Катрин считала себя счастливейшей из женщин. Еще бы — ее полюбил сам Гордон Гайс! В день свадьбы она искрилась весельем, была полна любовью и надеждами. Но ее брак оказался вовсе не таким, о каком она мечтала. Гордон волочился за любой юбкой, а после рождения сына стал изменять жене почти в открытую. Катрин не ушла от мужа только из-за ребенка. Вскоре судьба нанесла ей еще один жестокий удар: муж и сын трагически погибли, сорвавшись в пропасть в горах.
В это нелегкое время главной поддержкой и опорой убитой горем женщины оказался лучший друг ее мужа Джеф Томпсон…
Дина Аллен
Примерь свадебное платье
1
Человечество давно подметило лечебное свойство времени. Но каждый в пору коварного извива в своей судьбе заново открывает для себя чудодейственное лекарство от глубоких сердечных ран — время.
Если показать человеку документальное кино про него самого, то много нового узнал бы о себе герой фильма. Значительную часть пленки составляли бы кадры навсегда позабытых эпизодов его жизни. Не зря говорят: «Существует лишь то, что вспоминается». Истина, которая уместилась в прокрустово ложе афоризма.
Выпавшие эпизоды… Означают ли они, что напрасно прожиты вылетевшие из памяти, дни? Нет, конечно. Что-то же происходило и, значит, не могло не оставить следа в последующей жизни.
Взять хотя бы нынешний день — какое там сегодня число? Много ли из событий данных суток достойно храниться в памяти? Но она, память, в силу данного ей природой неограниченного самовластья, сама отберет — что на выброс, что для долгого хранения.
Мы, может быть, и хотели бы решительно отказаться помнить какие-то тяжкие события, неприятных людей, собственные страдания, но не существует инструмента забывания.
Мы, безусловно, желали бы расширить рамки «хранилища», но нет у нас инструмента для запоминания того, что с нами происходило, происходит, будет происходить.
А если бы был?.. Эрудитов, возможно, прибавилось бы. Счастливых? Вряд ли…
Только время — угроза и помощник нашей памяти. Когда во благо, когда во вред, оно вырезает или навсегда стирает кадры из документального фильма нашей жизни.
Оно притупляет боль, ранее казавшуюся непереносимой, оно заживляет царапины на душе и даже возвращает здоровый вид лицу, еще недавно отмеченному печатью страдания. Так или примерно так думала Катрин Гайс, легкой походкой выздоровевшего человека направляющаяся на встречу с мистером Томпсоном. Джефом Томпсоном, место которого в ее жизни должно измениться именно потому, что изменилась она сама.
Джеф незаменим у постели больного, но человеку, победившему недуг, он просто противопоказан. Невыносима его мелочная опека, его желание все решать и делать самому. Хватит! Никого нельзя так близко подпускать к своей жизни. А Джефа особенно.
Да, два месяца — срок немалый. Мистер Томпсон сам убедится, что и за такой отрезок времени можно сделать очень многое. Можно все изменить. В себе и в своей жизни.
Сегодняшний совместный обед как нельзя кстати. Катрин наконец даст ему понять, что больше не нуждается в опекуне. Сама способна о себе позаботиться. Так что Джеф с его чувством ответственности — или вины, кто знает? — может вздохнуть спокойно.
Что ни говори, она сейчас в прекрасной форме. Броское оранжевое платье — это тебе не угрюмый траурный костюм. Оно прекрасно подчеркивает фигуру, выгодно оттеняет загар и словно подсвечивает выбеленные пряди новой, стильной прически. Теперь-то уж Джеф не сможет назвать ее «бледной тенью самой себя».
Лицо снова обрело живые краски — щеки порозовели, ярко блестят светло-карие глаза, умело подкрашенные золотисто-коричневыми тенями. Еще недавно густые волосы красивого медового цвета уныло висели вдоль шеи — ведь она почти год ими толком и не занималась. Но теперь все позади, и стильная короткая стрижка — дерзкая, воздушная, летящая — идет ей гораздо больше, чем прежние безжизненные, тоскливые вихры.
Даже здесь, в одном из самых фешенебельных отелей города, Катрин чувствовала себя абсолютно уверенно. А женщине это так важно ощущать.
Катрин поднималась по лестнице в роскошный ресторан, где была назначена встреча, и бодрый ритм собственных шагов наполнял ее сердце радостным ожиданием. Не терпелось увидеть удивленные глаза Джефа. Он поймет, должен понять, что ей больше не нужны его советы и утешения, жалостливые слова и критические замечания. Красив, мужествен, ну и веди себя как мужчина, в конце концов! А то рвется в няньки и из нее, вполне зрелой женщины, способной за себя постоять, делает дитя малое. Чем питаться, с кем дружить, чем заняться, где работать, как распорядиться свободным временем… все знает! Не знает только, что ей ни к чему его знания. Миссис Гайс достаточно наслушалась поучений за целый год! Пришло время положить конец всему этому. Раз и навсегда!
Катрин вошла в фойе ресторана и отыскала глазами Томпсона. Сидит себе на диванчике возле стойки метрдотеля и, чуть наклонившись вперед, потягивает из бокала коктейль. Вид немного усталый — должно быть, после долгого перелета, — но в остальном все как всегда, — в высшей степени привлекательный мужчина. На нем элегантный костюм-тройка, явно очень дорогой — серая ткань отливает изысканным шелковым блеском. Наверное, сшил на заказ, подумала Катрин.
Но вот он поднял глаза и увидел ее.
Такой реакции женщина не ожидала. Конечно, она надеялась, что Джеф будет удивлен, но чтобы до такой степени? Нет, здесь что-то не то… Сидит и смотрит пустым, погасшим, отчужденным взглядом — будто желает отгородиться от окружающих, уйти в себя. И ее то ли не узнал, то ли не захотел узнавать.
Что это с ним? Просто не похож на себя! Радость, только минуту назад переполнявшая душу, вдруг куда-то исчезла. Странное, недоброе предчувствие охватило ее, мурашки поползли по спине. Катрин стало не по себе. Такая мгновенная перемена в человеке, которого знаешь долгие годы, застала врасплох.
Уж кого-кого, а Джефа Томпсона видеть растерянным не приходилось никогда. Этот мужчина всегда превосходно владел собой, умел справляться с чем угодно и с кем угодно. И ведь невозможно понять, что происходит у такого в душе. Туда никому нет доступа.
Катрин внимательно следила за ним. В считанные секунды целая гамма чувств отразилась на его лице — потрясение сменилось мучительной болью, потом мужчина решительно стиснул зубы, словно пытаясь скрыть гнев. До улыбки, адресованной ей, его мимика, судя по всему, послушно следовала за мыслями, которые тревожили человека. Что же получается — за два месяца их разлуки изменилась не только она? Буквально только что подумала о скрытности характера, недоступности внутреннего мира, а он на самом деле не может не выдать своих переживаний. Что-то с тобой творится, дорогой мистер Томпсон.
Вот наконец черты лица смягчились, он заставил себя улыбнуться теплой, дружеской улыбкой, поставил стакан и поднялся с дивана.
— Катрин! — В голосе вроде бы звучало радостное удивление, но поди разгадай: подлинные чувства или просто знак внимания? Он шагнул к ней навстречу. — Как я рад видеть тебя такой ослепительной… и полной жизни!
Кто-кто, а Томпсон — великий мастер говорить подобные слова, подумала Катрин. Она давно его знает и не раз слышала, как он разговаривает с женщинами. Ну что ж, именно таких слов она и ждала сейчас. Но все же… что-то не так. Не хватает искреннего одобрения и привычной теплоты. Этого его взгляду явно недоставало.
Не то чтобы молодая женщина с нетерпением ждала от Джефа шумного одобрения. Но… почему его взгляд по-прежнему полон вопросов? Почему он не хочет признать, что она уже ответила на них, что не желает больше выслушивать дурацкие домыслы и замечания, которыми он просто измучил ее во время их предыдущей встречи?
Неожиданно он взял ее руки в свои — так, словно в этом нет ничего необычного, словно иначе и невозможно. Но как раз это очень даже необычно! С ней он никогда так не поступал. С другими женщинами — да. Их он всегда брал за руки при встрече и легонько целовал в щеку. Но только не ее! Никогда, даже на ее с Гордоном свадьбе он не позволил себе ничего подобного, а ведь Томпсон был у них шафером.
Ее руки и плечи напряглись, будто по ним пробежал электрический разряд. Господи, да что, собственно, происходит? Джеф всегда был только близким другом и деловым партнером мужа — не больше и не меньше. Катрин и представить себе не могла других с ним отношений.
Конечно, ей хотелось, чтобы он перестал относиться к ней, как к бедной безутешной вдове, покровительственно и свысока, но… нынешнее странное поведение попросту сбивало ее с толку. Еще хорошо, что он не попытался притянуть ее поближе — уж тут-то она бы наверняка инстинктивно отшатнулась. Вдруг, словно наперекор самой себе, Катрин остро ощутила теплую силу его рук, почувствовала нежное, бережное прикосновение пальцев к своим запястьям.
— Когда я уезжал, ты была похожа на тень, — сказал Джеф с легким недоумением в голосе. Тон с налетом этакой игривости явно диссонировал с серьезностью испытующего взгляда. — А теперь возвращаюсь и нахожу ослепительную красавицу. Похоже, мое отсутствие пошло тебе на пользу. Итак, отчитайся, пожалуйста: в чем причина подобной метаморфозы?
Катрин пожала плечами.
— Причин много. — Одна из них — ты, подумала она и постаралась улыбнуться. — Ты же сам говорил, что я должна встряхнуться, вернуться к жизни.
— Да, но результат просто ошеломительный.
— И все-таки ты недоволен.
— У меня не было времени разобраться в своих чувствах.
Джеф смотрел на нее так, как раньше не смотрел никогда, — с откровенным, неприкрытым желанием. Было от чего оторопеть — глаза раздевали, обжигали. Под таким взглядом чувствуешь себя обнаженной. Он всегда относился к ней с дружеским участием и никогда не допускал ничего подобного. Глаза мужчины горели страстью, которую тот хоть и пытался, но не сумел скрыть.
Сердце у Катрин сжалось, перехватило дыхание, а в голове запрыгали беспорядочные мысли: значит, для него вдова покойного друга перестала быть прежней малопривлекательной домохозяйкой. Джеф увидел ее другими глазами и сразу дает понять это, без колебаний перечеркнув все их прошлое. Годы, когда он держался на расстоянии от нее, вмиг куда-то исчезли.
Джеф хочет ее, в этом нет никаких сомнений. Известный женолюб вновь вышел на тропу привычной охоты. Ничего другого не остается, как осадить его. Ну прямо-таки излучает чувственность! Не сразу найдешь, что и сказать в таком случае. Нервы ее трепетали, как провода под током.
Наконец Джеф отпустил ее, но облегчение оказалось недолгим: он тут же бережно взял ее под руку, чтобы проводить в зал ресторана. Не сводя с нее глаз, спросил:
— Ты голодна?
Интересно, о каком голоде говорит мистер Томпсон, подумала Катрин.
— Да, — ответила она небрежно, всеми силами стараясь противостоять его тревожащей близости.
Ну и что тут такого? Мужчина ведет под руку свою давнюю знакомую — обычный жест вежливости. Глупо было бы вырывать руку и отстраняться. Да в том и нет нужды. Уж ее-то этот вечный сердцеед никогда не соблазнит, не сможет втянуть в любовную авантюру. Для Катрин это равносильно тому, чтобы снова связаться с Гордоном, что по многим причинам исключено. И помыслить невозможно! Ни за что и никогда! Так что пусть лучше мистер Томпсон выкинет из головы свои похотливые мысли, не то их совместный обед закончится, не начавшись.
Джеф сделал знак женщине-метрдотелю, та широко улыбнулась и с готовностью поспешила к ним, чтобы проводить до столика.
Женщины всегда так реагируют — улыбаются на призыв этого мужчины. И неудивительно: мало кому удается устоять пред обаянием высокого темноволосого красавца, наделенного к тому же живым умом, уверенностью в себе и твердой мужской силой.
Дамы, сидящие за столиками, провожали его заинтересованными взглядами. Впрочем, Джеф Томпсон привлекал внимание не только женщин, но и мужчин. Сразу ясно, что это — неординарная личность. Увидев раз, его трудно забыть — качество, всегда помогавшее его обладателю и в жизни и в работе, в чем Катрин убеждалась не раз.
Но она и представить себе не могла, что достаточно ему взять ее под руку — и она сама окажется в центре всеобщего внимания. Взгляды, обращенные на ее спутника, тут же перескакивали и на нее: женщины смотрели завистливо и оценивающе, прикидывая, подходит ли спутница этому обольстительному мужчине. Под любопытствующими взглядами стало совсем неуютно.
Нет, нет, пусть хорош, пусть наделен сногсшибательным обаянием, но не удастся ему ее покорить. Пускай по нему сохнут другие, не ей пополнять собой список многочисленных побед и мимолетных увлечений. А сколько их было! Ей-богу, даже скучно. И то, что, увидев жену покойного друга в новом обличье, он сразу воспылал страстью, лишний раз подчеркивает его оскорбительно-легкомысленное отношение к женщинам. Что называется, «всегда готов».
Джеф никогда уже не женится, в чем-чем, а в этом можно быть абсолютно уверенной. Однажды, задолго до их знакомства, такое произошло. Ему тогда было лет двадцать пять. Как ни странно, жена сама ушла от него, и в этом событии Катрин тоже усматривала особый смысл.
Слава тебе господи, наконец-то добрались до столика. Можно сесть. Теперь постараемся избавиться от напряжения и сосредоточимся на самых простых действиях: повесим сумочку на спинку стула, улыбнемся предупредительному официанту, закажем коктейль с шампанским. Удалось! Ваша власть надо мной, мистер Томпсон, имеет границы. Надо только не забывать о главной цели свидания: сегодня мы освобождаемся от опеки, начинаем самостоятельно думать, жить, работать. И ни один совет, ни одно возражение, дорогой, многоуважаемый мистер, не будут приниматься во внимание. Главное — нельзя вам показывать слабые места в досконально продуманном плане освобождения — чары ваши, конечно же, действуют, о чем вам знать не положено.
Несвязные эти мысли дали возможность вернуть хотя бы часть прежнего воодушевления и приблизиться к исполнению желаний и связанных с ними надежд.
Почувствовав на себе взгляд Джефа, Катрин подняла голову, стараясь вести себя естественно и непринужденно. Вежливость требует поинтересоваться его делами.
— Как прошла поездка?
— Успешно, — прозвучал короткий, без эмоций ответ.
Обычное дело. Всегда все успешно. Мистер Томпсон неизменно полон энергии и вдохновения. Катрин улыбнулась.
— Значит, теперь часто будешь летать на Восток?
Ответ прозвучал лаконично:
— Нет.
Он полуприкрыл глаза, опустив густые черные ресницы. Эти глубоко посаженные глаза поначалу можно принять за темные, и всякий раз их яркий серебристо-серый цвет оказывался для собеседника неожиданностью. Удивляло новое выражение лица, отражающее твердую решимость. Для нее неожиданности не было — привыкла. Вернее сказать, подобное выражение было свойственно ему при разговоре с другими. Но никогда в беседе с ней.
Что-то задумал? Ну и шут с ним! Лишь бы его новости не мешали ее собственному обновлению. Надо выразить вежливое любопытство. Не совсем же они чужие друг другу, в конце-то концов.
— Что-то случилось, Джеф?
— Я продаю компанию, Катрин. Она перейдет к консорциуму, который хочет распространить сферу влияния за пределы своих границ. Если, конечно, все получится.
Господи, от этого человека просто голова кругом! С бухты-барахты в новую авантюру! Неожиданно кольнуло беспокойство за него.
— У тебя неприятности с деньгами, Джеф? Ты же выплатил мне долю Гордона…
— Нет, — коротко ответил он. — Я уже говорил тебе, хотя это и звучит жестоко, но смерть Гордона…
Он вдруг запнулся.
— Смерть мужа разрешила твои финансовые проблемы, — закончила Катрин за него.
И не только финансовые, подумала она про себя. Впрочем, и «предоплата» с ее стороны тоже была достаточно щедрой.
— Совершенно не собирался вновь поднимать эту тему, — холодно возразил Томпсон.
— Ты не должен продавать компанию из-за меня, — запротестовала женщина. — Если есть нужда, мне ничего не стоит вернуть тебе деньги. Я к ним даже не притронулась.
— Деньги тут ни при чем. Просто я хочу выйти из дела, только и всего.
— Но почему? Ты же превосходный работник, и…
Новая мысль, пришедшая только что, заставила ее замолчать. А вдруг все произошло из-за того, что Гордона больше нет? Томпсон — прирожденный бизнесмен, прекрасный специалист по продаже новейшей бытовой техники, умеет уладить любое дело с клиентом. Но генератором идей всегда являлся Гордон: своим процветанием компания в первую очередь обязана его хватке и таланту.
— Мне трудно одному. — Голос Джефа звучал ровно и безжизненно. — Остались умелые работники, огромный накопленный опыт, наш бизнес по-прежнему очень перспективен. Но мне недостает Гордона, его острого ума, умения быстро принимать решения. Все напоминает мне о нем, ведь это было наше общее детище.
— Да. Да, я понимаю тебя.
Друзья были очень близки — ближе, чем братья. Это не значит, что они никогда не ссорились, наоборот, порой сцеплялись, как кошка с собакой. Но по большому счету всегда действовали заодно. Они были безгранично преданы друг другу, и нередко от этой преданности страдали другие. И в первую очередь — она, Катрин.
Официант принес коктейли и меню. Катрин смотрела на отпечатанный листок невидящим взглядом. Ей впервые открылось, что скорбь Джефа так же глубока, как и ее собственная. Ему даже тяжелей. Ведь он был там, возле обрыва, — беспомощный свидетель гибели сперва Рона, а потом Гордона, когда тот пытался спасти ребенка. Ужасно стать очевидцем подобной трагедии. Слава богу, ее миновала чаша сия.
Катрин справилась с подступившими слезами. Да, ее ребенок погиб, и уже ничего не поправишь. Но пусть отчаяние останется в прошлом. Хватит с нее скорби, она и так уже едва не поставила крест на собственной жизни. Однако больше не позволит себе потерять уверенность в своих силах.
Катрин остановила выбор на салате и лососе, запеченном со специями, и отложила меню.
Джеф внимательно следил за ее лицом. Ничего, дорогой, ты на моем лице не прочтешь. Я научилась скрывать свои мысли. Испугался вести дела без Гордона — твои проблемы. И мнения моего не прочтешь по глазам. Хотя бы потому, что нет у меня мнения о том, как тебе поступать, как жить. Впрочем, не дадим иссякнуть беседе. Мы же нечто вроде «двоюродных» друзей. Пока есть силы на вежливость в общении, постараемся быть вежливыми.
Она подняла бровь, выказывая интерес к судьбе собеседника.
— И что же ты собираешься теперь делать?
Он вздохнул.
— Еще полгода поработаю в компании, чтобы помочь людям приспособиться к переменам. После этого по условиям договора я не должен заниматься подобной работой три года.
— Три года — довольно большой срок. Чем ты их заполнишь?
— У меня есть на этот счет кое-какие идеи.
— Какие же?
Он посмотрел на нее выжидающе, будто они способны понимать друг друга без слов.
— А ты не догадываешься?
— Вот уж нет.
Ответ был произнесен намеренно беззаботным тоном.
— Ну что ж, тогда все несколько сложнее, чем предполагалось.
Джеф немного помолчал, словно заново оценивая ситуацию. Катрин не стала побуждать собеседника к откровенности и сохраняла на лице выражение сдержанной заинтересованности. Тогда Томпсон решил зайти с другой стороны:
— А у тебя какие планы, Катрин? Ты ведь пришла на этот обед с какой-то определенной целью, верно?
И вдруг ее осенило: Джеф посчитал, что ее новый облик — это приманка для него. Думает, что она хочет его соблазнить! Было от чего смутиться. Да как ему могла прийти в голову подобная дикая мысль! Что же, теперь понятно, почему он посмел смотреть на нее с нескрываемым вожделением. Нужно немедленно все расставить по местам, снять с ситуации налет двусмысленности.
Светло-карие глаза Катрин засверкали злыми золотистыми искрами.
— Да, я пришла с определенной целью.
— С какой?
— Мне нужно кое-что сказать тебе.
Он подбадривающе улыбнулся, уверенный в том, что наперед знает ее мысли и намерения, и приглашающе развел руками.
— Ну что же, говори, я слушаю тебя.
— Прежде всего, я не хочу, чтоб ты опекал меня, как маленького ребенка.
Улыбка Джефа вмиг увяла.
— Но я только хотел помочь тебе. Ты была такая… потерянная и беззащитная.
— Так вот, теперь я сама могу за себя постоять.
— Замечательно!
— И больше не желаю выслушивать твои советы и замечания. Это моя жизнь, и я буду жить так, как сама того хочу, а не по твоей подсказке.
Томпсон насторожился, взгляд не скрывал тревожных предчувствий. Катрин гордо вздернула подбородок.
— И не хочу больше ничего слышать про Гордона, — добавила она твердо, но запнулась, натолкнувшись на тяжелый, неотрывный взгляд собеседника.
— Это все? — коротко спросил он.
— Более или менее. Но если ты станешь на меня давить, список требований придется продолжить.
— Другими словами, ты хочешь, чтобы меня просто не было в твоей жизни?
— Да.
— Как советчика в делах и как друга тоже?
— Да.
А как еще ответить, если видишь желание мужчины перевести дружеские отношения в интимную близость. Другого ответа и быть не может. Конечно, чувство благодарности за все то, что товарищ мужа для нее сделал, может подвигнуть на многое, но не до такой же степени!
И все же Катрин почувствовала внутри какую-то странную пустоту. Слишком долго пришлось держаться за него как за соломинку. Он оказался на время главной поддержкой и опорой в ее жизни. И теперь от избытка самостоятельности слегка закружилась голова. Как странно и непривычно — освободиться от него навсегда! Вот только вопрос: нужно ли ей это на самом деле?
— У тебя есть мужчина?
Вопрос прозвучал резко, почти грубо.
Глаза Катрин вспыхнули.
— Пока нет, но обязательно будет!
На ее вызов он ответил хладнокровным взглядом.
— Скажи мне правду — чего ты хочешь, Катрин?
Как ему удается читать чужие мысли? Возможно, угадал, почувствовал, что ей страшновато вот так сразу оборвать былые связи и отринуть сомнения. Нет, нельзя ничем выдать свое смятение. Надо взять себя в руки. Если уж окончательно решено стать самостоятельной, придется без экивоков ответить на его вопрос. Неожиданно пришло осознание того, что именно сейчас необходимо сказать, о чем ее мысли.
— Самое лучшее, что было в моей жизни, — это Рон, мой мальчик, единственный и неповторимый. Но, Джеф, у меня может родиться еще один ребенок. По-своему чудесный и тоже необыкновенный. Вот чего я в данное время желаю больше всего на свете. А здесь мне не пригодятся ни твои советы, ни твоя помощь.
Потрясенный, Джеф откинулся на спинку стула и посмотрел на Катрин пустым, невидящим взглядом, глаза, обычно живые, полные мысли, потухли. Он словно замкнулся в себе.
Женщина похолодела. Он покидает ее! И вдруг до боли в сердце захотелось вернуть его, и, не отдавая себе отчета в том, что говорит, она произнесла напористо:
— Разве ты не рад избавиться от меня? Разве не счастлив сбросить с себя груз ответственности?
Упреки достигли цели. Глаза Томпсона, уверенно встретив ее взгляд, снова ожили.
— Нет!
Ответ прозвучал коротко и резко, но это никак не способствовало пониманию его истинных чувств. Как разобраться, что происходит сейчас в душе Джефа? Будь проклят этот мужчина! Ну почему он такой непробиваемо сдержанный? Почему никогда не выдает своих мыслей?
— Скажи, ну зачем нам с тобой видеться? — настаивала она. — Приведи хотя бы одну причину!
— Мы дружили с твоим мужем, — проговорил он медленно, тщательно подбирая слова. — Но как бы он ни любил тебя, другом он тебе никогда не был.
Катрин знала: то, что говорится сейчас, очень важно. Она сидела и слушала, затаив дыхание. Джеф был бесконечно предан Гордону. Неужели сейчас он осмелится открыть правду о своем друге и признается наконец в тех изменах, которые один совершал, а другой покрывал? Догадывается ли Томпсон, что ей давно уже все известно? Или все еще пребывает в уверенности, что ему с его дружком удавалось искусно ее дурачить.
Ох уж эти законы мужской дружбы! Выручают друг друга в делах, далеко не чистых, и гордятся взаимной преданностью. Да приходит ли в ваши глупые мужские, замороченные гордыней головы, что вы лишь множите обман, удваиваете предательство, а значит, усиливаете чью-то боль. Предавал Гордон, покрывал предательство его лучший друг, тихо сочувствующий ей, набивающийся к ней в друзья, и, судя по выражению лица, не только в друзья.
Джеф подался вперед. Теперь, когда он наконец позволил ей заглянуть в свои мысли, его глаза снова загорелись нескрываемой страстью.
— Знаешь, почему я решил продать компанию, Катрин? Я хотел, чтобы у меня появилась возможность доказать тебе, доказать окончательно и бесповоротно, что ты вышла замуж не за того человека. — Его голос, низкий и страстный, вдруг зазвенел взволнованно и убежденно: — Тебе нельзя было становиться женой Гордона. Ты должна была выйти замуж за меня!
2
Вот это поворот! Замуж за Джефа. Ну просто удар в солнечное сплетение! Все мысли в голове перемешались. Катрин изумленно смотрела на взволнованного собеседника, пытаясь связать то, что о нем знала, с этим его заявлением. Он не сводил с нее глаз, словно стараясь подтвердить правоту своих слов настойчивым и убеждающим взглядом.
Наверное, здесь ей следовало почувствовать себя польщенной… Ну еще бы, такой привлекательный во всех отношениях мужчина — и вдруг возжелал ее! Интересно, подумала Катрин, что предопределило подобный выбор. Про любовь он даже и не заикнулся. Она не первая женщина, которую он хочет, и уж наверняка не последняя. Так почему прозвучало столь категоричное заявление? Почему адресовано именно ей?
И вдруг в ее потрясенном сознании забрезжил ответ. Причина может быть только одна…
Гордон!
Ее замутило, но тошноту тут же сменила злость.
Катрин наклонилась вперед, в ее глазах сверкали гневные золотистые искры.
— Даже теперь, когда Гордон уже в могиле, ты все еще не можешь успокоиться, да? Все еще соперничаешь с ним и не хочешь смириться! Вот зачем я тебе нужна — чтобы твое болезненное самолюбие было наконец удовлетворено. Хочешь доказать себе и всем, что ты лучше Гордона, не так ли?
Его лицо не скрывало обиды и недоумения.
— Что за глупости, Катрин! Как ты можешь не замечать очевидного?
— Очевидно одно: Гордон все еще не дает тебе покоя, — возразила она. — Твоя дурацкая тирада началась с Гордона и закончилась им же. А я ведь просила тебя никогда больше не говорить о нем!
— Вот видишь, человек, которого уже нет, продолжает причинять тебе боль! Черт возьми, Катрин, я и так ждал слишком долго! Неужели ты до сих пор не поняла, какой я на самом деле?
— Как раз наоборот, Джеф. Я прекрасно знаю, какой ты на самом деле! Ты откровенно признался, что продаешь компанию, потому что без Гордона работать тебе невесело. Ведь это было ваше общее дело! Что же теперь? Ага, ведь есть я! Еще одно общее дело! Собственность, которой тоже можно владеть, правда, несколько странным и не до конца праведным образом! Ну да покойник здесь не сильный конкурент!
— Ничего подобного! — возмущенно откликнулся Томпсон. — Когда сегодня я тебя увидел…
— … Ты подумал, что вот тут-то и начнется веселье.
Катрин едва не задыхалась от негодования. Волна жгучего гнева затопила ее. Она вскочила со стула, схватила сумочку и вытащила кошелек.
— А я-то думал, что твоя скорбь уже улеглась, — сказал Джеф.
— Я не хочу иметь с вами ничего общего, мистер Томпсон. — В кошельке отыскалась наконец двадцатидолларовая банкнота, которую она и швырнула на стол. — Это за коктейль. Я не буду обедать. Невыносимо даже находиться рядом с вами, мистер Томпсон! И никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах я не стала бы с вами спать! Вы поняли меня?
— Значит, твое внешнее перерождение — только видимость, — зло усмехнулся тот. — Ты все еще боишься взглянуть в лицо новой реальности.
— Что значит новой? — Катрин убрала кошелек в сумку и смерила Джефа презрительным взглядом. — Если тебе так хочется доказать, что ты лучше Гордона, можешь заняться его бесчисленными любовницами. Огромное поле деятельности!
— Что? — выдохнул он изумленно. — Так ты знала?..
— Конечно знала. И знала, что ты с ним заодно:
— Я не был с ним заодно!
— Только не ври мне, Джеф. Ты покрывал Гордона. Он постоянно обманывал меня. А ты меня с тем же постоянством предавал. Сколько было измен с одной стороны, столько и предательства с другой.
Не в силах больше смотреть на Джефа, Катрин бросилась к выходу.
— Катрин!.. — крикнул он ей вслед, и в голосе его смешались протест и мольба.
Но Катрин не остановилась. Она чувствовала, что тот идет следом, расталкивая участливых официантов, но не повернулась и не замедлила шага. Какое странное ощущение пустоты — выжата до предела и опустошена… Глупо верить, что он хочет ей добра. Просто притворяется, желая любой ценой победить в давнем соперничестве с другом. В соревновании с мертвым!
В фойе ресторана возле стойки метрдотеля Джеф все-таки догнал ее, схватил за руку, заставил остановиться. Она окинула его ледяным взглядом.
— Скажи, что я сделал не так? — тяжело дыша произнес он. — Может быть, ты ждала от меня чего-то, а я не сумел тебе этого дать?
— Да, это верно. Я хотела всего лишь доброго отношения. И больше ничего, Джеф! Но даже этого не дождалась.
— Я всегда относился к тебе по-доброму.
— Никогда.
Он глубоко вздохнул.
— Извини, я, видимо, поторопился. Думал, ты уже не так горюешь по Гордону. Мне очень жаль.
— Я горюю по Рону, а не по Гордону. Муж давным-давно убил мою любовь к нему. В сердце не осталось ровным счетом ничего.
— Поверь, я даже не догадывался о твоих переживаниях. Ты никогда и виду не подавала, что считаешь свой брак несчастливым.
— Зачем же выставлять напоказ свою боль?
Его глаза сузились.
— А если бы я стал доносить тебе о каждой измене Гордона? Ты бы расценила подобное как проявление доброты? Да ты возненавидела бы меня.
— Скажи лучше, что это расстроило бы вашу дружбу, — оборвала Катрин с издевкой и, вырвав руку, направилась к лестнице.
Слова Джефа больно ранили ее, сердце заныло. Она казалась себе отвергнутой, обманутой, никому не нужной неудачницей.
Джеф следовал за ней.
— С чего ты взяла, что я покрывал Гордона?
— Я знаю это доподлинно.
— Приведи хотя бы один пример.
— Вспомни похороны. — Она остановилась возле лестницы и взглянула на него в упор. — Женщина, которая ездила с вами в горы… Мне настоятельно давали понять, что та была с тобой, Джеф. Но это неправда.
— Нет, это правда, — возразил он.
— Благодарю тебя за эту ложь. Конечно, узнай газетчики, что смерть мужа и нашего сына связана еще и с адюльтером, они бы сумели со всех сторон обсосать подобную сенсацию.
— Катрин, богом клянусь, та женщина ездила со мной! Это я пригласил ее, и ночевали мы в моей палатке, а Гордон с Роном — в своей.
Она покачала головой.
— Не надо, Джеф. На похоронах она выла как оглашенная. А ты к ней даже не подошел. Не утешил ни жестом, ни словом.
— Но я стоял возле тебя! — горячо возразил Джеф. — Что мне до нее! Просто опытная альпинистка, которую я пригласил с собой, чтобы нас стало не трое, а четверо — ты и Гордон, я и она. Откуда мне было знать, что ты заболеешь и откажешься ехать. Мы разбили палатку, и только потом приехал Гордон. С Роном, но без тебя.
А вдруг правда? — подумала Катрин. Неужели она жертва собственной подозрительности? За ней такое водится — придумает версию, и тогда малейшие намеки, случайные слова, недоговоренности, взгляды, жесты — все идет в подкрепление собственной уверенности. А потом спадет пелена с глаз и сама удивляется: как могла такую ерунду придумать? Впрочем, на этот раз случай посерьезней. Разубедить ее будет трудновато. Однако если быть до конца честной, хотелось, чтобы кто-нибудь развеял ее подозрения. Ну хоть Джеф, что ли…
— Но как, скажи, случилось, что Рон оказался у края пропасти? Почему Гордон не следил за ним? Рон — очень чуткий ребенок. Он никогда без причины не ослушался бы отца.
— Ради бога, Катрин! Бывает так, что ничего нельзя сделать. Не мучь себя.
— Да, теперь это уже не важно, — хмуро согласилась она. — Моего мальчика все равно не вернешь.
Катрин направилась вниз по лестнице. Ей хотелось скрыться от собственных мыслей, оставить все позади. Зачем причинять себе боль, снова и снова вспоминая трагический день? Нужно подумать о будущем, проститься с Джефом навсегда и начать новую жизнь. Другого выхода нет.
Никакой он не друг, и от этого только больнее. Правда, стоит признать, что он всегда вел себя с ней достойно. Но все же они с Гордоном два сапога пара. Жизнь для них — все равно что спортивное соревнование. И ей совсем не улыбается оказаться в этом соревновании призом.
Джеф шел рядом, стараясь приноровиться к ее шагу, явно не желая смириться с тем, что она уходит.
— Почему же ты не развелась с Гордоном? — спросил он.
Она не стала отвечать. Вряд ли мужчина сможет понять жизнь женщины. Сначала беременность — и ты стараешься оправдать этим поведение мужа. Потом появляется ребенок, и ради его блага идешь на компромиссы. И день ото дня надеешься, что все еще переменится к лучшему. Обманываешь себя, заставляя верить мужским обещаниям, потому что боишься взглянуть в лицо правде и признаться в очевидном: все безвозвратно потеряно. Одна, что ли, она такая? Сплошь и рядом женщины приносят себя в жертву ради детей.
Гордон в общем-то был не таким уж и плохим. Она влюбилась в его жизнелюбие и искрометный ум, в обаяние его неординарной личности, в его крепкое тренированное тело, способное преодолеть любые физические испытания, в удивительную способность быстро решать самые сложные проблемы. Катрин считала себя счастливейшей женщиной в мире. Как же — ее полюбил сам Гордон Гайс! Многие бы хотели оказаться на ее месте.
Себя она никогда не считала неотразимой. Приятное, но ничем, не примечательное лицо, неплохая фигура… Впрочем, в те времена, когда они только познакомилась с Гордоном, фигура у нее была очень даже хорошей.
Катрин тогда водила экскурсии по прибрежным лесам, и время от времени ей удавалось продать свои картины и рисунки кому-нибудь из туристов, которых кругом всегда было полным-полно. Ведь ее родной город — один из самых популярных приморских курортов. Вот и Гордон оказался одним из туристов. Жизнерадостный, влюбленный в природу, он как вихрь ворвался в ее жизнь. Они поженились, и поначалу их брак казался настоящей идиллией.
Однако спустя некоторое время юная жена с болью и горечью вынуждена была признать, что для Гордона женщины — та же игра, спорт. Он во что бы то ни стало хотел все перепробовать, испытать себя со всеми. Правда, надо отдать должное, к ней он всегда относился с пиететом. Она была его избранницей — женой и матерью его ребенка.
Рон… Именно Рон всегда останавливал ее, из-за чего невозможно было сделать решительный шаг к разводу с Гордоном. А сам Гордон, вне всякого сомнения, сумел стать преданным и любящим отцом. Он очень гордился сыном, а Рон и вовсе боготворил отца. Катрин не считала себя вправе вот так взять и разорвать их отношения. Хотя, если бы они с мужем развелись, Рон сейчас был бы жив. Возможно, и Гордон тоже. Но не надо об этом думать. Слишком мучительны воспоминания.
— Гордон сам чувствовал, что не подходит тебе… — начал Джеф.
— Не болтай ерунды! — резко оборвала его Катрин.
Гордон был самый талантливый и яркий человек из всех, кого она встречала. Среди других он сиял, как золотой слиток. Наоборот, все остальные, оказавшиеся рядом с ним, чувствовали себя ущербными. Взять того же Джефа… Впрочем, и ее не обошла подобная участь.
Джеф тронул ее руку.
— Если ты знала, что он тебе изменяет, почему же не развелась с ним? Что могло тебе помешать?
В его голосе слышалось раздражение.
Они уже спустились в холл. Неважно, подумала Катрин, что сейчас придется ответить Джефу. Пускай он ничего не поймет — они все равно больше никогда не увидятся. Желая поскорее закончить разговор, она твердо взглянула раздраженному человеку в глаза и назвала главную причину, удерживавшую ее с Гордоном:
— Потому что Гордон — отец моего ребенка.
Она не стала ждать ответной реакции. Ни к чему сейчас разъяснения и подробности. Быстрей бы только унести отсюда ноги. Странно, с первой же минуты их встречи все пошло не так, как хотелось. Просто стыдно, что она сама себе позволила попасться на удочку и поверила в доброе отношение и заботу со стороны друга покойного мужа.
Конечно, Катрин всегда понимала, что Джеф видит в ней лишь продолжение Гордона, но тем не менее некоторые его поступки давали понять, что и она сама интересна ему как личность. Легко и приятно было поверить, что ему действительно небезразличны ее интересы, что он и вправду хочет помочь ее творческому становлению. И даже представить себе трудно, что все это… из-за Гордона. Во всем виновата странная, почти болезненная подвластность Джефа ее покойному мужу.
Глаза Катрин наполнились слезами. Как она мечтала рассказать вечному «опекуну» про договор с издательством об оформлении детской книжки! Ведь именно Джеф в свое время помог ей почувствовать себя художником. Так долго искать работу, и наконец найти удобный предлог для разговора. Уж теперь-то, думала Катрин, он порадуется за нее и скажет хотя бы одно слово одобрения. Впервые за долгое время появилась достаточно веская причина похвалить ее! Чтобы порадовать Джефа, она преодолела себя, постаралась снова вернуться к жизни и гордилась тем, что успела так много сделать за эти два месяца. Сама не понимая почему, Катрин хотела, чтобы Джеф мог порадоваться за нее.
И вот теперь все рухнуло.
Какое горькое разочарование! Что же она натворила! Позволила еще одному мужчине затронуть свое сердце, а он оказался таким же, как Гордон. Уже то хорошо, что не последовало никаких ненужных вопросов. Да и не о чем им больше говорить! Остается только попрощаться и расстаться навсегда…
— Подозвать вам такси? — спросил швейцар.
— Да, пожалуйста, — кивнула Катрин.
Швейцар побежал на стоянку за машиной. Джеф поспешно проговорил:
— Нам еще многое надо обсудить, Катрин.
— Нам нечего обсуждать, — отрезала та.
— Если бы ты знала, как заблуждаешься…
— Ничего подобного. Уже нет. Это ты продолжаешь заблуждаться.
— Посмотри на меня! — воскликнул он.
— Я не хочу на тебя смотреть.
Она повернула голову в сторону стоянки такси. Одна из машин тронулась и свернула на подъездную дорожку к гостинице. Катрин боялась снова увидеть полные страсти глаза Томпсона. Слишком уж трудно противостоять этому взгляду.
— Я столько всего должен сказать тебе, — продолжал настаивать он.
— Спасибо, уже наслушалась.
— Нельзя вот так за пять минут перечеркнуть пять лет жизни, Катрин! Человек на такое не способен!
— Вот видишь, я способна.
— Дай мне возможность объяснить тебе все. Неужели я этого не заслужил?
— Я не просила тебя помогать мне, Джеф.
— Но ты принимала мою помощь!
— Потому что была дура и не понимала, какую роль ты мне предназначил, — с горечью сказала она. — Ты хотел сделать из меня очередную подстилку.
— Неправда. Я хочу, чтобы ты стала единственной женщиной в моей жизни.
— На одну ночь, да?
— Пожалуйста, дай мне шанс.
— Чтобы ты развлекался, а я сидела с твоими детьми? — Она взглянула на него с презрением. Тут наконец рядом затормозило такси. — Нет, спасибо, Джеф. Все это я однажды проходила. Поищи себе кандидатку посговорчивей — уверена, тебе обязательно повезет. Желаю всего хорошего.
Швейцар распахнул дверцу такси, и Катрин опустилась на заднее сиденье.
— Катрин, пожалуйста, — настойчиво повторил Джеф. Она не отозвалась, но он уже втискивался в машину следом за ней. — Я еду с тобой.
Его сильное мускулистое бедро прижалось к ее ноге. Она поспешно отодвинулась в дальний угол машины и запротестовала:
— Нет, ты никуда со мной не поедешь.
— Иначе мы больше никогда не увидимся.
— Именно этого я и хочу!
Он захлопнул за собой дверцу, и тут же тесное пространство салона наполнилось какой-то странной, пульсирующей энергией. Сердце у Катрин тревожно забилось, чувства обострились до предела.
— Все кончено! — отчаянно вскрикнула она, изо всех сил стараясь избавиться от наваждения.
— Ничего еще не и начиналось, — прозвучал в ответ тихий, страстный голос.
— Потому что нечему начинаться.
Забыв о всякой сдержанности, он повернулся к ней. Глаза мужчины горели желанием.
— Гордон причинил тебе боль. Но с какой стати наказанным быть мне? Просто несправедливо свои чувства к нему переносить на меня!
А ведь если вдуматься, Джеф прав. Да и вообще нельзя сравнивать его с Гордоном. Тот всегда был открыт перед всеми, а этот — вещь в себе. У Гордона все на поверхности — а у его друга спрятано в самых темных глубинах души. Темная, тайная, загадочная натура, полная скрытой и никому не подвластной силы. Справедливы его слова, но не стоит забывать: Томпсон для нее опасен, бесконечно опасен!
Годами Катрин силилась понять, что таится в душе этого человека, какие мысли так тщательно скрываются… На что обречена женщина, которая отважится разделить с ним его непонятную жизнь? Загадка на загадке, теребящая душу неясность. Но, кажется, теперь перед ней начала приоткрываться, завеса тайны, одновременно притягивая и пугая. Да, да, этот мужчина по сути своей охотник: раз увидев добычу, он будет преследовать ее, не останавливаясь ни перед чем, пока наконец не настигнет и не добьется своего.
Догадка заставила поежиться.
— Ты не нужен мне, Джеф. Я не хочу тебя, — сказала Катрин, не сумев скрыть в голосе своей настороженности.
— Да не усложняй ты ситуацию! Ну что, скажи, случится, если я возьму и обниму тебя? — Он посмотрел в глаза Катрин, и та глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение. Джеф жадным взглядом окинул ее грудь. — Неужели мой поцелуй, мои ласки способны оскорбить тебя?
— Замолчи! Я не желаю тебя слушать! Убирайся отсюда прочь! — крикнула Катрин.
Но слишком велика колдовская сила его слов — поневоле заработало воображение. Да, Томпсон типичный охотник.
Как женщина она понимала: стоит жертве оступиться, замедлить бег — и невозможное станет возможным. В одинокие, тоскливые минуты недавнего прошлого обманутой жене случалось сидеть в одиночестве и фантазировать… Она представляла себе Джефа — не скрытного и сдержанного, а неистового и страстного, влюбленного в нее, восхищенного, гордого ею. Надо сказать, самообманные мечтания хоть немного утешали. Они были своеобразной местью изменнику-мужу. Но всегда хотелось откреститься от подобных мыслей, как от дурного наваждения. Надо же — воображать такое о лучшем друге собственного мужа! Нет, это непозволительно для порядочной и благовоспитанной замужней дамы. Так, чего доброго, встанешь на одну доску с Гордоном, разве что он изменял в жизни, а она — мысленно.
И вот теперь Джеф сам пытается воплотить в жизнь ее безумные фантазии. Но что знает он о ее внутренней жизни? Никому не ведомы ее чувства — душа, ум и тело словно заперты на замок, и если бы нашелся мужчина, способный подобрать к ним ключ… Тогда все, возможно, переменилось бы. Впрочем, Гордон обладал таким ключом, но предпочел выбросить за ненадобностью.
Наверное, и у Джефа найдется ключ, но это уже ничего не значит. Может быть, с ним ее и ждет нечто волшебное, неизведанное и прекрасное, но в конце концов, как и в случае с Гордоном, придется за все расплачиваться нечеловеческой ценой именно ей, Катрин Гайс. Так что уйдите из ее жизни, мистер Томпсон, прекратите искушать, не втягивайте в отношения, которые наверняка опять кончатся разочарованием, горечью и болью. Разве понять мужчине, что женщина всегда отдает не только тело, но и душу.
Катрин нащупала ручку двери. Если Джеф сейчас не выйдет из машины, то…
— Ты всегда боялась дотронуться до меня, Катрин, — сказал он тихо.
— Ты тоже этого боялся, — отозвалась она.
— Мы не смели коснуться друг друга, потому что страшились последствий.
— В этом смысле для меня все осталось по-прежнему.
— А для меня — нет.
А ведь Томпсон говорит правду. Это ясно. Вот почему и следует немедленно бежать от него, от его слов и намерений. Катрин повернула ручку и распахнула дверцу машины. Прежде чем Джеф успел что-нибудь предпринять, она уже оказалась на дороге.
Кто-то закричал, но Катрин ничего не слышала, не видела. Не заметила и приближающейся машины. Страшно заскрежетали тормоза. Несчастная не почувствовала ни удара, ни боли, только фиолетовые, багровые и красные круги поплыли перед ее глазами. А потом чернота. Чернота, ничего кроме черноты.
3
Все вокруг казалось странным, призрачным. Катрин не чувствовала своего тела. Она лежала в постели, но отдавала себе отчет, что постель явно не ее. Неясно, откуда пришла такая уверенность, но она знала точно: не ее.
Катрин силилась сообразить, где она, вспомнить, как сюда попала. Но ничего не получалось. Память распадалась на куски, которые невозможно склеить, так что в конце концов пришлось сдаться и оставить бесплодные попытки что-либо понять. Неожиданно в голову пришла мысль, что можно попытаться открыть глаза. Это она и сделала с некоторым страхом. Постель оказалась больничной койкой. К ее руке тянулись прозрачные трубки. Катрин поскорее зажмурилась снова. Все ясно, подумала она, это отделение реанимации.
Вдруг будто издалека донесся голос:
— … Сотрясение мозга, травма черепа. Но никаких переломов. Ушибы тяжелые, но очень скоро заживут. Вы, видимо, слышали об амнезии?
— Да, потеря памяти…
— Сейчас речь идет о расстройствах памяти. Они бывают обратимыми и стойкими. Мы имеем дело с первым, когда с выздоровлением восстанавливается забытое и запоминается новое.
— И как скоро можно… рассчитывать на выздоровление?
— О, оно уже идет, и идет успешно.
— А память?
— При травмах черепа расстройства памяти могут носить характер полной утраты воспоминаний целого периода — от нескольких часов до многих месяцев. Человеческий мозг — удивительный инструмент. Любая «поломка» уникальна и результаты неповторимы. Зачастую утрачивается способность воспроизводить недавно полученные знания, а события далекого прошлого, скажем, детства, ранней юности, помнятся как вчерашние. Иногда амнезия охватывает определенное время и до и после травмы мозга. Благодарение богу, это, я уверен, не наш случай. Женщина молодая, травма хоть и серьезная, но уже можно с достаточной долей вероятности говорить о том, что она не опасна. Сейчас, конечно, в голове бедняжки царит полный кавардак.
Голос звучал приветливо, человек говорил уверенно и со знанием дела… Однако как смеет незнакомец говорить о ее голове, как о каком-то старом сарае?
— Значит, вы считаете, что прогноз… — Это был уже другой голос — глубокий, приятный, полный заботы и тепла.
— Прогноз, повторяю, благоприятный. Уверен, что скоро больная без труда все вспомнит.
— Как скоро?
— Может быть, через несколько дней. Или через несколько месяцев.
— Значит, вспомнит все? Все события, впечатления, переживания?
— Да, абсолютно все. Вне всякого сомнения. Вам нечего волноваться.
Катрин с опаской приоткрыла один глаз. Интересно, кто эти двое и почему они так откровенно обсуждают ее состояние в ее же присутствии?
Свет оказался не слишком ярким, и можно открыть второй глаз. Возле постели стояли двое мужчин, очевидно, врачи.
— Ага, она очнулась, — сказал светловолосый, низенький и худощавый человек в очках. — Вы знаете, как вас зовут?
— Конечно, знаю. Катрин.
— Прекрасно. А дальше?
— Как это — дальше?
— Вы помните свою фамилию?
От такого откровенного допроса стало неуютно. Ответ крутился в голове, но не поддался ее желанию произнести нужное вслух.
— Катрин. Как-то там еще, — раздраженно сказала она.
Против этого им уж точно нечего будет возразить.
— Хорошо, очень хорошо, — успокаивающим тоном проговорил светловолосый.
Больная решила больше не обращать на него внимания и перевела взгляд на другого человека — с приятным низким голосом. Мужчина был высокий, широкоплечий и очень красивый. Наверное, в больнице к нему все сестры неравнодушны.
Высокий врач обошел вокруг кровати и опустился на стул, стоящий рядом. Глаза у него были необыкновенные — серые, глубокие, обрамленные густыми черными ресницами.
— Ты очень сильно ушибла голову, пришлось наложить семь швов, — объяснил он и добавил: — Но теперь все будет хорошо.
— Я знаю, доктор, — кивнула Катрин.
Она ведь слышала, как тот, другой, говорил, что очень скоро все ее раны заживут.
— Я не доктор.
— Тогда кто же вы?
— Я… Джеф.
Его голос звучал как-то неуверенно, он явно волновался, и, чтобы подбодрить его, она улыбнулась.
— Привет, Джеф.
Он с облегчением вздохнул:
— Привет, Катрин.
Какой чудесный у него голос! Назвавшийся Джефом взял ее за руку, и от этого нежного, теплого прикосновения по коже у нее пробежали мурашки. Странное чувство, приятное и неуловимо знакомое. Человек словно передавал ей свою энергию — волны тепла бежали к ней от сильных пальцев. Может быть, он экстрасенс?
— Мне нравится, как вы держите меня за руку.
Джеф широко, радостно улыбнулся. Его взгляд, полный тепла и доброты, казалось, проникал до самого сердца.
— Вы психотерапевт? — спросила она.
Он взглянул на нее беспомощно, но потом, решившись, ответил:
— Я твой любовник.
Катрин ошеломленно смотрела на собеседника. Что за шутку сыграла с ней память? Какой еще любовник? Зачем он ей нужен? Она вспомнила, что лежит в больнице, а сюда пускают только членов семьи. А вдруг «любовник» соврал, что он любовник, лишь бы попасть в палату? Если да, то кто же послал его сюда? И зачем?
Она взглянула на светловолосого доктора. Неужели тот тоже считает, что красавец, сидящий рядом, ее любовник? Вид у доктора вполне спокойный. Стоит себе как вроде бы ничего не подозревающий у постели — хоть и заинтересованный ситуацией, но все же совершенно посторонний. Как будто так и надо. Нет, она должна немедленно все прояснить.
— Где моя мама? — спросила она.
Доктор повернулся к «любовнику», сделав ему какой-то знак. Катрин смотрела на них требовательно, с нетерпением ожидая ответа.
— Твоя мама в другом городе.
— Значит, «скорая помощь» привезла меня в Сидней?
— Нет. Ты в Брисбейне.
— Почему?
— Ты помнишь, что с тобой случилось?
— Я упала на тренировке. Хотела сделать двойное сальто через коня… — Она запнулась, неуверенная, что говорит верно. — Или тройное сальто?
— Ты уже два дня лежишь без сознания, Катрин.
Целых два дня выпали из памяти!
4
Неудивительно, что ей что-то капают в вены! Но никак не постигнуть, зачем врачи привезли ее в Брисбейн.
— Я могу прямо сейчас пойти домой? — спросила она.
— Ты наверняка упадешь, если попытаешься встать. Ну-ка, попробуй сесть.
Катрин попробовала и тут же сдалась: лежать неподвижно куда легче.
— С тобой произошел несчастный случай. Но не волнуйся — память обязательно вернется. И силы тоже. — Мужчина, назвавшийся Джефом, нежно гладил ее руку. — Надо немного подождать.
Ей была неприятна сама мысль — ждать. Чего, собственно, ей следует ждать?
— А что с моей памятью?
— То, что произошло в гимнастическом зале, должно быть, случилось много лет назад, Катрин. Ты здесь потому, что попала под машину.
Много лет назад? Ее охватило тревожное чувство смятения. Не может такого быть! Она уставилась на мужчину в надежде поймать отблеск сомнения в чужом пристальном взгляде. Никаких колебаний! В серых глазах отражались лишь беспокойство и забота. Впрочем, не только. Взгляд будто говорил: я здесь ради тебя, я буду заботиться о тебе, ты можешь опереться на меня, как на каменную стену.
— Сколько мне лет? — спросила она. Наверняка этому заботливому «любовнику» известен ответ. И она сама тоже должна знать.
— Двадцать восемь, — коротко отозвался он и сжал ее руку.
На нее будто обрушилась трагедия невосполнимой потери. Пропало двенадцать лет жизни: когда она упала в гимнастическом зале, ей было шестнадцать… Что же с тех пор происходило в ее судьбе? Память сохранила ее нетерпеливое желание стать художницей и великой гимнасткой. Должно быть, из этого ничего не вышло.
— Где я работаю? — Только из ответов на торопливые вопросы и можно поскорее заполнить провалы в памяти.
— Ты художник-оформитель. Недавно подписала контракт на иллюстрации к детской книге.
— Должно быть, у меня это неплохо получается, — удивленно сказала Катрин.
— Ты очень талантлива.
В голосе мужчины звучало искреннее восхищение, и на сердце у нее потеплело.
— Рассказывайте ей все, что подталкивает работу памяти, — воспользовался паузой беловолосый. — Я оставляю вас.
Доктор улыбнулся больной, кивнул ее собеседнику и быстро вышел из палаты.
Уверенность доктора утешала. Катрин изо всех сил старалась собраться. Она мысленно повторяла имя «Джеф», пытаясь вызвать в памяти какие-нибудь отклики, что помогло бы восстановить картину в целом.
Ничего.
Взгляд мужчины говорил, что между ним и ею существует какая-то связь. Она кожей чувствовала это. Катрин с любопытством взглянула на Джефа. Ей двадцать восемь. Ему на вид тридцать пять. Какие в действительности между ними отношения?
— Сколько лет ты уже мой любовник?
Проницательные глаза мужчины смотрели прямо на нее.
— Много лет. Но мы никогда не были близки физически.
— Почему?
— Ты была замужем.
Еще один удар!
— За кем?
— Его звали Гордон. Гордон Гайс.
Он испытующе взглянул на нее.
Больная смущенно отвела глаза — надо же, ничего не помнит! Как можно забыть мужа? И… «любовника»? Катрин взглянула на свою руку. Колец нет. Наверное, их сняли в больнице. Она рассматривала палец, на котором носят обручальное кольцо. Золотистый загар и никакой светлой полосы. Значит, кольца она не носила.
— Я разведена?
— Нет. Ты вдова.
Перед Катрин вдруг словно приотворилась дверь памяти. Слабые проблески воспоминаний… что-то возвращалось к ней… что-то очень важное. Сердце наполнилось теплом материнской любви и гордости. Она победно взглянула на Джефа.
— У меня есть сын, прелестный мальчуган.
Тот кивнул.
— Его звали Рон.
— Где он сейчас?! — нетерпеливо воскликнула она. — Почему не здесь, не со мной?
Она увидела, что Джеф в смятении. Он поднял ее руку, поцеловал пальцы, словно пытаясь передать живительное тепло, и посмотрел на нее с таким состраданием, что она замерла в тревожном ожидании.
— Мне очень жаль, Катрин. Год назад произошел еще один несчастный случай. Рон… погиб.
Она сразу поняла, что это правда. Радость вмиг покинула сердце, оставив после себя лишь ноющую, тревожную пустоту. Ее любимого мальчика больше нет. Но ведь малыш был смыслом ее жизни.
Джеф, казалось, разделял ее боль.
— Именно поэтому ты хочешь другого ребенка, — проговорил он, и убежденность его голоса заставила Катрин вернуться к действительности.
— Да? — безжизненно спросила она.
— Да. Больше всего на свете, — кивнул он. — И я буду счастлив стать отцом этого ребенка.
Сила его чувства заполнила пустоту в ее душе и пробудила интерес к будущему. Но Катрин не могла понять, почему человек называет себя ее любовником, хотя они еще не были близки. На вид он настоящий мужчина, такой не упустит своего. Должно быть, дело в ней… Это она — по какой-то причине — уходила от близости.
Сильные пальцы Джефа обхватили ее руку. Он словно ждал ответа — и вместе с тем ничего не требовал. Но его страсть проникала глубоко в ее сердце, и оно раскрывалось навстречу. Несомненно, мужчина говорит правду.
Странно, но мысль, что сидящий рядом человек — ее возлюбленный, казалась такой… умиротворяющей. Да, все правильно, все справедливо. Она хотела другого ребенка. И разве можно найти для сына лучшего отца? Да женщины с радостью выстроятся в очередь за таким супругом!
— Мы не женаты, — неуверенно сказала она.
— Вряд ли ты хотела выйти замуж еще раз.
— А почему?
— Твой первый брак… — Джеф запнулся. Катрин видела, как больно ему говорить об этом. Он покачал головой. — Не все получилось так, как тебе хотелось…
Значит, вот в чем дело. Стало страшно в предчувствии новых осложнений. Но… разве это справедливо — возлагать на Джефа груз ошибок, совершенных другим мужчиной? Он любил ее все эти годы и ждал так долго…
Если так, то она должна знать…
— Томпсон, — вдруг сказала она. — Ты Джеф Томпсон.
— Верно.
— А я — Катрин Чалмерз.
— Это твоя девичья фамилия.
Как бы там ни было, ее несчастливый брак позади. Сейчас самое главное — это Томпсон. Она же вспомнила его фамилию!
— Спасибо, что тебе хватило терпения так долго ждать, Джеф, — искренне сказала она. — Спасибо за то, что ты заботишься обо мне.
Его лицо осветилось улыбкой.
— Я все сделаю для тебя, Катрин.
Женщина вздохнула, тронутая такой преданностью. И все же она очень устала от разговора — глаза закрывались сами собой. Нежные, сильные руки надежного человека, сидящего рядом, вселяли уверенность. Она поняла, что безгранично доверяет Джефу Томпсону.
— Мне нравятся твои руки, — тихо произнесла Катрин.
Да, многое еще непонятно. Но одно совершенно ясно — какой бы она, Катрин Чалмерз, ни была до аварии, инстинкт не подвел ее: она выбрала достойного возлюбленного. И дело не только в его внешнем обаянии. Впрочем, в этом тоже. Но главное — преданность, терпение. И то удивительное тепло, которое передавалось ей от глаз, рук, слов, жестов человека, пришедшего из забытого прошлого, чтобы стать олицетворением ее сегодняшней жизни. Чалмерз-Гайс-Томпсон… Три фамилии для нее одной. Первая и вторая — в исчезнувшем прошлом, третья — в приближающемся будущем. И не надо ничего бояться. Все хорошо. Так ли уж важна эта пропасть между мисс Чалмерз и миссис Томпсон? Кто из них уже заснул? Кто проснется?..
Мистер Томпсон навещал ее каждый день.
Больше не приходил никто.
Мужчина приносил цветы, фрукты, шоколадные конфеты, журналы, очень дорогую и хорошую косметику — все, что душе угодно, лишь бы скрасить больничную скуку. Когда стало ясно, что больная идет на поправку, ее перевели из интенсивной терапии в обычную палату. Там, в более спокойной и свободной обстановке, заботливая преданность красавца-посетителя стала привлекать внимание сестер и больных. Все с любопытством обсуждали его романтическую влюбленность.
Настоящее можно было бы назвать прекрасным, но настоящему не хватало прошлого. Его предстояло обрести. С тех пор как Катрин пришла в себя после аварии, она терзалась мыслью, что двенадцать лет жизни пропали неизвестно куда. Все усилия вспомнить ни к чему не приводили, и она начала отчаиваться.
Почему к ней приходит только один человек? Неужели больше никого в ее жизни нет? Это тревожило. Надо прояснить это обстоятельство. Очередной визит Джефа она использовала для того, чтобы залатать в памяти еще одну прореху.
— Кроме тебя никто меня не навещает. Джеф, а кому-нибудь еще известно, что я здесь? Я ничего не помню, поэтому не знаю, кому позвонить, но должны же быть у меня друзья.
— После смерти Рона ты замкнулась в себе, — объяснил он. — В прошлом году многие друзья и знакомые пытались как-то вернуть тебя к жизни, но ты отвергла все приглашения и никого не хотела видеть. Поэтому они сдались и решили оставить тебя в покое.
Их можно понять — как бы ни было ей горько сейчас это слышать.
— Значит, я сама себя изолировала.
— Именно так.
— Но ты же остался?
— Я оказался настойчивее других.
Он смущенно улыбнулся.
Что же такого этот мужчина в ней нашел? Катрин повернулась и взглянула на себя в большое зеркало. Прямо скажем, швы на голове не слишком украшают прическу. Правда, глаза, пожалуй, можно назвать красивыми. Сестры и врачи польстили: фигура хорошая… Но все равно, она явно не из тех женщин, которые сразу привлекают внимание и ошеломляют красотой. А Джеф… Когда он появляется на пороге палаты, все разговоры затихают и женские взгляды сейчас же обращаются к этому статному обольстительному красавцу.
И тем не менее достаточно посмотреть в глаза Джефа, чтобы увидеть, как сильно его тянет к ней.
И ее тоже тянет к нему.
Всякий раз, когда Катрин видит его, в душе словно поднимается теплая волна и толкает к нему. Не потому, что он красив и неизменно элегантен. В мистере Томпсоне есть нечто гораздо большее, чем внешняя привлекательность.
Между ними возникло странное притяжение — сильное, глубокое чувство, основанное на взаимопонимании.
— Наверное, тебе было трудно со мной, — кротко сказала Катрин.
Джеф пожал плечами.
— Ты была убита горем.
Да, она скорбела о сыне.
А о муже? Горевала ли она по его безвременной кончине?
Джеф предпочитал не говорить о ее супруге. Наверное, так и должно быть — раз этот человек добивается ее любви, зачем напоминать о другом мужчине? Тем более о муже. Но все же Катрин не хотелось блуждать в потемках — когда не хватает знаний о прошлом, трудно двигаться навстречу будущему.
— Ты словно где-то далеко, — заметил Томпсон. — О чем ты думаешь?
— О будущем.
— А есть там место для меня?
Она лукаво взглянула на него. Женский инстинкт искушал ее немного поддразнить мужчину. Приятно, что он не совсем уверен в собственных силах. Но Катрин тут же упрекнула себя в несправедливости — ведь человек так предан ей.
— Конечно, — призналась она. — Как же без тебя? Какое-нибудь место подыщем.
Она ждала, что тот улыбнется, и удивилась его серьезному взгляду.
— Тебе ничего не стоит перерезать нити, которые связывают нас. — Джеф изобразил пальцами ножницы. — Ты уже делала так… с другими.
Женщина поежилась.
— Скажи, неужели я такая ужасная?
Он взял руку больной и, закрыв глаза, перебирал ее слабые пальцы. Снова Катрин обожгла горячая волна.
— Каждый человек несет в душе некий эмоциональный заряд, который на поверку часто оказывается пустышкой, — сказал Джеф. — Сейчас ты свободна от него. Но когда память вернется, твои чувства… могут измениться.
О чем он? Как можно полагаться на неясные подсказки памяти при определении роли данного человека на данном жизненном отрезке? Неужели что-то из былого сильнее реалий сегодняшнего дня? Поддаться подобным мыслям — значит обидеть того, кто силой своей любви возвращает ее к жизни. Зачем нужна память, если она воскрешает не только хорошее? Может быть, многим людям жилось бы спокойней, лучше, обладай они умением забывать? Тогда почему же ей самой так хочется заглянуть за непроницаемую завесу в ее беспамятном мозгу, даже если там чудится опасность?
— Мои чувства могут измениться? Ты серьезно?
— Я серьезно. Могут измениться…
— По отношению к тебе?
— И по отношению ко мне. — Он поднял на нее глаза, полные такой боли, что сердце у женщины сочувственно сжалось. — Я не хочу этого, Катрин, но так может случиться.
— И это чувство… будет… плохое?
Он ненадолго задумался и наконец твердо ответил:
— Плохое для меня.
— О чем ты?
В вопросе прозвучало искреннее недоумение.
Невозможно представить себе, что может заставить отвернуться от этого красивого, доброго человека. На ум не приходило никакого сколько-нибудь разумного объяснения. Но почему вопрос повис без ответа?
Джеф молчал, потом медленно заговорил, с явным трудом находя нужные слова:
— Я вот о чем. У меня остается мало времени… может быть… один или два дня, а может быть, пара месяцев — пока твоя память не восстановится полностью. Эти дни решат все в моей жизни.
Его глаза горели безысходной страстью, которая наполняла слова глубоким значением, и Катрин почувствовала необходимость немедленно вмешаться, ободрить человека. Считая себя справедливой, она хотела защитить Джефа от самой себя. Неважно, как она относилась к нему раньше! Мужчина, который сидит перед ней сейчас, ей необходим. Она хочет жить ради него.
— Джеф, я не до конца понимаю, о чем ты говоришь, но обещаю никогда не забыть то, что ты сделал для меня. Ты был рядом со мной все это трудное время.
Так хотелось убедить его, успокоить, но на нее смотрели грустные, полные сомнения глаза.
— Что же такое ты мне сделал, — прошептала она, — что я должна… так плохо к тебе относиться?
— Ничего. — Он горько усмехнулся. — Может быть, дело именно в этом — я ничего не сделал. Ничего, совсем ничего!
Ей вдруг стало холодно.
— Тогда что же я за человек такой?
— Самый лучший из тех, кого я встречал. Но тебе было очень больно, Катрин. По разным причинам.
— Значит, именно это я и должна вспомнить?
Он кивнул.
— Врачи уверены — ты все вспомнишь.
— Я не хочу таких воспоминаний!
— Но это неизбежно. Придется смириться.
— Что с нами будет… когда я вспомню?
Она не могла скрыть тревоги. Джеф пересел на кровать, пододвинулся ближе, обнял Катрин и прижал к себе — осторожно и нежно, как бесценное сокровище.
Женщина обвила руками его шею и положила голову ему на широкие мускулистые плечи — к ним можно прислониться и чувствовать себя в полной безопасности. Она прижалась грудью к Джефу и вдыхала его удивительный, неповторимый запах. Катрин словно возвращалась домой. Странные чувства переполняли ее — облегчение, радость, надежда вернуть то, что было когда-то упущено… Волшебство открытия и ожидание новой жизни.
Он нежно погладил ее по щеке, коснулся губами волос. Ей предстоит ради него пытаться стать совершенной, потому что мужчина рядом с ней — само совершенство. Ей вдруг захотелось прижаться губами к его шее, но она сдержалась. Сейчас для этого не время и не место.
Спокойный, надежный — такой человек никогда ей не изменит. Но Катрин чувствовала, как напряжено, сковано его тело, и знала, сколь безрадостны и тревожны его мысли об их общем будущем.
— Ты возненавидишь меня, Катрин, — тихо сказал он.
Его уверенный тон ошеломил.
— Сильнее, чем ненавидела мужа? — Сама не знала, откуда пришли слова про ненависть к мужу, но интуитивно она чувствовала, что угадала правду.
— Да, сильнее, — ответил Джеф. — Гораздо сильнее.
— Почему?
— Ты будешь подозревать меня в том, чего не было на самом деле.
— В чем же?
— Я не хочу напоминать тебе об этом.
— Значит, ты ничего не расскажешь?
— Нет.
Глубоко встревоженная, она подняла голову. Что же за преграды стоят между ними — невидимые для нее, но непреодолимые для него? Так хотелось разрушить их или категорически отрицать их существование. Но одного взгляда в его горестные, беззащитные глаза хватило, чтобы осознать: он говорит правду, правду, которую всей душой ненавидит, но от которой нельзя убежать.
Внезапно ее мысли вернулись к самому последнему событию жизни.
— Джеф… а авария? Почему меня сбила машина?
Он не шелохнулся.
— Потому что ты ничего не видела вокруг, дорогая. Ты убегала от меня.
Катрин изумленно смотрела на него, веря в правдивость услышанных слов, но все ее существо восставало против подобной правды. Она отчаянно пыталась понять, как такое могло случиться. Ведь люди убегают… в страхе или в смятении. Или когда их смертельно обидели. Она невольно отодвинулась от него, а тот даже не сделал попытки удержать ее в своих объятиях. Лишь нежно опустил ее голову на подушку и ласково погладил по щеке.
— Я просто хочу подготовить тебя.
Чувствовалось, что ему больно говорить об этом, но прятаться за занавесом, готовым подняться в любой момент, человек вовсе не желает.
Прав, конечно! Но как тяжела для него такая правда! Катрин вдруг будто оказалась одна на необитаемом острове. Совсем одна. Без этого ставшего ей дорогим человека жизнь опустеет. Джеф Томпсон — то единственное, что связывает ее с миром.
Что же делать?
Где найти силы двигаться вперед?
Память — это свыше данная человеку способность сохранять и воспроизводить в сознании когда-то полученную информацию и впечатления. По собственному заказу такое не делается. Делается само! А когда способность теряется, не значит ли это, что теряется связь с жизнью?
А вот у миссис Гайс из стройного механизма памяти вылетела пара невидимых винтиков и полетела к черту способность хранить информацию о событиях внешнего мира и мира собственного. И главное, дорогая миссис, вам пока даже не суждено понять размеры утраты. И хочется вернуть утраченное, и страшно. Вдруг вернется такое, что помешает состояться едва пригрезившемуся счастью? Не прикажешь памяти: вернись! Такова необъяснимая мудрость природы. Но если я не хочу — не хочу! — вспоминать, то почему в то же время постоянно тщусь вспомнить?
Бессилие памяти пугает. Бессилие вспомнить — бесит.
5
Томпсон ушел, оставив больную наедине с тревожными мыслями. Выходит, она почти ничего о себе не знает! Ей нужно как можно скорее осознать себя. Нельзя целиком и полностью зависеть от одного человека, как будто в нем сосредоточилась вся ее жизнь. Ведь есть и другие люди.
Катрин подумала о матери и, повинуясь внезапному импульсу, позвонила ей, благо у врача нашелся нужный телефон. Ну и что? Разговор получился странный — какой-то нереальный. Ничего нового вызнать не удалось.
Мать говорила о том, что происходит в ее магазинчике, — она владела небольшим бутиком. Все это было известно из нерастерянных воспоминаний времени юности. Ничего не изменилось — до нее словно донеслось эхо давно ушедшего прошлого.
Дочь рассказала женщине на другом конце провода про несчастный случай, про потерю памяти и почти сразу же поняла, что помощи не дождется, — мать не поможет дочери отыскать саму себя. Конечно, она любит Катрин, беспокоится и подбадривает… Но она слишком далеко! И расстояние между ними, судя по всему, измеряется не только километрами.
Дочь повесила трубку с четким осознанием того, что годы после юности — особый этап в ее жизни, и мать о нем ничего не знает. Легко делиться счастьем и успехами, а неудачи обычно замалчиваются. И она скрывала. Значит, была неудачницей? Неужели ни в чем себя не проявила? Не хочется так думать… В конце концов, она родила чудесного сына и, безусловно, гордилась им. Именно поэтому так долго и тяжело переживала смерть мальчика.
Она напрягала память, стараясь отыскать хоть одну зацепку, хоть один намек…
И наконец нашла, обратив внимание на свою сумку.
Там есть одна вещь, которая связывает прошлое с будущим, — подписанный контракт на работу над детской книгой. Она не знала, почему взяла его с собой в тот страшный день, но официальная бумага может хоть немного прояснить дело.
Катрин проглядела контракт и обнаружила свой домашний адрес и адрес издательства. К контракту прилагалось письмо от редакторши — та отзывалась о работах художницы миссис Гайс в самых восторженных выражениях. Под письмом стояла подпись: «Эстер Брукс».
Они работали вместе и наверняка встречались… Может быть, повидаться с ней и поговорить?
Пускай это чисто деловые отношения, но свидание хотя бы даст возможность увидеть еще одного человека, который ее знал.
Итак, решение принято: завтра надо выписаться из больницы и встретиться с редактором. Она уже не такая слабая и сможет передвигаться самостоятельно, хотя, конечно, ноги еще слегка дрожат, все тело болит, и синяки еще не прошли. Но на самом деле ничего страшного с ней не случилось. Могло быть хуже. Вот только этот пугающий провал памяти. Но врачи и тут обнадеживают — рано или поздно прошлое вернется к ней.
Внезапная мысль заставила похолодеть от ужаса. А что, если она после травмы не сможет выполнить контракт? Вдруг да разучилась работать, а от таланта, о котором твердил Томпсон, ничего не осталось?
Катрин справилась со страхом и отложила решение беспокоящего вопроса на потом. Завтрашний день все прояснит. Пришло время стать самостоятельной. И не прятаться за спину Джефа. Шаг навстречу незнакомому, а вернее, забытому миру следует сделать с высоко поднятой головой.
Вспомнить по заказу — невозможно, не пытаться вспоминать — нельзя.
На следующее утро обнаружилось, что выписаться из больницы не так-то просто — процедура эта долгая и утомительная. Врачи считали, что миссис Гайс еще не готова к выписке. Придется настаивать, преодолевать массу препятствий.
Конечно, будь здесь Томпсон, все бы прошло в два раза быстрее, но тот находился на работе. Да и нельзя же, в конце концов, каждый раз хвататься за него как за спасательный круг! Кроме того, ей просто необходимо доказать самой себе, что она способна к самостоятельной жизни. Будет трудно? Ну что ж, придется справляться с жизненными трудностями!
Когда все формальности остались позади, она собрала вещи, оделась и перед уходом набрала рабочий номер Томпсона. Секретарша сказала, что мистер Томпсон на совещании, и оставалось передать, что миссис Гайс выписалась из больницы и намерена заняться делом, с которым надеется справиться одна.
Такси доставило ее от больницы к высокому зданию в северной части города. Указатель в просторном холле подсказывал, что ей следует подняться на четвертый этаж. Катрин вызвала лифт и поехала наверх. Когда на табло загорелась цифра четыре, она приготовилась выходить. Двери открылись.
На площадке стояла женщина и собиралась войти в лифт. На ней был эффектный желтый костюм с черной отделкой. Черноволосая и темноглазая, она показалась Катрин очень красивой.
Я знаю ее! — мелькнула мысль. Но радость возможного узнавания тут же улетучилась — женщина вошла в лифт, глядя в сторону и не обращая на встретившуюся никакого внимания. Ни приветственной улыбки, ни малейшего намека на то, что они знакомы.
Катрин поспешно вышла, смущенная своей ошибкой. И все же внутренний голос подсказывал ей, что они где-то встречались. Обернулась и еще раз с любопытством взглянула на женщину. Неужели они друг друга не знают?
Незнакомка ответила внимательным взглядом, но двери лифта закрылись и положили конец странной встрече. Миссис Гайс деловой походкой направилась к столу секретаря, не переставая думать о женщине в желтом. Эти мысли не оставляли и во время разговора с Эстер Брукс.
Эстер оказалась совсем молоденькой, лет двадцати с небольшим. Редакторша с сочувствием отнеслась к истории, рассказанной Катрин, и прониклась к ней симпатией. Разглядывая папку со своими работами, художница не могла скрыть гордости: иллюстрации действительно чудесные, — значит, у нее и вправду есть талант!
Эстер подробно рассказала про замысел книжки. Спокойная, добрая, терпеливая, она старалась помочь всеми силами… но не смогла пробудить никаких воспоминаний. Катрин совсем ее не помнила! И нельзя сказать, что внешность у мисс Брукс непримечательная — светло-карие добрые глаза, кудрявые каштановые волосы, милое открытое лицо… Редакторша понравилась с первого взгляда.
— Со мной трудно было работать? — напрямик спросила художница.
— Вовсе нет, — успокоила гостью Эстер. — Вашей увлеченности делом можно только позавидовать. Я в восторге от ваших работ — это настоящее творчество. Поверьте, вам не о чем беспокоиться! Вы сразу все вспомните, едва сядете перед чистым листом бумаги. Это как чтение — так просто не забывается.
Хотелось надеяться, что так оно и будет.
— Мы с вами часто встречались? — спросила Катрин.
— Нет. Всего три раза.
— Простите, что я не могу вас вспомнить. Врачи говорят, память скоро вернется.
— Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я тоже уверена в этом.
— Я хотела спросить… Выходя из лифта я встретила женщину в желтом костюме. Очень красивую…
— Это мой босс, — кивнула Эстер. — Она руководит проектом.
— Как ее зовут?
— Сара Картер.
Катрин вздохнула — имя ничего ей не сказало.
— Да уж, фамилию не назовешь особо приметной.
— Поверьте, Сара Картер — личность очень даже примечательная. — Эстер расширила глаза. — Не женщина, а вечный двигатель. Сама работает не зная отдыха, и от остальных требует того же. Кстати, именно Сара обратила внимание на ваши работы и тут же велела составить контракт. «Безотлагательно!» — Эстер с улыбкой передразнила босса и добавила: — У нее чутье на таланты.
— Когда мы встречались в прошлый раз, она была в черном. — Катрин не понимала, откуда пришла эта уверенность.
Юная редакторша нахмурилась:
— Но вы никогда не встречались.
— Никогда не встречались?
— Над книгой с вами работала только я. Самостоятельно. Сара держалась в стороне. Нет. Вы никогда не видели друг друга.
— Потрясающе! Я просто уверена… — Катрин запнулась и решила до поры до времени отбросить мысли о Саре Картер.
Должно быть, память сыграла с ней очередную шутку.
Катрин подумала, что стоит подружиться с Эстер. Кажется, симпатичная девушка и к ней расположена. Кроме того, теперь у нее есть работа, которую, судя по всему, ей удавалось выполнять на очень хорошем уровне. Рисунки, которые похвалила мисс Брукс, лучшее тому доказательство. Художнице приятно было думать об этом. Вот он где, путь к личной независимости.
Теперь предстояло знакомство с собственным домом. Подозвав такси, Катрин прочитала по бумажке свой домашний адрес. Машина отправилась прямехонько в пригород. Взглянув на свой дом, хозяйка была обескуражена. С улицы виден только гараж на две машины, все остальное скрывала высокая и глухая кирпичная стена. Да, вид не назовешь приветливым…
Перебрав ключи в связке, отыскала подходящий, открыла ворота и медленно побрела по дорожке к широкому крыльцу — очевидно, там и находился вход в здание. Машинально выбрав еще один ключ, открыла дверь и вошла в просторное помещение, очень современное, но обставленное в стиле, который сразу не понравился. Нет, все здесь ей не по вкусу. С недоверием оглядывала стеклянные и хромированные столы, кожаные кресла и диваны… Нигде ни одного яркого цветового пятна!
Женщина сняла с плеча сумку и прошла к стеклянным дверям в дальнем конце гостиной. За ними она увидела просторный двор и бассейн. Ни садика, ни лужайки — только несколько декоративных кустов и пальм для тени.
Дом явно дорогой, расположен в приличном районе… Она задумалась о своем финансовом положении. Интересно, эта собственность уже оплачена? Наверное, ее муж очень хорошо зарабатывал. Может быть, они вращались в высшем обществе?
Катрин бесцельно бродила по дому — из комнаты в комнату. Обстановка всюду дорогая, исключительно модная, ультрасовременная, но совершенно безликая. Словно выставочный павильон — все напоказ. Просто не верится, что она жила здесь и ничего не хотела изменить, добавить хоть что-то свое… Неужели ей было все равно, где и среди каких вещей существовать? Или это Гордон настоял на продуманном, но абсолютно бездушном стиле?
Тогда почему она оставалась здесь и после смерти мужа? Почему не продала эту кричащую роскошь и не приобрела другое жилище, в другом районе? Неужели ей все стало безразлично? Даже кабинет, где, без сомнения, она работала, был обставлен полезными, но безликими вещами.
В бывшей комнате Рона не нашлось ничего детского — ни вещей, ни игрушек. Никаких воспоминаний. Может быть, все спрятано в шкафы? Или она не хотела напоминаний о потерянном безвозвратно и все отдала в приют для сирот?
Путешествие по дому нагнало невыразимую тоску. Неужели это — ее прошлое? Если так, то сейчас у нее нет с ним ничего общего. Возможно, если открыть шкафы и порыться в ящиках, ощущение связи с этим домом вернется. Ведь должны быть где-то здесь следы ее жизни! Но уже не хватало сил продолжать поиски. От утренней решимости отстоять свою самостоятельность не осталось и следа.
Катрин заставила себя дойти до спальни, сбросила туфли, опустилась на огромную кровать, вытащила подушки из-под стеганого одеяла и попыталась устроиться поудобнее. И тут неожиданно ее взгляд упал на фотографию.
У нее оборвалось сердце.
Это — Рон!
Красивый маленький мальчик в сияющей золоченой рамке…
Фотография стояла на тумбочке около кровати. Рука невольно потянулась к снимку. Так хотелось получше рассмотреть сына.
Малыш смеялся, глаза светились от счастья. Одет мальчик был в красный спортивный костюм и темно-синие кроссовки, а в руках футбольный мяч. Рона сфотографировали на фоне парка, который показался совершенно незнакомым. Но удалось вспомнить, что сын любил играть с мячом и воздушными шариками: бросал их, ловил, гонял по траве…
Счастливый ребенок, дарящий счастье… Мучительное воспоминание вспыхнуло в сознании: Рон радостно плещется в ванне, смеется и визжит, она вытаскивает его и заворачивает в полотенце, прижимая к себе, вдыхая сладкую чистую свежесть его кожи и волос. Малыш приникает к ней всем телом и говорит: «Я люблю тебя, мама».
Катрин прижала фотографию к груди, легла на спину и закрыла глаза. В памяти всплывали давние картины. Вот Рон делает первые шаги к ней — в его глазах сияет удивительное ликование: я смог это сделать! Вот мальчик с восторгом катается на трехколесном велосипеде, который получил в подарок на третье в жизни Рождество… Вот сын преисполнен гордости, что научился плавать… «Мама, смотри, как я умею!»
Не может быть, чтобы я была плохой матерью, с нарастающей болью думала женщина. Мой сын — он для меня все. Мой сын… Рон…
Вдруг тишину разорвал звонок — долгий и настойчивый. Отогнав дремоту, Катрин поняла, что звонят в дверь. Это мог быть только Томпсон — ведь больше никого в ее жизни нет.
Она встала с подушек, и фотография Рона упала на пол. Машинально она подняла ее, поставила назад на тумбочку, еще раз с грустью взглянув на смеющегося маленького мальчика. Ей нужно подержать в руках живого, теплого, родного ребенка, а не ускользающее воспоминание в золотой рамочке.
Снова раздался звонок в дверь.
Она нащупала ногами туфли, пригладила волосы, прошла в холл и отворила дверь. На нее внимательно смотрели заботливые серые глаза Джефа. Взгляд проникал в душу и заполнял холодную пустоту.
— Как ты, Катрин?
— Входи, Джеф, — кивнула хозяйка.
— Ты давно уже дома?
— Довольно давно. — Катрин закрыла дверь и обвела рукой гостиную. — Только… это как будто не мой дом. — Она заглянула Джефу в глаза, надеясь получить объяснение. — Скажи, какая я была?
— В день свадьбы ты, казалось, была полна любовью и радостью. Искрилась счастьем и ожиданием прекрасного. Ты была… — его голос стал мягче и глубже, — самой желанной женщиной на свете.
— Ты присутствовал на моей свадьбе?
— Да. — Он горько усмехнулся. — Именно тогда я увидел тебя впервые.
— А какой же я стала потом?
— Тихой, углубленной в себя, отстраненной. Ты никому не улыбалась… кроме Рона. А после его смерти и вовсе перестала замечать окружающих. Замкнулась в себе и своем одиночестве. Люди заговаривали с тобой, но ты не отвечала. Я даже не уверен, что ты слышала их слова. Точно так же поступала и со мной.
— Почему ты терпел это?
— Потому что мне было больно видеть погасшую свечу… Поникший цветок, который так и не успел до конца распуститься.
Катрин передернула плечами.
— Мне плохо здесь, — взмолилась она. — Этот дом… в нем нет жизни. Это не мой дом, Джеф. Может, раньше я любила его, но теперь не хочу.
— А чего бы тебе хотелось? — тихо спросил он.
Она подошла ближе, положила руки гостю на грудь, взглянула ему в глаза — понимающие, полные заботы.
— Джеф, забери меня отсюда.
Он обнял ее, привлек к себе и просто сказал:
— Хорошо.
Катрин опустила голову ему на плечо, ощущая удивительную, странную силу этого ставшего необходимым ей человека. Она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, теплое дыхание касалось ее волос. Неважно, куда Томпсон повезет ее. Просто очень хотелось, чтобы свеча снова разгорелась, а цветок наконец распустился. И ей нужно, чтобы рядом был надежный, заботливый мужчина, который верит в нее и вселяет надежду на то, что все в конце концов будет хорошо. Сейчас важно не столько вспомнить Джефа в прошлом, сколько привыкнуть к нему нынешнему. Пусть прошлое нашептывает недобрые слова. Нельзя поддаваться этому наговору, если видишь перед собой участливого друга, проверенного в беде.
6
Джеф привез ее к себе. Едва переступив порог гостиной, Катрин поняла, что очутилась в другом мире, совсем не похожем на тот, в котором раньше жила сама.
Этот новый мир был теплый, приветливый, земной. Под ногами ковер светло-медового цвета, большие мягкие диваны обиты пестрой тканью, на фоне зеленых и оранжевых пятен резвятся обезьянки, изумительно инкрустированный кофейный стол сразу же привлекал взгляд красотой, а на маленьком передвижном столике стоял телевизор. В небольшой нише помещалась стереосистема и полка с дисками. Вдоль стены тянулись стеллажи с внушительным собранием напитков. Мебель в основном дубовая с медной отделкой. Стулья мягкие, обитые светло-коричневой кожей.
Перед огромными — от пола до потолка — окнами стоял круглый стол на резных ножках со стеклянным верхом и четыре глубоких кресла с мягкими подушками. Рядом кухня с дубовыми буфетами и полом из полированного гранита. Кухню от столовой отделяла решетка — по ней спускались вниз длинные листья роскошного декоративного папоротника.
Катрин не переставала удивляться тому новому, что открыла сейчас в Джефе. Значит, человек любит комфорт с оттенком экзотики, любит получать удовольствие от окружающих вещей. Кроме того, очень аккуратен — в доме для всего есть свое место. Всюду порядок, но не безжизненный, не больничный, а теплый и уютный. Дом с большой буквы. Отражение своего хозяина. Женщина чувствовала себя едва ли не счастливой избранницей, ведь ее допустили в святая святых этого человека.
— Я бывала тут раньше? — спросила она.
— Нет. Ты у меня впервые, — ответил он тихо, и по его голосу можно было понять, как много для него значит ее появление здесь. Долгие годы он ждал этого — и наконец дождался.
Сердце Катрин сжалось: господи, через что она заставила его пройти — правда, сама того не сознавая. Она обернулась к нему. Джеф уже поставил чемодан в коридоре и теперь внимательно наблюдал за ней. Гостья улыбнулась — какое счастье быть здесь, в этом замечательном доме!
— Почему же я раньше не приходила к тебе? Я что, отказывалась от приглашений?
Он покачал головой:
— Нет. Просто я тебя никогда не приглашал.
Его слова еще раз подтвердили, что сейчас им сделан решительный шаг. Привез женщину к себе, по сути дела, раскрыл себя перед ней. Раньше, как выясняется, такого не случалось. И все же Джеф держался по-прежнему независимо и спокойно ждал ее решения. Он как будто говорил: теперь ты видишь, какой я. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, но последнее слово остается за тобой.
— Мне очень хорошо у тебя, — сказала Катрин. — А диваны такие заманчиво удобные.
Выражение его лица смягчилось. Хозяин жестом указал на диван:
— Чувствуй себя как дома. Ты ела?
— Нет. Я даже как-то забыла об этом.
— Сейчас что-нибудь придумаю.
Джеф взял вещи гостьи и понес в другую комнату. Катрин сбросила туфли и с наслаждением уселась в угол мягкой софы. Подобрав под себя ноги, устроилась поудобнее. Все тело ныло. Она совсем выдохлась. Уж слишком много всего произошло за один день… и все же она ни о чем не жалеет.
Джеф вернулся уже без пиджака — воротник рубашки расстегнут, рукава закатаны. Кажется, он начал привыкать к присутствию Катрин и позволил себе расслабиться. Проходя мимо гостьи, тепло улыбнулся и отправился на кухню, чтобы приготовить кофе и бутерброды.
Катрин смотрела на красивого мужчину и изумлялась — неужели она действительно ему так нравится? За эти годы у него наверняка были романы. Он такой привлекательный — женщины, должно быть, хвостом за ним бегали. Как же тогда он умудрился остаться холостяком? Ведь ему уже за тридцать. Гостья огляделась — никаких следов женского присутствия. Так или иначе, это дом мужчины, который привык довольствоваться обществом самого себя.
Томпсон принес бутерброды с ветчиной, сыром и салатными листьями. Катрин только теперь поняла, как сильно проголодалась. Она ела с большим удовольствием. Джеф сидел на софе напротив с чашкой кофе в руках и ждал, когда гостья заговорит.
— Все время, пока я была замужем… ты ведь не хранил целомудрие, не так ли?
Ей хотелось узнать о нем побольше.
— Я пытался выбросить тебя из головы, — сухо сказал он. — Но не слишком в этом преуспел.
— А до того?
— Я был женат.
Женат! Поразительно, как неприятна оказалась мысль о том, что у него когда-то была жена — женщина, которую он, видимо, любил и потерял. Но она тут же напомнила себе, что и сама потеряла мужа. Может быть, и тут не обошлось без трагедии?
— А что случилось?
Он безразлично пожал плечами.
— Трудно сказать… Ничего особенного. Просто очень скоро стало ясно, что мы хотим от жизни разного. Единственное, в чем наши желания совпали, — это развод.
Наверное, несладко ему пришлось. Разрыв всегда болезненно переживается, особенно если отношения начинались с глубокого чувства.
— Жаль, что так вышло, — сказала она с искренним участием.
Вместо ответа снова небрежное пожатие плечами, как будто человек хотел сказать, что тот период жизни уже не имеет к нему никакого отношения.
— Сколько лет вы были женаты? — спросила Катрин.
Ее несколько смущало равнодушие к клятвам, которые даются при вступлении в брак. К этому нельзя относиться легкомысленно.
— Три года.
— У вас есть дети?
Его взгляд снова стал жестким.
— Нет.
Может быть, дело именно в этом? А что, если Джефа в ней привлекает любовь к Рону и желание иметь ребенка? Он ведь не скрывает, что хочет стать отцом. Что ж, это вполне естественно. Катрин прекрасно его понимала. Сама не стала бы иметь ничего общего с человеком, который не хотел бы семьи и детей. Значит, тут их желания совпадают. Слава богу, что от его развода не пострадали дети.
— А где сейчас твоя бывшая жена?
Так хотелось понять, навсегда ли он распрощался с прошлым.
— Работает редактором отдела в женском журнале.
Голос звучал ровно, без намека на остаток каких-либо чувств. Впрочем, иного от него ждать не приходилось.
— Вы с ней остались в хороших отношениях?
Он повертел в руках кофейную чашку, потом посмотрел в глаза Катрин.
— Поначалу Джун была очень милая. Но потом… сильно изменилась. Все оказалось так бессмысленно, бесполезно, словом… Просто глупо. Но уж как случилось…
— Извини. Я не хотела лезть к тебе в душу.
— Я редко вижусь с Джун, — спокойно продолжал он, словно давая понять, что готов ответить на любые вопросы. — Мы слишком разные. Сейчас она живет с одним тележурналистом и, кажется, вполне довольна. Они вместе уже несколько лет, и со стороны выглядят счастливой парой. Что ж, наконец она получила что хотела… Так что не будем больше об этом.
Два журналиста, занятые карьерой… конечно, для детей времени не остается, подумала Катрин. Ну что ж, каждый сам выбирает, как жить. Значит, свободная, необремененная домашними хлопотами жизнь больше подходит бывшей жене Джефа. И он прав, что так спокойно относится теперь к разводу. Сколько бы ни было переживаний в прошлом, сейчас это уже далеко позади.
Катрин невольно задумалась о своем браке. Интересно, что перед ней откроется, когда вернется память? Но она тут же отбросила эту мысль. У нее нет права сравнивать Томпсона с мужчиной, который, как выясняется, причинил ей немало страданий. Так что выбор сделан правильный. Вот сидит неподалеку именно тот, кто ей нужен. Нельзя, чтобы их нынешние отношения омрачались прошлым, которое лучше всего забыть навсегда.
Женщина нахмурилась.
— Что случилось? — спросил Джеф.
— Я вдруг поняла, что подсознательно ничего не хочу вспоминать про Гордона. Словно ставлю специальный барьер.
В ответ молчание, лицо Джефа на мгновение застыло. Возможно, его бывшая супруга и правда в далеком прошлом, но вот Гордон явно вызывает у Томпсона свежие чувства.
— Можно, я скажу тебе кое-что? — спросила она, мысленно коря себя за то, что напомнила ему о Гордоне.
— Конечно.
Женщина рассмеялась.
— Сегодня я слишком устала, чтобы передвигаться, но все же одна мысль не дает мне покоя. Я чувствую, что должна куда-то поехать, только не знаю, куда именно и зачем.
— Ладно, завтра мы постараемся это выяснить, — с готовностью отозвался Джеф.
Но Кэтрин видела — человек расстроился из-за того, что она не хочет остаться здесь. Хотелось утешить, дать понять, как много он для нее значит. Но какими словами выразить это чувство? Вздохнув, произнесла:
— Давай поедем куда-нибудь вместе. Чтобы… начать все сначала.
Ответом был взгляд, полный любви и нескрываемой страсти. Сердце у Катрин заныло — нетрудно понять, как долго и жестоко испытывалось его терпение, как мучительна для него ее уклончивость. Она отвела взгляд. Краска смущения залила щеки. Уж лучше не видеть его сейчас. Но ей необходимо быть уверенной, что она руководствуется сейчас собственным чутьем, а не желанием загладить вину перед мужчиной.
— Все будет так, как ты хочешь, — тихо сказал Джеф. — Твои слова для меня, как обманчивая надежда.
Катрин прекрасно понимала его. Он слишком долго ждал и теперь не может вот так сразу ей поверить. Боится потерять то, чего еще не нашел. Катрин виновато взглянула на Джефа.
— Я чудовищная эгоистка… Ведь ты столько для меня сделал.
Чуть усмехнувшись, собеседник покачал головой.
— Никто не заставлял меня помогать тебе. Я делал то, что хотел.
Сколько же раз та, прежняя миссис Гайс отвергала его? Сколько раз заставляла страдать?
— Ты устала, — мягко сказал он. — Пойдем, я провожу тебя в спальню. Тебе надо поспать. Завтра… будет новый день.
Джеф встал, обошел кофейный стол, взял Катрин за руки и помог подняться.
Завтра… Что принесет ей день грядущий? Вдруг да вспомнится наконец то, что как раз лучше всего забыть?
Хозяин проводил ее к порогу уютной комнаты. Очевидно, это была его собственная спальня. Чемодан гостьи уже стоял там.
— Ванная вон за той дверью, — коротко сказал он.
— А ты где собираешься спать? — Катрин заглянула ему в глаза. Только бы не разочаровать его сейчас… Вот ведь готова сделать все, что он захочет, а сама от усталости едва держится на ногах.
— У меня в кабинете есть диван.
Она положила руку ему на грудь.
— Но я не хочу выживать тебя из твоей постели.
Джеф нежно коснулся ее щеки.
— Тебе надо хорошенько отдохнуть. Если я лягу в постель вместе с тобой, никакого отдыха не получится.
Его руки сомкнулись вокруг Катрин — медленно, осторожно, нежно, но скрытая сила его желания обжигала молодую женщину, она жаждала его прикосновений и видела, что он сдерживает себя из последних сил.
— Наверное, я не должен так делать, — хрипло проговорил он. — Но я ждал так долго…
Обняв ее за талию, он заглянул ей в глаза, и Кэтрин поняла, что не сможет устоять перед этим человеком. Горячая волна охватила ее, неведомая сила прижала их друг к другу… Она положила руки ему на плечи, откинула голову назад, тело замерло в предвкушении давно забытой радости, губы раскрылись сами собой.
Джеф упивался вкусом ее губ, целовал требовательно, жадно, ожидая ответа, и Катрин растворилась в этой всепоглощающей страсти, желая только одного — дать ему счастье, ему и себе. Сейчас надо забыть обо всем, кроме желания испытать неизведанное, разделить с ним сладостные мгновения.
Усталость как рукой сняло. Джеф прижимал ее к себе, но, несмотря на оставшиеся синяки и ссадины, она не чувствовала боли. Катрин отдавала себя, наслаждаясь его властью, обволакивающей, завораживающей и захватывающей в плен.
Голова у нее шла кругом. Их поцелуи — не просто слияние губ. Все ее существо стремилось навстречу тому, что должно произойти между ними. Необъяснимое, захватывающее дух восхитительное чувство — отдавать себя целиком и то же получать взамен. И тело, и душа, и разум хотели этого. Да, он нужен ей — весь, без остатка. Так и должно быть, потому что он — ее мужчина. И ничто теперь ее не остановит.
Катрин, захваченная необычными для себя мыслями и чувствами, даже сначала не заметила, что Джеф начал отдаляться от нее — медленно и осторожно. Руки все еще ласкали ее, но без прежней требовательной настойчивости. Послышался глубокий вздох.
Только теперь стало ясно, что продолжения не будет, и она в изумлении открыла глаза. Что бы он ни прочел в ее взгляде, весь вид его говорил: неудовлетворенное желание плоти принесло ему удовлетворение душевное. Обоюдное стремление к близости — уже в какой-то мере близость. Что-то тайное, интимное между ними свершилось. Это надо признать и принять как данность. Ее расположения к нему он ждал долгие годы. И теперь она принадлежит ему. Иначе и быть не может. Она ответила на его чувство — окончательно и бесповоротно. И отныне ее избранник может уверенно смотреть в будущее.
Томпсон знал это, и глаза его сияли.
Оба молчали. Не было ни сил, ни желания говорить.
Да и нужны ли здесь слова?.. Достаточно того, что оба знают высокую степень взаимного доверия. И желают друг друга. Теперь ничто не сумеет разорвать возникшую между ними связь. Страсть, даже не получившая завершения, остается страстью.
Он опустил руки, отступил на шаг. Катрин смотрела на него, не желая верить, что сейчас он уйдет и оставит ее одну. Этому сопротивлялись и ум, и сердце, и неуспокоенное тело. Хотелось закричать, окликнуть, вернуть, но внутренний голос подсказывал, что на сегодня довольно.
Будет и завтра день.
Он вышел, притворив за собой дверь. Последняя преграда между ними, подумала Катрин. Завтра они поедут куда-нибудь вместе, и уже никогда между ними не будет закрытых дверей.
Разве что дверь ее памяти.
Но эта преграда уже ничего не значит. Какие бы воспоминания ни вернулись — неважно. Непозволительно прошлому разрушать настоящее.
Джеф Томпсон — мужчина, который ей нужен. Ее мужчина. И ничто не сможет изменить этого решения.
7
— На север или на юг? — с улыбкой спросил Джеф. Ему было все равно, куда ехать. Глаза мужчины сияли от предвкушения грядущего счастья. Они сидели в его машине рядом, плечом к плечу, готовые, минуя былое, игнорируя сегодняшние реалии, рвануть в будущее. А пока оставалось выбрать — на север или на юг?
— На запад, — ответила решительно женщина, сама не понимая почему. Во всяком случае, не из желания противоречить. Просто что-то, возможно, подсказывало, что именно там их ждет нечто важное.
— Ты хочешь поехать в горы?
Улыбку смыло с лица Джефа. Может быть, ему не понравился ее выбор? Или просто удивлен?
— А что, ты против?
В ответ быстрый взгляд, торопливые слова:
— Конечно нет.
— Не знаю почему, но мне хочется именно туда.
Катрин пожала плечами, будто удивляясь своему решению.
— Ну что ж, поехали, — кивнул он и завел машину.
Мотор загудел, и Катрин расслабилась. Какое блаженство — развалиться на мягком, покрытом мехом сиденье! Первоклассный автомобиль — совершенный, стремительный, послушный и отзывчивый… под стать владельцу. Катрин замирала, представляя себе, какой будет близость между ними. К чему приведет их та безумная страсть, которая вчера на одно мгновение захватила ее?
Ах, как приятно смотреть на его руки, сжимающие руль, — сильные, красивые, умелые, — и вспоминать, как нежно и властно они касались вчера ее тела. Светлая футболка облегает мускулистые плечи, крепкие бедра туго обтянуты голубыми джинсами. Спортивная ли одежда тому виной, или воспоминание о вчерашних объятиях, но молодая женщина вдруг остро, всей кожей ощутила его физическое присутствие.
Прекрасный торс, чеканный профиль. Нет, ни одна женщина не осталась бы к нему равнодушной. И как могло случиться, что она отвергала его ухаживания? Невероятно! Одно объяснение: та, прежняя миссис Гайс была просто слепая, самовлюбленная дура.
Погода стояла чудесная, солнце вовсю сияло в голубом безоблачном небе. Самый подходящий день для начала новой жизни! Катрин глубоко, радостно вздохнула. Какая разница, куда ехать, когда попутчик такой замечательный. Уж в этом-то можно не сомневаться.
— Ох, дорогой мистер Томпсон, — вдруг очнулась она. — Вы же пропускаете работу! Тем самым ставите под удар дела процветающей фирмы. Нет, без шуток, у тебя не возникнут трудности?
— Даже если и возникнут, мне все равно, — улыбнулся тот.
— Руководитель компании не должен так легкомысленно относиться к своим обязанностям, — лукаво произнесла Катрин.
— Для меня гораздо важнее ты.
Джеф взглянул на нее искоса, и Катрин невольно вспыхнула.
За этим взглядом стоят годы отчаяния! Теперь мистер Томпсон готов чем угодно поступиться, лишь бы быть с ней. Разве можно осуждать человека за это? Всякое терпение имеет предел. Кроме того, над ним все еще висит угроза ненависти, спрятанная глубоко в ее памяти. Неудивительно его желание поторопить время.
А не поступает ли она сейчас слишком уж безрассудно? Но Катрин тут же отбросила эту мысль. Сколько можно сомневаться! Отныне будем доверять только своему сердцу, и неважно, что там случится дальше.
Джеф поклялся, что никогда не делал ей ничего плохого. И есть все основания верить ему. Сердце подсказывает: он говорил правду. Значит, причина сомнений только в ней самой. Когда вернется память, надо будет во всем разобраться.
Почему столь поспешно выбраны именно горы? Должна быть какая-то причина, тоже скрытая в прошлом. Так, так, что-то замерещилось… В провалах памяти вспыхнула искорка. Вспомнила: она там работала гидом! Водила туристов по горным лесам… да, да! Точно! Ей, кстати, очень нравилась такая работа.
Может быть, их ждут другие вершины, неприступные скалы и живописные долины. Разве может не понравиться там? Это будут их горы со своими вершинами счастья.
Обрадованная тем, что сумела вытянуть еще одну ниточку из прошлого, Катрин улыбнулась. И тут же всплыли другие давние воспоминания: тогда, в тех ее прежних горах, она рисовала пейзажи. И даже продавала картины туристам — по сходной цене. Конечно, это были не шедевры… Но в общем, пейзажи ей удавались. Этюды стали школой мастерства. Упорно работала с цветом, оттачивала технику графики и сама радовалась, ощущая приобретенную легкость. Божественные минуты осознания своей творческой силы!
Катрин радостно и удивленно прислушивалась к собственным мыслям: они приходили к ней легко, естественно, сами собой. Она начинала верить, что справится с работой над книгой. Милая Эстер Брукс права. Все вернется. Надо только постучать в дверь — и она откроется.
— Джеф, тебе ничего не говорит имя Эстер Брукс?
— Нет.
— Ты знаешь что-нибудь о детских книжках?
— Только то, что помню с детства. — И, улыбнувшись воспоминаниям, добавил: — Мама читала нам каждый вечер. Мы не ложились спать без сказки. По-моему, детям это просто необходимо.
Теплота звучала в его голосе, и с нежностью вспомнилось, что этот человек тоже хочет ребенка… от нее. Катрин представила себе, как Джеф читает их детям книжку с ее иллюстрациями, а потом с любовью и гордостью показывает картинки, которые сделала мама. У нее сладко заныло сердце.
А вот своего отца ей никак не удавалось вспомнить. Кажется, тот погиб во время циклона, пытаясь спасти других. Ей тогда было только два года, и мать никогда больше не вышла замуж. Как остро завидовала девочка своим друзьям, у которых были папы, братья и сестры. Быть единственным ребенком, да еще в неполной семье, в этом нет ничего хорошего. Теперь-то понятно, что и матери было совсем нелегко растить ее в одиночку.
— У тебя большая семья? — спросила она.
— Три брата и две сестры. Я самый младший, но мы все очень дружили. Соседские ребята всегда приходили к нам играть. Детство у меня было чудесное.
— Расскажи мне о нем.
Джеф не без удовольствия начал рассказывать о своих детских шалостях, о веселых проделках и проказах. Похоже, его родители давали детям полную свободу, наказывали их очень редко, разве что уж за совсем серьезные провинности. В семье было принято уважать интересы друг друга. Родители радовались успехам детей и помогали в любых начинаниях.
Оказалось, один его брат — летчик, другой — ученый, занимается биологией моря. Старшая сестра живет сейчас в Англии, поехала туда погостить, потом устроилась няней к детям овдовевшего биржевого маклера, да и вышла за него замуж. Другая сестра — в Америке. Занималась женским движением, потом влюбилась в фермера. Они поженились и теперь живут себе счастливо, разводят овец.
Вот так бы ехать и ехать, любуясь своим попутчиком, с интересом слушая забавные истории из его детства, подробности взрослой жизни, но вскоре они приблизились к подножию гор, дорога стала подниматься вверх, и он замолчал.
А Катрин хотелось еще поговорить, ведь интересны любые мелочи его прошлого.
Родители давно уже на пенсии. Много лет назад они переехали в Тунис.
— Значит, ты один остался в Австралии?
— Да.
— Скучаешь по семье?
— Да, но мы стараемся встречаться. Обычно собираемся все вместе на Рождество.
Конечно, ведь Рождество — семейный праздник. Как радуются ему дети! Сейчас март. К следующему Рождеству ей будет двадцать девять.
— Сколько тебе лет, Джеф?
— Тридцать четыре.
Если им суждено быть вместе, то уже к Рождеству у них может родиться первый ребенок!
Так захотелось с нежностью прижать к себе того, кто сейчас сидел рядом, внимательно вглядываясь в дорогу. Вдруг Катрин замерла: пейзаж вокруг показался до боли знакомым.
— Перед мостом поверни налево, — быстро проговорила она.
Джеф внимательно взглянул на нее.
— У тебя что-то связано с этими местами?
— Да… Нет… Не знаю. — Да тут самой не понять, что происходит. — Просто мне кажется, что надо ехать туда.
Повернули налево.
Предместья большого города остались далеко позади. Пока ехали, она больше слушала, чем смотрела на дорогу. Неважно куда — лишь бы ехать и ехать. Слушать и слушать, ощущая рядом мужчину, дарованного судьбой.
Машина подъехала к развилке.
— Поворачивай налево, — машинально подсказала Катрин.
Джеф нахмурился.
— Ты вспомнила, что бывала здесь раньше?
— Нет. Я ничего не понимаю… просто мне кажется, что эта дорога приведет нас туда, куда я хочу.
Снова двинулись вперед, проехали мимо двух щитов с рекламой пансионатов. Джеф объяснил, что один открылся совсем недавно, а другой — очень старый. Рассказывал все, что про них знает, но в памяти женщины ничего не шевельнулось. Двинулись дальше. Вокруг тянулись поля для гольфа, потом показались сосны, они росли плотной стеной и словно скрывали что-то от глаз.
— Это здесь! — радостно вскрикнула Катрин.
— Что?
— Там, среди сосен, есть ворота. Поезжай помедленней, чтобы не пропустить.
На малой скорости свернули с дороги и остановились возле ворот. Вывеска над ними гласила: «Замок Берроуза».
Настоящий замок! Сказочное местечко! Почему-то верилось, что именно здесь найдется то, что она ищет.
— Дорогая, скажи мне, почему ты решила остановиться здесь? — Джеф смотрел на нее с тревогой. Его напряженный взгляд сбивал с толку.
— Ты что, знаешь этот пансионат?
Тот ответил медленно, стараясь вести себя естественно.
— Нет, я никогда здесь не останавливался.
— Но ты его знаешь?
Джеф кивнул.
— В справочнике он значится как небольшой дом отдыха для очень узкого круга. Всего четыре номера для гостей, каждый с уникальной, изысканной отделкой. Очень дорогое место. Очень! Утонченная кухня. Сады и цветники разбиты сорок или пятьдесят лет назад известным специалистом по ландшафтам. Вид на долину так хорош, что каждый художник счастлив запечатлеть его.
— Наверное, ты уже бывал здесь раньше, раз тебе все досконально известно.
Жаль, что он так хорошо все знает. Видимо, когда-то мистер Томпсон уже делил с кем-то эту красоту.
— Нет, я не бывал в этом месте, — повторил Джеф, — но слышал о нем. Много раз.
На сердце стало легче.
— Для нас это слишком дорого? — прозвучал осторожный вопрос.
— Дорого? Об этом можешь не думать.
— Я хотела бы остановиться здесь.
— Катрин… — Казалось, в душе у него происходит внутренняя борьба. — Но ты же сказала, что хочешь все начать сначала.
— Да, и лучшего места для этого не найти, — заверила она. Наверное, Катрин видела этот пансионат раньше, может быть, проезжала мимо, и тут так понравилось, что желание вновь посетить полюбившиеся места осталось в подсознании. — Чутье мне подсказывает: это как раз то, что нужно.
— Чутье… — Томпсон горько усмехнулся.
— Что случилось, Джеф?
Тон выдавал тревогу. Неужели ему здесь не нравится?
— Ничего. Ты права… Тебе принимать решение. Если ты хочешь остаться здесь, пусть так и будет! — последовал решительный ответ. Милый, растерянный человек взял ее руку и печально улыбнулся. Их пальцы переплелись. — Мы вместе. Все остальное неважно.
Катрин немного успокоилась, хотя видела, что Томпсон чем-то встревожен и явно напряжен. Сильные пальцы сжимали ее руку, он словно хотел показать, как она нужна ему. В ответном порыве захотелось заверить его в том же. Да, для нее тоже самое главное — быть вместе с ним, и совершенно неважно где. Но она промолчала, потому что сказала бы неполную правду. По какой-то непонятной причине ей хотелось остановиться именно здесь, в «Замке Берроуза».
Джеф отпустил ее руку и проехал на автостоянку для гостей у большого двухэтажного дома из красного кирпича. На крыше — лес каминных труб. Перед входом — портик с массивными колоннами. Казалось, этот дом выдержал испытание временем, выстоял против всех превратностей судьбы. Величественное здание сразу понравилось Катрин. Оно словно воплощало в себе все то, что было ею когда-то потеряно в прошлой жизни и что необходимо обрести в новой, — особую красоту, надежность, неподвластность ударам судьбы.
Джеф помог ей выйти из машины и кивнул на три другие, стоявшие рядом.
— Учти, нам может не повезти, — предупредил он. — А вдруг нет свободных номеров?
— Удача не может вдруг отвернуться от нас, — возразила Катрин и взяла Джефа под руку.
Уверенность светилась в женских глазах.
Мужчина улыбнулся в ответ, но чувствовалось, что напряжение не покинуло его. А ей так хотелось, чтобы Джеф наконец вздохнул полной грудью и порадовался вместе с ней! Какой тут воздух — свежий, прохладный, бодрящий… Чувствуешь себя обновленной и полной сил. Ничего плохого не может случиться.
Самостоятельность принятия решения радовала. Значит, уже способна ориентироваться в обстоятельствах. Может быть, уже близок миг, когда вернется опыт прежних лет. Опыт никогда не помешает. Даже негативный. А ей, судя по всему, преимущественно негативный и предстоит повторно обрести. Забытое, вернувшись, казалось бы, не сулит радости. Но обретение себя, разве это плохо? Ведь жизненный опыт множится…
Они замечательно проведут время вместе.
Это будет их медовый месяц!
И лучше места, где начнется отсчет новой для нее — для них! — жизни, не придумать.
8
Им действительно повезло. Кто-то отменил бронь, и один номер оказался свободным до выходных. Целых три дня и три ночи в таком чудесном месте! Да о подобном можно только мечтать!
Катрин с наслаждением вдыхала благородные запахи старины. В холле повсюду стояли цветы, наверх вела широкая лестница красного дерева… И везде царил дух утонченности и аристократизма — высокие потолки, стены, обшитые деревянными панелями, под ногами мягкие ковры с изысканными орнаментами.
Они вошли в спальню. И тут тоже все радовало взгляд. Какая красота! Главное украшение комнаты — роскошная кровать под балдахином. Его желтая ткань превосходно гармонировала с мягкой цветастой обивкой изголовья, на пышной оборке белого стеганого одеяла повторялся тот же цветочный узор, и довершали картину прелестные желтые и белые подушки.
По обеим сторонам кровати — тумбочки на трех ножках, грациозные, в викторианском стиле. На них — высокие бронзовые лампы с желтыми абажурами. Напротив стоял комод с огромным зеркалом — отражение в нем как бы расширяло пространство и усиливало впечатление неповторимой роскоши и красоты.
Катрин повернулась к молчаливому спутнику, чтобы разделить с ним свою радость, но увидела только его спину. Хозяйка замка объясняла гостю, как разжечь огромный камин — за стеклянным экраном уже были сложены дрова. Джеф слушал внимательно, потом наклонился к камину и довольно быстро разжег огонь.
Катрин подошла к окну. Возле него стоял элегантный шезлонг — приятно, должно быть, отдыхать здесь и наслаждаться ландшафтом: зеленой извилистой долиной, скалами цвета охры… Вдруг по спине у нее пробежали мурашки. Эти отвесные скалы за пожухлыми эвкалиптами создают картину суровую, безжизненную и… безысходную. Катрин нахмурилась, недоумевая, откуда взялись такие мысли. Как глупо… Разве может неодушевленный камень вызывать подобные чувства?
Нет, нет, надо отогнать все неприятные мысли. И она с радостью откликнулась на предложение хозяйки осмотреть ванную комнату. Джеф стоял у камина и внимательно смотрел на пламя, словно хотел убедиться в том, что все им сделано правильно и огонь разгорается как положено, хотя не было никакой необходимости разжигать камин — в номере тепло и уютно. Ясно, он все еще не справился с внутренним напряжением и потому старается занять себя каким-нибудь делом, пусть даже ненужным — лишь бы отвлечься.
Ванная оказалась такой же роскошной, как и все остальное. Стены были выложены ослепительно белым кафелем, наверху, вдоль потолка, тянулся сине-зеленый керамический бордюр. В сочетании с синими, зелеными и желтыми полотенцами цветовой эффект получался потрясающий. Пол душевой кабины был ярко-зеленый, цвета весенней листвы. И последний штрих — большая ванна с водой из минерального источника.
Гостья делала одобрительные замечания, хозяйка удовлетворенно кивала головой. Вскоре рассыльный принес чемоданы, а горничная вкатила столик, на котором стояли хрустальная ваза с клубникой и виноградом, бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом и два высоких, тонких бокала.
Наконец процедура устройства закончилась, и гости остались одни.
Джеф стоял спиной к огню, как будто хотел согреться. Выражение лица сдержанное, настороженное, неулыбчивое.
— Прекрасная комната, — в угоду женщине констатировал он.
Ждет, что ли, первого шага с ее стороны? Ведь именно она выбрала этот пансионат. Может быть, сделана ошибка, и он всячески пытается скрыть свое неудовольствие? Или ведет себя так осторожно, опасаясь еще одного отказа?
Но ведь Томпсон сам предложил ей решить, куда ехать! Так или иначе, но он согласился с ее выбором. Значит, снова предстоит принимать самостоятельное решение. Раз Джеф говорил, что главное для него — она сама, то, надо понимать, место, дом, обстоятельства ничего не значат? И все-таки…
— Спасибо тебе за все, Джеф.
В голосе только нежность, только предупредительность. Она всей душой сопереживала ему и понимала, как мужчине сейчас трудно. Так долго ждал этой минуты и теперь просто не знает, что делать. Да, да, он сейчас в растерянности и боится — вдруг потом она возненавидит его за то, что он воспользовался ее беспамятством? Катрин казалось, что ей удалось прочитать тщательно спрятанные от нее мысли.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной.
Слова произнесены так просто, что сердце замерло от предчувствия беды.
— Разве может быть иначе? Ведь ты даешь мне так много…
Горько видеть боль в его глазах. Она подошла близко-близко, положила руки на мужскую грудь. Боже, как бешено бьется сердце под ее ладонью!
— Джеф, пойми, я доверяю себе сегодняшней, а не той, которой была и которой я, может быть, никогда не стану. Пусть даже я потом изменюсь, но сейчас хочу быть с тобой. Это дар моей любви, адресованный только тебе. Забудь прошлое. Думай только о настоящем.
Она наклонила к себе его голову и горячо поцеловала. Джеф обнял ее, привлек к себе, их губы слились в страстном поцелуе, возродившем поток желания.
Катрин чувствовала, как напрягается его тело, как вжимается в нее твердая мужская плоть. Внизу живота у нее сладко заныло. Она прерывисто вздохнула, жадно глотая воздух, переполненная неистовым желанием близости, и зажмурилась.
Ей мало только поцелуев, мало только объятий… Она терлась о его грудь, словно хотела проникнуть в него, раствориться, слиться с его телом. Руки Джефа скользнули ниже талии, прижали ее ближе к пульсирующему источнику его вожделения.
Он отпустил ее губы, чтобы перевести дыхание. Разгоряченная страстью женщина открыла глаза — светлые, горячие, как расплавленный янтарь, пылающие от нетерпения. В этот миг откуда-то из глубин души к ней пришло убеждение, что все между ними началось очень давно, началось, но скрывалось за дверью, которую заперла она сама. Катрин умирала от желания шагнуть за порог, достигнуть земли обетованной, покорить главную вершину единения между мужчиной и женщиной… Между ней и ее единственным мужчиной.
Она глядела в его глаза и видела, что и он сейчас всем сердцем понимает ее, читает мысли и радуется ее страсти, желанию быть с ним. Даже разожми он объятия, связь между ними все равно останется нерушимой — прочная, извечная, данная от природы. Пути назад нет.
Впервые они поняли, как много значат друг для друга.
Джеф расстегнул пуговицу на ее блузке.
— Сними сначала свою рубашку, я хочу прикасаться к тебе, — прошептала она.
Джеф засмеялся. Это был смех счастья. Сердце ее переполнилось любовью и забилось быстрее. Кончиками пальцев, еле касаясь, Катрин провела по его шее, по широким плечам, по сильным мускулистым рукам. Господи, как он великолепно сложен… Ее мужчина, ее возлюбленный! Об этом думалось со странным, глубоким удовлетворением. Только теперь стало понятно, что это такое — главный инстинкт, соединяющий мужчину и женщину.
Джеф снял с нее блузку, расстегнул лифчик, восхищенный и завороженный ее чувственной женственностью, ладонями коснулся груди. Соски напряглись и затвердели. Мужчина глубоко вздохнул и поднял глаза. В них было столько нежности, что у Катрин перехватило дыхание.
— Никогда и ни с кем я не чувствовал такого, — тихо сказал он, наклонился и поцеловал ее грудь. Катрин замерла. Его губы дарили ей невыразимое наслаждение, и в глубине ее лона словно открывался сильный и чистый источник любви. Прижимая к себе его голову, Катрин страстно желала лишь одного — пусть чудо никогда не кончится.
Он выскользнул из ее рук, наклонился ниже, поцеловал живот, освободил ее от остатков одежды. Она растворялась в наслаждении, его теплые губы и язык касались ее обнаженного тела, нежные руки скользили по бедрам…
Но вот он поднялся, и Катрин потянулась к нему. Ее руки торопились обнажить мужское тело. Губы спешили за руками. Только бы он понял, как она ценит и любит его, как он дорог ей… Она освободила Джефа от одежды, его тело вздрагивало от ее прикосновений.
Он повторял ее имя, и она радовалась, что нужна ему, что может подарить ему наслаждение. Женские пальцы пробежали по могучим мускулам мужских бедер, ощущая, как они напрягаются.
Джеф подхватил ее на руки, прижал к себе, отнес на кровать, покрывая поцелуями. Откинув одеяло, положил на гладкие, прохладные простыни и наклонился над ней. Неожиданно что-то остановило его. Ах, это… Ясно, он вспомнил о мерах предосторожности.
— Катрин…
— Забудь обо всем, Джеф, — сказала она, стремясь завершить прелюдию, чтобы соединиться с ним навсегда — плоть с плотью, жизнь с жизнью.
— Хорошо… — выдохнул он, принимая невысказанные доводы, теряя контроль над собой, сгорая в пламени первобытного желания обладать.
Он вошел глубоко в нее, она обхватила ногами его бедра, двигаясь вместе с ним в ритме, переполняющем душу и тело, нетерпеливо стремясь к завершению, которое, словно печать, скрепляет глубокую связь между любящими. О чем она думала? Да ни о чем! Лишь тонула в волнах беспредельного наслаждения, горячего, как расплавленная лава.
Катрин слышала неразборчивую речь, чувствовала бешеное напряжение мужской плоти, пульсирующей внутри нее и разливающей волны жара, которые смешивались с ее собственным жаром, приближая миг сладостного завершения. Руки любимого обнимали ее, прижимали к себе. Ослепленный страстью, Джеф ласкал ее, целовал, завоевывая прелестное тело, словно приветствуя благословенное знание: теперь эта женщина принадлежит ему — вся целиком. А он принадлежит ей…
Катрин отдыхала в его объятиях, наслаждаясь живым, спокойным теплом их близости. Как это прекрасно — ощущать свою предназначенность друг другу, чувствовать правильность принятого решения: отбросить прошлое и принять будущее, тесно связанное с Джефом. С этим человеком все будет хорошо.
Разговаривать ей не хотелось. Вокруг царила прекрасная, мирная тишина, гармония, которую невозможно выразить словами. Катрин чуть шевельнулась, чтобы высвободить ногу. Джеф тут же отреагировал и стал устраивать ее поудобнее — подложил под голову подушки, укрыл одеялом.
Он смотрел на любимую с нежностью. Та улыбнулась в ответ и провела ладонью по его щеке. Интересно, как действуют на него ее прикосновения? Так же сильны его чувства, как и ее?
— Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь? — спросила она.
— Я счастлив. — Широкая улыбка подтвердила сказанное. — Мне хочется петь от счастья.
Легкий смех удовлетворения был отзывом на эти слова.
— Ну так и пой, дорогой. Мы заслужили право делать все, что захотим.
— И чего же тебе хочется?
Как это похоже на него — в первую очередь думает о ней, о ее желаниях. Катрин задумалась на минутку: что бы такое сделать для его удовольствия?
— Давай выпьем шампанского. Мы должные кое-что отпраздновать.
— Замечательно! Наши желания совпадают.
— Только не вставай. Я сама все приготовлю. Мы выпьем в постели. — И, лукаво взглянув на него, добавила: — Мне нравится эта кровать. Особенно когда мы в ней вместе.
Джеф засмеялся. Господи, человек так откровенно счастлив!
Катрин сбросила с себя одеяло и направилась к столику. Джеф провожал ее восхищенным взглядом, как бы ощупывая каждый изгиб ее тела. Оказалось, ощущать подобный взгляд на себе очень приятно. Как упоительно наслаждаться своей властью над этим красивым человеком! Какое счастье — быть желанной! И то, что обнаженной она чувствовала себя так свободно, означало высшую степень доверия к нему. Упоительное, совершенно новое, неведомое прежде наслаждение…
Она принесла ведерко со льдом и поставила на кровать рядом с Джефом. Он лежал, опираясь на локоть. А лицо — сплошная улыбка восхищения. Глаза сияют от счастья.
— Займись-ка пробкой, — приказала ему Катрин.
— Не справлюсь — я не могу отвести от тебя глаз.
Тут возражать не стоит. Катрин отправилась за бокалами, чувствуя, что Джеф с откровенным удовольствием оглядывает ее грудь, ноги, бедра. К черту обед! Шампанское, виноград и клубника — это великолепно!
Катрин поставила бокалы на тумбочку около кровати и вернулась за вазой с фруктами.
— Давай предадимся богемной жизни, — сказала она. — Ты можешь покормить меня клубникой, я придумаю что-нибудь вкусненькое для тебя.
— У меня уже разгорается аппетит, — сказал Джеф, но тон, которым были произнесены слова, убеждал: речь идет явно не о еде.
В вазе с фруктами лежала тисненная золотом серая карточка, романским шрифтом на ней напечатано: «Замок Берроуза». Карточка была оформлена очень красиво. Катрин машинально взяла ее и стала разглядывать. На другой стороне тем же шрифтом выведено: «Добро пожаловать в наш дом», а внизу приписка от руки: «Благодарим за то, что еще раз приехали к нам».
И подпись управляющего.
Катрин нахмурилась.
— Что случилось? — встревожился Джеф.
Она вопросительно взглянула на него.
— Ты сказал, что никогда не останавливался здесь…
— Да, и это правда.
— Значит, это я…
К ней начали возвращаться воспоминания.
Только что обретенное счастье было под угрозой.
— Дорогой, скажи мне правду. — Вопрос прозвучал требовательно. Но что тут спрашивать? Сама все уже знала. И он знал, что она знает. — Скажи, пожалуйста, когда я останавливалась здесь?
Джеф печально улыбнулся, взглянул на нее горьким, усталым взглядом.
— Во время твоего медового месяца, — ответил он. — Ты провела здесь свой проклятый медовый месяц с Гордоном!
Катрин вздрогнула. Какое точное слово — «проклятый»! Она вмиг вспомнила свою горечь, смятение, разочарование… Медовый месяц с Гордоном! Это открытие рикошетом ударило по той близости, которая связала ее с Джефом. И вдруг она почувствовала себя опозоренной и выпачканной грязью, раненой и оскорбленной. Захотелось немедленно одеться, как можно скорее прикрыть наготу.
Катрин бросилась в ванную, вспомнив, что там за дверью висят халаты. Собирать сейчас с пола одежду казалось невыносимым. Мысль о том, что она поверила Томпсону и отдала себя ему, причиняла боль. Здесь, в этом месте… Удосужилась же выбрать именно тот же чертов замок!
— Катрин…
Не обращая внимания на стук в дверь, она сняла халат с крючка, просунула руки в слишком длинные, широкие рукава и туго завернулась в толстую махровую ткань. Хотелось только одного — спрятаться, укрыться, просто раствориться.
Но как можно спрятаться от мужчины, который привез ее сюда? Она разделила с ним постель, предназначенную для новобрачных, безоглядно отдалась ему душой и телом… Как же теперь быть?
Катрин вышла из ванной с высоко поднятой головой, засунув руки в глубокие карманы халата.
— Да, ты прав, — с горечью сказала она. — Медовый месяц с Гордоном был несчастливым. А вернее, как ты изволил выразиться, проклятым. Ни одной женщине я такого не пожелаю. И после самого Гордона ты больше чем кто-нибудь в этом виноват. — Она смотрела на него ненавидящими глазами. Светлая новая жизнь, которую тот сулил ей, враз превратилась в такой черный, душный туман, что впору задохнуться от боли и обиды. — Я никогда не смогу простить тебе это! Ты понимаешь — никогда!
9
Лицо Джефа посуровело. Глаза загорелись решимостью. Мужчина, чью гордость сейчас задели, быстро встал с постели. Не обращая внимания на собственную наготу, прошелся по комнате, подобрал с пола джинсы, натянул их, застегнул, как будто подпоясался перед борьбой. Серые, стальные глаза обжигали. Катрин застыла в дверях ванной, не решаясь двинуться с места.
Впрочем, ей вовсе не хотелось приближаться к нему. Пусть сначала ответит на вопросы, которые теребят душу! Внутри все горело от нанесенного оскорбления, превращая недавнюю страсть в томительную горечь. Он же знал, какие воспоминания у нее остались о «Замке Берроуза», знал, но позволил ей принять это решение, не отговорил, не остановил. Может быть, подсознательно хотел, чтобы память вернулась к ней таким ужасным, болезненным образом? Какая жестокость!
— Объясни мне, Катрин. — Томпсон стоял перед ней, обнаженный до пояса, агрессивный в своей первобытной мужской силе. — Как ты можешь винить меня за то, что случилось у вас с Гордоном в медовый месяц? Меня здесь не было…
— Ты был здесь! — оборвала она его. — Каждый день, каждую минуту! Именно из-за тебя Гордон выбрал для медового месяца «Замок Берроуза» — не для того, чтобы доставить удовольствие мне, а чтобы взять верх над тобой, Джеф! Чтобы потом хвастаться этим перед тобой…
— В этом нет моей вины, — отрубил тот.
Горький смех прозвучал в ответ.
— Я ненавидела тебя еще до того, как узнала.
— Чем же я заслужил подобное?
Женщина смотрела на Джефа, по темному туннелю памяти возвращаясь ко дню свадьбы… Шафер Гордона… его лучший друг и партнер по бизнесу… Мистер Томпсон… очаровательный, любезный, безукоризненно корректный по отношению к ней, но всегда сдержанный, не подпускающий близко, скрывающий, что у него на душе. Сперва это не тревожило. Рядом был Гордон. По крайней мере, она так думала. Откуда было знать, что мистер Томпсон — солнце, вокруг которого вращается вселенная Гордона, а она сама — пешка в соревновании между ними. Ей суждено было демонстрировать преимущество Гордона над удачливым партнером.
— Ты все понимал, Джеф, — убежденно сказала она. — Ты знал Гордона гораздо лучше, чем я.
— Катрин, мужчина всегда знает о другом мужчине нечто большее, чем женщина, — возразил тот. — Гордон всегда говорил мне, что ты — его идеал. На вашей свадьбе я видел, что ты влюблена в него без памяти.
— Но ведь на нашей свадьбе ты видел не только это, верно?
Он невольно отвел глаза.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты знал, что твой дружок готов волочиться за любой юбкой. У него не хватило порядочности хранить верность мне даже на свадьбе. Я прекрасно помню, как ты заговорил со мной о чем-то, а новоиспеченный муж исчез с одной из ваших замужних приятельниц. Точно знаю, что ты это не забыл, дорогой. — Горький упрек прозвучал в ее словах. — Я еще спросила у тебя ее имя. Жаль, но сейчас я вспомнила, что даму звали Эмма Лэндлоу.
— Она… жена одного приятеля, — с трудом выговорил Джеф. — Еще один легкий флирт Гордона… после выпивки. Эта дама ничего не значила для него.
— Но ты покрывал его. Ты нарочно подошел ко мне, чтобы отвлечь на время, пока он… ходил перепихнуться — кажется, это так называется? — с другой женщиной на нашей свадьбе!
Он покачал головой.
— Вот уж подобное мне и в голову не пришло. Не знаю, что тогда случилось между ними. Да и зачем ему это — ведь у него была ты.
— И все же ты остановил меня, когда я пыталась его отыскать.
— Мне просто хотелось оградить тебя от лишней боли. Отношения между Эммой и Гордоном закончились за несколько месяцев до того дня. Я думал, что он просто дурачится, и надеялся, что все обойдется… Но все же я беспокоился, поверь. Хоть ничего не знал наверняка.
— Ты покрывал его. Оба вы одного поля ягоды…
— Многие поступки Гордона я категорически не принимал. Но он мой друг, и я не мог так просто взять и выбросить его из своей жизни.
— Когда в ту ночь Гордон разделся, от него пахло… любовью. Ты понимаешь, о чем я? Этот запах ни с чем не спутать. Он объяснил, что это от его желания быть со мной. Так хотелось верить ему…
— Ради бога, Катрин! А почему, собственно, ты не должна была ему верить? Зачем ему хотеть другую женщину, если есть ты?
— Ему это доставляло удовольствие, какое-то извращенное наслаждение. Оставить шафера на посту, а самому рискованно поразвлечься. Мол, спасибо, друг, что присмотрел за моей невестой. Мы с такими красотками управляемся за пару минут! Наверняка он так тебе и отчитался, когда вернулся. — Откровенное презрение слышалось в тоне, которым были произнесены эти слова. — Я вышла замуж за негодяя, в котором не было и намека не верность.
— Ты вышла замуж за человека, у которого имелись серьезные проблемы. Его воспитывал отец, мать бросила их. Катрин, он так и не научился по-человечески общаться и обращаться с женщинами — разве что на животном, биологическом уровне. Я думал, что когда он женится…
— Ты видел, как он уходил с этой женщиной. И все равно помогал ему.
Джеф вспыхнул.
— Я знал, что ты значишь для него гораздо больше, чем любая другая женщина. Я доверял ему, поэтому ни о чем не стал спрашивать. И Гордон ничего не сказал мне. Потом весь вечер он был так нежен и внимателен к тебе — не оставалось сомнения, что все в порядке.
Катрин чувствовала, что он говорит предельно искренне. А вдруг она несправедлива к человеку? Возможно, тот и не осознавал, что Гордон использует ее, чтобы похвастать преимуществом над своим старым и самым лучшим другом. Но разве можно этого не чувствовать? Жестокое соревнование друзей-компаньонов, должно быть, тянулось долгие годы… женщины, спорт, бизнес… в игру включалось все.
Вероятно, Гордон, пока ухаживал, нарочно не знакомил ее со своим ближайшим товарищем. Женитьба, видимо, представлялась ему еще одним удачным ходом против друга-соперника, у которого как раз недавно брак распался, или же Гордон боялся, что блестящий молодой человек отобьет у него невесту?
Катрин впервые увидела Джефа в церкви за несколько минут до начала церемонии и поразилась, какие они с Гордоном разные. Ее жених, яркий блондин с небесно-голубыми глазами, и его темноволосый друг. Густые черные ресницы, глубоко посаженные глаза. Оба по-разному были необыкновенно красивы. Гордон посмотрел на невесту радостно, ослепительно улыбнулся — и та забыла о красавце, стоявшем рядом.
Кто бы мог подумать, но весь их медовый месяц прошел под знаком Томпсона. Тот постоянно присутствовал в сознании Гордона, даже в самые интимные мгновения.
— Одной меня мужу было мало. — Горечь звучала в ее словах. — На Эмме Лэндлоу он, естественно, не остановился. Как только мы приехали сюда, он сразу начал поглядывать на жену другого гостя, заигрывал с ней и открыто флиртовал. Господи! Ему было все позволено! Как же — душа компании! Организовывал прогулки, устраивал вечеринки, розыгрыши. Я же прекрасно знала, о чем все его мысли. «Джеф позеленеет от зависти, когда я расскажу ему об этом…» Джеф, Джеф, Джеф… Ты оказался для него гораздо важнее, чем я. Юная жена ничего не значила. Человек будто выиграл приз — и поставил его на полку.
— Но я ни о чем подобном даже не догадывался, Катрин. Я же не ясновидящий! В церкви, когда ты шла к нему по проходу, я думал — как же Гордону повезло! Надеялся, что и он это понимает.
— Потому-то ты и помог ему продлить нечаянное и незаслуженное везение, — усмехнулась она. — Заработал очко, спас брак, еще не успевший начаться…
— Я уже объяснил, почему так сделал, — оборвал огорченный собеседник.
— Ты ведь сам назвал мой медовый месяц проклятым. Откуда бы тебе догадываться об этом, если ты действительно верил, что, у нас все в порядке? Гордон никогда не признался бы тебе в обратном. Я — тем более. Особенно тебе!
— Еще бы! Ты никогда мне ничего не говорила. Шарахалась, как от прокаженного!
— Откуда же ты узнал про медовый месяц? — с вызовом спросила она.
— Твой медовый месяц… был несчастным для меня.
Боль в глазах Джефа заставила ее замолчать. Разбираясь в своих отношениях с Гордоном, она и думать не думала о том, что чувствовал тогда его друг.
— Потому что твой любимый компаньон наконец взял верх над тобой?
Лицо мужчины скривилось в болезненной улыбке.
— Я и не думал соперничать с ним. Да о чем речь! Ты же сама выбрала его. Для меня ты была женой моего лучшего друга. Мне пришлось смириться с этим. Но я не переставал терзаться сожалением, что первым встретил тебя он, а не я… Все время думал о вас… представлял тебя с ним… здесь. И умирал от желания быть на месте твоего мужа.
Страсть, звучавшая сейчас в его голосе, разрушила барьеры, которые женщина воздвигла, но ей все еще хотелось окончательно выбраться из путаницы сомнений.
— И ты подумал, что сможешь получить то, о чем мечтал, пока ко мне не вернется память? Поэтому-то и решил рискнуть, не протестуя против остановки здесь, в «Замке Берроуза»? Ты был готов на все — лишь бы добиться своего.
— Господи, Катрин, но ты же сама настояла на том, чтобы остановиться здесь! Твой же выбор. Более того, ты не могла не видеть, что мне это совсем не по душе.
Он отвернулся, поднял с пола рубашку и надел ее. Потом, упорно не поднимая глаз, взял носки и кроссовки, сел в ближайшее кресло, чтобы обуться. Атмосфера в комнате накалилась.
— Но я же спрашивала тебя про «Замок Берроуза». Ты должен был мне все рассказать.
Женщина злилась оттого, что он говорит правду и избегает смотреть на нее.
— Я вовсе не желал, чтобы ты вспоминала именно об этом. — Его глаза горели от возмущения. — Какого черта! Почему я должен напоминать тебе про Гордона и про то, что он с тобой сделал? Это сделал он, а не я! Я никогда ничем не обидел тебя. Никогда!
— Но ты согласился остаться здесь, прекрасно сознавая, что это может оскорбить меня, — возразила Катрин.
— Прекрасно сознавая? Да ничего подобного! Женщина, которая мне очень дорога, приняла решение ехать именно сюда. Ей, видите ли, чутье подсказывает правильную дорогу. Ну я и решил довериться твоим чувствам. На какое-то мгновение мне показалось, что ты именно здесь хотела быть со мной. Чтобы стереть из памяти плохое и… начать все сначала. — Он усмехнулся. — Мне предоставлялся выбор?
Катрин вынуждена была согласиться с его доводами. Действительно, не хотел ехать. Мрачнел на глазах… Но почему не возразил? Почему не настоял на своем? Как допустил этот оскорбительный повтор «медового месяца»?
— Я знал только одно, — продолжал тем временем Джеф, не скрывая горечи. — Тебе нужно было забыть про плохое и перекрыть его хорошим. И я надеялся наконец избавиться от призрака Гордона. Но теперь именно ты вызываешь покойника из небытия, бросая в лицо оскорбительные обвинения. Не знаю уж, за что ты мне мстишь, но с меня довольно.
Он повернулся к ней спиной и пошел к двери.
— Куда ты? — вскрикнула Катрин, замерев от страха.
Вдруг он бросит ее, исчезнет навсегда?
— Хочу подышать свежим воздухом. — Джеф рывком распахнул дверь, потом внезапно остановился. — Я никак не пойму, зачем тебе нужно портить все то, что так хорошо началось между нами?
Прежде чем она смогла собраться с мыслями и ответить, Джеф вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
У Катрин защемило сердце. Дура! Да, да, только непроходимая дурочка может позволить себе вызывать к жизни проклятые призраки прошлого, разрушать настоящее и собственными руками убивать свое счастье.
Катрин вынула из карманов дрожащие руки, провела ладонью по лбу. Как хорошо было не помнить прошлого. Память — зло, если она только зло и хранит. Джеф прав и говорил чистую правду. Он подчинился ее желаниям, делал все, что она просила. Сама заставила его приехать сюда и сама же упрекает. Но откуда взялась в подсознании такая сильная связь между Джефом и «Замком Берроуза»? Более того… Между Джефом и ее проклятым медовым месяцем?
Неужели все эти годы она желала, чтобы с ней был именно друг мужа, а не сам муж? И теперь невольно поддалась желанию претворить в жизнь свои тайные фантазии? Может быть, предчувствовала, что Джефу суждено вернуть ей медовый месяц, который у нее отняли?
Катрин покачала головой. Нет, этот человек ни в чем не виноват. С какой стати ему отвечать за боль, причиненную другим? И все-таки трудно преодолеть навязчивую мысль, что за всеми поступками Гордона как темная тень прошлого стоял Джеф. Но опять-таки, вина ли в том Томпсона? Просто по характеру он гораздо сильнее Гордона. Мужественная, самодостаточная личность. Разве можно обвинять его за то, что он таков, что природа одарила его щедрее, чем братьев по полу? Ах, какая же она упрямая, жестокая, глупая…
Катрин добрела до кресла, пораженная откровениями, касающимися себя самой, провалилась в мягкие подушки, благодарная за уют, и попыталась смирить бурю, бушующую в ее сознании.
Джеф предрекал, что она его возненавидит, и эта ненависть затмит все, что он для нее сделал, все его чувства к ней. Ну вот, он оказался прав. А ей так стыдно, что по ее вине предсказание сбывалось. Этого он явно не заслужил. Джеф ни к чему не принуждал ее. Просто был с ней. За что уже достоин благодарности. Может быть, он всегда был с ней… даже когда она жила с Гордоном? «Любовники», — сказал он, но не в физическом смысле. Сколько же его страданий стоит за этими словами?
Тело ее сжалось при воспоминании об их близости. Как сильно они желали друг друга! В тот миг не существовало ничего, кроме непостижимого влечения, кроме страсти, которую невозможно остановить. Это было… прекрасно. Более чем прекрасно. Удивительно. И совершенно. Ну вот, а она не смогла удержать свое счастье, не сумела оставить прошлое в прошлом. Что ж, придется принять новую жизнь с Джефом? Ведь так хорошо ей еще не было.
Джеф говорил, что никогда не обижал ее. Никогда не делал ничего плохого. Слова, которые нечем опровергнуть. Но тем не менее ей трудно смириться с мыслью, что этот человек лучший друг Гордона… его компаньон в бизнесе. Человек, знавший слишком много про ее неудачный брак. А вдруг ее ненависть к нему — это оборотная сторона любви? Что, если она просто защищается от собственного чувства к Джефу?
Если бы только можно было вспомнить побольше! Годы, прошедшие после медового месяца, скрывала серая пелена забвения. Ни одной картины, ни даже намека. Может быть, к счастью подобное затмение? Или к беде?
Четко она помнит только Рона. Милый малыш, драгоценный ребенок, которого безумно любила и потеряла.
Рон… Взгляд женщины невольно устремился за окно. Скалы! Неприступные скалы на другом склоне долины. Страшная правда настигла ее! Кровь отхлынула от лица — Рон упал с отвесной скалы и разбился насмерть. Гордон погиб, пытаясь спасти сына… Но было слишком поздно… слишком поздно.
И Джеф как-то с этим связан. Он всегда покрывал друга. Нет, нельзя доверять этому Томпсону. Неизвестно, какие мысли и чувства тот от нее скрывает. Рассказывает только то, что считает необходимым. Да, всегда говорит только правду — но, интересно, всю ли правду?
Откуда знать? Но как же страшит собственное незнание. Ясно одно: оставаться здесь с этим человеком больше нельзя. «Замок Берроуза» полон воспоминаний, и избавиться от них не сможет ни он, ни она.
Но что же делать дальше? Необходимо время, чтобы заполнились пробелы ее памяти. Если она и вправду за что-то мстит Джефу, как тот только что сказал, то, по крайней мере, здесь нужно разобраться до конца. Но сейчас подобное просто не по силам. Предстоит ждать, когда утраченные куски прошлого вернет выздоравливающая память.
Уезжать куда-то далеко не хотелось, но возвращаться в мертвый дом, где они жили с Гордоном, просто невозможно. Вспомнилась красивая гостиница, которую они проезжали по дороге сюда, — «Уютный уголок». Пожалуй, стоит пожить там несколько дней и поискать ответы на некоторые вопросы. Захочет вернуться в город — возьмет машину или поедет поездом. От мужа у нее должны были остаться какие-то деньги.
Приняв решение, Катрин заставила себя подняться с кресла и позвонить в гостиницу. Свободные места были. Она зарезервировала за собой номер на неделю. Довольная, что нашла себе пристанище, приняла душ и оделась, потом с сожалением окинула взглядом теплую и уютную комнату, взяла сумку и спустилась вниз. Может быть, однажды они с Джефом вернутся сюда и снова будут счастливы в постели с желтым балдахином. Хотя вряд ли. Не так легко избавиться от призраков прошлого.
Катрин оставила сумку у портье и пошла искать Джефа. Прежде чем вызвать такси, конечно, следовало поговорить с ним. Взглянула на автостоянку — его машина стояла там. Катрин медленно двинулась по дорожке, едва замечая красоту окружающего пейзажа, не глядя на таблички с названиями величественных деревьев. Джефа нигде не было видно.
Она стала спускаться по извилистой тропе в долину, надеясь, что тот не успел уйти далеко. Для долгой прогулки у нее не хватило бы сил. У первого поворота остановилась. Над долиной повис густой туман, скрывая скалы. Катрин призвала на помощь Всевышнего — помоги рассеять туман в ее сознании! Верни былое видение жизни! Самой не справиться.
На сердце опустилась тяжесть, никакой радости встреча с Джефом не сулила, но и просто уехать она не могла. Уж вежливого объяснения-то он точно заслуживает. Кроме того, надо бы извиниться, раз уж хочешь остаться справедливой по отношению к нему. Если она толком почти ничего не помнит, то, может быть, причиняет ему боль совершенно незаслуженно.
Ссутулясь, опустив голову, он сидел на скамейке за третьим поворотом. Погруженный в свои мысли, не услышал, как подошла Катрин. Вид у него был бесконечно усталый.
Сердце Катрин болезненно сжалось. Господи, ну зачем она так жестоко испытывает его терпение? Может быть, хватит терзать и терзаться, пора наконец отбросить сомнения и решиться соединить свою жизнь с ним…
— Джеф…
Мужчина, замерший в угрюмом отчаянии, поднял голову, изумленно оглянулся — не ожидал увидеть ее здесь. Наверное, уже ничего хорошего не ждет от нее… Джеф медленно поднялся, собирая все душевные силы, готовый ко всему. Катрин почувствовала, что он опять вооружается против нее, ее несправедливых слов, упреков. Господи, если бы только им можно было взять и, ничего не говоря, вернуться назад… стать свободными от прошлого. И все-таки пока это невозможно.
— Прости, что я вела себя так жестоко, — произнесла она, понимая, что не сможет выразить словами свои чувства.
— Так и должно было случиться, Катрин. Я знал, что так будет… и все же не могу смириться, — отозвался Джеф, внимательно, с надеждой найти отклик, вглядываясь в ее лицо. — Ты остаешься со мной или… уходишь?
Никакой попытки отговорить. Опять полагается только на ее решение.
— Джеф, ты сам знаешь, как меня тянет к тебе…
— Это что, увертюра? Наверное, ты сейчас скажешь: давай останемся добрыми друзьями?
Голос выдал раздражение мужчины.
Катрин вспыхнула.
— Я не могу позволить себе повторить ошибку, которую уже совершила с Гордоном.
— Почему, дорогая, ты не хочешь довериться своему сердцу?
В вопросе горечь смешалась с надеждой.
— За Гордона я вышла замуж, тоже следуя своему сердцу! — возразила Катрин, понимая, что в ее словах присутствует не столько логика, сколько протест. — Мне нужно время, чтобы все расставить по местам.
— Ты же все прекрасно расставляла по местам, когда ничего не помнила. — Джеф протянул к ней руки. — Перестань заниматься самоанализом. Просто прислушайся к своему сердцу и иди ко мне.
— Не могу. Пока не могу. Пожалуйста… — Она отступила назад, сердце бешено колотилось в груди. — Джеф, я прошу тебя немного подождать.
— Подождать?! — Лицо его исказилось от боли. Несчастный Томпсон пытался взять себя в руки, но безуспешно. — Сколько я должен ждать на этот раз, Катрин? До скончания века? Или пока ты опять попадешь под машину?
— Пока я не поверю тебе!
Человек вздрогнул от этих слов, словно от удара. Потом отвернулся и уставился на кроны деревьев.
— Обманчивая надежда, — проговорил он. — Ты до самой смерти будешь связывать меня с Гордоном.
Неужели так оно и будет?
Катрин не могла ответить на этот вопрос. Муж обманывал ее. Насколько можно догадываться, лучший друг прикрывал его, а возможно, даже поощрял. Смысл? Ну, скажем, хотел, чтобы обманутая жена все узнала и бросилась бы к нему за помощью. Вот тогда в вечном соперничестве друзей-компаньонов он смог бы наконец посчитать себя победителем. Впрочем, возможно, она опять несправедлива, в ней говорит обида за ту удивительно жалкую жизнь, которую ей пришлось влачить с Гордоном.
Кто же еще близко знает Джефа? Кто может рассказать ей, каков тот на самом деле?
И тут же к ней пришел ответ.
Бывшая жена! Джун! Джун Томпсон отыскать будет, видимо, нетрудно. Как известно, та работает в одном из женских журналов…
— Дай мне месяц, — сказала Катрин. — Мне нужно время, чтобы найти точку опоры. И тогда я дам тебе окончательный ответ. Обещаю.
Джеф резко повернулся, взгляд обжигал ее душу.
— А что, если ты сегодня зачала нашего ребенка? Ты хоть сообщишь мне об этом?
Все сжалось у нее внутри.
— Вряд ли такое могло случиться. Я уверена, не могло.
— А если все-таки случилось?
— Я скажу тебе об этом…
Катрин едва шевелила губами. Вот о таком повороте событий она и не подумала! А ведь сама велела не заботиться о мерах предосторожности… Настроение данной минуты не располагало к тому, чтобы дать оценку неожиданно открывшейся перспективе. Первая реакция — растерянность, смятение. Может случиться так, что она останется с ребенком, за отца которого не хочет выходить замуж. Впрочем, это совсем не причина, чтобы паниковать.
— Конечно, я сразу тебе обо всем сообщу.
Голос ее дрожал.
Повернувшись, она почти побежала вверх по тропе. С каждым шагом в ней росла тревога. Жизненно важно — все вспомнить, жизненно важно — поговорить с бывшей женой Джефа. Надо же воспользоваться даже этой малой возможностью, чтобы узнать, что это за человек, каким мужем был, почему развелся… И главное, насколько справедливы ее подозрения и упреки.
10
Катрин провела в «Уютном уголке» пять дней. Прекрасное место для отдыха. К ней вернулся аппетит, она с удовольствием плавала в бассейне, совершала долгие и неспешные прогулки. Здешнее обслуживание оказалось просто великолепным. Знакомств она избегала, да, впрочем, никто особенно и не пытался навязать ей свое общество.
Катрин тщательно перебирала те немногие факты, что подарила ей память, пытаясь воссоздать некую определенную картину. Заставляла себя вспоминать отдельные эпизоды четырехлетнего брака с Гордоном. Хотелось взглянуть на мужа более объективно и постараться понять, почему же тот был по отношению к ней таким непорядочным, что его толкало на путь вечных измен.
После медового месяца он привез ее в их новый дом. Помещение было уже полностью отделано. Обстановкой занимался модный дизайнер, чем Гордон особенно гордился. Он никогда не согласился бы что-нибудь изменить в проекте художника.
На деньги не скупился, поощрял жену на покупку баснословно дорогой одежды и всего того, что добавляло бы значительности их положению в обществе. Она же оставалась хозяйкой его дома, его женой, матерью его ребенка, но вместе с тем занималась и творчеством, что, кстати, тоже льстило самолюбию мужа.
Гордон считал необходимым выглядеть мужчиной, которого окружает все исключительно «первоклассное». Жена тоже значилась в этом ряду.
Джеф прав — Гордон и не пытался разглядеть в женщинах личность. Но Катрин никогда не связывала эту особенность Гордона с его прошлым. Оба они единственные дети в семье и оба в раннем детстве остались на попечении у одного из родителей. Ну и что тут такого особенного?
Так что вряд ли она оставалась с мужем потому, что оправдывала его поступки тяжелым детством. Все дело в Роне. Не хотелось лишать мальчика отца. А тот, кстати сказать, прекрасно ладил с сыном. Видимо, в свое время и отец Гордона вел себя точно так же.
Если основа мировоззрения закладывается в семье, то что же тогда можно сказать о Джефе? Счастливый брак родителей, братья и сестры — юноша всегда, видимо, ощущал надежные тылы, отсюда, возможно, и уверенность в себе, и умение быть своим в любой компании. Такая особенность его поведения сразу бросалась в глаза. Скорее всего, Гордону Джеф виделся человеком, который имеет все. Сильный, одним словом, соперник на их пути к вершине жизненного успеха.
Как могли ужиться зависть к другу и почтение к компаньону? И вообще, как могла годами длиться их дружеская связь, если один из мужчин постоянно выверял свои победы реакцией другого. Это бы и неплохо, но если Томпсон просто жил, просто работал, просто преуспевал, то Гайс, видимо, был лишен подобного спокойного, без взгляда по сторонам, умения жить, общаться с людьми, делать карьеру. Ревность к успеху друга заставляла прибегать к экстравагантным выходкам. Где-нибудь, в чем-нибудь, но обогнать, победить… А в чем? Вот тут и пошли множиться его любовные успехи. В этой сфере он добился ощущения непобедимости. И как в нем соединились два несовместимых желания — гордиться женой и гордиться своими изменами ей?
В сущности, какие отношения были у друзей-компаньонов? Оба крутились в одном деловом мире. Вместе занимались спортом, развлекались на вечеринках — и оба пользовались успехом, хотя всегда казались очень разными.
Джеф предпочитал серьезные разговоры, Гордон упражнялся в остроумии. Джеф вызывал интерес, Гордон заставлял смеяться.
Вот, видимо, почему Томпсон так преуспевал в заключении сделок — он умел слушать. Гайс в разговоре скользил по поверхности, зато делал это легко и блестяще, и никто даже не замечал, что его мыслям и высказываниям недостает глубины. А вот Джеф Томпсон действительно глубокая натура.
Они удачно дополняли друг друга. Наверное, это и было основой их крепкой и продолжительной дружбы. Это же вовсе не говорит о том, что оба «одного поля ягода». Теперь Катрин понимала, что тут допустила ошибку.
Конечно, именно Гордон был одержим духом соперничества, а Джеф даже думать об этом не думал. Он оставался верным и преданным компаньоном.
И лучшим другом.
При жизни Гордона Джеф ни разу не намекнул, что питает какие-то чувства к его жене. Видимо, именно поэтому он никогда не приглашал ее к себе в дом. И никогда не давал понять, что у обманутой жены есть веские причины для развода.
Трудно разобраться в том, как Джеф относился к женщинам — так же, как его легкомысленный друг или совсем по-другому? Видимо, ее, жену друга, он считал неприкосновенной. Но, конечно же, заводил романы с другими женщинами, и это были, насколько можно догадаться, короткие и ни к чему не обязывающие связи. Впрочем, разве у Гордона иначе?
Неужели Джеф и правда считал, что никто из встретившихся ему женщин не может сравниться с Катрин? Или эта версия придумана специально для нее? Как хочется верить в его искренность! И как страшно обмануться…
В понедельник утром Катрин села в поезд. Принятое решение осуществляется — ехать на встречу с Джун, бывшей супругой мистера Томпсона. Всю дорогу до города только и мыслей было, как вести себя с ней. Как построить беседу, что спросить.
В выходные она внимательно изучила списки сотрудников нескольких женских журналов и наконец обнаружила Джун Томпсон. Интересно, почему она после развода не вернула себе девичью фамилию? Очень любопытно.
Каким-то образом надо заставить бывшую жену Джефа встретиться и поговорить об их браке, который длился всего три года.
Кстати, может быть, Джун заинтересуется ее работами? Да, пожалуй, лучше всего начать с профессиональных разговоров. Мистер Томпсон развелся с женой уже давно, так что вряд ли женщину волнует его нынешняя личная жизнь. И все-таки в разговоре с глазу на глаз, наверное, удастся что-нибудь из нее выудить. В конце концов, Катрин — вдова партнера Джефа по бизнесу. Джун, видимо, знала Гордона еще до его женитьбы.
На этот раз Катрин спокойно вошла в свой дом. Когда знаешь чего ждать, проще видятся жизненные реалии. Распаковав вещи, порылась в ящиках письменного стола и обнаружила папку со своими работами. Будем надеяться, что они произведут впечатление на миссис Томпсон и послужат хорошим поводом для деловых отношений.
Около полудня позвонила в редакцию. Ей повезло — оказалось, Джун свободна, и их соединили без всяких промедлений.
— Катрин Гайс? — воскликнул оживленный голос на том конце провода. — Вы случайно не вдова Гордона Гайса?
— Да, — подтвердила Катрин, несколько удивившись тому, что незнакомая женщина сразу же связала ее имя с Гордоном.
— Мы с Джефом недавно говорили о вас. Кажется, вы сейчас работаете над иллюстрациями к детской книге?
— Да, — еле выговорила Катрин.
Ведь Джеф говорил, что почти не поддерживает отношений с бывшей женой…
— Что ж, я очень рада вас слышать. — В голосе Джун звучала искренняя теплота. — И я вам глубоко сочувствую. Какая трагедия — потерять мужа и сына! Гордон был так полон жизни! Прекрасный человек!
— Да, — устало согласилась Катрин.
— Я понимаю, вам трудно вспоминать об этом, но я просто хотела выразить мои соболезнования. Что я могу сделать для вас, Катрин? Можно вас так называть?
— Конечно. — Она была потрясена дружелюбием Джун. — Я хотела бы показать вам свои работы, узнать мнение профессионала. Если бы мы могли встретиться…
— Отлично! Сегодня в четыре часа вас устроит? Я как раз освобожусь. Годится?
— Да. Благодарю вас.
Слишком уж легко и просто все устраивается, даже как-то не по себе.
— Если у вас есть время, мы могли бы потом выпить и перекусить где-нибудь. Я постараюсь подыскать для вас интересные контракты.
Невероятная, необъяснимая любезность! Может быть, Джун Томпсон сама чего-нибудь хочет от нее? Странно… И все-таки не стоит отказываться от заманчивой возможности выяснить некоторые детали.
— Очень мило с вашей стороны, — сказала Катрин.
— Да что вы! Я очень любила вашего мужа. Замечательный, компанейский парень! Понимаю, сейчас вам очень одиноко…
— Спасибо, Джун. Я с радостью принимаю ваше предложение.
— О'кей. Буду ждать вас в четыре часа. Попросите секретаря в приемной проводить вас ко мне в кабинет.
— Еще раз благодарю.
Ошеломленная, Катрин пыталась понять, что происходит. Наверняка Джеф тут ни при чем. Откуда он мог знать, что она захочет встретиться с его бывшей женой? Значит, у Джун есть собственные причины для встречи.
Но все-таки больше всего тревожила другая мысль: а что, если Джеф сказал неправду про свои нынешние отношения с бывшей женой?
Ей так хотелось ему верить! Ну что ж, будем пока считать, что недавняя встреча бывших супругов — одна из тех редких, о которых Джеф говорил. Так или иначе, скоро все прояснится, значит, пока нет повода для беспокойства.
Из чисто женского тщеславия Катрин постаралась одеться и подкраситься наилучшим образом. Ведь ей предстоит встретиться с женщиной, которую Джеф когда-то любил, значит, выглядеть надо как можно лучше. И вовсе не затем, чтобы доказать свое превосходство, просто чтобы чувствовать себя увереннее — настоящим профессионалом.
Строгий элегантный белый льняной костюм подчеркивал изящество фигуры. Катрин не без удовлетворения оглядела себя в зеркале и пришла к выводу, что для подобного случая удачнее наряда не найдешь.
В четыре часа она была уже в редакции. Ее провели в кабинет, битком набитый папками, бумагами и картотеками. Джун Томпсон чувствовала себя здесь как рыба в воде. Излучая жизненную энергию, поднялась из-за огромного письменного стола, чтобы поприветствовать гостью.
Хозяйка кабинета оказалась шикарной блондинкой с модной короткой стрижкой, которая, кстати, очень шла к хорошенькому личику. Ямочки на щеках делали ее улыбку необыкновенно заразительной, глаза искрились — большие, ярко-зеленые, с длинными пушистыми ресницами. Высокая и стройная, женщина выглядела на редкость стильно в облегающей бежевой юбке и светло-коричневой шелковой блузке. Разве что духи у нее, пожалуй, чересчур терпкие и резковатые. Они давали понять, что эта дама привыкла игнорировать мнение окружающих.
Понятно, что такая женщина недостатка в мужском внимании явно не испытывает. Любой почел бы за счастье погреться в лучах ее улыбки. Зеленые глаза светились теплым и искренним интересом. Катрин даже невольно подумала, что Джеф, расставшись с ней, совершил ошибку.
Джун пришла в восторг от рисунков и засыпала Катрин вопросами. Расспрашивала, где та училась, чем занималась раньше, как идет работа над иллюстрациями, какие планы на будущее, и время от времени делала пометки в блокноте. Наконец заявила следующее: мол, журнал собирается опубликовать материал о женщинах-художницах, и, когда подготовительная работа будет закончена, Катрин позвонят, чтобы договориться об интервью.
Покончив с делами, они спустились вниз, поймали такси и отправились в бар при гостинице «Континенталь». Это было уютное, спокойное местечко, где подавали напитки и закуски на любой вкус, а пианист на огромном рояле наигрывал легкую, приятную музыку.
Джун заказала два джина с тоником, два двойных бренди и две тройные порции водки. Катрин постаралась скрыть удивление, но не стала возражать, хотя сочла такое количество алкоголя чрезмерным. Возможно, выпивка развяжет собеседнице язык, а это даже к лучшему.
На их столике стояло большое блюдо с орехами. В ожидании напитков Катрин съела несколько орешков кешью, одобрительно отозвалась об интерьере бара. Наконец официант принес заказ. Джун схватила бокал с джином и выпила его одним духом, словно это был лимонад. Ну что ж, пора начать разговор.
— Я не знала, что вы с Джефом до сих пор видитесь, — сказала Катрин.
Миссис Томпсон рассмеялась.
— О, мы встречались совсем недавно, в субботу. Джеф всегда находит для меня время! Кроме того, мне хотелось поплакаться кому-нибудь в жилетку. Дело в том, что я рассталась со своим любовником…
— Сочувствую, — сказала Катрин с участием, стараясь скрыть неприятное удивление.
Оказывается, отношения бывших супругов не такие уж прохладные.
— На сегодняшний день я одинокая женщина, — продолжала Джун и, улыбнувшись, добавила: — И Джефу это небезразлично.
Катрин с трудом сдерживала тревогу. Сердце забилось. Неужели, расставшись с любовником, Джун начнет предъявлять денежные претензии к бывшему мужу? Пригубив джин с тоником, стала молча ждать продолжения. Пусть Джун сама обо всем расскажет.
— На моего бывшего красавца, я имею в виду любовника, ни в чем нельзя было положиться. — Джун махнула рукой, словно отстраняя от себя человека, с которым жила, и который теперь не стоит ее внимания. — Мне приходилось все брать на себя. Господи, я так от этого устала… И теперь мне нужен мужчина, на которого можно опереться. Основательный, надежный… Словом, такой, как Джеф.
— Вы имеете в виду… опереться в финансовом смысле?
— И это тоже. Но важнее другое. — Джун подняла бокал с бренди и отпила глоток, потом испытующе взглянула на собеседницу. — Я подумываю вернуться к мужу, — сказала она ровным голосом. — Нас все еще тянет друг к другу. К тому же он скоро завершит оформление продажи компании и у него наконец-то найдется для меня время.
Катрин едва скрыла потрясение.
— Я думала, вы давно разочаровались в своем бывшем супруге. Кажется, именно вы начали бракоразводный процесс?
— Да, потому что наша жизнь оказалась не такой, как мне хотелось. Вначале я была безумно влюблена в мужа. Считала его идеалом мужчины.
— Так что же произошло?
Джун усмехнулась.
— Как выяснилось, у него есть дурные привычки… Например, работать круглые сутки, постоянно разъезжать по командировкам. Я чувствовала себя брошенной и ненавидела возвращаться с работы в пустой дом. Мне было грустно и одиноко… А муж говорил, что зарабатывает деньги для нас. Но если Томпсон звонил и не заставал меня — я уезжала куда-нибудь с Гордоном или еще с кем-нибудь из друзей, — то ужасно раздражался. Ему нужно было, чтобы женщина сидела дома и кротко ждала своего повелителя. Что несколько не совпадало с моим представлением о семейном счастье.
— Похоже, он был тогда слишком уж серьезным, — предположила Катрин.
Интересно, подумала она, какому мужу понравились бы прогулки жены в компании «друзей» во время его отсутствия.
— Вот именно! Серьезнее некуда! — Джун закатила глаза к небу. — Нормальные люди обычно пользуются кредитом и выплачивают деньги за дом по двадцать — тридцать лет. Но только не Джеф! Он втемяшил себе в голову, что надо выплатить всю сумму как можно быстрее, потому что мы, мол, не сможем жить нормальной семейной жизнью, если над нами будут висеть долги. Мы, видите ли, не имеем возможности бросать деньги на ветер, но должны по одежке протягивать ножки.
Что ж, подумала Катрин, это говорит о том, что он относился к своим обязанностям ответственно. Правда, всего должно быть в меру.
— Вы никогда не выходили вместе — в гости, в театр или куда-нибудь еще?
— Очень редко, только когда у него выдавалось свободное время. — Джун залпом опустошила очередной стакан. — Но для меня этого было мало. Жизнь превратилась в скучное однообразие. Я видела, что Гордон не жалеет денег на развлечения. А Джеф, едва я на что-то потрачусь, смотрел такими глазами, будто я опустошаю наш общий счет!
Катрин удивленно взглянула на нее.
— Я никогда не думала, что Джеф может быть скупым.
Джун тяжело вздохнула.
— Он просто не понимал, что мне скучно одной. Не могу же я сама себя развлекать! Дело в том, что мы поженились слишком рано. Томпсон все заработанные деньги вкладывал в дело, старался расширить его, укрепить. Это называлось «наше будущее». А Гордон, наоборот, много тратил и много веселился.
— Похоже, вам следовало выйти замуж за Гордона, — сказала Катрин.
— Это уж точно.
А мне — за Джефа, мелькнула внезапная мысль. Обе они вышли замуж не за того человека. Откровение ошеломило Катрин. Наверное, она всегда подспудно это чувствовала, но старалась выбросить из головы в надежде, что все как-нибудь наладится.
— Не грустите. — Джун обворожительно улыбнулась. — Все устроилось наилучшим образом.
— О чем вы?
Катрин не могла скрыть удивления.
— Мы с Джефом довольно долго говорили о вас и о вашей роли в его жизни.
У Катрин упало сердце. Только теперь стало абсолютно ясно, что в этом разговоре с самого начала было что-то не то…
— И к какому выводу вы пришли?
— Ваш поезд ушел, дорогая. Зато я запрыгнула в вагон на полном ходу. — Она подмигнула. — Слава богу, успела! Мы с Джефом вскоре объявим о новой свадьбе.
Было от чего обомлеть! Нет, такого быть не может! Неужели Джеф решил от нее отказаться? Она отчаянно подыскивала слова, чтобы хоть что-нибудь сказать. Джун с невозмутимым и самодовольным видом потягивала бренди.
— Но… но… вы же сами сказали, что должны были выйти замуж за Гордона.
Миссис Томпсон поставила бокал на стол, улыбнулась во весь рот и спокойно проговорила:
— Так было тогда. А теперь все иначе. Теперь у Джефа есть и время и деньги, а я, в свою очередь, согласна подарить ему ребенка. Так что дело сделано.
Она неторопливо поднялась, сунула сумочку под мышку.
— Я хотела, чтобы вы об этом узнали, — сказала она задушевным, сладким голосом. — А с работой постараюсь вам помочь. Желаю всего хорошего.
Медленной, ленивой походкой она направилась к выходу, предоставив Катрин оплачивать счет.
11
После такого разговора не сразу придешь в себя! В такси по дороге домой Катрин думала про Джун Томпсон. Как ловко эта женщина взяла ее в оборот! Быстренько разобралась с прошлым, вывернула все наизнанку, а напоследок нанесла сокрушительный удар… Должно быть, она так же поступала и в своих отношениях с Джефом.
На первый взгляд Джун кажется прямо-таки лучезарным существом — в этом смысле они с Гордоном чем-то похожи. Но не все то золото, что блестит. За светлой оболочкой скрывается холодное эгоистичное сердце. Неужели Джеф мог позволить, чтобы его бывшая жена вернулась? Значит, допустил жестокую ошибку.
Но Джун, без сомнения, достаточно умна. Такой по силам суметь подольститься к мужчине, которого только что отвергли, и воспользоваться такой беспроигрышной приманкой, как ребенок. Удачный ход, ничего не скажешь.
Но Джун не сможет стать хорошей матерью! Уж в этом можно быть уверенной. Скорее всего, родительские обязанности она переложит на плечи отца. Или на няньку. Миссис Томпсон, мило щебечущая над младенцем, меняющая пеленки, не спящая ночами, — да это невозможно даже представить! Использует случай, прекрасно зная, как Джеф хочет ребенка… Разыгрывает спектакль ради собственной прихоти.
Неужели Томпсон решится на такую глупость — снова впустить эту женщину в свою жизнь? Разве ему не хватило одного раза? Катрин так и подмывало немедленно явиться к нему домой и прямо спросить — понимает ли он, на что себя обрекает?
С другой стороны, мистер Томпсон — человек в высшей степени ответственный, разумный. Может быть, он уже все продумал, взвесил и решил, что готов принести некоторые жертвы ради восстановления прежнего брака. В конце концов, Джун — его первая любовь. Когда-то в ней ему виделся образ матери их общих детей. А вдруг этих разных людей и вправду до сих пор тянет друг к другу? Откуда знать?
Конечно, Джун могла попросту бесстыдно солгать о том, что произошло у них с Джефом в субботу. Возможно, выслушав ее излияния по поводу разрыва с любовником, Джеф рассказал бывшей жене про неудачную попытку «начать все сначала» с Катрин. И тогда миссис Томпсон решила быстро воспользоваться ситуацией, чтобы вбить клин между ними, освободить дорогу для себя, заполучить бывшего мужа и принудить его к новому браку.
В таком случае ее нужно остановить, и чем скорее, тем лучше. И к черту все сомнения относительно Джефа! Она верит ему! Если человек все еще ждет ее решения, значит, следует дать ответ прямо сейчас. Но… вдруг уже не ждет, ведь ее недоверие принесло ему столько боли…
Такси остановилось возле дома Катрин, но она не стала выходить из машины. Посмотрела на часы — начало седьмого. Джеф, наверное, уже вернулся с работы. Если нет, можно и подождать. Итак, едем к Томпсону.
Ну хорошо, дождется, увидит его, а что скажет? Отрепетированный текст не понравился. Все так или иначе сводилось к разговору с Джун. А как объяснить человеку свое желание встретиться и поговорить с его бывшей женой? В любом случае он опять обидится… Допустим, можно прямо сказать: «Я хотела понять, каким мужем ты был».
В ответ он, разумеется, обдаст ее ледяным презрением: «Ясное дело… не верила и хотела подтвердить свои подозрения, так?»
Она постарается объяснить: «Мне нужно было узнать, изменял ли ты жене».
Тут он уж точно проникнется к ней полным отвращением: «Ну да… Все еще сравниваешь меня с Гордоном».
Катрин ничего не могла придумать. Сердце сжималось от одной мысли, что Джеф отринет все ее объяснения. Возьмет и заявит: «По крайней мере, с Джун меня не ждут неожиданности. Та не станет без конца проверять меня на прочность и бросать мне в лицо несправедливые обвинения».
Катрин откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Надо же — сама себе устроила невыносимую жизнь! Заварила кашу — теперь придется расхлебывать. Трудно будет выйти из такого положения без потерь.
Сама в «Замке Берроуза» сказала Джефу: «Я никогда тебя не прощу». Ну надо же такое заявить! И все после того, как на себе ощутила его заботу, терпение, безграничную щедрость. А набросилась на человека, будто не Гайс, а Томпсон причинил ей боль! И теперь рассчитывать на прощение?
— Приехали, леди.
Катрин открыла глаза, посмотрела на дом Джефа — его одинокое гнездо… Что же ей делать? Что сказать ему сейчас?
— Опять передумали? — весело спросил таксист.
Вспомнилось их расставание в горах. Слова Джефа про ребенка — он беспокоился, скажет ли она ему про беременность… Мужчина, готовый взять на себя ответственность за все.
Вот если бы действительно речь шла о ее беременности — тогда проблемы отпали бы сами собой. Ребенок стал бы весомым предлогом для пересмотра их разладившихся отношений. И поводом к серьезному разговору, в котором можно все объяснить и сказать с полной ответственностью — она верит ему. Окончательно и бесповоротно.
Обращаясь к водителю, женщина спросила:
— Вы не знаете, где-нибудь поблизости есть аптека? Не могли бы вы отвезти меня туда?
— Нет проблем! — с воодушевлением отозвался тот и ухмыльнулся.
Катрин покраснела. Наверное, таксист решил, что леди собралась на свидание, но забыла кое-что подготовить.
Через несколько минут они подъехали к аптеке. Шофер не стал глушить мотор. Пассажирка с некоторым смущением попросила его подождать, водителя явно обрадовала возможность прилично подзаработать.
Катрин спросила у продавщицы, где и как можно определить беременность на ранней стадии. Та сочувственно отнеслась к просьбе. Помудрила под прилавком и положила перед покупательницей визитную карточку «врача-кудесника», как она выразилась. Пара-тройка дней — и проделанный доктором анализ внесет полную ясность. Катрин поблагодарила и вернулась в машину.
— Поедем назад, — сказала она водителю.
— Как вам будет угодно, леди, — широко улыбнулся тот.
Ну вот и хорошо. Через несколько дней все определится. Результат исследования, по крайней мере, поможет разобраться, на каком она свете.
Но тут неожиданная мысль заставила ее замереть в тревоге: допустим, она в положении, а Джеф в отместку за нанесенную ему обиду переспал с Джун… и та нарочно не приняла противозачаточную таблетку. Тогда обе они могли забеременеть! И Джеф окажется одновременно отцом двоих детей, причем в одно и то же время! Есть от чего впасть в панику!
Вряд ли она имеет право рассчитывать на Томпсона, но стоять в стороне и позволять миссис Томпсон устраивать свои темные делишки тоже не намерена. И даже неважно, кто из женщин в положении, а кто нет. И не надо откладывать надолго серьезный разговор с Джефом. Важно поскорее увидеться с ним, чтобы исправить все, что она натворила в «Замке Берроуза».
Возле своего дома Катрин расплатилась с таксистом. Довольный щедрыми чаевыми, тот пожелал ей большой удачи. Удача и правда очень нужна! А вдруг именно сейчас Джун сидит у бывшего мужа и рассказывает ему свою версию сегодняшней встречи? Она наверняка постарается подорвать доверие мужчины к вдове друга.
Катрин провела беспокойную ночь. Все время вспоминались горькие слова Джефа… «Сколько еще ждать? До скончания века? Или пока тебя опять не собьет машина?» Она все еще не могла восстановить в памяти день автомобильной катастрофы. Но смутно догадывалась, что тогда произошло. Должно быть, Джеф открылся перед ней, а она разозлилась и, по обыкновению, стала приписывать ему черты покойного мужа. Наверное, у огорченного собеседника ее слова вызвали шок. Ведь на него примеряли чужие одежды…
Интересно, приняла бы она любовь этого человека, если бы не потеряла память? Скорее всего, нет. Слишком уж много боли принесли ей годы замужества. Так уж вышло, что в ее сознании всегда связывались Томпсон и Гайс, а потому ей бы не удалось увидеть Джефа в новом свете. Для этого нужно было сбросить груз предвзятости, накопившийся за долгие годы. Но теперь надо убедить его, что возвращение памяти не нанесет их отношениям непоправимого урона.
Иначе победит Джун Томпсон. А этого допустить нельзя ни в коем случае.
Дни, наполненные тягостными раздумьями и неприятными врачебными вмешательствами, как это ни странно, пролетели быстро. Будто события происходили не с ней. Катрин видела себя со стороны: краснеющая от стыда и страха женщина на приеме у врача. Желание скрыть от него свое вдовство. Не выдать смятения.
Она хочет ребенка? Да… Адресованное врачу «да» еще не стало ее собственным убеждением. Конечно, ей хотелось снова стать матерью. Но то, что отцом стал друг покойного мужа, наверное, дурно. К тому же нельзя использовать ребенка, чтобы удержать мужчину. Ни в коем случае не надо этого делать. Если Джеф проявит хоть малейшую неуверенность, она найдет в себе силы отказаться от любимого человека. Но, с другой стороны, следует выполнить данное ему обещание — сказать все о своем состоянии.
Врачебный вердикт подтвердил беременность.
Облегчение, радость и ощущение свершившегося чуда охватили ее. У нее будет ребенок! Наверное, девочка… Дочка — это так чудесно… хотя, конечно, и сын тоже замечательно! Катрин захотелось немедленно все рассказать будущему отцу, и она бросилась к телефону. Но остановила себя. О таком по телефону? Нет. Только при личной встрече. Нужно быть рядом с ним, увидеть его лицо, чтобы понять, как он отнесется к тому, что в ней бьется жизнь его ребенка. Только так можно узнать наверняка, насколько серьезные узы их связывают.
Было еще очень рано. Надо успеть застать его дома, до ухода на работу. Катрин быстро оделась, вызвала такси и вскоре уже ехала к Джефу. По дороге опять продумывала, что ему сказать и как лучше объясниться. Нельзя же с порога выпалить про беременность! Ей нужно сказать ему так много… Или все-таки начать с ребенка? Ведь их будущее дитя лучше всего растопит лед между ними.
Все еще не решив, как себя вести, женщина нажала кнопку звонка. Она никогда в жизни так не нервничала — даже в тот день, когда выходила замуж за Гордона.
Дверь открылась.
Хозяин смотрел на нее с нескрываемым изумлением.
Катрин тоже молча смотрела на него, охваченная воспоминаниями о близости. На нем был короткий халат с глубоким вырезом на груди. Интересно, надето ли что-нибудь под халатом, подумала Катрин и сама же устыдилась направления своих мыслей. Невольно вспомнилось, как же красив он обнаженный. И тут же ее охватило такое сильное желание, что слова, которые она собиралась сказать, напрочь вылетели из головы. Сердце гнало по телу горячие потоки крови.
— Ты?
Надо было выдержать его пристально-вопросительный взгляд.
— Да. Я… Мне хотелось увидеть тебя, — ответила она, изо всех сил стараясь сохранять самообладание.
К ее ужасу, хозяин и не подумал пригласить ее войти. С непроницаемым выражением лица он вышел из квартиры и притворил за собой дверь. Мистер Томпсон явно не хотел, чтобы нежданная гостья вошла в дом. Вот уж действительно более чем основательный повод для растерянности. Откуда эта холодность, жестокость, отстраненность? Разлюбил? Не любил? Или торопится куда-то уходить? Волосы у него были мокрые после душа. Она почувствовала запах лосьона.
Запах-то вроде напоминает прежний, хоть и с примесью нового аромата. Нет былого тепла в глазах, голосе. Несколько дней, как они не виделись, а малое пространство, что сейчас их разъединяет, наполнено какими-то грозными признаками отчуждения. Совершенно очевидно — еще вчера родной и близкий мужчина сегодня не желает ее вторжения в свою жизнь. Явно расположен сократить срок неожиданного свидания. Какая разительная перемена!
— Наверное, есть какая-то важная причина для столь раннего визита?
От его холодности у нее пропало всякое желание делиться новостью о ребенке.
— Я вернулась в город и решила, что надо тебе сообщить об этом. — Катрин старалась потянуть время. — Я все время думала о тебе. Мы… мы расстались не очень хорошо.
Джеф поморщился.
— Да, это было… трудно… для нас обоих. Если ты думаешь, что я обманывал тебя…
— Нет. Ты был прав во всем. Если кого и следует винить, то только меня. Представляю, что ты обо мне подумал…
Катрин с тревогой взглянула на Джефа, бесстрастно внимающего ее словам. Неужели она уже потеряла его?
— Тебя можно понять, Катрин, — ответил тот спокойно. — Это я виноват, что сорвался. Месяц — не такой уж большой срок. Я привык ждать.
— Но, может быть, месяц — слишком большой срок и не стоит ждать так долго?
В тоне звучала надежда, которой, судя по всему, немногословный собеседник не разделял.
Господи, что надо сказать, чтобы быть понятой! «Неужели и так не видно, что он нужен ей? Иначе разве пришла бы…
Однако она увидела лишь бесстрастный взгляд, услышала почти равнодушные слова:
— Ничего страшного, я могу подождать.
Оказывается, слова, даже сказанные тихо, могут прозвучать хлеще оглушительной пощечины. На этот раз пришлось болезненно ощутить на себе, как больно ранен ею этот человек. Нет смысла длить этот разговор. Остается одно — принять его условие. Раз Джеф хочет, чтобы теперь она на себе почувствовала тяжесть ожидания, значит, придется ждать.
Особенно ее пугала его откровенная холодность.
— Наверное, мне просто хотелось быть уверенной, что ты будешь ждать, — медленно проговорила Катрин, все еще надеясь внушить ему, что он ей дорог, что не забыт. Только нужно ли это ему теперь?
Джеф молча кивнул, глядя на гостью ничего не выражающим взглядом. До нее вдруг дошло, что этот кивок означает прощание. Он явно показывает, что хочет, чтобы непрошеная гостья ушла! Она отпрянула, тем не менее ожидая его зова или хотя бы знака, чтобы не уходила, осталась…
Но нет, молчание не было нарушено.
— И еще я хотела узнать, как ты, — жалобно произнесла Катрин.
— У меня все хорошо.
Ну, теперь вовсе нет смысла продолжать разговор. Дура, другого слова не найдешь. Безнадежная дура. Вот сейчас взять бы и, ломая страшный барьер, возникший по ее вине, протянуть руку и дотронуться до его обнаженной груди. Но раз нет уверенности в себе, откуда взяться подобному мужеству?
Наверное, Джеф не доверяет ей. Ведь сколько глупостей она наделала. Во-первых, заставила его остановиться в «Замке Берроуза», повинуясь некоему «чутью». Во-вторых, явилась сюда в столь ранний час — еще один безумный импульс, который явно не приведет ни к чему хорошему.
У нас будет ребенок, кричало ее сердце, но вслух слова не выговаривались. Ребенок не должен быть ловушкой. Может быть, Джеф уже поставил крест на их общем прошлом и сейчас обдумывает свои отношения с Джун.
— Прости, что помешала тебе, — сказала Катрин, леденея от его чудовищного безразличия. — Я ухожу.
— Приятного тебе дня, — вежливо прозвучало в ответ.
— И тебе тоже.
Катрин бросилась прочь, спиной чувствуя взгляд Джефа. А что, если обернуться? Может быть, снова удастся увидеть в глазах прежнюю любовь и желание? Но нет, нельзя оглядываться. Он хотел, чтобы она ушла, и теперь следит за тем, как исполняется его желание.
Значит, так тому и быть! Будем ждать назначенного месячного срока. Другого не остается. И как бы потом все ни кончилось, главное, что через пару недель уйдет навсегда нестерпимая боль ожидания.
12
Вернувшись домой после печального визита, Катрин взялась за рисунки. Нужно постараться обрести почву под ногами. Слава богу, есть работа, которую надо сделать. Если заставить себя работать, время пойдет быстрее.
Но как же невыносимо трудно сосредоточиться. Вот бумага, вот перо, кисти, краски — начни, и все пойдет само собой. Но нет сил собраться с духом даже на первый мазок, чтобы просто нарушить белизну листа, и никак невозможно отделаться от мрачных мыслей о будущем. При воспоминании о встрече с Джефом сердце холодело.
Вдруг раздался звонок, и она с облегчением отодвинула альбом. Неважно, кто там пришел. Только бы отвлечься. Хоть ненадолго. Благодарная неизвестному гостю, она побежала открывать дверь. На пороге стоял… Джеф!
На нем был строгий деловой костюм — должно быть, уже собрался идти на работу. Серые глаза смотрели с пристальным вниманием. У Катрин перехватило дыхание, она даже слова не могла выговорить, только умоляюще глядела на желанного гостя, безумно боясь повторения недавней сцены.
— Я нужен тебе, Катрин?
— Да, — еле выговорила она.
— Ты уверена?
Утвердительный кивок был ответом.
— Точно?
— Да, точно, — еле слышно прошептала Катрин.
Всю неуверенность Джефа как ветром сдуло. Он шагнул навстречу замершей женщине и заключил ее в объятия. Ну вот, и не надо больше ни разговоров, ни мучительных объяснений. Не надо больше сдерживать себя. Ощутив на губах поцелуй, она ответила со страстью, которая с каждой минутой становилась сильней.
Только бы снова почувствовать его твердую волю и абсолютную надежность, получить подтверждение тому, что она желанна, что этот человек связан с ней — глубоко, неразрывно… И никто отныне не сможет их разлучить.
— Люби меня, — взмолилась Катрин. — Люби, как никто и никогда не любил.
Захлопнув дверь, Джеф поднял женщину на руки и понес в спальню. Неважно, что на этой постели она спала когда-то с Гордоном. Прошлое померкло, осталось в другом мире. Есть только этот мужчина. Он для нее и земля, и огонь, и вода, и воздух… Он — ее жизнь.
Они раздевались в бешеной спешке, бросая одежду куда попало. В этот раз уже не было чувства открытия — только страстное желание взаимного обладания, и к черту все сомнения! Они — единое целое, и тела их, уже знакомые друг с другом, неслись навстречу высшей гармонии, сотворенной из хаоса воспоминаний.
Только теперь Катрин поняла, что такое настоящая страсть. С того мгновения, как она впервые содрогнулась от наслаждения в объятиях Джефа, ее не покидала дикая, ненасытная жажда узнать и испытать в полной мере ту радость, которую могут дать друг другу мужчина и женщина. Все ее тайные фантазии ожили, требуя осуществления. Скрытая до поры чувственность вырвалась на свободу, гигантской волной подхватила ее тело и понесла навстречу любимому.
Как это прекрасно — купаться в его нежности, в его любви, отдаваться зову его страсти со свободой, о которой раньше и помыслить не могла. Все ее подавленные желания и инстинкты просили удовлетворения, так хотелось пережить все, что может дать этот прекрасный мужчина, узнать его до конца — немедленно, сейчас же.
И уже не было никакого дела до того, живет ли он теми же мыслями и переживаниями, что и она. Их души и тела соединились в долгой и бурной страсти, прекрасной и неповторимой для обоих. Для нее же — особенно, потому что ничего подобного не пришлось испытать с Гордоном.
Только полное изнеможение усмирило их безумную страсть, но они все равно не могли оторваться друг от друга. Катрин с наслаждением ощущала рядом сильное мускулистое тело, проводила ладонью по гладкой, горячей коже, вдыхала запах его одеколона — не тот, что она почувствовала утром, когда он был в халате. Наверное, прежний, излишне пряный аромат не понравился ему самому и был специально смыт. А нынешний запах более тонкий и… волнующий, — как сам Джеф.
Прежде Катрин намеренно восстанавливала в памяти свою жизнь с Гордоном, а сейчас желание обратное — забыть бы. С ним никогда не было подобной близости, чтобы одновременно сливались тела и души.
Невольно подумалось о жене Джефа. Было ли ему хорошо с Джун? Так хорошо и так необходимо?
Эти мысли неожиданно встревожили. Бывшие супруги наверняка виделись. Вряд ли бы миссис Томпсон стала столь откровенно врать. Вполне возможно и то, что она предприняла попытку соблазнить мужчину, сопротивляющегося ее желанию. Почему он держался так отчужденно на последнем свидании с ней, Катрин?
Но ведь сейчас он здесь. Пришел же!
— Тебе нравилось спать с Джун? — спросила Катрин.
— Когда-то нравилось, — ответил он и засмеялся: — Но ты произвела революцию в моих представлениях о сексе.
Женщина улыбнулась в ответ. Слышать такое неожиданно приятно, однако ситуация с Джун не прояснилась до конца. Мысль о том, что в субботу между ними могло что-то произойти, не давала покоя.
— Ты спал с бывшей женой после развода?
— Да.
Как бы скрыть от человека, столь равнодушно признавшегося, свою тревогу? Что сделано, то сделано, уговаривала она себя. Что бы там ни было в прошлом, теперь все будет по-другому.
— Мне казалось, я смогу вернуть ее. — Джеф усмехнулся. — Это случилось вскоре после развода. Джун сама захотела переспать со мной. Любящий власть над другими никогда своего не упустит.
Камень с души! Ей не о чем беспокоиться? Джеф говорит о том, что произошло давно, еще до встречи с ней. Но сколько она ни уговаривала свою ревность уйти и не возвращаться, все равно не удавалось избежать назойливого вопроса: что связывало и что сейчас связывает его с этой женщиной?
— Ты хочешь сказать, что она использовала тебя в своих целях?
— Что-то вроде того, — отмахнулся он. — Ей хотелось знать, насколько я привязан к ней, сама же она ничем никогда не желала поступиться ради меня. Как только я это понял, то окончательно порвал старые связи. — Джеф нежно провел пальцами по спине Катрин. — Нелегко признать поражение, особенно если ты был верен своему долгу. Не потому ли ты никогда не подавала виду, что знаешь о неверности Гордона?
— Я скрывала это из гордости. Мы часто ссорились из-за его похождений, и он обещал мне… — Судорожный взгляд прервал фразу. — Если бы не Рон… Впрочем, теперь все это уже не важно.
Конечно, самое важное сейчас — это едва зачатая жизнь их с Джефом общего ребенка, но об этом говорить еще не время. Сперва надо рассказать ему о другом: о чувствах, в которых не могла признаться даже себе и которые прятала долгие годы.
— Знаешь, — сказала Катрин тихо, наслаждаясь возможностью ничего не скрывать, — я часто пыталась представить, как это было бы у нас с тобой…
Джеф поцеловал ее в лоб.
— Правда?
— Да. Иногда мне больно было видеть тебя с другими женщинами, и я ужасно на себя сердилась из-за этого.
— Ты на редкость искусно это скрывала, — иронично констатировал Джеф.
Она подняла лицо, чтобы он мог видеть ее глаза.
— Я думала, ты такой же, как Гордон. Теперь знаю, что это чушь. Ты никогда таким не был. Сейчас-то я понимаю, что подобное предположение было для меня как бы… самозащитой. Я стыдилась своих чувств к тебе. Поэтому и стала обвинять тебя в том, чего не было… чтобы победить собственные, меня пугающие мысли.
— Нас всегда тянуло друг к другу, Катрин. Но ты прятала свои чувства так глубоко, что я почти отчаялся. Я никогда даже не предполагал ни силу твоих чувств, ни, тем более, что ты способна в них признаться.
— Ну вот теперь призналась: так было с самого начала. Нас всегда тянуло друг к другу.
Его улыбка подтвердила сказанное.
— По-моему, мы только что убедились в этом. Но, конечно, можно подкрепить убежденность новыми доказательствами.
Женщина засмеялась, перевернулась на спину, соблазнительно вытянулась на простыне.
— Кажется, я уже не в состоянии пошевелиться. — Лукавый взгляд предлагал усомниться в произнесенных словах. — Неужели у тебя еще есть силы?
— Я неожиданно обнаружил огромный прилив сил.
Джеф повернулся к ней, но тут вдруг зазвонил телефон, на что он не обратил ни малейшего внимания. Да и Катрин не сочла возможным переключить свое внимание на что-либо, отвлекающее ее от мужчины, связанного с ней обоюдным желанием. Затаив дыхание, она всем своим существом внимала движениям Джефа. Он вошел в нее — плавно, медленно, осторожно. Это было… восхитительно.
Телефон замолчал, но вскоре зазвонил снова.
— Может быть, это важный звонок. — Он включил в их любовную игру и этот сторонний сейчас момент. — Наверное, тебе лучше ответить. — Не прерывая ласк, оставаясь внутри нее, он поднял трубку и протянул ее Катрин.
— … Брукс, — послышался голос в телефоне.
Имя пробилось к ее сознанию сквозь пелену фантастических ощущений.
— Эстер! Прости… то есть здравствуй, — едва скрывая прерывистость дыхания, проговорила женщина, не остывшая от чувственных переживаний.
— Рада, что ты дома. — В дружеском голосе звучало облегчение. — Я недавно звонила, но никто не отвечал. Уже начала беспокоиться. Ты куда-то уезжала?
— Да. — Катрин дышала с трудом. Джеф не прерывал своих действий — и тут уж было не до посторонних мыслей. — Остановись! — прошептала она ему. — Это мой редактор!
— Скажи, что у тебя как раз прилив вдохновения.
Дьявол, а не мужчина! — подумалось вовсе не в укор возлюбленному. Катрин наслаждалась всем тем, что он с ней и для нее делал сейчас. Но, глубоко вздохнув, тем не менее попыталась — без особого, впрочем, успеха — включить разум.
— Я уезжала… на несколько дней, — выдохнула она в телефонную трубку. — Кажется, ко мне вернулась память. Я уже готова начать работу.
— Ты уже работаешь, — целуя ее, пробормотал Джеф, призывая подругу не отвлекаться от того, что в данный момент было главным, захватывающим, соединяющим их обоих.
— Прекрасно! — Эстер продолжала свое: — Если тебе интересно, то я хотела бы предложить еще один контракт.
— Замечательно!
— Это только начало, — пообещал Джеф. Его глаза смеялись.
— Сможешь приехать ко мне сегодня? — спросила Эстер.
— Дай подумать… — Катрин закрыла трубку рукой и шепотом спросила: — Я смогу сегодня встретиться с моим редактором?
— Может быть… Может быть… — прошептал тот.
— Наверное, да, — сказала Катрин в трубку.
— У меня есть для тебя рукопись, — продолжала Эстер. — Еще одна детская книга. Хотелось бы все обсудить…
О, с трубкой в руке, да еще занимаясь любовью, очень трудно притворяться. Вот-вот наступит завершение…
— Через час… это удобно? У меня есть дела… но к этому времени… я, наверное, с ними… закончу.
— По-моему, это произойдет гораздо раньше, — сказал Джеф.
— Великолепно! Пока!
— Спасибо, Эстер!
Отбой! Выронив трубку, Катрин растворилась во всепоглощающем наслаждении.
Потом любовники вместе приняли душ, чтобы продлить и укрепить волшебную близость, возникшую между ними.
Джеф с огромным удовольствием наблюдал, как она одевается для встречи с редакторшей. Он предложил подвезти ее в издательство, и уже по дороге Катрин сообразила, что они не договорились, когда увидятся снова.
— Мы сегодня еще встретимся?
— Пожалуй, стоит сходить куда-нибудь поужинать. Есть ведь все-таки нужно. — От его взгляда у нее закружилась голова. — Будешь готова к половине восьмого?
— Как по звонку, — рассмеялась в ответ Катрин.
И опять не нашлось времени сказать ему о ребенке. Отложим до вечера… Господи, как же все хорошо! Впору проверить, не сон ли. Никогда еще не было ощущения такого полного счастья.
А впереди — самая прекрасная ночь в жизни!
13
Катрин как на крыльях впорхнула в здание издательства. Счастье переполняло ее, энергия била ключом. Но на площадке возле лифта по дороге к кабинету Эстер радость на мгновение померкла. Вспомнилась женщина в желтом костюме.
Именно здесь произошла та странная встреча, оставившая, как оказалось, свой след в памяти. Они знакомы. Загадочная дама занимала какое-то место в ее прежней жизни. Перед глазами смутно вырисовывался образ красивой женщины… Только та одета была не в желтое… Черная леди… Леди в черном. Просто зло берет, что из сознания ускользают едва возникающие детали, которые могли бы помочь вспомнить. Черная леди… Совершенно ясно, ничего приятного с ней не связано. Но что-то же связано? Что? Вполне возможно, что красавица в желтом — просто-напросто одна из многочисленных пассий Гордона. А черный цвет, в который окрашено воспоминание, всего лишь негативный отсвет ее прежней оценки.
Ну и тут он с ней. Не стоит об этом думать. И все-таки где могли пересечься пути Гордона и деловой женщины из верхов издательского мира?
Миссис Гайс сообщила любезной секретарше, что ей назначена встреча, и была препровождена в кабинет Эстер. Та радостно приветствовала гостью и поторопилась перейти к делу. Новая книга, которую издательство хотело предложить художнице, была написана в жанре фантастики, действие происходило на далекой выдуманной планете. Для иллюстратора само описание планеты и ее жителей открывало огромные творческие возможности.
Эстер рассказала, сколько цветных иллюстраций предполагается сделать для книги, и посоветовала обратить особое внимание на обложку, которая должна сразу же останавливать взгляд любителей такого рода литературы. Эстер не сомневалась, что книга станет бестселлером.
Катрин дала волю воображению, и первые же наметки, идеи так понравились Эстер, что незамедлительно было предложено подписать контракт.
— Условия контракта более чем выгодные, — сообщила милейшая работодательница.
— Ничего не имею против, — улыбнулась Катрин, и тут же неожиданно для себя и, видимо, для собеседницы поинтересовалась: — Ваше издательство сотрудничало с какой-нибудь определенной фирмой по обеспечению техническими средствами?
— Да, и теперь все оборудование работает прекрасно.
У Катрин пересохло во рту.
— И как давно существуют ваши связи?
— Пару лет, я тогда только начинала здесь работать.
— Вы случайно не помните, кто руководил установкой?
Карие глаза Эстер засверкали.
— Еще бы! Разве можно забыть двух потрясающих красавцев? Я таких никогда в жизни не видела. Конечно, меня им даже не представили! Они работали только с начальством.
— А как называлась компания?
— Сокращенно — «ГИД».
Гордон и Джеф! А дама в желтом — начальство, с которым они работали. Значит, связь все-таки есть.
— Что-то случилось?
— Нет, все в порядке. — Катрин попыталась выдавить улыбку, но ворота в память уже распахнулись настежь, и прошлое ринулось к ней навстречу.
Не в желтом, нет… В черном…
В черном!
От дурного предчувствия замерло сердце.
Похороны!
Красавица в трауре… Это она рыдала на похоронах, это для нее у Джефа не нашлось времени, хотя мог бы подойти и утешить.
Вот теперь вспомнилось все! Рон, Гордон и Сара Картер в горах. Джеф, спускающийся по отвесной стене. Сара Картер… единственный свидетель того, что произошло. Знает, как упал Рон, и как Гордон не смог удержать собственного сына на краю пропасти.
Сара засвидетельствовала: Рон бежал за мячом. Но, спрашивается, что она сама и Гордон делали в это время?
В историю с мячом никогда не верилось. Рон был очень осторожным мальчиком. Послушный ребенок, он не стал бы без нужды подвергать себя смертельной опасности. Да, очень любил играть с мячом, но никогда не прыгнул бы за ним с обрыва. Вероятней всего, Рон попросил бы отца ему помочь…
— Катрин? Что с вами?
Вопрос вернул ее к действительности.
— Вы бледная как привидение.
Эстер с тревогой смотрела на гостью.
— Немного закружилась голова, — извинилась та. — Я так замоталась сегодня, что не успела позавтракать.
— Простите. Надо было предложить вам чашку кофе. Хотите? С молоком и сахаром?
— Да, пожалуйста. Один кусок сахара.
— Сейчас принесу. И немного печенья, идет?
Эстер вышла из кабинета, а Катрин вернулась к своим размышлениям. Слишком уж они личные и болезненные… невозможно ни с кем поделиться. Но отбросить напрочь тоже нельзя.
Сара Картер. Начальница Эстер. Это она велела Эстер подписать контракт со способной молодой художницей, предоставить ей полную самостоятельность в творчестве. Если бы не случайная встреча возле лифта, о заботливой руководительнице можно было вообще ничего не узнать. Однако судьба распорядилась по-своему.
Одно совершенно непонятно: почему эта женщина вообще рискнула дать незнакомой художнице работу? Зачем ей нужно было таким образом лишний раз вспоминать о трагедии, которая произошла у нее на глазах? Предположим, что та просто не обратила внимания на ребенка. Так сказать, трагическая небрежность. Но можно предположить и нечто худшее…
С другой стороны, за виной следует раскаяние. Эстер говорила, что Сара Картер только взглянула на работы Катрин — или на имя их автора? — и тут же приказала заключить контракт. Что, если мотив ее действий выглядел так: Рон ушел навсегда, но, работа, может быть, хоть как-то поможет убитой горем матери. Не об этом ли думала тогда Сара Картер?
Возможен другой вариант. Скажем, высокий профессионализм начальницы, составной частью которого является умение безошибочно угадывать степень одаренности художника, когда личные переживания уходят на задний план. Лишь бы все шло на пользу фирме. Эстер вряд ли кривила душой, находя работы талантливыми. С изрядной долей сомнения можно предположить, что и мисс Картер с высот начальственного кресла разглядела талант у жены покойного приятеля.
Если раньше первостепенной была проблема возврата памяти, сейчас дело усложняется: предстоит внедриться в незнаемое. Надо как можно скорее узнать всю правду о том, что и как произошло в тот ужасный день. Катрин попыталась в очередной раз одернуть себя: стоит ли опять копаться в прошлом, когда столько надежд на будущее? Зачем снова бередить едва затянувшуюся рану, связанную с потерей сына? Рона все равно уже не вернешь. Скоро родится другой ребенок, и нервный срыв будущей матери вовсе не пойдет во благо его здоровью.
Рядом есть любимый, надежный человек. И на данный момент это главное. Человек, которому можно верить. И тот упорно свидетельствует: Сара Картер поехала с ним, а не с Гордоном. Нет никаких оснований подвергать сказанное сомнению. Но ведь Сара знала обоих — и Томпсона и Гайса. Возможно, поехала с Томпсоном, но с ним ли хотела быть?
Конечно, Джеф вне подозрений, но он многое говорит и делает, руководствуясь только одним — чтобы ее, Катрин, оградить от лишних переживаний. А такая позиция допускает замалчивание деталей, перестановку акцентов. И даже невинную ложь во спасение. Вот, скажем, он отстаивает версию с мячом, а верит ли сам, что подобное могло случиться? Или снова смягчает удар, болью отдавшийся в сердце несчастной матери? Звучит правдоподобно: ребенок заигрался, непредвиденная трагическая случайность — мяч летит вниз, все происходит так быстро, что ни вмешаться, ни помочь невозможно… Не слишком ли складно и логично? Самого-то Джефа в тот миг не было рядом.
И Сара Картер… что она за человек? Что знает, что скрывает, что движет ею сейчас?
Вернулась Эстер с подносом. Катрин заставила себя выпить чашку кофе, съесть одно печенье. Собеседница неумолчно тараторила про условия контракта, но ее слова не были услышаны. Сара Картер — вот кто занимал мысли. Да что там думать про выдвинутые издательством условия! Пусть Эстер к завтрашнему дню напечатает контракт и перешлет его по почте. На том и закончился не столько их диалог, сколько затянувшийся монолог редакторши.
— Ну, тогда все. — Эстер улыбалась.
— Наверное, да, — вздохнула художница.
— Может быть, вас проводить?
— Нет. Спасибо. Со мной все в порядке, — заверила миссис Гайс.
Она уже решила, что предпримет дальше, и не хотела, чтобы Эстер была в курсе дела.
Надо встретиться с Сарой Картер! А это не имеет никакого отношения к издательским делам.
На прощание она кинула несколько благодарственных слов Эстер.
— Спасибо еще раз за заботу. Я постараюсь все сделать наилучшим образом.
— В чем я не сомневаюсь.
Расстались добрыми друзьями, после чего Катрин прошла вдоль коридора к столу секретарши, предполагая, что предстоит преодолеть некоторые трудности. Наверняка Сара Картер не захочет ее видеть. Но ничего, заставим недоступное начальство повернуться лицом к настойчивой посетительнице. И в конце концов, у нее есть право знать, как и почему погиб Рон!
— Я хочу поговорить с мисс Картер.
В ее голосе звучала непреклонная решимость.
Секретарша с сожалением улыбнулась:
— Мисс Картер очень занята. Вам следует записаться к ней на прием.
— Я требую, чтобы вы немедленно, прямо сейчас, сообщили мисс Картер, что миссис Гайс хочет с ней встретиться. Это касается гибели ребенка.
Секретарша изумленно вытаращила глаза:
— Одну минуту.
Ответные действия последовали незамедлительно. Личная секретарша Сары Картер пришла в приемную за миссис Гайс пригласить ее в кабинет.
Сара Картер стояла за рабочим столом. Она не сделала ни одного движения навстречу посетительнице. Обе женщины смотрели друг на друга как противники, как соперницы. Слишком много личного лежало между ними. Катрин с удовлетворением отметила слабые признаки тревоги и напряженности на красивом лице мисс Картер: усталость в глазах, сжатые губы и резко поднятый подбородок.
Сегодня на Саре был ярко-зеленый костюм, который очень шел к ее темным глазам и волосам. Но слишком свежи были воспоминания о женщине в черном, чтобы плениться этим красивым фасадом.
— Чем я могу помочь вам, миссис Гайс? — Вежливый вопрос сопровождался жестом, приглашающим сесть.
— Я хочу знать правду о смерти моего сына, — отрезала Катрин.
— Но я уже все рассказала на следствии. Мне нечего добавить. Извините…
— Вы лгали.
Сара Картер подняла свои великолепные брови.
— Это очень серьезное обвинение.
— Кто достал мяч, который… как предполагалось, упал с обрыва?
На щеках начальницы проступили красные пятна.
— Я… я не знала, что его достали.
— Не кажется ли вам странным, что он оказался среди вещей Рона, когда полиция вернула их мне?
— Я не понимаю…
— А я знаю, что вы лжете.
— Думаю, нам следует прекратить этот разговор, миссис Гайс. Знать и доказать — это разные вещи.
— Вас могут обвинить в даче ложных показаний, — произнесла Катрин с угрозой в голосе, надеясь вырвать признание.
В прекрасных глазах Сары читался вызов.
— Вот тогда я и отвечу… если будет необходимость. И расплачусь за то, за что должна платить… если только должна.
— Вы можете оказаться за решеткой.
Мисс Картер оценивающе прищурила глаза.
— Возможно, вы до сих пор не понимаете, как вам повезло, — проговорила она нарочито медленно. — У вас есть друг… Джеф. Но вы можете потерять его… навсегда.
— Скажите мне правду, мисс Картер.
— Не могу.
— Что случилось там, на краю обрыва?
— Только один человек может рассказать вам об этом.
— И этот человек — вы.
— Нет.
— Тогда кто же?
— Джеф Томпсон.
14
Больше ничего из Сары Картер вытянуть не удалось. Но и услышанного было достаточно, чтобы встревожиться. Откуда такая уверенность, что только Джеф сможет рассказать правду о смерти Рона? Неужели Томпсон утаил, где был во время несчастного случая?
На этот раз у него уж точно нет нужды покрывать Гордона. Может быть, Джеф сам каким-то образом виноват в случившемся? А если не он, то эта Картер… Или же виноваты были все трое взрослых, и Сара с другом погибшего договорились похоронить печальные воспоминания — ради тех, кто остался жив?
Мысль показалась отвратительной. Не хотелось думать, что Джеф каким-то образом замешан в историю, которая привела к смерти ее сына. Этого просто не может быть! Почему вдруг Сара заявила, что Катрин повезло иметь такого друга, как Томпсон? И говорила с такой убежденностью! Должно быть, у нее есть на то веские причины.
Впрочем, Катрин и без этих заявлений полузнакомой дамы знает, чего стоит Джеф. Подвергать опасности свое будущее с Джефом? Ну уж нет! Наверняка имеется достаточно разумное объяснение его поведению в тот страшный день. Так что лучше забыть о прошлом и думать о настоящем.
Но что толку повторять это себе снова и снова, раз все равно никак не отвязаться от мрачных мыслей. Надо выяснить все раз и навсегда. Только тогда прошлое окончательно останется позади.
Нет смысла дожидаться ужина. Да и не сможет она сейчас наряжаться — настроение отнюдь не праздничное. Нужно как можно скорее поговорить с Джефом о гибели Рона.
Томпсон говорил, что заедет за ней в половине восьмого — значит, около шести он уже вернется с работы домой. Бог с ним, с этим ужином… Надо ехать прямо к нему домой.
В начале седьмого она уже звонила у двери квартиры мистера Томпсона. Ей не пришлось долго ждать — дверь отворилась почти мгновенно. Джеф обескураженно смотрел на нее. Он только собирался переодеться, а пока был в том же халате, что и утром.
— Я не могла не приехать, Джеф, — виновато сказала Катрин.
— Что-то случилось? — спросил он с беспокойством, чуть нахмурив брови.
Неожиданно она явственно почувствовала тот же запах, что шел от него утром, — резкий, пряный… Похожий на лосьон, но с примесью чужого аромата. Это почему-то встревожило. Странно, ведь не брился же он сейчас. Но, впрочем, что за дурацкие мысли? Есть вещи поважнее.
— Можно мне войти?
Он нахмурился еще сильнее.
И вдруг из гостиной послышался голос:
— Налить тебе чего-нибудь выпить, дорогой?
Голос Джун!
Так вот чей это запах… Это же духи миссис Томпсон! Именно их она почувствовала утром, когда Джеф не впустил ее в квартиру. И вот опять… после всего, что произошло сегодня!
У Катрин остановилось сердце, руки похолодели. Глядя на Джефа невидящими глазами, она выкрикнула:
— Значит, ты все же не смог подождать месяц?
От мучительной боли невозможно было вздохнуть. Всю себя отдать ему, а взамен… Что же он сделал с ней? Попросту самоутвердился? Удовлетворил свою похоть?
Лицо Джефа окаменело. Он протянул к ней руки.
Но Катрин отшатнулась и, резко повернувшись, бросилась к лифту.
— Катрин…
Голос полоснул по сердцу — жесткий, требовательный. Она шагнула в кабину лифта. Хотелось только одного — поскорее исчезнуть отсюда. Невыносимо так унижаться в глазах торжествующе-злорадной Джун. Может быть, сама виновата, что Томпсон вернулся к Джун… Впрочем, сейчас ему нет оправданий. Так поступить после того, что было сегодня утром!..
Джеф не дал дверям лифта закрыться и заслонил ладонью кнопку, чтобы нельзя было ее нажать. Он тяжело дышал, глаза горели гневом.
— Будь я проклят, если позволю тебе еще раз навесить на меня фальшивые обвинения! Я не Гордон! Эта женщина в гостиной — моя бывшая жена. Джун всех мужчин называет «дорогой». Так принято в мире, где она живет.
Слезы растерянности и смущения хлынули из глаз Катрин.
— Но она… ты…
— Прошу тебя, вернемся и поговорим спокойно. Для начала я хочу, чтобы ты познакомилась с ней.
Душевное смятение не помешало понять: его гнев — это гнев несправедливо обиженного человека, поставленного к тому же в двусмысленное положение.
Катрин молча смотрела на Джефа. Тот нетерпеливым движением вернул ее из лифта, полный решимости раз и навсегда разрешить конфликт, вызванный взаимным непониманием. Катрин подчинилась и молча последовала за ним. Только этого еще не хватало — встретиться лицом к лицу с Джун! От одной мысли об этом кружилась голова. Хозяин дома закрыл за собой входную дверь и подвел ее к гостиной. На пороге оба остановились.
Джун сидела на высоком стуле перед баром, держа в руке бокал с мартини. Ей явно доставляло удовольствие чувствовать себя хозяйкой, а еще большее — показывать это. Поза, выражение лица, ленивые движения в привычном мире вещей, даже одежда — все работало на образ, который бывшая супруга, тщательно продумав, создавала себе на радость, гостье — к огорчению. На ней была свободная футболка, скорее всего принадлежавшая Джефу волосы всклокочены, как будто человек только что встал с постели и застигнут непрошеной гостьей. Обернувшись, она одарила пару, замершую на пороге комнаты, ослепительной улыбкой. Прямо-таки расцвела. И что же теперь? Надо ответить подобной же улыбкой? Ну уж нет! С какой стати принимать условия чужой игры?
Хозяин прошел вперед, встал между двумя женщинами.
— Катрин, познакомься, это…
— Мы уже познакомились недавно, — оборвала его Джун, поставила стакан на стойку и с очаровательной простотой соскользнула со стула. Потянулась — грациозно, как кошка, тонкая ткань футболки подчеркнула линии тела.
Джеф нахмурился.
— Ты не говорила мне, что вы встречались.
Та повела плечами, шагнула к мужчине, выбросив вперед руки, будто заготовив объятие.
— Дорогой, мой рассказ ничем бы тебя не обрадовал. Единственное, что миссис Гайс сказала справедливого о тебе, так это то, что ты не жаден к деньгам. Зато я… — завершив запланированное объятие, женщина прижалась к мужскому торсу, — прямо-таки превозносила твои многочисленные достоинства, которые, чего уж лукавить, я очень ценю. В самом деле ценю…
Она мурлыкала, как кошка, от фальшивости тона мороз шел по коже.
Джеф холодно освободился от обнимающих его рук.
— Не понимаю, что за игру ты затеяла, что-то в ней мне очень не нравится. А теперь прекрати спектакль и сама объясни Катрин, почему ты здесь.
Джун не выказала ни секундной растерянности.
— Дорогой, миссис Гайс в курсе дела, что я теперь снова одинока и нет никаких препятствий для того, чтобы наконец вернуться к тебе. Какой прок, если я снова скажу уже сказанное? Неужели человек все еще не понимает новую расстановку сил? Все прекрасно понимает!
Джеф перевел взгляд на миссис Гайс.
— Ну и что ты понимаешь, Катрин?
И этот мужчина, сделавший ее участницей недостойного спектакля, тоже лгал… Скрывал же, что бывшая жена живет в его доме. Предположим, у него могли быть на то причины. Ну и ладно. Главное в другом, и это совершенно очевидно: между ними нет никакой близости.
Абсолютно никакого чувства со стороны Джефа. Джун блефует, попросту разыгрывает представление.
— Твоя бывшая жена сказала мне, что вы вскоре объявите о возобновлении брака, — холодно произнесла Катрин.
— Да никогда в жизни! — Ответ прозвучал так решительно и категорично, что не оставалось никаких сомнений в его искренности. — Значит, вот почему ты спрашивала о ней сегодня утром, Катрин?
— Да.
— И ты не поверила мне?
В тоне, которым были произнесены слова, угадывалось почти негодование.
— Я поверила тебе. Тогда — поверила. Прости, что засомневалась сейчас. И меня тоже понять можно — услышала ее голос, почувствовала запах ее духов…
— Она залила ими мой халат, а у меня не было времени получить другой из стирки. — Томпсон повернулся к бывшей жене, смерив ее презрительным взглядом. — Что же ты за человек такой! Откуда столько лжи, злости, интриганства? Ну и сука же ты, Джун. Отъявленная сука.
— Почему? Потому что у меня хватает мужества бороться за то, что я хочу иметь? Когда-то нам было хорошо вместе. Могло бы быть хорошо и на этот раз.
— Ты же сама прекрасно знаешь: то время ушло навсегда и бесповоротно.
Джун, хитро прищурившись, посмотрела на Катрин, будто приглашая ее в свидетели.
— Но ты ведь разрешил мне остаться здесь? Остаться с тобой.
— Только потому, что в очередной раз пожалел тебя. — Его губы кривились в насмешке. — И напрасно. Ты всегда будешь кусать руку, которая тебя кормит.
— Как же ты неправ сейчас, дорогой. Я способна дать все, что тебе надо…
— Мне от тебя уже давным-давно абсолютно ничего не надо.
— Я могу подарить тебе ребенка…
— Ребенка? От тебя! Ну, уж об этом даже не думай!
Джун окинула оценивающим взглядом соперницу.
— А что, если эта миссис Гайс не захочет остаться с гобой? Не разбрасывайся тем, что имеешь. Я способна родить тебе много детей, готова дать тебе настоящую семью. Прошлое не отпускает так быстро. Когда-то ты дорожил всем тем, что связано со мной.
Джеф стиснул зубы.
— Хватит! Прекрати спектакль! Роль, тобой сегодня сыгранная, явно тебе не по способностям. Одевайся и уходи. Уходи из моей жизни навсегда! Немедленно! И никогда, слышишь — никогда! — не возвращайся. По отношению к тебе уже нет не только доброго чувства, а даже жалости.
— Ну и дурак же ты! Подумай, если бы ты и я…
— Немедленно убирайся! — прозвучал короткий приказ. — Если ты не уйдешь сию минуту, я выброшу твои вещи на лестницу. Тебе придется одеваться там.
Злобно взглянув на опешившую соперницу, Джун проплыла мимо Джефа к выходу. Воцарилась напряженная тишина. Только когда за актерствующей дивой захлопнулась дверь комнаты, он повернулся к Катрин. Во взгляде его соединились горечь и вызов.
— Джун заявилась сюда в субботу вечером. Она поссорилась с любовником. Вид у нее был ужасный, все руки в синяках. Плача, она попросила оставить ее здесь ненадолго, пока не подыщет себе квартиру. Если хочешь знать, она спала в кабинете.
— Я верю тебе, Джеф, — тихо сказала Катрин.
Тот сжал губы и покачал головой.
— Понимаю, Джун подстроила так, чтобы ты пришла сюда и застала меня с ней. Вот ты и попалась на удочку.
— Нет. Я и представить себе не могла, что она здесь с тобой. Я пришла утром потому… — Ну что, решиться наконец сказать ему про беременность? Пока Джун разыгрывала свой спектакль, это было невозможно, но сейчас-то… Впрочем, не сочтет ли он сказанное за желание быстрого оправдания? Да и Джун еще в доме. — Я очень плохо спала. После встречи с твоей бывшей женой я поняла, как слепо, глупо и несправедливо судила тебя. И еще поняла, что не желаю ждать ни дня, что ты мне нужен сейчас, сегодня, завтра… Всегда!
Молча смотрел на нее любимый, будто неожиданное и горячее признание озадачивало его.
— Я не мог понять, почему ты пришла. Ты говорила, что хочешь подождать месяц. А тут как на грех заявилась Джун, и я испугался — вдруг ты снова заподозришь меня в том, в чем я не виноват, а доказать свою правоту не сумею.
— Так оно едва и не случилось. Прости.
Джеф покачал головой.
— Вот и я вынужден сказать: прости. Я виноват, что позволил говорить о тебе с Джун. Понимал, что не самый лучший вариант — беседовать с бывшей женой на такие личные темы. Но думал, пусть лучше сразу и от меня узнает, что рассчитывать ей не на что, что возврата к прошлому нет. Разве могло мне прийти в голову, что моя откровенность будет использована нам с тобой во вред? И тем не менее — прости. Надо было хотя бы предупредить тебя, что подобный разговор с моей бывшей дражайшей половиной состоялся…
— О, не оправдывайся. Теперь-то все понятно. Просто нам обоим надо наперед знать — любое умолчание уже немножко попахивает ложью и неизбежно становится угрозой для искренности отношений. Я-то терзаюсь сейчас больше своей виной, а не твоим просчетом. Ничего этого не было бы, если бы я не выдумала искусственного расставания на месяц. Какая глупость! На целый нескончаемый месяц разлучать себя с человеком, с которым не хочешь расставаться ни на день… Вот и решила: сама придумала подобную дурь, сама и признаюсь в собственной глупости.
— Принимаю твое условие — никаких умолчаний. Поэтому прошу тебя, скажи, ты действительно только поэтому и пришла сейчас ко мне? Поясню вопрос: не было ли это подсознательно связано с желанием в очередной раз учинить мне проверку? Все время боюсь, что ты снова и снова мучаешься какими-то сомнениями в отношении меня…
Стоит перед ней красивый, статный, сильный мужчина, а в глазах его покорная печаль, жалобный упрек, растерянность. Боже, что же она за человек такой — все время заставляет самую близкую ей душу страдать, оправдываться! Через что она принудила пройти своего любимого!
— Джеф, пожалуйста, прости мне все эти дурацкие сомнения. Но и, клянусь, я пришла сюда не за тем, чтобы проверять тебя. Мне и в голову не могло прийти, что я могу застать здесь эту женщину. — Катрин положила руки ему на грудь, заглянула в глаза. — Поверь, я уже не провожу параллели. Ты это ты, и не нужны никакие сравнения.
Джеф сжал запястья ее рук, мучительная боль отразилась в его глазах.
— Между нами должно быть доверие, дорогая.
— Обоюдное. Ведь ты же не сказал мне, что Джун живет у тебя…
— Да, теперь-то я понимаю, что умалчивание сродни лжи. Я… — Он глубоко вздохнул. — Господи, когда это кончится? Я чувствую, что должен постоянно бороться с болью, которую причинил тебе Гордон.
Где-то в квартире хлопнула дверь, напоминая, что они не одни. Появилась Джун, оценивая обстановку высокомерным взглядом. И театрально промолвила:
— Какая трогательная сцена! Вы…
— Прощай, Джун, — резко оборвал ее Джеф.
Та наконец подчинилась, двинулась было к выходу, но на пороге остановилась. Злобная усмешка искривила губы:
— Кстати, с Гордоном я тоже спала. В постели он был куда лучше тебя, дорогой. — Ее зеленые глаза на мгновение вонзились в Катрин. — Ах ты, бедняжка…
Ноты деланного сочувствия заставили завибрировать ее голос.
— Какая мерзость! — со злостью выпалила Катрин.
— Шлюха! — одновременно выкрикнул Джеф, чем, впрочем, не помешал своей бывшей супруге остаться удовлетворенной произведенным эффектом.
Наконец Джун ушла, хлопнув за собой дверью.
Ну вот, снова догоняют тени из прошлого. Казалось бы, какая разница, что в сонме любовниц Гордона оказалась еще и эта? А вот расстроилась… Еще одна измена покойного мужа! И как посмела эта шлюха сравнивать с ним Джефа?
— Не обращай внимания на ее слова, дорогой, — повинуясь безотчетному порыву, произнесла Катрин.
— Тьфу ты, ну что за человек! Просто получает удовольствие — воткнет нож, да еще и повернет его! А ведь врет! Еще одна ложь, — сказал Томпсон с отвращением. — Гордон никогда не прикасался к ней.
— Откуда тебе знать?
— Он сам мне рассказывал уже после нашего с ней развода. Она заигрывала с ним, но он поклялся, что никогда не пойдет на это. Не хотел, чтобы та когда-нибудь воспользовалась возможностью испортить наши отношения.
— И ты ему поверил?
— Да. Поверь и ты, Гордон не стал бы рисковать нашей дружбой из-за подобной связи.
— Тем не менее нашим браком он рисковал постоянно, — с болью проговорила она. — Ты значил для него куда больше, чем я.
— Катрин… — Джеф вздохнул. — Да, я был нужен Гордону. Но и ты тоже. Ты была его женой и в этом смысле — единственной женщиной. Из всех женщин только ты значила для него очень много. А изменами он прикрывал свои комплексы и ощущение никчемности.
Кажется, Катрин сама начинала понимать это, впрочем, легче все равно не становилось. Если бы не Рон, их брак разлетелся бы вдребезги и никакие силы в мире не заставили бы ее вернуться к мужу.
— Я начал презирать его за то, как он вел себя по отношению к тебе, — продолжал Джеф. — Я хотел забрать тебя у него. Так отчаянно хотел… — Он сжал губы, словно желая остановить поток исповедальных слов, но усилием воли заставил себя улыбнуться. — Впрочем, зачем я все время говорю о прошлом? Нам обоим это совершенно ни к чему. Ведь все уже кончено. На прошлом поставлен крест.
— Не совсем так…
Катрин колебалась. Может, действительно не стоит ворошить прошлое? А вдруг ее стремление узнать правду о несчастном случае испортит их отношения? Но ведь они говорили об обоюдном доверии… А доверия не бывает без знания истины. Вот если бы Джеф сказал, что бывшая жена живет у него… Но Катрин-то тоже промолчала о своей встрече с миссис Томпсон. Все, что осталось несказанным, живет в сознании и рождает сомнения и недопонимание.
— Я встречалась с Сарой Картер. — Катрин очертя голову бросилась навстречу неизвестности. Лишь бы скорее покончить с сомнениями! — Хотела узнать, что произошло тогда на краю обрыва. До того как Рон упал. Джеф, я никогда не верила в историю о мяче!
Тот закрыл глаза, словно борясь с тяжелыми воспоминаниями.
— И что же Картер тебе сказала?
Вопрос был произнесен вяло, безжизненным тоном.
— Сказала, что следует задать этот вопрос тебе. Что только ты можешь сказать правду.
Джеф опустил руки, отошел к стене и замер, устремив взгляд в заоконное пространство. Плечи упали, будто тяжкая ноша тянула их вниз. Но, собравшись с духом, он повернулся к Катрин. В серых глазах читалось отчаяние. Господи, что сотворил этот человек, если так безжалостно мучает себя воспоминаниями? Неужели сейчас будут произнесены жестокие слова, способные навсегда разлучить их?
— Катрин, я тогда сказал неправду, желая защитить Гордона. Вернее — защитить тебя. Уберечь от лишней боли. Но на самом деле не Гордон виноват в гибели Рона. Во всем виноват я.
15
— Нет! — Слово вырвалось из самых глубин женского сердца. Катрин яростно замотала головой. — Ты не мог сделать ничего дурного маленькому мальчику… Ты не мог погубить Рона! Я не верю в это!
Он смотрел на нее с болью.
— Конечно… Господи, неужели ты думаешь, что я способен на злодейство! Дело в другом. Понимаешь, я все время думал о тебе, жалел, мечтал изменить твою судьбу. Хотел раз и навсегда покончить с этой невыносимой игрой.
— Ты имеешь в виду меня и Гордона? Наш с ним брак?.. С этим ты хотел покончить?
— Да. Понимаешь, до поры до времени у меня и не было нужды покрывать измены Гордона. Но когда я узнал… Невыносима была сама мысль о том, как муж унижает тебя. Но что я мог? Говорить с ним? Бесполезно. Он уже стал чуть ли не гордиться передо мной своими победами и с удовольствием принял бы мои протесты за зависть. И тут я понял, что способен изменить законам мужской дружбы, если эти законы оборачиваются болью для тебя. Но что было делать? Поставить тебя в известность? Это значило бы потерять навсегда даже мечту о нашей возможной близости.
Я посчитал, что единственно возможное — дать тебе самой убедиться в предательстве мужа. Тогда бы ты ушла от него… И возможно, это стало бы первым шагом навстречу мне. Я жил мечтою о нашем с тобой общем будущем.
— Да, я не простила бы тебе этих откровений, ты прав… Но… Вы же считались друзьями. И ты мог…
— Мог! Он не любил тебя, вот в чем дело. Его устраивало, что отвоевана навсегда такая женщина, как ты. Ах, какая престижная жена! Но тем слаще ему казались измены, чем больше унижали они твое достоинство. Поверь, он был недостоин тебя! Желание восстановить справедливость — может быть поначалу именно это стало отправной точкой моих рассуждений. Но личный интерес снижал пафос задуманного. Вот в таком я находился состоянии, когда созрел мой план.
— Джеф, мне понятны твои чувства…
Катрин тщетно искала оправдание действиям любимого. Размытый образ из прошлого и реальный, страдающий человек, стоящий перед ней… Ей дороже нынешний, и его хотелось утешить, оградить от безжалостных самооценок, но вмешивался тот, прежний, настаивал на полной ясности, требуя сурового приговора.
Резким жестом Джеф показал, что не желает быть оправданным до выяснения истины. Крепко сжатый кулак сильно и звучно ударил в ладонь другой руки — Джеф будто подкреплял нелегкую правду трудно рождающихся слов.
— Каждый раз, когда он принимался расписывать приключения с новой женщиной, мне хотелось… уничтожить его. Меня убивала твоя терпимость. Я объяснял ее тем, что, видимо, ты не догадываешься о похождениях мужа. Трудно представить себе, что человек знает об изменах и смирился с ними. Он множил свои подвиги. А моя любовь к тебе оставалась спрятанной, неразделенной. Ты молчала о своем горе.
— Я бы все равно ничего никогда не сказала тебе. Все, что происходит между мужем и женой, их личное дело.
— Личное дело! — Собеседник горько усмехнулся. — Это было публичное унижение, насмешка по отношению к обманутой жене. Я не знал, насколько трудно приходилось тебе. Мне же было просто невыносимо. Я не мог прийти к тебе. Иначе я попрал бы доверие Гордона… Честь… верность дружбе… называй это как хочешь, словом, я не мог этого сделать. Оставался только один шанс — ты должна была узнать все сама. Тогда появлялась надежда, что свою боль ты выскажешь мне. Что придешь ко мне. — В его глазах горела решимость. — Поэтому я устроил так, чтобы это случилось.
— Но ты же не собирался никому вредить.
Катрин все еще пробовала защищать его. От него самого. От себя.
— Собирался. Но… конечно же, не Рону. Только Гайсу!
— Господи, какая глупость! Из подобной затеи все равно ничего бы не вышло! В то время я ни за что бы не пришла к тебе.
Это была чистая правда. Ведь до недавнего времени у нее не оставалось сомнений, что Джеф ничуть не лучше своего дружка. И тем не менее ее тянуло к Джефу, что составляло причину особых переживаний. Друг мужа — предмет раздумий, желаний. Это же недостойно порядочной женщины!
— Я знал, что Гордон волочится за Сарой Картер. Прямо-таки проходу ей не дает. И именно потому, что та вовсе не намерена была вступать с ним в связь, категорически отказывала ему в его домогательствах. А такое не часто случалось с Гордоном.
Еще бы! Гайс был так красив и так прекрасно сложен, что женщины никогда не отказывали ему, с горечью подумала Катрин. Гордон никогда не допускал ни малейших сомнений в своих мужских достоинствах. Веселый участник сексуальных игрищ желал получать постоянные подтверждения своей неотразимости и силы.
— Я посчитал, что, если свести их вместе на несколько дней, Гордон не устоит и попытается еще раз соблазнить Сару Картер. А я сделаю все возможное, чтобы ты узнала об измене. Открыть глаза любимой женщине на мужчину, недостойного ее любви, — это казалось мне тогда единственным способом освободить тебя от наваждения, уберечь от дальнейших унижений, боли, страданий. Знаю, ты сейчас осуждаешь меня. Да что там! Я сам сужу себя судом собственной совести. Но, поверь, другого выхода не было. Я представлял себе, что буду обнимать тебя… утешать… и ты наконец поймешь…
Он сжал кулаки.
— А я возьми и откажись от поездки! Разрушила, значит, все планы, — сказала Катрин, далекая от того, чтобы судить его за прежние ошибки.
Ее сердце сжималось. Если бы только этот человек знал, почему она не поехала в горы!
Джеф помотал головой, словно отгоняя мучительные воспоминания.
— Я так и думал, что ты приедешь… Во всяком случае, рассчитывал на это… — Он подошел к дивану, взял подушку, повертел ее в руках. — Гордон, вопреки ожиданиям, приехал с Роном. Без тебя. Сказал, что ты заболела. И я тоже как будто заболел. От разочарования. От угрызений совести. По отношению к Саре мое поведение выглядело попросту мерзким. Сара нравилась мне как человек. Интересный собеседник, хороший товарищ, толковый специалист. Несколько раз я даже встречался с ней. Но в те проклятые дни… я просто перестал обращать на нее внимание. А она ждала, что я… Словом, ну как бы это получше высказать, я не смог дать ей то, чего она хотела.
— Насколько можно догадаться, ты отказался спать с ней, — тихо подсказала Катрин.
Джеф отбросил в сторону подушку.
— Да, я остался просто… приятелем. — Губы его скривились в усмешке. — Прямо скажем, не очень хорошим приятелем. Я больше занимался с Роном. Ведь он — часть тебя…
Да, и очень существенная часть меня, подумала Катрин. И снова ее охватила безысходная скорбь. Как же много она потеряла! Как рано оборвалась жизнь ее мальчика, ее сына…
— Это сильно задело гордость Сары, — продолжал мужчина усталым, безжизненным голосом. — Но рядом оказался Гордон, всегда готовый подобрать, что плохо лежит. Нельзя сказать, что я силой толкнул ее в объятия сладострастника. Но много сделал для этого, пусть даже с болью в сердце. Во всяком случае, свое отношение к Саре я никак не предполагал использовать подобным образом. Ведь я и не думал давать ей хоть какой-то повод считать меня своим потенциальным любовником. Не было явного предложения с ее стороны, и не было резкого отпора с моей. Да, сейчас я понимаю — ее задело невнимание. Видимо, мое отношение к Рону было сочтено намеренным отказом от ее общества. Задним умом многое понимаешь. Но тогда я просто констатировал: мой план, пусть глупый, сорвался. Отдыхаем как можем. Горы великолепны. Малыш доволен. Ну и я тоже.
— Да стоит ли ее так уж оправдывать? Она знала, что Гордон женат, — напомнила ему Катрин.
Джеф положил руки ей на плечи.
— И все же причина во мне.
— Да что ты такое говоришь! Мужчина, подчеркну еще раз, женатый мужчина приехал в горы с ребенком. Неужели этого недостаточно, чтобы на время оставить свои любовные амбиции? Ведь речь идет о женщине, а уж кому, как не нам, обостренно чувствовать присутствие ребенка, предугадывать его возможную реакцию на поведение отца. Неужели ей было все равно, что мой сын заметит их? Неужели наплевать, что будет твориться в его маленьком сердце, если он вдруг увидит, как она развлекается с его отцом назло тебе?
Кровь отхлынула от лица Джефа.
— Все эти соображения не снимают вины с меня. Господи, ну что мне стоило утолить ее любовный голод? Взял бы да переспал с ней… если бы я хотя бы составил ей компанию… или если бы Рон остался рядом со мной, когда я налаживал снаряжение…
— Что же там все-таки произошло?
Тот глубоко вздохнул.
— Мы договорились, что я первым спущусь с обрыва. Меня это устраивало. Лучше побыть одному, а не оставаться наедине с Сарой… — Он замолчал, заставляя себя вспомнить точную последовательность событий. — В общем, я ушел. Гордон и Сара болтали около палатки. Рон играл с мячом. Я пошел к машине — в багажнике у меня лежали веревки и снаряжение. Довольно долго возился, собирал все, что надо. На сердце было очень скверно, поэтому я делал все очень медленно. — Он впился пальцами в плечи Катрин. — Мяч упал с обрыва. Рон громко звал отца и просил достать игрушку. Я собрал снаряжение, вышел из-за джипа и… увидел эту парочку. Они даже не позаботились закрыть дверь палатки. И Рон увидел их. Он бросился на них с кулаками. Кричал: «Она не моя мама!»
— О господи!
Слезы хлынули из глаз несчастной женщины.
— Рон выбежал из палатки, Гордон бросился догонять его, но споткнулся о камень и упал. Рон как слепой мчался прямо к обрыву. Я кричал ему, но мальчик ничего не слышал. То, что он увидел, оказалось для него непереносимым. Я кинулся за малышом. Гордон поднялся и тоже побежал. Отец оказался ближе к Рону, чем я. Бежал изо всех сил, кричал, умолял сына остановиться. Но тот все бежал, не разбирая куда… и упал с обрыва, а Гордон прыгнул за ним, как будто мог поймать его на лету и спасти.
Катрин еле добралась до кресла. Рыдания сотрясали женщину. Джеф опустился на пол у ее ног. Он крепко обнимал ее за плечи, прижимая к груди.
— Пожалуйста, продолжай, — умоляла она, безуспешно пытаясь остановить потоки слез. — Скажи мне… что было дальше. Мне нужно знать.
С тяжелым вздохом мужчина выпустил ее из объятий, поднялся, сел на софу напротив. Наклонившись вперед, устремил на Катрин взгляд, полный сочувствия и любви.
— Остальное вспоминается не так четко. Помню, мне пришлось ударить Сару по щеке, чтобы прекратить истерику, а я… Я думал только о тебе. Нужно было быстро, до приезда спасателей, что-то придумать. Я сказал Саре, как надо отвечать на вопросы. Та кивала: да, она единственный свидетель. Мол, почти ничего не видела. Ни она, ни Гордон тут ни при чем. Согласились, что скандала быть не должно. На веревках я спустился вниз с обрыва и на дне нашел их тела. Они… лежали рядом. Руки Гордона, казалось, обнимали сына. Им уже ничем нельзя было помочь.
Катрин закрыла глаза.
— Гордон любил Рона, — с трудом выговорила она. Ей очень хотелось, чтобы все так и было, чтобы они обнимали друг друга, пока не пришел конец. — Он был… неплохой отец, поверь мне.
— Если бы он так не относился и к тебе… его можно было бы считать хорошим человеком.
Катрин тщетно пыталась бороться с новым потоком слез.
— До этого мгновения я не осознавал, — продолжал Джеф, — как сильно Гордон любил Рона. Я знал, что он гордится им… и тобой он тоже гордился. Но я не предполагал, что он не сможет пережить потери сына.
Катрин покачала головой. Дело не только в этом. Во многих отношениях она знала Гордона куда лучше, чем кто-либо другой. Она глубоко вздохнула. Пришло время правды. Абсолютной правды. Нельзя останавливаться. Человек один нес бремя вины, хотя виноваты были все. В том числе и она. Да, да — и она тоже.
— В том, что Гордон прыгнул с обрыва за Роном, выразилась не только его любовь к сыну. Я в этом уверена. Гордон не смог бы жить, зная, что Рон погиб из-за него. Ему пришлось бы отвечать передо мной. И это был бы конец всему, что для него имело какой-то смысл. Именно так! Конец всему! Думаю, он успел понять это. Интуитивно, но понял.
Джеф размышлял над ее словами, потом медленно кивнул.
— Возможно, ты права. И все-таки, если бы я взял на себя Сару…
— Если бы я тогда поехала, если бы Рон остался со мной дома… Если бы, если бы…
— Но ты же заболела.
— Я не болела.
Ответом был его недоумевающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
— Просто притворилась больной. Потому что не хотела ехать. Я не смогла бы вынести…
— Но тебе же нравилось жить в палатке. Ты же всегда любила горы, природу…
Краска смущения залила милое заплаканное женское лицо.
— Но с нами должен был поехать ты. На все выходные. Ты жил бы в соседней палатке с… женщиной. А Гордон… стал бы домогаться меня. А я бы думала про тебя с другой женщиной… в другой палатке… Когда я спала с Гордоном, я представляла тебя на его месте и ненавидела себя за это. Не могла больше выносить собственную безнравственность. Меня просто мутило от подобных мыслей. Отсюда и твердое решение: не поеду! Пришлось притвориться больной!
— Не могу понять, зачем было притворяться? Ведь ты могла просто сказать, что не хочешь…
— Ох, ну пожалуйста, не перебивай, выслушай меня!
Его губы дрогнули.
— А поскольку я сказалась больной, Гордон посчитал невозможным оставлять со мной Рона. Сказал, чтобы я поправлялась, отдыхала и не беспокоилась о сыне. Мол, Рон может заразиться. Для мальчика — так сказал муж — даже хорошо побыть некоторое время с отцом и дядей Джефом. Мол, будущему мужчине нужно мужское общество. Что я могла ответить? Не признаваться же, что ты — причина всех моих проблем? Ложь вынудила сделать следующий шаг — я разрешила Рону уехать, а сама осталась дома.
— По-моему, ты приняла тогда вполне разумное решение. Стоит ли себя корить за это, если все последующие события абсолютно вне связи с твоим мнимым недомоганием.
— Как ты, однако, мягко излагаешь… мнимое недомогание… Это была ложь! Откровенная, явная ложь! Неужели не понимаешь? Мы все внесли свою лепту в то, что произошло. Естественно, никто не предвидел, как дело обернется, но тем не менее каждый внес свою долю лжи, и, значит, говорить, что ты один виновен в гибели Рона, — неправильно и несправедливо.
Он напряженно смотрел ей в глаза, все еще не веря услышанному.
— После всего, что я тебе рассказал… ты не винишь меня, Катрин? — тихо спросил он.
— Теперь ответь мне на такой вопрос: это ты положил мяч в сумку Рона?
— Я долго искал мяч. Любимая игрушка Рона. И вот все, что осталось от этих игр. А я… я ничего не мог сделать. Ничем не мог помочь. Почему-то мне показалось ужасно важным найти мяч. Это была последняя вещь, которую мальчик держал в руках. — На глаза Джефа навернулись слезы. — Прости… Хотелось, как лучше… Просто не знал, как утешить тебя. Все, что я мог, это найти мяч и сочинить историю, чтобы отвести от тебя еще один удар.
— Сейчас я ценю это, дорогой. А раньше…
— На похоронах Сара плакала не потому, что потеряла Гордона. Как и я, Сара была потрясена случившимся. Не хотела даже подходить ко мне, так же как и я не хотел ее видеть. Невозможно забыть, что мы натворили.
— И все же ты встречался с ней после этого, — сказала Катрин. Теперь-то она абсолютно уверена, что Сара Картер не случайно заметила талант миссис Гайс. — Ты знал про мой контракт еще до того, как я тебе сказала об этом.
Вспомнилось, как она собиралась удивить его тем, что самостоятельно добилась работы. Оказывается, и здесь ей помогала сильная рука друга.
— Да. Знал, — признался Джеф, как в тяжком преступлении.
— Откуда ты мог знать, что я предложу свои работы именно этому издательству?
— Когда ты спросила, куда лучше обратиться, издательство Сары первым пришло мне в голову. Хотя я знал, что ты получишь контракт в любом издательстве. — Он улыбнулся. — Ты и сама знаешь себе цену. Ты — хороший, я бы даже сказал, выдающийся художник.
— А ты — мой самый замечательный друг. — Катрин села к нему на колени, взяла в ладони его лицо, заставила посмотреть себе в глаза. Так хотелось надеяться, что в них он прочитает все, что у нее в душе. — Ты столько для меня сделал, Джеф. И так было всегда. Ты всегда помогал мне… Женщина о таком может только мечтать. Думаешь, я не понимаю этого? Не ценю? Или не люблю тебя?
— Катрин… — Надежда смыла страдания, только что искажавшие его лицо. Он вскочил, взял ее на руки, закружил по комнате. — Милая, милая, — повторял он, целуя ее волосы. — Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Все, что в моих силах.
— Я тоже мечтаю сделать тебя счастливым.
— Считай, что тебе это уже удалось.
— Постой, мне надо еще кое-что тебе сказать.
Он целовал ее и повторял:
— Я люблю тебя, Катрин. Люблю тебя, тебя одну. И всегда буду любить. Ты нужна мне. Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты была со мной…
— Наши желания совпадают, Джеф.
Его лицо засветилось радостью.
— Значит, все в порядке. Тогда чего же мы ждем?
Прежде чем Катрин успела перевести дыхание, он легко опустил её на диван. Глаза его не скрывали откровенного желания.
— Джеф, ну подожди, ты должен меня выслушать, — слабо протестовала она, — иначе я никогда не сумею этого сказать.
— Итак, мы скоро поженимся…
— Конечно, поженимся.
Он расстегнул пуговицы на ее блузке, обнажил грудь, лаская и целуя соски.
— Мистер Томпсон, если вы сейчас же не остановитесь, то…
— Но ведь тебе же это нравится…
— Да, нравится… Но сейчас ты должен меня выслушать. Я хочу видеть твои глаза.
Он наклонился к ее лицу.
— Так?
— Чутье не обмануло меня, Джеф. — Голос ее дрожал от радости. Она вдруг ясно представила себе их будущее, их семью. — Там, в «Замке Берроуза», кое-что произошло…
— Знаю, знаю, — прошептал он нетерпеливо. — Я все помню… Но сейчас будет еще лучше…
— Произошло что-то очень важное, дорогой.
Он, наконец посерьезнев, взглянул на нее.
— Что именно?
— Об этом-то я и хотела сказать тебе утром.
— Ну не тяни же, говори!
— У нас будет ребенок, — глубоко вздохнув, объявила она.
Удивление в его глазах сменилось восторгом.
— Ребенок!
— Наш ребенок.
Его ласки стали нежными, почти благоговейными.
— Я люблю тебя, Катрин! Люблю всем сердцем.
— Я тоже люблю тебя, Джеф. Всем сердцем.
— Ребенок, — тихо повторил он, как будто пробуя это слово на вкус.
— Ты будешь папой, Джеф, — сказала Катрин.
Мягкая нежность засветилась в глазах Джефа. Он улыбнулся — и столько любви было в этой улыбке!
— Это самый лучший подарок в моей жизни.
— Да, ты сделал мне этот самый лучший в нашей жизни подарок.
Он снова улыбнулся и проговорил:
— Я буду отцом…