Неотразимого Герберта Хендерсона донимает своим вниманием юная Даньелл. И он решает исцелить девушку от безнадежной страсти. Но как это сделать? Ответ напрашивается сам собой: притвориться, что влюблен в другую. Роль этой другой неохотно соглашается сыграть секретарша Герберта — Бетани. Но удастся ли дерзкий спектакль? И сумеют ли актеры вовремя остановиться?

Эллис Детли

В плену страсти

1

Бетани предпочитала приходить в офис пораньше. Плоха та секретарша, которая является на работу позже босса! Опять же всегда полезно окинуть придирчивым взглядом комнату перед приходом строгого начальства — проверить, все ли в порядке.

Вот уже три месяца Бетани работала на Герберта Хендерсона, одного из директоров компании «Суперфоун», производящей аудиосистемы для автомобилей, и до сих пор то и дело пыталась украдкой ущипнуть себя. Не спит ли она? Не пригрезилось ли ей этакое везение? Офис новехонький, сплошь зеркала да металл, персонал по большей части подобрался молодой, энергичный, а уж платят — от таких сумм просто дух захватывает!

Нет, такие должности в радиоиндустрии на дороге не валяются и на деревьях не растут! Так что Бетани всякий день благодарила судьбу за нежданную удачу. Конечно, есть на свете женщины, которые презрительно поморщатся, если скажешь им, что работаешь секретаршей. Но это их проблемы, не ее.

Компания поставила себе цель стать лидером в своей области. И к цели этой шла неуклонно и уверенно. Передовая, ультрасовременная, стабильная — и сотрудники ее на девяносто процентов состояли из мужчин и на десять — из женщин.

В теории для незамужней особы женского пола такое положение вещей просто предел мечтаний. Проблема состояла в том, что большинство мужчин походили друг на друга как две капли воды. Словно с одного образца были списаны. И образец этот особых восторгов не вызывал.

На общем фоне выделялся только Герберт Хендерсон. Аудиомир славится отсутствием претенциозности и строгого этикета и словно магнитом притягивает к себе длинноволосых личностей с отсутствующим взглядом, фанатиков своего дела. Но Герберт был не таков. Он регулярно ходил к парикмахеру и как-то так подгадывал, что прическа его всегда была в идеальном порядке — не слишком коротка и не слишком длинна.

Большинство мужчин разгуливали по зданию в затрапезных джинсах и футболках, а, развалившись за письменным столом, еще и ботинки скидывали. Но только не Герберт. В безупречном костюме и при галстуке, чисто выбритый, невозмутимый Герберт Хендерсон неизменно выглядел так, словно только что сошел со страниц модного журнала.

А Бетани он все равно ни капельки не нравился. Вот ведь досада!

Разбирая почту, секретарша сразу же извлекла из стопки письмецо, разительно непохожее на другие. Взвесила его на ладони, внимательно изучила. Можно поклясться, что любовное!

Розовый пухлый конверт наверняка запечатала заботливая рука. И адрес выведен старательно, изящным почерком, да так тонко — никак золотым пером!

Усмехнувшись, Бетани повертела в руках письмо и, надо сказать, уже не первое такого рода. Бывают же чудеса на свете: адресатом этих изысканных, прелестных на вид посланий был ее холодный, невозмутимый, требовательный босс. Кто бы мог подумать, что мистер Робот получает любовные письма! Глядишь, так и за живого человека сойдет.

Вот только мистер Робот последнее время прозвище свое не оправдывал. Ни с того ни с сего сделался раздражительным, нервным, вспыльчивым. Интересно бы узнать почему.

Нахмурясь, Бетани задумчиво созерцала конверт. В эту самую секунду дверь офиса распахнулась и на пороге возник Герберт Хендерсон собственной персоной. Молодая женщина немедленно выпрямилась — эту привычку она приобрела еще в школе, когда в класс нежданно-негаданно входил директор.

А ведь если задуматься, то босс ее очень смахивал на строгого директора. Были в нем хладнокровие и несгибаемая решимость… Такие получают все, чего желают, при этом даже виду не подают, что довольны.

Герберт был очень высок и строен. При его росте и телосложении любой костюм смотрелся на нем изумительно. А иначе как «при параде» Герберт в офисе и не появлялся — синие пиджаки со стальным отливом под цвет глаз составляли выигрышный контраст с русыми, аккуратно подстриженными волосами.

Вот только губы как-то не соответствовали сдержанному, уравновешенному, рассудочному облику владельца. Уж слишком они были соблазнительны, слишком чувственны, точно у пылкого испанца, — словом, никак не вязались с образом холодного, благоразумного Герберта Хендерсона.

Соседка Бетани по квартире то и дело подступала к ней с расспросами: какой он из себя, этот твой босс? И Бетани никогда не знала, что ответить. Герберт всегда взирал на людей невозмутимо и чуть свысока холодным, аналитическим взглядом. А чем сам жил, некто не знал… Не то чтобы окружающие не пытались проникнуть в тайну, да только попробуй загляни за непроницаемую завесу!

Бетани знала, что босс холост, живет в дорогом и престижном районе Монреаля, а в аудиоиндустрии слывет одним из величайших умов. Вот, впрочем, и все, что ей удалось установить — помимо самоочевидного. На взгляд стороннего наблюдателя, мистер Хендерсон был просто-таки непозволительно богат, непозволительно умен и непозволительно красив. Но вот характер ему достался ох не сахар!

— Доброе утро, Герберт, — вежливо поздоровалась секретарша.

Босс, как всегда, пребывал в глубокой задумчивости, так что приветствие Бетани явно сбило его с мысли. Он сощурился, точно пытаясь припомнить, кто она такая, затем коротко улыбнулся и захлопнул за собою дверь.

А ведь новая секретарша подает надежды, со всей определенностью подает, подумал он. Трудолюбивая. Увлеченная. И смотрится неплохо…

пусть и не в привычном смысле этого слова. Герберт в очередной раз окинул ее оценивающим взглядом и с трудом сдержал улыбку. Чем-чем, а тщеславием мисс Браун явно не грешит!

Сегодняшний день — яркий тому пример. Эти невзрачные бежевые брюки и просторный кремовый свитер лишь подчеркивают невыигрышную бледность лица, решил Герберт. Однако более всего он ценил в секретаршах исполнительность и профессионализм. А такого квалифицированного работника, как мисс Браун, еще поискать! Герберт терпеть не мог в девицах вызывающей броскости, так что Бетани отвечала его идеалу на все сто.

Некоторые из директоров «Суперфоун» совершали ошибку, нанимая секретарш с внешностью и манерами актрис варьете. И Герберт, откровенно забавляясь, наблюдал, как эти горе-директора с трудом пытались сосредоточиться на работе, а не на паре роскошных ножек.

— Доброе утро, Бетани, — ответил он, открывая портфель.

— Как вам вчерашний спектакль? — полюбопытствовала молодая женщина.

Герберт задумчиво свел брови. Разве он говорил секретарше, что собирается в театр?

— Смотреть можно.

— Держу пари, драматург был бы безмерно польщен таким восторженным отзывом, — улыбнулась Бетани. — Я видела пьесу на прошлой неделе… Потрясающая вещь!

— Да ну? Какое совпадение.

Герберт «одарил» ее ледяным взглядом под стать равнодушному тону и подавил вздох. Если у Бетани Браун и есть недостатки, так это ее неумолчная болтовня. Часами может разглагольствовать обо всем на свете. Весь день, без передышки! Желает знать его мнение по поводу музыки, кино, экономики…

И иногда, к своему ужасу, он обнаруживал, что охотно все это с ней обсуждает.

Герберт нахмурился.

— Может, перейдем к работе, если театральная тема исчерпана?

Кажется, босс намекает на то, что мне пора заткнуться, подумала Бетани. Однако проблема заключалась в том, что «затыкалась» она с трудом. Должно быть, потому, что выросла в большой, шумной семье.

— Может, я сначала кофе сварю? — бодро предложила она.

— Только не мне, — возразил Герберт. — Я только что позавтракал.

— Как скажете. Тогда посмотрите-ка, что пришло нынче утром!

И молодая женщина продемонстрировала розовый конверт.

— Ммм… — рассеянно промычал Герберт.

— Письмо!

Герберт повесил пиджак, оглянулся — и лицо его на мгновение окаменело.

— Узнаю.

— Еще одно! — с намеком проговорила Бетани.

— Бросьте ко мне на стол.

Бетани сей же миг преисполнилась сочувствия к неведомому автору письма. Кто-то явно старался, всю душу в послание вложил, а Герберт равнодушно скользнул по конверту взглядом и теперь явно в мусорную корзину отправит!

— А разве вы его не прочтете?

Герберт резко обернулся, синие глаза метали искры. Неужто и секретарша отчитывать его вздумала — ни дать ни взять родная матушка!

— Простите?

— Ну, я просто заметила еще несколько конвертов, точно таких же..

— И что? — рявкнул босс.

— А вы даже не потрудились их вскрыть, — храбро докончила Бетани.

— Э, нет, — покачал головой Герберт. — Заявление, что я не потрудился их вскрыть, подразумевает, что я либо забывчив, либо нерадив. А я сознательно предпочел не вскрывать их!

Тут уж любопытство Бетани разыгралось ни на шутку. Ну может ли человек в здравом уме совладать с искушением вскрыть письмо, ежели конверт надписан от руки да еще таким изящным почерком?

— А могу я спросить почему?

Ответом ей послужил негодующий взгляд.

— Нет, не можете. Вам платят за то, чтобы вы мне помогали, а не допрашивали по-инквизиторски. Так что, Бетани, будьте любезны, напомните-ка мне, что у нас на повестке дня. А письмо положите ко мне на стол, как я просил… Вот и умница.

Покровительственное обращение неприятно задело молодую женщину, но та и виду не подала. Напоминая себе, что зарплата в «Суперфоун» стоит того, чтобы время от времени выносить вспышки дурного настроения босса, Бетани стиснула зубы и изобразила кроткую терпимость.

— Разумеется. У вас два сообщения на автоответчике от наших японских коллег. Ах да, еще звонили из Австрии, из тамошнего министерства иностранных дел. Просили перезвонить, как только сможете.

— Хорошо. — Герберт подошел к окну и окинул взглядом автостоянку, где под солнцем сверкали десятка два мощных машин, включая его собственную. — Еще что-нибудь?

— За деловым ланчем вы встречаетесь с Дугласом Фишем. Вам предстоит обсудить возможности спонсирования соревнований по гольфу.

— Где именно мы встречаемся?

Бетани не без самодовольства улыбнулась. Она загодя спросила одного из администраторов, какой из местных ресторанов считается лучшим. И даже привередливый Герберт Хендерсон наверняка одобрит ее выбор.

— Я заказала столик в «Лазурной лагуне». Ну, в том пижонском ресторане с видом на реку!

— Замените.

— Но…

— Замените! — прорычал Герберт, прочитав в ее взгляде невысказанный вопрос. — Я слишком занят, чтобы радоваться кривляньям официанта, который, пританцовывая, несет мне перечницу, точно невесть какое чудо света!

— Но, Герберт, ведь такая уж у них работа, — нахмурилась Бетани.

— Знаю, — нетерпеливо отмахнулся босс. — У них своя работа, у меня своя. И вообще, «Лазурная лагуна» — из тех злачных мест, куда мужчины полюбовниц водят!

Бетани вскинула глаза. Какое старомодное слово, тем более в устах ее ультрасовременного босса! И до чего нелестное!

— А вы откуда знаете? Там что, табличка на дверях висит?

— Вы, верно, там и не бывали никогда!

— Ну уж теперь-то я в этом ни за что не признаюсь — даже если и была! Так что не так со злосчастной «Лагуной»?

— Просто я считаю, что репутация ресторана сильно завышена. Освещение скверное, музыка слащавая, кормят посредственно, а цены заламывают несусветные. Пока ты продираешься сквозь меню размером с энциклопедию «Британника», официант все подливает да подливает, так что к концу обеда, того и гляди, под столом окажешься. Неспешное, коварное обольщение у меня в плане не значится.

— Значит, Дуглас Фиш может спать спокойно, — пошутила секретарша.

Герберт неодобрительно хмыкнул.

— Я намерен сытно поесть, а затем потолковать о деле, — сурово отрезал он.

— Ясно. — Бетани невольно залюбовалась боссом: тот просто-таки лучился здоровьем и жизненной силой, а по контрасту с белоснежной сорочкой его глаза напоминали матовый графит. — Но, видите ли, других ресторанов поблизости я просто не знаю. Может, вы чего-нибудь посоветуете?

— Почему бы не пообедать здесь? — проворчал Герберт, с головой погружаясь в заметки и цифры.

Бетани тут же представила, как носится туда-сюда с подносом и чашками. Может, ей еще и бутерброды придется намазывать?

— Как — прямо в офисе?

Герберт окинул ее взглядом из тех, что приберегал для особенно непроходимых тупиц.

— Нет, Бетани, не в офисе, — саркастически отозвался он. — Вот только крошек среди документов мне не хватало! Я имел в виду служебную столовую.

— А, — кивнула секретарша.

И Герберт безошибочно уловил в ее голосе нотку сомнения.

— Кормят у нас первоклассно, а алкогольные пары вряд ли затуманят нам сознание, поскольку самый крепкий напиток в ассортименте — это имбирное пиво.

Бедный старина Фиш! — подумала Бетани. Если он рассчитывал на роскошный обед в обществе одного из директоров «Суперфоун», то ему не повезло.

— Хорошо, я позвоню в «Лагуну» и отменю заказ, — деловито отозвалась секретарша. — Будем надеяться, Дуглас не рассчитывал погулять на дармовщинку.

— С какой бы стати? — недовольно нахмурился Герберт. — Вам, Бетани, давно пора усвоить жизненную позицию нашей компании. Вы же не первый день в штате, а месяц с небольшим!

— Собственно говоря, уже почти три, — уточнила секретарша, гадая, намеренно ли Герберт развил в себе способность не замечать женщин или это врожденное качество?

— Итак… — Герберт уселся за стол, вальяжно вытянув длинные ноги. — И что же вы успели усвоить?

Бетани тут же почувствовала себя первоклассницей, вызванной к доске отвечать таблицу умножения.

— Что победу в конечном счете делает экономия, — уверенно ответила она. — Что директора «Суперфоун» летают эконом-классом. Что рабочий офис — это не дворец турецкого султана.

— А почему нет? — негромко осведомился Герберт.

— Потому что вся прибыль вкладывается в расширение производства, чтобы обогнать конкурентов, — покорно отчеканила секретарша.

— Ммм… Превосходно, Бетани, превосходно, — рассеянно отозвался Герберт, сосредоточенно перелистывая пухлую подшивку документов.

— Пять с плюсом? — полюбопытствовала Бетани.

Но Герберт ее уже не слушал. Он так и пожирал цифры тем завороженно жадным взглядом, что большинство мужчин приберегают для красивых женщин.

Офис мистера Хендерсона был просторным и светлым, отделкой его занимался профессиональный дизайнер. Два письменных стола стояли один против другого, что Бетани отнюдь не радовало. Под взглядом холодных синих глаз босса попробуй расслабься! И уж, конечно, не станешь ногти красить или подружке звонить — даже в обеденный перерыв, — ежели суровый начальник восседает в каком-нибудь футе от тебя.

Бетани удавалось спокойно вздохнуть только в те редкие дни, когда Герберт отбывал в командировки. Как большинство секретарш, она находила, что в отсутствие босса в офисе работается куда продуктивнее.

В одном углу кабинета стояли диванчик и два кресла, разделенные журнальным столиком, — вынужденная уступка велениям комфорта. Каждую неделю флорист присылал со вкусом подобранные букеты свежих, благоуханных цветов. Беспорядок в офисе сводился к минимуму, и Бетани не без внутреннего усилия прониклась духом нового рабочего окружения. Она уже научилась убирать со стола все лишнее и штудировала тот раздел в руководстве «Суперфоун», где содержались советы, как «избавиться от ежедневных стрессов». Хотя пока они почему-то не помогали.

Босс и секретарша вкалывали, не покладая рук, пока Бетани не ощутила характерное бурчание в животе. Герберт, погрузившись в работу, словно забывал о таких пустяках, как еда и питье.

— Не заварить ли вам чайку? — с надеждой спросила молодая женщина. — С мятой или, скажем, с ромашкой?

— Еще чего! — фыркнул Герберт. — Вот теперь самое время для кофе — черного, крепкого, без сахара, как всегда.

— Но слишком много кофеина вам вредно, Герберт. Вы и без того раздражительны…

— Вашими трудами, Бетани! Думаете, зачем мне кофе? — съязвил он, проглядывая почту.

Бетани послушно отправилась за кофе, этим крепчайшим, черным, как смола, напитком, в котором, видимо, как раз и заключался секрет неутомимой работоспособности Герберта и его худощавой стройности. Бетани поставила перед боссом пластиковый стаканчик с аппетитно дымящимся напитком, а сама сжевала большое зеленое яблоко, пока Герберт разговаривал по телефону с Токио. Всякий раз, как она похрустывала сочной мякотью, босс недовольно морщился.

После этого он провел совещание по селектору. В полдень зазвонил внутренний телефон, И снизу сообщили, что прибыл Дуглас Фиш. Герберт с наслаждением потянулся, закинул руки за голову, со вкусом зевнул и встал.

А Бетани между тем гадала: с кем Герберт был вчера в театре и как поздно после этого лег. Интересно, кто эта счастливица? Та ли, что написала письмецо, которое до сих пор валяется нераспечатанным на столе? Бетани демонстративно уставилась на розовый прямоугольник, но Герберт уже взялся за ручку двери и многозначительного взгляда секретарши просто не заметил.

— Бетани, если что, где меня искать, вы знаете. Увидимся через час, — бросил он через плечо и аккуратно прикрыл за собою дверь.

После его ухода в офисе словно воцарилось унылое запустение. Бетани тихонько вздохнула… и энергично взялась за организацию выездной встречи сотрудников «Суперфоун» с поставщиками, назначенной на следующий месяц.

Молодая женщина уже подумывала, а не съесть ли бутерброд. Уезжая утром из дома на своем мотороллере, она благоразумно запасалась увесистым пакетом с едой. Но тут раздалась пронзительная телефонная трель, и Бетани сняла трубку.

— Офис Герберта Хендерсона, добрый день. Чем могу помочь?

В ответ не раздалось ни слова, только послышалось взволнованное, частое дыхание. А затем девичий голосок задал самый что ни на есть тривиальный вопрос, который, судя по интонациям, был отрепетирован десятки раз.

— А нельзя ли поговорить с ним самим? С Г-гербертом, то есть…

— К сожалению, нет, — отозвалась Бетани. — Мистер Хендерсон на встрече.

— Ох… Ох, понятно…

Голосок казался таким юным и таким несчастным, что Бетани тут же преисполнилась горячего сочувствия к незнакомке.

— Ему что-нибудь передать?

— Нет, пустое.

— Я сообщу ему, кто звонил.

— Нет, не нужно! Это неважно. Честно!

Но голос девушки по-прежнему звучал настолько горестно, что в Бетани тут же пробудился материнский инстинкт.

— Вы уверены? Я могу отнести ему записку, если хотите. Кроме того, он очень скоро вернется.

В трубке послышался странный звук, подозрительно похожий на всхлип.

— Ох, не знаю, стоит ли…

Бетани выросла в большой и шумной семье и с детства привыкла к роли старшей сестры — защитницы, помощницы и утешительницы. Она сразу почувствовала, что собеседнице требуется излить душу.

— Ну, право же, — доброжелательно принялась убеждать она. — Мне вы вполне можете доверять.

— Ох… ну… А вы случайно не знаете, он уже получил сегодняшнюю почту? — робко полюбопытствовала незнакомка.

Бетани с досадой хлопнула ладонью по столу. Это — автор тех посланий с виньеточками, об заклад можно побиться, что так! Но как сообщить несчастной девушке, что письма ее доставлены, вот только Хендерсон читать их не собирается?

— У Герберта всегда скапливается целая гора почты, — сообщила секретарша, ничуть при этом не солгав. — А в последние дни он просто завален работой. — И это тоже было правдой. — Так что, возможно, до ваших писем у него еще руки не дошли.

Интересно, таинственной собеседнице последняя фраза показалась точно такой же насквозь фальшивой, как и ей самой?

— Да, конечно, — убито согласилась девушка. — Вот поэтому, наверное, я и не получила ответа.

— Хотите, я попрошу Герберта перезвонить вам, как только он вернется?

Смех незнакомки прозвучал несколько натянуто.

— Нет, не стоит. Я все равно увижусь с ним в выходные. Тогда мы и поговорим. Спасибо большое за помощь.

В трубке послышались короткие гудки. И Бетани снова от души пожалела девушку. Секретарша стала вносить предстоящие встречи в записную книжку-календарь Герберта, но мысли ее то и дело возвращались к телефонному разговору. Так что, когда Герберт возвратился с ланча, она уже знала, что сказать боссу и как.

Еще от дверей Герберт подметил в глазах секретарши недобрый блеск и сразу заподозрил неладное. Ох, не рано ли он порадовался профессиональным качествам Бетани Браун?

Нынче утром от нее сплошные неприятности. Так и тычет носом в эти треклятые письма, при виде которых его и без Бетани начинала немилосердно мучить совесть.

Однако на собеседовании Бетани Браун продемонстрировала деловые качества, удовлетворяющие всем требованиям «Суперфоун», а в придачу она обладала еще и неброской внешностью, что в глазах Герберта было только плюсом.

До Бетани у него в секретаршах перебывало несколько роскошных красавиц, которые явно надеялись, что смазливое личико и потрясающая фигура точно по волшебству перенесут их от офисного письменного стола прямехонько в постель босса!

Нет, уродиной Бетани Браун тоже не назовешь, нехотя признавал Герберт. По-своему, на заурядный лад, она была очень даже мила. И эта непритязательная, обыденная внешность была, как ни странно, приятна для глаз и позволяла расслабиться. Макияжа Бетани не признавала, и мини-юбок тоже. В офисе неизменно появлялась в брюках: надо думать, ноги оставляли желать лучшего. И Герберта все вышеперечисленное вполне устраивало. Потому что в бизнесе мистер Хендерсон придерживался железного правила: не крутить интрижек с сотрудницами.

Бетани не терпелось сообщить боссу о телефонном звонке. Но дело — прежде всего, так что до самого вечера она работала и только перед самым уходом сочла возможным заговорить о том, что ее волновало.

— Герберт…

— Да?

— Ваша подруга звонила, пока вас не было.

Синие глаза настороженно блеснули.

— Да ну?

— Ну да.

В голосе босса почудилась недвусмысленная угроза. Бетани смущенно посмотрела на Герберта, но поддержки его так и не обрела.

— И что же это за подруга?

— Вы хотите сказать, у вас их много? — с негодованием спросила Бетани.

В течение напряженной паузы Герберт размышлял, уволить ли дерзкую тут же, не сходя с места, но здравый смысл вовремя заявил о себе. Нет никаких оснований избавляться от секретарши только потому, что та считает тебя записным донжуаном. Может, разумнее счесть себя польщенным?

— У меня полным-полно друзей обоего пола, — любезно пояснил Герберт. — А у вас?

— Э-э-э… да, конечно, — пробормотала Бетани, чувствуя себя последней идиоткой.

А босс не сводил с нее вопросительного взгляда.

— Ну, так кто же это был?

Бетани похолодела от ужаса: до нее с запозданием дошло, что она даже имени незнакомки не узнала.

— Э-э-э… понятия не имею.

— Ах, понятия не имеете? — зловеще повторил Герберт. — И вам даже в голову не пришло записать хоть какие-то данные?

— Ну, понимаете, я…

— К вашему сведению, ничто меня так не раздражает, как получение неполной информации! — взорвался Герберт. — Со стороны приятеля подобная бестолковость еще простительна, а уж для секретарши это — свидетельство полной некомпетентности!

Бетани словно разрывалась надвое. Что делать — бороться за прибыльное место или защищать незнакомку? Такой высокооплачиваемой должности еще поискать, а собеседницу она в глаза не видела. Но… все женщины — сестры, и все такое прочее…

Вот почему Бетани бесстрашно выдержала взгляд сапфирово-синих глаз и вызывающе заявила:

— Она мне сказала, что писала вам, но вы не соизволили ответить!

Герберт видел: секретарша так и буравит взглядом верхний ящик стола, куда он убрал пачку розовых конвертов в надежде, что, возможно, если их не трогать лишний раз, они сами возьмут да и растворятся в воздухе.

— Ах вот как? — переспросил он так вкрадчиво, что Бетани не заметила угрожающих интонаций. — Может, она еще что-нибудь сказала?

— Что вы с нею увидитесь в выходные и все обсудите.

— Понятно, — обреченно вздохнул Герберт.

Во имя женской солидарности Бетани предприняла последнюю попытку.

— Герберт, она… кажется, не на шутку расстроилась.

— И что же? — еще вкрадчивее осведомился Герберт, безошибочно распознав в голосе секретарши неодобрительные нотки.

Бетани заморгала. Кажется, босс желает узнать ее мнение, так почему бы его и не высказать. Ведь ей именно за это платят, не так ли?

— Думаю, элементарная вежливость требует ответить девушке. Это самое меньшее, что вы можете для нее сделать.

Да это же открытое оскорбление, причем превосходно сформулированное! — возмутился Герберт. И от кого же — от секретарши!

— Да неужто? — осведомился он, с трудом сдерживая раздражение. — А вам случайно не приходило в голову, что у меня может быть веская причина не отвечать на эти письма?

— Некоторые мужчины нарочно набивают себе цену! — храбро выпалила Бетани. — Изображают равнодушие, чтобы вернее приманить добычу! Может, вы как раз из таких?

— Вижу, я изрядно вырос в ваших глазах, — саркастически усмехнулся Герберт.

— Я только предполагаю, — пожала плечами Бетани. — Я же вас практически не знаю.

— Совершенно не знаете! — прорычал Герберт. — В противном случае вы бы не считали меня самовлюбленным эгоцентриком! И для самоутверждения мне вовсе не нужно поощрять сентиментальных школьниц, изнывающих от неразделенной любви!

— Школьниц? — переспросила Бетани, и вид у нее при этом был настолько потрясенный, что Герберт нахмурился еще сильнее. — Неразделенная любовь?

— Ну и нечего тут изображать праведное негодование, — недовольно поморщился он. — В конце концов мне только тридцать три — до пенсии еще далеко, верно? Как бы то ни было, она совершеннолетняя. В прошлом месяце ей исполнилось семнадцать.

— И у вас с ней роман, — кивнула Бетани с весьма умудренным видом.

Герберт сам себе удивлялся: и с какой стати он так раскипятился? Может, потому, что не привык, чтобы едва знакомые люди воспринимали его заведомо враждебно. Но в чем бы причина ни заключалась, в этот момент больше всего на свете ему хотелось схватить дерзкую секретаршу за плечи и основательно встряхнуть.

— Черт подери! — выругался он. — По-вашему, я — герцог Синяя Борода? Нет, ни о каком романе речь вообще не идет. Девочки-школьницы меня отродясь не возбуждали.

— Тогда в чем же дело? — озадаченно спросила Бетани. — Как ее зовут, в конце концов? И чего она хочет?

Герберт тяжело вздохнул. Он всегда считал, что личная жизнь на то и личная, чтобы не делать ее достоянием общественности. Но если Даньелл начала писать и звонить ему на работу, он неизбежно будет скомпрометирован, если забудет об осторожности.

— Ее зовут Даньелл, — нехотя отозвался босс. — И она вбила себе в голову, будто без памяти влюблена в меня.

— Но почему?

Невзирая ни на что, Герберт разразился смехом. Он запрокинул голову и захохотал во весь голос. Даже если бы его самомнение и впрямь выросло до гигантских размеров, то этот бесхитростный, короткий вопрос немедленно поставил бы его на место. Но тут огромные серые глаза затуманились, в них явно читался упрек. И Герберт снова разозлился не на шутку.

— А вы как думаете? — возмущенно осведомился он. — Уж не потому ли, что я коварно насладился ее невинностью, едва деточка вышла из пеленок?

— Герберт!

— По-моему, ханжески-озабоченное выражение вашего лица демонстрирует именно это, если не хуже, так, Бетани?

— Ничего подобного!

— И вы со всей очевидностью встали на ее сторону!

— Ни на чью сторону я не вставала! Я пожалела девушку, вот и все.

— Несмотря на то что ее вы совсем не знаете, а со мной знакомы весьма поверхностно, — негодующе продолжал он. Синие глаза его потемнели, как грозовое небо. — И истинного положения вещей вы вообще не представляете!

— Может, и так, — не стала возражать Бетани. — Тогда почему бы вам не рассказать мне все как есть?

Герберт скептически поджал губы. Он с детства привык считать, что открыто выказывать свои чувства — это признак слабости, а изливать душу незнакомому человеку и вовсе недопустимо.

Но нельзя же было просто-напросто закрыть глаза на ситуацию, которая угрожает выйти из-под контроля. А Бетани — человек непредвзятый. Даньелл она совсем не знает. И мнение свое выскажет честно и откровенно. Так почему бы не довериться собственной секретарше? Что в этом постыдного?

— Может, и впрямь стоит, — медленно протянул Герберт.

Бетани ушам своим не верила. А босс ее как ни в чем не бывало поудобнее устроился в кресле и, сощурившись, принялся внимательно ее разглядывать — точно замысловатый чертеж.

— Хорошо. — Он кивнул и задумчиво улыбнулся. — Убедили. Я расскажу вам историю про Даньелл от начала до конца, а потом посмотрим, кому вы станете сочувствовать. Договорились, Бетани?

2

— Вообразите, — начал Герберт, рассеянно двигая по столу пресс-папье с крохотной розовой ракушкой в центре, — маленькую девочку, которая растет себе, не зная мужского общества…

Бетани сочувственно вздохнула. Как не похоже на ее собственную биографию! Вокруг нее мужчин всегда было пруд пруди — точнее, не мужчин, а мальчишек. Кто, как не она, пестовала и опекала четырех младших братьев, сколько себя помнила!

Но Бетани знала: рано потерять мать — это скорее трагическое исключение, чем правило. И слава Богу, что так. Молодая женщина отогнала навязчивые воспоминания и храбро встретила взгляд холодных синих глаз.

— Это вы про Даньелл?

— Про нее, родимую, а то про кого же? — Герберт кивнул. — Они с матерью жили по соседству от нас. Моя матушка стала ей крестной, а я знаю Даньелл почти что с рождения.

— Понятно, — осторожно отозвалась секретарша.

— Мать Даньелл — актриса, ослепительной красоты женщина…

Интересно, похожа ли Даньелл на мать? — невольно подумала Бетани, но вслух ничего не сказала.

— А еще она поглощена только собой, — продолжал тем временем Герберт, и теперь в его голосе отчетливо послышалось неодобрение. — И, как для большинства красавиц, рождение дочери стало для нее вселенской катастрофой.

— О! — Глаза Бетани удивленно расширились. — Но почему?

Герберт слегка оторопел: секретаршу, похоже, и впрямь немало поразило подобное положение дел.

— Потому что дочери имеют дурную привычку вырастать, — терпеливо пояснил он. — И становиться живым свидетельством того, как быстро летят года. А для актрисы старость — это худшее из зол. Трудно притворяться, что тебе еще и тридцати не исполнилось, ежели рядом двадцатилетняя дочь.

— А ведь и верно, — задумчиво протянула Бетани. — Вот уж никогда бы не подумала! — Слова босса явились для нее настоящим откровением. Чтобы Герберт Хендерсон да стал изливать душу… Чего-чего, а наличия души она в нем и не подозревала! — Вы-то тут при чем?

Герберт уже не раз и не два задавал себе тот же самый вопрос, выискивая в памяти хоть что-нибудь — слово, жест или поступок, — способное ввести в заблуждение юную наивную девушку.

— С самого детства Даньелл бегала за мною хвостом, стоило мне объявиться в городе. Слава Богу, приезжал я нечасто, так что девочка не имела возможности воочию убедиться в том, что кумиры зачастую бывают на глиняных ногах, — с грубоватым прямодушием добавил он.

— То есть вы были ее кумиром?

Герберт решил, что, если заменит прошедшее время на настоящее, собеседница, чего доброго, сочтет его зазнавшимся нахалом. А еще он подумал, что Бетани вовсе незачем столь открыто выказывать изумление.

— Боюсь, что да. Даньелл ходила за мной по пятам, восхищенно взирала на меня снизу вверх, словно я непогрешим и безупречен.

Герберт солгал бы самому себе, если бы стал отрицать, что искренне привязался к девочке. Даньелл стала для него младшей сестренкой — той самой, о которой он втайне мечтал да так и не обрел.

В этом-то проблема и заключалась. На сестренку можно цыкнуть: «А ну, брысь!» — и, скорее всего, она отвяжется.

— И что же вы предприняли?

Герберт тяжко вздохнул, признавая, что, наверное, и впрямь избрал не ту стратегию. Он-то надеялся, что, если станет упорно игнорировать одержимую влюбленность девушки, та вскоре «вырастет» из своего нелепого увлечения, как выросла из детских юбочек и платьиц.

— Да ничего такого, — признался он. — Вел себя с нею в точности, как всегда.

— И как же именно?

— Ну, вроде как старший брат.

— И вас совершенно не влекло к ней?

— С моей стороны влечение — на нуле, — покачал головой Герберт. — Возрастная разница слишком велика, чтобы нас с Даньелл хоть что-то связывало. Жили по соседству, только и всего.

Бетани кивнула, внимательно вглядываясь в бесстрастное лицо собеседника.

— И какова же эта разница?

— Шестнадцать лет, ни больше ни меньше!

Бетани тихонько присвистнула.

— И впрямь изрядная, но отнюдь не катастрофическая, — заметила секретарша, вспоминая колонку светских сплетен в газетах и истории про голливудских звезд и младших представителей королевских семейств Европы.

— Да вы подумайте хорошенько! — раздраженно фыркнул Герберт. — Даньелл еще под стол пешком ходила, а я уже учился на первом курсе! Отличная вышла бы парочка, нечего сказать! Вы, небось, воображаете, что всякий раз, когда я приезжал на каникулы, мы с нею усаживались рядышком и обсуждали достоинства и недостатки любимых сортов шоколада и мороженого!

Бетани собралась было запротестовать: с какой еще стати босс решил, что может безнаказанно вымещать на ней дурное настроение, но тут же прикусила язык. Герберт Хендерсон, обычно такой скрытный во всем, что касается его личной жизни, тут вдруг разоткровенничался. И с кем? С собственной секретаршей! Тут не обижаться нужно, а чувствовать себя польщенной.

— Разумеется, я так не думаю, — невозмутимо отозвалась Бетани.

Ее сдержанность благоприятно подействовала на собеседника. Слегка поостыв, тот водрузил пресс-папье на пухлую стопку бумаг.

— Как бы то ни было, когда ей исполнилось пятнадцать, мне уже стукнуло тридцать один.

— И по мере того как вы оба взрослели, разница в возрасте уже не столь ощутимо давала о себе знать? — задумчиво предположила Бетани.

— Даньелл, очевидно, именно так и считала, — устало вздохнул Герберт.

— И что же?.. — Бетани тщательно подбирала слова. — Девушка ни с того ни с сего вдруг взяла и решила, что влюблена в вас… Или что-то произошло?

Герберт опустил ресницы. Теперь в его взгляде невозможно было ничего прочесть.

— Что вы имеете в виду?

— Ну…

— Хотите сказать, я за ней ухлестывал?

— Нет, конечно! — дипломатично запротестовала Бетани. — Ну, не то чтобы намеренно…

Встретив вопрошающий взгляд секретарши, Герберт яростно сжал кулаки. И в ту же секунду осознал, что, возможно, часть вины и впрямь лежит на нем. Быть того не могло, чтобы увлечение столь пылкое родилось на пустом месте! Герберт напряг память — и решительно покачал головой.

— Нет. Я не делал ничего такого, что дало бы пищу для неправильного толкования.

— А вы не припомните, когда легкое увлечение девушки переросло в одержимость?

Мистер Хендерсон сосредоточенно свел брови. Когда же в самом деле любовные грезы девочки-школьницы вырвались из-под контроля?

— Я подарил Даньелл жемчужное ожерелье в день ее шестнадцатилетия, — медленно протянул он. — А вскоре после этого все и началось.

Значит, речь шла не о пустом капризе. Неразделенная любовь, которая длится больше года, — это уже серьезно!

— Опишите ожерелье, — попросила Бетани, наслаждаясь ролью Шерлока Холмса.

— Ну, розовый жемчуг, довольно крупный, — рассказывал Герберт, вспоминая, что купил украшение по настоянию матери и подарок обошелся ему куда дороже запланированной суммы, если уж говорить начистоту. Он вспомнил взгляд Даньелл, устремленный на него, когда вручил изящный, бархатным футляр. В миндалевидных глазах вспыхнуло потрясенное изумление, а в следующий миг — пылкая благодарность, и девушка обняла его так крепко, что ему пришлось мягко высвободиться. — Очень милая вещица, если на то пошло.

— Ну так вот вам и причина! — воскликнула Бетани. — Вы ввели девушку в заблуждение!

— Это еще как? — изогнул бровь Герберт.

— Женщины воспринимают ювелирные украшения несколько иначе, чем мужчины, — объяснила секретарша. — Очевидно, вы хотели сделать памятный подарок в честь знаменательной даты, хорошенький сувенир от друга…

— Именно!

— А женщины считают, что камни и украшения заключают в себе особый, тайный смысл. — Глаза Бетани затуманились, когда она вспомнила, как впервые застегнула на своей шее нитку жемчуга. Впрочем, возможно, это потому, что ожерелье принадлежало матери… — С чего вам вообще взбрело в голову покупать именно жемчуг?

Герберт неуютно заерзал в кресле. Всесильный босс впервые осознал, что им пытались манипулировать — очень тонко, ненавязчиво, на удивление искусно. И как это он раньше не усмотрел прямой связи между двумя событиями!

— Мне матушка посоветовала.

— Понятно, — кивнула Бетани. — Вашей маме Даньелл явно нравится.

— Да, она ее одобряет, — задумчиво ответил Герберт, снова и снова проигрывая в голове ситуацию. — Значит, Даньелл решила, что влюблена в меня, только потому, что я купил ей на шестнадцатилетие дорогое украшение?

— На этот вопрос ответить можете только вы, — сказала Бетани.

— Ну, и что мне теперь прикажете делать?

— Заставьте девушку разлюбить вас.

— Но как?

Бетани не стала говорить, что, если бы Герберт проводил с Даньелл больше времени, любовь девушки растаяла бы, как снег под весенним солнцем.

— А что вы предпринимали до сих пор? — полюбопытствовала она. — Ну, чтобы охладить ее пыл?

— В последнюю нашу встречу я мягко объяснил Даньелл, что разница в возрасте между нами слишком велика.

— О Боже! — всплеснула руками Бетани. — А получше ничего не придумали?

— Что такое?

— Из ваших слов следовало, что возраст — единственная преграда, вас разделяющая, — услужливо пояснила секретарша. — А что еще вы натворили?

— Я не подхожу к телефону, если она звонит, — дескать, меня нет дома. И на письма ее не отвечаю. — Герберт неотрывно созерцал пресс-папье, словно невесть какую драгоценность. — Во-первых, я не знаю, о чем с ней говорить. А во-вторых, письма ее раз от разу становятся все… — Он помолчал и неохотно докончил: — Все откровеннее.

— Чем больше вы ее игнорируете, тем отчаяннее она становится, — размышляла вслух Бетани. — Кроме того, бедняжка наверняка панически боится утратить вашу дружбу. Нет, так вы ничего не добьетесь.

— Ну а что бы вы предложили? — осведомился Герберт.

Бетани глядела на собеседника, борясь с искушением заявить, что предлагать выход не ее дело. Но тут она вспомнила печальный голос Даньелл, представила себя на месте девушки — и сей же миг Бетани захлестнула горячая волна жалости и сочувствия. Где-то она читала, что всепоглощающая любовь зачастую переходит в невроз одержимости и может подчинить себе всю жизнь несчастной воздыхательницы, разрушить будущее, отравить настоящее…

— Есть один способ, — задумчиво произнесла Бетани. — Но вам он покажется жестоким.

— Что за способ? — подозрительно осведомился Герберт.

Бетани улыбнулась. Вот и братья у нее такие же — в упор не видят решения, которое само собою напрашивается!

— Убедите Даньелл в том, что любите другую. Просто, как дважды два!

— Да ну? — недоверчиво усмехнулся Герберт. — И как же этого добиться?

— Даньелл сказала, что вы с ней увидитесь в выходные…

— Нет уж, давайте расставим все точки над «i». По-вашему выходит, будто я ей едва ли не свидание назначил! Ничего подобного. В следующем месяце мой брат женится. А на выходных приезжает в гости к матери вместе с невестой. И Даньелл там тоже будет.

— Вот и возьмите кого-нибудь с собой. — В холодных синих глазах отразилось полное недоумение. — Девушку какую-нибудь, — нетерпеливо пояснила Бетани. — Продемонстрируйте Даньелл, что вы без ума от другой. Это — лучший способ дать понять женщине, что она вам безразлична.

— Но я ни в кого не влюблен…

Бетани тяжко вздохнула. До чего мужчины непробиваемы — даже такие редкостные умницы, как Герберт Хендерсон!

— Этого и не требуется. Просто притворитесь, только и всего. Найдите кого-нибудь, кто согласился бы вам подыграть, и изобразите пылкое чувство.

— Кого, например? — поморщился Герберт.

— Господи, мне-то откуда знать? Наверняка на свете найдутся сотни женщин, которые будут только рады сыграть роль подружки Герберта Хендерсона на один уик-энд!

— Ага, точно. Причем большинство из них из кожи вон вылезут, чтобы сие почетное звание закрепить за собою пожизненно. Я не могу рисковать, — мрачно докончил Герберт.

От такого самомнения у Бетани просто дух перехватило.

— Держу пари, что в городе сыщется хотя бы одна женщина, способная противостоять вашим чарам в течение сорока восьми часов!

Уголки губ его дрогнули — саркастическое замечание попало в цель. Синие глаза заговорщицки вспыхнули. Нужна девушка не его круга. Никому из его друзей и родственников неизвестная. Девушка, которая согласится поучаствовать в представлении, а потом выбросит его из головы. Девушка не в его вкусе — вот только неодолимых искушений ему не хватало! Словом… словом…

— А как насчет вас? — неожиданно предложил Герберт.

— Я?! — Бетани захлопала ресницами. — С какой стати я?

Герберт на минуту задумался. Стоит ли ходить вокруг да около? Правда — вот лучшая политика.

— Ну, во-первых, потому, что я вас нисколько не привлекаю. — Синие глаза так и буравили собеседницу. — Я прав, Бетани?

Секретарша мужественно выдержала его взгляд. Она отлично знала, что девять женщин из десяти влюбились бы в босса с первого взгляда. Может, и она не устояла бы, если бы… если бы на него не работала. А так ей проще вообразить, будто она целуется с бетонной плитой, нежели с Гербертом Хендерсоном.

— Совершенно правы, — кивнула Бетани.

— Спасибо за откровенность, — не без ехидства улыбнулся Герберт. — И, по счастью, чувство это обоюдно. Вы — последняя, с кем бы я хотел закрутить роман.

— Благодарю покорно! — вспыхнула Бетани. Право же, босс мог бы сформулировать ту же самую мысль куда более учтиво!

Взгляд, брошенный в ее сторону из-под полуопущенных ресниц, не оставлял место сомнениям.

— Итак, вы не заняты в ближайшие выходные?

Бетани замялась. Неписаное правило гласило: если вы не замужем, а мужчина спрашивает, не заняты ли вы в ближайшие дни, надо отвечать: занята. Еще как занята! Тогда у людей складывается впечатление, что вы ведете бурную, насыщенную событиями жизнь, а не сидите сложа руки, дожидаясь прекрасного принца на белом коне.

Но Бетани терпеть не могла лгать. Даже во спасение.

— Хмм… нет. Не занята. Напротив, очень даже свободна.

— Значит, вы согласны?

— На что? Изобразить вашу счастливую избранницу?

— Именно.

Бетани окинула собеседника взглядом. Холодные синие глаза, густые русые волосы. Стройное, мускулистое тело — просто атлет какой-то, а не офисный работник!

— Нет, — твердо возразила она.

Герберт нечасто просил женщин об услуге — обычно он и без просьб получал желаемое. И к отказам тоже не привык, да еще к таким категоричным! Ощущение было новым — и, как ни странно, оно возбуждало.

— Почему же нет?

— Потому что я ваша секретарша, а никакая не любовница.

— Да я, вообще-то, и не жду, что наши вымышленные взаимоотношения завершатся постелью. — Герберт с трудом сдержал улыбку. — Тоже мне, метод Станиславского.

Бетани выросла на ферме и все, что касалось размножения и деторождения живых существ, воспринимала как само собою разумеющееся. В противном случае наверняка бы покраснела от смущения. А именно эту цель, по всему судя, ее собеседник и преследовал.

— Я почти ничего о вас не знаю, — невозмутимо ответила секретарша.

— Я ни с кем еще не откровенничал так, как с вами, — совершенно искренне возразил Герберт.

— Для роли влюбленной подружки моих познаний недостаточно.

— Так спрашивайте: я отвечу на любой вопрос!

— А что мне придется делать? — опасливо полюбопытствовала Бетани.

— Да сущие пустяки. Пообедаете со мной пару раз. Может, в теннис сыграете. Посмеетесь моим шуткам. С матушкой моей познакомитесь. С обожанием станете смотреть мне в глаза…

— Вот насчет последнего не уверена, — честно предупредила Бетани. — Актриса из меня никудышная.

— Ну что ж, если перспектива провести выходные в моем обществе вас не прельщает, — обиженно поджал губы Герберт, — вот вам дополнительная приманка. — Он выдержал эффектную паузу и небрежно обронил: — Что, если я скажу, что в гостях у нас будет о-очень известный актер?

Облегченно вздохнув, — хорошо, что Герберту хватило такта не предлагать ей денег! — Бетани постаралась скрыть любопытство. Наверняка речь идет о каком-нибудь типе, снявшемся в рекламном ролике про кофе или зубную пасту.

— Правда? И кто бы это мог быть?

— Ронни Коннолли! — сказал Герберт, откровенно наслаждаясь моментом.

Бетани изумленно прикрыла рот ладонью. Прошло секунд десять, прежде чем к молодой женщине снова вернулся дар речи.

— Тот самый Ронни Коннолли?

— А разве их два или три?

Она нервно сглотнула, до глубины души потрясенная услышанным. Ронни Коннолли не только снялся в самом кассовом фильме года — легкомысленный красавец с капризным изгибом губ был провозглашен секс-символом последнего десятилетия!

— Ронни Коннолли, — медленно повторила она, тщательно выговаривая каждый слог, на случай, если вдруг ослышалась. — Ронни Коннолли будет в гостях у вашей матушки?

— Именно так.

Бетани нахмурилась. В привычном ей мире кинозвезды не наносили визиты твоим родителям.

— Он что, ваш близкий друг? — подозрительно осведомилась она.

— Ну да. — И, встретив недоверчивый взгляд, Герберт счел нужным пояснить: — Ронни жил в соседнем доме. Мы ходили в одну школу, а потом он переехал, но мы продолжали перезваниваться и навещать друг друга.

В каких же кругах вращается мистер Хендерсон, если по выходным встречается со звездами первой величины, и ведь ни словечком о том не обмолвится! Да если бы Ронни Коннолли входил в число ее друзей, уж она бы все офисные стены его портретами заклеила!

А Герберт тем временем смотрел на взволнованное лицо секретарши и гадал, с какой стати он ощутил разочарование. Неужто вообразил, что Бетани отличается от прочих женщин, что она ценит мужчину за то, каков он есть, а не за громкую славу? И когда только он усвоит горькую истину?

— Ну что, надумали-таки поехать? — не без издевки осведомился он.

Бетани знала, что не стоит покупаться на громкое имя. И понимала, что в силу каких-то неведомых ей причин сейчас Герберт предпочел бы услышать от нее «нет».

Отказаться? Да раньше ее запрут на ключ! От предвкушения у Бетани просто-таки дух захватывало. До чего удивятся братья!

— А как же!

— Ох уж эта мне погоня за знаменитостями! — съязвил босс.

— Будет, о чем внукам рассказать, — стала оправдываться Бетани.

— Только смотрите, чтобы внуки эти не звали Ронни дедушкой, — предупредил Герберт, наблюдая за тем, как непонимание на лице молодой женщины сменяется возмущением: до нее наконец-то дошел оскорбительный смысл последней фразы. — У моего друга репутация завзятого сердцееда, — пояснил он с усмешкой. — Да вы сами понимаете…

Бетани не особо удивилась. При его-то внешности Ронни Коннолли наверняка меняет женщин как перчатки! Однако кинозвезды, которым платят баснословные суммы, вряд ли станут бегать за деревенскими простушками, выросшими на ферме.

Бетани откинулась на стуле и просияла широкой улыбкой.

— Итак, что мы имеем? Любимец публики и объект неразделенной девичьей любви? Увлекательный предстоит мне уик-энд, что и говорить!

3

Натягивая мотоциклетный шлем, Бетани чувствовала, что голова у нее идет кругом. Стоял душный летний вечер, и мир казался молодой женщине слегка нереальным. Ей так до конца и не верилось, что она только что согласилась поехать на уик-энд к родителям Герберта Хендерсона и разыграть роль его обожаемой подружки.

Бетани оседлала мотороллер. Отец и братья наскребли денег на этот роскошный подарок к ее совершеннолетию в благодарность за все, что она для них сделала. Что до скорости, то некоторые любители бега трусцой с легкостью обгоняли мотороллер, зато как приятно было после тяжелого рабочего дня доехать до дома с комфортом!

Домом Бетани именовала небольшой коттедж, который снимала на пару с подругой неподалеку от здания «Суперфоун». Здесь она поселилась с тех пор, как рассталась с Хью. До центра города можно было добраться за час от силы.

Коттеджик стоял у самой дороги, вдоль которой тянулись ряды деревьев. А когда закрывались магазины, здесь воцарялась желанная тишина. Зато с парковкой была сплошная морока. Бетани не уставала благодарить судьбу за то, что ее мотороллер можно было приткнуть на любом пятачке.

И с районом мне тоже повезло, в который раз подумала молодая женщина, отпирая входную дверь. Вокруг столько зелени, что нетрудно вообразить, будто по-прежнему живешь в родной деревне. И при этом ощущаешь себя в самом центре событий, поскольку вокруг шумит, бурлит жизнью город.

— Привет! — громко поздоровалась она в пространство, просматривая лежащую на столе почту.

Ничего интересного, сплошная реклама.

— Я тут! — донесся до нее ответ. — В кухне!

Кухня была крохотная, зато ее двустворчатые, доходящие до полу окна открывались в садик, летом насквозь пронизанный солнцем. Зимой Бетани заботливо проращивала семена, заставив горшками все подоконники, зато теперь усилия ее вознаградились с лихвой: за окном буйно цвели цветы, радуя взгляд пестротою оттенков и разливая в воздухе дивное благоухание. Подсолнух раскинул гигантские желтые лепестки навстречу солнцу, а прелестные анютины глазки словно лукаво подмигивали хозяйке.

Джилл стояла у холодильника, очищая клубнику и укладывая ягоды на блюде алой пирамидкой. Соседка Бетани — премиленькая блондинка — работала стюардессой в одной из ведущих авиакомпаний, то и дело совершала перелеты в города, вроде Парижа, Мадрида и Рима, и уверяла, что ровным счетом ничего интересного там нет! Бетани ей не верила. Вокруг Джилл толпами увивались ухажеры, но та уверяла, что бережет себя для «парня своей мечты».

Джилл посмотрела на подругу и, заметив выражение ее лица, едва не выронила ягоду.

— Что-то случилось?

— Ну, вроде того. — Бетани выдержала эффектную паузу, предвкушая, как Джилл воспримет потрясающую новость. — Что скажешь, если я сообщу тебе, что проведу уик-энд в обществе Ронни Коннолли?

Потрясенная Джилл едва не отхватила себе ножом большой палец.

— Скажу, что либо у тебя шарики за ролики заехали, либо свидание с парнем, которому посчастливилось носить те же имя и фамилию, что и нашему обожаемому раскрасавцу Ронни!

Бетани рассеянно бросила в рот половинку ягоды.

— Вообще-то, история и в самом деле немножко странная…

— Догадываюсь. — Джилл отложила нож в сторону. — Ты давай выкладывай все начистоту, а я пока чай заварю.

Пятнадцать минут спустя всеми забытый чайник сиротливо остывал на подставке, а Джилл оторопело глядела на подругу. Глаза ее размером напоминали блюдца.

— А ты уверена, что это не какая-нибудь хитрая уловка твоего нового босса? Может, он соблазнить тебя решил?

Бетани едва не подавилась предпоследней ягодой.

— Ты его хоть раз видела?

— Нет, а что? Он такой урод?

Бетани покачала головой, с трудом сдерживая смех.

— Нет, он вполне ничего себе. Просто…

— Что — просто? — не сдавалась Джилл.

— Да пустяки, — пожала плечами молодая женщина. — Словом, меня он не интересует, а я со всей определенностью не в его вкусе. Так он мне и сказал — честно и откровенно!

— Ах вот как! — многозначительно покивала Джилл. — Поэтому и увозит тебя в свое фамильное гнездышко на весь уик-энд. Знаю я этих мужчин…

— Я тоже, — запротестовала Бетани. — Не забывай: я выросла среди мужчин.

— Так это же совсем другие мужчины! Любящие братья и отец, которые и пылинке на тебя не дадут упасть. А вовсе не хищники, которые так и рыщут вокруг, высматривая жертву. — Джилл задумчиво сощурилась. — И что, хотела бы я знать, ты наденешь? Посмотрим правде в глаза, дорогая: твой гардероб отнюдь не набит роскошными нарядами для уик-энда в обществе кинозвезд.

— Да знаю, знаю… — Бетани смущенно улыбнулась. — Хмм… ну что, не заварить ли нам чаю?

— Короче: ты хотела бы одолжить у меня кое-какую одежонку, да? — расхохоталась Джилл.

— Размер-то у нас один… Ты ведь возражать не станешь?

— Я?! Да мне до смерти охота поглядеть, как на тебе будет смотреться что-нибудь этакое… ультрасексуальное… Ну, чего мы ждем?

Несколько минут спустя Бетани стояла перед огромным зеркалом, через плечо разглядывая свой «тыл», обтянутый лимонно-желтым атласом.

— Джилл, я их ни за что не надену! — категорически объявила она.

— Еще как наденешь! Это же последний писк моды — вся молодежь только такие и носит. — Джилл в восхищении отступила на шаг. — Классные штанцы, что и говорить!

— Ага, классные, — неуверенно согласилась Бетани. — Да только меня же не на оргию звали!

— А сам он что на этот счет говорил… этот твой Герберт Хендерсон?

— Только то, что там будут его мать и брат.

— Ух ты, до чего весело, — скептически заметила Джилл, но Бетани предпочла не заметить сарказма.

— Он сказал, что мы приедем в пятницу к обеду, а назад отправимся в воскресенье после ланча. В субботу к ужину принято одеваться по-парадному, зато в остальное время можно расслабиться.

— И это все?

— Ну, еще упомянул про эту девушку, которая в него влюблена. И про Ронни Коннолли.

— Ронни Коннолли! Нельзя же ему показаться в этих бесцветных старых брюках, которые ты носишь не снимая, верно? Мистер Хендерсон наверняка рассчитывает, что ты принарядишься. Ослепишь всех красотой. Окажешься непохожей на других.

— Ты и впрямь так думаешь?

— Я не думаю, я знаю доподлинно, — улыбнулась Джилл. — А теперь бери вот этот расшитый блестками топ — поглядим, как он смотрится с розовыми бриджиками!

Бетани с сомнением оглядела и то и другое.

— Послушай, я знаю, что не мне судить о моде…

— Согласна на все сто!

— Но даже мне известно, что розовый цвет с зеленым не сочетается!

— Не сочетается?! Радость моя, да они просто созданы друг для друга! В этом сезоне в моде контрастные цвета.

— Честно?

— Уж поверь мне на слово.

В конце концов Бетани отказалась от непосильной задачи убедить подругу в том, что, хоть ей и впрямь до смерти хочется познакомиться со знаменитым актером, она вовсе не рассчитывает его заарканить.

— На такую, как я, он дважды и не взглянет! — уверяла она.

— Пожалуй, что и так, — задумчиво согласилась Джилл. — По крайней мере, сейчас. — И решительно шагнула к Бетани, размахивая косметичкой, словно неким смертоносным оружием.

— Что это ты задумала? — встревожилась Бетани.

— Посмотрим, как тебе пойдет боевая раскраска!

Очень скоро вся кровать была завалена яркими нарядами, а в зеркале отражалось чужое, просто-таки неузнаваемое лицо.

Дымчато-серые глаза Бетани сделались в три раза больше, а кожа поражала мягким матовым загаром, точно молодая женщина только что возвратилась из средиземноморского круиза. Чуть припухшие губы казались нежными и трепетными благодаря жемчужно-розовой помаде. И даже невзрачные волосы выглядели эффектно после того, как Джилл потрудилась над ними с феном.

Но Бетани отнюдь не была уверена, что ей по душе эта утонченная, разодетая незнакомка. Оставшись одна, молодая женщина с досадой принялась стирать румяна: а то вид такой, словно на солнце пересидела! Она швырнула в корзинку использованную ватку, но тут взгляд ее остановился на ворохе одежды, и Бетани непроизвольно нахмурилась. Что, если они с Джилл совершают ошибку? Не лучше ли взять с собою одно-единственное строгое черное платье? Так, на всякий случай. Если худшие ее опасения подтвердятся, она наденет его в пятницу, а в субботу дополнит каким-нибудь украшением.

Чувствуя себя предательницей, Бетани тайком от соседки затолкала платье на самое дно чемодана.

На следующий день Бетани неожиданно осознала, что смотрит на Герберта по-новому. А как же иначе? Вот — мужчина, способный пробудить в юных девушках страсть, лучший друг кинозвезд, лауреатов «Оскара»! Секретарша попыталась взглянуть на вещи объективно. Можно его считать секс-символом или нет?

Ну, если приглядеться, так черты лица у Герберта и впрямь на редкость правильные. И глаза просто удивительные. Но Бетани решительно приказала себе перестать пялиться на босса и размышлять о степени его мужской привлекательности. Что, если он поймает ее за этим занятием и решит, что она к нему неравнодушна? А босс пригласил ее на уик-энд именно потому, что Бетани ни за что не влюбится в него по-настоящему!

На неделе Герберту Хендерсону пришлось слетать в Испанию и в Голландию и вернулся он только в четверг. Все утро Бетани занималась подготовкой деловой встречи. Но вот она подняла голову и обнаружила, что синие глаза изучают ее внимательно, как никогда. Ощущение было настолько непривычным, что молодая женщина едва не провалилась сквозь землю от смущения.

— Что-то не так? — осведомилась она.

Наверное, Герберт передумал, решил, что вся эта затея — чистой воды безумие, и никуда ее не повезет. Так что, увы, ей не суждено познакомиться с его матерью и братом, и с Ронни Коннолли тоже. Бетани захотелось разреветься от разочарования.

— Не так? — с легким удивлением переспросил Герберт. — О чем вы?

— Вы глаз с меня не сводите.

— Допустим, — после недолгой паузы признал Герберт. — И что в этом преступного?

— Я одеваюсь не для того, чтобы на меня пялились, — возразила Бетани, чувствуя себя до крайности неуютно в светло-серых хлопчатобумажных брюках и темной футболке.

— Это я заметил, — услужливо согласился Герберт, подумав, что в своем унылом наряде Бетани напоминает надзирательницу какого-нибудь исправительного заведения. — Зато как отрадно встретить женщину, которая настолько чужда тщеславию, — улыбнулся он.

Бетани нахмурилась. Последнюю фразу трудно было счесть комплиментом.

Лоб молодой женщины прорезали морщинки, и Герберт решил, что ей стоило бы попрактиковаться в искусстве светской беседы.

— Ну как, предвкушаете уик-энд?

— Не знаю. Не уверена, — призналась Бетани.

Если честно, то ее обуревали сомнения. Бессонными ночами, глядя в потолок, она гадала, о чем же ей говорить со знаменитым Ронни Коннолли. И еще того хуже — что сказать матери Герберта.

— Я вся извелась, придумывая байки поубедительнее. Терпеть не могу лгать! А вы что сказали своим близким?

— Я переговорил с братом и сообщил ему, что приеду с девушкой.

— И это все?

— Уж поверьте, моим домашним с лихвой хватило! — Герберт невольно улыбнулся, вспоминая потрясенное молчание Эвана. — Того, что я привезу девушку на семейное торжество, более чем достаточно, чтобы убедить их: повод для тревоги нешуточный!

— Повод для тревоги? — удивилась Бетани. — С какой бы стати? Они что, не хотят, чтобы вы женились?

— О моей женитьбе вопрос пока не стоит, — ответил Герберт, прекрасно зная, что он и его домашние вообще не склонны обсуждать чью-то личную жизнь. — Наверное, подразумевается, что…

— Что? — нетерпеливо переспросила Бетани.

— Что невеста моя будет того же круга, что и мы.

Бетани не стала допытываться, что же это за круг, — мало-помалу представление складывалось вполне четкое.

— Что за снобизм! — фыркнула она.

— Ничуть не бывало, — пожал плечами Герберт. — Сами рассудите. Брак не более чем лотерея. По крайней мере, при сходном происхождении, воспитании и интересах у людей больше шансов на удачную совместную жизнь.

— По-вашему, брак все равно тщательно спланированная экспедиция! — вознегодовала Бетани. — А он в первую очередь основывается на любви!

— До чего жаль будет развеять ваш юношеский идеализм, Бетани!

— Зато мне доставит бездну удовольствия опровергнуть ваш цинизм!

Герберт рассмеялся — возможно, уик-энд окажется куда занятнее, чем кажется на первый взгляд. И тут же одернул себя: это не любовное свидание!

Зазвонил телефон. Дистрибьютор из Рима хотел поговорить с мистером Хендерсоном. Когда же Герберт вновь повесил трубку, Бетани, собравшись с духом, наконец решила задать вопрос, который лишал ее сна на протяжении всей последней недели.

— Э-э-э, Герберт…

— Что? — откликнулся он.

До чего трудно подобрать слова, тем более если босс смотрит на тебя, почти не скрывая досадливого нетерпения!

— Боюсь, что тема несколько щекотливая…

— Слушаю.

— Я, сами понимаете, фермерская дочка, только поэтому и не стесняюсь заговаривать про… про это…

— Ближе к делу, Бетани, прошу вас, — вздохнул босс.

— Я… я про секс! — на одном дыхании выпалила она.

Герберт недоуменно заморгал. А затем недоверчиво помотал головой. Да быть того не может, чтобы в этой бледненькой, невзрачной, бесцветной мисс Браун вдруг пробудилось чувственное влечение!..

— Что именно вы подразумеваете под словом «секс»? — осторожно осведомился он.

— Ну, предполагается, что я в вас влюблена…

— И что?

— А вы — в меня…

Бетани умолкла на полуслове. А Герберт вдруг почувствовал, как пульс его неожиданно участился.

— И что? — рявкнул он снова, на сей раз даже не скрывая досады.

— Ваши домашние будут ждать от нас… что мы…

— Станем заниматься любовью? — грубо докончил он. — Разумеется, будут ждать, как же без этого! Да только мои мать и брат вряд ли рассчитывают, что их пригласят в качестве зрителей! Или вы думаете, что мои домашние станут рыскать по всему дому, стремясь застать нас страстно обнимающимися? Оно куда любопытнее, чем взирать на старинные полотна в картинной галерее, верно?

В горле у Бетани тут же пересохло, поскольку язвительные слова босса тут же воплотились в возмутительно-яркие образы.

— Есть… есть ли нужда в подобной откровенности!

Их взгляды встретились.

— А кто первым начал? Вы — фермерская дочка, которая не стесняется заговаривать о естественных потребностях, так? — Герберт улыбнулся. — Бетани, не тревожьтесь. Надо думать, нам даже спальни отведут в разных концах дома.

— Выходит, у вас целый особняк? — удивилась Бетани.

— Матушка — раба условностей, — пояснил Герберт, пропустив мимо ушей последний вопрос собеседницы. — Она твердо убеждена, что, пока законный брак не заключен, молодой паре в одной постели не место. Это касается даже моего брата и его невесты. А уж что им там придет в голову под покровом ночи — их дело!

— И вы возражать не будете?

— С какой стати? Дома я бываю редко и не такой уж фанатик секса, чтобы не потерпеть ночку-другую.

Бетани уставилась в блокнот, словно усмотрев в нем нечто до крайности занимательное.

— Не тревожьтесь, — задумчиво повторил Герберт. — Мы разыграем чинную, выдержанную пару, из тех, что отлично умеют смирять свою страсть. Будем пылко поглядывать друг на друга через стол, чтобы создалась нужная атмосфера. Но не более того. Думаете, справитесь?

— Постараюсь.

Про себя он решил, что секретарша его могла бы выразиться более дипломатично. А может, все дело в выражении ее лица — выглядит так, словно ей предстоит визит к дантисту! Герберт Хендерсон вдруг почувствовал себя уязвленным.

— Прежде чем соглашаться, вам стоило оговорить условия, — язвительно заметил он.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Бетани. — Но лучше поздно, чем никогда.

— Я слушаю.

Герберт откинулся в кресле.

— Видите ли, я — существо разговорчивое…

— Это заметно.

— А вот у вас с общением явные проблемы.

— Я — мужчина, и притом человек весьма деловой. Этого объяснения недостаточно? — сардонически изогнул бровь он.

— А еще вы — мой босс, верно?

— И что же?

— А то, что во имя поставленной цели на этот уик-энд мы временно изменим линию поведения.

— Звучит так, словно мы — две воюющие стороны!

— Если я по-дружески вас о чем-то спрошу, то в ответ предпочту столь же приветливую фразу, а не злой взгляд исподлобья, — мило улыбнулась Бетани. — Как думаете, этот подвиг вам по силам?

— Особых проблем не вижу, — серьезно кивнул он.

— И не вздумайте мною командовать, как начальник — подчиненной. В течение всего уикэнда мы с вами равны. А в понедельник то, что произойдет за эти три дня, будет перечеркнуто и забыто и мы оба возвратимся к привычным ролям. Идет?

— И машина моя, надо думать, снова превратится в тыкву? — хмыкнул Герберт.

— Я знаю, почему вы злитесь, — небрежно обронила Бетани. — Вы из тех мужчин, что привыкли задавать правила игры, и вас бесит, если то же самое делает кто-то другой, тем более — женщина. Я права?

Герберт опешил. Его изумила и проницательность собеседницы, и ее решимость расставить все точки над «i» в тех вопросах, о которых обычно принято умалчивать.

— Совершенно правы. А как вы догадались?

— Мой младший брат точно так же, как вы, любит командовать. У вас с ним верхняя губа даже похожа: он тоже смешно ее оттопыривает, когда не добивается своего.

Герберт с трудом сдержал улыбку, а ведь отродясь ничего менее лестного не слышал.

— Кажется, никто и никогда не сравнивал меня с младшим братом, — задумчиво произнес он, а затем спросил: — Скажите, Бетани, вы косметикой вообще не пользуетесь?

— Иногда случается. Но не часто. На ферме краситься ни к чему. — Молодая женщина вызывающе выставила вперед подбородок. — А что? Думаете, надо?

— Просто любопытно было бы посмотреть, пойдет ли вам, — честно ответил Герберт, заметив, что, если приглядеться повнимательнее, то глаза у собеседницы самого что ни на есть восхитительного дымчато-опалового оттенка.

До сих пор Бетани размышляла, а не послать ли куда подальше советы подруги, но теперь вдруг поняла: кажется, Джилл права. Герберт со всей очевидностью считает, что на ближайший уик-энд ей стоит изменить имидж. Так что не лучше ли, позабыв об осторожности, раз в жизни пощеголять в экстравагантных, смелых нарядах, услужливо предоставленных соседкой?

В пятницу они уехали сразу после работы, так что Бетани пришлось по-быстрому переодеться в дамской комнате. Она кое-как втиснулась в лимонно-желтые атласные брючки, а затем надела черную шелковую блузку с глубоким круглым вырезом и рукавами три четверти. Бетани с опаской взглянула в зеркало. Очень-очень мило, но уж чересчур откровенно! Надо надеяться, Ронни Коннолли оценит ее наряд по достоинству.

Бетани расчесала волосы и собрала их сзади в традиционный хвостик. Затем отступила на шаг, оценивая результаты своих трудов. Да она и впрямь преобразилась точно по волшебству! А при необходимости десять раз успеет переодеться в строгое черное платье.

Герберт дожидался ее в машине, припаркованной у самого подъезда. Открыв дверцу, Бетани неловко скользнула на пассажирское сиденье.

— Герберт…

При виде стройной, затянутой в канареечный атлас ножки глаза мистера Хендерсона изумленно расширились. Вслед за ножкой в поле его зрения оказались дразняще-округлые ягодицы. Герберт нервно сглотнул.

— А ты не боишься? Вдруг люди не то подумают? — встревоженно осведомилась молодая женщина, втягивая внутрь вторую ногу. Поскольку задуманная ими авантюра началась, с официальным обращением она предпочла покончить.

Об этом Герберт до сих пор не задумывался. И зря, как выяснилось, если судить по взглядам выходящих из здания сотрудников.

— Но ведь секретарши очень часто сопровождают своих боссов, — отозвался он, скрывая улыбку при виде того, как Бетани отодвинулась от него на самый краешек сиденья. — Иногда куда дальше загородной усадьбы.

— Знаю, но ведь сейчас речь идет не о работе.

— Надеюсь, тебе не пришло в голову сплетничать направо и налево и нарушать конфиденциальность наших отношений? — небрежно осведомился Герберт, поправляя зеркало заднего вида.

— Я сказала только соседке по квартире. Надеюсь, тем самым я не разгласила государственную тайну?

Герберт улыбнулся. А ведь когда его секретарша злится, она выглядит почти хорошенькой!

— Ну и ядовитый же у тебя язычок!

— Вот и братья мои так говорят.

Еще одно упоминание о семье… Ну что ж, путь предстоит неблизкий, отчего бы не скоротать его за приятной беседой?

— А сколько их у тебя?

— Четверо. Я — самая старшая.

— Тяжко же пришлось твоей матери, — с шутливым вздохом ответил Герберт.

Бетани погрустнела.

— Слушай, мне трудно об этом говорить, и, ради Бога, только не вздумай мне сочувствовать, ведь с тех пор столько воды утекло, но моя мама умерла родами, когда мне было девять…

— О Господи! — Сердце его болезненно сжалось. — Бетани, прости…

— Терпеть не могу, когда люди начинают по такому случаю охать да сюсюкать! — негодующе воскликнула она. — Так что нечего со мною носиться!

Герберт деланно рассмеялся.

— А что, обычно я с тобой обращаюсь, как тиран и деспот?

— Без комментариев!

Уголки губ молодой женщины чуть изогнулись в улыбке.

— А малыш выжил? — неожиданно спросил Герберт.

Бетани повернулась к собеседнику, невольно восхитившись его решимостью. Обычно люди смущенно умолкали и дальше не расспрашивали.

— «Малыш» на днях отпраздновал шестнадцатилетие и мечтает стать инженером!

— И ты сама его вырастила?

— Выходит, что так, — кивнула Бетани. — Мой отец вечно занят на ферме, а старшие мальчики ему помогают. А что, я с радостью! Я его обожала и обожаю.

До чего же повезло мальчишкам с сестрой! — подумал Герберт. А вслух прибавил:

— Так, к слову, Бетани: я отлично знаю, каково тебе пришлось. Мой отец умер примерно тогда же, когда ты потеряла мать.

— Ох, мне ужасно жаль, — сочувственно откликнулась она.

Почему-то от признания Герберта у нее потеплело на душе. В кои-то веки Бетани не чувствовала себя одинокой. Несчастливое детство зачастую оказывается этаким пожизненным клеймом. Поневоле начинаешь думать, что ты не такая, как все. Осознаешь собственную ущербность.

— А теперь, какую музыку ты предпочитаешь? — сменил тему Герберт. — Или, может, включить новости?

— Музыку, — тут же отозвалась Бетани. — Новости меня в тоску вгоняют.

Герберт тихо рассмеялся и настроился на станцию, передающую классическую музыку. Всех этих Моцартов да Генделей Бетани не слишком жаловала. Но сейчас в машине было так уютно, что негромкая мелодия скрипки понемногу убаюкала молодую женщину, отвлекла от печального прошлого. Путь и впрямь оказался неблизким, но почти все три часа Бетани проспала. Когда она вновь открыла глаза, о солнце напоминало лишь розовое зарево у горизонта.

— Ага, Спящая красавица пробудилась! — раздался негромкий голос у самого ее уха.

Бетани вздрогнула, не совсем понимая, где находится. Она заморгала, повернула голову — чеканный профиль Герберта четко вырисовывался на фоне угасающего летнего дня. Да она все на свете проспала! Или спит до сих пор и видит сон про своего босса…

Бетани сладко, от души зевнула. Волосы ее растрепались, ей отчаянно хотелось принять душ.

— Который час?

Герберт недовольно поморщился.

— Почти десять, и мы безнадежно опаздываем. А все эти чертовы пробки! Я ругался, как сапожник, но ты так и не проснулась!

Герберт отчасти пожалел об этом. Надо думать, сон ей снился весьма занятный: она тихонько постанывала и ерзала на сиденье, так что ни одному водителю не удалось бы толком сосредоточиться на дороге.

— Думаешь, твои разозлятся?

— Конечно! Небось, сядут за стол, не дожидаясь нас.

— Как, я даже ванну не успею принять? — жалобно посетовала Бетани.

— Вряд ли, — «утешил» ее Герберт. — Но не волнуйся. Ты и так выглядишь… э-э-э… словом, на все сто! — Взгляд его то и дело возвращался к стройным, затянутым в атлас ножкам. — Классно выглядишь!

Он свернул на усыпанную гравием подъездную дорожку, конца которой, похоже, не предвиделось. И тут впереди, словно из ниоткуда, возникло золотисто-розовым здание — ни дать ни взять волшебный замок! И Бетани поняла: они приехали.

4

Она завороженно созерцала роскошный особняк. Ничего подобного молодая женщина в жизни своей не видела — разве что в путеводителях да книгах по истории. А вот Герберт в этом дворце родился и вырос.

Внушительный Милберри-холл, старинное здание, облицованное мрамором, казалось, украшало собою пейзаж с незапамятных времен. Особняк окружал ров, и последние лучи заходящего солнца играли на воде, превращая ее в расплавленное золото, а мраморные стены оттенком напоминали спелую землянику.

— О Господи! — Бетани прильнула к окну, чтобы не упустить ни малейшей детали. — Просто глазам не верится! И ты тут живешь?

— Жил раньше, — поправил Герберт.

— А сколько дому лет?

— Северное крыло построили в начале прошлого века. Еще при королеве Виктории. Со временем добавлялись все новые и новые пристройки. Как видишь, особняк несколько эклектичен… но на мой неискушенный взгляд и так неплохо!

— О да! — восхищенно вздохнула она. — Очень-очень неплохо!

Охваченная простодушным восторгом Бетани преображалась на глазах. И куда только девалась ее строгая сдержанность? Раскованность молодой женщины еще более подчеркивал экзотический наряд — на памяти Герберта секретарша никогда ничего подобного не носила. И в силу уж совсем непонятной причины в горле у него запершило, словно он песка наглотался.

— Нравится?

— Нравится? Не то слово! Такая красотища, а краски какие чистые да сочные!

— Ты с моим братом поговори. Эван в этом здорово разбирается.

— Он старше тебя или младше?

— Старше… По традиции старший сын наследует имение, — после недолгой паузы добавил Герберт.

— Вот счастливчик!

— Еще бы. Кстати, у него скоро свадьба — на случай, если ты позабыла, — как бы невзначай сообщил Герберт.

Небрежный тон ни на минуту не ввел молодую женщину в заблуждение. Она сразу поняла, к чему клонит собеседник.

— Неужто даже в самом невинном замечании нужно усматривать двойной смысл? — негодующе воскликнула Бетани. — Думаешь, я решу заарканить твоего брата только потому, что мне дом приглянулся?

— Знаешь, большинство женщин при одном взгляде на особняк воображают себя его хозяйками, — невозмутимо подтвердил Герберт. — Но я должен попросить прощения: у меня нет ни малейшего права делать такие допущения на твой счет.

Он извлек из замка ключ зажигания и обернулся к Бетани.

— Если вырос в таком дворце, то поневоле становишься подозрительным. Людей завораживает внешний блеск, а человека за ним никто и не видит.

— Ах, бедненький богатенький мальчик! — добродушно поддразнила Бетани. — Вот, значит, почему ты до сих пор не женат! Так и не сумел отыскать женщину, чуждую корыстного расчета, да?

Вопрос застал Герберта врасплох. И, уразумев его смысл, он, по правде говоря, почувствовал себя несколько глупо. О подобных вещах редко спрашивают вслух, тем более так прямо…

— Вы очень смелы, мисс Браун!

— Моя прямота порой граничит с бестактностью… Прости, — смущенно улыбнулась Бетани. — Но и ты мог бы промолчать.

— Мы же условились, что в течение уик-энда я обязан отвечать на все твои вопросы, — весело парировал он. — Хорошо же: я не женат, потому что не нашел еще той женщины, с которой захотел бы соединить свою жизнь. Вот и весь секрет. А ты уже подыскала себе пару?

Бетани перебрала в памяти своих немногочисленных поклонников.

— Пожалуй, что нет, — признала она.

— Эй, выше нос, стоит ли так огорчаться? В наше время институт брака стремительно сдает позиции. Мне не веришь — взгляни на статистику разводов.

— Но ты ведь наверняка мечтаешь в один прекрасный день обзавестись семьей? — не отступала Бетани. — И сыночком, похожим на тебя как две капли воды. С которым можно мячик погонять, прежде чем старческий ревматизм тебя скрючит.

От такой дерзости Герберт утратил дар речи. При иных обстоятельствах он нахалку тут же высадил бы из машины. Но сейчас Бетани была ему нужна позарез, так что приходилось волей-неволей смирить гордость.

— Пока еще у меня достанет сил поддать ногою мяч, не тревожься, — ядовито отозвался он. — И от души надеюсь, что долго еще смогу вести активный образ жизни.

Парадная дверь открылась, и на пороге появился молодой человек.

— А вот и Эван, — сообщил Герберт, облегченно переведя дух. — Наш старшенький!

На самом деле Эван выглядел ничуть не старше Герберта, и ростом ему заметно уступал. Что отнюдь не означало, будто привлекательности природа отпустила ему в меньшей степени. Напротив, молодой человек был весьма и весьма хорош собой. По крайней мере, так решила Бетани, выбираясь из машины.

Однако — и с каждой минутой она видела это все яснее — в Герберте было что-то особенное. Грозный босс представал перед секретаршей в совсем ином свете. На работе он выделялся только потому, что не разгуливал по офису в затрапезных джинсах, как большинство служащих «Суперфоун». Его великолепные, сшитые на заказ костюмы казались скорее данью причуде, нежели стилю жизни.

Но здесь Герберт изумительно вписывался в окружающую обстановку. Пышные темные волосы и гордый профиль наводили на мысль о прошлом веке, но ленивая ухмылка и лукавый блеск в глазах были неотделимы от современности. Герберт куда более Эвана походил на «благородного лорда, владельца поместья», и Бетани невольно задумалась: а не доводилось ли младшему брату обижаться на старшего из-за права наследования?

— Это Бетани, — объявил тем временем Герберт. — Бетани Браун. Помнишь, я говорил, что привезу с собой девушку?

— Конечно, помню. Да только я решил, что все равно не поверю, пока не увижу ее своими глазами.

Эван протянул гостье руку. И Бетани заметила, как в глазах его промелькнуло легкое удивление, так быстро, что в следующее мгновение она готова была поклясться: ей все померещилось. Если же нет, то удивление это имело одну-единственную причину. Герберт, надо думать, обычно привозил девушек, которые куда лучше вписывались в здешнее окружение. А вовсе не секретарш, которые примчались в гости прямо с работы, переодевшись в чужие, «взятые напрокат» тряпки!

— Счастлив с вами познакомиться, Бетани, — проговорил Эван с теми же четкими, выверенными интонациями, что и у брата. — Должен признаться, до сих пор Герберт вас просто прятал: ни словечком о вас не обмолвился!

— Сам видишь почему! — пылко отозвался Герберт, одной рукой обнимая спутницу за плечи. — Она просто чудо, верно?

Бетани запрокинула голову, от души надеясь, что босс заметит ее предостерегающий взгляд. Пожалуйста, не переигрывай! — мысленно внушала она. Тем более что за всю свою жизнь молодая женщина ни разу не ощутила себя «чудом»!

— И в самом деле чудо, — вежливо согласился Эван.

— От души рада встрече. — Бетани улыбнулась в ответ и, видя, что Герберт позы менять не думает, стряхнула с плеча его руку. — Не сейчас, милый! — твердо объявила она.

— А! — Глаза Эвана блеснули. — Вот и разгадка!

— Разгадка чего? — полюбопытствовал Герберт.

— Каким волшебным способом мисс Браун тебя покорила. — Эван весело подмигнул Бетани. — Мы с ним частенько вместе ходили в театр или в ресторан, и бедняге приходилось просто-таки отбиваться от назойливых красавиц. Женщина, способная дать ему отпор, — как раз то, что нашему Герберту нужно. Но пойдемте же в дом, Бетани… и добро пожаловать в Милберри-холл.

Уже на пороге огромного великолепного холла у Бетани перехватило дыхание. Роскошная мраморная лестница вела на второй этаж, а там расходилась в две стороны. Молодая женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть ее как следует.

Почему Герберт не сказал ей, что дом его — по сути дела, старинный замок! Того и гляди из-за ближайшей колонны появится группа туристов во главе с гидом.

— А теперь с чего начать: с хороших новостей или с плохих? — спросил Эван.

— Ты давай выкладывай по порядку, — поморщился Герберт.

— Ну, во вторник матушка помчалась обхаживать старую школьную подругу. Да ты ее знаешь, ту, которая ипохондрией страдает, — пояснил Эван. — Ушибет палец и тотчас же начинает названивать докторам и сиделкам!

— И матушка вечно все бросает и мчится ее «спасать». Не понимаю, с какой бы стати… — вздохнул Герберт.

— Женская солидарность, наверное, — пожал плечами Эван. — Как бы то ни было, сейчас ситуация обратная. Вчера матушку угораздило вывихнуть лодыжку, и отныне подруга ухаживает за ней. К слову сказать, подруге сразу полегчало. Скажу больше: врач запретил маме вставать с постели до будущей недели. — Герберт выдержал паузу и озорно усмехнулся. — Так что я поселю вас в одной комнате!

— Но это… — похолодела от ужаса Бетани.

— Ты совершенно права, дорогая: это — самая замечательная, самая прекрасная из новостей! — замурлыкал Герберт и, заключив молодую женщину в объятия, поцеловал прямо на глазах у брата.

Бетани открыла было рот, чтобы воспротивиться, но протест ее привел к совершенно непредсказуемым результатам. Герберт бессовестно воспользовался ситуацией и всеми ее преимуществами. Губы его властно прильнули к губам молодой женщины, а язык уверенно скользнул внутрь, так что Бетани вдруг почувствовала себя слабой, беспомощной и на редкость уязвимой!

И почему-то у нее пропала всякая охота сопротивляться. Вместо того чтобы оттолкнуть наглеца, ее ладони словно сами по себе легли на его плечи. Глаза непроизвольно закрылись, пальцы впились в ткань пиджака. Больше всего на свете ей сейчас хотелось обвить руками шею Герберта, всем телом прильнуть к нему, и…

Раздалось вежливое покашливание, и Бетани резко открыла глаза. Во взгляде Герберта бушевала такая буря эмоций, что молодая женщина на мгновение задумалась: неужто он потрясен, сбит с толку и взволнован этим поцелуем не меньше ее самой?

А Герберт неотрывно глядел на Бетани, выжидая, чтобы утих глухой стук сердца в груди. Он поцеловал секретаршу скорее озорства ради. Что за неописуемый ужас отразился на ее лице, когда Эван сообщил, что их поселят вместе! Большинство женщин подобной возможности только порадовались бы, а эта смотрела так, будто ее только что приговорили к двадцати годам каторжных работ.

Так все началось. А что потом?

Герберт знал: частенько случается, что неожиданность затмевает тщательно спланированное удовольствие. Ну, вроде как ужин, наспех приготовленный из того, что нашлось в холодильнике, оказывается в миллион раз вкуснее трапезы в дорогом ресторане.

Вот так оно вышло и с поцелуем. Герберт застал Бетани врасплох, и ее неподдельное изумление подарило ему неизъяснимую отраду. Просто кровь вскипела в жилах, и… Герберт сглотнул. Давно уже он не испытывал подобного возбуждения…

Вздрогнув, он с запозданием осознал, что Эван вот уже несколько минут заливается соловьем, а он ни словечка не расслышал.

— Э-э-э… прошу прощения, что помешал, — усмехнулся Эван, глядя на брата с откровенным изумлением. — Но если вы оторваться друг от друга не можете, то только скажите: я сбегаю в столовую и все улажу.

Бетани коснулась щек кончиками пальцев: так и есть, огнем полыхают. Ох, лишь бы Герберт не ляпнул брату еще чего-нибудь похуже!

— Для любовных игр у нас еще будет время, — возразил Герберт, откровенно наслаждаясь ситуацией.

Молодая женщина окинула его испепеляющим взглядом, не задумываясь о том, заметит его Эван или нет. Ну, погоди! — яснее слов говорили ее глаза.

То-то повеселимся! — взглядом ответил Герберт, лукаво изогнув бровь.

Эван недоверчиво переводил взор с брата на гостью и обратно.

— Надо сказать, я отродясь не видел, чтобы мой брат выказывал столь пылкую страсть, — улыбнулся он. — Признавайтесь, Бетани, что вы с ним сделали?

— Я просто не в силах перед ней устоять, — вздохнул Герберт.

Ох, если бы Эван только знал, что все это — хорошо разыгранный спектакль! То-то огорчился бы, подумала Бетани.

Бесконечно долгий путь до столовой по длинному, гулкому коридору, по мнению Бетани, напоминал дорогу на эшафот. И ей то и дело приходилось напоминать себе: это она оказывает Герберту услугу, а не наоборот. Кстати, при первой же возможности надо будет сказать нахалу, чтобы не смел больше лезть с поцелуями, иначе только ее тут и видели!

Но вот до их слуха донесся приглушенный гул голосов, перемежающийся музыкальным позвякиванием бокалов. Эван распахнул створчатые двери и торжественно объявил:

— Леди и джентльмены, наконец-то мы все в сборе! Слегка припозднившиеся, однако весьма и весьма желанные гости: мой брат Герберт и мисс Бетани Браун!

Перед глазами молодой женщины соткалась туманная пелена, из которой то тут, то там выплывали смутно различимые лица. Бетани вдохнула поглубже, успокаивая нервы, и постепенно картина начала проясняться. Она уже различала хрусталь, фарфор, ослепительно яркий канделябр… и пять пар любопытных глаз, устремленных точнехонько на нее!

Вот уж неудивительно! Все три дамы были в элегантных вечерних платьях, а она в своих канареечно-желтых брюках выглядела так, словно из цирка сбежала.

— Ух ты, ух ты, ух ты! — добродушно пророкотал пожилой джентльмен, сидящий в дальнем конце стола размером с теннисный корт. — Да это же молодой Хендерсон под руку с девушкой! Говорят, все на свете однажды случается в первый раз… А я уж и надежду потерял дожить до такого!

— Генерал, прошу вас, не говорите так, — отшутился Герберт. — Чего доброго, отпугнете Бетани.

Теперь, когда все глаза обратились к Герберту, гостья смогла наконец перевести дух и приглядеться к сидящим за столом.

Пожилая толстушка, с ног до головы обвешанная украшениями под стать рождественской елке, надо думать, госпожа генеральша. Хрупкая молодая женщина в красном шелковом платье простого и строгого покроя, с коротко подстриженными золотистыми волосами и точеными чертами лица, скорее всего, невеста Эвана. Недаром же на среднем пальце ее левой руки сверкает огромный сапфир!

Рядом с ней сидел молодой человек — пожалуй, ровесник Бетани, хотя выглядел он куда моложе. А уж по сравнению с Гербертом он и вовсе казался школьником.

А вот это, должно быть, Даньелл. Девушка взирала на Герберта так, словно все ее дни рождения вдруг наступили одновременно и принесли с собою целую гору подарков. До чего хороша! Нежный цвет лица, ясные, сияющие глаза и такая трогательно юная!

Герберт дотронулся до плеча своей спутницы, и та непроизвольно вздрогнула. Легкое, небрежное прикосновение было сродни электрическому разряду и при этом ободряло и успокаивало.

— Позволь тебе представить, — начал он, непринужденно улыбаясь. — Вон та красавица в алом скоро станет моей невесткой. Берил, это Бетани.

Берил весело подмигнула гостье.

— Когда Эван стал назначать мне свидания, я и не подозревала, что у него есть такой сладкоречивый младший брат! Рада с вами познакомиться, Бетани.

— Взаимно, — улыбнулась девушка.

— А это — генерал Уильямс, — продолжал Герберт.

— Просто Джордж! — негодующе поправил генерал. — Я давно ушел в отставку, сынок, и по горло сыт армейскими званиями.

Герберт одарил улыбкой переливающуюся бриллиантами даму.

— А это Агата, его лучшая половина.

— Добрый вечер, — учтиво поздоровалась Бетани.

— А это — крестница моей матери, Даньелл Марчмонт.

Какая равнодушная, бесстрастная характеристика, сочувственно подумала Бетани, видя, как Даньелл судорожно вздохнула. Все ее юное тело напряглось, точно под пыткой, а безнадежно-влюбленный взгляд обратился к Герберту.

Бетани и не ожидала, что Даньелл окажется настолько хороша собой. Точно мадонна на старинной картине… Вот только в этой целомудренной непорочности ощущалось нечто от хищницы.

Баснословно дорогое черное платье больше подошло бы женщине постарше. Черные волосы рассыпались по плечам, а лицо по контрасту с ними ослепляло белизной. В огромных карих глазах, обращенных к Герберту, — выразительных, с поволокой, точно у лани, — светилось обожание. Не заметить чувств девушки мог только слепой. Неудивительно, что атмосфера за столом воцарилась напряженная.

И если приезд Бетани должен был положить конец девичьим грезам, то пока уловка не сработала.

— Здравствуй, Герберт, — тихо пролепетала Даньелл.

— Привет, Даньелл, — дружески улыбнулся он. — Поздоровайся с Бетани.

Выразительные карие глаза погасли, теперь особой любви в них что-то не читалось. Даньелл окинула взглядом гостью, отметив отсутствие макияжа, кричаще-яркие брюки и низкий вырез блузки. И кажется, сочла, что тревожиться ей не о чем. Бетани, и без того чувствующая себя крайне неуверенно, поняла: эта девушка ее даже за соперницу не считает. До чего же унизительная мысль!

Даньелл удивленно изогнула брови: дескать, с какой стати Герберт притащил сюда это чучело? Но вежливо поздоровалась. А покончив с формальностями, снова обратила взгляд на предмет своих воздыханий.

— Как поживаешь, Герберт? Я тебя целую вечность не видела и ты ни на одно из моих писем не ответил! Ну, иди же сюда. Я сберегла тебе местечко рядом с собою.

В пронзительных синих глазах, обращенных к Бетани, отчетливо читалось: «Ну, что я говорил?»

О да, для Бетани все было ясно как божий день: обожание настолько сильное поколебать крайне сложно. Если девушка так одержима страстью, увидит она только то, что хочет увидеть. Вполне очевидно, что Даньелл с легкостью усмотрела в братской привязанности Герберта неоспоримые свидетельства любви.

Бетани мысленно выругала себя: сколько можно молчать, точно язык проглотила! Она уселась на стул и обернулась ко всеми позабытому юноше.

— А вас как зовут? — тихонько осведомилась она.

Молодой человек так и просиял благодарной улыбкой — можно было подумать, что его невесть как облагодетельствовали.

— Я — Брюс Слингсби и тоже друг семьи. Меня в последнюю минуту пригласили. Надо думать, для ровного счета, — усмехнулся он беззлобно. — Рад с вами познакомиться, Бетани. Поздравляю, от души поздравляю!

Герберт невозмутимо занял место между нею и Даньелл.

— С чем бы это?

— Да с победой, конечно: вам удалось заарканить убежденного холостяка!

— О, вы все истолковали превратно! — запротестовала Бетани, пока Брюс наполнял ее бокал белым вином. — Мы вовсе не помолвлены, и…

— О да, мы пока еще не помолвлены, — лениво протянул ее сосед справа, всем своим видом говоря: «Какое упущение!»

Бетани подумала, что Голливуд утратил потрясающего актера в лице Герберта Хендриксона. С каждой минутой она открывала в своем боссе все новые и новые неожиданные стороны.

Вот теперь Даньелл соизволила заметить гостью. Девушка натянуто улыбнулась, а огромные карие глаза воинственно сверкнули.

— Надеюсь, что так, — мило проворковала она. — Ведь если бы Герберт взял да и обручился, ни слова нам ни сказав, мы, друзья семьи, сочли бы это за обиду! — Даньелл искоса взглянула на него. — Особенно если бы никто из нас не знал счастливую избранницу.

Гости деланно засмеялись, и тут появилась домоправительница с двумя тарелками, до краев полными всякими деликатесами. Умирающая с голоду Бетани тут же приободрилась.

— Еще вина? — предложил Брюс.

— Да, пожалуйста. — Бетани протянула бокал. — Сегодня глоток-другой чего-нибудь крепкого мне не повредит.

— Что, знакомство с семейством Герберта оказалось тяжким испытанием? — улыбнулся юноша.

— Сущий кошмар, — подтвердила Бетани.

Герберт искоса наблюдал за своей спутницей, с аппетитом уплетающей ужин. Ему самому кусок в горло не лез. Он с вежливым интересом прислушивался к болтовне Даньелл, стараясь при этом излишнего энтузиазма не выказывать. И тихо вздыхал про себя. Похоже, девушка не воспринимала Бетани в качестве соперницы. Что было неудивительно.

А Бетани весело смеялась очередной шутке Брюса, который просто-таки сиял от восторга: хоть кто-то находит его занимательным! Герберт непроизвольно нахмурился. Да, сегодня Бетани выглядела не лучшим образом, однако куда эффектнее, чем обычно.

Герберт отродясь не встречал женщин, которые бы так мало заботились о собственной внешности, и все-таки смотреть на Бетани было очень и очень приятно. Как она оживлена, как весело болтает с соседом! А тот прямо расцвел от счастья.

В конце концов, в чем состоит их план? Продемонстрировать Даньелл, что любовь непредсказуема и сводит вместе людей самых неподходящих. Любовь — это не код, который набираешь, заранее зная нужную комбинацию. Да, Даньелл молода, красива и принадлежит к его кругу, размышлял Герберт. Однако это вовсе не значит, что они предназначены друг для друга. Как бы девушке того не хотелось.

— Бетани… — Герберт легонько дотронулся до ее запястья и почувствовал, как в ответ на касание молодая женщина вздрогнула.

Это еще что такое? Он привез сюда секретаршу именно потому, что она не находит его привлекательным.

Герберт внимательно пригляделся к соседке. В свете свечей ее дымчато-серые кошачьи глаза загадочно поблескивали, придавая Бетани необычный, слегка экзотический вид. Из всех присутствующих за столом женщин только она не была накрашена, и Герберт непроизвольно отметил, что Бетани так и лучится свежестью и здоровьем. И пахло от нее мылом — что за чистый, целомудренный запах…

Бетани с трудом подавила зевок. Она уже исполнила свой светский долг, поболтав со всеми гостями по очереди. Особенно ей понравились Эван и Берил. Молодые люди явно души друг в друге не чаяли, но при этом и о существовании окружающего мира ни на минуту не забывали.

— Что тебе нужно? — спросила она чуть резче, чем собиралась, и подняла взгляд… да так и не смогла его отвести.

Кажется, она когда-то объявила боссу, что не находит его привлекательным. Значит, она солгала или обманывала сама себя. Потому что сейчас ей вдруг показалось, что мужчины роскошнее Бетани отродясь не встречала. Волосы его загадочно поблескивали в свете свечей, каждое движение мускулистого стройного тела дышало сдержанной силой, а прищуренные глаза смотрели на нее с явным интересом.

Губы молодой женщины приоткрылись, и все, что Герберт собирался сказать, вмиг вылетело у него из головы. Долю секунды они недоверчиво глядели друг на друга. Так, словно… Герберт сурово нахмурился.

— Что-то не так? — спросила Бетани.

Он покачал головой.

— Я собирался спросить о том же. Ты вся как на иголках.

— Неудивительно, — тихо ответила она. — У меня такое чувство, словно…

— Герберт!

Даньелл настойчиво дергала его за рукав, словно ребенок, требующий мороженого. Герберт с трудом сдержал вздох досады.

— Да, Даньелл…

Со дня их последней встречи прошло около года, и за это время крестница миссис Хендерсон несказанно похорошела. Это уже не девочка-подросток, впервые осознал Герберт. Это юная женщина, одержимая желаниями и страстями, которые не стесняется выказывать.

Что ж, тем насущнее необходимость в дурацком спектакле, что задумали разыграть они с Бетани. Потому что, если Даньелл не справится со своей навязчивой идеей, она окажется в крайне нелепом положении.

Ведь девушки ее возраста легко уязвимы. Будь Даньелл лет на десять постарше, она бы легко смирилась с отказом, сказав себе: с глаз долой — из сердца вон. Но в семнадцать лет любовное разочарование кажется трагедией…

— Можно, я угощусь у тебя шоколадным муссом? — вкрадчиво спросила Даньелл.

Герберт перевел взгляд с вазочки на влажные девичьи губы… Нет уж, в эти игры он не играет.

— Угощайся, — мило улыбнулся он, пододвигая к ней десерт.

— А ты не покормишь меня с ложечки? — кокетливо улыбнулась Даньелл.

— Такая большая девочка наверняка умеет кушать сама, — отшутился Герберт.

Бетани зорко наблюдала за разыгравшейся сценой, при этом краем уха прислушиваясь к долгому и нудному рассказу Брюса о том, как познакомились и поженились его родители. О нет, Даньелл вовсе не так беззащитна, как я воображала, думала Бетани. И влечение ее вовсе не поверхностное.

Герберт прав: этот случай куда серьезнее затянувшегося девичьего каприза. За внешней трогательной беспомощностью таилась отчаянная решимость. Интересно, как далеко готова зайти Даньелл ради того, чтобы получить желаемое?

— У тебя усталый вид, — раздался негромкий голос совсем рядом с Бетани.

— Я и впрямь еле сижу.

— Тогда пойдем в постель?

Вопрос прозвучал с такой интимной теплотой, что Бетани смущенно захлопала ресницами, придумывая ответ. Ей не составило труда понять чувства Даньелл, когда та услышала предложение Герберта.

Джордж Уильямс, судя по всему, тоже расслышал последнюю фразу Герберта. И от души расхохотался.

— Подождал бы уж до портвейна!

Но Герберт поднялся из-за стола, обнял Бетани за плечи, ощутив, как она напряглась.

— Обойдусь без портвейна. Мы с Бетани с самого утра работали не покладая рук…

— Да уж, не сомневаюсь! — не без зависти хихикнул генерал и тут же удостоился от жены тычка под ребра.

У Даньелл же вид был такой, словно ее ранили в самое сердце. Однако Герберт проигнорировал страдальческий, молящий взгляд карих глаз.

— Мы с Бетани очень устали. Увидимся утром.

Услышав собственническое «мы с Бетани», Даньелл вздрогнула, словно от удара. И Герберт испытал мгновенный укол совести: стоит ли причинять девушке такую боль? Но есть ли у него выбор?

— Пойдем, дорогая, — шепнул он своей спутнице.

Бетани послушно поднялась и пожелала гостям доброй ночи. В наступившей тишине Герберт снова по-хозяйски обнял ее за плечи, точно законный муж, и пара с достоинством удалилась.

5

Бетани молча шла рядом с Гербертом по увешанному портретами коридору. Ей отчаянно хотелось высказать боссу все, что она о нем думает, но следовало выждать, пока оба не окажутся подальше от чужих ушей.

— Где мои вещи? — спросила Бетани.

— Наверху. — Герберт удивленно изогнул бровь. — В твоей комнате.

— В моей или в нашей? Мне казалось, совместное проживание в договоренность не входило!

— Да ладно тебе, Бетани, — нахмурился Герберт. — Пойдем наверх!

— Я и шагу отсюда не сделаю, — уперлась молодая женщина, — пока вопрос о спальнях не будет решен ко взаимному удовлетворению.

Тем временем в столовой разговор возобновился. Даже сюда долетали обрывки фраз, смех, перезвон бокалов.

— Я отлично понимаю твою озабоченность, — проворчал Герберт.

— Какой ты чуткий!

— Но мне бы не хотелось продолжать наш разговор в пределах слышимости весьма и весьма любопытной аудитории.

— Да уж! — сверкнула глазами Бетани.

Герберт вдохнул поглубже, напоминая себе: спокойно!

— Бетани, — тихо проговорил он, — если ты приехала сюда ради того, чтобы изобразить пылкую ко мне любовь…

— Так и есть, — подтвердила молодая женщина, гадая, с какой стати вообще ввязалась в эту безумную авантюру.

— А теперь из-за ерунды собираешься поставить под удар весь наш план. И вообще, пошли скорее. Прежде чем Даньелл заинтересуется, почему тебя так ужасает мысль провести со мной ночь.

Найдя доводы Герберта небезосновательными, Бетани покорно поплелась вслед за ним по роскошной мраморной лестнице. По этим ступеням поднимались знатные дамы в элегантных шелковых платьях, из-под которых кокетливо выглядывали кружева нижних юбок. И как это ее угораздило затесаться в столь аристократическое общество — в этих вульгарных желтых штанах!

Верхнюю площадку украшал мраморный бюст мальчика-подростка. В любом другом интерьере он показался бы неуместным, а сюда вписывался вполне гармонично.

Бетани на мгновение задержалась перед ним. И кого же этот юноша ей напоминает? В прямом носе и упрямом подбородке ощущается нечто знакомое. И взгляд…

— Кто это?

— Я, — неохотно признался Герберт.

— Так я и подумала. — Бетани улыбнулась, представив, какими правдами и неправдами мальчишку заставляли позировать скульптору. В этом возрасте дети и минуты не усидят на месте. — До чего ты был хорошенький!

Так его вот уже много лет никто не поддразнивал. По крайней мере, с таким невинным добродушием. Герберт привык к тому, что подначки и шуточки служат прелюдией к любовной игре. А поведение Бетани свидетельствовало о том, что о сексе она думает в последнюю очередь. Молодая женщина провела пальцем по мраморному носу, словно проверила, нет ли пыли.

Подобное равнодушие должно было бы задеть Герберта, а он почему-то нисколько не обиделся. Напротив, радовался чувству, доселе не испытанному…

— Сюда, — кивнул он в сторону левого ответвления коридора. — Наша спальня там.

Они миновала еще с десяток-другой семейных портретов и снова свернули налево. Прямо лабиринт какой-то! Но вот Герберт остановился у массивной дубовой двери.

Дыхание у молодой женщины перехватило, пульс участился. Герберт резко толкнул дверь рукой — и его собственное сердце глухо забилось в груди. Он недоверчиво тряхнул головой, отгоняя наваждение. Что за чушь! Он пригласил сюда Бетани только потому, что секретарша не пробуждала в нем ни искры интереса. Так откуда же это предчувствие чего-то волнующего?

— Вот наша комната, — бесстрастно объявил он.

— Вижу, — кивнула Бетани, чувствуя себя девственницей накануне брачной ночи.

Она переступила порог — и восхищенно ахнула. Таких спален фермерская дочка отродясь не видела. На мгновение она позабыла и о грядущей ночи, и о предстоящем неприятном объяснении — настолько потрясла ее красота и роскошь комнаты.

В центре возвышалась массивная кровать с пологом на четырех резных столбиках. Изумрудно-зеленый бархат, расшитый золотом, ниспадал мягкими складками, эффектно драпируя черное дерево. А стены от пола до потолка были затянуты гобеленами с изображением пухлых красавиц в полупрозрачных хитонах, играющих на лютнях либо собирающих виноград.

— Неужто это твоя детская комната? — изумилась молодая женщина.

— Да ты шутишь, — рассмеялся Герберт, закрывая дверь. — В это крыло нас с братом вообще не пускали. Это так называемая изумрудная спальня.

— Здорово! — улыбнулась Бетани. — Комната названа в честь кровати! Как раз то, что мне нужно!

Грандиозное, застеленное бледно-зеленым атласным покрывалом ложе таило в себе скрытую угрозу. Бетани отошла к окну и вгляделась в ночь. В темноте глаза ее с трудом различали гротескные очертания деревьев да серебряные блики на воде во рву. Пытаясь успокоиться, она мысленно досчитала до десяти и вновь обернулась к своему спутнику.

— Знаешь, Герберт, это в мои планы не входило. Почему ты не стал возражать, когда твой брат объявил о том, что поселит нас вместе?

— И что бы я ему сказал? — язвительно осведомился он. — Что нас это не устроит? Что мы условились хранить целомудрие до свадьбы?

— Почему бы нет? — вызывающе ответила Бетани.

— Потому что Эван мне бы не поверил, — просто сказал Герберт.

— Правда? — Глаза Бетани сверкнули. — Выходит, ты со всеми своими знакомыми женского пола непременно спишь?

— Не будь наивной. — Герберт коротко улыбнулся, уловив в голосе собеседницы явное неодобрение. — Если угодно, я не со многими встречаюсь, — тихо добавил он, видя, что Бетани вспыхнула от гнева.

— Мне-то какое дело, переспи ты хоть со всеми женщинами Канады и Соединенных Штатов!

— Так что со стороны Эвана было вполне естественно отвести нам отдельную комнату, — мягко проговорил Герберт, уводя разговор в сторону. — Наверное, ему следовало сначала спросить у меня, да только он понятия не имел, что делать. Видишь ли, я никогда еще не привозил сюда женщин.

— Что? Никогда?! — задохнулась Бетани.

— Никогда, — подтвердил Герберт, улыбаясь ее изумлению.

— А почему?

— Понимаешь, здесь мой дом и это место для меня… ну, священное, что ли, — вздохнул он. — Я же говорил: стоит женщине увидеть особняк, и в глазах у нее вспыхивают долларовые значки. Зачем мне привозить сюда очередную подружку, если это лишь подаст повод к беспочвенным надеждам?

— Понимаю, — медленно протянула Бетани.

— И мой брат, вполне естественно, решил, что ты очень много для меня значишь. А если теперь я скажу ему, что мы просто…

— Просто друзья? — саркастически вставила она.

Да, именно это Герберт и собирался произнести, но теперь понял, что под категорию «друзей» они явно не подходят. Тогда — коллеги? Нет, тоже не то.

— Если я скажу, что ты на меня работаешь и никакого романа в помине нет, это непременно скажется на его к тебе отношении. Эван не лучший из актеров…

— В отличие от своего младшего брата?

— О чем ты, Бетани?

— Нечего изображать святую невинность! Я про тот поцелуй!

— А что было не так с поцелуем?

— Ты отлично знаешь, что с поцелуем все было так, как надо!

— Слава Богу! — улыбнулся Герберт. — Я уж было испугался, что меня техника подводит! Значит, жаловаться тебе не на что?

— Еще как есть на что! — всплеснула руками Бетани. — Зачем тебе понадобилось меня целовать?

— По-моему, это очевидно. Ты уже открыла рот, чтобы высказать все, что думаешь о нашем размещении в одной спальне. И в результате наш заговор с треском провалился бы, верно?

Теперь, после объяснений Герберта, ситуация предстала перед Бетани в совершенно новом свете.

— Ну, может быть.

— Мы поцеловались и оба остались довольны. Да, Бетани, не отрицай, — покачал он головой, видя, что молодая женщина собирается протестовать. — Давай скажем, что мы перестарались и зашли чуть дальше, чем предполагали, и выбросим все из головы.

Однако самому Герберту с трудом удалось преодолеть в голосе хрипловатые многозначительные интонации, надо полагать, подсказанные инстинктом.

И хотя поцелуй действительно заключал в себе неизъяснимое удовольствие, он ровным счетом ничего не значил. Всему виной был эффект неожиданности… как говорится, запретный плод сладок!

— Шла бы ты в постель, — грубовато предложил Герберт. — А я заночую вон там.

Бетани взглянула в указанном направлении. Кресло цвета зеленой яшмы выглядело роскошно, но отнюдь не уютно. И Герберт на нем вряд ли бы поместился.

— Не глупи, — вздохнула Бетани. — На постели мы вдвоем отлично устроимся.

Глаза Герберта потемнели: на предложение мгновенно отреагировал не только ум, но и, к сожалению, тело. Причем настолько, что он вынужден был отвернуться, чтобы гостья ничего не заметила.

— Ты смотри не фантазируй! — нахмурившись предостерегла она.

— А как прикажешь воспринимать твои слова? — фыркнул он.

— Я сказала «на постели», а не «в постели». Я лягу под одеяло, а ты — поверх.

— Не раздеваясь, надо думать? — саркастически осведомился Герберт.

— А это уж как знаешь. Хочешь — надень пижаму, — милостиво соизволила Бетани.

— Я вообще не ношу пижаму! — негодующе прорычал Герберт.

— Значит, придется найти лишнее одеяло. А ты, никак, шокирован?

Герберт сам не понимал своих чувств. Что за непредсказуемое существо эта Бетани!

— Я подумал, что ты захочешь оказаться от меня как можно подальше, вот и все. Особенно после твоего праведного гнева из-за поцелуя.

— А может, ты сомневаешься, сумею ли я, деля ложе с таким роскошным мужчиной, удержаться и не наброситься на тебя с ласками прямо посреди ночи? — серьезно спросила Бетани.

— О Господи!

Герберт попытался вообразить на ее месте другую женщину и не смог. Любая другая женщина охотно включилась бы в игру. Настояла бы, чтобы хозяин улегся в кресле, отлично зная, где он окажется в итоге… Просто, как дважды два.

А вот с Бетани никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!

Кажется, он и впрямь потрясен! Бетани не сдержала улыбки. Если растешь в доме, битком набитом мужчинами, нетрудно воспринимать представителей противоположного пола как друзей. А вот у Герберта с этим явно проблемы.

— Ты что, никогда не жил в палатке? В походе, скажем, или на музыкальном фестивале? — полюбопытствовала она. — Не снимал квартиру на пару с девушкой? Не укладывался спать в гостях после бурной вечеринки?

— Собственно говоря, нет, — нахмурился он. — Я всегда предпочитал ночевать дома.

— Ох! — Брови Бетани поползли вверх. — Скучно же вы живете, мистер Хендерсон!

— Скучно? — Герберт внезапно осознал, что они с секретаршей поменялись ролями и теперь он изображает из себя строгого блюстителя морали. — Нет, скучать мне не приходится, — тихо возразил он. — Однако никогда еще жизнь не казалась мне такой… насыщенной, как сейчас.

Взгляды их скрестились, и огромная комната внезапно сократилась в размерах, сделалась маленькой и тесной. Слишком тесной… А ведь впереди еще целая ночь!

— Где тут ванная? — пролепетала Бетани.

— Вдоль по коридору, четвертая дверь слева, — рассеянно отозвался Герберт, мысли которого были заняты совсем другим.

— Ну, я пошла. — Скрывая смущение, Бетани покопалась в своих вещах и извлекла пакет с умывальными принадлежностями и пижамой. — Надеюсь… надеюсь, к моему возвращению ты уже уснешь.

— Я и сам на это надеюсь, — с серьезным видом кивнул Герберт. Сочетание в Бетани бравады и робости до странности возбуждало его и будоражило.

Таких ванных комнат молодая женщина и представить не могла. Размером с авиационный ангар, с огромной ванной и раковиной, в которую при желании можно уток запускать! Бетани включила воду на полную мощность. Гулкое эхо усилило звук, так что стало казаться, будто где-то рядом низвергается Ниагара.

Наполнив ванну до самых краев, Бетани разделась и с блаженным вздохом погрузилась в восхитительно горячую воду, благоухающую жасмином и туберозами. Лежала она долго, наслаждаясь тишиной, покоем и тонкими ароматами. А когда тело ее расслабилось и напряжение прошедшего дня уже не давало о себе знать, Бетани вымыла голову, почистила зубы и облачилась в пижаму.

Она на цыпочках прокралась обратно, опасаясь столкнуться с кем-нибудь из гостей. Например, с Даньелл. Или, еще того хуже, с генералом. Что ей в таком случае делать? Изобразить нетерпение и со всех ног броситься туда, где ее якобы дожидается Герберт, собираясь предаться бурной страсти?

Получится ли? В собственных актерских способностях Бетани изрядно сомневалась. Но, по счастью, судьба не уготовила ей никаких нежелательных встреч.

Она тихо повернула ручку и толкнула дверь. Сердце ее дрогнуло: свет все еще горел, а Герберт, распаковав чемодан, деловито убирал одежду в гардероб. Ситуация показалась Бетани до странности интимной, куда интимнее, чем перспектива совместного ночлега.

— А, ты не спишь? — как можно равнодушнее заметила она, швыряя одежду и пакет с умывальными принадлежностями на ближайшее кресло и походя отмечая, что Герберт разжился-таки одеялами.

— Да вот подумал, пусть вещи отвисятся…

Он обернулся, и глаза его изумленно расширились.

— Господи милосердный!

Бетани смущенно оглядела себя, гадая, все ли в порядке. Белоснежная хлопчатобумажная пижама явно не могла вызвать реакцию хоть сколько-нибудь бурную. От силы вежливое равнодушие, не больше. Самой пикантной ее деталью были розочки, вышитые по краю круглого отложного воротничка.

— В чем дело? — удивилась она.

— Может, следующим номером программы ты сообщишь о том, что все еще девушка? — простонал Герберт, думая, что секретарша его, оказывается, очень и очень мила. Почти красива, если уж на то пошло.

— Могу ли я узнать о причине вопроса столь бестактного? — с досадой осведомилась Бетани.

— Белая пижамка, ни следа макияжа, — фыркнул Герберт. — Удивляюсь, что ты не заплела волосы в две косички и не возвратилась вприпрыжку, распевая: «У Мэри был барашек».

— Могу, — заверила Бетани, не скрывая сарказма. — Или ты предпочитаешь, чтобы я облачилась в черный атласный пеньюар с кружевными вставками?

— Не надо, — поспешно воспротивился Герберт и с запозданием заметил, что в серых глазах прыгают озорные искорки. — Ты что, шутишь?

— Конечно! — воскликнула молодая женщина. — Сколько, по-твоему, пижам и пеньюаров необходимо на две ночи?

Их взгляды снова скрестились, и Герберт не отвел глаз.

— Возвращаясь к заданному вопросу. Если помнишь, мы договорились быть друг с другом честными и откровенными вплоть до конца уикэнда.

Бетани не могла не удивиться подобной наглости. Однако прямота собеседника скорее восхищала ее, нежели раздражала.

— Давай начнем с тебя, — предложила она. — Ты девственник или нет?

— Это оскорбление? — возмутился Герберт.

— Ничуть не бывало, — безмятежно откликнулась Бетани. — Странно, не правда ли: тебя оскорбляет вопрос, который ты не стесняешься задавать мне. И это называется равенство?

Герберт довольно долго созерцал гостью, скрывая улыбку. Затем сказал:

— Если уж речь зашла о равенстве, наверное, стоило бы бросить монетку насчет того, кто первый воспользуется ванной. Или даже принять ванну вместе… Ты не находишь?

Ответа Герберт дожидаться не стал. Нужно было убраться из комнаты — и поскорее.

К сожалению, его консервативная матушка до сих пор не озаботилась установить душ, так что, дабы совсем себя не скомпрометировать, он — впервые со времен школы-интерната! — совершил подвиг и принял ледяную ванну.

Возвратившись назад и все еще поеживаясь от холода, Герберт обнаружил, что Бетани уже погасила свет и легла. По правде говоря, он не знал, радоваться этому факту или огорчаться.

Он неслышно прикрыл за собою дверь, постоял немного, пока глаза привыкали к темноте. А затем на цыпочках прокрался к кровати и отдернул богато расшитый бархатный полог.

Герберт поневоле усмехнулся. Бетани надежно закуталась в одеяло, наружу торчал только нос. Она казалась такой неизъяснимо милой, целомудренной и уязвимой, что он вновь ощутил странное стеснение в груди и, поспешно схватив одеяло, тихонько улегся рядом.

Бетани почувствовала, как кровать чуть скрипнула и прогнулась под его весом, и попыталась дышать спокойно и ровно. Но очень скоро сбилась с ритма, закашлялась и перевернулась на спину.

— Да ладно тебе, я и так знаю, что ты не спишь, — раздался тихий голос совсем рядом с нею, теплое дыхание мужчины защекотало ей щеку.

Герберт явно забавлялся ситуацией. Если уж распаковка чемоданов показалась ей по-семейному интимной, то что же говорить сейчас? Бетани благоразумно промолчала.

— Бетани…

— Ну, что еще?

Она резко села и включила ночник. И — о, ужас! — обнаружила, что одеяло сползло и взгляду ее предстал обнаженный торс Герберта во всей его красе.

— Я, кажется, просила тебя что-нибудь надеть! — возмутилась Бетани, щурясь от яркого света. — Да как ты посмел лечь в чем мать родила?

— Шшш! Ты весь дом перебудишь! — Герберт заговорщицки отвернул край одеяла, демонстрируя, что приличия соблюдены. На нем были пурпурные шелковые трусы. — Видишь?

Бетани крепко зажмурилась. Да, она все видела. Причем гораздо больше, чем следовало. Несмотря на ограниченность опыта, Бетани поняла, что сосед ее в силу непонятной причины до крайности возбужден.

Надо думать, это условный рефлекс. Или дело в ней самой?

— Бетани…

Она отвернулась и проговорила, уткнувшись в подушку, так что слова можно было разобрать с трудом:

— Хватит ко мне приставать! Я тебе не Даньелл, для которой достаточно одного взгляда твоих неотразимых синих глаз!

Герберт улыбнулся, снова накрылся одеялом… и приготовился к долгой бессонной ночи.

Прикосновение к волосам было легким, точно дуновение ветерка, и все-таки явственно ощутимым.

Бетани сонно заворочалась и, перекатившись на бок, вытянула руку. Ладонь легла на гладкую кожу, а голова склонилась на что-то теплое, глухо колотящееся.

Герберт до боли вглядывался в темноту, завороженный резким контрастом: нежная щека смутно белела на фоне его загорелой груди, там, где билось сердце. Влажные губы маняще приоткрылись. Герберта обуревало желание и терзали муки совести.

Проснувшись, он обнаружил, что оказался совсем рядом с Бетани и что пальцы его каким-то непостижимым образом погрузились в шелк ее волос. А сама Бетани, повернувшись во сне, непроизвольно придвинулась к нему. И вот вместо того, чтобы перебраться на краешек матраса, он остался лежать на месте, нисколько не препятствуя молодой женщине.

В конце концов, что за беда, если Бетани уютно устроилась возле него, раз она закутана в одеяло! Человек инстинктивно тянется к теплу и другому живому существу в темной ночи.

Герберту даже удалось убедить себя в том, что, если Бетани и вцепилась пальцами ему в плечо, в этом нет ничего предосудительного. И пусть себе голова женщины покоится у него на груди, так что волна шелковистых волос рассыпалась и слегка щекочет ему шею.

Герберт пошевелился только тогда, когда ощутил пульсацию желания. А Бетани просыпаться и не думала. Неужто не слышит, как участилось его сердцебиение? Неужто глухие удары, наводящие на мысль о паровом молоте, нисколько ее не тревожат?

Пытаясь отвлечься, Герберт откинул со лба молодой женщины прядь волос, и локон словно сам собою обвился вокруг его пальца. Мгновение — и он погрузил ладонь в шелковистую волну цвета спелого каштана.

Бетани глухо застонала, выгнулась всем телом — это было видно даже под одеялом. Герберт знал: нужно остановиться. Нужно оттолкнуть женщину… или хотя бы разбудить.

— Бетани… — шепнул он.

В отраднейший из снов вплелся негромкий грудной голос, и у Бетани все внутри просто-таки растаяло. Она чуть повернула голову, и губы ее коснулись гладкой кожи. Живая, теплая, с пряным, возбуждающим запахом… и где-то у самого уха — глухой стук сердца.

Бетани подняла голову в тот самый миг, когда Герберт уступил искушению и потянулся к ее губам. И едва уста их соприкоснулись, молодая женщина, окончательно стряхнув с себя сон, поняла, где она и с кем.

Надо остановить Герберта!

Но темнота, окутавшая ее подобно плащу, отняла и последние остатки здравого смысла. Бетани не стала его останавливать. Напротив, пылко обняла руками за шею и притянула Герберта к себе. Ближе, совсем близко…

Он застонал, целуя молодую женщину все самозабвеннее, все неистовее, ощущая под одеялом очертания ее фигуры. Больше всего на свете ему хотелось сорвать все эти треклятые простыни и покрывала и прильнуть к ней всем телом…

Изнемогая от страсти, Герберт с усилием оторвался от нежных губ. В полумраке глаза его полыхали лихорадочным огнем.

— Нет уж, это никуда не годится!

— О чем ты? — оторопело спросила Бетани.

— Двое в одной постели — чистой воды безумие! — прорычал он, поспешно спрыгивая с кровати на пол. — Хоть к психиатру обращайся! Нормальный человек на такое никогда не пошел бы!

И, схватив в охапку одеяла, без лишних слов Герберт отнес их на кресло. Мысленно выругавшись, он приготовился бодрствовать до утра.

6

На протяжении бесконечно долгих часов Бетани лежала, не смыкая глаз и тщетно пытаясь заснуть. От окна доносилось ровное дыхание Герберта. Интересно, думала она, спит он или притворяется?

Сначала Бетани попробовала считать овец. Когда овцы не помогли, прибегла к еще более надежному способу: считать начиная от тысячи в обратную сторону. Дойдя до двухсот сорока шести, она забылась неспокойным, тревожным сном.

Когда вновь открыла глаза, в комнате по-прежнему царил полумрак, должно быть, потому, что плотные бархатные занавеси почти не пропускали света. Бетани посмотрела на часы и тихо охнула: надо же, одиннадцатый час!

Она протерла глаза, откинула полог и встала. Герберт даже не пошевелился. Неслышно ступая, Бетани подошла к креслу и склонилась над спящим.

Герберт кое-как устроился на боку, подложив руку под голову. Русые волосы растрепались, длинные густые ресницы были опущены. Во сне суровый мистер Хендерсон выглядел моложе своих лет. Мягче, беззащитнее — не захочешь, а поцелуешь!

Одеяло соскользнуло, оголив торс, и Бетани впервые осознала, что за роскошная фигура скрывается под строгими деловыми костюмами. Широкие плечи, грудь, на которую так и тянет склонить голову. Под позлащенной загаром кожей угадывались натренированные мускулы. Темные завитки волос на груди сужающейся полоской уходили вниз…

— Что показал осмотр?

Темные ресницы приподнялись, явив пару очень и очень заинтересованных синих глаз.

— Это нечестно! — возмутилась Бетани. — Я думала, ты спишь.

— Знаю. — Герберт зевнул и собрался уже перекатиться на спину, но вовремя осознал уязвимость подобной позы и остался на месте. — Я думал, после того, что произошло ночью, ты ко мне и на шаг не подойдешь.

Интересно, встревожилась Бетани, с какой стати глаза его вновь потемнели, точно небо перед грозой? Вряд ли дело в ней. Чего стоят эта сверхблагопристойная пижама и растрепанная копна волос!

— Сколько времени? — полюбопытствовал он.

— Поздно. Одиннадцатый час. Мы проспали.

— Ну, Марджори нам покажет! — застонал Герберт.

— Кто такая Марджори?

— Наша повариха и домоправительница. По правде говоря, она все равно что член семьи.

Бетани нервно сглотнула. Неужели для успеха их заговора Герберту так уж необходимо бросать на нее время от времени такие взгляды, словно он готов ее живьем проглотить?

— Давай поскорее спустимся вниз. Может, нам хоть чашечку кофе перехватить удастся!

По правде говоря, о кофе Герберт сейчас не помышлял. Сейчас больше всего на свете ему хотелось продолжить с того самого места, на котором он вынужден был прерваться прошлой ночью. Притянуть Бетани к себе, поцеловать в губы, а потом…

Он зажмурился, говоря себе, что только близкое соседство заставляет его желать женщину, которая в обычных обстоятельствах нисколько его не привлекает.

— Кто первый идет в ванную — я или ты? — осведомился Герберт, не открывая глаз.

Бетани вспыхнула, словно школьница, и мысленно возблагодарила судьбу за то, что босс этого не видит. Но ведь ей не пригрезились эти завораживающе чувственные интонации в его голосе. Она прекрасно видела, что ночью Герберт был очень и очень возбужден… И кажется, сейчас с ним творилось то же самое.

Дело в том, что мужчины не всегда в состоянии контролировать собственное тело. Они способны отзываться на примитивнейшие сексуальные раздражители — как, например, оказавшаяся в той же постели женщина, не вышедшая еще из детородного возраста. Даже если бы внешностью она напоминала автобусный бампер, Герберт, надо думать, отреагировал бы точно так же.

— Чур, я первая! — отозвалась она и, схватив то, что подруга Джилл назвала бы «одеждой на каждый день», выскочила из спальни.

Приняв ванну, Бетани облачилась в розовые бриджи и зеленый топ. Затем посмотрела на себя в зеркало и пожала плечами: пожалуй, что и сойдет.

По возвращении в спальню она обнаружила, что Герберт исчез. Лишь на кровати лежала записка: «Отправился на утреннюю пробежку».

И что ей теперь делать? Спускаться вниз одной? Для убедительности романа стоило бы дождаться Герберта… Ну да ладно! Приписав: «Ушла добывать чашку кофе», — Бетани вышла из комнаты.

Сначала она заглянула в столовую, но там не оказалось ни души. Уже на выходе она столкнулась с дородной особой, подававшей ужин накануне вечером.

— Доброе утро, Марджори. Я… хмм… как тут насчет завтрака? — улыбнулась Бетани, чувствуя себя до крайности неуютно под пронзительным взглядом домоправительницы.

— Завтрак всегда подается в садовой гостиной, — сообщила Марджори, подразумевая, что это всем и каждому с детства известно. А затем демонстративно посмотрела на часы. — В это время я обычно уже убираю со стола.

Виной ли всему был параноидальный страх Бетани или Марджори действительно чуть заметно поморщилась при взгляде на ее ярко-розовые бриджи?

— Простите, — покаянно произнесла гостья. — Я… мы проспали. Нельзя ли мне перехватить чашечку кофе, пока Герберт не спустился?

В глазах домоправительницы отразилась внутренняя борьба: она явно решала, стоит ли проявлять услужливость или нет.

— Если вы здесь в качестве… э-э-э… спутницы мистера Герберта, вам бы следовало его дождаться.

Бетани покорно кивнула. «Мистер Герберт», надо же! Можно подумать, ему уже перевалило за сто! А Марджори будто прорвало:

— Будь здесь его мать, уж она бы такого безобразия не допустила! Чтобы неженатым парам да отводили одну спальню!..

— Так возблагодарим же судьбу за то, что в этот уик-энд она не с нами, верно, милая моя Бетани?

Знакомый голос, глубокий и низкий, показался Бетани самым приятным звуком на свете, хотя без добавления «милая моя» она охотно бы обошлась. Молодая женщина просияла радостной улыбкой, причем улыбка эта была совершенно искренней.

— Ох, Герберт, ты уже здесь!

Герберт уловил в ее голосе тревожную нотку, и в следующий миг на него нахлынуло неодолимое желание защитить и оградить Бетани от любой обиды. Он негодующе воззрился на домоправительницу и с трудом удержался от возмущенной отповеди. Возможно, для Марджори классовые предрассудки — основа существования общества. Сам Герберт тоже испытал на себе «прелести» подобной системы воспитания и понимал домоправительницу, хотя и не одобрял ее взглядов.

— Надеюсь, Марджори любезна с тобой?

— О да, — тут же подтвердила Бетани. — Я ей очень признательна.

Домоправительница встретилась с гостьей взглядом, и в глазах ее промелькнуло нечто похожее на благодарность.

— Пойду заварю кофе, — хмуро проворчала она. — И погляжу, не найдется ли пирожных с кремом.

Герберт не мог взять в толк, отчего по-прежнему чувствует себя не в своей тарелке, хотя дважды резво обежал вокруг усадьбы.

— Марджори тебя не обидела? — спросил он, увлекая Бетани сквозь стеклянные двери гостиной на террасу.

— Да нет. Просто она видит, что я в здешнее окружение не вписываюсь. Марджори меня не одобряет, и я вполне могу ее понять.

Герберт указал своей спутнице на плетеное кресло рядом с терракотовым цветочным горшком и сам уселся в соседнее.

— Ты здесь ни при чем. Марджори не одобряет того, что я привез сюда женщину и сплю с ней в свое удовольствие. Не удивлюсь, если она слегка ревнует… Марджори знает меня с детства и считает своим долгом опекать ненаглядного воспитанника. Мы с Эваном, считай, выросли у нее на руках; именно она встречала нас, когда мы приезжали на каникулы…

— А где же была ваша мать?

— О, визиты, благотворительность, да мало ли чего! С тех пор как умер отец, мы с Эваном были по сути дела предоставлены сами себе. — Герберт мягко улыбнулся в ответ на исполненный трагизма взгляд Бетани. — Да ничего в этом страшного нет, правда! Так уж сложилось.

— И ты ничуть не огорчался?

Герберт смотрел на собеседницу, думая, что сегодня она оделась еще более эксцентрично. Ярко-розовые бриджи и темно-зеленый топ с блестками… Что за маскарадное сочетание!

— Так принято в нашем кругу, — тихо пояснил он. — Зато на каникулах наслаждаешься полной свободой. Лазаешь в свое удовольствие по деревьям, плаваешь в реке… А ребенок ко всему привыкает. — Сейчас глаза Бетани отливали зеленовато-серым, точно яшма. — Да кому и знать, как не тебе. Тебе, небось, тоже несладко пришлось после смерти матери. Тем более что надо было братьев растить…

— Люди вечно расхваливали меня до небес. Смотрите, мол, какая самоотверженность, — задумчиво сказала Бетани, скрестив ноги и мысленно проклиная узкие бриджи. — А самоотверженность тут ни при чем. Это вопрос выживания, и только. Если не справишься — пойдешь ко дну. Отец был целыми днями занят на ферме, а семью так хотелось сохранить! Поэтому я скорее эгоистка, нежели героиня.

Герберт завороженно созерцал собеседницу. Черт, и почему это он до сих пор не замечал, какая роскошная у Бетани грудь? Хотя попробуй разгляди ее под бесформенными серыми или синими свитерами. А теперь вот глаз отвести не удается! Из этого состояния его вывело позвякивание чашек на подносе.

— Спасибо, — проговорил Герберт, принимая из рук домоправительницы поднос.

Он бессовестно прибег к безотказному средству, практикуемому с самого детства, — умоляющему взгляду, — и Марджори, смилостивившись, одарила гостью вполне благожелательной улыбкой.

— Может, она меня не так уж сильно возненавидела, — вздохнула Бетани, провожая домоправительницу взглядом.

— С какой стати ей тебя ненавидеть? — удивился Герберт. — Это она просто меня охраняет. Наверное, боится, что ты разобьешь мне сердце.

— Очень на то похоже! — ответила Бетани, с трудом сдерживая смех. — Впрочем, если ты готов рискнуть…

— Готов, — невозмутимо сообщил Герберт, встречаясь с ней взглядом.

Да он просто шутит, не более того! Главное — не поддаваться на провокации. Бетани рассеянно высыпала в кофе две лишние ложки сахару.

— А когда приезжает Ронни?

Герберт видел, что щеки молодой женщины слегка заалели. Дыхание сделалось прерывистым. Интересно, станет ли Бетани возражать, если он протянет к ней руку… Как ни странно, ему этого отчаянно хотелось.

— Да когда ему в голову взбредет. Все зависит от его рейса… или от его каприза. Ронни совершенно непредсказуемый.

— А еще какой он?

— Очень забавный и чертовски талантливый, — улыбнулся Герберт. — И слегка эксцентричный. В юности он мечтал быть археологом, поступил в колледж. Тут-то его и «заарканил» Голливуд. Знал бы он заранее, что за жизнь его ждет, послал бы киношников куда подальше. Слава — странная штука. Многим нравится. А вот Ронни терпеть не может, когда посягают на его личную жизнь. Толпы людей осаждают беднягу днем и ночью…

— Ужасно! — сочувственно кивнула Бетани.

— Ну, не настолько, — краем губ улыбнулся Герберт. — Я знаю профессии и похуже.

— Ага, моя, например.

— Очень смешно.

Осторожно прихлебывая горячий кофе, Герберт внимательно изучал собеседницу из-под полуопущенных ресниц. Бетани, чувствуя себя все более неловко, оглянулась по сторонам.

— А чем мы сегодня займемся?

— Чем захочешь. Здесь любое твое пожелание — закон. Бассейн. Теннис. Крикет…

— Да я в жизни не играла ни в крикет, ни в теннис!

— Неужели? — Герберт усмехнулся и подлил себе кофе. — Я мог бы поучить тебя, если хочешь.

Сердце молодой женщины забилось быстрее, но она ничего не ответила. Наверное, полагалось выказать вежливый интерес, однако Бетани себе не доверяла. Она украдкой вытерла повлажневшие ладони о бриджи и оглядела тщательно подстриженную лужайку, роскошные цветочные клумбы, раскидистые деревья. В воздухе разливалось благоухание жимолости, смешиваясь с ароматом кофе, и Бетани вдруг подумала, что Милберри-холл — самое прекрасное место на всем земном шаре.

Герберт по-прежнему неотрывно наблюдал за молодой женщиной. Вот она блаженно зажмурилась, подставив лицо солнечным лучам. Волосы ее переливались на солнце, и он вдруг понял, что они вовсе не каштановые. Скорее цвета чая перед тем, как в него добавят молока.

— Привет, Герберт!

Бетани открыла глаза. Перед ней стояла Даньелл. В изящном белом хлопковом платье девушка изумительно смотрелась на фоне цветущего сада.

— А, Даньелл, — приветливо кивнул Герберт, поднимаясь и уступая девушке свое кресло. — Не выпьешь с нами кофе?

— С удовольствием, — улыбнулась та, заглядывая в глаза собеседнику.

— Пойду принесу еще чашку.

Женщины проводили его взглядами. Интересно, подумала Бетани, нарочно ли Герберт оставил их наедине? Если да, то тяжкое испытание ей предстоит!

Сумеет ли она убедить девушку, по уши влюбленную в Герберта, в том, что сама испытывает к нему чувства не менее пылкие? Бетани очень не хотелось лгать, но не хотелось и унижать «соперницу», тыча ее носом в очевидное. Видит Бог, бедняжке и без того несладко приходится!

Бетани вспомнила своего третьего братишку, который частенько ревновал к новорожденному. Оно и понятно: мальчик вменял малышу в вину смерть матери. А исправлять ситуацию, как всегда, пришлось старшей сестре. Как? Да очень просто. Бетани старалась в любой ситуации сохранять спокойствие, не терять головы и на все вопросы брата отвечать откровенно и прямо.

Даньелл между тем не спускала с нее глаз. Взгляд юной красотки чуть дольше, чем нужно, задержался на розовых бриджах; прелестный лоб прорезала морщинка.

— Вчера вечером нам не удалось пообщаться толком. — Даньелл деланно улыбнулась. — А вы давно знакомы с Гербертом?

— Не то чтобы. Несколько месяцев от силы.

— Несколько месяцев? — недоверчиво повторила Даньелл. — А это правда, что вы вместе работаете?

— Чистая правда. Мы с вами как-то раз даже беседовали по телефону. Неужели не помните?

— Смутно. — Даньелл улыбнулась чуть шире. Блеснули мелкие ровные зубки, точно у котенка, изготовившегося прыгнуть на «бантик», привязанный к веревочке. — А как вам это удается?

— Что именно?

— Ну… ваши отношения. — Последнее слово Даньелл выговорила с забавной детской серьезностью. — Вам не трудно разграничивать работу и развлечения?

— Как ни странно, нисколько, — абсолютно честно ответила молодая женщина. — Мы умеем идти на компромиссы.

— Повезло вам! — Даньелл окинула оценивающим взглядом ноги собеседницы. — А Герберту нравится, как вы одеваетесь? — внезапно спросила она.

— Он просто в восторге!

— Понимаете… — Даньелл затеребила пальчиками жемчужное ожерелье, и Бетани поняла, что она пытается привлечь ее внимание к памятному подарку. — Насколько мне известно, Герберт предпочитает, чтобы его дамы одевались… чуть более консервативно.

— А вы знакомы со многими его дамами? — полюбопытствовала Бетани.

— О нет, от меня Герберт их просто прячет. И сюда обычно не привозит. — Даньелл многозначительно улыбнулась. — Уж я-то знаю мужчин!

— В самом деле? — удивилась Бетани.

— Ну еще бы! Мне известно, что у мужчин есть некие… потребности. — Даньелл, словно извиняясь, пожала плечами. — Прежде чем мужчина остепенится и обзаведется женой, ему нужно хорошенько перебеситься.

Отличный ход, подумала Бетани. Древний, как мир, аргумент: хорошие девочки этого не делают. А уж кто именно займет место законной жены, намек был более чем прозрачен.

Даньелл снова затеребила ожерелье.

— Нравится?

— Очень красивый жемчуг, — похвалила Бетани.

— Это подарок Герберта.

— Да, он мне рассказывал.

— Вам?!

— Ну, конечно, — мягко проговорила Бетани. — У нас нет секретов друг от друга. Я знаю, как Герберт к вам привязан… просто как к родной сестре!

Наступила тягостная пауза. Даньелл с трудом сдержала слезы, точно разобиженный ребенок. Но в следующее мгновение вновь взяла себя в руки.

— А вы в курсе, что сегодня Ронни Коннолли приезжает?

Бетани кивнула.

— Не знаю, упоминал ли об этом Герберт, но Ронни терпеть не может, когда вокруг него поднимается нездоровый ажиотаж, — небрежно обронила Даньелл. — Вы ведь не станете прямо с порога требовать у него автограф, правда?

— Более того, клятвенно обещаю не пытаться утащить на память кусочек его носового платка или галстука, — серьезно заверила ее Бетани.

— Я знаю Ронни с самого детства, — мило щебетала Даньелл. — Его мама — близкая подруга мамы Герберта, а я — ее крестница. Вы ведь с ней тоже незнакомы?

— Пока нет. Как-то возможности не представилось, — отозвалась Бетани, нимало не погрешив против истины.

— Она просто исключительная женщина! — похвалила крестную Даньелл. — Дама старого закала, если вы понимаете, о чем я. Леди Хендерсон всегда говорила: если что и поможет тебе выжить в современном сумасшедшем мире, так только традиции. Вот возьмем, например, брак…

Леди Хендерсон? Этот негодник Герберт даже не потрудился сообщить, что его мать — особа титулованная! Титаническим усилием воли Бетани сдержала накатившую панику.

— Да-да? — изобразила она вежливый интерес.

— Вы не находите, что в наше время брак чаще всего заранее обречен на неудачу? Статистика разводов просто устрашающая, а сколько пар вообще не считают нужным регистрировать свои отношения! Вы понимаете, о чем я?

— Отлично понимаю.

— Так вот, во избежание неприятностей не лучше ли застраховаться с самого начала? Чем больше общего у жениха и невесты, тем больше вероятность того, что они будут счастливы. А если оба принадлежат к одному кругу, значит, и интересы у них схожие.

— Вижу, вы много думали над этим вопросом, — сухо заметила Бетани.

— Еще бы! — Даньелл заговорщицки понизила голос. — Мы частенько беседовали об этом с леди Хендерсон. Видите ли, считается, что в наши дни происхождение роли не играет, но это глубокое заблуждение… А вот и Герберт!

Много же времени понадобилось Герберту для того, чтобы принести чашку кофе, подумала Бетани. Может, он хотел дать ей возможность пообщаться с Даньелл? А если так, то какого исхода беседы ждал? Неужели надеялся, что, переговорив с нею, Даньелл тут же откажется от всех своих притязаний?

Герберт подошел ближе: во взгляде его, обращенном к секретарше, читался вопрос: как ты? Все в порядке, кивком дала понять Бетани. Ну, сказали ей: «Руки прочь!» — так что с того? Ведь все это только спектакль, хорошо разыгранное шоу, не более!

Герберт вручил Даньелл чашку, а затем демонстративно потянулся к руке Бетани и накрыл узкую ладонь своей. Пальцы молодой женщины показались ему холодными и безжизненными.

От широкой ладони мужчины шло отрадное тепло. И Бетани тотчас же почувствовала себя под надежной защитой. Вот так бы и просидеть здесь все утро, не трогаясь с места, наслаждаясь успокаивающей близостью Герберта! И только когда он убрал руку, молодая женщина с беспощадной отчетливостью поняла: она — в опасности. Того и гляди и впрямь влюбится в своего босса. Причем всерьез.

7

Оставив Даньелл в одиночестве допивать кофе и с тоской глядеть им вслед, Герберт повел Бетани осматривать усадьбу.

— А Даньелл возражать не будет? — осведомилась она, шагая рядом с ним по узкому мосту, перекинутому через ров.

— Какая разница? — рявкнул ее спутник.

Усадьба Хендерсонов оказалась огромной. Вот уже час они шли по извилистой тропинке, а конца-краю все не предвиделось.

— Неужели это все — ваше? — изумлялась Бетани, перепрыгивая через ручей, огибающий небольшую рощицу.

— Милберри-холл — семейное достояние. Мы с Эваном вроде как храним его для будущих поколений. Все это — и дом, и земли, и фермы — отойдет нашим детям.

— Если у тебя они будут, — заметила Бетани.

Ее спутник замедлил шаг.

— Вот уже дважды за последние двадцать четыре часа ты напоминаешь мне о доброй старой заповеди «плодитесь и размножайтесь». К чему бы? Или, может, ты высказываешь собственную мечту о детишках?

— Наверное, так и есть, — улыбнулась Бетани.

Этот бесхитростный ответ застал Герберта врасплох. Обычно женщины принимались отрицать очевидное. Стоило завести при них речь о любви, браке или детях, и они изображали праведный гнев, словно никогда и не задумывались о самых что ни на есть естественных основах бытия. Впрочем, на него такие дешевые уловки никогда не действовали.

А еще Герберт заметил, что спутница с легкостью приноровилась к его размашистому, широкому шагу. Он опустил взгляд. Да, конечно, кроссовки на упругой резиновой подошве со смешными бриджами не слишком-то сочетались, зато для пешей прогулки были в самый раз.

— Не хочешь отдохнуть?

— С удовольствием!

Бетани уселась на траву среди ромашек и с любопытством огляделась. Вдалеке паслись задумчивые коровы, в кустах боярышника с ветки на ветку перепархивали птицы.

— Слушай, а сколько здесь акров? — полюбопытствовала она.

— Мало кто рискнет задать такой вопрос, — улыбнулся Герберт.

— Зато многие думают об этом!

— Может, и так. — Герберт опустился на траву рядом с Бетани. Ветер легонько шевелил ее волосы, точно переливчатую бронзовую завесу. — Дом и сады занимают около двадцати акров. А дальше идут пахотные угодья и пастбища — наш основной источник дохода.

В сравнении с этаким великолепием отцовская свиноферма кажется сущим убожеством! — подумала Бетани.

— Так зачем тебе работать? — удивилась она.

— Иначе я бы со скуки умер. — Откинувшись назад, Герберт провожал глазами легкие белые облачка. — А вообще-то я не имею права тронуть и цента до тех пор, пока…

Он резко перекатился на живот.

— Пока что?

— Пока не женюсь.

— Замечательный стимул для вступления в брак!

— Скорее, дамоклов меч.

— Брак? Или деньги?

— И то и другое. Богатство, знаешь ли, налагает определенные обязательства. А что до брака… всякий раз задаешься вопросом, не деньги ли привлекают очередную воздыхательницу.

Бетани окинула взглядом своего спутника, беззаботно вытянувшегося на траве. Длинные, стройные ноги. Ослепительно белая рубашка. Ткань — шелк или что другое — достаточно тонка, и сквозь нее просвечивают очертания крепкого торса, который она, Бетани, не так давно имела возможность наблюдать воочию. Русые волосы растрепались под ветром. Сейчас Герберт нисколько не походил на себя самого — на невозмутимого и бесстрастного директора «Суперфоун». Этакий аристократический ковбой!

— Полно тебе, не напрашивайся на комплименты, — усмехнулась она.

— Я? — Герберт изобразил удивление. — О чем ты?

Бетани сорвала ромашку и принялась ощипывать белые лепестки.

— Никогда не поверю, что твоя невеста полюбит тебя только за богатство. Ты чертовски привлекательный мужчина, о чем, должно быть, и сам догадался давным-давно.

Герберт перевернулся на бок, искоса глядя на собеседницу из-под полуопущенных ресниц. На губах его подрагивала улыбка.

— Кажется, это был комплимент? Хотя произнести его тебе стоило немалых трудов.

— Что до тебя, мог бы предупредить заранее, что твоя мама — леди!

— Это важно?

Улыбка исчезла, словно ее и не было.

— Да уж наверное, если предполагается, что мы влюблены друг в друга по уши! О таких вещах, как правило, не умалчивают. А то меня, видишь ли, услужливо информирует Даньелл, в то время как сама я — ни сном ни духом!

— Она наговорила тебе гадостей? — насторожился Герберт.

— Да нет, скорее держалась с достоинством и покровительственно. Словом, пыталась поставить меня на место. И в создавшихся обстоятельствах подобное поведение более чем понятно.

— Очень великодушно с твоей стороны так говорить, — неожиданно признал Герберт.

— Вряд ли. — Бетани отбросила в сторону облысевшую ромашку и сорвала другую. — Даньелл еще совсем девочка…

— Ну, немногим младше тебя, — уточнил Герберт.

— Знаю. Однако ведет себя не по возрасту.

— Согласен. Но это неудивительно, — вздохнул Герберт. — Всю свою жизнь Даньелл в золоте купается… в отличие от тебя.

— Она велела мне не приставать к Ронни Коннолли. Наверное, вообразила, что я встречу его на пороге, размахивая книжечкой для автографов!

— Даньелл не имела ни малейшего права говорить такие вещи! — прорычал Герберт.

— Ну, справедливости ради заметим, что Даньелл меня совсем не знает. Предположим, что она предостерегла меня по-дружески, чтобы я не выставила себя в нелепом свете перед всей честной компанией. Тем более что все здесь, видимо, держатся с Ронни по-свойски, ничем не подчеркивая его исключительности.

— Скажи, ты всегда судишь людей настолько непредвзято? — осведомился Герберт. — Или просто пытаешься произвести на меня впечатление? Если так, то ты весьма преуспела.

Бетани рассмеялась: восхищенный взгляд собеседника немало ей польстил. Да только похвалы этой она не заслужила.

— Ну, до святой мне далеко!

— Надеюсь. — Внезапно внимание Герберта привлекло какое-то движение. — Не двигайся, — тихо проговорил он. — Кто-то идет!

— Даньелл?

— Кажется, да. — Герберт пододвинулся ближе и понизил голос до заговорщицкого шепота. — Как думаешь, наш спектакль имеет успех? Удалось ли нам убедить Даньелл?

— В том, что мы — любовники? Или в том, что мы любим друг друга? Это две разные вещи, знаешь ли, — уточнила Бетани.

— Выбирай сама, — разрешил Герберт.

— Она нас видит?

— Не уверен. Нагнись ко мне.

— Но зачем?

— Да ну же! А то сейчас мы похожи скорее на противников перед схваткой, чем на пылких возлюбленных!

Герберт коснулся ее плеча пальцами и почувствовал легкую ответную дрожь. Ласково и бережно он уложил молодую женщину на траву рядом с собою.

Он долго всматривался в лицо Бетани, и в глазах его стояли вопросы, которых она не понимала. Но кому нужно понимание, если Герберт обнимает тебя крепко-крепко? И кому нужны объяснения, если Герберт, заслонив собою солнце, собирается поцеловать тебя?

— Герберт… — беспомощно пролепетала она.

— Шшш!

Поцелуем он заставил Бетани умолкнуть, и она нисколько не возражала. Просто сказала себе, что все это — часть представления и придется потерпеть.

И, конечно, солгала себе. При чем тут «потерпеть»? Едва их губы соприкоснулись, Бетани позабыла обо всем на свете.

Легкий привкус зубной пасты, аромат желания… Теплый, пряный, мужественный и резкий. Ночью они целовались сквозь туманную дымку сна, но сейчас между ними — полная ясность.

— Герберт…

На сей раз она простонала его имя с восторгом, и, словно вдохновленный этим откликом, Герберт снова прильнул к ее губам.

— Ты просто великолепна, — прошептал он, отстраняясь.

— Ничего подобного.

— Да, черт подери!

Герберт с трудом заставил себя убрать ладони с ее грудей. Какие они нежные и мягкие! А соски упругие и твердые, точно горошинки! Еще немного, и он не выдержал бы…

Застонав, Герберт сел, обняв руками колени. Бетани осталась лежать, завороженно глядя на небо. Вот это представление! Спектакль для избранной публики! Во рту у нее пересохло, в груди ощущалась томительная пустота. И даже не глядя в зеркало, молодая женщина знала: лицо ее пылает огнем.

— Она ушла? — осведомилась Бетани, откашлявшись.

Герберт вскинул голову. Взгляд его был отрешенным и бездумным.

— Кто?

— Даньелл.

— Даньелл? — непонимающе повторил он.

— Ну, ты же ее видел. Она шла в нашу сторону. Разве не помнишь?

Сощурившись, Герберт глядел вдаль, точно моряк, высматривающий на горизонте долгожданную землю. И Бетани тут же почуяла неладное.

— Никакой Даньелл не было, верно? — спросила она.

Герберт собрался возразить, но тут вспомнил о договоренности в течение всего уик-энда говорить правду и ничего кроме правды. Кроме того, лгать Бетани ему очень не хотелось.

— Не поручусь. Померещилось что-то… Возможно, дело в освещении. Но вообще-то, скорее нет, чем да.

— Тогда зачем ты целовал меня?

Герберт убрал у нее со лба непослушный локон и улыбнулся самой загадочной из своих улыбок.

— Потому что мне захотелось. Я мечтал об этом поцелуе с тех самых пор, как обнимал тебя ночью. Да и ты вроде бы не возражала. Давай все спишем на пение птиц. Или на жару, если угодно.

— А когда я найду виноватого, что тогда? — спросила Бетани, с трудом сдерживая улыбку.

— На этот вопрос у меня нет ответа, — сознался Герберт, легонько дотрагиваясь до ее губ кончиком пальца. — Рядом с тобой я не в состоянии рассуждать здраво.

Бетани кивнула: пустяки, мол, и разговаривать тут не о чем. Взрослым, как и детям, свойственно вытворять глупости, и до причин здесь докапываться бессмысленно.

Равнодушная снисходительность молодой женщины на мгновение поставила Герберта в тупик. Но вот он поднялся и протянул спутнице руку.

— Пойдем. А то на ланч опоздаем.

Они неспешно возвратились к дому. Прочие гости уже собрались на террасе, наслаждаясь прохладительными напитками и приятной беседой. Перед генералом высился фужер с шампанским. Миссис Уильямс восседала рядом мрачнее тучи. Брюс, одетый для игры в теннис, явно скучал. При виде молодой пары лицо его заметно прояснилось.

Прелестная Даньелл, несмотря на крайне недовольный вид, как всегда, выглядела замечательно. Воздушное платье в цветочек и широкополая соломенная шляпа необычайно ее красили. А густые, распущенные по плечам волосы наводили на мысль о звезде телерекламы, демонстрирующей достоинства нового шампуня.

Может, Даньелл их все-таки видела? Иначе с какой бы стати ей дуться на весь белый свет? Бетани захотелось для большего эффекта взять Герберта под руку, но лицо его было пугающе отчужденным. Он услужливо выдвинул стул для своей спутницы, а сам отошел к противоположному концу стола.

— Чудесное утро, не правда ли? — заметил генерал.

— Весьма, — согласился Герберт.

— Весьма! — передразнил генерал, извлекая из ведерка со льдом очередную бутылку шампанского. — И это — современная молодежь! Уж я бы подобрал иные слова для описания прогулки с восхитительной красавицей!

Зардевшись, Бетани поспешно глотнула шампанского. Вот взять бы да растаять в воздухе, точно джинн из арабской сказки!

— А где же Эван и Берил? — спросила она, переводя разговор на безопасную тему.

— Поехали в аэропорт за Ронни, — сообщила Даньелл, обращаясь исключительно к Герберту. — Его самолет прибывает в три. — Девушка сняла шляпу и принялась томно ею обмахиваться. — Ох, Герберт, чуть не забыла: звонила твоя мама. Я ей сказала, что ты куда-то исчез, как сквозь землю провалился! И что ты приехал не один.

— Да? — равнодушно откликнулся Герберт.

— Ммм… Она очень обиделась, что ты не побеспокоился сообщить ей заранее.

Герберт загадочно улыбнулся, и только. А в следующее мгновение в дверях появилась Марджори с подносом и принялась расставлять тарелки, до краев полные всякими деликатесами. Изнывающая от жары Бетани попыталась выразить восторг по поводу тающих ломтиков салями, черной завистью завидуя шляпе Даньелл.

Она принялась обмахиваться ладонью, пытаясь привлечь внимание Герберта, но тот упорно не смотрел в ее сторону. Вот ведь несносный упрямец! Сам полез с поцелуями. Сам натворил глупостей. Сам придумал этот дурацкий спектакль. А теперь ведет себя так, словно это она во всем виновата!

Ну да ладно. Осталось пережить один-единственный вечер и одну-единственную ночь. А завтра они благополучно вернутся в город, снова приступят к работе и выбросят выходные из головы. Как, собственно, и договаривались.

Тогда почему при мысли о том, что Герберт снова перевоплотится в мистера Робота, у нее так мучительно сжимается сердце?

— Бетани, а как насчет партии в теннис? Если, конечно, Герберт возражать не станет! — через стол окликнул молодую женщину Брюс.

Бетани выждала достаточно долго, давая Герберту возможность запротестовать, ежели захочет. Но тот и ухом не повел.

— В теннисе я ничего не смыслю, — улыбнулась она.

— Тогда, может, поплаваем?

— Отличная мысль!

— Даньелл, а вы к нам не присоединитесь?

Девушка скользнула по нему равнодушным взглядом, а вопрос попросту проигнорировала. Так что Бетани от души посочувствовала застенчивому юноше.

— Герберт, ты не поиграешь со мной в крикет? — требовательно спросила Даньелл.

Бетани затаила дыхание. Герберт не отрывал глаз от прелестного лица в форме сердечка, в обрамлении соломенной шляпы. Неужели колеблется?..

— Не сегодня, Даньелл, — сухо отрезал он. — Уж больно жарко.

Секретарша облегченно перевела дух. И, воспользовавшись правом «возлюбленной», задала мучающий ее вопрос, причем с обольстительно-вкрадчивыми интонациями:

— Так чем ты намерен заняться после ланча, Герберт, сокровище мое?

Он отлично понял ее замысел. Бетани играла, и играла на редкость убедительно. Однако от ласкового обращения в груди его всколыхнулась жаркая волна неуемного желания.

Вот уж не ждал он, что секретарша окажется первоклассной актрисой! С устрашающей отчетливостью Герберт понял: если весь день ему предстоит наблюдать за тем, как Бетани резвится в бассейне… Он раздраженно тряхнул головой. Это называется, самому напрашиваться на неприятности!

— Да вот решил навестить знакомого фермера. — В синих глазах сверкнул вызов. — Хочешь со мной?

— Нет, спасибо, — благодушно улыбнулась Бетани. — После сегодняшней прогулки я с ног падаю от усталости.

8

Устроившись в спальне перед зеркалом, Бетани сосредоточенно наводила красоту. Тут-то и распахнулась дверь: это возвратился Герберт.

— А, вот и ты, — машинально отозвалась Бетани, поплотнее запахивая халат.

— Я спустился к бассейну, а тебя там нет. Я все гадал, куда ты делась.

— Мы с Брюсом поплавали немножко, а потом я улеглась позагорать в шезлонге да и заснула. Просыпаюсь, а у меня руки и ноги красные. Просто ужас! Ну, я и ушла с солнца. А как поживает твой фермер? Наверное, порадовался гостю.

— Старик мне всегда рад, — кивнул Герберт. — Я его с детства знаю. Чему он только меня не учил: и охотиться, и рыбачить, и погоду предсказывать!

— А что, Ронни уже приехал? — полюбопытствовала Бетани.

— Час назад. Но к общению пока не стремится — сказывается разница во времени. Если ты рассчитывала на перлы искрометного остроумия, возможно, тебя ждет неприятный сюрприз. Не удивлюсь, если он завалился спать и к ужину не выйдет. Да не смотри ты на меня так трагично — мир пока что не перевернулся!

— Я просто умру от разочарования, — вздохнула она, закатив глаза. — Выходит, я зря такой путь проделала? — Бетани недоуменно пожала плечами, отчего халат на груди слегка распахнулся. — И что я теперь скажу соседке?

Герберт смотрел и не узнавал прежнюю секретаршу. Глаза ее сделались огромными и выразительными, губы матово поблескивали, обещая неизъяснимые восторги. И он снова ощутил прилив чувственной страсти.

— А, вот зачем ты накрасилась! Все ради Ронни!

— Ох, Герберт! — шутливо воскликнула молодая женщина, радуясь ноткам ревности, отчетливо прозвучавшим в его голосе. — Даже мы, провинциальные простушки, отлично знаем, что к торжественному ужину неприлично являться в затрапезном виде!

А жаль, машинально подумал Герберт, скользнув взглядом по строгому черному платью, висящему на вешалке в гардеробе.

— Ты вот это собираешься надеть?

— Да. А что, не нравится?

— Не совсем в стиле вчерашних желтых брюк. Или сегодняшних розовых… — отозвался Герберт, осторожно подбирая слова. — Вне офиса у тебя… э-э-э… совсем иной имидж. Я и не ждал, что ты окажешься такой…

— Какой же?

— Экстравагантной и яркой, — докончил он.

— Это вообще не мой стиль, — возразила Бетани, стремясь вывести босса из заблуждения. — Все эти наряды я одолжила у подруги.

— Одолжила?

— Ну да. А с какой стати ты так шокирован? Женщины часто заимствуют друг у друга одежду или украшения.

Взгляд синих глаз смягчился. Было в подобной откровенности нечто невероятно трогательное.

— Но зачем тебе понадобилось одалживаться?

— Да потому, что весь мой гардероб до отвращения зауряден. Для офиса — в самый раз, но не для развеселого уик-энда за городом. Только я все равно промахнулась, верно? Все эти тряпки слишком кричащие. Гости смотрели на них да носы морщили.

— Ничего подобного, — возразил Герберт. — Лично мне желтые брюки очень даже понравились. Да, немножко экстравагантные, зато как тебе идут! — Как именно, уточнять не стоило. Незачем говорить, сколь пикантно выглядят обтянутые канареечным атласом упругие ягодицы и как изящны длинные ноги. Не затем ли он отправился после ланча на долгую прогулку, чтобы выбросить из головы все эти милые подробности. — Очень идут, очень, — докончил Герберт со вздохом.

— Спасибо за комплимент!

Бетани улыбнулась, глядя на него в зеркало. Белая рубашка просвечивала на солнце, не скрывая очертаний мужественного торса. А кровать под балдахином на четырех резных столбиках во всем своем золотисто-зеленом великолепии служила превосходным фоном…

Герберт заглянул в гардероб. Позади черного платья загадочно переливался изумрудный шелк.

— А это что там за зеленая штуковина?

— Эту «зеленую штуковину», как ты мило выразился, одолжила мне та же подруга, у которой позаимствованы желтые брюки. Да только платье это для истинной леди не подойдет: оно облегающее, с низким вырезом да еще и просвечивает… Так что я подумала…

— Звучит просто здорово, — перебил ее Герберт, не считаясь с доводами здравого смысла.

— Ты шутишь?

— Ничуть, — покачал он головой. — Может, наденешь, пока я приму ванну, а потом… — Герберт многозначительно улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд собеседницы, — я выскажу свое мнение.

Обещание «высказать свое мнение» было произнесено с такими чувственными интонациями, что сердце Бетани сладко заныло. Наверное, Герберт именно на такой эффект и рассчитывал.

— А с чего ты взял, что я прислушаюсь к твоему… мнению?

Последнее слово Бетани произнесла, вкрадчиво растягивая гласные, — удивительно, до чего легко давалась ей наука флирта!

Герберт не сдержался. Он наклонился вперед и коснулся пальцем голубой жилки у нее на шеи. И возликовал, когда ее пульсация заметно участилась.

— Вот с чего, — прошептал он. — Видишь, как у тебя сердце бьется?

— Просто я волнуюсь, — возразила Бетани, нервно сглотнув.

— Вижу. — Герберт провел рукой по атласной коже. — А с чего бы вдруг?

— Да из-за Ронни Коннолли, конечно! — ответила молодая женщина, убеждая скорее себя, чем собеседника.

Герберт улыбнулся. Он ни единому ее слову не поверил. Дело в ней самой и в нем тоже, а вовсе не в популярном актере, которого она только на экране и видела. Больше всего на свете ему хотелось проследить пальцем очертания округлой груди, а затем накрыть ее ладонью, чувствуя, как оживает чуткая плоть. Но не хватало еще обольщать женщину только для того, чтобы доказать свою правоту!

— Так примерь платье — хотя бы ради интереса, — повторил он, хватая халат и исчезая за дверью.

Ради интереса! — возмущенно подумала Бетани, с трудом застегнув неподатливую молнию. Сам бы попробовал втиснуться в такое платье!

Тесный корсаж непостижимым образом уменьшил ее талию на пару дюймов, а грудь, напротив, казалась еще пышнее благодаря низкому вырезу. Юбка отличалась простотой покроя, зато интимно льнула к телу везде, где с ним соприкасалась. Особенно сзади. При такой юбке разумнее отказаться от пудинга, а то гости станут спрашивать, кого Бетани ожидает, девочку или мальчика. Ну да ладно, Бог с ним, с пудингом! Все равно она сладкого почти не ест.

Бетани повернулась на каблуках — и тут на пороге возник Герберт. Небрежно стянутый поясом махровый халат не скрывал загорелых ног, влажные волосы казались темнее, чем обычно. Бетани открыла рот, но все, что собиралась сказать, тотчас же выветрилось у нее из головы. Потому что она внезапно осознала: под халатом на Герберте ровным счетом ничего нет…

А он как вошел, так и замер в дверях, не веря собственным глазам. Неужели красавица в вечернем платье — та же самая женщина, что каждый день в бесформенных брюках и свитере усаживается за письменный стол напротив него и принимается за организацию его деловых встреч и переговоров?

— Ого, — тихо выдохнул он.

Изумрудный шелк и нежная кожа груди создавали просто-таки обольстительный контраст! Бетани сделала высокую прическу, закрепив волосы крохотными черными заколками со стразами. В ушах у нее болтались серьги: нелепое сочетание фальшивых бриллиантов и жемчуга, но их кричащая яркость лишь оттеняла чистую свежесть лица.

Бетани застыла под его взглядом, не в силах сделать и шагу. Впервые в жизни она ощутила себя воплощением желанной, манящей женственности.

— Нравится? — небрежно спросила она, скрывая волнение.

— Нравится? — словно недоумевая, повторил Герберт. — Знаешь, Бетани, если ставить вопрос на голосование, то мой голос можешь заранее приплюсовать к тем, что «за».

— А… это прилично?

— Повернись-ка.

Бетани медленно повиновалась. Герберт жадно сглотнул. Что за сладостное искушение! Это зрение его обманывает или в ход пошли колдовские чары? Он всегда считал Бетани худенькой и довольно-таки бесцветной. Кто же знал, что под нелепыми одеждами скрывается тело, ради которого и разум потерять не жаль!

— Ну как?

Тщетно Бетани ждала комплимента. Потеряв терпение, она обернулась к собеседнику — и упрек замер у нее на губах: в синих глазах читалась неуемная, первобытная страсть.

— Что такое? — переспросил Герберт, так и пожирая ее взглядом.

— Стоит ли мне показываться в нем гостям?

— Безусловно, стоит. Почему нет? — Герберт улыбнулся, изо всех сил противясь искушению подойти поближе. — По правде говоря, нравится мне этот эффект Золушки.

— Неужто я настолько преобразилась?

— Ты сама отлично знаешь, что да.

Может, все-таки стоило бы переодеться в строгое черное платье — так, для надежности? — подумала Бетани. Но она знала, что ни за что этого не сделает. Ведь сегодня ей нисколько не хотелось предстать в образе благоразумной и во всех отношениях респектабельной провинциалки. Она собиралась изобразить сирену-обольстительницу, роковую женщину, как говорят французы.

— Повернись-ка спиной, — попросил он.

— Мне казалось, видом сзади ты уже налюбовался.

В голосе Герберта послышался сдерживаемый смех.

— О да. Мне просто хотелось пощадить твою скромность: я намерен переодеться.

Бетани тут же отвернулась к стене. Тихо зашуршал шелк — трусы, надо думать. Загадочно зашелестел тонкий батист — рубашка, верно. А затем ткань поплотнее — неужели брюки? Бетани нервно сглотнула: в горле пересохло. Ну долго он еще?

— Можешь обернуться, — разрешил Герберт. — Теперь я вполне пристоен.

Ха! Много ли пристойности в мужчине, который, усевшись на кровати, натягивает черные шелковые носки на длинные, стройные ноги.

— Сейчас завяжу галстук — и мы готовы. — Герберт затянул шнурки ботинок и поднялся. — Кстати, не поможешь?

— У тебя опыта больше, — мягко возразила Бетани.

Ведь для того чтобы завязать галстук, ей пришлось бы подойти куда ближе, чем советовало благоразумие. Кроме того, пальцы у нее предательски дрожали.

Рука об руку они спустились к бассейну. В ветвях деревьев мерцали оранжевые и золотые фонарики, подвешенные на блестящих зеленых ленточках. Лимонно-желтые блики играли на поверхности воды. Напротив стеклянных дверей красовался огромный стол, накрытый на восемь персон. Тускло поблескивало столовое серебро, подрагивало пламя свечей.

— Как красиво! — восхищенно охнула Бетани.

При виде простодушного восторга своей спутницы Герберт испытал неизъяснимую радость. И куда только подевался привычный цинизм? Но кто бы упрекнул эту женщину в корыстном расчете, взглянув на алые губки, сложенные целомудренным бантиком! До чего хороша! На памяти Герберта секретарша его никогда не пользовалась яркой помадой. И этот пустячный штрих свершил невозможное: выглядела Бетани сексапильнее некуда!

— Может, пройдемся, пока никого еще нет? — предложил Герберт, но тут его внимание привлек звук шагов. — Смотри-ка, а вот и Ронни!

— О Господи! — взволнованно зашептала Бетани, вцепившись в руку своего спутника. — Что я ему скажу?!

— Спокойно. Расслабься. Будь самой собой.

— Но как?

— Бетани, даже голливудские знаменитости — такие же люди, как ты или я.

— Куда это вы спрятались? — раздался знакомый, чуть растягивающий слова голос, и Бетани впервые в жизни представилась возможность полюбоваться на голливудскую знаменитость вблизи. Что называется, лицом к лицу.

Молодая женщина изумленно заморгала. Ронни Коннолли оказался совсем не таким, каким рисовало ей воображение. Высокий, угловатый и ничем не отличается от простых смертных! Брюки из рубчатого вельвета кажутся слишком жаркими для такого вечера, рубашка выбилась из-под пояса. Густые, встрепанные волосы… и совершенно колдовские глаза. Ярко-голубые, завораживающие — голубее неба, голубее моря, голубее чего бы то ни было.

Вот он подошел совсем близко, внимательно оглядел Бетани, чуть заметно свел брови.

— Привет! Ну и кто же эта раскрасавица?

Голос его, негромкий и глуховатый, с безупречными интонациями, звучал чуть застенчиво.

— Я Бетани… Я здесь с Гербертом, — смущенно представилась молодая женщина.

— Добро пожаловать, Бетани по прозвищу «Я здесь с Гербертом»! — Он галантно поднес к губам руку молодой женщины. — Несказанно рад знакомству.

Бетани зарделась от удовольствия, а Герберт не удержался от смеха.

— Чертовски рад тебя видеть, Ронни! Славно, что ты приехал. Знаю, что дни у тебя расписаны по минутам, но как не выкроить вечер для старых друзей, верно!

— Ох, только не надо про расписания, — комично вздохнул Ронни. Сейчас он до того походил на недовольного жизнью мальчишку, что Бетани отчаянно захотелось погладить его по головке и угостить чем-нибудь вкусным. — Я только что закончил сниматься во Флориде, а на следующей неделе — добро пожаловать в Ноттингэм! — Он оглянулся. — Надо срочно выпить.

— Надо — значит, будет! — пообещал Герберт, указывая на столик, притулившийся под раскидистым деревом. — Пойдем посидим вон там, поговорим по душам, пока остальные не подоспели.

Тут Герберт, подхватив Бетани под руку, решительно увлек ее в нужном направлении. Молодая женщина настолько оторопела от подобной вольности, что едва сумела оценить по достоинству невероятный факт: она сейчас окажется за одним столом с Ронни Коннолли и станет, как ни в чем не бывало, пить с ним шампанское!

Когда все трое уселись, Герберт извлек из ведерка со льдом запотевшую бутылку. От смущения Бетани лишилась дара речи. Но никто вроде бы этого не заметил, и менее всех — Ронни. Он извлек из мятой пачки сигарету, закурил, и на лице его отразилось неизъяснимое блаженство.

— А мне казалось, ты бросил, — ехидно сказал Герберт.

— Совесть, умолкни! — отмахнулся Ронни и снова перенес все свое внимание на молодую женщину. — Я представлял вас совсем иначе.

— Но вы же вообще не знали, что я приеду! — изумилась Бетани. — Как вы могли ожидать чего бы то ни было?

— Вы первая из дам Герберта, с которой меня познакомили, — начал Ронни, переводя взгляд с Бетани на друга.

— Да, но я не…

— Ты вовсе не моя дама, так? — безмятежно отозвался Герберт. — Верно, сокровище мое, давай отстаивай свою независимость! Хотя, сдается мне, в том, что касается женской эмансипации, Ронни тебе сто очков вперед даст!

— Как мило с твоей стороны доканчивать за меня фразы, — с досадой фыркнула Бетани.

— Всегда рад услужить, — усмехнулся Герберт и вдруг с ужасающей отчетливостью понял, как жаль ему будет расставаться с ролью пылкого поклонника.

Он властно положил руку на обтянутое изумрудным шелком колено.

— Если вы не прочь побыть вдвоем, только скажите, и я оставлю вас, — протянул Ронни. — Выбор за вами: да или нет?

— Нет! — твердо объявила Бетани.

— Так где вы познакомились? — полюбопытствовал Ронни.

Последовала неловкая пауза.

— Мы… э-э-э… вместе работаем, — неохотно признался Герберт. — Бетани — моя… э-э-э…

— Кто-кто? — изогнул бровь Ронни.

Герберт нахмурился. Сказать как есть — и возникает этакое приниженное, раболепное существо. А ведь Бетани совсем не такая, нет!

— Бетани — моя секретарша.

— Ух ты! — удивился Ронни. — Служебный роман! Вот уж не ожидал от тебя!

А Бетани подумала о том, как приземленно и обыденно выглядит их мнимая связь, если называть вещи своими именами. Ей отчаянно захотелось запротестовать, отстоять чудесную неповторимость их любви — да только ведь никакой любви и в помине нет!

— Ну, и каков наш Герберт в роли босса? Небось, командует вами вовсю?

— Пытается.

Герберт рассмеялся, в глазах его вспыхнул азарт.

— Ну же, Бетани, расскажи, каков из меня начальник!

Искушение оказалось слишком велико.

— Иногда работать с ним ужасно трудно, — сообщила она, адресуя фразу исключительно Ронни и никому другому.

— Если это шутка… — нахмурился Герберт.

— Ничуть не бывало.

— А что еще? — не отступал Ронни.

— Он очень умный. Требовательный, взыскательный, и…

Бетани встретилась глазами с Гербертом. И, кажется, я влюбилась в него по уши, мысленно докончила она.

— И что? — тихо подсказал Герберт, завороженный выражением лица собеседницы.

— И я бы предпочла поговорить о вас, Ронни, если честно. — Как ни странно, эта перспектива сейчас пугала Бетани куда меньше, чем необходимость анализировать свои истинные чувства к Герберту. — Вот только я никогда еще не общалась со знаменитостями, так что понятия не имею, что сказать и как себя вести.

— Скажите напоследок, что любите моего друга всем сердцем, и, так и быть, на сегодня поставим точку!

Ронни шутливо толкнул приятеля в плечо.

Бетани похолодела. Неужели на лице ее отразилась вся правда, как она есть? Или это простое совпадение? Ведь Ронни эхом повторил ее мысли!

На помощь ей пришел Герберт. Он погладил молодую женщину по плечу и руку убирать не стал. Затеянная ими игра вышла из-под контроля. Шутливые замечания Ронни словно изменили ход событий, и выдумка вдруг показалась устрашающе реальной.

— Хватит приставать к ней с расспросами! Бетани очень застенчива. — Герберт ласково сжал ее плечо. — Верно, милая?

Ну и как прикажете сосредоточиться на вопросе, если Герберт смотрит на тебя и нежно, и страстно?

— Н-наверное, — пролепетала она.

— Так что лучше выкладывай последние киношные сплетни, — посоветовал Герберт.

— Ита-ак…

Ронни с наслаждением затянулся сигаретой и принялся со вкусом рассказывать анекдоты об актрисе, снявшейся с ним в последнем фильме.

Бетани ощущала себя на седьмом небе: она сидит рядом с Ронни и слушает закулисные голливудские истории! И все-таки она то и дело отвлекалась, ведь Герберт продолжал ласково гладить ее по плечу. Под его сильными пальцами напряженные мышцы постепенно расслабились, зато по коже пробежала волнующая дрожь.

Взошло луна и засияла огромным серебристым шаром на темно-синем бархате неба. Настал черед рассказывать Бетани. Она поведала собеседникам об отцовской свиноферме и, к своему восторгу, обнаружила, что рассмешить кинозвезду оказалось совсем не сложно.

— Повторите-ка еще раз, как холостят свиней, — переспросил Ронни, давясь от хохота.

Бетани услужливо изобразила процесс при помощи большого и указательного пальца.

— Вот так, видите? Осторожненько нажимаешь, и…

— Хватит! — содрогнулся Герберт. — Мне при одной только мысли нехорошо делается!

Бетани окинула взглядом обоих мужчин. Кинозвезда мирового масштаба и наследник аристократического семейства! Видели бы ее сейчас братья! Или хотя бы Джилл! Ну хоть кто-нибудь…

Однако, как ни странно, при сравнении Герберт, несомненно, выигрывал. Бетани знала Ронни только по фильмам, и в реальной жизни он не слишком отличался от своего столь популярного имиджа. Его обаяние — это обаяние маленького мальчика, беспомощного и трогательного. От таких без ума женщины, в машине предпочитающие оказаться за рулем. Нет, Ронни не ее тип.

Зато Герберт… Властный, решительный, требовательный… Живя на ферме, Бетани научилась безошибочно распознавать вожака. Холодный, аналитический ум и скрытая сила — вот он какой, невзирая на бремя унаследованного богатства.

И если женщина выбирает себе партнера — мужественного охотника, способного защитить ее, добыть для нее еду, окружить заботой, подарить детей, — то это Герберт и только он. Ни в какой золотой мишуре он не нуждается.

— Что-то не так?

— Не присоединиться ли нам к остальным? — пролепетала она, ощущая на себе взгляд синих со стальным отливом глаз. — Узурпацию Ронни нам не простят.

— О, светский такт! Да у нее задатки замечательной хозяйки, — подмигнул Ронни другу.

Они возвратились к бассейну как раз вовремя. Берил расставляла вазочки с оливками и орехами. Эван открывал шампанское. Джордж недовольно вертел головой — накрахмаленный воротничок немилосердно натирал ему шею. Супруга его явилась в бордовом шелковом платье, купленном явно до того, как миссис Уильямс набрала вес. Брюс, как всегда, чувствуя себя не в своей тарелке, рассеянно бросал в рот одну оливку за другой.

Последней явилась Даньелл — в розовом платье и атласных туфельках в тон. Восторженно взвизгнув, она тут же повисла на шее у Ронни, а затем уселась к нему на колени и принялась игриво перебирать его волосы, точно пятилетний ребенок.

— Кто-нибудь еще ожидается? — полюбопытствовал Ронни.

— Только мы, — покачал головой Герберт.

— И слава Богу! — вздохнул актер. — Никаких тебе восторженных дамочек, пристающих с дурацкими вопросами! Никаких тебе занудных интервью! Можно спокойно напиться в стельку, не опасаясь, что кто-нибудь тут же позвонит в редакции газет!

Он бесцеремонно спихнул Даньелл с колен и двинулся в направлении Эвана и Берил, нацелившись на очередной бокал шампанского.

— Мало где бедняге доводится отдохнуть, — посочувствовала Бетани.

— Ты права, — согласился Герберт. — Стоит ему переступить порог — и все разговоры тут же смолкают, а секунду спустя поднимается возбужденный гул. Тяжко быть знаменитостью!

— Угощайтесь! — широким жестом пригласила к столу Берил. — Эвана я отправила организовывать музыку, а Марджори мы дали выходной. Так что гуляй — не хочу!

— Ого! Да вы, никак, оргию затеяли? — усмехнулся Герберт, подводя Бетани к столу.

— А что — есть вино, музыка и всякие вкусности! Остальное зависит от нас. — Берил блаженно вздохнула. — Будем надеяться, в день нашей свадьбы погода будет такая же!

— Но ведь ждать уже недолго? — полюбопытствовала Бетани.

— Всего две недели, — радостно кивнула Берил. — И давно пора, что называется. Этих Хендерсонов к алтарю на веревке тащить надо!

— Хендерсоны не привыкли поступать опрометчиво, — отшутился Герберт.

— Поэтому и ходят в холостяках до старости! — поддразнила Берил и снова обратилась к Бетани: — Вы ведь придете на наше торжество?

— Очень мило с вашей стороны пригласить меня, но…

Бетани умоляюще взглянула на своего спутника.

— Мы об этом еще не говорили, — отозвался Герберт, глядя куда-то в сторону.

— Ох! — разочарованно вздохнула Берил, однако у нее хватило такта не настаивать. — Пойду-ка на кухню. Марджори приготовила нам роскошный карри из курицы… А вот и музыка!

В ночном воздухе разлилась томная мелодия саксофона. И Бетани пожелала, чтобы уик-энд этот длился бесконечно.

Нахмурившись, Герберт пытался сообразить, с какого момента все пошло наперекосяк. Сейчас ему полагалось бы лезть на стену со скуки, мечтая лишь о том, как бы благополучно «сплавить» Бетани домой и возвратиться к нормальным рабочим взаимоотношениям. Он совсем не ожидал, что общество секретарши доставит ему столько удовольствия… и пробудит желания более чем нескромные…

— У Даньелл вид не слишком-то счастливый, — заметила Бетани.

— Возможно, возможно… — Кажется, Герберт даже не прислушивался к ее словам. — Хочешь потанцевать?

— Прямо сейчас? С тобой?

Синие глаза насмешливо сощурились.

— Да, прямо сейчас. Со мной.

— Но ведь никто же не танцует!

— И что с того? — Герберт улыбнулся краем губ. — Мы разве закон нарушаем? Да ну же, Бетани, давай жить на полную катушку! Уж мы им всем покажем!

От последних слов сердце Бетани беспомощно сжалось, а глупые грезы развеялись, словно их и не было. Конечно же Герберт приглашает ее на танец не от большой любви, а только потому, что Даньелл с них глаз не сводит.

Ну что ж, юная красотка свое получит. И с лихвой!

— Как скажешь, — согласилась Бетани и, скользнув в объятия своего спутника, прильнула к нему всем телом.

Бедра их соприкоснулись, и Герберт вновь ощутил горячее желание. Усилием воли он заставил себя не дать воли рукам. Поскольку больше всего на свете ему хотелось сейчас ощутить под ладонями ее тело, — лаская, поглаживая, исследуя дюйм за дюймом.

Оглянувшись через плечо, Бетани заметила, как побледнело и вытянулось лицо Даньелл, и от души пожалела девушку. Но тут же напомнила себе, что та изводит себя тоской по мужчине, который никогда не ответит ей взаимностью. Чувство вины мгновенно угасло, уступив место неизъяснимому блаженству.

Они покачивались в такт, тесно прильнув друг к другу, не обращая внимания на огни и звуки. И когда Ронни похлопал друга по плечу, оба — и Герберт, и Бетани — недоуменно заморгали, точно пробудившись от крепкого сна.

— Теперь моя очередь, — решительно объявил актер, оттесняя Герберта.

— Пойду помогу Берил, — пробормотал тот, все еще не вполне придя в себя.

Бетани проводила его взглядом, сетуя на иронию судьбы. Ее пригласил на танец голливудский сердцеед, а она думает лишь об одном: лучше бы на его месте был Герберт! Молодая женщина заметила, какой враждебностью сверкнули глаза Даньелл, и порадовалась, что Ронни увлек ее подальше от «соперницы».

Она механически воспроизводила все требуемые движения, не получая от танца ни малейшего удовольствия. Возможно, потому, что инстинктивно держалась на некотором расстоянии, а не стремилась оказаться в объятиях партнера. А возможно, потому, что, хотя Ронни прошел хорошую школу, Герберт все равно танцевал лучше.

— Я так понимаю, вы еще незнакомы с леди Хендерсон? — полюбопытствовал Ронни, кружа партнершу.

— Пока еще нет.

— Хотел бы я присутствовать при первой встрече! — фыркнул актер.

— А какая она, леди Хендерсон?

— Дама решительная и с характером. И целеустремленная — вроде Герберта. Разумеется, она давным-давно удивляется, с какой стати Герберт никак не остепенится, и…

— И она, несомненно, удивится выбору сына, — перебила его Бетани, напрочь забывая, что ни о каком выборе речь не идет.

— Говорю же: я представлял вас совсем иначе, — улыбнулся актер.

— Я слишком заурядна?

— Вы слишком нормальны.

— Уж и не знаю, комплимент ли это. Вы подразумеваете, что я невыразимо скучна?

— Скучны? О нет. — Ронни загадочно улыбнулся. — Герберту на сей раз удалось различать суть под позолотой и мишурным блеском. С этим ему раньше не везло.

— А, — задумчиво протянула Бетани. Какой неожиданный взгляд на вещи! — А как насчет вас? — неожиданно спросила она.

— При чем тут я?

— Вы намерены сниматься и дальше?

— Странный вопрос, — изумился актер.

— Не похоже, чтобы вам это нравилось.

— Увы, так и есть, — тяжело вздохнул Ронни. — Вообще-то мне тут представилась возможность вернуться в колледж и продолжить мои археологические изыскания. Я ведь бросил курс, не доучившись…

— Да, Герберт мне рассказывал.

— И искушение велико… очень велико! — улыбнулся актер. — Вы думаете, я совершенно спятил?

— Ну, возвращаться к студенческой жизни в вашем возрасте… Вы ведь ровесник Герберта, так? — Бетани пожала плечами. — Это всегда непросто, а уж с вашей-то известностью!.. Почему бы не совместить ваш кинематографический опыт и любовь к науке? Из вас вышел бы первоклассный документалист, например… Или это слишком просто?

Ронни резко остановился.

— Иногда до самых простых вещей труднее всего додуматься, — медленно произнес он. — Но пойдемте. Стол накрыт, а Герберт и так уже волком на нас смотрит. Уж лучше я возвращу вас в срок!

— Звучит так, будто я — библиотечная книга, — рассмеялась Бетани.

По счастью, ужин предполагался а-ля фуршет. Молодой женщине отнюдь не улыбалось вести светскую беседу за столом, тем более что Даньелл продолжала бросать в ее сторону яростные взгляды. Миска с карри стояла в столовой — каждый наполнял свою тарелку и возвращался на террасу.

Собственно говоря, есть Бетани совсем не хотелось. Вот только во рту пересохло. Вечер стоял теплый, и, вместо того чтобы благоразумно ограничиться водой, она обратила свой взор на шампанское. После трех бокалов контуры предметов слегка утратили четкость, и Бетани велела себе остановиться.

Она опустилась на кушетку рядом с Берил, и та весело защебетала про свадебное платье, наряды подружек невесты, цветы и застолье, не замечая, что Бетани лишь сосредоточенно кивает в нужных местах. Рядом Эван в красках расписывал Герберту свою машину, а тот изображал вежливый интерес. Агата тщетно уговаривала своего супруга потанцевать немного.

— Я ныряю! Кто со мной? — зазвенел срывающийся голосок.

Бетани, разом придя в себя, вскинула голову. На самом краешке трамплина для прыжков в воду стояла Даньелл. А на ней… Бетани тихо охнула.

То, что на первый взгляд выглядело как купальник-бикини, при более внимательном рассмотрении оказалось нижним бельем. Черный лифчик и полупрозрачные кружевные трусики, сквозь которые проглядывал темный треугольничек волос…

Бетани оглянулась на Герберта, проверяя, заметил ли он скандальную подробность. Да, заметил.

Не веря своим глазам, он неотрывно смотрел на девушку. Та чуть присела, кокетливо повела бедрами, отчего высокая грудь призывно заколыхалась.

Мгновение — и Даньелл нырнула. Блеснули ослепительно белые ягодицы, составляя разительный контраст с черными трусиками.

— Она достаточно трезва для подобных развлечений? — встревоженно спросила Бетани у Берил.

— Нет, конечно, — ответил вместо нее Герберт. — Ночные купания и алкоголь друг друга исключают. — Он обернулся к бассейну. — Даньелл, вылезай! По-быстрому!

— А ты поймай меня! — поддразнила девушка, выныривая на поверхность.

— Ты вылезешь по доброй воле или нет? — осведомился Герберт ровным голосом. — Или кому-то и впрямь придется за тобою нырять.

— Прыгнешь — вылезу! — шутливо надула губки Даньелл и с визгом нырнула снова, взметнув фонтан брызг.

— Оставь ее, — пожал плечами Ронни.

— Похоже, она сильно пьяна. Того и гляди ударится головою о бортик или дно. — Герберт раздраженно стукнул кулаком по столу. — Кто-нибудь, сварите кофе. А я пойду переоденусь в плавки. Может, хоть это ее образумит: чтобы взрослую девушку да вытаскивали из воды, точно ребенка!

Герберт скрылся в доме. Даньелл нырнула еще пару раз, а потом столь же неожиданно, как прыгнула в воду, выбралась на сушу, громко стуча зубами.

— Х-холодно, — сказала она, дрожа всем телом. — Пойду-ка поищу свитер.

Бетани тут же заподозрила неладное. Герберт в доме, переодевается в плавки, а полуобнаженная, одержимая любовью Даньелл спешит туда же.

Молодая женщина отставила пустой бокал, убеждая себя, что причин для беспокойства нет. Ну что такого может случиться? Неужто Даньелл вломится к Герберту в спальню и его изнасилует?

Берил с энтузиазмом заговорила о букетах, и Бетани заставила себя прислушаться. Да только ей это плохо удавалось. И тут…

И тут раздался оглушительный треск, словно что-то разбилось, а затем пронзительный девичий крик: «Герберт!»

Все словно по команде обернулись к Бетани. Эван вскочил.

— Не нужно. — Молодая женщина поспешно встала, чувствуя себя в центре внимания. Печальную подоплеку происходящего знала только она. Что бы уж там ни происходило в спальне, всех в это посвящать было незачем. И не только ради Даньелл. — Пойду взгляну, что происходит. Если мне понадобится помощь, я позову. Честное слово.

Бетани взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Безошибочный инстинкт привел ее прямо к порогу их с Гербертом спальни. Не постучав, она распахнула дверь.

На кровати лежала обнаженная Даньелл. А Герберт склонялся над ней, в одних брюках, в руке сжимая ее мокрое нижнее белье.

9

Даньелл с вызовом взглянула на соперницу. Глаза ее торжествующе сияли.

— Прекрати, дорогой, — хрипло проговорила она. — У нас тут нежданные зрители.

Лицо Герберта напоминало каменную маску — суровую и бесстрастную.

— Даньелл, одевайся и убирайся прочь! — с отвращением проговорил он, бросая на кровать нижнее белье. — Если ты уйдешь, я, так и быть, закрою глаза на случившееся. Если задержишься и попытаешься досадить Бетани сверх того, что уже натворила, будет скандал. Я тебе ручаюсь.

— То-то солоно тебе придется! — фыркнула Даньелл. — И что станется с твоим образом безупречного джентльмена, когда все узнают, что ты затащил меня в спальню и попытался соблазнить?

Бетани поморщилась от омерзения. Видимо, от взгляда Герберта это не укрылось, потому что синие глаза его потемнели.

— Мое терпение на исходе, — тихо предостерег он. — Ты уберешься или нет?

Всхлипнув, Даньелл судорожно сжала в руке лифчик и трусики, но даже не подумала надеть их. Или прикрыть роскошную грудь, если на то пошло.

— Да, ухожу! — выкрикнула она, соскользнула с кровати и направилась к двери, осторожно переступая через осколки разбитой лампы. Уже на пороге Даньелл обернулась к Бетани. — А ты не льсти себя пустыми надеждами: если бы не вошла и нас не потревожила, он бы непременно занялся со мной сексом, так и знай! Спроси его, возбужден ли он? Ну, давай спрашивай! Догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь!

— Жалость, и только. Мне искренне жаль вас, Даньелл, — тихо ответила молодая женщина.

— Жаль — меня? — задохнулась девушка.

— Конечно, — пожала плечами Бетани. — Вы очень хороши собой, но даром тратите время. И жизнь тоже. Вы отнюдь не глупы. И наверняка давно уже поняли в глубине души, что Герберт не разделяет ваших чувств. Я никогда не смогла бы так унижаться.

Спокойное достоинство Бетани свершило чудо там, где оказались бессильны все прочие средства. Даньелл беспомощно воззрилась на Герберта, заламывая пальцы. Губы ее дрожали.

— Ты меня не любишь? — всхлипнула она.

Герберт с трудом справился с обуревающими его чувствами. В конце концов для человека одержимого мир предстает в искаженном свете.

— Ты отлично знаешь, что я никогда не любил тебя иначе как сестру, — холодно проговорил он. — И ты вот-вот погубишь и эту привязанность тоже.

Даньелл подбежала к Герберту и заглянула ему в глаза, словно надеясь прочесть там истину. И, надо думать, прочла: лицо ее скривилось, и со сдавленным криком она бросилась прочь из спальни. Оглушительно хлопнула дверь. И вновь воцарилась тишина.

— Бетани…

— Тебе ничего не нужно объяснять, — покачала она головой, глядя в пол.

— Еще как нужно!

— Но зачем? — Бетани подняла голову, в глазах ее блестели слезы. — Ничего отвратительнее я в жизни своей не видела и от обсуждения предпочла бы воздержаться, если ты не против.

— Но почему тебя так задела эта сцена? — Аналитический ум Герберта тщетно пытался разрешить проблему. — Потому что она была настолько вульгарна? Или потому что застала тебя врасплох?

— Да нет же, идиот несчастный! — выпалила Бетани, забывая о необходимости скрывать правду. — Потому, что речь идет о тебе!

— Ты и впрямь решила, что я того и гляди займусь с ней любовью?

— Ох! — Бетани досадливо поморщилась. Какой он все-таки непробиваемый: в упор не замечает очевидного! — Я видела то, что видела, и зрелище это особого удовольствия мне не доставило.

— Даньелл ворвалась в спальню, пока я переодевался, скинула с себя белье и набросилась на меня. Лампа полетела на пол. Я велел ей убираться прочь, она истерически рассмеялась в ответ. Я попытался ее выставить…

— И не слишком-то преуспел, да? — не без юмора осведомилась Бетани.

Герберт облегченно вздохнул.

— Ты ведь не веришь, что я собирался воспользоваться ее состоянием?

Бетани рассмеялась. В создавшихся обстоятельствах смех прозвучал более чем странно, зато каким желанным показался Герберту!

— О, Герберт! — вздохнула она. — Привести Даньелл сюда, заняться с ней любовью на нашей постели, зная, что в любую минуту в комнату могут войти, потому что дверь не заперта? Да полно тебе! Какую-никакую тонкость обхождения в тебе все-таки воспитали.

Быть может, всему виной было то, как Бетани произнесла «наша постель». А может, ее нежный, доверчивый взгляд. Или то, как напряглись и заострились ее соски — точно крохотные, крепкие бутончики… Как бы то ни было, Герберту на мгновение почудилось, что молодую женщину влечет к нему с той же силой, что и его — к ней.

— Ты мне веришь?

— Конечно, верю! Ты не из тех мужчин, которые воспользуются женской слабостью.

Герберт нахмурился. Еще не хватало делать из него святого! Тем более в ту самую минуту, когда до святости ему было ох как далеко…

— Почему ты так думаешь? — хмуро полюбопытствовал он, чувствуя, как кровь в венах безжалостно пульсирует. — Ведь именно сейчас я больше всего на свете хочу воспользоваться твоей слабостью!

Бетани уставилась на него во все глаза. Неужели Герберт — Герберт! — говорит такие вещи? Но если ей требовались доказательства, стоило заглянуть в глубины синих глаз, и она прочла там ответ — ясно, точно в книге.

Это не игра воображения, не бесплодные грезы — Герберта влечет к ней так же, как и ее — к нему!

— Что — прямо сейчас? — беспомощно пролепетала она.

— Прямо сейчас.

— Но гости внизу ждут…

— Пусть ждут.

— Наверное, гадают, куда мы подевались…

— Не думаю, что недоумение их продлится долго. Полагаю, очень скоро они сами придут к правильным выводам.

Бетани нервно сглотнула, проклиная разделяющее их расстояние. Ей чудилось, что все происходит во сне, а вот если бы Герберт оказался рядом… К сожалению, читать ее мысли босс не умел.

— Что, мы так и будем беседовать через всю комнату? — тихо спросила она. — Ты разве не рискнешь подойти ближе?

В синих глазах полыхнуло обжигающее пламя.

— Один лишь шаг — и, боюсь, что за свои поступки я уже отвечать не смогу, — предостерег он.

Сердце ее сладко заныло, и до боли стеснилось в груди.

— А кто говорит об ответственности? — прошептала она. — Мне гувернантка не нужна.

Сапфирово-синие глаза сощурились, и на ничтожную долю секунды Бетани показалось, что Герберт вот-вот снова перевоплотится в мистера Робота.

— Запри дверь, — хрипло приказал он.

— Герберт…

— Запри, — повторил он.

Дрожащими руками Бетани повернула ключ в замке.

— Я могу еще что-нибудь для вас сделать, сэр? — осведомилась она, оборачиваясь.

— О да, и многое! — Герберт улыбнулся краем губ, но улыбка тут же угасла. — Знаешь, Бетани, у тебя еще есть время передумать.

— Не в том дело. Просто ты не должен считать, будто я занимаюсь этим…

— С каждым встречным? Я знаю, что это не так. То же самое справедливо и насчет меня тоже, — тихо проговорил он. — Так ты меня хочешь?

— Да, да!

— Значит, получишь.

В два шага преодолев разделяющее их расстояние, Герберт заключил молодую женщину в объятия.

— Герберт…

— Ты можешь помолчать хоть минутку? — ласково перебил ее он, двумя пальцами приподнимая подбородок и мимолетным касанием языка раздвигая влажные губы.

— Ох, Бетани, — выдохнул он.

Она крепче вцепилась ему в плечи. От поцелуя голова у нее закружилась, ноги подогнулись. Бетани уперлась ладонями ему в грудь, а Герберт, со стоном повторив ее имя, жадно стиснул упругие ягодицы.

Он рывком привлек молодую женщину к себе, шире расставив ноги. И Бетани задохнулась, ощутив его напрягшуюся плоть, затем томно задвигалась, пока и он в свою очередь не задышал прерывисто и тяжело.

— Герберт!

На сей раз он прервал поцелуй достаточно надолго, чтобы сдавленно спросить:

— Что такое?

Бетани досадливо тряхнула головой, ища нужные слова и понимая, что старания ее напрасны. Вот уже почти два года она соблюдала целомудрие, с тех самых пор как рассталась с Хью. А Хью ухаживал за ней терпеливо и настойчиво… едва ли не молился на следы ее туфелек! Но даже тогда Бетани не испытывала ничего подобного.

— Не знаю, вспомню ли, как… — пролепетала она.

— Я — хороший учитель, — рассмеялся Герберт.

— Вот уж не сомневаюсь.

А Герберт уже осторожно потянул вниз застежку ее молнии.

— Хочешь, я тебя раздену? — прошептал он. — Или сама?

Бетани тут же впала в панику. Нет, невинной девицей она не была, но и любовников у нее числилось не так уж много… По правде говоря, один только Хью.

— Раздень, — прошептала она, уткнувшись в плечо Герберта.

Перемена в поведении Бетани поставила его в тупик. То возбуждена и горит огнем, а в следующее мгновение мило смущается. Отчего?

Явно не потому, что девственна. Так почему же? Потому что на него работает? Потому что они видятся каждый день? Может, она подумала о возвращении в офис? Герберт закусил губу, понимая, что ведет себя безрассудно, но платье уже соскользнуло на пол и зеленой волною легло у ее ног. Идти на попятный было поздно.

— Дай мне полюбоваться на тебя, — с трудом выговорил он.

Бетани замерла перед ним, сознавая, что выглядит, мягко говоря, по-дурацки. Ее нижнее белье вряд ли можно было назвать сексуальным… Но постельные сцены в их план не входили.

Однако почему-то под восторженным взглядом Герберта все это разом утратило значение.

— Ноги у меня тощие, — неуверенно пожаловалась Бетани.

— Ну почему ты вечно себя недооцениваешь?

Герберт опустился перед нею на колени, обхватил рукою тонкую лодыжку, ласково провел большим пальцем вверх, и Бетани восторженно вскрикнула. И с какой стати я когда-то считал, будто секретарша носит брюки, чтобы скрыть кривые ноги, удивился Герберт.

— Более красивых и стройных ног я в жизни своей не видел!

— Правда?

— Ммм…

А большой палец целеустремленно двигался все выше, по плавному изгибу икры. Вот он скользнул под коленку, ненадолго задержался там, легонько пощекотал нежную кожу, а затем двинулся вверх по бедру. Медленно-медленно, так что Бетани изнывала от нетерпения…

— Ох, Герберт!

— Ох, Бетани! — поддразнил он, осторожно стягивая трусики вниз и целуя пушистый темный треугольничек у основания бедер.

От ласки столь интимной Бетани затрепетала всем телом.

— Нравится? — хрипло проговорил Герберт.

— Чересчур нравится! — простонала она.

— Разве ты не знаешь, что хорошего чересчур много не бывает, — уточнил Герберт.

Но он видел: молодую женщину бьет крупная дрожь. По правде говоря, он и сам с трудом сдерживался. Нет, ему совсем не хотелось играть с Бетани в утонченные игры сексуального обольщения. А хотелось заняться любовью безо всяких выкрутасов. Ощутить ее под собою. Войти в нее. Заронить в нее свое семя. О Господи, нет! Куда подевался заветный пакетик?

— Иди сюда! — глухо приказал он, едва ли не силой таща Бетани к постели.

До чего же повадки пещерного человека не сочетались со скульптурными чертами аристократического лица! Герберт осторожно уложил молодую женщину на атласное покрывало. Сбросил брюки и трусы, лег рядом, и обнаженные тела их впервые соприкоснулись. На Герберта нахлынуло пьянящее чувство свободы. Теперь их ничто не разделяло!

Он притянул молодую женщину к себе и приник к ее губам, упиваясь каждым мгновением. А когда ожидание стало нестерпимым для обоих, раздвинул ей бедра, — торжествующе улыбаясь, точно обрел бесценное сокровище, — и вошел в жаркое лоно.

Бетани открыла глаза. Шторы были отдернуты, в окно струился солнечный свет. А Герберт, приподнявшись на локте, внимательно изучал ее лицо, словно экзамен сдавать собирался.

— Привет, — улыбнулся он.

— Привет. — Бетани заспанно зевнула, блаженствуя под его взглядом. До чего хорошо! И никаких тебе самобичеваний после проведенной ночи! — Мы, наверное, завтрак пропустили?

— Еще нет, но пропустим. — Герберт нагнулся и чмокнул ее в нос. — Разве что ты умираешь от голода…

— Конечно, умираю, — подтвердила Бетани, обвивая руками его шею и легонько целуя в губы. — Да только еда тут ни при чем…

На сей раз они предались любви медленно, не торопясь, растягивая каждый миг неизъяснимого удовольствия. Так что к тому времени, как они наконец приняли душ и оделись, время уже близилось к ланчу.

Герберт зевнул, мечтая лишь об одном: снова оказаться с Бетани в постели. А она, устроившись за туалетным столиком, с тоской гляделась в зеркало.

— Знаешь, кажется, я не смогу заставить себя сойти вниз.

— Еще как сможешь, — возразил Герберт, ласково проводя пальцем по ее спине и чувствуя ответный трепет. — Вряд ли Даньелл опять затеет скандал. Ты же видела ее лицо! Наша миссия окончена.

— Миссия окончена, — эхом откликнулась Бетани. Они совершили то, зачем приехали. — Я думала не о Даньелл, — вздохнула молодая женщина. — А об остальных.

— А что остальные?

— Они не… не подумают обо мне плохо?

— Бетани, — терпеливо проговорил Герберт. — Мы вот уже две ночи живем в одной комнате, и все в доме уверены, что мы занимаемся сексом. До сих пор мы их как бы обманывали, до сегодняшней ночи, я имею в виду. Так что теперь все просто встало на свои места.

Бетани не знала, что ответить. Договор относительно честности и откровенности оказался весьма к месту там, где дело касалось фактов. Но чувства — это совсем другое. Нельзя же напрямую спрашивать мужчину, как он к тебе относится. Тем более в ее положении.

Бетани перевела взгляд на окно. Солнечные блики плясали на стекле, точно золотая пыльца кружились пылинки.

— Кажется, день выдался жаркий.

— Хмм… — рассеянно промычал Герберт.

Он погладил ее снова, застонал, с усилием отдернул руку. Что за искушение! Он и так всю ночь глаз не сомкнул. Говорил себе: «Не смей!» — а сам удержаться не мог! И теперь недоумевал, почему это обстоятельство слегка его тревожит.

Ты отлично знаешь почему! — прозвучал в голове отчетливый внутренний голос. Потому что с Бетани все по-другому. И потому что ты никогда не позволял себе служебных романов.

— Пожалуй, надо бы спуститься, — неохотно заметил Герберт. — Пока за нами не выслали поисковую партию.

Берил и Эван загорали у бассейна. Брюс плавал взад и вперед, взрезая ярко-голубую воду, а Джордж с Агатой ушли прогуляться перед ланчем.

— А Ронни где? — спросил Бетани.

— С час назад умчался в Монреаль. Даньелл напросилась с ним.

— Даньелл уехала? — изумился Герберт.

— Ага! Сослалась на кучу неотложных дел. День рождения лучшей подруги и все такое прочее… Я, конечно, ни единому слову не поверила. — Берил жестом пригласила Бетани прилечь на соседний шезлонг. — Так что приключилось вчера вечером? Грохот, крик — и вы все трое буквально исчезли, растворились в воздухе. Или мне лучше не спрашивать?

Бетани посмотрела в ту сторону, где Герберт разливал кока-колу по высоким бокалам, добавляя лед. Даже на расстоянии было видно, как четко обозначились под загорелой кожей упругие мускулы. Она проследила взглядом клин темных волос, уходящий вниз, под плавки. И в груди у нее всколыхнулась волна такой жаркой, головокружительной страсти, что понадобилась минута, прежде чем к молодой женщине вернулся дар речи.

— Произошло небольшое недоразумение, — сдержанно проговорила она. — Но оно благополучно разрешилось.

— Ценю ваше великодушие, Бетани, — широко улыбнулась Берил. — От души надеюсь, что отныне Даньелл перестанет вздыхать по Герберту и бегать за ним по пятам, точно бездомная собачонка.

— Как?! Вы все знали?! — изумилась Бетани.

— Только слепой не заметил бы, что девочка по нему с ума сходит. Не знаю, почему Герберт давным-давно не дал ей от ворот поворот.

— Он пытался. Просто не хотел ранить ее чувств.

— Герберт — он такой! — Берил выдавила на руку немного крема для загара. — Джентльмен до мозга костей. К сожалению, ему, похоже, суждено всю жизнь разбивать женские сердца.

— Да? — с деланным спокойствием переспросила Бетани.

— Нет, не нарочно, — поспешно поправилась Берил. — Но Эван уверяет, будто брат его и в сфере чувств ведет себя, точно в офисе. Разом рвет наскучившую связь, а женщинам это пережить очень трудно. — Она тепло улыбнулась собеседнице. — Разумеется, это не ваш случай… Ведь вы — первая, кого он пригласил в Милберри-холл. Вы очень много для него значите.

Ах, если бы Берил знала! — с горечью подумала Бетани. Много значу? Да я просто ширма, дублерша, нанятая на уик-энд!

— Держи-ка, — раздался бархатистый голос Герберта, и в руках у молодой женщины очутился бокал. И тут он заметил неладное. — С тобой все в порядке? Ты страшно побледнела.

— Все хорошо. Я просто устала, — заверила его Бетани, закрывая глаза.

10

Обратный путь до Монреаля оказался на удивление бессобытийным.

Несмотря на усталость, Бетани так и не удалось забыться сном. А Герберт погрузился в мрачную задумчивость. После ланча они поднялись к себе паковать чемоданы и вместо этого снова предались любви на одном из обтянутых бархатом кресел. Все произошло очень быстро — яростная, волнующая игра, от которой кровь вскипает в жилах. Но затем Герберт умолк и надолго ушел в себя. А Бетани, в спешке приводя себя в порядок, не успела спросить, в чем дело.

После откровений простодушной Берил она ощущала себя до крайности неуверенно. Вот ведь как глупо получилось: на протяжении всех выходных они с Гербертом были друг с другом честны и откровенны во всем, кроме одного-единственного вопроса — самого важного, самого значимого!

Когда до дома оставалось каких-нибудь миль пять, Бетани решилась. Она искоса взглянула на соседа, недоумевая, с какой стати так нервничает, если ночью сумела отбросить все запреты и ограничения.

— Герберт…

А тот в своих мыслях был бесконечно далеко. Герберт вдруг осознал, что на протяжении всех выходных ни разу не вспомнил о работе. И это его отчасти пугало. Потому что и о последствиях того, что произошло между ним и Бетани, он не задумывался. А здравый смысл подсказывал: их отношения продолжаться не могут. Хорошо бы у Бетани хватило ума понять: эта великолепная ночь — роскошный подарок судьбы, счастливый шанс, выпадающий только раз. Всему виной — навязанные роли и выпитое шампанское.

— Да, Бетани, — настороженно откликнулся он.

— Тебе не кажется, что теперь… все слегка усложнилось? — проговорила молодая женщина, облекая в слова затаенные мысли.

— Усложнилось?

Голос его звучал вполне дружелюбно, но почему-то от подобных интонаций Бетани внутренне ощетинилась. Она досадливо дернула плечом.

— Теперь все будет иначе, верно?

— Это как?

На этом тактичный подход завершился. С какой стати он упрямо изображает непонимание! — возмутилась Бетани. Хотя человека умнее она в жизни своей не встречала.

— А ты сам как думаешь? — саркастически осведомилась она. — То, что последние Бог знает сколько часов мы без перерыва занимались сексом, наверняка отразится на наших служебных взаимоотношениях, разве нет?

— Только если мы сами это допустим.

— И что же? — спросила Бетани.

— Значит, не допустим.

Вот так, подумала Бетани, и сердце ее болезненно сжалось.

Серебристый автомобиль повернул на перекрестке, и Бетани невольно устыдилась: до чего маленькими и жалкими кажутся знакомые коттеджики! Да вся улица, если уж на то пошло, свободно разместилась бы на одном из полей Милберри-холла.

В здешнем захолустье воскресным вечером ничего любопытного не происходило. Так что все ее надежды добраться до дома незамеченной, не привлекая чужого внимания, потерпели полный крах. Рев мотора, взорвавший тишину, наводил на мысль о снижающемся звездолете. Герберт притормозил у крыльца, и занавеска в окне гостиной чуть заметно дрогнула.

— Похоже, твоя соседка тебя в окно высматривает, — сказал Герберт.

И как же до отвращения снисходительно прозвучали его слова! Или, может быть, в нынешнем своем состоянии Бетани любое замечание воспринимала крайне болезненно?

— Да, это Джилл. Хочешь с ней познакомиться?

Герберт попытался незаметно посмотреть на часы и по возмущенному выражению лица своей спутницы понял, что ему это не удалось. Он вздохнул. Ну почему все пошло наперекосяк, не так, как он ожидал!

— Мне сегодня надо еще успеть поработать…

— Ну, разумеется! — Бетани с мрачным видом уставилась в пространство. — В чем дело, Герберт? Мое скромное жилище тебя не вдохновляет? Боюсь, что соседка моя и впрямь не принадлежит к аристократическим кругам, зато…

— Довольно! — рявкнул Герберт.

— Мне казалось, мы условились говорить друг другу правду и только правду!

— Правду? — Губы его изогнулись. — Это не правда, это прямое оскорбление! Как ты смеешь намекать, будто я высокомерный сноб, если я ни разу не давал тебе повода так думать!

— Я…

— А еще говорят, что титул и деньги ничего не значат! — не на шутку разошелся Герберт. — Еще как значат! Даже те, кто уверяет, будто им и дела нет до внешней мишуры, начинают тебя судить с этих самых позиций! Только потому что я устал и у меня действительно накопилось немало срочной работы, меня обвиняют в том, что я, дескать, задираю нос перед простыми смертными!

— Надеюсь, ты все сказал? — резко бросила Бетани, борясь с искушением открыть дверь пинком ноги. — Тогда не будешь ли так любезен достать из багажника мой чемодан?

— Разумеется.

Пока Герберт выгружал ее вещи, молодая женщина извлекла из сумочки ключи. И тут же выронила связку на мостовую. Он нагнулся за ключами, поднял, протянул их законной владелице — и Бетани приняла их с таким трогательно-покорным видом, что ладони его сами собою легли на хрупкие плечи.

— Бетани…

— Да?

— Ну, не дуйся, — вздохнул он.

— Я и не дуюсь.

— Тогда улыбнись!

— Не хочу.

— Может, это лекарство поможет? — И, нагнувшись, Герберт ласково поцеловал молодую женщину в губы. Почувствовав, как она затрепетала всем телом, он тут же пожалел об опрометчивом решении вернуться домой к работе. — Пожалуй, я и впрямь зайду ненадолго, — проговорил Герберт.

Бетани похолодела. Итак, мистер Хендерсон намерен включить ее в свой деловой график. Так уж и быть, выкроит минут десять для сексуальных экзерсисов, интенсивных и кратких. Ну нет, у нее есть гордость!

— Не трудись, — холодно отозвалась она. — Боюсь, моя соседка несколько удивится, если мы войдем вместе и тут же скроемся в спальне!

— Я вовсе не это имел в виду! — прорычал Герберт.

— Ах не это? — Бетани знала, что разумнее было бы сдержаться, но слова слетали с губ против ее воли. — А что же? Уютное чаепитие на троих? А потом мы рука об руку прогуляемся по окрестностям?

— Ясно. — Лицо Герберта окаменело. — Ты считаешь меня неисправимым снобом и сексуальным маньяком в придачу? Ну что ж, отлично. Тогда давай вернемся к нашему первоначальному плану. — Он заглянул в ее глаза. — Ради нашего замысла мы договорились на время уикэнда отказаться от традиционных форм общения, принятых между начальником и подчиненной…

— О да, так все и было, — мрачно подтвердила она.

— А в результате перешли к отношениям куда более интимным, чем предполагали вначале… — Герберт выдержал паузу. — Поэтому, я думаю, будет разумнее…

— Да? — слабо переспросила Бетани, чувствуя, что сейчас услышит нечто до крайности неприятное.

— …вернуться к тому, что было раньше.

Бетани смотрела на босса во все глаза, гадая, не подвел ли ее слух. Затем она вдохнула поглубже и сказала, от души надеясь, что он тут же примется все отрицать:

— Итак, ты на самом деле хочешь вернуться к тому, что было? Сделать вид, что ничего не произошло? Ты предпочел бы забыть о случившемся?

Недвусмысленные формулировки только укрепили решимость Герберта. Надо раз и навсегда расставить все по местам. Бетани — его секретарша, причем очень квалифицированная. Бетани — его коллега, которую он уважает и ценит и которую очень не хочет потерять. А если интрижка затянется, это случится рано или поздно. Более того, ее положение было куда уязвимее его собственного. Что значит какая-то там секретарша по сравнению с директором компании? Он не вправе подвергать Бетани риску.

Как можно будет работать вместе, когда роман себя исчерпает и они разойдутся в разные стороны? А это непременно произойдет: ни одно из прежних увлечений не подчиняло Герберта себе настолько, чтобы затягивать интрижку на долгий срок. Хотя следовало признать, что Бетани была совершенно не похожа на женщин, с которыми он встречался прежде…

И Герберт заставил себя ответить рассудительно и здраво.

— Верно. Лучше обо всем позабыть. — Он изобразил благожелательную улыбку. — Знаешь, а дам-ка я тебе назавтра отгул! Ты отдохнешь, развеешься, а во вторник вернешься в офис и все уладится само собой.

Совершив над собою титаническое усилие, Бетани помахала ему рукой на прощание, улыбаясь радостно и безмятежно. А затем вошла в дом и разрыдалась в голос. Так что Джилл, покинув свой сторожевой пост у окна, поспешила ей на помощь.

— Он уехал! — торжественно объявила она. — Эта серебристая машина ка-ак взревет, да как сорвется с места — удивительно, что покрышки остались целы! Так чего ты плачешь?

— Потому что… потому что… Ох, Джилл!

И Бетани снова безутешно зарыдала.

Джилл встревоженно посмотрела на подругу, вручила ей смятый носовой платок и потребовала:

— Рассказывай все как есть!

Бетани вытерла глаза.

— Оказалось, что он весь из себя титулованный да высокопоставленный. И семье его принадлежит роскошнейшая усадьба…

— Да, вижу, что для слез есть причина, — саркастически заметила Джилл. — Не повезло бедняге в жизни!

— Да дело не в этом! — всхлипнула молодая женщина.

— Тогда в чем же? — Джилл внезапно посерьезнела. — Что с тобой приключилось? Как поживает одержимая любовью девица? Надеюсь, она поверила, что вы без ума друг от друга?

— О да, — кивнула Бетани. — Вот только притворство наше зашло дальше, чем я ожидала, и…

— Нет, Бетани, только не это! — охнула подруга.

— Да, Джилл! Я провела с ним ночь — это было потрясающе! И вот теперь я не знаю, что делать. — Бетани зарыдала с новой силой. — А по дороге домой я все испортила.

— Это еще как?

— Выставила себя мелочной, вздорной, завистливой ревнивицей, — пояснила она. — Упрекнула его в снобизме, а ведь человека более широких взглядов, чем Герберт, на всем свете не сыщешь!

— Ну не тревожься ты! Скажешь ему все это завтра.

— Назавтра он дал мне отгул.

— Значит, во вторник.

— Но он говорит: нам следует вернуться к тому, что было…

— Тем лучше, — отмахнулась Джилл. — А ты сделай вид, будто тебе плевать!

— Но я не хочу играть в такие игры с Гербертом… Я ненавижу притворство!

— Это не называется притворством, милая Бетани. Это выживание. Ты же знаешь: если чувства женщины затронуты слишком глубоко, мужчин это отпугивает. Так удиви его: он ждет истерик и упреков, а ты веди себя как обычно!

— Как обычно? — Бетани слабо улыбнулась. — Я уж и забыла, что это значит.

Однако она понимала: стрелки часов в обратную сторону не крутятся. И к прошлому возврата нет. Для начала она ни за что не наденет привычные бесформенные брюки и свитера. Герберт пробудил в ней не только чувственную страсть, но и нечто большее. Бетани в кои-то веки почувствовала себя женщиной — настоящей женщиной! — и насильственно подавлять эту сторону своей натуры больше не собиралась.

— Джилл, — подняла она глаза на подругу, — раз уж у меня завтра выходной…

— Хочешь отправиться за покупками, да?

— Но как ты догадалась? — удивленно заморгала Бетани.

— Женская интуиция, — подмигнула Джилл. — С удовольствием составлю тебе компанию.

Когда Бетани явилась в офис во вторник утром, Герберт уже сидел за рабочим столом. Вчерашний день показался ему бесконечным: он так и просидел до вечера, отрешенно глядел в пространство, а на столе росла кипа бумаг, конвертов, папок, которые требовали самого пристального внимания. Требовали, но так и не дождались. И в довершение удовольствия он всю ночь не сомкнул глаз.

Негромко щелкнул замок. Герберт поднял глаза от документов, собираясь произнести «доброе утро» самым что ни на есть равнодушным тоном, да так и замер открыв рот.

На Бетани была алая юбка, едва доходившая до середины бедра, облегающий черный свитерок и черные замшевые туфли. Вызывающе алели наманикюренные ноготки. Волосы свободно рассыпались по плечам. Впечатление дополнял умело наложенный макияж. Макияж?! Да она же никогда на работу не красилась!

Бетани просто излучала бодрость и энергию. И выглядела она… просто потрясающе!

— Ну и что за игру ты затеяла? — хрипло осведомился он.

— Доброе утро и вам, Герберт! У меня все прекрасно, спасибо, а у вас?

На его виске запульсировала жилка.

— Бетани! — взмолился он.

— Да, Герберт? Хотите кофе? Сейчас пойду заварю. Да и сама выпью заодно с вами.

Босс глухо застонал, провожая секретаршу взглядом. Неужто она пытается отомстить ему за то, как он повел себя с ней воскресным вечером? По правде говоря, она тоже поступила с ним не лучшим образом. Или нет?

Не прошло и десяти минут, как Бетани возвратилась с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми поднимался ароматный пар. Герберт мрачно нахмурился.

— Неужели во всем распроклятом здании не нашлось ни единой фарфоровой чашки?

— Прежде вы не жаловались. — Бетани грациозно опустилась на стул и принялась потягивать обжигающе горячий напиток. В глазах ее плясали озорные искорки.

— Допустим.

Герберт раздраженно отставил стаканчик туда же, где сиротливо лежал список неотложных дел. Все утро — неслыханное дело! — одному из директоров компании не удавалось сосредоточиться на работе. А теперь он глаз оторвать не мог от изящных женских лодыжек…

Перед самым перерывом на ланч Бетани подняла глаза от бумаг.

— Что-то не так, мистер Хендерсон?

— С чего ты взяла?

— Потому что с момента моего появления в офисе вы к работе не приступали.

— А ты подумай над этим хорошенько, — вкрадчиво проговорил Герберт. — А потом спроси себя почему?

— В толк не возьму, о чем вы?

— В самом деле? — Герберт вскочил, задев увесистую папку. — Так я расскажу тебе, кто несет ответственность за то, что я не в силах сосредоточиться на работе. Ты, и только ты!

— Я? — негодующе отозвалась Бетани.

— Надо же, как вырядилась для офиса!

Герберт жадно пожирал глазами ее высокую грудь.

— А что не так с моим нарядом?

— Все не так! — воскликнул он, помимо воли любуясь стройной талией и плавным изгибом бедер. Тут Герберт вспомнил, чем они занимались в воскресенье примерно в это же время, и едва устоял на ногах: страсть, желание и досада слились воедино и нанесли сокрушающий удар по его мнимому спокойствию. — Все так! — рявкнул он, поразмыслив.

— Значит, все так и в то же время все не так, — понимающе кивнула Бетани.

Теперь Герберт возвышался над ее рабочим столом, его лицо искажала ярость. Однако Бетани неожиданно почувствовала, как по телу пробежали мурашки, а соски ее затвердели.

Должно быть, Герберт тоже это заметил. Он резко обошел стол и рывком поставил ее на ноги — так поступают мужчины в фильмах, но не в реальной жизни. Причем мужчины, пробывшие вдали от женщины лет этак пять.

— Герберт…

— Герберт! — передразнил он, приникая к ее губам яростно и пылко — никогда еще он не целовал женщину так горячо, страстно и самозабвенно.

Груди Бетани налились еще до того, как их коснулись жадные пальцы, и она едва не потеряла сознание от восторга. Губы приоткрылись навстречу свирепому натиску его поцелуя, по телу разлилось неизъяснимое блаженство. О Господи, к чему все это приведет?

По правде говоря, ответ Бетани знала заранее. Если, конечно, кто-то из них не вспомнит о здравом смысле.

— Герберт, пожалуйста!

— Тебе вовсе незачем меня умолять, — лихорадочно зашептал он. — Я сам хочу того же.

— Г-герберт…

Но то, что задумывалось как протест, прозвучало страстным призывом, тем более что в это самое мгновение Герберт приподнял ей юбку и дерзкая ладонь властно легла на ее бедро. Бетани затрепетала от наслаждения.

— Нравится? — прошептал он. Рот молодой женщины приоткрылся, дразнящий кончик язычка скользнул по нижней губе. Герберт провел большим пальцем по прохладной, атласной коже, и ресницы ее, затрепетав, точно крылья бабочки, покорно опустились. — О да, вижу, что нравится!

В ее фантазиях Герберт рванул вниз молнию и овладел ею, Бетани, прямо тут же, в офисе. Но быть того не могло, чтобы фантазии сопровождались столь реалистичным звуковым оформлением!

Она открыла глаза: нет, никакие это не фантазии! Герберт и впрямь расстегнул молнию на брюках и укладывал ее на стол, явно собираясь…

— Герберт! — воскликнула она, облизнув пересохшие губы, и в воздухе, словно осенние листья, закружились листы бумаги.

— Вижу, в любовной беседе тебе нет равных. Диалог у нас получается очень… содержательный!

Голос Герберта дрожал от возбуждения. И Бетани, видя его мужскую мощь во всем ее великолепии, поняла, что умрет, если не получит своего.

— Повтори мое имя! — заклинал он, стягивая с Бетани трусики. Герберт уже не сознавал, где находится, и напрочь позабыл об окружающем мире в ослеплении первобытного, стихийного желания овладеть этой женщиной. — Ну же, повтори еще раз!

Срывающимся голосом Бетани произнесла заветные несколько слогов — и он рывком подался вперед. Но если Герберт обезумел, то и молодой женщиной вдруг овладело исступление. Она судорожно обняла его за шею — так утопающий хватается за протянутую руку, — и каждый долгий, размеренный толчок приводил ее все в большее неистовство.

Хью был респектабельным любовником. Он занимался сексом только под Одеялом, под защитой темноты. И никогда — при свете дня. А сейчас — страшно подумать…

— О, Герберт, — всхлипывала она по мере того, как ритм учащался. — Да! Да! Да!!!

Сжимая ладонями ее ягодицы, Герберт входил все глубже и глубже, пока оба не рухнули на стол — измученные и обессиленные.

И в это самое мгновение зазвонил телефон.

11

Бетани ни разу в своей жизни не испытывала такого унижения, как в последующие несколько часов.

Сначала им обоим пришлось слезть со стола и привести в порядок одежду. Но худшее ждало впереди. Интересно, что может быть постыднее, чем, краснея, как маков цвет, разыскивать трусики среди разлетевшихся бумаг? А потом еще в довершение «удовольствия» собственный босс извлек искомый предмет откуда-то из-под стола и демонстративно предъявил владелице.

— Ты не их потеряла?

— Да у тебя просто талант отыскивать интимные предметы женского туалета! — мстительно проговорила Бетани, вспоминая нижнее белье Даньелл.

И тут, словно выбрав самый неподходящий момент, в дверь постучали.

— Не входите! — пискнула Бетани.

Она услышала приглушенные перешептывания и с ужасом представила, о чем могла идти речь за дверью. А ведь они даже запереться не подумали!

— Любой мог войти и застать нас в таком виде!

Герберт недоверчиво покачал головой, застегивая ремень и гадая, не спятил ли он. Неужто он в самом деле только что занимался любовью с секретаршей на рабочем столе в офисе?

— А то я не знаю! — рявкнул он, вернулся к столу, собрал рассыпанные папки и с грохотом водрузил их на место.

Жест столь драматический совершенно не вязался с образом невозмутимого, рассудочного босса. А всему виной была Бетани… черт бы ее подрал!

— Я не могу здесь оставаться, — тяжело вздохнул Герберт. — Пойду пройдусь. Когда вернусь, не знаю.

Охваченный нетерпением уйти, исчезнуть, раствориться в воздухе, он едва не сорвал дверь с петель… и застыл на пороге как вкопанный. Прямо перед ним красовался роскошный букет. Герберт наклонился и извлек из цветов белый с позолотой конвертик, на котором значилось одно-единственное слово: «Бетани».

— Это еще от кого? — прорычал он негодующе. Бетани решительно выхватила конверт и прижала цветы к груди.

— Так тебе все и скажи! — ехидно отозвалась она, хотя сама не подозревала, кто бы мог прислать ей такой замечательный подарок.

Но в качестве отвлекающего средства цветы оказались как нельзя более кстати. Едва Герберт ушел, Бетани дрожащими пальцами вскрыла конверт. Внутри лежала записка.

Большое спасибо за разумный совет. Я ваш должник. С любовью, Ронни.

Цветы — голубые и синие, точно летнее небо, — благоухали на весь офис, но Бетани так и не воздала им должное. Она поставила их в вазу, надеясь, что Герберт станет ее допрашивать. Однако в тот день босс в офис так и не вернулся, поэтому Бетани забрала букет домой и продемонстрировала соседке. Джилл восхищенно захлопала в ладоши.

— Ронни Коннолли дарит тебе цветы, а ты все грустишь? Не понимаю я тебя, Бетани…

— Да я сама себя не понимаю, — убито посетовала молодая женщина.

На следующий утро Герберт на два дня улетал в Швецию. И перед самым его отъездом между ним и Бетани состоялся до крайности неприятный разговор.

— Такси прибудет в десять, — сообщила секретарша, недоумевая, отчего босс выглядит настолько измученным и понурым.

— Спасибо.

— Билеты и прочие документы в этом конверте.

Герберт неловко принял конверт из ее рук, точно бомбу замедленного действия, стараясь не встречаться с секретаршей взглядом.

— Спасибо еще раз.

— Кажется, это все.

— Да. — Герберт вздохнул. — Бетани…

— Прошу тебя, не надо, — ледяным тоном проговорила она, предвидя поток оправданий. — Терпеть не могу сочувствия!

— Нам попросту не удастся вести себя так, словно ничего не произошло.

— Естественно, — возразила молодая женщина. — Ты то и дело пропадаешь где-то. За сегодняшний день мы с тобой едва ли парой фраз перемолвились. И все равно атмосфера в офисе царит как на Северном полюсе.

— Знаю, — кивнул Герберт.

Наступила томительная пауза. Исключить Бетани из своей жизни оказалось далеко не просто. Герберт тяжело вздохнул. Даже когда он уходил из офиса куда глаза глядят, Бетани незримо сопровождала его повсюду. Он даже подумал, что, возможно, им стоит продолжать встречаться… если обстоятельства изменятся.

— Вот поэтому я и решил тебя повысить.

— Повысить? — похолодела Бетани.

— Именно. Личная ассистентка вице-президента компании вышла замуж за француза и уезжает в Лион. Для тебя эта вакансия в самый раз.

Не веря своим ушам, Бетани уставилась на босса. Все ее мечты развеялись по ветру. В глубине души она, конечно, знала, что их роман дальше завязки не пойдет, но ей казалось, что Герберт, по крайней мере, ценит в ней хорошего работника и не станет столь бесцеремонно выставлять за дверь.

— Да скажи что-нибудь наконец! — не вытерпел он.

— Что именно? Ты, наверное, ждешь, что я стану рассыпаться в благодарностях за то, что ты перекраиваешь мою жизнь, даже не удосужившись спросить моего мнения? За то, что уступаешь меня человеку, с которым я двумя словами не обменялась?

— Но мистеру Фоддеру ты по душе. Он ценит твои рабочие качества…

— Да ну? Хотя, встречаясь в коридоре, в упор не узнает? — негодующе воскликнула Бетани. — Что ты ему про меня наговорил? Ведь не просто так мистер Фоддер предлагает мне место без предварительного собеседования!

— Уж не намекаешь ли ты, что я рассказал ему про нашу… субботне-воскресную интрижку?

Так вот как Герберт воспринимал случившееся! Перед глазами у Бетани все поплыло.

— А это так?

— Разумеется, нет! С какой бы стати?

— Есть такая штука — мужская удаль! Донжуаны любят хвастаться своими подвигами. — Бетани удрученно поникла. — Заодно распиши ему в красках, как занимался со мною любовью на рабочем столе.

— Видите! — обличающе воскликнул Герберт, словно призывая в свидетели невидимую аудиторию. — Вот что случается, если смешивать работу и развлечение. И то и другое превращается в фарс!

— Мне-то откуда знать, — возразила Бетани, изнемогая от душевной боли. — Я подобные развлечения не жалую. Может, это у тебя ритуал такой — переспать с секретаршей, а потом обеспечить ей повышение.

— Да я никогда не спал с секретаршами! — взревел Герберт. — Ни на столе, ни где бы то ни было!

— Ты бы не кричал во весь голос, Герберт! Тебя по всему зданию слышно!

Он с трудом перевел дыхание.

— Если хочешь знать, моя прежняя секретарша работала на меня в течение четырех лет! И вообще, все в твоих руках. Скажи ясно и четко: устраивает тебя перевод по службе или нет?

Бетани подняла глаза. Да, любое средство хорошо, лишь бы не встречаться с ним каждый день, лишний раз напоминая себе, чего лишилась.

— Знаешь… пожалуй, что и устраивает.

12

К тому времени, когда Герберт вернулся из Швеции, в «Суперфоун» произошли перемены.

Теперь Бетани работала на вице-президента и новой своей должности весьма радовалась. Майкл Фоддер оказался человеком серьезным, целеустремленным, покладистым… и не лишенным чувства юмора. Что еще важнее, он был женат и супругу свою только что не боготворил.

А Герберт обзавелся новой секретаршей. Бетани втайне ликовала: преемница, при всей ее компетентности и приятности в обхождении, была устрашающего вида особой лет пятидесяти с хвостиком.

— Так ему и надо! — мстительно объявила она Джилл.

— По-моему, ты к нему слишком строга.

— Ушам своим не верю! — всплеснула руками Бетани. — Ты, никак, забыла, о ком идет речь! Это же Герберт Хендерсон, который мною подло воспользовался и бросил!

— А мне казалось, он просто соблюдает ваш первоначальный договор: закончился уик-энд — и вы оба возвращаетесь к прежним отношениям.

— Ты его защищаешь? — вознегодовала Бетани.

— Сама не знаю, — вздохнула Джилл. — Почему бы тебе на худой конец не поговорить с ним по душам? Он же дважды сюда звонил.

— Не желаю с ним ни о чем разговаривать!

В это самое мгновение оглушительно затрезвонил телефон, и Бетани поспешно схватила трубку.

— Бетани…

Голос на другом конце провода отличался глубокими бархатистыми интонациями, но молодая женщина не испытала и искры волнения.

— Привет, Ронни.

— О Господи! Неужели все так плохо?

Бетани собралась было запротестовать, но нижняя губа ее беспомощно задрожала, и бодрое восклицание прозвучало горестным всхлипом.

— Ох, Ронни…

— Это из-за Герберта?

— Ага… А как ты догадался?

— Я — актер, — не без ехидства напомнил он. — А актеры — тонкие наблюдатели и прекрасные психолога. — Ронни на мгновение умолк. — Послушай, поехали со мной на свадьбу? Заодно и развеешься!

— На чью еще свадьбу? — недоумевающе переспросила Бетани.

— На свадьбу Эвана с Берил. Ты разве забыла?

— Но меня не приглашали.

— Еще как приглашали! Берил мне сказала, что вписала твое имя в приглашение Герберта. Разве он тебе не сообщил?

— Нет, — мрачно отрезала Бетани, не уточняя, что на протяжении всей недели не отвечала на его звонки.

— Ну что ж, в моем приглашении значится: «Ронни Коннолли и еще одно лицо». Хочешь быть «еще одним лицом»?

Бетани замялась, говоря себе, что в силу ряда причин следует отвергнуть подобное предложение. Но что-то ее удерживало.

Она была несчастна. Места себе не находила с того самого дня, когда они с Гербертом возвратились в город из Милберри-холла, этой обители горестных и сладостных воспоминаний. Может, Герберт вычеркнул в приглашении ее имя, чтобы пригласить кого-то еще? Может, он уже и для постели замену подыскал? А если так, лучше убедиться в этом собственными глазами. И заодно показать Герберту, что и у нее в кавалерах недостатка нет…

— Ладно, Ронни, — задумчиво отозвалась она. — Уговорил.

В трубке раздался приглушенный смех.

— Судя по твоему тону, речь идет о тюремном заключении, ни больше ни меньше, — съехидничал он. — Ладно-ладно, не извиняйся…

— И никому — ни слова! — строго наказала Бетани. — Устроим всем сюрприз.

Она повесила трубку, и тотчас же телефон зазвонил снова. На этот раз голос — глубокий и бархатистый — ничем не уступал первому. Но сердце Бетани дрогнуло… Да что там дрогнуло — едва не выскочило из груди!

— Бетани…

Спокойствие, только спокойствие, сказала она себе.

— Герберт, это ты?

— А то кто же?! — взорвался он, но тут же снова взял себя в руки: спокойствие, только спокойствие! — Как поживаешь? — любезно осведомился Герберт.

— Отлично.

— Вот и славно. — Больше всего на свете Герберту хотелось вышвырнуть телефон из окна, отправиться к Бетани, и… и… Но годами воспитываемая сдержанность возобладала над минутным порывом. — Ты не отвечаешь на мои звонки.

— Верно. Не отвечаю.

Герберт невольно улыбнулся. Да, Бетани всегда была неисправимой упрямицей!

— Ты случайно не занята в следующую субботу?

— Случайно занята.

На мгновение Герберта ослепила жаркая первобытная ярость. Впрочем, какое ему дело, куда Бетани собралась и с кем? Он вдохнул поглубже и мысленно сосчитал до десяти.

— Очень жаль, — заметил он равнодушно, точно комментируя погоду. — А я собирался пригласить тебя на свадьбу Эвана и Берил. — И во избежание недоразумений добавил: — Берил очень хотела тебя видеть.

Берил хотела ее видеть. Не Герберт, нет. Сердце молодой женщины сжалось, и она лишний раз порадовалась, что собеседник не видит выражения ее лица. Впрочем, Герберт ей не солгал, и на том спасибо. Другой стал бы лицемерно уверять, что без нее вечер будет безнадежно испорчен…

Так сказать ли Герберту, что она будет в числе гостей? Или просто заявиться нежданно-негаданно под руку с Ронни и дать пищу досужим сплетникам? Но если Герберт узнает, что она пойдет с кем-то еще, он может назло ей подыскать себе другую спутницу!

Бетани разрывалась надвое. Ей отчаянно не хотелось лгать. Пожалуй, лучше всего сказать правду…

— Уверен, что Берил и Эвана очень огорчит твой отказ… Ну да не судьба, видно, — ворвался в ее мысли холодный голос Герберта. — До свидания, Бетани.

— До свидания, — эхом повторила она, вешая трубку.

Но, по крайней мере, свадьба отвлекла Бетани от горестных мыслей. Будущее уже не казалось ей таким безотрадным. Ей отчаянно хотелось выглядеть так, чтобы затмить всех приглашенных дам. И если для этого понадобится потратить все ее многолетние сбережения — что ж, туда им и дорога! И хватит с нее экстравагантности. Строгий классический стиль — вот что ей нужно! Чтобы у Герберта челюсть от удивления отвисла…

Сразу после работы Бетани направилась в один из эксклюзивных магазинов в центре города. Тамошние консультанты охотно взялись просветить покупательницу в том, что касалось цвета и стиля. По иронии судьбы первая истина, которую познала Бетани, заключалась в том, что ей не следует носить желтое ни под каким видом! Зато когда она торжественно выплыла из примерочной, даже ко всему привычная продавщица изумленно воскликнула:

— Ух ты! Чудесно!

Бетани оглядела себя в зеркале, постепенно привыкая к новому имиджу. А ведь эту модель она даже мерить не хотела. Вот и урок: можно дожить до двадцатипятилетнего возраста, так и не узнав, что тебе к лицу!

Платье было из тех, что на вешалке ничьих взоров не привлекает. Длинное, до полу, простого покроя, из серебристо-серой ткани. И, только надев его, Бетани поняла, насколько выгодно платье подчеркивает все достоинства ее фигуры.

К платью прилагались прозрачная шаль и причудливая шляпка, пронзенная черной стрелой. В общем и целом наряд изумительно подходил для той, кому предстояло сопровождать известного киноактера на великосветскую свадьбу.

Венчание должно было состояться в городской церкви, а торжественный обед — в особняке родителей Берил. За час до назначенного времени у дома Бетани притормозил огромный лимузин с затененными окнами.

— Он приехал! Он здесь! — возбужденно воскликнула Джилл, покидая неизменный сторожевой пост у занавески. — О Господи, он выходит! Бетани, скорее — он уже поднимается по ступенькам!

— Так открой ему дверь.

— Не могу! Я себя не помню от смущения! Я просто растаю, превращусь в лужицу у его ног!

— Джилл, если я могу с ним нормально общаться, так тебе это тоже под силу, уверяю!

— Ты — это совсем другое дело! — возразила девушка с видом крайне умудренным. — Ты любишь другого, так что, разумеется, Ронни Коннолли оставляет тебя равнодушной. А это, в свою очередь, безмерно интригует его. — Джилл вздохнула. — Сложная штука жизнь!

— Ступай открой дверь! — прикрикнула Бетани, поправляя непослушный локон и размышляя о словах подруги. О том, что она, дескать, любит Герберта.

Можно яростно отрицать это перед самой собой — и небо свидетель, она сколько раз уже пыталась! Можно внушать себе, что познакомились они с Гербертом совсем недавно, так что чувство это — обыкновенное физическое влечение, не более. Или глупая влюбленность, если угодно. Но, вопреки всему, в глубине души Бетани знала: это — настоящее, это — любовь.

Ради торжественного случая Ронни надел белый смокинг.

— Нравится? — томно осведомился он.

— Умереть, не встать! — мечтательно зажмурилась Джилл.

— Выглядит и впрямь замечательно, — сказала Бетани, с трудом сдерживая улыбку.

Вместе, рука об руку, вступили они в церковь, в этот оазис красоты, тишины и мира среди шумных улиц и площадей. И тотчас же под высокими сводами послышался возбужденный гул голосов.

— Кто это? Кто это с Ронни Коннолли?

А в следующий миг у Бетани остановилось сердце, потому что прибыли жених и шафер и поспешно прошли к алтарю. И конечно же шафером был не кто иной, как Герберт!

Едва переступив порог церкви, Герберт каким-то шестым чувством ощутил присутствие Бетани. Он тотчас же отыскал молодую женщину взглядом — и на мгновение словно прирос к месту.

Без преувеличения можно было сказать, что Бетани Браун затмевает красотой всех собравшихся в церкви дам, да и наряд ее был верхом элегантности.

Заметив рядом с Бетани эффектную фигуру Ронни, Герберт тотчас же преисполнился самой черной зависти. Вот, значит, почему бывшая секретарша не отвечала на его звонки? Никак, уловила в свои сети киношного красавчика? Герберт с трудом подавил желание надавать лучшему другу по шее прямо здесь и сейчас, и удержался он только из уважения к брату.

А Бетани сплетала и расплетала дрожащие пальцы, мечтая, чтобы поскорее прибыла невеста и церемония пошла бы своим чередом. Что за мука — сидеть и гадать, кого из этих блестящих красавиц Герберт привел в качестве своей дамы!

Может быть, вон ту соблазнительную брюнеточку во втором ряду, которая отродясь не слышала, что в церковь принято одеваться поскромнее? Или вон ту платиновую блондинку в соломенной шляпке — такую длинноногую, что не кем иным, кроме как фотомоделью, она и быть не могла!

Но когда появилась Берил, прелестная, точно ангел, в роскошном свадебном наряде, и произнесла первые слова супружеских обетов, у Бетани слезы навернулись на глаза. На протяжении всей службы молодая женщина тихонько всхлипывала в платочек, который предусмотрительная Джилл в последний момент затолкала ей в сумочку.

Наконец под сводами зазвучали торжественные аккорды свадебного марша и свадебная процессия неспешно прошествовала по проходу между рядами. Бетани неотрывно смотрела на алтарь, твердо вознамерившись не встречаться взглядом с Гербертом. Кто знает, что она прочтет в сапфирово-синих глубинах его глаз, а рисковать ей не хотелось. Да, свадьбы располагают к проявлению эмоций. Но одно дело, если по щеке чинно скатится слезинка-другая, и совсем другое — разрыдаться в голос на виду у всех присутствующих!

Приблизившись, Герберт мысленно приказал молодой женщине обернуться, однако та, поджав губы, сосредоточенно уставилась перед собою. Но вот Ронни прошептал что-то ей на ухо, Бетани ответила, и лицо ее озарилось мягкой приветливой улыбкой. Герберт едва не задохнулся от гнева. С каких это пор Ронни состоит в кавалерах при Бетани? Неужто ему своих женщин мало, так еще и на чужую собственность покушается?

У церкви гости, разбившись на группы и пары, позировали перед объективами фотоаппаратов. К Ронни тотчас же слетелись поклонницы, точно мухи на мед, и, воспользовавшись суматохой, Бетани через плечо оглянулась на Герберта.

В отличие от Ронни он оделся традиционно. В светло-сером пиджаке и брюках в полоску он выглядел до крайности официально — и до крайности сексапильно. Женщины так и пожирали его глазами!

— Что это еще за взгляд: дескать, видит око, да зуб неймет? — подмигнул Ронни своей спутнице.

— Нет, это значит: повезло, вовремя одумалась! — бодро улыбнулась Бетани.

— Хмм… — недоверчиво протянул Ронни. — Снаружи ждет автомобиль: не поехать ли нам на прием?

Герберт с досадой проводил их глазами. Но догонять не стал: за руку его прочно ухватилась трехлетняя малышка, самая младшая из подружек невесты, решившая, что непременно с ним «поженится», как только подрастет.

— Мой совет тебе, котенок: голосуй за холостяцкую жизнь, — хмуро улыбнулся он, глядя на черный лимузин, только что поглотивший затянутую в серебристую ткань фигурку.

Мать трехлетней крошки, расслышав его последние слова, проследила за взглядом Герберта.

— Вот ведь повезло девушке! — не без зависти вздохнула она. — Сколько сердец разобьется, как только новость облетит город!

— Какая еще к черту новость? — Герберт яростно закусил губу. Можно подумать, Бетани и впрямь законная собственность Ронни! Нет уж, если эта облаченная в серебро красавица кому-то и достанется, так ему, Герберту, и никому другому! — Кажется, об официальной помолвке еще не объявлено!

— Да ладно, ладно, — спохватилась гостья. — Простите, если что не так.

Ронни велел шоферу не спеша объехать вокруг парка. Но едва вдали показался особняк родителей Берил, Бетани внутренне похолодела.

— Послушай, Ронни, кажется, у меня духу не хватит явиться на прием.

— Почему? — удивился актер.

Потому что там будет Герберт, подумала она, но вслух этого не произнесла. Знай Бетани заранее, что не справится с ситуацией, ни за что бы не поехала! А Ронни уже открыл для нее дверцу автомобиля, галантно подал руку и увлек по направлению к дому.

— Если тебя пугает знакомство с матерью Герберта, то волноваться тут совершенно не о чем, — весело заверил ее он. — Честное слово, вы с ней отлично поладите!

Мать Герберта!

Бетани уже готова была развернуться и позорно сбежать. И как это она не подумала! Разумеется, леди Хендерсон там будет, учитывая, что виновник торжества — ее сын!

У молодой женщины закружилась голова. Не помня как, она поднялась на высокое крыльцо, переступила порог, пересекла просторный холл… И вот роковой миг настал!

— Леди Хендерсон, позвольте представить вам Бетани Браун, — невозмутимо произнес Ронни.

Молодая женщина очутилась перед высокой, элегантной дамой в розовом платье, чьи синие глаза — такие знакомые! — замечательно гармонировали с серебристой сединой волос. Бетани, отчаянно смутившись, едва не присела в реверансе.

— Оч-чень приятно, — пролепетала она и почувствовала, как руку ее пожимают весьма решительно и крепко.

Стоя рядом, Герберт с трудом сдерживал злость на Ронни, который осмелился представлять Бетани его собственной матери! Он с ненавистью смотрел на актера, до боли впиваясь ногтями в ладони и прикидывая, что случится, если он сейчас при всех ухватит старого друга за шиворот и вышвырнет вон! Но тут Ронни снова заговорил, и раздражение Герберта исчезло, словно его и не было.

— Бетани — подруга Герберта, — улыбнулся он. — Герберт привозил ее в Милберри-холл две недели назад.

— Вы тогда ногу подвернули, — услужливо пояснила Бетани.

Леди Хендерсон с досадой взглянула на лодыжку, и только сейчас Бетани заметила повязку.

— Буду знать, как играть в теннис с девчонкой, которая мне в дочери годится! — Четкие, выверенные, аристократические интонации внушали Бетани робость, зато глаза и губы улыбались ей тепло и искренне. — Счастлива с вами познакомиться, Бетани. Вы для Герберта — настоящая находка. — Леди понизила голос. — Вы не представляете, до чего отрадно сознавать, что оба моих мальчика наконец-то надумали подарить мне внуков!

Бетани едва не умерла от растерянности. Но не могла же она при всех объяснять леди Хендерсон, что со времени их возвращения они с Гербертом едва ли двумя словами перемолвились. И что ей вряд ли представится шанс подарить ребенка сыну леди Хендерсон, учитывая, что упомянутый сын даже в одной комнате с нею находиться не желает…

— Изумительная свадьба! — искренне похвалила Бетани и пошла дальше вдоль цепочки встречающих.

Она расцеловала в обе щеки Берил и Эвана, произнесла подобающие случаю слова поздравлений из тех, что тут же забываются, но перед взором ее, мешая сосредоточиться, маячило хмурое лицо Герберта.

А тут настала и его очередь. Молодая женщина подняла глаза, и сердце ее словно остановилось в груди — до того неотразимым и желанным выглядел Герберт!

— Что тебе сказала мама? — вполголоса осведомился он.

— Мы обсуждали свадьбу. Торжество и впрямь удалось на славу, — изобразила непонимание Бетани.

— Ты отлично знаешь, что я не об этом!

— Герберт, успокойся, — гордо вскинула голову Бетани. — На нас смотрят!

Не в состоянии решить, чего ему хочется больше — встряхнуть непокорную за плечи или поцеловать в губы, Герберт наклонился к самому ее уху. Тонкий аромат духов кружил ему голову.

— Послушай, Бетани, нам надо…

— Надо радоваться, что сегодня так повезло с погодой? Совершенно с тобой согласна, — ослепительно улыбнулась молодая женщина, чуть отстраняясь, — горячее дыхание собеседника сводило ее с ума. — Замечательная свадьба, верно? — И она двинулась дальше, всем своим существом ощущая на себе яростный взгляд синих глаз…

Бетани незаметно выскользнула из холла и направилась к воздвигнутому в саду шатру, где официанты разливали шампанское. Схватив бокал, она осушила его одним глотком. Затем, закрыв глаза, прислонилась к деревянной, увитой цветами опоре.

Что за ирония судьбы! Леди Хендерсон ничуть не была похожа на надменную аристократку, описанную Даньелл. Она без возражений приняла Бетани в качестве возможной невесты обожаемого сына… От этого на сердце молодой сердце стало еще тяжелее.

Она со всей отчетливостью поняла, что на чужом празднике ей не место. Пора выбираться отсюда, пока не поздно! Бетани поставила пустой бокал, подхватила сумочку и на негнущихся ногах вышла из шатра.

Герберт напрасно оглядывал разубранный цветами шатер в поисках Бетани. Напрасно метался туда и сюда, точно в бесконечном лабиринте или в кошмарном сне. Куда бы ни направился, его останавливали какие-то люди и заводили светскую беседу, в то время как сам он в ответ и двух слов связать не мог. В висках стучало, заглушая невнятный гул голосов, но еще громче билось в груди сердце. В ответ на вопросы он только кивал, точно покорный слуга. К тому времени, когда Герберт выбрался наконец из шатра и поспешил в сад, ему уже казалось, будто весь мир против него в заговоре.

В одурманенном состоянии он шел напролом, не разбирая дороги и проклиная все на свете. То и дело на пути его встречались всевозможные беседки и павильончики, однако для человека одержимого они были частью все того же распроклятого лабиринта.

Чувствуя, что с каждой минутой он все ближе к сумасшествию, Герберт обогнул теннисный корт, напрасно высматривая молодую женщину среди цветочных клумб и зарослей ежевики, где тяжелые фиолетовые ягоды выделялись на фоне изумрудно-зеленых листьев.

Но вот он дошел до розария. Благоухание бархатистых лепестков ненадолго приглушило его исступленную одержимость. Тут-то Герберт и обнаружил ту, которую искал. Закрыв лицо руками, удрученно понурив голову, она сидела на скамейке перед изящной деревянной решеткой, увитой розами.

Заслышав звук шагов, Бетани отняла ладони от лица и упрямо уставилась в пространство. А Герберт ринулся напролом, продираясь сквозь колючие кусты, точно опасаясь, что видение вот-вот растает в воздухе.

— Где он? — рявкнул Герберт, тяжело дыша.

— Кто? — изобразила непонимание молодая женщина.

— Кто? И ты еще спрашиваешь?

— Откуда мне знать, кого ты имеешь в виду? — саркастически отозвалась она. — Мыслей я не читаю!

— Ронни, кто ж еще!

— Полагаю, мистер Коннолли в доме, отбивается от стаи назойливых поклонниц, — пожала плечами Бетани. — О, бремя славы!..

Логика подсказывала Герберту, что такой ответ вряд ли уместен в устах женщины, обуреваемой любовью к голливудской знаменитости. Но на всякий случай следовало удостовериться.

— Так вы с Ронни вместе или нет?

— Вместе? — Бетани испытующе вгляделась в лицо Герберта. — Что ты под этим подразумеваешь?

— Ты отлично знаешь что!

— О нет, от души надеюсь, что не знаю! — Серые глаза зло сверкнули. — Слово «вместе» подразумевает, что мы с Ронни занимаемся сексом. Вот что ты обо мне думаешь, да?

— Бетани…

— Ты считаешь… ты всерьез считаешь, что я из твоей постели немедленно перелезла в его постель?

— Разумеется, нет!

— А вот «разумеется» тут, по-моему, излишне! — воскликнула она. — Иначе ты не стал бы задавать идиотских, оскорбительных вопросов! Как бы то ни было… — Бетани с трудом перевела дыхание, — тебе-то какое до этого дело?

— Я люблю тебя! — выпалил Герберт.

Слова, которых он никогда еще не говорил ни одной женщине, сорвались с его губ сами собою, точно подтверждая очевидную истину. Впрочем, видимо, так оно и было.

Бетани от души надеялась, что на лице ее не отразились, точно в зеркале, безумная надежда и недоверие, разрывающие надвое душу.

— В самом деле?

— В самом деле, — тихо подтвердил Герберт, понимая, что битва еще не кончена.

— И это все, что ты мне скажешь? — спросила Бетани.

— А нужно еще что-то говорить? — краем губ улыбнулся он.

— Конечно! — воскликнула она, смахнув с ресниц предательские слезы. — С какой стати ты меня игнорировал с тех самых пор, как мы вернулись из Милберри-холла?

Этот вопрос каким-то непостижимым образом успокоил все его страхи и подтвердил все его надежды куда успешнее, чем самые страстные заверения в любви.

— Я — шафер на свадьбе у брата. Ты представляешь, что это за тяжкая обязанность? Я за две недели просто с ног сбился, — мягко пояснил Герберт. — И вообще, я не думал тебя игнорировать.

— Нет? — Бетани насмешливо свела брови. — Давай-ка посчитаем, сколько раз ты со мною разговаривал…

— Я звонил тебе…

— Целых три раза!

— Дважды ты отказалась взять трубку, а в третий раз обдала меня адским холодом.

— В аду очень даже жарко, — уточнила Бетани.

Но Герберт пропустил поправку мимо ушей.

— Несколько раз я заходил к тебе в офис, чтобы пригласить на ланч, но тебя не было на месте!

А все потому, что новый босс, всерьез обеспокоенный нездоровой бледностью ассистентки, велел ей «пройтись подышать свежим воздухом»! Мистер Фоддер искренне привязался к новой помощнице и желал ей только добра.

— Ты мог бы оставить записку!

— И что бы я написал? Что впервые в жизни встретил женщину, которую мечтаю назвать женой, и понятия не имею, как к ней подступиться? Я люблю тебя, Бетани, — повторил Герберт серьезно. — Только тебя, тебя одну и никого кроме тебя.

— О, Герберт, — всхлипнула она.

Бетани собралась снова произнести его имя, но горло свела судорога, и послышался не то вздох, не то сдавленное рыдание.

Герберт подошел к ней вплотную и, склонившись, долго смотрел на залитое слезами лицо, словно стремясь сохранить его в памяти во всех подробностях. А затем очень ласково помог Бетани подняться, крепко обнял и не размыкал объятий до тех пор, пока дрожь ее не унялась.

Только тогда Герберт поднес к глазам ее левую руку, внимательно изучил ее и легонько провел большим пальцем по безымянному — тому, на котором обычно красуется обручальное кольцо.

— Значит, и ты тоже меня любишь?

— Сам знаешь, что да!

— И ты выйдешь за меня замуж?

— Но я же не твоего круга! — воскликнула она. — Что скажет твоя семья?

— Это было «да»?

— Конечно «да», бестолковый ты человек!

Высокий лоб Герберта прорезала крохотная морщинка.

— Я должен тебе кое в чем признаться, любимая.

— Звучит зловеще…

Бетани подозрительно сощурилась.

— Да не то чтобы. — Герберт замялся. — Это касается дома…

— Какого еще дома?

— Ну, усадьбы. Как ты на это посмотришь, если я скажу, что в один прекрасный день унаследую Милберри-холл?

Бетани напрочь забыла о том, как с первого же взгляда влюбилась в усадьбу! Как заворожил ее особняк, розовый в лучах заката, и ров, наполненный водою — или, точнее, расплавленным золотом или серебром, в зависимости от того, светит на небе луна или солнце.

— Но ты же младший из братьев.

— Знаю.

— И ты сказал, что Эван наследует имение…

Герберт покачал головой.

— Нет, любимая. Я сказал, что по традиции имение переходит к старшему сыну. — Герберт пожал плечами и широко ухмыльнулся. — Просто семья у меня ужасно нетрадиционная! Так что Эвану достанется львиная доля доходов от аренды, а я получаю дом. Так что, как моя жена, в один прекрасный день ты станешь хозяйкой в Милберри-холле.

Бетани потребовалось время, чтобы прийти в себя.

— А с какой стати, мистер Герберт Хендерсон, вы не сказали мне об этом раньше? — возмущенно спросила она. — Ты меня вроде как испытывал, да? Мне полагалось пройти тест, доказать, что я люблю тебя, а вовсе не золотую мишуру?

Герберт довольно улыбнулся. Нет, Бетани не повисла у него на шее, благодаря судьбу за нежданное счастье, а с места в карьер принялась отчитывать! Что за непредсказуемая у него невеста!

— Мы друг друга только и знали, что испытывали, любимая моя Бетани. Кто там рядился в яркие, кричащие наряды, изображая нечто на себя совершенно непохожее? Все мы пытаемся защититься от мира так или иначе, возводим неприступные баррикады. И лишь когда приходит настоящая любовь, преграды рушатся, точно под порывом ветра. Для меня настоящая любовь — это ты, Бетани.

— О, Герберт, — вздохнула она, поднимая глаза. — А для меня — ты и только ты.

Никогда еще не казалась она Герберту такой желанной и нежной. Поэтому поцелуй он прервал только ради того, чтобы спросить:

— Как тебе Ронни в роли шафера?