Андрей Дашков
Кукла
Теплым вечером она гуляла с ребенком в парке. Стояла ранняя осень, и Кристина с наслаждением вдыхала запахи, присущие этой поре, любовалась ковром из опавших листьев, устилавшим газоны и дорожки парка. Между деревьями плыл сизый дым. Горьковатый аромат костров доносился до ее ноздрей... Кристина смотрела, как ее ребенок играет с другими детьми, останавливается, чтобы поднять с земли охапку желтых листьев, бросить их фейерверком вверх, и радостно смеется, когда они дождем падают на него. Потом она звала ребенка и они шли дальше, дальше, в самую глубину парка, куда обычно никто из гуляющих с детьми не забредал.
Кристина всегда тщательно выбирала маршрут этих прогулок, высматривая, что за дети играют впереди и, в особенности, с чем они играют. Если то, что она видела, ей не подходило, всегда была возможность вовремя свернуть на одну из боковых дорожек или отвлечь внимание ребенка и вернуться назад.
Но сегодняшний вечер был просто волшебным и Кристина погрузилась в грезы. Она брела по дорожкам, пропуская эту чудесную осень сквозь себя и думая о тысяче вещей сразу. Ребенок шел за ней, иногда останавливаясь, чтобы поиграть с другими детьми или рассмотреть то, что его интересовало, а интересовало его многое: собаки, гуляющие на поводках, урны, расставленные вдоль дорожек, старики, сидящие на скамейках, фонарные столбы, источавшие в сгущающихся сумерках свет, подобный лунному, узоры из листьев и узоры из теней, лежащие на тротуарах. Потом ребенок Кристины спохватывался, искал ее взглядом и бежал за ней.
В этот вечер Кристина испытывала одновременно и тихую радость, и одиночество, и щемящую тоску. В один из моментов она осознала, что разглядывает мужчин, попадавшихся ей навстречу. Кристина глубоко вдохнула свежий прохладный воздух и вдруг услышала крик своего ребенка.
Она обернулась и лицо ее потемнело. Ребенок стоял среди других детей, а у тех была огромная кукла, почти такая же ростом, как сами малыши. Ребенок Кристины с нежностью держал куклу за руку и звал мать. Его взгляд выражал любовь, жажду обладания и мольбу.
Кристину шатнуло. Она вдруг почувствовала, что этот вечер закончится плохо, но не смогла бы сказать, откуда у нее появилась уверенность в этом. Ребенок просил у нее куклу.
– Пойдем, – сказала она.
– Мама, подари мне такую куклу, – сказал ее ребенок.
– Ну, хватит. Пойдем, – глухо и строго сказала она.
– Мама, все дети играют с куклами, – сказал ее ребенок.
Этот аргумент показался ей слишком взрослым. Она внимательно посмотрела на маленькое существо, стоявшее перед ней.
– Качели, – предложила Кристина, уже зная, что все это безнадежно.
– Я хочу куклу, – упрямо сказал ее ребенок.
– Мороженое, – теряя терпение, произнесла Кристина.
– Я хочу куклу, – печально повторил ее ребенок. Его лицо уже исказила гримаса – предвестница будущей истерики.
Ничего нельзя было изменить.
– Пойдем, – сказала Кристина почти со злостью, взяла ребенка за руку и повела домой. «Я сама во всем виновата. Сама во всем виновата», – крутилась в ее голове одна и та же неотвязная мысль. Она вела ребенка к дому и уже не замечала ничего – ни печальной красоты увядающего мира, ни любимых запахов, ни смутно знакомых лиц. Плач ребенка заставлял ее сердце болезненно сжиматься, но какой-то темный инстинкт требовал, чтобы она оставалась твердой...
Дома ребенок еще долго капризничал и отказался съесть то, что она приготовила на ужин. Но Кристина и сама себе не могла бы объяснить со всей определенностью, почему она отказывается подарить ему куклу. Наконец, она отвела ребенка в детскую и после долгих уговоров ей удалось уложить его в постель. Когда он забылся сном, Кристина включила телевизор и долго смотрела невидящим взглядом на тени, мелькавшие на экране.
У ее ребенка было много игрушек. Но среди них не было ни одной куклы.
Кристина была еще совсем юной, когда умерли ее родители. С тех пор она работала. Работа была неинтересной и тяготила ее, но надо было как-то жить. Ей досталась от родителей квартирка из двух небольших комнат и кухни. Кристина прожила одна несколько лет. Сколько себя помнила, она была одинока. С родителями у нее не было особенной близости, хотя их смерть потрясла Кристину, но так, как потрясает смерть любое юное существо, совершенно не знакомое с ней.
За время, прошедшее после смерти родителей, она была знакома с несколькими мужчинами, но ни с кем из них не была близка. Ни один не заинтересовал ее достаточно сильно и она не считала нужным знакомить их со своим телом. Они так и остались неразличимыми силуэтами на ее внутреннем горизонте.
У нее было несколько знакомых женщин, которых можно было зачислить в разряд приятельниц, но не более того.
Жизнь ее была мучительно однообразной и замкнутой, но порой Кристина ловила себя на том, что и не хочет никаких перемен. Она не любила шумных компаний, громкой музыки, переездов, слишком жаркого лета и слишком холодных зим. Она с ужасом ощутила однажды время как песок, сыпящийся между пальцев, который она была не в силах удержать.
Однажды весной, во время отпуска, когда Кристина бродила по городу, убивая время, она увидела афишу какого-то заезжего кукольного театра. Ветер трепал листок, небрежно наклеенный прямо на стену, и Кристина была вынуждена придержать его рукой. Театр, судя по всему, был третьеразрядным, но что-то заставило ее зайти в небольшой зал в нескольких кварталах от того места.
Она купила билет и в ожидании представления проскучала в фойе, хотя и позволила себе съесть одно из своих любимых пирожных.
Ее место оказалось в первом ряду, прямо перед сценой, и это ей не понравилось. Кристина ощутила какое-то неудобство, словно ее оставили наедине с незнакомцем и почти заставили участвовать в каком-то действе, которое было ей абсолютно чуждым.
Спектакль ей не понравился. Куклы показались Кристине довольно реалистичными, но, поскольку она думала о чем-то своем, все, что они делали на сцене, было непонятным ей и непредсказуемым. Она рассеяно глядела на их мышиную возню, смену действующих лиц, морщилась от слишком громких реплик и все это вскоре смертельно наскучило ей...
Она с облегчением вздохнула, когда пьеска закончилась. Вместе со всеми Кристина несколько раз вяло хлопнула в ладоши.
Потом на сцене появился человек в белом костюме, представивший актеров и сказавший несколько слов о куклах и своем театре. Его почти никто не слушал. Зрители начали расходиться. Кристина осталась в своем кресле, решив подождать, пока схлынет толпа у выхода из зала. От нечего делать она стала слушать человека в белом. Видимо, обрадовавшись тому, что нашел хотя бы одного благодарного слушателя, человек продолжал говорить, уже обращаясь прямо к ней. Он рассказывал что-то о своих куклах, все приближаясь и приближаясь к ней, и когда он закончил, то оказался совсем рядом с Кристиной.
– Вам ведь понравилось, правда? – спросил он с нескрываемой надеждой, наклонившись к самому ее лицу и обдав его горячим дыханием. Кристина почувствовала внезапное отвращение, вскочила на ноги и направилась к почти уже освободившемуся выходу. Человек в белом отшатнулся и крикнул ей вслед:
– Приходите завтра!
Кристина не обернулась. Странно, что он мог подумать, будто ей захочется пойти еще раз в этот скучный балаган.
Но прошли сутки. И следующим вечером Кристина стояла у окошка театральной кассы.
Спустя два дня после случая в парке Кристина возвращалась с ребенком домой. Они провели вечер у одной из ее знакомых. Кристина выпила и сейчас ощущала себя немного навеселе. Ребенок тоже был странно возбужден и все время смеялся. Кристине приходилось сдерживать его.
Войдя в коридор, она сбросила туфли и заставила ребенка раздеться, а сама прошла в комнату и зажгла свет. И тут же испуганно вскрикнула. В кресле, стоявшем в углу, сидела большая розовая кукла. Кукла была раздета, пластмассовые руки и ноги торчали в стороны, бесполое тело опиралось о спинку кресла, голова немного неестественным образом наклонялась вперед.
Кристине стало страшно. Она настороженно обошла квартиру, еле сдерживаясь, чтобы не позвать кого-нибудь из соседей. Конечно же, в квартире никого не было, да и не могло быть. Все осталось по-прежнему, за исключением этой проклятой куклы...
Тем временем в комнате появился ребенок и с радостным криком бросился к вожделенной игрушке. Но Кристина опередила его. Она схватила куклу за волосы и подняла высоко над собой.
Ребенок закричал.
В каком-то трансе Кристина рассматривала куклу. Та была не новой, кое-где потертой, два пластмассовых раскрашенных глаза были полузакрыты веками с длинными ресницами, жесткие волосы какого-то неопределенного цвета кольцами закручивались на голове.
Суеверный ужас вызывало у Кристины только само появление этой куклы в ее квартире. Если это шутка или розыгрыш, то кто был способен на такую шутку? И ведь для этого еще нужно было все-таки проникнуть через запертую дверь! Не говоря уже о том, что никто, кроме, может быть, одного человека, не знал о ее маленькой жутковатой тайне – причине того, что среди игрушек ее ребенка не было кукол...
А ребенок исходил криком. Кристина очнулась, швырнула куклу в коридор, схватила ребенка, усадила на диван и принялась, как могла, успокаивать его, держа за руки. Она говорила что-то о чужих игрушках, которые они, конечно же, не могут взять, о том, сколько разных интересных штук существует в мире, о завтрашних прогулках, но все было тщетно. Ребенок был по-детски упрям и безутешен. Осознав бесплодность своих усилий, Кристина оттолкнула его, схватила куклу и, набросив пальто, выбежала во двор.
Контейнеры для мусора, стоявшие около глухой кирпичной стены, были наполовину пусты. Она бросила чертову куклу в один из них и прикрыла контейнер металлической крышкой. Потом постояла немного, глядя на луну, плывущую над крышами. Из окон ее квартиры доносился тихий плач ребенка. Кристина нащупала в кармане давно забытую пачку сигарет, достала одну и закурила. Впервые за много-много дней.
Страх свил себе гнездо где-то в глубине ее существа и с тех пор уже не покидал ее.
После четвертого спектакля, который посмотрела Кристина, человек в белом пригласил ее на прогулку. Сейчас она уже не помнила ни того, где именно они тогда были, ни того, о чем говорили. Теперь она даже смутно помнила его лицо. Но в те дни они видели друг друга почти каждый вечер.
Гастроли театра продолжались два месяца, ее новый друг готовился к отъезду и к концу второго месяца Кристина оказалась с ним в постели.
Порой она не могла понять, как такое могло произойти. Но те два месяца были похожи на безрадостный, в общем-то, сон, в котором события текут вяло, все зыбко и происходит словно не с тобой. Отчетливо она помнила лишь кошмар их последней ночи...
Вечером, когда они сидели в кафе, он вдруг сказал, приблизив свое лицо к ее лицу и снова обдав ее слишком горячим дыханием:
– Если у тебя будет ребенок, пусть он никогда не прикасается к куклам!
Эта нелепая фраза была сказана убежденным и мрачным тоном, со странной гримасой, которую Кристина разглядела в полумраке. Почему-то она запомнила эти слова навсегда. Он увидел, что сказанное дошло до самой глубины ее существа и удовлетворенно улыбнулся. То ли от игры света и теней, то ли еще отчего, Кристине этот оскал показался настолько зловещим, что она невольно вздрогнула.
Никогда после она не могла объяснить самой себе, почему это необъяснимое требование так поразило ее и так врезалось в память. Но предчувствие того, что непослушание повлечет за собой что-то очень нехорошее, было настолько сильным, что с тех пор она всегда неукоснительно следовала приказу.
По той же причине ее ребенок большую часть времени проводил у одинокой вдовы, которой Кристина платила за это из своих скромных средств. Женщине была строго запрещена только одна вещь – давать ребенку играть с куклами.
...После кафе они отправились домой к Кристине. Она уснула в полночь и во сне ей вдруг стало душно и нестерпимо тяжело. Она вся напряглась, желая сбросить с себя эту тяжесть, а когда проснулась в холодном поту, то с ужасом обнаружила, что на ней что-то лежит, – именно «что-то», большое, как человек, но слишком холодное и куда более легкое. Дрожащей рукой Кристина дотянулась до кнопки и включила торшер, стоявший у кровати. При свете, который показался ей ослепительным, она увидела, что ее придавила огромная кукла мужчины из гладкой розовой пластмассы с застывшей улыбкой на неживом лице.
Со страшным криком, теряя сознание, Кристина оттолкнула куклу от себя и та упала куда-то вниз, но перед тем, как все вокруг померкло, она успела заметить, что кукла является точной копией мужчины абсолютно во всем, до мельчайших деталей...
Когда Кристина проснулась утром, в квартире никого не было. Человек в белом, видимо, уехал ночью. Кристина так никогда и не узнала, приснилось ли ей все то, что произошло, был ли это кошмар, навеянный пьесами заезжего театра и разговорами о куклах, галлюцинация или же странная необъяснимая реальность.
Спустя несколько дней все случившееся стало казаться далеким и не слишком важным, а потом уже не было смысла думать об этом.
Еще через месяц Кристина почувствовала, что беременна, и неделю не испытывала ничего, кроме смятения и страха. Она не знала, что делать, а потом решила – почему бы и нет? И все, вроде бы, стало проще. Но только на некоторое время.
О своих отношениях с владельцем кукольного театра Кристина вспоминала редко. Его она никогда больше не видела...
Утром контейнеры с мусором вывезли и Кристина вздохнула с облегчением, наблюдая в окно за поблескивающими в тумане красными фонарями удаляющегося грузовика.
К вечеру следующего дня воспоминания о происшествии с куклой изгладились из памяти ребенка и сама Кристина почти перестала думать об этом.
А спустя еще два дня кукла снова появилась в ее доме.
Они возвратились с прогулки в глубоких сумерках. Кристина почувствовала неладное, как только вошла в квартиру. Ребенок болтал о чем-то за ее спиной. Она зажгла свет и коснулась затылком стены.
В кресле, опираясь на спинку, сидела кукла. Но на этот раз у нее не было ног. Там, где они должны были крепиться к туловищу, зияли два отверстия. Кристина не могла бы сказать, та ли это самая кукла, или же другая. Первым ее порывом было попросить кого-либо о помощи, но потом, несмотря на страх, она поняла, что в этом деле ей никто не поможет.
...Все повторилось сначала – плач, уговоры, истерика. Вторая кукла последовала вслед за первой. А наутро, одевая ребенка, Кристина почувствовала, что обе его ноги холодны, как лед.
Она в ужасе ощупала лоб ребенка. Во всем остальном, кроме ног, ребенок выглядел совершенно здоровым – она могла бы поклясться в этом. Да и сам он вел себя, как обычно, и ни на что не жаловался.
Последующие два дня она внимательно следила за его состоянием, но никаких признаков болезни так и не появилось. Смутная тревога, однако, уже не покидала ее. Теперь она знала почти наверняка, что зловещая кукла появится вновь, и дала себе слово сделать все, чтобы помешать этому. Кукла появлялась в ее отсутствие и поэтому Кристина решила несколько дней не выходить из дома. Она взяла недельный отпуск, запаслась продуктами и одним холодным октябрьским вечером наглухо заперла дверь своей квартиры.
Страх лишил ее сна. Теперь ночами она почти не спала и сидела в гостиной, уставившись невидящим взглядом в телевизор и прислушиваясь к тихому дыханию ребенка. Она боялась включать свет – ей казалось, что ужас гнездится во всех темных углах ее квартиры. Порой она засыпала от усталости, словно проваливалась в черную яму, но что-то вновь будило ее и она просыпалась, вздрагивая, и принималась испуганно озираться по сторонам.
Так прошло еще двое суток. Днем Кристина смотрела в зеркало и с тоской осознавала, насколько все это измучило ее. Глаза, казавшиеся огромными, горели лихорадочным огнем на бледном осунувшемся лице. Будто погруженная в сомнамбулическую отстраненность, она медленно бродила по квартире...
На третьи сутки, ночью, она забылась тяжелым сном, сидя на диване перед телевизором. Было что-то около часа ночи. Экран мерцал голубоватым светом, а по потолку скользили отблески фар изредка проезжавших машин. Дыхание ребенка вдруг стало прерывистым и шумным, но Кристина уже не слышала этого.
Через некоторое время она вздрогнула и очнулась. Медленно, очень медленно она повернула голову в сторону кресла. Оно тонуло в глубокой тени в углу, но луч света вдруг упал на него и Кристина тихо, почти по-собачьи завыла.
В кресле сидела кукла. Вернее, теперь это было только туловище с головой. Голова все так же нелепо склонялась вперед.
Ребенок кричал во сне. Его крики становились нечеловеческими, непонятно было – боль ли это или ночной кошмар. Кристина бросилась в спальню. Ребенок метался на кровати, его лицо и грудь покрылись испариной. Простыня оказалась влажной. Когда она склонилась над ним, он судорожно вцепился руками в ее шею. Новое, не испытанное ранее ощущение поразило ее, как удар молнии, – его руки были холодными, как дно могилы...
Только через час Кристина сумела успокоить ребенка и немного успокоилась сама, если ее состояние можно было назвать покоем. Ей казалось невероятно трудным дотронуться до куклы, но она не могла ждать до утра и пересилила себя. Кристина взяла игрушку за шею и вынесла на улицу.
На дворе стояла промозглая осень. Во всем доме светилось только окно ее спальни. Почти наощупь она нашла контейнер для мусора. Но и теперь не пришло облегчение. На ней был только легкий плащ, но Кристина чувствовала, что вся горит. Она поднесла к лицу левую руку. Рука была липкой и неестественно белой. Тонкие пальцы мелко дрожали.
Кристина утратила ощущение времени. Сутки слились в один черно-серый поток. Мир, который раньше был реальным, теперь оставался где-то на периферии ее сознания. Автоматически она готовила еду, умывала ребенка, делала другие привычные вещи, покорившись угаданной ею закономерности, и уже почти с нетерпением ждала конца. Любого конца, который избавил бы ее от страданий и неотвязного страха, расползавшегося по внутренностям. Никаких мыслей не осталось в ее голове. Только шум – слабый, но неумолимый шум. В нем, как в густом киселе, увязли все попытки Кристины разобраться в том, что происходит вокруг.
Прошло неизвестное ей количество суток.
Она не испытала никаких новых чувств, когда однажды ночью обнаружила в кресле голову куклы. Голова утопала в нем, словно яйцо чудовищной птицы в мягком и теплом гнезде. Веки были опущены. Когда Кристина взяла голову в руки, веки приподнялись и на нее неподвижно уставились два голубых глаза. Ей показалось даже, что голова издала какой-то звук, похожий на тот, который издают куклы, когда их кладут на спину, но теперь Кристина ни в чем не была уверена.
Она унесла голову подальше от дома, бросила в какую-то зловонную яму и смотрела, как та катилась по помоям, покрываясь грязно-коричневой коркой...
Дома она стала свидетелем нового приступа загадочной болезни, поразившей ее ребенка. Можно было подумать, что его мучает жестокая лихорадка, глаза почти вылезали из орбит, слюна двумя тонкими струйками стекала по обе стороны рта, но все тело оставалось мертвенно-холодным и на ощупь напоминало металлическую статую.
В ту ночь Кристина уснула рядом с ребенком, пытаясь согреть его оледеневшие члены. Сама она испытывала холод и тоску, каких не знала никогда... Ночью ей снилось, будто она замурована в подземелье, с потолка которого капала ледяная вода.
Спустя несколько дней, вечером, какая-то неодолимая сила толкнула ее к креслу. Она стала на колени и медленно разгладила складки ткани.
На темно-синем, почти черном бархатном фоне покоился, как редкостный драгоценный камень, прозрачный голубоватый глаз.
Внезапная дьявольская злоба охватила Кристину. Одновременно в ней родилась надежда на то, что, может быть, это и есть долгожданный, хотя и неизвестный конец.
В бешенстве она схватила глаз. Он был теплым, скользким и чуть влажным, как тельце улитки. Кристина с омерзением перехватила его пальцами другой руки. Ребенок разрывался от крика у себя в комнате. Она заметалась по квартире, словно дикое животное в захлопнувшейся клетке. Непрерывные крики ребенка сводили ее с ума. Уже совершенно себя не помня, она схватила совок для мусора и выбежала во двор.
Земля была влажной и маслянисто поблескивала при свете, падавшем из окон. Когда Кристина бросила глаз в наспех вырытую яму, его блеск стал неотличим от блеска дождевых капель. Всхлипывая и вытирая лицо руками, она завершила погребение.
Но что-то было не так. Ее поразила наступившая вдруг тишина. По-прежнему шел дождь, был слышен слабый городской шум, вдали громыхал поезд, но крики ребенка внезапно стихли и это было странно и жутко. Словно чьи-то холодные пальцы пробежали по ее спине. Кристина не заметила, что выскочила на улицу в одном халатике. Теперь он был насквозь мокрый. Дождевые капли текли по ее лицу, смешиваясь со слезами. Но тишина, тишина в ее квартире – это чуть не свело ее с ума, пока она шла к дому и поднималась вверх по лестнице.
Невыразимое предчувствие заставило ее замедлить шаг у двери детской комнаты. Дверь открылась с протяжным скрипом. В комнате было совершенно темно. Кристина подошла к кровати и нащупала рукой лампу.
Когда кровать озарилась тусклым светом, она увидела, что ребенок лежит, накрывшись одеялом с головой. Очень медленно Кристина потянула одеяло на себя.
Ужас приковал ее к месту.
На кровати лежала огромная розовая кукла, размером с ее ребенка. Пухлые красные губки были сложены в застывшую слащавую улыбку. Одно пластмассовое веко было закрыто, а из-под другого, влажно поблескивая, глядел в упор на Кристину человеческий глаз.