«Кривая удачи». Расположенные в разных уголках нашей планеты «точки», посетив которые человек становится не просто везучим, а сверхвезучим. Пока что спецслужбам, занимающимся этим таинственным проектом, известны пять «точек». Но следующий объект их внимания — молодой москвич Андрей, — похоже, обладает даром чувствовать и отыскивать новые «точки». Только — где находится последняя из них?! И что случится, если «кривая удачи» будет пройдена до конца?!
ru ru Black Jack FB Tools 2005-04-29 OCR Фензин, http://www.fenzin.org 60167DB1-9DEA-4442-B1B6-208B4448623F 1.0 Чекмаев С.Везуха АСТ, Ермак М. 2004 5-17-022721-3, 5-9577-1184-5

Сергей ЧЕКМАЕВ

ВЕЗУХА

Труднее всего человеку дается то, что дается не ему.

Наименования некоторых географических объектов и учреждений, имена и фамилии персонажей, имеющих реальные прототипы, в данном тексте изменены.

Некоторые из приведенных фактов искажены частично или полностью; отдельные события никогда не происходили в действительности.

Все это не является следствием недостаточной информированности автора, а лишь целенаправленной попыткой скрыть подробности проекта от определенных лиц, способных оказаться среди читателей.

Всем остальным автор приносит свои извинения.

Я замолчал, встряхнул кофейник, добывая последние капли кофе. Единым залпом выпил: остывшая черная жижа отвратительного вкуса почти не подействовала. Я глянул на часы — ни фига себе! — четыре часа пролетели незаметно. За окном ночь, машины затихли, только изредка прошуршит по мокрому асфальту запоздалый частник.

— Ну как? — спросил я Вальку. — Понравилось?

Мог бы и не спрашивать, и так невооруженным глазом заметно: пробрало. За время моего рассказа он несколько раз бегал курить на лестничную клетку. Хороший признак. Валька уже полгода бросает, сейчас третья стадия, не более пяти сигарет в день, так что если он зараз высмаливает дневную норму — это что-нибудь да значит. Я собрался даже плюнуть на все и разрешить ему курить в форточку, чего тут скромничать — идея рассказа так захватила меня самого, что не хотелось прерываться. Хорошо — припомнил вовремя, какой разнос устраивает Натка, стоит ей учуять никотиновый смрад, и решил не нарываться.

В последний раз Валька пропал на несколько минут, я уж начал беспокоится, но тут в прихожей стукнула входная дверь, и до меня донеслась невнятная скороговорка. На кухню Валька вошел, пряча в карман телефон. Кому это он звонил? Жене, что ли? Типа «вернусь сегодня поздно, ложись спать, не жди…» Однако, зацепило его, черт! Сейчас возьмется, как обычно, мои идейки в пух и прах раскритиковывать.

Валька молча сел, извлек сигаретную пачку, нервно помял ее в руках. Я удивленно уставился на нее — пачка была непочатая. Чего же это он — одну уже скурил, за вторую принялся?

— Слушай, Андрюха, — глаза его внезапно стали колючими и холодными, — кто тебе все это рассказал? Проект засекречен.

Я опешил.

— В смысле? Я же тебе говорю — только вчера придумал, затравка для нового романа…

В прихожей тренькнул звонок. Сначала коротко, потом зазвонил длинно и требовательно.

— Сиди спокойно. — Валька рывком поднялся на ноги. — Сиди пока. Я сам открою.

ПРОЛОГ

…Наперерез машине из-за гаражей выкатилась темно-красная «пятерка», мигнула поворотником и остановилась. Битое крыло и пятна ржавчины никак не вязались с тонированными стеклами и пружинящей иглой антенны на крыше.

Андрей вполголоса ругнулся, недобрым словом поминая пижонов, которые вместо того, чтобы просто купить новую тачку, занимаются бесполезным украшательством ржавого старья. Хотел было подать назад, но там, словно из-под земли, вырос черный силуэт какой-то иномарки.

— Какого черта!

Справа подъехал еще и джип, угловатый и огромный, как броневик. Сильные фары осветили салон, Андрей инстинктивно прикрыл глаза руками. Все четыре двери тонированной «пятерки» разом открылись, вперед рванулось несколько стремительных фигур. В бестеневом свете ксеноновых фар движения казались смазанными, словно на плохо смонтированной кинопленке.

«Захват?»

Дрожащей рукой Андрей нащупал в кармане трубку.

«Кому звонить? Полковнику? А может… может, как раз Петру Дмитриевичу надоело возиться с несговорчивым „клиентом“, и именно он отдал приказ на задержание? Или нет?»

Андрей откинул панель с микрофоном — включилась подсветка дисплея.

Как он тогда сказал? «Еще много всяких интересных организаций существует. И наверняка со статистикой у них тоже все в порядке».

Секундное замешательство дорого обошлось Андрею. Не успел он набрать первые три цифры, как машину тряхнуло, сильная рука рванула левую дверь:

— Не трогай телефон!

Андрей трубку не убрал, сказал резко:

— И не подумаю! Пусть мне Петр Дмитриевич сначала объяснит, что здесь…

Он не договорил. В щеку, больно надавив на челюсть, уперся пистолет.

— Я сказал — не трогай! Закрой, мать твою! Вот так. Брось на пол!

Трубка выскользнула из руки и укатилась куда-то под сидение.

— Молодец. А теперь — вылезай!

— Зачем?

— Вылезай, тебе говорят! Ну!

Под дулом пистолета Андрей выбрался из машины. Ноги дрожали. За спиной кто-то опытный и безжалостный схватил его за локти, притянул руки друг к другу и защелкнул на запястьях наручники.

— Не рыпайся!

Перед ним стоял плотный крепыш в полувоенной камуфле — тот самый, с пистолетом. Бездонный зрачок «стечкина» холодно и равнодушно целил в лицо.

— Я про тебя кое-что знаю, — процедил крепыш. Андрей про себя решил называть его главарем. — Мне говорили. Так что слушай внимательно. У меня приказ привезти тебя в одно место, просто привезти, не причиняя вреда, — с тобой хотят поговорить. И я этот приказ выполню. Постарайся мне не мешать, ясно? И запомни сразу: я повторять не люблю!

Для убедительности главарь ткнул Андрея пистолетом в грудь. «Стечкин» глухо щелкнул. Андрей даже не успел испугаться, как из рукоятки, сверкнув в свете фар медными бочонками патронов, вывалилась обойма. Звякнув, она ударилась об асфальт и закатилась под машину.

— Твою мать! — изумленно выругался главарь.

Не переставая материться, он потащил Андрея к джипу. Несколько боевиков обогнали их, открыли двери салона, один полез внутрь, на водительское кресло. Рыкнул двигатель, застучал на предельных оборотах и почти сразу же смолк. Потом еще раз, еще… Корпус «Ландкруизера» сотрясала мелкая дрожь, мотор чихал, пока, наконец, окончательно не заглох.

— Ну что там еще?!

— Не заводится, сука!

Главарь со всей силы пнул «Ландкруизер» в борт, ухватил Андрея за ворот рубашки, притянул к себе:

— Твои штучки, гад?! Не зли меня! Помни, парень, достаточно мне позвонить — и от твоих баб даже на похоронить ничего не останется. Понял меня?!

Андрей вздрогнул, страх за девчонок окатил его ледяной волной: «Господи! Теперь еще и это!»

Стараясь не выдать своего волнения, он сказал:

— Понял, понял… Только от меня это…

— Молчи, <…>!! Раз понял — молчи и делай все, что тебе скажут! — Главарь нагнулся в салон джипа, вытащил из паза переговорник рации. Следом потянулся черный, закрученный спиралью шнур.

— Запасную сюда! — приказал он и, не дожидаясь ответа, небрежно закинул рацию на сиденье. — Вылезайте! Ты и ты — со мной! А ты, — он указал рукой на боевика, который, все еще надеясь завести машину, колдовал над бортовым компьютером, — гаси всю эту иллюминацию! Спрячешься в гаражах, переждешь. Минут через десять после нашего отъезда эвакуируешь машину…

— Но как…

— Слушай меня! Как только мы уедем, машина сразу заведется, понял?! Не спрашивай почему! Заведется — и все! Если же нет… — главарь сплюнул, — уничтожаешь машину и уходишь. Тихо уходишь, оружие применять запрещаю. Ясно?!

— Так точно!

— <…>, где они там!!

Он снова выхватил из салона переговорник, выматерился в микрофон:

— <…>!!! Сколько я буду ждать?!

Рация зашипела, сквозь треск донеслись какие-то слова.

— Что?! Не слышу!

— …(шшшрш) мать… (шшрш) …ся!

— Ничего не слышу! Переключите канал! Ну, что у вас там?

Вместо ответа откуда-то из-за дальних гаражных рядов выскочил человек. Несмотря на камуфляж и заметную воинскую выправку, вид у него был несколько ошарашенный.

— Не заводится, командир! Аккумулятор в ноль!! Разрядился, собака! За каких-то пять минут разрядился! Не понимаю, как…

В ярости швырнув рацию об асфальт, главарь мотнул головой в сторону Андрея:

— Быстро!! Взять — и к ноль-третьему!

Андрея подхватили под локти и потащили к давешней ржавой пятерке с такой скоростью, что он едва успевал переставлять ноги.

— Быстрее! Шевелитесь, <…>!!

Боевик первым, подскочивший к «Жигулям», дернул ручку водительской двери, поскользнулся и, нелепо взмахнув рукой, завалился плечом прямо на полуоткрытую дверь.

— Цел? Не ранен? — главарь уже стоял рядом, настороженно обводя гаражный пятачок дулом пистолета. Со стороны действительно могло показаться, что незадачливого водителя достал невидимый снайпер.

Неестественно вывернутая правая рука боевика повисла плетью. Он попытался встать, неловко оперся на нее и вскрикнул от боли.

— Что с тобой?

— Рука, <…>! Ключицу сломал, похоже… Пострадавшего мигом вздернули на ноги, увели куда-то в сторону от машины. Главарь повернулся к Андрею, процедил сквозь сжатые зубы:

— Ну, парень…

Первый шок от испуга прошел, теперь Андрей смотрел на своих похитителей даже с некоторым интересом: получится или не получится? Он пожал плечами.

— От меня ничего не зависит. Главарь указал на другого боевика:

— Ты поведешь!

Тот вздрогнул, кивнул и нерешительно затоптался у машины.

— Быстрее! — рявкнул главарь. — Сколько нам здесь торчать? А ты, — пистолет снова уперся в грудь Андрею, — завязывай со своими фокусами, ублюдок!!

«А ведь он меня боится, боится до судорог! Единственный из всех. Интересно, что ему такого нарассказали?»

— Чем дольше ты будешь орать, скрежетать зубами и размахивать пушкой, тем меньше у тебя шансов вообще когда-либо отсюда уехать. Она не любит угроз и прямой опасности.

Главарь посмотрел на Андрея с ненавистью, но пистолет убрал.

— Ты меня еще пугать будешь! — все еще злобно, но уже на полтона ниже, рыкнул он. — Садись в машину! Сам! А если что — пеняй на себя! На крайний случай мы и усыпить можем. И не только тебя!

— Уверен? — спросил Андрей с насмешкой, но в машину все-таки полез. Хватит Удачу испытывать.

Часть первая

ОТПРАВНЫЕ ТОЧКИ

Есть три вещи, которые должны делать профессионалы — лечить, учить, убивать. С остальным справятся и дилетанты.

1

— Внимание! Пост семьнаружке тридцать три. Объект вышел из дома, идет по двору в направлении южного въезда.

— Принял, пост семь. Объект вижу. Наружка тридцать трипередвижному два. Объект без машины, сопровождаем пока мы. Возможно, объект будет ловить попутку. Ждите сигнала.

— Передвижной дванаружке тридцать три. Вас поняли, ждем.

— Я наружка тридцать три. Объект спускается в метро. Передайте наружке восемь, пусть встречает. В ближайшие тридцать минут буду без связи.

На троллейбусной остановке толпился народ, и Андрей решил не ждать — себе дороже. Электрическая гусеница, звеня по асфальту цепочками заземлителей, ползет с черепашьей скоростью — из-за пробок — от остановки к остановке. Внутри — толкучка, раскаленный салон, задраенные с зимы люки, осатаневшие от духоты потные пассажиры… Нет уж, лучше пешком. Если не слишком торопиться, то до метро можно дойти минут за пятнадцать. Правда, придется, топать по солнечной стороне, ну да ничего — московское лето еще не взялось жарить на полную катушку, пока даже приятно прогуляться по солнышку. Да и через аллею всегда можно крюк сделать — жиденькая листва чахлых тополей обеспечит какую-никакую тень.

Почему-то вспомнился Стоунхэдж. Прошлую ночь Сибирь снилась, тундра, вертолеты… а теперь — Британия, расцвеченные золотисто-розовыми прикосновениями рассвета громады Стоунхэджа. Андрей недовольно покачал головой. Стареть, что ли, начал? «Бойцы вспоминают минувшие дни…»

Второй день подряд стоит ясная, солнечная погода, нормальная, в принципе, для начала июня, но после двух недель бесконечных дождей и уныло-серой мглы над головой, хочется пробежаться, как мальчишка, по высыхающим лужам, впервые в этом году порадоваться по-настоящему летнему теплу.

Народ уже начал разоблачаться, мужская часть населения шествует по городу в легких рубашках, вытирая потные лбы и лысины разноцветными платками. Слава Богу, дело пока не дошло до пляжных шорт, вошедших в городскую моду с подачи раскованных американцев. Но если такая погода продержится хотя бы недельку — точно замелькают на улицах «багамы» тропических расцветок. Оглядываться, конечно, уже не будут — привыкли, но, прямо скажем, среди джунглей мегаполиса, среди стекла, асфальта и бетона мода пляжей Малибу смотрится по-идиотски.

Слабый же пол, как водится, пустился во все тяжкие, подставляя солнечным лучам шею, плечи, ноги, живот… Да-а, аварий сегодня явно прибавится. Мужчины по непреодолимой своей природе вместо того, чтобы следить за дорогой, больше будут на девушек заглядываться.

Выходит, и к лучшему, что машина закапризничала. Пока в сервисе стоит — целее будет.

А началось все совершенно неожиданно, что называется, на пустом месте. Вчера Андрей намеревался заехать к отцу, но, к сожалению, чуть припозднился на работе, выехал уже после шести и — как результат — влетел в пробку на Садовом. На полчаса, не меньше, привычно замариновался в чадящий бензиновым перегаром железный монолит. Машины двигались еле-еле, асфальт казался мокрым в дрожащем мареве разогретого солнцем и моторами воздуха, лакированные борта и хромированные бамперы слепили глаза. Несколько тачек не первой свежести уже загорали у обочины с поднятым капотом. Из закипевших радиаторов клубами валил пар.

Была бы хоть магнитола, музыку бы послушал или новости, а так — сидел, смотрел, как загипнотизированный, в одну точку. Едва не заснул! И голова раскалывается, подлюка, — денек тогда на работе тот еще выдался. Хотя когда это в туристическом бизнесе летом расслабуха была? Русского человека ни терроризм, ни война, ни болезни не испугают, главное, чтобы дешево и море недалеко.

«Ну, ничего. Сейчас бы только Кольцо проскочить, да самое начало проспекта Мира, а там — по новой эстакаде разгонимся километров за сто, рванем с ветерком, как заправский формульный болид!» — Андрей лениво давил педаль, машина, дернувшись, проползала несколько метров, и снова приходилось жать на тормоз. И вдруг после очередного рывка разом легли все стрелки на приборной панели.

— Что?..

Сзади требовательно посигналили. Андрей вдавил аварийку, однако клавиша не зажглась, не защелкало и реле — тишина. Похоже, всю электрику выбило напрочь. И надо же такому случиться! Ладно бы только аварийка: доехал бы спокойно до дома, там бы и разобрался, но ведь теперь ни стоп-сигналы не работают, ни поворотники. Любой гаишник на ура придерется, да так, что и сотней не отделаешься. Не говоря уж о том, что в такой пробке без «стопов» в зад получить легче легкого. Еще и виноват будешь.

Бывшая отцовская «шестерка», которую Андрей по укоренившейся привычке называл «синенькой», особенно часто его не огорчала, хотя лет ей уже немало. Сначала отец проездил на ней почти год, потом подарил сыну на защиту диплома, да и сам Андрей за рулем уже без малого шесть лет. Так что жаловаться нечего — наши машины столько не живут, разве что в музее, под стеклом. Впрочем, все от ухода зависит.

Вызвав новый хор возмущенных гудков, Андрей кое-как съехал на обочину. Из проезжавшей мимо обшарпанной «Волги» с двумя рулонами рубероида на крыше высунулся потный дачник:

— Нуты! Чайник! Аварийку вруби!

Андрей выбрался из машины, поднял капот. Коробка с предохранителями давным-давно утратила свой первоначальный цвет, крышка засалена настолько, что притрагиваться к ней не хотелось. С трудом преодолев вполне естественную брезгливость, Андрей потыкал пальцем в предохранители, без всякой надежды заглянул в кабину. Лампочка аварийки так и не зажглась.

С трудом разыскав в барсетке визитку автосервиса «ВАЗ-хоум», Андрей вызвал эвакуаторов. Хорошо, что довольный клиент вручил ему недавно дисконтную карту, а то сейчас три шкуры содрали бы за вызов в час пик, да еще на переполненное Садовое.

— …да, что-то с электрикой, стрелки легли — и все, молчок. Аварийка, поворотники — ничего не работает. Нет, фары не пробовал. Сейчас, секунду…

Фары тоже не горели, Андрей несколько раз пощелкал рычажком дальнего света — безрезультатно.

— Не работают. Хорошо, жду. Нет-нет, никуда не уеду, подожду, чего ж теперь… Только учтите — здесь пробка, ваши просто так не проедут.

Пока ждал эвакуаторов, позвонил тому самому клиенту, старшему механику «ВАЗ-хоума»:

— Олег? Привет, Андрей говорит.

— Андрей… э-э… — собеседник замялся, явно перебирая в уме все три сотни знакомых Андреев.

— Из «Евротура».

— А-а! Добрый день, Андрей! Какие проблемы?

— Да понимаешь, я тут встал ни к селу, ни к городу, посреди Садового, электрика вся целиком отрубилась, вызвал ваших, жду вот. Через пару часиков к тебе привезут, ты уж посмотри, ладно?

— Не вопрос, конечно! Небось, со схемой намудрили, как я и говорил, вот и выбило чего-нибудь. Зачем надо бы ту сигналку ставить? Предупреждал же!

— Предупреждал, спорить не буду. А что сделаешь? Подарили вот, куда ее девать-то?.. Да и поначалу все в порядке было. Я в Суздаль успел съездить по конторским делам.

— И чего — все нормально было? Электрика не гасла?

— Да, все о'кей. Ладно, ты извини, я по сотовому звоню… Приеду забирать, тогда и пообщаемся.

— Конечно-конечно. Сам твою тачку погляжу, никому не доверю. Завтра звякну — что и как, лады?

— Договорились. Все, пока. Пойду ваших встречать. Дождавшись эвакуаторов, Андрей поймал машину — спускаться в метро сил уже не было. Дома позвонил отцу, извинился, рассказал все и обещал «подъехать буквально на днях». А потом его быстро сморило, даже не успел проспекты посмотреть, а ведь специально с работы прихватил, чтобы прочитать повнимательнее. Контора планировала открыть автобусный тур-однодневку в Суздаль, Андрею поручили изучить качество местных экскурс-бюро: стоит с ними заключать договора или лучше своих гидов подготовить. Для того и гонял в древний город на прошлой неделе. Надо отчет писать, а в офисе это под силу разве что Юлию Цезарю, никому больше. Тяжело одновременно печатать что-то осмысленное и разговаривать сразу по трем телефонам.

А теперь и дома не получилось — заснул без задних ног. Ночью снилась Сибирь, бескрайний зеленый ковер под брюхом надсадно ревущего транспортника…

Зато проснулся отдохнувшим. Бодрый такой получился Андрей Игоревич, старший менеджер «Евротура», просто держись! Да и настроение вверх поползло, стоило только на улицу выйти. Солнышко припекает, но не сильно, скорее ласково, голоногие девчонки кругом так и шастают, а те сорвиголовы, что на роликах, мимо пролетают в такой одежонке — держите меня четверо!

«А им чего? Каникулы… Везет, блин! А ему опять надо переться в душный офис, сидеть там в окружении вечно трезвонящих телефонов, разбирать почту, без конца отсылать и принимать факсы… Бр-р…»

Метро, правда, подкачало. Духота, жара, запахи все, какие надо, и никакая новомодная «Рексона» не помогает… Народу набилось как сельдей в бочке. Будто бы именно сегодня, сейчас, вся Москва плюс сразу все гости столицы решили спуститься под землю. Все четырнадцать миллионов. Специально, гады, ждали, пока Андрей соберется в метро! Добро, мол, пожаловать, дорогой!

На работу он приехал изрядно помятым, но настроения не растерял. Даже клиентам отвечал приветливо, на курьеров не рычал и не желал, как обычно — про себя, — соответствующих пеших прогулок въедливому начальству.

Но долго радоваться не удалось. Не дали. Весь повышенный тонус разом сошел на нет, стоило только позвонить девушке из автосервиса:

— Андрея Игоревича, пожалуйста.

Голосок хоть и красивый, но какой-то холодный, безэмоциональный, прямо Снежная Королева. Ее величество снизошли пообщаться…

— Да, я слушаю.

— Добрый день, Вас беспокоят из .автосалона «ВАЗ-хоум». Вчера в наш технический центр был доставлен автомобиль марки ВАЗ-21063…

И пошла, и пошла… Теперь уж не «Снежная Королева», а чистый соловей! Какие неисправности были заявлены, каким тестам машина подвергнута, какие новые неисправности обнаружены… и Андрей понял, что сейчас его будут разводить на деньги. Вот прямо сейчас, после «магических» слов: «примерная стоимость работ»…

— Девушка, скажите прямо — сколько? «Королева», сбившись с мысли, на секунду замолчала, и Андрей с тоской подумал о гримасах русского бизнеса.

Стандартная практика автосервисов… Приезжает автолюбитель масло в тачке поменять, а его тут же, запугивая аварией, уговаривают перебрать двигатель, коробку, поставить новый аккумулятор, хорошо если не кузов.

Объяснятся с «мисс Холод» Андрею не хотелось, он еще надеялся сохранить остатки хорошего настроения.

— Простите, а Олег сейчас на месте?

— Секунду, я узнаю…

В трубке пару раз щелкнуло, примерно с полминуты попищала невыносимая однотонная мелодия — гимн эпохи офисных АТС, после чего «Снежная Королева» снова объявилась на том конце провода:

— Извините, но его сейчас нет. На выезде. Передать, чтобы с Вам связался?

— Да, пожалуйста…

Олег перезвонил только в конце рабочего дня, когда Андрей уже собирался уходить.

— Ну, я тебе скажу, повезло, что вчера тачку пригнал. С электрикой-то проблему быстро поправили, там мелочевка была, минут на сорок работы… А на досуге я еще и ходовую решил посмотреть. И чуть инфаркт не заработал. Ты, Андрей, по краю ездил. Еще два-три дня и правая шаровая полетела бы на хрен. Трещина такая, что все на честном слове держалось! Хорошо если подломилось бы где-нибудь во дворе, при развороте, а если на трассе… Представляешь! Костей бы не собрали! Но ты не волнуйся: заменим, подчистим, все будет как новое! Завтра к вечеру я отзвонюсь, расскажу, как дела продвигаются.

Мастер отключился, а Андрей так и застыл на месте с телефонной трубкой в руке. Ведь он как раз собирался, выскочив, наконец, из пробки, втопить по эстакаде на полную, километров под сто

Услужливая память быстренько подбросила соответствующие моменту кадры из любимой Формулы-1: вот по финишной прямой проносится сверкающий болид, крупный план с боковой камеры выхватывает бешено вращающееся колесо… Андрей живо представил на его месте знакомую синюю «шаху». На полной скорости машина неожиданно оседает на правую сторону, неуправляемую «шестерку» моментально срывает со своего ряда, она крутится в ворохе фиолетовых искр, юзом пролетает разделительную полосу… Мгновением позже в борт «синенькой» бьет многотонный, похожий в своей неудержимости на носорога «мерседесовский» джип. Удар отбрасывает легковушку на обочину, машина скрежещет правым бортом по бетонному отбойнику и застывает неподвижно, смятая, искореженная, раздавленная чудовищными перегрузками. Все вокруг застывает, скрипят тормоза, и лишь медленно, неестественно медленно катится по мостовой оторванное колесо, падает, еще минуту качается из стороны в сторону, наконец, замирает.

Да-а…

Короткие, резкие гудки привлекли внимание — Андрей положил трубку на место. Телефон немедленно затрезвонил снова, но подходить не хотелось.

А он еще по поводу электрики переживал. В зад, мол, дадут, виноват будешь, а оплатить никакой страховки не хватит. Так, выходит, та самая «мелочовка» в схеме, про которую Олег говорил, ему жизнь спасла?

Андрей с усилием потер лоб, откинулся в кресле, не обращая внимания на трезвонящий телефон.

«Вот так. Живешь-живешь, а какая-то мелочь, которую ты просто не в состоянии учесть, а то и просто знать не знаешь, уже готовит тебе пропуск на тот свет. Гм, не удивительно тогда, что люди в религию с таких дел ударяются. Волей-неволей начнешь верить в божественное провидение. Лучше всего в буддисты записаться. Чтоб на все смотреть со спокойным фатализмом: какие, мол, проблемы, если после смерти все равно червяками переродимся!»

Ощущение липкого, ирреального страха притупилось, привычно-ироничное отношение к жизни взяло вверх. Андрей покачал головой, почти с усилием хмыкнул: «Тоже мне, буддист! Поздно рыпаться. Раньше надо было, в Японии еще, когда шанс такой представился. Там, конечно, синтоизм больше в почете, но и буддистов немало. Чего ж зевал? Не надо было? Вот то-то и оно. Когда прижмет старуха с косой, все мы такими верующими заделываемся, любо-дорого посмотреть! А до того?»

Ладно, хватит нервы трепать попусту. Что толку пугаться того, что не случилось и теперь уже не случится? Если бы… если бы. Как в детстве дразнились: «Если бы да кабы, то во рту выросли бы грибы! И был бы не рот, а целый огород!»

И вообще — домой пора».

— Пост четыренаружке восемь. Объект выходит.

— Принял, пост четыре. Следую за объектом.

— Внимание всем! По нашим данным объект идентифицирован с вероятностью в шестьдесят два процента. Возможно, это именно то, что мы ищем. Получено первое подтверждение. Будьте предельно внимательны, держите дистанцию. Никаких близких контактов! Что бы ни случилосьнаблюдать и не вмешиваться без приказа. Ясно?

— Пост четыреобщей. Вас понял.

— Наружка восемь общей. Принял.

2

1980 год, Западная Сибирь, Медвежье

1983 год, Якутская АССР, Тас-Тумус

Они так и остались в памяти вместе — детство и Сибирь.

Девять поездок за два года — десятки тысяч километров бесконечного зеленого моря, изредка прорезанного серебристыми змейками рек, или слепящая от горизонта до горизонта снежная подушка тундры, что неторопливо раскручивается под брюхом транспортного «Ми-8».

Там, в Сибири, вообще все неторопливое. Времена года вдумчиво и надолго сменяют друг друга, а ближе к северу даже ночь и день — чуть ли не целые исторические эпохи.

И люди такие же: основательно, без спешки, зато без авралов и лихачества работают, спокойно и размеренно отдыхают. И никак не могут понять этих бешеных городских, что прилетели на буровую под вечер, разом перемахнув за ночь десяток тысяч «кэмэ» и четыре часовых пояса. И сразу же, отчаянно зевая, сорвались на «Медвежье», на двенадцатую скважину, не успев акклиматизироваться, привыкнуть к новому времени, да хотя бы выспаться. Куда, мол, торопятся? Чай, не на пожар… Качают головами неодобрительно:

— А этот, инженер-то, видал? Сынишку с собой привез. У бедного парня глаза слипаются, а папаша все равно в вертолет тянет.

Мама умерла, когда Андрею еще и двух лет не было — она осталась для него образом, каким-то светлым ликом, без конкретных черт. Отцу, инженеру-гляциологу, специалисту по бурению в вечной мерзлоте, часто приходилось командироваться как раз туда, где этой самой мерзлоты навалом. Черт его дернул написать ту работу, которую на все лады расхваливал грузный, черноволосый дядя Арсений, начальник отдела и лучший друг. Революционный метод сверхглубокого бурения, кандидатская степень, премия, новая двухкомнатная квартира. Большую часть года — пустая. Отец все время в разъездах, а маленький Андрейка, естественно, с ним, хоть и было ему тогда всего восемь. А куда деваться? Не оставлять же, в самом деле, крикливой и вечно раздраженной бабе Ире, Ирине Сергеевне, как называл тещу отец… Парень растет серьезным, самостоятельным — пусть лучше будет под отцовским присмотром. Заодно, мол, и мир посмотрит.

Мир, не мир, а Сибири Андрейка насмотрелся. Бескрайние, словно бы даже инопланетные пейзажи… Инопланетные не в смысле — нереальные, а в смысле почти полного отсутствия следов пребывания людей. Необитаемый остров. Да какой там остров! Необитаемый материк! Это в центральной части страны — едешь на поезде, даже пусть сквозь самую дикую чащобу (хотя откуда ей там взяться, дикой-то?), вдруг — облупленный шлагбаум, покосившийся домик обходчика, поросший всякой там лебедой и подорожниками неширокий проселок, наискось пересекающий стальную нитку рельсов. Или, как вестники техногенной цивилизации, — немыслимой высоты опоры ЛЭП, чем-то похожие на марсианские треножники, гудящие, наслаждающиеся мегавольтами и мегаваттами энергии.

А здесь — ничего. Вертолет летит уже полтора часа, за бортом лопасти бешено молотят кисельную пелену туманного воздуха, а внизу… Тайга — ровная, как стол, без конца и края.

Поездка на местном автобусе вообще сродни внеземному вояжу «Лунохода-1».

Автобус? Откуда он здесь, где дороги становятся проезжими лишь на два месяца в году? Геологи, буровики — вообще, таежники так шутят. Старый гусеничный вездеход, проржавевшие кубики болотных понтонов по бокам, заляпанные грязью маленькие смотровые стеклышки. Стрельнув выхлопом, дизель надсадно закашлялся плохой соляркой. Водитель про себя в очередной раз помянул недобрым словом снабженцев и заправщиков со склада ГСМ, ну и, как водится, — директора мехпарка и всю страну в целом. Чтоб им всем!

А-а, все-таки завелся. И медленно, переваливаясь на поваленных гниющих стволах, попер, как древний какой-нибудь стегозавр, попер вперед, уминая траками непролазную грязь в нечто, похожее на дорогу. Автобус… Хорошо не трамвай. Юмор тут у людей свой, специфический, могли и трясогузкой обозвать — дергает, трясет нещадно, сквозь кожзамовую обивку сидений давно уже прощупываются стальные ребра каркаса, кругом какие-то острые углы, огромные тюки. А амортизаторов, естественно, и в проекте не было, так что зад отбить, особенно с непривычки, — самое плевое дело.

С «автобусом» этим и вышел у Андрея казус. Надолго запомнилось. Была зима, вездеход двигался быстрее, чем обычно, ну и позволял себе, естественно, остановки, в маршруте не предусмотренные. А что горючего потрачено больше нормы, так водитель всегда отбрехается. Завяз, мол: тропу завалило, по снежной целине решил объехать и завяз, — без троса и лебедки никак было не вылезти, а уж жрет она, подлюка, сами знаете.

Пока из «автобуса» выгружали тюки с припасами и почтой, пока водитель идиоматически выдержанно объяснялся с начальником партии насчет опоздания, пассажиры вышли размять ноги. Было их четверо всего: Андрей с отцом, буровой мастер с той же скважины — отпускник, да заросший бородой до бровей охотник-зимовщик. Таких пассажиров возить не полагалось — пассажиров вообще изначально возить не полагалось, грузовой же вездеход. Но в непогоду, в туман, в дождь, осенью, а особенно зимой, когда вертолёт и на пятьдесят метров взлететь не может — обледеневает корпус, — сотни таких же вот приземистых вездеходов трудолюбиво ползают по тайге. От буровой — к поселку геологов. От старательской заимки — до базового лагеря. Берут пассажиров, берут, а как же, вот и сиденья даже приспособили. Сиденья — это обычные канцелярские стулья со спиленными ножками, приваренные прямо к полу. Таких, как Андреев отец, подсаживают без вопросов — у него бумажка есть, а если что не понятно, можно и начальника геологоразведки позвать, он на пальцах быстро все объяснит. Охотник же — пассажир совсем запрещенный, безбилетник-безбумажник, значит, должен платить. Деньги живые в тайге большая редкость — они где-то там, на Большой Земле, в сберкассе на счету, в лучшем случае — в окошечке бухгалтерии Салехардского геологоуправления. А чем еще охотнику платить? Найдется чем: свежим оленьим окороком или медвежьей шкурой, лишним выстрелом подпорченной. Не заладилась, видать, охота. Бывает. Здесь и не такое бывает…

Андрейка оказался как бы сам по себе. Отец о чем-то с буровиком разговорился, охотник вообще за всю дорогу хорошо, если два слова сказал, — молчун, да и только. Постоял Андрейка, посмотрел по сторонам, потоптался на примятом снегу, да и засобирался обратно в вездеход. А чего делать-то? Снега кругом море, вездеход траками сугроб примял, стоит, чуть накренившись, — как тут не побегать с гиканьем вокруг остывающей машины, изображая бойца с гранатой и фашистский танк. Жалко, не выйдет. Валенок детского размера на складе базы, естественно, не нашлось — выдали размеров на шесть больше — того и гляди, потеряешь в первом же сугробе.

Повернулся Андрейка, взялся рукой за скобу на боковой дверке и прилип. Ни туда ни сюда, как приклеенный, а скоба металлическая, на морозе промерзшая, холодно. Дернулся — нет, не получается, прихватило намертво, дернул сильнее — ладонь пронзила боль, зато рука на свободе. Андрейка посмотрел на скобу и обомлел — лоскуток кожи висит, а с руки кровь капает. Заплакал Андрейка, отец на плач повернулся, подбежал, начал утешать, да и все взрослые кругом засуетились, забегали, отвели к врачу.

Врач, веселый разговорчивый дядька, Андрейке понравился. Шутил, когда промывал руку спиртом, смеялся, когда смазывал йодом, когда бинтовал, тоже смеялся. Ладонь сразу защипало, но стоило Андрейке пару раз шмыгнуть носом, доктор брови к переносице сдвинул, сказал:

— Ну-ну, отставить сырость! Разве настоящие мужчины плачут? Нам тут плаксы не нужны…

После таких слов, понятное дело, Андрейка все вытерпел до конца, стиснув зубы. Даже не всхлипнул ни разу.

Отец потом объяснил, что при очень низкой температуре, градусов ниже сорока, все в природе меняется, все по-другому. Трескаются крепкие на вид стволы деревьев, густеет бензин, резина крошится, как засохшая штукатурка. Вот так и металл — ни в коем случае нельзя, чтобы он прикасался к голой коже. Потом только с ней, с кожей и оторвешь. Андрейка хлюпал носом, баюкая ноющую руку, но держался — заплакать нельзя!

Второй случай тоже такой… Личный очень. Андрейке уже почти десять, этой осенью он пойдет в третий класс. Тяжелый транспортный «Ми-26» возвращается в Якутск с газового месторождения. Название у него забавное, местное — Тас-Тумус, наверняка, с якутского как-нибудь очень красиво переводится. Как вот Уренгой, например, — так звали дочь местного бога Солнца, которая обернулась кошкой, проползла подземной пещерой полмира и спасла папеньку. И до сих пор ползает, каждый год, чтобы долгая зимняя ночь сменялась таким же полугодовым днем.

Огромный тридцатитонный вертолет пуст — разгрузился у геологов, теперь летит обратно на базу. Повезло Андрейке с отцом, могли еще дней пять попутного транспорта ждать, а так уже вечером будут в Якутске, и уже завтра — Москва!

Впрочем везенье это — тот еще подарок. Лететь в пустом брюхе транспортника, гулком, словно африканский тамтам, грохочущем так, что и разговаривать невозможно, сотрясаемом натужным ревом двух турбин — не самое большое удовольствие в жизни. Сердобольные летчики набросали груду какого-то тряпья: зимние комбинезоны, старые парашюты, стеганые ватники — чего только не нашлось в большом вертолетном хозяйстве! Там и примостились. Пока воздух был ясный, пассажиров даже звали в кабину, чувствовалось, что вертолетчикам стыдно за бедность обстановки. Отец не пошел, задумался над какими-то своими бумажками, а Андрейку пилоты встретили ласково. Показали огромную приборную доску, где ногу сломит не только черт, но и все его адское воинство. Дали послушать в наушниках переговоры якутских диспетчеров, чаем из термоса угостили, горячим и дюже крепким, к такому он не привык. Летчики посмеялись, когда Андрейка закашлялся, но без издевки, по-доброму, и объяснили: бывает у них аврал, перед зимой особенно, когда по две-три ночи подряд не спишь, в сутки по пять рейсов. В сон клонит, особенно когда под ногами один и тот же монотонный пейзаж. Чем взбодриться? Градус — нельзя (ну, это они слукавили малость, а Андрейка по молодости лет поверил), кофе — огромная редкость, а вот чай, да покрепче — самое то.

Целых полчаса в настоящем кресле второго пилота удалось посидеть Андрейке. На тайгу насмотрелся, а то в грузовом отсеке иллюминаторов и нет почти. Но, когда вертолет вошел в низкую облачность, второму пилоту понадобилось его рабочее место, и Андрейку вежливо из кабины выдворили — обратно на ватники с парашютами. Отец молчал, да и о чем говорить, когда в огромном железном брюхе ревет так, что даже кричи в полный голос — не всегда услышишь, а жестами много не набеседуешься. Андрейка и заснул, устал он, ватники, ругай их, не ругай — мягкие, а на шум он уже перестал обращать внимание. Человек ко всему привыкает.

Снилось что-то такое неприятное. Коктейль из всех детских ужастиков. Страшилками Андрейка избалован особо не был, и когда год назад впервые попал в пионерлагерь, то разом загрузился полным пакетом. Кто помнит, тот знает о чем речь — Желтые глаза, Белая рука, Черный автобус, Пятно на стене и прочие ужасы. Детская фантазия не остановима, а любопытство сильнее страха.

В книгах не так. У Шекли, например, только названия у чудищ гениальные (помните: Хват-Раковая-Шейка, Тенепо-пятам, Ворчучело, хотя тут скорее надо переводчиков хвалить), а сами они совсем не страшные, слишком сказочные. А в лагере и заснуть не всегда удавалось, несмотря на то, что рядом еще с полсотни ребят, — весь третий отряд. Хотя и они наверняка не спят, тоже только вид делают.

Здесь, в брюхе транспортника, словно бы вернулись те времена. Наверное, грохот бесконечный подействовал. Такая жуть снилась, что Андрейка проснулся едва ли не с криком. Оглянулся — и обмер: неужто не приснилось! Раскоряченные щупальца, торчащие в полутьме, дрожат, будто извиваются, а по полу, прямо к Андрейкиным ногам что-то подбирается. Тянется, все ближе и ближе, готовится схватить огромными корявыми клешнями, потом откатывается назад, собирая силы для нового броска.

Андрейка, не помня себя от страха, бросился к отцу, прижался, говорит что-то, но не слышно же, не разберешь. Отец сначала нахмурился, хотел было знаком показать: не мешай, мол, не видишь — работаю, потом обнял сына рукой, улыбнулся. Андрейка от улыбки этой вроде успокоился немного, только дрожащей рукой назад, вглубь отсека показывает. Действительно там что-то шевелится, не кажется же ему спросонья! Вот! Опять бросилось, подползло почти к самым ногам — Андрейка в страхе поджал их под себя — не достало, снова откатилось назад, готовится. Сейчас снова кинется! Папка, помоги!

Отец посмотрел, кивнул головой, неслышно рассмеялся. Подтянул к себе огромный рюкзак с кучей карманов и застежек, наклеек и карабинов: предмет жгучей Андрейкиной зависти, белой, правда, не черной — рюкзак сам с завистника размером, как такой носить будешь? А отец, порывшись в одном из боковых отделений, достает… огромный сигнальный фонарь. Бурильщики с Усть-Вилюйского месторождения еще зимой подарили. Сигнальный-то он может и сигнальный, а в пургу от жилого блока к клубу без такого полупрожектора не доберешься.

Достает, протягивает Андрейке: бери, мол. Тот сжался, головой замотал. Как всегда при любом страхе — и хочется, и колется. Хочется посмотреть, что там в темноте, и боязно — а вдруг и правда жуткое чудище. Это в плохих ужастиках герой обязательно топает туда, где точно будет хуже. В дверь, из-за которой доносятся адские вопли, в дом, где живет Фредди Крюгер, в тарелку инопланетян, что полмиллиона лет не обедали и сейчас готовят столовые приборы. В жизни все не так просто. Посмотреть, конечно, хочется, но еще больше хочется не смотреть и, по возможности, спрятаться под одеяло.

Но фонарь манит к себе — тяжелая ребристая рукоять, отполированный многими включениями тумблер. Долго колебался Андрейка, с минуту, наверное, но все же взял. Направил фонарь от себя, вроде как автомат в руках — самое лучшее противочудовищное оружие, но включить — боялся. Как котенок Гав на чердаке. Потом все же пересилил себя, щелкнул выключателем и диким усилием воли сдержал страстный порыв зажмуриться и открывать глаза по одному, постепенно.

Где чудовища? Где клешни и щупальца?! Грузно елозит туда-сюда по своим рельсам, что прямо по полу проложены, люлька разгрузочного механизма. Видать, от постоянной тряски крепления сорвало, вот и катается она по всему трюму, пока кабелей хватает. Натягивается кабель, дергает люльку обратно. Клешни — просто зажимы, а растопыренным клубком змеящихся щупальцев оказались тросы и блоки двух электролебедок грузового люка.

3

1989 год, Великобритания, Бэдфорд-Лондон-Гринвич-Солсбери

Кто бы мог подумать тогда, в восемьдесят третьем, что все так переменится за какие-то шесть лет! Страну не узнать — бурлит, суетится, как разворошенный муравейник. Странное пришло время, непонятное. Воистину, правы были китайцы: нет хуже проклятия, чем пожелать врагу жить в эпоху перемен.

Андрей как раз перешел в 11-й класс — только-только ввели одиннадцатилетнее образование, и нумерация старших классов сдвинулась на один. И буквально через неделю после начала учебного года Андрееву школу захлестнул водоворот набравшей немалые обороты программы «школьных обменов».

Схема обмена проста. Сначала группа особо отличившихся учеников едет на месяц-другой в страну изучаемого языка, вроде как на стажировку. Живут в семьях, посещают местный колледж-гимназию, заводят новых друзей, практикуются в языке. А через пару месяцев с ответным визитом собирались в Союз уже западные ребята. Кто их знает — зачем? Может, за экзотикой, может, просто хотелось посмотреть, наконец, кто же такие эти «крейзи рашен», что умудрились, не вылезая из революций и репрессий, завоевать пол-европы, грозить всему миру ядерной войной, а теперь — извольте-ка видеть — оказались вполне нормальными и вменяемыми людьми.

Одним погожим осенним утром в кабинете директора школы раздался звонок из РОНО и приятный голос зама по общественной работе, изрядного, кстати, подлеца, произнес:

— Алла Аркадьевна? Добрый день, Северцев из РОНО беспокоит. Нам из министерства спустили разнарядку обменов на этот год. Да, вы тоже попали. Именно так. Когда? Сейчас посмотрю… Предварительно — на октябрь-ноябрь… Конкорд колледж. Из какого-то Бэдфорда… Что? Пригород Лондона? Ну, спорить не буду — вам виднее, вы же, так сказать, в материале. Да, сами предлагают программу. Все как обычно: обучение, экскурсии, культурные мероприятия. Проживание в студенческом общежитии, от колледжа недалеко. Нет, в семьях — нет. Ну, не я же это придумал! Да. И не спорьте. Программа одобрена наверху, нам с вами остается только выполнять. Сами понимаете, ответственность не маленькая. Но я на вас рассчитываю. Подготовьте список из пятнадцати лучших учеников. Самых лучших — надеюсь, вы меня правильно понимаете? Да-да. И в пятницу, в четырнадцать ноль-ноль со списком и личными делами жду вас у себя. Хорошо? Постарайтесь меня не подвести, а то на следующий год ваша школа может в списки обменов и не попасть. Опять же, к группе сопровождающие нужны, два человека как минимум. Первый, понятно, — учитель английского… Как? Всеволод Эдуардович? Угу. Ну, пускай. А вот второ-ой… Хочется, небось, Англию-то посмотреть? Плохо, что вы беспартийная, кандидатура может не пройти, но я постараюсь, порадею за вас. И вы уж тогда меня не подведите, ладно? Англия — такая страна… Да-а… Приедете, расскажете. Я вот не был никогда, буду потом завидовать. Конечно. Сильно и причем черной завистью… Ха-ха… Ну, разве что сувенирчик какой привезете. На память. Хорошо-хорошо, посмотрим, что можно сделать. А пока до свидания, до пятницы. Не забудьте — в четырнадцать ноль-ноль.

Ох, и непросто оказалось Алле Аркадьевне отобрать заветную «пятнашку»! Но в итоге РОНОшный Северцев получил свих отличников «боевой и политической», а будущие обменцы стали жить предвкушением встречи с Британией. Попал в их число и Андрей.

Поехали в начале октября. Точнее, полетели. Остались позади долгие сборы, слезные прощания с родителями, напутствия, обещания, а у сопровождающих, как говорят, — беседы в некоторых очень интересных организациях. Хотя, может, и врут…

Сам полет Андрей банально проспал. Всю ночь вместе с бабой Ирой чемодан перепаковывал, вот и не выспался:

— Фотоаппарат взял?

— Взял, баб Ир, куда ж я без него!

— А носков чего так мало положил?

— Да хватит.

— Расческа где? Забыл, небось?

— Во внутреннем кармане. Ну, чего ты, в самом деле? Все я взял! Не маленький уже!

И знаменитый на весь мир лондонский Хитроу тоже не успел как следует рассмотреть. Сели под вечер, моментально проскочили таможню, и сразу загрузились в автобус. Небольшой, уютный, симпатичный такой. Поперек борта — надпись: «Конкорд колледж», вычурная эмблемка и девиз: «Education and concord!» — «Образование и согласие». До общежития доехали минут за сорок, не больше. Двухэтажный домик несколько угловатых форм оказался на удивление чистеньким. Может, до современных многозвездочных отелей он и не дотягивал, а по-хорошему — и рядом не стоял, но для усталых, измученных многочасовым перелетом ребят сгодился на ура.

Кругом все чужое, незнакомое, все интересно. За партами сидят не как у нас — по двое, а по одному: у каждого свой столик. Уроки сдвоенные, вроде как пары в наших институтах, по сорок минут каждый. Перемены совсем коротенькие, только— одна большая, посредине — для завтрака. Больше всего ребят поразил установленный в библиотеке ксерокс. Чудо техники! А учебу-то как облегчает! Вместо того чтобы записываться в очередь на какую-нибудь редкую и оттого, естественно, донельзя необходимую книгу, просто взял ее в читальном зале на пару минут, скопировал нужные страницы, — и всего делов!

Англичане… О, пардон! Британцы, конечно. Как бы это не выглядело со стороны, но здесь, в Англии далеко не каждый считает себя англичанином. English — это только язык, ну, еще может, юмор и пудинг. А вот люди — обязательно британцы, British, никак не English. И тут уж лучше не ошибаться, не дай Бог, напорешься на МакКормика или О'Райли какого-нибудь в шестнадцатом колене, для которого назваться англичанином — все равно, что вены ржавой вилкой перерезать. Кто не верит, может вспомнить капитана Блада. Крутой флибустьер, помнится, никогда не забывал помянуть, что он-де не англичанин, он «имеет честь быть ирландцем».

Вот эти самые британцы тоже поначалу смотрели на наших, как на инопланетян каких-нибудь. Особенно после первого дня, когда почти весь колледж собрали в торжественном зале, а русские, построившись на сцене, заученно отбарабанили сценку-приветствие. Все бы ничего, да вот только Алла Аркадьевна заставила всех облачиться в школьную форму.

Красота!

Ребята поворчали про себя, но оделись, как сказано, а что будешь делать?

В итоге британцы имели счастье лицезреть целую сцену одинаковых до зубовного скрежета парней и девчонок. Бесспорно, у колледжа тоже была своя форменная одежда — пиджаки с эмблемой у лацкана. Только надевали ее по случаям исключительным — на ежегодные построения перед началом нового учебного года и на день проводов выпускников.

На следующий день местная газета не упустила шанс поиронизировать: «…в темно-синей полувоенной форме со знаками отличия, одинаковые, как оловянные солдатики из подарочного набора».

Посмеялись, позубоскалили, но… привыкли.

На знакомом уже автобусе группу вместе с британскими ребятами то и дело возили на экскурсии. В Лондоне побывали, кажется, везде — Биг-Бэн, Тауэр, Вестминстер, собор святого Павла, Королевский Музей Искусств, Британский музей, галерея Тейт…

Ездили в Гринвич, где наши не преминули потоптаться на нулевом меридиане. Странное и удивительное ощущение: вот ты стоишь в восточном полушарии, сделал всего один шаг — и уже в западном!

С борта снующего между Лондоном и Гринвичем миниатюрного кораблика бросили в Темзу пятикопеечные монетки, специально запасенные для такого случая. А в Национальном Морском Музее довелось созерцать знаменитую подзорную трубу адмирала Нельсона и потемневшую от времени доску — кусок планшира флагманского корабля сэра Френсиса Дрейка, победителя (на пару с погодой, конечно) «Непобедимой Армады». Трухлявый, изъеденный временем обломок не очень соответствовал своей роли. Кто-то даже пошутил, что в качестве экспоната просто подобрали в порту первую попавшуюся деревяшку.

А в конце визита нежданно-негаданно свалилась на ребят экскурсия в Стоунхэдж. Вообще, ничего подобного программой не предусматривалось, но в дело вмешался Его Величество Случай. Местные парни, отмечая гостевую победу любимого «Арсенала» над «Миллуоллом», разогревшись подходящими к случаю напитками, ввязались в драку с болельщиками проигравшей команды. Потери понесли обе стороны, парой шишек миллуолльцы не отделались, но и брэдфорская компания пострадала изрядно: сотрясение мозга, трещина в ключице, сломанная челюсть…. Трое оказались на больничной койке и на несколько недель могли забыть как о футболе, так и об экскурсии в Стоунхэдж. А освободившиеся места в группе надо было кем-то заполнить, и попечительский совет решил пригласить на экскурсию русских ребят. По каким-то своим, неведомым критериям, Алла Аркадьевна отобрала Андрея и двух девчонок из параллельного класса — Катю и Ирину.

В экскурсионном автобусе русские оказались в центре внимания. Иринка прекрасно играла на гитаре, а в Британии, как нигде, ценят бардов. Поначалу просто хотели скрасить скучную дорогу, а в итоге получился импровизированный концерт. То Иринка песню споет, то Крис — тоже неплохой гитарист, только зажатый какой-то, неискренний. Гитара у Криса была не совсем такая, как Ира привыкла, да и стеснялась она немного, но когда разыгралась… Инструмент полностью перешел к ней в руки, и Крис даже и не думал забирать назад — далеко ему было до Иринки. Так и сидел пораженный, слушал, раскрыв варежку, как и все остальные.

Британцы притихли. Даже их преподаватель, о чем-то непринужденно болтавший с Аллой Аркадьевной, тоже в итоге пересел поближе — слушать. Мало кто понимал слова, особенно Окуджаву и Высоцкого, поэтому в паузах, когда Иринка подтягивала струны, непривычные к такой размашистой манере игры, вполголоса просили перевести. Андрей с Катей старались, как могли. Надрывные, с выплескивающейся толчками, как кровь из порванной артерии, ритмикой песни Высоцкого производили на слушателей неизгладимое впечатление.

…и еще будем долго огни принимать за пожары мы,

Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,

Про войну будут детские игры с названьями старыми,

И людей будем долго делить на своих и врагов…

В Британии тоже пишут песни о войне, да и чужие поют, французские, американские… Но все-таки о другом, не о силе и героизме, и даже не о подвиге. Все больше о нелегкой доле летчиков-истребителей, что даже сон о любимой девушке не успевают досмотреть, — снова тревожно ревет сирена. И мелодии сосем другие — плавные, задушевные, нет напора, надрыва, скрытой силы, потому и не цепляет.

Странный концерт как-то по-особенному сблизил ребят в автобусе. Больше, чем совместная учеба, экскурсии, вся эта «народная дипломатия». Впервые они ощущали себя вместе, не по чьему-то приказу, не по решению кого-то там, наверху, а по собственному желанию.

А когда Иринка перешла на Цоя, британцы уже втянулись настолько, что даже стали пытаться подпевать. На экскурсию поехали ребята из трех групп, не только из той, что принимала русских, потому язык худо-бедно знала едва половина, но старались вовсю. Пусть не всегда получалось, пусть… зато пели все вместе.

Странно он выглядел, наверное, этот автобус, весь такой строгий, даже чопорный, в общем, — типично британский, с несущимся из окон дружным хором:

Группа крови на рукаве, мой порядковый номер —

на рукаве. Пожелай мне удачи в бою! Пожелай мне-е-е…

Иринка потом рассказывала, что Крис и еще один парень из другой группы — Роберт, просили ее записать слова и аккорды. Понравилось, значит. А через пару дней Андрей случайно услышала доносящуюся из-за полуприкрытых дверей аудитории знакомый припев: кто-то неумело наигрывал «Канатаходца»:

Посмотрите, — вот он без страховки идет.

Чуть левее наклон — упадет, пропадет,

Чуть правее наклон — все равно не спасти,

Но, должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути.

В Солсбери добрались уже после заката. На ночь остановились в небольшой гостинице. Хотя — какое там «на ночь»! Так, несколько часов перекантоваться, согреться, перекусить, выпить чего-нибудь горяченького… И снова в дорогу. Ведь в Стоунхедже, понятное дело, положено встретить рассвет. Без этого никак, иначе, считай, что и не был здесь. Даже экскурсоводы местные живут по странному графику, ложатся в восемь вечера, встают затемно, что называется — с петухами. Группы собираются часа в четыре, а то и в ТрИ — от времени года зависит, чтобы минут за двадцать до рассвета уже быть на месте.

Неподготовленного человека Стоунхэдж подавляет. Громоздкие, практические необработанные каменюки, сравнимые возрастом с египетскими пирамидами, вкопаны в землю примерно на треть. Это и есть менгиры — основные сооружения Стоунхэджа, «каменной ограды».

Сухонькая, чуть сутуловатая экскурсоводша неопределенного возраста, прикрыв глаза, самозабвенно вещала, заваливая группу цифрами: диаметр основного круга, «кромлеха» — почти тридцать метров, внешнего — девяносто семь, высота самого большого менгира — восемь с половиной. Гидша так увлеклась, что почти не замечала, как заскучавшие от монотонного изложения ребята принялись возиться, пытаясь одновременно проснуться и хоть немного согреться. Руководители косились неодобрительно, одергивали особо буйных, но, если честно, и сами были бы не прочь размяться или запалить костерчик. Холодно ведь. Начало ноября в Британии и так не самое уютное время года, а с северо-запада еще и ветерок неслабый задувает. Плюс роса: трава уже пожухла, но вересковые заросли с верхушки до корней усыпаны поблескивающими в лучах приближающегося рассвета капельками. Даже толстая джинсовая ткань не спасала, а каково девчонкам в юбках и колготках?

Хорошо сухарику-гидше: болотные сапоги чуть ли не по пояс, да вязаная овечья безрукавка — и от росы, и от ветра защитилась. Хоть бы предупредила! Ей-то все нипочем. Вон как заливается, чистый соловей!

— …подобные Стоунхэджу сооружения ученые называют «кромлехами», от бретонского «crom» — круг и «lech» — камень.

— Ну, это она чего-то заговаривается! — шепнул Андрей Иринке. — Десять минут назад менгир с того же бретонского переводила. Камень — это «men», а «hir» — длинный.

Два менгира, накрытые сверху каменной плитой, как оказалось, зовутся трилитом.

Заодно выяснилось, что ученые до сих пор не договорились о точном назначении Стоунхэджа. Вроде бы — «пригоризонтная обсерватория», предназначенная для астрономических наблюдений. Только вот что-то слабо верится, чтобы за две тысячи с лишком лет до нашей эры, кто-нибудь всерьез озаботился изучением движения небесных тел. Разве что где-нибудь в Урарту или Ассирии. Но не здесь же, среди полудиких бриттов с корнуольцами! Скорее всего, наблюдали тут действительно за небом, но больше для того, чтобы день равноденствия или солнцестояния не пропустить. Еще считается — гидша не без гордости на этом заострилась, — хозяева Стоунхэджа, друиды могли солнечные и лунные затмения предсказывать, правда, только после того, как накопили фактический материал лет за двести. Ну, а потом самое время соплеменников шокировать, намекая на прямую связь с богами. Мол, если какие проблемы, сейчас быстренько солнце остановим — мало не покажется! Небось, никто и пикнуть не смел. Такие ребята легко могли силы целого племени мобилизовать, чтобы нагромоздить всю эту каменную вакханалию. Жрецы, но не астрономы же!

Сухарик загибала дальше: Стоунхэдж, оказывается, сооружался за триста лет, в несколько этапов. Похоже на то: надо же было точно высчитать линию восхода в дни равноденствия, солнцестояния, чтобы потом уже не ошибаться. А то нагромоздят таких вот восьмиметровых дур не в том месте, переставляй потом. Все племя с грыжей поляжет.

— Смотрите!

Заскучавшие было экскурсанты вздрогнули от неожиданности, подошли ближе. Оказывается, это сухарик от своего транса очнулась, показывает на стрельчатую щель меж двух менгиров. Действительно, там какие-то отметки нанесены, вроде клинописи. На горизонте уже разлилось розоватое зарево в полнеба. Небо чистое — почти без облаков, все отлично видно. И стоило показаться первому солнечному лучу, как ребята, не сговариваясь, завопили от радости. Золотистый зайчик проскочил в щель, перепрыгнул на каменную плиту с отметками, мазанул по россыпи знаков и пропал. Не тот день сегодня, не солнцеворот, но все равно получилось красиво и… странно. Ощущения какие-то необычные. Словно наблюдаешь самый первый восход на Земле, да еще включенный лично для тебя.

Солнце рассыпалось по долине, засверкало в каждой капельке вересковой росы, раззолотило мрачные каменные громады.

И ушла давящая суровость древних камней, ушла вместе с ночной тьмой и холодным дыханием Атлантики. Светло как-то стало, светло и радостно, будто бы очнулась от многолетнего сна частичка души строителей Стоунхэджа и выглянула посмотреть на любопытных гостей.

4

Домой Андрей добрался только часам к девяти. Машину по понятным причинам ловить не хотелось — еще давал о себе знать недавно пережитый страх, так что пришлось опять спускаться в метро. Сплошной поток вечерних пассажиров начал уже потихоньку мелеть, — на этот раз удалось войти в вагон с первого раза и почти без вреда для здоровья.

Сначала, правда, его изрядно помяло приливными волнами входящих и выходящих людей, но на «Октябрьской» многие сошли, вагон на несколько секунд опустел, и, воспользовавшись моментом, Андрей занял выгодное местечко в закутке у головной двери. Серьезный карапуз, сидевший на коленях у дремлющей мамаши, немедленно потянулся ручкой — пощупать, не достал, насупился и потерял к «дяде» всякий интерес.

Со скуки Андрей взялся изучать рекламные плакаты. Большая часть цветастых агиток расхваливала достоинства макарон, супов и каши «быстрого приготовления», как ни странно — одновременно «недорогих» и «полезных для здоровья». Румяные здоровяки с таким аппетитом уплетали содержимое своих тарелок, что хотелось немедля к ним присоединиться, наплевав на гастрит, язву и прочие прелести «фаст-фудовой» жизни. Прочие же рекламки призывали подключаться к интернету, приобретать новейшие модели сотовых телефонов и модемов. Складывалось впечатление, что подземкой в Москве пользуются одни лишь хакеры. С чугунными желудками.

Почти у самого потолка две косо налепленные и явно самодельные листовки обещали «высокооплачиваемую работу в офисе от 1500S». Сама цифра занимала не меньше половины бумажного квадратика, а вот телефон внизу указан мобильный, что наводило на подозрение об очередном кидалове. Впрочем, это могла быть всего лишь реклама кадрового агентства.

Симпатичная азиаточка с самого ближнего плаката предлагала, улыбаясь, нечто совершенно миниатюрное, высокотехнологичное и по большому счету абсолютно не нужное — то ли сотовый телефон с цифровой фотокамерой, то ли электробритву с выходом в интернет. Две последние остановки Андрей бездумно с ней переглядывался, вспоминая шестилетней давности поездку в Осаку.

Япония не лезла из головы весь вечер. Пока шипела и плевалась в микроволновке неизвестно какая по счету пицца, Андрей даже достал с полки полузабытый сувенир — пластиковое яйцо с таблеткой ТВЭЛа, заботливо протер от накопившейся пыли. Выгравированные на боках непонятные иероглифы переливались в свете настольной лампы, словно бы подмигивали одобрительно.

После ужина Андрей засел наконец-то за суздальские трофеи. Надо бы закончить сегодня с итоговым отчетом. Сколько можно тянуть.

Звякнул телефон:

— Але..

— Андрюха, ты?

— Я. О, Егорка! Привет. А ты кого думал в моей квартире застать?

Егора на самом деле звали Игорем, прозвище он получил за свой залихватский чуб и чисто русское умение пить не пьянея невероятные объемы горячительных жидкостей. Человек он был легкий, веселый, общительный, мир воспринимал через призму насмешливого пофигизма, что, впрочем, не мешало ему успешно выступать на рынке недвижимости в роли консультанта. Руководство фирмы высоко ценило его за прямо-таки фантастическую способность уболтать на раз любого, даже самого недоверчивого клиента.

— Да голос у тебя какой-то… замученный, что ли… Я и не узнал поначалу. Думал — номером ошибся.

Андрей усмехнулся:

— Ага, богатым буду. Ты бы почаще звонил, не узнавал, — глядишь, разбогатею. Может, с тобой поделюсь.

— Ну-ну, так я тебе и поверил. Слушай, я вот по какому делу: ты в субботу вечером — как? Свободен?

— Пока вроде ничего не намечалось. А что?

— Димкина Светка к матери на дачу собралась. Он звонил, спрашивал: кто, когда и что. В общем, можно чего-нибудь замутить.

— А Димыч чего сам не позвонил?

— Ты ч-что?! — от негодования Егор даже начал слегка заикаться, что с ним случалось нечасто. — С-светку что ли не знаешь?! С-стоит ей услышать, как он кого-то обзванивает, враз решит, ч-что наша теплая компания во главе с Димычем решила в ее отсутствие вдарить по бабам, и заявится посреди с-сабантуя, праздник обламывать! Оно нам надо?

— Гм… Да, не подумал.

— Он и со мной-то намеками объяснялся, чтоб Светка не поняла. Предлагает собраться, а то уж с конца апреля, считай, не виделись.

— Это мысль. Только без шашлыков на пленэре на этот раз, ладно? А то я без машины временно… И успеют ли сделать к субботе — неизвестно.

— Влетел что ли?!

Пришлось рассказать. Подробности недавней истории с электрикой и шаровой пробудили в собеседнике легкую тягу к философским обобщениям:

— Дела-а. Вот так и не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Ладно, Андрюх, — все же Егор не мог допустить, чтобы подобные проблемы волновали его больше двух минут. Тем более чужие. — Генеральную линию понял, буду народ в правильном направлении настраивать. Как ты насчет префа? Распишем пулечку-другую под коньячок, а?

— Кто б был против. Ромке звонил?

— Нет еще, тебе первому. В общем, ты в субботу будь готов, как юный пионер, а если чего поменяется — я тебе позвоню. Хорошо? Ну, пока.

Следующий день, пятница, выдался суматошным. Утром за Андреем заехала конторская машина — пора было заказывать сувениры к грядущей выставке. «Туризм-Экспо 2004» начинался всего через две недели, и руководство желало встретить центральное туршоу года во всеоружии. Андрей провел в офисе полиграфической фирмы несколько часов, подбирая с предупредительными консультантами нужные образцы. Ловкие менеджеры лепили эмблему «Евротура» любых форм и размеров куда только можно, и тут же, прямо с экрана компьютера, показывали заказчику. Фирменные пакеты, ручки, значки, буклеты — в глазах просто рябило от нескончаемого потока вариантов. Заказывай — не хочу! Хорошо бы еще и в смету уложиться…

Выбрать удалось не сразу: лишь к концу второго часа Андрей смог совместить обширные планы директора с весьма скромными размерами выделенного бюджета. Замученные полиграфисты провожали капризного заказчика едва ли не с облегчением.

На обратном пути застряли на съезде с Ленинского, недалеко от конторы. Водитель угрюмо молчал, то и дело поглядывая на часы, а развалившийся на заднем сидении Андрей нехотя полистывал завалявшийся с прошлого месяца «Мир новостей», медленно прожариваясь в духовке раскаленного салона. Еще он мечтал, что в конторе его не ждут никакие неотложные дела, и, наверное, можно будет, сдав отчет, смыться с работы пораньше.

Не тут-то было. Сначала шеф затеял «небольшое» совещание, затянувшееся почти на час, а потом весь остаток дня пришлось сидеть в бухгалтерии, сводя концы с концами в финансовых документах по аренде выставочных площадей и все тем же сувенирам. Как всегда выяснилось, что на некоторых из сотни, наверное, кровь из носу необходимых бумажек не хватает печати, подписи или — что еще страшнее — не сходятся итоговые суммы.

— Ну, это же так просто! — терпеливо объясняла Инна Михайловна, главбух. — На бланке счет-заказа должны стоять подписи директора и главного бухгалтера, на приходнике — еще и кассира, а счет-фактуру надо заверять двумя печатями, а не одной. Совершенно невозможно перепутать!

По мнению Андрея ничего простого во всей этой бумажной канители не было. И вообще — он все-таки менеджер, а не бухгалтер. В итоге распухла голова, а мечту устроить себе в пятницу короткий день пришлось забыть, как несбывшийся сон. Даже Олегу насчет «синенькой» позвонить времени не нашлось.

Из дверей родной конторы Андрей вышел лишь около семи, злой и усталый. Мысль о том, что сейчас опять предстоит лезть в душную толчею метро, была противна до судорог, но иначе домой меньше чем за полтора часа не доберешься. Вечер пятницы — это то самое время, когда многомиллионное поголовье дачников сметающим преграды потоком устремляется прочь из города на приусадебные участки. Передвигаться по городу становится невозможно, искушенные автомобилисты стараются в этот день вообще не садиться за руль.

Андрей вздохнул, выругался вполголоса: сейчас, наверняка, еще и в кассу придется стоять минут двадцать. По закону подлости — не меньше. Надо было вчера карточку прикупить поездок на десять, и не мучился бы.

Только кто ж его знал, что все так получится? Задним умом каждый силен. Если б не эта сегодняшняя канитель, сидел бы уж дома давно. А может, успел бы и к Олегу съездить, забрать «синенькую».

Действительно, в вестибюле станции к единственному, как водится в час пик, работающему окошечку кассы выстроилась очередь человек в тридцать. Андрей галантно пропустил вперед стриженую девушку в клетчатой юбке, встал следом — хоть будет чем время скоротать. Ножки у девушки были что надо — стройные, красивые, обутые в изящные остроносые туфельки с золотистыми ремешками. Прямо Золушка!

Но уже через секунду за Андреем, пыхтя и отдуваясь, пристроилась приезжая торговка. Первым делом, ощутимо задев его по ноге, мешочница скинула на пол гигантский баул, потом, смачно дохнув в лицо чесночным перегаром, басовито спросила:

— Ты тута последний?

Когда, наконец, Андрей сунул карточку в приемное гнездо турникета, его состояние было близко к сомнамбулическому. Хотелось только одного: поскорее добраться домой, отключить телефон, завалиться, не раздеваясь, на кровать и проспать часов десять. А лучше — пятнадцать.

Автомат заглотил бумажный квадратик, как голодный хищник, плотоядно зажужжал чем-то у себя внутри, и вдруг с неприятным звуком выплюнул обратно. Андрей, недоумевая, снова пихнул ненавистный кусочек картона в щель, турникет опять разразился негодующим писком.

— Что случилось?

Бодрая старушка в синем метрополитеновском мундире строго смотрела на Андрея из своей стеклянной конуры. Под изучающим взглядом он проверил, правильной ли стороной вставляет карточку в паз, и снова скормил ее ненасытному автомату.

Запищало в третий раз.

— Молодой человек! — воззвала бдительная стражница, переполняемая решимостью пресечь непорядок. — Что вы там копаетесь?! У вас карточка или закончилась, или просроченная!

— Да я ее только что купил! — попытался возразить Андрей.

— Ничего не знаю. Автомат не берет, сами видите. Может быть, бракованная. Идите в кассу, меняйте.

Андрей представил еще один тайм увлекательной игры «Кто последний?», выругался, полез было за бумажником — сунуть в зубы старушке десятку, но та замахала руками:

— Ничего я у вас не возьму. Не положено. Идите в кассу! Идите, идите!

Как ни странно, к окошечку его пропустили без очереди — профессорского вида толстячок, протянувший было кассирше пачку смятых десяток, испуганно отшатнулся, освобождая место.

— Карточку зажевало. Только что купил, а автомат плюется.

Кассирша, неприступная и подозрительная, долго вертела карточку в руках, потом с усталым видом — в смысле: как вы мне все надоели со своими проблемами! — воткнула ее в паз кассового аппарата. Тот немедленно заверещал еще противнее, чем давешний турникет.

За спиной Андрея грустно вздохнули. То ли робость, то ли воспитание, а может, то и другое вместе мешали «профессору» высказать неудовольствие иным способом. Опаздывает, небось.

Нажав на столе какую-то неприметную кнопку, кассирша холодно процедила:

— Сейчас поменяем. Подождите.

Андрей медленно досчитал до двух, спросил, как ему показалось, с сарказмом:

— И долго мне ждать?

Видимо, сарказм от собеседницы ускользнул, ответила она совершенно невозмутимо:

— Сейчас старший кассир подойдет и поменяет. У нее и без вас дел хватает, одна на всю станцию. Подождите пока. Следующий!

«Профессор», испуганно оглянувшись на заскрежетавшего зубами Андрея, проблеял в окошечко:

— На десять поездок, пожалуйста!

Призывая на всех работников метро небесные кары и жуткие напасти, Андрей живо припомнил рассказанную недавно одним из сослуживцев историю. Речь тогда как раз зашла о проездных карточках, и тот парень, Витя, гордо похвастался, что всегда рвет их пополам перед тем, как выбросить. По должности он был кем-то вроде разъездного курьера, потому подземка для него превратилась чуть ли не в личный транспорт. На недоуменный вопрос «зачем» Витя по очень большому секрету поведал, что метрошные кассиры и старушки у турникетов — та еще мафия. Контролерши, улучив момент, собирают использованные карточки, обычно на одну или две поездки, и возвращают в кассу, где их по второму разу продают новым пассажирам. Те, естественно, не смотрят, чистая ли обратная сторона, а, зажав в кулаке билет, устремляются к турникетам. Обмануть автомат таким макаром, конечно, не удается: он просто выплевывает негодный билет в руки недоумевающему пассажиру, который, понятное дело, идет за разъяснениями к контролерше в красной шапочке с молоточками. Сердобольная бабушка, переполненная состраданием к уставшему человеку, предлагает: «Давайте билет и проходите». Операция повторяется до тех пор, пока билет не придет в окончательную негодность. Подобная схема обычно практикуется вечерами или в выходные, когда наплыв не так велик, но, по уверениям Вити, особо ушлые подземные аферистки управляются и в час пик. Продажу таких карточек в кассе, естественно, не фиксируют, а деньги складывают в отдельную стопочку. В конце рабочего дня прибыль делится пополам.

Над Витей тогда посмеялись, ну сколько, мол, можно заработать в день таким способом? Двадцать рублей? Пятьдесят? Смешно!

А сейчас Андрей только пожалел, что не рассмотрел карточку повнимательнее перед тем как отдать ее кассирше. Кто его знает, а вдруг Витя не так уж не прав?

— Молодой человек! Возьмите билет.

Андрей обернулся, протянул руку к окошечку, и в этот момент из глубины подземных галерей донесся странный, совершенно неуместный для метро звук — глухой хлопок, сдвоенный разгулявшимся под низкими сводами эхом. Будто бы кто-то там, внизу открыл бутылку шампанского.

Машинально взяв карточку, Андрей с удивлением прислушался. Чего-то не хватало, чего-то привычного и естественного. И лишь когда через несколько мгновений оно вернулось, Андрей понял: на доли секунды пропал неумолчный метрошный гул. Нет, тишина не наступила — у подземки сотни и тысячи неустанно крутящихся, грохочущих и лязгающих механизмов. Но этот мертвый технологический шум ухо почти не воспринимает отдельно от шагов, разговоров, крика, покашливаний и дыхания людей — от всего того, что сливается в оживляющий подземку гул человеческого присутствия.

Гул исчез буквально на несколько секунд, когда люди на платформе почему-то разом смолкли, а на переполненных эскалаторах все одновременно затаили дыхание, прислушиваясь, пытаясь понять, что же это был за странный хлопок.

А потом внизу закричали. Закричали страшно, с надрывом, и сразу несколько голосов. Андрей прошел к эскалатору, но механизм уже остановили, и недоумевающие люди медленно спускались вниз пешком, все еще ничего не понимая. Из боковой подсобки, застегивая на ходу кители, выскочили несколько милиционеров. Большинство сломя голову побежали вниз, двое оставшихся перегородили эскалатор.

Высоко под сводом, над головами людей зашипел громкоговоритель. Слышно было, как кто-то набрал полную грудь воздуха, но сказать ему не дали — сдавленный голос на заднем плане произнес нечто неразборчивое: «Нельзя… паника…». Громкоговоритель лязгнул напоследок, и шипение смолкло.

Пассажиры заволновались:

— В чем дело?

— Что случилось?

Хмурый милиционер окинул взглядом сгрудившуюся перед эскалатором толпу и процедил сквозь зубы:

— Взрыв на платформе. Станция закрыта. Выходите.

А снизу уже бежали в панике перепуганные люди. Спотыкаясь и расталкивая соседей, они стремились к заветным дверям с надписями «выход» и «выхода нет», лишь бы скорее покинуть это проклятое место, привычную, за много лет вдоль и поперек изученную станцию, где, оказывается, тоже может произойти что-то невозможное, виденное до сих пор только в выпусках тревожных новостей..

— Внимание всем! ЧП на платформе метро «Профсоюзная»! Пятый на связь!

— На связи пятый. Подтверждаю, станция закрыта. Нахожусь у западного входа, наблюдаю за объектом.

— Объект в метро не спускался?

— Нет, не успел. В кассе задержали.

— Как именно? Пятый, подробнее.

— Сначала в очереди долго стоял, потом турникет карточку не принял, объекту пришлось идти, менять. Повезло парню!

— Повезло?! Пятый, вы ориентировку читали?! Почему не докладываете сразу? Что сейчас делает объект?

— Машину ловит. Тут все тротуары забиты, не пройти.

— Пятый, срочно передайте наблюдение передвижному полета три и немедленно, я повторяюнемедленно, в отдел с подробным докладом. Как поняли, пятый, передвижной полета три?

— Я полета три, наблюдение принял.

— Я пятый, вас понял, выезжаю.

5

1997 год, Япония, Осака

Странно, наверное, с детства увлекаясь, с подачи отца, географией и, по собственной инициативе, историей, по окончанию школы поступить в МИФИ. Школьные друзья только таращили глаза в недоумении, когда Андрей бросал небрежно: «Подал вчера документы в инженерно-физический». Андрюха, мол, ты что?! Зачем?

— Ты же все время в историко-архивный собирался! Что тебе, гуманитарию, среди бородатых атомщиков делать?

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог — располагает. Девяностый, последний год существования Советского Союза, расставил новые приоритеты, изменив тем самым судьбы миллионов людей, отдалив, а то и вовсе разрушив, жизненные цели. Появились новые профессии, а те, что были престижными раньше, неожиданно упали в цене, вплоть до полного забвения.

— И на кого бы я в историко-архивном выучился? — спрашивал Андрей критиков. — На крысу канцелярскую с зарплатой в сто рублей? Или на театрального консультанта по декорациям?

Друзья пожимали плечами, отшучивались.

— А что в МИФИ твоем, лучше что ли? Ближайшая перспектива после выпуска — мэнээс в неназываемом ящике какого-нибудь Усть-Сысольска-43… Супер! Если уж так тянет в точные науки, пошел бы на программиста.

Это был такой новый фетиш: года с восемьдесят шестого примерно, когда страна активно пыталась преодолеть компьютерную неграмотность, спрос на компьютерщиков вырос необычайно. В некоторых особо престижных вузах конкурс при поступлении доходил до пятнадцати, а то и двадцати человек на место. В МИРЭА, например, или МГУ. Да и не только в Москве. В Питерский университет, на факультет вычислительной математики, говорят, вообще было невозможно пробиться, разве что при очень большом везении и соответствующих знакомствах.

А вот с физикой дело обстояло попроще, хотя по привычке наука еще считалась прибежищем избранных гениев и детей академиков. Впрочем, самые ушлые и сообразительные уже ломанулись искать местечки повкуснее, освободив пространство для не отягощенных излишними претензиями, для тех, кто готов в поте лица пахать на отдаленную в будущем перспективу кандидатских и докторских.

Собственно, МИФИ Андрею посоветовал радиоастроном дядя Дима, школьный друг отца:

— К атомщикам иди, Андрюша, — однажды сказал он. — Годков этак через пять выгодное будет местечко. Почему? Как бы тебе объяснить… У нас сейчас наработки по атомной энергетике — первые в мире, но пользы от них… как от вентилятора на известном месте. Но это сейчас. А вот через несколько лет, помяни мое слово, все изменится. Засуетятся все, забегают. Нефть все дорожает и дорожает, а добывать уголь скоро станет нерентабельно. Потому как электричество все под себя подомнет. Насчет электромобилей не знаю, но вот отапливать к тому времени наверняка будут какими-нибудь электропечками. Подключил к розетке — и сиди, грейся. Ни от каких аварий не зависишь, плевать тебе на аварии, падение давления в трубах и на не вовремя ушедшего в запой слесаря. Только на все это счастье дешевая энергия будет нужна. Чернобыль — Чернобылем, но без атома как еще ее получить? Соображай, парень! Где будет самое теплое местечко, когда весь мир бросится наш опыт перенимать? Вот тут и наступит для атомщиков «золотое» время. Понимаешь? И по миру поездишь на халяву, и деньгами, думаю, не обидят.

Послушал Андрей дядю Диму, выбрал МИФИ. Пришлось, конечно, покорпеть над учебниками, выкинуть немалые деньги на репетиторов.

И что в итоге? Эх, поймать бы сейчас дядю Диму, да расспросить с пристрастием! Где, мол, эта ваша атомно-энергетическая халява? Да только разве найдешь его теперь! Дядя Дима давно уже эмигрировал в Штаты, сидит сейчас в обсерватории Грин-Бенкс, штат Западная Вирджиния, считает новооткрытые квазары с пульсарами и живет в свое удовольствие. Изредка выезжает на какой-нибудь международный конгресс или симпозиум за очередной премией. До Андрея из далекой России ему дела нет, он и язык-то, небось, позабыл.

Когда через шесть лет Андрей оттрубил, наконец, институтский срок и успешно защитил диплом, выяснилось, что мир почему-то так и не сподобился запасть на атомную энергетику. Страны, сделавшие ставку на АЭС еще в семидесятых, вроде Франции, справлялись и сами, а своя, российская, находилась после распада Союза и передела собственности в глубоком упадке — едва-едва хватало средств на текущий ремонт и минимальное обслуживание изношенной техники.

Андрей оказался не у дел. Друзья, поступавшие в иняз и МГИМО, устроились переводчиками в СП, другие челночили в Польшу и Турцию, кто-то пытался играть на бирже, а Андрею, чтобы хоть как-то жить, пришлось идти в аспирантуру. Конечно, делать карьеру на научном поприще он не собирался — полная бесперспективность этого пути была теперь ясна и ребенку, но на какое-то время… Все-таки какая-никакая зарплата — многие сейчас и такого не имеют, — талоны на спецпитание «за вредность», еще кое-какие положительные моменты. Ну, не устраиваться же, в самом деле, банальным торгашом в оптовую фирму.

Работа, конечно, не сахар. Бывали дни, когда и покурить-то не всегда получалось, не то что пообедать. Молодой аспирант — самый бесправный человек в институте, гоняют его, беднягу, туда-сюда. Все кому не лень:

— Ткачев, результаты готовы?

— Андрей, я же просил систематизировать образцы!

— Андрей Игоревич! Хорошо, что вы еще здесь. Дождитесь, пожалуйста, Корнеева, отдайте ему вот эту папку. А я сегодня пораньше пойду…

Так бы и бегал, наверное, все три аспирантских года, если бы не попался однажды на глаза самому Москвину. Григорию Ильдаровичу или, как звали его в институте по первым буквам имени-фамилии, — «братцу Гриму».

Академик заглянул в Андрееву лабораторию под вечер. Изловил руководителя проекта за пуговицу белого халата — про эту его привычку ходили легенды — и, громыхая не совсем стандартной лексикой, принялся несчастного отчитывать.

Данные на серию опытов он, Москвин, передал еще месяц назад, а результаты, мать их три раза перекосяк, где? За просто так, длинный… гм… нос и красивые глаза гранты не выделяют даже ему, Москвину, на что тогда прикажете их всех, подвергнутых противоестественным сексуальным связям дармоедов, содержать?

Завлаб, который даже и представления не имел, на какой стадии находятся расчеты, потому как свалил все на аспиранта, лишь беспомощно разводил руками и вжимал голову в плечи под напором академических эпитетов.

Руководителя надо было спасать, и Андрей поспешил на помощь.

— Это не наша вина, Григорий Ильдарович! У нас все давно готово, программу еще в начале месяца составили. Но в вычислительном все никак не найдут для нас «окно», чтобы смоделировать процесс, а наших мощностей не хватает. А без этого, сами знаете, в «критической» сборке делать нечего.

Москвин обернулся к молодому аспиранту, смерил оценивающим взглядом. Похоже, до сего момента он даже и не замечал, что в лаборатории есть кто-то еще.

— Да ну? А вы откуда знаете?

Академик всегда подчеркнуто обращался на «вы», даже к тем, кто по возрасту в сыновья ему годился. А то и во внуки.

Под суровым взглядом Москвина Андрей соврать не решился:

— Программу составлял я, — и чтоб совсем уж не подставлять завлаба, добавил: — Константин Викторович проверил, одобрил и написал заявку в ВЦ. Только у них все время находятся дела поважнее…

— Что у них может быть важнее?! — взорвался академик, добавив парочку могучих загибов. — Опять за французов черновой работой занимаются? Ну я им устрою!

Москвин цепко ухватил Андрея за плечо, прогрохотал:

— А ну, берите-ка свои расчеты и пойдем! Я им сейчас покажу, где Макар телят раком ставил!

Пылая гневом, академик выскочил из лаборатории. Андрей схватил со стола коробку с дискетами, сунул подмышку листинги, виновато улыбнулся оторопевшему завлабу и бросился следом.

Тот случай Москвин не забыл, сам проверил расчеты, сам, построив в три ряда весь ВЦ, вводил данные. На похвалу академик был скуп, но малая толика таки досталась Андрею: просматривая результаты, Москвин прогудел нечто одобрительное. А через месяц перевел аспиранта личным приказом в свою группу. В Институте их звали: «птенцы гнезда Григорьева», по известной аналогии.

Сказать по-честному, Андрей не слишком этому обрадовался. Зарплата особо не увеличилась, а вот работы еще прибавилось, хотя, казалось, куда бы еще. Иногда ему даже приходилось ночевать в лаборатории. Такой распорядок не очень нравился подругам, Андрею даже пришлось вытерпеть несколько «семейных» скандалов:

— Ты совершенно не уделяешь мне времени! Днями и ночами в своем Институте! Реши, наконец, что для тебя важнее!

Но работа была интересной, академик — велик и симпатичен, новые сослуживцы оказались отличными ребятами, и Андрей почти не жаловался.

Особых денег тогда у него по карманам не водилось, бывало, что и в еде обходился без изысков, главное — чтоб много и дешево. Может, стоило все-таки бросить науку, уйти в бизнес, каким-нибудь биржевым аналитиком, как некоторые из бывших одногруппников. Податься на вольные хлеба, рискнуть… Через полгода-год, скорее всего, так бы и случилось, но тут совершенно неожиданно для многих на Институт свалилось приглашение на международный семинар по атомной энергии. И не куда-нибудь в Колупаево, а в Осаку.

Сбылось, наконец, с опозданием на несколько лет пророчество дяди Димы. Пока, правда, не полностью, в мелочах, пачки денег пока не торопились распирать карманы, зато объявилась первая ласточка из серии — как он говорил? — «поездить по миру». А вдруг и дальше?..

Министерство экономики, торговли и промышленности Японии затеяло по названию международный, а на деле — российско-японский семинар. Приедут, мол, русские, всему научат и все покажут, причем за копейки, всем известно, какое у них сейчас положение. Произведем своего рода обмен опытом: они нам — свои наработки за сорок лет развития атомной энергетики, а мы им — результаты опытов по накоплению и приумножению пачек резаной бумаги с водяными знаками.

Понятное дело, на таком семинаре никак не могли обойтись без Москвина. Григорий Ильдарович к тому времени уже восьмой год консультировал Минатом по вопросам эксплуатации АЭС: такой опыт японцы упускать не собирались.

Приглашение пришло в Институт в начале сентября. На шесть человек. Вокруг этой цифры сразу же развернулась подковерная борьба и интриги. Через шесть лет после развала Союза поездка в Японию все еще воспринималась многими как недостижимая мечта. А тут — само в руки валится, да плюс командировочные положены немаленькие, и отель японцы обещали чуть ли не самый лучший (тогда еще никто не знал, что такое «самый лучший отель» в Осаке), экскурсионная программа опять же. Кто ж такое упустит? Наш народ на халяву падок. А уж здесь, в Институте, где многие до начала перестройки проходили по «нулевой» степени секретности и считались невыездными, семинар этот — невероятная удача, такая бывает раз-два в жизни.

Москвина завалили просьбами, ссылками на прошлые заслуги, кое-кто не побрезговал угрозами, пообещав нажать на соответствующие кнопки, и тогда ему, Москвину — у-у-у… —мало не покажется. Впрочем, академик был не из пугливых, на уговоры не поддавался, и, в конце концов, в группу отобрали только нужных людей, кроме разве что младшего Тре-губова, молодого и абсолютно бездарного мэнээса. Зато у него был неплохой козырь: Трегубов, или, как его чаще звали в Институте, Артемка, приходился как-никак племянником самому директору. Такому не откажешь. Пусть уж едет, главное — строго-настрого наказать, как в свое время первому вьетнамскому космонавту, ничего не трогать, ни за что не хвататься. А то потом позора не оберешься.

Андрей тоже поехал. И теперь уже безо всяких случайностей, как во время обмена со Стоунхэджем получилось. Свой билет в Японию он честно отработал, горбом. Три месяца перед отъездом только на этот семинар и пахал: собирал материалы по авариям и чрезвычайным ситуациям на АЭС, принятые меры, последствия, даже на скорую руку набросал небольшую записку о возможных путях по предотвращению подобных ЧП в будущем. В итоге, за пару недель до отлета на столе Москвина лежала неслабая подборка материалов да плюс черновик будущего доклада, а Андрей вместо благодарности и заслуженного отдыха получил приказ собирать вещи:

— Со мной полетите. Я на вас, Андрей, давно уже все документы выправил. Ваша светлая голова мне там пригодится — сами понимаете, на Никифорова надежды мало, он только в теории силен, об Артемке я не говорю… Огнев и Хайфиц из отдела ВВЭР — хорошие ребята, знающие, но слишком уж узкие спецы. На кого надеяться?

Большой неправдой будет сказать, что приказ академика оказался для Андрея неожиданным. В тайне он именно на это и надеялся. Сам себя одергивал, разъяснял, что списки давно уже составлены, десять раз обговорены и с японцами, и с Минатомом, и никто не даст в них ничего менять. Даже самому Москвину. Оказалось — не зря надеялся. И слово академика пока еще не растеряло своего веса.

Весь конец недели был заполнен сборами, бесконечными обещаниями привезти то, не забыть это, «специально для тебя, обязательно, конечно», а вечером первого зимнего дня огромный «Боинг» авиакомпании «ЯЛ» ревел турбинами на взлетной полосе. Мягкие кресла, юркие, всегда улыбающиеся миниатюрные японочки-стюардессы и кажущийся бесконечным перелет длиной в десять с половиной часов…

Что обычный человек знает о Японии? Сакура, кимоно, самурай, сакэ, суси, сэнсей, чайная церемония… как ее там по-японски, черт! Еще камикадзе и харакири. Утонченные эстеты вспомнят хайку и танка. Вот и весь список. Не густо. А ведь целая страна, иная цивилизация с историей не хуже, чем у Рима, со своими традициями, собственной религией, другой, почти инопланетной философией…

Это действительно другой мир, непонятный в принципе, что ни говори. Иногда складывается впечатление, что эти спокойные, улыбчивые, низкорослые ребята прилетели когда-то с другой планеты, да так и остались жить на красивейших, но не всегда устойчивых островах ниппонского архипелага.

Для русского человека на каждом шагу поразительные отличия и вопиющие нестыковки, только и остается, что глазами хлопать да челюсть на место водворять. Даже Москвин не выдержал. Григорию Ильдаровичу в жизни довелось немало поездить по заграницам на симпозиумы и конференции — в Европу и даже за океан, но здесь и ему многое было в диковинку. Академик шутливо ворчал:

— Что за город, что за люди? Приезжаешь куда-нибудь в Париж или, например, в Торонто — кругом народ, и все разные. Высокие и низкие, худые и толстые, белобрысые, рыжие, даже лысые есть, а тут? Выходишь на улицу — и все японцы!

Странные характеры, непривычное по европейским нормам поведение, не укладывающиеся в голове традиции…

Наши бы, наверное, на каждом шагу попадали впросак, если бы встречавший делегацию вместе с японцами советник российского посла по науке не придал группе постоянного переводчика или, скорее, гида-консультанта. Немолодой уже, представительный, дипломатично невозмутимый, с идеальным пробором и в безупречном костюме, он чем-то неуловимо напоминал сложившийся по старым фильмам образ советского разведчика.

Переводчик представился Романовским и почти сразу попросил обращаться по имени отчеству — Евгений Исаевич. Опыт дипломатической работы у него был огромный — как-то, уже под самый конец поездки, Романовский обмолвился, что начинал еще при Громыко. Потому он всегда успевал подсказать как, что и когда говорить, сглаживал шероховатости с изяществом профессионала, а вечером каждого дня, уже в гостинице, разъяснял удивившие физиков японские реалии.

В первый же день, после приветственных речей и протокольного обмена любезностями на открытии семинара, когда вся группа собралась в холле гостиницы, со своими комментариями вылез Артем:

— Вы видели, что сегодня во время доклада было?

Во время доклада много чего было, видели все, многие даже записывали, но что имел в виду Артем, никто точно не знал. Посему ограничились вопросительными взглядами и неопределенными междометиями.

— Ну, я имею в виду тот момент, когда министр послал пожилого японца за какой-то цифирью? Старый же человек, уважаемый, нам представлен как вице-директор крупной корпорации, и его заставили бегать, как мальчишку! Будто бы он курьер какой-нибудь! И никто не возразил, не увидел в этом ничего странного! Даже сам вице… как же его… сбегал, принес папочку скоренько, даже поклонился на этот их японский манер — со сжатыми ладонями. А министр взял, что принесли, положил рядом, кивнул — молодец, мол. Даже не поблагодарил!! Да пусть он хоть трижды министр! Старик этот вдвое его старше, лучше бы сам сходил, чем пожилого человека гонять. Небось, не развалился бы! Ан нет — послал, да еще поклон принял снисходительно, по-отечески, будто так и надо! Тьфу!

Физики переглянулись: да, эта картинка многих покоробила, но Артема никто не поддержал — в чужой монастырь, как известно, не принято лезть со своим уставом. Только Огнев из вэвээровцев гулко прогудел в бороду:

— Представляю, куда бы пошел наш министр энергетики, вздумай он какую-нибудь шишку распальцованную из РАО ЕЭС с поручением послать! Адрес бы конкретный получился, трехэтажный, как минимум.

Огневу за Артема ответил Евгений Исаевич. Его спокойный, с небольшой хрипотцой голос заставлял собеседника прислушиваться. Чувствовалось, что такой человек зря говорить не будет.

— Нам в России, после семидесяти лет вытравления аристократии и связанных с ней понятий, не возможно представить, как глубоко в кровь целого народа может укорениться понятие вассальной присяги. Верность самурая сюзерену — одна из ключевых основ японской культуры. Потеряв его, самурай часто совершал сеппуку — ему просто незачем было дальше жить. Часто, но не всегда, и для таких в Японии есть несколько презрительное наименование — «ронин». У нас и на Западе его предпочитают переводить как «наемник», но это не совсем точное значение.

— Но самураев же давно нет! — воскликнул, не выдержав, Артем.

— Только не скажите это японцу. Вряд ли найдется более тяжкое оскорбление — люди здесь привыкли считать себя потомками самураев, по меньшей мере — достойными их памяти. Практически каждая партия перед очередными выборами заявляет, что только она, и никто больше, опирается на старые традиции, многовековую историю, а ее лидеры выводят свое происхождение из рода самых могущественных сегунов. И это часто срабатывает. Не смотрите, что улицы здесь так же заполнены «Макдональдсами», а по телевидению крутят американское кино. Это лишь дань увлечению западной культурой. Помяните мое слово: пройдет пять-шесть лет, обратная волна прокатится по Европе: повальная, но быстропроходящая мода на японское кино, мультики аниме и литературу.

— Влияние западных ценностей… — начал было Артем.

— Ничтожно, — закончил с улыбкой Романовский. — Подумайте вот о чем: американцы насаждают здесь свой образ жизни чуть больше пятидесяти лет, нихонская же цивилизация отсчитывает второе тысячелетие. Несложно предсказать, кто в итоге победит. Да и принятие некоторых внешних проявлений той или иной культуры еще не означает полного слияния с ней. И не будет означать. Особенно здесь. Внутри рядового японца по сути ничего не изменилось: он знает, что любой человек обязан принести присягу сюзерену и верно служить, так, чтобы ни предкам, ни потомкам не было стыдно за него. Ваше счастье, Артем, что Вы никогда не читали стандартных японских договоров о найме на работу. Вот где можно найти массу интересного! Фактически, это присяга, причем присяга лично главе фирмы, в крайнем случае — посту, но никак не корпорации. Для вице-директора господина Мацуи министр экономики — старший по званию и положению. И не важно, у кого больше влияния и капитала. Министр назначен на свой пост премьером, председателем правительства. А правительство, перед тем как приступить к работе, получает, пусть номинально, пусть больше по традиции, чем по реальной власти, но все же — одобрение императора. Поэтому для господина Мацуи приказ министра практически то же самое, что и приказ императора — верховного сюзерена всех японцев. Еще в этом веке его называли божественным. Титул императора — «микадо», по-японски — «верховные врата»… Как Вы думаете, Артем, выполнить приказ такого сюзерена — не есть ли высшее счастье самурая?

Артем, потупившись, молчал.

— Если Вы помните историю, в сорок пятом году японский монарх приказал своему народу не сопротивляться, не умножать пролитой крови. Множество офицеров и рядовых солдат тогда совершили сеппуку, но не оттого, что не были согласны со своим императором, а от стыда и чувства вины. Солдаты посчитали, что именно они виновны в поражении страны, не смогли должным образом защитить своего монарха, выполнить до конца долг самурая. А значит — и жить больше незачем. И все. Остальные подданные выполнили приказ. Не было никакой гражданской войны, реального сопротивления оккупантам, ничего столь привычного для Кореи, Вьетнама и Афганистана. Нация приняла конституцию, зачитанную американским генералом, и пошла по пути свободы и демократии. Правда, в процессе она несколько отклонилась от распланированной американцами роли, построив в считанные десятилетия вторую экономику мира, но в этом повинна лишь национальная работоспособность.

Москвин пробормотал вполголоса, так, чтобы Романовский не услышал:

— Ага. Зато на островах до сих пор кучи американских баз, а солдаты со звездами и полосами насилуют местных девочек и устраивают погромы в японских барах.

Однако у переводчика оказался тонкий слух — а как иначе расслышать нужный вопрос в гаме пресс-конференции или улавливать на переговорах секретные перешептывания соперников?

— Простите, Григорий Ильдарович, у Вас неверные сведения. Вы цитируете выдержки из советской прессы семидесятых годов. На самом деле американская военная полиция довольно резко ведет себя с нарушителями. Их штрафовали, увольняли из армии, а некоторые заполучили немалые тюремные сроки. Так что кроме немногочисленных демонстраций да двух-трех самодельных ракет в год, выпущенных по территории базы больше из озорства и показухи, нежели чем с целью действительно нанести реальный вред, почти никто не сопротивляется американскому присутствию.

— А как же знаменитое дело двух— или трехлетней давности, когда три американских солдата изнасиловали на Окинаве японскую девушку? Местная молодежь тогда, помнится, крепко обиделась, даже дорогу к военной базе блокировали. Тоже скажете — советские газеты придумали?

Проспорили часа три, так и не договорились. Разошлись по номерам — назавтра запланирована плотная программа, надо бы и отдохнуть.

Непосвященному не объяснишь, почему группа собралась в холле гостиницы, а не у кого-нибудь в номере. По извечной русской традиции неформальное общение на любом профессиональном сборище, будь то съезд писателей или научный симпозиум, обычно протекает в номерах. Как водится, с водкой и философскими беседами из серии «ты меня уважаешь?».

Только не в Японии. Чудовищная дороговизна земли на многое в этой стране наложило свой отпечаток. В том числе и на размеры гостиничных апартаментов. Среди местных риэлтеров популярна грустная шутка:

— Как легче всего определить стоимость земли?

— Очень просто. Купюра в 10000 иен (примерно 100 долларов), положенная на асфальт, занимает площадь ценой в свой собственный номинал.

Конечно, этот преувеличение, но весьма характерное.

Чтобы окупить квадратный метр застройки владелец гостиницы вынужден либо драть за проживание три шкуры, и тогда клиенты будут обходить его третьей дорогой, либо нашпиговывать отель тысячей маленьких номеров. Даже, скорее, номерочков: комнатка-спальная, где все пространство занимает кровать, а в ногах стоит телевизор, смотреть который невозможно в принципе, — не удается сфокусировать зрение. Санузел не просто совмещенный, а просто-таки уплотненный: когда сидишь, пардон, на унитазе, колени упираются в дверь, одна рука свешивается в ванну, а вторая — лежит на раковине.

Одному в таком номере тесно. Вдвоем — просто не продохнуть. Впихнуть троих удастся только после длительной голодовки. Так что хочешь, не хочешь, а собираться приходилось в холле. По японским понятиям — просторном: два человека, поднявшись с кресел, в принципе имеют все шансы не столкнуться лбами.

Чудит память, снова прыгает через дни и недели. Следующий запомнившийся эпизод — банкет после экскурсии на атомную станцию «Такахама» под Осакой. Неслабая штука — четыре водо-водяных реактора общей мощностью под три с половиной гигаватта. И носитель, и замедлитель — обычная вода, под давлением. В Японии ввэровских установок больше всего, потому Огнев и Хайфиц здесь были в своей стихии.

Перед началом банкета всей русской делегации презентовали по небольшому сувениру. Маленькая, никчемная с виду вещичка, характерная для японского менталитета, поразила русских физиков своей простотой и — одновременно — гениальностью задумки.

В России так сразу и не понять, почему же внедрение атомной энергетики сопряжено в Японии с такими трудностями. Атомные бомбардировки сорок пятого для всех остальных стран — не больше чем давно минувший исторический эпизод, несомненно трагический, пугающий, но все равно — эпизод. Для Японии это национальная боль и с трудом пережитый кошмар, последствия которого вытравить из памяти невозможно. Последствия радиоактивного заражения здесь известны не понаслышке. Можно только представить, каким жутким, чудовищным ужасом представляется рядовому японцу все, так или иначе связанное с атомной энергией. Совсем неслучайно в немалом количестве японских фильмов-катастроф действует гигантские монстры, вроде Годзиллы, разрушающие все вокруг себя. Причем монстр обязательно порожден радиацией — такой своего рода последыш ядерных испытаний.

Кошмар имеет все шансы перерасти в общенародную панику, стоит японским СМИ хотя бы туманно намекнуть о возможных проблемах на близлежащий атомной станции. Будь то мелкая авария в запорном устройстве сточного коллектора или утечка теплоносителя — общественное мнение реагирует чрезвычайно болезненно: засыпает правительство требованиями закрыть станцию, молодежь надевает белые халаты, расхаживает перед воротами АЭС с плакатами: «Я — жертва радиации». Страх искусственно подогревается некоторыми политиками и воинствующими экологическими организациями.

Еще в начале девяностых, когда программа по строительству АЭС развернулась на всю страну, тогдашний кабинет премьера Хасимото решился на беспрецедентный шаг: выделить средства на пропаганду безопасности атомной энергетики. Видимо, к проекту подключили спецов по психологии толпы, потому как результаты его оказались очень неплохими. Все было продумано до мелочей и кое-какие шаги можно назвать просто блистательными.

Взять, к примеру, тот же сувенир. С виду — ничего особенного: маленькое, герметично запаянное яйцо из прозрачного пластика, гравировка с цифрами, датой, дарственной надписью. Внутри — невзрачная на вид черная таблетка из материала, похожего на эбонит или застывшую смолу. В центре таблетки — сквозное отверстие. Поскольку яйцо почти прозрачное, все отлично видно, таблетку ту можно со всех сторон разглядеть, хотя любоваться там особо не на что. Более неказистой вещицы трудно себе представить. Но только до того момента, пока недоумевающему обладателю яйца не скажут, что же это такое на самом деле. Не пугайтесь: всего-навсего отработанный ТВЭЛ — термовыделяющий элемент атомной станции. Тысячи тысяч таких вот невзрачных таблеток уложены в сердце АЭС — в реакторе.

Сюрприз? Постойте, куда же вы! Он совершенно неопасен — можете проверить любым дозиметром. Элемент свое отработал, больше не излучает.

Ну, убедились?

Забавно, но факт: такой, с позволения сказать, подарок в Японии быстро вошел в моду. Правительственные маркетологи постарались или просто сказалась извечная человеческая тяга ко всему опасному, но заключенному в клетку (держат же некоторые в аквариумах электрических скатов и пираний, а в ванной, на цепочке — крокодилов) — не известно. Однако спрос на «атомные» яйца рос невероятными темпами, производители не успевали поднимать цены.

Вот по такой штучке и подарили русским физикам. К радиационной опасности им было не привыкать — покрутили презент в руках, подивились изобретательности японской мысли, хмыкнули, да и рассовали по карманам. Дома надо будет фон померить. Отработанный ТВЭЛ только в представлении японцев нерадиоактивен, на самом деле он все-таки немножко «фонит» — какое-то мельчайшее количество активных изотопов в нем осталось.

После банкета русскую делегацию повезли в город, на обзорную экскурсию. Все-таки Осака — второй по величине город в Японии, лишь немногим уступает столице. Тьма машин и народу (прав был академик: куда ни глянь — одни японцы!), многоэтажные автомобильные развязки на въезде, двадцатиполосная магистраль, прямой стрелой уходящая в обе стороны за горизонт.

С начала лета Андрей активно начал осваивать подаренную отцом «синенькую» и, хотя в час пик старался пока не выезжать, сносно водить уже научился. Потому и вздрагивал после каждого поворота, когда экскурсионный минивэн выруливал на встречную полосу. К левостороннему движению так просто не привыкнешь. В Британии когда был, так остро не реагировал — не понимал еще что и как, здесь поначалу тоже: с объекта на объект группу возили по скоростным автострадам на автобусе с затемненными стеклами. А в юрком минивэнчике, почти полностью прозрачном сверху для лучшего обзора, — становилось не по себе. Хотелось прыжком пролететь салон, оттолкнуть водилу, крутануть руль в сторону или хотя бы крикнуть: «Стой! Тормози!»… Взгляд привычно упирался в левое переднее кресло — что там за чайник сидит, угробить нас хочет, что ли? Водительское место пустовало… Тьфу, черт! У них же и руль справа! Фу-ух… Скорей бы уж приехать, никаких нервов не хватит.

Осакский музей художественных ремесел осмотрели бегло, чуть ли не рысью, так что и разглядеть-то толком ничего не удалось. В памяти сохранилось буйство красок на веерах и нарядах, невыносимое сияние сотен лакированных шкатулочек, матовые высверки дремлющей до поры боевой стали клинков. И еще — много детей. Разных возрастов. По одному, по два, с родителями и без, они заполняли, казалось, все помещения музея. Не удивительно: ведь в Японии каникулы начинаются в декабре.

Потом был буддийский монастырь, название которого Андрей даже и не старался запоминать, потом переписал с туристского проспекта — Сутеннодзи. Несмотря на то, что в Японии господствующей религией является синтоизм, в стране немало приверженцев буддизма: недостатка в послушниках наставники монастыря явно не испытывали.

Казалось, внутри этих тысячелетних стен время остановилось навсегда. Неспешно шествовали бритоголовые монахи, неспешно развевались на ветру разноцветные вымпелы, неспешно плыли над крышами ватные громады облаков.

Но стоило вернуться в деловую часть города — ощущение замороженной вечности исчезло. Наоборот: безумная свистопляска рекламы, сверкающие, подмигивающие на все лады витрины, бесконечный людской водоворот, стремительно проносящиеся над головой скоростные поезда словно подчеркивали значимость каждой секунды в бешеном пульсе современного мегаполиса.

Огромные, высотой в пять-десять этажей настенные экраны почти без пауз крутили рекламные ролики. Понять о чем — невозможно, сплошные иероглифы, лишь изредка нет-нет да и проскользнет знакомое слово: «Sоnу», «Motorollа», «Toyota»… Что-то было в них одинаковое, похожее, будто бы абсолютно все ролики снимал один и тот же режиссер. Андрей никак не мог понять, что. И только минут через пятнадцать бесконечного мелькания перед глазами сотен однообразных реклам понял: они все рисованные. Мультики. Аниме. Ни одного живого актера, ни одного человеческого лица. Лишь похожие, как близнецы, улыбающиеся головы с неестественно большими глазами и волосами безумных расцветок. Однажды промелькнуло вроде бы вполне человеческое лицо, но в этот момент минивэн резко повернул, экран пропал из виду, и Андрею оставалось только гадать, не привиделась ли ему та улыбающаяся девушка. И уж тем более не вспомнить, чего уж она там рекламировала? Вроде бы что-то косметическое.

Как оказалось, реклама заинтересовала не одного Андрея. Огнев неожиданно обернулся к переводчику, спросил:

— Простите, Евгений Исаевич, давно хотел спросить. Мультики эти, аниме, у них тут сплошняком: в кино, по телевизору, на экранах вон, — он кивнул на мелькнувший за окнами минивэна небоскреб, — сотнями. И все вот с такими, — Огнев развел в стороны руки, показывая, — глазищами. Мы привыкли смеяться, что в Японии это такой национальный комплекс: у самих глаза-щелочки, но уж очень хочется быть похожими на европейцев, вот и рисуют мультяшек с гляделками на пол-лица. А сами японцы как это объясняют? Не может же быть, чтобы в открытую признавались в своих комплексах!

Романовский улыбнулся:

— Нет, конечно, нет. Вы, наверное, обратили внимание, что в аниме действуют, в основном, очень юные герои: дети или подростки? Здесь считают, что большие глаза — это всего-навсего признак детской непосредственности, ясного, открытого взгляда на мир. Потому-то ими и снабжены все мулътяшные персонажи. Но вы, конечно, правы — это комплекс, причем не единственный. Другие не так бросаются в глаза, но тоже довольно показательны.

— Например?

— Вас никогда не удивляло, почему у аниме-героев волосы таких нечеловеческих расцветок? Салатовые, фиолетовые, розовые…

— Гм… никогда не обращал внимания. Черт! А ведь верно!

— А это тоже комплекс. Желание походить на европейцев. У белой расы волосы могут быть каштановыми, рыжими, соломенными, белобрысыми, а у азиатов — только черными.

— Вот-вот, а я что говорил! — пробурчал Москвин, тоже заинтересовавшийся разговором.

— Молодежь красится в немыслимые цвета самых зверских, кричаще-ярких оттенков, ибо черный цвет задавить не так просто. Задним числом — то ли чтобы оправдать эту моду, то ли чтобы поддержать ее — экраны запестрели синеволосыми нимфетками и инфернальными злодеями с малиновой шевелюрой.

К туристическому кварталу минивэн пробивался почти час — московским водителям, который год жалующимся на пробки, надо хотя бы на день-два съездить в Японию. После тех пробок московская толчея покажется милым детским утренником.

Без преувеличения одна из самых известных достопримечательностей Японии — рикша;, само слово — лишь упрощенный для непривычного западного горла вариант, полностью произносится «дзинрикися», с ударением на последнем слоге. Знакомого по многочисленным фильмам и иллюстрациям босоногого азиата в конической соломенной шляпе давно уже нет, повозка прицеплена к разукрашенному велосипеду и называется «педикэбом». Все довольны: японское слово никто больше не коверкает, а западным туристам так привычнее. Среди наших же, понятное дело, слово вызвало нездоровый ажиотаж, японцами не понятый.

Педали сотен педикэбов вертят чинные, где-то даже благообразные китайцы не самого нищего вида. Именно китайцы, потому как японцу не пристало возить каких-то там европейцев на собственном горбу. Дзинрикися-гастарбайтеры относятся к своим обязанностям вполне серьезно, хотя и не скрывают, что их работа — в большей степени показуха для туристов.

Группа расселась по коляскам. По дороге старательно накручивающий педали рикша через переводчика расписывал пассажирам красоты и прелести туристического квартала. Знал он побольше любого гида, только вот информация в большей степени касалась «массажных» салонов, опиекурилен и прочей восточной «экзотики». Москвин слушал вполуха, но под конец и он не выдержал:

— Хорошо, Артемка на второй коляске поехал, без Евгения Исаевича. — И добавил в ответ на недоуменный взгляд Андрея: — Переводить некому. А то бы мигом за экзотикой слинял. Ищи его потом.

Через полтора часа дзинрикися остановились, наконец, перед главной целью всей экскурсии — храмом Сумиеситайся. Синтоистское святилище четвертого века, едва ли не самое древнее во всей Японии, внешне оказалось не слишком величественным. Невысокий, словно бы приземленный храм в окружении тщательно ухоженного, типично японского сада с обязательной сакурой и сливой сорта уме — цветок ее, как объяснил Романовский, вместе с примулой является символом префектуры Осака.

В Японии нет предубеждения против посещения туристами храмов. Входи, смотри, только верующим не мешай. Но русские физики, не сговариваясь, застыли на пороге, пораженные великолепием сотен тысяч маленьких язычков огня, рассыпанных на лакированных панелях. Всего лишь десяток курильниц с жертвенными палочками дымились, недалеко от входа, в честь верховного божества Аматэрасу, но идеально вычищенные дощечки на стенах храма отражали каждый огонек сотни, тысячи раз, и казалось, что все внутреннее пространство утопает в огнях.

Андрей первым решился сделать шаг вперед. Ему в лицо дохнуло теплым, невесомым ароматом благовоний — словно бы прикоснулась к щеке дружеская ладонь.

6

В субботу Андрей проснулся поздно. Вроде бы с утра кто-то звонил, но после вчерашнего, после огороженного барьерами входа на станцию, мигалок и рева съезжавшихся со всех сторон машин тревожных служб и двухчасовой попытки вместе с сотней таких же наивных поймать такси на забитой площади, он проспал, как убитый, почти до полудня.

Андрей набрал Димкин номер.

— Димыч, привет!

— Андрюха! А мы тут тебе весь телефон оборвали. Дрыхнешь, что ли?

— Вроде того. Как твоя половина — уехала?

— Конечно. Я все думал, не дай Бог, дождь будет, тогда бы она точно заартачилась, а так — ничего, с самого утра ускакала. Так что давай, часикам к семи подъезжай. А то Ромка с Егором будут, а тебя все нет, что же нам, пульку без тебя расписывать?

— Не боись, не придется. Буду как штык. Пожрать чего-нибудь привезти?

— Да нет, вроде все есть, полный холодильник. Светка ж меня на целых двое суток оставила — боялась, как бы я с голоду не окочурился. Ты, главное, сам приезжай.

По телевизору, как всегда, крутили бесконечное ток-шоу вперемешку с не менее бесконечным футболом, читать было нечего, и Андрей с трудом дождался вечера. Выехал пораньше. А то мужики достали уже подкалывать: «Чего так рано? Мы тебя раньше двенадцати не ждали…» Ну, опаздывает он иногда, что здесь такого? Ничего, сегодня придется языки-то прикусить.

Да и не помешало бы заглянуть по дороге в одно правильное местечко. Холодильник, конечно, холодильником, но кто же ходит в гости без пузатой бутылочки? Или двух. «Ахтамар», пожалуй, подойдет.

Димкина дверь с весны так и не изменилась — бронированный образчик противовзломной фортификации: голый, ничем не прикрытый стальной лист, наверху старательно выведен мелом номер квартиры. Чистюля Светка уже второй год неустанно капала мужу на мозги, чтобы обил этот ужас хотя бы дерматином. Но Димыч, обычно уступавший жене во всем, неожиданно уперся. Он уверял, что на такую дверь ни один вор не позарится: «Видно же, что у хозяев денег нет. На последнюю заначку дверь поставили, чтоб от соседей не отставать, а на украшательства всякие уже не хватает…» Как в известном мультфильме про Матроскина: «Чужой человек подумает, что в доме кто-то есть, и ничего у нас воровать не будет. Ясно тебе?»

Психологически идея была не так уж плоха, а на многочисленные подначки, что купившиеся на мнимую бедность воры должны быть по меньшей мере слепыми, чтобы не заметить, как хозяин каждое утро выводит из гаража дочиста умытую «Октавию», Димыч не реагировал.

Ромка, считавший себя профессиональным психологом, однажды заметил: «А почему не наоборот: типа, раньше у жильцов по сугубой бедности ничего ценного в квартире не было, а теперь вот — появилось, да такое, что сподобились даже на дверь разориться?» Такой неожиданный вариант поверг Димыча в глубокую задумчивость, но, судя по тому, что внешний вид двери изменений не претерпел, этого все же оказалось недостаточно. Уверенность хозяина поколебать не удалось.

Андрей едва успел коснуться звонка, а изнутри уже гремели засовами. Не иначе с балкона разглядели. Димыч опять, небось, бросает — вот и изгнал бедного Ромку на свежий воздух.

«Психолог-то наш дымит, как паровоз, и получаса без табака не вытерпит».

Дверь распахнул сам хозяин, перегородил собой проход и, широко улыбаясь, разрешил:

— Заходи!

С трудом протискиваясь сквозь немаленькую Димкину тушу в узкую прихожую, Андрей старательно оберегал пакет, чтобы, не дай Бог, не звякнуть раньше времени. Не получилось. Бутылки глухо стукнулись об угол вешалки и хором сказали: «Дзинь!»

Димыч, все еще возившийся с засовами, хищно обернулся, сверкнул глазами. А из комнаты выскочил на звук Егор и уже шел навстречу с распростертыми объятиями:

— Ой, ой! Смотрите, что делается-то! Андрюха не опоздал! Ну все, придется в зоопарк с извинениями звонить…

— Зачем? — не сразу понял Андрей.

— Как это — зачем? Ты же вовремя пришел: чудо какое, невиданное! Медведь сдох, не иначе… В зоопарке траур, небось.

Посмеялись. Димыч картинно нахмурился:

— А почему в зоопарке? В цирке тоже медведи есть, ученые, а такие — вообще на вес золота. И вот из-за такого, как ты, Андрюх, ценное животное, доставлявшее столько радости наивным детишкам, скоропостижно скончалось. Гринписа на тебя нет!

Перепалку прервал зычный Ромкин бас:

— Эй, петросяны! Хватит зубоскалить! Проходите уже сюда…

Сибарит Ромка даже не потрудился встать, протянул руку прямо с кресла:

— Привет, привет, — и добавил, по извечной своей привычке не удержавшись от легкого психологического практикума: — Давай уж, показывай, что у тебя там звякало, народ должен знать своих героев.

Андрей выставил на стол «Ахтамар» в компанию к уже красовавшемуся там пузатенькому «Реми Мартин». Ромка благосклонно кивнул, а Егор восхищенно цокнул языком:

— Вот это дело! Живем!

Вернувшийся в комнату Димыч удовлетворенно обозрел стол, скомандовал:

— Егор, будешь лимон резать, — и, хлопнув Андрея по плечу, добавил: — Молодец! Считай, заслужил благодарность перед строем. Посидим, как люди. Слушай, а что это ты вовремя, а? Подозрительно.

— Вам не угодишь! Поздно приезжаешь — почему опоздал? Рано приехал, опять нехорошо.

— Да мы тут уже ставки хотели делать, когда ты приедешь, — сказал Ромка. — Думали, ты не меньше чем на час опоздаешь, опять пробками будешь отмазываться.

— Облом-с, — посочувствовал Андрей. — Не вышло. «Синенькая» моя в ремонте, пришлось тачку брать. «Копейка» какая-то попалась скрипучая, ржавая, старше меня, наверное.

Егор ухмыльнулся, не упустил возможность подколоть:

— Что, выходит «копейка» быстрее твоей «шахи» бегает? Или водила тормозит меньше?

— Нет, он просто машину меньше жалеет. Ей уже все равно. А «мерины» таких боятся. Ежу понятно, что в случае каких проблем, с водилы снимать нечего.

— А с твоей-то что? — спросил Ромка, лениво переключая каналы. Звук у телевизора был приглушен.

В который уже раз за последние несколько дней Андрею задавали этот вопрос! И с каждым пересказом к его собственному удивлению в истории обнаруживаются новые детали. Где-нибудь через месяц она вообще перестанет походить на правду.

Народ выслушал сочувственно, но и не без иронии. Димыч, расставляя фужеры — в его могучих пальцах ножки выглядели тоненькими и хрупкими, — спросил:

— Андрюх, ты ничего не спутал? Может, просто провод где отошел, или предохранители выбило? А ты сразу в сервис… Тебя там за лоха посчитали и решили маленько раскрутить.

— Я тебе чего — чайник, что ли? Не первый год замужем. Предохранители я первым делом проверил.

— Да ладно! Знаешь, как бывает? У меня на работе паренек есть, так он, хоть и крутит баранку лет пять, все равно представления даже не имеет, что у тачки под капотом.

— Что за намеки? — притворно возмутился Андрей.

— Мало того, — продолжил Димыч, — он хоккей любит, энхаэловский в основном. Смотрит не отрываясь. Ты не поверишь, но однажды он такое загнул! Говорит, на эмблеме моего авто две клюшки нарисованы! Всем отделом ржали, а этот стоит, глазами хлопает. «Что, разве нет?» — спрашивает. Обиженно еще так.

Слушатели недоуменно переглянулись. Что за странные ассоциации? Первым догадался Егор.

— А-а, «Фольксваген»! — рассмеялся он. — А что? В принципе, там можно и клюшки увидать, и косы, и вообще — чего хочешь!

— Тихо! — Ромка включил звук, чуть отстранился от телевизора. — Слушайте!

Серьезная дикторша вещала с экрана:

— …Как удалось установить, взрыв произошел в третьем вагоне приблизительно в девятнадцать тридцать четыре при подходе поезда к станции…

— Тоже мне новость. Утром еще говорили… — протянул Егор. —Я краем уха слышал…

— Подожди!

— …По предварительным данным четыре человека погибли, восемнадцать получили ранения. Трое пострадавших находятся в реанимации, их состояние оценивается как критическое…

Кадр сменился. Любопытная камера, то и дело натыкавшаяся на хмурые лица милицейского оцепления, наконец отыскала просвет — двое в белых халатах тащили носилки, накрытые окровавленной простыней. Камера с любопытством ребенка мазнула по испятнанной бурыми кляксами ткани, потом нацелилась за спины медиков.

Вагон казался самым обыкновенным, если бы не выбитые стекла и здоровенное гаревое пятно между центральными дверями. Сиденья вырвало из гнезд, они валялись дальше по проходу, смятые и опаленные.

Внутри поезда крови почти не было, лишь очерченные мелом угловатые контуры да непонятные метки взрывотехников. Объектив на несколько секунд задержался на одинокой золотистой туфельке с острым по последней моде носком, лежавшей на платформе у самых дверей, потом уперся в испачканного сажей плюшевого котенка. Игрушку уронили во время бегства, когда перепуганные взрывом и криками пассажиры, едва не выдавив двери, выскакивали на платформу. В общей панике котенка затоптали, некогда пушистый и белый мех теперь напоминал грязный, свалявшийся ком.

Через мгновение камеру заслонила могучая пятерня, вид переключился — и в кадре возник уже перекрытый вход в метро, россыпь спецмашин с мигалками и без. Съемочную группу, похоже, выперли от греха на поверхность.

— Руководство московского МВД пока воздержалось от комментариев. Расследование взял под личный контроль министр внутренних дел. Нашему корреспонденту удалось узнать, что основной версией следствия пока остается… Ромка выругался, зло предложил:

— …взрыв бытового газа.

— ..террористический акт, — невозмутимо закончила дикторша. — Работники следственной бригады, с которыми удалось переговорить, также не исключают версии несанкционированной перевозки взрывоопасных материалов или преступной халатности. Ведется следствие.

— Циник ты, Ромка. — Димыч взял пульт, приглушил звук. — Там люди погибли, а ты… Лишь бы поржать.

— Я циник?! А эти, — он кивнул на телевизор, — тогда кто? Помнишь, с месяц назад где-то на Кавказе полдома разворотило? Тоже грузили, как дурачков: газ, газ. Хотя даже самым махровым дилетантам все было понятно. А они твердят, как заведенные: взрыв бытового газа. Не террористы, мол, виноваты, которых мы давно уже всех к ногтю взяли, а советская власть. В худшем случае — сами жильцы. При установке технику безопасности не соблюдали.

— Господи, а советская власть-то причем?

— Ты что, не слышал этой отмазки? Понаставили, мол, некондиционных плит, халтурщики, трубы кое-как налепили, лишь бы быстрее о газификации всей страны отрапортовать. А мы теперь расплачиваемся. Ведь все подряд ремонтировать — денег не хватит. Ну, и пошло: что бы ни рвануло, все равно — газ виноват, даже если плиты в доме электрические. В крайнем случае, как сейчас, — халатность. Тьфу! Вагон к дьяволу разнесло, а они нас за дураков держат!

Ох уж эти таинственные российские «они»! Во всех грехах, неудачах и бедственном положении страны виноваты именно они. И они же знают, как все исправить, но ничего не предпринимают, потому как сложившееся положение им выгодно. Кто имеется в виду под этим словом — правительство, олигархи, Комитет, тайная масонская ложа — никто внятно объяснить не сможет, но при этом все друг друга понимают. Кивают согласно: «Да-да, конечно, они только и ждут, как бы нас всех извести!»

Серьезная дикторша продолжала беззвучно шлепать губами на фоне врезки с надписью: «Теракт в метро». Рядом с ней появился лысый дядька — наверняка какой-нибудь эксперт по терроризму. С самым умным видом он размахивал руками, объясняя и доказывая очередную «абсолютно достоверную» версию. Снова прогнали кадры искалеченного вагона, но теперь запись то и дело останавливалась, светящийся маркер обводил неясные отметины на стенах, понятные одному эксперту. Наверное, лишнее подтверждение его версии. На секунду камера уткнулась в окно вагона, за пятнами гари и крови с трудом угадывалась надпись «Проф…зная».

— О! — произнес Андрей с удивлением. До него только сейчас дошло. — А ведь я, похоже, вчера там был.

— Где?

— На «Профсоюзной». Только зашел, билет как раз в кассе покупаю, а тут — какой-то хлопок снизу. Менты сразу эскалатор остановили, «нельзя», говорят, «взрыв на платформе»… А через пять минут уже смотрю — станцию закрывают.

— Чего ж ты молчишь?

— Ну, я с утра новости не смотрел. А так — мало ли что взорвалось? Сейчас все пуганые, какой-нибудь очередной Союз Обкуренной Молодежи газовый баллончик в урну подкинет — сразу паника.

Димыч покачал головой:

— Судя по репортажу, одним баллончиком там не обошлось. Сиденья вон по всем углам разметало, четверо — в морге, раненые… Крутовато для фашиков, что для красных, что для коричневых. Скорее уж чечены какие-нибудь. Подзабыли про них в последнее время — вот, решили напомнить.

— Подождите, — Андрей только теперь понял, что же его так насторожило в коротком репортаже. — В каком вагоне, сказали, взрыв был?

— В третьем, — тотчас отозвался Ромка. На память он никогда не жаловался. — А что?

— Ешкин кот! А я все никак не соображу. Чувствую, что-то не так, но все не пойму что.

Андрей налил почти полный фужер коньяку, выпил залпом, как водку, совершенно не ощутив вкуса.

— Я если из конторы на метро еду, сажусь именно в третий вагон! Мне так на «Сухаревке» выходить удобнее. Как раз там заграждение кончается, выходишь — и сразу на эскалатор. Вот блин!

— Во-первых, — сказал Димыч рассудительно, — по телеку не сказали, в центр поезд шел или из центра. А во-вторых, даже если так, чего ты маешься? Наоборот — радоваться должен!

— Да как тебе сказать… У меня автомат карточку не взял, пришлось менять, а пока у кассы торчал все уже случилось. Будто меня предупредил кто. И с «синенькой» так же получилось. Если бы электрику не выбило, хрен знает, где бы я сейчас был.

Ромка усмехнулся скептически, но промолчал. Менее деликатный Егор рубанул сплеча:

— Ой, ладно. Ты нам еще про предопределение расскажи, про карму! Нахватался в своей Японии всякой буддийской чепухи. Ты, часом, «Масонский комсомолец» не выписываешь? Или «Мегаполис-экспресс»?

Живо вспомнился давешний «Мир новостей». Что-то там было такое? Или нет? Ну, точно! Статья про тракториста, родом откуда-то из-под Вологды. Цыганка, мол, ему нагадала, что погибнет он во цвете лет,, якобы от змеи. Парень посмеялся, не поверил, естественно, да и забыл благополучно. С тех пор он не раз ходил по краю, всякое было — падал по пьянке вместе со своим трактором в промоину, горел в бане, не раз получал дрыном по черепу в деревенских драках, а неделю назад приехал в Москву. И в первый же день не привычный к столичному движению тракторист попал под колеса. Виновник с места происшествия скрылся, но многочисленные свидетели утверждают, что машина была низкая, красивая, спортивного типа… По описанию опознали «Додж Вайпер» — «Додж Кобра». Дальше автор статьи долго и нудно разливал мегалитры воды на тему предопределения, цыганских гаданий и Книги Судеб. Неизвестно, существовал ли вологодский тракторист только в его воображении, или подобная история случилась на самом деле, но сам материал был подан мастерски, и даже — подишь ты! — отложился в памяти.

— «Мир новостей» вчера читал, — неохотно признался Андрей.

— Вот видишь! Там еще не такое напишут! Ладно, хватит о грустном. Давайте, что ли, к делу.

— Именно, — кивнул Димыч. — Зачем собрались, никто еще не забыл?

Ромка придвинулся к столу, демонстративно извлек из заднего кармана бумажник.

— По скольку играем? По десятке? Или сразу по доллару за очко?

— Не, с баксами я пас! — сказал Егор. — Ли так все время проигрываю. Если бы играли раз в неделю хотя бы, многим тут и на работу ходить не пришлось. Андрю-юха, проснись! Расслабься уже. Твоя карма нынче хочет в картишки перекинуться, а ты от нее отстаешь.

Постепенно разыгрались. Смилостивившись над курильщиками, Димыч извлек откуда-то из недр серванта красивую пепельницу из морской раковины и разрешил смолить в комнате, но только «если в мою сторону дышать не будете». Андрей с Ромкой тут же задымили, причем не прозаическим «Элэмом», а настоящими самокрутками крепчайшего «Данхилла», до которых снобствующий Ромка был большой охотник. По телеку очередной англосаксонский мордоворот пачками отстреливал бандитов с короткими перерывами на постельную борьбу и, конечно, рекламу. Звук был выключен, и определить, что вещал мордоворот в паузах между крупнокалиберной кровавой баней, прокладками и туалетным утенком не представлялось возможным.

Аккуратный Ромка играл осторожно, не рисковал, потому и в гору почти не лез, оставался при своих. Зато Егор, как и ожидал, в первых двух кругах набрал вистов, от чего сделался еще безмятежнее и веселее:

— Димыч, хватит Ромке подливать, ты и так выигрываешь!

Оскорбленный в лучших чувствах, тот закупорил бутылку, сказал назидательно:

— К твоему сведению, Егорушка, я на правах хозяина просто ухаживаю за гостем…

— Ага, так я и поверил. Андрюха, не спи, твоя очередь.

— Так уж сразу — «не спи!» Подумать нельзя?

— А ты не думай, доверься карме!

«Ну все», — подумал Андрей, — «он теперь эту карму мне еще полгода будет вспоминать!»

Раздали по новой. Димыч снова выиграл торговлю и, несмотря на все попытки ему помешать, успешно брал взятку за взяткой, умудряясь параллельно болтать с Ромкой об очередной нашумевшей поделке под Гарри Поттера. Андрей в беседе почти не участвовал, играл отстраненно, задумчиво перекатывая по донышку фужера действительно неплохой коньяк. Все-таки, что бы там не говорили, а коньяков лучше армянских еще не придумали, пусть французы не обольщаются.

Потом пошли распасы, а на следующем круге Димыч, которому карта сегодня явно шла, вдруг снова объявил:

— Пас.

Обрадованный Егор брякнул с восторгом:

— Вах! Была не была: и я — пас. Сыграем еще разок, а то вы что-то расслабились. Покажем кое-кому, где раки зимуют…

Андрей, чуть помедлив, — комбинация на руках была так себе: ни рыба, ни мясо, — подтвердил:

— Ну, и я с вами. Думал мизер сыграть, да ладно… Ромка, сдающий, согласно кивнул: играйте, мол, кто ж против, и снял прикуп. И тут, в самый ответственный момент зазвонил телефон. Димыч встрепенулся, но карты не положил, кивнул Ромке, который сидел ближе всех к ненавистному аппарату:

— Возьми, а?

Ромка сделал страшное лицо:

— Ты что?! А вдруг Светка?

— А-а, — Димыч махнул рукой. — Скажу, что ты за Дисками зашел.

Ромка пожал плечами — мол, я предупреждал, — и снял трубку:

— Алло. Да. Да. Сейчас, — он протянул телефон хозяину. — Тебя, лично и официально. Дмитрия, мол, Александровича Иславского хотим.

— Кто бы это? — спросил Димыч недоуменно. — Алло. Да, я. ЧТО??

Лицо у него мгновенно изменилось, закаменело. Улыбка сползла, пальцы судорожно стиснули трубку.

— Когда? Да, конечно. Какой у вас адрес?

Схватив со стола блокнот, он принялся что-то торопливо записывать. Ручка дрожала, то и дело царапая бумагу. Остальные встревожено наблюдали за ним.

— Спасибо. В течение часа приеду.

Димыч ткнул дрожащими пальцами в кнопку отбоя, не попал, ткнул еще раз. Андрей и Ромка спросили почти одновременно:

— Что случилось?

— Светка… Они с тестем поехали, на его «Таврии». Я, как чувствовал, свою предлагал… не взяли. Не проедет, сказали, проселок узкий. Сейчас из местной больницы позвонили — на трассе фура их зацепила. У тестя — сотрясение, Светка с двумя переломами, говорят — в сознании. Андрюх, у тебя права с собой?

— Да, конечно. Хочешь, чтобы я повел?

— Угу. Из меня сейчас хреновый водила получится…

— Мы тоже с вами, — Ромка бросил карты, поднялся. — Может, чего надо будет. А то ты же знаешь, в этих районных даже аспирин не всегда есть.

— Как она? — спросил Егор. — Что-нибудь еще с-сказали?

— Состояние стабильное…

— Ну, — Андрей постарался придать голосу максимальную убедительность, — раз телефон и твои данные вспомнила, значит — все о'кей. Ладно, давай ключи, — заведу пока, а вы собирайтесь. Егорка, пойдем, поможешь.

Уже на лестничной клетке, пока ждали лифт, Андрей мрачно пробормотал:

— Хорошо, не критическое…

— Что?

— Знаешь, у врачей вообще всего два ответа — состояние критическое, когда уже и молитва не поможет, и стабильное, когда даже главврач ничего точно сказать не в состоянии.

Впервые Егор не нашелся с ответом. Молча кивнул. И только на площадке первого этажа все-таки спросил:

— Ну как же? Бывает же еще «удовлетворительное», «средней тяжести» и все такое… Шишку какую-нибудь в ЦКБ свезут, так по ТВ каждый второй репортаж о том, что он съел на завтрак и какого цвета был стул.

— В ЦКБ — может быть. Когда есть, чем лечить, и пациент начинает постепенно выкарабкиваться, можно начинать осиротевшую страну успокаивать — вчера состояние было тяжелое, сегодня — средней тяжести, там, глядишь, — и удовлетворительное, да и вообще скоро выпишем. А в районной ничего нет, кроме, градусников, клизм и грелок. Больные все больше на молитве и добром слове держатся. Надеюсь, Димыч догадается прихватить некоторое количество американских президентов. За пару Франклинов можно и в Урюпинске рай в отдельно взятой палате обеспечить. Не Индия, чай.

— А Индия-то при чем?

Они вышли из подъезда, Андрей снял димкину «Октавию» с сигналки, открыл водительскую дверь.

Немного непривычно после «синенькой»-то, ну ничего, справимся как-нибудь.

— У меня в Индии с туристом аллергия приключилась. Местные коновалы только руками разводили, они все болезни, небось, йогой да голоданием лечат. Хорошо, у меня на такой случай все припасено было, а то бы неизвестно, чем кончилось…

— Говорит двенадцатый. Наблюдаю объект. Только что вышел из подъезда, по внешнему видуспешит.Я передвижной восемь, слышу тебя, двенадцатый, ждем объект на улице.

— Внимание! Объект сел в машину марки «Шкода Октавия», госномер А-456-НО-99, цветсветло-серый. Машину завел уверенно, но с места не трогается. Возможно, кого-то ждет… Вместе с объектоммужчина, на вид около тридцати лет, волосы русые, одет в светлый джинсовый костюм, черные ботинки. Рост средний, чуть прихрамывает на левую ногу, приметы…

7

1999 год, Индия, Дели-Агра-Варанаси-Патна

2001 год, Австралия, Мельбурн, Альберт-Парк

Кризис, по-научному названный своими инициаторами «дефолтом», прокатился по стране, как хороший асфальтовый каток, разом сравняв с общей массой немногочисленные нарождающиеся ростки среднего класса. Народ, раньше не имевший никакого представления о бирже и акциях, за исключением, разве что, немногих специалистов, теперь вовсю обсуждал в очередях и метро курсы, пункты и индексы азиатских бирж, решая попутно первый и второй великие русские вопросы. Виноватым во всем был назначен опереточный премьер «Киндер-сюрприз» Кириенко и — почему-то — продолжающийся не первый уже месяц экономический спад в Малайзии и Индонезии. Что делать, точно не знал никто, но в одном все были уверены — это пока цветочки, ягодки еще впереди. Люди бдительно запасались солью, крупой и мылом, стараясь обратить стремительно падающий рубль в нечто ценное для грядущего (по слухам) натурального обмена.

Из Института Андрею пришлось уйти. Государство почти полностью прекратило финансирование, а в кризис даже сам Москвин не в состоянии был обеспечить грантами полторы сотни человек. На третий месяц полуголодного существования Григорий Иммануилович плюнул на все и принял приглашение Массачусетского Технологического прочитать годовой курс лекций.

За три дня до отъезда академик собрал своих. Несколько смущенно и без привычных крепких выражений изложил ситуацию, пожелал удачи.

— Извините, друзья, — сказал он в самом конце. — С собой взять никого не смогу. Ни лаборатории, ни даже своего проекта у меня там не будет, а уж референта, наверняка, подберут из местных. Представить себе Москвина, самого «братца Грима», в роли обычной институтской профессуры еще каких-нибудь полгода назад было решительно невозможно. Для многих в Институте это стало даже более наглядным свидетельством всеобщего краха, чем задержка зарплаты и растущие ежедневно цифры в окошечках обменных пунктов.

— Единственное, о чем хочу попросить — не бросайте науку. Перетерпите, скоро все образуется.

Группа молчала. Почувствовав, что на фоне собственного поступка, его слова выглядят не убедительно, Москвин замолчал. Прощаясь, он попросил его не провожать.

После отъезда академика Андрея больше ничего в Институте не удерживало, и он написал заявление об уходе. Никто его не отговаривал. Вокруг стремительно разваливалось все, и какой-то там аспирант, пусть даже и самый перспективный, мало кого интересовал.

Особого сожаления Андрей не испытывал. Да, скучал по Москвину, по коллегам, по неповторимой институтской атмосфере, но грезить собственным прошлым и впадать в депрессию времени не было. Лучше уж заняться поисками работы. И тут уж пришлось оставить принципы в стороне. Те же йогуртовые спекулянты, при всем презрительном к ним отношении, удары дефолта переносили стойко. Так устроен человек: какие бы катаклизмы ни творились вокруг, кушать хотеть он будет всегда, и продукты, соответственно, останутся ходовым товаром в любом случае. Конечно, без потерь не обошлось: продуктовые экспортеры вынуждены были распродавать свой ассортимент едва ли не ниже себестоимости — лишь бы деньги вернуть. Впрочем, торговцы — народ ушлый — быстро сообразили, что почем, и обратили свои взоры и кошельки на пресловутого российского производителя, к чему их долгое время безуспешно призывали как минимум четыре правительства. Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло.

Конечно, Андрею пришлось побегать, рассылать резюме, расфуфыренным франтом изображать умного, инициативного и коммуникабельного на многочисленных собеседованиях. В девятой по счету конторе — туристическом агентстве «Евротур» — Андрей вместо обычного «Мы вам позвоним», услышал: «Когда можете приступить к работе?» Взяли его младшим менеджером с испытательным сроком в три месяца.

Напуганный многочисленными историями про фирмы с бешеной текучестью кадров, которые как раз и предпочитают таких вот «испытуемых», чтобы по окончании срока, придравшись к какому-нибудь мелкому нарушению, преспокойно их уволить и нанять новых, сэкономив на зарплате, Андрей все три месяца жил как на иголках.

Прогнозы не подтвердились: к середине декабря испытательный срок закончился, и его окончательно зачислили в штат. Как Андрей потом понял — не в малой степени потому, что ему довелось побывать в Британии и Японии. Расписывая недоверчивым клиентам прелести путешествия в Туманный Альбион или Страну Заходящего Солнца, он мог прибавить немалую толику собственных впечатлений.

Клиентам нравился веселый и общительный менеджер. Он не обрушивал на собеседника, как многие его коллеги из других фирм, заученную скороговорку «мы-предлагаем-вам…» и не выслушивал пожелания со скучающим видом «ну что тебе еще надо?», а всегда умудрялся найти к клиенту свой, индивидуальный подход. Довольные туристы не раз и не два благодарили Андрея, а в его лице — и весь «Евротур». — Чем ты их приманиваешь? — спросил однажды будущий шеф, а пока лишь коммерческий директор Март Викторович (лет ему было немногим больше, чем Андрею, но на фирме все предпочитали звать начальство по имени-отчеству). — Дня не проходит, чтобы Панину о тебе дифирамбы не напели.

— Наука помогла, — рассмеялся Андрей. — Диплом когда защищал или на кандидатский минимум готовился, надо было каждого члена комиссии досконально изучить, к каждому ключик подобрать, чтобы не завалил. В физике на одного ученого пять администраторов, Мартвикторыч. И чем они бездарней и бесполезней, тем большими шишками себя мнят. А маленький начальник, сами знаете, помочь — не поможет, но нагадить сумеет крупно, лучше его уважить. С тех пор и осталось.

Акции Андрея шли в гору, начальство его уважало, потому никто не удивился, когда новичку, не успевшему еще и года отработать, поручили довольно серьезное дело — сопровождение тургруппы. И не куда-нибудь, а в Индию.

Так уж сложилось той весной: не оказалось свободных сотрудников из обычного числа вечных «сопровождающих», и гендиректор со своей недосягаемой олимпийской высоты выбрал Андрея.

У него даже не было времени удивляться или радоваться. Одновременно с назначением навалились хлопоты по получению всех нужных документов, знакомству с группой, спешному заучиванию «Курса молодого бойца» или «что делать, если вашего туриста посадили в тюрьму». Даже в день вылета Андрей еще не был до конца уверен, успеют ли проставить визы в индийском посольстве.

Успели. С опозданием всего на час древний «Туполев», весь в пятнах наспех закрашенной ржавчины, принадлежавший почему-то «Грузовому авиаотряду номер 16», натужно поскрипывая разболтанными заклепками, вырулил на взлетную полосу. В салоне царил космический холод, натыканные без всякого порядка продавленные кресла с трудом удержали пассажиров во время набора высоты, о стюардессах лишний раз вообще лучше не вспоминать, а то ведь подойдет да еще, не дай Бог, улыбнется… короче, сам перелет запомнился надолго.

А вот на месте у Андрея, замороченного постоянными проблемами, налаживанием контактов с владельцами «отелей», гидами и местными властями (по привычке колониальных еще времен многие здесь учили английский), сил уже не хватало восхищаться местными красотами. Плюс на второй день от туземной пищи у одного из туристов пошла нестандартная реакция — гипервитаминоз или аллергия, кто его разберет! В аптечке сопровождающего на такой случай имелся годами проверенный супрастин, а на крайний случай — ударная доза «Зентака», но все равно пришлось поволноваться.

Так что во время переездов Андрей предпочитал отсыпаться, а на экскурсиях по сторонам не пялился, все больше следил за своим стадом — как бы кто не отстал и не потерялся.

Маршрут пролегал через Дели, разрекламированную Конан-Дойлем Агру, Варанаси и Патру, бывшую Паталипутру, город прославленный как тысячелетней историей, так и русским фольклором.

Не обошлось без курьезов. Еще в Дели выяснилось, что гид из Варанаси заболел и не сможет, как было договорено, вести группу к Гангу. Андрею пришлось срочно штудировать проспекты: он был почти уверен, что в итоге экскурсию придется проводить самому. В конце концов, местному партнеру «Евротура» удалось-таки найти замену, проблема разрешилась, а у Андрея из всех воспоминаний об Индии сохранилось только ощущение непрекращающегося стресса и заученные назубок традиции и реликвии индуизма. Разбуди его хоть сейчас — без запинки отбарабанит историю горбатой коровы «зебу».

Трепетное отношение к священной корове в Индии началось с легенды о Нандини, чудесной корове благочестивого мудреца Васиштхи. Молоко этой коровы давало простым смертным невиданное долголетие — десять тысяч лет без болезней и увечий.

В Индии строжайше запрещено есть говядину, коров вообще никак не используют в домашнем хозяйстве. Зебу нельзя запрягать, заставлять перевозить грузы, даже отогнать корову с дороги, посигналив ей, — изрядное кощунство, вдруг напугаешь. Они свободно бродят по стране, предоставленные сами себе. Правда, некоторые зебу живут на полном пансионе в домах немногих богатых благочестивых индусов.

Впрочем, упряжка из двух зебу вполне обыденное зрелище в северо-западных районах Индии. Кое-где коров даже запрягают в плуг. Почему? Все очень просто: хозяева этих зебу — мусульмане.

На кощунствующих соседей-иноверцев индуисты косятся неодобрительно, но до религиозных стычек не доходит — кому охота себе карму портить? Хотя, как учит история, индийцы не такие уж мирные и спокойные ребята, когда дело доходит до оскорбления их священных реликвий. Самое крупное в Индии восстание сипаев началось из-за того, что бумажная обмотка патронов к только что поступившим на вооружение винтовкам Энфильда была промаслена говяжьим жиром. А перед зарядкой ее приходилось срывать зубами.

Кроме зебу священными в Индии считаются также змеи некоторых пород (как ни странно — не кобры, потому-то факиры и обращаются с ними столь непочтительно), река Ганг и цветок лотоса.

Лотос можно сорвать, чтобы украсить дом, повозку, даже питаться с голодухи, если уж совсем припечет, но ни в коем случае не вытаптывать. Листья и стебли лотоса по вкусу напоминают щавель, черешки же ядовиты, тут самое главное — не перепутать. Возможно, отсюда и пошло освящение лотоса: некоторые вон едят — и ничего, а наш Чандра два раза откусил, а потом семь дней животом маялся. Не иначе где карму попортил, вот цветок-то его и наказал. Культ Ганга тоже связан с интересной легендой. В давние времена, как считают индуисты, была на небе большая река Ганга, которая спустилась на землю дарить воду и жизнь. Люди поклонились ей, назвав Гангом. Над ее водами развеивают прах самых достойных, и нет в Индии погребения почетней. Святость реки отнюдь не мешает забирать из нее воду для питья и полива, а вот мочиться в нее… гм, это примерно то же самое, что ввалиться в синагогу, со смаком обгладывая свиные ножки. На берегу Ганга стоят многотысячные, а то и миллионные города — те же Патна и Варанаси, Лакхнау, и расширение канализационной сети причиняет властям немалую головную боль.

Как раз у Ганга и случилась с Андреем одна незначительная история, накрепко засевшая в памяти своей чарующей красотой и мягкостью…

Вопреки опасениям, экскурсовод оказался парнем толковым: немного знал русский, прекрасно изъяснялся по-английски и с первых же минут завладел вниманием всей группы. Андрей, на время избавившийся от поднадоевшего туристского стада, спустился к реке. В этом месте Ганг разливался широко, противоположный берег с трудом угадывался за невесомой туманной дымкой. Эмоциональные восклицания гида звучали где-то в отдалении, и Андрею почти удалось расслабиться, представить, что он здесь совсем один, ну, кроме разве что во-он тех лодок на быстрине.

Великая река неспешно несла свои воды, загипнотизированный ее медлительностью Андрей надолго задумался. Время остановилось. Но вдруг набежавшая волна почти коснулась носков его ботинок, замерла на секунду и отступила. Словно игривый щенок хотел было ткнуться носом, радуясь возвращению хозяина, но все-таки убоялся собственной дерзости, не стал, лишь гавкнул вполголоса и умчался за тапочками. На выглаженном многими тысячами разливов глинистом прибрежье остался лежать белый лепесток.

Андрей наклонился, подобрал его, бережно расправил и положил в карман.

Посмотрел на часы: не стоило забывать о своих прямых обязанностях, через двадцать минут отъезд, иначе при зверском качестве местных дорог и местного транспорта можно и опоздать. Андрей оглянулся, пересчитал своих: все в сборе, никто не отстал. Гид как раз заканчивал патетически размахивать руками и уже вел группу к автобусу.

О прощальном подарке великой реки Андрей никогда никому не рассказывал.

А через полтора года наступил долгожданный Миллениум. Наступил, бурно отпраздновался по всему миру и… прошел. Двадцать первый век и третье тысячелетие, с нетерпением ожидаемые фантастами, прогнозистами и футурологами, вступили в свои права без бурь и потрясений. В привычной, размеренной жизни почти ничего не изменилось — люди продолжали так же ходить на работу, так же отдыхать в уик-энд, решать привычные, сиюминутные проблемы. Обыденность. Рутина.

Позвольте, а где же будущее?

Андрей так и не смог до конца поверить в приход нового века. Нет, правда… Те же бесконечные презентации, стол, заваленный проспектами новомодных туров, ненавистный факс, индивидуальные консультации со «сложными» клиентами… В начале марта, в традиционное туристическое «затишье» Андрей стребовал с шефа отпуск, который провел в подмосковном пансионате, — после Индии никакая экзотика уже за душу не брала. Да и просто хотелось спокойно выспаться, отдохнуть перед очередным безумно-изматывающим летом. А может, пора признаться самому себе, что это была просто неудачная попытка удержать на плаву стремительно распадающиеся отношения с Ингой? Конечно, ничего не получилось, отпуск оказался безнадежно испорчен частыми скандалами и натужными примирениями. Инга уехала одна, на два дня раньше Андрея.

Жаль, а он уже начал надеяться…

Впрочем, ладно.

Стараясь заглушить боль, Андрей с головой ушел в работу, ощущая почти физически отупляющую, похожую саму на себя повседневность. Лето выдалось горячим во всех смыслах, работы хватало — не продохнуть. Лишь в самом конце октября впервые наметился какой-то просвет. После сентябрьских терактов в Штатах поток туристов пошел на спад, и чтобы удержаться на плаву конторе пришлось искать новые, нестандартные пути.

Одним из вариантов и стал проект индивидуальных туров в Австралию, на первую в сезоне гонку Формулы-1. Несмотря на некоторую предсказуемость последнего чемпионата, интерес к «Королеве автоспорта» в России не ослабевал. Зрителю еще не успело приесться относительно новое для нашей страны зрелище, самые горячие поклонники мечтали увидеть гонки воочию, а перспективы национального этапа — Гран-При России — оставались пока весьма призрачными.

Конечно, за последние четыре года появилось огромное количество турфирм, предоставляющих специальные «формульные» туры на два-три дня, то есть на полный гоночный уик-энд. В стоимость путевки входили, само собой, и билеты на трибуны автодрома от дешевых до представительских. Не самые богатые фанаты имели возможность выбрать автобусные туры, существенно снизив таким образом удар по собственному кошельку.

Но… Во всем этом было одно «но». В основном турфирмы предлагали европейские Гран-При: Германию, Австрию, Францию, чаше всего — Венгрию, самую доступную и дешевую.

Европейские гонки проводятся летом, с конца апреля по август, чтобы капризы атлантической «погодной кухни» не помешали автомобильному супершоу. Все остальное время российские фанаты вынуждены были созерцать «Королеву автоспорта» по телевизору. А потом приходит зима и почти полугодовой перерыв до следующего сезона. Футбольные болельщики смотрят любимый спорт круглый год, а что делать автофанам? Любоваться записями гоночных баталий предыдущих лет?

Истосковавшиеся по любимому зрелищу преданные (и состоятельные, конечно!) поклонники Формулы готовы ехать на самый край света и за любые деньги, лишь бы лично наблюдать начало нового сезона, новых надежд и разочарований.

За три дня до конца октября Андрея вызвал шеф:

— На месте не засиделся? Не скучно целыми днями в офисе-то просиживать?

Любимая манера шефа — задать неприятный вопрос и посмотреть, как сотрудник будет выкручиваться. Отвечать, как того хочет начальство, Андрей не стал, сказал правду:

— Работы много, Мартвикторыч, особо скучать не приходится.

Понимай, мол, как знаешь! Может, и как завуалированный намек на повышение зарплаты.

Шеф усмехнулся, но сказал о другом:

— Ты у нас, вроде, Формулу-1 любишь? Гонка в Австралии — самая первая, да? Что можешь о ней сказать интересного?

Собственно, кое-какие слухи до Андрея уже доходили, потому он не удивился.

— Обычно проходит в самом начале марта, на автодроме Мельбурна, в природном Альберт-парке. Гонка достаточно популярна, потому что во многом определяет будущий чемпионат, впервые после зимних тестов позволяет определить потенциал команд в боевых условиях. Славится большим количеством аварий и сходов, потому как машины еще сырые, не отлаженные до конца, а пилоты… пилоты — тоже люди, любят гоняться, истосковались за зиму. Кроме того, больше всего они не любят проигрывать.

— Пилоты — это гонщики?

— Да. Весной этого года на трассе погиб один из маршалов, добровольных помощников, и Альберт-парк приобрел еще и некую противоестественную привлекательность. В современной Формуле смертельные случаи — большая редкость. Я читал, что на место его гибели сейчас водят экскурсии.

Андрей еще долго распинался, хотя давно уже понял: шеф все решил. Понятное дело, на «рекогносцировку» в Мельбурн полетит Аллочка. Слухи про нее и про шефа по конторе ходили всякие, однако, что есть, то есть, — глаз на выгоду у нее был наметан, изъяснялась она на четырех языках без запинки и всегда умудрялась раскрутить западников на дополнительные скидки. Злые языки поговаривали, что и здесь без физиологии не обходилось.

На слухи Андрей мало обращал внимания, зато он прекрасно понимал, что Аллочка, при всех ее несомненных достоинствах, и представления не имеет о Формуле-1. Ну разве что увидела когда-нибудь по телевизору, переключая каналы с ток-шоу на сериал. Ушлые австралийцы раскусят Аллочкино невежество с первых же слов и перестанут себя уважать, если на переговорах не подсунут ей самые неудобные трибуны, упирая на дешевизну.

Посему Аллочке требуется советчик. Да такой, чтобы и специфику понимал, и на первые роли не лез. Андрей усмехнулся про себя: вот, оказывается, как полезно иногда бывает трепать по всей конторе о своих увлечениях!

Прямого рейса ни в Сидней, ни уж тем более в Мельбурн нет. Мало кто в состоянии выдержать двадцатичасовой перелет в неудобном кресле. Плацкартных же и — тем паче — купейных самолетов пока не строят, потому, наверное, что не выгодно. Похожий на кашалота «Боинг» сядет сначала в Сингапуре, дозаправится, проверит двигатели и только потом вырулит на взлетную дорожку. А пассажиры за это время успеют и ноги размять, и перекусить в многочисленных ресторанчиках, если вдруг кого-то «воздушная» пища не устраивает.

Всю дорогу до Сингапура Аллочка проспала, бесцеремонно пристроив резиновую подушечку на андреевом плече. Лишь когда самолет коснулся бетона, вздрогнул от носа до хвоста и нестерпимо взревел реверсируемыми двигателями, она очнулась, сонно поморгала и спросила:

— Уже прилетели?

Выяснив, что до Мельбурна еще далеко, Аллочка упорхнула в «дьюти фри». Сингапурский аэропорт выстроен довольно бестолково, так что, когда до вылета оставалось десять минут и по громкой связи уже дважды призвали пассажиров занять свои места, Андрей забеспокоился: как бы спутница не заблудилась. Впрочем, волновался он зря. Аллочка появилась вовремя — секунд за сорок до закрытия переходного тамбура. Нет, она не потерялась и у нее не украли бумажник и документы…

— Я немного увлеклась, — кокетливо улыбнувшись, Аллочка подала Андрею огромный фирменный пакет «дьюти фри». — Поставь на полку, пожалуйста, а то я не дотянусь.

На «ты» она перешла сразу же, стоило им занять места в самолете. Андрей, в общем, не возражал. Охотиться во владениях шефа — занятие не из самых безопасных, но почему бы и не сократить дистанцию с красивой, умной и во всех отношениях приятной женщиной.

Когда «Боинг» набрал высоту, погасло табло «пристегнуть ремни», а по проходу забегали предупредительные стюардессы, Аллочка вдруг попросила:

— Андрей, расскажи о гонках, пожалуйста. А то я в ваших мужских забавах ничегошеньки не понимаю!

— Тебе будет неинтересно.

— Почему это? Я сама вожу… — под его взглядом Аллочка чуть смутилась, — …ну, пока не очень хорошо. Но я учусь!

Ага — «я не волшебник, я только учусь…»

Когда красивая женщина о чем-то просит, сопротивляться довольно трудно, да и возможность блеснуть эрудицией льстит мужскому самолюбию, и Андрей принялся рассказывать.

Сначала Аллочка слушала с интересом, правда, скорее профессиональным, нежели искренним. Изложив общие сведения, примерно так же, как недавно шефу, Андрей перешел к деталям. Австралийская гонка не была бы столь привлекательна, если бы не украшали ее только одному Альберт-парку присущие изюминки.

Из года в год за несколько дней до начала гоночного уик-энда в Альберт-парке проходит акция протеста «зеленых». Надо же, черт возьми, подтвердить имидж Зеленого континента! И неважно, что его принято называть именно так скорее по традиции, ведь большая часть Австралии, за исключением узенькой полосочки побережья, представляет собой выжженную пустыню.

Экологи уже много лет выступают против проведения автогонок в природном парке. Постепенно это уже превратилось в некую традицию: ветераны, наверное, и не припомнят австралийской гонки, не предваряемой демонстрациями «зеленых». Но с каждым годом они становятся все менее многочисленными и почти не привлекают внимания прессы. Может быть, через несколько сезонов протесты экологов-экстремалов окончательно уйдут в прошлое, а жаль — они стали для многих неотъемлемой частью австралийских гастролей «Большого Цирка», иначе называемого «сумасшедшим».

Через двадцать минут Аллочка уже зевала, деликатно прикрыв рот ладошкой. Через полчаса — заснула, чего Андрей и добивался. Его и самого тянуло поспать, но неудобно же было ляпнуть со всей прямотой: извини, мол, потом закончу, сейчас чего-то в сон клонит.

Опытная стюардесса, мигом оценив состояние пассажира, тут же снабдила Андрея резиновой подушкой и не слишком приятным на ощупь синтетическим пледом. Улыбка у нее оказалась приятной и заразительной, совсем не похожей на дежурные «приклеенные» гримасы коллег. Невесть почему, на душе потеплело, и Андрей совершенно незаметно для себя уснул.

Снилось что-то хорошее. Что именно — и не вспомнить, просто осталось ощущение приятного и светлого, словно бы гладила по голове мягкая материнская рука. В тот момент, когда ладонь коснулась лба — проверить, нет ли температуры, — «Боинг» тряхнуло, и Андрей проснулся.

В иллюминаторе стелилась молочная кисея облаков над Тихим океаном, а восходящее солнце подсвечивало их снизу розовыми и оранжевыми сполохами. Горизонт пылал слепящим заревом, целыми группами слизывая с неба незнакомые южные звезды.

— Дамы и господа! Говорит командир корабля. Не волнуйтесь: наш самолет попал в небольшую турбулентность. Приносим свои извинения за неудобства.

Зашевелилась Аллочка, улыбнулась виновато:

— Я что — опять заснула, да?

Хорошее настроение не уходило, Андрею захотелось сделать для нее что-нибудь приятное. Такое… галантное. Он поцеловал оторопевшей Аллочке руку, сказал:

— Мадам. Доброе утро! Конечно, кофе в постель я подать не смогу, но, если хочешь, стюардесса принесет кофе в кресло.

Аллочка рассмеялась.

— Это необычно. Никогда такого не пробовала. И, между прочим, я мадемуазель!

Пока пили кофе, Андрей слегка подтрунивал над спутницей: все самое интересное, мол, проспала. Аллочка вяло отбивалась. А часа через три снова вспыхнуло табло «пристегнуть ремни», пол салона накренился вперед и заложило в ушах, — самолет шел на посадку.

В зале прилета их ждали. Рыжеватая девушка и крепыш с каменным выражением лица вяло помахивали плакатиком: «Евротур — Москва». Старательно выписанные кириллические буквы умиляли.

Переговоры, к удовлетворению обеих сторон, прошли быстро (и что самое главное — плодотворно). Аллочка не преминула выбить из австралийцев массу бонусов, впрочем, они особенно и не сопротивлялись: после сентябрьских терактов у людей как-то поубавилось желания летать самолетами, а по-другому в Австралию и не доберешься. Плыть на Зеленый континент морем… гм… это занятие для очень богатых и очень бездельников.

Под конец организаторы тура предложили осмотреть трассу. Аллочка особым желанием не горела, ей ведь еще надо успеть и сувениров на всех накупить, но Андрей, намекнув, что неплохо бы побывать на месте — мало ли что, вдруг не те трибуны подсунули, — смог-таки ее уговорить.

Австралийская трасса, изящно огибает берега удивительно чистого озера и считается одной из самых красивых во всем гоночном календаре. Особенно хорошо здесь в солнечную погоду: ярко-бирюзовое небо словно смотрится в безмятежную гладь озера, а вокруг шелестят кронами привычные российскому глазу сосны вперемешку с экзотическими пальмами.

Впрочем, так бывает не всегда. Не стоит забывать, что март в южном полушарии — начало осени, а от Мельбурна не так уж и далеко до ревущих пассатных широт. Так что проливные тропические дожди — не самые редкие гости в Альберт-парке. Вот тогда гонка становится поистине непредсказуемой — впрочем, именно того и надо многочисленным фанатам Формулы, съезжающимся в Австралию со всего света.

Сейчас трасса пустовала. Ноябрь по местным меркам — это самый конец весны, так что парк был переполнен, озеро пестрело прогулочными лодками и парусами маленьких яхточек, а вот трасса — пустовала. Кроме сохранившейся еще кое-где «формульной» разметки да энного количества бродящих по трассе туристов, ничто здесь не напоминало о первом Гран-При сезона. Даже столь привычный всем, кто хоть раз видел трансляцию из Австралии, понтонный мост поперек озера на лето убрали, чтобы не мешать лодочному карнавалу.

В отличие от многих других трасс чемпионата, мельбурнский «Альберт-парк» используется по прямому назначению только раз в году, в марте. Причем, можно сказать, — в одиночку, без серьезных гонок сопровождения, вроде европейских «Формулы-3000» или «Суперкубка Порше». Местный «Кубок Пацифик» с ними, конечно, не сравнится. Все остальное время трасса стоит без дела, больше того — часть автодрома весь год «служит» Мельбурну обычной проезжей частью!

Для российского автолюбителя подобное с трудом укладывается в голове: качество обыкновенного дорожного покрытия позволяет проводить на нем же гонку для самых совершенных автомобилей мира! Забавно было бы посмотреть на Гран-При России где-нибудь в Мытищах, да пусть даже и в центре Москвы! Со всеми прелестями нашего колорита: люками, ямами, колдобинами… Получилась бы не Формула-1, а скорей уж «гонки на выживание».

Пока Аллочка внимала сопровождающему с профессионально-скучающим видом — видали, мол, и не такое! — Андрей прошел на трассу. Когда еще доведется!

Над стартовой прямой нависают самые дорогие, «представительские» трибуны. В Альберт-парке они называются по именам чемпионов прошлых лет: «Фанхио», «Мосс», «Джонс», «Сенна»… Именно здесь по результатам переговоров «Евро-тур» забронировал места будущим клиентам, а не на дешевом «Кларке» и безымянной трибуне в шикане Гольф.

На месте гибели маршала лежал поникший букетик незнакомых цветов. Больше ничего не напоминало о мартовской трагедии, никаких специальных отметок или уж тем более — экскурсий: в прессе, как всегда, многое переврали и преувеличили. Зато по всей трассе, у бордюров безопасности расклеены угрожающие предупреждения: «Внимание! Вы предупреждены об опасности поражения разлетающимися частями болидов. Вы вступаете в зону на свой собственный риск!» Плакаты чуть выцвели от яростных зимних дождей, но к марту их без сомнения обновят — пренебрежение правилами безопасности обходится очень дорого.

Поздним вечером борт «Пасифик аирлайнз» лег на крыло над светящейся, чуть вспененной равниной Тихого океана, развернулся и взял курс на Сингапур.

8

Естественно, все выглядело именно так, как и предполагал Ромка. Даже хуже. Бедная Светка лежала загипсованная в коридоре приемного покоя, пропахшего несвежем бельем, хлоркой и специфическим «лекарственным» запахом. Что, кстати, было весьма странно, потому что самих лекарств в арсенале местных Гиппократов оказалось раз, два и обчелся. Перевозить Светку в таком состоянии врачи настойчиво не рекомендовали, пришлось обустраивать сносные условия прямо на месте.

Резаная бумага зеленого цвета как всегда оказала магическое действие. За один портрет президента Франклина на третьем этаже только что переполненной больницы неожиданно обнаружился одиночный бокс, пустой, прохладный и уютный, а за вдвое меньший по номиналу портрет генерала Гранта мужеподобная медсестра поклялась ежедневно менять Светке белье и помогать в отправлении естественных нужд.

Пока Димыч и Ромка возились с переездом — лифт в больнице, естественно, не работал, и каталку со Светкой пришлось тащить наверх на руках, — Андрей с Егором исколесили по окрестным проселкам с полсотни километров, отыскивая единственную в районе круглосуточную аптеку «36,6». Бедная Димкина «Октавия» мужественно ныряла в ямы и трещины, добивая непривычную к русским дорогам фольсвагеновскую подвеску. Пробираясь сквозь очередной кусок размозженного тракторами шоссе, Андрей с грустью вспоминал выглаженный асфальт мельбурнского автодрома. То есть даже не асфальт, а специальную асфальтовую мастику — «приксмат».

— Да, вам тут не Формула… — пробормотал он сквозь зубы, когда переднее колесо «Октавии» снова влетело в колдобину.

— Что? — Егор удивленно посмотрел на Андрея, — какая Формула? «Рексона Ультра Драй»? Рекламы насмотрелся?

— Формула-1, умник. Я в Австралии все удивлялся: как это так — на обычной дороге гонки проводят? А ведь, кроме Мельбурна — в Бельгии также, в Италии, а в Монако вообще трасса по улицам города проложена. Их бы… — машина снова дернулась, подпрыгнула на очередном ухабе, Андрей чуть не прикусил язык, но все же упрямо закончил, — …к нам, сюда, пяти метров бы не проехали. Ты карту смотришь, где там эта чертова аптека?

Из больницы приехали только к утру. Осунувшийся и усталый Димыч почти сразу заснул, так что Ромке с Андреем пришлось убирать со стола вдвоем. То есть Егор, конечно, тоже рвался помогать, но пользы от него было немного — первым делом он перевернул брошенные в спешке карты, и взялся комментировать, что у кого было на руках:

— О! Смотрите-ка, Димыч и правда бы на распасах не лажанулся! И не я, не ты, Ромка, ему бы ничего не сунули. Отбрехался бы наш Димыч только так, а вот Андрюха бы влип…

— Егорка, расслабься. Не до префа сейчас. Помог бы лучше.

— Счаз, погоди… — он подтянул к себе разлинованный лист с записями. — Та-ак, что у нас получается… Неужели тебе не интересно?

Ромка распахнул окно, стараясь разогнать крепкий табачный аромат, сказал:

— Совершенно. Ты б лучше сходил, пепельницу вычистил.

— Ага, вы, значит, накурили, а я — окурки выбрасывай! Так, у меня — вистов на двести пять, у Андрюхи…

— Егор!

— Да иду я, иду! А знаешь, кто больше всех продул бы?

— Ты, кто же еще.

— А вот и нет! Андрюха. У него за пятьсот получается, да еще в прошлый раз в гору залез. Эх, надо было по десятке играть!

Егор подхватил пепельницу, пропел с соответствующими телодвижениями: «А я не проиграл!» — и улизнул от осуждающего Ромкиного взгляда на кухню. Андрей возился у раковины, домывая фужеры.

— Попал ты, Андрюха! Ой, крупно попал! Мы сейчас с Ромкой карты посмотрели: ты бы на распасах такого нахватал…

— Делать вам больше нечего. — Андрей протер последний фужер, поставил в сушилку. — И не вопи так, Димку разбудишь. Пусть отдохнет.

— Да я и не воплю, радуюсь просто. Обычно я у вас, шулеров проклятых, проигравший, а тут хоть какая-то, — Егор прищелкнул пальцами и закончил уверенным тоном дающего интервью министра финансов, — положительная динамика наметилась…

— Какая уж теперь динамика… Расслабился Димыч без Светки, ничего не скажешь…

— Тебе зато свезло. А то, если б до конца доиграли, точно пришлось бы харакири делать.

Андрей взял из его рук пепельницу, вытряхнул в урну, сунул под горячую воду, надеясь, что Егор не заметил, как у него внезапно задрожали пальцы. Конечно, слов нет, Светкина авария и вся последующая суматоха спасла его от проигрыша, словно бы кто-то… Да нет! Чушь все! Чушь и глупости… Егор прав — не надо читать желтую прессу, спокойней спать будешь.

Вслух же он сказал о другом:

— Слушай, не повторяй всякий бред за телевизионщиками! «Харакири» — отнюдь не то, что ты думаешь. Где-то произошла маленькая неточность, ляпнул какой-нибудь комментатор с бодуна и — все! Пошло гулять по миру, проникло в энциклопедии и справочники и прочно там обосновалось. А на самом деле ритуальное самоубийство, единственная для японца с древними понятиями о чести возможность смыть с себя позор или бесчестие, называется «сеппуку», понял? Самурай специальным кинжалом вспарывает себе живот, а лучший, преданнейший друг, гордясь оказанной честью, в этот же момент сносит ему голову, чтобы не усугублять мучения. Действительно по-японски «хара» — живот, «кири» — резать, но словом «харакири» называют как раз таки неудачную попытку «сеппуку», вещь чрезвычайно позорную для любого японца. Такую, что даже и упоминать-то о ней лишний раз не хочется.

— Блин, Андрюха, какая же ты зануда, страх просто! Сказал бы «харакири» — ничто, жажда… то есть «сеппуку» это твое — все, я бы понял. А тебе только бы лекцию прочитать.

— А тебе — языком молоть. Скажешь тоже — «свезло»! Смотри, при Димыче что-нибудь подобное не сболтни!

— Чего я, совсем дурак, по-твоему?

Оставив беспокойно ворочающегося Димыча на попечение Ромки и взяв с него обещание «звонить, если что», Андрей поехал домой — отсыпаться после бессонной ночи. Прокатились они с Егором на славу: глаза до сих пор слезятся от бесчисленных вспышек «дальнего» света встречных машин, а руки дрожат, как у алкоголика. Именно — как. Коньяк выветрился еще по дороге в больницу, да и забыли про него в суматохе-то. Андрей только сейчас запоздало испугался, что могло бы получиться, если бы их, не дай Бог, тормознули гаишники.

А вообще, эти бесконечные «гонки на выживание» по подмосковным проселкам чем-то напомнили недавнюю поездку в Суздаль. До Владимира трасса была не так уж и плоха — «синенькая» спокойно выдавала сто, не особенно-то уступая зализанным иностранкам. Могла бы и больше, но Андрей старался особенно не гнать. А вот с поворотом на Суздаль дорога, забитая бесконечной вереницей туристических «Неопланов» и «Сканий», заметно ухудшилась. Растрескавшийся асфальт без сопротивления покорялся двухэтажным громадам с затемненными окнами, но изношенной «жигулевской» подвеске явно был не по зубам. У самой городской черты автобусный беспредел заполонил всю дорогу, так что пришлось, пользуясь загодя прихваченной картой, рулить в объезд по раскатанной многотонными «Кировцами» грунтовке. Сбросив скорость, Андрей объезжал самые глубокие промоины, но «синенькой» все равно доставалось. В багажнике со звоном перекатывались инструменты, а на спуске несчастная «шаха» поскрипывала и грохотала так, что Андрею оставалось только молиться. Не хватало только сломать что-нибудь в этих местах — проблем не оберешься! Никакой эвакуатор, понятно, сюда не приедет, придется чинить на месте, что тоже встанет в немалую копеечку.

Неожиданно резкий поворот заставил Андрея сильно вывернуть руль, машина дернулась и налетела передним колесом на прикопанную у обочины ржавую рессору. Наверно, ту самую — пресловутую, от трактора «Беларусь». Неизвестно кто и когда обронил ее здесь, но вот «синенькой» она явно не понравилась. «Шаха» подпрыгнула, заставив Андрея пожалеть о недавно съеденном завтраке, с глухим скрежетом рухнула обратно на дорогу и… спокойно покатила дальше, словно ничего и не случилось. Разве что прибавился к ровному шуму мотора какой-то подозрительный скрип, но стоило Андрею выбраться на суздальский асфальт, как машина пошла ровнее и звук бесследно пропал.

Припарковавшись на платной стоянке недалеко от Торговой площади, Андрей благодарно похлопал «синенькую» по капоту: спасибо, мол, сдюжила, старушка.

Суздаль Андрея поразил. Город пахал на туристов весь целиком, до последнего человека. Местный народ трудился экскурсоводами, смотрителями многочисленных музеев, поварами и официантами посконно-русских ресторанов и закусочных с неизменным «ятем» в названии. Те же, кому повезло оказаться владельцами ценной недвижимости, расположенной на туристических маршрутах, открыли в собственных домах магазинчики в полчеловека размером. Или же просто, ничтоже сумняшеся, выставляли на мостовую столы и торговали какими-то поделками под русскую старину.

В небольшом, изящно отреставрированном особнячке одного из местных турагентств Андрей выкупил «стандартный», по выражению местных профессионалов, тур: Музей деревянного зодчества — Покровский и Спасский монастыри — Торговая площадь — остатки крепостного вала — Кремль. Неприятно поразила невразумительная скороговорка экскурсовода, явно бывшей учительницы истории: стремясь побыстрее разделаться с группой, гидша молотила заученные слова со скоростью пулемета. Да и от объекта к объекту она перебегала весьма резво, растеряв по дороге полгруппы, и снова заводила свой скорострельный монолог, не удосужившись подождать отставших туристов. Андрей решил, что ей все равно, сколько перед ней слушателей, — она с такой же невозмутимостью вещала бы и для двух-трех самых резвых, лишь бы побыстрее закончить программу и метнуться за новой группой. Рынок есть рынок. Сколько групп обслужишь, столько и заработаешь. Несколько дней спустя, дописывая итоговый отчет, Андрей категорически не рекомендовал родной конторе пользоваться услугами местных гидов.

Суздальские храмы и монастыри не производили впечатления запущенных, наоборот — чисто выбеленные, отреставрированные, блистающие на солнце золочеными куполами, они будили в сердце какую-то смутную гордость. Не зря же весь Владимиро-Суздальский ансамбль ЮНЕСКО включил в реестр мирового зодческого наследия! Значит и тут, в вечно пьяной и лапотной по представлениям западников Руси, могли и могут строить свое, способное поражать воображение и привлекать взоры.

Внутри одного из монастырей Андрей, к собственному стыду вернувшийся от возвышенного к низменному (ничего не поделаешь — природа берет свое), обнаружил чистый и сверхтехнологичный, однако платный, сортир. Тьфу. Нет, дело тут, конечно, не во внезапно проснувшейся тяге к русской посконности, просто обидно, когда на сортир деньги находятся, а на косметический ремонт храмов и монастырей — не всегда; кое-где все-таки виднелись недоделки. Впрочем, среди туристов немало иностранцев, а для них — черт его знает, к сожалению или к счастью, — качественный ватерклозет является не меньшей достопримечательностью, чем все древние стены и могучие бастионы. Так что не стоит рубить с плеча: как это ни смешно для нас, но вернувшийся из поездки по «крэйзи Раша» добропорядочный бюргер в первую очередь расскажет друзьям в пивной не о каких-то там храмах и монастырях, да и не поймут его, а о том, что «эти русские даже туалет нормальный построить не могут».

Но запомнилось не это. Возвращаясь после экскурсии к машине, Андрей наискось пересекал Торговую площадь. Повернул голову налево, запоминая ориентиры, да так и застыл на месте. Начищенной жестью шпиля высверкивала невозможным для глаз, ослепительным серебряным блеском невысокая колоколенка. А сзади сплошным фронтом застилали небо черные, свинцовые тучи, но белая, чистая как снег, с серебряной верхушкой звонница назло им ловила последние лучи отступающего солнца.

Всю обратную дорогу, пробиваясь сквозь мутную пелену мелкой дождевой взвеси, Андрей почти в полный голос немузыкально напевал «Деревянные церкви Руси» когда-то любимого «Черного кофе»:

Деревянные церкви Руси —
Перекошены древние стены.
Подойди и о многом спроси —
В этих срубах есть сердце и вены. 

Заколочено накрест окно,
Молчаливо у Бога убранство,
Но зато старым стенам дано
Мерить душу с простым постоянством. 

На холсте небольшая деталь —
Церковь старая на косогоре,
И видна необъятная даль
На былинно-бескрайнем просторе. 

Старорусский народный обряд,
Неподкупная гордость людская,
Деревянные церкви стоят —
Это жизнь без конца и без края.

Часть вторая

ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Талант попадает в цель, в которую никто попасть не может.

Гений попадает в цель, которую никто не видит.

Артур Шопенгауэр

1

Утром в понедельник Андрей позвонил в «ВАЗ-хоум».

— Автосервис слушает.

— Добрый день. Девушка, скажите, Олег на месте?

— Да. Вас соединить?

Голос Олега показался Андрею чересчур бодрым, даже каким-то наигранным:

— А-а, Андрей, рад слышать! Хорошо, что в пятницу не позвонил — работы оказалось чуть больше, чем я думал. Сегодня только закончили, минут двадцать назад. Сейчас еще на стенд поставлю для порядка — и завтра можешь забирать.

Андрей поблагодарил и отключился, но в душе осталось четкое ощущение, что до сего момента «синенькой» никто не занимался, и только теперь, после его звонка, начнутся какие-то работы в авральным режиме. Вот тебе и довольный клиент

Вопреки общеизвестной пословице, понедельник выдался спокойным. Никаких особенных авралов не случилось, шефу не стукнуло в голову затевать никаких совещаний и планерок. Он вообще прибыл в контору только к обеду, причем вид начальства оставлял желать лучшего. Маечка, секретарша, то и дело бегала в кабинет попеременно то с чашкой кофе, то с охлажденной бутылочкой минералки. Похоже, шеф вчера погудел на славу. К концу дня, когда шеф отбыл в родные пенаты, внутриконторский «телеграф слухов» донес до сведения всех интересующихся (а таковых набралось немало — народ у нас страсть, как любопытен), что Март Викторович отмечал в воскресенье юбилей старого институтского товарища и потому «плохо себя чувствует».

Народ меж собой пошушукался, пожалел начальство, да и начал потихоньку разбредаться по домам, здраво рассудив, что раз уж начальство устроило себе маленький отгульчик, то всем остальным — сам Бог велел. Андрей решил от коллектива не отставать, и уже через тридцать минут выбирался из салона старенького «Пассата» на «своей» стороне Садового кольца. Мрачный водила пересчитал купюры и буркнул вслед: — Удачи.

Андрей не ответил. Его занимала другая проблема — вчера он в магазин так и не пошел, лень было, а сейчас придется расплачиваться. Сигареты кончились, в холодильнике царит почти космическая пустота. Ну, разве что завалялась где-нибудь на полке пачка прогорклого маргарина или кусок зеленоватой плесени, бывшей когда-то вполне съедобным сыром.

Можно, конечно, потерпеть и без жратвы, «Доши-гастритом» каким-нибудь обойтись, но без сигарет — никуда.

Пришлось переться в супермаркет, хорошо еще, недалеко — всего-то Кольцо перейти.

Ветер нес по улице пыль и бензиновую гарь, приветливо швырял ее в лица людей. Люди матерились и, стиснув зубы, шагали дальше по важным своим делам. Москва, доверху переполненная автомобилями, задыхалась в них. Как всегда в это время железные кони, непрерывно гудя, бесконечными реками едва ползли по широченному проспекту Сахарова. Какого-то особого порядка в их движении заметно не было, несмотря на отчаянные па молодого регулировщика. Лицо его уже позеленело. Андрей пожалел беднягу. Если он на посту хотя бы с десяти… Легкие не вылечишь ни молоком, ни соком «за вредность».

В воздухе трудолюбивым шмелем прогудел вертолет. Частный, скорее всего, а может, и метеоконтроль. Из интереса Андрей посмотрел в небо и тут же опустил голову. Бр-р-р! Омерзительные темные тучи застыли над городом со вчерашнего вечера, безуспешно пытаясь разродиться дождем. Сегодня, похоже, все-таки соберутся. Надо бы поспешить — зонтик Андрей не взял, поверив прогнозу, а зря. Минут через сорок на улице будет очень мокро и неуютно.

Супермаркет Андрею нравился. Во-первых, не такой расфуфыренный, как многочисленные стеклянные коробки, несметными толпами расплодившиеся в последнее время на периферии, а во-вторых — супером он был только по названию. На самом деле какой-то предприимчивый делец еще в конце девяностых выкупил старое кафе, оборудовал стойками, кассами, холодильными установками, в общем — всем, чем надо, и превратил его в уютный магазинчик. Полки стояли впритык друг к другу, иногда мимо стеллажей приходилось протискиваться боком, зато, не в пример гигантским супермаркетам с окраин, в этом не потерялся бы и ребенок, а для того, чтобы купить, например, батон хлеба, не было нужды пробегать полукилометровый марафон.

В отделе готовых салатов работала знакомая продавщица с восточными чертами лица. То ли хозяин магазина пришел к выводу, что зверски-острые, дабы прикрыть соевый привкус, «корейские» салаты будут лучше раскупать у подходящей по национальному колориту продавщицы, то ли действительно — просто так совпало, одно можно сказать точно: хозяин не прогадал. Салаты разбирали влет, да плюс к тому опустошали стойку с минералкой, ненавязчиво подпиравшую правый бок салатного прилавка. Каждый, кто хоть раз пробовал в прямом смысле слова огнеопасные шедевры корейской народной кухни, знает, что без пары литров на каждую порцию не стоит даже и начинать. В противном случае существовала реальная опасность бегать по квартире с пожаром во рту и выпученными глазами золотой рыбки, выпавшей из аквариума.

При виде Андрея кореянка, как всегда, очень мило смутилась, улыбнулась и приветливо поздоровалась:

— Здравствуйте! Что же вы так давно к нам не заходили! Этим магазин тоже нравился Андрею — продавцы здесь очень редко хамили, даже во время изматывающей ночной смены, и всегда были готовы помочь.

— Да вот все как-то не получалось. Зато сегодня я к вам надолго. Пиццы нету, буду вашими салатиками закупаться!

Андрей как-то обмолвился, что он — холостяк, готовить не умеет, потому посещает в магазине только два отдела — пищи быстрого приготовления, вроде пиццы и пельменей, и «корейский». Шутка с тех пор обросла изрядной бородой, но приесться она еще не успела, и Андрей, раз за разом, выдавал на эту тему все новые вариации.

За окнами солидно громыхнуло. Звук отразился от домов и асфальта, пошел гулять по дворам и закоулкам раскатами затухающего эха. На разные лады взвыли сигнализации минимум десятка автомобилей.

Продавщица вздрогнула.

— Ой! Там что — дождь собирается?

— Вроде того. А я без зонта.

— Вы промокнете…

— Ничего. Зато одежду постираю бесплатно, большое подспорье в холостяцкой жизни. Пустячок — а приятно.

Из магазина Андрей вышел только минут через двадцать — как назло в очереди в кассу перед ним стояла весьма импозантная дама бальзаковского возраста с доверху забитой тележкой. Кассирша аж взмокла пробивать все набранные продукты. Заплатив, дама бдительно проследила, как ее покупки уложили в десяток фирменных пакетов, после чего весьма выразительно посмотрела на магазинного охранника. Тот вздрогнул, подскочил к прилавку, взял покупки в охапку и рысью побежал к выходу. За ним, покручивая на пальце ключи, вальяжно прошествовала дама.

— Постоянная покупательница, — как бы извиняясь, объяснила Андрею кассирша.

Он пожал плечами, промолчал, подумав про себя, что он, в общем, тоже не в первый раз заглянул, однако за него почему-то сумки никто не таскает.

По стеклам уже побежали первые дождевые дорожки. Громыхнуло еще раз, судя по звуку — значительно ближе. Машины верещали, не переставая. Мелькнул за окном похожий на вагон джип, выкатился на проезжую часть, развернулся и, презирая всякие правила, унесся вниз по улице. Охранник вернулся мокрый и взъерошенный — Андрей столкнулся с ним на выходе.

Он почти успел: бегом промчался по переходу, выскочил наверх, не обращая внимания на редкие капли… и тут дождь пошел стеной. Кто-то наверху решил открыть все дренажные отверстия. Тротуар моментально превратился в бурную полноводную реку, косые хлесткие струи снизили видимость практически до нуля.

Ничего не оставалось делать — Андрей юркнул на остановку, поставил на землю пакет, отряхнул намокшие волосы.

Сзади кто-то жалобно всхлипнул.

Андрей обернулся. О-па! Да, староват становишься, братец, раз такую картинку первым делом не приметил!

На остановке, прижавшись друг другу, сидели две совсем молодые девчонки, лет по пятнадцати, не больше, сильно чем-то испуганные. Вон та, с длинными русыми волосами совсем расклеилась — низко опустила голову, то и дело всхлипывает. Вторая — черноволосая, с короткой, почти мальчишеской стрижкой — пытается крепиться, делать вид, что ей все нипочем, даже обняла подругу за плечи, стараясь утешить, но заметно, что и ей не сладко. Обе опасливо косились на Андрея, молчали. У ног девушек стояли изрядно потертый чемодан и солидных размеров спортивная сумка.

Приезжие.

Что-то у девчонок было не так, что-то очень не так, весь их вид просто-таки кричал о помощи. Андрей поразмышлял с минуту, оглянулся — дождь не собирался кончаться — и спросил:

— Девушки, у вас что-то случилось?

Они вскинулись так, словно их одновременно ужалили, и уставились на Андрея. В глазах стояла такое неприкрытое отчаяние и такой страх, что его даже передернуло.

Девушки молчали.

Андрей повторил попытку:

— Я могу чем-то помочь?

Снова молчание. Андрей зашел с другого бока:

— Девушки, я понимаю, что кажусь вам плохим парнем, опасным и подозрительным типом, но, может, все-таки расскажете в чем дело?

Лишь через несколько невыносимо-томительных секунд черноволосая почти неслышно произнесла:

— Спасибо, у нас все в порядке.

Выговор у нее был «окающий», мягкий. И в самом деле — приезжие.

— Слушайте, девушки, у вас все очень не в порядке, я же вижу! Расскажите — вдруг я смогу помочь!

— Не сможете.

Андрей крепко пожалел, что он не психолог и не психоаналитик. Вот уж кто умеет вызывать доверие к себе. А так… Прибежал мокрый, всклокоченный мужик, стал приставать с расспросами. Так кто угодно в себе замкнется, не то, что шарахающиеся от всего на свете молодые провинциальные девчонки.

И все-таки он решил предпринять последнюю попытку:

— Может, у вас денег нет? На проезд? Или, — тут его неожиданно осенило: ну конечно! — ночевать негде?

«Так есть хочется, что и переночевать негде…»

— У нас… все есть, — сказала черноволосая и всхлипнула. — Отстаньте… пожалуйста.

Андрей несколько мгновений помедлил, потом все-таки пожал плечами: хозяин — барин, была бы честь предложена! — и отвернулся. Достал пачку «ЭлЭма», сорвал обертку, затянулся первой, а потому особенно приятной «послерабочей» сигаретой. Девушки за спиной шушукались о чем-то своем, Андрей старался в их сторону больше не смотреть — они по виду и так запуганы дальше некуда.

Скорей бы уж дождь кончился!

В этот момент рядом с остановкой затормозила японо-корейская иномарка облизанных форм. То ли «Мазда», то ли «Тойота», кто их там разберет! Цветом машина походила на детскую погремушку. Из затемненного нутра появилась коротко стриженая голова и с характерными интонациями и распальцовкой спросила:

— Эй, девчонки! Вы, чисто, почем сегодня?

Понятное дело, от подобного вопроса девушки впали в ступор, испуганно опустили глаза, стараясь не встречаться взглядом с бритоголовым крепышом. Через минуту упорного молчания до него дошло, что имеют место быть какие-то непонятки. Браток заметно расстроился.

— Ну, — набычившись, рявкнул он. — Че за дела? Язык в <…> спрятался?! Сколько за раз? Если понравитесь — возьму на ночь.

Андрей понял, что пора вмешаться. Даже если браток сообразит, что принял девчонок не за тех, его распаленный гормонами мозг может подтолкнуть хозяина на неадекватные действия.

Как бы его потактичнее услать?

— Эй, братан! — Андрей отбросил недокуренную сигарету, шагнул вперед. — Че к девочкам пристал? Не видишь — ментяр ждем, из районного. Спецобслуживание сегодня, уж извини. Завтра к вечеру подъезжай, все будет на мази.

Крепыш пару секунд постоял неподвижно, соображая, потом кивнул и убрался в теплые объятия климат-контроля. Выматерился на прощание неразборчиво и поднял стекло. С местными ментами связываться ему не хотелось, их Андрей очень кстати приплел, а на сутенера орать — какой толк? Сам, небось, не рад, что вынужден хорошему клиенту отказывать.

«Тойота» на мгновение будто присела на задние колеса, рявкнула форсируемым мотором и выстрелила вперед, через перекресток, прямо под желтый сигнал светофора. Раздраженно прогудели несколько машин из перпендикулярного потока, а «Тойота», разбрызгивая лужи, ракетой проскочила площадь, обогнула застопорившийся на Садовом поток и вырулила на встречную.

Андрей посмотрел вслед стремительно удаляющейся иномарке. Вот ведь бедняга! Совсем расстроился! Как бы от буйства неудовлетворенных гормонов шею себе на мокрой дороге не свернул… себе и еще кому-нибудь за компанию.

Не успел Андрей пожалеть отвергнутого «кавалера», как из неприметной подворотни наперерез «Тойоте» выкатился милицейский «Форд»-перехватчик. Синим всполохом сверкнули мигалки на крыше, донеслась невнятная скороговорка: «…итель …ины……витесь!!». Цветастая иномарка вздрогнула, как пойманный зверек, резко сбавила скорость и прижалась к обочине.

— Вот так, — неожиданно сам для себя вслух произнес Андрей. — Моя милиция меня бережет: сначала сажает, потом стережет!

— Спасибо… — кто-то несильно потянул его за рукав. Андрей обернулся. Обе девушки смотрели на него. Та, что с короткой стрижкой, выглядела побойчее своей подруги, но и в ее взгляде все еще читался страх и недоверие.

— Да не за что!

Он почти слышал мысли девчонок: а чем бы все кончилось, если бы не оказалось рядом этого парня? Вздумай крепыш вылезти из своей зализанной тачки и побеседовать с ними поближе? Дождь разогнал народ с улиц в подземные переходы и магазины, — кто бы помог, если что? Уж одну из них браток, изнывающий без женской ласки, точно бы успел затащить в машину…

«Нет, нельзя их тут оставлять! Девчонки явно не московские, не знают, что почем. Эх, ну почему меня всю жизнь так тянет на рыцарские подвиги?»

Андрей вздохнул, расстегнул молнию на куртке, потянул ее через голову. Девчонки испуганно следили за ним.

— Ну что, будем ждать следующего? Или потерпим, пока мимо патруль проедет? Вдруг им приспичит у вас, иногородних, регистрацию проверить, а?

Девчонки переглянулись. Бойкая поднялась, сделала шаг навстречу. Обернулась к своей подруге то ли за поддержкой, то ли наоборот — уговаривая… Вторая тоже встала, и, залившись смущенной краской, спросила:

— А вы кто?

Господи, детский сад какой-то! Андрей чуть не выругался вслух. Неужели девчонкам так тяжело поверить, что им действительно хотят помочь!? Почему люди во всем видят только плохое!? Что это — примета нашего времени или закономерный итог сотен «документальных» сериалов а ля «Криминал в современной России»?

Ладно, чего на девчонок взъелся? Они-то не виноваты.

— Я, — Андрей картинно оскалился и изобразил свободной рукой когтистую лапу, — ужасный маньяк-убийца, садист и каннибал. Но сегодня — в отпуске. Потому почти не страшен.

Это подействовало. Девчонки несмело улыбнулись, бойкая даже хихикнула. Спросила:

— А почему почти?

— Потому что, если меня не покормить — я буду страшен. С утра голодаю, — Андрей выразительно потряс фирменным супермаркетовским пакетом. — Зашел в магазин, а тут сырость эта проклятая…

— Ничего себе, сходил за хлебушком, — пробормотала вторая девушка. Андрей живо припомнил анекдот, рассмеялся. Смех у него всегда был заразительный, и через несколько секунд присоединились и девчонки.

— Вам действительно негде переночевать? — спросил Андрей отсмеявшись.

— Понимаете, — заговорила бойкая, — мы приехали к бабе Наде, а она…

— Негде, — резюмировал Андрей почти утвердительно.

— Да.

— Ладно, — просто сказал он. — Пойдем, что ли?

— Куда?

Андрей вздохнул, молясь про себя, чтобы не оборвать протянувшуюся между ними ниточку доверия.

— Ко мне, в маньячное логово, — он улыбнулся. — Места хватит. Сегодня переночуете, а завтра — посмотрим, как быть.

Девушки переглянулись, разом кивнули и почти одновременно сказали:

— Пойдем.

Вторая, застенчивая, с непослушной русой гривой, опасливо покосилась на небо:

— А как же дождь…

Андрей протянул куртку, улыбнулся:

— Думаю, моего размера вам на двоих как раз хватит. Да и недалеко.

— А вы? Промокнете же…

— Не-е… — совершенно серьезно ответил Андрей, — не успею. Мы будем очень быстро бегать.

Он подхватил с земли чемодан и сумку, встряхнулся, словно чистокровный рысак перед скачками:

— Ну, побежали?

— Я наружка четырнадцать. Передвижной двадцать три, общая, ответьте.

— Общая на связи.

— Передвижной двадцать три на связи.

— Объект вступил в контакт с водителем автомобиля «Тойота Целисса», цветярко-алый, госномер Н111КЕ99-К113. Лицо круглое, волосы русые, короткие, телосложение крупное, одет в темно-серый пиджак. Передачи не обнаружено. Внимание! Контакт прерван.

— Наружке четырнадцатьвнимательно наблюдать за остановкой, передвижному двадцать триостановить «Тойоту», проверить документы. По возможности узнать причины контакта.

— Передвижной двадцать три на связи, докладываю. Владелец машиныЗарянский Игорь Николаевич, по документамвице-президент фонда «Охрана правопорядка и безопасность». По его словам, девушки на остановкепроститутки. Зарянский хотел их снять, но в разговор неожиданно вмешался сутенер. Судя по описанию Зарянского, сутенером он посчитал…

— Вас понял, передвижной двадцать три. Все в порядке, сработало, Зарянского можно отпускать. Воздух два, проследите на всякий случай за машиной.

— Я воздух два, вас понял. Алая «Тойота» движется по Садовому кольцу в сторону проспекта Мира…

2

Несмотря на недавний дождь, ночь выдалась душной. Андрею не спалось. Да и какой нормальный мужик, скажите на милость, может спокойно спать, когда в соседней комнате сопят и ворочаются под одеялом две очень красивые девчонки?

Так что духота — это лишь отмазки. Просто не до сна, вот и все. Андрей включил ночник, сел на кровати. Чем бы себя занять? Поиграть на компьютере? Не, с этими трехмерными стрелялками держи ухо востро, бывает, так разухаришься, что и к утру спать не захочешь. Надо что-нибудь монотонное, однообразное, дабы через полчасика уже зевать, раздирая челюсти.

О, ну конечно! Есть же предварительная программа выставки: презентации, семинары, фирмы-участники и карта уже арендованных стендов. Шеф просил к среде подготовить небольшую записку: в каких мероприятиях стоит поучаствовать, в каких — нет, далеко ли до ближайших конкурентов и все такое прочее. Андрей по извечной русской привычке откладывал работу на самый последний день, но раз выдалось немного свободного времени, почему бы не начать сегодня?

Андрей натянул брюки (не в трусах же теперь по квартире ходить!), приоткрыл дверь для сквозняка, включил компьютер. Вентилятор тихонько заурчал, по экрану побежали строки первичной загрузки.

Судя по звукам в квартире, девчонкам тоже не спалось: уже три или четыре раза кто-то из них на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не разбудить, пробирался мимо Андреевой комнаты. Никаких сил нет терпеть. Ну, вот — опять!

За спиной едва слышно открылась дверь. Тихий скрип половиц под босыми ногами — Андрей с трудом удержался, чтобы не обернуться — одна из девушек тихой мышкой прошмыгнула на кухню. Звякнул стакан.

Комп давно уже загрузился, текстовый редактор призывно подмигивал курсором, но голова была забита совсем другими мыслями.

Андрей попытался угадать, кому же еще не спится в такой поздний час. Судя по смелости (быстро же освоилась в незнакомой квартире!), скорее всего — Юле. Ему еще на остановке показалось, что она побойчее своей подруги, не так сильно растеряна и значительно меньше напугана московскими реалиями.

Анюта, конечно, тоже не очень похожа на маменькину дочку — черта с два бы она тогда отправилась на пару с подругой «завоевывать» Москву, — но все-таки Юля выглядит более раскованной.

Когда шаги зашлепали по коридору в обратную сторону, Андрею захотелось проверить свою догадку. Он развернулся на стуле и спросил:

— А ты чего не спишь?

Это была Юля — он не ошибся. В голубоватом свете монитора она показалась Андрею настоящей феей: босоногая, стройная, с удивительно ладной девичьей фигуркой. Из одежды на ней была одна только свободная футболка с несколько аляповатой надписью «Zеnа». Слепым Андрей отродясь не был, потому, естественно, успел разглядеть и длинные красивые ноги, едва прикрытые короткой футболкой. Сообразив, что находится не в самом выгодном положении, Юля ойкнула и юркнула за дверь, оставив снаружи одну только голову.

Кто из них больше смутился — неизвестно. Андрей, кроме того, отчетливо понял, что с работой можно завязывать: вряд ли удастся теперь вернуть мысли в нормальное русло. Что бы хоть как-то разрядить наступившее неловкое молчание, он переспросил:

— Так чего тебе не спится?

Юля секунду помедлила, приходя в себя, потом ответила спокойно, будто ничего и не произошло:

— Шумно там. Машины все время ездят, никак не могу заснуть.

Андрею почудилась в ее голосе какая-то фальшь, словно девушка не хотела говорить ему правду, а ляпнула первое попавшееся.

Впрочем, Юле с Анютой действительно не позавидуешь — после тихого Ярославля спать в комнате, выходящей окнами на страдающее пожизненной бессонницей Садовое Кольцо! Андрей и сам-то с трудом засыпал под аккомпанемент автомобильного оркестра, чего уж говорить о людях непривычных.

— Да, к этому надо приспособиться. У вас, небось, не так?

Девушка молча кивнула головой. Андрей все четче ощущал какой-то барьер, стену между ними, которых не было вечером. Да что у них там произошло?

— Извини, Юль, другой комнаты нет. Даже и не знаю, как быть. Не на кухне же вас устраивать! А у себя — не могу, — он обвел рукой захламленный стол, наспех прикрытую кровать. — Бардак здесь тот еще, как видишь, да и места вам на двоих не хватит…

— Да нет-нет, все в порядке, не обращай внимания, нам удобно.

— Удобно, так удобно, спорить не буду. Тогда — спокойной ночи. Еще раз.

Юля стояла, не двигаясь, и молчала. Андрей понял ее по-своему:

— Если я тебя так смущаю, могу отвернуться, пока ты пройдешь.

— Да нет, не это, — она едва заметно покраснела, и Андрей понял, что сейчас ему действительно скажут нечто важное. — Скажи… те, Андрей…

— Ну вот, опять. Мы же договорились на «ты»!

Юля покраснела еще больше, то, что она хотела сказать, явно смущало ее. Упрямо тряхнув головой, девушка выпалила:

— Зачем мы тебе? Почему ты нам помог?

От волнения ее мягкий ярославский говорок стал заметнее. Андрей опешил настолько, что если б стоял сейчас — точно сел. Он даже дар речи потерял: ничего себе вопросик!

А Юля настаивала:

— Что ты хочешь от ме… от нас? ЭТОГО?

— Господи! — пришлось сквозь силу улыбнуться, иначе она ни за что бы не поверила. — И вы потому и не спите?

Бедные девчонки! Лежат, небось, прижавшись друг к другу от страха, дрожат и ждут, когда же он придет за ЭТИМ.

— Понимаешь, — затараторила вдруг Юля, — Анюта, она, ну… это… боится, она никогда еще ЭТОГО не делала… ну, не трахалась, она… — голос ее упал почти до шепота, — …девочка. Может, меня одной хватит?

С каждым словом лицо Андрея каменело все больше. Когда Юля закончила, одновременно просительно и боязливо поглядывая на него, Андрей вдруг резко поднялся. Девушка испуганно отшатнулась.

— Так! Вы за кого меня держите?! А?! Ну-ка, пойдем! Он накинул на плечи рубашку, и не успела Юля ничего сказать, как Андрей крепко схватил ее за руку и потащил по коридору. На ее ноги он больше не смотрел — глаза застилала обида.

Андрей резко распахнул дверь в комнату. Анюта сидела на застеленном диване почти неподвижным изваянием, натянув простыню до самого подбородка. В темноте невозможно было разглядеть ее лицо, но Андрей мог бы поклясться, что Анины глаза сейчас напоминают два больших медных пятака. Недавний разговор в коридоре она слышала весь, до последнего слова.

— Юлька… — только и смогла прошептать Анюта.

Не глядя на нее, Андрей втянул за собой Юлю и резко развернул ее лицом к двери.

— Смотри внимательно! Видишь замок?

Девушка, казалось, была парализована страхом, она не плакала, ничего не говорила и почти не шевелилась, разве что испуганно открывала и закрывала рот, как пойманная рыбка.

Андрею пришлось встряхнуть ее за плечи. Это подействовало. Юля вздрогнула и посмотрела на него уже более-менее осмысленно.

— Вот теперь другое дело, — удовлетворенно сказал Андрей. — Замок видишь?

— Д-да… — прошептала девушка.

Действительно, в верхнюю часть филенки умелый мастер искусно врезал прочный замок со щеколдой. Лет ему было немало, но внешний вид внушал уважение.

— Хорошо. — Андрей одобрительно кивнул, правда, скорее, своим мыслям. — Сейчас я выйду, и ты закроешь за мной дверь. Понятно?

Анюта за спиной всхлипнула. На Юлином лице отразилась целая гамма эмоций: похоже, только сейчас она поняла, что никто не собирается хотеть от нее ЭТОГО, а своими словами она жестоко оскорбила Андрея.

— По… понятно…

— Вот и отлично. Теперь уже точно спокойной ночи. Он вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь. Тишина.

Не единого движения за спиной.

— Ну!! — рявкнул он. — Закрывай!

— Андрей… — донесся приглушенный голос Юли. — Извини, я не хотела…

— Закрывай, — устало повторил он. — Завтра поговорим. Уже на пороге своей комнаты он услышал, как замок все-таки щелкнул и удовлетворенно улыбнулся. Эх, девчонки… «Ты хочешь от нас ЭТОГО?» На пустом месте такие идеи не рождаются. Неужели вечером какие-то его слова натолкнули Юлю с Анютой на подобные мысли? Он покачал головой, вспоминая.

Несколько часов назад все трое, мокрые и взъерошенные ввалились в дом. Андрей тогда распахнул дверь, сделал приглашающий жест:

— Заходите, будьте как дома!

Еще на улице Андрей решил вести себя с девушками, как с давними знакомыми. Как с тем же Егором, например, — приветливо, с легкой пикировкой и бесконечным состязанием в остроумии. В психологии он никогда особенно силен не был, но ему показалось, что так девушки будут чувствовать себя раскованней. А то шли сюда, как на плаху. Несмотря на определенную степень доверия, его все еще боялись до дрожи в коленках.

Девчонки несмело вошли и остановились на пороге. Андрей поставил на пол свой груз, отряхнул рукой мокрые волосы. Закрывая за собой дверь, он случайно перехватил взгляд одной из девушек. В нем явственно читалась обреченность.

— Ну, чего остановились? Давайте, разувайтесь. Сейчас тапочки какие-нибудь найду.

— Ничего, не беспокойтесь, мы и так…

Андрей открыл ящик с обувью, с головой ушел в его нутро, наконец вылез, отдуваясь, с двумя парами тапок. Были они размеров на семь побольше, чем надо, и явно мужские, но на безрыбье, как говорится…

— Давайте, что ли, познакомимся. Так удобнее друг к другу обращаться будет. Меня зовут Андрей. И вот еще что — перейдем на «ты», ладно?

Девчонки кивнули. Первой представилась «бойкая» с короткой стрижкой:

— Юля.

Она уже скинула кроссовки, и стояла на полу в белоснежных носочках. Андрей аж вздрогнул.

— Юля-я!! Это холостяцкая квартира, здесь в последний раз убирались еще в двадцатом веке! На вот, надевай, и чтоб больше никаких «мы и так»! Иначе твои великолепные носки очень быстро станут черными!

Вторая девушка оказалась Аней. Скромно потупившись, она попросила называть ее Анютой. Андрей не возражал. Протянул ей тапки, кивнул одобрительно:

— Ну вот и познакомились. А теперь — тест на скорость. Кто первый ответит, тот и победил. Есть хотите?

Анюта, украдкой сглотнув слюну, промолчала. Юле пришлось отдуваться, за двоих. Помявшись немного, она неуверенно сказала:

— У нас есть с собой…

— Верю, — кивнул Андрей. — Вот пускай и остается. Мало ли, запас карман не тянет. А сегодня я вас угощаю.

— Спасибо, мы не… не хотим вас… тебя, — Юля быстро поправилась, — объедать.

— Боже мой! — Андрей расхохотался. — Откуда вы словечко-то такое взяли? И вообще: я в кои-то веки проявляю гостеприимство, вы что — хотите меня обидеть?

— Н-нет, — запинаясь, ответили девушки.

— Отлично. Тогда пошли ужинать.

— Пошли.

— Только не думайте, что я такой уж альтруист. Свою выгоду я не упущу. — Заметив, что девушки вздрогнули, Андрей запоздало сообразил: а ведь эту фразу можно понять двояко. Надо срочно сглаживать неприятный эффект. — Готовить кто-нибудь из вас умеет? Или рискнете отравиться полуфабрикатной бурдой, которую сварганит холостяк с многолетним стажем?

— Я умею, — быстро сказала Юля.

— И я, — добавила Анюта.

— Да ну! — восхитился Андрей. — Вот это удача. Надо же! Тогда, надеюсь, вдвоем вы сможете приготовить из всего этого барахла что-нибудь съедобное. И никто внакладе не останется. Пошли!

За ужином разговорились. Девчонки более-менее расслабились, Юля говорила почти свободно, и только Анюта еще немного дичилась.

Девушки ели мало, клевали с тарелок, словно птички, чем вызывали в хозяине одновременно умиление и обиду:

— Юля! Анюта! Вы что, и дома столько едите? Нет, я понимаю — диета, фигуру сохранить надо и все такое, но нельзя же так! Мне даже смотреть на вас голодно! Как вы по улице ходите? Ветром же унесет! И вы еще боялись меня объесть? Да такими темпами полгода придется стараться, не меньше. Давайте на время забудем всю эту чепуху с объеданием несчастного Андрея, и будем питаться по-человечески. Лады?

Это помогло. Очистив тарелку, Юля несколько секунд помялась, но потом попросила-таки добавки. За ней последовала и Анюта. Видно было, что девчонки изрядно проголодались, и лишь смущение удерживает подруг от того, чтобы есть быстрее. Андрей подложил им еще, а в ответ на благодарные взгляды лишь подмигнул:

— Кушайте!

Сам он со своей порцией справился быстро, хоть и была она раза в два побольше.

— Э-эх, вкуснотища была! — сказал Андрей, убирая тарелки в мойку. — Ну почему я так не умею? Каждый день бы ел по-человечески. Спасибо.

— Ой, да что ты! Тебе спасибо. Если б не ты, мы бы до сих пор на остановке сидели. — Юля вздрогнула. — Неизвестно, чем бы все кончилось.

Андрей кивнул, присел на краешек стула.

— Сейчас будет чаек. Заваренный, как у белых людей, а то я уже и не упомню, когда в последний раз пил не бурду из пакетиков. А теперь рассказывайте, что у вас приключилось. Будем вместе думать.

История оказалась донельзя банальной и по современным российским реалиям вполне обыденной. У Ани в Москве живет родственница, тетка отца — баба Надя. Закончив среднюю школу, девушки поехали в Москву — поступать в Академию Сервиса, как давно уже было решено и сто раз переговорено с родителями. Жить на время экзаменов подружки собирались как раз у бабы Нади, а там, по поступлении, академия предоставляла иногородним общежитие. Еще девчонки собирались устроиться на работу, курьерами или «как получится», заработать немножко и снять где-нибудь на окраине подходящую комнатенку на двоих.

Но все эти радужные планы были разом растоптаны в прах, когда открылась дверь и на пороге баб-Надиной квартиры появился незнакомый детина в шортах и сетчатой майке.

— Чего? — спросил он подруг. — На храм и собачьи приюты не подаю, косметика тоже не нужна. И кто вас только пускает!

— Простите, — сказала Юля, — мы к бабе Наде.

— К кому? — удивился детина.

— К Надежде Олеговне Сорокиной.

— А кто это? — все так же недоуменно отреагировал собеседник, чем пробудил в девушках нехорошие подозрения.

— Как кто? Она здесь живет.

Детина на мгновение задумался, потом пожал плечами и крикнул:

— Ди-ина!

— Чего тебе? —. донеслось откуда-то из глубины квартиры.

— Подь сюды.

Теперь в дверях появилась еще и несколько помятого вида женщина в бигуди и застиранном спортивном костюме с надписью: «Адидас». Тетка несколько секунд мерила взглядом девчонок, после чего обернулась к мужу.

— Шо это за явление?

— Да вот, бабу Надю ищут.

— Кого?

— Надежду Олеговну Сорокину, — ответила за детину Юля.

Еще какое-то время тетка в бигуди недоуменно переглядывалась с мужем, потом в ее глазах появился намек на понимание.

— А-а, ну как же я сразу не поняла!

— Кто это, Дин? — спросил детина.

— Прежняя хозяйка. Умерла она, девочки…

— Вот так прям и ляпнула, — запальчиво рассказывала Юлька, — без всякой жалости. Равнодушная она какая-то…

— Неправда! — вдруг вмешалась в рассказ Анюта. — Не наговаривай на нее. Они же все-таки нас чаем напоили и еще позвонить дали, на ту фирму, помнишь?

— Ну да, конечно. После того, как ты заплакала…

— Я не плакала! Просто я не знала, что теперь делать, испугалась… вот и закрыла лицо руками…

Новые хозяева действительно оказались не самыми черствыми из людей, чтобы там ни говорили о повсеместном равнодушии и пренебрежении чужими бедами. Девушек пригласили в дом, Дина, довольно жалостливо причитая, напоила «бедняжек» чаем…

— Такая бурда! Как они могут такое пить!

— Юлька! Все тебе не так! Нормальный чай.

— Ничего, — улыбнулся Андрей, — сейчас с моим сравните, тот амброзией покажется. Лучше рассказывайте, что дальше было.

…а детина, назвавшийся Юрием, долго рылся в каких-то документах, но нашел-таки ордер на квартиру и телефон риэлтерской фирмы. Даже вспомнил, как звали их личного менеджера.

Юля тут же попросила разрешения позвонить и с третьей попытки попала на нужного человека. И наткнулась на непроницаемую стену холодной вежливости. «Да, да, конечно, мы понимаем, примите наши соболезнования, очень жаль, но мы ничем не можем Вам помочь».

Выяснилось, что баба Надя три года назад завещала квартиру фирме «Москоу Риэлти», которая за это обязалась пожилую женщину содержать. Неизвестно, естественной ли смертью или не без чужой помощи, но несколько месяцев назад Надежда Олеговна скончалась.

— Они там, на фирме, почему-то решили, что мы собираемся отсудить квартиру. Менеджер мне так и сказал: у вас нет никаких шансов, бабушка умерла своей смертью, все необходимые документы мы можем предоставить в любой момент.

В общем, девочек не слишком грубо, но быстро и далеко послали. Дина с Юрием, конечно, жалели их, но по вполне понятным причинам постарались намекнуть неожиданным гостьям, что не очень заинтересованы в их дальнейшем присутствии. Впрочем, девушки и сами не хотели надолго задерживаться в теперь уже чужой квартире

Подруги вышли из дома, не отдавая отчета в собственных действиях, сели в первый попавшийся троллейбус и колесили по Москве до тех пор, пока их не высадили контролеры. Так они и оказались на остановке перед Андреевым домом. И только там до них окончательно дошел весь ужас создавшегося положения.

Денег на обратную дорогу у Юли с Анютой нет — их должны были прислать родители только в конце месяца, — жить негде, и что теперь делать — неизвестно.

Андрей выслушал сочувственно.

— Не горюйте, чего-нибудь придумаем. Давайте пока чайку…

Он и не заметил, разливая в чашки кипяток, что девчонки за его спиной о чем-то шушукаются. Анюта вдруг встала и вышла в коридор. Клацнули замки чемодана, что-то зашуршало. Андрей вопросительно поднял бровь, но ничего не сказал.

Через минуту вопрос решился сам собой. Анюта появилась на пороге кухни с огромной банкой варенья.

— Вот, — просто сказала она. — Черничное. Мама делала, для бабы Нади. Это вам.

— «Тебе», Анюта, «тебе»! — поправил Андрей. — Не зови меня на «вы», пожалуйста. А то я сразу чувствую себя старым и дряхлым.

— Тебе, — согласилась она.

— А лучше — нам! Ну-ка, где-то у меня были… — Андрей раскрыл кухонный шкаф, долго копался в нем, чертыхаясь, — …розетки! А-а, вот, нашел!

Он извлек несколько маленьких фарфоровых блюдечек, украдкой понюхал их, посмотрел на свет.

— Вроде чистые. Но лучше помыть.

— Давай я. — Юля взяла из его рук розетки и сунула под струю горячей воды.

Андрей несколько рассеянно смотрел, как Юля расставляет на столе посуду, разливает варенье, как суетится Аня, нарезая хлеб. Как это здорово, когда в доме снова есть хозяйка! Хорошо бы еще девчонки не делали все с таким подобострастным рвением, с таким демонстративным желанием хоть чем-то помочь. А то, глядя на них, становится неуютно.

Но сейчас Андрея больше занимали другие мысли.

У него возникли кое-какие вопросы. В первую очередь к Аниной семье. Ведь не от хорошей же жизни завещала старушка заветную жилплощадь ушлым дельцам от недвижимости. Не иначе с трудом тянула лямку на одну только скромную пенсию. Несмотря на все надбавки от московского правительства существовать на нее без помощи огородов и садовых участков могут разве что аскеты. А ярославские родственники про старушку и не вспоминали, пока не потребовалось вот пристроить девчонок на время экзаменов. Вряд ли новые жильцы вселились в квартиру сразу же после смерти бабы Нади, все-таки месяц-другой бы точно ушел на выправление всяческих документов. И то, что за два, а то и три месяца Анин отец ни разу не позвонил старой тете, пусть хотя бы и предупредить о приезде девочек, говорит совсем не в его пользу.

— Как же вы поехали? Твой папа разве не позвонил перед выездом?

Анюта понуро покачала головой:

— У бабы Нади нет телефона. Мы ей телеграмму послали.

Странно это все. У бабы Нади телефона нет, а у новых хозяев — раз, и появился. Хотя могли, конечно, и риэлтеры поставить, чтобы увеличить стоимость жилплощади. В Юлином рассказе, как и в любой правдивой истории, — обнаружилась целая куча нестыковок. Впрочем, это только легенды разведчиков разработаны так, что и комар носу не подточит.

— Понятно, — сказал Андрей, встал, приоткрыл балконную дверь. — Ничего, если я покурю?

Девчонки замотали головами. Они так трогательно боялись хоть чем-нибудь ему помешать, нарушить привычный жизненный уклад, что иногда даже становилось смешно.

— Ладно, — сказал он, снова появляясь на кухне, — сегодня переночуете у меня, все равно уже поздно куда-то идти, а завтра — посмотрим. Утро вечера мудренее.

Неизвестно, готовы ли были девушки к такому решению или нет, но Андрею вдруг показалось, что едва ощущаемое раньше скрытое напряжение разом возросло. Без преувеличения Андрей ощущал его почти физически.

— Согласны? — на всякий случай спросил он.

К его удивлению Юля, обычно отвечавшая первой, на этот раз промолчала. Ему на мгновение показалось, что она и сама не знает, чего ей хочется больше: остаться или уйти.

Ответила Анюта:

— Конечно, согласны, да, Юль? Спасибо тебе, Андрей, — и, заметив, что он собирается отмахнуться от благодарностей, быстро добавила, — правда, спасибо. Ты нам очень помог.

— Родителям-то звонить будете? Беспокоятся, наверное. Девушки переглянулись.

— Нет пока. Мы договаривались, что позвоним только когда сдадим документы. Так что сегодня никто волноваться не будет. Пусть уж лучше и дальше ничего не знают, а то переполошатся, понаедут сюда нас спасать. Вот устроимся — тогда и сообщим обо всем.

Андрей кивнул:

— Ну, вам виднее. А когда в этой вашей Академии начало приема документов?

— В среду, шестнадцатого.

— То есть — послезавтра?

— Да.

— Ну, хорошо.

Дальше разговор потек по другому руслу. Андрей спросил, что же это за Академия такая, и девчонки принялись с жаром рассказывать. Потом уже ему самому пришлось отбиваться от расспросов — чем живет, где работает и т. д. Начав с конторских дел, Андрей перекинулся на туризм вообще, вспомнил Британию, Индию, Японию и сам не заметил, как увлекся. Да и можно ли оставаться спокойным, когда каждое твое слово с восторгом ловят две очень красивые девчонки, а за каждым движением следят две пары — карих и серо-голубых — глаз?

И все же одна гаденькая мыслишка так и не покидала Андрея. За весь вечер он ни на минуту не забывал о клофелине. Крутилось в голове, чего уж тут. Зря, выходит, пару часов назад сетовал на подозрительность девчонок — вот, мол, хорошему человеку довериться не могут. А сам что — лучше? Криминальные сериалы, как выясняется, запугали не только неискушенных провинциалок, но и битых жизнью столичных зубров, в коих не угасла еще искорка рыцарства.

Говорят, в шестидесятых годах не было лучшего способа познакомиться с девушкой, кроме как защитить ее от хулиганов. Те романтические времена во всей красе расписали подростковые романы и возвышенно-романтические фильмы «про любоффь», — да-да, те самые, где девушки в белых платьицах, а мальчики смиренно держат подруг за руку, декламируют Есенина и теорему Ферма. На неокрепшие мозги действует хорошо. Кое-кто даже поверил, причем верит до сих пор, обзаведясь пивным брюшком, лысиной и не одним десятком увесистых оплеух от жизни.

Но за последнее время многие поняли (причем нередко на собственной шкуре или кармане), что, услышав из подворотни пронзительный вопль «помогите!», не стоит так уж сразу бросаться на выручку. Нарисованная буйным воображением заплаканная жертва может оказаться банальной приманкой — «подсадной уткой», а вместо парочки хулиганов, моментально разбегающихся с криком «дяденька, не бейте!» при виде молодецкой фигуры спасателя, в подворотне могут поджидать и амбалы с монтировками. А то и с чем-нибудь похуже.

Андрей, с детства сохранивший некоторые представления о мужской чести, не раз и не два имел возможность убедиться, что далеко не всегда имеет смысл поддаваться на душевные порывы. И, направляясь в ту же подворотню с намерением восстановить справедливость, лучше быть внимательным и заранее продумать пути отступления. Опять же был еще тот случай с девчонкой из Твери… Впрочем, ладно. Наступать на одни и те же грабли было одной из его излюбленных привычек, а тяга к рыцарским подвигам так до сих пор и не прошла. Наверное, это и к лучшему. Отвернись Андрей сегодня от заплаканных девчонок, сделай вид, что ничего не заметил, сам бы потом себе не простил. И пусть циник Ромка сколько угодно стучит кулаком по лбу с криком: «Ну куда ты опять полез, ланселот хренов!», пусть Димыч хмурится и качает головой, слушая рассказ об очередном «подвиге», что-то странное, неуловимое внутри не дает поступать иначе.

Но все же, поворачиваясь к плите поставить чайник или вынимая из микроволновки очередной кусок покупного пирога, Андрей не забывал прихватить со стола свою чашку. От греха. Вроде как по рассеянности: увлекся разговором, повернулся, размахивая руками, — и чуть не ошпарился. Упс. Словно бы машинально поставил на печку или на маленький кухонный столик, перед собой. Зато чашка всегда на виду, и вроде бы никому не обидно. Вряд ли девчонки, в третий раз прыснув в кулачок над Андреевой рассеянностью, догадывались, в чем на самом деле смысл его телодвижений. Конечно, он уже почти уверился, что Анюта с Юлей именно те, за кого себя выдают, но осторожность не помешает. Иначе есть вполне реальный шанс проснуться утром в обчищенной квартире и с головной болью.

Часов в одиннадцать он заметил, что Анюта начала клевать носом. Да и Юля то и дело зевала, деликатно прикрываясь ладошкой.

— Гм, — сказал Андрей, вроде бы ни к кому не обращаясь. — Почему у меня такое ощущение, что кому-то здесь хочется спать?

Юля, как раз в этот момент зевнувшая, смутилась.

— Немножко…

— Понятно. Ну пойдемте, сони.

В большой комнате Андрей указал на титанических размеров раздвижной диван, доставшийся ему от отца:

— Ну, как? Подойдет такое ложе для двоих? Или поискать в кладовке надувной матрас?

— Нет, спасибо, нам хватит.

— Хватит — так хватит, как скажете.

Он принес простыни, достал пару подушек:

— Эти вроде чистые. Вы уж не обессудьте, но у меня все три раза проверять надо. Такая она, холостяцкая жизнь. — Андрей виновато развел руками. — Сами застелите или помочь?

— Ой, спасибо, мы сами…

— Ну хорошо. Если чего надо будет — моя комната напротив. Где ванная вы знаете, помыться там, зубы почистить. Ох ты, черт! Совсем забыл! Полотенца-то у вас есть?

— Есть-есть, не беспокойся.

Собственное гостеприимство показалось Андрею чересчур навязчивым — на манер Демьяновой ухи. Он понял, что смущает девчонок:

— Тогда не буду больше мешать. Всем — спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказали девушки хором.

Ну, а ночью случилось то, что случилось. Может, и хорошо — теперь девчонкам будет полегче. Не стоило, наверное, действовать с такой вот солдатской прямотой, но зато по ЭТОМУ вопросу — Андрей грустно усмехнулся, снова покачал головой, — никаких неясностей не осталось.

Было бы величайшей неправдой сказать, что Юля и Анюта его не интересовали. Наоборот! Более чем. Фигурки у обоих ладные, сами по себе девушки далеко не дуры, язык подвешен хорошо, разве что Анюта еще несколько стесняется, и Андрей, в общем, с большим удовольствием за кем-нибудь приударил бы. А то и за обеими — где наша не пропадала! Но не такими же методами! Мужик он или мразь позорная?! Каким же надо быть распоследним подлецом, чтобы воспользоваться чужим доверием, чтобы, черт возьми, требовать такую плату с двух несмышленых девчонок, которым просто больше некуда идти!

3

Андрей проснулся раньше обычного. Юля с Анютой еще не вставали. Может, боялись, после ночного разговора, а может, действительно заснули без задних ног, успокоенные его поведением. По правде сказать, Андрей на них не обижался. Сам-то хорош! Весь ужин вчера над чашкой трясся, как Кощей над своим златом.

Умывшись, Андрей поставил чайник, изучил внутренности холодильника на предмет завтрака. После вчерашнего пиршества еще кое-что осталось, даже и на троих, но вот на вечернюю трапезу продуктов уже не наберется. Надо будет после работы снова зарулить в супермаркет. Тем более что уж сегодня-то наверняка не придется тащить все на собственном горбу и снова лезть в душную подземку. Если, конечно, Олег не подведет.

Вода под пельмени уже начинала закипать, когда в коридоре послышались шаги.

— Доброе утро, — сказал Андрей не оборачиваясь.

— Доброе…

— Как там Юля, встает? — спросил он, безошибочно определив голос. — Просыпайтесь, кушать будем. А то мне на работу скоро.

За спиной молчали и не шевелились. Андрей не выдержал, обернулся… и чуть не уронил ложку, которую держал в руке. Анюта выглядела потрясающе. В обтягивающей футболке и легких домашних штанах, трогательно заспанная, с распущенными волосами она поразила его даже больше, чем Юля ночью. Была в Ане какая-то незащищенность, так что хотелось немедля окружить ее заботой и прикрыть от всего несовершенства этого мира. Андрей сделал было движение навстречу, черт его знает зачем, но все-таки пересилил себя, остался на месте.

— Юля боится выходить, — тихо сказала Анюта. — После вчерашнего.

— О Господи! Вот нашла проблему! Скажи: я ни капельки не обижаюсь. Пусть выходит. Живьем кушать не буду: так, укушу пару раз за пятку — и все.

Завтрак прошел в молчании. Обе девчонки боялись даже глаза поднять от тарелок, и Андрей чувствовал себя неловко. Так бывает, когда приходишь в гости, а там кипит семейный скандал. Вроде бы ты и не виноват, а все равно — неприятно.

Так что доедал Андрей без всякого удовольствия, посматривая на часы. Ехать на работу было еще рано, но торчать дома ему тоже не улыбалось. Девчонкам, особенно Юле, стыдно за свое поведение, и Андрею совсем не хотелось заставлять их страдать. Пусть уж за день расслабятся, обдумают все, а вечером поговорим.

Он поднялся, сунул посуду в мойку, но тут ему под руку пролезла Юля:

— Я помою, ладно?

— Конечно. Спасибо, Юль.

Андрей ушел одеваться, а когда вернулся — девчонки сидели в тех же позах, со стола было убрано, вымытая посуда сушилась на полке. Впору было умиляться, да только глядя на Юлю с Анютой Андрею стало просто грустно. Девушки совершенно явно ожидали, что прямо сейчас их начнут выгонять. Как вчера — у Дины с Юрием. Чайку попили? Свободны!

Проклятье! Андрей помолчал, собираясь с мыслями. Как это все-таки сложно — делать людям добро, одновременно сохраняя иронию прожженного циника! Что же у нас за мир такой, если открыто и правдиво сказанным в лицо словам давно уже никто не верит?! И для того, чтобы убедить людей в честности своих намерений, приходится изображать равнодушие и цинизм! Иначе не поверят.

— Ну как, понравилось в моем маньячном логове?

Сказал и сам понял: как ни выбирал, а ляпнул все равно не то. Получился жирный намек: понравилось, мол? Пора и честь знать, — проваливайте. По-другому не воспримешь.

Девушки зашевелились. Сказка для них кончилась. Теперь — снова на улицу, снова полная неизвестность.

Андрей поспешил исправиться:

— Не страшно будет остаться без меня?

Юля замерла. Анюта несмело посмотрела на него.

— Ключи я вам оставить не могу. Они у меня одни. Так что решайте — останетесь здесь до моего прихода или придется весь день по Москве шататься.

— А можно? — несмело спросила Анюта.

— Что можно?

— Остаться.

— Конечно. Кто же мне будет вечером ужин готовить?! А если маньяка не кормить, то он… У-у-у!!

Девушки улыбнулись. Андрею на мгновение показалось, что еще минута, и они бросятся ему на шею. Он поспешил отступить в коридор, сделав вид, что поглощен наведением глянца на и так уже до блеска вычищенные ботинки.

— А когда ты вернешься? — спросила Юля, появляясь в проходе.

— Как вчера, часов в семь. Может, чуть позже. Мне еще машину из ремонта забирать надо. Так что — думайте.

Юля замялась. Андрей ее прекрасно понимал, жалел даже, несмотря на некоторую отчужденность за вчерашнюю выходку, потому решил немножко подтолкнуть:

— Ну, что вы решили?

Девушка подошла ближе, почти вплотную. Андрей явственно ощутил волнующий запах душистого мыла и еще какого-то непонятного, но очень вкусного парфюма. Сердце забилось чаще, ему даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расплыться до ушей, как прыщавый юнец, завидевший объект своей тайной любви. Вот черт! Так никаких запасов силы воли не хватит.

— Ты действительно хочешь, чтобы мы остались? — тихо спросила, почти прошептала Юля.

— Что значит — хочу, чтоб вы остались? — Андрей выпрямился, сразу оказавшись на полторы головы выше. — Я хочу, чтобы у двух красивых и ни в чем не виноватых девчонок хотя бы на время кончились проблемы. Документы вам сдавать только завтра, а потом — экзамены, беготня всякая. По себе помню — времечко еще то! Нервов уйдет тонны три. Так почему бы вам сегодня не отдохнуть в тепле и уюте, не думая хотя бы о том, где придется ночевать?

— Прости, пожалуйста…

Андрей прикоснулся к Юлиной щеке, почти с ужасом обнаружил на ней слезу. Девушка посмотрела на него с какой-то даже мольбой. Ее глаза действительно предательски поблескивали.

— С этим — потом, ладно? Не волнуйся, все в порядке. Главное, что вы больше не боитесь.

Юля всхлипнула.

— Не боитесь?

— Н-нет…

— Так что — останетесь? Или по Москве погуляете? — спросил Андрей скорее для проформы. Куда уж им в таком состоянии нырять с головой в безумство столичного мегаполиса! Да еще на десять часов!

— Мы тебя подождем. Только… — она замолчала. Краем глаза Андрей приметил прислушивающуюся к разговору Анюту.

— Что — только?

— Нет, ты не подумай, я все понимаю! Я ничего такого не хотела сказать…

Он в недоумении слушал Юлю. Что ее гложет?

— Ты приезжай поскорее, ладно? — вдруг сказала она.

— Только если сможешь, — поддержала подругу Анюта, подойдя ближе. — А то нам страшно…

Андрей кивнул, сказал деловым тоном, стараясь скрыть обуревающие его чувства:

— Конечно, постараюсь. Ну, а вы тут не скучайте. Телек посмотрите, или фильмы какие. Опять же у меня там мультиков всяких куча…

Он вспомнил, как радовалась Маринка каждому новому диску с очередной Диснеевской поделкой. Что ж, вот и нашлось, кому принять наследство.

— Диски внизу, на полках. Дивидишкой приходилось пользоваться?

Девушки радостно закивали. Юля вдруг приподнялась на цыпочках и чмокнула его в щеку. Пока Андрей переваривал это неожиданное для себя происшествие, она уже спряталась за Аниной спиной. Та тоже выглядела смущенной.

— Гм. Тогда — до вечера.

Запирая снаружи дверь, он чувствовал себя мерзким подлецом. Теперь даже если девчонки захотят — на улицу им не выйти, этот замок изнутри не открывается даже отмычками. А он еще и деньги с документами перепрятал. Тьфу! Кто это у нас тут недавно про недостаток доверия возмущался?

Утренняя толкотня в метро отступила куда-то на задний план. Андрей и сам не заметил, как добрался до работы. Он все время вспоминал Юлины слова: «…приезжай поскорее, ладно?», — а на щеке невесомым следом еще чувствовался поцелуй. Рука то и дело тянулась потрогать, всю дорогу Андрей рассеяно улыбался.

За что и поплатился. Уже в офисе, снимая куртку, он обнаружил неприятный сюрприз — в толчее метро карманник, а может и просто какой-нибудь любитель брать то, что плохо лежит, оприходовал кошелек. Гадостная новость, надо сказать. Утром Андрей уполовинил заначку, выкроенную с прошлой получки: все-таки сегодня он собирался платить за ремонт, да и девчонок хотел побаловать чем-нибудь вкусненьким.

Пришлось занимать «до зарплаты». Легенда «машину сегодня из сервиса забирать, а денег нет» сработала на ура, шеф без лишних расспросов согласно кивнул, позвонил в бухгалтерию:

— Инна Михайловна? Добрый день. Сейчас к вам зайдет Андрей Игоревич, будьте добры, выдайте ему авансик в счет премиальных. Ну, я не знаю — сколько. Процентов тридцать. — Март Викторович положил трубку, посмотрел на Андрея. — Хватит?

А когда в четыре позвонил Олег и радостно прокричал под аккомпанемент ревущего на заднем плане форсируемого дизеля: «Все готово! Можешь забирать! Часиков до семи успеешь?», — Андрей уже почти простил утреннего воришку и снова был готов примириться со всем миром.

Ехать было недалеко. Из конторы Андрей вышел с твердым желанием поймать тачку и никогда больше не вспоминать про общественный транспорт. Но, посмотрев на черепашью скорость заполонившей Профсоюзную пробки, решил все-таки доехать на троллейбусе. Время то же, а в деньгах — существенная экономия.

На остановке скопилась небольшая толпа страдальцев. Судя по их виду, троллейбуса не было уже давно. Часть пассажиров пряталась под козырьком от моросившего с утра дождя, некоторые агрессивно вглядывались вдаль: ну где он там?

Андрей прислонился к стойке, облепленной многоцветной рекламной мишурой, закурил. Троллейбуса, кстати, пока не наблюдалось: поддавшись стадному инстинкту, он сам проверил данный факт.

Зазвонил сотовый. Андрей поднес трубку к уху.

— Алло! Алло!

— …А! (гхрч) …ик! (шшшш)

Расслышать хоть что-то было решительно невозможно. Шум дождя сливался с ревом железных потоков на Профсоюзной, и сколько Андрей ни закрывал ладонями уши — ничего не помогало.

— Алло! Алло! Не слышно! Перезвоните!

Он закрыл трубку и, еще раз оглядев улицу в надежде увидеть рога долгожданного троллейбуса, нырнул в темнеющий практически прямо за остановкой зев подворотни.

Телефон затрезвонил снова.

— Старик! — завопил телефон голосом Егора. — Ты что это, новой подругой обзавелся? А че молчал тогда?!

Андрей тяжело вздохнул. Суток не прошло, а этот уже все знает.

— С чего это ты взял? Кстати, привет.

— Привет, привет, — Егор здоровался не всегда, он просто не утруждал себя подобной мелочью. — Ты мне баки-то не забивай. Я только что тебе домой позвонил, а там женский голос к телефону подходит. Краси-и-ивый! Мне сразу к тебе в гости захотелось… Говорю, позовите Андрея, а там уже трубку бросили. И сколько я ни перезванивал — никто больше не подходит.

«Надо кому-то надавать по заднице! — подумал Андрей, — что за детский сад, в самом деле!»

За разговором он не обратил внимания на неожиданно резкий визг тормозов. Из подворотни не было видно остановку, где он только что стоял, — лишь дальний угол. Краем глаза Андрей заметил промелькнувший темный силуэт. Остановка неожиданно опустела.

«Наверное, троллейбус пришел! Вот черт, упустил…»

— Потом расскажу. Длинная история.

— И как только ты в них влипаешь!

— Судьба. Ты лучше скажи, зачем звонил.

— Что? А, да. Я с Димычем сегодня общался, говорит у Светки все — о'кей, утром ездили, просил тебе спасибо сказать.

Андрей почувствовал, у кол совести. Светка! Совсем забыл со всей этой историей. Надо будет вечерком созвониться с Димычем, проверить, что там и как.

— Слава Богу. А перевозить ее он куда-нибудь собирается?

— Нет, пока не разрешают. Но Димыч Светке всего натащил: телек, антенну, весь холодильник забил, так что она там не скучает. Ну, ладно, пока тогда. Подруге привет! Как зовут хоть?

— Егорка не болтай! Потом все, договорились?

— Если такой уж секрет, я потерплю. Но помни, ты — обещал.

Егор отключился. Андрей сразу же набрал свой домашний номер, нетерпеливо постукивая рукой по стене, выслушал десяток длинных гудков. К телефону действительно никто не подходил.

Вот и не знаешь теперь, что и думать! То ли чего-то там случилось, то ли девчонки по привычке схватили трубку, вспомнили, что не дома, и больше — ни-ни.

«Надо бы секретный звонок придумать, что ли… Чтобы знали, кто звонит. А то вдруг надо будет что-нибудь важное сказать, и не дозвонишься, хоть тресни!»

Качество съемки оставляло желать лучшего. Судя по всему, снимали из-за автомобильного стекла да еще вдобавок в дождь. Поперек объектива тянулись мокрые дорожки, в углу кадра дрожало несколько крупных капель.

Обычная остановка. Десятка полтора таких же обычных московских пассажиров, судя по видузаждавшихся транспорта. Самые нервные то и дело подбегают к кромке тротуара, бдительно всматриваются вдаль. Их ждет разочарованиетроллейбуса не видно.

Вот к остановке подошел еще один. Прилично одетый высокий мужчина лет тридцати, немного сутулится при ходьбе. Небрежно прислонился к стойке, достал из кармана куртки сигареты, закурил.

Через минуту он неожиданно встрепенулся, поднес к уху сотовый телефон. Судя по отразившейся на лице гримасе недовольства, слышно было плохо. Мужчина оглянулся, выскочил из-под навеса и почти бегом скрылся в ближайшей подворотне. Камера проследила его путь, остановилась и вдруг дернулась, как будто кто-то толкнул оператора под руку. Послышался голос:Смотри!

Объектив метнулся назад и успел поймать в кадр не удержавшуюся на скользкой дороге «Волгу». Черная, как уголь, блестящая от дождя, новехонькая машина выскочила на тротуар у самой остановки и проскрежетала по передней стойке правым крылом. Было хорошо видно, как испуганный народ брызнул в стороны. Не останавливаясь, «Волга» заложила крутой разворот прямо на тротуаре и нырнула в малозаметный проулок.

Камера дернулась, ушла в сторону, показав на секунду велюровую обшивку сидений. Объектив уткнулся во что-то мягкое, экран потемнел. Лишь микрофон продолжал исправно фиксировать звуки. Кто-то кричал:

— Я передвижной семьпередвижному девять и двадцать один! Немедленно принять меры к задержанию автомобиля «Волга-3110», цвет черный, госномер С134МО77-RUS.Особая приметацарапины или вмятины на правом крыле!

Наконец, запись кончилась, по экрану побежали полосы.

— Машину задержали?

— Да, товарищ полковник. Передвижной девять блокировал ее через пару кварталов. В машине оказался только водитель. Передвижной двадцать один шел за «Волгой» вплотную, голову дает на отсечение, что из салона никто не выскакивал.

— Откуда машина, выяснили?

— Конечно. Разъездная, из гаража Министерства путей сообщения. Лично ни к кому не приписана. ВодителиСеменов Аркадий Викторович и Брачник Леонид Николаевич. За рулем был второй. По расписанию сегодня его смена.

— Что известно по водителю?

— Да, в общем, ничего особенного, товарищ полковник. Родился в Липецке, в Москву переехал в восемьдесят пятом, особенных денежных затруднений нет, серьезных дорогостоящих покупок в последнее время не совершал. За границей был дваждыв Турции и в Испании, в двухтысячном и две тысячи втором, соответственно. Обычные туристические поездки, судя по всему. Двоюродная сестра вышла замуж за американца, живет в Штатах, но, насколько удалось выяснить, близких отношений они не поддерживают… Бывший одногруппник по МАДИ семь лет назад эмигрировал в Израиль, между ним и Брачником существует незначительная переписка, одно-два письма в год, не больше. За последнее время интенсивность переписки не увеличивалась.

— И все-таки Вы считаете… это было покушение?

— Но, товарищ полковник! Объект же стоял на том самом месте! Если б не телефонный звонок, через минуту его размазало бы по стойке!

— Однако утренняя проверка прошла без эксцессов. Чем не подтвердила, но и не опровергла наших предположений.

Не знаю, не знаю… Как Вы считаете, Константин, на контакт идти преждевременно?

— Думаю, надо еще подождать, Петр Дмитриевич. В искусственно созданных ситуациях объект иногда оказывается беззащитным, с другой стороны нами уже зафиксировано пять случаев…

— Вот именно. Хорошо. Продолжайте наблюдение, в близкий контакт пока не вступайте. Но водителя «Волги» размотайте по полной. Больше всего на свете я боюсь узнать, что кроме нас объектом интересуется кто-то еще.

— Понял, товарищ полковник. Разрешите выполнять?

— Идите. Доклады наблюдателей ко мне на стол каждые шесть часов.

К удивлению Андрея, в автосервисе с него сняли не так уж много. Сияющий Олег похлопал «синенькую» по капоту и сказал:

— Принимай работу. Теперь будет скакать, как новенькая! Машина и вправду шла ходко, никаких неприятностей с шаровой не наблюдалось, электрика тоже пахала без накладок. Возвращаясь домой, Андрей с радостью предвкушал, как завтра повезет девчонок в эту их Академию, сдавать документы. А еще он обязательно покатает их по залитой огнями вечерней Москве. Пусть посмотрят, какая она бывает. До сего момента столица показалась девчонкам не слишком приветливой.

Загнав «синенькую» на стоянку, Андрей рассовал по карманам ключи, сотовый, включил сигналку и только сейчас неожиданно вспомнил разговор с Егором. Ага!

«Счаз будем немножко ругаться», — подумал он с улыбкой, картинно нахмурив брови.

Он специально провозился с замком чуть дольше обычного, чтобы девчонки его услышали. Все-таки Андрей чувствовал себя немножко неуютно, вламываясь без предупреждения. Пусть и в собственную квартиру.

Подруги стояли в коридоре. Они ждали его с таким облегчением и радостью на лицах, что Андрей чуть не растаял.

Смешно, но каждый женатый мужчина мечтает приходить домой в пустую квартиру, чтобы не начинала с порога пилить жена, а каждый холостяк в мыслях верит, что когда-нибудь ему больше не придется, возвращаясь с работы, ту же пустую квартиру отпирать.

— Привет! — сказали девушки хором.

— Ну! — грозно взревел он прямо с порога. — Признавайтесь! Кто из вас подходил к телефону!

Девушки потупились, улыбки на лицах погасли.

— Извини, пожалуйста, — затараторила к его удивлению Анюта. — Я больше не буду. Привычка еще с дома осталась. Мама в больнице работает, сутки, через трое, приходит, сразу спать ложится, а отец принципиально не подходит, некому мне звонить, говорит. Вот я и привыкла, как телефон тренькнет, сразу трубку хватаю, чтоб маму не успел разбудить…

Как-то все это не вязалось с Аниной стеснительностью. Схватить, пусть даже и на автомате, трубку в чужой квартире, прекрасно сознавая, что никто знакомый позвонить не может… Или может? Что, если она как раз ждала звонка, из дома, например, а тут случайно вклинился Егор?

— Я больше не буду, — снова повторила она.

— Ладно, ладно, не волнуйся, все нормально. Просто друг один меня сегодня удивил: что это, говорит, у тебя за женский голос дома трубку снимает? Красивый, сказал, просил познакомить.

Анюта зарделась, смущенно опустила глаза. Андрей сбросил куртку, ботинки, протянул девчонкам пакет:

— Ну, стряпухи, кто сегодня готовит?

Девушки побежали на кухню — распаковывать. На пороге Юля вдруг обернулась и спросила:

— А что, у тебя сейчас некому к телефону женским голосом подходить?

— Некому. Живу я… жил, — поправился Андрей и рассеяно улыбнулся своим мыслям, — один, не женат, из родственников тоже никого здесь не бывает.

— Совсем-совсем некому?

— То есть ты пытаешься спросить, есть ли у меня девушка? — уточнил Андрей.

Юля, немного напуганная его проницательностью, лишь кивнула.

— Сейчас — нет. Была совсем недавно, но… мы расстались.

— А что случилось?

Анюта весьма чувствительно толкнула Юлю локтем в бок, что-то зашептала на ухо. Под конец довольно громко сказала:

— Ох уж это мне твое любопытство! — и добавила, обращаясь к Андрею: — Ты уж ее извини, она все время такая. Тебе, наверное, неприятно об этом вспоминать, да?

— Нет, теперь уже нет. — Андрей прислушался к себе — прежняя боль исчезла. Маринка ушла, ушла вслед за Ингой, и вместо привычного вечно смеющегося рыжеволосого чертенка в памяти остался лишь какой-то смазанный образ.

Он прошел на кухню, сел, сцепил на коленях руки. Девчонки принялись разбирать сумку с продуктами, то и дело поглядывая на него. Переспрашивать они не решались.

— Наверное, я хотел от нее слишком многого… Раньше мне все время казалось, что близкий человек должен разделять с тобой твои мечты и неудачи, твои победы и поражения. Должен быть рядом, помогать, радоваться и переживать вместе, чтобы был кто-то, ради кого все эти победы нужны. Мы же… мужчины, я имею в виду, как ни крути, все еще охотимся на мамонтов…

Девушки улыбнулись, Анюта не выдержала и хихикнула. Андрей улыбнулся ей почти благодарно — он не любил лишний пафос в чувствах, и стоило самому заговорить о чем-то подобном, как все моментально показалось наигранным и ненастоящим.

— Да, мужчины по природе своей — добытчики. Славы, денег, признания и почестей — не важно. Да пусть тех же самых мамонтов. И главное для нас, чтобы было перед кем их складывать. Как в мультфильме. Убил мамонта, принес, положил у ног и постучал себя в грудь с воплем: «А-о-ао!»

Крик неандертальца Андрей изобразил весьма натурально, девчонки рассмеялись уже в открытую.

— А когда любимая девушка, интересуется, как у тебя дела на работе, раз в месяц, да и то — только если ей на это напрямую намекнуть… Не знаю. Может, я и вправду слишком многого хотел, но ничего такого, чего не давал бы сам. Ее дела, ее репетиции, новые постановки — все это я знал назубок.

— Она была актрисой? — робко спросила Юля.

— Что? А, да. Маринка училась на театральных курсах, а по вечерам играла. Театр Новой Драматургии. Я побывал на всех премьерах, а она… не смогла приехать на вручение моему отделу почетного диплома Российского Туристического Союза. Сослалась на интересный фильм, который будет вечером. Ты поезжай, сказала, вернешься — расскажешь.

Андрей помолчал.

— Глупо звучит, да? Мне все это казалось таким важным, а сейчас вот высказал вслух… ерундой кажется. Из-за каких мелочей все может развалиться! Ладно, извините, девочки, что-то я разболтался. Кушать-то будем?

Анюта поставила на плиту кастрюлю с водой, надрезала упаковку макарон. Юля молчала, машинально теребя ручку пластикового пакета.

— Я никогда о таком не думала, — сказала она вдруг. — А ты, Анюта?

Та отрицательно покачала головой.

— Мне все время казалось, что любимый человек — это просто тот, который рядом. Наверное, мы еще маленькие и многого не понимаем…

— Не просто рядом, Юль, ВСЕГДА рядом! Всегда вместе с тобой, всегда готов помочь, что бы с ним в этот момент ни происходило: болит ли голова, ждут на вечеринку сослуживцы, поссорился с другом — все не важно, все побоку, если помощь и поддержка нужна тебе. Ну, и… наоборот тоже. К этому надо всегда быть готовым.

Андрей смутился — Юля и Аня, не сговариваясь, пристально смотрели на него, словно бы перед ними сидело совершенно неизвестное науке существо.

— Да, — тихо проговорила Анюта, — теперь я понимаю почему ты решил нам помочь. А мы… мы думали о тебе плохо. Извини нас, пожалуйста…

— Правда, — поддержала подругу Юля, — извини. Понимаешь, вчера ночью… ну… это была моя идея. Я Аньку убедила. Не сердись на меня, я же не знала…

Андрею стало неловко. Вот что бывает; стоит поддаться настроению и дать волю мыслям. В его кругу было не принято раскрывать свои чувства, их прятали под старательной маской насмешливого цинизма. Может, это и неправильно, зато честно. А то получится, как сегодня: не успел излить и десятой доли всего, что наболело на душе, а две молодые девчонки уже смотрят на тебя, как на романтического героя всех времен и народов, пребывая в полном ужасе от мысли, что когда-то могли тебя обидеть.

— Господи, девушки! Все давно забыто! Давайте уж лучше кушать, а то со всей этой лирикой недолго и от голода окочуриться!

— Ой, что это! — неожиданно воскликнула Анюта, вынимая из пакета цветастую упаковку.

— Сюрприз! — провозгласил Андрей. — В честь двух красивых девчонок из славного города Ярославля у нас сегодня супердесерт. Торт-мороженое фруктовый, любимый деликатес всех на свете девушек.

— Это нам?

— Нет, — поправил Андрей — это НАМ! И — кстати. С двадцати ноль-ноль сегодняшнего вечера и до завтрашнего полудня объявляется мораторий на диету. Всем есть до отвала, перепачкаться в сладком и вообще — веселиться!

— Суперски! — сказали девушки хором.

Почти без смущения на этот раз, как с удовлетворением отметил Андрей. Оно и к лучшему. Наконец-то освоились.

— Вот еще что, — добавил он, когда восторги несколько поутихли. — Давайте договоримся насчет телефона. Свой сотовый номер я вам оставлю, вдруг что случится. А вот если мне надо будет что-нибудь сказать вам, когда я на работе или еще где, я буду делать так. Наберу номер, дам два звонка, потом перезвоню. Чтобы вы точно знали, что это я. Понятно?

Девушки закивали.

— Ну вот и ладненько. Кстати, никто не забыл, что я голодный маньяк? Если меня через пять минут не покормить…

— Ой! — сказала Юля в притворном испуге. — Наверное, нам стоит поторопиться.

— Именно. Сейчас вот помою руки, приду и, если еды не будет, придется тут кое-кого кушать заживо. Без соли.

Про телефон больше не вспоминали. Все трое прекрасно поняли друг друга. Андрей намеком предложил девушкам оставаться у него и дальше, а Юля с Анютой, также избегая прямых фраз и вопросов, вроде тех, что были утром, согласились.

И, надо сказать, никто из них ни о чем не жалел, такая ситуация устраивала и Андрея, и девушек. Каждого — по-своему.

4

Документы у подруг взяли. Как ни странно, без ярко выраженного презрения к провинциалкам и, кстати, без малейших намеков на интерес к соответствующим суммам в купюрах зеленого цвета. Которые можно и не платить, как говорил Жванецкий, «если Вас не интересует результат». Ничего такого не было. То ли конкурс в Академию Сервиса не слишком отличался от нуля, то ли кого-то из зарвавшихся педагогов недавно накрыл УБЭП, и остальные потому решили затаиться. А может и просто — все многочисленные слухи про день ото дня растущую «себестоимость» успешного поступления для иногородних оказались, как это часто бывает со слухами, сильно преувеличенными.

Переговоры с родителями тоже прошли удачно. Всей правды им все-таки решили пока не говорить, иначе, по выражению Юли, «весь Ярославль уже стоял бы на ушах». О смерти бабы Нади Анюта отцу рассказала, причем эта новость его не сильно расстроила, «заботливого» племянника гораздо больше огорчила безвозвратная теперь уже потеря столичной квартиры. Тут в разговор вмешалась Анина мама и вполне резонно спросила:

— А где же вы сейчас живете?

Почувствовав в ее голосе обеспокоенные нотки, Анюта поспешила успокоить родственников заранее отрепетированной легендой:

— Мам, не волнуйся, мы прекрасно устроились. Познакомились с девушкой, она тоже квартиру снимает, на окраине. Предложила пожить пока у нее. А после экзаменов комнату в общежитии должны дать, ну ты помнишь…

И прежде чем в воображении мамы нарисуется картинка грязного притона, куда обманом заманили ее дочь, Анюта (по настоятельному совету Андрея), как бы невзначай добавила:

— Мы пока в долг живем, на три месяца договорились, до первого заработка.

Поняв, что в действиях неизвестной девушки нет ни капли подозрительного альтруизма, а лишь вполне понятная и объяснимая выгода, мама успокоилась, пообещав выслать немного денег.

Утром, перед работой, Андрей отвозил девчонок в Академию на очередную какую-нибудь консультацию или экзамен, желал ни пуха ни пера, стоически выдерживал посылы к черту и поцелуи в щечку «на прощанье». А вечером он забирал подружек где-нибудь в центре Москвы, всласть нашатавшихся по городу, переполненных восторгами и впечатлениями. В свободные дни подруги оставались дома и, обложившись книгами и справочниками, упорно готовились.

Андрей все чаще стал ловить себя на мысли, что с нетерпением ждет конца рабочего дня. Хотелось поскорее разделаться с навалившимися проблемами, прикупить что-нибудь вкусненькое, упаковку «Рафаэлло», например, и немедленно оказаться дома. И дело даже не в том, что он хотел увидеть девчонок, так уж сильно соскучился по ним. Этого, наверное, не было. Пока не было. Просто за последние месяцы он как-то отвык торопиться в опустевшую после разрыва с Маринкой квартиру. Да и что было там делать? Лежа на диване пялиться в ненавистный телевизор? Андрей пользовался любой возможностью задержаться на работе (если, конечно, не уставал до полной потери трудоспособности), да и в выходные торчать в гулкой пустоте неубранных комнат ему особо не улыбалось. Вон за суздальскую поездку как ухватился, едва не приплясывал от радости! Еще бы! Полный впечатлений день, плохих, хороших — не важно, главное, что не дома, не очередной лишенный смысла, пустой выходной, наполненный бесцельным шатанием из угла в угол.

Теперь он ничего подобного не ощущал. Наоборот, вечер в обществе немного наивных, по-детски еще непосредственных подружек совершенно неожиданно вписался в привычный распорядок дня, казался естественным. Они часто болтали втроем, нередко забывая о разнице в возрасте, вместе смотрели мультфильмы. Андрей раньше не слишком ценил Диснея и Дримворкс, посмеивался по-мужски: глупые, мол, герои, да и мысль одна, прямая, как лопата, и заметная, как статуя Свободы, чтобы, не дай Бог, недалекие американцы случайно не упустили мораль. Покупал новые диски для Маринки, но сам не посмотрел и трети. А тут, прокрутив за последнюю неделю вместе с девчонками десяток-другой дисков, неожиданно увлекся. Отключая на время цинизм и скептицизм, просто отдыхал душой на действительно банальных и простых, но таких веселых, поднимающих настроение мультиках.

Ну и потом, девушки если и не блистали совсем уж выдающимися кулинарными талантами, но в сравнении с ним самим выглядели поварихами хоть куда, умудряясь превратить привычные вроде бы полуфабрикаты в нечто по-настоящему вкусное. Андрей никогда не был гурманом, к еде относился без особого пиетета, спокойно довольствуясь не всегда свежими продуктами, но это неожиданное кулинарное изобилие пришлось ему по душе. Да и просто приятно, когда готовят именно для тебя, следуя древней поговорке «путь к сердцу мужчины лежит через желудок», искренне стараясь порадовать. Ни Инга, ни Маринка так не умели.

Первые два экзамена девчонки сдали без проблем. Анюта чуть лучше — на «пять» и «пять», Юля немного оступилась на математике, написала на «четыре». Сегодня был последний, решающий экзамен, сочинение. Весь предыдущий вечер подруги вчитывались в подаренный Андреем сборник «100 лучших сочинений», и, в общем, в успехе почти не сомневались. Но все равно волновались до дрожи в коленках. Андрей, к своему удивлению, беспокоившийся не меньше Юли с Анютой, строго-настрого наказал позвонить ему сразу же после окончания экзамена. Он решил отпроситься с работы на весь день, забрать усталых после шестичасового письменного марафона девчонок и отвезти домой. Уж чего-чего, а сегодня им будет не до прогулок по городу.

Кроме того, Андрей готовил подругам сюрприз. Хотел приурочить к удачному поступлению, но решил, что лучше все-таки рассказать обо всем вечером. Во-первых, ждать до конца недели, когда объявят результаты, никакой терпелки не хватит, а во-вторых, сюрприз поднимет Юле с Анютой настроение. Последние полторы недели нервы у девушек натянуты до предела, пусть хоть немного расслабятся.

Из ставших теперь привычными вечерних посиделок Андрей много узнал о Юле и Анюте, об их привычках и интересах. В том числе выяснилось, что обе подружки являются страстными поклонницами новомодной группы «Точка с запятой». Честно говоря, смехотворные потуги пятерки кислотных мальчиков переложить на российские реалии «гангстерский» негритянский рэп казались Андрею чем-то вроде бесплатного цирка, но девушки говорили о группе с таким неприкрытым восторгом, что он воздержался от критики, ограничившись ничего не значащим замечанием: да, что-то такое слышал. Чем вызвал целую бурю негодования и вынужден был прослушать получасовой музыкальный ликбез.

Зато он знал теперь, как по-настоящему, до щенячьего визга обрадовать девушек, и еще вчера днем прямо из конторы заказал три билета на воскресный концерт «Точки с запятой». И теперь, проводив Юлю с Анютой и приложив титанические усилия, чтобы не расколоться раньше времени, медленно рулил в сторону центра. Заказ обещали подготовить к двенадцати, но Андрей, прекрасно сознавая, как это бывает на самом деле, прибавил еще пару часов на случай аварий, пробок, метеоритных дождей и иных форс-мажорных обстоятельств.

Закопавшуюся в хитросплетении сретенских переулков фирму он разыскал с трудом. Пришлось даже бросить машину на Трубной, пешком обходить все эти Пушкаревы, Колокольниковы и Большие Сергиевские переулки, ориентируясь на изложенный по телефону маршрут:

— …пройдете три дома до сгоревшего ларька, свернете направо, во двор, обойдете помойку. Там увидите ржавые железные ворота. За ними — двухэтажный особняк. Тот подъезд, который с фасада, Вам не нужен, заходите в боковой. Мы находимся в полуподвале левого крыла, прямо по коридору до конца. Дверь с надписью «заказ билетов».

— А номер дома какой?

— По номеру Вы не найдете.

— Ну, все-таки?

— Двенадцать «б», строение шесть, корпус два.

Да уж, действительно, не найдешь! Тем более что строений пять и четыре в окрестной перспективе вообще не оказалось, если не считать какой-то вросшей в землю развалюхи. На месте же первого корпуса красовалась сплошная стена строительной площадки, за которой пыхтели невидимые глазу механизмы. Над воротами красовалась табличка с картинкой закошенного под старинный особняк новодела и гордой надписью: «Строительство ведет ООО „АНК плюс“, заказчик ОАО „ИБС-2“. В самой фирме царила атмосфера легкого, но уже выходящего из-под контроля бардака. То и дело вбегали и выбегали какие-то взмокшие люди с папочками, по внешнему виду зачисленные Андреем в курьеры. Следуя по маршруту их хаотичных перемещений, он добрался до искомой двери, иначе бы просто заблудился в завалах стройматериалов, спутанных кабелей и номенклатурной мебели. В доме шел перманентный ремонт.

Замученная девушка, поминутно прерываясь на телефонные звонки, осчастливила Андрея сообщением, что заказ готов и забрать его можно хоть сейчас, оплатив в кассу соответствующие суммы. Опасаясь, как бы касса не оказалась тремя этажами выше, Андрей спросил:

— Э-э… А где у вас касса?

— Вы в первый раз?

— Да.

— Значит, скидок у вас нет. Документы нужны?

— Господи! — испугался Андрей. — Какие документы?

— Вы на фирму берете или на частное лицо?

— Да себе я беру, девушка! Лично. Не надо мне документов.

Девушка сурово кивнула, извлекла откуда-то из-под стола толстую папку-скоросшиватель, и через пару минут Андрей оказался счастливым обладателем трех билетов на концерт. Поблагодарив, он поспешил откланяться — слишком уж все вокруг напоминало знакомую по родной конторе ежедневную картинку «субботник в сумасшедшем доме».

Он не видел, как за его спиной девушка сняла трубки всех трех телефонов, нервно потерла пальчиками виски и, прихватив из верхнего ящика стола пачку «Золотой Явы», нырнула за ширму. В курилке дым стоял коромыслом — сразу трое курьеров травили легкие, готовясь к очередному забегу через полгорода.

— Представляете, парни, мужик сейчас приходил, лет под тридцать, а то и тридцать пять. Угадайте с трех раз, какой у него заказ!

— «Руки вверх», — предположил один из курьеров. —«Тату»!

— Хуже. Никогда не поверите: «Точка с запятой». Три билета купил, причем явно себе — наличкой заплатил, и приходник не взял. Вот странный, да?

— Может, сыну в подарок, откуда ты знаешь?

— Слушай, Элка, а вдруг он проверяющий какой-нибудь? Контрольную закупку делал, а? Ты бы на всякий случай позвонила шефу…

Не подозревая, что его персона явилась причиной таких пересудов, Андрей спокойно вышел обратно на Колокольников, разглядывая цветастые карточки. В верхнем углу располагался символ группы, тот самый знак препинания, как можно догадаться, а поперек всего билета шла кроваво-красная надпись: «Беспределыцики». Снизу — пояснение: «неорганизованная преступная группировка». Андрей вздрогнул.

— Внимание! Всем группам наблюдения! Первый пошел на контакт. Передвижному два обеспечить сопровождение и прикрытие, наружке-двенадцатъ и семьперекрыть подходы к месту контакта. Как поняли? Подтвердите.

— Я передвижной два. Вас понял.

— Наружка двенадцать, понял Вас, выполняю.

— Я наружка семь, принял, выполняю.

С интересом изучая надписи на билетах, Андрей не замечал зияющего впереди открытого люка. Телефонные ремонтники расковыряли колодец и с привычной беспечностью, даже не озаботившись огородить барьерами опасное место, ушли на обед. До разверстого зева оставалось пара метров, не больше. Андрей спокойно шел навстречу, не сбавляя шага.

Неожиданно к тротуару подрулила неприметная, немного подержанная «девятка», затормозила практически вровень с Андреем.

— Андрей Игоревич?

Вздрогнув, он сунул билеты в карман и настороженно обернулся.

Открылась правая передняя дверь, и из машины вылез прилично одетый молодцеватый мужчина лет пятидесяти. Несмотря на сугубо штатский костюм, неискоренимая воинская выправка выдавала в нем офицера.

— Прошу прощения, Андрей Игоревич, разрешите отнять несколько минут вашего времени?

Андрей пожал плечами:

— Раз уж вы начали… продолжайте. А то я умру от любопытства.

Ерническим тоном он постарался замаскировать свою настороженность. Не каждый день случаются такие вот встречи, когда абсолютно незнакомый человек вдруг обращается к тебе по имени-отчеству. Поначалу Андрей посчитал его за сотрудника какой-нибудь частной охранной структуры. Слишком уж явно читалась в незнакомце воинская дисциплина. А по возрасту и странной практике скорее договариваться, чем командовать, незнакомец никак не тянул на обычного армейского офицера.

— Видите ли, у нас накопилось к вам несколько вопросов, не могли бы мы обсудить их в более спокойной обстановке?

— Все зависит от того, кто такие эти таинственные «мы».

Мужчина кивнул с пониманием, изящным жестом извлек из внутреннего кармана запаянный пластиковый прямоугольник:

— Служба безопасности холдинга «Тур Гелэкси».

Насколько помнил Андрей, в сей холдинг входил и родной «Евротур». Интересно. Что это такого случилось в любимой конторе, что вышестоящее начальство заинтересовалось? Неужто на Марта Викторовича компроматик копают? Говорят, он многим на фирме дорогу перешел. Если бы Панин так его не ценил…

— А вы? — спросил Андрей на всякий случай. — Неудобно разговаривать, не зная имени.

— Ах, да, простите. Петр Дмитриевич, начальник отдела внутренних расследований.

«Ну-у, — протянул Андрей про себя, — тогда шефу точно недолго осталось. Интересно, а от меня им что надо? Ничего такого я не знаю, ни в какие особые тайны не посвящен. Хотя…»

— Это надолго? А то у меня назначена встреча…

— Нет-нет, что вы! Мы ни в коем случае не собираемся мешать вашим планам. Час, не больше.

— Хорошо, я согласен.

Петр Дмитриевич любезно придержал перед Андреем дверь, подождал пока он сядет, захлопнул и сам устроился на переднем сидении.

Никто из них открытый люк так и не заметил.

«Девятка» ушла с места плавно, почти нежно, пару секунд спустя вслед за ней по переулку проскользнула серая «Волга» с высокой антенной на крыше.

И лишь теперь стало заметно, как на заднем плане тихо сползает по стене пожилой прохожий, который, потеряв дар речи от ужаса, так и не успел предупредить Андрея об опасности. Он с трудом хватал воздух широко раскрытым ртом, судорожно указывая рукой на люк. Из подъезда ближайшего дома к нему уже бежали какие-то люди.

В дороге Андрей то и дело ловил в зеркальце заднего вида заинтересованные взгляды, которые бросал на него Петр Дмитриевич. В общем, интерес безопасника был ему понятен, но откуда тогда изредка проскальзывающая во взгляде опаска? А в глазах молчаливого водителя Андрею на мгновение вообще почудился откровенный испуг.

С чего бы это вдруг двум таким серьезным дядям бояться какого-то там старшего менеджера дочерней конторы?

Конечно, не исключено, что внутренняя безопасность действует не по чьей-либо указке, а по своей собственной инициативе. И на шефа просто решили таким вот образом надавить: Чтоб знал свое место и не лез в большие дела, прикрываясь давней дружбой с самим Паниным. И разговор этот, возможно, ограничится десятком ничего не значащих вопросов, а в ближайшие дни нечто подобное предстоит еще двум-трем менеджерам среднего звена. Если уже не случилось. В расчете на то, что испуганные сотрудники выложат все Марту Викторовичу как на духу, обрисовав перед ним картину массированного давления.

Хотя, по-хорошему, это какая-то чересчур сложная интрига. Скорее уж действительно в родной конторе кто-то всерьез проворовался, вот служба безопасности и копает.

Под ту же выставку, вовремя подсуетившись, можно немало положить в карман.

Лично за себя Андрей почти не боялся, так, легкая настороженность присутствовала. Если бы недостачу решили свалить на него — никто бы с ним не цацкался, не того полета птица. А тут — в машину его пригласили вежливо, без намеков на угрозу, рядом никто не сел, наоборот, Петр Дмитриевич демонстративно устроился впереди. Машина не новая, центрального замка на дверях нет — то есть Андрею давали понять, что ограничивать его свободу никто не собирается. Да еще поглядывают как-то настороженно.

Минут через десять машина тормознула в малознакомом Андрею переулке перед дверями несколько зачуханной с виду забегаловки. Называлась она просто и без затей: «Кафе».

— Приехали, — преувеличенно бодро сказал Петр Дмитриевич. — Машину я пока отпускать не буду, когда закончим, вас отвезут назад. Согласны?

Андрей отнекиваться не стал, вылез наружу и вслед за безопасником вошел в полутемный зал. Внутри оказалось даже уютно. Десяток столиков на двоих, стойка, и в дальнем углу — небольшой альков, с отдельным столом побольше. Петр Дмитриевич уверенно направился к нему. Окон внутри не было, зал освещали лишь несколько десятков бра, развешенных по стенам в искусном беспорядке.

— Присаживайтесь, Андрей Игоревич!

Петр Дмитриевич дождался пока Андрей сядет, расположился напротив и с заметным напряжением произнес:

— Прошу понять меня правильно…

Он снова запустил руку во внутренний карман пиджака. На этот раз какого-то изящества или наигранности в его жесте не было. Андрею даже показалось, что у безопасника дрожат руки. Да нет, не показалось. Что за бред, ей-богу!

Петр Дмитриевич аккуратно положил на стол характерную бордовую книжечку.

— …но настало время представиться по-настоящему. Я действительно Петр Дмитриевич. Петр Дмитриевич Радчечко, полковник Федеральной Службы Безопасности, начальник группы аналитического риска.

5

Почему-то Андрей почти не удивился и не испугался. Грозный когда-то Комитет, сменив название, вряд ли утратил значительную часть своей мощи, но после десятка переформирований и разделения полномочий уже не воспринимался древним пугалом советских времен.

— И к чему весь этот маскарад? Назвались бы сразу!

— Да? — с некоторой иронией осведомился Петр Дмитриевич. Относительно мирная реакция Андрея будто бы успокоила его. Прежнее напряжение в голосе, если и не сошло на нет, то значительно уменьшилось. — И вы уверены, что точно так же сели бы в машину ФСБ? Не стали бы кричать на всю улицу о презумпции невиновности, ордерах и прочей виденной в кино мишуре?

— Да, пожалуй, — согласился Андрей. — Но в любом случае остается невыясненным главный вопрос: что вам нужно от меня?

— Поговорить. Для начала — просто поговорить. Без всякого принуждения и исключительно с вашего согласия. И, чтобы не возникало никаких недоразумений, говорю вам сразу — в любой момент нашей беседы вы вольны уйти. Повторяю, в любой момент, даже прямо сейчас.

Андрей почти не колебался.

— Вы очень умело разбудили мое любопытство. Я, пожалуй, выслушаю.

Петр Дмитриевич кивнул (и опять Андрею показалось, что полковник сделал это с облегчением), подождал, пока появившийся вдруг без всякого сигнала молчаливый официант расставит на столе чашки, сахарницу, вазочку с берлинским печеньем, спросил: — Кофе? Рекомендую… здесь неплохо готовят. — С удовольствием.

Официант так же молча поставил перед Андреем исходящее паром капуччино с ровной шапочкой пены и исчез.

Полковник отпил несколько глотков из своей чашки, чуть прикрыл глаза, смакуя напиток, и вдруг неожиданно сказал:

— Очень прошу отнестись к моему вопросу серьезно: скажите, как у вас с историей?

— Гм… что-то вроде вооруженного нейтралитета. Что-то со школы осталось, каюсь, увлекался, да на работе всякими проспектами по самое не могу загрузился. А что?

— Вы же ездили в Индию два года назад, верно?

— Да, ездил. — Вопрос напрягал, но Андрей старался не подавать виду. — По делам фирмы, группу сопровождал.

— В Патру?

— Не только. Маршрут большой был: Дели, Агра, Варанаси…

— То есть, вы были вместе с группой на экскурсиях, проспекты, наверняка, пролистывали. Доводилось слышать об Обществе Девяти Неизвестных?

Доводилось — во время поездки Андрей кое-что почитал. На всякий случай: мало ли придется дыры в экскурсиях закрывать, туристам своим лапшу на уши часик-другой повещать, пока гид соизволит объявиться.

Но признаваться Андрей пока поостерегся. Что хочет от него ФСБ, он пока даже и представления не имел. Ситуация его нервировала и заставляла следить за своими словами. Кто их там знает — Комитет все-таки. Не успеешь рот раскрыть, тут же припаяют сотрудничество с мировым терроризмом. Может, теперь какая-нибудь новая Аль-Каида так называется.

— Нет, никаких ассоциаций.

— Общество создал в третьем веке до нашей эры индийский царевич Ашока, внук…

«Ага, — подумал Андрей, — все-таки полковник имеет в виду то самое, древнеиндийское Общество. Сейчас еще Чандрагупту припомнит. Только причем здесь я?»

Петр Дмитриевич на мгновение замялся, вспоминая, потом произнес по слогам, будто повторял старательно заученный когда-то урок:

— …императора-воина Чандрагупты, Великого Деда. Андрей кивнул: что-то знакомое, мол. «Действительно, Чандрагупта — то еще имечко, для русского уха непривычное: запоминаешь навсегда, стоит хотя бы раз услышать. Тогда, в Патре, экскурсовод, расхваливая чандрагуптовы деяния, целую лекцию прочел. Страна тогда называлась Магадха, а правила в ней династия, дай Бог памяти, Нандов, что ли? Будущего Великого Деда еще в молодости изгнали из столицы за честолюбивые помыслы и крамольные речи. Чандрагупта, однако, не успокоился, а наоборот, обосновавшись на севере страны, взялся мутить народ. В конце концов, он поднял восстание, разбил сначала македонский гарнизон, а потом наведался в столицу — Паталипутру и, скинув с трона царя из Нандов (как же его звали? нет, не вспомнить…), стал править страной. Потом Чандрагупта победил диадоха Селевка, наместника и полководца самого Александра Великого, отнял у него часть нынешнего Афганистана — Гандхару и начал объединение Индии в одно могучее государство. Великий Дед оставил сыновьям немалое письменное наследство с наставлениями и советами, над которыми до сих пор ломают копья и головы сотни индологов».

— Слава Чандрагупты не померкла и после его смерти, — продолжал Петр Дмитриевич, — и Ашока, чье царствование началось в спокойные годы, ей по-черному завидовал. Молодому царю хотелось перещеголять деда. Не долго думая, жаждущий славы внук напал на первое попавшееся соседнее государство, решив и его включить в состав своей империи. Войска Ашоки разбили соседей в кровавой трехдневной битве. Царевич изволил сам пожаловать на поле боя, чтобы вознаградить отличившихся солдат и насладиться плодами своей победы. Но вместо сверкающих победоносных полков он увидел реки крови, тысячи искалеченных тел вперемешку с ранеными и умирающими воинами. Легенда говорит, что Ашока был так поражен этим зрелищем, что раз и навсегда зарекся вести завоевательные походы, мол, цена победы показалась ему непомерной. Теперь уже мы никогда не узнаем, сам ли царевич принял такое решение или здесь поучаствовал Гассар, его пресловутый наставник, которому легенды приписывают чуть ли не сверхъестественное происхождение. Так или иначе, все последующие годы своего правления Ашока занимался строительством, прокладывал дороги, возводил мосты. Чем, кстати, и прославил свое имя. Кто-то из викторианских писателей сказал, что Ашока, мол, был единственным в древней истории монархом-завоевателем, который смог остановиться, когда еще одерживал победы.

— Герберт Уэллс.

— Да? Наверное, вы правы, спорить не буду.

— Это все занимательно, только…

— Имейте терпение, Андрей. Я как раз подхожу к самой сути. По легенде, Ашока, якобы потрясенный ужасами войны, кровью и трупами погибших кшатриев, повелел основать то самое Общество Девяти Неизвестных, с которого мы с вами и начали разговор. Возможно, это самая тайная на планете организация и…

— Более тайная, чем ваша? — снова перебил Андрей. Спокойствие комитетчика его раздражало, потому что сам он сидел как на иголках. Вот и лез в бутылку, по-детски цепляясь к фразам, — очень уж хотелось вывести полковника из себя.

— Наверное… Все-таки они существуют больше двух тысяч лет, а мы — всего лишь около девяноста. Так вот. Целью Общества было не допустить распространения новых научных знаний, которые люди смогли бы использовать, как это обычно случается, для уничтожения себе подобных. Своего рода Совет Безопасности, первая попытка человечества законсервировать информацию о самых страшных видах оружия. Она хранилась в девяти не доступных ничьему глазу книгах. За каждой приглядывал один из Неизвестных. Их настоящие имена хранились в тайне, чтобы ни один алчный правитель не мог пытками или подкупом попытаться завладеть опасными знаниями.

Андрей отхлебнул глоток кофе, скептически улыбнулся, но промолчал.

«Какие уж там знания!»

— Нет, конечно, о лазерах, боевых вирусах и атомных бомбах речь там не шла…

— Да? — дух противоречия все-таки заставил Андрея возразить, хотя сам он, понятное дело, не верил, что в древней Индии было нечто подобное. — А как же знаменитые строчки из Махабхараты, где, якобы, описано применение атомного оружия? Я сейчас не вспомню дословную цитату, но там весьма точно передан внешний вид баллистической ракеты, ядерного взрыва и последствия радиоактивного заражения.

Петр Дмитриевич кивнул.

— Махабхарата написана много позже, Андрей. По крайней мере, так считают индологи. Возможно то, о чем вы говорите, — поэтическое переложение одной из книг. Видите ли, списки Общества попали к нам еще в шестидесятые, во время самого расцвета отношений с Индией. Своими силами они не смогли расшифровать, потому и обратились за помощью. Уже тогда было ясно, что списки неполные. Часть утеряна, а часть, возможно, припрятана самими индийцами до лучших времен. По косвенным данным известно, например, что одна из книг содержала квинтэссенцию тогдашних знаний по микробиологии, но в наши руки она так и не попала. Зато удалось перевести первый и пятый списки, содержавшие сведения по «управлению мыслями народа» или, в более привычных нам терминах, — психологии толпы — и по физиологии человека. В последней описывались самые уязвимые точки человеческого тела и способы умерщвления его голыми руками. Некоторые переводчики всерьез считают, что выдержки из пятой книги, попавшие когда-то в чужие руки, породили многочисленные боевые искусства. Все эти кунг-фу, таэквондо, у-шу и прочие… Опять же по косвенным данным во втором списке были изложены знания о металлах, в третьей — о гравитации… да-да, именно о гравитации. В четвертом списке описана теория света и некоторых известных на то время видах энергии. Для современного уровня науки — нечто вроде позавчерашней газеты, типа озарений греческих ученых-атомистов: интересно, но совершенно неприменимо.

Странная получалась беседа. Если бы кто другой взялся излагать подобный… да чего тут крутить, прямо скажем — бред, вряд ли Андрей слушал его больше десяти минут.

«Интересно, конечно, но слишком уж похоже на обычный интеллигентский треп под водочку — „новая хронология“ Фоменко, Шамбала, разумные деревья, Полая Земля и все такое. Языки почесать не грех, но не всерьез же! А тут целый и (по всей вероятности) настоящий полковник ФСБ, человек с виду неглупый, хорошо подготовленный, что называется — „в материале“, вон, как сыпет цитатами! Как тут прикажете реагировать? Серьезная вроде бы фирма — Комитет, за безопасность целого государства отвечает, а занимается такой ерундой».

Вслух же Андрей спросил:

— И часто вашему отделу приходится… э-э… анализировать такую… такой материал?

— Хотели сказать: такую чушь, правильно? Ну, не знаю, как бы я реагировал на вашем месте. Поверите ли, когда я получил проект в разработку, тоже долго не мог воспринять Общество всерьез. Даже пытался отказаться. Но постепенно втянулся. И зря вы думаете, что это лишь бесполезная трата времени, Андрей. Любые документы такого рода: манифесты, якобы завещания, секретные списки во всех разведках мира подвергаются самому пристальному изучению. И на предмет правдоподобия, а особенно тщательно — на предмет авторства. Не зря же царская охранка в свое время внимательнейшим образом изучила «Протоколы Сионских мудрецов», а в ФБР существует целый отдел, ведущий дело небезызвестного проклятия Текумсе.

Андрей удивленно вскинул бровь:

— Что за проклятие?

— Не слышали? Странно. В последнее время, как младшего Буша выбрали, об этом вспоминают все чаще. Якобы вот этот Текумсе, вождь какого-то там индейского племени, после поражения в битве от американских войск проклял бледнолицых перед смертью. Зашифрованное послание-заклятье генералу доставили, сами того не подозревая, освобожденные из плена солдаты. С тех пор у американских президентов постоянные проблемы — каждые двадцать лет они или погибают во время покушения, или умирают в своем кабинете. Мистики уже насобирали целую кучу совпадений. Особенно интересные параллели получаются у Линкольна с Кеннеди. Первый был избран в Конгресс в 1846, второй — в 1946. Линкольн стал президентом в 1860, Кеннеди ровно на сто лет позже. Обоих убили выстрелом в голову. Фамилия секретаря Линкольна была Кеннеди…

— Ага, а сейчас вы скажете, что у Кеннеди был секретарь Линкольн!

— Зря смеетесь. Именно так. Но дальше — еще интереснее. Убийцы президентов — Бут и Харви Освальд, тоже родились с промежутком ровно в сто лет. Линкольна убили в театре «Форд». Кеннеди — в машине «Линкольн», собранной на заводе фирмы «Форд». За неделю до покушения Линкольн был в городе Монро, штат Мэриленд, а Кеннеди, как известно, встречался с Мэрилин Монро…

— Ну, знаете… Под такую теорию можно любые факты за уши притянуть. Небось, если покопаться, выяснится, что оба носили красные трусы, курили один и тот же сорт табака, любили отбивные с кровью и еще какой-нибудь бред в этом роде.

— Как бы то ни было, а наши… гм… коллеги из ФБР относятся к проклятию серьезнее нас с вами и набрали такой фактический материал, по сравнению с которым все, что я вам только что изложил, покажется детской сказкой.

— Угу, а родной Комитет, значит, решил не отставать? Только подходящего индейского вождя не нашлось, пришлось аж к древним индийцам обратиться. И хорошо бы еще историю с расстрелом Че Гевары расследовать. Говорят, что все, так или иначе имевшие отношение к его аресту или смерти, потом погибали на войне или в авиакатастрофах. Даже ни в чем не повинные охранники, которые просто сторожили Комманданте в тюрьме, чтоб не сбежал. Может, стоило проверить — а вдруг и там сокрыто какое-нибудь проклятие?

Петр Дмитриевич ответил совершенно спокойно:

— Да, лет тридцать назад наш отдел занимался этим делом по просьбе кубинских и боливийских товарищей. Правда, я тогда еще не работал.

Андрей уставился на полковника с неподдельным изумлением. Еще немного — и челюсть у него бы точно отвисла. «Мы-то привыкли к Комитету относиться с трепетом: он, мол, все видит и все знает, а на самом деле…»

Похоже, Петр Дмитриевич уловил настроения Андрея. Комитетчик хмыкнул, несколько рассеяно высыпал в капуччино ложечку сахара, неторопливо помешал.

— Андрей, пожалуйста, оставьте хотя бы на полчаса ваш сарказм и скептицизм! Давайте, я сначала все расскажу, а уж потом изощряйтесь в остроумии сколько угодно.

— Согласен. Извините, это, наверное, защитная реакция.

— Все-таки давайте вернемся к Обществу Девяти Неизвестных. В девятом списке, где собраны данные по социологии и управлении государством, упоминается некая кривая. Упоминается не слишком понятно, а, кроме того, этот раздел был еще и зашифрован. Все же, несмотря даже на то, что оригинал сильно попорчен временем, с применением компьютеров запись удалось более или менее расшифровать еще в конце шестидесятых. Если отбросить индийские витиеватости и иносказания, то там говорится о некоей Кривой Удачи. Несколько ключевых точек кривой расположены так, что, посетив их все, человек обретает власть над судьбой. Все неприятности и катастрофы, должные произойти с ним, счастливо минуют его. Не преображаются с обратным знаком, то есть превращаясь в победы и приятности, а именно минуют, подчас самым неожиданным образом. Понимаете, Андрей?

Полковник сделал небольшую паузу, просмаковал несколько глотков действительно хорошего кофе. Надо отдать комитетчику должное — рассказывать он умел. Теперь Андрей даже увлекся.

— Проблема в том, что нам неизвестно точное число этих точек… по первоначальным прикидкам их вроде бы семь. Где они расположены? Со стопроцентной уверенностью утверждать пока также нельзя. Не говоря уже о времени пребывания в них, достаточном для инициации. Пока относительно точно определены координаты только пяти точек.

Петр Дмитриевич в упор посмотрел на Андрея и быстро, на едином вздохе перечислил:

— В районе Стоунхенджа, Суздаля, Осаки, Патры и в Египете, в долине Царей.

Андрей вздрогнул и отвел взгляд. Полковник продолжил:

— Оставшиеся две мы пока можем определить только приблизительно. По координатам — огромный квадрат в тайге около Салехарда, и почти такой же по размерам в Тиморском море, у побережья Австралии.

Наверное, Петр Дмитриевич был неплохим физиономистом, но сейчас он легко обошелся и без подобных навыков. Андрей и сам почувствовал, как обуревавшие его чувства отразились на лице.

Информация была, по меньшей мере, невероятной.

И все-таки, вскормленное с детства неприязненное отношение к Комитету, давало о себе знать:

— Почему я должен вам верить?

— А вы думаете, я рассказываю это все из любви к дешевым розыгрышам? — резонно заметил полковник. — И для чего?

— Ну, не знаю. Я слышал, что у вашей конторы есть такая практика — «встреча для серьезного разговора». Актеры многие рассказывали, научная братия из отцовского поколения. Сначала раздается телефонный звонок, незнакомый голос говорит, что представляет некую службу, название которой упоминать не принято, и предлагает встретиться. Обычно — по дороге на работу. Мы вас подвезем, мол. Дальше — все как у нас: неприметный автомобиль, уютный салон, мягкие кресла, какая-нибудь сногсшибательная информация, чтобы сбить с толку…

Петр Дмитриевич саркастически улыбнулся:

— А дальше начинается вербовка, так? Стойкую советскую интеллигенцию с фигой в кармане заставляли стучать на своих же друзей и сослуживцев. Я верно излагаю?

— Ну… да, похоже на то. Отец про такие дела не распространялся, но от его друзей я подобных историй наслышался — с вагон! Сижу вот и думаю, когда же вы меня вербовать начнете?

— Да Господь с вами, Андрей! Я думаю, как бы после нашего разговора живым уйти, а вы говорите — вербовка!

— В смысле??

— Подождите, Андрей, всему свое время. — Петр Дмитриевич посерьезнел, руки нервно теребили накрахмаленный край салфетки. — Давайте, я все-таки изложу все до конца, а потом будете задавать вопросы. Хорошо?

Дождавшись кивка, он продолжал:

— Статистика великая вещь — как только информация из книги Девяти Неизвестных попала к нам в отдел, тогда он назывался спецотделом «Т», сразу были задействованы мощные силы. Видите ли, смысл поисков оправдывал тот факт, что только в XX веке возможность появления такого счастливчика стала реальной. Сначала часть этих точек находилась вообще за пределами известной Ойкумены. Заметьте, Андрей, как странно! Ни одной точки в Америке, что в Северной, что в Южной.

— Может быть, авторы списков просто не знали, что есть еще два материка. Хотя, говорят, китайцы и японцы швартовались в свое время у чилийских берегов…

— Несомненно, какая-то закономерность тут есть, просто мы еще до нее не докопались. Но, в любом случае, — австралийская, например, точка была недоступна по причине недостаточных познаний в географии, а до конца XIX века просто не было таких средств передвижения. Никакому Марко Поло и Афанасию Никитину жизни бы не хватило объездить все эти места. Да и, кроме того — северные районы Сибири реально осваивать начали только с тридцатых. Так что временной интервал наших поисков сильно сужался. Слава Богу, необжитая сибирская тайга — место не слишком посещаемое иностранными туристами и шпионами, значит, искать нужно было среди граждан Союза. Да к тому же, пять из семи пунктов Удачи находятся за границами страны, то есть потенциальные Везунчики должны быть связаны с МИДом или иными загранкомандировочными структурами. А такие люди всегда находились под плотнейшим нашим колпаком.

Андрей больше не перебивал — рассказ полковника заинтересовал его всерьез.

По словам Петра Дмитриевича выходило, что в семьдесят шестом году один такой человек нашелся. Скромный старший инженер, аналитик НИИТяжПрома, Владлен Катукин. Вместе со своим начальством, что, пользуясь халявной возможностью, оформляло поездки в загранку на себя и свою семью, Катукин объездил полмира. Аналитиком он был неплохим, советы давал дельные, поэтому большинство сделок, заключенных МинТяжПромом с западными партнерами, приносили прибыль. Директора НИИ хвалили и поощряли, посылали в новые командировки, а он, уже по собственной инициативе, дабы не лишиться всех прелестей жизни, брал с собой неприметного старшего инженера. Вот так Катукин и посетил пять заграничных точек, а в тайгу ездил по причине простой и грустной — в пятьдесят третьем году вместе с матерью забирал из лагеря реабилитированного отца. За семь лет отсидки «враг народа» Катукин-старший потерял обе ноги и стал инвалидом. В Суздале же Владлену просто повезло родиться.

Комитет стал за Катукиным следить. Тут же всего лишь за месяц набралось столько мелких подтверждений супервезения, что даже самые твердолобые начальники поверили в фантастические теории спецов отдела «Т».

— Некоторые случаи просто фантастичны, Андрей. Вот такой, к примеру. В начале марта Катукина отправили в очередную командировку, в Египет, какая-то там машинерия требовалась для Асуанской плотины. Собственно, пробыл он там недолго, уточнял кое-какие детали с производственниками, пока директор с помпой подписывал договора, да отсиживал положенное на банкетах. Все бы ничего, но за три часа до вылета Катукин, бреясь в спешке, получил довольно ощутимый удар током. Электрическая бритва оказалась не совсем исправной… вдобавок — мокрое лицо, в общем, все одно к одному. Из медпункта отеля Владлена доставили в местную больницу, довольно быстро привели в чувство, но на самолет, понятное дело, он уже опоздал. А с ним и вся делегация. Директор слегка пожурил подчиненного за неаккуратность, прекрасно, впрочем, сознавая реальное положение дел. Он, в отличие от рядовых делегатов, пребывающих в счастливом неведении, прекрасно знал, что тот самый рейс, на который они опоздали, через двадцать минут после вылета был захвачен палестинскими террористами и, выполняя их приказ, направлялся сейчас в Ливан. После приземления самолет взяли штурмом спецслужбы, несколько заложников при этом погибло.

— А что с самим Катукиным?

— Ничего. Все в порядке. Через сутки его выписали из больницы, а через трое он уже вернулся в Союз. Неделей позже Катукин, выйдя из дома, обнаружил, что забыл дома ключи. Он вернулся в квартиру и неожиданно почувствовал явственный запах газа. Ну, перепугался, конечно, позвонил «04». Под видом ремонтников приехали наши люди, перекрыли подачу, внимательно осмотрели трубы, плиту. В докладе сказано, что внутреннее колено подающей трубы проржавело из-за ежегодных протечек и рассыпалось.

— Ну и что? Вечером пришел бы с работы, унюхал и вызвал бы ремонтников. Не дурак же он заходить в благоухающую газом квартиру!

— Не забудьте, Андрей, март был, самые первые дни месяца. В это время еще холодно — все окна в доме закрыты. А Катукин… он не любил курить на улице. Пока с работы домой добирался — терпел, но уж как входил в подъезд, сразу доставал сигареты, закуривал. В деле подшита жалоба соседки с третьего этажа: Владлен, мол, Константинович нахватался буржуазного духу, по заграницам-то мотаясь, трудовой народ ни во что не ставит: весь лифт прокурил. При хорошем воображении не слишком трудно представить, что могло бы произойти, открой Катукин квартиру с дымящейся сигаретой в зубах. Так-то…

С Везунчиком решили объясниться. Времена тогда были не такие либеральные, как сегодня, тогдашний начальник отдела просто приказал его банально «задержать и доставить». За что и поплатились.

Это просто какая-то невероятная история, Андрей. Абсолютно невозможная. Координатор группы захвата утром, выходя из дома, попал под машину; в больнице констатировали перелом ключицы. Заместитель, в жизни никогда не страдавший от аллергии, съел привезенный тещей с дачи туесок малины и загремел в больницу с отеком Квинке. Срочно назначенный новый координатор полтора часа не мог получить приказ на захват объекта — неожиданно перестал работать телефон. Когда же, наконец, группа была собрана, три подряд отлично отлаженных, до винтика вылизанных спецавтомобиля просто отказались заводиться. Операцию отменили.

Тут уж пришлось искать повод поговорить с Катукиным спокойно, без тоталитарных приемчиков.

— Вот как сейчас я с вами, — улыбнувшись, добавил Петр Дмитриевич. — У нас в Конторе вообще чуть ли не набор добровольцев пришлось объявить. И все равно — почти никто не хотел идти на встречу с вами, а уж по приказу… и говорить нечего. Так что пришлось мне лично.

— И вы тоже меня боитесь?!

— Конечно, а как же. Поджилки трясутся. Кто его знает, что ваша Удача посчитает за угрозу? И заставит меня печеньем, к примеру, подавиться, а то и сердце прихватит… Мало ли чем простой разговор может обернуться?

— А чем, кстати, он может обернуться?

— Об этом потом. Пока слушайте дальше…

Учтя опыт неудавшегося захвата, Катукина спокойно и без лишних эксцессов пригласили явиться в Особый отдел родного НИИ, где к его удивлению беседовали с ним не местные особисты, а два КГБэшных полковника.

— Видите, Андрей, это уже почти традиция… — заметил Петр Дмитриевич, намекая на свои погоны. — Конечно, объяснять и доказывать пришлось долго, Катукин долго не верил, как и вы, но спустя некоторое время его убедили. Наша Контора умеет убеждать.

Леониду Ильичу ничего докладывать не стали, пользуясь тем, что КГБ в те времена был организацией почти бесконтрольной. Просто включили Катукина в состав приемной правительственной комиссии. Он начал ездить на пуски новых электростанций, подземные ядерные испытания, космические старты. Довольно быстро выяснилось, что его Удача не заразна: ракеты так же продолжали сгорать прямо на стартовых столах, а на ГЭС сплошь и рядом обнаруживались недоделки.

Тогда кто-то из КГБэшных консультантов выдвинул здравую идею. Удача Катукина напрямую связана именно с ним, с его существованием. Ей, грубо говоря, все равно, состоится ли новая космическая победа Союза или накроется к чертовой матери в огненной буре взрыва топливной ступени. В самом лучшем случае, Удача может предотвратить падение пылающих обломков на бункер с правительственной комиссией, чтобы защитить лично Катукина. Надо все изменить. Поставить на кон здоровье и даже жизнь скромного аналитика. Хотя сталинские репрессии отошли в прошлое, и за срыв плана по задуву новой домны больше не расстреливали, но… выход все-таки нашли. Катукина назначила зампредом правительственной комиссии по общим вопросам. Эту должность сами аппаратные работники называли зиц-председательской — за неудачи всегда отвечал именно этот, «пятый» зампред. Отвечал зарплатой, ссылкой на мелкую партийную должность куда-нибудь в Воркуту, а бывало, что и партбилетом. И это еще не предел. Был жирный шанс присесть лет на десять за халатность.

Так и сделали. И все пошло как по маслу. Нет, конечно, и без Катукина (куда он просто не успевал) взлетали ракеты, строились новые заводы-гиганты, испытывалась военная техн ика. Но с ним, это удавалось ВСЕГДА. Причем в полном объеме, даже без малейших неполадок или срывов. Хотя без сюрпризов не обошлось, несколько иного плана, правда.

Знаете, Андрей, когда я читал доклады, мне просто страшно становилось. Катукинская Удача решала все такими методами…

— Например?

— Ну, например, в апреле семьдесят девятого от кровоизлияния в мозг за рабочим столом умер известный авиаконструктор. За несколько месяцев до смерти он начал работать над проектом революционной системы подачи топлива для новых типов реактивных двигателей. Несколько месяцев спустя преемники, срочно попытавшиеся продолжить работу, доказали: конструкция оказалась неудачной и даже опасной. Систему разработали заново, испытания самолета прошли успешно. Хотите еще? Летом восьмидесятого, через месяц после Олимпиады за двое суток до старта неожиданно заболел воспалением легких космонавт, командир экипажа. Фамилия его довольно известна, потому называть не буду. Главное, что никто так и не смог определить, как же он умудрился подцепить пневмонию в стерильном спецкорпусе Звездного городка. Медики только руками разводили. Понятное дело, в космос полетели дублеры. Интересно, что в составе дубль-экипажа был опытный, уже не раз летавший космонавт, который намного лучше разбирался в системах ориентации корабля. На тренировках по ручной стыковке и переориентации его результаты были на порядок успешнее, чем у пилота из основного экипажа. Тот смог уверенно развернуть корабль лишь в дюжине испытаний из двадцати. Еще тогда было решено сменить экипаж на дублирующий, но все же не стали, понадеявшись на русский авось. По негласным сведениям, таков был приказ сверху — якобы в основном экипаже был любимчик главкома ВВС. Сохранилась рабочая запись, где техники Звездного клялись собутыльникам из Особого отдела: основная команда наделала бы дел с переориентацией. Как сейчас помню, была там такая фраза: «пришлось бы нам спускаемый аппарат где-нибудь в Китае искать, если не в Тихом океане».

— Да уж, примеры впечатляют.

— Одно время даже всерьез собирались запустить Катукина на Луну. Носитель был, программа в целом тоже готова, только Политбюро не давало разрешения, так как стопроцентного успеха конструкторы не гарантировали. А с Катукиным — пожалуйста. Идиоты, конечно. Но логику понять можно: да — больной, да — пятьдесят три года, да — непрофессиональный космонавт. Ну и что? Зато наверняка долетит и вернется. А маршрут можно и автоматике доверить, в крайнем случае, с ЦУПа скорректировать. Хорошо кто-то догадался, что катукинская Удача — штука непредсказуемая. Может и по-другому сыграть. Катапультирует спускаемый аппарат в верхних слоях атмосферы через пару минут после старта. А то и просто до позеленения будет выдавать неполадки на старте или простейшей какой-нибудь, глупой донельзя аварией повредит носитель. Рухнет «случайно» поддерживающая ферма, проломит обшивку. Разбирайся потом. И это не самое гадкое. Хуже, если руководитель полетов неожиданно свалится с инфарктом.

— Да уж. Веселые перспективы… Теперь понятно, почему вы меня боитесь.

— Именно. Удача ваша — она как та обезьянья лапка из сказки…

— Какая лапка?

— Не знаете? Сказка такая была, немецкая, по-моему. Попросился однажды к одному человеку солдат переночевать. А утром говорит, не знаю, мол, чем отплатить, вот возьмите это, и достает сверток какой-то. Что это, спрашивает хозяин. Талисман, отвечает солдат, обезьянья лапка. Желания исполняет. Практически любые, но только три, потом хоть пляши перед ней — ничего не будет. Я свои желания уже получил, мне она без надобности, так что — берите. Только будьте осторожны, лапка очень уж по-своему просьбы исполняет, может случиться, что вред будет побольше пользы. С тоски взвоете, а уже ничего не вернешь. Хозяин обрадовался, поблагодарил солдата и не обратил внимания на предупреждение. Только солдат ушел, стал хозяин лапку испытывать. Хочу, говорит, пятьдесят тысяч денег. Ну, каких-то там ихних денег, марок, например. Полчаса не прошло, подкатывает к его дому посыльный. Вы, говорит, такой-то? Ну я, отвечает хозяин. На фабрике, где работал ваш сын, произошел несчастный случай, и он погиб. Директор фабрики выражает свои соболезнования и передает вам возмещение в пятьдесят тысяч гульденов. Ну, или там талеров. Хозяин в шоке, прибегает в дом, орет на лапку: ах ты, мразь, погань, падаль! А ну, верни мне сына! Проходит еще какое-то время, наступает ночь. Кто-то стучит в дверь, хозяин открывает — на пороге его сын. Окровавленный весь, полголовы — нет, рука по локоть отрезана. Да и весь белый, взгляд пустой, губы еле шевелятся. Сейчас бы сказали — зомби. Пусти, говорит сын глухим голосом, папа, меня в дом, я пришел. Хозяин в шоке. Закрыл дверь, накинул засов. Дрожит, зубы стучат. А сын не уходит: в дверь стучит, в окна ломится. Тогда хозяин говорит лапке: хочу, чтобы он исчез. Так и кончились все его три желания.

Андрей выслушал сказку с улыбкой, даже попытался схохмить в ответ с претензией на черный юмор, хотя на самом деле на душе уже вовсю скреблись кошки:

— Да-а, вы прям сказочник. Зато я теперь точно знаю свои перспективы. Думаю вот только — сразу повеситься или погодить пока?

Петр Дмитриевич даже не улыбнулся. Лишь слегка покачал головой:

— Это не шутки, Андрей.

— Да уж куда серьезнее! Если б не ваша корочка, не знаю, не знаю… Гм… Вот такой случай был недавно, — Андрей в двух словах рассказал про субботние посиделки и происшествие с Димкиной женой, — …когда вернулись, понятно, что уже не до игры было. Посидели еще часок, Дмитрия уложили спать, прибрали за собой, да и разошлись. Один из нас случайно посмотрел карты, когда помогал со стола убирать. — На секунду Андрей замолчал, словно пытаясь самого себя в чем-то убедить. — Как вы думаете: это из той же оперы?

— Скорее всего.

— Но какая связь? Вы же говорите — здоровье, жизнь… Ну, проиграл бы я Димычу тысячи три, неприятно, конечно, но не смертельно же! Деньги мои, не казенные, стреляться незачем, от голода тоже бы не умер.

— Это как посмотреть. Откуда вы, Андрей, знаете, что, проиграв в той партии три тысячи, остановились бы? А если в азарте еще метнули бы на стол тысчонку-другую, а? Вдруг, проигравшись, сбегали бы домой за заначкой и вернулись бы отыгрываться?

— Ну, не знаю… Так что угодно можно за уши притянуть. Да и никто не стал бы меня догола раздевать, свои же ребята.

— Точно мы уже никогда не узнаем. Я вам так, версии подкидываю, самое первое, что в голову приходит. А если наш отдел за разработку посадить… Знаете, как многие вещи и события друг с другом взаимосвязаны? С первого взгляда даже представить себе сложно. Вот вам, например, такой фактик. Насколько я знаю, через неделю у вас запись на обследование в НИИ микрохирургии глаза?

— Ну да, в федоровском институте. Я после давней операции каждый июль езжу проверяться, четвертый год пошел. А вы что, уже тогда за мной следили?!

— Нет. Но как стали следить, естественно, изучили всю вашу биографию, не без этого. В том чисел есть в вашем досье копии учетной карточки и истории болезни из НИИ Федорова. Вот и представьте — а вдруг после обследования врачи пошлют на коррекцию? Операция пустяшная, насколько я знаю. У них так бывает — через два-три года после операции приходится иногда подправлять: не все удается с первого раза. Конечно, вас будут оперировать в платном отделении, по высшему разряду, а если вдруг не хватит денег, а? Придется идти на общих основаниях, а там и техника постарше, поизношенней и врачи не такие опытные. Но вы, Андрей, не впадайте в депрессию — все не так плохо. Может, все это — лишь мои фантазии. Катукин вот…

— Кстати о Катукине. Что с ним в итоге случилось? Ведь случилось же, не зря вы о нем в прошедшем времени говорите.

— Ничего, в общем. Ничего сверхъестественного. Просто умер, сердце не выдержало, ему уж за пятьдесят было.

Сверхудача, видите ли, не считает ТАКУЮ смерть неприятностью. Но я, собственно, не до конца вам все изложил. Слушайте дальше.

Оказалось, что есть и второй Везунчик. История его, правда, более туманна, потому что в дело вмешивается борьба разведок. Неутомимый израильский Моссад тоже хорошо умеет вести статистику, и то ли утечка была, то ли еврейские аналитики снова оказались не хуже наших, но примерно в то же время — в середине шестидесятых — и они пришли к анализу текстов Девяти Неизвестных. И тоже начали охоту за Везунчиками. Через пятнадцать лет им повезло. Как раз к началу семидесятых пошла очередная волна эмиграции на Землю Обетованную. Попал в этот поток и некто Михаил Львович Кочин. Между прочим, вор в законе, отсидевший почти десять лет за хищение соцсобственности. Тогда таких называли цеховиками. Организует ушлый предприниматель небольшой довесок к плану на вверенном производстве, а прибыль — себе в карман. Схемы разные были, иногда до гениального доходило, но Кочин особыми изысками не утруждался. Работал он замначцеха на владимирском Автоприборе. В свое время этот заводик специально возвели во Владимире, промеж московского ЗИЛа и нижегородского ГАЗа, дабы снабжал автогигантов циферблатами для приборной доски и соответствовал названию. Кочин гнал налево продукцию, обеспечивая частных умельцев-авторемонтников или особенно ушлых снабженцев, профессионалов сверхпланового выбивания. Им заинтересовалось ОБХСС, и все, как говорится, смешалось.

Сейчас этими делами ОБЭП заведует, наследник вроде как, вся документация по старым делам у них хранится. Организации у нас вроде родственные, так что ребята особенно не противились, когда мы стали копаться в архивах. Поэтому я вам все так подробно рассказываю.

Получил Кочин по тогдашнему Уголовному Кодексу десять лет и уехал в отдаленные края лес валить. Видимо тогда Михаил Львович и пересек ту невидимую точку в тайге. В Суздале же он и до этого успел побывать раз пять, благо от Владимира до Суздаля сорок километров.

Отсидел Михаил Львович положенный срок, ему даже чуть скостили за примерное поведение, вышел уважаемым (в узком кругу) человеком, а благо денежки он перед арестом и обыском успел припрятать — еще и не бедным. Как раз пошла очередная волна отъезжающих на историческую родину, и он засобирался в Израиль. Имеющих уголовную статью, да еще такую, тогда отпускали не очень охотно, но Кочин «подмазал» где надо, обратил припрятанные средства в валюту и драгоценности и улетел.

Дальше уже информация совсем закрытая, из Первого Управления, загранразведка, по-нынешнему.

Вывезенные из Союза деньги Кочин довольно удачно вложил в какую-то фармацевтическую фабрику, потом, выкупив часть пая, стал еще и совладельцем отеля в Хайфе. К шестидесяти пяти годам Михаил Львович сделался богатым человеком и смог позволить себе на старости лет осуществить давнишнюю мечту: посмотреть мир. Был в Европе, в Штатах, Индии, даже в Японии. Похоже, именно тогда он посетил остальные точки пресловутой Кривой Удачи. Моссадовские ребята за ним следили давно, изменение ситуации быстренько просекли и взяли Кочина в оборот. Им не пришлось его долго уговаривать, патриотизм тогда бурлил в крови любого эмигранта. Не то, что сейчас, когда в стране сплошняком идут отказы от призыва.

Кочин вместе с тогдашним премьером Израиля Ицхаком Шамиром, а после выборов восемьдесят четвертого года — уже с Шимоном Пересом, ездил по стране и в загранпоездки, защищая их от терактов своим Везением. Михаил Львович стал банальным телохранителем. Конечно, КГБэшные наработки были Моссаду известны — Удача защищает только самого Везунчика, на остальных ей начхать. Но, поместив Кочина рядом с премьером, спецслужбы имели, по крайней мере, хоть какую-то гарантию от самоубийцы-бомбиста, а уж снайперами пусть специальные подразделения занимаются.

Восемь лет Михаил Львович ходил хвостиком за первыми лицами государства, пока не получил левосторонний отек легкого, наследие вывезенного из лагерей и наспех залеченного в лучших израильских клиниках туберкулеза. Петр Дмитриевич замолчал. Андрей без удовольствия прихлебывал остывший кофе, нервно покручивая в пальцах ложечку.

— И вы… ваша организация считает меня таким же Везунчиком?

— Боюсь, что да, Андрей.

— Но я же не был в седьмой точке! В Египте, да?

— В Долине Царей. Наши аналитики считают, что Удача нарастает постепенно, в зависимости от количества посещенных точек. Пока в вашей защите есть какие-то дыры, но и то, что мы уже успели зафиксировать… Вас не удивил случай в метро, когда только некачественная карточка спасла вас от возможного ранения, а то и смерти во время взрыва? Или внезапно закапризничавшая машина за полчаса до по-настоящему серьезной поломки, которая могла стоить вам жизни? Опять же то, что вы рассказали сегодня, про карты. Еще несколько похожих событий, ускользнувших от вашего внимания, но не от наших наблюдателей.

— Какие еще случаи? — вздрогнул Андрей. — Что-то еще было? Чего я не знаю?

— Вы действительно хотите это услышать?

— Хорошо. Например, вчера, когда вы ждали на остановке троллейбус, вас отвлек телефонный звонок, помните?

— Конечно. Звонил друг. Было плохо слышно, пришлось уйти с улицы.

— Вот именно. А несколько секунд спустя в то место, где вы только что стояли, влетела черная «Волга». — И, заметив промелькнувшее в глазах Андрея недоверие, Петр Дмитриевич добавил. — Если вы не верите — у меня есть запись.

— Почему же, верю. Раз вы так говорите. А Комитет… черт, неудобно, привык вашу контору Комитетом называть… Я хотел спросить, не было ли попыток создать Везунчика искусственно, просто повозить по известным точкам, а в Двух оставшихся наугад покрутиться?

— Конечно, вы не первый с таким проектом, Андрей. Пробовали, знаете ли, и в шестидесятых, и при Леониде Ильиче, да и совсем недавно — лет семь назад.

— И что?

— А ничего.

— В смысле — ничего? Никаких результатов? Так и не образовалось новых везунчиков?

— Да можно сказать и так…

Андрей надолго задумался. Мысли в голове крутились нерадостные.

«Полковник чертовски убедителен, слов нет. Если хорошенько пофантазировать, черт знает куда прийти можно. Сам от себя шарахаться начнешь. Вот, например, есть где-то на свете человек, который, сам того не зная, может абсолютно случайно сделать ему, Андрею, гадость. И тут — бац! — утром, выходя из дома, ломает ногу. Или попадает под машину, как тот комитетчик из группы захвата Катукина. Или еще что-нибудь похуже. И, самое страшное, что никто никогда не узнает, а если и узнает, то не сможет точно сказать: произошедшее с ним несчастье — действительно случайность или…

Так можно до полной клиники дойти. Во всех бедах мира себя винить начнешь. — По крайней мере, в Светкиной аварии Андрей на полном серьезе считал теперь виноватым именно себя. — Димычу, конечно, говорить не стоит, не поверит просто, но сам-то как теперь сможешь ей в глаза посмотреть?»

Петр Дмитриевич терпеливо ждал, изредка посматривая на часы.

— Ну, хорошо. Считайте, что я вам почти поверил. И все-таки: странная какая-то тенденция, вы не находите? В пяти точках из семи, так или иначе, какие-то культовые сооружения замешаны. Может, есть у этих мест какая-то аура? Смотрите — Суздаль, Стоунхендж, Патра, храм в Осаке, долина Царей… Почему не Олимп какой-нибудь, не Иерусалим, не Назарет, не Мекка, наконец?

— Интересно вы мыслите, Андрей, интересно. Пока мы разговаривали, вы успели все основные задачи подотдела «Везунчик» перечислить. Хотя в свое время подобных теорий ходило — пруд пруди. Даже две оставшиеся вероятные точки за уши притянули — первая, та, что в Тихом океане, расположена на месте праматерика. Знакомы вам такие названия — Му, Гондвана? Вот-вот. Где-то там в свое время тоже какой-нибудь храм в честь местного Уцли-Пуцли возвышался. А в тайге… в тайге, если пошуровать, сто процентов даю — на нужном месте стоит идол, который еще первых переселенцев в Америку помнит. Не викингов даже, а тех праалеутов, что по перешейку через Берингов пролив в Аляску ушли. Да и про ауру тоже много было переговорено, даже, помнится, всерьез рассматривали проект прибора для ее измерения.

— И как?

— Да как всегда. Говорильни много, результатов мало. Так ничего толком про наши точки и неизвестно…

6

За весь разговор полковник так умело уходил от самого главного, что, в конце концов, Андрей не выдержал и спросил напрямую:

— Мы договорились, что когда вы изложите все до конца, я смогу задавать вопросы, так?

— Конечно.

— Тогда давайте, наконец, поговорим начистоту. Что вам нужно от меня? Не лично вам, а всему Комитету в целом?

— Первичная идея проста донельзя: вы пока еще Удачей не целиком накрыты, только в шести точках побывали. Поэтому и действует она не в полную силу. Судя по тому, что мы видели, работает она несколько выборочно. Помните, полторы недели назад у вас пропал кошелек в метро? Прошу прощения, конечно, кошелек мы вам вернем…

— Так это вы!.. — Андрей даже задохнулся от негодования.

— Да. Извините за столь экстравагантный способ проверки, но ни на что большее мы не решились. И так пришлось этому воришке внеочередное звание пообещать, а то он ни за что не соглашался. Если бы мы попробовали организовать, например, нападение где-нибудь в темном переулке, тогда боюсь, мне пришлось бы пенсии по инвалидности выправлять, если не хуже. А так — ничего, карманник наш остался жив и невредим. Но, как видите, везет вам не всегда и несколько выборочно. В Египте никогда не хотелось побывать?

— Наверное, это будет интересно. Седьмая точка, говорите? Хм-м… Только я все же не понимаю, зачем это все вам, Комитету. Хотите пристроить Удачу на службу родному государству?

Петр Дмитриевич весьма заметно смешался, как показалось Андрею — наигранно. Будто бы комитетчик стремился показать эмоции, все-таки их наверняка учат владеть своим лицом и чувствами.

— Изначально мы не хотели открывать все карты при первом разговоре. Но сейчас я, как руководитель группы, решил, что имеет смысл быть откровенным до конца. Вы должны стать нашим союзником, Андрей, а не инструментом.

— В чем?

Сцепив пальцы рук, полковник снова, как час с небольшим назад, в упор взглянул на Андрея.

— Не хотите стать президентом страны?

— Ого! Ничего себе у вас планы! — Андрей настолько не ожидал ничего подобного, что даже вздрогнул.

— Только не сочтите нас фантазерами. Это конечная и весьма отдаленная цель. Прежде всего нам всем предстоит немало работы. Главное, вы сами-то готовы, Андрей? Хочется Расеей поуправлять?

— Ну, даже и не знаю… Перспектива, конечно, заманчивая. Была, помнится, весьма популярная книжка в свое время «Рингволд», «Мир Кольца» по-русски. Там тоже был некий инопланетянин, который формировал экипаж для некоей дико важной миссии. По своим, естественно, инопланетным принципам. Никакого упора на исследователей, профессиональных астронавтов и прочее. Первым в экипаж попал двухсотлетний путешественник, в крови которого были пресловутый «зов морей» и «тяга к перемене мест», вторым — огромный монстр из цивилизации разумных хищников, ходячая машина смерти, а третьим… Точнее третьей в экспедицию попала некая девушка, наследница Счастья, как метко окрестил ее инопланетник.

— Счастья?..

— Да. У них там, на Земле — перенаселение было, даже колонизация космоса не спасала, так вот, для того чтобы получить право иметь второго ребенка, все семейные пары раз в месяц участвовали во Всемирной Лотерее. Единицы получали право завести детей, так вот эта девушка была седьмым подряд ребенком, рожденным благодаря своей Удаче. Инопланетянин тот, по своей чужой логике, посчитал, что земное правительство пытается методом естественного отбора вывести породу абсолютно везучих суперхомо. Ну и взял ее с собой, надеясь, что она будет талисманом экспедиции… Может, и вы из меня такой амулет для всей страны хотите сделать?

— Это только с первого взгляда все так чудесно. Президент-везунчик… Урожаи пошли бы рекордные, всяких полезных ископаемых нашли бы горы, темпы промышленного роста поползли вверх с невиданной скоростью. Заманчивая картинка, да? Нечто подобное мы и имели в виду, когда выходили с вами на контакт. Вот только никаких стопроцентных наработок у нас еще нет, четкого плана тоже, для начала давайте съездим в Египет, посмотрим, какие после этого будут изменения. То есть будем за вами наблюдать, если вы не против. Всякие события, с Удачей связанные, фиксировать, вплоть до самых мельчайших.

— Не понимаю… опыт у вас уже есть, с Катукиным я имею в виду. Почему вы осторожничаете?

— Видите ли, Андрей, Удача касается только вас лично. Даже будь вы сто раз президентом, Удаче наплевать с самой высокой колокольни на ваши успехи на этом посту. Ну, может, чуть-чуть подправит «правление» новоявленного гаранта, дабы не наворотил совсем уж непотребного. А то еще вдруг разорвет голодная толпа или чего доброго армия взбунтуется,

— Вы преувеличиваете.

— Может быть. Но лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Негласный лозунг вашей организации? — Разговор ошеломил Андрея, на какое-то время выбил из себя, и только сейчас снова полезла наружу старательно культивированная всю жизнь циничная ирония.

Это заметил и полковник. Отреагировал спокойно.

— Не в лозунге суть, в действиях.

— А если так. Читал я тут одну книжицу, рабоче-крестьянская фантастика для пэтэушников, так там описывается Россия, где к власти пришел президент, который перед выборами объявил, что если не успеет за четыре года вывести страну из кризиса, то пустит пулю в лоб. Может и мне тоже… что-нибудь в этом роде, а? Как с Катукиным. Поставить мою жизнь в зависимость от результата.

— Хорошая идея. Спасибо, Андрей. Подключу своих аналитиков, посмотрим, что они скажут, хотя мне кажется: так бывает только в книжках. Но, в любом случае, пока незачем торопиться, да и следующие выборы только через четыре года. Наберем материал, разложим по полочкам. А пока, я думаю, вы не откажетесь за счет нашей фирмы слетать в Каир?

— В принципе — нет. А дальше что?

— А дальше — посмотрим. Все будет зависеть от результатов. Конечно, сразу в президентское кресло вы не сядете, для начала сделаем вас префектом или, скажем, мэром. Понаблюдаем. Не забудьте, в долине Царей — седьмая точка, и после нее ваш уровень везения, если можно так выразиться, должен значительно возрасти. Как это будет выглядеть — не знаю, но думаю, — Петр Дмитриевич едва заметно, одними губами улыбнулся, — что украсть у вас кошелек точно никто уже не сможет.

Андрей рассеянно кивнул.

— Только, Андрей… Одна просьба к вам: будьте благоразумны. Все время следить за вами невозможно, да и столько людей в моем распоряжении нет.

— Да и меня, честно говоря, такая перспектива не радует…

— Вот видите. Поаккуратней… не суйтесь очертя голову, куда не надо. А то еще уверитесь в собственной неуязвимости, начнете суперменские подвиги совершать. Ну и, кроме того, вряд ли мы одни такие умные…

— Вы про Моссад?

— И про него тоже. Кроме Моссада еще много всяких интересных организаций существует. И наверняка со статистикой у них тоже все в порядке.

Домой Андрей возвращался несколько обалдевшим. Даже обрадованные девчонки, что всю дорогу рассказывали ему, как отлично все прошло с сочинением, тема попалась подходящая — именно ее они заучивали вчера чуть ли не наизусть, — не смогли вывести его из ступора. Весь вечер он молчал, отвечал односложно, а когда Юля с Анютой взялись участливо выспрашивать: что же такое произошло, отговорился неприятностями на работе. Хорошо хоть удержался в рамках и не рявкнул: отстаньте, мол, достали.

За следующие несколько месяцев жизнь Андрея разительно переменилась. Теперь он каждую минуту почти физически ощущал на себе объектив телекамеры, любопытные глаза наружного наблюдения. Выходя из дома, озирался в поисках невидимого «хвоста». Поначалу он почти перестал разговаривать по телефону и даже хотел поменять аппараты, пока полковник не поклялся, что ни домашний, ни сотовый номера Андрея не прослушиваются.

Сразу после первых переговоров Петр Дмитриевич предложил ему уволиться с работы и встать на немалое довольствие спецслужбиста, но Андрей отказался. Он свыкся с «Евротуром», да и такая работа вообще больше ему подходила, чем в свое время бесконечная пахота в команде Москвина. А когда две недели спустя после памятной поездки в Суздаль и удачно проведенной выставки, Андрея перевели в отдел заказных туров, на переговоры с клиентами, неожиданно для себя он ощутил, что ему нравится работать непосредственно с людьми, да и коллектив в отделе приятный. Начальство его ценит, работу свою Андрей делает быстро и хорошо. Зачем что-то менять?

Когда, кстати, Андрей рассказал о своем повышении кураторам из ФСБ, те склонны были и этот момент оправдывать Удачей. Какой-либо связи Андрей не ощутил, но решил не спорить: Комитету виднее, на подотдел «Везунчик» целый выводок аналитиков работает.

Отношения с ярославскими девушками развивались в нужную сторону: как-то само собой получилось, что Юля и Анюта остались жить у Андрея даже после того, как объявили результаты экзаменов. Обе подружки поступили в Академию, по случаю чего была дикая радость, а когда Андрей жестом фокусника выложил на стол три заветных билета на концерт (едва не забыл про них!), радость переросла просто в какое-то сумасшествие.

Воскресный вечер закончился романтическим ужином на троих в любимом Андреем семейном ресторанчике. Очарованные девчонки долго мялись, но, в конце концов, набрались смелости и хором (на этот раз Юле не пришлось рисковать в одиночку) попросили Андрея разрешить им остаться у него и дальше.

Обижать подружек не хотелось, да и вечер тот несколько подуспокоил расшатанные нервы, и Андрей пообещал, что подумает. Пока же, мол, ничего менять он не собирается.

— Но, — с трудом уклонившись от поцелуев, добавил он, — точно ничего обещать не могу. Лучше бы вам пока от комнаты не отказываться. Может так получиться, что мне придется уехать на несколько месяцев, где вы тогда жить будете?

Вечером того же дня Андрею позвонил Петр Дмитриевич.

— Андрей? Добрый вечер.

— Здравствуйте, Петр Дмитриевич. Что-нибудь случилось?

В общем, это был бы обычный еженедельный контрольный звонок, но в конце ничего не значащего разговора полковник неожиданно произнес:

— С вашими девушками, Андрей, все в порядке. Мы их проверили, не волнуйтесь, они действительно те, за кого себя выдают.

Чувствуя, как волна гнева накатывает на него откуда-то из глубины подсознания, Андрей демонстративно спокойно, чуть ли не сквозь сжатые зубы, произнес:

— Вы теперь и мою личную жизнь под микроскопом изучать будете?

— Такая работа…

— Какого черта! Хотя бы дома я могу от ваших соглядатаев избавиться?!

— Простите, Андрей, если мы чем-то вас задели, но, по-моему, вы зря нервничаете. Нельзя было полностью исключить возможность, что подружки-провинциалки подставлены вам специально, чтобы постоянно держать под контролем каждый ваш шаг. Рисковать мы не могли, необходимо было все проверить досконально. Так что, пожалуйста, не топайте ногами и поверьте: ни самим девушкам, ни их родственникам мы никаких неудобств не причинили, да и, скорее всего, они просто ничего не заметили — проверка была проведена скрытно и максимально негласно.

Чувствуя перед подругами некоторую вину, и заодно решив насолить полковнику, Андрей в припадке мужского петушизма раскрыл девчонкам свою необыкновенность. Все целиком он, естественно, рассказывать не стал, ограничился лишь общей теорией Удачи и парой-тройкой примеров.

Девушки, естественно, не поверили. Внешне они поахали и повосхищались, но ночью, обсудив все друг с другом, решили Андрееву Удачу испытать. Не то, чтобы им так уж хотелось вывести его на чистую воду, сама по себе история им понравилась, но неугомонный дух экспериментаторства требовал все проверить самолично. Зачинщицей, конечно, была Юля.

Выгадав день, когда Андрей должен был вернуться с работы позже обычного, девчонки разработали план.

— Помнишь, фильм такой был французский, «Невезучие»?

— Ну да, с Пьером Ришаром. Я его в детстве смотрела…

— Я тоже. Теперь слушай…

Юля что-то зашептала на ухо Анюте, та улыбнулась:

— Вот мы и проверим.

К семи часам все было готово. Подружки накрыли на кухне стол, расставили тарелки, на плите в закопченной кастрюльке — после стольких лет верной службы закоренелому холостяку до конца ее отмыть так и не удалось, как Юля с Анютой ни старились, — тушилось овощное рагу.

На кухне — три стула, для всех. Заслуживает отдельного внимания тот, что стоит спиной к балкону, на Андреевом месте: два часа назад Юля почти до конца вывернула крепежный винт, удерживавший одну из ножек. Теперь сидеть на нем весьма опасно — рискуешь моментально оказаться на полу, среди обломков. Своего рода «Невезучие» наоборот: герой Ришара в фильме доказал сомневающимся свое невезение именно тем, что сел на единственный сломанный стул из полусотни, сейчас же подружки хотели посмотреть, как выкрутиться из ситуации Андрей. Как ему удастся НЕ сесть на заведомо сломанный стул. Ну, точнее не ему, а этой самой пресловутой Удаче.

Когда в замке заскрежетали ключи, обе девушки вздрогнули, испуганно переглянулись и, стараясь вести себя, как обычно, вышли в коридор встречать Андрея.

Он пришел усталый, намаявшийся за день, но все равно веселый:

— Привет! Как вы тут без меня?

— Привет!

Андрей стащил ботинки и пошел в ванную — умываться. Девушки как приклеенные следовали за ним.

— Чем будете кормить? — спросил он, вытираясь. — А то меня с голодухи ноги не держат.

— Тебе понравится, — ответила Юля. — Особый рецепт моей мамы. Пальчики оближешь.

— Прям счаз и начну, — Андрей улыбнулся и прошел на кухню. Юля с Аней замерли в проходе и, затаив дыхание, наблюдали, как он садится на свое место — то есть на сломанный стул.

В этот момент зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Андрей огляделся по сторонам:

— Где трубка? В комнате, что ли, забыл?

Телефон действительно оказался в Андреевой комнате на столе, среди груды рабочих бумаг.

— Алло!

— Извините, — вежливо сказал бесполый голос, — а можно Митю?

— Кого? — изумленно переспросил Андрей.

— Митю. Дмитрия Клыкова.

— Боюсь, вы ошиблись номером.

— Ой, — искренне огорчился голос. — Это один-три-один-девять-восемь-ноль-два?

— Нет. И даже не похоже.

— Прошу прощения, — совсем расстроился бесполый собеседник и отключился.

Андрей отволок трубку на базу — заряжаться, хотел было идти обратно на кухню, но тут ему на глаза попалась газета с программой. Бегло пробежав глазами строчки, он крикнул девчонкам:

— Юля! Анюта! Давайте в комнате поедим! Сейчас «Менты» начнутся…

Непорядок со стулом обнаружился только следующим утром. Собирая на стол, Андрей выронил вилку, нагнулся поднимать и заметил, что соединительный винт вылез наружу. Шляпка торчала из лакированной деревяшки почти на полсантиметра.

При помощи отвертки поломка была легко устранена, и через час Андрей и думать забыл о подобной ерунде, а вот Юле с Анютой сделать это было не так просто. Девушки снова прошептались до утра, но так и не смогли убедить друг друга и поверить в рассказ Андрея. Решили все-таки испытать Удачу еще раз.

Подходящий случай подвернулся только через неделю. В тот день они приехали домой все вместе — Андрей подобрал девушек на Манежке, после трехчасовой прогулки по аляповато-роскошным галереям подземного центра.

Еще на лестничной клетке, доставая ключи, Андрей услышал, как в квартире названивает телефон. Распахнув дверь, он бегом проскочил в комнату и снял трубку:

— Андрей? — рокотнул в динамике голос шефа. — Добрый вечер. Хорошо, что ты уже дома, по мобильнику никак не могу прозвониться. — Андрей запоздало вспомнил, что со вчерашнего вечера забыл зарядить сотовик. — У нас маленькая неприятность, Решетов застрял на Кипре, а завтра, сам знаешь, презентация нового маршрута. Ты, вроде, материалом владеешь, сможешь его подменить? Или Аллочку попросить?

На кухню к девчонкам Андрей вышел невеселый.

— Не смогу я с вами сегодня «Бэмби» смотреть. По работе тут навешали всякого, придется теперь полночи над бумагами сидеть. Так что если хотите — смотрите без меня.

— Что-то случилось? — спросила Анюта.

— Да нет, ничего смертельного. Завтра презентация перед важными клиентами, а человек, который должен ее проводить, еще не вернулся. Придется мне за него отдуваться.

— А перенести нельзя? Подождать пока тот человек не приедет?

— Если бы. Клиенты — мелкие фирмы, которые через нас туры заказывают. Если не мы, так кто-нибудь другой им этот маршрут предложит, он сейчас в моде.

Наскоро поужинав, Андрей ушел к себе, освежать в памяти подробности полузабытого проекта, а подружки задумали очередную проверку.

Если бы они знали, чем все это закончится!

Утром невыспавшийся и замученный Андрей, засидевшийся вчера аж до трех, попросил сварить ему кофе покрепче. У девчонок все уже было готово. Засыпая в кофеварку молотый «Амбассадор» — любимый Андреев сорт, Юля незаметно добавила в него слабительного. Вечером девушки не поленились истолочь в порошок целых шесть таблеток. Чтобы уж наверняка!

Идея, конечно, опять принадлежала Юле. Анюта, надо отдать ей должное, пыталась урезонить подругу — у Андрея важная встреча, вряд ли он будет хорошо смотреться, то и дело выбегая из офиса с позеленевшим лицом. Смутно представляя реалии туристского бизнеса, она все же понимала, что оскорбленные таким «невниманием» к себе, клиенты могут выбрать другую фирму. За что, Андрея, понятное дело, не похвалят.

Но Юлька уже закусила удила. Она только посмеивалась — вот будет потеха, представляешь?!

Анюта долго решала: сказать Андрею или не сказать? Вот уже зафырчала кофеварка, в чашку густой чернильной струей потек ароматный напиток, когда она все же решила промолчать. Посмотреть, что будет.

Она первой, опередив Юлю, вскочила из-за стола, подхватила кофейник.

— Ваш кофе готов!

У Андрея с трудом хватило сил выдавить из себя улыбку. Голова просто раскалывалась.

Анюта повернулась, сделала шаг вперед и неожиданно споткнулась о свой же брошенный тапочек. Горячий кофе, окутав кухню перламутровым в лучах солнца паром, выплеснулся ей на ногу, серьезно ошпарил лодыжку.

Девушка вскрикнула, выронила кофейник и почти упала на стул, неестественно выставив ногу. На глазах у нее появились слезы. Юля и Андрей испугались не меньше Анюты, но голову не потеряли. Пока Юля успокаивала подругу, Андрей сбегал в комнату за аптечкой. Расшвыривая во все стороны отчетливо пахнущие аптекой упаковки и коробочки, он разыскал ожоговую мазь и бинты, на руках перетащил бедную девушку в комнату.

— Сейчас, потерпи…

Анюта, закусив губу, стоически терпела, пока Андрей смазывал и бинтовал стремительно краснеющую ногу.

— Ну как? Легче?

— Немножко.

— Вот что. Сегодня из дома никуда, а если будет очень сильно болеть — выпей вот это.

Убедившись, что с Анютой все более или менее в порядке, Андрей еще раз строго-настрого приказал ей никуда не выходить, посмотрел на часы и схватился за голову: опаздываю! С невероятной скоростью собрался и выскочил на улицу.

Выпить кофе Андрей так и не успел. Какое там! Даже на завтрак времени не хватило.

Вечером девушки во всем ему признались. Первые несколько минут Андрей ругал подружек на чем свет стоит, а потом, к ночи, у него началась серьезная депрессия. Он весь издергался, почти в каждом неприятном факте видел происки своего дара (или проклятия?), не без основания стал опасаться, что Удача, спасая его от проблем, может причинить серьезный вред кому-нибудь из его друзей или близких. «Два перелома и ожог уже есть. Что дальше? Сотрясение мозга? Инсульт? Остановка сердца?»

Решив узнать, как справлялись с подобными переживаниями Катукин и Кочин, — если нечто похожее вообще было у прежних Везунчиков, — Андрей поподробнее расспросил Петра Дмитриевича и его заместителя, подполковника Зимина. И на свою голову узнал всю правду о Владлене Катукине. Все то, что полковник поначалу решил не говорить, дабы не отпугнуть нового Везунчика. Офицеры долго спорили между собой, но под конец все-таки принесли Андрею черную коленкоровую папку и истрепанную бумажную тетрадь. На грифе папки значилось «секретно, хранить вечно», а название… «Протокол обследования места самоубийства Катукина Владлена Прохоровича», снизу приписано от руки: «предположительного» и — знак вопроса. Тетрадь оказалась дневником.

Эпопея Катукина продолжалась недолго — он просто не выдержал огромного груза ответственности. Точно никто ни в чем не был уверен. А ведь бывало, что его, как талисман посылали на заведомо сырые объекты народного хозяйства, с сорванным планом пуска, слепленные на скорую руку, дабы успеть к очередной годовщине Октября. И помогало! Бывало что и против всех правил, чуть ли не наперекор законам физики.

«А вдруг все его успехи, — мучался Катукин, — обычные совпадения, и никакого Сверхвезения не существует. Тогда в какой-то момент его призрачной Удачей заткнут очередную дыру и что-то сработает не так. Будут жертвы, огромные жертвы, ведь на объектах, где при пуске присутствовал Везунчик, на нормы техники безопасности смотрели сквозь пальцы — пронесет, мол».

В конце восемьдесят второго года Катукин застрелился. Как тогда было принято — в сердце, чтобы не уродовать лицо для гроба. Потом уже, когда Комитет проводил обыск в его доме, нашлись дневники. За день до самоубийства Катукин записал в дневнике:

«Прочитал рассказ Кинга».

Кинга у нас тогда не издавали, но Катукин прекрасно знал шесть языков, из своих командировок привез огромное количество неизвестных в Союзе книг.

«О человеке, на которого наложил страшное проклятие индийский то ли йог, то ли гуру. Проклятие парии. Каждый, кто прикоснется к нему, пожмет руку, умирает. В конце концов, несчастный рукопожал сам себя… Интересный расклад. Может и я так же… Ведь каждый удачный запуск, успешный эксперимент легко может обернуться несчастьем, травмами, а то и смертью для какого-нибудь техника. Только потому, что он МОЖЕТ допустить ошибку, ввести не те данные… Мне не говорят, но я знаю — такие случаи уже были. Я больше не смогу этого вынести».

И еще: Андрей так и не смог до конца поверить в искренность Петра Дмитриевича. Слишком уж по-голливудски это все выглядело: супермен, спецслужбы, предложение занять президентское кресло… Как раз подходящая идея, чтобы очаровать доверчивого простака. Спасение Родины, подъем России и все такое…

На деле же любому мало-мальски сведущему в делах спецслужб дилетанту ясно, что как бы его ни боялись в Комитете, раскрывать свою реальную цель не стал бы ни один нормальный разведчик. Хотя бы просто для того, чтобы пресечь дальнейшее распространение информации. В самом деле, неужели в пресловутом отделе аналитического риска не нашлось человека с фантазией, способного выдумать такую классную легенду, что от нее текли бы слюнки? Да не смешите!

Так что, может, грядущее президентство — тоже лишь маскировка? Какого-то более серьезного и изощренного плана.

Или нет?

Часть третья

ТОЧКИ ПРИЛОЖЕНИЯ СИЛ

Предпринимая что-либо, я не нуждаюсь в надеждах, упорствуя в своих действиях, не нуждаюсь в успехах.

Вильгельм Оранский

По писаному худо разбираю, но разберу, коль дело до петли-то доходит…

Монах Варлаам

1

В четверг Андрей уже с утра знал, что задержится на работе, поэтому сказал:

— Сегодня не смогу вас в городе отловить. Лето… работы как всегда непочатый край, а разгребать некому, кто с группами, кто новый маршрут осваивает. Приходится мне. Так что думайте: дома останетесь или погуляете по городу допоздна? Только учтите — я раньше двенадцати не освобожусь.

Несмотря на установившиеся между ними доверительные отношения, Андрей все никак не мог решиться оставлять девушкам ключи. Что-то мешало, да вдобавок подленькая мыслишка: «а что если…» нет-нет, да и всплывет из глубин подсознания. Впрямую об этом не говорилось, но пару раз вопрос повисал в воздухе и, чтобы девчонки не обижались, Андрей выдумал вполне удобоваримую отмазку: замок, мол, в двери особенный, весь из себя уникальный, ключ только фирма-изготовитель сдублировать может, а это — мороки на полдня. Вот разгребусь с делами, тогда все вместе и съездим… Если девчонкам и приходила мысль: «Почему нельзя отдать им ключ, пусть даже и единственный, — они, мол, все равно будут дома и откроют», — то вслух ее пока не высказывали.

Андрей и сам понимал, что этот его комплекс просто смешон. Если уж доводить подозрительность до абсурда, — надо заколачивать окна, а дверь ставить на сигнализацию.

Юля с Анютой ответили хором:

— Погуляем!

Переглянулись — и рассмеялись. Андрей хмыкнул понимающе:

— Ну, еще бы: людей посмотреть, себя показать… Только вы это… поосторожнее. Вон «Тревожный вызов» каждый день маньяком пугает.

— Хорошо, папочка, — ответила Анюта с видом прилежной пай-девочки, скромно потупив глаза. Теперь уж рассмеялись все трое.

— И вообще… — смешливая Юля с трудом выговаривала слова, — мы с одним мос… ковским маньяком… уже поз… накомились. Он ничего… симпатичный.

— Да? — с нарочитым недоверием переспросил Андрей. — Надо пойти в зеркало посмотреться. Может, и правда симпатичный. Не замечал. Обычно свое отражение я вижу только по утрам и спросонья — потому каждый раз пугаюсь. Ладно, гуляйте, раз так хочется, но все-таки…

— Ну, что ты в самом деле! Мы все понимаем, не маленькие!

Андрей снова хотел ввернуть недоверчивое «да?», но голова была забита предстоящей рабочей суматохой, и он махнул рукой. Да, конечно, не по-мужски отпускать девушек поздно вечером одних, надо бы встретить, но что поделать, если работа взяла за глотку, а сидеть дома Юля с Анютой ни в какую не хотят? Сколько раз одни гуляли — ничего не случилось, и если не будут нарываться — и в этот раз пронесет. Хотя такими экспериментами, конечно, лучше не злоупотреблять.

Договорились, что после десяти девчонки будут держаться ближе к многолюдным центральным проспектам, избегать темных переулков и звонить из автоматов, сообщая все ли в порядке.

Юля с Анютой задержались аж до половины двенадцатого, благо вечерняя Москва летом, особенно центр с его многочисленными фонтанами, располагает к долгим прогулкам.

В метро с ними дважды пытались познакомиться подвыпившие кавалеры, но мера опьянения у них еще не превысила критическую отметку, и, получив корректный отказ, незадачливые «знакомцы» отправлялись на поиски новых кандидатур.

От метро, через сто раз хоженый за последние недели сквер, до Андреева дома совсем недалеко. Дорожки с чахлыми тополями спускаются прямо к Садовому кольцу, да и, кроме того, в сквере обычно полно собачников, так что идти через него совсем не страшно.

Весело переговариваясь в предвкушении ужина и полюбившихся вечерних посиделок, наполненных дружеской пикировкой, Юля с Анютой нырнули в темный зев подворотни. До подъезда оставалось не больше ста шагов.

Каблучки звонко зацокали по асфальту, эхом отдаваясь под низкими сводами.

— Вай, красавицы, куда так спэшите, а?

На фоне тускло светящихся окон первого этажа лиц не было видно, лишь темные силуэты, неприятные и угрожающие. Их было трое. Прежде чем выйти на свет, они курили в нише, оставшейся от заделанного много лет назад черного хода, и потому девушки не сразу заметили опасность.

Один отлип от стены, перегородил проход во двор и вроде бы шутливо раскинул руки в стороны. Второй аккуратно, двумя пальцами ухватил Анюту за ремешок сумочки:

— Зачэм спэшите? Бэжите, ничего нэ замэчаете… В воздухе поплыл сладковатый запах.

— Извините, — Анюта попыталась освободиться, потянула за ремень. — Нам домой надо.

Юля крепче сжала локоть подруге, потянула ее к себе. Ремешок натянулся.

— Ну, зачем вам домой?

— Нас ждут. Мама.

По спине побежали предательские мурашки. Что за идиотский разговор! Развернуться и бежать… Вот прямо сейчас…

— Сестры, да? Мама нэ должна вас одних пускать. Таких красивых — нэльзя. А если мама отпустила, значит — вы уже взрослые дэвушки, можэте сами рэшать с кем быть. Хотите с нами? Поедем, возьмем вина, фрукты… Сэгодня такая ноч!

Юля вздрогнула.

— Пустите, нам, правда, домой надо. — Анюта повела плечом, вырвала-таки ремешок, дернулась, но тут крепкая, злая рука ухватила ее за локоть. Третий, доселе молчавший, подскочил к Юле и, нагло ухмыляясь, сказал:

— Аи, красавицы, сладкие, куда бэжите? Нэт, тэперь с нами пойдем…

— Да отстаньте вы, ну… Пустите!

В ответ — дикий гогот, ничем не прикрытое глумление над ужасом беззащитной жертвы.

— Будэш ласковая дэвушка, домой на большой машине привэзем, дэнег дадим… И твоей подруге дадим… много дэнег!

— Не нужны нам ваши деньги! Пустите!

Анюту потянули за руку. Больно, без всякой жалости. Рукав треснул, повис на немногих уцелевших ниточках… Она чуть не заплакала.

— Пустите!!! А-а-а!!

И никого — лишь гудит, как растревоженная муха, лампа над головой.

В этот момент Андрей как раз выворачивал на Садовое кольцо с Ленинского проспекта. Последние несколько минут его мучило тяжелое предчувствие, и он торопился домой, благо с делами удалось справиться чуть раньше, чем он рассчитывал.

— Ну что, красавицы, поедэм?! Машина ждет!

Понимая, что на перепуганную до смерти Анюту надежды нет, Юля хотела было закричать, скорее от безысходности — на помощь она уже почти не надеялась, но жесткая, отдающая все тем же сладковатым ароматом ладонь зажала ей рот.

— Молчи, шлюха!

Девушек потащили по двору к припаркованному посреди детской площадки джипу. Анюта обмякла и почти не сопротивлялась, Юля еще пыталась вырваться, но силы были не равны. Вот он рядом, знакомый, спасительный подъезд, если бы хватка насильников хотя бы на секунду ослабла…

И тут случилось невероятное: жалобно пискнул домофон и из дверей подъезда появился Гриша, Андреев сосед. В советские еще времена Гриша гремел на всю страну, гоняя на усиленном «Иже» по ледяным кольцам спидвейных трасс, но в девяностом году попал в тяжелейшую аварию и, после того, как врачи собрали его буквально по частям, пребывал на заслуженной пенсии. Рыхлый и добродушный, а по слухам к тому же еще и не вполне нормальный — травмы и сотрясения не прошли даром, — бывший мотогонщик вряд ли смог бы в одиночку совладать с тремя ублюдками, распаленными анашой и безнаказанностью. Но Гриша вел на поводке свою любимицу Клару — здоровенную суку немецкого дога.

С девушками Гриша был немного знаком и, что самое главное, Клара тоже. Однажды, в день после первого экзамена они все вместе ехали в лифте, где догиня обнюхала новых соседок и нашла их вполне достойными для дружелюбного помахивания изящным крысиным хвостиком.

Нрав у собаки, в принципе, был добрый, но разве угадаешь по внешнему виду? Когда такая мускулистая и широкогрудая живая торпеда несется на тебя, волоча в кильватере хозяина, желание выяснить, что же она хочет — съесть с потрохами или просто облизать, — быстро сменяется желанием немедленно ретироваться. Подумав, Клара сказала:

— Вуфф!!

Гриша же, не разглядев в темноте всех подробностей, спросил:

— Что это у вас тут?

Клара гавкнула еще раз, и сделала несколько угрожающих шагов вперед. Гриша с трудом удерживал поводок

Насильники бросились наутек. Оценив, наконец, ситуацию, Гриша одним движением расстегнул замок ошейника, и Клара рванулась…

Один из обидчиков вспрыгнул на подножку джипа, несколько раз подергал дверь, но на площадку уже летело черное и неудержимое, летело настолько молча и страшно, что недавно еще грозный и уверенных в своих силах мужчина тоненько завопил:

— А-а-а-а!! — и обмочился.

Прямо так, с мокрыми штанами Клара загнала его внутрь машины — он в кровь содрал себе пальцы, пытаясь открыть заклинившую дверь — и победно гавкнула несколько раз вслед отступающему врагу. У дальней арки джип остановился, подобрал двух оставшихся «суперменов» и уехал. А навстречу ему уже въезжала во двор Андреева «синенькая».

Гриша благодарности выслушивать не стал, лишь ободряюще кивнул девчонкам:

— Бывает… — и пошел ловить Клару.

Через день, столкнувшись с Гришей в лифте, Андрей дежурно поздоровался, дежурно перебросился парой слов о погоде: что за лето такое в этом году: то дожди целый месяц, то жарища беспросветная… — и попытался осторожно выяснить некоторые подробности. Дело в том, что Гришины привычки были ему хорошо известны, не первый год живут в одном подъезде — Андрей прекрасно знал, что сосед — истинный полуночник, часов до двух смотрит телевизор, пока не закончатся фильмы по всем программам. Так что его появление во дворе, не говоря уже о том, насколько «вовремя» оно случилось, выглядело несколько подозрительно.

Подсознательно, не желая признаваться даже себе, Андрей и в этом видел отпечаток Удачи. Только вот с какой стороны? Защищала она девчонок или нет? И, если уж на то пошло — спасла ли?

Как оказалось, Гриша не случайно вывел собаку раньше обычного:

— Да я и не собирался на улицу-то: Кларка так рано гулять не привыкла. Но тут племяшка позвонила, попросила отвезти ее с утра на дачу. А участок у нее аж под Александровом! Не ближний свет, чтоб к двенадцати поспеть, надо выезжать чуть ли не в восемь. Вот я и решил лечь пораньше, чтоб перед дорогой выспаться как следует. Ну и Кларку раньше выгулял.

— Племянницу-то отвез? — спросил под конец Андрей, скорее для поддержания разговора, чем из реального интереса.

— Конечно! Домчал с ветерком. Довольная была: спасибо, грит, дядь Гриш, быстро довез. А то я бы еще месяц собиралась.

Ночью — сна ни в одном глазу! — Андрей весь извелся. Чересчур богатая фантазия подкидывала все новые и новые запутанные построения. Сначала он корил себя, что пренебрег осторожностью, отпустил девчонок одних. Пусть все кончилось хорошо, а если бы нет?

Но потом его мысли приняли иное направление. Интересно, что во всей этой истории случайность, а что результат действия Удачи? Сначала Андрей решил, что, возможно, его Удача взяла девчонок, если так можно выразиться, «под крыло». Возможно, теперь она и их будет защищать от опасностей и невзгод. В глубине души Андрей был «за» — Юля с Анютой и так намучились со всеми своими московскими мытарствами, переживаниями, экзаменами и всем прочим, пусть хотя бы изредка его Удача прикрывает подруг. А где она не сможет, там Андрей сам постарается. Вот, например, через полторы недели Юлькин день рождения… Надо ему что-нибудь такое придумать, чтобы и необычно было, и приятно, и, самое главное, чтобы Анюта не обиделась.

«Вот черт, как тяжело за двумя девчонками одновременно ухаживать!»

Как Андрей не старался скрыть, причем в первую очередь от них же, обе девушки нравились ему. И даже под страхом смертной казни Андрей не смог бы ответить на вопрос: какая больше? Задорная, смешливая, немного кокетливая Юлька и тихая, часто смущающаяся и очень мило краснеющая Анюта — тот самый тихий омут, в котором, как известно, черти водятся.

Наверное, он так и заснул бы, мечтательно улыбаясь, если бы не очередной выверт мысленного хоровода. Как горсть холодного снега за шиворот:

«А что если Гриша и вправду появился во дворе случайно, а вот напавшие на девчонок подонки — как раз и есть действие Удачи? Что если она, как уже было со Светкой, пытается защитить его на свой вывернутый наизнанку манер? Вдруг девчонки чем-то мешают ему, возможно совершенно неосознанно, даже не подозревая ни о чем, и Удача просто решила убрать их с дороги таким образом? Запугать, например, до полусмерти, заставить уехать обратно в Ярославль… Ведь она, черт бы ее побрал, не разбирает — дорог тебе человек, которого она вдруг сочла помехой, или нет. Ей же не объяснишь!

И самое главное: что будет дальше? Какие еще напасти обрушатся на головы подруг, если они не переедут от Андрея или вообще — не вернутся в Ярославль… Ведь девчонки уже почти забыли обо всей этой истории, по крайней мере — не показывают виду и, что важнее, домой они точно не собираются.

Попытка изнасилования уже была. Что теперь? Как еще неразборчивая в средствах Суперудача постарается избавиться от Юли и Анюты?

И что делать ему? Особенно, если настала пора честно признаться самому себе: он НЕ ХОЧЕТ, чтобы девушки уезжали. Господи, еще немного и можно на самом деле паранойю заработать! Андрей промучился до утра, так ни в чем себя и не убедив. Но Петру Дмитриевичу, несмотря на все договоренности, он пока решил ничего не рассказывать, справедливо полагая, что если за девушками следят, то полковнику и так доложат, а если нет, то не стоит давать лишний повод для тотального контроля.

2

За пять дней до дня рождения Юли Петр Дмитриевич позвонил сам:

— Ну, Андрей, поздравляю. Мы тут, у себя, наконец, утрясли все формальности, можем ехать.

Да, наверное, это стало бы не самым плохим вариантом. В последние дни измученный постоянный тревогой за девчонок и, самое главное, необходимостью это скрывать, Андрей находился на грани психического срыва. Наверное, имеет смысл съездить в Египет. Смена обстановки и новые впечатления хоть немного отдалят роящиеся в голове невеселые мысли. Ну и опять же — а вдруг на таком расстоянии Удача больше не будет считать девчонок опасными?

По крайней мере, надо попробовать.

ФСБ устроила все так, будто некий российско-египетский туроператор вышел на связь с «Евротуром» и предложил заключить договор. Разыграно все было, как по нотам. Вечером в контору пришел факс, очередное предложение с сезонными скидками и «горящими» путевками, какие тысячами рассылают по вечерам. «Случайно» именно в этот день Андрей снова задержался на работе. Просмотрев факс, он обнаружил солидные скидки — выгодное предложение, черт возьми! Следующим утром Андрей вызвонил фирму, долго общался с представителем, а потом пошел к начальству. Дело в том, что по-восточному горячий араб (на самом деле — офицер из отдела Петра Дмитриевича), якобы совладелец турагентства, так проникся вежливостью и безупречным английским Андрея, что предложил заключить договор на постоянной основе. А для этого — посетить Египет кому-нибудь из менеджеров за счет его агентства, осмотреть предлагаемые в турах отели, пляжи и достопримечательности.

— Ух ты! — и Юля, и Анюта выглядели потрясенными. — Египет! Пирамиды посмотришь!

— Боюсь, что не только их, — ответил Андрей мрачно. — Мне там надо ВСЕ посмотреть. Причем за два-три дня. Я даже загореть толком не успею, буду рассказывать — никто не поверит, потому что приеду такой же бледный, как уезжал. Но зато я успею вернуться до дня варенья одной очень хорошей девушки и ничего не пропущу.

— Ой, а я и не подумала! Здорово!

Важное для внутреннего мира всех троих событие — уезжая, Андрей, естественно, оставлял подругам ключи, — прошло незамеченным.

Мысли Андрея были больше заняты тревогой за девчонок и предстоящим отъездом, а они, в свою очередь, всерьез переживали, что вот ему, усталому и измученному, снова приходится куда-то ехать. Пусть и в почти сказочный Египет. О его переживаниях они, конечно, не ведали, считая, что в Андреевой бессоннице, темных кругах под глазами и подавленном настроении виновата исключительно выматывающая работа.

Поскольку времени на поездку было отпущено всего ничего, Андрей мало что успел разглядеть. Так, отдельные яркие моменты, словно картинки из калейдоскопа.

Прямо в аэропорту Шарм-эль-Шейха сопровождавшие Андрея офицеры ФСБ взяли в прокат подержанную «Тойоту». Вообще провожатые еще в самолете показались Андрею удивительными личностями. Во-первых, все трое обладали самой невыразительной внешностью, той самой, которую в милицейских протоколах принято описывать тремя словами: «особых примет нет». Теперь ему стал вполне понятен штамп детективов советской поры про наших мужественных разведчиков «со стильными галстуками и стальными глазами», видимо, и у тех суперагентов КГБ во внешности просто не было ничего выделяющегося. Во-вторых, представились только двое: капитан Комаров прогудел, что его «можно звать Виктором», а немного знакомый уже офицер оказался Ником, Николаем Переверзевым. Третий же за весь полет так ни разу с Андреем не заговорил, вышел отдельно ото всех и сразу же куда-то исчез. Поначалу Андрей решил, что в самолете были еще фээсбэшники, наружное, так сказать, прикрытие, и «молчун» был кем-то вроде связного, но потом, при здравом размышлении его поведение показалось Андрею слишком уж вызывающим. По всей вероятности, полковник опасался слежки, а то и попытки отбить Везунчика, благо от Египта до пресловутого Моссада рукой подать. Так что «молчун» играл скорее роль подсадной утки, нечто вроде лакмусовой бумажки для засветки возможных акций израильтян.

Каких-то двадцать минут езды по вполне современной автотрассе — и вот он, пятизвездочный отель «Клаб Фанара». Уютное двухэтажное здание, утопающее в целом частоколе пальм. Основной корпус, выстроенный в средневековом марокканском стиле, больше походил на особняк какого-нибудь шейха или эмира, а два вынесенных вперед крыла с жилыми бунгало действительно походили на крылья неведомой птицы. Весь отель в целом, окруженный цепочкой бассейнов и аквапарков, напоминал белокрылую чайку, присевшую отдохнуть на безмятежную морскую гладь.

Рекламный проспект горделиво именовал «Клаб Фанара» жемчужиной Шарм-эль-Шейха и сообщал, что он входит в крупнейшую в Египте сеть «Иберотель». Позже Андрей узнал, что с конца восьмидесятых на Синае и африканском побережье Красного моря таких «жемчужин» понастроили не меньше десятка, причем, как говорят, на деньги израильских инвесторов.

Офицеры наказали Андрею устраиваться и отдыхать, снабдили обычным с виду сотовым телефоном, по которому следовало «звонить, если что» и попросили никуда не выезжать с территории отеля без предупреждения.

Указанный в проспектах «теплый и дружественный, а главное — деликатный и ненавязчивый сервис, создающий вокруг вас атмосферу элитного клуба» немедленно сделался таковым после получения чаевых. Портье, видимо, проникшись духом ненавязчивого сервиса, проводил Андрея до номера, параллельно излагая конспект «почему вы поступили правильно, выбрав наш отель». Бесконечный список экскурсий, увеселений и развлечений действительно впечатлял.

— …наш отель владеет прекрасными песчаными пляжами на живописном берегу Красного моря… — неугомонный служитель тараторил без остановки, а Андрей с грустью подумал, что насладиться всеми этими прелестями ему вряд ли суждено.

В номере Андрей без лишних затей разобрал кровать и завалился спать, чувствуя себя изрядно усталым от тяжелого перелета, резкой смены климата, да и явно сказались тревоги последних дней. Ну, разве что, звякнул по выданному телефону в Москву, поболтал пару минут с девчонками, объяснив, что он долетел, у него все в порядке и вообще — нечего волноваться, а лучше лечь спать. Заодно и сам развеял свои страхи. Мало ли что там, в Москве без него могло случиться?

То, что разговор наверняка записывался, его не волновало. Таких стенограмм у полковника, небось, уже три папки — одной больше, одной меньше. В эту ночь он спал спокойно.

А с утра начались хлопоты. На арендованной машине Андрей, Виктор и Николай поехали в Каир, чтобы оттуда уже отправится на экскурсию в долину Царей. Кстати, еще в Москве Андрей задавал полковнику вопрос: почему нельзя было сразу лететь в Каир или, например, в Хургаду — дешевле, да и к пирамидам ближе, не надо переться через весь Синайский полуостров?

Полковник, как всегда, сослался на секретность и маскировку, мол, если Моссад за Андреем следит, пусть поломают головы, где находится Седьмая точка. Понятно, что в Египте, а где именно? Кочин вряд ли смог указать точное место, откуда ему было знать… И не стоит облегчать израильским коллегам работу. Маршрут подобран специально — такой, чтобы проходил через все достопримечательности Египта. Синай, Монастырь Святой Екатерины, Каир, Сфинкс, долина Царей и так далее.

А может, удастся вообще сбить с толку возможных преследователей. Вот, мол, прилетели какие-то ребята из России, поселились в фешенебельном отеле, ни где-нибудь, а в Шарм-эль-Шейхе, к Красному морю поближе, пьют-гуляют, разъезжают по музеям и экскурсиям. Вдруг и вправду обычные «новорусские» на отдыхе?

Андрей про себя подумал, что только самый последний дебил сможет всерьез поверить, что взъерошенный и усталый парень, всюду появляющийся в сопровождении неприметных мужчин с внимательными взглядами, обычный турист. Да и на пресловутого «нового русского» на выгуле не очень-то похож. Не требует в номер ящик «Абсолюта», не ищет соответствующих приключений в стиле курортного романа и даже на пляж не ходит. Странный персонаж.

Вслух Андрей, конечно, ничего такого не сказал. Просто отметил, что истинную причину многих странностей проекта ему так и не откроют, ограничившись вполне простенькой «легендой», не выдерживающей при серьезном размышлении никакой критики. Вроде бы намекая: мол, ты знаешь, что тебя обманывают, мы знаем, что ты знаешь — не дурак же, в самом деле, а ты, в свою очередь, уверен, что и мы знаем, что ты знаешь. Круг замкнулся, все довольны.

В дороге разговорились. Андрей для затравки подбросил фразочку, отель, конечно, пятизвездочный, но только по местным меркам, на фоне общей бедности египетской жизни, где-нибудь в Европе его бы постеснялись с таким пиететом именовать «жемчужиной». Автобан к Суэцкому тоннелю вел через Шарм-эль-Шейх, так что город предстал во всем своем великолепии. Или точнее — безобразии. Суперсовременная деловая часть и скоростные магистрали вполне мирно уживаются с огромным количеством бродяг-оборванцев и нищими лачугами окраин. На улицах грязно просто катастрофически, куда там нашим вьетнамским рынкам и стихийным лотошникам в переходах метро! Они столько и за три года беспрерывной торговли не намусорят.

Машину вел Ник, а Виктор в ответ на сентенции Андрея лишь махнул рукой:

— Да что с этих пяти звезд, когда вокруг — ужасная нищета! Хуже, чем у нас. Даже вон в «Фанаре» обслуга 600 фунтов получает, это чуть больше сотни зеленых! А работают, как звери. По три недели в месяц без отдыха. Эх, что говорить!

— Зато медицина бесплатная! — заметил Ник.

— Угу, знаем мы какая она бесплатная. Это только со стороны все так просто. А на самом деле, врачу-египтянину, чтобы получить лицензию на частную практику, приходится часть времени работать в обычных, как у нас говорят, «бюджетных» больницах. За сущие гроши. И уйти нельзя, а то лицензию отберут, пойдешь персики продавать.

Кондиционер в машине более или менее спасал от изнуряющей жары, но когда дорога вышла на берег Суэца, пришлось врубить климат-контроль на полную мощность — с запада душным колпаком накатывалось знойное дыхание пустыни.

Да и поездка в туннеле под каналом оказалась не из приятных. Ни на миг не покидало ощущение многотонной давящей тяжести над головой. Куда там каналу имени Москвы над Волоколамским шоссе, который можно проскочить за полторы секунды, если пробок нет! Здесь «подводная» галерея тянулась минуты три и, казалось, ей не будет конца.

Когда машина снова выскочила под палящий жар солнца, Ник облегченно вздохнул:

— Наших бы психологов сюда. Вот где рай клаустрофобию изучать.

В Каире пришлось понервничать. Светофоров в столице почти нет, а те, что еще остались — не работают. На городских улицах царит неразбериха и бедлам, впрочем, таким каирское движение выглядит только для постороннего взгляда. Сами горожане вполне успешно ориентируются кому, куда и в какой очередности ехать. Даже экзамен в местных автошколах такой существует — «езда без правил». То есть правила сдал — молодец, а теперь давай-ка минуй обычный городской перекресток, где эти правила отсутствуют по определению. Смог — получай права, не смог — иди еще подучись.

Забавно, что автомобильные сигналы на городских улицах звучат намного реже, чем могли бы. Гудок в Египте примерно такой же признак крутизны, как «мигалка» в Москве, мало кто решается его применять, и если уж решил — значит, имеет право. Такому водителю все остальные уступают дорогу.

Малознакомые с географией люди представляют северную Африку в виде бескрайнего песчаного моря — от горизонта до горизонта, этакую гигантскую Сахару. Но Египет (кстати, одна из немногих стран в мире, расположенных на двух континентах сразу, вроде России или Турции) — это не Сахара, а Ливийская пустыня, где вместо песка— изрезанная причудливыми кряжами и впадинами каменистая поверхность из желтого известняка, ученые называет ее щебнистой пустыней.

Долина Царей в разгар туристского сезона больше всего напоминает разворошенный палкой муравейник. Вроде как по огромному каменному столу гиганта-людоеда деловито снуют в хаотичном, броуновском движении толпы мурашей-туристов. Однако если приглядеться, то окажется, что каждая толпа имеет своего предводителя — экскурсовода, который прекрасно ориентируется в каменном беспорядке. Туристы бродят за ним по пустыне хвостиком, как иудеи за Моисеем, останавливаясь в нужных местах, послушно, повинуясь указующему персту, поворачивают головы то направо, то налево. Наверное, также Моисей указывал евреям, где расступится море, где ниспадет с небес манна, где именно войска фараона постигнет небесная кара.

Есть и одиночные туристы, но их немного. Также почти не видны на фоне клубящихся толп европейцев бедуины. Попадутся по дороге к очередной пирамиде десяток-другой — и все.

— Какие-то у них верблюды подозрительные! — сказал Виктор. — Слишком уж чистенькие.

— Да-а, они вообще показушники, — Ник кивнул в сторону очень довольного собой бедуина, что разрешал сфотографироваться на фоне белоснежного верблюда за пару фунтов. Коренной житель носил черные очки «Окли» и прятал под бурнусом современную футболку с логотипом «Либериан Трайд Флит». — У него за ближайшей дюной, скорее всего, «Рено» припаркован.

Верблюд тоже выглядел довольным, несмотря на выжженную нестерпимо палящими солнцем дистрофическую худобу. Но, судя по улыбающейся морде, кормили его хорошо, а горб, облезлый от бесконечного наплыва желающих сняться верхом, хозяин прикрыл вышитой попоной с целым набором фитюлек и кисточек.

Вообще, ходить от группы к группе оказалось забавным делом. Удаляясь от одного экскурсовода и приближаясь к другому, можно было достигнуть эффекта радиоприемника, у которого кто-то балуется ручкой громкости и наобум переключает программы.

— …Пирамиды строились в атмосфере любви и веры в божественность фараона. Вопреки распространенному мнению, пирамиды возводили не только рабы (хотя самый тяжелый труд по добыче строительного материала и транспортировке его на место строительства выпал именно на их долю), но и огромные массы простых египтян.

— …Считалось, что каждый, кто поможет на строительстве пирамид, попадет на небо вместе с фараоном.

Внутрь пирамиды Андрей не пошел, хотя многие туристы, спасаясь от жары, с радостью ныряли в темное нутро, наплевав на клаустрофобию и «проклятие фараонов». Офицеры остались внизу, а Андрей поднялся по узкой лесенке и заглянул вглубь низкого, похожего на какой-нибудь шпионский лаз прохода. Нет, ничего такого особенного он не почувствовал — не пала на плечи тяжесть тысячелетней истории, не пахнуло изнутри античной древностью. Разве что ткнулся в щеку, как разыгравшийся котенок, приятный после нестерпимого зноя прохладный ветерок. Лизнул и тут же свернулся калачиком где-то на груди, пригрелся и заснул. У Сфинкса туристов было еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно.

— …Знаменитые на весь мир и, безусловно, знакомые всем вам фотографии «безносого» Сфинкса… — Туристы кивали на сентенции экскурсовода с умным видом, старательно пытаясь вспомнить, видели они раньше хоть какие-нибудь фотографии — …отнюдь не следствие разрушительного воздействия времени, ураганов или перепада температур. Во всем виноват Наполеон. Войска первого консула так и не смогли завоевать Египет. Уходя, французы из мести обстреляли Сфинкса из пушек, отбив кончик носа. Ныне в Египте одним из самых больших оскорблений считается фраза: «я дам тебе по носу».

Как ни странно, это недоразумение не повлияло на отношение египтян к французам. Хотя, конечно, после возведения Асуанской плотины и вообще обширной помощи СССР Египту наибольшим уважением в стране пользуются русские. Главными же врагами считаются, конечно, евреи, что не удивительно после трех за последние тридцать лет арабо-израильских войн. У египтян накопился к северовосточным соседям немалый список претензий. Захваченный, например, еще во время Шестидневной войны 1967 года Синайский полуостров Израиль возвращал с большой неохотой — в три приема. Так что, когда в 1979 году президент Садат подписывал в Кэмп-Дэвиде мирный договор с Израилем, то наткнулся на ожесточенное противодействие не только всего арабского мира, но и сильной оппозиции внутри страны. Несмотря на это договор все-таки был подписан, за что в арабском мире объявили Египту негласный бойкот, и страна на несколько лет фактически попала в изоляцию от единоверных соседей. А президент Садат через два года погиб от рук террористов, поплатившись жизнью за «преступное» миролюбие.

По просьбе офицеров Андрей изредка переводил скороговорку экскурсоводов. Неожиданно тема «кого любят египтяне» вызвала у них живой отклик, даже спор.

— О, русских здесь любят, особенно женщин! — воскликнул Ник. — Только не верьте, если вам будут говорить, что наши девушки, мол, красивее местных — усы в двадцать лет не растут и все такое. Египтян другое привлекает. По местным понятиям, если мужчина хочет жениться, он должен подарить своей невесте тысяч на десять золотых украшений, а потом купить на ее имя квартиру, обставить мебелью и техникой, чтобы подтвердить серьезность намерений. Только потом можно жениться. А поскольку Египет, хоть и мусульманская, но вполне светская страна, и Шариат в своде законов далеко не на первом месте, то разводы вполне допускаются. А после развода все, что понакупил жених «брошенная» женщина вполне законно оставляет себе, да еще может вполне законно отсудить у бывшего спутника жизни ежемесячные выплаты. Нечто вроде наших алиментов, только… пожизненно. Ведь здесь брошенная женщина много теряет, выйти замуж по второму разу ей будет очень тяжело. Понимаете теперь? Нашим, русским ничего этого не нужно, достаточно горячего восточного темперамента и арабской экзотики.

— Зато арабская жена, в отличие от наших, — верная и покорная спутница жизни, исполняющая все прихоти своего мужа.

— А тебе и завидно! — ехидно поддел Виктора Ник.

— Не в этом дело. Просто если она будет упираться и капризничать — ничего ей при разводе не достанется! На первый раз ее отправляют к родителям…

— Которым, кстати, тоже кучу подарков надо сделать. — вставил Ник.

— …А если ситуация не изменится, жену выгоняют вон, — не обращая внимания на реплику, с наслаждением продолжал Виктор. —Я по Египту еще в Академии специализировался. Здесь очень щепетильно, по-мусульмански относятся к защите прав мужчин, несмотря на все светские послабления. И до сих в отношении мужа действует куча поблажек. Да, и еще, если женщина не смогла родить наследника, а пол ребенка и срок родов — самое важное условие брачного контракта, развод гарнирован на все сто. И уж что там будет дальше: выйдет она замуж, не выйдет, никого не волнует. Ее проблемы!

— Сразу видно: человек недавно развелся, до сих пор пережить не может. — Ник покачал головой. — Тебе дай волю, ты у нас Шариат в качестве семейного кодекса введешь. Ладно, хватит болтать. Время поджимает. Что у нас там еще в маршруте указано?

Они пробыли на предполагаемом месте Седьмой Точки до вечера, пока Андрей аккуратно не намекнул Нику, что пора, в общем, и обратно:

— …а то и к утру не приедем.

Николай согласился сразу, без лишних споров, чем приятно Андрея удивил.

В последующие два дня, выполняя наказ полковника, они побывали и на горе Синай, и в монастыре Святой Екатерины. По распространенному поверью полное отпущение грехов получит тот, кто поднимется на вершину «Священного пика», на знаменитую гору Синай, где, по библейскому приданию, Моисей получил от Господа скрижали с десятью заповедями и встретит там восход. Но то ли у сотрудников ФСБ грехов не наблюдалось, то ли это шло вразрез с инструкциями полковника, но встречать рассвет на Синае офицеры отказались категорически.

Коротенькая экскурсия по монастырю Святой Екатерины поведала, что построен он еще византийским императором Юстинианом и существует аж с шестого века. Монастырь ни разу не был ни захвачен, ни разорен, а во время французского вторжения в Египет сам Наполеон покровительствовал древней святыне.

Вечером отправилась на базар. Виктор уже второй день жаловался, что в отеле подают очень невкусное, низкокалорийное пиво каирского разлива и надо бы сходить в местный торговый центр, сиречь рынок, присмотреть что-нибудь европейское. Андрей резонно заметил, что абсолютно любая выпивка есть в баре:

— …действительно ЛЮБАЯ, Виктор. Сходите сами, посмотрите.

Виктор улыбнулся смущенно и немного хитровато:

— Дорого там. И вообще — сувениров своим хочу прикупить, а в отеле за них три шкуры дерут, да и нет почти ничего стоящего.

— Н-да, — с непонятной интонацией сказал он получасом позже, оглядывая бесконечные торговые ряды, — не знаю, как с сувенирами, а с едой здесь, кажется, все в порядке.

Изобилие разнообразных тропических фруктов с нильских оазисов действительно поражало воображение. А кондитерская кулинария Египта вообще оказалась выше всяких похвал, местные торты по выражению одного из базарных торговцев — настоящая гибель женщин.

Кстати, на базаре случилось одно интересное для всех заинтересованных сторон событие. Карманник — персонаж для восточных рынков не просто обыденный, а где-то даже непременный, попытался стащить у Андрея портмоне.

Уже вечером, во время ужина, к ним за столик подсел тот самый «молчун». Представился:

— Аркадий Голобов, можно просто Гол.

А когда Андрей поинтересовался, что же такое стряслось, почему фээсбэшник решил раскрыться, тот неожиданно признался:

— Я отправил запрос в Москву и думаю, ответ будет положительный. По-моему то, за чем мы сюда приехали — случилось.

— Почему вы так решили?

— А очень просто. Кошелек у вас, Андрей, сегодня на базаре пытались приватизировать. Воришка неприметный такой, тщедушный, одет в обноски какие-то перешитые, я бы и внимания не обратил, да слишком уж четко он за вами шел, прямо как на привязи. Доложился, капитан командует: взять под наблюдение…

Андрей чуть не поперхнулся:

— А что ж вы его не остановили!?

Фээесбэшник развел руками:

— Извините, Андрей, у нас приказ вмешиваться, только если будет опасность похищения или достоверная и неотвратимая угроза вашей жизни. В остальных случаях — наблюдать.

— Понимаю… Полковник собирает материал. Ладно, а дальше что было? Бумажник-то, — Андрей достал из кармана портмоне, демонстративно раскрыл, — со мной остался и все деньги на месте.

Гол рассмеялся:

— Картина была потрясающая! Жаль съемка оперативная, в архив пойдет, под тройной гриф секретности, даже вам нельзя показывать, — а то был бы хит сезона в передаче «Я — очевидец». Вы у фруктового ряда когда остановились, он уже примеряться начал. Смотрим: трется у самого прилавка, рядом с вами. Только руку за бумажником протянул — хлоп! Торговец катил мимо тележку с персиками, а в переполненном ряду тяжело ею управлять, повернул неудачно и нашему герою — колесом точно под коленки. Бедняга упал и лежит. Молча лежит. Препираться с возчиками на весь базар, как это здесь водится, — лишнее внимание привлекать. Так что полежал он немного и — раз, раз, раз, — улыбающийся капитан изобразил ладонью нечто маленькое и юркое, — на четвереньках под прилавком прополз, встал и, как ни в чем не бывало, опять за вами идет.

— Настойчивый!

— Да уж, это точно! Завернул за угол, а вы как раз уже из ряда выходите, ну он и припустил во всю прыть. Метров пять успел пробежать, пока не поскользнулся. Прям как в американских комедиях, разве что банановой кожуры не было. Хорошо не упал, ухватился за ближайшего покупателя, удержался. Потом они долго о чем-то спорили, руками махали, судя по всему, наш герой карманов извинялся и, по-моему, умудрился-таки под шумок стырить кошелек у своего визави.

— Находчивый парень! — с трудом сдерживая смех, сказал Андрей.

«Как там полковник говорил: „…украсть у вас кошелек точно никто уже не сможет“. Выходит — все? Седьмая точка пройдена, и можно ехать домой? — Но развивать эту тему Андрей поостерегся. — Черт их знает, какие у них приказы? А вдруг Комитет решит на всякий случай еще какую-нибудь проверку учинить… Если, конечно, этот сегодняшний случай на рынке не был такой проверкой. Да-а, так до чего угодно можно додуматься. Еще немного — и здравствуй, паранойя.

Если уже не…»

Наутро чартер «Сибири» пропустил под брюхом желтые песчаники Египта и взял курс на Средиземное море. Уже в шесть Андрей был в Москве.

3

Из Домодедово Андрей позвонил девчонкам, предупредил, что сейчас едет и очень, очень голоден. Слона готов сжевать, со всеми потрохами.

Встретили его с визгами, вешанием на шею и даже поцелуями! В щечку, правда, зато вполне искренними. А он снова почувствовал, как это бывает, когда тебе нет нужды, возвращаясь домой, ставить сумки на пол, рыться в карманах в поисках ключей, возиться с замком. Когда стоит лишь позвонить, и дверь откроется сама, без твоего вмешательства, а на пороге будет стоять и улыбаться — та, которая тебя ждет.

Правда, сейчас их было двое.

Андрей кинул на стул сумку, спросил:

— Ну, рассказывайте, как вы тут без меня?

— Часы считали, глаз не сомкнули! — Юля улыбнулась. — Давай раздевайся, будем тебя кормить.

«О, им уже командуют? — Андрей мысленно покачал головой. — Да, этим женщинам только дай поблажку, вмиг возьмут в оборот».

— Сначала будут сюрпризы, — сказал он. — Маленькие всем, а кое-кому, у кого завтра день рождения — большой, но попозже!

— Мне? — спросила Юля.

— А у нас еще у кого-то день варенья завтра?

— Не-ет… А что за сюрприз?

— Ну, Юль, как ты не понимаешь, если я скажу, какой же это будет сюрприз?

— Хоть намекни!

— Даже не проси. Если скажу — придется сразу подарить, какой тогда смысл ждать? А раньше времени поздравлять, говорят, плохая примета. Так что терпи.

«Маленьких» сюрпризов он накупил на базаре Шарм-эль-Шейха достаточно, чтобы восторги не утихали до позднего вечера. Причем Андрею удалось, к собственному удивлению, угадать с подарками, хотя обычно он не славился подобными талантами. Юле пришлась по душе изумрудная брошка-скарабей, а более серьезной Анюте, как он и ожидал, понравилась статуэтка кого-то из египетских фараонов: грозного, величавого и… симпатичного!

— …на тебя похож, — добавила она под конец.

— Это еще почему?

— Ты такой же серьезный бука, если какие-то дела на тебя давят.

— Угу. «Темные силы нас злобно гнетут…» Что, не знаете такой песни? Ваше счастье, а я когда-то ее наизусть заучивал и хором пел вместе со всей школой. Вот завтра в конторе «темные силы» мне покажут… В общем, все молодцы, всем спасибо. Так, как вы готовите, шеф-повару «Фанары» и не снилось!

Конечно, Андрей малость приврал — египетская кухня была куда как вкуснее. Но… она казалась какой-то бездушной. Не чувствовалось в ней той изюминки, приятного ощущения, что готовят именно для тебя, чтобы утолить твой голод, с трепетом ожидая приговора: «понравится — не понравится». Не было избранности, по-современному говоря — эксклюзива. Конечно, кулинарное искусство повара «Фанары» пребывало на недосягаемой высоте, но ведь ему приходится готовить для полутора сотен гостей отеля (извините, «частного клуба») разом. Какая уж тут душа! Умение, опыт, знание тонких нюансов вкуса, но душа…

Да уж, старая истина «путь к сердцу мужчины лежит через желудок» и через тысячу лет не сотрется от бесконечного повторения. Если только человечество к тому времени не перейдет из экономии на фотосинтез.

Следующим утром, едва прибыв в родную контору, Андрей добросовестно вывалил на стол Марта Викторовича все материалы по поездке — три полные папки проспектов и короткий конспект-доклад — что, где, почем… Пока Андрей бегал по долине Царей, сбором информации занималась целая бригада ФСБэшников. Но, несмотря на вполне подробный отчет, избежать подробного допроса с пристрастием не удалось — Март Викторович вполне обоснованно считал личные впечатления не менее важными. Хорошо, мол, если собрал всю информацию, надергал проспектов, поговорил с будущими партнерами. Молодец. Но это, в основном, завлекающая реклама и показуха, а вот что на самом деле? Так ли приветливы портье и официанты, прозрачна вода в бассейне и тенисты аллеи для послеобеденных прогулок?

Слава Богу, впечатления пока еще были свежи в памяти, а на обратном пути, в самолете Андрей пролистал материалы, собранные людьми полковника. Март Викторович остался вполне доволен, даже пообещал выписать какую-никакую премию.

Премия была весьма кстати, потому как на вечер намечался поход в любимый Андреев семейный ресторанчик — отмечать Юлькин день рождения, — да и на обещанный сюрприз, прямо скажем, пришлось изрядно потратиться.

Ресторан назывался «Белла». Говорят, что сначала владелец заказал для своего детища вывеску «Белла Донна», что на итальянском значит «прекрасная дама». Но еще до открытия кто-то из друзей разъяснил хозяину, что лингвистические изыски это, конечно, хорошо, но много ли клиентов привлечет настолько неоднозначное название? Благодаря женским псевдоисторическим романам, белладонна для нашего человека представляется чем-то вроде элитарного яда эпохи барокко. Для травли сильных мира сего. Вопросов нет, вполне оригинальное название для ресторана, на вывеске будет хорошо смотреться, но… как бы это сказать… несколько отпугивающее. Вдруг примут за намек?

Юле с Анютой уже приходилось бывать здесь — в «Белле» они все втроем отмечали знаменательный факт поступления подруг в Академию. Но и в этот раз, спустившись с грохочущей Петровки в уютный зальчик, они не смогли удержаться от восторженного вздоха:

— Ух, ты! — Низкий потолок скрыт уютным полумраком, так что кажется будто он находится на недосягаемой высоте, изумрудно-голубые панели стен, драпированные темно-синими занавесками, укрытые в нишах светильники, огороженные кабинки, создающие эффект уединения, — девчонкам показалось, что они неожиданно оказались в тишине и спокойствии подводного грота.

— Это еще что! Раньше здесь был дайверский клуб. Вон там, — Андрей кивком головы указал на барную стойку, — висело огромное чучело акулы, а на стенах попадались манометры от баллонов, какие-то клапаны, подводные маски… Наклейки забавные. Как сейчас помню — троица: Ленин, Сталин и Брежнев в гидрокостюмах, а над ними надпись: «Генсеком можешь ты не быть, а погружаться вглубь обязан!»

Про то, что в туалете тогда красовалась наклейка, на которой ухмыляющийся дайвер тискал за талию нечеловечески фигуристую русалку и провозглашал: «Если весь год жизнь земная, функция слабеет половая», Андрей решил деликатно умолчать. После смены имиджа «Беллы» ту наклейку убрали одной из первых.

— Да и вообще, — продолжал он, когда все расселись а официантка принесла вполне солидный талмуд коричневой кожи — меню, — все эти декорации нам сегодня вполне в тему.

Юля с Анютой оторвались от изучения меню, с недоумение посмотрели на него.

— В смысле?

— Я обещал большой сюрприз?

— Да, но я думала, что вот это, — Юлька обвела рукой вокруг себя, — как раз и есть…

— Не-ет, это лишь декорации. Разве это похоже на действительно большой сюрприз?

Юлька не нашлась, что ответить. Было заметно, как безудержное любопытство борется в ней со смущением. Пришлось Анюте прийти ей на помощь.

— Мы сейчас умрем от любопытства. По крайней мере, я. Где же сюрприз? Покажи скорее…

— А вот! — жестом фокусника Андрей извлек из кармана сложенную пополам аляповато раскрашенную карточку. — Вуаля! Пригласительные билеты на имя Юлии Бородиной в аквапарк «Водная феерия»! Двенадцать бассейнов, три водяные горки, адреналиновый лабиринт, сауна, водопад и — гвоздь сезона! — спиральный спуск!

— Вау!! — завопила Юля почти в полный голос. Из-за стойки выглянул испуганный бармен, убедился, что ничего страшного не происходит, не режут беспомощных посетителей голодные африканские людоеды, и исчез. — Ура!!

— Спокойно. Крики и эмоции сохрани до воскресенья, а то потратишь раньше времени. Лететь с водяной горки и не вопить — дурной тон. Кроме того, ты еще самого главного не слышала. — Андрей демонстративно раскрыл карточку. — Указанная Юлия Бородина может взять с собой двух друзей.

— Йес! — Юлька подскочила к Андрею, обняла и — он даже сказать ничего не успел — чмокнула его в губы. — Я тебя обожаю!

— Э-э… — смущенно пробормотал он, — спасибо. Хэпи бездэй ту ю, в общем? А, Анют? Вместе на раз-два… Начали!

Они с энтузиазмом затянули «Хэпи бездэй». Юлька переводила сияющие глаза с Андрея на Анюту. Никогда в жизни она еще не была так счастлива.

Домой возвращались хорошо за полночь. Пешком, по Бульварному кольцу. Счастливые девчонки, немножко от выпитого — «Белла» славилась хорошими слабоалгокольными коктейлями, немножко от первого по-настоящему взрослого праздника, да еще в предвкушении грядущего суперразвлечения, едва не тащили Андрея вперед. Им хотелось танцевать, резвиться, и Юля, и Анюта то и дело подхватывали его за локоть, пытались закружить в неведомом, только что выдуманном вальсе.

Андрею же просто было хорошо и спокойно. Невеселые мысли, прямо-таки измучившие его за последний месяц, I отошли пока на второй план. Полковник, Удача, Моссад, президентство — все они подождут. Лишь бы эта ночь подольше не кончалась…

Вдруг Анюта остановилась прямо посреди дорожки, испуганно сказала:

— Ой, а у нас же… — и быстро прикрыла рот ладонью.

— Что случилось?

— Юль, — Анюта поманила подругу к себе, что-то зашептала ей на ухо.

Андрей недоуменно следил за девчонками. Юля немного послушала, потом безапелляционно заявила:

— Ерунда!

— Как ерунда! А в чем мы… это…

— Можно мне узнать, — небрежно сказал Андрей, — что все-таки стряслось или это страшная тайна?

— Да никакой тайны нет!

— Юлька, не говори…

— Что здесь такого! Понимаешь, Андрей, мы, когда в Москву собирались, как-то не думали, что будет время купаться… нуты понимаешь…

— В общем, — видимо, Анюта тоже решилась рассказать, — у нас нет купальников.

Она отчаянно покраснела, но все-таки договорила, правда голос у нее при этом упал почти до шепота:

— А без купальников же нельзя…

— Ерунда, — повторила Юлька, — успеем. Мама сказала, что деньги она перевела, со дня на день будут. У нас еще три дня есть — поедем и купим.

Перевод пришел в пятницу. На радостях девушки слишком потратились, понакупив кучу сладких вкусностей. Вернувшись с работы и обозрев совершенно фантастический стол, Андрей сказал, что он, конечно, рад, спасибо большое и все такое, но…

— Ну, зачем? Оставили бы лучше на всякий пожарный! Деньги —г— это такая штука, которых никогда не бывает много и никогда нет вовремя. Если чего-то особенного хотелось, сказали, я бы купил.

Пожурил, в общем. Однако воспитательная работа не произвела на подруг никакого впечатления.

— Вот еще! — Анюта упрямо тряхнула головой. Под взглядом Андрея она зарделась, но все-таки закончила: — Мы тоже должны вносить деньги в общий бюджет!

Теперь настал черед Андрея смущаться и прятать глаза. Хорошо, не сказала «семейный». Да, положение еще то. В твоей квартире уже почти месяц живут две девчонки, которые тебе нравятся, знают это, возможно, что и ты им не противен — по крайней мере, он считал, что имеет все основания тешить себя подобной надеждой, — и… ничего не происходит. То есть все живут большой дружной семьей, не задумываясь о завтрашнем дне, о том, что ситуацию так или иначе скоро придется решать, — никто просто не думает обо всем этом. Или — делают вид, что не думают…

Следующим утром, в субботу, все вместе собрались за покупками. Правда, не сразу. На вопрос «где в Москве обычно покупают купальники?» Андрей вполне резонно ответил, что в силу некоторых особенностей организма, ему до сегодняшнего дня не доводилось покупать себе купальник.

— Но я знаю, у кого можно спросить.

И Андрей, не долго думая, позвонил Аллочке, благо еще с Австралии отношения у них оставались приятельскими. Когда мужчина и женщина ТОЧНО знают, что между ними ничего не будет, появляется какая-то особая доверительность.

— Привет, это Андрей! Не отрываю?

— Привет! Только не говори, что нужно срочно подъехать в офис или что-нибудь в этом роде. Я только-только проснулась.

— Становишься совой?

— Нет, просто ночь вчера выдалась несколько сумасшедшая.

Андрей понимающе хмыкнул.

— Завидую. Не бойся, ничего страшного тебе не грозит. Просто ответь на один вопрос: где можно купить хороший модный купальник? Ну, и так, чтобы втрое не переплачивать за аренду на Тверской или Манежке.

Надо отдать Аллочке должное — она преспокойно объяснила куда ехать, кого спросить и что искать, не поинтересовавшись «а тебе зачем?». Видимо, прошедшая ночь всерьез ее измотала, раз извечное женское любопытство дало такой фатальный сбой.

Оптовый магазин «Спортмастера», где Аллочка порекомендовала обратиться к некоему Алику, который «может продать штучные вещи, причем по оптовой цене» оказался не так уж и далеко — на Автозаводской.

Забавно, но по дороге девчонки активно пытались выяснить, кто такая эта Алла, изо всех сил стараясь сделать вид, что им все это не так и интересно. Просто спросили — для поддержания разговора.

Андрей вел «синенькую», посему отвечал односложно: Алла, мол, просто знакомая с работы. Да, давно. Вместе были в Австралии.

«Смех и грех! Вот его уже и ревнуют! Что дальше?»

Пресловутый Алик оказался усталым и замученным очкариком неопределенного возраста. Из породы «вечных студентов» вроде харизматического киношного Шурика. Даже не дослушав до конца сбивчивые объяснения Андрея, Алик кивнул и, оглядев всю компанию грустными глазами побитой собаки, сказал:

— Ну, раз вы от Аллочки, тогда пойдемте. Несмотря на оптовый статус магазина, в отделе пляжных товаров обнаружился и стенд с выставочными образцами, и даже примерочная кабинка. Алик сдал покупателей с рук на руки эффектной, но несколько потасканной жизнью продавщице, кивнул с намеком на прощание и убежал. Продавщица гордо поправила на груди бейджик «консультант», тряхнула крашеной блондинистой гривой и предложила выбирать.

Дожидаясь, пока девчонки перемеряют весь имеющийся в магазине ассортимент, Андрей лениво крутил головой по сторонам и в панорамном, во всю стену зеркале столкнулся с осуждающим взглядом продавщицы.

«Не иначе записала меня в стареющие ловеласы, охотники за молодой плотью. Тьфу, черт, еще не хватало педофилом прослыть».

Наконец из-за ширмы выскочила счастливая Юлька, на ходу застегивая блузку:

— Уф, мы выбрали! Анька вроде бы тоже. Продавщи… пардон, консультантша сноровисто упаковала покупки в фирменный пакет, выбила чек.

Андрей ждал, что девушки вот сейчас рассчитаются и можно будет, наконец, ехать домой. Но у кассы произошла какая-то заминка. Подруги рылись в кошельках, по несколько раз пересчитывали купюры, шептались. Продавщица нависала над ними с чеком, как статуя Свободы над Манхэттеном.

Похоже, девчонкам не хватало денег. Еще в ресторане они аккуратно отвергли его предложение помочь: «Мы и так тебя разорим скоро». Андрей спорить не стал: понятное дело, девушки в чужом городе одни, бет маминой опеки, все из себя самостоятельные, хочется почувствовать себя большими и ответственными. Понять можно. И чересчур навязываться не стоит.

Только как можно остаться в стороне, если у Юли в глазах недоумение и прямо-таки детская обида: «так нечестно!», а Анюта вот-вот расплачется.

Уловив момент, когда Юлька отошла к стенду — видимо, посмотреть ценники, Андрей тихо шепнул Анюте на ухо:

— Сколько не хватает?

Она всхлипнула, но ответила также тихо.

— Много. Пятьсот рублей почти.

Андрей незаметно сунул ей нужную купюру.

По дороге домой он слушал радостную болтовню на заднем сиденье и думал:

«Может, это был и не слишком приличный поступок, но что стоят все этические нормы и разглагольствования моралистов, если можно так просто сделать абсолютно счастливыми двух людей?»

А вечером он попал в сказку.

С недавних пор то ли от врожденного женского кокетства, то ли просто привыкнув к Андрею, Юля с Анютой ходили по дому во все более откровенных одеждах. Ну и жара, конечно, помогала. Правда, как Юлька в первую ночь — коротеньких футболок, они себе больше не позволяли, но и без того хватало на что полюбоваться. Андрей, конечно, не противился, ибо фигурки у девчонок были просто умопомрачительные, правда, выдерживать столь изощренную пытку с каждым днем становилось все труднее.

Но тут они превзошли сами себя. За ужином Юля с Анютой долго шушукались, потом, попросив Андрея подождать, ускакали в комнату.

Он почти сразу понял, что перед ним хотят покрасоваться в обновках, и почему-то ждал этого с замиранием сердца.

— Готово! Заходи!

Как ни странно, но он все-таки устоял. В первый момент. Потом сел, куда попало, не глядя, хорошо кресло подвернулось.

— Девчонки… — протянул Андрей потрясенно, когда дыхание немного восстановилось. — Какие же вы красивые!

Юля выбрала себе открытый купальник, черный, с отливом, удивительно идущий к ее волосам, а Анюта — закрытый, серебристый с кокетливым вырезом на животе. Сказать, что девушки отлично смотрелись в них — значит, не сказать ничего. Подруги смотрелись блистательно, умопомрачительно, великолепно! Нет таких слов во всех языках мира, чтобы… а да что там говорить! Сейчас Андрей хорошо понимал того фламандского художника, который вместо любовных утех встал за мольберт и принялся рисовать свою новую пассию, восхитившись красотой ее тела.

Девчонки застеснялись: Юля накинула на себя плед, Анюта и вовсе спряталась под одеяло, но Андрей, скорее всего, этого и не заметил. Перед глазами все еще стояла картинка с двумя очаровательными юными нимфами.

Наверное, в тот день он окончательно понял, что влюбился. Что самое страшное — в обеих.

Аквапарки вошли в моду совсем недавно, а понастроить их успели с дюжину, не меньше. Раньше считалось, что подобные развлечения — прерогатива курортов, всяких там Анталий и Лимассолов. Но потом кто-то сообразил, что зимой хочется праздника не меньше чем летом, да и не у всех есть деньги мотаться каждый год на Кипр. И понеслась. Кое-где старые бассейны переделали в аквапарки, а при хороших инвесторах — строили с нуля гигантские комплексы.

«Водная феерия» была из числа последних. В нескольких километрах от МКАД, где земля подешевле, ударными темпами возвели ажурный купол, похожий на бабочку с расправленными крыльями. Пристроили сауны, гостевые апартаменты, несколько баров, ресторан с неизменными морепродуктами, заасфальтировали дорожки, расчертили автостоянку — и готов комплекс.

У входа в водную зону мускулистый секьюрити проверил приглашение, пробурчал:

— Страховка есть? Хорошо. Компенсация выплачивается только в случае письменного отказа от претензий. — Потом защелкнул на запястьях магнитный браслет: — Заход в 13.45. Оплаченное время пребывания — три часа. За каждые десять минут опоздания — штраф триста рублей. Добро пожаловать в «Водную феерию»!

Из раздевалки Андрей вышел раньше девчонок. Оглядел с некоторой долей изумления ангароподобный зал, наполненный детьми, подростками, пронзительным визгом, криками и залихватскими воплями. По всей территории, на воде и по бортикам, на многочисленных горках, водных лабиринтах и маленьких боковых бассейнах носились и плескались по меньшей мере человек четыреста. Первое впечатление оказалось обманчивым — взрослых в аквапарке тоже было не мало, но звуков и буйства от них исходило куда меньше, поэтому Андрею и показалось поначалу, что его окружают одни дети.

Приметив у одного из водопадов свободное местечко, Андрей спрыгнул в воду, оказавшуюся на удивление теплой. Несколько мощных гребков — и вот он на месте, опередив какого-то мускулистого юнца.

Андрей пристроился у льющегося сверху потока, фыркая, подставил под теплый водопад плечи, блаженно вытянул ноги и закрыл глаза:

«А-а-а… Кайф».

Последние дни выдались не самыми легкими, египетская жара, дважды за сутки пересеченный Синай, а потом — работа, работа, работа… И никакая Удача тут не поможет.

«Э-эх, вот стану президентом…»

Может, и неплохо повизжать и порезвиться, но с возрастом — Андрей мысленно вздохнул, процитировав самому себе поговорку «старость — не радость» — начинаешь ценить уют, комфорт и лишний час отдыха.

Неожиданно с визгом, брызгами и чувствительным тычком в живот на него обрушился кто-то теплый с оч-чень знакомым яблочным ароматом «Дав». Андрей открыл глаза. Юлька и Анюта только того и ждали, моментально окатив его целым фонтаном брызг.

— Ты чего тут сидишь? Пойдем лучше на горку!

Пока Андрей размышлял, как бы потактичней объяснить девчонкам, что ему все эти горки и лабиринты — вот где, на работе еще не так приходится кувыркаться, его еще раз обрызгали, а потом, боднув головой в грудь, повалили на спину.

— Р-р-р!! — сказал он. — Сейчас съем.

— Попробуй, поймай сначала!

Юлька, завизжав в притворном ужасе, взлетела по лесенке на бортик, а Анюта пустилась вплавь, и, надо сказать, с завидной скорость. Андрей поплыл следом, почти догнал и уже пару раз попытался изловить за пятку (визги перешли в ультразвук — «ой, я щекотки боюсь!»), но Анюта извернулась и тоже вылетела на «берег». Пристроилась рядом с Юлькой и показала язык.

Андрей постучал себя в грудь на манер дикого неандертальца и бросился в погоню. Девчонки бежали легко, иногда оборачивались, строили обидные рожицы, а Андрей то и дело ловил себя на мысли, что любуется ими. Гибкие, стройные, тоненькие — они были прекрасны.

Заметив, что Андрей начал их догонять, Юлька с Анютой резко свернули в сторону (почему-то в этом закутке совсем не было людей) и полезли наверх, по лесенке водного туннеля.

На верхней площадке Анюта оглянулась, заметив, что Андрей все еще внизу выкрикнула:

— Догоняй! — и вслед за Юлькой прыгнула в трубу водяной горки «Дракон».

Никто из девчонок не заметил, как из неприметной боковой двери выскочил и во все лопатки рванул в их сторону секьюрити в черном обтягивающем комбинезоне вроде гидрокостюма. На бегу он размахивал руками и что-то кричал. Андрей прислушался.

— Нельзя! Сюда нельзя! Вы что слепые? Объявления не видите?

Андрей недоуменно оглянулся: какое еще объявление?

А «Дракон» уже грохотал за спиной — девчонки с визгом пролетели первый поворот.

Подскочивший секьюрити, красный, взъерошенный, со злостью показал рукой на незамеченную в пылу игры предупреждающую вывески: «Опасная зона. Водный лабиринт на профилактике. Пользоваться запрещено».

Оба — и охранник, и Андрей с ужасом посмотрели на нижний конец лабиринта. Труба угрожающе раскачивалась. Секьюрити закричал:

— Крепление вчера сняли!! Эту штуку почти ничего не держит!

«Дракон» ходил ходуном, скрипел, иногда едва слышно что-то потрескивало, все чаще, чаще…

Наверху, среди переплетения ажурных арматурин от сотрясения вывалился крепежный болт. Прямо на глазах у. перепуганного охранника, который стоял к водяной горке ближе, чем Андрей. Второй болт дрожал и подпрыгивал в гнезде. Мгновенно сориентировавшись, секьюрити прижал его рукой и попытался удержать…

В эту секунду в бассейн с визгами вывалились ошалевшие от счастья девчонки. Брызги! Смех! Крик!

Побелевший охранник переглянулся с Андреем, отер взопревший лоб:

— Фу-у-ух! Ну, вы, ребята, даете! Так и поседеть недолго. Вот что: валите-ка в раздевалку от греха! За опасное поведение.

— Думаю, — Андрей в упор посмотрел на него, — мы сделаем проще. Мы не станем предъявлять претензий, почему это в зоне твоей ответственности любой мог пролезть на аварийный аттракцион, а ты — дашь нам спокойно доплавать свое время. Договорились?

Он старался— говорить суровым, властным тоном, хотя поджилки тряслись до сих пор.

Секьюрити как-то сник, кивнул неуверенно: «Повезло сегодня твоим девкам, мужик…» — и потопал прочь. А с воды махали руками радостные девчонки:

— Видел как мы?! Давай еще раз! Вместе, а?

— Нет уж! Еще раз не будем. Пошли лучше к водопаду, чего-то жарко здесь…

4

Петр Дмитриевич выслушал Андрея с неподдельным интересом. Извинился, вышел из кабинета на несколько минут. Вернулся воодушевленный:

— После того, что вы рассказали, я склонен верить, что сила Удачи умножилась. Получается, не зря вы ездили в седьмую точку.

— Но мне-то с этого какая выгода? Если бы с Аней или Юлей что-нибудь случилось, — сегодня Андрей уже мог думать об этом без внутреннего трепета, — я бы, конечно, расстроился, переживал. Но сам бы не пострадал! Охранник аквапарка примчался раньше, чем я полез наверх. Да и неизвестно полез бы вообще. Получается, теперь Удача будет меня и от моральных травм беречь?

— Думаю, есть другое объяснение. Нет, конечно, можно построить сложную теорию с косвенными причинами и перекрестными ссылками. Например, так: если бы ваши девушки пострадали, не дай Бог, попали в больницу, вам бы пришлось бросать все дела, навещать их и, возможно, вы бы пропустили выгодный контракт, сорвали бы какую-нибудь сделку…

— Слишком надуманно.

— Согласен. — Полковник встал, сделал несколько шагов по кабинету. — Это я так сказал, для примера. Могу еще предположить, что охранник, остановивший именно вас, — как раз и есть результат воздействия Удачи. А все, что случилось с девушками, — действительно случайность. Но это все лишь версии. Правда же, скорее всего, заключается в том, что ваша Удача теперь выборочно защищает и других людей, возможно, только тех, к которым вы сами хорошо относитесь. Ведь вы не будете спорить, что хорошо относитесь к своим подругам?

— Э-э…

— Вот-вот, — Петр Дмитриевич слегка улыбнулся. — Именно такой прогноз в свое время выдали наши аналитики— после седьмой точки возможна эпизодическая защита близких вам людей.

«Близких»? Андрей на какое-то мгновение даже перестал слышать полковника. Какое удивительно точное слово!

— …конечно, материала пока недостаточно, чтобы все идеально разложить по полочкам, будем наблюдать.

— Угу, — мрачно подытожил Андрей, — наружное наблюдение станет следить за мной вдвое пристальней, а аналитики примутся так и сяк раскладывать пасьянсы из моей личной жизни.

Петр Дмитриевич поморщился:

— Андрей! Мы же договорились!

— Да-да, конечно. Только я, выходя на улицу, каждый раз думаю: сколько вокруг настоящих прохожих, а сколько ваших людей?

С этого дня в жизни Андрея начались странности. В основном, по работе.

Ведь, в принципе, что есть на самом деле отдел заказных туров? Мучительный процесс поисков компромисса между менеджером, цель которого раскрутить заказчика на лишние траты, и клиентом, который хочет большего, чем предлагается в стандартном проспекте. Правда, чего конкретно он хочет, клиент обычно не знает, но в одном уверен твердо: туристическая фирма только и ждет момента, чтобы его кинуть, прокатить и обмануть, соответственно и платить ей надо как можно меньше, а договор изучать с максимальной тщательностью. Желательно, в присутствии юриста. Хотя — все равно не поможет.

Вот такие, «особые» клиенты, с запросами и направлялись в последнее время к Андрею, благо начальство убедилось, что он, как никто другой, умеет находить с капризными заказчиками общий язык.

Во вторник утро началось с пары телефонных звонков и не слишком обременительной работы с письмами. Потом навалилась рутина с разбором проспектов, переговоры с представителями мелких фирм, которым «Евротур» иногда поставлял «горящие» путевки. Андрей уже начал было надеяться, что день пройдет спокойно, но часов около четырех звякнул и замигал лампочкой внутреннего вызова телефон.

Ну, что там еще случилось?

— Андрей Игоревич, вы свободны?

— Да, Кать, заходи.

Мягко простучали каблучки, дверь приоткрылась, впустив тоненькую фигурку. Прическа — безупречна, на губах — легкий намек на помаду и привычная улыбка, только ноги немного дрожат от бесконечной беготни, а в уголках глаз притаилась усталость.

— Андрей Игоревич, там ваши пришли.

«Ваши» — это было такое кодовое слово, означавшее неудобных клиентов с высокими запросами.

— Мы с ними уже полчаса бьемся — все им не так… А чего хотят — сами не знают. Может, Крит, а, может, Испанию… Примите?

Андрей вздохнул:

— Скажи — пусть заходят. И попроси кого-нибудь из девчонок чайку нам сделать. Гостевого.

— Да я и сама… — счастливая, что избавилась от надоедливых клиентов, Катя была готова на любой подвиг.

— Сиди уж! Сама… А то я не вижу, как у тебя ноги подкашиваются!

Клиентов было двое. Приятная молодая пара, лет около тридцати, плюс-минус пять за счет слегка серебрящихся висков и хорошей косметики — идеальный прототип для модного, несмотря на некую двусмысленность, рекламного ролика «мы делаем новую Россию». Андрей представился, пожал руку мужчине.

— Здравствуйте, очень рад. Я ваш личный менеджер, меня зовут Андрей.

— Сергей.

— Ирина, — хрипловатый голос девушки напомнил Андрею, что он не курил почти два часа.

— Очень приятно, присаживайтесь, располагайтесь. Сейчас будет чай, тогда все обсудим. Если хотите, — он пододвинул к клиентам пепельницу, — курите, не стесняйтесь. Хоть это сейчас не модно, но я и сам грешен.

Пока ждали чай, пока Майя разливала тягучее зеленое варево, разговор крутился вокруг модных маршрутов и последних теленовостей о пожарах, террористах и капризах погоды. Ничто так не меняет общественное мнение, как коротенький, на две-три минуты репортаж с какой-нибудь Мальты, где буквально вчера началось невиданное нашествие медуз, а в Испании — ужас какой! — снова активизировались баскские сепаратисты.

Сергей с благодарностью принял пачку цветастых проспектов, кивнул на тонкий намек по поводу «возможных скидок перспективным клиентам», закатывал глаза от непоказного наслаждения, распробовав чай. Ирина достала из сумочки «Вог», с благодарным кивком прикурила от протянутого огня, затянулась.

Как оказалось, с деньгами у супругов особенных напрягов нет, Сергей недавно «сделал несколько удачных вложений» и теперь, «пока выдалась свободная неделька», хорошо бы съездить куда-нибудь в привычное место, но…

— Понимаете, Андрей, на Бали, Сейшелах каких-нибудь, Багамах минимум пару дней на акклиматизацию уходит, а у нас не так много времени. Да и платишь втрое, а море — оно везде одинаковое.

Уточнять, что «море» у Сейшельских, к примеру, островов называется Индийским океаном, Андрей не стал.

Идея понятна — сам курорт подешевле, но программа должна быть не такой, как у всех. Стандартные запросы сливок среднего класса: Крит, Кипр, Египет, но индивидуально. Чтобы было чем хвастаться: «Да мы тоже были в Египте. По специальной программе. Вас возили смотреть древние каменоломни? Как нет? Только к пирамидам и Сфинксу? Ну, дорогая, это у вас обычный, стандартный тур, ничего сверх…» Довольно быстро Андрею удалось повернуть разговор на Крит. А что?

— Вполне удачный выбор. Средиземное море, прекрасный климат и огромный список достопримечательностей, есть что посмотреть! Ираклион, Кносос, Матала, пещеры Самарии, острова Санторин — остатки древнего вулкана…

Сергей и Ирина понравились Андрею — открытые, дружелюбные люди, без единого намека на характерные «распальцовки», столь свойственные недавним учителям и инженерам, внезапно поднявшимся над своим обычным уровнем. Немножко въедливости, конечно, в них чувствовалось, но лишь в самом начале разговора, когда не был еще сломан ледок легкого недоверия.

Они быстро нашли общий язык. Наверное, еще бы пять-десять минут разговора, и Андрей со спокойным сердцем мог начинать выписывать путевку на Крит.

И вот тут что-то остановило его. Какое-то мимолетное ощущение того, что он поступает неправильно. Словно бы некая неведомая сила пыталась предупредить о чем-то важном, что он всегда знал и только сейчас — проклятая забывчивость! — упустил из виду.

Андрей пытался сопротивляться, но чувство все усиливалось, порождая смутную тревогу каждый раз, когда Сергей брал в руки очередной рекламный проспект. «В чем дело?

Может, с девчонками что-нибудь? Да нет, вроде бы…»

Неприятное предчувствие нарастало, стоило ему переброситься парой фраз с Сергеем.

Круто повернув нить разговора, Андрей принялся расписывать прелести турецких курортов. Таинственное нечто заставило его долго и упорно уговаривать супругов купить другой тур, в Анталию.

Несмотря на явное сопротивление — сам виноват, клиенты уже были очарованы Критом, — даже, несмотря на то, что в случае такой замены фирма теряла в деньгах, ему все-таки удалось их уговорить. Сергей и Ирина, успокоенные его заверениями, подписали договор на индивидуальный семидневный тур в Анталию.

На пороге кабинета Андрей долго прощался с супругами, желал удачного отдыха, почти физически ощущая, как спадает напряжение, уходит куда-то неприятное предчувствие. Он передал супругов с рук на руки несколько удивленной Кате, наказав оформить все бумаги, — дальнейшая рутина уже его мало касалась.

Ситуация повторилась через несколько дней. Пожилая, но весьма живенькая старушка, наследница послевоенных карточек и советских очередей, практически уже готова была встать насмерть, но не отдать «Евротуру» ни одной лишней копейки.

Она взвывала симпатию — бойкая, веселая, языкастая бабушка, из тех, что за словом в карман не полезут. Богатенький сыночек снабдил горячо любимую мамочку деньгами и послал на курорт, доверив внука. И, хотя особенной бедностью великовозрастное дитятко не страдало, старушка билась как лев за каждый сэкономленный на скидке доллар, за каждую дополнительную бесплатную услугу или экскурсию.

По совету сына она тоже собиралась на Крит, но… после почти двухчасовых уговоров — согласилась на ту же Анталию.

Вечером, когда в конторе почти никого не осталось, к нему постучалась Катя.

— Андрей Игоревич, я понимаю, это не мое дело, но что такое с этим Критом? Вы всех отговариваете, предлагаете Турцию, а мне Март Викторович говорил: «Анталию — в последнюю очередь». Вы что-то такое знаете про Крит, да? Расскажите, пожалуйста. А то у меня подруга хотела туда поехать…

Пришлось выдумывать объяснение, причем Андрей остался в полной уверенности, что Катя ему не поверила. А поскольку в почти целиком женском коллективе младших менеджеров любую информацию сокрыть почти невозможно, то завтра обо всем будет знать пол-«Евротура», а еще через три дня кто-нибудь, скорее всего Майя, донесет искаженный до неузнаваемости слушок до начальства.

Например, нечто вроде: «А Андрей Игоревич, похоже, от „Нового туристического союза“ взятку получил. Всем теперь только ихдуры предлагает, в ущерб фирме даже…»

Так и случилось. Никто, конечно, ничего не говорил, но уже через день по косым взглядом коллег стало понятно: абсолютно все работники «Евротура» знают эту историю и, мягко скажем, удивлены поведением Андрея.

А в конце недели Март Викторович сам завел разговор на критскую тему.

— Что там за история у тебя приключилась? Мне тут сказали, что ты по каким-то причинам не рекомендуешь клиентам маршрут в Ираклион. Это правда?

— Да, было такое. Я предпочел послать людей в Анталию.

— А причины? Ты же понимаешь, Андрей Игоревич, — в плохом настроении шеф называл всех по имени-отчеству, даже Майю, — Анталия — маршрут протоптанный, там, по меньшей мере, сотня крупных фирм работает, не считая мелочи. Конкуренция такая, что приходится держать низкие цены — едва ли не себе в убыток. У тебя против Крита какая-то информация есть? Негатив? Поделился бы. Я понимаю, ты у нас человек науки, не представляешь себя без точных фактов и сведений, но, может, просто слушок какой-то уловил?

Андрей и сам не понимал, что на него нашло. Сейчас, при трезвом размышлении, ему казалось — кто-то манипулировал его желаниями, подсказывал, как поступить.

Но как объяснить все это Марту Викторовичу? От него простенькой легендой не отговоришься.

Ему это кое-как удалось, да и не было времени беседы разводить — первая декада августа выдалась прямо-таки безумной. Но шеф явно взял этот случай на заметку.

Последний летний месяц шел к концу, осень все ближе подступала к городу. Ночью температура падала градусов до десяти, жаркая духота последних недель отступила, как надеялись все, навсегда, и можно было засыпать спокойно, без мучительной схватки с мокрыми простынями, без монотонного гудения кондиционеров. Листья еще и не думали желтеть, зато трехдневная череда дождей прибила к земле пыль и смог. Москва вздохнула с облегчением.

Восемнадцатого августа по «египетскому» мобильному телефону позвонил Петр Дмитриевич и настоял на срочной встрече. Что-то у них там случилось, нашли нечто неординарное. На встречу с полковником Андрей ехал с неприятным предчувствием. После Египта Комитет его почти не беспокоил, наружное наблюдение перестало попадаться на глаза — видимо, по приказу Петра Дмитриевича, — и Андрей уже поверил в глубине души, что может хоть до зимы удастся пожить спокойно. Теперь не дадут.

Выяснилось интересное. Пока Андрей развлекался в Египте и «наслаждался» мирной безмятежной жизнью, подчиненные Петра Дмитриевича, люди из пресловутого отдела аналитического риска раскопали забавную штуку: оказывается в тексте «Девяти Неизвестных» говорилось отнюдь не о семи точках. Документ был сильно испорчен, восстановили его с трудом, по тем временам целые куски текста оказались совершенно нечитаемыми..

— В шестидесятые и техника была куда как похуже, и опыта у людей поменьше. — Полковник показал Андрею несколько фотографий непривычного темно-синего цвета. — Но теперь мы смогли сделать компьютерный анализ вот этих снимков, сделанных в отраженных УФ-лучах. Плюс удалось получить копии японского варианта позднего перевода списков Общества Девяти Неизвестных. Правда, само предсказание там зашифровано весьма иносказательно, но все новые данные в комплексе дали нам дополнительный ключ.

Полковник выдержал паузу, словно бы предлагая Андрею оценить и проникнуться важностью этой информации. Андрей не стал его разочаровывать.

— Есть какие-то результаты?

— Да, и причем весьма неожиданные. Обнаружились довольно явные намеки на еще одну точку.

— Вот это сюрприз! И где же?

— Точные координаты сразу определить не удалось. Видите ли, Андрей, в те времена никаких координатных сеток еще не было и не могло быть, поэтому авторы списков Общества описывали точки Удачи довольно сложным способом: указывали несколько заметных географических объектов поблизости — гор, озер, изгибов рек, и расстояние до них. Понятно, что с тех пор в географии кое-что изменилось. Да и расстояние обозначалось, естественно, в мерах длины, которые сегодня не используются. Как и с предыдущими точками: сразу же обнаружилось несколько похожих мест на Земле, подходящих под описание.

И все же путем исследования древних летописей, а также при помощи компьютерной модели географической карты Земли тех времен, восьмая точка определилась.

Петр Дмитриевич развернул на столе карту Азии, указал на небольшой карандашный крестик.

— Здесь. Монголия, восточное крыло пустыни Гоби, недалеко от китайской границы примерно в двухстах километрах от города Сайншанд. Информация произвела наверху эффект разорвавшийся бомбы. Нам дали карт-бланш на любые активные действия.

— В смысле? На поездку в Монголию?

— Именно. Мы уже начали пробивать исследовательскую экспедицию в Гоби через Институт Земной Геофизики РАН. Но вряд ли монголы будут чинить какие-нибудь проблемы, страна у них бедная, валюта нужна до смерти, так что все должно скоро решиться. В общем, готовьтесь, Андрей, готовьтесь. Предстоит Вам еще одна командировка в пустыню. Где-нибудь через недельку. Согласны?

— Я-то, конечно, согласен. Вот только…

— Что «только»?

— Не знаю. По-моему мне не надо туда ехать.

— Простите, Андрей, объясните подробнее. Скорее всего, это не совсем предчувствие. Дайте больше информации для аналитиков.

— В том-то и дело, что ничего конкретного я сказать не могу. Помните, с неделю назад я вам рассказывал по телефону о некоторых странностях на работе?

— Это когда вы упорно уговаривали клиента купить менее выгодный для фирмы тур?

— Да. Тогда у меня были примерно такие же ощущения. Если попытаться выразить словами… гм… никакого явного противодействия нет, мне НЕ страшно туда ехать. Я даже хочу съездить, так что и тут нет никаких преград. Просто какое-то смутное беспокойство, неприятный осадок в душе. Знаете, что такое «адреналиновая тоска»? Вот что-то подобное, только в несколько раз слабее…

Вечером полковник сообщил:

— Я немножко помучил своих аналитиков. По поводу ваших предчувствий. Так вот, они считают, что, возможно, в Монголии вам грозит какая-то опасность, и Удача, таким образом, предупреждает вас.

— Дельная мысль. Мне она тоже приходила в голову. И что вы решили?

— Если вы не отказываетесь, то я уверен, что нам очень важно побывать в новой точке…

— «Нам»?

— Да. Я тоже полечу с вами. Хочу иметь всю информацию из первых рук. А если что-то пойдет не так, то на месте у меня будет значительно больше возможностей влиять на ситуацию.

Несмотря на пессимизм Андрея, подготовка к экспедиции прошла просто-таки авральными темпами. Петр Дмитриевич решил, что если Удача будет совсем уж против поездки и начнут множиться какие-либо помехи в путешествии, если вдруг самолет задержат на полдня или вообще отменят, если что-нибудь в этом роде случится, тогда можно будет переиграть, попробовать зайти с другого конца.

Но все-таки слова Андрея беспокоили полковника, и, подстраховываясь, он чуть ли не лично проверял все юридические тонкости, чтобы не возникло проблем с монгольскими властями, дал указания Читинскому УФСБ арендовать лучший вертолет местного авиаотряда и оплатить механикам сверхплановую профилактику.

Подготовке ничего не помешало, оформление виз и разрешения на «геофизическую» экспедицию прошло без сучка, без задоринки, даже на работе отпрашиваться не пришлось, благо были выходные. И точно в назначенный срок ТУ-154, рабочая лошадка огромных пространств России, ушел в пасмурное небо домодедовского аэродрома.

Правда, всю дорогу — почти семь часов в самолете до Читы, час на бюрократические сложности и предполетную подготовку старенького «Ми-8», и еще три часа выматывающего перелета в Гоби — Андрея не оставляло какое-то странное предчувствие. Он постоянно повторял про себя: «что-то не так, что-то не так», иногда говорил вслух:

— Вот черт, с каждой минутой все сильнее!

Петр Дмитриевич дергался, переспрашивал в чем дело, но Андрей, естественно, не мог ответить. Точнее — не мог ответить ничего конкретного. Опять что ли предчувствия пересказывать?

— Мне институтские времена вспоминаются. Точно такой же мандражик колотил перед экзаменами. Еще немного и дрожать начну.

Последние слова Андрея услышал один из офицеров местного УФСБ, сопровождавший московских гостей:

— Ничего, потерпите. Сейчас солнце повыше поднимется, так согреемся, что мало не покажется!

Полковник усмехнулся, но промолчал. Андрей пробормотал вполголоса:

— Как все просто, а? Если б я действительно замерзал… По совету местных коллег, Петр Дмитриевич специально выбрал вечерний рейс в Читу, чтобы к утру уже вылететь в Гоби. Тогда дорога хотя бы в одну сторону не будет пыткой: конец августа в континентальной пустыне — испытание еще то. Не июль, конечно, когда с утра здесь чуть ли не ноль, а в полдень — сорок пять, но тоже не соскучишься.

Первую часть полета в кабине действительно держалась вполне сносная температура, даже несколько ниже комфортной — иллюминаторы запотевали от дыхания. Впрочем, внизу смотреть было нечего: голый, почти марсианский пейзаж, одноцветная, как на старой фотографии, бурая плоскость, изредка разбавленная немногочисленной зеленью чахлых кустиков. Безлюдные просторы наводили на мысль, что человеку нечего делать в этих местах, но вдруг, совершенно неожиданно, на горизонте возникало маленькое стойбище: несколько выжженных солнцем грязно-белых юрт. Под брюхом «Ми-8» разбегались стада овец или коз. В салон выглянул штурман:

— Минут через десять будем на месте. Приготовьтесь.

Вертолет снизился, сбросил скорость. Пустыня придвинулась ближе, заняв почти все пространство в иллюминаторах.

Турбины взревели, «Ми-8» завис неподвижно, потом стал медленно опускаться.

Чувствительный толчок, вертолет вздрогнул, чуть накренился… В оглушительном реве двигателей мало кто услышал странный крякающий звук, но сразу же следом за ним машину ощутимо повлекло вперед.

— Держитесь!! — выкрикнул кто-то из вертолетчиков.

«Ми-8» клюнул носом, пол салона ушел вниз, протестующе заскрипели амортизаторы кресел. За спиной Андрея кто-то выругался, помянув недобрым словом жесткий подлокотник.

И все. Вертолет замер неподвижно, остался лишь низкий свист медленно останавливающихся турбин.

Летчики выскочили в салон, штурман сразу же завозился с запорами выходного люка, а пилот спросил:

— Все в порядке? Никто не пострадал? Пассажиры зашевелились:

— Да, нет…

— Вроде целы.

— Что случилось? — спросил Петр Дмитриевич.

— Не знаю, сейчас посмотрим.

Штурман наконец открыл люк, летчики выпрыгнули наружу. Полковник выбрался следом, буквально через минуту вернулся и сказал:

— Авария. Мы здесь, похоже, застряли на какое-то время. При посадке у вертолета подломилась стойка переднего шасси. Механик-монгол и специально на такой случай прихваченный специалист из Читы пообещали починить все часа за три, но просили пассажиров покинуть вертолет на время ремонта.

Комитетчик из местного УФСБ остался у машины, а Петр Дмитриевич, Андрей и офицеры сопровождения отправились вычерчивать рассчитанную аналитиками сложную кривую вокруг Восьмой точки.

Настороженные поломкой, фээсбэшники долго совещались друг с другом, выдвигали разные версии. Андрей почти не принимал участия в спорах, краем уха прислушиваясь к разговору. Конечно, авария беспокоила его не меньше, даже напугала немного — не каждый день все-таки попадаешь в такие передряги! — но, благодаря своим странным предчувствиям, он был к чему-то подобному готов.

Вдруг кто-то из офицеров произнес:

— Возить претендентов на Удачу и раньше было делом опасным. Чего мы удивляемся? Эта авария, наверняка, из той же серии. Просто Андрей Игоревич уже в семи точках побывал и защита у него куда как сильнее. Так что мы все должны его благодарить, что живы остались!

Петр Дмитриевич заметил:

— Если не считать того, что и самой аварией мы, скорее всего, обязаны ему. По крайней мере, можно сделать подобный вывод, исходя из прошлого опыта.

Андрей встрепенулся. Вся эта беседа не производила впечатления спонтанной, скорее уж ее разыграли специально для него, чтобы донести некую информацию.

— Вы опять что-то от меня скрыли?

— Почему же сразу — «скрыли»? — Полковник нахмурился. — Просто дозировано даем информацию.

— Ага, но даете только тогда, когда ситуация прижимает нас к стенке! Когда происходит какая-нибудь гадость и скрывать больше незачем! Вот спасибо!

Петр Дмитриевич проигнорировал экспрессивную реплику, ответил спокойно:

— Помните, во время самого первого нашего разговора, вы спросили, не было ли попыток создать Везунчика искусственно?

— Да помню. Вы тогда ответили, что подобные проекты окончились ничем.

— Действительно ничем, Андрей, я вас не обманул. В прямом смысле слова — ничем. Ни одна из групп операции «Хвост удачи» не вернулась в Москву. Первую попытку предприняли в начале 1965 года. Сначала операция развивалась успешно, группа побывала в Суздале. В апреле они вылетели в тайгу и на связь больше не выходили. Их искали три месяца. Ничего. Обломки вертолета не найдены до сих пор. Без вести пропали тринадцать человек: экипаж, четверо испытуемых и шесть офицеров сопровождения. Второй раз «Хвост удачи» инициировали в июле 1984 года. Учитывая зловещий опыт первой попытки, решили начать с какой-нибудь другой точки. Тогда высказывалась теория, что, возможно, существует единственно верная очередность в посещении точек, а во всех остальных случаях Удача играет против будущего Везунчика.

— Теория подтвердилась? — быстро спросил Андрей.

— Нет. В Сурабайе новая группа зафрахтовала дизельную яхту «Глория» и вышла в море Бали. Двадцатого августа пришла радиограмма: яхта обогнула Тимор и взяла курс к берегам Австралии. Больше никаких известий от «Глории» не поступало. Вся группа — двадцать два человека — считается погибшими. В свое время была версия, что часть группы, уничтожив охрану, попросила политического убежища в Австралии или Новой Зеландии. Однако самое тщательное расследование ничего не дало, по основной версии яхта сбилась с пути, попала в зону действия знаменитого тайфуна «Ике» и затонула. Третья и последняя попытка была предпринята в конце 1995 года. Группа выехала из Дели, но в конечный пункт следования — в Патру так и не пребыла. Считается похищенной и расстрелянной тамильскими либо кашмирскими боевиками.

Андрей выслушал, помолчал с минуту, игнорируя вопросительный взгляд полковника, потом произнес:

— Нет, это не то. Я чувствую. Здесь ничего нет, зря мы сюда прилетели. В расчетах какая-то ошибка.

Петр Дмитриевич покачал головой и спросил:

— Почему раньше не сказали?

— Я говорил еще в Москве, только тогда я сам еще ничего толком не понимал. Просто мне показалось, будто не надо нам сюда ехать и все. А теперь я точно чувствую — нет здесь ничего… Пусто. Знаете, как в кино — когда показывают полицейских, которые тайник с оружием ищут. Или жандармы у борца за свободу — нелегальную литературу. Стук, стук прикладом по стене, глухо, а потом — раз! — и пустота за кирпичной кладкой. Звук еще такой, звонкий. Вот и у меня сейчас также: пусто.

5

В Москву вернулись только следующим вечером. Пригласив Андрея в салон ожидавшей их служебной машины, полковник первым делом связался с каким-то «дежурным» и грозным начальственным голосом приказал к девяти ноль-ноль вызвать «всех» на совещание.

Внутри комитетской «Волги» стих шум московских улиц, напрочь срезанный тонированными стеклами. Едва слышно урчал мотор, кондиционер нагонял приятную прохладу. Но Андрею почему-то было неуютно. В прошлый раз, когда он принял предложение незнакомца, представившегося Петром Дмитриевичем, сесть в похожую машину, его жизнь круто изменилась. Что теперь?

Петр Дмитриевич подбросил Андрея до дома и поехал к себе, на прощанье пообещав:

— Ну, я своим аналитикам устрою головомойку! Зачем мне целая группа, если теперь вы один можете ее с успехом заменить?!

Поднимаясь на лифте, Андрей чувствовал некоторый стыд перед девчонками. Ведь он так и не рассказал им ничего, отмалчивался, не желая вдаваться в объяснения, дабы случайно не заразить Юлю с Анютой своим беспокойством:

— По работе еду. На день-два не больше.

Сейчас, переминаясь у двери собственной квартиры, он сообразил, что мог и обидеть подруг таким отношением. Сам же читал им лекцию, что «любимый человек — это просто тот, который всегда рядом, всегда готов помочь»! И вот теперь, когда Юля и Анюта начали понимать эту нехитрую истину, когда его дела действительно стали важными для них, — их грубо отшили, даже не подумав объясниться.

А когда схлынет обида и отступят полдня душившие слезы, как бы не вступила в дело банальная ревность. Ничего не говоря, мужчина уезжает на несколько дней. Куда? А вдруг к новой подруге? Девчонки ведь совсем молоды, почти ничего еще не видели и ничего не знают о жизни. Да еще их двое — могут и убедить друг друга.

Обиженная любимым человеком девушка может и не до такого додуматься. Разум отступает, в бой рвутся эмоции.

Вот сейчас он позвонит, никто не откроет, придется доставать ключи… А на пустом столе лежит коротенькая записка. Аккуратный анютин почерк почему-то никак не хочет складываться в слова…

Хотя… не слишком ли он самонадеян? Если не лгать самому себе, если попытаться ответить честно: любим ли он? Или просто тешит себя надеждой? Самоуверенно считая, что сегодня, сейчас есть кому его ревновать?

«Извини, парень, это надо заслужить. По большому счету ревность редко бывает без любви, равно как и наоборот. Можешь ли ты быть уверен, что достоин этого?»

Рука потянулась к звонку, нажала. В глубине квартиры проснулась мелодичная трель.

Ровно через секунду Андрей получил ответ на все свои вопросы. Дверь распахнулась буквально через минуту, девчонки прямо с порога бросились ему на шею. — Ура!! Андрей приехал!

Он замер, не было ни сил, ни желания отбиваться от бесконечных поцелуев. Голова сделалась легкой, проблемы исчезли. Андрей подхватил девчонок за талии (визг! смех!) и прямо так, удерживая счастливую парочку на весу, вошел в дом.

— Привет!

Его еще никто никогда так не встречал.

Улеглись вчера поздно — пришлось пересказывать все подробности монгольской эпопеи, и потому девчонки еще спали, когда Андрей собирался на работу. Пришлось обойтись парой бутербродов под полулитровую бадью омерзительного растворимого кофе — чтоб проснутся. Андрей с удивлением поймал себя на мысли, что привык к разносолам девчонок и с трудом может обойтись без них. Собственные кулинарные таланты вызывали в нем лишь отвращение и жалость к себе.

Буквально в дверях его поймал звонок Петра Дмитриевича. Что интересно — полковник опять позвонил по тому самому «египетскому» сотовику. Он еще до Монголии обронил вскользь в одном из разговоров, что аппарат-де контролируют спецы из техслужбы и можно быть на все сто уверенным — телефон надежно защищен и подслушивание исключено. Говорите, мол, свободно. Андрей тогда промолчал, кивнул только, а про себя подумал: «Защищен от кого? От Моссада и ЦРУ? А от самих „спецов из техслужбы“?»

— Группа работает не покладая рук, заново пересчитывают все. Думаю, точный ответ будет завтра, но уже сейчас понятно, что в расчеты Восьмой Точки действительно вкралась ошибка.

Судя по всему, «головомойка» в отделе аналитического риска прошла успешно: за двенадцать часов они таки смогли высчитать то, в чем Андрей был уверен еще вчера, стоя на раскаленном гобийском плато.

С этого момента он решил поменьше доверять аналитикам Петра Дмитриевича: «Лучше уж полагаться только на собственные ощущения и предчувствия. Впрочем, собственные ли? А-а, неважно. Пусть и инициированные Удачей. Один черт! Главное, чтобы было на кого надеяться».

А на работе его ждал сюрприз — та самая пробивная бабушка, вернувшись с внуком из Турции, ранним утром заехала в «Евротур» и попросила охранника (фирма еще не открылась, и больше никого не было) передать личную благодарность ему, старшему менеджеру Андрею Ткачеву.

Секьюрити, тучный и добродушный Аркадий Александрович — «Саныч», милицейский майор на пенсии пересказывал старушкину речь с большим воодушевлением:

— Сказала, что все было просто замечательно, она, мол, даже и поверить не могла. Все время, говорит, ждала какого-то подвоха, боялась, что сейчас с нее начнут требовать доплату или что-нибудь в это роде.

— В общем, бабушка довольна.

— Не то слово. Бабушка в восторге, на седьмом небе и все такое. Просила передать тебе вот это, — Саныч порылся в кармане поношенной милицейской формы, достал что-то, протянул Андрею.

На ладони бывшего майора лежала статуэтка курчавого карапуза в феске. В руках ребенок держал маленький плакат с надписью на английском, немецком и, видимо, турецком: «Привет из Анталии».

Карапуза Андрей поставил на стол, рядом с факсом. Злосчастный аппарат иногда так достает, что Андрей не раз ловил себя на сладостной мысли выкинуть его в окно. Теперь грозящая безвинному, в общем, аппарату опасность немного отступит — улыбка под феской была такая заразительная, что негативные эмоции разом отступали.

Но на этом приятные события не закончились. За несколько минут до обеда, о котором Андрей мечтал уже несколько часов, в дверь постучала Майя. Пребывая в некоторой фаворе у начальства (за что Андрей ее жалел: Аллочка не из тех соперниц, что уступают без боя), Майя заходила в кабинеты старших менеджеров и даже замдиректора без звонка по селектору. Ну, хорошо хоть стучала, перед тем, как войти.

Майя протянул ему визитку. Андрей с недоумением прочитал: «Колыванов СЮ. Росдревоимпорт. Начальник отдела учета ресурсов».

В ответ на взлетевшие вверх брови, Майя сказала:

— Это наш клиент. Мы организовывали им тур в Анталию, ну помнишь, недели полторы назад Катя к тебе сложную парочку привела. Высокий такой, Сергей. А супругу зовут… м-м… Ирина. Так вот — им все очень понравилось, и они хотят лично тебя поблагодарить. Очень настойчиво хотят.

Андрей чуть заметно поморщился, но кивнул. Не стоит обижать отказом: довольный клиент — потенциальная реклама. Скольким своим друзьям он порекомендует «Евротур»? Двум? Пяти? Десятку? Имеет смысл проявить любезность.

Да и много ли времени займет такая беседа? «Спасибо-Пожалуйста-Надеюсь и впредь… Всегда будем рады…»

Оказалось, что не так мало. Супруги действительно пребывали в полной эйфории, поэтому дифирамбов не жалели. Благодарили, завалили сувенирами.

— И не вздумайте отказываться!

Говорил больше Сергей, но и Ирина иногда вставляла несколько слов. Андрей с жаром отнекивался: «ну что Вы, не за что…» и приглашал пользоваться услугами «Евротура» минимум всю оставшуюся жизнь.

— Да уж, — усмехнулся Сергей, — обязательно. Мы очень довольны нашим отдыхом и будем обращаться только к вам, тем более, раз уж нам обещаны скидки. Да еще своих друзей направим.

Последовала новая порция реверансов, Андрей, к своему ужасу, почувствовал: еще немного и он покраснеет.

— А книга отзывов у вас есть? — спросил вдруг Сергей.

— Гм… видимо, нет. На сайте фирмы есть форум, там можно отзыв оставить.

— И зря нету! А то мы бы вам написали, правда, Ириш? Ирина согласно кивнула.

— Ну, ладно, — засобирался Сергей, — не будем отнимать ваше время, да и пора нам. Еще раз огромное спасибо вам, Андрей. Вам и всей фирме. Мы еще никогда так хорошо не отдыхали.

Последние слова он произнес, уже стоя в дверях, и Андрей заметил любопытствующие рожицы Маечки и Кати. Отлично. Уже сегодня вечером все будет доложено шефу.

Однако Март Викторович объявился намного раньше. Буквально через час пискнул внутренний телефон. — Да?

— Андрей, свободен? Загляни ко мне на минутку.

Начальство имело вид вполне довольный, из чего Андрей заключил, что вызвали его не на ковер, а для несколько более приятной процедуры.

Март Викторович его надежд не обманул.

— Ну, не зря я тебя перед Паниным защищал. Наш Андрей, говорю, нос по ветру держит и никогда не допускает промахов. Только что ж ты мне сразу-то не сказал? Понимаю, что доказательств не было, слухи только… в интернете наверняка вычитал, а? Молодец, хвалю. Но все-таки в следующий раз и со мной поделись тоже, о'кэй?

С каждым словом шефа недоумение Андрея росло все больше. Наконец, не выдержав, он сказал:

— Приятно, конечно, когда тебя хвалят… только… э-э… Март Викторович, не могли вы объяснить, что случилось?

— А то ты не знаешь? Да-да, так я и поверил. Кто всех клиентов с Крита поснимал? Я, что ли? Так вот, еще утром мне позвонили из Ираклиона, сказали, что в «Лагуне» среди постояльцев вспыхнула эпидемия дизентерии. Человек пятьдесят госпитализировали, причем четверо в реанимации.

— Наших?

Да, это действительно была неприятная новость. Именно в «Лагуне» греческий туроператор размещал туристов индивидуальных туров. Отель считался весьма модным, славился повышенным комфортом и экзотической кухней. Вот и доигрались с экзотикой.

— Нет, наших там никого не было, благодаря тебе. Или ты имеешь в виду — вообще русских? Больше половины. От российских туристов в это время, сам знаешь, прохода нет. А ровно час назад по электронной почте пришло сообщение: местный туроператор, не долго думая, объявил о своем банкротстве.

— Быстренько подсуетились.

— Ну да. Видимо, представили, сколько на них сейчас обрушится страховых выплат и судебных исков.

— А директор, небось, уже давным-давно на Кайманах…

— Где директор — не знаю, а вот где наши фирмы, которые с ним работали, могу сказать точно, но не буду — не люблю ругаться на людях. У нас теперь турист обученный пошел, такие дикие неустойки затребует! Мне тут нашептал кое-кто, неофициально, разумеется, на круг выходит, что кроме оплаты медицинских страховок пострадавшим, «Центротуризм» и «Ходокъ» попали миллионов на двадцать. Вот так. Не знаю уж, сколько ты нам сэкономил, но на премию в конце месяца можешь рассчитывать. Плюс к той, что за Египет, само собой.

Как и обещал Петр Дмитриевич, аналитики нашли неточность в расчетах. Искомая точка находилась в Гренландии на побережье, у поселения Юлианехоб. Новый вариант перевода показал, что в тексте списка действительно упоминается пустыня, только не песчаная, а ледяная. Совершенно фантастическая для индийцев идея о бесконечном снежном плато описана древними криптографами настолько иносказательно, что переводчикам трудно было понять, о чем идет речь. Сложные идиомы и сравнения, странные ассоциативные цепочки. Современному человеку с трудом придет в голову мысль поставить в один ряд Гоби и Гренландию, Сахару и Антарктиду. Да и слово «пустыня» четко повторяющееся и в японской копии сбило всех с толку.

Но откуда, в самом деле, за 250 лет до нашей эры, авторы секретов «Девяти Неизвестных» могли знать о существовании Гренландии, о том, что вообще может быть целая земля, покрытая льдом? В стране, где плюс десять зимой — это дикие морозы?

Гренландия — это вам не нищая Монголия, и не туристический Египет, где наплыв туристов такой, что не позволяет без эшелонированного наблюдения отследить отдельного человека. В Гренландии каждый человек на виду. И вот тут Петру Дмитриевичу пришлось поломать голову, как доставить к побережью датского острова (на котором, между прочим, до сих пор находится натовская военная база) ничем не примечательного русского?

Особого туризма в Гренландии не водилось, наши траулеры там не появлялись, под каким предлогом Андрею с немалой свитой группы сопровождения ехать на остров — непонятно.

Положение спас сам Андрей. Потом, уже на борту лайнера Рейкьявик-Москва, кто-то из фээсбэшников подкалывал, что это не он сам додумался, это Удача подсказала.

— Петр Дмитриевич? Я тут кое-что надумал. Вы про экстремальный туризм что-нибудь слышали? Это сейчас мода такая пошла с подачи обожравшихся америкосов. С каждым днем в мире все больше поклонников «экстрима».

— Если я правильно понимаю, экстремальный туризм — это путешествия в наиболее непригодные для отдыха точки земного шара?

— Именно так. Вот я и подумал, а почему не Гренландия? Холодно, со жратвой плохо, цивилизации почти никакой. Приезжай, застолби тур и снимай сливки.

Идея понравилась. ФСБ быстренько перевела под свое крыло мелкую туристическую фирмочку, поставившую своей целью такой вот экстремальный туризм. Андрея якобы сманили туда со старого места, предложив большую зарплату. По правде сказать, Андрею совсем не хотелось расставаться с «Евротуром», сослуживцами, предсказуемой работой, но Петр Дмитриевич быстро и, как показалось Андрею, жестче, чем обычно, объяснил: уже пора. Скоро, — начало предвыборной гонки в семи регионах, негоже баллотироваться в губернаторы простым менеджером второсортной турфирмы, засмеют.

Тот разговор оставил у Андрея четкое ощущение цейтнота. Словно бы в ФСБ боялись куда-то опоздать или кураторы проекта на самом верху настояли на форсировании событий.

Он никак не ожидал, что все закрутится так быстро, и будет продолжать вертеться с нарастающей скоростью.

А отступать уже поздно.

Петр Дмитриевич хотел назначить отъезд в Гренландию на тридцатое августа, но Андрей упросил перенести. Хотя бы на несколько дней.

— Плохой месяц август, не люблю его. Как бы чего не вышло. Хватит пока с меня приключений.

— У вас опять предчувствие?

— Да нет, скорее просто пессимизм. Хотя… Знаете, наверное, да. Мне как будто что-то мешает в последние дни. Даже на улицу стараюсь выходить пореже. Да и вообще — август не самое лучшее время для любых начинаний.

— Это почему?

— У нас все плохое происходит в августе, только за последние пятнадцать лет и путч ГКЧП, и дефолт, и пожар Останкинской башни — все на восьмой месяц выпало. «Курск» затонул тоже в августе…

— Но второй-то путч, 93-го года в октябре случился, не в августе.

— В октябре штурмовали телецентр, а танки стреляли по Белому Дому. Зрелищно, потому и запомнилось. Но противостояние много раньше началось. Верховный Совет к тому времени уже полтора месяца как считался распущенным. В 39-м 23 августа СССР подписал пакт Молотова-Риббентропа, помните, чем дело закончилось? Через неделю началась Вторая мировая война. Да и в Первую мировую Россия вступила именно в августе: Германия, если вы помните, объявила империи войну 1 августа 1914 года по новому стилю. Сталин напал на Японию 9 августа, после Хиросимы и Нагасаки. Через месяц самураи капитулировали, но мирный договор между нашими странами не подписан до сих пор. Продолжать?

— Нет, не надо. Если вы так хотите, я перенесу поездку на первую неделю сентября. Не пойму только, с чего это вдруг вы стали таким суеверным?

— С вами еще и не таким станешь. Я тут на досуге почитал кое-что. Нумерология, счастливые сочетания, амулеты, приносящие удачу… Теперь вот от всего шарахаюсь.

6

В самом конце августа смутное беспокойство, мучившее Андрея последние недели, усилилось, и превратилось в навязчивую идею. Аналитики Петра Дмитриевича только руками разводили. Нет, теорий у них, конечно, родилось — вагон и маленькая тележка, но что толку от тех теорий…

Главное Андрей прекрасно знал и сам — скорее всего, Удача хочет предупредить его о какой-то опасности. Знать бы еще от какой…

В принципе, уволившись из «Евротура» Андрей вообще мог из дома не выходить. На новой «работе» его присутствие особо не требовалось, хотя полковник и попросил заезжать раз-два в неделю, как он выразился — «для отчетности».

«Или для наблюдателей, если таковые существуют», — подумал про себя Андрей.

Честно сказать, словам полковника, он доверял все меньше, потому и старался каждый раз найти иное объяснение.

Тридцатого числа день выдался пасмурный, над городом повисла пелена смога — дождя не было уже неделю. Погода шла полосами: неделя дождей сменялась неделей жары, или, как сейчас, — неделей безветренной, душащей город гарью и смогом суши.

Девчонкам нужно было в Академию — намечался некий к общий сбор для поступивших с раздачей студенческих билетов и поздравлениями от ректора. Андрей подвез подруг до Академии, но сразу домой не поехал — за неделю безвылазного почти сидения накопились кое-какие дела. Сначала он завернул в банк, потом — на Манежку, надо же девчонкам на Первое сентября чего-нибудь присмотреть?

В итоге через час сомнений и поисков на заднем сиденье лежали две маленькие коробочки, красиво упакованные в блестящую фольгу и перевязанные ленточкой. Андрей надеялся, что Юле с Анютой сюрприз понравится.

Центр оказался забит машинами наглухо и Андрей решил прорываться дворами. Заодно можно было и в агентство по продаже билетов заглянуть, благо недалеко. Может, «Многоточие» или новый подростковый фетиш — «Мануфактура кумиров» дает где-нибудь новый концерт. В прошлый раз на рейв-шоу «Многоточия» Андрей чуть не заснул, — заснул бы, наверное, если бы не оглушительные разрывы супербаса, отдающиеся где-то внутри легких, — но Юля с Анютой остались от концерта в диком восторге, почему бы еще раз не доставить девчонкам удовольствие?

Андрей вывернул на Большой Сергиевский, загнал машину в унылый, набитый гаражами двор с парой хлипких кустиков на вытоптанном пятачке. Видимо, по замыслу работников ДЭЗа, эта скупая инсталляция была призвана имитировать сквер. Однако пятачок по большей части привлекал собачников и автолюбителей, которые с удовольствием мыли здесь своих железных коней. Сейчас «сквер» пустовал, но идти через него Андрей все равно не рискнул, опасаясь вляпаться в какую-нибудь мерзость.

Вот и знакомый ориентир — покосившиеся ржавые ворота с гордой надписью 12 «б». С прошлого раза надпись успела облупиться еще больше.

За воротами Андрея поджидал сюрприз. На том самом месте, где еще полтора месяца назад… ну, не высился, конечно, — стоял, покосившись, особняк времен Крымской войны, сейчас красовался свежевырытый котлован, несколько аккуратных кучек строительного мусора и экскаватор. Из кабины доносилась забористая ругань. Человек пять рабочих, лениво покуривая, смотрели на Андрея с любопытством.

«Гм… На палубу вышел — а палубы нет».

Прекрасно сознавая, что рабочие вряд ли знают хоть что-то о судьбе арендаторов снесенного здания, Андрей все-таки спросил:

— Простите, а вот тут фирма была, по билетам. Э-э-э… «Амфитеатр», по-моему. Не знаете, куда она переехала?

— А <…> его знает! — вежливо ответили ему. — Нам не говорили.

Андрей кивнул: понятно, мол, развернулся и пошел к машине.

Придется теперь опять по интернету выискивать.

В «сквере» так никто и не появился — время собачников еще не пришло. Андрей завел «синенькую», развернулся на пятачке…

Внезапно из-за гаражей наперерез ему выкатилась темно-красная «пятерка», мигнула поворотником и остановилась. Битое крыло и пятна ржавчины никак не вязались с тонированными стеклами и пружинящей иглой антенны на крыше.

Андрей вполголоса ругнулся, недобрым словом поминая пижонов, которые вместо того, чтобы просто купить новую тачку, занимаются бесполезным украшательством ржавого старья. Хотел было подать назад, но там, словно из-под земли, вырос черный силуэт какой-то иномарки.

— Какого черта!

Справа подъехал еще и джип, угловатый и огромный, как броневик. Сильные фары осветили салон, Андрей инстинктивно прикрыл глаза руками. Все четыре двери тонированной «пятерки» разом открылись, вперед рванулось несколько стремительных фигур. В бестеневом свете ксеноновых фар движения казались смазанными, словно на плохо смонтированной кинопленке.

«Захват?»

Дрожащей рукой Андрей нащупал в кармане трубку.

«Кому звонить? Полковнику?

А может… может, как раз Петру Дмитриевичу надоело возиться с несговорчивым «клиентом», и именно он отдал приказ на задержание? Или нет?»

Андрей откинул панель с микрофоном — включилась подсветка дисплея.

Как он тогда сказал? «Еще много всяких интересных организаций существует. И наверняка со статистикой у них тоже все в порядке».

Секундное замешательство дорого обошлось Андрею. Не успел он набрать первые три цифры, как машину тряхнуло, сильная рука рванула левую дверь:

— Не трогай телефон!

Андрей трубку не убрал, сказал резко:

— И не подумаю! Пусть мне Петр Дмитриевич сначала объяснит, что здесь…

Он не договорил. В щеку, больно надавив на челюсть, уперся пистолет.

— Я сказал — не трогай! Закрой, мать твою! Вот так. Брось на пол!

Трубка выскользнула из руки и укатилась куда-то под сидение.

— Молодец. А теперь — вылезай!

— Зачем?

— Вылезай, тебе говорят! Ну!

Под дулом пистолета Андрей выбрался из машины. Ноги дрожали. За спиной кто-то опытный и безжалостный схватил его за локти, притянул руки друг к другу и защелкнул на запястьях наручники.

— Не рыпайся!

Перед ним стоял плотный крепыш в полувоенной камуфле — тот самый, с пистолетом. Бездонный зрачок «стечкина» холодно и равнодушно целил в лицо.

— Я про тебя кое-что знаю, — процедил крепыш. Андрей про себя решил называть его главарем. — Мне говорили. Так что слушай внимательно. У меня приказ привезти тебя в одно место, просто привезти, не причиняя вреда, — с тобой хотят поговорить. И я этот приказ выполню. Постарайся мне не мешать, ясно? И запомни сразу: я повторять не люблю!

Для убедительности главарь ткнул Андрея пистолетом в грудь. «Стечкин» глухо щелкнул. Андрей даже не успел испугаться, как из рукоятки, сверкнув в свете фар медными бочонками патронов, вывалилась обойма. Звякнув, она ударилась об асфальт и закатилась под машину.

— Твою мать! — изумленно выругался главарь.

Не переставая материться, он потащил Андрея к джипу. Несколько боевиков обогнали их, открыли двери салона, один полез внутрь, на водительское кресло. Рыкнул двигатель, застучал на предельных оборотах и почти сразу же смолк. Потом еще раз, еще… Корпус «Ландкруизера» сотрясала мелкая дрожь, мотор чихал, пока, наконец, окончательно не заглох.

— Ну что там еще?!

— Не заводится, сука!

Главарь со всей силы пнул «Ландкруизер» в борт, ухватил Андрея за ворот рубашки, притянул к себе:

— Твои штучки, гад?! Не зли меня! Помни, парень, достаточно мне позвонить — и от твоих баб даже на похоронить ничего не останется. Понял меня?!

Андрей вздрогнул, страх за девчонок окатил его ледяной волной: «Господи! Теперь еще и это!»

Стараясь не выдать своего волнения, он сказал:

— Понял, понял… Только от меня это…

— Молчи, <…>!! Раз понял — молчи и делай все, что тебе скажут! — Главарь нагнулся в салон джипа, вытащил из паза переговорник рации. Следом потянулся черный, закрученный спиралью шнур.

— Запасную сюда! — приказал он и, не дожидаясь ответа, небрежно закинул рацию на сиденье. — Вылезайте! Ты и ты — со мной! А ты, — он указал рукой на боевика, который, все еще надеясь завести машину, колдовал над бортовым компьютером, — гаси всю эту иллюминацию! Спрячешься в гаражах, переждешь. Минут через десять после нашего отъезда эвакуируешь машину…

— Но как…

— Слушай меня! Как только мы уедем, машина сразу заведется, понял?! Не спрашивай почему! Заведется — и все! Если же нет… — главарь сплюнул, — уничтожаешь машину и уходишь. Тихо уходишь, оружие применять запрещаю. Ясно?!

— Так точно!

— <…>, где они там!!

Он снова выхватил из салона переговорник, выматерился в микрофон:

— <…>!!! Сколько я буду ждать?!

Рация зашипела, сквозь треск донеслись какие-то слова.

— Что?! Не слышу!

— …(шшшрш) мать… (шшрш) …ся!

— Ничего не слышу! Переключите канал! Ну, что у вас там?

Вместо ответа откуда-то из-за дальних гаражных рядов выскочил человек. Несмотря на камуфляж и заметную воинскую выправку, вид у него был несколько ошарашенный.

— Не заводится, командир! Аккумулятор в ноль!! Разрядился, собака! За каких-то пять минут разрядился! Не понимаю, как…

В ярости швырнув рацию об асфальт, главарь мотнул головой в сторону Андрея:

— Быстро!! Взять —и к ноль-третьему!

Андрея подхватили под локти и потащили к давешней ржавой пятерке с такой скоростью, что он едва успевал переставлять ноги.

— Быстрее! Шевелитесь, <…>!!

Боевик первым, подскочивший к «Жигулям», дернул ручку водительской двери, поскользнулся и, нелепо взмахнув рукой, завалился плечом прямо на полуоткрытую дверь.

— Цел? Не ранен? — главарь уже стоял рядом, настороженно обводя гаражный пятачок дулом пистолета. Со стороны действительно могло показаться, что незадачливого водителя достал невидимый снайпер.

Неестественно вывернутая правая рука боевика повисла плетью. Он попытался встать, неловко оперся на нее и вскрикнул от боли.

— Что с тобой?

— Рука, <…>! Ключицу сломал, похоже…

Пострадавшего мигом вздернули на ноги, увели куда-то в сторону от машины. Главарь повернулся к Андрею, процедил сквозь сжатые зубы:

— Ну, парень…

Первый шок от испуга прошел, теперь Андрей смотрел на своих похитителей даже с некоторым интересом: получится или не получится? Он пожал плечами.

— От меня ничего не зависит.

Главарь указал на другого боевика:

— Ты поведешь!

Тот вздрогнул, кивнул и нерешительно затоптался у машины.

— Быстрее! — рявкнул главарь. — Сколько нам здесь торчать? А ты, — пистолет снова уперся в грудь Андрею, — завязывай со своими фокусами, ублюдок!!

«А ведь он меня боится, боится до судорог! Единственный из всех. Интересно, что ему такого нарассказали?»

— Чем дольше ты будешь орать, скрежетать зубами и размахивать пушкой, тем меньше у тебя шансов вообще когда-либо отсюда уехать. Она не любит угроз и прямой опасности.

Главарь посмотрел на Андрея с ненавистью, но пистолет убрал.

— Ты меня еще пугать будешь! — все еще злобно, но уже на полтона ниже, рыкнул он. — Садись в машину! Сам! А если что — пеняй на себя! На крайний случай мы и усыпить можем. И не только тебя!

— Уверен? — спросил Андрей с насмешкой, но в машину все-таки полез. Хватит Удачу испытывать.

Да, его необычные похитители оказались не лыком шиты — все у них было предусмотрено и продублировано. Машина еще дважды глохла прямо посреди дороги, главарь ругался на Андрея, яростно колотил руками по торпеде.

— Давай, сволочь!! Заводись! Ну!!

«Пятерка» вздрагивала, мотор снова рычал — и машина неслась дальше, почти не обращая внимания на правила дорожного движения.

Главарь орал:

— Вперед!

— Красный же! — испуганно отвечал боевик за рулем.

— В <…> красный! Езжай, твою мать!!

После второго или третьего подобного диалога Андрей окончательно убедился, что главарю довольно много известно о том, кого он похитил. Про «Везунчика», Удачу и все такое прочее. Потому и приказывал вести машину в безумном темпе «гонок на выживание» — на сто процентов был уверен: Удача не даст Везунчику попасть в аварию.

Андрею почти не было страшно. Во-первых, судя по поведению главаря и его отношению к похищенному, его боятся, причем те, кто стоит за всем этим, боятся даже больше, иначе бы не смогли передать свой страх исполнителю. Во-вторых, ему очень хотелось на них посмотреть — любопытство взяло вверх над осторожностью: узнав о существовании Восьмой точки, о предстоящем усилении Везунчика, на свет решила показаться еще одна заинтересованная сторона. Кто? Любимый ужас Петра Дмитриевича — Моссад? МИ-6-ЦРУ-Штази-Гестапо… или все-таки нечто свое, российское, только из другого ведомства, с другими целями и задачами.

Ну и, конечно, Андрей верил в Удачу. Несмотря на то, что само похищение предотвратить не удалось, она вполне активно проявляла свою власть. Из чего можно было сделать вывод: предстоящая встреча вряд ли грозит лично ему чем-то серьезным.

Вот, кстати, и еще одно доказательство.

Только что победно ревевший на четвертой передаче двигатель неожиданно фыркнул, в очередной раз чихнул и смолк. Реакция у водителя была отменная — вывернув руль, он направил машину к обочине. «Пятерка» по инерции прокатилась еще метров двадцать и замерла.

Главарь снова метнул в Андрея ненавидящий взгляд, скрипнул зубами:

— Ну, <…>!! — повернулся к водителю. — Где мы? До третьего далеко?

— Километров семь.

— Сойдет. — Главарь вытащил мобильный телефон, одним касанием набрал заложенный в память номер и четко доложил: — Машина встала, <…>! Двигайтесь к нам! Да! Да, телефон не выключаю — пеленгуйте. Ждем…

Андрей подумал, что сейчас главарь выскажет ему пару ласковых слов, однако тот даже не обернулся, хотя желваки на скулах у него ходили размером с вишню. Он кивнул водителю на заднее сиденье:

— Головой отвечаешь! — открыл дверь и вылез из машины.

Андрей огляделся. С обеих сторон не очень широкого проезда высились грязно-серые бетонные заборы, за которыми угадывались фабричные корпуса и какие-то склады. С первого взгляда и не определишь, куда занесло — подобных промышленных пейзажей в Перово, Текстильщиках и Курьяново навалом и все похожи, как братья-близнецы. Недалеко от «пятерки» угадывалась за могучей спиной главаря автобусная остановка, но разглядеть название или хотя бы номера маршрутов Андрей не смог, — далеко.

Минут через десять к замершим у обочины «жигулям» подкатили две одинаковых «девятки». Из первой выскочил низенький, бурно жестикулирующий и живой, как ртуть, азиат: китаец, кореец или казах — не понятно, перемолвился парой слов с главарем и замахал руками еще активней.

Как оказалось — давал кому-то сигнал. Андрея жестко, но без грубостей, вытащили из салона, завязали глаза и, легонько подталкивая в спину, пересадили в одну из «девяток». Все произошло настолько быстро, что Андрей не успел ни оглядеться по сторонам, ни даже сказать хоть слово.

По бокам Андрея сели, сдавив его с двух сторон, боевики не самый маленьких пропорций — машина ощутимо просела. Чей-то голос сказал:

— Как заведетесь — двигайте по маршруту «семь». На связь не выходить. В случае захвата — отрываться. Поняли?

У говорившего оказалось вполне русское произношение, без единого намека на акцент. Видимо, говорил не «китаец», кто-то еще.

— Так точно!

— Выполняйте! — и добавил, судя по изменившейся громкости голоса, уже внутрь салона: — Поехали!

Все интересней становится! Андрей даже усмехнулся, несмотря на неудобную позу и некоторый дискомфорт из-за повязки на глазах. Судя по вполне армейской манере отдавать приказы, его похитители имеют отношение к военным спецподразделениям. Так кто же? ГРУ или Военная разведка?

В отличие от предыдущих машин «девятка» почему-то не глохла, а, наоборот, — без всяких помех неслась вперед, судя по ощущениям еще и с немалой скоростью. Какую-то часть пути машина промчалась вообще без остановок, распугивая водителей и милиционеров ревом спецсигналов. Потом монотонное шуршание шин и повторявшиеся с завидной периодичностью «вшш-ш-шххх» встречных машин, подсказало Андрею, что они уже проехали МКАД и выбрались на скоростное шоссе.

В салоне молчали — никто из похитителей не произнес ни слова, и даже не пошевелился, лишь раз на переднем сиденье характерным щелчком звякнула «Зиппо», потянуло сигаретным дымом. Если бы не тяжеленные туши по бокам, можно было подумать, что Андрей едет в машине один.

Примерно через полчаса ровный гул двигателя сменился форсированным ревом на низких передачах, машина несколько раз повернула куда-то в сторону от трассы. Дальше дорога ухудшилась — «девятка» долго петляла и тряслась на ухабах, пока снова не выскочила на ровную дорогу. Теперь шины звучали несколько по-другому: к тихому шелесту добавился отчетливо слышимый, характерный хруст. Скорее всего, машина выскочила на разбитую сельской техникой бетонку.

Наконец «девятка» остановилась. Хлопнули дверцы, с боков стало свободней — попутчики вылезли. Андрея тоже аккуратно потянули из машины, на затылок легла тяжелая рука, и невыразительный голос вежливо произнес:

— Осторожнее голову…

Потом его практически внесли вверх по лесенке в четыре ступени и повели по какому-то длинному переходу — видимо, пустому, потому что эхо шагов слышалось вполне отчетливо. Пол под ногами отдавал глухим «деревянным» стуком, из чего Андрей с некоторым облегчением заключил, что привезли его все-таки в чей-то дом, возможно особняк некоей «шишки», а не в подземный бункер, как он подумал поначалу.

— Здравствуйте, Андрей Игоревич! Очень рад наконец-то увидеть вас лично!

Крепкие руки сдернули с Андрея повязку, В отвыкшие от света глаза ударило яркое слепящее пятно большой напольной лампы. Андрей зажмурился, прикрыл глаза рукой.

Изображая ослепленного, он украдкой осмотрелся из-под ладони.

Его привели в весьма небольшую по размерам и на удивление скромно обставленную комнату. В дальнем углу, у зашторенных плотными гардинами окон стоял угловой диван с подушками-«думками», справа зиял темным оком камин, облицованный мрамором. На каминной полке красовались антикварные часы, несколько гжельских фигурок и декоративный бронзовый глобус. Центр комнаты занимали три глубоких кресла, журнальный столик на изящно выгнутых ножках, виднеющихся сквозь стеклянную столешницу. Композицию завершал вполне вписывающийся в обстановку натюрморт: на столе кроме вазы с фруктами (как показалось Андрею — искусственными, слишком уж неправдоподобно яркими и сочными они выглядели) и полупустого графина с парой стаканов, стоял ноутбук с подключенным сканером, а по бокам лежало несколько сотовых трубок. Вниз, под стол тянулся целый клубок проводов.

— Я столько слышал про вас!

Перед Андреем на расстоянии вытянутой руки стоял, опираясь локтем на спинку кресла, седой и грузный человек с обрюзгшим лицом, чем-то напоминающий Петра Дмитриевича. Чем-то неуловимым, потому что внешне он на полковника никак не походил.

Он стоял и улыбался, но в его улыбке чувствовалась какая-то настороженность.

— Кто вы? — глухо, словно бы пытаясь справиться с собой, спросил Андрей.

— Кто я — неважно. Если вам так нужно меня как-то называть, гм… пусть будет Седой. Важно — кто вы. Чтобы в нашей беседе не возникало лишних пауз, а у вас — лишних иллюзий, скажу сразу: мне все известно о свитках общества Девяти Неизвестных, операции «Везунчик», точках Удачи… обо всем.

Конечно, Андрей понимал, что не ему тягаться в словесных дуэлях и психологических ловушках с тертым, судя по всему, профи тайных войн. Но все-таки решил попытаться заставить собеседника раскрыть некоторые карты.

— Я потрясен вашей осведомленностью.

— Да? Не думаю. Впрочем, моя цель не в этом.

— В чем же?

— Ну, их достаточно много, чтобы наша беседа затянулась на какое-то время. Может, присядете?

Андрей кивнул в ответ на приглашение: благодарю, мол, шагнул в сторону и сел в дальнее кресло. Так, чтобы за спиной оказался камин, а не дверь или окна. Седой усмехнулся, сел напротив.

Два охранника, подпиравшие дверь, не шелохнулись. Несмотря на свой не очень внушительный вид, они производили впечатление грозных бойцов. Из породы тех, юрких и сверхбыстрых, которых на самом деле набирают в спецподразделения. Перекачанные, но малоподвижные культуристы а ля полтора Шварценеггера годны только для кассовых блокбастеров.

Несколько демонстративно смерив взглядом охрану, Андрей спросил:

— Есть ли среди ваших целей противодействие государственным органам?

— По-моему, вы задали не совсем тот вопрос, который хотели. Я прав? Скорее вы хотели спросить иное — есть ли у меня силы для такого противодействия? Не бойтесь, есть. Да это и не должно вас волновать. Мы отнюдь не собираемся похищать у хитроумного Петра Дмитриевича Радченко его любимую игрушку, запирать в глубокий, темный подвал и пытками заставлять работать на себя, как вам, наверное, подумалось.

— В данный момент мне подумалось, кто такие «мы»?

— Не суть важно. Некая группа людей, наделенных достаточной властью и силой.

— Достаточной для чего?

— Хотя бы для того, чтобы на какое-то время вывести вас из поля внимания дорогого полковника и доставить в это, — он обвел рукой комнату, — приятное местечко для разговора.

Андрей понял, что Седой не собирается представляться, да и называть имена тех, кто за ним стоит — тоже не намерен. Может быть, пока. Но в любом случае — скажет лишь тогда, когда посчитает нужным.

Он вел беседу весьма искусно, парируя выпады Андрея один за другим.

— Бросьте, Андрей. Ваш психологический портрет указывает на склонность к цинизму, а также на вполне здоровый фатализм и устойчивость в критических ситуациях. Не надо играть передо мной запуганного до полусмерти «маленького человека», который пытается хорохориться, гордо бросая в лицо тирану фразы, годные разве что для голливудских боевиков.

Короткими, точными фразами Седой обрисовал всю предысторию, завязку и последующие операции отдела «Везунчик» с того времени, как с ними стал сотрудничать Андрей. По некоторым вскользь брошенным намекам Андрей заключил, что его собеседник знает работу органов не понаслышке, а возможно и до сих пор работает в какой-нибудь «скрытой от посторонних глаз» структуре.

— Как видите, информации у нас достаточно. Возможно, я что-то упустил — но это не моя вина, просто слишком много данных, не так просто изложить их вам за пять минут. Впрочем, если что-то непонятно — спрашивайте.

Седой явно ждал, что Андрей задаст ему знаменитый «первый вопрос» шпиона: «что вам нужно от меня?» Но, прекрасно сознавая, на чьей стороне преимущество, Андрей не торопился проявлять свое любопытство. В делах разведок он, конечно, полный профан, но зато имеет среди друзей практикующего психотерапевта — Ромку. Час общения с ним влегкую заменяет трактат по психологии. И уж разнообразных приемчиков по искусству ведения беседы Андрей подцепил у него немало.

Молчание затянулось надолго. Андрей исподтишка поглядывал на Седого, все больше и больше убеждаясь, что того начинает поджимать время. Собеседник нервничал, бросал на Андрея подозрительные взгляды, то и дело отвлекался на экран ноутбука.

Минуты через три Седой не выдержал:

— Как я понимаю, вопросов у вас нет? Тогда перейдем к главному.

Видимо, цейтнот несколько изменил первоначальные планы, потому что Седой почти сразу перешел к сути. Андрей несколько приободрился — такая спешка может обозначать только то, что люди полковника уже вышли на след.

Седой говорил быстро, отрывисто, с нажимом. По общему тону можно было подумать, что он отдает приказы, но на самом деле он просто пытался убедить Андрея сотрудничать с другими силами, которые как раз он и представляет.

— Собственно для начала от вас требуется только согласие, Андрей. Потом мы установим с вами контакт, передадим инструкции. Нам не нужно, чтобы вы прямо так, сразу, решили работать на нас. Такая готовность менять покровителей кончается плачевно, если вы меня понимаете. Мы хотим, чтобы вы поняли: ваш дар уникален, уникален по-своему, но никто и никогда не сможет предвидеть всех последствий, если вы будете действовать по указке полковника.

Для начала Андрея просили не делать ничего. По мере сил саботировать программу полковника, тщательно отслеживая при этом все новые случаи проявления Удачи. И докладывать о них не только полковнику, а еще и новым хозяевам.

«Ну да, — вроде бы пустячок. Только иногда и недеяния бывает более чем достаточно».

— Полковник слишком торопится, Андрей Игоревич. У него нет ни опыта, ни конкретных наработок. Катукин — не в счет, это было давно, да и кроме того за его плечами было лишь семь точек. Надо минимум три-пять лет изучать ваш феномен, составить полную сводку всех необычных, странных, и явно измененных Удачей событий, и только потом можно хоть что-то решать. Обнаружив Восьмую точку — всесторонне исследовать ее, поднять архивы, посмотреть не было ли связано с ней каких-либо феноменов. Нет, наш дорогой Петр Дмитриевич лезет напролом. И не потому, что поджимает время… какую сказку он вам рассказал — про выборы, если не ошибаюсь? Так вот — это все чушь, не выдерживающая никакой критики. Неужели вам самому не приходила в голову такая мысль? Нет? Ни за что не поверю! И вы действительно думаете, что полковник спешит раскрутить вас до ближайших выборов? Ну-ну… Все намного проще, Андрей, намного — просто с каждым часом увеличивается вероятность, что вас вычислят другие, в том числе и настоящие силовики. И захотят переманить к себе. Тогда у Радченко почти не останется козырей.

— Вы хотите сказать, что полковник — НЕ настоящий? — недоверчиво улыбнулся Андрей. «Ну уж, загнул!»

— Нет-нет, вы неправильно меня поняли. Под словом «настоящие» я имел в виду тех сотрудников, которые действительно могут направить ваши способности на благо страны. Ваш Петр Дмитриевич к таковым не относится. Удивлены?

Андрей жестом показал: вот как!

— К сожалению, Андрей, работая на группу полковника Радченко, вы отнюдь не работаете на государство, как вам пытаются втолковать. Вы даже не работаете на благо ФСБ, если у вас возникала такая мысль — отбросьте ее. Лишь на отдельных людей. Вы просто-напросто станете оружием в их руках. И результат не может предсказать никто. Поэтому мы и решили с вами переговорить. Для начала. Дело приняло такой оборот, что мы больше не можем оставаться в стороне.

Настойчивые попытки Седого заставить Андрея усомнится в целях полковника, на деле все больше убеждали его в обратном.

«Конечно, Петр Дмитриевич многое скрывает, конечно, и сейчас это видно невооруженным глазом, грядущее президентство лишь ширма для каких-то менее глобальных, но значительно более действенных проектов. Например, ввести Андрея во власть, а потом, опираясь на Удачу, раскручивать какие-то сомнительные проекты с большими перспективами — да, вполне возможно. Или еще что-то. — На досуге Андрей частенько размышлял об этом. — А вот Седой доверия не вызывал совсем. Намеками на своих могущественных покровителей, на помощь сил неправительственного толка, на поддержку некоторых силовиков. Смысл? Если послушать его, получалось, что сейчас Андрей сотрудничает с группой не стесняющихся в средствах людей, которые озабочены лишь собственным благом. А что, собственно, поменяется, если он сменит „хозяина“. То же самое. Может быть в большем масштабе. Только методы у них поприземленнее — схватить, запугать, похитить… Стоит сравнить, как впервые приглашал Андрея на беседу полковник, и как эти… Но, безотносительно личности самого Седого и его покровителей, а что, если все действительно так? Для кого он, Андрей, мечется по Земле, усиливает свой дар? Или, скорей уж теперь, точно проклятие…»

— Скажу прямо, Андрей Игоревич, я далек от мысли угрожать, — заметил Седой в конце своей речи, — как вы успели понять, наша организация много знает про вас, поэтому я прекрасно понимаю, чем может окончиться давление на Везунчика лично для меня. Но… Видите ли, у нас есть некоторые наметки, как поступить, если вы откажетесь сотрудничать с нами.

Андрей, занятый собственными мыслями, вздрогнул, прислушался. Заметив движение собеседника, Седой одобрительно усмехнулся.

— Мне неприятно это говорить, но, боюсь, что тогда нам придется подумать о вашей ликвидации. В подразделении… назовем его, скажем «икс», которое работает на меня, найдется достаточно подготовленных людей, не имеющих представления, на кого им предстоит охотиться. Вы могли убедиться, что, несмотря на противодействие поддерживающей вас силы, они вполне способны довести порученную задачу до конца. Конечно, какая-то часть моих людей переломает ноги, попадется в лапы вашего друга полковника, подорвется на собственных минах, но… Большое «но», Андрей Игоревич — и я прошу вас задуматься над ним. Уверены ли вы, что Удача всегда защитит своего Везунчика? Полномасштабной охоты она может и не выдержать. Подумайте. И поверьте, мне будет очень неприятно отдавать приказ на уничтожение некоторых дорогих вам людей. И все это лишь для того, чтобы склонить вас к нужному решению. В дверь постучали.

— Да! — недовольно сказал Седой. — Кто там?

В комнату ворвался возбужденный человек в камуфле. На плече у него болтался «АКМС» и, как успел заметить Андрей, предохранитель у автомата был снят.

— Группа прикрытия вступила в огневой контакт!

— Где? — быстро спросил Седой.

— На западной дороге! Там целый штурмовой батальон! Седой вскочил, разом растеряв свою вальяжность, громко и неприлично выругался:

— <…>! На что вы годны, если Комитет вычислил вас в полчаса, <…>, как новичков!

— Мы все сделали по вашей схеме… — зло проговорил охранник. — Никто не виноват, что у них так четко поставлено…

— Ну да, конечно! Мы в дерьме по уши, зато никто не виноват! <…>! — заорал он в трансивер. — Приготовить машину к эвакуации!! Да! Прямо сейчас!

Глядя на разъяренного шефа, охранник долго мялся, но потом все-таки решился спросить:

— А нам что?

— Вам?! — Седой воззрился на него так, будто в первый раз увидел. — Вам держаться в доме до последнего!! Ясно? Продержаться хотя бы час вы сможете?! Пусть думают, что главная цель еще в доме! Приказ ясен?! Выполняйте!

— Есть имитировать наличие в доме главной цели! Но…

— Никаких «но»! Работайте! — Седой повернулся к парням у двери, указал на Андрея. — Тащите в гараж! Но только аккуратно! Чтоб не один волос с головы не упал! А если кто попытается помешать…

Он не успел еще договорить, а телохранители уже нависали над Андреем, уже подхватили его под мышки и потащили по коридору. Сюда уже доносилась автоматная пальба и далекий стрекот вертолета.

Охранники, отчаянно матерясь, волокли его к машине. Андрей почти не сопротивлялся. Странное ощущение, но он смотрел на всю эту беготню как бы со стороны. Перед Седым Андрей не мог позволить себе хотя бы на йоту отступить от уверенности в правоте полковника, а значит и своей, но по-честному его все-таки грыз изнутри червячок сомнения. А что, если Седой прав? Если полковник возит его по точкам, накручивая потенциал, чтобы потом сделать его Талисманом некоей группы людей? Вдруг все громкие слова о России, о помощи стране — все это пшик?

Сомнения не оставили Андрея и в тот момент, когда телохранители затолкнули его в огромный бронированный джип, когда Седой, рыкнув на водителя, сел слева и невесть откуда появившимся в руке «стечкиным» показал: вперед. Перед носом джипа медленно уползали в стороны створки гаражных ворот.

Стрельба приближалась.

Седой что-то кричал. Сначала Андрею, потом водителю, но пальба за спиной и рев проносящихся над домом вертолетов глушили все звуки. Машина дернулась, так и не дождавшись, пока ворота откроются до конца, рванулась вперед. Сильный удар с правого борта как бумажное смял крыло, машина пошла юзом, но водитель все-таки смог справиться с управлением, и джип как будто выстрелил из длинной аппарели подземного гаража. Удача не вмешивалась.

Андрей сидел неподвижно, почти не обращая внимания на все, что происходило вокруг. Как-то неожиданно ясно и четко он ощутил, что является лишь пешкой в игре Больших парней. Что вот такие Седые и полковники будут и дальше, не считаясь с потерями, жертвами и тратами драться за него, похищать друг у друга. Будь проклят навеки этот ненавистный дар!

И тут Андрею пришла отчаянная мысль: «Почему бы не проверить: что же все-таки хочет Удача и чего стоит он сам. Будет ли она удерживать его от опасного поступка? Если да — значит, сама Удача важнее Андрея, его переживаний, проблем, его борьбы с собой. Ей, по большому счету, все равно, кто является ее носителем, лишь бы выполнял, что от него хотят. А если — нет…

Если нет, то конечное решение все-таки принимает он сам и тогда есть еще надежда».

Машина с бешеной скоростью мчалась по проселку, по бокам мелькали деревья. Вот остался позади покосившийся указатель: «р. Пахра».

План действий высветился в голове Андрей в одно мгновение, и уже не было времени разбираться, сам ли он додумался до него или кто-то подсказал…

Андрей собрал в кулак все силы, приготовился.

Как только джип влетел на небольшой мостик, Андрей резко саданул локтем в бок сидящего слева Седого. Тот захрипел, попытался что-то сказать, но Андрей, больше не обращая на него внимания, перегнулся через сиденье и выкрутил руль из рук водителя.

Молодой, сильный парень от неожиданности выпустил баранку, испуганно заорал, а когда попытался отцепить мертвую хватку Андрея, было уже поздно.

— Н-не-еет!!

Что-то больно уперлось под ребро, наверное, спинка переднего сиденья, но Андрей уже не обращал внимания. Он до упора вывернул руль влево, с визгом тормозов — успел-таки нажать, гад! — машина развернулась почти на полном ходу и врезалась в поручни моста.

— <…>!!

Тяжеленный джип, даже не заметив преграды, проломил хлипкое ограждение мостика и, на мгновение замерев над водой, полетел вниз. Андрея отбросило вправо, к двери, которая неожиданно поддалась под ударом человеческого тела. Щелкнув вывороченным замком, дверь распахнулась, и Андрей вывалился из машины прямо в затхлую, поросшую ряской и тиной воду. Рядом с грохотом рухнул джип, обдав все вокруг кучей брызг, и мгновенно скрылся под водой. На поверхность всплыл воздушный пузырь, гулко лопнул, эхом отразившись от высокого берега.

Андрей минут пять ждал, что кто-нибудь вынырнет. Никто не появился.

Едва живой от пережитого страха, от боли в ушибленном плече, Андрей лег на спину, и поплыл к берегу. Уткнувшись затылком в глинистый скат, он некоторое время не понимал, где он и что с ним, продолжая работать ногами, наконец, сообразил, медленно перевернулся, и, опираясь на берег здоровой рукой, выполз на траву.

С дороги до него донесся визг тормозов. Хлопнуло разом несколько дверей, кто-то выкрикнул:

— Стоять! Не двигаться! Руки!

И вниз по откосу посыпались вооруженные парни в камуфляже. Молодцеватую, подтянутую фигуру Петра Дмитриевича Андрей заметил сразу. Полковник подбежал одним из первых, поднял Андрея, хлопнул его по плечу:

— Я смотрю, вы и сами управились, а?

Он обернулся к своим, указал рукой на реку, потом спросил у Андрея:

— Это вы их туда?.. Кто-нибудь успел выскочить? С трудом подбирая слова, Андрей ответил:

— Я вам потом все расскажу… Петр Дмитриевич… можно мне сейчас домой…

— Конечно, конечно, какие вопросы! Вы же у нас теперь герой!

Андрей растерянно улыбнулся, стараясь не смотреть на реку, куда уже рванулись человек пять спецназовцев.

А из головы все не шли слова Седого.

«Может быть, стоит оставить дар для себя? Послать к чертовой матери всех полковников и попытаться действовать самостоятельно?»

Героя доставили домой, где его уже ждали перепуганные девчонки. Андрей не стал ничего объяснять, попросил поставить какой-нибудь мультик «повеселее» и посмотреть вместе с ним. Сил не было не на что, даже на мысли, надо просто отвлечься.

Ведь сегодня он убил трех человек.

А вечером позвонил Петр Дмитриевич и несколько растерянным голосом рассказал, что джип уже выловили из реки, нашли и всех троих — водителя, телохранителя и Седого.

— Удивительное дело, Андрей. У первых двух почему-то заклинило дверцы, и они не смогли выбраться, а Седой при ударе о воду, скорее всего, стукнулся затылком о стекло и потерял сознание. Так и утонул. В руках у него нашли пистолет с патроном в стволе. «Стечкин» в режиме одиночной стрельбы. Но это не самое интересное, самое интересное выяснилось, когда отчитался оружейный эксперт. Он только что звонил мне — на донышке гильзы обнаружено пять следов от бойка. Пять осечек подряд…

Андрей живо припомнил, как в тот момент, когда он вырывал у водителя руль, что-то больно уперлось ему в бок. «Выходит, то было не сиденье».

Андрей аккуратно нажал на «отбой», внешне спокойно, как будто ничего не случилось, положил трубку на базу. «Пожалуй, девчонкам ничего говорить не стоит — зачем им лишние переживания? Пусть лучше ничего не знают».

— Юль, Анют, я чего-то устал сегодня. Совсем забегался с новой работой. Пойду посплю чуток, а вы досматривайте без меня — завтра расскажете. Спокойной ночи.

Девчонки ответили хором:

— Спокойной ночи!

— Конечно, спи. Мы тебя завтра попозже разбудим, — добавила Анюта.

В дверях Андрей обернулся, хотел сказать что-нибудь ласковое и веселое, объяснить подругам, как они ему дороги, но неожиданно натолкнулся на Юлькин взгляд и потерял дар речи.

Она смотрела на него с пониманием и жалостью, словно бы говоря: «все мы знаем…»

Это продолжалось всего мгновение, потом, видимо, поняв свою оплошность, Юлька спрятала глаза, старательно делая вид, что увлечена мультфильмом.

Андрей вышел из комнаты, так ничего и не сказав.

И вот еще, что странно — дурное «августовское» предчувствие не исчезло, оно словно бы заснуло, свернувшись калачиком, на какое-то время. Оно ждало своего часа.

Часть четвертая

ТОЧКА ФОКУСА

Если вам удалось поймать слона за задние ноги, а он пытается вырваться, лучше его отпустить.

Авраам Линкольн

1

Слава Богу, «синенькая» осталась на месте. Фээсбэшная наружка сработала четко — уже через десять минут после похищения во дворе было не протолкнуться от спецназовцев. Если люди Седого и хотели отогнать машину, чтобы направить погоню по ложному следу, они просто не успели этого сделать.

Задержали и незадачливого водителя «Ландкруизера». Когда решительные парни в масках блокировали дворик, он все еще пытался завести мотор джипа, потому и увидел погоню слишком поздно. Пытался бежать, но штурмовая группа уже перекрыла все выходы. Как раз благодаря выжатой из водителя информации, спецназовцы смогли так быстро вычислить особняк Седого.

Рано утром, по просьбе Андрея, «синенькую» перегнал к дому один из сотрудников Петра Дмитриевича. Пока девчонки спали, Андрей спустился вниз, забрать подарки.

Нервы после вчерашнего не совсем пришли в норму, и он все еще шарахался от каждой тени. Первой у подъезда попалась дворовая собака. Она неожиданно выскочила из подвального лаза, обнюхала штанину и, убедившись, что здесь ей ничего не светит, не подкинут объедков и даже не погладят — убежала.

Андрей минут пять стоял, прислонившись к косяку, стараясь успокоить бешено скачущее сердце.

Ежеминутно оглядываясь, он кое-как доковылял до машины. С трудом открыл дверь — плечо еще болело — и только потом облился холодным потом. «А что если бомба?.. Впрочем, от бомбы Удача, скорее всего, защитит. Не сработает взрыватель или что-нибудь в этом роде. А если каждый раз, садясь в машину, думать только о бомбе, то есть все шансы надолго загреметь в соответствующее учреждение с мягкими стенами и решетками на окнах».

Андрей достал с заднего сиденья подарки, захлопнул дверь, поставил машину на сигнализацию. Еще раз оглядел пустынный двор — никого. Не высовывается из ближайшей подворотни подозрительный бампер, не поблескивает оптика на крыше трансформаторной будки…

«Тогда, во дворике у Большого Сергиевского тоже никого не было. Разогнали всех, чтобы легче брать?

Тьфу, черт! Маразм какой! Парень, держи свою крышу в узде!!

Лето сейчас, понимаешь? Лето! Все на дачах, Кипрах и прочих Краснодарах. Это позже, к обеду, на стоянке перед подъездами машин будет море. Сегодня же тридцать первое августа — последний день перед школой, родители пораньше привезут своих отпрысков с затянувшихся дачных каникул, чтобы успеть отмыть, причесать, надраить до блеска перед грядущим Днем знаний».

Андрей поднялся в квартиру, припрятал подарки и ушел к себе. Часа через два проснулась Анюта, постучалась, заглянула к нему в комнату — звать завтракать, наверное, но он сделал вид, что спит. И до вечера из комнаты не выходил. Не хотелось. Раза три звонил полковник, неожиданно объявился Егор. Протараторил что-то веселое, с ходу обвиняя Андрея в невыполнении обещаний:

— …нет, ты скажи, клялся с новой подругой познакомить?! Клялся, нет?

По вялым ответным репликам Егор быстренько сообразил: что-то не так.

— Старик, у тебя ничего не случилось? Квелый ты какой-то. Может, собрать экстренную спасательную команду, приехать и… провести сеанс реабилитации настроения? Заодно и с подругой познакомишь.

— Их две.

— Что — две?

— Подруги.

— Э-э… — на долю секунды Егор потерял дар речи. После чего задал гениальный вопрос: — Сразу?

— Нет, — ответил Андрей совершенно искренне. — По частям. А скажешь «по очереди» — укушу.

— Нет-нет, что ты! Я ничего такого не…

— Вот и хорошо. Спасибо, Егорка, за помощь, но мне сейчас лучше одному.

— Хочешь, как мировой капитализм — загнивать в собственном соку? Уверен?

— Да. Я тебе потом позвоню, ладно? Завтра. Или послезавтра… В общем, позвоню.

Хороший парень Егор, только отделаться от него сложно. Привык свою клиентуру на жилплощадь разводить, теперь по-другому строить беседу не умеет. Как компьютер, который, прежде чем стереть абсолютно не нужный файл, сто раз переспросит: «вы уверены?», «выполнить операцию?». При всем при том нужные программы он, гад, стирает быстро, молча и, что самое обидное, — безвозвратно.

Девчонки за Андрея переживали не меньше, вечером попытались вытащить его прогуляться. В принципе, он был не против, но, представив, как начнет шарахаться от каждой въезжающей во двор машины, от каждого шороха в кустах, отказался. И Юле с Анютой запретил, применив безотказный аргумент:

— Вам так тяжело выполнить мою личную просьбу? Конечно, девчонки никуда не пошли.

Утром подруги ускакали в Академию, на первый учебный день, а Андрей так и пролежал без движения до их прихода, уткнувшись лицом в подушку.

Он очень беспокоился за девчонок. Несколько раз порывался позвонить Петру Дмитриевичу, хотел попросить полковника выделить Юле с Анютой охрану, но все-таки передумал. Фээсбэшники уже не раз давали понять, что подруги находятся под плотным наблюдением, так что лучше не будет, а вот подслушать разговор и ударить в уязвимое место очередной претендент на Везунчика вполне может.

В любой момент, даже прямо сейчас, может звякнуть телефон и жесткий, не терпящий возражения голос скажет:

— Твои бабы у нас. Делай все, что тебе говорят, и с ними ничего не случится.

Конечно, еще есть тот, «египетский» сотовик, вроде бы защищенный от прослушивания, но может ли он быть уверенным, что в техслужбе нет купленных на корню людей? Во время разговора Седой проявлял изрядную осведомленность о группе полковника и всей операции «Везунчик». Откуда у него такая точная информация?

«Пусть Седой больше не живет, — при этой мысли Андрея передернуло, — но люди, стоящие за ним остались. Их желания и цели не изменились. За ним, Везунчиком, уже началась охота, как за каким-то секретным проектом, образцом нового оружия. И в ней нет недозволенных приемов. Его уже запугивали, что если он будет артачиться, с девчонками случится неприятность. Как там недоброй памяти главарь выразился? „И на похоронить ничего не останется?“

В первый раз — не удалось, люди Петра Дмитриевича оказались лучше подготовлены, чем о них думали. Но что будет, когда та, другая сила усвоит полученный урок? Теперь она знает, чего ожидать, и будет планировать операцию с учетом ошибок».

Подруги вернулись около четырех, когда Андрей весь извелся. Звонок в дверь немного привел его в чувство. Теплая, радостная волна слегка приободрила, когда на вопрос «кто там?», за дверью бойко ответили:

—Мы! Юлька вошла первой, спросила:

— Две усталые, измученные студентки приползают домой, чуть ли не на карачках, а тебе в глазок лень посмотреть?

— А у меня глаза в кучку, — в полном противоречии с мрачным видом и усталым голосом попытался пошутить в ответ Андрей, но получилось настолько натужно, что в прихожей повисло неловкое молчание.

— Я что-то не так сказала? — осторожно спросила Юлька. — Извини.

— Нет-нет, Юль, все в порядке, просто я немного устал. Девушки озадачено переглянулись. В смысле? Когда это

Андрей мог устать, если сегодня весь день дома просидел?

— Но это детали! А сейчас… — театральным жестом он достал из-за шкафа подарки. — Сюрприз! За взятие штурмом первого учебного дня награждаются… Юля и Анюта!

— Вау! — Юлька обняла Андрея за шею, поднялась на цыпочки и чмокнула в щеку.

— Спасибо, — искренне поддержала подругу Анюта, заглянув в свою коробочку. — Ты нас совсем задарил! Мы тебя не разорим?

— Здоровско! — Юлька уже примеряла фенечку на запястье. — Андрей, ты супер!

— Чем же я такой супер? Только тем, что подарки дарю?

— Не только, — ответила Юлька неожиданно серьезно. — Ты вообще очень хороший. Но, знаешь, так приятно, когда о тебе заботятся, дарят что-то, самую простую вещичку, цветок… это… ну, здорово! Здорово, что ты ни разу еще не забыл, когда у нас праздник или какой-нибудь важный день. К нам никто и никогда так внимательно не относился. Скажи, Ань?

— Да, — подтвердила Анюта. — Понимаешь… мы долго думали о том, что ты нам рассказал… ну… что надо быть всегда рядом… Ты прав. Вот если бы сегодня нас не ждал ты, мы бы совсем не радовались первому дню в Академии.

— Мой бывший парень, — Юля надула губки, — по крайней мере, он себя таковым считал, за все время даже цветочка не подарил.

Андрей притворно поковырял ногой пол:

— Девчонки, вы меня совсем засмущали! Пойдемте лучше обедать.

Девчонки хвастались новенькими студенческими билетами, зачетками, вывалили на стол целый ворох учебных пособий, с боем добытых у неприступной библиотекарши. Андрей рассеяно слушал их щебет, кивал в нужных местах, но думал совсем о другом.

Сославшись на усталость, он опять ушел спать рано, чуть ли не в десять. Юля и Анюта проводили его недоуменными взглядами.

«Надо будет сказать полковнику: если мы все-таки поедем в Гренландию, пусть приставит к девчонкам настоящую охрану, а не просто наружное наблюдение, — подумал Андрей, находясь уже на грани сна. — Если в мое отсутствие с ними что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу!»

«Малыш»рванул прямо над головой…

Еще за миг до вспышки он видел инверсионный след «Энолы», уходящей на полной скорости прочь от обреченного города, и через миг все исчезло в слепящем свете. В нем растворились маленькие аккуратные домики, утопающие в зелени, дымящие трубы завода на северной окраине; бухта с цветными мазками парусов, лагерь военнопленных…

Свет обтекал его, подобно кипящей воде, смешанной с паром. Затем последовал тяжелый удар, тело на мгновение сдавило со всех сторон, и он увидел, как от ног побежала по земле волна, будто от брошенного в воду камня. Свет летел впереди волны, напоминая острый копейный наконечник, и то, что не превратилось в пепел, разлеталось под мощью динамического удара.

Миги вспыхнула одежда на застывших в движении людях, спала с костей испепеленная плоть, и тут же рассыпался костной пылью скелет, перемешиваясь с песком, паром, раскаленной глиной…

Люди исчезали, чтобы через миг проявиться на стенах домов, как на негативе.

В наступившей оглушительной тишине ниоткуда возник шепот. Зародившись на пределе слуха, он рос, вбирая в себя шелест пепла, шипение остывающих стен:

— Это он! Он единственный, кто остался житьзначит, это он принес смерть! Почему? За что?Тени на стенах указывали на него, вызывая желание съежиться, спрятаться, исчезнуть, зарывшись в землю. Но земля превратилась в стекло, и спасения не было.

— Нет… нет, я ни причем! Я просто… просто не могу погибнуть, явечен… Потому, что Она защищает меня. Моя Удача.

— Но ты мог предупредить.

— Я не мог, я не знал.

Шепот мертвых царапал, скреб, скрежетал, раздирая барабанные перепонки, рвал остатки сознания и, наконец, взорвался пронзительным звоном, скрутившим его, как мокрую тряпку… Капли крови падали, просачиваясь сквозь кожу, он слышал хруст ломающихся костей, и даже когда глаза лопнули и вытекли, продолжал видеть свое бьющееся переломанное тело…

И тогда он закричал из последних сил, надеясь, что звук собственного голоса придаст сил. Закричал, но услышал только сдавленный хрип. Выдохнув, он закричал снова, заревел, замычал и рванулся из кошмара, как тонущий рвется к воздуху, к свету, к жизни…

Андрей сидел на полу, возле развороченной постели. На прикроватной тумбочке надрывался телефон. В окно светило не по-осеннему яркое солнце, ветер шевелил тюлевые занавески, со двора доносился обычный шум: смех, лай собак, крики детей, где-то за домом гудели автомобили.

Тело ломило, будто по нему колотили палками, по лицу бежал противный холодный пот. Ловя воздух пересохшими губами, Андрей ухватил смятую простыню и вытер лицо.

— Что вы все сделали со мной, — пробормотал он, с ненавистью глядя на телефон,:— что вы сделали, гады…

Дотянувшись до стола, он нащупал курево, зажигалку, сбросил их на пол. Каждое движение давалось с трудом, словно Андрей передвигался в какой-то жидкой, вяжущей среде. Прыгающими пальцами достал из пачки сигарету, крепко закусил фильтр, поднес огонек. Вкус сигареты оказался гнилостным, будто бы она пропиталась за ночь какими-то нечистотами.

Как портянку выкурил.

— Ничего, — успокоил себя Андрей, — это только с утра так.

Он затянулся поглубже, с облегчением чувствуя, как никотин успокаивает нервы, возвращает к действительности. Странное дело: табак — яд и наркотик, хоть и слабый, но когда надо — позволяет сосредоточиться, когда надо — расслабляет. Привычка, просто привычка.

Андрей посмотрел на часы — уже три. «Девчонки давно в своей Академии, через час должны вернутся. Это хорошо — есть время привести себя в порядок».

Придерживаясь за спинку кровати, Андрей поднялся на ноги, бросил окурок в форточку и поплелся на кухню. На пороге он оглянулся на продолжающий надрываться телефон.

«А пошли вы все!»

Дверь в комнату девчонок была прикрыта, он постоял, подумал, взялся было за ручку…

«Нет, не пойду. Нехорошо это».

Кухня сияла чистотой, тарелки ровненько стояли в сушке, на столе в пластмассовой вазочке распушились три хризантемы. С удовольствием ощущая под ногами вымытый линолеум, Андрей прошел к холодильнику. Так, что тут у нас? В морозильнике две коробки с пиццей — девчонки никак не наедятся экзотики, пельмени «Натуральные из мяса молодых бычков», котлеты «Сочные». Неплохо. На полках примостились пластиковые баночки с салатами, масло, несколько пакетов с соком.

Есть не хотелось, и Андрей, налив стакан сока, присел на табуретку и снова закурил. На этот раз вкус «Верблюда» был то, что надо: в меру крепкий и ароматный. Андрей поставил на плиту чайник, достал из шкафчика «Амбассадор». С неделю назад ему удалось, наконец, разыскать этот редкий для Москвы, но — что уж поделать! — любимый сорт. Хорошо, хоть девчонки к кофе относятся спокойно. Вот и ладненько: ему больше достанется.

Заварив кофе покрепче, Андрей стал прихлебывать бодрящую горечь, дополняя каждый глоток глубокой затяжкой.

После кофе он почувствовал себя значительно бодрее, провел ладонью по щеке. Трехдневная щетина царапала кожу, как наждачная бумага.

«Не мешало бы побриться… После душа».

Вода бежала по телу, смывая пот, унося следы ночного кошмара, стучала крохотными пальцами капель, прогоняя остатки сна. Несколько раз сменив воду с горячей на холодную, Андрей выключил душ, крепко растерся полотенцем и взглянул в зеркало. На него смотрела бледная небритая физиономия с красными припухшими глазами. Он подмигнул отражению, скорчил сам себе ответную гримасу.

«Ну, ты себя довел, парень. Пора выходить из штопора».

Выдавив гель для бритья на ладонь, он намылил лицо и взял бритву. Она была старая и драла щетину немилосердно, но это было даже кстати — Андрей всерьез обозлился на себя. Уже третий день он не выходил из дома, поддавшись депрессии, опустил руки. «Сколько можно мучить себя одним и тем же вопросом? Надо принимать решение. Петр Дмитриевич ждет, ждет Гренландия… все ждут.

Пора.

— Эй, проснись! Ответ есть, он давно известен, только ты никак не можешь самому себе признаться, что он единственный!»

Будто наказывая себя за слабость, Андрей ожесточенно скреб подбородок. Он смыл мыло, вытерся и, плеснув на ладонь лосьон, растер лицо, шипя и покряхтывая от боли.

— Ну, вот, другое дело, — сказал он, с уважением посмотрев на свое отражение. — Хоть на человека стал похож.

Хлопнула входная дверь, послышались приглушенные голоса.

— Тихо ты, а вдруг он еще спит?

— Да ладно, сколько спать можно. Он залег там, как медведь в берлогу, мучает сам себя. Анька! Неужели тебе его не жалко?! Надо спасать!

Андрей усмехнулся и вышел в коридор.

— Кого тут спасать надо? — нарочито грозно спросил он.

Анюта выпрямилась, закрывая собой Юльку.

— Ой, а мы думали, ты еще спишь. Тоже сюрприз тебе приготовили, — она шагнула в сторону и вскинула ладошку, указывая на подругу, — вуаля!

Андрей приподнял бровь. Юлька гордо вскинула голову и повернулась на месте, давая ему возможность оценить новую прическу: черные короткие волосы торчали в разные стороны, будто иголки у дикобраза, такие же пестрые и переливающиеся.

— Что сказать надо? — спросила Юлька, подбоченясь.

— М-м…Ой?

— Не «м-м», и не «ой», а вау!!!

— Этого я никогда не скажу, — категорически возразил Андрей, — в крайнем случае «е-мое»!

— Боже, как беден твой словарный запас, — явно подражая кому-то, воскликнула Юлька. Скорее всего, так часто говорил ей отец. — А ведь с виду такой интеллигентный!

— Хватит трепаться, — оборвала ее Анюта. — Честно, Андрей, — тебе, правда, не понравилось? А мы хотели тебя развеселить.

— Это вам удалось.

— Ура! Отлично, тогда — пир горой! Мы тут купили торт, будем гулять и веселится!

— А повод?

— Ну… нас с последней лекции отпустили!

— А это повод?

— Ха, был бы повод, мы бы чего покрепче купили, — сказала Юлька.

— Все, хватит, — прервала Анюта развеселившуюся подружку, передавая Андрею пакеты, — держи. Тут овощи и торт, неси на кухню.

Андрей обреченно подчинился. Пусть уж покомандуют!

Он послушно отнес продукты, вывалил в мойку огурцы, помидоры и красный болгарский перец, убрал торт в холодильник. Девчонки скрылись в своей комнате, откуда сразу же грянула дико современная музыка.

— Бардак! — усмехнулся Андрей и стал мыть овощи. Он уже почистил лук и порезал огурцы для салата, когда музыка заиграла громче — видно, девчонки открыли дверь. Анюта переоделась в старые джинсы, которые так шли ей, подвязала волосы в хвост. Юлька, как обычно, влезла в шорты и блузку с короткими рукавами.

— Посиди, отдохни, — перекрикивая музыку, сказала Анюта, — салат я буду резать!

— Да я вроде не устал.

— Все равно. Я дома всегда салат сама делала. Пальчики оближешь, язык проглотишь.

Андрей присел на табуретку, любуясь ее ловкими, точными движениями. Анюта поставила на плиту сковородку, бросила кусок масла и принялась резать овощи. Юлька потрогала стоящие дыбом волосы, — и скорчила рожицу.

— Ну и как, смывать, что ли?

— Тебе виднее, — напрягая голос, сказа Андрей, — но я бы с такой головой на улицу не вышел. Только музыку приглуши.

— Тогда я ее под душем не услышу, — возразила Юлька и скрылась в ванной.

Анюта, покачав головой, отложила нож, сходила, убавила громкость.

Масло на сковородке заскворчало. Андрей с удовольствием наблюдал, как Анюта умело и ловко нарезала тонкими ломтиками помидор, переворачивала котлеты, покрывшиеся золотистой корочкой.

«Интересно, — подумал Андрей, — а если бы мы сейчас жили с Маринкой, она бы готовила? Ну, хоть что-то? Те же котлеты, салат, суп какой-нибудь. Вряд ли. Большой город портит людей, тут и доказывать нечего. Девчонки смолоду гоняются за карьерой или за деньгами, откладывают семью „на потом“, а „потом“ уже все, к плите их не загонишь. Хотя… слышала бы меня сейчас какая-нибудь феминистка! С ходу бы обвинила в мужском шовинизме! Вы, мол, самовлюбленные павианы, женщину нигде и представить себе не можете, кроме как в постели, у плиты или стиральной машины! А ведь у нее тоже есть душа, внутренний мир, мечты и устремления! Понимаешь? Да куда тебе, убогому самцу!»

Анюта расставила тарелки, нарезала хлеб, заправила маслом салат и, включив чайник, присела на табуретку.

— Ну, ты как? Мы уж не знали, что и делать-то. Ты сидишь у себя третий день подряд, хорошо, хоть иногда появляешься. Ничего не говоришь, не объясняешь… Неприятности?

— Есть немного…

— Это как-то связано с твоим даром, да? Про который ты нам рассказывал. Это твоя Удача, да?

— Давай, не будем портить настроение, — попросил Андрей.

— Извини, — Анюта слегка коснулась его руки. — Я не хотела. Просто мы… ну, понимаешь… думали как-то помочь… Конечно, помощи от нас немного, но если что…

— Хорошо, договорились, — Андрей улыбнулся. — К вам первым обращусь. Спасибо, Ань. Вы мне и так помогаете.

— Чем это? Тем, что котлеты жарим?

Андрей посмотрел ей прямо в глаза. Как он и ожидал, Анюта смутилась, покраснела.

— Тем, что вы есть. А глюки эти… Просто мне надо было кое-что понять и переварить.

— Юлька, — крикнула Анюта, — заканчивай полоскаться уже, обед давно готов.

В ванной что-то загремело, взвизгнула Юлька. Андрей переменился в лице, вскочил на ноги, чуть не уронив стул. Анюта метнулась к ванной, распахнула дверь.

— Что случилось?

— Что, что… поскользнулась, а тут еще полка эта… Андрей ощутил, как замершее в предчувствии несчастья сердце бухнуло в ребра и застучало, постепенно входя в нормальный ритм. Анюта обозвала Юльку бегемотом, захлопнула дверь и вернулась на кухню.

Андрей поднял стул и снова уселся, качая головой.

— Девки, вы меня уморите.

Анюта сняла с плиты сковороду, разложила по тарелкам котлеты — две Андрею, по одной себе и Юльке.

— Салат сам клади. Юлька, ты скоро? — крикнула она.

— Вот оная!

Завернутая в банное полотенце, появилась Юлька. Волосы у нее были мокрые, на пушистый ворс полотенца стекала вода. Нимало не смущаясь, она уселась на стул, подложив под себя ногу. Полотенце чуть задралось, открывая красивые коленки. На правой лодыжке Андрей приметил маленькую родинку.

— Ой, как все вкусно! — не обращая внимания на воцарившееся молчание, воскликнула Юлька.

Анюта покосилась на уткнувшегося в тарелку Андрея, вздохнула. Ох уж мне эта Юлька, мол!

Андрей, сосредоточенно хрустел огурцами, макая кусок котлеты в кетчупг молчал.

«Играет она, или действительно такая взбалмошная? Впрочем, Анюта тоже чересчур хозяйственная для своих лет», — подумал он.

— Ой, а ты знаешь, у нас сегодня объясняли про специализацию. Чтоб мы выбрали себе предмет. Ну, полный отпад! Сначала Евгений Амвросович начал нам про официантов, мэтро… дотелей и прочую ерунду грузить. Это говорит, очень важно, чтобы клиент…

Вкус сока оказался выше всяких похвал, котлеты — вполне нормальными для полуфабриката, а салат — просто объеденье. Андрей долил бокал и, откинувшись на спинку стула, закурил.

— …и гонит, и гонит! Для званных ужинов — одни предметы, для свадьбы другие, а на приеме с иностранцами — третьи. А я чувствую, у меня уже крыша едет — это ж сколько запомнить всего! А потом тетя заявилась. Вся из себя крутая, тут у нее рюшечки, — Юлька показала, где были рюшечки, — тут брошечка, а самой лет сорок — старуха старухой и зубы золотые. Да еще при разговоре слюной плюется. Вы, говорит, у меня полюбите бухгалтерию! Все, как одна! И как начнет вкручивать про цифирки всякие, крестики-нолики. Сдадите, бубнит, «1С» и «Парус», а там «Бухгалтерия», «Зарплата и кадры» и до кучи «Товары и склад». Это ж конец света! Вон, Анька тащится, а я вся на измене сижу — сколько придется учить!

— Это на какой измене ты сидишь? — уточнил Андрей.

— В смысле, боится она этого, — перевела Анюта.

— А-а…

— Родной язык не знаешь, — упрекнула Юлька. — Бывает… У меня, например, с математикой проблемы, уж лучше я ложки-вилки подавать стану. А эта тетка аж трясется вся: мол, вы поймете, какой это кайф — сдать нормальный годовой баланс, разобраться с заморочками, а когда все сойдется копеечка в копеечку, тут вас и торкнет. И прям плющит ее: глаза сияют, пальцы шевелятся, будто на счетах щелкает…

— Ну, что ты несешь, — не выдержала Анюта, — нормальная женщина, любит свое дело, следит за собой: косметики в меру и фигура хорошая …

— У кого, — Юлька аж подпрыгнула, — у этой?..

— Все, хорош, — Андрей загасил сигарету, — я все понял, вам там понравилось, и вы с охотой и любовью будете прогрызать гранит науки о вилках и зарплате, и станете 1С-профессионалами по званным свадьбам с иностранцами.

Юлька вытаращила на него глаза, прыснула в ладошку, Анюта тоже рассмеялась, блеснув белыми зубками.

— Так, — сказал Андрей, — поели, может, пора кофе с тортиком? Побалуемся? Прикольно будет. Я правильно сказал, Юль?

Юлька важно кивнула.

— Правильно, делаешь успехи. Ань, раз уж ты готовила, я посуду помою.

Она собрала со стола и, пока Андрей резал «Птичье молоко», вымыла посуду. Анюта расставила чашки.

— Всем кофе? — спросила она.

— Угу, всем, — ответила за всех Юлька.

Она вытерла мокрые тарелки, потянулась к мойке, и тут полотенце развязалось и скользнуло вниз.

— Ох, — Юлька подхватила его на бедрах, быстро, будто проверяя произведенный эффект, оглянулась на Андрея и снова закуталась в махровую ткань.

Анюта, разливавшая по чашкам кипяток, ничего не заметила.

Как ни в чем не бывало, Юлька присела к столу, поводила пальцем над «Птичьим молоком», выбирая кусок потолще.

— Я могу одна такой торт съесть, — заявила она.

— Перетопчешься, — обрезала Анюта.

— Як сладкому спокойно отношусь, — заметил Андрей, — ешьте сами.

— Еще чего! Я выбирала, старалась, — возмутилась Анюта, — несла, понимаешь, домой, а он — «я спокойно отношусь»! Давай-ка, не стесняйся. Юлька уже по дороге этот торт чуть не уполовинила.

Она положила на блюдце два куска и придвинула Андрею.

Кофе был крепкий, торт вкусный. Андрей прихлебывал из чашки, механически кромсал ложкой торт, а перед глазами снова и снова мелькало спадающее полотенце, стройная полуобнаженная девичья фигурка, тонкая талия с плавным изгибом…

«Какая же Юлька красивая! И Анюта… Черт возьми, да! И она тоже!

Бог мой, и он еще думал, кому отдать свой дар? Вот и ответ.

Не какому-нибудь там Большому Брату с личной армией и большими амбициями, не всем этим Седым-полковникам, даже не «стране в целом» или абстрактному счастью народа. Зачем? Чтобы быть чьим-то Талисманом или, что еще хуже, — бездушным инструментом? Как Катукин — поезжай туда, сделай то… Катукин продержался шесть лет, стоит ли повторять его судьбу?

После Восьмой точки, как уверяют аналитики полковника, Андрей станет еще сильнее. Отлично. Тогда он сможет навсегда оградить девчонок от всех бед, несчастий и неудач!

Никто больше на этом свете не сможет причинить им зло.

Кто посмеет сказать, что этого мало?»

На следующее утро Андрей позвонил полковнику:

— Петр Дмитриевич? Это Андрей. Я готов, можно ехать. Когда? Да хоть сейчас!

2

Вылетели следующим утром.

Рейс Москва-Гренландия пока еще не значился в списках российских авиакомпаний, так что пришлось добираться с пересадками. Сначала вполне комфортабельный, но не слишком гигантский «Аирбас» быстро и без особых приключений довез группу до Рейкьявика, а потом рейсовый старичок «Фоккер-50» резво перенес их на остров Кулусук.

Поначалу всех удивило количество стремящихся в Гренландию туристов, но, судя по всему, идеи экстремал-туров с помпой шествовали по миру. Аэропорт в Кулусуке, единственные, по сути, воздушные ворота в эти края, оказался битком забит пассажирами. Борт Рейкьявик-Кулусук прилетел без единого пустого места, да и в обратный путь, судя по толпе у трапа, тоже улетит заполненным под завязку.

Рядом с аэропортом, не обращая почти никакого внимания на проносящиеся над головой самолеты, бурлил жизнью поселок коренных жителей. Цепляясь за скалистые уступы чуть выше уровня свинцово-серого моря, он словно бы и не менялся за прошедшие века, жил так же, как и многие сотни лет назад.

Словоохотливый сосед-датчанин еще в самолете рассказал Андрею, что местные жители — большие показушники. Они живут за счет туризма. Ну, и еще охотой. Поровну.

— О! Кулусук — это идеальное место для первоначального знакомства с Гренландией. Да, конечно, считается, что местные жители все еще живут охотой. Однако стоит вам прийти в поселок, как аборигены тут же организуют неофициальные представления. Либо начнут выделывать на каяках головокружительные трюки, либо устроят танцевальное действо. Только я вас заклинаю — в поселке у вас часто будут просить деньги за позирование или за что-то еще, даже очень часто, — ни в коем случае не давайте! Постарайтесь обойтись улыбкой или кивком. Нормальный абориген попрошайничать не станет никогда — это ниже его достоинства. Деньги требуют лишь определенные люди и с определенной целью. Ну, вы меня понимаете…

«Выходит, — подумал Андрей, клятвенно пообещав соседу никому ничего не платить, — пьянство на севере — страшный бич не только для России».

Прислушивающийся к разговору Петр Дмитриевич более-менее знал английский, на котором датчанин изъяснялся вполне уверенно, но чудовищное произношение иногда ставило полковника в тупик, и он просил Андрея перевести ту или иную фразу.

— …вы будете смеяться… — продолжал сосед, — но все представления моментально отменяются, если исполнители в данный момент вдруг предпочтут идти на охоту.

— Правда?

— Да-да. Любопытно, что поселок Кулусук до сих пор не поддался европейскому влиянию, несмотря на постоянный приток туристов. И это многих привлекает. Скажу вам по секрету, — датчанин наклонился к Андрею и зашептал, — многие гости острова сразу по приезду почему-то стремятся посетить местное кладбище. Она украшено пластмассовыми цветами и очень необычно выглядит посреди заснеженной тундры. Но я бы вам не советовал — местные этого не любят. Лучше прогуляйтесь пешком к горному озеру. Незабываемое, жуткое зрелище! Оно лежит у самого спуска к Кулусуку и, кажется, вот-вот выплеснется из берегов и захлестнет поселок! Сходите, на это стоит посмотреть!

— Спасибо, обязательно!

— А лучше всего — наймите корабль, здесь любой корабль сдается, и обойдите остров вдоль побережья. Картина незабываемая! Это лучший способ познакомиться с Кулусуком.

Но имейте в виду, что местный вариант «круизного лайнера» — это комфортабельная десятиместная каюта, пропахшая рыбой, ржавая рубка и дикая бортовая качка в качестве бесплатного довеска.

Андрей благодарно кивнул.

Напоследок сосед поведал Андрею, что слово «эскимос» считается в Гренландии неприличным, воде как «негр» в США. Местные жители предпочитают называть себя «инуитами».

Удивившись, Андрей попытался выяснить, откуда такая неприязнь. Лично у него слово «эскимос» вызывало лишь приятные, вкусные ассоциации детских еще времен: «мам, купи эскимо!». Как всегда во всем оказался повинен иностранец — а именно Лейф Эрикссон. Прославленный викинг открыл Гренландию чуть ли не тысячу лет назад, а по возвращению домой рассказывал, что «страна Винланд населена карликами». Конечно, ему могучему рыжебородому гиганту, тщедушные и худые от цинги и недостатка пищи местные аборигены вполне могли показаться малорослыми. Карлик на древнескандинавском и есть «эскимос». Инуитам это, понятное дело, не понравилось. И хотя, на том языке давно уже никто не говорит, местные жители оказались памятливым народом.

На Кулусуке, защищенном с севера и запада громадой самого большого острова на земле, близость Арктики почти не ощущалась, но когда пыхтящий от натуги разъездной катер полз к пристани Юлианехоба, суровый климат проявил себя во всей красе.

Стало понятно, почему Гренландию иначе называют Большим Ледником. С Атлантики задувал ветер, промозглый и соленый, а за весь почти двенадцатичасовой переход градусник так ни разу и не перевалил за пять градусов.

Недалекий гренландский берег с палубы катера выглядел пустынным и неприветливым.

Кто-то из сопровождавших офицеров высказал здравую мысль, что, если принять за истину теорию о духовной ауре вокруг точек Удачи, Восьмая может оказаться местом высадки последних атлантов, выживших после гибели острова. Они смогли доплыть только до этого клочка земли, заложили в честь своего спасения какой-нибудь храм, а потом и сгинули все от холода и цинги.

Спорить никто не стал — задувало так, что на палубе трудно было даже дышать, не то, что разговаривать. Тем более что брызги, разлетавшиеся с разрезанных носом волн, превратили палубу в каток. Андрей поежился и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Не знаю, как там атланты, но очень хотелось бы понять, о чем думал Лайф Эйрикссон, когда нарек эту землю Гронландом? «Зеленая земля», а? Где он зелень увидел, интересно?

Может, на его сугубо викингский взгляд остров и был «зеленым», или ему повезло прибыть к самому началу короткого арктического лета, когда Гренландия буквально в считанные дни одевается в ковер диких цветов. Эти факты история умалчивает.

Накинув на голову капюшон, Андрей застегнул плотнее молнию, бросил в сердцах:

— Калааллит Нунаат! — и, в ответ на удивленный взгляд полковника, добавил: — Так Гренландия на местном наречии называется. Я перед отъездом слегка по интернету пошарил, нашел массу интересного.

— И как это… Кала… э-э… нунат переводится?

— Не знаю. Но звучит угрожающе.

Еще Всемирная Сеть радостно сообщала, что август и начало сентября в Гренландии — летний сезон. До конца лета бесконечной чередой идут дожди.

Только авторы статей явно забыли добавить, что задувающий с Атлантики ветер превращает любой дождь в мерзостную крупу, секущую лицо, руки — все, что не защищено одеждой.

Ближе к октябрю наступают холода, а в короткий промежуток между десятым августа и серединой сентября неделями может светить солнце. Писали, что иногда в Гренландии бывает настолько тепло, что можно раздеваться и загорать. Если стихнет ветер, конечно.

Настолько больных на голову Андрей представлял себе с трудом. Хотя, как известно, — «каждый болен по-своему», да и сам факт курортного загара из Гренландии может подтолкнуть еще и не на такие подвиги. Зато фурор в обществе обеспечен. Вон в Норвегии тоже, едва пригреет солнышко, люди выкатываются на улицу в шортах и маечках. Нигде так не ценят солнце, как в северных странах.

Все-таки через час ветер загнал всех в кают-компанию — унылую комнатушку размером с плацкартное купе. На столе валялось несколько выцветших от времени туристских проспектов. Андрей взял один, лениво перевернул несколько страниц. Брошюрка была выстроена в несколько необычном стиле — автор разбил по месяцам праздники, соревнования и наиболее подходящие ко времени года виды спорта. Присвоил каждому месяцу свой цвет, в который и были выкрашены краешки страниц. Андрей открыл август — салатовый. Проспект хвастливо вещал:

«Август — самое подходящее время для художников и фотографов-пейзажистов: белые айсберги на бирюзовой глади Атлантики, зеленые горы со снежными шапками, потрясающая палитра рассветного и закатного небо. Летом Гренландия предлагает туристам короткие и длинные походы, экскурсии на катерах в ледниковые бухты, где можно воочию увидеть рождение айсбергов».

Катер прибыл в Юлианехоб к вечеру. На ночь разместились в местной гостинице, вполне уютной, если не считать слегка отсыревшее постельное белье и счетчик горячей воды в ванной. Зато портье еще в момент выдачи ключей предупредил, что стоимость всех услуг включена в счет, и чаевых давать не нужно.

Уже засыпая, Андрей вспомнил, что именно отсюда, из Юлианехоба, ушел в свой последний рейс печально знаменитый «Ханс Хедтофт». Арктический теплоход пропал без вести в январе 1959 года на пути из Гренландии в Копенгаген. Очередная амбициозная попытка датского правительства установить регулярное морское сообщение с островом оказалась сорванной. На этот раз — природой: по официальной версии корабль затонул от столкновения с айсбергом.

«Гм, а что если на том корабле какой-нибудь местный, датский Моссад пытался своего Везунчика соорудить? Подняли архивы, как Седой хотел, сопоставили данные, накопали чего-то полезного. А дальше — как с той индонезийской яхтой, что под тайфун попала».

Утром, после завтрака, имевшего изрядный крен в сторону рыбных блюд, группа отправилась в ландстинг — местную мэрию. Несмотря на все предварительные договоренности и датские визы, надо было установить контакт с местными властями, и не просто из вежливости. Если уж они здесь выступают в роли представителей турфирмы, надо играть по правилам.

Виза визой, а, проигнорировав местную власть, можно нажить немало проблем, ведь оскорбленные столь явным невниманием к любимому гренландскому фетишу — самоуправлению, юлианехобские чиновники могут навредить так, что мало не покажется.

Гренландия давно уже живет сама, без оглядки на датский парламент. В демонстративно, на зависть всему миру, объединяющейся Европе намечались, тем не менее, странные тенденции. Национальные территории разом захотели самостоятельности. И Гренландия тут не единичный пример. Шотландия отгораживается от Англии, Корсика от Франции, Готланд от Швеции… Не говоря уже про явных отморозков, вроде ИРА и баскских боевиков.

В Сети Андрей вычитал, что у Калааллит Нунаата есть свой собственный парламент, который выбирает исполнительную власть — ландстинг. В ведении Дании оставили лишь внешнюю политику, оборону, правосудие и финансы.

А в качестве «хорошей мины при плохой игре», да и для демонстрации остатков лояльности гренландцы выбирают в Фолькетинг, датский парламент, двух своих представителей.

Петр Дмитриевич и Андрей представились местному советнику по туризму — чахоточного вида бюргеру лет под шестьдесят — представителями российской туристической фирмы «Новый отдых», организующий экстремальные туры. Теперь, мол, и до Гренландии добрались, приехали посмотреть, как у вас тут. И, кстати говоря, все полномочия на заключения эксклюзивных договоров у нас есть. А заключим мы его с Юлианехобом — или с каким-нибудь другим поселком, зависит только от вас…

Их приезда здесь ждали, — предварительные переговоры «Нового отдыха» с ландстингом Юлианехоба прошли весьма успешно, — и встретили, как дорогих гостей.

Пожимая руки русским, местные чиновники не скрывали своей радости. Оно и понятно: деньги никогда лишними не бывают, а от сотрудничества с русской турфирмой Юлианехоб планировал получить немалую прибыль. Понаедут богатые «новые русские», начнут сорить деньгами направо и налево, что для них лишняя тысяча долларов? Сложившееся во всем мире представление о России, как о стране жутких мафиози и коррупционеров, и сюда дошло.

Ландстинг Юлианехоба выделил «дорогим» русским гостям проводника, Юргена, чиновника-датчанина, который обещал «показать все самое интересное».

Видимо, за зиму проводник истосковался по общению. О чем здесь поговорить, если по полгода не происходит ничего хоть сколько-нибудь важного. Да и окружают тебя одни и те же люди. Датская диаспора в Гренландии невелика. В основном, это направленные сюда по правительственным программам врачи, чиновники и учителя. А с коренным населением датчане, пусть и зарабатывают они здесь хорошие деньги, общий язык так и не нашли, держат определенную дистанцию.

А тут — целая группа новых людей, почти европейцев, отдана ему на растерзание.

Первым делом Юрген потащил русских посмотреть на «гордость Юлианехоба» — квадратный городской фонтан. Между прочим — единственный в Гренландии.

Фонтан оказался небольшой каменной чашей, почти незаметной за целой вереницей медных табличек. Как оказалось, то была память о наиболее выдающихся гражданах города. И, хотя множество табличек «пали жертвами» охотников за сувенирами, разглядеть под ними фонтан все равно удавалось с трудом.

Юрген познакомил гостей и еще с одной достопримечательностью города:

— Смотрите! Это скульптура «Камень и человек». При ее создании скульпторы использовали естественные формирования скал.

Инсталляция выглядела, как нагромождение бесчисленных абстрактных форм и фигур. Участие камня в создании скульптуры не вызывало сомнений. Человек оставался под вопросом.

Вообще проводник оказался несколько надоедливым типом. Нет, реклама, конечно, двигатель, торговли и бизнеса, но его скороговорка иногда просто утомляла.

— Юлианехоб, или по-местному Какорток — это отправная точка всех путешественников. Отсюда можно отправиться на собачьих упряжках к живописному району Петере Кэйн, вокруг озера Тасерсуак или к соседнему городку Игалик. Но самое большое событие в нашем городе — Празднование Окончания Полярной Ночи. Обязательно посетите этот праздник, обычно он проходит в начале февраля.

— А в марте? — спросил Андрей.

— Что — «в марте»?

— Что может увидеть наш турист, если он приедет к вам в марте?

— О! В марте столько всего интересного.

Петр Дмитриевич хмыкнул, обменялся с Андреем понимающим взглядом.

«Как бы его заткнуть?»

— В марте в Готохоб-Нуук проводится международный фестиваль скульптуры из снега, а в Уумманнак-фьорде проходят уникальные соревнования — Чемпионат мира по гольфу на льду! Вы когда-нибудь такое видели!!

Гм… да уж. Не видели. Зато Андрей вспомнил, что в институтские еще времена ходила по курсу хохмочка: «кто из двух спортсменов победит в соревнованиях по гребле — тот, что на ледоколе с веслами, или другой — на байдарке с вязальными спицами?»

Была тогда такая игра — выдумывать шутливые виды спорта, причем, чем невероятней — тем лучше. Хитами считались гимнастика на намыленном бревне в коньках, гребля по пересеченной местности и водное поло с гирей. Правда, все сходились на том, что его лучше будет называть подводным.

Но то были шутки, а здесь… Андрей попытался представить себе размахивающего клюшкой гольфиста на льду и улыбнулся: «Да, ребята здесь веселые, умеют поднимать настроение. Вот если бы еще они не были такими говорливыми… Итальянцев за пояс заткнут».

— А в апреле у нас начинается самая «жесткая», экстремальная лыжная гонка в мире. Протяженностью в трое суток.

Как оказалось, атлантический ветер, загнавший группу внутрь корабля — так, легкий бриз.

— …вот в мае с поверхности ледников начинают дуть настоящие ветры! Инуиты называют их «питерак», скорость достигает 70 метров в секунду! Так что для зимнего отдыха наиболее пригоден апрель. Тем более что с недавних пор мы открыли суператтракцион для самых смелых и отчаянных…

«То есть для самых отмороженных», — подумал Андрей.

— …катание на каяках и виндсерфинге среди айсбергов. А еще, в последнее время многие едут специально, чтобы совершить восхождение. Горы у нас невысокие, три-три с половиной тысячи метров, и несложные. Но сам факт — заняться альпинизмом в Гренландии — многих привлекает. Ближе к Пасхе почти все поселения за Северным Полярным Кругом проводят гонки на собачьих упряжках и…

«Господи, что еще?! Водные гонки на тюленях? Или оленьи бега?»

— …фестиваль искусств. Но это несколько… э-э… неофициальные мероприятия. А вот музыкальный фестиваль, который проводится в конце июня у нас, в Какортоке, и Нуу-ка Марафон, что начинается сразу после него, — качественные, хорошо организованные праздники, славятся народной инуитской музыкой, представлениями традиционных народных театров, танцами под бубен и барабаны.

На секунду Юрген прервался, и Андрей уже понадеялся, что словарный запас у провожатого иссяк. Однако датчанин просто переводил дух.

— Думаю, вашим туристам очень понравятся руины Хвалсей. Они находятся на прибрежной полосе, совсем недалеко от нашего города и являются наиболее обширными и сохранившимися следами древних норвежских поселений в Гренландии. А для самых крепких и выносливых — восьмидневные походы в «царство Ультима Туле». Этот экзотический тур включает охоту на моржа и ночевку в настоящем «иглу». Правда, район Туле находится рядом с американской авиабазой и туристам не разрешается посещать эти места с 15 сентября до 15 апреля. Любому иностранцу, а тем более — русскому, придется получить специальное разрешение «Эйр Аттач» США и датского посольства. Но все эти неудобства с лихвой компенсируются…

Он заливался еще долго. Как бы не поджимало время — полковник надеялся побывать в Восьмой точке еще засветло — приходилось выслушивать бесконечные лекции с неподдельным вниманием и вежливыми улыбками.

Наконец местные достопримечательности закончились. Равно как и безумные экстремал-шоу, которые Юрген так настойчиво рекламировал.

Московские гости засобирались в тундру. Маршрут до «Петере Кэйна» хотим, мол, посмотреть. И до Игалика тоже. До вечера не уложимся? Ну и что? Переночуем в Игалике. Там хоть какая-нибудь гостиница есть?

Нет, спасибо, проводника не надо, покажите на карте, сами попробуем найти.

Только ценой неимоверных усилий удалось отделаться от Юргена, настойчиво предлагавшего себя в попутчики.

Едва Юлианехоб скрылся из виду, как всех окружила полная, абсолютная тишина. Даже страшно стало: над головой — бирюзовое небо, на котором не видно ни облачка, солнце слепит глаза, наст сверкает на склонах гор, до горизонта тянется унылая буроватая подушка тундры, лишь кое-где расцвеченная последними цветами короткого гренландского лета… И тишина, полная и абсолютная тишина, будто кто-то случайно нажал на пульт и выключил звук телевизора.

Петр Дмитриевич сориентировался по карте. Конечно, не по той, что они получили от Юргена, — по карте Восьмой точки, вычерченной аналитиками по спутниковой фотографии. Группе предстояло дойти до третьего по счету фиорда, перейти залив по льду и подняться на противоположный берег.

В низинах шли быстро, но стоило взойти на какой-нибудь каменный уступ или на вершину холма, как сразу же налетал ветер, валил с ног, вколачивая в лицо снежную крупу с невероятной силой, разве что царапин не оставлял. Приходилось идти боком, прикрывая глаза.

В небольшом прибрежном ущелье лежал так и не растаявший с зимы снег. Впереди тянулась цепочка следов — «елочка» из отпечатков коротких охотничьих лыж. Чуть дальше обнаружились установленные в лунках сети на тюленя, а рядом торчали в снегу самодельные лыжи, подбитые настоящим нерпичьим мехом.

Наконец увидели и палатку. Рядом с ней на веревке висело нечто, похожее на застиранную грязноватую простыню. Только с когтями… Шкура развевалась на ветру, когти ритмично царапали прорезиненную ткань.

Полковник прищелкнул языком, коренной сибиряк, охоту он любил с детства:

— Вот так да! Медведь! Для местных охотников — самая ценная добыча. Я в молодости на Новой Земле тоже за косолапым погонялся… У нас больше мясо ценят, а здесь — нет. Здесь не мясо главное. Шкура. Между прочим, для туристов она стоит две с половиной тысячи долларов. Эх, жаль, никто не даст нам поохотиться. Инуиты могут охотиться на кого угодно, в мэрии объяснили…

— Не в мэрии, а в ландстинге, — поправил Андрей.

— А-а, один черт! Местные имеют право охотиться, они, мол, этим живут. На кого угодно, хочешь — на белого медведя, хочешь — на нарвала. Видели такой витой штырь метра в полтора в сувенирной лавке? Это нарвалий бивень, кстати, хороший сувенир…

— Ага, и стоит недорого — всего каких-то тысячу долларов.

Петр Дмитриевич вздохнул:

— А по-другому никак. Хочешь бивень — покупай в лавке. В палатке никого не оказалось, да и вокруг — тоже.

— Доверчивые ребята! — Андрей покачал головой. — Как всегда у неиспорченных цивилизацией народов: воровать у соседа даже в голову никому не придет.

Лишь километра через четыре они встретились с охотниками — парой суровых инуитов, правящих собачьими упряжками. Не обращая внимания на незнакомцев, аборигены промчались мимо, покрикивая на лохматых, гривастых псов.

— Что они кричат? — спросил полковник.

— Гм… — Андрей замялся, — я не силен в местном диалекте, но Юрген говорил, что вожаки упряжек приучают собак к одному и тому же крику, для ритмики. Скорее всего, что-нибудь вроде «вперед, собака» или «давай, псина»…

— Собака?

— Ну да. У гренландских псов нет кличек. Даже у вожаков, которых, кстати, инуиты любят больше жизни. Но и они на всю жизнь остаются «просто собаками».

На месте Восьмой точки Андрей долго топтался в недоумении, сделав несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Петр Дмитриевич напряженно следил за ним. Неожиданно Андрей замер на месте, закрыл глаза и долго стоял без движения.

А над головой играло и переливалось всеми цветами полярное сияние. По-местному — «Орора бореалис». Юрген рассказывал, что здесь его можно наблюдать практически круглый год.

Величественная небесная картина то затухала, рассыпавшись по всему горизонту мириадами серебристых искр, то снова набирала силу. И тогда ряды ниспадающих откуда-то из стратосферы бирюзовосиних полос сменялись фиолетовыми волнами, россыпью холодных огненных вспышек. Красиво, необычно, завораживающе.

И все это — в абсолютной тишине, без единого звука. Разве что на самой грани слышимости можно с трудом уловить тихий-тихий шелест.

— Вот это да! — восхищенно пробормотал один из офицеров. — Никогда такого не видел, даже на Чукотке. И не в дикий мороз, как там, а при теплой погоде. Сколько сейчас, градуса два-три точно есть?

— Озоновая дыра здесь, — вполголоса отозвался другой. Андрей его немного знал — вместе летали в Монголию. — Зато, говорят, загар в Гренландии — лучше не бывает, куда там Сочи или какой-нибудь Хургаде.

Полковник, обеспокоенный молчанием Андрея, спросил:

— Все в порядке?

Словно очнувшись от мимолетного забытья, Андрей встрепенулся, посмотрел куда-то вверх. Потом повернулся к своим спутникам и сказал:

— Поехали домой. Быстрее.

— Вы что-то нашли, Андрей?

— Да, нашел. Намного больше, чем мы могли ожидать. Нам срочно надо назад. Если кто-нибудь идет по нашим следам, то времени в запасе почти не осталось.

Больше на вопросы Андрей не отвечал, лишь твердил без остановки: «надо возвращаться».

Пока Петр Дмитриевич оформлял все документы, пока офицеры, изображавшие сотрудников турагенства, обменивались улыбками с клерками юлианехобского ландстинга, Андрей заглянул в сувенирную лавку. Ведь надо же что-то привезти девчонкам с этого холодного арктического острова.

Как оказалось ни на что, кроме зловещего вида фигурок из оленьего рога и китовой кости, денег у него не хватит. Цены на сувениры оказались просто запредельными. Фигурки же выглядели настолько недобро и отталкивающе, что купить их рука не поднималась. У каждой по всему телу скалились и строили гримасы злобные лица. Даже из тех мест, где у людей расположены несколько иные, чем лица, органы, на Андрея поглядывали отвратительные маски.

Лишь три фигурки смотрели доброжелательно, а одна и вовсе — подмигивала. Видимо, предвещала Удачу. Андрей невесело усмехнулся про себя:

«Ну-ну. Интересно, что с ними со всеми будет, когда он СКАЖЕТ. И что будет с ним там?»

— Кто это? — по-английски спросил Андрей продавца. Из-за обрушившейся в последние годы на Гренландию лавины туристов этот язык многие коренные аборигены знали даже лучше, чем датский. Больше практики.

— Тупилак, — гордо ответил продавец. — Бог, приносящий удачу на охоте.

«Что ж, пусть будет Тупилак».

Скоропалительное и неуклюжее прощание с островной администрацией явно оставило бюргеров в недоумении. Андрею было все равно. Главное — они успели. Теперь он единственный, кто побывал во всех восьми точках.

И потому знает, наконец, всю правду.

Лишь на борту лайнера «Рейкьявик-Москва» в ответ на очередную попытку полковника разговорить его, Андрей спокойно произнес:

— Есть Девятая точка.

Петр Дмитриевич резко повернулся, чуть не опрокинув поднос с «воздушным» обедом. Цепко ухватив Андрея за руку, полковник переспросил:

— Что?

— Есть еще одна точка. Я это почувствовал совершенно отчетливо, словно кто-то подсказал мне. Не знаю, как точнее объяснить… меня туда тянет, — просто сказал Андрей, неуверенно улыбаясь. — Там что-то очень важное. Похоже, это последняя точка. Самая главная.

Полковник долго смотрел в глаза Андрею, не выдержал взгляда, отвернулся, и внезапно севшим голосом спросил:

— Вы знаете, где эта точка?

— Да, — ответил Андрей спокойно. — Знаю.

— Не надо вслух!

Андрей кивнул, взял с обеденного подноса чистую салфетку, начал быстро писать:

«Девятая точка на Луне», — и словно не замечая изумленного восклицания Петра Дмитриевича, добавил внизу еще пару строчек:

«Дневная сторона, южный край Моря Дождей. Семь километров от кратера Тимохарис».

Вслух он сказал:

— Могу показать на карте.

Петр Дмитриевич осторожно, словно это было письмо с вирусом сибирской язвы, сложил салфетку, сунул в карман.

— Вы уверены?

— Нет, — сказал Андрей тихо. — Я не уверен. Я знаю.

3

Дома его ждали.

Андрей прямо с порога словно нырнул в уютное домашнее тепло, настоящее, можно сказать, с большой буквы. Опять был пир горой, восторженное разглядывание гренландских сувениров, поцелуи… Правда, почему — «опять»? Есть в этом слове что-то обыденное, намекающее на приевшееся уже повторение, а Андрей надеялся, что такая радостная суматоха не надоест ему никогда. Искренние и непосредственные в силу возраста девчонки не скрывали своих чувств, что было необычно и приятно.

Впрочем, то же самое в свое время он думал и про Маринку, и про Ингу. Все меняется.

Наверное, каждый имеет право на маленькое, личное счастье. Даже Супервезунчик.

Рассеяно слушая веселую болтовню подруг об Академии, о первых лекциях, одногруппниках и «преподах», беззлобно огрызаясь на Юлькины подколки, Андрей вспоминал последние слова Петра Дмитриевича. Полковник молчал всю дорогу до Москвы, молчал в машине, и лишь у самого подъезда словно бы очнулся от раздумий. Пожал на прощанье руку Андрею и, прежде чем тот успел открыть дверь, сказал:

— Что ж, Андрей Игоревич… Значит, полетим! — В тот момент слова Петра Дмитриевича показались ему лишь попыткой ободрить, некоей напутственной фразой.

«Ну, в самом деле, откуда у ФСБ, да и, если на то пошло, у всей страны средства на лунную экспедицию? В семидесятых из-за недостатка финансирования свернул все программы даже неизмеримо более богатый Советский Союз, а теперь? Что может Россия, у которой все три рабочих космодрома являются на самом деле модернизированными полигонами для запуска межконтинентальных ракет, а единственный космодром для запуска тяжелых ракетоносителей вообще находится на территории другого государства?

Да если и удастся наскрести средств, поднять угасающие в бедности предприятия, расконсервировать советское наследие — не слишком ли? В сказку о президентских выборах он не верил уже давно, но даже если это была правда, способен ли могущественный президент, которому всегда ВЕЗЕТ, оправдать такие затраты?

Тем более что давать стопроцентные гарантии не возьмется никто, даже хваленые аналитики полковника.

Хотя… Что он может знать о целях полковника, ФСБ, о тех, кто стоит за всей операцией «Везунчик»? Если все, что он смог так четко ощутить в Гренландии — правда, тогда после Девятой точки у него в руках будет невиданная сила. Неодолимая, повинующаяся лишь его воле. А воля будет подконтрольна истинным хозяевам Везунчика, кем бы они ни были.

Стоит ли такая игра свеч?

Может статься — вполне. Куш достойный. Да и потом, кто сказал, что с такими возможностями их удовлетворит президентское кресло…

Лететь очень не хочется.

Во-первых, просто страшно, по-человечески страшно не вернуться. Космос — это не Египет и даже не Гренландия. А, во-вторых, никто не мог сказать: кем станет он, Андрей, в Девятой точке? Суперудачливым, никогда не терпящим поражений, но все-таки человеком или… кем-то другим?»

Тревожные и мрачные мысли промучили его до утра. Юля и Анюта давно уже ушли спать, а он так и просидел на кухне всю ночь, выкуривая сигарету за сигаретой.

— Ты что спать не ложился? — спросила Анюта, появляясь на кухне.

Андрей кивнул:

— Не спится чего-то. А Юлька где?

— Она сегодня позже поедет. Ей на первую пару не надо…

— Прогуливает? — он грозно сдвинул брови.

— Не-ет, — улыбнулась Анюта, — Просто мы на разных специализациях. Мы же тебе рассказывали вчера. У меня бухгалтерии на четыре часа в неделю больше.

— А-а, помню-помню.

Ничего он, конечно, не помнил, но признаться в этом — значит обидеть подруг. От вчерашнего веселого трепа у него в памяти остались только какие-то смутные обрывки.

Анюта прошла в ванную, зашуршала там чем-то истинно женским, парфюмерно-косметическим.

Солнце медленно выползало из-за соседских многоэтажек. Оранжевый лучик упал на пол кухни и побежал дальше — через коридор, в ванную…

— Ой, ярко как!

Андрей обернулся и застыл. Анюта расчесывала волосы, — русые пряди почти целиком закрыли лицо… Она распушила их, оглаживая руками. Солнечные зайчики играли в волосах, зажигая на секунду то там, то тут маленькие огонечки. В воздухе поплыл тонкий, удивительно мягкий аромат яблочного шампуня.

Андрей смотрел, затаив дыхание. Такой красивой он еще никогда ее не видел. Анюта, почувствовав на себе взгляд, обернулась, отбросила с лица волосы и сразу же начала мило краснеть. Восторженный взгляд Андрея смутил ее.

— Ты чего? Не смотри так, мне стыдно…

Только теперь Андрей сообразил, что все это время не дышал.

— Анютка, ты — самая красивая девушка на свете!

— Да ладно тебе…

— А я?? — капризно спросил знакомый заспанный голос.

Анюта и Андрей обернулись, как по команде. В коридоре стояла Юлька. Лишь на секунду им удалось встретиться глазами, но пылающую в ее взгляде ревность увидел бы и слепой. Потом Юлька гордо вскинула подбородок, подняла руки над головой и пару раз прокрутилась вокруг своей оси. Босые ножки протанцевали по полу замысловатую кривую.

— А я что — хуже??

— Э-э… — глубокомысленно сказал Андрей.

— Может, у меня волосы и покороче, — Юлька провела ладошкой по задорному хохолку, — зато икры не такие толстые. Вот!

Анюта заметно оскорбилась. Выставила вперед действительно слегка полноватую ногу, уставилась на нее так, будто только сегодня увидела.

— Зато у меня тридцать шестой размер, а не твои лопаты тридцать девятого. Фиг с два купишь нормальные туфли.

— Что-о-о?! — задохнулась Юлька. — Лопаты!?? Ты на себя посмотри! Пышечка!

— Доска! — парировала Анюта. — Глиста в сиропе!

— А ты… ты…

Андрей понял, что ситуацию надо спасать. Еще немного и девчонки просто передерутся.

— Брэк! Тайм-аут! Раз проснулись — пошли лучше завтракать. А сравнение ваших прелестей давайте оставим на потом. Вы обе очень красивые и…

Он сделал паузу, подождал, пока напряжение достигнет предела. Девчонки просто поедали его глазами.

— …и мне очень нравитесь! А будете ругаться — отшлепаю.

За столом подруги, отчаянно сопя, старались друг на друга не смотреть, мужественно пытаясь проглотить обиду. У Анюты в уголках глаз Андрей заметил слезы.

«Хреновый из меня миротворец, — подумал он. — Сижу, как пень, не знаю чего сказать».

Хлопая крыльями, на карниз сел голубь, пару раз стукнул клювом, выискивая одному ему заметные съедобные крошки. Анюта, несмотря на всю свою хозяйственность, имела дурную привычку, протерев стол, выкидывать мусор в окно.

— Анька, к тебе клиент, — улыбнулся Андрей.

— Этот все время прилетает. Видишь, у него на хвосте несколько белых перьев? Я его сразу узнаю…

Голубь, словно сообразив, что речь идет о нем, слушал, наклонив голову. Потом снова принялся стучать клювом по карнизу.

Юлька вдруг встрепенулась:

— Ой, совсем забыла! Тут же без тебя такое случилось! Улыбка исчезла с лица Андрея. Он обернулся к Юле и несколько напряженно спросил:

— Что?

— Вон там, — она указала ладошкой на нижнее колено газовой трубы, — за плитой все время кто-то стучал. По утрам. Как девять часов, мы с Анькой в Академию собираемся, так он — стук-стук-стук…

— Барабашка! — выпалила Анька. — Мы так боялись. Вот завтра утром сам посмотришь.

Андрей что-то прикинул, кивнул и усмехнулся.

— Знаю я этого барабашку. Его зовут газовый монтер. Соседям решили, наконец, плиту заменить. — Он посмотрел на растерянные лица девчонок и рассмеялся. — Ну, вы даете! Барабашка… Ой, не могу!

Через минуту смеялись уже все трое. Андрей в душе был Юльке благодарен. Своей наивной историей она великолепно разрядила обстановку.

Не хватало еще, чтобы подруги начали его делить. Со сценами ревности, выцарапыванием глаз и вызовами на дуэль…

Завтрак доедали в мире и согласии.

Анюта уехала в Академию, Юлька возилась на кухне. Андрей присел на диван в комнате девчонок (поймал себя на мысли, что назвал ее именно так, а не «большая», как раньше, и улыбнулся), включил телевизор, бездумно пощелкал каналами.

Еще после Монголии родилась у него одна задумка, которая после близкого знакомства с людьми Седого даже укрепилась, но все как-то было не до того. Сначала валялся в депрессии, потом — Гренландия…

Андрей снял с базы трубку, набрал номер институтского, времен еще Москвина, сослуживца. Бывший старший научный сотрудник и заведующий лабораторией Михаил Альбертович теперь держал вполне процветающую фирму охранных систем.

Телефонная девочка долго не хотела звать шефа, не получив от Андрея паспортных данных, биографии и краткого содержания цели звонка в трех томах. Но он и сам был не новичок в подобных беседах.

— Девушка, у меня совсем мало времени, чтобы еще и с вами спорить. Или вы в течение пяти секунд переключаете меня на Михаила Альбертовича, или я звоню ему на сотовый и подробно объясняю суть дела. А в конце разговора, боюсь, мне придется посетовать на непонятливых секретарш, из-за которых у фирмы может сорваться вполне прибыльная сделка.

Собеседница обреченно вздохнула, в трубке щелкнуло, заиграло что-то омерзительное из модной попсы. «Пирсу» вроде бы.

— С кем это ты разговаривал? — спросила неожиданно появившаяся на пороге Юлька.

Андрей показал ладонью: сейчас, мол, подожди.

— Слушаю вас, — настороженно сказал знакомый баритон. — Что вы хотели?

— Михалальбертыч? Узнал-узнал, богатым не будете…

— Простите, с кем… А! Андрей! И я тебе узнал. Бедствовать, значит, вместе будем. Какими судьбами? Случилось чего? Ирочку, вон, на уши поставил, до сих пор дрожит вся.

— Ну, стоять заслоном на пути к шефу — качество хорошее, только постоянным клиентам почему-то не нравится. По себе знаю.

— А ты что — постоянный клиент? — Михаил Альбертович хмыкнул. — Не помню, чтобы ты у нас чего-то заказывал. Или грабители одолели?

— Есть немного. Решил поднять вам продажи по старой памяти. Мне дверь на квартиру нужна… ну, и так, проверить кое-что. Проводку.

— Прово-одку… — протянул Михаил Альбертович. — А-а…

Андрей, перебив его, быстро сказал:

— Телефон тоже. Щелкает что-то. Обрыв где-то, наверное.

— Вот как, — Андрей почти воочию увидел, как взметнулись вверх густые брови бывшего эсэнэса. — Хорошо, понял. Когда надо? — в голосе собеседника исчезли все веселые нотки, осталась лишь деловая сосредоточенность.

— Ну, как обычно — вчера. Но до завтрашнего утра я могу подождать.

— Понял. Сейчас переключу тебя на Ирочку, продиктуй адрес, какую дверь хочешь, замки… И постарайся ее больше не пугать.

На следующий день Юльке почему-то снова не нужно было ехать к первой паре. Но, узнав, что через полчаса приедут ставить дверь, она как-то странно насупилась и сказала:

— Из ванной меня никто выгонять не будет? — и в ответ на заверения Андрея, что, мол, зачем рабочим ванная, если они будут ставить дверь в прихожей, ехидно проговорила:

— Откуда я знаю? Руки помыть, например… Ладно, если ты так, то я пойду мыться.

Андрей проводил ее недоуменным взглядом, крикнул вслед:

— Руки можно и на кухне помыть!

Парни Михаила Альбертовича появились минут через двадцать. В прихожей сразу стало не протолкнуться, а в глазах зарябило от темно-синих спецовок, украшенных аляповатой эмблемой: «Гардиан. Охранные системы».

Установщики деловито пожали руку, деловито расставили на полу целую гору странного вида приборов.

Один, не моргнув глазом, моментально взялся измерять дверь, второй, судя по намечающейся лысине и замшевой куртке поверх комбинезона, — бригадир, спросил:

— 380 вольт у вас есть?

— Зачем? — опешил Андрей.

— Для сварки. Нету?

— Вроде бы нету.

— Гм, придется с лестничной клетки кидать…

Минут через сорок квартира напоминала разворошенный муравейник. Андрей даже позавидовал Юльке, которая спокойно нежится сейчас в ванной и не видит весь этот бардак. На полу змеился толстенный кабель, в комнатах возились синие спецовки, ловко цепляя к нему то один, то другой прибор. Обмерщик уже по пятому разу невозмутимо проверял высоту косяка, глубину дверного проема. Бригадир что-то подкручивал на панелях, время от времени ругался по сотовому телефону с неким Максимом.

Через сорок минут он удовлетворенно отключил последний прибор, подошел к Андрею:

— Ну, можете спать спокойно. Ничего нет — ни одного микрофона, ничего… А если и было то, что мы не смогли найти, — оно сдохло. Карен, — бригадир кивнул в сторону грустного армянина, — прошелся по стенам высокочастотной.

— Спасибо, — искренне сказал Андрей. — Еще немного и я бы настоящим параноиком стал. А телефон?

— С телефоном хуже. Падает мощность сигнала, где-то явно есть дополнительный слушатель. Кто он — сказать точно не можем, глушат весьма грамотно, но уже по одному этому факту ясно: люди там серьезные. Так что я не советовал бы вам вести по домашнему телефону конфиденциальные беседы. Сотовый тоже можем проверить, но это — отдельный прейскурант.

— Хорошо, я созвонюсь с Михалальбертычем. Сколько я вам должен?

—Вечером приедут ставить дверь — привезут счет. Начальство сказало, что вы проходите по особой ставке, поэтому, сколько точно — не знаю, если хотите, позвоните в контору.

Бригадир кивнул своим, спецы сноровисто рассовали аппаратуру по коробкам.

— Аккуратней с проводом, — сказал он напоследок. — 380 вольт — не шутка. Надо бы отключить, да сварщикам понадобится. Давайте-ка вытащим в коридор, чтоб в комнате не мешался.

Андрей едва успел попрощаться, как в ванной щелкнула задвижка. Юлькин голос поинтересовался:

— Ушли?

— Да. Выходи.

Она снова появилась, как и в прошлый раз, — обернутая в банное полотенце. Андрей отвел глаза. Либо она совсем его больше не стеснялась, либо, наоборот — старалась опередить Анюту в неосознанном женском соперничестве. Второе вероятнее — сегодня край полотенца был подвернут значительно выше колен. Юлька была босиком, холодный линолеум в прихожей хватал за пальцы, особенно после душа, так что ей приходилось поджимать то одну, то другую ножку.

— Обедать пойдем?

— А ты что сегодня в Академию не поедешь?

— Да ну ее! Анька приедет — даст лекции переписать. Пойдем?

— Может, подождем…

— Кого, Аньку?

В Юлькиных глазах запрыгали злые огоньки. Андрей недоуменно ответил:

— Ну, да…

Она топнула ножкой.

— Ты только о ней и думаешь?! Вот вчера красивой назвал! А я?

— И ты тоже очень красивая…

— «Тоже»!! — судя по тону, Юлька разозлилась не на шутку. — Я тоже!! Да я красивей ее в десять раз!

— Вы обе очень красивые, — твердо сказал Андрей. — Зачем ты так?

— Обе?! — она шагнула вперед, стукнула его кулачком по груди. — Анька тебе больше нравится, да? Отвечай!

От неожиданности Андрей отшатнулся, ударился ногой о стул, забытый в прихожей грустным Кареном, сел и с несколько ошалелым видом посмотрел на Юльку.

Раскрасневшаяся, со злыми глазами, в которых предательски блестели слезы, она, казалось, уже не соображала, что говорит.

— Нет, ты скажи!! Анька тебе всегда нравилась! А на меня ты даже и не посмотрел ни разу! Почему, скажи? Я что — уродина какая-нибудь!! У меня что-нибудь не на месте?! — она потянулась к узлу полотенца на шее, попыталась распутать его.

Андрей хотел ее успокоить, перехватил руки, развел в стороны.

Это разъярило Юльку окончательно.

С криком: «Я тебя убью!» она вырвалась, схватила с тумбочки металлическую расческу, которой так любила прихорашиваться по утрам, и попыталась наброситься на него.

Он едва успел остановить ее, ухватить за запястье кулачок с расческой, отвести в сторону.

И только потом он похолодел от внезапно пришедшей мысли:

«Она же всерьез мне угрожает! Ревнующая женщина на самом деле готова убить! Господи, Удача!! Нет!! Не надо!!»

Андрей с ужасом понял, что где-то внизу, у Юльки под ногами валяется фазовый провод. Где-то там торчит оголенный кусок со срезанной изоляцией. Ждет своего часа.

Юлька прыгнула на него снова, несколько раз стукнула кулачком по плечу, хотела дать пощечину, но Андрей оттолкнул ее. Посмотрел вниз: провод был совсем рядом!

Он хотел предупредить ее, протянул руку, но из мгновенно пересохшего горла вырвалось только:

— А… ва… на…

Наверное, вдобавок он еще и мертвенно побледнел потому, что Юлька, разом позабыв буйствовать, кинулась к нему на шею.

— Ой, прости… Я тебя ударила. Больно, да? Прости, я не хотела.

Андрей не отвечал. Он завороженно смотрел на оголенный провод. Рядом, буквально в двух сантиметрах, приплясывала босая Юлькина ножка с накрашенными ногтями. На лодыжке еще оставались влажные капельки.

Он почти наяву представил, как Юлька наступает мокрой ногой на провод, вздрагивает, кричит, пытается сделать шаг назад, но ее держит крепко. Она бьется, как пойманная рыбка, плачет, мычит, тянет руки к Андрею в немом призыве «помоги»…

«Нет!! Пожалуйста! Только не ее! Она не хочет мне зла! Не хочет!»

— Извини меня, пожалуйста! Я глупая, я не хотела…

Юлька бросилась к нему на шею. Андрей попытался остановить ее, оттолкнуть снова, но, проскользнув между ладонями, она, плача, попыталась обнять его. Не удержалась — резкое движение немного качнуло ее в сторону — и… наступила ногой на провод.

Андрей зажмурился. Наверное, надо было взять себя в руки, дернуть провод или найти какую-нибудь деревяшку, столкнуть Юльку с оголенной смерти. Но он просто не мог заставить себя открыть глаза. Не хотел видеть ее такой.

Мягкие губы коснулись его лица, мокрая от слез щека прижалась к подбородку.

— Ну, прости меня… Пожалуйста. Я не хотела… «Она жива?»

Андрей посмотрел — Юлька стояла на проводе обеими ногами. И ничего не происходило.

— Ты не обижаешься?

За спиной, на лестничной клетке что-то стукнуло. Напряженные нервы не выдержали, Андрей вздрогнул, обернулся.

И успел поймать момент, когда вывалившаяся из фазовой розетки вилка скатилась со щитка на каменный пол. Стукнуло еще раз.

Петр Дмитриевич как-то сказал, что после Восьмой точки Андрей по всей вероятности сможет иногда подчинять случайности своим желаниям.

«Гм… Похоже, в этот раз аналитики полковника не ошиблись».

Андрей встал, схватил в охапку ошеломленную Юльку, притянул к себе, крепко поцеловал в губы, но не остановился, продолжал — лицо, шею, руки. От неожиданности она не сопротивлялась, лишь изредка хихикала: «Щекотно!»

Он прижал ее к себе, как котенка, и вошел в дом. Видимо, Юльке было уютно у него на руках, она даже не шевелилась.

— Господи, — сказал Андрей тихо, — я чуть тебя не потерял…

Юлька не поняла, да ей и не хотелось, она просто обняло его, пробормотала:

— Я здесь, здесь… Он улыбнулся.

— Ты не представляешь себе, как это здорово!

Юля старательно делала вид, что ничего особенного не произошло. На кухне она поставила чайник, не глядя в его сторону, включила телевизор. Зазвучала пафосная, немного тревожная музыка, тройка белоснежных лошадей промчалась через весь экран куда-то вдаль.

— О! Новости! — Андрей развернулся на стуле. — Ну, и что у нас плохого?

Миловидная дикторша, щеголяя царственной осанкой и безупречным макияжем, произнесла:

— На телеканале «Россия» информационный выпуск с последними новостями к этому часу. В студии Мария Кашемирова, здравствуйте. Главная новость дня: сегодня, в одиннадцать часов утра Российское Космическое Агентство провело совместно с корпорацией «Энергия» и центром имени Хруничева пресс-конференцию для журналистов.

Кадр сменился, на экране рассаживались за длинным столом вальяжные, явно привыкшие руководить люди. Направленная на них батарея фото— и телекамер, десятки микрофонов у стола, их нисколько не смущали.

Андрей на мгновение отвлекся, налил себе кофе, а когда снова обернулся к телевизору, один из «руководителей» как раз отвечал на вопрос:

— …нет, мы не считаем это преждевременным. Благодаря личному распоряжению президента за последние два года космическая отрасль получила достаточное финансирование, мы смогли развернуть некоторые замороженные программы. В том числе — и лунную. Наработки советских времен никуда не девались, они просто ждали своего часа. Недавно американцы объявили, что повторно высадятся на Луне в районе 2008-2015 года. Рад сообщить, что мы сделаем это намного раньше. Проект уже перешел из стадии проектирования в стадию реального воплощения.

Поднялся один из журналистов. Камера выхватила его лицо, самоуверенное и даже несколько нагловатое. Сейчас, правда, на нем читалась растерянность.

— Если я правильно вас понял, российская лунная программа идет уже давно. Почему не было никаких сообщений раньше?

— Мы специально ждали момента, когда будем на сто процентов уверены в успешной реализации. Было бы преждевременно сообщать о наших разработках, не убедившись в политической и финансовой воле правительства довести проект до конца; в том, что у наших партнеров — корпорации «Энергия» и центра имени Хруничева — не заморожены необходимые мощности и наличествует нужная инфраструктура.

— И на какой же год планируется первый запуск?

В зале повисла тишина. Представитель РКА посовещался с соседями, кивнул и ответил:

— Через три месяца ракета-носитель выводится на стартовый стол. Предварительная дата запуска — семнадцатое декабря.

Андрей застыл на месте, чашка кофе чуть не выпала из рук. Юлька захлопала было в ладоши, но, увидев его застывшее лицо, перестала. Спросила:

— Ты чего нахмурился? Это же здорово: мы полетим на Луну!

Заставив себя улыбнуться, Андрей кивнул: да-да, конечно, здорово.

«Только для тебя, как и для всех, „мы“ — это вообще Россия, вы и представить себе не можете, что для кого-то это выглядит совсем иначе…»

В комнате на столе проснулся телефон. Неуверенно звякнул и разразился тревожной трелью.

4

— Я понимаю, что как инициатор и исполнитель проекта «Везунчик» несу определенную ответственность. В том числе и за его успешное завершение. Но не слишком ли большие затраты потребовал проект? Прямые и косвенные расходы уже составили почти половину резервного фонда спецопераций. Теперь, с этим полетом, мы вынуждены сотрудничать с РКА, делится с ними информацией… Правда, нам сильно помогли американцы, заявив, что через несколько лет отправят на Луну робота, а потом и людей. В правительстве созрела идея обогнать штатовцев…

— Пусть правительство вас не беспокоит…

— Меня беспокоит ситуация, когда проект выходит из-под нашего и вообще чьего-либо контроля. Слишком много людей получат доступ к информации, как бы мы не пытались ее закрыть.

— Вы для этого потребовали внепланового заседания, Петр Дмитриевич?

— Не только, хотя согласитесь, это не пустой вопрос. Проблемы с финансированием, вовлечение в проект целых производств, выход на общегосударственный уровень ставят перед нами… впрочем, не буду говорить за всех, но передо мнойточно… вопрос: стоит ли даже самый могущественный Везунчик подобных затрат? Способен ли он оправдать такие расходы, даже если все пойдет по нашему плану и не произойдет никаких накладок и срывов?

Вопрос повис в тишине. Но лишь на секунду, потом все заговорили разом.

— Гм, ну, если подходить с этой стороны…

— То есть вы считаете, Петр Дмитриевич, что мы немного увлеклись?

— Никто точно не может сказать, что получит ваш Везунчик там на Луне…

— …в Девятой точке, товарищ генерал.

— Да! В Девятой точке. Пускай он действительно станет сильнее и удачливей, чем сейчас. И что? Из ваших докладов, полковник, я заключил, что сейчас парень практически неуязвим лично. Прекрасно! Но это же и есть конечная цель проекта. Мы все ее знаем. Зачем лезть в новые, действительно гигантские затраты, чтобы Везунчик стал неуязвим окончательно? По-моему, вы очень вовремя обозначили проблему, Петр Дмитриевич. Не пора ли нам остановится?

— Нет. Товарищ генерал, не пора.

— У вас есть какие-то реальные причины это утверждать?

— Есть. Мало кто сомневается, что Везунчик достигнет Луны и вернется, так?

— В принципе, да, но причем здесь это?

— Так вот в прошлом году президент Буш пообещал к 2015 году построить на Луне постоянную базу. Кто может дать гарантию, что американцы к тому времени не инициируют собственный проект, подобный нашему «Везунчику»? Не поздно ли будет кусать локти десять лет спустя?

— Да, об этом мы, честно говоря, не думали… Вы правы, с этих позиций все представляется несколько иначе.

— По вашему виду, Лев Николаевич, понятно, что у вас припасено что-то еще.

— Так точно, товарищ генерал. Мы действительно не знаем наверняка, что там, на Луне. Но… это знает сам Везунчик!

— У вас есть доказательства?

— Да. Прошу прощения у Петра Дмитриевича, но мы со своей стороны, негласно, конечно, ведем запись в квартире Везунчика.

— И вы мне не сообщили!! Лев Николаевич, это переходит…

— Извините, товарищ полковник, таковы правила. Ваш источник, конечно, хорош, слов нет, вряд ли возможно быть ближе к объекту. Подставили вы его Везунчику просто виртуозно. Но это, как раз, и создает основную проблему. Чтобы не раскрыть себя, источник, вынужден быть осторожным, предпочитая иногда вообще не вести документированную запись, положившись лишь на свою память. Ведь так?

— Да, к сожалению. Тем более что три дня назад Везунчик, видимо, перепуганный недавним близким знакомством с генералом Ветрогоновом, установил в квартире железную дверь. Скачки напряжения от сварочных аппаратов пожгли всю нашу подслушку. Ставить новуюуже нет времени. Хорошо хоть в ванной удалось сохранить пару устройств, хотя уровень записи через вентиляцию, как вы знаете, оставляет желать лучшего.

— Вот видите. Так что наша подстраховка вряд ли окажется излишней. Ваш источник передал содержание разговора, произошедшего вчера вечером?

Да, но я, честно говоря, не очень понимаю, к чему вы клоните… Она… э-э… источник утром сделал контрольный звонок, кратенько отчитался, но ничего такого…

— Значит или не запомнил, или не обратил внимания. Если вы, товарищ генерал, не против, я хотел бы предоставить запись.

— Я не возражаю. А вы, Сергей Ильич?

— Нет, конечно. Интересно послушать.

— Хорошо. Аппаратная? Полковник Дорохов у телефона. Капитан, поставьте нам, пожалуйста, запись № 3412 от девятнадцатого сентября.

«Тишина. Короткий щелчок, потом едва слышное шипение.

— …чем будете кормить?

— Садисьузнаешь.

— Ну, уж нет! Сначала скажите. Не понравитсябуду капризничать и воротить нос.

— Ой-ой! Напугал. Не хочешьсами съедим, а ты ходи голодным.

— Эх, всегда так. Никакого в тебе, Ань, сочувствия. Легкий, застольный треп продолжался минут пять, на лицах собравшихся в кабинете все заметнее проявлялось недоумение. Полковник, прослушавший в свое время не одну подобную запись, про себя отметил, что обычно бойкая на язык Юля сегодня казалась молчаливой, сдержанной, словно бы между ней и остальными пролегла какая-то дистанция. Андрей тоже старался напрямую к ней не обращаться.

Наконец в разговоре произошла пауза, звякнули тарелки, донесся шум бьющей из крана водыкто-то мыл посуду. Ближе к микрофону что-то зашуршало, через мгновение чиркнуло колесико зажигалки.

— Опять куришь?

— Ань, смилуйся, сигаретка после ужинасамое то! Мечта курильщика!

— Ну, хоть форточку открой!

Едва слышно щелкнули запоры, громыхнула фрамуга. Сразу же усилился доносящийся с улицы обычный городской шум. Сделав пару затяжек, Андрей сказал:

— Девчонки, у меня к вам серьезный разговор.

— Что случилось?

— У меня очень важная программа на новой работе, со следующей недели я буду очень редко появляться дома. А в декабре мне придется уехать. Надолго. Возможно, на всю зиму.

— На всю зиму… а как же мы…

— А что«вы»? Пообещаете не баловаться и хорошо учиться…

Натужно веселые нотки в голосе Андрея никого не обманули.

— Ты нас выгонишь?

— Господи, Юлька!! Как тебе такое в голову могло прийти?! Конечно, нет. Наоборот, оставлю квартиру на ваше попечение, вы обе очень хозяйственные и аккуратные, я буду спокоен.

Голоса девушек звучали подавленоновость явно их не обрадовала. Более-менее успокоив подруг, что никто никуда не собирается их выгонять, Андрей долго объяснял, как нужно себя вести в его отсутствие:

— …временную регистрацию мы с вами сделали, приглашение задним числом я написал, так что с этимникаких проблем. За квартиру и электричество я заплачу на полгода вперед, если вдруг кто будет приходить из Мосэнерго или из ДЭЗа…

— Лев Николаевич, все это, конечно, очень интересно, но у нас мало времени, нельзя ли перейти к главному?

— Сейчас, товарищ генерал, сейчас одна из девушек задаст нужный вопрос.

— …а ты далеко уезжаешь? Мне… нам нельзя будет туда? Хотя бы ненадолго…

— Нет, Ань, прости, нельзя. Вот когда я буду готовиться, мы встретимся не раз, обещаю. Меня пугают плотным графиком, но якровь из носу!обещаю: как только это будет возможно, обязательно приеду к вам.

— Это как-то связано с твоим даром, да?

— Да. Я, правда, не уверен дар это или проклятие, но отступать уже поздно. Сначала я не хотел рассказывать про все, что знаю о новом месте, мы называем его Девятой точкой. Мне казалось: вот, если я промолчу, все так и останется, никто больше не будет меня никуда посылать, жизнь успокоится, станет, как раньше. Но потом я очень четко понял: как раньше уже не будет никогда. И, если уж я пошел по этому пути, надо идти по нему до конца, просто чтобы не стать игрушкой в чужих руках. Да и тянет меня туда. Словно какой-то магнит установлен в том месте…

— А что там такого, ты знаешь?

— Как тебе сказать, Юль… видишь ли… там не просто Удача, вроде той, что была до сих пор… э-э… Она защищает меня уже больше двух месяцев, за это время много чего произошло, но всегда ее вмешательство происходило помимо моей воли… понимаешь? Никто меня не спрашивал, хочу я, чтобы мне помогали, нет… все случалось само… а там, на… в Девятой точкеуже не Удача. Там полностью контролируемый, подчиненный мне процесс. Это я чувствую. На все сто процентов».

Запись кончилась. Первым пришел в себя генерал:

— Эта правдивая информация? Насколько мы можем доверять вашему источнику?

— Полностью. Источник не проявлял себя до самого последнего момента, просто фиксировал некоторые переговоры, но эта информация показалась ему важной, и он вышел на связь по экстренному каналу, рискую себя выдать.

— Лев Николаевич прав. Информация подтверждается и по моим каналам. Правда, не записью, а лишь на словах, но думаю, мы можем верить. У них не было никакой возможности сговориться: как я понимаю, наши источники ничего не знают друг о друге, хотя и работают практически бок о бок?

— Верно, товарищ полковник.

Запись произвела фурор. В общем шуме поздравлений, сдержанной похвалы и похлопываний по плечу никто его не услышал одинокий голос кого-то из доселе молчавших аналитиковпожилого советника по геополитике:

— А не будет ли нам опасен такой президент?

И, видя, что на него никто не обращает внимания, он добавил совсем тихо, почти шепотом:

— Не слишком ли большую силу получит парень?

Подготовка к экспедиции началась в жуткой спешке. Обещанные руководителем РКА три месяца решено было выдержать во что бы то ни стало, хотя бы для поддержания престижа страны.

Несмотря на определенного рода застой в русской космонавтике, оказалось, что носитель и спускаемый аппарат лунного комплекса можно изготовить довольно быстро.

Кормившиеся подачками с коммерческих запусков «Энергия» и «Молния», ободренные государственным признанием, клялись расконсервировать почти готовую «Энергию-М» за месяц (в свое время ее начинали строить для второго, пилотируемого уже запуска «Бурана»), к концу ноября доставить носитель на стартовый стол Байконура, а к пятнадцатому декабря полностью закончить монтаж и предстартовые проверки.

Нашлось место в проекте и американским наработкам, благо с 1969 года кое-что просочилось из секретных архивов НАСА.

В качестве лунного модуля спецы центра имени Хруничева предложили использовать чертежи и заготовки созданного в 1968 году советского корабля «Л-1» — «Зонд». За период 1968-1970 года «Зонды» с 4-го по 8-ой совершили пять беспилотных облетов Луны, четыре аппарата вернулись на Землю без крупных проблем, но старт лунной программы Политбюро все же не разрешило — все дело испортила череда катастроф лунного носителя «Н-1».

А ведь даже по тем временам советская лунная программа могла решить большинство проблем, с которыми космонавт мог столкнуться на Луне. Американцы существенную часть этих проблем проигнорировали — начиная от практически полного отсутствия на «Аполлоне» защиты астронавтов от космического излучения и заканчивая просто смехотворным для русских инженеров проектом лунного скафандра.

Первый этап советской программы предусматривал вывод на орбиту естественного спутника двухместного орбитального корабля «Союз», состыкованного с одноместным лунным кораблем «ЛК». Для торможения около Луны предназначался специально разработанный ракетный блок. На орбите один из космонавтов должен был перебраться через открытый космос в посадочный блок и начать посадку. Непосредственно перед посадкой ракетный блок отстреливался, и корабль садился, используя только собственный двигатель. Мягкую посадку обеспечивали четыре амортизированные опоры. Космонавт покидал корабль в спроектированном под лунные условия тяжелом скафандре «Кречет» и около суток должен был работать на поверхности. Потом лунный корабль возвращался на орбиту, стыковался с орбитальным модулем. Космонавт переходил в орбитальный модуль, доставлял на борт образцы лунного грунта и результаты исследований, после чего посадочная кабина отделялась.

Проект оказался чрезвычайно сложен в исполнении, но катастрофы и недоделки заставляли конструкторов учиться на ошибках, вносить изменения в первоначальные схемы. За три недели до старта первого из лунных «Аполлонов» на Байконуре уже стоял подготовленный к запуску комплекс «Протон-К»-«Союз-7К-Л1», а 8 декабря космонавты были готовы к полету, однако высокая вероятность катастрофы так и не позволила Политбюро разрешить запуск.

21 декабря «Аполло-8» стартовал к Луне. Впервые люди покинули околоземное пространство, впервые они не наблюдали закатов и восходов Солнца и увидели своими глазами обратную сторону Луны. Сделав несколько витков на орбите, корабль успешно вернулся на Землю.

Американцам повезло.

Советское руководство не верило в везение и так и не согласилось на пилотируемый лунный полет даже после коллективного письма в Политбюро космонавтов, прошедших подготовку по лунной программе. В письме они просили разрешения на проведение полета к Луне, мотивируя это тем, что присутствие на борту космонавта повысит шансы на успех.

Но теперь, тридцать семь лет спустя у обновленной русской программы была своя Удача. Вслух об этом, конечно, никто не говорил. Зато в кулуарах операция «Везунчик» давно перестала быть тайной, а монтажники и наладчики космических аппаратов, привыкшие по сто раз перепроверять каждый винтик, просто за голову хватались, наблюдая за повсеместным нарушением техники безопасности. Принцип «в первом приближении работает? Ну и ладно — сойдет!» казался им просто неприличным.

Не известно, кто первым высказал эту мысль, но техники собирали спускаемый аппарат на живую нитку, лишь бы работало, зная, что от всех неувязок и внештатных ситуаций корабль спасет Везунчик.

Решением РКА в состав экипажа вместе с Андреем вошли два профессиональных космонавта — командир экипажа Дмитрий Хрусталев, способный, если что, вручную поднять спускаемый аппарат с Луны, и бортинженер Алексей Ильдаров, спец по системам жизнеобеспечения, один из монтажников жилого комплекса орбитальной станции «Альфа».

Лунному кораблю по единогласному решению участников проекта дали название «Россия».

Во всем мире русская лунная экспедиция вызвала живейшую заинтересованность. Европейское космическое агентство, Китай и Япония предложили свою техническую помощь и финансирование. Особенную активность проявили китайцы — их представители зачастили в Москву и в Звездный городок.

Всерьез обеспокоились полетом только американцы. С момента сентябрьской пресс-конференции НАСА трижды пыталось наладить контакт с РКА, осторожно, используя обходные каналы, стараясь не выдать своей заинтересованности.

— Знаете, Лев Николаевич, с нами упорно стараются выйти на контакт американцы.

— Военная разведка?

— Как ни страннонет, хотя канал их.

— Кто же? АНБ?

— НАСА.

— Гм, вот это сюрприз. И что они хотели? Присоединиться?

— Сложно сказать, ходили все вокруг да около, предлагали заключить некое соглашение. Но, по-моему, они больше старались выяснить, где сядет наш лунный модуль. И как только получили эту информацию, тут же свернули все контакты.

— Короче, вы прокололись.

— Да нет, не скажите. Наши думаютруководству НАСА кровь из носу надо было знать, что «Россия» сядет не у Моря Спокойствия или Моря Познанного. Мы это подтвердили, а больше им ничего и не нужно было. Хотя, судя по их намекам, они готовы были заплатитьи не мало, чтобы мы поменяли место посадки. Где угодно, лишь бы не…

— У Моря Спокойствия?

— Именно. Там, и у Моря Познанного когда-то садились первые «Орлы».

Заметив недоуменный взгляд собеседника, полковник пояснил:

— Лунный посадочный модуль «Аполлона» назывался «Орел». Сами «Аполлоны» оставались на орбите.

— Чего они так боялись? Полковник потер подбородок.

— Того, что мы там найдем. Или точнеечего НЕ найдем. Вдруг там лишь искореженные кучи металлолома на месте жестких посадок «Орлов» иличто еще хужелишь заляпанные промерзшими кровавыми сгустками разгерметизированные кабины…

— А может, там вообще ничего нет?

— Может и так… От кратера Тимохарис не так уж и далеко до лунных Апеннин, где садился в свое время «Аполлон 15». Этот момент их почему-то не беспокоит…

5

Смешно, но первым пунктом космической подготовки Андрея стала больница. Ему подлечили все зубы (разумно заявив, что в космосе дантистов нет), на удивление быстро и безболезненно вырезали аппендицит и накачали огромным количеством прививок и вакцин. Недели полторы он провалялся на койке Звездного городка, пока подстегиваемый химически, генетически и — не в малой степени качественной и калорийной едой иммунитет боролся с бесчисленными вирусами и болезнями.

На короткую «побывку» домой он приехал таким бледным и осунувшимся, что девчонки чуть с ума не сошли.

— Господи, да что с тобой случилось?

— А-а, — отмахнулся Андрей, — Ничего страшного. Работы много, даже поспать не всегда удается… Вот и хожу, как привидение.

Неизвестно, поверили ли ему или нет — заботливые подруги накормили «жертву» до отвала, чуть ли не насильно уложили отдыхать, а наутро, когда Андрей засобирался в Звездный, готовы были костьми лечь поперек коридора, но никуда его не пустить.

В следующий раз он смог вырваться из Городка только через полторы недели. Приехал под вечер, но, к собственному удивлению, никого дома не застал.

«Хотел же позвонить, блин! Сюрприз решил сделать? Вот и наслаждайся сюрпризом — где они и когда вернутся, неизвестно!»

В холодильнике обнаружилась целая гора сладостей и мороженного, — видимо, девчонкам опять прислали денег из Ярославля. Но пирожных и тортиков ему сегодня совсем не хотелось, да и врачи Звездного, обнаружив в организме лишние калории, придут в ужас и погонят на дополнительный час велотренажера.

Наскоро поужинав бутербродами — что нашлось, Андрей завалился спать, не раздеваясь и не разбирая постели. Ночью он почувствовал, как кто-то осторожно стягивает с него рубаху, одновременно пытаясь высвободить покрывало.

— Кто здесь?

Теплые губы коснулись щеки, целый водопад волос обрушился на лицо. Тонко и вкусно запахло знакомым яблочным ароматом.

— Это я.

— Анюта?

— Да. Прости, я тебя разбудила. Просто ты так спал… неудобно. Мне захотелось тебя накрыть.

— Ничего-ничего, все нормально. Все равно я бы проснулся, когда жарко стало.

Андрей сел на кровати, взял Анюту за руку — церемонно поцеловал.

— Спасибо, о, прекрасная фея, за то, что охраняли мой сон.

Она действительно была похожа на фею — в белом свитере с пушистым воротом, таинственно светящимся в темноте, волосы рассыпаны по плечам, яркие, блестящие, как звездочки, глаза.

— Спасибо, — еще раз сказал Андрей.

— Тоже мне, фея…

— Ты настоящая фея! Поверь мне! — он погладил ее по щеке и сразу почувствовал движение навстречу. Анюта прижалась к его ладони, замерла.

Чтобы разрядить повисшую тишину, Андрей спросил:

— А Юлька где?

Не самый хороший вопрос в данной ситуации, можно Анюту и обидеть ненароком, но другого выхода у него не было.

— Она поздно сегодня вернется. У них в группе сегодня день рождения у кого-то, пойдут всей грядкой студенческую кафешку разносить.

— Всей… кем?

— Грядкой… ну, группой.

— А-а… Ладно. Сама виновата. А мы тогда будем мультик смотреть — я новый диск привез!

Анюта не отвечала.

— Пойдем? — переспросил он.

— А можно, — отчаянно смущаясь, спросила она, — ты меня еще раз поцелуешь?

— Скафандр, тип «Кречет-2», автономный, выдох поступает в изолированное отделение ранца. Связь по гидрофону, — суровый инструктор кивнул бритой головой, поднял шлем, — ничего особенного делать не надо, первое знакомство, так сказать. Доступно?

— Доступно, — кивнул Андрей, — сколько я буду там болтаться? — он кивнул на подсвеченный подводными прожекторами бассейн.

Инструктор пожал плечами.

— Час от силы. Я так понимаю, что времени в обрез, — сказал он с осуждением, — как обычно: давай-давай, быстрее, быстрее! Сроки поджимают! А потом с меня три шкуры спустят, если что случится.

«Э-э, нет, — подумал Андрей, — тут с тебя не три, а тридцать три шкуры снимут, да еще вместе с головой». Но огорчать инструктора он не стал, молча наклонил голову. Шлем отгородил его от мира, звуки стали глухими, будто уши набили ватой.

Инструктор оттопырил большой палец и вопросительно приподнял брови: мол, все в порядке? Андрей кивнул. Впечатление было, словно его посадили в круглый аквариум и с интересом наблюдают за поведением.

«Бедные золотые рыбки, — подумал он, — бедные меченосцы, гуппи, скалярии и ставриды… впрочем, нет. Ставриды — это из другой оперы».

Его на талях опустили в бассейн, вес пропал. Андрей отстегнул тали и стал медленно опускаться. Грузы были подобраны так, чтобы он завис в кубе бассейна, как муха в янтаре. Он поднял голову. Поверхность воды казалась мутным дрожащим зеркалом. Два страхующих аквалангиста кружили вокруг, будто акулы вокруг одинокого пловца.

«И что дальше? Так и буду здесь болтаться?» Когда-то давно он нырял с аквалангом, но плавать в скафандре… Андрей неуклюже развел руками, пытаясь принять горизонтальное положение. Один из аквалангистов подплыл ближе, Андрей махнул на него, отгоняя, как докучливую муху. За время подготовки назойливость персонала Центра его здорово достала:

— Как самочувствие? — спросили его, когда в первый раз крутили в центрифуге и глаза полезли на лоб от перегрузок.

— Супер! — ответил он тогда. — Просто праздник какой-то!! Еще хочу!!

Правда, потом оказалось, что та, первая прокрутка — это были только цветочки.

Свет прожекторов, отражаясь от стен бассейна, резал глаза. Андрей зажмурился. Тело было невесомым и если бы не сковывающий движения скафандр, то ощущения напоминали бы полеты во сне. Не в кошмарах, а в легких добрых снах, когда паришь, как птица, вольно раскинув руки, купаешься в небе.

Вздремнуть, что ли? Или спеть?

— Из-за острова на стрежень… — сфальшивил он дурным голосом.

— Что с вами? — вдруг спросили прямо в ухо. — Переизбыток кислорода? Как самочувствие?

— Нет, нет, — Андрей рассмеялся, — все в порядке. Просто скучно.

«Ну, правильно, связь через гидрофон», — вспомнил он.

— Извините, — сказал он невидимому собеседнику, — я уже наплавался, во как! Давайте, вынимайте меня отсюда.

— Мне приказано…

— Ваши приказы — это ваше дело. Но если кто-то спросит — валите все на меня, мол, потребовал прервать подготовку, пригрозив утоплением.

— Что вы, что вы… — забормотал собеседник, — конечно, сейчас выловим.

«Ну вот, опять работы психологам задал. Будут теперь с тестами приставать…»

Переодевшись, Андрей позвонил полковнику. Тот выслушал его молча.

— Это действительно необходимо? — спросил он, и Андрей ощутил в его голосе недовольство.

— Слушайте, у меня никого нет, только отец и эти девчонки, — начал раздражаться Андрей, — а гарантии, что я вернусь, никакой нет. Дайте же хоть с ними проститься по-человечески.

Полковник вздохнул.

— Хорошо. Надеюсь, к вечеру вы вернетесь.

— Я постараюсь.

«Вот так, — подумал Андрей, отключившись, — и пусть не забывает, что я не один из его мальчиков. Тоже мне — увольнительную разрешил».

Моросил мелкий осенний дождь, машин на трассе было мало. «Дворники» смахивали с лобового стекла капли, за окном мелькали пожелтевшие березы и клены. В зеркале заднего вида маячила «девятка» сопровождения.

«Как там мои девчонки? Скучают или уже и думать забыли? Юлька, наверное, отлынивает от учебы, а Анюта — наоборот, грызет свой „1С“. Что мне им сказать? Командировка. Да, надолго. Я тогда сказал — „на всю зиму“. Теперь бы придумать куда? На самый южный берег Северного Ледовитого океана. Нет, так они меня жалеть будут. Скажу: в Европу, в Париж! Елисейские поля, Монмартр, „Мулен Руж“, „Лидо“, обеды у „Максима“. Булонский лес, падшие женщины… гм… это немного не то… девчонки ревновать будут.

Вот, черт, свозить бы девчонок хоть на недельку куда-нибудь в Европу».

Он попытался разобраться в своем отношении к девочкам. Честно признаться… эх, да что там! Они даже снятся ему. Особенно теперь. Взбалмошная, непоседливая Юлька, с угловатой, но уже оформляющейся фигуркой и Анюта — спокойная, домашняя, с плавными грациозными движениями, какие бывают только в юности, когда условности взрослого мира еще не довлеют над поведением.

«Закатим-ка мы праздник!»

Андрей остановил машину возле большого супермаркета. Народ с тележками, размерами с угольные вагонетки времен «стахановских» рекордов, подметал с полок, все, что видел. Андрей купил огромный торт, долго бродил между стеллажами с разноцветными бутылками и, наконец, махнув рукой, купил бутылку шампанского. Полчаса пришлось потерять в кассе, пока затарившаяся, как для зимовки на льдине тетка оплачивала бесчисленные пакетики, бутылки и свертки.

Возле «девятки» сопровождения хмуро курил парень в кожаной куртке. Увидев выходящего из автоматических дверей Андрея, он бросил окурок и полез за руль.

Приткнув машину возле подъезда, Андрей взглянул на часы — начало шестого, девчонки уже должны быть дома. Да, кстати, вон и окна светятся.

Поднявшись на лифте, он открыл дверь, стараясь не шуметь.

По всей квартире горел свет, на кухне бежала вода, слышались неразборчивые голоса. Скинув ботинки, Андрей тихонько подошел к двери на кухню.

— …вот расскажу Андрею про твои «успехи», посмотрим, как запоешь, — сердито выговаривала Анюта.

— Да? А где он? Может, я оттого и учиться не могу, что его не вижу! Может, у меня все мысли из головы вылетают, когда про него вспомню! — возражала Юлька.

— Ха, было бы чему вылетать!

— Тебе что? Тебе бухгалтерия весь свет белый застит, а я как представлю, что он сейчас один… Кто его накормит, кто порядок наведет…

— Да ты совесть-то имей, в конце-то концов! Ты же палец о палец не ударила, пока он здесь жил. Посуду помоешь — и то спасибо.

— Да? А кто…

— Так, опять скандал! — сурово сдвинув брови, сказал Андрей, входя в кухню.

Анюта обернулась от плиты, крышка от сковородки выпала у нее из рук, Юлька взвизгнула, роняя табуретку, бросилась к нему на шею.

Они обнимали его с двух сторон, обхватив за шею, прижавшись к груди. Анюта всхлипывала, Юлька ревела в голос.

Андрей поднял в стороны руки с тортом и шампанским, забормотал что-то успокаивающе, касаясь щекой то русой головы Анюты, то взъерошенных черных волос Юльки. Защипало в глазах.

«Черт, только мне расплакаться не хватало», — подумал он.

— Ну, все, все, девочки. Вот он я, живой, здоровый, даже не голодный.

— Где же ты пропадаешь? Я каждый вечер жду-жду, ужин готовлю…

— Я даже учиться не могу, все о тебе…

Наконец, они выпустили его. Всем стало неловко. Юлька, размазывая потекшую тушь, отвернулась к окну, Анюта, всплеснув руками, бросилась к плите, где уже плевалась маслом сковородка.

Андрей поставил торт на стол, убрал шампанское в холодильник, машинально достал сигареты. Юлька бросилась развязывать коробку с тортом. Анюта поглядывала на него, раскрасневшаяся, разрумянившаяся.

«Я — дома. Наконец-то я дома. Господи, почему я не могу жить, как все люди? Зачем мне все это: точки Удачи, ФСБ, Луна, эти грязные игры?»

— А мы думали, ты нас совсем бросил. С прошлого раза, как ты приезжал, уже три недели прошли.

— Еще чего. Просто раньше ну никак не мог вырваться.

— Ой, сливочный! С цукатами, — Юлька захлопала в ладоши, подскочила к нему и чмокнула в щеку, — спасибо. А шампанское кому?

— Всем! Сегодня можно. Тащи бокалы.

Юлька убежала в комнату. Анюта внимательно посмотрела на Андрея.

— Что за праздник?

Андрей вздохнул. Что ж, рано или поздно, он должен был им сказать. Вот только сделать это надо помягче, потактичней, что ли. Иначе опять разревутся. Он загасил сигарету, дождался, пока из комнаты придет Юлька с бокалами.

— Будут у нас сегодня проводы, — Андрей наморщил лоб, подбирая слова. — Я вам говорил, что уеду на зиму?

Девчонки замерли.

— Вот завтра и…

— Я так и знала, — почти шепотом сказала побледневшая Анюта, — и надолго?

— Месяца на два, от силы на три, — стараясь говорить небрежно, ответил Андрей.

Юлька опустилась на табуретку, забыв поставить бокалы на стол. Вид у нее был настолько убитый, что Андрей растерялся.

— Девочки, дорогие мои, хорошие, ну поймите, работа у меня такая. Ну, что я могу? Вы живите спокойно, никто вас не потревожит, учитесь. Я звонить буду.

Анюта прерывисто вздохнула, у Юльки опять заблестели слезы на глазах.

— А приеду, — стараясь развеять гнетущую атмосферу, грозно сказал Андрей, — спрошу за все: и за учебу, и за порядок. Ну, чего вы, в самом деле?

— А зима, а праздники? Новый год, а двадцать третье февраля, а восьмое марта? — уныло спросила Юлька.

— Ну, к восьмому марта я, крест на пузе, приеду, — пообещал Андрей, сам не очень веря в свои слова.

Анюта выключила плиту, взяла у Юльки бокалы и, сполоснув их, поставила на стол.

— Далеко хоть едешь?

— Да куда там, — обрадовался перемене темы Андрей, — так, по Европе помотаюсь. Может, и в Париже буду.

— Ух, ты! Париж, — вытаращила глаза Юлька, — Дживанши, Шанель, Биг-Бен…

— Биг-Бен в Лондоне, — поправила ее Анюта.

— Это рядом, — отрезала Юлька.

«Ну, слава Богу, — подумал Андрей, — раз про географию заговорили — значит, первый шок прошел». В общем, ему почти удалось их успокоить.

— Ладно, тогда езжай. Но звонить будешь каждый день!

— Договорились!

Гулко хлопнула пробка, девчонки взвизгнули. Шампанское рванулось из плена, норовя залить все вокруг. Наполнив бокалы, Андрей поднялся.

— Хочу выпить за вас, девочки. Не вешайте нос, не думайте о плохом, пусть все у вас сбудется и… — он смешался на секунду, — ей-богу, мне вас будет очень не хватать. В Париже.

После тоста подруги почему-то совсем приуныли. Юлька медленно ковыряла ложкой торт, Анюта сидела неподвижно. Все молчали.

— В чем дело? — спросил Андрей, — Что вы такие грустные?

Анюта вдруг уронила голову на руки и расплакалась. Андрей опешил.

— Ты что, Анют? Ну, не надо… пожалуйста… я приеду совсем скоро…

Не говоря ни слова, Юлька вскочила на ноги, с силой бросила об пол ложку и, всхлипывая, убежала в комнату.

Андрей метнулся было за ней, но его остановили слова Анюты:

— Не ходи, Андрей. Пусть поплачет. Она тоже все понимает.

— Что?

Анюта подняла на него глаза, и он поразился, каким неожиданно взрослым и печальным стал ее взгляд.

— Ты же не вернешься, да? Ты это сам понимаешь, хоть и не говоришь. Но тех, кто тебя любит, не обманешь!

После тяжелой сцены прощания Андрей возвратился в Звездный в подавленном настроении. Психологи забили тревогу: в таком состоянии они отказывались допускать свежеиспеченного космонавта к старту. Ведь загруженный проблемами, сидящий по горло в депрессии человек склонен к необдуманным поступкам, срывам, психозам… На земле это еще куда ни шло, хотя, например, дежурного по атомной станции забракует в таком состоянии даже неопытный психолог. В космосе депрессия недопустима вдвойне, даже совсем в легкой форме. Она порождает невнимательность, снижает порог критических оценок собственных поступков.

А на космическом корабле принципы «ой, я не заметил» или «извините, перепутал, можно попробовать еще раз?» приводит к одному: катастрофе.

Группа психологической разгрузки тут же задействовала усиленную программу: релаксация, гипноз, беседы с опытными психотерапевтами. Андрей не сопротивлялся. Механически отвечая на вопросы, он думал о другом.

Только сейчас, за три с половиной недели до полета, он с ужасом убедился в собственной инфантильности:

«Почти ничего в своей жизни он не сделал по собственному желанию. В Британию поехал, потому что отобрала директорша, поступил в институт по совету отцовского знакомого, в Японию — взял с собой академик, практически не спрашивая согласия. Во все остальные точки он ездил либо по указанию руководства фирмы, либо поддавшись настойчивым просьбам полковника. Даже Удача, пресловутый его дар, навязан ему свыше, и никто не поинтересовался: а нужно ли это ему? Готов ли он?

Один из немногих поступков в жизни, который он совершил сам, не по чужому указу, — приютил девчонок — и то обернулся в итоге против него. Слов нет, Юля и Анюта дороги ему, навсегда запали в душу, вряд ли он сможет что-то решать без оглядки на них… если вернется, конечно. Но, он же не какой-то там романтический дурачок, он прекрасно понимает, что все это время, с момента первой встречи на остановке, девчонки подыгрывали ему, по мере сил помогая чувствовать себя благородным защитником, спасителем и настоящим героем-любовником. Особенно последнее… гм… И теперь, ощущая себя, точно по Экзюпери, ответственным за безбашенную Юльку, за скромную Анюту, так нуждающихся в защите, он вынужден был думать о них, заботиться, переживать, все ли у девчонок в порядке…

Апофеоз его инфантилизма — вот этот лунный полет. Подчинившись зову неведомой силы, он рассказал о Девятой точке полковнику, хотя, по-хорошему, лучше было бы промолчать. Петр Дмитриевич передал идею выше (ну, не сам же . он инициировал лунный проект — не того полета птица, при всем уважении). ФСБ — или кто там еще стоит за спиной Радченко? — развернул масштабную программу подготовки. Тысячи людей, воодушевленные идеей, работают на русскую Луну днями и ночами, и отказаться уже невозможно…

Всю свою жизнь он плыл по течению, делал то, что от него хотели другие. И даже сейчас, стоя одной ногой в кабине лунного корабля, все еще продолжает слепо выполнять чужие желания и просьбы.

Сначала полковник задурил ему голову президентством, потом Седой наговорил кучу умных слов, а через несколько дней уже девчонки своей демонстративной беззащитностью и неприспособленностью к жизни (достаточно только вспомнить, сколько разных происшествий произошло с ними за эти месяцы!) заставили его изменить приоритеты. Он решил истратить всю мощь своего дара на них…

Благородно, слов нет.

Но может быть стоит хотя бы раз попробовать сделать что-то самому?

Ведь это его право — распоряжаться собственной силой?

Или нет?»

За две недели до старта дали добро и психологи — пациент неожиданно ощутил себя бодрым, полным сил и эмоций. Старожилы Звездного только руками разводили. Бывает, космонавт готовится годами, и все равно боится первого полета, шутит, балагурит, но все равно боится. И страх этот естественен — все мы люди.

Но здесь…

Может, и правда — Везунчик?

Следующим утром спецрейс транспортного «Ил-76», положив набок солончаки Бетпак-Дала, заходил на посадку в небе Байконура. Оба экипажа — основной и дублирующий прибыли, как выражаются сами космонавты, «на отсидку».

6

В ночь перед стартом Андрей почти не спал, несмотря на все рекомендации врачей. Так что на последнем предполетном медосмотре он выглядел — хуже некуда и чуть не попал под карающий меч неумолимых медиков.

Ситуацию разрядил Хрусталев:

— Хватит парня тиранить, эскулапы! Даже я, помнится, когда летел в первый раз, места себе не находил, сколько б меня психи не накачивали. А ведь я до этого полгода уже в Отряде сидел, очереди ждал. А вы человека два месяца по ускоренной программе прогнали, все соки выпили и теперь еще хотите, чтоб он ко всему этому нормально относился?

За несколько коротеньких совместных тренировок Андрей понял, что космонавты относятся к нему по-разному. Командир основного экипажа Хрусталев и оба бортинженера — где-то даже жалели его, считая чем-то вроде подопытной свинки, жертвой очередного правительственного эксперимента. Ильдаров вспомнил одного из первых космических туристов — немца Йоргена Глаубаха, который точно так же не понимал, зачем он здесь, кому от этого будет польза, но храбрился и даже пытался шутить с «коллегами».

А вот командир резервного экипажа, Колыванов вел себя с Андреем подчеркнуто холодно. Словно проводя некую разграничительную черту, отделяя себя, профессионального космонавта от какого-то там комитетского ставленника.

К счастью, резервный экипаж так и остался резервным — последний медосмотр выдал «добро» всем троим основным. И после получаса обязательной барокамеры (для насыщения крови кислородом, что, в свою очередь поднимает общий тонус, выносливость, ускоряет реакцию) экипаж уже сидел в креслах «костюмерной».

«Господи, — думал Андрей, пока трое техников облачали его в полетный комбинезон, — пять человек мучаются, чтобы одеть одного меня! И еще два раза по столько смотрят на экраны, старательно фиксируя каждый удар моего сердца…»

Часом позже, сверкая свежей краской, такой знакомый и одновременно разительно отличающийся от своих городских собратьев чистотой и небольшим количеством пассажирских мест автобус «Маз», вез экипаж «России» к стартовому столу. Даже отсюда разлапистая сигара «Энергии» казалась огромной.

Полковник воспринимал царивший в ЦУПе предстартовый бедлам с восхищением. Несколько сотен людей, каждый за своим пультом, творили все вместе малопонятную непосвященному грандиозную симфонию космического старта. Контрольные замеры, показания датчиков, доклады наземных служб сливались где-то за столом руководителя полетом в ясную и понятную картину.

Каждый час проводилась общая перекличка, и только в этот момент становилось понятно, какой невероятно сложный механизм стоит сейчас в десятках километрах отсюда, на стартовом столе.

В отделении для прессы шумно, эта братия не может вести себя спокойно. У дальней стены и перед главным табло возятся с настройкой своей оптики телеоператоры. Разрешение на съемку получили немногие, хотя присутствует в зале не меньше трехсот журналистов.

Весь мир оповещен о запуске русских космонавтов на Луну. Полковника уже мутило от той невообразимой шумихи, которую подняли СМИ в эфире и на страницах газет. Российские, захлебываясь восторгом, рассказывали о новом прорыве в космос, о достойном наследии советских конструкторов, запустивших первый спутник, первого космонавта, первую межпланетную станцию…

— Успешно завершив борьбу с вседозволенностью и сверхдоходами олигархов, обогатившихся в период так называемой приватизации, президент приступил к возрождению былого величия России, завоеванию передовых позиций в мировой науке и, в первую очередь, — в исследовании космического пространства…

Корреспонденты иностранных газет и телеканалов высказывались несколько более осторожно. Красной нитью в их репортажах сквозило недоверие: сумеют ли? Откуда у нищей и коррумпированной России средства и технологии на развитие лунной программы?

— …история уже была однажды свидетелем поразительных успехов Советского Союза, но, как оказалось, достигнуты они были за счет повального обнищания населения и рабского труда сотен тысяч политических заключенных. Многих сейчас волнует один и тот же вопрос: не наблюдаем ли мы сейчас возрождение старых методов? После ряда громких дел по фактической национализации сырьевой отрасли — единственного источника валютных поступлений, — российское правительство, вместо того, чтобы пустить изъятые в бюджет доходы нефтяных гигантов на социальные программы, тратит так необходимые народу ресурсы на амбициозный лунный проект. Ученые США ясно высказались о бесперспективности пилотируемых полетов в ближайшие пять-семь лет, пока не будет достигнут необходимый уровень безопасности. Впрочем, русских никогда не заботил уровень риска собственных космонавтов. Вспомним, хотя бы станцию «Мир», которая продолжала летать и через 15 лет после запуска!

Бог с ними! Главное удалось избежать интервью с космонавтами, сославшись на плотный график. Пресс-служба РКА скормила журналюгам несколько записей — лунные космонавты на тренировке, они же в бассейне, они же на медосмотре… Пока никто не догадался, почему в кадре их всегда только пятеро, хотя говорится про два экипажа — основной и дублирующий. Но Везунчик не должен быть в кадре ни в коем случае — на этом настоял генерал лично, да и еще кое-кто сверху. Газетчики народ ушлый, быстро сообразят, где пахнет сенсацией. Да и коллегам не стоит облегчать работу.

На большом обзорном экране в центре рабочего табло титанической башней возвышался голубовато-белый корпус «Энергии» с колоннами разгонных блоков по бокам. Камера стояла в километре от стартового комплекса, но даже с такого расстояния было видно, как струятся вдоль корпуса перламутровые в мощном свете прожекторов облака испаряющегося азота. Шестидесятиметровую ракету поддерживали направляющие фермы, но все равно казалось, что космо-дромные плиты вот-вот не выдержат ее тяжести, и вместо рывка в космос двухтысячетонный носитель провалится под землю. По сравнению с «Энергией» скрытый за атмосферными обтекателями лунный корабль казался миниатюрной игрушкой, хотя вес одного только посадочного модуля зашкаливал за шесть тонн.

Как Петр Дмитриевич не ждал его, все равно — предстартовый отчет начался неожиданно.

— Внимание! Пятиминутная готовность! Всем службам доложить о готовности!

— Топливо — в норме!

— Кислород — в норме!

— Внимание! Четыре минуты до старта!

— Двигатели первой ступени — в норме!

— Двигатели второй ступени… в норме!

— Телеметрия — в норме!

— Метеоконтроль — в норме!

— Медицина — в норме!

Едва смолк последний доклад, как отчет пошел уже непрерывно.

— Сто двадцать секунд до старта… сто семнадцать… сто шестнадцать…

— …девяносто девять …девяносто восемь …девяносто семь…

— …полета восемь …полета семь …полета шесть…

— …десять секунд до старта …восемь …семь …шесть …пять …четыре …три …два …один …НОЛЬ!

— Ключ на старт!

— Есть ключ на старт!

— Протяжка!

Даже здесь, за тридцать километров от стартового стола, дрогнул пол. С экрана донесся глухой гул, клубы густого дыма заволокли площадку.

— Есть протяжка!

— Продувка!

— Есть продувка!

— Зажигание!

— Предварительная!

— Пошла предварительная!

— Промежуточная!

— Пошла промежуточная!

— Главная, подъем!

— Есть подъем! Отрыв от стола!

Нарастающий где-то за спиной гул вдруг неожиданно для Андрея перешел в рев, казалось, невиданной силы зверь попался в ловушку, и напрягает все силы, чтобы выбраться на свободу. Кабина задрожала. В адском грохоте уже ничего нельзя было понять, мысли путались, даже сквозь звукоизоляцию шлема шум давил на него всей своей мощью.

Потом был могучий рывок, и корабль, ощутимо раскачиваясь, медленно пошел вверх, в маленьком иллюминаторе промелькнули опаленные выхлопом решетчатые фермы.

Внезапно словно тяжелая стальная плита пресса навалилась на Андрея сверху и начала методично и неуклонно вдавливать его в кресло, в пол кабины, в землю. Она очень хотела сплющить его, размазать подобно куску масла на бутерброде.

Было плохо. Было тяжело. Невообразимо тяжело, как будто трое или четверо Андреев уселись на плечи, живот и ноги. Не просто уселись, а то и дело принимались скакать, да так активно, что трещали ребра.

А в наушниках спокойный голос с земли продолжал отчитывать:

— …десять секунд — полет нормальный… двадцать секунд — полет нормальный… тангаж — в норме… тридцать секунд — полет нормальный… траектория стабильна…

Спустя какое-то время (ему показалось — вечность) корабль дернулся, на мгновение мышцы внизу живота сцепились в узел, как это бывает при спуске на скоростных лифтах. Голос в наушниках произнес:

— Отстрел первой разгонной ступени. Полет нормальный.

— Держись, Везунчик, — прохрипел Хрусталев, — сейчас вторая пойдет.

В этот раз рывок был не таким сильным, но измученному позвоночнику Андрея его хватило с лихвой. Некто могучий и неласковый со всей силы пнул его в спину. На секунду Андрей даже вроде бы потерял сознание.

Очнулся от шипения статики в наушниках. Голос земли молчал.

Казалось, хуже быть уже не может.

Паническая мысль: «падаем?» появилась и тут же пропала. Вторая ступень отработала свое, электрическая искра воспламенила заряды отстрела, цилиндр разгонных «пакетов» ухнул вниз, и наступила невесомость.

Первые секунды после того, как страшная тяжесть ушла, Андрей как будто снова ощутил себя младенцем в утробе. Говорят, эмбрион не чувствует собственного веса и именно потому кричит, появляясь на свет, — протестует против неожиданно навалившейся на него тяжести.

Но когда первая эйфория абсолютной легкости прошла, у него вдруг все поплыло перед глазами. Андрей еще лежал в стартовом кресле, но на мгновение ему показалось, будто он падает в бесконечный колодец, летит в бездну…

Андрея стошнило. Хрусталев едва успел протянуть ему пакет. Потом стошнило еще раз, всухую. В животе было пусто — сутки перед отлетом медики кормили Андрея только глюкозой, внутривенно. Еще давали немного меда, он безопасен — усваивается целиком.

По просьбе Андрея Хрусталев расстегнул страховочные ремни на поясе и груди. Стало чуть-чуть полегче.

— Хреновый из меня космонавт? — спросил он глухо, все еще прижимая ко рту гигиенический пакет.

— Нормальный. Вот если бы ты не блевал, я бы удивился. Через это все проходят — кто сразу, кто на второй день, на «Альфе» со мной в экипаже американец был, так он почти неделю продержался. А потом — всю кают-компанию уделал… — Хрусталев рассмеялся. — Сколько нас на центрифуге не крути, организм все равно свое возьмет. Ему привыкнуть надо. Через пару часов все образуется, терпи, парень.

— Почему замолчала связь?

— Э-э, брат, я бы и сам хотел" это знать. Алексей, что у тебя?

— Пока проверяю. Несущая есть. Машина сносится с землей без проблем, сейчас как раз принимает поправки. Телеметрия идет. Только голосовая связь отказала.

Петр Дмитриевич с замиранием сердца смотрел за разгорающейся внизу суматохой. В отрывистых командах, нервной скороговорке техников и суете двигателистов у своих пультов чувствовалась какая-то нервозность.

Что-то было не так.

Полковник обернулся к своему провожатому — бойкому пареньку из пресс-службы ЦУПа:

— В чем дело?

Тот быстро повторил вопрос в болтающийся у губ микрофон внутренней связи, вздрогнул, быстро стрельнул глазами по сторонам. Лицо его окаменело.

— Проблемы?

Парень кивнул, разом растеряв весь свой лоск и гордость, промямлил:

— Вас ждут у пульта руководителя полетов. Это… во-он там.

Он вытянул руку буквально на мгновение, указывая куда-то в сторону, но полковнику хватило этого времени, чтобы разглядеть: рука заметно дрожала.

Руководителя полетов на своем месте не оказалось. Вокруг пульта столпились несколько человек с растерянными лицами, они практически не шевелились, и издалека их можно было принять за каменные изваяния. Монотонный голос считывал данные телеметрии, за соседним пультом кто-то лихорадочно стучал по клавишам.

Мрачный помощник объяснил полковнику:

— Разгонная ступень сработала нештатно. Телеметрия показывает аварийный отстрел за восемь секунд до конца работы двигателей.

— Чем это может грозить? — спросил полковник. — Катастрофой?

— Катастрофы не будет. Программа после отработки второй разгонной ступени скорректирует курс, и корабль на основном двигателе пойдет к Луне.

Петр Дмитриевич нахмурился. Откуда тогда эта нервозность, растерянные лица, чуть ли не паника…

— Значит, все в порядке?

— В порядке?! Все очень не в порядке, уважаемый! В полной ж… гм… Это не просто неполадки, это конец программы. Им не хватит топлива вернуться!

— Все, — сказал вдруг кто-то за спиной обреченным голосом. Петр Дмитриевич узнал его — высокий тенорок руководителя полетов вряд ли можно с кем-то перепутать.

И только теперь полковник понял, что монотонный голос отнюдь не считывает данные телеметрии, он пытается связаться с кораблем:

— «Россия», это ЦУП, ответьте… «Россия» ответьте, это ЦУП… «Россия»…

— Я приказал отменить программу полета и перейти на аварийную схему, но… сами видите…

— Что значит — «аварийная схема»?

— Как у «Аполлона-13» — коррекция курса, облет Луны, возвращение к Земле, последняя коррекция на остатках топлива уже у самой атмосферы и посадка… но теперь… без связи… бесполезно…

— Они живы?

— Да, несомненно. Телеметрия проходит прекрасно, их бортовая ЭВМ принимает наши поправки, а голосовой связи нет. Наверное, что-то случилось с антенной во время разгона. «Россия» нас не слышит.

— А вы можете послать на бортовую ЭВМ данные по этой «аварийной» схеме?

— Нет, уже нет. Первый сеанс заканчивается, машины общаются сами, без нашего участия. А пока мы пересчитаем, к следующему сеансу связи они уже сделают виток и уйдут с орбиты…

— Как вы думаете, Петр Дмитриевич, эта авария, исчезновение связи с кораблемслучайность?

— В смысле? Что вы имеете в виду?

— Если судить по прежним случаям с Катукиным, все это больше похоже на целенаправленное действие Удачи.

— Вы хотите сказать?..

— Да. Ей не так и важно, вернется Везунчик или нет. Для нее это не имеет никакого значения…

7

— Командир, что будем делать?

— Связи все нет?

— Пробую каждые пять минут. Даже если Центр нас и слышит, то мы их — нет. Наверное, что-то с приемной антенной. Может, при отстреле обтекателей задело…

— Поправки снизу идут?

— Да, все отлично. Через восемь минут будет коррекция курса.

— По рабочей программе? Они не пытаются вывести нас на орбиту для облета Луны… ну, и дальше — по аварийной схеме?

— Нет, поправки только для удержания курса.

— Что ж… — Хрусталев устало потер подбородок, — значит, внизу считают, что ничего экстраординарного не происходит. Тогда и мы… В общем, летим. Как думаешь, Алексей?

— Согласен. Может, надеются на восстановление связи? Тогда и мы подождем.

Командир обернулся к Андрею:

— Ну, Везунчик, а ты что думаешь?

С трудом разлепив пересохшие губы, сглотнув омерзительный кислый комок, Андрей просипел:

— А я — что? Я в этом ничего не понимаю. Если с кораблем все в порядке, надо лететь.

Хрусталев улыбнулся:

— Постановили единогласно. Матушка-«Россия» нас не подведет, — он похлопал по изолирующему покрытию кабины. Инерция толкнула его в сторону, но командир был не новичок в невесомости — тут же остановил полет, схватившись за страховочную петлю.

Он предпочел умолчать, что если с кораблем все-таки что-то не в порядке, экипаж вряд ли сможет это заметить (ну, разве что кроме разгерметизации) без подсказки с Земли, где за телеметрией ежесекундно следят несколько сотен внимательных пар глаз.

К концу первых суток полета Андрей впал в апатию.

Наверное, он должен был облазить весь корабль, пощупать все, что разрешили бы Хрусталев с Ильдаровым. А чисто мужская тяга к технике должна по идее заставить его восторгаться умелыми придумками инженеров — космическим душем, похожим на пыточную парокамеру современных тиранов, едой в тюбиках и вакуумных упаковках (особенно впечатляли мини-буханочки хлеба на один укус, специально изготовленные, чтобы не засорять крошками воздух), велоэнергометром, беговой дорожкой — из-за экономии места в «России» тренажер смонтировали на стене, ведь в невесомости все равно, где бегать…

Но он просто не мог себя пересилить. Сначала невесомость чуть не заставила его вывернуть наружу желудок, а когда он немного привык к отсутствию веса, пошла серия коррекций курса, на коротенькие секунды снова появлялась тяжесть, потом опять приходилось беспомощно болтаться над креслом. Сложная наука передвижения в невесомости Андрею так и не далась. Вроде бы объяснения Хрусталева казались ясными, как день, но, когда дело доходило до практики, Андрей обязательно путал правую руку с левой, вытягивался не в ту сторону.

В итоге, заработав несколько чувствительных ушибов от столкновения со стенами, как всегда не вовремя оказывающимися на пути, креслами, кожухами аппаратуры и комингсами люков, он резко передумал изображать из себя матерого космического волка.

Связь так и не восстановилась. Точно следуя плану полета, через пять дней «Россия» совершила удачную посадку в районе моря Дождей, чуть отклонившись к западу от расчетной точки. Корабль сел на автоматике, полностью отработав заложенную в бортовую ЭВМ программу, хотя перед самой посадкой Хрусталев то и дело поглядывал на пульт ручного управления.

— Ну, поздравляю, космонавты! Мы на Луне! Эй, Везунчик, как самочувствие?

— Здорово, командир. Я, наконец, что-то вешу. Только почему-то…

— Что?

— Почему мне кажется, что я вешу столько же, как дома, на Земле. А говорили на Луне — притяжение вшестеро меньше.

— Ничего, — ответил Ильдаров, — это с непривычки. После невесомости вестибулярка шалит. Когда с орбиты на Землю спускаешься, вообще рукой-ногой пошевелить не можешь, кажется, будто весишь тонны полторы.

Андрей пошевелился в кресле, с удовольствием привыкая к ощущению собственного веса. После пяти дней в невесомости движения были немного резкими и дерганными. Моторика мышц тоже заново привыкала к силе тяжести.

— Надо, наверное, чего-то сказать… Ведь наши переговоры записываются? Вот и ляпнем что-нибудь для истории. Ну, типа, как Армстронг. Это маленький шаг для человека, но…

— Ага, — рассмеялся Ильдаров. — Только Армстронг сказал еще кое-что. После своей знаменитой фразы он добавил вполголоса: «Удачи, мистер Горский!». Когда «Аполлон» вернулся на Землю, настырные журналисты долго пытались добиться от Армстронга объяснения этой фразы, на что он, чисто по-американски отвечал: «без комментариев». И вдруг лет через десять после полета, получив на пресс-конференции стандартный вопрос: «А кто же такой мистер Горский?», Армстронг неожиданно ответил, что, поскольку господин Горский на днях умер, он считает для себя возможным объясниться…

— Да знаю я эту историю! Алексей, проверь лучше программу возвращения, у нас времени не так много, а еще пробы брать…

— Подождите, командир! — Андрей слушал бортинженера с заметным интересом. — Пусть доскажет, чем там все кончилось!

— Когда мне было семь лет, рассказал Армстронг, мы с братом играли в бейсбол. Брат слишком сильно ударил по мячу, и он упал под окнами наших соседей, Горских. Я побежал поднимать мяч и услышал, как миссис Горская говорит мужу: «Оральный секс?! Ты хочешь орального секса? Запомни, Горский, ты получишь его, когда соседский мальчишка прогуляется по Луне!!!»

Космонавты рассмеялись. Хрусталев с Ильдаровым отстегнулись, освободили Андрея.

— Все это байки, Андрей, не слушай. Не было ничего такого, а если и было — все равно треп… Алексей, что там у тебя?

Бортинженер не отвечал, лишь молча указал командиру на экранчик бортовой ЭВМ. Андрей не заметил, как за его спиной космонавты обменялись тревожными взглядами.

В переходном тамбуре было тесно. Как учили, Андрей в три движения освободил лунный скафандр, расстегнул его.

В таком виде «Кречет» напоминал тело человека героических пропорций с распоротым животом.

«Черт! Ну и ассоциации…»

Андрея передернуло.

«Все равно надо идти. По программе полета „Россия“ должна находиться на поверхности всего семь часов, за это время нужно успеть сходить туда и обратно. И нечего рефлексировать.

Да, это страшно. Это почти невозможно. Это выше человеческих сил. Лучше все это время просидеть в тесной, но такой уютной кабине, пристегнутся к креслу и никуда не выходить. НИКУДА!!

Только зачем тогда он прилетел сюда? За триста восемьдесят тысяч километров от Земли?

Нет, мил-друг Андрей, если взялся — надо делать.

Тем более, как теперь точно решено, — для себя…»

— Командир, я просчитал на компе маршрут возвращения… У нас на старте был перерасход топлива.

— Много?

— Вторая ступень отвалилась за восемь секунд до истечения работы двигателей. Я прикинулвзлететь нам хватит. И на пару коррекций на обратном пути хватит. А вот тормозиться нечем.

— А если, как «Аполло-13»затормозим атмосферой? Попробуй. Тем более что на Земле не могли не заметить перерасхода. Даже без связи сообразят, как подкинуть поправки на коррекцию. Но ты все-таки попробуй связаться с ЦУПом. Нам теперь без них совсем никуда…

— Андрею скажем?

— Нет. Он же у нас Везунчик. Лучше ему пока ничего не знать. Ладно, ты считай, а я пойду, помогу Везунчику скафандр надеть… Пусть прогуляется.

В многочисленных фантастических романах о Луне нет-нет, да и встречается ситуация, когда герой, спасая товарищей от очередной неотвратимой опасности, «помчался вперед гигантскими прыжками». Почему-то принято считать, что так передвигаться значительно быстрее. Не в шесть раз, конечно, — момент инерции тоже надо учитывать, ведь на Луне во время прыжка приходится толкать вперед еще и тяжеленный скафандр, но все равно — быстрее.

Однако не получается: шаги-то действительно выходят не маленькие, метров по пятнадцать, но зато скорость передвижения замедляется. Притяжение меньше, прыжок вместо стремительного броска превращается в неспешный заплыв над лунной поверхностью.

Передвижение по Луне Андрей более или менее отработал в Звездном, закаленные в условиях земного притяжения ноги, еще не совсем, правда, отошедшие от невесомости, резкими толчками несли его к цели. Если бы еще не ослепительный диск солнца над головой! Конечно, четыре килограмма воды в охладительной системе «Кречета», постепенно испаряясь через плечевые дюзы, делают свое дело, затемненный фильтр прикрывает глаза, но все равно легче не становится.

Андрей, сверился с картой — вот она, нужная точка, рукой подать. У подножья вот этой иссеченной метеоритами скалы. Да, впрочем, мог бы и не смотреть на карту. Его тянуло в Девятую точку с неодолимой силой, неизвестно смог бы он противится этому зову, если б захотел.

Тяжелый ботинок ступил на каменный горб микрократера, растер его в пыль. Андрей на секунду потерял равновесие, взмахнул руками и…

Зов иссяк. Как будто путник, страдавший от жажды в пустыне, рухнул без сил в полноводное пресное озеро, как будто ученый, годами бившийся над разгадкой очередной тайны, отложил ручку и увидел перед собой четкие строчки формул.

Везунчик пришел на зов Удачи.

По лицу Андрея струился пот — даже водяное охлаждение не спасало полностью от палящего солнца, но он не замечал этого, стоял неподвижно. Усталость от изматывающего полета, лунной жары, долгой прогулки в тяжелом скафандре отступила.

Он как будто снова ощутил себя на Земле, в зеленеющим весеннем лесу ранним утром после дождя. На распустившихся листьях блестят росинки, буйная подушка трав пружинит под ногами…

Чувствуя непреодолимое желание вздохнуть всей грудью, Андрей недоуменно оглядывается: кругом — сияющие ослепительной белизной лунные цирки, изрезанные миллионолетней метеоритной эрозией скалы, черные провалы трещин…

Он поднял руки к шее, потянул вбок крепления шлема. В ушах зашумело, кожу на лице словно бы обдул легкий ветерок. Андрей провернул тяжеленную, совершенно ненужную и бесполезную сферу и, обхватив руками, стянул шлем с головы. Кто-то маленький внутри него закричал: «А-А!! Что ты делаешь!», — но сам Андрей ничего не почувствовал, разве что при следующем вдохе ощутил вокруг себя пьяняще-чистый воздух с запахами влажной травы, свежести и мокрой коры, как это бывает в лесу после дождя.

Первым его увидел Ильдаров. Бортинженер мельком глянул в иллюминатор и застыл.

— Что ты там увидел? — спросил Хрусталев. Вместо ответа тот показал рукой: смотри сам, мол. Капитан несколько раздраженно приник к исчерченному перекрестьями системы наведения окошку — его должны были использовать для ориентации при посадке на ручном управлении, — и не смог сдержать удивленного возгласа:

— Твою мать!

Со стороны висящего над горизонтом голубым фонариком диска Земли к «России» медленно приближался скафандр с непокрытой головой. Везунчик словно резвился — делал широкие шаги то в одну, то в другую сторону, подбрасывал вверх шлем, ловил его, а однажды даже наподдал по нему ногой, как по футбольному мячу.

Везунчик что-то сказал, космонавты увидели, как двигаются его губы.

— Щипать друг друга будем? — спросил Хрусталев. Бортинженер ошалело посмотрел на командира, помотал головой.

— Везунчик, значит… — проговорил командир вполголоса. — Ну-ну…

Андрей хотел было попросить открыть люк, но потом передумал. Зачем ему теперь люк, корабль…

— Улетайте! — крикнул он и махнул рукой. — Улетайте без меня!

Если космонавты его и слышали, то никто не отозвался. И только через минуту Андрей сообразил почему и чуть не хлопнул себя по лбу: «ну, конечно — вакуум!»

Он надел шлем, включил радио и, не обращая внимания на ворвавшиеся под шлем удивленные возгласы, произнес, наслаждаясь новой силой:

— Взлетайте без меня. Немедленно!

Неизвестно, что подействовало на экипаж больше — мощь его голоса или фантасмагорическое зрелище, которое они и думать не могли увидеть на Луне: тяжелый скафандр «Кречет», увенчанный непокрытой головой Везунчика. Андрей улыбался, а волосы на голове немного колыхались, как если бы их касался легкий ветерок.

Как лунатики, командир и бортинженер подчинились приказу. Минут через пять сработали пиропатроны, отстрелив посадочную платформу с опорами. Двигатели неуверенно плюнули огнем — опытный командир решил прогреть дюзы, чтобы не подвергать их слишком сильным температурным нагрузкам. Потом корабль дернулся, приподнялся на мгновение и быстро пошел вверх, распушив, как павлин, пышный огненный хвост.

Проводив взглядом «Россию», Андрей, не включая связи, тихо, почти про себя сказал:

— Счастливого пути. Вы долетите, я ЗНАЮ.

После чего, ощущая в себе СИЛУ, равной которой не было никогда и ни у кого, он повернулся лицом к Земле, долго смотрел на бело-голубой диск. Потом протянул руку, прикрыл Землю перчаткой. Рассмеялся, открыл снова и произнес:

— Это МОЯ планета!

2003 г.