я убила... эту девочку... Пожалуйста, приезжай.

Секунду она держит трубку, затем та вырывается и падает на рычаг. Окно искрится белым.

*                      *                      *

Астоун

09:37

Они летели низко, преодолевая встречный ветер. Их черные тени неслись по прозрачной воде. Позади в тугой тишине опадала арка опустевшего города. Они мчались прочь.

Алекс поднял лицо. Взгляд с противоестественной резкостью натолкнулся на отёкшие стены подземной комнаты. Светящиеся шарики дрожали и нервно метались вокруг.

Темно-розовая вода ощетинилась высокими столбами и двинулась на них со всех сторон. Ветер наполнился электрическим холодом. Девушка резко взмыла вверх; он вслед за ней – увернулся от первых колонн и атаковал покачивающийся на воде силуэт. Брызги засверкали красным хрусталем.

– Что... это? – Судорога скрутила плечи и спину, будто что-то рвалось вовне. Алекс упал на бок возле распростертого на черном плаще тела. Это хрупкое, изломанное тело источало невидимый свет. Иногда оно вздрагивало, словно силящаяся завестись механическая игрушка.

Океан прижал со всех сторон. Алекс давно потерял попутчицу из виду. Вода застывала, впивалась острыми зубами в тело. Взвизгивала и рассыпалась, но не оставляла попыток разорвать его на части.

Девушка упала сверху – с размаху раздробила ледяной цветок, схватила Алекса за плечо и потащила в небо. Там было ненамного спокойнее, но она не останавливалась, продолжая рваться выше и выше. Облака старались удержать их, падали вниз ажурные города, а они летели. Потом звуки оборвались, и снова наступила тишина.

Он протянул онемевшую руку и отвел волосы с ее лица.

Она смотрела вверх широко открытыми глазами и беззвучно плакала.

*                      *                      *

Астоун

11:24

Взвизгнув тормозами, сиреневая «корса» подлетела к запертым воротам замка и разразилась отчаянным воплем – охранник подскочил в своем «бункере», словно машина таранила его сквозь экран монитора. Дэн предъявил полицейское удостоверение и их нехотя пропустили.

– Думаешь, она серьезно? – Байронс скосился на Рональда, поигрывавшего свернутой газетой.

Старик нахохлился, рассеянно пожал плечами:

– Сейчас у тебя появится возможность проверить.

– Я думал, что почувствую, если с ней случится беда.

– Ты узнал о ее приезде – это уже немало. В нашей истории акцент не на Джулии, и твоей вины в этом нет. Может, оно и к лучшему.

– Правда? С чего вдруг?

Рональд посмотрел на него, как на умалишенного. – С того, Байронс, что на нее не придется основной удар.

– А, это... Знаешь, можно и без «основного удара» сыграть на тот свет. Лес рубят – щепки летят.

– Какой ты, однако, пессимист. Но мысль здравая. Джулия... Я ее знаю: она чувствительная девушка, но вряд ли станет безумствовать по пустякам. Несомненно, что-то произошло. – Тэйси бросил газету на заднее сиденье.

– Спасибо, теперь я полон оптимизма.

– Что там с твоими снами? С этими «неразборчивыми»?

Дэн устало покачал головой: – Не знаю, была ли она в них. Всё очень смутно, Океан сопротивляется... Не могу понять, в чём дело.

– Да, странно. – Рональд потер узкую переносицу. – Океан почти всегда препятствует вмешательству. Но вот возможности увидеть?

– Вероятно, я не настолько хорош как Скриптор.

– Скриптор либо хорош, либо он не Скриптор.

– Вот этот последний вариант меня очень беспокоит.

Рональд тихо закудахтал, что означало издевательский смех.

– Лучше подумай, что будешь делать с Алексом. Мы взяли приступом ворота, и что дальше?

– Дальше мне опять вломит твой драгоценный протеже. Слушай, а ведь это знак: чтобы новичок-самоучка так отделал Скриптора, как он меня в прошлый раз...

– Это не главная из твоих проблем. Ты ведь здесь не затем, чтобы устраивать рыцарские турниры?

Дэн посмурнел еще больше.

– Убийство... Кого она могла убить? Какую девочку? Изабеллу?

– Исключено.

– Я тоже так думаю.

– Это она сказала – «девочку». Джулия считает себя очень взрослой и любую особу помоложе записывает в начальную школу.

– Вокруг полно молоденьких девиц. Начиная с прислуги и заканчивая бывшими владелицами Астоуна.

– Мисс Элинор? Хм. Да, она могла спровоцировать Джулию.

– Нет, Элинор жива. Я чувствую ее. К тому же Райн – не главная ее забота, несмотря на наследство. Она начала охоту на Гора.

– Это помешает ей при случае угробить Алекса?

– Не знаю. Она кажется очень сосредоточенной. Хотя Ивэн на днях наведывался в Астоун. Элинор могла отправиться в замок разведать обстановку. Джулия давно подозревает ее в покушении на Райна, значит... Нет, это еще ничего не значит.

– Конечно. Она необязательно убила. Могла только ранить.

– Давай заканчивать с дурацкими гипотезами, – проворчал Байронс, огибая замковую стену. – Тьфу, как же тяжко в этом месте. Никак не привыкну.

Рональд уныло надвинул шляпу на глаза.

Они замолчали. Дэн подогнал машину к парадному крыльцу, заглушил мотор и рывком выдернул ключи; из них двоих только Рональд понимал истинную причину его волнения.

Навстречу им по-табакерочному выскочил Эшби:

– Инспектор, мистер Тэйси – добро пожаловать! Я уже доложил господину Райну о вашем прибытии.

– Спасибо. Проводите нас?

– Конечно! Господин Райн наверху – с мисс Грант.

– Что у вас случилось?

– Простите, сэр?

Эшби слегка просел под резким тоном Дэна. Рон успокаивающе улыбнулся и перетянул внимание на себя.

– Мисс Грант нам звонила, – он не стал уточнять, кому. – У нее неприятности?

– Боюсь, что так, сэр. – Эшби закивал, его подвижная физиономия сморщилась вдоль и поперек. – Слегла с лихорадкой. Видать, та же хворь, что свалила осенью самого господина Райна. Какой-то охочий до приезжих грипп.

– Так она больна? – Дэн и Рональд переглянулись, у обоих мелькнуло одинаковое подозрение.

– Эшби, мы хотели бы...

– Доброе утро. Надеюсь, для вас оно доброе.

Алекс внезапно появился на пороге – помятый и взъерошенный, словно после драки, но на удивление спокойный. – Проходите, прошу вас. У нас редко отправляют гостей со двора.

Секунду они недоверчиво разглядывали его, потом приняли приглашение и вошли в дом.

Райн повел их через Большую гостиную – не самым коротким путем, но по дороге исправно и без сопротивления отвечал на все вопросы. Его будто подменили: он ни разу не запнулся, не сбился и не огрызнулся; казалось, недавняя стычка в отеле была им забыта. Даже в глазах Дэна его искреннее беспокойство о Джулии не выглядело наигранным.

– Она рано приехала. Я сразу понял, что она нездорова, но Джулия не позволила вызвать врача – сказала, что ее всегда трясет после перелета и ей просто нужно отдохнуть. Она умеет быть упрямой. Приступ свалил ее через несколько часов. Мы не сразу заметили, я думал, она спит у себя в комнате... По симптомам похоже на мой осенний грипп: высокая температура, бред, она плохо узнает лица. Естественно, я уже вызвал врача.

Они подошли к комнате Джулии.

– Стало быть, она вам звонила. Мистер Байронс, не хотите рассказать, что именно она вам сообщила, от чего у вас до сих пор дрожат руки?

Дэн взглянул на свои ладони и заметил то же, что и Райн. Его это сильно поразило. – Спасибо, что сказали. Но не думаю, что проблемы мисс Грант имеют отношение к моим рукам.

– Пытаетесь убедить меня, что вас обоих перекосило от известия о гриппе?

– Грипп – опасная штука, – откликнулся Рональд. – Тем более, врач пока не поставил диагноз.

– Верно. Полагаю, вы хотите сделать это первыми.

Дэн кивнул без стеснения, давая понять, что в этом вопросе не доверяет Алексу ни на грош. Тот безразлично пожал плечами.

– Тогда проходите... Но не гарантирую, что это безопасно для вашего здоровья.

Рональд закатил глаза, потешаясь над двусмысленностью фразы; Дэн благодарно осклабился: – Не стоит беспокоиться, мы невосприимчивы к простудным вирусам.

Алекс вошел первым, затем осторожно пропустил остальных. Они гуськом приблизились к высокой кровати. В комнате было мало света, Джулия лежала по подбородок укутанная в покрывала и дышала тяжело и часто. Присматривающая за ней горничная вежливо кивнула им и тихонько вышла.

Джулия не заметила смены караула.

– По-моему, ей очень плохо, – после минутной паузы прошептал Дэн.

– Так что она вам сказала? Это может помочь.

– Она не говорила, что больна. Она оставила сообщение... на автоответчике. – Сперва Дэн не собирался говорить правды, но потом наткнулся на пристальный взгляд Рональда. Старик подал ему знак и, поддавшись, Байронс закончил фразу иначе: – Она сказала, что кого-то убила.

– Убила? – Алекс изумленно обернулся. Снова бросил взгляд на мечущуюся в лихорадке Джулию: – Не было никакого убийства. Это же глупость – вы понимаете?

– Если у нее тот же грипп, что был у тебя, то логично предположить два варианта, – отозвался Тэйси: – Либо она бредит, либо ты ее покрываешь.

– Рональд!

– Алекс, мальчик мой, не будешь же ты утверждать, что той ночью в октябре тебя не нашли в полумертвом состоянии со следами интенсивного избиения? Или, может быть, ты все-таки вспомнил, что с тобой произошло?

Райн вздыбился, как дикий кот. Стало ясно, что былая уравновешенность к нему так и не вернулась. Сквозь приоткрытую гневом завесу в комнату проникли знакомые флюиды; Дэн мгновенно подал старику ответный знак. Рон сощурился. Убедившись, что Джулия по-прежнему в беспамятстве, перешел в наступление:

– Ты использовал... свои новые способности, и не так давно. Согласен, я не могу понять, что это было, но факт очевиден.

– Ты дал слово не вмешиваться.

Дэн зло стиснул челюсти. Он уже знал, по чьей вине Рональд лишился Дара и теперь вынужден был блефовать, опираясь на друга, словно на костыль, но он понятия не имел, известно ли об этом самому Райну. Тот повелся – значит, идиот даже не понял, что натворил. Дэн не мог решить, что кажется ему большей несправедливостью и какой повод лучше подходит для того, чтобы двинуть Райну по физиономии.

Рональд кивнул.

– Я обещал не вмешиваться в твои дела, но сейчас речь идет о благополучии девушки.

– Я способен позаботиться о ней.

– А мы имеем право оказать посильную помощь.

Райн собрался было парировать, но вдруг запнулся и опустил взгляд. Рональд подхватил его настроение и вытянулся в стойке.

Джулия заворочалась и тихо заплакала. Не просыпаясь, заметалась в одеялах. Алекс поспешно наклонился к ней, положил ладонь на ее побелевший лоб. Девушка приоткрыла глаза, ее взгляд с трудом сдвинулся с места.

– Лежи тихо, малыш. Скоро всё пройдет.

– Алекс... я...

Байронс тут же придвинулся поближе в надежде, что она сумеет его заметить.

– Дэн... и ты здесь...

Он осторожно улыбнулся: – Вам нужен отдых. – Но он ждал. Ждал, что она скажет ему.

Джулия снова заплакала. – Знаешь, я убила... я...

Алекс посмотрел Дэну в глаза – его взгляд был полон ненависти. Еще секунда, и он бы силой отшвырнул Байронса прочь.

– ...потом волки... Они сказали, что всё будет хорошо... Что я не должна бояться... грозы... правда? – Джулия попробовала привстать, но слабость опрокинула ее обратно.

Алекс погладил ее по щеке: – Правда, малыш. Мы будем держать над тобой большой зонт.

Она благодарно улыбнулась и мгновенно заснула.

*                      *                      *

– Райн лжет?

Тэйси пожал плечами – он явно не желал делиться догадками. Машину потряхивало на неизвестно откуда взявшихся ухабах. Старик ссутулился в кресле, разглядывая сверкающую от свежего инея рощу. Взгляды Байронса он попросту игнорировал. Дэн настойчиво помолчал, Рональд кхекнул и поскреб длинными пальцами по обшивке кресла.

– На этот раз – нет. Разве что чуть-чуть.

– Действительно?

Тэйси заулыбался в окно, словно издеваясь над собственной репликой.

– Тано, прекрати сбивать меня с толку. Ты всерьез считаешь, что Джулия способна на убийство?

– На предумышленное – нет. Но есть еще самозащита, провокация, несчастный случай... И потом, мы это уже обсуждали. Кто сказал, что жертва погибла?

– Вот оно что.

Тэйси скривился: – Ненавижу, когда ты забиваешь пробелы бессмысленными звукосодержащими.

– Ну, прости.

Дэн покрепче вцепился в руль, поскольку на дороге обнаружился гололед. За последний час похолодало, несмотря на вырвавшееся из облаков солнце.

– Девушка серьезно больна. И я готов побиться об заклад, что это не грипп.

– А если врач порекомендует отправить ее в больницу? Я, кстати сказать, в этом нисколько не сомневаюсь.

– Алекс не позволит. В свое время у него были причины сбежать от докторов; думаю, теперь он знает, что к чему. – Старик поправил съехавшую от тряски шляпу.

– Он сможет ей помочь?

– Мне трудно определить его уровень. Но полагаю, что да. В противном случае он обратился бы за помощью к нам.

– Рад, что ты настолько в нем уверен.

– Некоторые вещи не меняются.

Дэн уставился на дорогу, петлявшую кривыми стежками.

– Ты очарован Джулией, – фыркнул в воротник Рональд.

– Да. Поэтому я и стал личным телохранителем Райна. Прекрасный способ продемонстрировать степень моей очарованности.

– Она просила тебя?

Дэн поймал в зеркале свой грустный взгляд, всё еще цепляющийся за выпуклые очертания замка. Согласно кивнул:

– Не беспокойся, мне не обязательно знать всё. Я смогу вмешаться заранее, если Райну будет угрожать опасность.

Рональд весело хмыкнул:

– Гляди, Дэн. «Вмешательство» – и ты даже забыл испугаться.

*                      *                      *

Дэну снились путаные сны. Голубые провалы между камней, туман. Бронза на облупившихся стенах, глубокие лесные тени, можжевельник и всюду толстый мох, усеянный восковыми ландышами.

Он терял волю и застывал на пороге разрушенного особняка: смотрел сквозь вечерний свет на тонкое дрожание цветов, на разросшиеся розовые кусты, и, кажется, временами плакал. Свет медленно густел – и вдруг взвивался мириадами воздушных пузырьков. Дэн падал на плотный ребристый песок, опрокинутый теплым течением, – над ним плавно скользила усеянная разноцветными искрами крепость. Из ниоткуда возникала фигура в знакомом плаще и протягивала руку, помогая подняться. Тонкая ладонь рассеивалась в молочных огоньках, он рывком плыл к свету, глотал его судорожно, обжигаясь. И тело вновь соскальзывало в уютную глубину...

Он силой выталкивал себя из хаоса спонтанных предсказаний. На подгибающихся ногах шел в ванную, по локоть погружал руки в ледяную воду. Шестеренки в висках находили нужный ритм, он садился на пол, закрывал глаза и нырял в Океан. Но ища, не находил ни подводной крепости, ни лесного замка.

*                      *                      *

Полицейский участок

3 марта, 16:25

Дэн рыскал по восточной части города, расследуя похищение Мэй Фитцрейн, когда ему позвонил Трей и сообщил новость, от которой у Байронса вновь хаотично застучали шестеренки в висках, заскрежетали и поломались к черту. Он понял, что опять упустил веретено из рук – теперь не было смысла отрицать, что Океан играет с ним. И играет по новым правилам, о которых никто не удосужился сообщить Скрипторам. Или, возможно, Дэн с самого начала не имел понятия, по каким правилам играет, однако в конечном счете всё свелось к одному знаменателю – к событию, о котором он не был предупрежден. Здоровая злость пошла бы ему на пользу, если бы не новый труп в их маленьком морге.

Дэн вошел в участок. Полицейские, собравшиеся неподалеку от кабинета Фитцрейна, потянулись к нему, словно хоровод бледных призраков. Никто из них не был привязан к Грегу, но у каждого хватало фантазии представить, что сейчас творится за шефской дверью. И Дэн мог поспорить, что добрая половина из них шепчет втихаря все известные заговоры против сглаза и родовых проклятий Чесбери. Может быть, кому-то повезет.

Никто ничего не сказал. Перепуганная девушка развела руками, прижимаясь к бесцветной стене. Дверь кабинета распахнулась и сам Фитцрейн, сморщенный и будто нетрезвый, выглянул в коридор: – Байронс?

Дэн, кивнув, направился к нему.

В кабинете всё было по-прежнему, вещи лежали на своих приученных местах. Фитцрейн забился в угол у дальней стены, по макушку прячась в тень. Должно быть, солнце сильно досаждало его покрасневшим глазам: он жмурился, словно в них насыпали стеклянной крошки.

– Ее нашли полчаса назад. В каком-то придорожном овраге... Задушенную.

Это не было пересказом факта, он просто старался удержать мысль в голове. Дэн молчал.

– Викки убили.

– Если мне предстоит заниматься этим делом, – после ватной паузы заговорил Дэн, – то...

– Да, Байронс, да... Бери его. Я хочу выяснить... всё.

– Хорошо.

– Ты поедешь со мной... на опознание?

– Конечно.

– Спасибо.

Фитцрейн механически взял со стола плащ и побрел к выходу. На полпути повернул обратно и замялся перед столом: – Подожди меня... пару минут. Я должен распорядиться... – Не договорив, он опрометью выбежал из комнаты. Дэн остался один.

В горле пересохло. Он подошел к окну, оглядел опрятную улицу. В голове, натянутые на шестеренки разгоняющихся мыслей, вертелись прежние слова: «Я убила... эту девочку».

*                      *                      *

Астоун

5 марта, 17:07

Теперь Алекс был уверен, что Джулия проснется нескоро. А когда это произойдет, всё, что случилось пять дней назад, исчезнет из ее памяти. Он старался не зря. Вместе с Изабеллой они призвали сюда тишину. Все верные химеры замка собрались на их зов, свились в непроницаемый купол под сводами маленькой спальни, прикрывая лазейки и трещинки, через которые могла вернуться тревога. Час за часом они будут сторожить и петь, пока вновь не появится стертая жесткими ладонями пыльца.

Изабелла рыжим котенком свернулась в ногах у Джулии, бесшумно катая по пледу осколки кварца и хризолита. Солнце трогало их наперегонки с ее пальцами. Алекс был рад внезапной помощи.

*                      *                      *

Пять дней, собранные в огромный витраж – сквозь него незнакомый город и две тени на воде. Алекс вновь несся по заученной траектории. Вперед, вперед, вверх. Темнота. Маленькая рука в его руке. Сны. Не открывая глаз, он видит сомкнутые ресницы дремлющей рядом девушки. Ее сон всегда беспокоен. Снится ли ей тот же океан со стеклянными зубами? Она не желает говорить, Алекс не может достучаться до нее. Чувство, которое влечет его к ней, не имеет названия. Он не знает, морок это, любовь или что-то большее – его гостья принимает всё, как есть. Они подолгу сидят, прижимаясь к стене и друг к другу, шепчутся – по большей части спорят.

Он спрятал ее ото всех, запер в самом глухом подземелье замка, где ей не даст сбежать ни один камень. Но стоит ему уйти, как она снова пытается. Она знает замок лучше, чем Райн, но Астоун больше не разговаривает с ней – он верен новому хозяину. Она в одиночестве бьется с молчанием стен, а когда возвращался Алекс, радостно хватается за его руку.

...Это была первая рука за долгое время, которая не указывала, а просто держала.

Алекс приносил вишню, они уплетали ее вдвоем, кидаясь косточками и болтая ни о чём. Иногда один из них заводил нежеланный разговор, но тот вскоре обрывался – на ее просьбе отпустить или на его молчании.

Сегодня подходил к концу пятый вечер. Они сидели в свете оранжевых огоньков, Алекс гладил ее растрепанные волосы.

Она ждала, когда он в последний раз прижмется лбом к ее виску, снимет с колен и исчезнет. Хрипло щелкнет замок, и она сможет продолжить беседу с упертым каменным стражем.

Алекс прикидывал, чем обернется для него сегодняшняя встреча с Тэйси. Желание «гостьи» исчезнуть становилось всё сильнее, что не оставляло ему выбора. Девушка поймала его взгляд и немедленно отвернулась.

– Я ведь могу помочь, – тихо начал он.

Это была очередная попытка понадеяться на чудо.

Девушка наклонила голову и взглянула на Райна снизу вверх светлым глазом – второй скрывала неровная челка. – Хитришь.

– Нет. Я смирился.

– С чем?

– С нашей бредовой ситуацией.

– Это не меняет дела.

– Какого дела?

– Моего, Алекс. Только моего.

– Нет, это ты хитришь. Скажи, у тебя есть ответы для старины Алекса? Например, какого дьявола он сидит в этом каменном мешке со всеми твоими-нашими видениями?

Она промолчала, скинула темную прядку на второй глаз. Затем что-то буркнула, но он не расслышал.

– Сторожит меня и допрашивает, – повторила она по его просьбе.

– Не годится.

– Тогда придумай сам. Это не имеет значения. Ты и я, здесь – это ошибка, моя ошибка, не спорю. Я по собственной глупости упустила ситуацию.

– Я бы сказал, что ситуация тебя кинула. Причем, из окна.

– Спасибо, что напомнил.

– С простреленным легким и разбитой головой.

– Ага.

– Это, кстати, очень интересный аспект «не моего» дела.

– Именно что не твоего.

Он усмехнулся, завершая первый раунд. Временами она доводила его до судорог в челюстях.

– Возможно, я не настолько быстро восстанавливаюсь, но мы одной породы. И ты знала это с самого начала, иначе бы не оставила меня в первый раз.

– Ты так в этом уверен?

– Да.

– То, что ты полез за мной в Колодец и по неопытности схлопотал по первое число, целиком твоя заслуга. Я просто не хотела с тобой связываться. Кельтоники – народ живучий, это верно. Ну, сломал ты себе пару костей, что с того?

– Кто, прости?

– О боже. Маги, Алекс, маги.

Он язвительно приподнял брови:

– Даже неопытный маг вроде меня способен понять, что происходит с его телом. Я умер. Потом меня нашла Джулия. К счастью для нас обоих, к этому моменту я почти восстановился.

– Ты слышал о клинической смерти? Умереть на пару минут может каждый.

– Проведем следственный эксперимент?

Она отрицательно замотала головой.

Он взял ее за шкирку и посадил перед собой, заставляя смотреть в глаза.

– Я всегда допускал существование вещей, выходящих за пределы... общепринятых явлений. Верил в левитацию, в телепортацию, телекинез. Как в вероятную теорию. Но сейчас я имею с этим дело. Приплюсуем вагон и тележку чудес, о которых мне даже случайно слышать не приходилось. И ты... Твое оживление... Я знал, что так будет.

Она наконец подняла на него глаза. Несколько секунд ее взгляд резал, потом ему почудилось, что она сдается. Но она продолжала смотреть и молчать. Он всё еще ждал, когда его накрыло волчьей тоской:

– Я всё равно узнаю.

– Не узнаешь. Прости, но скоро я уйду – ради нашего общего блага.

Обычно на этом всё заканчивалось. Но сегодня он не стал останавливаться.

– Когда я очнулся в больнице, я сразу понял, что должен уйти и спрятаться. Знал, что во мне что-то изменилось. Незадолго до этого начали сниться чудные сны, иногда даже наяву, думал – с ума схожу...

Девушка хотела его прервать, но он не позволил.

– После нашей встречи всё изменилось. Я перестал быть психом и стал... как ты сказала? Кельтоником? Это официальное погоняло для таких, как мы?

– Вроде того. Не очень популярное.

– Тогда я продолжу по-старинке. Знаешь, в архиве Чесбери нет ни одного учебника, выпущенного после 1500 года.

Она засмеялась – неожиданно, по-настоящему:

– Алекс, самоучкой в нашем ремесле быть опасно. Займись чем-нибудь более полезным, чем трата сил на содержание меня под стражей. Найди учителя.

– Слушай дальше. После нашей встречи появились сны об океане.

– Это ты послушай...

– Я рассказывал, помнишь? В этих снах мы всегда вместе. Я хочу знать, что нас связывает.

Она отвернулась. Алексу показалось, что она просто не желает верить. Он снова заставил ее смотреть себе в лицо, девушка зло оттолкнула его:

– Хочешь понять, что с тобой происходит? Имеешь право. Я тоже хотела. Это была самая большая ошибка в моей жизни... – Она запнулась. –  Тебе кажется, что ты чувствуешь ответ, знаешь, каким он будет, но оказывается, что это был вовсе не ответ. Это была надежда. Что ты будешь делать с ответом, который тебе не нужен, Алекс?

– Вот и переубеди меня – расскажи, что с тобой случилось.

– Ты всерьез полагаешь, что я поведусь?

– У тебя нет выбора, если ты планируешь выйти из этого подвала.

– Ох, Алекс. А ведь ты казался таким добрым парнем, и вдруг – бам! и перед нами маньяк-тюремщик.

– Я все-таки свихнусь в конечном счете. Могу тебя заранее поблагодарить.

Она еще какое-то время изображала гнев и отчаянье, но потом устало прижалась к его плечу: – Мне хватает и того, что приходится иметь дело с тобой...

– Если у тебя нет ответа на мои сны, давай поищем его вместе.

– Мы разные, Алекс, каждому придется идти своим путем. Еще и твои рельсы мне не осилить.

– Можешь воспользоваться моим загривком.

Она через силу улыбнулась.

– Нет, давай разойдемся на этой стрелке.

– Скажи, ты каждому встречному магу позволяешь делать то же, что и мне? Или это бонус за карцер?

Девушка вздрогнула. На мгновенье ему показалось, что она растерялась. Секундой позже попыталась встать.

– Что ты здесь искала? Ведь не Колодец же? Послушай... – Он стиснул ее плечи, почти прижался лбом к ее лбу: – Ты нужна мне. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Не знаю, по какой причине тебя заносит, но можешь не бояться – со здоровьем у меня долгих проблем не бывает.

– Ты столько раз врала.

– Знаю. Псих.

– Плевать, не позволю этому случиться!

– Чему?

Теперь не ответил он.

– Меня нельзя убить, ты сам видел, – прошептала она. – Даже если затолкнуть в атомный реактор и взорвать. Ничто не сможет удержать меня надолго. Даже ты и это место.

– Значит, я должен смириться с тем, что мы просто два странных существа, столкнувшихся по нелепой случайности? Что я дурманю себя бессмысленными снами, принимаю чувство общности за нечто большее? И нас ничего не связывает?

– Ты не пробовал версии попроще? Может, всё дело в гормонах? Мы разной породы, Алекс. Если ты отправишься в реактор, то умрешь. Не сразу, не так, как обычный человек – но умрешь. Так что даже не пытайся.

Он выпустил ее и устало поднялся. Посмотрел в запрокинутое девичье лицо, еще совсем недавно разбитое, как фарфоровая маска.

– Не могу. Куда ты, туда и я.

Глава тринадцатая

Миражи наслаивались, вторгались друг в друга, но ни один не исчезал до конца. Сознание переполнялось, разбухало, затем... она очнулась от короткого сна. Гарь и зернистый пепел вальсировали в воздухе сквозь вечернее небо. Всё вокруг молчало. Она встала, покачиваясь, сделала несколько шагов. Ноги застревали в перекрошенной земле, осколки царапали сквозь защитный костюм. Снаружи воздух истекал горечью.

Всё живое давно попряталось. Ветер тащился над равниной, соскребая высушенную траву. Девушка огляделась. Оставалось пройти около четырехсот километров, но она понятия не имела, что творилось с дорогой впереди. Защитка пришла в негодность еще на рассвете, после очередной «метели». Всё разваливалось на глазах. Девушка протерла экраны встроенных в костюм датчиков, которые еще кое-как фиксировали конец света. Ее удача, что она не столь уязвима, как обычные люди.

Обычные люди. Если приглядеться, их можно найти повсюду. В большинстве своем обычные люди теперь выглядят как оплывшие манекены.

Спина заледенела от лежания на камнях. Девушка подняла с земли небольшой контейнер, аккуратно закрепила на уцелевших ремнях. Никаких мыслей в голове. Это хорошо. Через полчаса она доберется до входа в пещеры. У нее был выбор: идти по поверхности, рискуя попасть в бурю, или продираться через подземные катакомбы, где ее могло засыпать во время очередного землетрясения. Последний вариант устраивал ее больше – она не хотела умирать, видя это новое небо.

Внутри пещер было совсем холодно. Солоноватые капли стекали по стенам и звякали о ржавые камни. Она с жадностью слизывала их какое-то время, потом почти час страдала от последствий. Как только тело перебороло токсины, она двинулась дальше, стараясь не цеплять контейнером за узкие стены. Вскоре пещера превратились в извилистую нору. Пришлось встать на четвереньки и ползти, проваливаясь в озерца с гнилой водой. Потолок продолжал опускаться, и через час девушка остановилась. Впереди зиял проточенный подземной рекой тоннель размером с волчий лаз. Фонарь высветил покрытые известью ребристые стены. Серо-рыжий камень крошился и нарывал язвами вулканических пород.

Приступ клаустрофобии на мгновенье обложил мозг тишиной. Девушка проглотила удушливый спазм и поудобнее устроила контейнер. Затем легла и с упорством заводной игрушки двинулась дальше. Несмотря на все предосторожности, привязанная к ноге ноша болезненно стянула лодыжку. В голове бился перезвон холодных капель.

Она ползла медленно и всё время злилась. Тело застревало при каждом рывке. Остатки защитного костюма расползались, не выдерживая длительного соприкосновения с ядами и шероховатым камнем. Вскоре она вся с ног до головы покрылась глубокими царапинами. Спустя еще какое-то время ее начало лихорадить.

Дальше она ползла по инерции. Инерция всегда ее выручала. Как обезглавленная курица, всё еще мечущаяся вокруг собственной дурной башки, она продолжала двигаться, плутая в галлюцинациях. В целом она ничего не имела против: видения помогали скоротать время, к тому же не все были кошмарами. Неприятности начинались позже, когда тело принималось регенерировать, и сознание на полном скаку врезалось в уютный балаганчик разноцветного бреда. Как раз в такие мгновения она по-настоящему заходилась криком.

...Когда мир опять рухнул молотом, девушка почти сразу успокоилась. Ее всегда выручала привычка стойко выдерживать приступы, без пены у рта и попыток разбить голову о близлежащий камень, благо их всегда было хоть отбавляй. Но раз от раза переход становился всё жестче. Она словно выныривала, переваливалась через черту – в пространство с иной гравитацией. «Будущее зависит от нас», любил повторять Ростов в своих проклятых письмах. Это был ее пароль в мир с чужой гравитацией.

Девушка выбралась в сухую часть пещеры, где загрязнение было немного слабее. Разум немедленно вмешался в механическую работу мышц, локти подогнулись, и она упала лицом вниз.

– Хочу сдохнуть, – прошептала она. – Только и всего.

– Ну так оставайся здесь.

Галлюцинации еще не отплясали до конца. Увы, она уже не могла принять их за чистую монету. Сидящая перед ней девочка в светло-голубом платье улыбалась, разгоняя в мутном воздухе светящиеся круги.

– Как будто ты мне позволишь.

– Ужасно глупо получилось.

– Да уж...

Призрак лег рядышком на ледяные камни: – Смерть – характеристика органической материи. С энергетической сутью это не прокатит.

– Ты умеешь напугать.

Тишина.

Перед самым ее лицом поблескивали в свете фонарика порванные звенья платиновой цепочки. «Так вот за что я зацепилась...» Чуть в стороне лежала соскользнувшая подвеска. Девушка протянула руку и пододвинула украшение к самым глазам. Зрачки сфокусировались на рыцарском щите с пляшущими волками, их крохотные голубые глаза сверкнули из темноты. «Привет». Забыв о боли, она согнулась и села, положив подвеску на раскрытую ладонь. Нежно коснулась ее пальцем. Всё еще теплая от ее тепла, памятная от ее мыслей. Платиновые волки по-прежнему танцуют свой геральдический танец. Подумав, засунула руку за ворот и достала вторую цепочку; белый полумесяц едва слышно звякнул колокольчиком. Всё, что у нее осталось – эти безделушки и случайные галлюцинации. Не так уж мало, многие не оставили ей ничего.

Девушка сжала ресницы, сгоняя соленый туман. Дрожащими руками перевесила щит к полумесяцу – «Будем вместе». Секунду смотрела, как они качаются, прильнув друг к другу. Она слишком долго и слишком упорно цеплялась за этот союз. Теперь ей пора идти. Скоро она выберется на поверхность и сможет двигаться быстрее. Если повезет, за несколько часов доберется до места. И тогда ей останется только проверить...

Она заправила подвески за порванный воротник и приготовилась ползти дальше. Перед ней была дверь. Узкая, как крышка гроба, уходящая в невидимый потолок. Дверь была заперта.

«Опять». Девушка ткнулась в нее лбом, но та не исчезла, зато в висках загудело, словно в пустом котле.

«Что за...?»

Из-под двери торчал клочок бумаги, исписанный знакомым почерком:

«Сделай, как я прошу. Это единственное, что тебе под силу. Продолжай».

Она уставилась в каменный потолок. Теперь она проснулась.

*                      *                      *

Дэн внезапно перестал ворошить бумаги на столе и осторожно сел, стараясь не привлекать к себе внимания. Замер. Кончики пальцев нервно затрепетали. Через минуту он подскочил и бросился к выходу. По дороге поймал Коллинза и велел прикрывать тылы, если кто-то хватится его до конца смены. Затем сорвал с вешалки плащ и был таков.

Он спешил в Астоун, его позвали, попросили найти запертую дверь. И открыть ее – чего бы это ни стоило. Дэн знал, что не вправе отказать просящему.

*                      *                      *

Астоун

21:11

– Здравствуй, Алекс.

Райн уселся за стол в библиотеке, непривычным жестом смел со лба отросшие волосы. Улыбнулся – в глазах завибрировало напряжение. Верхняя часть его лица противоречила нижней, как у плохо раскрашенной куклы.

– Здравствуй, Рональд. Такое ощущение, что я смертельно болен. Ты едва ли не каждый день приходишь ко мне с этим трогательным взглядом...

– В десятку.

Улыбка снова полыхнула на его лице, как ядерный взрыв: – Приехал навестить Джулию?

– Я ее не видел, она спит.

– Ах, да. Врач прописал успокоительное – она теперь почти всё время спит.

Алекс принялся листать ежедневник, но его глаза не отрывались от невидимой точки на столе.

– Ты уверен, что с ней всё будет хорошо?

Между их репликами пролегла секундная пауза, но когда Алекс поднял глаза, в них было только спокойствие.

– Да, конечно.

– А с тобой?

– Что мне сделается? – он снова уткнулся в ежедневник.

Рональд старался разгадать поспешные строчки. Райн выучился орудовать любимыми перьевыми ручками Каталины и делал это мастерски – даже левой рукой. Достижение для правши. Почувствовав на себе взгляд, Алекс вскинулся и жестом предложил старику присесть. Теперь он снова улыбался – слабо, но вполне искренне. Рональда тревожила эта частая смена эмоций.

Ни один человек на его веку не менялся столь поспешно. Перемены затронули всё – характер, внешность, повадки. Отчасти это было оправдано, учитывая проснувшиеся способности, но за двести четыре года Рональд собрал неплохую статистику и знал, в каких пределах это возможно – раньше подобной картины ему наблюдать не приходилось. Неуравновешенность Алекса казалась следствием нервного срыва, с инициированным магом такого быть не могло. Океан всегда компенсировал шок от трансформации – иной раз эйфория уносила новичков дальше, чем удар «Волны» на тренировке. Но не Алекса. Он и здесь оказался белой вороной.

– Что скажешь? – Райн внезапно отложил перо и взглянул на Рональда с усмешкой, словно эта последняя мысль Тэйси показалась ему особенно забавной.

Рональд отделался невнятным движением бровей. Алекс кивнул. – Знаешь, нам действительно пора заканчивать с игрой в шпионов. Я смертельно устал отбиваться по всем фронтам.

– С радостью тебя выслушаю.

– Однако хорошая ли это идея... Увы, выбор не впечатляет.

– Кажется, какое-то время назад ты уже пытался со мной поговорить?

Рональд заметил мелькнувшую в глазах Алекса растерянность.

– Не думаю.

– Пять дней назад, – напомнил старик, – рано утром. Портье сообщил мне о твоем визите.

Алекс хмыкнул. – Да, я был в «Прибрежном доме».

– Но не по мою душу?

– Подозреваю, ты и так всё знаешь.

– О, не преувеличивай. Тем не менее, я могу помочь тебе выйти из окружения, если мы заключим мирный договор. Давай изменим цвета фигур.

– Конкретнее.

– Обменяемся информацией. Так случилось, что дама, которую ты навещал, может иметь отношение... хм... к делу, которое я расследую. Ты, конечно, догадываешься, что реклама – не основное мое призвание.

Алекс кивнул.

– Спешу тебя успокоить – ни в чём нелицеприятном мы эту особу не подозреваем.

– Если ты предполагаешь, что я плохо о ней осведомлен, то чем я могу помочь?

– Поможет любая информация. Тебе ведь интересно о ней всё – от размера обуви до семейного положения? Я расскажу то, что известно мне. В обмен ты подскажешь, как ее найти. Я лишь хочу встретиться с ней и задать несколько вопросов.

Алекс внезапно расхохотался. Ему пришлось уткнуться лицом в ладони, чтобы успокоиться.

– Прости, – через минуту продолжил он. – Это не истерика, не смотри так. Просто эта особа не понимает слова «вопрос».

– Стало быть, вы успели пообщаться. Для меня и это представляет интерес.

– Что за дело вы расследуете? Я не буду играть вслепую. Даже если это наглость с моей стороны.

– Хорошо. Ты готов говорить сейчас?

– Чем быстрее, тем лучше.

Алекс вышел из-за стола и направился вдоль ближайшего ряда стеллажей, Рон пристроился рядом.

– Коротко: это имеет отношение к рассказу твоего отца. Да, я говорил с Джулией, не злись. Она собирала армию в твою защиту.

– Понимаю. Речь об убийстве русских эмигрантов. Горов.

– Косвенным образом.

– И какое отношение к этому имеет она?

– Ты задаешь мой вопрос.

– Прости, Рональд, но ей чуть больше двадцати – в прямые свидетели она не годится. Как вы на нее вышли?

– Через тебя.

Алекс остановился и потер висок. – Не понимаю.

– После того, как портье сообщил мне, что ты появился в отеле ни свет ни заря, а потом исчез под ручку с милой барышней, еще одной обитательницей «Прибрежного дома», мне стало любопытно. Знаешь ли, я в курсе, что у тебя нет знакомых в городе за исключением медиков и полицейских.

Райн облокотился о стеллаж. – Дальше.

– Я просто спросил у многоречивого портье ее имя. – Рональд изящно извлек что-то из кармана плаща и зажал в кулаке. – Ты его уже знаешь или она по-прежнему называет себя Эрикой Бэйлори?

Алекс отрицательно покачал головой. Тэйси разжал ладонь и протянул ему ключ.

– Это от ее номера в «Прибрежном доме». Имя – Тэа Гор.

– Гор?

– Теперь понимаешь? Возможно, совпадение – фамилия не редкая, но повышенный интерес к замку наводит на определенные мысли.

– У Горов был сын.

– Да. Жив и здоров. Лет на шесть старше тебя. Милая Тэа не имеет к нему ни малейшего отношения. И всё же...

– Что еще ты о ней знаешь?

– Что еще я мог бы узнать? Кое-что мог бы, наверное. Но я дал тебе слово не вмешиваться.

– Но ведь ты искал? Для своего расследования?

– Тэа – необычная девушка. На данный момент ты, Алекс, наша единственная ниточка к ней.

Райн покачал головой; он казался растерянным, похоже, у него что-то не сходилось. Тэйси выровнял корешки попавшихся под руку книг и скосился на друга, выжидая:

– Твой ход.

– Она ничего не рассказывает о себе. Даже имени. Почему ты уверен, что это настоящее?

– У нас есть лакмус для подобных проверок.

– Она не признается, что ей нужно в замке. Полагаю, тебе придется спросить ее самому.

– С превеликим удовольствием. Ты сможешь организовать нам встречу?

Райн ненадолго задумался, потом кивнул:

– Сегодня.

Рональд не смог скрыть изумления.

– Но ты должен пообещать мне...

– Знаю-знаю. Я не лезу не в свое дело. Я серьезен, не смотри на ухмылку – это старческий тик.

*                      *                      *

Астоун

20:07 (часом раньше)

Дэн притормозил в стороне от подъездных ворот и загнал машину в лес. Замок был на удивление смирным и не стал препятствовать левитации.

Замаскировав «корсу» иллюзией, Байронс побрел среди деревьев, прислушиваясь к жужжанию Тропы. Сквозь привычный мир пролегала нить, ведущая его к запертой двери внутри Астоуна. Нить вилась между дубов, пробивала навылет охраняемую ограду и уносилась в темную стену замка. Благополучно одолев сад и ров, Дэн почти поверил в свою удачу. Но спустя десяток метров удача с той же легкостью его покинула: Астоун проснулся и приготовился к встрече – от плотного барьера Скриптор отлетел, словно ошпаренный. Поднявшись на ноги, Байронс с грустью отметил, что дорога будет долгой. И, без сомнения, болезненной.

*                      *                      *

Коттедж Элинор

20:15

Ричард бродил по пустому дому. Покинутые комнаты блестели слепыми зрачками любимых безделушек Элли. Сквозь опущенные шторы пробивался состарившийся день, часы не шли. Ричард огляделся. Тишина ворковала у него на плече, а ему до крика не хватало этого привычного «тик-так». Он тронул пальцем мертвый циферблат. На пальце осталась пыль.

Элинор не жила здесь уже несколько дней. Не могла подолгу оставаться в чужих домах. Вне замка ее преследовали страхи, стерегли ее, как цепные псы. Ричард стал одним из них. Он вынюхивал. Вдыхал пыль с ее платьев, искал следы того, кто последним покинул ее комнату. Подкрадывался. Впервые за двадцать лет он сам выбирал направление. Похищение дочери Викки что-то сломало в нем, и это перекореженное «что-то» острым углом вышибло его из привычной апатии. Ричард не стал обнадеживать Викторию – тайно отправился искать ее малышку. Он хотел собственноручно вернуть ребенка; увидеть счастливые глаза сестры, подарить ей то, о чём всегда мечтал, – чувство защищенности.

Но что он мог сейчас? Протянуть руку и коснуться рамки старой фотографии. На ней рядом две девочки с льняными волосами – такие похожие, такие нежные. Младшая прижимается к плечу старшей, в ее глазах абсентовая поволока. Но это такой красивый ребенок.

Ричард закрыл глаза. Из-под спаянных век потекли бесполезные слезы. Он оплакивал их обеих. Тело Виктории только сегодня предали земле, но он знал, что зеленоглазая фея уже давно выела ее сердце. Он каждый день просыпался с мыслью, что это только вопрос времени. Что однажды он вместе со всеми будет стоять на кладбище...

...и его взгляд будет скользить по обвеянным моросью лицам.

Тонкий силуэт Элинор светился, закрывая солнце. Но Ричард чувствовал, что она глядит на него – и губы ее кривятся от рыданий, на волосах сверкают капельки влаги. Многие из стоящих рядом смотрят только на нее, забыв, что возле их ног всё еще чернеет неприкрытая могила. После Элли упадет к нему на руки, трясясь в истерике, и он сожмет ее запястья так, что у нее надолго останутся синяки...

Холодный дом – всегда холодный, как затопленный грот, шаркнул вдалеке незатворенной дверью. Ричард сжался, слабея от звона в ушах. Столько дней бесплодных поисков, но он так и не узнал, где Элинор прячет ребенка. Она перебралась в город, затаилась, планируя новое приключение. Он пытался найти Марго или Гордона, но парочка растворилась вслед за хозяйкой. Должно быть, Элли уже донесли, что он обхаживает ее людей, и она догадывается, зачем. Теперь Ричард мог рассчитывать лишь на ее желание поглумиться над неудачливым сыщиком, и, если он будет достаточно жалок, она непременно кинет ему подсказку. Конечно, не для того, чтобы он выиграл забег, но ему хватит и этой малости. Если девочка еще жива, он вырвет ее у Элинор, чего бы это ни стоило.

Он хотел увезти малышку далеко от этих людей...

Ричард неловко уронил холодную фотографию на ковер и тяжелой поступью, не прячась, покинул особняк.

*                      *                      *

Астоун

20:54

Байронсу долго бы пришлось воевать с Астоуном, если бы не помощь со стороны Тропы, обернувшейся узким, но вполне пригодным для передвижения коридором. Временами Дэн чувствовал себя лунатиком-канатоходцем, но занимало его вовсе не это, а с каждой минутой крепнущее подозрение относительно личности проводника: сперва кинул путеводную нить, теперь исправно строит мостики в удушливых тисках Астоуна – невиданное дело. Однако, если догадка верна, это объяснит многое...

Несмотря на подмогу, Дэн сумел добраться до замка лишь спустя двадцать минут. Нить уходила вглубь замшелой стены, и он понял, что здесь его не спасет даже телепорт. Экранирование внутри было непреодолимым, в таком месте никому не под силу рассчитать точку перехода – материализовать себя прямиком в гранитную стену или, что еще хуже, в замковую западню не входило в его планы. К тому же, пока он крадется робко, замок справляется своими силами, но стоит перейти в наступление, Астоун, как пить дать, оповестит хозяина. Да и Райн тоже не глухой. К счастью для Дэна, проблема разрешилась сама: загадочный помощник облагодетельствовал его новым подарком – подсказал, где спрятана потайная дверь.

Осмотрев ее, Дэн обнаружил, что радость (ну, конечно же!) была преждевременной. Заклинания-блоки, охранявшие вход, продержались бодрячком не меньше шести столетий, – а это значило, что их выставляли ученики старой школы. Полицейский поморщился, словно учуял неприятный запах. Старая магия, слишком интуитивная и усложненная паранойей первых мастеров, доводила до бешенства любого, кто был моложе трехсот лет. Однако Дэн чувствовал, как за ним наблюдают из нити-проводника – помощь могла придти в любой момент. Не теряя времени, он безропотно кинулся на взлом заковыристых заклинаний.

Первая дверь поддалась, и Байронс поспешно ввалился в каменный мешок, оснащенный узкой лестницей. Высокие ступени уходили наверх, в ледяную темноту, с диковинно крутым подъемом. Дэн стиснул зубы и пополз вперед. Вскоре путешествие слилось в одно затяжное беспорядочное метание: лестница змеилась то влево, то вправо, периодически западала – и это в колодце в два метра шириной. Собрав на себя знатную коллекцию пауков и паутины, Дэн наконец выбрался в темный, но благодатно просторный туннель.

Светящееся облако над головой выхватило синевато-серую каменную тушу, преграждавшую движение налево. Справа тоже был тупик, нить указывала прямо в стену. Байронс догадался, что прибыл на место.

Он почувствовал на себе теплое дыхание Океана – иллюзия рассеялась, как только он приблизился. Дэн отступил на пару шагов, смерил препятствие взглядом. Дверь. На черном от старости дубе копошились едва заметные голубые руны. Они водили хороводики прямо перед его носом, он видел, что их магия настоялась, как хорошее вино. Байронс поднес ладони к косяку, и руны тут же налились желтоватым свечением. Бравые солдатики Астоуна с длинными, цепкими лапками по-прежнему маршировали на плацу в полной боевой готовности. «Ни хитростью, ни грубой силой здесь не пробиться». Дэн сосредоточился и позвал напарника: там, где не пройдет один Скриптор, всегда пройдут двое.

Второму не потребовалось материализоваться в замке. Ему было достаточно присутствия Байронса, хотя Дэн не испытал особого удовольствия от того, что им воспользовались в качестве инструмента. Океан зашумел вокруг, накатил на старые руны, переставляя и стирая формулы.

Оказавшись внутри заклинания, Дэн в полной мере оценил, насколько сам далек от совершенства: его погружения в Океан были барахтаньем в детской ванночке; сейчас, когда волна вынесла его в открытое море, он мог лишь смотреть и крепко держаться за своего проводника. Ему даже позволили заметить, как тонки нити, связывающие Второго с материальным планом. Байронс понял, что скоро останется один. Теперь стало ясно, почему ему позволили участвовать в командной вылазке.

Опять одиночество.

«Ничто не исчезает».

«Знаю. Но знать и испытать – разные вещи; понимание не заменяет веры. И не дарует покой. Так не должно быть».

«Бояться, сомневаться, сожалеть – это ты. Это то, что ты дашь нам всем».

«Не слишком приятный подарок».

«Мы больше других нуждаемся в раскаянии и сомнениях. Нас взяли слишком далеко, но мы всё еще люди и должны ими остаться».

«Вред, который мы можем принести остальным...»

«Польза, которую можем принести только мы! Никто не видит людей так, как они видят себя. Никто, кроме нас. Когда мы изменимся, начнется другая история».

«Это всё, для чего существуют Скрипторы? Защищать свой вид?»

«Это половина. Мы храним память нашего Потока, наравне со Скрипторами других существ. Мы оберегаем жизнь нашего вида. Но когда придет пора перемен, мы станем теми, кого будут судить за всех. Из того, что мы принесем в Океан, родится будущее».

«Вот как. Это правда? Или догадки?»

«Это часть твоей истории. Придет время, и ты дашь свой ответ преемнику».

Дэн протянул руку и медленно толкнул дверь. Она беззвучно рассыпалась в пыль. Он шагнул вперед, в расцвеченную рунами-искрами полутьму, прикрыв собой единственный выход. Он хотел знать, кого отпускает на свободу.

Вокруг подрагивал перенасыщенный магией воздух. Байронс вгляделся в стоящий возле стены силуэт: синяя мантия «спектра» изъедена пепельными язвами. Он узнал Вестника из Дельга. И после всего отчего-то удивился, что это всего лишь маленькая девушка в джинсах и растянутом светлом свитере. Она стояла к нему спиной, прячась от догорающих светлячков; тени углем очерчивали ее тело. Она обернулась, доверчиво шагнула к нему, не испытывая ни удивления, ни тревоги; благодарно кивнула. Он поймал улыбку в светлых глазах и снова испугался серого на синем. Но их обоих стремительно увлекало течением – только, в отличие от Дэна, она не оглядывалась. Байронс не осмелился ни о чём спросить. Тогда она бережно отстранила его и вышла из комнаты, а он, опомнившись, бросился следом.

Дэн нагнал ее только на лестнице. Замок больше не удерживал их с прежней силой, и они скользили вперед легко – она первой, он – отставая на полшага. Вскоре выяснилось, что лестница, по которой он поднялся, не была настолько простой, как показалось вначале: в нескольких местах путь ветвился, но девушка каждый раз безошибочно выбирала направление. Она засомневалась лишь однажды, и тогда Дэн схватил ее за руку и безмолвно потянул за собой.

Почти у выхода их ожидал сюрприз.

Там, где лестница должна была в последний раз круто упасть вниз, она внезапно повернула направо. Дэн поискал иллюзии, но тщетно – камень был настоящим. Более того, это был камень Астоуна, а, стало быть, телепорт им был заказан. Девушка вопросительно заглянула Байронсу в лицо. Тот пожал плечами, и они двинулись по единственному открытому пути.

Вскоре лестница закончилась и они выбрались на просторную галерею. Зимний ветер, не мешкая, вцепился в волосы. Сквозь узкие бойницы по левой стене просвечивал закат, разрисовывая иней на полу в желтый и фиолетовый. Коридор шел по кольцу, изредка обнадеживая проемами со снесенными с петель дверями. В конце концов им пришлось остановиться, чтобы выбрать направление. Дэн оглянулся на девушку – она ежилась и растирала покрасневшие ладони, игнорируя его вопросительно приподнятые брови. Он стянул с себя плащ и попробовал закутать ее, но она отстранилась. Байронс нахмурился. Поворчал и насильно нахлобучил на нее плащ. Девушка как будто смирилась, закрыла глаза и стала прислушиваться. Через мгновенье уверенно указала налево. Внутренний компас Дэна разделил вероятность пополам, но он решил довериться ее чутью.

Они снова помчались по влажным камням, то и дело натыкаясь на рунические обелиски, похожие на верстовые столбы, – с той лишь разницей, что столбы обычно не пытаются лишить прохожих сознания, выбрасывая под ноги заклинания-ловушки. Пару раз Дэн едва не споткнулся. Наконец его спутнице надоело скакать резвой ланью: она наложила на обоих «Сильф» и полетела в полуметре над полом. Байронс мгновенно начал отставать. Легкость, с которой она пользовалась магией, и ловкость, с которой пряталась от замка, впечатлили его до глубины души.

Через пару минут они нашли потайную дверь, а за ней – лестницу, ведущую вниз. Дэн заговорчески подмигнул напарнице, и оба принялись перебирать заклинания-отмычки. Вскоре Дэн сравнял счет за обелиски, нащупав верную комбинацию.

Внезапно девушка подалась назад. В ту же секунду Дэн почувствовал постороннее присутствие, но сотворить иллюзию и спрятать их не успел: дверь открылась сама, костистая фигура Тано заслонила свет из бойницы, рядом с ним незамедлительно возник Алекс Райн. И все четверо замерли. Ни один не ожидал увидеть то, что увидел. Вслед за немой сценой несколько мгновений волочилась тишина.

– Тэа. – Райн медленно произнес ее имя. Она глубоко и резко вздохнула в ответ, и в то же мгновенье он поймал ее «Арканом».

Она инстинктивно взвилась в воздух, пытаясь уклониться от атаки, но недооценила его силы. Райн не дал ей сорваться. Она дернулась, вновь подалась назад; ее всё сильнее раскачивало из стороны в сторону. Дэн понял, что она не справляется, и шагнул вперед, прикрывая ее щитом. Глаза Райна почернели, на висках выступила испарина. Отступать он не собирался.

– Дайте ей уйти, – Дэн поставил второй барьер, продолжая теснить Алекса.

– Нет. – Райн двинулся напролом, но споткнулся о преграду. Ярость пробрала его до дрожи. Он занес руку, готовя что-то мучительно неприятное для Дэна – тот почувствовал, как заныло некогда сломанное плечо.

– Алекс, стой, – Рональд схватил его за запястье. – Не надо.

– Уже на его стороне?

– Если он здесь, то мы все на его стороне.

– Нет. Я – на ее стороне, и я не дам ей уйти.

Девушка поднялась над полом еще выше; стало видно, что она сопротивляется изо всех сил. В ее глазах тоже замерцала злость, по волосам заплясали желтые искры.

– Да отпусти же меня, черт побери! – она рванулась, швырнула в Алекса незнакомое заклинание, от которого воздух вокруг завибрировал и скрутился в стеклянную воронку. Удар накренил Райна. Сквозь окутавший его кокон стало видно, как прозрачные щупальца рвут одежду и всё то, что было под ней. Но Тэа продолжала давить.

Рональд застыл, Дэн ждал указаний Тэа.

– Я не... позволю... – Алекс согнулся сильнее, и девушку рывком потащило ему навстречу. Всё это время они смотрели друг другу в глаза, в одинаково черные от напряжения и злости. Дэн подался к Тэа, усилил оба барьера, и ее движение замедлилось. Райн больше не обращал на него внимания, стеклянные стебли почти добрались до его шеи.

Эти двое слышали только себя.

Тэйси, восковой куклой стоявший за спиной Алекса, ожил и обернулся. Из сгущавшейся позади него темноты выпрыгнула тонкая фигурка: застучали по каменным плитам подкованные ботинки – рыжеволосая девочка появилась словно из ниоткуда. Впрочем, в этом сомневаться не приходилось.

Дэн догадался, что к ним пожаловала Изабелла.

Она остановилась рядом с Алексом и все заклинания мгновенно отозвались. Оба сцепившихся мага замерли – оглушенные и вырванные из пике неоконченной дуэли. По рукам Райна потекла кровь. Капли зачастили на разбитые магией плиты, заполняя трещины. Рональд положил ладонь на плечо девочке, та послушно кивнула. Исцеление заняло несколько секунд. Затем она взяла Алекса за руку и повела за собой. Дэн вздрогнул, когда они пересекли установленную им границу.

Тэа наблюдала за их приближением безропотно, как подвешенный за шею зверек. Когда они остановились в шаге от нее и Алекс протянул к ней руки, она ухватилась за них испуганно и неловко. Ее медленно опустило на каменный пол.

– Позволь ему помочь, – сказала Изабелла.

*                      *                      *

Астоун

21:40

Эшби поскребся в дверь и, получив разрешение, тихо вошел. Стемнело, по стеклам стучал мелкий дождь. Никто не позаботился опустить портьеры, и было видно, как над замком кружат взбитые ветром облака. Впрочем, в комнате было не намного светлее. Шипел огонь. Дрова сильно прогорели, сквозь защитный экран свет почти не проникал в комнату, оставляя по углам черные тени.

Люди сидели полукругом. Двое – Алекс и Тэа – прямо на полу. Рональд угнездился в высоком кресле. Дэн, запрокинув отяжелевшую голову, полулежал на любимой софе леди Каталины, затканной драконами. Только Изабелла, поджав ноги, с любопытным видом восседала на кофейном столике, явно наслаждаясь тем, что никому не приходит в голову призвать ее к порядку. Странная тишина, покачивавшаяся между ними, мягкая, не томительная, говорила о многом.

Эшби беззвучно поставил на камин поднос с горячим кофе. Испросив взглядом разрешения, подбросил дров в огонь. Пламя прянуло гудящей волной, по лицам побежали яркие тени. Старик хотел задернуть портьеры, но Алекс остановил его. Мчащееся над океаном небо светилось палевой дымкой.

Дворецкий вышел.

Изабелла мгновенно соскочила со столика, подбежала к стынущему кофе и принялась прытко разливать его. Когда всё было готово, вернулась на прежнее место и вызвала дюжину неярких огоньков, гирляндой повисших над центром комнаты. Рональд перевел взгляд на Тэа, сидевшую возле стены с отсутствующим видом. Девушка не сменила ни позы, не выражения лица с тех пор, как они пришли.

Алекс, пристроившийся рядом, устало глотал кофе. Тэа внезапно вздрогнула, метнула в него взгляд, от которого тот едва не поперхнулся. Она смутилась, вцепилась в свою чашку и попыталась спрятаться за ней по самые брови. Это было трудно – с чашкой размером с наперсток. Изабелла тихо захихикала.

– Что не так? – мягко спросил Райн.

Тэа отрицательно помотала головой. Алекс пожал плечами. Она вздохнула и опустила лицо.

– Прости... за сегодняшнее... – пробормотала она.

– Не нужно извиняться.

– Как хочешь.

– Что теперь?

– Не знаю.

– Ты позволишь нам помочь тебе... с чем-то?

Она отставила чашку и крепко обхватила себя за плечи. – Не уверена, что стоит.

Изабелла подняла указательный палец и торжественно провозгласила: – Расскажи. Им можно.

Лицо Тэа исказилось. Алекс сощурился, наблюдая за ее нервно заблестевшими глазами, Дэн изогнулся на софе, стараясь не пропустить момент.

– Можно, – повторила Изабелла. – А, чуть не забыла! Мистер Эр. просил передать.

Прямо перед носом Тэа возник тонкий конвертик. Она резко схватила его в воздухе – прежде, чем тот успел упасть, и тут же надорвала. Стремительно пробежала глазами по немногочисленным строчкам.

– Директивы в нашу пользу?

Она кивнула. Алекс выжидательно приподнял брови. Тэа нахмурилась, ее явно коробило от мысли, что карты вот-вот будут раскрыты. Решение далось ей с трудом.

– Я не стану объяснять всего: это долго и излишне, если речь идет исключительно о поддержке с вашей стороны, – угрюмо заявила она.

– Короче говоря, никаких расспросов?

– Сколько угодно. Но никаких гарантий, что я отвечу.

– В чём заключается дело?

Девушка вздохнула и засунула письмо в карман джинсов. – Нужно убить человека.

– Ар-фаре! – в один голос рявкнули Рональд и Дэн.

Теперь Тэа пожала плечами, предоставляя им самостоятельно переваривать новость.

– «Арфаре»? – переспросил Алекс, но никто не обратил на него внимания.

– Тэа, такой радикальный метод... он, что – единственный? Почему бы не воспользоваться нашими...

– Нет, – резко перебила она. – Этого человека ничто не удержит. Точнее, всё будет оборачиваться в его пользу, зато жертв прибавится.

Байронс неловко ухватился за спрятанный под рубашкой Ключ: – Ты абсолютно, совершенно уверена?

Она, не колеблясь, кивнула. – Всё еще хотите участвовать?

Старик и Дэн повесили головы. Алекс взял Тэа за подбородок и развернул лицом к себе: – Зачем мы должны убить человека?

– Чтобы он стал недееспособен и не смог повредить другому человеку.

Дэн понял, к чему она клонит: – Эмили Дэй?

Тэа кивнула: – И Ивэн Гор. Мы должны быть уверены, что они проживут достаточно долго. Мужчине ничего не угрожает, но желательно перестраховаться.

– И кого мы собираемся убивать? – тихо спросил Алекс.

Тэа внезапно смешалась. Ее взгляд задергался из стороны в сторону, пока не добрался до кофейного столика.

– Не беспокойся, – Изабелла улыбнулась ей – по-взрослому и почти ласково.

– В самом деле?

– Она – моя мама. Но она... делает плохие вещи. Очень плохие.

Алекс перехватил недоуменный взгляд Тэа, но та немедленно отвернулась прочь.

– Речь идет об Элинор Уэйнфорд.

– Я понял. Стало быть, мы должны охранять этих двоих – Эмили и Ивэна... Гора.

Алекс запнулся. Он словно только сейчас расслышал второе имя. Рональд кивнул, подтверждая догадку: – Да-да, сын тех самых эмигрантов.

– И Тэа... Это ведь не случайно?

– Излишний вопрос.

– Но откуда такая уверенность, что Элинор собирается причинить им вред? Предвидение?

– Да, и нечто более существенное. – Тэа резко прервала готового пуститься в объяснения Рональда. – Простите, не хочу обидеть никого из присутствующих, но давайте для начала обсудим наши действия.

– Что мы можем предпринять? – Дэн пришел ей на помощь, заметив, что Райн снова собирается учинить допрос с пристрастием.

– Главное – не спускать глаз с Эмили. Придумайте способ обезопасить ее от Элинор до тех пор, пока я не разберусь со своей частью.

– Ты собираешься сама?..

Тэа спокойно встретила взгляд Дэна: – Другие варианты не принимаются.

 У Алекса дрогнули уголки губ.

– Еще одна вещь, которую необходимо озвучить, – отчеканила она следом. – Если вы хотите принять участие в Охоте, вам придется мне подчиняться. Слепо.

– Элинор думает повторить покушение Каталины?

– Да. Она убьет Эмили по той же причине, по которой Каталина убила Тамару Гор. Она одержима жаждой мести своей покойной предшественницы и практически не разделяет себя и ее. Она видит в Ивэне другого человека – его отца.

– Но почему ар-фаре? И как Скриптор мог ввязаться в это?

– Уже двое Скрипторов, – эхом отозвалась Тэа. – Могу утешить: на вашем «спектре» соучастие не отразится. Если верить Второму... Впрочем, вы и убить ее не сможете, даже если бы захотели.

– Мало кто может похвастаться подобной неуязвимостью, и Элинор Уэйнфорд не похожа на такое существо.

– Дело не в ее личных качествах или умениях.

– Тогда в чём же?

– Со временем поймете.

– При всём, что я знаю о нашей мисс Уэйнфорд, это кажется мне странным... – тихо пробормотал Байронс и одним махом допил остывший кофе.

Молчавшая во время их разговора Изабелла зашевелилась на столе: – Она просто не может понять, как быть счастливой.

Алекс обернулся к ней одновременно с Дэном. Девочка разглядывала узор на ковре. – Каждый ищет покой для своего сердца, но она не может успокоиться. Не умеет. Вот и прячется в то, что осталось от Каталины, потому что... потому что та мертва и спокойна.

– Она тоже хочет умереть?

Изабелла отрицательно покачала головой: – На самом деле, никто не хочет. Даже те, кто умирают по собственной воле.

– Тогда, может быть...

– Нет. Иначе она добьется своего.

– Ты уверена? – Райн чувствовал, что сегодняшние откровения ему вместить сложнее, чем все предыдущие месяцы видений. Слова о матери из уст этой крохи – тихие, но тяжелые, как камень, свалились на самое дно его души.

– Она уже убивала.

*                      *                      *

Тэа незаметно подошла к Дэну. По ее глазам он понял, что она собирается о чём-то спросить. Вид у нее был болезненный, несмотря на попытки держать себя в руках.

– Да, Тэа?

– Этот человек, который помог вытащить меня из замковой кладовой... Ты хорошо его знаешь?

Дэн помолчал, раздумывая над ответом. Девушка нерешительно переминалась с ноги на ногу под напряженным взглядом разговаривавшего в стороне Алекса.

– Он – Второй Скриптор.

Она удивленно склонила голову набок: – И это всё?

– Хм. Мне показалось, что ты знакома с ним дольше, чем я.

– Наверное...

– Знаешь, я принимаю твое желание не делиться информацией, но некоторая откровенность пошла бы нам на пользу. Не находишь?

Ее глаза потемнели. – Прости, Дэн. Не могу.

– Что ж, ладно.

Он уныло кивнул и хотел отойти, но Тэа удержала его новым вопросом:

– Ведь Скрипторы обычно только наблюдают?

– В основном. Вмешиваться опасно, даже когда есть такая возможность. Мы предвидим некоторые вещи, но не в состоянии безошибочно спрогнозировать все последствия. Правда, иногда Океан не предлагает, а приказывает. А ты?..

– Да, я знаю, что называют Океаном. Значит, Ростов выполняет Его волю?

– Ростов? – Дэн неловко повторил русскую фамилию. Тэа, не удержавшись, слабо улыбнулась.

– Дмитрий Ростов. Это то имя, под которым я его знаю. Не факт, что оно настоящее. С ним не проверишь.

– Ты с самого начала действуешь под его руководством?

Она кивнула.

– И тебе это не нравится?

– Не имеет значения.

– Есть безошибочный способ понять, когда Скриптор подчиняется Океану, а когда работает сам по себе.

Тэа внимательно уставилась Байронсу в глаза.

– Уровень поддержки. – Дэн был бы счастлив, если бы она перестала сверлить его таким взглядом. – Как бы ни был силен Скриптор, есть вещи, которые ему не по плечу. Когда мы решаем действовать по собственной инициативе, мы всего лишь очень сильные маги. Но если в игру вступает Океан, то можно увидеть такое... Короче, если ты – маг, видела чудо, значит вмешался Океан. Тогда при любом исходе события должны принести больше пользы, чем вреда.

– Чудо...

– Знаешь, Скрипторы не склонны вредить людям, поэтому я в некотором замешательстве... Я об убийстве.

– Я и сама в замешательстве, Дэн.

– Ты видела... чудо?

Она опустила голову. – Возможно.

– Если у тебя есть сомнения, то это не то.

– Чего я только не видела за последнее время. – Ее лицо из отстраненного стало грустным.

– Может, я слишком мало знаю о Скрипторах, но мне трудно поверить, что один из нас приказал тебе убить человека.

– Даже убийцу вроде Элинор? Нет, не делай такое лицо – я знаю, что ты «праведник» и так далее.

– У Скрипторов есть свой кодекс, и...

– Ты прав. Он не приказывал.

– Что?!

– Он просто рассказал, что произойдет, как и почему. Предоставил мне выбор – оставить Элинор в живых и... создать неприятности огромному количеству людей, или уничтожить ее. Поэтому убийца здесь я, а Ростов не имеет к этому отношения.

– Но он же помогает тебе! Получается, что он спровоцировал тебя, а не остановил!

– Тише, Дэн... Послушай. Я знаю, что вы делаете с такими, как Элинор – пытаетесь сделать их «праведниками» или изолируете, но ее вы не удержите. Эмили вы спасти не сможете. Я знаю, что в вашем Кодексе никогда насильственно не жертвуют одним ради общего блага, и я с этим согласна. Была согласна.

Лицо Байронса окаменело. Она замолчала, но он не проронил ни слова, чтобы переубедить ее или осудить. Тэа обхватила себя руками, словно ей стало зябко.

– Если подтвердится, что Элинор инициирована, у меня будет шанс подтолкнуть ее к самоуничтожению, не нанося последний удар. А заодно не придется нарушать ваш ордер на Охоту. Кажется, он уже почти истек? – Она усмехнулась. – Посмотрим.

– Даже это не пройдет без последствий.

– Знаю. Поэтому я не хочу, чтобы вы ввязывались. Да и можете ли вы себе такое позволить?

– Ростов же смог.

– Дэн, одна из причин, по которой я не рассказываю всего... Я не хочу, чтобы вам пришлось делать выбор вслед за мной и Ростовым – поверь, в эту игру невозможно выиграть. Я хотя бы могу на что-то повлиять, а вы просто станете свидетелями. Мы хотим свести последствия к минимуму, поэтому чем меньше людей понимают суть, тем лучше. Конечно, у меня есть личные мотивы... Но об этом я тоже говорить не хочу.

Дэн попытался почувствовать негодование, разозлить себя, но у него не получилось. Короткий разговор с Ростовым, взгляд Тэа – мысль о том, что она взвалила на себя такую ношу, – подкашивали его гнев. Больше всего ему хотелось обнять стоящую напротив девочку и сказать, что они что-нибудь придумают, и ей не придется по доброй воле совершать то, на что ни один из них не имел права.

– Может, я дурак и в скором будущем ренегат, но я не могу проигнорировать просьбу Ростова. Я попытаюсь тебе помочь.

Тэа вскинулась, посмотрела на него. Что-то дрогнуло в ее лице. – Спасибо.

– Не знаю, что скажет Тано и его «святое семейство», но Райн точно пойдет за тобой хоть в ад. А он сильный союзник.

Тэа нервно опустила руки, оглянулась на Райна и Тэйси, наблюдавших за ними уже безо всякого стеснения.

– Дэн. – Она потянула его за край рукава. – Раз ты Скриптор, то ты всё можешь увидеть сам. Так?

– Пока нет. Океан не позволяет.

– И обо мне тоже ничего?

Байронс кивнул.

– Тогда можешь пообещать, что если даже узнаешь, не расскажешь никому? – Тэа требовательно заглянула ему в лицо, и он увидел, что в ее глазах стоят слезы. – Никому, Дэн, пожалуйста.

Он ответил даже слишком поспешно: – Мы ничего не рассказываем. Просто храним память о событиях.

Она выпустила его рукав. – Обо всех?

Дэн не понял странной нотки в ее голосе, но согласно кивнул.

Тэа внезапно счастливо улыбнулась. – Спасибо.

Глава четырнадцатая

6 марта, 08:02

Последние полчаса Элинор развлекалась тем, что наблюдала за сутулым человеком, беспокойно сновавшим перед ее нынешним домом. Его закутанный в черное силуэт маячил на границе между освещенным тротуаром и соседней подворотней. Похоже, он собирался метаться до самого полудня. Ричарда всегда приходилось подталкивать, словно застрявшую в горле кость, но его повадки одновременно раздражали и умиляли.

– Ну, давай же, Дик. – Элинор встряхнула аккуратно уложенными волосами, быстро взглянула на часы. – Анна!

– Да, миледи?

Пухлая немолодая женщина появилась на пороге, почти с головой скрытая кипой свежевыглаженных пеленок. Взглянув на Элинор, она немедленно свалила их в кучу на кофейный столик и начала одеваться.

– Ты хорошо запомнила его лицо?

– Да, мисс Уэйнфорд.

– Подойди как можно ближе – он не должен тебя пропустить.

Толстуха проворно замотала на себе шаль и широко улыбнулась в ответ:

– Вы уверены, что вам не потребуется помощь, миледи? Я могу позвать мужа... на всякий случай.

– Ты собралась? – Голос Элинор прозвучал спокойно, но женщина поспешно отвернулась, подхватила хозяйственную сумку и засеменила к выходу.

– Не раньше, чем через три часа! – бросила вдогонку Элинор.

– Да, миледи. Я вернусь к половине двенадцатого. – Она сделала несколько шагов, потом вдруг замешкалась и снова обернулась со смущенным видом. Она знала, каким образом хозяйка отреагирует на ее просьбу, но беспокойство пересилило страх. – Малышка проспит не больше часа. Ее нужно будет покормить, а я не уверена, что Герберт... Ну, он может заснуть или...

– Это проблема твоего мужа, не так ли?

Миссис Кейтвуд кивнула и открыла входную дверь. – До свидания, миледи.

Элинор повернулась к ней спиной, не дожидаясь, пока щелкнет замок. Ее неистово притягивала льняная занавеска – каждую минуту, когда Ричард не был на виду, можно было считать потерянной.

Как же он неловок. Элинор по-детски засмеялась, увидев, как бодро вышагивавшая экономка налетела на прячущегося в тенях Ричарда. Тот отскочил, поспешно извинился. Его взгляд заметался по окнам, слепо ударяясь о льняную занавеску. Удивительно, что он зашел так далеко.

Ричард был отъявленным лгуном и наиболее умело братец лгал самому себе. Он всегда с легкостью слеп, если что-то оскверняло его душевную бездеятельность, предпочитая лишние кандалы необходимости шевелить своими прекрасными худыми руками. Правда, еще больше он любил вставать в позы, и некоторые даже казались достойно сыгранными. Но после похорон Виктории Элинор почти поверила, что он готов изменить старым привычкам. Еще ни разу в жизни она не была так близка к тому, чтобы купиться на его взгляд умирающего от голода мученика. Скорее всего, он по старой памяти играет в рыцаря. Но чего он на самом деле хочет?

Она знала.

Через четверть часа Элинор услышала его шаги на лестнице. Она ящерицей юркнула в замаскированную кладовую и затаилась, прижимая к губам холодные пальцы. Несколько секунд пришлось провести не дыша, пока Ричард возился с замком, неумело орудуя отмычкой. Наконец металл поддался и дверь торопливо скрипнула. Элинор прижалась к косяку, наблюдая через предусмотрительно проверченный глазок, как брат вошел в комнату, беспомощно обшаривая взглядом углы. Она позволила ему насладиться разочарованием. Затем он принялся метаться, ища, куда она могла спрятать ребенка – и двигался на удивление проворно, не стесняясь при этом разбрасывать ее вещи и бумаги. Когда он приблизился к кладовой, Элинор отступила вглубь коморки и, раскинув руки, облокотилась о стену. Дверца поддалась без усилий.

Давненько она не производила такого эффекта – словно он наткнулся на изъеденное молью платье. Ричард безучастно уставился на нее, зацепив пальцы за край воротника. Видимо, она чересчур критично оценила его умственные способности.

– Ну же, братец, изобрази хоть немного чувств – а то ты выглядишь, как покойник.

– Лучше бы так и было.

– Ах, неужели? Стало быть, ты пришел сюда для свидания с Викки. – Она рассмеялась. – Нет, даже не надейся. Здесь никого, кроме нас.

Ее насмешливый голос вогнал его в еще большую бледность:

– Чего ты от меня хочешь?

– Ничего сверхъестественного. А вот для чего пришел ты?

– Мне нужна девочка.

Элинор громко расхохоталась: – Подумать только!

Привыкший к ее пошлым шуткам, Ричард подхватил намек и зло стиснул зубы. Она протянула к нему руку: – Давай же, братец. Давай присядем и поболтаем, как в старые времена.

Он резко подался назад. – Нет.

– Ты сегодня какой-то дикий. Слишком долго гулял на свежем воздухе?

Ричард не сводил с нее глаз. Ее медленные передвижения по комнате заставляли его напрягаться всем телом.

– Оставь, Элли, я слишком устал от тебя.

Она остановилась. Взглянула на него без привычной сладкой злобинки. Он вобрал этот облик с нежностью, с уже бесцельным сожалением. Элинор погрустнела. Ее плечи поникли, она обхватила себя руками, пытаясь закутаться в тонкое платье.

– Что ж...

– Ты знаешь, что я пришел за ребенком Викки. Прошу тебя, верни девочку.

– А если я не смогу этого сделать?

Ричард покачал головой. – Я не верю, что ты...

– ...убила невинную малышку? – Ее взгляд остался таким же открытым, как и прежде. Ухватив спиралевидную прядку, она прикрыла ею правый глаз. – Скажи, какая разница: младенец или женщина? Или бродячая собака? Большинство из них не могут защитить себя. Не спасают ни руки, ни зубы.

– Мне нет дела!.. – Он сжал кулаки и шагнул вперед. – Просто скажи, что ты ничего с ней не сделала!

Элинор вздохнула, потерла обнаженные плечи. – Холодно.

– Элли?! Ради бога, скажи, что ты...

– Я не убила ее.

Ричард прижал ладони к горящему лбу, затем с силой растер виски. Элинор смотрела на него с жалостью и нежностью, он чувствовал ее взгляд так же живо, как тогда на кладбище. Подняв лицо, выдавил с мольбой и едва слышно: – Верни ее, Элли. Пожалуйста.

– И что потом? – прошептала она в ответ.

– Я останусь с тобой.

Она рассмеялась – уже сквозь подступившую к горлу резь.

– Я лишь хочу позаботиться, чтобы ее пристроили в хорошую семью. Это всё, о чём я прошу. Она никогда о нас не узнает. Прошу, Элли! Потом я вернусь и буду делать только то, что ты захочешь. – Он удерживал ее взгляд, с удивлением наблюдая влажный блеск в уголках не злых зеленых глаз. Слезы всегда его трогали. – Не плачь.

Она сделала к нему шаг и он не отстранился. Она протянула к нему руки и оперлась о его грудь. Он не стал ее отталкивать.

– Как странно...

Ричард заставил себя пошевелиться в ответ на ее голос. Неловко обнял, стараясь не касаться обнаженных плеч.

– Тебе страшно? Плохо? – тихо спросила Элинор.

Она никогда раньше не задавала таких вопросов.

– Не знаю.

– Я отдам ребенка. Но сперва кое в чём признаюсь. Если после нашего разговора ты подтвердишь, что сделка в силе, будет по-твоему.

Он кивнул.

Элинор подвела его к софе и заставила сесть. Устроилась рядом, сложив руки на коленях. – Это о нашем прошлом.

Он ждал любого начала. Откровений о смерти Виктории или перечисления всех смертей – это было в ее духе, и он заранее смирил себя. Побыть ее исповедником – не столь большая плата за жизнь ребенка. Он уже был далек от собственных мучений, от вопроса, почему его жизнь превратилась в замерший под снегом кошачий труп. Он как раз наткнулся на один по дороге, и эта мысль показалась ему неуместно реалистичной. То, что сейчас происходило – беседа между сидящими рядышком братом и сестрой – всё это было снаружи, с кем-то другим; они же медленно дрейфовали в звенящей тишине, на холодных шелковых тряпках. Обложка для истории о детях, взбесившихся от собственной крови. Они всегда верили в свою особость. И они были особенными. «Может ли это оправдать нас? Хоть немного? Хоть что-то в нас? То, что по утрам мы не можем просто открыть глаза – мы вскакиваем в ужасе, а сердце жесткое и сопротивляется... И всё выворачивается к ногам...»

– Дик. – Он вздрогнул. – Ты думаешь о нас?

– Ты тоже?

Она кивнула. Он взял ее за руку, словно на первом свидании. Она слабо улыбнулась. – Я видела это во сне.

– Расскажи.

– Ты и я, вдвоем – как сейчас. Где-то далеко, и всё в белом цвету. Ты держишь меня за руку. Я рассказываю тебе сон... Потом... Потом я раскрываю тебе свой самый большой секрет. – Она повернулась к нему, сильнее сжала его ладонь; ее пальцы заметно дрожали.

– Есть секрет, о котором я не знаю?

– Да. – Она оперлась коленями о край софы, прижалась лбом к его плечу. Ему пришлось поддерживать ее, чтобы она не упала. – Я и Викки... Мы всегда были вместе и мы любили друг друга, что бы они ни думали. Но мы... Мы знали, что рано или поздно всё развалится...

Ричард запрокинул лицо, с трудом сдерживая истерически учащающееся дыхание.

– Когда мне было пять, Викки столкнула меня в бассейн. Помнишь? Я едва не утонула. Ты чудом вытащил меня в последний момент. Я никому не рассказала, что это была она. Но каждый год в этот день – шестого июля, Викки извинялась, потому что... потому что каждый год она жалела, что я осталась жива.

Он молчал.

– Ты не веришь...

– Верю. Викки призналась мне перед тем, как я уехал учиться.

Элинор резко отпрянула. Ричард всё так же смотрел в потолок, на котором складывались в мостик солнечные лучи.

– И ты всё равно был на ее стороне... Неужели я тоже утонула для тебя в тот день? За что? Почему ты меня возненавидел?!

Он наконец посмотрел на нее, нежно погладил по топорщившимся кудряшкам. – Нет, Элли. Ты не умерла для меня в тот день.

– Почему же ты не сказал... Почему тебя не было со мной...

– Разве тебе это было важно тогда? – Он стер мокрую дорожку с ее щеки. – Элли, сейчас ты помнишь об этом только потому, что тебя напугала смерть Викки.

Она бурно затрясла головой: – Нет! Но я поняла кое-что, когда у меня был выбор. – Она выпустила его ладонь. – Я выбрала тебя.

Его рука, поддерживающая равновесие в их неустойчивом положении, подогнулась, и они упали на пропахшее фиалкам покрывало. Он попытался подняться, но Элинор прижалась к нему, рассыпая волосы по его обнаженной шее. Ричарда окатило знакомым тяжелым возбуждением. Пальцы против воли коснулись ее спины.

Так это рано или поздно заканчивалось, и каждый раз он уползал от Элли с воем. Он чувствовал себя преданным, изгаженным. Но каждый раз оставалась крохотная надежда, что однажды его от этого избавят. Что однажды он исчезнет в другом мире, и она никогда больше не коснется его своими тонкими пальцами. И он не коснется ее в ответ. Этой надежды больше не было. Он продал себя, добровольно согласился с тем, что отныне так и будет, что ему некуда бежать. Что он больше не захочет бежать... И внутри повисла тишина.

Не чувствуя сопротивления, Элли расстегнула на нем пальто, запустила руки под рубашку. Ричард больше не вырывался.

– Знаешь, мой секрет... это то, что я люблю тебя.

Он крепко обнял ее. – Элли.

Она в ответ прижалась к нему всем телом: – Ты должен понять... Викки... Не потому, что она могла выдать меня. Не потому, что она ушла от меня. Не потому, что она оставалась твоей принцессой, и ты защищал ее... Я сделала это потому, что не могу любить вас обоих. Не вышло... Ведь она такая же, как я, и даже если бы ты любил в ней меня, это было бы невыносимо! – Он молчал, медленно гладя ее по голой спине. – Викки тоже знала... Она просила... просила передать тебе, что тоже...

Элинор задохнулась слезами.

Он рывком перевернул ее на спину и заставил открыть глаза. – Элли. – Она кивнула, но не смогла вымолвить ни слова, только беззвучно шевелила губами. – Ты и я, Элли. Ты и я, и больше никого никогда не будет.

Она опустила ресницы. И он подумал – как же это хорошо, что ему больше не нужно бежать.

*                      *                      *

09:17

– Дэн, это Фокс. Мой подопечный покинул дом. Подожди минутку... У него на руках ребенок. Сейчас подберусь поближе. Да, так и есть... Хм? Хорошо. Я скоординирую вас, как только пойму, куда он направляется.

*                      *                      *

09:39

Ричард ввалился в свою квартиру и прижался спиной к двери. Сверток на его руках безмолвствовал всю дорогу. Он поспешно прошел в гостиную, опустил младенца на кровать. Приоткрыл край одеяльца – девочка мирно спала. Ричард заплакал. Его била дрожь, как вымокшего под дождем бумажного змея. Сквозь рыдания пробивался страх.

– Но с тобой всё будет хорошо, тебе никто не причинит зла. Никто из нас, обещаю.

Он погладил девочку по крошечной теплой щеке, встал и, пошатываясь, побрел в кабинет; по дороге механически вытряс из карманов мелочь и сбросил пальто. Добравшись до рабочего стола, выдернул нижние ящики и принялся рыться в бумагах. Нашел несколько разноцветных конвертов, вернулся обратно в гостиную и разложил документы на ковре.

Не прошло и четверти часа, как он почувствовал наэлектризованное покалывание в кончиках пальцев.

Ричард поднялся на ноги, подошел к по-прежнему спящей малышке.

– Они уже здесь, – он нагнулся и поцеловал ее. Затем вытащил из россыпи бумаг маленькую фотокарточку и положил рядом с ребенком. – Надеюсь, хотя бы на этот раз у меня всё получится.

Выйдя на балкон, он запрокинул голову и глубоко вдохнул несущийся навстречу ветер.

*                      *                      *

09:50

За дверью царила неподвижная тишина. Дэн почуял неладное. Спешно просканировал помещение, обнаружил лишь ребенка и, не раздумывая, приказал Коллинзу ломать дверь. Когда они ворвались в квартиру, их встретил веселый младенец, спросонья корчивший рожицы. Девочка задорно запищала, заметив их, а потом Грег Фитцрейн с протяжным стоном бросился к ней, подхватил на руки и прижал к себе, бормоча нечленораздельные нежности.

Дэн огляделся. Ричарда Уэйнфорда нигде не было видно. От сквозняка на полу призывно шуршали документы, и Байронс поскорее сгреб их, попутно дав команду осмотреть квартиру. Полицейские разбрелись по комнатам, а он принялся стремительно читать убористый почерк Уэйнфорда, поглядывая на воркующего над младенцем шефа. Дэн не успел осилить первой пачки, как Трей высунулся с балкона и поманил его к себе:

– Он мертв, Дэн. Покончил с собой. Раскромсал себе всю шею – да так, что...

Дэн молча посмотрел на застывшего Фитцрейна.

– Ясно. Запускай экспертов и возвращайся вместе с Джереми.

Трей кивнул и бочком промчался в направлении входной двери. Байронс снова уткнулся в документы.

Квартиру почти доверху заполонили коллеги, выстроившись живой очередью к подступам на балкон. Коллинз вместе со вторым офицером встали по обе стороны от Дэна, ожидая дальнейших распоряжений. Тот сравнял прочитанные документы в ровную стопку и поднял глаза на Фитцрейна. Его последующие слова остановили всё движение в комнате.

Первым опомнился Коллинз – его привела в чувство команда Дэна, и он неловко исполнил ее с непроницаемым лицом. Что и понятно: не каждый день ему доводилось арестовывать старшего инспектора Грегори Фитцрейна.

*                      *                      *

09:51

Элинор открыла глаза. В оставшемся от ночи полумраке растворялись стены и абажур потушенной лампы. Дик не выносил заниматься любовью при свете, и сегодня она впервые уступила ему. А солнце с такой прытью цеплялось за карниз задернутых штор... Жаль – если бы он не был упертым ханжой, она могла бы бесконечно долго любоваться его голубыми глазами.

Подняв руку, Элинор дотронулась до горла. Глотать было невыносимо больно. Она повернулась на бок, с трудом спустила ноги с кровати. Тело не слушалось, из носа пошла кровь.

Сегодня она впервые был счастлива тем, что имеет, дикое жжение внутри прошло. Она позволила себе не ожидать ежесекундного удара, всего несколько мгновений всецело принадлежать себе...

Кровь заливала покрывало.

В тот момент, когда он со всей силой сжал ее горло, она даже не попыталась остановить его. Должно быть, поэтому он не смог довести дело до конца. А теперь на коже останутся синяки. У Дика крепкая хватка, несмотря на малоподвижный образ жизни.

Девушка закрыла глаза и села, опустив голову, чтобы остановить кровотечение. Ватная слабость постепенно отпускала. Ее завораживало то, как кровь капает на грудь и стекает вниз – это было самое нежное прикосновение в ее жизни.

«Нужно двигаться».

Элинор сгребла покрывало и тщательно вытерла себя чистым краем. К счастью, кровь прекратила хлестать куда не попадя. Оглядевшись, она убедилась, что Ричард не забыл ни одной из своих вещей. Значит, умчался без паники и наверняка успел проверить квартиру этажом ниже, о которой она по неосторожности проболталась слишком рано. Ребенка он забрал. Вернется ли он выполнить обязательства по их недавнему договору? Скорее всего. И тогда она сможет спросить, что означал его взгляд, пока он душил ее. Никто и никогда не смотрел на нее с большей любовью. Даже Викки, и даже он сам, когда они были моложе.

Элинор приняла душ и быстро оделась. Тщательно прибрала квартиру, сложила в свою сумку испачканное покрывало и простыни. Взгляд в последний раз скользнул по кровати и плотным гардинам, проштопанным солнечными бликами. Кто бы мог подумать, что эта конура станет самым светлым из ее воспоминаний.

Она беззвучно рассмеялась и выбежала из комнаты. Минуя лифт, проскользнула на лестницу черного хода и через ступеньку поскакала вниз. Головокружение прошло – у нее было на редкость крепкое здоровье.

Когда до выхода оставалась всего два пролета, кто-то отворил дверь и вошел внутрь полутемного подъезда. Элинор немедленно застыла, сливаясь с тенями на стене. Скорее всего, это был кто-то из жильцов, но незнакомец тоже остановился, а затем глухо захихикал.

Напряжение спало.

– Гордон! – она бросилась вниз, прямо в его объятья.

– Скучала, солнышко?

Вместо ответа она впилась ему зубами в ухо.

– У тебя еще будет время рассказать, – он поморщился, радуясь, что она не видит гримасы боли на его лице. – Давай-ка. Нам нужно поскорее уматывать из города.

Она соскользнула с его объемистой шеи, чтобы поправить прическу: – Ух, какой серьезный тон. Не говори, я догадаюсь. Дик таки обвинил меня в похищении?

– И не только в этом. Он выдал всех. Наш человек в полиции успел кое-кого предупредить, но Фитца окольцевали в момент.

Лицо Элинор против всех ожиданий повеселело. – Неужели?

Гордон ощерился: – Знаешь, мне плевать на ваши семейные дрязги, но вы не в железную дорогу играете. По его милости мы все теперь на крючке, а на тебя лично натравили целую свору.

Она пожала плечами.

– Нам надо сматываться из страны, а лучше – из этой половины земного шара. И зарыться стоит поглубже, чтоб даже макушка не торчала.

– Мудро. Но я намерена прихватить Ричарда с собой. Не кривись, Гордон, я знаю, что это нелегко. Но осуществимо.

– Как скажешь, солнышко. Мы возьмем его в первозданном виде или сперва кремируем? Так он займет меньше места в багаже.

Впервые он увидел, как она хватается за его рукав.

– Сдал нас и покончил с собой, – пояснил он. – И с нами заодно.

Элинор согнулась, повиснув у него на руке, ее затрясло, словно раненную лошадь. Гордон решил, что она сейчас разрыдается – хотя его искренне поразила эта вспышка нежданной сестринской любви. Но она молчала. Всё, что он слышал – это стук ее зубов.

Потом озноб прошел.

Элинор распрямилась, оттолкнула его руки и сделала шаг назад. Белый шарфик на ее шее по цвету как раз сходился с лицом, но глаза были спокойными. Она аккуратно заправила за уши растрепанные пряди и улыбнулась ему знакомой, тонкой улыбкой.

– С меня хватит похорон. Пускай этим занимается наш новоиспеченный родственник.

– Вот и славно. Идем?

Она кивнула.

Они выскользнули из подъезда и не слишком быстро зашагали по блестящей мостовой.

Элинор осмотрелась: за ними пока никто не следовал. Значит, ее связь с Астоуном еще действовала, пряча их от любопытных глаз. Это не продлится долго, но у нее будет фора в пять-шесть дней, чтобы завершить начатое.

За углом показалась неприметная машина Марго.

– Дела плохи, – холодно бросила та, едва они забрались в автомобиль.

– Не трать время на оглашение очевидного.

– Не верю, что ты не предполагала подобного исхода. Что у нас в качестве контрмеры?

Элинор игриво приложила палец к губам: – Секрет.

– Прости, дорогая, но у меня нет настроения играть в шарады.

– Прямо сейчас тебе ничто не угрожает. Кроме меня.

Марго хохотнула и погромче включила местное радио – объявление об их розыске зачитывали настолько вдохновенно, что она тихо зашипела: – И так каждые полчаса.

– Мы тоже имеем право на пять минут славы.

– Последняя шутка Ричарда отбила у меня чувство юмора.

– Уймись, Брандт. По крайней мере, это действительно была последняя шутка. А вот у нас еще всё впереди.

– Просто мороз по коже, – буркнул Гордон.

Элинор вытянулась на сиденье, разминая онемевшие ладони. Марго, не видевшая сцены в подъезде, раздраженно следила за ее плавными движениями. Гордон поймал взгляд Элинор в зеркале и незаметно отвел глаза: ее спокойствие не внушало уверенности в завтрашнем дне.

Марго принялась постукивать по ободу руля, намекая на то, что им пора двигаться. Элинор обернулась к Гордону:

– Как он умер?

Тот сморщил широкий нос. Он давно ждал этого вопроса.

– Перерезал себе горло.

– Забавно. Обычно он падал в обморок при виде заусенца.

– Похоже, ты его крепко достала.

– Похоже на то.

– И куда теперь?

– В грот.

– Да ты рехнулась?!

– Элинор, нам нужно уехать из страны – и как можно скорее, – заворчала Марго. – Что за чудовищную глупость ты затеваешь?

– Замок недоступен, а мне нужно где-то отсидеться.

– Здесь?! В этом гадюшнике?

– Милая моя Элли, скоро все лазейки перекроют. Во главе шатии Дэн Байронс, а за ним – кто-то из твоих самых ярых поклонников уровнем повыше. Подумай, я рассчитываю на твое благоразумие. – Но тон Марго выдавал обратное.

– Понимаю. Поэтому и предлагаю вам не игнорировать собственные здоровые инстинкты.

– Ты хочешь, чтобы мы выбирались без тебя?

– Да. Мне помощь не нужна. – Она ласково погладила Марго по колену. – У вас достаточно средств, чтобы с комфортом отдыхать от местного климата год-другой. Не волнуйтесь, я свяжусь с вами через пару недель.

– Прости, но у меня есть сомнения на этот счет. Ты плохо представляешь, насколько хорошо нас обложили. Байронс – это только верхушка, признание Ричарда попало в подготовленные руки, ничего случайного в этом нет.

Элинор одарила ее одной из своих особых улыбок: – Что ты, я прекрасно осведомлена о происходящем. Советую вам не терять времени. Мы потолкуем о новой работе... скоро. Главное – позаботьтесь, чтобы наши люди не попали в чужие руки.

Марго собралась что-то возразить, но Гордон остановил ее, положив ладонь на плечо и весьма ощутимо надавив на ключицу. Он молча кивнул, заставляя Брандт согласиться со словами Элинор. Та поколебалась немного, но угрюмый вид Гордона настроил ее на верный лад.

– Чудесно. – Элинор кивнула, плотнее закутывая горло шарфом. – Если хотите, я могу покинуть вас прямо сейчас.

Марго покачала головой: – Нет смысла, особенно если ты уверена, что за нами еще нет хвоста. Мы подвезем тебя до скал.

Элинор поблагодарила, и ее взгляд немедленно убежал за проходящим мимо человеком.

Марго завела мотор и тронулась с места, распугивая сновавших перед машиной голубей. Гордон откинулся на спинку кресла. Улица измятой лентой полетела мимо, волосы Элинор заметались в потоке весеннего воздуха, хлынувшего через приоткрытое окно. Ему стало жаль эти изумительные волосы.

– Скажи, солнце, по чью же ты душу на этот раз?

Элинор обернулась, пригвождая его смеющимся взглядом. От ее чудесных волос отскакивали рыжие блики и слепили глаза.

Глава пятнадцатая

Отель «Прибрежный дом»

8 марта, 07:33

Дэн, отряхиваясь на ходу, шумно ввалился в гостиничный номер Тэйси. С его шляпы и плаща стекала вода, словно дождю нисколько не мешала крыша «Прибрежного дома». Стоявшие у двери Охотники поспешно отскочили в разные стороны.

– Мы снова не у дел. Контакт был короткий, я ее потерял. – Байронс стянул плащ и упал на диван. Поерзал, удобнее устраиваясь на подушках. – Сейчас прочесываем окрестности вокруг последней точки, трясем всех, к кому она могла обратиться за помощью – пока безрезультатно.

– Ты уверен, что мисс Элинор всё еще рядом?

– Я ощущаю ее присутствие. Указать направление не смогу – только примерную удаленность. Думаю, в ближайшие день-два мы ее снова засечем. Лучше порадуйтесь, что на «неправедников»-магов не нужен ордер и теперь мы можем гонять ее, пока нам не надоест.

Тэа взглянула на Дэна скептически, но сдержалась – всего полчаса назад она спорила на эту тему с Тэйси.

– А что насчет недавнего инцидента?

– Прости, Тано, не знаю. Просто почувствовал перемену в ее «спектре». К сожалению, всё, что имеет отношение к Элинор, туман в прямом и переносном смысле слова. Океан не желает делиться информацией. Я бы даже сказал, что Он играет на два лагеря.

– Лучше забудьте об Океане. – Тэа встала и прошлась по комнате, разминая уставшие плечи. Ненароком подхватила лежащую на столе карту города.

– Как же ты любишь категоричные заявления. Под солнцем всегда есть место для небольшого «может быть», ну же.

Она отрицательно покачала головой. – Океан не выбирает сторон. В нашем случае, поблажки и так достаточно велики.

– Интригует, что тут скажешь.

Тэа поморщилась; Рональд в очередной раз стоически принял отказ в откровенном разговоре.

– Извини.

– Что ты! – Он замахал руками. – Еще кофе?

Она неожиданно мягко посмотрела на старика, удивив присутствующих. Кивнула: – Было бы здорово.

Тэйси вскочил и промаршировал в соседнюю комнату. Дэн позволил себе улыбнуться. Тэа перехватила его взгляд и неловко улыбнулась в ответ:

– Так как там... с контактами Элинор?

– Большинство ее людей поймано. Мы пока не трогаем сухой остаток – может, что разузнают. Но сдается мне, она не станет искать помощи. Ее покинули даже самые прикормленные – Брандт и Гордон Стэнс. Этой ночью их перехватили ребята Тано. А раз она допустила, чтобы они ушли, то теперь рассчитывает только на себя.

– Они могли посамовольничать.

– Нет. Есть люди, которым не противоречат. И которые не противоречат.

– Что с Астоуном? По-прежнему?

Алекс вяло пожал плечами: – Всё еще прикрывает ее. Что-то вроде остаточного эффекта, но я не могу ускорить процесс.

– Сколько?

– Два-три дня.

– Понятно.

Тэа отложила карту и подошла к окну. Приоткрыла штору, вдохнула пахнущий жильем холод. Пена ночных огней почти истаяла, город потягивался длинными улицами. Начинало светать. Внутри саднило от одиночества.

– Она не оставит Гора.

– Смею заверить, у Эмили и Ивэна надежные опекуны, – подал голос Тэйси, входя с подносом наперевес.

– Чем дольше это тянется, тем меньше у нас шансов.

Алекс поднялся с узурпированного Байронсом дивана. Поискал, куда бы приткнуться, и ушел к завешенной простенькими акварелями стене. Привалился к свободному пятачку между заливным лугом и сгоревшей мельницей.

– Может, просветишь нас? – спросил он. – Я верю тебе, не хмурься.

Тэа криво улыбнулась, изображая благодарность.

– Просто хочу понять, почему человек, на которого охотится вся полиция Соединенных Королевств за компанию с Интерполом и... как вы именуетесь? – Рональд не успел ответить, – ...экипированной когортой магов, станет рваться к двум тщательно охраняемым людям вместо того, чтобы решать собственные проблемы. Хорошо, Элинор невменяема и она инициированный маг. Но ее способности ниже среднего – без оглядки на Астоун. Какие у нее шансы пробиться к Гору и его подруге?

– Хочешь еще час потратить на словоблудие?

Алекс не отреагировал на колкость.

– Я неправильно оцениваю потенциал Элинор?

– Более чем.

– Я настолько неправильно ее оцениваю?

Тэа огляделась, тоже подыскивая себе место: – Частично ты прав. У Элинор третий уровень и ее единственное преимущество в том, что ей посчастливилось жить в Астоуне.

– Но ты уверена, что она на равных с нами?

– Хуже. У нас всего лишь короткая фора.

– Почему?

Рональд и Дэн вежливо навострили уши.

– Сам факт, что за ней охотится «вся королевская рать», включая «когорту экипированных магов», не наводит на размышления?

– Они охотятся по твоей наводке.

– Нет. Просто наши цели совпадают.

– Не совсем.

– Ты о пункте «живой или мертвой»?

Алекс красноречиво не ответил. Тэа поступила обычным образом – улыбнулась без выражения, что означало бесполезность дальнейшей дискуссии.

– Что-то вроде «сами напросились»? – буркнул Райн.

Повисла тишина, Рональд вручил Алексу чашку с кофе и обернулся к Тэа. Та упрямо отвела взгляд. Она уже догадалась, что старик почуял ее слабость и теперь не преминет воспользоваться оказией. Тэйси улыбнулся.

Слоняясь с ними, она постоянно кормила случайные воспоминания, а те хотели еще – и вот уже верещали в полный голос, словно голодные птенцы. Иногда Тэа почти галлюцинировала – ей чудились голоса, она едва не путала имена. Конечно, Алекс был основной причиной. «Что и говорить, подруга, поистрепалась ты за этот год». Теперь новый опыт сказывался лишь на бесполезном трении нервов. Ее накрыла психическая перегрузка: «Сперва буду заговариваться по мелочам, а потом всё закончится – печальнее, чем обычно». Она перебирала в уме варианты. Нужно было ослабить узлы. «Вынужденное сбрасывание балласта, чтобы набрать высоту» – так бы сказала Алеся. От чего можно избавиться? Сейчас Тэа была рада даже тому, что ни один из ее новых знакомых не знает правды. Они не будут смотреть на нее с жалостью или с укором. Даже взгляд Байронса, грустившего по поводу предстоящего покушения на Элинор, не мог сравниться с этим разносящим на атомы сожалением в глазах доверившихся ей людей.

Конфиденциальность всегда была ее металлическим обручем – давившим, но позволявшим сохранять целостность. Без него она попросту развалится на части, а в нынешней ситуации ей даже некуда будет сложить обломки.

Рональд подал ей кофе, стараясь больше не глядеть в глаза.

– Алекс, – Тэа глубоко вдохнула запах арабики и имбиря. – Вспомни, что ты делал, когда искал меня. Существует возможность предсказывать вероятное развитие событий. У нас есть информация об убийстве Эмили. Как Элинор осуществит его, не имеет значения, главное – итог. Мы можем что-то изменить, но времени мало. Процесс движется по определенным рельсам, и чем ближе мы к моменту кризиса, тем скорее наш товарняк минует запасную стрелку. А мы всё ближе.

– Про предвидение я знаю.

– Тебя интересует источник?

Алекс кивнул.

– Он надежный.

– Что связывает тебя с Гором – помимо имени?

– Кое-что.

– Вы родственники?

– В какой-то мере.

– Твоя забота о его невесте выглядит очень личной, – Алекса заводила ее манера парировать вопросы.

– Холодно. Она мне никто.

Голос Тэа, как и прежде, прозвучал отстраненно, но формулировка ее выдала.

– Эмили тебе неприятна? – удивился Райн.

– Мне приказано ее охранять, а не любить.

Мужчины попробовали незаметно переглянуться.

– Не нужно гадать. Эмили – задание, но ради нее мне придется убить человека и подпортить свой «спектр». Не находите, что это повод считать работу неприятной? Давайте оставим эту тему.

– К вопросу о работе, – подал голос Дэн. – Когда будет первая дата?

– Уже была. Вчера, в двадцать три с минутами.

Байронс медленно приподнялся и повис на спинке дивана: – И ты не предупредила?!

– В этом не было необходимости. Мои действия дали очевидную погрешность на события.

– Очевидную? – Дэн ошарашено уставился на нее, чудом удерживая равновесие.

– Хотелось бы убедиться, что я правильно вас понимаю, – раздраженно вклинился Райн.

Дэн даже не оглянулся на него, продолжая сверлить Тэа волчьим взглядом.

– Первая дата – время предсказанного события в оригинале. В данном случае – смерти Эмили, – пояснил за него Рональд.

Дэн покачнулся и сполз обратно за спинку.

– Очевидную?.. – донесся оттуда его голос с выражением нескрываемого удивления.

– Всего лишь коррекция одного предсказания другим. Хватит паниковать.

– Правда? – Дэн снова перевесился через край, но уже в более удобной позе. – Тогда зачем было скрывать?

– Мой личный бзик.

– Ага. Понятно.

– Почему Эмили? – спросил Алекс.

Опять не сработало. Тэа уткнулась в чашку с кофе.

– Хорошо. Неужели Элинор – единственная угроза ее жизни? Насколько мне известно, детерминированную смерть можно только отсрочить. Но предотвратить на долгий срок, убрав всего одну вероятную причину?

– Ага, – поддакнул с дивана Байронс. – Болезни, автокатастрофы, самоубийство, в конце концов. Инструментов хоть отбавляй.

Тэа осторожно поставила нетронутую чашку на подоконник. Снова этот взгляд исподлобья. Райн запнулся, Дэн инстинктивно сполз в укрытие.

– Резонный вопрос, милая. Меня это тоже смущает. – Тэйси протянул ей вазочку с печеньем; Тэа растерянно уставилась на сдобных зверьков. – Событийное Течение неизменно стремится к своему естественному руслу. Какие бы усилия мы не прилагали для коррекции, они ничтожны по сравнению с изначальным вектором. Натяжение Потока всегда будет работать против нас.

Тэа покачала головой, то ли отказываясь от печенья, то ли от утверждения Тэйси. Скорее всего, и от того и от другого.

– Что мы упускаем? Мы должны охранять Эмили до определенного момента?

– У нас есть шанс спасти ее, Рональд, и не на год. Но есть несколько условий... Я о них говорила.

– Устранение Элинор. И ты должна нейтрализовать ее собственноручно.

Тэа кивнула. Немного помолчала, но потом всё же добавила:

– Течение остановится. Всё необходимое сделано, нам предстоит завершающий этап.

Рональд, промахнувшись, звякнул чашкой о край блюдца; на Дэна Тэа даже не посмотрела – догадаться, в каком они смятении, можно было с закрытыми глазами. Она знала, что им будет тяжело принять ее слова на веру. В глубине души она хотела, чтобы они попросту отстали от нее. Что ж, стоит попытаться помочь им с этим решением.

– Мы надеялись, что всё закончится на Каталине, но вероятность «дублера» учитывалась. Элинор – последний рывок; как только я выполню задание, Эмили окажется вне опасности. – Тэа саркастически усмехнулась: – Ее дальнейшая жизнь будет почти сказкой – она проживет долго и счастливо и умрет в один день со своим мужем.

– Кажется, мы недавно слышали похожую сказку. – Дэн не выдержал и раздраженно затряс головой: – Вероятность успеха вашей с Ростовым затеи настолько ничтожна, что... Тьфу! Ты хоть представляешь силу, способную поглотить энергию активного Течения?

– Стало быть, Каталину... – пробормотал Алекс, но заканчивать фразу не стал.

– Нет. Каталина погибла, пытаясь закрыть портал, через который я шла в замок. Впрочем, – фыркнула Тэа, – можешь считать, что это была я. Мы бы всё равно сцепились.

– Это разные вещи.

– Это случайность, о которой я не жалею. У меня нет намерений внушать тебе мысли о собственной кровожадности, но я хочу, чтобы ты кое-что понял. Ради собственного блага.

– Даже если это повредит делу? – тихо осведомился Рональд.

– Это не может повредить делу... Алекс, я пойду на всё, чтобы закончить начатое. С вами или без вас.

Алекс отвел глаза. Тэа осмотрелась, всё еще пытаясь подыскать себе угол. Ее взгляд споткнулся о Дэна: такой постной физиономии она давненько не наблюдала, он уже готовился выдать очередное штормовое предупреждение. Девушка поняла, что зря затеяла псевдооткровенный разговор – скорее, они решат связать ее по рукам и ногам и упрятать в приют для магов-«неправедников». Вот смеху-то будет.

Дэн угадал ход ее мыслей и нахмурился пуще прежнего:

– Даже Скриптор не способен поглотить сильное Течение – ни по своей воле, ни по приказу Океана. А те немногие варианты, которые приходят на ум, классифицируются просто: «невозможно» или «только не это».

Девушка села на пол и уныло помахала ему рукой; опять знакомое: – Не паникуй.

– Так каков наш диагноз?

– Отсутствие воображения.

– Мы говорим об ар-фаре и о соучастии в нем. Знаешь, мне всё сильнее хочется приобщиться к твоему бзику. Иначе мне придется поверить, что некий атом в моей левой пятке способен по собственному желанию превратить меня из Дэна в Дона, – огрызнулся Байронс.

– Занятно.

– Ха-ха.

– Даю подсказку: вспомни азы. Океан подобен всему, что его наполняет...

– Об этом я пока помню, спасибо, – прервал ее Дэн. – Если ты намекаешь на известную аналогию, тогда надеюсь, ты сама еще не забыла, что на большинство процессов мы повлиять не можем. Синтез и распад веществ, время, «спектральный» цикл – даже если нам удается раскачать систему, мы всё равно действуем в определенных границах.

– Верно. – Тэа рассеянно уставилась на картину над головой Райна.

– Мы не можем ощущать и контролировать каждый атом в своем теле. И он не может контролировать нас. Автоматическая саморегуляция и динамическое равновесие всё еще существуют. А твой план предполагает нарушение этих законов.

– Контроль невозможен в течение всей жизни – но нам и не нужно всё время во вселенной. Речь о коротком промежутке. Сам знаешь, у некоторых получалось.

– Очнись, девочка! Мы говорим о нашем мире! Медики могут удалять опухоли, маги – ускорять восстановление клеток или увеличивать их сопротивляемость, но даже они не могут поднимать мертвых. За редким исключением. А в данном случае никаких симптомов исключения я не вижу!

Байронс и Тэа раздраженно переглянулись.

Девушка натянула на ноги кем-то брошенный плед. – А что, у тебя отлично получается. Давай продолжим. Что делает человек, когда заболевает? Отправляется к врачу за лекарством.

– От смерти?

– Если не слишком поздно спохватится.

– В ситуации с Эмили мы говорим не о больном, а о заведомо мертвом человеке.

– Но она же живая.

– Ты надо мной издеваешься? Если против нее прет Течение такой мощи, что даже третьесортная магичка может прорваться сквозь кордон Тано, то Эмили – гарантированный труп.

– Пока есть я – нет.

Алекс скрестил руки на груди и сделал любознательное лицо. Тэа по обыкновению не обратила на него внимания.

– Ну, объясни мне хоть что-нибудь?! – взмолился Байронс.

– У нас на руках не труп, а пациентка в состоянии летаргии. Доктор, чье имя на букву «Р», полагает, что нашел средство от ее недуга.

– Недуг зовется Элинор? А в качестве волшебной таблетки выступаешь ты?

Тэа поморщилась, словно у нее заныл зуб: – Сложно объяснить, в качестве чего я выступаю. Но аналогия верная. Если ты наконец перестанешь халтурить и обратишь внимание на симптомы, то заметишь, что ваша армия Охотников, набежавшая сюда задолго до моего прихода, не более чем антитела, пытающиеся атаковать вирус. Атака сама по себе бессмысленная, но мне это на руку.

– Тэа, милая моя, я понял, о чём речь, но это всего лишь теория. – Дэн постарался смягчить тон. – Не знаю, что заставило Второго запустить ваш план в действие, надеюсь, были веские причины, но... Я даже согласен, что остановить Течение возможно, но рецепт, который вы предлагаете, никогда не даст нужного результата, даже с помощью Скриптора. У Течения не может быть персонификации! Нам придется опекать Эмили до тех пор, пока она не отыграет положенную роль, или пока судьба не возьмет свое – так или иначе. Умрет Элинор или нет – совершенно неважно. Подумай еще раз.

Тэа опустила голову, пряча половину лица в тень:

– Ты прав. Элинор и Течение – не одно и то же. Но задай себе вопрос: почему даже после инициации она не остановилась?

– Среди магов всегда были «неправедники», особенно, если Дар проявлялся в позднем возрасте. Послушай, вот это – самая мутная тема, на которую ты могла перевести стрелку.

– Ох, Дэн. Ты слишком буквально принимаешь «всё как есть». Даже меня.

– А это что значит?

– Это значит, что я зря затеяла дурацкий разговор. Извини. Признаю, я не готова внятно объясняться.

Байронс развел руками.

– Если ты остановишь Элинор, Течение прекратит движение – всё дело в этом? Ты действительно веришь?

Она кивнула.

– Это Второй тебе сказал?

– Вы по очереди меняете формулировку, но задаете один и тот же бессмысленный вопрос. Что он мне сказал? Почему я это делаю? Верно, Ростов ничего от меня не скрывал и я участвую в Охоте добровольно. Вы думаете, что для вас было бы проще, если бы я поступила так же. Вы ошибаетесь. Нет никаких табу на откровения, но я буду молчать, потому что имею на это право. Если... – Они заметили, что она говорит всё медленнее и тише, – если для вас это в тягость, повторяю в последний раз – вы можете отказаться.

Дэн нервно сглотнул. Он думал, что уже сделал выбор, но последние откровения нокаутировали его повторно.

– Я редко меняю принятые решения, – внезапно откликнулся Рональд. – К тому же я верю в обещание Далимара. Скрипторы заботятся и о людях и о балансе... И я верю в выбор Ростова. Как бы странно не выглядело его решение, из всего этого должен быть достойный выход.

– Блажен, кто верует, – мрачно изрек Байронс. – Ох, Тэа... Полагаю, на собственную беду я тоже не готов поверить, что Второй затеял это впустую. – Дэн в отчаянии вцепился в собственную шевелюру. – Жаль, что ты не хочешь раскрыть карты. Что бы там ни было, я предпочитаю идти с открытыми глазами... А, ладно!

Райн не произнес ни слова, но его решение и без того было очевидно.

– Спасибо. – Тэа сжала руки и уставилась в пол; она не могла понять, что за чувство ее охватило. Облегчение? Разочарование?

Алекс, Дэн, Рональд – все трое подумали об одном и том же: она тяготится их присутствием, хотя они бесповоротно признали себя ее личной гвардией. Дэну впервые с момента инициации по-настоящему захотелось курить. Возможно, Тэа вновь играла, пытаясь избежать дальнейших расспросов, но пробиваться сквозь ее остекленевший взгляд не хотелось никому. Она умела защищаться от любого давления, включая искреннее желание помочь.

Злиться из-за этого уже вошло у Райна в привычку.

Налюбовавшись на ее кататоническое лицо, он сел на ковер и принялся ворошить лежащие на низком столике карты. Шорох разбежался, ударился о колени Тэа, от чего та вздрогнула и растерянно заглянула Алексу в глаза. Он стер ладонью с края чашки кофейную гущу и слизнул, тщательно прислушиваясь к жгучему имбирному привкусу. Горечь щекотнула язык, он обожал этот вкус. Губы Тэа дрогнули, она угадала его ощущения.

– Ты, конечно, права насчет предвидения, я пробовал «кое-что», когда искал тебя. Только я понятия не имею, что именно.

– Не очень-то полезно для здоровья выезжать исключительно на интуитивных способностях, – укоризненно откликнулся Рональд.

– Учту. На будущее.

– Так и быть, одолжу тебе пособие для новичков.

*                      *                      *

9 марта

Весь следующий день Алекс провел в номере Тэа, восполняя теоретические пробелы в образовании. Поисковые команды Охотников то прибывали, то исчезали в городе. Райну никто не мешал, поскольку сама Тэа в отдыхе не нуждалась. Он тщетно старался заманить ее поболтать – но сперва она сопровождала ищущего зацепки Байронса, потом совещалась с Охотниками у Рональда. Алекс видел ее лишь мельком. Встречая его взгляд, она сразу отводила глаза.

Накануне Тэйси облагодетельствовал его дюжиной красивых книг, похожих на те, что хранились в тайном архиве Чесбери. Плотные, почти негнущиеся страницы россыпью украшали разноцветные камешки, вкрапленные между слов и рисунков, – чаще всего алмазы. При должных способностях кристаллы открывали куда больше тайн, чем было под силу глазам. Ветхое слово «магия», обозначавшее для магов и не-магов разные миры, по-прежнему было в ходу. Предложенные на замену термины не прижились: одни из-за излишней заковыристости, другие – потому что ветхое слово всегда первым бросалось на язык.

Несколько месяцев Алекс вслепую погружался в библиотеку Астоуна, но в ее подчас безнадежно устаревших сокровищах не хватало главного – последовательности. Райн заполнял пробелы догадками и экспериментами (Тэйси долго стенал о его дремучей неосторожности, и добавлял еще кое-что – о прытких балбесах). В подобранных стариком книгах мир был очерчен грубыми, но четкими линиями. Основные научные направления, опасные зоны, в которых инструментальные способности магов сбоили даже в лучшие времена, структура их маленького сообщества – почти общинная, скрепленная неестественной для людей лояльностью. И в их раю иногда заводились темные овечки, но даже те чаще всего знали, с какой скалы надо сброситься, чтобы не подвести под монастырь всех, – случись им зайти слишком далеко.

Всё вставало на свои места. Магия была наукой, в которой исследовательские приборы заменяли тело и «спектр» мага. Физика и химия, в нагрузку несколько новых элементов и сил. Многое из того, о чём Алекс прочел впервые, казалось ему знакомым. Словно он в мельчайших подробностях изучал процесс завязывания шнурков. Заодно он убедился, что главное мотто последних месяцев «Хорошо живет тот, кто хорошо прячется» – не его персональное озарение, а слепой инстинкт, присущий магам. Те, у кого он отсутствовал, стремительно теряли способность свободно перемещаться – или переставали перемещаться вовсе.

Дар обрек их на подполье. Из века в век количество магов росло, но в их обыденной жизни ничего не менялось. Несколько миллиардов против двухсот тысяч – слишком вероятный расклад, избежать которого было главной задачей на ближайшие двести-триста лет. Или хотя бы до того момента, пока нынешняя цивилизация не приготовится слететь в тартарары. Толком не пробудившиеся маги слабее первой категории и шарлатаны удачно утрамбовывали проколы в фольклор. Со дна не смели подняться не только «праведники», но и нарушители – благо, к особым талантам интеллект чаще всего прилагался, что говорило в пользу эволюционной теории. К тому же магов-«неправедников» всегда было мало и их ловили сообща. Чем больше можешь и осознаешь, тем больше обязательств. Тем больше последствий, возвращающихся к тому, кто толкнул камень. Не в этот раз, так позже. Отсутствие дальнозоркости убивало их вернее, чем смог бы целенаправленный геноцид. Даже естественный вопрос, что порождало эту добродетельность, – самосохранение или моральные устремления, – не вызывал священных войн. Это были две стороны одной медали. Уважали любые причины, пока соблюдались правила.

Сию новость Алекс переваривал особенно долго. Он бы не взялся утверждать, что стал добрее или терпимее с тех пор, как с ним начали разговаривать трехкаратные бриллианты. Поведение Каталины и Элинор добавляло вопросительных знаков. Заверения Тэйси, что подобная концентрация безоглядной злонамеренности – редкое явление, и, скорее всего, следствие странного воздействия Астоуна, не слишком утешали. Особенно в свете того, что Алекс стал его новым хозяином. Хотя, может, в этом таилась разгадка.

Когда он спросил старика, почему маги не берутся за человечество, не дожидаясь, пока всем наступит рукодельный конец света, Тэйси лишь пожал плечами: «А ты подумай. Что толку выкашивать убийц, воров и насильников, если они ничему не научатся? Их «спектры» вернутся в наш общий – прошу заметить! – Круг, а потом всё по новой, до полного распада. Человечество должно измениться качественно, каждый «спектр» собственным усилием, только тогда это будет иметь смысл. Что же до преступников... Мы следим за ними, но с не-магами редко появляется «окошко», когда мы можем вмешиваться в их жизнь, не нарушая баланс сил и с обоюдной пользой. По крайней мере, в потенциале. Видишь ли, Алекс, наше действие всегда будет сильнее их противодействия. В большинстве случаев это неправильно. Поэтому и существует понятие «ар-фаре» и запрет на него – мы не должны применять крайние меры против того, кто слабее нас, это избыточные действия, перерасход энергии. Если не следить за этим, постепенно, накапливается «противодействие» против нас самих. И оно найдет нас и уничтожит, сколько ни бегай, даже если это случится через тысячу лет». «И как ваш баланс расправляется с вирусами, убивающими миллионы, или с тектоническими плитами, решившими устроить вечеринку?», недоверчиво парировал Райн. «А ты полагал, что быть разумной жизнью – это исключительное преимущество и плюшки?..» «Честно говоря», продолжал старый маг, отсмеявшись, «у каждого свое пенальти. И свой допустимый уровень разрушения, даже у вирусов. Ну, и о своевременности забывать нельзя».

К концу дня Алекс почти перестал соображать. Каждый новый термин булавкой впивался в мозг и незамедлительно выходил с другой стороны. Уже затемно к нему снова заглянул Рональд – как обычно, с кофейником наперевес. Одобрительно окинул взглядом книжный беспорядок на полу, уселся в кресло и задрал брови. Он был явно не прочь поболтать.

– Ну как, прояснилось в голове? Должно бы, раз она до сих пор не лопнула.

– Прямо сразу легче стало, спасибо.

– Опять ничего не нашел?

– А что я?.. Хм. Найду. Слушай... Кто такие «кельтоники»?

– В первый раз слышу.

– Понятно.

– С Потоками разобрался?

Райн нахмурился.

У них было принято ассоциировать с водой. Вначале Алекс посчитал, что поэтичное «Океан» относится к вселенной с ее бездной и галактиками, хотя это не слишком вписывалось в им самим сделанные наблюдения. Но он бы так и жил в приятном неведении, если бы двенадцать часов назад объяснение не явило себя само – из лазурного бриллианта со снежинкой внутри...

По исповедуемой магами теории мироздание было многослойным пирогом, в котором каждый слой различался по предельной плотности элементов. Знакомая вселенная была лишь одним из пластов – их называли Потоками. У пирога имелось подобие хребта, или жизненно важных органов, Главных Потоков. Всё, чем они были, и что с ними происходило, отражалось в Младших, но из-за неодинаковой плотности каждое новое изображение отличалось от оригинала. И чем дальше слой располагался от «центра», тем больше искажался первоисточник. Так создавалось многообразие, тем же путем отражений возвращавшееся к Главным Потокам, из которого Океан выбирал то новое, что ему было необходимо, и внедрял в свой «хребет». Об оценке Его разумности никто пока не заикался. Впрочем, идея оказаться частью божественной бактерии их брата-мага не смущала.

...Синий бриллиант показал Райну нечто, напоминавшее пчелиные соты из зеркал разной толщины, к краям всё более причудливо изогнутых. В каждой грани сияли разноцветные узоры: они струились во всех направлениях, смешивались гирляндами, перестраивались, словно в калейдоскопе. Через мгновение у Алекса заныли зубы и начало дергать левую руку. Он понял, что ему стоит ограничиться упрощенной моделью для новичков, как и советовал заботливый бриллиант.

Эти бешено мечущиеся краски было больно вспоминать. Алекс был бы рад не вспоминать, но сумасшедший цирк продолжал танцевать на грани сознания даже после того, как померк синий кристалл...

Тэйси, выслушав его нытье, развел руками:

– А ты перестань сопротивляться. Попробуй представить, что всё так и есть. Поживи с этой мыслью. Клетки в твоем теле прекрасно знают, что у тебя и где, и как нужно действовать, чтобы ты продолжал ломать голову над устройством вселенной. Много ты им помогал осознанно – ну, до недавнего времени?

– Одно дело – читать религиозный концепт...

– Начни с идеи, если тебе так проще.

– Идею я готов принять, но якобы факт?

– Мы столетиями от него пляшем. И мы всегда готовы к новым откровениям, так что если тебе есть что добавить...

– «Пощады»?

– Что же ты так легко сдаешься. Неужели тебя только милая Тэа способна мотивировать на упорную борьбу? Или это гормоны?

– Ну вот, опять гормоны. И чем плохи гормоны? Милая Тэа мне намного ближе, чем ваш Океан.

– Жаль, понимаешь ты ее не лучше. Да и утверждение твое спорное.

– Увы.

– В отличие от Тэа, Океан не препятствует попыткам в нем разобраться. Дерзай.

– Хочешь совет? Вы могли бы дать... остальным людям свои идеи, если не магию. Они же сами не стесняются изобретать новые. Знакомое вызывает меньше отторжения.

– Алекс, мы могли бы поделиться с не-магами всем, что у нас есть, но какой толк делать это сейчас? Что дадут неандертальцу чертежи космической ракеты? Построит шалаш более интересной формы? Для них мы и Океан – всё еще сказка, к которой нельзя прикоснуться. Она обрастет ритуалами, фанатиками, домыслами и ненавистниками. Мы даже друг с другом общаемся по-разному. Ты ведь уже понимаешь, почему мы партизаним.

Кто-то поскребся в дверь, в номер просунулась голова Дэна.

– Заняты?

– Уже нет, – опередил Рональда Алекс.

– Тэа что-то затевает. Просила подойти, когда освободитесь.

Тэйси скептически покачал головой, встал. Алекс аккуратно закрыл книги и сложил их в стопку.

– Знаете, что самое сложное с вашим Океаном?

Рональд и Дэн в унисон отрицательно покачали головами.

– То, что я прямо сейчас должен представить пчелиные соты размером с мироздание, перемещающиеся в макрокосме и ратующие за спасение Эмили.

Тэйси невольно вздохнул.

– Любое масштабное событие тяжело переварить. Мы видим крохотный срез, а потому он кажется лишенным смысла. Но это не значит, что к словам Скриптора стоит относиться с недоверием.

– Скрипторы, похоже, сами не слишком хорошо понимают, что происходит.

– Я не понимаю – факт, – примирительно отозвался Дэн, – но это не моя история. Можешь попытать счастья с Ростовым. Если найдешь его адрес в телефонной книге.

По лицу Райна стало ясно, что он бы не преминул воспользоваться советом.

Когда они вошли в номер Рональда, в комнате не было никого, кроме Тэа. Та сидела над маленьким столом в углу, то так, то эдак раскладывая поисковые карты. Даже короткого взгляда было достаточно, чтобы понять, что она уже весь город перемешала в произвольную кашу.

– Как успехи? Одолел предвиденье? – девушка беззлобно усмехнулась, скосившись на Алекса.

Ах да, еще одно чудесное открытие сегодняшнего дня.

– У нас ничья.

Путешествия во времени оказались невозможны. Никто и ничто не могло перемещаться по временной оси своего Потока.

– То-то я гадала, чей зубовный скрежет сотрясал миры во время обеда.

– Каждый раз, когда ваша суровая магическая реальность разбивает мою детскую мечту, ты улыбаешься.

– Прости.

– Не извиняйся. Я даже рад, что так вышло.

Именно эта невозможность породила прорицателей. Предвидение было обходным путем.

В свое время, сам того не сознавая, Райн успел попутешествовать в будущее соседнего Потока, пытаясь угадать местоположение Тэа. Из книг Рональда он узнал, что, чем ближе выбранный слой, тем больше шансов, что его прошлое или будущее не будут отличаться от твоего собственного. Слабых или неопытных магов всегда относило далеко, от их видений было мало прока. Опытные ныряли в ближайший Поток. Алекс не был опытным, но у него был Астоун.

В параллельный Поток отправлялся «спектр» мага, его глазами и ушами становилось любое существо с развитой нервной системой – обычно медиум даже не замечал, что кто-то пробежал по кромке его сознания. Предсказатель не мог контролировать «глаза», он лишь цеплялся и плыл рядом в нужном месте и в нужное время. Чаще – всего несколько минут.

Очень редко встречались умельцы, способные совершить переход в собственном теле, но мало кто шел на столь бессмысленный риск. Обычно, пока сознание дрейфовало в соседнем Потоке, с оставшейся дома оболочкой сохранялась устойчивая связь – это позволяло без особых хлопот вернуться обратно. Переходя полностью, маг терял ориентир и был вынужден искать дорогу самостоятельно. Неудачи случались через раз...

Таким образом, Алекс лишился еще одной теории относительно Тэа. Неудивительно, что она так самодовольно ухмыляется – словно они с мирозданием разыграли против него отличную карту. Эта девица делала всё возможное, чтобы он бесился вместо того, чтобы думать.

– Одно не совсем понятно. – Райн внимательно следил за выражением ее лица. – Почему полный переход не длится дольше.

– «Спектральный» переход еще короче. К тому же часа нашего времени более чем достаточно для сбора ключевой информации.

– Это рекордный срок. И всё равно мало.

– Вот поэтому удобнее нырять «спектром» – всегда можно повторить. Со своим телом ты даже в тот же временной промежуток не попадешь.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Ты как читал свои учебники, наискосок? Чужой мир стремится отторгнуть посторонние элементы – чем плотнее форма, тем сильнее противодействие.

– Тогда почему менее плотный «спектр» держится еще меньше?

– Потому что твой «спектр» умнее тебя. Там, где ты сознательно выберешь риск, твоя природа – инстинкт, если хочешь, будет перестраховываться.

– Но предвиденье – не нарушение, не ар-дор, атаковать тоже некому, чего бояться?

– Всё должно быть на своих местах. В идеале, всё должно стремиться к своему месту. Противоположные векторы считаются опасными по определению.

– Алекс, ну представь, что твоя печень и сердце решили махнуться местами на пару деньков.

– Может, им понравилось бы.

Тэйси нервно захихикал.

– В твоем случае я даже могу это представить, – хмыкнул Байронс.

– Зачем было допускать возможность? Если это заложено, значит для чего-то нужно.

– Вот ты и займись изучением сего парадокса. Клан Айво тебя с руками оторвет, им всегда не хватает людей, смотрящих выше рутинного применения.

– Даже если у тебя вместо сердца будет печень, – поддакнул Дэн. Тэа сдержанно фыркнула.

Удивительно, но Алекс не разозлился.

– В моей «школьной программе» еще кое-что упустили. Что происходит с потерявшимися?

Дэн и Рональд замялись, Тэа уставилась на поисковые карты.

– Они попадают в Дельг. Рано или поздно.

– Кладбище погибших кораблей в лучшем виде, – Рональд стукнул ногтем по краешку фарфоровой чашки, вызвонив из нее печальное «ай». – Декорации, которых на самом деле нет. Их невозможно уничтожить или изменить.

– Это Поток?

– Нет. Это то, что осталось от Потоков.

Алекс призадумался и молчал так долго, что остальные едва не поверили, что он потерял к теме интерес.

– Там опасно? – наконец спросил он.

– Злобных аборигенов нет, но погибнуть проще простого. Если сам маг не может увидеть выход, то всё – приплыли.

– Проживешь ровно столько, сколько в состоянии продержаться без пищи и воды. Дышать можно – «атмосфера» подстраивается под визитера, но все остальные объекты распадаются от касания. Наши маги не выдерживают больше пары месяцев. Кто умеет, погружается в стазис, тогда у них появляется шанс...

– У нас есть спецы, которые ищут «спящих красавиц», но за всю известную мне историю – а это около пяти тысяч лет – отыскали только троих. В столетие пропадают до четырех человек, можешь прикинуть статистику.

– Не так уж много.

– Нас мало, Алекс. Прорицателей и того меньше. При этом способность переходить в Дельг – редкий и врожденный дар «спектра».

– По-моему, овчинка выделки не стоит. Если забыть о четырех магах в столетие.

– Вот тут ты не прав. – Дэн насмешливо зашевелил бровями. – Дельг удобно использовать для сбора информации. Это нейтральная территория, где никто никому не может причинить вреда. Там люди безбоязненно общаются с созданиями, до которых мы еще нескоро доберемся. И слава богу, если честно.

– Кажется, мы настроили Дэна на дурной лад, – заохал Тэйси.

– Вы там были?

Рональд отрицательно покачал головой: – Я – нет. А Дэн наведывается время от времени.

– Прости, Райн, но я предвосхищу твой вопрос – я не хочу об этом рассказывать. Ничего особенного, но говорить о личном опыте в Дельге неприятно.

– Вот как. Это всё, ради чего туда стоит соваться?

Байронс раздраженно вздохнул: – Иногда Дельгом пользуется Океан. Если доходчиво просить, Он направляет Вестника с ответом. Но это редкость.

Алекс кивнул.

– Благодарю за лекцию.

Старик улыбнулся от уха до уха.

Райн опять перевел взгляд на свернувшуюся за столом девушку. Та сидела, зажмурившись.

– А ты, Тэа?

Она лениво приоткрыла один глаз: – Что?

– Ты бывала в Дельге?

Она хотела соврать, но удержалась. – Случалось.

Дэн попытался поймать ее взгляд, но серый глаз вновь закрылся.

– Если ты думаешь искать Элинор через Дельг, то ничего не выйдет, – пробурчала она. – Океан не будет скармливать нам информацию, и осведомителей со стороны Элинор у нас пока нет. Впрочем, всегда есть запасной план.

– Что ты придумала?

Девушка обернулась к ним с внезапно жизнерадостным видом. Дэн тоскливо поскреб двухдневную щетину.

– Где Изабелла?

– Пропала. Точнее, самоустранилась.

– Трудно ее осуждать. – Тэа поманила их к себе, затем кивнула на поисковые карты Дэна.

Изначально это были пустые листы пергамента с географической разметкой. На них наносились точные ориентиры – и обыкновенная бумага превращалась в идеальный инструмент для локального поиска. Уже трое суток Дэн и Охотники шерстили по ним округу, но Астоун всё еще держал над Элинор непробиваемый щит. Алекс внимательно изучил сложенный Тэа пасьянс, в котором центр города едва не тонул в заливе. Пожал плечами:

– Чушь какая-то.

– Молодец. Догадался.

– Ох, Тэа...

– Еще не надоело вздыхать? Мы воспользуемся картами, но по-новому.

– Что, будем кости кидать? – пошутил Дэн.

– Смотря чьи. Есть два варианта.

– «Невозможно» или «только не это», – вставил Алекс.

Дэна озарила догадка.

– Постой, мы же решили отказаться от поиска по Следу.

– Поначалу – пока считали, что у нас есть альтернатива.

– Но Элинор ни с кем не связана, кроме кровных родственников. И они почти все мертвы. А Изабелла...

– Темная лошадка, ты говорил. Но я предпочитаю рискнуть. Хотя есть и второй вариант.

– Ричард? – спросил Тэйси.

– Исключено! – одновременно рявкнули Алекс и Дэн.

– Всего три дня с его смерти, он еще в зоне доступа... Да ну вас! Чего вы ломаетесь? Нам есть, из чего выбирать?

– Я придерживаюсь мнения Алекса и Дэна, Тэа. Это слишком опасно. Такой След может завести куда угодно.

– Ладно, не спорю, – внезапно сдалась она.

– Но от Изабеллы ты не откажешься.

– Если не хотите участвовать, я, естественно, не буду вас принуждать.

– Не нравится мне, когда ты начинаешь повторяться. Сколько времени у тебя займет настройка в одиночку? И где ты возьмешь медиума?

Тэа немного скисла. – Пару часов. А медиум был в одной из команд Рональда – опасность ему не угрожает, не думаю, что он откажется. Если к нему не поступят другие директивы.

– Хорошо. – Дэн раздраженно пододвинул стул и уселся на него верхом. – Хорошо, будем искать через Изабеллу. Хотя по мне, так этот вариант немногим лучше ее покойного дяди. Я ничего не смог разобрать о ней в Скрипте.

– Когда начнем? – Тэа нетерпеливо подпрыгнула.

– Что мы ели в последний раз и когда?

– Больше шести часов назад. И то лишь сыр и гранаты. Ну, еще кофе с утра до ночи.

– Тогда начнем немедленно. Медиумом будет Рональд?

– Полагаю, что так. Если он не против.

Тэйси коротко отсалютовал.

– Будем искать втроем? – угрюмо продолжил Дэн.

Тэа кивнула.

– Не считаешь, что нужно оставить наблюдателя? К тому же Алекс не особо опытен в коллективных техниках.

– Алекс пускай сам решает – кое-какой опыт у него имеется. И не забывай, Дэн, страховка автоматически сужает доступ в угоду безопасности, а нам полезнее сунуться поглубже.

– Будет ли потом кому воспользоваться информацией? – заворчал Байронс, и Тэа прищурилась совсем как Рональд. Дэн махнул рукой и отвернулся. – Пойду готовить место.

Он скинул пиджак, сгреб поисковые карты и исчез в соседней комнате.

Рональд тактично переместился в кресло у противоположной стены и с головой закрылся альбомом Бёрдсли. Алекс мгновенно оттеснил Тэа к окну.

– Не перенапрягайся. – Он развернул ее так, чтобы свет падал ей на лицо.

Она засмеялась. Алекс каждый раз поражался, как легко эта хмурая девушка вспоминала про смех. Обычно невовремя.

– Не буду. Лучше скажи, ты-то осилишь эксперимент? Только...

Он прервал ее на полуслове: – Справлюсь.

– Да, пожалуй. Ты быстро учишься. Невероятно быстро.

– Принцип понятен. Дэн подробно объяснил теорию, пока мы проверяли Элинор, мы даже немного практиковались. И я проделывал похожее в одиночку, когда искал тебя.

– Главное, хорошо отладить общую связь. Как начнем, так и продолжим.

– Меня это тоже волнует.

– Опять намеки, – она фыркнула. – Открывать сердце нараспашку не обязательно.

– Жаль.

Она опустила глаза. Затем вновь посмотрела на него, ее взгляд оказался оживленным и мягким. Она редко выглядела ласковой, и эта перемена насторожила его еще больше. – Слушай, у меня тоже есть вопрос.

– Да?

Она закусила губу, сощурилась, глядя на него снизу вверх. – Джулия... выздоровела?

– Всё обошлось.

– Серьезно? Элинор действовала жестко. Обычно последствия не удается обратить.

– Изабелла всё поправила.

– О... – Тэа явно поразилась. – В вашей семье полно талантов.

– К слову об Изабелле. Мы можем просто подождать, пока она объявится.

– Нет. – Тэа отвернулась.

– Почему?

– Время, Алекс. Вернее, его отсутствие.

Внезапно она вскинулась и легонько щелкнула его по плечу. – Вообще-то я уже четверть часа собираюсь извиниться перед тобой за свою вчерашнюю... резкость. Так что вот – извини.

– Принято.

– Сам не хочешь извиниться?

– За что?

– За невыносимую дотошность.

– Зачем?

– Из вежливости.

– Лицемерить вдвойне невежливо, а я не собираюсь что-то менять.

– Ладно. Сделаю вид, что твое занудство снова сошло за принципиальность.

– Тэа... Элинор что-то знает о тебе?

Девушка поморщилась. – Не думаю. Скорее, ощущает угрозу, как было с Каталиной. Интуитивный страх.

– Вроде моего?

Ее взгляд изменился, стал неуловимым: – Я ничего не знаю о твоих страхах. Да и ведешь ты себя странно для испуганного человека.

– Я боюсь не тебя, а чего-то, связанного с тобой.

– Неудивительно. Я же не за твоей головой охочусь.

– Я должен быть рядом. Всё время.

– В этом нет необходимости.

– Есть.

– Ты на что-то намекаешь?

– Констатирую факт. Я должен быть рядом с тобой.

Тэа нахмурилась, непривычным жестом сцепила руки на груди. – У меня есть подозрение, что тебе промыли мозги.

Он невольно улыбнулся, но она лишь сильнее насупилась: – Тебе нужно поговорить с Дэном. Возможно, это как-то связано со Скрипторами. Ростов мог попытаться привязать тебя ко мне, чтобы гарантировать успех нашему плану.

Алекс как будто не расслышал ее последних слов.

– Ты сказала Рону, что после поимки Элинор вернешься в замок. Полагаю, чтобы воспользоваться Колодцем?

– Что, и правда нет ничего крепче мужской дружбы? – Она скосилась на незаметно подглядывающего за ними Тэйси.

– Я угадал?

– Да, ты «угадал».

– Почему бы просто не купить билет на самолет?

– Мне нравится оперативность. И анонимность.

– Отследить путь можно везде.

– Давай я еще раз извинюсь перед тобой за что-нибудь, и ты от меня отстанешь.

– Дело в том месте, куда ты собираешься?

Она широко улыбнулась в ответ. Алекс наклонился над ней, заставляя прижаться к стене.

– Колодец использовался для путешествий в параллельные Потоки. В том числе, в материальном теле.

– Колодец много для чего использовался. Не продолжай, твоя теория неверна.

Он приподнял брови. Она устало ссутулилась и слегка отодвинула его от себя.

– Ты же теперь знаешь. Ни один материальный объект не просуществует в параллельном Потоке больше часа, а я верчусь у тебя под носом по двадцать часов на дню – ты сам свидетель. Скажу больше: можешь попросить своих друзей проверить меня (что они, несомненно, уже сделали) – я принадлежу этому миру точно так же, как ты, Дэн или Элинор. Именно поэтому наш Скриптор в панике – окажись я выходцем из Параллели, у меня было бы больше возможностей... по его мнению.

– Всегда есть место для прецедента. Но я не об этом.

– Давай заканчивать, Дэн вот-вот появится.

– Ты хочешь убедиться, изменим ли мы будущее?

Она несколько секунд выдерживала паузу, глядя ему в глаза. – Может быть.

– Что потом?

– У тебя есть виды на меня?

Он нахмурился. Она тихо засмеялась, но он приложил палец к ее губам.

– После я хочу выяснить, что нас в действительности связывает. И почему я одержим этим, – сухо пояснил он.

– Хорошо.

– «Хорошо»?

– Я не буду тебе мешать.

– И помогать тоже?

– Я не распоряжаюсь собой, как ты мог заметить. У меня есть обязательства.

– Как насчет «добровольного участия»? Или хотя бы премиального отпуска?

– Что-то мне не нравится выражение твоего лица. «Как насчет» твоей собственной жизни вне нашего маленького альянса? В замке живет девушка, которой и так досталось по нашей вине. Я не хочу запутывать обстоятельства еще сильнее...

– Господа на ринге, у Дэна всё готово. – Рональд вежливо поклонился им, указывая на открытую дверь. Самого Байронса не было видно, внутри царила холодная темень.

– Пошли, – буркнула Тэа.

Алекс удерживал ее несколько мгновений. Но не дождавшись даже взгляда, отступил, и девушка поспешно проскользнула вперед. Тэйси широким жестом пригласил его проследовать за ней следом.

В комнате было темно. Созданная Дэном иллюзия скрывала посторонние источники света и шума, а также защищала от вторжения – что заметно облегчало магам концентрацию. На полу светились тонкие линии криптограмм. Четыре из них были ярче остальных и отличались оттенками, одна находилась в центре: перед ней лежали аккуратно расстеленные поисковые карты и синий мелок. Это было место Рональда, которому предстояло стать их медиумом.

Поиск по Следу относился к процессам высшего порядка и, как в любом могущественном приеме, в нем имелось свое слабое звено – человеческий фактор. Для выполнения требовалось не менее двух людей: маг – чем сильнее, тем лучше, и медиум; первый был за обоняние, второй за голос, отмечающий место. Однако если медиумом становился человек с Даром, то по окончании Поиска он с неприятно большой вероятностью превращался в парализованное тело с разрушенной нервной системой. Потерявших рассудок лишали магических способностей и отправляли доживать свой век на попечении у Семьи Нарагона – магов-тюремщиков. Подобной участи можно было избежать, но лишь одним путем: предварительно запечатав Дар, что было необратимо. И, как показывала практика, девять из десяти магов предпочитали рискнуть и проиграть вменяемость, чем жить с последствиями безопасного выбора.

Не решало проблему и то, что на планете в изобилии водились не-маги. Потому как имелось второе условие: «Белое цветение», способность медитировать до полного отрешения – навык психического свойства, но обычному человеку это удавалось еще реже, чем магу-медиуму не превратиться в тыкву под конец Поиска. Зато Рональд был страшно доволен. От потери его Дара наконец-то будет прок – медитировать он умел так же хорошо, как и чесать языком...

Дэн, Тэа и Алекс заняли места по периметру вокруг Тэйси. Последние два дня научили их мгновенной эмпатической притирке, без оглядки на личные отношения. Рональд уставился на крохотные значки у своих ног и замер. Алекс и остальные закрыли глаза. Мир погас.

Обычно в команде поисковиков верховодил Дэн, но сегодня всё решилось иначе. Тэа захватила лидерство – без форсирования, плавно, она потянула их с неумолимостью падающего с обрыва бульдозера, и почти тотчас они опрокинулись в Океан.

Пока не появится видение, они будут парить в разноцветном вихре, лишенные всего, даже тяжести собственных тел. Когда оно наконец вспыхнет, их ждет короткий миг немого кино: возможно, они увидят Элинор или бессмысленное нагромождение чужих воспоминаний. Но рука Рональда найдет и отметит маленькую синюю точку на поисковой карте, и дело будет сделано.

Тэа не мешкала, увеличивала разгон, делала цвета ярче.

Трудность заключалась в другом: человек, через которого они искали, был одним из них. Прячась от Следового поиска, маги создавали «спектральных» двойников – чем сильнее Дар, тем больше было иллюзий, затрудняющих доступ к истинному «телу». Миражи не таили в себе опасности для соглядатаев, однако тормозили настройку и поглощали силы. И, похоже, в охоте за Изабеллой даже у трио, запряженного Скриптором, могло не хватить пороха дойти до финишной черты. Они начали ощущать близость к цели еще на предпоследней обманке, но рыжая девочка с глазами сиамской кошки продолжала прятаться от них. Каждый раз, прорываясь сквозь очередной мираж, они с трудом восстанавливали былой ритм. Но Тэа не желала сдаваться.

...Потом что-то сверкнуло, словно отраженный на воде прожектор – и всё затопил изнуряюще яркий свет. Никто из них не почувствовал знакомого столкновения с двойником. Они повисли в белом киселе без малейшего намека на происходящее.

«Спокойно. Ждем». Дэн постарался нащупать дно поглотившей их белизны, но напрасно. Алекс и Тэа покорно бездействовали. Следом за вспышкой нахлынула слабость, напомнившая о теле, и белое марево изменилось: просело и потеряло однородность. Они ощутили время. Еще мгновение спустя осознали, что находятся посреди залитой туманом пустоши – сквозь густые клубы пробивался солнечный свет. Внизу перекатывалась пожелтевшая мокрая осока, туман лениво скользил над заболоченной землей. Звуков не было. Солнце быстро поднималось над невидимым горизонтом, и они почувствовали, что тоже движутся. Вскоре впереди показался силуэт, туман сразу стал реже.

Они различили детское тельце, закутанное в белый плащ. Длинные рыжеватые волосы медленно развивались на ветру, отражая солнце. Девочка стояла к ним спиной.

«Изабелла?»

«Нет».

Незнакомый ребенок покачивался вместе с туманом и травой. Краски полупрозрачного утра пульсировали в такт их движению, и будто поверх всего лежала паутина из ртутно-блестящих линий. Послышался хрупкий звон. Алекс и Дэн заозирались, одна Тэа продолжала неотрывно следить за ребенком. Звон медленно нарастал, и их осенило, что эта девочка – центр туманного мира, все звуки и краски принадлежали ей, преломлялись сквозь нее. Стеклянный набат нес странное, сильное тепло. Ладони ребенка дрогнули, руки всколыхнулись и опустились. Ветер отогнал дымку, приподнял растрепанные волосы, оборот – бледный лоб, темные ресницы – и вновь свет...

...Вокруг пробегали шорохи. Сияние опять собралось в контур, и перед ними оказалась стена из светлого камня. Треснувшую кладку пересекал бронзовый орнамент с разметавшимися сверху донизу вьюнами. Здесь тоже лежал туман. На низких ступенях сидел белый волк с голубыми глазами и смотрел на них, наклонив тяжелую голову. За ним начиналась высокая арка, в темноте которой кто-то тихо смеялся и звенел множеством крохотных бубенцов...

«Мы должны выбираться. Не то...» Мысль Тэа гаснет; снова свет. Они не могут остановиться.

...Белый песок, океанский берег. Вода странного розового оттенка. Приглядевшись, они понимают, что всё дно устлано красными ракушками. На поверхности нет волн – даже легкой ряби, уходящая к горизонту гладь кажется стеклянной. У кромки воды стоят двое. Солнечный свет усиливается, разбивается о неподвижный океан, выжигает.

...Темнота. Медленно проступают очертания предметов. Посреди высокой комнаты без окон длинный саркофаг. Их тянет к нему. Тэа вновь начинает сопротивляться, но ее усилия пропадают втуне. Они всё ближе. Верхняя часть саркофага прозрачная, словно из хрусталя. По граням пробегают голубоватые блики от тусклых светильников на потолке. Притяжение ослабевает; не хватает шага, чтобы различить, что прячется под стеклянной крышкой. Они слышат плач. Тихий детский плач, набегающий отовсюду. По гладкому полу начинает струиться вода. Она поднимается всё выше, пока не перехлестывает через саркофаг. Со звуком лопающегося льда по стеклу и металлу пробегают трещины. Они расширяются, и из разломов с бешеной скоростью выбиваются синие цветы; бутонов становится всё больше, через мгновение они сшивают темные углы комнаты.

Какое-то время еще слышится тихий плач, но он вскоре стихает.

Потом раздается звук шагов. Вокруг разбегаются контуры стен и лестниц, бесчисленного мебельного хлама, укутанного в чехлы и пыль. Они в огромном заброшенном доме. Шаги нагоняют, вновь появляется девочка в белом плаще – она через ступеньку скачет вниз. Видение толкает их следом.

Ребенок останавливается, растерянно вертит взъерошенной головой. Затем опускается на колени. Через мебельный хаос из комнаты в комнату тянется дюжина бечевок – узловатых, спутанных, местами грязных. Девочка выбирает одну – темно-голубую – и, держась ее, начинает идти. Ей приходится перелезать через опрокинутые шкафы, двигать кресла и криволапые столики; глотать пыль и покрываться ею с ног до головы. И всё лишь затем, чтобы упереться в закрытую дверь из красного дерева. Тогда малышка оборачивается и смотрит им прямо в глаза. Не выпуская из рук веревки, знакомо улыбается. Ее взгляд напоминает о застывшем океане, он притягивает их – всё ближе и ближе, и дверь распахивается...

Они стоят посреди бальной залы. Все трое – во плоти, с бледными от напряжения лицами. Вокруг люди в карнавальных костюмах. Все оборачиваются к ним, улыбаются, протягивают руки с зажатыми веерами и масками. Дэн резко хватает Алекса и Тэа за онемевшие ладони, стискивает; оба чувствуют боль.

– Изабелла «отразила» нас, – шепчет Дэн. – «Отразила» в нас самих. Это была иллюзия поиска, с самого начала. Мы должны найти «точку разрыва», кто-то из нас должен. Смотрите внимательно. Эта комната – часть кого-то из нас.

Смеющиеся люди тянут их к себе, затемняют музыку оглушительным шорохом платьев.

– Если «точка коллапса» доберется до нас раньше, нам конец. Ищите.

Алекс свободной рукой указывает куда-то в толпу.

Они видят в гуще разряженных фигур человека в красном балахоне. Из заляпанных манжет торчат руки с неестественно длинными пальцами, на каждом с десяток перстней с шипами. Маслянисто поблескивает темный налет – на коже, на металле. Из-под капюшона смотрит черный огонек зрячего глаза и бельмо слепого. Поперек лица – выпуклый розовый шрам. Балахон движется к ним, и становится ясно, чем испачканы его руки и одежда. Проходя мимо веселящихся людей, он оставляет бурые полосы на кринолинах и светлых фраках.

– Назад.

Они делают шаг назад. Липкий ужас спутывает движения. Никто вокруг не удивляется Балахону и красным росчеркам на платьях.

– Двигаемся. Не смотрите на него – ищите «точку разрыва»!

Алекс озирается. Тэа смотрит себе под ноги. Они вновь шагают вслепую. Внезапно девушка останавливается. Секунду глядит в никуда, а затем бросается вперед, изо всех сил увлекая Дэна и Алекса за собой.

– Что ты делаешь?! – кричит Алекс.

– Это и есть «точка разрыва», этот мясник! Быстрее!

Подчиняясь ей, они кидаются к раскрывшему объятия Балахону, ощущая, как за спинами поднимается невидимая волна. Нечто уже двигалось позади, и двигалось быстро – нагоняло. Балахон с улыбкой протянул к ним шипастые руки. Тэа оглянулась, но видение лопнуло ослепительной вспышкой.

*                      *                      *

– ...И как же ты, глупая девочка, намерена выбираться?

Она не может поднять веки; кости, словно из чугуна – мышцы работают вхолостую. Вода течет по спине и груди, в запястья что-то впивается – но она не может пошевелиться.

– Бедная девочка.

– Не надо издеваться... над бедной... девочкой.

– Прежде чем открывать рот, попробуй-ка открыть глаза. – Мягкий шелест ткани чуть сбоку. – Что, никак? Ладно, я помогу.

Голос, посипывая и бубня, придвигается ближе. Она чувствует тепло на онемевших плечах, кто-то кладет на них руки и медленно растирает, позвякивая чем-то у самых ушей. Звон почти приятный.

– Давай-ка, глупая девочка, прояви мужество.

Она делает над собой усилие.

*                      *                      *

– Жива?

Тэа лежит с открытыми глазами и смотрит в обыденный потолок их гостиничного номера. Иллюзия, прикрывавшая комнату, исчезла.

– Да.

Поворачивает голову: Дэн и Рональд сидят над ней, словно два сторожевых пса. У Дэна из-под ногтей идет кровь. Тэа понимает, что он пытался вытащить ее не самым безболезненным образом.

– До ар-дор дошло?

Ар-дор – «неправедная магия» – эффективное средство, но ее использование предполагало нарушение Баланса. Для восстановления требовались добровольные жертвы от заклинателя, если он был праведником, это чаще всего заканчивалось его смертью.

– Только начал. – Дэн неловко улыбнулся. – Ты вовремя вернулась.

– Займись руками. Кровь не останавливается.

Тэа попыталась определить местонахождение Алекса и поняла, что лежит, вцепившись в его ладонь и упираясь затылком в его бок.

– Что случилось? – она резко приподнялась, и на нее немедленно накатила волна синих мотыльков, скрывших Райна из виду.

– Он скоро придет в себя.

– У Алекса высокая толерантность к ар-дор – мы использовали это, чтобы подстраховать Дэна, – пояснил Рональд.

– Решили сделать из него громоотвод? Да вы рехнулись! – зашипела Тэа.

Ее снова повело, и она перевернулась на живот, уткнувшись лицом в скрещенные руки. – Байронс, я запрещаю тебе использовать ар-дор ради меня. И его – ради ар-дор.

– Я знаю, как проводить ритуал с минимальным нарушением Баланса.

– Да плевать мне на Баланс, – простонала она.

– Спасибо, Тэа, я искренне рад это слышать.

Она наконец разогнулась и подняла голову. – Слушай, Байронс. У меня на всё свои причины – нетривиальные, могу себе это позволить.

– Не напрягайся.

– Дэн... Ар-дор мне противопоказана в любом виде. В однонаправленном воздействии она бы меня не убила, но если бы вы оба раскрутились на полную катушку... – Тэа закашлялась, ее снова скрутил рвотный позыв. – Паршиво-то как.

– Никогда о таком не слышал.

– Ну, что я могу сказать... – Она глухо рассмеялась.

– Что мы опять едва не наломали дров. – Алекс успел придти в себя, и девушка наткнулась на его вполне осмысленный взгляд, в котором поблескивала головная боль.

Дэн оглянулся на закрытую дверь. – Там уже кавалерия дожидается. Ладно, хоть будет кому нами заняться.

– Дайте мне четверть часа, и я восстановлюсь сама.

– Это облегчает дело. Похоже, у них есть новости.

Тэа мгновенно перегруппировалась и попробовала встать, но Алекс подсек ее и уложил обратно на пол. – Пятнадцать минут. Или ты здесь все ковры испортишь.

Она пробурчала что-то в ответ, но покорно уткнулась в его плечо.

Рональд встал и помог подняться Дэну. Вдвоем, они кое-как доковыляли до двери и вывалились на руки собравшимся в гостиной людям Тэйси. Тэа опять что-то проворчала в складки Алексового свитера.

– Подождет, – ответил он.

– Ты хоть имеешь представление об ар-дор? – Она повернула голову так, чтобы видеть его лицо. – Даже при выполнении всех условий последствий не избежать. Очень хочется заболеть раком через пару лет?

Он усмехнулся.

– Чему ты радуешься?

– В кои-то веки ведешь себя по-человечески.

– Ах, да. Нахамила Дэну. Странная штука: убить человека могу, а из-за такой ерунды испытываю неловкость.

Райн промолчал.

– Прости. Глупость сказала.

– Как ты поняла, что это «разрыв»?

Она замолчала.

– Эта комната была частью тебя. И это существо... тоже.

– Это маски, Алекс. Визуализация бессознательного.

– Аналогии.

– Ой-ой. – Она перевернулась на спину.

– Не беспокойся, я в этом плохо разбираюсь. Но ощущения всё равно отвратные.

– Мы видели много странных вещей.

– Но ты ведь не расскажешь, что было «твоим».

Она запрокинула лицо и встретилась с ним взглядом. – Ты это легко вычислишь, поговорив с Дэном.

– Он не согласится.

– Да, Байронс бывает удобно принципиальным.

– Он сказал, что будет защищать тебя – в том числе от меня. Потому что ты, по всей видимости, единственная, кто может защитить Эмили. Он решил, что в этом заключается его нынешнее предназначение.

– Он действительно принципиален.

Алекс мягко положил ладонь ей на макушку и погладил по волосам. Она закрыла глаза.

– С тобой хорошо, Райн. Удивительно хорошо. Спокойно.

– И это плохо.

– Верно. Я должна двигаться дальше.

– Эта девочка из видения – ты?

– А похожа?

– Нет. Не знаю.

Тэа остановила его руку: – Верно, не я. Алекс... Ты ведь не рассказывал им всего о том инциденте... с Джулией?

Он не ответил.

– Ты не сказал им, что я разбилась.

– Это могло что-то прояснить?

– Возможно. Я знаю, это абсурдно – просить тебя молчать, но я прошу.

– Хорошо.

Она резко приподнялась и обернулась к нему: – Спасибо!

– Но мне тоже придется попросить кое о чём.

Тэа немедленно напряглась, но он указал взглядом на дверь: – Ты можешь позвать кого-нибудь, кто поставит меня на ноги?

Глава шестнадцатая

Грот

09:27

Элинор дремала внутри огромной морской раковины. Из глубины ее убежища, из тех щелей и завитушек, куда она никогда не забиралась, доносился глухой океанский альт. Ей было зябко. Солнечное тепло не проникало сюда даже летом, а зимой пещера наполнялась холодным, влажным воздухом, давившим на тело, словно мокрое одеяло. Элинор свивалась в клубок в ворохе из медвежьих шкур и тихо стонала. Снаружи проплывало утро. Приоткрывая глаза, она видела свет, забравшийся под каменный козырек мерцающего вдалеке входа. Изорванные тени клочьями висели на гранитных стенах.

– Хочу наверх... домой.

Она вспомнила тепло, исходящее от прогретых стен замка – будто большая отцовская рука, крепко держащая ее за ворот. В полумраке рыжие огоньки свеч вместо вздрагивающей разноцветными брызгами слюды. Дом. Элинор чувствовала, как ослабевает тяжесть этой руки – еще немного, и над ней останутся лишь зимние облака.

Ей нужно двигаться.

Последние сутки она собиралась с силами, чтобы осуществить свой план. Хотя какое-то время назад она утратила четкое представление о цели, внутри осталось воспоминание. Она готовилась приблизиться к нему, чтобы понять, чего оно от нее хочет. Ей было трудно решить, страдает ли она, или ей попросту одиноко. Сейчас Элинор ощущала только апатию – а еще холод, от которого изнутри ее существа доносилось тонкое, прерывистое сопрано.

– Ты не в лучшей форме, моя дорогая.

Она с трудом повернула голову.

В глубине грота, как всегда слишком близко к каминной ширме, восседала Каталина в своем кресле-качалке, по пояс укутанная в плед. Невидимый огонь бодро хрустел чем-то, отплясывая тенями на фоне золотого дракона.

– Смотри, совсем замерзла – белая, как привидение. Иди сюда, хоть согреешься.

Элинор с трудом выбралась из заиндевевших мехов и, едва держась на ногах, добрела до старухи.

– Садись.

Возле ее ног обнаружилась низкая замковая банкетка, обитая шелком, и Элинор с облегчением села, протягивая руки к огню. Каталина нежно поглаживала тяжелый фолиант, лежащий на ее коленях.

– И что же ты надумала делать, Элли? – наконец вымолвила старуха, поигрывая уголком бархатной закладки. – Будешь ждать, когда они явятся, чтобы выволочь тебя под ясно солнышко?

Элинор закусила губу.

– Что ты будешь делать?

– Я хотела...

– Ты потеряла представление о том, что происходит. Или, вернее, никогда его не имела.

– Я думала, ты обучила меня на совесть.

Каталина мелодично засмеялась. – Что ж, значит, тебе пора догадаться, что я знала не так много, как нам того хотелось.

– Я скоро... умру?

– О чём это ты?

Элинор стискивает зубы, на мгновенье ее накрывает панический вой. Затем всё стихает.

– А если нет, Элли?

– Я не хочу, чтобы...

– Чтобы тебя обижали? Ранили твое чувствительное сердечко?

– Ты тоже меня ненавидишь.

– Нет, девочка. Пожалуй, я теперь единственная, кто о тебе заботится. Так что ты собираешься делать?

– Я хочу найти...

– Решение, как быть дальше, да?

Каталина раскрыла книгу и принялась перелистовать страницы.

– Элли, ты собираешься обхитрить охотников, чтобы продолжать жить. Ты хочешь и дальше прятаться от них, существовать, справлять потребности тела, которое в один прекрасный день сгниет от старости, так и не поняв, ради чего оно было создано.

– Однажды умирают все.

– Но каждый умирает по-своему.

Старуха протянула к ней руку и крепко взяла за подбородок. Заглянула в лицо. Две пары одинаковых глаз встретились на мгновение, и Элинор поспешно опустила ресницы.

– Кое-что ты должна узнать, девочка. Не отворачивайся. Бывало, мы не договаривали, но лжи между нами не было. Так будет и впредь.

– Я тебе верю.

– Однажды ты действительно умрешь – неважно, какой это будет день. Для тебя не важно, это забота других. Смотри.

Элинор подчинилась движению хрупкой старческой руки и увидела в одной из ниш знакомую фигурку в светлом платье.

– Викки!

– Сиди тихо.

В тот же миг зрение словно стало четче, она заметила тонкие радужные нити, исходящие из плеч и спины сестры, убегающие в черноту под сводами пещеры.

– Что это?

Каталина сжала пальцы Элинор в своих спокойных ладонях. – Это Связь. Подтверждение того, что твоя сестра нужна миру, который ее создал, что он заботится о ней.

– Она...

– Мертва. Для тебя, для своей дочери и для всех прочих, кто испытывает потребность подержаться за руки. И, тем не менее, она жива.

– Смерти не существует?

– Существует всё. Не строй таких глупых физиономий, девочка, уж этому-то я тебя не учила.

Элинор снова впилась взглядом в мерцающий силуэт сестры.

– Викки!

– Бесполезно, она тебя не слышит. Собственно, ты видишь ее такой лишь потому, что привыкла к ее прежнему облику.

– Что с ней будет?

– Она продолжит существовать. Волна примет форму, она снова станет «чем-то» и будет жить, преломляя сквозь призму нового мира всё, что вобрала в старом.

– Она будет... помнить меня?

– Она – вряд ли. Обычно воспоминания теряются – да и зачем ей помнить о тебе, если она распустится фиалкой?

– Значит, это ее душа?

– Определение столь же неясное, сколь и подходящее.

– Почему же тогда я так боюсь?

– У этого мира есть свои законы. Если хочешь жить, не кидайся под колеса груженой телеги.

– И что это значит?

– Не делай противоестественных вещей.

– Я не понимаю...

– «Всё, что ни делается – к лучшему», ты говоришь это себе, считая, что одного твоего существования достаточно, чтобы оправдать необходимость совершенных тобой деяний. Но миром правит естественный отбор. Правда, среди людей старый добрый принцип «кто успел, тот и съел» зашел в тупик еще несколько столетий назад... Мир не замыкается на нас, даже если нам нет до него дела, а ему, казалось бы, нет дела до нас. Если ты не вписываешься в общее благообразие и от тебя больше вреда, чем пользы, то ты – хлам. Мир исторгнет тебя, как ущербный плод, и ты сгниешь, станешь горсткой сырого материала... Ты никогда не считала себя расходным материалом? Единственное, что заботит наш драгоценный мир – это безопасное движение. Он хочет развиваться, расти, становиться сложнее. Всё обязано меняться, но не слишком быстро и не слишком медленно. – Каталина достала спрятанный между страниц листок и протянула Элинор.

На белой поверхности одна за другой проступили черные точки. Затем их стало больше, еще больше – разводы закрутились сложными спиралями, почти скрыли лист; но вот сквозь них вновь показалось белое пятно, которое постепенно поглотило всё. Листок снова стал пустым.

– Существует баланс, равновесие между движением и покоем – это как две ноги, на которых мир передвигается навстречу, хм... – старуха захихикала, – лучшему будущему. Нарушь равновесие, и он опрокинется. Возможно, разрушится до основания.

– Как это связано... со мной?

– Каждый может его разрушить. Каждый мелкий камешек может стать последним, поэтому нарушение баланса – конец. Либо для мира, либо для камешка. Последнее, как ты понимаешь, более вероятно.

– Я нарушила?

– О, множество раз! – Каталина вновь засмеялась воркующим смехом. – Трудно очертить границы, но каждый ощущает предупреждение, когда к ним приближается.

– Ты говоришь о... об обычных проступках?

– Согласись, есть разница между разбитой вазой и чьей-то головой.

– Но это же... Это происходит везде и всегда! Вселенная не может развалиться от обычного человеческого преступления!

– А бывают обычные? Нет, моя дорогая. Есть своевременные и оправданные разрушения, трансформация, а есть... Ты понимаешь, да?

Элинор закрыла глаза. – Неправда.

– Посмотри.

Она вновь подчинилась. Напротив нее сидела точная копия ее самой.

– И... что? – Двойник не повторил ее движений, продолжая смотреть на Элинор пристально и спокойно.

– Где же твое внимание, девочка?

И она заметила. От ее близнеца не шло радужных нитей. Темнота за ее спиной была обыкновенной темнотой.

– Когда нечто... или некто нарушает баланс и ничего не отдает взамен, чтобы поправить дело, его связь с миром слабеет, мир теряет в нем потребность.

– То есть... я миру больше не нужна?

– Да, детка.

– И что со мной будет?

– Когда волна лишится формы, – Каталина ткнула острым пальцем ей в грудь, – ты просто исчезнешь. Распадешься на такие мельчайшие крохи, что говорить о преемственности будет глупо. Из них наше дорогое мироздание испечет новый пирожок... Ты плачешь?

– Нет, – прошептала Элинор.

– Это хорошо. Значит, всё будет гораздо проще.

Каталина наклонилась и обняла ее за плечи. – Всё, что осталось, принадлежит тебе, а после не будет ничего, что заставит хранить в себе пережитое.

– Почему... почему я?

– Потому что так тоже бывает.

– Но ведь ты умерла... ты же умерла однажды? Почему ты здесь?

Каталина ласково потрепала ее по щеке: – Ты тоже умерла однажды. Умирают по разным причинам, и иногда даже остаются в живых. Здесь только то, чему ты позволяешь быть.

– Я не понимаю. Я устала.

– Всё, что связывало тебя с миром, потеряно. С тобой не было никого, кто смог бы защитить тебя. Ты не была связана ни с кем.

– У меня были Дик и Викки.

– Они были связаны, но ты осталась в стороне. Тебя выкинули, утопили, как котенка. Здесь только то, чему ты позволяешь остаться.

– Что дальше?

– Ты закончишься для мира или мир закончится для тебя – разница невелика. Наступает твой конец света. До тех пор ты можешь делать всё, что пожелаешь.

– Я хочу быть с кем-то связанной.

– С кем-то?

– С тем человеком.

– С Гором? Почему?

– Не знаю... Но хочу.

– Если ты пойдешь к нему, то исчезнешь! – Знакомый голос врезался в тишину позади Элинор. – Если останешься здесь, тоже исчезнешь.

Она обернулась. Поодаль, стиснув ладони, стояла Изабелла и смотрела на нее в упор блестящими голубыми глазами. Элинор отвела взгляд: – Уходи.

– Пожалуйста! Пойдем со мной!

– Куда?

– Всё равно! Если мы будем вместе, мы ведь тоже будем связаны? – Девочка подалась к ней, на ее ресницах повисли крупные капли.

– Зря стараешься. – Каталина с глухим шелестом закрыла книгу.

– Пойдем, мама! – Изабелла словно не замечала старуху.

– Это правда, что нарушившие баланс исчезают? – тихо спросила Элинор.

– Да...

– И ты хочешь восстановить его... для меня?

– Да!

– Ты не сможешь.

Изабелла вскинулась, хотела было возразить, но Элинор остановила ее ответным взглядом в упор.

– Белла, я знаю... Ты понимаешь, что я такое. Что и как сделали со мной, и почему я сделала это с ними. Ты всем отличаешься от меня, хотя твоя жизнь была копией моей. И я ненавижу тебя за это. Если бы я могла, я бы вырвала из тебя это отличие, но я не знаю, в чём оно...

Изабелла обхватила себя руками и опустилась на корточки. По ее круглому лицу потекли слезы:

– Пожалуйста...

– Ты хочешь и дальше заставлять ее скитаться туда-сюда? – Каталина перегнулась через ширму и кинула книгу в огонь, подняв феерию теневых языков на вышитом драконе. – Она слишком много страдала, Белла, ей не повезло. Сдается мне, ты не слишком сильна среди нас. Надо же... – Она внезапно обернулась через плечо. – Вы только посмотрите, как он расходился.

За ее спиной, в раскрытых створках стрельчатого окна, перекатывался и гудел океан. Старуха глубоко вдохнула тяжелый, грозовой ветер и поправила выбивавшиеся из прически пряди. – Того и гляди выйдет из берегов.

– Каталина, я хочу найти этого человека! Я хочу заставить его... заставить его почувствовать...

– Да, Элли, это твое течение зовет тебя.

– Мне всё равно. Я знаю, что хочу двигаться. Пожалуйста! – Она упала на пол и прижалась к коленям старухи. – Пожалуйста... Пока я двигаюсь, я чувствую себя.

– Всё, что осталось, принадлежит тебе, а это не так уж мало. – Каталина принялась успокаивающе гладить ее по волосам. – За твоей спиной больше ничего нет, ты свободна – в этом есть своя прелесть.

Изабелла долго смотрела на них, но вскоре жесткий ветер погасил пламя в камине, опрокинув на нее темноту.

*                      *                      *

Отель «Прибрежный дом»

21:53

Белокурая курносая девушка с веснушками на всё лицо кропотливо лечила Райна, сменившего Дэна на заветном диванчике, и попутно читала лекцию о мерах предосторожности при использовании ар-дор. Рональд с безучастным видом сидел в уголке, поглощая пресный рис – единственное, что им дозволялось после недавней «прогулки». Периодически он вставлял умные замечания, суть которых сводилась к тому, что под боком всегда должна быть опытная медичка, желательно – с красивыми глазами. Это очень смущало Байронса: он не мог с ходу припомнить, когда еще Глава Семьи заигрывал с работающим магом при всём честном народе. Впрочем, ни одному из них это не мешало, даже внимательно слушавшему Райну. Дэн поскреб щетину и решил, что ему тоже пора разжиться рисом.

В коридоре он столкнулся с Тэа: она шла, нахохлившись, вцепившись зубами в край бумажного стаканчика с кофе – пока руки были заняты охапкой бесформенных, матерчатых свертков и тарелкой с вареной картошкой.

– Ты тоже с ума сошла?! – Дэн предпринял попытку спасти ее от съестного трофея, но она увернулась.

– Отштань, Байронш.

– Нам нельзя...

– Вам нельзя, – отрезала она, беря стаканчик в руки. – У меня всё по-другому.

– Серьезно? У тебя исключение на исключении.

– Ага. Потому я и отираюсь среди Скрипторов. – Она блаженно улыбнулась и сделала показательный глоток. – Жаль, у вас корица закончилась. Зато добрейшей души парень заведует кухней.

– По-моему, это ты ее закончила минувшей ночью.

– Что, правда? – Она смущенно поскребла свертки. – Ладно, куплю по дороге к Гору.

– Ты говорила с Охотниками?

Тэа кивнула: – Они уже спускаются, ждали дополнительного отчета от работающей группы.

– Давно они на крыше?

– Говорят, пришли через пару минут после того, как мы отправились по Следу... Полагаю, я разучилась быть терпеливой.

– Они всё еще не нашли ее, так что не горюй.

Тэа широко улыбнулась, поманила его и звонко чмокнула в небритую щеку. Обдав ароматом кофе, похлопала по спине свертком и ушла в гостиную. Дэн тяжело вздохнул и поплелся в ванную, надеясь наконец избавиться от щетины.

Когда он вернулся с кошачьей порцией риса и двумя порезами на правой скуле, все места были заняты. Вокруг стола сгрудились Охотники, колдовавшие над его картами. Тэа следила за их действиями со спинки дивана, Райн опять примостился на полу, возле любимой стены с мельницей. В комнате было тихо.

Рональд, засевший на одном из двух самых жестких стульев в мире, пригласил Дэна составить ему компанию.

– Хорошо шарят, – на грани слышимости пробормотал он, как только Байронс скрючился рядом. – Новости приходят почти каждую минуту.

– И где она?

– На побережье к западу от Астоуна. Прячется в местных катакомбах.

– Там есть парочка очень глубоких пещер. Сигнал блуждающий?

– Да. И периметр поиска по-прежнему не радует.

Дэн вяло дожевал внезапно кончившийся рис.

– Почему ослабла защита замка?

– Хе. – Старик скривил рот. – Ты и сам, поди, догадался.

– Она использует его энергию для чего-то еще?

– Похоже на то. Я бы не стал беспокоиться о ее магическом даровании, но комбинация с Астоуном – гарант, что дело дрянь.

– Нужно усилить кольцо вокруг Эмили на тот случай, если Уэйнфорд атакует дистанционно. И про парня тоже не забудьте – неизвестно, какую «погрешность» мы дали на ход событий.

Тэа внезапно соскользнула с диванной спинки и подобралась к одному из Охотников. Они тихо переговорили, и девушка поспешно скрылась за дверью.

– Поехала сторожить жениха с невестой, – продублировал для Тэйси Дэн.

– Мудрое решение.

Алекс поднялся и тоже вышел в коридор.

– Объясни ему ситуацию, – попросил Рональд. – Могу поспорить, девчонка ничего ему не сказала.

Дэн кивнул и отправился вслед за Райном.

Он обнаружил Алекса на кухне, тот задумчиво наблюдал за скачущим поваренком: мальчишка стряпал провиант для очередной партии Охотников. Заметив Дэна сквозь прозрачный пластик двери, Алекс немедленно поднялся и вышел к нему в коридор.

– Она отправилась приглядывать за Эмили.

– Я догадался.

– Сейчас устраивать облаву бесполезно. Зато есть вероятность, что Уэйнфорд готовит удаленное заклинание для покушения на Эмили.

Алекс согласно кивнул. – Да. Я чувствую движение внутри замка.

– Что-нибудь конкретное?

– Нет.

– Что ж...

– Дэн, этот сигнал с побережья... Он может быть фальшивым?

– Нет, за это я ручаюсь. Тут даже Астоун не поможет.

– Ты собираешься ехать за Тэа?

Байронс кивнул: – Эмили и моя подопечная.

– Тогда мне лучше остаться. Возможно, смогу помочь Охотникам.

– Я дам тебе знать. Если что.

– Спасибо.

С кухни высунулась веселая физиономия поваренка; он протянул Дэну свежеприготовленный ужин, назидательно постучав наручными часами по косяку: – Только раньше срока не ешьте. – Дэн раздраженно кхекнул. Поваренок кивнул ему и повернулся к Райну. – А, мистер Алекс! Я всё хотел поблагодарить вас за тот случай в Брисбене. Ну, вы сняли меня с крыши, когда я потерял контроль. Больше никогда в жизни не стану перекидываться! То ли дело – яды распознавать, вот это мое...

Дэн бочком подался к выходу, оставив внезапно ошарашенного Райна слушать заливистые трели юного повара.

*                      *                      *

Неподалеку от квартиры Ивэна Гора

22:07

Дэн подышал на мерзнущий по неизвестной причине мизинец на левой руке и устало провис на спинке кресла. В целом, они вполне удобно устроились на крохотной мансарде, как раз напротив дома, где снимали квартиру Гор и его невеста. Следить за окнами не было необходимости, поэтому оба мага преспокойно угнездились в разных концах комнаты, поочередно проводя сканирование территории и проверяя силовые щиты. Иногда к ним заглядывали отирающиеся поблизости Охотники – забросить новую порцию «вкуснятины» для Тэа, которую всё еще терзал приступ жестокого голода. Дэн с благоговейным ужасом и мучениями следил за ее манипуляциями с едой; его запрет по-прежнему был в силе.

– Прости, – снова пробурчала Тэа, вгрызаясь в здоровенное желтое яблоко.

– У тебя реверсированный синдром?

– Ага. Но, если честно, у меня иногда бывает хороший аппетит.

– Раньше я этого не замечал. Полагаю, твои родители – состоятельные люди, иначе не представляю, как они тебя прокормили.

– С возрастом я начала есть более осмысленно.

– Неужели?

– Хм... да. Начала сопоставлять объем себя и того, что собираюсь съесть. – Она жизнерадостно захрустела вторым яблоком.

– Ты чудовище.

– Знаю.

– Я всё чаще задаюсь вопросом о твоей природе.

– Вот оно, счастье... – Она откинулась на софу, доглодав третье яблоко. – Оба ныне здравствующих Скриптора проявляют пристальное внимание к моей скромной особе.

– Зря налегаешь на фрукты, через полчаса снова оголодаешь.

– Я всё еще голодна. К сожалению, сейчас мне лучше сосредоточиться на углеводах и клетчатке.

– Тебе следовало предупредить нас насчет ар-дор. Непрактично хранить такое в секрете от напарников.

Она тепло посмотрела ему в глаза, затем потянулась, села и снова зашуршала пакетом с подношениями. На колени к ней высыпались с десяток мандаринов и спелый розовый помидор. – Ух, ты!

С самого дна был изъят старательно упакованный охотничьим поваром горшочек с тушеными овощами. Налюбовавшись на него со всех сторон, девушка слевитировала его на столик возле Дэна.

– Ваш ужин, сэр.

– Я не уверен...

– Я не «высококвалифицированная медичка», но в таких вещах разбираюсь. Уже можно.

– Спасибо.

Он вежливо поклонился, не вылезая из кресла, и принялся потрошить горшочек.

Через десять минут они подъели все, что за последний час наносили доброхоты. Тэа беспокойно огляделась.

– Пожалуй, пройдусь немного – заодно хоть воздухом подышу.

– До ближайшего супермаркета?

Она сделала удивленное лицо.

– Ты уверена, что всё хорошо?

– Я выгляжу больной? Или... что-то еще?

– Нет, но я тоже не «высококвалифицированная медичка».

– Вот и чудно. – Девушка надела пальто, сгребла мусор в пакет. – Скоро вернусь.

Она ушла, и Дэн бессильно откинулся в кресле, ощущая себя нерасторопной развалиной.

Что, получил, старый хрен? Сегодня можно только вспоминать о терзаниях, составлявших бытие загадочного инспектора Байронса год назад. Самоуничижение? Вина? Скитание по шахматной доске из угла в угол? Он бы даже съязвил по этому поводу, если бы не противный холодок в желудке, советующий экономить силы. Неплохой отпуск выдало ему мироздание, теперь придется отработать по полной. Дэн невольно втянул живот, стараясь отогнать панику. Он вдруг осознал, что в последнее время всё чаще прокручивает в памяти тот день, когда Тано заявился к нему в участок с делом Райна. Но вовсе не это стало точкой отсчета. Ею оказалась закутанная в искрящийся балахон Тэа.

Он хорошо рассмотрел ее «спектр», когда они встретились в Дельге. Запомнил цвета до мельчайшего перелива – синий, серый, почти черный по краям. Он помнил их даже лучше, чем ее лицо. После они ни разу не говорили об этой встрече, будто ее не было вовсе. Ему даже временами казалось, что Тэа действительно о ней не помнит.

Когда он пришел вытаскивать ее из Астоуна, «спектр» был прежним. Но сейчас, по прошествии всего нескольких дней, цвета изменились: серый начал отступать, синий прорезали вкрапления золотого. «Мы почти ничего не сделали. Что могло так повлиять? Отсроченная смерть Эмили? Но если и в самом деле Ростов затеял многоходовку, чтобы спасти Тэа, зачем толкать ее на действия, способные уничтожить саму ее суть?»

Необходимо отыскать связь. Причины есть всегда, пускай они пока за горизонтом событий. Влияние не может не выдавать их истинной природы. Что-то вызвало изначальное затемнение «спектра», что-то достаточно серьезное, – но Тэа физически здорова, а в том, что она не имела дел с ар-дор или ар-фаре раньше, Дэн знал наверняка. Сильный маг-«неправедник» мог ее подставить, однако вряд ли это был кто-то из семейства Чесбери. Нужно копать глубже.

Байронс сосредоточился и попробовал отыскать Тэа. Он точно знал, что она где-то поблизости – однако поиск ничего не дал. Только сейчас он осознал, что каждый раз, когда девушка выходила за дверь, она словно пропадала навсегда.

«Сильная защита? Или кто-то прикрывает ее, как Астоун Элинор? Какие обстоятельства могут закрыть доступ Скриптору? Плюс Райн с его неуемными талантами – не слишком ли много исключений на одну короткую историю? И трое невидимок. Элинор, Изабелла и Тэа. Три человека, как-то связанные между собой. Если только...»

Байронс открыл глаза, с трудом фокусируя взгляд на мутной весенней луне, застрявшей в перекрестье оконной рамы.

Элинор прячет Астоун. Возможно, Изабеллу тоже. Дэн привык считать замок чем-то вроде Дельга, в котором сбоят рутинные правила. Он бы с радостью согласился поверить, что Тэа существует под протекторатом его коллеги Скриптора, и что тот действительно достаточно силен, чтобы блокировать доступ Дэна. А главное – что у него имеются для этого веские причины.

Потом вздрагивало плохо пригнанное стекло в раме, и на ладонь ложилось прежнее «если только». На этом «если» сходилось всё, даже ар-фаре, на которое Ростов якобы толкал Тэа...

Дэн прождал в тревоге четверть часа, чувствуя, как в солнечном сплетении снова распускается паника. Появилась уверенность, что Тэа сгинула, но он опять не смог определить, откуда пришел страх. Однако он понял, что его чувства к ней изменились: несмотря на ее скверный характер и сомнительные мотивы, Дэн привязался к ней – пожалуй, он хотел ее возвращения.

Байронс через силу заставил себя вернуться к наблюдению за оживленной парочкой в соседнем доме: на его счастье, Эмили и Ивэн оставались на своем законном месте, прилежно катаясь по ковру.

Тэа вернулась внезапно. Проскользнула в дверь вместе с запахом влажного вечернего воздуха и тут же с довольным видом забралась на софу. Уставилась на Дэна с хитринкой в серых глазах. Он всерьез подумал, что она вот-вот замурлычет, – но девушка осталась сидеть неподвижно, беззастенчиво щурясь в ответ на его вопросительный взгляд. Вскоре он почувствовал, как она подключается к проверке, и окончательно успокоился.

– Я думал, ты явишься, нагруженная пончиками и апельсинами, – улыбнулся он.

Они закончили прочесывать периметр и на некоторое время оставили Эмили в покое.

– Мой синдром отработал почти одновременно с твоим, но прогулка была кстати.

– Ты выглядишь довольной.

– Иногда полезно выглядеть довольной, хотя бы прохожие не шарахаются.

– Набираешься сил перед последним рывком?

Она вздохнула, перевернулась на спину: – Похоже на то.

– Есть предчувствия?

– Не знаю. Разве что смутные. Элинор что-то делает... И это всё, что я понимаю. А у тебя?

– Никаких, обычные опасения.

Тэа закрыла глаза и сложила руки на груди. Вид у нее стал умиротворенный. Пожалуй, он никогда раньше не видел ее по-настоящему спокойной.

– Скажи, Дэн... – пробормотала она. – Ты знаешь какую-нибудь колыбельную?

Он не ожидал подобного вопроса и смутился: – Нет. Не припомню, если честно.

– Жаль. Я бы с удовольствием послушала.

– Может, ты знаешь?

Она улыбнулась, не открывая глаз. – У меня нет голоса.

– Для исполнения колыбельных требуется голос?

– Моим можно мертвых воскрешать, – фыркнула она.

– Полезный навык.

– В детстве мне пели колыбельные только по большим праздникам.

– Суровое у тебя было детство.

– Ну, такие были обстоятельства.

– Редко виделась с родителями?

– Да.

– А что за колыбельные?

– Одна колыбельная. Заунывная, и стихи идиотские.

– Сказала она со счастливым видом.

Девушка повернулась к Дэну, ее глаза заблестели: – Спасибо.

Он вздрогнул, но Тэа этого не заметила – снова потерялась в своих мыслях. Она проходила сквозь них столь ощутимо, что он мог бы подслушать, если бы захотел.

Через положенный срок они снова принялись подлатывать защитный барьер вокруг Эмили и Ивэна. Дэну казалось, что он слышит, как внутри него с сухими щелчками двигается секундная стрелка.

*                      *                      *

Побережье

23:37

Небо стало безлунным и гладким, как черный хрусталь, – ночные облака слились в едва различимый кокон. Элинор спешила. Всё выцвело и опало ледяными чешуйками к ней под ноги, которые не скользили лишь потому, что едва касались земли. Она старалась обойти охотников по кругу, зная, что те всё еще не чувствуют ее истинного присутствия – погрешность даже в сотню метров была ей хорошим подспорьем.

Элинор почти летела. Она неслась длинными, плавными скачками, и это напоминало о детских снах. Последние откровения отомкнули новые двери, и она спешила опробовать всё, что за ними скрывалось. Ослабленная гравитация обдавала эйфорией и тянула вперед.

Но кольцо продолжало сжиматься. Элинор ощущала следивших за ней людей, хотя они не спешили приближаться вплотную и старались скрыть свое присутствие магией. Их было не меньше десятка, и наверняка еще столько же пряталось за пределами ее «взгляда». Защита Астоуна слабела с каждой минутой, уже очень скоро им не придется гоняться за блуждающим огоньком. Но она знала, что еще может успеть...

Облава длится почти час, но ни Дэн Байронс, ни светлоглазая женщина пока так и не показались.

Элинор было страшно.

*                      *                      *

Тэа завершала инструктаж второй группы Охотников. Первая команда закончила оцепление и теперь лишь следила издалека, чтобы неустойчивый сигнал цели не оказался за пределами контрольного периметра. Никто из них не будет участвовать в захвате. Впрочем, слово «участие» не вполне передавало суть нынешней Охоты: когда начнется открытое преследование, обе группы превратятся в мобильные «красные флажки», направляющие Элинор в нужную сторону; если та решит пробиваться, они будут вынуждены уступить ей дорогу. Никому, кроме Тэа, предложившей этот план, идея не нравилась.

– ...Как только объект окажется в зоне видимости, я продолжу погоню в одиночку. Запомните на уровне рефлекса: что бы между нами ни произошло, не вмешивайтесь. Если я сойду с дистанции, дайте ей уйти и продолжайте слежку. Одновременно координируйтесь с Дэном, перекидывайте все силы на защиту Эмили и Гора. Удерживайте Элинор на безопасном расстоянии, но не причиняйте ей вреда, и ни в коем случае не блокируйте ее передвижения в других направлениях. Ждите новых указаний.

– Даже если она вас серьезно ранит? – не удержался расстроенный поваренок.

– Даже если голову оторвет.

– Ясно.

Больше никто не стал задавать вопросов или требовать разъяснений, хотя Тэа была чужаком в их Семье. Девушка довольно кивнула и распустила команду для последних приготовлений. Рональд, Алекс и Дэн, заранее ознакомленные с ее планом, остались стоять в сторонке.

– «Оторвет голову»? – переспросил Дэн, когда Охотники покинули комнату.

Тэа сперва удивленно взглянула на него, затем смущенно кашлянула: – Прости, дурная привычка смаковать подробности. Всплывает в самый неподходящий момент.

– Надеюсь, ты не всерьез планируешь расстаться с головой?

– Понарошку. Надо же напоследок развлечь мисс Уэйнфорд.

– Ну-ну, так ты не только ее в могилу сведешь. Послушай... Если что-то пойдет криво – отступи. Мы всё успеем. Тебе нельзя... Короче, нам еще нужно придумать, как «отмыть» тебя после этой... миссии. Если ты погибнешь, шансов будет мало.

– Дэн, если я погибну, Элинор останется жива и моему «спектру» ничто не будет угрожать. Верно? Во всём есть свои плюсы.

– Но ты же не станешь...?

– Играть в поддавки? Не в этой жизни.

Тэа весело похлопала Дэна по отвороту плаща, нисколько не заботясь о том, что ее тон и широкая улыбка не слишком гармонируют с содержанием беседы. Дэну хотелось верить, что она блефует ради героического настроя.

– Рад, что ты держишься бодрячком.

– Ненавижу выжидание и выслеживание. Люблю действовать.

– Понимаю. А еще меня радует спокойствие мистера Райна.

Тэа опустила глаза:  – Я должна оговорить все варианты. Близится кризис, Алекс знает это не хуже нас. Под влиянием стресса способности непредсказуемо усиляются – особенно у средних магов.

– Что способно повлечь «отрывание голов» далеко не средних? Какая странная статистика.

– Верно.

– И от кого мы должны ждать «новых указаний»? От Ростова?

– Кто-нибудь появится.

– А как же условие о собственноручном изничтожении Элинор? Ты снова темнишь.

Она кивнула, соглашаясь. Дэн угрюмо покатал по столу кем-то забытый металлический шарик.

– Мистера Райна слегка перекосило от сообщения о твоей потенциальной смерти – но лишь слегка. Стало быть, на сей раз он что-то знает. Нам действительно не нужно волноваться?

– Ага, у меня туз в рукаве.

– Хорошо.

– Не гляди сычом, обычно мне тоже не по душе недомолвки.

– С трудом верится. Жаль, что я не могу материализовать твой бзик. Я бы с удовольствием пристрелил его из табельного оружия.

– В тебе открываются всё новые глубины, – хихикнула Тэа.

– Куда мне до тебя. Ты, кстати, к врачу обращаться не пробовала?

– Он-то в чём виноват?

Дэн в отчаянье махнул рукой и отправился к Охотникам; Тэа задумчиво посмотрела ему в спину. Алекс, стоявший рядом с Тэйси, погнался за ее взглядом, но быстро отстал.

Девушка повертелась по комнате, нашла свои пальто и шарф. Мельком оглянулась на Райна, подобралась к нему, изображая смущение, и неловко ухватилась за его рукав. Алекс с удивлением обнаружил, что она тянет его в соседнюю комнату.

Рональд вежливо поклонился им вслед.

Плотно прикрыв дверь, Тэа сразу же уселась на ковер и доверчиво запрокинула к нему лицо, всем видом принуждая отказаться от первоначального плана вздуть ее за гениальную идею с Охотой. Взгляд у нее стал жалобный. Иногда ее манипуляторские манеры становились настолько явными, что даже могли сойти за искренность. Ему пришлось поддаться и сесть рядом.

Тэа сменила выражение лица и искоса, но по-прежнему виновато, уставилась на его крепко стиснутые ладони.

– Злишься?

– Тревожусь.

– Я тоже.

– Есть от чего. Через полчаса у тебя свидание с психопаткой.

– Ты знаешь, что делать с моим телом, если...

Она замолчала, натолкнувшись на его взгляд.

– Да.

– Черт возьми, ты же радоваться должен.

– У тебя странное представление о радости.

– Это объективно лучше, чем... что-то еще.

Райн отвернулся. Зло оттолкнул стоявшую рядом коробку. Тэа попыталась придвинуться к нему, но он тут же обернулся, заставив ее отпрянуть. Она еще ни разу не видела на его лице такого выражения – такого знакомого и почти забытого. Алекс прищурился:

– Ты действительно предполагаешь, что у Элинор есть шансы?

– Я не могу исключить вероятность, но не волнуйся. – Тэа широко улыбнулась в ответ – как стюардесса или сестра милосердия. – Скоро всё наладится.

– Я не знаю, что именно наладится – поэтому вряд ли замечу.

– Верно.

Девушка оперлась ладонями о пол и опустила ресницы. В ее поникших плечах, в тенях вокруг глаз, пряталась усталость. Сейчас Алекс слишком хорошо ощущал это, чтобы игнорировать, как она того хотела.

– Как ты будешь объяснять свое воскрешение Рональду и Дэну, «если что»?

– Придумаю что-нибудь – добавляю Дэну головной боли. Но пока есть возможность...

– Можешь не продолжать.

Она кивнула и опустила голову еще ниже. Он поднял руку, но вместо того, чтобы погладить ее по волосам, обнял и притянул к себе.

*                      *                      *

10 марта, 00:11

За всю дорогу, пока они ехали к побережью, никто не произнес ни слова. За рулем сидел Рональд; Тэа и Алекс устроились позади. Все, за исключением Тэйси, поддерживали телепатический контакт с первой группой, следившей за Элинор. Вторая, только заходившая ей навстречу, пока молчала.

Тэа съежилась и замоталась в шарф по самые глаза, затем привалилась к дверце машины, всем видом требуя тишины. Ее спокойные комментарии по «внутренней связи» не выдавали лишних оттенков, и никто не знал, о чём она думает, уткнувшись носом в запотевшее стекло. Светлые глаза скользили по темному пространству за окном, отражая огоньки придорожных фонарей – и ничего больше. Она уже опустила забрало, им оставалось только наблюдать.

...Из стороны в сторону медленно бросается гигантский маятник, тянет за собой сизые тени; знаки на плитах беззвучно кропят всполохами. Она оглядывается, делает шаг. Изъеденная зеленью бронзовая чеканка на пьедестале притягивает ладони. «Когда ты заснешь, не будет ничего, кроме тьмы по обе стороны горизонта. До этого дня Я буду держать тебя крепко». Она отрывает взгляд от почерневших букв. Алебастровые статуи тянут к ней руки. «Презрей тяжесть волны...»

Внезапно Тэа повернула голову и уставилась в темноту на западе. Мгновеньем позже Дэн и Алекс ощутили колючую вспышку, пропавшую и через долю секунды появившуюся вновь – но уже правее. Тэа кивнула и подала знак остановиться.

Машина замерла. Рональд обернулся, удерживая их в последний момент:

– До Элинор еще далеко. Дальше дорога спускается вниз и огибает скалы, на машине мы сэкономим время.

– Элинор может изменить маршрут, так что давайте сэкономим на риске. – Тэа перекинула за спину хвосты шарфа.

– Рон, если Уэйнфорд выскочит у твоих ребят из-под ног, – сухо поддержал ее Дэн, – будет лишняя кровь.

Райн промолчал. Тэа застегнулась на все пуговицы.

– Советую вам двигаться на порядочном расстоянии и от меня и от сигнала Элинор. Наблюдатели приветствуются, коль скоро я планирую столкнуться с ней раньше, чем защита Астоуна развеется до конца. – Девушка выбралась из машины и начала выплетать пальцами невидимую паутинку, что не мешало ей говорить.

– Ты будешь использовать ар-дор?

Тэа вскинула на Дэна сосредоточенный взгляд: – Нет, не волнуйся. Тебе не придется иметь дело с последствиями.

– Это волнует меня меньше всего, – буркнул он.

Девушка закончила заклинание.

– Я готова. – Внезапно она поклонилась им, состроив каверзное лицо: – Присмотрите за дедушкой, не хочу, чтобы он влип в историю по моей вине.

Рональд удивленно прикусил язык. Дэн кивнул. Она отсалютовала им и, подпрыгнув, зависла в полуметре над землей. Затем плавно развернулась и, приняв почти горизонтальное положение, нырнула в мокрый ночной воздух.

– Наложила на себя «Маяк».

– Ты заметил? – Дэн потер вновь озябшую левую руку. – Обычно ее сигнал рассеивается, как только она исчезает из виду. Хорошо, что для нее это не секрет... Ладно, давайте двигать.

Алекс удивленно приподнял брови, но промолчал.

Дэн спрятал машину под иллюзией и принялся начитывать заклинания на застывшего в тумане Тэйси. Рональд выглядел спокойным, но под его непривычной немногословностью таилась неловкость. Они оба знали, что двойная левитация и усиление чувств –  не слишком большая оказия для Дэна, но старик не мог ни сожалеть об утерянном, как Байронс не мог ни ощущать его потери. И они столь же хорошо понимали друг друга. Рональд едва заметно усмехнулся и повыше поднял воротник, его взгляд переметнулся к повисшему над обочиной Райну. Тот напряженно скосился в ответ: ветер напрасно старался стащить его с места, дергая за длинные полы плаща.

«Я могу помочь?» – Мысль Алекса толкнула Дэна в висок, и тот невольно стиснул зубы.

«Не надо. Следи за Тэа и Охотниками. Я буду искать Элинор».

Райн кивнул, и плавным движением перевалился через новый порыв ветра. Дэн заметил одобрение в глазах Тэйси.

Они двинулись быстро, растянувшись небольшой цепью.

Вскоре им начали попадаться Охотники из первой группы: их в последний момент отозвали в город, чтобы усилить кольцо вокруг Гора и Эмили. Вторая команда вышла на стартовую позицию. Рональд следил взглядом за проносящимися мимо магами – пока очередной, неразличимый простым глазом силуэт не исчезал за пространством. Дэн делал вид, что не видит этого.

«Расстояние сокращается», – его вновь кольнула мысль Алекса, но он и сам успел заметить. Дрейфующий сигнал Элинор вспыхивал всё ближе к Тэа. Вернее, это Тэа нагоняла его. Она двигалась зигзагами, старательно повторяя траекторию капризов своей жертвы – но ее скорость была непомерно высокой.

«Она делает не меньше ста тридцати в час».

«Сто тридцать четыре. Зря тратит силы».

Но ее резвость имела успех.

Вытянутая капля раскинутой вокруг Элинор сети постепенно превратилась в эллипс, затем в окружность радиусом не более полукилометра. Внезапно Тэа замедлила ход и остановилась. Пока они нагоняли ее, а затем искали, где залечь, она больше не двигалась.

Сигнал Элинор, всё еще продолжавший метаться, медленно пошел ей навстречу.

«Приняла вызов».

«А вот и Тэа. Райн, не высовывайся из-за щита».

Они угнездились за подковообразной насыпью в пятидесяти метрах от неподвижной фигуры Тэа. Как только стало ясно, что преследование закончилось, Дэн накрыл их заклинанием, сводящим на нет действие ар-дор – он не сомневался в выборе Элинор. Заклинание было надежным и портило его лишь то, что барьер держался в пространстве неподвижно, не следуя за подзащитным.

Алекс нехотя вернулся обратно.

Тэа стояла на выпирающем каменном отроге, нарочито заметная на фоне подкрашенных луной облаков. Засунув руки в карманы и слегка подавшись вперед, она вглядывалась в черный коридор между отвесными скалами. Ветер остервенело трепал ее волосы, длинный шарф и пальто. Дэн ощутил волну напряжения, докатившуюся до него от попрятавшихся вокруг Охотников. Внезапно всё показалось болезненно знакомым. Он судорожно оглянулся в воспоминания, но догадка соскользнула, не найдя, за что зацепиться. Кто-то слева по периметру перебрался поближе, попутно ставя новые щиты.

Наконец Тэа выпрямилась. Напротив нее что-то блеснуло. Дэн скорее угадал, чем увидел светлые волосы Элинор: та выбралась из расселины, и на несколько минут обе девушки замерли. Теперь их разделяло не больше пяти метров, но Элинор стояла чуть ниже – справа от нее рваной губой темнел обледеневший обрыв. Ветер усилился, грозя опрокинуть обеих вниз. Тэа неслучайно выбрала это место.

Время вокруг двигалось рывками. Над побережьем успели скопиться звезды, углубляя скалы, вытравливая небо. Пошла третья минута. А затем началось – бледно вспыхнули магические щиты.

Элинор закрылась «Полнолунием». Тэа – слабым «Крестом»: она экономила силы, хотела убедиться, что противница не станет размениваться на мелочевку и сразу перейдет к путаному ар-дорскому заклинанию. Получив доказательство и уже не тратя время на новый щит, она начала собственный ритуал. Вокруг ее плеч плавно раскрылось мерцающее голубое кольцо.

Распущенные волосы Элинор поднялись вверх и свернулись в две рыжие спирали. Сфера «Полнолуния» поменяла оттенок на кирпично-красный, по внутренней границе побежали белые всполохи. Тэа, как и прежде, стояла неподвижно, запрокинув голову, но ее лицо казалось безмятежным. Голубое кольцо бледнело с каждой секундой, рассыпаясь на едва заметные знаки.

«Что она делает?!»

Чья-то мысль пальнула по окопу Дэна. Тот зло скривился, оглянулся, стараясь определить «стрелка». Он прекрасно его понимал, но в такие минуты не прощал истерик.

«Она призывает».

«Но она не обращается к Потокам. Это пустая трата времени! Ей надо пробивать защиту Уэйнфорд, пытаться нарушить ее концентрацию. Ох, ты! Да она тоже читает ар-дор...»

Дэн нашел «крикуна» и на время лишил его чувств.

«Это не ар-дор, кто-то добровольно заключил свой „спектр“ внутри нее». Байронс заметил, как Алекс вздрогнул в темноте. «Кольцо синее – значит, «кто-то» всё равно был не жилец».

«Надеюсь, этот «кто-то» достаточно силен, чтобы вылезти раньше, чем Элинор доведет заклинание до конца».

«...И что он пробьет «Полнолуние»...»

«Тэа не выдержит прямой атаки и не успеет поставить щит».

«Почему она запретила прикрывать ее?»

Мысль была риторической – никто не ждал ни ответа, ни действия. Почти рассеявшееся кольцо поднялось над головой Тэа и начало сужаться, превращаясь в крохотного светлячка. Элинор напротив нее свела ладони, между которыми заплясали черно-рыжие искры. Она была почти готова.

Светлячок исчез.

Тэа вздрогнула, сжалась. Казалось, она силится что-то удержать. Ветер вокруг нее остановился; одежда и волосы плавно взметнулись и провисли, словно погрузившись в воду. Девушка медленно опустилась на колени, по-прежнему прижимая руки к груди; даже издалека они увидели, как неистово дрожат ее пальцы. Из-под них уже пробивалось яркое свечение, наполненное глубоким индиго. Через несколько секунд грудь Тэа превратилась в воск, в котором металось косматое пламя. Она отвела руки. Ее глаза широко раскрылись, на висках заблестели слезы.

Элинор держала в руках почти идеально искрящую сферу. Оставались мгновенья.

Внезапно Тэа выпрямилась и подскочила в воздух, будто кто-то схватил ее за шкирку. На лице отразилось отчаянье, она сжала кулаки; губы быстро зашевелились, и одновременно с этим они услышали крик: – Взять!

Индиго полыхнуло по всему ее телу, затем выпростало синие лапы и вырвалось наружу.

Мгновенье еще бесформенное, оно метнулось вперед. Элинор даже не пошевелилась – лишь «Полнолуние» налилось новой волной искр, готовясь отразить преждевременную атаку. В тот момент, когда синий клубок коснулся границы сферы, Охотники увидели узкую волчью морду и длинное волчье тело, а затем зверь проломил барьер и рухнул на Элинор, опрокинувшись вместе с ней с ледяного обрыва. По чувствам ударила волна от сбитого заклинания.

Тэа плавно перескочила на уступ, где только что стояла Элинор, и поспешно спрыгнула вниз.

*                      *                      *

Она вернулась спустя одиннадцать секунд.

На ее руках лежало тонкое тело в разорванном до ворота платье. Элинор была выше, а оттого казалась на руках Тэа большой, фарфоровой куклой. Девушка бережно опустила труп на обмороженные камни и выпрямилась. Наблюдатели разом хлынули к ней со всех сторон.

Никто ни о чём не спрашивал. Один из Охотников засвидетельствовал смерть от вышедшего из-под контроля «неправедного» заклинания и распорядился унести тело; всё это время Тэа простояла над ним неподвижно – и не шелохнулась даже после того, как аккуратно спеленатый сверток исчез с ее глаз. Но когда Алекс хотел дотронуться до нее, она стремительно увернулась и спрыгнула обратно под обрыв.

На сей раз он не стал ждать.

Внизу была неглубокая пещерка, в которой закончилось падение Элинор. Тэа стояла посередине, вцепившись в хвосты шарфа. На стенах всё еще светились голубые искорки, оставленные ее заклинанием. Райн ничего не понимал, и известие об этом вряд ли могло ее утешить. Всё вдруг закончилось, но изломанная линия девичьих плеч поднимала в нем звенящее отчаянье. Тэа обернулась. Он ждал какого-то знака, но увидел лишь ее лицо, изуродованное по-детски жестоким плачем.

– Я потеряла... Фэя, – сквозь слезы выдавила она. – Теперь... навсегда.

Она прижала ладони ко рту, кусая пальцы.

*                      *                      *

Астоун

01:31

В гостиной было сумрачно. Два бледных световых пятна расползались под низкими бра в разных концах комнаты, и как всегда горел камин. Дэн не мигая смотрел на огонь; сидевший неподалеку Рональд допивал горький, как яд, кофе. В приоткрытую дверь просунулась голова Эшби – единственного человека в замке, которому они позволили бодрствовать, – и вслед за ней его высушенное тельце, нагруженное новой порцией сваренной по рецепту Тэйси отравы. Оба старика удовлетворенно покивали друг другу, после чего Эшби исчез, плотно затворив высокие створки двери.

Ветер вновь звякнулся о темное окно. Дэн оглянулся.

– Было бы любопытно узнать, о чём они говорят, правда? – Рональд почти мечтательно уставился в густой от теней потолок. Где-то там, в одной из комнаток Северной башни, заперлись Райн и Тэа.

– Она хочет сегодня же?..

– Да. Полагаю, Алекс не зря боится, что она исчезнет, оставив его разбираться в одиночку.

– Возможно, так будет лучше для всех.

Тэйси скривился над остатками кофе.

– Тано... Что ты чувствуешь к Тэа?

Тот поиграл бровями в ответ.

– Нежность? Отеческую привязанность? – не отставал Дэн. – Ты испытываешь к ней что-то особенное?

Рональд аккуратно поставил чашку на край затейливого кофейного столика.

– Я догадываюсь, что у тебя на уме, но позволь на этот раз не согласиться. По-моему, ты слишком увяз в поисках высшего смысла в простых вещах.

– Обычная симпатия, да? – хмыкнул Байронс и снова отвернулся к камину.

– Почему бы и нет?

Четверть часа они провели в безмолвии, слушая, как царапаются о стекло мелкие снежинки. Дэн обнаружил под рукой чашку с уже холодной горечью и уткнулся в нее, закрыв глаза. Потом Рональд уронил в темноту:

– Значит, ты уверен?

– Да.

– Алексу будет трудно принять такую правду. Он едва пересел с корабля на метлу.

Байронс слабо улыбнулся знакомой шутке, но его глаза быстро затягивала похожая на тоску поволока. Ему было странно, колко. Упершись затылком в спинку кресла, он скосился на обнажившееся дно кофейной чашки:

– Мы ведь почти ничего о них не знаем. Что они думают – о себе, о нас, как чувствуют... или как осознают себя. Боятся ли они.

– Расскажи-ка мне лучше, что убедило тебя в том, что Тэа... – Рональд не стал договаривать.

Дэн съежился в кресле. Он пытался уверить себя, что ему тягостно играть роль собаки-поводыря для бывшего лучшего охотника, но правда была не только в этом. Рональд подал ему новую чашку кофе. Кофе был горячий и пах раздирающим глотку имбирем.

– Ее «спектр» исцелялся по мере того, как мы загоняли Элинор в тупик. Я ни разу не смог обнаружить ее без «Маяка». Я не вижу ее в Скрипте, не могу наложить на нее «Крыло», чтобы проверить Связь с Океаном... Она снесла Элинор одним ударом – одним-единственным Призывом проломила конъюнкцию «Полнолуния» и «Степного Меча»! Той даже Астоун не помог. И в довершение всего мы ни разу не усомнились в своем желании следовать за ней. В особенности, Райн. Два Скриптора и несколько десятков праведных магов согласились соучаствовать ар-фаре...

– Не могу сказать, что мои чувства кажутся мне неадекватными, – задумчиво отозвался Тэйси, словно именно это показалось ему самым важным. – К тому же в итоге никакого ар-фаре не было, и мы все понимали, что так, скорее всего, и случится.

– Элинор могла не воспользоваться ар-дор, Тэа могла не сбить ее заклинание. Элинор могла пережить волну от «Меча». Что тогда? Ты сомневаешься, что Тэа не добила бы ее – магией или голыми руками? Вероятность была огромная... Мы не имеем права на ар-фаре, но почти стали соучастниками.

– Не пытайся переложить ответственность на Тэа. Нам предложили это участие, и мы с тобой сами решили, что оно того стоит. Твой коллега Скриптор принял аналогичное решение.

– Я всё время пытаюсь достучаться до него. А он молчит.

– Дэн, если твое предположение верно, то вокруг нас происходит нечто такое, что наблюдается крайне редко. Это даже не коррекция Потока. Обстоятельства, когда Океан вмешивается вот так, когда посылает... – Тэйси опять оборвал себя на полуслове. – Это трудно проглядеть. А ты как Скриптор не можешь проглядеть это априори.

– Есть еще кое-что.

Рональд молча кивнул в ответ, глядя в его напряженную спину.

Байронс потер виски – в правом настойчиво барабанила острая боль. Он раздраженно оттолкнул ее, развернулся вместе с креслом и уставился на старика.

– Между Райном и Тэа действительно есть связь. Я не могу определить ее свойство, но это не ар-дор. Я уверен, что Райн ощущает ее особенным образом, но, увы, он скорее всего не станет откровенничать об этом – ни со мной, ни с тобой.

– И ты догадываешься, что это за связь?

– Он один из талантливейших магов среди людей, даже Скрипторов и Охотников можно классифицировать, а его Дар уникален. Этого достаточно, чтобы Океан мог использовать его как источник поддержки «изнутри». Я думаю, Райн и был «критической точкой».

– Ага, так ты полагаешь, что Тэа использовала его во время атаки на Элинор? Ты заметил что-нибудь?

Дэн отрицательно покачал головой. – А что мы знаем о том, как это должно происходить?

– Тоже верно... – Тэйси устало поскреб подбородок. – Помнишь, когда ты пытался вытащить Тэа из замка, Изабелла сказала, что Алекс может помочь? Жаль, мы не решились расспросить малышку поподробнее... Кстати, сама Изабелла не кажется тебе достаточно необычной, чтобы оказаться «источником поддержки»?

– Вполне. Но Изабелла чересчур близка к Элинор, вряд ли она могла стать основным вариантом.

Рональд тихо и как-то растерянно рассмеялся: – Ты только подумай, сидим тут и городим одну экстраординарную теорию на другой.

– Ты не воспринимаешь мои догадки всерьез?

– Воспринимаю, – невесело отозвался Тэйси. – Но хотелось бы знать наверняка.

– Боюсь, теперь слишком поздно.

Они оба вновь умолкли.

*                      *                      *

Алекс и Тэа объявились через полчаса. Дэн развернулся к двери всем корпусом, едва почувствовав приближение Райна; Тэйси последовал его примеру, и оба застыли наготове. Когда дверь открылась, они лишь мельком увидели Алекса – тот пропустил Тэа вперед, но она вошла, только когда он насильно подтолкнул ее в спину.

В соседней комнате было темно, поэтому поначалу Рональд и Дэн различили лишь огненного цвета искры, сливавшиеся в невысокий силуэт. Потом, под давлением руки Райна, Тэа сделала шаг вперед, и свет упал на ее бледное лицо. Взгляды скользнули ниже, натолкнулись на серую, словно плотное облако, ткань, по которой сновали оранжевые огоньки. Тэа насупилась и еще плотнее закуталась в плащ.

Алексу пришлось взять на себя роль поводыря и подвести ее к креслу, на которое она опустилась с выражением внезапной растерянности. Они не сразу догадались, в чём дело, но в полутьме блеснули ее голые коленки, и сомнения в назначении наряда развеялись окончательно.

– Уже собралась? – Дэн постарался говорить как можно мягче, но Тэа даже не взглянула на него. Он увидел, как Райн осторожно сжимает ее плечо, как она едва заметно вздрагивает под своим странным плащом, словно рыжие искры щекочут ее обнаженную кожу. Потом всё-таки поднимает лицо, но ее взгляд остается бесцельным.

Алекс сильнее сжал ее руку: – Тэа хочет, чтобы мы проводили ее до Колодца. Есть вероятность, что нам придется его блокировать, если он не выдержит нагрузки.

– Тогда зачем рисковать?

– Она так хочет.

Он сказал это жестко, и Тэа вздрогнула на последнем слове. Ее глаза прояснились.

– Рональд, Дэн... – Она будто только что проснулась. – Пойдете со мной? – Ее голос зазвучал почти весело: – Обещаю много шума: всё, что работает по старинке, адски шумит.

Они оба согласно кивнули.

Девушка улыбнулась в ответ. Сгребла пышные складки на коленях и принялась ловить убегавшие от ее пальцев искры. Но прежде чем Дэн отважился спросить у Райна, что происходит, Тэа резко выпрямилась, вскочила и направилась к дверям. Алекс не попытался задержать ее, просто двинулся следом; остальным досталось самое легкое решение.

Под аккомпанемент собственных шагов они сперва поднялись на самый верх, а затем спустились на дно Северной башни, враставшей глубоко под землю. Несмотря на петляющие коридоры и прострацию, Тэа ни разу не сбилась, и они достигли Колодца быстрее обычного. Вызванные Дэном «светлячки» потухли, едва маги приблизились к черной арке, но оказалось, что освещать подземелье больше нет нужды – голубоватое марево разливалось по стенам медленными волнами. Тэа, шедшая первой, обернулась и вытянула руки вперед:

– Всё, команда поддержки, вам дальше нельзя. – Она вновь улыбнулась, но на сей раз улыбка получилась грустной. – Переход длится долю секунды, так что глядите в оба. Не хочу, чтобы старина Астоун рухнул вам на головы.

– Не беспокойся, с этим-то мы сладим.

– Ну, титаны, тогда я вас покидаю.

Она, как и перед Охотой, отвесила им поклон. Поглубже нахлобучила капюшон, стянула постоянно расходящиеся полы плаща. Дэн и Рональд пристально всматривались в ее лицо. После минуты молчаливых переглядок она фыркнула и отсалютовала со знакомой иронией.

Дэн ждал, что Райн хотя бы окликнет ее, но он даже не пошевелился. И пока она подходила к арке, перешагивала через высокую ступеньку и осторожно спускалась вниз, он лишь напряженно смотрел ей вслед. Потом они почувствовали, как загудело каменное нутро, поднялась бесплотная волна, омыла старые ступени, почти подлила к ногам. Замок выдохнул, разгоняя аромат холодного эфира по коридорам – мгновеньем позже всё схлынуло.

Алекс медленно прислонился к стене и осел на пол.

Глава семнадцатая

Астоун

13 марта

Несколько дней он провел без сна. Сидел у себя в башне и смотрел, как раз за разом рассыпается за окном темнота. На его ладони грелись крохотный полумесяц и щит с белыми волками – случайно оброненные сокровища Тэа. Она так спешила, что забыла их возле опрокинутого кресла.

Ушла, не сказав ни слова – схитрила, раскрыла его, как кулек с конфетами, а затем прижала «Глубоким контролем». Ни Дэн, ни Рональд не успели догадаться, пока не стало слишком поздно. Сейчас он почти ненавидел ее. За это противоестественное притяжение, за эти странные дни, когда он жил так, будто хранил нечто драгоценное. Она исчезла, как и появилась, в одну секунду.

*                      *                      *

Астоун

25 марта

Рональд прокрался по полутемной галерее и вышел на винтовую лестницу. Внизу промаршировали две горничные, одаривая друг друга сплетнями о бытии новых хозяев замка. Не тратя времени на то, чтобы скривить физиономию, Тэйси поднялся наверх, к комнатам Райна, и негромко постучал. Ответа не последовало. Однако дверь была не заперта.

Алекс сидел в дальнем кабинете, обложившись чертежами, книгами и кофейными чашками, и что-то старательно вычитывал в трухлявом на вид дневнике. Солнечный свет преломлялся в гранях стоявшей на подоконнике пустой вазы, заливая Алекса россыпью разноцветных бликов и огоньков. Ему это не мешало – он продолжал беззвучно листать страницы, едва прикасаясь к ним пальцами. Иногда копировал заклинанием строчки в лежащий под рукой журнал: пустые листы стремительно заполнялись темно-синими идеограммами и рунами, под цвет хороших чернил. Рональд покрутил головой, но не смог разобрать ни слова – это была собственная азбука Чесбери.

Поразмышляв с минуту, он надумал было ретироваться, но Алекс внезапно поднял руку и, не оборачиваясь, указал на свободное кресло в углу. Тэйси поспешил усесться на предложенное место.

– Рад видеть, что ты снова работаешь, – удовлетворенно сообщил он.

– Колодец окончательно заглох.

– Как и ожидала Тэа.

Рональд невзначай проштудировал наваленные на дальнем пюпитре тома и наконец-то позволил себе любимую гримасу: – Так и знал, что этим закончится.

Алекс усмехнулся.

– Как ты думаешь, для чего ты собираешься его восстанавливать? – заворчал старик.

– Ты, кажется, не любил риторических вопросов.

– И ответов, друг мой! И ответов тоже!

Алекс оторвался от дневника, посмотрел Тэйси в глаза – тот немедленно скуксился, погасив совиный взгляд. Райн отодвинул в сторону книгу с записями.

– Ты уже давно пытаешься о чём-то рассказать, – он продолжил испытующе глядеть на Рональда. – Если хочешь, я могу сделать перерыв.

– Ты собираешься разыскивать Тэа?

Алекс кивнул.

– Вряд ли получится.

– Знаю... Она умеет заметать следы, но у меня еще есть шанс.

Рональд хотел было возразить, но снова осекся, столкнувшись со спокойной уверенностью в его взгляде. Под этой уверенностью всё было по-прежнему, время шло для него без пользы. Тэйси понял, что сегодня опять уйдет на цыпочках, оставив друга перелистывать бесполезные книги.

*                      *                      *

Астоун

13 апреля

Рональд прикрыл за собой дверь и пошел куда глаза глядят. Глаза вывели его во внутренний дворик, на мокрые от прошедшего дождя узорные плиты. От них паром поднималась весна. Яростно запели синицы, он покивал им и двинулся по узкой тропинке в самую чащобу маленького сада. Ему как никогда хотелось побыть одному.

Прошел месяц, но никто так и не отважился поговорить с Алексом о Тэа. Даже Дэн, периодически вызывавшийся с суровым видом, возвращался ни с чем. «Мистика», – не слишком остроумно шутил он, и они расходились, стараясь позабыть прямую спину Райна, закопавшегося в тайной библиотеке Чесбери. Джулия наблюдала за ними издалека, но тоже молчала. Она ничего не помнила о Тэа и не знала об их делах, но ее встревоженное лицо было лишним напоминанием о том, что само собой ничего не разрешится. Это, впрочем, они и так знали наверняка.

Рональд вывалился на прогалину между карликовыми яблонями и нашел дерево посуше, чтобы устроить для себя жердочку. Старые привычки отпускали с трудом. Распушенная, словно лохматый лимон, синица нехотя уступила ему место и взвилась к карнизу на втором этаже. Начинало вечереть.

– Если бы мы только были уверены в том, что правы... Было бы проще? – Тэйси уселся на гибкую ветку и прикрыл глаза.

Воздух наливался запахом приморского вечера.

– Дедушка Рон.

Он приоткрыл один глаз и в полном недоумении узрел Изабеллу, стоящую всего в двух шагах от него. Вежливо приподнял шляпу:

– Добрый день, юная леди. Как ваши дела?

– Немного лучше, спасибо, – ответила она. Поправила съехавшую на бок полосатую шапочку и направилась в сторону двора.

– Постойте-ка! Позвольте, я вас провожу.

Рональд спрыгнул с ветки и отряхнулся. Девочка улыбнулась ему, сверкнув веснушками.

– Милая барышня, разрешите пригласить вас на чай. Там что-то замечательное готовили на кухне...

– Нет, спасибо. Я только порисовать. Можно?

– Что за вопрос! Лучше расскажите, где вы теперь. Может, вам нужна наша помощь?

Девочка задумалась, покрутила пришитые к перчаткам помпончики. Снова улыбнулась и отрицательно покачала головой: – Не беспокойтесь, дедушка.

– Ну что ж... – Тэйси поправил шляпу. – Тогда пойдемте, а то уже почти стемнело.

Изабелла покружилась вокруг него и прытко поскакала вперед, лисой подныривая под крылья разросшейся жимолости. Рональд мгновенно от нее отстал. Когда он добрался до внутреннего дворика, девочка поджидала его у крыльца, прыгая туда-сюда по скользким ступенькам.

Они вместе поднялись наверх к ее мастерской. Изабелла важно пожала ему руку и исчезла за створками тяжелой двери.

*                      *                      *

Астоун

22 апреля

Байронс неторопливо взбирался по лестнице, неся в охапке двух огромных собак и сиреневого крокодила. Делая три шага от машины до подъезда замка, он с наслаждением вымок, спасая под плащом игрушки. Теперь влажные волосы немилосердно налипали на глаза, и время от времени ему приходилось пользоваться хвостом крокодила как гребенкой. Безусловно, не ради приятной наружности, а лишь потому, что он уже дважды едва не скатился с лестницы.

Распахнув ногой дверь, Байронс протиснул вперед плюшевую свиту.

– Дэн!

Следом среди игрушек показалась его собственная взъерошенная голова.

– Ты не перестарался?

Он обвел взглядом комнату: в каждом углу, на столах и в креслах, восседало разномастное зверье. Дэн что-то пробурчал в ответ и обрушил лаек и крокодила на колени Джулии: – В детской не осталось места?

– Не осталось.

– Можно построить им отдельный замок.

Девушка с трудом сдержала смех:

– Как ты любишь говорить сам – уймись, Дэн. Мэй еще слишком маленькая, ей хватает и десятой части того, что ты успел надарить.

– Я не со зла.

Джулия явно собралась продолжить поучать его, но внезапно ее взгляд сделался напряженным. Она замерла, прислушиваясь к шорохам: ей почудились шаги за дверью. Дэн успокаивающе сжал ее похолодевшие пальцы: – Он на крепостной стене. Я видел, когда подъезжал к замку.

Джулия тяжело вздохнула. – Глупо, да? Что мне теперь делать?

– Ты можешь уехать из Астоуна.

– Неужели? Ричард Уэйнфорд попросил нас стать опекунами Мэй. Не только Алекса, но и меня. Знаешь, однажды он заговаривал об одолжении, неужели уже тогда он думал?..

– Вряд ли.

Она сжалась в кресле, теребя и без того растянутый рукав свитера.

– Наверное, Алекс не стал бы возражать, если бы я забрала Мэй и вернулась в Брисбен. Но я не могу его бросить. Я хочу помочь, но... Чем он теперь занимается, что ищет? Я не понимаю. Вот вы знаете, но не хотите говорить.

Дэн не услышал упрека в ее голосе.

– Джулия. – Он присел рядом, его лицо поневоле стало грустным. – Он ведь сам тебе всё рассказал.

– О да. – Она поджала губы. – Удивительно.

– Такие вещи случаются.

– Но не с ним! Он всегда был... прочным. – Ее голос сорвался, она резко опустила голову. – Почему он не хочет обратиться к другому врачу? Разве мы не должны убедить его?

– Ты пыталась, Рональд пытался. А мне лучше даже не пробовать. Он принимает лекарства, что еще мы можем от него требовать?

– Но ему не становится лучше. Я знаю, что неврозы лечат, ведь он не настолько... Он не такой, понимаешь? – Она беспомощно потянулась к Дэну, ища поддержки.

– Понимаю.

– Но всё, что я знаю о его семье... Я просто боюсь, что он может поступить так же, как Ричард. Дэн, что если он...

Джулия замолчала, сопротивляясь слезам. Было видно, что она частенько проигрывает им в последнее время. Байронс обнял ее, стараясь утешить, одновременно борясь со злостью. Он добровольно согласился подыгрывать Райну, но в такие минуты начинал думать, что ложь была наихудшим вариантом.

– Алекс – не Ричард.

– Знаю, – она тихонько всхлипнула. Устало уткнулась Дэну в плечо, искоса глядя на скалящиеся игрушки. – Элинор пропала без вести, Ричард и Виктория погибли. Я даже не знаю, что стало с Изабеллой.

– С ней всё хорошо. Рональд видел ее мельком... в городе. – Дэн не стал рассказывать, как оно было на самом деле, потому что не смог бы этого объяснить, в том числе самому себе. – У нее есть опекун.

– Как это? Откуда?

– Родственник со стороны отца.

– Он японец? Ее увезут из страны?

– Если честно, не знаю. Но Рональд сказал, что она выглядела счастливой.

– Ты мог бы разузнать подробности? Мне очень хочется ее повидать.

Дэн не ответил. Но Джулия уже успокоилась – теперь ее могло удовлетворить даже молчание. В окно снова забарабанил дождь.

– Почему всё прошло мимо меня? – грустно прошептала она. Потом запрокинула к Дэну лицо и с неожиданной требовательностью спросила: – Почему?

На его счастье в дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, в комнату заглянула экономка.

– Мисс Грант... О, инспектор Байронс, вы тоже здесь! Я всё никак не могу найти мистера Райна. – Отчаянье в ее голосе подняло обоих на ноги. – Прошу вас, пойдемте со мной! Что-то случилось с мистером Тэйси. По-моему, он заболел.

Дэн бросился следом за испуганно потрусившей вдоль коридора прислугой.

Когда они вошли в комнату Рональда, старик мирно спал на кровати, завернувшись в два шерстяных одеяла. Вид у него был цветущий. Дэн сурово обернулся к экономке, ожидая объяснений; та поспешно затараторила, не понижая голоса:

– Я зашла спросить, не нужно ли чего, а господин Тэйси лежит как мертвый. Я сперва тоже подумала, что он спит. Хотела потихоньку унести старые цветы, но... – она громко всхлипнула, – уронила вазу. А он по-прежнему ничего, и дышит едва-едва. Вы только посмотрите! Он не проснется, даже если мы на нем станцуем. – Она сделала порывистое движение, и Байронс на всякий случай схватил ее за руку, опасаясь, что дама решится на наглядную демонстрацию. – Я и пульс проверила – он такой медленный! Тридцать ударов в минуту, не больше, честное слово! А это плохо, я знаю, у меня брат доктор...

– Успокойтесь, мисс Ллойд, – зашипел оглушенный Дэн. – С господином Тэйси ничего не случилось.

– Ты уверен? – Джулия шагнула вперед, Дэну пришлось схватить и ее тоже.

– С ним такое бывает, врач не нужен. Скоро Рон проснется, и мы тут же вместе спустимся вниз. Хорошо?

Экономка доверчиво заглянула Дэну в глаза. Он улыбнулся в ответ и рискнул выпустить ее руку. Женщина наконец перестала рваться к Тэйси, кивнула и покорно засеменила к двери. На пороге все-таки запнулась и неловко спросила: – А это не заразно?

– Нет.

– Прошу прощения! – Мисс Ллойд исчезла за дверью.

С Джулией, увы, фокус не прошел. Дэн замялся, не зная, что придумать. В ушах до сих пор звенел надсадный голос экономки, по остальным чувствам молотом колотил крутящийся в комнате бесплотный вихрь.

– Джулия, не беспокойся, – наконец промямлил он. – Тебе пора кормить Мэй. Ступай, я присмотрю за Рональдом.

– Он и правда скоро... – Внезапно она осеклась. – Ладно, тебе виднее.

Девушка бросила на старика еще один подозрительный взгляд и вышла. Байронс поспешно запер за ней дверь, прислонился к стене. – Вот ведь.

Обернулся к Тэйси, боясь сдвинуться с места.

Через четверть часа Рональд открыл глаза и посмотрел на него не менее пристально и деловито: показалась привычная ухмылка, и он неспешно приподнялся на локтях, пытаясь сесть. Дэн немедленно подскочил к кровати.

– Но как?!

– Понятия не имею. – Рональд спустил ноги на ковер и покрутил головой. – Божественно странные ощущения.

– Но Райн запечатал твой Дар, это необратимо! Ты даже был медиумом и не свихнулся!

– На этот счет есть разные точки зрения – можешь спросить у Джулии.

– Я не помню исключений...

– А мы пока не говорим об исключениях, – перебил Тэйси. – Это трудно назвать возвращением Дара. Небольшой транс, я даже не смог его проконтролировать. Надеюсь, милые девушки не станут поднимать много шума. Ох... – Старик принялся осторожно разрабатывать пальцы на левой руке. – Как-то совсем криво вышло.

Рональд чувствовал себя заскорузлой перчаткой, которую снова попытались натянуть на руку. Дэн нетерпеливо переступал с ноги на ногу:

– Я свяжусь с нашими.

– Не надо. – Старик помолчал пару секунд. – Мне нужно подумать. Если искать причины... Я провел некоторое время в Колодце. Хотел посмотреть, как идут дела у Алекса. Потом почувствовал себя странно, решил отдохнуть, и...

– Вот оно что. – Дэн нахмурился. – Как далеко он продвинулся?

– Не могу определить. Не уверен, что и у тебя получится.

– Понимаю. Он работает с очень старыми заклинаниями.

– Нет, – покачал головой Тэйси. – Он работает с основами очень старых заклинаний. Всё остальное – наработки создателя Колодца, но Алекс умудрился в них разобраться. Или сконструировал что-то свое.

Байронс невольно присвистнул.

– Парень высоко метит. Чувствую, генетики далеко на нем прокатятся со своей теорией.

– Ты тоже видел портрет? – Тэйси оживленно хмыкнул. – Колодец... нет, весь Астоун – это артефакт, с каким мы прежде не сталкивались. И он еще умудрялся прятаться столетия подряд! Заметь, во всех здешних исключительностях есть закономерность, наш Алекс – часть общей картины. Сейчас он активно воздействует на Колодец, и я даже боюсь предположить, что за суп он в нем варит. Но супец отменный, если сумел поднять на ноги прогоревшего мага.

– Не факт, что дело в этом – ты сам сказал.

– Возможно! – с легкостью согласился Тэйси. – Но пока это единственная стоящая гипотеза. Полагаю, мне нужно поговорить с Алексом.

– Что ж, будет справедливо, если он вернет тебе Дар. – Дэн повернулся к двери. – Пойду, успокою Джулию. И тебе тоже советую спуститься.

– Неужто эта прекрасная особа беспокоилось обо мне?

– Да.

– О, боги! Я в беде.

*                      *                      *

Астоун

2 мая

Алекс вышел из-под арки, знаменующей начало спуска в Колодец. Промозглый холл шесть на шесть метров встретил его неизменной щербатой улыбкой чернеющего напротив входа. Здесь с каждым днем становилось всё холоднее, несмотря на скачущую по замку весну. Немудрено, что ей не хватило силенок допрыгать до самого дна... Райн уселся на собственноручно смастеренную каменную скамью и привалился к стене. Выглядел он неважно. Работа продвигалась медленно, словно делая ему одолжение, но он старался не злиться на себя; он научится – всё придет со временем. Точно так же, как он сумел забыть, что еще полгода назад каждое утро начиналось с вопроса, зачем он застрял в этом месте; как однажды он перестал спотыкаться взглядом о зеркала, видя почти незнакомое лицо. Определенно, в чём-то ход времени был заметен.

Алекс потер озябшие ладони. Потянулся и наколдовал с десяток радужных огоньков, пытаясь согреть каземат.

– Уютно у тебя, – послышался от входа осипший голос Байронса.

– Устраивайся.

– Только чертовски холодно. – Дэн вошел, поводя носом и стараясь держаться поближе к скоплениям огоньков.

– Там где-то был термос с чаем.

– Да я вот тоже кое-что принес. Не пугайся, это от Эшби. – Он поставил на скамью плетеную корзинку, судя по разнообразным запахам и крену, доверху набитую снедью. – Даже кофе есть.

Алекс кивнул, и Байронс принялся сервировать стол на шероховатом камне.

– Что с голосом? Я думал, Скрипторы не болеют.

– Это не простуда, это я старался перекричать Мэй. Ох, черт! – Несколько густых кофейных капель угодили Дэну на запястье, и он принялся яростно зачитывать заклинание от ожога. – К тому же иногда приятно почувствовать себя обычным полицейским. Ожоги не в счет.

Райн невольно усмехнулся.

– Как Джулия? – тихо спросил он.

– Вы живете в одном доме, мог бы сам поинтересоваться.

Алекс опустил лицо.

– Слушай, Райн... Отчасти поэтому я и пришел.

– Хочешь «спустить меня с небес на землю»?

Дэн удивленно оглянулся на него.

– Цитирую Рональда. Правда, он отказался объяснить, куда я должен приземлиться. – Алекс отпил несколько глотков из протянутой Дэном чашки и внезапно поморщился от привкуса имбиря. – Знаешь, овощи тоже сообщаются с окружающей средой. Ваши пассы усугубились в последнее время, трудно было не заметить.

– Мы искали подходящий момент.

– Но так и не нашли.

– Верно. Поэтому сегодня я кое-что расскажу – больше не вижу смысла ждать.

– Давай. У меня еще есть час на восстановление.

Алекс подвинулся, освобождая место для Дэна. Скамья была длинной, они благополучно поместились на ней вместе с обедом и корзиной Эшби. Дэн скрестил руки на груди и нахмурился. Алекс терпеливо ждал. Наконец Байронс пересилил себя и спросил:

– Читал сборник лекций Кавано?

– Что-то из медицины?

– Не только, там всякое есть.

Алекс отрицательно покачал головой. – Одни упоминания.

– Ладно. – Дэн снова задумался, сипло покашлял и плеснул себе еще кофе. – Не возражаешь против коротенькой предыстории?

– Как угодно.

– Ну, хорошо. – Теперь отступать было некуда. – Кхе. Шестьсот лет назад довольно далеко отсюда жил мальчик-сирота. Кхе-кхе... Вообще-то он был вором, но крал по мелочи, еду и старую одежду – голод ведь не тетка, работы нет, а пацану даже ночевать приходилось под мостом. Везло ему, правда, недолго. Однажды его поймали и решили вздернуть, несмотря на неполные восемь лет. И вот уже когда ему петлю на шею натянули, откуда не возьмись, объявилась некая благородная дама, заплатила судье штраф и забрала мальчишку с собой.

– Знаешь, Дэн, – Алекс криво усмехнулся, – Мэй определенно повезло с нянькой.

Байронс раздраженно посопел, но возражать не стал.

– Я продолжу?.. Незнакомка спасла ребенка и увезла в свое имение в лесу, где и сообщила, что у него есть особый Дар. Однако лишь она может пробудить его, а заодно обучить магическому ремеслу. Ну кто скажет «нет», да еще в такой ситуации? На учебу ушло семь лет. Мальчик действительно оказался магом, равных которому в те времена не было. Когда вышел последний день обучения, Леди объявила, что вскоре он должен провести особый ритуал, от которого зависит судьба королевства – а также ее собственная. Поскольку мальчишка любил ее сильнее родной матери, которой у него, кстати, не было, возражать он даже не подумал.

Дэн поскреб подбородок и скосился на Райна.

– Как ты понимаешь, история была длинная, я излагаю вкратце... Пока парень учился, с ним много чего приключалось, но Леди оставалась его неизменной спасительницей и защитницей. И когда, наконец, она велела ему провести ритуал, он сделал в точности, как она просила. В мире как будто ничего не изменилось, но по окончании ритуала дама засияла, словно новогодняя елка, поднялась в воздух на восьми крылах и исчезла навсегда. С тех пор наш герой ни разу ее не видел, а спустя какое-то время загадочным образом о ней позабыл.

– Интересная сказка.

– Не то слово. Только это не сказка.

Райн промолчал, гоняя остатки кофе по бокам кружки. Дэн не дождался вопроса, вздохнул и продолжил сам:

– Это одно из редких свидетельств контакта с ОС. Думаю, о них ты слышал.

– Океанические Существа?

– Верно... Теперь о Кавано. Он был свидетелем этого случая, с него всё началось. Он был первым, кто рискнул заняться изучением ОС, а не одним лишь робким созерцанием издалека. До него все пасовали. Обычно было так: сунешься – накроет благодатью, ум за разум зайдет. Но на Кавано фокус не сработал, он выдержал и начал рыть. Тяжко ему пришлось, наши не особо ратовали за его изыскания, а до Первого Скриптора он не дотянул... – Дэн раздраженно оборвал себя, почувствовав, что язык снова изволит шутить, оттягивая момент, когда придется сказать главное. – Вот что он выяснил. Наше основное отличие от родителя, от Океана, в совершенстве саморегуляции и в расчете последствий внутреннего развития. У «молекулярных» прототипов, то есть у нас, с этим обычно большие проблемы. Но сбои бывают и «наверху», только в таких случаях срабатывает особый... рефлекс.

– У кого срабатывает?

– У вселенских пчелиных сот.

Байронс сделал паузу, но Алекс не пожелал продолжить. Вид у него стал безучастный.

– Это называют «Обратным отсчетом». Представь себе способность смещать собственный временной «центр тяжести», свою волю, в ключевой момент кризиса. Как если бы человек, сорвавшийся с обрыва, сумел перекинуть свое сознание в себя же за несколько секунд до падения и вовремя сделать шаг в сторону. Похоже на предвидение наоборот, только речь не о скачках в параллельные Потоки, не о дублях, а об уже свершившихся событиях в нашем собственном мире. Последний резерв, когда всё пошло наперекосяк. Откат.

Алекс осторожно поставил кружку на скамью. Дэн ждал. Ну же! И это после всего, что он на него вывалил? Райн не мог не смекнуть, к чему он клонит, неужели бедняга думает попросту отмолчаться?

Байронс выдохся, устав изображать Тано. Если бы не бывший учитель и Джулия, он бы предпочел не трогать Алекса, позволил бы времени самостоятельно зацементировать воспоминания о Тэа. Но могут пройти годы, прежде чем это случится. Отчаявшись, Райн способен сигануть с замковой стены, и что они тогда скажут Джулии? «Дурная наследственность?»

Дэн надеялся, что у парня хватит сил проглотить новость. Если он хотя бы начнет думать о Тэа немного иначе, у него появится шанс выбраться. В любом случае, ему вряд ли станет хуже, чем сейчас.

Оставалось забить последний гвоздь.

– Кавано изучал ОС больше ста лет, – сообщил Дэн в неподвижный Райновский профиль. – В итоге изобрел новый способ лечения необратимых болезней. Надеюсь, ты внимательно слушаешь. Суть такова: в поврежденном органе формируется здоровая клетка, обладающая невероятным регенеративным потенциалом. Эта клетка способна «переписать» все формы генетических мутаций и физических ранений, а заодно лет на триста замедлить старение человека. Кавано создал свое заклинание, изучая процессы, активные во время жизнедеятельности ОС. Его «Аэгис» не совсем «Обратный отсчет», но работает по тому же принципу. С тех пор подтвержденных контактов с ОС было два, удачных излечений по принципу Кавано – двадцать восемь, правда, ни один из целителей не сумел повторить ритуал во второй раз. Но я собственными глазами видел ребенка, которому восстановили ампутированную ногу.

Алекс медленно отодвинул кружку подальше от себя. Несколько огоньков прилепились к выступающему камню над его головой, бросая всполохи на седые волосы. Тишина. Дэн ощутил очередной приступ отчаяния и медленно сосчитал до десяти. Ничего. Райн бездумно щурился в темноту. Сосчитав до десяти еще раз, Дэн приготовился к финальному монологу. Если парень продолжит игнорировать его, то говорить уже будет не о чем.

– Далимар подтвердил тезис Кавано. ОС для Океана, как клетка «Аэгис» для человека. Они умеют находить рычаги, запускающие болезнь Потока вспять. Хотя нет, не так... «Клетка» – это ОС и его избранник, «критическая точка» для поворота ситуации. Картина всегда одна и та же: ОС отыскивает «критическую точку», избранный испытывает острое чувство потребности в ОС. У всех избранников имелись или внезапно обнаруживались уникальные способности; их преданность ОС была абсолютной, что бы те ни просили и ни делали, – порой даже искажались воспоминания.

Дэн уже не мог остановиться, слова лились из него, словно чужие.

– Но как только Поток исцелялся, необходимость в ОС пропадала и те «развеивались». Ведь эта мера хоть и допустимая, но экстренная, требует немалых затрат... Иногда «Обратный отсчет» вообще не срабатывает, «заболевший» Поток умирает и мы получаем новый аттракцион в Дельге...

– Дэн... Достаточно.

Байронс мгновенно умолк. Алекс сидел, низко опустив лицо – Дэн видел, как на его скулах ходят желваки; он не сумел определить, расстроен тот или зол, единственное, что было очевидно, – Райн наконец-то приготовился дать отпор.

– По-твоему, Тэа – ОС? – тихо спросил он через какое-то время.

– Да.

– Когда ты это понял?

– Давно. Накануне столкновения с Элинор.

– А раньше? Всё, что ты мне рассказал, ты уже знал. Почему тогда... – Он запнулся.

– Я был уверен, что есть другое объяснение. ОС – не первое, что приходит на ум. Со временем привыкаешь не ждать королеву там, где обычно встречаешь молочника. Сперва я решил...

Дэн умолк. Затем виновато пожал плечами.

– Райн, я Скриптор. В этом всё дело. Я обязан знать, что происходит с моим Потоком или хотя бы с моей собственной планетой, но я переоценил себя. Я ничего не видел и не вижу до сих пор. Возможно, мой коллега в курсе, но он не желает разговаривать, да и Тэа не стала... Поэтому вначале я подумал, что речь идет о стандартной попытке воздействия на будущее, не все факты открылись сразу. Что еще мне оставалось? Мы постоянно пытаемся что-то улучшить, в том числе свою собственную жизнь – это не зазорно в пределах допустимого. Если Второй рассудил, что это на пользу всем, так и замечательно... Извини.

– Что еще? Я хочу знать подробности.

– Хорошо. – Дэн оперся локтями о колени. Попробовал поймать взгляд Райна, но тот глядел в стену перед собой. – Насколько сильно ты сомневаешься?

– Я не верю.

Дэн вздохнул. – Я так и думал. Ладно...

Он пересказал ему всё, что в свое время сообщил Рональду, но Алекс ни на йоту не изменился в лице. Стало ясно, что он будет сопротивляться до конца.

– ...Вспомни, как у нее менялось настроение, – настаивал Дэн, – словно в ней сидел с десяток разных людей. Возможно, притворство, но, скорее всего, это особенность сознания ОС.

Байронс понимал, что сейчас ему вряд ли удастся переубедить Алекса, но нужно было довести дело до конца. Этот спор необходимо закончить здесь и сегодня, остальное Райн додумает сам, когда успокоится. Если такое вообще возможно.

– Всё, что мы знаем о природе ОС, есть в книге Кавано. Она так и называется – «Обратный отсчет», я видел ее в твоей рабочей библиотеке.

– Что он узнал?

Дэн устало качнулся из стороны в сторону.

– Кавано высказал гипотезу, что Океан лепит их из материала, способного войти в резонанс с «критической точкой» Потока. Говоря человеческим языком, ОС ищут правильный инструмент для поправки дела – по каким-то причинам они не могут принести его извне. Наш хирург не вскрывает пациенту грудную клетку, чтобы ввинтить чужеродный имплантат; сердце должно излечиться само, а врач лишь подсказывает, что нужно делать. Ну и капельницу ставит время от времени... Во всех известных случаях «критическими точками» становились существа со «спектром». И они должны были беспрекословно слушаться команд ОС – а согласись, любовь более действенное средство, чем палка. В нашем случае этой «точкой» оказался ты.

Байронс решил, что теперь поздно сглаживать углы.

– Тэа могла быть отражением людей, которых ты встречал или только встретишь; слепком, снятым прямиком с твоей души, материализованной фантазией. Бог знает, что она сама при этом думала... Возможно, ОС не осознают своей природы и у них тоже есть воспоминания о семье, друзьях – такие же ложные, как их «спектр». Вспомни, что она говорила о своем имени: она в «какой-то степени» родственница Ивэна Гора. Гор – ее ключ к желаемым изменениям, поэтому у нее его имя и ощущение родства с ним.

– Мы спасали не Ивэна.

– А ты задумывался, почему? Возможно, Эмили должна каким-то образом повлиять на него – и сделать это может только она одна? Или это могла сделать ее смерть?

Алекс медленно покачал головой:

– Ты сам сказал, действовать должен «инструмент», а не ОС. Но Тэа... Она никому не позволила приблизиться к Элинор, всё сделала сама. Я просидел в сторонке под твоим щитом, – горько добавил он.

– Нет, Алекс, никакого противоречия нет. Скорее, наоборот – это главное доказательство.

Что-то мелькнуло в глазах Райна. Дэн понял, что тот сам догадался – но нет, опять упрямо стиснул челюсти и отвел взгляд. Байронс зло пнул подвернувшуюся под ботинок щебенку.

– Тэа сделала всё, чтобы никто из нас не смог ввязаться в ар-фаре. Она – воплощение Океана. Наш с тобой допустимый уровень разрушения не позволяет физически уничтожить кого-то вроде Уэйнфорд, ведь она не просто неправедник, она неправедник без Связи. Ты знаешь, что это значит? Смерть лишила ее возможности на спасение, ей не оставили шанса что-то изменить. Теперь ее «спектр» полностью разрушен. Ни один праведный маг не имел права отнимать у нее жизнь, не попытавшись исправить положение. Но если ОС знает, что времени нет, а мы не удержим камень, то ей оставалось только одно – инициировать несчастный случай, загнав Элинор в угол и вынудив использовать ар-дор. Всё прошло как по нотам. Не удивлюсь, если и проснувшийся Дар Уэйнфорд был частью ловушки.

– Тогда к чему вообще «критическая точка», раз Тэа способна всё сделать сама?!

– Она взяла от твоей силы.

– Не было этого!

– Только благодаря тебе мы все собрались вокруг одного дела, ты невольно связал нас. Мы помогли Тэа найти и поймать Элинор, ты стреножил Астоун и удар был нанесен с твоей помощью.

– Что?..

– Помнишь ее Призыв?

– Волка?

– Я сперва тоже не заметил. Уже потом, после ухода Тэа, полазил по пещере – ну, по той самой... Осадок держится до сих пор – заклинание было сильное, а тем проще определить создавшего его мага. – Дэн сделал паузу.

– Я...

– Да, Алекс. Оно твое. Я не понял сразу лишь потому, что это был Призыв, заключавший чужую волю внутри Тэа. Но эту волю связал с ней ты сам.

– Я этого не делал!

– Ты этого не помнишь, но это не значит, что ты этого не делал. ОС способны манипулировать воспоминаниями.

Райн словно споткнулся на пустом месте: – Тогда почему это заботливое океаническое существо не заставило меня забыть о ней? Сколько времени прошло? Два месяца? Прорва времени... Разве я не должен был забыть?!

– У кого-то месяц. У кого-то – несколько лет. Ты забудешь. Возможно, мы все забудем, уж очень близко подошли.

– Не верю. – Райн жестко посмотрел Дэну в глаза. – Многое мимо!

– Да, кое-что выбивается, но мы не знаем об ОС всего. Три случая – недостаточно для точной статистики. И есть всего два способа выяснить наверняка, оба теперь упущены.

– Какие?

Байронс пожал плечами. – Наложить «Крыло». Простые формы не слишком эффективны – любой сильный маг может исказить результат. Нужна высшая форма, заклинание десятой ступени. Океан держит ОС на Связи во всех смыслах слова: у них не меньше восьми «крыльев», а иногда и вовсе сплошной ореол... Но на Тэа я не сумел наложить даже простенькую версию, силенок не хватило.

– Можешь научить меня?

– Ты всё еще надеешься испытать его на Тэа?

Райн кивнул, потом вспомнил о чём-то, что уже давно не давало ему покоя:

– Ты говорил, что терял ощущение ее присутствия, как только она выходила за дверь. Но я – нет.

– Потому что ты был ее избранным. Вот прямо сейчас сможешь ее обнаружить?

– Второй «безусловный способ»? – Он пропустил вопрос Дэна мимо ушей.

– Убить ее.

Алекс взвился, опрокинув кружки на пол. Байронс едва успел прикрыться силовым щитом.

– Потише, Райн! Я же не предлагаю этого делать!

Алекс несколько секунд смотрел на него с ненавистью, затем его взгляд прояснился. Он медленно осел назад.

– Зачем?

– Чтобы увидеть, как она воскреснет.

Дэн заметил, как дрогнуло лицо Райна.

– ОС бессмертны, пока не разрешен кризис. Или пока не станет слишком поздно и Океан не потеряет шанс на поправку дела. Наверное, об этом и говорила Тэа во время Охоты... Черт, какой же я был остолоп.

Внезапно Алекс тихо рассмеялся. Глаза его заблестели, он запрокинул голову и уставился на Дэна с болезненной иронией: – Тогда, может, не только Тэа ОС?

– В каком смысле?

– Помнишь, когда Джулия нашла меня с остановкой сердца...

– О нет, Райн. Это не то.

– Не перебивай. Это не единственный случай. Ты был прав, я всегда помнил, что случилось той ночью – и гораздо лучше, чем мы с Тэа вам рассказали. Я действительно преследовал ее и не дал покинуть замок через Колодец, но в ту ночь я умер еще несколько раз, и смерть длилась не по десять минут. Поверь мне.

Дэн молчал, переваривая новость.

– Именно тогда у меня начались видения, – зло добавил Райн. – Я падаю в океан, и Тэа спасает меня. Дэн... Ты можешь наложить на меня «Крыло»? Высшую форму?

Байронс кивнул.

– Тогда сделай это сейчас.

*                      *                      *

Рональд привстал в кресле, заозирался по сторонам. Тяжелая книга едва не выскользнула из рук, но он ловко перехватил ее в полуметре от пола. Он явственно ощущал, как кто-то выводит сложное заклинание – на большее его способностей пока не хватало; он будто лежал на дне мутного озера, наблюдая, как откуда-то пробивается яростный свет. Определить источник оказалось не по силам, но зато удалось разглядел направление. Это было под Северной башней.

Колодец поглощал любое заклинание – стало быть, дело происходило на подступах или чуть выше. Рональд спешил, как мог, но когда он наконец-то спустился вниз, свет уже погас. Тэйси осторожно пробежал последний поворот и заглянул в полутемный холл перед Колодцем. Кое-где всё еще висели радужные светлячки, образуя под потолком странные узоры.

На скамье воле стены сидел Райн – с закрытыми глазами, неподвижный, как кусок камня за его спиной; рядом покачивался Байронс. Старик тихо вошел, и Дэн вздрогнул, словно по нему чиркнули острым лезвием.

– Извини, – прошептал Тэйси, стараясь сотворить слабое восстанавливающее заклинание.

– Не надо...

Байронс с трудом выпрямился. Попытался открыть глаза, но тело слушалось не лучше, чем испорченная марионетка. Алекс тоже ожил – не мигая, уставился в белое лицо Дэна. Рональд внимательно следил за обоими.

– Ты не ОС, – пробормотал полицейский, и Рональд приподнял брови, начиная догадываться, что произошло.

– Тогда, вероятно, и она...

– У тебя шесть.

Тэйси аж подпрыгнул. Алекс ответил невнятным жестом. Дэн перестал изображать маятник и вновь сипло закашлялся. Через некоторое время ему удалось разлепить веки, но лучше он себя от этого не почувствовал. Райн нетерпеливо ждал разъяснений. Байронс собрался с силами – взгляд у него был на удивление осмысленный, никак не вяжущийся с речью, звучавшей так, будто он был пьян и вот-вот свалится под каменную лавку.

– Это надо же... Первое, что делают маги...  любопытствуют, сколько у них «крыльев». Как тебя угораздило, Райн? Профукать такую... важную главу. Шесть...

– Я объясню? – споро предложил Рональд, и Дэн благодарно кивнул. Через секунду на его лице отразилась отчаянная паника, но было поздно.

– Надеюсь, что такое «крылья», ты все-таки знаешь?

– Знаю, – буркнул Алекс. – Меня интересует классификация.

– Не так быстро. – Тэйси жизнерадостно улыбнулся. Впрочем, у него всегда были свои взгляды на методы поднятия боевого духа. – Не держись, как пришедшая на гадания деревенская барышня. Почему Связь называют «крылом»?

– Почему простое объяснение внезапно превращается в тест на профпригодность? Это магия?

– Да проще ответить... – тоскливо просипел Байронс.

Райн замотал головой. – Боже... «Для невооруженного человеческого – прошу заметить! – глаза Связь невидима. При использовании некоторых заклинаний она представляется набором ярких лучей, исходящих от позвоночника со скоплением в районе большого шейного позвонка во внешнее пространство. Количество лучей определяется уровнем синхронизации с Океаном». Я прошел?

– Браво. И чем больше лучей, тем выше вероятность, что индивидуальность сохранится в «спектре» после распада плотного тела. А индивидуальностью мы дорожим.

– Что-то мне не попадались люди, «хорошо сохранившиеся» после смерти.

– Тебе так только кажется. Воспоминания всё равно утрачиваются – чтобы не накапливался лишний эмоциональный балласт.

– Сомнительно мне, что индивидуальность может уцелеть без воспоминаний, – парировал Райн.

– В забвении есть свой резон. Я знаком с людьми, помнящими отдельные эпизоды из предыдущих воплощений. Таких личностей немного, но, что гораздо важнее, все их воспоминания на удивление печальны. – Рональд облокотился о стену, задумчиво потыкал пальцем в забившегося в щель «светлячка». – Налицо очевидная параллель с амнезией: даже лишившись памяти, люди часто следуют за старыми привычками и принципами. Не зная, кто они, чем занимались, потихоньку восстанавливают свою былую суть. Умения, эмоциональные качества... Главная информация сохранена. Возможно, действует тот же механизм, только на более примитивном уровне. – Тэйси лукаво скосился на Райна: – Но иногда забвение позволяет измениться к лучшему, тогда как память может стать тюрьмой. Понимаешь?

– Я бы посоветовал вернуться к теме, – пробурчал нахохлившийся от изнеможения и холода Дэн. Алекс косо взглянул на него, снова вызвал радужные огоньки, бурно облепившие плечи и спину Байронса. – Спасибо...

Рональд кхекнул. – Всенепременно. Визуально лучи формируются наподобие птичьего крыла. Деструктивные процессы – ар-фаре или ар-дор, складываются с гармоничными действиями, как плюс на минус, и в итоге мы получаем силу Связи между Океаном и существом. Здесь начинается классификация: в среднем у человека только одно крыло. Праведники всегда в фаворе – количество «нитей» у них растет, но по какой-то причине они не остаются в первозданном виде, а начинают делиться на самостоятельные «крылья».

– Об этом я тоже в курсе, – сообщил Райн. – Более-менее.

– Никогда не грех убедиться.

– Рон, ты его раньше проверял? – вклинился Байронс.

– Да. Практически в первый же день знакомства. Ему было четырнадцать. И дважды повторял: в восемнадцать и в двадцать пять. Всегда было одно «крыло» – с некоторыми вариациями плотности.

– Значит, шесть лет назад у Алекса было всего одно «крыло»...

– Предвосхищу твой вопрос: он не менялся за эти годы. По крайней мере, не столь драматично, чтобы заиметь еще пять. И он впервые рожденный.

– Уж об этом-то мы оба в курсе, – откликнулся Дэн.

Алекс отвел глаза. Байронс поймал в ладонь «светлячка», его пальцы тихо задрожали, впитывая тепло:

– Впервые созданный «спектр» исключает возможность скрытых резервов. А также случайно уцелевших воспоминаний, – с нажимом добавил он. Райн проигнорировал его в лучших традициях недавнего спора. – Фактор наличия магической силы не влияет на количество «крыльев». Хотя, бесспорно, у мага больше шансов понять движения Океана, но чаще всего у нас по два или три «крыла»; у особо... чутких – четыре. У Рональда как раз столько.

– А у тебя?

– Пока Ключ не инициировал меня в качестве Скриптора, с трудом набиралось на три. А теперь... теперь я под колпаком. – Дэн поймал еще одного «светлячка». – Шесть крыльев – без преувеличения «божественная благодать». Это может объяснять твои воскрешения.

– Хочешь сказать, Океан целенаправленно прикрывал меня?

– Да. – Байронс пожал плечами. – Меня же Он сделал Скриптором... Знаешь, иногда Он позволяет себе всякие странные штуки. Но это исключения, подтверждающие правила. Могу предположить вот что: ты – экспериментально сформированный сосуд для реализации уникального магического Дара. Что и обусловило опеку над тобой – ради выполнения замыслов ОС.

– Раз я искусственно выращенный маг, тогда почему опека продолжается, если «конфликт разрешен», а «ОС развеялась»?

– На этот вопрос тебе никто не ответит. Ты и так знаешь почти всё, что нам известно... Ни на одного из предыдущих избранных не накладывали «Крыла» после исчезновения ОС.

– Странно.

– Увы, нет. Последний случай был четыреста лет назад. У магов был иной менталитет, мы вообще были другими – понимали меньше, преклонялись больше. Избранников ОС лелеяли до конца их дней как живую реликвию. Не говоря уж о том, что те и сами были магами, к которым на кривой козе не подъедешь... Из желающих нашелся только Кавано, но его и близко не подпустили.

Рональд со стуком положил на скамью книгу, ненароком унесенную из библиотеки. Алекс вздрогнул; его взгляд снова начало затягивать поволокой. Байронс со стариком настороженно переглянулись.

– Через какое-то время всё может измениться, – подытожил Дэн.

– Возможно, – одними губами откликнулся Райн.

Не похоже, что бы он в это верил.

– Если хочешь, – подал голос Тэйси, – я соберу всё, что у нас есть по ОС.

– Не надо. Не сейчас. Мне нужно лишь то, о чём мы говорили утром.

– Ты по-прежнему хочешь восстанавливать Колодец?

Алекс кивнул.

– Хорошо. Я как раз освоился с ролью библиотекаря.

– Я тоже помогу, – внезапно объявил Байронс. Райн удивленно посмотрел на него, но тот лишь усмехнулся в ответ и пожал плечами: – Хочу знать наверняка.

*                      *                      *

Рано утром, пока еще было темно, Алекс выбирался из медленного сна и шел к Колодцу. У спуска под Северную башню его ждал Эшби – вытянувшись оловянным солдатиком. Райн молча принимал из его рук тяжелую корзину с завтраком.

На полдороге его нагонял Рональд, со стопкой переведенных записок Дариуса и парой любопытных книг, которые он читал вслух Алексу и Дэну во время перерывов. Байронс появлялся последним: через одну из потайных дверей в крепостной стене, чтобы не смущать неосведомленных домочадцев. В корзинке Эшби всегда было три чашки.

Глава восемнадцатая

Туман плавно скатывался с ее плеч, обдавая ароматом мокрой травы. На потрепанном шерстяном платье блестела роса. Девушка запрокинула голову, но взгляд провалился в смутное небо. Она стояла голыми коленями на влажных камнях – те ласково холодили в ответ. Должно быть, скоро рассвет. Туман спускался всё ниже, и она решила, что сможет оглядеться, если поднимется на ноги.

Солнца не было, но потихоньку в сиреневой мгле набиралось всё больше прорех – пока они не стянули тени в каменистое плато, убегавшее во все стороны, насколько позволял видеть туман. Девушка удивленно застыла на холодном взгорке, не зная, куда податься. Казалось, скалы и туман то и дело меняют очертания. А еще этот пряный, травный запах среди камней и одиноких луж. Откуда он? Дорогу указал шум воды.

Идти пришлось недолго. Вскоре камни слились в щербатый базальт, и девушка оказалась на самом краю обрыва; из пещеры внизу вытекала река. Быстрая, темная посередине и прозрачная ближе к берегам. Туман вился над ней змейками, кроме тихого контральто воды не было слышно ни звука. Девушка протянула вниз руки. Туман поднялся к ее ладоням, снова обдал травами. Сзади хлынул солнечный свет.

Он был таким ярким и внезапным, что она не посмела обернуться. Он пронизал прижавшийся к воде туман, натянул его, словно струны – и они лопнули одна за другой. Солнце выстрелило в горизонт радугой, мир раскрылся. Девушка посмотрела вдаль: река распадалась на два рукава, затянутых в пожелтевшую осоку и рогоз. Оба скрывались из вида, убегая за кособокий холм. Ей захотелось оказаться за этим холмом; взглянуть, куда прячется река. Она вспомнила, что когда-то видела ее, и каждый изгиб отчетливо нарисовался перед глазами, но это было слишком давно. С тех пор она только и делала, что обмирала на скале, напрасно вглядываясь вдаль; и вот сегодня впервые солнце, впервые темное взгорье проступило так отчетливо и близко.

– Хочу увидеть, – громко говорит она. Прижимает руки к груди, разбегается и прыгает.

Тело послушно несется вниз, отталкивается от самой воды и перемахивает через подъем холма. Босые ноги скользят на мокрых камнях, девушка испуганно вскрикивает – по обе стороны рушится эхо. Наконец она останавливается, поднимает лицо...

Правый рукав обвивает пологий берег, бежит дальше, мятой лентой цепляясь за горизонт. Левый закручен в узел: ниже по течению сошел оползень – теперь там пусто, осталось лишь небольшое болотце, размеренное корягами и случайными кувшинками. В дельте вьются остатки тумана, переливаясь, как породистый змей.

– Не узнаю это место, – шепчет Джулия – и просыпается от звука собственного голоса.

*                      *                      *

Астоун

18 августа, 05:28

Дэн, зевая и кутаясь в плащ, слевитировал в колодец винтовой лестницы и грузно приземлился возле сидевшего на ступеньках Рональда; тот оторвался от книги и рассеянно кивнул ему аккуратно причесанной головой.

– А что Райн? Неужто проспал?

– Не думаю. – Тэйси перевернул страницу. – Эшби тоже пока нет.

– Мог бы и предупредить. Мне в кое-то веки снился приятный сон.

Тэйси пожал плечами и снова уткнулся в книгу.

Дэн помялся, затем осторожно присел рядом. Обычно Райн спускался не позже половины шестого – между шестью и восьмью было самое удачное время для его занятий. За четыре месяца каждодневных побудок и до одури выматывающей работы он не пропустил ни единого утра, и Байронс неохотно признавался себе, что не ждал от него столь неистовой целеустремленности. Какой бы ни была причина, это многого стоило. Особенно после всего, что было сказано.

Не сговариваясь, они больше не затевали разговоров об ОС, но никто не забыл о Тэа или о том, что полгода назад они помогли выследить и довести до гибели Элинор Уэйнфорд. Пожалуй, Тэйси и Байронс хотели разобраться в этом не меньше Райна...

Рональд захлопнул книгу. Минутная стрелка скользнула на вторую половину часа. На лестнице было тихо. Спустя пару минут они всё-таки услышали шаги – но не Алекса, а Эшби, медленно спускавшегося вниз в модных, длинноносых туфлях. Когда он проковылял через последний пролет и опустил на ступени привычную корзинку с завтраком, Дэн перестал беспокоиться: стало ясно, что мажордом знает о местонахождении хозяина.

– Должно быть, господин Райн заснул, – вежливо склонив голову, прошебуршал Эшби. – Я видел, как он поднимался полчаса назад. Сегодня он провел внизу всю ночь.

Рональд нахмурился, Дэн в ответ развел руками. Несколько дней назад они оба заметили признаки надвигающейся «финишной» лихорадки – чем ближе Райн подходил к завершению реконструкции, тем яростней гнал себя вперед. Гонка могла закончиться срывом, и он понимал это так же хорошо, как его помощники, но притормозить не посчитал нужным. Сегодня, судя по всему, его безотказно работающий организм всё-таки ткнул ему в спину белым флагом.

Дэн не успел ощутить постороннего присутствия, как Райн выскользнул из темноты над их головами и бесшумно спрыгнул на ступеньку рядом с Тэйси. Эшби тут же засуетился, подал Дэну корзинку и, раскланявшись, налегке умчался восвояси. Они буднично помолчали. Никто не стал читать Райну нравоучений: нечего было тратить его силы на бессмысленное занятие. Рональд поднялся с облюбованного насеста, и они двинулись вниз – к лазу, ведущему в почти восстановленный Колодец. Иногда Алекса начинало шатать, но он без труда перелетал через разгоняющееся падение. Его силы возросли настолько, что Байронс уже не мог их измерить.

Коридор сузился, из него знакомо потянуло озоном и терпкой влагой. Впереди раскрылся свинцово-синий зев Колодца.

Портал всё еще оставался мертвым телом – собранным по кускам и заново сшитым заклинаниями Райна, уже целостным, но без каких-либо признаков жизни. Парализованное сердце, которое только предстояло разработать, вернув Астоуну былую мощь. Ни у кого из них не было сомнений в том, что Алексу удастся и это.

Райн перемахнул через несколько последних ступеней и направился под арку. Внезапно Тэйси метнулся следом и крепко схватил его за рукав. Перед самым носом Алекса – там, где начиналась невидимая граница им же установленных заклинаний, беззвучно заискрил прозрачный барьер. Чем дольше они стояли рядом, тем ярче тот наливался: расцветал хрупкими узорами, вытягивался наружу блестящими усиками. Маги тихо отступили назад.

– Когда ты его закончил? – прошептал Дэн.

– Час назад... Рифмы были совсем сырыми, он не мог... не должен был сформироваться так быстро.

– Хе-хе, весь в папочку. Сегодня его трогать нельзя – нужно дождаться, пока он окрепнет.

– Знаю. – Алекс устало прислонился к стене.

– Шел бы ты спать. Мы покараулим – и позовем, если что. Честно.

Алекс кивнул, но вместо того чтобы направиться к выходу, сел на скамью и в изнеможении облокотился о колени. Через секунду он спал.

– Что будем делать? – буркнул Дэн.

– Что-что? Караулить.

*                      *                      *

...Он провалился в сон, словно в холодную воду. Его потянуло глубже, сквозь толщу разнообразных чувств – сперва растерянности, затем опустошенности и страха; вскоре они осели на кромке сознания, как взбаламученный песок. И он упал в понимание того, что спит. Ощутил свое тело, грузно сидящее на каменной скамье; онемевшие руки, подпирающие голову. К нему вернулись мысли. Алекс вывесил несколько слов красивой гирляндой, но ее не за что было зацепить, и всё с шорохом осыпалось на пол. «Я сплю», – подумал, что произнес он. Вымышленные слова цокнули о радужную мембрану народившегося вокруг Колодца барьера, вызвав бурю на его поверхности.

Из сине-желтого водоворота распустился стеклянный цветок. Вытянулся дудочкой и порскнул в Алекса тонкими лозами. Те суетливо оплели его ладони, плечи, потянули к барьеру – нежно, словно рука маленького ребенка. Он не видел смысла сопротивляться.

Райн упал в барьер, как в холодную воду. Его потянуло глубже, сквозь толщу разнообразных чувств – сперва удивления, затем опустошенности и страха. Алекс мягко ударился о дно каменного коридора; вокруг разошлись сверкающие свинцовые стены. Он мог идти куда угодно. Где-то тихо звенел колокольчик.

Алекс пошел вперед.

Время не тянулось ни в одну сторону. Спустя сто восемнадцать поворотов пришлось остановиться. Он не знал, сколько было пройдено – ничто не менялось вокруг. Стены-близнецы молчали.

«Вот беда». Алекс подумал, что произнес это, но звук опять свернулся на губах. Уже какое-то время усталость мучила его наподобие жажды.

«Заблудился-таки?»

Он посмотрел в сторону и обнаружил у левой стены сидящего белого волка. Тот блестел из полумглы яркими глазами.

«Я звенел тебе. Это крайне нелегко».

«Я слышал». Алекс подошел к волку чуть ближе. «Ты Фэй?»

Волк весело оскалился: «Нет».

«А похож».

«Я пришел показать дорогу».

Алекс кивнул. Волк поднялся и затрусил в один из боковых коридоров.

Время не тянулось ни в одну сторону. Они ни разу не свернули. Потом вдалеке что-то мягко засветилось, и волк остановился, пропуская его вперед.

«Иди».

Алекс кивнул и пошел. «Что-то» превратилось в узкий дверной проем, завешенный грязной тафтой. Райн осторожно приподнял ее, выглянул наружу.

Кругом был лес: поднебесный, хвойный, с едва заметными стежками берез. Вечерело. Впереди меж деревьев матово белела высокая стена. Алекс спрыгнул на мох и осторожно, стараясь не хрустеть сосновыми иголками, двинулся к ограде.

Стена оказалась очень старой. Прямо из кладки торчали куски бронзовой отделки – покрытые вспенившейся коркой, позеленевшие. Алекс пошел вдоль покалеченного узора и через десяток метров обнаружил пролом. Кое-как протиснувшись внутрь, очутиться в огромном дворе. Чуть дальше громоздилось полуразрушенное здание: из его выбитых окон не доносилось ни звука.

Алекс пошел в обход особняка, перебираясь через завалы из вздыбившихся плит. Временами утыкался в тупики – тогда приходилось на цыпочках подниматься на открытую анфиладу и петлять по мясистому слою сопревших листьев. Он бродил достаточно долго, но на его счастье, темнее не становилось.

Он успел пройти несколько километров, когда наклон устилавших двор плит резко изменился. Вскоре под ногами захлюпала вода. Впереди был пологий скат, в центре которого торчали пеньки снесенной колоннады. Алекс побродил между ними, пытаясь понять, что здесь произошло. Чуть левее обнаружился круглый люк в земле по виду не шире волчьего лаза – крышку покрывала всё та же перекореженная бронза; казалось, вода сочится прямо из-под нее. По бокам торчали витые скобы. Алекс ухватился за них и потянул на себя; в пальцы больно впились металлические струпья, но все усилия были тщетны. Он тяжело опустился на колени, прямо в неглубокую мутную воду, уперся руками в бронзовый рисунок. Начало темнеть.

Ради чего всё это?

Райн пристально и бездумно смотрел в искривленный водой орнамент. Светлый металл отражал его невнятным облаком. Ладони мерзли; он сжал левую в кулак и ударил по крышке. Он ждал боли, встречи с острыми краями бронзовых завитушек. Кулак влетел в воду и по самые костяшки ушел в металл. Алекс застыл, боясь шевельнуть рукой. Его пальцы оказались внутри: они чувствовали упругое сопротивление, словно их втиснули в мокрый гипс. Надавил еще сильнее, и ладонь ушла под металл целиком.

Что там? Что, если его затянет еще глубже?

Ему стало интересно.

Медленно, всем телом ощущая противоестественность каждого движения, он начал погружать руку – сперва по локоть, затем по плечо. Ему пришлось лечь, и вода немедленно залилась в ухо. Дальше хода не было. Оставалось сунуться в люк с головой – но Алекс не смог решиться на такое с ходу; потом с удивлением обнаружил, что пальцы достигли пустоты.

Запястье всё еще было парализовано металлической манжетой, но ладонь больше ничего не касалась. Райн судорожно потянулся пальцами, загреб пустоту – выпустил... Он провалился в нее, как в холодную воду. Его потянуло глубже, сквозь толщу разнообразных чувств – сперва тоски, затем боли и одиночества. Мутная вода залила левый глаз, прожгла спицей. Он рванулся, сильнее утонул плечом в металле; ладонь заметалась, хватая воздух. Алекс тщетно старался пробиться внутрь – но что-то не пускало, и он напрасно раздирал лицо о бронзу. В легких вспыхнуло облако, взорвалось по всему телу; боль зигзагами заметалась туда-сюда. Постепенно он обмяк. Вода успокоилась, вскоре очерствели мышцы. Алекс погрузился в сон. Провалился в него, как прежде в холодную воду.

И тогда он услышал, как звенят бубенцы.

Он принялся отсчитывать такт. Легкие шаги притоптывали вслед за звоном. По мокрой земле, по лужам, по гладким плитам огромного двора. Детский голосок напевал:

– Мы скуем по три клинка. Мы откроем три замка. Мы отправимся за море и сразимся с нашим горем...

Он вздрогнул. По затянутой под металл руке прошла судорога.

– ...Ради первого замка... Мы сломаем облака, что хранят тебя в неволе... И скрывают наше горе... А на следующий круг, мы спалим ромашек луг... Чтоб летели с пеплом искры и цвели огнем все избы...

Голос задрожал и едва не угас. – Ради третьего замка мы пронзим свои сердца. Мы утонем в нашем море, позабудем свет и горе... – Повисла тишина. Затем бубенцы звякнули нерешительно, чей-то голос произнес: – Ты останешься один.

Алекс приоткрыл правый глаз. Левый был слеп и будто покрыт бронзой. Вокруг стало совсем темно, по воде шла рыжая рябь – где-то далеко в небе взошла луна.

У него не было сил на новую попытку пробиваться сквозь люк, металл держал его прочно. Он медленно перевернулся, откинулся на воду – насколько позволяла пойманная рука. Облаков не было. В голове тяжело проплывали слова услышанной песенки, но смысл ускользал. Возможно, смысла не было вовсе, как и облаков. Алекс перебирал выпадавшие образы, но ничто не задерживалось на черном небе. Откуда-то позади исступленно светила луна.

Луна.

Он судорожно ухватился свободной рукой за ворот свитера. Пусто. Оставленные Тэа подвески исчезли.

Это пронзило его.

Тэа... Он понял – почему так одержимо стремился к ней.

Рядом с ней он не чувствовал неотвратимости.

Не задавался вопросом, когда и где, зачем и что потом.

Он останавливался внутри себя. Не нужно было убегать и догонять цвета и звуки собственной жизни.

Мир с ней не казался хрупким.

Мир не казался.

По его зажатой в металл руке, прямо по коже, что-то скользнуло, уходя к запястью. Через мгновенье он понял, что это цепочка с подвесками. Он сжал пальцы, стараясь перехватить их прежде, чем они сорвутся. Услышал легкое звяканье – цепочка дернулась, зацепившись за указательный палец. Алекс ощутил амплитуду закачавшихся подвесок, медленно подтянул их в кулак.

«Я не был один».

Его стиснутого кулака коснулись чьи-то пальцы.

Он едва не выронил подвески. Пальцы обняли его ладонь, норовя соскользнуть и исчезнуть в никуда; он разжал кулак, молясь, чтобы цепочка не сорвалась, и перехватил их в последний момент. Алекс не знал, чьи это пальцы. Ладонь была маленькой, но он не подумал, что узнал ее; не почувствовал озарения, к нему не пришла уверенность. Но он вцепился в эту неизвестную руку, которая даже не пыталась держаться за него, и принялся тянуть наверх.

Вода вокруг вспенилась и превратилась в пар. Стало совсем черно. Медленно, словно сквозь два метра земли, Алекс приподнялся на локте – металлическая ловушка слабела, с песочным шорохом выпуская его руку. Он не знал, что станется с тем, кого он тащил за собой, как этот кто-то пройдет сквозь люк и пройдет ли вообще. Но он не желал останавливаться. Вокруг что-то происходило, гудело, носилось из стороны в сторону; о плиты ударялись тысячи бубенцов и лопались, как перезрелые каштаны. Он не желал останавливаться. Он не мог видеть, как над поверхностью люка показалась женская рука – запястье, локоть, затем плечо...

*                      *                      *

Байронс перевернулся на бок. Вокруг было темно. По каземату слабыми всполохами перекатывались отблески от колодезного барьера. Дэн осторожно сел. Память по обыкновению прочно держалась за сознание, и он мгновенно вспомнил, как Колодец уволок спящего Райна и как они с Тано безуспешно пытались вытащить его. Потом они ждали. Около часа, может – чуть больше. Внезапно Колодец ощерился сбившей с ног волной и... Что было дальше?

Дэн огляделся, пошарил в сумраке взглядом. Обнаружил Рональда, склонившегося над кем-то, лежащим неподалеку лицом вниз. Знакомый свитер подсказал, что это Райн. Чуть поодаль, спиной к нему, лежала обнаженная женщина.

Услыхав возню, Тэйси обернулся и что-то отрывисто прошипел – но он сидел слишком близко к гудящему барьеру и Дэн не разобрал ни слова. Старик указал подбородком на беспамятного Райна, затем на девушку – теперь Байронс явственно различил знакомые, вечно растрепанные волосы. Почти ползком перебрался поближе к Тано.

Тот скосился на барьер, мгновенно отразивший движение Дэна прыткими стеклянными усиками. Прошептал, не разжимая губ: – Насколько он нестабилен?

Дэн осторожно «пощупал» чудовище. – На восьмерку... Может, девятку. Я могу его стабилизировать.

– В одиночку?

– Да. Только нужно перенести их наверх, – Байронс указал взглядом на лежащую в беспамятстве пару. – Райн одним своим присутствием отзывает мои команды.

Стоило им начать подготовку к эвакуации, как барьер заволновался, выпростал витые сосульки, норовя кого-нибудь зацепить – Дэн вовремя поставил щит. Было ясно, что под таким напором они долго не продержатся, и неизвестно, что произойдет, когда мастера вынесут из Колодца. Однако других вариантов не было – Алекс не мог действовать сам, а если барьер не угомонить, может пострадать не только Астоун... Установив для верности еще один щит, Байронс осторожно взвалил на себя Райна, предоставив Тэйси разбираться с обнаженной дамой.

Весь путь до окончания винтовой лестницы они прошли молча. По дороге Рональд умудрился закутать девушку в свой плащ, а заодно убедиться, что она жива. Но лишь когда они поднялись на площадку перед спуском, Дэн позволил себе обернуться и заглянуть ей в лицо.

Это была Тэа.

Он заметил на ее плече несколько широких, недавно заживших рубцов; на лбу – здоровенный синяк. Рональд поправил плащ и бережно уложил ее на подоконник в нише глухого окна. Байронс не нашел подходящего места и сгрузил Алекса на пол.

– Оба живы.

– И руки-ноги на месте – довольно необычно, учитывая переход сквозь нестабильный портал. – Тэйси походил между ними, стараясь самостоятельно определить диагноз. – Алекс в отключке из-за переутомления. Тэа... Ее пульс сильно замедлен. Полагаю, всё остальное тоже.

– Она не ранена, никаких внутренних повреждений. Метаболизм заторможен – обычное дело после Дальнего Перехода. Наверное, потому и шрамы еще держатся.

– Но какова вероятность, чтобы всё так совпало?

– Возможно, она не смогла завершить Переход сама, и Райн помог ей выбраться. При их уровне взаимосвязи это вероятно. Только... – Дэн поежился, отводя взгляд от серого лица Тэа. – Ладно. Мне пора назад.

Рональд кивнул: – Я перенесу их в безопасное место.

– Удачи, – одновременно пожелали оба.

*                      *                      *

09:30

Байронс нашел всех троих в одной из комнат в заброшенной части замка, где Райн оборудовал тайное убежище для работы. К счастью, он догадался поставить здесь софу, на которой потом и ночевал большую часть времени. Теперь Тэйси устроил на ней самого Алекса и Тэа – они по-прежнему спали с каменными выражениями лиц. Рональд сидел на полу, облокотившись о край кровати, и дремал за компанию. Дэн осторожно прокрался к креслу, стараясь никого не разбудить.

Ему удалось успокоить барьер. Всё пошло своим чередом: через день-два агрессивная «пленка» спадет, и Колодец вновь будет пригоден для работы. Впрочем, значения это не имело, потому как причина его воссоздания уже была с ними. Дэн внимательно разглядывал Тэа. Он однажды видел ее спящей – на тесной мансарде во время караула квартиры Гора. Тогда она показалась ему ребенком, которого спихнули в авантюру прямо с трехколесного велосипеда. Он пытался разобраться в собственных ощущениях, но не находил в них ничего знакомого. Не с чем было сравнивать – он понял это спустя несколько месяцев. После множества дней рядом с крохой Мэй, после первой спетой колыбельной... Тогда, глядя на Тэа, он чувствовал себя отцом, пытающимся разглядеть незнакомую женщину в родной дочери. Это было наваждением, подтолкнувшим его к догадке.

Эта Тэа – та самая Тэа, сбежавшая от них полгода назад? ОС были иллюзией для всех, кто рождался по образу и подобию Тано или Алекса Райна. И даже для такого, как Дэн, с ожидающим его долгим сном. В свое время, едва узнав об ОС, он пришел к смелому выводу, что всё решает их собственное самоопределение, во что бы они ни верили. Если Тэа думает, что она – вот эта девочка с белым лицом и шрамами на плече, то так оно и есть. И такой она будет для него.

Теперь же, когда она, вытянувшись, лежит всего в двух шагах, он с трудом подавляет оторопь. Ему довелось повидать множество существ – некоторые из них тоже казались людьми, но он знал, что где-то под чудной личиной по-прежнему таится их истинная суть. А за этим девичьим лицом – лишь вереница случайных картинок. Калейдоскоп. Поворот по оси, пестрые осколки хаотично преломляют узор, кто-то появляется... Короткий лечебный сон – он не живет, не умирает и ничего не оставит после себя. Кроме обрывочных воспоминаний у застывших в стороне наблюдателей. Эта мысль не давала покоя. Так ли необходимо сну есть яблоки и смеяться над дурацкими шутками Дэна Байронса?

Любовь, привязанность? Он не хотел обдумывать чувства, как военный план – расставляя стрелков по периметру осажденной башни, в которой ему придется просидеть до конца своих дней. Он лишь хотел иметь точку приложения для этих чувств – реальную точку, настоящий смех. Если Тэа ОС, то она – весь мир. Он не может любить весь мир так же, как любит Джулию. И Райн не сможет. Здесь даже нет простора для воображения или самообмана. Всё – это ничего.

Дэн сложил руки в замок, закрыл глаза, чувствуя, что ему сейчас бутылочный осколок проглотить приятнее, чем сосредоточиться для работы. После стычки с барьером силы были на исходе. Но на Тэа впервые за всю историю их знакомства не было ее легендарной защиты, и он почти с мазохистской радостью начал зачитывать «Крыло».

*                      *                      *

11:20

Первое, что увидел Алекс, проснувшись, – это размешанные светом облака. Он лежал на боку, согнутый в три погибели, и безучастно пялился в окно. Плавая в утреннем мареве, над кроватью с лихим видом стоял Дэн Байронс.

– Райн, тебе надо пить. Держи. – Он протянул ему высокий бокал. Алекс механически сглотнул и обнаружил, что язык прилип к нёбу. – У тебя обезвоживание, мы слишком поздно заметили. Проспали, если честно.

Алекс попытался сесть. В памяти с трудом складывались странные картинки. – Слушай, Дэн... – Он поднял на Байронса глаза и впервые ясно разглядел его лицо. Стакан больно клацнул о зубы.

– Нечего на меня смотреть, как поруганная барышня, – проворчал тот в ответ, пародируя Тэйси. – Скажи спасибо своему Колодцу.

– Ты выглядишь, как труп. Причем...

– Без подробностей.

– Прости, не хотел себя пугать. – Алекс залпом допил до кривоты кислое варево. – Что со мной было?

Дэн приподнял брови. Затем негромко рассмеялся: – Интуитивщик хренов! – Кивнул, указывая куда-то вбок.

Алекс повернул голову.

За его спиной, привычно свернувшись в клубок, спала Тэа, укутанная в три одеяла. Почти минуту он не мог вымолвить ни слова.

– Ты ее вытащил – не без помощи Ростова. Откуда, правда, неясно.

Алекс до боли сдавил переносицу: – Да... Наверное, это был Ростов.

– И как он?

– Шерстист. Прости, я что-то плохо соображаю.

– Она – не ОС.

Алекс медленно улыбнулся.

– Но я обнаружил кое-что еще, чего не ожидал. Хотя мог бы.

– А прямо сказать нельзя?

– Она из Семьи Нарагона.

– Из тюремщиков? Тогда почему они скрыли это, почему не помогали ей? И как ты догадался?

– Если бы кое-кто соизволил присоединиться к Кланам, то знал бы. Но это не секрет. Когда маг становится частью Семьи, ему наносят... как бы поточнее сказать... энергетическую татуировку. Ее не видно простым взглядом или заклинанием. Каждая уникальна, но в центре всегда базовый узор Семьи, а их знают все. Во время некоторых операций рисунки делают видимыми, чтобы проще было опознавать и координироваться. Основное же их предназначение – поддерживать единую связь в экстренных случаях, а еще выслеживать магов, ставших «неправедниками».

– Но Тэа пыталась стать «неправедником»...

– За нее поручился Второй Скриптор. Возможно, поэтому Семья Нарагона держится в стороне. К тому же, Тэа всё время прикрывал мощный щит, даже у главы Клана могли быть проблемы с идентификацией. И далеко не все маги общаются с собратьями, многих не видно годами.

– Мы можем с ними связаться?

– Уже. Мне дали понять, что никакой информации мы не получим. Благодари Ростова. Еще я думаю, не стоит обсуждать это с Тэа, если она сама не признается.

– Почему?

– Потому что пока нам это ничего не даст.

Дэн хотел добавить что-то еще, но передумал:

– Ладно, пойду к Рону – потороплю его с завтраком. Тебе надо не только пить. Отвар там.

– Когда она проснется? – окликнул его Райн.

– Я подержу ее в таком состоянии пару часов. Нужно бы подольше, но, чувствую, ей не терпится поговорить. Присмотри тут за ней. – Он будто бы смущенно махнул рукой и ушел.

*                      *                      *

Поначалу Тэа слышала лишь свое дыхание. Оно медленно разгоралось – с каждой секундой звук становился всё нестерпимее. Потом она споткнулась о полувздох, и вокруг разлилась белизна. Несколько мгновений девушка висела в ней, как застрявший в паутине листок, затем ноги обрели тяжесть и притянули к земле. Подошвы беззвучно царапнул гранитный щебень.

Белизна оказалась туманом. Тэа огляделась: не видно было ни зги. Она пошаркала по камням, желая убедиться, что ее не контузило; щебенка глухо защелкала по скале обтесанными краями. Тэа подняла пару булыжников и зашвырнула в туман. Тот, что улетел вправо, пропал без вести, от остальных ответ пришел секунд через десять. В стоянии на месте не было особого смысла, поэтому она пошла налево. Через какое-то время камень под ногами сменился осокой и вязкой жижей, среди которой изредка попадалась вялая морошка. Тэа не без оснований решила, что угодила в болото.

Потом откуда-то справа начал доноситься отчетливый шум воды.

Туман рассеялся, и девушка увидела похожую на коричневое стекло реку. Вдалеке темнел едва различимый противоположный берег – до него было не больше километра. Вода выглядела холодной и пустой. Тэа поежилась: плащ почти насквозь пропитала висевшая в тумане морось, и чем дольше Тэа стояла на месте, тем тяжелее липла к телу одежда. Застегнув все до последней пуговицы, девушка снова двинулась вдоль реки.

За время блужданий ей не попалось ни единой лягушки или рыбины, не говоря уж о птицах. Не видно было даже насекомых. Трава всё больше желтела, как будто с каждым шагом Тэа глубже погружалась в осень. Вскоре пришлось отойти подальше от воды – берег окончательно превратился в дурно пахнущую топь. Через несколько метров проступила кривая тропинка. Один ее конец возвращался к реке, другой... Другого у нее не было. Тэа свернула в противоположную от воды сторону, продралась сквозь подмороженный кустарник и снова вышла к началу дорожки. Заупрямившись, прошла мимо – лишь затем, чтобы через десяток шагов вернуться на замороченное место. Попинав комья торфяной грязи, девушка засунула руки в карманы и угрюмо побрела к берегу. Ее уже ждали.

Тропинка заканчивалась у деревянных мостков, возле которых клевала носом большая лодка. Рядом стоял некто, закутанный в монашеский балахон, лицо скрывала тень. У лодки не было ни вёсел, ни даже уключин – Тэа скептически осмотрела перевозчика, но другого пути, похоже, не было. По крайней мере, плавание на лодке без весел и паруса смущало ее не более, чем блуждание по закольцованному болоту.

Тэа впрыгнула в беспомощную посудину и покорно уселась на скамью, поближе к корме. Монах-лодочник шагнул следом и стал напротив, скрестив руки на груди. Тэа услышала, как булькнула упавшая в воду веревка. Они медленно поплыли к противоположному берегу.

Треть пути они молчали. Девушка чувствовала, какой холод поднимается от реки; даже если что-то случится, прыгать за борт будет до крайности глупо. Температура близка к нулю, в тяжелой одежде и подкованных металлом ботинках – разве что камнем на дно. Тэа покосилась на монаха, по-прежнему безмолвно стоящего на носу.

– Куда мы плывем?

Тот не ответил.

– Я понимаю, что на другой берег – но что там?

Монах шевельнулся, отрицательно покачал головой.

– Ничего? Тогда зачем мы туда плывем? Мне не следовало садиться в лодку?

Монах опустил руки.

Тэа пригляделась к едва видневшимся из-под длинных рукавов пальцам. Они были белые и зернистые. Лодка тем временем выплывала на середину реки.

Тэа привстала на скамье, суденышко закачалось – слишком резко; девушка не удержалась на ногах и упала обратно. Качка распахнула края монашеского балахона, обнажив маленькие женские колени и босые ступни. Они были из камня. Лодку начало перевешивать на левый борт. Тэа инстинктивно рванулась к правому, но это не помогло – камень опрокинул ее в реку.

Ледяная вода ударила по лицу, схватила за руки и потащила вниз. Тэа отчаянно пыталась выплыть, но поток оказался настолько быстрым и темным, что она мгновенно потеряла направление и перестала сознавать, тонет ли она, плывет к берегу или сама толкает себя на дно... Холод стремительно стягивал тело в ремни. Потом в него вошла вода. Тэа услышала себя в замедленном гуле, почувствовала, как раздувает горло. Ее перевернуло, и она поняла, что головой вниз падает на самое дно. Удушье ушло глубоко в легкие и там оледенело. Потом вода стала цвета охры.

Но это оказался не цвет. Это что-то светилось глубоко внизу, ее влекло туда. Дно приближалось, и вскоре Тэа различила белую стену, разбегавшуюся непрерывной линией, насколько видел глаз. Из-под кособокой кладки вились узловатые корни, сходясь в одном месте в водоворот, и в этом спутанном белом клубке неровно светилось матовое яйцо.

Когда Тэа ударилась о песок, корни зашевелились и потянулись к ней, но она не обратила на них внимания. Она смотрела на огромный кокон, в котором что-то переливалось, норовя обмануть зрение. Перламутровые тени – едва заметные, едва оформленные, но чем дольше она смотрела, тем четче они становились. Кокон терял непрозрачную белизну...

Тэа решила подобраться поближе, но тело не послушалось. Попыталась взглянуть на свои руки, но не смогла пошевелиться.

Она была из камня.

*                      *                      *

12:43

Алекс не хотел надолго оставлять ее одну. Он вообще не хотел оставлять ее, но после сегодняшнего утра решил, что не стоит давить на нее с прежним упорством. Тэа не Океаническое Существо, а значит, он всегда сможет отыскать ее, куда бы она не сбежала. Теперь Алекс был в этом уверен. Конечно, он не преминул скомандовать Астоуну, чтобы тот держал Колодец на замке...

Лето шло к концу. В воздухе стояло непривычное тепло – такое же неожиданное, как и холод минувшей зимы. Деревья еще зеленые, люди скользят по прогретым улицам в ароматах словно бы навсегда выбравшихся под открытое небо кофеен. Город выглядит ярким и настоящим. Всё, что случилось этим утром, звенит на грани слышимости, почти не тревожа.

Почти.

Алекс не выдержал и ускорил шаг. Потом вспомнил про сонный взгляд светлых глаз и «реверсированный синдром», в спешке купил мороженое. До места встречи оставались считанные минуты.

В парке было на удивление безлюдно. Над головой яростно кричали вороны, роняя вниз листья и желуди; те с глухим цоканьем падали на вымощенную дорожку, прямо под ноги, и отскакивали в траву. Истошная воронья ругань камнем толкала в спину. Алекс сорвался на бег. Вскоре он с облегчением обнаружил, что Тэа сдержала слово: ее обернутая в желтый лён фигурка находилась на прежнем месте – в левом углу скамейки. В летней одежде она казалась еще более истощенной и ломкой. Он подошел, протянул ей мороженое. Она взяла его обеими руками и уткнулась носом в вафельную каемку. Платье на ней было под самое горло, с короткими рукавами – чтобы скрыть так и не исчезнувшие шрамы на груди и плече. Алекс был уверен, что их не было полгода назад. Под тканью рельефно проступали полумесяц и щит на короткой цепочке; он вернул их, как только она проснулась. С тех пор Тэа произнесла только два слова, адресованные всем и никому – «последнее рождение»; затем выбралась из одеял, оделась в предусмотрительно раздобытое Роном платье и ушла из Астоуна. Алекс отправился следом, и она впервые ничего не возразила.

Они побывали в отеле «Прибрежный дом», где, едва завидев Тэа, швейцар сообщил, что писем для нее нет, – и она мгновенно ретировалась. Затем они обошли все гостиницы города: общение с персоналом Алекс взял на себя – и Тэа вновь не стала возражать. Люди временами косились на нее. Возможно, смущенные нелетней белизной ее кожи или болезненным видом. Она даже не щурилась на солнце, несмотря на расширенные зрачки. Очень скоро Алекс заметил, что она покачивается и судорожно переводит дыхание. Он заставил ее остановиться, усадил на скамейку и велел не двигаться, пока он будет проверять почтовое отделение. Она опустила ресницы, и Алекс отнесся к этому как к обещанию...

Увы, он вернулся к ней с пустыми руками, если не считать мороженого. Но Тэа выглядела лучше, и он позволил себе чуть-чуть успокоиться. Он наблюдал, как она, ссутулившись, слизывает шоколад, роняя вафельные крошки, на которые немедля накинулись лощеные воробьи. Один запрыгнул на носок ее белой лакированной туфли. Тэа скосилась на него, вяло отколола увесистую вафлю и уронила к его лапам.

Они так и сидели молча, пока она и воробьи доедали мороженое. Солнце посверкивало сквозь неровно цедившие свет клены, уходя за полдень. И Алекс вдруг понял, что ему давно не было так хорошо. Возможно, никогда прежде. Он чувствовал, как пахнет лето, как гудит прогретый воздух, как жар пробирается сквозь его тело к ее белому локтю, ненароком прижатому к его руке. Молчание Тэа не было отрицанием, оно ничего не таило, кроме усталости. Всё, чем она была, целиком и полностью было рядом с ним, на этой скамейке. Он не знал, что это значит, и откуда пришла уверенность. Но когда она бережно положила пустую обертку рядом с собой и сложила руки на коленях, он обнял ее, и едва не вздрогнул, когда спустя минуту она обняла его в ответ.

*                      *                      *

Тэа отстранилась первой.

Алекс медленно вспомнил гонку по утреннему городу, изумился, что сейчас она позволила им обоим забыться. Тэа откинулась на скамейке, ее глаза стали зелеными, отразив разворошенные дубы. Заметив движение, мгновенно прискакали воробьи. Расселись кружком, помаргивая черно-синими глазами. Алекс пожалел, что ему нечем отвлечь их.

Тэа глубоко вздохнула, задержала дыхание. Он глядел на ее губы. В памяти, след в след, проходили все мысли этих последних шести месяцев. Он ни разу не посмел ответить себе на вопрос, что чувствует, вспоминая эти губы. Теперь в вопросах не было необходимости.

– Спасибо, – едва слышно сказала она.

Он встал, взял ее за руку и помог подняться. Воробьи порскнули в разные стороны.

– Пойдем пешком?

– Пойдем.

Алекс не выпустил ее ладони, и они медленно побрели по аллее, держась за руки. Он слышал, как постукивает пульс в ее запястье. Скоро всё изменится. С нее спадет вуаль усталости, зрачки сузятся, движения станут непредсказуемыми. Но он вряд ли позволит ей изводить себя, как прежде, и она это знает.

– Думала, Ростов напишет?

Она кивнула. – А он... не говорил с Дэном?

– Нет. Хотя Дэн уверен, что именно он помог тебя вытащить. И в этом есть смысл. – Алекс не рискнул рассказать, в каком обличье представился предполагаемый Ростов.

– Ясно...

Он понял, что она не закончит фразу, хотя ей есть, что сказать. Он не знал, о чём спрашивать дальше: почему она вернулась? Что-то новое – или всё по-прежнему? Тэа споткнулась о край бордюра, и он немедленно подхватил ее.

– Я скоро... оклемаюсь, – она виновато ухватилась за его локоть, когда он вернул ее в устойчивое положение.

– У тебя плохая работа.

– Жизнь вообще плохая штука. – Она очень любила эти ничего не значащие отговорки.

Он промолчал в ответ. Она вскинула на него взгляд, не улыбнулась.

– Ты изменился.

– Скорее, ты.

– Вероятно.

– Что дальше?

Она опять опустила лицо, и он порадовался, что она не хочет врать, глядя ему в глаза. Несколько минут они шли в тишине, и Райн почти уверился, что она восприняла его вопрос риторически. Но она всё же ответила: – Охотиться.

– Нас снова зачислили в штаб?

– Вы сами себя зачислили. Дело не подневольное.

– Значит, речь о той же Охоте.

Она кивнула.

– Течение всё еще сопротивляется?

Тэа остановилась и сама уткнулась Алексу в грудь: – Как оно мне надоело.

– Но выбора нет.

– Нет.

– Тогда закончим с этим поскорее.

Тэа медленно оттолкнулась от него, медленно оправила складки на платье. Белые лакированные туфли стрельнули в Алекса бликами. – Пойдем в кино?

– Пойдем, – согласился он.

Тэа, казалось, удивилась. Немного. Затем сделала шаг, вновь взялась за его локоть, и они молча пошли дальше.

*                      *                      *

Полтора часа они смотрели незнакомую историю.

Тэа внимательно глядела на экран, но Алекс сомневался, что она действительно вникает в происходящее. Ее взгляд оставался прозрачным и светлым. Людей вокруг было мало, и временами Райну начинало казаться, что в зале больше никого нет. Голубоватая гамма фильма лежала между ними, как плотный муар. Ближе к концу Тэа внезапно уснула.

Он разбудил ее на титрах, и она уставилась на него широко открытыми глазами. Алекс улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Они досидели до последней строчки, затем выбрались в гудящее фойе и застыли в нерешительности.

– Пойдем обедать?

– Хорошо.

Алекс выбрал незнакомую кофейню, хотя на самом деле они попросту уткнулись в нее, бредя наугад. Им достался столик в глубине зала, у самой стены, под картиной с голубой пустошью. Тэа мельком осмотрелась, исследуя посетителей и двери. Официант, почти такой же белый лицом, как она сама, зажег на их столике низкую свечу.

– Нравится? – Алекс подал ей открытое меню.

Тэа кивнула. Отвела взгляд от огонька. Полистала, ни на чём особо не задерживаясь. У нее снова был усталый вид, и Райн понял, что заказ ему придется делать за двоих.

Она даже не взглянула на подошедшего официанта, пока Алекс диктовал их выбор: смотрела, как плавится воск, и рассеянно чертила ногтем на размякшем свечном боку. Когда они снова остались одни, Алекс бережно поймал испачканные воском пальцы. Она слабо сощурилась, взглянула на него искоса, но высвобождаться не стала. Она сама походила на свечу, он почти видел внутри нее крохотный белый огонек. Переутомление проломило ее, сделало доступной для прикосновения. Сегодня она не боялась зависеть от него. Сегодня они походили на влюбленных.

– «Последнее рождение»... Что это?

– Высшая метаморфоза ар-дор. – Тэа неловко вернула чашку на край стола и, не мигая, уставилась на подсвеченную рыжим картину.

Алекс понял, что знает об этом. Правда, с минувшей осени он впитал столько информации, что не всегда был уверен, что было на самом деле, а что ловко сфабриковал его перетружденный ум.

Высшая метаморфоза ар-дор.

Мысль поплыла, тихонько ткнулась килем в болезненное воспоминание о весне.

– Это как-то связано с «Крылом»?

Тэа отрицательно покачала головой. – С «Крылом» – нет. С «бескрылыми» – да.

Он начал припоминать. Июль. Кто-то из помощников Рона привез документы: старые отчеты Семьи Далимара. Среди того, что относилось к исследованию ОС, попадались разные истории, в том числе о «бескрылых» – магах, добровольно прервавших Связь с Океаном в обмен на особые преимущества на срок в одну жизнь.

– Кажется, это сложно осуществить?

Тэа усмехнулась: – Для того чтобы это осуществить, надо быть полубогом. Или раковой клеткой.

Метаморфозу проходили ради обретения иммунитета к «неплотным» воздействиям, к магии. В процессе терялись не только «крылья» или шанс их восстановить, но и сам Дар. С другой стороны, преумножались физические силы, ускорялась естественная регенерация клеток, иммунитет мог справиться с любой заразой. Если человек умел драться, одолеть его становилось практически невозможно. Великие маги ар-дор шли на это, чтобы оградиться от противников по цеху, а заодно от «праведников», у которых для преследования не было иных средств, кроме магии, – и шли без особо долгих раздумий. С уже разорванными «крыльями» им нечего было терять.

– Значит, «бескрылый», – подытожил Райн.

Тэа нехотя отвела взгляд от картины, ухватилась за тонкую ручку кофейной чашки. Алекс заметил, как дрожат ее пальцы.

– Да. Точнее, «бескрылая».

*                      *                      *

К западу от Астоуна

19 августа, 05:07

На траве лежали яркие всполохи от непотушенных фар. Тэа нахохлилась в сторонке, сонно разглядывая пригнутые росой колокольчики. Цветы были крупные, голубовато-белые, капли делали их похожими на стеклянные игрушки. На волосах Тэа тоже поблескивала морось. Девушка стояла там давно – неподвижно, с безмятежным лицом. Алекс не был уверен, бодрствует она или спит с открытыми глазами. Небо слева над заливом позеленело и оттаяло лохматыми облаками. Через несколько минут прилетит вертолет. Они оба заберутся внутрь, взлетая, успеют заметить, как побегут обратно к городу дорожки автомобильных фар. Затем берег повернется другим боком, ближе заблестит вода; мелькнет острая кромка прибрежных скал и над волнами покажется несуществующая песчаная коса с притулившимся остроносым самолетиком. Их быстро погрузят на борт, самолет разбежится, оставляя позади тающую взлетную полосу, и неторопливо потянутся часы ожидания до конечной посадки...

Тэа зевнула; ее постоянно клонило в сон. Вчера, когда они вернулись в Астоун, она едва держалась на ногах.

Всё было готово еще до полуночи. Рональду и Дэну хватило двух сказанных накануне слов, чтобы смекнуть, что нужно делать. К счастью, им не пришлось тратить время на поиски Эмили и Ивэна Гора – те обеспечили себе пожизненный надзор, впутавшись в историю с Течением. В начале лета оба уехали из Англии и, судя по всему, решили надолго осесть в другой стране. Тэйси распорядился, чтобы пару снова взяли в кольцо. Вскоре вернулась Тэа и огорошила их известием о том, что противник не так уж и нов...

Алекс подошел поближе; девушка опять зевнула, облокотилась о его плечо. Она больше не выглядела больной – лишь усталой, и по-прежнему казалась близкой. Его почти пугала эта перемена. Любая перемена в ней пугала – потому что чаще всего он не мог найти объяснения сам. Вчера вечером, когда Дэн отчитался перед ними о подготовительных работах, она сощурилась, как щурилась всегда, когда ей предстояло раскрывать карты, и сообщила им об Элинор.

...Тэа видела кокон в глубине ледяной реки, колыбель «Последнего рождения». Внутри дышало существо, чье мертвое тело они собственноручно предали огню. В тот момент Тэа осознала, какую ошибку допустила, не сумев предугадать события лишь потому, что подобное считалось невозможным: что однажды кто-то окажется способен осуществить два сложнейших ритуала одновременно, зачать свое «бескрылое» воплощение и выпустить в мир двойника – настолько безупречного, что даже маленькая армия магов во главе со Скриптором не помыслят о подмене...

Двойник отыграл своё. На завершение «Последнего рождения» могли уйти годы, но с момента видения Тэа начала чувствовать Элинор. «Скоро. Осталось несколько недель. Ее подгоняет старое Течение, ей могут дать любую фору...»

«Так же, как и нам», – после заминки добавляет она.

Последнее воплощение вынашивалось в прослойке между плотной частью Потока и его разряженной «амальгамой» – это была смутная, беспокойная зона, где неосознанно сообщались умы всех обитателей Потока. Кокон, в котором заново созревал «бескрылый», невозможно было уничтожить – по крайней мере, человеческими силами. Новое Течение дало Тэа видение-подсказку, протянуло между ней и Элинор едва ощутимую нить. Но Тэа чувствовала, что продлится это недолго. «Когда Уэйнфорд родится в последний раз, мы сможем рассчитывать только на собственные мозги и мускулы».

«Бескрылый» вылуплялся неподалеку от того места, где был начат ритуал. Но это «неподалеку» составляло четыреста километров в диаметре. Не имело смысла прочесывать окрестности, не зная толком, где была Элинор в свой последний момент; гораздо эффективнее направиться туда, где она всенепременно окажется...

Послышался клекот пропеллера, Тэа резко проснулась; Алекс крепко держал ее за плечи. Вертолет развернулся над ними и приземлился на поляну, потрясая окрестные колокольчики. Райн помахал подвезшему их магу и помог Тэа забраться в кабину. Он едва успел залезть сам, как машина стремительно поднялась в воздух.

...Ни один из них не вспомнил оглянуться на сверкнувшие внизу фары. Они смотрели друг на друга – но думали о своем. Вертолет тем временем перепрыгнул через залитый туманом лес и в считанные минуты долетел до песчаной косы. Тэа спрыгнула на отливающий радугой магический аэродром. Поджидавший возле самолета пилот замахал ей рукой.

Через три часа они будут в Москве.

Глава девятнадцатая

Его рука крепко сжимала ее ладонь, и благодаря этому Тэа могла дышать размеренно и спокойно. Она думала, что если сон смоет ее с самолета в океан, эта рука вытащит обратно – сам Алекс был слишком далеко.

Вот он снова что-то спрашивает. Она слышит голос, но не разбирает слов. На нее накатывает привычная сонливость. Это больше похоже на лихорадку – на медленную лихорадку, вместо жара отдающуюся в костях едва теплым свинцом. Тэа пытается пошевелить пальцами в Алексовой ладони, но они не слушаются. Бесплотная нить, тянущаяся от нее в пустоту, начинает плавно дрожать. Сны с каждым разом становятся всё гуще...

...По окну барабанит дождь. В комнате темно. Тэа лежит на кушетке, завернувшись в одеяло, и следит за сумбурными каплями. В них отражаются искорки от окон напротив. Тим тоже не спит. Кроме дождя и кленов ничего не слышно. Город далеко, Фэй носится по округе, несмотря на ливень – ночь есть ночь. Она представила его белую морду с намокшими ушами и ей захотелось вслед за ним.

В детстве она мечтала быть Серым Волком, который спасает заблудившихся девочек. И съедает охотников.

Свет в окнах брата погас и почти тотчас загорелся в кабинете отца. Затем кто-то опустил жалюзи – похоже, они опять будут работать до утра. За завтраком ее встретят три постных физиономии: отец будет молча пить кофе с имбирем, Тим – клевать носом, а Фэй – сушиться, положив голову на ее левую ступню. Потом все разъедутся по делам, бросят ее и Фэя – они останутся бродить по лесу и болоту, за которым медленно зарастают развалины старого дома. Их старого дома, всё еще покрытого копотью с южной стороны.

«Когда-нибудь посажу там цветы. Ей бы понравилось».

Дождь утих. Тэа пытается вспомнить, когда была эта ночь. Когда она так медленно засыпала, завернувшись в мамино одеяло... Нет, не выходит.

«Я сплю. Лечу в самолете и сплю. Всё прошло».

В комнате раздается глубокий вздох. Такой серьезный и тоскливый, что Тэа немедленно садится на кровати. В двух шагах от нее стоит маленький Фэй – еще совсем щенок – и непонятно, как такой вздох поместился в этом толстолапом шаре. Рядом лежит письмо. Она узнает его: плотный конверт, написанные от руки буквы. Но Фэй хватает послание и неуклюже убегает через окно.

...У окна нет рамы, вокруг жухлые листья и каменное крошево. Остов кровати изъеден древоточцем, на оголенных плитах следы копоти. Кто-то стоит у соседнего окна.

– Алесь?

Силуэт оборачивается. Она различает за темнотой улыбку.

– Аль!

Кидается к ней. Чувствует тепло худеньких плеч и смех, который, как всегда, дрожит в глубине тела. Почти детские руки крепко обнимают в ответ.

– Аль...

Луна светит на них сквозь решетку перепутанных ветвей.

– Опять ревешь? Плакса ты, Тэйка.

– Я так давно тебя не видела.

– Глупости. Какой осел разрешил тебе шататься ночью?

– А? Нет... Я сама.

– Не бойся. Я побуду немного. Даже если твой ослобрат опять заявит, что я тебя порчу.

– Аль... Знаешь, я бы так хотела... вернуться.

Алеся отстраняется, заглядывает ей в лицо. – Я тоже.

Они смотрят друг другу в глаза.

– Ты обязательно вернешься, Аль. Обязательно, – голос Тэа дрожит. Алеся кивает. – Жалко только, что я не смогу вернуть всего.

– Ты вернешь. Так или иначе.

– Но я не хочу иначе...

Она опускается на пол и зарывается лицом в колени. Слезы душат слова. Алеся садится рядом, медленно гладит ее по волосам.

«Каждый надеется, что его счастье зависит только от него. Так и есть. Но счастье подвижно и неоднородно. Иногда оно заполняет собой всё. Иногда тихо стоит на дне души. Усилием воли человек, как дерево, может пустить внутрь себя глубокие корни и чувствовать его постоянно, даже когда по кроне бьет град. Но что такое счастье? Оно как вода. Его живительность зависит от источника и берегов, в которых оно протекает. Это определяет всё».

– Но если дерево вырвано с корнем... Если ему не за что держаться...

– ...оно умирает.

Тэа подняла лицо. Вокруг искрит слюдой полутемная пещера. Напротив, вместо Аль, сидит Элинор.

– Никто не хочет быть вырванным с корнем, – тихо говорит та. – Даже если в этом нет смысла. Если мы уже есть, мы хотим быть...

– ...Счастливыми?

Элинор задумчиво смотрит на ее руки. – Да. Даже мутным и грязным потоком.

– Но это не счастье.

– Твое «живительное» счастье – оно оставило тебе хоть что-нибудь?

– Оно со мной было.

– И что теперь?

– Теперь... я могу двигаться дальше.

– Ты никуда не двигаешься. И никуда не придешь. Ты, как и я, знаешь, что есть всего одна вещь... Всего лишь одна... – Элинор опустила лицо, наклонилась. Ее тонкие пальцы кончиками коснулись влажного камня под ногами. – Можно всю жизнь плыть по чистой реке. А можно по грязной – но тоже плыть. Можно знать или не знать о том, что мы существуем в суррогате бессмертия, не оставляющем после себя никаких воспоминаний, и что это бессмертие тоже дымка. Но в действительности есть только одно мгновение, пока мы помним себя. Оно меняется, для каждого оно свое, но однажды и оно непременно станет... Для всех нас станет...

Тэа почувствовала резкий запах морской воды, затем ее накрыла темнота. Позже, отдаваясь в глубине груди, зазвучали шаги; вокруг проступил свет, и Тэа проснулась в чужом сне. Сне Элинор. Сон брел по зимней улице за незнакомцем, голос Элли звучал тихо и сладко.

«Я смотрю на нетающие снежинки на его плечах. Запоминаю каждый шаг.

Сейчас – январский полдень, солнце на кирпичных стенах. Острый воздух, иней на черных решетках. Длинные росчерки по изломанному насту. Через час – разорванная грудная клетка, замерзающая радужка глаз. Конец, так скоро. Предопределенность идущего впереди человека, от этого шага до секунды, когда его настигнут и придавят к земле... Она лежит глубоко внутри меня. Я могу остановить его и спросить, который час. Я могу заглянуть в его живое лицо, увидеть его. Затем я вновь подумаю о том, что ждет его через несколько тысяч шагов. Через его несколько тысяч шагов я вспомню, каким было это лицо час назад. Буду идти и вспоминать – как сейчас.

Я замыкаю всё в этом круге. Мое начало и его конец. Необратимую перемену. Это единственная в мире вещь, чьи последствия всегда предсказуемы.

Единственная точка, с которой нельзя разминуться.

Моя опора среди бестолково несущегося хаоса: все, на кого вы сегодня смотрите, однажды исчезнут навсегда».

*                      *                      *

Россия, Москва

21 августа

Тэа сидела в углу и читала газеты; никто бы не удивился, обнаружив, что она снова спит. Странные приступы случались с ней всё чаще. Она по обыкновению ничего не желала объяснять, рассеянно пожимала плечами и бубнила под нос извинения. Хотя всем было ясно, что ее сонливость не имеет ничего общего с дожиганием после Перехода. Тэа и не думала отрицать; но даже беспомощно улыбаясь на расспросы Алекса, не изменяла своему обету – молчала.

«Как ослица». «Ослицы редко молчат – это чтобы ты знал, Райн».

Иногда Алекс вмешивался и будил ее. Грубо тряс, заставляя придти в себя, и не успокаивался, пока она не переставала клевать носом. Ее тихий, глубокий сон нагонял на него ужас.

Прошло несколько дней с тех пор, как они перебрались в Москву. Правила не изменились – главным Охотником по-прежнему оставалась Тэа. Однако Дэн, наблюдая ее состояние, начал не на шутку беспокоиться за исход дела. Она отмахивалась, бодро уверяла, что в нужный момент не даст осечки. Пока от нее требовалось немногое. Всем заправлял Рональд, самолично взявшийся координировать охрану Ивэна и Эмили. Молодожены сделали им неожиданный подарок – не нашли лучшего места для медового месяца, чем малолюдная глушь в Подмосковье. Купили небольшой дом, с четырех сторон окруженный лесом, и, судя по всему, решили обосноваться в нем на вечные времена. Ивэн лишь изредка выезжал в город, Эмили не показывалась дальше собственной ограды – Охотники, засевшие в ближайшей роще, видели ее в саду и на тропинке, ведущей к маленькому озеру возле виноградника, в сопровождении двух черных собак. Тэйси постарался на славу: заслал агентов прямо к подопечным в дом. Овчарки денно и нощно бдели в четыре глаза. «После окончания операции оставим собак у них. Если, конечно, захотят». «Горы?» «Собаки». «Разве они не под контролем магов?», удивился Райн. Тэа смешливо фыркнула и ушла читать газеты.

...Вчера ночью она вылетела из своей комнаты и повисла над столом – белая и взъерошенная. «Элинор вышла из Кокона». Дэн исчез на несколько часов. А когда вернулся, мешком упал на пустой диван: «Ничего не вижу – хоть убейте!» Тэа безмолвно постояла над ним с минуту, потом принесла горячий чай: «Ты не видишь не потому, что не можешь. Просто пока нечего видеть».

Ради него она вылезла из темного угла и остаток ночи просидела рядом. Они лениво тянули черный кофе и обменивались многозначительными туманностями. Утром вернулись Рональд и Алекс, и все живо расползлись по своим комнатам, чтобы не мешать очередному слету Охотников-стратегов...

Сегодня Тэа была еще тише, чем обычно.

Они сделали всё, что могли. Оставили Элинор достаточно подсказок, чтобы ускорить процесс и не позволить старому Течению выиграть раунд на истекшем времени. Тэа сидела в своем углу и листала газеты. Рональд, чей Дар помаленьку восстанавливался, бездымно сжигал всё, что она считала ненужным. Дэн шатался по Москве и всегда возвращался пыльный, словно искупавшийся в песке воробей. Алекс наблюдал за Тэа, сидящей в темном углу и читающей газеты...

*                      *                      *

Москва

24 августа, 13:47

За окном жарило послеполуденное солнце. Сквозь шторы пробивалось малиновое зарево, взвивавшееся пышными бликами каждый раз, когда сквозняк дергал их с противоположной стороны. Пахло раскаленным городом. Тэа безмолвно страдала от духоты и заунывного шума кондиционера. Она совсем расклеилась, не хотела шевелиться и думать. Понимание этого странным образом успокаивало.

Дверь осторожно приоткрылась, кто-то вошел в комнату. Солнце успело перекатиться на другую сторону дома – бордовые тени стали гуще. Тэа без интереса следила за посетителем, бесшумно подошедшим к ней и присевшим на край кровати.

Какое-то время он молчал.

Потом его рука осторожно опустилась на ее лоб. Пальцы были прохладные, немного грубые. Она почувствовала неровности шрама, пересекающего ладонь, но прикосновение было нежным. Угар, в котором она дрейфовала, наполнился покоем.

– Не спишь? – тихо спросил он.

– Пытаюсь.

– Помочь?

– Да.

Алекс пригладил ее взлохмаченную челку.

У него был всё такой же низкий, приятный голос, когда он пел. Пел так тихо, что она едва разбирала слова. Впрочем, она знала их наизусть. Колыбельная, которую он сочинил для нее много лет назад, песенка про упавшую луну... Тэа робко взбиралась к нему на колени и засыпала под эти странные слова – так он баловал ее, пока она не доросла до школьной формы и смертельного стеснения. А после они долго не виделись.

Тэа приоткрыла глаза, ловя очертания его фигуры.

Он уже не пел, просто гладил ее по волосам. Она повернулась, стараясь разглядеть выражение его лица. Внезапно ударила догадка: она ошиблась, это не Алекс. Кто-то другой пел для нее колыбельную. Кто-то, кого она должна была помнить. Но сейчас, чувствуя его руку на своей голове, она не могла вспомнить даже имени.

Она села.

– Послушай. Я забыла... Почему?

Алекс опустил руку. Когда он начал подниматься, Тэа попыталась ухватиться за него, но он двигался так легко и стремительно, что она не успела даже этого. Он подошел к двери и бесшумно исчез.

– Что происходит?

Тэа осталась сидеть на кровати, в тишине и горячем воздухе. Ей стало горько, очень горько.

Ветер ударил в открытое окно, взвил шторы. За красной тканью показался сад, перевитый белыми цветами. Шторы продолжали метаться из стороны в сторону, сквозь солнечный свет нетерпеливо проступила тонкая беседка. Розы свисали с нее гирляндами; огромные соцветия раскачивались в такт шторам, непрестанно осыпаясь. «Откуда на них столько лепестков», вяло подумала Тэа. Сквозняк заносил их внутрь и разбрасывал по комнате. Девушка встала, подошла к окну.

В беседке сидели двое. Оба белокурые, как и их розы. Девочка лет десяти в желтом платье и мальчишка чуть постарше – с ракушкой в руках. Он прижимал раковину к своему сердцу, а девочка нетерпеливо выхватывала ее, чтобы поскорее послушать. Тихо щебетала, жмурясь от счастья. Они были похожи, словно канарейки.

Внезапно малышка насупилась и швырнула ракушку в траву за ограждение беседки. Мальчик перегнулся через перила, но она ухватила его за руку и втянула обратно. Их лица оказались рядом, она прижалась к его щеке. Он опустился на колени; девочка засмеялась, целуя его в губы.

– Потом мы стали смелее.

Тэа вздрогнула и обернулась. Комната позади нее мерцала от белых лепестков. На кровати сидела Элинор. Окно захлопнулось, комната снова утонула в полумраке. – Странно, правда? Я больше не должна соприкасаться с магией, но по-прежнему вижу эти сны. Я связана с тобой. Мы – особенные.

– Особенно невезучие.

– Я вижу твои сны, ты видишь мои.

– Этот мальчик...

– Мой брат. У тебя был брат?

– Да.

– Это он был в твоем сне?

Тэа задумалась. – Нет...

– Ты не помнишь? Я так и думала! – она рассмеялась, совсем как в детстве.

– Мне всё равно, что ты думаешь.

Элинор набрала лепестков в ладони. – Ты охотишься на меня. Ты убила моего двойника.

– Да.

– Значит, Каталина сказала правду. Ты убила ее и убьешь меня.

– Может быть.

– И вместе со мной – восемь тысяч сто тринадцать человек.

– Верно.

– Тогда ты лишишься своих прекрасных крыльев...

Тэа не ответила.

Элинор подбросила лепестки, и они плавно закружились вокруг нее. – Перенаправив Поток, ты лишишь жизни гораздо больше людей, чем я. И еще большее количество изменишь – что немногим лучше смерти. Не говоря уж о прочих недолго живущих тварях... Каталина рассказывала мне, что должно случиться. Наш Поток обречен стать Дельгом. Но кое-что изменилось, и теперь он разветвлен. Один рукав погибнет через сто лет, второй потечет дальше... Но если ты не сможешь поймать меня, то и он исчезнет.

– Поймаю.

– Но я знаю кое-что еще.

Тэа промолчала.

– Ты существуешь лишь благодаря мне. Или Каталине... Хотя какая разница? – Элинор досадливо смахнула с подола лепестки: – Ну же, не надо так смотреть.

– Ждешь благодарности? – процедила Тэа.

– Нет. Мы ведь ничего не планировали. Если честно, эта история меня мало волнует, я всё равно не доживу до твоих... не особо прекрасных времен.

– Это я тебе обещаю.

Элинор засмеялась: – Не представляешь, сколько угроз я слышала за свою жизнь.

– Постараюсь, чтобы подобное не повторилось.

– Как ты можешь ненавидеть меня? Я дала тебе возможность жить! Если бы Эмили не умерла, на твоем месте родился кто-то совершенно иной...

– Вот именно! – рявкнула Тэа.

Ее голос сорвался. Она сжалась, с трудом сдерживая желание придушить Элинор сию же секунду, не дожидаясь пробуждения. Останавливала полная бессмысленность поступка – «бескрылую» не достать через сон.

– Бедняжка. Ты действительно веришь, что причина твоих неудач в неверном коде ДНК?

Тэа смотрела на нее в упор. Ее даже перестало интересовать, откуда Элинор столько знает. Всё, чего она хотела, это проснуться – сейчас же, немедленно. Элинор укоризненно покачала головой:

– У меня на этот счет сомнения, причем большие. Ты – впервые рожденная, но тебе дали шесть «крыльев». Почему? Потому что ты должна сделать что-то особенное? Нет. «Крылья» появились совсем недавно, было уже поздно. Чтобы охотиться на меня? Абсолютно бессмысленно, тут твоя сила вовсе не в «крыльях» – скорее наоборот. И вот это интересует меня гораздо больше, чем ваш местечковый конец света... – Она внезапно скривилась. – Поверить не могу! Вы так ратуете за ваши «спектры», отращиваете крылышки, а в итоге мир навернулся на кусочке биологической слизи? Скажи, ты не находишь это смешным? Или, может, причина не в ДНК? Может, в самой душе? Не та попалась?

Тэа отвела взгляд, но ее лицо из яростного медленно становилось спокойным. Почти умиротворенным.

– Может быть. Но, как видишь, в мире есть справедливость. – Она бережно поправила смятую штору, засыпав лепестками батарею и собственные босые ноги; за окном было темно. – Я не смогла стать «критической точкой», но взамен у меня есть другое свойство.

– Не льсти себе. У тебя сильный союзник, Второй Скриптор... Он создал разделение Потока, не ты.

– Но только мне не может сопротивляться твое Течение. – Тэа впервые улыбнулась Элинор – легкой, рассеянной улыбкой. – И я найду тебя. Найду очень скоро.

– А что дальше? Даже если с твоими «крыльями» у тебя есть шанс пережить убийство восьми тысяч душ, что потом? Драгоценный Скриптор забыл сообщить, что твой собственный «спектр» родился после разделения Потока и ты уничтожишь себя вместе с этими восьмью тысячами?

Тэа не ответила.

– Или ты тешишь себя надеждой, что в обновленном Потоке возродится исправленная версия тебя? Не будь дурочкой. Изменится орудие, тело. Даже если эта новая «Тэа» будет похожа на тебя, всё достанется другой душе. И эта другая даже не будет знать, что ты ради нее сделала!

– Только поэтому я здесь.

Элинор прищурилась. – Мне нравятся твои глаза. Они такие же, как у Ивэна.

Несколько минут она холодно смотрела в сторону.

– Зря, Тэа. Нужно было оставить всё как есть. Дожить свою жизнь до конца, ты имела на это право. Люди должны умирать. Полагаю, Потоки тоже.

– Мою жизнь? Да не так уж много от нее оставалось... Но ты права, всему свое время – особенно смерти. Жаль, что ты об этом не часто задумывалась.

– Каюсь. Я вечно о чём-то забываю, всё как в тумане. Но сейчас я чувствую себя гораздо лучше, свободней... Мысли предельно четкие. Единственное, что мне не нравится – всё приходится делать самой.

– И ничего не изменится.

– Но мне всё еще интересно.

Тэа села на подоконник и уставилась в пол.

– Я хочу доиграть нашу игру, Тэа. Хочу посмотреть, что случится, если «бескрылое» существо вроде меня заставит другого человека испытывать ваше «живительное счастье».

Тэа приподняла бровь: – Ты об Ивэне? Ха. Смешно, – она прислонилась виском к оконному косяку. – Я не стану убеждать тебя в том, что убийство любимого человека не сделает его счастливее. Да и «живее» тоже.

– Боль со временем слабеет, – Элинор словно не слышала ее. – Появляются новые люди и новые чувства. Я могу стать для него всем. Даже его покойной невестой.

– Женой.

Элинор скорчила гримасу: – Обязательно.

– Уж не набиваешься ли ты мне в прабабушки?

– Это бы многое объяснило.

– Не выйдет. Тебя схватят через одиннадцать дней после убийства Эмили. Через двадцать восемь ты повесишься в камере. Без посторонней помощи.

– Ах, – та хитро улыбнулась. – Пока я жива, новый Поток не примет окончательной формы; всё, что ты предвидишь, лишь вероятность.

Тэа прижалась спиной к стеклу. «Поэтому никто ничего не видит, включая Дэна».

– Возможно.

– Тогда мы поиграем.

– Только провидица не я. Изабелла прислала нам письмо, предупреждение о твоей смерти. Постой, припомню точно... «Элинор неминуемо погибнет через два часа после разговора со следователем...», как там его – прости, запамятовала имя.

Тэа хотела было продолжить воспроизведение текста, но включилась паранойя, и она передумала. – Я изменила жизнь Эмили, удалив с поля Каталину. Эмили повезло. Только с чего ты взяла, что у твоей жизни есть выигрышные варианты?

– Изабелла помогала тебе?.. Когда? Какое там было число?

– Не число – если ты о своей смерти. Лишь временные промежутки между событиями.

– Что ж, «возможно», – передразнила ее Элинор. – Значит, Белла в вашей команде... Не смей! – Она вдруг взвилась с такой яростью, что Тэа отпрянула.

Элинор вскочила, взметнув ворох белых лепестков; прыгнула к ней: – Не смей жалеть меня из-за Беллы! Она, или кто-то еще... Я понимаю их всех – Викки, Ричарда! Никого не любят больше, чем самих себя!

– Больше и не требуется.

Элинор замерла. Какое-то время они смотрели друг на друга в упор, словно приноравливаясь перед ударом. Потом Элинор отступила на шаг, почти растерянно улыбнулась:

– Знаешь, есть кое-что поинтереснее твоих «крыльев». Если мы всегда были такими разными, почему теперь мы так похожи?

– Неужели?

– У нас нет будущего. И мы убиваем.

*                      *                      *

14:41

Алекс тряс ее за плечи. От его ладоней по всему телу волнами расходилась боль. Тэа разлепила заплаканные веки, в красноватой полумгле наткнулась на тяжелый взгляд Райна:

– Это ты...

– Тебе опять снился кошмар.

Она вяло кивнула, втянула пахнущий горячим асфальтом воздух. – Сколько времени?

– Почти три. Охотники засекли кого-то, но уверенности пока нет.

– Грим может творить чудеса.

– Вот именно. Мы хотим перебраться поближе к Горам.

– Хорошо, я готова.

Но она встала лишь с его помощью, с трудом перебарывая дурноту.

– Что с тобой творится, черт возьми?

– Наверное... Переусердствовала с кофе накануне. Не волнуйся, в нужный момент буду в норме.

– Не замечал у тебя проблем с кофе. Можешь не парировать.

Она открыла и закрыла рот. Сил у нее не было. Алекс вывел ее в гостиную и усадил в кресло. Из соседней комнаты вывернулись Дэн и двое местных Охотников.

– Мы готовы ехать, но Рональд всё еще где-то пропадает. Можем пока перекусить. Хотите кофе?

Тэа непритворно скривилась и тихо помотала головой, боясь ненароком опрокинуть комнату на бок.

– Ты нездорова?

– Да не то чтобы. Куда унесло Рональда?

Дэн пожал плечами. – Сказал, что вернется к трем. Давай я заварю тебе зеленый чай? И добавлю асамиевый сбор. На него аллергии нет?

Тэа отрицательно покачала головой.

– «Нет» – не заваривать, или «нет» – нет аллергии?

– Заваривай.

– Чудно! – Байронс умчался на кухню.

Алекс сел в кресло напротив Тэа. Они снова остались вдвоем, оба Охотника успели исчезнуть из гостиной. Слышно было, как на улице чирикают воробьи. Тэа отвернулась к окну.

«Я забыла его во сне. Не смогла вспомнить даже имя. Почему? Мне казалось, я скорее забуду себя... Зачем эти сны? Элинор выбралась из кокона, теперь от них никакой пользы. Если так пойдет...» Она не успела закончить мысль. Вошел Дэн, неся на подносе три огромных глиняных чашки. Алекс встал, чтобы помочь ему.

Тэа душили слезы. Нужно было куда-то спрятаться, поэтому она едва не нырнула в чашку носом, хотя чай был, как огонь. От него нежно пахло асамией, ставившей на ноги даже полумертвых магов. Тэа как раз задумалась, к каким ей причислять себя. Она любила этот аромат. Пожалуй, любила так же сильно, как запах шафрана: он источал весну и осень, первые и последние травы.

– Ну что ж, поедем партизанить. Наша подозреваемая по-прежнему бесцельно шатается по городу и пока не пытается установить местонахождение Горов. Но у нее могут быть помощники. – Дэн залпом опрокинул в себя целую кружку, блаженно передёрнулся. – Какие будут рекомендации?

Поскольку он уставился на Тэа, та поспешно закрылась чашкой. – От меня – никаких.

– Хм, Тэа? Можно попросить тебя о личном одолжении?

Она выглянула из-за глиняного бруствера. Дэн вкрадчиво заговорил по-русски: – Я выучил язык, но что-то не то с произношением. Люди смотрят.

– Звучит нормально.

– Пра-а-авда?

Тэа вздрогнула: – Откуда эта «а»?

– Ка-а-ак пра-а-авильно?

– Произноси коротко. «Так правильно».

– Понятно. Хм...

Он задумался. Тэа принялась допивать чай.

Минут через десять из коридора бесшумно возник Рональд Тэйси.

– Ну, здра-а-авствуйте.

Алекс закашлялся, поспешно отставил чашку в сторону; Тэа тоскливо посмотрела на Байронса. Эта «а-а-а» звучала чудовищно для любого слуха. Дэн поспешно объяснил Рональду их общую ошибку. «Странно. Уже лет пятьдесят так говорю, и никто не жаловался. Видать, старая шутка. Хе-хе, и шутники», – констатировал Тэйси без особого расстройства, легко переходя на верное произношение. «У меня поправки к ближайшим планам».

Правки заключались в том, что Рональду придется ненадолго вернуться в Англию; о причинах он распространяться не захотел. «Возможно, удастся кое-что выяснить об Элинор», – это всё, что он соизволил сказать.

– Поезжайте в леса, мои дорогие, я присоединюсь к вам... почти в мгновение ока. Самолет уже машет крыльями.

– Хочешь рискнуть с транспортировкой?

Перед отлетом в Москву они решили использовать магию по минимуму, опасаясь усугубить напряжение внутри Потока. Тяжелый Переход Тэа лишний раз подтвердил, что настроенное против них Течение может ударить в любое место, а магия порождала самое сильное противодействие. Под запрет попал даже общественный транспорт. На время Охоты каждый из них стал магнитом для несчастных случаев, рисковать они не могли.

Рональд лишь широко улыбнулся в ответ на неуверенный тон Дэна:

– Не беспокойтесь, я лечу с ветряком. Он будет прятать нас от радаров и чужих глаз. Пилот он и без всякой магии отменный. – Тэйси помахал им вездесущей, несмотря на жару, шляпой и прогарцевал к выходу.

Дэн почесал за ухом, лениво встал.

– Тогда и нам пора.

Они спустились вниз, стараясь игнорировать замурлыкавших кошек, свалившихся с подоконника, чтобы обшерстить штаны Дэну и Алексу. Тэа отделалась смачно пожеванным ремешком на левой сандалии: рыжая кошка не желала слезать с ее ноги, и Дэну даже пришлось вспомнить, как рычат овчарки. Когда они вышли из подъезда, машина с отправившимися на место Охотниками уже заворачивала за угол дома. Дэн решил, что поведет сам, и попросил Тэа сесть рядом; Алекса отправили на заднее сиденье.

Дорога была почти свободной, им повезло вырваться из города за полчаса. Вскоре за окнами замелькали двухэтажные дачные домики, затем лес.

– Ночью будет дождь, – вслух сообщил Байронс.

Тэа кивнула, продолжая следить за мельтешившими елями. У самых обочин покачивались отцветшие люпины вперемешку со страшными лапами борщевика.

– Охотники сказали, что отлично устроились в лесу. По крайней мере, там не так душно и комаров уже нет. Я даже надеюсь, что тебе наконец-то удастся нормально поспать.

Тэа снова кивнула. Лицо у нее было рассеянное. Дэн перехватил в зеркале направленный в ее затылок взгляд Райна.

– Давно здесь не была? – тихо спросил тот.

Тэа не сразу отреагировала. Потом, не оборачиваясь, обронила: – Трудно сказать.

Байронс прибавил скорость:

– Жаль, что я так и не смог найти Ростова. Обычно территориальное сближение помогает, но, видимо, не в этот раз.

– С чего ты взял, что он здесь? Даже если он действительно русский, жить он может где угодно.

– В нем было что-то от этого места. Я почувствовал, как только мы прилетели. Но ты права.

– Может, он уже умер.

Дэн скосился на Тэа: ее слова прозвучали скорее как пожелание, нежели предположение. Но она либо не заметила его взгляда, либо нарочно проигнорировала.

– Не думаю. Его время подходит к концу, но могут пройти десятилетия, прежде чем... К тому же, я бы почувствовал.

– Не особо рассчитывай. С нашим количеством исключений мы можем и собственной смерти не заметить.

Дэн не ответил. Лицо Райна в зеркале было мрачным и злым.

*                      *                      *

Великобритания

графство Сомерсет, Астоун

24 августа, 18:15

Рональд не собирался обнаруживать своего присутствия – ни в городе, ни в Астоуне. Было множество способов проникнуть в замок в обход парадных дверей и прекрасной мадемуазель Джулии, совершенно нечувствительной к «простому» внушению. Сейчас она полагает, что они на пару с Райном застряли в Лондоне, занятые поиском хорошего врача для починки Алексовых мозгов. Дэн, объяснивший свой отъезд рабочей командировкой, тоже не накликал подозрений. (И куда подевалась ее извечная мнительность?) После того, как Изабелла скрыла воспоминания, связанные с Тэа, Джулия стала спокойнее и доверчивее, несмотря на разрыв с Алексом и никуда не девшуюся проницательность. Почти одновременное исчезновение всей троицы не вызвало у нее ничего, кроме тревоги за здоровье Райна.

По дороге в Англию Рональд, опасаясь ловушек, тщательно изучил отчеты Охотников, оставленных для охраны обитателей замка – на тот случай, если Элинор всё-таки решится навестить последних здравствующих родственников, – но так и не нашел ничего подозрительного. Отдельным пунктом значилась Изабелла, канувшая в небытие с их последней встречи в апреле: ее способности, помноженные на отношения с Элинор, могли вскрыться неожиданным образом. Но о девочке тоже ничего не было слышно. Выходило, что за время их отсутствия в Астоуне не случилось ровным счетом ничего, и кто бы ни назначил рандеву Тэйси, показываться он явно не спешил.

Рональд вылез из машины и зашагал по заросшей пустоши к видневшемуся неподалеку подлеску. За ним проглядывали башни Астоуна, отливавшие на солнце рыжей окалиной.

...Почти так же отражала полуденный свет стена свежеиспеченного ресторанчика в Москве, разрисованная чудными человечками и зебрами, где он сидел чуть более пяти часов назад и пил странно сваренный кофе. Рональд любил разъезжать по миру и всякий раз искал для себя место, где легко оказаться случайным персонажем. Смотреть из дальнего угла на людей, угадывать, на что похожа их жизнь – комната, где они спят, человек, которого они любят. В этом было больше фантазии, чем психологии или магии. Маленькое стариковское хобби. Вот и тогда он сидел, цедя неожиданный эспрессо, и разглядывал посетителей. И внезапно обнаружил, что на его столике, рядом со сложенной саламандрой салфеткой, лежит конверт.

На послании не стояло ни адреса, ни имени получателя, бумага – белая и словно восковая, была неизвестно где и кем сделана. Рональд, не прикасаясь, внимательно изучил подкидыша и крепко задумался. За последние десять минут к его столику никто не подходил, да и сам он никуда не отлучался. Вокруг не чувствовалось даже следов магической активности, тем не менее Тэйси готов был поклясться, что еще мгновенье назад конверта здесь не было. Старый маг, как умел, прощупал периметр. По округе сновало множество людей, чей уровень превосходил его нынешний, но вряд ли они могли подбросить письмо так, чтобы он совсем ничего не заметил. Несмотря на отсутствие на послании адресата, старик не сомневался, что оно прибыло по назначению.

Конверт даже не был запечатан. Внутри лежал толстый кусочек картона, немногим больше обычной визитки. На одной из сторон серебром было вытиснено «Астоун». Рон повертел ее, ожидая новых сюрпризов, – но напрасно.

Вряд ли это была Элинор. Сколь бы затейливо не обернулась для нее реальность, девица лишилась магических способностей раз и навсегда. В попытке подбросить конверт обычным образом у нее не было шансов против наблюдательности Тэйси. Оставалось два варианта: либо она нашла сильного мага-союзника, либо послание пришло из другого источника. Например, от известного любителя писать письма – Ростова.

«Ну, хорошо», буркнул про себя старик. «Предположим, письмо – дело рук мадемуазель Элинор. Зачем ей это? Даже если она установила за нами слежку, использовав сведения от двойника, какой смысл уводить от Горов меня, самый бесполезный элемент? Координировать Охотников может Дэн, а гоняется за ней по-прежнему Тэа. Разве что это наживка для самой Тэа – лишь бы выманить ее в Астоун. Возможно, Элинор опасалась, что Тэа перехватит «почтальона»-мага и вытрясет из него что-нибудь стоящее, в отличие от меня?.. Нет, мимо. Зачем связываться с Тано, когда можно выбрать любого Охотника послабее или указать адрес на конверте – уж если она смогла выследить меня, то должна его знать. Никто бы не стал таить такое письмо. А значит...»

Можно было предположить, что письмо пришло с благими намерениями. Но Рональд не хотел рисковать Дэном, Алексом или Тэа – слишком уж напряженный был момент. Если кто-то рассчитывал взбаламутить воду этим письмом, не стоило давать ему фору. Поэтому Тэйси отправился проверять Астоун собственноручно. К ночи он надеялся вернуться в Москву.

Глава двадцатая

Лагерь Охотников

22:12

Комары были.

Тэа сидела неподалеку от входа в охотничий блиндаж и бесцельно разглядывала небо: в ответ, сквозь верхушки деревьев, на нее смотрело огромное фиолетовое облако, подсвеченное луной. Справа скрипели сосны. На почтительном расстоянии страдали комары, изгнанные мешочком с травами, висевшим на ближайшем кусте. Вокруг обступали папоротники и темнота. Поляна выглядела пустой.

Спать не хотелось – даже думать о сне было тошно. Тэа чувствовала приближение ночной грозы. Позади с шорохом поднялся замаскированный боярышником люк, над травой показалась голова Райна. Он выбрался на поверхность и приладил куст на место. Тэа вернулась к созерцанию облака.

– Дэн сказал, что ты решила пойти со следующей группой.

– Да. Я выспалась днем.

Алекс опустил руку на ее плечо и крепко сжал. Она пригнулась под тяжестью его ладони.

– Боишься спать?

– Хм.

– Могу посидеть рядом.

У нее вырвался короткий смешок: – А колыбельную споешь?

– Что-нибудь придумаю.

Она опустила голову. – Есть новости?

– Почти подтвердилось, что та, кого мы подозревали – не Элинор. От Рональда вестей нет. – Райн бесшумно потянулся. – Тебя это беспокоит?

– Нет. Если он решил, что риск допустим, значит, так надо.

Алекс посмотрел на нее удивленно, но немного переиграл. Тэа ухватила его взгляд, сощурилась:

– Тебе это кажется странным?

– Скорее, приятным. Ты способна на безоговорочное доверие – почти откровение.

– Доверие – дело привычки.

– Сомневаюсь, что это твой случай.

Она отвернулась. – И мой тоже.

Они оба замолчали, слушая, как натужно скрипят сосны. На землю падали сухие шишки, глухо тукая о слой старых иголок. Тэа стряхнула с колена осыпавшуюся травяную метелку.

– Почему ты это делаешь? – тихо спросил он; она не ответила. – Ведь это затея Ростова, с самого начала?

– Да.

– Он заставил тебя?

Тэа несколько мгновений раздумывала. – Нет.

– У тебя не было выбора?

– Почему же... Был.

– Тогда зачем? Чтобы помочь? Кому – помимо Ростова?

– Ты можешь не поверить, но мне просто нечем было заняться.

Он присел рядом. Тэа взглянула в его лицо, уже почти скрытое темнотой: – Удивлен ответом?

– Удивлен, что ты ответила.

– Удивлять – мое хобби.

– Пожалуй... Скажи, когда ты успела втянуть меня в ритуал Призыва? Во время первого «Контроля»?

Она перестала улыбаться: – Какого Призыва?

Алекс замялся. Он слишком хорошо помнил ее лицо тогда, в пещере. Не хотелось лишний раз упоминать белого волка, но держать в себе вопросы становилось всё труднее – особенно, когда они будили не самые безобидные подозрения.

– Уничтожившего двойника Элинор.

Тэа повернулась к нему всем телом и какое-то время смотрела в упор, не отрываясь. – Ты здесь не при чём.

Она произнесла это таким тоном, что он едва не поверил.

– Дэн считает иначе.

– Дэн, что...

– Именно. Он отследил мага, связавшего с тобой... дух волка.

Глаза Тэа стали с пол-лица, она внезапно побелела – словно нарисованная на темном воздухе картинка. – Нет... Не может быть.

Алекс нахмурился. Не верить ей, когда она смотрела вот так, он не мог.

– Дэн ошибся, – прошептала она. – Ошибся.

– Я верю. Верю тебе. Возможно, всё устроил Ростов. Помнишь, ты предположила...

– Да нет же! – вскрикнула она. – Не Ростов, не ты! Это был другой человек!

– Кто?

Она споткнулась на готовом сорваться имени.

Спустя минуту бессильно покачала головой, и он понял, что не дождется от нее ни ответа, ни признания.

Она могла соврать – но в это он больше не верил. Она могла не знать правды. Ростов или кто-то еще, участвовавший в крестовом походе наравне со Скриптором, мог вмешаться в ее жизнь и даже в воспоминания. Одно Алекс знал наверняка: он не сомневался в словах Байронса. По всему выходило, что идти с вопросами нужно к Ростову, и чем скорее, тем лучше. Они уже встречались; Райн знал, что у него есть шанс отыскать Второго – даже если этого не мог сделать Дэн.

Едва ощутимо заморосил дождь.

– Пойдем вниз. – Он взял Тэа за локоть и заставил подняться.

Ее качнуло. Алекс сделал вид, что не заметил, и повел ее за собой, по-прежнему крепко держа под руку. Сейчас она показалась ему такой же тихой, как в день после Перехода. Подняв люк, он помог ей спуститься на узкую лесенку.

– Держись за перила.

Теплый оранжевый свет отражался от металлических ступенек. В первой комнатенке сидело трое Охотников – готовящаяся к выходу группа. Одного из них Алекс помнил: тот был среди магов, выслеживавших Элинор на побережье в предыдущей Охоте. Мужчина широко улыбнулся Тэа и протянул ей плитку горького шоколада. Она автоматически взяла. – Спасибо.

– На здоровье. Вас обоих искал Дэн.

Алекс кивнул и повел Тэа дальше.

Охотники были настоящими лисами – некоторые по происхождению. Нора в человеческий рост змеилась по всему периметру поляны, в четырех местах расширяясь до размеров небольшой комнаты. Стены и потолок были укреплены сваями из стронпластика, выходов имелось в достатке. Самое дальнее помещение отвели под склад, во втором заседал Дэн со своими тактиками. В третьем отдыхали – а заодно работали те, кому не хватило места во втором. Алекс вежливо потревожил стоявших у входа людей и пропустил Тэа вперед. Заметив их, все спешно перегруппировались. Тэа усадили рядом с Дэном.

– Ты всё еще не передумала насчет ночной вылазки?

Она отрицательно покачала головой. – Я не останусь на всё время. Просто сориентируюсь по темноте и вернусь.

– Хорошо, тогда собирайся. Андрей покажет тебе, что где.

Тэа молча встала. Ее провожатый – гибкий, как мангуст – немедленно вскочил следом и заструился на склад. Алекс занял его место.

– Ты тоже пойдешь?

– Нет. – Райн пододвинул к себе снимки, лежавшие на краю стола.

– Дождь уже начался. Жаль, не удастся уговорить ее остаться, – Дэн помассировал виски; ему было тяжело без вросших в привычку заклинаний. – Думаю, Рональд скоро объявится. Естественно, он не рискнет сажать самолет с магической защитой неподалеку от Тэа, поэтому нам придется идти его встречать. В такую погоду.

– Мы все-таки не в тайге.

– Вот тогда ты и составишь мне компанию.

– С чего вдруг?

Где-то в блиндаже раздалась короткая стрельба. Все резко подскочили и отрепетированным маневром кинулись в разные стороны кольцевого коридора. Выстрелы звучали со второго склада.

Это была единственная несквозная комната, прорытая ниже общего уровня: внутри хранили оружие и оптическое снаряжение – замену временно запрещенной магии. Туда ушли Тэа и Андрей, собиравшийся экипировать ее в ночное. Когда Охотники вплотную подобрались к закрытому пластиковому люку, из-за него доносились глухие шорохи. Дэн жестом попросил Алекса отойти в сторону и вместе с двумя помощниками снес люк с петель.

Комната была загромождена металлическими ящиками, оставлявшими лишь немного свободного пространства посередине. На короткой лестнице лежал Андрей. Его правая рука безотчетно дергалась, задевая раскрошенный пластик, выбитый из дверного косяка. Рядом с ним, лицом вниз, лежала Тэа. Оба были ранены и без сознания, больше на складе никого не было.

– Медиков! – Дэн быстро проверил пульс у обоих. – Запомните: магию не использовать. Сканируйте помещение обычным способом... Нет, Алекс! Здесь мало места.

Райн остался стоять снаружи. Все посторонились, давая дорогу врачам. В это время очнулся раненый Охотник.

– Что с ней? Не надо, я живой. – Он попытался отстранить медика, но тот быстро вернул его в исходное положение.

– У Андрюхи два попадания: сквозное в плечо и чуть задело голову. Всё обойдется, помогите перенести его в западную комнату.

Врач, осматривавший Тэа, скрежетнул зубами – да так, что услышали даже те, кто стоял в коридоре. – Одиннадцать пуль. Восемь в груди, две в желудке, одна в бедре. Если мы немедленно ее не регенерируем, она не выживет.

Алекс рывком подвинул Дэна и перепрыгнул через лестницу. Врач попытался остановить его, но тщетно. Крови на полу становилось всё больше. Медик в отчаянии взглянул на Дэна: – Ну, чего вы ждете! Разрешите мне использовать магию!

– Нет... – Тэа закашлялась кровью и вцепилась в руку Алекса. – Не давай им... лечить меня... ма... магией. Ты знаешь... я смогу...

Она снова обмякла. Врач занес над ней руки, но Райн резко схватил их и отвел в сторону. – Она сказала, нельзя.

– Да вы рехнулись! Какой смысл не использовать магию, если она умрет?!

На висках Алекса выступила испарина. Он сел на пол, осторожно переместил Тэа к себе на колени. Врач в ярости схватился за голову окровавленными руками: – Дэн, скажи ему!

Дэн молча смотрел на Райна, на его одеревеневшее палевое лицо. – Она выживет? Алекс, она выживет?

– Да.

– Хорошо. Я верю, ты знаешь, что делаешь.

Врач встал и на секунду прислонился к испачканным ящикам. Затем его снова шатнуло к Алексу: – Мы должны оперировать ее – немедленно. Райн, поднимайся! Майк, Серёга, готовьте операционную в южной комнате!

Дэн кивнул. Алекс покорно встал, держа Тэа на руках.

– Голову ровнее – не давай запрокидываться. Иди.

Они, как могли быстро, двинулись к «операционной».

Байронс снова жестко потер виски. Огляделся.

– Кто-нибудь выяснил у Андрея, что случилось?

– Да. Он говорит, что они подбирали оружие для Тэа, и «Скорпион» разрядился сам собой.

Дэн спустился вниз, с трудом переступив через растекшуюся во все стороны кровь. В противоположном углу лежал «Скорпион».

– Судя по гильзам, магазин был полностью заряжен. Не все попали. Можно сказать, повезло.

– Смотря кому, – обронил кто-то из Охотников.

В проеме появился Андрей – с перебинтованной головой и рукой, над которой всё еще трудился огромного роста детина. – Как она?

– Плохо. Это тот самый? – Дэн надел перчатку и осторожно поднял «Скорпион» так, чтобы его было видно.

– Да. Он был единственный, который мы достали. И он не был заряжен, то есть – не должен был... – Андрей замолчал.

– Ты мог ошибиться. Как это выглядело? Магия? Может, вы его уронили?

– Нет. Никакой магии. Здесь везде Печати.

– Ты уверен, что никто из вас...

– Да нет же! Тэа к нему даже не прикасалась. А я просто достал его... как вариант. Ей же нужно оружие. Можете просканировать мои воспоминания!

– В этом нет нужды, раз ты уверен. Но если это не магия, тогда...

– Уж точно не случайность, – один из Охотников взял из рук Дэна оружие и внимательно осмотрел. – Тэа не новичок, она не могла случайно разрядить его. Даже рисковать бы не стала. Вот если бы он упал...

– Андрей?

– Я положил его на ящик. На тот, что справа от тебя. Мы повернулись к нему спиной – я хотел показать Тэа другую модель... И вдруг стрельба. Я не слышал удара, не слышал, чтобы что-то падало.

– Мы нашли его на полу, но отдача, если оружие никто не держал, по-любому снесла бы его с ящиков.

– Ладно, – Байронс поозирался, рассматривая анти-магические Печати на стенах. – Пока закончим. Ник, Игорь, оденьтесь соответствующе и проверьте здесь всё, что можно. Потом опечатайте склад и никого не впускайте. Если вдруг что-то понадобится, выдавайте собственноручно, с перестраховкой. – Дэн поманил остальных Охотников за собой.

– Есть версия. Если Элинор где-то рядом, это может действовать Старое Течение. Ответная реакция на усиление конфликта из-за сближения с Тэа. В любом случае, всем нужно быть поосторожнее. Готовьте экстренную команду на выход и свяжитесь с группой возле Горов, они и так заждались.

– Уже связались!

– Ждите меня снаружи.

Он оставил Охотников собираться и отправился к южной комнате. У входа сидели Андрей и оперировавший Тэа хирург.

– Только что... – Врач глядел в пол.

Несколько секунд Дэн надеялся, что он продолжит. Но эти молчаливые лица уже сказали всё, что хотели. Он вошел внутрь.

В комнате были только Райн и Тэа. Он сидел в изголовье операционного стола. Дэн подошел, механически поправил испачканную кровью простыню, прикрывавшую тело. Не осмелился набросить край на лицо. Алекс устало опирался локтями о стол, его лоб почти касался ее лба.

– Райн...

– Иди, Дэн.

– Прости.

Алекс поднял голову и несколько мгновений смотрел на него, будто недоумевая. Потом протянул руку и опустил ее на грудь Тэа.

– Всё обойдется. Ступай. Нужно следить за Горами, пока Тэа не может.

– Алекс, Тэа...

– Что, Дэн? Умерла? Я однажды тоже так думал. Не бойся. Она скоро очнется.

Райн отвернулся – словно прислушиваясь к чему-то. Дэн потратил еще несколько секунд впустую, стараясь объяснить себе его слова. Он подумал было, что Алекс в шоке, но тот взглянул трезво и настойчиво.

– Я еще не сошел с ума от горя, Дэн. Она очнется. Дотронься до нее. Это чувствуется даже без магии: каждая ее клетка живет сама по себе. Внутри каждой есть что-то – какая-то теплота... Она заставляет их жить. Они тянутся друг к другу, восстанавливаются. Как капли, собирающиеся в ручей. Он будет становиться всё сильнее, и когда он окрепнет... Она очнется.

Алекс не казался помешанным, но на всякий случай Дэн приготовился ко всему. Поскольку Райн продолжал смотреть на него в упор, он выполнил просьбу: приподнял простыню и прикоснулся к руке Тэа.

Он ничего не почувствовал.

Алекс догадался по его лицу.

– Иди, Дэн.

– В этом уже нет смысла. Даже если мы остановим Элинор... Ты помнишь, что говорила Тэа.

Алекса перекосило усмешкой: – «Бедный, свихнувшийся Райн»... Так, да? Может, я и свихнусь – но только не сегодня.

– Хорошо. Я пойду. Мы будем следить за Горами.

Алекс не ответил. Дэн медленно развернулся и пошел к выходу.

– Байронс... – Он вздрогнул, услыхав шепот. Оглянулся.

Райн с улыбкой указывал на простыню: с нее исчезала кровь.

*                      *                      *

Существует ли боль – такая, что мгновенно растекается во все стороны? Боль, не становящаяся ни сильнее, ни слабее – туго застывшая на одной ноте? Неизменная. Ставшая мыслью и чувством, вобравшая в себя всё без остатка? Ставшая всем?

Тэа жила в ней.

Она не ощущала, где заканчивается ее тело, сознание застопорилось. Ей доводилось испытывать это раньше. В первый раз она тоже могла лишь смотреть – поглощать взглядом прозрачную крышку саркофага, его матовые стены, трубки и иглы, прикрепленные к ее телу. Они должны были высосать боль, но ничего не происходило. День за днем, без забытья, без малейшей передышки, она изнемогала внутри агонии, не в силах сказать ни слова. Ни в силах опустить ресницы. Ей было всего восемь, и она знала, что это конец.

...Она смотрела сквозь прозрачную крышку в темноту. Тусклые синие лампы. Это уже четвертый день. Каждое мгновение давало понять, что следующее придет следом. И ей некуда сбежать из себя. Не отпускают. Иногда она видит отца, и его лицо кажется перекореженным из-за синих бликов. Он смотрит так пристально. Он хочет того же – остановить ее боль. Но у него ничего не выходит. Он бьется взглядом по ту сторону прозрачной крышки, а она мечтает лишь об одном: сказать ему, что она знает средство. Нужно остановить то, что испытывает боль.

Нет... Она думала не так. Она не думала. Она чувствовала... В ней беда. Беда должна уйти и забрать с собой всё, боль должна двигаться. Но беда застыла. И Тэа застыла вместе с ней.

Сейчас она смотрела в темноту. Она могла думать. Словно часть ее была где-то в стороне – немного в стороне. И она могла вспоминать.

Тогда боль закончилась – так же внезапно, как пришла. Шесть дней она была внутри нее, а потом всё исчезло, и шесть последующих лет она каждую ночь засыпала в страхе. Сегодня эта боль вернулась.

Тэа смотрела сквозь прозрачную крышку. Голубоватый свет был жидким и бесшумно лился на саркофаг, расходясь по стеклу ослепительными кругами. Он прибывал, поднимался всё выше. Он был под стеклом. Она знала, что должна дышать – но дышать было нечем. Жидкий свет заливал легкие.

Она смотрела вверх. Это был долгий, бесконечный взгляд. Уже не страх, усталость. Тело уводила ко дну медленная тоска. Грусть по тому, что оставалось наверху, от чего она падала вниз. За стеклянной поверхностью воды дрожал, подсвеченный солнцем, столкнувший ее белокурый ребенок.

...Она умоляла, глядя сквозь стекло: «Я хочу уйти».

...Она умоляла, глядя сквозь воду: «Я хочу жить».

Никто не исполнил вовремя двух простых желаний.

*                      *                      *

Лагерь Охотников

25 августа, 05:54

Гроза закончилась раньше, чем Дэн и его группа вернулись в лагерь. На смену заступил ливень, продолжавший неистово строчить по мокрым соснам. Отправив к Горам новую команду, Дэн разогнал ребят сушиться и пить чай с асамией. Они разбрелись по свободным комнатам и зашептались о произошедшем накануне. «Операционная» по-прежнему была занята.

Больше всего Дэну хотелось остаться одному. Семь часов под дождем – мысли размокли и повисли, как сонные караси. Он плеснул себе чая, взял складной табурет и ушел в коридор. Кое-как устроился у теплой стены, попытался заснуть, но тревога немедля подняла на рога, да и чай быстро остывал. Дэн понуро допил его и уставился в оранжевый сумрак за коридорным изгибом.

Он не мог думать о Тэа. Ни как о живой, ни как о мертвой. Он собственной рукой подтвердил отсутствие пульса, а потом собственными глазами увидел необъяснимое преобразование красного в белое. Когда он оставил Райна, она была мертвым телом с множеством ран. Когда он вернулся, то обнаружил то же самое – разве что на ней теперь не было ни царапины. Пульс отсутствовал, нервная активность на нуле, но температура постепенно повышалась. И Дэн подумал, что он счастливый человек, – он по-прежнему ничего не понимает и может надеяться на чудо. Вот он и надеялся.

«Что дальше? Что мы в действительности делаем?» Он мог бы придумать ответ. Возможно, даже мог угадать правду. Однако было слишком мучительно снова озираться вслепую, ему хотелось, чтобы кто-то хоть раз в жизни разъяснил ему всё без нравоучительного битья головой о стену. Или он действительно непроходимый дурак? Дэн жадно слизнул последние капли чая. Из северной комнаты донесся слабый шум и голоса. Он привстал, но не успел сделать и шага, как навстречу выпрыгнул Рональд.

– Говорят, к ним нельзя – пускают только тебя. Рассказывай, как она.

Дэн застыл на пару секунд, затем грузно осел обратно на табурет. Тэйси немедля умчался назад и вернулся с еще одним табуретом; в его второй руке обнаружился медный кофейник. Он взял из неподвижных ладоней Дэна чашку и налил ему кофе. В воздухе поплыл привычный аромат корицы.

– Пей, Байронс, и говори.

– Тебе уже сообщили о...

– Об инциденте на складе – да. Меня больше интересует «магический-немагический» ритуал, который проводит Алекс.

Дэн хмыкнул и устало покачал головой: – Не знаю. Он полагает, что ничего не проводит. И у меня нет оснований ему не верить.

– Постой. Так что же Тэа...

– Мне пришлось придумать байку про ритуал, чтобы не поднимать шума. И на тот случай, если Райн окажется прав.

Дэн, как мог внятно, пересказал Рону то, что видел.

– Значит, она...

– Я был там четверть часа назад. Она мертва, но что-то действительно происходит. Ран на ней уже нет. – Дэн отхлебнул кофе и прислонил кружку к щеке. – Да, можно заживлять на мертвом теле, но здесь оставались люди; кто-нибудь обязательно бы почувствовал магию. Это если забыть о Печатях.

– И что – совсем ничего?

– Совсем. Я сам видел, как исчезала кровь. Дыры от пуль на одежде остались, а всё остальное... И никаких ощущений, ничего. Температура тела почти тридцать пять, и это через восемь часов после смерти.

– А что Алекс?

– Просто сидит с ней. Зато теперь ясно, почему он был так спокоен во время предыдущей Охоты.

– Да, видно, он уже знал.

– Джулия... – Дэн поставил кружку на пол. – Джулия застрелила ее в замке. Случайно, под «Контролем» Элинор. Он мне признался.

Рон поиграл бровями. – Ты веришь, что Тэа оживет?

– Не знаю. Но я сам чувствовал, как она теплеет. Хотя это пока единственное, что можно чувствовать. – Дэн нахмурился. – То, что мы по старинке именуем магией, управляемые и усиленные, но естественные процессы. А это что-то... совсем другое.

– Как восстановление мимикрида?

Дэн недоуменно посмотрел на Тано: – Это риторический вопрос?

– Верно, верно. – Рональд покивал сам себе. – Выходцы из других Параллелей не могут существовать в нашем мире больше часа, если пребывают в собственном материальном теле. Вопрос: в своем ли теле Тэа? Ответ: судя по всему, да. Только в таком случае она может «самовоскрешаться», а ее восстановление нельзя будет почувствовать магически.

– Ах, вот ты о чём. – Дэн вытянулся на табурете. – Согласен... Но Тэа всё равно не может быть мимикридом. Она жила с нами бок о бок неделями.

– Эхе-хе. – Тэйси вынул из кармана пальто круассан и сжевал его.

– Да и Райн чувствует, что с ней происходит! Или, по-твоему, он тоже мимикрид?

– Не шуми. Алекс правда чувствует? Или фантазирует под давлением эмоций?

– Он говорит, что ощущает «тепло» внутри нее – тепло, которое исцеляет.

– Ну что ж... Может, и так.

– Ты хочешь сказать, что Тэа, с которой мы провели столько времени, и Райн, проживший у тебя под носом большую часть своей жизни, выпали из Параллельного Потока? Может, и Ростов с ними за компанию?

– Байронс, не язви.

Дэн прикусил язык. Он всегда злился, когда Тано забывал о чужом любопытстве. Старик слизнул с указательного пальца сгущенку:

– У меня тоже нет заверенных ответов, одни спекуляции. Но могу предложить гипотезу.

– Давай.

Рональд кивнул. Затем ушел в северную комнату и спустя минуту вернулся с двумя плоскими свертками. Один прислонил к стене, второй начал аккуратно распаковывать. Дэн терпеливо ждал.

– Вот чем окупилась моя поездка в Астоун. Сперва взгляни на эту, – Рональд протянул ему что-то, всё еще завернутое в слой черной бархатистой бумаги.

Под ней оказалась картина.

– Полагаю, ты догадываешься, кто автор.

Байронсу было достаточно одного взгляда.

– Изабелла. – Дэн почти нежно взялся за деревянную раму. На толстом картоне плыл незамысловатый пейзаж: дымчато-зеленый, с глубокими синими тенями. Был виден край каменистого плато, из-за которого вытекала разделенная на два рукава река. Левый рукав был перегорожен поваленным лесом, правый скрывался за холмом. Посередине мерцали блики и перевернутая лодка. – Грустная картинка.

– Разве? – Тэйси налил себе еще кофе.

– Да.

– По крайней мере, утопленников не видно.

– Ты действительно считаешь, что это намек на то, на что сам мне намекаешь?

– Есть другие версии?

Дэн отрицательно покачал головой. Рональд, словно дирижер, развел руками:

– Если в этой картинке правда, то наш Поток разделился на два альтернативных. И мы не просто меняем направление Течения, мы меняем сам Поток.

– Ты когда-нибудь слышал о таком? Не в теории?

Рональд скривил физиономию: – Не заставляй меня говорить банальности.

– Хорошо. Левый рукав завален. Правый течет неведомо куда.

– Но течет.

– Допустим, правый рукав мы создали своими действиями. Но это другой мир!

– Какая разница, Байронс, если ты уже в нем существуешь?

– С чего ты взял? У нас есть симпатичная альтернатива слева. Тебе нравятся кувшинки?

– Смотри внимательнее.

Дэн принялся разглядывать картину. На третьей секунде он всё-таки догадался: – Угол обзора зрителя с правой стороны плато?

– Именно.

– И всё? По-твоему, этого достаточно, чтобы сделать вывод?

– Если мы верим картинам как посланию от человека с карт-бланшем на руках, то в них нет случайностей. Тем более, что случайностей не бывает.

– А если мы не доверяем картинам?

– У тебя есть другое объяснение происходящему в южной комнате?

Дэн опустил лицо. Рональд встал, склонился над ним, чтобы не скрести затылком по потолку. Взял из его неподвижных рук картину и опять бережно завернул в черную бумагу.

– Мы и в теории редко о таком слышим. Это почти сказка, – тихо сказал Дэн.

– Но, согласись, эта сказка очень похожа на правду. – Рональд прислонил картину к стене. – Два рукава одного Потока по отношению друг к другу параллельные миры; и если Тэа родилась после разделения в «левом» рукаве, то переход в «правый» автоматически делает ее мимикридом, но не создает временного парадокса. Потоки всё еще обладают общим истоком, обычное правило искажается и Тэа может оставаться у нас дольше установленного лимита.

– Но это означает, что она помогает своему миру стать Дельгом.

– Скорее, она помогает нашему общему миру обрести будущее.

– Но она тоже станет Дельгом... Я не смог определить, когда появился ее «спектр», но она впервые рожденная. Если это случилось после разделения, от нее вообще ничего не останется.

Тэйси отвернулся.

– Будем надеяться, что это не так. Что она лишь потеряет начальную инкарнацию. Вместе с воспоминаниями о пережитом.

– А если нет? Постой... Может, поэтому я ничего не вижу? Мир еще слишком зыбкий, невозможно просчитать, что и как сложится хотя бы через сто лет. Или мы просто застряли в «левом рукаве» – тогда мне и видеть нечего? – Байронс замотал головой. – Тано, всё это даже теорией назвать сложно!

– Полагаю, что-то из этого уже стало нашей реальностью.

Дэн шумно вздохнул, как набегавшийся пес.

Что-то задвигалось за стеной, они услышали вопросительные голоса. Потом всё стихло, и из-за поворота появились Тэа и Алекс.

Ее трясло и качало, словно после Перехода; Райн следовал за ней на полшага позади, готовый в любой момент оказаться на подхвате. На мгновение она задержалась, пока он выкручивал над ее головой запасной люк, затем на удивление прытко вскарабкалась по опустившейся лестнице и исчезла в дожде. Алекс последовал за ней.

Люк закрылся.

Дэн бесшумно выругался и принялся раскачиваться взад-вперед. Рональд уселся на намокший табурет. Спустя какое-то время в коридор высунулся оперировавший Тэа врач и жалобно посмотрел в запертый люк. Дэн, не прекращая раскачиваться, подал ему знак, что всё в порядке.

– Не знаю, что за фокус сотворил Райн, но я обязательно выясню. – Врач чихнул и скрылся в комнате.

Рональд пнул табурет Байронса. – Всё же интересно, а что же Алекс...

– А что же Ростов... – перебил Дэн. – А что же Изабелла... А что же Элинор, черт побери.

Тэйси пнул табурет во второй раз. – Хватит ныть. Меня, честно говоря, совершенно не заботит, насколько происходящее соответствует нормам. Что меня заботит, так это частности. Тэа. И Алекс.

Дэн перестал раскачиваться. Поводил носом из стороны в сторону. Затем встал и ушел к Охотникам. Он вернулся пару минут спустя – но уже с ноутбуком, большим термосом и набором небьющихся чашек. Положил компьютер на колени к Рональду.

На монитор выводились картинки со всех камер наблюдения на поверхности – в том числе с тех, что были расположены над самим лагерем. На нескольких были видны Алекс и Тэа: она сидела прямо на мокрой траве, Райн стоял поодаль, даже не стараясь прикрыть ее от дождя. Тэйси выбрал ракурс посимпатичнее и увеличил изображение. Камера почти вплотную показала запрокинутое лицо Тэа.

– Влажность в помещениях, где она прошла, упала на двадцать четыре процента за несколько секунд. А в третьей вообще пустыня – дышать невозможно.

– Смотри-ка, волосы, лицо, руки... даже одежда – совершенно сухие. И трава рядом. Мадемуазель Гор интенсивно поглощает воду. – Рон пощелкал языком. – Странно, растения не завяли. Никогда не слышал о таком эффекте. Неужели она использует составные нашего Потока?

– «Потоки всё еще обладают общим истоком, что искажает обычные правила»?

– Хм.

– Это значит, что нам не грозит смерть от дегидратации – только от асфиксии.

– Не слышу радости в твоем голосе, Дэн. Девушка жива, и мы тоже.

– Но что будет...

– Так, Байронс, не гу-гу. Тэа начала намокать – они скоро вернутся.

Рональд оказался прав. Меньше, чем через минуту, люк открылся, и уже порядком промокшая Тэа спустилась вниз. Алекс, идущий за ней по пятам, поскользнулся на мокром металле и едва не свалился на нее сверху. Она спешно подвинулась, но Райн вовремя подхватился.

– Кому горячий чай? – радостно спросил Тэйси.

Тэа кивнула. Дэн уступил свой табурет Алексу, и тот немедленно воспользовался предложением, усадив на колени дрожащую Тэа. Она свернулась в клубок и продолжила дрожать, уткнувшись носом ему в плечо.

Когда все четверо устроились, вооружившись кружками, повисла тишина. Рональд незаметно задвинул ноутбук и одну из картин подальше в полумглу. Через четверть часа Тэа начала оживать.

– Рад, что тебе лучше, – решился заговорить Рональд. – С удовольствием выслушаю историю о твоем выздоровлении, когда всё успокоится. Сейчас, к сожалению, есть кое-что поважнее. Если ты готова говорить о делах.

Тэа повернулась к нему. Долго и как будто заторможенно смотрела в глаза. Потом слабо улыбнулась. – Да.

– Полагаю, вина за этот инцидент лежит на мне. – Рональд перестал разыгрывать метрдотеля. – Мой полет в Англию: магия и информация, которую я добыл...

– Что касается меня, то всё хорошо. – Ее голос был тихим и немного хриплым. – Что за информация?

– Я получил анонимное письмо в Москве, в нем была наводка на Астоун. Теперь очевидно, что отправитель – Изабелла. Она приготовила нам подарок. Дэн не уверен, что стоит доверять ей, но я оставляю решение за тобой.

Рональд поднял второй сверток и освободил картину. Тэа молча взяла ее и принялась внимательно рассматривать.

– Узнаешь место? – спросил Тэйси.

Дэн заглянул Тэа через плечо, стараясь разобрать, что изображено на рисунке. Краски были темными.

– Нет. Но это Россия.

– Даже лучше – Москва. Пока мы летели назад, я запустил изображение в поиск. – Он полез в карман и вынул несколько распечатанных фотографий.

– И где это?

– Почти в центре. Но это еще не всё. Переверни картину.

Девушка подчинилась. На обратной стороне были написаны дата и время – двадцать шестое августа, два сорок. Тэа закусила губу, снова перевернула картину. На рисунке поместился лишь кусочек маленького двора: ночь, край вывески на каком-то магазинчике, стена дома с темными окнами; пустая желтая скамейка под фонарем. Ни души. На фотографиях, найденных Роном, везде день – но, без сомнения, это было одно и то же место.

– Изабелла пытается сказать нам, где будет Элинор ближайшей ночью?

– Думаю, да. – Рональд погладил прозрачный бок кружки. – Иначе зачем указывать время.

– Или это ловушка.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Я... – Тэа запнулась. Сильнее сжала рамку картины. – Я не думаю, что Изабелла станет вредить нам. Возможно, она не стала бы помогать... Но не вредить.

– А что, если? – сухо спросил Дэн. – Мы охотимся на ее мать. А она все-таки ребенок, да еще с такими способностями. Мы даже не знаем, под чьей она опекой.

Тэа не ответила.

Рональд пожал плечами, явно не собираясь становиться рефери. Алекс взял у Тэа картину, потрогал пальцем выпуклости масляной краски. – Как будто мы сможем это проигнорировать.

– Вопрос в том, где будет Тэа в два сорок двадцать шестого августа. Здесь, возле Горов, или в Москве.

Все посмотрели на Тэа. Она, не поднимая лица, постучала пальцем по краю картины.

– Значит, выбор сделан. – Рональд поднялся, похлопал себя по карманам. Что-то обнаружил в одном из них и удивленно заглянул вовнутрь. – Хм... Тэа, хочешь круассан?

*                      *                      *

19:33

Они ехали по лоснящейся от вечернего солнца бетонке. Кучевые облака громоздились друг на друге, где-то вдалеке косыми снопами по-прежнему шел дождь вперемешку с рыжим светом. Скорость размазывала в окнах пятна первой осенней листвы и крыши опустевших дачных поселков. Облака сходились с дорогой на горизонте, и казалось, что где-то там непременно найдется потайной выход. Они проносились по городкам, в последний момент увиливая от железнодорожных светофоров; догоняли багряное облако на северо-западе.

«Я поведу, и вы поедете со мной», сказал Байронс Алексу и Тэа. «Моя Связь с Океаном будет нашим стабилизатором». Теперь ему был понятен замысел Ростова: Дэна привлекли ради благотворного влияния Предназначения. Запоминать изменение Потока? Нет, это чужая история. Дэн стал Скриптором после разделения, теперь он просто гирька на весах. Ему по-прежнему было любопытно и нестерпимо грустно.

Рональд с тремя Охотниками следовали за ними по пятам. Тэйси изредка звонил, справлялся о самочувствии Тэа. Та опять дремала, облокотившись о плечо Райна. Быстро темнело. Проносящиеся навстречу машины казались маленькими кораблями-призраками.

...А облака были всё такие же большие. Над океаном они казались льдами или огромными волками, бегущими на невидимых лапах. Они окружали остров со всех сторон, и небо почти никогда не бывало чистым. Ближе к восточному берегу росла старая камфора. Дерево накрывало ветвями весь холм, не оставив по соседству ничего, кроме кустов и диких ромашек. Но в ее кроне удобно было строить замки, рискуя сорваться вниз. Тэа обожала валяться на вкусно пахнущей корой ветке, свесив руки и ноги, и смотреть сквозь зеленый калейдоскоп на океан. Вечером облака над ним становились сине-рыжими, а потом почти черными, со светлой каймой. Только под этим деревом ей доводилось засыпать под свою единственную колыбельную.

Иногда ее здесь ждали, среди травы и узловатых корней. Она не знала, когда это случится снова. И каждый день по несколько раз прибегала под камфору, чтобы проверить, не пришел ли он опять.

Она бежала по следам старых каменных лестниц, по тропинке в навсегда осыпавшейся роще, бежала вверх по бесконечному склону. На его вершине цвели кустарники и пышный холм со старой камфорой. Она бежала мимо облаков, похожих на белых волков, мимо берега океана, перескакивая через нетерпение, с одним лишь воспоминанием о сидящем в тени силуэте.

Невыносимо долго. Она мчится уже целую вечность, и кучевые облака с шипением погружаются за горизонт. Темная макушка камфоры клубится на фоне прозрачного неба, но не становится ближе. От голубизны режет глаза. Не хватает дыхания, подступают слезы. И хочется громко расплакаться оттого, что вокруг так пусто. И она почти останавливается...

Небо голубое и низкое, как вода. И сквозь рябь проступает подсвеченный солнцем силуэт, тянущийся к ней сквозь безвоздушную глубину. И камфора стремительно вырастает сквозь цветущие кустарники, и мчится ей навстречу. И она уже видит сквозь гуляющие блики и тени – кто-то стоит, прислонившись к огромному стволу. Она отталкивается от земли всем телом, поднимается из ледяной воды...

– ...Тэа?

Она проснулась.

Машина стояла на месте. Вокруг была темень, часы показывали два пятнадцать.

– Пока никого. У Горов тоже всё спокойно.

Тэа выпрямилась, застегнула плащ. Дождя не было, в приоткрытое окно просачивался прохладный ночной воздух.

– Все на местах. – Рон, успевший перебраться к ним в машину, колдовал над ноутбуком.

– Меня смущают случайные зрители, – Дэн медленно озирался, изучая подходы к месту. – Кое-где еще есть свет. И метрах в пятидесяти гуляет парочка.

– Сейчас отправим нянек, – Тэйси левой рукой застучал по клавиатуре, правой передавая Тэа «ночной» бинокль. – Отсюда осмотришься или пойдешь дышать воздухом?

– Я хорошо запоминаю по модели.

– Ну, тем лучше.

Они стояли в двадцати метрах от изображенного на картине места. Тэа нашла нужный фонарь и скамейку, опустила бинокль.

Цифры на панельных часах перескакивали с невероятной скоростью.

– Смотрите. – Алекс указал под арку.

На едва видневшемся краешке противоположной улицы показалась женская фигура. Она ненадолго замерла, затем двинулась в их сторону, то и дело норовя пропасть в темноте под аркой.

Рональд велел поймать ее на видео, и через пару секунд у них была ясная картинка. Незнакомка подходила под описание ростом и телосложением. Ее лицо было наполовину скрыто шляпкой, но программа сличения подтвердила сходство.

– Она сменила цвет волос – только и всего.

– Тщеславие красивой женщины. – Рональд приказал Охотникам приготовиться следовать за целью.

Тэа снова посмотрела на часы: два тридцать семь. Женщина вышла из-под арки и направилась к единственному горящему фонарю.

– Через минуту выхожу. – Все разом оглянулись, Алекс опустил бинокль.

Оставшуюся минуту они молчали.

Тем временем медленно пересекавшая двор женщина подошла к скамейке и присела на самый край. Она опустила лицо – будто собиралась вздремнуть прямо посреди безлюдного двора. Тэа положила ладонь на ручку дверцы.

– Стой, – тихо скомандовал Алекс.

Тэа вздрогнула. Взглянула на него, но он больше не сказал ни слова. Она перевела взгляд на Рональда. Затем на Дэна. Оба смотрели на нее в упор, и она улыбнулась. Бесшумно открыла дверцу и выпрыгнула на тротуар.

Было слишком тихо для города. Не было ветра, не лаяли бродячие собаки. Она глубоко вдохнула неподвижный воздух и двинулась к единственному светлому пятну на картине. С каждым шагом ее рука в кармане плаща прочнее прилегала к давно согретому металлу.

«Я не досмотрела последний сон. Он ждал меня...»

Рука крепче сжала оружие.

«И она тоже... не досмотрела».

Мимо проплывали бесчисленные грани сложенных в стену кирпичей, высокие кусты акации; длинная блестящая лужа, смотревшая вслед отраженным фонарным глазом. Сидевшая на скамейке женщина приподняла лицо. Тэа остановилась. Между ними снова оставалось лишь несколько шагов. Элинор плавно встала. Фонарь бросал глубокую тень на ее лицо, и она сняла шляпу. Ее глаза были всё такие же – широко открытые и ясные. Ей шли темные волосы. Она улыбнулась – своей необычной улыбкой. Тэа переборола оцепенение. Пальцы плотно обхватили рукоять пистолета, и рука повлекла его наружу – но медленно, так медленно. Элинор, словно мим, отразила ее движение. Их руки в унисон поднимались в воздух, пока не достигли последней точки. Они впервые беспрепятственно взглянули друг другу в глаза.

«Чего я жду... Чего... Чего...» Тэа не могла выстрелить. Ее заворожил взгляд зеленых глаз. Или сожаление? Она знала, что это сожаление. Элинор тоже знала. Они вместе пересмотрели столько снов и столько слов. Та знала о ней всё, знала, что ждало ее за этим выстрелом. «Не хочу», рука Тэа начала падать. Взгляд Элинор изменился. В нем мелькнула знакомая хитринка. Она вздохнула, как перед нырком, ее рука плавно двинулась в нападение.

Элинор выстрелила.

Тэа часто думала об этом мгновении. Она даже однажды смогла пережить его. Но сейчас, когда Элинор с простреленной головой падала к ее ногам, она испытала безграничное удивление. А потом слабая волна воздуха обдала ее, когда тело достигло земли, – и мгновение прошло.

Алекс, Рональд и Дэн выскочили из машины, бросились к тому месту, где только что застрелилась Элинор. И где только что стояла Тэа.

*                      *                      *

Астоун

11 сентября

Каждый раз, глядя на постепенно рассыпающийся металл двух маленьких подвесок, Алекс щурил глаза. Воспоминание слепило. Белая вспышка – и всё. Тэа исчезла. На асфальте осталась ее одежда, еще щит и луна, упавшие в мокрые листья... Позже Рональд расскажет ему, что произошло; единственное, чего старый маг не смог объяснить, так это крошившиеся камни и металл в талисманах Тэа. И последнее движение Элинор.

...Они вернулись в Астоун и тайно похоронили ее рядом с братом и сестрой. Наверное, они не испытывали к ней жалости – так же, как раньше не испытывали ненависти; она была для них чужим существом, созданием другого вида. Но сейчас их томило чувство вины – и чувство утраты. Они думали о Тэа. Но думая о Тэа, всегда вспоминали об Элинор.

К Дэну вернулась привилегия обозревать скрытые Течения, и он возобновил работу над Скриптом. Вскоре он увидел реку, текущую за холм, и дальше – за горизонт. У реки больше не было второго рукава, лишь короткая, высушенная запруда. Небольшой шрам на том месте, где Дельг поглотил мертвую ветку и возможную судьбу Дэна Байронса. Но он был рад, что никогда не узнает, сколько жизней изменилось в тот миг, и скольким не суждено было возникнуть...

Всё так же, боясь уколоться о шпили, бежали облака над Астоуном, осень обметала старый парк. Каждый вечер внутри притихших стен за одним столом собирались четверо, чтобы встретить ночь – и сегодняшняя была последней на четверых. Но пока об этом знал только Алекс, оставивший в комнате Рональда короткое письмо и дарственную на имя Мэй Уэйнфорд, последней наследницы замка Чесбери.

Было темно, когда он спустился на берег и побрел вдоль кромки отлива, оставляя на песке заполненные водой следы. Он ничего не взял с собой, кроме документов и кредитки, но он знал, что Рональд выполнит его просьбу и не позволит устраивать розыски. Алекс хотел отблагодарить Джулию и Дэна жизнью без призраков. Или просто надеялся уйти как можно дальше от всего, что случилось. Почти от всего. В кармане его пальто по-прежнему лежали останки щита и луны Тэа. Он чувствовал, как они колют пальцы – скоро он расстанется и с ними. Но этого он уже не боялся.

Впереди показалась тоненькая фигурка в белом плаще. Ветер развевал ее во все стороны, вместе с длинной рыжей шевелюрой. Слабый закат отражался от воды и подсвечивал ее и серый песок. Алекс приблизился. Изабелла обернулась и побежала ему навстречу.

– Хорошо, что ты пришел!

– Я слышал, как ты звала. Из-за них? – Он вытащил руку из кармана и разжал пальцы: несколько уцелевших камешков засверкали в рыжей полутьме.

– Не только.

Она потопталась, вид у нее был робкий.

– Белла... Ты ведь ОС?

Она вскинула на него яркие глаза. Ее лицо стало грустным. – Я была здесь ради мамы. Хотела помочь ей.

– Но не вышло.

– Но кое-что у меня осталось! – Изабелла снова улыбнулась; подошла и крепко прижалась к Алексу. – Тэа помогла. Мама никогда в жизни не была счастливой... Ты представляешь, как это – никогда?

Алекс отрицательно покачал головой.

– Она сама изменила мир. Сама. Поэтому я смогу кое-что сохранить.

– А Тэа?

Изабелла отступила. На ее ресницах повисли слезы.

– Значит, это правда.

Он медленно сел на песок. Девочка протянула к нему руку, и он ссыпал в ее ладошку останки подвесок. Изабелла поспешно спрятала их в плаще:

– Это был подарок от Скриптора, от Мистера Эр. Тэа не знала, но он сделал их специально для нее – сразу из двух Потоков. Чтобы они помогали при Переходе.

Алекс молчал. Изабелла сникла. Присела рядом и неловко подергала его за рукав. – Не плачь.

Он не плакал. Просто смотрел на океан и чувствовал, как стынут руки.

– Белла, ты ведь знаешь... Почему у меня были эти видения... о нас с Тэа?

Она кивнула. – Поэтому я и позвала тебя.

Девочка встала на колени, обхватила его за шею и быстро зашептала что-то на ухо. Лицо Алекса оставалось неподвижным, лишь под конец немного смягчилась линия губ.

– Но это тайна! – торжественно провозгласила малышка по окончании монолога.

– Хорошо.

– Из-за этого столько страшностей было, теперь мы должны быть очень-очень осторожными. Пожалуйста, будь осторожным.

– Буду. – Он впервые едва заметно улыбнулся в ответ. Изабелла радостно запрыгала по песку.

– Но это не всё. – Она остановилась и посмотрела на Райна прямым, совсем уже недетским взглядом. – Мир перевернулся. Ты не сможешь его выдержать. То, что в тебе ожило, – оно будет мучиться. Очень сильно. И все вокруг будут страдать. Я должна вам помочь.

– Ведь Тэа... Она не знала.

– Нет. – Изабелла обхватила себя руками. – Мистер Эр ей не сказал. Сказал только, что она не сумела стать «критической точкой». Так и было. Если бы она знала правду, то не смогла бы... зайти так далеко. Она очень жалостливая.

– Я его понимаю... Но я бы убил его собственными руками.

– Тэа тоже так сказала.

Алекс тяжело усмехнулся: – Тебя наши слова не пугают?

– Это только слова.

Изабелла отвернулась. Прошла несколько шагов до самой воды и принялась собирать мокрую гальку. Она то ли раздумывала над чем-то, то ли ждала от него решения. Райн смотрел, как волны касаются ее туфель, не оставляя следа.

– Алекс! – Она вдруг обернулась и сурово уставилась ему в глаза. – Я могу снова запечатать это. Сделать тебя таким, как раньше. Магом ты больше не будешь, но и оно не сможет тебя мучить.

– Или?

– Или... – она понуро пнула камень. – Я могу освободить тебя... от этой волны.

Он поманил ее к себе. Она неуверенно подошла, наклонилась, и он что-то прошептал ей на ухо.

*                      *                      *

Дэн едва не скатился со спуска, щедро загребая песок и цепляясь за кусты плащом. На берегу было сумрачно и ветрено. Только благодаря Эшби, наблюдавшему уход Райна, он знал направление – Алекс спрятался от магического розыска. Но, по крайней мере, это означало, что он еще не утопился в бурных водах Бристольского залива. Тано пытался отговорить Дэна от поисков, но тот не умел спорить с плачущими женщинами: Джулия разревелась не хуже Мэй, узнав, что Райн исчез, не сказав ни слова.

Байронс спустился на берег и без особого труда обнаружил следы на песке. Идти пришлось долго. Он почти успел обогнуть бухту, когда заметил впереди чей-то силуэт. К сожалению, это был не Райн. Дэн почувствовал странное волнение и догадался обо всём.

– Здравствуй, – он остановился возле Изабеллы, задумчиво смотрящей на залив. Она обернулась. – Я ищу Алекса. Уверен, он здесь был.

– Да. Мы говорили.

– Я так и думал... Не знаешь, я смогу его нагнать?

Она покачала головой: – Он уже далеко.

Дэн невольно вздрогнул. – Так далеко?

Изабелла взяла его за руку маленькими теплыми ладонями:

– Мне пора.

– И никто... – Он запнулся о пристальный взгляд девочки. – Никто из нас не узнает всей правды.

Она вдруг тихо засмеялась: – А тебе это нужно для счастья?

Он задумался.

– Сейчас, пожалуй, нет. Но всё равно... жаль.

– Позволь себе не жалеть.

– Это трудно.

– Очень. Но это не твоя история.

– Но она существует – эта история?

Изабелла сделала умное лицо и насупилась; Дэн замахал руками. – Ладно, не отвечай! Я остановлюсь здесь.

Девочка отбежала на несколько шагов, продолжая следить за ним взглядом. Ее лицо и рыжие волосы тихонько светились, сгущая ночную темноту. С каждой секундой свет становился всё ярче, и Дэн без всякого заклинания увидел, как вокруг нее цветком распускаются бесчисленные «крылья». Она легонько оттолкнулась от песка и ее, словно ветром, понесло над волнами – прочь от берега.

*                      *                      *

Алекс, шагавший вдоль воды к уже видневшемуся подъему на шоссе, увидел широкую белую вспышку на волнах и оглянулся. Где-то за неровным выступом бухты таял бесшумный фейерверк. Однажды он видел похожий – в очень далеком городе. И он собирался помнить о нем каждый день из остававшихся сорока лет одиночества.

Ему сказали правду, теперь он сможет ждать.