Edith Nesbit Wet Magic

Эдит Несбит

Мокрое волшебство

Этот перевод — плод труда Народа с Народного Перевода Гарри Поттера ( www.honeyduke.com] )(версия 04 янв 2004 года). Переводили Ольга F., Нипл, Rabid, Катюнчик, Кутяня, Skata, Экзон, Gerie Aren, Стася, Sibilla и Лагиф. Перевод стихотворений — Нипл. Редактировали Азраил, Loriel, Нипл, fekla, Sheila van Shield, Sargu Kotsu, Экзон, Евгений М., Kate Potter, Элли, Лагиф… и вообще, все переводчики J.

Руководитель — Лагиф ( lagf@mail.ru], www.harrytale.h1.ru] ).

Заранее прошу прощения, если кого-то забыла (очень сожалею, но на НП полетел сервер, а списки хранились там): мне помогало столько народу, что всех и не запомнишь! Огромное спасибо всем! А также Полинке — за то, что создала сайт НП, без которого ничего бы не вышло, и Ярославу (Нейтрону : www.yarik.com/hp] ) — за помощь с размещением, общением и — за созданный комфорт.

Глава I

Прекрасная Сабрина

То самое путешествие к морю всему положило начало — хотя всем казалось, что начало затягивается до бесконечности, совсем как те дороги холмистого Сассекса, которые только сперва кажутся приличными дорогами, но постепенно превращаются в дорожки, затем в звериные тропы, а потом — просто в заросли дрока, ковыля и колокольчиков, кроличьи норы и меловые карьеры.

Ребята считали дни, оставшиеся до того долгожданного Дня. Бернард даже сделал календарь из крышки от картонки, в которой прибыли домой его новенькие белые пляжные туфли. Он довольно аккуратно расчертил недели красными чернилами, а дни пометил синими цифирками, и каждый день вычеркивал по цифирке кусочком зеленого мелка, завалявшегося в жестянке для мелочи. Мэйвис выстирала и отутюжила все кукольные платья почти за две недели до этого самого Дня. С её стороны, разумеется, это было очень умно и предусмотрительно, но оказалось весьма некстати для младшей Кэтлин, которая предпочла бы и дальше играть своими куклами в любое время, какими бы грязными они ни были.

— Что ж, раз тебе неймётся, — сказала Мэйвис, слегка разгорячённая и раздражённая после утюжки, — я больше и пальцем не шевельну, чтобы вымыть для тебя что-нибудь, даже умывать тебя не буду.

Кэтлин вдруг пришла в голову мысль., что уж последнее она как-нибудь переживёт.

— Ну можно мне хоть одну куклу, — несмотря на это, покорно спросила она, — самую-самую маленькую и безнадежную? Дай мне Лорда Эдуарда. У него почти отвалилась голова, к тому же, я одену его в носовой платок и буду представлять, что это у него такой кильт.

С этим поспорить Мэйвис не могла: в число того, что она стирала, носовые платки как раз не входили. Таким образом, Лорду Эдуарду достался его задрипанный кильт, а остальных кукол Мэйвис рядком сложила в отведенном ей углу комода. Затем последовали её долгие таинственные совещания с Фрэнсисом, о которых на все вопросы младших они отвечали: «Секрет. Узнаете, когда придет время.» Это и впрямь их страшно заинтриговало, но возбуждение улеглось, когда в положенное время тайна была раскрыта и оказалась ни чем иным, как большим аквариумом, пустым и неинтересным, на который старшие собиралипо девять-десять пенсов, чтобы купить его на Олд Кент Роуд. Разгорячённые и утомленные, они гордо протащили свою ношу в дом по садовой дорожке.

— И что же вы будете с ним делать? — поинтересовался Бернард, когда все сгрудились вокруг стола в детской, разглядывая аквариум.

— Наполним его морской водой, — объяснил Фрэнсис, — чтобы поселить в ней морских актиний.

— Точно! — с энтузиазмом подхватила Кэтлин. — И ещё крабов, морских звезд, креветок, желтых литорин — и всех морских зверей побережья.

— Поставим его на подоконник, — добавила Мэйвис — знаете, как здорово смотрятся после этого все квартиры!

— И тогда, может случиться, что какой-нибудь важный ученый джентльмен, вроде Дарвина или Фарадея, проходя мимо нашего окна, увидит всё это и так обрадуется встрече с нашими медузами, что предложит научить Фрэнсиса всем своим наукам за бесплатно… Я так думаю, — с надеждой предположила Кэтлин.

— Ну, и как вы довезете его до моря? — спросил Бернард, опираясь руками о крышку учебного стола и тяжело дыша в аквариум, так что его сверкающие стенки стали мутными и полупрозрачными. — Он, знаете ли, слишком большой, чтобы поместиться в коробку.

— Тогда я буду его нести, — сказал Фрэнсис, — и никому он вовсе мешать не будет… донёс же я его до дома.

— Вообще-то пришлось сесть в автобус, — честно призналась Мэйвис, — и потом, я же тебе помогала.

— Не думаю, что они вообще разрешат взять его с собой, — сказал Бернард. — Если вы хоть немного знаете взрослых, вы, конечно же, с ним согласитесь.

— Брать аквариум на море — какая чушь! — сказали они. И, не дожидаясь ответа, добавили: — Зачем ещё?

В данный момент «они» означало тётю Энид.

Фрэнсис с рождения питал к воде необыкновенную страсть. Даже младенцем он всегда переставал плакать, когда оказывался в ванне. Когда ему было четыре, Фрэнсис потерялся на целых три часа. Полиция нашла его в конской поилке, что перед Уиллинг Майнд, где мальчик, мокрый до макушки, развлекал гурьбу возчиков, коротающих время за кружкой пива.. Воды в в колоде было слишком мало, чтобы так намокнуть, и самый словоохотливый возчик пояснил, что они с приятелями подобрали шалуна уже таким, рассудив, что здесь он в безопасности, учитывая погоду и эти снующие всюду ужасные трамваи и машины.

И для Фрэнсиса, страстно увлечённого водой во всех её проявлениях — от уличных луж до сложного устройства подачи воды в ванную и как его сломать — то, что он до сих пор не видел моря, было настоящей трагедией. Всегда что-то случалось — и поездка откладывалась. Каникулы вечно проводились в живописной деревне, где были и реки, и колодцы, и пруды — в общем, водоемы: просторные и глубокие, но то была пресная вода, причем, со всех сторон окруженная зеленой травкой. Очарование же моря, насколько он знал, состояло в том, что по другую его сторону, «сколько хватает глаз», ничего нет. И в стихах о море много чего говорилось, а Фрэнсис, как ни странно, стихи любил.

Покупка аквариума была попыткой подстраховаться: раз обретя море, он никогда больше с ним не расстанется. Фрэнсис уже представлял себе этот аквариум, с прилаженной точно посередине настоящей морской скалой, к которой прилепливаются морские актинии и моллюски. Ещё там должны были жить желтые литорины, и водоросли, и рыбки — золотые и серебряные (которые, кстати, в море не живут, но Фрэнсис об этом не подозревал), плавающие среди тенистых водорослей и сверкающие своей блестящей чешуей. Он продумал все детали, даже какой у аквариума должна быть крышка — легкая и прорезиненная, как колпачок на стеклянной бутылке, чтобы не расплескать воду во время путешествия домой — в вагоне караульной службы, к вящему восторгу пассажиров и носильщиков на обеих станциях. И вот — ему запретили взять аквариум с собой.

Фрэнсис поделился трагедией с Мэйвис, и она согласилась, что это просто невыносимо.

— Но знаешь, что я скажу… — сказала она, будучи не из тех «утешителей», которые, со словами «как жаль», опускают руки. Обычно Мэйвис удавалось придумать что-нибудь, чтобы хоть немного улучшить положение. — Давайте наполним его пресной водой, насыплем песка, посадим водоросли и напустим золотых рыбок; а я заставлю Элизу пообещать регулярно класть туда муравьиные яйца — потому что рыбки их едят — и это хоть чуть-чуть облегчит ужасные страдания, нам придется покинуть море и вернуться домой.

Фрэнсис признал, что в этом что-то есть, и согласился наполнить аквариум из ванны. Когда же эта затея была воплощена, аквариум стал настолько тяжел, что даже объединенные усилия всех четверых не смогли сдвинуть его с места.

— Ничего страшного, — как всегда, успокоила их Мэйвис, — знаете, давайте снова выльем воду, отнесём его обратно в гостиную, а затем исподтишка наносим воду кувшинами.

Всё прошло бы гладко, если бы тетя Энид не застукала самый первый «тихий» кувшин — и не запретила второй.

«Переливание из пустого в порожнее», — вот как она это назвала. — Ну, разумеется, я не позволю вам тратить деньги на рыбу!

А мама была уже на море, подготавливая для них жилье. Последним её наставлением было:

— Непременно делайте то, что скажет тётя Энид.

Поэтому, конечно, они вынуждены были подчиниться. Кроме того, мама добавила: "И не спорьте, " — и ребятам не довелось даже испытать мрачного удовольствия от высказывания тете Энид, как она не права, и что они вовсе не переливают в порожнее из пустого.

Тетя Энид не являлась их настоящей теткой — просто давняя подруга бабушки, при этом зовущаяся тетей имющая соответствующие привилегии и власть, едва ли не превышающую власть обычных тёть. Она была куда как старше настоящей тёти и даже вполовину не так мила, — из тех, кого называют «непреклонной» с детьми, и кого никогда никто не зовёт «тётушкой». Просто тётя Энид. И это многое объясняет.

Аквариум стоял угнетающе сухой — даже те несколько капель, которые остались после первого неудачного наполнения, испарились поразительно быстро.

Однако, даже в таком пустом состоянии аквариум был великолепен. У него не было этой уродливой железной рамы, с проглядывающей между стеклом и железом красной замазкой, которую можно иногда заметить в аквариумах приятелей. Нет, этот аквариум был сплошным толстым куском прозрачного стекла, слегка зеленоватого, от чего, нагнувшись и вглядевшись, можно было почти поверить, что он на самом деле заполнен водой.

— Давайте положим в него цветы, — предложила Кэтлин, — и будем представлять, что это актинии. Ну, давай же, Фрэнсис!

— Делайте что хотите, — буркнул Фрэнсис. — А я собираюсь читать «Детей Воды».

— Тогда мы сами это сделаем, чтобы устроить тебе сюрприз, — бодро сказала Кэтлин.

Фрэнсис уселся за стол, положил на него локти, и уткнулся в раскрытую перед ним книгу «Дети воды», а остальные, сопереживая его скорби, тихонько отошли. Только Мэйвис решилась к нему подступиться.

— Ты ведь не против того, чтобы они клали цветы в аквариум? Знаешь, ведь они хотят тебя взбодрить.

— Я же сказал, мне совершенно все равно. — раздраженно отрезал Фрэнсис.

Когда троица закончила, аквариум и в самом деле стал выглядеть гораздо веселее, и, если глядеть сбоку, сквозь стекло, казался самым настоящим живым аквариумом.

Кэтлин взяла несколько камней из дальнего уголка декоративного сада — как она объяснила, «где их все равно было не видно», — и Мэйвис добилась, что они стояли в центре стеклянного пространства наподобие арки. Скупо разбросанные пучки длинной травы оказались почти неотличимыми от водорослей. Бернард выпросил у кухарки немного серебристого песка, которым она оттирает кухонные стол и буфет, а Мэйвис отрезала одну нитку от ракушечного ожерелья, которое на прошлое Рождество ей прислал из Австралии дядя Роберт, и таким образом, на песке у них появились настоящие сверкающие серебристые ракушки (с её стороны это был весьма самоотверженный шаг — Мэйвис-то знала, что ракушки придется забрать и снова нанизать на нитку, а ведь вам известно, какое это хлопотное занятие). Ракушки очаровательно сияли сквозь стекло. Но наибольшее ликование вызвали морские актинии — жёлтые, розовые и красные — так прикрепленные к каменной арке, словно действительно на ней росли.

— Замечательно, просто замечательно! — воскликнула Кэтлин, когда Мэйвис закрепила последний нежный венчик телесного цвета. — Иди взгляни, Фрэнс!

— Пока не смотри, — торопливо возразила Мэйвис, обвязывая ниткой от ожерелья золотую рыбку (знаете, из тех шкатулок со всякими утками, лодкой, макрелью и магнитом, который заставляет всё это вертеться) и подвешивая её посередине каменной арки. Получилось так, будто рыбка и в самом деле плавает — нить вообще было трудно заметить.

— Вот и всё, Фрэнсис! — позвала она. И Фрэнсис не спеша подошёл, все ещё держа большой палец между страниц «Детей Воды». К тому времени уже почти стемнело, но Мэйвис зажгла четыре свечи в позолоченных подсвечниках, взятые из кукольного домика, и расставила их на столе вокруг аквариума.

— Посмотри сквозь стекло, — предложила она, — разве это не превосходно?

— Ух ты! — медленно выговорил Фрэнсис, — вы налили туда воды… и настоящие морские актинии, где ж вы их?..

— Ненастоящие. — сказала Мэйвис. — Мне бы тоже хотелось, чтобы они были настоящими, но это всего лишь георгины. Но все равно выглядит очаровательно, ведь так?

— Как в Стране фей, — сказала Кэтлин, а Бернард добавил:

— Я тоже рад, что вы купили эту штуку.

— Теперь видно, как всё будет выглядеть, когда мы и впрямь поселим здесь морских созданий, — сказала Мэйвис. — Ну, Фрэнсис, тебе ведь это нравится, правда?

— О, мне это очень даже нравится, — ответил мальчик, прижимаясь носом к толстому стеклу, — но как бы мне хотелось, чтобы водоросли колыхались, и вокруг были таинственные воды, как на картинке с Сабриной!

Остальные посмотрели на висящую над каминной доской картину — изображение Сабрины и водяных нимф, плавающих среди водорослей и водяных лилий. Под ней были слова, и Фрэнсис начал мечтательно их декламировать:

Услышь меня,
Прекрасная Сабрина,
Сквозь тихую, прозрачную волну …
Ту, что тиарой лилий увенчала
Волос твоих янтарную копну …

— Эй… что это было? — спросил он уже совершенно другим голосом, подскочив на месте.

— Что было — что? — не замедлили спросить остальные.

— Вы что, сунули туда что-то живое? — поинтересовался Фрэнсис.

— Нет, конечно же, — ответила Мэйвис. — А что?

— Ну, я увидел, там какое-то движение, вот и всё.

Всем скопом ребята принялись пристально вглядываться сквозь стеклянные стенки. Ничего там, конечно, не было, кроме песка, ракушек, камней и подвешенной на нитке оловянной золотой рыбки.

— Я думаю, это рыбка слегка покачнулась, — предположил Бернард. — Так, наверное, и было.

— Нет, непохоже, чтобы это была рыбка, — ответил Фрэнсис. — Больше похоже на…

— Похоже на что?

— Не знаю… отойдите от света. Давайте глянем ещё разок.

Он наклонился и ещё раз посмотрел сквозь стекло.

— Это не золотая рыбка, — сказал он. — Рыбка неподвижна, как снулая форель. Нет… я думаю, это была какая-то тень…

— Может, скажешь наконец, на что оно было похоже? — попросила Кэтлин.

— Оно не смахивало на крысу? — поинтересовался Бернард.

— Ни капельки. Больше напоминало…

— Ну, напоминало что? — сердито спросили они в три голоса.

— Напоминало Сабрину… только очень-очень крошечную Сабрину.

— Что-то вроде кукольной Сабрины, — воскликнула Кэтлин, — это же ужасно миленько!

— Это была не кукла, и она не была «миленькой», — отрезал Фрэнсис, — только я хочу, чтобы оно снова появилось

Однако, оно не появилось.

— Я бы сказала, — рассудила Мэйвис, загоревшись новой идеей, — что, может быть, это волшебный аквариум…

— А давайте играть, что он волшебный, — тут же предложила Кэтлин, — давайте играть, что стекло в нём магическое, и мы можем видеть там всё, что пожелаем. Я вижу дворец фей со сверкающими крышами из серебра и хрусталя.

— А я вижу футбольный матч, в котором выигрывают наши парни, — сказал Бернард, с трудом включаясь в новую игру.

— Да замолчите вы, — отрезал Фрэнсис. — Никакая это не игра! Там было что-то.

— Предположим, это волшебство, — снова проговорила Мэйвис.

— Мы столько раз играли в волшебство, и ни разу ничего не получалось, — даже когда мы развели костер из этого самого ароматического дерева с восточными смолами и всё такое, — сказал Бернард, — будет гораздо лучше, если мы просто станем себе всё это воображать. Ведь, в конце концов, всё всегда к этому и сводилось. Магия — пустая трата времени. Ведь не существует никакого волшебства, верно, Мэйвис?

— Заткнитесь, сказано же вам! — был ответ Фрэнсиса, который снова ткнулся носом в гладкое зеленоватое стекло.

И тут на лестнице раздался не терпящий возражений голос тети Энид:

— Малыши — в постель!

Двое младших начали сердито бурчать себе под нос, но на тетю Энид уговоры не действовали, и ребятам пришлось уйти, а их жалобы стали затихать по мере того, как они удалялись от комнаты и замолкли совсем, когда дети внезапно столкнулись с тетей Энид на лестнице.

— Закрой дверь, — велел Фрэнсис каким-то напряженным голосом. И, хотя он не сказал «пожалуйста», Мэйвис послушалась. На самом деле она была идеальной сестрой. В минуты благодушия Фрэнсис даже готов был признать, что она вовсе не такая уж плохая.

— Я бы сказала, — заметила Мэйвис, когда щелкнула задвижка и она убедилась, что теперь они остались одни, — как это может быть магией? Мы же не произносили никаких заклинаний!

— Ни одного, — согласился Фрэнсис, — кроме, разве что… А впрочем, это всё полная чепуха — про магию. Мы просто играем, разве нет?

— Да, разумеется, — с сомнением в голосе произнесла Мэйвис, — но что ты подразумевал под своим «кроме, разве что»?

— Мы не читали заклинаний, разве нет?

— Конечно, мы ничего такого не произносили…

— А что если это сделал я?

— Сделал что? Когда?

— Когда это случилось.

— Что случилось?

Казалось, тетя Энид специально выжидала момента, чтобы открыть дверь достаточно широко для сообщения: «Мэйвис — в кровать!» И Мэйвис пришлось подчиниться. Но, выходя, она переспросила:

— Что случилось-то?

— Это, — пояснил Фрэнсис, — чем бы оно ни было. Я как раз произносил…

— МЭЙВИС! — позвала тетя Энид.

— Да, тетя Энид… ты произносил что?

— Я произносил: «Прекрасная Сабрина…» — сказал Фрэнсис, — тебе не кажется?.. Но, разумеется, это не могло быть… и в таком сухом, совсем без воды и всего остального…

— Может быть, волшебство и должно быть сухим? — предположила Мэйвис. — Уже иду, тетя Энид! Кажется, оно срабатывает с горящими вещами, и, уж конечно, в воде его не бывает. А что ты видел?

— Это было похоже на Сабрину, — поведал Фрэнсис — только маленькую-маленькую. Понимаешь, не кукольно-маленькую, а живую, как будто смотришь на неё с обратного конца телескопа. Хотел бы я, чтобы и ты её увидела.

— Быстренько скажи ещё раз «Прекрасная Сабрина», пока я буду смотреть.

Услышь меня,
Прекрасная Сабрина,
Сквозь тихую, прозрачную волну …

— Ой, Мэйвис, это… это получилось! Там действительно что-то есть. Взгляни!

— Где? — спросила Мэйвис. — Я не вижу… о, ну дай же посмотреть!

— МЭЙВИС! — воззвала тётя Энид, теперь уже и в самом деле громко; Мэйвис пришлось оторваться от созерцания аквариума.

— Мне пора, — сказала она. — Не беда, завтра снова посмотрим. Ох, Фрэнс, если это… волшебство… ну, то есть… вот что я тебе скажу…

Но она так и не сказала, что именно собиралась сказать, потому что в комнату нетерпеливым вихрем влетела тетя Энид, и, затушив мимоходом все четыре свечи, вылетела, увлекая Мэйвис за собой. В дверях она обернулась и бросила:

— Спокойной ночи, Фрэнсис. Твоя очередь принимать ванну. Хорошенько вымой за ушами… Утром у нас будет слишком мало времени.

— Но Мэйвис всегда моется первой, — возразил мальчик. — Я самый старший!

— Ради всего святого, не смей спорить, дитя! — отрезала тётя Энид. — Мэйвис сегодня умывается в тазике в моей спальне, чтобы сэкономить время. Ступай… и чтобы никаких проделок, — она остановилась у двери. — Я хочу видеть, как ты идешь. Развернись — шагом марш!

Пришлось.

Если уж начинать муштру, надо хоть поучиться командовать правильно — «Кругом»! — размышлял он, сражаясь с пуговицами воротника в наполненной паром ванной. — Ну, ничего! Встану рано утром и погляжу, нельзя ли увидеть это ещё раз.

Так он и сделал… но, как бы рано он ни встал, тетя Энид и слуги встали ещё раньше. Аквариум был пуст — чисто вымытый, сверкающий и совершенно пустой.

Тетя Энид никак не могла понять, почему это Фрэнсис так мало ест за завтраком.

— Что она сделала со всем? — поинтересовался он позже.

— Я знаю, — Медленно ответил Бернард. — Она велела Эстер бросить всё в кухонный очаг… Я едва успел спасти свою рыбку.

— А как же мои ракушки? — с внезапным ужасом спросила Мэйвис.

— Она их забрала. Сказала, ты слишком маленькая, чтобы самой довести их до толку.

Вы, наверное, удивитесь, почему о судьбе содержимого аквариума они напрямую не спросили саму тётю Энид. Это вы не знаете тётю Энид. К тому же, в утро этого первого Дня, перед тем, как, можно сказать, всё и случилось (хотя Фрэнсис и утверждал, что увиденное им было всего лишь придумкой), в сердцах Мэйвис и её брата зародилось чувство неясного трепета. Они решили, что вовсе не горят желанием рассказывать взрослым об аквариуме и о том, что в нём было, а тем паче, — делиться этим с тётей Энид.

Расставаясь с аквариумом, а это стало для ребят самым тяжким испытанием, они даже подумывали послать маме телеграмму с вопросом, почему, в конце концов, нельзя прихватить его с собой, но, во-первых, телеграмму ещё надо было сформулировать так, чтобы мама не приняла эту абракадабру за шутку, а, во-вторых, сложившись, они смогли собрать лишь девять пенсов и полпенни, этого не хватило бы даже на простое изложение фактов, — один адрес

Миссис Десмонд,

Во владениях Миссис Пирс,

Вилла Истклиф,

Льюис Роуд,

Западный Бичфилд-на-море, Сассекс.

стоил девять пенсов, а самая простая просьба «Можно взять аквариум пожалуйста скажи да ответь немедленно» безнадёжно превышала размер их сбережений.

— Глупая идея, — сдался Фрэнсис.

— И всё равно, — добавила Кэтлин, — мы не успеем получить ответ до отъезда.

Об этом как раз никто и не подумал. И эта мысль стала слабым утешением.

— Но теперь, думая о возвращении, — сказала Мэйвис — мы будем знать, что есть отличный повод вернуться домой с моря, и плевать на всё остальное.

И это было правдой.

Глава II

Пленница

На деревянных лопатах теплился нежно‑розовый оттенок новизны, царапины ещё не нарушили безупречный глянец вёдер, выкрашенных в зелёный и алый цвета, сети для ловли креветок ещё были целыми и пушистыми, какие бывают лишь до первой встречи с водой. Вёдра, лопаты и сети составляли самую верхнюю часть кипы багажа — то есть, знаете, такой штуки с огромными коробками снизу и большими сумками наверху, которые трещат по швам от наполняющих их одеял и тёплых курток, чемоданом с виднеющейся из трещины подкладкой, в котором так удобно хранить обувь; с косметичкой и прочей мелочью, которую можно даже и не упоминать.

В такой чемодан почти всегда можно втиснуть мяч, набор красок, коробку с мелками, или любую из тех вещей, которые, по словам взрослых, совершенно не понадобятся в дороге, и затем, когда он будет распаковываться по окончании путешествия, самое страшное, что может произойти, так это то, что кто‑нибудь из них скажет: «Кажется, тебе говорили этого не брать», — и если ничего не ответить, на этом всё закончится. Но наиболее вероятно, что в сутолоке распаковки вещей и обустройства на новом месте и теннисный мячик, и пенал, и всё остальное окажется просто незамеченным. Конечно, в старый чемодан нельзя затолкать ни аквариум, ни парочку кроликов, ни ежа, но всё остальное, в разумных пределах, — без проблем.

Если багаж находится в товарном вагоне, он доставляет гораздо меньше хлопот. Конечно, его нужно упаковать, связать и пометить, а еще за ним нужно присматривать на железнодорожной станции, но за исключением этого большой багаж отвечает за себя сам, сам смотрит за собой и, совсем как ваши старшие братья в колледже, никогда не доставляет беспокойства своим друзьям. Именно младшие представители семейства багажа — вещи, которые во время путешествия находятся при вас, — доставляют больше всего проблем: связка зонтиков, трости, клюшки для гольфа, пледы, пальто, корзинка с едой, книги, которые собираешься почитать в поезде и, как это часто бывает, даже не взглянешь на них, газеты, которые взрослым уже надоели и которые ещё не удосужились выбросить, их маленькие сумочки, портфели, дипломаты, кейсы, шарфы или перчатки.

Дети путешествовали под опекой тёти Энид, вечно утомлявшей всех своими странными взрослыми выходками, до которых далеко было даже маме. То же случилось и в последний момент, когда вот‑вот должен был прибыть экипаж: тётя побежала в магазин на углу и вернулась оттуда с четырьмя четырьмя наборами новеньких лопат, ведер и сетей для ловли креветок, которые вручила детям как раз, когда экипаж и так уже был доверху набит багажом.

— Я не хочу показаться неблагодарной, — сказала Мэйвис на станции, когда они стояли возле горы багажа, в то время как тётя Энид покупала билеты, — но почему она не могла купить их в Бичфилде?

— Это, чтоб мы выглядели совсем как дети, — пояснил Фрэнсис, который был не против использования деревянной лопаты в нужном месте и в нужное время, но ему было не всё равно, что в глазах всей станции Ватерлоо они выглядели детишками, которые выезжают на побережье с лопаточками и ведёрками.

Кэтлин и Бернард однако были достаточно малы и не могли скрыть радости, вертя в руках новёхонькие лопатки, пока не прибежала тётя Энид с билетами и не приказала им, ради всего святого, надеть перчатки и попытаться не вести себя как уличная ребятня.

Мне жаль, но первое, что вы должны узнать об этих детях, это то, что они не слишком любили свою тётю Энид; к сожалению, так оно и было. Если вы считаете, будто это характеризует их не с лучшей стороны, то напомню — вы не знаете тётю Энид.

После короткой, острой перепалки с носильщиком и суетливого перехода через перрон дети оказались в безопасности купе с пометкой «Зарезервировано» — их втолкнули туда вместе со всем тем мелким багажом, про который я только что рассказывала. А потом тётя Энид снова исчезла, чтобы обменяться нескольким последними прописными истинами с носильщиком, и дети остались одни.

— Можно вздохнуть свободно, — сказала Мэйвис.

— Пока нет, — возразил Фрэнсис, — вся эта суета начнётся снова, как только она вернётся. Я скорее вообще не поеду на море, чем поеду с ней.

— Но ты же никогда не видел моря! — напомнила ему Мэйвис.

— Знаю, — угрюмо ответил мальчик. — Но, глядя на всё это… — он указал на их беспорядочно разбросанные пожитки, которые громоздились на всех сиденьях и полке, — я действительно хочу…

Он замолк, поскольку в дверь просунулась голова в круглой шляпе, совсем такой же, как у тёти Энид. Только это была вовсе не тётя.

Леди, чьё лицо скрывалось под шляпой, выглядела намного моложе да и к тому же доброжелательнее.

— О, неужели и это купе занято? — произнесла она.

— Да, — сказала Кэтлин. — Но здесь много места, входите, если хотите.

— Не знаю, понравится ли это нашей тёте, — сообщила более осторожная Мэйвис. — Но сами мы, конечно, не против, — добавила она, встретившись взглядом с приветливо улыбающимися глазами, которые смотрели на неё из‑под шляпы.

Леди сказала:

— Поезд ужасно переполнен. Если бы я могла поговорить с вашей тётей… Я ведь тоже тётя и еду встретиться со своим племянником на станции. Возможно, она поймёт меня. Поезд отправится с минуты на минуту. У меня нет багажа, кроме газеты, так что я не причиню вам хлопот.

И в самом деле — в руках у неё была только сложенная газета.

— О, конечно, проходите, — согласилась Кэтлин, беспокойно ёрзая на месте. — Я уверена, тётя Энид будет не против, — Кити всегда смотрела на вещи оптимистично. — Пора бы поезду тронуться!

Что ж, раз вы считаете, что можно, — отозвалась леди и бросила свою газету в угол таким беззаботным жестом, что детям он даже показался очаровательным. Её приятное лицо уже показалось в проёме двери, а нога была в шаге от купе, когда она внезапно отступила назад. Было такое чувство, будто кто‑то оттащил леди от входа.

— Простите, — произнёс знакомый голос, — это купе занято.

Приятное лицо дамы пропало, сменившись лицом тёти Энид. Леди тут же исчезла. Тётя Энид наступила на ногу Кэтлин, навалилась на жакет Бернарда, и сев частично на Мэйвис и частично на Фрэнсиса, рявкнула:

— Какая наглость!

Затем кто‑то захлопнул дверь. Поезд вздрогнул, затрясся и начал оживать всем нам известным образом — ворча, пыхтя и натужно скрипя — и, наконец, тронулся. Тётя Энид встала, чтобы разложить вещи на полке, так что дети даже не смогли увидеть, нашла ли приветливая леди себе место в поезде.

— Ну, я думаю… — тщетно начал Фрэнсис.

— О, правда? — откликнулась тётя Энид. — Я и не знала, что ты на это способен.

По своему усмотрению разложив вещи на полке и сделав детям пару замечаний, села читать книгу мисс Мэри Корелли. Дети подавленно переглянулись. Они никак не могли понять, почему мать оставила их на попечение этой абсолютно неприятной мнимой тётки.

Конечно, на то была причина. Если родители, обычно такие добрые и весёлые, вдруг совершают что-то, чего невозможно понять и с трудом можно вынести, можете быть абсолютно уверены: у них на это есть достаточно веская причина. В данном случае эта причина заключалась в том, что тётя Энид была единственной, кто вызвался присмотреть за детьми, тогда как все остальные славные люди, которые обычно этим занимались, болели гриппом. Плюс ко всему, она была старым другом бабушки. Фрэнсис решил, что либо вкус бабушки в выборе друзей был достаточно странным, либо тётя Энид сильно изменилась со времён своей молодости.

Итак, она сидела и читала свою скучную книгу. Дети тоже получили по экземпляру — «—Эрик», " Тихоня", «Элси», «Озорной огонёк», «Храбрая Бэйси» и «Простодушная Изабэль» — ещё перед отъездом из дома их раздали ребятам так, как обычно раздают игральные карты. Мало того, что они были большой обузой во время переезда, так их ещё и невозможно было читать. Кэтлин и Бернард вскоре решили, что лучше уж смотреть в окно, а двое старших попытались прочесть, вернее, просмотреть оставленную леди газету.

Именно с этого момента и началось самое интересное, а то, о чем я рассказывала до этого — лишь предыстория. Если бы та леди не заглянула в их дверь, и если бы она не оставила здесь эту газету, они бы никогда не прочли её, потому что они были из тех детей, которые читают газеты только в случае крайней необходимости.

Возможно, вам трудно будет поверить, я и сама не знаю, почему это произошло, но первым словом, которое они увидели, было «Бичфилд», второе — «на», третье — «море», пятое — «русалка», а четвёртое, то, что располагалось между словами «море» и «Русалка», — «обнаружена».

— Дай‑ка посмотреть поближе, — попросила Мэйвис.

— Не тяни, ты и так хорошо видишь, — отозвался Фрэнсис, и вот что они прочитали:

Бичфилд‑на‑море — обнаружена русалка.

Удивительная история.

Этот сезон уже получил название «глупый» из-за обилия в общественной прессе легкомысленных, старых как мир баек о гигантских крыжовниках и громадных морских змеях. Так что история об очередном чуде глубин даже в таком известном месте отдыха, как Бичфилд, будет вполне в традициях этого времени года. Расположенный рядом с отличной площадкой для гольфа, окруженный множеством живописных местечек, с хорошо налаженной системой водоснабжения, недавно выкрашенной пристанью и тремя конкурирующими друг с другом Дворцами кинематографа, Бичфилд известен как растущий, необыкновенно притягательный пляж, причудливое очарование которого…

Подожди, — удивился Фрэнсис, — здесь нет ничего о русалках.

— О, ну значит, будет позже, — сказала Мэйвис. — Наверное, сюда добавили всю эту чепуху, чтобы отдать дань вежливости Бичфилду, давай пропустим… — «…удобен для прогулок, есть все современные удобства, при этом сохранена его причудливость…» Что означает это «причудливый» и зачем они всё время повторяют это слово?

— Не думаю («думаю» вы повторяете несколько раз, я кое-где заменила), что оно обозначает что‑либо конкретное, — предположил Фрэнсис, — это просто слово. Они его используют в смысле «странный» или «утончённый». Так всегда в газетах. О, — вот и она — «волнение проще представить себе, чем описать…» — нет, это о спорте — а, вот!

…Мастер Уилфред Уилсон, сын известного и уважаемого горожанина, прибежал вчера домой весь в слезах. При распросе он рассказал, что плескался в небольших заводях, образованных скалами, которые можно найти в большом количестве под Западным Утёсом, когда что‑то осторожно ущипнуло его за ногу. Он испугался, что это может быть омар, так как слышал, что эти ракообразные иногда атакуют неосторожного нарушителя их владений, и закричал. Пока его рассказ, пусть и необычный, в сущности, не содержит ничего необъяснимого. Но, когда он повернулся на шум, похожий на «голос юной леди», который просил его не плакать, и посмотрел вниз, то увидел, что его удерживает рука «высовывающаяся из‑за одной из подводных скал». Конечно, его утверждение было принято с некоторым недоверием, но когда из поездки в западную сторону вернулись участники «вечеринки на судне», которые утверждали, что сквозь прозрачную воду за бортом своей лодки они видели что‑то вроде белого тюленя с тёмным хвостом, рассказ Уилфреда получил высшую степень доверия…

( — Что такое степень доверия — спросила Мэйвис.

— Не бери в голову. Это, по‑моему, насколько сильно ты веришь. Давай, читай дальше, — ответил Фрэнсис.)

…доверия. Мистер Уилсон, который до этого считал, что самым лучшим лекарством от небылиц про свои мокрые ноги, является более ранняя отправка в постель, позволил сыну проводить его на место, где разворачивались события. Но, несмотря на то, что мистер Уилсон босиком прошел все заводи, он не увидел и не почувствовал никаких рук, не услышал никакого шума, ни подобного голосу леди, ни какого‑либо другого. Несомненно, теория, связанная с тюленем, единственно верная. Белый тюлень — ценное приобретение для города, и без сомнений привлечёт сюда посетителей. Несколько судов уже выходили в море — кто с сетями, кто с удочками. Мистер Карэрас, гость из Южной Америки выходил с арканом, что в этих широтах, конечно, в новинку.

Это всё, — прошептал Фрэнсис и взглянул на тётю Энид. — Смотри, она спит.

Он поманил остальных, и они забились в дальний угол купе, подальше от спящей тётки.

— Вы только послушайте! — заметил он и прочитал им вполголоса всю историю о русалке.

— Вот это да, — проговорил Бернард. — Я надеюсь, это тюлень. Никогда не видел тюленя!

— А я надеюсь, что они всё‑таки её поймают, — добавила Кэтлин, — интересно будет посмотреть на живую русалку.

— Если это действительно русалка, я очень надеюсь, что им не удастся её поймать, — в свою очередь сказал Фрэнсис.

— Я тоже, — согласилась Мэйвис. — Уверена, что в неволе она погибнет.

— Знаете что, — заявил Фрэнсис. — Завтра мы первым делом пойдём и посмотрим на неё. Я полагаю, — добавил он задумчиво, — Сабрина тоже была кем‑то вроде русалки.

— У неё нет хвоста, — напомнила ему Кэтлин.

— Не хвост делает русалку русалкой, — возразил ей Фрэнсис, — а способность жить под водой. Если бы дело было в хвосте, то и макрели звались бы русалками.

— Естественно, они не русалки, это уж я знаю, — сказала Кэтлин.

— Хотелось бы мне, чтобы она дала нам луки и стрелы вместо лопат и вёдер, — заметил Бернард, глядя на спящую тётю, — тогда мы смогли бы отправиться на тюленью охоту.

— Или охоту на русалок, — поправила Кэтлин. — Да, это было бы здорово!

И прежде чем Мэйвис и Фрэнсис смогли выразить, насколько они шокированы идеей стрелять в русалок, проснулась тётя Энид и забрала у них газету, потому что та, по её мнению, являлась не слишком подходящим чтивом для детей. И поскольку их тётя была из тех людей, при которых никогда и в голову не придёт обсуждать что-то действительно волнующее, разговоры о поимке тюленей или русалок сразу стали невозможны.

В этой ситуации лучше было читать «Эрика» и остальные книжки, но это было невыносимо.

Последние две фразы Бернарда и Кэтлин засели в головах у двоих старших ребят. Вот почему, когда они приехали в Бичфилд и встретили маму, чему очень обрадовались, а тётя Энид неожиданно уехала тем же поездом, чтобы повидаться с настоящими родственниками в Боунмозе, они не сказали ни словечка о тюленях и русалках, а лишь все вместе откровенно радовались тётиному отъезду.

— Я думала, она всё время пробудет с нами, — сказала Кэтлин. — О, мамочка, я так рада, что это не так!

— Почему? Ты не любишь тётю Энид? Разве она не добрая?

Все четверо подумали о лопатах, вёдрах и сетях для ловли креветок, а ещё об «Эрике», «Элси» и об остальных книжках и хором сказали:

— Ну…

— Тогда в чём же дело? — спросила мама.

И они не смогли объяснить ей. Иногда ужасно трудно сказать некоторые вещи маме, как бы сильно ты её ни любил. Лучшее, что смог ответить Фрэнсис, это: «Ну… Видишь ли, мы к ней не привыкли».

— И я думаю, она не привыкла быть тётей. Хотя она была милой, — добавила Кэтлин.

Мама была мудрой женщиной, поэтому не стала задавать больше вопросов. Она тут же отвергла идею о том, чтобы пригласить тётю Энид погостить несколько дней в Бичфилде. Если бы тётя Энид не покинула нашу историю именно в этот момент, то не случилось бы и самой истории. И теперь, раз уж она покидает повествование, должна заметить, что она считала себя очень доброй и её намерения были самыми лучшими.

Фрэнсис и Мэйвис перешептывались после вечернего чая, и еще немного перед тем, как отправиться спать, но они делали это так незаметно, что младшие не обратили на это внимания.

Жильё оказалось очень хорошим — совсем недалеко от города и вовсе не вилла, как многие побаивались. Я думаю, хозяйка несколько преувеличила, назвав это виллой. Это был обыкновенный дом, когда‑то служивший жилой пристройкой у мельницы. Он был сделан из дерева мягкого серого цвета, с красной черепичной крышей. Сама мельница располагалась сзади, тоже серая и красивая. Теперь её уже не использовали по назначению — ее превратили в склад рыболовных сетей, тачек, старых кроличьих клеток, пчелиных ульев, упряжей и мешков с кормом для хозяйских цыплят. Ещё там было хранилище для зерна, которое когда‑то, судя по всему, было большой конюшней, несколько поломанных стульев и старая деревянная колыбель, в которой не качали детей, наверное, с тех самых пор, когда мама хозяйки была ещё маленькой девочкой.

Во время обычных каникул мельница, возможно, и привлекла бы детей своим очарованием волшебного дворца с ворохом любопытных и диковинных вещиц, с которыми можно поиграть, но в этот раз все их мысли были заняты русалками. Старшие ребята решили, что с утра они отправятся взглянуть на русалку одни.

Мэйвис разбудила Фрэнсиса очень рано, они тихо оделись и даже, к сожалению, ккне стали умываться, потому что льющаяся вода, создала бы много шума. И, боюсь, волосы они расчесали тоже не слишком усердно.

Когда дети вышли из дома, на дороге не было ни души — только кошка с мельницы, которая всю ночь где‑то гуляла и приползла домой грязная и уставшая, да ещё маленькая овсянка, которая сидела на дереве в сотне ярдах вниз по дороге и самодовольно, как это делают все на свете овсянки, без конца выкрикивала своё имя, пока ребята не подошли к ней вплотную. Тогда, нагло махнув в их сторону хвостом, она перелетела на следующее дерево, где принялась воспевать себя не менее громко, чем обычно.

Желание Фрэнсиса найти русалку, тем более подкреплённое долгими годами ожидания увидеть море, было очень сильным. Было ещё слишком темно, чтобы разглядеть что‑нибудь кроме мелькающих фасадов домов, мимо которых они мчались. Но когда они с Мэйвис, бесшумно пробежав в резиновых шлёпанцах вниз по песчаной дорожке, свернули за угол, перед их глазами раскинулось нечто огромное и бледно‑серое, светящееся точками красного и золотого огня в тех местах, где его уже тронуло солнце. Фрэнсис замер.

— Мэйвис, — сказал он прерывающимся голосом, — это море!

— Да, — ответила сестра и тоже остановилась.

— В нём нет и капли того, что я ожидал увидеть, — произнёс он и побежал дальше.

— Тебе не нравится? — спросила Мэйвис, следуя за ним.

— Нравится? — сказал Фрэнсис, — это не то, что может просто нравиться.

Когда они спустились на берег, песок и галька были мокрыми, потому что отлив закончился совсем недавно. Чего здесь только не было: подводные скалы и образованные ими небольшие заводи, и моллюски, и рожки, и маленькие береговички, похожие на необычайно тонкие зёрна маиса, разбросанные среди красных, коричневых и зелёных водорослей.

— Это восхитительно! — произнёсФрэнсис. — Это просто восхитительно, если хочешь знать! Я уже почти хочу пойти и разбудить остальных, потому что мне кажется, это не совсем честно.

— Ну, они уже видели это раньше, — почти искренне ответила Мэйвис. — И я не думаю, что искать русалок вчетвером — хорошая идея.

— К тому же, — заметил Фрэнсис, высказав то, о чём оба думали со вчерашнего дня в поезде, — Кэтлин хочет пострелять в русалок, а Бернард вообще думает, что это тюлень.

Они присели и поспешно сняли шлёпанцы и носки.

— Конечно, — сказал Фрэнсис, — нам вряд ли повезёт что-нибудь найти.

— Ну, — отозвалась Мэйвис, — судя по тому, что нам известно, её уже могли найти. Будь осторожен, когда пойдёшь по этим скалам, они ужасно скользкие!

— Как будто я не знаю! — заметил Френсис и побежал по тонкой полоске песка, что отделяла скалы от гальки, и впервые коснулся ногами моря. Это было всего лишь мелкое озерцо в зеленовато‑белой скале, но, тем не менее, это было все то же море.

— Слушай, а не слишком ли она холодная? — сказала Мэйвис, отдёргивая порозовевшие, мокрые пальцы ног. — Я против того, чтобы ты ходил по…

— Как будто я не!.. — начал Фрэнсис и неожиданно плюхнулся в большую чистую сверкающую заводь.

— Ну вот, я полагаю, что теперь мы немедленно должны пойти домой, чтоб ты переоделся, — не без горечи констатировала Мэйвис.

— Исключено, — заявил Фрэнсис, с трудом поднимаясь и держась за Мэйвис мокрыми руками. — Я совсем сухой! Ну, почти.

— Ты знаешь, что означает простуда? — спросила сестра. — Это значит — сидеть весь день дома или, возможно, вообще в постели. Тебе будут ставить горчичные пластыри и придётся есть жидкую овсяную кашу с маслом. Ну же, пойдём домой, мы и не могли найти здесь русалку. Это слишком яркое, светлое и обыденное место для того, чтобы тут случилось что‑нибудь волшебное. Давай, пошли домой!

— Ладно, только дойдём до конца волнореза, — убеждал её Фрэнсис. — Просто, чтобы посмотреть как там, на глубине, трепещут и колышутся водоросли, — такие тонкие, длинные и похожие на траву, совсем как на картинке с Сабриной.

— Полпути и ни шагу дальше, — твёрдо сказала Мэйвис. — Мама же говорила, что заходить глубоко — опасно.

Они прошли полпути, Мэйвис всё еще осторожно, Фрэнсис же после того, как полностью вымок, почти в открытую демонстрировал своё полное безразличие тому, плюхнется ли он снова в воду или нет. Это было очень забавно. Вам знакомо чувство, когда идёшь по мягкому и вязкому водяному мху или по гладким, как атлас ленточным водорослям? Знаете ли вы о том, как остры бывают раковины моллюсков, особенно когда они покрыты маленькими рачками, и что на круглые раковинки бледно‑жёлтых береговичков ступать вполне терпимо?

— Всё, — сказала Мэйвис, — идем домой! Только наденем носки и ботинки, чтоб не простудиться, и всю дорогу будем бежать.

— Лучше бы мы и не приходили, — поворачиваясь с мрачным видом, произнёс Фрэнсис.

— Ты же ведь не думал всерьёз, что мы можем найти русалку? — спросила Мэйвис и рассмеялась, даже несмотря на то, что была очень раздосадована тем, что Фрэнсис вымок и прервал захватывающую утреннюю игру. Но Мэйвис была замечательной сестрой.

— Глупая была идея. Плюхаться в этой заводи, разговаривая и дурачась, носясь туда‑сюда. Нам следовало прийти сюда в полночь и тихонько с предельно серьёзным видом сказать:

Услышь меня,

Прекрасная Сабрина…

Ой! Подожди… Что‑то коснулось моей ноги!

Мэйвис остановилась и схватила брата за руку, помогая ему устоять. В этот же момент они ясно услышали голос, который явно не принадлежал ни одному из них. Это был самый сладкозвучный голос, который они когда‑либо слышали:

— Спасите её. Мы погибаем в неволе.

Фрэнсис глянул вниз: в воде мелькнуло что‑то бело‑коричневое с зелёным и скользнуло под камень, на котором стояла Мэйвис. Ощущение, что кто‑то держит его за ногу, исчезло.

— Ну и ну, ты это слышала? — переводя дыхание, удивлённо спросил он.

— Конечно, слышала, — ответила сестра.

— Нам же не могло показаться сразу обоим, — заметил Фрэнсис. — Хорошо бы оно ещё сказало кого, где и как спасти.

— Как думаешь, что это было? — тихо спросила Мэйвис.

— Русалка, кто же ещё! — уверенно ответил Фрэнс.

— Значит, действительно начинается волшебство… — пробормотала Мэйвис.

— В русалках не больше магии, чем в летающих рыбах или жирафах, — отозвался Фрэнсис.

— Но она же пришла, когда ты произнёс строчки из стишка про Сабрину! — возразила Мэйвис.

— Сабрина не русалка, — твёрдо возразил Фрэнсис, не пытайся совместить несовместимое. Пошли, нам надо как можно скорее добраться до дома.

— Разве она не может ею быть? — не унималась Мэйвис. — Я имею в виду русалкой. Как лосось, который может жить и в реках и в море.

— Я никогда не думал об этом… Просто потрясающе было бы, если бы это оказалась настоящая Сабрина, правда?Но кто, она, по-твоему, такая — та, что говорила с нами, или та, которая погибнет в неволе? Которую нам надо спасти.

Вскоре они достигли берега. Мэйвис прекратила выворачивать свои коричневые чулки и сказала:

— А может, нам всё это почудилось? Может, это просто какой‑то вид научной магии, при которой обоим кажется то, чего на самом деле нет? Ну, как индийские фокусы с манго. Ты же знаешь, дядя Фрэд про такое упоминал, обычно это называют «Расскажите это птичкам!»

— Я тебе скажу вот что, — ответил Фрэнсис, завязывая шнурки, — если продолжать утверждать, что какие‑то события не происходили, хотя мы точно уверены, что они происходили, то в скором времени у нас не останется ни единого шанса поверить в волшебство. Ты где‑нибудь в книгах видела, чтобы так поступали? Там просто говорят: «Это волшебство!» — и ведут себя, как ни в чём не бывало. И не делают вид, будто всё привиделось. Почему же это не могло быть волшебством?

— Тётя Доротея как‑то раз сказала мне, что магия похожа на Каплю Принца Руперта, — призналась Мэйвис. — Если однажды разбить её не останется ничего, кроме горстки пыли.

— Разве я не то же самое сказал? Мы всегда ощущали присутствие магии, не так ли? Теперь, когда мы, наконец, столкнулись с ней, не стоит быть глупыми и притворятся, что её нет. Давай просто поверим, каким бы трудным это не казалось. Мы ведь должны так поступить, а, Мэйвис? Вера в вещи делает их более реальными. Тётя Доротея говорила и это, помнишь?

Они поднялись.

— Остальным расскажем? — спросила Мэйвис.

— Мы должны, — уверенно ответил Фрэнсис, — если не скажем, это будет ужасно нечестно. Но даже если нам и не поверят, мы должны быть упорными, как Кассандра, и не обращать на это внимания.

— Я только хотела бы узнать, кого же мы должны спасти, — сказала Мэйвис.

У Фрэнсиса было предчувствие, что в свое время они это узнают. Откуда оно взялось, он объяснить не мог, просто почувствовал это. И он ответил лишь:

— Бежим!

Что они и сделали.

Кэтлин и Бернард встретили их у калитки, пританцовывая от возбуждения и нетерпения.

Где вы были? Что случилось? Почему ты весь мокрый, Фрэнс? — расшумелись они.

— У моря. Замолчите, я прекрасно знаю, что вымок, — ответил старший брат, проходя через калитку.

— Могли бы и нас с собой взять, — больше с грустью, чем со злостью заявила Кэтлин, — но всё равно, уйдя без нас, вы пропустили кое-что.

— И что же?

— Потрясающие новости, — —злорадно заметил Бернард и добавил. — Ага!

— Какие новости?

— Что, хочешь узнать? — Бернард был действительно обижен тем, что его не взяли с собой в первую вылазку на этих каникулах. Да и любой чувствовал бы себя так же. Даже вы или я.

— Выкладывай давай! — приказал Фрэнсис, схватив его за ухо. Бернард закричал и из окна донёсся мамин голос:

— Дети, дети!

— Всё в порядке, мамочка. Ну, так что, Медвежонок? Не будь дрянным мальчишкой, какие новости?

— Ты мне ухо оторвёшь! — взвыл Бернард.

— Хорошо, — произнёс Фрэнсис. — У нас тоже есть кое‑какие новости, но мы их вам не расскажем, правда, Мэйвис?

— Да ладно вам, — взмолилась Кэтлин, — не будьте такими вредными в первый же день! Только и всего‑то, что поймали русалку, и я боюсь, что, как ты и говорил, она умрёт в неволе. А что у вас?

Фрэнсис выпустил ухо Бернарда и повернулся к Мэйвис:

— Вот и то, что ты хотела знать… — медленно произнёс он. — Кто это сделал?

— Циркачи. Так какие новости у вас? — взмолилась Кэтлин.

— После завтрака, — сказал Фрэнсис. — Секундочку, мам! Извини за ухо, Бернард. Мы всё вам расскажем. О, это совсем не то, что вы думаете. Встретимся на мельнице и обсудим всё сразу после завтрака. Согласны? Отлично! Да, мама, иду!

— Значит, есть две русалки, — шепнула Фрэнсису Мэйвис, — и они не могут обе быть Сабринами… Тогда, какая же…

— Ну, как бы там ни было, одну из них нам надо спасти, — ответил Фрэнсис и в глазах у него загорелся огонёк предвкушения большого приключения, — иначе она умрёт в неволе!

Глава III

Спасение

Весь вопрос был, разумеется, в том, сводит ли мама их в цирк сама. и отпустит ли одних, если не сможет пойти. Однажды, в Бэкингемшире, она разрешила ребятам самостоятельно сходить в зверинец, предварительно взяв с каждого слово не трогать животных. Им, правда, пришлось сильно пожалеть о данном обещании: хозяин зверей предложил детям погладить своего дрессированного волка, сильно напоминавшего колли. И, когда они отказались, заметил: «Что, испугались? Тогда бегите домой к мамочке!» А зрители расхохотались самым оскорбительным образом. В цирке, конечно, лошади и другие не менее интересные животные находятся на несколько большем расстоянии, нежели вытянутая рука, так что, возможно, на этот раз обещание с них не возьмут. Впрочем, было одно «но»: мамино присутствие, хотя и приятно, тем не менее, добавит уйму проблем к и без того уже имеющимся со спасением Русалки. Это не могла не заметить даже Мейвис. Но, предположим, мама не пойдёт.

— А что, если нас заставят пообещать не прикасаться к животным? — размышляла Китти. — Ты же не можешь освободить кого-нибудь, не дотронувшись до него.

— В том-то всё и дело, — пояснила Мэйвис, — Русалка — не животное. Она — личность.

— А может, это не такая Русалка, — возразил Бернард, — может, это то, что все называют тюленями, как написано в газете.

— Нет, такая, — заявил Фрэнсис, — я уверен!

Они болтали в саду перед домом, прислонясь к зелёным воротам, в то время как Мама наверху распаковывала багаж, ещё вчера кучей громоздившийся на Ватерлоо.

— Мэйвис! — позвала Мама из открытого окна. — Я не могу… хорошо бы тебе подняться ко мне!

— Я должна помочь маме с багажом, — протянула Мэйвис и неохотно направилась к дому.

Однако, через несколько минут она прибежала обратно:

— Всё в порядке: Мама собирается в полдень на Станцию — встречать Папу и купить всемпанамы. А нам велено взять лопаты и отправиться к морю до обеда (жареный кролик с запечёнными яблоками — я спросила у миссис Пирс), а потом нам разрешили сходить в цирк одним, кстати, о прикосновениях к животным не было сказано ни слова.

И дети устремились вниз по дороге, до самого пляжа сопровождаемые будто отовсюду доносящимся хвастливым щебетанием овсянки. В такой прекрасный день довольно сложно продолжать думать о Русалке, которую вы никогда не видели, не слышали и не трогали. С другой стороны, если вам довелось и увидеть, и послушать, и прикоснуться к ней, вы бы не думали больше ни о чём. Вот почему, оказавшись на берегу, Кэтлин и Бернард тут же начали копать ров вокруг будущего песчаного замка, в то время как старшие бродили вокруг, волоча за собой лопатки будто хвосты, и разговаривали, разговаривали, разговаривали… пока Кэтлин не заметила, что они могли бы и помочь в прокладывании рвов, илиприлив доберётся до замка раньше, чем тот будет достроен.

— Ты даже не представляешь, насколько забавны эти песчаные замки, Франс, — мягко добавила она, — ты ведь никогда раньше не был на море.

И работа закипела: они копали, сгребали в кучу, прихлопывали лопатками и выкладывали с помощью ведёрок куличики, стараясь, чтобы те напоминали башни замка; затем друзья вырыли подземелья и тоннели, возвели мосты, только крыша обычно в конце подводит, если заблаговременно не примять песок. Но вот первая слабая волна добралась до славного, пусть и не совсем достроенного, замка, заставив каждого трудиться с удвоенной энергией, дабы не подпустить море ближе. Когда же это стало совсем безнадёжным делом, все столпились в замке, наблюдая, как вода постепенно смывает его, оставляя лишь бесформенный песчаный холм. В итоге дети вымокли до нитки, поэтому, по приходе домой, им пришлось полностью переодеться. Теперь вы, должно быть, можете представить, насколько они были довольны собой. После жареного кролика и запечёных яблок Мама отправилась в паповстречательную и панамодобывательную экспедицию. Фрэнсис проводил ее до станции и вернулся немного грустный:

— Меня заставили пообещать не трогать животных, — буркнул он. — А вдруг Русалка — животное…

— Нет, раз она умеет говорить, — заверила его Кэтлин, — как ты думаешь, нужно ли нам одевать нарядные платья? Думаю, да. Это более почтительно по отношению к чудесной обитательнице водных глубин. Ей было бы приятно, если б мы выглядели красиво.

— Я не собираюсь ни для кого выряжаться, — твёрдо сказал Бернард.

— Ладно, Медвежонок, — успокоила его Мэйвис, — переоденемся только мы. Помни: она волшебница.

— Слушай, Франс, — с мольбой в голосе спросил он, — думаешь, мы должны переодеться?

— Вовсе нет, — ответил мальчик. — Вряд ли Русалке есть дело до того, что на тебе надето. Они же вообще ничего не носят, кроме хвостов, длинных волос и зеркалец. Если надо что-нибудь украсить, они прекрасно справятся с этим сами. Но это вовсе не означает, что тебе не следует тщательно вымыть руки и, конечно же, попытаться избавиться от песка в волосах. А то они смахивают на веник.

Сам же он надел голубой галстук, подаренный ему тётей Эми, и до блеска отполировал цепочку от часов, которые носил в кармане жилетки. Подобные занятия помогли скоротать время, пока девочки собирались. Наконец, великий миг настал: нарядившись, дети отправились в путь. Овсянка продолжала восхвалять себя (похоже, эта тема ей никогда не надоедала).

— Такое ощущение, что эта птичка смеётся над нами, — заметил Бернард.

— Наверное потому, что мы идём гуськом, — предположила Кэтлин, — впрочем, в цирке будет здорово.

Перед самым Бичфилдом-на-море, точнее в наименее симпатичной его части, состоящей, казалось, из одних жёлтых кирпичных домов и плоских витрин магазинов, раскинулся пустырь. В наиболее привлекательной части деревни магазины имели небольшие выпуклые окна из толстого зелёного стекла, через которое едва ли можно было что-то разглядеть. Также здесь виднелись мрачные рекламные щиты, обклеенные потрёпанными плакатами самих диких цветов, красными буквами призывающими носить Настоящие Ботинки Рамсдена, или — голубыми — голосовать за Уилтона Эшби. Некоторые уголки плакатов уже давно оторвались и уныло развевались на ветру. В этой части посёлка всегда полно соломы, грязи и обрывков бумаги, а у заборов, там, где полагается быть цветам, обнаруживаются куски грязных тряпок, старая обувь и консервные банки. К тому же, аккуратно окрашенные заборы зачастую заменялись колючей проволокой и обилием крапивы. А вы никогда не интересовались, кто же обезобразил места, которые могли быть такими милыми, разве вам не хотелось поговорить с ними и попросить больше так не делать? Возможно, когда эти люди были маленькими, никто не объяснил им, что нехорошо разбрасывать апельсиновую кожуру, а также обёртки от шоколадок или пакеты от булочек. Просто ужасно, что такие дети — эти маленькие безобразники — в дальнейшем вырастают в абсолютных монстров обезображивания, которые строят отвратительные жёлтые кирпичные коттеджи, возводят рекламные щиты, продают Настоящие Ботинки Рамсдена (красным цветом) и яростно голосуют за Уилтона Эшби (голубым цветом), совершенно не заботясь о полях, некогда бывших зелёными, и о клумбах, где раньше росли цветы. Такие люди не видят ничего зазорного в столь безобразном обращении с землёй вроде этой непривлекательной городской окраины, где и проводилась ярмарка в тот незабвенный день, когда Фрэнсис, Мэйвис, Бернард и Кэтлин, нарядились в свою лучшую одежду и отправились спасать Русалку, потому что Русалки «погибают в неволе».

На Бичфилдской ярмарке не было ларьков и балаганчиков, неизменно присутствовавших на старинных весельях, гдепродавались игрушки и золочёные имбирные пряники, кнуты извозчиков и пирожки с бараниной. В те времена прилавки были забиты всякой всячиной, там были и чашки с блюдцами, и куклы, и фарфоровые собачки, и ракушки, и подушечки для булавок, и игольники, даже перьевые ручки с видами острова Уайт, и внутреннего убранства Винчестерского Собора, которые так ярко и чётко видны, если заглянуть в маленькую круглую дырочку наверху.

На пустыре же стояли паровые карусели, правда, едва ли кто-нибудь катался на тощих спинах пятнистых лошадей. Тут располагались и качели, но на них никто не качался. На ярмарке не было ни представлений, ни зверинцев, ни боксёрских балаганов, ни марионеток. Не было дешёвых театров с зазывающе бьющим в барабан толстяком и женщиной в блёстках. Здесь вообще не было никаких лотков. В изобилии были представлены лишь розово-белые бумажные хлысты и пакетики с серовато-коричневыми кусочками бумаги (английским заменителем конфетти ), а также маленькие металлические тюбики с мутной жидкостью, чтобы брызгать людям в лицо, но кроме как для продажи этих некачественных приспособлений, призванных отравлять жизнь другим, прилавков на ярмарке не было. Ей-богу, вы ничего не смогли бы там купить — ни имбирных пряников, ни сладостей, ни фарфоровых собачек, не наблюдалось даже апельсинов по полпенни или пакетика орехов. Пить было абсолютно нечего — ни одной стойки с лимонадом или имбирным пивом. Праздношатающиеся посетители ярмарки, вне всяких сомнений, утоляли жажду где-то в другом месте. Повсюду царила могильная тишина — тишина, которую только подчёркивал жуткий скрежет паровой карусели. Какой-то чумазый мальчик, услышав сбивчивое перешёптывание друзей, сообщил, что цирк ещё не открыли.

— Ну и ладно, — успокоили друг друга ребята и повернули к аттракционам. Подобные развлечения были на редкость однообразны: вам надо либо что-то метать, либо катить, и если вы попадёте во что-нибудь — получите приз — какое-нибудь барахло, из того, что продаётся в Хаундсдиче по девять пенсов за гросс.

Большинство этих аттракционов устроены таким образом, что приз выиграть невозможно. К примеру, особенно оскорбителен ряд масок с открытыми ртами, из которых торчат трубки. В невозвратимые золотые денёчки, если вы попадали в трубку, она ломалась, и вам вручали «приз» стоимостью — не могу подсчитать — примерно сто сорок четвёртой части от девяти пенсов. Но дети обнаружили, что когда их деревянные шары попадают в трубку, та не ломается. Интересно, почему! Приглядевшись повнимательнее, они увидели, что трубки не из глины, а из раскрашенного дерева. Такие никогда не разобьются — это лишь жестокая насмешка над надеждой.

Аттракцион «Сбей кокос» тоже изменился: раньше в кокосы метали палки, по пенни за три броска, теперь же используются лёгкие деревянные шарики, а один бросок стоит целый пенни. Вы выигрываете, если кокос, в который вам удалось попасть, не удержится на подставке. Но если вы действительно хотите получить один из этих недружелюбных фруктов, не спешите и приглядитесь: не стоит целиться в орехи, остающиеся на шестах при попадании. Может, они приклеены? Остаётся надеяться, что нет. А если и так, то кто будет любопытствовать и отчитывать обманщиков? Ведь заработать на жизнь нелегко.

Впрочем, один из аттракционов вызвал у детей особое негодование — главным образом, потому, что его владельцы были опрятными и вовсе не выглядели умирающими с голоду, а это отбило у ребят всякое сочувствие, оставив лишь неприязнь, — специальные конусообразные столы, с разложенными на них мелкими предметами. За пенни вы получаете два кольца. Если вам удастся набросить хотя бы одно из них на предмет, то он ваш. Похоже, никто из деревенских посетителей ярмарки с этим не справился, а может, просто не пожелал. На самом деле задача была отнюдь не сложной. Первое же кольцо попало на крошечный подсвечник. Довольная и, вместе с тем, смущённая Мэйвис протянула руку.

— Не повезло, — произнесла одна из двух молодых женщин, слишком чистая, чтобы жалеть её. — Надо точно попасть, видите?

Следующим был Фрэнсис. На этот раз кольцо оказалось на спичечном коробке:

— Попал.

— Не повезло, — повторила леди.

— Теперь-то что не так? — растерялись дети.

— Кольцо должно упасть красной стороной вверх, — пояснила она, опять оставшись в выигрыше. Тогда ребята подошли к другому столу и купили кольца у другой чистенькой девушки. Всё повторилось. Как только второе кольцо было брошено, она сказала:

— Не повезло. Обруч должен упасть голубой стороной вверх.

Бернарда затрясло от возмущения, и он решил очистить стол.

— Значит, голубой, — решительно сказал мальчик и взял ещё пару колец. На этот раз он попал на оловянную подставку для булавок и маленькую коробочку, надеюсь, не пустую. Девушка какое-то время колебалась, но потом всё же вручила ему призы.

— Дайте ещё обручей на пенни, — потребовал разгорячившийся Бернард.

— Не повезло, — ответила она, — Мы не даём одной компании обручей более чем на два пенни.

Такие призы не хочется хранить, даже как свидетельство победы, особенно, когда перед вами стоит такая задача как спасение Русалки. И ребята отдали завоёванное маленькой девочке, стоявшей рядом, после чего отправились в тир. Там, по крайней мере, подобный абсурд невозможен. Если вы, прицелившись в бутылку, попадёте в неё — она разобьётся. И ни один подлый и жадный владелец аттракциона не сможет лишить вас приятного звона бьющегося стекла. Даже с плохим оружием вполне возможно прицелиться и расколотить бутылку. Всё это так, но в бичфилдском тире трудно было не попасть в мишень: так много их было, и так близко они стояли. Друзья слышали заветный звон при тринадцати выстрелах из четырнадцати. Бутылки висели на расстоянии пятнадцати шагов вместо тридцати. Почему? Дефицита места на ярмарке вроде не наблюдается, неужели обитатели Сассекса настолько плохие стрелки, что тридцать шагов для них — неприемлемое расстояние?

Они не сбивают кокосы, не катаются на лошадках и не раскачиваются на качелях до головокружительных высот. В них не осталось тяги к таким забавам, к тому же, каждый на этой ярмарке, за исключением самих ребят, маленькой девочки, получившей их призы, и девушек, продающих кольца, был грязнее, чем только можно себе представить. Казалось бы, в Бичфилде-на-море нет проблем с водоснабжением. Но от этой уверенности не останется и следа, приди вы на ярмарку. Не было слышно ни смеха, ни весёлой болтовни, ни праздничного дружеского перешучивания. Повсюду царила унылая, тягостная тишина, и её невозможно было заглушить пустым фальшивым весельем паровой карусели. На Бичфилдской ярмарке не было ни смеха и песен, ни музыки и оживлённых разоворов, ни танцев и гулянок. Музыкой служили доносившиеся с паровой карусели звуки отвратительной позапрошлогодней комедии — ни смеха — ни веселья — только угрюмые грязные люди, присматривающие за машинами для разменивания пенни, да несколько групп удручённых девушек и маленьких мальчиков дрожали на холодном ветру, задувшем с заходом солнца. Потоки морозного воздуха кружили пыль, солому, газеты и обёртки от шоколадок. Кроме этого танца, смотреть было не на что. Большой шатёр, в котором находился цирк, стоял на холме, а люди, снующие между растяжек, верёвок и ярких фургонов, отдыхавших в свете прожекторов, выглядели веселее и чище обманщиков, следящих, чтобы никто не выиграл приза на аттракционах. Наконец, цирк открылся; преграждающий вход занавес завернули, и похожая на цыганку женщина с блестящими чёрными локонами и глазами, подобными сверкающим чёрным бусинам, вышла собрать деньги с желающих попасть внутрь. Люди парами и тройками устремились к цирку, но самыми первыми были наши четверо ребят, протянувших цыганке четыре руки с четырьмя тёплыми шестипенсовиками.

— Проходите, проходите, дорогие, и посмотрите на белого слона, — пророкотал крупный мужчина с чёрными усами, одетый в зеленоватый, светящийся по швам вечерний костюм. Он расписывал программу представлений, размахивая хлыстом, и дети остановились, хотя они уже заплатили свои шесть пенсов, послушать, что их ждёт, когда они войдут.

— Совершенно белый слон, включая хвост, хобот и бивни, и всего за шесть пенсов! Вы увидите верблюдов, прозванных кораблями пустыни, — эти животные выпивают огромные количества жидкости, когда выдается возможность, но без капли воды, пересекают пустыню. Подходите, подходите! Взгляните на дрессированных волков и росомах в их знаменитом танце с флагами всех стран. Подходите, подходите, подходите! Посмотрите на учёного тюленя и неподражаемую Лоту из Хиста с её коронным номером — ездой на трёх неосёдланных лошадях одновременно, являющимся предметом интереса и зависти членов королевской семьи! Подходите и взгляните на самую настоящую Русалку, только вчера пойманную на вашем же побережье!

— Спасибо, — отозвался Фрэнсис, — мы посмотрим.

И четверо ребят зашли внутрь квадратного шатра, оказавшись в приятном полумраке, наполненном рассеянным жёлтым светом. Сквозь неплотно сдвинутые портьеры виднелась усыпанная опилками арена, окружённая скамейками, а также двое мужчин, только что окончивших покрывать первые ряды красной хлопковой тканью.

— А где Русалка? — спросила Мэйвис у маленького мальчика в трико и покрытой блёстками шапочке.

— Там, — сказал он, указывая на небольшую брезентовую дверь сбоку, — но не советую вам трогать её. Она злобная. Может внезапно хлестнуть хвостом — обрызгала с ног до головы старую Мамашу Ли; да и опасная к тому же: наш Билли вывихнул запястье пытаясь удержать её. Если всё-таки хотите взглянуть на неё поближе, надо заплатить ещё три пенса.

Хорошо известно, что бывают времена, когда дополнительные три пенса являются серьёзным препятствием — жестокая преграда на пути наших желаний, но, к счастью, это был не тот случай. У детей было достаточно денег, потому что Мама дала им на четверых две полкроны, которые они могли тратить по своему усмотрению.

— Тогда, — сказал Бернард, — учитывая дополнительные три пенса, у нас остаётся два шиллинга.

И Мэйвис, их казначей, доплатила три пенса девушке со светлыми, прямыми, как верёвка, волосами, и смуглым, круглым, словно булочка к чаю, лицом, сидевшей на табуретке перед заветной дверью. После этого, один за другим, они миновали узкий проход и, наконец, остались одни в маленькой брезентовой комнатке с аквариумом, на котором висела большая табличка, очевидно нарисованная в спешке, ибо буквы были нечёткими и довольно кривыми, надпись гласила:

НАСТОЯЩАЯ ЖИВАЯ РУСАЛКА,

СЧИТАВШАЯСЯ МИФОМ, НО ОКАЗАВШАЯСЯ ПРАВДОЙ

ПОЙМАНА ЗДЕСЬ

ПРОСЬБА НЕ ТРОГАТЬ

ОПАСНО

Маленький Мальчик в Блёстках пришёл вслед за ними и показал на последнее слово.

— Что я говорил? — гордо вопросил он.

Дети переглянулись. При свидетеле ничего сделать было нельзя. По крайней мере…

— Может, если она окажется волшебной, — зашептала Мэйвис Фрэнсису, — посторонние ничего не заметят. Ведь бывает же, что они не обращают внимания! Тебе нужно только произнести отрывок из «Сабрины», чтобы появилось волшебство.

— Это небезопасно, — Фрэнсис тоже понизил голос, — а вдруг он не посторонний и всё поймёт?

Так они и стояли, беспомощно глядя на большой оцинкованный резервуар — вроде тех, что устанавливают на крышах домов для водоснабжения, — вы должно быть сами видели такие, особенно, в морозную погоду, когда лопаются трубы, а ваш папа поднимается на крышу дома со свечой и ведром, вода капает с потолков, посылают за водопроводчиком, и тот приходит, когда сочтёт нужным. Резервуар был полон воды, а на дне угадывались тёмные очертания чего-то, отчасти напоминавшего коричневато-зелёную рыбу, а отчасти — зеленовато-коричневые водоросли.

— Прекрасная Сабрина, — вдруг зашептал Фрэнсис, — сделай так, чтобы он ушёл.

В тот же миг снаружи позвали:

— Деревенщина-Рубен, пропади ты пропадом! Куда подевался этот негодный мальчишка?! — и маленький непрошеный свидетель, усыпанный блёстками, вынужден был уйти.

— Никогда не поверю, что это не волшебство! — воскликнула Мэйвис. Возможно, так оно и было, однако тёмные очертания не то рыбы, не то водоросли в аквариуме так и не шелохнулись. — Прочитай до конца!

— Давай, — ответил Бернард, — тогда мы наверняка узнаем, тюлень она или нет.

Итак, мальчик начал заново:

Услышь меня,

Прекрасная Сабрина,

Сквозь тихую, прозрачную волну…

Продолжать он не стал: вода забурлила, мелькнул рыбий хвост, в коричневатой полутьме что-то сверкнуло, затем от водорослей отделилось нечто светлое — две белые руки раздвинули завесу растений, и на поверхности довольно грязной воды показалось лицо. Вне всяких сомнений, существо умело разговаривать — первое, что было сказано:

— Прозрачная вода, как же! Да как вам не стыдно произносить заклинание над этой жалкой лужей. Чего надо?

Каштановые волосы и водоросли всё еще скрывали большую часть лица, но дети, сперва отпрянувшие, вновь приблизились к аквариуму и теперь могли видеть, что Русалка была чрезвычайно сердита.

— Мы хотим, — голос Фрэнсиса дрожал, хотя мальчик вновь и вновь повторял себе, что он не ребёнок и не собирается вести себя как маленький, — мы хотим помочь вам.

— Помочь мне? Вы? — она ещё больше высунулась из аквариума и окинула их презрительным взглядом. — Разве вы не знаете, что я — хозяйка всей водной магии? Да я могу вызвать такой шторм, который смоет это ужасное место вместе с моими отвратительными захватчиками, и с вами заодно, а меня унесёт на гребне огромной волны обратно в морские глубины.

— Но почему тогда вы этого не сделали? — озадаченно поинтересовался Бернард.

— Ну, я как раз подумывала об этом, — несколько смутившись ответила Русалка, — когда вы прервали меня своим заклинанием. Что ж, вы позвали меня — я пришла, теперь скажите, что я могу для вас сделать.

— Мы уже сказали, — довольно вежливо ответила Мэйвис, страшно разочарованная тем, что Русалка, представлявшаяся прекрасной волшебницей с изысканными манерами, когда они весь день говорили о ней, и доплачивали по три пенса, да и когда наряжались, оказалась столь несдержанной, — мы уже сказали — мы хотим помочь вам. Другая Сабрина в море попросила нас об этом, не сказав ничего о том, что вы — волшебница. Она произнесла только: «они погибают в неволе».

— Ну хорошо, спасибо, что пришли, — протянула Русалка. — Если она действительно так сказала, то либо солнце находится в Доме Грузила, что невозможно в это время года, либо верёвка, которой меня поймали, сделана из шерсти ламы, что совершенно невероятно в этих широтах. Вы ничего не знаете о верёвке, которой меня выловили?

— Нет, — хором ответили Бернард и Кэтлин. Но остальные пояснили:

— Это было лассо.

— О, — вздохнула Русалка, — худшие мои опасения подтвердились. Но как можно было предвидеть, что на этом берегу используют лассо? Однако, видимо, так и есть. Теперь понятно почему, как только я собиралась использовать силу Великого Шторма, а это было раз пятьсот с момента моего пленения, какая-то невидимая сила всегда сдерживала меня.

— Вы хотите сказать, — спросил Бернард, — предчувствуя, что это не сработает, вы так и не попытались применить волшебство?

Снаружи раздалась залихватская дробь, она становилась все громче и громче, почти заглушив, их голоса. Это был барабан, означавший начало циркового представления. В дверном проёме появилась голова Мальчика в Блёстках:

— Поторопитесь или пропустите мой Изумительный Детский Номер на Лошади с Бубном, — и голова вновь исчезла.

— Ой, — всполошилась Мэйвис, — мы же ещё не придумали ни одного способа освободить вас.

— И не придумаете, — бесцеремонно перебила её Русалка.

— Послушайте, — возмутился Фрэнсис, — вы хотите отсюда выбраться или нет?

— Вряд ли мы можем осуществить хотя бы что-нибудь из перечисленного, — ошарашено произнёс Бернард, — не говоря уж о том, чтобы в одиночестве плыть к берегу с лошадьми и колесницами. Сам фараон на такое не способен.

Даже Мэйвис и Фрэнсис беспомощно добавили:

— Не знаем, как нам достать колесницу.

— Придумайте что-нибудь другое.

— Так я жду вас, — невозмутимо произнесла леди в аквариуме, — в полночь.

С этими словами она обвила водоросли вокруг головы и плеч и плавно опустилась на дно. А дети остались, тупо уставившись друг на друга, только с арены доносилась музыка и мягкое цоканье копыт по опилкам.

— Что же нам делать? — нарушил молчание Фрэнсис.

— Идти смотреть представление, естественно, — ответил Бернард.

— Ну, конечно, мы ведь можем поговорить о колеснице после, — согласилась Мэйвис.

— До полуночи у нас будет уйма времени, — подтвердила Кэтлин, — пошли, Медвежонок.

И ребята побежали к арене, где звучала весёлая музыка. Ничто не заставит вас позабыть свои тревоги так, как цирк. Просто невозможно пребывать в тягостных раздумьях, когда дрессированные собачки демонстрируют свои достижения, волки исполняют знаменитый танец с флагами всех стран, а очаровательная леди, прыгает через бумажные обручи и чудесным образом опускается точно на спину белой лошади, — подобные зрелища не могут не прогнать безрадостные заботы, особенно, из голов ребятишек. Так что на целых полтора часа — ибо цирк оказался действительно хорошим, правда совершенно непонятно, как его занесло в Бичфилд-на-море — сплошная стена захватывавшего дух удовольствия заслонила беседу с Русалкой и сложности с поиском колесницы. Однако, когда всё закончилось, и разгорячённая плотная толпа вынесла детей из-под пыльного купола на солнце, обязательства навалились на них с новой силой.

— Ну, разве клоун не был великолепен? — предался воспоминаниям Бернард, когда они выбрались из толпы.

— А мне больше всего понравилась амазонка и лошадь, скакавшая вот так, — сообщила Кэтлин, размахивая маленькими бледными ручками и загорелыми ножками в попытке изобразить движения лошади во время представления haute ecole.

— А вам не кажется, что слон… — начала было Мэйвис, когда Фрэнсис перебил её:

— И всё-таки о колеснице, — после того как он это произнёс, ребята не говорили ни о чём другом. И какие бы предположения они ни выдвигали, разговор всегда приходил к тому, что колесницы у них нет, и достать её они не смогут, даже если бы таковая и была в Бичфилде-на-море или его округе, в чём они сильно сомневались. Последнее и наиболее полезное предложение исходило от Кэтлин:

— Может, что-нибудь получится, если произнести «Прекрасная Сабрина» над тыквой?

— Но у нас даже тыквы нет, — напомнил ей Бернард, — я уж не говорю о крысах, мышах и ящерицах, которые были у Золушки. Так не пойдёт. Но вот что я скажу, — он сделал паузу. Было далеко за полдень, и дети уже подходили к дому по той самой дороге, где жила болтливая овсянка, — как насчёт тачки?

— Маловата, — ответил Фрэнсис.

— На мельнице есть достаточно большая, — сообщил Бернард. — Теперь, смотрите. Пусть я не очень хорош в волшебстве, но Дядя Том говорит, что я — прирождённый полководец. Если я дам вам чёткие инструкции, а вы двое, выполните их, можем мы с Кити сбежать?

— Хочешь ускользнуть? — горько спросил Фрэнсис.

— Да нет. Просто не я все это затеял и участвовать не хочу. А если и попытаюсь, то всё обязательно провалится — ты и сам знаешь. Мне не везёт. Со мной вам никогда не выбраться ночью из дома — я непременно потеряю ботинок на лестнице или чихну, а ты — нет.

Бернард исполнился печальной гордости, свойственной мальчикам, которые всегда попадаются. Скорее всего, для таких детей подобное отношение к существующему положению дел — наилучший выход. Фрэнсису пришлось признать, что слова Бернарда не лишены смысла. А мальчик продолжил:

— И потом, Кэтлин — моя любимая сестра, и я не собираюсь втягивать её в сомнительные предприятия («А я хочу» — вставила неблагодарная Кэтлин). Ну что, вы с Мэйвис согласны всё сделать самостоятельно?

После небольшого спора, в котором все крайне тактично обращались с Кэтлин, было решено, что так они и поступят. Тогда Бернард изложил свой план.

— Как только придём домой, — рассказывал мальчик, — начнём играть с той старой тачкой — катая друг друга и так далее, а когда придёт время идти в дом, мы оставим её в дальнем конце поля за старой овцой, недалеко от ворот. Так вам будет удобнее ночью. Вы должны взять что-нибудь вроде полотенец и обвязать колесо, дабы оно не скрипело. Лечь спать можете с моим игрушечным будильником, положив его под подушку, тогда никто кроме вас не проснётся. Из дома выберетесь через окно в гостиной и вернётесь тем же путём. Я одолжу вам мой новый нож с тремя лезвиями и штопором (если будете с ним осторожны), чтобы разрезать брезент и зайти с заднего переулка, который доходит до цирка, но последуйте моему совету и не ходите вообще. Эта Русалка не подарок. Я бы предпочёл тюленя. А вот и Мама с Папой. Пошли.

Друзья ускорили шаг.

План, набросанный Бернардом, выполнялся без каких-либо препятствий. Всё шло хорошо, только Фрэнсис и Мэйвис удивлённо обнаружили, что напуганы больше, чем думали. Любое, по-настоящему большое приключение, такое, как спасение Русалки, всегда кажется более опасным, когда вы принимаетесь за дело под покровом ночи, нежели когда планируете всё это днём. И, хотя они знали, что не совершают ничего предосудительного, ребятам было не по себе от того, что родители могли с ними не согласиться. Вряд ли детей отпустили бы среди ночи с тачкой ради спасения Русалки. Всё-таки это не то, о чём можно вот так попросить. И чем подробнее вы будете объяснять всю необходимость подобного действа, тем меньше взрослые сочтут вас подходящим для такой экспедиции.

Фрэнсис лежал полностью одетым, натянув сверху пижаму. На Мэйвис под рубашкой были короткая голубая юбка и свитер. Будильник, к его чести, залился оглушительным свистом и стуком под подушкой Фрэнсиса, но кроме мальчика этого никто не услышал. Он осторожно прокрался в комнату Мэйвис и разбудил её; стараясь не шуметь, друзья сняли обувь, и, пока они спускались по лестнице, не скрипнула ни одна ступень. Окно в гостиной открылось бесшумно, тачка дожидалась ребят там, где они её и оставили, к счастью, они захватили достаточно верёвок, чтобы привязать груду полотенец и чулков к ободу колеса. Дети не забыли и про нож.

Тачка была довольно тяжёлой и они приуныли, представив, насколько тяжелее та станет, когда в ней свернётся Русалка. Тем не менее, толкая по очереди, они благополучно добрались до нужного переулка, расположенного над пустырём, где проводится бичфилдская ярмарка.

— Думаю, уже достаточно поздно, — прошептала Мейвис, когда показался цирк, белый при лунном свете, — уже почти два часа ночи, по-моему.

— Вроде всё тихо… пока, — просипел Фрэнсис, — но вдруг цыгане не спят? Разве они не засиживаются допоздна, изучая астрономию для предсказания судьбы? Вдруг эту ночь они как раз решили посвятить астрономии? Думаю, нам стоит оставить тачку здесь и отправиться на разведку.

Так они и поступили. Покрытая росой трава приглушала звук от их босоножек, и, осторожно ступая на цыпочках, дети подкрались к шатру. Фрэнсис чуть не споткнулся об опорную верёвку, но вовремя заметил её.

— Будь я Бернардом, точно бы грохнулся, переполошив всю округу — пробормотал он себе под нос. Они крадучись обогнули шатёр, добравшись до небольшого квадратного выступа, означавшего, что здесь — комната с аквариумом, заполненным водорослями и Русалкой.

— Они погибают в неволе, они погибают в неволе, они погибают в неволе, — твердила себе Мэйвис, пытаясь подбодрить себя напоминанием о безотлагательной важности ночного предприятия. — Это вопрос жизни и смерти, — повторяла она, — жизни и смерти.

Они уже пробирались между колышками и растяжками, всё ближе подбираясь ко входу. Трепещущей душой Фрэнсиса овладели сомнения относительно бесшумности и прочности ножа. А сердце Мэйвис билось с такой скоростью, что, как она потом рассказывала, расслышать собственные мысли было практически невозможно. Пока Фрэнсис нащупывал нож с тремя лезвиями и штопором, девочка осторожно поскреблась в брезентовую дверь, ожидая, что пленённая Русалка подаст какой-нибудь ответный знак. Но Русалка не стала скрестись. Вместо этого по стене побежала чёрная полоса, и её руки раздвинули разрезанный сверху донизу брезент. Показалось знакомое белое лицо.

— Где колесница? — спросила она слабым шёпотом, правда, не скрывшим от детей того, что она, если такое вообще возможно, ещё сердитее, чем раньше.

Фрэнсис боялся отвечать. Он знал, что его слова прозвучат не столь тихо, как вопрошавший голос, подобный шёпоту волн летней ночью и шелесту колосьев, колеблемых ветром в лучах утреннего солнца. Тем не менее мальчик указал на дорогу, где осталась тележка, и, вместе с Мэйвис, отправился за колесницей. Перегоняя тележку через пустырь, оба они преисполнились благодарностью к Бернарду. Особенно за его идею приглушить скрип колеса, без чего им бы не спустить эту неповоротливую громадину по такому ухабистому склону. Но поскольку всё было предусмотрено, ребята, подобно арабам из стихотворения, тихо прокрались к цыганскому шатру, и бесшумно подкатили тачку к самому разрезу в брезентовой стене. Тогда Мэйвис вновь поскреблась и створки самодельной двери расдвинулись, как и в прошлый раз.

— Вы захватили верёвки? — прошелестел голос, и Фрэнсис извлёк из кармана оставшиеся ленты.

Русалка проткнула брезентовую стену в двух местах, пропустив верёвки через отверстия и закрепив болтавшуюся материю.

— Теперь, — сказала она, приподнявшись и ухватившись руками за края аквариума, — Вы оба должны помочь мне — поднимите мой хвост. Подойдите ближе — по одному с каждой стороны.

Это было мокрое, брызгающееся, скользкое и тяжёлое дело; Мэйвис думала, что надорвётся, с упорством продолжая повторять: «Погибают в неволе». Когда она уже думала, что больше не выдержит, напряжение ослабло, и Русалка свернулась в тележке.

— А теперь, — тихо приказала та, — поехали, живо.

Но сказать это было легче, чем сделать. Дети, с мокрой Русалкой в тачке, едва вообще могли идти. И, очень и очень медленно, они начали продвигаться по пустырю. Добравшись до высокого забора, ребята остановились.

— Толкайте же, — приказала Русалка.

— Мы должны немного передохнуть… — задыхаясь, пробормотала Мэйвис. — Как тебе удалось разрезать брезент?

— Моим ракушечным ножом, конечно же, — ответила особа в тачке. — Мы всегда носим такие в волосах, на случай встречи с акулой.

— Ясно, — тяжело дыша пропыхтел Фрэнсис.

— Вам бы лучше отправиться дальше, — заметила обитательница тележки. — Эта колесница чрезвычайно неудобна и слишком мала. Кроме того, медлить опасно.

— Двинемся через полсекунды, — буркнул Фрэнсис, а Мэйвис дружелюбно добавила:

— Вы уже практически в безопасности.

— Но вы-то нет, — ответила Русалка. — Неужели не понимаете, что я — похищенное имущество, и, если вас со мной поймают, последуют крайне неприятные объяснения.

— Но, может, нас не поймают, — с надеждой в голосе пискнула Мэйвис.

— Все нормальные люди сейчас спят, — сказал Фрэнсис. Просто потрясающе насколько храбрыми и самоуверенными они стали, когда цирк остался позади. — Мы в абсолютной безопасности… Ой, что это! А-а-а!!!

От чёрной тени забора отделилась чья-то фигура и схватила его за руку.

— Что произошло, Франс? Что это? — испугалась Мэйвис, которой не было видно случившегося.

— Да что там на этот раз?! — ещё более сердито, чем ранее, воскликнула Русалка.

— Кто это? Эй, ты кто? — выдохнул Фрэнсис, корчась в железной хватке невидимого противника. И тут из темноты последовал такой простой и такой ужасный ответ:

— Полиция!

Глава IV

Благодарность

Трудно себе представить ситуацию более не привлекательную, чем та, в которую попали Мэйвис и Фрэнсис. Положение свернувшейся втачке Русалки, разлученной с родной стихией, тоже было незавидным, но, по крайней мере, это было куда лучше, чем аркан вокруг хвоста. Но бедные дети! Так отважно бросить вызов опасностям ночного приключения, воплотить в жизнь отчаянный план по спасению Русалку, и, когда до счастливой развязки, как и до моря, рукой подать: каких — то четверть мили, вдруг всё — венец победителя сорван, а кубок победы разбит, и кем — полицией!

И без того нелегкая ситуация теперь становилась опасной.

«О, боже, мы проведем ночь в тюрьме», — со страхом подумала Мэйвис, — «что же будет с Мамой, когда она поймет, что мы пропали?»

Воображение девочки нарисовало подземные темницы — сырые и мрачные с низкими потолками, где обитают жабы и ящерицы, и куда не проникает дневной свет, — в точности как их описывали в книгах об Инквизиции.

Из кустов раздалось «Полиция!», и вокруг воцарилась гробовая тишина. Во рту у Фрэнсиса пересохло, «словно сухарей наелся», — рассказывал он потом. Парень сглотнул и с трудом выдавил:

— Что за…?

— Отпустите его, — попросила Мэйвис невидимого противника. — Мы не сбежим, честное слово!

— Вы же не бросите меня? — воскликнула Русалка. — Вы просто не можете меня бросить!

— Отпустите! — Фрэнсис попытался вырваться.

Неожиданно Мэйвис резко схватила руку, державшую брата, и гневно зашептала:

— Никакой это не полицейский! Ну-ка вылезай, вылезай, кому сказала!

Она дёрнула руку, и некто скрывавшийся в кустах вылез, и это определенно был не полицейский. Полицейские ведь не бывают маленькими и худенькими, они почти все высокие и крепкие, к тому же наши стражи порядка носят синюю форму, а не вельветовые бриджи и твидовые курточки. По правде сказать, был он совсем ещё ребёнком.

— Ах ты маленькое… животное! — расслабившись, засмеялся Фрэнсис. — Ну, и напугал ты меня!

— Сам ты — животное, раз уж на то пошло. А про эту с хвостом я вообще молчу, — грубо ответил мальчик, но Мэйвис его голос показался вполне дружелюбным.

— Надо же! Ну, не классная ли получилась шутка? А она, что, вас всё еще не тяпнула и даже рыбьим отростком не врезала?

И тут они его узнали: незваным гостем оказался никто иной, как Сверкающий Мальчик. Правда, вне стен цирка блестел он ничуть не больше, чем мы с вами.

— Зачем ты так поступил? — сердито спросила Мэйвис. — Такого страху на нас нагнал!

— Ну, я же не просто так пошутил, — начал оправдываться мальчишка. — Днем я крутился рядом и слышал, про что вы трепались, ну, и подумал, дай-ка и я тоже. Правда, после всех этих кувырков и скачек дрыхну я как убитый вот и проснулся уже, когда вы её спёрли. Ну, срезал в пути немного. И, вот он я. А ничё такой фараон получился, а?

— И что ты будешь делать теперь? Расскажешь отцу? — напрямик спросил Фрэнсис.

Но Мэйвис уже стало понятно, что мальчишка ещё ничего не говорил отцу и, скорее всего, не собирался.

— Нет у меня ни папки, ни мамки, — грустно ответил Сверкающий мальчик.

— Если вы уже отдохнули, пора бы двигаться дальше, — напомнила Русалка, — а то я насквозь просохла.

Мэйвис догадалась, что для Морской Дамы просохнуть насквозь так же плохо, как для нас — насквозь промокнуть.

— Мне очень жаль, — мягко сказала девочка, — но…

— Должна заметить, с вашей стороны очень бестактно всё время держать меня в сухости, — продолжала Русалка, — право же, мне следовало предположить, что вы…

Но её перебил Фрэнсис.

— Так что ты будешь делать? — спросил он у Сверкающего Мальчика.

— Делать? Ну, для начала, подсоблю вам с тачкой.

Русалка протянула белую руку и дотронулась до него.

— Ты — настоящий герой, — сообщила она, — уж я-то в состоянии разглядеть истинное благородство даже под блёстками. Можешь поцеловать мне руку.

— Ну, так…. — начал Фрэнсис.

— Целовать или нет? — спросил мальчик, обращаясь скорее к себе, чем к окружающим.

— Давай, — шепнула Мэйвис, — делай что угодно, лишь бы у неё настроение не испортилось.

Сверкающий Мальчик, поцеловав ещё влажную ручку Морской Дамы, взялся за оглобли тачки, и ребята тронулись в путь.

Мэйвис и Фрэнсис были так рады неожиданному помощнику, что даже не стали его ни о чём расспрашивать, хотя просто сгорали от любопытства, каково это воровать русалку у собственного отца. Но уже на следующем привале мальчик сам объяснил свой поступок:

— Понимаете, — сказал он, — эту особу в тачке…

— Я уверена, что ты вовсе не хотел мне нагрубить, а потому… — пропела Русалка, — давай-ка ещё разок, но теперь без «особы» и «тачки».

— Дама, — подсказала Мэйвис.

— Так вот, эту даму в колеснице похитили, я так это понимаю. Так же, как и меня.

— Тебя украли? Вот это да! — воскликнула Мэйвис, предчувствуя начало романтической истории.

— Угу, — подтвердил мальчик-блёстка, — когда я ещё совсем дитём был. Мне так сказала Старая Мамаша Рамона, перед тем, как её кондрашка хватила, а потом уж она больше не разговаривала.

— Но зачем, — спросила Мэйвис, — зачем цыгане крадут детей? Сколько читала об этом в книгах, всё никак не могла понять. Вроде у них и своих полно — намного, намного больше, чем надо.

— Да, это уж точно, — согласилась Русалка, — и вся эта орава деток тыкали в меня палками.

— Да дети им как раз и не нужны, — пояснил мальчик, — это всё месть. Вот что рассказывала Мамаша Рамона: мой отец был cудьёй и дал Джорджу Ли восемнадцать месяцев за браконьерство. Когда Джорджа пришли арестовать, колокола в церкви звонили, как бешеные, и тот возьми да и спроси: «Чего звонят — то? Сегодня же не воскресенье». А ему кто-то да и ответь, что, мол, у Судьи-то — у моего папки тоись — сын родился и подследник — то бишь я. По мне, правда, не скажешь, — добавил он, поплевал на руки и подхватил оглобли, — что я и сын, и подследник.

— А что случилось потом? — поинтересовалась Мэйвис, пока ребята тяжело тащились по дороге.

— Ну, Джордж отсидел срок. Я тогда вовсе малявкой был, годик с половиной, весь в кружевах, лентах, ботинки такие голубые из тонкой кожи. Тогда — то Джордж меня и стащил. И вообще, я уже выдохся сразу трепаться и тачку толкать!

— Остановись и отдохни, мой сверкающий друг, — проворковала Русалка, — и продолжи своё волнительное повествование.

— Да нечего больше рассказывать, — сказал мальчик, — кроме того, что у меня есть один ботинок. Мамаша Рамона его сберегла, да ещё рубашонку маленькую, как дамский платок, с вышитыми буквами Р.В. Она никогда не говорила, где мой папка был Судьёй. Пообещала, что в другой раз расскажет. А другой раз так и не наступил, ни для нее, ни для рассказа, вот так вот.

Малыш утёр рукавом глаза.

— Не такой уж и плохой она была, — всхлипнул он.

— Ну, не плачь, — попыталась успокоить его Мэйвис.

— Я? Плачу? — презрительно процедил он. — Да у меня насморк! Чувствуешь разницу между насморком и хныканьем? В школу — то ведь ходишь? Там тебя должны были научить!

— Интересно, и как только цыгане еще не отобрали эти вещички?

— Они даже не догадываются: я их под рубашкой храню, в бумагу завернул, а когда переодеваюсь в цирке, прячу. Когда-нить я пойду искать, кто девять лет назад потерял дитё в голубых ботинках и рубашке.

— Значит тебе десять с половиной, — сказала Мэйвис.

— Как вам удалось так быстро сосчитать, мисс? — восхищённо воскликнул мальчик. — Да, именно столько.

Тачка, слегка подпрыгивая, двинулась вперед, и до следующего привала никто не проронил ни слова. Остановку сделали только там, где дорога к морю резко сворачивала вниз и переходила в пляж, так ровно и незаметно, что вы бы и не поняли, где кончается одно и начинается другое. Здесь было намного светлее, чем сверху, на пустыре. Из пушистых белых облаков только что выглянула луна, отразившись в морской глади множеством дрожащих блёсток. Дорога к берегу шла под уклон, и детям стоило немалых усилий, удержать тачку в равновесии, потому что Русалка, завидев море, принялась подпрыгивать, словно маленький ребенок у рождественской ёлки.

— О, посмотрите, как красиво! — воскликнула она. — Разве это не самый лучший дом в мире?

— Ну, не совсем, — возразил мальчик.

— Ах! — произнесла дама из тачки. — Конечно, ты же наследник одного из… как они называются?

— О замки Англии, как вы прекрасны среди величественных парков вековых …[1] — продекламировала Мэйвис.

— Да, да, — сказала Русалка, — внутренний голос мне подсказывал, что он благородного происхождения:

"Прошу, позаботься об этом не воспитанном ребёнке, — сказал он, — ибо он знатного рода" — хмыкнул Фрэнсис. Он был слегка раздражен и сердит. На них с Мэйвис свалились все неприятности ночной авантюры, а любимчиком Русалки стал почему — то только Сверкающий Мальчик. Как это не справедливо.

— Но твой родовой замок мне не подойдет, — продолжала Русалка, — свой дом я вижу весь украшенный вплетенными в водоросли жемчугами и кораллами, — такой восхитительно уютный и мокрый. А теперь — подтолкнёте мою колесницу к воде или сами донесёте меня?

— Нет уж, не понесем, — отказался Сверкающий Мальчик, — мы толкнём тебя подальше, как получится, а потом придётся ползти самой.

— Я сделаю всё, что скажешь, — Русалка была сама любезность, — но что ты подразумевал под «ползти»?

— Двигаться как червяк, — пояснил Фрэнсис

— Или как угорь, — добавила Мэйвис.

— Гадкие, мерзкие существа, — скривилась Русалка; дети так и не поняли, имела ли она ввиду червяков или угрей, или же их самих.

— Давайте-ка, все вместе! — скомандовал Сверкающий Мальчик.

И тачка, подпрыгивая, покатилась к морю. Но почти у самой кромки берега колесо съехало в яму, тачка завалилась набок, и Русалку выбросило из её колесницы на водоросли.

Водоросли были сочными, упругими и мягкими, так что она не ушиблась, но рассердиться ей это вовсе не помешало.

— Вы ведь ходите в школу, как напомнил мой благородный спаситель, — проворчала Дама. — Там вас должны были научить, как не опрокидывать колесницы.

— Ваши спасители — это мы! — не сдержался Фрэнсис.

— Конечно, вы, — холодно согласилась Русалка, — но вы — низкорожденные спасители, а не благородные. Но таки и быть, я вас прощаю. Вам ли не быть неуклюжими и неловкими — в этом вся ваша сущность, я полагаю, тогда как его…

— Прощайте, — оборвал её на полуслове Фрэнсис.

— Это ещё не всё, — остановила его Дама. — Вы должны пойти со мной, а вдруг я не смогу везде передвигаться тем грациозным червеподобным способом, о котором вы упомянули. Теперь встаньте справа, слева и сзади, и не ходите по моему хвосту — вы не представляете, как это раздражает!

— О, я представляю, — сказала Мэйвис. — Знаете, у моей Мамы тоже есть хвост.

— Однако! — удивился Фрэнсис. Но Сверкающий Мальчик понял.

— Только она его иногда снимает, — пояснил он, и Мэйвис показалось, что мальчик подмигнул ей. Хотя в лунном свете трудно быть в чём — то уверенной.

— А твоя мама куда более высокого происхождения, чем я полагала, — сказала Русалка, — но ты уверена насчет хвоста?

— Я часто на него наступаю, — ответила Мэйвис, и тут Фрэнсис понял, что речь идёт о мамином подоле.

Извиваясь, скользя и подталкивая себя вперед — иногда при помощи рук, иногда с помощью детей, Русалка, наконец — то, добралась до воды.

— Чудесно! Сейчас я вся намокну! — крикнула она.

Но в тот же миг мокрыми стали и остальные: Русалка подпрыгнула, кувыркнулась и нырнула в воду, обдав детей фонтаном брызг. И скрылась в глубине.

Глава V

Последствия

Они переглянулись.

— Ну и ну! — развела руками Мэйвис.

— Я считаю, что она неблагодарная, — важно сказал Фрэнсис.

— А чего вы ждали-то? — удивился Сияющий Мальчик.

Дети насквозь промокли… Было очень поздно, облака в небе поспешно укладывали луну в постель. Русалка исчезла. Приключение окончилось.

Детям ничего не оставалось, кроме как пойти домой и лечь спать, зная, что, когда они проснутся, придётся весь день объяснять родителям, почему их вещи промокли.

— И тебе тоже придётся, — сказала Мэйвис Сияющему Мальчику.

В ответ на это, как они потом вспоминали, он удивительно долго молчал.

— Ума не приложу, как нам это объяснить, — нахмурился Фрэнсис. — Честно. Ну ладно, пошли домой. Хватит с меня приключений. Бернард был прав.

Мэйвис, которая и вправду очень устала, согласилась.

К этому времени дети уже пересекли пляж, достали тачку и покатили её по дороге. Когда они дошли до перекрестка, Сияющий Мальчик неожиданно сказал:

— Ну, пошёл я, до скорого, приятели!.. — и исчез на узкой, уходящей в сторону, тропинке.

Оставшись вдвоём, дети побрели, толкая тачку, которая, напомню вам, была такой же мокрой, как и они сами. Они прошли вдоль изгороди, обошли мельницу и поднялись к дому. Внезапно Мэйвис схватила брата за руку.

— Там свет! — прошептала она.

Действительно, в доме горел свет. Дети почувствовали то безысходное ощущение пустоты, которое все мы испытываем, когда попадаемся с поличным.

Они не знали, в какой комнате горела лампа, — часть окна закрывал плющ, — но это точно было окно первого этажа. У Фрэнсиса всё ещё теплилась слабая надежда пробраться в спальню незамеченным; они с сестрой подкрались к окну, из которого вылезли (казалось, это было так давно!). Но окно было закрыто. Тогда мальчик предложил спрятаться на мельнице и пробраться в дом позже.

— Нет уж, я слишком устала, — возразила Мэйвис. — Я так устала, что, кажется, не могу дальше жить. Давай уж пойдём, покончим с этим всем, зато потом мы сможем лечь в кровать и спать, спать, спать…

Дети подошли к дому и заглянули в окно. На кухне была миссис Пирс, которая ставила на огонь чайник. Они вошли с чёрного хода.

— Что-то вы рано, — сказала миссис Пирс, не оборачиваясь.

В её словах явственно прозвучал сарказм. Это было уже слишком. Мэйвис всхлипнула, и миссис Пирс тотчас же обернулась.

— Ради всего святого! — всплеснула руками она. — Да что же с вами случилось? Где вас носило?! — она положила руку Мэйвис на плечо. — Почему вы мокрые насквозь? Ах ты, скверная, непослушная девочка! Вот погодите, расскажу я вашей мамаше! Это ж надо, — это я про вашу ловлю креветок — да кто ж так ловит, не спросивши про прилив! А ведь при нынешней волне вам ни одной креветочки не поймать, уж я-то знаю! Вот погодите, ваша маменька вам задаст!.. И гляньте-ка на мой чистый пол! Вон, какие с вас лужи натекли, словно здесь две недели ливень поливал!

Мэйвис чуть повернулась в объятьях миссис Пирс.

— Ну, пожалуйста, миссис Пирс, миленькая, не ругайте нас, — сказала она, мокрой рукой обнимая миссис Пирс за шею. — Мы и так такие… такие несчастные!

— Значит, вы это заслужили, — важно заключила миссис Пирс. — Вы, молодой человек, идите в ванную, снимите там одежду и бросьте её за дверь. И хорошенько разотритесь полотенцем! Маленькая мисс может раздеться здесь, у огня, и положить вещи в корыто для стирки. А я тихонечко поднимусь наверх, так, что ваша мама и не услышит, и принесу вам сухие одёжки.

В сердцах детей загорелся огонёк надежды — пока ещё тусклый и неясный, как дорожка лунного света на морских волнах, где исчезла Русалка. Может быть, миссис Пирс всё-таки не расскажет маме? Ведь, если бы собиралась, зачем она говорит шёпотом и ходит так тихо? Может быть, она сохранит их секрет? Может быть, высушит их одежду? Может быть, в конце концов, им и не придётся говорить в своё оправдание невероятные вещи?

На кухне было очень уютно. Ярко сияли медные кастрюли, на круглом трёхногом столе, покрытом чистой скатертью, стояли бело-голубые чашки.

Миссис Пирс принесла пижамы и тёплые халаты, которые тётя Энид в своё время положила в багаж, несмотря на бурные протесты детей. Как же они были рады им теперь!

— Вот, так-то лучше, — сказала миссис Пирс, — и не смотрите на меня так, словно я собираюсь вас съесть, вы, маленькие непослушники! Я согрею молока, вот вам хлеб и капли, чтобы вы не простудились. Повезло вам, что я не спала, — готовила завтрак для мальчиков. Они скоро возвращаются. Вот парни-то мои посмеются, как я им про это расскажу! Хохотать будут до упаду!

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась Мэйвис, — не рассказывайте! Ну, очень-очень вас прошу, пожалуйста, никому не говорите!

— Вот ведь потеха! — сказала миссис Пирс, наливая себе чаю. Чайник, как позже узнали дети, стоял на огне весь день и почти всю ночь. — Ну, до чего же смешно! Ловить креветок — в прилив!

— Я подумала, — пробормотала Мэйвис, — что, может быть, вы простите нас, и высушите нашу одежду, и никому не расскажете…

— Да неужто! — воскликнула миссис Пирс. — Ещё что скажешь?

— Нет, ничего больше, — поспешно ответила Мэйвис. — Я только ещё хотела сказать спасибо, за то, что вы такая добрая, и сказать, что ещё не прилив. И ещё… честное слово, мы тачку не сломали… только я боюсь, что она вся промокла… И мы ни за что не взяли бы её без спросу, но вы спали, и…

— Тачку? — переспросила миссис Пирс. — Здоровенную, тяжеленную тачку? Взяли, чтобы в ней везти креветок? Нет, честное слово, сил моих нет… — она откинулась в кресле и затряслась от беззвучного смеха.

Дети переглянулись. Не очень-то приятно, когда над тобой смеются, особенно, если ты ничего такого не сделал. Но им показалось, что миссис Пирс будет смеяться ещё больше, если рассказать ей, зачем на самом деле им понадобилась тачка.

— О, пожалуйста, не смейтесь над нами больше, — сказала Мэйвис, подбираясь ближе к миссис Пирс, — хотя вы и так такая душечка, что больше не сердитесь. Вы ведь не расскажете, правда?

— Ну, ладно уж, на сей раз вам это сойдёт с рук. Но вы пообещаете никогда так больше не поступать, верно?

— Мы, правда, больше так не будем! — в один голос честно заверили дети.

— Тогда — быстро в кровать, а я, пока вашей мамы нет, высушу ваши вещи. А завтра утром, когда буду ждать ребят, я их выглажу.

— Вы — настоящий ангел, — сказала Мэйвис, обнимая её.

— Да уж, по сравнению с вами, маленькие чертенята, — отозвалась миссис Пирс, обнимая девочку. — А теперь идите и как следует выспитесь.

Когда Мэйвис и Фрэнсис спустились к очень позднему завтраку, они почувствовали, что судьба всё-таки не так чудовищно жестока.

— Ваши мама и папа отправились по своим делам, — сказала миссис Пирс, ставя на стол яичницу с беконом, — вернутся не раньше обеда. Так что я дала вам поспать подольше. Малыши проснулись три часа назад и ушли на пляж. Я сказала, чтобы дали вам отоспаться, хотя и видела, что им страсть как хотелось узнать, сколько креветок вы наловили. Я так думаю, что они ожидали полную тачку. Да и вы, верно, тоже?

— А как вы догадались, что они знали про нас? — спросил Фрэнсис.

— Уж с этим шушуканьем по углам да с разглядыванием тачки… тут и кошке стало бы ясно. А теперь пошевеливайтесь! Ваша одежда уже почти сухая, а мне ещё нужно перемыть всю посуду.

— Какая же вы чудесная! — воскликнула Мэйвис. — Что бы с нами было без вас?

— Посадили бы вас на хлеб и воду. И — в постель, без разговоров. А вместо этого, вам досталась эта чудесная яичница с беконом. И вы будете играть на пляже. Так вот, — ответила миссис Пирс.

* * *

На пляже они разыскали Кэтлин и Бернарда. Сейчас, при свете яркого тёплого солнца, им показалось, что, пожалуй, стоило пройти все испытания прошлой ночи, хотя бы ради удовольствия рассказать о них тем, кто провёл это время в сухости и безопасности, в тёплых кроватях.

— Хотя, по правде говоря, — произнесла Мэйвис, закончив повествование, — когда сидишь здесь, на пляже, и видишь все эти зонтики, детей в песке, дам с вязанием, курящих джентльменов, бросающих в воду камни, сложно поверить, что могло быть какое-то волшебство. А теперь вы знаете — оно было…

— Это как я вам рассказывал… про такие вещи, как радий, — сказал Бернард. — Они не волшебные, потому что ещё не найдены. И русалки всегда существовали, только, конечно, люди об этом не знали.

— Но ведь она разговаривает! — воскликнул Фрэнсис.

— Почему бы и нет? Даже попугаи делают это, — невозмутимо отозвался Бернард.

— Но она разговаривает по-английски, — настаивала Мэйвис.

— А как же ей ещё говорить? — равнодушно ответил Бернард.

И вот так, под ярким солнцем, между синим небом и золотым песком, приключение Русалки, казалось, подошло к концу и стало просто одной из рассказанных сказок. И, думаю, когда все четверо не спеша направились домой на обед, от этого им было немного грустно.

— Пойдёмте, поглядим на пустую тачку, — предложила Мэйвис. — Это поможет нам освежить память, напомнит о том, что произошло, как героям в книжках напоминали дамские перчатки и трубадуры.

Тачка стояла на том же месте, где они её оставили, но не была пустой. В ней лежал очень грязный смятый листок бумаги. На нём виднелись карандашные каракули:

ОТКРЫТЬ

ФРЭНСУ

Фрэнсис открыл и прочёл вслух:

Я вирнулся и она вирнулась и она хочет чтобы ты вирнулся пад пакровом ночи.

РУБ.

— Что ж, я не пойду, — буркнул Фрэнсис.

Голос из кустарника за воротами заставил всех вздрогнуть.

— Не притворяйся, будто не видишь меня, — сказал Сияющий Мальчик, осторожно высунув голову.

— Похоже, тебе очень нравится прятаться в кустах, — заметил Фрэнсис.

— Ага, — кратко ответил мальчик. — Ты не собираешься идти, то есть, я хочу сказать, увидеть её снова?

— Нет, — ответил Фрэнсис. — С меня хватит «покрова ночи».

— А вы, мисс? — спросил мальчик. — Нет? Вы — трусохвостая команда. Стало быть, отправлюсь только я.

— Так ты пойдёшь?

— Ну, а вы?

— Я бы пошёл на твоём месте, — резонно сказал Бернард, обращаясь к Фрэнсису.

— Если бы ты побывал на моём месте, то нет, не пошёл бы, — отозвался Фрэнсис. — Знал бы ты, какая она вредная. К тому же, мы просто никак не можем уйти ночью. Миссис Пирс будет настороже. Так что нет, мы не идём.

— Но вы должны это устроить, — заныла Кэтлин. — Нельзя же вот так всё оставить! Если вы это бросите, я не буду верить в волшебство.

— Будь ты на нашем месте, магия тебе давно бы надоела, — сказал Фрэнсис. — Почему бы вам самим не пойти — тебе и Бернарду?

— А что, хорошая мысль! — неожиданно заявил Бернард. — Но только не среди ночи, потому что я обязательно потеряю ботинки. Кити, ты пойдёшь?

— Ты ведь и так знал, что я всё время хотела, — укоризненно напомнила Кэтлин.

— Но только — как нам это устроить? — спросили остальные.

— Ну… надо подумать, — ответил Бернард. — А пока нам нужно спешить на обед. Ты будешь здесь после обеда?

— Буду. Я вообще отсюда никуда не уйду. Но вы должны принести мне какой-нибудь еды — я ничего не ел со вчерашнего чая, — сказал Сияющий Мальчик.

— Понятно, — добродушно отозвался Фрэнсис. — Тебя, наверное, оставили без еды за то, что ты промочил свою одежду?

— Они и не знают, что я промок, — мрачно сказал он. — Я не пошёл назад — сделал ноги, испарился, задал стрекача — убежал я от них.

— И куда ты теперь?

— Не знаю, — ответил Сияющий Мальчик. — Я же убегаю, а не прибегаю.

Глава VI

Обитель Русалок

Родители Мэйвис, Фрэнсиса, Кэтлин и Бернарда были людьми крайне благоразумными. Иначе этой истории никогда бы не произошло. Будучи замечательными, как любые папа и мама на свете, они, тем не менее, не посвящали всё своё время заботам и волнениям о детях, прекрасно понимая, что детям вовсе не хочется постоянно находиться под присмотром. Поэтому, наряду с чудесными минутами, которые семья проводила, собравшись вместе, были и моменты, когда Папа с Мамой уходили вдвоём и проводили время, как им, взрослым, нравится, а дети развлекались по-своему. Так случилось, что именно в этот вечер Мама с Папой отправлялись на концерт в Лимингтон. На вопрос, хотят ли дети пойти с ними, родители получили вежливый и одновременно твёрдый ответ.

— Очень хорошо, — сказала Мама, — займитесь тем, что вам больше всего по душе. Думаю, на вашем месте я бы поиграла на берегу. Только не заходите за утёс — во время прилива это опасно. Но пока вы на виду у спасателей — всё в порядке. Кто-нибудь хочет ещё пирога? Нет? Тогда я побежала одеваться.

— Мам! — вдруг выпалила Кэтлин. — Можно мы возьмём немного пирога и пару вещей для одного мальчика? Он говорит, что ничего не ел со вчерашнего дня.

— Где он? — спросил Папа.

Кэтлин залилась краской, но Мэйвис осторожно ответила:

— Снаружи. Уверена, мы найдём его.

— Хорошо, — согласилась Мама, — можете ещё попросить хлеба и сыра у миссис Пирс. Ну всё, мне пора бежать.

— Мы с Кэти поможем тебе, мама, — сказала Мэйвис, избежав тем самым дальнейших расспросов отца. Мальчики улизнули при первом же удивительно неосторожном упоминании Кэтлин о Рубе.

— Всё было нормально, — оправдывалась Кэтлин позже, когда они шли по полю, осторожно неся тарелку сливового пирога и куда менее аккуратно — хлеб с сыром, а ещё какой-то узел, о котором они и подавно не заботились. — Вы же видели — мама спешила. Ведь всегда безопаснее спросить разрешения, когда собираешься что—то делать.

— К тому же, — сказала Мэйвис, — если Русалка хочет увидеть нас, надо просто спуститься к воде, прочитать «Прекрасная Сабрина», и она обязательно появится. Надеюсь, только чтобы просто повидаться с нами, а не втянуть в очередное головокружительное приключение.

Возможно, манеры Рубена и оставляли желать лучшего, но было абсолютно ясно — принесённая еда ему понравилась. Он лишь на пол секунды перестал жевать, чтобы ответить на серьёзные расспросы Кэтлин: «Здорово. Спасибо».

— Так, — сказал Фрэнсис, когда исчезла последняя крошка сыра, и с ложки были слизаны последние капли сливового сока (с оловянной ложки, потому что, как справедливо заметила миссис Пирс, всякое бывает…), — теперь вот что. Мы спустимся прямо к берегу, попытаемся встретиться с ней. Если хочешь пойти с нами, можем замаскировать тебя.

— Как? — спросил Рубен. — Я однажды уже надевал фальшивую бороду и зеленые усы, но никого этим не провёл, даже собак.

— Мы подумали, — мягко произнесла Мэйвис, — что, наверно, самой подходящей для тебя маскировкой будет женская одежда, потому что… — быстро добавила она, дабы рассеять грозовую тучу, пробежавшую по лицу Рубена, — потому что ты очень мужественный. Никто и на секунду не заподозрит, это будет совсем на тебя не похоже.

— Продолжай, — сказал Сияющий Мальчик, лишь отчасти смирив свою гордыню.

— Я принесла тебе кое-что из своих вещей и пляжные туфли Фрэнсиса, ведь мои, само собой, просто детские.

Тут Рубен расхохотался:

— Сколько хочешь заливай, не поверю — так и знай! — нараспев протянул он.

— О, ты знаешь «Цыганскую Баронессу»? Как здорово! — сказала Кэтлин.

— Старая мамаша Рамона понимала толк в песнях… — он внезапно посерьёзнел. — Пошли, пора облачаться в это одеяние.

— Просто сними пальто и выходи, я помогу тебе одеться, — тут же предложил Фрэнсиса.

— Цыганского ребёнка сразу примечают, — сказал Рубен, — но ежели нас одеть поприличнее, нам и ваши побрякушки не понадобятся.

Ребята просунули ему сквозь раздвинутые ветки голубую саржевую юбку и вязаную кофту.

— Теперь шляпу, — сказал парень, протягивая руку. Но шляпа была слишком велика для просвета в кустах, и ему пришлось вылезти. Как только Рубен вышел, девочки нахлобучили на него огромную шляпу из тростника с намотанным на тулью голубым шарфом, а Фрэнсис и Бернард, схватив парня за ноги, довершили картину коричневыми чулками и белыми пляжными туфлями. Рубен, сияющий беглец из цыганского лагеря, предстал перед новыми друзьями несколько неуклюжей, но вполне приличной маленькой девочкой.

— Теперь, — сказал он, со странной улыбкой глядя на свою саржевую юбку, — нас больше ничто не задерживает.

Так оно и было. Надёжно запрятав под куст оловянную ложку, тарелку из-под пирога и ненужную обувь Рубена, дети направились к морю.

Когда они добрались до той замечательной части берега, с гладкой галькой и мягким песком, что расположена между невысокими скалами и отвесными утёсами, Бернард резко остановился.

— Слушайте, — сказал он, — если нам повезёт, и мы увидим фею Сабрину, я не против приключений, но только при условии, что Кэтлин не будет в них участвовать.

— Это несправедливо! — обиделась Кэтлин. — Ты говорил, что мне можно!

— Разве? — попытался выкрутиться Бернард.

— Да, правда, — сказал Френсис.

— Да, — подтвердила Мэйвис.

А Рубен подвёл итог, сказав:

— Как же, ты сам спросил, хочет ли она пойти с тобой.

— Отлично, — спокойно сказал Бернард, — тогда я сам не пойду, вот и всё.

— Проклятье! — вырвалось, наконец, у ребят.

— Не понимаю, почему мне всегда приходится быть не у дел! — возмутилась Кэтлин.

— Ну, — нетерпеливо произнесла Мэйвис, — в конце концов, нет ничего опасного в том, чтобы просто попытаться увидеть русалку. Пообещай не делать ничего без разрешения Бернарда, полагаю, этого будет достаточно. Хотя не понимаю, с какой стати ты должна ему подчиняться только потому, что он считает тебя любимой сестрой… Так этого будет достаточно, Медвежонок?

— Я пообещаю чтоугодно, — сказала Кэтлин, чуть не плача, — только позволь мне пойти с вами и посмотреть на русалку, если она появится. На этом спор и кончился.

Теперь встал вопрос, где именно нужно произнести волшебные слова. Мэйвис и Френсис считали, что на краю волнореза, где эти слова уже были удачно произнесены однажды.

— А почему не прямо здесь? — поинтересовался Бернард.

Кэтлин немного печально заметила, что подойдёт любое место, раз русалка приходит, когда её позовут. Но Рубен, мужественно остававшийся в своей девчачьей одежде, сказал:

— Слушайте, раз уж вы тоже сбежали, то давайте так: меньше слов — больше дела, и с глаз долой — из сердца вон. Как насчёт пещер?

— В пещерах слишком сухо. Разве что во время прилива, — сказал Фрэнсис, — но тогда там много воды. Очень много.

— Не во всех пещерах, — напомнил Рубен. — Если повернуть и подняться вверх по тропе утёса, там есть пещера. На днях я прятался в ней. Вполне сухая, кроме одного угла, в котором достаточно мокро, как раз, как вам надо… там впадина, совсем как озерца в прибрежных скалах, только глубже…

— Там морская вода? — озабоченно спросила Мэйвис.

— Должна быть. Так близко к морю и вообще… — ответил Рубен.

Но он ошибся. Когда они вскарабкались на утёс и Рубен, показывая, где свернуть, отодвинул ежевику и утёсник, надёжно скрывавшие вход в пещеру, Френсис сразу понял, что вода здесь не может быть морской. Даже в шторм волны не могли захлестнуть сюда — слишком далеко.

— Не годится, — объяснил он.

Но остальные возразили:

— Раз мы здесь, давайте попробуем.

И они вошли в унылый полумрак пещеры.

Пещера оказалась очень уютной, не меловой, как сам утёс, стены и потолок были из серого камня, как дома и церкви на холмах у Брайтона и Истборна.

— Это пещера не естественного происхождения, — важно сказал Бернард, — она была построена человеком в далёкие времена, как Стоунхендж и Чизринг[2], и Дом Кита[3].

Пещера освещалась слабым солнечным светом, проникавшим снаружи сквозь заросли ежевики. Глаза скоро привыкли к полутьме, и дети увидели, что пол засыпан сухим белым песком, а вдоль одного конца пещеры тянется длинный узкий прудик. Росшие по его краю папоротники склонили листья к гладкой поверхности воды, игравшей бликами света. Но пруд был совсем тихий, и каким-то необъяснимым образом они поняли, что он был еще и очень глубокий.

— Как-то здесь странно, не поземному, — сказал Френсис.

— Но это очень уютная пещера, — утешительно произнесла Мэйвис. — Спасибо, что показал её нам, Рубен. И тут прохладно. Давайте отдохнём минутку-другую. Я просто сварилась, карабкаясь по этой тропе. Через минуту спустимся обратно к морю. Рубен может подождать здесь, если ему так спокойнее.

— Ладно, присядем, — согласился Бернард, и дети сели около воды. Рубен всё еще чувствовал себя неудобно в девчоночьей одежде.

Было очень, очень тихо. Лишь время от времени с потолка срывались пузатые капли воды и падали на ровную поверхность пруда, оставляя на ней разбегающиеся круги.

— Потрясающее место для укрытия, — сказал Бернард, — всяко лучше твоего старого куста. Не думаю, что кто-нибудь знает, где вход в пещеру.

— Я тоже думаю, что никто не знает, — кивнул Рубен, — потому что здесь не было никакого хода, пока два дня назад я не проделал его, пытаясь откопать корень утёсника.

— Я бы спрятался здесь, если, конечно, ты намерен прятаться, — сказал Бернард.

— Я и собираюсь.

— Ладно, если вы отдохнули, давайте двигаться, — сказал Фрэнсис.

Но Кэтлин настойчиво предложила:

— Давайте сначала прочитаем «Прекрасная Сабрина» — просто попробуем!

И они прочитали все вместе, кроме Сияющего Мальчика, который не знал слов:

Услышь меня,

Прекрасная Сабрина,

Сквозь тихую, прозрачную волну…

Раздался всплеск, в пруду закрутился водоворот и, действительно, появилась сама русалка. Глаза ребят уже достаточно привыкли к темноте, и они довольно отчётливо её видели, видели, что она, нежно улыбаясь, протягивает к ним руки. От этой улыбки у детей перехватило дыхание.

— Мои ненаглядные спасители, — закричала она, — мои дорогие, милые, добрые, смелые, благородные, бескорыстные!

— Кажется, вы по ошибке говорите о Рубене во множественном числе, — обиженно буркнулФрэнсис.

— О нём, конечно, тоже. Но в основном о вас обоих, — она помахала хвостом и положила руки на край пруда. — Мне так жаль, что в прошлый раз была неблагодарна. Я объясню почему — дело в воздухе. Видите ли, очутившись на воздухе, мы становимся очень восприимчивы к его влиянию. И некоторая неблагодарность и… как же это слово…

— Снобизм, — твёрдо подсказал Фрэнсис.

— Вы так это называете?.. Самые ужасные заразы, а ваш воздух просто кишит их микробами. Поэтому я вела себя столь ужасно. Вы простите меня, правда, милые? И еще я была так эгоистична… о, кошмар! Но теперь всё смыто чистым ласковым морем, и я искренне сожалею, как если бы сама была в этом виновата. Хотя честно и откровенно — моей вины тут нет.

Дети заверили Русалку, что все в порядке, это не важно, и пусть она не беспокоится… Словом, произнесли всё то, что говорят в ответ на извинения, когда не могут просто подойти, поцеловать и сказать «Ну разумеется!», как обычно поступают люди в ответ на подобное раскаяние.

— Это так необычно, — задумчиво произнесла она, — та престранная история с маленьким мальчиком… некогда родившимся в семье богачей, она действительно очень тронула меня. Уверяю вас, так и было. Забавно, правда? А теперь я хочу, чтобы вы все пошли со мной, домой, и увидели, где я живу.

Русалка лучезарно улыбнулась, дети хором сказали: «Спасибо», — и тупо переглянулись.

— Весь наш народ будет несказанно рад вам. Мы, Морской Народ, в действительности вовсе не неблагодарны. Вы не должны так думать, — умоляюще произнесла она.

Русалка выглядела очень мило и дружелюбно. Френсису почему-то вспомнилась Лорелей. Наверное, такой же доброй и дружелюбной казалась Хозяйка Рейна «моряку в крохотном ялике»[4], из стихотворения Хейна, которое мальчик прочитал в прошлом триместре. По любопытному стечению обстоятельств, Мэйвис как раз в прошлом триместре читала про Ундину[5], и теперь старалась не думать о том, что за добрым взглядом русалки не было души. Кэтлин, которая по иным причинам удовлетворила свой интерес к английской литературе прочтением «Покинутого Тритона»[6], чувствовала себя более спокойно.

— Вы хотите сказать, с вами, в море? — спросила она.

Где змейки морские узоры сплетают,
Резвятся на солнце и в воду ныряют.
Где синюю гладь бороздят исполины
Киты — пилигримы бездонной пучины,
Те вечные стражи подводной долины.[7]

— Вообще-то, не совсем так, — сказала русалка, — но скоро сами увидите.

Для Бернарда это прозвучало зловеще.

— Почему вы сказали, что хотите видеть нас глубокой ночью, — настороженно поинтересовался он.

— Разве не такова традиция? — спросила Русалка, в невинном удивлении глядя на него. — Так во всех рассказах. Знаете, у нас есть воздушные сказки, вроде ваших волшебных сказок или сказок о подводном мире… и спаситель почти всегда появляется глубокой ночью, на могучем вороном жеребце или, знаете, на сером в яблоках, или чалом. Но поскольку вас было четверо, ещё я и мой хвост, я подумала, что колесница будет уместнее. Ну, нам пора.

— Куда? — спросил Бернард, и все затаили дыхание в ожидании ответа.

— Туда, откуда я пришла, разумеется, — ответила Русалка, — вниз, — и она показала на волнующуюся вокруг неё воду.

— Огромное—преогромное спасибо, — слегка дрожащим голосом сказала Мэйвис, — но не знаю, известно ли вам, что люди, которые вот так уходят под воду… люди вроде нас… без хвостов, понимаете… они тонут.

— Нет, если их специально пригласили, — сказала Русалка. — Мы, конечно, не можем отвечать за нарушителей границ, хотя не думаю, чтобы с ними когда-либо случалось что-то особо ужасное. Кто-то рассказывал мне историю о Водных Детях. Разве вы никогда о них не слышали?

— Слышали, но это была вымышленная история, — невозмутимо откликнулся Бернард.

— Само собой, — согласилась она, — и, тем не менее, многое в ней чистая правда. Но у вас не вырастут плавники и жабры или что-то в этом роде. Не бойтесь.

Дети переглянулись, затем повернулись к Фрэнсису.

— Спасибо, — произнёс он, — большое спасибо, но лучше мы не будем… кудалучше…

— О, чепуха, — нежно сказала госпожа. — Смотрите, это проще простого. Я даю каждому локон своих волос, — и она отрезала ножом из ракушки несколько длинных мягких локонов. — Вот, обвяжите вокруг шеи. Если бы у меня на шее был человеческий локон, я бы не страдала от отсутствия влаги. А теперь прыгайте. Держите глаза закрытыми, иначе растеряетесь, но и в этом нетникакой опасности.

Дети взяли локоны, правда, ни один не мог расценить их как устройство, способное спасти им жизнь. Ребята по-прежнему упирались.

— Глупенькие, — снисходительно сказала морская госпожа. — Зачем вы вообще прибегли к магии, если не были готовы идти до конца? Зачем? Это один из самых простых видов волшебства и самых безопасных. А что бы вы делали, если бы вызвали дух огня, и вам пришлось бы спускаться в Везувий с саламандрой на шее?

Она весело засмеялась при этой мысли. Но в ее смехе чувствовались и гневные нотки.

— Пошли, не глупите, — сказала она. — Другой такой возможности не будет. И я чувствую, воздух полон ваших ужасных человеческих микробов: недоверия, подозрения, страха, злобы, негодования — ужасные маленькие микробы! Я не хочу рисковать подхватить их. Пойдёмте.

— Нет, — сказал Фрэнсис и протянул ей локон, то же сделали Мэйвис и Бернард. Но Кэтлин уже повязала прядь вокруг шеи.

— Я бы с радостью, — сказала она, — но пообещала Бернарду, что не буду делать ничего без его разрешения.

Русалка повернулась к Кэтлин, протягивая за локоном белую руку. Девочка нагнулась к воде, пытаясь развязать его, и в одно страшное мгновение Русалка поднялась из воды, схватила Кэтлин длинными белыми руками, перетащила через край пруда и с булькающим всплеском исчезла под тёмной водой.

Из груди Мэйвис вырвался крик. Фрэнсис и Бернард тоже вскрикнули. Лишь Сияющий Мальчик не проронил ни звука. Он не пытался вернуть локон мягких волос. Он, как и Кэтлин, завязал его на шее и теперь закреплял на еще один узел. Когда он заговорил, его тон показался ребятам самым благородным из всех, когда-либо ими слышанных.

— Она дала мне сливовый пирог, — сказал Рубен и прыгнул в воду.

Он тут же пошёл ко дну. И это удивительным образом придало остальным уверенности. Если бы он сопротивлялся, было бы иначе, но — нет. Он ушёл под воду как камень, или как ныряльщик, который собрался доплыть до самого дна.

— Она моя любимая сестра, — сказал Бернард и прыгнул.

— Если это магия, то всё в порядке, а если нет — мы не можем вернуться домой без неё, — хриплым голосом произнесла Мэйвис. И они с Фрэнсисом, взявшись за руки, прыгнули вместе.

Это было вовсе не так трудно, как может показаться на первый взгляд. С момента исчезновения Кэтлин ощущение магии — подобное сонной неге и сладкому аромату, и нежной музыке, мелодию которой едва можешь разобрать — становилось всё сильнее и сильнее. А есть на свете вещи столь невероятные, что просто невозможно поверить в их существование, не столкнувшись с ними лицом к лицу. Казалось невозможным, когда им в голову пришла мысль, что Русалка действительно может появиться и разговаривать так нежно, а потом утащить на дно пятерых детей, спасших её.

— Всё в порядке, — прыгая, крикнул Фрэнсис. — Я… — он вовремя закрыл рот, и ребята поплыли вниз.

Вам наверняка когда-нибудь снилось, что вы прекрасный пловец. Вам знакомо наслаждение этим сном — не прикладывая ни малейших усилий, вы, тем не менее, плывёте куда хотите, и так быстро, как вам хочется. То же было и с детьми. Едва коснувшись воды, они почувствовали, что связаны с нею — что в воде, как и на воздухе, они в родной стихии. По мере погружения, их перевернуло вверх ногами, и они продвигались вниз длинными мощными мерными гребками, будто бы опускались в колодец, который постепенно расширялся и превращался в пещеру. Внезапно Фрэнсис обнаружил, что его голова уже находится над водой, так же, как и голова Мэйвис.

— Пока порядок, — сказала она, — но как мы собираемся возвращаться?

— О, с помощью магии, — ответил мальчик и поплыл быстрее.

Пещера освещалась полосами фосфоресценции, расположенными по стенам подобно колоннам. По краям ручья с прозрачной тёмно-зелёной водой были актинии и морские звёзды самых прекрасных форм и поразительных оттенков. Стены имели неясные квадратные очертания, с множеством выступов белого, синего или красного цвета, а потолок был из перламутра, сверкавшего и переливавшегося в бледно-золотом сиянии фосфоресцирующих колонн. Это было восхитительно, и одно только удовольствие от такого плавания окончательно рассеяло их последние страхи. Это чувство окрепло, когда голос впереди позвал: «Поспешите, Франс, вперёд, Мэйвис», — и это был голос Кэтлин.

Они заспешили и двинулись вперёд; мягкий сияющий свет становился всё ярче и ярче. Он светил везде, где им приходилось идти, стал сверкающей дорожкой, какую обычно луна оставляет на море в летнюю ночь. Вскоре дети увидели, что этот разгорающийся свет льётся из огромных ворот, преграждающих водную дорогу перед ними. К воротам вели пять ступенек, на которых сидели, дожидаясь их, Кэтлин, Рубен, Бернард и Русалка. Только теперь у неё не было хвоста. Он лежал рядом, на мраморных ступенях, словно снятые чулки, а из-под мягкого воздушного платья из красных водорослей были видны белые ноги госпожи.

Дети поняли, что видят водоросли, хотя они и были вотканы в изумительную материю. Бернард, Кэтлин и Сияющий Мальчик каким-то образом тоже облачились в одежду из водорослей, и Рубен больше не был одет как девочка. Вскарабкавшись по ступенькам, Мэйвис и Френсис опустили глаза и увидели, что тоже одеты в наряды из водорослей. «Очень мило, но в них будет трудно возвращаться домой», — подумала Мэйвис.

— Что ж, — сказала Морская госпожа, — простите мне мою выходку. Я знала, вы целую вечность будете препираться, и меня это начало раздражать! Всё ваша кошмарная атмосфера! Ну, вот мы и у входа в наше королевство. Вы хотите войти, правда? Я могу против вашей воли привести вас к воротам, но не дальше. И вы не можете войти, если полностью не доверяете мне. Так вы доверяете? Пойдёте? Давайте!

— Да, — сказали все, кроме Бернарда.

— Я не доверяю, но попытаюсь. Я хочу, — твердо сказал он.

— Если хочешь, то, думаю, сможешь, — очень ласково ответила она. — Теперь я вам кое-что скажу. То, чем вы дышите — это не воздух, и не вода. Этим могут дышать и люди, и водные обитатели.

— Приведение к общему знаменателю, — сказал Бернард.

— Простое уравнивание, — сказала Мэйвис.

— То, что равно одному и тому же, равно между собой, — произнёс Фрэнсис, и все трое переглянулись, удивляясь, почему они говорят такие вещи.

— Не беспокойтесь, — сказала госпожа, — это всего лишь влияние здешних мест. Это Грот Познаний. Понимаете, сначала очень тёмный, он становится светлее и светлее, по мере того, как вы приближаетесь к золотой двери. Все эти камни в действительности сделаны из книг, из каждой щёлочки сочатся знания. Мы, как можем, закрываем тома анемонами и морскими водорослями, но знания будут вытекать. Давайте войдём в ворота, а то вы все заговорите на санскрите прежде, чем мы узнаем, в какой среде находимся.

Русалка открыла ворота. Перед ребятами разлился поток изумительного солнечного света, их приветствовала свежесть зелёных деревьев и брильянты цветов, ярких и грациозных. Протолкнув детей внутрь, госпожа закрыла дверь.

— Вот здесь мы живём, — сказала она. — Рады, что пришли?

Глава VII

Небеса рушатся

Как только дети прошли через золотые врата, странное гнетущее ощущение, вызывавшее неуютное чувство в голове, прошло. Взамен пришла удивительно ясная и приятная уверенность в том, что они стали гораздо умнее, чем раньше.

— Я могу теперь делать сложение без ошибок, — прошептал Бернард на ухо Кэтлин, а та, в свою очередь сообщила, что теперь может легко запоминать даты.

Мэйвис и Фрэнсис чувствовали себя так, будто до этого и не представляли себе, что значит «ясная голова». Они прошли сквозь золотую дверь, за ними последовал Рубен, а завершила процессию Русалка. Она держала ненужный теперь хвост, перекинув его через руку, как полотенце. Русалка закрыла ворота, и они громко и отчётливо защёлкнулись.

— Мы должны быть очень осторожны, — предупредила она. — Это из-за Книжных Людишек. Они живут в книгах, из которых сделана пещера, и постоянно пытаются из них вырваться. Некоторые из этих Людишек очень неприятные особы. Здесь есть, например, Миссис Фэйрчайлд; ох, и натерпелись мы с ней! Или персонаж по имени Миссис Маркхэм; она всех делает несчастными. К сожалению, многие люди считают этих персонажей смешными, но на самом деле они просто ужасны!

Компания тем временем шла по мягкой, поросшей травой тропинке между высокими, ровно подрезанными изгородями. По крайней мере, это выглядело так со стороны, но, стоило Мэйвис присмотреться, как она обнаружила, что это вовсе не обычная неподвижная изгородь, а мягкие водоросли.

— Так мы в воде или нет? — спросила Мэйвис, резко остановившись.

— Это зависит от того, что ты называешь водой. «В воде» — это когда люди не могут дышать, верно? Но ведь ты дышишь? Значит, это не может быть водой.

— Я понимаю, — кивнула девочка, — но мягкие водоросли не будут стоять в воздухе, а в воде они стоят.

— А, так ты заметила это? Тогда, наверное, это все же вода. Вот только, как ты видишь, этого не может быть. И так здесь везде, — добавила Русалка.

— Однажды ты сказала, что живёшь в воде и хочешь быть мокрой… — задумчиво сказала Мэйвис.

— Народ глубин не отвечает за слова, произнесённые в вашем мире. Я уже говорила вам об этом, — напомнила Русалка.

Скоро они подошли к небольшому коралловому мосту, перекинутому через спокойный глубокий поток.

— Если то, в чём мы находимся — вода, тогда что же это? — спросил Бернард, указывая на поток под мостом.

— Ты задал слишком сложный для меня вопрос, — отмахнулась Русалка, — а если бы я всё же собралась ответить на него, ответ был бы слишком сложен для вас. Пойдёмте, мы не должны опоздать на банкет.

— А что будет на банкете? — поинтересовался Бернард.

— Еда, — кратко ответила Русалка.

— А что мы будем пить?

— Это невозможно, — вздохнула она, — таким образом вы всё равно ничего не поймёте. Мы пьём… Ах, нет, вы всё равно не поймете!

Здесь травяная дорога расширилась, и они подошли к гладкой и сверкающей жемчужной террасе. Жемчужные же ступени вели вниз, туда, где перед ними открылся самый прекрасный в мире сад. Подобный, наверное, можно вообразить, только если представлять себе целый год и ещё один день самые замечательные картинки и иметь под рукой самые подробные книги по садоводству. Но самым удивительным было то, что когда позже они обсуждали этот сад, то не смогли прийти к общему мнению относительно формы клумб, направления тропинок, сортов цветов, их оттенков и прочих мелких деталей. Они сошлись лишь в одном — все единодушно решили, что более прекрасного сада нельзя было ни представить, ни придумать. Вдалеке, за линией деревьев, ребята увидели сверкающие дворцы и минареты изумительных строений. И где-то там, далеко, слышались звуки музыки. Это было настолько далеко, что вначале они слышали лишь отдельные ноты, не сплетающиеся в единую мелодию. Но вскоре звучание стало отчетливым и превратилось в самую чудесную музыку в мире.

— Ну и ну! — выдохнул Рубен. — Что же это играет? Не арфа, — тут же решительно добавил он.

— А теперь вы кое-что получите, — сообщила им Русалка, когда они дошли до деревьев.

— О, благодарим Вас, — произнесли все, но никто не решился спросить — что, хотя этот простой вопрос вертелся на языке у каждого. Наконец Рубен не выдержал и задал его.

— Овации, — кратко ответила ему Русалка.

— Это что-то связанное с производством яиц(прим. редактора: Кэтлин спутала "Ovations" с "Innovations". Egg Innovations — исследования, связанные с разработкой новых сортов яиц),я знаю, — произнесла Кэтлин, — так, во всяком случае, мне когда-то говорил отец.

— В этом случае яйца как раз не причём, — возразила Русалка. — Возможно, это покажется вам слегка утомительным, но зато, когда всё закончится, начнётся главное веселье! Не пугайся, Кэтлин. Мэйвис, не тереби волосы, здесь нельзя выглядеть неопрятной, ведь Вас будет благодарить сама Королева. Что, не ожидали? Но вы должны были подумать об этом раньше. Если уж совершаете такой благородный поступок, как спасение, то, наверное, вы должны ожидать ответной благодарности… Да, и не забудьте поклониться. И не бойтесь, здесь нет ничего страшного.

Они прошли мимо деревьев и вскоре вышли на открытую площадь перед дворцом, вымощенную золотом и мерцающим жемчугом. В центре площади на серебряном троне восседала самая прекрасная женщина в мире. Её голову венчала сверкающая корона, сама она была облачена в одежды изумрудного цвета, а на ногах её сияли золотые башмачки. Улыбка её была такой доброй и милой, что дети позабыли все свои страхи. Замер в воздухе последний аккорд сладостной мелодии, и поднялся небольшой переполох, среди которого детей мягко подтолкнули к подножию трона. Жемчужный постамент, на который они встали, тут же окружила толпа.

Королева поднялась и протянула в сторону детей скипетр, увенчанный сияющей звездой, наподобие тех, что украшали её чело.

— Добро пожаловать, — прозвучал её голос, показавшийся ребятам слаще любой музыки. — Добро пожаловать в наш Дом. Вы были добрыми и храбрыми, не искали личной выгоды, и теперь все мои поданные приветствуют вас.

Тут же толпа, окружавшая их, качнулась вперед, как камыш под ветром, и сама Королева сошла по ступеням трона и простерла руки к детям.

У ребят перехватило дыхание, и это ощущение стало почти невыносимым, когда её ласковые руки коснулись по очереди головы каждого из них. Затем толпа поднялась, и чей-то голос, похожий на звонкую трубу, закричал:

— Дети спасли одного из нас… Мы погибаем в неволе. Слава детям!!! Слава!!!

Поднялся громкий шум, будто волны разбивались о скалы. Всюду мелькали флаги или шарфы — нельзя было точно сказать. Тут раздался голос их Русалки:

— Ну вот, всё и закончилось. А теперь у нас будет банкет. Ведь так, мама?

— Да, дочь моя, — ответила Королева. Так значит, Русалка, которую они спасли, была королевской дочерью?!

— Я не знала, что ты Принцесса, — удивлялась чуть позже Мэйвис, когда они шли по коридору за Королевой.

— Думаю, именно поэтому они и устроили столько шума, — рассудительно заметил Бернард.

— О, нет, мы приветствуем так каждого, кто спасает одного из нас. Ведь нам нравится благодарить. Но такой шанс выпадает не столь часто; трудно устроить даже обычное празднество. К сожалению, люди очень суеверны, и их невероятно трудно привлечь сюда. Я бы вас никогда не увидела, если бы вам не посчастливилось найти ту пещеру. Я не смогла бы надежно обхватить Кэтлин на отмели. В пещере гораздо удобнее держаться на поверхности, чем в море. Я думаю, вы тоже заметили это.

Да, они заметили.

— Можно мы сядем рядом с тобой во время пира? — внезапно спросила Кэтлин. — Знаешь, всё это достаточно непривычно для нас…

— Конечно, моя дорогая, — улыбнулась морская леди.

— Гм, — произнес Бернард, — мне ужасно жаль, но нам нужно возвращаться домой.

— О, не говори так, вы же только пришли! — воскликнула Русалка.

Бернард пробормотал что-то о необходимости возвращения домой, чтобы успеть помыться перед чаем.

— У нас же будет куча времени! — сказал нетерпеливо Фрэнсис. — Не ной, и не порти всё.

— Я не ною, — ответил Бернард, как всегда спокойный. — Я никогда не ною. И все же мне кажется, что нам нужно подумать о том, как мы вернёмся домой.

— Вот ты и думай об этом! — парировал Фрэнсис и отвернулся, чтобы насладиться видом ярко красных цветов, которые гроздьями свисали с колонн галереи.

Пир был прекрасен, но после дети никак не могли вспомнить, что же они ели из серебряных блюд и пили из золотых кубков. Но при этом никто из ребят не забыл лакеев, одетых в плотно облегающие одежды из серебряных чешуек, такого же цвета перчатки без пальцев и в головные уборы наподобие шлемов. Все это, по справедливому замечанию Кэтлин, делало их похожими скорее на рыб, чем на людей

— Но это и есть рыбы, — возразила Принцесса, удивленно раскрывая свои прекрасные глаза, — Это Лососи-морентропы, а тот, что стоит за креслом матери — Великий Лосось-морентроп. Я слышала, в вашей стране есть Большие Мизантропы? А у нас, как видите, Большие Морентропы.

— Все ваши слуги — рыбы? — с интересом спросила Мэйвис.

— Конечно, — ответила Принцесса. — Но слуг мы используем лишь для больших мероприятий. Большую часть нашей работы выполняют меньшие существа — электрические угри, например. С их помощью мы получаем энергию для наших машин.

— А как вы это делаете? — живо спросил Бернард, представляя, что когда-нибудь будет известен, как человек, раскрывший коммерческую ценность энергии, вырабатываемой электрическими угрями.

— Мы держим их в большой ёмкости, — принялась объяснять Русалка, — вы просто поворачиваете рукояти — они соединяются с домами людей — и угри подключаются к вашим ткацким или токарным станкам или ещё к чему-то, что должно заработать. Получается постоянное движение, угри плавают кругами по течению, пока работа не будет сделана. Это потрясающе просто.

— Действительно, это просто потрясающе, — согласилась Мэйвис. — Я имею в виду всё это, — она повела рукой в сторону белых арок, сквозь которые была видна зелень садов и синева чего-то, напоминающего небо. — Неужели вы живете здесь внизу и весь день ничем не занимаетесь, кроме игр? Как это здорово!

— Вам скоро надоест играть, если вы больше ничем не будете заниматься, — мудро заметил Бернард. — Мне бы, во всяком случае, точно надоело. Вы когда-нибудь делали паровой двигатель? — спросил он Принцессу. — Это то, что я называю работой.

— Я бы тоже назвала это работой, — ответила она, — но знаешь ли ты, что работа — это то, что тебе надо сделать, хоть и нет желания? А игра — это всегда то, чем тебе хочется заниматься. Возьми ещё Ароматных Шутих.

Она сделала знак лососю, который появился с огромным блюдом фруктов. За небольшими столиками сидели компании по четыре, пять и шесть человек, как это обычно бывает в обеденных залах больших отелей, где собираются за едой проезжие путешественники. Ведь эти маленькие столики так удобны для бесед.

— Так что же вы делаете? — спросила Кэтлин.

— Мы должны заставлять все реки течь (я имею в виду все земные реки) и наблюдать, чтобы шёл дождь и снег. Мы должны следить за приливами, отливами и водоворотами, открывать сундуки с ветрами… Это не так легко — быть Принцессой в нашей стране, скажу я вам, как бы это ни было у вас. Вот скажите, что делают ваши Принцессы? Они открывают сундуки с ветрами?

— Мы… Мы не знаем, — растерялись дети. — Мы думаем, они только открывают благотворительные распродажи.

— Мама говорит, что они много работают, например, они посещают больных людей в госпиталях, — начала было Кэтлин, но в этот момент Королева поднялась с места, и так же поступили все остальные.

— Пойдёмте, — сказала Принцесса. — Мне нужно уходить — сейчас моя очередь следить за наполняемостью рек. Только Принцессы могут делать эту работу.

— А что самое тяжёлое из того, что ты должна делать? — поинтересовался Фрэнсис, когда они вошли в сад.

— Держать море вне нашего королевства, — последовал от неё ответ, — и бороться с Глубинным народом. Мы удерживаем море мысленно, обеими руками, но, конечно, без помощи небес мы бы не справились.

— А как вы боретесь с Глубинным народом? И, кстати, кто это? — вновь проявил любознательность Бернард.

— Это толстолобые, тяжёлые люди, живущие глубоко в море.

— Они отличаются от вас? — спросила Кэтлин.

— Милое дитя!

— Она имеет в виду, — поспешно пояснила Мэйвис, — мы не знали о том, что в море есть другие люди, кроме вас.

— Вы знаете намного меньше о нас, чем мы о вас, — пожала плечами Принцесса. — Конечно, существуют разные народы и племена, у которых различные обычаи, одежды и всё остальное. Но есть два племени, отличающихся от нас сильнее всего: Толстолобые и Тонкокожие. Мы сражаемся с обоими народами. Тонкокожие живут у поверхности воды, они фривольные создания, как наутилусы и летающие рыбы, милые, но бессердечные и легкомысленные. Им нельзя доверять. Толстолобые, напротив, живут в холодных и тёмных глубинах. Они отчаянные люди…

— А вы когда-нибудь спускались вниз?

Принцесса поёжилась.

— Нет, — убежденно ответила она, — но, к сожалению, это может случиться. Если вода придёт в наше королевство, Толстолобые атакуют нас, и мы должны будем прогнать их обратно в их владения. Так уже было однажды, во времена моего деда.

— Но каким же образом Вы смогли убрать воду из королевства? — полюбопытствовал Бернард.

— Мы не на земле, знаешь ли, — сказала Принцесса. — Киты выдували большие порции воды наружу, Касатки тоже делали всё, что могли, но им не хватало сил. Осьминожки заканчивали работу, всасывая воду присосками.

— У вас есть здесь кошки? — изумилась Кэтлин, чьё внимание переключилось только в тот момент, когда прозвучало слово, похожее на «кошки».

— Нет, только Осьминожки, — ответила Принцесса, — но они такие же милые, как ваши земные кошки, хоть у них и восемь ног.

Внимание Кэтлин тем временем привлекла высокая леди, стоящая на мраморном пьедестале, возвышавшемся в центре бассейна. Над головой она держала большую вазу, из которой лилась тонкая струйка воды. Она падала через арку, находящуюся напротив бассейна, и попадала в узкий туннель, высеченный в мраморе площади, на которой они сейчас стояли. Затем поток её пересекал и исчезал под темным сводом нависшей скалы.

— Вот мы и пришли, — произнесла Принцесса, останавливаясь.

— Что это? — спросил обычно молчаливый Рубен.

— Это исток Нила, а также всех других рек. Сейчас наступает моя очередь. Я не смогу говорить до тех пор, пока не закончится моё служение. Делайте, что хотите, ходите, куда пожелаете — все в вашем распоряжении. Только об одном прошу: ни в коем случае не дотрагивайтесь до небес. Если рука непосвящённого тронет край неба, весь свод рухнет.

Она пробежала несколько шагов, подпрыгнула и приземлилась на мраморном пьедестале, даже не коснувшись леди, которая уже стояла там. Затем, с невероятной осторожностью, так, что изогнутая арка воды не была потревожена или сбита, Принцесса приняла вазу в свои руки, а другая леди, в свою очередь, перепрыгнула через бассейн и оказалась перед детьми, приветствуя их ласковой улыбкой.

— Привет! Меня зовут Майя. Моя сестра рассказала мне, что вы сделали для неё. Кстати, это я вас тогда щипала за ноги, — сообщила леди, и по мере разговора ребята узнали тот голос, который сказал им тогда, среди покрытых водорослями скал Бичфилда: «Спасите её. Мы погибаем в неволе».

— Что вы собираетесь делать, пока моя сестра выполняет своё служение? — спросила Майя.

— Подождём, я думаю, — со свойственной ему рассудительностью ответил Бернард. — Знаете, мы очень хотели узнать, как нам попасть домой.

— А разве вы не назначили время, когда вас призовут домой? — удивленно спросила Майя. Когда же они ответили, что нет, её прекрасное лицо внезапно омрачилось.

— Кому вы оставили заклинание возврата?

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — ответил Бернард, — какое заклинание?

— То, которое позволило мне разговаривать с вами тогда, среди скал. Конечно, моя сестра объяснила вам, что заклинание, позволяющее нам приходить на ваш зов, единственное, с помощью которого вы сможете вернуться?

— Нет, она не объясняла нам этого, — покачала головой Мэйвис.

— Ах, она такая молодая и импульсивная! Но, наверное, она условилась с кем-нибудь, чтобы произнести заклинание и вызвать вас обратно?

— Нет. Она не знает других земных людей кроме нас. Во всяком случае, она мне так сказала, — ответила Кэтлин.

— Возможно, заклинание где-нибудь написано?

— Под картиной, — сказали дети, не зная, что оно есть также и в произведениях Мистера Джона Милтона.

— Тогда, я боюсь, вам придётся подождать, пока кто-нибудь не прочитает то, что написано под картиной, — мягко сказала Майя.

— Но дом заперт, там нет никого, кто мог бы прочитать это, — напомнил Бернард.

Повисла гнетущая тишина.

— Может, в дом залезут воры и прочитают надпись? — предположил Рубен. — В любом случае, какой смысл гадать? Я не понимаю, почему вы все так хотите вернуться. Я, например, не хочу. Здесь очень даже неплохо, лучше, чем в любом другом месте, где я был, и именно поэтому я собираюсь получить удовольствие и посмотреть здесь всё! Тем более что мисс сама нам сказала об этом…

— Хорошо сказано, — улыбнулась Майя, глядя в его искренние глаза, — вот истинный дух исследователя.

— Но мы не исследователи, — сердито возразила Мэйвис, — и, к тому же, мы не настолько эгоистичны, как вы могли подумать. Мама будет ужасно напугана, если мы не вернёмся домой к чаю. Она подумает, что мы утонули.

— Да, но ведь вы действительно утонули, — беспечно сказала Майя. — Именно это имеют в виду ваши земные люди, когда вы попадаете к нам под воду и не думаете о заклинании возврата.

— Это ужасно! O, Китти! — и Мэйвис крепко прижала к себе сестру.

— Но вам нет необходимости оставаться утонувшими, — попыталась успокоить их Принцесса, — так или иначе, но кто-нибудь произнесёт заклинание возврата. Я уверена, это обязательно произойдёт. И тогда вы окажетесь дома со скоростью угря.

И в глубине своей души они почувствовали, что это действительно так, и это их немного утешило. Вещи, которые чувствуешь так глубоко, всегда успокаивают.

— Но, что же будет с мамой? — обеспокоено спросила Мэйвис.

— Видимо, вы не так много знаете о магии, — с лёгким сожалением произнесла Майя. — Первый принцип волшебства: время, проведенное в других мирах, не считается в вашем собственном мире. Вы, я вижу, не поняли. Попробую объяснить ещё раз: у вас дома сейчас то же самое время, какое было, когда вы нырнули в водоём в пещере.

— Но это произошло много часов назад, — удивился Бернард.

— Я знаю. Но ваше время вовсе не похоже на наше время.

— В чём же разница?

— Я не могу объяснить, — вздохнула Принцесса. — Разное время можно сравнивать не более чем небесную звезду с морской звездой. Они совсем, совсем разные. А для вас главным остаётся то, что ваша мама не будет сердиться. Так что, почему бы вам не развлечься?

Во время их разговора другая Принцесса всё так же держала сосуд, который являлся источником всех рек мира.

— Разве она не устаёт? — спросил Рубен.

— Конечно, но вообрази, что все реки вдруг высохли, и она будет знать, как страдают люди — поверь, это гораздо тяжелее вынести, чем усталость. Взгляни в бассейн и увидишь, что она делает для мира.

Они посмотрели в бассейн, это оказалось похожим на цветное кино. Картины растворялись одна в другой, как старые диафильмы, нравившиеся детям ещё до того, как был придуман синематограф.

Ребята смотрели на красных индейцев, ставящих свои вигвамы по берегам великих рек, и бобров, строящих свои запруды. Они увидели смуглых людей, устанавливающих рыбные силки на берегах Нила, и темнокожих девушек, посылающих в плавание по Гангу золочёные любовные кораблики. Перед ними предстала неистовая красота Святого Лаврентия и пасторальный покой Мидвэя. Небольшие реки смешивались с солнечными лучами и тенью листвы. Тёмные и скрытые потоки пробивались сквозь каверны и тайные места подземного мира. Ребята увидели женщин, стирающих одежду в Сене, и мальчишек, пускающих кораблики на Серпантине. Голые дикари танцевали в масках у тропических рек, укрытых тенью странных деревьев и неизвестных цветов, а мужчины в фланелевых рубашках и девушки в розовых и синих платьях катались на лодках в заводях Темзы. Они увидели Ниагару и водопад Замбези. Всё это время поверхность водоёма была гладкой как зеркало, а поток воды, бывший источником всего того, что предстало перед ними, нетронутым изливался над их головами и обрушивался с мягким журчанием в небольшой мраморный сток.

Неизвестно, сколько времени они могли бы вот так стоять, опираясь локтями на холодный парапет, и смотреть вниз на меняющиеся картины, но внезапно зазвучала труба, загремели барабаны, и ребята начали оглядываться.

— Это смотр войска, — прокричала сквозь грохот барабанов Майя. — Как вы относитесь к солдатам?

— Хорошо! — прокричал Бернард в ответ. — Но я и не знал, что у вас есть солдаты!

— Мы очень гордимся нашим войском, — заверила его Принцесса. — Я — Полковник Батальона Лобстеров, а моя сестра командует Бригадой Ракообразных. Но сегодня мы не участвуем в параде.

Звук барабанов приближался.

— Этот путь ведёт к парадному плацу, — сказала Принцесса, указывая на дорогу.

Ребята смотрели на парад сквозь большую арку, и поэтому зрелище было похоже на громадный аквариум. Первое отделение, которое они увидели, оказалось 23-м Батальоном Лобстеров.

Если вы можете вообразить себе Лобстера величиной с настоящего солдата, причем достаточно крепкого солдата, то вы сможете составить представление о великолепном появлении этого подразделения (только не забудьте, что Лобстеры в своём естественном виде не красные). Бойцы были облачены в своеобразные синевато-стальные доспехи и имели при себе устрашающее оружие. Эти ребята из 23-го подразделения, внушавшие страх, маршировали с гордым и уверенным видом.

Следом шагал 16-ый полк Меч-рыб — в серебряных униформах и с обнажёнными мечами.

Морские Петухи, составлявшие личное войско Королевы, были великолепны в розовой с серебром униформе, в настоящих шлемах и колючих воротниках.

А вот и отряд разведчиков! «Морские ежи» — как их обычно называют — шли последними в пехоте.

Затем ехали всадники на дельфинах и коньках, и отряды всадников на китах — Китовые подразделения. Каждый кит тащил в упряжке артиллерийский дивизион.

— Они выглядят как большие трамваи, идущие один за другим, — заметил Фрэнсис.

Они действительно так и выглядели. Дети отметили, что пехота проходила, как и обычные солдаты — по земле, а войска кавалерии вместе с лошадьми, казалось, плыли где-то в футе над землёй.

— Это доказывает, что мы находимся в воде, — с умным видом заявил Бернард.

— Нет, не доказывает! — возразил Фрэнсис.

— Но кит, как ты мог заметить, не птица, — парировал Бернард.

— Есть множество других вещей между небом и землей, — ответил ему Фрэнсис.

Гвардейский отряд был, наверное, самым красивым. Великий Лосось-морентроп вёл своих серебряных солдат, и 100-й полк Палтусов выглядел так, что врагам оставалось только пожалеть, что они вообще появились на свет.

Бесспорно, это было великолепное зрелище! Когда оно закончилось, дети обнаружили, что почти позабыли о своём желании попасть обратно домой.

Но стоило лишь спине последнего Палтуса исчезнуть за водорослеподобными деревьями, как это стремление с новой силой охватило их. Принцесса Майя в суматохе исчезла, их собственная Принцесса скорее всего ещё выполняла своё служение… Внезапно всё стало их утомлять.

— Ох, как же мне хочется домой, — заныла Кэтлин, — не можем ли мы просто найти дверь и уйти отсюда?

— Мы можем, конечно, поискать дверь, — заметил Бернард, — но я не знаю, как мы сможем попасть обратно в ту пещеру.

— Как ты знаешь, мы неплохо плаваем, — напомнила Мэйвис.

— Мне кажется, это будет последнее свинство — уйти, не попрощавшись с Принцессой, — возразил им Фрэнсис, — но, я думаю, не будет ничего плохого в том, что мы просто поищем дверь.

И они поискали дверь. И не нашли её. Всё, что дети нашли — это стену, большую серую стену, построенную из солидного размера камней, а над ней ничего, кроме голубого неба.

— Интересно, что по другую сторону? — пробормотал Бернард. И в этот момент один из ребят, я не скажу вам кто, предложил:

— А давайте заберёмся наверх и посмотрим?

Карабкаться наверх было легко, большие камни были неровными по краям и неплотно прилегали друг к другу, образуя выемки, на которые можно было опереться ногой или ухватиться за них рукой. Через минуту или две ребята забрались наверх, но не смогли заглянуть по другую сторону стены, потому что та была целых восемь футов толщиной. Они дошли до противоположного края и снова ничего не увидели; подошли близко, к самому краю — и опять безрезультатно.

— Это вовсе не небо, — внезапно сказал Бернард. — Это что-то вроде крыши. Я не удивлюсь, если она жестяная и раскрашена так, чтобы походить на небо.

— Этого не может быть, — ответил кто-то из них.

— Нет, это так, — уверил его Бернард.

— Не может быть такой большой крыши, — опять сказал кто-то из них.

— Но это так и есть, — вновь возразил Бернард.

И тогда кто-то из них — я не скажу вам кто — вытянул вперёд руку и, забыв все предупреждения Принцессы, дотронулся до неба. Рука почувствовала что-то воздушно-неуловимое вроде мыльного пузыря, и внезапно это что-то разорвалось, и море хлынуло в страну Морского Народа.

— Ну вот, это твоя вина, — сказал один из тех, кому не принадлежала эта рука.

И в том, что в этом был виноват тот, чья это была рука, — не было никаких сомнений. Теперь всем было ясно, что-то, в чём они находились до этого, не было водой, а то, что наполняло пространство теперь — как раз ею и было. Первая волна была очень сильной, но через мгновение, когда целое королевство было затоплено, вода вновь стала чистой и спокойной.

Дышать детям было не сложно и идти было так же легко, как во время прогулки по земле в сильный ветер. Они не могли бежать, но шли как можно быстрее в то место, где оставили Принцессу, изливающую воду для всех рек во всем мире.

И, пока они шли, один из них попросил:

— Не говорите им, пожалуйста, что это из-за меня. Неизвестно, как здесь наказывают за такие проступки.

И другие, разумеется, ответили, что ничего не скажут. Но тот, кто дотронулся до неба рукой, чувствовал, что это будет низко и бесчестно.

Дети нашли пьедестал, но то, что раньше было бассейном, теперь представляло собой огромное море, накрывшее собой маленький мраморный сток.

Принцессы здесь не было, и ребята бросились искать её, не на шутку обеспокоившись.

— Это всё из-за тебя, — упрекнул Фрэнсис виновного в крушении небесного свода.

— Ох, заткнись, — посоветовал ему Бернард.

Прошло довольно много времени, прежде чем дети нашли свою Принцессу. Когда они увидели её, то едва узнали. Русалка плыла к ним, на ней был её хвост, кираса и шлем из прекрасных жемчужных пластин. Огромная жемчужина, размером с бильярдный шар, украшала верх шлема. Принцесса что-то несла, перекинув через руку.

— Вот вы где, — произнесла она, — я везде вас ищу. Угроза нависла над нами. Вода проникла в королевство.

— Да, мы это заметили, — понурился Бернард.

— Это наша вина — мы дотронулись до неба, — вздохнула Мэйвис.

— Нас накажут? — с некоторым страхом спросила Китти.

— У нас нет наказаний, — мрачно ответила жемчужная Принцесса, — есть поступки, и есть последствия этих поступков, с которыми теперь надо бороться. Нашей единственной защитой от Глубинного Народа был тонкий голубой свод, который вы разрушили. Наши враги не могли сами уничтожить эту преграду, потому как повредить свод можно было только изнутри. И теперь Толстолобые могут атаковать нас в любой момент. Я собираюсь присоединиться к войскам. Вы со мной?

— Охотно, — с жаром кивнул Рубен, и остальные больше с сомнением, чем с охотой, но тоже согласились.

Дети немного воспряли духом, когда Принцесса продолжила:

— Это единственная возможность для вас остаться в безопасности. Есть четыре вакантных места в моей Бригаде, и я принесла вам униформу, соответствующую вашему назначению.

Она подняла пять хвостов и четыре жемчужных одеяния, которые были похожи на её собственное: с круглыми жемчужинами-пуговицами, похожими на мраморные шарики.

— Одевайтесь быстро, это волшебная одежда, которую сам Нептун передал нашим предкам. Нажав на третью пуговицу сверху, вы сможете сделать себя невидимыми. А третья снизу снова сделает вас видимыми. А самая нижняя застёжка пригодится, если вы решите быть и невидимыми, и проницаемыми.

— Проницаемыми? — переспросила Китти.

— Это значит, неощутимыми. Так что вы будете в полной безопасности.

— Но здесь только четыре плаща, — заметил Фрэнсис.

— Да, один из вас попробует себя в отряде Разведчиков. Кто согласится?

Вообще-то дети считали, что на такие вопросы отвечать нужно вежливо: «Я согласен!». Но так уж получилось, что Рубен успел заговорить первым. В тот момент, когда Принцесса произнесла «согласится», Рубен уже выкрикнул: «Я!» При этом сразу же добавил: «Если можно».

— Отлично, — кивнула ему Принцесса. — С тобой решено! Казармы Морских Ежей позади той скалы. Можешь идти! Вот, не забудь свой хвост. Он поможет тебе чувствовать себя в воде так же комфортно, как рыбе.

Рубен взял хвост и поспешил к казармам.

— Теперь вы, — подтолкнула их Принцесса, и дети начали поспешно натягивать хвосты. Это выглядело так, будто ты засовываешь обе ноги в очень большой мешок. После хвостов пришла очередь доспехов.

— А разве у нас не будет мечей? — разочарованно спросил Фрэнсис, оглядев свои руки и ноги, заключённые в серебряную броню.

— Мечи? В Бригаде Ракообразных? Никогда не забывайте, дети, что вы принадлежите к Устрицам Её Высочества! — с гордостью изрекла Принцесса. — Вот ваше оружие! — и она указала на груду больших, как щиты римлян, устричных раковин.

— Видите, в обычном своём положении они держатся так. Очень сильная струя выдавливается, когда вы держите их вот так, — показывала она.

— Но что вы с ними делаете? — удивилась Мэйвис.

— Хватаем за ноги противника и удерживаем его. У Глубинного Народа нет хвостов. Вы поджидаете их у скал, затем хватаете врага за ногу вашим оружием, а другой конец оружия прикрепляете к скале. Устричные раковины прилипают к скале и…

В этот момент раздался ужасный крик, и Принцесса замолчала.

— Что это? О Боже, что это?! — со страхом спросили дети. Русалка вздрогнула.

И вновь тишину разорвал этот невыносимый крик — самый ужасный из звуков, какие дети только когда-либо слышали.

— Что это? — вновь спросили они.

Принцесса выпрямилась, как бы стыдясь своей минутной слабости, и промолвила:

— Это боевой клич Глубинного Народа.

Глава VIII

Водная война

После ужасных криков наступила тишина. Точнее, тихо стало только там, где стояли дети, над их головами же был явственно слышен шум боевых приготовлений.

— Боевой клич Народа Глубин, — пояснила Принцесса.

— Значит, если они так близко, то всё потеряно… — в отчаянии пробормотала Кэтлин.

— Потеряно? Ну нет! — воскликнула Принцесса. — Обитатели Глубин очень сильны, но весят они немало, поэтому не могут просто всплыть и напасть на нас сверху. Для того, чтобы проникнуть сюда, им надо взобраться на стену.

— Но разве Обитатели Глубин её не одолеют?

— Нет, пока жив хоть один из Королевских Палтусов. Палтусы сейчас заняли позиции на стене, они задержат врага. Но сами сразу нападать не будут: выпустят своих разведчиков и стрелков. А пока они не сблизятся, Бригада Ракообразных ничего не сможет сделать. Тяжело следить за битвой, в которой не можешь участвовать… Прошу извинить меня за то, что я поставила вас на такой невыгодной позиции.

— Спасибо, но мы совсем не против, — поспешно заверила её Кити. — Ой, что это?

Неожиданно совсем рядом с ними в небо взмыл какой-то блестящий серебряный лист, который, как огромный ковер, вдруг разорвался на мельчайшие сверкающие нити.

— Это Бригада Рыб-Мечей, — ответила Принцесса. — Мы можем всплыть немного и наблюдать за их боем, если ты не боишься. Видишь ли, первым в атаку, вероятно, пойдет один из вражеских полков Акул. У Седьмого Акульего ужасная репутация… Но наши храбрые Рыбы-Меч достойные противники, — гордо добавила она.

Тем временем, Рыбы-Меч сомкнули ряды, приготовившись к встрече с небывалой опасностью, и тут быстрым и страшным движением Акулы бросились на благородных защитников Мореленда.

В следующую секунду вода взвихрилась диким водоворотом беспорядочных столкновений. Акулы сражались с грубой, жестокой отвагой, и дети, которых отвели на безопасное расстояние, не могли не восхищаться их отчаянной бешеной атакой. Но Рыбы-Меч ни в чем не уступали врагу и даже превосходили его. Они, не дрогнув, встретили беспощадное нападение Акул и отразили его с не меньшей ловкостью и отчаянной храбростью.

Теперь из глубин косяком выплыли крупные, равнодушные Трески и принялись отталкивать мёртвых в сторону, за пределы стен, — мёртвых Акул и, увы, много храбрых мёртвых Рыб-Мечей. Да, победа далась недёшево… Но дети не удержались от восторженных криков, глядя на победное построение Рыб-Мечей.

— Погоня не нужна, — сказала Принцесса. — Акулы понесли слишком серьёзные потери, чтобы возобновить атаку.

В этот момент рядом с Принцессой проплыла удиравшая в панике Акула. Её Высочество защёлкнула свою ракушку-устрицу на вражеском хвосте. Акула в ярости развернулась, но Принцесса, единожды взмахнув хвостом, отплыла на безопасное расстояние, прикрывая детей раскинутыми руками, а преследовательница стала тонуть, тщетно пытаясь догнать их.

— Ракушка утянет её вниз, — объяснила Принцесса, — а мне надо пойти и раздобыть свежий щит. Хотела бы я знать, где они нападут в следующий раз…

Они медленно погружались на дно.

— Интересно, где Рубен? — поинтересовался Бернард.

— О, он в безопасности, — ответила Её Высочество. — Бойскауты не выходят из-за стен, они только оказывают добрые услуги тем, кто в них нуждается, ты же знаешь — и помогают любезным Камбалам присматривать за ранеными.

Они вновь оказались у великого затопленного сада и повернули назад, ко Дворцу, но тут из-за подстриженной изгороди внезапно появился панцирь Морского Ежа; за ним тянулся длинный хвост.

Панцирь приоткрылся, и из-под него показалось лицо Рубена.

— Привет, Принцесса! — прокричал последний. — Я тебя повсюду искал. Мы были в разведке, прихватили охапку водорослей, и они думали, что я всего лишь водоросль; так я смог близко подобраться к врагу.

— Это было крайне неосторожно, — оборвала его Принцесса.

— Другие так не считают, — немного обиженно отозвался Рубен. — Сперва они говорили, что я неправильный Морской Ёж, потому что у меня есть этот замечательный хвост, — он радостно взмахнул своим «сокровищем», — называли Морским Бычком и подобными именами. Но теперь сделали меня своим Генералом — Генералом Морских Ежей — официально признали, это бесспорно!.. И я хотел сказать, что враг готовиться атаковать Северную Башню через полчаса.

— Ты славный мальчик, — сказала Принцесса (я уверена, если бы Рубен не был одет в униформу Морского Ежа, Её Высочество бы поцеловала его). — Ты великолепен. Ты герой. И, поскольку тут много водорослей, — мог бы ты, не рискуя собой, разузнать, не грозит ли нам опасность со стороны Книжников? Ты знаешь — это те, что в пещере. Мы всегда боялись, что они тоже могут напасть. Если это случится… Что ж, я скорее предпочту попасть в плен к Акулам, чем к миссис Фэйрчайлд!

Её Высочество набрала охапку водорослей с ближайшего дерева, после чего Рубен завернулся в них и медленно поплыл по течению — меньше всего похожий на живого Бойскаута.

А Защитники Мореленда, обсудив информацию Рубена, собирались у Северной Стены.

— Теперь настало время действовать нам, — объявила Принцесса. — Надо пройти по тоннелю, и, когда услышим звук тяжёлых шагов Обитателей Глубин, сотрясающих течения океана, сделаем вылазку и закрепим наши раковины-щиты на их ногах. Майор, поднимай своих людей!

Высокий кадет в униформе Ракообразных просвистел чистую мелодию, и около своих офицеров сразу же собрались солдаты Отряда Раков, которые ничем определённым не занимались, но, чем могли, помогали всем и каждому, как было заведено, в отличие от Европы, в Мореленде.

Когда все выстроились перед Принцессой, она обратилась к войскам:

— Мой народ! Мы были втянуты в войну внезапно. Но она не застала нас врасплох. Я горжусь тем, что мои полки готовы до последней перламутровой пуговицы. И я знаю, что каждый мужчина среди вас будет горд так же, как и я, тем, что наше место — там, где опасность; предание гласит, что всегда так и было. Мы должны уйти в морские глубины, сразиться с врагами нашей дорогой страны, отдать наши жизни, если потребуется, ради этой страны!

Солдаты ответили громким «ура!» и Принцесса направилась к одному из небольших зданий, напоминающих Храм богини Флоры на старинных картинах. Повинуясь её приказу, сержант поднял огромный камень за врезанное в него золотое кольцо и открыл тёмный проход, уходящий под землю.

Блестящий капитан Сердцевидок, с сержантом и шестью рядовыми, возглавил процессию; следом последовали три офицера и рота Устриц, составляющие авангард. Во главе основной колонны находились Принцесса и её Штаб. По пути Её Высочество объяснила, почему тоннель был таким длинным и так круто уходил под землю.

— Видите, — говорила она, — с внутренней стороны наша стена только десять футов в высоту, но с другой стороны она уходит вниз больше, чем на сорок футов. Она построена на холме. Теперь вот что — я не хочу, чтобы вы сочли за обязанность выйти и сразиться. Можете оставаться внутри и готовить щиты — мы ведь будем постоянно возвращаться за свежим оружием. Конечно, тоннель слишком узок для Глубинного Народа, но у них есть полк хорошо подготовленных Морских Змей, которые, конечно, могут сделаться тонкими и проползти где угодно.

— Кити не любит змей, — с тревогой заметила Мэйвис.

— Не бойся, — успокоила её Принцесса. — Они сами ужасно трусливы. Знают, что проход охраняется нашими Омарами, и не подойдут к нему ближе, чем на милю. Но главные силы врага пройдут совсем рядом. В море стоит огромная гора, и единственный путь к нашей Северной Башне ведёт по узкому ущелью между этой горой и Морелендом.

Тоннель заканчивался в широком скалистом зале — арсенале. Одна стена зала была увешана тысячами сверкающих щитов; напротив, в караульном помещении, толпились восторженные Омары, а у входа со стороны моря — низкого, узкого прохода — в прекрасных тёмных кольчугах стояли ещё два Омара.

С того самого момента, как дети обнаружили, что голубое небо на самом деле всего лишь пузырь, раскрашенный вроде жестяной банки, с того мига, как пузырь лопнул от прикосновения, открыв воде путь в Мореленд, ребят несло бездушным потоком подготовки к отражению нападения. Мир, в котором они очутились, становился все более реальным, в то время как их собственный мир, в котором они жили до сих пор, расставался с реальностью так же быстро, как новый мир обретал её.

Поэтому, когда Принцесса сказала: «Вы не обязаны идти и сражаться с врагом, если сами не хотите», они ответили с единодушием, удивившим их самих:

— Но мы хотим!

— Всё в порядке, — объявила Принцесса. — Я только хотела узнать, исправно ли они работают.

— Что работает?

— Ваши кольчуги. Ведь это кольчуги доблести.

— Я думаю, что могу быть храбрым и без кольчуги, — пробурчал Бернард и стал расстёгивать перламутровые пуговицы.

— Конечно, можешь, — согласилась Принцесса. — На самом деле, ты сам по себе должен быть храбрым, иначе кольчуга не подействует: трусливому она не помощник, потому что попросту сохраняет твою природную отвагу пылкой, а ум — холодным.

— Она делает тебя храбрее, — неожиданно сказала Кэтлин. — В конце концов, надеюсь, что это я — но, скорее всего, это кольчуга. Так или иначе, это прекрасно! Потому что я хочу быть храброй. О, Принцесса!

— Ну? — спросила Её Величество серьёзно, но не сердито. — Что случилось?

Кэтлин на мгновение замерла, сцепив руки и опустив глаза. А потом вмиг расстегнула, стащила с себя перламутровую кольчугу и бросила её к ногам Принцессы.

— Я сделаю это без кольчуги, — воскликнула она.

Остальные молча наблюдали за девочкой, зная, что ей не поможет никто, кроме неё самой.

— Это была я, — вдруг призналась Кэтлин и облегчённо, глубоко вздохнула. — Это я прикоснулась к небу и впустила воду, мне ужасно жаль, и вы никогда не простите меня. Но…

— Быстро, — оборвала её Принцесса, поднимая кольчугу, — надевай доспехи; это остановит твои слёзы, — Её Величество обняла Кэтлин, быстро накинув на неё кольчугу. — Храбрая девочка, — прошептала она. — Я рада, что ты сделала это без доспехов, — трое остальных предпочли вежливо отвернуться. — Конечно, я знала, — добавила Принцесса. — Но ты об этом не догадывалась.

— Как же ты узнала? — удивилась Кэтлин.

— По глазам, — ответила Её Высочество, последний раз крепко обняв её, — они теперь совершенно другие. Пойдём к воротам, посмотрим, не сигналит ли кто из наших Бойскаутов.

Когда Принцесса и её Штаб прошли в узкую арку и очутились на песчаной равнине морского дна, два Омара-часовых отсалютовали клешнями. Дети поразились, что могут видеть так далеко под водой — точно это был воздух… Да и вид оказался очень похож на земной: сначала ровный гладкий песок, усеянный рощицами ветвистых водорослей, — а дальше леса высоких водорослей-деревьев и утёсы, отлого поднимающиеся выше и выше к огромной скалистой горе. Гора плавно переходила в отрог, тянувшийся вокруг Морского Королевства и соединявшийся с горой позади него. Этот отрог проходил вдоль узкого ущелья, что позволяло Глубинному Народу напасть оттуда. В воздухе (в конце концов, смотрелась вода как воздух) плавали шары водорослей, но не было никаких признаков Скаутов.

Внезапно водоросли собрались вместе, и Принцесса прошептала: «Я так и думала». Морелендцы построились в правильные шеренги, опустились на землю и не двигались, пока один из водорослевых шаров не выступил вперёд.

— Это Бойскауты, — сказала Её Высочество. — Твой Рубен командует ими.

Похоже, она была права: в следующий момент водоросли разлетелись в разные стороны, а шар, стоявший перед ними, поплыл прямо к арке, где находились Принцесса и дети, на ходу стаскивая с себя водорослевую маскировку. В самом деле, это был Рубен.

— Мы обнаружили ещё кое-что, ваше Высочество, — доложил он, отсалютовав Принцессе. — Авангардом станут Морские Коньки; вы знаете, не те, маленькие, а огромные, которых они держат на глубине.

— Атаковать Коней бесполезно, — приуныла Принцесса. — Крепкие, как лёд. Кто правит ими?

— Первые Бродяги, — ответил Рубен. — Это новые Обитатели Глубин, которые любят пускать пыль в глаза. Для краткости их называют «Безнадежники».

— Они вооружены?

— Нет, и этим похваляются. У них нет оружия, кроме их природной чешуи. Хотя, на вид этого вполне достаточно. Принцесса, я полагаю, мы, Морские Ежи, вольны поступить так, как решим сами?

— Да, — подтвердила Принцесса. — Если не будет прямого приказа.

— Хорошо, тогда мой план: Омары — вот кто возьмется за Морских Коней. Надо ухватиться за их хвосты. Видите? Кони не могут причинить Омарам вред, потому что не в состоянии добраться до собственного хвоста.

— Но когда Омары отпустят их? — спросила Принцесса.

— Омары не отпустят их до тех пор, пока не заставят врага отступить, — пообещал Капитан Омаров, отдав честь. — Ваше Высочество, надо ли понимать, что Вы предлагаете принять совет этого Морского Ежа?

— Он дельный? — уточнила Принцесса.

— Да, ваше Высочество, но он дерзкий.

— Позвольте о последнем судить мне, — мягко возразила Принцесса. — Вспомните, они — благородные добровольцы, которые сражаются на нашей стороне по собственному желанию.

Капитан молча еще раз отдал честь.

— Я не могу отправить Омаров, — сказала Принцесса, — они нужны нам для защиты ворот. Но Крабы…

— О, Ваше Высочество, позвольте нам, — взмолился Капитан Омаров.

— Крабы не смогут удержать ворота, — покачала головой Принцесса. — Вы же знаете, они недостаточно узкие. Фрэнсис, ты согласен стать моим адъютантом и доставить послание Королеве?

— Можно я тоже пойду? — спросила Мэйвис.

— Да. Но мы должны нанести двойной удар. Если Крабы атакуют Коней, кто займется Всадниками?

— У меня есть идея и по этому поводу, — встрял Рубен. — Если бы только у нас был полк хороших тяжеловесов, способных их спихнуть… И с острым оружием, чтобы прикончить их. Возможно, Рыбы-Меч?

— Ты — прирождённый генерал, — сказала Принцесса. — «Спихивание», как ты это называешь, может выполнить Объединение Нарвалов — их бивни острые и сильные. А сейчас… — она подняла с морского дна гладкую плитку белого известняка, и Омар принёс ей заточенную кость пикши. Принцесса писала быстро, глубоко процарапывая буквы в известняке. — Вот, передай это Королеве. Ты найдёшь её в Штабе, во дворцовом парке. Расскажи ей всё. Я прошу только о двух полках; и ты должен объяснить остальное. Не думаю, что возникнут какие-либо сложности при проходе через линии нашей обороны, но, если такое всё же случится, пароль «Слава», отзыв — «или Смерть». И скорее, скорее, скорее — ради наших жизней!

Никогда прежде Мэйвис и Фрэнсис не чувствовали ничего подобного тому жару волнения и важности происходящего, который согревал их, пока ребята поднимались по длинному тоннелю, чтобы доставить Королеве послание.

— Но где же Дворец? — спросила Мэйвис, и они остановились, растерянно глядя друг на друга.

— Позвольте, я покажу? — сказал тоненький голос позади них. Дети быстро обернулись и увидели у своих ног маленькую элегантную и очень воспитанную Макрель. — Я — одна из гидов. И уверена, что вы нуждаетесь во мне. Господа, сюда, пожалуйста, — и она повела их через сады, сквозь группы деревьев, меж водорослевых изгородей, пока, наконец, не вывела к Дворцу. Ряды и ряды солдат окружали его; все нетерпеливо ждали приказа выступать, встретиться с врагами страны.

— Слава, — сказала вежливая Макрель, проходя заставу.

— Или Смерть, — откликнулся часовой Морской Лещ.

Королева была во внутреннем дворике, в котором детей ещё недавно встречали аплодисментами, — совсем недавно, но, казалось, уже так давно… Тогда внутренний дворик был сценой тихого, завораживающего веселья мирного народа; теперь он был полон горячих, остро переживающих бездеятельность ожидания воинов. Королева, в её сверкающих коралловых доспехах, взяла камень, прочла его и даже в такой момент с истинно королевской добротой нашла время для слов благодарности посыльным.

— Посмотрите на отплытие Нарвалов, — добавила она, — а затем как можно быстрее возвращайтесь на свои посты. Передайте командующему офицеру, что до сих пор не было никаких признаков Книжников, но золотые врата надёжно защищены Тресками — личной гвардией Короля и…

— Я не знал, что есть ещё и Король!.. — удивился Фрэнсис.

Королева сурово взглянула на него, а проводница-Макрель дёрнула мальчика за подол волшебного плаща и прошептала: «Тише!»

— Короля больше нет, — тихо сказала Королева. — Он потерялся в море.

Когда великолепная, ровная колонна Нарвалов промаршировала на свои позиции, дети поклонились Королеве и отправились назад, на свои посты.

— Простите меня, — повинился Фрэнсис Макрели, — я этого не знал. К тому же, как Морской Король может потеряться в море?

— Разве ваши Короли не терялись на земле? — спросила Макрель. — И если не короли — то другие достойные люди? Например, исследователи?

— Понимаю, — сказала Мэйвис. — А кто-нибудь знает, что с ним случилось?

— Нет, — отозвалась Макрель. — Он потерялся уже давно, мы опасаемся самого худшего. Если бы он был жив — вернулся бы. Мы думаем, что он в плену у Глубинного Народа. Они заколдовывают своих пленников, и те забывают, кто они. Конечно, есть противоядие… В каждой униформе имеется карман с противоядием, прямо под сердцем, — она сунула плавник под чешую и достала маленькую золотую коробочку, совсем как яйцо ската. — У вас, конечно, тоже есть такие, — добавила она. — Если вас захватят в плен, сразу же проглотите содержимое.

— Но если ты забудешь, кто ты, разве ты не забудешь о противоядии? — удивился Фрэнсис.

— Ни одно заклинание не обладает достаточной силой, чтобы заставить кого-либо забыть его контрзаклинание, — заверила его Макрель.

Они уже вернулись к воротам, охраняемым Омарами. Принцесса выбежала к ним навстречу.

— Как долго вас не было! — воскликнула она. — Всё хорошо? Нарвалы заняли позиции?

Довольная происходящим, она провела детей вверх, длинной, крутой дорогой, к окну в стене, откуда они могли смотреть вниз, на ущелье, и видеть наступление противника. Нарвалы остановились на полпути в ущелье, там, где оно расширялось на манер амфитеатра. Здесь они залегли в засаде среди камней, ожидая наступления врага.

— Если бы не ты, Рубен, — сказала Принцесса, когда они облокотились на широкий каменистый подоконник, — Глубинный Народ с лёгкостью захватил бы Северную Башню: мы оказались не готовы — самые сильные наши защитники были сосредоточены на южной стороне. Народ Глубин напал там в прошлый раз, так сказано в исторических книгах.

В этот момент мощный, громовой звук — слабеющий, но всё же ужасный — оповестил о приближении врага. Далеко за морской равниной можно было различить какое-то движение. Одинокий шар водорослей медленно переплывал ущелье…

— Морской Ёж отправился поднять тревогу, — сказала Принцесса. — Замечательная идея эти бойскауты… В прошлую войну их у нас не было. Мой дорогой отец создал их только перед… — Её Высочество замолчала и вздохнула.

— Смотрите! — воскликнула она.

На Мореленд сплошной массой надвигалась вражеская тяжёлая кавалерия — огромные Морские Кони, двадцати футов высотой, и их огромные всадники, ростом, должно быть, восьми или десяти футов. Они шли всё быстрее и быстрее, держа курс на ущелье. Всадники были самыми ужасными существами, которых дети когда-либо видели: с ног до головы облачённые в облегающую чешую, с большими головами, большими ушами, большими ртами и тупыми носами, и большими, слепо смотрящими глазами, они сидели каждый на своём бронированном коне, в их громадных руках покачивались длинные гарпуны.

Морские Кони ускорили шаг — и раздался звук, подобный хриплому сигналу трубы.

— Они сигналят к атаке, — объяснила Принцесса; и, пока она говорила, Глубинный Народ с решительным, неистовым натиском ворвался в ущелье.

— О, никто не сможет противостоять им — они не смогут! — в отчаянии воскликнула Кити.

Из окна они могли смотреть прямо вниз, на амфитеатр, где скрывались Нарвалы.

Морская Конница приблизилась, все ещё не встретив сопротивления, — но, как только они поравнялись с засевшими в укрытии, в лица всадников поплыли пучки водорослей. Враги барахтались, стараясь отделаться от липкой травы, — и, пока они боролись с водорослями, Нарвалы сделали вылазку. Наваливаясь всем весом на всадников, они выбивали их из сёдел, а из укрытий в камнях с невероятной скоростью выскочили Крабы, безжалостно вцепившиеся клешнями в хвосты Морских Коней. Всадники валялись на земле, лошади вставали на дыбы и гарцевали от боли и страха, а клубки водорослей, в каждом из которых сидел колючий Морской Ёж, бросались им в морды. Наездники поднялись, чтобы сражаться до конца, но их гарпуны не могли равняться в силе с бивнями Нарвалов.

— Пойдемте отсюда, — сказала Принцесса.

Теперь Морские Кони, подгоняемые огромными Крабами, преследуемые Нарвалами и изводимые Морскими Ежами, отступали в диком беспорядке. Принцесса и дети вернулись к часовым Омарам.

— Разбиты, — объявила Принцесса, — с огромными потерями! — и Омары радостно закричали.

— Ну, как, Принцесса? — спросил водорослевый шар у ворот, разворачиваясь и открывая хорошо знакомые черты лица Рубена.

— Как? — переспросила Её Высочество. — Это Победа. И ей мы обязаны тебе. Но ты ранен?

— Всего лишь царапина, — отозвался Рубен, — гарпун промахнулся.

— О, Рубен, ты — герой, — сказала Кити.

— Отвали, глупышка, — был изящный ответ.

Глава IV

Книжные людишки

Даже в разгар войны случаются моменты затишья. Наши солдаты, какими бы отчаянными они ни были, должны питаться, чтобы жить, — это справедливо и для подводных воинов. После того, как Отряд Раков разгромил Морскую Конницу, наступило временное затишье, и можно было вернуться во Дворец, чтобы подкрепиться. Всё было очень скромно и совершенно не похоже на «Банкет Оваций», как впоследствии назвала трапезу Кити. Не было ни пышно накрытых столов, украшенных гирляндами морских водорослей, ни тарелок, ни ножей, ни даже вилок. Еду передавали по кругу, ели руками, и на каждых шестерых солдат приходился всего один рог для питья (рог морской коровы). Все сидели на полу, как на пикнике. Королева, направлявшаяся на укрепление золотых ворот, навестила бойцов, чтобы ободрить их парой слов. Как уже говорилось, еда была простая, но её хватило каждому, а это главное. Корзины с провизией таже послали вниз, не забыв Лобстеров в караулке.

— Необходимо, чтобы наши люди не покидали постов на случай атаки, и одновременно не забывали про ужин, — сказала Принцесса Фрейя. — Я отнесу ужин вниз, это поднимет им настроение.

— Да, дорогая, — согласилась принцесса Майя, — только не совершай никаких необдуманных поступков. Никаких вылазок. Твои Лобстеры необыкновенно храбры, но ты же знаешь, Мама велела тебе ничего не предпринимать. Ах, война — ужасная вещь! Что будет с реками, когда вся эта вода попадёт в них, а ветры освободятся и будут вести себя, как им вздумается… Подумать страшно. Понадобятся долгие годы, чтобы снова привести всё в порядок!

(Её опасения не были напрасными: всё это случилось в прошлом году, а вы ведь помните, какое тогда было дождливое лето.)

— Понимаю, дорогая, — печально кивнула Фрейя, — но я знаю, кто разрушил небесный свод, и хотя все очень печально, быть может, не стоит постоянно горевать об этом?

— Я вовсе не хотела горевать, — Майя ласково улыбнулась детям и ушла подбодрить свой отряд Лобстеров.

— А теперь что будем делать? — спросил Фрэнсис, когда все поели.

— Остается лишь ждать новостей, которые в скором времени поступят от наших Разведчиков. — Ответила Принцесса. — Я только надеюсь, что Книжные Людишки не нападут на нас во время атаки Народа Пучин. Такую опасность тоже нельзя исключать.

— Как же они попадут сюда? — спросила Мэйвис.

— Через золотую дверь, — объяснила Принцесса. — Конечно, они не могут навредить, если не читать книг, в которых про них написано. Вот что хуже всего в Образовании. Мы все так много читаем, а это открывает книги и позволяет Книжным Людишкам выходить наружу, если тех кто-то позовёт. Даже рыба — и та много читает. Разве что наши дорогие Морские Свиньи никогда не могли прочесть ни слова. Потому-то они и охраняют золотую дверь.

— Если незнание так необходимо, — сказала Мэйвис, — быть может, мы поможем вам защищать дверь, мы ведь почти ничего не читали.

— Прекрасная идея! — обрадовалась Принцесса. — Вы обладаете единственным оружием, которое можно использовать против Людишек и их создателей. Если честно сказать им «Я никогда о тебе не слышал», эти слова превратятся в смертоносный меч, поражающий их самое уязвимое место.

— Какое? — спросил Бернард.

— Их самолюбие.

Итак, маленькая компания направилась к золотой двери и обнаружила перед ней плотный кордон Морских Свиней. Из-за ворот раздавались беспрестанные крики, на каждый крик Морские Свиньи все как одна отвечали: «Мы никогда не слышали о тебе. Ты не можешь войти. Ты не можешь войти. Мы никогда не слышали о тебе».

— От нас тут никакой пользы не будет! — послышался среди низких, сильных голосов Морских Свиней голос Бернарда. — Они сами смогут их удержать!

— Да, — кивнула Принцесса, — но если Книжные Людишки заглянут через ворота и увидят, что это всего-навсего Морские Свиньи, их раненое самолюбие исцелится, и они вторгнутся сюда. А встреча с людьми, которые никогда о них не слышали, будет для Людишек смертельной. До тех пор, пока вы будете правдиво отвечать, что не знаете их, они не войдут.

— Рубен бы здорово пригодился, — протянул Фрэнсис. — Не думаю, что он хоть что-нибудь читал.

— Ну, мы тоже читали не так уж много, — спокойно сказала Кити, — по крайней мере, не о злодеях.

— Хотела бы и я ничего о них не слышать, — вздох Принцессы потонул в шуме, раздававшемся по другую сторону ворот. — Но я знаю каждого. Слышите этот холодный скрипучий голос? Это миссис Фэйрчайльд. А тот отрывистый, лающий звук — тётка Фортуна. Незамолкающее рычание — мистер Мэрдстон, а тот ледяной голос — мать Розамунды — та, что так ненавидела пурпурный кувшин.

— Боюсь, о некоторых мы слышали, — призналась Мэйвис.

— Берегитесь, тогда нельзя говорить, что вы не знаете их. Но всё же там множество незнакомцев: Джон Нокс, например, и Макиавелли, и Дон Диего, и Типпо Сахиб, и Салли Брасс, и… Знаете, мне нужно возвращаться. Если что-то случиться, хватайтесь за ближайшую Морскую Свинью и надейтесь на удачу. Книжные Людишки не могут убить, только оглупить.

— Но откуда вы всё это знаете? — спросила Мэйвис. — Они часто на вас нападают?

— Нет, только когда небесный свод разрушен. Но во время полнолуния они всегда воют за воротами.

Сказав это, Принцесса развернулась и исчезла в толпе преданных Морских Свиней.

Звуки, доносившиеся снаружи, стали громче и отчётливее.

— Я миссис Рэндольф. Впустите меня!

— Я добрая миссис Браун. Впустите меня!

— Я Эрик, Тихоня. Я войду!

— Я Элси, Озорной Огонек. Впустите, впустите меня!

— Я миссис Маркхэм!

— Я миссис Скуирз!

— Я Юрай Хип!

— Я Монтдидье!

— Я Король Джон!

— Я Калибан!

— Я Великан Бландебор!

— Я Уэнтлийский Дракон!

И все они снова и снова кричали: «Впустите нас! Впустите меня! Впустите меня!»

Напряжение стало почти невыносимым. Приходилось внимательно выслушивать имена всех Книжных Людишек и выкрикивать «Я тебя не знаю!», если действительно не знаешь, а если знаешь кого-нибудь, — молчать. Это напоминало противную игру с углами носового платка, «Хватай и Отпускай», причем нужно было помнить, что всё надо делать наоборот. Рано или поздно они ошибутся, и дети с растущей уверенностью осознавали, что это, скорее всего, случится рано.

— Что будет, если они ворвутся? — спросила Кити у ближайшей Морской Свиньи.

— Понятия не имею, мисс.

— Но что вы будете делать?

— Наш долг — задержать их. Понимаете, мисс, они не убивают, только оглупляют, а нас оглупить не могут, и знаете почему? Мы уже настолько глупые, что дальше некуда. Поэтому нам и доверили защищать золотые ворота, — гордо добавило животное.

Гул снаружи усиливался. Становилось все труднее различать голоса, и определять тех, кому следовало говорить «Я тебя не знаю», дабы ранить их самолюбие. И, наконец, случилось то, чего все так опасались.

— Я Большой Тюлень, — произнес низкий, бархатный голос.

— Я тебя не знаю, — крикнула Кити.

— Знаешь — это же из истории. Джеймс Второй сбросил его в Темзу, — сказал Фрэнсис. — Ты это снова сделала.

— Заткнись! — в ужасе выпалил Бернард.

Две последние фразы были произнесены в глубокой тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Морских Свиней. Голоса за золотыми воротами стихли, Свиньи переместили свои тяжёлые туши ближе к дверям.

— Помните о Свиньях, — воскликнул Фрэнсис. — Не забывайте держаться за них!

Четыре дружелюбных глуповатых существа отделились от своих товарищей и выстроились по одной сбоку от каждого ребенка.

Все, не отрываясь, смотрели на золотую дверь, и вскоре медленно, очень медленно — но она начала открываться. Наконец, в проеме показалась толпа — жестокие лица, тупые лица, хитрые лица, угрюмые лица, сердитые лица, и ни одного лица, которое вам захотелось бы увидеть снова.

Медленно, устрашающе, не произнося ни слова, сомкнутые ряды Книжных Людишек двинулись вперёд. Авангард возглавляли миссис Фэйрчайлд, миссис Маркхэм, и миссис Барболд. За ними шли Уэнтлийский Дракон, Минотавр, и Коротышка, спутник Синтрама. Потом появился мистер Мэрдстон, в элегантном белом шейном платке, облаченный в столь же чёрные, как и его усы, одежды. Была тут и миссис Мэрдстон со своими чётками — само воплощение злорадства. Дети без лишних слов поняли, что знают имя каждого. Охваченные ужасом, они наблюдали за медленным и устрашающим наступлением. И только когда Эрик Тихоня нарушил тишину радостным воплем и бросился на ребят, дети вспомнили об опасности и ухватились за ожидавших их Свиней. Увы! Было слишком поздно. Миссис Маркхэм бросила на них ледяной взгляд, миссис Фэйрчайлд строго погрозила пальцем, и волны беспробудной глупости накатились на стражей ворот. В следующий миг и дети, и верно охранявшие их Морские Свиньи потеряли сознание, провалившись в лишенную снов дрёму всепоглощающей тупости. Героизм основного отряда Свиней, набросившихся на незваных гостей, оказался напрасным. Разбитые потоком банальностей, которыми так хорошо владел враг, они разбежались кто куда, а армия победителей вошла в Мореленд.

Первым пришел в себя Фрэнсис. Морская Свинья, за которую он держался, обмахивала его своими ластами, и умоляла ради всего святого открыть глаза и заговорить.

— Всё в порядке, старина, — пробормотал парень. — Должно быть я заснул. А где остальные?

Все остальные были рядом, а заботливые Свиньи быстро привели их в сознание.

Дети поднялись и посмотрели друг на друга.

— Если бы Рубен был здесь, — сказала Кити. — Он бы знал, что делать.

— Не больше, чем мы, — уязвленно возразил Фрэнсис.

— Мы обязаны что-то предпринять! — воскликнула Мэйвис. — Всё снова случилось по нашей вине!

— По моей, — уточнила Кити, — но я же нечаянно…

— Если не ты, так кто-нибудь другой из нас ошибся бы, — сказал Бернард, стараясь её успокоить. — Интересно, почему из книг вышли только злодеи?

— Я знаю, — сказала Морская Свинья, с энтузиазмом повернув к ним свою чёрную морду. — Даже самые глупые существа хоть что-нибудь, да знают. Это Народ Пучин проникает сюда и открывает книги — а вернее это делают их Книжные Черви. И, конечно, они открывают лишь те страницы, на которых обитают наши враги.

— Тогда… — произнес Бернард, глядя на покачивающиеся створки ворот и сломанный, ни на что не годный замок.

— Да, — сказала Мэйвис, — мы можем. Правда, можем? Я имею в виду открыть другие книги! — она вопросительно посмотрела на свою Свинью.

— Пожалуй, сможете, — ответила та. — Думаю, человеческие дети на это способны. Вот Морские Свиньи нет. И люди Мореленда не могут открывать книги в Гроте Познаний. Но зато могут открыть, если получат их в Публичной Морской Библиотеке. Ничего не могу поделать с тем, что знаю это, — добавила Свинья. Похоже, она действительно стыдилась того, что была не совсем глупа.

— Пойдёмте, — сказал Фрэнсис, — соберём армию и сразим Книжных Людишек. Хоть раз сделаем стоящее дело, вместо того, чтобы доставлять неприятности.

— Придержи свой язык, — оборвал его Бернард и похлопал Кити по плечу, велев не обращать на Фрэнсиса внимания.

И ребята направились к золотым воротам.

— Надеюсь, все злодеи покинули книги? — спросила Мэйвис свою Свинью, которая следовала за ней с видом преданной собачки.

— Не знаю, — ответила та с некоторой гордостью. — Я глупая. Но ничего не могу поделать с тем, что знаю: никто не может выйти из книги, пока его не позовут. Нужно лишь постучать по корешку, назвать имя, и только потом открыть книгу, тогда герой выйдет. Так, по крайней мере, поступают Книжные Черви, не думаю, что в вашем случае будет по-другому.

Другой, как вскоре выяснилось, оказалась вода в потоке, протекающем через Грот Познаний, — она была несколько иной, чем та, в которой все они находились. То есть в этой воде не получалось идти — только плыть. Пещера была тёмной, но света, проникающего из-за золотых ворот, оказалось достаточно, чтобы прочесть заголовки на книгах, предварительно очистив их от водорослей (приходилось одной рукой держаться за горы фолиантов, а другой сгребать морскую траву).

Не трудно догадаться, в какие книги они стучались — Кингсли и Шекспир, Мэрриот и Диккенс, мисс Элкотт и миссис Юинг, Ганс Андерсен, Стивенсон и Майн Рид. Постучав, дети называли имя героя, на чью помощь надеялись, и спрашивали: «Не поможете ли вы нам победить ужасных Книжных Людишек и вернуть их обратно под обложки?»

И не нашлось героя, который бы не ответил «Да, разумеется, всей душой рад помочь».

Они выходили наружу, плыли к золотым воротам и ждали, оживленно беседуя между собой, пока дети продолжали стучать в книжные корешки — парадные входы в книги — и вызывать всё новых и новых героев, способных помочь в сражении.

Квентин Дорварт и Лори были первыми, следом появились Хирворд и Эмиас, Уилл Кэри и Дэвид Копперфильд, Роб Рой и Айвенго, Цезарь и Антоний, Кориоланус и Отелло; читатель и сам может догадаться, кого они позвали. Герои выходили вперед — величественные, бесстрашные и исполненные желанием ещё раз сразиться за доброе дело, как это было когда-то в их прошлых жизнях.

— Достаточно, — наконец сказал Фрэнсис. — Надо оставить кого-то здесь, на случай, если позже нам понадобится помощь.

Можете сами представить, как великолепна была компания, подплывшая к золотым воротам и ожидавшая детей (все, кроме Персея[8], смогли добраться туда только вплавь). Ребята присоединились к ним, слегка беспокоясь о том, что же они скажут своему новому войску, но вскоре поняли: речь не потребуется — верные Свиньи оказались не настолько глупыми и были в состоянии разъяснить такие простые понятия, как угроза и избавление.

Дети с гордостью маршировали ко Дворцу во главе отряда героев, которых призвали на защиту Мореленда. Они шли мимо аккуратно подстриженных живых изгородей из морских водорослей, по дорожкам, вымощенным жемчугом и мрамором, и, наконец, достигли дворца.

— Победа, — прозвучал пароль.

— Или смерть, — ответил часовой. И ребят пропустили к Королеве.

— Мы привели подкрепление, — сказал Фрэнсис (по пути он научился этому слову у Квентина Дорварда).

— Спасены! — радостно произнесла Королева, взглянув на войско.

Ужасные Книжные Людишки не нападали на Дворец; они украдкой шли через страну, убивая отставших от стаи рыбок и разрушая всё прекрасное, что попадалось им на пути: эти существа ненавидели счастье и красоту. Теперь они, болтая как умалишенные, собрались в садах Дворца, рядом с фонтаном, где Принцессы проводили свой обычный ритуал, следя за истоками рек. Глупое монотонное бормотание было слышно даже во Дворце. Больше всего на свете эти люди любили глупые звуки собственных голосов…

Новое войско выстроилось перед Королевой в ожидании её распоряжений. Это зрелище напоминало карнавал или костюмированный парад; тут были Святой Георг и Жанна Д’Арк в сияющих доспехах, герои в шляпах с перьями и в отделанных кружевом сорочках, герои в гофрированных воротниках, а ещё отважные английские джентльмены, и галантные французские господа. Однако, какой бы разной не была их одежда, герои не производили впечатления пёстрой толпы. Несмотря на разительные различия во внешнем облике, у них была одна общая черта: свет отваги, сиявший на лицах; он и стал для них лучшим обмундированием.

— Вы ведь знаете, что делать? — обратилась Королева к лидеру персонажей — бледному мужчине с тонкими чертами лица, облаченному в одежды Римлянина. — Я бы не осмелилась, — добавила она с гордым смирением, — обучать искусству войны самого Цезаря.

— О, Королева, — ответил он, — я и эти храбрые люди сделаем всё, чтобы прогнать незваных гостей, но, избавившись от них, мы должны будем вернуться в те же тёмные врата, через которые вошли, когда ваши юные защитники призвали нас. Мы разобьем этих злодеев — и, судя по их виду, это будет не сложно. Но Цезарь не воюет с женщинами, а женщин на нашей стороне лишь несколько, хоть я не сомневаюсь, что у каждой из них сердце львицы.

Он с улыбкой повернулся к Жанне Д’Арк, а она в ответ одарила его своей, сияющей столь же ярко, как и сталь её меча.

— Так сколько среди вас женщин? — спросила Королева.

— Трое — Королева Боадика, Торфрида и я. — ответила Жанна.

— Но мы втроём значим больше, чем три сотни их женщин! — воскликнула Торфрида. — Дайте нам плётки вместо мечей, и мы разгоним их, как собак, по их конурам с красными и голубыми занавесками!

— Боюсь, они превосходят вас по весу, — покачала головой Королева. — Вы представить себе не можете, какие они тяжёлые.

— А не позвать ли нам Амазонок? — предложила Кэтлин, чем вызвала всеобщий восторг.

— Хорошая мысль, — одобрил идею Цезарь. — Ребята, вы не против сбегать обратно? Амазонок можно найти в третьей книге с краю, где лежит большая пурпурная морская звезда — не ошибётесь.

Дети бросились к золотым воротам, вошли в Грот и поплыли к тому месту, где раскинула свои лучи багряная морская звезда. Они постучали в книгу, а Кити, как и договорились, позвала:

— Королева Амазонок, придите, пожалуйста. И возьмите с собой своих отважных воительниц!

Из книги вышла восхитительная женщина в сверкающих золотых доспехах.

— Вам лучше достать лодки или сотворить мост, чтобы переправить нас к воротам, — сказала она, величественно возвышаясь на краю скалы. — Всё это есть в книгах Цезаря. Я уверена, он не будет возражать: мы не можем плыть, иначе намочим тетиву наших луков.

Фрэнсис вызвал мост и, когда тот оказался недостаточно длинным, чтобы достать золотых ворот, вызвал ещё один. Тогда Королева позвала своих воительниц, и из книги потянулся, казавшийся бесконечным, строй вооружённых, по военному экипированных высоких и прекрасных женщин. Все они несли луки; дети заметили, что с одной стороны их грудь была более плоской, чем с другой[9]. А процессия все двигалась и двигалась по длинному мосту к золотым воротам. От этого зрелища у Кити пошла кругом голова, и Мэйвис, наконец, сказала:

— О, Ваше Величество, остановите же их. Я уверена, воинов вполне достаточно, а мы можем опоздать, если прождём ещё дольше.

Королева остановила процессию и они направились обратно во Дворец, где Предводительница Амазонок приветствовала Жанну Д’Арк и остальных женщин как старых знакомых.

Они мгновенно составили план действий. Как бы мне хотелось описать вам великую битву между Прославленными Героями из книг и Книжными Людишками!.. Но у меня нет времени, и, кроме того, дети всего этого не видели, так что, думаю, и вам незачем знать об этом. Битва развернулась в садах Дворца; противоборствующие стороны выступили в одинаковом численном составе, потому что Книжные Черви вызвали великое множество Варваров, которые хоть и не были так ужасны, как мистер Мэрдстон и миссис Фэйрчайлд, но тоже оказались весьма неприятными. Детям участвовать в сражении не позволили, хотя им очень этого хотелось. Только с безопасного расстояния они могли слышать скрежет стали, жужжание стрел и боевые кличи воинов. Через некоторое время поток спасающихся бегством Книжных Людишек ринулся по жемчужным дорожкам, и герои, обнажив свои мечи, бросились преследовать беглецов.

Боевые возгласы воинов, оставшихся на месте, сменились смехом, а Королева Мореленда лично вышла на поле боя. И, подойдя ближе, тоже рассмеялась. Было видно, как Амазонки пускали стрелы во врагов-мужчин — стрелять в женщин было ниже их достоинства, а попадали они так метко, что ни одна дама не пострадала. Только когда Злодеи были отброшены назад, Книжные Герои атаковали и без труда разбили оставшихся врагов. Они не использовали против них ни мечей, ни стрел, ни даже острых кинжалов — просто ловили вопящих женщин и бросали назад в книги, из которых те пришли. Каждая Амазонка хватала по одной и, не обращая внимания на то, что та кричала и царапалась, тащила её обратно к родной книге, заталкивала внутрь и захлопывала дверь.

Боадика несла миссис Маркхэм, с её коричневыми шелками, — она держала леди под мышкой, словно непослушного ребёнка. Жанна Д’Арк взяла на себя Тётушку Фортуну, а Королева Амазонок несла на руках, как маленькое дитя, мисс Мэрдстон, вместе с её чётками. Задача Торфриды оказалась более трудной: она с самого начала заметила Элфриду, своего старого, злейшего врага. Их борьба была жестокой, хоть это и была лишь борьба взглядов. Казалось, огонь больших тёмных глаз Торфриды испепелит противницу. Элфрида отступала под натиском и продолжала отступать, пока не повернулась, и, проскользнув к своей книге, не вошла в неё по доброй воле, а Торфрида захлопнула за ней дверь.

— Но разве вы живёте не в одной книге? — удивилась шедшая за ней Мэйвис.

— Не совсем, — улыбнулась Торфрида. — Это было бы невозможно. Я живу в другом издании, в нём только положительные герои. А она — там, где одни отрицательные.

— А где Хирворд? — спросила Кити до того, как Мэйвис успела её остановить. — Он мне нравится, а вам?

— Да, — сказала Торфрида. — Мне он тоже нравится. Правда, он не живёт в той книге, в которой живу я. Но скоро будет. Непременно будет.

Улыбнувшись и вздохнув, она открыла свою книгу и вошла внутрь, а дети потихоньку направились назад во Дворец. Битва закончилась, Книжные Людишки отправлены назад в свои книги, как будто никогда из них и не выходили… Но не насовсем, потому что дети видели лица героев, и книги, в которых те жили, никогда больше не будут прежними. Теперь они без сомнения будут вызывать намного больший интерес, чем когда-либо: ведь в любой из этих книжек можно повстречать знакомого героя. Невозможно предугадать, когда это случится.

Принцесса Фрейя встретила ребят во Дворце. Она обняла их и объявила спасителями страны, что было особенно приятно. Ещё она рассказала, что в южной части города, в долине Мидий, прошло небольшое сражение, и враг был отброшен со своих позиций.

— Но Рубен говорит, — добавила она, — что основные силы будут атаковать в полночь, этот мальчик действительно достоин своего веса жемчугом. Нам надо хорошенько выспаться, чтобы быть во всеоружии, когда придёт время. Вы помните о своих обязанностях и силе ваших пуговиц и противоядий? Возможно, позже у меня не будет времени напомнить вам об этом. Можете спать в арсенале — наверняка вы очень устали, и заснете прежде, чем успеете сказать «Джек Шпрот».

Ребята легли на морские водоросли, сваленные вдоль стены в конце Устричного арсенала, и действительно тут же заснули. Было ли дело в крепости их духа или во влиянии магии, но, как бы то ни было, заснули они не тревожась, проспали ночь без снов и проснулись без испуга, когда капрал Устриц разбудил их и прошептал:

— Пора!

Дети мгновенно пришли в себя и вскочили, прихватив с пола свои устричные раковины.

— Я чувствую себя римским солдатом, — сказала Кити, — а вы?

Остальные признали, что, насколько им был понятен дух римских солдат, они ощущали то же самое.

В караулке туда-сюда мелькали тени от факелов, с которыми носились суетливые устрицы (этими самыми факелами были светящиеся рыбы, испускавшие такой же рассеянный свет, как колонны в Гроте Познаний). За аркой, охраняемой Лобстерами, вода была тёмной и прозрачной. Большие светящиеся рыбины обвивали каменные столбы, совсем как те рыбы, которых можно увидеть на фонарных столбах Набережной Темзы, только в этом случае они служили светильниками. Освещение было столь ярким, что можно было видеть так же ясно, как в лунную ночь на холмах, где нет деревьев, густыми кронами скрывающих луну. Все вокруг суетились и спешили. Отряд Лососей готовился к атаке противника с фланга, а Морские Ежи, под командованием Рубена, замаскировались в водорослях.

В оставшееся до сражения время дети тренировались со своими раковинами, используя стебли морских водорослей — толщиной с человеческую руку — в качестве лодыжки захватчика, и вскоре неплохо овладели этим приёмом, применение которого и составляло их основную задачу в бою. Фрэнсис как раз схватил самый толстый стебель и отпустил его, нажав на секретную точку, когда прозвучало: «Все по местам!»

Дети гордо заняли свои позиции рядом с Принцессой, и только они успели это сделать, как послышался нарастающий, слабо отдающийся в ушах звук. Он становился все громче и громче, пока не показалось, что земля под ногами начинает дрожать.

— Это шаг наступающей армии Народа Пучин, — пробормотала Принцесса. — Приготовьтесь. Мы устроим засаду в этих скалах, держите свои устричные раковины наготове, а когда увидите рядом с собой ногу, зажимайте её между двух створок и тут же прикрепляйте устрицу к скале. Надёжная раковина доделает остальное.

— Да, мы знаем, спасибо, дорогая Принцесса, — сказала Мэйвис. — Разве вы не видели, как мы тренировались?

Но Принцесса уже не слушала. Она была занята поисками укрытия для своих воинов.

Всё ближе и ближе раздавались шаги огромной армии, и через неясный свет воды дети могли видеть наступление великого войска Народа Пучин.

Они были ужасны — выше человеческого роста, гораздо крепче и сплочённее, чем Обречённый Отряд, возглавлявший первую атаку, так славно и удачно разбитую Крабами, Нарвалами и Морскими Ежами. Когда передовой отряд подошёл ближе, дети увидели из своих укрытий ужасные лица врагов счастливого Мореленда. Они были суровы и, как ни странно, очень печальны. Фрэнсис, наконец, смог их разглядеть — это были лица сильных и гордых людей, страдавших от какой-то нестерпимой внутренней боли и обиды.

— Но ведь мы враги… — сказал он себе, сдерживая внезапно вспыхнувшее в сердце чувство, — и если это было не сочувствие, то что же?..

Колонна поравнялась с Принцессой. Согласно старой традиции, которая требует от командира стоять во главе войска, а не следовать за ним, она первой бросилась из укрытия и прикрепила раковину к пятке одного из нападавших, из левого звена. Дети бросились вслед за своей предводительницей. Недавняя тренировка принесла свои плоды: не было ни промахов, ни ошибок, каждая устричная раковина резко сжимала лодыжку врага, и тут же накрепко прицеплялась к скале, в этой ловушке и заключался исчерпывающий приём военной тактики. Дети были в восторге — с какой легкостью они взяли верх над этим бестолковым Глубинным Народом! В сердцах ребят поселилось чувство глубокого презрения к этим глупым гигантам, которых они еще недавно так боялись и ненавидели. Уже пятьдесят или шестьдесят были привязаны за ноги! И это было так просто…

Охваченная эйфорией, наша четвёрка совсем потеряла бдительность. Великолепно справившись со своей задачей, ребята совсем забыли о дальнейших действиях: они праздновали победу, хотя по правилам должны были бежать в арсенал за новым оружием. Ошибка стала роковой. В тот момент, когда дети стояли, радуясь своему мастерству, отваге и беспомощной ярости врага, что-то тонкое, похожее на верёвку, схватило их, обвивая ступни и пальцы рук, прижимая уши и сплющивая носы, опутывая их локти и сковывая ноги. Казалось, дверь, охраняемая Лобстерами, начала медленно отдаляться. Дети повернули головы и поняли, что движутся против своей воли вслед за отступающим войском противника.

— О, почему мы не послушались Принцессу? — выдохнула Кити. — Произошло что-то неладное!

— Я должен был это предвидеть, — сказал Бернард. — Мы попались… в сеть!

Так и было. Высокий пехотинец армии Народа Пучин уносил их все дальше от Мореленда, с той же быстртой и легкостью, с какими ребёнок тянет пойманный за ниточку воздушный шарик…

Глава X

Народ Пучин

Те из нас, кому довелось испытать на себе подобное несчастье — при исполнении воинских обязанностей угодить в сети врага, который буксирует вас за собой, беспомощных, словно плавучие надувные шарики, смогут в полной мере оценить ощущения четырёх ребят, с которыми приключилась эта ужасная беда.

Сделанная из переплетённых нитей волокнистых водорослей, сеть оказалась очень крепкой. Все попытки её разорвать были тщетны, а разрезать, к сожалению, оказалось нечем. У них не было при себе даже устричных раковин, зазубренные края которых могли бы как-нибудь помочь их беде, или, в конце концов, послужить каким-никаким оружием, и положение их оказалось воистину плачевным. Они превратились, по выражению Кити, в «кучу-малу из рук и ног», и как-то разобраться в этой куче, не нанеся друг другу увечий, было крайне сложно.

— Давайте выбираться по очереди, — предложила Мэйвис после нескольких минут болезненного и бесплодного барахтанья. — Сначала Фрэнсис. Выбирайся отсюда, Фрэнс, и посмотри, сможешь ли сесть на кусочек сетки, на котором нет нас, а за тобой попробует Кити.

Совет оказался превосходным, и когда ему последовали все четверо, оказалось, что они вполне могут бок о бок уместиться на том, что приближённо могло бы зваться полом, хотя сжимающиеся «стены» сети по-прежнему норовили вытеснить кого-нибудь вверх, если этот кто-то был недостаточно осторожен.

К моменту, когда с рассаживанием было покончено, и они получили возможность как следует оглядеться, картина вокруг полностью переменилась. Прежде всего, сам по себе весь мир стал гораздо темнее, хотя та его часть, в которой сейчас находились дети, была гораздо светлее, чем море в том месте, где их поймали в сети. Удивительное было ощущение — словно смотришь на ночной Лондон с верхушки собора Святого Павла. Всюду носились какие-то сияющие штуки, похожие на трамваи или омнибусы, а огоньки поменьше, весьма напоминающие кэбы или экипажи, точками расцвечивали чёрные просторы до такой степени, что в местах их плотного скопления темнота исчезала, растворяясь в серебристом мерцании.

Были и другие, с огоньками, похожими на иллюминаторы больших лайнеров. Один из них стремительно направился в их сторону, и голову Кити посетила дикая идея: «а что, если, потонув, корабли продолжают жить и плавать под водой, как, например, она сама и остальные». Очень может быть. Но как бы там ни было, а то, что приближалось, было отнюдь не одним из тех кораблей, поскольку, когда оно подплыло ближе, то стало похожим скорее на толстущую рыбину с рядами фосфоресцирующих чешуек вдоль гигантских боков. Проплывая мимо, рыбина распахнула челюсти, и на мгновение все зажмурились, решив, что им пришел конец. А когда снова осмелились их открыть, рыба-великан была уже далеко. Тем не менее, оказалось, что Кити расплакалась.

Лучше бы мы совсем не приходили! — проныла она и остальные не могли не почувствовать, что в её словах есть доля истины. Как могли, они успокоили её и себя, старательно изображая полууверенность в том, что всё закончится хорошо. Как я заметила раньше, в мире существуют вещи, настолько ужасные, что даже если Вы и найдёте в себе смелость встретиться с ними лицом к лицу, то сначала Вам покажется, что такого просто не может быть. Сама идея творческой справедливости, в которую все мы верим в глубине сердца, делала невозможной даже мысль о том, что детей, которые так благородно (а они все чувствовали, что это было благородно) защищали своих друзей, Народ Русалок, ждут такие ужасные последствия. И когда Бернард принялся расписывать им превратности войны, он делал это так неубедительно, что Фрэнсис посоветовал ему заткнуться.

— Но что же нам теперь делать? — всхлипнула Кити, в двадцатый раз за всё время, пока пехотинец тащил за собой полную несчастного улова сеть.

— Нажмём свои перламутровые пуговицы, — с надеждой предложил Фрэнсис. — Тогда мы станем невидимыми и неосязаемыми, и, может быть, нам удастся сбежать. — Он потеребил похожую на мрамор жемчужину.

— Нет, не надо! — воскликнул Бернард, хватая его за руку, — как ты не поймёшь? Если мы это сделаем, то никогда не сможем выбраться из сети. Они не смогут ни увидеть, ни пощупать нас. А просто решат, что сеть пуста, и тогда, возможно, повесят ее на какой-нибудь крюк или вообще выбросят в болото. — И оставят там на много-много лет. Теперь понимаю, — сказала Кити.

— Но в таком случае мы сможем вмиг свои пуговицы расстегнуть. Ведь сможем же? — предложила Мэйвис.

— Ага, конечно, — согласился Бернард, но на самом деле ничегошеньки они не могли(.

Наконец, пехотинец, прошагав по улицам мимо гигантских скальных дворцов, миновал грандиозную арку и оказался в зале, размерами с собор Святого Павла и Вестминстерское аббатство вместе взятые.

Множество жителей глубин, которые до этого, рассевшись на каменных скамьях вокруг грубо вытесанных столов, ели какую-то странную светящуюся пищу, вскочили с мест, и послышались крики: «Какие новости?»

— Четыре пленника, — объявил пехотинец.

— Поверхностный люд, — добавил Полковник. — И я приказываю доставить их лично к Королеве.

Он пересёк холл и поднялся по широкой лестнице, ступени которой были сделаны из чего-то настолько зелёного и прозрачного, что это могли быть лишь стекло или изумруд, и я не думаю, что это было стекло, разве возможно изготовлять стекло в морских пучинах? Под ступенями были светильники, которые сияли сквозь безупречную зелень так чисто и прекрасно, что Фрэнсис начал мечтательно:

Услышь меня,

Прекрасная Сабрина,

Сквозь тихую, прозрачную волну…

И почти сразу в сети стало несравнимо тесней, и все четверо оказались в объятиях плачущей от радости и облегчения Фрейи — своей ненаглядной Русальей Принцессы.

— Ой, я не собирался… милая принцесса, я вовсе не… — начал Фрэнсис. — Это просто изумрудные ступени навели меня на мысли о прозрачности…

— Я заметила, — сказала она, — но, если б вы только знали, что я пережила… вы, наши гости, наши благородные рыцари, отважные защитники, и вдруг превратились в пленников, в то время как все остальные в безопасности! Я-то как раз надеялась, что вы меня всё же позовёте! И по-настоящему горжусь, что вы этого не делали, что у вас хватило мужества не звать меня, пока это не вышло совершенно случайно.

— Мы как-то не додумались Вас звать, — чистосердечно призналась Мэйвис, — но я все же надеюсь, что мы бы этого не сделали, даже если бы додумались.

— А почему вы не нажали на свои перламутровые пуговицы? — спросила Принцесса, и тогда они поведали ей причину.

— Мудрые дети, — похвалила она, — но в любом случае нам всем придётся воспользоваться волшебным зельем, не позволяющим потерять память.

— А я не буду! — заявила Кити. — Не хочу я помнить! Если бы я ничего не помнила, то забыла бы даже, что надо бояться! Пожалуйста, позвольте мне забыть всё, что я помню! — Она растроганно прильнула к принцессе, которая шепнула Мэйвис: «Может быть, это к лучшему» — и они позволили Кити поступить по-своему.

Остальные едва успели проглотить своё зелье, как пехотинец бросил сеть на громадный стол, который казался высеченным из цельного алмаза, и тут же рухнул ничком, уткнувшись носом в землю. Таков был местный обычай приветствия повелителя.

— Пленные, Ваше Величество, — провозгласил он, поднявшись. — Четыре юных представителя Поверхностного Народа, — вещая, он обернулся к сетке, на мгновение запнулся и добавил изменившимся голосом. — И там есть кто-то ещё! Готов поклясться, сначала его там не было!

— Откройте сеть, — произнёс сильный, нежный голос, — и заставьте пленников подняться, чтобы я могла как следует их разглядеть.

— Они же могут сбежать, любовь моя, — вмешался кто-то беспокойно, — или, может быть, они кусаются…

— Окунанья, — сказал первый голос, — будь наготове с четырьмя моими женщинами. Берите пленных по очереди. Каждого из них хватайте и держите, пока моя августейшая особа не выразит удовлетворения.

Сеть открыли, и огромные сильные руки ухватили Бернарда, оказавшегося ближе к горловине сети, и стали осторожно, но необыкновенно крепко удерживать его в вертикальном положении. Ни одна из охранниц не могла стоять ровно из-за своего хвоста.

Прямо перед пленниками, на троне восседала высокая и величественная Королева, очень красивая и очень грустная, а рядом с ней — Король (королевскую чету они сразу узнали по коронам), не такой прекрасный, как его жена, но всё же совсем непохожий на остальной неуклюжий и неповоротливый Народ Пучин. Он тоже был печален. Они были облачены в мантии из роскошнейшей ткани из водорослей, расшитые драгоценными камнями, а короны были просто верхом великолепия. Их трон был сделан из цельного чистой воды ярко-кровавого рубина с пологом из ниспадающих зелёных водорослей, украшенных топазами и аметистами. Королева поднялась и, сойдя по ступеням трона, что-то шепнула той, кого назвала Окунаньей, и та, в свою очередь, передала приказ другим четырём внушительным леди.

Все пятеро действовали с поразительной синхронностью: одним точным движением они сняли с пленников волшебные мундиры, и ещё одним движением отняли такие удобные хвосты. Принцесса и четверо детей стояли теперь на своих десяти ногах.

— Какие забавные маленькие создания! — совсем незлобно произнёс Король.

— Тише! — прервала Королева, — возможно, они понимают, что ты говоришь. По крайней мере, эта девчонка-русалка точно понимает.

Дети пришли в настоящую ярость от такого непочтительного упоминания о своей принцессе. Но сама она оставалась совершенно непоколебима.

— А теперь, — начала Королева, — будете ли вы отвечать на вопросы, пока вам не уничтожили память?

— На одни — ответим, на другие — нет, — сказала Принцесса.

— Это человеческие дети?

— Да.

— Как они попали в подводный мир?

— Морская магия. Вам не понять, — надменно отвечала Принцесса.

— Они сражались против нас?

— Да! — выкрикнули разом Бернард и Мэйвис, не дав ответить Принцессе.

— И, между прочим, весьма успешно, — добавил Фрэнсис.

— Если вы раскроете численность армии морелендцев, вам вернут хвосты и мундиры и отпустят. Будете говорить?

— Разве такое возможно? — был ответ Принцессы. — Я русалка и Принцесса Королевского Дома. И никогда не предам свою страну.

— Нет, полагаю, что не предашь, — рассудила Королева. И, секунду помолчав, добавила, — поднесите чашу забвения!

Чаша забвения была необычайно сладка. У неё был вкус ирисок, кокосов, ананасового мороженого, и сливового пирога, и ещё цыплячьего жаркого с лёгким привкусом лаванды и розовых лепестков и самого что ни на есть лучшего Одеколона.

На вечеринках детям приходилось пробовать чаши сидра и чаши с шампанским, но ни то, ни другое им не понравилось, однако, чаша забвения была просто восхитительна. Это был кубок опалового цвета, сказочно-розовых, перламутровых, зеленоватых, голубых и серых оттенков, а по бокам были выгравированы изображения красивых спящих людей. Кубок передавался из руки в руку, и когда каждый отпивал достаточно, Высокий Лорд Чашеносец, очень симпатичная, неразговорчивая рыбина, сдерживающим жестом касался чаши и передавал её дальше, держа кубок в своих плавниках. Таким образом, один за другим, чашу испили все. Кэтлин была последней.

На четверых из пятерки питьё не подействовало, но Кэтлин менялась у них на глазах, и хотя они были подготовлены к тому, что глоток забвения заставит её всё позабыть, было просто ужасно наблюдать его ужасающее действие воочию.

Рука Мэйвис покровительственно обнимала Кэтлин, но в тот момент, когда напиток был проглочен, Кэтлин отбросила эту заботливую руку и отпрянула. Это ранило больнее ножа. Потом она взглянула на братьев и сестёр, а это так невыносимо, когда глаза любимых людей смотрят на вас, словно на незнакомца.

Было условлено, что теперь, пока пленники все ещё в сетях, они должны делать вид, что чаша забвения возымела действие, держаться спокойно и выглядеть как можно тупее. Но Мэйвис не могла перенести эту холодность своей дорогой Кити, а этого никто в расчёт не взял.

Поэтому, когда Кити глянула на Мэйвис как на чужака, который ей, пожалуй, неприятен, и увернулась от её руки. Мэйвис не смогла это стерпеть, и, прежде чем Принцесса или братья смогли её остановить, душераздирающе воскликнула:

— О, Кити, дорогуша, да что же это такое? В чём дело?

В довершение ко всему, оба мальчишки очень громким и отчётливым шёпотом возмутились: «Замолкни, Мэйвис!», и лишь Принцесса сохранила достаточно самообладания, чтобы промолчать.

Кити обернулась и глянула на сестру.

— Кити, дорогуша… — снова позвала Мэйвис и остановилась, потому что на её месте никто не сможет повторить слово «дорогуша» кому-нибудь с взглядом Кити.

Она отвела глаза, в то время как Кити обратила взгляд на Королеву… и не только взгляд, но и стопы, чтобы прильнуть к королевскому колену так словно это было колено её родной мамы.

— Дорогое маленькое создание, — промурлыкала Королева, — видите, она совершенно ручная. Я, пожалуй, сделаю её своим любимым зверьком. Ах ты мой славный, маленький зверёк!

— Не смейте её забирать! — закричала Мэйвис, но Принцесса снова шикнула на неё, Королева восприняла её вопли с презрительным равнодушием, а Кити примостилась у ног своей новой хозяйки.

— Что же до всех остальных, — сказала Королева, — то совершенно очевидно, что напиток забвения пока на вас не подействовал. Посему, я не могу отдать вас в подарок моим отличившимся дворянам, которые ждут от меня какой-нибудь домашней зверушки. Завтра попробуем забвение ещё раз. А пока… Тюремщик, кандалы!

Вперёд выступил высокий житель Пучин с кислой миной на лице. Через его руку были перекинуты чешуйчатые хвосты, от первого взгляда на которые сердца детей встрепенулись, поскольку они надеялись, что хвосты были их собственными. Но стоило надеть хвосты, как они сразу поняли свою горькую ошибку.

— О, да, — сказала Королева, — это ненастоящие хвосты. Вы не сможете ни снять их, ни плавать с ними, ни ходить. Впрочем, с ними можно передвигаться ползком по дну океана… В чём дело? — обратилась она к Тюремщику.

— Этой заключённой не подходит ни один хвост, — заявил Тюремщик.

— Я принцесса правящего Русалочьего Дома, — сказала Фрейя, — и ко мне не пристанут ваши оскорбительные фальшивые хвосты.

— Ну, так бросьте их всех в темницу, — велел Король, — такие же угрюмцы, как и все остальные пленники, не правда ли?

Темница была огромным зданием и расширялась кверху, отчего казалось, что она едва балансирует на дне морском, но на самом деле с обоих концов она была подпёрта огромными скальными глыбами. Заключённых приволокли туда в сетях, а этот способ передвижения настолько беспорядочен, что только когда Тюремщик оставил их в покое, они обнаружили, что на самом деле тюрьма — это корабль: огромный лежащий на дне корабль, совершенный до мелочей, словно только сегодня покинул док. Казалось, вода ничуть не испортила его. Их заперли в гостиной, и утомлённые напряжённым днём пленники улеглись на удобные подушки из красного бархата и крепко уснули. Даже Мэйвис, которая поняла, что Кэтлин нашла в лице Королевы друга, и потому опасность ей не грозит.

Принцесса сомкнула глаза последней. Ещё долго она смотрела на спящих детей.

— О, ну почему, почему они никак до этого не додумаются? — вымолвила она, — и почему нельзя мне им об этом говорить?

Ни на один из вопросов ответа не было, и, наконец, Принцесса уснула сама.

Должна признаться, что разделяю удивление Принцессы тем, что дети не провели ночь, повторяя на все лады «Услышь меня, прекрасная Сабрина…». Ведь на каждое заклинание, конечно же, откликнулся бы какой-нибудь из жителей Мореленда, и таким образом можно было бы без труда сколотить маленькую армию, одолеть с ней Тюремщика и сбежать на свободу.

Мне бы хотелось располагать временем, чтобы рассказать Вам, что сталось с Кэтлин, Вам ведь наверняка ужасно понравилось бы читать о повседневной жизни избалованной ручной королевской малышки. Не менее интересно, чем Вашему четвероногому Пирату или Шарику зачитываться, если бы они умели: «Жизнеописанием одного из японских спаниелей королевы Александры». Но время не ждёт, и мне придётся сократить мою историю. Невозможно ведь пересказать всего обо всём, верно?

На следующий день тюремщики принесли заключённым еду, а также вторую порцию напитка забвения, который, конечно, не подействовал, и пленники провели день, измышляя пути к бегству. Вечером сын Тюремщика снова принёс напиток забвения вместе с ужином и остался надзирать, пока они ели. Он совсем не выглядел злобным, и Фрэнсис рискнул с ним заговорить.

— Однако, — вымолвил он.

— Однако, что? — переспросил юный глубинник.

— Вам запрещено с нами разговаривать?

— Нет.

— Тогда расскажите, что с нами будет.

— Не знаю. Но скоро это выяснится. Тюрьмы быстро наполняются и скоро переполнятся совсем. Тогда некоторых из вас придется отпустить под так называемое досрочное освобождение, то есть с этими ненастоящими хвостами, чтобы вы не смогли далеко уйти, даже если чаша забвения и не возымеет действия.

— Однако, — настала очередь Бернарда.

— Однако, что?

— Почему Король и Королева не участвуют в сражениях, как Русалочье Королевское Семейство?

— Закон не велит, — пояснил глубинник. — Мы как-то захватили одного Короля, и наш народ побоялся, что точно также могут захватить наших Короля и Королеву, потому и придумали такой закон.

— А что вы с ним сделали, с пленным Королем? — спросила Принцесса.

— Поселили его в Остводе, — отвечал парень, — это клочок воды, полностью окружённый сушей.

— Я бы хотела с ним повидаться, — сказала Принцесса.

— Нет ничего проще, — сказал подводник, — получите только досрочное освобождение. К тому месту ведёт довольно длинная дорога, почти вся под водой, конечно, но большая часть нашей молодёжи бывает там трижды в неделю. Ну, разумеется, он теперь не может быть королем, зато его сделали профессором Моллюскологии.

— Он что, не помнит, что был королем? — поинтересовалась принцесса.

— Конечно, но он был настолько учёным, что даже чаша забвения не смогла лишить его всех знаний — вот почему теперь он профессор.

— А каким Королевством он правил? — с волнением спросила Принцесса.

— Он был Королём варваров, — поведал сын Тюремщика, и Принцесса вздохнула.

— Я надеялась, что он окажется моим отцом, — молвила она, — Вы же знаете, он затерялся в море.

Юноша-подводник сочувственно кивнул и ушёл.

— А он, кажется, не такой уж и страшный, — заметила Мэйвис.

— Нет, — согласилась принцесса, — никак не могу понять. Я-то думала, что весь Пучинный народ — ужасные, жестокие и безжалостные создания.

— И мы с ними не так уж непохожи… исключением взглядов — заметил Бернард.

— Интересно, а из-за чего началась война? — спросила Мэйвис.

— О, мы всегда были врагами, — беспечно пояснила Принцесса.

— Да, но почему вы ими сделались?

— Ах, причина давно затерялась в глубинах древности, — объяснила Принцесса, — задолго до зарождения истории.

— О-о, — сказала Мэйвис.

Но когда Ульфин снова принёс им еду, я уже говорила, что парня звали Ульфин? — Мэйвис задала ему тот же вопрос.

— Я не знаю, маленькая сухопутная леди, — сказал Ульфин, — но я выясню: мой дядя работает Хранителем Национальных Архивов, выгравированных на многочисленных каменных плитах, настолько многочисленных, что никто не в силах сосчитать их, но есть плиты поменьше, на которых написано, что хранится на больших, — он растерялся. — Если мне позволят показать вам Архивный Зал, вы пообещаете, что не будете пытаться сбежать?

Они томились в неволе уже два дня, и поэтому пообещали бы что угодно.

— Понимаете, сейчас темницы почти переполнены, — поведал он, — не вижу почему бы вам первым не получить досрочное освобождение. Спрошу-ка отца.

— Однако! — воскликнула Мэйвис.

— Однако, что? — переспросил Ульфин.

— Вам что-нибудь известно о моей сестре?

— Новая ручная малышка Королевы? О, знатная она теперь зверушка. Сегодня для неё был получен именной золотой ошейник. Его изготовлял свояк моего брата.

— С именем «Кэтлин»? — спросила Мэйвис.

— На ошейнике значится «Фидо», — поправил Ульфин.

На следующий день Ульфин принёс им свидетельства о досрочном освобождении, писанные на листах Древа Свободы, которое растёт лишь на дне колодца с Истиной.

— Смотрите, не потеряйте, — предупредил он, — и следуйте за мной.

Они обнаружили, что вполне сносно могут передвигаться при помощи рук и хвостов, хотя при этом сильно смахивают на тюленей.

Он провёл их по странным улицам, образованным широкими проходами, по пути указывая и называя здания, совсем как это делали бы вы, показывая гостю достопримечательности собственного города.

— Вон Башня Звездочётов, — сказал он, указывая на огромное здание, возвышающееся над остальными. — Там сидят мудрецы и изучают звёзды.

— Но ведь отсюда не видно звёзд!

— Вовсе нет. Башня оснащена телескопами, зеркалами и аппаратами, делающими воду прозрачной. Там находятся все мудрейшие люди страны, все, кроме профессора Моллюскологии. Он самый мудрый. Это он изобрёл сети, которыми вас поймали… или, точнее, плетение сетей было одним из вещей, которые он не забыл.

— Ну, а кто же придумал использовать их для ловли пленников?

— Я, — с гордостью признался Ульфин, — за это меня представили к стеклянной медали.

— А у вас здесь, внизу, есть стекло?

— Вниз попадает немного, вы же знаете. Оно очень ценное. У нас его обрабатывают. А вот это Библиотека — миллионы каменных таблиц… а рядышком — Зал Народных Развлечений… вон тот сад — это для мамаш, там они поджидают детей из школы. А вот это и есть Национальный Архивный Зал.

Хранитель Записей принял их с учтивой обходительностью. Благодаря ежедневному появлению Ульфина дети привыкли к внешнему виду Глубинных Людей и уже не находили их странные, грустные лица ужасными. А громадный зал, на высеченных прямо в скале полках которого хранились плиты с историей Пучинного Мира, был впечатляющим и удивительным.

— Что же вы хотите знать? — спросил Хранитель, откатывая некоторые из камней, которые им показывал. — Ульфин сказал, это что-то особенное.

— Из-за чего началась война? — спросил Фрэнсис.

— Почему Король и Королева такие разные? — спросила Мэйвис.

— Война, — начал Хранитель Записей, — началась ровно три миллиона пятьсот семьдесят девять тысяч триста восемь лет назад. Один Глубинник, слезая со своего Морского коня, в спешке оттоптал хвост спящему Русалу. Он не извинился, потому как дал обет сохранять молчание в течение года и одного дня. И если бы Русалий народ чуть обождал, Глубинник объяснился бы, но они сразу же перешли к войне, кто же после этого будет рассчитывать на извинения? И с тех пор война то затихает, то возобновляется.

— И что, она никогда не прекратится? — спросил Бернард.

— Не прекратится, пока мы не извинимся, чего мы, разумеется, сделать не можем, пока они не выяснят, почему началась война, и что в этом не было нашей вины.

— Ужас какой! — воскликнула Мэйвис, — значит в самом деле всё началось по пустяку!

— Воистину так, — молвил Хранитель, — а ваши войны из-за чего начинаются? На второй вопрос я бы не ответил, если бы не был уверен, что вы всё забудете, когда подействует чаша забвения. Ульфин говорит, это ещё не произошло. Дело в том, что наши Король и Королева — заимствованы. Когда-то у нас была Республика, но Президенты были такими спесивыми и алчными, как и их друзья и родственники, что мы решили устроить Монархию, а чтобы избавиться от всех их прений, взяли двух самых красивых Сухопутных людей, каких только смогли найти. Они достигли огромных успехов, но поскольку у них не было родственников, то это оказалось ещё и экономно.

После того, как Хранитель так любезно удовлетворил детскую любознательность, Принцесса внезапно спросила:

— А мы можем поучиться Моллюскологии?

— Почему бы и нет? Завтра у профессора приёмный день, — доброжелательно ответил Хранитель.

— А можно отправиться к нему сегодня? — спросила Принцесса, — чтобы обсудить время, сроки и всё остальное?

— Если дядя разрешит, я сам могу отвести вас туда, — вызвался Ульфин, — для меня нет ничего приятнее выполнения любого вашего поручения.

Дядя выглядел слегка обеспокоенным, но сказал, что ничего страшного, если они навестят профессора сейчас. И они ушли. Тем, кто не был рождён моржом, но вынужден был передвигаться на манер этих очаровательных и сообразительных созданий, дорога показалась длинной. Легко шагалось лишь Русальей Принцессе. Но когда они шли мимо здания, которое из конца в конец было никак не короче Майл Энд Роуд, и, по словам Ульфина, являлось казармой Кавалерии, из окна высунулся молодой глубинник и окликнул:

— Привет, Ульф!

— И тебе привет, — отозвался Ульфин, и, приблизившись к окну, перешёл на шёпот. Две минуты спустя тот самый молодой кавалерийский офицер, который выглядывал из окна, отдал приказ, и почти сразу из-под арки ворот появились несколько великолепных Морских Коней в роскошной сбруе. На них усадили всех троих детей, и собравшаяся на улице толпа, казалось, не видела ещё ничего забавнее людей в хвостах-кандалах верхом на строевых лошадях Морской Кавалерии. Но их смех не был злорадным. Однако, лошади, к счастью, не имели ничего против громоздких хвостов наших моржей-любителей.

Поездка по морскому дну оказалась богата впечатлениями. Но вскоре открытая местность осталась позади, и путникам пришлось подниматься в гору по высеченным в сердце скал длинным и крутым дорогам, освещённым, как и весь необъятный Пучинный мир, фосфоресцирующим светом.

После нескольких часов путешествия, когда дети начали уже подумывать, что даже такой замечательной вещи, как езда на Морских Конях, может иногда быть многовато, фосфорический свет неожиданно исчез, а море стало уже не таким тёмным. Казалось, свет шёл сверху, и по мере их поднятия вверх, становился всё ярче и ярче, и, некоторое время спустя, свет залил их щедрым потоком сквозь тонкий слой воды над головами.

— Оставим Морских Коней здесь, — распорядился Ульфин, — в воздухе они жить не могут. Идёмте.

Они спешились и всплыли. По крайней мере, это можно сказать о Принцессе и Ульфине, остальные просто держались за руки, а двое пловцов тянули их вверх. Почти сразу их головы вынырнули на поверхность, они оказались на скалистом побережье. Все выбрались на землю, перешли, если способ передвижения моржей можно назвать ходьбой, через узкий водораздел и нырнули в окружённое сушей озеро по другую его сторону.

— Вот мы и на Остводе, — сказал Ульфин, когда они достигли дна, — а это и есть Король. — К ним и в самом деле приближалась статная фигура в длинных одеждах.

— Но ведь это так похоже на сад у нас дома! — с трепетом воскликнула Принцесса, — только поменьше.

— Он был сделан точь-в-точь, как пожелал пленный Король, — пояснил Ульфин, — Величество есть Величество, ничего с этим не поделаешь.

Приближающаяся фигура была теперь совсем рядом. Она поприветствовала гостей с королевской учтивостью.

— Пожалуйста, Ваше Величество, — начала Мэйвис, — мы хотели бы знать, можно ли брать у Вас уроки?

Король что-то отвечал, но Принцесса не слушала. Отойдя в сторону, она разговаривала с Ульфином.

— Ульфин, — сказала она, — этот пленный Король — мой отец.

— Да, Принцесса, — согласился Ульфин.

— И он не узнаёт меня…

— Узнает, — с жаром заверил Ульфин.

— Ты знал?

— Да.

— Но твой народ покарает тебя за то, что привёл нас сюда, если выяснят, что он мой отец, и ты устроил нам встречу. Они попросту тебя убьют. Зачем же ты это сделал, Ульфин?

— Потому что Вы так пожелали, Принцесса, — ответил он. — И потому что я скорее умру за Вас, чем буду без Вас жить.

Глава XI

Миротворец

Детям казалось, что они никогда не видели человека добрее и великодушнее, чем Профессор Моллюскологии, но Морская Принцесса не могла даже смотреть на него. Сейчас она чувствовала то же, что ощутила Мэйвис, когда её не узнала Кити: боль быть не узнанной глазами, которые знаешь и любишь. Принцесса отвернулась, сделав вид, что смотрит на лиственную изгородь из водорослей. В это время Мэйвис и Фрэнсис договаривались о проведении занятий по Моллюскологии три раза в неделю с двух до четырёх.

— Вам лучше присоединиться к группе, — сказал профессор, — так вы многому не научитесь.

— Но мы хотим научиться, — сказала Мэйвис.

— Неужели? — профессор испытывающее посмотрел на неё.

— Да, — ответила та, — по крайней мере…

— Мне все ясно, — произнес он. — Я всего лишь Профессор-отщепенец, преподающий Моллюскологию юным чужеземцам, но за все эти годы еще сохранил остатки рассудка. Мне понятно, что ни вы, ни я — не те, кем кажемся с первого взгляда, а ваше желание изучать мой необычный предмет — не искренний порыв, а лишь частично или полностью выдуманный предлог для осуществления других целей. Не так ли, дитя моё?

Все молчали. Его вопрос, очевидно, был адресован Принцессе. И, видимо, она почувствовала это, потому что повернулась и ответила:

— Да, наимудрейший Король.

— Я не король, — возразил профессор, — а скорее беспомощный ребенок, собирающий гальку на берегу бескрайнего моря знаний.

— Так и есть, — принцесса начала терять над собой контроль, когда Ульфин прервал ее.

— Леди, леди! — зашептал он. — Вы же всё испортите! Не переигрывайте. Если и впредь будете столь же неосторожны, я, без сомнения, поплачусь за это головой. Не то, чтобы я испытывал недовольство, но, если меня обезглавят, вы останетесь без друга в чужой стране, и я умру с печальным осознанием того, что больше не смогу служить вам!

Профессор Моллюскологии с лёгким удивлением наблюдал за тем, как Ульфин что—то шепчет Принцессе на ухо.

— Ваш спутник красноречив, но невнятен, — заметил он.

— Этого я и добивался, — согласился Ульфин, резко изменив свое поведение. — Послушайте, сэр, полагаю, вы не особо беспокоитесь за свою судьбу.

— Ни капельки, — ответил Профессор.

— Но, думаю, вам всё же будет жаль, если с вашими новыми учениками приключится несчастье.

— Конечно, — сказал тот, его взгляд задержался на Фрейе.

— Тогда, пожалуйста, сконцентрируйте свой великий ум на профессорской деятельности. Ни о чем больше не думайте. Вы даже не поверите, насколько это важно.

— Верить легко, — произнес Профессор. — Завтра в два, кажется так? — и он, сдержанно поклонившись, развернулся и ушел прочь.

Погружённая в раздумья, компания отправилась домой на позаимствованных у Глубоководной Кавалерии лошадях. Ехали молча: мысли всех были заняты странными словами Ульфина. Даже не склонный к излишним фантазиям Бернард не мог не догадаться, что в чудаковатой голове их нового друга зреет план по освобождению пленников, к одному из которых парень был особенно привязан.И Ульфин молчал, подкрепляя надежду остальных, что он действительно вынашивал план.

Здание тюрьмы встретило компанию бесконечными рядами окон. Они сдали пропуски и вошли внутрь. Ещё до того, как все оказались в гостиной, Бернард, наконец, высказал вслух причину их общего волнения.

— Послушайте, — начал он, — мне кажется, Ульфин намеревается помочь нам освободиться.

— Думаешь? — спросила Мэйвис. — Даже если он с нами и заодно, не всё так просто.

— Вовсе нет, — простодушно пролепетал Фрэнсис.

— Разве не этого мы хотели? — возмутился Бернард.

— Мне одного освобождения мало, — заявила Мэйвис, съев последнюю ягодку с кисти морского винограда. — В моих планах возвратить Морского Короля к его родным.

Морская принцесса нежно взяла ее руку.

— Я согласен, — сказал Фрэнсис, — но ещё больше я хочу, чтобы эта война остановилась. Навсегда.

— Но каким образом? — Принцесса облокотилась на стол. — Она никогда не закончится, никогда!

— Почему? — спросил Фрэнсис.

— Не знаю, возможно, из-за природы Морского Народа.

— Не верю я этому, — настойчиво произнес Фрэнсис, — ни на миг не поверю. Разве не очевидно, что народ, с которым вы воюете, — вовсе не плохой? Только посмотри, как Королева добра к Кити, как Ульфин заботится о нас, а библиотекарь, а архивариус, а солдаты, одолжившие нам лошадей? Все они славные, если узнать их поближе, и Морской Народ тоже. И вдруг начинают убивать друг друга, а вместе с ними погибают храбрые, славные рыбы-воины, и это происходит без всякой на то причины. Просто нелепо!

— Но война была всегда, уверяю тебя, — сказала Морская Принцесса, — люди были бы слабыми и глупыми, если бы не вели войн.

— Будь я Королем, — возбужденно заговорил Фрэнсис, — войн никогда бы не было! В скольких деяниях можно проявить свою храбрость, не убивая других людей! К примеру, разыскивать и спасать товарищей в пожарах и потопах и … и … — его яростный порыв уступил место смущению, — ну, — закончил он, — сами понимаете, это все пустые разговоры.

— Да уж, — сказала Мэйвис. — Фрэнс, ты, без сомнения, прав. Но что мы можем поделать?

— Я попрошу аудиенции у Королевы Глубинного Народа, и попытаюсь воззвать к её благоразумию. Она не кажется такой уж глупой.

Эта прекрасная и дерзкая идея поразила всех. Но морская принцесса сказала:

— Я знаю, вы на всё готовы, но не так-то легко говорить с королями, если только специально не обучаться этому. В Пещере есть книги "Откровенные Беседы с Монархами" и "Как я Делился Мнением с Королями", они могли бы помочь. Но, к сожалению, мы королям не соперники. Понимаете, их познания в этой области значительно шире тех, что могут дать книги. Им известно много больше. Даже я…

— Так почему бы тебе не попробовать поговорить с Королевой?

— Я не посмею, — ответила Фрейя. — Я всего лишь девчонка, хоть и Принцесса. О, если бы только мой отец мог поговорить с ней! Если бы он поверил, что войну можно остановить… убедил бы кого угодно в чём угодно. И, конечно, они были бы на равных, потому как оба монархи…

— Всё равно, что быть членами одного клуба, — неуверенно поддакнул Фрэнсис.

— Беда в том, что мой царственный отец способен думать только о ракушках. Если бы только мы могли восстановить его память!

— Послушайте, — неожиданно сказал Бернард, — а этот удерживающий память эликсир работает в обратную сторону?

— В обратную сторону?

— Ну, есть ли какой-нибудь смысл принимать его уже после того, как испил из чаши забвения? Может ли он работать как противоядие?

— Конечно, — сказала Принцесса, — эликсир способен восстановить память, но у нас его больше не осталось, а в этой стране его не производят, и, увы, нет никакой возможности сбежать отсюда и принести его из моего королевства.

— В этом нет необходимости, — с волнением сказал Бернард. — Порция эликсира Кити, там, во внутреннем кармане её волшебного плаща. Вот бы раздобыть его, тогда мы дадим снадобье твоему отцу и устроим ему встречу с Королевой.

— А что же с Кити? — спросила Мэйвис.

— Если память вернется к моему отцу, — сказала Принцесса, — с его мудростью мы преодолеем все трудности. А сейчас, первое что мы должны сделать, так это найти плащ Кити.

— Да, — сказал Фрэнсис. — Именно так. — Его голос звучал немного грустно: мальчик уже предвкушал предстоявший Королю разговор, хотя остальные, вопреки его ожиданиям, не были так взволнованы.

— Давайте позовем Ульфина, — сказала Принцесса, и они тут же заскреблись в гладко отполированную кленовую дверь, отделявшую их комнату от остальной тюрьмы. Электрические колокольчики не работали, поэтому пришлось стучать. Они не слишком шумели.

Ульфин примчался сразу.

— Мы тут посоветовались, — сказала Фрейя, — и хотим, что бы ты нам помог. Знаем, ты поможешь.

— Конечно, — сказал Ульфин, — что от меня требуется?

И они без лишних слов выложили ему свой план.

— Я польщен вашим доверием, Принцесса, — произнес Ульфин, а, когда Фрэнсис открыл ему свою мечту о всеобщем мире, юноша схватил его веснушчатую руку и приник к ней губами. Но даже в порыве гордости и смущения Фрэнсис заметил, что губы Ульфина были твердые как камень.

— Я целую твою руку, — сказал Ульфин, — потому что ты возвращаешь мне мою честь и всё, что я был готов положить на алтарь спасения Принцессы. Я хотел помочь вам найти плащ — невидимку, но лишь ради освобождения Фрейи. Это был бы шаг против моей чести и моей страны, но сейчас я знаю, что это шаг к миру, которого жаждут и такие воины, как я, и весь народ. Выходит, я действую, как истинный патриот. Сожалею лишь о том, что это единственный дар, который я могу положить к ногам Принцессы.

— Ты знаешь, где находятся плащи? — спросила Мэйвис.

— Они в Музее Чужеземных Диковин, — сказал Ульфин, — их надёжно охраняет Морская Кавалерия, чей офицер одолжил вам сегодня лошадей. Он мой друг, и, если я расскажу ему о происходящем, обязательно поможет. Но пообещайте мне взамен, что не сбежите и не попытаетесь вернуться в свою страну без разрешения нашей милостивой повелительницы.

Дети с радостью согласились, не сомневаясь, что сдержать обещание будет легко.

— Тогда завтра, — произнес Ульфин, — воплотим в жизнь План по Восстановлению Мира, и наши имена прославятся на долгие века.

Он подбадривающе посмотрел на них и ушёл.

— Какой он славный! — воскликнула Мэйвис.

— Да, конечно, — рассеянно отозвалась Принцесса.

На следующий день, сжимая в руках свои пропуска, ребята прошли в большое жемчужно-бирюзовое здание Музея Чужеземных Диковин. Чего тут только не было: фарфор, стекло, книги и масса других всевозможных вещей, найденных на затонувших кораблях. Каждый предмет находился под куполом, из вещества, похожего на стекло. Куратор музея с гордостью продемонстрировал им его богатства, причем, комментарии его были столь же неверны, сколь и интересны.

— Эти диски, — сказал он, указывая на фарфоровые тарелки, — используются для состязаний на ловкость. Их перекидывают из рук в руки, и проигрывает тот, кто роняет диск.

В приспособлении для варки яиц, как он объяснил, Земная Королева хранила драгоценные камни. Для всеобщей демонстрации в полости были вставлены четыре яйцевидных изумруда. Под серебряным ведерком для льда значилось «Поилка для лошадей Земных Королей», а полупустой портсигар назывался «Колдовская коробка с Гиблым Зельем: предположительно Древних Варваров». Вообще же, всё тут было очень похоже на обычный земной музей.

Они как раз подходили к большому ящику, содержащему что-то белое, обозначенное, как «Нечто, без сомнения, ценное». И в этот момент к Куратору подошел курьер и сообщил, что солдаты ожидают того с ценными диковинными трофеями, добытыми у врагов.

— Прошу прощения, я на минуту, — сказал Куратор и удалился.

— Это я подстроил, — засуетился Ульфин, — быстрее, пока он не вернулся, забирайте свои плащи. Вы знаете, как сдвинуть купол?

Принцесса засмеялась, приложила руку к стеклу, и — бац! — оно разбилось и исчезло, как лопнувший мыльный пузырь.

— Волшебство, — прошептал Ульфин.

— Вовсе нет, — ответила Принцесса, — эти купола всего лишь пузыри.

— Никогда не знал, — сказал Ульфин.

— Не знал, — пояснила она, — потому что не осмеливался прикасаться.

Дети уже снимали плащи с красного постамента.

— Вот плащ Кити, — прошептала Мэйвис.

Принцесса схватила их жемчужные накидки, быстрым движением набросила свою и прижала к себе маленький свернутый плащ Кити.

-Быстрее, — сказала она, — одевайтесь. И прихватите свои русальи хвосты.

Так они и сделали. Но солдаты заметили движение в конце длинного коридора и поспешили в сторону ребят.

— Быстрее, быстрее! — торопила Принцесса. — Теперь все вместе. Раз, два, три! Нажимайте третью пуговицу!

Как только они это сделали, подбежавшие арестовать нарушителей солдаты едва не попадали от удивления, поняв, что произошло. Там, где секунду назад были четверо детей, держащих накладные русальи хвосты, осталось пустое место, и лишь Ульфин красовался рядом с разграбленным постаментом.

Но потом произошло странное дело. Казалось, из ниоткуда появилась небольшая часть жемчужной накидки и повисла в воздухе (в воде, конечно, или все же нет?). Она будто стала расти и окружила Ульфина.

— Надень это, — произнес голос из пустоты, — надевай!

И Ульфин надел. Солдаты стояли близко к нему.

— Нажми на третью пуговицу! — взмолилась Принцесса. Ульфин так и сделал, но, пока он искал пуговицу, солдат, что стоял ближе всех, схватил его за левую руку.

— Предатель, именем Короля ты арестован! — отчаянно закричал он. И, хотя солдат не видел того, кого схватил, пощупать он мог, и потому отпускать не собирался.

— Последняя пуговица, Ульфин! — закричала Принцесса. — Нажми на последнюю пуговицу! В следующий момент солдат с удивлением и ужасом уставился на свою пустую руку. Ульфин, как и дети, и Принцесса, был не только невидим, но и неосязаем. Теперь солдаты не могли их ни увидеть, ни нащупать. И, более того, ни Принцесса, ни дети, ни Ульфин тоже не были в состоянии это сделать.

— О, где же ты? А я где? — захныкала Мэйвис.

— Тише, — сказала Принцесса, — мы должны держаться вместе, ориентируясь по голосу, но это опасно. A la porte![10] — добавила она. К счастью, никто из солдат не знал французского.

Так как наша пятерка была невидима и неосязаема, а солдаты — нет, ребята с легкостью миновали их и добрались до арочных дверей. Принцесса добежала первой. У выхода никого не было — все стражники столпились около разорённого постамента. Они удивленно слушали солдата, поймавшего Ульфина. Тому всё снова и снова приходилось объяснять, как он схватил негодяя за руку:

— Я держал его крепко, очень крепко, а через мгновенье он исчез, совсем!

И, пока он убеждал товарищей в своей правоте, Принцесса ждала ребят, поминутнопереспрашивая «Вы здесь?», так, будто разговаривала по телефону.

— Вы здесь? — произнесла она в сотый раз.

— Я-то здесь, — отозвался Ульфин.

— Нам нужно что-нибудь, чтобы соединиться в цепочку, — сказала Принцесса, — куски морских водорослей вполне подойдут. Ты будешь держаться за один конец водоросли, а я — за другой. Мы не можем почувствовать прикосновение наших рук, но почувствуем водоросль. По тому, как она будет натянута, ты будешь знать, что я держусь с другой стороны. И для детей достань несколько. Нам нужны хорошие крепкие водоросли, вы из таких плетёте сети, которыми нас поймали.

— Ах, Принцесса, — отозвался Ульфин, — я ничуть не жалею об этом! Как же я вообще могу сожалеть о том, благодаря чему вы здесь, со мной.

— Тише, неразумный ты ребёнок! — сказала Принцесса, и сердце Ульфина радостно ёкнуло, когда она назвала его, взрослого парня, «ребёнком»: это значило, что ей он нравится больше чем «чуть-чуть», в чем Принцесса, конечно, ни за что не признается.

— Так что насчет водорослей? — добавила она. — Нельзя терять время.

— У меня немного есть, — сказал Ульфин, краснея, только Фрейя не могла этого видеть. — В свободное время я делаю сети и всегда ношу несколько кусков в кармане.

Тонкий кусок водоросли появился, как только Ульфин достал его из своего невидимого кармана, который, конечно, обладал свойством делать невидимым и своё содержимое. Водоросль колыхнулась в сторону Принцессы, и та быстро ухватилась за один конец.

— Где вы? — послышался тоненький голосок.

Это была Мэйвис, и почти одновременно с ней появились Фрэнсис и Бернард. Детям разъяснили задумку с водорослями, и все они быстро ухватились за концы своих звеньев. Так что, когда солдаты, спустя некоторое время, благодаря стараниям друга Ульфина, добрались до парадной двери, они ничего не увидели, кроме четырёх обрывков водорослей, плывущих вниз по улице. На которые вряд ли обратил бы внимание кто-нибудь, непосвященный в курс дела.

Водоросли поплыли направились в сторону казарм. Никто и не заметил, как их занесло в конюшни, где чьи-то невидимые руки отвязали пять морских лошадей. Солдат—охранник был крайне увлечён игрой в Конокрада со своим товарищем, счастливым обладателем карт из очень красивой кости нарвала, где каждая нефигурная карта была украшена жемчугом. Невидимые руки оседлали морских лошадей, и невидимые фигуры, запрыгнув в седла, погнали животных вперёд.

Незадачливый игрок бросил карты, заметив пять удаляющихся лошадей, оседланных и, без сомнения, взнузданных, но, насколько он мог разглядеть, без наездников. Ещё задолго до того, как успели вывести из конюшен и оседлать других лошадей, беглецы скрылись из виду — погоня потеряла всякий смысл. Как и раньше, наша компания отправилась к ущелью и поплыла вверх, продолжая удерживать звенья из водорослей.

Поскольку на дворе был вторник, а время — около двух часов, Профессор готовился к встрече с учениками. Он сидел в коралловой беседке, переливающейся разными оттенками розового, окружённый образцами всевозможных раковин. Он был в саду один. Принцесса, дети и Ульфин нажали на пуговицы, как только приблизились к нему, и вмиг стали видимыми и осязаемыми.

— Ха, — сказал Профессор без удивления, — волшебство. Ловкий трюк, мои дорогие, и как искусно выполнен!

— Не снимай плащ, — сказал он Ульфину, который начал стягивать свою жемчужную накидку. — Умственные упражнения, которыми мы займемся, не требуют школьной формы.

Но, не послушавшись, Ульфин снял плащ, и отдал накидку Принцессе. Она тут же залезла во внутренний карман, извлекла маленькую коробочку и протянула её Профессору. Как уже было сказано, ни одни чары на земле, точнее, под водой, не могут заставить человека забыть о противоядии. Когда взгляд профессора упал на маленькую золотую коробочку, он протянул руку, и, едва принцесса отдала ему коробочку, без колебаний открыл её и не спеша проглотил эликсир.

В следующую секунду он крепко обнял принцессу; через миг, все ещё будучи в объятиях, она начала что-то быстро объяснять, но он остановил её:

— Знаю, мое дитя, знаю. Ты принесла мне эликсир, который вернул мне память и из Профессора Моллюскологии снова превратил меня в Короля Мореленда. Но почему, почему же ты не принесла мой плащ — мой жемчужный плащ? Он лежал вместе с остальными.

Об этом никто не подумал, и теперь все почувствовали себя непроходимыми глупцами, да и выражение лиц стало соответствующим; они виновато помалкивали, пока не заговорил Ульфин, протягивая плащ, который дала ему Принцесса.

— Возьмите этот, Ваше Величество. У меня нет права пользоваться волшебными одеждами вашей страны.

— Но тебе ведь он нужнее, чем всем нам, вместе взятым! — встрял Фрэнсис. — Король возьмёт мой: я обойдусь без плаща, если вы позволите просить аудиенции у Короля Народа Пучин.

— Нет уж, возьмите мой! — возразила Мэйвис.

— Нет мой! — присоединился Бернард.

— Разумеется, я отдам отцу свой плащ! — взволнованно добавила принцесса.

Вот и вышло, что все принялись протестовать одновременно. Но тут Король воздел руку, и повисла тишина, и тогда все увидели, что перед ними не просто благородный и ученый джентльмен, а самый настоящий Король — Король Великого Мореленда.

— Молчание! — сказал он. — Уж если кому и надлежит беседовать с Королем или Королевой этой страны, так это мне. Послушайте, мы уйдем через заднюю дверь, чтобы избежать встречи с целой толпой учеников, которые вскоре сюда прибудут: ведь мой курс Моллюскологии очень популярен. А пока мы будем идти, поведайте мне, кто этот глубинник, который, кажется, заодно с вами — («Покорный слуга Принцессы» — вставил Ульфин) — и почему вам так хочется поговорить со здешним Королем?

Итак, наши герои поспешно вышли через черный ход, дабы не попасться на глаза студентам Моллюскологии, и осторожно подкрались к лошадям, причем, самый лучший и крупный конь, само собой, был предложен Королю. Но, увидев, насколько неудобно сидеть c фальшивым хвостом в седле, он сказал:

— Дочь моя, ты ведь можешь избавить их от этих хвостов!

— Но как? — спросила Принцесса. — Моему ножу из ракушки их не разрезать.

— Раскуси завязки своими острыми зубами, — посоветовал Король, — их не может взять ничто, кроме зубов Принцессы. О нет, сынок, это вовсе не унизительно! Истинная Принцесса не может быть унижена ничем, что делает во благо своих подчиненных или друзей.

И вот, Морская Принцесса с готовностью раскусила завязки фальшивых хвостов, с радостью и облегчением они заменили их на настоящие, и вся компания вплавь отправилась в город.

По пути они услышали громкие крики и увидели толпы мятущихся, словно чем-то напуганных, глубинников.

— Я должен поспешить, — сказал Король. — А то как бы мы не опоздали с нашими Мирными Переговорами, — и они заторопились дальше.

А шум всё нарастал, потоки бегущих глубинников становились всё плотнее и стремительнее, и Ульфин, чтобы понять, наконец, от чего все убегают, завёл спутников под арку Башни Астролога. И тут на улицах прославленного города Пучинников засверкали мечи и замелькали флаги — то армия Мореленда начала свой путь средь величественных строений вражьей столицы, и на шлемах воинов сверкал светоч победы, а во главе, гордые и славные, ехали принцесса Майя и… Рубен!

— Ой, Рубен, Рубен! Мы спасены! — выкрикнула Мэйвис и собралась было выбежать ему навстречу, но Фрэнсис закрыл ей рот ладонью.

— Постой! — велел он. — Ты что, не помнишь, мы обещали не сбегать без разрешения Королевы? Немедленно во Дворец, пока наши войска на него не напали, добьемся перемирия!

— Верно ты говоришь, — согласился Русалий Король.

— Нет времени на церемонии, — тут же добавил Ульфин. — Быстрее же, я проведу вас через вход для прислуги! — И, повернувшись спиной к этой великолепной победоносной процессии, компания зашагала к заднему входу в королевский Дворец.

Глава 12

Конец

Королева Глубинного Народа вместе с мужем восседала на будничном троне, гораздо более удобном, нежели его торжественный аналог, хотя и не таком роскошном. Опечаленные лица Королевских Особ радостно оживлялись при виде прыжков их нового питомца — прелестной земной малышки, играющей с клубком мягких розовых морских водорослей. Девочка подбрасывала и ловила шарик, гоняясь за ним подобно очаровательному котёнку.

— Прелестное дитя, Фидо, — молвила Королева, — подойди, — и Фидо, некогда бывшая Кити, охотно прильнула к коленям Королевы, та её приласкала и погладила.

— Иногда мне снятся странные сны, — обратилась Она к Королю, — настолько яркие, что больше похожи на воспоминания.

— У Вас никогда не было ощущения, — спросил Король, — будто больше не осталось воспоминаний о детстве, о нашей юности?

— Мне кажется, — медленно произнесла Королева, — в своё время мы пригубили из чаши забвения. В этих краях нет никого, подобного нам. Если бы мы родились здесь, разве забыли бы своих родителей, вероятно, таких же, как мы? И, Любимый, во сне, появляющемся наиболее часто, я вижу, что у нас был ребёнок, подобный нам, и мы потеряли его…

— Фидо похожа на нас, — тихо сказал Король и тоже потрепал Кити по голове. Девочка же забыла всё, кроме того, что её звали Фидо, она носила ошейник с именем, данным Королевой. — Но твои воспоминания о ребёнке не могут быть правдой — ведь если мы пили из чаши забвения, то должны были забыть всё.

— Ничто не заставит мать забыть своего ребёнка, — с этими словами Королева взяла Фидо-которая-была-Кити на руки и поцеловала её.

— Хорошая Королева, — промурлыкала Кити-которая-была-Фидо, — я очень тебя люблю.

— Я уверена: когда-то у нас был ребёнок, — горячо проговорила Королева, сжав девочку в объятиях, — и нас заставили забыть о нём.

— Не успела Она договорить — занавес, сотканный из золотой парчи, добытой на затонувших кораблях, зашелестел от прикосновения кого-то, находившегося по другую сторону.

Королева быстро вытерла слёзы и произнесла:

— Войдите.

Гобелены с искусно вытканным узором поднялись, пропуская в зал высокого человека.

— Боже мой, — пробормотал Король Глубинного Народа, — это же Профессор Моллюскологии!..

— Нет, — произнёс вошедший, подходя ближе, — Правитель Мореленда. Король, брат мой, Королева, сестра моя, — приветствую Вас!

— Это прямое нарушение этикета, — заметил Король.

— Ничего страшного, дорогой, — успокоила его Королева, — давай узнаем, что хочет сказать его Величество.

— Так слушайте — да будет мир между нашими народами! — провозгласил Король Русалок. — Войны, ведущиеся на протяжении неисчислимого количества веков, приносили страдание как Вашим, так и моим людям. События, развязавшие войну, уже неразличимы сквозь пелену древности. И сегодня я пришел к Вам, я, Ваш пленник, — меня заставили испить из чаши забвения и забыть, кто я и откуда родом. Теперь же эликсир вернул мне сознание и память. Я говорю от имени своего народа. Если мы причинили Вам зло, мы просим прощения. Если Вы были несправедливы к нам, мы полностью прощаем Вас. Скажите: будет ли мир, и станут ли все дети моря жить, как братья в любви и согласии отныне и навсегда?

— Право, — молвил Король Глубинного Народа, — думаю, это не такая уж плохая идея, но — между нами, Монархами, — скажу Вам, Сэр: похоже, моё сознание уже не то, что прежде. Вы же производите впечатление обладающего воистину королевским пониманием дела. Мой разум настолько несовершенен, что я не смею обращаться к нему. Но моё сердце…

— Ваше сердце говорит «Да», — продолжила Королева, — как и моё. Но наши войска осаждают ваш город, — обратилась Она к гостю, — прошение о мире будет воспринято как признание поражения.

— Мои верноподданные не подумают обо мне дурно, — ответил Король Русалок, — равно как и Глубинный Народ — о Вас. Давайте соединим руки в мире и любви королевской братии.

— Какой жуткий шум они там устроили, — заметил Король, и действительно — радостные возгласы и пение теперь были слышны в каждом уголке Дворца.

— Если бы здесь был балкон, оттуда мы могли бы показаться народу, — предложил Король Русалок.

— Замечательная мысль, — ответила Королева, подхватив Фидо-которая-была-Кити на руки и направившись к огромной занавешенной арке в конце зала. Она откинула плавно покачивающиеся портьеры, сплетённые из водорослей, и вышла на балкон; оба Короля последовали за ней. Но Королева внезапно остановилась и слегка отшатнулась назад, так, что муж поддерживающе обнял её. Взглянув на толпу людей, она поняла, что это не Глубинный Народ, в несколько неожиданном, хотя и желанном порыве преданного восхищения кричит у дворцовых стен — это бесконечные ряды врага, ненавистного Народа Мореленда, сверкающие и грозные во всем великолепии победоносной войны.

— Это Враг! — выдохнула Королева.

— Это мой народ, — поправил её Король Русалок. — Твоя прекрасная черта, дорогая Королева, заключается в том, что ты согласилась на мир без всяких дополнительных условий, будучи уверенной в своей победе, а не из-за легионов Мореленда, стучащих в твои ворота. Могу я произнести речь от всех нас?

Чета Монархов согласно кивнула. И Король Русалок выступил вперёд, оказавшись на виду у толпы, заполнившей улицу.

— Народ мой! — произнёс он громким, но в тоже время мягким и очень-очень красивым голосом. Воины Мореленда подняли головы и, узнав своего пропавшего Повелителя, издали столь громогласное приветствие, что его было слышно на многие мили вокруг. Король поднял руку в знак тишины.

— Народ мой, — начал он, — доблестные мужчины Мореленда! Да будет мир, отныне и навсегда, между нами и нашими храбрыми противниками. Король и Королева этой страны согласились заключить безоговорочный мир, ещё находясь в уверенности, что побеждают. Но сейчас, когда победа с нами, давайте будем равными нашим противникам не только в доблести, но и в великодушии.

Грянул ещё один одобрительный клич. Теперь выступил вперёд Король Глубинного Народа.

— Народ мой, — провозгласил он, и при звуке его голоса глубинные жители быстро протолкнулись вперёд, — да будет мир. Пусть те, кого сегодня утром вы считали врагами, вечером станут вашими гостями и отныне будут для вас друзьями и братьями. Если мы причинили им зло, мы просим у них прощения, если они были несправедливы по отношению к нам, мы просим их позволить нам простить их. («Всё верно?» — быстрым шёпотом спросил он у Повелителя Мореленда, прошептавшего в ответ: «Восхитительно!»). — Итак, да здравствуют Русалки и Глубинный Народ, а также блестящее соглашение о Мире между ними!

И они зааплодировали.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — подал голос Ульфин, — но первым идею о заключении Мира предложил чужестранец Фрэнсис.

— Действительно, — подтвердил Король Русалок, — где же Фрэнсис?

Но Фрэнсиса не нашли; с балкона прозвучало лишь его имя. Сам же мальчик все ещё был в своей жемчужной накидке, и продолжал старательно вдавливать кнопку невидимости до тех пор, пока толпа не разошлась звонить во все подводные колокола, которые столь красиво были закреплены на городских башнях, развешивать в городе тысячу флагов из водорослей, и украшать каждое окно, дверь, башенку и опору как можно большим количеством светящейся рыбы. Во Дворце был устроен пир для Королей и Королевы, Принцесс и четверых детей, включая Кити-которая-была-Фидо. К королевскому столу, в качестве гостя, также был приглашён Рубен, отозванный по такому случаю с командования его Морскими Ежами (???). Принцесса Фрейя попросила, чтобы отправили приглашение и Ульфину, но, когда Личный Секретарь Короля — крайне вежливая каракатица — закончила оформлять послание, красиво написанное её собственными чернилами, выяснилось, что вручить его невозможно, так как Ульфина нигде не нашли.

Праздник был воистину великолепен. Омрачало его лишь то, что Кити всё ещё оставалась Фидо, королевским питомцем, и её глаза продолжали излучать холод забвения, отзывавшийся болью в сердцах братьев и сестры. Рубен же сидел по правую руку от Королевы, и казалось, с того момента, как он занял свое место, его мысли были посвящены только ей. Речь мальчика отличалась рассудительностью и скромностью, Фрэнсис отметил, что за время пребывания в Мореленде Рубен выучился говорить нормально, не переходя на язык цыган из цирка. Главнокомандующий Силами Глубинного Народа расположился по левую руку от своего Короля. Король Русалок сидел между своими счастливыми дочерьми, а дети оказались между Главным Астрологом и Хранителем Музея Чужеземных Диковин, которого их новая встреча обрадовала больше, нежели он сам от себя ожидал, дружелюбие же его превзошло самые смелые ожидания ребят. Все были чрезвычайно счастливы, даже Фидо-которая-была-Кити, сидевшая на коленях у Королевы и подкармливаемая вкусностями с блюда самой Государыни.

Это произошло, когда пиршество было в самом разгаре, сразу после того, как все выпили за здоровье обоих Главнокомандующих, — посреди бурных рукоплесканий рыба-официант, прикрыв рот плавником, что-то прошептала Королеве Глубинного Народа.

— Конечно, — ответила Она, — введите его.

Человеком, о котором шла речь, оказался Ульфин. В руках юноша держал жемчужную накидку и чешуйчатый хвост. Он опустился на одно колено и протянул их Королю Русалок, бросив мимолётный, полный сомнений взгляд в сторону Хранителя Музея Чужеземных Диковин.

Король взял их и, осмотрев накидку, вытащил из кармана три золотых коробочки.

— Это королевская привилегия — иметь три, — Король лучезарно обратился к Королеве, — на всякий случай. Могу я просить о разрешении Вашего Величества отдать одну из них Вашему маленькому питомцу. Уверен, Вы также стремитесь вернуть девочку к сестре и братьям.

Королеве не оставалось ничего кроме как согласиться, хотя её сердце и наполнилось болью от разлуки с маленькой Фидо-Кэтлин, которую она так сильно полюбила. Правда, оставалась надежда, что Рубен позволит Её Величеству усыновить его; возможно, он будет значить для неё больше, чем несколько Фидо. Королева сама подала эликсир девочке, и как только Кити проглотила его, ослабила объятья в ожидании, что её любимица бросится к своим братьям и сестре. Но для Кити всё было так, будто с момента, как она вошла в этот зал пленницей, прошёл всего один миг. И когда она вдруг увидела, что её братья и сестра — почётные гости на, очевидно, совершенно грандиозном и весёлом празднике, обнаружила, что сама также сидит на почётном месте — на коленях у самой Королевы — она только крепче прижалась к этой величественной леди и громким звонким голоском прокричала:

— Привет, Мэйвис! Как всё здорово превратилось. Напиток, который она дала нам, был волшебный: он заставил всех подружиться и вместе веселиться — я так рада! Ты — хорошая Королева, — добавила она, — с твоей стороны так мило посадить меня к себе на колени.

Так что все были рады: только Принцесса Фрейя выглядела печальной и озадаченной, а её глаза следили за Ульфином — он откланялся и собирался покинуть королевское общество. Юноша почти достиг двери, когда она наклонилась к отцу, сидевшему рядом, и быстро зашептала в королевское ухо:

— О, Отец, не дай ему так уйти. Он должен присутствовать на банкете. Без него мы бы ничего не сделали.

— Верно, — согласился Король, — но я думал, что он отклонил приглашение.

— Отклонил? — переспросила Принцесса. — Ой, позови его обратно!

— Я могу сбегать, — предложила Мэйвис, и, выскользнув из-за стола, покинула главный зал.

— Если ты придвинешься ко мне, Отец, — любезно предложила Майя, — молодой человек сможет сесть между тобой и моей сестрой.

Так Ульфин очутился там, где не смел себя представить даже в самых смелых мечтах.

Пир являл собой сколь необычное, столь и захватывающее дух зрелище, ибо Русалки были прекрасны как божий день, пятеро ребят — милы ровно настолько, насколько это возможно для любых пятерых детей, Король и Королева Глубинного Народа — просто очаровательны. И вся эта красота забавно контрастировала со странными тяжёлыми чертами глубинных жителей, сидевших за тем же столом и вполне добродушно и дружелюбно потчевавших своих недавних врагов.

Контраст между Принцессой Фреей и Ульфином был особенно заметен, так как они склоняли головы друг к другу во время беседы.

— Принцесса, — говорил он, — завтра вы вернётесь в свое королевство, и я больше никогда вас не увижу.

Девушка не знала, что сказать, ибо не могла не признать эту горькую правду.

— Но, — продолжал юноша, — всю мою жизнь я буду радоваться тому, что узнал и полюбил такую милую и прекрасную Принцессу.

И вновь ей нечего было ответить.

— Принцесса, — вновь обратился он к ней. — Знаешь, что бы я сказал тебе, будь я Принцем?

— Да, — ответила Фрейя. — Я знаю, что бы ты сказал, как и то, что я бы ответила, милый Ульфин, если б ты только был морелендцем… Я хочу сказать, если бы твое лицо было похожим на наши. Но пока ты — глубинный житель, а я — Русалка, могу только пообещать, что никогда не забуду тебя и никогда не выйду замуж за другого…

— То есть всё, что мешает тебе выйти за меня замуж, — моё лицо? — неожиданно пылко спросил юноша, и она ответила:

— Конечно.

Тогда Ульфин вскочил на ноги:

— Ваши Величества, — воскликнул он, — и вы, Господин Главный Астролог, разве не настал момент, когда мы, став на этом празднике друзьями, можем сбросить маски?

Чужеземцы обменялись вопросительными взглядами.

Монархи и Астрологи подали знак согласия, и тут с шуршанием и дребезжанием начали стаскиваться шлемы, застёжки на латах расстёгивались, и Русалкам казалось, что Глубинный народ снимает свою кожу. На самом же деле то, что они сняли, было их толстой чешуйчатой бронёй, под которой оказались не менее роскошно и богато одетые и столь же красивые люди, как и сами Русалки.

— Но, — воскликнула Майя, — это просто чудесно! Мы думали, что броня на вас постоянно, то есть… то есть, что она росла на вас, понимаете…

Глубинный народ заливисто расхохотался:

— И вы такие же, как мы! — сказала Фрейя Ульфину.

— Нет никого подобного тебе, — прошептал он в ответ.

Теперь Ульфин был красивым тёмноволосым молодым человеком и походил на Принца более, чем некоторые настоящие Принцы.

— Всё, о чём ты только что говорил, остаётся в силе? — прошептала Принцесса. В ответ Ульфин осмелился прикоснуться к её руке с мягкими нежными пальцами.

— Папа, — сказала Фрейя, — пожалуйста, можно я выйду замуж за Ульфина?

— Разумеется, — сказал Король и тотчас же объявил о помолвке, соединив их руки и благословив самым серьёзным образом.

После этого взяла слово Королева Глубинного Народа:

— Почему бы этим двоим не царствовать над Глубинным Народом, позволив нам с мужем предаться воспоминаниям о давно забытых вещах и вернуться к той, другой жизни, которую, я знаю, мы когда-то вели, и где у нас был ребёнок.

— По-моему, — заметила Мэйвис, — сейчас всё устроилось наилучшим образом, и каждый из нас должен подумать о возвращении домой.

— К сожалению, у меня осталась всего одна капсула, — сказал Король Русалок, — но если народ примет ваше отречение, я с удовольствием разделю её между вами, дорогие Король и Королева Глубинного Народа; и у меня есть все основания полагать, что половины, которую получит каждый из вас, будет вполне достаточно, чтобы стереть из вашей памяти события подводного мира и вернуть все воспоминания о другой жизни.

— А Рубен может пойти с нами? — спросила Королева.

— Нет, — ответил Король Русалок, — но он может последовать за вами на землю, и весьма быстро.

Королевский Астролог, шептавшийся до этого с Рубеном, вмешался в разговор.

— Было бы неплохо, Ваши Величества, — заметил он, — если б эти земные дети пригубили из чаши забвения, дабы они не могли вспомнить свои приключения здесь. Земному Народу не пойдут на пользу излишние знания об обитателях моря. Среди обычной посуды долгое время хранился наш священный сосуд. Я предлагаю преподнести его нашим гостям в качестве знака уважения и позволить забрать с собой, чтобы дети могли выпить содержимое, как только ступят на берег.

Астролога тут же послали за священным сосудом, на поверку оказавшимся окаменевшей бутылкой из-под имбирного лимонада.

— Нам действительно уже пора, — настойчиво повторила Мэйвис.

Далее последовали прощания: очень длительное прощание с Принцессами, и очень дружелюбное — со счастливчиком Ульфином, после чего маленькая компания тихо покинула Дворец, в последний раз проделав путешествие к тихой Остводи, где Король Русалок так долго преподавал Моллюскологию.

Достигнув места назначения, Король обратился к Королю и Королеве Глубинного Народа:

— Проглотите этот эликсир в равных частях, а затем — поднимитесь на поверхность озера и произнесите заклинание, которому, я так понимаю, земные дети научили вас по дороге. Остальное будет лёгким и прекрасным. Мы никогда не забудем вас, а ваши сердца запомнят нас, хотя сознание и должно забыть. Прощайте.

Король и Королева поднялись на поверхность и исчезли.

В следующий же миг огромная сила, наподобие той, что притягивает иголки к магниту, вытащила детей из Королевства Русалок. Они зажмурились, а когда открыли глаза, то уже стояли на сухой земле в лесу неподалёку от озера — и Фрэнсис держал в руках бутылку из-под имбирного лимонада. Король и Королева Глубинного Народа должны были произнести заклинание тотчас же, чтобы вернуть ребят на землю.

— Астролог говорил, что на суше это работает медленнее, — напомнил Рубен, — но прежде чем мы выпьем и всё забудем, я хочу сказать, что каждый из вас стал мне настоящим другом. И, если вы не возражаете, я сниму эти девчоночьи вещи.

Он так и поступил, оставшись в рубашке и бриджах.

— Прощайте, — произнёс он, пожав каждому руку.

— А ты разве не пойдёшь домой вместе с нами?

— Нет, — ответил мальчик, — Астролог сказал, что первые мужчина и женщина, которых я встречу на суше, окажутся моими давно пропавшими Папой и Мамой, и я должен подойти к ним с моей детской рубашкой и маленьким ботиночком, которые я хранил все это время, — единственным, что было на мне, когда меня украли — тогда они узнают меня, и я останусь с ними. Но надеюсь когда-нибудь мы встретимся вновь. Прощайте и спасибо вам. Было просто здорово побыть Генералом Морских коньков.

С этими словами каждый сделал глоток из бутылки, после чего Рубен поспешно, дабы встретить родителей до того, как чаша забвения сотрёт вместе с другими воспоминаниями и советы Астролога, выбежал из леса на солнечный свет и пошёл по зелёной траве. Дети видели, как он говорил с мужчиной и женщиной в голубых купальных костюмах, будто они только что плавали в озере, а теперь отдыхали на мраморных ступенях, спускавшихся к воде. Он протянул свои детские вещи, и взрослые обняли его. А когда они повернулись, дети узнали в них Короля и Королеву Глубинного Народа, только лица больше не были печальными, а лучились счастьем, потому что они вновь обрели своего сына.

— Ну, конечно, — пробормотал Фрэнсис, — в том мире не существует времени. Я полагаю, они купались и просто нырнули, а всё, случившееся с ними, уложилось в одну минуту пребывания под водой.

— Интересно, Рубен действительно их давно потерянный наследник?

— Похоже, они так думают. И он определённо похож на предка, к тому же вы помните, как Королева относилась к нему с самого начала.

Тут подействовал напиток из чаши забвения: они забыли, забыли навсегда прекрасный мир, открывшийся им в морских глубинах, и Прекрасную Сабрину, и цирк, и русалку, которую они спасли.

Но, что интересно, Рубена ребята помнили: они отправились домой к чаю, спеша поделиться с родителями очаровательной историей о Сверкающем мальчике из цирка, который сбежал и нашёл своих Папу и Маму.

А через два дня перед их воротами остановилась машина, из которой вышел Рубен.

— Послушайте, — сказал он, — я разыскал моих Папу и Маму, и мы приехали поблагодарить вас за сливовый пирог и одежду. Кстати, вы вытащили из кустов тарелку с ложкой? Пойдёмте, и вы увидите моих родителей, — гордо закончил он.

Дети приняли приглашение и вновь встретились с Королём и Королевой Глубинного Народа, только на этот раз ребята не узнали их лиц — родители Рубена показались им очень милыми, но совершенно незнакомыми людьми.

— По-моему, Рубену сильно повезло, да? — заметила Мэйвис.

— Да, — отозвался Бернард.

— Я тоже так думаю, — сказала Кити.

— Надеюсь, тетя Энид разрешит мне завести аквариум, — мечтательно произнёс Фрэнсис.

— Не беспокойся, — утешила Мэйвис, — будет ради чего жить, когда мы вернёмся с моря, и все опротивеет.

Так и получилось.

Конец
section id="note_2"
section id="note_3"
section id="note_4"
section id="note_5"
section id="note_6"
section id="note_7"
section id="note_8"
section id="note_9"
section id="note_10"
К выходу! (франц.) Прим. ред.