Таинственное исчезновение Бешеного на острове Маис вызывает шок у его близких и друзей. Розочка с Константином Рокотовым отправляются на поиски Савелия. А в это время его друг Андрей Ростовский оказывается вовлеченным в кровавые разборки с украинскими бандитами-отморозками. Их прикрывают влиятельные чины из РУБОПа. Чтобы положить конец беспределу, Ростовский со своими людьми устраивает бандитам засаду. Неожиданное появление Бешеного в разгар боя решает его исход, однако Савелий получает смертельное ранение… Но погиб ли Бешеный на самом деле?
ru ru Roland ronaton@gmail.com FB Tools 2005-06-05 OCR Palek, 2002 г. F95E7E08-39C3-4B32-8143-E6A12F950D1C 1.0

Виктор Доценко

След Бешеного

Владимиру Григорьеву и Глебу Успенскому, которые открыли во мне писателя, — ПОСВЯЩАЮ

Предисловие

Уважаемый Читатель! Если по предыдущим книгам этой серии Вам довелось познакомиться с Савелием Говорковым по прозвищу Бешеный, прошу простить Автора за короткое напоминание об основных событиях одиссеи нашего героя. Делается это для тех, кто впервые встречается в этой, шестнадцатой, книге серии с главными персонажами повествования.

Итак, Говорков Савелий Кузьмич родился в шестьдесят пятом году. Около трех лет от роду остался круглым сиротой. Детский дом, рабочее общежитие, армия, спецназ, война в Афганистане, несколько ранений… Был несправедливо осужден, бежал из колонии, чтобы доказать свою невиновность, встретил свою любовь: удивительную девушку по имени Варвара, был реабилитирован, но во время столкновения с врагами теряет любимую — Варвара погибает…

В отчаянии он снова отправился в афганское пекло, чтобы найти смерть. Получил еще одно тяжелое ранение, был спасен тибетскими монахами и в горах Тибета обрел своего Учителя, прошел обряд Посвящения…

Обстоятельства сложились так, что Савелию Говоркову пришлось сделать пластическую операцию, сменить имя и фамилию. Он стал Сергеем Мануйловым: невысоким, плотного телосложения блондином с тонкими чертами лица и пронзительно-голубыми глазами.

В предыдущей книге «Остров Бешеного» рассказывалось о том, что Бешеному снова поручена невыполнимая миссия. На далеком тропическом острове в Никарагуа он должен отыскать оставшуюся еще с советских времен секретную лабораторию и привезти в Россию контейнер «с абсолютной энергией» — единственный образец, созданный советскими учеными.

Однако за этим открытием наших физиков давно охотятся могущественные конкуренты из разных стран. Но самым опасным противником является человек, называющий себя Человеком Мира, — Широши. У него нет национальности, у него много имен и лиц, а главное — он обладает таинственной силой, которую готов использовать в борьбе с Бешеным.

Чтобы вывести опасного противника (таким он считает Бешеного) из игры, он организует похищение сначала его сына Савушки, а потом и самого Бешеного, которого привозят на тот остров, где Савелий сумел когда-то разобраться с Рассказовым… Книга «Остров Бешеного» заканчивается так: «… — И еще Всевышний за грехи мои обделил меня чувством отцовства, — продолжал Широши.

— Когда дети маленькие, они мерзко орут, становясь побольше, они орут и бегают, а вырастая, требуют денег и, когда не получают, снова орут.

Савелий подумал, что Широши не только безумен, но и скуповат.

— Тем не менее, уважая ваши отцовские чувства и вашу любовь к сыну, а также чтобы компенсировать отсутствие женского пола, обещаю, что вас будут регулярно снабжать видеофильмами о вашем Савушке…

Теперь Савелий подумал, что при всем своем поразительном пофигизме Широши может быть и очень внимательным.

— Что-то я с вами, Савелий Кузьмин, возмутительно разболтался. Простите великодушно. В наше время так редко можно встретить слушателя, понимающего, о чем ты говоришь, не говоря уже о настоящем собеседнике. Люди разучились разговаривать — они только и умеют, что телевизор переключать. Теперь вернемся к делам конкретным. Передвигаться по острову вы будете в инвалидном кресле.

Он что-то сказал в миниатюрный микрофон, висевший на его шее, и через несколько минут смуглый юноша в шортах прикатил блестящее на солнце всеми своими металлическими частями суперсовременное кресло.

— Это Раджив, — представил юношу Широши. — Он лучше всех на острове говорит по-английски и будет при вас в роли дворецкого, секретаря и переводчика. Кстати, европейцев на острове, кроме вас, нет.

Савелий без труда переместился в кресло и покатил по усыпанной мелкими камушками дорожке. За кустами он увидел памятный ему двухэтажный дом с террасой, стоящий на холме.

В качестве места заключения ему на этот раз выпал действительно райский уголок, не сравнишь с сибирской зоной. Но это была хоть и роскошная, но тюрьма. Тут уж двух мнений быть не могло.

Широши семенил за креслом Савелия и продолжал говорить:

— Я так рад, Савелий Кузьмин, что наконец-то встретился с вами в неформальной обстановке. Мы говорили о многом, но я забыл сказать вам самое главное.

— Что такое? — Савелий остановил коляску и подождал, пока Широши приблизится.

— Не переживайте по поводу ваших ног. С ними ничего страшного не случилось. Просто временная местная блокада мышц и нервов. Исключительно натуральными средствами — без всякой модной химии. Пройдет положенный срок — и все восстановится. Только умоляю вас ничего не предпринимать — никаких самомассажей или физических нагрузок — только себе навредите.

Они медленно продвигались по направлению к дому, но оба, как по команде, услышав какой-то рокот в совершенно безоблачном небе, подняли головы вверх. К острову приближался вертолет.

— Я с вами так заболтался, что чуть не забыл о процедуре, — в некоторой растерянности произнес Широши. — Хорошо, что верный Кион пунктуален, как швейцарский хронометр.

— А какую процедуру вам нужно проходить? — невинно поинтересовался Савелий, не теряя надежды нащупать хоть какую-то слабость у своего гостеприимного господина.

Широши испытывающе посмотрел на Савелия.

— Мои ученые нашли способ питать организм человека той самой энергией, что была в контейнере с Маиса. Пока процедура еще не отработана технически сложна и даже опасна. Я у них выступаю в роли своего рода подопытного кролика. Может, и вы как-нибудь рискнете, Савелий Кузьмич? Вертолет уже приземлился. Кион в неизменной чалме спрыгнул и побежал навстречу Широши.

Савелий из чистого любопытства катил в своем кресле за японцем, который явно прибавил шагу.

Уже поднимаясь в вертолет, Широши поднял правую руку, чтобы помахать на прощанье подъезжающему в своей коляске Савелию, и Бешеный заметил в его ладони нечто, напоминающее карманный фонарик.

Фонарик был направлен прямо на него. Через А мгновение вертолет взмыл ввысь, а Савелий потерял сознание… « Герои этого произведения, равно как и ситуации, в которых они действуют, плод авторской фантазии. Любые совпадения с реальными персонажами событиями совершенно случайны.

I. Савелия нужно искать

Прождав несколько дней и не получив от Савелия ни одной весточки, не дождавшись от нею ни одного телефонного звонка, Розочка, оставив ребенка на попечении нянечки, отправилась к Майклу Джеймсу в надежде, что генерал имеет какие-нибудь сведения о Бешеном.

Однако Розочке ив голову не могло прийти, что к этому моменту и сам генерал был в растерянных чувствах: Савелий не вышел на связь с ним в назначенный срок, а все попытки обнаружить. офицера-подрывника и геолога, которых Майкл направил в помощь Бешеному, тоже не увенчались успехом.

Не представляя, что могло произойти, Майкл связался с посольством США в Никарагуа и попросил своего знакомого военного атташе попытаться прояснить ситуацию. Приготовившись к долгому ожиданию, он был несказанно удивлен, кома военный атташе сообщил буквально на следующий день, что к Майклу направлен дипкурьер с личным пакетом для него.

С нетерпением дожидаясь получения этого пакета, Майкл, чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей, занялся текущей почтой. Но и от почты его отвлекли: адъютант доложил, что в приемной находится госпожа Говоркова. Сразу догадавшись о цели ее визита, генерал досадливо покачал головой, не зная, как ее успокоить. Потом взял себя в руки, не без усилий изобразил на лице дежурную улыбку и кивнул офицеру, разрешая впустить пришедшую. Едва дверь приоткрылась, генерал вышел из-за стола и пошел навстречу встревоженной Розочке.

— Здравствуй, Розочка! — с преувеличенной радостью воскликнул он, раскрывая руки для объятий. — Как же я рад видеть тебя, моя девочка!

— Добрый день, Майкл, — сдержанно ответила Розочка генералу без обычной приветливости.

— Что-то случилось, если ты приехала без звонка? — Майкл продолжал играть в непонимание, делая вид, что не замечает ее необычно сухого тона.

— Может, хватит, господин генерал! — устало произнесла Розочка и спросила в лоб: — Что с Савелием?

— С Савелием? — переспросил генерал, явно не зная, что ответить.

Обычно так поступают нерадивые ученики, которые не выучили урок и, повторяя вопрос, выигрывают время для возможной подсказки. На этот раз в роли суфлера выступил селектор, пропиликавший свою спасительную мелодию.

— Господин генерал, к вам дипкурьер с пакетом! — сообщил адъютант.

— Пусть войдет! — разрешил Джеймс.

— Разрешите, господин генерал? — открыв дверь кабинета, спросил офицер. — Заходите, капитан.

— Вам пакет от…

— Я знаю от кого, — мягко оборвал его Джеймс. — Давайте пакет и покажите, где расписаться…

Когда дипкурьер вышел, Майкл нетерпеливо вскрыл пакет, залепленный внушительными печатями ярко-красного цвета, вытащил из него несколько машинописных листов.

Генерал читал долго: сначала просто пробежал текст, потом стал читать более внимательно. Ощущая на себе неотступный взор Розочки, он старался оставаться бесстрастным, несмотря на то что полученная информация была явно тревожной. Его приятель, военный атташе посольства США в Никарагуа, сообщал и о разграблении неустановленными лицами лаборатории на острове Маис, и о страшной гибели какого-то нищего по имени Рауль, и о странном исчезновении интересующего объекта, и о явном нежелании местных властей заниматься расследованием этих загадочных происшествий, несмотря на настойчивую просьбу американского посольства.

Единственное, что удалось установить, это наличие контактов человека по имени Сильвестр де Сильва с местным стариком Киламбе, который, однако, наотрез отказался разговаривать с американцами. Он твердо заявил одно: Сильвестра де Сильвы на острове нет, а больше он ничего не знает и знать не хочет.

Далее военный атташе высказал предположение, что этот старик Киламбе действительно что-то знает, но опасается за свою безопасность, а потому разговорить его сможет только человек, близкий к этому Сильвестру де Сильве.

Закончив читать, Майкл долго смотрел на Розочку, не зная, с чего начать разговор.

В конце концов Розочка не выдержала и почти шепотом задала мучивший ее вопрос:

— Он жив?

— Господи, Розочка! — Майкл даже вскочил с кресла. — Как ты можешь сомневаться в этом?!

— Вы хотите сказать, что в послании сообщается, что мой муж жив? — спокойно спросила она, когда Майкл замолчал.

— Нет, об этом ни слова, но и не говорится, что кто-то видел его труп!

Ничего не утаивая, Майкл рассказал ей обо всем, что случилось на острове Маис.

— Это все? — Розочка испытующе взглянула в глаза собеседнику.

— Все, что касается Савелия, — ответил генерал, намекая, почему не дает прочитать ей самой: мол, есть и государственные секреты.

— И кого же вы намерены послать на этот злополучный остров? — спросила Розочка и, заметив некоторое удивленное замешательство в глазах генерала, добавила: — Вы же не можете прекратить поиски Савелия!

— Твоя правда, девочка, я действительно не могу, да и не имею на это морального права. — На этот раз голос его был твердым и решительным. — Савелия отправил на этот остров я, и именно я несу ответственность за все, что произошло с ним.

— Весь сыр-бор из-за этой дурацкой лаборатории?

— Да, — тяжело вздохнув, кивнул он.

— Чем в ней занимались ваши ученые?

— Не наши, а ваши, советские! — поправил Майкл. — А занимались они разработкой уникальной энергии.

— Кто еще, кроме вас, знал об этой лаборатории?

— Честно говоря, ума не приложу! КГБ настолько ее засекретил, что десять лет о ней вообще ничего не было слышно… Даже ваши о ней, кажется, забыли…

— Но вам-то стало известно…

— Совершенно случайно… да и то, как говорится у вас, русских, методом тыка…

— А вы не пытались связаться с Богомоловым? — спросила Розочка.

— Для чего? — не понял Майкл.

— А вдруг именно Савелий отыскал что-то ценное в этой лаборатории и сейчас находится в Москве?

— Что ж, возможно, ты и права, — задумчиво проговорил Майкл.

А думал он сейчас о том, как построить разговор с Богомоловым, с которым он был не до конца откровенен относительно целей поездки Савелия на остров Маис, не обманул, конечно, но сам факт умолчания такому близкому человеку его смущал.

Правда, он был на девяносто девять процентов уверен, что Савелий, немного разобравшись в том, ради чего был послан на остров, поделился этой информацией с Богомоловым. Не мог не поделиться. Но это, конечно же, не облегчало положения, в которое поставил себя генерал.

— Послушайте, Майкл, если вам по каким-то причинам не совсем удобно звонить Богомолову, то я могу сама с ним переговорить, — словно подслушав мысли генерала, предложила Розочка.

— Спасибо, конечно, за предложение, — проговорил Джеймс. — Но боюсь, Константин Иванович может неправильно меня понять.

— Вас? При чем здесь вы, если говорить буду я? — не поняла Розочка и тут же недовольно нахмурилась. — Вы хотите сказать, что поручили задание Савелию в Никарагуа без ведома Богомолова?

— Почему ты так думаешь?! — с досадой воскликнул Майкл, обижаясь скорее на себя: по существу, Розочка была недалека от истины. — Служба службой, но я убежден, что если дружба не толкает на предательство, она гораздо выше служебного долга! — твердо сказал генерал и решительно взял трубку. — Я сейчас сам переговорю с ним.

— Костя, привет! — радостно проговорил Майкл и нажал кнопку громкой связи. — Как хорошо, что я застал тебя на работе.

— Здравствуй, Майкл, рад тебя слышать. Ты действительно везунчик: через полчаса я покидаю кабинет.

— Как покидаешь? Надолго?

— Надеюсь, навсегда!

— Что-то случилось? — многозначительно спросил Майкл, с тревогой взглянув на Розочку.

— Если ты имеешь в виду отставку вопреки моему желанию, — догадался Богомолов, — то здесь все в порядке: сам ухожу. Просто очень устал. Вероятно, годы берут свое.

— Какие твои годы? — усмехнулся генерал Джеймс. — Да на тебе еще пахать и пахать, а ты на отдых…

— А с чего ты взял, что мне грозит отдых? Нет, отдыхать я не собираюсь, и с завтрашнего дня я — консультант Совета Безопасности, сам понимаешь по каким вопросам.

— Даже и не знаю, поздравлять тебя или выражать сочувствие, — растерялся Джеймс.

— Поздравлять, поздравлять, генерал! — с задором воскликнул Богомолов и с юмором добавил: — Так что не думай, что ты так легко от меня отделался.

— Отделался? От тебя? Да разве это возможно? — рассмеялся в ответ американский генерал.

— Поэтому, мой дорогой Майкл, записывай мой новый телефон… — Богомолов продиктовал его и добавил: — По нему можно спокойно говорить. — Так он дал понять, что номер не прослушивается.

— Что ж, в таком случае от души поздравляю с новым назначением, — с облегчением сказал Майкл: ему нравился Богомолов, нравился стиль его работы, и ему совсем не хотелось, чтобы Константин Иванович остался вне российской политики, тем более в такое напряженное время, наступившее после прихода нового Президента США. Как бы ни складывались будущие отношения руководителей двух могущественных стран, специалисты такого, как они с Богомоловым, уровня просто обязаны поддерживать нормальные рабочие отношения между собой. А кто на твое место: уже известно?

— Ты вряд ли его знаешь. Он из Питера.

— Человек Президента? — догадливо предположил Майкл.

— По слухам, они даже дружили когда-то, он тоже из госбезопасности. Кстати, как и я, Иванович. Бессонов Венедикт Иванович, генерал-майор…

— Когда ты последний раз общался с крестником? — В силу привычки Майкл не стал называть Савелия по имени.

— Когда улетал от вас, а что? — В голосе генерала послышалась тревога.

— Он исчез! — выпалил Майкл.

— Исчез? Ничего себе… Это что ж, на том острове, куда ты его отправил?

— Да.

— Подробности?

Коротко, но ничего не утаивая, Джеймс рассказал обо всем, что касалось Савелия в информации, пришедшей от военного атташе.

— Кажется, не мы одни интересовались этой лабораторией, — с досадой проговорил Богомолов. — Что ты намерен предпринять?

— Надо послать туда опытных и надежных людей, чтобы они на месте попытались разобраться.

— Идея здравая, но с американцами местные жители вряд ли будут разговаривать откровенно.

— Я об этом уже подумал. — Генерал с улыбкой взглянул на Розочку.

— Я знаю этих людей?

Майкл хотел ответить, но наткнулся на такой красноречивый умоляющий взгляд Розочки, что не смог ей отказать.

— Обоих знаешь! — твердо сказал он.

— Обоих? Попробую догадаться: один из них твой сын, Виктор, а кто второй?

— Розочка!

— Розочка?! — невольно воскликнул Богомолов, потом сделал небольшую паузу и добавил: — Что ж, хотя это и неожиданно, но, может, и правильно.

— Спасибо, Константин Иванович! — не удержалась Розочка.

— Просьбы какие есть?

— Вполне возможно, что по возвращении… — Розочка замялась.

— Говори.

— Хорошо бы молодого Рокотова сюда: мне он показался очень смышленым парнем!

— Так и есть: Костик очень даже неглуп. Считай, что он уже летит к вам… Еще что-нибудь?

— Нет, спасибо, пока все!

— В таком случае удачи тебе, дочка! А теперь дай мне поговорить с Майклом.

— Тет-а-тет? — спросила Розочка.

— Вот именно, — улыбнулся Богомолов.

Майкл взял трубку, отключил громкую связь и выразительно взглянул на Розочку. Ни слова не говоря, она встала и направилась к выходу.

— Подожди в приемной… — попросил генерал вдогонку, а когда дверь за ней закрылась, обратился к московскому собеседнику: — Ну вот, теперь мы одни.

— Упрямая девчонка. Это она тебя уговорила послать ее на остров?

— Она, — подтвердил Майкл.

— Это хорошо, что ты Виктора даешь ей в напарники: не дай бог еще и с ней что-нибудь случится.

— За Розочку можешь не беспокоиться, пока ты ее не видел, она прошла хорошую школу.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Богомолов.

— Розочка окончила курсы подготовки спецагентов ФБР по индивидуальной программе. И даже имеет личного Учителя по восточным единоборствам. . — И каковы успехи?

— Учитель настолько поражен ими, что даже предложил присвоить ей прозвище легендарного средневекового бойца. И теперь боевое имя Розочки — Гюрза.

— Имя, говорящее о многом! — согласился Константин Иванович и тут же обиженно добавил: — И ты это от меня утаивал? Хорош друг.

— Извини, Костик, но я дал слово Розочке.

— Выходит, она работает теперь на Америку.

— Да, Розочка работает на Америку, но я принял и второе ее условие.

— И какое же?

— Она выступает в роли Гюрзы только в том случае, если эта работа не будет во вред России. Надеюсь, это условие удовлетворяет моего старого друга?

— Вполне. Ладно, считай, что отмазался, — успокоился Богомолов.

Тепло попрощавшись, они закончили разговор, и Майкл попросил Розочку вернуться.

— Насекретничались? — съязвила Розочка.

— Какие могут быть от тебя секреты? — отмахнулся Майкл. — Вам нужно оформить документы на другие имена. С тобой все ясно: ты должна быть родственницей Савелия, а он там был под фамилией де Сильва, Сильвестр де Сильва, а ты будешь Розалией де Сильва, его сестрой и невестой Виктора, Виктора Манчини.

— Дважды не согласна! — возразила Розочка. — Во-первых, стать невестой партнера — значит связать себя различными условностями: мало ли с кем придется столкнуться на острове, — рассудительно пояснила Розочка.

— Убедила!

— Правда не помешает, а потому я должна оставаться женой Савелия.

— Сдаюсь! А с Виктором вы тогда будете друзьями «с детских лет». — Внутренне Майкл порадовался аналитическим способностям Розочки. — А что во-вторых?

— Во-вторых, хочу поменять имя Розалия.

— А это из каких соображений?

— Надоело мне это имя! — раздраженно бросила она. — Надоело объяснять, что я не еврейка, а русская, и что это была простая блажь моей мамы, у которой была наколка в виде розы, обвивающей кинжал.

— Память о зоне? — догадался Майкл.

— О зоне, — с печальным вздохом кивнула она.

— Что этот рисунок означает?

— Клятву мести!

— Впечатляет… И какое же имя ты хочешь взять?

В этот момент Розочка как раз и размышляла над своим новым именем. Желание сменить его уже давно приходило ей в голову, и не только потому, что новые знакомые сразу спрашивали о ее национальности, а некоторые прямо говорили о принадлежности к евреям. Это имя не любил и ее отец: как-то признался, что просто пошел на поводу у своей беременной жены, желавшей назвать дочку Розочкой. Во всяком случае, он очень редко называл дочь по имени, чаще обращаясь к ней: «моя дочурка», «мой цветочек», «моя кисонька», а то и «моя булочка». А однажды, когда ей было лет шесть, отец, будучи под «хорошим градусом», с грустью прошептал дочери:

— А ты знаешь, дочурка моя милая, как папка хотел тебя назвать? Юлечка! Юлечка! — повторил он с нежностью и добавил: — А полное имя — Джульетта…

Хоть и была она совсем еще крошка, однако ей навсегда запомнились слова пьяного, но любящего отца. Но не только отец заставил задуматься Розочку о смене имени: как-то она обратила внимание, что и Савелий не часто называл ее по имени, обращаясь к более нежным определениям: «моя милая», «моя ласточка», «моя любимая», а однажды, в пылу самой большой нежности, назвал ее «ты — моя Джульетта»! И это уже не могло быть простым совпадением: когда два самых любимых человека думают одинаково, значит, того хочет сам Бог…

Это имя понравилось и ей самой, и оно настолько запало ей в голову, что с тех пор она мысленно называла себя всяческими производными от имени Джульетта: Джулия, Юлия, а сколько возможностей для нежности и ласки! И потому, услышав вопрос Майкла, она не раздумывала ни секунды:

— Пусть будет Джулия! Мне оно нравится. Да и по-русски здорово звучит: Юлия!

— Отличный выбор! — похвалил Майкл, но добавил: — Только в паспорт предлагаю вписать Джульетта! — и пояснил: — Джулия — это американский вариант!

— А что? Джульетта де Сильва! Звучит! — задорно провозгласила Розочка, с трудом скрывая радость: воплотилась ее давняя мечта, и в голову неожиданно пришло: «Наверное, и папа, там, на небе, вздохнул с облегчением… «

II. Вновь остров Маис

Через пару дней, тщательно проинструктировав Виктора и новоиспеченную Джульетту, снабдив их новыми документами и легендами, а также вручив кредитные карточки и по пятьсот долларов наличными, Майкл простился с ними в своем кабинете и пожелал удачи и доброго пути. Они улетали на следующий день, но проводить их генерал не смог: он срочно был отправлен в командировку в Израиль с весьма ответственной миссией…

Джульетта вернулась домой около шести часов вечера, и почти тут же раздался звонок телефона. Она быстро схватила трубку и произнесла:

— Вас слушают!

— Простите, это Розочка?

— Да, Розочка, но мне будет гораздо приятнее, если с этого момента вы будете называть меня Джульеттой, — сухо заметила она и, чтобы избежать вопросов по этому поводу, добавила: — Это не дань моде или девичья блажь: просто я вернула себе имя, данное мне отцом!

— Очень благородно вернуть себе имя, по праву принадлежащее вам с рождения!

— Спасибо, конечно, за поддержку, но мне бы хотелось знать, кто говорит?

— Александр Позин…

— Позин? — повторила Джульетта, явно не припоминая.

Александру пришлось самому напомнить, как он познакомился с ее мужем.

— В тот день, если мне не изменяет память, вы только готовились стать мужем и женой, и меня Сергею представила госпожа Руфь, которая по моей просьбе устраивала вечер, куда пригласила известных политиков и крупных бизнесменов…

— А, точно, что-то припоминаю. — Джульетта действительно вспомнила, как Савелий вместе с мужем ее тетки спешно ретировались, чтобы не слышать их бесконечного трепа о женских делах.

— Действительно вспомнили или делаете вид? — поинтересовался Александр.

— Нет-нет, правда вспомнила! Вы известный политолог, приехавший из Москвы.

— Может быть, и не такой уж известный, но все-таки политолог, — не без самоиронии согласился Позин. — Так что, уважаемая Джульетта, могу я поговорить с Сергеем?

Ей голос Позина был чем-то симпатичен. Но он упорно продолжал называть Савелия Сергеем. Из этого следовало, что Савелий не считал нужным перед ним раскрываться, хотя он вернул свой облик и для близких ему людей стал Савелием Говорковым. Вполне возможно, что Савелий подозревал Позина в связях с кремлевской мафией и потому не был достаточно откровенным. Именно поэтому Джульетта не стала поправлять Позина.

— Вы знаете, а Сергея нет дома: он даже не в Америке…

В ее голосе Позин уловил какую-то смутную тревогу, но, как человек интеллигентный, не стал вдаваться в расспросы.

— Очень жаль, дорогая Джульетта! Что ж, как-нибудь в другой раз!

— Да, как-нибудь… до свидания!..

— Всего доброго! Удачи вам!.. — пожелал ей Позин и положил трубку.

Закончив разговор с Позиным, Джульетта все-таки позвонила дяде Матвею и, спросив про Пози-на, услышала самые лестные отзывы о нем. Это ее успокоило, и она, собрав необходимые для поездки вещи, понежилась в ванной, поужинала и легла спать. Усталость, накопленная за последние дни, мгновенно сморила ее. Она крепко проспала без снов до самого звонка будильника.

Через несколько часов этого же дня она и Виктор вылетели в Никарагуа…

Во время полета Джульетта и ее партнер не сразу нашли общий язык: оба чего-то стеснялись и отделывались односложными фразами.

Неизвестно, сколько длилась бы эта взаимная настороженность, если бы Виктор неожиданно не проговорил:

— А вы знаете, Ро… извините. — Он спохватился и тут же поправился: — Джульетта, Савелий спас мне жизнь!

Виктор проговорил это так тихо и задумчиво, как бы про себя, что Джульетта даже не сразу поняла, что он разговаривает с ней, а когда до нее дошел смысл сказанного, то она с удивлением и интересом повернулась к нему:

— Это правда?

— Правда.

— Странно, а он мне об этом ничего не рассказывал. Может, вы расскажете?

— Хорошо, если хотите, — проговорил Виктор чуть стеснительно, не глядя на Джульетту, но стоило ему заговорить о том памятном событии, как его глаза загорелись, распрямились плечи, изменился даже голос: стал значительным, важным. — Это произошло несколько лет назад, и я тогда был еще совсем желторотым морским пехотинцем, но чем-то понравился начальству, и меня включили в группу, участвовавшую в международной операции по захвату огромной партии наркотиков…

Виктор рассказывал настолько увлеченно, красочно и с такими подробностями, Джульетте показалось, что она словно кино смотрит. А когда он дошел до кульминационного момента, то Джульетта даже рот раскрыла, а ее пальцы так сильно вцепились в подлокотники кресла, что казалось, лопнет материя.

— Вот так все и произошло, — закончил свой рассказ Виктор.

— Ты так здорово все рассказал, мне даже показалось, что я видела все собственными глазами. Это готовый сценарий для фильма. А теперь, Виктор, давай поговорим о том, чем каждый из нас будет заниматься на острове Маис… Кстати, ты впервые летишь в Никарагуа?

— Впервые, но достаточно основательно изучил эту страну, и если возникнут вопросы, то готов ответить на любые.

— Отлично…

— Договорились.

Говорили они до самого объявления посадки самолета в международном аэропорту Аугусто-Сесар-Сандино. Получив багаж, первым делом обменяли по сто пятьдесят долларов на местную валюту и вышли на улицу. Был конец января, но здесь, возле экватора, температура явно превышала тридцать градусов, и их сразу опалило зноем.

На площади перед зданием аэровокзала стояло несколько автомобилей такси разнообразных марок, и они несколько замешкались, не зная, какой выбрать. Неожиданно Джульетта увидела пристальный взгляд водителя довольно дряхлого «Фиата». В глазах темнокожего парня было такое удивление, что Джульетта почувствовала некоторое беспокойство. Заметив это, ее спутник тихо спросил:

— Ты его знаешь?

— Впервые вижу, — шепотом ответила Джульетта.

— Поговорить с ним?

— Не стоит, кажется, он сам проявляет инициативу, — кивнула Джульетта на незнакомца, который решительно направился в их сторону.

— Приветствую вас! — высокопарно произнес тот по-английски, не сводя своих черных глаз с Джульетты. — Вы миссис де Сильва? — спросил он.

— Мы знакомы? — удивилась Джульетта.

— Лично с вами нет, но я знаком с вашим мужем, Сильвестром де Сильвой. — Поняв, что Джульетта все еще в недоумении, незнакомец важно добавил: — Я — Самсон. — Заметив, что и эта информация не изменила ее настороженного взгляда, он чуть обиженно спросил: — Значит, вам не понравилась моя картина, которую я передал вашему мужу?

— Господи, вы тот самый художник, который написал мой портрет, не видя даже моей фотографии! — обрадованно воскликнула Джульетта. — Картина ваша просто чудесна! Извините, что не сразу поняла, кто передо мной! Дело в том, что Сильвестр называл мне ваше имя, но я, к сожалению, как многие женщины, никогда не запоминаю имен с первого раза. Так что прошу прощения, — она протянула ему руку, — меня зовут Джульетта, а это наш с мужем приятель — Виктор.

— Очень приятно, Самсон! — Отвечая на рукопожатие, Самсон галантно наклонился и поцеловал ей руку. — Честно признаюсь вам, уважаемая миссис Джульетта, я сам удивлен, насколько точно я прочитал ваш портрет в глазах Сильвестра. Так вам понравилась картина?

— У вас очень необычная манера письма, — ответила Джульетта и добавила, чтобы развеять двусмысленность ответа: — Я просто без ума от вашей картины. А когда вы последний раз видели моего мужа?

— Во время его прилета… Давно уже…

— И ничего о нем не знаете? — вступил в разговор Виктор.

— К сожалению, — вздохнул Самсон. — Я-то думал, что вы мне расскажете, отчего он уехал, не простившись со мной. Выходит, что вы еще меньше знаете о нем, чем мой старик Киламбе.

— Киламбе ваш дедушка? — спросила Джульетта, переглянувшись с Виктором.

— Не дедушка, старый Киламбе — мой отец, — с улыбкой поправил Самсон и тут же воскликнул: — Так вы приехали на поиски мужа! В таком случае лучше всего вам повидаться с моим отцом.

— Самолет примерно через три часа, — взглянув на часы, сказала Джульетта.

— Если хотите, то за это время я могу с большим удовольствием показать вам те места, куда я возил вашего мужа, — предложил Самсон.

— А это не нарушит ваши планы? — вежливо спросила Джульетта.

— Что вы! Для меня это великая честь: ваш муж произвел на меня огромное впечатление! Он настоящий супермен! — с восторгом воскликнул Самсон. — И уверяю вас, с ним ничего плохого не может произойти!

— Откуда такая уверенность? — спросил Виктор.

— Чтобы ее обрести, нужно только однажды заглянуть в его глаза, — твердо заявил Самсон.

Виктор подумал, что этот темнокожий парень, наверняка знающий Савелия довольно поверхностно, сумел определить самую суть Бешеного. Вполне возможно, что Самсон действительно талантливый художник и относится к тем людям, которые не только смотрят, но и видят.

Когда Самсон уложил в багажник их вещи: чемодан и сумку Джульетты и вместительную спортивную сумку Виктора, они сели в машину. По предложению радушного водителя Джульетта села на переднее сиденье, а Виктор — сзади.

— Кстати, вы не хотите искупаться? Вашего мужа я возил на озеро. Он отлично плавает, между прочим.

— Что есть, то есть! — с гордостью подтвердила Джульетта и повернулась к своему американскому спутнику. — Ты как, Виктор, насчет окунуться?

— За — всеми четырьмя конечностями! — воскликнул он, обмахиваясь журналом.

Когда они подъехали к озеру, Джульетта скомандовала:

— Мужчины — на берег и спиной к машине! — И те послушно подчинились.

Она вышла из машины, открыла багажник и достала из сумки купальный костюм. После чего вернулась в салон и ловко переоделась.

— Скоро нам можно будет… — начал Виктор, НО докончить не успел: мимо него пронеслась Джульетта и прямо с разбега сиганула в воду, окатив их брызгами. — Ну, девчонка! — одобрительно воскликнул Виктор, тут же скинул с себя одежду и последовал за ней.

Самсон присел на траву и стал с любопытством наблюдать за красивым стилем плавания «миссис де Сильва». Виктор тоже отлично плавал, и у них даже началось что-то вроде состязания, но оно Продолжалось недолго: через пару десятков метров он настолько отстал, что сдался.

— За тобой разве угонишься? — крикнул он Джульетте.

— А Са… Сильвестр всегда не только догоняет, но и обгоняет меня, даже с форой, — с задорной улыбкой отозвалась Джульетта, возвращаясь к нему.

— Потому он и стал твоим мужем, а не я! — сказал по-русски Виктор, но, почувствовав, что фраза прозвучала двусмысленно, захотел исправить положение и начал оправдываться: — Я хотел сказать, что только таким и должен быть муж Джульетты де Сильвы! — Заметив, что она не очень-то поверила в его оправдания, Виктор прибегнул к самому простому. — Выходит, я еще не настолько хорошо освоил русский язык.

— Не оправдывайся, Вик, я прекрасно поняла, что ты хотел сказать, — Джульетта понимающе улыбнулась, — а русский ты знаешь отлично. Гораздо лучше многих русских, которые живут у себя на родине.

— Тебе не кажется, Джулия, что мы несколько рискуем, говоря по-русски так громко? Самсон, конечно, симпатичный парень, но… у меня такое впечатление, что он понимает русский язык и сейчас прислушивается к нашему разговору.

— Ты, -случайно, не страдаешь манией преследования? — Она усмехнулась. — По-моему, дорогой Виктор, ты в чем-то переоцениваешь, а в чем-то недооцениваешь нашего приятеля: он, конечно, догадался, кто мы, но русского языка точно не знает.

— Почему ты так уверена? — поинтересовался Виктор.

— Мой любимый супруг наверняка сообщил бы об этом, не так ли? Успокойся, Виктор, раз Савелий доверял ему, то я не вижу причин не последовать его примеру, тем более что и сам Самсон ведет себя настолько деликатно, что у меня к нему нет никаких претензий, — уверенно заявила Джульетта.

Когда они прощались перед посадкой в небольшой самолет местной авиалинии, Джульетта спросила:

— Напомните, в каком отеле останавливался мой муж на острове?

— В отеле «Морган», он находится недалеко от аэропорта: минутах в пятнадцати ходьбы.

— Спасибо, дорогой Самсон, за эту чудесную прогулку. Может, все-таки позволите заплатить вам за ваш труд?

— Не обижайте меня, пожалуйста, ваш муж и так столько мне тогда заплатил, что я все еще чувствую себя его должником, — категорически отказался Самсон.

— Не забудьте показать мой рисунок старому Киламбе, чтобы сократить путь к его сердцу.

Этот рисунок на блокнотном листочке Самсон набросал, пока они плавали. На нем была изображена Джульетта в виде красивой русалочки.

— Еще раз спасибо!

— И вам, миссис Джульетта!..

В этот момент она вновь подумала о Савелии: «Милый, что с тобой? Подай хотя бы маленький знак, что с тобой все в порядке… « Самсон, внимательно смотревший ей в глаза, вдруг чуть-чуть прикоснулся к ее руке и твердо произнес:

— Поверьте, Джульетта, с ним все будет хорошо!..

— Очень надеюсь на это…

III. Зона, Аркан и Кара

В то время, когда Розочка-Джульетта приступила к поискам Савелия, в Москве назревали важные события, и истоки их были связаны с Украиной…

А началось все с того, что один великовозрастный оболтус, просидев с пятого класса в каждом последующем по два года и добравшись наконец до восьмого класса не без помощи сердобольных учителей, и более всего учителя физкультуры, покинул стены родной школы.

Звали этого «вундеркинда», ходившего среди уличных хулиганов под кличкой Аркан, Аркадий Филиппов. До того, как он пошел в школу, семья маленького Аркаши мало чем отличалась от любой средней семьи города Запорожья. Отец работал на башенном кране и зарабатывал больше трехсот пятидесяти чистыми, то есть, по советским временам, настолько прилично, что позволило его любимой красавице жене Марине оставить работу буфетчицы на местной фабрике и вплотную заняться домашними делами: воспитанием сыночка и ведением домашнего хозяйства.

С самого детства Марина отличалась удивительной красотой и длинными стройными ногами, поэтому за ней табуном бегали мальчишки. Ее влияние на мужской пол было настолько сильным, а характер настолько строптивым, что мальчишки готовы были выполнять любое, даже самое безрассудное желание «царевны». С одной стороны, в глубине души Марина глубоко презирала этих безвольных мальчишек, готовых пресмыкаться перед ней, но, с другой стороны, подобное обожание все больше и больше льстило ей и портило ее характер.

Валерий, отец которого погиб на войне, с детства рос самостоятельным пацаном. Мать постоянно хворала, и жили они бедно и впроголодь, пока Валерий немного не подрос и не стал подрабатывать. Рабочие руки были нужны везде, но несовершеннолетнего паренька, пусть и выглядевшего старше своих лет, без лишних слов брали только на товарной станции, где всегда нужно было быстро разгрузить вагоны. То ли природная сила была заложена в генах родителей, то ли помогла частая погрузочно-разгрузочная работа, но Валерий резко выделялся среди сверстников крепким телосложением, спокойной рассудительностью и вдобавок полной независимостью от взрослых.

Валерий настолько отличается от своих и Марининых сверстников, что она сразу «запала» на него и решила во что бы то ни стало сделать его одним из своих поклонников. Первая попытка Марины приручить этого привлекательного увальня закончилась полной неудачей.

В тот морозный день какого-то зимнего праздника Марина, в окружении своих «телохранителей», отправилась в районный парк, где вовсю шли гуляния. Там Марина увидела Валерия, стоявшего с другом в очереди на аттракцион, где набрасывали кольца на торчащий штырь.

— Мальчики, хочу устроить между вами соревнование!

— А что ожидает победителя? — спросил один из ее свиты.

— Сюрприз, Дима, сюрприз! — Она загадочно прищурилась.

— Нет, так неинтересно, — заявил второй, — мы должны знать, за какой приз боремся.

— Конечно, должны, — поддержали его остальные.

— Ну, хорошо… — В этот момент подошла очередь Валерия, и Марина заметила, как точно он насаживает на штырь одно кольцо за другим. — Победителю разрешается купить мне эскимо, а я его поцелую в щеку.

— Правда?! — удивленно воскликнули они хором и, не дожидаясь ответа, бросились к аттракциону.

Марина тоже подошла, но остановилась рядом с Валерием и тихо сказала:

— Какой вы меткий!

Валерий повернулся, взглянул на красавицу и вдруг залился краской, пробормотав нечто несвязное. Марина осталась довольна произведенным эффектом и продолжила знакомство:

— Я предложила своим одноклассникам соревнование, не хотите поучаствовать?

— Можно, — с пересохшим горлом произнес он.

— Мальчики, это еще один претендент на приз! — крикнула она своей свите.

— Как вас зовут?

— Валера, — прошептал он.

— Его зовут Валерий, а вы сами представьтесь.

Каждый из ребят послушно назвал свое имя.

Чтобы не утомлять Читателя подробностями этого простенького состязания и не затягивать повествование, скажем сразу: выиграл Валерий.

Нисколько не сомневавшаяся в исходе и уверенная, что уже поразила парня в самое сердце, Марина громко объявила:

— Победил Валерий! А теперь, Валера, ты должен принести мне эскимо и получить от меня поцелуй.

Марина действительно понравилась Валерию, и он готов был совершить нечто из ряда вон выходящее, но единственное, чего он не мог сделать, так это купить мороженое: у него просто не было денег. Даже аттракцион оплачивал его приятель. Валерий был очень гордым и признаться в отсутствии денег, естественно, не мог. Но от бессилия на него накатило что-то такое мутное, что он зло бросил:

— Возьми и купи сама… — а потом, словно желая скрыть свое унижение перед самой красивой девушкой, с которой ему доводилось когда-нибудь разговаривать, неожиданно для себя презрительно добавил: — Кукла!

Это показалось Марине столь обидным, столь незаслуженным, что на ее глаза навернулись слезы: она повернулась к «своим мальчикам»:

— Что же вы стоите? Побейте его!

И те, кто готовы были целовать ее следы в пыли и броситься с крутого обрыва в воду, неожиданно поджали хвосты. Тогда она не сдержалась и выкрикнула:

— Если вы сейчас же не всыпете ему, то никогда не подходите ко мне, трусы несчастные!

Трудно сказать, что больше подтолкнуло их к действию: угроза потерять «даму сердца» или обвинение в трусости. И, обреченно переглянувшись, свита «царевны», состоящая из четырех парней, набросилась на Валерия. Не прошло и двух минут, как все четверо оказались на снегу, которым , протирали расквашенные носы. А Марина стояла в своей серенькой беличьей шубке, спрятав руки в муфту, растерянно смотрела на своих поверженных «телохранителей», и вид у нее был довольно жалкий.

Вполне возможно, что именно в этот момент у избалованной девицы и созрел план, который, наверное, она тогда еще не осознавала до конца: завоевать этого сильного парня, привязать к себе, а потом заставить мучиться.

Первая часть удалась довольно быстро: однажды их пути, не без усилий с ее стороны, вновь пересеклись, и Марина заставила его извиниться, а Валерий признался, что очень сильно переживал по поводу своей глупости и что у него тогда просто не было денег. Инцидент был исчерпан, они стали часто встречаться, и через год после окончания школы Марина уже носила под сердцем его ребенка. Валерий, как честный человек, предложил Марине «руку и сердце». Вскоре после свадьбы родился симпатичный мальчуган, которого назвали Аркашей.

Примерно до второго класса Аркаша рос нормальным мальчиком и ничем особенным не отличался от своих сверстников, но все мгновенно изменилось, когда в их семье, до этого любящей и заботливой, начались скандалы. Маленький Аркаша ничего не мог понять, но ощущал, что все изменилось с той поры, когда к ним стал заходить знакомый мамы — дядя Коля. Вначале все было нормально, и Аркаша спокойно относился к веселому дяде Коле, который так смешно умел строить рожицы и подкидывать его в воздух. Нравилось и то, что он столько времени возится с ним, играет в разные веселые игры.

Но вскоре он начал замечать, что дядя Коля нет-нет да обнимет маму, а то и поцелует ее, они стали уединяться и о чем-то шептаться. Аркаше это очень не нравилось, и однажды он так прямо сказал матери:

— Мама, мне не нравится, что он целует тебя!

Скажи дяде Коле, чтобы он больше не приходил к нам!

И тут мать впервые на него накричала, а потоми шлепнула по попе.

— Как ты разговариваешь с матерью? Ты еще будешь мне указывать? Пошел вон, не хочу тебя видеть!

Аркаше не было больно, но стало так обидно, что он заплакал и убежал в другую комнату. Спустя какое-то время он вернулся, чтобы помириться с мамой, но вдруг увидел, что она и этот дядя Коля лежат на кровати совсем голые. Они целуются, а дядя Коля лежит на его маме, и она вскрикивает и стонет.

«Вероятно, ей больно», — подумал Аркаша, схватил свою хоккейную клюшку и принялся изо всех сил бить ею по голой спине дяди Коли.

— Не трогай маму! Не трогай маму! — выкрикивал он сквозь слезы.

И тут, непонятно почему— он же защищал ее, — она вскочила с кровати, больно отхлестала его по щекам, грубо схватила за руку, выволокла из спальни и заперла в ванной:

— Ты наказан и будешь сидеть тут два часа! И попробуй только пикнуть: всю задницу ремнем исполосую!..

Многое передумал маленький Аркаша, долго всхлипывая от обиды, а когда вернулся с работы отец, решил спросить, в чем его вина, и рассказал ему во всех подробностях о случившемся. Отец прижал его к себе, говорил какие-то ласковые слова, потом отнес в кровать и убаюкал…

Но с этого дня в доме начались скандалы, ссоры, даже драки. Очень часто отец стал приходить пьяным. Не прошло и полугода с того вечера, когда сын выяснял у отца, в чем его вина, если он встал на защиту мамы, и за что от нее же получил оплеухи, Валерий, находясь в постоянном стрессе даже на работе, допустил какую-то оплошность, и его башенный кран с тяжелым грузом завалился. Смерть Валерия была мгновенной…

После похорон отца жизнь Аркаши стала просто невыносимой: мать перестала его стесняться, и к ним табуном повалили ее любовники. Иногда она занималась сексом и в его присутствии. Словно наверстывая упущенное, Марина меняла мужиков как перчатки, и каждый считал своим долгом принести бутылку, а то и не одну.

Постепенно Марина превратилась в настоящую алкоголичку, уже не могла жить без выпивки, и с каждым днем алкоголя требовалось все больше и больше. Из-за постоянных пьянок ни на одной работе она не удерживалась, а ложиться всякий раз с пьяной женщиной, хотя и все еще симпатичной, какому нормальному мужику захочется? И постепенно к ней перестали приходить любовники, а забредали только пьяницы, которым нужен был стакан да крыша над головой.

Какие могут быть условия для нормальной учебы в такой обстановке? Вот и сидел Аркадий по два года в каждом классе. Три качества он унаследовал от своего отца: крепкое здоровье, сильные руки и дерзость. До шестого класса сын относился к матери с некоторой жалостью, даже с сочувствием, но однажды она настолько перепила, что заставила его заняться с ней сексом. А было ему тогда только двенадцать лет! Это так поразило Аркадия, что он, словно замороженный, безвольно поддался… в душе испытал сильнейшее потрясение: в ту ночь он стал мужчиной. Думая, что все случилось от того, что она перепила и назавтра ничего не вспомнит, мальчик уснул и постарался забыть происшедшее.

Не тут-то было: в следующую ночь все повторилось, потом еще и еще. И с каждым разом секс с сыном становился все грязнее и грязнее и настолько опротивел ему, что вскоре он просто возненавидел свою мать, а вместе с ней и всех женщин. Однако парень уже вкусил удовольствие от секса, а заниматься им с матерью ему уже было невыносимо. Аркадий был симпатичен, силен и, наблюдая с раннего детства за эротическими играми многочисленных любовников с его матерью, научился виртуозно обращаться с женским полом. И вполне естественно, переключился на своих одноклассниц. Действуя лаской и уговорами, он доводил каждую до страстного изнеможения, а когда какая-нибудь из них и пыталась опомниться, было поздно: применял силу и лишал девственности. Он настолько талантливо морочил этим дурочкам голову, что каждая была уверена в том, что была сама виновата в случившемся, и ни с кем не делилась своим позором.

Все парню сходило с рук до тех пор, пока одна из девчонок не забеременела. И это в седьмом-то классе! Наслушавшись всяких глупостей от виновника, девушка долго и стоически отражала все атаки родителей и учителей, скрывая его имя. Но постоянные угрозы отца достигли результата она расплакалась и во всем призналась. Отец бросился к директору школы с намерением обвинить Аркадия в изнасиловании, но мудрый пожилой учитель, вовсе не желавший такого скандала перед скорой пенсией, сумел убедить бедного отца, что лучше всего сделать девочке аборт и навсегда забыть об этой истории.

Аргументы у директора были весомые: во-первых, парень несовершеннолетний и самое страшное, что ему светит, так это специнтернат для трудных подростков; во-вторых, стоит ли подвергать собственную дочь таким испытаниям: следствие, экспертиза, очная» ставка, суд, а главное, потом грязная слава на весь город? Да кто после такой истории женится на ней?

Со своей стороны директор пообещал, что в наказание он исключит паршивца из школы. На том и порешили, правда, директор скрыл от бедного отца, что еще до его прихода преподаватель физкультуры убедил директора тихо и мирно расстаться с Аркадием, выдав ему свидетельство об окончании седьмого класса.

Расставшись со школой, Аркадий ушел и из дома, не в силах преодолеть чувство брезгливости при виде своей окончательно опустившейся матери. Сначала он прибился к цыганам, которые первым делом научили его воровать, а потом и грабить, а когда табор двинулся дальше, он примкнул к одной компании наркоманов, но наркотики не прельстили его, а секс с наркоманками не доставлял удовольствия. Как он говорил, «это все равно что с механической куклой трахаться».

Тем не менее нужно было где-то жить и что-то есть. Прибился к одинокой симпатичной женщине по имени Елена, которая оказалась наводчицей. Через пару месяцев она довела его упреками, что не она его, а он должен кормить ее, до того, что он решил ограбить ларек, но ей ничего не сказал. Его застукали с поличным, и при заполнении допросного листа Аркадий назвал ее квартиру как адрес своего проживания.

Елена, или Ленка-Кло, получившая это прозвище еще в те времена, когда занималась проституцией и обирала клиентов, усыпляя их с помощью клофелина, давно была у милиции на подозрении как наводчица, но ее никак не могли взять с поличным. А тут такая удача: взяли на месте преступления ее молодого любовника. Использовав неопытность Аркадия в уголовных делах, следователь, пообещав, что выпустит его на свободу, если он свалит все на свою любовницу, добился от него нужных показаний, и Аркадий не успел глазом моргнуть, как получил три года общего режима, а его «подельница» пошла «паровозом» и получила на год больше.

Общий режим не строгий — здесь отморозков и беспредельщиков больше. Вначале Аркадий лихо устанавливал свои правила кулаками и вскоре вернул свое детское прозвище Аркан, теперь его произносили с должным уважением. И скорее всего спокойно бы и дотянул Аркадий свой срок, если бы не мстительная любовница. Ленка-Кло спустила на его зону «маляву», что Аркаша сдал воровскую наводчицу ментам. Ситуация вокруг него мгновенно настолько накалилась, что ему, чтобы сохранить свою задницу в неприкосновенности, пришлось ломануться к ментам.

А старший «Кум», заместитель начальника зоны по оперативной работе майор Громыхайло Артем Никитович, только и ждал подходящего случая, чтобы уменьшить влияние авторитетных людей на зоне. Переговорив с Аркадием, он мгновенно понял, кто перед ним сидит, и, не раздумывая, поставил его во главе секции внутреннего правопорядка (СВП) колонии. Надев ему красную повязку главного «козла», как называли тех, кто сотрудничал с ментами, старший «Кум» предвидел, что Аркадий с его характером постарается вовсю придавить криминальных авторитетов, то есть тех, кто может наехать на него за допущенный по неопытности промах.

Но даже опытный майор-оперативник не разглядел степень организаторских талантов Аркадия и умения сплачивать вокруг себя отчаянных сорвиголов. В самый короткий срок он сколотил вокруг себя преданных ему людей и начал наводить собственные порядки. Нацепив повязку, Аркан прекрасно сознавал, что назад у него пути нет, но и до этого решения особого выбора не было: за допущенный промах с воровской наводчицей его в лучшем случае ожидало «опущение», то есть он занял бы место в «петушином стойле» колонии, в худшем случае могли бы и к смерти приговорить.

Упреждая возможную расправу, Аркан стал расправляться с теми, кого считал потенциальными насильниками. Конечно, если бы это не была зона общего режима, то воры не допустили бы такого беспредела, но на этой зоне не было настоящих криминальных авторитетов, которые могли бы сплотить вокруг себя дерзких пацанов, чтобы дать отпор «внутренним ментам».

Первым делом Аркан решил убрать самых опасных, с большими сроками местных авторитетов, чтобы сразу дать всем понять, кто в зоне хозяин. И сделать это он собрался в одну ночь, чтобы не дать им опомниться и собраться с силами. Разделив своих парней на пятерки и поставив во главе каждой верного человека, Аркан определил им задачу и ровно в ноль часов отдал приказ действовать. С его стороны это не было спонтанным поступком, и он, конечно же, посоветовался со своим наставником — старшим «Кумом» Громыхайло, от которого получил не только «добро» и обещание невмешательства администрации, но и дополнительный список криминальных авторитетов. Майор посоветовал ему разобраться с Мишкой Днепропетровским собственноручно, сообщив по секрету, что именно Днепропетровскому и было поручено «опустить» Аркана. Отлично разобравшись в характере Аркадия, старший «Кум», конечно же, предполагал, что может произойти с Днепропетровским в эту ночь, и не без злорадства подумал, что вряд ли кто-то ему позавидует…

Ничего не подозревающий Мишка Днепропетровский видел уже второй сон и довольно посапывал, выиграв вполне приличную сумму в «стиры» (так называют карты в местах лишения свободы). Ему и в страшном сне не могло привидеться, что его благополучию что-то угрожает. Получив за грабеж шесть лет и ведя «правильный» воровской образ жизни, он был уверен, что в самое ближайшее время его коронуют в «Вора» и назначат «смотрящим» в этой колонии. Днепропетровский был настолько уверен в себе, что имел в «быках» лишь двоих здоровячков, которых мгновенно усмирили ребята Аркана, приставив к их горлу заточки.

— Жить хотите? — спросил их Аркан.

— Конечно, — слаженным дуэтом прошипели оба.

— В таком случае язык в жопу, а глаза, если будет жалко смотреть на своего шефа, зажмурить! Ясно? — Для пущей убедительности Аркан пощекотал заточкой в носу одного.

— Ясно, — обреченно вздохнули оба.

— Вот и ладненько, — ухмыльнулся Аркан, потом взглянул на своих дерзких подручных, которые продолжали держать заточки у горла «быков». — Если что, прикончите их! — велел он таким спокойным тоном, словно речь шла о приготовлении чифиря.

Днепропетровский тоже был не из слабых, а потому к нему Аркан подошел с тремя крепышами: Семой-Карой, Пашкой-Слоном и Васькой-Покойником. Каждый из них, кроме Семы-Кары, держал по заточке. Сдернув с Днепропетровского одеяло, Аркан подождал, пока тот проснется, и сказал:

— Ну что, мудила с Нижнего Тагила, хотел в моей жопе что-то поискать?

— Ты чего, сучара, совсем нюх потерял? Я же из тебя сейчас ремней нарежу, козел мокрожопый!

Днепропетровский действительно успел выхватить из-под подушки нож и взмахнул им в сторону Аркана, но, видимо, тот ожидал нечто подобное и резво отпрянул в сторону. Однако один из его напарников, Сема-Кара, стоящий рядом, был не столь подвижным и не успел среагировать: рука Днепропетровского описала по инерции дугу, и нож чиркнул того по бедру.

— Ах ты, падла! — взвизгнул Сема-Кара от боли и со всей силы стукнул Михаила своим огромным кулаком в лоб.

Удар был настолько сильным, что Днепропетровский мгновенно отключился, и самодельный нож с лезвием особой закалки выпал из его руки.

— Аркан, дай я его замочу! — взмолился Сема-Кара, у которого кровь сочилась из бедра.

— Успеешь, Кара! Сначала трахнешь его! Вяжите ему руки и поднимайте… ставьте на колени! — скомандовал Аркан.

Когда подручные выполнили его приказ и поставили Днепропетровского на колени на край кровати, Аркан сам сдернул с него трусы.

— Давай, Кара, всади ему так, как ты всаживал своему иностранцу. Я слышал, что тому настолько понравилось, что он просил следака закрыть заведенное на тебя дело о его изнасиловании, правда? — Аркан рассмеялся.

— Просил, — осклабился Сема-Кара, доставая свое огромное хозяйство из штанов.

Немного поработав над ним, Сема-Кара взбодрил его к действию и хотел уже ткнуть им в задницу Днепропетровского, как тот неожиданно очнулся, мгновенно оценил обстановку: с одной стороны ему в шею упиралась заточка Аркана, с другой — заточка Васьки-Покойника упиралась туда, где находилось сердце. Предвидя, какая жизнь ждет его после неминуемого публичного изнасилования, Днепропетровский собрался с духом и резко дернулся на заточку Васьки-Покойника…

Васька-Покойник, не ожидавший такого смертельного финта от Днепропетровского, не успел отвести заточку в сторону, и она легко вошла в грудь по самую рукоятку.

— Я умру пацаном, а ты, Аркан, сука, сдохнешь пидором! — успел прохрипеть Днепропетровский Аркану и мертво ткнулся лицом вперед.

— Вот, подлюка, такой мени кайф шпортил! — недовольно сплюнул Сема-Кара.

— А ты возьми и доделай, что я тебе приказал! — зло рявкнул Аркан.

— Да ты что, Аркан! — испуганно икнул тот. — Мертвого? Убей, не смогу! Смотри, ты только сказал, а мой х… уже весь дух спустил…

— Совсем сбрендил, козел вонючий! — в сердцах воскликнул один из «быков» Днепропетровского.

— Я же предупреждал: не можешь смотреть — глаза зажмурь! — зарычал Аркан и изо всей силы всадил заточку в глаз парня, достав до самого мозга.

Парень дернулся и мгновенно затих. Приятели Аркана испуганно переглянулись, но промолчали.

— А ты как, не хочешь последовать за своим говорливым приятелем? — Аркан уже успокоился и беззлобно обратился ко второму «быку».

— Нет-нет! Я ничего не видел, ничего не знаю! — испуганно залепетал тот.

— Вот и ладненько… — удовлетворенно кивнул Аркан…

В эту кровавую ночь было убито пять криминальных авторитетов, а двенадцать человек из их окружения остались калеками на всю жизнь…

Так за одну ночь Аркан со своими подельниками превратил «нормальную» зону в «сучью», прекрасно сознавая, что после сотворенного им своей смертью он не умрет. Старший «Кум», майор Громыхайло, списал все смерти на криминальные разборки и бунт. И для отвода глаз организовал показательный суд, на котором четверым и так искалеченным зэкам добавили к их основным срокам по нескольку лет.

Аркан стал жить по принципу: «Хоть один день, но мой! И в этот день от меня, и только от меня зависят другие жизни!.. „ Когда Аркадий отсидел два года, ему исполнилось двадцать три, и администрация колонии по представлению наставника из оперчасти решила выпустить его досрочно. Старший „Кум“, узнав, что его „крестника“ по выходе из колонии ожидает смерть — к ней его приговорили жулики, — спас Аркадия и отвез его на собственном «жигуле“ за несколько десятков километров от колонии, где вручил ему документы с собственной рекомендацией, заработанные им на зоне деньги и посадил в автобус. Через несколько дней, стараясь держаться обходных путей, Аркадий возвратился в родное Запорожье…

IV. Бизнесмены-отморозки

Аркан плохо представлял себе, чем он будет заниматься на вновь обретенной свободе. Даже этот сравнительно короткий срок, проведенный им на зоне, так изменил окружающий мир, а по существу уничтожил ту страну, в которой он сел «за колючку», что он с трудом узнавал ее. Еще пробираясь в свой город, Аркадий мучительно думал о том, как ему найти свое место в этих новых «экономических» условиях.

На его счастье, не стало СССР, поскольку Аркан сидел в российской зоне.

Благодаря единому росчерку пера в Беловежской Пуще, Украина превратилась в «самостийную» державу, обрекая своих граждан на нищенское полуголодное существование. Матери своей он не обнаружил, а совсем незнакомые люди, жившие в их квартире, заверили, что приобрели это жилье на законном основании, и в доказательство показали документы.

Пошел Аркан по старым знакомым и с большим трудом разыскал одного бывшего наркомана Леху-Хохла, которому, к огромному удивлению Аркана, удалось завязать с «ширевом». В то время, когда Аркан с ним познакомился, Леха-Хохол «ширялся по-черному», причем довел дозу до такого объема, что для другого она была бы роковой. То есть он был из тех, кого наркоторговцы называли временным клиентом.

Судьба Лехи-Хохла была трагической: за пару лет до этого он жил в благополучной семье с любящими родителями и безумно обожаемой им младшей сестренкой Галей. И все оборвалось в тот страшный день, когда родители с сестрой отправились на дачу на служебной «Волге» отца, работавшего управляющим строительным трестом. Пьяный водитель самосвала с бетоном врезался в их машину. Родители и их водитель погибли мгновенно, и лишь каким-то чудом или при Божьем вмешательстве, потеряв одну ногу по бедро, другую — по колено, да еще и одну почку, осталась в живых его младшенькая сестренка, которой не исполнилось и пятнадцати.

Лехе-Хохлу был тогда двадцать один год, и он учился на третьем курсе экономического факультета Харьковского университета. Эта трагедия настолько подкосила Леху, причем не столько, как ни странно, потеря родителей, сколько то, что любимая сестренка стала калекой, что он поначалу запил, потом приобщился к наркотикам. Нет, он не бросил сестру, не отдал ее в детдом, как предлагал собес. Он заботился о ней, обязательно добывал деньги на продукты, чтобы ее кормить. Но все чаще и чаще наркотики брали свое, и он забывал обо всем на свете.

Сестренка с малых лет обожала своего брата и прощала ему все и во всем оправдывала, обвиняя во . всех бедах злую судьбу. Она не обижалась на него даже тогда, когда он по нескольку дней не приходил в себя, оставляя ее голодной. И простила ему даже то, что он, в наркотической горячке, однажды взял и изнасиловал ее. А когда очнулся и увидел ее в крови, а в глазах ни капли упрека, Леха завыл по-звериному и принялся биться головой об стену.

— Не нужно, Лешенька! Не нужно, милый! — со слезами на глазах умоляла Галина, подставляя свои ладони между его головой и стенкой. — Родной мой, любимый, не терзайся, мне совсем уже не больно!

Ее слова врезались в его мозг, терзали душу еще больше. Его охватил такой стыд, что он не мог его больше терпеть: вскочив с кровати, Леха бросился вон. Несколько дней он не в силах был показаться на глаза своей любимой сестренке, проклиная себя на чем свет стоит и дав клятву, что бросит наркотики. Наконец, взяв себя в руки, он занял денег, не стал колоться, а накупил всяких вкусностей и отправился к сестренке.

Он вошел в ее комнату, и все пакеты посыпались из его рук: на кровати, с широко раскрытыми глазами, которые, как ему казалось, глядели на него, на белоснежной простыне лежала его любимая сестренка, раскинув в стороны руки со вскрытыми венами. Крови вылилось столько, что она просочилась сквозь пуховый матрац и лужей застыла на полу.

— Галочка, как ты могла так поступить со мной? — взревел он, падая перед ней на колени и прижимаясь губами к ее уже холодной руке.

Несколько часов простоял на коленях Леша, что-то шепча ей, словно вымаливая прощение. Потом встал, прикрыл ей глаза и только тогда увидел на тумбочке листок бумаги. Он сразу понял, что это последнее обращение сестры к нему. Леша медленно поднял отяжелевшую руку, взял листок и раскрыл его.

Любимый мой Лешенька! Представляю, как тебя разозлит мой поступок. Наверняка будешь укорять и винить во всем себя. Нет, родной мой братишка, ты ни в чем не виноват! Запомни: ни в чем! Я сознательно ухожу из жизни, чтобы снять обузу, свалившуюся на тебя по вине пьяной сволочи. Ты молодой, красивый парень, и у тебя вся жизнь еще впереди. Зачем тебе такой обрубок, как я? И не жалей ты меня, пожалуйста! Я же и так была не жилец! Сколько мне осталось бы жить при одной почке и отбитой селезенке? Полгода, год? Я давно все взвесила и решила, но долго собиралась с духом. Ты меня прости, братишка, но я тайком уменьшала твои дозы, а чтобы ты не заметил, подсыпала в порошок сахарную пудру. Сначала, чтобы постараться уберечь тебя от пропасти, а потом стала колоться сама. Как это было здорово! У меня снова появлялись ноги, исчезали все боли, и я даже летала! Не веришь? И зря! Вчера кончился героин и меня немного ломало, сейчас все прошло, и наконец появилось твердое решение освободить тебя, чтобы ты смог жить дальше. Представляю, сколько будет крови… Но прошу тебя выполнить одну мою просьбу. Приготовь меня к похоронам сам: обмой, приодень, наложи косметику. Родной мой, не хочу, чтобы чужие руки прикасались ко мне, чужие глаза видели меня, калеку, мне стыдно… Ты сделаешь это для меня?.. Вот, спасибо, дорогой мой Лешенька! Так хочется расцеловать тебя за это! А потому прошу поцеловать меня в губы! Кстати, не вини себя за ТОТ случай! Я тебе благодарна, что ухожу ТУДА взрослой!..

Прощай, мой любимый брат! Вспоминай меня, но без горечи и вины!

Навсегда твоя Галочка… Дочитав ее письмо до конца, Алексей взвыл по-волчьи и проплакал всю ночь. Только теперь он понял, почему его не ломает: сестра, постепенно . уменьшая его дозу, предоставила ему шанс избавиться от наркотической зависимости. Сколько же времени она вынашивала это письмо, проникнутое заботой о нем. Даже упомянув о насилии, Галочка, понимая, что это письмо могут прочесть и сотрудники милиции, написала так, чтобы понял только он сам. Рано утром, взяв себя в руки и перестав плакать, Алексей принялся исполнять ее последнюю волю. И только тогда, когда его сестра лежала на чистой кровати, одетая в свое лучшее платье, а лицо ее было так им подкрашено, что казалось, она спит, Леша позвонил в милицию и в «Скорую помощь»…

Во время похорон у могилы своей сестры Алексей поклялся навсегда завязать с наркотиками…

Взяв под квартиру, единственную свою ценность, ссуду, он решил заняться мелкой торговлей. Экономические знания пригодились, и вскоре он сумел вернуть ссуду и остаться при этом с прибылью. Пора было открывать свой ларек, но одному это сделать было трудно. Как раз в это время вернулся из зоны его старый приятель Аркан, которому он и предложил поработать вместе.

Аркану совсем не хотелось работать, но жить-то где-то надо было, и он согласился без каких-либо колебаний. Торговля шла ни шатко ни валко, но кое-какая прибыль, благодаря оборотистости Лехи-Хохла, оставалась, и через пару лет они подумали, что им пора расширяться. Зная всю историю жизни своего партнера, Аркан поначалу щадил его щепетильность и потому сам решал возникающие проблемы с конкурентами: кого запугивал, у кого уничтожал товар, а одного и просто закопал в лесу, задушив петлей из гитарной струны.

Расширение требовало надежного помощника, а тут, совсем кстати, из колонии, в которой сидел Аркан, вернулся один из тех, кого он пригрел в своем «козлятнике». Семен Коровянко, по кличке Сема-Кара. Тот самый Сема-Кара, который сидел за изнасилование иностранца.

На зоне вначале его звали Коро, от его фамилии, потом Каро, как бы помоднее, но однажды Аркадий, увидев, как мощный Семен проломил кулаком череп одному «нарушителю распорядка», присвоил ему новую кличку — Кара, которая настолько прилипла к нему, что никто уже и не помнил его фамилии.

Жизнь Семена Коровянко тоже была не из легких, причем с самого рождения. Его отец, сельский кузнец Никита, один из самых сильных людей в округе, был большим ходоком по женской части и, коли глаз на кого положил, очень уж не любил отказа. Однажды к ним в деревню приехала погостить из города родственница его соседей: семнадцатилетняя длинноногая красавица Валентина. Избалованная донельзя, своенравная, строптивая, самолюбивая, мечтающая выйти замуж за богатого иностранца, в худшем случае за очень богатого начальника.

И вот такая девица столкнулась с местным кузнецом Никитой, который по каким-то делам был вызван к начальству, а посему одет был в дорогой костюм, да еще и «Волга» его ждала. Увидев перед собой мощного красавца, к тому же, по всему видать, богатенького, Валентина и разомлела. Да и Никите она сразу пришлась по душе.

— Меня Никитой зовут, а тебя как? — спросило н.

— Валентиной. — Она смущенно опустила глаза, уже усвоив, как положительно парни реагируют на этот признак застенчивости.

— Сегодня, когда стемнеет, приходи на берег, к реке! — сказал Никита и, не дожидаясь от нее ответа, сел в «Волгу», которая тут же сорвалась с места.

Несколько минут постояв неподвижно, находясь под впечатлением от столь удивительной встречи, Валентина наконец пришла в себя и бросилась к своей троюродной сестре.

— Маша, я тут встретилась с Никитой, не скажешь, что он из себя представляет? — нетерпеливо спросила она.

— Никита самый богатый у нас мужчина! — ответила та, что действительно соответствовало правде. — Только будь с ним поосторожнее: ходок он! — честно предупредила она, что тоже было истиной правдой.

Тем не менее Валентина услышала только одно заветное для нее слово: «богатый», да еще и с весомым дополнением — «самый». Как тут устоять, если все ее мечты могут решиться именно здесь, а возможно, и в эту ночь. Самый богатый, к тому же сильный и красавец. Не об этом ли она всегда мечтала?

С трудом дождавшись назначенного часа, Валентина бросилась на берег. Но Никиты там не было: он просто забыл о ней. А когда вспомнил спустя два часа, идти было поздно, но он на всякий случай все-таки пошел прогуляться. К своему удивлению, он обнаружил Валентину, взбешенную донельзя, она ждала его, сидя на зеленой травке.

— Господи! Разве можно так долго заставлять ждать девушку? — едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками, воскликнула Валентина.

У Никиты действительно были золотые руки, и свое мастерство он использовал для покорения сердец. Сделает какое-нибудь удивительной красоты колечко из бронзы или латуни, подарит очередной избраннице, и та уже не в силах ему сопротивляться.

— Прости, душенька, дела завертели, но в знак примирения прими мой подарок. — Он достал колечко, украшенное изящной розой, и надел его на пальчик пораженной девушке.

— Золотое? — остолбенело спросила Валентина.

— Оно дороже золота! — искренне ответил он.

— В таком случае прощаю! — ответила девушка и сама приникла к его губам.

Валентина, разгоряченная и хмельная от свалившегося на нее счастья, даже не заметила, как очутилась в стогу сена, совсем раздетая. Мощные руки Никиты ласкали ее мгновенно набухшие соски, а его губы страстно исследовали все ее тело. Не в силах больше сдерживаться, Валентина раздвинула ноги.

— Ну, давай же, милый! — прошептала она. Никиту дважды просить было не нужно, он решительно раздвинул ее бедра еще шире и медленно отправил своего приятеля в ее недра. В какой-то момент девушка томно вскрикнула, и он подумал, что это от страсти, и потому, не желая ее дальше мучить, резко двинул вперед свою вздыбившуюся плоть.

— А-а-а! — громко застонала Валентина, царапая ногтями его спину.

— Господи, да у тебя же это в первый раз! — воскликнул удивленный кузнец, растерянно замирая над ней и не зная, как ему поступать дальше. — Конечно, ты у меня первый! А ты как думал? — всхлипнула она, но ее уже охватила страсть, а боль куда-то ушла. — Ну, что же ты остановился? — выкрикнула Валентина и сама дернулась ему навстречу.

Удивляясь ее поведению, Никита все еще пребывал в растерянности, но его плоть, подталкиваемая девушкой к действию, заставила его отбросить все сомнения и «заняться делом». Эта ночь была настолько упоительной для обоих, что и он и она несколько раз достигали вершины страсти…

А ранним утром, когда еще не запели деревенские петухи, Никита признался ей в любви и предложил выйти за него замуж.

— Правда, ты привыкла к городской жизни, но у нас красивые места, у меня есть дом, две коровы, свиньи, куры, своя кузница… Тебе понравится здесь, вот увидишь! — говорил и говорил Никита, лаская ее тело своими грубыми руками и нежно прикасаясь губами к ее губам, плечам, груди…

— Какие коровы? Какие свиньи? — взвизгнула Валентина, до которой наконец дошло, о чем говорит ее «принц». — Ты чем занимаешься?

— Я? Работаю кузнецом!

— Кузнецом? Простым кузнецом? — еще громче крикнула она.

— Ну почему простым? — обиделся Никита. — Я лучший кузнец в области! — с гордостью добавил он.

— А чья это была «Волга»?

— Так начальство за мною посылало, — ответил он, и тут его осенило. — Так ты, выходит, на богатство мое позарилась! — Никита зло рассмеялся. — Вот мое богатство! — Он растопырил перед ней свои огромные мозолистые ладони.

Никита молча и быстро оделся, хотел так же молча уйти, но остановился, взглянул на нее исподлобья и тихо буркнул:

— Покололась ты по своей вине, но я не подонок: захочешь штамп получить в паспорте, приходи…

В этот же день, устроив истерику родственникам, Валентина вернулась в город и через некоторое время осознала, что капитально залетела и о поисках «принца» придется временно забыть. Боясь остаться навсегда бездетной, она не пошла на аборт, но твердо решила отказаться от младенца. Беременность протекала ровно и без каких-либо Осложнений, но живот у нее был таких размеров, что некоторые, не веря докторам, поговаривали о двойняшках.

Все сомнения разрешились в день родов: мальчик оказался таким огромным, что ей пришлось делать надрезы в промежности, хотя и это мало помогло, потому что голова младенца оказалась очень большой. Валентина кричала так громко (а рожала она ночью), что вся больница не спала. В какой-то момент, желая ускорить и облегчить роды бедной девушке, акушерка с силой обхватила головку младенца и выдернула его на свет. Это насилие не прошло даром для пацана: его голова сильно деформировалась, и акушерка, пытаясь исправить содеянное, стала руками выправлять головку.

Когда Валентине показали шестикилограммового новорожденного, она категорически заявила: — Уберите с моих глаз этого урода! Я никогда не хочу его больше видеть!

Выписавшись из больницы и оставив отказное заявление, Валентина навсегда исчезла с пути своего сына, которого назвали Семеном и которому взяли с потолка фамилию — Коровянко. Вполне возможно, потому, что он был вспоен коровьим молоком.

Деформация черепа у маленького Семы была настолько сильной, что его сочли дебилом, и парнишку стали гонять по спецгруппам для умственно отсталых детей. Когда же он достиг двенадцатилетнего возраста, очередное исследование врачей установило, что его голова постепенно стала нормальной, а он никакой не дебил и не олигофрен и вполне адекватно отвечает на вопросы. Просто у него заторможенное развитие. Его отправили в обычный детский дом. Как известно, новичков мало где нормально принимают в спаянные коллективы, тем более в детских домах, где у детей ярко выражена повышенная возбудимость. Естественно, на него начались наезды.

А Сема был добрым по природе, и в его мозгу самостоятельно никогда не возникала потребность причинять кому-то вред или боль. Вместе с тем он легко поддавался постороннему влиянию, если начинал испытывать чувства любви или благодарности к кому-нибудь. Когда дети убедились, что новичок не реагирует на любые обиды, щипки, издевательства, им стало скучно и неинтересно продолжать все это, и в конце концов они оставили его в покое.

С грехом пополам Семену удалось окончить семь классов, после чего его устроили на завод грузчиком. Это уже был восьмипудовый молодой парень с такими кулачищами, что мало кому хотелось даже в шутку задевать его. Он играючи таскал стокилограммовые мешки, без труда перегонял груженый вагон с места на место, и когда пришло время, его с удовольствием взяли в армию, причем в морскую пехоту.

Попадись на его пути хороший наставник, Семен стал бы отличным солдатом, а то и сержантом, но… судьба свела его с самым наглым солдатом в роте, Курыгиным. Быстро разобравшись в душе Семена, Курыгин приблизил его к себе, стал подкармливать и влюбил в себя настолько, что те, кто пытался осадить наглеца, не раз попадали в больницу после знакомства с мощными кулаками Семена. И поэтому Курыгин наглел все больше и больше, и это добром явно не могло кончиться. Однажды, когда Семен стоял на посту, Курыгину решили устроить «темную». К сожалению, казарма находилась недалеко от того поста, где стоял Семен, и он услышал крик своего покровителя. Бросив пост, Семен устремился на помощь, и когда Курыгин, увидев его, крикнул: «Стреляй!» — он дал очередь из автомата.

К счастью, он никого не убил, но троих ранил, причем одного настолько тяжело, что того даже комиссовали. Суд, дисбат. Отмучился в дисбате, вернулся дослуживать, и однажды тот же самый Курыгин спровоцировал его на самоволку. Во время этой самоволки они познакомились с одним голландцем, который кормил и поил их, а потом пригласил к себе в номер гостиницы. Вот там-то Куры-Гош и надоумил Семена:

— Давай, трахни его, Сема! Они ж без этого жить не могут! — Мне кажется, он не захочет, — засомневался Семен.

— Еще как захочет! Ему просто неудобно знаками показывать это, а сказать по-русски не знает как! Какой же ты неблагодарный, Семен, человек кормил тебя, поил, а ты? — Почему, я благодарный! -возразил Семен и спокойно начал раздевать вяло сопротивлявшегося голландца…

Вполне возможно, что все бы обошлось без последствий, если бы не нагрянули менты, которым позвонила дежурная по этажу. Ее беспокойство вызвали странные крики бедного голландца. Ничего не понимающего Семена с трудом скрутили аж восемь человек. Если бы он не сопротивлялся, то отделался бы легче, потому что иностранец неожиданно встал на его защиту: ничего, мол, не было и они с Семеном просто так шутили — этот эксцесс мог погубить его карьеру, — однако сломанная рука и пара разбитых ментовских носов обошлись Семе в четыре года общего режима.

Аркан настолько обрадовался появлению Семы-Кары, что отметил его освобождение по-царски: ресторан, девочки. А после трех дней возлияний и насыщения плоти предложил ему влиться в их команду. Здесь нужно заметить, что у Семы-Кары в голове после специнтернатов, дисбата и зоны остались лишь три извилины: одна отвечала за обильное питание, другая — за сон, а третья руководила его непомерной силой.

Как было уже сказано, Сема-Кара был удивительно добродушным человеком, но если кого-то полюбил, а полюбить он мог только того, кто обеспечивал его пищей, а уж если еще предоставлял и ложе, да еще и бабу, то его преданность не знала границ: этот человек мог приказать что угодно, хоть убить, — он выполнил бы приказ, даже не задумываясь.

При появлении Семы-Кары их дела пошли еще успешнее: физически устранив нескольких самых несговорчивых конкурентов и запугав других, они владели тремя продовольственными магазинами одной сауной с люкс-обслуживанием, то есть, кроме массажного кабинета, двух бассейнов и бара, посетители могли заказать девочку любого возраста. С единственным ограничением, как смеялся Аркаша, она не должна весить меньше «хорошего барана», то есть меньше сорока килограммов. — Все у них шло нормально до тех пор, пока Аркаша не рискнул сунуться в бензиновый бизнес и не приобрел автозаправочную станцию. Не соображая, что эта ниша давно занята и что после приобретения одной автозаправки к нему просто присматривались, а потому и не трогали, Аркан попытался и в этой сфере расшириться и через пару месяцев подал заявку на приобретение второй авто-заправки. С этого момента и начались все их несчастья…

На следующий день после подачи заявки (а было это уже в девяносто девятому году) в его офис заявились трое элегантно одетых парней, руки которых находились в карманах. Один из них, видимо старший, начал спокойно говорить: — Послушай, Аркан, нам было наплевать на то, что ты натворил в зоне: это нас не касается потому, что ты бодался там с москалями, мы тебя не трогали, пока ты не пересекался с нашим бизнесом и как умел решал продовольственную программу, но сейчас ты сунул свой нос в нашу кормушку…

— Парень многозначительно замолчал и вопросительно уставился на него.

— И что дальше? — нагло усмехнулся Аркан, незаметно нажимая кнопку под крышкой стола. — Если и дальше хочешь жить спокойно и заниматься своим бизнесом, то ты сейчас же напишешь дарственную на бензозаправочную станцию и выложишь сто пудов зеленых, типа налог за наглость! — не обращая внимания на усмешку Аркадия, ответил старший. — Вот на эти реквизиты… — Он положил перед ним небольшую карточку, покрытую пластиком.

— А ху-ху не хо-хо?! — громко воскликнул Аркан, что было знаком для его партнеров, и в кабинет из одной двери тут же ворвался Сема-Кара, а из другой Леха-Хохол, и в считанные секунды они расстреляли всю троицу из автоматов. Сема-Кара наклонился над трупами и пошарил в их карманах.

— Ты посмотри, Аркан: каждый за пистолет держался, даже с предохранителя сняты были… Ну и нюх у тебя, Аркан! — восхищенно воскликнул Сема-Кара, потом добавил: — Как у той ищейки, что была у нас в детдоме: ты только подумаешь, куда бы спрятать косточку, а Жучка уже в том месте вертится и хвостом виляет…

— Куда этих мертвяков, шеф? — спросил Леха-Хохол, чтобы прервать рассказ Семы-Кары, почувствовав, что от этих воспоминаний Аркана начало корчить.

— В жопу! — недовольно воскликнул Аркан и подхватил пластиковую карточку со стола. — Кого напугать захотели, щенки! Папу своего нужно было пугать! Чего стоите? Зовите наших, пусть почистят здесь все, а трупы… забыл, что ли, Хохол? Договорись с Зямой из крематория… — сказал он, тем не менее пластиковую карточку на всякий случай спрятал в сейф…

С Зямой из крематория Аркан познакомился несколько лет назад: обеспечив ему ложное алиби и самым избавив от приличного срока, он с тех Пор стал пользоваться его «услугами», подкидывая за каждого нелегального «клиента» штуку баксов. Через неделю, спокойно и без «шухера» избавившись от назойливых посетителей, Аркан снова попытался приобрести вторую бензозаправочную станцию, выставленную, кстати, на аукцион. На этот раз к нему лично никто не приходил, но в эту же ночь все три его магазина одновременно загорелись, а его бензозаправочную станцию обстреляли из автоматов из двух легковых машин. Погибло шестеро сотрудников Аркана, а убыток их фирмы более чем вдвое превысил стоимость конкурсной бензиновой «игрушки». И во всех четырех случаях не оказалось ни одного свидетеля. Аркан продолжал раздумывать, пока не попытались взорвать его собственную машину и одновременно машину его заместителя по финансам. Аркан чудом остался в живых, а того, что осталось от заместителя, с трудом набрали на литровую баночку, чтобы было что хоронить. Только после этого Аркан понял, что столкнулся с большей силой, чем мог предположить.

Вспомнив о пластиковой карточке, он отыскал ее в сейфе и вскоре, выяснив по своим каналам, как связаться с этим человеком, позвонил ему, понимая, что это наверняка подставное лицо, от которого мало что зависит:

— Иван Степанович? Это Аркан звонит!

— Какой Аркан? — спросил удивленный голос. — Мы знакомы?

— Мы — нет! — отрезал он. — Но передайте своим хозяевам, что Аркан хочет поговорить…

— Я не знаю… право… оставьте ваш телефон, может, мне и удастся найти того, кого вы разыскиваете…

Звонок раздался через сорок минут.

— Это Аркан?

— Да, кто со мной говорит?

— Не важно, кто говорит, но важно, что скажет! — ответил грубый голос. — Тем более что ты сам хотел поговорить со мной! Не так ли?

— Так… Где? Когда?

— Нигде и никогда! Ты уже договорился до того, что тебя пора убирать! Но я решил дать тебе еще один шанс: оформишь дарственную на все свои магазины и станцию на те реквизиты, которые ты, на свое счастье, все-таки сохранил, а кроме того, запиши счет… — Он продиктовал. — Записал?

— Записал, но для чего?

— Перечислишь на этот счет те самые сто штук баксов, которые не перечислил в тот раз, плюс сто тысяч сверху… Понял за что? Объяснять не надо?

— Не надо! — сквозь зубы процедил Аркан.

— Это еще не все… — Голос был спокойным, но волевым, таким, что спорить совсем не хотелось. — На этот же счет перечислишь еще триста штук: по сто за каждого моего человека, убитого тобой… Компенсация семьям…

— Но где я возьму столько? — завопил Аркан, проклиная себя за то, что сунулся в бензиновые дела.

— Кроме того, за оставляемую нами тебе в собственность сауну будешь сбрасывать по пять штук в месяц, на этот же счет, — никак не реагируя на его вопль, сказал голос и добавил: — Возразишь еще раз, совсем голым останешься, а то и к своему Зяме отправишься… на последнее свидание!.. Ты все понял?

— Я все понял!.. — обреченно проговорил Аркан.

Положив трубку на аппарат, он подумал: «Слава богу, что хоть сауну не тронули, а то действительно голым мог остаться!» Но вскоре Аркан понял, что на сауну наложили такой ежемесячный «налог», что она стала работать в «минус». И нужно было срочно от нее избавляться. Пока нашелся покупатель, накопились долги, которые и покрылись деньгами от продажи заведения.

Подсчитав всю оставшуюся наличность и обнаружив, что у них, учитывая все заначки, а также некоторые мелкие долги, могло набраться не более пяти тысяч долларов, Аркадий предложил побыстрее выбить из должников оставшиеся деньги и «рвать когти» в Москву.

Вначале его партнеры, а точнее, один из них — Леха-Хохол, не очень воодушевились этой идеей, но когда Аркадий намекнул, что в Москве у него есть очень надежная крыша в лице начальника одного из отделений РУБОПа, Леха-Хохол поднял руки:

— С такой «крышей» можно большие дела делать и в Москве!

— А ты думал! — недовольно буркнул Сема-Кара. — Аркан — голова, мозги имеет, а ты — «сомневаюсь, сомневаюсь»! — передразнил он Леху-Хохла…

Аркан не блефовал: он говорил правду. За несколько месяцев до свалившихся на их фирму напастей он неожиданно получил, с одним знакомым по зоне москвичом, приехавшим в Запорожье по делам, весточку от своего первого наставника, то есть устный привет и номер телефона бывшего майора Громыхало Артема Никитича, ставшего к этому времени уже полковником и к тому же приглашенного на должность заместителя начальника РУБОПа одного из московских округов…

V. Джульетта в поисках

Самсон не ошибся: минут через двадцать после посадки на поле местного аэродрома острова Маис Джульетта с Виктором уже подходили к зданию отеля «Морган». Не успели они войти, как им навстречу устремилась миловидная метиска, животик которой явно выдавал в ней будущую мать.

— Добрый день, сеньор и сеньора! Я — старший администратор отеля «Морган»! Меня зовут Окоталь! Большое спасибо за то, что решили остановиться у нас! Сеньора и сеньор хотят один номер, или вы не…

— Вы угадали, Окоталь, мы не супруги, а потому нам нужно два одноместных номера, — улыбнулся Виктор.

— Сеньор и сеньора надолго к нам?

— Трудно сказать, — вступила в разговор Джульетта, — все зависит от обстоятельств. Это что-то меняет?

— Ни в коем случае, сеньора…

— Джульетта де Сильва!

— Де Сильва! — невольно воскликнула девушка. — Вы, случаем, не родственница Сильвестра де Сильвы?

— Я его жена! А это наш общий друг — Виктор Манчинни!

— Господи, сеньора Джульетта, как же я рада видеть вас! — воскликнула Окоталь и, подхватив руку Джульетты, прижалась к ней губами. — Что с вами, Окоталь? Ни к чему это, — пыталась вырвать руку смущенная Джульетта.

— Ваш муж, сеньора Джульетта, настоящий волшебник, настоящий мужчина: он не только спас меня от смерти, но и подарил мне ребенка!

— Как подарил ребенка? — с ревнивым недоумением нахмурилась Джульетта.

— Святая Дева Мария, все совсем не так, как вы подумали! — Окоталь всплеснула руками и заливисто расхохоталась. — Ваш муж, сеньор Сильвестр, снял у меня боль! Он вылечил меня своими руками, даже не прикасаясь ко мне! Если вам интересно, я вам расскажу эту страшную и удивительную историю. — В этот момент ее взгляд оторвался от лица Джульетты. — А это — мой муж, Микаэль, управляющий и владелец этого отеля, — указала Окоталь на подошедшего к ним симпатичного высокого мужчину лет сорока. — Микаэль, это жена моего спасителя, сеньора Джульетта де Сильва! А это его друг — Виктор Манчинни.

— Сеньора Джульетта, я так благодарен вашему мужу и, не имея возможности выразить эту благодарность ему лично, преклоняю колени перед его красавицей женой. — Он действительно опустился перед Джульеттой на колени и поцеловал ей руку.

— Мне… как-то неудобно… право… встаньте, пожалуйста, — смутилась Джульетта.

Но управляющий отеля, не вставая с колена, повернулся к своей жене.

— Любимая, два лучших номера с видом на море и полный пансион за счет отеля для сеньоры и сеньора! — приказал он.

— Не слишком ли это щедро? — Джульетта была в полном смущении.

— Слишком?! — воскликнул Микаэль. — Да мне кажется, что мы с Окоталь останемся навсегда в неоплатном долгу перед вашим благородным мужем, сеньором де Сильвой! Мы еще чем-то можем быть вам полезны?

— Спасибо большое! — сказала Джульетта и добавила: — Разве только после того, как мы устроимся, примем душ с дороги и пообедаем, вы бы смогли рассказать, как нам найти рыбака Киламбе, если вы его, конечно, знаете.

— Святая Дева Мария, кто на острове не знает старого Киламбе? — рассмеялся довольный управляющий. — Когда сеньора и сеньор будут готовы, тогда Окоталь вас и проводит к его дому. Договорились?

— При условии, что это не нарушит других планов вашей очаровательной супруги, — с улыбкой заметила Джульетта. — Извините, Окоталь, но вы еще ничего не рассказали нам о случившемся.

— Святая Дева Мария, и правда! -Она вновь всплеснула руками. — Это мое дите, верно, все мои мысли путает, — Окоталь с любовью погладила свой живот,

— если хотите, то могу прямо сейчас и рассказать.

— Очень хочу! — созналась Джульетта и взглянула на Виктора, который понимающе поддержал ее, молча кивнув.

— В то время в нашем отеле жили четверо голландцев, которые чем-то заинтересовали вашего мужа, и я немного помогала сеньору Сильвестру, сообщая сеньору информацию об этих голландцах. Однажды получилось так, что я узнала кое-что важное и хотела срочно передать сеньору де Сильве, но его в номере не оказалось, и я решила оставить ему записку… — В этот момент лифт остановился, и Окоталь предложила своим гостям: — если не возражаете, то давайте я закончу эту злополучную историю в вашем номере?

— Хорошо, — согласилась Джульетта.

Тем не менее, из чисто женского любопытства, сначала Джульетте захотелось взглянуть на номер своего спутника, потом они направились в ее номер, оказавшийся зеркальным отражением номера Виктора, расположенного напротив, через коридор. Их номера состояли из огромного холла, «спальни и кабинета. В этих люксах, кроме ванной, была еще и комната с джакузи. Разными были лишь цвета обоев, штор и мебели: номер Джульетты был розовым, а у Виктора — в лазоревых тонах.

— Вам нравится?

— Очень! — за двоих ответила Джульетта. — Так продолжайте свой рассказ. — Короче говоря, эту записку, забравшись в номер вашего мужа через балкон, нашел один из тех постояльцев, вероятно, он видел, как я просовывала ее под дверь. И прямо из номера сеньора де Сильвы он нажал кнопку вызова. Не предполагая, что это совсем посторонний человек, а не ваш муж, я вошла в номер и… — Окоталь всхлипнула, и на ее глаза навернулись слезы от нахлынувших воспоминаний.

— Если так тяжело, может, не нужно продолжать? — заметила Джульетта.

— Нет-нет, я должна вам рассказать… — Око-таль несколько раз глубоко вздохнула, успокоилась и продолжила без особых эмоций: — Этот здоровенный мужчина набросился на меня и стал допытываться, на кого мы с вашим мужем работаем, а когда мои ответы его не устроили, то принялся бить меня, душить и насиловать… Вскоре я потеряла сознание, более того, совсем перестала дышать и очнулась только в тот момент, когда ваш удивительный муж вдохнул своими руками в меня жизнь. А позднее совершил еще одно чудо: избавил меня от нежеланной беременности. Вот! — Она гордо вскинула голову. — Если бы не уважаемый сеньор Сильвестр, то я на всю жизнь осталась бы несчастной и одинокой женщиной! Ваш драгоценный муж подарил мне счастье! Вот! — Она вновь тряхнула головой.

— А с насильником что стало?

— Насильник и его приятели исчезли в тот же день. Официально следователь сказал, что они сбежали с острова, но я-то знаю, что никуда они не сбежали: их наказал сеньор Сильвестр!

— Это он вам сказал?

— Прямо сеньор де Сильва так не сказал, но я-то все поняла! Лучше всех об этом знает старый Киламбе. Я уверена, что он сам кое-что видел, но, сколько я ни просила, мне он не рассказывает… Может быть, вам расскажет. Я до сих пор не могу понять, как меня смог оживить сеньор Сильвестр? Поверьте, я же точно уже вошла в длинный тоннель света, в конце которого меня встречала сама Святая Дева Мария. — Глаза Окоталь как-то особенно засветились.

— Об этом известно только двум существам на свете, — тихо проговорила Джульетта.

— Кому?

— Моему мужу и Всевышнему!

— Да не покинет своей заботой вашего мужа Святая Дева Мария! — истово перекрестилась Окоталь, потом спохватилась: — Однако заговорила я вас совсем, уважаемые сеньоры, а вы с дороги! Может быть, вы закажете обед в номер?

— Нет, спасибо, сейчас мы приведем себя в порядок и спустимся в ресторан. Скажи, Окоталь, дом старого Киламбе далеко от пляжа?

— Что вы, сеньора Джульетта, в пяти минутах ходьбы. Вы хотите пойти на пляж после встречи со старым Киламбе? — догадливо спросила девушка. — Возможно…

— Хорошо, сеньора Джульетта, я буду ждать вас внизу…

Когда они с Виктором спустились в холл отеля, Окоталь проводила их в ресторан, терпеливо подождала, пока все пообедают, после чего они втроем отправились к дому Киламбе.

Несколько набежавших тучек на время угомонили яркое солнце, а огромные пальмы создавали некоторую тень, и идти было вполне приятно. Вскоре они оказались перед оградой дома старика Киламбе, но во дворе его не было, а на стук и оклики он не отозвался. Пробегавший мимо паренек деловито пояснил:

— Чего стучать понапрасну? Сегодня же четверг. Или ты забыла, Окоталь, что по четвергам делает твой дед? — Сказав это, паренек укоризненно посмотрел на женщину, но не стал дожидаться ответа и побежал дальше своей дорогой.

— А ведь прав парень, — смущенно покачала головой Окоталь, — мое будущее дитя совсем сбило меня с толку: по четвергам мой дед со старым Киламбе в море ходят, рыбачат они…

— На целый день? — поинтересовался Виктор.

— В молодости до понедельника ходили, потом только с ночевкой, а» сейчас, несмотря на то что оба бодрятся, уже к ночи домой обычно возвращаются. — Окоталь рассказывала о них с такой нежностью в голосе, сразу было ясно, что она относится к этим старикам с трогательной заботой. — Так что, уважаемые сеньора и сеньор, завтра с утра старый Киламбе будет протирать свои штаны вон на той лавочке, и когда вы придете к нему и он узнает, кто пришел к нему в гости, то вам ни за что не удастся уйти, не испробовав его знаменитой кокосовки.

— Спасибо, Окоталь, что проводила. Может, с нами на пляж пойдешь? — спросила Джульетта.

— Нет, доктор сказал, что мне нельзя быть на солнце больше получаса в день, да и мужу кое в чем нужно помочь. Так что приятного вам отдыха…

— Извини, Джульетта, но мне почему-то тоже не очень хочется на пляж, — проговорил Виктор и многозначительно посмотрел на нее.

Согласно их договоренности в самолете, каждый постарается вести расследование и поиски Савелии собственными путями: вероятно, у Виктора появились какие-то мысли, которые он и хотел проверить.

— Ничего страшного: я с удовольствием искупаюсь в одиночестве, — ответила Джульетта. Стоит сказать, что Джульетта сама хотела попросить Виктора оставить ее на время. Дело в том, что еще в ресторане она заметила быстрый, но пристальный взгляд, брошенный в ее сторону одним красивым и очень стройным брюнетом, который, стоило ей ответно посмотреть в его сторону, тут же отвел взгляд и сделал вид, что его интересует исключительно причудливая резьба стойки бара. Когда они стучались в дом старого Киламбе, Джульетте показалось, что среди стволов пальм промелькнула фигура этого красавца.

Чтобы проверить свои ощущения, нужно было остаться одной и подождать развития событий. Женская интуиция подсказала ей, что интерес этого слащаво красивого мужчины вызван вовсе не ее привлекательностью. В его взглядах она ощутила лишь явное любопытство и некоторую настороженность. И если Джульетта права в своих подозрениях, то этот парень наверняка дождется удобного момента, чтобы познакомиться поближе. И коль скоро она не интересует незнакомца как женщина, то его внимание к ней становится любопытным и для нее самой.

Интуиция Джульетту не подвела: не успела она выбрать подходящий лежак и бросить на него огромное полотенце, как услышала за спиной голос: — Господи, сеньорита, у вас удивительная фигура! Так и хочется любоваться все время! — Во-первых, сеньора! Во-вторых, если сеньор хочет любоваться, то пожалуйста, но на приличном расстоянии, — демонстративно недружелюбно ответила Джульетта. Оборачиваясь, она была уверена, что увидит перед собой того самого красавца, взгляд которого перехватила в ресторане.

— Конечно-конечно, госпожа де Сильва! — Он поднял руки, как бы сдаваясь.

— Уже даже имя узнали у портье, — легко догадалась она, — и почему такой интерес к моей скромной персоне?

— Я очень давно здесь отдыхаю, многое видел и слышал, что происходило на острове… — Незнакомец говорил тихим завораживающим тоном и, словно гипнотизируя ее, на что-то намекал.

— Хотите что-то сказать, говорите, а нет… — Джульетта пожала плечами и сделала вид, что потеряла к нему интерес: отвернулась, собрала в пучок копну своих рыжих волос, заколола их и уже сделала шаг в сторону моря, как услышала:

— Несмотря на вашу явную грубость, мне все равно кажется, что мы с вами подружимся, — довольно самоуверенно произнес он, — меня зовут Педро, Педро Мендоса…

Никакой реакции: Джульетта сделала второй шаг к воде, и тогда незнакомец решительно проговорил:

— Я видел на острове еще одного человека с фамилией де Сильва… Сильвестр де Сильва! Он, случайно, не ваш родственник? — В его тоне было столько иронии, что не оставалось никаких сомнений в том, что он наверняка знал больше, чем можно было предположить.

Услышав имя, принятое Савелием, Джульетта остановилась на мгновение, пытаясь сообразить, как ей поступить дальше: с шуткой отбросить свою неприступность или, продолжать держать этого красавца на расстоянии?

И она решила подыграть ему:

— Педро Мендоса? — Она впервые повернулась и взглянула на него. — Вы испанец?

— Испанец, но живу в Аргентине. По профессии я энтомолог, и именно поэтому судьба занесла меня в Никарагуа, на этот остров. Здесь очень интересные жуки! — В его голосе вновь послышалась ирония. — Я ответил на ваши незаданные вопросы?

— Вполне.

— А вы на мой — нет!

— Сильвестр де Сильва действительно мой родственник, а точнее, мой муж! — И вы приехали сюда, чтобы попытаться узнать, что с ним случилось, не так ли?

— Похоже, что этот красавчик действительно знал гораздо больше, чем могло показаться с первого взгляда.

Пора приоткрыть дымовую завесу над личностью появившегося на пути Джульетты незнакомца.

Педро Мендоса, он же Константин Попандопулос, был по национальности греком, а по роду занятий — самым настоящим «кукольником», то есть обыкновенным видалой. Специфика мошенничества с денежной «куклой» довольно подробно описана в многочисленных статьях и даже книгах, а потому нет нужды останавливаться на деталях этого, одного из самых древних способов мошенничества.

Однажды судьба свела его с Широши, которого он хотел кинуть на крупную сумму, а когда был пойман за руку, то, к своему удивлению, вместо вызова полиции получил предложение работать на того, кого он собирался обмануть. Видя, что у него нет другого выхода, Константин согласился и никогда в дальнейшем об этом не пожалел.

Широши оплатил ему серьезное изучение иностранных языков, и Константин, кроме греческого и турецкого, освоил еще французский, английский, немецкий и испанский. Лучшие специалисты обучили его этикету, принятому в приличном обществе, и приемам обольщения женщин. Константин не только умел быть душой общества, но и мог быстро соорудить взрывное устройство, прилично владел ножом, хорошо стрелял из многих видов оружия. И, как многие из тех, кто служил Широши, был предан ему как собака и готов выполнить любое его поручение…

После того как люди Широши разграбили лабораторию и выкрали Бешеного, Широши не сомневался в том, что генерал Джеймс не успокоится, пока не проведет негласное расследование происшедшего, которое поручит доверенным людям. Он послал Константина на остров, снабдив его документами на имя Педро Мендоса, энтомолога по профессии. Он должен был делать вид, что изучает местных жуков, а на деле наблюдать за всеми вновь прибывающими на остров, чтобы поближе сойтись с теми, кто будет проявлять интерес к судьбе Сильвестра де Сильвы.

Действовать он должен был самостоятельно, но в пределах задания. Мог даже войти в контакт с прибывшим «объектом», но только лишь для того, чтобы направить его поиски в нужном направлении. И ни при каких обстоятельствах не нанестини малейшего вреда тем, кто будет озабочен исчезновением Сильвестра де Сильвы…

— Если вы что-то знаете о моем муже, то, как настоящий джентльмен, должны все рассказать мне. — Джульетта смягчила тон настолько, что в голосе как будто звучали даже умоляющие нотки.

— Ну вот, я же говорил вам, что мы с вами подружимся. — Педро не скрывал своего удовлетворения, но в отместку за некоторое унижение, полученное от строптивой незнакомки, немного тянул время. — Кажется, пора купаться, а то припекло так, что мысли путаются, — невозмутимо произнес он и с вызовом добавил: — Вы как, не хотите присоединиться?

Накупавшись вволю, они выбрались на берег. Джульетта тщательно обтерла тело полотенцем, бросила его на лежак и улеглась на него. Педро устроился рядом на песке.

— Вы здесь с братом? — спросил он и пояснил, почему спрашивает: — Я видел, как вы прибыли в отель.

— Вы о Викторе? Это наш с мужем друг, еще с детства.

— С детства? — чуть ехидно усмехнулся Мендоса. — Его или вашего?

— Конечно же, моего, — ничуть не смутившись, ответила Джульетта. Хотя существенная разница в их с Виктором возрасте и бросалась в глаза, с собеседником ухо нужно держать востро. — Небось до сих пор жалеет, что упустил вас.

— В каком смысле? — не поняла она.

— Виктор наверняка и сейчас влюблен в вас.

— С чего вы взяли? — усмехнулась Джульетта.

— Он так на вас нежно смотрит, думаю, это заметно любому зрячему.

— Но вы ошибаетесь, — с трудом скрывая досаду, возразила Джульетта: именно поэтому она и отвергла идею Майкла играть роль жениха и невесты. — Просто он меня знает едва ли не с пеленок и с подозрением относится ко всем, кто проявляет ко мне повышенное внимание, кроме мужа, конечно.

— Жаль… — вздохнул Педро.

— Почему?

— А я хотел пригласить вас посидеть за бокалом хорошего вина, поговорить о вашем муже, рассказать, что мне известно о нем и чему я был очевидцем… — Высказав это, Педро виновато улыбнулся и развел руками: — Видно, не судьба… — Он даже встал с песка, чтобы уйти, но Джульетта обдуманно поймалась на его нехитрую уловку.

— Ну и почему же вы не хотите этого сделать? — спросила она.

— А ваш ревнивый друг?

— Это мои проблемы.

— Не люблю нарываться на неприятности, особенно в чужой стране, — объяснил Педро, потом добавил: — Но если вы согласитесь посидеть со мной за столом на лоджии моего номера, то я, пожалуй, рискну.

— Я тоже, — подхватила Джульетта, подумав, что со старым Киламбе она встретится только утром и терять вечер не в ее характере, тем более что этот красавчик, похоже, действительно что-то знает о Савелии. — В восемь часов вас устроит?

— Вполне.

— Тогда называйте ваш номер и заказывайте бутылку легкого «Божоле»…

Вернувшись в гостиницу, Джульетта рассказала Виктору о деловой встрече на террасе и с иронией намекнула, что если его что-то беспокоит, то он может подстраховывать ее с улицы, подглядывая из-за кустов. Остановились на том, что если в одиннадцать часов она не стукнет в его дверь, то Виктор подойдет к лоджии Педро.

Джульетта постучала в номер Педро, расположенный на первом этаже, в восемь часов двадцать минут. Дверь тут же распахнулась, словно Педро все время -стоял за дверью и ожидал ее прихода.

— Извините за опоздание: неожиданный звонок из Нью-Йорка, — пояснила Джульетта.

— Двадцать минут? Опоздание? — довольно искренне удивился Педро. — Для женщины это почти максимальная пунктуальность! — улыбнулся он. — Прошу. — И кивнул в сторону лоджии, где был накрыт богатый стол.

— Испанцы умеют принимать гостей, — улыбнулась Джульетта.

— Спасибо за комплимент. — Педро галантно пододвинул ей стул, расположенный сбоку от стола так, что гостья не могла покинуть лоджию, не потревожив при этом хозяина. — Какой будем пить аперитив?

— Я уже сказала на пляже: только «Божоле».

— Как вам будет угодно. — Педро налил ей в бокал вина, себе же плеснул виски. — За знакомство! — предложил он.

— За знакомство! — Джульетта подняла бокал, но чокаться не стала, потом пригубила и поставила на место.

Внимательно поглядев на бокал с почти не тронутым вином, Педро изобразил на лице удивление, но промолчал, отпил добрую половину из стакана с виски, закусил красной рыбкой и только после этого, получив разрешение закурить, раскурил сигару, глубоко затянулся и заговорил:

— Значит, вам хочется узнать все, что мне известно о вашем муже?

— Естественно!

— Хорошо, слушайте. Сразу скажу, мне он показался весьма симпатичным мужчиной, а позднее и благородным. Я имею в виду случай, когда он вступился за работницу нашего отеля, но, судя по тому уважению, с которым вас принял хозяин отеля, вам об этом все известно… — Он вопросительно взглянул на гостью, но та ничего не ответила, и Педро предложил: — Я считаю, не грех поднять тост за столь достойного человека, каким является ваш муж. — Он даже встал, чтобы подчеркнуть должное уважение к Савелию, и протянул руку со стаканом виски к гостье.

Ей ничего не оставалось, как чокнуться с ним и выпить вино до дна. Отвлекшись на мысли о Савелии, Джульетта не заметила, как ее новый знакомый удовлетворенно ухмыльнулся. После чего взял себя в руки и, став серьезным и невозмутимым, продолжил свой рассказ о Савелии. Кое-что он рассказал из того, что ей уже было известно от Самсона, а кое-что она слышала впервые:

— Если бы я не видел все это собственными глазами, то не поверил бы. Представляете зрелище: среди полуголых лесных красавиц, среди кокосовых пальм ваш разъяренный муж гоняется за каким-то страшным карликом, догнав которого, убивает, а сам получает в шею какой-то дротик, мгновенно теряет сознание и попадает в руки по-восточному одетых людей. Они вносят его в вертолет, и тот улетает с острова. — Он специально, глядя ей прямо в глаза, говорил тихим ровным голосом. — Я полюбопытствовал потом, не знаю, насколько точна моя информация, но мне сказали, что это были люди некоего Тима Рота-Рассказ нового знакомого показался Джульетте довольно монотонным и не слишком правдоподобным. Вдруг она почувствовала, что у нее странно кружится голова, ей хочется смеяться, а глаза, помимо ее воли, то закрываются, то открываются. Но самым удивительным оказалось то, что ее нижние губки почувствовали вдруг такое острое желание, что ей захотелось сейчас же поласкать себя пальчиками под трусиками. Вполне возможно, что она так бы и поступила: сидя прямо за столом, Джульетта даже попыталась просунуть руку за пояс под брюки, но тут же опомнилась и вернула руку на стол.

Дело в том, что она, открыв в очередной раз глаза, с изумлением увидела рядом с собой своего собеседника. Он стоял перед ней на коленях, а его рука спокойно лежала на ее бедре. Это было столь неожиданно, что в первый момент Джульетта подумала, что ей это просто показалось: только что ее ухажер сидел напротив, но стоило ей хлопнуть ресницами, как тот оказался уже рядом.

Джульетта встряхнула головой, пытаясь прийти в себя, но ничего не получилось. Не могла же она опьянеть от одного бокала сухого вина? Она почувствовала, как жжет бедро рука ее собеседника и как ей приятно это прикосновение.

«Господи, да этот же поганец что-то подмешал мне в вино!» — промелькнуло в ее голове, однако злости не было: ее наполняло нестерпимое желание.

Вполне возможно, потерпи. Педро еще чуть-чуть, продержи ее в таком сексуальном возбуждении еще несколько минут, и он бы смог чего-то добиться, но… он поспешил. Пока ее разум еще не совсем затуманился любовным зельем, Джульетта явственно ощутила, как рука этого красавчика ласкает и упрямо продвигается по телу под ее пиджаком и вот-вот прикоснется к груди. И в этот момент перед ее взором вдруг настолько явственно появилось лицо Савелия, глаза которого смотрели на нее с такой укоризной и тоской, что это видение мгновенно отрезвило Джульетту.

— Ах ты, сучонок! — собрав все остатки воли в кулак, воскликнула она и с силой ударила его коленом между ног.

— Боже, как больно! — воскликнул Педро и сразу обиженно спросил: — Зачем же так? Мне показалось, что и ты не против… Я же просто хотел прикоснуться к прекрасному.

— Прикоснулся? Вот и убирайся! — Джульетта встала на ноги, чуть пошатываясь из стороны в сторону, беззлобно ткнула его ногой в грудь, и тот повалился на спину, продолжая стонать от боли в причинном месте.

— Предупреждал же хозяин, чтобы я с тобой был поосторожнее, — бурчал он сквозь стоны, — так нет же, хотелось пощупать самому… Вот и пощупал…

Как ни мутило Джульетту от подмешанного в вино зелья, ее мозг мгновенно отреагировал на его причитания: она наклонилась, схватила его за ворот рубашки и буквально прошипела в лицо:

— Что за хозяин? Кто он? О чем он предупреждал тебя?

— Какой хозяин? — У Педро мгновенно и боль прошла: он понял, что едва не проговорился, а эта ошибка могла стоить ему жизни. -А-а-а, хозяин, — промямлил он, пытаясь что-то придумать на ходу, — да здесь работал один хозяин лавки, который предупреждал меня о твоем ревнивом муже, что муж и жена — одна сатана! — Всеми силами Педро пытался прикрыться выдумкой, чтобы отвлечь эту въедливую девчонку от слов, которые у него невольно вылетели. С ней он ничего не смел сделать — Широши подчеркнул, что он головой отвечает за ее покой. «Чтобы даже волос не упал с ее головы по твоей вине!» — предупредил он на прощанье.

Джульетта чувствовала, что Педро лжет, но ее мысли путались, перебиваясь эротическими картинками, а тут еще и взгляд ее упал на часы: без пяти минут одиннадцать.

«Не хватало, чтобы сейчас здесь появился Виктор и устроил этому неудачливому донжуану красивую жизнь!» — подумала Джульетта.

Она оттолкнула растерявшегося вконец парня и поспешила к выходу. Подходя к номеру Виктора ровно в одиннадцать часов, Джульетта увидела, как открылась дверь.

— Все в порядке, Джулия? — обеспокоенно спросил Виктор.

— Все нормально, дружок! — чуть заплетающимся языком проговорила она, но ее взгляд плотоядно уставился на него. — Завтра, все завтра расскажу! — подавляя свои желания, добавила Джульетта.

— Что с тобой? — всполошился Виктор.

— Перепила немного… Хотела его споить, чтобы разговорить, да сама едва не свалилась… Извини, Виктор, хочется скорее под душ залезть и плюхнуться в кровать… Разбуди меня завтра часов в девять, если сама не встану, хорошо? — Она выпалила это такой скороговоркой, что сама с трудом понимала, что говорит.

— О'кей…

— Спокойной ночи… — Бедная Джульетта, ощущая все большее и большее сексуальное желание, с огромным трудом удерживалась от того, чтобы не наброситься на ничего не понимающего Виктора и не затащить его в кровать.

Она быстро юркнула в свой номер, закрыла дверь на ключ и отбросила его в сторону, так, на всякий случай: чтобы сразу не отыскать…

Приняв холодный душ, причем простояв под ним, как говорится, до посинения, Джульетта, дрожа от холода, но полностью избавившись от воздействия любовного зелья, улеглась в кровать и почти сразу же отправилась в царство Морфея. И приснился ей Савелий…

VI. Загадки множатся

Савелий часто ей снился даже в то время, когда они не были женаты и долго не виделись. Но в тех снах Савелий всегда с ней разговаривал. Или признавался, как сильно ее любит, или делился своими трудностями и бедами, а иногда даже просил совета. Но в этом сне Савелий почему-то сидел в каком-то странном, фантастическом кресле, ничего не говорил и лишь смотрел на нее. Нет, в его взгляде она не ощутила какого-либо укора, Савелий смотрел на нее так, словно хотел о чем-то сказать пли предупредить, но не мог.

В какой-то момент Джульетте показалось, что Савелий страдает и страдания его связаны с тем, что он не в силах ничего сказать ей и может только смотреть.

Молодой организм Джульетты за несколько часов сна успешно справился с нагрузками, выпавшими на ее долю в предыдущий вечер: она проснулась свежей, отдохнувшей и после водных процедур в джакузи и под сильными струями душа Шарко вполне была готова к продолжению расследования и поискам своего Савелия/Когда Виктор позвонил, чтобы разбудить ее, он с удивлением услышал ее бодрый голос:

— Доброе утро, Вик! Я готова к завтраку и походу к старому Киламбе, а ты?

— Через пять минут стучу тебе в дверь, — после некоторого замешательства четко ответил он.

— Давай через десять, — сжалилась над ним Джульетта, догадавшись, что он только что открыл глаза.

— Спасибо, через десять-…

Когда они спустились в ресторан, Джульетта сразу увидела своего неудавшегося ухажера, который, заметив ее, поспешно отвернулся, торопливо проглотил свой завтрак и с деловым видом покинул ресторан.

— Чем же ты так напугала этого красавчика, что он при одном твоем появлении сбежал, как трусливый заяц? — с усмешкой спросил Виктор.

— Захотелось ему кожу мою «почувствовать». — Джульетта улыбнулась, вспомнив, как несчастный Педро корчился от удара в промежность. Сейчас вчерашнее происшествие казалось ей забавным и даже было чуть-чуть жаль этого красавчика.

— Ну и как, почувствовал? — усмехнулся Виктор.

— Ага, почувствовал, кажется, не понравилось, — Джульетта пожала плечами,

— тем не менее кое-что я узнала…

Она рассказала Виктору и про зловещего карлика, и про вертолет, на котором увезли Савелия.

— А он сказал, когда похитили Савелия: до разграбления лаборатории или после?

— После, но какое это имеет значение?

— Большое. Если бы до, то похищение наверняка было бы связано с лабораторией, а раз после, то возникает вопрос: для чего его похитили? Во всяком случае, явно не из-за лаборатории!

Логическая цепочка, выстроенная Виктором, была настолько прочна, что Розочке оставалось только развести руками и с огорчением подытожить:

— Выходит, у нас нет ни одной зацепочки: ни мотива похищения, ни одного подозреваемого, с которого можно было бы начать поиски. Результат поездки — абсолютный ноль!

— Как говорит мой отец: отрицательный результат — тоже результат.

— Стоп! — Джульетта вдруг стукнула себя ладонью по лбу. — И как это я могла забыть?

— Что?

— Этот Педро упоминал еще имя Тима Рота, что вроде бы ему кто-то сказал, что люди, захватившие Савелия, были людьми Тима Рота. Ты знаешь такого?

— Еще бы мне не знать этого проходимца! Тим Рот являлся Десятым членом Великого Магистрата Ордена масонов. Такая сволочь был, что тюрьма давно по нему плакала…

— Был? — зацепилась Джульетта за важное слово. — Он что, уже не Десятый член этого Ордена?

— Он теперь уже никто, — усмехнулся Виктор. — Савелий отправил его на тот свет.

— И здесь ниточка оборвалась. — Джульетта огорченно вздохнула.

— Не забывай, что у нас в запасе есть еще старый Киламбе, — напомнил Виктор.

— Мне кажется, что и здесь нас ожидает пустышка…

— Посмотрим…

Подходя к дому Киламбе, они еще издали заметили его, гордо и неподвижно, как изваяние, восседающего на лавочке под старой развесистой пальмой.

— Доброе утро, — ласково приветствовала Джульетта.

— И тебе привет, прохожая красавица, — даже не повернув головы в их сторону, ответствовал хозяин дома.

— Как вы можете судить о моей внешности, если даже не взглянули на меня?

— с иронией спросила Джульетта.

— Старый Киламбе давно живет на этом свете и много чего знает, — со вздохом произнес хозяин дома, потом пояснил ход своих мыслей: — Женщина с таким удивительным голосом не может быть некрасивой! Старый Киламбе нисколько не удивится, если и имя ваше отражает красоту мира.

— Теперь и мне понятно, откуда у Самсона философские наклонности и чувство прекрасного!

— Вы знаете сына старого Киламбе? — Старик наконец повернул свою седую голову в сторону гостей и оценивающе взглянул на Джульетту.

— Ну и как? Вас не разочаровала моя внешность? — с легким вызовом спросила она.

— Лишь убедился, что старый Киламбе редко ошибается, сеньора…

— Джульетта. — Она не выдержала и звонко рассмеялась.

— Что и требовалось доказать! — подхватил довольный старик и незаметно перевел разговор на другую тему: — Этот молодой и весьма приятный человек — ваш жених или приятель?

— Виктор мой друг, а моего мужа вы хорошо знаете… — Джульетта специально сделала паузу.

— И старый Киламбе догадывается, кто ваш муж, — спокойно ответил старик.

— Вот как? Интересно!

— Тот, которого якобы зовут… — он взглянул прямо в глаза Джульетты, — Сильвестр! — Увидев ее округлившиеся глаза, смилостивился и пояснил: — Только такая красавица и только такая дерзкая умница может быть женой такого мужчины, как сеньор де Сильва. Да что вы стоите за оградой, проходите…

Это был такой явный комплимент, что Джульетта покраснела от смущения. Они вошли и остановились рядом с Киламбе. Джульетта достала из сумочки рисунок Самсона и протянула ему:

— Ваш сын — прекрасный художник! Жаль, что с его рукой такая беда приключилась.

— Талант дается от Бога, — с любовью рассматривая творение сына, как бы возразил старый Кикшбе. — Некоторые люди — совсем недавно по телевизору видел, — даже безрукие, ногами рисуют.

— Вы правы, отец, все от Бога! — поддержал Виктор.

— Бог-то Бог, но будь и сам неплох, — неожиданно по-русски произнес старик, хотя и с очень сильным акцентом.

Джульетта настолько удивилась, что невольно переглянулась с Виктором.

— Эх, дочка, старый Киламбе уже говорил, что он много пожил на свете, много знает, много видит, много запоминает… — Он широко улыбнулся и пояснил: — Все очень просто объясняется: муж ваш говорил, что жена его тоже русская. А то, что вы услышали несколько слов по-русски, так это потому, что старый Киламбе много лет назад работал с вашими соотечественниками и кое-что запомнил на вашем языке.

— Вы просто чудо! — воскликнула Джульетта. — Можно я вас обниму и поцелую?

— Никогда не стоит сдерживать эмоции, идущие от сердца! — улыбнулся старый Киламбе и, совсем как молодой, легко поднялся со скамейки.

Джульетта обняла его и трижды, по русскому обычаю, расцеловала в обе щеки.

— Ух, здорово! — зажмурился от удовольствия старик. — Лет десять сбросил! Нужно чаще целоваться с молодыми! По этому случаю неплохо бы закрепить наше знакомство кокосовкой старого Киламбе. — Заметив многозначительные взгляды которыми обменялись его гости, он расценил из по-своему и добродушно добавил: — Во всяком случае, мужу вашему моя кокосовка пришлась душе…

— Тогда грех отказываться, — согласилась Джульетта.

— Прошу в дом…

После второй рюмки действительно отменного напитка, хотя, на вкус Джульетты, несколько крепковатого, хозяин дома еще больше расчувствовался и немного загрустил.

— Старый Киламбе знает, для чего вы приехали. Поверьте, знает… Однако старый Киламбе мало чем может помочь вам: может рассказать, какой ваш муж сильный и бесстрашный, как он сумел расправиться голыми руками сразу с тремя соперникам, причем вооруженными ножами да пистолетами, так вы это наверняка и сами знаете. Может рассказал что тем, кто слишком приближается к нему, грозит опасность, зачастую смертельная, как это случилось с Раулем, но вы наверняка и сами это знаете. Должен признаться, что старый Киламбе испытывает вину оттого, что не захотел почувствовать беду, угрожающую вашему мужу… — Старик тяжело вздохнул, еще плеснул в бокал из кувшина своего напитка и тут же опрокинул его в рот.

— Почему вы терзаете себя? Вы-то в чем виноваты? — не поняла Джульетта.

— Старый Киламбе обиделся на него за смерть бедного Рауля, обиделся, вместо того чтобы тенью ходить за ним, чувствуя, что зло сгустилось головой…

— Но чем бы вы могли помочь ему? Говорят, их много было… — вставил Виктор.

— Сколько бы их ни было, старый Киламбе с нашим мужем сумели бы одолеть их, если бы они чем-то не отравили его…

— Отравили?! — в отчаянии воскликнула Джульетта и вспомнила про дротик, о котором рассказывал Педро.

— Не волнуйся, дочка, не до смерти, этой гадостью они его лишили возможности двигаться. Старый Киламбе было бросился людей собрать, да не успел: его уже укладывали в лодку, чтобы переправить на катер, стоящий неподалеку…

— Катер? — переспросил Виктор, бросив взгляд на Джульетту.

— Катер, — уверенно повторил старик, — и очень быстроходный, старый Киламбе таких в своей жизни не видывал!

— Послушайте, отец, а вы знаете что-нибудь про карлика, страшного такого?

— спросила Джульетта.

— Этого урода старый Киламбе никогда не забудет: он-то всем и руководил при посадке в вертолет.

— В вертолет? Вы же сказали, что на катер…

— В вертолет, после того, как этот карлик убил Рауля. — Чувствовалось, что кокосовка несколько спутала мысли старика.

— Так вертолет это был или катер? — настойчиво переспросил Виктор.

— И вертолет там был, и катер, и много восточных людей, а также полуголых молодых девочек… — Он усмехнулся.

— Но на чем все-таки увезли моего мужа?

— Вашего мужа увезли на катере. Точно, на катере… — Он тряхнул головой и вновь потянулся к кувшину.

— А карлик где был — у вертолета или у катера?

— У катера… — На этот раз голос был неуверенным. — Или у вертолета… — добавил он, по всей вероятности, кокосовка оказалась крепкой не только для Джульетты.

— Ничего не понимаю! — удивилась она. — Нам говорили, что муж убил карлика в пальмовой роще.

— А ведь точно, — хлопнул себя по лбу старик, — ведь мальчишки рассказывали об этом, а старый Киламбе не поверил. Но если он его убил в роще, то как этот карлик мог увезти его на вертолете? Или на катере… Загадка, однако…

— Действительно загадка, — согласился Виктор.

— У меня такое впечатление, что в этом похищении слишком много загадок, — задумчиво проговорила Джульетта, пытаясь понять, почему Педро говорил о вертолете, хотя Савелия увезли на быстроходном катере? Откровенно врал, но для чего? Может быть, и история со смертью карлика несколько преувеличена? Но для чего, черт побери?!

VII. Добро не прощается

Семья Лукошниковых не имела дворянских корней, однако каждый в ней гордился своей исконно русской фамилией, происхождение которой последнему ее носителю по мужской линии Лукошникову Кузьме Силантьевичу удалось установить аж до войны тысяча восемьсот двенадцатого года. Его предки занимались плетением корзин, лаптей и туесков, любых других изделий из лыка.

Кузьме Силантьевичу, полковнику в отставке, в военных архивах Исторического музея удалось разыскать упоминание о своем прапрадеде, который, оказывается, участвовал в Бородинском сражении, и звали его тоже Кузьмой.

Упоминание его имени в скрижалях того времени было связано с тем, что солдат Кузьма Лукошников, находясь в передовом дозоре, не только первым обнаружил противника и предупредил об этом своего командира, но и в одиночку захватил в плен французского офицера, за что и был награжден Георгиевским крестом.

Так что, несмотря на сугубо мирную фамилию и на то, что их далекие предки были скорее всего обычными деревенскими умельцами, последующие отпрыски Лукошниковых по мужской линии стали исключительно военными. Отец Кузьмы, со старинным русским именем и отчеством Силантий Геливерстович, ушел в отставку в чине капитана незадолго до начала Великой Отечественной войны, но не смог оставаться в тылу, когда на страну напал враг. Двадцать второго июня с утра он отправился в военкомат, получил отказ, но после настойчивых просьб и уговоров настолько надоел военкому, что тот направил его учить ратному делу новобранцев.

У Силантия было трое сыновей, которые служили в армии, и все трое ушли на фронт в первый же день войны. Двое пали смертью храбрых на полях сражений, и домой вернулся только Кузьма. Уходил лейтенантом, вернулся майором, позднее стал подполковником, а незадолго до окончания службы получил полковника и с почетом был отправлен на пенсию.

К тому времени у него народилось тоже трое детей: девочка — Катерина и два мальчика Савелий и Гордей, которые, как и следовало ожидать, решили продолжить семейную традицию стать военными. Семья была очень дружной, несмотря на тяжелый характер главы семейства, державшего домашних в ежовых рукавицах: слово. отца было законом для всех без исключения. В семье царил настоящий домострой, но никто из детей даже в мыслях не обижался или упрекал своего отца: тот никогда не наказывал зря, и всегда суровость наказания соответствовала тяжести проступка.

Как это часто бывает, мир и согласие в семье создавала мать — Серафима Иннокентьевна. Суровый глава семейства, геройски прошедший войну: в праздники его грудь напоминала настоящий иконостас, сверкавший в солнечных лучах от орденов и медалей, к супруге своей относился подчеркнуто уважительно. Он очень ценил ум и доброту своей Серафимы, а потому в самые сложные для семьи минуты жизни, когда нужно было принять трудное решение, глава семьи всегда советовался с женой.

То ли карма их семьи оказалась такая, то ли злые силы в какой-то момент сглазили ее благополучие, но отцу и матери суждено было пережить своих детей, а их ветвям на родовом древе — засохнуть. Сначала утонула дочка. Пошла со своей школьной компанией отмечать получение аттестата зрелости, начали праздновать в кафетерии, а потом кто-то предложил продолжить на Ленинских юрах, на берегу и…

Добросердечную и обаятельную Катюшу, любимицу всей школы, хватились только под утро, когда стали собираться по домам и увидели ее платье, специально сшитое к выпускному вечеру. Тело нашли на удивление быстро: его прибило к парапету у причала речных трамваев. Катерина бретелькой бюстгальтера зацепилась за какую-то железку, горчащую из гранитного берега.

В тот же день волосы главы семейства полностью поседели, а он сам навсегда перестал улыбаться. Катерина была любимицей отца, и он никак не мог примириться с ее смертью. Через четыре года в автомобильной катастрофе погиб младший сын Гордей. Ни одной царапины и мгновенная смерть от серьезнейшей травмы головного мозга и разрыва шейных позвонков.

На этот раз, словно предчувствуя судьбу второго сына, наполовину поседела мать — Серафима Иннокентьевна. За одиннадцать месяцев до этой катастрофы Гордей окончил Высшее училище пограничных войск и служил на границе заместителем начальника заставы. Это был его первый отпуск, в котором он успел отдохнуть лишь четыре дня…

Всю любовь, все свои надежды и чаяния отец с матерью перенесли на старшего сына Савелия. К моменту гибели своего брата в семьдесят седьмом году он окончил военное училище в Рязани — воздушно-десантное, и уже носил погоны капитана. Он был на хорошем счету у своих командиров, и многие поговаривали, что не пройдет и года, какого направят в Академию имени Фрунзе, и недалеко то время, когда Савелий станет генералом. Года действительно не прошло, как его направили, но не в академию, а в Афганистан!

Савелий был хорошим командиром и по-отечески относился к своим солдатам, стараясь без особой нужды не подвергать опасностям их жизни. Именно в его батальоне были самые низкие потери по армии, воевавшей в Афганистане, а по количеству награжденных орденами и медалями его батальон был на хорошем счету и входил в первую пятерку. Скорее всего к выводу войск из Афганистана Савелий, как ему и предрекали, действительно дослужился бы и до генеральских погон, но, видимо, на Небе явно ощущался недостаток в хороших людях: он погиб на пятом году афганской войны, за год до начала горбачевской перестройки.

Волосы бедной матери совсем побелели, и теперь седыми были оба супруга. Родителям оставалось только оплакивать свою горькую долю, доживая оставшиеся годы в одиночестве в большой трехкомнатной квартире.

В советские времена, а именно до августа девяносто первого года, полковничьей пенсии Кузьмы Силантьевича, гражданской пенсии Серафимы Иннокентьевны и пособия за погибшего в Афганистане сына вполне хватало для более-менее нормальной жизни, а если и приходилось постоять в очереди, они не роптали: «Всем трудно, а мы ничем не лучше других».

Но стабильная жизнь закончилась после развала великого Союза. Правители России, во главе с ее первым Президентом Борисом Ельциным, объявили, что с этого момента страна становится демократической и с каждым годом жизнь россиян будет «все богаче, все веселее»…

Первое «веселье» для граждан своей страны устроил премьер Гайдар, который лишил россиян всех и без того скудных сбережений, припасенных на черный день или на похороны. Потом и многие другие потешатся над Россией, поэкспериментируют и другие «реформаторы» и доведут страну до того, что пенсии станет хватать лишь на несколько буханок хлеба, а пособие за погибших в Афганистане сыновей превратится в жалкие копейки. Собственно говоря, даже и эти позорные гроши выплачиваются не всегда регулярно…

Никогда до этого не занимавшийся политикой Кузьма Силантьевич, глядя на экран телевизора, когда показывали пресс-конференцию членов ГКЧП, сказал:

— Смотри, мать, что творят эти сволочи со страной! А этот-то тоже мне герой: говорит, а у самого руки трясутся — то ли от страха, то ли с глубокого похмелья!

— Боже ж мой, что будет теперь с нами? — тихо прошептала Серафима Иннокентьевна, и по ее морщинистой щеке покатилась непрошеная слеза.

— Да ничего не будет, мать! — отрезал старый солдат. — Это наверняка Горбачев все устроил, а сам смотался на отдых, чтобы со стороны поглядеть, как они все разыграют!

— А если он ничего не знает?

— Ты забыла, мать, что я в разведке служил, и никогда не поверю, что Президент страны с таким мощным аппаратом госбезопасности ничего не подозревал о готовящемся путче! А коли знал, почему ничего не предпринял заранее? Вот и выходит, что он, словно та девица, что динамо крутит: и дать любому охота, и залететь боится! Страна на глазах в тартарары катится, а он отдыхать едет, мать твою…

А по поводу демократии в России Кузьма Силантьевич категорически заявил, что Россия к ней не готова и не будет готова еще много десятков, может, и сотен лет. А объявление первым Президентом России демократического строя в стране напомнило старому солдату сталинские времена, когда «отец всех народов» заявил, что «сделает всех счастливыми».

С каждым годом жить старикам становилось все труднее и труднее. Защитив Родину от фашистского ворога, честно отдав все силы своей стране, потеряв всех детей, двое пожилых людей перебивались с хлеба на, воду и с большим трудом выходили на улицу. Раньше, когда дети были живы, их дом был полон людей и ни один праздник не обходился без веселых шумных компаний. Теперь они остались одни, и их постепенно перестали навещать друзья их детей: кому нужны одинокие старые люди? А собственные друзья — кто умер, а кто сам уже был не в силах передвигаться и по квартире, не то чтобы собраться с духом и поехать в гости. Не говоря уже о том, что в наши трудные дни мало у кого нет собственных забот, а уж на чужие ни времени, ни энергии не остается.

Единственный, кто не оставил и продолжал навещать стариков, был однополчанин Савелия по Афганистану и его друг еще со времен учебы в рязанском училище— Андрей Плешков. Каждому его появлению старики радовались, как дети, и не только потому, что он всегда приносил с собой много всяких вкусностей, которые они не в состоянии были купить на свои скудные пенсии, но и потому, что могли вдоволь наговориться со свежим человеком, узнать о том, чем живут люди молодые.

«Милый Андрюша», как они его называли, служил под началом Савелия, закрыл глаза их сыну и отправил на родину то, что от него осталось после взрыва противопехотной мины, — так называемый груз двести». Провоевал Плешков в Афганистане после смерти своего друга немногим более двух месяцев: был тяжело ранен, в результате ранения потерял одну почку и был комиссован. На свое счастье, Андрей еще в училище всерьез увлекся электронно-вычислительными машинами, и его увлечение постепенно переросло в профессию. Он стал программистом экстра-класса. Вскоре с любой системой компьютерной защиты Плешков расправился в считанные минуты.

Однажды, смеха ради, Андрей поспорил с кем-то из приятелей, сомневавшемся в его таланте, и изломал код Пентагона, чем не только посрамил репутацию хваленых американской технологии и специалистов, но и испортил карьеру нескольких высокопоставленных американских чинов.

Читатели романов о Бешеном должны помнить Андрея Плешкова: с ним Савелия познакомил Константин Рокотов, и тогда «маэстро компьютерных дел» действительно помог ему. Однако вернемся к нашим старикам…

К тому времени, о котором пойдет речь, наши пенсионеры, доведенные до отчаяния нищетой, по совету соседа, бывшего бухгалтера, с которым отставной полковник летними вечерами нередко поигрывал во дворе в домино и распивал бутылочку пива, решили найти «порядочных людей», сдать им две комнаты, а может быть, и всю квартиру, а самим либо жить в одной комнате, либо снять жилье поскромнее, на окраине. Там цены на жилье были существенно ниже, а та разница, которая у них осталась бы от суммы, уплаченной съемщиками, могла бы резко поправить их материальное положение.

Квартиру свою они приватизировали на всякий случай несколько лет назад по совету и примеру все того же деловитого бухгалтера, который удачно продал приватизированное жилище покойной тещи, где была прописана жена.

Мысль о продаже квартиры им самим не приходила в голову — слишком бесценны были воспоминания о выросших здесь и так рано ушедших из жизни детях.

Им и сдавать-то ее не слишком улыбалось, но иного выхода уже не оставалось, а тот же сосед заверял, что его свояк сдал свою квартиру в центре и сейчас «словно сыр в масле катается и в ус не дует». Но наши старики допустили роковую оплошность: вместо того чтобы обратиться в надежную риэлторскую контору, они решили действовать старым проверенным «совковым» способом: взять да и расклеить объявления на столбах…

VIII. Кадры решают все

Артем Никитич Громыхайло, старший «Кум» в зоне, где сидел Аркан, был вызван в Москву как раз тогда, когда все его надежды работать и получить квартиру в столице угасли настолько, что он даже и мечтать перестал об этом. И вдруг раздается звонок, и из трубки слышится знакомый до боли голос, настолько знакомый, что в первый момент Артем Никитович так растерялся, что у него перехватило дыхание.

— Привет, Гром!.. Ты чего молчишь? Не узнал, что ли? — с некоторой обидой проговорил некто, кого он действительно никак не мог вспомнить.

— Извини… те… может, потом буду ругать себя последними словами, но… я действительно — пока… как-то не… совсем… — мямлил Артем Никитович, изо всех сил стараясь вытащить из своей памяти образ обладателя этого голоса.

— Ладно, Гром, не буду тебя больше чекрыжить… — Голос произнес слово, которое он слышал только от одного человека, а в трубке раздался такой знакомый хохот, что на этот раз память не подвела.

— Бес, ты, что ли? — вырвалось у него.

— Ну наконец-то! — обрадовался звонивший.

Голос действительно принадлежал Венедикту Бессонову, его однокашнику по-питерской Академии МВД, в настоящее время, с подачи бывшего премьер-министра Степашина, переименованную в Университет Министерства внутренних дел. На их курсе учились парни из разных городов, но было и несколько ребят из города на Неве. Скорее всего именно это обстоятельство и заставило их сбиться в собственную «стаю» и не только дружить, но и все свободное время проводить вместе. В их группе каждый имел прозвище, и оно обязательно было связано с фамилией. Если Громыхайло, то Гром, если Бессонов, то Бес, а Кубаченков — Куб и так далее.

Их компания была очень дружной, но к защите диплома Гром и Бес сдружились настолько, что даже несколько отдалились от остальных питерцев и очень сильно переживали, что их распределили по разным городам. Причем и по разным ведомствам: совсем неожиданно Венедикту предложили пойти работать в Комитет государственной безопасности. В то время такое приглашение было весьма престижно, и он, конечно же, согласился не раздумывая. Однако его приятель об этом не знал: обоих так закрутила работа, что они не находили времени для сентиментальных воспоминаний о годах учебы.

Венедикт Иванович Бессонов проявил незаурядные способности и довольно быстро заслужил благосклонное внимание начальства, успешно продвигаясь по служебной лестнице и получая очередные звания. Ему посчастливилось поработать лично с Владимиром Путиным, и когда тот стал Президентом России, Бессонов был уверен, что старый сослуживец не забудет о нем и вскоре переведет в Москву на хорошее местечко. Однако время шло, а его мечта все никак не осуществлялась. И когда он уже смирился со своей судьбой, его вызвали в Москву к Директору ФСБ. Краткая беседа, улаживание необходимых формальностей, и вскоре Венедикт получает приказ о новом назначении на должность начальника Управления ФСБ. Таким образом полковник Бессонов, досрочно получив звание генерал-майора, занял кабинет Константина Богомолова.

В Питере Венедикт Иванович отвечал в основном за борьбу с организованной преступностью, потому вовсе не удивился, когда и в Москве на него возложили этот груз. Бессонов был весьма честолюбивым человеком и потому сразу взял быка за рога. Внимательно изучив криминогенную обстановку в столице по отчетам и справкам, ознакомившись с выводами аналитиков, Бессонов сразу понял, что ему, чтобы завоевать авторитет и укрепиться на новом месте, необходимо найти собственное, неординарное решение проблемы, чтобы его работу сразу заметило не только непосредственное начальство, но и чиновники в Кремле.

Он знал и ценил мысль «отца всех народов» о том, что «кадры решают все». Венедикт Иванович из своего опыта работы в Питере усвоил это как аксиому и сознавал также, что его ведомству в одиночку с организованной преступностью не справиться, а потому был твердо уверен в необходимости плотного взаимодействия с работниками МВД. Но, как человек в силу своей профессии подозрительный, он мало кому доверял, а потому решил пойти старым, испытанным способом: постараться протащить на важные посты своих людей, то есть тех, на кого можно было положиться.

Одним из первых, о ком вспомнил Бессонов, и был Артем Громыхайло, с которым они провели столько прекрасных дней во время учебы в академии, побывали во многих пикантных ситуациях, что, дойди рассказ хотя бы об одной из них до руководства академии, курсанты моментально лишились бы погон…

Первым делом Венедикт Иванович выяснил, где «прохлаждается» его приятель Громыхайло, как к нему относится начальство, и остался весьма доволен: колония, где Артем возглавлял оперативную работу, была одной из лучших в крае, причем именно благодаря методам работы старшего оперуполномоченного Громыхайло. Но и завистников хватало, а значит, вряд ли местное начальство будет сильно сопротивляться его переводу на другую работу. Бессонов взвесил свои возможности, и вскоре, путем многоходовых комбинаций, ему удалось договориться о том, что открывающуюся вакансию заместителя начальника РУБОПа одного из округов Москвы займет опытный оперативный работник Громыхайло.

Только после этого он позвонил в Республику Коми, и когда Артем не сразу узнал его, хотя и несколько обиделся, но пошел на подсказку, веря в то, что его специфический смех вряд ли кто забудет, и не ошибся.

— Твое жеребячье ржание вернуло меня в молодость! — не без сентиментальности ответил Артем. — Как ты? Где ты? Столько лет ни слуху ни духу — и вот как снег на голову!

— Служу потихоньку, но об этом не по телефону…

— Понял; не дурак, — согласился Артем. — Судя по многообещающему тону, намечается встреча? Где? Когда? Ты не к нам ли в командировку с инспекцией?

— Направление мысли правильное, но коридорчик немного узковат, — хмыкнул генерал.

— Неужели предлагаешь провести вместе отпуск?

— А если еще шире? г

— Остается только работа…

— Что ж, из трех попыток — совсем неплохой результат! — Генерал был явно доволен. — Не устал ли ты проводить лучшие свои годы за колючей проволокой?

— Зачем спрашиваешь, Бес, когда ответ тебе известен? — с горечью в голосе ответил Артем.

— Как тебе работа в РУБОПе?

— Не шутишь?

— Нет.

— Еще скажи, в Питере, — недоверчиво протянул он.

— Не скажу… — Бессонов сделал эффектную паузу и добавил: — В Москве!

— В Москве?! — Артем даже не попытался скрыть своего волнения.

— Да, в столице нашей родины. Согласен?

— И ты еще спрашиваешь? Когда? — нетерпеливо спросил он, все еще с трудом веря, что его мечта воплощается в жизнь.

— На днях получишь приказ и сразу собирайся. Женат? Дети?

— Женат и двое детей.

— Трехкомнатную сразу не обещаю, но двухкомнатную получишь.

— Господи, Венедикт, даже и не знаю, как мне тебя благодарить! — Он настолько разволновался, что запершило в горле.

— Благодарность возможна одна, если ты в присутствии посторонних будешь называть меня Венедикт Иванович и обращаться по званию: товарищ генерал! — с явной иронией заметил Бессонов, но приятель воспринял всерьез.

— Генерал? — окончательно растерялся Артем и невольно покраснел от смущения, вспомнив, как по-свойски он с Бесом обращался: еще обидится… — Товарищ генерал, — торжественным тоном обратился он, — виноват, не знал. Впредь подобное не повторится!

— Слушай, Гром, не смеши меня и не дури, — недовольно перебил Бессонов, — я повторяю для тех, кто туговат на ухо: в присутствии посторонних.

— Все понял, Венедикт Иванович!

— Уволю! — шутливо пообещал генерал.

— Все понял, Бес… — не очень уверенно произнес Артем и тут же добавил:

—… сонов…

Получив от начальства три дня на обустройство, Артем, с огромным трудом уложившись в срок, перед выходом на работу созвонился с Бессоновым и пригласил на новоселье, а заодно и познакомиться с его семьей. Не обзаведясь пока новыми друзьями и знакомыми, Артем больше никого не позвал, и они праздновали двумя семьями. По удивительному совпадению их жены обе занимались медициной, в каждой семье были мальчик и девочка примерно одного возраста и развития, так что все быстро нашли между собой общий язык и никто не скучал.

Изрядно выпив, но держась в норме, приятели решили уединиться, а так как оба курили, то отправились на «свежий воздух», то есть на огромную лоджию, где жена Артема со вкусом украсила стены всякими глиняными тарелками и купила удобный столик со стульчиками, как раз там уместившимися.

Немного молча покурили, как бы раздумывая, с чего начать разговор. Артем, воспитанный в уважении к старшему по званию, не смел прерывать царившее молчание.

— Вероятно, ты догадался, почему я не стал рассказывать о себе по телефону?

— Честно говоря, тогда не очень, но, приехав в Москву, порасспросил кое-кого и ощутил такую настороженность, что постепенно дошло.

— И каковы твои ощущения?

Хитрый Артем молчал несколько минут, но не потому, что не знал, как ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. Он, конечно же, мог просто отшутиться, но где-то внутри у него щелкнуло нечто, заставившее совсем по-другому отнестись к этому вопросу. И он ответил то, что, по его мнению, хотелось бы услышать высокопоставленному приятелю. Естественно, Артем понимал: хотя они в прошлом и были не разлей вода, теперь это мало что значит — где бывший Бес, а где он, Гром. Ошибешься — и в следующий раз генерал вряд ли придет к тебе так запросто в гости.

Интуитивно он догадывался, что бывший друг, как бы походя, проверяет его. И это абсолютно правильно: повернись судьба по-другому и окажись он на месте Беса, поступил бы точно так же. Ведь они столько лет не виделись, а человеку свойственно со временем меняться. Однако Артем рискнул и, судя по дальнейшему ходу разговора, сообразил, что поступил правильно, пойдя на откровенность.

— Если бы передо мною сидел не ты, Венедикт, а кто-то другой из твоего ведомства, то я вряд ли чувствовал бы себя комфортно… — сказал он, глядя собеседнику в глаза.

— Ценю, что ты до сих пор рубишь в глаза правду-матку, — спокойно выдержав его взгляд, проговорил генерал, — только на будущее прошу запомнить: мне говори все, что на уме, а вот с другими так вести себя не советую!

— Я все понял, дружище, не пора ли перейти к деловому разговору? — прямо спросил Артем.

— К деловому так к деловому, — кивнул тот. — Ты, конечно же, понял, что к власти в России наконец пришел настоящий хозяин. И сейчас в стране наступил тот момент, когда всякой бесхребетной болтовне пришел конец: нужны действия, и как можно более решительные действия. На мне лежит ответственность за сокращение организованной преступности в стране, и в первую очередь в Москве. Я не потерплю отписок и «палок для отчетности», кажется, так говорят у вас в милиции! Мне нужны реальные успехи на этом направлении. Ре-аль-ные!

— повторил он, четко выговаривая каждый слог. — Как ты понимаешь, я специально перевел тебя в РУБОП, потому что доверяю, и именно от тебя буду требовать наибольших результатов…

— Благодарю за доверие, — серьезно ответил Артем.

— Но, ожидая от тебя ощутимых результатов, я не ограничиваю тебя в методах.

— В каком смысле?

— А в таком, — недовольно нахмурился генерал, он любил, когда его понимали с полуслова. — Ты, думаю, уже заметил, что законы в стране не действуют. Ответь мне: много тебе приходилось встречать в местах лишения свободы серьезных преступников?

— Честно говоря, не очень, — согласился Артем, — все больше мелочь пузатая, быки, стрелочники…

— Вот-вот. А те, кто стоит во главе всяких там кланов, гуляют на свободе и в ус себе не дуют. Ведь до чего дошло, мать твою… — Генерал все больше распалялся. — Попробуй только представить себе лет десять назад, что можно устроить воровскую сходку в Бутырке, тебя точно посчитали бы за сумасшедшего!..

Артем без труда вспомнил случай, который возмутил сейчас генерала. Произошло это в девяносто четвертом году. Больше трех десятков представителей преступных кланов, среди которых были такие крупные, как вор в законе Липчанский, он же Сибиряк, авторитеты солнцевской группировки — Авилов, он же Авил, Шеповалов, он же Шеповал, и многие другие, подкупив охранников, наметили устроить сходку прямо в Бутырке.

Все было проделано с такой наглостью, что можно было только руками развести: больше десятка дорогих иномарок скопилось в ту ночь у служебных ворот знаменитой Бутырской тюрьмы. Были накрыты столы с дорогими яствами и разнообразным спиртным. Присутствовали даже девочки по вызову, которым поручалось обслужить тех, кто «мучился» в стенах тюрьмы…

«Мероприятие» состоялось, и лишь перед самым расставанием и выходом из ворот Бутырки вся теплая компания была взята, благодаря совместным усилиям нескольких служб: УБОПа, ФСК и спецгруппы из МВД…

— Да, криминалитет совсем оборзел в России, — согласно кивнул Артем.

— Вот и пора показать, кто хозяин в доме! — зло воскликнул генерал. — И коль скоро не работают законы и криминальные главари посмеиваются над нами, значит, нужно действовать более радикальными методами… — Он прищурился и многозначительно добавил: — Потому и даю тебе карт-бланш.

Артем хотел спросить, насколько далеко он может заходить и каким образом генерал прикроет его задницу в случае чего, но вовремя вспомнил недовольство Бессонова, когда попросил уточнений. Правило службы — генерал сказал все, что хотел сказать, а то, что ты хотел услышать, домысливай сам.

— Я все понял и постараюсь оправдать ваше доверие, товарищ генерал, — четко проговорил Артем.

IX. Повторение пройденного

После разговора со своим бывшим однокашником Артем много размышлял, пытаясь более четко расставить все по полочкам. То, о чем недоговорил Генерал, он понял отлично: их связывало важное обстоятельство — и генерал, и он сам приехали в Москву из других городов, из чего следовало, что им нужно с таким рвением и усердием доказывать свою полезную необходимость вышестоящему начальству, какие не могли проявлять их коллеги-москвичи. По ходу его размышлений в памяти вдруг всплыло лицо Аркана. Новоиспеченный полковник криво усмехнулся: на зоне все было проще. Сам себе хозяин: что хочу, то и ворочу!

Стоп! А кто ему мешает здесь стать хозяином своей судьбы? Недаром же генерал намекнул, что именно ему дает карт-бланш. А что, если использовать на воле тот опыт, который принес ему удачу в зоне? И для этого требуется только какой-нибудь Аркан, который под его покровительством и непосредственным руководством начнет очищать Москву от криминальных групп. Собственно говоря, почему «какой-нибудь»?

Сколько времени уйдет, чтобы найти такого отморозка, перетянуть его на свою сторону, подставив в чем-нибудь перед криминальными собратьями? И еще не факт, что получится гладко. А здесь? Готовый, проверенный, испытанный, как говорится, в боях… Не говоря уже о том, что за его прошлые дела в зоне его никогда не простят в русском криминальном мире. Словом, в Москве ему нужен Аркан. И приехать сюда он должен захотеть сам. А потому у него должна гореть земля под ногами Там, где он сейчас обитает. Если не изменяет память, Аркан родом из Запорожья… Интересно, чем сейчас он занимается? Жив ли? Было бы очень неплохо, если бы здравствовал.

На следующий день, подключив старые связи, тянувшиеся еще с учебы в академии: однокашники разлетелись по по всему бывшему Советскому Союзу, Артем запросил информацию на Аркадия Валерьевича Филиппова. Ориентировка пришла от его знакомого, работающего теперь в МВД Украины, Семена Кириченко. После обычных упреков в том, что они общаются только по делу, Семен прислал достаточно подробное досье на Аркана.

«Эк тебе подфартило, крестник! — с завистью подумал подполковник. — Здесь жилы рвешь из последних сил, чтобы свести концы с концами и днями голову ломаешь, что лучше купить: сыну ботинки или дочери пальтишко, а то из старого она выросла… А ты, разбойник с большой дороги, глянь, сколько понахапал: аж три магазина, сауна, бензозаправка… Не жирно ли тебе будет, мальчик?»

Постепенно в голове бывшего старшего «Кума» зоны созрел план, который можно было легко воплотить, используя вечное свойство, присущее любому человеку: зависть. Оставалось только отыскать подходящего человека, интересы которого пересекаются с интересами Аркана, и чуть-чуть подтолкнуть его в нужном направлении…

И такого полезного человека подкинул ему все тот же однокашник из МВД Украины Семен Кириченко. Один адвокат был сильно обязан Семену, и в беседе с этим правоведом следовало назвать фамилию Кириченко, а далее, как говорится, дело техники. Удачным совпадением было то, что адвокат состоял на службе местного бензинового короля Митяя Запорожского. После разговора Артема с адвокатом и начались те самые «черные деньки» Аркана, о которых было рассказано выше…

Не прошло и месяца с того момента, когда Артем Никитич начал разыгрывать не очень сложную, на его взгляд, комбинацию с Арканом, как в его мобильном раздался знакомый голос:

— Приветствую вас, крестный!..

Они встретились в небольшом ресторанчике у окружной дороги. На этот ресторанчик Артем Никитич положил глаз несколько лет назад, когда впервые побывал в отпуске в Москве. Понравилась домашняя кухня, уединенность, несуетливость хозяев ресторана: муж был за повара, за бухгалтера, иногда, при большом наплыве посетителей, что, впрочем, случалось довольно редко, он и посуду мыл, а жена, упитанная, яркая блондинка, исполняла роли официантки, кассира, посудомойки и уборщицы.

Именно этот ресторан и выбрал Артем Никитич для конспиративных встреч с нужными людьми. Вскоре, достаточно присмотревшись к владельцам заведения, он, особо не вдаваясь в детали, дал им понять, что работает в органах, и посоветовал не распространяться об этом. Однако предупредил, что, если ему понадобится какая-то помощь, он надеется на их понимание, обещая, в свою очередь, любую необходимую поддержку и содействие.

Первая встреча подполковника с Арканом была короткой. Когда Аркан вошел внутрь, Громыхайло уже сидел за столом и со вкусом потягивал из кружки свое любимое пиво «Хайникен»; Время было неурочным — четыре часа дня, и ресторан был пустым. Из восьми столиков заняты два, считая и столик Артема Никитича.

— Присаживайся, Аркаша, — радушно пригласил подполковник, — пить, есть хочешь?

— Есть не хочется, но пивка выпью…

— Машенька, еще пару кружек пивка!

— Несу, — тут же дружелюбно отозвалась упитанная блондинка с огромными глазами.

— Ты, случаем, не за рулем? — спросил Артем, прекрасно зная, что Аркан сейчас не может позволить себе приобрести даже подержанный «Москвич».

— Нет, на такси приехал, — как можно спокойнее ответил тот, и подполковнику понравилась его выдержка.

— Где остановился?

— Пока в подмосковной гостинице. Но я не один: со мной еще двое.

— Проверенные люди?

— На все сто… Одного вы даже должны помнить: Семен Коровянко…

— Сема-Кара? Как такого забудешь, — кивнул подполковник, — полезный человек, а второй кто?

— Бывший наркоман, но завязал накрепко: у него сестренка покончила с собой из-за наркотиков… Что, есть какие-то мысли на мой счет? — прямо спросил Аркан.

— Возможно… — сдержанно ответил подполковник, в последний раз взвешивая, насколько он прав, привлекая к выполнению своих далеко идущих планов Аркана, однако торопиться не хотелось. — В гостинице, конечно, жить хорошо, если недолго… — задумчиво проговорил он. — Я тут объявление одно со столба снял, стоит попробовать, — подполковник положил перед Арканом небольшой листочек, — и не затягивай: жилье за такие деньги и в таком удобном месте, почти в самом центре города, долго пустовать не будет!

— Спасибо вам, крестный, — сдержанно поблагодарил Аркан. Внимательно прочитав текст объявления, он внутренне напрягся: «за такие деньги» в Запорожье можно арендовать целый дворец, но вслух сказал: — Если еще свободна, то снимем…

— Свободна, можешь не сомневаться: я звонил и убедил стариков не сдавать до завтрашнего вечера. Скажешь, от Оскара Тимофеевича звонишь, его, мол, племянник…

— У стариков много родственников? — как бы на дурачка, попытался «пробить» Аркан своего «крестного», чтобы проверить, засвеченная ли эта квартира, ментовская или действительно случайная, по объявлению.

— Сам все и выяснишь… — Артем Никитич сразу понял, куда клонит его подопечный, и на какой-то миг ему стало даже жаль стариков, но он отбросил в сторону эмоции и ничего не сказал.

— Чем мы можем заниматься, пока вы не дадите нам работу? — спросил Аркан.

— Чем угодно, только без «мокрых» дел. — Подполковник в упор посмотрел ему в глаза и рассмеялся, добавив: — Во всяком случае, пока.

— Все другое можно? — прямо спросил Аркан.

— Если осторожно…

Они понимали друг друга с полуслова…

На всякий случай, выяснив, что большинство подобных объявлений публикуются в популярной газете «Из рук в руки», Аркан купил последний номер этой газеты и терпеливо обзвонил хозяев, желающих сдать свои квартиры. Он хотел выяснить, насколько дешево жилье, предложенное подполковником. После двух часов нудных наборов номеров и нескольких десятков повторений одних и тех же вопросов, Аркан понял, что подполковник нисколько не лукавил, намекая о «таких деньгах». В этот же вечер он созвонился с Кузьмой Силантьевичем, хозяином квартиры, и через час уже приехал к нему домой.

Аркан умел быть обаятельным, когда это было нужно, и вскоре понравился и хозяину, и его жене, которая даже угостила его чаем и пирожками с картошкой собственного приготовления. Сговорились на том, что пока они сдадут ему и его «родственникам» две комнаты, а потом, когда старики подыщут себе жилье, и всю квартиру. Аркан заверил доверчивых стариков, что, кроме арендной платы, не только возьмет на себя оплату коммунальных расходов, но и сделает за свой счет качественный ремонт всей квартиры. Старики были настолько растроганы щедрым квартирантом, таким милым и обаятельным, что стали даже называть его ласково «сынок»…

На следующий день «милый и обаятельный сынок» въехал к ним в дом вместе с двумя своими «родственниками». Нескольких дней хватило, чтобы выяснить семейное положение стариков, и Аркан понял, что этих бедолаг легко можно облапошить. Вскоре он сам подыскал им дешевую однокомнатную квартирку на Лосиноостровской улице и, чтобы окончательно усыпить бдительность супругов, заплатил за аренду квартиры за три месяца вперед, чем вверг бедных стариков в настоящую эйфорию.

И когда Аркан через пару недель принес им договор о доверительном управлении, якобы для того чтобы иметь возможность получить скидку на евроремонт, старикам и в голову не пришло, что он де-юре является договором о купле-продаже, подписав который Лукошников терял имущественные права на жилплощадь. Сомнений не возникло еще и потому, что при подписании документа присутствовал нотариус.

Надо сказать, что у Кузьмы Силантьевича последнее время очень плохо стало с глазами — напомнила о себе давняя фронтовая контузия, и он почти не воспринимал текст, напечатанный мелкими буквами, но мужская гордость не позволяла ему в этом признаться даже жене, а по врачам он с молодых лет ходить не любил. А потому, полистав для порядка бумаги, принесенные Арканом, он безропотно их подписал. Супруга, не привыкшая перечить мужу, и тут не возражала.

Вот так и вышло, что «милый и обаятельный сынок» Аркан отобрал у них квартиру и превратил их в самых настоящих бомжей.

О своей беде старики узнали только тогда, когда через три месяца приехали за очередной арендной платой. Они уткнулись в новую железную дверь с новыми замками, короче говоря, в тот день им так и не удалось попасть в свою квартиру: на звонки никто не отозвался. Посчитав это недоразумением, старики вернулись в «снимаемое ими жилье, которое, на свое счастье, оплатили за полгода вперед, и стали названивать квартирантам. Через некоторое время трубку поднял Аркан, который в доходчивой и довольно грубой форме объяснили:

— Слушай, старый, я сполна заплатил вам за вашу развалюху, о чем и был оформлен официальный документ, который вы оба подписали. Мне пришлось сделать в квартире ремонт и отдать такие бабки, что вы, по большому счету, еще и должны мне, но я, как добрый человек, не стану требовать с вас эти бабки, но при одном условии — вы перестанете мне надоедать! Я достаточно ясно все объяснил?

— Да как же можно так поступать, сынок? — дрожащим голосом спросил Кузьма Силантьевич: ему все еще верилось, что парень шутит, сейчас он рассмеется и все встанет на свои места.

— Жизнь тяжелая, старый! — с издевкой посетовал Аркан.

— Да я в милицию… я в суд на тебя… негодяй! — заходясь от гнева, стал выкрикивать старик, когда до него дошло, что «милый сынок» и не собирается шутить. Стало так больно, что он едва не задохнулся: сильно защемило в груди.

— Да хоть самому Президенту пиши! А будешь оскорблять, я тебе, бля, все твои старые кости переломаю, старый ты козел ободранный! — В голосе Аркана было столько неприкрытой злобы, что Кузьма Силантьевич действительно испугался, но постарался не показать этого, взял себя в руки и с достоинством сказал:

— Напрасно вы, молодой человек, думаете, что на вас не найти управы, — старик с большим трудом сдерживался, — и что закон якобы для вас не писан: придет время, и вы глубоко раскаетесь в содеянном зле…

— Да пошел ты на х… нашелся тут мне оракул! — крикнул Аркан и бросил трубку.

— Что с тобой, отец? — всплеснула руками Серафима Иннокентьевна, заметив, как сильно побледнел муж, приложив руку к сердцу.

— Сей… час… Сейчас пройдет…

Но заботливая жена уже достала из его нагрудного кармана таблетку нитроглицерина и сунула ему в рот.

Когда он пришел в себя и рассказал ей, в каком положении они очутились, Серафима Иннокентьевна всплеснула руками и устремилась к своей старой сумочке, в которой хранила все важные документы. Отыскав договор купли-продажи, она надела очки и внимательно впервые прочитала его вслух. И тут старики наконец осознали, в какую ловушку попались по своей собственной неразумности. Поняли они, к ужасу своему, что тот наглец был прав, говоря, что они могут обращаться хоть к Президенту: документы были составлены по всем правилам, и они сами согласились накинуть на свою шею удавку.

Они не знали, что делать, и пару дней вообще не выходили на улицу, даже подумывая о том, чтобы уйти из жизни, как неожиданно раздался телефонный звонок.

— Привет, старики мои! — услышали они бодрый голос Андрея Плешкова, которому, к счастью, они при переезде оставили свой новый телефон. — Извините, что не звонил долго: за границу мотался! Как вы поживаете? Какие новости?

— Господи, Андрюша! — Серафима Иннокентьевна горько расплакалась и сквозь слезы выпалила: — Квартиру мы потеряли, дурни старые!

— Как это потеряли? — удивился Андрей. — Погоди-ка, мать, реветь-то, толком все расскажи…

Хотя нет, говори адрес: сейчас приеду, и вы мне все расскажете…

Вскоре он примчался к ним. Услышав их горькую историю и внимательно изучив документы, огорченно покачал головой и со вздохом спросил:

— Что же вы со мной-то не посоветовались?

— Он казался таким добрым, внимательным, милым…

— За такие деньги любой бы… — начал Плешков, но решил не сыпать соль на раны и без того убитым горем старикам. — А ведь эта сволочь права: здесь ни милиция, ни суд не поможет, во всяком случае, так мне кажется, — задумчиво проговорил он.

— Так что же нам-то делать, Андрюша, милый? — Старушка вновь всхлипнула.

— Сейчас я не готов ответить на вопрос, заданный в свое время еще Чернышевским, но, как говорил ваш сын, незабвенный Савелий Кузьмич: в жизни нет безвыходных ситуаций, просто иногда очень сложно разглядеть выход…

— Да, именно так всегда говорил мой Савушка. -. Старушка снова всхлипнула, на этот раз от воспоминаний о своем сыне.

— А сейчас я вам обещаю: все будет хорошо!.. В это просто необходимо верить!

Андрею было очень жалко родителей своего погибшего друга, но он, конечно же, понимал, что к правоохранительным органам, как и к судебным, обращаться бесполезно: если и найдется какая-нибудь сердобольная душа, то, изучив документы, сразу откажется от заранее проигрышного дела. Оставалось только одно: обратиться к тем, кто ратует не за слепое выполнение закона, а стоит за правду.

Перебрав всех своих друзей и знакомых, он понял, что есть только один человек, которому он не раз помогал и который наверняка не откажет ему оказать помощь старикам. Этого человека звали Константин Рокотов:..

Недолго думая, он набрал его номер. К счастью, Константин ответил сразу:

— Вас внимательно слушают.

— Привет, сыщик!

— Андрюша? Искренне рад тебя слышать! — отозвался Рокотов. — Какими судьбами? Что-то случилось?

— С чего ты взял? — Плешков не мог скрыть удивления.

— А тут и к бабке ходить не нужно: ведь обычно я тебе звоню и взываю о помощи. Если мне не изменяет память, то ты мне звонишь вообще впервые, не так ли?

— Ошибаешься: кто тебя с новым Тысячелетием поздравлял? — быстро нашелся Андрей.

— Точно, поздравлял, только не ты, а твой компьютер, — рассмеялся Константин. — Интересно, скольких своих знакомых ты заложил в программу поздравлений? И скажи честно: каждое поздравление говорилось по шаблону?

— Обижаешь, приятель! Восемьдесят поздравлений и ни одного повторения, — чувствуя себя немного задетым, возразил Андрей. — Или ты думаешь, что все восемьдесят были сыщиками, которые должны быть с «чистой душой, мокрой задницей и мозолистыми руками»?

— Все, сдаюсь, дорогой мой гений! — Константин в очередной раз убедился, что с гениальными людьми лучше не вступать в дискуссии. — Слушаю тебя.

— Что ж, ты действительно прав: мне нужна твоя помощь. Пора наконец и тебе вернуть должок старому другу.

— Ближе к телу, как говорит один мой приятель.

— Ближе так ближе… — вздохнул Плешков и начал рассказывать о трагедии, приключившейся с родителями его погибшего в Афганистане друга.

Константин слушал внимательно и ни разу не прервал гения компьютерных технологий. Почти с первых же слов он понял, что дело муторное и явно не имеет перспектив, если идти законными путями. Тем не менее он, конечно же, ринулся бы в него с головой, если бы не одно «но»: завтра он должен улететь в Америку и отложить эту поездку никак не может. И не только потому, что ехать его попросил родной дядя генерал Богомолов, но и потому, что едет он искать пропавшего друга и наставника — Савелия Говоркова. Ему, конечно же, безумно жаль стариков, не только потерявших всех детей, но и оказавшихся под конец жизни на улице.

Однако его нравственный долг перед Бешеным перевешивал естественное желание помочь обездоленным людям.

И когда компьютерный гений закончил свой печальный рассказ, Константин погрузился в томительную паузу.

— Алло, Костик! Ты куда пропал?

— Да не пропал, я думаю!

— Думаешь, с какого конца взяться?

— Нет, дорогой Андрюша, думаю, как убедительнее мотивировать свой отказ,

— признался Константин.

— Ты отказываешься? — Плешков был настолько не готов к такому неожиданному повороту разговора, что даже подходящих слов сразу не нашел, чтобы выразить возмущение. — Хорош, нечего сказать! В кои-то веки обратился к нему за помощью друг, и на тебе! «Для тебя, Андрюша, сделаю все, что ни попросишь!» — передразнил Плешков и зло добавил: — Трепло!

— Да погоди ты нападать на меня, — виновато возразил Константин, — у самого на душе тошно… Дело в том, что я завтра улетаю у Америку…

— Счастливого отдыха! — с иронией пожелал собеседник.

— Да не отдыхать я еду! — с отчаянием воскликнул Рокотов-младший. — Помнишь парня, с которым я тебя когда-то познакомил и которому ты помог предотвратить взрыв в Президент-отеле?

— Я тогда на Петровку информацию сбросил… Бешеный, что ли? — сразу вспомнил Андрей. — Конечно, помню. И что?

— Исчез Бешеный: то ли захватил его кто, то ли еще что пострашнее, а у него свадьба совсем недавно была, да и сын, которому чуть больше года, весь в соплях: куда делся папочка… Вот генерал и приказал лететь и помочь в поисках.

—А что американские власти… — начал Андрей, но тут же сам себя и прервал: — Собственно говоря, мы и своей-то стране не очень нужны, а другим и подавно… — размышлял он вслух. — Вижу, ты прав. Кому его искать, как не тебе — профессиональному сыщику? Не молодой же супруге или малому ребенку. — Плешков вздохнул. — Извини, что наехал на тебя понапрасну, но я в полной прострации и не знаю, что делать, как помочь этим несчастным старикам. Их сын умер у меня на руках в Афганистане, и я обещал ему позаботиться о его родителях. Блин, хоть автомат в руки, чтобы истребить эту мразь…

— Автомат, говоришь? — перебил задумчиво Рокотов-младший и внезапно тихо сказал: Кажется, я нашел того, кто сможет помочь твоим старикам лучше, чем я…

— А он не откажется?

— Ради такого святого дела? Никогда! — твердо проговорил Константин. — Ты дома?

—Ну…

— Не отходи от телефона: минут через пять— десять перезвоню… — Константин отключился, достал записную книжку, быстро нашел номер мобильного телефона Андрея Ростовского и набрал., его.

— Говорите, слушаю! — У Ростовского был густой баритон такого специфического тембра, что его голос не узнать было просто невозможно.

— Привет, дорогой Андрюша! Рокотов беспокоит!

— А, Костик! Привет, каким судьбами? Как наш братишка Бешеный поживает?

— Честно говоря, даже не знаю, что ответить…

— Как есть, так и говори! — Ростовский явно насторожился.

— Пропал наш Бешеный! — выпалил Константин.

— Как пропал?! — встрепенулся тот.

— Несколько дней от него никаких известий, несмотря на обещание отзвониться… Даже жене своей не звонит!

— Это действительно серьезно: Бешеный — человек слова. Какая помощь нужна?

— Завтра я улетаю в Америку, чтобы хоть что-то прояснить, а возможно, и подключиться к его поискам. Так что пока ничего не нужно, но за готовность помочь спасибо!

— За своего братишку я башку оторву кому угодно! — серьезно заявил Ростовский.

— Нисколько не сомневаюсь, Андрюша… Однако помощь твоя действительно нужна… — Константин рассказал все, что знал о трагедии стариков Лукошниковых со слов Плешкова.

— Вот суки, совсем оборзели! Твари позорные! — не на шутку разошелся Ростовский. — Таких давить нужно, как клопов давить! Говори телефон твоего компьютерного гения.

— Он, кстати, твой тезка: тоже Андрей.

— Тем более… — Ростовский записал номер телефона и сказал: — Можешь спокойно заниматься поисками братишки, а я займусь этими стариками.

— Спасибо тебе, Андрюша!

— Рано пока спасибо говорить…

Обычно Ростовский был более категоричен, оценивая ожидаемый результат дела, за которое он брался: либо «Все будет о'кей!», либо «Вряд ли что получится, но попробую!»

Выслушав Константина, Ростовский понял главное: эти подонки здорово прикрылись документами, судя по всему, давить придется не только на психику, но и на «физику», а физическое воздействие «на клиента» требует существенной подготовки.

Закончив разговор с Константином, Ростовский набрал номер своего компьютерного тезки, и уже через час они сидели в комнате Плешкова, обставленной последними новинками компьютерного мира. Несколько компьютеров постоянно находились в работе, автономно принимая и отсылая информацию в разные концы света. На экранах непрерывно мелькали какие-то цифры, бежали строчки, калейдоскопом возникали и пропадали картинки, фотографии, а то и целые сценки. А один компьютер нет-нет да что-то говорил электронным голосом: то по-русски, то по-английски, то по-французски, а то и совсем на каком-то непонятном языке.

Хозяин дома сразу перешел к делу и спросил:

— Так что, тезка, рассказать тебе все, что мне известно об этих несчастных стариках?

— Нет, сначала скажи: кто они тебе? Почему ты именно за них взялся хлопотать? Ведь несчастных и обездоленных стариков тысячи, если не сотни тысяч вокруг.

— Ты прав, тезка, наверное, нужно было начать именно с этого. — Хозяин дома тяжело вздохнул и начал рассказывать про стариков то, что уважаемый читатель уже знает.

Когда он закончил, Ростовский, задумчиво молчавший, тихо сказал:

— Выполнить слово, данное своему умирающему другу, и помочь в беде его родителям — святое дело. И я, конечно же, помогу всем, чем смогу, без базара!

— Можешь не сомневаться: я оплачу твой труд, — заявил компьютерщик.

— Скажи, сколько тебе заплатил Бешеный, когда ты серьезно помог ему? — недовольно спросил Ростовский.

— Нисколько, — удивился тот, — мы с Рокотовым приятели, и он попросил помочь своему другу: о каких тут деньгах может идти речь? Друзья должны помогать друг другу!

— Теперь ты понял, что ты мне только что предложил?

— Извини, тезка, брякнул, не подумав. — Он протянул руку, пожав которую Ростовский сказал:

— А теперь звони своим старикам и поехали к ним: я должен услышать все от них лично, а мой юрист оценит имеющиеся документы.

— Как скажешь, тезка!

Плешков позвонил старикам Лукошниковым, предупредил о своем приезде, и они, заехав по пути за Сергеем — двоюродным братом Ростовского, втроем вскоре были в небольшой однокомнатной квартирке несчастных стариков.

Едва взглянув на них, Ростовский от удивления замер и наморщил лоб: показалось, что их лица ему чем-то знакомы. Однако вспомнить сразу не удалось, и он отложил эту мысль на потом.

Тепло поздоровавшись со стариками, Плешков представил им Ростовского и его брата.

Старушка была очень рада гостям и стала суетиться, чтобы напоить их чаем. Сергей уселся за изучение документов, а глава семейства Кузьма Лукошников, по просьбе Ростовского, не упуская всех подробностей, приступил к печальному повествованию. Слушая его со всем мыслимым вниманием, ни сам Ростовский, ни его брат не задали ни единого наводящего вопроса. Обоим было все ясно: стариков просто кинули. Оставалось только, как они говорили меж собой, «хирургическое» вмешательство, которое требовало серьезной подготовки и предварительного изучения «клиента».

— Извините, не запомнил ваше имя, — обратился к старику Ростовский.

— Кузьма Силантьевич. Насколько я помню из нашей родословной, всех детей всегда старались называть исконно русскими именами, — пояснил тот.

— Хорошая традиция… Скажите, Кузьма Силантьевич, вы давно звонили своим так называемым квартирантам?

— Хотите узнать, не продали ли они нашу квартиру и не съехали ли оттуда?

— догадался Лукошников. — Нет, продолжают жить как ни в чем не бывало!

— Очень хорошо, — Ростовский взглянул на своего брата, — продиктуйте адрес вашей бывшей квартиры.

Когда Сергей записал, Андрей спросил:

— Мы можем на пару часиков взять эти документы, чтобы снять ксерокопии?

— Ни к чему, Андрюша предупредил меня, и я уже сделал копии. — Старик открыл створку буфета, достал оттуда несколько листочков и протянул Сергею…

X. Это — Широши!

Через несколько дней Позин опять позвонил. К счастью, трубку подняла сама хозяйка.

— Джульетта, здравствуйте, это Александр Позин.

— Здравствуйте, Александр.

— А как Сергей: на этот раз он дома?

Почему-то Джульетте стало неловко морочить голову человеку с таким вежливым, приятным голосом, кроме того, у нее уже просто не оставалось сил притворяться.

— Сергей пропал, — грустно сказала она.

— Как пропал? — не понял Позин.

— Как пропал, не знаю. Просто взял и исчез. И где он, я не знаю. — Ее голос был таким расстроенным, что казалось, еще немного, и она зарыдает.

— Каким образом и когда это произошло? — по-деловому спросил Позин.

— Это не телефонный разговор.

— В таком случае давайте повидаемся.

— Хорошо, только не сегодня: я только что вернулась из аэропорта и очень устала.

— Тогда завтра?

— Согласна.

— Где?

— Вы знаете, где наш дом?

— Да, Сергей мне показывал, когда мы проезжали мимо.

— В ста метрах от дома, если идти в сторону центра по авеню, уютное кафе, встретимся там после ланча…

Джентльмен Позин приехал немного раньше назначенного срока. Это было типичное американское недорогое кафе с покрытыми пластиком столиками. Две девушки-официантки, по внешности уроженки одной из азиатских стран, были настолько похожи, что их вполне можно было принять за близняшек. Девушки щебетали у стойки бара на своем мелодичном языке. За столиком у окна одинокий неопрятный старик жевал беззубым ртом: сандвич. Позин заказал кофе, который неожиданно оказался вполне сносным.

Когда появилась Джульетта, они без особого труда узнали друг друга, поскольку народу в кафе практически не было.

— Возьмите кофе, — посоветовал Позин, — он здесь очень даже приличный.

— Знаю, я здесь нередко встречаюсь со своими бывшими университетскими подружками.

Кофе Джульетте принесли довольно быстро. Повисла неловкая пауза. Позину не терпелось узнать, что приключилось с его новым приятелем, но он считал неудобным торопить Джульетту, которая выглядела более спокойной, чем положено молодой женщине, у которой неизвестно куда пропал муж, хотя вчера, судя по голосу, она очень нервничала.

Джульетта прихлебывала кофе и, казалось, думала о чем-то своем. Наконец Позин решился:

— Не знаю, рассказывал ли вам Сергей обо мне, но за последнее время мы с ним здорово сдружились, и я…

— О вашей дружбе мне Сережа не рассказывал, наверное, не успел. Сразу после свадьбы ему опять пришлось уехать. О том вечере, где вы познакомились, мне рассказывал дядя Матвей.

— Мне кажется, я имею право знать, что же с Сергеем приключилось, — с какой-то мальчишеской решимостью произнес Позин.

Джулия кивнула в ответ и поведала ему, что по просьбе их друга Майкла Джеймса, высокопоставленного чина из ФБР, Савелий летал несколько раз в Никарагуа на остров Маис — для чего и почему, ей это неизвестно— и в последний раз оттуда не вернулся.

— Вчера я прилетела с этого острова без результатов: никаких реальных следов Сергея обнаружить не удалось. — Джульетта огорченно покачала головой.

— Местные жители, которым удаюсь с ним пообщаться, считают, что его похитили. Причем есть одна странность: одни утверждают, что его увезли на катере, другие уверяют, что на вертолете. И знаете, Александр, и в том, и в другом случае в рассказе присутствовал какой-то отвратительный карлик!

— Карлик! — возбужденно воскликнул Позин и даже привстал со стула. — Широши! Это все он! Я так и предчувствовал! Это он, гад, все подстроил!

Позин буквально захлебывался от внезапно открывшейся ему истины. Он снова опустился на стул и принялся нервно стучать пальцами по крышке стола.

— Подождите! — остановила его Джульетта. — Объясните мне, кто такой Широши.

Она начисто забыла, что именно этим именем было подписано письмо, которое принесли за несколько минут до возвращения домой похищенного неизвестными маленького Савушки.

— Извините, Джулия, но я был уверен, что он вам известен… Слушайте…

Позин рассказал Джульетте во всех деталях, где они с Сергеем познакомились с Широши, как потом вкусно пообедали в его ресторане…

— Собственно, в этом ресторане мы и столкнулись с отвратительного вида карликом… Он — служащий этого самого Широши.

— То есть вы хотите сказать, что это тот же самый карлик, о котором рассказывали жители острова Маис? — нахмурилась Джульетта и задумчиво добавила: — Такие совпадения весьма маловероятны.

— Вот видите, я прав, я наверняка прав! Это все Широши! — вновь заговорил Позин. — Надо обязательно разыскать этого подлеца. Я сразу почувствовал, что он — темный тип и только он мог подменить телефон…

— Какой телефон? — недоуменно спросила Джульетта.

Тут Позин спохватился — супруга Сергея наверняка ничего не знает о злополучном телефоне, тем более что Сергей тогда версию Позина категорически отверг.

— Да была там история с одним телефонным аппаратом, который я должен был передать человеку в Нью-Йорке по просьбе московских друзей…

Быстро соображавший Позин почувствовал, что, переключив разговор на себя, сможет избежать нежелательных вопросов.

— Про этот телефон можно забыть: к исчезновению Сергея он не имеет никакого отношения, — заверил Александр. — Важно, что я заподозрил Широши в каких-то темных махинациях, а Сергей не придал моим предостережениям должного значения.

Зная необыкновенные способности Савелия, Джульетта подумала, что либо Позин ошибается в отношении этого неизвестного ей Широши, либо Бешеный по каким-то только ему ведомым причинам не поддержал вслух опасений Позина. В любом случае этим типом стоит заняться. И надо будет рассказать о нем Майклу Джеймсу.

Позин как будто прочел ее мысли:

— Я твердо уверен, что к похищению Сергея Широши имеет прямое отношение. Нам надо обязательно его найти. Вам, Джульетта, следует немедленно сообщить это имя вашему другу из ФБР.

— А этот Широши — японец? — Она, естественно, подумала о своем сэнсэе.

— Внешне он не выглядит как типичный японец, но у него специфический разрез глаз и в жестах и манере разговора иногда проскальзывает что-то восточное. Со своей стороны я обещаю вам предпринять некоторые шаги и выяснить все, что возможно, по своим каналам.

— Очень буду вам признательна.

— Я только прошу: если появятся какие-нибудь новости, обязательно сообщите их мне.

— Куда, на деревню дедушке? — улыбнулась она.

— Господи, я же не дал вам свой телефон! Прошу прощения, запишите, пожалуйста…

Когда Джульетта записала, он поцеловал ей руку на прощанье и они расстались.

Следующим естественным ходом был визит к Толстому Марику. Приехав к нему в ресторан, Позин, не вдаваясь в подробности, попросил его:

— Слушай, Марик, тебя не слишком затруднит отвезти меня к Моне?

— Ну вот, не успел ко мне приехать, как торопишься к Моне. Скажи, у тебя таки серьезное дело к нему, что так спешишь?

— Очень серьезное, — кивнул Позин, но больше не добавил ни слова, вопреки ожиданиям Толстого Марика.

Тот развел руками:

— Как скажешь, Шура: я ж вечный твой должник, сейчас позвоню Моне, а ты выпей, чего душа просит. — Он направился в сторону своего кабинета и через несколько минут вышел. — Таки Моня нас же ждет…

Моня принял друзей весьма радушно. После того, как они пообнимались, спросил:

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Если я, так нет! — улыбнулся Позин.

— И это правильно, — охотно согласился Моня. — Дела нуждаются в трезвых мозгах. Чем могу быть полезным?

Позин в общих чертах обрисовал историю исчезновения Сергея Мануйлова.

— Вот беда-то какая! — горестно вздохнул Моня, подняв свои печальные выразительные глаза к небу. — Сергей показался мне таким приятным парнем, а не везет так не везет: то ребенка похитят, то самого. Ребенка-то хоть удалось найти? — озабоченно поинтересовался Моня у Позина. — И каков размер выкупа?

Позин рассказал то, что ему было известно от Джульетты.

— Таки говорите, вернули безо всяких денег целым и живехоньким? Ничего не понимаю. Судя по всему, я уже стал старый дурак или что уже творится в этом безумном мире? Я и тогда не мог помочь, к сожалению, а как здесь помочь, я совсем никак не вижу.

— Вы когда-нибудь слышали о бизнесмене по имени Широши? — спросил Позин. Моня на мгновение задумался.

— Представьте, кое-что слышал. Он не антисемит, каких много в Америке.

— С какой стати японец будет антисемитом? — искренне изумился Позин.

— А вы уверены, что он японец?

— А кто же он тогда?

— Может, он китаец или кореец, а возможно, и европеец. Во всяком случае, по-русски говорит не хуже, чем мы с вами.

— Вы в этом уверены? — переспросил совершенно ошеломленный Позин.

— Уверен-таки так, как меня зовут Моня Циперович, — весомо произнес тот.

— А кроме того, что он не только-таки знает русский, Широши и многих разных людей хорошо в Москве знает.

Мудрый и хитрый Моня не забыл, как по просьбе людей Широши в Москве с Брайтон-Бич ушел приказ группе отморозков выколотить большую сумму долга и как Широши за это щедро расплатился, но счел сообщать об этом Позину неуместным.

— Наши ребята имели с ним дело, — уклончиво начал Моня, — точно не скажу, но, по-моему, они поставляли бензин на бензоколонки, которые принадлежали какой-то его левой фирме…

«Бензин чик-то был здорово разбавлен водой», — про себя подумал Позин, вспомнив, что писали в газетах об этом громком деле «русской мафии» в Нью-Йорке.

—… человек он в делах порядочный. Как я слыхал, все в том деле неплохо подзаработали, а в конце операции он продал все эти бензоколонки нашим совсем по дешевке…

— А вы его сами когда-нибудь видели?

— Нет, сам я с ним не встречался. Времени не хватает. — Моня многозначительно кивнул на толстые книги на иврите, лежавшие стопкой на старинном изящном столике. — Серьезное чтение требует много времени и, скажу я вам, Александр, некоторых мозговых усилий. — Он выразительно посмотрел на Толстого Марика.

— А как этого Широши найти? Вы мне не посоветуете? — спросил настырный Позин.

Толстый Марик неодобрительно засопел: Моня четко дал понять, что в этом деле участвовать не намерен, чего никак не мог уразуметь Позин.

— Таки вам кажется, что вашего приятеля похитили люди Широши? — прямо спросил Моня, испытующе глядя на Позина.

— Об этом свидетельствуют некоторые факты, — упрямо настаивал на своем Александр. Моня задумчиво пожевал губами.

— Позвольте дать вам бесплатный и совсем маленький совет. Если вашего приятеля действительно похитили люди Широши, то вам лучше в это дело не вмешиваться. Вы ведь человек государственный, при должности и положении. — Он замолк, потом опять пожевал губами и резко спросил: — Вы давно знакомы с этим вашим Сергеем?

— Нет, — честно ответил Позин.

— Таки вот, — удовлетворенно подвел итог Моня. — Ведь вы можете и не знать, где ваш Сергей и Широши пересекались и какие у них могут быть свои счеты, не так ли?

Позин со вздохом кивнул.

— Таки послушайте старого нудного еврея — не лезьте в это темное дело.

Позину ничего не оставалось, кроме как выслушать этот совет и, распростившись с Толстым Мари-ком и Моней Циперовичем, отправиться восвояси.

Информация о том, что Широши свободно владеет русским языком и имеет в Москве знакомых, не только поразила его, но и дала толчок к еще одному ходу. Естественно, он не собирался следовать совету мудрого Мони.

Хотя Моня не сказал прямо о том, что Широши бывал в России, Позин счел необходимым для своих дальнейших действий попробовать выяснить это.

На следующее утро он отправился в российское консульство в Нью-Йорке, где узнал, что господин Широши никогда ни в одно консульство, расположенное на территории США, за визой в Россию не обращался. Позин был готов к подобному повороту событий.

Не будучи по натуре охотником, Александр все-таки был заядлым игроком, и имевшаяся в его распоряжении противоречивая информация наводила на мысль о том, что идет какая-то крупная тайная игра с абсолютно непонятными участниками и ставками. Присущий Шуре азарт не позволял ему остаться в стороне. Он должен был вступить в эту игру с неизвестными ему правилами и, скорее всего, в высшей степени рискованными ставками.

Что было ему известно хотя бы об одном участнике этой игры? Непонятного происхождения бизнесмен, очевидно, очень богатый, свободно знающий русский язык и имеющий какие-то, похоже, сомнительные связи в Москве.. «.

Таких людей по определению не так много на земле. И потому Позин решил попробовать обратиться к человеку, волею судеб тесно связанному с секретными службами бывшего СССР и США. Еще по той, московской демократической тусовкеконца восьмидесятых годов он был шапочно знаком с генералом КГБ Евгением Палугиным, который одним из первых публично выступил с резкой критикой своего ведомства и был за это Горбачевым лишен всех званий и наград.

Палугин выглядел в глазах демократической общественности как идейный борец, с которым власти обошлись несправедливо. В настоящее время он жил в штате Вермонт и кому-то что-то преподавал. Отношение к этому человеку в России было далеко не однозначным. Когда-то он возглавлял во внешней разведке суперсекретное контрразведывательное подразделение и был человеком в высшей степени информированным о всех тайных операциях КГБ. В московских политических кругах не без оснований полагали, что вряд ли он получил бы вид на жительство в США без того, чтобы не поделиться с соответствующими американскими ведомствами большей частью известной ему информации. А в отечественных секретных службах его откровенно называли предателем.

С учетом всего вышесказанного в другой ситуации Позин наверняка не стал бы искать с ним встречи, но сегодня следовало использовать любой шанс, чтобы найти Широши и узнать о судьбе Сергея Мануйлова…

XI. Савушка обретает учителя

Утратив мужа и не представляя себе, где его искать, Джульетта, в первый раз покидая свой просторный и уютный дом на несколько дней для поездки в Никарагуа, ужасно волновалась по поводу маленького Савушки. Но внешне старалась это скрывать. Тем не менее, находясь на Маисе с Виктором, она каждый день утром и вечером звонила в Нью-Йорк, чтобы узнать, не случилось ли что с сыном.

Эти звонки до глубины души обижали верную Полли, которая не могла не заметить возникшего у Джульетты недоверия к ней. Полли понимала причины этого недоверия и страшно переживала, поскольку чувствовала себя виноватой в том, что Савушку похитили вместе с ней и она легко попалась на выдумку злодеев.

Но что на самом деле могла сделать обожавшая Савушку Полли в случае нападения каких-нибудь злоумышленников на их дом в отсутствие Джульетты? Ясно, что она никак не могла защитить мальчика.

Смысл странного похищения сына оставался для Джульетты загадкой. Она помнила все до мельчайших подробностей: непонятное поведение похитителей, требовавших выкуп и за ним не явившихся, свое острое чувство тревоги за судьбу ребенка и ненависть к неизвестным врагам их семьи и то счастье, которое испытала она при виде возвращенного здоровым и невредимым Савушки.

Когда Савелий был в Нью-Йорке, Джульетта, естественно, не виделась со своим сэнсэем — ведь она занималась с ним втайне от мужа. Но после безрезультатного посещения Маиса повидать Учителя было просто необходимо.

Вышло так, что Полли немного прихворнула, простудившись на нью-йоркском январском ветру, и ребенка оставлять с ней не стоило, а потому Джульетта захватила его с собой к сэнсэю.

— Извините, сэнсэй, но мне не с кем было оставить сына: нянечка приболела, — чуть смущаясь, сказала Джульетта.

— Я рад видеть сына своей прилежной ученицы, — ответил Учитель и склонился над мальчиком. — Как тебя зовут, крепыш?

— Савушка, — четко выговорил мальчик почти все буквы, споткнувшись только на «ш»: у него получилось «Саву-шика».

— Ну вот, ты сам и назвал себя почти по-японски: Саву-шика — осень-но холосо. — Учитель довольно чисто уже говорил по-английски, но почему-то сейчас произнес фразу так, будто только что приехал в Америку.

И вдруг маленький Савушка с серьезным видом поправил:

— Неправильно говорить «холосо», нужно говорить «хорошо»!

Это было так трогательно, что Учитель заразительно рассмеялся, затем сложил ладони и по-восточному прислонил к груди:

— Слава богу, у меня наконец появился свой Учитель! — проговорил он и трижды склонил голову перед ребенком. — Ты согласен быть моим Учителем и учить меня английскому языку?

— А русскому? — деловито поинтересовался Савушка.

— Как, Саву-шика знает и русский? — спросил он Джульетту.

— Конечно, Учитель! Мы дома говорим только по-русски! А опыт обучения русскому у него уже есть: он постоянно учит русскому свою нянечку, — весело добавила Джульетта.

— Согласен ли ты, Саву-шика, нести двойную нагрузку и учить меня английскому и русскому языкам?

— Я попробую! — по-взрослому серьезно ответил Савушка.

Сэнсэй посмотрел на Джульетту, потом на Савушку и, сложив руки у груди, поклонился мальчику, ответив как взрослому и почитаемому человеку:

— Это большая честь для меня, Саву-шика!

Мальчонка взвизгнул от избытка чувств, устремился к сэнсэю и обхватил его шею ручонками. Может, отчасти потому, что с момента исчезновения отца он практически был лишен мужского общества. Хотя он вообще был ребенок живой, общительный и весьма смышленый, Джульетта заметила в нем в последнее время перемены. Вот и сейчас Савушка сам проявил инициативу: обнял сэнсэя, потом взял его за руку и почти не отпускал ее. Понятно, что о занятиях единоборствами в этот день и речи быть не могло.

Сэнсэй посадил мальчика на колени и стал что-то нашептывать ему на ухо, а мальчик радостно смеялся. Джульетта с изумлением наблюдала за происходящим. Через несколько минут Савушка, удобно устроившись и прижавшись головкой к правой руке сэнсэя, безмятежно заснул. Учитель поднял на Джульетту спокойный и проницательный взор:

— Вы хотите со мной поговорить, Джулия?

— Да, Учитель, очень! — с тревогой воскликнула Джульетта.

Она рассказала сэнсэю обо всем: об исчезновении Савелия в Никарагуа на острове Маис, когда он отправился туда в третий раз, и как ему спешно пришлось возвращаться с острова в свою вторую поездку в связи с полученным сообщением о похищении сына.

— И похищение это было какое-то дурацкое, странное и без какого-либо смысла! Похитители объявляют выкуп, назначают место встречи и не являются, вскоре вновь звонят, назначают новое место встречи и снова не являются за деньгами, а через некоторое время как ни в чем не бывало возвращают Савушку с няней к самому дому… Ничего не понимаю! — вырвалось у Джульетты.

Сэнсэй немного подумал и спросил:

— А не могло ли похищение ребенка иметь цель всего лишь отвлечь вашего мужа на некоторое время от новой поездки на остров? Смотрите, как все получается: ваш муж улетает на остров, похищают ребенка, похитители тянут время: деньги их явно не интересуют, и вскоре благополучно возвращают сына целым и невредимым!

Тут Джульетта и сообразила, что сэнсэй прав — кому-то было нужно, чтобы Савелий прилетел на остров позже, когда остатки лаборатории был, и уже разграблены. И Виктор обращал на этот факт внимание, но тогда они не связали его с похищением ребенка и пришли к выводу, что исчезновение Савелия и разграбление лаборатории никак между собой не связаны. Теперь же эта связь проявилась со всей очевидностью. Джульетте вспомнилось имя, которое так часто повторял в их разговоре Позин, и спросила Учителя:

— Знаете ли вы, сэнсэй, человека по фамилии Широши?

— Я слышал об этом человеке как о великом знатоке восточных единоборств. Говорили, что он был когда-то и хорошим актером нашего традиционного театра… Но сам я с ним никогда не встречался.

Эта информация не вселила в Джульетту особой надежды. Если принять версию Позина о том, что похитил Савелия все-таки этот Широши, то сделал он это вряд ли для того, чтобы посоревноваться с Бешеным в восточных единоборствах.

Глядя на сына, мирно спавшего на коленях сэнсэя, Джульетта подумала о том, что теперь сама она не может уделять должного внимания ребенку, а отца нет, и неизвестно, когда он появится. Доверять воспитание мальчика добродушной Полли в такой сложной ситуации просто нельзя. И она спросила Учителя:

— Сэнсэй, не согласитесь ли вы заняться воспитанием моего мальчика?

Вопрос этот родился прежде всего из элементарного материнского инстинкта

— чем больше времени Савушка будет находиться в обществе Учителя, тем больше времени он будет в безопасности. Она совсем не задумывалась о возможных последствиях того, что ее сына начнет воспитывать Учитель такого высочайшего класса.

Сэнсэй же, не отвечая Джульетте, увидел в этом предложении уникальную возможность для себя воспитать настоящего ученика, способного стать его преемником. Молодым людям, с которыми он начинал работать, было лет по двадцать, а то и больше, что по всем классическим канонам было безнадежно поздно для того, чтобы глубоко постичь соответствующее мировоззрение. Своих учеников в школе ФБР сэнсэй считал уже испорченными американским обществом и даже не пытался давать им азы настоящего Знания. Самого сэнсэя отдали в школу восточных единоборств в возрасте чуть-чуть старше, чем сейчас был Савушка.

У сэнсэя детей не было, и теперь он обретал возможность воспитать сына своей любимой ученицы настоящим философом, бойцом и, даст бог, самураем. Именно так, как воспитывали его самого в лучших древнейших японских аристократических традициях.

Сэнсэй с учтивой благодарностью принял предложение Джульетты.

Вторым логичным шагом Джульетты было пригласить сэнсэя пожить у них в доме. Комнат свободных достаточно.

Сэнсэй замялся. Место его жительства согласовывалось не только с генералом Джеймсом, но и еще с какими-то высокими начальниками в ФБР, поскольку, тренируя будущих агентов, он был одним из немногих, кто превосходно знал не только их лица, но и достоинства и слабости каждого. Особых ограничений на жизнь сэнсэя эти знания не накладывали, но новые знакомства его отнюдь не поощрялись. Хотя у него и не было свободного времени для общения с посторонними людьми, он был обязан о каждом своем новом знакомом докладывать подробно генералу Джеймсу в письменном виде.

В настоящее время сэнсэй жил в доме, где в подъездах круглосуточно дежурили угрюмые консьержи — отставные сотрудники ФБР.

Джульетта легко сообразила, что замешательство сэнсэя вызвано тем, что сам он не волен выбирать место жительства.

На следующее утро, предварительно предупредив о своем скором приезде по телефону, Джульетта помчалась к Майклу на службу.

— Дорогой Майкл, я хочу, чтобы мой Учитель жил у меня в доме и занимался Савушкой! — прямо с порога объявила она генералу.

Джеймс несколько оторопел. Пойти ей навстречу значило нарушить секретную инструкцию о правилах проживания специалистов подобного рода, но как он мог отказать Джульетте? Генерал чувствовал себя вдвойне виноватым перед этой молодой женщиной. В конце концов, выполняя именно его задание, исчез ее муж и его друг, не говоря уже о том, что он, Майкл, так ничем и не смог помочь, когда у нее похитили ребенка.

— Знаешь, милая Джулия, я, конечно же, сделаю все, что в моих силах, и даже больше, — твердо заверил он. — Дай мне некоторое время для решения этого вопроса, хорошо?

— А получится?

— Должно получиться. Честно признаюсь, мне по душе эта идея: жаль, что не мне она пришла в голову…

Не без труда, как и предполагал Майкл, ему удалось уломать коллег, от которых зависело дать санкцию на переезд сэнсэя в дом Джульетты. Ей были поставлены два условия: телефон должен постоянно находиться на прослушке, а ночевать у них будет регулярно парень из ФБР по имени Питер.

При первом же его появлении Джульетта подумала: «Мрачноватый тип», но встретила гостя вполне радушно. Можно было предположить, что и в дневное время за домом присматривают те, кому это поручено. Но, сосредоточенная исключительно на поисках Савелия, Джульетта чувствовала себя под таким постоянным колпаком совершенно комфортно. Сердце ее было спокойно хотя бы за сына — Савушка находился под надежной охраной.

Так сэнсэй стал главным наставником маленького Саву-шики на долгие годы…

XII. Первая кровь

А нам пора вернуться в Москву и узнать, что предпринимает Андрей Ростовский, выручая стариков Лукошниковых.

После разговора с ними Ростовский собрал своих близких из бригады и подробно обрисовал им ситуацию. Закончив рассказ, молчаливо оглядел каждого, как бы ожидая предложений…

Бригада Ростовского была разделена на несколько групп. Каждую группу возглавлял свой Старший, который, в свою очередь, чисто номинально подчинялся помощнику и правой руке Ростовского — его двоюродному брату Сергею. Номинально потому, что в бригаде Ростовского не было ничего похожего на воинскую дисциплину: все строилось на взаимном уважении и на уверенности, что любой член бригады придет на помощь в случае необходимости. Кроме того, нужно отметить, что все пацаны Ростовского вовсе не бездельничали в ожидании какой-нибудь работы от своего шефа. Напротив, многие имели свое собственное дело и прилично зарабатывали, но в нужный момент вставали «под знамена» Ростовского.

Каждая группа имела определенный профиль: одни следили за выполнением контрактов, другие занимались психологической обработкой должников, у третьих лучше получалось работать с документами, причем любого рода, четвертые специализировались на выездных разборках, то есть ехали в другой город или даже в другую страну и там улаживали все спорные вопросы как с должниками, так и с кредиторами.

Однако стоило Ростовскому в момент опасности объявить «боевой сбор», как все члены групп, свободные от серьезной работы, мгновенно превращались в боевиков и каждый являлся в назначенное место, вооруженный до зубов. И с этого момента это была настоящая боевая бригада, с которой вынуждены были считаться даже самые крутые криминальные сообщества, постоянные «герои» милицейских сводок.

Да и сам Ростовский, несмотря на то, что не был коронован в «Вора в законе», в своей роли авторитета заслужил настоящее и прочное уважение весомых «Воров», и его часто приглашали на воровские сходки, где его слово котировалось практически на равных со словами «законников», многих из которых он не просто знал, но и был с ними в дружеских, братских отношениях…

— И сколько бабок участвует в этом деле? — не выдержав молчания, спросил Павка-Резаный, один из Старших групп Ростовского.

Услышав резонный вопрос Павки-Резаного о деньгах, Ростовский молча посмотрел каждому из присутствующих в глаза, и последним, на ком остановил он свой взор, был Пашка.

— Вот что я скажу, братва. Мы с вами нередко тянули мазу без всякого навара: по дружбе, а иногда и просто по совести. У этих стариков были два сына и дочь, и всех детей они потеряли. Старик — заслуженный вояка, ветеран. Единственное, что у них осталось на память о покойных детях, это их дом, где они сделали свои первые шаги, где они росли, ну, короче, братва, вы понимаете… — Ростовский сделал паузу. — Старикам и без того худо живется: пенсия скудная, да и платят ее с большой задержкой, пособие за погибшего в Афгане сына и того меньше, а тут нашлись отморозки, которые, воспользовавшись старческой слепотой, обманом завладели их хатой… Я знаю, что не у каждого из вас есть родители, а если бы были, то, случись чего, и они остались бы одни. С нашей рисковой профессией это немудрено. Представьте, что какие-то гады выкинули ваших родителей на улицу… — Он снова замолчал и красноречиво взглянул каждому в глаза.

— Послушай, братела, — вставил один из Старших группы — Ник, — мне кажется, что все уже поняли, а потому говори, что нужно делать?

— Ты, Ник, со своей группой продолжай вылавливать этого сраного актеришку: он задолжал серьезные бабки, со стариками начнет работать Коля-Ватник… Как всегда, собрать максимум информации: кто они? сколько их? имеют ли крышу? Если имеют, то какую? Если чисто беспредельщики залетные и борзеют без крыши, то повстречайтесь, «по душам пробейте», не поймут психологического внушения — поработайте в контакт… Но учтите, они при любом варианте должны написать дарственную на эту хату, которую посмели так гнусно отобрать у бедолаг… Сколько пацанов возьмешь?

— Думаю, парочки хватит…

— Хорошо, у меня только одна просьба: усмири свой гонор, Колян, особо не спеши и пробей их по полной программе…

— Ты ж меня знаешь, Андрюша…

— Знаю, потому и напоминаю!..

Коля-Ватник, бывший борец-вольник, входивший в призовую тройку в Ростовской области, в силу своего нетерпимого и вспыльчивого характера, отмечая однажды день рождения, сломал нос хозяину ресторана, где они с компанией гуляли. Поскандалили из-за какого-то пьяного базара, но хозяин, на беду, оказался двоюродным братом местного «Вора в законе». Все могло кончиться для Коляна более трагически, если бы этот «Вор» сам не увлекался вольной борьбой и разок-другой даже встречался с ним на ковре. В результате сломанный нос обошелся Коляну в ту самую однокомнатную квартиру, которую он недавно получил от спортивного общества. Вернуться домой, где в двухкомнатной квартире жили дед с бабкой, отец с матерью, да еще и младшая сестренка, он не мог, а потому стал в полном смысле бомжевать. И довольно часто ничего, кроме ватника, на котором он спал и которым одновременно укрывался, у него не было. Потому и прозвали его — Коля-Ватник.

Как-то Коляну повезло встретиться с Андреем Ростовским, который уже прочно обосновался в Москве и приехал в Ростов по делам. И эта встреча надолго определила их отношения. Одна местная банда молодых наркоманов, не зная, кто такой Ростовский, напала на него ночью, когда он возвращался из гостей в хорошем подпитии с девушкой, которую во что бы то ни стало решил проводить лично.

Нападавших, возжелавших позабавиться с симпатичной девушкой и разжиться бабками, было человек шесть, да еще и вооруженных ножами и железными прутьями. Будь Ростовский потрезвее, а ночь посветлее, еще можно было бы говорить о каком-то условном равенстве. Но… Тут-то как раз вовремя и оказался рядом Коля-Ватник: не ожидая такой серьезной подмоги противнику, молодняк разбежался врассыпную, а Коля-Ватник помог подняться Ростовскому с земли. С опухшим глазом, рассеченной бровью и порезанным боком идти в дом, где он остановился, нечего было и думать. К счастью, родители девушки уехали на несколько дней в отпуск на море, и она предложила им убежище у себя дома.

С этого дня и началась дружба Ростовского с Колей-Ватником. Тот был дерзким, исполнительным, а самое главное, преданным человеком. Вскоре Ростовский предложил ему переехать в Москву. Сначала снял ему комнату, потом, когда Коля-Ватник показал, на что способен, снял и квартиру, причем сразу на пять лет. Хозяева уезжали работать за границу и сдали квартиру по очень умеренной цене.

Коля-Ватник звезд с неба не хватал, но его внушительный вид — рост под два метра и вес за сто двадцать — часто приносил результат даже там, где его и не ждали.

Несколько дней он со своими приятелями Толиком и Щербатым поочередно «пасли» отобранную квартиру. Наконец удача им улыбнулась: в квартиру, за которой они следили, кто-то наведался. Дежуривший в этот момент Толик не успел толком его рассмотреть, а потому тут же позвонил Коле-Ватнику, который быстро примчался на своих синих «Жигулях» десятой модели. Аркан пробыл в квартире недолго, и когда вышел, они его сразу узнали по описанию стариков.

— Что будем делать? — спросил Толик, невысокий, улыбчивый и обаятельный парень лет тридцати.

— Как сказал Ростовский, пробьем по полной программе!

Аркан сел в подъехавшую «БМВ»: судя по всему, это была его машина и он вызвал водителя по телефону.

Стараясь держаться так, чтобы между ними была хотя бы еще пара машин, Толик с приятелем следовал за «БМВ» уже за чертой столицы до тех пор, пока та не остановилась в городе Домодедово перед девятиэтажным домом. Пассажиры машины подошли к железной двери в торце дома, и один из них нажал на кнопку звонка. Дверь тут же открылась, и на пороге показался парень в камуфляжной форме. Увидев пришедших, он вежливо посторонился и пропустил их внутрь.

Слева от входа висела небольшая вывеска, но оттуда, где Коля и Толя остановили свои «Жигули», рассмотреть надпись было невозможно.

— Ты посиди в машине, а я подойду поближе, — сказал Коля-Ватник и улыбнулся. — Очень уж интересно, что это за заведение такое: может, и нам туда можно…

— Ты с «пушкой»?

— А как же! — усмехнулся Коля-Ватник, вытаскивая из подмышечной кобуры странной формы пистолет.

— Отличная машинка: ни один металлоискатель его не обнаружит! — оценил приятель.

— На то она и керамика, — подмигнул Коля-Ватник.

Это чудо оружейного дела было одной из последних новинок мировых оружейников и имелось на вооружении самых серьезных террористических организаций. Одиннадцатизарядный автоматический пистолет-пулемет делал до шестисот выстрелов в минуту. Не только он сам, но и его пули были изготовлены из керамики. Этот пистолет Коля-Ватник получил на свое тридцатипятилетие от Ростовского. Подарок был весьма дорогой: что-то около шести тысяч долларов. Но Андрей нисколько не жалел о таких расходах — Коле-Ватнику он был обязан жизнью, о чем мы уже знаем…

Прогулочной, немного ленивой походкой Коля-Ватник медленно приблизился к железным дверям и прочитал» надпись на вывеске: «Клуб, ресторан, бар, сауна, бильярд — русский и американка. Работаем круглосуточно». Над дверью он заметил глазок видеокамеры.

Немного подумав, Коля-Ватник нажал кнопку. Через секунду дверь раскрылась.

— Вы к кому? — вполне любезно спросил охранник: видимо, внушительность фигуры, стоящей на пороге, вызывала соответствующее уважение.

— Как к кому? — улыбнулся Коля-Ватник. — Едем с приятелем, смотрим: «Ресторан, бар, сауна», и вдруг почувствовали такой голод, такую жажду, что решили: может, открыто? Или мы ошиблись и вы сейчас не работаете?

— Работать-то мы работаем, но только для членов клуба.

— Во даже как? — скривился Коля-Ватник. — А как стать членом клуба?

— Только по рекомендации человека, уже являющегося членом клуба, — пояснил тот.

— Но где узнать, кто именно уже вступил в члены данного клуба? Ясно, что они, эти самые члены-то, внутри… Как же быть? Уж больно кушать хоца! — Он выразительно погладил свой внушительный живот. — Может, есть какой-нибудь запасной вход, в натуре, а, земляк?

Чуть задумавшись, охранник внимательно осмотрел незнакомца с ног до головы. Похоже, увиденное вполне его удовлетворило — Коля-Ватник был одет в длинное кожаное пальто, дорогие туфли, на голове роскошный кожаный кепарь, лицо тщательно выбрито.

— Иногда мы идем навстречу посетителям за… десять долларов с носа, однако при условии, что они будут находиться у нас менее трех часов и закажут на сумму более сорока долларов на человека… Если, конечно, не найдется кто-то из членов клуба, кто порекомендует вас в качестве нового члена.

Парень говорил настолько гладко и без запинки, что стало ясно: эту фразу он произносит не впервые.

— Хорошо, договорились, — кивнул Коля-Ватник и махнул рукой Толику, который тут же подъехал к входу, потом достал портмоне, вытащил из него две десятидолларовые купюры и протянул охраннику: — Так, кажется?

— Все в порядке, проходите! — Доллары мгновенно исчезли в одном из многочисленных карманов камуфляжа.

Охранник посторонился, пропуская внутрь новых посетителей, потом закрыл на ключ входную дверь и распахнул перед ними вторую дверь, за которой стоял еще один охранник.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, по первой программе, — отозвался тот, что получил плату за вход.

— Что означает «по первой»? — поинтересовался Коля-Ватник.

— Это означает, что вам полагается все, кроме сауны, — пояснил другой охранник.

— А с сауной сколько? — спросил Толик.

— Если с сауной, то входной стоит полтинник с носа, но здесь уже обязательно требуется членство в клубе.

— Понял, — дружелюбно кивнул Коля-Ватник, — с сауной — в следующий раз! Куда идти?

— Минуту, не так быстро, — остановил его второй охранник. — Оружие есть?

— Господи, мы — мирные люди, — улыбнулся Толик.

— В таком случае не возражаете? — спросил тот и, не дожидаясь ответа, быстро проверил каждого из них ручным металлоискателем. — Все в порядке. Спускайтесь вниз по лестнице, за дверью направо — ресторан, налево — бар.

— Чудненько, а где доспехи снять можно?

— Внизу, сразу за дверью…

Спустившись по лестнице и миновав пластиковую дверь с красивыми витражами, они оказались в небольшом предбаннике с двумя такими же шикарными дверьми с надписями — «Ресторан» и «Бар». Между дверьми возвышалась невысокая стойка гардероба с миловидной гардеробщицей за ней.

Когда они вошли в бар, то с трудом скрыли удивление: им и в голову не могло прийти, что подвальное помещение может оказаться таким богатым и великолепным. Обстановка наводила на мысль, что весь интерьер, вплоть до стульев и стойки бара, выполнен лучшими западными мастерами дизайна и краснодеревщиками. А вышколенный бармен в черном костюме с бабочкой вел себя предупредительно, вежливо и явно мог говорить не только по-русски.

В баре сидели несколько человек, но не было того, кто интересовал приятелей, и они, выпив для приличия пару рюмок французского коньяка, отправились в ресторан.

Зал ресторана тоже отличался изысканностью и богатством. Столиков было немногим более десятка, но каждый из них по желанию посетителя мог за минуту-другую при помощи раздвижных ширм оказаться в центре уютного кабинета, причем на любое количество гостей. На невысоком возвышении играл небольшой оркестр: под аккомпанемент электрогитары, « электрооргана и ударной установки молоденькая симпатичная певица с красивым голосом ностальгически выводила старые забытые мелодии. Судя по всему, хозяин клуба был любителем песен застойного брежневского времени.

— Интересно было бы взглянуть на хозяина, прошептал Толик…

Не успел Толик высказать пожелание увидеть хозяина ресторана, как они оба заметили того, ради кого проникли сюда. Аркан вышел в зал из какой-то боковой двери. С двух сторон его обнимали полуголые девицы — судя по одеянию, местные стриптизерши. К троице тут же подскочил официант с улыбкой до ушей и проводил к уже накрытому столику.

В этот момент к нашим приятелям подошла хорошенькая официантка, похожая на куколку.

— Привет, красавица! Зовут-то вас как? — спросил Толик.

— Мила. — Она чуть смутилась.

— Вы, случайно, не знаете, кто этот господин, перед которым так все стелятся? — продолжил разговор Толик, небрежно кивнув в сторону Аркана.

— Так это ж новый владелец нашего заведения! В ее тоне явно прозвучали неприязненные нотки.

— Старый владелец лучше был? — догадливо спросил Коля-Ватник.

— Во всяком случае, рук не распускал, — недовольно процедила она и добавила: — Я уже заявление об уходе подала.

И тут Толик выложил на стол свою козырную карту, почти всегда гарантировавшую ему успех у хорошеньких представительниц слабого пола с неустроенной личной жизнью. Это была всего лишь визитная карточка, на которой красивым золотым шрифтом было напечатано: «Фотоагентство „Престиж“. Генеральный директор Мартынов Анатолий Петрович», далее — несколько телефонов.

— Анатолий Петрович — это вы? — поинтересовалась Мила, осторожно взяв визитку.

— Представьте себе— я! И совершенно официально приглашаю вас попробовать себя в качестве фотомодели. Именно этим бизнесом я и занимаюсь. Позвоните мне по вот этому телефону завтра с утра. — Он аккуратно подчеркнул на визитке один из трех имевшихся там телефонов.

Толик действительно был в прошлом отличным фотографом, и под его крышей находилось небольшое фотоателье, но лично сам Толик, конечно, ни в каком модельном бизнесе не участвовал. Однако аппаратуры в подкрышной студии было вполне достаточно, чтобы заморочить наивные девичьи головки. Перед тем как привести туда очередную «будущую модель», Толик звонил хозяину ателье и предупреждал о своем приходе. Тот сразу выставлял вывеску: «Хозяин скоро будет», после чего исчезал на два-три часа. И в ателье заявлялся Толик со своей будущей жертвой любви.

Схема соблазнения очередной потенциальной «модели» была продумана и отработана до мелочей: тридцать-сорок минут, и новенькая не успевала осознать, как уже оказывалась в кровати, зачастую даже без трусиков.

Сначала несколько кадров, чтобы понять, как девушка владеет телом. Затем, вполне естественно, съемка в бикини. Как, вы не взяли с собой купальника? В таком случае выбирайте что-нибудь из реквизита по своему вкусу. Как правило, все купальники из реквизита были открытыми и накапливались в студии по причине забывчивости девиц, жаждущих стать звездами модельного бизнеса. Пару снимков на фоне голубого задника. Ах, какие формы! Какое тело! Какая пластика! Однако чего-то не хватает. Точно! Придумал! Не хватает вида а натюрель! Иди-ка ты, ласточка, в душ и окати тело водой, словно только что вышла из моря.

Девушка идет в душевую и еще не знает, что горячая вода отключена. Искусство требует жертв! Вставай под холодную! А чтобы не простудиться, как нельзя кстати немного виски. Вот, выпей полстакана, и простуда тебя минует. Давай, давай, поторопись, милая, кроме тебя, мне сегодня еще шесть будущих моделей снимать. Выпила? Вот и хорошо!.. Стань-ка так… Теперь так… Теперь бретелечку сбросим… Отлично! Теперь сними-ка совсем бюстгальтер, покажи свою прекрасную грудь во всей красе… Вот так… Чудненько!.. Стоп! У тебя кожа совсем сухая. Окатись еще. Да, и чуть-чуть височки, чтобы не простудиться… Вот так!.. Хорошо… А теперь приляг на постельку. Вот так… Хорошо… Замерзла?.. Давай я тебе спинку помассирую… Тебе нравится?.. Атак?.. Да ты не бойся, я только согрею тебя, а потом продолжим работу. Боже, как же ты хороша! Тебе приятно? Тогда поласкай его, чтобы и мне было приятно… Так… Так… Очень хорошо!..

Из полутора-двух десятков девиц находились одна-две, которые, почувствовав какую-то опасность, начинали быстро задавать много вопросов. И Толик, сделав пару попыток сообщить им своим красивым голосом, что их безопасность гарантирована Конституцией России, вскоре отпускал их восвояси, причем мило, без грубостей. Из прошедших через студию девиц двадцать процентов навсегда исчезали из его жизни, а остальные рано или поздно все-таки решались прийти на повторный «сеанс». С ними все происходило гораздо быстрее и проще…

— У вашего нового шефа очень фотогеничное лицо, — продолжал вешать Миле на уши лапшу Толик. — Я бы его с удовольствием поснимал. Вы замолвите за меня словечко? А кстати, давно ли он стал хозяином и как? Купил, что ли, ваше заведение?

— Откуда простой официантке знать о таких вещах? Но ходят слухи, что история очень темная… Наш бывший шеф внезапно исчез. Кто говорит, за границу подался, кто еще что… — Она тяжело вздохнула.

— А вы как думаете?

— У меня есть кое-какие мысли на этот счет, но с какой стати сообщать их первому встречному?.. — Заметив чей-то пристальный взгляд из-за их спин, она мигом заулыбалась и спросила: — Что будете заказывать?

— По полной программе и на ваш вкус! — весело воскликнул Толик, а тихо спросил: — А откуда этот… новый-то хозяин?

— Кто его знает, — также тихо ответила она сквозь зубы, продолжая держать улыбку, — наверное, с Украины они, выговор похожий…

— Они? — переспросил Коля-Ватник. Но официантка уже отошла от столика, чтобы выполнить их заказ.

— Хохлы, значит, — пробурчал сквозь зубы Толик.

— Ага, такая погань, — покачал головой Коля-Ватник. — Интересно, есть ли у них крыша?

— Есть, наверное. Не могли же они так внаглую эту шикарную точку срубить!

Вскоре официантка принесла им бутылочку коньяка и разнообразную закуску. Потягивая коньячок и закусывая его лимоном и красной рыбкой, приятели незаметно, но внимательно приглядывали за своим «объектом». По ходу, ненавязчиво, они выяснили у Милы, под предлогом возможной съемки, где находится кабинет владельца, сколько оттуда выходов, что за народ служит в охране. Характеристика девушки была меткой и ироничной: мол, эти охранники, кроме как дубинкой да кулаками махать, другого не умеют. Но вот двоих дружков хозяина здесь все побаиваются.

— Слушай, Колян, может, пробьем на вшивость этого хохла? — предложил Толик.

— Прямо здесь, что ли?

— Зачем здесь? Пойдет же он когда-нибудь в свою нору! «

— Может, не стоит торопиться? Ростовский же велел пробить его по полной программе. Придем в следующий раз с пацанами, уединимся и потолкуем как следует…

— Да нам Андрей еще спасибо скажет, если мы его без особого шухера на место поставим! — горячился Толян. — Тем более, что мы ж не с пустыми руками к нему войдем…

— Что-то мне эта затея не очень по душе, — словно предчувствуя что-то, засомневался Коля-Ватник.

Он был много опытнее своего напарника в подобных делах, но почему-то пошел у него на поводу.

— Посмотри на этого кабанчика: сам к нам в руки просится, — не унимался Толик, и его Старший сдался:

— Ладно, рискнем, только сначала давай звякнем Ростовскому…

— Зачем беспокоить напрасно? — пожал Толик плечами. — Ну, ладно, как хочешь…

Коля-Ватник набрал номер мобильника Андрея Ростовского, но, видно, из подвала сигнал не проходил.

— Ох, не нравится мне все это, — вздохнул Коля-Ватник.

— Потом понравится, — успокоил Толик.

Тут из двери, над которой была надпись «Только для персонала», ведущей в коридор, где, по словам официантки, располагался кабинет Аркана, появился какой-то парень, шепнул что-то на ухо хозяину. Тот сразу встал и скрылся в глубине коридора: наверное, кто-то ему позвонил. Парень за ним не пошел, а как бы «заменил» хозяина, начав заигрывать с уже разгоряченными стриптизершами.

— Ну что, двинулись? — шепнул Толик.

— Двинулись. — Коля-Ватник махнул рукой, и они направились к двери, за которой только что скрылся Аркан.

Никто не обратил на них никакого внимания и не преградил им путь. Они зашли в кабинет, расположенный в самом конце длинного коридора, плотно прикрыв за собой мощную дверь. Громкие звуки музыки и шумы ресторана мгновенно оборвались. Видно, стены кабинета были полностью звуконепроницаемые.

— Извините, я занят! — вежливо сказал Аркан, продолжая разговаривать по телефону.

— А мы подождем, — спокойно заявил Толик. Похоже, Аркан что-то почувствовал: его редко подводила интуиция.

— Я перезвоню позднее, — сказал он в трубку и положил ее на аппарат. — Слышь, чего вам нужно? — недовольно процедил он.

— А чего это ты так нелюбезен, земляк? Гостей вроде не уважаешь!

— Ты чего тут гонишь? Нашелся мне гость! Говори, чего нужно? А нет, вали, откуда пришел! Некогда мне с тобой тут попусту базарить! — начал терять терпение Аркан.

— Короче, слушай сюда, дружище, до нас дошел слух, что ты старичков на хату нагрел, — не меняя тона, невозмутимо проговорил Толик.

— Каких стариков? — насторожился хозяин кабинета.

— Да есть такие бедолаги… — Толик сделал паузу и смачно сплюнул на толстый ковер.

— Слышь, ты, наглая твоя харя, ты чего здесь расплевался?! — зло крикнул Аркан. — Кого бы я ни нагрел, не твоих засратых мозгов это дело! — Он приподнялся. — Да и вообще, каким вы-то боком в этом деле? И кто вы такие?

— Ты чего гоношишься, урод? Мы пришли за справедливость тебя спросить! — наклонился к нему Толик.

— Меня? Спросить? — Казалось, Аркан сейчас лопнет от негодования — даже дар речи потерял. — Ты… что… мне… — Он брызнул слюной. — Мне предъявить что-то хочешь?

— Если, земляк, мы тебе предъявим, то у тебя башка отлетит, — не теряя хладнокровия, проговорил Коля-Ватник, но тем не менее еще крепче сжал рукоятку пистолета в кармане пиджака.

— То ты сказал, в натуре? — вскочил разъяренный Аркан, незаметно нажав под крышкой стола кнопку.

— Ты погляди, братела, кабанчик-то борзый, — с наглой ухмылкой заметил Толик.

В этот момент сзади и сбоку одновременно открылись двери, и в кабинет вбежали четверо бугаев с десантными автоматами. К такому повороту событий приятели были не готовы. Мигом осознав, что живыми их отсюда не выпустят, Коля-Ватник, не вынимая из кармана подарок Ростовского, поднял руку и сквозь пиджак сделал несколько выстрелов в нежданных противников.

Он успел увидеть, что выстрелы сбили с ног двух ворвавшихся: керамические пули имели страшную убойную силу, да еще и разрывались внутри тела, не оставляя ни единого шанса для жизни. Однако двое других открыли по приятелям такой беспорядочный огонь из автоматов, нашпиговав их тела столь солидным количеством металла, что их впору было везти в пункт по приему металлолома…

Когда все было кончено, Аркан наклонился к Коле-Ватнику, не без труда вырвал из его намертво вцепившейся руки керамический пистолет:

— Ишь, как вцепился, гад! — В этот момент он заметил, как второй нежданный посетитель, несмотря на пробитую в нескольких местах грудь, дергаясь в предсмертных судорогах, все-таки пытается что-то выдавить из себя. — Ну, что ты, милый, дергаешься, аль сказать что хочешь? — Аркан наклонился к нему, и Толик, откуда силы только взялись, вдруг рванулся к нему руками и успел-таки схватить его за горло.

Это было так неожиданно, что Аркан всерьез испугался, мгновенно забыв, что держит в руках страшное оружие.

— Да при… стре… ли же ты его, Кара! — прохрипел он, и его приятель дал еще одну очередь.

На этот раз пули безжалостно впились в сердце Толика, он бросил на Аркана последний взгляд, полный ненависти. Тот высвободил горло из ослабевших пальцев Толика, голова которого беспомощно откинулась назад.

Разъяренный Аркан вскочил и начал стрелять по бездыханно лежащим Толику, Коле-Ватнику и даже своим автоматчикам, уже лежащим убитыми на ковре. Стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. Со злобой взглянув на того, кто посмел вцепиться ему в горло, Аркан постоял немного, успокоился, потом, глядя исподлобья на оставшихся в живых, глухо бросил:

— Теперь вы понимаете, почему на входе нужен рентгеновский аппарат?

Вышло так, что пули Коли-Ватника не задели ни Сему-Кару, ни Леху-Хохла. Последний наклонился над погибшими автоматчиками и со вздохом сказал:

— Не опоздай я на секунду — и сам бы здесь лежал!

— Не скули, Хохол! — оборвал его Аркан. — Вы знаете, зачем они пришли ко мне?

— Скажешь — узнаем, — ответил Леха-Хохол.

— За квартиру Лукошниковых пришли спрашивать.

— Ты ж говорил, что за ними никто не стоит!

— Видно, ошибся.

— Что будем с ними делать?

— Сфотуй их покрупнее и снимки дай мне. Пригодятся для установления личностей… Наверняка за ними кто-то стоит: уж слишком нагло они сюда вперлись, да и не похожи на случайных бандитов — те базарить за справедливость не придут! Они на машине?

— Игорь, что впускал их, доложил, что они приехали на синей «десятке».

— Вот и ладненько… — хмуро ухмыльнулся Аркан. — Значит, сделаете вот что…

XIII. Еще один бывший генерал КГБ

Несколько дней ушло у Александра Позина на то, чтобы с помощью американских приятелей-журналистов установить контакт с Палугиным, который милостиво разрешил ему позвонить. В назначенный час Евгений сам поднял трубку:

— Привет, Шурик! Сколько лет — сколько зим! Надеюсь, ты не приехал сюда с приказом моих недругов о моей ликвидации? Или, может, ты привез мне секретное задание от нового Президента России?

Задиристый и иронический стиль Палугина вовсе не смутил Позина.

— Представь себе, нет, Женя. Я хотел бы встретиться с тобой по личному и довольно деликатному делу.

— Неужели задумал стать невозвращенцем? — расхохотался бывший генерал.

— Опять не угадал. Думаю, уже достаточно тебя заинтриговал, чтобы получить аудиенцию.

— Приезжай завтра, если тебе удобно, в любое время. Давай к обеду, не возражаешь?

— Никоим образом.

— Тогда записывай мой адрес…

На Центральном автовокзале Нью-Йорка Позин сел в комфортабельный автобус фирмы «Грей Хаунд» и уже через три с половиной часа вышел в маленьком городке, где теперь обитал Палугин.

Домик у него был небольшой, одноэтажный, но уютный. Хозяин встретил гостя приветливо. По принятому стилю демократической тусовки они были на «ты», хотя Палугин был существенно старше Позина.

— С приездом, дорогой мой Шура! Не откажешься же ты немного выпить с дороги? — спросил хозяин и, не дожидаясь ответа, приготовил две солидные порции виски с содовой и со льдом.

— Спасибо, с удовольствием. — Позин взял стакан и уселся в предложенное хозяином кресло.

— Колись, Шурик, каким ветром тебя занесло в обитель изгоя?

Палугин был плотный, коренастый, с простым квадратным рабоче-крестьянским лицом, выдававшим его далеко не аристократическое происхождение. Хотя улыбался он дружелюбно, умные и проницательные глаза глядели настороженно.

Позин счел, что никаких предисловий в данной ситуации не требуется:

— Женя, ты когда-нибудь слышал о человеке по фамилии Широши?

Палугин ненадолго задумался.

— Широши, Широши… — несколько раз повторил он, — пожалуй, нет. А он кто такой?

— Довольно богатый и известный бизнесмен, принят в приличных американских домах. По дошедшей до меня информации свободно говорит по-русски и имеет неплохие контакты в Москве.

— Нет, не припомню. Видимо, наши пути не пересекались. Помню, что никогда его не вербовал. Это точно. А почему он так тебя заинтересовал? Может, ищете новых советников по экономике для второго Президента России?

Тут Позин и выложил хозяину всю историю знакомства с Широши и Сергеем Мануйловым, рассказал об обеде в ресторане «Фудзияма» и высказал твердое убеждение в том, что в исчезновении Сергея замешан Широши.

Палугин внимательно слушал и ни разу не перебил, но когда Позин замолчал, переспросил:

— Как, ты говоришь, звали твоего нового симпатичного приятеля? Сергей Мануйлов?

— Именно так.

— И где, говоришь, он работает?

— В МЧС. Он — высококвалифицированный спасатель.

— Да, уж, спасатель. — Палугин криво усмехнулся. — Действительно, спасатель, но… — он сделал паузу, — чести мундира российских спецслужб.

— То есть? — не понял Позин.

— Про Широши я и правда ничего не знаю, а вот про этого твоего дружка приходилось слышать немало, хотя и не посчастливилось лично встречаться. И уверен, что в этом мне крепко повезло!

— Почему? — удивился Позин.

— Ты знаешь, кто такой Константин Богомолов? — уйдя от ответа, спросил Палугин.

— Да. Мы иногда даже встречались на больших правительственных приемах. Крупный чин в ФСБ. По-моему, теперь даже заместитель директора.

— Именно! — Палугин поднял кверху указательный палец. — Так вот. Насколько мне известно, твой Сергей Мануйлов, он же Савелий Говорков, он же Рэкс, он же Зверь, он же Бешеный и тому подобное, и все в том же роде. Твой новый знакомый — самый ценный суперагент генерала Богомолова. Хладнокровный убийца и исполнитель всех самых деликатных, то есть самых грязных и опасных, поручений наших спецслужб.

— Так он — сотрудник ФСБ?

— Как раз и нет. Он, так сказать, «свободный художник», вольный стрелок. Когда возникает нужда, его приглашают и дают задание. А если провалится, то, сам понимаешь, «в списках не значился». Мол, я не я и лошадь не моя! Понял?

— Ну, да. Как не понять, — кивнул Позин.

Образ человека, нарисованный Палугиным, никак не соответствовал тому представлению о Сергее Мануйлове, которое сложилось у Позина. Сергей — убийца? Нонсенс! И потому он предположил:

— Может, однофамилец?

— Возможно, — не стал спорить Палугин. — А, кстати, что он делал в Америке, этот твой Мануйлов?

— Насколько я понимаю, приезжал жениться. Я видел его избранницу. Девица очаровательная, хотя и не в моем вкусе: я люблю поплотнее.

— Американка?

— Да нет, русская. Скорее всего из той, старой волны эмиграции. Дядюшка ее носит фамилию Смирнофф.

— А, незаконный отпрыск водочных королей… Встречал я старину Матвея, забавный тип. Таких кондовых русских патриотов, наверное, уже и в России-то не осталось.

Откуда Позину было знать, что Матвей Смирнофф не дядя Джульетты, а муж тети.

— Ну, раз такое родство, то скорее всего — однофамилец, — не очень уверенно произнес Палугин и задумчиво добавил: — Бешеный не из тех парней, что заводят семью, да еще и с эмигранткой…

Прихлебывая виски, Позин мысленно порадовался, что умолчал о злополучном телефоне, который он по просьбе Сергея передал Велихову, и о беседе с генералом Богомоловым, которая больше напоминала допрос. Мысли Позина лихорадочно запрыгали:

«Если Мануйлов — человек Богомолова, тогда почему он его допрашивал?»

Но потом Позин задал самому себе главный вопрос:

«Мог ли Богомолов дать Мануйлову, то есть Бешеному, задание устранить банкира Велихова? — и сам же ответил: — Конечно же, нет! И потом, имя Сергея Мануйлова назвал Богомолову я сам, и, естественно, поэтому Богомолов и вызвал Сергея на допрос. В любом случае Палугин дал весьма важную информацию к размышлению и об этом еще стоит подумать… « Чтобы пауза не выглядела томительной, Позин налил себе в стакан еще виски и стал специальными щипцами накладывать туда лед.

— Наверное, мой Мануйлов все-таки однофамилец твоего Бешеного. Уж очень он не похож на суперагента.

— Почему это моего? — недовольно буркнул Палугин. — Богомолова! Собственно говоря, ты видел когда-нибудь хотя бы одного суперагента?

Позин задумался.

— Кроме тебя, пожалуй, нет.

— Спасибо за незаслуженный комплимент. Как и все добрые люди, ты меришь суперагентов по славному Джеймсу Бонду, но ведь это — кино. А в жизни они выглядят очень даже по-разному. — Палугин замолк, как будто ему в голову пришла какая-то интересная мысль. — Слушай, Шура, — сказал он, решившись, — а ты хочешь посмотреть на настоящего суперагента?

— Конечно, — с готовностью согласился Позин.

— Ты не спешишь обратно в Нью-Йорк?

— В принципе, нет. На завтра у меня никаких встреч не запланировано.

— Тогда переночуй у меня, а завтра к ланчу он и подъедет.

Палугин явно ждал дальнейших расспросов, но Позин лишил его этого удовольствия. Несмотря на свой темперамент завзятого игрока, Позин никогда не был по-мелкому суетлив и не любил торопить события. Сказано— завтра прибудет суперагент, тогда и будем в эту проблему вникать. Пауза затягивалась.

— Кстати, у него ты можешь поинтересоваться и своим загадочным Широши. Он человек широчайшей информированности, и не только в русских челах. Здорово я напугал тебя этим Рэксом-Бешеным? — весело спросил Палугин, наливая себе писки.

— Нет. Вовсе нет, — возразил Позин.

— Напугал, напугал, вижу! Сидишь и мучительно вспоминаешь, не рассказал ли ему что-нибудь этакое из личной жизни Президента, что может быть расценено как разглашение государственной тайны случайному знакомому. Тогда тебя за ушко да на солнышко. И под зад коленкой с государевой должности. Приползешь тогда к дяде Жене помощи просить.

Лицо Палугина раскраснелось. Алкоголь оказывал свое действие, тон его стал несколько агрессивным.

Позин примиряюще сказал:

— Ты ведь, Женя, не в курсе, что все мои секреты — это нюансы американской политики в отношениях с Россией и ее возможные изменения в связи с приходом к власти республиканской администрации. Про то, что происходит дома, а тем более в самых верхах, я давно ничего не знаю.

Палугин злорадно улыбнулся:

— Вот и ты, мальчик-везунчик, президентский любимчик, оказался никому не нужным. Такая уж у нас в России система. Выжмут, как лимон, и вышвырнут в мусорное ведро. Утешайся, что ты не единственный, и имя нам легион.

Позин пожал плечами. Ему совсем не хотелось сейчас никакого спора.

— Тебе ли не знать, Женя, что судьба любого человека, хоть как-то причастного к политике, полна риска. Это подтверждает и исторический опыт, в частности советский и российский.

— Может, он и подтверждает, да ничему не учит. После всего того, что написано и говорено о злодеяниях КГБ, эти бараны радостно голосуют за отставного кагэбэшника, который, став Президентом, еще всем вам покажет, где раки зимуют. Неужели ты не заметил, кто его окружает? Бывшие генералы спецслужб. И ты, как невинный ягненок, не подозреваешь, чем это грозит. Или не хочешь об этом думать? Спецслужбы — Орден, ничем не лучше масонского.

Позин попытался вставить слово, но тот сделал вид, что не заметил его порыва.

— Там свои законы и правила, — продолжал Палугин. — Некоторых ребят я знал. И скажу тебе откровенно, они еще покажут русскому народу кузькину мать, как выражался наш незабвенный лидер Страны Советов — Никита Хрущев. Помяни мое слово. Бежать тебе надо из этой страны, пока еще не поздно. Бежать не раздумывая! Или ты сомневаешься в моей правоте?

— Может, ты и прав, Женя. Но меня спасает то, что я никогда ни себя самого, ни свою деятельность не принимал всерьез. В общем-то я всегда знал, что не только мир не переустрою, но и пороха не изобрету. То, чем я занимался, было мне интересно, а это, по-моему, самое главное. И жить где-то, кроме России, для меня невозможно, не могу объяснить почему, но это так. — Голос Александра звучал уверенно.

— Счастливый ты человек, Шурик, — с очевидной завистью заметил Палугин. — А чем зарабатывать себе на бутерброд с икрой будешь? Воровать ты не умеешь!

— Он загнул один палец. — А уж бизнесом заниматься в России с такими интеллигентскими замашками, как у тебя, совсем дело гнилое. — Хозяин дома загнул сразу все остальные пальцы на руке.

— Санька Долонович что-нибудь для меня придумает. Мы ведь с ним однокурсники и дружим давно.

— Ну этот-то точно что-нибудь изобретет, — не стал возражать Палугин. — А то преодолей свою необъяснимую привязанность к матушке-России и оставайся в Америке. Работу тебе подыщем непыльную и хорошо оплачиваемую. Будешь, например, консультировать и читать лекции про Россию.

Позину почему-то стало гадко и противно. Он сам не мог понять почему. В современном мире глобальной экономики люди ради хорошей зарплаты легко меняют страны, гражданство, и в этом нет уже ничего удивительного. Он даже в Кремле и Правительстве России знает немало людей, которые не только женаты на иностранках, но и имеют близких родственников в Америке и в европейских странах. Такой подход для Позина был абсолютно немыслим.

— Разве я вещь, которую можно взять и купить за хорошую или просто подходящую цену? Внимание! Аукцион! Спешите — продаются мозги Позина! Кто больше? — Александр представил себе зал с тянущимися вверх руками своих потенциальных работодателей или владельцев его, позинских, мозгов. Эта картинка показалась ему довольно отвратительной.

— А почему бы и нет? — безо всякой иронии спросил Палугин.

— Знаешь, Женя, я всю жизнь старался не изменять ни себе, ни своим принципам…

Лицо Палугина еще больше побагровело. Очевидно, разгоряченный алкоголем мозг воспринял эту невинную фразу как какой-то намек на его, Палугина, судьбу.

Он резко перебил Позина:

— Если это так, в чем я позволю себе усомниться, то ты один из очень редких экземпляров человеческой породы, который достоин занесения в Красную книгу…

Напряжение и острота разговора постепенно спали. Они продолжали выпивать и закусывать сандвичами с холодным цыпленком и огурцами. Таков был обед в доме бывшего генерала КГБ Палугина.

Незаметно подступил вечер. Хозяин и гость вышли немного прогуляться, но на воздухе было морозно, и вскоре они вернулись в дом.

На сон грядущий посмотрели вечерний выпуск новостей по Си-эн-эн, потом Палугин показал По-зину гостевую комнату, где тому предстояло провести ночь. Александр долго не мог заснуть, пытаясь понять, может ли его спокойный и рассудительный Сергей Мануйлов при каких-то условиях носить прозвище Бешеный и зачем он понадобился этому темному типу Широши?..

XIV. Широши слушает «Аиду»

А в этот самый вечер господин Широши, вовсе не подозревая о том, какие мысли о нем и его пленнике бродят в голове Александра Позина, спокойно катил в роскошном лимузине по вечерней Вене.

Лимузин держал путь к зданию Оперы, где его должен был ждать верный подручный Владислав Фридрихович Ведерников. (Если помнит читатель, в романе «Остров Бешеного» Широши, сообщая Ведерникову о том, что ему следует немедленно скрыться из Москвы, сказал тому, что его в определенный час будут ждать в Вене у главного входа в Оперу. ) Широши еще издали разглядел понурую фигуру Ведерникова, стоящего у входа и напряженно всматривающегося в лица богато одетых мужчин и дам, спешащих на спектакль. Широши приказал водителю остановиться чуть поодаль, а сам в смокинге с черным жилетом и черной бабочке предстал перед насторожившимся Ведерниковым.

— Вы? — опешил тот.

— Разве я сильно изменился с нашей последней встречи? — не без иронии поинтересовался Широши.

— Вы… — внимательно вглядываясь в его лицо, промямлил Ведерников, — вы как будто стали моложе…

— Может быть, — спокойно согласился Широши. — Я принимаю омолаживающее средство. Так вас и правда удивляет мое присутствие в этой точке земного шара? Лично я иду в Оперу и предлагаю вам составить мне компанию. Вы ведь любите оперу, не так ли?

Ведерников терпеть не мог оперу и вообще любую классическую музыку. Его вкусы ограничивались творчеством Аллы Пугачевой и Маши Распутиной. Широши об этом явно догадывался, а скорее всего, знал, что было заметно по его озорно поблескивающим темным глазам.

— Я очень давно не был в опере, — ушел от прямого ответа Ведерников, — и с удовольствием составил бы вам компанию, но, увы, одет не должным образом.

На нем были видавшие виды потертые старые джинсы и какая-то поношенная, неопределенного цвета куртка, из-под ворота которой выглядывала не первой свежести водолазка.

— По старой большевистской традиции конспирируетесь? Правильно, — одобрил Широши. — Переоденетесь в лимузине, где найдете смокинг вашего размера, — не терпящим возражений тоном приказал он.

Ведерников, кряхтя и морщась, полез в лимузин. Когда он, переодевшись, вылез из машины, Широши, критически оглядев его и одобрительно хмыкнув, объявил:

— У меня заказана ложа. Дают «Аиду» Верди. Я под настроение с большим удовольствием послушал бы «Севильского цирюльника», но, к сожалению, репертуар Венской Оперы мне не подвластен.

Ведерников поежился от этой обычной, в духе Широши, невинной шутки.

Спустя несколько минут они сидели в ложе бельэтажа, где, естественно, никого, кроме них, не было, и слушали увертюру.

Ведерников напряженно ждал, что последует дальше. Широши явно наслаждался музыкой и пением и весь первый акт не проронил ни слова. В антракте Широши достал из барсетки крокодиловой кожи небольшую фляжку и две маленькие серебряные рюмки.

— Вы еще не забыли вкус моего любимого напитка?

— Не забыл.

Они выпили по две рюмки, и Ведерников сразу почувствовал прилив бодрости.

— Когда вы спешно покидали Москву, Славик, как себя чувствовал наш недостойный конкурент господин Мо?

Так на китайский манер они всегда именовали бывшего управляющего делами администрации Президента России Петра Петровича Можаева, ставшего в настоящий момент государственным Секретарем Союза России и Белоруссии.

— По-моему, как обычно, бодр и весел. Наверное, травит свои старые анекдоты новым белорусским подчиненным.

— И правда, чего ему волноваться? — подхватил Широши. — Прокуратура дело закрыла. А вы когда с ним последний раз встречались? У вас же всегда были самые нежные отношения, не правда ли?

— Да, конечно. А виделись мы незадолго до моего отбытия.

— Так что он наверняка осведомлен о вашем внезапном отъезде?

— Думаю, да.

— Тем лучше. Значит, ваш звонок, скажем из Страсбурга, его никак не удивит. Вы ведь знаете его прямой телефон?

— Естественно. — Ведерников терпеливо ждал конкретных указаний.

— Дело в том, что наш деловой господин Мо получил приглашение на инаугурацию нового Президента США. Но он опасается ехать, поскольку швейцарским прокурором выдан ордер на его арест. Чтобы успокоить господина Мо, ему с нарочным мною отправлено письмо, где прямым текстом говорится, что после процедуры инаугурации его ждут серьезные деловые переговоры, результатом которых может стать легальный перевод денег со счетов, подозрительных для швейцарских законников, на другие, абсолютно чистые.

— А как… — начал Ведерников, но Широши его оборвал:

— Вам в детали вдаваться нет необходимости. Нужно завтра вечером позвонить ему и подтвердить, что все, о чем говорится в полученном письме, — правда. И ему жизненно необходимо лететь в Америку, совершенно ничего не опасаясь.

— Понятно. Будет исполнено.

— Вы ведь неплохо его знаете. Как вы думаете, Слава, он клюнет?

— Думаю, обязательно клюнет. Человек он как будто неглупый, но по натуре

— завхоз. А завхоз и в политике — завхоз. Как почует навар, ничто его не удержит. А кроме того, он воображает себя мировой политической величиной. Ведь наши политики — от депутатов до мэров, — как изберут их, сразу надуваются, что твои индюки.

— Оценка резкая, но в целом справедливая, — рассмеялся Широши. — В посольстве США господину Мо объяснили, что сделать визу в его дипломатическом паспорте к нужному сроку они не успеют…

— Это его наверняка обидело, — заметил Ведерников.

— В своем письме я ему доходчиво объяснил, что его дипломатический паспорт в Америке не действителен и потому посольские тянут с визой, но не поставят в тот паспорт, и поэтому ему не стоит терять время, а надо ехать по имеющемуся у него общегражданскому заграничному паспорту, в котором стоит долгосрочная американская виза… — вкрадчиво вставил Широши, — и выбор у него остается простой — деньги или осторожность. Что он выберет, Славик, как вы думаете?

— Думаю, деньги.

— Ну, если вы, мой друг, не ошибаетесь, то мы немного отыграемся за то печальное поражение, когда он отверг предложение нашей фирмы и предпочел этого прохиндея-албанца. А мне так хотелось принять хотя бы небольшое участие в реставрации древнего Кремля.

— Албанец-то все карты на стол сразу выложил, а мы темнили тогда… — напомнил Ведерников.

— Вы ведь знаете, Владислав, я предпочитаю иметь дело с умными и понимающими людьми, а не с наглым быдлом. — В голосе Широши зазвучали суровые нотки. — Господин Мо мой простейший тест не прошел — теперь пусть пеняет на себя. И вообще, надоели мне эти самонадеянные кремлевские жулики!

— А что с ним будет в дальнейшем? — робко поинтересовался Ведерников.

— Ничего особенно страшного. В американском аэропорту его арестуют обычные рядовые сотрудники ФБР и, даст бог, депортируют в Швейцарию, где его с нетерпением ждут, а нам скажут спасибо.

— Ну и голова же у вас, шеф! — с неподдельным уважением промолвил Ведерников.

— Представьте себе, Славик, спасибо нам скажут и в Кремле. Есть там серьезные силы, которые будут рады любому предлогу разделаться с прошлой командой. Уверен, что сейчас вы, Славик, очень удивитесь, услышав, что после ареста в Америке господина Мо Президент Путин прикажет разобраться и с элитной квартирой стоимостью в полмиллиона долларов, «подаренной» Генеральному прокурору тем же самым господином Мо.

Взгляд расширенных глаз Ведерникова не требовал лишних пояснений.

— Учитесь, Славик, пока я жив! — самодовольно улыбнулся Широши. — Мы делаем всего один, довольно примитивный по сути ход, а каков выигрыш?

К этому времени антракт заканчивался, и прозвучал последний звонок.

— Ладно, не буду вас больше мучить музыкой Верди. Идите домой, хорошенько отдохните и рано утром поезжайте в Страсбург. Паспорта, визы, деньги — все в порядке?

— Обижаете, шеф!

— Господину Мо позвоните часов в шесть вечера из гостиницы через оператора. Надеюсь, к тому моменту он окончательно созреет для «подвигов». Да, чуть не забыл. Из Страсбурга вернетесь в Вену. Запомните адрес, — Широши продиктовал, — и имя Курт Хагер. Парнишка забавный, но очень активный. Передайте ему от меня большой привет и скажите, что его премьера немного откладывается. Именно так — не отменяется, а откладывается, он поймет…

— Судя по всему, вы задумали очередное большое шоу? — догадливо спросил Ведерников.

— После крупного булыжника по имени «господин Мо», я готовлю еще несколько тяжелых камешков, которые, наверное, все-таки немного потревожат это гнилое, заросшее ряской кремлевское болото. Но знать подробности плана вам пока рано. Успехов, Славик.

Ведерников удалился. А Широши, вернувшись в ложу, закрыл от удовольствия глаза и полностью погрузился в волшебный мир музыки великого итальянца…

Какие мысли роились в голове этого удивительного человека? Нам ли дано это узнать, если сам Бешеный, с его неземными способностями, так ни разу и не сумел прочитать мысли своего похитителя?

Завтра первым рейсом компании «Бритиш Эйр-лайнз» Широши предстояло вылететь в Лондон…

XV. Визит «плотника»

На следующее утро Позин проснулся поздно. Когда он принял душ и вышел к гостиную, Палугин сидел за компьютером и просматривал последние новости в Интернете.

— Выпей, кофе. А то скоро уже ланч и гость приедет. Он человек весьма пунктуальный, — сказал Палугин.

На кухне копошилась строгая американская дама в очках. Палугин представил ее как свою соседку миссис Армстронг, которая иногда помогает ему по хозяйству. Позин был готов побиться об заклад, что большую часть своей жизни миссис Армстронг провела, трудясь в архивах самых секретных служб США.

Допивая кофе в гостиной, Позин увидел в окно, как около дома остановился древний пикап, кузов которого был набит какими-то досками и рейками. Только Позин собрался спросить Палугина, не собирается ли тот затевать ремонт или делать пристройку к дому, как сам хозяин удовлетворенно произнес:

— А вот и Роджер… Дорогая миссис Армстронг, вас не очень затруднит открыть нашему гостю дверь?

— Ни в коем случае, сэр! — чуть чопорно отозвалась женщина.

Вскоре на пороге гостиной возник высокий, несколько сгорбленный, широкоплечий человек с обветренным загорелым лицом. Он был одет в потертые джинсы, ветхую куртешку, из-под которой виднелась линялая ковбойка. В таком виде обычно ходят мелкие фермеры где-нибудь на Среднем Западе, в Канзасе или Иллинойсе. Его массивную голову с крючковатым носом венчала копна поредевших, пшеничного цвета волос. Взгляд голубых глаз был холоден и пронзителен.

Как это часто бывает с американскими мужчинами, по внешнему виду было практически невозможно определить возраст вошедшего. Ему могло быть и сорок, и все шестьдесят.

— Привет, Юджин, — на американский манер поприветствовал он вставшего из-за компьютера Палугина.

— Познакомьтесь, это Александр Позин, человек из Москвы.

— Роджер Лайн. — Рукопожатие было уверенным и весьма крепким.

— Ты, как я погляжу, с уловом, Роджер, — кивнув в сторону окна, где виднелся полный досок кузов пикапа, сказал Палугин.

— Утро было на редкость удачным. Практически за бесценок я взял строительные материалы добротного качества.

— А что ты теперь решил построить? — спросил Палугин.

— Задумал поставить в саду еще одну беседку, ну, там, где пруд с рыбками, помнишь?

— Конечно, над прудом беседка будет смотреться хорошо.

Гость повернулся к Позину и с откровенной гордостью заявил:

— Я ведь по профессии — плотник и столяр.

Палугин пригласил всех к столу, который был уже накрыт в гостиной. Обед состоял из зеленого американского салата, бараньих отбивных с вареной морковью и соевыми бобами. Медленно потягивая ледяное пиво, Роджер внимательно посмотрел сначала на Палугина, потом на Позина.

— Вот вы, русские, ответьте мне на один простой вопрос: в чем главное преимущество Америки над Россией, если, конечно, отвлечься от нашего приоритета в области технологий вообще и высоких технологий в частности?

Оба его собеседника недоуменно пожали плечами.

— Наше великое превосходство над вами — в менталитете! — назидательно, будто объясняя что-то бестолковым ученикам, произнес Роджер. — Скажем, вы традиционно гордитесь своей так называемой духовностью и немного презираете нас за наш прагматизм. Но давайте немного заглянем в историю.

— Во всемирную? — пряча улыбку, спросил Позин.

— Зачем? В историю Америки. Первые поселенцы на нашем континенте умели все: корчевать деревья, строить дома, рыть колодцы, пахать, сеять, бережно убирать и хранить урожай, охотиться на диких зверей и ухаживать за домашними животными…

— Я тоже в деревне после войны мальчишкой корову доил и косить умел, — немного обиженно отозвался Палугин.

— А вы, господин Позин, что умеете, кроме как собирать сплетни и слухи, излагая их для начальства в грамотной форме?

Позин промолчал. Похоже, этот «плотник» был и в самом деле обо всем великолепно осведомлен. Вряд ли он собирался обидеть или задеть Позина: любой свой выпад он мог мгновенно превратить в шутку.

— И вы, и я достаточно опытные в политике люди, чтобы в глубине души не понимать, что занимаемся по большей части сущей ерундой, — заметил Роджер. — Но русские в целом к подобной ерунде относятся более трепетно и серьезно, нежели американцы. И корни этого отношения — в истории.

Позин недоуменно посмотрел на Палугина, но тот никак не среагировал на его взгляд.

— Наши первые поселенцы и их потомки были мастерами на все руки и не гнушались никакой работы, — невозмутимо продолжал Роджер. — А примерно в эти же годы цвет русской нации — аристократия выписывала модную одежду из Парижа и считала для себя зазорным застегнуть пряжки на башмаках без помощи верного лакея. А духовная шита упивалась разговорами о смысле жизни. Знали они немало, беседу вести умели, но вот руками работать…

— А Петр Первый? — довольно робко вылез Позин.

— Это исключение, только подтверждающее правило. И потом, кто окружал его? Голландцы, немцы, шотландцы, то есть именно те, кто осваивал американскую целину. Скажу вам более, у Николая Второго, как известно, практически не осталось ни капли крови Романовых. В его жилах текла кровь немецких герцогов и принцев, но даже немецкие цари на русском престоле так и не смогли научить вашу элиту работать.

— Анализ довольно точен, согласись, Шурик! — ухмыльнулся Палугин.

В ответ Позин хмыкнул нечто неопределенное.

— С вашего позволения, я продолжу, — с вежливой улыбкой сказал Роджер. — Так вот, ваша элита веками продолжала рассуждать о смысле жизни. А потом они, я имею в виду русскую интеллигенцию, с удивлением обнаружили, что люди с маузерами, если не ошибаюсь, их звали «комиссарами», не внемлют глубокомысленным речам, а смысл жизни представляют себе несколько иначе.

— Вы хотите сказать, что… — на этот раз в разговор попытался вмешаться Палугин, но Роджер его не услышал:

— Забавнее всего, как эта история повторилась в тысяча девятьсот девяносто первом году, когда Горбачев с изумлением обнаружил, что длинных речей его никто слушать почему-то не желает. А больше он ничего, увы, не умел. А если когда-то и умел, то быстро разучился. Нельзя не обратиться к вашему любимому шефу — все-таки первый свободно избранный Президент России.

— Он с нескрываемой иронией поглядел на Позина. — Не знаю, какие дома он в свое время строил на Урале, но нормальное государство построить не сумел, поскольку имел особую истинно русскую и популярную у вас профессию — руководитель. Не зря же он пытался дирижировать оркестром в Германии.

Позин почувствовал себя униженным, так его Родину «уел» этот самоуверенный «плотник», но самым неприятным было то, что Роджер был во многом прав. Во всяком случае, Позин с ходу не мог найти весомых аргументов для ответа на его выпады.

—… Наша же американская история полна примеров иного рода. Возьмите моего деда. Он собственноручно выстроил двухэтажный дом для своей семьи, поставил два дома незамужним сестрам в качестве приданого, своими руками изготовил мебель для всех трех домов. Они, кстати, до сих пор стоят недалеко от Бостона. При том он по совместительству много лет был местным шерифом, а потом окружным прокурором.

Тут Позину нестерпимо захотелось прервать этот затянувшийся урок сравнительной истории, но он так и не придумал никаких серьезных возражений и продолжал сидеть, уткнувшись в тарелку. Более того, он понимал, что никогда и ничем не переубедит этого упоенного собой и своим видением мира человека. За его корректной манерой речи Позин чувствовал глубокую ненависть и презрение к его, Позина, Родине. От подчеркнутой вежливости Роджера, от его профессорского тона веяло вечным холодом, как от могильной плиты.

— Ну что, Шурик, убедил тебя Роджер? — глумливо спросил Палугин. — Может, переменишь специальность и пойдешь к Роджеру учиться па плотника? Он хороший учитель.

— Достоинства мистера Лайна как педагога для меня очевидны, но, боюсь, мне уже поздно чему-либо учиться.

— А, кстати, если отбросить шутки, не хотели ли бы вы, господин Позин, поработать в Америке? Ваше знание кремлевской кухни может быть полезно не только начинающим политологам, — многозначительно произнес Роджер и зорко взглянул на Позина, который предпочел сделать вид, что намека не понял.

— Вот и я ему то же самое говорил, — поддакнул Палугин. — Для тебя, Шура, здесь могли бы открыться блестящие перспективы.

— Я всегда оттягивал принятие решения до самого последнего момента, — ответил Позин, чтобы они отвязались.

— Типично русская черта, — ухмыльнулся Роджер.

— Послушай, Роджер, твой исторический экскурс настолько увлек нас, что у меня совершенно вылетело из головы — ведь Шура задержался тут специально, чтобы задать тебе важный для него вопрос.

— Рад буду помочь, если смогу, — галантно ответил Роджер, склонив массивную голову.

Позин замялся, не зная, с чего начать. Палугин пришел ему на помощь.

— У Шуры пропал один знакомый.

— В Америке?

— Нет, в Никарагуа, на острове Маис.

— И зачем черт понес его туда? В Латинской Америке, как, впрочем, и у вас в России, цена человеческой жизни крайне низка.

— Он туда направился по просьбе своего американского друга из ФБР Майкла Джеймса, — сообщил Позин, словно перекладывая вину за исчезновение Сергея на американцев.

— Генерала Джеймса? — Лайн нахмурился. — А как фамилия этого вашего приятеля?

— Сергей Мануйлов.

— Вполне возможно, что он же — Савелий Говорков, — со зловещей улыбкой не преминул добавить Палугин.

Позин с недоумением и неудовольствием взглянул на него.

— А, это тот русский парень, что предотвратил теракт на одной из наших атомных станций… — на мгновение задумался Роджер. — Как же, помню-помню эту историю, хотя с героями ее лично не встречался. Можно я позвоню?

Палугин кивнул. Роджер набрал номер.

— Я — Роджер Лайн, мне нужно срочно поговорить с генералом Джеймсом… Привет, Майкл. Это — Роджер Лайн… Вы удивлены моим звонком? Мне тут случайно стало известно, что ваше ведомство занялось какими-то изысканиями в Никарагуа, что это значит? Вы опять перебегаете нам дорогу?

Позин знал, насколько сложны и противоречивы отношения ЦРУ и ФБР. По закону первое ведомство действовало исключительно за границами США, второе — на американской территории. Он понимал недовольство Лайна, и ему пришло в голову, что этот разговор может навлечь какие-то неприятности на Джеймса. Но сейчас важнее всего было разыскать Сергея.

Роджер внимательно, не перебивая, слушал, что говорил его собеседник на другом конце провода.

— Ну, Дик — известный болван. Надеюсь, что его дни на этой должности сочтены. Но глупостей и гадостей он успел натворить вполне достаточно, — зло сказал в трубку Лайн. — Радует то, что процесс очищения аппарата от клинтоновских ублюдков уже начался. Так вы говорите, что решение о передаче этого дела вам принималось самим… — имя он предусмотрительно не назвал. — Зачем проверять? Мне хватит честного слова американского офицера. Спасибо… Пока… Может, скоро увидимся.

Лайн положил трубку.

— Извините, мелкие межведомственные трения. Нужно было выяснить, кто отдал приказ об операции. Я терпеть не могу, когда эти кретины из ФБР проявляют самостоятельность.

Пока Лайн говорил по телефону, Позин внимательно наблюдал за ним. Он никогда не считал себя трусом, но в манере разговора этого человека, в его жестах и повадке было нечто пугающее. Что бы ни говорили ему о его приятеле Сергее или как его там зовут, находиться с ним рядом Позину было уютно и спокойно, а от Роджера» исходила непонятная, ощутимая угроза. Словно почувствовав напряжение между гостями, Палугин взял нить разговора в свои руки:

— Александр уверен, что в исчезновении его приятеля замешан некий бизнесмен международного масштаба по фамилии Широши. Тебе что-нибудь говорит это имя?

Роджер задумался. Ни один мускул на его лице не дрогнул. После небольшой паузы он сказал:

— Я слышал об этом человеке, но в настоящий момент не могу вспомнить ничего определенного, кроме того, что это достаточно крупный и удачливый делец. Обещаю вам навести о нем справки в самое ближайшее время.

Позин оставил Роджеру номер телефона своей гостиницы.

— А теперь у меня тоже есть к вам вопрос, будем считать это модным в России бартером, не возражаете? — Роджер вопросительно-иронически поглядел на Позина.

— Конечно, нет, — с готовностью ответил Позин.

— Как вы думаете, долго еще пробудет на своей должности ваш непосредственный босс, господин Щенников?

— Дело в том, мистер Лайн, что я уже довольно давно нахожусь в Америке и лишен последних кремлевских новостей. Но думаю, что он рано или поздно покинет свой нынешний пост.

— Ответ достойный опытного политика. Так все-таки, рано или поздно? — настаивал Роджер.

— Думаю, в течение этого года.

— Спасибо. А каково ваше мнение о Петре Можаеве? У него со Щенниковым ведь тесная дружба, не так ли?

— Я бы не назвал их отношения дружбой. Они скорее доверительно-деловые. А сам я с Можаевым сталкивался очень мало.

— Потому что избегали пользоваться всякими льготами и привилегиями, которые исходили от него?

— Пусть так, — отрезал Позин.

— Кто-то из ваших бывших коллег назвал Можаева «суперолигархом». Вы понимаете, что это значит?

Позин пожал плечами:

— Я представляю, какими средствами Можаев распоряжался, и в этом смысле он, конечно же, «суперолигарх».

— А каково ваше мнение по поводу обвинений Можаева в коррупции?

Позин почувствовал себя как на допросе, но уйти от ответа было неловко: ведь он сам только что обратился за помощью к этому человеку в довольно деликатной и туманной истории. — Боюсь, эти обвинения не лишены некоторых оснований. — Кривить душой Позину не хотелось.

— Но ведь российская прокуратура закрыла его дело? — продолжал давить Роджер как опытный следователь.

— Поверьте мне на слово, мистер Лайн, что как чиновник я занимался очень узкой областью, бесконечно далекой от всех сфер деятельности Можаева.

— Но вы же не могли не слышать каких-то слухов и разговоров?

— Мистер Лайн, хотя вы и определили род их занятий как собирание сплетен и слухов, но я больше работал собственными мозгами, нежели ушами! — Позина начал крепко раздражать этот вальяжный американский «плотник». — Я всегда верил только фактам, а к слухам относился настороженно.

— Здравая позиция. Мне она симпатична и близка. Простите, если мои вопросы были вам не очень приятны. Грех было не воспользоваться такой редкой для меня возможностью — припасть к первоисточнику.

Роджер встал и крепко пожал Позину руку.

— Юджин, спасибо за вкусный обед в прекрасной компании. Мне пора. А вам, господин Позин, я обязательно позвоню, как только что-то для вас узнаю.

Роджер сел в пикап и отбыл. Палугин подвез Позина на своей машине к остановке автобуса, идущего в Нью-Йорк. Больше о Роджере и Бешеном они не разговаривали.

Палугин вовсе не преувеличивал, говоря о том, что его знакомый — суперагент. Роджер Лайн был одним из самых опытных и высокопоставленных работников ЦРУ. Он много лет провел «в поле», то есть на оперативной работе, а потом возглавлял самые сверхсекретные департаменты этого зловещего ведомства. Хотя формально в настоящее время Лайн находился в отставке, но, как он любил повторять, «всегда держал руку на пульсе мировой политики» и был одним из самых доверенных и уважаемых консультантов руководителей ЦРУ. Роджер, редкий эрудит, обладал от природы феноменальной памятью и без преувеличения являлся одним из самых информированных людей на земле.

Лайн был инициатором и одним из создателей сверхсекретной организации, объединявшей наиболее влиятельных лиц в американском обществе. Это вовсе не был клуб богатых людей. Там не смотрели на количество нулей в банковском счете.. Главным считалось другое — признавал ли потенциальный член организации идею мирового господства США и то, что наступивший двадцать первый век должен стать веком США, и насколько готов человек беззаветно этим идеям служить.

Члены организации «Наследие Америки», а именно так она называлась в секретных документах, очень напоминали оголтелых безумцев-большевиков, которые, опьяненные победой в России, грезили о мировой революции и создавали международные союзы для ее подготовки.

Организация Роджера и его последователей не имела жесткой структуры, но ее членов объединяла общая главная цель — Великая Америка, повелительница всей Земли. Они не давали никаких клятв, — слишком много лет знали друг друга, несколько сотен человек — бывшие и действующие крупные работники ЦРУ и ФБР, отставные генералы и адмиралы, сенаторы и губернаторы, банкиры и журналисты, а также, естественно, некоторые крупные бизнесмены. Все единодушно откровенно презирали разгильдяя и бабника Клинтона, но и новый Президент Буш был для них излишне либерален. Им требовался Президент, который проводил бы максимально жесткий курс по отношению к двум потенциальным соперникам США на мировой арене — Китаю и России.

Члены организации «Наследие Америки» избегали публичности и всегда предпочитали действовать из-за кулис.

Любопытно, что организация «Наследие Америки» терпеть не могла Орден масонов, видя в нем опасного конкурента в борьбе за мировое господство, однако открытой конфронтации с могущественным Тайным Орденом пока избегала.

Отъехав на своем дребезжащем грузовичке с десяток миль от городка, где обитал Палугин, Лайн включил радиомаячок.

Часа через два он свернул с хайвэя и подъехал к захудалому придорожному мотелю номеров на двадцать. Мотель был устроен так, что машины постояльцев парковались непосредственно перед дверью в снятый ими номер.

Оплачивая номер за сутки и беря ключи, Роджер выразил свое неудовольствие слишком высокой, по его мнению, ценой. Администраторша, дородная негритянка средних лет, промолчала и, вздохнув, закатила глазки. «Вечно эти фермеры всем недовольны», — про себя подумала она.

Взяв в автомате две банки пива, Роджер отправился к себе в номер, где с помощью специального прибора на всякий случай проверил, нет ли в комнате подслушивающих устройств. Такие мотели регулярно использовались частными сыщиками для установления факта супружеской неверности. «Жучков» в номере Роджера не оказалось.

Он открыл банку, глотнул пива, закрыл глаза и стал ждать.

Примерно через час в дверь его номера осторожно постучали. Роджер встал и отпер дверь.

— Ты не заставил себя ждать, Эндрю.

— Я засек твой маячок часа полтора назад, но попал в небольшую пробку.

Вошедший мужчина, на вид лет шестидесяти, был низкоросл, косолап, пузат, вдобавок ко всему, на его носу-картошке как-то криво сидели очки с толстыми стеклами. Потертая одежда висела на нем мешковато. Всем своим видом он напоминал пенсионера-бухгалтера из какого-нибудь провинциального русского городка. Между тем Эндрю Уайт, давний коллега и в прошлом подчиненный Лайна, был одним из самых блистательных аналитических умов ЦРУ.

Без малого сорок лет назад он, ученик слесаря, пришел в дом Роджера ремонтировать сантехнику. Если Роджер, убежденный холостяк, и испытывал к кому-нибудь, кроме своих кровных родственников, какие-то теплые чувства, то это был Эндрю Уайт.

— Хочешь пива? — спросил Роджер.

— Промочить горло с дороги не помешает, — согласился Эндрю и открыл банку.

Сделав большой глоток, он вынул из объемистой сумки портативный, но мощный компьютер — гордость технических гениев ЦРУ. В нем имелись защищенный от любой прослушки телефон космической связи, электронная почта, Интернет и много чего еще. При произнесении в микрофон кодового слова устройство мгновенно самоуничтожалось.

— Все идет по плану? — чисто для проформы спросил Лайн: он давно знал, что у Эндрю иначе не бывает.

Тот посмотрел на вмонтированные в ноутбук часы.

— Через два часа в Лондоне Счастливчик Джим узнает точное время проведения операции.

— Кстати, он на связи? — спросил Роджер. — Надо дать ему еще одно поручение…

— Он всегда на связи. Давай указание. — Эндрю не любил лишних слов.

— Не верил никогда в случайные совпадения. Но сегодня, обедая у нашего друга Палугина, я познакомился с Александром Позиным.

— Позин? Этот интеллектуал из ельцинской команды?

— Да. Он самый.

— А какой черт его занес к Юджину?

— Вот именно, черт, дьявол, нечистый или все силы ада, вместе взятые. По его словам, он в Нью-Йорке подружился с неким Сергеем Мануйловым…

— Он же Савелий Говорков, он же Бешеный, — автоматически проговорил Эндрю.

— Вот-вот. Русский Рэмбо или Джеймс Бонд, как тебе будет угодно. Представь себе, Эндрю, этот Бешеный исчез, а Позин совершенно твердо уверен, что его похищение организовал крупный международный бизнесмен по имени Широши. Тебе что-нибудь подобное могло прийти в голову?

— Если говорить честно, то нет!

И старые друзья громко расхохотались.

— Предполагаемое похищение имело место в Никарагуа, точнее, на острове Маис. Там была когда-то советская секретная лаборатория. Колдовали они над какой-то новой энергией. Нас это, естественно, сильно заинтересовало. Но при сандинистах о проникновении туда нечего было и думать. А когда правительство в Никарагуа сменилось, русские быстро все оттуда вывезли.

— Помню эту историю, — задумчиво сказал Эндрю.

— Некоторое время назад то, что осталось от лаборатории, начали обнюхивать своим длинным носом масоны. Мы этот интерес зафиксировали и решили посмотреть, что там к чему. Но этот Дик Роберте, клинтоновский ублюдок и законченный идиот, воображая себя крупным разведчиком, послал туда пару рыжих белокожих ирландцев. Легко догадаться, с каким небывалым восторгом местное население пошло на сотрудничество с ними. Они совали доллары направо и налево, а в ответ слышали, что никто ничего ни о какой лаборатории не знает. Роберте с детства был идиотом, и то, что он когда-то вместе с Клинтоном учился в Англии и протестовал против нашей войны с коммунистическим Вьетнамом, ума ему не прибавило.

— Что было дальше? — заинтересованно спросил Эндрю.

— Дальше — больше. Босс, в назидание Робертсу, передал дело в ФБР, и кому ты думаешь?

— Не имею понятия.

Роджер вдруг прервался и посмотрел на часы.

— Чуть позже я все тебе расскажу в деталях. Но давай-ка сперва срочно пошлем по электронной почте Счастливчику Джиму дополнительные указания.

Уайт послушно привел чудо техники в рабочее состояние. Роджер медленно начал диктовать:

«Счастливчику Джиму от Координатора. По мнению Александра Позина, советника бывшего русского Президента, ваш будущий собеседник похитил некоего Сергея Мануйлова, он же Савелий Говорков, он же Бешеный. Выяснить, так ли это, и в случае подтверждения информации узнать, сколько собеседник хочет в качестве компенсации за передачу похищенного объекта организации «Наследие Америки «… « На свою беду Счастливчик Джим успел получить сообщение, хотя он уже собирался уходить на ранее назначенную встречу. Ему нужно было немного времени, чтобы взять из банковского сейфа кейс с деньгами, а потом спешить на ту важную встречу. Счастливчик Джим знал, что человек, к которому он направляется, не выносит опозданий…

— Пока мы ждем отчета от Счастливчика Джима, я продолжу. — Роджер сделал глоток пива. — В ФБР эту операцию поручили бригадному генералу Майклу Джеймсу…

Лайн сделал паузу и выразительно посмотрел на друга.

— Боже милостивый! — изумился Эндрю. — Нашли кому! Красному Мишке!

Под такой кличкой генерал Джеймс был известен в организации «Наследие Америки». Еще со времен московской Олимпиады тысяча девятьсот восьмидесятого года, символом которой был забавный медвежонок, слово «мишка» стало не столь интернациональным, как «спутник», но мелькало в обиходе у некоторых просвещенных иностранцев.

Роджер неспешно продолжал свое повествование:

— Красный Мишка, не будучи дураком, отправляет своего дружка Бешеного на разведку, одновременно подготавливая группу своих людей, согласовывает все текущие вопросы с правительством Никарагуа по дипломатическим каналам. Словом, вдогонку за этим Бешеным должна была лететь группа Джеймса. Но Бешеный внезапно исчез, а остатки лаборатории были разграблены.

Эндрю издал какой-то сдавленный смешок.

— Остается утешаться тем, что конкуренты из ФБР тоже ничего не добились.

— Утешение слабое, если посмотреть на дело с нашей точки зрения, старина Эндрю. Не кажется ли тебе правдоподобной такая версия: Джеймс специально отправил Бешеного пораньше, чтобы тот эвакуировал все остатки лаборатории. Ему это удалось, и он сидит себе в Москве, пьет русскую водку и ехидно посмеивается над нами?

— Если считать, что Красный Мишка — русский агент, эта версия вполне вероятна.

— Я глубоко убежден в том, что его завербовали еще тогда, когда он вернулся из России почти законченным наркоманом. Я изучал его досье. Как он оказался в России и чем там занимался — история в высшей степени темная. Российские спецслужбы никогда бы не выпустили американского коллегу из своих когтей. Особенно подозрительно, что по официальной версии спас Джеймсу жизнь этот самый Бешеный.

— А что показали результаты допросов тогда, когда Джеймс вернулся из России? — поинтересовался дотошный Эндрю.

— Ничего определенного. Хотя допрашивал его старик Генри О'Доннел, помнишь его?

— Как не помнить, он легко раскалывал любых агентов. В военной контрразведке, да и у нас в конторе ему равных не было. Жаль мужика — рак не пощадил и его…

Они немного помолчали, вспоминая коллегу.

— Так вот, Генри гонял его «и на детекторе лжи, и на другой аппаратуре — и ничего! Но он не сомневался, что Джеймса в России превратили в Красного Мишку. У КГБ ведь были свои психотропные средства и психологи высочайшего класса. Генри первый и обратил внимание на русские корни Джеймса. Ты знаешь, ведь он не только носит фамилию жены, но и посещает православную церковь.

— Час от часу не легче, — озабоченно проговорил Эндрю. — Может, с приходом нового Президента эту русскую сволочь удастся хотя бы передвинуть на какой-нибудь менее серьезный пост?

— Попробуем. Обещаю тебе, дорогой Эндрю, что не успокоюсь, пока не разделаюсь с ним. Человек с его биографией и связями не может быть на таком важном посту в ФБР. Это противоречит идеалам и законам организации «Наследие Америки»… — мрачно подвел итог разговора Лайн.

— Слушай, Роджер, а как тебе такая версия: Широши тоже был на острове и завладел остатками лаборатории — у него ведь почти всегда получается так, как он хочет. — Аналитический мозг Эндрю во время беседы не переставал перебирать возможности и рассматривать разные варианты.

— Широши? — задумчиво произнес Роджер, покачивая ногой. — Любопытный поворот, и, кстати, вполне реальный. Он всегда интересовался новейшими технологиями и готов был вкладывать в эти области приличные средства. Ладно. Соглашаемся с этой версией. Но тогда не понимаю, зачем Широши понадобился Бешеный? Тут нет никакой логики!

— Стареешь, Роджер. — Эндрю немного грустно улыбнулся. — Как же ты мог забыть, что именно Бешеный и сорвал ту прелестную заварушку в Москве в тысяча девятьсот девяносто первом году, которую затеял Широши не без нашего содействия?

— Эндрю, старина, я действительно старею. Как я мог забыть эту комбинацию

— база в Казахстане, созданная Широши, каким-то образом попавший туда Майкл Джеймс, и тренировавшийся гам Бешеный со своим названным братом, Вороновым, кажется? Господи, как ты прав! Маловероятно, что Широши забыл, какую гадость ему устроил тогда этот Говорков, практически разрушивший все его, как обычно, четко выстроенные планы. Боюсь, что Бешеного мы ни за какие деньги не сможем получить. Он наверняка уже на том свете.

— А вообще, на кой он нам? — недоуменно спросил Эндрю.

При всем своем аналитическом даре он был человеком несколько наивным и, умея виртуозно анализировать факты, иногда не поспевал за полетом фантазии своего друга и учителя Роджера.

— Несмотря на мою сегодняшнюю забывчивость, дорогой Эндрю, — Роджеру явно было неловко, что он допустил такой нелепый промах, — я очень давно слежу за похождениями этого молодца и могу тебе сказать, что Бешеный — удивительный феномен. Пожалуй, у нас, даже в самые лучшие времена, таких бойцов не было.

— Ты надеешься его перевербовать?

— Для начала я бы изучил его психику, обследовал бы физическое состояние, а потом… Да что говорить, Широши таких противников не щадит.

Оставим ненадолго собеседников в темноватом и неуютном номере дешевого мотеля в размышлениях о ближайших действиях во благо организации «Наследие Америки» и Великой Америки и перенесемся в Лондон, где…

XVI. Сэр Малколм Бешеного не знает

… Счастливчик Джим нажимал кнопку звонка одного из роскошных домов, расположенных в небольшом переулке Лондона, выходящем на Слоун-сквер.

Дверь открыл дворецкий в ливрее. Его внушительная фигура полностью закрывала дверной проем.

— Вам назначено? — строго спросил он.

— Да.

— Как ваше имя?

— Джим Макалистер.

— Шотландец? — В голосе дворецкого появилось нечто дружелюбное. — А почему нет нашего акцента?

— Мой дед в начале века эмигрировал в Америку, и я всю жизнь провел там.

— Нельзя забывать родину предков, — назидательно произнес дворецкий. — Вы подождете в нижней гостиной. Сэр Малколм в библиотеке. Я ему доложу о том, что вы пришли вовремя.

Джим огляделся. В гостиной царил полумрак — горели только два старинных бра в виде подсвечников, но даже их рассеянный свет позволял разглядеть старинную мебель и портреты дам и джентльменов в кружевных жабо, которые, как показалось Джиму, строго взирали на незваного пришельца.

Неслышно вернулся дворецкий.

— Сэр Малколм ждет вас. В библиотеке тоже было сумрачно, но жарко от ярко пылавших в камине поленьев. Широши (а это был он) сидел в клетчатой юбке, традиционные цвета которой означают принадлежность к определенному клану. Долгим взглядом Широши посмотрел на вошедшего. Дворецкий продолжал маячить в дверях.

— Что будете пить? — вежливо спросил Широши.

— Не возражал бы против хорошего глотка нашего доброго шотландского виски.

Чуть заметный знак бровью Широши, и дворецкий тут же исчез.

— Правильный выбор. По погоде. Январь в Лондоне всегда отвратителен. Ваша фамилия, мистер Макалистер, свидетельствует о шотландских корнях. Насколько я помню, наши кланы когда-то кровно враждовали, но с тех пор столько воды утекло, — усмехнулся Широши.

Вошел дворецкий с подносом.

— Вам как, сэр? — спросил он гостя.

— Со льдом, но без содовой, — ответил тот.

Дворецкий удовлетворенно кивнул. Видно, в этом парне текла настоящая шотландская кровь: ведь только бестолковый иноземец будет портить драгоценную влагу водой.

Широши молчал, глядя на огонь в камине.

— Мои шефы просили уточнить, все ли идет по плану? И есть ли уже точная дата операции? — как можно учтивее спросил гость.

— Мои планы нарушаются крайне редко, — самодовольно изрек Широши, — так что успокойте своих шефов. А конкретная дата не имеет никакого значения. Требуется одно: швейцарский ордер должен как можно быстрее миновать все соответствующие инстанции американской бюрократической машины, и тогда фамилия человека, на которого выдан ордер, автоматически окажется в компьютерах всех пограничных постов США с пометкой о немедленном задержании его как личности, находящейся в международном розыске. Всю эту процедуру ваши начальники знают лучше меня. Не понимаю, чего они нервничают? Их задача теперь поторопить ленивую американскую бюрократию.

Счастливчик Джим взял в руки принесенный им кейс и попытался вручить его Широши. Тот демонстративно проигнорировал намерение своего гостя.

— Надеюсь, вам не было слишком тяжело его нести? — с усмешкой спросил он.

— Нет, что вы сэр! — поспешил ответить Джим. — Очень хороший виски. Вы позволите еще стаканчик?

— Конечно, выпейте. Это настоящий молт. Производят его в пяти милях от моего замка по старинным рецептам и с соблюдением древней технологии.

Счастливчику Джиму тихонько бы допить свой виски и промолчать о втором поручении Координатора, но Джим был ревностный служака.

— По информации моих шефов, поступившей от некоего русского господина Александра Позина, у вас находится человек по прозвищу Бешеный, он же Савелий Говорков. — Счастливчик Джим с трудом выговорил имя и фамилию Савелия. — Мои шефы хотели бы узнать, за какую сумму вы бы позволили им, — в последний момент он несколько смягчил пожелание своих шефов, — встретиться с этим человеком?

Широши не повернул головы к собеседнику и продолжал смотреть на огонь в камине.

— Передайте вашим начальникам, что я никогда не слышал об этих людях, дурацкие фамилии которых я не запомнил. И еще. Напомните, пожалуйста, им, что я сотрудничаю с ними вовсе не из-за денег!

Человек, хорошо знавший Широши, почувствовал бы в его ответе скрытую угрозу, но Джим видел Широши в первый и последний раз в своей не очень долгой жизни. Он поблагодарил хозяина за прекрасный напиток и откланялся.

Прощаясь, дворецкий настоятельно посоветовал Джиму съездить хотя бы в Эдинбург. Джим вернулся в гостиницу и послал сообщение на имя Координатора, которое завершалось фразой:

«… сэр Малколм Матфей ничего о Бешеном не тает».

Это было его последнее послание своим шефам. Поздним вечером того же дня, когда Джим вышел из дома своего родного дяди, расположенного в Хокни, на перекрестке его сбила несущаяся с бешеной скоростью машина. Бедняга Счастливчик Джим скончался на месте. Полиция нашла машину благодаря звонку случайного свидетеля происшествия, который, прогуливая своего пса, разглядел и запомнил номер. За рулем сидел наглотавшийся наркотиков выходец из Нигерии. Его осудили на длительный срок тюремного заключения с принудительным лечением от наркомании.

Никому не могло прийти в голову, что в полицию позвонил проезжавший мимо велосипедист, который и толкнул Счастливчика Джима под автомобиль африканца. И если бы погибший успел разглядеть этого велосипедиста, то с изумлением узнал бы в нем добродушного и внимательного дворецкого, с которым только сегодня познакомился…

Но вернемся в затрапезный американский мотель.

Количество пустых банок немного увеличилось… Пришло сообщение от Счастливчика Джима, жизнь которого мчалась к своему концу со страшной скоростью.

— Своенравный тип этот Широши, — раздраженно сказал Роджер.

— А ты наивно надеялся, что он доложит нам, как он расправился с Бешеным?

— не без иронии спросил Эндрю. — Знаешь, нисколько не удивлюсь, если наше любопытство аукнется нам большой изжогой от этого Широши…

— Любишь ты каркать! — нахмурил лоб Роджер. — Давай лучше еще раз посмотрим его досье.

Эндрю послушно защелкал клавишами. Буквально через несколько секунд он монотонным голосом начал читать:

— Широши Такиро, год и место рождения неизвестны. Читать все его имена?

— Читай. Полезно освежить их в памяти.

— Феликс Артамонов, Абдель Раззак Касем, Лейб Гурвиц, Пауль Шмидт, Чезаре Ломбарди, Жак Гибе, Пабло де Каррион и, наконец, сэр Малколм Макфей… Он баронет или маркиз. Я в этом не разбираюсь. — Эндрю откровенно гордился своим пролетарским происхождением. — У сэра Малколма древний родовой замок в Шотландии и дом в районе Слоун-сквер, где у нас с тобой и на скромную квартирку средств не наберется.

— А наши британские коллеги разве не проверяли его по полной программе?

— Мы посылали им запрос, и они все очень тщательно проверили. Широши предъявил им какую-то древнюю грамоту, из которой следует, что кто-то из его предков был действительно усыновлен одним из здравствующих тогда Макфеев, а все остальные наследники давно умерли.

— Грамота подлинная?

— Эксперты Британского музея не только подтвердили подлинность грамоты, но и определили дату ее изготовления — четырнадцатый век!

Роджер присвистнул:

— Чертовщина какая-то! Конечно, независимые эксперты Британского музея люди солидные, тут ничего не скажешь, но наши коллеги-британцы известные лопухи. Ничего не могут сделать даже с этим жалким трусом и предателем Томлин-соном. Кстати, ты слышал, что русские выпускают его скандальную книгу, где он засветил добрую сотню своих бывших коллег?

— И чего этим русским спокойно не сидится? Территория большая, народу мало. Сидели бы тихо, землю пахали, скот разводили… Так нет. Охота быть великой державой. Пора им как следует дать по носу! — Эндрю Уайт патологически ненавидел русских.

— Успеем! А пока давай разбираться с Широши. Читай дальше.

— По непроверенным данным Широши работал в цирке, сначала акробатом, а потом дрессировщиком диких животных… Был актером традиционного японского театра «Кабуки», играл в английских провинциальных труппах… Особенно удачно выступали пьесах Уильяма Шекспира… Рецензенты хвалили его за исполнение ролей Ричарда Третьего и короля Лира… Параллельно с актерской карьерой открыл сеть дешевых японских ресторанов, которые и принесли ему первую серьезную прибыль… Удачно играл на бирже… Биржевые аналитики считают его в целом более удачливым игроком, нежели Джорджа Сороса… Основные интересы: строительство, недвижимость, торговля оружием, ресторанное и гостиничное дело… Владеет несколькими островами, яхтами, вертолетами, бесчисленным количеством домов… Про замок я уже говорил…

— Есть что-то поконкретнее?

— Среди последних операций, принесших ему баснословные прибыли, — перепродажа советского оружия из Западной Германии арабам, индийским сепаратистам, а также вечно воюющим африканским странам…

— Много он продал оружия арабам?

— Много и разного.

— А чего дремлет «Моссад»? Надо дать им пинка!

— У Широши с израильскими спецслужбами великолепные отношения. Он безвозмездно снабдил их адресами, где скрывались три крупнейших террориста из «Хамаса».

— Да, этот Широши — крепкий орешек, — с некоторым даже восхищением оценил Роджер. — Напомни мне, забывчивому отставнику, давно ли он сотрудничает с нами?

— Примерно лет двадцать. Кстати, предложил свои услуги сам. Сдал крупного китайского разведчика и по совместительству наркоторговца с широко разветвленной агентурной сетью.

— Почему не обратился в ФБР?

— Сказал, что им не доверяет. А кроме того, синдикат китайца был разбросан по разным странам. Всегда выходил на связь по собственной инициативе. Предварительно никогда не интересовался суммой вознаграждения. Никогда не торговался. Однако деньги всегда брал.

— Примерно так получилось и с Можаевым. Окольными путями Широши дал понять, что может выманить его за границу. Нам это было только на руку, — размышлял вслух Роджер.

— А что будет с Можаевым после ареста? — спросил Эндрю.

— Можаев нам интересен сам по себе. Он много знает, в частности, о том, куда утекли из России большие деньги. Ясно, что даже по русским законам они в основном криминального происхождения, и в Россию их никто возвращать не собирается. А организации «Наследие Америки» они бы очень не помешали…

— Превосходная идея, как всегда, у тебя Роджер.

— Как только Можаев, даст бог, окажется в американской тюрьме, мы попробуем вывести на него своих людей, чтобы поговорить по душам…

— А получится?

— Будем стараться. Кроме этого, уже ясного для тебя интереса, в истории с Можаевым скрыт еще один тест. Только для Президента Буша. Если он — настоящий американец и тот, за кого себя выдает, он не пойдет на поводу у русских, которые будут просить отпустить Можаева. А если он отпустит человека, находящегося в международном розыске, тогда станет очевидно, что мы с ним каши не сварим, потому что он не лучше Клинтона. Такая же размазня и слюнтяй.

— Здорово ты все придумал, Роджер! — одобрительно закивал Эндрю. — Но я не договорил тебе о Широши. Есть одно странное обстоятельство. За эти двадцать лет сотрудничества с ним работало пятеро наших агентов-связников. Счастливчик Джим — шестой.

— Ну и что? Дело обычное.

— Так вот — все они умерли.

— Как? Насильственной смертью? — забеспокоился Лайн.

— Нет-нет. Одного хватил инфаркт, другой заболел лейкемией, третьего, правда, застрелила законная жена из ревности, впрочем, имевшая на то основания. Четвертый пропал вместе со своей яхтой в океане. Пятый погиб в горах. Он был заядлый альпинист…

— Совпадение, однако… А может…

— Что может?! — встревоженно воскликнул Эндрю.

— Ничего…

Оба они были глубоко религиозными людьми. Каждое воскресенье посещали пресвитерианскую церковь, слушали проповеди и пели гимны. Но пришедшая к ним одновременно мысль о том, что с ними сотрудничает какая-то потусторонняя сила, показалась им безумной…

Обменявшись мнениями о том, что следует предпринять по отношению к Красному Мишке, они расстались. Эндрю отбыл домой, а Роджер, с чувством исполненного долга, лег спать. Надо сказать, что спал он всегда крепко и почти без сновидений.

XVII. Тяжкая весть

Выждав пару дней и не получив никаких сообщений от Коли-Ватника, Ростовский интуитивно почувствовал — что-то случилось. Коля-Ватник всегда славился своей пунктуальностью и точностью.

Он сам предложил созваниваться каждый день после одиннадцати вечера. Минуло два дня, а звонка все не было. Поначалу Ростовский подумал, что Коля-Ватник «сел на хвост объекту» и ему не до звонков, потом, грешным делом, подумалось, не раскодировался ли он? Коля был страшно запойным пацаном, но однажды как отрубил: пошел, за-кодировался и три года ни капли в рот. Неужели снова сорвался? Но даже с этим смирился бы Ростовский, лишь бы услышать в трубке его привычное покашливание.

Мобильник не отвечал, дома— тоже молчок. Ростовский сбросил просьбу немедленно связаться на пейджер Толика — ни ответа ни привета. Странно! Может быть, Щербатый знает? И ему Ростовский послал на пейджер сообщение, в котором попросил срочно позвонить.

Минут через пять раздался звонок:

— Привет, шеф, что-то случилось? — В голосе Щербатого ощущалось некоторое беспокойство, но оно могло быть и следствием неожиданного вызова.

— Привет, Щербатый! Я бы сам хотел знать, что случилось? Как продвигаются наши дела с разработкой этих квартирных гадов? Почему Коля-Ватник не звонит?

— Ростовский не скрывал своего недовольства.

— Андрюша, я сам уже хотел тебе звонить. Прикидываешь, договорились меняться у дома поочередно и созваниваться перед сменой. Позавчера ждал, вчера ждал — нет звонка! Скидываю на пейджер Толику — не отзванивает! Звоню Коле-Ватнику — не отвечает! Поехал на точку сам: думал, мало ли, может, сморило от усталости. Приезжаю — машины нет! Вернулся домой: вдруг они пасут «объект» и не могут пока позвонить! Когда и сегодня день прошел, у меня защемило, хотя и не очень: мало ли… Думаю, выжду до вечера, если не отзовутся, буду тебе звонить…

— Что-то не нравится мне это все! Ладно, ты, Щербатый, посиди на телефоне, а я попробую пробить кое-что…

Порывшись в записной книжке, Ростовский вспомнил про одного мента с Петровки, с которым познакомился пару лет назад. Тогда тот был еще майором и оказал небольшую помощь, не дав упрятать Ника по беспределу районных ментов. Дело выеденного яйца не стоило, но те так вцепились в загривок, почувствовав, что могут срубить капусты ни за что ни про что, и не шли ни на какие компромиссы. Тогда-то и выручил майор, причем совершенно бескорыстно, как говорится, поступил по справедливости. Однако Ростовский никогда не забывал добра и щедро отблагодарил его. Чтобы как-то, даже случайно, не подставить майора, Ростовский предложил называть его Петровичем. Так и прижилось это имя — Петрович с Петровки.

Сейчас Петрович был уже подполковником, но остался честным и отзывчивым. К нему и обратился за помощью Андрей, попросив его пробить по своим каналам, не случилось ли чего с Колей-Ватником и Толиком, назвав их, конечно же, настоящими полными именами.

Положив трубку на аппарат, Ростовский в ожидании ответного звонка от нечего делать задумался о Щербатом. Ему нравился этот довольно шебутной парень. Ему даже казалось, что тот чем-то напоминает его самого в юности.

С Ростовским его свела очень забавная случайность. Как-то лимузин Ростовского, попав в небольшую ямку, забуксовал во время гололеда. А Андрей торопился на какую-то «стрелку». Пунктуальный по натуре, Ростовский никогда не опаздывал на важные встречи, справедливо считая, что опоздавшая сторона процентов на тридцать теряет инициативу.

Машина представительская, и желающих помочь стронуться этому «автобусу» с места не находилось. То ли прохожие стеснялись, то ли нарочно игнорировали: «так вам и надо — буржуи проклятые!» А одной силы, даже такой, какой обладает Ростовский, явно не хватало, даже когда водитель вышел из машины и, включив скорость, пытался помочь шефу, управляя рулем и толкая эту громадину.

Скорее всего Ростовский опоздал бы на «стрелку», если бы мимо не проходил унылый долговязый незнакомец в видавшем виды пальто.

— Эй, каланча, — неожиданно вырвалось у Ростовского, поразившегося ростом парня, — нет желания заработать пятак зеленых?

— Помочь вытащить ваш роскошный лимузин? — спокойно спросил тот и невозмутимо пожал плечами. — Почему бы и нет?

Он подошел сзади «Линкольна», уперся в него плечом и крикнул:

— Газуй, паря!

Игоря, последнего водителя Ростовского, подгонять было не нужно, он прекрасно знал нрав своего хозяина и уже шкурой чувствовал, что его ожидает, если они запоздают на эту встречу. Взглянув мельком на тощую фигуру «дяди Степы», Игорь скептически ухмыльнулся. Каково же было его удивление, когда длинный, как автобус, «Линкольн» вырвался вперед. И это при том, что сам Ростовский не успел даже притронуться к кузову.

— Тебя как зовут-то, длинный? — дружелюбно спросил Андрей.

— Щербатый… — выпалил машинально тот, но тут же добавил: — Вообще-то Дмитрий.

— Чем занимаешься?

— Пока ничем… — Он смотрел себе под ноги.

— Почему?

— В шаблон не вписываюсь, — ухмыльнулся нежданный помощник, обнажив щербатый рот.

— Жить есть где?

— Пока да…

— Я сейчас спешу, вот тебе визитка, позвони часов в восемь вечера…

Парень взял визитку, на которой были только одно слово — «Ростовский» и номер мобильного телефона. Подняв на Андрея свои зеленые глаза, Щербатый кивнул:

— Позвоню!

Андрею сразу понравился этот немногословный, уверенный в себе парень, не задававший лишних вопросов и даже не напомнивший ему про пять долларов, которые Ростовский в суете просто забыл отдать. На «стрелку» он не опоздал, и она закончилась полным успехом для тех, за кого он вступился. В этот же вечер Щербатый ему позвонил:

— Ростовский? Это я — Щербатый, если не забыл…

— Как же помню. Ты свободен?

— Как птица.

— Ужинал?

— Вчера да.

— Где тебя подхватить?

— На Ленинском, у касс Аэрофлота, если не затруднит.

— Как раз по пути… Минут через пятнадцать жди…

Когда они встретились, Ростовский сразу спросил:

— Почему ты не напомнил о заработанной пятерке баксов?

— А зачем? Если ты специально не дал, значит, не захотел, зачем мне унижаться. Ежели из-за спешки забыл, то я не имел права тормозить тебя, задерживая из-за какой-то там пятишки, — рассудительно пояснил Щербатый.

— Хороший ответ, держи! — Ростовский протянул ему десять баксов.

— Мы ж уговорились на пять.

— А это на счетчике набежало, — улыбнулся Андрей. — Давно откинулся?

— Три месяца как…

— Сколько чалился?

— Год.

— За что?

— За квартиру…

— Почему так мало?

— Ничего не успел взять: заснул прямо под окнами.

— Сморило?

— Ага, литра два водки перед этим принял, вот и сморило…

— Поработаешь со мной?

— Криминала много?

— Бывает…

— Года два похожу по воле?

— Может, и больше, — обнадежил Ростовский. — Как ходить будешь…

— Записывай… — Он решительно махнул рукой.

— Тогда поехали?

— Куда?

— Ужинать, — ответил Андрей.

Ростовский был тонким психологом и разбирался в людях. Он ни разу не пожалел о том, что поверил Щербатому с первого взгляда и взял его к себе в бригаду буквально с улицы. Во многих разборках приходилось принимать участие Щербатому, и всякий раз его присутствие не было пустым для их бригады.

Воспоминания Ростовского были прерваны звонком мобильного телефона. Очень вовремя отозвался знакомый подполковник с Петровки.

— Прошерстил я по всем своим службам, но твоих пацанов никто не задерживал. По несчастным случаям тоже не проходят, — сообщил Петрович. — Они, случаем, не ширяются? Может, «ушли в полет» на какой-нибудь блат-хате?

— Исключено! За ними такого не водится! — твердо заверил Ростовский.

— Тогда ищи их на других полях…

— О чем ты, Петрович? — не понял Ростовский.

— Ну, если их нет ни среди задержанных по криминалу, ни среди административно задержанных, и в больницах они не значатся, то нужно пробовать искать их среди… извини, конечно, — подполковник вздохнул, — среди усопших… Ты мне вот что скажи: у них были с собой документы?

— А как же, конечно!

— В таком случае городские и подмосковные морги отпадают: с документами они бы у нас наверняка засветились. Послушай, Андрей, а не могли они куда-нибудь из Подмосковья махнуть? В гости или так прошвырнуться?..

— Почти исключено, — уверенно ответил Андрей.

— Тогда даже и не знаю, чем тебе еще помочь…

— А может, машину поискать? — спросил Ростовский.

— Какую машину? — не понял Петрович.

— Так они все эти дни на машине были!

— Что же ты сразу не сказал?! Машину так просто не спрячешь. Какая марка?

— «Десятка» синего цвета… номер… — Андрей достал записную книжку и продиктовал номер машины.

То, что в милицейских сводках ни Коля-Ватник, ни Толик не проходили, обнадеживало, как и то, что их не оказалось ни в больницах, ни в моргах. Но сердце у Ростовского странно защемило, когда он заговорил о машине пацанов: ему показалось, что в голосе подполковника появились какие-то извиняющиеся нотки. Казалось, он что-то знает, но решил еще раз все поточнее проверить.

Вскоре раздался звонок и Андрей уже по тону Петровича понял: случилось непоправимое.

— Даже не знаю, с чего начать… — виновато проговорил подполковник.

— Руби, Петрович, не тяни душу!

— Короче… нашел я твою «десятку», правда, сейчас она не такая синяя, но что это она — не вызывает сомнений!

— И что?

— А в ней два мужских трупа…

— Мои люди? — тихо выдавил Ростовский.

— Честно скажу: не… зна… ю! — по складам выдохнул Петрович.

— Как не знаешь?! У них что, документов нет с собой, что ли? — насторожился Андрей.

— На них даже одежды нет, да и узнать их весьма затруднительно: машину кто-то поджег. Все точно можно будет сказать только после судмедэкспертизы.

— Где нашли машину?

— Ее обнаружили под Подольском, в лесу.

— И конечно, никаких очевидцев? — со злостью предположил Ростовский.

— Следствие работает… — заверил Петрович.

— Они наработают… — вздохнул Андрей. — Ничего они не найдут, ни очевидцев, ни места, где их убили…

— Я понимаю твое состояние, но давай не будем торопиться с выводами. — В тоне подполковника слышалось некоторое недовольство. — У них есть родственники в Москве?

— В Москве — нет. А что?

— Обгореть-то они обгорели здорово, но на одном покойном сохранилась отметина, точнее сказать, странная вещица, которая вполне поможет идентификации, если кто-то хорошо знает человека. Слишком уж она необычна для парня…

— Я готов подъехать! Когда можно?

— Чем быстрее, тем лучше. Сейчас можешь?

— Конечно!

— Хорошо, в таком случае жду тебя у главной проходной Склифа.

Когда подполковник провел Ростовского в холодный зал морга института Склифосовского, он сразу увидел два занятых стола, возле которых суетились судмедэксперты. В первый момент Ростовский брезгливо поморщился: на оцинкованных столах лежали два превратившихся в обгорелые куски мяса трупа, у одного из которых, среди коричнево-кровавого месива на месте лица почему-то ярко белели глаза. Казалось, взгляд их укорял весь окружающий мир, запоздало взывая к справедливости.

— Что я должен делать? — шепотом спросил Ростовский Петровича.

— Взгляни на того, что лежит на втором столе. Если точнее, то на его левую руку, — подсказал подполковник.

Не успел Ростовский перевести взгляд, как увидел на скрюченном безымянном пальце трупа небольшое дамское колечко. Он сразу его узнал, рука совершенно очевидно принадлежала Толику.

Андрей отлично помнил историю этого дамского колечка. Свой безымянный палец Толик испортил года два назад: в какой-то пьяной драке один алкоголик полоснул его осколком бутылки и повредил сухожилие. Ему предлагали делать операцию, но он отказался: «И так не мешает, — отмахивался Толик, — а то, что палец согнут, не очень-то и видно!»

Однажды на какой-то вечеринке ему понравилась девушка, они долго танцевали, тискались, целовались, а потом он для понта попросил у нее колечко примерить. Она и дала. Надеть-то он надел, а вот снять с исковерканного пальца — ни в какую! Толик пообещал ей купить еще более дорогое, что и сделал, а это колечко так и носил на руке. Старался не показывать его очередной своей пассии или сочинял какую-нибудь убедительную семейную драму, по которой обязан был носить это «бабушкино» кольцо до самой смерти…

Толик угадал совершенно точно: так с ним и умер!..

— Это Толик, — тихо, но уверенно проговорил Ростовский, потом внимательно осмотрел второй обгоревший труп и уныло добавил: — А это Ко-лян…

— Ты уверен?

— На все сто! — стиснув зубы, подтвердил Ростовский и спросил: — Ты знаешь предварительные выводы своих экспертов: их живьем сожгли или…

— Им не пришлось мучиться: обоих расстреляли почти в упор автоматными очередями. Нашпиговали так, что твои манекены в тире…

— И то слава богу, что не мучились, — думая о чем-то своем, тихо проговорил Ростовский…

Приехав домой, Андрей накатил стакан водки, помянув погибших пацанов, после чего позвонил Сергею и попросил собрать всю бригаду…

XVIII. Опасные игры

В самолете компании «Дельта», выполнявшем последний вечерний рейс Атланта

— Вашингтон, Роджер Лайн почувствовал, как на него навалилась страшная усталость. Еще бы! Несмотря на то что регулярные проверки его драгоценного здоровья на самом современном и совершенном медицинском оборудовании показывали, что Лайн находится в прекрасной физической форме, ему все-таки уже далеко не двадцать лет.

А во второй половине января Роджеру пришлось здорово помотаться по миру. В скромном четырехзвездочном отеле, расположенном недалеко от Абу-Даби, столицы Объединенных Арабских Эмиратов, он объявился с канадским паспортом, выданным, правда, на собственное имя — знак глубокого уважения канадских единомышленников из соответствующих служб.

По вечерам на скрывавшейся за глухим внушительным забором вилле Лайн вел неторопливые беседы с представителями политической и военной элиты Саудовской Аравии и Кувейта, зондируя их отношение к планируемым бомбардировкам территории Ирака самолетами ВВС США и Великобритании.

Так нередко бывает в мировой политике: самые деликатные миссии поручаются частному лицу, скажем, ушедшему в отставку крупному военному чину или же находящемуся не у дел в прошлом известному политическому деятелю. Этот неофициальный посланец может себе позволить задавать любые вопросы и выдавать такие жесткие формулировки, от которых дипломатов, находящихся при исполнении своих обязанностей, бросило бы в дрожь.

Результаты зондажа у Лайна вышли обнадеживающие: американская инициатива была поддержана элитой стран, регулярно получающих солидную американскую помощь.

Из Абу-Даби Лайн вылетел прямым рейсом до Чикаго, где пересел на самолет, следовавший в Атланту, столицу штата Джорджия. Там в форте Мак-ферсон находилась военная база и штаб Третьей армии сухопутных войск.

Он отправился в форт навестить своего старого приятеля и единомышленника

— начальника базы. Именно в тот день туда приехал Боб Барр, член палаты представителей от республиканской партии, — по «случайному» совпадению его пригласили на встречу со старшими офицерами штаба. Вышло так, конечно же, опять по чистой «случайности», что Лайн и Барр уединились минут на сорок в кабинете начальника базы.

Барр показал Лайну проект закона, который в ближайшие дни собирался внести в Конгресс США. Этот законопроект наделял Президента США легальным правом физически уничтожать руководителей иностранных государств, чьи действия противоречат «интересам США». Лайн бегло просмотрел несколько страниц убористого текста.

— По-моему, все точно и доходчиво изложено, Боб, — удовлетворенно сказал он, — а в твоем устном сообщении я бы сделал такой акцент: мы всегда последовательно боролись с врагами Америки и устраняли неугодных нам людей, но теперь приспело время делать это официально, никого и ничего не стесняясь. В двадцать первом веке Америка может себе это позволить.

— Ты прав, Роджер, — согласился Барр, — для тех, кто разделяет нашу точку зрения, право Америки защищать свои интересы там, где она считает нужным, намного важнее этих дурацких прав человека. Я лично так думаю.

— Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что наш законопроект пройдет. Либералы и приверженцы прав человека стеной станут против. Но в любом случае настало время нам во весь голос заявить о себе. Тем более что в Америке есть немало людей, которые нас поддерживают.

— Не беспокойся, Роджер, я сделаю все так, как нужно. Важно, что армия на нашей стороне. В этом я еще раз убедился в ходе сегодняшней встречи с офицерами.

— Тут ребята крепкие, — весомо сказал Роджер, — будь здоров, Боб, желаю тебе и всем нам успеха.

Они обменялись крепким рукопожатием, и Лайн отбыл в аэропорт. Ожидая посадки в самолет, он позвонил своему старинному приятелю и бывшему подчиненному Стивену Паркеру, ныне высокопоставленному сотруднику ЦРУ, и попросил встретить его по прилете в Вашингтон.

Славившийся своей пунктуальностью Паркер ждал Роджера у стойки компании «Дельта». Как только «Форд-скорпио» Стивена покинул зону аэропорта, он объявил:

— В ФБР обнаружен «крот»!

— Майкл Джеймс?!. — невольно вырвалось у Роджера.

Стивен засмеялся.

— А вот и не угадал. Роберт Хансен.

Тот самый, в чьи функции входила слежка за русскими дипломатами? Лайн обладал феноменальной памятью, зная практически всех сотрудников спецслужб, работавших на русском, китайском и иракском направлениях.

— Сторожевой пес обернулся хищным зверем. — Роджер обожал яркие сравнения.

— Похоже, он работал на русских пятнадцать лет, — невозмутимо продолжал Паркер.

Сам Стивен неплохо знал русский язык, поскольку в молодости служил в американском посольстве в Москве, где занимался подкормкой диссидентов и иных профессиональных борцов за свободу и демократию.

— Приятный сюрприз для нового Президента. Надеюсь, он подтолкнет Буша к еще более решительной борьбе против клинтоновской нечисти.

Роджер терпеть не мог людей, занимавших при Клинтоне высокие посты в ЦРУ и ФБР. Он был искренне убежден в том, что все они потенциальные предатели. Хотя младенцу было ясно, что многоопытный Нансен, равно как и подозрительный Джеймс, в число клинтоновских выдвиженцев никак не попадают.

— Есть еще одна новость, пожалуй, более странная… — лениво начал Стивен.

— Что еще стряслось? — нетерпеливо спросил Роджер.

Не отрывая взгляда от гладкой асфальтовой ленты шоссе, бежавшей им навстречу, Паркер невозмутимо продолжал:

— Я внимательно изучал опись вещей, принадлежащих господину Можаеву…

— Ну и что? — Роджер, очевидно, терял терпение, а его собеседник как будто нарочно оттягивал развязку начатого им интригующего рассказа. — Что там такого в этой описи? Не привез ли господин Можаев в США миниатюрную атомную бомбу? — саркастически усмехнулся он.

— Опять не угадал, — Стивен не повернул головы, — бомбы в описи не было, но имелось письмо…

— Письмо? От кого? О чем? — Роджер буквально кипел от нетерпения.

Как будто речь шла об удавшемся воскресном пикнике с традиционным американским барбекю, Стивен ровным голосом сообщил:

— В письме излагалась схема перевода денег, как считается, принадлежащих Можаеву, с известных швейцарской прокуратуре счетов и еще не известных, что, как ты понимаешь, наиболее для него в данном положении интересно, на новые, совершенно чистые финансовые счета в ряде провинциальных американских банков. Я не крупный финансовый эксперт, но даже мне понятно, что эта схема просто гениальна. Нет сомнения, что именно она и послужила главной приманкой для приезда господина Можаева в Америку, а вовсе не инаугурация Буша.

— Но нам-то что до этой гениальной схемы? Не мы же с тобой ее придумали? А нужный нам результат налицо — господин Можаев у нас в руках, — сказал прагматичный -Лайн и уже совершенно спокойным голосом спросил: — Что тебя тревожит, Стив?

— Тревожит меня стоящая под письмом подпись, — продолжал мурыжить своего давнего босса и нынешнего вождя Стивен.

— И чья же там подпись? Не Президента ли Буша? — сыронизировал Роджер.

— В третий раз не угадал. Твоя хваленая интуиция стала изменять тебе, босс, — нарочито печально заметил Стивен. — Письмо подписано Брюсом Рубинстайном…

— Час от часу не легче! — удивленно воскликнул Лайн. — Не один десяток лет я знаю, что этот благообразный старый еврей жаден, как голодная акула. Но неужели в мире совсем нет предела корысти и алчности!

К чести Роджера Лайна надо сказать, что сам он был бессребреник и настоящий идейный борец за дело, которое считал правым. Деньги же он рассматривал как инструмент, способствующий скорейшему достижению цели, например, посредством подкупа.

— Не знаю, известно ли тебе, Роджер, что наш дружок Брюс крутил какие-то темные делишки с господином Можаевым через свой швейцарский банк, который, в свою очередь, тесно связан с «Бэнк оф Нью-Йорк», и господин Можаев проводил через эти банки какие-то сомнительные крупные суммы?

— Иными словами, можно сказать, что Брюс является одним из фактических хозяев «Бэнк оф Нью-Йорк»?

Роджер получил эту информацию довольно давно, но не придал ей тогда особого значения. Брюс Рубинстайн никогда не был, не будет и не может быть одним из них. Он навсегда останется исполнителем, который за большие деньги готов выполнить любое поручение.

— Боюсь, что финансовые комбинации господина Рубинстайна настолько хитроумны и запутаны, что я в них не разберусь, — признался Стивен. — На кой черт он засветился в этой компрометирующей ситуации? — с недоумением продолжал он. — Ведь наверняка именно Брюс способствовал переводу денег господина Можаева на Запад, и, безусловно, не безвозмездно.

— Ничего не понимаю! Он жаден, но и хитер. Неужели ему на этот раз изменило чутье? — недоумевал Роджер.

— Но у него могли быть какие-то свои, неизвестные нам причины, по которым он и выманивал господина Можаева в Америку, и в очередной раз сыграл нам на руку.

— Свои причины? — переспросил Роджер. — Эти причины могли быть только большими комиссионными за изобретенную схему перевода денег. Стив, неужели тебе нужно объяснять, что меня беспокоит?

— Конечно, нет. Я, как и ты, опасаюсь, что эту историю разнюхают журналисты, и опять пойдут статьи о том, что Брюс Рубинстайн вызвал в США господина Можаева по прямому приказу ЦРУ.

— Увы, его тесная связь с нами уже давно не секрет. Но меня возмущает другое: он проявил непозволительную инициативу и опять непрошеный выполз под прожектора масс-медиа. Помнишь, Стив, как тогда в деле Иран-контрас после успешной операции по продаже оружия, которую мы ему санкционировали, он получил на свой банковский счет десять миллионов долларов от султана Брунея, но после разразившегося оглушительного скандала и прессе вынужден был вернуть их, объявив, что деньги к нему на счет поступили по ошибке?

— Конечно, помню. И даже могу себе представить, какое потрясение испытала его душа — отдать, с его точки зрения, честно заработанные миллионы.

— Да уж, наш мудрый Брюс — живое воплощение характерной еврейской алчности, — припечатал своего давнего и полезного агента неумолимый Роджер.

При том, что официальная политика Вашингтона всегда была направлена на поддержку Израиля, и ее носители не жалели обвинений другим странам в антисемитизме, правоверные протестанты, к которым причисляли себя и Лайн, и Паркер, в глубине души евреев не любили и даже презирали.

— Я терпеть не могу, — развивал свою мысль Роджер, — когда люди типа Брюса, которые за хорошие деньги без раздумий продадут собственную матушку, проявляют инициативу в политических вопросах. Как только в программах новостей по ТВ и в газетах его имя появится рядом с именем господина Можаева, обязательно пойдут пересуды о том, что в этом деле замешано ЦРУ. Это вам не русский «крот» в ФБР! Ведь мы планировали всю эту историю с господином Можаевым так, чтобы даже наша тень в ней не мелькала.

— Тебе прежде всего надо как следует всыпать Брюсу, — сказал Стивен.

— Что я и намерен сделать немедленно по приезде в город, но для этого мне нужна копия его письма.

— Копия ждет тебя у факсимильного аппарата, на квартире, — не моргнув глазом доложил Стивен.

Он имел в виду конспиративную квартиру ЦРУ, которой, бывая в Вашингтоне, обычно пользовался Лайн.

Роджер одобрительно кивнул.

— И последнее. Нам грех не воспользоваться «той ситуацией в ФБР и не прижать этого подонка Майкла Джеймса, Красного Мишку. Я никогда не сомневался в том, что он русский шпион, но до сих пор он действовал безошибочно. А теперь нам наконец есть что ему предъявить!

— Без сомнения! — охотно поддакнул Стивен.

— Утром я подготовлю записку с изложением имеющихся у меня фактов, а ты покажешь ее нашим боссам. И пусть они серьезно переговорят с руководством ФБР. Эти парни только что обожглись на молоке и теперь будут дуть на воду. Если они этого Мишку не посадят, то хотя бы как следуют пугнут, после чего он надолго заляжет в свою берлогу и не будет путаться у нас под ногами…

Распрощавшись с верным Стивеном и едва войдя в квартиру, Роджер позвонил Брюсу в Швейцарию. Там было раннее утро, и старик, скорее всего, почивал. Но Лайн никогда не отличался Деликатностью в обращении со своими платными агентами и даже немного этим гордился.

— Доброе утро, Брюс, прости, что беспокою в столь ранний час. Но дело крайне срочное, — ледяным голосом проговорил Роджер.

Однако интонационный выстрел пропал впустую — старик Рубинстайн спросонья не обратил па него внимания.

— Привет, Роже, — так на французский манер называл он Роджера. — Что такое приключилось в мире и вынудило тебя прервать и без того беспокойный сон одинокого больного старика?

Рубинстайн был женат неоднократно, имел от разных жен шестерых детей, но предпочитал жить один — либо в своем больше похожем на крепость доме в окрестностях Цюриха, либо в огромном поместье на острове Антигуа в Карибском море. Много времени он проводил на своей комфортабельной трехмачтовой яхте.

— Не прибедняйся, Брюс, и отвечай четко на мои вопросы! — приказал Роджер.

Старик недовольно засопел, но промолчал.

— Ты хорошо знаешь господина Можаева? — спросил Лайн.

— А кто может сказать, что кто-то кого-то хорошо знает, мой милый Роже?

— Брюс, когда ты оставишь эту дурацкую еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос? Я тебя еще раз спрашиваю: ты хорошо знаешь господина Можаева?

— Ну, можно сказать, неплохо. Бедняге не повезло. Он оказался в вашей тюрьме, чего я, не без твоей помощи, дорогой Роже, избежал. Условия в ней, конечно, намного получше, чем у него на родине, но я все равно ему не завидую. Не могу понять, какой только бес понес его через океан?

От такой наглости Роджер просто опешил.

— Да ты же сам убеждал его приехать в США, обещал встретиться с ним и помочь с переводом его капиталов на более безопасные счета! — возмущенно почти выкрикнул Роджер.

— Я?! — В голосе Брюса прозвучало искреннее изумление. — С чего ты взял?

— Передо мной лежит пространное письмо с твоей подписью, — сообщил Роджер.

— Немедленно пошли его мне по факсу. — По деловому тону Брюса стало ясно, что он только сейчас проснулся окончательно.

— Посылаю. Ты его внимательно изучи, а я ми-пут через десять перезвоню.

Роджер положил трубку, пошел на кухню, открыл холодильник, взял банку пива и с наслаждением выпил. Бесконечные взлеты и посадки, помноженные на волнения, — в горле постоянно стоял какой-то сухой колючий ком.

«Интересно, как эта старая еврейская скотина будет выкручиваться?» — подумал он, набирая номер Рубинстайна.

Но тот и не думал выкручиваться.

— Полный бред, Роже! Представь себе, подпись несомненно моя. Но клянусь тебе Торой, Талмудом, Кораном и Евангелием — я этого письма не писал. — Его голос звучал вполне искренне.

— Словом, хочешь сказать, что подпись твою не подделали, а точно скопировали. Сам понимаешь, при современном уровне копировальной и компьютерной техники это дело нехитрое. — Казалось, Роджер разговаривал сам с собой.

— Роже, это и мне, старому дураку, чьи предки прожили в Одессе на Молдаванке не один десяток лет, понятно. Но он-то купился не на подпись!

— На что же? — невинно спросил Роджер, хотя прекрасно знал ответ.

— На предложенную в письме схему переброски капиталов. Схема, должен признаться, безусловно, гениальна, — не без восхищения оценил он.

— Так все-таки схему придумал ты? — резко спросил Роджер, зная, как скуп на похвалы Брюс, особенно если речь идет о чужих финансовых операциях.

— С большим сожалением должен признаться, не я. А то мог бы заслуженно гордиться очередным открытием в сфере легального увода капитала от высоких налогов.

— А кто, кроме тебя, мог придумать такую схему? — как бы между прочим поинтересовался Роджер.

— Только один человек. Ты его знаешь под именем Широши, но на самом деле он — еврей и зовут его Лейба.

— Широши… — задумчиво повторил Роджер: национальная принадлежность этого человека занимала его в данный момент меньше всего. — Ты в этом уверен, Брюс?

— Из тех людей, кого я знаю, изобрести такое мог только я или он. А так как я к этому не причастен, значит— он. Настоящая еврейская голова! Хотя нельзя полностью исключить и появление какого-то нового финансового гения…

Роджер, естественно, не собирался раскрывать Брюсу действительную роль Широши в деле господина Можаева, а про себя подумал: «Да, крепкий орешек этот Широши! Как умело отвел от себя любые возможные подозрения! Заработал деньги и при этом бросил тень на своего давнего партнера и одновременно конкурента… «

— А вы с этим Лейбом-Широши разве враги? — спросил Роджер после небольшой паузы.

— У нас с ним вооруженный нейтралитет. Но теперь наши отношения могут перейти в другую фазу, если, конечно, ты не возражаешь.

— Нисколько. Разбирайся с ним, как сочтешь нужным. — Лайну была приятна сама мысль о том, что эти два хитроумных и богатых прохиндея начнут строить друг другу козни. — Ладно, Брюс, иди досыпай. Прости, что разбудил тебя так рано. Ты же знаешь меня не первый год и, наверное, давно понял, что ради дела я жертвую не только чужим сном, но и своим. Мне было необходимо представить себе всю картину и твою роль в ней.

— Я все понимаю, Роже. Мне все равно пора вставать. Дел невпроворот…

Оба собеседника были вполне удовлетворены полученной информацией…

XIX. Роковая ошибка

Ростовский собрал всех своих людей, свободных от срочных дел, на даче одного приятеля. Эту дачу они часто использовали не только для серьезных встреч, но и для празднования дней рождений, каких-то важных событий и дат. Приятеля все называли Митричем. Никто не помнил его настоящего имени: Митрич и Митрич.

В прошлом он был классным «медвежатником», и к началу Отечественной войны, успев дважды окунуться в «места не столь отдаленные», Митрич был коронован в «Воры».

Откликнувшись на призыв Родины, по собственному заявлению, он попал в штрафной батальон и вместе с Красной Армией в боях и сражениях дошел до самой Польши, став отличным разведчиком.

Конечно, служба в армии противоречит воровским понятиям и воровским законам, но для той войны было сделано исключение и «Воры», прошедшие Отечественную, начали именоваться «Польскими Ворами».

Тридцать пять лет безнаказанно вскрывал сейфы Митрич, заслужив уважительное прозвище Неуловимая Лапа даже среди ментов, и всякий раз оставлял в качестве своеобразной визитной карточки беличью лапку. И только единожды, вконец озверевшие менты, не будучи в состоянии собрать против Митрича достаточно улик, чтобы осудить за взломанные им сейфы, подкинули ему ствол и влепили все, что могли по соответствующей статье, — три года строгого режима.

Сейчас ему было далеко за семьдесят, и он как бы «ушел на пенсию», хотя никогда не отказывался помочь в случае надобности даже по своей профессии «медвежатника». А однажды приключился и вовсе казус. К районному ментовскому начальству нагрянула городская инспекция, а единственный ключ от сейфа с бумагами, которые нужно было представить начальству, где-то затерялся. Вот и обратились за помощью к старому мастеру. Немного поломавшись для понта, он в две минуты вскрыл им сейф, и менты на радостях вручили ему бутылку французского коньяка.

Митрич обитал на небольшой двухэтажной даче под Одинцово. Вместе с ним жила его экономка — сорокалетняя пышнотелая, но весьма шустрая Катерина, которая следила за чистотой в доме, ухаживала за Митричем, а иногда, не без удовольствия, так как тайно боготворила хозяина, исполняла и супружеские обязанности.

С Митричем Ростовского познакомил Олег Вишневецкий, которого Митрич часто называл «мой внучек» и любил действительно как родного внука. Смерть Олега Митрич переживал столь бурно, что многие думали, сопьется старик. Наверное, именно тогда и произошло сближение его с Ростовским, который как бы занял место покойного Олега. Во всяком случае, Митрич вскоре бросил свои многонедельные запои и, как ребенок, радовался, когда Ростовский появлялся у него на даче.

Постепенно сложилось так, что все самые серьезные дела бригады Ростовского стали обсуждаться у Митрича.

Обычно старик, когда ожидал ребят Ростовского, просил свою Катерину накрыть на стол, но сейчас, узнав, что погибли двое пацанов из бригады Андрея, понял, что сначала наверняка состоится разговор, а потом, возможно, будет время и для поминок.

Все молча уселись за большим круглым столом на остекленной веранде. Молва об убитых разнеслась в течение часа, но никто не знал подробностей.

Несмотря на то что сам приказал Катерине погодить с бутылкой, Митрич заговорил именно об этом.

— Не знаю, как вы привыкли, но мы, если кого-то теряли, сначала поминали, а потом уж базарили, — тихо проговорил он.

— В таком случае и мы не будем нарушать традицию, — хмуро кивнул Ростовский.

— Катерина! — крикнул хозяин дома. Женщина, словно ожидая этого зова, уже вносила огромный поднос с бутылкой водки и хрустальными рюмками. По праву хозяина водку разлил Митрич. Все встали.

— Помянем раба божьего Николая и раба божьего Анатолия! — проговорил Митрич и перекрестился, затем плеснул несколько капель на пол и залпом выпил.

За ним выпили и остальные: даже Екатерина опрокинула рюмку водки, после чего неслышно выскользнула за дверь и плотно прикрыла ее за собой.

Все молча смотрели на Ростовского: многие уже знали, что именно на его долю выпала тяжелая участь опознавать убитых ребят.

— Да, я был в морге и видел, что сделали с нашими пацанами какие-то сучары падлючие! — глядя исподлобья, начал Ростовский. — От наших братанов остались одни головешки, нашпигованные по самое не могу автоматными пулями!

— Слава богу, хотя бы не мучились в огне! -перекрестился Митрич, повторив то, что сказал в морге Ростовский. — Есть какие-нибудь мысли, кто виновен в их смерти?

— Они вместе со Щербатым занимались подонками, которые обманом отобрали квартиру у стариков, — объяснил Ростовский.

— А может быть, они вышли на эту сволоту, и те гады их засекли, столкнулись и порешили? — предположил Митрич.

— Вряд ли… Мы договаривались, если кто-то из нас засечет хотя бы одного, кто появится в квартире Лукошниковых, тот сразу должен сообщить свободным от наблюдения, в данном случае мне или Коле-Ватнику, а потом и Ростовскому…

— При таком раскладе, коли был уговор сообщать другим, если засекли кого, мне кажется, что их гибель вряд ли связана с этими гнусными тварями, — подытожил Ростовский. — Нужно пробить по другим бригадам: может быть, там кто-то что-то знает или слышал что… Да и ментов можно покрутить… Короче, кто свободен от важных дел или может отложить дела на потом, должен подключиться к поискам виновников их смерти! За кровь пацанов они ответят кровью! — Ростовский поднялся со стула. — Давайте поклянемся не оставлять этого дела до тех пор, пока хоть одна гнида, выпустившая пулю в наших пацанов, продолжает топтать эту землю!

Все сидящие за столом тоже поднялись и, молча выслушав Ростовского, хором сказали:

— Клянемся!

Именно в такие моменты, перед ликом смерти или большой беды, говорят, забываются все мелочные обиды и всех воедино сплачивает одна общая беда.

Так же молча все переглянулись и остановили взгляды на Митрич, словно поручая ему самое важное слово, как старшему. Глаза у старика, как ни странно, стали влажными.

— Извините, сынки, расчувствовался я что-то, — с комом в горле произнес он. — Тост у меня на этот раз на вид простой, хотя и сложный, — проговорил Митрич. — Месть хорошо подавать к столу холодной, а вкушать горячей! И никогда не оставлять не съеденной!

— Правильные слова сказал, Митрич! — одобрил Ростовский. — Убийцы должны быть в земле! И они будут в земле!

— За сказанное! — закончил Митрич. Все сдвинули рюмки и выпили водку как бы единым глотком.

— И все-таки я бы не стал окончательно отбрасывать мысль о том, что наши пацаны столкнулись с этими сволочами, что отобрали квартиру у стариков, — неожиданно для всех подал голос Степан Булдеев.

Все, как по команде, взглянули в его сторону. Степан был молчалив и говорил настолько редко, что многие, даже часто общавшиеся с ним, не помнили, как звучит его голос…

Степан Булдеев прибился к бригаде Ростовского несколько необычным образом.

Примерно год назад сибирский авторитет Вован Иркутский, «крышевавший» нефтяные сделки, прилетел на несколько дней в Москву на какие-то важные «терки». Искать, где остановиться, ему не было нужды: у его подкрышной фирмы был в столице отличный офис с гостевыми апартаментами, являвшийся филиалом сибирского.

Охрана столичного офиса, задержавшись в пробке, боялась опоздать к прилету самолета и на очень приличной скорости мчалась в аэропорт на мощном джипе. На скользком шоссе водитель не справился с управлением, и джип столкнулся, вылетев на встречную полосу, на полном ходу с груженной мебелью фурой. Лобовой удар не оставил ехавшим встречать босса никаких шансов: двое на переднем сиденье погибли на месте, двое на заднем — получили тяжелейшие ранения, как говорят в таких случаях врачи, не совместимые с жизнью. Так и случилось: этих двоих даже не успели довезти до Склифа, они скончались в дороге.

Оставшийся без охраны Вован Иркутский позвонил Ростовскому, с которым они были шапочно знакомы, но питали взаимную симпатию, и попросил дать ему дня на три несколько своих крепких парней. Ростовский, конечно же, пошел тому навстречу. Вован Иркутский остался доволен работой ребят и щедро им заплатил перед возвращением к себе, в Сибирь.

А через пару месяцев от него к Ростовскому прибыл гонец со словами благодарности и конвертом с долларами, к которым прилагалась записка от самого Вована. Он горячо благодарил за помощь, передавал приветы общим знакомым московским авторитетам и просил принять от него небольшое количество гринов, конечно же, не как оплату за услугу, а как дань уважения человеку, вовремя протянувшему руку помощи.

Сумма была солидная, слова приятные, и Ростовский, встречавшийся с гонцом в приличном ресторане, как вежливый человек, предложил ему чего-нибудь выпить. От алкоголя парень отказался наотрез и взамен попросил чашку крепкого чая. Завязалась ни к чему не обязывающая беседа.

Ростовский спросил:

— Как тебя кличут-то?

— Булдеев Степан!

— А погоняло?

— Нет, просто Степан.

— Степан так Степан. Как там Вован живет-процветает?

— Владимир Константинович уехал за границу, а мне поручил расплатиться со всеми его долгами, — охотно пояснил Степан и добавил: — Я у него навроде помощника был по финансовым вопросам.

— А чего же он тебя с собой не взял?

Степан пожал плечами, имея в виду, что хозяину виднее, на то он и хозяин. Ростом он был под метр семьдесят, худощав, лицо вполне европейское, но разрез глаз свидетельствовал о том, что в жилах его предков наверняка текла кровь представителей коренных народов Сибири. Вещь вполне: обычная для этой части нашей необъятной Родины.

— Ты сам-то откуда? — спросил Ростовский.

— Из-под Иркутска.

— Значит, так выходит, что ты теперь без работы остался? — продолжал выяснять Ростовский.

— Выходит, так, — меланхолично согласился Булдеев.

— Что умеешь?

— Готовить умею, компьютер знаю, немного восточные единоборства…

Ростовскому сразу стало интересно.

— Вот как? — Он чуть подумал и предложил: — Переночуешь у ребят, а завтра я тебя в деле посмотрю. Если, конечно, у тебя нет других планов.

— Почту за честь поработать с тобой, если будет во мне нужда, — несколько высокопарно ответил Степан.

В восточных единоборствах парень, как оказалось, был не просто хорош, а очень хорош. Ростовский предложил Степану остаться в Москве и войти в его бригаду. Тот без долгих раздумий согласился.

Первое время ребята Ростовского, как и положено, приглядывали за новичком. Булдеев поселился вместе со Щербатым, но Степан никуда, кроме как на задания, не ходил, никогда и никому по телефону не звонил, не курил, алкоголем не увлекался, а все свободное время посвящал чтению книг по восточной философии.

Булдеев был скромен, непритязателен, молчалив, исполнителен и пунктуален, однако никогда никакой инициативы не проявлял — просто хорошо делал только ту работу, что ему поручалась.

Ростовский держал его за человека, который, хотя звезд с неба не хватает и «пороха не выдумает», но надежен и верен. Основания для этого вывода у Андрея имелись: во-первых, поведение самого Степана, которое внушало доверие. Во-вторых, осторожный Ростовский на всякий случай позвонил своему московскому приятелю, который не только хорошо знал Вована Иркутского, но и провел с ним несколько серьезных операций в Москве.

Тот приятель подтвердил, что Вован действительно собирался уехать, и скорее всего, уже уехал из России — у него был хороший дом под Прагой, куда он давно хотел перебраться. А на вопрос о Булдееве ответил, что Степан много лет был правой рукой Вована и очень часто выполнял по его поручению важные задания. Почему не взял с собой? Мало ли какие у него были резоны. Может быть, поручил ему следить за тем, что происходит в России. Такой ответ Ростовского вполне устроил.

Ни этот приятель, ни тем более сам Ростовский и понятия не имели о том, что обезображенные трупы Вована Иркутского и его верного Степана Булдеева благополучно покоятся в бездонных болотах под Сургутом…

— Это надо же: наш молчун заговорил! — удивился Валька-Стилет.

Валька-Стилет был личностью уникальной. Казалось, он всегда и обо всем узнает первым. С виду он напоминал настоящего медведя и, как казалось со стороны, был весьма неповоротливым, причем от самой матушки-природы. Но это только казалось: в случае опасной ситуации он становился таким юрким, словно и не было в нем ста двадцати килограммов веса.

Свою кличку Валька получил за откровенно маниакальную любовь к холодному оружию. Каких только ножей в его уникальной коллекции не было, но более всего Валька обожал испанский стилет, привезенный по случаю Ростовским из Испании и подаренный ему на день рождения. С этим подарком Валька-Стилет не расставался ни на минуту. Похоже, он даже спал, пряча стилет под подушкой.

Валька-Стилет был очень любопытным от природы, и очень часто именно его любопытство помогало избежать лишних неприятностей. Ему было немногим за тридцать. В детстве он покуривал анашу, но это было именно детское баловство: с десяти до шестнадцати лет. Он так и не успел послужить в армии, залетев на три года лишения свободы в колонию общего режима.

Срок получил за несколько месяцев до призыва, по сто сорок четвертой, то есть за тайное хищение. Как-то ночью им с приятелями захотелось добраться водочкой: выпитого мало показалось.

Вскрыли коммерческий ларек и прямо в нем начали «догоняться». «Надогонялись» до того, что их не могли разбудить даже увесистые тумаки пришедших утром хозяев ларька. Вызванные теми менты так и покидали их штабелями в милицейский «газик».

Валька-Стилет не только был физически очень силен, но и хваткой отличался просто бульдожьей — никто не мог вырваться из его рук.

— Почему ты так уверен, что эту версию нельзя отбрасывать? — насторожился Ростовский.

— Почему? — Степан недоуменно пожал плечами. — Интуиция мне подсказывает.

— Ну, коль интуиция, тогда конечно, — не без сарказма заметил Валька-Стилет.

— Ладно, Стилет, не ерничай: вдруг Степан прав? — авторитетно сказал Митрич.

Валька-Стилет явно остался при своем мнении, но возражать уважаемому человеку не посмел.

— То-то и оно, — вздохнул Митрич.

— Короче, ты, Стилет, прояви свое любопытство, — сказал Ростовский, — поспрошай, где сможешь и как можешь только ты, поприслушивайся где можно и где нельзя, короче, авось надыбаешь что…

— Понял; братела! — понимающе улыбнулся Валька-Стилет.

— А ты, Павка-Резаный, продолжишь разрабатывать этих гадов! К тебе подключится Щербатый и по надобности — Валька-Стилет. Как, Стилет, не перетрудишься?

— О чем ты, братела, я и сам хотел попросить тебя подключить меня к пацанам, — отозвался тот.

— Только смотрите, братишки, действуйте как можно внимательнее и осторожнее! Чуть что — сразу звоните мне, в любое время дня и ночи. — Ростовский внимательно посмотрел на каждого из них. — У всех есть связь?

— У меня пейджер есть, а у Павки и Вальки — мобильники, — ответил Щербатый.

—Сергей, выдели Щербатому один из мо-бильников из наших запасных и скажи мне его номер.

— Хорошо, братишка!

— Сами решите, кто первым пойдет дежурить, а остальные оставайтесь — помянем братанов наших, — распорядился Ростовский.

— Так я и пойду: моя очередь была, — твердо заявил Щербатый, вставая из-за стола.

— Правильное решение! — одобрил Митрич. — Настоящий пацан!

— Идем, дам тебе мобильник, — сказал Сергей.

— На какой машине поедешь? — спросил Ростовский.

— У меня одна машина — «Вольво», — сообщил Щербатый.

— У кого попроще есть?

— Пусть мою старую «Ауди» возьмет, — предложил Ник, — я сегодня на ней сюда приехал: «БМВ» пришлось отдать в автосервис, четвертая передача что-то барахлит. Подойдет?

— Более чем! — кивнул Ростовский, думая о чем-то своем.

Лучше бы Ник отдал свою «БМВ»: это хотя бы на время запутало Аркана…

XX. Вспыхнет ли война криминала?

После того как Толика и Колю-Ватника расстреляли в клубном ресторане, Аркан приказал дождаться ночи, погрузить тела в их собственную машину, вывезти как можно дальше от Домодедова, облить машину бензином и сжечь дотла…

Это был не первый случай, когда Аркан подобным образом прятал концы в огне. Именно так он поступил с бывшим хозяином ресторана, владельцем которого сам и стал впоследствии. Собственно говоря, как раз с этого владельца и начались кровавые дела Аркана и его друзей в Москве.

На этот ресторан их навел милицейский наставник Аркана, полковник Громыхайло. Он и посоветовал, не привлекая внимания, прибрать его под себя, а он поможет получить документы на приобретение, то есть легализует собственность.

Аркан понимал своего шефа с полуслова: сказано, не привлекая внимания, значит, так и будет сделано. Первым делом он, вместе со своими верными приятелями Лехой-Хохлом и Семой-Карой просто нанесли «визит вежливости» самому хозяину ресторана, некоему Семену Балуеву, якобы чтобы предложить ему партнерство.

На этот ресторан, прославившийся сауной, которую облюбовали для своих встреч криминальные круги, давно точили зуб «ментовские боссы с Петровки, но никакие неожиданные проверки и обыски не давали реальных результатов.

Резонно начали поговаривать, что хозяин сауны, Семен Балуев — бывший афганец, не так давно вернувшийся из мест заключения, где сидел заразбой, не только слишком быстро заслужил авторитет среди Домодедовской преступной группировки, но и заручился ментовской поддержкой. Именно последнее обстоятельство, по вполне очевидным мотивам, устраивало криминальных авторитетов. И скорее всего не без их участия Семен Балуев без волокиты получил возможность арендовать полуподвальное помещение, в котором он, вложив невесть откуда взявшиеся деньги, соорудил прилично обставленный ресторан и сауну с баром, где иногда появлялись даже милицейские чины из городского отдела внутренних дел Домодедова.

По мнению сотрудников Петровки, именно эти деятели, завязанные напрямую с Семеном Балуевым, и предупреждали его о готовящихся проверках и обысках, но это были всего лишь догадки, а их к делу не подошьешь. Тогда-то полковник Громыхайло и решил выпустить на сцену созданных им монстров…

Однако на предложение Аркана о партнерстве Семен ответил с недвусмысленной наглостью:

«А не пошли бы вы, ребята, пока ветер попутный! Если, конечно, не хотите горбы себе заработать!»

Аркан мгновенно сменил тактику, тут же ласково улыбнулся и, вытащив из дипломата бутылку французского коньяка, льстиво предложил:

— Не хочешь, Сема, не надо: ты хозяин — тебе и решать! Мы-то думали, так лучше будет. А потому предлагаю выпить за крепких афганцев, которых никто и никогда не согнет! — с пафосом сказал Аркан, а его приятели дружно закивали.

— А вы какое отношение имеете к Афгану? — удивился Семен.

— Они — нет, — кивнул Аркан в сторону своих дружков, — а я за Речкой год и семь месяцев отбузил, пока серьезную рану не схлопотал! — Он распахнул грудь и показал шрам, заработанный в зоне от ножа.

— Что же ты, земляк, сразу не сказал, что тоже с Афгана? — искренне обрадовался Семен. — Я ж подумал, что ко мне очередные рэкетиры наведались!

— пояснил он. — Давай, земляк, обнимемся… Как тебя кличут?

— Аркашей меня зовут…

— Давай, дорогой Аркаша, помянем оставшихся там, за Речкой! — От радости, что видит афганца, Семену даже в голову не пришло, что для «бывшего афганца» новый знакомый выглядит слишком молодо, не заметил он и того, что «дорогой Аркаша» лишь делает вид, что пьет. Впрочем, как и его приятели.

Через несколько секунд Семен уже ничего не понимал и готов был обниматься хоть со стулом: транквилизаторы, подмешанные в коньяк, сделали свое дело. Вскоре они вчетвером, поддерживая под руки осоловевшего Семена, вышли из ресторана. По пути к ним подходил начальник охраны, который хотел отправиться со своим хозяином, но Аркан заверил, что он своего друга и сам сможет защитить, а сейчас они должны» отметить с «бабцами» привалившую Семену удачу. Ничего не понимая, Семен глупо кивал, и начальник охраны предпочел не вмешиваться.

На заднее сиденье в машину Аркана с трудом втащили владельца ресторана, за руль сел Аркан.

Машина тронулась вперед, а Леха-Хохол с Семой-Карой вернулись в ресторан, чтобы там продолжить рассказ о встрече друзей афганцев и о том, что Семен Балуев родился под счастливой звездой: у него наконец-то отыскался отец, которого он столько лет разыскивал, что действительно соответствовало истине, и который, оказалось, живет сейчас в Канаде и ждет не дождется своего сыночка, чтобы сделать его партнером своей фирмы.

Приятели прекрасно знали, что Семен Балуев больше никогда не вернется в свой кабинет, а займет его Аркан, то есть Аркадий Валерьевич Филиппов, который и станет, с совершенно официально оформленными бумагами, новым владельцем заведения.

А Семен Балуев навсегда исчезнет с лица земли, дотла сожженный в топке котельной.

Не согласившись с таким поворотом дела, местные менты попытались было наехать на новых хозяев, но неожиданно получили такой отпор со стороны рубоповцев, что благодарили Господа, что отделались лишь сломанными ребрами да понижением в должности. Во всяком случае, больше они в этот ресторан не совались и старались в упор не видеть, что там происходит, примирившись с мыслью, что это заведение находится под покровительством очень больших чинов из МВД.

Далее, с прямой подачи полковника Громыхайло, были уничтожены еще несколько авторитетных представителей московского криминала, а некоторые внезапно и бесследно исчезли едва ли не из собственных домов. Причем одного из них, очень дерзкого и в себе уверенного, круглосуточно окруженного бывшими профессиональными военными, прошедшими не одну горячую точку, убрали при содействии «масок-шоу».

Чувствуя полную безнаказанность, Аркан со своими дружками так разгулялись, что едва ли не среди бела дня расстреляли несколько известных «Воров в законе». Причем действовали столь нагло и уверенно, что тех не спасли их телохранители: так и полегли рядом.

Устранение авторитетов и их людей не могло сойти за случайность: слишком уж много их погибло. И потому многие лидеры группировок начали грешить на своих конкурентов. Все чаще между группировками, ранее дружественными, вспыхивало недоверие, которое разрасталось все больше и больше. Вот-вот, казалось, начнется открытая война между преступными кланами…

Прошло всего лишь полгода с того момента, как Аркан со своими дружками появился в Москве, но под его покровительством находилось уже несколько ресторанов, казино и даже небольшая гостиница. Под его началом было несколько десятков до зубов вооруженных головорезов, набранных в основном из беглых солдат и украинских бандитов-беспредельщиков, с которыми он знался еще со времен своей отсидки, и даже группа чеченцев.

Аркан отлично знал цену своей команде, а потому доверял только себе и немного Лешке-Хохлу и Семе-Каре, которые в нем души не чаяли и готовы были за него кому угодно порвать глотку. Лешка-Хохол, неоднократно повязанный с Арканом кровью, прекрасно понимал, что назад у него пути нет и жизнь его будет продолжаться только до тех пор, пока в нем заинтересован Аркан. А Сема Кара, имея богатый кров, вкусную пищу и столько баб, что он даже стал привередничать, выбирая «помягше да посимпатишнее», был предан Аркану так, что его даже науськивать не нужно было: стоило кому-то, даже из своих боевиков, косо взглянуть на Брата-Аркана, он моментально ломал тому шею. И если Аркан начинал ему выговаривать, то обижался, словно ребенок, и в оправдание всякий раз говорил:

— А чо он смеялся над тобой? Я это никому не позволю…

После того как приятели Аркана сожгли в машине двух «наглых» посетителей ресторана, фото которых Аркан передал своему милицейскому покровителю, тот долго не давал о себе знать. Наконец раздался звонок, и полковник назначил встречу в том самом придорожном ресторане, в котором встречался с ним в первый раз после приезда Аркана в Москву.

Как и тогда, полковник уже сидел за столиком, когда Аркан вошел в ресторан. Полковник явно прибавил в весе и выглядел как весьма респектабельный бизнесмен. На нем был тонкой выработки кожаный плащ, дорогие ботинки, из-под бортов плаща виднелся дорогой костюм и модный галстук. Да и «шестисотый» «Мерседес» с водителем, замеченный Арканом у входа, тоже говорил о многом.

— Приветствую вас, шеф! — бодро сказал Аркан.

— Привет, — без особой радости ответил полковник, — садись. Пить, есть что будешь?

— Виски с колой!

— Ну и вкус у тебя, — брезгливо поморщился Громыхайло и, повернувшись к официантке, обратился к ней, как к близкой знакомой: — Милая, принеси-ка мне грибочков своих, огурчиков своею посола, креветок чищеных, белужки холодной) копчения грамм двести, водочки столько же и виски с колой. — Он усмехнулся и добавил: — Для моего приятеля…

Пока все выставлялось на стол, разливалось по рюмкам, полковник молчал и, наверное, думал о чем-то своем. Взяв рюмку водки, он кивнул Аркану, залпом выпил, закусил грибочками и крякнул от удовольствия.

— Хороши, ничего не скажешь! — потом повернулся к собеседнику. — Пробил я наконец твоих покойничков. Трудно было: они давно ничем не мазались. Со всей определенностью сказать не берусь, но их часто видели в окружении Ростовского.

— Что за фрукт? «В законе», что ли?

— Нет, он не «Вор», но относится к весьма уважаемым авторитетам. По оперативным данным, его часто приглашают на воровские сходки и к его мнению прислушиваются даже некоторые уважаемые в криминальном мире «Воры». Ни в каких серьезных преступлениях не замечен. Дружит с, афганцами. Был очень близок с одним уважаемым афганцем, который возглавлял ветеранскую Ассоциацию «Герат», но больше двух лет назад погиб довольно странной смертью. «Среди криминала у него репутация этакого Робин Гуда за его страсть помогать сирым и убогим. Мне кажется, ты поторопился убивать его людей.

— Не поторопился бы, они бы меня самого грохнули, — недовольно пробурчал Аркан.

— Что сделано, то сделано… Я тут заметил, что кое-кто с Петровки проявил сильный интерес к расследованию их гибели. Я, конечно, попытался подкорректировать направление следствия, но… Скажи, из-за чего они наехали на тебя?

— Помните тех стариков, адрес которых вы мне подкинули в первый день?

— Я? Подкинул тебе? — Полковник недоуменно и недовольно нахмурился.

Аркан сразу понял, что несколько перегнул палку.

— Я не это хотел сказать, — он попытался дать задний ход, — объявление, которое я нашел на столбе: мол, сдается квартира…

— Что-то такое ты мне говорил. — Полковник сделал вид, что напрягает память. — И что произошло?

— Я подыскал этим старикам квартиру поменьше, оплатил им аренду, а им все так понравилось, что они решили продать нам свою квартиру…

— У них купили трехкомнатную, а заплатили как за ее аренду за три месяца, так, что ли? — Видно было, что полковник помнит все нюансы этой квартирной аферы.

— Так они сами все подписали…

— Что же вы не довели дело до конца?

— Так вы же сами говорили, что за ними никто не стоит! — попытался оправдаться Аркан.

— Мне что, каждый шаг тебе расписывать нужно? — зло спросил полковник. — Видно, кто-то из бывших друзей их погибшего в Афгане сына решил вступиться за этих стариков.

— Так, может, нам разобраться с Ростовским? втихую, чтобы «на вахте» не было слышно? предложил Аркан.

— Попытаться можно! — резко оборвал полковник. — Только эта попытка может тебе боком выйти! Мне тут шепнули, что он дружкуется с неким Бешеным, даже вроде кровным братом его считается.

— Бешеный? Что это за зверь такой, что вы даже на шепот перешли? — Аркан не скрывал сарказма, задав вопрос издевательским тоном. — Как бы ты, дружок, не подавился своим сарказмом! — Полковник начал всерьез злиться. — Савелий Говорков, он же Сергей Мануйлов, он же Бешеный, прошел спецназ, в Афганистане его прозвали Рэксом, в колонии, где он отбывал девятилетний срок, заработал кличку Зверь, бежал. Находясь в бегах, убил четверых вооруженных бандитов, был реабилитирован, вернулся в Афганистан, был ранен, захвачен в плен, раненым угнал у душманов самолет, скитался в горах Тибета, потом по каким еще странам, вернулся в Москву, где органы использовали его как профессионального убийцу… Полковник говорил все это, словно читал анкету Бешеного. Но Аркана эти факты нисколько не впечатлили. — Он отправил на тот свет не один десяток самых крутых преступников, — рассказывал полковник. — Бешеный в совершенстве владеет всеми видами оружия, нет ему равных и во владении восточными единоборствами, коронный удар — пробивает насквозь грудную клетку и вырывает у противника сердце. Награжден высшим орденом Америки, а у нас получил Героя России. Тебе мало этого?

— И не таких борзых ломали! — продолжал хорохориться Аркан.

— Лично я не советовал бы тебе нажить в его лице врага! — усмехнулся полковник.

— Я и не собираюсь с ним враждовать! Я предложил только разобраться с вашим Ростовским!

— Ты будто пропустил мимо ушей мои слова о том, что Ростовский ему кровный брат?

— И что? Я же не собираюсь давать по телевидению интервью: как я убил Ростовского!

— Ты что, придурок? — без церемоний спросил полковник. — Нет ничего тайного, что рано или поздно не станет явным! Ты, неуч, в детстве не читал детских книжек Эдуарда Успенского!

— Но что же мне тогда делать? Этого Ростовского, судя по всему, никак не остановить и не успокоить!

— Моли Бога, чтобы подозрение в убийстве этого Коляна-Ватника и его приятеля упало на кого-то другого!

— Похоже, этот Бешеный здорово вас поднапугал, — тихо проговорил Аркан.

— Очень надеюсь, что ты хоть что-нибудь понял из того, что я тебе втолковывал. Вот напоследок мой подарок. — Полковник положил перед ним небольшой листок.

— Что это?

— Марки и номера машин, которыми пользуются люди Ростовского: авось пригодятся.

— Для чего?

— Если увидишь рядом с собой одну из этих машин, значит, тебя все-таки вычислили. Я бы на твоем месте сразу задумался!

— Ладно, спасибо за подарок. У вас все ко мне?

— Все, если не считать тех дел, что мы с тобой наметили…

— Те дела идут своим чередом: скоро узнаете о новых трупах из газет, — самодовольно улыбнулся Аркан и встал из-за стола. — Приятного вам аппетита!

— Он хотел удалиться, но полковник его остановил:

— А ты ничего не забыл?

— Обижаете, начальник! — усмехнулся Аркан. — Аркан свое дело туго знает… — Он кивнул. — У ваших ног стоит: ровно пятьсот тонн зелененьких.

Полковник наклонился и достал из-под стола черный дипломат, Аркана рядом уже не было. Полковник щелкнул замками и чуть приоткрыл крышку: дипломат был доверху набит банковскими упаковками стодолларовых купюр.

«На этот раз, думаю, Бес не откажется от таких денег! — самодовольно подумал полковник. — Полмиллиона даже для генерала внушительная сумма… « Полковник Громыхайло, естественно, не стал сообщать Аркану, что именно от генерала Бессонова он узнал все подробности о Бешеном и от него же получил вполне прозрачный намек, что Савелий Говорков, или Бешеный, не входит в его, генерала, компетенцию и никогда не войдет. И вообще, было бы лучше, если бы Гром навсегда забыл о его существовании. Полковник знал генерала столь хорошо, что был твердо уверен в том, что тот никого и ничего не боится, однако по ходу рассказа о Бешеном уловил в интонации генерала Бессонова если не страх, то уж беспокойство точно…

XXI. Очередные жертвы

Щербатый действительно вызвался на дежурство первым по зову души. Почему-то он ощущал себя виноватым в том, что остался в живых, когда его напарники погибли. Своим ощущением он ни с кем не делился, но оно его ни на миг не покидало. Щербатый с детства катился по жизни этаким живчиком, и все ему доставалось легко и просто.

Надо же было такому случиться, что подъехал он к злополучному дому на «Ауди» Ника как раз в тот момент, когда Аркан совершенно случайно выглянул в окно. После встречи с полковником, который вручил ему список номеров машин бригады Ростовского, он не оставлял ни одну без повышенного внимания: будь то машина, стоящая во дворе, куда он приехал по делам, или просто попадавшиеся ему по дороге, и уж, конечно же, не пропускал ни одной легковушки, заезжавшей во двор того самого дома, из-за квартиры в котором он пошел на убийство.

Увидев незамеченную здесь ранее «Ауди», он тут же заглянул в список полковника и нашел ее номер. Не зная, сколько людей в машине, да и одна ли она прибыла к его дому, к тому же вовсе не уверенный, засекли ли его наблюдающие, когда он входил в подъезд, Аркан ощутил себя, словно зверь в ловушке, однако сообразил тут же выключить свет.

Первым импульсивным решением было вызвать своих боевиков и быстренько решить возникшую несуразность этого поступка. Сначала нужно все узнать о противнике. А вдруг эта машина случайно здесь оказалась? Приехал хозяин к кому-то в гости, пообщается часок-другой и свалит. А если к бабе своей приехал и тогда останется у нее до утра? Что ж, терпение и еще раз терпение…

На всякий случай решил шумиху не поднимать: рано или поздно все прояснится. Как сказал полковник? Нет ничего тайного, что не стало бы явным! Вот именно!.. Тем не менее не грех подстраховаться. Он мог рассчитывать только на двоих особо преданных помощников — Лешку-Хохла да Сему-Кару. Ну с Семой-Карой все ясно: такому можно говорить только «фас»: на тонкие дела он не способен. Ему бы только ломом, автоматом, а то и пушкой орудовать. Нужно звонить Лешке-Хохлу. Аркан быстро набрал номер.

— Хохол, ты чем занят? — спросил он без положенных приветствий.

Почувствовав в голосе хозяина тревогу, Лешка-Хохол понял, что сейчас он нужен Аркану, и потому обязан быть свободен.

— Нет, Аркан, ничем особенным я не занят. Что мне нужно сделать?

— Ты всегда меня понимаешь с полуслова, — благодарно заметил Аркан. — У того дома, где жили старики и куда я заехал взять кое-какие документы, торчит светлая «Ауди». Мне кажется, что там могут быть люди, которые следят за теми, кто ходит в нашу квартиру.

— Ты подозреваешь, что это приятели тех гавриков, которых мы… — начал Лешка-Хохол, но Аркан его перебил, раздраженно выпалив:

— Да-да, черт возьми!

— Может, пацанов поднять?

— Ни в коем случае! Неизвестно, сколько их там и на что они настроены. Ты вот что, возьми-ка свою «копейку», она у тебя еще на ходу?

— Вроде бы… давно не заводил, — не очень уверенно ответил Хохол, но сразу добавил: — Заведется, куда она денется!

Этой машиной Лешка-Хохол очень дорожил. Не только потому, что она была первой его собственной, но и потому, что на ней стоял движок от «Рено», и поставил он его в те, не столь давние времена, когда скорость не только помогала зарабатывать хорошие бабки, но и не раз спасала им жизни.

— Постарайся, чтобы завелась! Въезжай аккуратно во двор, остановись у четвертого подъезда и понаблюдай за этой «Ауди» и за тем, какая суета будет вокруг нее… Если что, сразу звони мне: тогда и будем решать.

— А ты так и будешь сидеть в квартире?

— А ты предлагаешь мне рискнуть и напороться на ствол или нож? — Аркан с трудом сдержался, чтобы не накричать на приятеля, но в его голосе ощущался явный страх.

— Хорошо, шеф, не волнуйся, все сделаю, как ты велишь! Надеюсь, ты не возражаешь, чтобы я был при оружии?

— Только приветствую это, — машинально ответил Аркан, размышляя как раз над тем, сколько у них в квартире имеется оружия.

В тайнике под полом автомат с двумя магазинами, гранатомет «Муха» и с десяток гранат Ф-1. В сейфе пистолет Макарова с двумя обоймами и убитого в ресторане. Что ж, вполне достаточно чтобы продержаться до прибытия боевиков, если что.

Все это время Щербатый спокойно сидел в машине, слушал музыку, внимательно поглядывая по сторонам, и ему даже в голову не приходило, что своим появлением он так здорово напряг главного подонка из недавно объявившейся в Москве банды. Несмотря на то что в окнах находящейся под его наблюдением квартиры не было света, Щербатому в какой-то момент показалось, что в одном из них чуть заметно колыхнулась штора.

На всякий случай он набрал номер своего Старшого:

— Резаный, это я — Щербатый!

— Привет, что-то случилось?

— Не знаю, показалось или нет, но на всякий случай сообщаю: в одном из окон квартиры заметил, как шевельнулась занавеска, вроде бы даже силуэт мелькнул…

— Только один раз?

— Честно говоря, да, может, показалось?

— Знаешь, Щербатый, лучше перебдеть, чем недобдеть!

— Наверное, ты прав… Как поминаете?

— Все как положено! Мы все здесь: звони, если что.

— Пара пустяков! Мне Серега так здорово на ладил мобильник. Прикинь, набираю единицу — Ростовский набирается, двойку набираю — ты на проводе, тройку — Стилет.

— Погодь, тебе Ник хочет что-то сказать…

— Привет, Щербатый! Я вот что хотел напомнить…

— Ты про то, что в дверце? — догадался он.

— Не забыл? Будь осторожнее!

— А как же, пока…

Свой тайник Ник показал ему еще год назад. В тот день они ехали на одну опасную встречу, и Щербатый был за рулем. Тогда-то Ник и рассказал ему о десантном автомате, скрытом в дверце со стороны водителя: одну скобу в сторону и доставай ствол. К счастью, в тот раз тайник не понадобился: все закончилось миром.

Странно, подъехала «копейка», встала напротив и стоит. Может, ждет кого-то? Если ждет, то почему голова, как на шарнирах вертится? Он что, не знает, откуда придет пассажир? Непонятно. Как там наши окошки поживают? Черт! Опять показалось, что занавеска чуть-чуть колыхнулась, правда, на этот раз в другом окне. Может быть, в квартире кто-то есть?

А что, стоит проверить! Щербатый взял мобильник и набрал номер квартиры. Трубку подняли сразу.

— Да! — ответил нервный голос мужчины. Щербатый, не ожидавший, что кто-то ответит, не был готов и промолчал.

— Чего молчите? Говорите! — нетерпеливо сказал голос, и трубку положили.

Щербатый удивился, что не прозвучало никаких слов типа: «что б вас» или «перезвоните, вас не слышно». То ли он сам ошибся номером, то ли в квартире догадались, что допустили ошибку: света в квартире нет, а на звонок отвечают.

Рассуждал Щербатый верно. Аркан действительно поднял трубку машинально, а когда спохватился, положил трубку и тут же позвонил по мобильнику Лешке-Хохлу.

— Знаешь, Хохол, кажется, я сморозил глупость! — признался он, что бывало очень редко.

— О чем ты?

— Сейчас кто-то позвонил по квартирному, а я машинально взял трубку. Спрашиваю: «Кто, кто?», не отвечают и трубку не кладут… Явно проверяли: есть ли кто дома! Что-нибудь заметил во дворе?

— Чисто, как на яйце: ни людей, ни машин новых. Мне кажется, что тебе пора линять из этой квартиры. Если тебя действительно пробивал тот, что пасет у дома, он, сообразив, что в доме кто-то есть, тем более услышав твой голос, может вызвать подкрепление и попробовать взять квартиру штурмом.

— Это, конечно, им шиш удастся, но нам шум ни к чему, — задумчиво проговорил Аркан, — ладно, вызывай Сему-Кару на моем «Лендровере» и пусть подъезжает дверь в дверь прямо к подъезду, и скажи бойцам нашим: пусть будут наготове, мало ли…

— Поглядывай: минут через сорок Кара подъедет. — Хохол отключился и стал набирать номер Семена.

Закончив разговор, Аркан мгновенно успокоился и сам себя спросил:

— А чего это, собственно говоря, я, как мышь затаился? — Он взял и включил весь, какой только был, свет в квартире.

Немедленно заметив это, Щербатый понял, что оказался прав, но понял также и то, что его прокололи и человек в квартире решил больше не прятаться. Если так, то сейчас нужно ждать, что за ним придет машина. Он снова набрал номер Павки-Резаного и доложил о последних событиях, добавив, что, вероятнее всего, тот, кто находится в квартире, уже вызвал машину.

— Повиси чуток на трубке: побазарить надо… — Минуты три-четыре трубка молчала, наконец Павка-Резаный отозвался: -Держи ушки на макушке: мы со Стилетом летим к тебе!

— Зачем?

— А если за ним на двух машинах приедут: за какой будешь следить?

— Резонно…

Далее ситуация развивалась не так, как задумали наши герои. Они, к сожалению, приехали гораздо быстрее, чем Сема-Кара, да еще на бежевом «Форде» Павки-Резаного, который тоже был в списке полковника/Реакция Аркана была адекватной: он, уже не колеблясь более, дал отмашку, и еще две машины с его боевиками рванулись к нему на помощь. Причем Аркан приказал им не светиться, держаться на расстоянии и ждать его приказа. Почему-то он был уверен, что нападать на него при выходе не станут, а постараются проследить, куда он отправится.

Так все и произошло: подъехал его черный «Лендровер», управляемый Семой-Карой, Аркан, пряча под плащом оружие, спокойно сел в машину и приказал двигаться в сторону Кольцевой дороги. Увидев, что и «Ауди», и «Форд» увязались за ним, Аркан приказал своим боевикам ехать на некотором расстоянии от его машины, а замыкать кортеж велел Хохлу.

Ни Павка-Резаный, ни Щербатый не обратили внимание на идущие сзади них три машины: им ив голову не приходило, что обычная слежка может закончиться столь трагически.

Стоило им выехать на несколько километров за Кольцевую дорогу и оказаться на пустынном шоссе, как вдруг задние машины, заняв все полотно дороги, стали прибавлять скорость. И это не заставило их насторожиться. И только когда они оказались в своеобразном окружении, то поняли, что им даже некуда свернуть. Первым опомнился Щербатый и тут же набрал на мобильнике номер «один».

— Да, Ростовский слушает!

— Братишка, думаю, мы попали в засаду! — как можно спокойнее проговорил Щербатый. — Кажется, Степан оказался прав: это те самые квартирные суки…

— Сколько их?

— На четырех машинах, а сколько людей считать некогда! Думаю, с десяток наберется!

— Где вы?

— Километрах в десяти за Кольцевой, едем в сторону Рязани.

— Держитесь! Идем на помощь!..

— Если что, отомстите за нас, братишки… — В трубке послышались автоматные очереди, и связь оборвалась…

Первыми открыли огонь боевики, что ехали сзади. Им было сподручнее стрелять по ходу движения. Незадолго до их выстрелов Павка-Резаный успел подать знак Щербатому перестроиться и стать рядом, теперь они двигались борт в борт. При первых же выстрелах Щербатый, удерживая руль правой рукой, ловко выставил левой автомат и, отвернувшись на мгновение от дороги, дал прицельную очередь по черному «Форду-Чероки». Пули легли столь точно, что прошили насквозь водителя, сидящего с ним пассажира, а одна попала прямо в лоб одному из находящихся, сзади.

Машина, потерявшая управление, резко вильнула в сторону обочины шоссе и, на всей скорости ударившись о край бетонного бордюра, взлетела на несколько метров в воздух, перевернулась пару раз и грохнулась о землю.

Ожесточенные очереди из серебристого «Ниссана-патрол» не принесли особого вреда ни машине Павки-Резаного, ни машине Щербатого: пули вдребезги разбили задние стекла и утонули в спинках кресел.

— А ху-ху не хо-хо? — с задором выкрикнул Щербатый и поплатился за беспечность, упустив момент выстрела Аркана из «Мухи».

Снаряд был пущен настолько метко, что пробил лобовое стекло и попал точно в грудь Щербатому. Прогремел взрыв, и Щербатый умер легко и мгновенно, не успев почувствовать боли, так ничего и не сообразив.

— Ах ты, сволочь! — выкрикнул Павка-Резаный и дал очередь по передней машине, в которой сидел Аркан, приоткрывший заднюю дверцу. Однако пули не задели Аркана, и только одна впилась в плечо Семы-Кары. Тот громко взревел, но из рук руля не выпустил.

Следующую очередь Павка-Резаный дал по «Ниссану-патрол», и несколько его пуль тоже достигли цели: одна попала в шею водителя, хотя тот каким-то чудом умудрился удержать руль в руках, другая ранила сидящего рядом боевика с автоматом, но третья и последняя в рожке срикошетила от бампера и в буквальном смысле взорвала передний скат «японца».

Серебристая машина, словно инвалид, у которого выбили костыль, ткнулась в асфальт носом на скорости за сто, подпрыгнула задней частью вверх, развернулась и раз восемь перевернулась, пока не застыла колесами кверху.

— Отлично, Павка! — радостно крикнул Валька-Стилет.

— Отлично-то отлично, да патроны кончились! Сейчас нас как в тире расстреляют, суки! — констатировал Павка-Резаный

— Не робей, все там будем! — зло рассмеялся Валька-Стилет. — Дай газу, братишка! Догони эту мразь!

Трудно сказать, что подействовало сильнее, бравада Вальки-Стилета или в машине действительно еще оставались неиспользованные резервы, но «Форд» вдруг резво, словно у него включилась мощная турбина, рванулся вперед и в считанные секунды поравнялся с «Лендровером» Аркана.

Валька-Стилет уже не видел, как несколько пуль, выпущенных из автомата Лехой-Хохлом, впились в спину Павки-Резаного и он, уже мертвый, продолжал держать руки на руле. Валька-Стилет был нацелен только на одно: использовать единственное оставшееся у него оружие — любимый стилет.

Выстрел пистолета Аркана» совпал со взмахом руки Вальки…

Ростовский и его ребята опоздали буквально минут на пятнадцать. Они слышали выстрелы и были уверены, что успеют, но…

Подъехав к месту трагедии, они обнаружили вдребезги разбитые две машины противника, набитые изуродованными человеческими телами, и две машины трех своих приятелей.

— Так, братишки, оплакивать наших будем потом, — до боли стискивая зубы, бросил Ростовский. — Быстрее соберите наших пацанов и мотаем отсюда: у меня такое впечатление, что сейчас сюда менты нагрянут! — Тут он увидел, как Степан снимает на видеокамеру место трагедии и делает это весьма тщательно.

— Зачем ты это делаешь, братан? — недовольно спросил он.

— Для нашей памяти, шеф! Мы должны иметь эту пленку, чтобы всегда подогревать свою злость! — ответил тот.

— Ладно, ты прав! Ник, скажи ребятам, чтобы сняли номера с наших машин и взорвали их: нам не нужно оставлять следы для ментов!

— Будет сделано, братан!..

XXII. Майкл под арестом

Уединившись в своем небольшом кабинете, Позин ушел с головой в систематизацию привезенных из США материалов, немалую часть которых составляли отрывочные дневниковые записи. По старой, еще со студенческих лет, привычке Александр делал их на отдельных листках бумаги, обозначая имя собеседника лишь инициалами и потому, по прошествии этих полных событиями месяцев, ему пришлось напряженно вспоминать и даже заниматься своего рода расшифровкой.

Как-то, в минуты краткого отдыха, прихлебывая остывший чай, он от нечего делать стал листать книжку со списком абонентов кремлевской телефонной сети. Его взор остановился на строке — Богомолов Константин Иванович. Ему захотелось повидаться с генералом и поделиться жалкими результатами собственного расследования исчезновения Сергея-Савелия и с помощью Богомолова, может быть, несколько приблизиться к истине.

Буквально на следующий день они встретились в кабинете Богомолова.

С места в карьер Позин спросил генерала:

— Вы, конечно, знаете, что Мануйлов пропал?

— Естественно, знаю, — кивнул Богомолов, который ждал подобного вопроса.

С генералом Богомоловым Александр не чувствовал себя уверенно. Он не знал, имеет ли право получить ответы на те вопросы, которые давно роились у него в голове. Еще по пути к генералу он подумал, что должен прежде всего сам проявить инициативу и рассказать Богомолову о том, что лично он, Позин, предпринял ради того, чтобы найти своего нового приятеля. И он рассказал генералу все, что уже известно читателю.

— А вы знаете что-нибудь о человеке по имени Широши? — закончив свой рассказ, немедленно спросил Позин.

— Помню, что наш пропащий тоже интересовался данным персонажем, но ни по каким нашим архивам человек с такой фамилией не проходит.

— Я пытался найти его в Америке, но потерял след.. Меня очень насторожило, что Широши прекрасно говорит по-русски и имеет в Москве немало знакомых, скорее всего, как мне удалось выяснить, в сферах, связанных с криминалом.

— Вполне разделяю ваши опасения, — серьезно проговорил генерал.

— Узнав, что Широши свободно владеет русским, я рискнул обратиться к бывшему генералу КГБ Палугину. — Эту часть своего расследования Позин намеренно приберег на десерт.

Лицо генерала Богомолова помрачнело.

— К этому предателю и негодяю? Я бы с ним, как говорится, на одном поле не присел.

Именно такой реакции и ожидал Позин.

Испытывая некоторую неловкость, он в свое оправдание проговорил:

— При всех его негативных качествах Палугин человек, безусловно, информированный, и я надеялся, что он знает что-нибудь о Широши.

— В своем положении вы поступили правильно, — как бы вынужденно согласился Богомолов и с неподдельным интересом спросил: — Ну и он знает его?

— К сожалению, нет. Зато он много чего рассказал мне о Сергее Мануйлове.

— Что именно? — Лицо Богомолова сохранило непроницаемое выражение.

— Сказал, что на самом деле его зовут Савелий Говорков, прозвище его Бешеный и что он, как это лучше, поточнее выразить, — ваш суперагент. Это правда?

Позин чувствовал себя не в своей тарелке: ведь по существу, он нахально допрашивал высокопоставленного сотрудника с большим чином в ФСБ, пусть и отставного.

— Все правда.

Богомолов не видел никакого смысла в том, чтобы морочить голову этому умному и толковому парню. Темнить в этой ситуации было по меньшей мере глупо.

— Тогда у меня к вам довольно бестактный вопрос, — запинаясь и смущаясь, произнес Позин.

— А не мог ли он, выполняя просьбу своего приятеля Майкла Джеймса, попасть в лапы ЦРУ? У Палугина я случайно встретился с одним персонажем из этой фирмы по имени Роджер Лайн. Вы наверняка слышали о нем?

Генерал в знак согласия кивнул.

— ЦРУ вряд ли стало бы похищать или убивать Савелия. Что же касается вашего нового знакомца, то мистер Лайн — крупная птица очень высокого полета. Убежденный и последовательный враг нашей страны, как говорится, не за зарплату, а по искреннему убеждению. Как он себя вел по отношению к вам?

— Можно сказать, вполне корректно, правда, прочел лекцию о преимуществе американцев над русскими, но это, судя по вашим словам, уже черта натуры.

— Не удержался-таки, хотя его считают воспитанным человеком. По происхождению принадлежит к американской аристократии, поскольку является прямым потомком первого поколения поселенцев на территории США. Человек он умный, жестокий и авторитарный.

— Это заметно. Он и при мне пытался отчитать по телефону Майкла Джеймса…

— Майкла? За что? — с интересом перебил Богомолов.

— За то, что он проводил эту злосчастную операцию на острове Маис.

— Понятно, — сказал генерал.

— Кроме всего прочего, он живо интересовался моим мнением о Можаеве.

— Что же вы ему ответили?

— Правду. С Можаевым мы непосредственно сталкивались крайне редко.

— Он наверняка пытался выяснить, что вы думаете о том, виноват Можаев или нет?

— Естественно.

— Как вы вышли из этого положения?

— Не стал юлить и сказал, что, боюсь, подозрения его в коррупции не лишены оснований. А вы как думаете, Константин Иванович? — сам не зная почему, спросил Позин.

Скорее всего он хотел, чтобы Богомолов поддержал его точку зрения.

— Понимаете, Александр Викторович, рассуждать о подозрениях человеку с моим послужным списком было бы довольно нелепо, особенно в настоящий момент. В той ситуации, которая существовала в стране, ни мне, ни моим, скажем так, довольно информированным коллегам, по разным причинам не удавалось добыть необходимые конкретные факты. Как говорил один старый следователь на заре, моей туманной юности, «подозрения к делу не подошьешь». Савелий, кстати, добыл некие доказательства, но широкой огласки они опять же, по некоторым причинам, не получили. Может, и таилась за всем этим чья-то злая воля — судить сейчас не берусь. Но настоящая, ясная и четкая законодательная база в стране отсутствовала.

— Я и сам в этом уверен, — кивнул Позин.

— Конечно! На любой закон тебе тут же предъявляли постановление или указ, этому закону противоречащий. Вы как чиновник с опытом должны знать формулу: «в порядке исключения… « Когда экономика не поставлена на твердые законодательные опоры, она плывет неизвестно куда. У нас и приватизация проходила, по сути, вне каких-то правил, определенных государством.

— Да, этот обвал, когда каждый хватал что мог, и меня, не экономиста и не чекиста, страшил, — вставил Позин. — Честно говоря, я был потрясен еще тогда, когда Горбачев объявил: «Разрешено все, что не запрещено законом!» Но законы-то тогда были еще советские! Для профессионального юриста такое заявление по меньшей мере странно.

— Полностью с вами согласен, Александр Викторович. — Глаза Богомолова задорно блеснули. — Но наш-то с вами бывший шеф выдал формулу и того хлеще: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!» И результатом одного из самых удачных «заглотов» стала Чечня.

— Да уж, наш-то был еще более непредсказуем и мог выдать такое, куда там Горбачеву, — явно вспоминая что-то из своего личного опыта, сказал с усмешкой Позин. — Наш Президент не уделял должного внимания юриспруденции и не нашел добротных профессионалов в этой области, которые быстро и толково подвели бы законодательную базу под грядущую приватизацию и зарождающийся российский бизнес…

— Мне об этом можете не рассказывать, — перебил Богомолов, — я-то знаю, как у нас набирали кадры: не по их профессиональным качествам, а по критерию личной преданности.

— Выдвижение на руководящие посты по принципу, «кто лучше лижет задницу»

— типично российская черта со времен Иоанна Грозного…

— Вот-вот… — согласился генерал. — Народ справедливо ненавидит олигархов и ворчит на нас, что мы бездействуем. А у нас руки связаны. Вот вам, Александр Викторович, простейший пример: нефтяная компания, принадлежащая олигарху Икс, продает посреднической фирме, принадлежащей тому же олигарху Икс, добытую нефть дешевле себестоимости, а эта фирма перепродает ее уже по мировой цене за границу.

— Умный человек придумал, — сыронизировал Позин.

— И разница, исчисляемая в миллионах долларов, оседает в оффшорных зонах. В перспективе добывающая компания наверняка обанкротится, но кого это волнует? — пропустив его реплику, продолжал распаляться Богомолов. — А если представитель налоговых органов выскажет свои недоумения и претензии, то последует ответ: «Мы — частная фирма и делаем так, как считаем нужным!»

— Прекрасно понимаю ваши чувства и даже разделяю их, но ничем помочь не могу, — вздохнул Позин.

— Поверьте, я не оправдываюсь и не жалуюсь, я сам стараюсь понять, осталась ли у этих людей хотя бы крупица совести. Вот вы, Александр Викторович, были вхожи к Президенту и могли ему, как говорится, что-то нашептать, попробовать открыть глаза, не так ли?

— Пытался, — честно признался Позин.

— Ну и как результат?

— Были такие ситуации: я начинал говорить, объяснять, высказывал свое мнение, но оказывалось, что он то ли меня не слушал, то ли тут же забывал о предмете разговора. Словом, были такие области, которые не вызывали у него интереса, а нагоняли тоску, в частности экономика.

— Да, в экономике наш шеф, мягко говоря, плавал по воле волн, — согласно кивнул Богомолов.

— Как-то незаметно мы углубились в материи, далекие от судьбы нашего друга Савелия, — примирительно сказал Позин.

«Вот тут-то ты здорово ошибаешься, милый», — подумал Богомолов.

— Что вы, Константин Иванович, собираетесь делать, чтобы его найти?

— Какие-то шаги предпринимает в Америке Майкл Джеймс. Племянника своего я туда на помощь Джулии послал. Он не без оснований считает себя учеником и другом Савелия. Парень хоть и молодой, но настоящий боец. Думаю, найдем нашего Савелия.

В завершение беседы Позин счел необходимым высказать то, что его волновало последнее время:

— Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что в разговоре с мистером Лайном я невольно бросил какую-то тень на репутацию друга Савелия, Майкла Джеймса, потому что в тот момент, честно говоря, его фигура меня совсем не волновала. Мысли мои были заняты исключительно пропавшим Савелием. Но сегодня, с учетом того, что я узнал о Лайне, боюсь, что оказал Джеймсу медвежью услугу. Я исхожу хотя бы из того, что тон Лайна во время телефонной беседы с генералом вряд ли можно было назвать дружеским.

— Если здесь только служебное соперничество, то в этом ничего драматического нет, — попытался успокоить Позина Богомолов.

— В голосе Лайна я уловил нечто, далеко выходящее за рамки чисто служебной неприязни.

— Это уже хуже, — помрачнел Богомолов. Позин незаметно посмотрел на часы.

— Не смею больше злоупотреблять вашим вниманием, Константин Иванович. Я и так отнял у вас много времени своими довольно бестолковыми идеями и расспросами. Не сердитесь на меня. Не знаю, говорил ли вам Савелий о том, как быстро и тесно мы с ним сошлись в Нью-Йорке? Мне ваш Савелий очень понравился. Рядом с ним я всегда чувствовал себя как-то особенно спокойно. Я мог бы даже сказать, что мне его не хватает, хотя это довольно странное признание для мужчины традиционной ориентации.

— А если бы вы знали, как мне его не хватает, — грустно признался Богомолов. — Настоящих друзей всегда не хватает.

— Ну, я не могу считать себя настоящим другом Савелия — мы слишком мало знакомы, но я хотел бы им быть.

— Думаю, что вы вели себя по отношению к нему как настоящий и преданный друг, — немного торжественно произнес Богомолов.

— Спасибо на добром слове, Константин Иванович. — Позин и не думал скрывать, как приятна ему последняя фраза Богомолова.

— Верю, что все кончится хорошо. Савелий попадал в самые страшные и даже роковые переделки, но всегда выходил из них с честью.

На этой оптимистичной ноте они расстались.

Как только за Позиным закрылась дверь, Константин Иванович позвонил генералу Джеймсу:

— Привет, Майкл!

— Здравствуй, Константин!

— Есть какие-нибудь новости о нашем общем друге?

— К сожалению, пока нет. А у тебя?

— Аналогично. Как ты себя чувствуешь, Майкл? Не болеешь?

— Если и болею, то этого пока сам не заметил. В тоне Майкла не было обычной бодрости.

— Знаешь, приятель, мне сегодня приснился странный сон. Ты сидишь у себя в кабинете, а у вас в стране бушует буря по всей восточной части над Нью-Йорком, Бостоном и… Вашингтоном. И сильный порыв ветра разбивает у тебя в кабинете окно, затем подхватывает тебя и куда-то уносит… Я проснулся и подумал, а не заболел ли ты, дружище мой дорогой! Уж слишком сон был такой наглядный, словно наяву…

— Нет-нет, я по-прежнему в рабочей форме, — немного растерянно ответил Майкл: ему показалось, что Богомолов чего-то недоговаривает.

— Ну тогда я за тебя спокоен, — проговорил московский собеседник не свойственным ему тоном и добавил: — Но на всякий случай прошу — береги себя!.. Будь здоров и самый большой привет семье!

— Спасибо, приятель…

Богомолов знал, что Майкл — человек смышленый, и надеялся, что тот понял правильно и его слова, и его интонацию. И конечно же, не ошибся…

Звонок Богомолова, безусловно, обеспокоил Майкла Джеймса.

«Неужели уже до Москвы долетели слухи о моих служебных проблемах? — по-настоящему встревожился Майкл. — Следовательно, дело обстоит куда серьезнее, нежели мне казалось… « Генерал Джеймс слишком давно и хорошо знал генерала Богомолова, чтобы не придать должного значения этому звонку. Константин Иванович отнюдь не походил на кисейную барышню, которая не может удержаться от соблазна позвонить утром подружке и рассказать ей свой страшный сон. И вообще, маловероятно, что это был сон. Богомолов наверняка предупреждал его о грозящей опасности.

Уже несколько недель Джеймс сам чувствовал изменение отношения к себе на службе. Особенно заметно это стало сразу же после ареста Роберта Хансена, с которым он практически не был знаком.

Подобное изменение отношения бывает очень трудно выразить словами: оно словно носится в воздухе и проявляется прежде всего в каких-то повседневных мелочах. То человека не позвали на какое-нибудь важное совещание, то не пригласили на дружескую пирушку, а непосредственный начальник стал сух и официален и перестал передавать ритуальный привет супруге. В свою очередь коллеги, равные по должности, в знак приветствия безразлично кивают в коридоре и не останавливаются, чтобы пару минут потрепаться о том, как они провели последний уик-энд.

Все эти нюансы Майкл зорко примечал, а возрастающая частота тревожных симптомов вовсе его не радовала. Он не боялся за свою судьбу, но . таил в себе горькую обиду. Во-первых, Джеймс не чувствовал за собой никакой вины перед Америкой. Он не только никогда ее не предавал, но и не поступался интересами своей родины ни на йоту, честно выполняя свой долг офицера и гражданина. Во-вторых, он никогда не считал нужным скрывать свое доброе отношение к России, откуда происходили его предки и те люди, которые спасли ему жизнь, а потом стали его друзьями.

Еще до начала своей службы в ФБР он дал себе зарок никогда не участвовать ни в каких операциях против России и ее граждан и неукоснительно его выполнял. Как ни удивительно, у него это получалось. С годами он стал крупным специалистом по американской преступности, и его деятельность достаточно высоко оценивалась его начальниками.

Но сегодня ситуация, очевидно, существенно изменилась. Каковы были истинные и подспудные причины этого изменения, Майкл пока не понимал.

Конечно, определенную роль сыграло дело Хансена, арестованного по подозрению в том, что он пятнадцать лет работал сначала на советскую, а потом и на русскую разведки. Но его-то, Джеймса, упрекнуть в шпионаже в пользу русских никак невозможно. Кроме того, он не обладает никакими секретными сведениями, способными вызвать интерес у русских спецслужб, — его профессиональный багаж содержит лишь имена и клички американских преступников.

Расстроенный Майкл терялся в догадках, что вовсе не способствовало душевному покою и продуктивной работе.

Однажды утром, когда он читал сводку-отчет по сообщениям агентов из разных штатов о прошлогодней ситуации с торговлей наркотиками на территории США, в его кабинет вошел заместитель директора ФБР, но не тот, который курировал подчиненный Майклу Нью-Йоркский департамент.

При достаточно жесткой субординации, существующей в американских спецслужбах, подобный визит выглядел в высшей степени необычным. Как правило, о приезде начальства из Вашингтона сообщалось хотя бы за два дня. Кроме всего прочего, было принято, чтобы каждый вышестоящий начальник вызывал к себе подчиненного, а не являлся к нему сам.

Оба, и Майкл, и его неожиданный посетитель, сделали вид, что ничего особенного не произошло. Заместитель директора поздоровался:

— Добрый день, генерал Джеймс!

— И вам добрый! — спокойно улыбнулся Майкл.

— Как продвигается расследование дела о переброске той самой партии наркотиков из Колумбии в США, что проследовала транзитом через Мексику?

— Кое-какие успехи наметились, — осторожно ответил Майкл и пояснил: — В содействии преступникам подозреваются трое сотрудников пограничной охраны, за которыми сейчас неусыпно следят агенты ФБР. Если нужен более подробный отчет о проделанной работе, то вы его сможете получить в компьютерной распечатке минут через пятнадцать.

— Хорошо, я посмотрю…

Майкл отдал соответствующее распоряжение.

— Как вы догадываетесь, я навестил вас, не только чтобы ознакомиться с этой распечаткой, генерал Джеймс… — Он сделал небольшую паузу. — Мне поручено лично огласить вам приказ директора ФБР.

Майкл аккуратно сложил лежавшие у него на столе бумаги и вопросительно воззрился на собеседника.

Из кожаной черной папки, которая была у заместителя директора в руках, тот вынул лист бумаги с грифом наверху — «ФБР. ДИРЕКТОР» — и зачитал вслух:

— «Приказываю бригадного генерала Майкла Джеймса отстранить от должности на неопределенный срок в связи с возникшими в отношении него подозрениями. Отделу внутренней контрразведки провести соответствующее расследование. О результатах доложить лично мне.

Директор ФБР Луис Фри».

— Так я что, выходит, арестован? — несколько растерянно спросил Майкл.

— Нет, вы не арестованы, — поправил заместитель директора, — вы задержаны. Это совсем иной статус, не мне вам объяснять.

— Я могу узнать, в чем меня обвиняют?

— Естественно. Вам придется дать подробное объяснение по трем пунктам. Первый. Какими соображениями вы руководствовались, когда подключали к суперсекретной операции на острове Маис агента спецслужб иностранной и недружественной нам державы?

— Он не сотрудник русских спецслужб! — нарушая принятый в таких случаях протокол, перебил Майкл.

— То, что он формально не имеет звания и не получает зарплаты в органах ФСБ, вряд ли меняет существо дела, не так ли, генерал? — Заместитель директора изобразил некое подобие улыбки. — Вы же, как опытный профессионал, не могли не понимать, что, оказавшись на острове Маис в одиночестве, господин Говорков имел немало шансов получить первым необходимую для интересов США информацию.

— Но… — хотел возразить Майкл, однако тот его перебил:

— Какие у вас были основания полагать, что он вернется с полученной информацией в Нью-Йорк, а не отправится на радостях в родную Москву?

— Я попросил господина Говоркова полететь на остров в порядке дружеской услуги, просто для того, чтобы предварительно оценить ситуацию. Между прочим, он получил высшую награду США из рук самого Президента, — напомнил Майкл.

— Это нам отлично известно, — спокойно отмахнулся заместитель директора.

— Но все, что вы говорите, сути дела не меняет. Вы посвятили в нашу тайную операцию агента спецслужб потенциального противника. Второе. Вы сознательно пошли на нарушение правил проживания преподавателей курсов секретных агентов ФБР, поселив одного из них в частном доме, принадлежащем законной жене все того же русского агента…

— Я получил на это официальное разрешение вышестоящего начальства, — заявил Майкл.

— Но упорство, с каким вы его добивались, демонстрирует вашу личную заинтересованность, не так ли? И третье. Вам придется подробно рассказать о ваших дружеских отношениях с генералом российских спецслужб Константином Богомоловым. Нам хорошо известно, что ваши отношения выходят далеко за рамки служебного сотрудничества.

— Этому есть доказательства?

— В вашем доме в настоящий момент идет обыск, — не отвечая на вопрос генерала, бесстрастно продолжал заместитель директора. — Через несколько минут он начнется и в вашем служебном кабинете. Вы же сейчас отправитесь домой и пробудете под домашним арестом до тех пор, пока не ответите на заданные вам вопросы в письменной форме. Надеюсь, мне не надо напоминать вам пятую поправку к Конституции США? — не без ехидства закончил свою речь заместитель директора ФБР.

Майкл, конечно же, не был готов к такому повороту событий, но принял его, как и положено опытному службисту, не понаслышке знающему мощь государственной машины, подчиняясь с достоинством и не ропща…

XXIII. Широши опять резвится

Широши позвонил в Вену Ведерникову:

— Дорогой Славик, мне нужно, чтобы вы прилетели ко мне в Лондон, — как всегда, вежливо предложил Широши, — всего на денек.

— Как прикажете, босс.

— Посмотрите мою лондонскую резиденцию, поговорим о том о сем…

— Готов, как пионер, всегда!

— Вот и хорошо…

На следующий день Ведерников взял билет и сообщил Широши время прилета. Тот предупредил своего дворецкого:

— Том, завтра, примерно в два часа дня, приедет один русский. Английского он почти не знает. Приедет из аэропорта на такси. Помоги ему расплатиться, не пугай его и проводи сразу ко мне в библиотеку.

Широши принял Ведерникова в одном из самых любимых мест своей резиденции: библиотеке. Сидя перед камином, он задумчиво глядел на горящие в камине поленья. Но на этот раз он не был облачен в традиционный костюм шотландского горца — на нем был темно-синий атласный халат.

— Вы не голодны, Славик? — заботливо спросил он.

— Нет. Нас вполне прилично покормили в самолете.

— Может, хотите что-нибудь выпить с дороги? У меня есть превосходный виски, настоящий молт.

— Пожалуй, воздержусь. Отдам дань этому замечательному напитку вечером. Вы ведь меня позвали не только для того, чтобы показать ваш потрясающий дом и угостить виски, верно? — осторожно намекнул он.

— Вы правы, друг мой, — Широши радушно улыбнулся, — после нашего недолгого разговора я поручу вас заботам моего Тома, который проследит за тем, чтобы вы были сыты и пьяны. Со своей стороны, советую погулять по городу хотя бы пару часов. Вы ведь в Англии впервые?

— Именно так, босс.

— Вот и прекрасно, Славик. Всегда следует совмещать приятное с полезным. А теперь к делу. Вы еще не знаете, что наш с вами давний враг, Савелий Говорков, по прозвищу Бешеный, исчез из поля зрения.

— Правда? — с любопытством спросил Ведерников.

Он много слышал об этом Бешеном, но никогда с ним лично не встречался.

— Судя по всему, правда, — со всей серьезностью подтвердил Широши. — Поспешу предвосхитить ваш естественный вопрос: «Исчез и исчез! А мы-то здесь при чем?»

— А разве не так? — спросил Ведерников.

— Отвечаю: мы здесь ни при чем. Но некий Александр Позин, бывший советник Президента Ельцина, проявляет в поисках Бешеного излишнюю прыткость и вбил себе в голову, что его зачем-то якобы похитил я. С этой бредовой идеей он бродил сначала по Нью-Йорку, а теперь шастает по российской столице… Согласитесь, неприятно это… — Широши обиженно надул губы так, что стал похож на малыша, которого зря наказали суровые родители.

— Ну, убрать этого Позина теперь нам не составит большого труда, — подал голос Ведерников.

— Какой вы, Славик, все-таки кровожадный. Хлебом не корми, дай только кого-нибудь отправить на тот свет. Разрушитель вы мой ненаглядный, вы так похожи на Ельцина, недаром на славу потрудились в его администрации. А вам никогда не приходило в голову, что лучше не разрушать, а созидать, не убирать, а, наоборот, «создавать?

Ведерников пристыженно молчал.

— Так вот. Нам проще и приятнее создать лже-Бешеного, появление которого в Москве успокоит кипящие страсти. Определенную роль в этом созидательном процессе я отвожу вам. Надеюсь, вы выполнили мою последнюю просьбу и встретились с Куртом Хагером?

— У вас могут быть сомнения, босс?

— Ну и как вам понравился мой ученик Курт?

— Какой-то он психоватый. Во всяком случае мне так показалось, — нехотя признался Ведерников.

— Он не психоватый. Он — экзальтированный. Это часто бывает с одаренными людьми. Бедняга воображает себя новым воплощением Гитлера на земле. Если эту идею не оспаривать, он ведет себя почти нормально.

— Жаль, что вы мне этого раньше не сказали, — хмуро заметил Ведерников.

— Задача Курта сейчас подобрать голубоглазого блондина, среднего роста, лет тридцати пяти. Вот такого типа. — Широши протянул Ведерникову несколько фотографий Савелия. — Полного сходства не требуется: необходим аналогичный типаж. Главное условие — свободное, без тени акцента, владение русским языком.

— Это будет труднее всего.

— Подходящие ребята у Курта уже есть. Он готовил группу из двадцати человек уже года три для одной нашей с ним совместной акции. Но я все никак не даю ему разгуляться. В данном случае он будет только рад одолжить нам одного из своих людей.

— Какова моя роль?

— Вы передадите ему мое поручение и строго-настрого предупредите — любое оружие абсолютно исключено! Это мое условие особо подчеркните, а то они обожают из чего-нибудь пострелять, помахать ножичками или, на худой конец, что-нибудь взорвать. Отобранному для выполнения задания парню Курт пусть передаст этот конверт. Там моя подробная инструкция: как себя вести, что делать — вплоть до ответов на конкретные вопросы, которые могут быть заданы Бешеному. Вам все ясно, Славик?

— Вопросов нет, босс, — ответил Ведерников, аккуратно пряча драгоценный конверт во внутренне карман пиджака.

— Превосходно. Вы всегда были понятливы и исполнительны, друг мой. Ценю. А теперь прошу меня извинить, у меня деловая встреча в Сити. Вечером мы тоже не увидимся: я обедаю в клубе «Реформ» с парой непубличных, но достаточно влиятельных политиков.

— Выходит… — начал Ведерников, но Широши его перебил:

— Поскольку вы завтра рано утром улетаете в Вену, давайте на всякий случай попрощаемся сегодня. Я перепоручил вас Тому, а он — один из самых дорогих и профессиональных дворецких Англии. Будете за ним как за каменной стеной. Желаю вам удачи!

— Благодарен вам за заботу, уважаемый босс. Вы всегда так внимательны.

— Не подлизывайтесь, Славик. Лучше завтра же постарайтесь найти Курта.

— Разве я когда-нибудь вас подводил, Феликс Андреевич? — чуть ли не с обидой спросил он.

— Не помню такого. Счастливо погулять по Лондону…

Если бы дворецкий Том услышал последние слова Ведерникова и, не дай бог, понимал по-русски, он был бы в высшей степени оскорблен, что его хозяина, достопочтенного сэра Малколма, какой-то русский дурень смеет именовать иначе. Он бесконечно уважал своего господина, считая его воплощением всего лучшего, что есть в шотландской аристократии, был безгранично ему предан и потому окружил Ведерникова почти отеческой заботой…

Через несколько дней в дверь компьютерного гения Андрея Плешкова раздался звонок. Тот, как обычно сидел в Интернете и никаких посетителей не ждал, тем более в столь поздний час, а мать его рано ложилась спать и наверняка уже видела не первый сон. Повторный звонок был более длительным. Андрей чертыхнулся и нехотя направился к двери. В глазок он разглядел блондинистого мужчину лет тридцати пяти, лицо которого было ему незнакомо.

— Кто это? — настороженно спросил Плешков.

— Савелий, он же Бешеный. Если забыл, Андрюша, друг Костика Рокотова, — последовал ответ.

Заинтригованный, Плешков приоткрыл дверь, но сам стал на пороге так, что войти в квартиру, не сбив его с ног, было невозможно.

— Ты сомневаешься в том, что я — Бешеный, потому что слышал, что тот пропал бесследно? — открыто улыбнулся незнакомец.

— Честно говоря, да, — после недолгой паузы, не сводя с него глаз, ответил Андрей.

Пришелец вовсе не рвался проникнуть в квартиру, продолжая спокойно стоять на площадке.

— Убедить тебя в том, что я — Бешеный и никто другой, не так уж трудно. Есть одна вещь, которую только мы с тобой двое и знаем на земле.

— Какая? — заинтересованно спросил Плешков, хотя прекрасно понял, о чем идет речь.

— Ты не забыл, что я просил тебя сделать, когда какие-то сволочи собирались взорвать Президент-отель?

— Не помню, прости, — притворился на всякий случай Андрей.

— Я попросил тебя позвонить на Петровку и сообщить о предстоящем взрыве,

— невозмутимо напомнил незнакомец.

Проверка прошла успешно. Все сомнения отпали — перед ним был действительно Бешеный.

Андрей хлопнул себя по лбу.

— Совсем вылетело из головы! Большую часть жизни провожу в виртуальном мире, а друзей забываю! — виновато пояснил он. — Извини меня, скорей заходи и рассказывай…

В инструкции, написанной Широши, напоминанию об этом звонке на Петровку отводилось особое место. Сам Широши узнал о нем совершенно случайно. Как-то, беседуя с Савелием о Рассказо-ве, к которому Широши относился с изрядной долей юмора, он внимательно выслушал историю о том, как Савелий сумел разгадать устройство хитрой мины, заложенной бывшим генералом КГБ.

Дело было в далеком прошлом, и Савелий не придавал этой истории важного значения — имя Рассказова всплыло в разговоре, по сути, случайно, еще более случайно в этом рассказе промелькнуло имя Плешкова. На вопрос Широши, кто такой Плешков, Савелий в двух словах ответил, подкрепив краткую характеристику компьютерного гения эпизодом взлома им секретного файла ЦРУ и звонком на Петровку. Сказал и немедленно забыл об этом, как о несущественном эпизоде. А Широши запомнил и сумел использовать эту, казалось бы, совершенно никчемную информацию в своих далеко идущих планах…

Они уютно устроились на кухне. Андрей. предложил выпить за встречу, но лже-Бешеный отказался.

— Давай лучше чайку крепкого попьем, а то у меня еще дел по горло, и голова должна быть свежей.

За чаем Плешков набросился на лже-Бешеного с вопросами. Но тот был великолепно подготовлен и талантливо играл свою роль.

— Куда же ты пропал? Костик и мы все так волновались! Он даже в Америку кинулся тебя искать…

Лже-Бешеный напустил на себя таинственный вид.

— Рассказывать об этом еще не время. Сегодня важно не то, что я пропал, а то, что нашелся. Я в Москве, живой и здоровый. Что еще нужно? Не сердись, приятель, но я пришел к тебе с очередной просьбой, вернее сказать, даже с двумя.

— К просьбам друзей я привык. Что могу, сделаю!

— Мне надо, чтобы ты проник в сайт Главного управления исполнения наказаний МВД и узнал, в какой колонии отбывал срок некий Аркадий Валерьевич Филиппов, примерно шестьдесят второго — шестьдесят третьего года рождения, предположительно родом с Украины. Пригодится любая имеющаяся о нем информация. После этого нужно зайти в сайт Главного управления кадров МВД и установить: уходили ли на повышение менты, служившие в этой колонии, если уходили, то куда?

— И зачем это тебе? — удивился Плешков.

— Хочу проверить одну гипотезу. Очень похоже, что некая банда отморозков, во главе которой стоит вышеупомянутый Аркадий, имеет весьма солидную и, скорее всего, ментовскую крышу.

Глаза Плешкова загорелись азартом — такого рода дела он просто обожал.

— Дело, конечно же, не такое простое, но я попробую, — скромно заметил он. — А что за вторая просьба?

— Вторая намного проще. Найди, пожалуйста, в Нью-Йорке Костика и сообщи ему о моем возвращении в Москву.

— Ну это полный пустяк: он мне оставил телефон для связи.

— Скажи ему обязательно, что он очень нужен мне в Москве. Так что пусть скорее возвращается.

— Заметано, — кивнул Плешков, потом спросил: — Я могу задать тебе один вопрос?

— Только если он не связан с моим исчезновением.

— Ни в коей мере.

— Тогда спрашивай. — Лже-Бешеный вдруг нахмурился: он вспомнил, что не сказал еще одну важную деталь, о которой говорилось в письме-задании. — Кстати, едва не забыл: у этого Филиппова есть и кличка — Аркан.

— Аркан? — переспросил компьютерный гений; это слово вызвало какие-то неприятные ассоциации. — Скажи, необходимая тебе информация, случайно, не связана с теми отморозками, что отбирают у стариков квартиры?

— Вполне возможно, — уклонился от ответа лже-Бешеный.

— Господи, так я же знаю этого Аркана!

— Знаешь? — напрягся лже-Бешеный: по этому поводу у него не было никаких указаний, и он осмелился сымпровизировать, особенно не углубляясь в детали, чтобы не попасть впросак. — В таком случае тебе, как говорится, и карты в руки!

— Вот именно! — Андрей довольно потер ладонями. — А теперь ударим по сайтам МВД нашим слабым интеллектом. — Он демонстративно засучил рукава рубашки. — Ты посиди часок-другой, может, и быстрее получится.

— Извини, но у меня и правда масса дел, я ведь только позавчера вернулся, а дома, из конспиративных соображений, не появляюсь. Так что звонить мне некуда. Если не возражаешь, загляну к тебе через пару дней. За это время ты наверняка и Костика отловишь.

— Идет, — охотно согласился Андрей: он уже. целиком ушел в задание, полученное от друга Костика.

Проводив неожиданного гостя, Андрей немедленно уселся за компьютер, предвкушая захватывающий поединок интеллектов и навыков…

Задав интересную работу компьютерному гению, лже-Бешеный вышел из его дома и стал искать исправный телефон-автомат. Этот процесс занял у него минут десять, после чего в квартире Позина зазвонил телефон. Время было довольно позднее, и хозяин уже безмятежно спал и потому долго не брал трубку. Но звонивший был упорен — звонки продолжались и продолжались.

В конце концов Александр поднял трубку, гадая, какой идиот звонит ему в такое неурочное время?

— Слушаю! — недовольно бросил он.

— Привет, Александр, — прозвучал в ответ бодрый голос, — небось уже спал вовсю, а я бесцеремонно разбудил крупного государственного деятеля. В таком случае прошу покорно извинить меня. Сергей Мануйлов тебя беспокоит, если помнишь такого.

— Сергей? — Позина как будто окатило холодным душем, но он спросил, не узнавая голоса собеседника: — Что у тебя с голосом?

— Так, пустяки: просквозило чуток, — ответил лже-Бешеный, как и предписывалось в письме-задании.

— Ты где?

— Как где? В нашей родной белокаменной столице!

— Где же ты был? Что с тобой случилось? Мы все так беспокоились о тебе — и Джульетта, и Константин Иванович, и я…

От волнения Позин никак не мог найти верный тон разговора и накинулся на собеседника, как строгий отец на сынишку, пропадавшего до поздней ночи неизвестно где.

Лже-Бешеный рассмеялся в трубку.

— Саша, ты не понимаешь разве, что это совсем не телефонный разговор? — Позин не знал, как теперь называть своего невидимого собеседника. Бешеный не мог знать, что Александру уже известно его настоящее имя.

— А ты молодец, Сергей! После всего происшедшего ты еще и шутишь.

— А что такого особенного произошло? — невозмутимо спросил лже-Бешеный. — Работа есть работа.. Случались переделки и посерьезнее.

— Как же, слышал. Мне об этом рассказывал Богомолов.

— Кстати, Саша, у меня к тебе огромная просьба, — понизил голос лже-Бешеный.

— Выполню все, что ни попросишь! — с готовностью заверил Позин.

— Завтра утром позвони Константину Ивановичу и сообщи, что я жив и здоров. Но в ближайшие дни сам я с ним на связь не выйду: для этого есть причины. Надо кое-какие делишки закончить. Через час у меня поезд, потому и звоню так поздно и настойчиво. Я знаю, Александр, какие усилия ты предпринимал, чтобы меня найти, и сегодня тебе звоню, чтобы поблагодарить и успокоить.

— Скажи, тебя ведь похитил Широши? — не удержался от вопроса Позин.

— Широши? С чего ты взял? Он-то как раз к этому делу никакого отношения не имеет. Все гораздо сложнее и запутаннее. Ты кое-что узнаешь, но в свое время, извини.

— Я понимаю… Мы скоро увидимся?

— В ближайшие недели не могу ничего обещать. Но больше не волнуйся и не суетись: у меня все в порядке. Пока. До скорого…

Лже-Бешеный, выйдя из телефонной будки, направился по указанному в письме-задании адресу, по которому ему следовало проживать до самого отъезда из Москвы. Уже давно стемнело, а добираться до означенного места было не близко: дом находился на окраине Москвы, в Жулебино, и потому лже-Бешеный ускорил шаг. Он точно следовал инструкции: после встречи с Плешковым позвонить из телефона-автомата Александру Позину, после чего отправиться по условленному адресу, где все бытовые вопросы его московского пребывания, вплоть до приятного ночного рандеву с девочками, заранее обговорены. Пробездельничав там два дня, он должен был приступить к следующему этапу задания.

Выйдя из автобуса на нужной остановке, он пошел через сквер, как и было указано на схеме: это был самый кратчайший путь до дома, где его ждали.

Сквер был освещен настолько плохо, что с трудом различалась протоптанная в снегу тропинка. Лже-Бешеный шел и думал лишь об одном: скорее очутиться в теплой комнате с милыми дамами, а потому никак не среагировал на шаги, раздавшиеся сзади. За ним шел невысокий мужчина, ничем не отличавшийся от любого московского прохожего. Догнав лже-Бешеного, он поставленным ударом ткнул его тонкой сталью остро заточенного ножа под левую лопатку.

Удар был настолько профессионально выверен, что лже-Бешеный, практически уже умерший, сделал еще пару шагов и только потом упал, разбивая лицо о лед, покрывавший узкую тропинку, проложенную между огромными сугробами.

А его убийца, аккуратно обойдя свою жертву, продолжал идти вперед неторопливым шагом. Он нисколько не сомневался в высоком качестве своей «работы». Через несколько минут, когда он уже поворачивал за угол дома, прозвучал какой-то негромкий хлопок, и на этот раз уже в его сердце ворвался инородный предмет: небольшая стальная пулька остановила его движением не оставила никаких шансов на дальнейшую жизнь.

У тела его жертвы на миг задержался другой прохожий, который нагнулся к лежащему на тропе, определил, что человек мертв, выпрямился и направился в ту сторону, откуда пришел…

Через несколько часов после описанных событий господин Широши получил сообщение:

«Уважаемый господин Ш., посланный Вами Близнец выполнил только первую часть задания: встретился с компьютерщиком и позвонил из телефона-автомата, но добраться по указанному Вами адресу не успел. „Неизвестный“ отправил его к Вашему достопочтенному дедушке. Не ожидая ничего подобного, я опоздал прийти ему на помощь и был вынужден отправить этого „неизвестного“ в том же направлении. Близнец не ограблен. Жду Ваших дальнейших указаний.

С уважением Икс».

XXIV. У последней черты

Генерал Бессонов только что вернулся от начальства, где ему пришлось выслушать очень резкие слова. А началось с того, что какой-то «доброхот» из ближнего окружения Президента, почерпнув из желтой прессы сообщение о том, что Москва превзошла криминальные рекорды северной столицы, как именуют Петербург, вознамерился выслужиться у шефа и так все преподнес главе государства, что тому ничего не оставалось делать, кроме как взять ситуацию под личный контроль.

Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стало освещение в СМИ кровавой бойни, происшедшей на пятнадцатом километре Кольцевой дороги. В наличии четыре разбитые машины, десяток трупов и ни одного свидетеля. Тут уж так просто не скроешься за туманными рассуждениями о росте терроризма.

Поразмышляв над создавшимся положением, генерал Бессонов пришел к выводу, что у него есть весьма неплохой выход, и он срочно вызвал к себе Громыхайло.

— Уже знаешь о том, что мне пришлось выслушать от начальства?

— Наслышан… — Полковник виновато вздохнул. — Но кто же мог предположить, что они так быстро выйдут на моих людей?

— Как кто?! — взорвался генерал. — Ты должен был это предвидеть! Именно ты!

— Не спорю, я. Исправлюсь, товарищ генерал! — Громыхайло попытался свести грядущий разнос к шутке.

— Ты напрасно шутки шутишь! Знал бы ты, сколько раз мне уже приходилось тебя выгораживать?

— О чем вы, Венедикт Иванович?

— О двухэтажной даче на Рублевке, о последней модели «Вольво»! Что скажешь, недоброжелатели выдумывают?

— Дачку, совсем малюсенькую, приобрели мои родители: всю жизнь копили… Это только звучит так гордо: двухэтажная… Да они купили ее за каких-то двадцать тысяч: прогнившая вся… А за «Вольво», кстати, купленную моей женой, еще бог знает, сколько лет выплачивать нужно…

— Еще скажи, что и твой «шестисотый» копейки стоит! — съязвил Бессонов.

— Не скажу: «шестисотый» работает как зверь, — довольно улыбнулся Громыхайло, — но с чего вы взяли, что он мне принадлежит? Клевета это! «Мерседес» перекинула с баланса на баланс нашего отдела одна частная фирма, которой мы помогли избавиться от рэкетиров. Можете сами проверить: все чисто и официально оформлено.

— И ты считаешь нормальным, что твой начальник ездит на старенькой «Аудио», а ты — на новеньком «шестисотом», при этом числящемся на балансе отдела?

— А кто ему мешает? Пусть работает так же, как я! Дел столько же раскрывает, сколько я. Террористов столько же обезвреживает, сколько я. Тогда и ездит пусть на чем угодно, хоть на самолете, — с обидой возразил полковник.

— Ты не забывайся, Гром! Не на планерке в главке находишься! Даже я на «БМВ» езжу.

— И вы давно могли на «шестисотый» пересесть и не прислушиваться, кто там что скажет, Вспомните, как было здорово, когда вас сам Президент похвалил?

— Тогда похвалил, а сейчас может и по голове настучать.

— Вот и нужно, чтобы вас почаще хвалили и даже никогда не думали о том, чтобы стучать по голове. Кстати, — полковник положил на стол перед Бессоновым черный дипломат, — это было найдено на месте той самой заварушки на хате Большого Амана, в которую так плотно вцепились журналюги.

— Что «это»?

— Что, что? — передразнил уверенный в себе Громыхайло. — Деньги! Пятьсот тысяч зеленых, вот что!

— Почему не сдал финансистам? — скорее машинально спросил генерал и тут же переспросил — до него только что дошло, о какой сумме идет речь: — Сколько-сколько?

— Полмиллиона баксов! Да сдай я их финансистам, вы думаете, наш отдел или ваше управление, которые разрабатывали эту операцию, увидели бы когда-нибудь хоть один доллар? Дудки! Распылились бы так быстро, что и концов бы не нашли. — Полковник специально отошел от основной темы в сторону, чтобы усыпить бдительность и совесть своего друга и наставника. — Если честно, то дело-то было ночью, а утром сдавать их было уже поздно: наверняка стали бы подозревать, что раз целых пятьсот тысяч сдали, то сколько же было на самом деле? Так бы повернули, что в век не отмылись бы!

— Кто еще знает об этом дипломате?

— Только те, кто находится по другую сторону баррикады! — глядя ему в глаза, ответил полковник.

— Ну… я даже… не знаю… — замялся Бессонов, как говорится, «и хочется, и колется, и мамка не велит». — Что же ты мне прикажешь с ним делать?

— Вы генерал, вам и решать… — Громыхайло с трудом скрыл ухмылку, не понимая своего приятеля. «Чего он, собственно говоря, боится? Меня, что ли? Глупо! Свидетелей нет! Да и подставлять его мне резона нет никакого: сам-то я полечу много дальше и ниже, чем ты, дорогой мой Бес!»

Он прекрасно видел, как в душе генерала борются противоречивые чувства, и потому пришел к нему на помощь.

— Венедикт Иванович, оставьте их у себя, подумайте, а потом сами и решите, как их использовать!

— Ладно, — немного помедлив, ответил генерал, — пусть будет по-твоему!

Он взял дипломат, зашел в комнату отдыха и убрал его в сейф с цифровым замком. Но прежде открыл, на глазок оценил, что в нем пятьдесят пачек банковских упаковок стодолларовых купюр, и написал записку, которую положил поверх пачек:

«Реквизированные пятьсот тысяч долларов во время операции захвата Большого Амана. Оставлены для проведения операции по выявлению транзитного пути переброски наркотиков с Востока в Европу. Оставляю под личную ответственность.

Генерал Бессонов».

И расписался. Конечно, это не бог весть что, если произойдет нечто непоправимое, но все-таки…

Вернувшись к своему приятелю, генерал сказал:

— Я вызвал тебя для того, чтобы обсудить одну идею, которая поможет нам отвлечь силовые структуры в нужном направлении. Как говорится, простенько и со вкусом.

— Я вас внимательно слушаю.

— Идея очень проста. Разработай несколько операций, которые помогут столкнуть лбами наиболее мощные криминальные группировки.

— И тогда мы вновь сможем сказать, что благодаря нашим агентам, умело внедренным в криминальную среду, удалось ликвидировать соответствующие преступные сообщества! — подхватил Громыхайло. Он уже приступил к некоторым подобным операциям, но сделал вид, что именно генерал додумался до этого первым.

— Ты схватываешь на лету! — похвалил Бессонов. — Как только будет что-то готово, сразу сообщи мне. Не хочу, чтобы мои люди столкнулись с твоими, — пояснил он.

— Не столкнуться: это я гарантирую на все сто!.. — заверил полковник…

После этой встречи по Москве вновь прокатилась волна кровавых разборок: на этот раз столкновения произошли между несколькими криминальными группировками, которые ранее считались вполне дружественными…

И делал все это Аркан со своими приятелями. Иногда он просто расстреливал авторитетов, оставляя среди вражеских трупов труп какого-нибудь своего «быка», в кармане которого обнаруживалось послание якобы от соседней группировки.

В другой раз выкрадывал какого-нибудь близкого дружбана авторитета и во время налета, уничтожив всех, кто попался под руку, оставлял труп того приятеля на месте расправы. Естественно, когда люди расстрелянной группировки обнаруживали среди своих убитых чужого, то, легко определив, к какой группировке тот принадлежит, натурально предъявляли тем счет, не веря никаким оправданиям…

С честью похоронив трех своих пацанов и совершенно четко определив, кто виноват в их гибели, Ростовский собрал всех оставшихся в живых боевиков, как обычно, на даче Митрича.

— Сначала, как и положено, помянем своих братков, — хмуро проговорил Ростовский.

Все встали, взяли рюмки с водкой, молча опрокинули, почти синхронно поставили на стол, сели.

— Что ж, братишки, мы знаем, кто убил наших пацанов, знаем, где находится одна из их точек, знаем, где они иногда появляются, то есть ту самую квартиру, с которой все и началось. — Ростовский говорил тихо, но так четко, что его слышал даже сидящий в самом конце стола. — Нас, я имею в виду тех, кто готов взять оружие в руки и биться до последнего, четырнадцать человек.

— Но как же остальные… — вылез Ник, однако Ростовский его перебил:

— Я знаю, Ник, почему ты хочешь возмутиться. Гораздо больше пацанов готово было сегодня сидеть за этим столом, чтобы потом взять в руки оружие и пойти с нами, но… — Ростовский замолчал и поглядел исподлобья на каждого из присутствующих, — не знаю, как у вас, но мое сердце не смогло смириться с тем, чтобы сюда явились те, у кого на руках маленькие дети… — Он снова повернулся к Нику. — Кстати, дорогой Ник, это и тебя касается: твоей же малышке годик всего, так?

— Братан, ты знаешь, как я тебя уважаю, и знаешь, что еще ни разу я не перечил твоему слову, но сегодня, когда речь идет о том, чтобы отомстить за смерть наших братанов, извини… — Ник был очень серьезен, и его голос звучал бескомпромиссно. — Не скрою, были и у меня сомнения: как будет моя малышка жить, если что случится со мною, и потому я честно поделился со своей женушкой, и она сказала очень правильную вещь. Она сказала: а если бы убили тебя? Кто стал бы мстить за твою смерть, если бы у каждого из оставшихся оказался маленький ребенок? Не знаю, как остальные жены, но, наверное, я бы сама взяла в руки пистолет. Ты ее знаешь, братан: она бы точно пошла за меня мстить!

— Честно говоря, даже не сомневаюсь! — улыбнулся Ростовский.

— И вот она сказала мне сама: иди, Ник, и отомсти за братанов наших.

— Что ж, я не могу запретить тебе участвовать в священном деле, пусть будет так! — согласился Ростовский.

— Будь я помоложе, и я взял бы в руки оружие, — тихо проговорил Митрич, — но слышал я по своим каналам, что главарь ихний, Аркан, на зоне главной сукой был и забил хорошего пацана. Хотел его опустить, но тот предпочел смерть позору. Этот пидор не должен жить!

— И не будет! Слово даю, Митрич! — заверил Ростовский.

— Эти обсоски в большую силу вошли: хватит ли у тебя людей, внучок? — продолжил старый «Вор». — Если я правильно понял, то они даже на троих твоих пацанов, которые были всего на двух машинах, вышли аж на четырех машинах. Может быть, их и больше было, если «взять во внимание, что только убитых с их стороны оказалось с десяток! Может быть, стоит обратиться за помощью к друзьям-приятелям?

— Спасибо, Митрич, за поддержку, но и я тоже подумал об этом, и сегодняшняя наша встреча только попытка узнать, сколько бойцов может противопоставить этим беспредельщикам наша бригада. Я уже обратился к «Ворам», и сегодня вечером они согласились объявить сходку, чтобы там обсудить некоторые вопросы, возникшие в связи с происшедшими в Москве событиями. На этой сходке я и попытаюсь обратиться за помощью…

Ростовский связался более чем с дюжиной уважаемых «Воров», живущих в Москве. Многие из них, не дав конкретного ответа, обещали подумать. Только четверо, среди которых был и один из самых близких Ростовскому «Воров» — Дато, по прозвищу Ушба, дали твердое обещание появиться на сходке.

Хотя Ушба был на несколько лет моложе Ростовского, однако его уже давно короновали в «Воры», и слово Дато весьма уважалось даже самыми старыми «Ворами».

Находясь в теплых братских отношениях с Ушбой, Ростовский, конечно же, не скрыл от него свои проблемы, и Дато, несмотря на то что только что перенес тяжелую операцию на печени, твердо заверил, что придет на сходку.

На сходку собрались человек пятнадцать: наверное, многие пришли, услышав, что Ушба появится там, несмотря на то что едва вышел из больницы. К сожалению, сходка закончилась, даже не успев начаться. Только заняли места за большим круглым столом ресторана «Усадьба» в Царицыно прибывшие на сходку «Воры», как послышался негромкий голос:

— Атас, братва! Менты!

Судя по всему, нашелся кто-то из обслуживающего персонала ресторана, кто решил набрать очки у ментов, а может, и получил хорошую плату за донос, заранее предупредив о сходке известных криминальных авторитетов.

Ресторан обложили почти со всех сторон, с каждого выхода. Но, видно, Ушбу с Ростовским Господь хранил и на этот раз. После операции Ушба должен был несколько раз в день менять набухающую кровью повязку: не зарастал послеоперационный шов. Воспользовавшись тем, что некоторые запаздывали, Ушба надумал сделать очередную перевязку.

Официант, к которому он обратился, указал ему подсобное помещение, где ему никто бы не помешал. Вполне естественно, что помочь другу вызвался Ростовский.

Только Ушба приподнял свой традиционный черный свитер, послышался какой-то странный шум. Чуть приоткрыв дверь подсобного помещения, Ростовский увидел мелькнувшие мимо камуфляжные костюмы «масок-шоу». Заметив лежащую на столе табличку: «Осторожно, идет ремонт», Андрей мгновенно накинул эту табличку на ручку двери и тут же закрыл ее на щеколду.

— Облава, братишка! Менты! — прошептал он Ушбе.

Здесь нужно заметить, что и Ростовский, и Ушба, приехавшие в «Линкольне» Андрея, были без верхней одежды. Стараясь не греметь створками окна, Ростовский быстро распахнул их настежь. От подоконника до покрытой снегом земли — чуть более метра, что не очень высоко для здорового человека, но для человека, недавно перенесшего тяжелую операцию…

— Я выпрыгну и помогу тебе! — тоном, не терпящим возражений, заявил Ростовский и, чтобы не вступать в возможный спор, мигом перемахнул через подоконник и вытянул вверх руки: — Ушба, давай!

С трудом перевалившись через подоконник, Дато собрался с силами и оттолкнулся. Несмотря на то что Ростовский удержал его, крепко подхватив за плечи, напряжение Дато было столь велико, что девственный снег под ногами мгновенно окрасился его кровью.

Оглядевшись по сторонам и заметив камуфляж метрах в пятидесяти от них, Ростовский, держа Ушбу за плечо, осторожно помог ему идти в сторону их машины. И здесь им повезло. «Линкольн» был таким длинным, что не вписался в место, оставленное для парковки посетителей ресторана. Поэтому Игорю пришлось поставить машину с задней стороны здания, то есть именно с той, где и оказались Ростовский с Ушбой.

Увидев шефа, помогающего двигаться Ушбе, Игорь тут же дал задний ход им навстречу, они благополучно сели в машину, и «Линкольн» мягко рванул вперед, прочь от опасного места…

Уже к вечеру пришла весть, что никому, кроме них, не удалось избежать задержания. Ни в тот вечер, ни на следующий день никого из КПЗ не отпустили. Пришлось потрудиться ловким адвокатам, чтобы освободить своих клиентов из-под стражи. И прошло немало времени, прежде чем некоторые из них вышли на свободу. Многие так и остались под стражей по предъявленным статьям: у кого нашли наркотики, а двум «Ворам» предъявили обвинение в незаконном ношении оружия…

Прыжок Ушбы остался без каких-либо последствий, и уже на следующий день они с Ростовским обсуждали, как разобраться с теми беспредельщиками, что убили пятерых приятелей Ростовского…

XXV. Джулия снова в Москве

Когда гениальному компьютерщику Андрею Плешкову показалось, что его попытки выйти на сайт Главного управления исполнения наказаний все-таки привлекли внимание специалистов из органов, отслеживающих подобные преступления, он быстренько хитроумным финтом направил своих нежданных преследователей искать его в виртуальных лабиринтах «Майкрософта». Используя вынужденный перерыв, он еще раз набрал нью-йоркский номер Константина Рокотова. До этого Андрей дважды звонил ему, однако безуспешно: Рокотов-младший где-то пропадал.

На этот раз Константин снял трубку после второго звонка.

— Привет, пропащий! — с некоторой укоризной проговорил компьютерщик. — Это Плешков.

— Привет, Андрюша! — отозвался Рокотов-младший, но сразу пошел в наступление: — Почему это пропащий?

— Ты стоишь или сидишь?

— А что?

— На твоем месте я бы лучше присел!

— Может, хватит издеваться?

— Это моя месть за то, что приходится уже в третий раз звонить тебе и не заставать дома в то время, как мне поручено срочно передать тебе важное сообщение.

— Хорошо, отомстил по самые уши, говори! — взмолился Константин.

— Вчера вечером объявился… — Андрей сделал паузу и голосом шпрехшталмейстера сообщил: — Савелий Говорков!

— Савка объявился?! — недоверчиво воскликнул Константин. — Ты не шутишь?

— Разве такими вещами шутят? Чтобы тебе было ясно, докладываю: Бешеный объявился в Москве и вчера вечером приходил ко мне домой!

— Приходил к тебе? Для чего? — машинально спросил, все еще никак не осознавший новость, Рокотов-младший.

— Сначала попросил об одной услуге, а потом наказал мне созвониться с тобой.

— Ничего не понимаю! Почему он сам мне не позвонил? Джулия, жена его, здесь, можно сказать, с ума сходит, а он, вместо того чтобы позвонить и успокоить ее, оказывается в Москве и является к тебе. — Константин был явно раздражен,

— Кажется, ты меня не слышишь, — успокаивающе проговорил Плешков. — Я же не могу тебе обо всем говорить по телефону, — почти впрямую намекнул он на конфиденциальность информации. — Трудно соображаешь, приятель, не позвонил сам, значит, не мог!

— Ты говорил, просил что-то передать мне?

— Если ты успокоишься и дашь мне вставить хотя бы слово, я передам тебе его просьбу.

— Извини, слушаю!

— Во-первых, Савелий просил не волноваться, а во-вторых, срочно лететь в Москву. Не хочется тебя лишний раз заводить, — Андрей глубоко вздохнул, — но мне показалось, что Бешеный сейчас испытывает некоторые затруднения и твоя помощь ему здесь будет как нельзя кстати.

— Ладно, я все понял. Спасибо, Андрюша, постараюсь завтра вылететь!

— До встречи…

Положив трубку, Константин направился в комнату Джулии, которая давно ушла спать, но ему было ясно, что он не имеет права откладывать такую потрясающую новость до утра.

Он осторожно постучался в дверь и почти тут же услышал:

— Да, кто там? — Вероятно, Джулия, находясь в постоянном беспокойстве за Савелия, не спала крепко, а дремала.

— Извини, Джулия, что тревожу тебя в столь неурочный час, но, боюсь, ты не простила бы меня, не сделай я этого!

— Минуту! — Джулия моментально вскочила с кровати, догадавшись, что что-то случилось. Быстро накинув халат, она нетерпеливо крикнула: — Входи, Костик!

Он вошел с таким сияющим видом, что она, еще не понимая, чему радуется напарник, и заподозрив, что это как-то связано с мужем, спросила:

— Есть новости от Савушки?

— Только что звонил мой приятель, Андрей Плешков, гений компьютера, я тебе рассказывал о нем…

— Дальше, Костик! — взмолилась она.

— Вчера к нему заходил Савелий, дал какое-то задание и попросил разыскать меня. Короче, Савелий зовет меня скорее приехать в Москву!

— А как же я? — Казалось, Джулия сейчас заплачет от обиды и несправедливости: законный муж звонит какому-то совершенно постороннему лицу, передает через него, чтобы Костик ехал в Москву, а для нее ни словечка.

— Если судить по недомолвкам Плешкова, мне кажется, Савелий просто не мог довериться телефону и потому, наверное, не хотел навлекать на свою семью неприятности. — Константин попытался успокоить Джулию, но, поняв, что не имеет права скрывать от нее что-либо, связанное с ее мужем, добавил: — Не хочу тебя пугать, сестренка, но мой приятель намекнул, что Савелию может угрожать опасность.

— Почему он так решил?

— Хотя бы потому, что Савва не оставил никаких своих координат и не скрыл, что находится на нелегальном положении… Так что завтра я вылетаю в Москву!

— Я— с тобой! — тут же воскликнула Джулия. — И никаких возражений! — добавила она, заметив, что Костик хочет что-то сказать.

— А у меня их и нет. Тебе решать, а потому заказывай билеты.

— Да будет так! Ладно, пойду собираться.

— Я — тоже, — кивнула Джулия.

Быстро собрав необходимые вещи, уместившиеся в один чемодан, она тихо зашла в комнату Савушки, чтобы не разбудить его, и несколько минут всматривалась в лицо сына, посылая всю свою любовь, отдавая ему энергию, призванную его защитить. Потом опустилась перед ним на колени и осторожно поцеловала трижды: как положено по-русски.

— Не скучай, милый! — прошептала Джулия и добавила: — Сейчас я очень нужна папе!

Поднявшись с колен, она еще несколько мгновений смотрела на Савушку, затем прикоснулась ладошкой к его лобику, вздохнула глубоко и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Затем подошла к комнате Учителя, который неподвижно стоял на пороге.

— Учитель? Вы не спали? — удивилась Джулия.

— Я не сплю с того момента, когда вы пошли попрощаться с сыном. Вы уезжаете к мужу?

— Да, ему нужна моя помощь, сэнсэй! — подтвердила Джулия, нисколько не удивившись, что Учитель уже все знает.

— Хорошо, что он нашелся! За сына не беспокойтесь, с ним ничего не случится. Но вы сами будьте осторожны! Помните: не сила, но…

—… разум! — договорила она за Учителя его девиз. — Спасибо, сэнсэй! — Джулия сложила руки на груди и по восточному обычаю склонила перед Учителем голову.

— Помните все наши уроки! — напутствовал Учитель, положив ей на голову свою тяжелую мозолистую ладонь, от прикосновения которой Джулии стало так легко, словно она только что пробудилась от долгого спокойного сна.

— Спасибо, сэнсэй!

— Да пребудет с тобой разум, Гюрза!.. — прошептал он чуть слышно и благословил ее по-восточному…

Когда Джулия с Константином в Шереметьево прошли паспортный контроль и таможню, их встречал Рокотов-старший.

Он крепко прижал к себе сына, потом повернулся к его спутнице.

— То, что нашелся Савелий, я уже знаю и даже подозреваю, что ему сейчас нелегко приходится, о чем свидетельствует и ваш спешный приезд ему на помощь. — Он говорил тихо, словно сам с собой. — Но объясните мне, как вы собираетесь выйти с ним на связь?

— Я буду просто ждать его дома, — ответила Джулия, вспомнив, как Савелий наутро после свадебной ночи вручил ей ключи и сказал при этом, будто предчувствовал, что они могут ей понадобиться: «Я хочу, чтобы и у тебя были ключи от нашей московской квартиры и машины».

— Разумно, а ты, Костик? — спросил Рокотов-старший.

— А я не буду отключать свой мобильник, номер которого Савка знает, вдруг позвонит? Кроме того, мне кажется, что даже если он не позвонит Джулии и мне, то рано или поздно обязательно свяжется с Плешковым, — уверенно заявил Константин. — Должен же Савелий получить от него ответы на заданные вопросы. Ты удовлетворен, папа?

Машина остановилась перед подъездом дома Савелия.

— Квартиру-то найдешь? — спросил Михаил Никифорович Джулию.

— Зачем ей искать, когда я здесь? — упрекнул отца Константин. — Пошли, сестренка, провожу до самой двери…

Когда они поднялись на нужный этаж, Константин, заметив некоторое волнение Джулии, чтобы хоть как-то отвлечь ее от беспокойных мыслей, с улыбкой произнес:

— Зная предусмотрительность Савелия, я уверен, что холодильник у него забит битком различными банками-склянками, чтобы можно было в любой момент сварганить поесть.

Джулия подняла на него глаза и тихо сказала:

— Спасибо тебе, Костик!

— За что, боже мой?

— За… дружбу…

— Господи, все же так элементарно. — Рокотов-младший явно смутился. — Давай просто, без слов, обнимемся, — неожиданно предложил он, чтобы скрыть нахлынувшие чувства.

Они обнялись, и тут Джулия, у которой задрался рукав курточки, заметила на своем запястье «хитрые» часы, врученные Шеппардом.

— А мы с тобой забыли вернуть часы, которыми нас снабдил генерал Джеймс!

— Мне кажется, Дон специально нам их оставил: они нам здесь ой как могут пригодиться!

— Наверное, ты прав, Костик, не будем их снимать.

Войдя в пустую квартиру «и закрыв за собой дверь, Джулия почувствовала себя такой одинокой, что несколько минут стояла в прихожей, не желая проходить ни в комнату, ни на кухню. Наконец она успокоилась, повесила свою курточку на вешалку, подхватила чемодан и вошла в комнату. С противоположной от входа стены прямо на нее смотрел ее собственный портрет, а рядом, совсем как в доме ее родителей, висел портрет Савелия. Портреты были пересняты с маленьких фотокарточек, но фотограф оказался настоящим мастером и весьма профессионально сделал увеличение. Всмотревшись в голубые глаза Савелия, Джулии показалось, что они улыбаются ей.

И сразу же почувствовала, что ее унылое настроение куда-то исчезло, появилась бодрость, уверенность в себе…

XXVI. Визит старого пирата

Утратив сознание под воздействием таинственного луча, вырвавшегося из «фонарика» в руке Широши, Савелий около двух недель пребывал в совершенно непривычном для себя состоянии.

Он находился на грани яви и сна: слышал шум прибоя, пение птиц, голоса людей, но никак не мог заставить себя открыть глаза и взглянуть на мир вокруг. По-видимому, этот загадочный луч притупил все его реакции, и хотя мозг отзывался на внешние раздражители, однако потерял способность отдавать команду телу. Он слушал, когда к нему обращались и будили, для того чтобы накормить. Немедленно после приема пищи Савелий вновь впадал в полудрему, какой-то своего рода некрепкий сон, Это состояние более всего походило на то, когда человек сквозь сон сознает, что звонит телефон, но не в силах заставить себя поднять трубку.

Потом постепенно минуты бодрствования начали прибавляться: он уже спал не целый день, а половину. Так Савелий вошел в ритм рутинного существования на острове.

Поскольку погода стояла великолепная, он настоял на том, чтобы не ночевать в доме. Раджив не сильно возражал и приказал поставить недалеко от берега высокую палатку, где стояли удобная походная кровать и стол, за которым Савелий ел.

Бешеный просыпался рано, выезжал из палатки на своем кресле и сидел либо на самом берегу, либо в тени. Делать ему было абсолютно, нечего. Ни телеприемников, ни радио на острове не было. Как-то Савелий поинтересовался у Раджива почему. И тот ответил, что хозяин, бывая на острове, отдыхает и телевизор никогда не смотрит, да и слуги этим тоже не увлекаются. Зато в доме имелась видеотека с огромным количеством индийских фильмов, которые слуги Широши с неописуемым восторгом, охая и ахая, смотрели каждый вечер. Савелий пару раз пробовал к ним присоединиться, но очень быстро понял, что подобное развлечение не для него.

Еще обитатели острова проводили свободное время, собираясь вместе и подыгрывая себе на каких-то неизвестных Савелию струнных инструментах, пели хором, довольно мелодично, хотя, на вкус, Бешеного слишком заунывно.

Сколько было всего людей на острове, Савелий так и не мог сосчитать, во-первых, потому, что большинство из них было на одно лицо — черноволосые, смуглые молодые люди, а во-вторых, потому, что кто-то из них каждый день то уезжал на быстроходных катерах, которые стояли у пристани, то возвращался обратно. Никто из них по-английски практически не говорил, а когда Савелий обращался к кому-нибудь, кроме Раджива, то тот смущенно улыбался и отвечал: «Моя не понимай!»

Раджив, которому поручил своего пленника Широши, был предупредителен, вежлив, заботлив, но не более. На все вопросы, выходящие за рамки повседневного быта, вроде «Когда вернется хозяин?» или «Куда он уехал?», Раджив отвечал одинаково и с неизменной улыбкой: «Не знаю».

Деятельная натура Савелия жаждала какой-нибудь активности, и первое время он очень страдал от своей неподвижности, не зная, чем заняться. К счастью, в доме оказалась обширная коллекция книг по истории Европы и Востока на английском языке. Савелию, наверное, первый раз в жизни выпал своеобразный отпуск, который он с наслаждением посвятил чтению.

Через некоторое время произошло странное — Савелий перестал чувствовать себя пленником и ощутил себя, наоборот, господином, поскольку любое его желание, любой каприз — подать, принести, приготовить — выполнялись молниеносно и без возражений. Но положение господина оказалось для Бешеного, может быть, еще более чуждым, нежели положение пленника.

Конечно, он мог бы командовать в экстремальных ситуациях, но именно командовать, но никак не повелевать.

Савелий не умел, да и не хотел повелевать и всегда предпочитал все делать сам. Но сейчас он был лишен этой возможности и из-за своей беспомощности ощущал постоянное неудобство, которое считал нужным скрывать, чтобы не обидеть добродушных и расторопных ребят, служивших ему.

Более всего страдал Бешеный от отсутствия общения и сначала пытался восполнить его воспоминаниями. Он много думал о сынишке и жене, тревожился, как они там без него живут-поживают. Его снедала тоска по родным и друзьям, и Бешеный пытался вызвать в памяти их лица и голоса. Он мысленно беседовал со своим братом Андреем Вороновым, старался представить, чем он сейчас занимается, воображал Лану со своим племянником на руках, разговаривал с генералом Богомоловым и Костиком, пытаясь на расстоянии внушить им мысль о том, чтобы они не оставили без присмотра маленького Савушку и его молодую мать.

Савелий напряженно думал, с какой целью его похитил Широши. Убивать он его, очевидно, не собирался. Заставить служить себе? Похоже, сам Широши, неоднократно упоминая о том, что Савелия нельзя ни купить, ни тем более заставить делать то, что он не считает нужным, понимал, что это невозможно.

По логике оставалось одно: Широши держит Савелия на острове для того, чтобы тот не помешал ему осуществить постановку какого-то нового спектакля на территории России. Бешеный опасался, не нанесут ли очередные штучки безумного Широши вреда его любимой Родине, хотя старался особенно много об этом не думать — подобное самоедство никакого смысла не имело. При всем желании Бешеный никак не мог помешать Широши.

С одной стороны, неопределенность срока пребывания на острове его страшно угнетала, но с другой — Савелий ловил себя на мысли, что подобное вялое, бездеятельное и, можно сказать, чисто растительное существование в благословенном тропическом климате захватывало его, неумолимо подчиняя повседневному монотонному ритму. Завтрак, сидение на берегу с книгой, обед, послеобеденный сон, чтение, ужин, опять чтение и вновь сон.

Как ни смешно, именно дефицит общения подтолкнул Савелия к тому, что он, можно сказать, подружился с морскими свинками или, во всяком случае, стал с удовольствием проводить с ними время. Простим эту не свойственную ему слабость — собак и кошек на острове не было, а птицы обитали высоко на деревьях и остерегались людей.

Просторный вольер со свинками располагался недалеко от палатки Савелия, и сначала он, устав, читать, от нечего делать безразлично наблюдал, как эти безобидные зверьки резвились в густой траве, гонялись друг за другом, пищали и свистели. Их незамысловатые игры начали развлекать Савелия. Однажды на своем кресле он въехал прямо в вольер, благо дверь была достаточно широкая. В первый момент обе свинки испугались и убежали в дальний конец вольера. Бешеный уже обратил внимание на то, что они боятся резких движений: Потому он застыл в кресле, а пару ломтиков предусмотрительно захваченных с собой плодов манго и папайи отрезал и положил у своих ног.

Постепенно свойственное всем живым существам любопытство пересилило страх, и две пары глаз-бусинок засветились в траве совсем недалеко от его кресла.

Через мгновение самец, которого Широши при Савелии называл Лаврентием, стремительно рванулся к креслу, ловко схватил ломтик и не мешкая пустился наутек. Прошло немного времени и подвиг Лаврентия повторила его подруга Чика.

На следующий день Савелий предупредил Раджива, что сам покормит свинок, и запасся разными фруктами — он уже давно заметил, что эти веселые малыши никогда не Страдают отсутствием аппетита.

Как и в прошлый раз, Лаврентий совершил смелую вылазку и тут же умчался в дальний угол вольера, где без промедления и предался пиршеству. Но Чика, как и положено даме, повела себя откровенно кокетливо, хотя и осторожно. Она медленно приблизилась к Савелию, аккуратно взяла из его руки ломтик манго и уселась неподалеку, с любопытством оценивая, что еще вкусного приготовил им этот странный незнакомец.

Как это ни абсурдно звучит, но Бешеный с удовольствием погрузился в дрессировку морских свинок. Они не только перестали его опасаться, а, напротив, с нетерпением ждали его появления с гостинцами, а ему было приятно их кормить, благо никаких проблем со свежими фруктами не возникало. Очень скоро он добился того, что Чика смело брала еду прямо с его ладони. Лаврентий еще некоторое время дичился, а потом все-таки последовал примеру подруги. Примерно неделю спустя оба зверька с помощью Савелия забирались к нему на колени и там поглощали доставленную им пищу.

Савелий не без удивления заметил, что они видят в нем не только высшее существо, одаряющее их едой. Пока он катился на кресле вдоль сетчатой стенки вольера к двери, они становились на задние лапки и радостно свиристели. Теперь, даже завершив трапезу, они вовсе не спешили убежать, а спокойно сидели у него на коленях и ждали, когда он их сам спустит на землю. Если же Бешеный обращался, скажем, к Лаврентию с вопросом: «Ну, как тебе понравился сегодня обед, малыш?» — тот, словно понимая, о чем его спрашивают, начинал в ответ свистеть. Особенно любили зверьки и даже жмурились от удовольствия, когда Бешеный почесывал их под подбородком и за ухом.

Иногда, впадая в тоску и меланхолию, Савелий делился с ними по-русски своими печалями, и свинки, вопрошающе глядя на него, как-то особенно урчали, словно пытались утешить и успокоить.

Савелий пришел к выводу, что ничего нет удивительного, когда настроение одного живого существа передается другому, — он сам неоднократно черпал энергию от деревьев. Ему казалось, что его друзья-свинки по-своему говорят ему, что все будет в порядке.

Однажды, укладываясь спать, он подумал о том, что если бы рассказал кому-нибудь из старых друзей, что с радостью общается с морскими свинками, то кое-кто посмотрел бы на него как на сумасшедшего, например Андрей Ростовский.

Самое забавное, что Новый, две тысячи первый год Бешеный встречал а обществе своих новых друзей, Лаврентия и Чики, — прислуга не осмелилась претендовать на его общество, о чем мягко сообщил ему Раджив. В двенадцать часов он выпил бокал шампанского, покормил свинок и отправился на боковую.

Вскоре после Нового года появился Широши: любезный и доброжелательный, в сопровождении неизменного Киона в белоснежной чалме.

Савелий поймал себя на мысли, что не толь коне испытывает ненависти к этому загадочному человеку, но даже несколько по нему соскучился, хотя бы потому, что общение с милыми и забавными зверьками никак не могло заменить человеческого общения.

— Простите, что оставил вас в одиночестве в этот популярный в России праздник. Не понимаю, впрочем, что такого знаменательного в переходе в новый, двадцать первый век? Я бы никогда вас не покинул, но существует давняя традиция, которой я не могу изменять. Я всегда встречаю Новый год в полном одиночестве в моем родовом замке в Шотландии, — несколько виновато сообщил Широши. Он замолк, словно ожидая вопроса.

Подыграв ему, Савелий этот вопрос с готовностью задал:

— Вы разве шотландец? Широши загадочно улыбнулся.

— Наверное, я по многим признакам шотландец, поскольку унаследовал от своих предков не только замок, но и титул. Но не меньшим откровением будет для вас, если я скажу с полной ответственностью, что во мне течет и русская кровь. Именно поэтому меня очень беспокоит судьба вашей многострадальной родины, Савелий Кузьмин-. Во мне намешано столько разных кровей, что сам черт не разберет, даже если очень постарается. — Широши Вызывающе улыбнулся.

Савелий ждал, что за этим последует, и после недолгой паузы Широши продолжил:

— У меня есть для вас в запасе существенно более интересное занятие, нежели изучение всех сложных перипетий моей родословной. Тем более что завтра рано утром я вынужден вновь покинуть вас.

В большой комнате дома, которая в непогоду служила им столовой, стоял видеодвойка с большим экраном, который показывал прислуге по вечерам индийские фильмы. Именно в эту комнату и пригласил Савелия Широши. Наверное, он вставил кассету заранее, поскольку, когда Савелий устроился перед экраном, на нем сразу появилась радостная мордашка Савушки, что-то увлеченно рассказывающего внимательно слушающей своего любимца Полли. К удивлению Савелия, он слышал только звуки улицы: машины, какие-то обрывки посторонних разговоров.

— Я могу послушать сына? — спросил он Широши.

— К сожалению, Савелий Кузьмич, со звуком дело обстоит туго, — ответил Широши, — снимать приходилось, как вы понимаете, скрытой камерой и со специальной оптикой, издалека… Так что, извините, как говорят в России: чем богаты, тем и рады…

— Жаль. — Савелий вновь уставился в экран и вскоре уже забыл и о Широши, и о том, где он находится.

Он замер от того порыва нежности, который ощутил к так далеко находящемуся от него сынишке. Ему страшно захотелось посадить его на колени, потискать, узнать, что он рассказывает Полли, но звуки голосочка, к сожалению, не долетали.

Словно ощущая внутреннее состояние Савелия, Широши сказал:

— Насколько мне известно, сын ваш весел и здоров. А супруга взяла себе новое имя — Джулия.

Это известие Савелия порадовало: он вспомнил, как однажды, в пылу особой нежности, называл ее Джульеттой.

В этот момент на кассете вместе с Савушкой появилась и его Розочка-Джульетта. Они оживленно о чем-то беседовали, а в руках у Джулии было несколько разноцветных пакетов. Судя по дате на пленке — 23. 12. 2000, они возвращались из похода по магазинам с рождественскими подарками.

Широши, как и обещал, на следующее утро отбыл в неизвестном направлении. Савелий, выкатившись из своей палатки, увидел удаляющийся вертолет.

С отъездом хозяина жизнь на острове вошла в свою обычную колею, лишь с тем небольшим отличием, что теперь Савелий нередко ездил в дом, чтобы посмотреть кассету с Савушкой, причем делал он это преимущественно по утрам в качестве своеобразной психологической зарядки и чтобы не мешать другим жителям острова по вечерам наслаждаться шедеврами индийского кинематографа.

Улыбающаяся, смышленая мордашка сына, его бойкие жесты и мимика придавали Бешеному силы, помогали ему пережить этот необычный период его жизни. Он обожал сына, гордился им и думал о его будущем. Почему-то оно всегда рисовалось ему светлым и радостным. А как же иначе? Ведь Бешеный своего сына никому в обиду не даст…

Широши вновь объявился на острове в конце января, о чем, на удивление Савелия, Раджив сообщил ему за целых два дня. На острове возникла если не паника, то серьезная суета. На рейде стал довольно большой сухогруз, и Говорков с любопытством наблюдал в бинокль, как команда Широ-ши перетаскивает с этого сухогруза какие-то тяжелые ящики на катера и доставляет их на берег. Вечером Савелий спросил Раджива:

— Что твои люди выгружали столь долго?

— Вещи, — односложно ответил тот, — вещи и еду. Послезавтра прилетает хозяин.

На этот раз Широши прибыл на двух вертолетах с Кионом и с еще одним смуглым молодым человеком, одетым по-европейски.

Широши представил его Савелию:

— Это Рам. Мой секретарь и верный помощник. Я было собирался взять на остров Фридриха, но потом вспомнил, что вы его терпеть не можете и его присутствие может вызвать у вас нежелательный стресс. Тогда я взял Рама. Он милый интеллигентный молодой человек, неплохо знает английский.

Рам действительно превосходно говорил по-английски, но пообщаться с ним Савелию почти не удавалось: он все время проводил с Широши, который развил необычайную активность.

Прилетевшие на втором вертолете европейской внешности люди, судя по наблюдениям Савелия, монтировали в доме какое-то оборудование под руководством неутомимого хозяина. В результате дом увенчала огромная тарелка спутниковой связи.

«Теперь и телевизор можно будет посмотреть, хоть новости о том, что происходит в мире, узнаю», — мечтательно подумал Савелий.

И как угадал: через два дня Широши вечером пригласил его на просмотр.

— Простите, что на такой долгий срок лишил вас телевизора, как его именует желтая пресса «окна в мир». Но ведь вы сами, когда воевали с Рассказовым, покрушили здесь всю систему связи, и восстанавливать ее раньше у меня просто не было необходимости, — весело улыбаясь, сказал Широши. — В отсутствие новостей я чувствую себя почти волшебником, способным делать вам некие сюрпризы. Однако начнем с главного.

Показ открылся кадрами Савушки и Полли. Бешеному показалось, что его сын за это время вырос и даже возмужал. Но эпизод с нянюшкой был недолгим. Потом камера взяла панораму Центрального парка и выхватила в ней Савушку, гулявшего с каким-то мужчиной азиатской внешности. Савушка явно был привязан к этому человеку — он держал его за руку и с серьезным видом о чем-то его спрашивал, а тот ему уважительно отвечал. Бешеный почувствовал острый укол ревности.

—А это еще кто такой? — невольно вырвалось у него.

— А это сэнсэй вашей супруги, Токугава Кадзу, выдающийся мастер самых изощренных восточных единоборств. Почему вы его не узнали? Разве вы с ним не знакомы? — с невинным видом поинтересовался Широши.

Бешеный не помнил, когда еще в жизни он попадал в такое идиотское положение. Признаться в том, что он ничего не слышал об этом сэнсэе? Но что у них тогда за отношения с женой, если она скрывает от него такие серьезные вещи? Соврать, что он просто сразу не узнал сэнсэя, невероятно глупо!

Пока Бешеный искал приемлемый ответ, Широши театрально воскликнул:

— О, коварство даже преданнейших из женщин! Неужели она так и не поведала вам о том, что уже на протяжении длительного времени учится у этого человека, основное занятие которого — подготовка тайных агентов ФБР?

— Вспоминаю, она мне о нем что-то говорила, но познакомиться с ним я не успел, — не очень убедительно пробормотал Савелий.

— Времени у него не нашлось, — насмешливо подхватил Широши, — у вас было бы его более чем достаточно, нашлось бы и на жену с сыном, и на сэнсэя, если бы вы не летали с таким упорством, на славный остров Маис.

— Это уж точно! — нехотя признался Савелий.

— Но, с другой стороны, пора вам научиться видеть даже в неблагоприятной ситуации какие-то положительные стороны. Если бы вы не полетели на Маис, вряд ли бы мы с вами могли так мило и безмятежно проводить время. — Широши лукаво взглянул на собеседника.

Савелий был взбешен. Ларчик открывался просто: человек, обучающий спецагентов ФБР, — вот откуда ноги растут.

«Тут не обошлось без Майкла Джеймса, — сразу понял Савелий. — Тоже хорош гусь, а еще друг. называется. И Джулия, и он, Майкл, все это провернули у него за спиной. Теперь понятно, откуда Джулия нахваталась приемов, которые демонстрировала, когда они попали в логово украинских бандитов… « Бешеный был возмущен до глубины души поведением самых близких ему людей. Подобная скрытность была сродни предательству. Однако неугомонный Широши не дал ему спокойно осмыслить полученную информацию и поставил другую кассету.

На экране появился хорошо знакомый Савелию терминал нью-йоркского аэропорта имени Кеннеди, на который прибывали самолеты из России. Камера упорно снимала крепкую широкую мужскую спину. Вот ее обладатель подошел к кабинам паспортного контроля, но лица его все еще не было видно. У пограничников возникли какие-то вопросы, а еще через несколько мгновений обладателя уже изрядно надоевшей Бешеному спины в сопровождении неизвестно откуда взявшихся нескольких крепких парней, которых наметанный глаз Савелия без труда определил как агентов ФБР, куда-то повели, и только тут он обернулся, и снимающий смог поймать в кадр его лицо.

Савелий присвистнул, немедленно узнав этого человека:

— Это же Петр Петрович…

— Можаев, — с готовностью закончил за него Широши. — Именно он, собственной персоной. Его, как вы заметили, арестовали в аэропорту агенты ФБР.

— За что? — с интересом спросил Савелий.

— Официально Можаев прибыл в Нью-Йорк на инаугурацию Президента Буша по приглашению каких-то бизнесменов, которые эту церемонию спонсировали. Но, по-видимому, совсем забыл о том, что еще в прошлом году Женевская прокуратура выдала ордер на его арест. А США и Швейцария имеют соглашение о выдаче лиц, находящихся в розыске или подозреваемых в совершении преступлений. Понимаете, Савелий Кузьмич, от какой страшной опасности я вас избавил, поселив на этом мирном и тихом острове, где время остановилось и ничего не происходит?

— Честно говоря, не понимаю, — ответил Савелий, которого существенно больше занимал сэнсэй Джулии и то, почему она по каким-то непонятным причинам о нем умолчала, нежели судьба Можаева и всех остальных российских олигархов, вместе взятых.

— А не вы ли летали в Швейцарию по личному поручению Президента Ельцина и привезли оттуда номера всех счетов в зарубежных банках, которыми обладала так называемая семья? Этот факт из вестей, увы, не только мне… Никакого труда не составит связать арест Можаева с добытой вами информацией. И хотя кремлевская мафия сейчас немного притихла и затаилась, кто мог помешать начать за вами новую охоту? Именно вам ведь известны номера счетов не только одного Можаева?

В том, что говорил Широши, имелся серьезный резон, и Бешеный был вынужден с ним согласиться. Ему требовалось время, чтобы должным образом переварить полученную информацию, и, сославшись на желание отдохнуть, Савелий отправился к себе в палатку.

Его возмутило и оскорбило поведение Джулии. Почему она скрыла от него свои занятия восточными единоборствами? Боялась, что он будет возражать? Хотела сделать сюрприз? Никаких иных причин он обнаружить не мог, но пытался найти оправдание. Конечно, ведь она еще очень молода не всегда поступает разумно и логично, но ему все равно было обидно и больно.

Подобную скрытность он мог еще простить девушке, за которой ухаживал, но, по его представлениям, которые кому-то могут показаться консервативными, жена, женщина, с которой он связал свою судьбу, свою жизнь, не имела права держать от него такие важные вещи в секрете. Неужели она настолько ему не доверяет?

Так и не найдя исчерпывающего ответа на этот вопрос, Савелий заснул…

Утром, завтракая с Широши на открытой веранде дома, Савелий вспомнил про Можаева.

— Как вы думаете, что грозит Можаеву? — спросил он.

— Некоторое время он проведет в Бруклинской тюрьме, где сейчас находится,

— не замедлил с ответом Широши. — Американский суд откажется выпустить его под залог, хотя правительства России и Белоруссии будут готовы внести любую названную сумму. Потом он ненадолго попадет в больницу с сердечным приступом… Но гордящийся своей независимостью и неподкупностью американский суд, скорее всего, благополучно передаст его швейцарцам, а вот выйдет ли у них доказать преступный умысел, я предсказать не берусь: слишком уж швейцарские законы запутанные…

Тут оба заметили на горизонте быстро приближающееся к острову судно. Это оказалась большая трехмачтовая яхта. Прямо к пристани она подойти не могла из-за отмели, поэтому стала на рейде.

Савелий с изумлением увидел, как на мачте и на корме матросы поднимают «Веселый Роджер», знаменитый пиратский флаг с черепом и скрещенными под ним костями. Прислуживающий за завтраком Раджив тут же принес Широши старинную подзорную трубу, а Бешеному современный бинокль, в который тот прочел написанное крупными золотыми буквами на борту название — «Молдаванка». Савелий вопросительно взглянул на Широши.

— Явился, не запылился, — с недоброй усмешкой сказал тот, опуская трубу.

Тут раздался грохот выстрела, борт яхты окутал белый пороховой дымок, и старинное ядро, сбивая верхушки деревьев, шлепнулось на берег.

— Они что, готовят штурм острова? — не удержался Савелий.

Не отвечая ему, Широши приказал позвать Рама и только потом повернулся к Бешеному.

— Вам, Савелий Кузьмич, предстоит в ближайшие минуты довольно забавное зрелище, а все вопросы потом. Извините, мне нужно срочно отдать кое-какие распоряжения.

Рам уже стоял перед хозяином, склонившись в почтительном полупоклоне.

Широши сказал ему по-английски:

— Возьмешь катер и трех парней, сам знаешь кого. Подплывешь к яхте и в мегафон сообщишь ее владельцу, что я готов с ним встретиться один на один. Если согласится, привезешь его сюда.

— А если нет?

— Тогда напомнишь ему законы восточного гостеприимства — гость, даже нежданный и неугодный, всегда может чувствовать себя в безопасности.

Савелий бросил взгляд на пристань — там уже толпились люди Широши. Рам торопливо отправился выполнять приказ хозяина. Широши что-то приказал Радживу на непонятном Савелию языке.

— А вас, Савелий Кузьмич, Раджив сейчас проводит в зал, откуда вы как единственный зритель будете наблюдать предстоящий спектакль.

Раджив бережно вкатил кресло с Савелием в дом и доставил в небольшую комнату, рядом со столовой, в которой Бешеный никогда раньше не «был. В комнате стоял стол с четырьмя телевизионными мониторами. На их экранах виднелась пустая столовая. Савелий без труда сообразил, что изображение поступает с четырех скрытых камер, расположенных на разных уровнях по углам столовой. Несколько минут Савелий недоуменно созерцал пустую столовую, потом туда вошел Раджив, поставивший на стол восьмисвечник и аккуратно разложивший какие-то странные свитки на плотной бумаге, похожей на папирус, испещренные неизвестными Савелию буквами.

Тут в комнате появился Широши. В том, что это был именно он, у Бешеного не возникло и тени сомнения, но его потрясла происшедшая с его недавним собеседником перемена. Тот облачился в неопределенного цвета облезлый халат с отвисшими карманами, на голове у него красовалась традиционная еврейская ермолка — кипа. Савелия поразило его лицо. Во-первых, у него появились черные, с густой проседью пейсы. Во-вторых, обычно округлые щеки выглядели впалыми, а торчащий между ними нос как будто увеличился в размере и обрел некую специфическую крючковатость. Более всего зрителя поразил взгляд. Обычно спокойный и скептический, он стал хищным и недобрым. Изменилась и довольно легкая походка — теперь он как-то странно шаркал и даже приволакивал ногу.

Широши уселся за стол и стал с сосредоточенным видом ворошить принесенные Рад живом папирусы. Но это длилось недолго.

В сопровождении Рама в комнату, тяжело дыша, ввалился тучный, крупный краснолицый старик, одетый во франтоватую белую полотняную тройку и старомодную шляпу канотье. Савелий почему-то сразу представил себе, что как раз так и должны были выглядеть незабвенные одесские «пикейные жилеты» из романа «Золотой теленок». Именно в таких шляпах гуляли по Приморскому бульвару и Дерибасовской уважаемые люди Одессы в начале двадцатого века.

— Шолом, старый поц, — недружелюбно сказал Широши, — ты уже совсем мишигинер и окончательно омаразмел, или ты на старости лет стал ковбой, который стреляет на всякий случай, еще до начала разговора?

— Я вообще не желаю ни приветствовать, ни говорить с тобой, Лейба! — неожиданно высоким голосом завопил прибывший.

Оба говорили по-русски, но с ужасающим акцентом, картавя и путая ударения.

— Я отдал приказ стрелять по твоему острову, объявляя тебе войну!

— Не так громко и не так быстро, Брюс! — перебил его тираду Широши, кивком позволяя Раму удалиться. — Перестань вопить, как торговка на Привозе, сядь за стол и объясни-таки толком, что случилось? Может, ты голоден и не завтракал?

— Я голоден? — возмущенно заорал тот, кого Широши назвал Брюсом. — Да у меня на яхте французский повар, который получает столько, что все твои индусы и цейлонцы, вместе взятые, узнав сумму его жалованья, позеленеют и лопнут от зависти, но я тебе ее не скажу.

— Успокойся, Брюс. Все знают, что ты богатый человек и можешь себе позволить не только самого дорогого в мире повара. Лучше объясни мне толком, какие у тебя ко мне претензии?

— Ты, Лейба, не еврей. Потому что нарушаешь главную заповедь Талмуда, запрещающую еврею обманывать еврея.

— Зато ты, Брюс, стопроцентный еврей, никогда не нарушавший эту заповедь,

— насмешливо парировал Лейба-Широши. — Ты всегда обладал завидной способностью помнить чужие грехи и мгновенно забывать о своих. Но я тебе напомню. Конечно, с тех пор прошло много лет и ты подзабыл кривого Гирша в Хайфе, который дал тебе взаймы, когда ты задумал открыть торговлю замороженными продуктами. Долг ты ему вернул, -и, как положено, с процентами, но через три года, уже будучи биржевым брокером, разорил беднягу Гирша дотла, всучив ему на кругленькую сумму акций какой-то дутой фирмы. Он тебе верил, как сыну, а ты его обманул.

Брюс, не отвечая, тяжело сопел.

— Кстати, почитай-ка вслух Тору. Ее мудрость очень помогает истинным евреям, — продолжал наступать Широши. — Или ты уже забыл язык наших предков, обитая в благополучной и космополитической Швейцарии?

Брюс начал читать свиток, спотыкаясь и запинаясь, Широши помогал ему, подсказывая на память соответствующие строки.

«Первый раунд, очевидно, остался за Широши», — подумал Савелий.

Брюс, кажется, это тоже понял и немного сменил тон.

— Оставим этот бессмысленный спор о том, кто из нас более правоверный еврей, — сказал он, откладывая на стол свиток Торы и доставая из кармана несколько листков бумаги. — Лучше внимательно прочти это письмо.

Широши углубился в чтение.

— Не понимаю, зачем ты посвящаешь меня в свои тайные отношения с господином Можаевым? — На фамилии он специально для Савелия сделал ударение.

— Какое мне до этого дело?

— Но я не писал этого письма! — опять повысил голос Брюс.

— Писал — не писал, я-то здесь при чем? — продолжал недоумевать Широши.

— Слушай, Лейба, как говорил мой дядюшка Хайм, старый одесский налетчик и друг Бени Крика, перестань уже крутить вола за отсутствующие у него бейцам. Ты вник в эту схему в письме?

— Она даже по-своему талантлива! — сказал Широши.

— Таки не я ее придумал!

— И из-за этого ты так переживаешь, что с горя решил обстрелять мой беззащитный островок из своих дурацких старинных пушек? — ехидно спросил Широши.

Брюс опять начал кипятиться.

— Если не я придумал, таки ее придумал ты — больше некому!

— А, вот к чему ты клонишь? Но мне зачем выручать твоего давнего партнера? У меня как будто своих забот нет?

— Кто сказал «выручать»? Ты хотел заманить его в Америку, а зачем — это только тебе известно!

— У тебя нет никаких доказательств того, что эту схему придумал я, — спокойно и рассудительно заявил Широши.

— Я действую методом исключения — если не я и не ты, то кто такой уже стал умный в финансовых махинациях?

— Никогда не думал, что ты так меня уважаешь, Брюс. Спасибо, — размышляя о чем-то своем, сказал Широши. — Но боюсь, что у тебя прогрессирует острый склероз. Мы-то с тобой хорошо знаем, что есть еще некто, способный придумать не такую схему, а еще и почище…

Наблюдавший за реакцией Брюса Савелий с удивлением заметил, как его красное лицо сначала побледнело, а потом посерело.

— Он? — шепотом спросил Брюс.

— Конечно, он! Твой любимый друг и покровитель, Шакал! Негоже забывать того, кто столько для тебя сделал!

— Но зачем он написал это письмо? — испуганно спросил Брюс.

— И ты меня спрашиваешь, зачем он это сделал? — с типично еврейской интонацией вопросом на вопрос ответил Широши. — А я знаю?

— Ты прав, Лейба. Мне нужно будет спросить у него самого, — без особого энтузиазма согласился собеседник.

Тут Широши так звонко и заразительно расхохотался, что, по мнению Савелия, явно вышел из образа.

— Боюсь, ты немного опоздал, дорогой Брюс!

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил тот, не замечая неуместного смеха хозяина.

Широши демонстративно посмотрел на часы.

— В ближайшее время тебе вряд ли удастся связаться с Шакалом, но если потом ты будешь слишком настойчиво искать с ним встречи, то тебе придется последовать за ним туда, откуда не возвращаются.

— Говори конкретно» он что, заболел? — Лицо Брюса опять побагровело: казалось, его сейчас хватит удар.

Широши был невозмутим.

— Насколько мне известно, та субстанция, которую мы с тобой, Брюс, знали под именем Шакал, в ближайшие часы и, может, даже минуты прекратит свое существование.

— Но как это может быть? — Тонкий голос старого еврея опять сорвался на крик.

— Пути Всевышнего неисповедимы! Или ты перестал верить. в единого и всемогущего Бога?

— У него смертельная болезнь? Он же никогда не жаловался на здоровье? — продолжал задавать свои вопросы Брюс.

— Он умрет не своей смертью, а будет казнен за свои черные дела, а ты, Брюс, никогда не узнаешь, зачем он написал Можаеву это письмо-Брюс как-то мигом утратил всю свою былую агрессивность и даже внешне обмяк.

— Ты ведь намного меня моложе, Лейба! Я старый, больной человек, — заканючил он жалобно, — и если это подложное письмо с моей подписью попадет в прессу, то мое имя будут опять полоскать на всех углах и обвинять меня в самых страшных грехах.

Казалось, он сейчас заплачет.

— Помоги мне, Лейба, ты ведь такой умный!

— Как опровергнуть твое авторство этого дурацкого письма, я придумать не могу. Но постараюсь компенсировать тебе возможный моральный ущерб иначе.

Широши выудил из бездонного кармана своего халата туго завязанный холщовый мешочек, развязал его и стал по очереди вынимать оттуда старинные монеты.

— Смотри, вот безанты, золотые монеты Византийской империи, вот несколько золотых экю Людовика Одиннадцатого, а вот старинные флорентийские флорины, а это, с портретами дожей, венецианские дукаты. Вот, подержи в руке эти испанские дублоны, в каждом по семь с половиной граммов чистого золота.

При виде разложенных по столу старинных золотых монет Брюс немедленно ожил; на обрюзгших щеках заиграл румянец, а в глазах появился блеск. Он встал и навис над столом всей своей тушей, осторожно беря в руки эти Ценнейшие остатки мировой цивилизации.

— Какие они красивые! — только и смог вымолвить он. — И сколько ты за них хочешь? — опасливо спросил он у Широши.

— Нисколько! Это мой тебе подарок. Им я пытаюсь компенсировать твои грядущие муки по поводу того, кто все-таки написал это пресловутое письмо — я или Шакал? Муки эти будут преследовать тебя до последнего вздоха.

— Таки все же ты написал это поганое письмо, Лейба, а теперь от меня откупаешься… Широши засмеялся.

— Думай что угодно, Брюс. Тебе лучше других известно, что откупаются тогда, когда боятся, а мне тебя бояться, особенно после того, как вот-вот казнят Шакала, просто смешно. Представь себе, что к старости я стал сентиментальным и мне захотелось в первый и в последний раз в жизни сделать тебе подарок.

— Не могу такого представить, — честно признался Брюс.

— Тогда тебе придется утешаться тем, что мне теперь стыдно за то, что я немного ловчил, когда мы имели с тобой общие дела.

— Ты меня обманывал? Не может быть! Все документы о наших с тобой операциях я сам всегда проверял досконально!

— Ты мне никогда не верил, старина Брюс, не веришь и теперь. Хочешь, забирай монеты, только быстро, пока я не передумал.

С этими словами Широши бросил Брюсу мешочек, который тот с удивительной ловкостью поймал, после чего буквально одним движением подхватил два десятка монет, лежавших на столе, и ссыпал их в мешочек.

Уже на пороге он уныло попросил:

— Лейба, ну скажи-таки правду?

— Брюс, у меня всегда есть право передумать. Поспеши, — с этими словами Широши позвал Рама. — Проводи, пожалуйста, мистера Рубинстайна до его яхты… Рад был тебя повидать, Брюс. Поболтал бы еще, но годовые балансы моих многочисленных фирм взывают о внимании…

Несмотря на неожиданный улов старинных золотых монет, Брюс, возвратившись на яхту, чувствовал себя угнетенным и утомленным. Болела голова. Его личный врач, получавший в пять раз больше упомянутого повара, померил давление и снял кардиограмму: все было в норме.

Врач предположил, что плохое самочувствие — результат того, что он с утра ничего не ел. Брюс плотно пообедал, но неприятные ощущения не проходили.

Примерно через час после того, как очертания острова скрылись за горизонтом, этот дряхлый и не слишком здоровый старик почувствовал себя будто заново рожденным. Голова была ясной и светлой. Гнет, который он нес на своих плечах не одно десятилетие, внезапно улетучился.

«Неужели этот старый пройдоха не соврал про Шакала?» — промелькнуло у Брюса. Рубинстайна посетило давно забытое чувство необычайной свободы и покоя. «Да пропади они пропадом все: этот зануда Лайн, со своими угрозами, этот неотесанный и наглый болван Можаев со своими счетами, Лейба, с его вечными шутками… «, — с каким-то новым отчаянным весельем подумалось ему.

Он вынул мощную лупу и принялся с восхищением разглядывать ставшие его собственностью монеты. Подарок Лейбы Гурвица, а под таким именем Рубинстайн много лет знал Широши, радовал его, как ребенка…

XXVII. Трусость Аркана

Ростовский, взвесив все «за» и «против», подчиняясь своему дерзкому характеру, решил напрямую выйти на Аркана и в лоб забить с ним «стрелку». Из разных источников Андрею стало известно, что Аркан может собрать до трех десятков хорошо вооруженных боевиков, многие из которых побывали в горячих точках: одни воевали в Приднестровье, другие участвовали в грузино-абхазском конфликте, а некоторые прошли большую школу операций в Чечне.

Противопоставить им Ростовский, учитывая людей Ушбы, мог чуть более двадцати человек. Казалось, силы неравные, но Ростовский — тонкий психолог, рассчитывал на то, что банда Аркана, хотя и состояла из профессиональных боевиков, тем не менее не являлась сплоченной группой, объединенной узами товарищества, и, скорее всего, в кучу они сбились исключительно из-за денег, иными словами, представляли собой обыкновенных наемников.

А пацаны, окружавшие Ростовского и Ушбу, были настолько проверены в различных, самых экстремальных ситуациях, настолько были Повязаны кровью, что любому из них и Ростовский и Ушба могли без колебаний доверить собственную жизнь.

Номер личного мобильного телефона Аркана Ростовскому помог получить все тот же знакомый подполковник с Петровки, однако, сообщая его, попросил ни в коем случае не ссылаться на него. И голос его звучал весьма беспокойно.

Ростовский немедленно позвонил по добытому телефону.

— Да, кто говорит? — нелюбезно пробасил мужской голос.

— Я могу поговорить с Арканом? — спросил Андрей.

— Кто им интересуется?

— Это я ему самому скажу! — стараясь сдерживать себя, ответил Ростовский.

— Хорошо… — Слышно было, как басовитый голос позвал: — Аркан, это тебя!..

— Кто? — последовал вопрос.

— Не знаю, хмырь какой-то! Сказал, сам тебе назовется…

— Аркан слушает! Кто говорит? — Голос мерзавца был самоуверенный и наглый.

— Ростовский! — гордо произнес Андрей. — Слышал о таком?

— Допустим… Что дальше?

— Тебе не кажется, что нам пора побеседовать?

— О чем?

— Сам знаешь о чем! — Как ни пытался Андрей сдерживаться, но наглый тон Аркана начал его раздражать.

— Никак «стрелку» хочешь забить?

— А ты что ругаешься? — усмехнулся Ростовский. — Или очко заиграло?

— У меня? — по интонации Андрей понял, что попал в его больное место. — Назначай: где, когда?

— Давай за Домодедовом… Там карьер есть… Знаешь его?

— Ну…

— Сегодня, у этого самого карьера в пять вечера — устроит?

— Вполне!..

— Значит, до встречи!..

— Ага, до встречи… — подтвердил Аркан и с какой-то затаенной угрозой добавил: — Ростовский…

Положив трубку, Андрей задумался: что-то ему не понравилось в интонации последней фразы Аркана. Сейчас одиннадцать часов утра, и до пяти часов вечера времени более чем достаточно. Почему так легко согласился Аркан? Потому что времени достаточно, чтобы подготовить ловушку и перестрелять всех его пацанов? Вряд ли! Не такой он придурок, чтобы не понимать, что коль встречу назначает противник, то все досконально продумано. Тогда отчего он злорадствовал? Судя по собранной информации, Аркан хоть и трусоват по природе, однако хитрости ему не занимать. Благодаря своей хитрости ему и удалось отправить на тот свет стольких уважаемых братков.

Размышления Ростовского прервал звонок его мобильника.

— Привет, Андрюша! Это Костя Рокотов!

— С приездом, приятель! — Кому-кому, а Костику он был искренне рад. — Давно из Штатов?

— Вчера ночью прилетел. Я слышал, что ты потерял несколько своих хороших пацанов. Прими мои соболезнования.

— Спасибо, — с грустью ответил Ростовский.

— И как ты думаешь спросить за них?

— Хочу им бошки поотрывать, вот как!

— И уже придумал как?

— Только что базарил с Арканом: «стрелку» ему забил.

— Что-то в твоем голосе не слышно обычной уверенности, — заметил Константин.

— Сил у него многовато…

— Можно подумать, что тебя это когда-нибудь останавливало. — Константин рассмеялся. — Мне кажется, что тебя что-то другое гложет…

— Сам не знаю что… — признался Ростовский, — вроде и на «стрелку» Аркан согласился, и против места не возражал…

— Тогда что?

— Какое-то в его голосе было злорадство, что ли… Словно он заранее предвкушал победу, падаль!.. — не сдержался Ростовский и с горечью добавил:

— Эх, жалко, что нет нашего друга Бешеного: он бы сейчас все мигом разжевал и по полкам расставил! И куда он пропал?

— Господи! Ты ж еще не в курсе: Савка-то нашелся!

— Да ты что?! — воскликнул Андрей.

— Точно говорю!

И Константин рассказал ему все, что мы уже с вами знаем.

— Когда-то он еще опять объявится? — вздохнул Ростовский, внимательно выслушав Константина. — «Стрелка»-то сегодня в пять…

— А я для чего? Для мебели, что ли? — с некоторой обидой заметил Константин. — Савелий ведь не только мой друг, но и учитель.

— И что с того? — не понял Ростовский.

— А то! Я многое перенял от Бешеного.

— Например?

— Например? Я уверен, что ни на какую «стрелку» эта мразь не придет!

— Тогда почему же он злорадствовал? Жалел, что мы зря потеряем вечер?

— Ничего подобного! — возразил Рокотов-младший. — Я уверен, что Аркан просто хочет подставить твою команду!

— Каким образом?

— Самым простым. Ты соберешь ребят, ринешься туда с оружием в каждом кармане… Так?

— Ну, допустим.

— А там тебя и твоих пацанов будут поджидать «маски-шоу»… Покидают вас в автобусы с решетками и в полоску, и придется вам большие бабки тратить на адвокатов, чтобы доказать суду, что оружие, обнаруженное у вас, вы нашли в кустах и, как честные и порядочные граждане, несли на Петровку, чтобы сдать его нашей доблестной милиции…

— Послушай, а ведь ты прав, Костик! Гадом буду, прав! — воскликнул Ростовский. — Ты действительно ученик Бешеного: котелок варит что надо.

В голове Ростовского все наконец устаканилось. Стал понятен не только злорадно-ехидный тон этой падали Аркана, но и очевидная настороженность Петровича, сообщавшего телефон этого гада.

— Это же так элементарно, Ватсон! — с апломбом произнес Константин.

— А что тогда Ты мне предлагаешь делать? Не ходить на «стрелку»?

— Тебе и твоим пацанам — ни за что! — категорично ответил Константин.

— А как же мы узнаем, оказался ли ты прав?

— Да проще некуда: на «стрелку» пойду я!

— Ты?! — Ростовский ожидал всего, что угодно, только не такого хода. — Объясни, в чем здесь хитрость?

— Никакой хитрости, — возразил Константин. — У меня официальная ксива сотрудника частного детективного агентства. — Константин на миг задумался и тут же продолжил: — Мне мог назначить встречу там очень важный свидетель, обладавший ценной информацией для моего клиента, но, увидев ментов, испугался и сбежал…

— А если начнут докапываться, что за свидетель и что за клиент? — Ростовский все еще сомневался в продуктивности пути, предложенного Константином.

— Это уже конфиденциальные сведения, которые я могу сообщить только по решению суда! — с торжественной иронией заявил Рокотов. — Да не сомневайся ты, Андрюша, все будет хоккей, как говорит наш общий друг Бешеный! Рассказывай точно, где назначена «стрелка»…

Уже приближаясь к карьеру, Константин, несмотря на уверенность в своих силах и правоте, на всякий случай связался с Джулией с помощью хитрых» часов.

— Привет, сестренка, как выспалась? Чем запишешься? — как можно бодрее спросил он.

— Костик, кончай финтить! — резко оборвала его Джулия. — Не думаю, что ты вышел на связь лишь за тем, чтобы справиться о том, как мне спалось.

— Сразу видно жену Бешеного: вмиг раскалывает любую фальшь. Короче, помнишь, я рассказывал тебе о стариках, у которых подонки отобрали квартиру?

— Отлично помню! Дальше!

— Ростовский забил им «стрелку», но я уверен, что вместо них на встречу явятся менты…

— И ты решил сам все проверить? — догадалась она. — Понятно. Что от меня требуется?

— Открыть ушки пошире и слушать. Если что, звонить отцу, телефон знаешь.

— Что означает твое «если что»?

— По ходу сама разберешься.

— А может быть, лучше сразу сообщить отцу?

— Ни в коем случае, сорвешь всю игру Ростовскому!

— Риск велик?

— Не думаю… Начинай слушать через полчаса, — сказал Константин и отключил связь…

Еще подъезжая к карьеру, Константин сразу обратил внимание, что тут недавно проехало несколько машин. Судя по ширине колеи в снегу, были среди них то ли грузовики, то ли автобусы. Населенных пунктов поблизости не имелось, равно как достопримечательностей для туристов, и потому на снегу, выпавшем недавно, следы шин читались вполне четко.

Вскоре Константин заметил, что одна колея от машин свернула с проселочной дороги влево, а другая — пошла вправо. Темнеть еще только начинало, и пока местность вокруг просматривалась на сотни метров.

Метров за пятьдесят до карьера Константин остановил свою «семерку», вышел из машины и направился ближе к тому месту, где и была назначена «стрелка». Туда он подошел без десяти минут пять и огляделся вокруг: никого. Неужели он ошибся и никаких ментов здесь нет? Тогда куда же делись те машины, которые разошлись в разные стороны за сто метров до того, как он повернул к карьеру? Нет, мои дорогие, где-то вы скромно сидите и наблюдаете за мной. Что ж, давайте поиграем в игру: «ты меня видишь — я тебя нет».

Минут пятнадцать вышагивал Константин по чуть заметной тропинке взад-вперед, изредка поглядывая в сторону дороги, делая вид, что ожидает кого-то, и вдруг метрах в десяти за небольшим голым кустиком заметил, как шевельнулся снежный сугроб. Искоса приглядевшись к нему, Константин увидел блеснувший в лучах уходящего солнца зайчик какой-то оптики.

«Здесь вы мои дорогие, здесь!» — Он так обрадовался, словно выиграл в лотерею.

Константин так увлекся созерцанием этого сугроба и своими мыслями, что не углядел, как сзади него возник какой-то силуэт и направился к нему. Константин услышал шаги только, когда заскрипел снег метрах в пяти. Незаметно включив для Джулии часы, показывавшие пятнадцать минут шестого, Константин повернулся и увидел перед собой высокую фигуру мужика в зимней камуфляжной форме и с маской на лице. На его груди висел десантный АКСУ.

— Капитан Козлов, — представился тот, — прошу предъявить ваши документы.

Константин прекрасно знал, что сотрудник органов, в одиночку находящийся черт знает где, например здесь, чуть ли не в чистом поле, не может проверять у неизвестного лица документы по правилам безопасности: два-три человека, не меньше. Мало ли что может случиться? А потому — один проверяет, двое-трое прикрывают.

И Рокотов не ошибся: тут же выскочили из ближайших сугробов трое таких же «камуфляжен» в масках и тоже с автоматами.

— Я понял, что вы требуете от меня документы. Но, во-первых, я не знаю, кто вы? Вы же не предъявили документов. Во-вторых, если вы действительно капитан Козлов, то я не понимаю, на каком основании вы требуете у меня документы: разве я что-нибудь нарушил?

— Товарищ капитан, может, врезать этому законнику по шее, — предложил один из автоматчиков.

— Тебе, сержант Горелин, только бы врезать! А гражданин, по существу, прав. На мне разве написано, что я капитан? Вот мое удостоверение. — Капитан Козлов полез за пазуху и внезапно саданул Константина ногой в живот: скорее всего так, для профилактики.

Рокотов-младший, не ожидавший такой подлости, еле успел напрячь мышцы, и удар оказался не столь болезненным, но на всякий случай Костя ойкнул и согнулся пополам.

— Все, теперь я понял, вы — капитан! — Константин, находясь в согнутом положении, поднял руки над головой, но в его голосе явно слышалась ирония.

— Ты у меня сейчас дошутишься! — пригрозил капитан, чутко уловивший издевательские нотки в словах незнакомца.

— Какие могут быть шутки, товарищ капитан? — На этот раз голос Константина был совершенно серьезным. — Могу я достать свои документы?

— Валяй! Только очень медленно, — кивнул капитан.

Предвидя подобный ход событий, Константин заранее сунул удостоверение в нагрудный карман куртки и молнию застегивать не стал.

— Рокотов Константин Михайлович, директор частного детективного агентства «Барс». — Капитан внимательно рассмотрел печать, потом фотографию, взглянул на Константина. — Похож! И что же вы делаете в этом заброшенном месте, гражданин Рокотов?

— Приехал на встречу с очень важным свидетелем по делу, которым сейчас занимаюсь! — спокойно и убедительно ответил Константин.

— Со свидетелем? — усмехнулся капитан. — Мы тут давно и никого, кроме тебя, не видели. А может, ты все выдумываешь?

— Похоже, что увидев вас, он и дал деру. Как мне теперь его уговорить встретиться, ума не приложу, — не обращая внимания на последнюю фразу, озабоченно сказал Константин…

— А каким делом ты сейчас занимаешься? — проявил естественный интерес капитан.

— Похищением ребенка!

— Случаем, имя похищенного мальчика не Никита?

— Именно так! Сухоруков Никита Валентинович! — спокойно подтвердил Константин, внутренне радуясь тому, что так внимательно изучил последние новости в Интернете.

— Прошу прощения за недоразумение! — изменил тон капитан, отдал ему честь и тут же вернул удостоверение. — Надеюсь, вы не держите на меня зла: мы тут бандюг одних ловим, вот вы и подвернулись под горячую руку.

— Ничего, капитан, бывает, — понимающе сказал Константин. — Могу я задать один вопрос?

— Конечно, Константин, спрашивайте! — Капитан был сама любезность.

— С какой стати вы решили искать в этой глуши бандитов?

— И на старуху бывает проруха, — развел тот руками, — такую информацию получили… — Капитан недовольно сплюнул.

— Может, я их спугнул, как вы моего свидетеля?

— Да нет, вряд ли… — Капитан повернулся и вытащил уоки-токи. — Отбой, ребята! Всем по машинам! — Потом повернулся к Константину. — Бывай, Костя, желаю тебе поскорей найти этого пацана!

— Спасибо!

Уходя, Константин услышал, как парень, которого капитан называл сержантом, спросил:

— А что это вы, товарищ капитан, с ним так вежливо разговаривали?

— Телевизор нужно смотреть, сержант. Пацан, которого похитили, сын Сухорукова — депутата Госдумы из ЛДПР. Понял? Или тебе хочется с Жириновским лишний раз общнуться и стать из сержантов рядовым?

— Не дай бог!.. — ответил сержант.

Рокотов уже был на приличном расстоянии от карьера, когда набрал номер мобильника Ростовского, и через сорок минут они встретились в офисе Рокотова. Вместе с Ростовским приехал и Ушба. От предложения выпить они отказались и попросили Константина рассказать о результатах проверки. Когда он закончил, Ростовский встал с дивана и принялся возбужденно ходить по комнате.

— Вот козлы позорные! Ментам нас сдать хотели!

— Благодари Костика, что раскусил их подставу.

— Да мы с Андрюшей вместе решили, — смущенно заметил Рокотов-младший.

— Что ж, лишний раз убедились, какая этот Аркан гнида, — проговорил Ушба,

— точно — пидор!

— Теперь ясно, он точно под ментами ходит, — вздохнул Ростовский, — и как его вытащить из крысиной норы, ума не приложу!

— Этот трус на открытый вызов никогда не пойдет, — уверенно заявил Константин. — Крысу можно выманить из норы только куском сала.

— Как ты хорошо сказал, дарагой Костик! — одобрительно кивнул Ушба: его глаза заблестели задорным блеском. — Мне позвонить нужно!

— Ушба что-то придумал! — констатировал Ростовский…

XXVIII. Эхо московских разборок

Но вернемся снова на остров.

Савелий на мониторах увидел, « как Широши снял кипу и отклеил пейсы, а через минуту он уже предстал перед своим единственным зрителем.

— Ну как? — даже несколько застенчиво поинтересовался Широши.

— Вы действительно превосходный актер! — искренне похвалил его Бешеный.

— Спасибо, если не шутите. — Широши явно обрадовался комплименту. — Я немного волновался, поскольку давно не играл публично, а вы, Савелий Кузьмич, ценитель строгий. Не сомневаюсь, что по ходу представления у вас возникло множество вопросов, на которые я постараюсь ответить чуть позже, может быть, сегодня вечером. День мне придется провести в изучении финансовых документов. Делаю это я исключительно раз в год, чтобы хоть в общих чертах представить себе, что происходит в крупных компаниях, мне принадлежащих…

Вечерняя трапеза состояла из разнообразных овощных салатов, фруктов и соков. Говоркову иногда мучительно хотелось обычной русской картошечки, хоть жареной, хоть отварной, но жители острова этот продукт не употребляли, и пленник вынужденно примирился с полезной для здоровья фруктово-рисовой диетой.

— Чувствую, что вы сгораете от любопытства, — произнес Широши, когда они оба, уже насытившись, откинулись на спинки глубоких кресел.

— Ну, сказать, что сгораю, будет слишком сильно, но, думаю, ваш утренний визитер не только у меня, скучающего на острове, вызвал бы любопытство. Кто он? — Савелий вовсе не торопился, предвкушая интересную и долгую беседу.

— Это Брюс Рубинстайн, которого я называю старым еврейским пиратом. Начинал мелким торговцем и жуликом. Сейчас банкир, удачливый делец, умеющий посредничать в разных тайных и достаточно темных операциях часто между официально враждующими государствами, например между США и Ираком, получая от обеих сторон за секретность бешеные комиссионные. Как вы могли сами заметить, старина Брюс, мягко говоря, жадноват. Кстати, по происхождению действительно из Одессы, откуда его родители отбыли до его рождения. Сам родился в Хайфе.

— Я никогда о нем ничего не слышал, — признался Савелий.

— Что неудивительно, — перебил Широши, — Брюс всегда старательно избегал появляться на публике. В архивах даже крупнейших новостных агентств мира, солидных журналов и респектабельных газет нет его мало-мальски приличной фотографии. Но вам-то, Савелий Кузьмич, знать об этом персонаже не мешало бы.

— А зачем? — спросил Савелий.

— А хотя бы за тем, что Рубинстайн распоряжается приличным пакетом акций «Бэнк оф Нью-Йорк», через который на Запад из России уходили и уходят миллиарды долларов. Кроме того, он владеет несколькими небольшими банками в Швейцарии, тесно связанными с этим американским банком. Уверен, хотя не имею доказательств, что Брюс с Можаевым и другими членами «семьи» тесно взаимодействовали в финансовых сферах. Кстати, наш друг Брюс — давний агент ЦРУ, сотрудники которого не раз выручали его из разных передряг, в кой этот авантюрист регулярно влипал, и даже спасали от тюрьмы. Самые характерные черты Брюса — жадность, авантюризм и поразительная способность мчаться к поставленной цели по трупам.

— А что это за страшный зверь Шакал? И за что его должны казнить?

— Восхищен точностью формулировки вашего первого вопроса, — предваряя ответ, заметил Широши. — Если мы оба с вами согласны с той идеей, что в мире существует абсолютное Зло, то эта субстанция, именовавшаяся среди немногих посвященных Шакалом, была его наиболее законченным воплощением. За это он и понесет или уже понес заслуженное наказание.

— Кому же удалось его казнить? — спросил Савелий, ему было по-настоящему интересно.

— Насколько я информирован, — Широши немного задумался, — а моя информация об этом деле довольно скудна, есть некий тайный орден, который именует себя «Возрождение России», и именно его воины захватили Шакала и приговорили к казни. Вы что-нибудь слышали об этой организации?

— Нет, — с некоторым недоумением ответил Савелий. — А вы что о ней знаете?

— По существу, я не знаю ничего, кроме того, что это тайное общество, цели которого ясны из его названия.

— А что конкретно натворил Шакал? — не без озабоченности спросил Бешеный.

— Об этом мы можем только догадываться. Дело в том, что эта зловещая фигура обладала уникальной гипнотической силой, которую успешно применяла на расстоянии. Существует опасение, что во многих войнах и конфликтах двадцатого века, начиная с Первой мировой войны, непосредственно повинен Шакал.

— Так сколько же ему сейчас лет? — с недоверием спросил Бешеный.

— Много, очень много. И вас-то, Савелий Кузьмич, это не должно так удивлять. Ведь Посвященные Злу, равно как и Посвященные Добру, не имеют календарного возраста. — Он пытливо взглянул на Бешеного.

— Но у Шакала наверняка остались подручные? — тревожно спросил Савелий.

— Не подручные, а исполнители его злой воли, — аккуратно поправил его Широши. — Обладая огромной гипнотической силой, Шакал мог внушить любую, даже самую черную и жестокую мысль кому угодно: от Президента и крупнейшего ученого-интеллектуала до последнего бомжа.

— Он зомбировал людей, и они исполняли его приказы, уверенные, что поступают так, а не иначе, по собственной воле, — догадался Бешеный.

— Видите, как легко вы поняли метод Шакала, а теперь вам должны быть ясны последствия его деятельности..

— Ну, до нас с вами он не добрался, — облегченно сказал Савелий.

— За себя могу ручаться,. а вот за вас… — Широши дипломатично сделал паузу.

— Вы полагаете, что я действовал под гипнозом Шакала?! — возмущенно воскликнул Бешеный.

— И не вы один, мой любезный Савелий Кузьмич… Вы ведь не забыли историю с базой в Казахстане, где вам был присвоен номер «Тридцатый»?

— Конечно, нет, — ответил совершенно сбитый с толку Бешеный. — Но какое отношение к Шакалу имеет эта база?

— Представьте себе, самое непосредственное. — Широши загадочно улыбнулся.

— Углубляться в историю нашего с Шакалом давнего противостояния я сейчас не буду. Изложу конспективно канву тех событий, участником которых вы невольно оказались. Когда в Кремле воцарился Михаил Горбачев, я работал в Москве чиновником средней руки в одном из министерств и готовил, может быть, самый главный в моей жизни проект…

— Ну, вы даете! — присвистнул от неожиданности Бешеный.

— Я искренне хотел помочь России, которая с каким-то мазохистским наслаждением, коего я никак не могу ни принять, ни разделить, вот уже почти целый век ставит на себе рискованные социальные эксперименты.

— Как я понимаю, в тот период вы отказались от ваших обычных развлечений,

— не преминул съязвить Савелий.

— Именно, — охотно подтвердил Широши. — Михаил Горбачев мне сразу не понравился. Я увидел в нем самовлюбленного пустослова, ничего не умеющего доводить до конца. Вспомните, как он крутил головой перед телекамерами — ну, точь-в-точь охорашивающийся селезень!

— Похож, — подтвердил Бешеный, поражаясь меткости сравнения.

— Не впечатлил меня и Ельцин, властолюбивый и по-мужичьи хитрый. Я готовил на русский престол совсем другого человека, потомка дворянского рода, который подревнее Романовых будет. В тех, еще советских, условиях его с детства учили, как положено в благородных семьях: три языка, музыка, искусство и литература, история. К этим обязательным предметам я добавил информатику, системный анализ и современные экономические теории. В общем, мальчик рос в высшей степени образованным, а главное — удивительно честным, что для России, увы, не типично. Его воспитывали в понятиях чести и гордости, и он уже в школьные годы не мог себе позволить проехать в транспорте без кондуктора бесплатно — ему было стыдно.

— Да уж, — недоверчиво произнес Савелий, словно пытаясь себе представить русского мальчика, о котором ему рассказывал Широши.

— Короче говоря, на базе в Казахстане проходили подготовку люди, единственная цель которых состояла в том, чтобы привести этого молодого человека к власти.

— И что эти типы и дальше при нем состояли бы?

— Ни в коем случае! Следующее задание для выживших было определено за пределами России. Конечно, потребовалось бы согласие Верховного Совета, которое было у меня почти в кармане. Все шло как по маслу: Горбачев оказался в Форосе, так называемые путчисты народом были восприняты безо всякого энтузиазма. Но… Тут вмешались вы и поломали все мои планы, — с некоторой укоризной закончил Широши.

— Но я же не был в ваши планы посвящен, — не считая необходимым оправдываться, заявил Савелий.

— Вам, извините за откровенность, Савелий Кузьмич, это по чину не полагалось. Но вот откуда к вам пришло убеждение, что на базе тренируются боевики будущих путчистов?

Бешеный задумался, пытаясь в деталях вспомнить события десятилетней давности.

— Честно говоря, не помню…

— А вы и не можете этого помнить, ибо Шакал вам не только незаметно внушил эту мысль, но вы уже ощущали ее как свою. Шакал всегда ненавидел Россию и, в частности, с вашей помощью добился, чего хотел, — мой план рухнул.

— Так вы считаете, что Ельцин…

— Я ничего не считаю, кроме того, что уже сказал, — резко перебил его Широши. — Все остальное из области фантастики и домыслов.

— А где сейчас этот ваш воспитанник, если не секрет? — переменил тему Савелий, видя реакцию Широши.

— С помощью своих дальних родственников получил французское гражданство и теперь в Париже занимается наукой.

Вся информация, полученная Савелием, нуждалась в серьезном осмыслении, но Широши, казалось, не собирался с ним расставаться.

Тогда Савелий еще раз переменил тему:

— Кстати, давно хотел спросить: вы не боитесь, что на остров всерьез нападут?

— Ни в коей мере. Во-первых, здесь нечем поживиться, во-вторых, мои люди прошли отличную подготовку и хорошо вооружены, — спокойно ответил Широши.

— А откуда у вас так много старинных золотых монет?

— Это еще одна длинная история. Извините, но у меня все истории длинные, и не только потому, что я живу долго, но и потому, что во мне, по воле Провидения, странным образом сплелась некая связь времен. В двух словах про монеты. Один из моих предков по шотландской линии из-за своего буйного и непоседливого характера тесно якшался с рыцарями-тамплиерами, подозреваю, что даже состоял членом этого славного и воинственного Ордена. Он принимал участие в крестовом походе. Копаясь в архивах моего замка, я обнаружил древние карты-схемы с какими-то таинственными значками. Несколько лет ушло у меня на то, чтобы их расшифровать. Наградой стал десяток кладов, зарытых тамплиерами на территории нынешней южной Франции. Кстати, именно поэтому меня так ненавидит Великий Магистр Ордена масонов Перье. Он, как и многие исследователи, считает масонов прямыми наследниками тамплиеров и, естественно, претендует на все их сокровища. Дружная ненависть масонов к нам обоим ведь очень сближает, правда? — озорно спросил Широши.

Слушая рассказ о тамплиерах, Савелий напряженно думал и наконец решился:

— А вы боролись с Шакалом?

— Пытался.

— И что вам удалось?

— Немногое. Я слишком скоро понял, что противостоять Злу в одиночку, даже, скажем, обладая способностями, превышающими способности среднего человека, практически невозможно. Вышло так, что равными мне по силе союзниками обзавестись не удалось, хотя бы потому, что Шакал всегда умудрялся окружать меня людьми, подчинявшимися его приказам. Он-то знал, что лично мне причинить вред не в силах, но планы мои разрушал с успехом и, думаю, не без удовольствия.

— Могу себе представить ваши чувства, — сказал Савелий, уже не понаслышке знавший, как мучительно сознание бессилия.

— Можно сказать, меня отчасти утешало то, что баланс Добра и Зла во всей многовековой истории человечества почему-то всегда склонялся в пользу Зла. Причину этого я никогда не мог понять. Списывать это исключительно на плодотворную деятельность Шакала было бы глупо.

— Но тогда в чем же дело? — Савелий сам нередко размышлял на эту тему.

— Загадка эта для меня пока так и осталась загадкой. Возьмите все крупнейшие религии — христианство, ислам, буддизм. Ни одна из них не учит Злу, а призывает к Добру и Милосердию. Ведь и в коммунистической идее, несмотря на те абсурдные воплощения, которые она получала и получает, тоже есть немалая привлекательность. Согласитесь, разве плохо жить в обществе, где нет алчности, подлости и неравенства?

— Ничего не имею против, — кивнул Савелий.

— Еще бы. Другое дело, что к искомому Добру нельзя идти путем Зла, то есть цель не оправдывает средства. Насильно загонявшие народ в счастливое будущее коммунисты не были оригинальны. Примерно так же миссионеры-христиане распространяли свою веру среди язычников. Да и в расправах с инакомыслящими коммунисты не были пионерами. Святая инквизиция задолго до них сжигала еретиков на кострах. Как вы думаете, Савелий Кузьмич, почему человечество так легко всегда следует Злу?

— Трудно сказать так с ходу, — ушел от ответа Савелий.

— Я много лет ищу ответ на этот вопрос, но так и не преуспел, — печально сказал Широши, который был явно настроен на философский лад.

Савелий приготовился к его новому долгому монологу, в котором надеялся услышать хоть какие-нибудь конкретные сведения о своем похитителе. Но тут в уже наступившей тропической темноте в стороне пристани возникла какая-то суета. Один из стоявших там катеров, форсируя мотор, умчался в непроглядную темень, сгустившуюся над морем, слышались возбужденные голоса. На террасе появился Рам, который на непонятном языке начал что-то докладывать Широши. На лице последнего отразилась озабоченность. Рам бегом отправился на пристань.

— Что случилось? — естественно, спросил Савелий.

— Возникли некоторые непредвиденные обстоятельства, о которых мы очень скоро узнаем.

Широши замолчал, закрыв глаза. Ничего не говорил и Савелий, пытаясь разглядеть во тьме, что происходит на пристани. Минут через пятнадцать катер вернулся, и запыхавшийся Рам принес Широши видеокассету.

— Давайте ее посмотрим вместе, Савелий Кузьмич, она к вам имеет большее отношение, чем ко мне, — сказал Широши, приглашая собеседника проследовать за ним в дом. — Шакал послал мне последний привет — один из моих людей убит в Москве его агентами. Это резко меняет дело и заставляет вносить корректировки в мой план… Но прежде давайте посмотрим кассету.

На экране появился родной российский пейзаж. Какое-то зимнее шоссе, на его обочине разбитые машины. Неподалеку от дымящихся остовов машин валялись трупы. Камера дала силуэты нескольких человек, бродящих по этому трагическому полю брани. Потом взяла крупным планом чье-то нахмуренное, опечаленное лицо.

— Андрей, — только и выдохнул Бешеный, моментально узнав обычно веселое и доброжелательное лицо своего закадычного приятеля и кровного брата.

— Да, ваш друг Ростовский, — подтвердил Широши.

Савелий весь напрягся и с открытой неприязнью взглянул на собеседника, который единственный нес вину за то, что Бешеный сейчас находился на острове, а не рядом со своим другом.

— Ростовскому грозит опасность?

— Не скрою, грозит. И довольно серьезная, что он еще, кстати, не вполне понимает. Савелий сжал кулаки от бессилия.

— Вы зря на меня так рассердились, Савелий Кузьмич, — примирительно сказал Широши, — я ведь вообще мог от вас скрыть то, что происходит в Москве, а потом сослаться на собственное неведение. Я ведь не такой всезнайка, каким иногда кажусь.

— А что толку, что вы от меня ничего не скрыли? Я-то все равно ничем помочь не могу.

Приобретенная на острове расслабленность мгновенно улетучилась. Морально Савелий был уже готов к самым тяжелым испытаниям, к любой решительной схватке, а вот физически… Благодаря этому велеречивому типу он утратил подвижность и неизвестно, когда обретет ее вновь. Савелий с откровенной ненавистью взглянул на Широши, который в ответ посмотрел на Бешеного долгим оценивающим взглядом.

— Я слишком уважаю вас, Савелий Кузьмич, чтобы вам лгать, особенно когда дальнейшее развитие событий может привести к тому, что опасность будет угрожать вашей жене Джулии и молодому Рокотову.

— Но ваша правда что мне, что им как мертвому припарки! — зло выкрикнул Савелий.

— Я считал бы себя законченным подлецом, если бы лишил вас возможности в той или иной форме вмешаться в происходящее в Москве и защитить ваших друзей и родных. Пока вы испытывали ненависть ко мне, я думал, как привести вас в надлежащее физическое состояние для поездки в Москву.

— И что вы придумали? Поставьте меня наконец на ноги! — почти приказным тоном сказал ему Савелий.

— Ноги пусть вас не беспокоят, это вопрос трех-четырех часов. Меня волнует другое — вы ведь почти три месяца не тренировались.

Савелий внутренне не мог с ним не согласиться, но вслух сказал:

— Неужели вы думаете, что это меня остановит, когда речь идет о жизни моих близких?

— Я так не думаю, — серьезно ответил Широши. — Есть одно целебное средство, которое вернет вам былую силу и сноровку, но эксперименты с ним далеко еще не закончены, и принимающий его идет на известный риск. Я, правда, сам рискую. А вы готовы?

— Конечно, готов! — не задумываясь, ответил Савелий.

— Тогда завтра ранним утром прибудет специальная медицинская бригада, у вас возьмут все необходимые анализы, и, если не обнаружится никаких противопоказаний, вам под легким наркозом введут придающее необыкновенную бодрость и силу средство.

— А когда я смогу вылететь в Москву?

— Если все пройдет нормально, то завтра к вечеру вы будете в состоянии не только лететь, но и крушить своих врагов, — улыбнулся Широши. — Мне еще многое надо вам рассказать, но не сейчас. Мы это отложим до вашего возвращения из Москвы.

Услышав последние слова Широши, Савелий подумал:

«Неужели Широши, при всей своей хитрости, настолько наивен, что надеется на мое возвращение на этот остров?»

Словно прочитав его мысли, Широши мягко сказал:

— Но даже если вы не вернетесь, мы все равно с вами скоро обязательно встретимся…

Всеми мыслями Савелий был уже с Ростовским и потому на эту фразу не обратил особого внимания. Он понял главное, что Широши ему не враг и сделает все от него зависящее, чтобы он как можно скорее вернулся в Москву…

XXIX. Конец Аркана

Дато-Ушба созвонился с Муртазом, работавшим в «Лесбанке» начальником финансового отдела, не просто так, а серьезно подготовившись к разговору и даже посоветовавшись со знакомым юристом. Дело в том, что он вспомнил, как Отарик на днях поделился с ним неприятной вестью о наезде на его племянника Муртаза некой незнакомой бригады, стремящейся подмять под себя его банк, который сейчас очень хорошо пошел в гору. Что делать, Отарик не знает, так как большая часть его людей убита, а остальные парятся за решеткой.

В тот вечер Ушба не придал особого значения словам Отарика: тот был слишком пьян и клялся, что вызовет всех своих близких с Кавказа, чтобы отстоять любимого племянника от этого наезда. Однако, когда Ушба развязал все узелочки, ему пришел в голову естественный вопрос: «А не стоит ли за наездом на племянника Отарика этот грязный подонок Аркан?»

Ведь наехать на племянника Отарика мог разве только сумасшедший. Да, сейчас Отарик, коронованный жулик по прозвищу Седой (свое прозвище Отарик получил едва ли не в подростковом возрасте: его голова стала полностью седой в пятнадцать лет), переживает не лучшие дни, но у него столько связей в воровском мире, что стоит ему кинуть клич, и к нему со всех концов страны съедется достаточно боевиков, чтобы укоротить любую банду. И коль скоро такой наезд все-таки состоялся, то этим безрассудным наглецом наверняка является Аркан. Только он, прикрытый ментовской крышей, мог решиться на такую дерзость.

Этот вывод показался Ушбе настолько логичным, что он тут же позвонил Муртазу, с которым Отарик-Седой познакомил его еще пару лет назад, когда тот работал в банке рядовым экономистом. Видно, головастым оказался работником, если за два года сумел дорасти до начальника финансового отдела и первого заместителя председателя совета банка.

Поприветствовав Муртаза по-грузински: как дела, как здоровье, здоровье твоих родителей, детей и родственников и ответив на аналогичные вопросы собеседника, Ушба не стал ходить вокруг да около, а спросил прямо:

— Слышал, что на твой банк наехали «нехорошие люди»?

— Батоно Отарик рассказал?

— Он, — ответил Ушба. — Это правда?

— Истинная правда, дорогой Дато, — вздохнул Муртаз.

— Кто именно качал от них и с кем ты базар тер?

— Их было трое. Главный назвался Аркадием Валерьевичем Филипповым, а потом с усмешкой добавил: зовите, мол, Арканом, вел себя нагло и очень уверенно. Говорил, что за ним стоят такие силы, что мы наверняка пожалеем, если не согласимся на их условия. И намекал, чтобы никто не мог помешать договориться, встреча должна состояться где-нибудь под Москвой. Их было трое и нас трое: председатель совета банка, я и коммерческий директор.

— Что вы им ответили?

— Я хотел их послать куда подальше, но Георгий Автандилович, мой шеф, не дал мне поставить этого наглеца на место и обещал подумать.

— Сколько времени взял твой шеф на раздумье?

— Две недели.

— Прошло сколько?

— Десять дней…

— Хорошо! — остался доволен ответом Ушба. — Этот Аркан оставил контактный телефон?

— Да, мобильный.

— Очень хорошо… — задумчиво повторил Ушба. — Вот что, дорогой Муртаз, сейчас ты наберешь номер этой гиены и скажешь, что звонишь по поручению своего шефа и тебе поручено только одно: точно передать его слова…

— Но я не могу этого сделать! — встревоженно возразил Муртаз. — Если Георгий Автандилович узнает, что я действовал за его спиной, он меня просто выгонит из банка!

— Послушай меня, Муртаз. Внимательно послушай. Ты хорошо знаешь меня, а твой дядя, Отарик-Седой, дружил с моим отцом и наверняка рассказывал тебе о нем, не так ли? — В голосе Ушбы послышался металл.

— Конечно, все это я знаю, дорогой Дато, но…

— Раз знаешь, то должен поверить мне, что я хочу тебе только добра. Знай, что если ты сделаешь так, как я тебе говорю, ты станешь вторым человеком в своем банке, или я не Ушба!

— Хорошо, батоно Дато, я сделаю то, о чем ты говоришь.

— Запиши, чтобы ничего не напутать…

— Пишу, дорогой Дато…

— Мой шеф попросил зачитать вам следующее послание… — начал диктовать Ушба, — пишешь?

— Пишу, батоно Дато!

— Всесторонне обдумав ваши предложения и посоветовавшись со своими доверенными лицами, я, как председатель совета банка, считаю, что ваше предложение стоит того, чтобы его рассмотреть положительно. Но для этого необходимо встретиться на нейтральной территории, чтобы обсудить все конкретные деловые вопросы и подписать документы о нашем партнерстве.

Встречу предлагаю провести только в присутствии главных лиц: со стороны банка — я, как председатель совета банка, коммерческий директор и начальник финансового отдела, то есть все те, с кем вы уже встречались в первый раз. А с вашей стороны должны быть вы, Аркадий Валерьевич, как глава вашей компании, ваш коммерческий директор и ваш юрист, который проверит юридическую сторону договора. Кроме этого, предлагаю пригласить независимого нотариуса, который скрепит наш договор.

Мне кажется, что при вашем положительном ответе двух дней будет вполне достаточно для подготовки соответствующего договора, который, можете быть уверены, уже будет подписан для вашего удовольствия.

Место встречи мы выбрали, исходя из нескольких условий: во-первых, учитывая ваше пожелание — отдаленность от населенных пунктов и невозможность незаметно подобраться к месту встречи представителям правоохранительных органов, что, как мне кажется, для вашей фирмы более важно, чем для нашей.

Это место находится по Ярославскому шоссе, за Мытищами. И расположено точно на тридцатом километре. Там стоит заброшенный уже несколько лет кирпичный завод. Посередине главного цеха мы и предлагаем вам встретиться через два дня, то есть в субботу, ровно в шестнадцать часов.

Если ваша сторона не сочтет нужным явиться на эту встречу, то сохраняется статус-кво, иными словами, банк не имеет в дальнейшем перед вами никаких обязательств, а если не являемся мы, то «Лесбанк» полностью переходит под вашу юрисдикцию.

Председатель совета банка Г. А. Микеладзе».

— Записал?

— Слово в слово, дорогой Дато! А если этот Аркан начнет задавать вопросы?

— На все вопросы у тебя должен быть только один ответ: извините, но этим мои полномочия ограничены! После чего кладешь трубку.

— А если Аркан захочет связаться с шефом?

— Это уже не твоя забота. Успокойся, дорогой Муртаз: эти два дня в банке из старшего персонала будешь только ты, и вся связь будет только с тобой.

— Когда мне ему звонить?

— Как когда? Из письма же ясно, что завтра, усмехнулся Ушба. — Завтра часов в двенадцать и позвонишь.

— Хорошо, батоно Дато, — дрожащим голосом ответил тот.

— Верь мне, дорогой Муртаз, все будет очень хорошо! До встречи! — Ушба положил трубку и сказал по-русски: — Выйдет эта крыса из своей норы! — Вновь набрал номер и опять заговорил по-грузински.

На этот раз говорил он недолго, судя по интонации и блестевшим глазам, беседа была гораздо приятнее, чем первая. Закончив, Ушба, все еще в своих мыслях, повернулся к Ростовскому и Рокотову-младшему.

— Ну, делись, Ушба, что ты придумал? — нетерпеливо спросил Ростовский.

Когда тот подробно изложил разговор с Муртазом, Константин не сразу среагировал, продолжая раздумывать над услышанным, а Ростовский довольно воскликнул:

— Ну и голова у тебя, Ушба! Уверен, что именно жадность погубит этого гада: явится, как миленький! Только единственное, в чем я сомневаюсь, что он ограничится тем количеством людей, о котором говорится в письме.

— Дарагой братела, лично я уверен на все сто, что он приведет на «стрелку» всю свою кодлу, чтобы уничтожить верхушку банка и стать полноправным хозяином!

— Но фиг они угадали! — подхватил Константин.

— Вот именно, — задумчиво подтвердил Ушба. — Все, кто способен держать «плети» в руках, собираются в шесть вечера у Митрича.

— Договорились, — согласился Ростовский, а Константин шепотом спросил: — А что такое плети, Андрюша?

— Пистолеты… Модное блатное словечко. Раньше — «волыны», «стволы», «дуры», а сейчас «плети», «плетки».

Ровно в шесть часов вечера двадцать три человека сидели в доме уважаемого Митрича. Ушба был по-деловому краток и серьезен. Изложив ситуацию в общих чертах, он спросил:

— Есть вопросы?

— Дорогой Ушба, удалось договориться, чтобы из начальства на эти дни в банке действительно остался только Муртаз? — въедливо поинтересовался Сергей.

— За это можешь не беспокоиться: Отарик все устроил, и руководство банка сейчас в Праге, — ответил Ушба. — Еще вопросы?

— Собственно говоря, все ясно, — подвел итог за всех Ростовский.

— Не ясно только одно, — вставил Ник, и все недоуменно взглянули в его сторону, — когда выходить на место? — закончил тот свою мысль, и Ростовский усмехнулся:

— Хороший вопрос задаешь, Ник! Мы тут посоветовались и решили, что отправляться на этот заброшенный завод нужно уже сегодня ночью.

— За два дня до «стрелки»? — удивился Ник.

— Братишки! — вступил в разговор Мит-рич. — Я внимательно послушал уважаемого Ушбу и хочу сказать, что в этот раз мы с вами столкнулись с хитрым и коварным врагом, обладающим многочисленной и до зубов вооруженной силой. — Митрич медленно осмотрел всех сидящих за столом. — С этой сволотой нужно кончать раз и навсегда! Ни один из этих гадов не должен уйти! Ни один! И для этого нужна очень серьезная подготовка. Наверняка эта мразь Аркан подстрахуется и пошлет сначала на разведку своих людей…

— Точно одного, максимум двух доверенных парней, наверняка не вооруженных, причем пошлет их не ранее, чем за пару-тройку часов до встречи,

— вставил Константин, — а остальные будут ждать их сигнала где-нибудь по пути на «стрелку».

— Поясни, — попросил Ростовский, — почему одного-двух, да еще невооруженных? А что, если они всей группой приедут туда заранее, чтобы организовать засаду?

— Во-первых, не май месяц и вряд ли наемники Аркана захотят морозить задницы целые сутки в ожидании нас, потому и вышлют разведку, — рассудительно начал пояснять Константин. — Во-вторых, почему невооруженных? Допустим, мы уже там и решим этих лазутчиков проверить, а они нам в ответ любую мульку: допустим, собачку свою ищут. А если не будем проверять, но обнаружим себя? Сразу полный прокол!

— А что, очень логично выходит, и мне кажется, что именно так Аркан и поступит, — согласно кивнул Митрич.

— Нечто подобное мы тоже жевали с Ростовским, — ухмыльнулся Ушба, — и кажется, придумали очень умную вещь! — Он повернулся к Сергею. — Братан, ты вроде говорил, что у тебя есть знакомая, работающая в костюмерной?

— Ну есть, на студии Горького, но я не понимаю… — начал Сергей, однако Ростовский его перебил:

— Мы, братишка, придумали кое-что, и для этого нужно в самый короткий срок сделать три манекена и загримировать их под эти фотографии. — Андрей положил перед ним три карточки.

— Вы хотите подставить этим сраным разведчикам куклы? — удивился Сергей.

— Не совсем так, — возразил Ушба. — Послушайте, что мы придумали. Только пусть весь план расскажет Ростовский: у него это лучше получается…

Во время речи Ростовского Константина вызвала по «хитрым» часам Джулия.

— Ты где? — спросила она.

— Извини, сестренка, но я сейчас не могу говорить, — шепотом произнес он,

— важная встреча.

— С кем? — не унималась Джулия.

— С Ростовским…

— Это тот, что с Савушкой побратался? Привет передавай…

— Только не сейчас, он… — Константин запнулся: в этот момент Ростовский вопросительно взглянул на него.

— С кем это ты болтаешь, Костик? — спросил он.

— Это я так, сам с собой, вслух размышляю, — ответил тот: не мог же он при всех раскрывать тайну «хитрых» часов.

Ростовский как-то странно посмотрел на него, продолжил свой рассказ, и Константину не сразу удалось отключить часы, чем он был весьма озадачен, не зная, что удалось услышать неугомонной Джулии, от которой можно было ожидать чего угодно…

Когда Ростовский закончил, он спросил, глядя именно на Константина:

— Вопросы еще есть?

— Теперь — никаких! — В глазах Рокотова-младшего, который уже забыл о разговоре с Джулией, читалось явное восхищение.

— Остается выбрать трех братишек, которые более-менее похожи на председателя совета банка, Муртаза и их коммерческого директора. — Ушба внимательно осмотрел всех и почти сразу ткнул в одного: — Ты — вылитый Муртаз. — Потом выбрал и остальных.

— Те, кого отобрал Ушба, работают с Сергеем и должны в субботу с раннего утра быть на заводе, — добавил Ростовский. — На все про все у вас есть две ночи и пятница. Для остальных, кто будет устраивать себе укрытие на месте встречи, остается только две ночи! — напомнил Ростовский. — Днем вы должны быть невидимыми и неслышимыми. Так что одевайтесь потеплее и запаситесь едой!

— Вот что, братва, погодите минуту, я сейчас! — Митрич тяжело поднялся из кресла и вышел из комнаты.

Он отсутствовал минут десять, а когда вошел, в одной руке держал масляно блестевший пулемет, явно снятый с танка, в другой — железную коробку с пулеметной лентой.

— Сорок четвертого года! — проговорил Митрич и ласково погладил ствол. — Для себя держал, но… — старик со вздохом махнул рукой, — вам эта машинка сейчас нужнее будет… — Он протянул пулемет Ростовскому.

— Спасибо, Митрич! — Ростовский принял оружие, передал его Нику и по-сыновнему обнял старого «Вора»,..

Рокотов-младший предугадал действия Аркана абсолютно точно. Уверенный, что достаточно застращал руководителей «Лесбанка», почему те и пошли на попятную, приняв даже его вызывающее условие о встрече, под Москвой, Аркан воспринял звонок Муртаза без каких-либо подозрений. Тем не менее, не доверяя никому и ничему, в том числе и собственным ощущениям, он решил, как всегда, подстраховаться.

Во-первых, собрал всех своих боевиков, числом более тридцати, которые уместились на девяти машинах, и лично замкнул всю процессию на черном джипе «Тойота-лендкрузер», отобранном у одного из своих «должников».

Во-вторых, задумал явиться на «стрелку» несколько раньше, хотя бы за пару часов, как он сам себе сказал — на всякий случай.

В-третьих, прихватил с собой двух уже проверенных подростков. Ранее он их несколько раз использовал, заставляя стоять «на стреме». Снабдив старшего парнишку портативной рацией и подробно описав ему, как выглядят те, с кем у них забита «стрелка», Аркан приказал ребятам тщательно осмотреть всю территорию завода и доложить обо всем, что там обнаружат.

В то, с кем забил «стрелку», он посвятил только Леху-Хохла и Сему-Кару. Причем Леха-Хохол, услышав, где произойдет встреча, предложил Аркану хотя бы за день предварительно съездить на место и осмотреться, но тот самоуверенно заявил:

— Даже если они и решатся на какую-то подставу, то вряд ли смогут собрать больше десятка вшивых вохровцев, и это будет самой большой ошибкой с их стороны: перещелкаем всех, как белок!..

Вся кавалькада Аркана остановилась километрах в трех от намеченного места, и подростки, чтобы побыстрее добраться до места, двинулись по шоссе на двух велосипедах. Издалека завод выглядел пустынным, и вокруг никого не было видно. Незаметно было никаких следов, которые вели бы туда. Парнишки оставили у дороги свои двухколесные экипажи и дальше пошли пешком.

Осмотр занял больше сорока минут, и подростки, оказавшись в небольшой комнате рядом с цехом, уже собирались было связаться со своим хозяином, как вдруг услышали звук мотора. Осторожно выглянув в щель, образовавшуюся от времени в прогнившей фанере, прикрывавшей окно, они увидели остановившуюся у цеха «Ауди» бордового цвета. Из салона машины вышли трое мужчин: судя по описанию Аркана, это и были те самые, с кем была назначена встреча.

— Я понаблюдаю за ними, а ты поди глянь: не едет ли кто еще? — приказал старший. — Только действуй, как договорились!

— Хорошо, Коля, я все помню: железо, мол, ищем для своей ракеты! Хотим для класса сюрприз сделать и запустить в День космонавтики! Вот! — увидев какую-то железку, парень поднял ее направился к другому выходу.

Выйдя из машины, мужчины принялись внимательно осматриваться вокруг и, никого не обнаружив, направились в цех, где заглянули в каждый угол. Не миновали они и закуток, ставший приютом парнишке, но он затаился за дверью. Мужчины осмотрели пустую пыльную каморку и закрыли дверь, сделав вид, что его не заметили. До него долетали фразы:

— Слюшай, Муртаз, и чего ты такой нэдовэр-чивый? Видишь, никого здэсь нэт.

— Береженого и бог бережет, Георгий Автанди-лович! — рассудительно ответил второй.

— И жиди тэпэр ых болше часа! Ноги-то нэ дэрэвянные!..

— А если бы я оказался прав, тогда что бы высказали?

— Пойдом и погрээмса нэмного в машинэ.

— Хорошая мысль, — поддержал третий спутник, и они направились к выходу из цеха… В этот момент вернулся второй подросток.

— Все в порядке: они приехали только втроем! — шепотом сказал он.

— Отлично! Можно докладывать! — Паренек нажал на кнопку связи.

— Да, кто это? — раздался знакомый голос Аркана.

— Это Коля.

— Ну, говори!

— Весь завод осмотрели: никого нет. Собрались уже уходить, а тут приехали те, кого вы мне описали.

— Сколько их?

— Трое. Даже без водителя. Смешные такие: давай везде шарить по углам, видно, вас искали… Я даже слышал кое-что из их разговора.

— Вот как? И что?

— Главный их, Георгий Автандилович, кажется, так его зовут, был очень недоволен этим Муртазом за то, что тот заставил их приехать сюда заранее. Сейчас они пошли греться в машину.

— Что за машина? Номер запомнил?

— «Ауди», бордовая… — Паренек продиктовал номер.

— Да, это машина банка. Вас они не заметили? — Нет.

— Линяйте оттуда домой и постарайтесь, чтобы они вас не увидели. Завтра получите по сто баксов…

— Хорошо, хозяин. А что с рацией делать?

— А вы где сейчас? — Аркан подумал что если пацанов обнаружат, то наличие у них рации может насторожить «партнеров».

— В комнате, справа от цеха, у окна.

— Оставьте ее на подоконнике.

Перед выездом на заброшенный завод Вася, один из боевиков Ростовского, прозванный Водяным за любовь к водным процедурам, пошел по привычке принять душ. Вася-Водяной жил в одной квартире со Степаном Булдеевым и покойным Щербатым. Выходя из душа, Василий услышал, что Степан с кем-то говорил по телефону, но тот, заметив Васю, сразу постарался свернуть разговор:

—: Так что извини, но встретиться в субботу мы не сможем: как-нибудь на той неделе. Я позвоню… — Он положил трубку.

— С кем это ты? — спросил немного удивленный Водяной, впервые увидевший, как Степан беседует по телефону.

— Да так… знакомая одна, — смущенно ответил тот.

— Ну, наконец-то, Степа, и у тебя баба появилась! — обрадовался за него Водяной…

Откуда Василию было знать, что голос в трубке был мужским и принадлежал он господину Широши, который, получив все необходимые сведения о «стрелке» с Арканом на заброшенном заводе, через несколько минут поделился этой информацией с тем, кто ее так страстно ждал…

Тем временем Аркан, окончательно успокоенный донесением своих лазутчиков, приказал кавалькаде двигаться вперед, поручив старшему головной машины — Мамеду Ахмедшахову, бывшему полковнику чеченской армии Басаева, — постоянно сообщать ему обо всех действиях, которые тот производит.

Через пять-семь минут черная «Тойота-лендк-рузер» с самим Арканом и его двумя приятелями, Лехой-Хохлом и Семой-Карой, въехала в ворота и остановилась перед входом в цех. Боевики Аркана, с автоматами в руках, повыскакивали из всех машин и мгновенно окружили здание завода.

И только когда окружение было завершено, Аркан вышел из машины. За ним последовали и два его приятеля.

— Мамед, загляни в цех! — приказал Аркан.

— Хорошо, хозаын! — бодро откликнулся тот и повернулся к своей группе, состоящей из десятка бойцов. — Двоэ за мной, осталныэ слэдом, — приказал он.

Стараясь не шуметь, Мамед махнул своей группе следовать за ним, приблизился к двери цеха и осторожно заглянул внутрь.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Аркан.

— В глубынэ цэха стоат троэ, о чом-то говорат… Одын, в кожаном палтэ, дэржит в рукэ чорный партфэл. Чито дэлат, хозаын?

— Я хочу первый войти и поговорить с «партнерами», — ответил Аркан и ехидно рассмеялся. Он двинулся вперед, за ним его приятели.

— Ты, Мамед, со своей десяткой замыкаешь.

Аркан бодро подошел к дверям цеха, держа наготове керамический пистолет, отобранный у погибшего приятеля Ростовского, но в самый последний момент замешкался, словно у него что-то попало в ботинок, и пропустил вперед своих приятелей, у которых было в руках по автомату. Когда они вошли внутрь, то метрах в пятидесяти действительно увидели троих банковских руководителей. Похоже, те были так увлечены разговором, что даже не обратили внимания на вошедших. Бросив быстрый взгляд по сторонам и никого не заметив, Аркан довольно ощерился и, опередив своих приятелей, размашисто зашагал в сторону «партнеров», на ходу бросив Мамеду:

— Оставь одного у входа, а с остальными окружи их, но на расстоянии, — кивнул Аркан на его группу боевиков. — Кажется, я перестраховался, подняв всю свою команду, — пробурчал он себе под нос.

Аркан был доволен собой: очередной банк, который, как намекнул полковник Громыхайло, вскоре займет достойное место в Москве, через пару минут станет его собственностью. Он уже твердо решил, что через неделю, после того как подгребет под себя всех партнеров «Лесбанка» и передаст своему милицейскому шефу оговоренную сумму, отправится на Канары: пора понежиться на солнышке и отдохнуть от «трудов праведных».

Метров за пять до погруженных в беседу руководителей «Лесбанка», как думал Аркан — будущих покойников, он с достоинством проговорил:

— Ну, что, Георгий Автандилович, доставайте ваш договор: будем подписывать. Мой юрист со мной! — кивнул он на Сему-Кару.

Но ни один из банковских даже не повернул головы в его сторону.

— Вы что, не слышите? Где документы? — начал раздражаться Аркан.

И снова никакой реакции, никакого движения.

— Что за черт? — вспылил Аркан и в тот же момент понял, что перед ним стоят великолепно изготовленные манекены. — Шутить со мной вздумали? — выкрикнул он. — До первого апреля еще далеко! — Он никак не мог поверить, что дело принимает серьезный оборот. — Где вы? Где документы? Пошутили и будет! — вращая головой вокруг, Аркан даже тон изменил на ласково-доброжелательный, с трудом скрывая копившуюся злость.

— Как где? Документы у нотариуса! Забыли, что ли? — неожиданно прозвучал откуда-то сверху насмешливый голос.

Услышав этот голос, Аркан, его приятели, боевики Мамеда, стоящие вокруг манекенов, были настолько ошарашены, что главарь даже испуганно вскинул голову вверх, и за ним машинально задрали головы остальные. Они настолько были увлечены этой своеобразной игрой, что не обратили внимания на появившуюся в дверях молодую женщину.

Это была Джулия, которая, подслушала по «хитрым» часам часть разговора Константина с Ростовским и поняла, что Константин обязательно кинется на помощь Андрею. Села в припаркованную у подъезда машину Савелия и помчалась к шестнадцати часам в сторону заброшенного завода. Не зная точно дороги, она чуть запоздала и, оставив машину у ворот завода, осторожно заглянула в щель забора и увидела стоящих вокруг здания завода боевиков. Тут Джулия немного замешкалась, раздумывая, как незаметно попасть внутрь цеха, где, она была уверена, находился Константин. В конце концов она решила просто использовать фактор внезапности и женскую непосредственность.

Не имея никаких распоряжений по поводу еще одного участника переговоров, боевики Аркана удивленно взглянули на молодую женщину, не зная, как с ней поступить. Один из них, тот, что помоложе, предложил:

— Может, притормозить ее?

— А если она из банка и нужна Аркану? — неуверенно сказал старший. — Сунешься, а потом расхлебывай кашу… Пусть идет, Аркан сам с ней разберется!

Скользнув дерзким взглядом по лицам боевиков, Джулия с уверенным видом вошла в дверь цеха, но там ей дорогу преградил тот, что был оставлен у входа Мамедом.

— Тебя еще куда черт несет? — угрюмо спросил он.

В эту секунду до обостренного долгими тренировками слуха Джулии донесся голос Савелия и имя предводителя бандитов, а потому она зло бросила:

— У Аркана спроси!

Боевик хотел что-то возразить, но Джулия смело и нагло оттолкнула его, бросив:

— Да пошел ты!

Тот пожал плечами, но спорить не стал, посторонился, пропуская ее внутрь.

Не мешкая Джулия устремилась в ту сторону, откуда ей послышался голос любимого мужа. До людей, стоящих группой в центре цеха, оставалось не более десяти метров, как вдруг сверху, откуда-то из-под потолка, по тонкому тросу быстро заскользил вниз мужчина, в котором Джулия сразу узнала Савелия.

Краем глаза она увидела, как сначала один автоматчик, из стоящих поодаль, потом второй направили стволы своих автоматов в сторону спускающегося Савелия. Джулия хотела крикнуть и предупредить его об опасности, но Бешеный уже сам заметил направленные в его сторону стволы и мигом дважды выстрелил из своего любимого «Стеч-кина». Оба автоматчика замертво свалились, а остальные сами бросились на землю, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие.

Эти выстрелы оказались своеобразным сигналом для замаскировавшихся людей Ростовского и Ушбы: за стенами цеха началось настоящее сражение. Бесперебойно застрочили автоматы, взрывались гранаты, слышались одиночные выстрелы. И где-то вблизи тяжело ухал подарок Митрича…

И крики! Со всех сторон раздавались крики ужаса, боли и грязный мат.

При первых же двух выстрелах Бешеного Аркан всей своей трусливой шкурой ощутил такой страх, какого не испытывал даже в самые тяжелые времена в зоне. Этот страх еще больше усилился, когда снаружи здания раздались выстрелы и взрывы. На несколько мгновений Аркана просто парализовало и он не мог ни двинуться с места, ни слова сказать.

У него еще оставалась надежда на тех боевиков Мамеда, что окружали его внутри цеха. Как-никак, а их еще семеро да он с приятелями, итого — десять и все вооружены до зубов: это ли не сила! Аркан даже взбодрился, взял себя в руки и успел выстрелить пару раз куда ни попадя, лишь бы почувствовать, что он может действовать.

Но в этот момент в нескольких местах земляного пола резко вздыбились толстые ржавые железные листы, которыми прикрывались траншеи электро— и теплокоммуникаций цеха. Из-под этих листов встали во весь рост те, кто укрылся там до поры до времени: Ушба, его вечный телохранитель Мамука, Ник, Саша Питерский, Константин Рокотов, Андрей Пятигорский. Последним выскочил из-под железных листов Ростовский. Он замешкался, потому что узнал в летевшем сверху на тросе Бешеного.

«Братишка? Как? Откуда ты здесь?» — промелькнуло в сознании Ростовского; мгновения этих размышлений едва не стоили ему жизни — одна из автоматных пуль, выпущенных беспорядочно стрелявшими боевиками, ужалила его в левое плечо.

Ростовский моментально ответил двумя выстрелами, и тот, кто его ранил, замертво повалился на спину.

К тому времени Бешеный уже спустился на землю и отцепился от троса. На этот раз он сам едва не получил пулю, отвлекшись на бегущую от входа Джулию.

«Господи! Только тебя еще тут не хватало!» — промелькнуло в голове Бешеного, но в следующий момент ему пришлось отвлечься на угрозу с другой стороны: он сделал два выстрела — и два боевика Мамеда отправились в ад.

В этот момент Бешеный заметил, как в сторону Ушбы, одежда которого намокла от кровоточащего послеоперационного шва, направил автомат один из приятелей Аркана. Разворачиваться и стрелять из «Стечкина» было не с руки, и Бешеный, мигом выхватив левой рукой из-за спины десантный нож, взмахнул им, и в следующее мгновение холодная сталь вонзилась в горло Лехи-Хохла, который, отбросив автомат, обхватил шею обеими руками, ткнулся в земляной пол лицом и замер.

Беспощадно строчащего из автомата Мамеда достал из своего «узи» Ушба: очередь снесла Мамеду часть головы, залив все вокруг его кровью и глупыми мозгами. Ростовский увидел, как очередь Семы-Кары угодила в живот Ушбе и того откинуло на землю.

— Ах ты сука! — взревел Ростовский и сделал несколько выстрелов в того, кто посмел попасть в Ушбу.

Ростовский видел, что две пули попали в грудь громиле, но тот продолжал стоять на ногах. Однако Ростовскому было уже не до него: еще двое боевиков противника пытались достать его, и он открыл по ним прицельный огонь, заставив замереть обоих. Не обращая внимания на сочащуюся из плеча кровь, он стрелял и стрелял из своего «Стечкина».

Сему-Кару добил Рокотов-младший, всадив в него почти всю обойму, после чего, прикрывшись листом железа, продолжал стрелять в боевиков. На него тут же перевел огонь последний из оставшихся боевиков Мамеда, пытаясь достать его длинными очередями, и одна пуля ужалила Рокотова в руку, к счастью в левую. Константин, понимая, что находится не под самым удобным прикрытием, замысловато выпрыгнул из-за него и в полете выпустил из своего «Макарова» последние три пули. К его удивлению, автомат боевика захлебнулся: одна из пуль Константина вошла ему между глаз…

Трудно сказать, как в этой страшной кровавой бойне Джулию миновали все пули и как она оказалась вблизи Аркана. Но тот не упустил своего шанса и как зверь бросился на девушку. Левой рукой обхватил ее горло, а правой стал водить керамическим пистолетом из стороны в сторону.

— Не стрелять! Бросить оружие или я ей башку снесу! — заорал Аркан.

— Не стрелять! — выкрикнул Бешеный, медленно опуская свой «Стечкин» на землю.

— Не стрелять! — поддержал его Ростовский и тоже отбросил пистолет в сторону.

И тут произошло неожиданное: Джулия сделала какое-то почти неуловимое движение рукой, и Аркан, разжав ее горло, медленно опустился на колени и неподвижно замер с вытянутой вперед рукой, в которой был зажат пистолет.

Видно, снаружи тоже все было кончено, и в цехе воцарилась тишина, да такая мертвая, что, казалось, пролети муха, и все услышат ее жужжание.

— Я убью тебя, падаль! За всех моих пацанов я тебя кончу! — со злостью воскликнул Ростовский, поднимая с земли свой пистолет.

— Отставить, он должен предстать перед судом! — твердо возразила Джулия, воспитанная на американском уважении к закону и суду.

— Ты еще кто такая, чтобы здесь командовать? — раздраженно спросил Ростовский.

— Андрюша! — крикнул подбежавший к нему Константин Рокотов. — Это же жена Бешеного!

— Жена Бешеного? — удивился Ростовский. — Тогда, сестренка, без базара; только ради тебя! — нехотя согласился он и опустил пистолет.

— Спасибо, Андрюша! — поблагодарила Джулия и тут же повернулась к Бешеному. — Савушка! — чуть не со слезами на глазах прокричала она и бросилась к нему, широко раскинув в стороны руки.

Они устремились навстречу друг другу, как при замедленной съемке. Шаг… еще шаг… еще… Ну когда же они наконец сойдутся? Когда Джулия припадет к его груди? И вдруг она увидела, как ее любимый резко изменился в лице, у него в глазах появился даже испуг и он стал поднимать свой «Стечкин» в ее сторону.

«Что ты делаешь, Савушка?» — захотелось закричать Джулии, но слова почему-то застряли в ее мгновенно пересохшем горле.

В этот момент она услышала сухой щелчок пистолета Бешеного: то ли патроны кончились, то ли заклинило оружие, и в следующее мгновение Бешеный изо всех сил бросился к ней, схватил ее за плечи и закрыл своим телом.

Джулия еще ничего не поняла и подумала, что любимый просто хочет обнять ее… но уже опять слышатся выстрелы… Громкие, беспощадные выстрелы… Один, другой, третий, четвертый…

В тот же миг ее взгляд остановился на застывшей на коленях фигуре Аркана, который, оставаясь в полной неподвижности, нашел-таки силы нажимать на спуск своего керамического пистолета. Все выпущенные им пули безжалостно впились в спину Бешеного.

Джулия ощутила, как обмякло тело любимого мужа, как что-то прошептали его мгновенно побледневшие губы, видела, как бросил он на нее последний виноватый взгляд своих синих глаз, как он закрыл их…

И она сердцем, именно сердцем почувствовала, что Савелий уже мертв… Мертв! Боже, какое страшное, какое безысходное слово! Мертв! Это значит навсегда?!

Джулия беспомощно огляделась вокруг, словно ожидая, что кто-то сейчас подойдет и оживит ее любимого. Никто не посмел шевельнуться при зрелище этой трагедии, а по щеке Ростовского медленно потекла слеза и упала на залитый кровью пол… И сжал Ростовский до хруста в костях свои мощные кулаки…

В этот момент взгляд Джулии вновь упал на того, кто пытался убить ее и от чьих пуль ее заслонил своим телом Савелий.

«Тебя, падаль, именно тебя я защищала от смерти, хотела сохранить тебе жизнь, чтобы ты смог предстать перед судом… Господи! Что я наделала? Из-за меня погиб Савелий! Из-за меня!» Эта мысль своей ужасающей правдой настолько поразила Джулию, что сильно защемило сердце, перехватило дыхание, и она вдруг громко застонала от безысходности.

Потом этот стон резко оборвался, она медленно, очень медленно поднялась с колен. Ее лицо окаменело, а зеленые глаза излучали такую ярость, что, казалось, подобно глазам медузы Горгоны, этот взгляд мог любого превратить в камень. Она подошла к убийце Савелия.

— Нет, ты не имеешь права жить! — тихо проговорила Джулия, потом взяла из его рук керамический пистолет, в котором, судя по выдвинутому затвору, уже явно не было патронов.

— Возьми мой, сестренка! — крикнул Ростовский, протягивая ей свой «Стечкин».

— Нет, на эту мразь даже пули жалко! — процедила она сквозь зубы и, взмахнув керамическим пистолетом, со всей силы ударила Аркана рукояткой под затылок.

Громко хрустнули шейные позвонки, и Аркан, даже не охнув, мертво ткнулся лицом в землю, и его земное существование оборвалось навсегда…

Джулия вернулась к Савелию, села перед ним на землю, положила его голову к себе на колени и молча стала раскачиваться из стороны в сторону, словно баюкая маленькое дитя. А по ее щекам текли крупные медленные слезы…

XXX. След Бешеного

Константин был ранен в руку…

Когда он добрался до телефона, то сразу же позвонил Богомолову.

— Да, вас слушают! — раздался бодрый голос генерала.

— Это я, Костик… — бесцветным голосом проговорил Рокотов-младший.

— Что случилось, племяш? — Богомолов сразу почувствовал какую-то беду.

— Дядя… — Константин невольно всхлипнул.

— Что?! — выдохнул генерал, с трудом сдерживая охватившее его волнение.

— Са… са… — Костя вновь всхлипнул, не в силах выговорить имя своего друга и учителя.

— Возьми себя в руки! — приказал Богомолов. — Говори, что произошло!

— Сейчас… — Константин стиснул зубы, потер пальцами виски, чуть успокоился и быстро выговорил: — Нашего Савелия больше нет!

— Ты что говоришь? Как это нет Савелия? — Константину Ивановичу даже в голову не могло прийти, что Савелий умер.

— Погиб Савелий… дядя… — Константин не выдержал и вновь всхлипнул.

— Погиб?! — выдохнул Богомолов и несколько минут не мог произнести ни слова, потом потер рукой грудь в области сердца, достал из кармана коробочку с нитроглицерином, сунул таблетку под язык. — Ты где сейчас? — каким-то чужим голосом спросил он.

— На Маяковке, у зала Чайковского…

— Жди, сейчас приеду!

Костику показалось, что прошла вечность, прежде чем перед ним остановилась служебная «Вольво» генерала. Богомолов открыл перед ним дверцу, тот молча сел, и машина двинулась вперед. Помолчав несколько минут, Константин Иванович попросил:

— Расскажи, как это случилось?

С трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Константин подробно поведал обо всем, что произошло. Богомолов не успокоился и все спрашивал, спрашивал. В конце концов он добился того, что племянник сообщил о самом начале истории

— когда он перепоручил несчастных стариков заботам Ростовского.

— Господи, Костик, почему ты мне все не рассказал еще тогда? Ведь все можно было сделать по-другому! — Казалось, что генерал даже простонал, настолько больно ему было услышать эту трагическую историю.

— Мне и в голову не могло прийти, что так все обернется! — признался Константин. — Дядя, ты поможешь вернуть квартиру старикам Лукошниковым?

— Вне всякого сомнения! — твердо заверил Богомолов.

— Нужно Воронову сообщить: он же где-то за границей… — вспомнил Константин.

— Он уже знает: я ему позвонил из машины. Андрей завтра вылетает в Москву! Как Джулия?

— Лежит пластом дома и никого не хочет видеть…

— Бедная девочка! Столько смертей свалилось на нее одну!

— Дядя, ты не мог бы помочь с опознанием тела Савелия? Я заикнулся, но Джулия так на меня посмотрела, что я понял: пока ее нельзя трогать!

— Куда его отвезли?

— В институт судебной экспертизы… Они все сейчас там, — со вздохом ответил Константин и добавил: — Еще нужно о похоронах распорядиться — За это не беспокойся: я попросил твоего отца заняться всеми формальностями…

— Да, ему не впервой этим страшным делом заниматься… А на каком кладбище?

— Думаю, что Троекуровское лучше всего: обычно там военных хоронят… Да не волнуйся ты, Костик! Все будет по самому высокому классу! Как-никак, а хоронить будем Героя России… Переговорю с командующим ВДВ, Георгий Иванович Шпак вроде бы с уважением к Савелию относился… А для прощания гроб выставим в Доме офицеров, с почетным военным караулом, орденами… Постараюсь, чтобы и прощальный салют был…

— Господи! — простонал Константин. — На моих глазах погиб, а поверить никак не могу!

— Эта боль, дорогой мой племянник, еще долго будет терзать не только твое сердце, — тихо проговорил Богомолов. — Есть люди, которые уйдут из жизни и никто о них не вспомнит: был ли такой? Жил ли на этом свете? А есть такие, кто навсегда оставляет вечный след в душах множества людей!

— Это ты точно сказал, дядя! Его след никогда не сотрется в моем сердце!

— твердо произнес Константин…

Документы Богомолова помогли преодолеть все формальности, связанные с опознанием, на которое допускались обычно исключительно ближайшие родственники. Дядя и племянник вошли в прохладное помещение морга. Богомолов встал с левой стороны стола, на котором лежало накрытое простыней тело Савелия, Константин — с правой. Дежурный врач вопросительно взглянул на генерала.

— Открывайте, — кивнул Богомолов.

Если до этого генерал еще тешил себя надеждой, что здесь, возможно, какая-то ошибка, то когда взглянул на лицо покойного, сомнения все отпали: это было лицо Бешеного.

Савелий лежал на спине, и его лицо было таким спокойным, словно он просто заснул и сейчас встанет и спросит:

«А что это вы, ребята, такие грустные? Хлопотно все это… « Внимательно вглядываясь в лицо Савелия, с которым они столько всего в жизни испытали, что вполне могло хватить нескольким людям, Константин Иванович перевел взгляд на его предплечье, но оно оказалось девственно чистым.

«Странно, — подумал Богомолов, — о наколке Бешеного, эмблеме десантников в Афгане, напоминающей череп с костями, из-за которой его прозвали в Афганистане Рэксом, легенды ходили, а сейчас ее нет… Сводить ее сам он ни за что бы не стал… Стерлась, что ли? А может, у мертвых наколка бледнеет?.. « Генерал хотел было поинтересоваться у врача, но посчитал это неуместным и вопрос оставил на потом, Константину: может быть, тот что знает?

Еще больше задумался бы генерал, если бы знал, что кроме наколки, сделанной в Афганистане, у Савелия, в том же самом месте должен быть ожог в виде удлиненного ромба— знак Посвящения… Неужели и Космос отвернулся от него?..

Народу на похороны собралось огромное количество. Гроб с телом Савелия, усыпанный цветами, стоял в фойе Дома офицеров. Перед гробом на красных бархатных подушечках лежали ордена и медали, у стенки — многочисленные венки. Каждые полчаса в изголовье менялся почетный военный караул: по одному офицеру с каждой стороны гроба.

Прощание началось с девяти часов утра, но люди стали приходить гораздо раньше. Рядом с военным караулом, с траурными повязками на руке, меняясь каждые пятнадцать минут, стояли многие известные всей стране люди. Прислал теплое соболезнование первый Президент России: по-видимому, здоровье не позволило приехать проститься с ним. Не смог прийти и Виктор Черномырдин, который накануне повредил себе ногу, участвуя в пробеге на снегоходах.

Но могли ли не проститься с Савелием Павел Грачев и Борис Громов, знавшие покойного еще по Афганистану, и сотни и сотни афганцев, приехавших из разных городов бывшего Советского Союза, чтобы отдать последнюю дань памяти честному и смелому человеку. Именно в такие моменты стираются границы между бывшими братскими республиками…

Церемония прощания планировалась до трех часов дня, но людей оказалось столько, что ее продлили еще на час, потом еще. И только в начале шестого огромный кортеж машин двинулся в сторону Троекуровского кладбища. Каждые пятнадцать минут, словно водители договорились заранее, синхронно звучали гудки двигавшихся колонной машин, и к их хору обязательно присоединялись гудки всех проезжающих мимо, словно хотя бы таким образом почтить память великого человека.

Перед тем как процессия тронулась от Дома офицеров, к Константину Рокотову подошел Ростовский и протянул ему видеокассету.

— Что это?

— Все, что происходило в цехе… сам увидишь…

— Спасибо, Андрюша, — тихо сказал Костик и прижал кассету к груди…

Попрощаться с Бешеным пришли не только те, кто близко знал, любил покойного и кто дружил с ним и поэтому считал своим долгом отдать другу последнюю дань. Были на кладбище и те, кто ненавидел Савелия лютой ненавистью и пришел сюда лишь для того, чтобы воочию убедиться, что его уже можно не бояться.

Благодаря стараниям Михаила Никифоровича последнее пристанище для Бешеного было, подобрано буквально в нескольких метрах от могилы его друга — Олега Вишневецкого.

Как Михаилу Никифоровичу удалось за такое короткое время сделать памятник, остается полной тайной. Но у могилы стояла черная гранитная плита, на которой был выбит точный портрет Савелия с его неизменной улыбкой. Казалось, он говорит всем присутствующим:

«Не унывайте, ребята: Мухтар постарается!»

Что в Доме офицеров, что на кладбище, на специально принесенной скамеечке, Джулия сидела рядом с гробом Савелия и не мигая смотрела на него. Сидела молча и неподвижно, словно статуя.

Нет-нет да и катились по ее щекам крупные слезы отчаяния и скорби. Рядом с ней все время находились Андрей Воронов и его жена Лана, которая, вытирая слезы Джулии, не замечала своих, текущих, не прекращаясь ни на секунду.

Чуть сзади родных стояло пятеро десантников с автоматами на груди. Именно им выпало производить троекратный салют.

Выступающих было очень много: каждый хотел сказать о покойном то, что, по его мнению, было известно только ему одному.

Мы же остановимся только на речах трех человек…

Как и положено по старшинству, да и по высокому чину, первым взял слово Богомолов:

— Друзья мои! Для меня и для многих из вас сегодня не только день траура, а самый настоящий черный день. Сегодня мы провожаем в последний путь не просто нашего товарища, не просто дорогого нам человека, а Человека с большой буквы! Даже я, проживший большую и долгую жизнь, часто ловил себя на мысли о том, что мне во многом хочется быть похожим на Савелия, брать с него пример. — С трудом сдержав волнение, генерал продолжил: — Савелий никогда не ловчил, никогда не преступал грань бесчестья. Савелий никому не отказывал в своей помощи, и всякий раз эта помощь оказывалась нужной и своевременной. Я уверен, что своей жизнью Савелий доказал всем, что можно жить по нормальным, честным правилам и законам. И наверняка есть много людей, которые живут только лишь потому, что Савелий вовремя пришел и протянул им руку помощи. Он оставил после себя сына, имя которого тоже Савелий. И я убежден, что его сын вырастет настоящим человеком, достойным своего великого отца.

Милая Джулия, в свое время ты потеряла отца, потом мать, а сейчас любимого мужа, который так тебя любил, как вряд ли мог еще кто-то. Представляю себе, какую боль ты сейчас испытываешь, но ты должна думать о сыне и воспитать его красивым и сильным человеком. И запомни навсегда, что все друзья твоего мужа — это твои друзья и ты в любой момент можешь рассчитывать на нашу поддержку, опереться на наше плечо. Почему-то мне верится, что пройдет время и о Савелии Говоркове будет написано много книг, в которых молодые будут находить прекрасные примеры из жизни настоящего человека и учиться у него. И именно эта молодежь построит новую Россию, к которой будут с уважением относиться другие народы.

Спи спокойно, мой незабвенный друг, мой крестник! Пусть земля будет тебе пухом…

После генерала говорили многие. Наконец к гробу подошел Андрей Воронов, чтобы сказать последнее слово.

— Савушка мой, братишка мой милый… — тихо заговорил он, но вдруг уткнулся Савелию в грудь и, не в силах сдерживаться, горько зарыдал.

Никто не посмел нарушить этот искренний выплеск боли родного и близкого покойному человека.

Вмешаться в ситуацию решил Ростовский: он подошел к брату покойного, оторвал его от гроба, прижал к своей груди и тихо прошептал:

— Держись, тезка! Не раскисай, ведь твой сын смотрит на тебя!

Видно, эти слова дошли до сознания Воронова, он сразу встряхнулся, расправил плечи и сказал:

— Спи спокойно, брат мой! Пусть земля тебе будет пухом! — потом наклонился, поцеловал Савелия в лоб и вернулся к сыну.

В этот момент к Ростовскому подошел Рокотов-старший.

— Сейчас вы будете говорить? — спросил он.

— Да.

— В конце своей речи объявите минуту молчания, потом опустим гроб в могилу под салют десантников! Не возражаете?

— Ни в коем разе!

— Только подайте мне знак, чтобы я готовил людей.

— Хорошо, — ответил Ростовский и подошел ближе к гробу.

— Братья! — громко обратился он ко всем присутствующим. — Мы с Савелием были в стольких переделках, что и пересчитать трудно. Много раз спасал он мне жизнь, не раз спасал ему жизнь и я. Но я не об этом хочу сказать. Нас с Савелием близко познакомил Олег Вишневецкий,. и с тех пор началась наша настоящая мужская дружба. Говорят, что очень трудно изменить человека, изменить его характер. Но я честно признаюсь, что благодаря тому, что в моей жизни появился Савелий Говорков, я постепенно стал другим, мягче, что ли, а может, и более заботливым и внимательным к своим близким. Здесь генерал Богомолов правильные слова сказал о том, что Савелий оставил на земле след, воплощенный в собственном сыне. Но мне хочется добавить, что Бешеный был таким человеком, общение с которым на всю жизнь оставило след и в наших душах. Очень важный жизненный след, который буквально врезается в твою память и никогда не даст нам забыть о нашем дорогом друге. Савелий был таким человеком, о котором даже в бреду нельзя предположить, что он способен поступить нечестно или неблагородно, тем более предать.

Братишка, мы с тобой стали кровными братьями, и я о тебе никогда не забуду! — Ростовский вопросительно взглянул на Рокотова-старшего, и тот согласно кивнул. — Братья! — громко проговорил Ростовский, — давайте почтим память этого прекрасного человека минутой молчания!

Тишина воцарилась над кладбищем. Вроде бы и март месяц, а медленно падает огромными хлопьями снег. Уже темнело, и в свете прожекторов снежинки на деревьях переливались причудливыми цветами. Как же это нелепо: смерть и рядом удивительная красота. По-видимому, природа специально создана так, чтобы в ней соседствовали тучи и солнце, холод и тепло, уродство и красота…

— Спасибо всем! — сказал Ростовский, и тут же по знаку Михаила Никифоровича четко подошли четыре десантника, взялись за крышку гроба, но в этот момент поднялась на ноги Джулия.

— Минуту! — тихо сказала она, но ее все услышали и замерли.

Джулия наклонилась над гробом и несколько минут что-то шептала Савелию на ухо, потом прикрыла ему губы церковной лентой, поцеловала его и повернулась к державшим крышку.

— Закрывайте, ребята! — сказала она, и ее глаза были абсолютно сухими.

Десантники сноровисто закрыли гроб, в секунды вбили в крышку гвозди, потом подхватили гроб, положили его на две специальные ленты, поднесли к могиле и на миг застыли. Опускать начали при первом же залпе салюта. А на третьем залпе грянул оркестр, который, к всеобщему изумлению, как и пожелал однажды Савелий, исполнил «Охоту на волков» Владимира Высоцкого. Даже когда музыка стихла, для всех это было столь неожиданно, что некоторое время все стояли ошеломленные.

К могиле подошел Константин, наклонился, поднял комок земли и бросил его в могилу, прошептав:

— Спи спокойно, мой дорогой учитель, пусть земля будет тебе пухом!

И пусть след твой останется в каждом человеке, который тебя знал…

… след Бешеного…