Дина Аллен

Апрельская сказка

Пролог

На подземной автостоянке было темно и пустынно. Оглядевшись вокруг, Дорис поспешила в дальний, плохо освещенный угол, где два часа назад оставила свою машину. И тут под сводами стоянки раздались гулкие шаги.

Ее сердце бешено забилось, по коже поползли мурашки. Дорис бросилась бежать. В последнее время ей часто приходилось слышать таинственные шаги за спиной: на темных тротуарах, около дома, в парке. Трясущимися руками она с первой попытки открыла дверцу автомобиля, проскользнула внутрь и, только заперев все замки, облегченно вздохнула. Как она ненавидела этот страх, леденящий кровь и лишающий воли! Как ругала себя за то, что не находит мужества обернуться и встретиться лицом к лицу с тем, кто крадется за ней!

Включив двигатель, девушка быстро выехала со стоянки и взглянула в зеркало заднего вида. Ни одна машина не тронулась вслед, и она постепенно пришла в себя. Мысли ее вновь вернулись к загадочному мужчине с серыми глазами.

1

Лениво привалившись к стене, Итан Росс с циничной усмешкой наблюдал за молодой женщиной, ожидавшей своего выхода на съемочную площадку. Смазливая девица, привыкшая к поклонению. Небось, считает, что, будучи «лицом» крупнейшей фирмы по производству косметики, оказывает великую честь телевизионщикам, согласившись дать интервью! Однако, как ни удивительно, сейчас у этой модели такой вид, словно она шагу не смогла бы ступить без посторонней помощи.

Судя по рассказам Моники, ослепительная красавица Дорис Ламберт из тех, кто всегда уверен в себе. Упрямая, жесткая, безжалостная, твердо убежденная в том, что непременно оставит свой след в этом мире. И все же Моника ее любила. Говорила, что дружит с ней еще со школы. Странно, ему всегда казалось, что женщины не жалуют красивых подруг. Что же в этой Дорис Ламберт так притягивало Монику, а в нем самом возбуждало такое вожделение?

Усмехнувшись своим мыслям, Итан продолжал рассматривать девушку. Глаза орехового цвета, опушенные густыми ресницами, темные блестящие кудри. Она не выходила у него из головы с тех пор, как он впервые увидел ее лицо на обложке журнала.

Словно почувствовав, что за ней наблюдают, Дорис стремительно обернулась. На мгновенье их взгляды встретились. Она вспыхнула и потупила взор.

Молодец, девочка, мысленно зааплодировал он. Удивление и румянец на щеках, вне всякого сомнения, куда привлекательнее и больше интригуют, чем откровенный флирт. Если, конечно, все это не игра, ведь вполне вероятно, что она просто хорошая актриса. Все, что говорила ему Моника, не давало повода поверить, будто восхитительная мисс Ламберт страдает застенчивостью. Но, тем не менее, эта женщина вызывала у него острое желание обладать ею. Ему страстно хотелось дотронуться до нее, почувствовать вкус и запах ее кожи. Искушенный и разборчивый, Итан знавал женщин намного красивее, но они оставляли его равнодушным, чего никак нельзя было сказать о Дорис! Она возбуждала его фантазию, рождала фривольные мечты. Уже несколько недель он следил за ней, что, разумеется, не осталось для девушки незамеченным. Пришло время узнать, насколько его фантазии соответствуют реальности.

Сейчас Итан был не слишком занят работой, и шанс познакомиться с Дорис в студии не следовало упускать. Он не мог припомнить, когда в последний раз добивался внимания дамы, — обычно они сами искали его благосклонности, бог знает почему! То, что он холост и богат, не добавляло ему достоинств как человеку, но женщин, как правило, интересовали прежде всего его деньги, а отнюдь не душевные качества.

Ты циник, Итан, сказал он себе. И тебе просто все надоело. Надоело до чертиков!

— Кто это? — возбужденно прошептала Дорис. — В последнее время я встречаю его везде, куда бы ни пришла.

— Итан Росс, — ответила молоденькая помощница режиссера и выразительно поморщилась. — Я бы на твоем месте держалась от него подальше.

— Почему?

— Потому, что этот человек опасен, — сказала девушка.

— А кто он?

— Литературный агент. Он здесь по работе.

— А, понятно… — рассеянно произнесла Дорис, продолжая незаметно наблюдать за Итаном. Высокий и стройный, элегантный, с шелковистыми каштановыми волосами. Держится отстраненно, с таким видом, как будто ему смертельно скучно. За последние несколько недель она встречала этого человека несколько раз, и он начал волновать ее.

Дорис всегда нервничала, когда ей приходилось выступать в прямом эфире, но теперь она почувствовала, что к волнению прибавилось возбуждение, и рассердилась на себя.

— Ладно, пойдем. Готова?

Повернувшись к ассистентке режиссера, Дорис недоуменно уставилась на нее.

— Пора идти, — повторила та. — Мой тебе совет — не связывайся с ним. Он не любит людей. — Она проводила Дорис в студию, ободряюще улыбнулась и, дружески похлопав по руке, слегка подтолкнула к лестнице, ведущей на съемочную площадку.

Дорис не помнила, как у нее брали интервью, какие вопросы задавала ведущая и что она отвечала. Единственное, что запечатлелось в ее памяти, высокий человек с серыми блестящими глазами.

Когда она вышла из студии, он уже поджидал ее.

— Вы сказали, что собираетесь написать книгу, — произнес он невозмутимо.

— Я так сказала?

— Да. — Он посмотрел на нее, и от этого взгляда Дорис окончательно утратила способность соображать. — Итан Росс. Литературный агент. — Он протянул ей маленькую белую карточку. — Приезжайте ко мне, и мы поговорим об этом. Где вы живете?

Словно под гипнозом, она назвала свой адрес. Росс кивнул и удалился, невозмутимый, небрежный, высокомерный. Но в его глазах промелькнуло что-то… Что же это было?

Дорис, наверное, несколько минут простояла, не в силах пошевелиться, как вдруг услышала чей-то смех. Она судорожно вздохнула и, прищурившись, посмотрела на кусочек белого картона, зажатый в руке. Итан Росс, опасный человек.

— Ты еще не ушла, Дорис?

Повернувшись, девушка недоуменно посмотрела на помощницу режиссера.

— Чисто риторический вопрос, — усмехнулась та, — потому что и так вижу, что не ушла. Что-нибудь случилось?

— Ничего, — автоматически ответила Дорис. — Чем он опасен?

— Кто?

— Итан Росс.

Ассистентка режиссера сочувственно посмотрела на нее, потом взяла за руку и подвела к зеркалу.

— Вот чем! Ты только взгляни на себя! Все без исключения женщины от девяти до девяноста лет после встречи с ним выглядят точно так же.

— Правда? — спросила Дорис с тоской в голосе.

— Да! Лучше забудь о нем. Судя по тому, что я слышала о мистере Россе, это большой специалист по разбиванию сердец. Причем действует он довольно грубо. Иди домой и выбрось его из головы.

Забыть о нем? Очень разумный совет, непонятно только, почему она не в состоянии им воспользоваться. Дорис сталкивалась с Итаном Россом и раньше, но он не обращал на нее внимания. А она каждый раз в его присутствии испытывала волнение. Она взглянула на ассистентку режиссера и, увидев в ее глазах грустную усмешку, мягко спросила:

— Как, и ты тоже?!

— Увы, да. И я не исключение. В первый раз, когда я его увидела… — Девушка смущенно пожала плечами, но продолжила: — Он посмотрел на меня, и я не смогла отвести взгляд. Ох, уж эта неистребимая надежда! — прошептала она, иронизируя над собой. — У меня даже мелькнула шальная мысль: а вдруг мне повезет, и загадочный, неотразимый Итан Росс влюбится в меня без памяти. Но, увы, он отвернулся и прошел мимо, словно я была мебелью. Несколько недель воспоминание о нем не давало мне покоя. — Улыбка ее сделалась еще печальнее, и она тихо добавила: — Глупая история, правда? Этого человека надо запретить, как химическое оружие! — Помощница режиссера на мгновение умолкла, а потом вздохнула и, словно стряхнув с себя наваждение, сказала: — Мне пора. Береги себя!

Кивнув, Дорис вышла из здания телецентра и направилась к автостоянке. Высокая, красивая, элегантная — с виду. То, что творилось у нее в душе, нисколько не соответствовало нарядной, блестящей упаковке. Но ведь люди судят о ней как раз по этой внешней оболочке. Модель получает зарплату за то, что поддерживает свой имидж. Такая уж у нее работа.

Подъехав к отелю, Дорис попросила швейцара отогнать ее машину на стоянку и отправилась регистрироваться в книге постояльцев. Персонал был подчеркнуто внимателен, но она чувствовала себя подавленной. Ей ужасно хотелось выйти из образа и стать самой собой. Усмехнуться, выкинуть какое-нибудь коленце. Но постоянное невидимое присутствие ее преследователя держало девушку в напряжении, не давая расслабиться. Она чувствовала себя жертвой неведомого хищника и испытывала инстинктивную потребность спрятаться.

Дорис поужинала в номере и, забравшись в постель, наконец ощутила себя в безопасности. Расслабившись, она вдруг осознала, что целый вечер думала только об Итане Россе, литературном агенте.

Девушка была возбуждена, заинтригована и даже немного напугана тем влечением, которое он в ней разбудил. «Этот человек опасен». Дорис не могла припомнить, чтобы когда-нибудь так сильно хотела мужчину. Итан Росс вызывал в ней страстное желание. Да она сошла с ума! А может, все дело в том, что ей отчаянно хочется встретить рыцаря в блестящих доспехах? Своего Победителя. А этот человек, безусловно, из тех, кто привык побеждать.

На следующий день рано утром Дорис, усталая, возвращалась домой, мечтая только о том, чтобы влезть под душ и переодеться в чистое, а потом как следует выспаться.

У ограды стояла полицейская машина, два констебля разговаривали с соседкой. Дорис с трудом подавила желание проехать мимо, добраться до ближайшего отеля и хорошенько отдохнуть, выкинув из головы все треволнения последних дней. Она остановила машину и вышла, ожидая вопросов. Но полицейские молча смотрели на нее.

— Мисс Ламберт? — наконец обратился к ней один из стражей порядка.

— Да, — ответила она слабым голосом. — Что случилось?

Его сочувственная улыбка скорее напоминала гримасу.

— Пойдемте со мной, — сами увидите.

Через весь фасад ее дома алела надпись, сделанная огромными буквами: «Подлая сука». Потеки краски, словно стекавшая по стене кровь, усиливали эффект.

Окружающие молча ждали ее реакции.

— Он любит яркие цвета, вы не находите? — словно продолжая размышлять вслух, заметила Дорис. — В прошлый раз этот тип облил желтой краской мою машину. А еще раньше налил синюю в почтовый ящик. Когда это произошло?

— Точно неизвестно. Патрульная машина проезжала здесь сразу после полуночи, и тогда все еще было в порядке. Ваша соседка недавно позвонила нам. Мы ведь не можем вести наблюдение постоянно, — добавил полицейский извиняющимся тоном, — у нас не хватает людей.

— Я знаю. — С глубоким вздохом Дорис повернулась к молодому констеблю, стоявшему рядом с ней. — Все равно, спасибо.

Тот кивнул с беспомощным видом, и она почувствовала себя совершенно беззащитной.

— Мы больше ничего не можем сделать.

— Когда он только звонил по телефону, было проще, — попыталась пошутить Дорис, хотя ей было вовсе не до веселья. Похоже, теперь ей очень долго не захочется смеяться. — Это становится невыносимо. Сначала звонки, потом мерзкие письма в почтовом ящике. Если бы я не попросила телефонную компанию прослушивать мой номер, а почтовую службу — вскрывать адресованную мне корреспонденцию, он бы, может быть, и не занялся граффити.

— И я, как нарочно, ничего не слышала! — воскликнула Бетти, ее соседка. — Мне так жаль, Дорис.

— Ты не виновата. Однако было бы неплохо узнать, в чем именно и перед кем я провинилась! Вам незачем терять время, — обратилась она к полицейским. — Ведь вы ничего больше не можете сделать?

— К сожалению. Пока не узнаем, кто вам досаждает. — Констебль сделал неопределенное движение рукой к козырьку своей фуражки, как будто хотел отдать честь, но передумал и сел в машину, где его ждал коллега. — Если еще что-нибудь произойдет…

— Я вам сообщу, — мягко ответила она.

— Сюда еще кое-кто приезжал, — сообщила Бетти с загадочным видом.

— Что ты сказала?

— Несколько минут назад. Я не знаю, куда он потом девался. Вон его машина.

Дорис повернулась и увидела поодаль серебристый «мерседес». Не имея представления, кому может принадлежать этот роскошный автомобиль, она, пожав плечами, предположила:

— Наверное, просто кто-то остановился поглазеть.

— Ну, я бы не сказала, что этот человек похож на зеваку, — отозвалась Бетти, и Дорис с удивлением увидела, что соседка покраснела. — Должна заметить, он очень привлекателен. Знаешь, из тех, что легко кружат головы простушкам.

— В каком смысле?

Виновато улыбаясь, Бетти добавила:

— Ах, Дорис, это самый потрясающий мужчина из всех, кого я встречала! У него такой… скучающий вид.

Похолодев от внезапной догадки, Дорис чуть слышно прошептала:

— Скучающий?

— Да, — раздался невозмутимый голос у нее за спиной.

Они одновременно обернулись. Бетти испуганно притихла, а у Дорис участился пульс. Светло-серые глаза бесстрастно смотрели на нее. Покраснев, девушка отвела взгляд и посмотрела на обезображенный фасад своего дома. Она понимала, что ведет себя глупо, но была совершенно не готова к встрече с ним.

— Да, это действительно очень неприятно, — произнес Итан, на этот раз мягко. — Но с другой стороны дома ничего нет.

Дорис в растерянности уставилась на него.

Росс кивнул Бетти и отвел Дорис в сторону. Прикосновение его руки повергло девушку в состояние шока. Затем он отпустил ее, открыл калитку и, подойдя к парадной двери, длинным тонким пальцем дотронулся до покрытой краской стены.

— Ты его знаешь? — выдохнула Бетти. — Я в жизни так не пугалась! Он наверняка все слышал!

— Да, наверное, — подтвердила Дорис, обеспокоенно глядя на мужчину, стоявшего на пороге ее дома.

— Так кто же он? — настойчивым шепотом спросила Бетти.

— Итан Росс. — Опасный Итан Росс, пронеслось у нее в голове. — Увидимся позже, Бетти. Спасибо тебе.

— За что? — изумилась соседка. — За то, что позволила какому-то мерзавцу испоганить твой дом?

С отсутствующей улыбкой Дорис направилась к ожидавшему ее Итану. У нее было такое чувство, словно она утратила ориентацию в пространстве и во времени.

— Дорис! — настойчиво позвала ее Бетти, и та обернулась, не успев сделать и двух шагов. — Ты действительно знаешь его? — спросила она тихо, чтобы не услышал Итан. — Я только хотела сказать, что если… если услышу шум из твоего дома, прибегу немедленно!

— Бетти, это не он.

— Почему ты так в этом уверена? Потому что он такой красавчик?

— Нет, конечно. Росс — известный, всеми уважаемый литературный агент. Такой человек вряд ли стал бы открыто встречаться со мной, если бы это он меня преследовал. В любом случае, спасибо за заботу. Пока.

Подумать, что он — ее преследователь, ведь это абсурд! Избегая смотреть Итану в глаза, Дорис отперла дверь и, подавляя охватившее ее волнение, прошла через крошечный холл в кухню. Голова у нее кружилась. Но ведь недаром она была Мисс Лорен! Лицо года, девушка с обложки. Умная, независимая, знающая себе цену. Это уж точно! Умна, как майский жук, подумала Дорис. Она была близка к истерике. Что ему от нее нужно? Одно дело — мечтать о нем, совершенно другое — принимать у себя дома.

Девушка села за стол и сделала серьезное лицо.

— Как же мне все это надоело!

Итан лениво просматривал почту, которую извлек из корзины, стоявшей перед дверью.

— Вы ко мне обращаетесь или собрались читать монолог?

— Что? — Она сурово посмотрела на него.

— Если вы обращаетесь ко мне, значит, я должен ответить, а монолог не требует ответа, — сухо пояснил он, положил перед ней почту, затем направился к телефону и снял трубку.

— Прошу вас, чувствуйте себя как дома, — произнесла она с сарказмом в голосе.

— Благодарю вас.

— И я отнюдь не жду, что вы станете посвящать меня в свои планы.

— Я звоню знакомому маляру. Он приедет, чтобы смыть краску с вашей стены.

— Я вас об этом не просила! И могу прекрасно справиться сама!

— Конечно, можете, — спокойно согласился Итан, продолжая набирать номер.

Дорис молча глядела на него, гневно сверкая глазами и сердито поджав губы. Нет ничего хуже, чем когда с тобой соглашаются, при этом демонстрируя такое тупое самодовольство! Помощница режиссера сказала, что Итан Росс не отличается человеколюбием, особенно в отношении женщин. Тогда что он тут делает?

— Я ведь даже не знаю, как вы здесь оказались! — жалобным голосом проговорила она.

— Просто проезжал мимо, — ответил Итан. — Увидел, что произошло, и остановился. Любой на моем месте сделал бы то же самое.

Ничего подобного, про себя возразила ему Дорис. Любой разумный человек просто проехал бы мимо.

— Вы только что прилетели из Лондона?

— Нет, я прибыл вчера вечером.

— Ах, если бы мне тоже появиться здесь вчера! — сказала она угрюмо. — Может, ничего бы и не произошло. Или бы я, наконец, увидела того, кто мне пакостит.

При этом она украдкой рассматривала своего нежданного гостя. Аристократическая внешность, любезные манеры и в то же время хладнокровие, невозмутимость, легкая отчужденность… Нельзя сказать, чтобы Итан источал обаяние, наоборот, в его обществе было нелегко расслабиться. Этот человек умел наблюдать и ждать и, безусловно, был очень, очень привлекателен.

Наконец дозвонившись, Росс мягко заговорил в трубку. Даже если он действительно просто проезжал мимо, совершенно не обязательно было заходить к ней. Сует свой элегантный нос в дела, которые его не касаются. Ведь она его не приглашала!

Дорис нервничала, ожидая, когда же он наконец закончит разговор, и поэтому вложила в свою тираду гораздо больше агрессии, чем собиралась:

— Мы договаривались, чтобы я к вам приехала, а не вы ко мне!

Положив трубку, Итан прислонился к стене и молча смотрел на нее.

— Девушка в студии сказала, что вы… — смутившись, она замолчала.

— Что я?.. — заинтересованно подхватил он.

— Не имеет значения, — пробормотала Дорис.

— Страшно неприятный тип?

— Нет! Конечно, нет! — Нервно забарабанив пальцами по столу, она проговорила, запинаясь: — Она сказала, что вы — литературный агент.

— Что я вызываю восхищение и зависть, что я ненавижу дураков и меня не очень любят? Что у меня острый язык и я равнодушен к критике?

— Нет, — прошептала Дорис и добавила про себя: она только сказала, что ты — опасный человек.

— Как долго это продолжается? Вы сказали, что вам «это» надоело.

Перестав барабанить по столу, она опустила глаза.

— Три месяца. Он начал с того, что звонил по телефону и дышал в трубку. Потом стали приходить письма с угрозами. Меня донимали продавцы, принося покупки, которые я не заказывала, а потом началось это. Шаги по ночам, краска на моей машине, в почтовом ящике… Пришлось поставить у двери корзину для корреспонденции. Когда я уезжаю, почту вынимает Бетти.

— И полиция ничего не может сделать?

— Ничего. Патрульная машина несколько раз в день проезжает мимо моего дома, некоторое время они даже следили за входом, но у них не хватает людей для постоянного наблюдения.

— И вы не имеете представления, кто это может быть?

— Если бы я знала! — взорвалась Дорис. — Я бы…

А что бы, собственно, она сделала? Убила бы своего преследователя? Тяжело вздохнув, девушка откинулась на спинку стула и посмотрела на Итана. Однако вскоре ей пришлось отвести глаза, потому что его взгляд слишком сильно волновал ее. Нельзя позволять ему взять над собой верх! Дорис решительно тряхнула головой.

— Целых три месяца! — произнесла она вслух. — Не понимаю, как ему не надоест! И чего он добивается от меня? Видит же, что мне на это наплевать. — На самом деле назойливое преследование уже довольно сильно подействовало на Дорис, ее работу и жизнь.

— Успокойтесь.

— Я совершенно спокойна!

— Нет, это не так, — сухо возразил Итан, — вас это здорово задевает.

— А что тут удивительного? — спросила она сердито и пожала плечами. — Конечно, я напугана! Стоило мне вернуться домой… Целый месяц я была в Барселоне, прямо из аэропорта — в телецентр… Я так устала!

— Может быть, вам стоит на время уехать?

— Это я и собираюсь сделать! — вскинулась Дорис. — Подруга предлагает мне пожить некоторое время в своем коттедже.

— Где?

Сверкнув глазами, она с нажимом произнесла:

— Так я вам и сказала! Откуда я знаю, может, это вы меня преследуете?

— Не мой стиль, — спокойно ответил он. — Вас пригласила Моника?

От неожиданности у Дорис округлились глаза. Увидев ее реакцию, Итан дружески улыбнулся.

— Вы хотели спросить, откуда я знаю Монику? Мы с ней хорошие друзья.

— С каких это пор?

— О, очень давно. Разве она никогда не говорила обо мне?

— Нет, — отрезала Дорис. И не смей разговаривать со мной таким мягким, ласковым голосом, захотелось ей крикнуть, когда я даже не знаю, что тебе здесь нужно!

Итан как-то странно поглядел на нее.

Может быть, она ему нравится? Так трудно понять этого человека! Никогда еще Дорис не чувствовала себя настолько сбитой с толку. То же самое, видимо, происходило с той девушкой в студии. Она сказала, что Росс плохо относится к женщинам. Может быть, он смеется над ней? Такой невозмутимый, ироничный, элегантный, он сумел заставить ее почувствовать себя почти слабоумной. И в то же время — единственной женщиной на земле, с которой стоило разговаривать!

Поборов растерянность и смущение, Дорис собралась с духом и спросила:

— Это Моника просила вас приехать ко мне?

— Нет, — ответил Итан все тем же ласковым, волнующим голосом.

— Тогда почему вы здесь? И не вздумайте опять врать, будто дали мне свою карточку только потому, что я сдуру ляпнула, что собираюсь написать книгу, когда эта, как там ее, спросила о моих планах на будущее!

Глаза Итана весело блеснули, и он с восхищением проговорил, словно размышляя вслух:

— И все это на одном дыхании, подумать только!

— Послушайте, — вспыхнула Дорис, — я плохо понимаю намеки! Если вы что-то хотите сказать, говорите прямо!

Пристально глядя на нее, он произнес, улыбаясь одними глазами:

— Я хочу тебя.

Дорис лишилась дара речи. Его серые глаза спокойно и оценивающе смотрели на нее, и, не в силах вынести этот взгляд, она отвернулась.

— Не говори глупости.

— Почему глупости?

— Ты меня совсем не знаешь!

— Но хотел бы узнать, — мягко произнес он. — Когда я увидел тебя в первый раз, ты зажгла во мне огонь, который я не в состоянии погасить. Я ничего не собирался предпринимать, — продолжал он с иронией, — потому что считал это фантазией. Но потом Моника сказала, что знает тебя, что вы вместе учились в школе, и тогда мне показалось…

— Нет! — воскликнула Дорис. Она была потрясена до глубины души. Нормальные мужчины так себя не ведут! Они не приходят в дом к незнакомой девушке с заявлением о том, что хотят с ней спать! Они действуют осторожно улыбочки, письма и все такое. Интересно, что думает об этом Моника?

— А Моника знает?

— О чем? О моих чувствах? Нет.

— И она не просила тебя приехать ко мне? — Дорис запустила пальцы в волосы и с силой сжала голову. Ей хотелось убежать, пока не поздно.

— Нет. Поезжай в коттедж, — тихо, но настойчиво попросил он.

Взглянув на него и торопливо отведя глаза, она пробормотала:

— Ты сказал, что давно знаком с Моникой…

Он улыбнулся и заговорил:

— В детстве мы жили по соседству. Дома у нее было не очень хорошо, и она часто приходила к нам. То появлялась, то исчезала, как чертик из табакерки.

— Она говорила, что ее удочерили, но…

— Но мы не знали, что у нее есть подруга по имени Дорис Ламберт, до тех пор, пока ты не снялась в рекламе авиакомпании.

— И ты уже тогда?.. — задала Дорис идиотский вопрос.

— Нет. Я был дома, что случается очень редко. Моника приехала к нам на уик-энд. По телевизору крутили этот ролик, и, зная, что она работает в той же авиакомпании, я спросил, не знакома ли она с тобой. Моника сообщила, что вы училась в одной школе.

— А до этого она никогда обо мне не упоминала?

— Нет.

Конечно, с какой стати Монике упоминать о своей школьной подруге. И вообще все это не имело никакого отношения к тому, что Итан предложил ей. С растерянным видом Дорис произнесла:

— Мы были лучшими подругами. И остаемся ими.

— Да, но теперь ты — девушка с обложки, «лицо» гигантской компании по производству косметики.

— Мне бы хотелось, чтобы ты уехал, — заявила Дорис. Он улыбнулся. — Ты следишь за мной! Может быть, все это безобразие — не твоих рук дело, но ты ведь тоже преследуешь меня, признайся! В последнее время ты постоянно попадаешься мне на глаза.

— Моя контора здесь за углом, — ответил он вежливо.

— В таком случае очень странно, что мы не встретились с тобой раньше!

— Поезжай в коттедж, — тихо повторил он.

— И поеду! — Хлопнув ладонями по крышке стола, Дорис решительно поднялась и подошла к окну. С озабоченным видом она глядела на дорогу, но при этом остро ощущала его присутствие за своей спиной.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал Итан.

— Как это может меня не беспокоить?! Я не желаю, чтобы ты меня хотел! Мне и без того хватает неприятностей!

И все же… Он так возбуждал ее!

— Поезжай в коттедж. Мы поговорим об этом потом, когда ты вернешься.

— Хорошо, — поспешно отозвалась Дорис. Она согласилась бы сейчас на все, лишь бы он поскорее уехал. Нечаянно встретившись с ним взглядом, она испуганно отвела глаза и жалобно проговорила: — Я абсолютно ничего не понимаю.

— Разве? — мягко спросил Итан, пристально глядя на нее.

— Не понимаю, — повторила Дорис и покривила душой.

Нельзя сказать, чтобы она была совершенно невинна, но ни один мужчина до сих пор не вызывал у нее таких чувств. Не он пугал ее. Дорис тревожило то, как сильно она сама хотела его. Атмосфера в комнате была наэлектризована до предела.

Итан выглядел как идеальный герой женских грез. Не для того ли он напускает на себя скуку, чтобы заинтриговать, подумала Дорис. Если так, то его уловка отлично срабатывает. Да еще в сочетании с классически красивым лицом, высоким ростом и стройной фигурой. А его густые каштановые волосы, в которые так хотелось запустить пальцы! Если бы только он отвел взгляд, она, наверное, сумела бы справиться с собой. Но если он когда-нибудь дотронется до нее… коснется ее губ своими чудными губами…

— Фантазируешь, Дорис?

— Что? — она яростно замотала головой. — Нет!

Я веду себя, как безмозглая дура, подумала она. Куда исчезла опытная, уверенная в себе Мисс Ламберт? Призвав на помощь остатки благоразумия, она бросила на него высокомерный взгляд.

— Мне кажется, тебе пора уходить. Пожалуй, мы поговорим, когда я вернусь. — Заметив, что Итан мило улыбается, она сухо добавила: — Сейчас я неважно себя чувствую. Из-за этого преследования… и вообще… Обычно я не такая.

— Не такая, — подтвердил он.

— Заткнись, тебя никто не спрашивает!

Она всегда была веселой, от души радовалась жизни, но последние три месяца легли на ее плечи непосильным грузом. Вот в чем все дело! Если бы не недостаток энергии, она бы прекрасно справилась с Итаном Россом. Но преследования маньяка сделали ее нервной и раздражительной. Она даже с Моникой не виделась уже несколько недель — и все из-за этой мести, причину которой невозможно было понять.

Дорис не помнила, что могла обидеть кого-то настолько, чтобы человек затаил на нее зло. И не знала, как долго еще ей удастся продержаться, притворяясь, будто все в порядке.

— Надеюсь, поговорим, когда ты вернешься.

— Если я все еще захочу с тобой говорить, — царственно кивнула она, поджав губы.

— Ну что же, если я больше ничем не могу быть полезен…

— Ничем, — ответила Дорис. — Благодарю.

— Маляр приедет примерно через час.

— Маляр?

Он улыбнулся своей скупой улыбкой.

— Чтобы ликвидировать настенные художества.

— Ах, да.

Итан Росс лениво помахал ей рукой и удалился, тихонько прикрыв за собой дверь. Упав на стул, Дорис почувствовала, что совершенно разбита. Руки ее тряслись, и она изо всех сил сжала кулаки, чтобы унять дрожь. Господи, да ведь он над ней смеялся! Это на него похоже, не правда ли, подумала она, впадая в отчаяние. Он-то, наверное, считал ее опытной, умной женщиной, а она вела себя как школьница, растерявшаяся перед строгим учителем. Итан, конечно, больше не вернется. Зачем ему возвращаться? Она ведь не умеет даже нормально разговаривать! Нет, справиться с таким человеком ей не под силу, они с ним явно в разных весовых категориях.

Но почему Моника никогда о нем не рассказывала? Дорис казалось, что подруга делится с ней всем. Они познакомились, когда им было по одиннадцать лет. Две маленькие девочки, брошенные на произвол судьбы в огромном интернате. Они вместе окончили школу, обе пошли работать стюардессами на международные авиалинии. А теперь Моника объявляет авиарейсы (по крайней мере, таковы были ее обязанности, когда они виделись в последний раз), а она, Дорис, стала «лицом года». Мисс Лорен — девушка с обложки. И все это только потому, что ее нашли фотогеничной. И еще потому, что ей просто повезло оказаться в нужном месте в нужный момент.

Правда, сейчас какой-то маньяк пытается наказать ее за эту удачу. Нарушить ее покой. Но только я ему не позволю, поклялась она самой себе. Это ее главный шанс в жизни. Дорис даже представить себе не могла, насколько прибыльной окажется ее новая работа. Она купила этот дом и теперь может позволить себе то, о чем раньше и мечтать не смела. И теперь какой-то мерзавец хочет все испортить! При этом Дорис упорно старалась забыть о том, что на самом деле ей не доставляет никакого удовольствия быть Мисс Лорен.

А тут еще новая проблема — Итан, которого влечет к ней. Точно так же, как и тебя к нему, услужливо подсказал внутренний голос. Нет, это неправда! Она сердито ударила кулаками по столу и перевела взгляд на гору почты, которую он аккуратно положил на стол. Ах, если бы у нее было побольше опыта!

Перебрав корреспонденцию, Дорис немного успокоилась, — ничего угрожающего на этот раз не было. Иногда преследователь затаивался на неделю, но в последнее время неприятности происходили каждый день. Сегодня, слава богу, — ничего. Оставалось надеяться только на то, что она сможет немного отдохнуть в коттедже, который предоставила ей Моника.

Поднявшись на ноги, девушка включила автоответчик, прослушала сообщения и сделала необходимые звонки. От Моники ничего не было. Дорис попыталась позвонить ей, но номер не отвечал. Ладно, этот разговор можно отложить до утра, решила она и, кинув чемодан на кровать, пошла в ванную, по дороге снимая с себя одежду.

Смыв с себя остатки грима, Дорис сидела за туалетным столиком и смотрела на свое отражение. Улыбнувшись, она показала себе язык. Глаза большие. Приятная улыбка, по крайней мере, так ей говорили. Гладкая, чистая кожа, но в сущности ничего особенного. Иной раз она сама не узнавала себя в яркой красотке, блиставшей в рекламных роликах и на обложках модных журналов. Без грима и элегантной одежды ее никто не узнавал. Иногда ей говорили, что она немного похожа на Мисс Лорен, но Дорис, смеясь, отвечала, что это не так: она не хотела, чтобы люди знали правду.

Как это получается, что на фотографиях она выглядит совершенно другой женщиной — более соблазнительной, сексуальной, ослепительной. Нельзя сказать, что ей хотелось быть такой на самом деле. У нее и без того хватало проблем. Она не любила постоянно быть в центре внимания. Иногда это становилось даже мучительно. Вообще все это — не ее стихия.

Маляр приехал вовремя и быстро счистил краску. Дорис поблагодарила его и предложила чашку чая.

— Последнее время часто приходится выполнять такую работу, — сообщил он. — Вы не поверите, что иногда пишут на стенах! Хотите, чтобы я починил фонарь сигнализации?

Она покачала головой.

— Нет, благодарю вас. Он светит прямо в окно соседей, и я все равно его не включаю. Да и толку от него немного. Через некоторое время на него просто перестают обращать внимание.

Она заплатила маляру и поблагодарила еще раз.

На следующее утро, выходя из дома, Дорис заметила спешившую к ней Монику и радостно улыбнулась.

— Привет, — задыхаясь от быстрой ходьбы, сказала Моника. Держась за бок и тяжело дыша, она прислонилась к забору и, переведя дух, рассмеялась: — Проспала! — Увидев чемодан в руках Дорис, подруга спросила с надеждой в голосе: — Так ты едешь?

— Да.

— Отлично. А знаешь, как туда добраться?

— Да, — улыбнулась Дорис. — А ты что, бегаешь по утрам? Где твоя машина?

— В ремонте.

— Подвезти тебя?

— А сможешь? Я опаздываю на работу. — Моника помогла засунуть чемодан в багажник и села в машину, потом достала из сумки косметичку и начала приводить себя в порядок. — Цени, — усмехнулась она. — Я вылетела из дому в таком жутком виде, только чтобы успеть проводить любимую подругу.

— Ценю, — ответила Дорис.

— Как Барселона? — спросила Моника. — Как прошло твое интервью?

— В Барселоне было очень утомительно, а интервью действовало мне на нервы.

— Так тебе и надо. Как я выгляжу?

— Как всегда, великолепно! Как это ты умудряешься красить ресницы на ходу?!

Когда они приехали в аэропорт, Моника была не только аккуратно накрашена, но и одета в форму, а шарф на шее был повязан так искусно, что никому бы и в голову не пришло, что она одевалась не перед зеркалом у себя в спальне.

— Увидимся, когда вернешься. Желаю тебе хорошо провести время!

— Постараюсь, и еще раз спасибо! Для меня это очень много значит.

— На здоровье. Друзья для этого и существуют.

И, помахав на прощание, Моника скрылась в здании аэропорта, а Дорис поехала в направлении Лауншира.

Она ехала к коттеджу, точно следуя указаниям подруги, и остановилась только раз, чтобы купить продукты. Медленно продвигаясь по длинной, разбитой дороге, Дорис тщательно запирала за собой все ворота. Наконец далеко впереди между деревьями показалось строение, которое можно было назвать коттеджем только с очень большой натяжкой. Скорее это был большой дом.

Она надеялась, что ничего не перепутала. Дорис не раз попадала впросак. Взять хотя бы последний случай, когда она разревелась, увидев у магазина плачущую малышку. Девочка даже не всхлипывала, просто слезы текли у нее по замурзанным щечкам. И Дорис тоже заплакала от сочувствия к ребенку. Она ничего не могла с собой поделать. Даже встречая в книге эпизод с плачущим ребенком, она начинала рыдать. Да, хорошая же из нее получится мать! И вот теперь, если она еще и заблудилась…

А что тут такого, это вполне в ее духе. Умницей ее не назовешь, да и сексуальной — тоже. Считается, что у девушки, которая всегда на виду, непременно должна быть яркая личная жизнь и богатый опыт в общении с мужчинами. Но Дорис все еще приводило в смятение то, как ее воспринимали окружающие. Все это фальшь. А вдруг в конце концов она станет такой, какой ее хотят видеть? Эта мысль пугала девушку. Ведь превращение может произойти незаметно для нее самой!

Теперь она проезжала мимо стада овец. Вздохнув, Дорис с сомнением покачала головой. Кажется, Моника что-то говорила об овцах. Или нет? Дальше шли распаханные поля, потом по обеим сторонам дороги замелькали деревья. Дорис заметила слева дорожку, ведущую прямо к дому. Она остановилась на зацементированной площадке, вылезла из машины и расправила плечи. У подножия поросшего лесом холма стояло здание, построенное в стиле эпохи Тюдоров, а перед ним простиралась долина. Невдалеке виднелась живописная старинная усадьба — судя по всему, пустая и заброшенная. Абсолютный покой и тишина вокруг, если не считать блеяния овец. Ни машин, ни радио — красота! Дорис боязливо подошла к парадному входу и набрала охранный код. Убедившись, что не произошло ничего неприятного, вроде оглушительного воя сирен, она расслабилась. Внутри дом оказался очень просторным. Огромный камин, столовая, полностью оборудованная кухня, в которой была даже посудомоечная машина. На втором этаже располагались три просторные спальня и ванная комната. Дорис была совершенно счастлива. Целых две недели она сможет быть самою собой. Никакой косметики, никаких элегантных туалетов и никаких преследователей! Только тишина и покой, в которых она так нуждалась.

Несколько дней Дорис обследовала окрестности. Обнаружив в сарае старенький велосипед, она съездила в ближайший маленький городок, познакомилась с несколькими фермерами и посетила местный паб.

В субботу вечером, следуя оставленной хозяйкой инструкции, она решила пополнить запасы дров. Одетая в шерстяную рубашку, джинсы и удобные кроссовки, девушка неумело, но с энтузиазмом пилила бревно, когда почувствовала, что за ней наблюдают.

2

Вздрогнув, Дорис резко обернулась, при этом чуть было не потеряв равновесия. Итан с реакцией, достойной профессионального спортсмена, отбросил в ближайший куст банку кофе и газету, которые держал в руках, и успел поймать ее на лету.

Он поставил девушку на ноги и внимательно посмотрел на нее, словно желая убедиться, что она в полном порядке. Он даже не запыхался в отличие от нее.

— Ты меня напугал, — прошептала Дорис.

Никогда в жизни она не испытывала такого острого, волнующего ощущения близости мужчины, тепла его рук, которые все еще поддерживали ее.

— Прости, — произнес он, не отрывая от нее взгляда.

Проглотив комок в горле, она выпалила скороговоркой:

— Что ты здесь делаешь? Ты же сказал, что мы поговорим, когда я вернусь!

— Я так сказал?

— Надеюсь, ты не собираешься здесь жить? — спросила Дорис, приходя в ужас от этой мысли.

Он едва заметно улыбнулся.

— Нет, я остановился в Холле.

— В Холле? — прошептала она.

Итан показал рукой на старинную усадьбу у подножия холма.

— Как, неужели ты еще не все тут разведала? — спросил он, усмехаясь.

— Нет, то есть я не заходила в эту усадьбу. И не знаю, чья она.

— Зато я знаю.

— Вот как?

— Да. И я не имею привычки одалживать молоко или сахар, — предупредил он, глядя на нее с выражением мягкой иронии.

— Не даешь в долг?

Он улыбнулся, а затем нежным и точно рассчитанным жестом медленно убрал прядь влажных волос с ее лба. Дорис задрожала.

— Я не слышала, как ты подъехал.

— Я приехал вчера вечером, а сейчас пришел сюда пешком.

— Пришел? Отсюда до деревни четыре мили!

— Восемь, если считать обратный путь.

Он, наверное, хороший спортсмен, подумала она безо всякой связи с происходящим, зачарованно глядя ему в глаза. Все еще хмурясь, Дорис стояла, не в состоянии двинуться с места. Ее сердце отчаянно колотилось. Даже в старых джинсах и рабочей рубашке этот человек умудрялся выглядеть элегантным, даже каким-то утонченным. Ей казалось, что рядом с ним у нее особенно неряшливый вид.

— Что это ты тут делаешь?

— Дрова пилю. Моника оставила указания, что нужно делать. В том числе регулярно пополнять поленницу.

— Понятно, — протянул он.

— А ты думал, такая работа мне не по силам?

— Скорее, плохо представлял тебя в этой роли, — запнувшись на мгновение, уточнил Итан.

Понимая, какое впечатление может произвести на него ее затрудненное дыхание, Дорис с некоторым опозданием попыталась сделать вид, что ее ничуть не смущает столь внезапное появление литературного агента.

— Я много чего умею! — сказала она с вызовом.

— Да, — подтвердил он очень тихо, — могу себе представить. Брось пилу.

Ее пальцы разжались сами собой, и пила упала на землю.

— И полено тоже.

Словно сквозь вату Дорис услышала, как кусок древесины с мягким стуком упал у ее ног. В ушах у нее застучало.

— Мне нужно переодеться, — выдавила она через силу.

Итан молча смотрел на ее губы. Девушка почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

— Я видела Монику, — зачем-то пролепетала она.

— Здесь?

— Нет. Утром в день отъезда. Я подвезла ее до аэропорта.

— Очень любезно с твоей стороны, — рассеянно произнес Итан, не отводя взгляда от ее рта.

Слегка улыбнувшись, он поднял руку и большим пальцем медленно провел по ее нижней губе.

— Итан…

— Молчи.

Он подошел вплотную и прижался к ней, придавив к стене сарая. Дорис почувствовала, как заскрипели доски под тяжестью их тел. И тут он прильнул к ее рту долгим поцелуем. Ухватившись за его рубашку, девушка судорожно вздохнула.

— Удивлена? — его голос прозвучал очень мягко.

Не глядя ему в глаза, она кивнула.

— А ты думала, что тебе не понравится?

— Не понравится? — Дорис была словно в трансе. — Отчего же? — Не очень понимая, что говорит, она спросила сдавленным голосом. — А тебе?

— Я был уверен, что мне понравится.

Взглянув на него и торопливо отведя глаза, она прошептала:

— Был уверен?

— Абсолютно.

— Но ты же меня совсем не знаешь.

— Я так не думаю, — протянул он, выдергивая полы ее рубашки из брюк, и девушка почувствовала прикосновение его теплых ладоней к своей обнаженной коже. Дорис вздрогнула, с шумом втянула воздух и застыла, словно забью выдохнуть.

— Ты дрожишь.

— Да, — шепнула она, — ты заставляешь меня нервничать.

— Я знаю. Поцелуй меня.

— Не надо… — взмолилась она жалобно, пытаясь смотреть куда угодно, только не на Итана.

— Ты ведь знала, что это должно случиться. Знала с той минуты, как мы впервые встретились. Так что не надо играть в эти игры. Хватит изображать недотрогу. Поцелуй меня.

— Я ничего не знала… и не изображала. О боже!

Дорис была не в силах справиться со своими пальцами, судорожно сжимавшими воротник его рубашки. Дрожа всем телом, она подняла глаза на его губы и тихонько застонала.

— Ах, Итан, ты даже не представляешь, что делаешь со мной…

— Представляю.

Я совсем не такая, подумала Дорис в смятении. Я не такая косноязычная и совсем не такая стыдливая. Однако он прав. Она действительно хотела поцеловать его, почувствовать, как эти красивые губы коснутся ее рта.

Закрыв глаза, она, словно обессилев от томления, поникла головой и подалась навстречу ему. Их губы встретились.

Ее стиснутые пальцы разомкнулись. Она обвила руками его шею и нежно провела кончиками пальцев по шелковистым завиткам на затылке. Сладко заныли соски, коснувшись его груди. От возбуждения кружилась голова, и она теснее прижалась к нему. Отвечая на ее порыв, Итан ногой раздвинул ей бедра.

Возбужденная мощью и теплом этого сильного, прекрасного тела, Дорис не чувствовала холодного ветра, дувшего с холма позади них, не слышала ни жалобного блеяния овец, ни громких птичьих криков. Она наслаждалась его поцелуем, прижималась к нему всем телом, чувствовала, как в ней, словно могучая, неотвратимая волна, сладкой болью поднимается острое желание.

Его руки скользнули ей за спину, и он с силой притянул ее к себе. Дорис напряглась, как струна, почувствовав его возбуждение.

— Сними это, — сказал он, не отрывая губ от ее рта.

— Что? — прошептала она, не веря в реальность происходящего.

— Рубашку.

Не дожидаясь, пока она сделает это сама, Итан начал спокойно, безо всякой суеты расстегивать пуговицы, не обращая ни малейшего внимания на ее слабые протесты. Он тяжело дышал от возбуждения, но не суетился.

Дерзко и в то же время испуганно глядя ему в глаза, Дорис спросила дрожащим голосом, пытаясь удержать полы рубашки:

— Неужели утонченный Итан Росс хочет заняться любовью прямо в поле?

— А почему бы и нет? У каждого свои фантазии, — ответил он хрипло.

— Опять фантазии?

Не отводя глаз от ее лица, Итан разжал ее пальцы и распахнул рубашку. Она задрожала — то ли от холодного ветра, коснувшегося обнаженной груди, то ли от мужского взгляда, обжигавшего ее тело. И в это мгновение услышала, как кто-то окликнул его.

— Итан?

Он замер. Откинув голову назад, закрыл глаза, с силой втянул воздух и медленно выдохнул.

— Итан! — настойчиво звал голос. Запахнув и заправив рубашку ей в джинсы, он молча повернулся и ушел.

Дорис осталась стоять, прислонившись к стене сарая. Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, а затем торопливо застегнула рубашку. Испытывая физическую боль от невыносимого напряжения, разочарования и неутоленного желания, девушка никак не могла поверить, как это она, Дорис Ламберт, могла позволить так обращаться с ней. Легко представить, что могло бы произойти, даже непременно произошло бы, если бы его не отвлекли! Но эта мысль лишь возбуждала ее. Она бы не оттолкнула его, нет, призналась себе Дорис, потому что хотела его.

Девушка побрела прочь, не осознавая, что делает и куда направляется. Она поднялась вверх по склону холма и, дойдя до поваленного дерева, присела на него, обхватив голову руками. Она чувствовала себя опустошенной, ее даже слегка поташнивало.

Дорис не услышала, а скорее почувствовала, когда Итан приблизился к ней.

— Кто это был? — спросила она с неожиданным любопытством.

Он не ответил, и девушка повернула голову: Итан стоял совсем близко от нее, прислонившись к дереву.

— Ты меня пугаешь, — прошептала она. — Обычно люди знакомятся, постепенно узнают друг друга, начинают испытывать взаимную симпатию… Но все это происходит не сразу. Не как сейчас. Не так стремительно. Я не знаю, как мне вести себя с тобой, Итан, и не могу разобраться, что ты за человек.

— Этого я и сам не понимаю, — ответил он с вымученной улыбкой, отошел от дерева и сел рядом с ней. — Должно быть, вы просто околдовали меня, мисс Ламберт. С тех пор, как Моника сказала мне, кто ты, я словно заболел. Без конца смотрел на твои фотографии, плакаты, любовался тобой в этих дурацких рекламных роликах и при этом чувствовал себя круглым дураком. А потом увидел тебя в книжном магазине…

— Ты специально искал меня?

— Да.

— Но ты сказал…

— А когда мы встретились на телевидении, я понял, что мои чувства никуда не исчезли. Я по-прежнему хотел тебя.

— Но ведь в жизни я совсем не такая, — возразила она в смятении.

— Нет. Ты возбуждающая и агрессивная…

— Ничего подобного! — отрезала она. Он приподнял бровь, и Дорис покраснела. — Я никогда не была агрессивна. Но в последнее время на меня свалилось столько неприятностей. И я очень сильно отличаюсь от той рекламной девушки.

— Правда? Тогда почему же твои глаза посылают сигналы, а тело не желает их признавать?

— Ничего подобного!

— Еще как посылают! Глядя на тебя, я постоянно испытываю желание. Не больше и не меньше! И даже когда не вижу, все равно хочу тебя. Так же, как и ты меня. Разве нет?

— Не знаю. Я не очень хорошо себя чувствую.

— Из-за меня?

— Нет. Наверное, съела что-нибудь не то. Меня… — Тошнит, хотела она сказать. Дорис чувствовала себя совершенно больной. Опустив голову, она с трудом проглотила комок в горле и уткнулась лбом в колени.

— Обычно я действую на женщин по-другому, — протянул он, вызвав у нее слабую улыбку.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Дорис. — Та девушка в студии, и Бетти тоже…

Итан пощупал ее лоб и нахмурился.

— Пошли домой, — сурово сказал он, помог ей подняться и обнял за плечи. — Ты можешь идти?

Дорис была в этом не совсем уверена. Нельзя сказать, чтобы его голос звучал обеспокоенно, промелькнуло у нее в голове.

— Мы идем не в ту сторону, — заметила она через несколько минут.

— В ту.

Она резко остановилась, недоуменно глядя на него.

— Но я не хочу идти к тебе.

— А я хочу, чтобы мы пошли именно туда.

— Я не имею права на личную жизнь, пока не кончится мой контракт с фирмой. В нем сказано, что…

— Никто ни о чем не узнает, — перебил ее Итан.

— Достаточно того, что об этом буду знать я.

Он протянул руку и легонько провел пальцами по плавным линиям ее щеки, носа, губ.

— Как я понимаю, в твоем контракте есть условия, по которым ты должна избегать огласки. Но никто не может запретить тебе вступать в какие-либо отношения с мужчинами. Не волнуйся, я разбираюсь в контрактах и умею быть очень осмотрительным…

И так велика была его власть над ней, что Дорис, как ее это ни тревожило, покорно пошла за ним к усадьбе.

Она скользнула взглядом по его лицу, пытаясь увидеть хоть намек на нежность, но тщетно. Итан был совсем не похож на пылкого влюбленного. Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как они оказались у его дома. Этот старинный замок издали был больше похож на руины, но вблизи показался даже уютным.

Все еще испытывая слабость и дурноту, Дорис прошептала:

— Сколько же ему лет?

— Начало постройки относится к тысяча двести сорок первому году, — небрежно ответил он, — но разрешение на сооружение бойниц получено лишь в тысяча двести девяностом.

— Бойниц? Ах, ну да, конечно, — сказала она слабым голосом, и он усмехнулся.

— Но, как видишь, либо их так и не построили, либо они все уже развалились. К дому много раз то что-нибудь пристраивали, то сносили.

Это совершенно другой, незнакомый ей мир, подумала Дорис. Богат ли Итан? Она понятия не имела. Да это было и неважно.

— Как долго тут живет твоя семья?

— Где-то с восемнадцатого века.

Она была уверена, что он знает точную дату. Это тоже часть игры? Никогда не хвастаться? Говорить о таких вещах как бы между прочим?

— Моя семья жила в своем доме семь лет, — заметила Дорис, — но бойниц в нем тоже не было. Правда, нам все равно не дали бы разрешение, даже если бы мы попросили.

Итан остановился, с удивлением посмотрел на нее и усмехнулся. Она хитро улыбнулась ему в ответ.

— Однако я не думаю, чтобы в вашем доме отваливались кровельные желоба, сыпались кирпичи, а старые трубы постоянно протекали!

— Нет, — согласилась Дорис.

— Тебе все еще дурно?

— Немного. Наверное, это просто от страха.

Его глаза зажглись весельем, и он повел ее между деревьев к разбитой дороге, упиравшейся в задний двор усадьбы. Они миновали разрушенную конюшню и заброшенную. Дорис споткнулась о булыжник, искоса взглянула на него, и он ответил ей невозмутимым взглядом.

Послышался печальный собачий вой.

— Собака Баскервилей… — пробормотала девушка и вздрогнула.

Но тут пес радостно залаял, и у нее мелькнула мысль, что все в жизни, наверное, предопределено судьбой. Может быть, еще до рождения ей было предназначено встретить человека по имени Итан Росс, который приведет ее в свой дом и соблазнит.

— Не хмурься.

— Но мне действительно не по себе! — воскликнула она.

Он только улыбнулся в ответ и открыл заднюю дверь, которая оказалась незапертой.

— Красть нечего, — сообщил он коротко, заметив ее недоумение.

Итан прошел мимо горы охотничьих сапог и садового инвентаря, по дороге подняв с пола упавшую куртку, и открыл другую дверь, которая вела в кухню.

— Собаки ничего плохого тебе не сделают.

Дорис остановилась.

— Собаки? И много их у тебя?

— Две. Моя семья на несколько дней уехала.

— Семья?

— Моя мать и ее муж.

— Значит, ты приехал сюда, чтобы присмотреть за собаками?

И соблазнить соседку, прочитала она в его глазах.

Покраснев, Дорис вошла в кухню, и, словно по команде, псы умолкли. Девушка замерла при виде огромной немецкой овчарки и пушистой колли.

— У них виноватый вид, — проговорила она.

— Наверно, спали на диване, — ответил Итан и щелкнул пальцами. Овчарка легла, а колли, извиваясь, поползла вперед, словно выпрашивая, чтобы ее погладили. Дорис хихикнула. Итан бросил на нее оценивающий взгляд, и девушка снова залилась краской.

— Могу предложить тебе чаю без молока и сахара или кофе.

— Твой кофе валяется в кустах, — напомнила Дорис.

— Черт, и вправду…

— Ты никому не одалживаешь молоко и сахар, потому что у тебя нет ни того, ни другого?

— Точно. Мне нужно покормить и выгулять собак. Хочешь есть?

Дорис отрицательно покачала головой.

— А пить?

— Я выпью воды.

Итан кивнул, достал бутылку из холодильника и протянул ей.

— Чувствуй себя как дома. Если хочешь, прими душ. Ванная наверху, первая дверь справа от лестницы.

Остро чувствуя неловкость ситуации, Дорис прошла в великолепный старинный зал с камином. Здесь было очень комфортно, но без намека на показную роскошь. Стоящий в углу телевизор выглядел нелепым анахронизмом на фоне старинной мебели. Огонь в камине, отделенном от комнаты красивой решеткой, почти погас, и девушка положила в него полено, пододвинув его кочергой. На каминной полке, на рояле, на столе, — всюду было множество фотографий. В комнате царил уютный беспорядок. Опустившись на диван, Дорис смотрела на огонь, потягивая воду из стакана. Зачем он сказал ей про душ? Потому что собирался продолжить то, что начал у дровяного сарая? Беги домой, пока не поздно, сказала она себе. Но ведь она хочет его! Так сильно, как никогда раньше. Мечтает почувствовать, как он войдет в нее, — при одной мысли об этом ее бросило в жар. Это не было ни любовью, ни даже симпатией, а только острым, непреодолимым желанием. Влечением.

Они были едва знакомы. Дорис нельзя было назвать абсолютно неопытной, однако то, что с ней творилось сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала прежде. Она безумно хотела этого мужчину!

Вздохнув, девушка завернула крышечку на бутылке с водой, проверила, не выпадет ли полено из камина, и вышла.

Что он подумает, когда вернется и увидит, что ее нет? Скорее всего ничего.

Добравшись до коттеджа, Дорис приготовила себе чашку чая. Чтобы хоть как-то успокоиться, она поднялась наверх, в ванную, приняла душ и, закутавшись в теплый махровый халат, босиком прошлепала в спальню…

Где ее уже поджидал Итан.

Ноги у нее подкосились, сердце отчаянно забилось, но она не смогла произнести ни слова и только молча смотрела на него.

— Ты сбежала.

— Я…

— Иди ко мне, — тихо приказал он.

Дорис отрицательно покачала головой. С непроницаемым лицом Итан двинулся ей навстречу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, г-гораздо лучше, — запинаясь, ответила она.

— Так официально?

— Итан…

— Ш-ш-ш. Ты слишком много разговариваешь. — Он притянул Дорис к себе, заглянув в ее напряженное лицо. — Я хочу тебя, — просто сказал он и, развязав пояс на ее халате, прижался к теплому телу. В глазах девушки постепенно разгоралось желание, обостренное сомнением и страхом. — Ты возбуждаешь меня, — сказал он мягко. — Меня будоражат даже мысли о тебе. Я видел, как ты убегала, крадучись, как воришка, и еще сильнее хотел тебя… Видеть тебя обнаженной… Смотреть в эти изумительно красивые глаза, где отражаются все твои мысли, все чувства. Раздень меня.

Дорис обдало жаром. Она попыталась слабо возразить:

— Но, Итан, я не могу…

— Твое тело такое теплое, мягкое, послушное. Я так хочу почувствовать его, но не через одежду.

— Мы совсем не знаем друг друга!

— Не знаем, — согласился он, продолжая смотреть в ее затуманенные глаза. — Меня никто не назовет неразборчивым в связях. Я не Дон Жуан. Сказать по правде, — добавил он хладнокровно, — у меня уже давно не было женщины, потому что большинство из них меня просто не интересует. Но время от времени появляется кто-то, кто меня возбуждает. Так, как ты. Я хочу заниматься с тобой любовью. Прямо сейчас. И ты тоже хочешь, разве не так?

— Я не знаю, — неуверенно проговорила Дорис, с ужасом понимая, что тело отвечает за нее. — Ты заставляешь меня испытывать какие-то незнакомые ощущения. Твой голос звучит мягко, обольстительно, и я начинаю вести себя так, как мне совершенно не свойственно. И при этом чувствую себя дурой.

— А знаешь, что происходит со мной?

Она отрицательно мотнула головой.

— Я теряю над собой контроль. Дорис. Раздень меня, — его голос стал еще мягче, теплее, призывнее. — Давай: сначала пуговицы, ремень, молнии… Я уже принял душ — очень быстро, — добавил он с улыбкой, которая еще больше смутила ее. — Ты пьешь таблетки?

Она кивнула.

— Дорис, ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, скажи это! Ведь это правда!

— Да, — прошептала она.

Прерывисто дыша, девушка перевела взгляд на верхнюю пуговицу его рубашки, и ее пальцы медленно принялись за дело.

— Приятно узнать, что ты не такой хладнокровный, каким кажешься, — проговорила она тихо. — Твое сердце так сильно бьется… Оно выдает тебя.

— Да, — ответил Итан, касаясь губами ее лба, потом волос. — Ты пахнешь костром.

— Это от твоего камина.

Расстегнув последнюю пуговицу, Дорис сняла с Итана рубашку и, судорожно вздохнув, подалась вперед, чтобы обнаженной грудью ощутить его тело. Глядя ему в глаза, она нащупала пряжку на ремне и почувствовала, как он затаил дыхание, когда она провела пальцами по его животу.

— Ты специально не торопишься? — спросил он сдавленным голосом. — Или просто боишься?

— Не боюсь, — чуть слышно пробормотала она, — но все это так внезапно! Ведь я тебя совсем не знаю.

— А ты представь, будто знаешь, — проговорил он тихо. — Представь, что мы с тобой уже очень давно любовники. Хочешь, чтобы я воспользовался презервативом?

Хочет ли она? Дорис понятия не имела. Она была словно в тумане.

— Скажи, нужен ли презерватив? — продолжал он мягко настаивать. — Сколько у тебя было любовников, Дорис?

— Один, — ответила она прерывающимся голосом, — два года назад. Теперь он женат, — зачем-то добавила она. — У него есть маленькая дочка.

Ее груди болезненно напряглись, жаркая волна накатывала откуда-то снизу, грозя вот-вот поглотить ее целиком. Глядя в глаза Итана и вымученно улыбаясь, она не знала, что еще сказать.

— Теперь брюки, — напомнил он.

Дорис неловкими руками нащупала молнию и быстро расстегнула ее. Он скинул ботинки, снял брюки и притянул ее к себе. Она невольно приоткрыла губы и в последней слабой попытке воззвать к его рассудку срывающимся голосом пролепетала:

— Итан, мы не можем…

Но он молча запрокинул ей голову и приник губами к ее рту. На этот раз его поцелуй стал требовательным, жадным. Их сердца словно бились друг об друга. Трудно было ожидать такой страсти от этого с виду холодного и неприступного мужчины. Теплые ладони Итана ласкали ее тело — спину, талию, ягодицы, и, словно захваченная неудержимым потоком, Дорис обвила его руками, прижала к себе и ответила ему с таким пылом, о котором раньше только мечтала. Наконец ее руки коснулись пояса его черных трусов. Она просунула большие пальцы под резинку и медленно стянула их с него — так естественно, словно делала это всю жизнь. Почувствовав горячую, возбужденную, обнаженную мужскую плоть, Дорис вздрогнула и на миг затаила дыхание. Итан крепко держал ее одной рукой за шею, а другой — за талию, не давая пошевелиться, и, не отрываясь, смотрел ей в глаза. Они молчали в томительном ожидании. В это мгновение для нее существовал только он, его горячее тело. Дорис почувствовала, как напряглись его бедра, когда он с силой привлек ее к себе.

— Мир для этого и создан, — сказал он, не сводя с нее глаз.

Она еще крепче вцепилась ему в плечи. Его рука скользнула вниз по спине девушки, и он легко приподнял ее. Словно завороженная, она инстинктивно обвила ногами его талию и, ощутив, как он легко вошел в нее, задохнулась от наслаждения.

— Ах, Итан…

— Теперь поцелуй меня, — хрипло потребовал он.

Дорис перевела взгляд на его слегка приоткрытые губы, застонала и накрыла его рот поцелуем. Итан бережно опустил ее на постель. Делая все новые и новые сладостные открытия, они погрузились в пучину блаженства.

Это было похоже на отчаянную, упорную борьбу за то, чтобы скорее прийти к последнему барьеру, вожделенной кульминации. Вспышка оказалась такой сильной, что оба, вздрагивая, без сил откинулись на подушки, не ослабляя объятий.

Закрыв глаза, Дорис медленно возвращалась на землю. Итан пошевелился, устроился поудобнее, нежно обнял ее и легонько подул на ресницы.

Она яростно замотала головой, не желая ни смотреть на него, ни отвечать ему. Но он медленно провел ладонью по ее грудям, коснулся мгновенно набухших сосков, и она тут же открыла глаза.

— Не спрашивай, удовлетворен ли я, ладно? — протянул Итан.

Дорис покачала головой. Она была близка к отчаянию. Они наслаждались друг другом без любви, даже без симпатии! Все, что произошло между ними, теперь показалось ей унизительным. Он любил ее не больше, чем она его. Это была только похоть и больше ничего!

— Не спрашивай меня, что теперь будет, — продолжал он тем же мягким, тягучим голосом, — потому что сейчас ты все сама увидишь.

И она увидела. Она не могла, не хотела отталкивать его, порабощенная собственным телом. Он заставил ее кровь зазвенеть в жилах, разбудил в ней такие чувства, о существовании которых она и не подозревала. Более того, было ясно, что и она вызывала в нем такое же вожделение, потому что он тоже не мог, не желал останавливаться.

Дорис не знала, что можно заниматься любовью так долго. В своей неопытности она полагала, что после того, как пик блаженства достигнут, все должно закончиться. Вы встаете, готовите чай или кофе, разговариваете и так далее. Ей и в голову не приходило, что можно продолжать еще и еще…

Он прикасался к ней с такой нежностью, почти с благоговением, изучая каждый сантиметр ее тела, но… В его глазах не было любви, только страсть, всепоглощающее желание.

Итан оказался невероятно изобретательным, неутомимым любовником и терпеливым учителем. В последующие двое суток он научил ее наслаждаться теми ощущениями, о которых она раньше только читала в книгах. Теперь Дорис постоянно хотелось близости, но всякий раз она испытывала стыд. Ведь порядочным девушкам не полагается ложиться в постель с незнакомцами.

Иногда Итан уходил — чтобы переодеться, покормить и выгулять собак, а также поработать с рукописями, которые он привез с собой. Когда его не было рядом, Дорис обретала способность мыслить рационально и приходила в ужас от собственного поведения. Но если Итан не появлялся слишком долго, ее охватывало беспокойство, и она бесцельно слонялась по дому, чувствуя себя брошенной, опустошенной. Дорис ненавидела себя за это, злилась на свою рабскую зависимость от этого мужчины. Он приказывал, хоть и мягко, а она подчинялась. И даже с радостью. А он бы подчинился, если бы она начала командовать? Это просто унизительно, думала Дорис, она бы ни за что не поверила, что отважится на такое. Ей всегда казалось, что в отношениях между мужчиной и женщиной должны быть радость, искренность и любовь. Но у них ничего этого не было. Как бы много времени и сил не отдавал ей Итан, он оставался для нее недоступным. Впрочем, и ее душа была для него тайной за семью печатями.

Когда несколько минут спустя Итан появился в ее кухне с улыбкой на лице, Дорис задумчиво посмотрела на него. Он вопросительно поднял бровь.

— Скажи, чего ты ждешь от меня? — спросила она в лоб.

Привалившись к стене, он сложил руки на груди. Взгляд его был серьезен.

— Я не думал об этом, — ответил он так же прямо. — А ты чего ждешь от меня?

— Не знаю, — призналась она. — Я даже не уверена, что ты мне нравишься. Я совсем не знаю тебя, Итан.

— Объявляешь мне войну? — мягко спросил он и, выпрямившись, подошел к маленькому столику и уселся в кресло. — Как насчет кофе?

Дорис автоматически встала, чтобы поставить чайник, но на полпути остановилась.

— Нет, — сердито сказала она, — сам приготовь. Ты все время приказываешь, а я подчиняюсь. Мне это не нравится!

— А что тебе нравится? — спросил он все еще мягким, рассудительным тоном.

— Я не знаю!

Итан улыбнулся, поднялся из-за стола и поставил чайник на огонь.

— Ты не проверил, есть ли в нем вода, — буркнула Дорис.

Бросив на нее насмешливый взгляд, он приподнял чайник, поболтал им в воздухе и вернул на плиту. Раздраженно хмыкнув, она села за стол, подперев голову руками.

— Кофе? — спросил Итан.

— Да.

— Пожалуйста, — поправил он.

— Пожалуйста. Не слишком крепкий.

Итан улыбнулся и начал готовить кофе. Затем он налил его в чашку, поставил перед Дорис и уселся на прежнее место, вопросительно глядя на нее через стол.

— Еще что-нибудь прикажешь?

— Не сейчас, — сварливо ответила она.

Он внимательно смотрел на нее.

— Тебе нужно признание в вечной любви?

— Нет.

— Но тебе кажется, что я тебя использую, так ведь?

— Не совсем так, — вздохнула она. — Просто я хочу чувствовать, что мною дорожат, что меня ценят. А вместо этого я испытываю унижение. Как будто у меня нет ни собственной воли, ни разума.

— Но тебе все равно хочется заниматься со мной любовью? Ведь в этом вся проблема?

Она обхватила руками кружку и опустила глаза, затем снова подняла их и в упор взглянула на Итана.

— Да. Но в наших отношениях нет радости, ощущения счастья. Так не должно быть! Или я не права?

— Права, — согласился он, — ты ведь действительно ни разу не засмеялась.

— И ты тоже.

Сказать по правде, он только и делал, что занимался с ней любовью, а в промежутках — сбивал ее с толку.

— Я редко смеюсь, — сказал он, беззлобно усмехнувшись. — Расскажи мне о том, как ты работала в авиакомпании. О том, что такое быть стюардессой. Красивые пилоты, и все такое.

Дорис иронически хмыкнула.

— Твой единственный любовник был летчиком?

Она отрицательно покачала головой:

— Они все, как правило, уже женаты.

— Что не мешает им заводить романы на стороне.

— Да, не мешает, — согласилась она, припомнив одного или двух пилотов, которые открыто изменяли своим женам. — Но мы практически не общались с ними, — я имею в виду, помимо работы.

— И тебе никто из них не нравился, Дорис?

— Нет.

— А потом ты стала знаменитой, и все стали тебя немного побаиваться.

Дорис удивленно посмотрела на него.

— Не говори глупостей. Я всего только поучаствовала в рекламной кампании наших авиалиний, вот и все.

— И все?! Это же просто золотая жила для того, кто хочет сделать себе имя!

— Да, но все началось совсем не так, как ты себе представляешь. Я вообще не собиралась в этом участвовать.

— А ты не кривишь душой? — недоверчиво спросил Итан.

— Нет! Ты думаешь, что я такая расчетливая, а все вышло совершенно случайно. У всех стюардесс спрашивали, кто хочет сняться для фотопробы, потому что авиалинии, по замыслу начальства, должен был рекламировать кто-нибудь из своих, а не оплачиваемая фотомодель.

— И ты снялась? — спросил Итан с мягкой иронией. — Скажи, ты была первой в очереди?

— Я вообще не хотела сниматься! Меня вполне устраивала моя работа. — Дорис нахмурилась. — Ты пытаешься представить меня изощренной карьеристкой, а я вовсе не такая. Я вообще не люблю быть в центре внимания.

— Тогда как же ты стала знаменитой красоткой-стюардессой с плакатов вашей компании, если не снималась для фотопробы?

— Потому что случайно оказалась в кадре, когда фотографировали самолет! Я даже не знала, что в тот момент там находилась съемочная группа.

— Не знала? — хмыкнул Итан.

— Конечно! Почему ты не хочешь мне верить? Разве я кажусь такой лживой?

— Нет, — признал он, но особой уверенности в его голосе она не услышала. — Ну, а что было потом?

Дорис пожала плечами.

— Когда проявили пленку, меня, что называется, «открыли», — пояснила она, вновь переживая смущение, которое испытывала в ту пору. — Но, увидев меня наяву, фотограф решил, что у него просто случайно получился такой хороший снимок. Если бы они нашли подходящую модель, то и не вспомнили бы про меня. Но, вероятно, оказавшись в безвыходном положении, решили попробовать еще раз, и у них опять все получилось, как надо. Тогда мне и сделали предложение стать моделью для этой рекламной кампании, но я, конечно, наотрез отказалась. Меня стал уговаривать сам директор, он сказал, что помочь им — мой долг. Вот как все было на самом деле.

— А потом глава «Лорен косметикс» увидел тебя в рекламе и решил, что ты должна стать их «лицом года».

— Да. Ты так говоришь, как будто я в чем-то виновата, но мне нечего стыдиться. Это было чистое везение. Я просто оказалась в нужном месте в нужную минуту.

— И никаких страстных романов с пилотами?

— Никаких романов. Даже никакого флирта. А с Кевином, моим единственным любовником, я познакомилась на вечеринке. Наша связь длилась целый год. А потом мы разлюбили друг друга, — просто сказала Дорис. Все еще злясь на него, она спросила прямо: — А ты?

— В моей жизни тоже не было жгучей страсти. Я вообще не верил, что она существует, пока не встретил тебя. А ведь она оказалась действительно жгучей, правда?

Покраснев, Дорис опустила глаза и вздохнула. Она не могла этого отрицать.

— Если говорить о сексе, ты прав, — сказала она тихо, — но что касается всего остального… Я не знаю, что ты любишь, чего не любишь, что чувствуешь, о чем думаешь. Ты держишься независимо, даже отстраненно, и твоя аристократически тягучая речь звучит так высокомерно, как будто ты оказываешь честь, снисходя до разговора со мной, — сердито добавила она.

— Да, я считаю именно так, — проговорил он с улыбкой, в которой явственно проглядывала насмешка. От неожиданности Дорис на мгновение утратила дар речи.

— Даже если это и правда, ты не должен был этого говорить! — возмутилась она.

Итан рассмеялся:

— Какая же ты наивная!

— Я знаю, что наивная! Ты постоянно сбиваешь меня с толку!

И еще я хочу любить тебя, но не знаю как, с грустью подумала она. Увы, этому не бывать никогда!

— Я всегда был независимым, — задумчиво проговорил Итан. — Эгоистичный? Высокомерный? Пожалуй. Я не испытываю бурных эмоций. — Криво усмехнувшись и пожав плечами, он откинулся на спинку кресла и отпил глоток кофе. — Не люблю лгунов, презираю обманщиков… — Помолчав, он добавил: — Я вообще не очень люблю людей. Меня вполне устраивает мое общество, мои собственные мысли. Конечно, есть люди, к которым я был привязан, но никогда не влюблялся. Я с радостью помогу другу, но никому не позволю себе навязываться. И еще мне очень нравится заниматься с тобой любовью.

— Но ты не слишком огорчишься, если все кончится? — спросила она слабым голосом. — Не станешь умолять меня вернуться, если я уйду?

Глядя на ее прелестное лицо, такое взволнованное и такое печальное, он честно ответил:

— Нет, я не буду умолять. А ты, Дорис?

— Не думаю, что стала бы умолять кого-нибудь. — Но я буду скучать по тебе, подумала она. И мне будет больно думать о том, что было бы, если бы ты вернулся. — Для этого надо быть влюбленным, — проговорила она вслух.

— А ты не влюблена в меня, ты это хочешь сказать? — спросил Итан лукаво.

— Нет. Но я нахожу тебя очень привлекательным, ты заставляешь меня сходить с ума от желания. Когда ты дотрагиваешься до меня, я плавлюсь, как воск. Но ведь это не любовь?

Итан опустил глаза и поставил кружку на стол.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет, — ответила Дорис, чувствуя себя совершенно беспомощной, — но я хотела бы понять, как в тебя влюбиться. И как заставить тебя полюбить меня.

— И тогда все было бы хорошо?

Со смущенной, милой улыбкой она покачала головой.

— Не знаю… Может быть, я хочу слишком многого.

— Это лучше, чем хотеть слишком мало.

Глядя в его непроницаемые глаза, выражение которых было невозможно определить, она почувствовала, как в ней вновь начинает разгораться желание. Этот вечный неутолимый голод.

— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Итан.

Его глаза потемнели и заблестели. Горько улыбнувшись, он спросил:

— Потому, что от меня тоже есть какая-то польза?

— Нет, потому что… это все, что у нас есть.

Резко поднявшись, она отвернулась от него.

Итан вскочил, повернул ее лицом к себе и сжал в объятиях. В своих чудесных, крепких объятиях.

3

— Прямо здесь? Сейчас? Ты хочешь, чтобы я взял тебя на полу в кухне? — грубо спросил Итан.

Он выглядел таким агрессивно сексуальным, таким чужим, что Дорис испугалась. Она покачала головой и поглядела на него умоляющими глазами. Но, не обращая внимания на ее протест, он положил ее на холодные плитки пола и придавил тяжестью своего тела. Потом расстегнул ей рубашку, перехватив ее руки, когда она попыталась помешать ему, и обнажил грудь.

— Итан, не надо!

Наклонившись, он поцеловал ее в губы, и она ответила ему. Возбужденная, разгоряченная и одновременно пристыженная, Дорис целовала его и прижимала к себе, позволяя делать с собой все, что ему захочется. Он действовал руками, губами, языком, чтобы еще сильнее распалить ее. И когда она уже всхлипывала от неутоленного желания, Итан по-своему наказал ее за самонадеянность. Лежа на ней, опираясь на локти, он пригладил ее темные, вьющиеся волосы, веером разметавшиеся по каменным плитам пола, и, глядя ей в раскрасневшееся лицо, спросил ровным голосом:

— Хочешь, чтобы я извинился?

Дорис слабо качнула головой.

— Нет. Так я и думал, — подтвердил он, — потому что мы оба этого хотели. Я возбуждаю тебя, а ты — меня. Именно это и бросается в глаза на твоих фотографиях, Дорис, — твоя чувственность, твоя сексуальность. Твое тайное «я», которое ты не выпускаешь на свободу, потому что оно пугает тебя. Ты боишься не меня, Дорис. Тебе страшно дать волю своим чувствам, потому что они могут поглотить тебя целиком.

Она протестующе замахала рукой.

— У тебя ложное впечатление обо мне!

Но Итан пропустил ее замечание мимо ушей и продолжал менторским тоном:

— Ты, словно в темнице, держишь и зорко охраняешь внутри себя восхитительное, свободное естество, но оно рвется наружу. Ты ведь не можешь безоглядно наслаждаться любовью, правда? Потому что какая-то часть тебя ощущает вину, стыд, вот почему ты говоришь, что «этого мало». Расслабься, Дорис. Позволь себе безрассудно отдаться наслаждению. Мало кому дано испытывать такие ощущения. Не бойся их. Расскажи о них всему миру.

— Но ведь ты этого не делаешь.

— Но я и не подавляю своих желаний. И не стараюсь их оправдать.

— Потому что ты — мужчина. Мужчине простительно так себя вести, а женщина должна заботиться о своей репутации.

— Ерунда. Я же не призываю тебя спать с каждым встречным. Я лишь хочу, чтобы ты наслаждалась тем, что имеешь. И перестала чувствовать себя виноватой и стыдиться того, что испытываешь желание и получаешь удовольствие, старое, как мир.

— С тобой.

— Да. Со мной.

До поры до времени, усмехнулась про себя Дорис.

— Ты такой бесчувственный! — воскликнула она. — Неужели ты совсем ничего не испытываешь ко мне?!

— Испытываю — желание.

И тут, совершенно неожиданно, Итан расслабился. Весь его гнев прошел. Он улыбнулся — весело, дружелюбно. Дорис еще никогда не видела его таким.

Я могла бы полюбить его, подумала она. Могла бы. Если бы он разделил с ней свои чувства и мысли. Но Итану этого не нужно. А она… Она ведь боится полюбить его, не так ли? Потому что этому мужчине не дано ответить на ее любовь. Сильный, сложный, утонченный, с изысканным вкусом. Холодный. Такой человек никогда не сможет принадлежать ей.

— Твои родители умерли, когда ты была совсем маленькой?

Не понимая, к чему он клонит, Дорис кивнула.

— Так же, как и родители Моники. И тебя вырастила тетя?

— Да.

— Она была религиозной?

— Религиозной? Нет, не особенно.

— Старая дева?

— Какое это имеет значение?

— Тетя воспитывала тебя в строгих правилах? Ответь, Дорис.

Отвернувшись от него, она уставилась в стену.

— Да.

— Тогда понятно, почему ты испытываешь чувство вины, — ведь все эти удовольствия не освящены браком. Скажи, а отношения с первым любовником тоже казались тебе греховными?

— Нет, — сквозь зубы ответила она.

— Потому, что ты была влюблена в него? — поинтересовался Итан, на этот раз более мягко.

Повернув к нему лицо, Дорис неохотно кивнула.

— Но ты не влюблена в меня, поэтому все проблемы послушной и воспитанной девушки вылезли наружу.

— У послушной маленькой девушки нет никаких проблем! У нее есть только…

А что у нее есть?

— Получать удовольствие от секса — не стыдно. Это не делает тебя распутной. А подавлять эмоции…

— Ничего я не подавляю! — резко оборвала она наставления Итана.

— Подавляешь. Отбрось свои тревоги, Дорис. Наслаждайся.

— Так, как это делаешь ты? Безо всяких чувств? Без симпатии?

— Не будь дурой.

Дурой? Не хочет же он сказать, что испытывает какие-то чувства к ней? Что она нравится ему? Вопросительно уставившись на Итана, она спросила с надеждой:

— Это правда? У тебя действительно есть ко мне какие-то чувства?

— Конечно. Не понимаю, почему мне ни разу не пришло в голову, что ты можешь быть ранимой, неуверенной в себе. На самом деле ты ведь такая?

— Только с тобой.

— На фотографиях и на экране ты выглядишь такой раскованной, манящей. В твоих глазах столько обещания. Да и в жизни ты кажешься земной, искушенной, словно тебе все известно про эти игры.

— Так вот что это для тебя? Игры? — спросила она печально.

Он снова улыбнулся и покачал головой.

— Восхитительное, чудесное желание. Здесь, со мной, ты стала похожа на мальчишку, веселого товарища по играм.

Дорис вздохнула.

— Я и была веселой. И всем нравилось мое общество. Но эти последние месяцы…

— Понятно — напряжение, страх. Но ты молода, Дорис, а все это — всего только слова и дурацкие поступки и не более того. Физически на тебя никто не нападал, только пугали, так что перестань делать из этого трагедию. Негодяй может причинить тебе боль, только если ты сама позволишь ему это.

Так же как Итан причинит ей боль, если она ему позволит?

— А что касается наших отношений, радуйся тому, что у нас есть. «Опыт обогащает душу», — процитировал он с усмешкой. — Когда-нибудь у тебя будет муж, дети, и ты сможешь вспомнить об этом и улыбнуться.

Значит, вот что он делает, когда все кончается, — вспоминает и улыбается? Итан ждал, внимательно наблюдая за ее реакцией. Дорис вздохнула, протянула руку и провела пальцами по его лицу.

— А у тебя никогда не будет жены и детей?

Улыбаясь одними глазами, он покачал головой.

— Конечно, — подтвердила она, — тебя трудно представить в роли мужа. Хотя, с другой стороны, ты не похож и на человека, который станет заниматься любовью прямо на полу.

— Не похож? А как, по-твоему, должен выглядеть человек, который может делать это на полу? Кстати, знаешь, а ты впервые приласкала меня сама, без моей просьбы.

— Правда? — переспросила она рассеянно и запустила пальцы в его шелковистые волосы, наслаждаясь тем, как они скользят по ее ладони. — Итан, признайся, тебе ведь это тоже не нравится?

— Что?

— Чувствовать, что ты утратил контроль над собой. Тебя наверняка это тяготит. Я не нравлюсь тебе, и ты не хочешь, чтобы это с тобой происходило, однако… — Она вздохнула и замолчала.

— Ты это чувствуешь?

— Иногда. Нет, не иногда, — призналась она, — почти все время. Я хочу тебя, жажду твоей близости, но не могу избавиться от ощущения, что меня используют.

— Ты думаешь, со мной происходит что-то другое?

Округлив глаза от удивления, она переспросила:

— Ты?

— Конечно. А почему тебя это удивляет? Я ведь тоже человек. — Итан на мгновение задумался. — Ты права, порой я не узнаю самого себя. Каждый день ухожу с мыслью — все, пора кончать. Она всего только женщина, а женщины это осложнения, которые мне не нужны. Однако у моего тела на этот счет есть свое мнение.

— Выходит, мы жалкие рабы своих желаний? — Дорис впервые улыбнулась по-настоящему и откровенно призналась: — Ты действительно великолепный любовник.

Усмехнувшись, он переспросил:

— Правда?

— Да. Как ты тогда поймал меня у сарая… А что ему было нужно? Тому, кто тебя тогда позвал.

— Джеку? Это мой сосед. Хотел расспросить о моей машине. Он хочет купить себе такую же.

Дорис понимающе кивнула.

— Еще есть вопросы? А то пол становится слишком жестким.

— Вот и весь разговор. — Дорис невесело вздохнула.

— Может, мы продолжим в постели? Меня совсем не возбуждает ни этот холодный пол, ни беспорядок в одежде. Я чувствую себя, как школьник на первом свидании.

Она усмехнулась.

— Не могу представить тебя в этой роли. Ты слишком элегантен и уверен в себе.

— Боюсь, что в данный момент я так не выгляжу. Или ты именно этого хотела добиться?

Дорис, покачала головой.

— Я не хочу никуда отсюда уходить. Мне и так хорошо.

— А мне гораздо больше нравится в постели, — сказал Итан тоном, не терпящим возражений. Он встал, помог ей подняться и повел наверх.

— Ты когда-нибудь раньше здесь жил? — спросила она, надеясь, что в ее голосе прозвучало только естественное любопытство.

— Никогда.

— Значит, у вас с Моникой ничего не было?

— Ничего, — односложно подтвердил Итан. Уложив Дорис на кровать, он лег рядом и насмешливо взглянул на нее.

— Я просто так спросила. — Перевернувшись на живот и приподнявшись на локтях, она долго изучала его черты, словно стараясь запечатлеть их в своей памяти. — Пожалуй, я действительно притворюсь, будто влюблена в тебя, — сказала она храбро.

— Зачем тебе это нужно?

— Потому что тогда у меня будет право прикасаться к тебе, сколько захочется, целовать и не думать при этом, что я делаю что-то предосудительное.

— А что, я вызываю у тебя такие чувства?

— Я немного тебя побаиваюсь. Понимаешь, ты совсем не похож на человека, с которым у меня могли бы быть какие-то отношения.

— Почему?

— Ты знаешь себе цену, а я полна сомнений.

Итан молча наблюдал за ней.

— Все говорят, что в рекламе и в кино я выгляжу так, словно являюсь хозяйкой положения. Какое жестокое заблуждение!

— Ты просто неопытна, Дорис.

— Так как ты к этому отнесешься?

— К чему?

— Если я буду ласкать тебя?

Глаза Итана слегка потемнели.

— Я хорошо отнесусь к этому, Дорис. Мне очень жаль, что у тебя создалось впечатление, будто я хочу, чтобы все было только по-моему. В том, что я мало задумываюсь о чувствах окружающих, меня уже обвиняли, — добавил он, помрачнев.

— Ничего. Думаю, ты понятия не имел о моих переживаниях.

— Пожалуйста, делай со мной все, что тебе заблагорассудится.

По телу Дорис разлилось тепло, оно стало наливаться тяжестью и истомой. Не сводя с него глаз, она прошептала:

— Что ты говоришь…

— Народная мудрость гласит, что путь к цели приятнее, чем ее достижение, но я не могу с этим согласиться. Особенно в данный момент. Боюсь, что мои гормоны уже вконец взбунтовались, и я больше не могу ждать.

Наклонившись ниже, она лизнула его сосок. По телу Итана пробежала дрожь, и Дорис прошептала:

— Ты так складно говоришь…

— Еще секунда, и я не смогу сказать ни слова, — выдохнул он. — Если ты будешь продолжать…

Подняв на него глаза, Дорис усмехнулась:

— Тебе не нравится, когда тебя дразнят?

— Я бы, скорее, назвал это пыткой.

С хитрой улыбкой она просунула руку под одеяло и провела по его плоскому животу — сверху донизу, почувствовав, как напряглось все его тело.

— Власть… — с томлением в голосе проговорила Дорис и тут же закричала: — Нет! Не надо! Ты должен был лежать смирно.

— Это невозможно. — Итан уселся сверху, прижав ее руки к бокам. — Ну, так что, у кого теперь власть?

— Это нечестно. Ты сильнее меня.

Он покачал головой.

— Нет, Дорис, не думаю.

Наклонившись, он наградил ее таким долгим поцелуем, что она начала задыхаться. Но он лишь крепче сжал коленями ее изгибающееся тело и целовал, целовал без конца, пока она не почувствовала, что теряет сознание.

— Я сделал тебе больно? — воскликнул он потрясенно.

Она покачала головой.

— Теперь я запомню, как опасно тебя дразнить.

— Нет, не запоминай, — попросил Итан. Перевернувшись на бок, он, нежно поглаживая, поднес ее ладонь к своим губам. Серьезно глядя на Дорис, он повторил еще раз: — Пожалуйста, забудь. Я не помню, чтобы когда-нибудь до такой степени терял контроль над собой. Ты обладаешь сверхъестественной властью надо мной.

— Нет! — расстроенная тем, что задела его неосторожными словами, она прошептала: — Мне не нужна власть. Я просто хочу быть счастливой. Улыбаться тебе, смеяться вместе с тобой. Не заставляй меня иметь над тобой власть, пожалуйста, Итан, не надо!

Он удивленно посмотрел на нее и, притянув к себе, ласково погладил по спине. Так нежно он ее еще ни разу не обнимал.

— Ты говоришь, что не понимаешь меня, а теперь я не понимаю тебя. Ты совсем не такая, какой я тебя себе представлял. Мне казалось, что ты похожа на меня.

— В каком смысле?

— Такая же рассудочная, холодная, как и я.

— Но ты совсем не такой! — запротестовала она.

— Ошибаешься, Дорис.

Расстроенная, она подняла голову и поглядела ему в глаза. В них застыла печаль. Итан больше не казался ей высокомерным и самоуверенным.

— Я воображал, что между нами будут легкие, необременительные отношения. Думал, буду приезжать к тебе, когда сочту нужным. А ты будешь встречать меня, изнывая от страсти. Ты представлялась мне опытной, искушенной в любви женщиной. Но когда я заговорил с тобой на телевидении, увидел твое смущение и нервозность, то понял, что могу ранить тебя, причинить боль. Обычно я не играю в такие игры с наивными девушками, Дорис. Только с теми, кто знает и признает правила игры. Я думал, что ты из их числа. Когда же мне стало ясно, что с тобой все обстоит иначе, было поздно. Я понял, что не в силах отпустить тебя. Хотя мне бы следовало сделать это немедленно. К сожалению, я не смог совладать с собой.

— Но ведь Моника, должно быть, рассказывала обо мне.

— Да, — проговорил он медленно, — но, похоже, я ее неправильно понял.

— В каком смысле?

— Даже не знаю, как бы тебе объяснить…

— Нет, знаешь! Ты считал меня расчетливой карьеристкой. Это Моника тебе так сказала? — спросила она обиженно.

— Нет-нет, что ты, — не очень уверенно проговорил Итан. Нахмурившись, он добавил: — Думаю, исходя из своего личного опыта общения с женщинами, я просто по-своему интерпретировал ее слова. Я увидел тебя такой, какой мне хотелось, чтобы ты была.

— Но ты все равно приехал ко мне, — прошептала она.

— Глянул в твои огромные зеленые глаза и пропал.

— Ореховые, — поправила Дорис.

— Зеленые. Как у ведьмы. Но я не желал забираться в дебри твоей души. И не хотел причинить тебе боль. В моем сердце ты не найдешь глубоких чувств, Дорис. Только хорошее отношение. И мне с тобой весело. Ну и, конечно, меня безумно тянет к тебе, — произнес он очень тихо.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Дорис опять почувствовала себя беспомощной. Ее снова охватило желание прикасаться к нему и ощущать его тело. Она перевела взгляд на его губы и наклонилась. Почувствовав, как Итан откликнулся на ее поцелуй, Дорис тихонько застонала. Она хотела, чтобы их близость продолжалась еще долго-долго. Но Итан говорил так, как будто собирался расстаться с ней.

Дорис еще раз нежно прикоснулась губами к его рту и начала ласкать его так, как ей хотелось, чтобы он ласкал и любил ее, — самозабвенно упиваясь своими чувствами. И он отвечал ей с нежностью, почти с любовью.

Потом она лежала, прижавшись к нему всем телом и отдыхая.

Печально вздохнув, Дорис проговорила:

— Это было так прекрасно!

— Да, прекрасно. Спасибо тебе.

— На здоровье.

Итан засмеялся. Это был почти счастливый смех. Наверное, он прав. Прочь тревоги! Да здравствует радость и удовольствие! Но она знала, что не сможет забыть его слова о том, насколько они разные.

Пригладив ей волосы, Итан тихо проговорил:

— Будь со мной терпелива, Дорис. Все это для меня очень непривычно. У меня ни с кем не было ничего подобного.

— Так, значит, это — не конец? — Она с удивлением и надеждой смотрела на него.

— О чем это ты?

— Я думала, что ты со мной прощаешься, — в голосе Дорис звенела боль.

Итан внимательно посмотрел на нее, а потом снова притянул ее голову себе на плечо.

Помолчав немного, она наконец решилась спросить:

— Твой опыт общения с женщинами был так ужасен?

— Я бы не сказал.

— Но все было не так, как со мной?

— Они были совершенно не такими, как ты. И ничего от меня не ждали никаких эмоций.

— Только вознаграждения за оказанные услуги?

— Да. Подарки, украшения, дорогую выпивку и еду. Но ведь ты не такая, Дорис.

— Мне трудно справиться со своими чувствами. Похоже, у меня нет выбора, и я даже не знаю, хочу ли я, чтобы он у меня был. Я тоже не привыкла к таким отношениям, Итан.

— Я знаю. Теперь знаю. — С ленивой улыбкой он легонько поцеловал ее в волосы и проговорил: — Но мне придется уехать.

— Уехать? — забеспокоилась Дорис.

— Да. Я должен вернуться в Лондон. Работа, разные встречи, всякие дела.

— Когда вернешься?

— Поздно вечером. Или завтра утром.

Понятно. Чтобы покормить и выгулять собак. Сонная и разомлевшая, счастливая от сознания, что он вернется, Дорис провела пальцами по его губам.

— Береги себя.

— Обещаю. Не засыпай!

— Не буду.

Но ее веки отяжелели, и было так тепло, уютно и приятно лежать, прижавшись к нему, что она позволила своим глазам закрыться и сладко заснула.

Дорис проснулась, когда за окном стемнело. Итан уехал. Потягиваясь и позевывая, она немного полежала в постели, вспоминая их разговор, а потом улыбнулась. Может быть, все не так уж и плохо. Впервые с тех пор, как они встретились, у нее было спокойно на душе.

Она встала, перекусила и, вернувшись в постель, заснула глубоким сном и проспала без сновидений до восьми часов утра. Позавтракав в кухне, Дорис, как обычно, сходила на прогулку и с охапкой хвороста вернулась домой.

Скинув грязные кроссовки, она босиком прошлепала в кухню через заднюю дверь и увидела посреди стола пухлый конверт. Полагая, что это оставил Итан, она взяла его в руки и открыла. В конверте оказались фотографии. Девушка с любопытством вытащила их и… чуть не выронила из рук, содрогнувшись от ужаса и отвращения. Все они были сняты здесь, в коттедже. На одном из снимков Дорис была запечатлена выходящей из Холла, на другом раздевающейся у себя в спальне. На всех фотографиях виднелись дырочки. Кто-то со злобным, маниакальным упорством проткнул булавкой ее глаза и сердце.

А ведь за последние несколько дней она почти забыла о своем преследователе.

Вскрикнув, Дорис отшвырнула конверт, и в эту минуту вошел Итан.

4

— Ты кому-то рассказал!

— Нет.

— Значит, это сделала Моника. Впрочем, зачем ей это было нужно? — Дорис нахмурилась. — Она ведь именно потому и позволила мне пожить в своем коттедже, что о нем никто не знал!

— Вероятно, он за тобой следил, — сказал Итан спокойно. — По дороге сюда ты не проверяла, не едет ли кто за тобой?

— Никто меня не преследовал, — покачала головой Дорис.

Он молча поднял фотографии с пола и стал их рассматривать, а потом подошел к столу и аккуратно сложил обратно в конверт.

— Снимки сделаны непрофессионально, — заявил Итан. — Сейчас ведь очень просто достать все необходимое оборудование. И при этом не останется уличающих негативов, — добавил он.

Дорис молчала.

— Откуда они взялись?

— Лежали на столе, когда я пришла, — ответила она. — А значит, мерзавец был здесь, в коттедже. Значит… — Ее голос прервался. — Он ведь мог…

— Мог. Но этого не случилось.

— Но ведь он где-то рядом! Выслеживает меня, караулит! Он все испортил! За что? За что?

— Я не знаю.

— Он даже глаза проткнул… — Дорис осеклась. Чувствуя, что сейчас расплачется, она бросилась прочь из кухни, но Итан догнал ее и нежно обнял.

— Как он попал в дом? Ты куда-нибудь выходила?

— Да, гуляла по лесу, собирала хворост.

— Ты запирала дверь?

Запирала ли она дверь? Нет.

Итан ткнул в конверт пальцем.

— Хочешь, я уничтожу их?

— Нет. Полиция велела сохранять все улики на случай, если им удастся поймать этого ублюдка, — сказала она с горечью.

— Скажи, это началось, когда ты стала работать на Лорен?

— Перестань допрашивать меня! — Оттолкнув его, Дорис отошла к окну и повернулась к Итану спиной.

— И все же? — спросил он, нисколько не обескураженный ее вспышкой.

— Да, — отрезала она.

— А ты не думала, что это может быть женщина, которая хотела получить эту работу?

— Конечно, думала! Последние три месяца я вообще больше ни о чем не думала! Но в «Лорен косметикс» проверили всех, кто пробовался на это место, и не нашли ничего подозрительного.

Итан задумался, а потом спокойно сказал:

— Собирай вещи! А я пойду посмотрю вокруг.

— Не приказывай мне!

Он остановился на полпути, оглянулся и недоуменно посмотрел на нее.

— Прости, — смутилась Дорис, — я ужасно разозлилась. И не хочу ни от кого убегать.

— Тебе нельзя здесь оставаться.

— Почему это нельзя?! Я…

— Что? Найдешь его? Встретишь во всеоружии?

— Как ты можешь быть таким рассудительным!

Приблизившись, Итан нежно дотронулся до ее лица своими длинными пальцами.

— Ты должна уехать, — мягко повторил он. — Я не смогу постоянно находиться при тебе.

— Мне это и не нужно! — Отшатнувшись от него, Дорис бросила с вызовом: — Ничего он мне не сделает!

— Ты уверена?

Глаза ее наполнились слезами. Она была так напугана!

— Это ведь мог быть и ты… — прошептала она без малейшей убежденности в голосе.

— Мог, — спокойно согласился он, — но это не я.

— Я хочу сказать, что ты ворвался в мою жизнь совершенно неожиданно. Потом приехал сюда… Я больше не знаю, что делать, Итан!

— Зато я знаю. Иди собирай вещи. — Он подождал, пока она наконец не сдалась, согласно кивнув ему в ответ.

— Это несправедливо!

— Да, — подтвердил Итан и вышел.

— Не уходи далеко! — крикнула она.

Взгляд ее снова упал на конверт, лежавший на столе. Дорис брезгливо взяла его в руки и стала снова перебирать снимки, чтобы определить, в какие моменты их сделали. Наконец она наткнулась на фотографию, где была изображена почти в полный рост лицом к камере. Судя по всему, снимали через окно лестничной площадки, в ту минуту, когда она, обнаженная, выходила из ванной. Ее тело освещал неяркий солнечный свет. Значит, это было утром. Поморщившись, Дорис разорвала фотографию на мелкие кусочки. Пусть это и улика, но она никому не позволит рассматривать себя в таком виде!

Внезапно ее затрясло, как в ознобе. Девушка торопливо сложила снимки обратно в конверт. Почему Итан ничего не заметил, когда она выходила из Холла? Он же гулял где-то рядом с собаками! Что-нибудь должно было броситься ему в глаза. Да и собак не проведешь, они непременно подняли бы лай, почуяв постороннего!

Дорис снова вынула фотографии из конверта и, теряясь в догадках, внимательно их рассмотрела. Некоторые были явно сделаны сверху, например, когда она шла по тропинке. Возможно, снимали с дерева. Может быть, поэтому фотографа никто не заметил?

Швырнув снимки на стол, девушка невидящим взором уставилась в пространство. У нее было такое ощущение, словно над ней совершили насилие. Интересно, остались ли негативы? Если да, то как их используют? А вдруг этот человек и сейчас за ней наблюдает? Злорадствует, видя ее реакцию?

— Ну и подавись! — закричала Дорис и сжала зубы, чтобы не разрыдаться. Вскинув голову, она прошествовала наверх собирать вещи, не забыв предварительно задернуть занавески.

Какое наглое, бесцеремонное вторжение в ее частную жизнь! По крайней мере, в конверте не было фотографий, на которых она была бы снята с Итаном… Или они все-таки существуют? Может быть, он подкинет их в качестве следующего «подарочка»? Или все дело в том, что сам Итан был автором снимков? Мысль, конечно, нелепая, но все же… Нет. Выбрось эти глупости из головы, Дорис. Итану нет нужды посылать тебе фотографии.

К тому времени, когда он вернулся, она уже была готова и с нетерпением ожидала его появления.

— Ты, конечно, ничего подозрительного не нашел?

Итан покачал головой и мрачно посмотрел на нее.

— И ничего не видел, когда я в тот день выходила из Холла?

— Конечно, нет.

— Хороши же твои собаки, если они не учуяли чужого!

— Это действительно странно, — согласился он. — Ты выключила холодильник? Открыла дверцу посудомоечной машины?

— Да, — ответила она деревянным голосом, — и заперла заднюю дверь и окна.

Итан кивнул, подхватил ее чемодан, подождал, пока она возьмет коробку с продуктами, и пошел к выходу. Он установил сигнализацию и запер дверь, а затем погрузил вещи в машину.

— Ты знаешь код? — удивилась Дорис.

— Прости, не понял?

— Номер сигнализации.

Он остановился и посмотрел на нее, а потом терпеливо объяснил:

— Конечно, знаю. Мы всегда приглядываем за коттеджем, когда Моника уезжает. Хочешь, я поведу машину?

Дорис машинально кивнула.

— А как же твоя? — вдруг спохватилась она.

Итан удивленно посмотрел на нее.

— А что с ней?

В полном смятении Дорис выкрикнула:

— Но ведь ты будешь там, а она останется тут!

— Где — там?

— Да в Манчестере!

— Мы едем не в Манчестер, — спокойно сообщил он, убирая в багажник ее чемодан и коробку с продуктами.

— Куда же?

— В Холл.

— В Холл? В твой Холл?

— Разумеется, в мой Холл. Давай, Дорис, садись в машину.

— Нет. Я тебе там не нужна. Ты хотел легких отношений. Ты сам так сказал! Но это невозможно, если я буду жить в твоем доме.

Итан вздохнул, обошел машину, открыл дверцу и усадил Дорис на переднее сиденье.

— Пристегни ремень.

Он сел за руль и завел двигатель.

Миновав подъездную дорожку, они свернули налево и оказались на дороге, ведущей в Холл. Все это время Дорис смотрела в окно, пристально вглядываясь в каждую машину, проезжавшую мимо.

— Раньше здесь была подъездная дорожка для экипажей, — сказал Итан. — Кованые железные ворота и парк, в котором водились олени.

— Где?

— Здесь. Ты меня не слушаешь, Дорис.

— Я засмотрелась…

Взглянув на него, она снова перевела взгляд на поля, где паслись овцы, и вздохнула.

— Ты сказал, олений парк?

— Да.

— А куда все это подевалось?

— На протяжении нескольких веков, когда владельцы поместья нуждались в деньгах, что случалось довольно часто, они продавали часть земли, пока, в конце концов, не осталась только сама усадьба. — Итан снял руку с руля и крепко сжал ее ладонь. — Не сдавайся, Дорис, — мягко произнес он.

— Не буду.

Но сколько же это будет продолжаться! Всю жизнь?

— Твоя семья не будет против, если я у тебя останусь?

— Нет.

— Когда они вернутся?

— Через несколько дней.

Дорис вздохнула, глядя на приближавшийся Холл. С фасада он выглядел еще более запущенным, но, несмотря на это, было в нем что-то успокаивающее. Замок простоял здесь несколько веков, был свидетелем бунтов, гражданской войны. Он многое пережил и выстоял в лихолетье. Как символ терпения.

— Значит, это сюда девочкой забегала Моника?

— До сих пор забегает, — уточнил Итан.

— А я и не знала, — безразлично проговорила Дорис, — что она здесь выросла.

Странно. Они дружили так давно, а Моника даже не рассказывала, где прошло ее детство.

Машина проехала под аркой и остановилась около конюшни, где стоял трактор.

— Зачем тебе трактор? — тихо спросила Дорис.

— Норман возит на нем дрова для камина. Использует его как вездеход, — улыбнулся Итан.

— Норман — твой отчим?

— Да.

— Ты его любишь?

— Очень. — Итан выключил двигатель и повернулся к ней, глядя на ее печальное лицо. — Подумай о самом большом зле, которое может причинить тебе этот негодяй, — посоветовал он. — А потом реши, как поступить в этом случае. Он трус, Дорис, а ты — нет.

— Меня поддерживает только злость на него.

— Значит, продолжай злиться.

— Но стоит мне подумать о том, что он ходил за мной по пятам, что он видел меня…

— Тогда не думай, — посоветовал он.

— Но все это так бессмысленно!

— Нет, тут есть тонкий расчет. Он причиняет тебе боль, пугая тебя. Именно этого мерзавец и добивается.

— Я не понимаю, почему. Что я ему сделала?

— Может быть, никакой разумной причины и нет. Вероятно, ему по какой-то причине захотелось посильнее уязвить тебя. Это могла быть обида или навязчивая идея, а может, он просто психически больной. Ты сказала, что получала письма. Что в них было?

Дорис тяжело вздохнула, откинулась на сиденье и посмотрела на деревья.

— Как ты думаешь, он сейчас там?

— Может быть. Так что было в тех письмах?

— Что я — сука, которая заслуживает всего самого худшего… Да мало ли что еще! — в отчаянии Дорис махнула рукой. — В общем, одни оскорбления.

— Но там не было конкретных угроз?

— Нет, просто отдельные слова, вырезанные из газет. Иногда в них не было вообще никакого смысла. Только ненависть. Все, что он делает, дышит ненавистью. Это меня и пугает. Что я могла сделать такого, чтобы кто-то меня так возненавидел? Ума не приложу…

Итан приподнял ее лицо и нежно поцеловал в губы.

— Только не начинай искать в чем-то свою вину. Вылезай из машины и пойдем в дом.

Собаки сидели точно в той же позе, в какой она застала их в прошлый раз, с тем же виноватым видом. Дорис невольно улыбнулась. Поставив коробку с продуктами на кухонный стол, она наклонилась, чтобы погладить их, а потом осмотрелась вокруг. Старая плита, сосновые стол и стулья, веселенькие занавески. Позднее апрельское солнце заглядывало в окна.

— Оставь коробку здесь. Пойдем, я покажу тебе мою комнату.

— Твою? — удивленно переспросила Дорис, и Итан остановился, глядя на нее исподлобья.

— Ты предпочла бы спать отдельно?

Дорис пожала плечами.

— Я не знаю. Твоей семье может не понравиться…

— Что я поселил у себя любовницу? Наоборот, я уверен, что они будут в восторге, — с непонятной усмешкой возразил он. — Пойдем.

Дорис последовала за ним по широкой старинной лестнице. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, словно утратила способность самостоятельно принимать решения. Это было совсем не похоже на нее.

Итан провел ее в заднюю половину дома, мимо галереи портретов, и остановился перед старинной дубовой дверью в самом конце коридора. Загадочно улыбнувшись, он жестом фокусника распахнул ее. Дорис охнула. Перед ней была огромная комната размером с целую квартиру в современном доме. Посредине стояла огромная кровать под пологом из темно-красной парчи с золотыми кистями.

— Не останавливался ли здесь Карл Первый?

Итан покачал головой, вошел в комнату и положил ее чемодан на кровать.

— А как насчет роялистов? Или мародерствующих круглоголовых?

— Насколько я знаю, нет, но не исключено. У нас даже есть тайник.

— Естественно. Может, и подземная темница имеется?

— Только погреб, — ответил он, словно извиняясь.

Дорис взглянула на него, потом перевела взгляд на гигантскую кровать и рассмеялась.

— Ах, Итан!

Сквозь огромные окна комнату заливало яркое солнце, освещая старинное бюро, пару продавленных кресел по обе стороны от камина и колокольчик для вызова слуг.

Тронув его рукой, Дорис вопросительно посмотрела на Итана.

— Он работает?

— Нет. Язычок потерялся много лет назад.

— Как жаль. У вас, наверное, и верных слуг тоже нет?

— Увы! — Он театрально развел руками.

Повернувшись спиной к камину, девушка оглядела комнату.

— Здесь просто чудесно.

— Согласен.

— И все это когда-нибудь станет твоим?

— Разумеется.

— Тогда, я думаю, ты должен жениться на мне. Я бы хотела стать хозяйкой такой усадьбы.

— Правда?

— Ты еще спрашиваешь!

— Но ведь крыша протекает.

— Да что ты!

— И канализацию надо менять, и стены перекрашивать, а зимой мы тут замерзаем, впрочем, и летом тоже…

— А главное, ты вовсе не собираешься жениться, — в тон ему скорбно произнесла Дорис.

— Не собираюсь.

Улыбнувшись, она подошла к нему и обвила его шею руками.

— В таком случае мне лучше оставаться твоей любовницей, правда?

— Правда.

Он нежно поцеловал ее, притянув к себе.

— Зачем ты привез меня сюда?

— Ты знаешь, зачем.

— Да, но ты говорил…

— О других. Но не о тебе. А еще я сказал, что ты должна научиться получать удовольствие. Наслаждаться своим телом, не испытывая при этом угрызений совести. И я помогу тебе в этом. Но сначала мы должны выгулять собак. У меня не было времени сделать это, когда я вернулся из Манчестера.

— Не было времени?

— Да, — его глаза хитро прищурились. — Наверно, я очень спешил увидеть тебя. Соскучился.

— Правда? Приятно слышать.

— Мама убьет меня, если к ее приезду собаки не будут в самой лучшей форме.

— Ты ее боишься?

— Ужасно.

— Где она?

— В Шотландии. Поехала в гости к старой подруге.

— И попросила тебя присмотреть за собачками?

— Ага.

— Очень удобно. Как раз в тот момент, когда я поселилась в коттедже. Это ты уговорил ее уехать именно сейчас?

— Точно.

— И она ничего не заподозрила?

— Моя матушка всегда что-нибудь подозревает.

— О боже! — Опустив свои длинные ресницы, Дорис расплылась в улыбке. — А если бы Моника не предложила мне пожить в коттедже?

— Тогда мы бы остались в Манчестере.

Прижавшись к нему покрепче, она пробормотала:

— Я даже не знаю, как их зовут.

— Кого?

— Собак!

— А-а. Бен и Лютер.

— Лютер — это овчарка?

— Ага.

— В честь Мартина Лютера Кинга?

— Умница.

— Потому что он…

— Прежде всего, конечно, черный, и еще сильный, честный и очень преданный.

— Кто его так назвал?

— Моя мать. Она сказала, что он похож на лидера. Она хотела назвать его Отелло, но Норман категорически отказался орать на весь двор «Отелло, ко мне!»

— Нам действительно необходимо идти прямо сейчас? — вкрадчиво спросила Дорис.

В его глазах заискрилось веселье.

— Я думаю, — протянул он, — какие-нибудь пять минут не сыграют большой роли.

— У меня были планы на подольше, чем пять минут.

— Правда?

— Правда. — Она целовала его до тех пор, пока не стало ясно, что одними поцелуями тут не обойдешься. Почему-то каждый раз рано или поздно они приходили именно к такому выводу. — Задерни занавески, — прошептала Дорис, не отрываясь от его губ.

— В этом нет необходимости, — ответил Итан, тяжело дыша.

Он подхватил ее на руки, положил на кровать и потянул за золотую кисть. Полог упал, погрузив их в парчовую тьму.

— Теперь я тебя не вижу, — прошептал Итан, покрывая поцелуями ее лицо и шею и расстегивая ей пуговицы на рубашке.

— Мне нравится чувствовать твои прикосновения.

— Да, — проговорил он в ее плечо, — это очень возбуждает.

— В темноте так тепло и спокойно.

Они раздевали друг друга медленно, получая от этого взаимное удовольствие.

Дорис обнаружила, что в темноте проще быть изобретательной, отбросить все запреты, мешавшие без остатка отдаваться наслаждению. Можно было даже на время перевоплотиться в кого-то очень эротичного, сексуального и смелого. Это оказалось самым удивительным, волшебным переживанием в ее жизни. Потому что Итан не мог видеть ни ее лица, ни чувств, которые оно отражало.

Потом они молча лежали, не размыкая объятий. Слышно было только их все еще тяжелое, неровное дыхание. Дорис не догадывалась, о чем думает Итан, но знала, чего в эту минуту больше всего на свете хотелось ей. Чтобы время остановилось и она могла оставаться в этой чудесной теплой парчовой пещере с мужчиной, который сделал ее жизнь такой необыкновенной, волнующей и в то же время печальной. Я могла бы полюбить тебя, подумала она. Могла бы.

Осторожно повернув голову, Дорис посмотрела на лицо Итана, смутно видневшееся в багровой полутьме, и провела пальцем по его губам. Он приоткрыл рот и легонько прикусил ей мизинец. Вновь охваченная возбуждением, она, застонав, выдохнула его имя. Итан лег на нее и стал целовать с такой страстью, таким желанием, что оно вызвало ответный порыв в каждой клеточке ее тела. Раздвинув бедра, она вновь впустила его в себя, открыто и агрессивно упиваясь блаженством. Когда все кончилось и они, ослабевшие и утомленные, отдыхали, Итан поднял полог.

— За нами могут наблюдать, — запротестовала Дорис.

— Я хочу тебя видеть. И если только он не висит за окном в вертолете, то никак не сможет ни заглянуть в эту комнату, ни увидеть того, кто лежит на кровати.

Поднявшись на колени рядом с ней, он провел ладонями по ее телу сверху вниз, настойчиво подбираясь к горячему влажному лону. Его пальцы быстро нашли самую чувствительную точку, и это новое ощущение потрясло Дорис.

— Мы могли бы провести здесь целый день, — произнес он хрипло.

— Да, — прошептала она, — Итан, боже мой, Итан…

Она напряглась, застонала и выгнулась.

— Я и не знала, что могу… Столько раз.

Вскрикнув, Дорис отдернула его руку, пытаясь отдышаться, но он не останавливался.

— Итан, довольно, — взмолилась она.

Дорис опрокинула его на кровать и, удерживая за руки, заглянула ему в глаза. Они стали темно-серыми, подернулись дымкой, губы были слегка приоткрыты, словно ему было трудно дышать. И это так возбудило ее, что теперь она взяла инициативу на себя и дразнила его до тех пор, пока он не застонал от острого наслаждения.

Едва переводя дыхание, он спросил хриплым голосом:

— Больше не испытываешь чувства вины?

Дорис покачала головой. Но желание быть любимой росло в ней.

— Пойдем в душ! — вдруг скомандовал Итан.

— Вместе? А ты не думаешь, что это чревато…

— Даже если и так, что из того?

— Это безумие.

— Да, но я только что обнаружил, что мне совершенно не хочется, чтобы оно когда-нибудь кончилось.

Но ведь рано или поздно ему все равно придет конец, подумала девушка.

— Не уверена, что смогу пошевелиться, — сказала она вслух.

Он улыбнулся и помог ей встать.

Когда Дорис одевалась после душа, отойдя подальше от окна, он попросил ее еще раз показать ему фотографии.

— Зачем?

— Я хочу понять, с какой точки снимали.

Она достала из чемодана конверт и протянула ему.

— Только сначала оденься.

— Сейчас, — рассеянно проговорил он, перебирая снимки. — Здесь одной не хватает. Ты уничтожила ее?

— Да, — ответила она с вызовом.

Итан только кивнул и, ничуть не стесняясь своей наготы, подошел к окну, держа фотографии в руке.

Скульптурно вылепленная спина, длинные ноги, широкие плечи и узкая талия, — прекрасное, стройное, мускулистое тело. И, несмотря на то, что в комнате было прохладно, его кожа казалась удивительно теплой. К ней так и тянуло прикоснуться!

— Те, что были сделаны, когда ты выходила из Холла, сняты откуда-то сверху.

— Так и есть, — подтвердила Дорис, глядя из окна на деревья.

— Примерно под таким же углом, как отсюда.

Положив руку на обнаженную спину Итана, она взглянула через его плечо на снимок и перевела взгляд на тропинку, по которой в тот день возвращалась в коттедж. Однако ее мысли были заняты не столько видом из окна, сколько ощущением теплой кожи, на которой лежала ее ладонь. В сладостной истоме Дорис прикоснулась губами к его плечу.

— Веди себя прилично.

— Не хочу.

Итан скорчил насмешливую гримасу, протянул ей конверт и пошел одеваться.

— Надень-ка свитер, становится прохладно, — скомандовал он.

Рассеянно кивнув, она положила фотографии обратно в чемодан.

— Выгуляем собак, а потом съездим в городок, купим что-нибудь на ужин.

— О'кей.

Он усмехнулся.

— С чего это ты стала такая послушная?

— Я всегда была такой. И вообще я очень покладистая.

— Заметно, — добродушно усмехнулся Итан, и Дорис покраснела. — Я имел в виду не это! Пойдем, я проголодался. Мы с тобой весь день ничего не ели.

— Мне только надо намазаться кремом от загара.

— Дорис, солнце едва светит!

— Но на улице ветрено, и в воздухе полно всякой дряни. — Девушка вернула ему насмешливую улыбку и добавила: — А красивую кожу необходимо защищать. Это входит в условия контракта, — пояснила она, и Итан усмехнулся.

— В таком случае защити ее побыстрее.

Выйдя из дома, Итан подошел к огромному вязу, росшему под окном его спальни. Он искал какие-нибудь следы, свидетельствующие о том, что кто-то залезал на дерево.

— Наверное, надо поставить в известность местную полицию, — предложила Дорис.

— Я уже это сделал. Когда ходил осматривать окрестности, позвонил с фермы. И еще попросил Джека сообщить мне, если он встретит кого-нибудь нездешнего.

Они дали собакам вволю побегать, а потом поехали в ближайший городок. Начинало темнеть. Итан припарковал машину у супермаркета.

— Поужинаем в «Перьях»?

— В каких перьях? — смеясь, переспросила Дорис.

Он указал на постоялый двор XVII века.

— Вы плохо обследовали окрестности, мисс Ламберт.

— Мистер Росс! — окликнул кто-то.

Они обернулись. К ним бежал запыхавшийся юноша.

— Мистер Росс!

— Да, — произнес Итан ледяным тоном.

Дорис вздрогнула. С тех пор, как они встретились на телевидении, она еще ни разу не видела его таким.

— Я написал книгу…

— Пошлите ее мне в контору, — сказал Итан сухо и, взяв Дорис под руку, повернул в сторону от гостиницы.

— Но она у меня здесь, с собой!

Итан даже не обернулся.

— Мистер Росс! — не унимался юноша.

Итан остановился и смерил презрительным взглядом молодого человека с редеющими каштановыми волосами и озабоченным лицом.

— Она вам понравится. Это хорошая книга.

— Тогда жаль, что я не смогу ее прочесть, — неторопливо ответил Итан.

— Ну отчего же?

— Не люблю, когда ко мне пристают на улице. Не люблю, когда со мной спорят. И еще я очень не люблю людей, которые отказываются подчиняться моим указаниям. Я предложил вам прислать рукопись мне в контору, но теперь снимаю это предложение.

— Но вы не можете! Вы же агент!

— Но не на государственной службе! — Расправившись с незадачливым литератором, Итан двинулся дальше.

— Тогда я пошлю ее кому-нибудь другому!

— Сделайте одолжение, — с холодной любезностью проговорил Итан и шепотом добавил: — И если ты меня не одобряешь, Дорис, можешь ужинать одна.

— Наоборот. Очень даже одобряю. Я еще не слышала, чтобы кто-нибудь так лихо отбрил приставалу, — усмехнулась она.

Он взглянул на нее, поднял брови, и ее улыбка стала еще шире.

— Я тоже не люблю, когда ко мне цепляются на улице, — заметила Дорис. — Не стану же я просить хирурга сделать мне небольшую операцию, когда он идет обедать, правда?

— Да, если только ты не хочешь, чтобы он воткнул тебе скальпель не туда, куда надо, — подтвердил Итан, к которому вернулись его обычные спокойствие и ироничность.

В ресторане их радушно встретили и проводили к уютному столику.

— А вдруг это был бестселлер? — поддразнила Дорис.

— Может быть.

— Если так, не будешь ли ты потом кусать себе локти?

Итан взглянул на нее и сдержанно заметил:

— Я не имею обыкновения сожалеть о содеянном. — Заказав вино и осведомившись, одобряет ли она его выбор, он спросил: — Так ты осмотрела город?

Дорис кивнула.

— Да, но не очень тщательно.

— И что ты о нем думаешь? — насмешливо спросил он.

— Красивое место. Симпатичные люди, — отозвалась она, перелистывая меню.

— Город вырос вокруг замка, который был построен для защиты от валлийцев. Основной промысел здесь — шерсть.

— А именно?

— В прошлом веке здешние мастера славились изготовлением перчаток, — сообщил Итан.

Посетители ресторана задерживали на нем восхищенные взгляды, и Дорис было приятно, что такой мужчина, пусть недолго, но безраздельно принадлежал ей!

— У тебя самодовольный вид, — оторвав взгляд от меню, заметил он.

— Правда? — смутилась Дорис.

— Правда. Почему?

— Потому что мне нравится быть здесь с тобой. Я хочу семгу.

Он улыбнулся и сделал заказ.

Когда после сытного ужина они пили кофе, женщина, сидевшая за соседним столиком, вдруг закашлялась и стала задыхаться. Дорис протянула ей стакан воды.

— Все в порядке? — заботливо спросила она.

— Да, голубушка. Я вообще гораздо лучше себя чувствую с тех пор, как бросила курить.

Итан хмыкнул, а Дорис отвернулась и прикусила губу. Она с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться, и видела, что он тоже давится от беззвучного хохота. Когда они, поспешно допив кофе и расплатившись, вышли из зала, он от души расхохотался.

— Интересно, какой же она была до того, как бросила курить?

— Не могу себе представить! — рассмеялась и Дорис.

Обнявшись, они медленно шли к тому месту, где оставили машину. Дорис взглянула на небо.

— Боже, сколько же тут звезд!

— Смотри-ка лучше себе под ноги, — буркнул Итан.

Она только махнула рукой.

— В Манчестере звезд почти не видно.

Он заботливо придержал перед ней ветки дерева, свисавшие из-за забора, но одна из них вырвалась и хлестнула ее по лицу.

— Осторожно! — вскрикнула Дорис и запрокинула голову. — Посмотри, нет ли царапин?

Итан холодно посмотрел на нее.

— Нет, — проговорил он сквозь зубы и пошел вперед.

Секунду Дорис недоуменно глядела ему вслед, а потом бросилась догонять.

— Через несколько дней состоится презентация новых духов, — тихо объяснила она. Итан остановился и обернулся к ней. — Работодатели будут, мягко говоря, недовольны, если я появлюсь на публике с исцарапанным лицом.

— Ты права, — медленно проговорил он. — Они также будут недовольны, если твоя кожа обгорит на солнце или обветрится.

— А ты подумал, что я настолько самовлюбленная, что…

— Да. Прости еще раз. Я опять ошибся.

— Опять ошибся? — удивленно повторила Дорис.

Итан улыбнулся ей печальной улыбкой и ласково провел пальцами по ее лицу. Вдруг его рука замерла, а взгляд впился в ее губы.

— Это уже просто нелепо, — посетовал он едва слышно.

— Что? — прошептала она, заранее зная ответ. Их взаимное влечение снова вышло из-под контроля. Дорис тоже почувствовала, что хочет его до головокружения.

— Ты меня бесконечно возбуждаешь, — криво усмехнулся он. — Пойдем, пока нас не арестовали за нарушение общественного порядка.

— Куда?

— В Холл. Мне еще надо кое-что почитать.

Дорис кивнула. Интересно, подумала она, что он имел в виду, когда говорил «почитать»?

Однако Итан действительно собирался поработать. Он придвинул кресло к камину, положил ноги на кофейный столик и уныло уставился в рукопись, лежащую у него на коленях. Собаки уютно свернулись калачиками перед камином, а Дорис пошла на кухню приготовить себе чашку чая.

Увидев забытую на столе газету, она пробежала глазами заголовки и расплакалась. Хотя, собственно, плакать было не о чем — в одной из статей говорилось о том, как маленькая девочка спасла жизнь своей матери.

Однако все, что было связано с детьми, вызывало в ней такой прилив нежности, что горло перехватывало, глаза наполнялись слезами и, совершенно неожиданно для себя, она начинала плакать.

Всхлипывая и роясь в карманах в поисках носового платка, Дорис не услышала, как на кухню вошел Итан.

— В чем дело?

Виновато оглянувшись, она снова всхлипнула и отвернулась. Итан подошел к ней, ласково положил руку на плечо и заглянул в залитое слезами лицо.

— Не надо, он того не стоит.

Продолжая всхлипывать, Дорис посмотрела на него с удивлением.

— У тебя есть носовой платок? — сквозь слезы пробормотала она.

Итан достал из ящика буфета коробку с салфетками и протянул ей. Потом погладил теплой рукой ее плечо и повторил:

— Он не стоит твоих слез, Дорис.

— Кто? — Она подняла покрасневшие глаза на Итана.

— Мерзавец, который преследует тебя.

— О нет, я ревела вовсе не из-за этого! — Она через силу улыбнулась.

— Тогда из-за чего же? — вконец растерялся Итан.

Она показала на газету. Он проглядел статью, потом медленно перевел взгляд на девушку. Смущенная, она отвела глаза.

— Ничего не могу с собой поделать, — словно оправдываясь, начала Дорис. — Со мной всегда так, когда речь заходит о детях. А этой девочке всего четыре года.

— Да, — сухо подтвердил Итан, все еще ничего не понимая.

— Представляешь, что такое для четырехлетней крошки вызвать «скорую помощь», приготовить сладкое питье для больной мамы… У той был диабет. Дорис опять всхлипнула. — Из меня выйдет плохая мать.

— Слезливая — это безусловно. Но если подобные вещи тебя так расстраивают, зачем, скажи на милость, ты про это читаешь?

— Наверное, потому что я глупая. Хочешь чего-нибудь?

— Да, — сказал он мягко, — тебя. Но пока мне придется ограничиться чашкой кофе. Ты не составишь мне компанию?

Дорис отрицательно покачала головой.

— Тогда займись чем-нибудь. Поиграй с собаками, например. Но только не выходи одна из дому.

— Слушаюсь, сэр.

Итан усмехнулся, сложил газету и стал наливать воду в чайник. Глядя ему в спину, Дорис вздохнула. Сейчас он был с ней так ласков, так заботлив. Но что означает это сочувствие? Мимолетное проявление слабости или что-то другое? Она не знала, что и думать. Итан снова отдалился от нее, занялся своими делами. И все опять стало нереальным. Горько вздохнув, она вышла из кухни, поборов искушение дотронуться до него и начать все сначала.

Бродя по дому, девушка наугад толкнула какую-то дверь, — там оказалась парадная столовая. Следующей была комната с высокими двустворчатыми окнами, доходящими до пола. Распахнув створки, Дорис вышла в сад, о существовании которого и не подозревала… В темноте смутно виднелись силуэты розовых кустов, окружавших просторную лужайку. Дорис развязала рукава накинутого на плечи свитера, надела его и пошла по лужайке в сторону задней двери. Подул холодный ветер, и девушка зябко поежилась. Она остановилась, запрокинула голову и загляделась на темное небо. Мириады далеких звезд вселяли в ее душу покой и умиротворение. Узнав Большую Медведицу, Дорис обрадовалась ей, словно старой знакомой.

Завернув за угол, она прошла через кованые ворота в огород, потом заглянула на старую конюшню… и сердце чуть не выскочило у нее из груди: высоко на дереве смутно маячила какая-то фигура.

5

Ее реакция была мгновенной — перепрыгивая через крупные камни, Дорис помчалась через мощенный булыжником двор туда, где густо росли деревья, и оказалась в кромешной тьме. Городская жительница, она привыкла ходить по ночным улицам, но здесь, в деревне, было темно, как в погребе. Охваченная паникой, девушка остановилась и прислушалась. Оглянувшись, она увидела вдалеке манящий свет, лившийся из окон дома. Дорис понимала, что если здесь, в этой страшной темноте, действительно притаился ее преследователь и он решит напасть на нее, то никто ей не поможет. Преодолевая сковывавший движения страх, она тем не менее шагнула вперед. Стиснув зубы и затаив дыхание, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться, она осторожно двигалась по направлению к дому. Однако все было тихо. И вдруг где-то совсем близко хрустнула ветка. Стремительно обернувшись, девушка отчаянно закричала:

— Ну давай, давай, подходи! Посмотрим, какой ты храбрый!

— Дорис! — позвал ее знакомый голос.

— Тут кто-то есть!

Обрадовавшись, что Итан где-то рядом, она бросилась бежать в направлении его голоса. Залаяли собаки, и Дорис на бегу врезалась в кого-то, дико вскрикнув от испуга.

— Какого черта ты тут делаешь? — закричал Итан. Он был вне себя от ярости.

— Боже, ты меня до смерти перепугал! Я подумала…

— Вот именно. И что бы ты сделала?

— Ты же был здесь…

— Но недостаточно близко! Я же велел тебе не выходить из дома!

— В саду кто-то есть! — не слушая его, тараторила Дорис. — Господи, Итан, пусти же меня! Он уйдет!

— Если тут кто-нибудь есть, собаки его найдут.

— Но в прошлый раз они ничего не почуяли!

— Не спорь, — отрезал Итан и подтолкнул ее к дому. — На тебя могли напасть, убить, а я бы даже ничего не услышал!

— Но я видела, — продолжала настаивать Дорис.

— И решила посмотреть поближе. Очень умно с твоей стороны.

Она остановилась и, ухватившись за дерево, закричала:

— Мне не четыре года! И мне до смерти надоело терпеть его выходки!

Итан ничего не ответил, а только снова легонько подтолкнул ее вперед. Упираясь, Дорис взмолилась:

— Пожалуйста, сходи посмотри! Ну, пожалуйста!

— Я никуда не пойду, пока не запру тебя в доме.

— Но ведь он убежит!

— Не убежит. Если тут кто-нибудь есть, собаки его не выпустят, — повторил Итан.

— Что значит «если»? Я слышала, как хрустнула ветка…

— Здесь полно лис, барсуков и…

— Это не барсук! — раздраженно воскликнула Дорис. — Это был человек! Во всяком случае, — тише добавила она, перепрыгнув через большой камень, — это было что-то.

— Или кто-то — вооруженный, опасный и давно поджидающий такой удачной возможности!

— Ну и что! Ты даже не представляешь, как меня все это унижает, какой беспомощной я себя чувствую! Знать, что он смотрел на меня, голую, с гнусной, мерзкой ухмылкой! Не хочу больше терпеть! Я старалась не думать об этом, но не могу!

Итан притянул ее к себе и тихо сказал:

— Я знаю.

Положив голову ему на плечо, Дорис задрожала.

— А знаешь, я ведь до смерти испугалась.

— Могу себе представить. Пойдем в дом, а потом я схожу проверю, нет ли там и впрямь кого-нибудь.

Однако Дорис уже передумала. Теперь, после того, как первый испуг прошел, она не хотела, чтобы он уходил и оставлял ее одну.

— Не надо, не ходи.

— Почему?

— Потому что я буду волноваться. И потом, вдруг он проникнет в дом, когда тебя там не будет? Может быть, мне вообще только померещилось. Вероятно, это и вправду был просто барсук. А если в саду действительно кто-то притаился, он может что-нибудь тебе сделать и…

Несколько мгновений Итан молча вглядывался в ее лицо, освещенное слабым светом, падавшим из окна кухни. Но тут они услышали, как к ним бежит собака. Лютер тяжело дышал, но явно был очень доволен собой.

— Он никого не нашел, — сказала Дорис.

— Похоже на то.

— Мне очень стыдно. — Она виновато улыбнулась и спросила: — Ты кончил читать свою рукопись?

— Нет.

— Не сердись на меня.

— Я не сержусь.

— У тебя такой голос, как будто ты сердишься.

— Это от страха за тебя, — сухо ответил Итан. — Больше никогда так не делай.

Дорис решила, что лучше сменить тему:

— Через два дня мне надо лететь в Париж.

— Я знаю, — отозвался он.

А что будет потом? — подумала Дорис. Может быть, на этом все и закончится?

— Я увижу тебя, когда вернусь? — спросила она как можно небрежнее.

— А ты этого хочешь?

— Да, — просто ответила она.

— Тогда увидишь. Я отвезу тебя в аэропорт. И встречу, когда ты прилетишь назад.

— Спасибо.

— Перестань дуться.

— Я не дуюсь.

Итан улыбнулся, и в его глазах мелькнула добродушная насмешка.

— Пойдем, ты вся дрожишь. — Он обнял ее за плечи, кликнул собак, и они пошли к дому.

Открыв дверь, Итан легонько подтолкнул ее вперед, подождал, пока войдут собаки, а затем запер замок. Взяв Дорис за руку, он остановился и задумчиво посмотрел на нее.

— Пойдем в постель.

— Еще рано, — вспыхнула Дорис.

— Разве это нас когда-нибудь останавливало? — резонно возразил он и прошептал ей на ухо: — Я не понял ни одного слова из того, что прочитал. С тех пор, как мы вернулись из городка, я безумно хочу тебя.

Дорис почувствовала, что она проваливается в пропасть. Запустив пальцы в ее роскошные волосы, Итан поцеловал ее. Очень медленно, смакуя вкус губ, языка, лаская прохладную кожу, податливое тело, руки, обвивавшие его шею.

Возбуждение нарастало, дыхание сделалось неровным, и ее руки беспокойно и жадно задвигались по его телу. Но он продолжал жадно целовать ее, все сильнее прижимая к себе. Не в силах больше сдерживаться, Дорис прикусила его нижнюю губу, почувствовала вкус крови и вздрогнула.

— Только не здесь, — хрипло взмолилась она, — умоляю тебя.

Итан сделал глубокий вдох, собрал волю в кулак и поднял голову. Глядя на ее пылающее лицо своими потемневшими, затуманенными глазами, он переспросил:

— Значит, нет?

— Нет, — прошептала она в ответ.

— Тогда беги. Быстро.

На какое-то мгновение Дорис показалось, что он гонит ее прочь из Холла, но потом она поняла свою ошибку и облегченно вздохнула, улыбаясь дрожащими губами. Она распахнула двери и взлетела вверх по ступенькам. Итан догнал ее, втолкнул в спальню и бросил на кровать. Прерывисто дыша, Дорис обессиленно разметалась на постели, чувствуя, как все внутри плавится под его страстным взглядом.

— Сними с себя все, — выдохнул Итан.

Она принялась медленно раздеваться, едва слышно попросив:

— Задерни занавески.

Он протянул руку и включил светильник у изголовья постели, а потом дернул за золотую кисть. Полог упал, скрыв их от любопытных взглядов.

— Нам следовало осмотреть дом и проверить все двери, прежде чем… — спохватилась Дорис.

— Думаешь, мы бы успели? — тяжело дыша, спросил Итан.

Она улыбнулась, вспомнив, с какой скоростью они мчались по лестнице, и растерянно пожала плечами.

— Я оставила открытыми окна в гостиной.

— Я закрыл их и запер.

— А почему ты не разденешься?

— Потому что я занят. Я смотрю на тебя. Есть что-то бесконечно возбуждающее в том, чтобы оставаться одетым, в то время как женщина раздевается перед тобой.

— Я не уверена, что мне это нравится.

Не отводя взгляда от лица Дорис, он провел пальцем между ее обнаженных грудей.

— Тебе нравится все, что я делаю? — поинтересовался Итан.

Да, но только тогда, когда мы занимаемся любовью, подумала она. Как будто секс — это все, что нас объединяет. Возможно, так оно и есть на самом деле. Дорис гнала от себя эту мысль, потому что в ней было что-то унизительное. Быть лишь объектом похоти — разве об этом она мечтала?

— Разденься, Итан, — прошептала она.

— Подожди минутку.

— Нет, сейчас же. Пожалуйста! Мне неприятно чувствовать себя такой уязвимой.

Итан внимательно посмотрел на нее, кивнул и начал раздеваться. Обнаженный, он лег рядом и обнял ее. Безумная острота желания спала, и теперь они ласкали друг друга мягче, нежнее, чувственнее.

Потом он уснул, а Дорис долго лежала без сна и думала, думала… Ее мучил вопрос, испытывают ли другие женщины те же чувства, что и она, становятся ли они, подобно ей, рабынями своих эмоций. Возможно. Повернув голову, она пристально всматривалась в лицо спящего рядом мужчины, словно желая проникнуть в его мысли. Как бы ей хотелось знать, какие чувства он испытывает к ней на самом деле? Итан сказал, что ему не свойственны сильные эмоции, но если это правда, то что его сделало таким? Он также признался, будто не ожидал, что она ему понравится. Означает ли это, что Дорис ему все-таки понравилась? Против его ожидания? Против воли? Может быть, он пребывает в таком же смятении, как и она. При этой мысли девушка невольно усмехнулась. Нет, вряд ли такой человек, как Итан, может испытывать нечто подобное. Ему неведомо волнение или растерянность.

Потянувшись, она выключила лампу, поудобнее устроилась, прижавшись к нему, и заснула.

Она проснулась от звука открываемой двери, и в этот момент кто-то включил верхний свет. Жмурясь, Дорис с ужасом увидела в дверях какую-то фигуру.

— О Боже! — воскликнул кто-то. — Тут какая-то женщина.

— В таком случае закрой дверь, — послышался второй голос.

— Но Итан никогда…

— Элен!

Итан пошевелился и приподнялся, опершись на локоть.

— Здравствуй, мама! — протянул он. — Норман прав, — выполни, пожалуйста, его просьбу. — Дверь с треском захлопнулась. — Матушка… — лаконично прокомментировал он и перевернулся на другой бок.

— Итан! — вскричала Дорис. — Не смей засыпать!

— Почему? — недовольно отозвался он.

— Потому что это была твоя мать!

— Ну и что с того?

— А то, что она застала нас в постели, и, наверное, подумала…

— Что ты — моя любовница?

— Я в жизни не испытывала такого стыда!

— Тогда считай, что тебе повезло. Если это все, чего ты можешь стыдиться… — Итан широко зевнул, натянул одеяло на плечо и зарылся головой в подушку.

— Я немедленно еду домой! — заявила Дорис.

— Не глупи. — Его, казалось, ничуть не смутило внезапное появление матери.

— Это не глупости. Как я с ней завтра встречусь?

— Скажешь ей «Доброе утро!» — ответил он со смешком. — А сейчас спи.

— Как я могу заснуть? — простонала она.

Итан вздохнул и перевернулся на спину.

— Дорис, — начал он рассудительно, — мне тридцать шесть лет, и я думаю, что моей матери доподлинно известно, что последние двадцать лет я отнюдь не девственник.

— Двадцать? — ужаснулась Дорис, забыв на мгновение о своих переживаниях.

— Примерно. Спи, — равнодушно сказал Итан.

Вчера он не заставлял ее спать. Прошлой ночью они занимались любовью почти до самого утра. Ну да, конечно, поэтому он устал. И ей бы тоже следовало отдохнуть. Дорис досадливо хмыкнула, отвернулась от него, потянув на себя одеяло, и закрыла глаза, намереваясь заснуть. Итан подвинулся и прижался к ее спине, положив ладонь ей на живот. Она убрала его руку и обиженно сказала:

— Ты велел мне спать.

Итан прижался губами к ее плечу, — она отодвинулась. Тогда он засмеялся и перевернул Дорис лицом к себе.

— Я уже не сплю, — весело заявил он.

— А мне-то что за дело! — Она по-прежнему дулась.

— Дама с норовом? Прекрасно, это прибавит остроты, — улыбнулся Итан.

— Отпусти меня.

Его улыбка стала еще шире. Он крепко обнял и прижал ее к себе.

— Не будь злючкой, Дорис.

— Почему? Это что — запрещено?

— Да.

— Тогда я уезжаю.

Она вырвалась из его объятий и села, спустив ноги с кровати. Однако Итан одним движением вернул ее на место, навалился всей тяжестью своего тела и целовал до тех пор, пока, обессиленная, она не прекратила сопротивляться и их вновь не унес волшебный темный поток страсти.

— Я тебя ненавижу, — все еще тяжело дыша, объявила удовлетворенная Дорис.

— Прекрасно, — согласился он со смехом, — я тоже тебя ненавижу.

— И я ни за что не смогу посмотреть в глаза твоей матери.

— Сможешь. Она сделает вид, будто ничего не произошло.

— Ты думаешь?

— Угу, — он поцеловал ее в плечо и сладко заснул.

Однако на следующее утро мать Итана не только не сделала вид, будто ничего не произошло, но, наоборот, разговаривала с Дорис с ледяной сдержанностью. А Итан ничем не поддержал девушку. Не успел он представить ее высокой, царственного вида женщине с безупречно уложенными седыми волосами, как Норман позвал его помочь распаковать чемоданы.

Вернувшись в кухню, он притворно вздохнул и бросил на мать долгий взгляд, в котором явственно сквозило предупреждение.

— Мне очень жаль… — начала было Дорис.

— Да, — с устрашающей вежливостью подхватила пожилая дама, в голосе которой звенела сталь. — Теперь ясно, почему мой сын так внезапно предложил мне уехать, добровольно взяв на себя заботу о собаках. Я, конечно, задавала себе эти вопросы, потому что Итан никогда и ничего не делает просто так. Даже для меня. Он такой же эгоист, каким был его отец. Пожалуйста, завтракайте, не стесняйтесь. Вы ведь знаете, где что лежит. — Элен неприязненно посмотрела на девушку и вышла из кухни, а Дорис осталась стоять, чувствуя себя униженной.

Немного оправившись от смущения, но не в силах подавить в себе обиду, она чуть ли не бегом поднялась в комнату Итана и принялась лихорадочно собирать свои вещи. Он вошел как раз в тот момент, когда она защелкивала замки на чемодане.

— Что тебе сказала мама? — спросил он холодно.

— Ничего. — Ей было противно пускаться в объяснения.

— Дорис…

Яростно повернувшись к нему, она возмущенно выпалила:

— Почему ты не предупредил меня о том, как твоя мать будет со мной разговаривать?

— А что такого она тебе сказала?

— Дело не в том, что она мне сказала, а в том, как она это говорила! Как будто я — шлюха! И за что? — крикнула она. — Эта женщина меня совсем не знает! И никогда в жизни со мной не встречалась!

— Она слышала о тебе, — пояснил Итан вполголоса.

— Ну так что же? Я не сделала ничего такого, за что меня можно было бы так ненавидеть!

— Ты уверена, что совсем ничего? — мягко спросил он.

— Уверена ли я? Что ты хочешь этим сказать? Ты прекрасно знаешь, что ничего! И что означал твой лукавый взгляд?

— Это было предупреждение.

— О чем? О том, чтобы она не обращалась со мной, как со шлюхой?

В ярости повернувшись к Итану спиной, Дорис потянулась за своим чемоданом, но он остановил ее, схватил за руки и, повернув к себе, посмотрел на ее разгневанное лицо.

— Ты слишком бурно реагируешь.

— Вовсе нет. В чем дело, Итан? Ведь что-то же происходит, я чувствую. Почему твоя мать меня возненавидела? Быть может, она относится так к любой женщине из тех, что ты сюда привозишь?

— Я никогда не привозил сюда женщин.

— Тогда почему ты сделал для меня исключение?

Он немного помолчал, а потом мягко ответил:

— Потому что не смог оставить тебя одну.

— Но хотел бы? Жалеешь, что не смог?

— Не знаю, — тихим голосом признался Итан. — Хочешь, я отвезу тебя домой?

— Спасибо, обойдусь без твоих услуг. У меня есть машина, и я прекрасно могу вести ее сама.

— Я не говорил, что не можешь. Моя мать не очень-то умеет скрывать свои чувства, — словно извиняясь, добавил он.

— И что же ей нужно было скрывать? Не хочешь отвечать, да? — спросила она с горечью. — Но почему? Потому что не знаешь? Или потому что тебе все равно?

— Не могу. Пойдем, — он поднял ее чемодан, — я провожу тебя до машины.

Ах, вот как, подумала Дорис. Не может дождаться, когда она наконец уедет! Даже из вежливости не попросил остаться… Ничего не понимая, ненавидя его и себя, она вышла из комнаты следом за Итаном, моля Бога, чтобы они не столкнулись с его матерью. Хоть в этом ей повезло, ее молитвы были услышаны.

Поставив чемодан в багажник, она уже собиралась сесть за руль, когда Итан остановил ее.

— Подожди пять минут, и я провожу тебя.

— Не нужно, — сердито отрезала Дорис. — Я уже много лет вожу машину!

— Но все эти годы тебя никто не преследовал. Подожди меня.

Упрямо мотнув головой, она уселась в машину. И стала ждать.

Через пять минут Итан вернулся с пухлым конвертом под мышкой и пиджаком, небрежно накинутым на одно плечо. Он бросил все это в свою машину, подошел к Дорис, наклонился и терпеливо дождался, когда она опустит стекло.

— Нельзя вести машину в таком взвинченном состоянии.

— Спасибо за совет, — буркнула она.

— Знаю, — сказал он, вздохнув, — тебе все это очень сложно понять. Когда-нибудь я попытаюсь объяснить.

— Благодарю!

— Я поеду следом, а утром заеду, чтобы отвезти тебя в аэропорт.

— Я вызову такси.

Она надеялась, что он станет ее уговаривать, но ошиблась. Итан окинул ее долгим взглядом и кивнул.

— Очень хорошо, увидимся, когда вернешься.

— Ты в этом уверен?

— Да. — Наклонив голову к окну, он поцеловал ее. Дорис холодно взглянула на него, не ответив на поцелуй.

— Тебе ведь, в сущности, все равно, не так ли?

— Ты так думаешь? Не забывай, что у нас с тобой просто близкие отношения, — добавил Итан, — а не любовный роман.

Бросив на него гневный взгляд, девушка завела двигатель, дождалась, пока он сядет в свою машину, и медленно проехала под аркой. Назад в Манчестер — к нормальной жизни!

Он проводил ее до самого дома и уехал, не попрощавшись.

Дорис провела ужасную, беспокойную ночь. Утром она приняла душ, собрала чемодан и вызвала такси. Шел мелкий, противный дождь, от которого на душе стало еще тоскливее.

В Орли тоже шел дождь.

Мишель, помощница Пьера Лорена, встречала ее в аэропорту. Она улыбнулась и расцеловала Дорис.

— Ты не против, если мы сначала заедем к шефу? — вежливо спросила она, — а потом я отвезу тебя в отель? Он очень просил.

— Нет, конечно. — Мысли Дорис были заняты Итаном Россом, и в эту минуту ей было не до могущественного хозяина фирмы «Лорен косметикс». Всю дорогу она печальным взглядом смотрела на мокрые от дождя улицы и море зонтиков на тротуарах.

Однако девушку ожидал неприятный сюрприз — всегда любезный и восторженный, Пьер Лорен принял ее весьма холодно. Что бы это значило?

— Садитесь, мадемуазель Ламберт, — предложил он и обратился к своей помощнице: — Будьте любезны, Мишель, проследите, чтобы нам никто не мешал.

Та кивнула, состроила Дорис гримасу за спиной у шефа и вышла.

Пьер сел за свой стол и подвинул ей пакет.

— Я получил это несколько дней назад. Взгляните.

Чувствуя, как почва уходит у нее из-под ног, Дорис открыла пакет. Ей стало ясно, для чего были использованы негативы тех снимков, по крайней мере, один из них. Тот, на котором она, обнаженная, выходила из ванной.

— Вы видели это раньше? — спросил мсье Лорен.

— Да, — подтвердила она, разрывая фотографию на мелкие клочки.

— Прочитайте записку, Дорис.

Она послушно развернула сложенный вчетверо лист бумаги и с отвращением пробежала глазами несколько строчек. Как и раньше, буквы были вырезаны из газет.

— «Если вы не вышвырнете ее, — процитировал на память Пьер, фотография будет послана в газеты. Во Франции и в Англии».

— Никто не станет это публиковать, — возразила Дорис, в глубине души понимая, что это не так. — Анонимные послания в расчет не берутся.

— Вы так думаете? А я настроен не столь оптимистично. Желтая пресса опубликует все, что угодно. Иногда мне кажется, что она существует только для того, чтобы поливать грязью знаменитостей.

— Не такая уж я знаменитость, — уныло проговорила девушка.

— Вы — нет. А я — да.

— Вы правы. — Дорис почувствовала дурноту. Подняв на него взгляд, она спросила сдавленным голосом. — Я уволена?

— Нет. Пока нет. Но я очень рассержен. Я назвал вам отель, где вы были бы в безопасности, где бы вас охраняли, но вы туда не поехали.

— Не поехала, — прошептала она. — Подруга предложила мне пожить в ее коттедже.

— Это там снято?

— Да. Вообще-то фотографий было много, — призналась Дорис.

— Понятно. Вот результат вашего непослушания. У нас есть опыт борьбы с подобными недоброжелателями, и мы умеем защищать своих людей. Но если они игнорируют наши советы, если поступают по-своему… Мы вложили в вас очень много денег, Дорис, и, хотя я вам сочувствую, дело превыше всего. В вашем контракте есть пункт о том, что вы обязаны избегать огласки, противоречащей интересам компании. Разумеется, в данном случае во всем, что произошло, вашей непосредственной вины нет. Однако если фотографии будут опубликованы, моя фирма здорово пострадает. Мы выбрали вас из-за вашего образа волнующей, искушенной женщины, — чтобы другие женщины стремились стать такими же, захотели соперничать с вами…

— Понимаю, — с горечью подтвердила Дорис. — Кто захочет подражать женщине, которая в голом виде красуется на страницах скандальных газетенок.

— Верно. Поэтому мы пришли к вынужденному решению использовать другую модель для рекламы новых духов. Завтра на презентации мы объявим, что в этом и состоит политика нашей фирмы — «Новое лицо для новых духов. «Лицо года» для всей коллекции». Вы должны присутствовать на презентации и улыбаться, — приказал он, глядя в ее потемневшие от боли глаза.

— Хорошо, — согласилась она.

— Мне очень жаль, Дорис. Найдите его, прекратите это издевательство над вами, или…

— Вы будете вынуждены уволить меня.

— Да.

Пьер Лорен позвонил и попросил принести им кофе.

— У вас есть хоть какое-то предположение, кто это может быть? — продолжил он разговор.

— Абсолютно никакого, — грустно покачала головой Дорис.

— А полиция знает об этих фотографиях?

— Да, Итан заявил. — Она замолчала, прикусив губу.

— Итан? — Пьер изумленно вскинул голову.

— Это мой друг.

— Он был с вами в коттедже?

Лгать не имело смысла.

— Да, — призналась она.

— Расскажите мне об этом человеке. И про фотографии. Расскажите все, что вам известно, и, может быть, мы вместе до чего-нибудь додумаемся.

И Дорис поведала ему, как все произошло, — про Итана, про коттедж, про надпись на стене. Об остальных инцидентах Лорену было уже известно.

— А этого маляра вы знаете?

— Нет, его пригласил Итан.

— И вы доверились человеку, с которым только что познакомились?

— Да, — ответила она упрямо.

— И теперь он ваш любовник?

— Да.

— Так скоро?

— Да, — проговорила она сквозь сжатые зубы. Потому что перед Итаном было невозможно устоять. Но как объяснить это Пьеру? Сказать, что есть такие мужчины, обаянию которых нет сил сопротивляться? Такие, из-за которых все разумные мысли вылетают из головы. Которые заставляют тебя почувствовать, что ты — единственная.

— Вы были неосторожны и проболтались?

— Нет! Никто не знал, что я собираюсь ехать в коттедж!

— Кроме Итана, — мягко возразил Пьер, — который хорошо знаком с Моникой, работавшей вместе с вами в авиакомпании. А она хотела сняться в рекламном ролике? Ваша подруга не пыталась стать нашим «лицом года»?

— Нет, — упавшим голосом ответила Дорис. — Я всегда полностью доверяла ей. И потом, вы ведь проверяли всех кандидаток, когда это только началось!

— Не всех. Я попрошу Мишель повнимательнее изучить ее досье. Но вы также должны быть осторожнее.

— Не думаю, чтобы Моника когда-нибудь пыталась… Она ничего не говорила…

— И тем не менее не исключено, что тут замешана женщина. Может быть, ее постигло горькое разочарование, и она поручила своему приятелю Итану…

— Нет! — возмущенно перебрита его Дорис.

— А может быть, он для нее больше, чем просто приятель? — бесстрастно продолжил Пьер.

— Нет!

— Но ведь это возможно? Почему вы не можете этого допустить? Вам почти ничего о нем не известно, а он знал о ваших планах от этой Моники. Вы болтаете с ней, как близкие подруги, рассказываете о том, что делаете, куда собираетесь поехать…

— Нет, — возразила Дорис, хотя на самом деле так все и было. Но ведь она не говорила Монике о своем знакомстве с Итаном, не так ли? Почему? Почему она не рассказала о нем? Но при чем тут Итан? Чтобы кто-то анонимно преследовал ее и при этом занимался с ней любовью… Нет!

— Если это не Росс, значит, вас преследует человек, которого вы хорошо знаете, — уверенно заявил Пьер. — В подобных случаях обычно оказывается именно так.

6

— Теперь поезжайте в отель, — посоветовал мсье Лорен, и на этот раз в его голосе прозвучало сочувствие. — И подумайте о том, что я вам сказал. Завтра на презентации улыбайтесь, будьте со всеми любезной, приветливой, а потом возвращайтесь домой и найдите того, кто вам пакостит. На вашем месте я бы связался с агентством, где снимали ролик для авиакомпании, и узнал, не собиралась ли эта ваша Моника стать звездой.

Поднявшись из кресла, Дорис согласно кивнула и, чувствуя себя совершенно несчастной, отправилась к ожидавшей ее Мишель. Какой теперь смысл предлагать ей надежный отель? Ведь зло уже свершилось.

— Мне очень, очень жаль, — сочувственно вздохнула француженка.

— Мне тоже.

— Если я смогу тебе хоть чем-нибудь помочь…

— Спасибо.

В отеле Дорис прошла прямо в свой номер. Это не Итан, как заклинание твердила она, это не может быть он.

Но ведь Итан ее не любит. А его мать так просто возненавидела. Он на самом деле мог знать о ее планах. И приложил все силы для того, чтобы надпись исчезла со стены как можно скорее. Потому, что хотел ей помочь? Или потому, что это могло стать уликой? Может быть, ему надоело преследовать ее тайно… А вдруг ему захотелось воочию убедиться в том, как она реагирует на мелкие пакости? Нет! Это не Итан. Господи, прошу тебя, пусть это будет не он!

Но если это все-таки он? А если Итан уже написал и послал в газеты рассказ о том, как занимался с ней любовью? О том, какова она в постели… И приложил фотографию? Кто знает, может, он записывал на пленку их разговоры…

Этого не может быть! Не сходи с ума, Дорис!

Но ведь она уже почти лишилась работы, разве не так? Если с ней расторгнут контракт, у нее не станет и дома, потому что она не сможет платить за него. В Манчестере жизнь дорогая. И кто возьмет ее на работу после такого скандала?

Лежа на кровати в своем номере, девушка вновь и вновь возвращалась к этим мыслям, то отказываясь признавать, что это мог быть Итан, то обвиняя его…

Дорис вскочила с кровати, взяла лист бумаги и ручку и села за стол, чтобы составить список всех своих знакомых. Тех, кого давно знала, и тех, с кем встретилась недавно. Разве преследовать ее мог только англичанин? А вдруг это какой-то сумасшедший француз! Во Франции всегда можно купить английские газеты, вырезать буквы и…

Но самые первые письма были отправлены из Англии, а потом она стала находить их в корзине перед дверью. Впрочем, это неважно — выслеживать ее может человек, которому приходится много разъезжать. Но почему никто ни разу его не заметил? Почему соседи не видели, как незнакомец кладет письма в ее корзину? Может быть, это был кто-то, кого они хорошо знали? Но ей так не хотелось, чтобы этим человеком оказался кто-нибудь из ее знакомых! Даже думать об этом было невыносимо. Пусть лучше это будет кто-то совсем чужой.

Бросив ручку, Дорис подперла голову руками и горько вздохнула. Даже если она кого-то заподозрит, где доказательства?

Девушка заказала ужин в номер и, поев, рано легла в постель, но заснуть так и не смогла. Утром она подошла к зеркалу, заранее зная, что увидит там унылое, усталое лицо. Пьер будет очень недоволен, если она явится на презентацию словно с похорон.

Дорис приняла холодный душ, тщательно нанесла грим, уложила волосы и с улыбкой, прочно наклеенной на лицо, отправилась выполнять свои обязанности. На презентации она внимательно разглядывала всех присутствующих, сопоставляла и размышляла.

Пресса подняла шум из-за замены модели, но Дорис спокойно отвечала на все вопросы, улыбалась, позировала вместе с новой девушкой, а при первой же возможности уехала домой.

Всю обратную дорогу до Манчестера ее мучили тревожные предчувствия. Она провела бессонную ночь и на следующее утро, издерганная, расстроенная, бесцельно бродила по комнатам. В дверь позвонили, и Дорис вздрогнула. Она была уверена, что это Итан.

Сделав глубокий вдох, она открыла дверь — и поразилась тому, как соскучилась по этому мужчине за несколько дней. Ее первым порывом было прикоснуться к нему, обнять. И еще она вдруг отчетливо осознала, что обманывала себя. Она влюбилась в Итана, хотя вовсе не была уверена, что может позволить себе эту роскошь. Роскошь? Нет, это не роскошь, а непреодолимая потребность. Еще никогда в жизни ей ничего так сильно не хотелось, как броситься ему в объятия. Дорис усилием воли удержалась от первого порыва, ведь если это он…

Глядя Итану в глаза, она молча впустила его в дом. Отличаясь острым чутьем, он сразу же почувствовал в ней какую-то перемену.

— Что случилось?

— Ничего, — ответила девушка и поразилась своей выдержке. Она так устала и измучилась, что решила пока никому ничего не рассказывать. Даже Итану.

Она провела его через крохотный холл в ярко освещенную кухню, усадила за стол и попыталась взглянуть на него объективно, не принимая во внимание тот магнетизм, который притягивал их друг к другу.

— Все еще дуешься? — поинтересовался он.

Она покачала головой, едва расслышав, что он сказал, потому что в ее голове еще звучали слова Пьера.

— Ты меня не поцелуешь? — в его словах явственно прозвучала насмешка, почти издевка.

А что, если это действительно Итан? И если это правда, догадывается ли он, что ей все известно?

Озабоченно глядя на него, Дорис выпалила:

— Итан, — и осеклась, не зная, как продолжить. Отвернувшись к окну, она стала теребить цветок, стоявший на подоконнике. — Скажи, это ведь не ты…? — взмолилась она.

— Не я? — не понял Итан.

— Видишь ли, Пьер утверждает…

— Кто такой Пьер?

— Глава компании. Он сказал… — Дорис резко повернулась и вопросительно уставилась на его непроницаемое лицо. Она была в отчаянии, но не могла не спросить его о том, что разрывало ей сердце. — Ты появился внезапно, и как раз в тот день, когда на стене моего дома кто-то написал грязные слова. Ты сказал, что хочешь меня, хотя мы были едва знакомы, выдавила из себя она и пробормотала: — И потом, только ты и Моника знали, что я еду в Лауншир. — Мучительно вглядываясь в его серые глаза, ставшие такими холодными и чужими, девушка проглотила комок в горле. — А потом ты сказал, что сообщил в полицию, — неожиданно вспомнила она, — но они так и не приехали взглянуть на фотографии. Ведь ты бы не стал так со мной поступать, Итан? Скажи…

Он долго смотрел на нее, а потом спокойно и решительно спросил:

— Ты решила, что я — тот человек, который преследует и пугает тебя?

— Нет, — возразила она в смятении. — Но я просто не знаю, что и думать…

— До свидания, Дорис. — С этими словами Итан повернулся и вышел.

Входная дверь с треском захлопнулась.

С безумным лицом Дорис схватила цветочный горшок и швырнула его об стену. Дрожа всем телом, она опустилась на стул и с силой ударила кулаком по столу, потом вскочила на ноги и заметалась по кухне.

— Я люблю тебя! — прокричала она. — Но я должна знать правду!

Итан ведь ничего не отрицал, не так ли? Даже не пытался успокоить ее. Он смотрел на нее так, словно был готов к тому, что ее отношение к нему изменилось. Почему? Она чувствовала себя вконец измученной и напуганной. Мысли путались.

Но если это он, то почему? Единственной причиной может быть Моника. Вероятно, поэтому его мать так враждебно встретила ее. Может быть, они с Моникой больше, чем просто друзья? А тут он оказывается в постели с Дорис…

Но Итан не мог заниматься с ней любовью, если был влюблен в другую! Моника непременно рассказала бы ей, если бы у них с Итаном что-то было. Рассказала бы? По крайней мере, она не стала бы мстить Дорис, если бы та ее чем-нибудь обидела. А впрочем, кто знает?

И так ли уж невероятно, что мужчина, влюбленный в одну женщину, занимается любовью с другой?.. Нахмурившись, Дорис уставилась в стену. Он ведь признался, что неправильно истолковал рассказ Моники о подруге. Но, может быть, он солгал? Возможно, он считает, что Дорис всю жизнь стоит у нее на пути, что это Моника должна была стать Мисс Лорен, а вовсе не она? «Подлая сука»… Тогда все становится на свои места.

Никогда в жизни Дорис не испытывала такой потребности поговорить с кем-нибудь — с сестрой, с матерью, с тем, кто бы ее по-настоящему понял. Но у нее никого не было. Нужно немедленно выяснить, мечтала ли Моника стать Мисс Лорен или сняться в рекламном ролике авиакомпании. Если это вдруг окажется правдой, если подтвердится опасение Пьера…

Дорис схватила телефон, нетерпеливо пролистала свой справочник и нашла номер рекламного агентства, где снимали ролик. Она позвонила туда и попросила позвать Линду — девушку, которая занималась учетом.

— Я догадываюсь, что это запрещено, но мне совершенно необходимо знать, кто пробовался для участия в рекламе авиакомпании. Кто был в окончательном списке претенденток? Что? Ах, простите, говорит Дорис Ламберт. Прошу вас, это действительно очень важно.

Линда назвала ей имена. В окончательном списке было только две девушки. Ни с одной из них Дорис не была знакома.

Испытывая облегчение и благодарность, но так ничего и не выяснив, она медленно положила трубку. Если не Моника, значит, и не Итан. Что же теперь делать? Как искать неизвестно кого?

И опять мысли закрутились вокруг Итана. Дорис вспомнила, что его не было на фотографиях. Но в те моменты, которые были запечатлены на пленке, его вообще не было поблизости. Отчаяние и сомнение вновь окутали ее удушающим облаком. С трудом переставляя ноги, девушка поднялась наверх и достала письма, которые она получила за эти месяцы. Она читала их, пытаясь уловить хоть какую-то связь с авиакомпанией или с Лореном. Нет. Никаких зацепок. Только злобные оскорбления. Их не мог писать Итан. И Моника на подобное не способна. Но кто же в таком случае?

Может, Моника о чем-нибудь догадывается или слышала на работе какую-нибудь сплетню? Но тогда она бы сказала Дорис. Ведь они — близкие подруги. Моника была так рада, когда Дорис предложили сниматься в рекламном ролике. Уговаривала принять это предложение. В ее словах не было и намека, что тем самым Дорис перейдет кому-нибудь дорогу.

Так что же тогда остается? Кто-то неизвестный. Если только это не те две девушки из окончательного списка. Но ведь она их даже не знает! Если она в ближайшее время не выяснит, кто ее преследует, то потеряет работу. А Итана, наверное, уже потеряла…

Засунув письма обратно в ящик, она с грохотом задвинула его и, положив голову на скрещенные руки, снова погрузилась в размышления.

День прошел, как в тумане. Дорис что-то жевала, убирала дом, читала корреспонденцию, но ее мозг не переставал напряженно работать. Под вечер зазвонил телефон. Это была Моника.

— Привет!

Дорис заставила себя весело ответить:

— Привет, Моника, как ты?

— Я в порядке. Как тебе понравилось в коттедже? Хорошо отдохнула? Как Париж?

Горько усмехнувшись, Дорис ответила с притворным безразличием:

— В Париже все прошло нормально. А в коттедже… Спасибо, Моника, что ты меня туда пустила. Скажи, ты говорила кому-нибудь, куда я еду?

— Нет. А что?

— Так просто.

— Нет, скажи, почему ты спрашиваешь. — Моника засмеялась. — У тебя ужасно грустный голос.

— Правда? Наверное, просто устала.

— С Лореном у тебя все в порядке?

— Почему ты спрашиваешь? — насторожилась Дорис.

— Не хотелось бы, чтобы у тебя возникли неприятности из-за этой истории с письмами и всем прочим. В фирме знают, что тебе кто-то не дает прохода?

— Да, им это известно.

— Ну и хорошо. И они ничего тебе не сделали? Не уволили?

— Да нет. А почему меня должны были уволить?

— Ну, не знаю… Просто беспокоюсь за тебя, и все.

— Спасибо тебе. Моника?

— Да?

Дорис собиралась расспросить подругу о том, не слышала ли та что-нибудь о других претендентках на участие в рекламном ролике авиакомпании, но передумала.

— Неважно. Ничего.

Они поболтали еще несколько минут, ни разу не упомянув об Итане. Может быть, он ничего не сказал Монике об их встрече, подумала Дорис. А почему она сама ни словом об этом не обмолвилась? Потому что ее отношения с Итаном никого не касаются. Конечно, это не Моника портит ей жизнь. Но все-таки до поры до времени лучше помалкивать.

Утром у ее порога валялся мохнатый игрушечный кот с изуродованной мордочкой. С трудом подавив приступ дурноты, Дорис поторопилась выбросить его. А на следующий день она обнаружила коричневый конверт, в котором лежала страница из газеты. С ее фотографией той самой. Ее колени на снимке были словно перерезаны заголовком: «Девушка от «Лорен». Такой вы ее еще не видели!» Дорис в ярости скомкала газету, а потом разорвала ее на мелкие кусочки. Она опросила всех соседей, не видели ли они чего-нибудь или кого-нибудь подозрительного, но те лишь отрицательно качали головами. Круг замыкался. Сообщать в полицию уже не имело смысла.

Через полчаса позвонил Пьер Лорен. Сам. Он тоже получил такой же конверт.

— Мне очень жаль, Дорис.

— И мне… — ответила она апатично.

— Если ко мне обратятся за разъяснениями, я дам понять, что вы стали жертвой преследования и что этот снимок был сделан без вашего ведома и согласия. Но…

— Я понимаю, — поспешила Дорис ему на помощь.

— Я выслал вам выходное пособие…

— Спасибо, вы очень щедры.

— Я действительно постарался быть щедрым. И мне очень, очень жаль. Нам будет вас не хватать. Работать с вами было очень приятно. Я также послал вам список моделей, которые пробовались на «лицо года».

— Спасибо.

— В нем есть имя Моники Ричардсон. Удачи вам, Дорис! — тихо сказал Пьер и повесил трубку.

Дорис вытерла слезы и до боли прикусила губу. Моника в списке? — пронеслось у нее в голове. Она никогда не упоминала о том, что хотела стать «лицом года». Может быть, просто забыла? Или не считала это важным. А может быть, она сказала об этом Итану? Все опять упирается в Итана Росса. Этот человек опасен, предупреждала девушка из телестудии. Он растопчет тебя.

Ее грудь сдавило, стало трудно дышать. Дорис хотелось убежать и спрятаться, оказаться на краю света, подальше от этого дома. И стать кем угодно, только не Дорис Ламберт. Сколько человек видели эту газету? Все знали о том, что она — главная модель компании Лорен. Точнее, была ею, поправила она себя. В записке, адресованной Пьеру, говорилось о том, что он должен ее вышвырнуть. Вчера Моника спросила, не уволили ли ее.

Нет, ужаснулась Дорис. Но имя Моники есть в списке. Совпадение? Нужно было спросить у Пьера, не звонил ли кто, чтобы узнать, не расторгли ли контракт с мисс Ламберт. Нет, это не может быть Моника. Значит, это Итан. Остается только он. Дорис отказывалась в это поверить. Но его мать так ужасно обошлась с ней. Потому что Моника была ей как дочь? Потому что считала, что ее любит сын?

Нужно поехать к подруге и все выяснить!

Даже не причесавшись, Дорис схватила сумку и ключи от машины, сунула ноги в туфли без каблука и поехала к Монике. Надо было спросить у нее про Итана сразу же, как они познакомились с ним.

Моники дома не оказалось. Ее соседка сказала, что девушка уехала в Лауншир на выходные. В коттедж? Или в Холл? Дорис, не раздумывая, помчалась следом. Она ничего не ела со вчерашнего дня и чувствовала себя совершенно разбитой, но желание узнать правду придавало ей силы.

Коттедж был заперт. Значит, Моника в Холле. Дорис остановилась спросить у фермера, не видел ли он такую девушку, и тот, засмеявшись, ответил:

— Да я только и делаю, что натыкаюсь на нее! На прошлой неделе, в эти выходные. — Он улыбнулся. — Недавно я видел, как она шла в сторону Холла. Вы с ней — не разлей вода. Хорошо, когда есть такие близкие друзья.

— Конечно, — машинально согласилась Дорис. На прошлой неделе? В эти выходные? Но Моника не была здесь на прошлой неделе… Неужели она все-таки замешана в этом деле?

У Дорис закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Всем сердцем желая никогда больше не видеть эту парочку, но понимая, что должна сделать это, Дорис подъехала к Холлу, позвонила в дверь и стала ждать, невидящим взглядом глядя в сторону долины.

Она попыталась собраться с силами. Может быть, все объяснится очень просто. Может быть, Моника просто приезжала проверить, как подруга устроилась в коттедже, не нашла ее и… И что? Уехала обратно?

Дверь открылась, и Дорис сразу стало все ясно по растерянному взгляду небесно-голубых глаз Моники, по тому, что первым ее движением было захлопнуть дверь перед носом непрошеной гостьи. Правда, спустя мгновение та мило улыбнулась, но — слишком поздно.

Только Моника? Или вместе с Итаном?

— За что? — тихо спросила Дорис.

— Что — за что? — засмеялась Моника. — И не стой на пороге, заходи.

— Нет, спасибо, — ответила Дорис с ледяной вежливостью. — Просто ответь мне, за что? Только не надо ничего отрицать. Не надо говорить, что ты этого не делала, что ты не хотела. Просто скажи, за что?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Понимаешь.

И тут перед Дорис словно опустили завесу. Моника — такая, какой она знала ее с одиннадцати лет, — исчезла. Голубые глаза злобно блеснули, губы сжались в тонкую линию.

— За что? — холодно спросила она. — Изволь, я скажу тебе. За то, что ты всегда забирала у меня все, что я хотела для себя!

— Не говори глупости!

Моника мрачно ухмыльнулась.

— У тебя на все готов ответ. «Не говори глупости», — кривляясь, передразнила она Дорис. — Если что-то не укладывается в твои убогие представления о жизни, — значит, это уже глупости. Не так ли? Глупости хотеть сняться в рекламе нашей компании, глупости — мечтать стать моделью…

— Но ты же не стремилась сниматься в рекламе! Ты говорила, что не хочешь!

— Как же, не стремилась! А что еще я должна была тебе сказать? Я достаточно натерпелась, глядя на то, как ты все у меня отнимаешь!

— Но мы же были подругами!

— Что ты говоришь! А знаешь, почему я никогда не приглашала тебя к себе домой?

Потрясенная, Дорис только помотала голо вой.

— Ты даже никогда не задумывалась об этом?

— Нет, — честно призналась Дорис.

И Моника презрительно, издевательски рассмеялась.

— Правильно. Потому что тебя никогда ничего не интересует. Ну, так я скажу тебе. Я никогда не приглашала тебя к себе в гости, Дорис, потому что не хотела, чтобы нас сравнивали. Какая ты замечательная, да какая милая.

— Не говори глу…

— Глупости? Но это не глупости. Все только и делали, что восхищались тобой. В школе, на работе. Дорис то, Дорис это… «Ах, какая у вас милая подруга!»

— Тогда почему ты продолжала дружить со мной? Если ты так меня ненавидела, почему оставалась моей подругой?

— Потому что быть второй — лучше, чем никакой. На меня обращали внимание, только когда я была рядом с тобой… Ты всегда была победительницей, всегда и во всем, признайся хоть сейчас. Тебе не нужно было прилагать для этого никаких усилий, — все само падало в руки. Всегда в гуще событий, всегда первая — в играх, в занятиях, в шалостях. Ну, и я рядом с тобой. Не будь тебя, никто бы меня не заметил. А я хотела, чтобы меня замечали. Поэтому и стала твоей подругой. И я бы оставалась ею, Дорис, если бы тебе не досталось то, о чем я так страстно мечтала!

— Сняться в той рекламе?

— Да.

— Но ведь вместо меня могли выбрать другую девушку.

— Знаю. Я просто не хотела, чтобы это была ты. Помнится, ты говорила, что тебе это не нужно.

— Это была правда.

— Но тебя все равно взяли! Ты же подлизывалась к продюсеру, к режиссеру…

— Я никогда ни к кому не подлизывалась! — возмутилась Дорис.

— Так уж и ни к кому? А как же тогда получалось, что тебе доставались все награды?! Всегда улыбчивая, всегда готовая со всеми посмеяться, всем польстить… За это тебя все и любят. «Ах, Дорис такая хорошая, передразнила Моника. — Она всегда всем помогает. Ну и повезло же тебе с подругой!» Я красивее и умнее, так почему же все достается одной тебе? Почему именно ты получила роль в рекламном ролике? Почему с тобой подписал контракт могущественный Лорен?

— Потому что я оказалась фотогеничной, — пробормотала Дорис. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и растерянной, понимая, что не в силах даже злиться на Монику. — Так ты решила меня за все это наказать?

— Да. Но я бы не зашла так далеко, если бы тебе не понадобился еще и Итан!

Это не Итан. Слава Богу, это не он!

— А что, нельзя было? — спросила она печально.

— Нет! Я следила за тобой, — с отвращением произнесла Моника. — За вами обоими. Это было отвратительно. В кухне, на полу!

О Боже!

— Итан раньше не был таким! Куда девалась его утонченность и разборчивость? Он никогда не вел себя столь отвратительно! Но тебе понадобился и он тоже. Ты и его решила совратить! Сделать из него безмозглое животное…

— Нет… — попыталась протестовать Дорис.

— Да! — прошипела Моника. — Долгие годы мне удавалось избегать того, чтобы вы где-нибудь столкнулись, потому что я знала, что случится, если вы, не дай Бог, встретитесь. Ты и его соблазнишь! А потом он увидел этот злосчастный ролик… — Голос Моники прервался, она сделала глубокий вдох, а потом продолжила, обрушив на Дорис всю накопившуюся подспудно ненависть и злобу: — Ты пыталась скрыть от меня ваши отношения. Он ничего мне не сказал, и ты молчала!

Все еще поглощенная своими мыслями, Дорис пробормотала:

— Выходит, ты специально пустила меня в свой коттедж, чтобы было удобнее за мной следить. Но ты не ожидала, что Итан тоже приедет, не подозревала, что мы с ним познакомились? — По напряженному лицу Моники Дорис поняла, что это правда. — И ты стала следить за мной…

— За каждым твоим шагом, — самодовольно подтвердила та.

— Но как тебе это удалось? Ты должна была быть на работе! Я же сама отвезла тебя в аэропорт!

— Да, я зашла внутрь, а когда ты отъехала — вышла и позвонила в офис, сказавшись больной. Моя машина была на стоянке…

— Ты все спланировала заранее, — прошептала Дорис.

— Естественно. Я знала, что ты предложишь подвезти меня.

— А потом ты увидела меня с Итаном и принялась без разбору фотографировать.

— Да. Правда, хорошо получилось?

— Нет, Моника, отвратительно. Это снимки, сделанные больным человеком. Ты больна. И судишь обо всех по себе, приписывая людям свои мысли и мотивы. Это глупо. Если бы ты хотя бы намекнула, что хочешь сняться в этом ролике, я бы тут же отказалась в твою пользу. И тогда не случилось бы всей этой мерзости.

— Ты так считаешь? — спросила Моника, злобно ухмыляясь. — Я думаю иначе.

— Да, наверное, — устало согласилась Дорис. — Ты ведь получала удовольствие от всего этого, не так ли?

— Ну конечно! И благородная Дорис даже не станет мстить мне. Или я не права?

— Права.

С разбитым сердцем, измученная, она вглядывалась в лицо, которое, как ей казалось, так хорошо знала, — и вдруг заметила, как оно вновь изменилось. Дорис не слышала, как подъехала машина, — у нее в голове стучали злобные обвинения Моники, но ее почему-то совсем не удивило, когда губы бывшей подруги жалобно скривились и она бросилась бежать мимо Дорис — прямо в объятия Итана.

Он ласково обнял рыдающую девушку, а та, всхлипывая, стала жаловаться ему, перечисляя лживые обвинения, которые Дорис якобы бросила ей в лицо.

В деловом костюме и в плаще Итан выглядел далеким, элегантным незнакомцем.

Когда Моника умолкла, он, глядя на Дорис, произнес ледяным тоном:

— По дороге в аэропорт я проезжал мимо киоска и увидел газету с фотографией. Я беспокоился о тебе, волновался. Развернул машину и помчался тебя разыскивать. Дом был закрыт. Я поехал к Монике, но соседка сказала, что та отправилась сюда и что ты ее искала.

— И вот ты здесь, — заключила Дорис тихо, почти равнодушно.

— Как видишь. — Его голос звучал так холодно, так презрительно, что ей стало не по себе. — Вначале ты обвиняла меня, а теперь принялась за Монику. Бог троицу любит, — может, ты и мою мать обвинишь за компанию? Или Нормана? Мы могли быть заодно.

— Но не были. Правда, теперь ведь это и неважно.

— Да. Прощай, Дорис. Надеюсь, мы больше тебя здесь не увидим.

— Не увидите, — печальным эхом отозвалась Дорис. Глядя на него, она добавила еще печальнее: — Я любила тебя, Итан. Ты не знал? Я все-таки влюбилась в тебя.

— Что ты говоришь? — спросил он без всякого интереса.

На подгибающихся ногах девушка добрела до своей машины, села и уехала. Никогда еще Дорис не испытывала такой боли. Она и не подозревала, что все эти шестнадцать лет лучшая подруга ненавидела ее… Она любила Монику и была уверена, что это чувство взаимно. А та ненавидела… Ее лучшая подруга.

Впервые в жизни влюбиться без памяти — и увидеть свою любовь безжалостно растоптанной!

Дорис не знала, куда едет. Она просто мчалась вперед, не обращая внимания на дорожные знаки. Девушка снова и снова переживала случившееся. Как же она раньше не поняла? Не догадалась? Как могло случиться, что такая долгая дружба была построена на лжи?

Ее не волновало, что теперь будет с ней самой. Она не вспоминала о том, что потеряла работу, что, наверное, лишится и своего дома, что ее агент пытается связаться с ней, узнав о фотографии в газете. Она думала только о Монике, о том, до чего может довести зависть и ревность. Сколько же в ней горечи!

Дорис размышляла и об Итане. Знал ли он? Догадывался ли, что это могла быть Моника? Хотя с какой стати ему подозревать старую знакомую? Дорис ведь это не приходило в голову. Как можно было быть такой слепой? Значит, она действительно прожила жизнь, не думая ни о ком? Считала, что ей просто везло, думала, что ее друзья рады за нее, точно так же, как она бы радовалась за них, повернись все по-другому.

Она никогда не была ревнивой или завистливой — так может быть, она и вправду плыла по течению, с высокомерным равнодушием взирая на всех вокруг? Какие еще ужасные чувства испытывали к ней люди?

Девушка была твердо уверена только в одном: она действительно не прилагала никаких усилий, чтобы получить эту роль в рекламном ролике. И не хотела этого. Пьер Лорен первым захотел с ней встретиться, а не наоборот.

А в детстве? Что она сделала в школе, чтобы вызвать у Моники такую ненависть? Да, ей легко давались занятия спортом, она хорошо училась и была старостой класса. Наверное, все дело в этом.

Может быть, Моника сама стремилась к этой роли? Но ведь Дорис не назначили, а выбрали старостой! И тогда она тоже была смущена.

Встречная машина прогудела ей, просигналив фарами, — и Дорис поняла, что уже стемнело. Включив дальний свет, она огляделась вокруг, совершенно не представляя, где находится. По пути ей пришлось дважды останавливаться, чтобы заправить машину, и то только потому, что датчик бензина начинал гудеть. Если бы не это, она давно бы уже застряла где-нибудь посреди дороги. Ей было больно. Так больно! Но она не могла заставить себя перестать думать об этом. Наверное, желтая пресса теперь не оставит ее в покое. У дома уже, как пить дать, толпятся репортеры.

Я уеду, решила Дорис, и начну все сначала. У нее было достаточно денег, чтобы позволить себе передышку. К тому же должен был прийти чек от Лорена.

Ей совсем не обязательно ехать домой. Банк оплатит все ее счета, а у Бетти есть ключ от дома, она приглядит за ним и будет забирать почту…

Чем больше Дорис размышляла об этом, тем более привлекательной казалась ей мысль пожить где-нибудь месяц или около того. Она поездит, посмотрит места, которых раньше никогда не видела… Остановится в ближайшей гостинице, купит себе какие-нибудь вещи, туалетные принадлежности…

7

Месяц спустя, в первый день июня, Дорис вернулась в Манчестер. Ее прелестный домик показался ей совсем чужим. Его можно продать, подумала она. Может быть, это действительно придется сделать, потому что у нее появилось подозрение, что она беременна. Конечно, задержка могла быть вызвана пережитыми волнениями, но тогда, в коттедже, она раз или два забыла принять таблетку.

Да, это было бы достойным завершением всей этой истории! Забеременеть от человека, который не любил детей, не собирался жениться, не хотел заводить семью! А даже если б и захотел, она ведь больше не нравилась ему. Поэтому, если беременность подтвердится, ей придется переехать. Ведь контора Итана буквально за углом, и они неизбежно будут периодически сталкиваться. Он увидит, как она становится все толще и толще…

Вздохнув, Дорис с печальной улыбкой опустила голову на руль, думая о том, что вряд ли жизнь может стать еще хуже, чем сейчас. Последние несколько недель она только и делала, что пыталась убежать от себя — каждый день садилась в машину и переезжала в новую гостиницу. От этих недель, проведенных в дороге, в памяти не осталось абсолютно ничего. А в душе царила пустота.

Она устало вылезла из машины, достала вещи и вошла в дом. Больше он не казался ей тихой гаванью.

Через полчаса кто-то позвонил в дверь. Думая, что это Бетти принесла почту, Дорис открыла дверь и… увидела Итана.

Он стоял к ней спиной, и на нем был все тот же плащ. При виде его шелковистых каштановых волос Дорис почувствовала, что сейчас заплачет.

Итан медленно повернулся, посмотрел на ее измученное лицо и тихо сказал:

— Здравствуй, Дорис.

В его глазах больше не было холода. Только печаль.

Она с усилием отвела от него взгляд.

— Уходи, Итан.

Он решительно шагнул в дом и закрыл за собой дверь.

— Как ты поживаешь? Глупый вопрос — по тебе видно, как. Где ты была?

— Уезжала.

— Куда?

— Куда-то. Никуда. Какое это имеет значение?

— Никакого, — согласился Итан. Его голос звучал так же устало, как и ее. — Я уехал из Холла ровно через пять минут после тебя, гнал, как сумасшедший, приехал сюда около семи и сидел в машине до следующего утра. Ждал тебя. Я боялся, что ты попала в аварию или случилось что-нибудь еще… Я уже собирался звонить в полицию. Если бы Бетти не сказала мне, что ты ей звонила… — Нетерпеливо отбросив волосы со лба, он взглянул на Дорис и, схватив ее за плечи, притянул к себе.

Она отпрянула и с нажимом проговорила:

— Не смей.

— Да, — сказал он, — вряд ли это уместно данных обстоятельствах.

— Как ты узнал, что я вернулась?

Он мрачно улыбнулся.

— Я только что прилетел из Штатов и сразу же прослушал сообщение на автоответчике. Я заплатил кое-кому, чтобы он следил за домом и дал мне знать, как только появится твоя машина.

— Ясно. Что тебе нужно?

— Поговорить с тобой, объяснить… Я должен был уехать в Нью-Йорк. Я уже и так столько раз откладывал свой отъезд.

Дорис отошла подальше и ждала, изучающе глядя на него. Она наблюдала за ним точно так же, как когда-то он — за ней.

— Я увидел ее лицо, — тихо сказал Итан, — после того, как ты уехала. Увидел на одно мгновение в зеркальце заднего вида. Моника улыбалась. Ее лицо не было ни огорченным, ни обиженным — она просто улыбалась. Как довольная кошка. И тогда я все понял.

— Ты понял еще раньше, — возразила Дорис.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты понял все гораздо раньше, — повторила она. — Во всяком случае, ты что-то знал, когда приехал ко мне после моего возвращения из Парижа. Ты был совсем другим.

Ему не нужно было вспоминать, он просто посмотрел на нее и медленно кивнул.

— Тогда дело было не в Монике, — сказал он.

— А в чем же? — равнодушно спросила Дорис.

— Я узнал про Кевина. Твоего первого любовника.

— При чем тут Кевин? — изумленно переспросила она.

— При том, что ты до сих пор встречаешься с ним, что его брак распался, и вы…

— Что — мы? — недоумевала Дорис.

— До сих пор любовники.

— До сих пор любовники? Ты что, с ума сошел?!

— Возможно, — устало согласился он. — Ты мне не говорила, что Моника была с ним знакома.

— Да, она знала всех моих друзей! И Кевина в том числе. Мы же были так близки! Мы везде ходили вчетвером — я с Кевином и Моника со своим дружком.

— Кевин ведь фотограф, правда? — сказал Итан, вздохнув.

— Да. Ну и что?

Он ждал, молча глядя на нее. На лице Дорис мелькнула догадка, которую быстро сменило сомнение.

— Нет, — возразила она хриплым голосом, — я ни за что не поверю, что Кевин имеет к этому какое-нибудь отношение!

— Я только хотел сказать, что он научил Монику пользоваться своим оборудованием для проявки пленки. Он не знал, зачем ей это нужно. Я только пытался… — Обхватив ладонями свою голову, Итан начал сначала: — Она упомянула о Кевине в тот день, когда ты должна была вернуться из Парижа, не подозревая, что я знаю о его существовании… Вернее, мне казалось, что она не догадывается о наших отношениях. Но Моника вдруг заявила, что вы с ним любовники. До сих пор! И что его брак из-за этого распался. Поэтому, приехав к тебе, я кипел от негодования.

— И тебе даже не пришло в голову спросить меня? — упрекнула его Дорис. — Ты тут же сбежал, стоило мне задать вопрос о…

— Ты обвинила меня…

— Уходи, Итан, — решительно сказала она. — Думаю, нам с тобой больше не о чем говорить. — И, повернувшись к нему спиной, уставилась в окно. Не о чем говорить… Разве что о том, что она, по всей видимости, беременна. Но Дорис решила, что благоразумнее скрыть этот факт. — Уходи! — повторила она.

Итан вздохнул.

— И не пытайся меня разжалобить! Ты даже представить себе не можешь, что я пережила.

— Могу. Примерно то же, что и я.

Резко обернувшись, Дорис в ярости закричала:

— Тебе не портил жизнь твой лучший друг! И не твоя фотография мелькала в газетах. И тебя никто не увольнял!

И ты не влюблен, могла бы добавить она.

— Я должен был давно догадаться, что задумала Моника. — Итан оперся руками о спинку стула, подался вперед и тихо сказал: — Мне следовало довериться собственным впечатлениям, а не слушать ее. И вся эта жуткая месть началась вовсе не из-за рекламного ролика, Дорис, и не из-за работы в косметической фирме. Она началась из-за меня.

— Не говори глу… — Она осеклась на полуслове и прикусила губу.

— Эта вендетта, это преследование — все это из-за меня, — повторил Итан. Его взгляд стал мрачным, а рот скривила грустная усмешка. Он продолжал: — Я всегда считал, что прекрасно разбираюсь в характерах. Думал, что мне достаточно один раз взглянуть на кого-нибудь, и я сразу пойму, что это за человек. Я знаю Монику с тех пор, как ей исполнилось пять лет, но все это время понятия не имел об ее истинных чувствах. Она сделала все это из-за меня, — повторил он с горечью. — Она билась в истерике, умоляла простить ее и наконец призналась во всем.

— Выходит, и тебя отняла у нее, — пробормотала Дорис.

— Что ты сказала?

— Ничего. — Прерывисто вздохнув, она посмотрела на Итана. Он выглядел очень усталым. — Фотографии Моника послала в отместку за тебя, но все остальное — из-за работы в косметической компании.

— Нет, ты ошибаешься.

— Итан! Все началось тогда, когда я стала работать на Лорена! В то время мы с тобой даже не были знакомы.

— Но я уже тогда проявлял к тебе интерес. Три или четыре месяца назад я увидел тебя по телевизору в рекламе авиакомпании и спросил у Моники, кто эта девушка. «А что, — спросила она, — хочешь с ней познакомиться?». И я ответил, что, мол, неплохо было бы. Я не уловил в ее голосе ничего особенного. Она была такая, как обычно, — просто Моника, которую я знал всю жизнь. Знал, но не видел, не замечал. Когда люди появлялись в моей жизни, я их либо принимал, либо не принимал, но не думал о них! Я холодный, нечуткий человек. И не очень люблю людей.

— Не очень… — беспомощно подтвердила Дорис.

— Я спросил у нее, какая ты. Где живешь. Моника заявила, будто не знает. Будто ты только что переехала.

— Конечно, она знала, где я живу!

— Твоего номера нет в телефонном справочнике…

— Я знаю, что моего номера нет в телефонном справочнике! Но Моника бросила мне в лицо, что ненавидит меня! Что всегда меня ненавидела! Еще в школе…

— Это не так, Дорис.

— Я не сошла с ума, Итан! Я слышала, как она это сказала!

Устало вздохнув, он объяснил:

— Я хотел сказать, что когда вы были в школе, да и потом, на работе, это была еще только ревность. Ненависть возникла, когда я заинтересовался тобой. Примерно в то время, когда ты подписала контракт с Лореном.

Глядя на него во все глаза и вспоминая слова Моники, Дорис проговорила:

— Она бы не зашла так далеко, если бы я тебя не соблазнила…

— Вероятно, хотя ты меня не соблазняла.

— Но ведь, по ее убеждению, совершенный во всех отношениях Итан Росс не мог первым обратить на меня внимание.

— И тем не менее, Моника целила в меня. Письма, краска — все это было для того, чтобы причинить боль не только тебе, но и мне. Она сама так сказала.

— Значит, ничего бы не произошло, если бы…

От сильного приступа дурноты Дорис закрыла глаза. То, что сказал Итан, потрясло ее до глубины души. Ей необходимо было время, чтобы обдумать это.

— Впервые увидев тебя, я лишился покоя. Я целую вечность не спал нормально. Но если бы я знал, к чему все это приведет… Боже мой, Дорис, из-за меня ты подверглась этому кошмару…

— Что уж теперь… — вздохнула она.

Разговор начинал тяготить ее.

— В тот день ты обвинила меня…

— Я не обвиняла тебя! — решительно возразила она. — Я лишь задала вопрос. Тебе нужно было только ответить «нет». Я была запугана, расстроена, издергана. Я нуждалась в сочувствии и утешении. Семьи у меня нет. Если бы это был ты, — а это вполне могло быть, — к кому я могла обратиться за помощью? А основания для подозрений у меня были. Я тебя почти не знала. Ты так внезапно ворвался в мою жизнь. Тебя не было ни на одной фотографии… Я молилась о том, чтобы это оказался не ты!

— Я был зол, — повторил Итан. — Ты права, это было вполне логичное предположение. Но мне было очень трудно соединить то представление о тебе, которое у меня начало складываться, с тем, что говорила о тебе Моника. Например, о том, что у тебя все еще продолжается роман с Кевином.

— Так теперь ты все-таки поверил, что наши с ним отношения давно уже в прошлом? — язвительно спросила Дорис.

— Слушая Монику, я думал, что ей о нас ничего не известно, более того, казалось, она была искренне озабочена твоими делами. Беспокоилась, что Кевин разобьет твое сердце! Я и предположить не мог, что она все про нас знает!

Ответ Дорис прозвучал особенно тихо и спокойно:

— А почему же ты ей никогда обо мне не рассказывал? Потому что догадывался, к чему это может привести?

— Конечно, нет, — уверенно ответил Итан. — Просто я не привык посвящать кого-то в свои дела. Те фотографии, на которых ты была снята выходящей из Холла, судя по углу обзора, сделаны из дома, из окна моей спальни.

— Значит, она была там, когда…

И если бы они тогда занялись любовью, как он хотел…

— Скорее всего. А почему ты ей ничего не сказала, Дорис? — спросил он с любопытством. — Моника ведь была твоей близкой подругой, а подруги всегда сплетничают, разве нет?

Дорис горько улыбнулась.

— Да, сплетничают, но о нас с тобой мне не хотелось никому говорить. Сначала я стыдилась того, что спала с мужчиной, которого едва знала. А потом это стало для меня слишком важным, чтобы с кем-нибудь обсуждать. Что касается Кевина, то мы не виделись с тех пор, как он познакомился с Эдной, которая вскоре стала его женой. Мы могли бы оставаться друзьями. Жаль, что его брак не удался, я и не знала об этом, но, очевидно, Моника продолжала с ним общаться… — Вдруг страшная догадка осенила Дорис, и она прошептала с расширенными от ужаса глазами: — Боже, она могла сказать Эдне, будто у меня роман с ее мужем, и они расстались именно из-за этого…

— Не знаю… — Итан растерянно пожал плечами. — Думаю, Моника вряд ли стала бы разрушать чужую семью только для того, чтобы насолить тебе. Все, что мне известно, это то, что она пользовалась его оборудованием, чтобы сделать фотографии. Но я выясню, — пообещал он, — и сделаю все, что смогу, чтобы восстановить справедливость. И все же вряд ли нормальная женщина могла поверить тому, что Моника болтает о ее муже, если бы он сам это отрицал.

— Ты полагаешь? Но ты же ей поверил!

— Поверил, но не до конца, и то только потому, что трудно в одночасье разрушить стереотипы. Бытует сильное предубеждение против актрис и моделей. И на пленке ты именно такой и выглядишь — немного испорченной, дразнящей, возбуждающей воображение.

— Но я ведь совсем не такая, Итан! То, что ты видишь на фотографиях и в рекламе, это всего лишь игра, притворство! Мисс Лорен — это не Дорис Ламберт, это совсем другая женщина, не имеющая со мной ничего общего…

— Теперь я в этом убедился, но тогда, в самом начале, мне было известно только одно: я отчаянно хотел тебя, ты меня безумно привлекала. А Моника всегда умела быть очень убедительной. Не знаю, как ей это удавалось, но чем больше она кого-нибудь хвалила, тем менее симпатичным казался этот человек. Дело было не в том, что она говорила, и не в ее интонациях. Если бы кто-нибудь возразил ей, что, дескать, она плохо разбирается в людях, Моника бы это с горячностью отрицала. Однако всегда создавалось впечатление, что тот, о ком она рассказывает, — нехороший человек.

— Это касалось и меня? — грустно усмехнулась Дорис.

— Да, — Итан сделал попытку улыбнуться и продолжал: — Ты знаешь, со мной никогда такого не случалось. Да, меня неумолимо влекло к тебе. Я только об этом и думал. Только это и чувствовал. Но ты была не той женщиной, которая могла бы вызвать у меня симпатию. Я знал, что ты вслед за Моникой пошла работать в авиакомпанию…

— Это Моника пошла вслед за мной, — поправила Дорис, не глядя на него. Она пожала плечами. — Сначала я устроилась на работу, через несколько дней там появилась Моника. Со смехом впорхнула в класс, где мы проходили вводный курс обучения. Вот и все. Я была рада ее видеть, — добавила Дорис, — думала, что вдвоем нам будет веселее. — Она взглянула на Итана и сказала с горькой усмешкой: — Так, значит, вот почему твоя мать так меня возненавидела? Из-за того, что считала неподходящей подругой для Моники. Той, которая была для нее почти как дочь. И уж, конечно, она не обрадовалась, что ее сын спит с такой женщиной!

— Не возненавидела, — возразил Итан. — Однако мы все считали, что ты отравляешь Монике жизнь. Она говорила, что ты старалась записаться на все занятия, которые она выбирала для себя в школе. И на музыку, и на рисование, и на спортивные игры. Что ты пошла вслед за ней служить в авиакомпанию и всегда ухитрялась сделать так, чтобы попасть на самые выгодные рейсы. Что ты увела у нее пилота, в которого она была влюблена…

— Что ты сказал? — переспросила Дорис ледяным тоном.

— Я не помню, как его звали, но Моника якобы видела, как он выходил из твоего номера.

— Если он выходил из моего номера, значит, меня там не было, — тем же тоном сообщила Дорис.

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Я просто рассказываю о том, что нам говорила Моника, объясняю, почему мы тебе не доверяли. А когда, как мы считали, ты украла у нее шанс сняться в рекламе авиакомпании, это показалось нам последней каплей. И она так искусно играла свою роль! Она, мол, переживет, она так за тебя рада, ты это заслужила. И мы…

— Пришли к окончательному выводу, что я расчетливая сучка, мерзкая интриганка, готовая переступить через лучшую подругу, лишь бы получить то, что ей хочется, — закончила за него Дорис.

— Приблизительно так.

— Но тебя все равно тянуло ко мне, — сказала она с отвращением. — Бедный Итан.

— Да, — согласился он. В голосе его звучала горькая ирония. — Если бы я только показал, что интересуюсь не тобой, а любой другой девушкой…

— Ничего бы не случилось? Но это была я — та, которая всегда получала то, на что претендовала Моника.

— Но ты ведь понятия не имела, что ей до смерти хотелось сыграть стюардессу в том ролике?

— Нет. Она вела себя так, словно была очень рада за меня, даже счастлива. — Дорис грустно рассмеялась и добавила: — Наверное, никто не разбирается в людях хуже меня! Мне даже ни разу не пришло в голову, что она может не любить меня. Я была уверена, что мы подруги. Лучшие подруги. Я думала, что она относится ко мне так же, как и я к ней.

— Ты сообщила полиции, кто оказался твоим преследователем? — тихо спросил Итан.

— Нет.

— Почему?

— Потому что она была моей подругой! — крикнула Дорис. — Потому что мне было очень больно!

Она отвернулась и пошла за чайником.

— И все же… Моника загубила твою карьеру, запугала, замучила…

— Да, — прошептала Дорис, наливая воду в чайник. — Шестнадцать лет… С тех пор, как нам обеим исполнилось по одиннадцать, ее жизнь была сплошной ложью.

— Нет, — мягко поправил ее Итан, — это были просто обиды, которые вызрели только тогда, когда ты…

— Соблазнила мужчину, которого она сама хотела.

— А я не знал даже половины из того, что она сделала! Про то, что она облила краской твою машину…

— Я отдавала ее перекрасить.

— Про того продавца пылесосов, который приставал к тебе до тех пор, пока ты не вызвала полицию. Про посылки и записки, которые она посылала Лорену. Почему ты мне не рассказала?

— Не думала, что тебе это может быть интересно. Ты вел себя так, словно все это тебе надоело. Советовал мне держать себя в руках. — Дорис помолчала, а потом продолжила: — Когда я получила те снимки, тебя это совсем не тронуло. Ты не разозлился, не огорчился…

— Нет, Дорис, это совсем не так. Если бы я нашел того, кто так долго изводил тебя, то переломал бы ему руки. Я попросил Джона, чтобы он внимательно следил, не появится ли кто чужой, и немедленно сообщил в полицию…

— Только это был не чужой. Никто бы ничего не заподозрил, встретив Монику.

— Поэтому-то и собаки ни разу не залаяли.

— И мои соседи ничего не замечали. Все знали, что Моника — моя лучшая подруга, которая мне часто помогает.

— Она отдала мне негативы, — неожиданно сообщил Итан. — Я их уничтожил.

— Она отдала их тебе? — Дорис не верила своим ушам.

— Вынужденно.

Дорис молчала. Зажигая газ и ставя на него чайник, она пыталась представить, каким образом Итан заставил Монику сделать это.

— Почему, вернувшись из Парижа, ты не сказала мне, что тебя собираются уволить? Что тебе уже нашли замену для презентации духов?

— Ты не дал мне возможности что-либо рассказать. Просто повернулся и ушел.

— Ты права. И дело было не только в Кевине. К тому времени я уже и без того решил покончить с нашими отношениями. Они приобрели чересчур эмоциональную окраску. Я говорил себе, что легко это переживу. Но ошибался… Меня тянуло к тебе все сильнее, и все больше я презирал себя. А увидев ту газету с фотографией… — Глядя на ее густые, блестящие волосы, ниспадавшие волной на плечи, он тихо попросил: — Мне очень жаль, Дорис, прости меня… Боже, как это глупо звучит. Когда я увидел торжествующую улыбку Моники, мне стало дурно.

— Не тебе одному. Уходи, Итан. Все это абсолютно бессмысленно. Я тебе даже не нравлюсь.

— Это не так. Просто я обнаружил, что совсем не знаю тебя. Я ведь пытался побороть самого себя. Ты меня очень привлекала, я желал тебя, но не хотел, чтобы ты мне понравилась, как человек, не хотел привязаться к тебе. В те редкие минуты, когда трезвый расчет брал верх над чувствами, я поверить не мог, что веду себя, как распалившийся школьник. Мне тридцать шесть лет, и чтобы такой рациональный, образованный человек, как я, спасовал перед своими эмоциями… — Итан осекся и с невеселой улыбкой продолжал: — Знаешь, это слишком мягко сказано! Я отчаянно, до безумия хотел тебя! Но Монике удалось отравить все остальные чувства, которые я мог бы к тебе испытывать.

Дорис выключила чайник и повернулась к нему.

— Моя мать очень переживает. Она хотела бы с тобой встретиться…

— Это исключено.

Он вздохнул и посмотрел на ее измученное лицо.

— Ах, почему ты вернулась именно сегодня, когда я плохо соображаю из-за смены часовых поясов и засыпаю на ходу?

— Потому что я извращенка.

— Дорис…

— Прости, — неискренне извинилась она, — но я не желаю тебя здесь видеть.

— У нас ведь было что-то хорошее.

— Нет. У нас были ни к чему не обязывающие, временные отношения.

— А ты хотела бы — навсегда?

— Нет, я мечтала совсем о другом.

После минутного колебания Итан тихо произнес:

— Ты сказала, что влюбилась в меня…

— Но теперь все прошло, — ответила Дорис, избегая смотреть ему в глаза. — Уходи, Итан.

Повернувшись к нему спиной, она принялась искать заварку, потом что-то доставала, убирала, не отдавая себе отчета в том, что делает. Она просто пыталась занять себя и свои руки в ожидании, пока он уйдет. Только бы не проговориться о своей возможной беременности.

— Пожалуйста, Итан, уходи, — повторила она. — Просто уйди, и все.

У нее больше не было сил выносить эту сцену. Она молилась про себя, чтобы он ушел как можно скорее. И Итан ушел.

Дорис бессильно опустилась на стул, закрыла глаза и разрыдалась. Она не плакала с тех пор, как все это началось. Раз или два она была на грани слез, но теперь рыдала так, словно прорвало плотину. Здесь были и пережитый испуг, и предательство, и волнения, и душевная боль. Она чувствовала себя такой одинокой, что просто выла в голос, не боясь, что ее кто-нибудь может услышать.

Измученная, с распухшим лицом, Дорис надела темные очки и отправилась купить себе хлеба и молока, сама удивляясь, что делает такие простые, повседневные дела. Они были частью нормального быта, а не ее жизни, превратившейся в кошмар.

Она решила для себя, что больше не хочет встречаться с Итаном. Он не любит ее, а даже если и любит, вряд ли станет вступать в серьезные отношения с девушкой, которая стала жертвой его старинной подруги. Им было бы трудно об этом забыть. Да и его мать была в ужасе, что позволила себе так разговаривать с чужим человеком. К тому же в следующий раз Моника может не ограничиться фотографиями.

Итак, можно считать, что решение принято. Она уедет. Ведь не случись всего этого, их отношения все равно бы зашли в тупик, так ведь? Он не собирался ни на ком жениться, не планировал заводить детей, а она, возможно, уже ждет ребенка.

Но вот ее тело… Оно безумно скучало по Итану. Ее губы замерзали без его поцелуев. Да и вообще, она не была так уж уверена в своей беременности. После всего, что ей пришлось пережить, ее разум отказывался признать и осмыслить то, что должно было в корне изменить всю ее жизнь. Дорис постаралась выкинуть это из головы.

Но ведь ей, кажется, все равно надо уехать? Она зашла в ближайшее агентство по недвижимости и выставила на продажу свой дом со всем его содержимым, услышав в ответ, что жилье в этом районе пользуется спросом и проблем, скорее всего, не будет.

По дороге домой Дорис заметила аптеку. Она замедлила шаг и, минутку постояв, решительно вошла внутрь и купила тест для определения беременности. Всегда лучше знать точно.

Вернувшись домой, она зашла к Бетти и попросила показывать дом возможным покупателям после ее отъезда.

— Но я не хочу, чтобы ты уезжала, — огорчилась соседка. — Мы с тобой только сдружились! И я к тебе так привыкла!

— Я тоже к тебе привязалась. Но мне нужно уехать, чтобы начать все сначала. — Дорис почувствовала, что сейчас заплачет, извинилась и убежала. Моника, без сомнения, может быть довольна. На сей раз ей удалось добиться всего, чего хотелось.

В груде писем, реклам и открыток оказался чек от Лорена. Задерживаться здесь дольше уже не было повода. Она начнет новую жизнь. К тому времени, как Итан вернется, она будет уже далеко. Там, где он не сможет ее найти.

Глупая, сказала она себе, ты так уверена, что он помчится тебя искать?

Тест для определения беременности лежал на столе, как будто терпеливо дожидаясь ее. Пожав плечами, она взяла его и отправилась в ванную. Какой смысл, и так ведь ясно, что результат будет отрицательным!

Но он оказался положительным.

Дорис, не веря своим глазам, еще раз перечитала инструкции. По всей видимости, она что-нибудь не так сделала. Не может быть, чтобы она забеременела! Но ведь ошибки обычно бывают в тех случаях, когда тест показывает отрицательный результат. У нее же был совершенно определенный положительный ответ. Сгорбившись на краю ванной, Дорис смотрела перед собой невидящим взглядом. Что теперь делать? Она все равно не может сказать об этом Итану.

Нет никакой гарантии, что он не вернется, поэтому нужно обязательно уехать сегодня же. Бросив тест в корзину для мусора, она пошла в спальню и начала торопливо собирать свои вещи: шикарные костюмы и платья, дорогие туфли и сумочки, альбом с фотографиями, вещи, принадлежавшие ее родителям… Интересно, обрадовалась ли ее мама, когда узнала, что ждет ребенка? Впрочем, у нее ведь был любящий муж…

Волна мучительной душевной боли снова накатила на Дорис. Она зажмурилась и сделала глубокий вдох, чтобы вновь не разрыдаться. Боль немного отступила, и девушка начала освобождать ящик, в котором хранились улики, свидетельствующие об издевательствах над ней в течение последних четырех месяцев. Все это она выкинула в пакет для мусора.

Нет, она не может быть беременна. Это какая-то ошибка. Завтра нужно купить другой тест.

Дорис позвонила агенту, чтобы сообщить о своем отъезде и поблагодарить за все, что он для нее сделал. Тот даже не попытался уговорить ее не ставить крест на своей карьере и остаться в его книге моделей. Естественно, ведь та фотография может вновь всплыть в любой момент. Газеты никогда не выбрасывают столь пикантные материалы. Это самый ходовой товар, который может пригодиться в будущем.

Только не со мной, подумала Дорис. Она больше не собиралась становиться знаменитой. Никогда в жизни! Что было, то прошло, забудь и живи дальше, так всегда говорила ее тетя. Дорис очень не хватало этой славной женщины! Как хорошо было бы выплакаться на ее пышной груди… Но тети уже давно нет в живых.

Дорис сложила вещи в коридоре и открыла дверь, собираясь зайти попрощаться с Бетти.

На пороге стоял Итан.

Она попыталась захлопнуть дверь, но он оказался проворнее.

— Я не был уверен, что ты вновь не попытаешься сбежать, — спокойно сказал Итан, глядя на груду коробок и чемоданов: — И, похоже, не ошибся. Пытаешься отрезать себе палец, чтобы наказать собственную руку, Дорис?

— Это мой палец и моя рука, и я могу делать с ними все, что захочу. Уходи!

— И не подумаю.

— Какого черта ты носишь этот идиотский плащ? На улице совершенно сухо! — Дорис была близка к истерике, мысль о беременности не выходила у нее из головы и управляла всеми ее чувствами. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать об этом.

— Действительно, сухо, — согласился Итан. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь.

— Я не желаю тебя видеть. Ты же уехал домой отсыпаться.

— Я не ездил домой. Ходил и думал, надеясь, что в голове прояснится. Почему у тебя такой испуганный вид, Дорис?

— С чего ты взял! — повернувшись к нему спиной, она отошла подальше.

— Значит, взволнованный.

— Мне не из-за чего волноваться.

— Но ты решила уехать до того, как я вернусь. Поставить точку. Почему?

Дорис взглянула на него исподлобья, запрещая себе испытывать какие-либо чувства.

— Это ты поставил точку.

— И горько сожалею об этом. Однажды я сказал тебе, что не никогда не стану никого умолять. Я солгал. Можно, я сварю себе кофе?

— Нет.

Пропустив ее слова мимо ушей, Итан поставил чайник на плиту.

— Ты собиралась все бросить? Чашки, тарелки?

— Я уже все бросила. Я уезжаю, Итан.

Он вздохнул, и на какое-то мгновение его лицо стало абсолютно беспомощным.

— Я хотел, чтобы у нас все продолжалось, — тихо сказал он, — и ничего сверх того. Я не разрешал себе привязаться к тебе, испытывать какие-то чувства, но, оказывается, было уже поздно. Эти чувства уже возникли, хотел я того или нет. Мне оставалось только подавлять их, не давать им выйти наружу.

— Ах, какой ты умный, — ответила Дорис, изображая восхищение.

— Да, я такой. А ты? Ты ведь тоже подавляешь свои чувства, правда, Дорис?

— Да. Я скучала по тебе.

— Ты скучала?

— Да.

— Хочешь кофе? Или чаю?

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Дорис, вся дрожа от страха.

Она боялась продолжать этот разговор, понимая, что может выболтать то, что так хочет скрыть. Если бы у нее было время привыкнуть к этой мысли… Если бы все это не свалилось на нее так неожиданно. Может, это все-таки ошибка?

Итан приготовил себе кофе и поставил чашку на стол.

— Посмотри на меня, Дорис.

Она отвернулась и, впервые с тех пор, как они стали близки, не почувствовала, как он приблизился к ней. Он дотронулся до ее плеча, и Дорис словно током обожгло.

Отпрянув, она бросила на него гневный взгляд.

— Не прикасайся ко мне!

Итан нахмурился и с тревогой вгляделся в ее распухшее от слез лицо.

— Что случилось?

— Ничего! — крикнула она. — Уходи!

— Ты заболела?

— Нет.

— А что тогда?

— Ничего.

— Перестань говорить «ничего», когда совершенно ясно, что что-то случилось, — мягко сказал Итан. Он взял ее за плечи и повернул к себе. — Скажи мне.

Она отчаянно замотала головой.

— Моника приезжала?

Она снова тряхнула головой.

— Что тогда? Ради Бога, Дорис, скажи, в чем дело?

Глаза ее наполнились слезами. Оттолкнув его, она прошептала:

— Кажется, я беременна.

8

Потрясенный, Итан на мгновение потерял дар речи.

— Но ты говорила…

— Что принимаю противозачаточные таблетки. И я действительно, — еле слышно прошептала Дорис, — предохранялась, но, видимо, раз или два забыла это сделать. Или причина в другом, я не знаю… Не смотри на меня так! Это получилось не нарочно! Я не ожидала… не хотела… тебе говорить, и мне от тебя ничего не нужно!

— Понятно, ты ведь даже не собиралась сообщить мне. Это мой ребенок? Что я говорю, — конечно же мой! Прости меня. Прости. Мы поженимся и…

— Не говори глупости, — перебила его Дорис. — Сейчас не средневековье. В наше время не женятся из-за беременности. И вообще, это еще может оказаться ошибкой.

— Но ты ведь так не думаешь?

Дорис покачала головой, и ее глаза вновь наполнились слезами. Если раньше она ничего не хотела ему говорить, то теперь не могла остановиться. Она чувствовала, что должна положить конец его донкихотству.

— Мне хорошо известно, что тебе не нужна ни жена, ни семья. Ты сам много раз говорил об этом. И потом, даже если я беременна, еще не поздно сделать аборт…

— Нет! — с нажимом сказал Итан. — Нет, — медленно повторил он, — я не хочу этого.

Дорис тоже не хотела, сама не понимая почему. Ведь когда она впервые заподозрила, что беременна, ее первой мыслью было именно это — сделать аборт. Но сейчас она твердо знала, что оставит ребенка.

— Я не хочу, чтобы ты на мне женился, Итан, — спокойно проговорила она. — Думаю, теперь я могу выпить чаю.

— Я приготовлю. Сядь, Дорис.

Она послушно села и сцепила руки на столе. Теперь, когда он все узнал, Дорис испытала невероятное облегчение, словно с ее плеч сняли тяжелый груз. Она нашла носовой платок, высморкалась и вытерла слезы.

Итан поставил перед ней чай и уселся напротив.

— Я не нарочно, — тихо сказала она.

— Знаю. Я испытал что-то вроде шока, — признался он со слабой улыбкой.

— Я тоже.

— Ты была у врача?

Дорис отрицательно покачала головой.

— Тебе надо сходить, — заботливо попенял ей Итан.

Он немного отпил остывшего кофе и вздохнул:

— Почему ты не хочешь выйти за меня замуж?

— Ты знаешь почему.

— Думаешь, что я тебя не люблю?

— Я в этом уверена.

— Я стану отцом, — мечтательно произнес Итан. — О Боже!

— Прости меня.

— Что ты такое говоришь!

Видя, как Дорис опустила глаза и судорожно стиснула чашку, Итан вдруг испытал сильнейшее желание защитить ее. Она выглядела такой потерянной, такой печальной. Но даже с опухшим лицом и покрасневшими глазами была необыкновенно красива.

— Понимаешь, мое представление о тебе было во многом испорчено тем, на что намекала Моника, — задумчиво сказал он. — Ведь я почти совсем не знал, какая ты на самом деле. Какой ты была до того, как все это случилось. А мне нужно понять. Поговори со мной, Дорис.

— Какой в этом смысл? Я любила тебя, а ты…

— Предал тебя? Так же, как и Моника, — закончил он за нее. — Я знаю.

Дорис с вымученной улыбкой водила пальцем по столу.

— Она сказала, что это было отвратительно, — вдруг припомнила Дорис.

— Что? — ласково спросил Итан.

— Мы с тобой. Она видела нас на полу, в кухне.

— Правда? — усмехнулся он.

Дорис сердито вскинула на него глаза.

— Тебя это совсем не волнует?

— Нет. Мне это не показалось отвратительным. А тебе?

Невольно улыбнувшись, Дорис снова принялась исследовать стол.

— Я-то думала, что мне всегда везет! — с горечью сказала она.

— Потерять в раннем детстве обоих родителей — вряд ли это можно назвать везением.

— Но мне и тут повезло, меня взяла к себе тетя. Она была добрая, милая и очень меня любила.

А у этого малыша, который еще не родился, не будет ни доброй тети, ни даже нормальных родителей. Это было так печально! Она-то всегда надеялась… Вздохнув, Дорис стала пить чай.

— В сущности, все зависит от того, как к этому относиться, — продолжал Итан. — В отличие от тебя, Моника всегда считала себя очень невезучей. Ее родители умерли. А когда она попала к добросердечным людям, готовым любить ее, как родную дочь, то отвергла их заботу и предпочла страдать.

Дорис удивленно взглянула на Итана.

— Я заезжал к ним после того, как ты исчезла. Они переселились в Йорк. Уехали, оставив коттедж своей приемной дочери. Здесь они жили тихо, почти ни с кем не общаясь, и мы только от Моники знали, что это за люди. Как выяснилось, мы все заблуждались на ее счет, а значит, и о них могли судить неверно.

— А вы их осуждали?

— Да.

— Ты рассказал им о том, что произошло?

— Не все. И знаешь, это их не удивило. Похоже, все, что они делали для нее, воспринималось в штыки. Ей хотелось луну, не меньше, а звезды ее не устраивали. Они не были ее родителями, и она не желала считать их таковыми. Моника всегда относилась к ним настороженно, даже неприязненно, и позволяла всем вокруг считать, что с ней плохо обращаются. А это было совсем не так. Она никогда не навещает их, не звонит и не пишет.

— Я ее всегда очень жалела.

— Как и все мы.

— Мне казалось, что у нас много общего. Что эту связь нельзя разорвать. Но при этом я считала, что мне повезло гораздо больше, потому что меня любили. Она много раз проводила у нас школьные каникулы. Моя тетя ужасно баловала ее, пыталась сделать хоть что-нибудь, чтобы порадовать бедную девочку, которой так плохо живется дома.

— Ее приемные родители никогда не пытались защитить себя, оправдаться в глазах окружающих. Они просто становились все незаметнее и тише, и однажды просто уехали. Ты, Дорис, всегда и во всем видишь положительную сторону, а Моника, похоже, старалась найти отрицательную. Все это, конечно, я понял только потом.

— А что скажет твоя мать? Про ребенка? Ты ей сообщишь?

Итан загадочно улыбнулся.

— Непременно. Скрыть такую новость было бы очень неразумно с моей стороны. Если она узнает об этом от кого-нибудь еще… Моя мать очень… Я хотел сказать, властная, но это не так. Она обожает все организовывать, считая, что лучше всех знает, кому что нужно. Упоминать в ее присутствии, хотя бы вскользь, о своих пристрастиях весьма опрометчиво. Если это вызывает ее одобрение, матушка поставит своей целью во что бы то ни стало помочь. В противном случае лучше сразу забыть об этом. Я очень рано научился многое от нее скрывать. Знаешь, мне долгое время пришлось брать уроки игры на фортепиано — и все из-за того, что в пять лет я обмолвился о том, что люблю слушать, когда играют на пианино.

Дорис слегка улыбнулась. Чего он и добивался.

— Моему отцу пришлось играть в гольф. Мать считала, что ему это идет на пользу. В результате мы довели искусство скрывать свои мысли до совершенства.

— Вот почему ты такой замкнутый. И притворяешься холодным и бесчувственным.

— Это постепенно вошло в привычку. Не знаю, как и когда во мне произошла перемена, но это случилось. До встречи с тобой моя жизнь была ужасно унылой. Никаких свежих, талантливых рукописей. И ни одна женщина не возбуждала моего интереса — к вящему неудовольствию моей матушки. Потому что, как это ни странно, она давно мечтает о невестке. Хочу предупредить тебя: узнав о ребенке, она буквально обрушится на тебя со своей заботой. Попытается все организовать так, как надо.

— Но ведь я ей не нравлюсь, — возразила Дорис. — Наверное, ей не будет дела и до моего малыша.

Итан лукаво улыбнулся.

— Эти мелочи не имеют ровно никакого отношения к действиям моей матери! Ею руководит Долг! И она тебя полюбит, — мягко добавил он. — Увидишь, она тебя же и обвинит в том, что ты тогда, в кухне, не дала ей отпор, — сказал он, улыбаясь уже совсем по-другому. — Да и меня тоже, — почему не сразу разобрался, что Моника за человек. Даже Норман окажется в чем-нибудь виноват. Мама замучает тебя своей добротой. И наверное, организует свадьбу.

— Нет! — ужаснулась Дорис.

— Хочешь, давай убежим? Туда, где она не сможет нас найти.

Слезы снова выступили на глазах Дорис, и, всхлипнув, она покачала головой. Итан ласково притронулся к ее руке, но девушка тут же отдернула ее.

— У меня такое чувство, — прошептала она, — будто вся моя жизнь была ложью. Словно я перестала быть личностью.

— И поэтому ты решила сбежать. Начать все сначала на новом месте.

— Ты угадал. — Ее глаза были так же безжизненны, как и улыбка.

— И чем же ты собиралась заняться?

— Не знаю. Пошла бы в бортпроводницы или агентом в туристическое бюро. — Дорис говорила без малейшего воодушевления, и было совершенно ясно, что это только слова, за которыми ничего не стоит. Просто жалкая попытка создать видимость, что она не потеряла присутствие духа. — Я хочу наладить свою жизнь, но пока у меня не хватает на это сил. И поэтому я стараюсь занять себя чем-нибудь, хотя бы тем, чтобы убежать от тебя.

— Но судьба подложила тебе свинью, — ласково сказал Итан, пытаясь улыбнуться. — Я вернулся слишком рано.

— Я хочу, чтобы ты ушел, Итан.

— Потому что не можешь меня простить?

— Нет, — честно призналась Дорис, — потому что не могу простить себя. Я не должна была вступать с тобой в близкие отношения. Это было глупо. Неразумно. Ведь я тебе даже не нравлюсь.

— Так же, как я тебе?

— Мы едва знакомы. Ты не позволял мне узнать или понять тебя! Не пускал меня в свои мысли и чувства!

Однако это не помешало ей влюбиться в него.

— Да, но теперь я хотел бы, чтобы ты узнала и поняла меня.

— Теперь слишком поздно.

— Нет, не поздно. Я все равно хотел узнать тебя поближе, Дорис. Потому что из-за лжи Моники все с самого начала пошло не так, как надо. Но ты была нужна мне. С тех самых пор, как я увидел тебя в первый раз, меня, как сильным магнитом, потянуло к тебе. Я цинично уверял самого себя, что твоя необыкновенная привлекательность — просто товар, но это не помогало. Я хотел тебя, и все. В жизни не испытывал ничего подобного, даже не предполагал, что со мной может такое произойти. В чисто сексуальном плане, — сухо добавил он.

— Это верно.

— Ты тоже это почувствовала. И все еще чувствуешь. Между нами все время пробегает ток.

— Хватит об этом Итан! Мне все известно и без твоих ученых объяснений. Однако этого недостаточно!

— Знаю. Теперь знаю. — Он снова потянулся к ней через стол, но Дорис немедленно убрала Руку.

— Не трогай меня, пожалуйста.

— Но ведь мы могли бы попытаться получше узнать друг друга. Поговорить обо всем. Можем походить по театрам. Ты любишь балет? Или оперу?

— Оперу? — с ужасом спросила Дорис. — Она наводит на меня тоску.

— А если я признаюсь, что люблю оперу — мне конец?

— Не говори ерунды. Так ты ее любишь?

— Не очень, — с улыбкой признался он. — А балет?

— Ничего из этого не получится, Итан.

— Почему? Потому что я — живое напоминание о том, какую боль тебе причинила Моника? Если бы я тебя не совратил, ты не лишилась бы работы и не забеременела? Ты это имеешь в виду?

— Ах, Итан, ну почему ты такой бестолковый! Предположим, только предположим, мы узнаем друг друга и наши отношения продлятся дольше, чем ты предполагал, — но что потом?

— Значит, ты все-таки допускаешь возможность каких-то отношений?

— Нет! — сердито отрезала Дорис. — Я говорю чисто теоретически. Мы просто разговариваем.

— Хорошо. В таком случае, я не знаю. В данную минуту я размышляю только о том, что делать сейчас. Мы должны думать о ребенке…

— Без тебя знаю! Но я не собираюсь вступать с тобой ни в какие отношения только из-за этого ребенка!

— Нашего ребенка. Нашего с тобой.

— Пусть так, нашего! Но я прекрасно могу позаботиться о нем сама. Я отлично справлюсь…

— Пока он не заплачет.

— Хватит об этом! — закричала Дорис. — Что, если Моника узнает?! Что, если она вернется?!

— Не вернется, — заявил Итан с уверенностью.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому. Сядь и успокойся. Это вредно для ребенка.

— Много ты знаешь! — сердито воскликнула Дорис, но села.

— Немного, но я научусь, — ответил он, неожиданно улыбнувшись. — Мне до сих пор не верится, что я стану отцом. Меня удивляет, что я воспринимаю все это так спокойно…

— Ты думаешь, я солгала? — снова вспыхнула Дорис.

— Перестань вести себя так, словно я тебя в чем-то обвиняю, — наставительно сказал Итан. — Я ведь тоже имею к этому прямое отношение, и тебе не удастся заткнуть мне рот.

— Я и не пыталась, — жалобно пролепетала она. — Но ведь совершенно естественно с моей стороны ожидать, что новость о ребенке тебя не обрадует. После того, что ты сказал в коттедже…

— Будь любезна, давай забудем обо всем, что я тогда говорил. Ты каждые пять минут попрекаешь меня моими глупыми словами!

— Я не попрекаю! Просто ты заявил, что не хочешь иметь детей. И не собираешься жениться. Ты сказал…

— У меня прекрасная память. Давай лучше вернемся к разговору о Монике.

Дорис возмущенно фыркнула.

— Она уехала в Канаду. Попросила перевести ее в филиал авиакомпании. Но даже если Моника вернется, она знает: стоит ей хоть словом, хоть жестом обидеть тебя, пусть мне просто покажется, что она только задумала что-то, и ей придется горько сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Она знает, что это не пустые угрозы.

Немного напуганная его тоном и суровым, жестким выражением лица, Дорис прошептала:

— Что ты ей сказал?

Он покачал головой.

— Не спрашивай.

— Ты собираешься поддерживать с ней связь?

— Нет. Но мне необходимо поддерживать связь с тобой. Хотя, как я понял, о «связи» теперь можно забыть.

— Ты правильно понял.

— Потому что ты лишаешься способности разумно мыслить, когда я прикасаюсь к тебе? Точно так же, как и я теряю голову, когда вижу тебя.

— Итан, не надо…

— Дорис, — мягко перебил он, — я не сдамся без боя. Не отпущу тебя, буду бороться.

— Ты жестоко обидел меня. Я пережила такую боль!

— Прости.

— Поэтому я должна уехать и начать все сначала.

— Так ли уж это необходимо?

Она открыла было рот, но Итан опередил ее.

— Ты ведь сомневаешься. Подумай, может быть, у нас с тобой есть будущее? Не отказываешься ли ты от чего-то по-настоящему стоящего? Ведь я отец ребенка…

— Ах, Итан, не надо! — в волнении вскричала Дорис. — Я не хотела, чтобы все так получилось! Не хотела влюбляться в тебя! Не хотела, чтобы мой ребенок родился вне брака! Он должен расти в любви и покое…

— Тогда дай мне шанс. Не гони меня. Не позволяй тому, что произошло, встать между нами. Не позволяй Монике взять верх. Я должен видеть тебя каждый день.

— Что до Моники, то ей меня не одолеть. Но кто сказал, что нам нужно видеться каждый день?

— Я сказал. Дорис, как ты собиралась жить, уехав отсюда?

— Так же, как и всегда! Если ты думаешь, будто я надеялась стать твоей содержанкой, то ошибаешься! Я найду себе работу, хотя бы временную. Кроме того, у меня есть сбережения. Лорен прислал чек на очень щедрую сумму.

— Только не трогай эти деньги, — посоветовал Итан. — Найди приличную работу, чтобы тебе хватало на жизнь. — Он широко зевнул. — Прости. Или переезжай ко мне.

Дорис стрельнула в него возмущенным взглядом.

— Ни в коем случае!

Он грустно улыбнулся.

— Я слишком поторопился со своим предложением, да? А как насчет дома? Все еще собираешься продавать?

— Не знаю! — сердито ответила Дорис. Вызывающе глядя на него, она спросила: — Чего ты добиваешься?

— Тебя, — просто ответил он, глядя ей прямо в глаза. — Это все, о чем я могу думать. Все время только о тебе и мечтаю.

Глядя на него завороженно, как кролик на удава, Дорис с трудом проглотила комок в горле.

— Не знаю, можно ли тебе доверять, — прошептала она.

— Боишься, что я тебя опять обижу?

— Да…

— Я тоже не знаю, — честно признался Итан, — но может быть, все-таки стоит попробовать?

— Не уверена…

— Дай мне хотя бы месяц, Дорис. Всего четыре недели!

— С условием, что все это время ты не будешь ко мне прикасаться.

— Договорились, — согласился он с явной неохотой.

Глядя на его лицо, до которого ей безумно хотелось дотронуться, она вздохнула и тихо сказала:

— Поезжай домой, Итан, тебе надо выспаться.

— А ты не сбежишь?

— Нет.

— Обещаешь?

— Да. Но только этот месяц.

Итан кивнул и поднялся, чтобы уйти. Глядя на нее сверху вниз, он сдержанно улыбнулся:

— Я позвоню тебе, как только проснусь.

— Хорошо.

Он протянул к ней руку, но, вовремя вспомнив об обещании, сунул ее в карман.

— Мне будет совсем непросто сдержать слово. Ведь прикасаться — это так естественно. Ты настаиваешь на своем условии?

— Да, — непреклонно подтвердила Дорис.

— Что ж, справедливо. Не забудь позвонить агенту по продаже недвижимости.

— Не забуду.

— И обязательно сходи к доктору.

— Схожу.

Он ушел. Дорис сидела и думала, не совершила ли она очередную глупость. Прожить месяц без всякого физического контакта с ним, — но ведь тем самым она наказала сама себя! В ней снова нарастало напряжение. Однако до сих пор связь между ними была только на уровне физиологии. Ведь должно же быть что-то еще! А если окажется, что больше ничего нет? Тогда она уедет. И будет растить ребенка одна.

Они вытерпели всего неделю. Кошмарную неделю. Когда Дорис ставила свое условие, она не представляла, сколько раз в течение дня людям приходится прикасаться друг к другу, например, передавая какую-нибудь вещь или снимая с пиджака пушинку. А им ничего этого нельзя. Она сама так решила.

К следующей пятнице она была уже на пределе. Ее нервы были натянуты, от малейшего повода она вздрагивала и вскидывалась, как молодая необъезженная лошадка. У нее было такое чувство, словно ее грудь перетянули ремнями, сдавив ребра и легкие, да и Итан, казалось, в любую минуту готов был взорваться. В первый день это было даже забавно, однако к концу недели от веселья не осталось и следа. Они ходили в театр, ужинали и обедали вместе, но все время на людях.

А сейчас он должен зайти за ней, чтобы повезти на прием в честь одного из своих клиентов — писателя, удостоенного престижной премии. Дорис заметно нервничала. Глядя на себя в зеркало, она подумала, что ей больше подошла бы телега, возившая осужденных на плаху, а не такси. Она чувствовала себя так, словно собиралась на собственную казнь.

Черное платье — память о сотрудничестве с «Лорен косметикс» — было неприлично дорогим, но теперь его недолго осталось носить. Скоро живот станет заметен. Дорис была у врача, и тот подтвердил, что она беременна. Он предупредил, что через некоторое время она почувствует, как ребенок шевелится. Однако сейчас все это казалось не очень реальным. Черное платье, открывавшее загорелые плечи и ниспадавшее до пят точно рассчитанными живописными складками, безукоризненно обтягивало ее пока еще стройную фигуру.

Черные с золотом туфли, сумочка в тон, золотые серьга и ожерелье на шее. Густые волосы, свободно лежащие на плечах, мастерски наложенная косметика. Дорис была ослепительно прекрасна! Она подумала, что похожа на дорогую куклу. Если там будут фотографы и ее узнают… Многие видели ту газету с фотографией…

В дверь позвонили. Дорис вздрогнула, но постаралась взять себя в руки. Не может же она всю жизнь бояться! В конце концов, ее проблемы с Итаном гораздо сложнее и важнее любых столкновений с вездесущими репортерами.

Словно перед прыжком в воду, она сделала глубокий вдох, медленно спустилась вниз и открыла дверь.

Итан, пораженный в самое сердце, застыл на пороге. Глаза его были такими же голодными, как и у нее.

— О Господи, — прошептал он.

У Дорис на языке вертелись те же слова. Он притягивал ее, словно мощный магнит — тонкий железный прутик. Покачнувшись, она крепко ухватилась за дверную ручку. Сама установила правила, — должна их придерживаться.

В смокинге Итан выглядел просто сногсшибательно. Только безумное желание в глазах и легкий румянец на скулах выдавали его истинное состояние.

Таксист просигналил, и оба вздрогнули.

— Поехали? — спросил он неуверенно.

— Да, — прошептала она.

Обед тянулся бесконечно долго. Дорис не слышала ни слова из того, что говорилось за столом. Она так и не поняла, кто из писателей получил премию, и даже не заметила никаких фотографов! Она ела то, что перед ней ставили, не сводя горящего взгляда со своего спутника. Все ее существо было настроено на Итана и только на него. Когда нескончаемый обед наконец закончился и они смешались с другими приглашенный, кто-то нечаянно толкнул Дорис, и она, чтобы не упасть, машинально ухватилась за Итана. Тот издал хриплый стон, словно раненый зверь, и с шумом втянул воздух.

— Что ты делаешь? — процедил он сквозь зубы. — Не прикасайся ко мне, ради Бога! Не здесь и не теперь.

Встретившись с ней взглядом, он поставил бокал на чей-то столик и сказал:

— Пойду договорюсь насчет комнаты.

9

— Не надо, — прошептала Дорис без тени убежденности в голосе.

Итан подозвал официанта, тихонько сказал что-то и сунул ему деньги. Тот кивнул и торопливо отошел. Через пару минут они вышли в фойе, где их уже ждал юноша с ключом от номера в руке. Итан кивнул ему в знак благодарности и буквально втолкнул свою спутницу в лифт.

— Послушай… — попыталась она сопротивляться.

— Молчи! — Он нажал на кнопку и откинулся назад, опершись о стенку и следя взглядом за мельканием цифр на светящемся табло.

Дорис смотрела на него, замирая от страха и желания. Лифт остановился, и Итан выпрямился. Не глядя на Дорис, он отступил в сторону, пропуская ее вперед. Потом они бесшумно двинулись по коридору, покрытому мягким ковром, она шла за ним, как робот, — и остановились перед нужным номером. Итан молча отпер дверь, и они вошли.

— Ох… — только и успела выдохнуть Дорис, когда он с хриплым стоном заключил ее в объятия.

— Я дал тебе обещание, — проговорил Итан, зарывшись губами в ее волосы, — но не могу его сдержать. Я схожу с ума.

— Вижу, — сказала она, откидывая голову назад.

Он голодными глазами посмотрел на ее прекрасное лицо и принялся целовать с безумной страстью, усиленной неделей мучительного воздержания. Дорис поняла, что пропала.

Вцепившись в него, горя как в лихорадке, она отвечала ему с таким же пылом. Они даже не заметили, как их одежда оказалась на полу. Очнулась Дорис, лишь почувствовав, что он делает с нею то, чего она так сильно и давно желала. Они стонали, невнятно бормотали какие-то слова, о чем-то просили, желая только одного — стать друг другу еще ближе. Его поцелуи были жадными, несдержанными, именно такими, как ей хотелось. Они словно лишились разума, неукротимо стремясь раствориться в этом могучем океане страсти, не подвластном ни контролю, ни расчету.

Итан взял ее прямо там, на ковре перед дверью. Он застонал, и по его телу пробежала дрожь. Дорис закрыла глаза и изо всех сил прижала его к себе, не желая ни на миг выпускать из своих объятий. Как тогда, в самый первый раз. У нее было такое ощущение, словно она взлетела, покинув пределы своего тела и разума. Тяжело дыша, она лежала, обвив его дрожащими руками и ногами, не в силах расстаться с этим сокровищем.

— Дорис, что ты со мной делаешь, — проговорил он сдавленным голосом, уткнувшись ей в шею.

— Только не извиняйся и не говори, что я сама виновата…

— Не буду.

Они еще несколько минут лежали, прижимаясь друг к другу разгоряченными телами. Наверное, мы выглядим ужасно глупо, подумала Дорис.

— Итан, ты что-то хотел сказать?

— Я не могу дышать, — глухо проговорил тот.

Она судорожно хихикнула, но слегка ослабила объятия. Он поднял голову и заглянул в ее ореховые глаза. Его губы раздвинулись в улыбке, и Дорис тоже хитро улыбнулась ему.

— Не сердишься? — спросил Итан виновато.

Она помотала головой.

— Я чувствовал себя как котел, давление в котором опасно превысило норму.

— А предохранительный клапан сломан, — усмехнулась она и в свою очередь призналась: — Я хотела тебя с той минуты, как увидела на пороге своего дома. Но мы должны были ехать.

— Я тоже хотел тебя. Всю неделю. Я не мог работать, читать рукописи. Все, что я видел и до чего дотрагивался, напоминало о тебе. Я даже пошел к врачу и спросил, можно ли заниматься любовью с беременной женщиной.

— И что он сказал?

— Можно. Кажется, я его развеселил.

— Наверное, мы с тобой не совсем нормальные, — заявила Дорис, забавно нахмурив брови.

Итан хмыкнул, расплылся в улыбке, а потом от души расхохотался. Он пытался что-то сказать, но смех душил его.

— Это совсем не смешно. Может, нам следует обратиться к психотерапевту?

Эти слова вызвали у него новый приступ гомерического хохота, и Дорис тоже невольно заулыбалась, а потом рассмеялась вместе с ним. Немного успокоившись, Итан повернулся на бок и притянул ее к себе.

— Что ты со мной сделала! Я мнил себя эдаким умником, а на деле оказался самоуверенным дураком.

— Что ты сказал официанту?

— Что ты неважно себя чувствуешь.

— Он тебе поверил?

— Не думаю. Поедем домой. Ты ведь еще не была в моей квартире. Поедем, прошу тебя.

Он сказал «домой», вдруг осознала Дорис.

— О чем ты думаешь? — ласково спросил Итан.

Она покачала головой.

— Схожу, приму душ.

— Я с тобой.

— Но Итан…

— Ш-ш-ш. Я не могу без тебя, Дорис. Правда, не могу. Пожалуйста, выходи за меня замуж.

Это было то, о чем она мечтала больше всего на свете!

— Не отвечай мне сейчас.

Включив воду в душе, он притянул ее поближе, и они оказались рядом под сильными струями воды. Итан начал нежно намыливать ее, и…

Все началось сначала. Этот сумасшедший жар, мгновенно охвативший обоих, могучий водоворот, затянувший их так глубоко, что на время они забыли, зачем, собственно, пришли в ванную.

— Итан, это какое-то безумие, — задыхаясь, сказала Дорис и уткнулась в его мокрую грудь. Нисколько не заботясь о том, что волосы намокли, а макияж испорчен, она отдалась во власть ощущений, упиваясь сладостными ласками, наслаждаясь близостью их скользких, намыленных тел.

— Придется начать сначала, — проворчал через некоторое время Итан, снова взяв в руки мыло.

— Да уж. Как ты думаешь, мы выйдем когда-нибудь из этого душа?

— Непременно, потому что я хочу уложить тебя в свою собственную постель, чтобы ты никогда ее уже не покидала. И ты никогда не уйдешь из моей жизни… Слушай, возьми это чертово мыло и давай-ка лучше сама, иначе все опять плохо кончится, — с трудом выговорил Итан, наскоро ополоснулся и, не оглядываясь, вышел из ванной.

Пока Дорис принимала душ и вытиралась, желание как будто бы улеглось. Выйдя из ванной, она обнаружила, что Итан уже успел одеться, а ее одежда аккуратно висит на стуле.

— Мне, пожалуй, лучше отвернуться, — смущенно проговорил он. — Иначе я за себя не ручаюсь.

Дорис припомнила, как однажды Итан признался, что его возбуждает обнаженное тело женщины, если сам он в это время одет. И тут же осознала, что и сама чувствует нечто подобное, видя, как перед ней, совершенно голой, стоит мужчина в смокинге. Ее вдруг снова неодолимо потянуло к нему. С трудом подавив желание, Дорис торопливо оделась, высушила волосы феном и кое-как пригладила их.

— Я готова, — объявила она, надевая туфли. Итан повернулся, шагнул было навстречу ей и замер. Минуту помолчав, он встретился с ней взглядом и торжественно начал:

— Выходи за меня замуж. Пожалуйста. Еще одной такой недели мне не пережить. Я люблю тебя, Дорис. Мы пропадем друг без друга.

Видя, что она вот-вот разрыдается, Итан подскочил к ней и нежно обнял.

— Пожалуйста, родная, не плачь. Всю эту неделю мне ужасно хотелось положить руку на твой живот, где теплится новая жизнь. Я хочу быть рядом с тобой, хочу увидеть своего ребенка. Мне необходимо знать, что его мать готова войти в мою жизнь и остаться в ней навсегда. Я буду любить и оберегать тебя, дорогая. Мое счастье в твоих руках.

Заливая слезами дорогой смокинг, Дорис только и смогла выговорить:

— Ах, Итан…

— Скажи мне «да», — взмолился он. — Прошу тебя.

Выскользнув из его объятий, она заглянула в глаза, которые еще недавно больно ранили ее отчужденностью и напускным бессердечием. Сейчас они светились нежностью и надеждой. Немая мольба застыла в каждой черточке этого дорогого лица.

— Да, — прошептала Дорис. — Я тоже тебя очень люблю.