Вот так фишка – украли фишку! Прямо из дома! И, получается, что я, Евлампия Романова, сама навела грабителя на квартиру. Ну, раз виновата, мне и отвечать, надо отыскать старинную фишку из казино, ведь она для подруги Кати – память о дедушке. Я всего лишь по одному волоску, оставшемуся на бейсболке, потерянной воришкой, установила имя девушки, надевавшей этот кепарик! Только как же так? Наташа Фомина, оказывается, умерла два года назад. Ничего не понимаю! Но я должна во всем разобраться! Найти украденное необходимо как можно скорее, а то Катюша расстроится. Ой, а Наташа, кажется, жива. Зато сколько вокруг нее смертей! Вот интересно, а фишка-то здесь при чем?..

Дарья Донцова

Нежный супруг олигарха

Глава 1

Автоматизация – это попытки мужчин упростить любую работу настолько, чтобы ее могли делать женщины. Вот почему были придуманы посудомоечная и стиральная машины вкупе с пылесосом.

Я вошла на кухню и огляделась по сторонам. В мойке стоят тарелка с остатками геркулесовой каши и симпатичная красная кружка с недопитым кофе – Катюша торопилась на самолет и не убрала за собой. Но моя подруга, даже опаздывая на рейс, не оставила посуду на столе и нацарапала записку на специальной доске ярко-красным фломастером: «Лампуша, извини, кругом беспорядок, будильник не прозвенел, я проспала, не сердись. К.». Но мне бы в голову не пришло злиться на Катю и без ее извинений.

Опять она умчалась в командировку. Увы, даже такому хорошему и самоотверженному доктору, как Екатерина Романова, в больнице платят копейки, поэтому моя подруга и мотается по всей стране. Из-за крошечной зарплаты многие врачи вынуждены брать у пациентов конвертики с хрустящими бумажками. Встречала я медиков, которые еще до приема, абсолютно не стесняясь, заявляют: «Мои услуги стоят дорого, вначале оплатите консультацию, а там посмотрим».

Но это еще не самый худший вариант. Чего греха таить, попадаются и горе-Гиппократы, участники так называемой карусели. При чем здесь любимый детский аттракцион? Объясню. Допустим, приходите вы к терапевту с жалобой на небольшую температуру и вялость, а он (кстати, совершенно справедливо) говорит: «Подобные симптомы присущи разным заболеваниям, сначала надо сделать некоторые анализы».

Далее следуют назначения: вам предписывают пойти в лабораторию и узнать все про свою кровь. То есть провести исследования на СПИД, гепатит и сифилис, поиск онкомаркеров, определение количества сахара, холестерина и так далее. Стоит ли упоминать, что вы оставите кругленькую сумму за анализы, большая часть из которых вам просто не нужна в данный момент? Получив результат, врач сдвинет брови и посоветует вам сходить к гастроэнтерологу. И снова вас ожидают дорогостоящие методы диагностики. Затем вы оказываетесь в кабинете у кардиолога, и далее по кругу – отоларинголог, хирург, невропатолог, фтизиатр, уролог, миколог, психолог… Назначат еще пройти томограф и УЗИ, сделать энцефалограмму…

В процессе беготни по кабинетам температура у вас пропадет, зато появится жуткий страх: если так долго пытаются выяснить причину вашего недуга, значит, положение серьезно. Настроение портится, мозг перестает работать, вы уже не способны спокойно оценить обстановку и задать справедливые вопросы:

– Доктор, о каких шлаках в организме вы ведете речь? Разве я доменная печь? Зачем пугаете меня наличием бактерий, ведь в человеческом теле их много, и большинство из них необходимы. Почему назначаете антибиотики последнего поколения при насморке? Вы и правда полагаете, что настойка из высушенных когтей дикого хорька вылечит меня от заикания? Неужели надо платить бешеные деньги за сеансы психотерапевта, который объяснит мне, что зимой холодно и не сто́ит в декабре ходить в босоножках?

«Карусель» остановится лишь в одном случае – когда алчные эскулапы сообразят: клиент выпотрошен, его счет пуст.

Катюша никогда не участвует в подобных делах, она предпочитает мотаться по командировкам, специалиста из столицы охотно приглашают разные провинциальные, в том числе и частные, клиники. Сегодня Катя отправилась за Урал, в Москву она вернется через две недели. Не будет дома и Вовки: он укатил в том же направлении, что и Катюша, только цель его визита не больница, а зона, где сидит урка, решивший спокойно отмотать срок за небольшое преступление, чтобы скрыть свое участие в убийстве. А Сережка с Юлей уже четвертые сутки бегают по Киеву – их позвали провести там рекламную кампанию какой-то фирмы. В Москве остались лишь я да Лиза с Кирюшкой. Ну и, естественно, собаки.

Сейчас мне предстоит на скорую руку навести в доме порядок, а затем ехать на работу, в детективное агентство «Лисица». Хотя, если я приду не к началу рабочего дня, а чуть позднее, никто не заметит нарушения режима. Мой начальник, Юрий Лисица, считает, что руководитель должен лишь раздавать указания и ругать подчиненных за плохо выполненную работу, причем делает он это наскоком – раз в три дня нагрянет в агентство, устроит «разбор полетов» и вновь удалится, бросив пару загадочных фраз:

– Работать надо лучше. Ну, я пошел по делам. В отличие от вас я не сплю, сидя в конторе, а кручусь-верчусь как сумасшедший.

Боюсь, что после моих слов у вас создастся неправильное впечатление о детективном агентстве. Еще подумаете, что я провожу служебное время в роскошном здании, в котором на ресепшене красуются девушки-модели. Увы, фирма «Лисица» располагается в крохотной комнатенке. Правда, несмотря на малую кубатуру, за офис требуют немалую арендную плату и…

Размышления о тяготах жизни прервал телефонный звонок. Я схватила трубку.

– Ты должна мне помочь! – незамедлительно заорали из нее в ухо.

Я вздрогнула. Есть только одна женщина, способная вместо спокойного «привет» начать разговор с нечеловеческого вопля, – Милена Бахнова. Когда-то Катюша оперировала ее мужа Юру (у бедолаги оказался рак щитовидной железы в запущенной стадии). Благодаря высокому профессионализму Кати и ее самоотверженности в уходе за больным он прожил еще два года, моя подруга буквально подарила ему двадцать четыре месяца жизни. Это понимали все, но вот Милена почему-то решила: раз супруг отправился на тот свет, а Катя лечила его, значит, теперь она должна искупить свою вину перед вдовой трогательной заботой о ней.

Один раз я попыталась вразумить Милену, объяснить ей: если б не Катюша, Юра сошел бы в могилу гораздо раньше, но Бахнова не способна реально оценить ситуацию. И вот парадокс: и я, и Катюша в самом деле почему-то испытываем неловкость перед Миленой и наперебой стараемся выполнять ее просьбы. А они с каждым разом все круче и круче. Так, что у нее на сей раз?

– Скоро приедем к тебе, – тараторила тем временем Милена, – приготовь гостевую комнату.

– Кто? – не поняла я.

– Мы с Вадюшей.

– С кем?

– О боже! – завизжала Милена. – Прекрати задавать идиотские вопросы! Слова сказать не даешь! Я могу выйти замуж? Да или нет? Немедленно отвечай! Почему молчишь?

– Ты же просила не перебивать тебя, – напомнила я.

– Да, – еще сильней обозлилась Милена, – молчи и отвечай. Имею я право завести мужика?

– Конечно, – осторожно подала я голос.

– Но в моем возрасте глупо шляться по дискотекам. Или ты считаешь возможным толкаться в клубе?

– Отчего бы нет? – опрометчиво заявила я. – Ничего плохого в увеселительных заведениях я не вижу.

– Вы только на нее посмотрите! – пришла в ярость Бахнова. – Ты предлагаешь приличной даме надеть юбку до пупа, нацепить светящиеся браслеты и скакать в ужасном шуме с отвязными особами!

Я горько вздохнула и решила помолчать. Пусть Миленка спрашивает что угодно, ответа от меня она не дождется!

– В кафе не пойти, – вещала Бахнова, – от театра меня тошнит, в кино темно, на концертах дураки, причем везде – и на сцене, и в зале… Где провести время с мужиком, если он вот-вот сделает тебе предложение, а?

– Дома, – вырвалось у меня, несмотря на решение не разевать рта.

– Верно, – неожиданно развеселилась моя собеседница, – хорошая идея! Ты забыла, что там у меня Нахрената?

Дама со столь странным и неблагозвучным именем является свекровью Милены. Я не очень сведуща в семейной истории Нахренаты, но знаю, что вообще-то именовать ее свекровью не совсем правильно. Она вышла замуж за отца Юры, когда мальчик еще не ходил в школу. Куда подевалась его родная мать, я понятия не имею – Бахнов никогда при мне не вспоминал о ней. Мамой он звал Нахренату, причем абсолютно искренне, со стороны сразу было видно, что Юрий очень любит свою мачеху.

Милена не москвичка, она приехала в столицу из какого-то маленького городка, чтобы поступить в театральное училище. На первом же экзамене абитуриентка встретила будущего мужа – Бахнов, преподаватель вуза, сразу влюбился в Милю. Надо сказать, что внешность у Милены и сейчас ангельская, совершенно не соответствующая ее характеру, а десять лет назад она и вовсе походила на Снегурочку: белая-белая кожа, голубые глаза, наивный взор, коса до пояса. Еще юную абитуриентку отличало от сверстниц умение жарко краснеть. То, что к трепетной красоте прилагается стервозно-истеричный характер, приятели Юры поняли сразу. Последним, кто разобрался в сущности красавицы, был Бахнов. Думаю, если бы не болезнь, Юра в конце концов оформил бы развод: за год до его смерти между ним и Миленой пробежала целая стая черных кошек. Но Юра угодил в клинику, и ему стало не до выяснения отношений с женой.

После кончины Бахнова Милена осталась жить со свекровью. Молодой вдове просто некуда было деться, собственной жилплощади у нее не имелось, денег на съемную квартиру тоже, а Нахрената ни за что не согласилась бы разменять апартаменты. Не надо думать, что мачеха Юры гречанка или какая-нибудь испанка – Нахрената не имя, а прозвище, на самом деле ее зовут Ольга Ивановна. Почему ее стали звать столь экзотическим образом? Об этом чуть позднее.

– Короче, в восемь вечера мы приедем! – раздался очередной вопль Милены.

– Кто? Куда? – потрясла я головой.

– Опять сорок пять! – вскипела Милена. – Я сто раз повторила! Мне негде встречаться с Вадиком: в общественных местах противно, а дома Нахрената. Кстати, я сказала ей, что еду на съемки, ну да Нахренате на все плевать… Понимаешь, Вадик не должен знать про свекровь, это раз. Про то, что я была замужем, это два. Про отсутствие у меня собственного жилья – это три. Я голову сломала, как мне поступить, и тут сообразила: ваши все разъехались, вот он, шанс! Перебираюсь к тебе! Значит, так… оборудуй гостевую, перетащи из Катькиной комнаты гардероб, на кровать брось покрывало, которым Юлька застилает свою софу. Между нами говоря, у Сережкиной жены барские замашки! Приобрела плед из натуральной норки… Вот транжира!

– Покрывало искусственное, это шкурка Чебурашки, – возмутилась было я, и тут только до меня дошла суть сказанного Миленой. – Погоди! Ты собралась жить в нашей квартире?

– Да, недельки две-три, – застрекотала Бахнова. – Мне вполне хватит, чтобы довести Вадика до кондиции!

Мне не свойственно хамить людям, но сейчас у меня невольно вырвалось:

– Ты офигела? Это абсолютно невозможно!

– Почему? – фыркнула Милена. – Вадик почти созрел, осталась малость – оттащить его в загс. Понимаешь, он… Тут непростая история, сейчас рассказывать ее некогда, приеду пораньше и все объясню.

– Ты меня не поняла, – перебила я Милену, – к нам нельзя.

– Почему?

Действительно! Вот гениальный вопрос! Ответить на него честно: я не собираюсь даже три недели жить с тобой и с абсолютно незнакомым парнем под одной крышей? Но хорошее воспитание, данное мне родителями, не способствовало искренности.

– У меня дети, – попыталась я отбиться от Бахновой.

– Лиза с Кирюшей?

– Да.

– Они не дети, а лошади! – отрезала Милена. – Школу скоро закончат, не младенцы.

– А еще собаки! – в последней надежде воскликнула я. – У твоего Вадима нет часом аллергии? Знаешь, это очень опасно. Случается такая вещь, отек Квинке называется, до больницы довезти не успеют!

– Никакими Квинками Вадюша не страдает, – отрезала Милена. – Он очень богат, но хочет взять в жены обычную женщину. Не гламурную светскую львицу, за которой носится хвост прислуги. А такую, что сможет ловко управиться с хозяйством. Про коня слышала?

– Нет, – ошарашенно ответила я.

– А говорят, что у тебя высшее образование, – с легким презрением отметила Бахнова. – Небось врут люди, всякий человек с десятью классами слышал про лошадь на пожаре.

– У меня за плечами консерватория по классу арфы, а не ветеринарная академия, – буркнула я, ощущая себя паучком, на которого надвигается асфальтоукладчик.

– Еще Пушкин писал, что русская женщина коня на скаку остановит, в горящую хату войдет, – отбрила Милена. – Такую особу и ищет Вадим: самоотверженную, умную, бесстрашную, хозяйку, отличную мать, любящую верную супругу. И он ее нашел – это я! Осталось лишь продемонстрировать свои таланты на деле!

– По-моему, крылатая фраза принадлежит поэту Некрасову, – попыталась я остудить пыл Бахновой. – И ты не умеешь даже картошку чистить!

– От кожуры темнеют пальцы! – возмутилась Милена. – Все, хватит спорить, ровно в двадцать ноль-ноль я дома! То есть у тебя. Предупреди Лизку с Кирюшкой – они мои племянники, и я их обожаю. Вадим хочет, чтобы его вторая половина любила детей. И не забудь сделать ужин! Я его подам, как будто сама приготовила, ясненько?

– Не совсем, и…

– Вадим – олигарх, – со слезой в голосе заговорила вдруг Милена, – дом на Рублевке, бизнес, миллионы, а у меня по вашей с Катей вине умер Юра. Годы летят, судьба подкинула мне шанс… Неужели я могу его упустить? Вадим должен поверить: я лучшая! Лампуша, миленькая, помоги, умоляю! Это последний вариант в моей жизни! Время бежит, мне уже тридцатник стукнул, ну кому я буду нужна через пару лет? Лампочка, солнышко, вся надежда на тебя и детей! Ну подыграйте мне, иначе я проведу старость с Нахренатой!

Если бы Милена продолжала наглеть, я бы сумела дать ей отпор, нашла бы нужные аргументы, вроде: «Можешь потребовать от Нахренаты раздела квартиры, как вдова ты имеешь право на часть имущества». Но Милена перешла к просьбам о помощи, и я моментально попалась на крючок.

– Только не плачь! Конечно, я сделаю все, что смогу.

– Супер! – возликовала нахалка. – Значит, я приеду!

Из трубки понеслись гудки, я растерянно уставилась на телефон. Ну и ну! Почему я согласилась? Не иначе как Милена обладает умением гипнотизировать людей на расстоянии. И что, мне теперь предстоит переставлять мебель? Таскать из комнаты в комнату гардероб? Ну уж нет!

Не успела я со всей остротой оценить размер неприятностей, как телефон вновь зазвонил. Наверняка это снова Милена, теперь она начнет раздавать указания по обустройству спальни.

Ну все, наберусь решимости и твердо заявлю: «Извини, обстоятельства изменились! Только-только я узнала, что к нам направляются дальние родственники из провинции в количестве восемнадцати штук, с ними четыре младенца и три кошки». Или нет, лучше сообщу: «В школе у детей эпидемия лихорадки мча-мча, объявлен карантин, у дверей нашей квартиры стоит патруль из санэпидемстанции, хватает всех, кто пытается войти в дом».

– Алло! – раздался в трубке незнакомый и очень сердитый женский голос. – Романову немедленно позовите!

– Слушаю вас, – удивленно ответила я.

– Если не хотите крупных неприятностей, немедленно идите в школу!

– Куда? – растерялась я. – К кому?

– Кирилл Романов ваш? – завопила баба. – Отвратительный ребенок, позор учебного заведения!

У меня подкосились ноги.

– Что случилось?

– Узнаете на месте! В кабинете директора!

– Мальчик здоров? – я попыталась выяснить хоть что-то.

– Лучше б он переломал руки-ноги и голову вдобавок, – сообщила милая дама, – всем спокойнее, когда Романов в гипсе. Короче, коли через полчаса не явитесь, мы вызываем милицию!

– Стойте! – закричала я. – Уже бегу!

Бросив телефон на банкетку у двери, я схватила сумку, натянула на себя ветровку, закрыла дверь и дрожащими руками начала запирать замок. Ключ никак не хотел попадать в скважину. К сожалению, теперь просто захлопнуть створку нельзя. Раньше я пару раз выскакивала выбрасывать мусор, забыв связку ключей, и потом приходилось вызывать слесаря. За день до отъезда в командировку Вовка поставил новомодный замок, и вот сейчас я никак не могу справиться с ним.

Глава 2

Тот, кто имеет ребенка школьного возраста, да еще мальчика, очень хорошо поймет меня. Нет, девочки тоже способны на безобразия, но они у них не имеют таких последствий, а Кирюша с упорством совершал все мальчишеские глупости: подкладывал кнопки на стулья одноклассницам, связывал их косы, бросал в лужу карбид, поджигал пластмассовую расческу, устанавливал сверху на дверь плошку с водой. Всех его шалостей я сейчас и не вспомню. Сильно подозреваю, что остальные мальчики проделывали то же самое, но Кирюшке в отличие от других негодников патологически не везло – озорник хотел разыграть одноклассников, а попадались на крючок учителя.

Взять хотя бы историю с водой. Желая облить ненавистного Леню Нарусова, Кирюша все великолепно рассчитал. Одноклассники уже сидели на местах, не хватало лишь Лени.

– Идет! – завопила Наташа Русакова, помогавшая Кирюшке.

Тот живо водрузил миску на дверь и сел за парту. Класс затаил дыхание, ручка опустилась, дверь распахнулась, вода полилась прямо на голову… завуча, преподавателя биологии Олега Ивановича, а из-за его спины выглядывал абсолютно сухой Ленька.

– Кто это придумал? – завизжал Олег Иванович.

– Кирилл Романов, – мигом «слила» приятеля Русакова.

Кирюшка попытался объяснить, что западня была расставлена на Нарусова, но никто его слушать не стал. Чтобы школьника Романова не выставили из учебного заведения, мне пришлось покупать для кабинета биологии скелет человека, пособие, о котором мечтал Олег Иванович. После благополучного завершения скандала я взяла с Кирюшки честное слово, что отныне он разбирается с приятелями вне класса.

И он сдержал обещание. В октябре Кирик повздорил с Мишкой Сергеевым и решил его проучить. На сей раз Кирюша учел абсолютно все. На большой перемене он услышал разговор ненавистного Сергеева с Игорем Перовым:

– Следующий урок матиш, будет контрольная, но я ее писать не стану.

– Сбежишь? – покачал головой Перов. – Не советую, Верка заметит и родителям позвонит.

– Не, – захихикал Сергеев, – я лучше придумал. Начнется матиш, я руку подниму и в туалет попрошусь. Скажу, в столовке пирог с мясом купил, теперь живот болит. Ну и просижу в тубзике до звонка!

– Глупо, – пожал плечами Игорь.

– Сам дурак, – ответил Миша.

Кирюша моментально сообразил, как надо действовать. Он помчался в аптеку и купил мазь, которую используют для лечения радикулита. Она вязкая и очень жгучая, в упаковке даже лежит небольшая круглая лопаточка, чтобы человек, которому предстоит натирать поясницу, сам в ней не испачкался. И совсем беда, если мазь попадет на слизистую.

Кирюша выждал, когда школьники после звонка разбегутся по классам, щедро помазал мазью… ручку на двери мужского туалета и полетел на математику.

Сначала действие разыгрывалось в нужном ключе. Не успела учительница алгебры написать на доске варианты контрольной, как Мишка попросился в сортир. И был отпущен с миром.

Кирюша затаился, он ожидал услышать вопль. Вообще говоря, он предполагал, что события будут разворачиваться так: Сергеев распахнет дверь в тубзик, слегка запачкает пальцы, потом вытащит сигарету, и часть мази переместится на фильтр. Дальнейшее понятно.

И тут на самом деле раздался крик. Он прокатился по коридору, стих, затем возник вновь, но теперь уже орал целый хор. Дверь класса распахнулась, появилась директриса Нелли Лазаревна и скомандовала, словно старший офицер ОМОНа в момент взятия террористов:

– Всем встать лицом к стене, ноги на ширину плеч, руки упереть в стену! Вера Владимировна, живо открывайте их рюкзаки, ищем мазь от радикулита! Запах специфический, я отлично с ним знакома, сколько раз мужу спину лечила…

Миша Сергеев не пострадал. Не успел. За минуту до него в сортир зашел физик Семен Михайлович, решивший справить малую нужду. На беду, Семен Михайлович был подвержен приступам радикулита, а еще он муж директрисы. Когда супруг, воя, словно обезумевшая электричка, влетел, забыв застегнуть брюки, в кабинет к жене и начальнице, Нелли Лазаревна моментально поняла по характерному аромату, что случилось.

Початый тюбик нашли среди учебников Кирюшки. На сей раз нам пришлось оплачивать поход Семена Михайловича в частную клинику к урологу и покупать занавески для всего школьного здания – директриса оценила нанесенный мужу ущерб в драпировках.

Подергав дверь квартиры за ручку и убедившись, что она тщательно заперта, я подскочила к лифту, нажала на кнопку и застонала. Вот так всегда! Не работает! Или соседи перевозят мебель. Ну почему, когда торопишься, по дороге постоянно случаются заминки? Пришлось бежать вниз по лестнице. Выскочив из подъезда, я решила: раз школа совсем недалеко, до нее быстрее добраться пешком, чем рулить на машине.

Думая лишь о том, как бы поскорее оказаться на месте, я помчалась через двор и… налетела на худого невысокого парня в темно-синей куртке и черной дурацкой бейсболке, на которой белыми нитками был вышит череп.

– Ой! – воскликнул юноша и упал.

Я остановилась и начала извиняться:

– Простите, я не нарочно толкнула вас.

– Ерунда, – беззлобно ответил молодой человек, вставая.

Правда, сразу подняться на ноги ему не удалось, и он уцепился за мое плечо, чтобы принять вертикальное положение.

– Понимаете, я очень спешу, из школы позвонили, вызвали к директору, – пустилась я в объяснения, – ребенок набезобразничал, педагоги собрались милицию вызвать! Дома, кроме меня, никого… Да еще пришлось с десятого этажа пешком бежать, лифт не работает…

– Идите спокойно, – беззлобно прервал меня юноша, с которого во время падения загадочным образом не свалилась идиотская кепка с черепом, – вы тут ни при чем, у меня ботинки скользкие.

Я невольно бросила взгляд на обувь пострадавшего. Пару лет назад Лизавета тоже обожала такие «копыта» – высокие, почти до колена, на толстой подошве. Просто радость родителей, а не штиблеты, их практически невозможно сносить.

– Вы в порядке? – еще раз уточнила я.

– Да, – кивнул парень, – гоните в школу.

Я, обрадованная неконфликтностью юноши, понеслась дальше. Наконец влетела в здание школы и тут же наткнулась на Нелли Лазаревну, нервно прохаживающуюся по холлу.

– Романова! – гаркнула она. – Явились! А ну сюда!

Крепкие пальцы вцепились в мое плечо. Нелли Лазаревна крупная особа, ее вес, вероятно, зашкаливает за стокилограммовую отметку, я в два раза легче. А еще у меня есть неприятная особенность: едва переступив порог школы, я превращаюсь в покорное существо, да и взгляд Нелли Лазаревны обладает гипнотическим на меня действием. Наверное, у нее в роду были кобры.

Директриса допинала меня до двери и втолкнула в помещение, где стояла отвратительная вонь.

– Это мужской туалет, – заявила она.

Я зажала нос рукой и совершенно искренне воскликнула:

– Какой ужас! А где унитаз?

– Издеваетесь? – сдвинула брови Нелли. – Она еще спрашивает!

– Простите, – пролепетала я, – но я всегда полагала, что унитаз – основная деталь сортира. Но тут его нет, потому я и спрашиваю.

– Он был! – неожиданно жалобно ответила директриса.

– Так куда же он подевался? – удивилась я.

Брови Нелли Лазаревны превратились в сплошную черную линию, директриса вновь вцепилась в мое плечо, вытолкнула в коридор, довела до своего кабинета и грозно объявила:

– Теперь пусть ученик Романов объяснит вам суть произошедшего!

Кирюшка, тихо стоявший между книжным шкафом и окном, заныл:

– Это случайно вышло…

– Молчать! – гаркнула Нелли Лазаревна. – Говорить по порядку: ать, два!

Очевидно, Кирюша привык к весьма странным выражениям педагогов, потому что мигом перестал стонать и стал довольно бойко живописать события. В сжатой форме его рассказ звучал так.

У автомобиля в моторе есть клапан, а в нем находится вещество под названием натрий. Если выковырнуть его и бросить в воду, то получится прикол. Об этом Кирюше сообщил Федя Баскаков, отец которого владеет сервисом, и он же – то есть мальчик, а не папа – притащил сегодня в школу этот самый злополучный клапан.

Решив, что урок географии обойдется без них, ребята отправились в туалет, где потратили довольно много времени, расковыривая деталь мотора. В конце концов цель была достигнута, и школьники начали швырять в унитаз натрий, который очень весело шипел.

В самый разгар забавы в сортир вошел физрук Иван Николаевич, как всегда, несколько навеселе.

– Ну и чем вы тут занимаетесь, лодыри? – загремел он. – Небось курите? А ну, отошли в сторону, дымить вредно!

С этими словами физрук швырнул в унитаз непогашенный окурок.

И тут у Кирюшки закончились связные фразы, из его рта посыпались почти одни междометия:

– Тут… вау… ба-бах!!! Лузик в осколки… дерьмо вверх… фу… во… супер… ваще… Федька в стену… я в раковину… Тудух! Трах! Блямс! О-о-о! Йес!!! А Иван Николаевич… хи-хи-хи… того самого… Прикол!

– Что с учителем? – дрожащим голосом поинтересовалась я.

– Разве алкоголика сразу убьешь? – непедагогично заявила Нелли Лазаревна. – Сейчас он отмыться пытается.

– Весь был в какашках! – захихикал Кирюша.

Я живо наступила ему на ногу. В общем-то, я его понимаю. Конечно, приятно увидеть противного преподавателя в непрезентабельном виде, но не следует демонстрировать свой восторг Нелли Лазаревне.

– О, эти дети! Хулиганы! – завопила директриса.

– Они не виноваты, – живо отреагировала я.

– Бросали в воду натрий!

– Он всего лишь шипел, – напомнила я. – А потом пришел Иван Николаевич и швырнул окурок.

– Безобразие! – пошла пятнами Нелли.

– Согласна, – кивнула я, – учитель не имеет права курить в школьном сортире.

Директриса заморгала и предприняла еще одну попытку наезда:

– Я немедленно сообщу об этом в детскую комнату милиции!

– Отлично! – недрогнувшим голосом заявила я в свою очередь. – Тогда я сейчас вызову соответствующую службу, пусть определят количество алкоголя в крови физрука. Интересно, кто из школьной администрации допустил пьяницу к детям?

Почувствовав шаткость своей позиции, Нелли Лазаревна сменила тон, и мы начали торговаться. В конце концов консенсус был достигнут: я покупаю новый унитаз, родители Федора оплачивают его установку, а Иван Николаевич отмывает сортир. Хочет – пусть сам орудует тряпкой, хочет – нанимает уборщицу или приводит жену, важен результат, а не то, кто выполнит работу.

Всю дорогу до дома я пыталась внушить Кирюше, что нужно думать головой, прежде чем что-либо делать, а он бубнил в ответ:

– Случайно вышло… я не хотел… давай никому из наших не будем рассказывать…

Дойдя до двери квартиры, я начала искать ключи, но они никак не попадались под руку.

– Лампудель, ты забыла запереть замок! – вдруг с укоризной воскликнул мальчик.

– Не может быть! Я отлично помню, как совала ключ в скважину! – ответила я. – Еще злилась, что не получается, очень торопилась в школу. Точно знаю, что тщательно закрыла квартиру.

– Смотри! – засмеялся Кирюша и толкнул железную дверь, та легко отворилась.

Я заморгала. Конечно, я могу порой забыть о чем-то и даже пару раз убегала из дома без сумки, но сегодня не тот случай. Я не только два раза повернула ключ в скважине, но и подергала за ручку. Было заперто!

– Ну точно! – веселился Кирюша, входя в прихожую. – Вон твоя связка, валяется на тумбе.

Я поразилась до глубины души. Может, я заболела? Почему я столь уверена, что воспользовалась ключами, а потом положила их в сумку? Ведь сейчас они преспокойно лежат на комоде. Наверное, пора пить таблетки от маразма!

– Слышь, Лампудель, – обрадовался Кирюшка, – предлагаю бартерную сделку: ты никому не рассказываешь про школу, я молчу о незапертой двери. Идет?

Я машинально кивнула и пошла в Катюшину спальню. После визита в школу у меня заболела голова, и я подумала: на работу можно поехать позднее, ничего не случится, если я опоздаю, клиенты в очереди не стоят. К тому же вечером приедет Милена с кавалером, и раз уж я согласилась их принять, надо подготовить гостевую комнату. А постельное белье хранится в большом стенном шкафу.

Я перешагнула порог спальни и ощутила озноб. Вроде все как всегда, кроме маленькой детали: небольшой шкафчик у кровати раскрыт, верхний ящик выдвинут, и внутри него пусто.

Я рухнула на постель и замерла. Перед глазами маячил опустошенный ящик. Внезапно мне стало ясно, что произошло. Я вовсе не растяпа, я заперла дверь и понеслась к Кирюшке в школу, а по дороге воришка запустил лапу в мою сумку, вытащил оттуда ключи и решил поживиться. Вот почему связка лежит на тумбе, а дверь открыта. Мерзкий вор проявил благородство – бросил ненужные ему ключи на месте преступления. Думаю, бесполезно искать на них отпечатки пальцев, негодяй наверняка орудовал в перчатках. И он унес шкатулку! А это невероятная беда.

Глава 3

Я не буду повторять историю моего знакомства с Катюшей, скажу лишь, что наша дружба возникла не в юности.[1] И я, и Катюша очень не любим вспоминать прошлое, у нас там было мало хорошего. Впрочем, в детстве я имела любящих папу с мамой, а вот Катя очень рано лишилась родных. У нее нет фотографий, на которых она запечатлена ребенком, и о родителях подруга никогда не рассказывает. Единственное, что я знаю: дедушка у Кати был военный, он очень любил внучку и незадолго до смерти подарил ей шкатулку. Собственно, она не представляет никакой ценности и сделана, похоже, из простого железа, хоть покрашена под золото. Верхняя часть крышки – покрытая лаком картинка, на которой изображена женщина, сидящая у маленького столика в спальне: дама пишет письмо, перед ней горит зажженная свеча… В общем, настоящий китч. Это отнюдь не работа палехских или федоскинских мастеров, не изделие талантливого художника-миниатюриста, просто поделка, которую дедушка Кати скорей всего приобрел на рынке в каком-то городе, куда его занесло в очередную командировку. Насколько я помню, Катюша говорила, что дед занимался инспекцией продуктов питания в воинских частях, кажется, был санитарным врачом. Подробностей я не знаю, впрочем, и сама Катя путается в деталях.

Короче, цена шкатулки – две копейки, любителям старины она неинтересна, потому что изготовлена во второй половине двадцатого века и на произведение искусства никак не тянет. И только для Катюши это большая ценность. Мало того что она является единственной памятью о дедушке, так еще моя подруга считает ее талисманом.

Однажды рано утром я заглянула к Катюше в спальню и увидела, как она гладит коробочку.

– Сегодня у меня очень тяжелая операция, – пояснила она, увидав изумление на моем лице. – Я всегда в таких случаях пару минут держу шкатулку, от нее приходит удача!

Катюша никогда не выносила свой талисман из дома, а когда у нас пару лет назад случился пожар, моя подруга бросилась спасать не документы, деньги или золотые колечки – нет, она схватила жестяную безделицу, в которой лежит всякая ерунда: старый серебряный наперсток, несколько монеток, давно вышедших из употребления, в частности, пара медных пятаков. Катюша лечит ими мигрень, когда у кого-нибудь из нас начинает болеть голова, – прикладывает медяки к вискам, и, о чудо! боль затихает. Катюня дорожит этими пятаками, теперь таких ни за какие деньги не достать, нынче мелочь не делают из натуральной меди. Еще в шкатулке лежали украшения: простенькая серебряная цепочка с крестиком, браслет с эмалевыми вставками, которые, кажется, принадлежали бабушке Катюши. А еще там была и совсем уж странная, совершенно бесполезная штукенция: фишка из какого-то казино. История появления ее покрыта мраком, известно одно – она была дедушкиной. На одной стороне фишки выбита дата «170…» (последнюю цифру различить невозможно) и слово «годъ», что на другой – вообще непонятно. Фишка никому не нужна. Правда, один раз к ней проявил интерес Юра Бахнов. Он ставил со студентами спектакль про казино, пришел к нам в гости с Нахренатой и начал рассказывать о своей работе. Катюша сходила в спальню, принесла коробку, показала фишку и предложила:

– Хочешь, дам на время?

Но Юра тактично отказался.

– У меня не кино, – улыбнулся он, – крупных планов нет. Еще потеряю, ведь театральный реквизит часто пропадает неизвестно куда.

И вот теперь шкатулка-талисман украдена. Наверное, ворюга посчитал ее ценной вещью.

– Эй, Лампудель! – заорал Кирюша, вбегая в спальню. – Ты чего тут сидишь?

Я быстро задвинула ящик и захлопнула шкафчик.

– Я пришла за постельным бельем, вечером приедет Милена Бахнова.

– Зачем? – удивилась Лиза, входя в комнату. – Всем привет! Обедать дадут?

Я объяснила детям ситуацию, выслушала кучу критических замечаний и сказала:

– Значит, так! Все в командировках, нас осталось трое!

– И поэтому мы должны плясать под дудку Миленки? – скривилась Лиза. – Она дура!

– Противная! – подхватил Кирюша.

– Липкая!

– Сладкая и гадкая!

– Душится сильно!

– Ржет, как лошадь!

– Делает замечания!

– Ваще наглая!

– Тупая!

– Противная!

– Сладкая и гадкая!!!

– Стоп, стоп, – подняла я руки, – вы уже пошли по второму кругу. Можно спросить?

– Давай, – кивнул Кирюша.

– Ты же не хочешь, чтобы историю про унитаз узнали все? – я решила выступить в роли шантажистки.

– Ха! – топнул ногой Кирюша. – У нас бартер: я молчу про ключи.

– Ладно, – не сдалась я. – Но ведь кто-то давно желает получить веб-камеру и классные наушники.

– Согласен, – быстро закивал мальчик. – Только я сам выберу, какие!

– По рукам, – сказала я, – меняю твое участие в спектакле «Любимые племянники Бахновой» на компьютерные аксессуары. Теперь, Лизавета, поговорим с тобой! Как насчет пирсинга в пупке?

– Ты же запретила мне ходить в тату-салон, – обиженно протянула девочка.

– А теперь разрешу, если ты не будешь вредничать и согласишься звать Милену тетей.

– Хорошо, – подпрыгнула Лиза. – Но клипса будет с цирконом!

– Ладно, – скрипя зубами, согласилась я.

Похоже, собственная доброта обойдется мне очень дорого. В прямом смысле этого слова! Веб-камера, наушники, пирсинг с блестящими камушками, которые издали неотличимы от бриллиантов… Ну какого черта я дала слабину и пожалела Бахнову? Теперь придется лезть в заначку, да еще жить две недели с Миленой и ее женихом-олигархом. Кстати, если парень столь богат, почему он решил перебраться к Миле? Тут какая-то нестыковка!

– Лампушечка, – самым сладким голосом завел Кирюша, – очень кушать хочется!

– Если сбегаешь в супермаркет и принесешь пельмени, я мигом сварю их, – пообещала я.

В глазах Кирюши появилось возмущение, но тут он вспомнил про обещанные игрушки и моментально превратился в паиньку.

– Ага, – сказал он. – Лизка, пойдешь?

– Мне надо бесцветный лак купить, – вспомнила девочка. – Понеслись!

Веселые, как двухмесячные котята, ребята отправились в магазин. Я решила пока поставить воду на плиту, наклонилась, чтобы вынуть из шкафчика большую кастрюлю, и тут только увидела, что Рейчел лежит на какой-то темно-синей подстилке.

В нашем доме обитает целая стая собак: четыре мопсихи – Муля, Ада, Феня и Капа, двортерьер Рамик и стаффордшириха Рейчел. Вас изумляет, что при наличии такого количества псов вор беспрепятственно проник в квартиру и преспокойно по ней расхаживал?

А я совершенно не удивлена. У нас постоянно толкутся гости, животные привыкли к чужим и давно не реагируют на них. Стая оживляется, лишь услыхав звонок в дверь, а если кто-то тихо-тихо открывает замок ключом, то мопсы даже не шевельнутся, Рамик продолжит мирно спать на моей кровати, и только Рейчел проявит любопытство. Но наша стаффиха медлительна, пока она сгребет лапы в кучку, пока соизволит дотащить их до нужного места…

Владельцы стаффордширских терьеров сейчас изумятся: собаки этой породы отличные сторожа, это вам не мопсы-пофигисты, а бойцовые животные, мигом принимающие грозный вид при малейшем намеке на опасность. Так и быть, я открою вам страшную тайну семьи Романовых: мама у Рейчел самый что ни на есть настоящий стафф, а вот папа, увы, неизвестен. Рейчуха – плод страстной любви, и на первый взгляд она как две капли воды походит на маменьку – даму легкого поведения. Но если присмотреться, то становится ясно: благородная кровь разбавлена водицей. Тело собаки слишком круглое, уши посажены неправильно, лапы очень высокие, а о хвосте я лучше умолчу. От матушки Рейчел достались благородство и деликатность, а от папеньки крайняя лень и пофигизм. Рейчел толерантна по отношению ко всем людям и животным, а если вы угостите ее вкуснятиной, стаффиха на всю жизнь запомнит доброго человека и всякий раз будет встречать его с восторгом. Рейчуха настроена любить окружающий мир, она даже умеет улыбаться – растягивает губы, чуть-чуть приоткрывает пасть, сверкает белыми клыками и издает тихое ворчание:

– Р-р-р!

Незнакомые пугаются, думают, псина скалится, готовясь разорвать их в клочки, свои же гладят Рейчел и говорят:

– Крошка, ты сегодня в хорошем настроении. Может, подкрепить его печеньем?

Услыхав кодовую фразу, псина несется на кухню, за ней спешат и остальные собаки. Ленивые до самозабвения мопсихи и соня Рамик почему-то распознают слово «печенье», даже если вы его произнесете беззвучно, просто пошевелите губами.

– А ну дай сюда! – наклонилась я к стаффихе. – Где ты взяла подстилку? Опять рылась в кладовке?

Причина моего возмущения проста: когда Катя уезжает в командировку, Рейчел вытаскивает любую вещь обожаемой хозяйки и устраивается на ней спать.

– Вставай! – приказала я.

Рейчуха недовольно поднялась, я схватила шмотку и рассердилась. Точно, свитер Катюши!

– И как тебе не стыдно! – стала я воспитывать псину и встряхнула пуловером перед ее носом.

Тут же на пол выпала черная бейсболка с вышитым над козырьком белыми нитками черепом. Я остолбенела: у нас в доме никто не носит подобную «красотищу». Но в ту же секунду я вспомнила события сегодняшнего дня, и мне стало понятно, что произошло.

Торопясь в школу выручать из очередной беды Кирюшку, я столкнулась с юношей, на котором красовалась именно эта бейсболка. Парень упал, а чтобы подняться, схватился за меня. Значит, это он – вор, ловко обокравший глупую Лампу.

М-да… Встречаются на свете умельцы с «гуттаперчивыми» пальцами. Не так давно Костин рассказывал мне о «мастере», который в момент рукопожатия снимал у людей с запястья дорогие часы. Причем никто из пострадавших не замечал, как произошла кража.

Я села на стул. Так, так… Спокойно, надо попытаться восстановить события. Юноша упал, потом, цепляясь за меня, встал. Я с минуту поговорила с ним, и опытному щипачу вполне хватило времени, чтобы украсть ключи. Еще я ему наивно сообщила, что дома никого нет, ткнула пальцем в сторону нашего подъезда, сказала, что бежала с десятого этажа пешком. А на нашей лестничной клетке всего три квартиры… Ну и дурака я сваляла!

Получив ключи, вооруженный информацией об отсутствии хозяев и этаже, где расположена квартира, уголовник поднялся наверх, методом тыка обнаружил нужную дверь и преспокойно ее открыл. Собаки даже не пошевельнулись, услышав, как ключ поворачивается в замке. Пакостник, не подозревая о наличии животных, влез в первую комнату, это как раз спальня Кати, порылся в вещах, не нашел денег, прихватил шкатулку и двинулся дальше по коридору, и тут… Наверное, из кухни выглянула Рейчел и, как всегда, радостно улыбнулась! Воришка испугался, помчался к двери, уронил бейсболку, стаффиха подобрала головной убор и отнесла добычу к ранее заготовленному в качестве подстилки свитеру Катюши.

Я вскочила на ноги и побежала осматривать квартиру. Так, у Юли с Сережкой все на местах, в ящике письменного стола лежат ювелирные украшения, ключи и документы на машину. У Кирюшки и Лизаветы не тронуты ноутбуки, в моей спальне в шкафу в полной сохранности коробка с деньгами. Значит, я права: Рейчел спугнула грабителя. Но лучше бы он забрал все и оставил шкатулку! Представляю, как расстроится Катюша. Конечно, она мне и слова не скажет, но ведь именно из-за меня, раззявы, не почувствовавшей, как в кармане роется чужая рука, и случилась беда!

И что теперь делать? Ответ на поставленный вопрос прост: искать вора. Но как это сделать, имея лишь бейсболку? О, знаю, кто мне нужен!

Я кинулась к телефону и набрала номер Регины Збруевой.

– Слушаю, – колокольчиком прозвенел женский голос.

– Регина, ты?

– Странно звонить мне и ожидать услышать хор имени Пятницкого, – спокойно ответила Збруева. – Привет, Лампудель.

– Ты все еще хочешь получить для тестя тот пейзаж?

– Да! – с жаром ответила Регина. – Очень!

Я вздохнула. Мой отец собирал картины, и после его смерти я стала обладательницей большой коллекции, которую не хочу продавать – это память о родителях. Конечно, если вдруг речь пойдет о жизни домашних, то я не раздумывая сниму со стен все полотна, но пока, слава богу, такой необходимости не было. Впрочем, один раз… Нет, не хочу вспоминать.[2]

Коллекция моего отца известна в среде коллекционеров, а тесть Регины, милейший Лев Яковлевич, – страстный собиратель живописи. И он давно мечтает купить один пейзаж, кстати, совсем недорогое полотно.

Несколько раз Регина заводила со мной беседу на эту тему, но я отвечала:

– Извини, я хочу сохранить коллекцию в том виде, в каком она мне досталась.

– Пейзаж не представляет особой ценности, – упрашивала подруга, – просто он очень нравится Льву Яковлевичу, никто не даст тебе такой цены, как он!

– Работа не продается, – отбивалась я.

Но сейчас, похоже, настал момент, когда мне придется расстаться с картиной.

– Здорово! – обрадовалась Регина. – Вечером я привезу деньги!

– Нет, нет, мне не нужны рубли.

– Доллары.

– Тем более.

– Хочешь кредитку? – деловито осведомилась приятельница. – Это не вопрос, но я ее до вечера не оформлю, и…

– Скажи, – перебила я Регину, – можно ли по бейсболке определить ее владельца?

Совсем забыла сказать: Регина, как, впрочем, и ее тесть Лев Яковлевич, криминалисты. Вся семья Збруевых работает в кримлаборатории, и, поверьте, сегодня такие специалисты способны творить чудеса – времена, когда на вооружении у исследователей имелась лишь одна лупа, безвозвратно канули в прошлое. Я бы, кстати, устраивала так называемым трудным подросткам экскурсии на работу к Збруевым. Пусть бы посмотрели и поняли, что нынче очень тяжело скрыться с места преступления, не оставив следов.

Глава 4

– Бейсболка? – деловито переспросила Регина. – Чья?

– Это и надо узнать!

– Понятно.

– Это выполнимо?

– Надежда умирает последней, – оптимистично заявила Регина.

– Предлагаю сделку: ты выжимаешь из бейсболки все возможное, я отдаю тебе пейзаж. Бесплатно!

– Положи вещь в пакет и дуй ко мне! – распорядилась Збруева. – Подчеркиваю: упаковка должна быть чистой. А то, представляешь, недавно мне приперли на экспертизу футболку в пакете, где лежала селедка!

– Уже бегу! – воскликнула я, кидаясь к корзинке, куда мы складываем полиэтиленовые мешки.

Нельзя терять ни минуты! Костин всегда повторяет: чем раньше начнешь расследование, тем оно будет успешнее.

Внезапно ожил телефон.

– Ты почему не на работе? – возмутился Лисица.

Я зажала пальцами нос:

– Заболела. Горло отекло, сопли…

– Ладно, – Юрка сменил гнев на милость, – посиди пару дней дома.

Я сунула трубку в карман. Ничего из-за моего отсутствия в агентстве не случится, клиентов все равно нет. Но даже если бы их было много, поиск шкатулки важнее любого дела.

– Лампудель, ты куда? – воскликнул Кирюша, распахивая дверь.

– На работу, – нервно ответила я. – Извините, ребята, вам придется самим варить пельмени. Ничего трудного!

– Вот здорово, ведь ты сама обещала, – заныла было Лиза, но тут же осеклась и совсем другим тоном продолжила: – Ну, конечно, мы понимаем, не волнуйся, голодными не останемся.

Я подавила ухмылку. Ничто так не воспитывает детей, как желание получить подарки. Надо ковать железо, пока горячо.

– Огромная просьба, помогите мне, – забубнила я, влезая в туфли.

– Все, что хочешь! – хором ответили хитрецы.

– Приготовьте комнату для Милены. Только помните: она ваша любимая тетя, умная женщина, отличная хозяйка. Понимаете? Лошадь на пожаре!

– Кто? – округлил глаза Кирюша. – Какая лошадь?

– И где пожар? – растерянно спросила Лиза.

– Потом объясню, – сказала я, выбегая к лифту. – Главное, не подведите, установите нужные декорации.

Взяв в руки бейсболку, Регина молча начала вертеть ее перед глазами.

– Имени не назову, – в конце концов вздохнула она.

– В общем-то я и не надеялась, что ты, увидав головной убор, сообщишь паспортные данные его владельца, – ехидно заметила я.

Но Збруева научный работник, поэтому плохо понимает шутки.

– Всякое случается, – пожала она плечами. – Подобные головные уборы носят, как правило, молодые люди. Студенты, школьники. Кое-кто подписывает вещь – вот тут на тесьме выводят фамилию в качестве профилактики воровства. Но данный кепарик не имеет опознавательных знаков. Итак, что я могу сказать. Вещь произведена из хлопка с небольшим добавлением синтетического волокна. Полагаю, она дорогая: состав не простой, хлопок нужен для того, чтобы бейсболка слегка растягивалась и принимала форму головы, а искусственные нити не дадут ей окончательно потерять форму. Дырочки по бокам окантованы металлическими рамками, имеется «язычок», благодаря которому убор можно слегка уменьшить или увеличить. Следовательно, это не кустарная работа, а фирменная. «Скарлино»![3] Знаю, знаю, эта совсем не дешевая фирма производит одежду для продвинутой молодежи. Так что хозяин кепарика – вполне обеспеченный человек.

– Ты выдала столько информации, всего лишь подержав ее в руках? – восхитилась я.

Регина улыбнулась.

– Там есть ярлычок с указанием состава и названием производителя. Что же касаемо «Скарлино», то моя Ленка выпрашивает джинсы этой фирмы. В прошлое воскресенье мы ездили в магазин, и я получила сильное впечатление: штанишки тянут на пятьсот баксов, свитера в два раза дороже. И бейсполку подобную видела, они по восемь тысяч рублей продаются.

– Однако! – покачала я головой. – Но что мне даст название торговой точки?

Збруева положила бейсболку на стол и водрузила на нос большие очки.

– Не знаю, – пропела она, включая мощную настольную лампу. – Кто у нас детектив? Я всего лишь исследователь, а ты думай. Допустим, в таком направлении. Дорогие бутики – не проходной двор, хорошо, если к ним за день несколько покупателей заглянет. Продавщицы отлично знают свою публику, у них есть система дисконтных карт. Еще девочки, получив новую коллекцию, начинают обзванивать модников, приглашать их за обновками. Если торгуешь штанами по цене космического корабля, следует вертеться. Вполне вероятно, что менеджер вспомнит, кому недавно продал эту кепку. Ее, похоже, недолго носили, лента не успела пропитаться потом.

Я мрачно кивнула.

– Замечательная идея, спасибо, я непременно сгоняю в «Скарлино». Вот только бейсболку могли потерять, спереть, просто выбросить…

– Верно, – пропела Регина и взяла пинцет, – а потому следует изучить все зацепки. Вот он, милашка! Ну-ка, иди под микроскоп…

– Что ты нашла? – заинтересовалась я.

– Волос, – восхищенно сообщила Регина. – Я говорила тебе про «язычок», благодаря которому можно изменять объем кепки, а тут пряжка, вот за нее волосок и зацепился.

– Надеешься увидеть на нем вытатуированное имя владельца? – не удержалась я от иронии.

Регина начала подкручивать микроскоп.

– Если человек добывает огонь трением двух палок, то бесполезно дарить ему зажигалку. Волос очень удачный.

– В каком смысле?

– Он не выпал, его вырвали!

– Кто?

Регина кашлянула.

– Повторяю: волос зацепился за пряжку, бейсболку сняли, тогда и выдрали часть волосяного покрова. И это замечательно.

– Перестань умничать, – обозлилась я, – говори нормально.

– Вроде я не по-китайски изъясняюсь, – пожала плечами Збруева. – На вырванном волосе сохранились микроскопические кусочки кожи и волосяная луковица.

– И что?

– Значит, я смогу выделить ДНК.

– Дальше!

Регина взяла крохотный пузырек.

– Про отпечатки пальцев знаешь?

– Конечно!

– ДНК – такой же опознавательный знак, у каждого человека совершенно уникальный. Выделить молекулу можно из слюны, спермы…

– Региночка, а если обойтись без леденящих душу подробностей? – взмолилась я. – Покороче!

– Сейчас я произведу анализ, – терпеливо пояснила подруга, – и сравню полученные данные с информацией из базы. Если владелец волоса когда-либо попадал в поле зрения нашего центра, а мы работаем с…

– То ты сообщишь мне его имя, – невежливо перебила я Регину. – И я узнаю, кто хозяин бейсболки!

Збруева запихнула пузырек в какой-то аппарат, чем-то похожий на кухонный комбайн.

– Нет, – сказала она, нажимая на кнопки, – данные владельца бейсболки я не назову.

– Почему? – подскочила я.

– Могу сообщить, кто надевал головной убор, – нудно пояснила подруга, – чей волос застрял в пряжке, но, как сама понимаешь, на основании этих сведений невозможно утверждать, что данный человек является владельцем бейсболки. Ее могли ему дать поносить, померить, потеряли ее в конце концов…

У меня закружилась голова. Нет, Регина редкая зануда!

– А если в твоей базе не найдется материала для сравнения? – перебила я ее.

– Значит, владелец волоса останется не определен.

– Замечательно!

– Конечно, – абсолютно серьезно кивнула Збруева. – Ведь когда ты обнаружишь преступника, я сумею точно ответить, он ли ходил в бейсболке. Поняла?

– Да, – мрачно кивнула я. – Интересно, какова вероятность, что безумец, способный купить кепарик с козырьком и черепом за восемь тысяч рублей, очутится в твоей базе?

– Это не моя база, а общая, – меланхолично поправила меня Регина.

Я устроилась на табуретке. Збруева невыносима! Интересно, как ее терпит дочь? Ленке надо памятник при жизни соорудить.

– Отлично… – бубнила Збруева, хватая выползшую из аппарата бумагу, – теперь сюда… заработало… пошло…

Я уставилась на мигающий экран монитора.

– Что он делает?

– Ищет, – пояснила Збруева, – сравнивает, анализирует. Зверь-машина!

– Как же вы работали раньше? Когда компов не было?

Регина махнула рукой.

– Не спрашивай! Впрочем, анализ ДНК делают не так уж давно, и мы… О! Есть!

Монитор прекратил мигать, на нем замерла фотография и высветился текст.

– Нашел! – заликовала я. – Обалдеть!

– Фомина Наталья Викторовна, – начала озвучивать текст Регина, – тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, десятое декабря, адрес по прописке – улица Красильщикова, дом шестьдесят четыре, квартира два. Так, так… примерная дата смерти пятнадцатое мая… ща… угу… ясно.

– Эй, эй, – заволновалась я, – она умерла?

– Секундочку, – сказала Регина, – сейчас. Вот оно. Хочешь подробности?

– Да!! – заорала я.

Из дальнего угла лаборатории донесся писк.

– Тише, – укоризненно сказала подруга, – мышей испугаешь, они резкие звуки не выносят.

– Зачем тебе грызуны? – на секунду отвлеклась я от дела.

– Для души, – улыбнулась Регина. – Устану, посмотрю на них, и сердце радуется. Значит, так! Фомина пропала, есть соответствующее заявление, потом было найдено тело в состоянии, непригодном для опознания.

– Как же определили, что это Фомина?

– По карте зубного врача, – пояснила Регина. – ДНК получили из волос, они застряли в расческе. Кроме того при ней сумка была с паспортом.

– Интересно, – протянула я. – Тело не опознаваемо, а ридикюль цел?

Регина поморщилась.

– Она сгорела на даче в бане, а сумка осталась в доме, в ней и лежали документы. Хорошо хоть череп сохранился, очень характерные зубы, через один на штифтах. Немного странно для молодой девушки, но всякое случается. Эту кепку носила покойница.

– Здорово! – заявила я. – Только она была на голове у парня.

– Значит, он взял чужую вещь.

– Когда умерла Фомина?

– Два года назад.

– Можешь определить время выдерга этого волоска?

– Какое замечательное слово «выдерг», – покачала головой Регина. – Похоже, несколько часов назад. Однако странно!

– Надо же, – скривилась я, – тебе что-то кажется странным?

– Конечно, – без тени улыбки ответила Збруева. – Так не бывает: человек мертв двадцать четыре месяца, а его волосы присутствуют на бейсболке, причем вырвали их только что. Нонсенс.

– Ты умеешь делать выводы, – фыркнула я.

– Не стоит меня хвалить, такие же соображения придут в голову даже младенцу, – ответила Збруева.

– Что у тебя еще есть по Фоминой?

– У меня – ничего.

– Поройся в данных, – терпеливо сказала я. – Извини, я употребила не то выражение. Что есть в базе? Можешь выяснить подробности дела?

– Вообще-то это запрещено, – уперлась Збруева, – в базе хранятся сведения для внутреннего пользования.

– Представь, как Лев Яковлевич обрадуется пейзажу… – тоном змея-искусителя пропела я.

Регина тяжело вздохнула и включила принтер, он с тихим шуршанием стал выплевывать листы бумаги.

– Если разобраться, – начала оправдываться она, – то ничего плохого я не совершаю, дело давно закрыто. Так когда ты принесешь картину? У свекра через две недели юбилей.

– Завтра попрошу Кирюшу, он привезет, – пообещала я.

– Очень хорошо, – обрадовалась Регина.

Сев в машину, я принялась изучать добытые материалы.

Наташа Фомина была обычной москвичкой. После школы поступила в институт, у нее был молодой человек, его звали Константин Рогов, он учился в том же вузе. Два года назад Наташа уехала на занятия и пропала. Родители забили тревогу, обзвонили все организации, куда обращаются в подобных случаях. Отца и мать успокоили: ни в одно ДТП их дочь не попадала, ни в больницах, ни в морге ее нет, следовательно, она скоро вернется. Но Наташа не вернулась домой. В конце концов машина поиска со скрипом заработала. Были опрошены приятели Фоминой, Рогов в том числе. Парень сообщил, что не виделся с девушкой уже неделю. Нет, они не ссорились – просто сессия, экзамены. Где Ната, что с ней случилось, Костя не знает.

Следователю его заявление показалось странным. Допустим, молодые люди не встречались из-за подготовки к зачетам, но человечество давным-давно придумало телефон, а сейчас у всех еще и мобильники есть. Но Костя упорно повторял:

– Мы семь дней не общались.

Свет на загадочные обстоятельства пролила Леся Рыбалко, лучшая подруга Наташи.

– Врет он, – заявила девушка и пояснила: – Он на дачу ее пригласил!

– Куда? – сделал стойку следователь.

Леся развела руками.

– Она ему от меня звонила. Костька сказал: «Приезжай, в баню сходим». Натка и помчалась.

Следователь выяснил: дача Роговых расположена в Папкино. Там на участке обнаружили сгоревшую баню, на пепелище нашли череп, а в доме сумку Наты. Разыскали и шофера, который подбросил Фомину из Москвы до Панкино.

Спустя неделю Рогова арестовали. Соседи в деревне сказали, что парень приезжал за пару часов до пожара, затем прикатила девица на такси, молодые люди поругались, юноша ушел, а едва он покинул дом, как в бане полыхнуло пламя. Рогова посадили, останки Фоминой похоронили.

Глава 5

Я отложила листы. Если Фомина погибла в огне, ее волос никак не мог оказаться на бейсболке. Но он там есть, значит, Наташа жива, а Константин Рогов невинно мотает срок. Если Фомина не умерла, то где она? Вернулась к родителям? Вполне вероятно, что ситуация давным-давно устаканилась: Наташа снова дома, а Константина отпустили. Девушка купила бейсболку, поносила ее несколько дней и подарила своему новому кавалеру, жулику и вору. Или, наоборот, кепарик приобрел грабитель и разрешил Фоминой померить обновку. А может, бейсболку украли? Но в любом случае все нити ведут к Наташе. Я посмотрела на часы и поехала на улицу Красильщикова.

В подъезд большого дома мне удалось попасть без проблем – тут не было ни охранника, ни консьержки. Квартира номер два располагалась на первом этаже, прямо у почтовых ящиков.

Я нажала на звонок раз, другой, третий – никто не спешил открывать. Потоптавшись немного возле двери, я ушла, решив приехать попозже вечером (скорей всего сейчас все члены семьи Фоминых на работе или учатся). А у меня пока есть возможность заглянуть в «Скарлино» и попытаться выяснить хоть какие-то подробности о личности владельца бейсболки.

Я не являюсь постоянной посетительницей пафосных бутиков, у меня, с одной стороны, нет таких денег, с другой, я считаю, что платить за кофточку тысячу евро аморально. Ну не может кусок тряпки с пуговицами иметь подобную цену! Приобретая шмотку за нереальные деньги, вы платите не за эксклюзивную вещь, а за возможность небрежно сказать подругам: «Недавно отхватила новинку от самого…» – далее следует громкое имя.

Знакомые принимаются ахать, охать, завидовать. Но мне не нравятся чужие негативные эмоции. Да и шмотки в пафосных магазинах часто бывают не экстра-класса. Предприимчивые владельцы затариваются по дешевке, а потом продают платья в шикарных интерьерах. Чего у бутиков не отнять, так это умения их работников обласкать покупателя, «облизать» его со всех сторон.

Вот и сейчас, не успела я ступить на белоснежный ковролин, как ко мне со всех ног кинулась красивая девушка в элегантном брючном костюме.

– Здравствуйте, – защебетала она, – я очень рада! Присаживайтесь, вот сюда, пожалуйста, в кресло.

Я улыбнулась. Девочка явно поняла, что вошедшая женщина не особо обеспечена (продавщицы умеют мгновенно подсчитать стоимость вашей одежды и украшений), но, даже уяснив материальное положение посетительницы, она не растеряла услужливости.

– Вы устали? – чирикала она. – Мы находимся далеко от метро.

– Я на машине.

В глазах продавщицы промелькнул огонек, мой рейтинг явно поднялся на пару пунктов.

– Где вы оставили «Мерседес»? – забеспокоилась она. – Если дадите ключи, наш охранник отгонит автомобиль на задний двор. Улица тут узкая, припарковаться негде.

– У меня малолитражка, – пояснила я, – ее можно легко в любую щель засунуть.

Мой рейтинг снова упал, но не до плинтуса. У потенциальной покупательницы иномарка, пусть крохотная и недорогая, но все же не отечественные колеса.

– Чай, кофе? – запрыгала продавщица.

– Спасибо, не хочется.

– Минеральной воды? С газом? Без?

– Не стоит беспокоиться.

– Мне приятно вас угостить! Вот конфеты…

Чуть не утонув в океане заботы, я вытащила из сумки бейсболку и задала вопрос:

– Вы торгуете подобными изделиями?

– Нет, – удрученно ответила продавщица. – Мне право жаль!

– Но на бейсболке есть ярлычок «Скарлино».

– Верно, их мгновенно раскупили. Они закончились. Их нет в продаже.

– Значит, это ваш ассортимент?

– Увы, такие бейсболки закончились! – тупо повторяла красавица.

– Вы регистрируете покупателей?

– Простите… – вздернула брови продавщица.

– Я пару раз видела, как в магазинах заполняют толстые тетради, пишут номер чека, фамилии…

– Это на скидку, – пояснила девушка.

– Нельзя ли их посмотреть? Вдруг покупатель бейсболки там найдется?

– Зачем это вам? – удивилась продавщица.

– Мне надо узнать его имя.

Улыбка начала медленно таять на хорошеньком личике.

– А вы кто? – уже без меда в голосе спросила служащая.

Я прищурилась.

– Пишу сценарии для детективных сериалов.

– Ой!

– «Ментов» смотрели?

– Ага.

– Моя работа.

– Вау!

– А «Тайны следствия»?

– Тоже вы?

– Да. Еще и про Каменскую сценарий наваяла.

– Ничего себе! Я очень люблю этот сериал! – бурно восторгалась девушка. – Мне бы такого мужа, как Чистяков, уж я бы над ним не издевалась, как Настя!

– Как вас зовут? – перебила я поток ее излияний.

– Оля, – представилась продавщица.

– В моем новом сценарии главная героиня находит бейсболку, идет в бутик и узнает имя покупателя. Такое возможно?

Оля начала моргать.

– Ну, если чек покажет, то да. Допустим, оплата шла по кредитке.

– В наличии есть лишь головной убор. Никаких чеков.

– Тогда никак.

– Вообще?

– Угу! – разочарованно подтвердила Оля.

– Попробуем с другой стороны. Какова вероятность, что героиня встретит продавщицу, способную вспомнить личность покупателя?

– Героине придется опросить все смены, и не факт, что ей повезет. Бейсболка – недорогой товар, такой часто берут на сдачу.

Я постаралась не измениться в лице. Действительно, сущий пустяк! Всего лишь восемь тысяч рублей, ну просто не о чем думать!

– У нас их мигом расхватали, – продолжала тем временем Оля, – на них очень модная вышивка. В этом сезоне череп самый писк, серьги в виде него делают, кулоны. Вот толстовка и топик, посмотрите!

Девушка сняла с кронштейна коротенькую маечку, которую украшал череп из стразов.

– Прикольно? Не хотите померить?

– И сколько стоит вещичка?

– Со скидкой тридцать пять тысяч.

– Рублей? – икнула я.

– Конечно, – засмеялась Оля, – не евро же. У нас демократичные цены, не то что в бутике за углом. Вот там юбчонка за десять штук баксов – обычное дело, а у нас дешево. Примерите? Как раз ваш размер!

– Спасибо, – начала отбиваться я, – не люблю одежду без рукавов.

– Есть водолазки. Цветные, – не успокаивалась Оля, – и толстовки.

Я встала.

– Пойду, пожалуй.

– Платья с принтами!

– Я предпочитаю джинсы.

– Вот замечательные штанишки с вышивкой!

Я направилась к двери.

– Можно бархатные найти, – бубнила мне в спину Оля, – вельветовые, коттоновые, стрейчевые…

Я вылетела на улицу и всей грудью вдохнула отвратительный московский воздух. Если подобные лавки существуют, да еще считают себя демократичными, значит, у них есть покупатели. Кто они, эти сумасшедшие, готовые отдать толстые пачки банкнот за чепуху? Мне всегда казалось, что цена и качество должны быть сбалансированы. Я согласна: кольцо с бриллиантом в пять карат или джип не могут стоить тридцать пять тысяч рублей. Если вам в ювелирном магазине или в автосалоне предложат товар по такой цене, значит, джип картонный, а украшение выполнено из металлолома. Но только что увиденному мной топику красная цена три сотни целковых! Ладно, оставим бесполезное возмущение в стороне. Придется признать временное поражение: в бутике никто не назовет мне имени покупателя бейсболки, даже «автору» самых модных телесериалов не сумеют помочь, продажу мелочи за восемь тысяч рублей здесь не учитывают. Надо возвращаться в дом Наташи Фоминой, вдруг кто-то из ее родственников уже пришел с работы.

Но в просторном подъезде меня ожидала неудача – на мои нетерпеливые звонки никто не отреагировал.

Я решила подождать. Привалилась к стене и начала следить за входом в подъезд. Дверь распахивалась, пропускала разных людей, но никто из них не спешил ко второй квартире, люди подходили к почтовым ящикам, а потом топали к лифту. Промаячив так час, я страшно устала – по мне уж лучше шестьдесят минут носиться по улицам, чем изображать из себя деталь интерьера.

Дверь грохнула в очередной раз, и с улицы вошла женщина лет пятидесяти, которая тащила за собой тележку с бесплатными газетами. Тяжело вздыхая, она принялась распихивать издания, причем начала с конца – с ящика, где белели цифры «43». Цифру «2» тетка почему-то пропустила.

– Второму номеру пресса не нужна? – вступила я в разговор.

– Ты о чем? – равнодушно спросила женщина.

– Вы всем сунули газету, а во вторую квартиру – нет.

– Там никто не живет.

– В квартире? – глупо уточнила я.

– Ну не на почте же!

– Совсем никого нет? Так не бывает! Кому-то же площадь принадлежит.

Тетка взялась за ручку сумки.

– Мне по барабану, кому она принадлежит, – пояснила разносчица прессы, – я работу выполняю.

– Откуда вы знаете, что хозяева отсутствуют?

– Ничего я не знаю!

– Но ведь вы сами сказали, что им в ящик газету класть не надо.

– Светка попросила, из домоуправления, – неожиданно приветливо ответила женщина. – «Не ложи, – говорит, – им лабуду, потом ящик ломается». А мне чего? Света хорошая, вот я и пропускаю второй номер.

– Где ЖЭК находится? – поинтересовалась я.

– Обойди дом с задней стороны и увидишь. – Моя собеседница поволокла торбу на улицу.

Я рысью понеслась в указанном направлении, обнаружила дверь в подвальное помещение, за ней комнату, где сидела дама с высоко взбитыми, вытравленными перекисью волосами.

– Вы Светлана? – даже не отдышавшись, спросила я.

Служащая моргнула густо намазанными синими тенями веками и с достоинством ответила:

– Во-первых, здравствуйте!

– Здрассти, – опомнилась я.

– Во-вторых, объясните цель вашего визита.

– Мне нужна Светлана!

– Которая?

– Их несколько? – растерялась я.

– Три в наличии, – без тени улыбки пояснила сотрудница домоуправления, ей явно нравилось ощущать свою власть над посетительницей. – В чем состоит ваша проблема?

– Скажите, кто проживает во второй квартире в доме шестьдесят четыре?

Служащая открыла было рот, но тут в комнату, распространяя сильный запах водки, ввалился опухший мужик и, не обращая на меня внимания, заныл:

– Ну, Альбин-Санна, ну зачем…

– Во-первых, здравствуйте! – без малейшего признака нервозности отреагировала дама.

– Знаю, знаю, вы велели меня выгнать, – наседал пьянчуга. – За что? Чем я вам не угодил-то? Или нажаловался кто?

– Семен, – перебила посетителя Альбина Александровна, – вас лишили должности за прогулы, до свидания!

– Ах ты, тля! – вскипел Семен. – Да я ща тебя…

Альбина Александровна хмыкнула, с самым равнодушным видом выдвинула ящик стола, вынула оттуда здоровенный пистолет и наставила его на алкоголика.

– Считаю до трех, – почти ласково сказала она.

Семен взвизгнул и шмыгнул за дверь, дуло стало медленно поворачиваться в мою сторону.

– Здравствуйте, здравствуйте, – залебезила я, – я не пью, всегда аккуратно прихожу на службу. Вы лучше положите оружие в ящичек, а то ненароком нажмете куда не надо…

Альбина Александровна рассмеялась.

– Он не настоящий, я его у внука взяла. Но смотрится устрашающе, правда?

– Да уж, – перевела я дух, – что верно, то верно.

– Иначе с ними нельзя, – вздохнула Альбина Александровна. – Знаете, иногда кажется, что все ханурики мира живут на подведомственном мне участке. Так зачем вы пришли? Вы не из нашего дома.

Я попыталась изобразить на лице открытую улыбку.

– Ищу квартиру, причем только на первом этаже. Со мной живет дедушка, который вбил себе в голову, что даже на втором ему будет опасно – вдруг пожар!

– С пожилыми людьми спорить бесполезно, – с неожиданным сочувствием подхватила дама.

– Вот, вот, – закивала я, – из-за капризов старика я вынуждена заниматься обменом. Попыталась обратиться в риелторскую контору, но там заломили за услуги нереальные деньги.

– Жулики! – покачала головой Альбина Александровна.

– Теперь вот сама ищу варианты.

– И правильно.

– Почтальон сказала про вторую квартиру, вроде некая Света из домоуправления просила не класть в ящик газеты, поскольку жильцы отсутствуют.

Альбина Александровна закивала.

– Теперь мне ясна суть дела. Светлана вам совершенно не нужна, безответственная девчонка, необходимые сведения вы можете получать у меня. Увы, вторая квартира не свободна.

– Но в ней, похоже, не живут.

– Да, жильцы съехали, их нет уже… э… примерно года два. Но коммунальные услуги оплачиваются регулярно, никаких претензий со стороны домоуправления к Фоминым нет.

– И куда они делись?

– Понятия не имею. Меня не волнует, что происходит за пределами служебной территории. Вот не оплати они квитанции, тогда бы мы заволновались.

– Странно как-то, – не оставляла я попыток разговорить Альбину Александровну, – похоже, в доме отличные квартиры – потолки высокие, комнаты просторные, метро недалеко. Если сам жить не хочешь, то сдать можно.

Дама поправила стопку бумаг на столе.

– Это не мое дело. А вы неуместно любопытны. Квартира не свободна, так какое вам дело, живут там или нет? До свидания, мне некогда. Я о жильцах не сплетничаю!

Глава 6

Если жизнь воздвигла на твоем пути бетонную стену, не стоит с отчаяньем говорить: все, конец пути, дальше хода нет. Стену можно сломать, перелезть через нее, сделать подкоп, обойти, в конце концов даже плиты расшатываются, между ними появляются щели, сквозь которые можно просочиться. Главное, не отчаивайся и добьешься цели!

Я села в машину и завела мотор. Сведения, «выжатые» Региной из бейсболки, оказались верными. Наташа Фомина являлась реальным лицом, и она погибла при пожаре. Оставалось лишь удивляться тому, каким образом ее волос через два года после кончины оказался на бейсболке. Если отбросить в сторону мистику (а я совершенно не верю в привидения и зомби), то напрашивается лишь один вывод: Фомина не умерла. Более того – девушка обитает в Москве, позволяет себе дорогие покупки в бутике «Скарлино». Скорей всего дело обстоит так: сейчас Наташа живет с каким-то парнем. Молодой человек промышляет воровством – залезает в сумочки к наивным гражданкам и тырит оттуда кошельки, ключи и паспорта. Вот из какого источника черпает благополучие Наташа. Любовник иногда берет ее вещи, в том числе бейсболку – головной убор, словно специально созданный для разбойников, ведь ее широкий козырек отбрасывает на лицо тень. Я, например, не смогу в деталях описать внешность грабителя, способна дать лишь общую характеристику: стройный, невысокий, молодой, с интеллигентной речью. Цвет глаз, волос, длина носа, форма губ и подбородка, величина лба – все осталось за кадром, козырек надежно укрыл физиономию от изучающего взгляда.

Подчистую обобрать нашу квартиру ловкачу помешало появление Рейчел, добычей негодяя стала лишь шкатулка, копеечная вещь, которую невозможно продать. Но для Катюши эта коробочка бесценна!

Я включила поворотник и свернула направо. Будем считать связь между «покойной» Фоминой и вором доказанной. Найду Наташу – значит, обнаружу и мерзавца. Меня не волнует, почему девица прикинулась умершей, наверное, у нее имелись веские причины, чтобы доставить столько горя своим родителям. Ясное дело, Фомина не живет под своим именем, ее паспорт сдали в загс.

Внезапно меня затряс озноб. На месте пожарища обнаружили череп, по сохранившимся зубам определили, что останки принадлежат Наташе Фоминой. Как подобное могло случиться? Неужели в клинике лечились полные тезки? Две Наташи Фомины? Не столь уж редкие имя и фамилия. Погибла одна, а сообщили родителям другой? Нет, это дурацкая мысль.

Я припарковала машину и пошла к своему подъезду, продолжая размышлять. Двадцатилетней девушке трудно в одиночку провернуть столь непростое дело. Ведь она сумела устроить пожар, подбросить чужой череп со своими зубами, а затем исчезнуть. Отчего ей в голову пришла идея устроить такое представление? Самая вероятная причина – любовь.

Допустим, родителям не нравился ее ухажер, мать не пускала Наташу на свидания, отец запретил парню переступать порог квартиры. Вот дочурка и решила бежать, а чтобы родители не пустили по ее следу всю милицию, разыграла собственную смерть. Дело за малым: необходимо найти Фомину, а та приведет меня к вору, только в этом случае шкатулка вернется к Катюше. Однако грабитель идиот! Неужели он не сообразил, что коробочка – кустарная поделка? Парень абсолютно не разбирается в искусстве. Кстати, в спальне Катюши висит несколько картин из собрания моего отца, вот их можно продать за приличные деньги, но вора привлекла грошовая безделица.

Войдя домой, я тут же увидела Лизу.

– Лампуша… – начала девочка, и тут раздалась трель звонка. Чей-то палец нажал на кнопку и не отпускал ее.

– Это Милена, – сморщилась Лизавета, – больше никто так не трезвонит. Надо открыть, но не хочется!

– Иди к себе, – велела я, – сама разберусь.

Не успела дверь распахнуться, как в холл влетел ураган. Сначала, правда, появился удушливый аромат (так жарким летним вечером перед неминуемо надвигающейся грозой начинают благоухать лилии в саду). Затем замелькали разноцветные пятна: красный верх, зеленый низ, розовая губная помада, алые щеки, черные брови, сверкающие светлые волосы…

– Лампушечка, – тормошила меня Милена, – здравствуй, киса! Чмок, чмок. Это я! Ты с работы пришла? Чмок, чмок! Как дела? Чмок, чмок! Отчего ты бледная? Даже синяя! Нет, зеленая, чмок, чмок! Ты не заболела? Надо врачу показаться! Чмок, чмок!

Я с огромным трудом выбралась из душных объятий, чихнула пару раз и тихо спросила:

– Где он?

– Кто? – кокетливо прищурилась Милена и начала поправлять явно только что сделанную в салоне прическу.

– Твой жених, – напомнила я, – олигарх, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.

– Тише! – шикнула Милена. – Сейчас он явится, я специально пораньше приехала. Кирюша! Сюда, скорей, рысью! Не спи!

– Чего? – заглянул в холл мальчик. – Здравствуйте!

– Ты дурачок? – всплеснула руками Бахнова.

Кирюша заморгал.

– Ага, – радостно подтвердила влетевшая следом Лизавета. – Ну че, Кирик? Всем видно, что ты идиот! Здраствуйте, Милена.

– А ты еще хуже! – топнула ногой Бахнова. – Я вам кто? ТЕТЯ! Не смейте «выкать», берите чемоданы, несите в комнату. Да поторопитесь, я должна успеть принять домашний вид.

– Ты замечательно выглядишь, – сказала я.

Милена скорчила гримасу.

– Лучше молчи! Дома надо ходить в халате. Теперь об олигархах… Упаси вас боже намекнуть при Вадике о его финансовом положении даже в качестве тупой шутки. Слушай внимательно: он простой инженер в «Жигулях».

Я вытаращила глаза, ну надо же, как любовь людей меняет! Я и предположить не могла, что Милена обратит внимание на «простого инженера в „Жигулях“». Хотя… Время летит, принц на белом коне не появляется, вот Бахнова и решила не ждать суперприза от судьбы. В принципе, правильное решение: лучше лягушонок в руках, чем крокодил в реке.

– Вадик богат, – вещала тем временем Милена, – невероятно…

– Вряд ли простой инженер обладает миллионными счетами в швейцарском банке, – перебила, усомнившись, я.

– Замолчи, – пришла в негодование Милена, – слова сказать не даешь! Времени мало! Потом свои замечания сделаешь.

Я села на банкетку.

– Говори, я вся внимание.

Милена снова повернулась к зеркалу и, осторожно взбивая слегка подпорченную ветром прическу, принялась вводить нас в курс дела.

Вадим обладает гигантским состоянием, он владелец заводов, фабрик, магазинов, складов, рынков. Естественно, вокруг олигарха, молодого и холостого, вьются тучи девушек. Вадик же хочет, чтобы его любили не за капитал, а за трепетную душу, он ищет бескорыстную женщину, которую потом осыплет благами. Но как найти золушку хозяину трехэтажного дома, парочки яхт и коллекции произведений искусства? Вот Вадюша и придумал финт: он носит одежду с рынка, разъезжает на ржавом металлоломе и в таком виде знакомится с женщинами.

Следует упомянуть, что Вадик не школьник и, в отличие от большинства представителей сильного пола, не интересуется нимфетками. Олигарху нужна не временная подруга, а спутница жизни лет этак тридцати пяти. Если дама благосклонно смотрит на «простого инженера в „Жигулях“», Вадик устраивает кандидатке новое испытание. Пока не нашлось ни одной мадам, с успехом преодолевшей все барьеры, бедный Вадик очень быстро понимает, что его не любят, и теряет к пассии интерес.

– А ты решила с честью выдержать кастинг? – не утерпела я.

Милена кивнула.

– Именно так! Я готова на все! Продемонстрирую лучшие качества и замечательные хозяйственные способности. Главное, пока скрыть от него некоторые детали моей биографии, вроде первого замужества.

– Боюсь, тебе нелегко придется, – предостерегла я Бахнову.

– Ставка очень высока, – топнула ногой Милена.

– А кто тебе рассказал про Вадима? Наверное, он не кричит на каждом углу о своем желании найти бескорыстную супругу, – заинтересовалась я.

Бахнова ухмыльнулась.

– На всякую хитрую пробку всегда найдется штопор. Мне о Вадике Нюська Родченко натрепала. Она его сама поймать хотела, да потом плюнула. Вадик ее по забегаловкам водил, пластмассовые розы дарил, сережки деревянные преподнес, все Нюська вытерпела. Ей сороковник ударил, последний поезд уходит, стоп-сигналы уже горят, хоть какого мужика надо, даже инвалид сойдет. А здесь Вадик вполне здоров, ерунда, что дурак, обтесать можно. В общем, Нюська месяц продержалась, но тут он ее на рыбалку потащил. В палатке на надувном матрасе спать устроил, и Родченко сломалась, послала его подальше. А потом, совершенно случайно, проходила мимо шикарного офиса, глядь, Вадик выходит в дорогом костюме, ботинках из крокодиловой кожи, часы стоимостью в целое состояние, машина «Бентли». Ну и проследила она за ним. Потом мне позвонила и говорит: «Дарю шикарный вариант, не повтори мои ошибки!» А я в отличие от Нюськи терпеливая!

– Вроде вы с Родченко отнюдь не лучшие подруги, – напомнила я, – подрались на тусовке и порвали отношения.

– Когда это было! – отмахнулась Милена, и тут раздался звонок.

Бахнова схватила меня за плечо и прошипела:

– Помни, я обеспеченная дама, мне не нужен содержатель, я сама кормлю семью: тебя, племянников и всех остальных. Давай старайся, мое счастье близко, вы мне должны! Из-за кого Юра умер, помнишь? Я побежала переодеваться.

Последние слова Милена договаривала на бегу.

Я поежилась и пошла отпирать дверь. Олигарх, у которого находится время на игру в «простого инженера на „Жигулях“», вызвал у меня странные чувства. Либо парню нечего делать, либо у него полно комплексов.

Глава 7

В нос снова ударил резкий запах дорогих духов, на сей раз основными компонентами были цитрусовые. В прихожую влетело розовое облако и засюсюкало:

– Лампуша! Привет! Как дела? Мне нужна твоя помощь!

Я сделала пару шагов назад, наткнулась на банкетку и шлепнулась на продавленное сиденье.

– Понимаешь, кисонька, – по-детски шепелявила «Барби», – я очутилась в весьма напряженной ситуации. Ха-ха-ха! Я собираюсь замуж. На хрена-то одной плакать! Естественно, за мужчину. На хрена-то мне баба! Ха-ха-ха! Он немного моложе меня, на пятнадцать лет. Ха-ха-ха! Я чудесно выгляжу, на хрена-то ему правду сообщать, вот я и слегка подправила свой возраст. Герочка полагает, что я появилась на свет годом позже его. Ха-ха-ха! Это случайно получилось. На хрена-то мне геморрой специально устраивать! Сказала, что мне сорок лет – Гера-то выглядит не слишком юным! – а он и говорит: «Ах, ты такая молодая, мне уже сорок один». Я чувствую, прямо кожей ощущаю, вот-вот мне предложение сделает, уже созрел! Попросил меня его на неделю приютить, он у себя ремонт затеял, полы циклюет. Но у меня в квартире Милена! На хрена-то она нужна! Змея подколодная, в лицо улыбается, за глаза ненавидит. Юра учудил – прописал лахудру и умер. Ему хорошо, а я мучаюсь. Увидит вдовушка Герочку, мигом позавидует, начнет ему коленки показывать. Кстати, они у нее ужасные, но мужику разве много надо? А на хрена-то мне неприятности? На хрена-то нервничать? На хрена дергаться? Нет уж! Сначала я сбегаю в загс с Герочкой, потом его гадючине покажу. На хрена-то мне душевные переживания? Вот я и решила тебя, Лампуша, попросить: душенька, лапочка, ягодка, приюти меня на пару неделек! Я сказала Герочке, будто у меня трубу прорвало. Знаю, знаю, Катюша в командировке, место у тебя есть. Герочка не сегодня-завтра мне предложение сделает, и вот оно, мое счастье! Ты же мне не откажешь? Ну на хрена-то тебе со мной ссориться? На хрена-то войну затевать, а?..

Я закрыла глаза. Такого не бывает! В гостевой комнате сейчас переодевается Милена, которая не желает, чтобы олигарх Вадим увидел ее свекровь от первого брака. Но Нахрената тоже, оказывается, хочет устроить свою судьбу, престарелая кокетка нашла сравнительно молодого мужчину, некого Герочку, и совершенно понятно, почему не торопится приводить его к себе домой. Нахрената прикинулась почти девушкой, скостила себе не пятнадцать, как сейчас говорила, а все двадцать лет. Ну представьте картину: сидит наша розовая бабуля в гостиной, строит глазки без пяти минут мужу, и тут появляется Милена и ломает малину заявлением: «Рада познакомиться, я вдова покойного сына Нахренаты!»

Вот бабуся и решила перебраться к нам. Временно, только до похода в загс. Главное ведь поставить штамп в паспорте, потом уж можно сообщать мужику о количестве прожитых лет, демонстрировать родственников, десяток детей от предыдущих браков, рассказывать о взятых в банках кредитах и отстегивать на подходе к брачному ложу деревянные ноги. Основное сделано – муж в кармане, пусть теперь попытается вытащить хвост из капкана. Нет, милый, сбежать не удастся…

– На хрена-то мне переживать? – закончила монолог свекровь Милены. – На хрена-то тут, в дверях, стоять? Пойду устроюсь у Катюши! Уж не подведи меня!

Продолжая тараторить, дама бойко зашагала по коридору, за ней поплелись отчаянно чихающие мопсы. Я, забыв дышать, смотрела ей вслед. Кстати, теперь познакомившись с матушкой покойного Юры, вы понимаете, по какой причине она получила свое прозвище? Фраза, начинающаяся со слов «на хрена-то», не сходит с языка мадам. Наверное, я одна из немногих знакомых еще помню, что старшая Бахнова по паспорту – Ольга Ивановна.

Не успела я усвоить информацию, выданную Нахренатой, как вновь ожил звонок. До сих пор мирно сопевшая в углу Рейчел подпрыгнула и залаяла. Я схватила стаффиху за ошейник, впихнула в ванную, перевела дух и распахнула дверь.

На лестничной клетке стояли двое мужчин примерно одного возраста. Но это было единственное сходство, дальше начинались различия. Левый оказался стройным блондином в безукоризненном, дорогом костюме, белой рубашке и строгом галстуке. В одной руке он держал роскошный букет кроваво-красных роз, другой сжимал пафосный портфель из телячьей кожи. Правый же экземпляр оказался довольно потрепанным бородачом-брюнетом. Рыхлые бедра мужчины, явно никогда не занимавшегося спортом, обтягивали мятые, дешевые светло-серые вельветовые джинсы, покрытые пятнами. Вытянутая трикотажная майка бывшего голубого цвета тоже не отличалась чистотой. Ее владелец явно не желает обременять себя диетой, похоже, он на обед ел хот-дог с кетчупом, а потом закусил шоколадным мороженым – выступающее вперед брюшко гостя радовало глаз красными и коричневыми потеками. Никаких цветов при нем не было, толстяк держал пластиковый пакет с надписью «Сток-центр „Бонус“, элитный секонд-хенд».

– Вы к нам? – пожалуй, слишком радостно поинтересовалась я. – Заходите, заходите!

– Мне бы Милену… – проблеял бомжеватый очаровашка и почесал бороду сомнительной чистоты пальцем с обломанным ногтем.

– Она дома, – лучилась улыбкой я, – наверное, читает. Для Миленочки хорошая книга – лучший отдых. Входите, снимайте ботинки.

Толстяк кивнул, вкатился в холл, сопя, развязал шнурки и представился:

– Вадим.

– Очень, ну просто очень, невероятно приятно! Я Лампа.

– Меня впустите? – подал голос кавалер Нахренаты. – Насколько я понял, вы сдали Олюсе комнату.

Я покачала головой.

– Нет. Нахрената… то есть… э… на хрена-то нам нужны жильцы! Мы совершенно не нуждаемся в деньгах, Милена роскошно зарабатывает, она недавно «Бентли» купила.

Вадик уронил грязный ботинок.

– «Бентли»? – с неприкрытым изумлением переспросил он.

– Герочка, – заквохтала Нахрената, материализуясь в прихожей. – Ой, какие цветы! Это мне? Хотя вот уж глупый вопрос! Но мы, молодые женщины, в основном, дурочки. Пошли скорей, надо поставить букет в вазу. На хрена-то здесь маячить!

Не дав кавалеру снять обувь, Нахрената вцепилась в добычу и поволокла ее по коридору.

– «Бентли»? – растерянно переспросил Вадик. – Вы ничего не перепутали? Может, «Оку»?

Во мне подняло голову раздражение. Некоторые мужчины считают женщин идиотками, не способными различать марки автомобилей. Как же ошибаются подобные экземпляры! Абсолютное большинство представительниц прекрасного пола мигом назовет стоимость колес, костюма, часов и парфюма кавалера. Ну погоди, олигарх!

Я заговорщицки подмигнула толстяку:

– Небось Миля спела вам песню о своей бедности!

– Нет, – помотал головой брюнет и снова стал ковыряться пальцами в бороде, – она не жаловалась на тяжелое материальное положение.

Я округлила глаза.

– Странно!

– А что, – забеспокоился толстяк, – у Милены проблемы?

– Еще какие! – стараясь не расхохотаться, заявила я. – Зарабатывает миллионы, содержит семью, племянников – и никак не может выйти замуж.

– Такой вредный характер? – олигарх решил произвести разведку боем.

– Ангельский! Хозяйка она потрясающая! Готовит, стирает, вяжет, шьет, убирает, ребят качает…

– У Милы есть дети? – попятился гость.

– Нет, конечно, – опомнилась я, – моих воспитывает, племянников родных. Милена – чистейшее золото, без примесей. Но… боится мужчин.

– Скажите, пожалуйста! – фальшиво удивился Вадик. – И в чем же причина?

– Думает, что они охотятся за ее деньгами. Всем хочется стать любимым супругом олигархини. Вот поэтому мы и живем не в особняке за городом, а в квартире. Купила Мила «Бентли», а всем говорит – приобрела «Оку». Ой, я заболталась! Вы уж меня Милене не выдавайте, ладно?

– Конечно, дорогая Лампа, – с самым серьезным видом кивнул Вадим. – Впрочем, ничего дурного вы и не совершили. А где Миля?

– Думаю, в своей спальне, пойдемте.

Пообещав Кирюше и Лизавете замечательную награду за помощь, я и не предполагала до какой крайней степени может дойти детский энтузиазм.

Гостевая комната выглядела сногсшибательно. Вдоль стен тянулись стеллажи, которые охочие до подарков подростки приперли из коридоров. Осталось непонятным, куда они запихнули ранее стоявшие на полках детективы и любовные романы – сейчас глаз радовали стройные ряды темных корешков собраний сочинений классиков. Интересно, где ребята раздобыли книги? Насколько я помню, у нас были Чехов, Бунин и Куприн, но сейчас я вижу произведения Л.Толстого и Есенина вкупе с Блоком и Ахматовой. На подоконнике стоит музыкальный центр, из него доносятся тихие звуки бессмертного опуса Моцарта под названием «Реквием» (немного мрачноватая, на мой взгляд, вещь, особенно для приема гостей, зато никто не упрекнет хозяйку в дурном вкусе). Из комнаты испарились проживавшие в ней еще утром плюшевые игрушки, взамен появился письменный стол – похоже, его перетащили из кабинета Сереги вместе со всем содержимым, во всяком случае ноутбук был открыт на сайте «Биржевые новости», а перекидной ежедневник оказался весь испещрен записями. Черное офисное кресло, тоже непонятно как очутившееся в нашей квартире, довершало интерьер спальни бизнес-вумен, женщины, которая даже в редкие минуты отдыха держит руку на пульсе.

В изумительную декорацию не вписывалась лишь сама Милена. Она возлежала на тахте, одетая в полупрозрачный пеньюар, длинные стройные ноги не были прикрыты пледом (да и грех прятать такую красоту, на один педикюр потрачена куча денег и времени). Волосы Миля уложила в художественном беспорядке, губы намазала блеском, щеки напудрила, нижние веки украсила стрелками, а пальцы рук унизала кольцами. Сами понимаете, именно в таком виде, при полном макияже, с укладкой, драгоценностями, в пеньюаре, не скрывающем грудь и бедра, скромная хозяйка, любящая племянников-школьников, проводит домашний досуг.

Я кашлянула, Миля отложила в сторону толстый том и кокетливо протянула:

– Лампа, я приготовила ужин. Сама разогреешь или мне встать? Ты справишься с плитой? Сможешь включить ее?

– Попытаюсь, – с сомнением ответила я. – А что надо сделать, чтобы конфорка заработала?

– Поверни рычажок, – снисходительно пояснила Милена, – она быстро нагреется.

Я с трудом удержала на лице идиотское выражение. Вообще-то у нас не электроплита, а газовая. И потом, тот, кто всучил Милене книгу «Математические методы в психологии», слегка ошибся, неправильно подал ей том – Бахнова держала его вверх ногами. Надеюсь, Вадим не заметил этой оплошности.

– Милечка, – заворковал олигарх, протягивая потенциальной жене пакет, – это тебе. Скромный презент.

– Вадюша! – взвизгнула Бахнова и села, уронив при этом с одного плеча пеньюар. – Уже приехал! А я так увлеклась чтением…

– Побегу подогрею ужин, – быстро сказала я и унеслась.

Спустя пять минут Милена и Вадим, с нежностью поглядывая друг на друга, вошли в кухню. Лиза и Кирюшка, страстно мечтавшие получить подарки, моментально начали изображать любящих племянничков.

– Тетя! – заорала Лиза. – Как хорошо, что ты пришла! Поможешь мне сочинение написать?

– Нет, – капризно заныл Кирюша, – сначала мою математику надо решить!

– Я тетечку больше люблю, – засучила ногами Лизавета, – пусть отдохнет, а потом уж берется за уроки.

– Она обещала торт испечь, – загундел Кирюша.

– Тише, тише, – подняла наманикюренные лапки Милена, – не переживайте, все успеем. Что там у тебя, Кирилл? Столбики? Деление или умножение?

В глазах десятиклассника мелькнула насмешка, но мое обещание купить ему веб-камеру и наушники помогло с ней справиться.

– Ой, тетечка, – засмеялся мальчик, – ты у нас шутница. На повестке дня алгебра.

– Хорошо, – закивала Милена, – ужинайте и по комнатам. Кстати, вот вам подарочки!

Быстрым движением Бахнова протянула подросткам два самых дешевых леденца на палочках.

– Ну, – поторопила она их, – почему не берете?

Я быстро отвернулась к плите. Конечно, дети переигрывали, слишком истово изображали недорослей, которые без обожаемой тети и шагу не ступят. Но Милена! Эпизод с леденцами просто восхитителен. Современные старшеклассники непременно потеряют сознание от радости при виде этого лакомства. Ну, дети, давайте, посмотрю на вашу реакцию…

– Вау! – завизжала Лизавета. – Это нам?

– Конфетки! – с энтузиазмом подхватил Кирюшка. – Но ведь Новый год уже прошел!

Я живо загремела кастрюлями. Если Вадим не окончательный идиот, ему в голову непременно должна прийти мысль о феерической жадности Милены. Иначе по какой причине без пяти минут студенты ликуют, получив ерунду на палочках? Пассаж про Новый год просто бесподобен. Приди я в первый раз в гости и услышь подобное заявление от сына или племянника хозяйки, мигом бы начала рыдать от жалости к несчастному ребенку, который, очевидно, играет деревянными машинками, приколоченными к полу, а в качестве угощения получает морковку.

– Кушай, Кирюшенька, – сладко пела Милена, – будешь хорошо себя вести, еще куплю вкусненькое.

– Вот, я принес! – сказал вдруг Вадим и потряс пакетом.

– Это что, милый? – с выражением заинтересованности спросила Милена.

– Утка, – гордо ответил олигарх. – Настоящая!

На секунду в кухне повисла тишина.

– В смысле, кря-кря? – ожила Лизавета. – С крыльями?

– И с перьями, – кивнул толстяк. – Отличная вещь, когда с яблоками.

– С чем? – растерялась Милена.

– Дичь хорошо запекать с антоновкой, – пришла я на помощь Бахновой.

– Верно, – кивнул Вадик. – Вот, подстрелил утю. Милечка, ты ее приготовишь?

На лице Бахновой появился ужас. Похоже, веселая вдова не была готова к подобному испытанию. Да, она настроилась на трудности, мужественно собиралась есть бургеры, ездить на метро, спать в палатке, восхищаться искусственными цветами, слушать классическую музыку и читать стихи, но об убитых птичках не подумала. Однако Вадик – изобретательный перец. Или он просто дурак? Сразу и не понять. Ну согласитесь, принести будущей супруге в качестве подарка собственноручно подстреленный трофей способен либо идиот, либо очень жадный человек. И, на мой взгляд, первый вариант намного приятнее второго.

– Вы убили утку? – возмутилась Лизавета, выпадая из образа девочки-паиньки. – Ходите в зоопарк на сафари?

– Нет, конечно, – абсолютно серьезно ответил Вадим, – езжу за город, в лес.

Я невольно посмотрела в окно – на улице лил сентябрьский дождь. Странные, однако, люди встречаются на свете, кое-кто способен сутками сидеть на льдине с удочкой в руках, а иные бродят по сырому лесу с ружьем. Не проще ли пойти в супермаркет и приобрести еду там?

– Ты умеешь готовить дичь? – поинтересовался Вадим, повернувшись к Милене. – Обожаю охоту! Вот у моего приятеля жена – настоящее золото. Зайца обдирает за пять минут, медведя свежует, кабана разделывает… Я всегда завидовал Петьке!

Для меня в этот момент рейтинг Вадима упал ниже плинтуса. Я предпочитаю не иметь дела с людьми, которые уничтожают животных ради забавы. Конечно, подавляющая часть человечества, увы, питается мясом, и ничего тут не поделаешь, но зачем убивать животных сытому мужику? Только не говорите, что охотники бегают по чаще, клацая зубами от голода! В Москве сейчас полно супермаркетов.

– Приготовь утю, – по-детски засюсюкал Вадим и сунул Милене в руки пакет.

– Извините, что вмешиваюсь! – решительно заявила я. – Но Миля наготовила кучу еды, она пропадет, если ее сейчас не съесть. Лучше утку заморозить и запечь позднее. Пусть Милечка положит птичку в холодильник.

Бахнова, пытаясь удержать на лице улыбку, сделала пару шагов, открыла дверцу предполагаемого холодильника, пихнула внутрь останки бедной пташки и ажитированно объявила:

– Давайте пить чай! Лампуша, тебе не трудно его налить?

Я отвернулась к столику, на котором белел электрочайник.

Вадим, похоже, подслеповат, он не заметил, что Милена швырнула пакет с уткой в посудомоечную машину. Она настолько ошалела, что распахнула первую попавшуюся под руку дверку. Да и откуда ей знать, где у нас какая техника!

– Ну, садимся, – бойко завела Милена и вдруг взвизгнула.

Я обернулась, увидела входящую в кухню Нахренату и испытала огромное желание юркнуть в тот же «шкафчик» вслед за уткой. Уж лучше лежать рядом с невинно убиенной птичкой, чем стать свидетельницей атомного взрыва. Сейчас никому мало не покажется!

Нахрената застыла на пороге.

– О-о-о! – только и сумела сказать она.

– А-а-а! – ответила Милена.

– Э-э-э… – протянула мать Юрия.

– У-у-у… – отозвалась его вдовушка.

– Здрассти, – пробасил Гера, выглядывая из-за спины любимой, – рад знакомству.

Лиза с Кирюшей онемели, Вадим совершенно спокойно уселся за стол и бесцеремонно выхватил из вазы конфету. Я пришла в себя и обрадовалась: боевых действий, кажется, не будет, дамам невыгодно открывать кавалерам правду.

– Давайте познакомимся, – голосом Снегурочки на детском утреннике завела я, – в правом углу наша тетя Милена со своим знакомым Вадимом. А в левом – наша… э… тетя Оля со своим приятелем Герой!

В ту же секунду мне стало понятно, что я несу феерическую чушь. Если они обе наши родственницы, зачем их друг другу представлять? Но присутствующие не заметили моей оговорки.

– Добрый вечер! – хором заявили Милена и Нахрената, изображая подружек. – Какая приятная встреча!

– А вот нам сегодня в школе учитель математики задачу прочитал, – затрещала Лиза, явно желавшая предотвратить назревающий скандал, – слушайте все! Может, отгадаете? Я не сумела, и никто из наших не смог, а Семен Петрович пятерку за нее пообещал.

– Говори, – улыбнулся Вадим.

– В одном доме живут два соседа: Иванов и Петров, – зачастила Лизавета, – первый заметил, что в окнах расположенной рядом квартиры неделю не горел свет, зато потом четыре дня подряд лампочки не гасли ни днем ни ночью. Удивившись, Иванов спросил у Петрова: «Зачем ты электричество жжешь?» А тот ответил: «Жена в командировку отправилась, я же воспользовался ее отсутствием, загулял с одной девицей, уехал на дачу. Вот только не хочу, чтобы супруга в неверности уличила, она у меня ревнивая, подозрительная, под землей на три метра видит, поэтому и свет включил». Я всю голову себе сломала, но никак не пойму, а люстра тут при чем?

– Странные, однако, нынче, детям задачи предлагают, – возмутилась Нахрената.

– Это на логику, – подпрыгнула Лиза.

– Все равно неправильно, – уперлась дама, – дети должны решать про яблоки, бассейны или трубы. А тут! Любовники! Ужасно!

– О время! О нравы! – подхватил Гера.

– Я знаю правильный ответ! – воскликнул Кирилл. – Это же просто!

– Ну? – повернулась к нему девочка.

– Сама думай, – начал вредничать Кирюшка.

– Нам дадут чаю? – капризно надула губы Нахрената.

– У нас есть потрясающе вкусное варенье… – засуетилась Лизавета.

Я расслабилась – слава богу, все пока остались живы!

Глава 8

Не имея никакого желания сталкиваться утром с гостями, я постаралась ускользнуть из дома пораньше. Чтобы, не дай бог, не разбудить лихо, не стала выгуливать стаю, прикрепила на холодильнике записку: «Собаки не писали» и была такова. Конечно, Кирюшка и Лизавета не обрадуются тому, что им перед школой придется выводить псов во двор, но, как говорится, кто первый встал, того и тапки.

Отъехав на безопасное от дома расстояние, я вытащила листочки, полученные от Регины Збруевой, и еще раз изучила их содержание. Маловероятно, что бейсболка Наташи Фоминой пролежала в шкафу два года, а потом ее достал и натянул на голову парень, промышляющим воровством. Збруева уверенно говорила, что волосок, зацепившийся за пряжку, был вырван совсем недавно. Регина отличный специалист, она не ошибается. Следовательно, Фомина жива. А кто погиб на пожаре? Впрочем, мне куда интереснее получить ответ на другой вопрос: где сейчас находится Наташа? Я хочу вернуть назад шкатулку Катюши.

Родители девушки были абсолютно уверены в ее кончине, они даже не смогли жить на старой квартире, где все напоминало о покойной, уехали в неизвестном направлении. Найти отца и мать Натальи, чтобы расспросить их о дочери, будет, наверное, затруднительно. И скорей всего ничего интересного они мне не сообщат. Думается, Фомина не очень любит своих родителей, раз столь жестоко поступила с ними, прикинувшись мертвой. А вот ближайшая подруга Наташи, Леся Рыбалко, может пролить свет на эту историю.

Я пошуршала бумажками – где тут сведения о девочке? А, вот они, в протоколе допроса Олеси Константиновны Рыбалко, студентки второго курса института культурных программ. Надо же, каких только учебных заведений нынче не существует! Будем надеяться, что Лесю не выгнали за неуспеваемость. Сейчас звякну в справочную и порулю в вуз.

Будущие деятели культуры овладевали знаниями в суперсовременном здании со стеклянными лифтами. У входа маячила парочка охранников, которые равнодушно взирали на гомонящих девушек, ручейками втекавших через турникеты в холл. Юношей в толпе практически не было. Надвинув на лоб бейсболку, я легко сошла за рвущуюся к знаниям студентку и отправилась искать учебную часть. Нужная дверь попалась мне буквально сразу. Я поскреблась в нее, не услышала в ответ никаких звуков и сунула голову внутрь. Просторная комната оказалась пуста. Я уже хотела закрыть дверь, когда услышала тихий голос:

– Ищете кого-то?

За моей спиной стояла невысокая полная дама. В руках у нее был электрочайник. Ну да, большинство служащих, очутившись на рабочем месте, начинает день с чашечки кофе или чая.

– Кто вам нужен? – задала женщина следующий вопрос.

– Не подскажете, Леся Рыбалко в какой группе учится? – спросила я.

– Леся Рыбалко? А вы кем ей приходитесь?

– Тетей, – не задумываясь, соврала я.

– Интересно… – процедила дама. – Проходите, садитесь. Вот сюда, левее.

Я устроилась в удобном кресле и увидела на письменном столе табличку «Зав. учебной частью Мастыркина Зоя Яковлевна».

– Так зачем вам понадобилась Леся? – продолжала расспросы Зоя Яковлевна, включая чайник. – Наверное, дело срочное, раз вы прибыли до начала занятий!

– Глупость вышла, – с ходу начала я врать, – я работала в ночную смену, приехала домой, а квартиру открыть не могу – ключи потеряла! Ума не приложу, где связку оставила. Леся умчалась в институт, но не ждать же, пока она вернется, вот я и прикатила. Название вуза я знаю, а номер группы нет. Помогите, пожалуйста.

– Вы ее родная тетя? – осведомилась Зоя Яковлевна.

– Роднее не бывает, – заверила я.

– Сестра матери?

– Абсолютно верно.

– Живете вместе?

– Да, да!

– В одной квартире?

– Естественно.

– Небось огромные аппартаменты, – со странным выражением лица продолжала беседу Мастыркина. – Сколько у вас комнат?

– Пять, – растерянно ответила я, удивленная бесцеремонным допросом.

– Еще кухня, санузлы, коридоры…

– Конечно. А какое отношение это имеет к номеру группы? – не выдержала я.

Зоя Яковлевна взяла кружку, не предлагая мне, насыпала в нее растворимого кофе, налила кипятку, села за стол и, размешивая ложечкой сахар, равнодушно ответила:

– Никакого. Простите мое любопытство, мне захотелось узнать, какого же размера должна быть квартира, чтобы родная тетушка не заметила, что племянницы давно нет рядом!

Я вздрогнула.

– А где она?

– Вы не в курсе? – взметнула брови вверх Мастыркина. – Интересненько! Ну ладно, хватит ломать комедию! Живо представьтесь!

– Я уже сказала, что являюсь тетей…

Зоя Яковлевна со стуком поставила кружку на круглую пластиковую подставку.

– Не утруждайте себя враньем. Леся Рыбалко умерла!

– Как? Когда? – заорала я, вскакивая на ноги.

– Вы же тетя, – издевательским тоном сказала Мастыркина, – должны бы знать…

– Что случилось с Лесей?

– Кто вы? – не дрогнула Зоя Яковлевна. – Сразу предупреждаю, лучше не врать, иначе вызову охрану.

Пришлось достать из сумки удостоверение сотрудника частного детективного агентства.

– Понятно, – кивнула Мастыркина. – Роза очень упорная, ее даже кончина Кости не остановила.

– Кончина Кости? – еще сильнее растерялась я. – Рогова? Жениха Фоминой?

Зоя Яковлевна подтвердила.

– Да. Его, говорят, убили в лагере, где он отбывал заключение. Наташа Костю у Розы незадолго до смерти отбила, вернее увела.

– Зоя Яковлевна, не могли бы вы поподробнее рассказать об этих событиях! – взмолилась я.

– Собственно говоря, я деталей не знаю, а сплетни передавать не хочу.

– Но вы знаете о судьбе Наташи Фоминой? – пошла я в атаку.

Мастыркина отхлебнула кофе.

– Девушка никогда мне не нравилась – была слишком злая, эпатажная, откровенная нахалка. Но разве можно перевоспитать дочь ректора!

Я разинула рот.

– Отец Наташи руководит институтом?

– Уже нет, – мрачно ответила Мастыркина, – нами теперь руководит Семен Сергеевич, Виктор Сергеевич скончался.

– Что? И он тоже? – пролепетала я. – Слишком много покойников: Леся Рыбалко, Константин Рогов, Фомин…

– Прибавьте еще умершую Ксению Михайловну, несчастную Розу, и станет понятно, что глупый каприз Фоминой дорого обошелся всем, – зло отозвалась Зоя Яковлевна.

Я заморгала.

– Простите, я не совсем поняла, кто такие – Ксения Михайловна и Роза?

– Вот последняя как раз была невестой Рогова, пока Наталья не влезла и не разбила пару. Поспорила со Стефанией, видите ли.

– Как?

– Стефа Грозденская, – сухо пояснила заведующая учебной частью. – Та еще штучка! Она полька, ее отец родом из Варшавы, но Стефа всю жизнь в Москве провела.

– Девушка тоже скончалась? – робко осведомилась я.

– Стефка? – с легким презрением переспросила Зоя Яковлевна. – Полагаю, процветает, эта, как таракан, выживет при любых обстоятельствах, уж очень хитрая! Сразу документы забрала. Только о смерти Фоминой узнала – и нет Стефы в институте! Вас ведь Роза наняла?

– Ну… в общем… Имена клиентов не разглашаются!

– И так понятно, – отмахнулась Мастыркина, – больше некому. У Рогова отца не было, мать учительница младших классов, еле-еле наскребла недорослю на институт. Роза же хотела жениха оправдать, а Константин… Неужели она вам подробности не сообщила? Я не собираюсь сплетничать!

– Мой клиент не Роза, – решила я сказать правду.

– А кто?

– Другая женщина, не могу сообщить ее имя.

– До свидания! – решительно заявила Зоя Яковлевна. – У меня возраст к пенсии подходит, не дай бог, дойдет до Семена Сергеевича, что я про его покойную племянницу разговоры веду, – мигом места лишусь.

– Наташа Фомина жива, – тихо сказала я.

Мастыркина вздрогнула.

– Что?

– Я не могу пока утверждать это со стопроцентной уверенностью, – почти шепотом сказала я, – очень надеюсь на ваше умение держать язык за зубами, но, похоже, в бане сгорела другая девушка, а Наташа скрылась. Вот только я не понимаю, каким образом ее зубы оказались у черепа на пожарище. Фомина – участница произошедшего вчера ограбления квартиры.

Мастыркина замахала руками.

– Господь с вами! Это невозможно! Наталья на том свете, ее гибель потянула за собой цепь смертей.

Я закинула ногу на ногу.

– Слышали когда-нибудь про ДНК?

– Всякие хромосомы? – удивленно посмотрела на меня Мастыркина. – Они тут с какого бока?

И тогда я рассказала про бейсболку с черепом, про найденный в ней вырванный волос, про парня-грабителя и шкатулку. Для того чтобы заставить Зою Яковлевну поделиться сведениями, пришлось слегка приврать:

– Ларчик очень дорогой, платина с эмалью, вот владелица и обратилась в наше агентство. Найду Фомину – обнаружу и вора. Похоже, у них близкие отношения, раз имеют одну бейсболку на двоих!

Мастыркина схватила со стола газету и принялась ею нервно обмахиваться.

– Вы говорите невозможные вещи, – заявила она.

– Очень прошу, расскажите, что знаете, – настаивала я.

Мастыркина встала, снова включила чайник и задумчиво произнесла, как будто разговаривая сама с собой:

– Эта история наделала много шума, пару месяцев и педагоги, и студенты только о ней и болтали… Не страшно, если я просто перескажу обстоятельства…

– Вот-вот! – подхватила я. – Никто не узнает о нашей беседе! И потом, я сама нарушила должностную инструкцию – сообщила вам о ДНК Фоминой.

Неожиданно последний аргумент убедил заведующую учебной частью.

– Ладно, – кивнула она.

Я осторожно нащупала в кармане диктофон (слава богу, теперь изобретены абсолютно бесшумно работающие аппараты), включила его и обратилась в слух.

Институт, который создал Виктор Сергеевич Фомин, – семейное предприятие, тут работают и преподают в основном родственники и друзья хозяина. Ксения Михайловна, его супруга, вела курс зарубежной литературы, брат Семен занимался административно-хозяйственной частью, его жена Нелли вдалбливала в головы студентов английский язык, ближайший друг Фомина заведовал кафедрой истории искусств, а покойный тесть являлся профессором философии. У кого-то могут быть сомнения насчет того, куда поступила учиться единственная дочь ректора?

Наташа сильно отличалась от остальных студентов. Думаю, не стоит объяснять, что она получала высокие баллы, не проявляя особого рвения к учебе. Перед Фоминой заискивали, потому что она могла пошептаться с педагогом, и вы легко сдавали зачет. С Наташей не стоило конфликтовать.

Но вот странность: будучи ребенком обеспеченных и любящих родителей, Наташа не имела никаких денег на карманные расходы. Виктор Сергеевич и Ксения Михайловна считали, что девушку украшает скромность, и не баловали дочь, не покупали ей модной одежды и дорогих украшений. Отец приезжал на работу в личном автомобиле, а дочка тряслась в метро. Фомины были людьми советского воспитания, они считали, что негоже выделяться из среды…

– Я встречала таких людей, – кивнула я. – Но вам не кажется удивительным, что ректор обращал внимание лишь на внешнюю сторону вопроса? Девочка-то имела отличные оценки ни за что!

Зоя Яковлевна покачала головой.

– Нет, отец с матерью искренне считали дитятко прилежной зубрилкой. Это Нелли, жена Семена Сергеевича, развращала Нату. Я один раз случайно стала свидетелем их беседы. Зашла на кафедру иностранных языков, вижу – никого нет, хотела уйти, а из-за шкафа (он комнату перегораживает) раздался голос Наты: «Тетя Нелли, мне „Введение в философию“ не сдать, я ничегошеньки в этом не рублю!» И тут же последовал ответ: «Солнышко, не переживай, давай зачетку, я всех обойду и принесу ее с пятерками. Только Виктору с Ксюшей ничего говорить не надо, они у нас на всю голову больные». Вот такая позиция! Нет бы велеть Наташе за учебники взяться и потрудиться! Нелли – вот кто корень всех несчастий. Она внушила младшей Фоминой, что та особенная, ради нее сделают исключение, не стоит упорно лезть на дерево, чтобы сорвать яблоко, надо позвать Нелли, та потрясет ствол – и Ната получит фрукты на блюде. И ведь получала! Поэтому так завелась, когда Костя не поддался ее чарам. Вот такое странное воспитание было у девушки: с одной стороны – строгие родители, с другой – слишком ласковая тетка.

Глава 9

В их институте подавляющее большинство студентов составляли девочки, редкие мальчики были нарасхват. Юноши великолепно понимали исключительность своего положения и легко меняли любовниц. Даже отвратительный, прыщавый Саша Хвостов, шпендрик ростом чуть выше табуретки, ощущал себя Казановой. Чего уж тут говорить о Косте Рогове, которого родители наградили и умом, и привлекательной внешностью. Костик поступал в МГУ, не добрал полбалла, и его мать, испуганная замаячившей впреди армией, наделав долгов, пристроила чадушко к Фомину. Обучение сына в частном вузе было не по карману скромной учительнице, но Ольга Петровна потуже затянула поясок, уж очень ей не хотелось видеть единственное чадо в шинели и кирзовых сапогах.

Не успел Костя первого сентября появиться в аудитории, как на него началась охота. Девчонки живо присвоили парню звание секс-символа и пустились во все тяжкие. К Новому году каждая первая была влюблена в Рогова, лишь Наташа Фомина корчила презрительные гримасы и во всеуслышание говорила:

– Фу, липкие мармеладки не в моем вкусе!

Через некоторое время по институту пролетел невероятный слух: Рогов влюблен в Розу Арутюнову, ничем не примечательную зубрилу. Мало того что Арутюнова весила чуть меньше слона и обладала грацией бегемота, носила идиотские круглые очки, делавшие ее похожей на сову Бумбу, и одевалась в отвратительные тряпки, мало того что у нее над верхней губой росли черные усики, так она еще была и старше Костика, училась на последнем курсе.

– Враки! – решительно заявила Леся Рыбалко. – Вот уж выдумали! Никогда Рогов на Арутюнову не посмотрит.

– А я их в кино видела, – заявила Стефа Грозденская, – они за руки держались, очень трогательно.

– Наверное, в зале тараканы водятся, – хихикнула Наташа Фомина, – вот Костька Розку с собой и прихватил, чтобы насекомые убежали!

Леся довольно заржала, а Стефа прищурилась.

– Нет, у них любовь! Целовались во время сеанса.

– Фу! – скривилась Рыбалко. – И как ему не противно?

– Интересно, она побрилась? – издевательски спросила Наташа. – Надо у Костика поинтересоваться!

– Тебе просто завидно, – не успокаивалась Стефа. – Сама на Рогова слюной капала, да пришлось губозакаточную машинку покупать!

– Нужен он мне! – фыркнула Фомина. – Если захочу, я сто любовников охмурю!

– Что-то у тебя с такими невероятными способностями никакого парня нет, – язвительно констатировала Грозденская, – а Розка страшнее чумы, да лучшего мужика отхватила.

– Ненадолго, – мрачно заявила Наташа, – он ее трахнет и бросит.

Спустя неделю Наташа начала демонстративно рассказывать о своем кавалере, парне по имени Дима. По словам Фоминой, они познакомились в элитном ночном клубе.

Костя же не собирался расставаться с Арутюновой. Пара перестала скрывать свои отношения, они ходили по коридорам в обнимку, дело явно шло к свадьбе.

– Согнула она его, натурально под себя подмяла, – сказала как-то Леся. – Он ни на кого не смотрит! Вот тебе и толстая страшила!

– Да известное дело, – презрительно оценила ситуацию Наташа, – у Рогова мать нищая, а у Арутюновой табун родственников с золотыми зубами. Говорят, они крупными магазинами владеют, Костя решил шоколадно пристроиться.

– У тебя тоже родители богатые, – отметила Стефания, – упаковка по полной программе, однако Костя в твою сторону даже и не глянул.

– Просто он мне без надобности, – надулась Ната. – У меня есть жених! Я рассказывала уже вам про него.

– Ты о Диме? – уточнила Стефа.

– Да, – с вызовом ответила Фомина.

Грозденская засмеялась.

– Врешь много! Треплешься об ухажере, но его никто не видел. Из института одна уходишь, по выходным дома сидишь.

– А вот и нет! – стала отбиваться Фомина.

– А вот и да! – не успокаивалась противная Стефа. – Как ни позвоню в субботу, ты у телика киснешь. Нету никакого Димы, ты его придумала.

– Он есть! – побледнела Наташа. – Просто временно отсутствует.

– Ага, в Америку уехал, – расхохоталась Стефа.

– Нет! – закричала Фомина. – Хотите я вас познакомлю? У нас любовь!

Грозденская согнулась пополам от смеха.

– Ой, не могу, – простонала она, – цирк ходячий!

– Отстань от нее, – озабоченно сказала Леся, – не приставай.

– А чего она врет? – настаивала на своем Стефания. – Влюбилась в Рогова, а тот ей страхолюдскую обезьяну предпочел. Облом у принцессы случился. Ваще-то это ерунда, но зачем брехалово разводить?

– Если я захочу, Костик завтра мой будет! – в гневе затопала ногами Фомина.

– Не-а, – запрыгала Грозденская.

– Спорим? – пошла вразнос дочь ректора.

– На что? – оживилась Стефка.

– Девочки, перестаньте, – попыталась утихомирить подруг Леся.

Куда там! Фомина и Грозденская впали в раж.

– Давай на сессию, – азартно предложила троечница Стефка. – Если Костька тебя конкретно пошлет, договариваешься с педагогами, и мне за летние экзамены одни пятерки ставят.

– Йес! – согласилась Наташа. – А ты что на кон ставишь?

– Прыжок с моста! – стукнула кулаком по столу Стефания. – Если я проиграю, в Москву-реку сигану!

– Супер, – захлопала в ладоши Фомина.

– Вы с ума сошли? – Леся сделала последнюю попытку привести девушек в чувство. – Совсем офигели?

– Лучше разбей, – приказала Фомина Рыбалко. – Сегодня двенадцатое апреля, а через две недели Рогов за мной сумку в зубах носить будет!

Самое интересное, что Наташа оказалась права – процесс обольщения Константина пошел быстро. Рогов оставил Розу и принялся рьяно ухаживать за дочерью ректора – таскал ей конспекты, водил в кафе, кино и на всех лекциях садился рядом.

Сплетники вновь заработали языками. Зоя Яковлевна, в чьи обязанности входит крепко держать руку на пульсе жизни факультета, решила поговорить с Розой. Она вызвала к себе Арутюнову и, особо не ходя вокруг да около, спросила:

– Что ты станешь делать после окончания? Будешь дома сидеть?

– Я? – изумилась Роза. – Почему вы так решили? У меня нет причин не работать.

– Скоро появятся, – загадочно улыбнулась Мастыркина. – Выйдешь замуж, забеременеешь…

– Пока у меня нет таких планов, – ответила Арутюнова, – родители мне еще жениха не искали. Папа сказал: сначала диплом получи, встань на ноги.

– А как же Костя Рогов? – наступила на больную мозоль Зоя Яковлевна.

– А что с ним? – пожала плечами Роза.

– Он не собирается тебе предложение сделать?

– Нет, – покачала головой Арутюнова.

– У вас же любовь, – настойчиво лезла не в свое дело Мастыркина.

– Мы дружим, – согласилась Роза, – но это все. Никаких других отношений между нами нет.

– Теперь с ним Наташа Фомина ходит!

– Может быть. Я не интересуюсь его личной жизнью, – равнодушно ответила Роза.

– Тебе не обидно? – спросила Мастыркина.

– Из-за чего? – прикинулась дурой Арутюнова.

– Из-за измены Константина. Очень прошу, не затевай скандала, – предупредила Зоя Яковлевна. – Наташа – дочь ректора, не дай бог, получатся неприятности. Фомина злая и мстительная, лучше переживи обиду тихо. Ты умная девочка, сделай правильные выводы, затаись, тебе осталось недолго до диплома.

– Зоя Яковлевна, – выкатила бездонно черные глаза Роза, – поверьте, мы с Костей просто приятели. Мой папа никогда не примет русского зятя, понимаете? Меня сосватают за армянина, и это правильно: у вас одни привычки и традиции, у нас другие. Костя приходит к нам домой, он нравится всем, но замуж я за него не хочу. Папа, правда, хотел женить Рогова на нашей горничной. Позвал его к себе в кабинет и сказал: «Лида хорошая девушка, честная. Раиса, ее мать, у нас тридцать лет служит, родной стала. Давай я вас с Лидочкой сосватаю? Дам в приданое квартиру, на работу устрою, и живите счастливо». Костя обещал подумать. Вы, Зоя Яковлевна, не волнуйтесь, скандала в институте не будет!

А потом случилась беда – Наташа Фомина погибла во время пожара. Сначала Зоя Яковлевна, как и все остальные сотрудники института, притихла в ужасе. Неделю в учебном заведении не слышалось ни громких голосов, ни смеха. И студенты, и преподаватели были напуганы. Наташу откровенно не любили, но такой страшной смерти ей никто не желал, на Костю народ смотрел с подозрением и напряжением. И парень не выдержал.

Во вторник днем Рогов зашел в местный буфет. Не успел он встать в очередь у стойки с пирогами, как все моментально разбежались. То же самое произошло, когда местный красавчик решил налить себе кофе, – студенты, толпившиеся у стола с чашками, брызнули в разные стороны. И тут «Казанова» не выдержал:

– Чего шарахаетесь? – заорал он. – Я не чумной! Не убивал я Наташку, меня в тот день ваще на даче не было! Скажи, Розка!

– Это правда, – в полной тишине заявила Арутюнова, – мы в кино ходили, в торговом центре «Бом».

– Может, тогда это ты ее… того? – прозвенел вдруг девичий голосок. – Решила от соперницы избавиться. Зачем Натка на фазенду поперлась, если Костика там не было? Рогов тебя бросил, вот и мотив!

– Никто никого не бросал, – как всегда спокойно пояснила Арутюнова, – Костя и Ната любовь разыгрывали, для вас спектакль поставили.

По столовой пробежал шепоток, потом Стефа Грозденская воскликнула:

– Суперпридумка! Но не канает. Весь курс видел, как они обжимались.

Рогов бросил на пол тарелку с пирожками и выбежал в коридор, а вот Роза не потеряла самообладания.

– Странно, что именно ты, Стефа, так налетаешь на Костика, – четко, словно отвечая на хорошо выученный билет, заявила она.

– Натка была моей лучшей подругой, а твой несостоявшийся муж ее кокнул! – взвилась Грозденская. – Пусть уходит из института! Никто не хочет с убийцей на лекциях сидеть!

Толпа зашумела, но Розу не смутила всеобщая поддержка Стефки.

– Дуры вы, – покачала она головой. – А ну, расскажи про спор!

– Какой? – насторожилась Грозденская.

Арутюнова усмехнулась.

– Забыла? Ты и Рыбалко постоянно ржали и издевались над Фоминой, что у нее парня нет. Вот она и пообещала Костика охмурить. Разве, Стефка, ты прыжок с моста на кон не ставила?

– При чем тут это? – попыталась увильнуть от прямого ответа Грозденская. – Мы шутили!

– Натка очень серьезно отнеслась к спору, – не меняясь в лице, продолжала Арутюнова, – ей хотелось доказать вам, что она пользуется у парней успехом. Вот и пришла к нам.

– К кому? – разинула рот Рыбалко.

– Ко мне и Косте, – пояснила Роза. – Притащилась почти ночью…

– Куда? – не успокаивалась Леся.

– На квартиру. Мы давно вместе живем, – пожала плечами Арутюнова, – гражданским браком.

– Вау! – не выдержала Стефка. – А почему никто не знает?

– По-твоему, мы обязаны были объяву у входа повесить? – прищурилась Арутюнова. – Кто надо, тот в курсе, а остальным подробности ни к чему. Наташка откуда-то адрес узнала – выследила нас, что ли? – примчалась и стала просить: «Костик, будь другом, давай разыграем любовь. Я тебе по барабану, ты мне тоже, но Стефка с Леськой издеваются, прохода мне не дают, ржут и гадости говорят. Всего-то делов – пару деньков роман поизображать! Помоги мне! А за это получишь машину».

– И он согласился? – ахнула Рыбалко.

Арутюнова кивнула.

– Да. Я его отговаривала, но Костик, прямо как маленький, загорелся: «Розочка, ты же знаешь, я давно мечтаю о колесах…» Вот я и решила – пусть делает, как хочет. Хорошая жена сначала пытается отговорить мужа от глупостей, но если не получается, начинает помогать ему. Мы задумали простую фишку. Костя вроде меня бросит, переметнется к Натке, они у всех на глазах в обнимочку ходить станут, а потом Наташка на его дачку съездит, фотки сделает и покажет их Рыбалко с Грозденской, в качестве доказательства своего пребывания с ним на фазенде. На одном снимке будет Костик – якобы спящий, в постели. Так мы и поступили. Они прикатили в поселок, правда порознь, Натка чуть задержалась, на такси села. Костик в кровать лег, Фомина его пощелкала, и он в Москву вернулся, мы в кино пошли. А Фомина осталась, сказала – еще домик поснимает – кухню, ванную, типа я везде своя, вот на крючке мое полотенце, в стакане зубная щетка, в углу любимые тапки. Что там случилось, не знаю, наверное, она в баню пошла и случайно сгорела. Костик тут ни при чем! Если бы не Стефка со своим спором, Натка сейчас бы с нами кофе пила. Это Грозденская с Рыбалко виноваты. Нехорошо, конечно, что Костик согласился участвовать в обмане, но уж очень он машину хотел. Да и если разобраться, кому он плохо сделал? Леська со Стефкой Фомину дразнили, с них и спрашивать надо.

Рыбалко закатила истерику и убежала, а Грозденская не смутилась.

– Вы свиньи! – громко заявила она. – Красиво придумали! Арутюнова лучше всех выглядит! Разрешила своему парню с другой трахаться, чтобы автомобиль получить. А то Розка у нас бедная! Вытащила бы из ушей кило брюликов и легко кабриолет ему купила бы. Скажи, тебя заводила мысль о сексе втроем? Днем Костя с Наткой, вечером с тобой? Конечно, адреналину-то сколько! А он такой корове, как ты, очень даже нужен.

Роза схватила со стола алюминиевую вилку и ринулась к Стефке. Тут Зоя Яковлевна, сидевшая в самом дальнем углу столовой, опомнилась и заорала:

– Арутюнова, немедленно остановись! Все на занятия! Звонок не слышите? Живо, живо!

В тот день заведующей учебной частью удалось купировать скандал, а вот в четверг в институте грянула гроза – прямо во время занятий в аудиторию явилась милиция, и Рогова арестовали.

Мастыркина замолчала.

– Но у парня было алиби, – напомнила я, – он в момент смерти Фоминой сидел в кино!

Зоя Яковлевна махнула рукой.

– Арутюнова соврала, чтобы спасти Костю, причем очень глупо. Одно дело в столовой кричать, совсем другое – давать показания в кабинете у следователя. Наивная Роза решила, что ее слов достаточно и Рогова моментально отпустят домой. Ан нет, информацию тщательно проверили и выяснили, что в тот день в центре «Бом» праздновали свадьбу, молодожены сняли ресторан и кинозал, посторонних не пускали. А значит, Костя и Роза никак не могли сидеть на сеансе.

– Чем же дело закончилось? – тихо спросила я.

Мастыркина потянулась к сигаретам.

– Виктор Сергеевич очень скоро умер. Жена его, Ксения Михайловна, тоже скончалась. Вузом теперь владеет Семен Сергеевич, но он вместе с Нелли живет за границей, супруги больше не работают, стригут купоны. Константина осудили, он пошел на зону. Срок ему большой дали, не помню точно, какой, вроде лет десять. Роза Арутюнова все пыталась помочь любимому, бегала по институту, просила письма подписать. Что потом с ней случилось – не знаю, она диплом получила и здесь уже не появлялась. Рогов погиб за решеткой, его в драке убили. Грозденская сразу институт бросила, после того скандала в буфете мигом документы забрала, и я ее остаться не уговаривала. Леся Рыбалко – под машину попала. В общем, то, что сначала казалось детской глупостью, превратилось в трагедию.

– А Стефа Грозденская где?

Зоя Яковлевна хмыкнула.

– Вот уж с кого все как с гуся вода! Девчонка совершенно не переживала, вины за собой не чувствовала. Когда она пришла документы забирать, я не выдержала и спросила: «Неужели ты не понимаешь, что из-за придуманного тобой пари столько горя случилось?» Вы не поверите, что она ответила! Выпятила нижнюю губу и процедила: «Оригинальная мысль. Только меня никто, кроме вас, не обвиняет. А вот Арутюнова, ваша любимица, чуть на зону не загремела. Ей мораль и читай, дура старая! Давай документы и пошла на…!»

– Вас не затруднит сообщить мне адреса Арутюновой и Грозденской? – попросила я. – А если есть, то и телефоны.

– Что ж, это совсем не трудно, – кивнула Зоя Яковлевна. – Только сведения старые.

Глава 10

У Арутюновых трубку взяли сразу.

– Алло, – сильно «акая», произнес девичий голос, – вам кого?

– Можно Розу? – попросила я.

– Не поняла!

– Арутюнову Розу.

– Ну вы даете! Они давно уехали! Сразу после смерти дочери! – затараторила девушка. – Только ее похоронили, они квартиру и продали. Моим хозяевам повезло, такие хоромы за копейки приобрели. А вот я бы ни за что не согласилась жить в доме, где удавленница висела!

У меня заломило зубы.

– Простите, как вас зовут?

– Тамара Михайловна. Но лучше без отчества, просто Тома, я еще не старая, – захихикала словоохотливая собеседница.

– Видите ли, я дальняя родственница Арутюновых.

– Ага.

– Мы много лет не общались.

– А-а-а!

– Я в Америке давно живу.

– Вау!

– Сейчас приехала, привезла Арутюновым сувениры, Розе кольцо.

– Оно ей точно не понадобится, – с жаром перебила меня Тамара. – Так вы ничё не знаете?

– Нет, – быстро ответила я.

Вам встречались люди, смакующие несчастья других? Я порой сталкиваюсь с такими личностями и всякий раз удивляюсь: ну что за радость рассказывать о чужой беде? Тома оказалась из этой категории.

– Арутюновы, – затарахтела она, – съехали, куда – не знаю. Риелтор, когда квартиру показывала, моим хозяевам сказала: «Прежние владельцы площадь за бесценок отдают, тому есть причина. Наше агентство действует честно, поэтому скажу правду: дочь у них повесилась, от несчастной любви руки на себя наложила. Народ неохотно подобные апартаменты приобретает, вот мы цену и снизили». Но мои-то не суеверные, только порадовались, что задешево. А мне страсть как неприятно в туалет заходить, говорят, девчонка там того…

– Нового адреса Арутюновых у вас нет?

– За фигом он мне? – удивилась она. – Я ваще не видела их.

– А хозяева ваши когда вернутся?

– Через три недели, – сообщила Тамара. – Как раз сегодня в шесть утра улетели в горы отдыхать.

Я стиснула кулаки. Ни за что не сдамся! Должна же быть хоть тоненькая ниточка, пусть паутинка, зацепив которую я размотаю клубок, найду Фомину и узнаю, кто украл Катину шкатулку!

– Они себе позволить могут, – бубнила Тома, – мне велели из квартиры пореже выходить, стеречь кота. Ваще! Сижу тоскую, поговорить не с кем. Маркиз ласковый, но разве с ним поболтаешь? Мяу, мяу, и все!

– Тамарочка, а вы не можете сказать название агентства, через которое ваши хозяева приобрели квартиру Арутюновых? – я решила заехать с другой стороны.

– Ну… можно посмотреть в столе у Пал Дмитрича. А вам зачем?

– Я же подарки привезла, из Америки, – напомнила я. – Да и встретиться хотелось, столько лет не виделись. В агентствах непременно регистрируют сделки, и новый адрес Арутюновых должен быть у риелторов.

– Какая вы умная! – с восхищением протянула Тамара. – Ни за што б не догадалась! Погодьте, я всегда хорошему человеку рада помочь… Небось та удавленница ваша племянница?

– Да, – подтвердила я.

– Ой, горе, ой, беда… – завздыхала Тамара. – Ща гляну. У Павла Дмитрича порядок, бумажки подколоты, квитанции в папочках. Аккуратный он, аж жуть! А чего девчонка в петлю-то полезла? Правду говорят, что от любви?

Более идиотский вопрос задать было трудно. У Тамары, кажется, беда с головой: я ведь пару минут назад рассказала, что живу в Америке и не общалась с московскими родственниками уже много лет. Ну откуда в этом случае я могу знать о причинах самоубийства Розы?

– Вобьют девчонки в голову глупость, а родителям горе… – бормотала Тамара, она, похоже, перебирала бумаги – до моего слуха долетал шорох. – Во! – вдруг радостно воскликнула домработница. – Нашла! Агентство «Гнездышко». Вам чего надо, телефон или адрес?

– Давайте и то и другое, – азартно откликнулась я.

Поблагодарив собеседницу, я, решив не терять зря времени, поехала в сторону Садового кольца. По дороге попыталась пару раз соединиться с Грозденской, но потом отложила телефон – номер не отвечал. Очевидно, Стефания сидит на занятиях, а может быть, она устроилась на службу, теперь студенты предпочитают работать чуть ли не с первого курса.

«Гнездышко» выглядело отнюдь не шикарно. Никаких мраморных полов, пальм в кадках, разноцветных подвесных потолков и блондинок на ресепшене не было. Не было и самой приемной, вся контора умещалась в трех комнатах. Я постучала в первую дверь, услышала громкое «Входите!» и вошла в небольшое помещение, где буквально друг на друге сидело несколько человек, в основном это были тетки раннего климактерического возраста. Если кто-то из вас помнит бухгалтерии на советских предприятиях, то он легко представит, что я увидела.

Да, да, на стенах висели календари с изображением щенят и котят, на одном подоконнике стояли чайник, поллитровая банка с сахарным песком и коробка с вафельным тортом, на втором – горшки с цветами. Три сотрудницы беседовали по телефонам и даже не повернули голову в сторону открывшейся двери, еще две риелторши жарко обсуждали что-то с клиентами, им тоже было не до новой посетительницы.

Я увидела единственного представителя мужского пола в этом бабьем царстве и твердым шагом приблизилась к нему.

– Здравствуйте!

Дядька вздрогнул, уронил с носа очки и отложил в сторону журнал, посвященный рыбалке.

– Добрый вечер, – с легким испугом ответил он.

– Вообще-то только недавно полдень пробило, – с улыбкой поправила его я.

– Кто кого побил? – еще больше испугался мужик. – Что вы хотите?

– Приобрести квартиру, – ответила я.

– Жилплощадь? – выпучил глаза дядька.

Интересно, от чего он впал в такое изумление? Приди я в продуктовый магазин с желанием купить квартиру, тогда его реакция была бы понятна. Но ведь я находилась в конторе по торговле недвижимостью!

И тут один из клиентов, парень в фиолетовом свитере, вытащил сигареты, чиркнул зажигалкой, и по комнате поплыл дым. Тетка, болтавшая по телефону, с неодобрением покосилась на нахала, но сделать замечание клиенту поостереглась. Она встала, подошла к окну и начала дергать за веревку, привязанную к фрамуге.

– Олеся, погодите, – заволновался мужик, с которым я вступила в беседу, – сейчас помогу.

– Не надо, Марк, – сквозь зубы бросила Олеся, – я сама справлюсь.

– Вам тяжело, – не успокаивался Марк, вскакивая.

– Сядьте на место, – процедила Олеся.

– Мужчина обязан помогать дамам, – галантно заявил коллега и потрусил к подоконнику.

– Так то мужчина, – ляпнула Олеся. – А вам лучше не суетиться.

Но Марк не обратил внимания на неприкрытое хамство, приблизился к грубиянке, выхватил у нее из рук веревку, дернул… Довольно толстая белая бечевка лопнула.

– Сила есть, ума не надо! – обозлилась Олеся. – Ну и как теперь форточку открыть? Просила же вас не вмешиваться!

– Секундочку, – засуетился Марк и полез на подоконник.

– Осторожно, цветочки! – взвизгнул чей-то пронзительный голос.

Марк вздрогнул, его правая нога шагнула мимо подоконника.

– Держись, гоблин! – завопила Олеся.

Марк схватился за высокую пальму и вместе с ней ухнул на пол. Все вскочили со своих мест и кинулись к потерпевшему крушение дураку. Если вы думаете, что женщины пожалели беднягу, то глубоко ошибаетесь, – на несчастного Марка посыпались бесконечные замечания.

– Ну сколько можно идиотничать?

– Сказали тебе: не вставай!

– Цветок погиб!

– Вечно от тебя беда!

– Ничего по-человечески сделать не можешь!

– Хорошо, что к чайнику не полез…

Мне стало жаль неуклюжего мужика, я наклонилась и спросила:

– Вы не ушиблись?

– Ерунда, – закряхтел Марк, поднимаясь. – Что мне сделается!

– Могли сотрясение мозга получить, – сказала я.

– Это вряд ли, – прищурилась Олеся. – Разве что спинного? Головной-то у Марка отсутствует. А вы что хотели?

Имей я желание приобрести квартиру, сейчас постаралась бы убежать отсюда, агентство не внушало никакого доверия. Но мне нужно раздобыть сведения об Арутюновых, поэтому я холодно ответила:

– Сейчас Марк сядет за стол и займется моими проблемами.

– Понятно, – фыркнула Олеся, – желаю удачи в шоколаде. Лет через пятьдесят наш лучший сотрудник подберет вам вариантик.

Резко повернувшись, она вышла в коридор. Марк, отряхнув брюки, сел в кресло.

– Похоже, Олеся вас недолюбливает, – заговорщицки прошептала я.

– Вы полагаете? – встрепенулся Марк. – Мне тоже так в последнее время кажется. Хотя я всегда вежлив, в дверях дам пропускаю, работать им не мешаю, спешу помочь. Интересно, чем я ей не угодил? Ну да ладно… Так что вы желаете?

– Некие Арутюновы продают квартиру, я хочу ее купить.

– Нет проблем, – обрадовался Марк, – приходите все вместе, поможем оформить сделку.

– Я с ними не знакома.

– Не понял? – беспомощно заморгал он.

– Сейчас объясню. Я купила журнал с объявлениями, нашла подходящие апартаменты, внизу был указан телефон агентства «Гнездышко» и фамилия продавца – Арутюнов.

– Интересно, – вздохнул Марк. – Сейчас поищем.

Широкая ладонь с короткими пальцами схватила «мышку», и тут зазвонил лежащий на столе мобильный. Марк моментально забыл про меня, схватил трубу и заворковал:

– Да, Лидуся! Нет, еще не ел. Хорошо, не волнуйся. Ни за что не возьму кофе. Я помню, что его мне нельзя. Ты заедешь? Спасибо, солнышко. Как хочешь, милая! Ты умница, кисонька!

Пока Марк квохтал, в офисе повисла зловещая тишина. Тетки прекратили работать и стали слушать нежное щебетание коллеги, на их лицах появилось откровенно завистливое выражение.

– Непременно, душенька, – «пел» ничего не замечающий Марк, – ты у меня красавица! Лучше всех!

– Просто безобразие! – заорала Олеся, успевшая вернуться в комнату. – Здесь офис, а не личная спальня, для интимных бесед надо выходить на улицу!

Марк услышал ее замечание.

– Все, котеночек, – прожурчал он в трубку, – не тоскуй, скоро встретимся, вечер наш!

Положив сотовый на стол, он посмотрел на меня.

– Жена звонила.

– Понятно, – кивнула я.

– Мы недавно расписались.

– Поздравляю.

– Она умница, красавица, ну зачем ей я?

– Любовь зла, полюбишь и козла, – элегически сообщила Олеся.

Я повернулась к грубиянке.

– Вы мешаете нам заниматься делом.

– Кто? – подскочила Олеся.

– Постоянно влезаете в чужую беседу, отпускаете комментарии. Мне пойти к начальнику и попросить, чтобы он вас приструнил? – гаркнула я.

Тетка покраснела и выскочила в коридор.

– Климакс у ней, – охотно пояснила дама в красной кофте, – вот ко всем и вяжется. Еще и мужика нет. На Марка охоту открыла, да он из рук уплыл, женился на молодой, потому Олеся на мыло и исходит.

– Что ты, Светочка! – испугался Марк. – Зачем я Олесе нужен? У меня ни денег, ни красоты, ни…

– …ума, – безжалостно закончила за него фразу Света. – Но, если одна постель греешь, на любого бросишься.

Я потрясла остекленевшего Марка за плечо.

– Ау! Потом разберетесь между собой! Лично меня интересуют только Арутюновы.

Он встряхнулся и начал гонять «мышку» по коврику.

– Так, секундочку… Хм, такого варианта в продаже нет. Арутюновы… Что-то знакомое, где-то я эту фамилию слышал… Может, в резерве?

Без ехидных замечаний Олеси Марк стал нормальным человеком и сейчас очень ловко шарил в корпоративной сети.

– Ага! – обрадовался он наконец. – Были Арутюновы. Арам Арутюнович и Диана Варткесовна. Только квартиру они продали давно, почти два года назад. Да уж! Хотите честно?

– Говорите, – кивнула я.

Марк перегнулся через стол.

– Вы мне понравились, потому и скажу. Не расстраивайтесь, что их апартаменты не получите, найдем вам получше. У Арутюновых плохой вариант!

Глава 11

– По описанию в объявлении – у них шикарная площадь, – прикинулась я дурой.

– Вы верите в энергетические поля? – округлил глаза Марк.

– Да, – протянула я, старательно принимая вид идиотки, – в карму и привидения тоже.

Марк оглянулся и зашептал:

– У Арутюновых дочь повесилась. В туалете, на трубе. Вот почему они съехали, не могли больше в сортир заходить.

– Я очень хорошо понимаю несчастных родителей, – дернулась я. – Не дай бог подобное пережить!

– Они, естественно, ничего в агентстве не сказали, – вещал дальше Марк, – но соседка по лестничной клетке была зла на Арутюновых, не поделили они чего-то. Вот она каждый раз и сообщала потенциальным покупателям: «Осторожней, жилплощадь с историей, висельник имеется». Люди в ужасе убегали. Пришлось потом хозяевам самим предупреждать возможных клиентов. Цена падала до тех пор, пока одна семья не заявила, что им все равно.

– А где сейчас Арутюновы? – задала я вопрос дня.

– Понятия не имею, – равнодушно ответил Марк.

– Вы не записываете новые адреса клиентов?

– Арутюновым подобрали однушку в спальном районе. Улица Мирская.

– А сказали, что не знаете, где они, – упрекнула я дядьку.

– Так ведь я в гости к ним не хожу, – потер руки Марк. – Может, Арутюновы опять переехали, гарантий дать не могу.

Улица Мирская производила отвратительное впечатление.

Ряд совершенно одинаковых серо-белых башен упирался в овраг, за которым виднелось поле, утыканное башенными кранами. Никаких магазинов тут не было, отсутствовали газетные киоски и тонары с хлебобулочными изделиями. Обитателям Мирской не предлагали кур-гриль, шаурму, не соблазняли шоколадными конфетами и не зазывали на распродажу, выкрикивая: «Любая вещь за десять рублей». Не было здесь заметно и прохожих, аборигены не выгуливали собак, не носились дети с криками. Похоже, дома сейчас были пустыми, их жители ровно в восемь в массовом порядке отправились из родных пенат на службу, через двенадцать часов они вернутся, запрутся за железными дверьми и уставятся в телевизоры.

Наверное, у Арутюновых было безвыходное положение, раз они перебрались из хорошей квартиры на Мирскую.

Грохочущий, грязный лифт вознес меня на последний этаж, квартира сто двадцать оказалась последней. Я нажала на звонок, дверь приоткрылась, над цепочкой появилась часть лица: карий глаз, длинный нос и губы, накрашенные яркой помадой.

– Вам кого? – спросила женщина.

– Арутюновых, – улыбнулась я.

– Чего?

– Арама Арутюновича позовите, пожалуйста.

– Его нет.

– А когда он придет?

– Он умер.

– Ой, вот беда! Тогда Диану Варткесовну.

– Она тоже скончалась.

– А вы кто? – бесцеремонно спросила я.

– Натэлла, – без всякой агрессии ответила женщина, – родственница дяди Арама, мне их квартира по завещанию отошла. Роза, их дочка, умерла, а больше у них никого не было.

– Вы дружили с Розой! – обрадовалась я.

– Нет, – не снимая цепочки, помотала головой Натэлла, – только в детстве пару раз встречались. Я в Ереване жила, дядя Арам в Москве, ездить было дорого. До сих пор удивляюсь, что квартиру получила. Наверное, они подумали, пусть уж лучше мне в руки попадет, чем государству.

– Давно они умерли?

Натэлла чихнула.

– Ну… Роза раньше, родители следом за ней. А что?

– Мы приятельствовали с Арутюновой, – попыталась я наладить контакт с Натэллой, – я хотела узнать…

– Ничем помочь не могу, – неожиданно сердито перебила та. – Арутюновы в Москве всю жизнь провели, я в Ереване. До свиданья!

Створка хлопнула о косяк. Да уж, сегодня точно не мой день, столько времени потратила зря.

Крайне недовольная собой я села в машину. Похоже, совершила глупость. Ну зачем мне понадобилась Арутюнова? Следует искать Фомину, а Роза с ней не дружила. Семья Арутюновых была бы последней, куда Наташа могла заявиться после своего «воскрешения». Вероятнее всего, правду знала Леся Рыбалко, но ее сбила машина.

Я вздрогнула и схватилась за руль. Какая, однако, странная череда смертей! Пусть Фомина на самом деле погибла во время пожара, а ее родители не вынесли горя и скончались. Следствие по делу о сгоревшей бане велось халтурно, в преступлении обвинили Костю Рогова, который только и хотел, что заполучить машину. Парень оказался в тюрьме, где его убили матерые уголовники.

Роза, безоглядно влюбленная в жениха, наверняка винила себя за глупое вранье. Видимо, не один раз повторяла: «Мне следовало сначала уточнить, был ли в тот день сеанс в „Бом“, а уж потом давать показания!» Бедняжка, вероятно, надеялась на относительно мягкий приговор, ведь Костя не был закоренелым рецидивистом, но суд решил иначе. Десять лет! Розе такой срок показался бесконечным, вот она и полезла в петлю. После гибели любимой дочери родители сменили квартиру и вскоре умерли от горя. История полна трагизма, но, в принципе, правдоподобна. Смущала смерть Леси Рыбалко, доверенного лица и близкой подруги Наташи Фоминой. Какого черта она попала под автомобиль?

Я откинулась на спинку кресла. Сколько в Москве случается наездов на пешеходов и какое количество из потерпевших умирает, не доехав до больницы? Рыбалко была неосторожна, бежала на красный свет… Или что там было? Я же подробностей не знаю. Но мне хорошо известно: большинство происшествий на дорогах случаются из-за элементарного несоблюдения правил. Ну, допустим, несутся люди через проезжую часть перед носом у машин, когда рядом расположен подземный переход. Я сама, будучи автолюбителем, боюсь остановок общественного транспорта. Ну сколько можно повторять прохожим: драгоценные наши, яхонтовые, брильянтовые, не выскакивайте на мостовую впереди автобуса, обойдите его сзади! Вы же ставите себя под удар, шофер может не успеть быстро нажать на тормоз, когда перед ним внезапно появится горе-пешеход! А подростки, которые, ни о чем не думая, шагают в сумерках по шоссе? Они – кошмар любого водителя, даже суперпрофессионального Шумахера. Юноши и девушки затыкают уши наушниками плеера, в голове у них гремит музыка, к тому же в моде сейчас темные пальто и куртки… Попробуйте углядеть серую тень в темноте! И бесполезно таким сигналить – меломаны находятся во власти любимого исполнителя. Хорошо еще, если такой очутится в больнице и сможет произнести культовую фразу: «Упал, очнулся – гипс». А то ведь для него могут сыграть опус, который ему уже не суждено будет услышать, я имею в виду похоронный марш.

Ладно, у меня еще есть номер Стефании Грозденской. Может, сейчас кто-нибудь снимет трубку?

И правда, наконец-то мне повезло.

– Алло, – прозвучал из трубки хриплый голос мальчика-подростка.

– Позовите Стефанию.

– Набирайте правильно номер, – грубо отшил меня паренек и отсоединился.

Но упорство появилось на свет раньше меня, я никогда сразу не сдаюсь.

– Алло, – отозвался тот же мальчик.

– Добрый день.

– Чего?

– Дома ли Стефания?

– Сказал уже: тут таких нет.

– Постойте, у вас давно этот номер?

– А че?

– В квартире есть кто-нибудь из старших?

– Я что, маленький? – возмутился парнишка.

– Судя по неумению себя вести, да. Взрослый человек не швыряет трубку, он сначала попытается выяснить, в чем дело.

Подросток недовольно засопел, потом заорал:

– Баба Нина, подойди!

– Слушаю вас, – донеслось до меня спустя пару секунд.

– Извините за беспокойство…

– Ничего, ничего, говорите.

– Ваш телефон ранее принадлежал Стефании Грозденской. Не знаете случайно, где девушка?

– А вы, собственно, кто такая? – проявила бдительность незнакомая мне баба Нина.

– Я работаю в оркестре, играю на арфе, меня со Стефой связывали добрые отношения, потом я уехала учиться в Германию, вот мы и потеряли связь друг с другом. Сейчас я вернулась, а ваш внук ответил: «Тут такой нет».

Баба Нина начала кашлять. Чем дольше она издавала ухающие звуки, тем тревожнее становилось у меня на душе.

– Что-то случилось? – невольно произнесла я.

– Извините, – заговорила наконец старуха, – очень не хочется сообщать вам дурную новость, но Стефания давно покойница. Почти два года назад ее сбила машина.

– Ой, – пискнула я.

– Я сама очень расстроилась, – вздохнула собеседница. – Я больше комнату не сдаю, хватит с меня переживаний. Привыкаешь к человеку, начинаешь считать его почти родным, и вдруг такая беда… Слишком большое напряжение для нервов.

– Погодите, – спохватилась я, – что значит «не сдаю комнату»? Разве квартира не принадлежала Стефании?

– Конечно, нет! – возразила баба Нина. – Стефа конфликтовала с родителями, вот и захотела жить отдельно. А мы с Лёней существуем на пенсию, особо не разбежишься, зато хоромы большие, целых шесть комнат. Понимаете?

– Да, – выдавила я из себя.

– У меня знакомая работала в риелторском агентстве, – пустилась в объяснения старушка, – она и порекомендовала нам Стефу. Девушка сначала отдельную квартиру снимала, да хозяйка стала плату набавлять, приходила каждый день к ней и нотации читала, вот та и не выдержала. Я, как Стефу увидела, сразу поняла – мы поладим. Милая, красивая, тихая, хорошо воспитанная, интеллигентная, никаких компаний, иногда лишь подружек приводила. Вот только денег у нее совсем не было.

– В институте Стефу считали дочерью богатых людей, – пробормотала я.

Баба Нина горько вздохнула.

– Времена теперь такие. Раньше стыдились о материальном достатке рассказывать, одевались одинаково, а теперь наоборот: бедность – порок. Стефочка меня попросила: «Баба Нина, не рассказывайте никому, что я комнату снимаю, засмеют меня подруги, в компании звать перестанут. Можно я всем говорить буду, что вы моя бабушка, а Лёня брат?» А мне что? Девочка хорошая, москвичка, в паспорте штамп есть. Коли у нее с родителями нелады, надо помочь. И знаете, я ни на секунду не пожалела о принятом решении, мы жили, как одна семья.

Из трубки понеслись всхлипывания.

– А у Стефы никто ночевать не оставался? – начала я осторожно прощупывать почву.

– Что вы! – возмутилась старуха. – Это дурной пример для Лёни! У меня приличный дом.

– Я имела в виду не мужчин.

– А кто еще может остаться на ночь? – удивилась баба Нина.

– Хорошая подруга. Может быть, Стефа приютила кого-то, временно, допустим, Наташу Фомину. Не слышали такое имя?

– Никого она не привечала, – грустно ответила старушка. – Девчонки забегали, щебетали у нее в комнате. Все очень вежливые, хорошо воспитанные, руки мыли, ботинки снимали. Но как их звать, я не помню. Да и зачем мне было обращать на них внимание? Пришли – ушли, лишь бы не курили. А жить никто не оставался, да и я бы не позволила.

– Баба, каша горит! – послышался издалека голос мальчика.

– О господи, – опомнилась старуха, – ужин погибает.

В ухо полетели частые гудки. Я воткнула трубку в держатель на торпеде и поехала домой. Утро вечера мудренее. Посмотрим, сработает ли пословица, вдруг завтра я проснусь и соображу, где искать Фомину? Пока что оборваны все нити: две ближайшие подруги Наташи мертвы, родителей тоже нет в живых.

Едва я вошла в прихожую, как из спальни выскочила Милена. Сейчас она была одета в нежно-розовое сильно декольтированное платье с отделкой из крашеного кролика.

– Разве так можно? – судорожно зашептала она.

– Как? – удивилась я.

– Ты на целый день исчезла! – задергалась Бахнова. – Пропала, словно утонула. Скоро Вадик приедет! Хорошо, что он сегодня на совещании задержался.

– И при чем тут я? Слава богу, Вадик не мой жених.

– Утка! – заломила руки Милена.

– Кто? – заморгала я.

– Издеваешься?

– Вовсе нет, просто я не понимаю, о чем идет речь.

– Вчера Вадик принес дичь!

У меня просветлело в голове.

– А-а-а! Вспомнила! Твой олигарх убил ни в чем не повинную птичку, а после, как настоящий охотник, пожелал слопать добычу.

Милена насупилась.

– Думаю, ты и сама не питаешься воздухом. Расчудесно лопаешь колбаску с ветчинкой. И сосиски.

– Я не ем мяса. Как представлю, что оно было милым поросенком, в рот кусок не лезет.

– Пусть так, – не сдалась Милена, – но кожаные ботиночки ты носишь. Странно получается: дружишь вроде со свинкой и коровкой, почти вегетарианка, но обувь, сделанную из их кожи, натягиваешь. Не логично!

Я не нашла контраргументов. По сути Милена права. Если протестуешь против убийства животных, то и дальше поступай последовательно – носи резиновые или деревянные башмаки.

– Вадя ждет к ужину утку, – заныла Бахнова, – с черносливом и яблоками.

– Отлично, – кивнула я, – не стану тебе мешать.

– Эй, ты куда? – заорала Милена.

– В спальню.

– А утка?

– Готовь на здоровье, кухня пустая, никто тебя не побеспокоит.

– Мне варить утку?

– Вообще-то ее запекают в духовке, – уточнила я, – или тушат в гусятнице, про варку я слышу впервые.

– Мне варить утку? – тупо повторила Милена.

– А кому еще?

– Ты обещала мне помочь, – захныкала Бахнова, – пригласила к себе пожить, сказала: «Милечка, не волнуйся, Вадик будет твой». А теперь отказываешься? Заманила и бросила? И еще эта тут… С этим…

– Кто? – понимая, что мечта тихо полежать у телика так и останется неосуществленной, спросила я.

– Нахрената с Герой! – буркнула Милена. – Вот я влипла! За чертом ты мою свекровь пригласила? Да еще с мужиком. Впрочем, он ничего, симпотный.

– Нахрената сама пришла, незваной, – попыталась я прояснить ситуацию. – Не выгонять же ее на улицу! И потом, она меня врасплох застала.

Милена заплакала.

– Вот как! Нахренате всегда лучшее достается! Ее все любят! Ей все помогают! А мне… Неужели утку трудно приготовить? Экая ерунда – птичку сварить. Сунуть в воду, и буль-буль, готово.

– Если это так легко, то отчего ты сама не возмешься? – обозлилась я и ушла в спальню.

Не успела я снять джинсы, как в комнату влетела Милена.

– Яблоки долго кипят? – спросила она.

– Что? – изумилась я.

Бахнова скорчила гримасу.

– Вадик хочет утку с фруктами. Чернослив в пакетике продают, на упаковке написано: «Готов к употреблению», но антоновка жесткая, я ее кипятить поставила. Вот только как долго ее на огне держать? И когда солить?

Может, кому-то поведение Милены и покажется смешным, но мне стало жаль Бахнову. У вдовы Юрия обе руки левые! Придется приготовить невинно убиенную птичку, иначе олигарх заподозрит обман и убежит прочь от невесты-неумехи. Угадайте, на чьей шее тогда окажется Бахнова? Представляю, как обрадуются Юля и Сережка, когда, вернувшись домой, найдут в гостевой Милену, а та станет повторять: «Лампа сделала все, чтобы отпугнуть от меня Вадима, теперь я поживу у вас. Вы обязаны найти мне нового жениха, раз Евлампия мне свинью подложила».

Глава 12

Любите ли вы вечером, после напряженного дня, часов эдак в девять, добравшись наконец до родного дома, встать к плите? Вопрос задан для женщин, мужчины могут на него не отвечать. Представители сильного пола, как правило, лишены подобного «удовольствия», более того, они искренне не понимают проблемы. Пожарить около полуночи картошку? А разве это трудно?

У одной моей знакомой, Маши Пивкиной, есть супруг Женя, который считает себя замечательным хозяином. Раза два в неделю он заруливает в ближайший супермаркет и звонит жене с вопросом:

– Дорогая, что купить?

– Ничего, – отрезает Маша, успевшая уже не только сгонять на рынок, но и приготовить еду, – холодильник полон.

Но Женю невозможно остановить. Как же так, он решил проявить заботу о супруге, принести в дом продукты, а та столь странно на это реагирует. Ну не может в холодильнике быть все! Там явно нет селедочки!

Представьте теперь «радость» Маши, когда в одиннадцать вечера на пороге возникает муж и с озаренной ласковой улыбкой идиота физиономией протягивает ей отвратительно воняющий пакет со словами:

– Мне рыбки захотелось, прямо сейчас и съем!

В первый раз, увидев явление Жени с селедкой, Маша не сдержалась и высказала свое мнение о «рыбке». Евгений устроил дикий скандал.

– Меня здесь не уважают! – затопал он ногами, швырнув пакет на пол. – Не дают проявить инициативу! Ухожу жить к маме! Прощай!

Машка еле-еле привела истерика в чувство и теперь не рискует с ним спорить.

– Почему бы любителю селедочки самому не почистить ее? – как-то спросила я у подруги.

– Что ты! – испугалась она. – Я не хочу делать генеральную уборку. Ведь потом придется отмывать шкафчики, стены, пол, потолок, занавески…

Впрочем, селедка еще не самое страшное. Иногда Женя приносит подосиновики или лисички, килограмма два-три, и заявляет:

– Грибочки свеженькие купил! Пожарь.

Идя сейчас на кухню, я очень хорошо понимала Машку. Мне отчаянно хотелось убить Милену, ведь ясно же, что я встану к плите и буду заниматься готовкой и дальше. Получается, что эта хитрая особа заставила меня плясать под свою дудку.

Я вынула из холодильника пакет, вытряхнула в раковину содержимое и обозлилась еще больше: утка была не ощипана. Хотя, с другой стороны, это естественно: над полем не летают выпотрошенные птички без перьев!

Достигнув крайней степени возмущения, я пошла в коридор – где-то там, на книжных полках, стоит толстый том «Кулинария». Вообще-то я замечательно готовлю утку с яблоками, вот только никогда не ощипывала тушку, до сих пор я имела дело лишь с полуфабрикатами в полиэтиленовом мешочке. Вроде, чтобы перо легко удалилось, добычу следует обдать кипятком?

Стукнула входная дверь, появился Кирюша.

– Как дела? – весело спросил он.

– Волшебно, – ответила я.

– Ты чего такая мрачная?

– Собралась готовить ужин.

– Супер! – еще больше обрадовался он и побежал на кухню.

Я уставилась в текст. «Утка является ценным поставщиком белка. Лучше всего употреблять ее в готовом виде». Вот здорово, а я, наивная, собралась положить на блюдо сырой трупик! Ладно, автор «Кулинарии» ни в чем не виноват, читаем дальше.

«Выньте утку из пакета».

Эту операцию я уже проделала.

«Тщательно вымойте».

Понятно, не грязную же в духовку засовывать.

«Натрите смесью соли и перца».

Ну, предположим, мне удалось проделать подобное… Я раздвинула оперение и натрусила специй.

«Положите дичь в глубокий противень. Время готовки 2 часа».

Эй, а перья? Как ее ощипывать? В крайнем раздражении я начала перелистывать все кулинарные книги, и в каждой нашелся свой рецепт для утки: ее предлагалось запечь с яблоками, нафаршировать, пожарить, потушить с сухофруктами… И все инструкции начинались с фразы «Выньте тушку из пакета». Ни одному автору не пришло в голову, что дичь может оказаться в, так сказать, первозданном виде. В полном отчаянии я схватила невесть как попавший к нам журнал «Охота» и обнаружила в нем статью о водоплавающих, завершающуюся великолепной фразой: «Помните, что утка – это деликатес, пусть ваша жена приготовит ее с яблоками». Ну вот! Мы стали жертвами цивилизации, человечество умрет от голода, если вдруг закроются супермаркеты. Страшно представить, что станет с Землей в случае тотального отключения электричества!

– Лампа! – завизжал Кирик. – Ты собралась ее готовить? С ума сойти!

Бросив журнал на полку, я побежала на кухню и сердито спросила у Кирюши:

– Почему ты кричишь?

– Утка!

Я села на табуретку.

– И что? Эка невидаль! Кстати, ты не в курсе, как ее ощипывают? Может, читал в какой-нибудь книге? Вроде у Жюль Верна, в «Таинственном острове», описан некий хитрый прием. Или у Фенимора Купера? А, вспомнила – у Майн Рида! Индейцы обмазывали дичь глиной, закапывали в землю, разводили костер, а потом через пару часов вытаскивали, скалывали запекшуюся глину, и перья сами отваливались. Оригинальный, но невыполнимый для современной москвички рецепт. Где мне зажечь пламя? И куда закопать утю? Кругом паркет…

– Ты хочешь ее зажарить? – обморочным тоном спросил Кирик.

– Запечь, с яблоками, – поправила я.

– Нет, – заорал мальчик, – не дам! Она такая милая! Лампа, ты живодерка!

Если у вас в доме есть подросток, будьте готовы к его неадекватным реакциям. Не злитесь на ребенка, он не виноват: это разбушевавшиеся гормоны подталкивают его к агрессии и грубости, не становитесь с ним на одну доску, а спокойно объясните свою позицию. Помните: дети тоже люди!

Глубоко вздохнув, я ласково сказала:

– Кирюшка, утка – это еда.

– Нет, нет! – в ужасе тряс головой мальчик. – Она прикольная! Не хочу с яблоками!

– Ладно, сделаю с апельсинами, – легко согласилась я.

– Никогда! Она такая красавица!

Я досчитала до десяти и в деталях объяснила мальчику ситуацию: Милена, олигарх, охота, жена, которая коня на скаку остановит, в горящую избу войдет и утку живо запечет.

– Нет, нет! – впал в истерику Кирюша. – Мне на Милену наплевать и подарка от тебя не надо! Не убивай утку, я с ней жить буду!

– Кирюша, – я предприняла еще одну попытку утихомирить мальчика, – она уже того самого… пиф-паф… лежит тихо, молчит…

– Кря-кря, – донеслось из угла.

Я подскочила и посмотрела в сторону раковины. В хромированной чаше лежал один пакет, разноцветная горка перьев исчезла.

– А где утка? – растерялась я.

Кирюша ткнул пальцем в сторону холодильника.

– Там.

Я уставилась в угол. И тут на кухню вошла Муля, мопсиха явно собиралась попить водички. Она подковыляла к миске, опустила морду, замерла, потом резко развернулась, потрусила к холодильнику, села и с легким недоумением сказала:

– Гав, гав?

– Тяв, тяв, – ошарашенно ответила я, – тяв, тяв!

Было от чего обалдеть: у стены, слегка нахохлившись, сидела совершенно живая утка.

– Эй, Лампудель, ты чего лаешь? – спросил Кирюшка.

– Не знаю, – честно призналась я. – Она не умерла! Наверное, птичку контузило. Полежала на полке в прохладе и в себя пришла. И что делать?

– Не дам жарить Матильду! – заорал Кирюша.

Я отступила на пару шагов назад.

– Ты успел с ней познакомиться? Откуда имя знаешь?

– Само на ум пришло, – заныл Кирюша. – Мотя, Мотя, кис-кис, иди сюда!

Из коридора донеслось сопение, цокот когтей, пофыркивание, в кухню влетели все члены стаи и застыли в недоумении. Я зажмурилась. Прощай, птичка, сейчас Рейчел ее сожрет…

– Лампа, смотри! – в полнейшем восторге завопил Кирюшка.

Мои глаза распахнулся помимо воли. Разноцветные перья украшали голову стаффордширихи – бесстрашная утка сидела на макушке Рейчел, а последняя, похоже, в полном восторге махала хвостом. Да и мопсы пребывали в дикой радости: Капа стояла на задних лапах, Адюша визжала от счастья, Муля потявкивала. Одна Феня забилась под стол (наша «дочь оленя», несмотря на громадные, совсем не мопсячьи объемы, труслива до беспамятства). Впрочем, и Рамик решил проявить осторожность – залез на стул и спрятал хвост между лап.

– Они приняли ее за Карлушу! – подпрыгнул Кирюшка.

– Точно! – осенило меня.

Полгода назад к нам приезжала в гости Светка Милёва, которая прихватила с собой Карлушу, большого говорящего попугая. Сначала наши собаки приняли птицу в штыки, но затем ситуация начала меняться. Умный Карлуша за один день выучил клички псов и заорал:

– Муля, сюда! Феня, живо! Рейчел, ко мне!

Стая просто ошалела от недоумения – что-то маленькое, в перьях, а командует по-человечески. Первой начала слушаться Карлушу Феня (она, как я уже говорила, самая трусливая и покорная), а последней сдалась Рейчел. Со стаффихой, кстати, случилась трагикомедия. Через неделю после появления Карлуши я, придя домой, заметила, что псина тяжело дышит. И на прогулке она не носилась, как сумасшедшая, а еле-еле таскала ноги. Немедленно вызванный ветеринар развел руками.

– Стаффордшириха здорова, как корова, но, похоже, она занималась физкультурой – очень устала.

В крайнем недоумении я проводила доктора. И решила отвезти Рейчуху в клинику. Ну правда, с какой стати псина лежит без задних лап? В отличие от только что ушедшего доктора, я великолепно понимала: приседание со штангой на могучей шее не является любимым досугом собаки, да и нет у нас дома ни гантелей, ни «блинов». Решив сначала прогреть машину, я спустилась вниз, завела мотор, поднялась наверх, открыла незапертую дверь в квартиру и вдруг услышала громкий голос Сережки:

– Встать, лечь, сесть. Встать, лечь, сесть!

Изумлению моему не было предела. Я хорошо знала, что старший сын Катюши на работе, более того – только-только с ним советовалась, в какую клинику лучше отвезти больную собаку, и вот теперь четко слышу знакомый баритон:

– Встать, лечь, сесть. Встать, лечь, сесть!

На цыпочках я подкралась к гостиной и заглянула в комнату. Перед глазами развернулась изумительная картина.

Бедная Рейчел, тяжело дыша, выполняла приказы. Она ложилась, садилась, вскакивала, ложилась, садилась, вскакивала… а командовал ею наглый Карлуша. Хитрая птица ловко имитировала голос Сережки, которому Рейчел подчиняется безоговорочно. Если я крикну: «Ко мне!» – то стаффиха сначала поразмыслит, а потом медленно потащится на зов. А приказы Сережки Рейчел выполняет со скоростью звука. Уж каким образом Карлуша понял, чей голос следует имитировать, осталось загадкой. Представляете, что творилось в мозгу Рейчел? Хозяин ушел на работу, она его честно проводила до двери, пошла в гостиную поваляться на диване, а Сергей тут! Правда, его не видно, зато великолепно слышно.

С тех пор я абсолютно уверена: птицы намного умнее, чем о них думают. Карлуша, например, вдоволь наиздевавшись над стаей, начал швырять собакам конфеты. Попугай ловко открывал задвижку на клетке, вылетал из проволочного укрытия, садился на стол, орал: «Все сюда! На, на…» – и принимался сбрасывать на пол сладости.

Через день мопсы, двортерьер и стаффиха сидели неотлучно в столовой, повизгивая от вожделения – морды собак были повернуты к клетке, а гадкий Карлуша томил новых друзей, словно примадонна фанатов. Он чистил перья, грыз зернышки, хлопал крыльями и вылетал наружу, только когда бедная Адюша, не выдержав нервного напряжения, валилась без чувств на бок.

Карлуша стал лучшим другом псов, и они очень горевали, когда Светка ехала домой. И вот теперь появилась утка. На собачьих мордах светилась надежда: может, и эта птичка угостит их конфетами?

– Готово? – спросила Милена, входя на кухню. – А почему едой не пахнет? Ой! Это что? Что? Что?!

– Кто, – уточнила я. – Утка. Она ожила.

– Катастрофа! – завизжала Бахнова. – Лампа, скорей убей дичь! Вадик уже в пути! Вот горе! Дай ей по башке молотком! У вас есть забивалка? Ну, не стой как истукан!

– Беги, Рейчел! – завопил Кирюша.

Стаффиха, учуяв опасность, ломанулась в коридор, утка закрякала, но осталась сидеть у нее на голове. Мопсы побежали следом. Милена плюхнулась на табуретку и засучила ногами.

– А-а-а! Поймайте! А-а-а! Ужин! Вадик!

– Через мой труп! – заорал в ответ Кирюша.

И тут зазвонил телефон, я схватила трубку и услышала голос Катюши:

– Лампушечка, как у вас дела?

Я побежала в свою комнату, старательно прикрывая рукой трубку…

– Молотком прихлопните! – визжала Милена.

– Саму тебя по башке треснуть надо! – орал Кирюша. – Убийца!

– Гав, гав, гав, – старались собаки.

– Кря-кря-кря, – солировала утка.

– Что у нас происходит? – забеспокоилась Катюша.

Я вообще-то стараюсь не лгать подруге, но как сказать ей сейчас правду? Стоит ли сообщать человеку, укатившему ради заработка за тысячу километров от дома, что у нас филиал дурдома и зоопарка одновременно: приехала Бахнова с олигархом, Нахрената с молодым парнем, по квартире летает утка, а еще украли ее талисман, любимую шкатулку?

Я не способна на подобные откровения. Поэтому выскочила на лестничную клетку, тщательно закрыла дверь и соврала:

– Все о’кей! Лиза с Кирюшкой кино смотрят, детектив на диске, включили звук на полную мощность.

– А-а-а, – успокоилась Катюша.

– У тебя что? – поинтересовалась я.

– Представляешь, анализы перепутали! – сердито воскликнула Катя.

– Неприятно.

– Преступно! – с жаром возмутилась Катя. – Стали разбираться, откуда у больного диабет – ну не похож он на страдающего сахарной болезнью, и все выяснилось: медсестра с приятельницей заболталась и анализ не туда положила.

– Случается порой такое, не переживай, главное, человек жив остался. Она же ненарочно!

– Слава богу, мне до сих пор не попадались врачи, которые подтасовывают результаты исследований, – продолжала горячиться Катюша. – Только бедному парню все равно: по халатности или по злому умыслу ему диагноз «диабет» поставили. Хорошо, что я внимание на это обратила, иначе беда могла стрястись.

– Встречаются алчные доктора, специально запугивающие пациентов, делают вид, что лечат от смертельного заболевания, деньги из них тянут, – я вспомнила ситуацию, в которую попали мы с Костиным. – А Семен Полков, патологоанатом… Помнишь, Вовка рассказывал, как он подделывал отчеты? Брал гистологию у естественно умершего, подкладывал в карту убитого…

Не успев договорить фразу, я застыла с открытым ртом. Знаю, каким образом ожила покойная Фомина! Ну почему я раньше не догадалась?

– Полкова посадили, – напомнила Катюша. – А этой медсестре ничего, кроме выговора, не будет. Лампуша, чего ты молчишь?

– Прости, – промямлила я, – в дверь звонят.

– Беги, беги, – сказала Катя и отсоединилась.

Глава 13

Регина Збруева не спешила к телефону, но я упорно не бросала трубку.

– О господи… – послышалось наконец голос Регины. – Кто там?

– Лампа.

– Я сплю, – недовольно протянула Регина.

– Извини, но дело срочное.

– Для кого? – окрысилась Збруева. – Я никуда не тороплюсь.

– Региночка, – заныла я, – помоги. Кстати, Кирюшка привез тебе пейзаж в раме, а она дорогая, сделана на заказ именно для этой картины. Свекр доволен?

– Он счастлив, – подобрела подруга, – прыгал, как ребенок. Ну, чего ты еще хочешь?

– Дело Фоминой помнишь?

– Нет, – отрезала она.

– Неужели забыла?

– Я не могу держать в голове все, так и рехнуться можно.

– Ты исследовала волос с бейсболки, в нем обнаружилась ДНК Наташи Фоминой, погибшей во время пожара два года назад.

– И что?

– Тогда личность трупа определили при помощи стоматолога.

– «Личность трупа»… – развеселилась Збруева. – Сразу видно, что ты из нашей системы!

– Я всего лишь скромный частный детектив.

– Зато выражаешься, как оперативник, – продолжала смеяться Регина, к ней вернулось хорошее настроение. – Такие отчеты бывают – музыка! Сегодня я читала дивный пассаж. «На месте происшествия обнаружены две машины: „Волга“, „Жигули“ и Семенов Петр Иванович, водитель „КамАЗа“, ехавшего на „Жигулях“ вместе с „Волгой“». Как тебе это нравится? Говори короче, что надо?

– Назови поликлинику и фамилию стоматолога Фоминой.

– Прямо сейчас?!

– Да!

– Лампа, я дома! В кровати! Сплю! Звони завтра на работу.

– Когда?

– В девять.

– Узнаешь для меня?

– Непременно.

– Спасибо, Региночка, ты такая добрая!

– Нет, просто я сейчас хочу спокойно заснуть, – пояснила Збруева. – Ты ведь не отвяжешься, лучше сразу согласиться.

Я прижала телефон к груди. Очень удачно Катюша завела беседу про перепутанные анализы. Никаких сверхъестественных чудес в деле Фоминой не было. Наташа Фомина жива, она носила бейсболку с черепом и, снимая ее с головы, выдернула волос. Почему же студентку посчитали погибшей? Да очень просто: кто-то в стоматологической поликлиннике вынул рентгеновские снимки Фоминой из ее карточки, вместо них поместили снимки другой пациентки, а Наташины вложили в ее карту. То-то Збруева удивлялась количеству штифтов у молодой девушки! Фомина и не думала погибать, сгорела та самая, другая пациентка!

– Лампа! – заорали из столовой. – Ужинать!

Я вернулась в реальную действительность и пошла на зов.

Обычно мы пьем чай из кружек с изображением собачек и для еды используем стеклянные тарелки, которые Вовка в припадке хозяйственности купил в маленьком городке, куда ездил в командировку. Но сейчас открыт сезон охоты на олигарха, поэтому из шкафов вытащили «пасхальный» сервиз и хрустальные бокалы. Скорей всего, это идея Лизы, Милена не знает, где и что у нас стоит, и она, похоже, последний час занималась только собой.

Вдова Бахнова смотрелась круче эстрадной звезды. Платье она заменила на простую блузу с кокетливым круглым воротничком. Наряд мог бы выглядеть скромным: никаких вырезов, спадающих с плеч лямочек и шкурок невинно убиенных кошек, выдающих себя за норку. Обычная кофточка, застегнутая на все пуговички. Имелся лишь один нюанс: блузка была сшита из абсолютно прозрачного шифона, Милена выглядела голой. Да по сути она и являлась таковой – крохотный кружевной бюстгальтер не скрывал, а подчеркивал почти совершенные формы гостьи.

Увидев домашний наряд «тетушки», я поперхнулась и отвела глаза. Кирюша с Лизаветой тоже старались не смотреть на Милену, а вот недавно пришедший Вадим не испытывал ни малейшего смущения – его сейчас волновала только еда.

В центре стола громоздилось блюдо с тонко нарезанными кусками коричневого мяса, чуть поодаль стояли тарелки с рисовыми блинчиками и наструганными овощами. На секунду я поразилась, но тут же поняла, откуда в нашем доме взялась утка по-пекински: Кирюша позвонил в доставку суши (совсем неподалеку от нас расположен ресторанчик, специализирующийся на японско-китайской кухне, иногда мы пользуемся его услугами).

– Милый, – ворковала Милена, поводя плечами, – посмотри, какая уточка! Я готовила ее специально для тебя.

– Супер! – воскликнул Вадим. – Правда, я думал, что ты сделаешь ее с яблоками, но по-китайски тоже вкусно.

– Фрукты в салатнике, – зачирикала Милена, – бери, бери…

Лиза хихикнула, олигарх с сомнением покосился на миску, наполненную странным пюре.

– Это яблоки? – поинтересовался он.

– Ну да, – ответила «повариха», – я их сварила по всем правилам, с солью и перцем. Вот только лавровый лист не положила.

Вадим потянулся к угощению, но тут я опомнилась и успела первой схватить фарфоровую емкость. Живо перевернула ее над тарелкой Кирюши и нежно проворковала:

– Солнышко, тетя Миля так старалась! Полдня готовила твое ЛЮБИМОЕ блюдо. Ешь скорей!

Бедный Кирик икнул, Милена открыла было рот, но я успела повернуться к олигарху и просюсюкать:

– Кирюшка обожает яблоки по-бахновски. Так, как Миля, их больше никто не готовит.

В принципе, я сказала правду. Ну скажите, кому еще в России придет в голову сварить антоновку, как картошку?

Вадим закивал, а я завершила пассаж:

– Пусть уж ребенок полакомится от души. Кирюшенька, начинай!

Олигарх, естественно, не стал отбирать у подростка угощенье. Он подцепил один блинчик и одобрительно отметил:

– Замечательное тесто, тонкое, словно папиросная бумага. И как только, милая, ты его раскатала?

В глазах Милены мелькнул испуг. Вадим, закрыв глаза, начал как удав заглатывать блинчик.

– М-м-м, – простонал он, – м-м-м…

Бахнова уставилась на меня, на ее лице явственно читался вопрос: и правда, каким образом блин становится похож на листочек? Я быстро сделала руками соответствующее движение, поводила ими так, словно держала скалку. Губы Милены раздвинула улыбка.

– Вадюшенька, – проворковала она, – ты задаешь смешные вопросы. Тесто надо натирать, вот так: вжик, вжик!

Я едва сдержала улыбку. Милена не поняла мою подсказку.

– Натирать? – изумился олигарх, очевидно, имевший какое-то понятие о кулинарии. – На чем? Если при помощи терки, то…

– Ха-ха-ха! – ожила я. – Милена такая шутница! Всем известно, что блинчики из рисовой муки раскатывают скалкой, а потом бросают в кипяток. Миля, перестань подшучивать над Вадимом, он же не умеет готовить, вот и верит тебе. Кушай, Кирюша, яблочки, чего ты ждешь?

Кирик мужественно отправил в рот малую толику желто-зеленого варева, с явным усилием проглотил его, замер, а потом перевалил большую часть яблок по-бахновски на мою тарелку со словами:

– Такую вкуснятину неприлично есть одному. Угощайся, Лампуша, не стесняйся. Знаю, знаю, ты обожаешь эти яблочки. Вперед и с песней!

Я слегка растерялась. Хитрый Кирюша поставил меня в безвыходное положение, сейчас придется глотать несусветную гадость.

И тут в столовую вошла Нахрената. Никогда я не была столь рада появлению свекрови Милены.

– На хрена-то вы все сидите молча? – с порога задала вопрос дама.

Все повернулись на звук ее голоса, я быстро схватила тарелку с «вкуснотищей» и сунула ее под стол. Я хорошо знаю, что там дежурит голодная Капа. Остальные мопсы мирно спят по углам, а Рейчел с Рамиком даже не пришли в столовую, небось дрыхнут у меня на постели. Но Капа всегда на боевом посту! Для меня остается загадкой, почему она никогда не бывает сыта? Вроде еды получает столько же, как все псы: два раза в день миску каши с мясом, и все равно, услыхав голоса из кухни, несется к столу, повизгивая от нетерпения. Капа надеется, что кто-то уронит на пол вкусный кусочек, тогда она сразу схватит его и слопает. Эта собака отлично знает: в большой стае нельзя проявлять интеллигентность, начнешь растопыривать лапы, искать нож для рыбы, пиалу для обмывания когтей – и останешься голодной. Мигом налетят подруги, не желающие соблюдать этикет, и слопают добычу. Нет уж, Капуля сначала проглотит нечто, а потом будет думать, что это такое было. Я верю в Капу, сейчас она вылижет тарелку с вареными яблоками до блеска.

– На хрена-то вы такие мрачные? – продолжала дама. – Мы с Герочкой принесли вкусненького! Милый, вынимай!

Из-за спины Нахренаты выглянул блондин.

– Вот, – громко сообщил он, – отличная вещь!

– На хрена-то языком машешь! – укорила жениха невеста, выхватила у него из рук пакет, вытащила из него белые пластиковые коробки, плюхнула их на стол и объявила, откидывая крышки: – Утка по-пекински!

– Ну надо же, – восхитился Вадим, – Миля точь-в-точь такую приготовила!

– На хрена-то у плиты возиться? – перебила олигарха старшая Бахнова. – Мы, молодежь, любим готовое кушать. Состаримся, как некоторые, тогда и встанем к плите!

– Я не пожилая, просто хозяйственная! – взвилась Миля.

– Утка совершенно так же выглядит, – продолжал радоваться Вадим. – И по вкусу похожа! Блинчики вообще один в один. Только утка у Мили вкуснее, мягче. Да оно и понятно, дичь натуральная, из леса. Дорогая, ты ее вымачивала?

Милена дернулась.

– Что?

– Утку вымачивала? – повторил Вадим.

Миля насупилась.

– Извини, дорогой, но мне не хочется за ужином о моче беседовать. Не подумай, что я спорю или рот тебе затыкаю, но уринотерапия не…

– На хрена-то ее утка другая? – перебила ее мать Юры. – В том же месте куплена!

– Вы ошибаетесь, – вежливо возразил Вадим, – по моей просьбе Милена лично запекала птицу.

– На хрена-то врать!

– Я ее подстрелил, а она приготовила, – уперся олигарх.

– А вот и нет! – обрадованно завопила Нахрената. – Там реклама!

– Давайте пить чай! – засуетилась я.

– Какая еще реклама? – набросилась Миля на свекровь.

Нахрената, мерзко улыбаясь, взяла вилку, раздвинула куски утки, уложенные на блюде, и заявила:

– Читайте: «Ресторан „Суши для души“, круглосуточно для вас». Там же, где и мы брали!

– Странно… – бормотнул Вадим. – Милая, откуда здесь эта бумажка?

Я вцепилась в стул. Ну не дура ли Милена? Если уж решила выдать фастфудовскую еду за свою, так проверь ее на наличие визиток и буклетов! Нужно срочно спасать положение?

– Кирюша, помнишь задачу, которую задали Лизе? Про Иванова, Петрова и постоянно горящий свет. Так почему мужчина его не выключал ни днем ни ночью?

– Не хотел, чтобы жена измену обнаружила, – хихикнул мальчик.

– Не понимаю, может, объяснишь? – заулыбалась я в надежде, что присутствующие отвлекутся от рекламной листовки.

– Кря-кря, – вдруг донеслось из коридора.

Не успела я сообразить, что к чему, как в столовую вошла живописная группа: Рейчел и Рамик. Очевидно, собак разбудил визгливый голос Нахренаты, и они пришли посмотреть, что происходит в кухне-столовой.

– Утка! – ахнул Вадим. – Откуда она здесь?

– Сейчас объясню! – подскочил Кирик. – Я не позволю ее убивать! Она…

Я изловчилась и со всей силы пнула мальчика под столом.

– А-а-а! – завопила пожилая дама. – На хрена-то вы пинаетесь? Больно.

Ой, я промахнулась. Но некогда переживать, надо спасать положение.

– Птичка игрушечная, ха-ха-ха! – заорала я. – Уточка не настоящая, а на батарейках! Любимая игрушка Рейчел!

– Выглядит как настоящая, – засомневался Вадим.

– Кря-кря, – не преминула высказаться утка.

– И звук издает, словно живая, – отметил охотник.

– Сейчас таких делают, – пришла мне на помощь Лизавета, – суперприкол. Рейчел с ней играет.

– И как же она ее себе на голову пристраивает? – задал логичный вопрос блондин Гера.

Я ощутила беспокойство. Действительно, как? Берет лапой и ставит на макушку? Пусть даже стаффиха и способна проделать такой фокус, но какова его цель? Собаки, как правило, грызут игрушки!

– Это Рамик, – нашлась Лиза, – он с уткой так забавляется. Эй, ребята, пошли со мной.

Девочка вскочила и вытолкала за порог некстати появившуюся троицу.

– Кря-кря, – возмущалась утка, ей явно хотелось остаться в компании.

– Давайте ужинать! – воскликнула я.

– Милая, – опомнился Вадим, – так отчего на блюде оказалась реклама?

– Там ничего нет, – вступил в беседу Кирик, – вот, смотрите, просто тарелка.

– Была листовка! – гаркнула Нахрената.

– Вас глаза от старости подводить начали, – не утерпела и высказалась Милена.

– Как же, – забормотал Гера, – буковки там были, красные…

– Ошибочка вышла! – перебил всех Кирюша. – Я лично видел, как тетя Миля утку башкой о стену хреначила, а потом обдирала.

Вадим вздрогнул, Гера начал судорожно креститься, Нахрената закатила глаза.

– Убийца, – отчеканила свекровь. – Какой кошмар! Встречаются же такие женщины! Сначала уточку головой о кирпичи, затем мужа циркулярной пилой разрежет. На хрена-то с подобными маньячками дело иметь? Вот я готовую еду приобретаю, со мной жить не страшно. Гера, пошли, у меня аппетит пропал!

– Верно, милая, – прошептал блондин. – Надо же, башкой о стену… Какое варварство!

Продолжая негодовать, парочка скрылась в недрах квартиры, мы остались вчетвером.

– Зачем же дичь о стену молотить? – пробормотал Вадим. – Утка была уже того… застрелена.

Кирюша начал кашлять, Милена принялась бубнить нечто маловразумительное, и тут снизу понесся отчаянно-обиженный собачий плач.

Я быстро наклонилась и заглянула под стол. Между дубовыми ножками сидела Капа, ее черная морда была перемазана желто-зеленой массой, а рядом стояла тарелка, наполненная вареными яблоками, щедро сдобренными солью и перцем. Очевидно, мопсиха долго не решалась попробовать странное угощение, но потом жадность пересилила благоразумие, и собачка лизнула-таки его. Теперь она горестно рыдала, поняв: вроде это и еда, а противная до жути, ей не слопать такую гадость. Вареные яблочки оказались не по зубам даже Капе.

Глава 14

Регина не подвела, ровно в девять утра я получила необходимую информацию: Наталья Фомина не посещала стоматологическую поликлинику, лечилась у частного специалиста, Марины Семеновны Коваленко.

– Дочь обеспеченных родителей посещала подпольный кабинет? – поразилась я.

– Почему подпольный? – удивилась в свою очередь Збруева. – Частная практика официально разрешена. Получи лицензию и зазывай пациентов. Другой вопрос, что люди сейчас в основном обращаются в большие, хорошо оборудованные центры, но бывают и исключения.

Марина Семеновна Коваленко практиковала в квартире, которой старательно придали вид лечебного учреждения. В прихожей стояла корзинка с бахилами и имелось даже некое подобие ресепшена – стол, за которым сидела темноволосая девушка в белом халате.

– Здравствуйте, – заворковала она, увидав меня, – наденьте, пожалуйста, бахилки, у нас стерильность.

Я безропотно натянула на обувь синие пластиковые мешочки, попутно отвечая на вопросы секретарши. Нет, я не записана на прием, пришла первый раз, хочу проконсультироваться.

– Знаете, – улыбалась девушка, – вам повезло. Обычно у Марины Семеновны нет ни минутки свободного времени, пациенты потоком идут, но сегодня один не явился, вот и получилось окно. Секундочку посидите, я сообщу доктору о вашем визите, устраивайтесь на диванчике.

Я не поверила словам девицы. Может, у Коваленко и расчудесно идут дела, но сейчас уже час дня, а больных сегодня не было. Каким образом я догадалась об этом? Элементарно, Ватсон. Корзинка с чистыми бахилами полна до краев, а вторая, с надписью «мусор», пуста, никто не бросил туда использованную пару, значит, никаких пациентов не было.

– Проходите, – пропела девушка, выныривая из коридора, – вот сюда, налево.

Я вошла в комнату и затряслась. Прямо в центре помещения было установлено большое кресло, над ним нависала круглая бестеневая лампа, на столике были разложены всякие железки, а возле него на стуле восседала женщина приятной полноты в серо-голубом костюме, похожем на «пижаму» хирурга. Волосы ее скрывала круглая шапочка.

– Здравствуйте, – ласково сказала Коваленко, – не бойтесь. У меня принцип – никакой боли.

– Это замечательно, – промямлила я, вскарабкиваясь в кресло.

– Откроем рот, – скомандовала Марина Семеновна.

– Я не хочу ничего лечить, пришла на консультацию, – начала отбиваться я.

– Конечно, конечно, – улыбнулась стоматолог. – Но, чтобы составить мнение о ваших зубах, я должна на них посмотреть.

Делать нечего, пришлось подчиниться. Коваленко зазвякала железками, я вжалась в кресло.

– Вы хотели только посмотреть! Зачем тогда крючок?

– Это мои «глаза», – пояснила Марина Семеновна. – Ну, будем умницей. Ага, так, хорошо!

Зажужжала бормашина.

– Нет, нет! – закричала я.

– Солнышко, это всего лишь чистка зубов, вроде электрощетки, совсем быстро, иначе мне плохо видно. Ага, ага… Никакой катастрофы нет. Кариес вот здесь и там. Вылечим и забудем! Так, два передних зуба металлокерамика. Похоже, недавно ставили. Хорошо сделали, качественная работа. Сейчас вам придется сделать панорамный снимок челюсти.

– Зачем? – пискнула я.

– Обычный рентген, – терпеливо пояснила врач, – это совсем не больно. И в момент лечения я гарантирую отсутствие неприятных ощущений, современная анестезия – мощное оружие.

– А штифт долго ставить? – я решила потихоньку перейти к нужной теме.

Марина Семеновна выключила свет и посмотрела в мою карточку, заполненную медсестрой.

– Евлампия Андреевна, кто вам наговорил глупости про штифты?

– Да так… – сделала я загадочное лицо.

– Не исключено, конечно, что вам придется когда-нибудь прибегнуть к ним, но сейчас и речи о подобном нет. У вас кариес, причем в легкой форме. В вашем возрасте еще рано думать о протезировании, два ваших передних зуба, наверное, были повреждены в результате аварии.

– А вот у Наташи Фоминой, дочки Виктора Сергеевича, хоть она и моложе меня, вся челюсть в железных штырях!

– Увы, – завела Марина Семеновна, – попадаются и молодые, у которых… Постойте, Наташа Фомина, дочка ректора Виктора Сергеевича! Вы знали Нату?

– Ну да, она меня к вам и направила, – лихо соврала я.

Коваленко наклонила голову набок.

– Вы ничего не путаете?

– Конечно, нет. Наташа Фомина, дочь Виктора Сергеевича, – повторила я.

Марина Семеновна сняла шапочку.

– Это какая-то ошибка. Виктор и Ксения Фомины лечились у меня много лет, и за Наташей я наблюдала с детства. У нее не было ни одного штифта, лишь мелкие проблемы.

– Однако на запрос милиции вы прислали снимок, на котором практически одни искусственные зубы!

Марина Семеновна стащила с рук перчатки.

– Евлампия Андреевна, вы не похожи на человека, который ходит к зубному врачу раз в полгода для выявления мелких бед. Ведь так?

– А что, бывают такие люди? – изумилась я.

– Их много, – кивнула дантист. – Ясно же, что проще залечить кариес, чем потом депульпировать зуб. Но вы дожидаетесь, пока заболит, верно?

– Да, – согласилась я, не понимая, куда клонит врач.

– Следовательно, ваш приход ко мне не связан с состоянием вашей ротовой полости, и сюда вас привела иная причина. Какая? Судя по фразе о Фоминой, она связана с Наташей.

– Вы храните истории болезней?

– Конечно, так по закону положено.

– А документы Фоминой?

– Должны быть на месте.

– Сделайте одолжение, взгляните на ее рентгеновские снимки!

И тут Коваленко удивила меня. По идее она должна была начать задавать вопросы, всплескивать руками, ахать и охать, но Марина Семеновна спокойно крикнула:

– Лена!

– Аюшки? – ответила секретарь, заглядывая в кабинет. – Звали?

– Достань из архива карту Натальи Викторовны Фоминой и принеси сюда, – распорядилась начальница.

Через пять минут Коваленко, перелистнув не особо пухлую папочку, констатировала:

– Последнего панорамного снимка нет, его отправили в милицию и назад не получили. Но есть несколько секторальных, все они в одном пакете лежат. Сейчас.

Ловким движением Коваленко сунула почти черный прямоугольник в висевший на стене ящик, щелкнула рычажком, вспыхнул свет, и стало хорошо видно кусок нижней части черепа.

– Что за черт? – подала голос Марина Семеновна. – Это не Наташин снимок!

– А чей? – живо заинтересовалась я.

– Штифт и шестой сверху отсутствует… – забормотала Коваленко, – знакомо, знакомо… Ну конечно! Это…

Стоматолог умолкла.

– Кто? – в нетерпении поторопила я.

– А вам зачем? – сухо спросила Коваленко.

Я вынула из сумки удостоверение.

– Захватывающее кино, – скривилась Марина Семеновна. – В другой раз не прикидывайтесь пациентом, я сэкономлю время и силы. Да и материалы, кстати, тоже. Ваше начальство не станет оплачивать осмотр, у милиции вечно нет денег.

– Я из частной структуры, перед уходом внесу деньги в кассу. Лучше объясните, как получилась столь странная ситуация. Почему в карте Фоминой очутились чужие снимки?

Марина Семеновна отвернулась к окну.

– Не знаю!

– На их основании Наташу признали умершей.

– Понятия не имею, как это случилось!

– Сообщение о смерти дочери убило Виктора и Ксению Фоминых, – безжалостно напомнила я.

Коваленко сгорбилась.

– Я ни в чем не виновата!

– А кто выдавал снимки экспертам?

– Медсестра.

– Пригласите ее, пожалуйста.

– Это не Лена, у меня работала другая девушка.

– Можете назвать ее имя?

– Э… э… я забыла.

– У вас болезнь Альцгеймера? – не удержалась я.

– Катя Иванова! – нервно выпалила стоматолог.

– У вас не сохранился ее телефон?

– Нет.

– Адрес?

– Нет.

– Как странно!

– Ничего особенного, – бесстрастно отчеканила Коваленко. – Девчонка оказалась безответственной, я взяла ее временно и сразу уволила. Два года с той поры прошло! Прикажете хранить память о недобросовестной работнице?

– Вы избавились от Кати два года назад?

– Да.

– Интересно. Выходит, после несчастья с Наташей вы выгнали медсестру.

– Это случилось до пожара!

– Но тогда Катя никак не могла перепутать снимки при отправке в милицию, – поймала я доктора на лжи. – Либо Иванова ушла позже, либо не она занималась ответом на запрос следователя.

– Ну… я могла и перепутать, – дала задний ход Коваленко, – я плохо помню…

– Как к вам попала та медсестра?

– Я ее с улицы взяла.

– Без рекомендаций?

– Биржа ее прислала.

– Биржа?!

– А что особенного? Я обратилась туда, сообщила о вакансии и…

– Простите, – снова заглянула в кабинет Лена, – Лисков пришел.

– Приглашай, – обрадовалась Марина Семеновна и закричала: – Виталий Георгиевич, входите, жду вас! Освободите кресло, нам более не о чем беседовать.

Последняя фраза относилась ко мне. Что оставалось делать? Только встать и выйти в приемную.

– До свидания, – сказала Лена.

– Сколько с меня за осмотр?

– Минуточку, вот квитанция.

Я вынула кошелек, расплатилась и попыталась наладить контакт с девицей:

– Лена, вы тут давно?

– Ну… почти два года.

– А до вас кто работал?

– Елена, иди сюда! – крикнула Марина Семеновна.

Девушка кинулась на зов, я быстро схватила лежавшую на столе записную книжку, сунула ее в сумку и убежала. Стыдно признаваться в этом, но мне пришлось пойти на воровство. Сейчас в машине полистаю книжку, авось и найду телефон медсестры Кати, а потом опущу украденное в почтовый ящик квартиры, служащей кабинетом дантиста.

Глава 15

Многие люди, чей возраст перевалил за полувековую отметку, не доверяют компьютерам, Марина Семеновна была из их числа – имена своих пациентов она предпочитала хранить на бумаге. Я стала внимательно изучать записную книжку. Около некоторых фамилий стояли галочки, другие украшали крестики. Разобраться в системе знаков можно было лишь эмпирическим путем, и я набрала один из телефонных номеров.

– Алло, – проскрипел старушечий голос.

– Позовите Ладу Антоновну.

– Она уехала жить в Израиль, – ответила бабка и отсоединилась.

Я обратилась к другому набору цифр.

– Фирма «Неаполи», здравствуйте, Инна.

– Как связаться с Лидией Нарусовой?

– С кем? – удивилась секретарь.

– Вас беспокоят из стоматологической клиники, Лидия Нарусова просила предупредить ее, когда будет окно у ортодонта, – защебетала я, – в качестве контактного указала этот номер телефона.

– Секундочку, – воскликнула секретарь.

Из трубки полилась музыка. Интересно, как бы отреагировал Бетховен, узнав, что его произведения используют в качестве заставки? Современники утверждали, что у великого композитора был на редкость вздорный характер. Кстати, я думаю, что вредность объяснялась его глухотой.

– Вы слушаете? – вновь подключилась девушка.

– Да, да, – обрадовалась я.

– Спасибо за ожидание. Нарусова уволилась в связи с переездом в другой город, – сообщила секретарь.

Потратив больше часа на звонки, я пришла к простому выводу: крестиками помечены клиенты, которые по той или иной причине перестали пользоваться услугами Коваленко, а галочки стоят возле тех, кто продолжает посещать врача. Первых было неизмеримо больше – похоже, у Марины Семеновны возникли крупные проблемы с практикой. Но в списке нашлось три фамилии без всяких опознавательных знаков. Иванова среди них не значилась, но во мне крепла уверенность: Марина Семеновна соврала, и медсестру, допустившую промах со снимками, звали отнюдь не Катей Ивановой. Может, она была Юлией Альбац? Именно такой оказалась первая фамилия без галочек и крестиков.

Трубку сняли сразу.

– Торговый дом «Орто», – произнес приятный баритон.

– Позовите, пожалуйста, Юлию Альбац.

– Минуту.

Заиграла музыка, на сей раз «концерт для мобильного» был написан Моцартом.

– Слушаю, – зазвенел фальцет, – Альбац.

– Добрый день, мне ваш телефон дала Марина Семеновна Коваленко, и…

– Ну вот что, хватит! – перебила меня женщина. – Ей-богу, это уже слишком! Я глубоко сожалею, что связалась с госпожой Коваленко. Если она намерена подавать в суд, то пусть поторопится. Но у нее ничего не выйдет. Заказ на стоматологическое оборудование Коваленко произвела пятого августа, а цены фирма повысила десятого июля. Да, в каталоге стоит меньшая сумма, но там просто не успели ее исправить. Никто не сможет заставить нас вернуть госпоже Коваленко, как она уверяет, переплату.

– Понятно, – бормотнула я и отсоединилась.

Ладно, едем дальше. Алиса Турова. Теперь я попала не в офис.

– Алле, – прохрипела старушка, – алле…

– Можно Алису?

– Кохо?

– Турову.

– Чехо?

– Алису! – заорала я.

В трубке зашуршало, потом раздался ломающийся басок подростка:

– Это кто?

– Добрый день.

– Чего надо?

– Позовите Алису, пожалуйста.

– Кого?

– Алиса Турова здесь живет?

– Нет, – коротко сообщил паренек и явно собрался повесить трубку.

– Постойте! – закричала я.

– Чего?

– Мне очень надо поговорить с Туровой.

– Супер! – довольно странно отреагировал подросток.

– Не подскажете, как ее найти?

– Вы ваще кто?

– Подруга Алисы. Мы давно не встречались, я уехала жить за границу, сейчас вернулась, привезла ей подарок, – изложила я привычную версию.

– Прикольно, – протянул парнишка. – Квартиру мы с бабушкой снимаем, Алиса умерла.

– Погоди, пожалуйста, не бросай трубку! – закричала я.

– Чего еще? – равнодушно поинтересовался юноша.

– Давно ее похоронили?

– Года два назад.

– Она попала под машину? – наобум спросила я.

– Угадали, – согласился собеседник. – Но подробностей я не знаю. Чао!

Некоторое время я сидела, навалившись грудью на руль. Потом вылезла из машины и поднялась в квартиру к Коваленко.

– Это снова вы? – изумилась Лена. – А Марина Семеновна занята.

Из-за двери кабинета слышался противный писк бормашины – похоже, медсестра не лгала.

– Я посижу в приемной, почитаю журнал, – миролюбиво сказала я.

– У доктора запись до ночи, – Лена попыталась избавиться от назойливой посетительницы.

– Хорошо, – улыбнулась я.

– Вы сегодня к ней вряд ли попадете.

– Ничего, подожду, я никуда не тороплюсь.

– Марина Семеновна не оказывает помощь в строго обозначенные часы приема, – чуть не заплакала Лена, – лучше вам приехать в удобное ей время.

– И когда Коваленко может меня принять? – поинтересовалась я.

Секретарша попалась на крючок. Она раскрыла большой ежедневник, полистала пустые страницы и ответила:

– Ну… недели через три.

Я усмехнулась.

– Надо же, сколько у дантиста клиентов!

– Марина Семеновна изумительный врач… – завела Лена.

И тут дверь кабинета распахнулась, в холл вышел мужчина в бахилах, за ним показалась Марина Семеновна. Взгляд ее переместился влево, она увидела меня и переменилась в лице.

– Вы? Снова здорово!

– Да, – состроила я гримасу, – с острой болью! Неоказание помощи страдающему человеку преступно!

В глазах Коваленко зажглись злые огоньки. Я поставила ее в безвыходное положение: мужчина еще не ушел, ему предстоит расплатиться, он проведет в приемной минут десять. Нельзя же в его присутствии гнать меня вон! Некрасиво получится.

– Пилой челюсть дробит, – живописала я свои муки, – огнем жжет! Терпеть невозможно, сделайте что-нибудь, я не доживу до утра! Умоляю!

– Проходите, – не разжимая губ, процедила Коваленко и распахнула дверь в кабинет. – Бахилы не забудьте.

Не успели мы оказаться вдвоем, как Марина Семеновна зашипела:

– Что за спектакль? Какая боль? Зачем вы снова пришли? Я могу и милицию позвать!

– Нет, – помотала я головой.

– Если не хотите иметь дело с представителями закона, тогда уходите.

– Говоря «нет», я имела в виду, что вы никогда не обратитесь в милицию, – сурово ответила я. – Кстати, знаете, что ваша медсестра, Алиса Турова, та самая, что подменила снимки, погибла? Девушка попала под машину.

Коваленко сгорбилась на табуретке и ничего не сказала. Я села на стул, стоявший около письменного стола, и начала рассказывать про цепь несчастных случаев, произошедших со всеми, кто был так или иначе связан с Фоминой.

– Есть еще две жертвы, о которых вам неизвестно, – вдруг произнесла доктор. – Дима и… я.

– Вы живы, – напомнила я.

Марина Семеновна вытащила из письменного стола сигареты.

– Ну да, – согласилась она, – как биологический организм. В том смысле, что я хожу, разговариваю, ем, пью. Но внутри-то пустыня! Поверьте, я не знала, что Алиса подменила снимки. Взяла ее на работу в кабинет, желая иметь на глазах… Ладно, давайте по порядку.

Марина Семеновна давным-давно развелась с мужем и одна воспитывала сына Диму. Мальчик, несмотря на отсутствие отца, вырос послушным, тихим, отлично учился, занимался спортом, не хамил маме, слушал ее советы. О таком ребенке мечтает абсолютное большинство женщин, вот только рождаются «подарочные» мальчики крайне редко. Марина правильно оценивала свое счастье и всегда повторяла:

– Как же мне повезло! Имею такого чудесного сына!

Наверное, добрый боженька любил Коваленко. Когда Дима закончил школу, Марина Семеновна встретила Олега Турова, и они стали жить с ним гражданским браком.

У Олега были дочь и мать, бойкая дама неопределенных лет по имени Бекки. В паспорте она, правда, значилась как Анна Петровна, но мадам всегда представлялась на иностранный лад. Бекки носила розовые мини-юбки, отчаянно красилась и выглядела моложе сына.

– Во сколько лет она тебя родила? – однажды спросила Марина у любовника.

Олег усмехнулся.

– Тайна, покрытая мраком. Сам не знаю, думаю, в пятнадцать, хотя не уверен. Возраст Бекки – это великий секрет.

– С ума сойти! – покачала головой Коваленко.

– Не надо ее осуждать, – вдруг обиделся Туров. – Детство у Бекки было тяжелое, она росла в приюте, родителей не имела, пришлось самой пробиваться. Она работает с двенадцати лет, сначала вагоны в депо мыла, а потом стала проводницей на поезде Москва – Владивосток. Неделя туда, неделя назад, пара дней на отдых, и все сначала. Подонков на свете много, ее изнасиловали, вот так я и получился.

– Ужасно, – прошептала Марина. – Как же малолетней девочке разрешили работать?

Туров пожал плечами.

– Детдом такой был, педагоги ребят внаем сдавали, как рабов. Сироты трудились, а воспитатели себе их зарплату забирали, детям на конфеты пару рублишек оставляли.

– Кошмар! – затряслась Марина. – Я и предположить не могла, что в советской стране подобное происходило! Вроде при коммунистах порядок был.

– Всегда существует дно, – грустно подвел итог Туров, – ты просто никогда так низко не опускалась. А Бекки не повезло, у нее не было ни детства, ни юности, вот теперь она и отрывается, носит плюшевые мини-юбки. Можно над ней посмеиваться, а можно уважать, ведь благополучия она добилась сама: квартиру приобрела, меня выучила. Я, кстати, ни в чем не нуждался, имел в детстве все: игрушки, фрукты, хорошую одежду.

– Неужели проводники так много зарабатывают? – удивилась Марина.

– Оклад невелик, но возможности большие: безбилетного пассажира можно в служебное купе посадить, посылку взять или, скажем, дефицитом приторговывать. Ну, допустим, купить во Владике икры у браконьеров, в Москве проверенным людям продать, а во Владивосток из столицы книги привезти, – Олег начал объяснять схему получения прибыли. – Помнишь небось, что при советской власти все в дефиците было, особенно жрачка, а Дальний Восток – это рыба, крабы. Да еще китайцы со своими товарами и лекарственными травами. Бекки лихо во всем разбирается, никогда не ошибается, возит под заказ, у нее везде свои люди.

Марина выслушала Олега и более разговоров о его матери не заводила. В конце концов, отношения их не оформлены, брак гражданский, кто ей Бекки? Однозначно не свекровь, не стоит и переживать по этому поводу. Да и видела Марина Бекки всего несколько раз, семейные застолья у Туровых не были приняты. Коваленко даже не знала, есть ли у любовника еще родственники, кроме матери и дочери. Из случайных оговорок ей показалось, будто у Бекки имеется сестра, но это были именно случайные оговорки. Стоматолог не расспрашивала Турова, а Олег вовсе не горел желанием вести долгие беседы о своем генеалогическом древе. Впрочем, он не интересовался и родными Марины.

Бекки тоже не лезла к любовнице сына с дружбой. Она работала по-прежнему проводником, а в свободное время бегала по подружкам, тусовалась безостановочно, и не только выглядела молодо, но и вела себя так, словно была одногодкой своей внучки Алисы. Никаких неприятностей мамуля любовника Марине не доставляла, а вот его дочка! Она стала настоящей проблемой.

Алиса появилась на свет в результате скоропалительного студенческого брака Олега. Ни Туров, ни его девушка Ира не собирались расписываться и уж тем более заводить детей. Но глупая Ирина, однокурсница Олега, сообразила, что беременна, чуть ли не накануне родов. Она была полной, любила хорошо поесть и растущий живот просто не замечала.

Пришлось ставить штамп в паспорте. Неизвестно, как бы сложилась жизнь пары, но Ира из роддома не вернулась – у беззаботной толстушки обнаружился порок сердца, ей нельзя было ни беременеть, ни рожать.

Как врач, Марина Семеновна понимала, что из Алисы не могло вырасти ничего хорошего, с генетикой не поспоришь, а у дочери любовника наследственность была подпорчена со всех сторон – ее бабушка Бекки, отвязная дама непонятного происхождения, отец Олег рожден невесть от кого, мать Ирина, безголовая особа, не думавшая ни о чем, кроме собственного удовольствия. Ну какой цветок мог вырасти на подобной клумбе? Вот и получился репейник.

Алиса существовала сама по себе. Бекки моталась по городам, Олег учился, девочку воспитывали любовницы отца. Результат не замедлил сказаться: в дневнике дочери были одни двойки и замечания. Десятилетку Алиса не закончила, пошла в медучилище, и там, по непонятной причине, оказалась вдруг на хорошем счету.

Марине Семеновне Алиса нравилась еще меньше, чем Бекки. Девочка слишком ярко красилась, курила, смело вступала в разговоры со старшими и постоянно тиранила отца просьбами о деньгах. Подруги у нее были соответствующие, из общего ряда выбивалась лишь Наташа Фомина.

Марина Семеновна была удивлена, когда узнала, что ее постоянная пациентка, дочь Виктора и Ксении, дружит с Алисой. Кстати, именно благодаря Наташе Марина и познакомилась с Олегом. Один раз девушка пришла в неурочный час и привела к стоматологу Алису – у той раздувался флюс.

– Помогите, пожалуйста, – попросила Ната, – это моя подруга.

Марина Семеновна провела нужные манипуляции, а потом выяснилось, что у нежданной клиентки нет с собой денег.

– Ой! – воскликнула Ната, когда Коваленко протянула Алисе квитанцию. – Черт! Чем платить будешь?

– Сейчас папе позвоню, – простонала Алиса.

Через полчаса примчался Олег и расчитался за дочь. Потом Туров сам пришел на прием… Дальнейшее понятно. По идее, Коваленко должна была испытывать благодарность к Фоминой и Алисе (не приди они к дантисту, не видать бы последней личного счастья), но Марина испытывала лишь глубочайшее недоумение. Наташа Фомина, девочка из хорошей семьи, умненькая, ухоженная, начитанная, что ее может связывать с оторвой Алисой?

– И что? – в нетерпении перебила я стоматолога.

Коваленко взяла со стола лист бумаги и начала складывать его.

– У вас есть дети? – вдруг спросила она.

– Двое, мальчик и девочка, – решив не вдаваться в подробности, ответила я.

Дантист отложила бумажку.

– Кое-кто из моих подруг, видя, как я балую сына Диму, предостерегал меня: «Вот привыкнет парень и охамеет». Только я до сих пор уверена: любовью испортить нельзя. Если вы, конечно, любите ребенка, а не откупаетесь от него. Закрученные гайки хуже открытого крана, рано или поздно давление возрастет и сорвет все преграды. Вот так получилось с Фоминой.

Глава 16

Виктор Сергеевич и Ксения Михайловна очень боялись, что их дочка вырастет никчемной личностью.

– У ребенка не должно быть свободного времени, – заявлял отец.

– В пустую голову лезут дурные мысли, – вторила ему мать.

Для Наташи с самых ранних лет составили жесткий график: подъем, обливание холодной водой, зарядка, завтрак, школа, бассейн, уроки, занятия английским, чтение книг, душ, сон. Даже у заключенных и солдат срочной службы в распорядке есть такое понятие, как «личное время», у Фоминой оно предусмотрено не было. Класса до седьмого Наташа бегала как заведенная по очерченному кругу, но потом вдруг начала чихать, кашлять. Врач велел слегка ослабить вожжи.

– У вашей дочери переутомление, – сказал он матери, – физическое и моральное. Она может сломаться в подростковом возрасте. У девочки есть друзья?

– Зачем они ей? – удивилась родительница. – Еще подадут дурной пример.

С огромным трудом терапевт убедил Ксению Михайловну в необходимости отправить Нату в оздоровительный лагерь. Мать выбрала учреждение почти тюремного типа. Фомина уехала на смену и вернулась домой счастливая. В одной комнате с Натой очутилась Алиса, девочки понравились друг другу и продолжали встречаться в городе. Фомина тщательно скрывала от родителей эту дружбу, понимала, что они не разрешат ей общаться с Туровой.

Ната филигранно водила предков за нос, лгала им, что посещает кружок мягкой игрушки, а сама бегала к Алисе домой. Виктор Сергеевич и Ксения Михайловна верили дочери, им и в голову не могло прийти, как ловко научилась врать их хорошо воспитанная девочка.

А еще Наташе не давали денег. Мама рассуждала просто: не дай бог курить начнет! Бекки же открыто держала в коробочке деньги на хозяйство, она никогда не проверяла, на что внучка потратила средства, не заставляла ее есть полезный геркулес и разрешала прогуливать школу. У Фоминой дома все было нельзя, у Туровой все можно. Угадайте, где больше нравилось Наташе?

Марина Семеновна вновь схватила бумагу, только теперь она принялась рвать листок в мелкие клочья.

– Если б родители знали, на что способны их чадушки… – наконец задумчиво проговорила она. – У Наты было два комплекта одежды. В одном она уходила из дома и возвращалась к родителям, в другом бегала по городу. Один раз Фомина вместе с Димой, Алисой и еще парочкой студентов зарулили в кафе, и Наташа увидела там отца…

Виктор Сергеевич скользнул по дочери взглядом и не узнал ее. Ничего удивительного: утром ректор проводил на занятия гладко причесанную первокурсницу в строгом, элегантном брючном костюме и белой блузке, никаких следов макияжа на юном личике не было (Ксения строго следила за тем, чтобы дочь не употребляла косметику), а в забегаловку вошла растрепанная девчонка в рваных джинсах и застиранной майке, руки обнажены, грудь наружу, на щеках румяна, на губах помада, ресницы слиплись от туши, в зубах сигарета. Впрочем, окажись строгий ректор внимательнее, он бы мог распознать в оторве-девчонке родную дочь. Но Виктор Сергеевич был очень занят – угощал симпатичную третьекурсницу молочным коктейлем, специально зашел в дешевое, не подобающее ни его возрасту, ни статусу заведение, чтобы не нарваться на знакомых. Зато столкнулся с Натой, которая, конечно, мигом узнала папу, но вида не подала.

Марина Семеновна собрала обрывки, швырнула их в корзинку и сложила руки на груди.

– У Димы, моего сына, начался роман с Натой. Он не сообщал мне подробностей, но было видно: мальчик влюблен. Я не чинила детям препятствий, наоборот, старалась почаще уезжать на дачу. Понимаете?

Я кивнула.

– Наташа мне нравилась, – продолжала Коваленко. – Вруньей ее сделали сами родители, буквально загнали в угол, заставили лгать. А вот Алиса, в отличие от подруги, родилась порочной, там были изменения на генетическом уровне. Мне совершенно не нравилось, что Дима общается еще и с Алисой. Но под каким предлогом можно разорвать эту дружбу? Я надеялась на прочные отношения с Олегом…

За несколько месяцев до начала трагедии Алиса вдруг пришла к Коваленко и попросила:

– Тетя Марина, пристройте меня на работу.

– Ты же в больнице трудишься. Или уволилась? – удивилась та.

Алиса закивала головой.

– Работаю, даже на хорошем счету у старшей, но только там очень геморройно.

– Медицина морально затратное занятие, – Марина не упустила возможности прочитать наглой девице нотацию. – Если ты хочешь спокойствия, тебе надо математикой заняться, формулы писать, теоремы доказывать, а не с больными людьми возиться.

Алиса не стала возражать.

– Знаете, тетя Марина, – с подкупающей откровенностью сказала она, – дурой я была, вот и ушла из школы. Медсестрой работать всю жизнь не хочу, мечтаю врачом стать, хирургом. Я поняла, что надо учиться.

– Молодец, коли так, – осторожно согласилась дантист.

– Вот поэтому и прошу вас помочь, – продолжала Алиса. – С одной стороны, я сглупила, с другой – теперь пойду поступать, как рабочая молодежь, по особому конкурсу. Только экзамены все равно придется сдавать, поэтому я записалась на курсы.

– Умница, – похвалила Коваленко.

– А как на занятия ходить, если работаешь?

– Так, наверное, учеба будет вечером, – предположила Марина Семеновна.

– Точно. Но в больнице суточные дежурства, никто из отделения меня не отпустит, – напомнила Алиса. – Устройте меня куда-нибудь, чтобы в шесть уходить, но непременно в медицинское учреждение, иначе вступительные придется на общих основаниях сдавать.

– Я подумаю, – пообещала Марина.

Вечером ей позвонил Олег и тоже попросил:

– Найди Алиске местечко, девчонка за ум взялась.

Коваленко категорически не нравилась девушка, но Марина рассчитывала выйти замуж за ее отца, кроме того от нее недавно ушла медсестра. Внутренний голос нашептывал Марине: «Не бери девку, неприятностей не оберешься», – но она отбросила сомнения.

Потом потянулась череда несчастий.

Наташа Фомина сгорела в бане, следователь, допрашивая Диму, сказал, что девушка отправилась на фазенду, чтобы провести ночь с любовником, Костей Роговым. После визита к следователю Дима, нежно любивший Наташу, не вернулся домой, его нашли на следующее утро на стройке – парень прыгнул с верхнего этажа недостроенного дома.

– Даже решив покончить с собой, мой мальчик подумал о других людях, – тихо говорила Марина Семеновна. – Не стал в ванне резать вены или выбрасываться из окна родной квартиры – тут я, соседи. Он у меня был очень ранимый, нежный, словно без кожи.

– Вы уверены, что Дима ушел из жизни сам? – осторожно поинтересовалась я.

Марина Семеновна кивнула.

– Криминалисты подтвердили: никто его не сталкивал. А еще он оставил письмо.

Она медленно поднялась, отодвинула картину, изображавшую водопад, обнажилась дверка сейфа. Коваленко повертела ручку, открыла дверцу и протянула мне сложенный листок.

– Читайте. Можно вслух.

Я развернула бумагу. «Дорогая мамочка! Люблю тебя больше всех на свете. Ты лучшая, ты всегда меня понимала, поддержи и сейчас. Мамуля, я не могу жить после того, что узнал. А еще невозможно, катастрофично понимать: я стал куклой, меня дергали за ниточки, я и плясал. Мамочка, мне лучше умереть, это единственный способ забыть и никогда не вспоминать их. Иначе я могу не выдержать и все рассказать. Доставлю тебе много горя. Мама, я очень виноват перед тобой, я думал, что она меня любит! Но оказывается, нет. Мама, я дурак. Я просто уйду. Прости, мамочка, похоже, выбора нет. Ты усынови ребенка из детдома, пусть он заменит тебе меня. Я очень, очень, очень люблю тебя и не хочу твоего горя. Димастик-ужастик».

– Страшное письмо, – вырвалось у меня. – Он его сам написал?

– Да, – кивнула Марина Семеновна, – в этом нет никаких сомнений. И почерк сына, и эта подпись «Димастик-ужастик». Детское прозвище, о нем никто, кроме нас двоих, не знал. Димочка такой деликатный, он ни разу не упомянул имен Наташи и ее любовника, но ведь понятно, что речь идет об измене девушки. Дима не смог жить, столкнувшись с ложью. Это я виновата, неправильно его воспитала.

Я молча смотрела на Марину Семеновну. Не дай бог никому пережить своих детей! Мне было очень жаль Коваленко, но неужели она, явно не один раз перечитывавшая письмо, не заметила странности некоторых фраз? «Иначе я могу не выдержать и все рассказать». О чем боялся проболтаться Дима? О любовной связи между Наташей и Костей? Не хотел, чтобы окружающие убедились, что любимая изменяет ему? Но секрет уже выплыл наружу, и, если разобраться, ничего необычного в этом нет. Да, неприятно осознавать, что твою голову украшают рога, но это еще не повод для самоубийства. А продолжение фразы: «Доставлю тебе много горя». Мальчик собрался покончить с собой, чтобы не доставить матери горя?

Марина Семеновна выдернула из моих рук листок и аккуратно убрала назад в сейф.

– Мне абсолютно не жаль ни Наташу, ни Алису, – жестко произнесла она. – Девушки вели себя как последние твари и получили по заслугам. А Дима стал жертвой, мой мальчик умер из-за двух…

Грубое, неожиданно сказанное слово повисло в воздухе.

– Вы не видели, как Алиса отправляет на экспертизу снимки Фоминой? – быстро спросила я.

У Коваленко опустились вниз уголки рта.

– Мой сын покончил с собой, как вы считаете, могла я в те дни думать о ком-то другом? Даже смерть Олега меня не задела. После кончины Алисы Олег ушел в запой, сел пьяным за руль, попал в ДТП и умер на месте. У меня осталась только работа.

– Значит, Алиса действовала самостоятельно? – спросила я. – По непонятной для вас причине подтасовала снимки?

– Да, – сухо подтвердила Коваленко. – Через десять дней после кончины Димочки мне стало невыносимо оставаться дома, я подумала, что на рабочем месте мне будет лучше, отвлекусь на пациентов. Алиса показала запрос из милиции, я распорядилась отправить снимки. «Уже сделала», – сообщила она. На том дело и закончилось.

– Вы не проверили, вернулись ли снимки назад?

– Нет, – сердито ответила Коваленко, – забыла. И потом, они ведь уже не нужны. Фомина мертва, более лечить зубы не придет.

– Вот интересно, – протянула я.

– Вам моя история показалась занимательной? – вскипела стоматолог. – Это трагедия!

– И в ней участвовало еще одно лицо, о котором вы ни разу не упомянули.

– Кто? – совершенно искренне удивилась Коваленко.

– На месте пожара нашли череп, по зубам определили личность. Стандартная процедура: родственники называют врача, милиция изымает карту. Именно так и поступили в случае с Наташей. И все сошлось – человеческие останки и панорамный снимок. Но вы сейчас убедились, что в документах нет пленки Фоминой, так?

– Можете мне поверить, я очень хорошо помню состояние ротовой полости постоянных пациентов, – заявила Коваленко. – Естественно, те, кто ходит раз в три года, забываются, но Фомина появлялась регулярно, у нее не было особых проблем с зубами.

– Дайте еще раз документы, – попросила я.

– Берите, – пожала плечами врач, – они на столе.

Я полистала карту.

– Снимки кладут в специальный пакет?

– Да, он приклеен на обложку, это очень удобно, на снимке дата.

– Но в Наташиной карте все фото чужие, да? Очевидно, некто – я почти уверена, что это была Алиса, – просто поменял местами конверты.

– Зачем? – округлила глаза Коваленко.

Может, Марина Семеновна и отличный стоматолог, но хорошим детективом ей никогда не стать.

– Личность погибшей установили с помощью снимков из вашей картотеки.

– Это вы уже говорили.

– Но теперь мы знаем, что в карте Фоминой произвели подтасовку, значит, череп, найденный на пожарище, принадлежал не Наташе.

– Не Наташе? – эхом отозвалась Коваленко. – А кому?

– Другой женщине.

– Какой?

– Одной из ваших пациенток, – терпеливо объяснила я. – Это она сгорела в бане. Алиса, по непонятной для меня причине, запутала следствие: взяла документы некой особы, вынула конверт со снимками и сунула его в карту Фоминой. Если я права, то фото Наташи лежат сейчас в вашем архиве. Имело место убийство.

– Кого? – захлопала глазами Марина.

– Да бедняжки, чей снимок отправили ментам! Иначе как бы фото черепа с ним совпало? Алиса знала имя и фамилию той, что сгорела!

– А где Наташа? – окончательно растерялась Коваленко.

– Это самый интересный вопрос! Взгляните еще раз на оставшиеся снимки. Можете припомнить, чьи они?

Марина Семеновна вновь засунула черные квадратики в ящик на стене.

– Точно не Фоминой, – констатировала она, – тут штифты.

– И кому вы их ставили?

– Два и один… – забормотала дантист. – Но почему штифт отсутствует здесь? Нелогично. Может, я не завершила лечение? Постойте!

Врач метнулась к двери, распахнула ее и закричала:

– Лена! Немедленно принеси из архива карту Брызгаловой Полины.

Потом Коваленко повернулась ко мне.

– Я могу, конечно, ошибаться, но почти стопроцентно уверена – это снимки Брызгаловой. Несчастная девушка!

– А что с ней случилось?

Марина Семеновна села за стол.

– Виктор Сергеевич, отец Наташи, был человеком суровым, авторитарным, но справедливым и добрым. Полина Брызгалова работала у Фоминых домработницей, девушка была примерно одних лет с Натой, ну, может, чуть постарше. За год до гибели Наташи выяснилось, что у Поли рак. Виктор Сергеевич не выгнал больную прислугу, а устроил девушку в клинику. Болезнь у бедняги была запущена, операцию делать не стали, провели химиотерапию, и Полина потеряла часть зубов. От Брызгаловой попытались скрыть истинный диагноз, сообщили, что болезнь не имеет к раку отношения, но лечится так же. А еще Виктор Сергеевич отправил Полю ко мне, чтобы привести ее рот в относительно приличный вид. Я сделала все, что сумела, линия улыбки была восстановлена. Нехорошо, конечно, но я знала, что Полина скоро умрет, и не стала больше ее мучить. Сказала: «Через год продолжим, а пока походи так». Поля обрадовалась, воскликнула: «Значит, я буду жить, раз вы отпускаете меня на двенадцать месяцев!» Но больше я ее не видела, она умерла.

– Марина Семеновна, – в кабинет вошла Лена, – карты нет.

– Ты где смотрела? – рассердилась врач.

– В умерших.

– Посмотри в обычном архиве.

– Уже проверяла, нету.

– Не может быть! – возмутилась Марина Семеновна. – У нас ничего не пропадает!

– А эти документы испарились, – подвела я черту. – Можно ли узнать адрес Брызгаловой?

Глава 17

– Он был в карте, – заявила Коваленко.

– Но ее нет. Может, еще где-то был записан?

Марина лишь покачала головой.

– Как раздобыть координаты Полины?

– Не знаю, – промямлила Марина Семеновна. – Наверное, у Виктора Сергеевича с Ксенией в телефонной книжке адрес записан.

– Родители Фоминой умерли, а их ближайшие родственники живут за границей, – тоскливо напомнила я, прикидывая, к кому из коллег Вовки лучше обратиться за помощью. Хорошо хоть умершая не Петрова или Николаева, все-таки Брызгалова не очень распространенная фамилия, есть шанс, что Полину быстро найдут даже при условии отсутствия отчества и точного года рождения.

– Миша тоже историю болезни оформляет! – внезапно заявила Лена.

– И правда! – подскочила Коваленко. – Быстро звони ему.

– Кто такой Миша? – спросила я, когда Лена убежала.

– Протезист, – пояснила Коваленко, – я лечащий врач, а в случае с Полиной требовалась консультация нескольких специалистов, в частности имплантолога. Михаил непременно заводит карту. Правда, он от Полины отказался, и я ей тогда решила штифты ставить.

– Надо и нам на компьютер переходить, – заорала Лена, влетая в кабинет, – вон как быстро. Только спросила, он мигом ответил, а мы в карточках роемся, пыль столбом. Брызгалова Полина Андреевна, улица Живописная… Телефона нет.

Живописная улица не зря получила свое название. Съехав со Строгинского моста, я нарушила правила, прокатила небольшой отрезок дороги по трамвайным путям и очутилась на нужной улице. Справа текла Москва-река и открывался чудесный вид, слева стояли обычные пятиэтажки, возведенные в советские годы. Та, в которой жила Брызгалова, располагалась напротив входа в парк.

Звонок на двери с косо намалеванной мелом цифрой «2» оказался вырван, половичок отсутствовал, у входа в квартиру стояло пустое помойное ведро.

Стараясь не дышать, я постучала в створку.

– Тебе чего? – донеслось из квартиры.

– Откройте, пожалуйста, я насчет Полины.

Грязная деревянная дверь распахнулась, передо мной предстала девушка, сильно смахивающая на бомжиху.

– Принесла? – деловито спросила она и поежилась.

– Ага, – кивнула я. – А что ты хочешь?

– Герыча, – с надеждой прошептала хозяйка. – Так колбасит, аж по стенам тащит! Давай скорей!

– Героина нет.

«Красавица» застонала.

– Да, че, Ленька озверел, что ли? Слышь, Галь, сгоняй к нему еще разок!

– Кем тебе приходится Полина Брызгалова? – спросила я.

Девица привалилась к стене.

– Кто? Что? Ну, ломаняк пошел… Иди опять к Леньке! Пусть в долг даст, я отработаю! Ну Галь! Я тя так люблю, Галюха!

Простонав последнюю фразу, девчонка неожиданно быстро отлепилась от стены и упала мне на грудь. От «красотки» тошнотворно несло немытыми волосами и еще какой-то мерзостью. Я попыталась оторвать от себя «подружку», но та цепко держала меня за плечи и быстро сыпала словами:

– Галь, ну сходи… Не могу я больше… Ой, плохо мне, крючит… Ща подохну!

– И где твой Ленька живет? – спросила я.

– О! – ткнула она пальцем в дверь напротив. – Там! Я спрячусь, а ты возьми, навроде для себя, в долг. Я верну!

Делать нечего, пришлось звонить в соседнюю квартиру. Отозвался мужчина:

– Кто там?

– Можно Леню?

– Ну я это, – сообщил парень, распахивая дверь. – Чего хотите?

– Героина, один укол, – без особых церемоний ответила я.

Юноша окинул меня взглядом и совершенно спокойно сказал:

– Сходи в супермаркет, там возьмешь, с апельсиновым вкусом.

– Вряд ли наркотиком торгуют в магазине, – усмехнулась я.

– У меня дури нет, – без всякой агрессии ответил Леня.

– Твоя соседка считает иначе, у нее, похоже, ломка, очень просит дозу.

Леонид еще раз оглядел меня с головы до ног.

– А ты, значит, ей подруга?

– Да.

– Решила помочь?

– Верно, она очень мучается, – попыталась я разжалобить дилера.

– Нет у меня героина.

– Не бесплатно прошу.

– Ух ты, какая хорошая! Лавэ не жаль?

– Странный у нас разговор получается! – обозлилась я. – Я плачу бабки, хочу наркотик.

Внезапно собеседник согнул правую руку в локте, под тонкой трикотажной футболкой перекатились мускулы.

– Видала? – поинтересовался Леня.

– Впечатляющий бицепс, – согласилась я, на всякий случай шарахнувшись в сторону.

– Не дрожи, – снисходительно ухмыльнулся Леонид, – я с бабами не дерусь. Я спортом занимаюсь, какой героин! Не дурак собственное здоровье гробить, у меня другие планы, не хочу, как Танька, в грязь превращаться.

– Наркоманку Таней зовут?

– Че, не успела с близкой подружкой познакомиться? – заржал Леонид. – Ты вообще кто?

Я вынула из сумочки удостоверение.

– Прикольное у тебя имечко, – отметил Леня. – Заходи, только не ушибись.

Даже мне, весящей чуть больше сорока пяти килограммов, прихожая показалась очень тесной. Основную ее часть занимали не вешалка с галошницей, а шведская стенка и стойка с гантелями. Леонид не врал, похоже, он все свободное время занимался красотой собственного тела, даже в кухне на полу у него лежала небольшая штанга.

– Так че те надо? – поинтересовался он уже иным тоном.

– Вы хорошо знакомы с соседкой?

– В один класс ходили, даже сидели за одной партой, – ответил Леня, – только она из девятого ушла. Как у них с Полиной дед умер, так Танька и задудела. Поля ее хоть немного держала, заставила даже в техникум учиться пойти. Но Танька бухать начала, потом на иглу подсела. Глюки у нее, постоянно ко мне людей подсылает, за герычем. Ладно вы вроде ниче, приличная, а то ведь среди ночи звонят, откроешь – стоит кент, глаза стеклянные, и хрипит: «Дозняк отсыпь!» У меня на табуретке специально клюшка положена – втемяшишь ей между рогов, он упадет, и тишина. Сколько раз Таньке говорил: «Перестань торчков ко мне посылать». Но она за себя не отвечает. Раньше, когда нормальная бывала, извинялась, а теперь, чао, Маруся, слетела крыша, нет ответа! В глазах тоска, в мозгу туман. От нее теперь любой подлянки ждать можно.

– Вы не пробовали обратиться в милицию? Татьяну следует пристроить на принудительное лечение.

Леня засмелся.

– Кто ж ее возьмет? Устраивать надо, по кабинетам бегать, деньги платить. Я этим заниматься не стану. Да, мы в одном классе когда-то учились, так ведь не родственники!

– Вам не жаль Таню?

– Не-а! Сама за шприц схватилась.

– Наркомания – это болезнь.

– Ха! Вот у Польки, бедной, рак был, а торчки ради кайфа живут, они животные. Хоть бы Танька подохла скорей! А то Польки нет, а эта все выеживается. Несправедливо это! – запальчиво заявил Леонид.

– Вы знали Полину?

– Сказал же, в один класс ходили.

– С Таней же?

– И с Полькой.

– Они учились вместе?

– А че странного? У нас весь дом в одну школу ходил, она тут, во дворе.

– Как же сестры попали в один класс?

– Так они близнецы.

– Ну и ну!

– Только не похожие.

– Разнояйцевые.

– Уж не знаю, че там с яйцами, – хихикнул Леня, – но даже волосы у них разные: Полька темная была, Танька светлая.

– Но сейчас ваша соседка скорее шатенка, – отметила я.

– Если год не мыться, ваще за негритянку сойдешь, – фыркнул Леня. – И характеры у них, как плюс и минус. Танька всех убила!

– Кого? – напряглась я.

– Сначала бабку. Та все плакала: «Танечка, не пей! Девочка, учись!» А Таняха ее матом. У нас стены тонкие, двери картонные, я слышал, как они скандалили. Один раз ночью – такой крик! Бабах! Стук! Вопли! Потом «Скорая» приехала, гляжу, старуху выносят, Полька идет, плачет, Таньки нет. Затем мент приперся, давай расспрашивать: «Что слышали, что видели?» А я че? Ниче. Спал я. А бабка их померла. Дело темное, то ли сама на угол шкафа налетела, то ли Танька ее пихнула. Поля молчала, она вечно сестру покрывала. Совсем умирала, а работала, полы мыть ходила, чтобы Танюшечке на колбаску заработать. А эта… Тьфу! Даже тело сестры из морга брать не хотела. Полю мы с Галкой хоронили.

– С какой Галкой? Фамилию назвать можете?

– Не-а, – пожал плечами Леня. – Галка с Полькой дружила, у нее переодевалась.

– Переодевалась?

– Ага, платья меняла, – засмеялся парень. – Все девки вруньи. Галю родители гулять не отпускали, шмотки ей беспонтовые покупали, так она чего придумала: вроде как на занятия из дома уходила, а сама сюда. Переоденется, переобуется, намазюкается – и вперед. По мне, так она только страшнее становилась, но девкам свое кажется. Галка неплохая, она тут даже после того, как мы Польку схоронили, с Танькой кантовалась, жила с наркошей. Потом ушла. Кому охота с торчком возиться?

– Леня, – остановила я парня, – пожалуйста, постарайтесь более подробно и четко описать ситуацию!

– Зачем?

– Я частный детектив.

– Видел я твой документ, – с достоинством кивнул парень.

– Меня нанял человек, который потерял дочь, – начала врать я. – Клиенту сообщили, что пропавшую удерживают в квартире Брызгаловой. Наркоманы ради дозы согласны на все, вот похитители и используют их жилье для укрытия ребенка. Дело очень деликатное, нахрапом действовать нельзя…

Я замолчала. Что ж я такое несу? Сейчас Леня спросит: «Если хотите тайком собрать информацию, почему звонили к Татьяне и пытались с ней разговаривать?»

Но он не заметил моей ошибки.

– Не, – засмеялся он, – там ребят нет. Только чуреки.

– Это кто?

– Жильцы.

– Леня, – взмолилась я, – начнем от печки. Полина дружила с некой Галей. Так?

Леонид кивнул и попытался более или менее внятно изложить цепь событий.

Парню Полина нравилась. Не как женщина, а просто так. Еще Лене было жаль девушку, которая, даже заболев, не переставала заботиться о беспутной сестрице. С Галей он не дружил, перебрасывался парой слов, если встречал у двери Полины, и все. Но знал о ситуации с переодеванием, Брызгалова один раз разоткровенничалась, рассказала, какие дураки родители Гали.

Как-то днем Леня сидел дома – работа у него сменная, вот выходной и выдался посередине недели. Парень планировал выспаться, поэтому очень обозлился, когда в семь утра в дверь раздался звонок.

Ругаясь сквозь зубы, Леня открыл дверь и увидел Галю, замотанную в черный платок.

– Полина умерла, – сказала она.

– Вау! – расстроился Леонид. – Вот бедняга…

– Наоборот, это хорошо, – неожиданно перебила его Галя, – мучилась она страшно.

– Может, ты и права, – растерялся Леня.

– Слышь, помоги, а? – деловито сказала Галя.

Леня пожалел, что открыл дверь. Сейчас подруга покойной попросит денег… Не дать неудобно, смерть обязывает, только Леня не богат, ему жаль с трудом заработанных рублей, понятно ведь, что их не вернут.

– Говори, – хмуро велел он, мысленно пересчитывая заначку.

– Ты чего дома сидишь? – неожиданно спросила Галя.

– Выходной у меня, – ответил юноша.

– Супер! Тогда поехали.

– Куда? – не выказал никакой радости Леонид.

– Полину похоронить надо, – мрачно ответила Галя, – гроб забрать и на кладбище отправить.

Леня прикусил губу. Меньше всего ему хотелось участвовать в погребальной церемонии, но от Гали просто так не отделаешься.

– Родственников у Польки нет, – бубнила она, – из подруг только я, мне ее и зарывать. Но денег на похороны в обрез, я все до копеечки рассчитала, на грузчиков не хватит. Шофер есть, ну тот, который катафалк повезет, а еще обещал один идиот помочь, да кинул. Лень, сделай доброе дело, мы быстро обернемся, все уже оформлено, надо только до погоста доехать.

И куда было деваться Леониду?

– Ладно, – согласился он.

Галя не обманула, в клинике дело заняло не более четверти часа. Лене очень не хотелось смотреть на мертвую Полину, он боится покойников, но гроб оказался плотно закрыт крышкой. К моргу подъехал автобус, шофер, крепкий мужик лет сорока пяти, деловито скомандовал:

– Я в голове, ты в ногах, держи крепко…

Леня вцепился в ящик, обитый дешевым ситцем, и, постоянно произнося про себя: «Отче наш…», пошел к катафалку. Странно, но ноша не показалась ему тяжелой, Леонид легко справился с работой.

– Ребенок, што ль? – поинтересовался водитель после того, как гроб засунули в автобус.

– Нет, – ответил Леня, – взрослая девушка.

– Небось до костей иссохла, – предположил мужик и полез за руль.

Леня устроился на переднем сиденье, спиной к домовине, Галя начала подниматься в автобус.

– Татьяна! – вдруг закричала, выскочив во двор, какая-то медсестра. – Эй! Брызгалова!

– Да? – обернулась Галя.

– Вещи остались, – подбежала к ней девушка в белом халате, – их из палаты на склад сдали, получите, пожалуйста.

– Выброси шмотки, – велела Галя.

– Заявление напишите, – не успокаивалась медсестра.

Галя беспомощно посмотрела на шофера.

– Времени доехать в обрез, – хмуро отреагировал водила, – у меня следом другой заказ.

– Идите оформите бумагу! – надрывалась медичка.

– Отстань! – рявкнула Галя. – Не видишь – гроб в автобусе! Поехали!

Когда катафалк вырулил за ворота, Леня запоздало удивился:

– Чего она тебя Брызгаловой называла?

Галя поправила черный платок.

– Я по Танькиному паспорту тело получила.

– Почему?

– Кто ж мне его отдаст, я ведь не родственница, – сердито пояснила Галя, – а Танька, гадина, наширялась и в астрал ушла.

Глава 18

– И вы похоронили Полину? – уточнила я.

– Зарыли, – мрачно поправил Леня. – Шофер, паразит, помогать не стал. Выгрузил нас и уехал, бросил вдвоем с гробом. Ну и как его переть? Галке его не поднять, тележек не нашлось… Чума! Спасибо, пацаны какие-то помогли. За так, пожалели нас. Землей забросали и ушли. Тьфу, прямо! Собаку и то лучше хоронят, ни цветочка Галька не положила!

Я проглотила рвущееся с языка замечание: «Сам мог приобрести для бывшей одноклассницы дешевый веночек из бумажных розочек». Но вслух сказала:

– Ты с Галей перезваниваешься? Дай ее телефон.

– Не-а, – помотал головой Леня, – нету у меня телефона. И она тут больше не появлялась. Я же с Галькой не дружил, так, просто кивали друг другу.

– Однако она тебя позвала хоронить Брызгалову.

– Ее мужик подвел, Дима. Пообещал прийти и не явился.

– Откуда ты знаешь, как его звали? – сделала я стойку.

– А когда на кладбище ехали, у Галки телефон затрезвонил. Она трубку схватила, послушала, затем как выругается матом! И сотовый о пол – жах! Даже шофер прибалдел, сказал ей: «Дура, при покойнике лаешься, нехорошо!» А Галка совсем озверела, как заорет: «Заткнись, урод, тебе заплачено, крути рулем!», и трехэтажным на него! Водитель притормозил и давай в ответ гавкать, я их успокаивать начал. В конце концов шоферюга молча нас до погоста довез, и все. Я его прошу: «Будь человеком, нам вдвоем гроб не вытащить», а он в ответ: «Я водитель, а не грузчик, тащите, как хотите». Правда, потом он вылез, гроб вытолкал и уехал. Стоим мы с Галиной, и я ей от злости выговаривать начал: «За фигом скандал устроила? Че теперь делать?» А Галя тихо отвечает: «Нервы сдали, устала я». Потом помолчала и добавила: «Ну ничего, запомнит меня Димочка на всю оставшуюся жизнь, отомщу ему по полной. Поглядим, кто кого! Ошибся, Димуля, плохо тебе теперь придется!» И так она это сказанула, что у меня мороз по коже прошел. Вот, думаю, бедный Дима, достанут тебя до печенок. Хотя, с другой стороны, хорош мужик: пообещал на похоронах помочь и подвел.

– Ты точно уверен, что Полину похоронили?

– Сам гроб на веревках в яму опускал.

– Закрытый?

– А ты видела, как без крышки на тот свет уезжают? – усмехнулся Леня. – Прикольно, наверное.

– Я другое имела в виду. На твоих глазах гроб открывали?

– Слава богу, нет. А зачем?

– Ну… проститься… покрывало поправить… цветы забрать…

– Не было букетов, – буркнул Леня. – Не, гроб не вскрывали. Галке, похоже, тоже страшно было, хоть она и не признавалась.

– На какие деньги живет Таня?

Леня пожал плечами.

– Хрен ее знает! Ворует, небось.

– Ты упомянул про каких-то жильцов.

– Ну да, у нее ж комнату снимают.

– У наркоманки?

– И че?

– Опасно.

– Да не, нормалек. Наоборот, она денег мало просит. Тебе наврали, у нее девочку не прячут.

– Кого? – подскочила я. – Какую девочку?

– Ту, которую твой клиент ищет.

– Ах да, – опомнилась я. И для проформы поинтересовалась: – Почему ты так думаешь?

– Хочешь, покажу ее берлогу? – предложил Леня. – Позыришь и успокоишься.

Мы вышли на лестницу, и парень нажал на звонок.

– Че надо? – проскрипело из-за двери.

– Открывай, – велел сосед.

– Герыч принес?

– Целый чемодан!

– Давай скорей, – обрадовалась Таня, распахивая дверь. – Ну, где?

– Вали на кухню, – приказал Леня, – ща ширнешься.

Наркоманка, хватаясь за стены, пошла по коридору.

– Квартира у нее, как у меня, две комнаты. Во, любуйся. В этой сама дрыхнет. Ну и грязища! Вторую сдает людям, – деловито сообщил «экскурсовод».

Я оглядела небольшую спальню, намного более чистую, чем обитель хозяйки. Кровать, тумбочка, трехстворчатый шкаф, несколько матрасов штабелем у стены и полка с книгами. Последний предмет мебели удивил меня. Меньше всего я ожидала увидеть в логове опустившейся наркоманки томики с любовными романами.

– Тут раньше Полина жила, – пояснил Леня. – Танька хоть и сука, да не весь ум проколола. Допетрила, что пустую комнату не сдать. Она с рынка людей пускает.

– Кого, не знаешь?

Леня скривился.

– Ну, чебуреки всякие, мужики, бабы, я их не запоминаю. Квартира прямо у выхода, они тихо шныряют, как тараканы, шума никакого. Может, ей вместо денег наркоту дают?

– А сейчас кто здесь живет? – спросила я. – Чья это толстовка на кровати лежит? Черная, с черепом.

– Для маленькой девочки, пожалуй, велика будет… – вновь вспомнил мое вранье Леня.

– Похоже, вещь дорогая, фирменная, торговцы с рынка такую не наденут. Вдруг похитители все же были тут? – протянула я.

– Танька! – заорал Леня.

– Че? – спросила наркоманка, входя в комнату. – Где герыч?

– Говори живо, чья кофта, и получишь! – пообещал Леня.

Татьяна затряслась.

– Какая кофта?

– На кровати, – показала я на толстовку.

– Не знаю, давай герыч.

– За что ж тебе его давать? – загремел Леня. – Живо вспоминай! Кто тряпку бросил?

– Не знаю!

– Кому ты комнату сдала?

– Не помню!

– Попытайся, напрягись, – попросила я.

– Пошла ты! – огрызнулась Татьяна.

– Ладно, – равнодушно сказал Леня, – уходим…

– А герыч? – забеспокоилась Таня. – Эй, ты куда!

– Не хочешь вспомнить про кофту, не будет укола, – безжалостно сказал Леня.

На Танином лице появилось выражение откровенного отчаяния.

– Во, блин, пристали… Может, это Ахмет приходил? Или Вагип? Не, вроде они уехали. Герыч дайте, тогда вспомню. Ленька, стой! Кофта Антона!

– Антона? – переспросила я.

– Ага, – закивала Таня и обхватила себя руками. – Ух, ломает, крутит, тащит, плющит. Дайте герыча! Дайте!

– Только в обмен на телефон Антона! – решительно заявила я.

Таня перестала трястись, на секунду ее лицо стало походить на человеческое.

– Ты че? – почти нормальным голосом сказала она. – Его ж давно отключили. И аппарат уперли.

– Врешь, – засмеялся Леня, – у вешалки стоит. Я только что видел.

Таня лишь удивленно подняла брови.

– С ней не договориться, – махнул рукой Леня.

– Где герыч? – застонала хозяйка, серея на глазах. – Ой, сил нет!

– Хрен с тобой, ща вернусь, – вздохнул Леня и ушел.

Мы с наркоманкой остались вдвоем.

– Бросила ты меня, Галка, – вдруг заявила Таня. – Обещала помочь и сбежала. Сука!

На всякий случай я попятилась в коридор, но хозяйка не проявляла агрессии. Она села на корточки, обхватила голову руками и начала подвывать, словно больная собака.

– Может, тебе пойти лечиться? – осторожно предложила я.

Таня подняла голову.

– Полька из больницы не вернулась, а я помирать не хочу.

– Если ты будешь и дальше колоться, то долго не проживешь, – попыталась я вразумить девушку.

– Во! – крикнул Леня, входя в спальню.

В правой руке парня был зажат шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

Таня быстро-быстро закивала.

– Да, да, скорей.

– Спрашивай, чего надо, – велел Леня, – она ща все расскажет.

Мне стало не по себе. Таня выглядела ужасно, на лбу ее появились крупные капли пота, губы по цвету сравнялись со щеками, глаза ввалились. Наркоманка напоминала труп. Впрочем, некоторые покойники выглядят более «живыми», чем несчастная Брызгалова. Нехорошо допрашивать больного человека, еще хуже выуживать у него сведения, демонстрируя вожделенную дозу. Но толстовка, небрежно забытая на кровати, была под стать бейсболке, которую вор потерял в нашей квартире. Черную ткань украшал череп, вышитый белыми нитками, точь-в-точь такой, как на бейсболке. А еще я увидела на вороте ярлык со словом «Скарлино».

– Где Антон? – приступила я к допросу.

– Не знаю, – словно зомби, ответила Таня.

– Как его фамилия?

– Не знаю.

– Он на рынке торгует?

– Не знаю.

– В какой палатке?

– Не знаю, – тупо твердила Таня.

– Лады, – влез в нашу продуктивную беседу Леня, – ниче тебе не дам, пошли отсюдова.

– Стой! – зашептала Таня. – Он сюда с бабой приходит.

– С какой? – оживилась я.

Наркоманка затрясла головой.

– Не знаю. Замужняя, наверное, кольцо на пальце красивое. Сначала Антон приматывает, потом она. Уходят тоже по отдельности. Трахаются они тут.

– Имя девушки можешь назвать?

Лицо Тани исказила судорога.

– Все, – констатировал Леня, – больше ниче не скажет. Держи!

Грязные пальцы схватили шприц, с неожиданной резвостью наркоманка выбежала из комнаты.

– Значит, ты все же торгуешь героином! – возмутилась я.

– Не, – спокойно возразил парень, – там вода.

– Кипяченая? – глупо спросила я.

– В аптеке брал, – объяснил Леня, – ею лекарство разводят, физраствор. Прикинь, Таньку она забирает, кольнется и балдеет. Она ко мне постоянно за дозой ходит. Польке когда-то уколы прописали, она их дома держать боялась, Танька могла лекарство себе в вену отправить, вот сестра и попросила спрятать коробку. А я согласился. Небось Таняха увидела, как сестра ко мне со шприцами таскается, ну и перевернула это в голове по-своему, с ножом к горлу пристала. А потом я допер: купил физраствор и даю ей, если она совсем доходит. Смешно, но помогает!

Я молча слушала Леню. Эффект плацебо давно известен и медикам, и психологам, кое-кто из врачей вообще считает, что нас лечит не лекарство, а собственный мозг. Человек, который уверен: врач выписал мощное средство, на таблетку из сахара реагирует, как на панацею.

– Убедилась? Никаких детей там нет, – сказал Леня, когда мы вышли на лестничную клетку.

– Таня когда-нибудь бывает нормальной?

Парень скривился.

– Как мы все? Нет.

– Разговаривать с ней бесполезно?

Леня почесал пальцем щеку, потом глянул на часы.

– Ща семь часов, рынок в девять закрывается, она очнется, когда ее чуреки придут.

– Куда?

– Ну в квартиру.

– Там же этот Антон живет с женщиной, – напомнила я.

Леонид фыркнул.

– Наврала она. Или напутала. Никаких нормальных я тут не видел. И потом, сама подумай, разве пойдет приличная баба в хату к наркоманке? Даже если она мужу изменяет, все равно сюда не заглянет. Сейчас можно гостиницу снять.

– В отеле дорого, – возразила я.

Леня взялся за ручку двери своей квартиры.

– На третьем этаже тетя Валя живет, она квартиру по часам сдает, как раз потрахаться. Сама на лавке сидит, пока парочки веселятся. Берет дешево, в комнате чисто. Знаешь, сколько таких старух? А у Таньки торговцы с рынка. Вот тем по барабану, где спать, лишь бы дешево.

– Но толстовка, – не успокаивалась я, – вещь хорошего качества, гастарбайтеры не покупают товары подобного сорта, им бы, как ты правильно заметил, чего подешевле.

– Да сперли одежонку, или дал им ее кто, а может, из помойки вытащили, – засмеялся Леня. – Да ты сама у них спроси.

– А когда жильцы придут?

Парень вошел в квартиру.

– Вот этого не скажу. Подгребай часам к одиннадцати вечера, точно их застанешь.

Я вернулась в машину и попыталась выстроить логическую цепочку. Значит, Наташа Фомина жива. При пожаре сгорело тело Полины Брызгаловой, смерть бывшей домработницы не была криминальной – девушка скончалась от рака. Вот почему гроб показался Леониду странно легким – там, скорей всего, лежали тряпки и пара кирпичей.

Абсурдность ситуации изумляла. Зачем сжигать покойницу в бане? Какой смысл в этом ужасном поступке?

Внезапно мне в голову пришла интересная мысль, и я ринулась назад к Леониду.

– Опять ты! – с плохо скрытым раздражением воскликнул парень, увидав меня на пороге. – Че еще?

– Только один вопрос.

– Ну?

– Скажи адрес больницы, откуда вы забирали тело Полины.

– Вербная аллея, тут недалеко, – пояснил Леонид.

Едва я устроилась за рулем, как ожил мобильный.

– Лампа, – голосом, полным отчаяния, произнесла Милена, – как ты могла!

– Что я сделала плохого? – изумилась я. – Мы с тобой сегодня даже не виделись, я уехала рано утром.

– Вот именно, – зашмыгала носом Бахнова, – обещала мне помочь и бросила. Ты умеешь шить?

– Нет.

– А пуговицу притачать сможешь?

– Это легко.

– Тогда приезжай скорей, – застонала Милена, – мое счастье в твоих руках! Умоляю, поторопись! Вадик через пару часов вернется, он сейчас на совещании. Все рушится!

– Не плачь, – оборвала я Бахнову, – скоро буду.

Времени до одиннадцати вечера еще полно, я успею смотаться домой, выяснить, что там произошло, и вернуться к Тане. А в морг при больнице надо отправляться рано утром, думаю, после обеда там уже никого нет.

Глава 19

Едва я вошла в холл, как ко мне бросилась Миля с рубашкой в руках.

– Вот, – зашептала она, – ужас!

– Обычная сорочка, ничего страшного, – попыталась я успокоить Бахнову.

– Вадик попросил пуговицу пришить!

– Замечательно, возьми нитку с иголкой.

– А где они лежат?

– У Катюши в спальне. Открой шкафчик у кровати, увидишь ящик, в нем швейные принадлежности.

Глаза Мили наливались слезами.

– Я не умею! Катастрофа!

Мне стало смешно.

– Ладно, я сама пришью. Правда, я не ахти какая портниха, но с такой ерундой справлюсь. Вот только поем.

– Думаю, сначала следует заняться рубашкой, – деловито заявила Милена. – А то вдруг Вадик раньше придет? Нехорошо получится.

– Лично мне кажется, что намного хуже будет, если я упаду в голодный обморок, – перебила я нахалку. – Вот тогда уж точно не сумею ничем тебе помочь.

– Вечно ты только о себе думаешь, – надулась Мила. – Лучшая подруга сначала о подруге позаботится!

Я включила чайник. Значит, меня уже перевели в категорию подруг, причем лучших. Не могу сказать, что восхищена полученным статусом. Я открыла дверь в санузел и увидела плавающую в ванне утку.

– Кря, – поздоровалась со мной Матильда.

– И тебе привет, – кивнула я.

Кирюша создал птице наилучшие условия – оборудовал ей «пруд».

– Нахрената уехала, – радостно сообщила Милена, когда я вошла на кухню.

Бахнова поняла, что я решила проявить крайний эгоизм и несмотря ни на что стану пить чай, поэтому и завела разговор на отвлеченную тему.

– Куда? – для поддержания беседы осведомилась я, сделав себе любимые бутерброды. Затем засунула их в СВЧ-печку. Ничего особенного, думаю, большинство из вас умеет делать такие: кусок хлеба, сверху кружок докторской колбаски, ломтик помидора и в качестве заключительного аккорда сыр.

Миля села на стул.

– Мы с ней впервые поговорили нормально и пришли к выводу, что надо помогать друг другу.

Печка тихо звякнула, я открыла дверцу, вытащила тарелку с бутербродами и стала наливать себе чай. Но тут до меня дошел смысл услышанного. Забыв про заварку, я повернулась к Миле.

– Что ты сказала?

Наверное, мой голос прозвучал слишком громко, потому что Бахнова, успевшая схватить приготовленный мною сандвич, вздрогнула и уронила его. Закон бутерброда сработал безотказно: кусок хлеба перевернулся и шлепнулся сырной стороной, но не на пол, а прямо на макушку болтавшейся под ногами Капы. Мопсиха замерла, на ее растерянной морде ясно читалось недоумение: Капа не поняла, что случилось. На секунду мне стало смешно. Показалось, что я слышу, как со скрипом напрягаются извилины мопсячьего мозга. Умей Капуся говорить, она бы сейчас заорала во всю пасть: «Эй! Сверху летела вкуснятина! Куда она подевалась? На полу ничего нет! А какой восхитительный запах! И что, простите, прилипло к моей голове? Снимите это немедленно, я не ношу шляп!»

Пока Капа, моргая, переваривала случившееся, на кухню ворвались ее подруги. Ада и Муля мигом оценили выигрышную ситуацию, Феня, чьи огромные размеры совсем не совпадают с умственными параметрами, начала просто дергать носом. А вот Дюша с Мульяной сразу ринулись к Капе и попытались обе одновременно схватить прилипший к ее голове бутерброд. Завязалась драка. Бедная Капа зарыдала от горя, до мопсихи дошло: сейчас подружки сжирают нечто, явно принадлежащее ей. Но как дотянуться зубами до собственной макушки? Было от чего впасть в отчаяние. Феня, скумекавшая, что судьба неожиданно послала ей угощенье, подползла поближе к арене действий и начала подхватывать разлетающиеся крошки. Капа окончательно впала в истерику, на ее истошный визг прибежали Рамик и Рейчел. Но поздно! На голове у бедной мопсихи не осталось и намека на бутерброд.

Рамик абсолютно не расстроился, молча растянулся на полу и задремал. Муля с Адой отправились попить водички, Феня настороженно наблюдала за сестричками, а Рейчел подошла к скулящей Капе и облизала ей голову. Хотелось бы думать, что у стаффихи в широкой груди бьется доброе, благородное сердце и именно поэтому она решила утешить Капу. Но я великолепно понимала: макушка несчастной мопсихи восхитительно пахнет бутербродом. Рейчел отнюдь не выказывает милосердие – она лижет Капу из любви к эдаму.

– Немедленно прекрати, – велела я стаффордширихе.

Та послушно пошла вон из кухни, я подхватила Капу и потащила в ванную.

– А пуговица? – заорала мне вслед Миля. – Сколько можно об одном и том же говорить?

– Принеси из Катиной спальни нитки и иголку, – велела я и включила воду.

Капа заголосила, словно наемная плакальщица. Сегодня явно не ее день – мало того что ей не досталось ни крошечки вкуснятины, так еще сейчас ее намылят и сунут под струю! В отличие от Мули, готовой купаться целый день, Капа ненавидит водные процедуры. «Нет, мир определенно жесток!» – так, наверное, думала мопсиха о своей несчастной судьбе.

Кое-как приведя Капу в человеческий вид (хотя в данном случае следует сказать: «в собачий вид»), я принесла ее на кухню, открыла холодильник, вытащила оттуда необходимые ингредиенты, смастерила еще один сандвич и протянула его бедолаге со словами:

– Держи. Правда, мопсам вредны хлеб и колбаса, но справедливость важнее. К тому же против сыра с помидорами ветеринары ничего не имеют.

Капа вцепилась в угощение, а я принялась сооружать еще одну гастрономическую конструкцию, на сей раз уже для себя.

– Сколько можно жрать! – возмутилась Милена. – Про пуговицу забыла?

– Где нитки? – мрачно спросила я.

– На столе.

– Но тут черная катушка.

– Не подходит?

– Рубашка ведь белая.

– И что? – вытаращила глаза Бахнова.

Действительно! Хороший вопрос. Впрочем, мода идет вперед семимильными шагами, вполне вероятно, что олигарху понравится креативный фэшн-прикол: светло-перламутровые пуговицы и нитки цвета вороны. Носят же сейчас нарочито рваную одежду швами наружу. Я готова взять предложенную катушку. Но иголка! Милена притащила так называемый «цыганский» вариант, более похожий на шило.

Пришлось самой идти к Катюше в спальню.

Присев около шкафчика, я распахнула дверцы, хотела выдвинуть ящик и увидела на нижней полке… шкатулку. Ту самую, про которую я думала, что ее украл таинственный грабитель.

Пару секунд я ошарашенно смотрела на нее, потом взяла в руки. Нет сомнений, это талисман Катюши. Что же я тогда ищу? Вот она, пропажа, преспокойно стоит дома. Каким образом я не заметила шкатулочку раньше?

Я села на кровать и попыталась сосредоточиться, скомандовав себе: спокойно, Лампа, еще раз перебери в памяти события.

Итак, в тот день я побежала в школу к Кирюше, случайно налетела на парня, он упал, я помогла ему подняться…

– Чего ты застряла? – заорала Милена. – Еще надо брюки погладить!

– Включи утюг, – машинально ответила я.

– Как?

– Воткни в розетку.

– А дальше? – не успокаивалась Милена.

– Поставь на доску, подожди, пока нагреется, и вперед, – велела я и вновь уставилась на шкатулку.

Что было потом? Мы с Кириком вернулись из школы, дверь оказалась открытой, ключи валялись на тумбочке. Кирюша был уверен, что я выбежала из квартиры, забыв ее запереть, но я точно помню, что тщательно повернула ключ в замке. Хотя, может, я ошибаюсь? И зачем было вору брать грошовую коробку? Ну чего в ней замечательного?

Я открыла шкатулку. Как я уже говорила, Катюша держит в ней всякое барахло: серебряный наперсток, несколько монеток, давно вышедших из употребления, простенькую цепочку с крестиком, браслет с эмалевыми вставками. Впрочем, я не права, назвав содержимое барахлом. Это для меня вещицы ничего не значат, а для Катюши они – память. Подруга рассказывала мне историю каждой из них. Наперсток – единственное, что осталось от мамы, цепочка и браслетик принадлежали бабушке. Стоимость вещей копеечная, но у Катюши больше ничего не сохранилось из родительского дома, лишь коробка с нехитрым содержимым.

Я еще раз все перебрала: вот наперсток, цепочка, браслет, монетки… Вроде тут было еще что-то, какая-то мелкая штучка… Забыла.

Ну и фокус! Не было вора. Никто не крал талисман.

Но коробка пропадала! И сейчас она стоит не на месте – на нижней полке. А всегда находилась в ящике!

Я вытащила из кармана мобильный.

– Да, – прошептал Кирюша.

– Скажи, ты трогал шкатулку?

– Какую? – еле слышно спросил мальчик.

– В спальне у Катюши, в шкафчике, есть железная…

– За фигом она мне нужна? – шепотом перебил меня Кирюшка. – Я сижу на инглише, контрольную пишу.

Я быстро отсоединилась. Совсем забыла, сегодня у Кирика занятия на курсах. Значит, он не трогал коробочку. Тогда, может, это Лиза?

– Алло! – бодро заорала Лизавета.

– Ты где? – спросила я для проформы.

– С Анькой в кафе чай пьем.

– Ты случайно не брала Катину шкатулку?

– Чего?

– В шкафчике, где лежат нитки с иголками, находится коробочка с картинкой на крышке. Ты ее не трогала?

– Не-а.

– Не переставляла?

– Зачем?

– Ну… не знаю… просто так.

– Больше мне делать нечего! – возмутилась Лиза. – И вообще, я у Кати не шарю! И нитки мне не нужны.

Я опять начала изучать таинственно вернувшуюся на место шкатулку. Нет, в прошлый раз ее точно тут не было, я пока еще не сошла с ума. Но если к нам не заглядывал вор, откуда дома взялась бейсболка с вышитым черепом? Посторонний явно находился в квартире! Сначала он вынес шкатулку, затем вернул ее на место.

– Черт возьми! – вырвалось из груди. – Ерунда какая-то получается!

– Гав! – резко прозвучало от окна.

Я подскочила на кровати и тут же успокоилась.

– Рейчел! Безобразница!

Стаффиха высунула из-под занавески большую морду и заулыбалась.

– Гав, – нежно повторила она, – гав, гав.

Перед отъездом в командировку Катюша всегда задергивает шторы. Окно в ее комнате представляет собой подобие эркера, поэтому между драпировками и подоконником есть небольшое пространство. Карниз висит не над самим стеклопакетом, а в том месте, где стена начинает плавно углубляться. Рейчел очень любит эту нишу – в ней тепло, темно и уютно. Стаффиха частенько спит в Катюшиной спальне, спрятавшись за гобеленовыми полотнищами, и сейчас она напугала меня, я не ожидала услышать резкие звуки, считала, что нахожусь в комнате одна.

– Больше так не делай, – велела я собаке и попыталась сосредоточиться.

Что еще было в коробке? И как она вернулась? Ведь не сама же пришла?

Господи, это просто головоломка какая-то, как и задача про двух соседей, заданная Лизавете. Ну почему у Петрова несколько дней подряд был включен свет? Каким образом работающая люстра могла утихомирить подозрения ревнивой супруги?

– Горим! – заорали из кухни. – Пожар! Помогите!

Забыв про находку, я понеслась на звук. Нос мгновенно почуял едкий запах.

Миля стояла у гладильной доски и вопила сиреной, перед ней маячил утюг, из-под которого струился дымок. Я выдернула шнур из розетки, подняла электроприбор и присвистнула. Похоже, мужские брюки из серой шерсти безнадежно испорчены.

– Они задымились, – плаксивым голосом заявила Бахнова.

– Кто же оставляет горячий утюг на одежде? – упрекнула я неумеху.

– Издеваешься? – заныла Милена. – Сама велела воткнуть его в сеть и гладить.

– Правильно, гладить, но не держать долго на одном месте!

– Да? – изумилась Миля. – А как надо?

Я не нашла слов.

– И что теперь делать? – впала в истерику Бахнова. – Брюки пропали!

– Выкинь их, – посоветовала я, – твой олигарх и не заметит.

– У него только одна пара, – захныкала Миля.

– Обеспеченный человек не имеет вторых штанов?

– Он же меня проверяет! Забыла? Прикидывается обычным служащим, – напомнила Милена. – Просил пуговицу пришить и брюки погладить. Сказал, что ему больше не в чем ходить.

Я села на табуретку. По-моему, Вадим слегка переигрывает. Или он хочет показаться нам бомжом?

– Он отправился на работу в джинсах, – ныла Миля, – скоро вернется. Все ты виновата!

– Я?

– Велела мне поставить утюг!

– В смысле включить, – попыталась оправдаться я.

– Вот и надо нормально объяснять, – обозлилась Милена. – Я обычная женщина, как все, а не гладилка!

– Гладильщица, – машинально поправила я.

– Еще и умничает! – пошла вразнос Милена. – Живо придумай выход!

– Надо пойти купить другие брюки, а эти выбросить, – осенило меня.

– Ага, – выпятила нижнюю губу Миля, – а то он дурак, не увидит подмены.

– Слушай, я придумала, – обрадовалась я. – Несись скорей в торговый центр у метро, он круглосуточный, хватай первые попавшиеся штаны и назад. Я сбегаю к Нинке, в девятнадцатую квартиру, одолжу у нее швейную машинку и поставлю на стол.

– Я не врубаюсь, – мрачно протянула Миля.

– Классно получится. Скажешь своему олигарху: «Милый, я приготовила тебе подарок. Собственными руками брюки сострочила, носи на здоровье! А старые пропали, я их на выкройку распорола».

– Давай деньги, – приказала Милена, – у меня ни копейки нет.

Глава 20

Только я притащила от Нинки неподъемный агрегат, сделанный при царе Горохе, как из прихожей раздался звонок.

– А где Миля? – с порога спросил Вадим, забыв поздороваться со мной.

– Добрый вечер, – я решила напомнить богатому Буратино о вежливости.

– Куда подевалась Миля? – даже не кивнув в ответ, повторил олигарх.

– Пошла гулять с собаками, – не подумавши, ляпнула я, и тут в холл, лениво потягиваясь, вышли псы.

Вадим с изумлением уставился на стаю, потом перевел взгляд на меня.

– Шутка, – глупо захихикала я, – решила слегка повеселиться.

– Очень смешно, – пожал он плечами. – Где Миля?

– Она весь день по хозяйству хлопотала, наверное, сейчас переодевается, пойдем ужином накормлю, – предложила я Вадиму.

– Хочу видеть Милю! – уперся он.

– Замечательно, сейчас встретитесь, иди на кухню.

– Лучше я зайду в комнату Мили.

Я схватила Вадима за плечо.

– Оставь ее в покое, она устала.

– От чего?

– Уборкой занималась, готовила.

– Разве это трудно?

– Сущая ерунда, – хмыкнула я.

– Почему тогда к ней нельзя?

Мое терпение лопнуло.

– Милена в ванной.

– И чего?

Ну как беседовать с подобным человеком? Не успела я найти нужные аргументы, как Вадим подошел к двери санузла и распахнул ее.

– Кря-кря, – недовольно сказала утка из ванны.

– Там никого нет, – разочарованно протянул он. – Где Миля?

– Наверное, в спальне, – нервно ответила я.

Матильда разразилась возмущенным кряканьем.

– Знаешь, мне кажется, – медленно сказал Вадик, – тут что-то не так. Это не игрушка. Очень сильно на натуральное водоплавающее смахивает.

Я изумилась.

– Игрушка? Что за странная мысль пришла тебе в голову? Это… э… э… попугай.

Вадим вздрогнул.

– Кто?

– Попугай, – уже чуть тише повторила я, – ара.

– Но он плавает, а попугаи не способны на это, – заявил олигарх.

И что оставалось делать? Только самозабвенно врать дальше.

– Мотю привезли из маленького африканского государства, затерянного в пустыне, – завела я, – знаешь, на черном континенте полно всякого, о чем не знают ученые. Данный попугай принадлежит к разновидности… э… утконосых ара… очень редкий экземпляр.

– Кря, кря, – с достоинством перебила меня утка.

– Он крякает! – отметил Вадим.

– Верно, – не растерялась я, – поэтому и утконосый, выглядит и ведет себя, как обычная кряква, но… это ара! Чудо природы.

– А Кирюша вроде говорил, что ОНО – игрушка Рейчел! – воскликнул олигарх.

Я чуть не зарыдала. Ну и память у гостя, совсем забыла, что ему наболтали дети.

– И работает на батарейках, – добавил Вадим.

– Абсолютно верно, – я крутилась как уж на сковородке, – полное наименование Моти: утконосый ара, семейства игрушечных попугаев. За красоту его «игрушечным» назвали.

– А при чем тут батарейки? – не успокаивался жених Милены.

– Он ими питается, – ляпнула я. – Вернее, не источниками энергии, конечно – кто же их съест, они ведь железные, – а кормом, который называется «Батарейка жизни для попугаев». Купи своей птичке батарейку – подзаряди ее к полету. Рекламный слоган. Чего только производители не придумают!

Запас фантазии иссяк, я захлопнула рот.

– А-а-а, – с облегчением протянул Вадим, – теперь ясно. Миля! Миля!

Выкрикивая имя невесты, олигарх поплелся по коридору, я услышала звук подъезжающего лифта и живо распахнула дверь.

– Вот! – закричала Милена. – Купила!

– Тише, он уже тут. Беги на кухню, – приказала я.

Бахнова ойкнула и кинулась в коридор. Едва она испарилась, как из другого конца вырулил Вадим.

– Ее и в спальне нет, – огорченно сказал он.

– На кухню заглядывал? – заулыбалась я.

– Не успел.

– Пошли вместе.

Милена стояла у плиты, держа в руках пластиковую торбочку с холодной отварной картошкой.

– Любимый! – воскликнула она, водружая миску на горелку. – Сейчас ужин поджарится.

– Я принес тебе подарок, – хитро прищурился Вадим и вынул из кармана пиджака красную бархатную коробочку.

– Ой! Что это? – взвизгнула Милена.

Я села на стул. Слава богу, наступил конец комедии. Вадим понял: поиск той, что потушит горящую хату и даст в лоб коню, закончен. В коробочке лежит кольцо с крупным бриллиантом, сейчас последует предложение руки и сердца. На всякий аналитический мужской ум есть женская хитрость. Олигарх удостоверился в том, что Миле нужен он сам, и теперь он откроет правду про свои миллионы, увезет невесту в роскошный особняк, а я вздохну спокойно. Очень хорошо, что спектакль завершился до возвращения Сережи, Юли, Вовки и Катюши.

– Что же это? – продолжала корчить из себя идиотку Бахнова. – Даже предположить не могу.

Я покосилась на Милю. Оказывается, веселая вдова отличная актриса – Милена прекрасно разбирается в ювелирных изделиях, качество и стоимость любых украшений она определяет безошибочно.

– Угадай! – засмеялся Вадим.

– Ну… там сковородка, – Милена решила исполнять свою роль до конца.

– Нет.

– Кастрюля!

– Не угадала.

Миля уверенно изобразила растерянность.

– Что же еще можно купить женщине? О! Набор губок для мытья посуды! Давно мечтала о нем.

Я опустила глаза долу. Если ты затеяла спектакль, главное, не заиграться и поменьше болтать. Впрочем, последний совет универсален. Даже самый умный человек, если начнет безостановочно чесать языком, в конце концов скажет глупость. Насчет мечты о наборе губок для мытья посуды – это сильное выступление. Неужели успешная бизнес-вумен не может позволить себе пакетик с кусками разноцветного поролона?

– Открываю! – торжественно провозгласил Вадим. – А вы не подглядывайте!

Мы с Миленой послушно зажмурились.

– Опля! – заорал олигарх. – Раз, два, три-и-и!

– Этта что? – на сей раз откровенно изумилась Бахнова. – Лампа, видишь?

– Да, – промямлила я.

– Что это? – в обалдении повторила Миля.

– Муха из пластмассы, – ответила я. – Похоже, такой кулон.

– Нравится? – с легким беспокойством осведомился Вадим. – Продавщица сказала, что украшения в виде насекомых – последний писк моды. Или ты не любишь всяких там жучков, паучков, гусениц?

Меня передернуло. Муха выглядела отвратительно натурально, темно-зеленый цвет пластмассы, из которой было выполнено ее тельце, говорил о том, что это копия навозницы.

– Чудесная вещица, – пролепетала Миля.

– Вижу, ты разочарована, – начал хмуриться Вадим.

– Я от восторга ошалела, – нашлась несчастная Бахнова. – Можно я подарок из коробки достану?

– Конечно, – повеселел олигарх.

– Ой, это брошка, – принялась фальшиво радоваться Миля. – Шикарная вещь! Милый, у меня никогда не было таких дорогих украшений!

Я перевела дух. Слава богу, Бахнова сумела взять себя в руки. Другая женщина могла бы и вразнос пойти. Ну поставьте себя на место Милены: любимый вынимает бархатную коробочку, вы замираете в предвкушении, и тут бац – жуть из пластика!

В моей душе зашевелилось чувство, похожее на уважение. Милена, однако, молодец. Не всякая будет так упрямо ломиться к цели, иная упадет на пути, так и не став женой миллионера. Награда достается только упорным!

И я решила подыграть Миле, поэтому с самым наивным видом заявила:

– Купить подарок легко, но, на мой взгляд, наиболее ценен тот, который сделан собственноручно.

– Не понял, – напрягся Вадим. – Брошка из магазина!

– Милена сшила тебе брюки, – возвестила я. – Целый день потратила, вот на этой машинке строчила! Миля, демонстрируй!

Бахнова схватила пакет и вытряхнула из него покупку. Одновременно из пластиковой сумки выпал чек, и я быстро наступила на него ногой. Нет, все-таки Милена дура. Если она, не разгибая спины, сидела, сострачивая штаны, то при чем здесь чек из кассы?

Но Вадик не обратил внимания на досадную оплошность.

– Господи! – ахнул он. – Жесть!

Я удивилась слову, неуместному в устах взрослого человека, и лишь потом догадалась посмотреть на купленную Бахновой обновку.

– Жесть! – вырвалось и у меня.

Наманикюренные лапки Милены держали нечто темно-серое в грязно-розовую клетку. Широкие у талии, к щиколоткам брючата резко сужались. Если вы видели мультфильм про Карлсона, то вспомните его наряд и сразу поймете, сколь замечательный прикид приобрела Милена. Впрочем, я не совсем точна – у брюк, которые покачивались перед лицом обалдевшего Вадима, не было помочей и большой круглой пуговицы, они все же были не полной копией штанов человечка с пропеллером.

– Ну как? – кокетливо закатила глаза Миля. – Здоровские, да?

Олигарх кивнул.

– Померяй, – еле сдерживая смех, предложила я.

Вадим посмотрел в мою сторону. Хорошо, что взглядом нельзя убивать, иначе бы вместо Лампы сейчас на кухне дымились ее обугленные останки.

– Не стесняйся, – продолжала я, – мы отвернемся. Миля так старалась. Ну, начинай, а Милена пока твой подарок прицепит.

Теперь уже Бахнова ощутила желание меня испепелить. Но мне неожиданно стало смешно. В конце концов, Милена буквально выломала всем руки, поселившись в нашей квартире и решив с чужой помощью понравиться олигарху. Так неужели я не имею права пошутить? Думаю, Вадим будет волшебно смотреться в клетчатых портках!

– Дорогой, переодевайся спокойно, – сказала Миля, выталкивая меня в коридор.

Едва мы очутились за пределами кухни, как она зашипела:

– Ты с ума сошла? Я ненавижу насекомых! Меня тошнит при виде мух!

– А тараканы радуют?

– Фу, какая гадость!

– Вот и благодари бога, что Вадим преподнес тебе всего лишь навозницу. Пристегивай брошку.

– Ни за что!

– Думаю, это очередная проверка.

Миля захлопала глазами, потом пробормотала:

– Ты так считаешь?

– Это вполне в духе твоего обоже. Сначала приволок утку с перьями, теперь пластмассовую пакость, – объяснила я Миле суть происходящего. – Девяносто девять женщин из ста швырнут отвратительную поделку в лицо кавалеру-идиоту. И только одна, сотая, прицепит ее на блузку и будет восторгаться. Именно она и сорвет куш, станет женой богача.

– Полагаешь? – протянула Миля.

– Стопроцентно это ловушка, – закивала я. – Ну скажи, нормальный мужик купит такую мерзость?

– Никогда! – замотала головой Милена.

– Вот видишь. Вадим тоже не похож на идиота. Вернее, он ведет себя как дурак, но мы-то знаем, по какой причине жених кретином прикидывается.

– Сделай одолжение, прицепи мне ее на блузку, – дрожащим голосом попросила Миля. – Меня тошнит от одного ее вида.

Преодолев брезгливость, я осторожно приколола брошку-муху к блузке Бахновой и спросила:

– Так куда подевалась Нахрената?

Миля неожиданно улыбнулась.

– Она меня всю жизнь терпеть не могла. Одна радость – две недели в месяц свекровь по командировкам мотается. Сиди она дома постоянно, я бы с ума сошла…

Может, вам это покажется странным, но Нахрената в некотором роде уникальный специалист. Я совсем не разбираюсь в строительстве и не смогу точно объяснить, чем занимается дама. Знаю лишь, что она служит в какой-то конторе и определяет, где можно, а где нельзя возводить здания.

Нахрената исследует почву и дает заключение о ее состоянии. У свекрови Милены, несмотря на вздорный нрав и замечательную присказку «на хрена-то мне это надо», отличная деловая репутация. До сих пор дама мотается по России и странам ближнего зарубежья, зарабатывает неплохие деньги, сотрудничает со многими строительными компаниями. Никому же не хочется инвестировать большие средства, а потом с ужасом наблюдать, как они в прямом смысле слова утекают в песок и здание разваливается на куски. Если вы думаете, что дом можно возвести в любом месте, то глубоко ошибаетесь, с бухты-барахты никто рыть котлован не станет.

Милене всегда было наплевать на то, кем работает мать мужа, ее радовал лишь факт частого отсутствия Нахренаты. А та трудится вахтовым методом: десять-пятнадцать дней в Москве, потом укатывает в какую-нибудь Сибирь или Среднюю Азию. Во время командировок «мамочки» у Мили с Юрой все шло прекрасно, а когда та была дома, супруги начинали отчаянно скандалить – Нахрената никогда не отличалась деликатностью, а Миля не из тех, кто станет молча сносить обиды. Кстати, Катюша твердо уверена, что в преждевременной смерти Юры в первую очередь виноваты жена и мачеха. Они постоянно грызли и дергали его, закатывали ему скандалы, а ведь давно известно: стресс – отличная питательная среда для любых болезней.

Увы, после кончины Юрия ненависть женщин друг к другу лишь усилилась, но разъехаться они не могли, так как Нахрената не желала разменивать квартиру.

– На хрена-то мне надо лишаться родного жилья из-за невесть кого? – восклицала она.

Катюша пару раз пыталась поговорить с неуемной Нахренатой и весьма разумно объясняла ей:

– Милена – вдова Юрия, она прописана в вашей квартире и имеет право на квадратные метры.

– На хрена-то ей подарок делать? – твердо стояла на своем свекровь. – Не она в квартиру деньги вкладывала, пусть убирается вон.

Но Милена не собиралась уезжать.

– Как вдова я должна получить свое, – упиралась она. – Мне что ж, за мучения семейной жизни ничего не положено? И куда идти? Где жить? Пусть мне Нахрената трешку покупает! Нашлась, хитрая, вышла в свое время замуж за вдовца с мальчиком и огребла хоромы. Если разобраться до конца, квартира не ее, она сюда после свадьбы приехала. Мы в одинаковом положении.

Вот столь милым образом, ненавидя друг друга, женщины и существовали до недавнего времени: две недели тихо (Нахрената в командировке), потом полыхает огонь войны, и вновь полнейший штиль. Меня бы подобная синусоида свела с ума, но и свекровь, и невестка оказались особами с железобетонными нервами.

Неизвестно, сколь долго бы они мучили друг друга, но тут в жизни Милены появился Вадим, а у Нахренаты наметился Гера. Чтобы устроить личное счастье, Нахрената наврала своему кавалеру про ремонт, Миля же придумала для своего олигарха байку о любящей тетушке, живущей с племянничками. Но шутница судьба столкнула бабенок вместе в нашей квартире.

И тут случилось невероятное. Поздно вечером, когда все заснули, Нахрената подошла к Милене и вполне по-человечески сказала:

– Слушай, давай дружить! Чего нам делить? Квартиру? Я согласна ее продать.

Миля настолько обалдела, что ляпнула:

– Не надо, я скоро перееду к Вадиму, у него загородный дом.

– Тогда я тебе картины отдам, – предложила Нахрената, – разойдемся по-хорошему. Ну почему ты не сказала мне о будущей свадьбе?

– Ты со мной тоже не откровенничала, – хмыкнула Миля, – подцепила мачо втихаря. А Гера у тебя приятный.

– Твой тоже ничего, – улыбнулась Нахрената. – И, главное, богатый, что сразу делает его даже лучше красавца. У моего, увы, в кошельке пусто.

– Зато он хорош собой, – отметила Миля. – Деньги ты и сама заработаешь, а по поводу Геры все обзавидуются!

Дамы посмотрели друг на друга и неожиданно ощутили родство душ. Не стану передавать в подробностях весь их разговор, скажу лишь, что Нахрената и Миля впервые в жизни пришли к консенсусу: свекровь возвращается вместе с Герой в родную квартиру, а Миля там не показывается, остается у нас до момента свадьбы с Вадимом. Нахрената никогда не расскажет правды о Милене, а та промолчит про ее возраст… В общем, счастливые невесты составили целый план. Единственное, о чем они не подумали, так это о желании семьи Романовых жить спокойно, без докучливых гостей.

– Значит, Нахрената укатила к себе? – подвела я итог. – А ты собираешься жить у нас до похода в загс?

– Супер получилось, – кивнула Миля. – Как ты думаешь, Вадим скоро созреет?

– Надеюсь, – пробормотала я, покрываясь холодным потом.

Значит, избавиться от сладкой парочки до приезда наших не удастся. Представляю, что мне скажут Юля с Сережкой!

Внезапно из кухни послышался лай, в котором явственно звучал ужас, затем в коридор вылетели собаки. Впереди, прижав уши и опустив хвост, рысил Рамик, за ним, сгорбившись, торопились мопсихи. Похоже, собаки перепугались чего-то до потери пульса.

– Что это с ними? – занервничала Милена.

И тут в коридор вышел Вадим, облаченный в новые штаны. Я сцепила кулаки и привалилась к стене. Понятно, по какой причине стая спешно ретировалась, – олигарх выглядел устращающе. Если честно, он в этих шароварах совсем был не похож на человека. Очевидно, Рамик и мопсы приняли его за некое опасное животное, потому и предпочли спастись бегством.

– Т-т-тебе оч-чень идет, – прозаикалась Милена. – А я надела б-б-брошечку. Шикарная вещь, спасибо, милый. Такой подарок! Я обожаю мух! Тараканов… Пауков… Скорпионов… Тарантулов… Так бы и съела их!

Внезапно у Милены кончился завод, в прихожей повисла нехорошая тишина.

– Дорогая, – нарушил молчание Вадим, – брюки прекрасны. Даже слишком хороши, чтобы носить их каждый день, я оставлю обновку для Пасхи. А куда подевались мои старые штаны, те, что я просил погладить?

– А-а-а… – протянула Миля и беспомощно посмотрела на меня: – О-о-о… у-у-у… да, конечно… утюг… в принципе… Их Лампа испортила!

Вадим вздернул брови.

– Каким образом?

– Перепутала со своими брюками, – художественно свистела Милена. – Нацепила на прогулку с собаками, задела ногой за скамейку, упала, штаны у нее на попе треснули, на коленках лопнули, от пояса оторвались. Короче, одежду пришлось выбросить. В клочки изодрала! Правда, Лампуша?

Мне захотелось треснуть Милену. Ведь договорились, что на вопрос о брюках она ответит: «Использовала штаны как выкройку, распорола по швам». А противная Бахнова предпочла меня подставить!

– Правда, Лампуша? – с самым наивным видом повторила она.

– Да, – почесывая кулаки, ответила я. – Именно так все и случилось!

Глава 21

Обозлившись на Бахнову, я ушла в свою комнату и включила телевизор. На экране возникло симпатичное лицо дикторши.

– Новое происшествие в Москве, – сообщила девушка. – В своем загородном доме найден мертвым Николай Пряхин, владелец фирмы «Мэп». Наша программа решила провести самостоятельное расследование. Итак, специальный репортаж корреспондента Андрея Мошака.

Картинка моргнула, я бездумно таращилась на экран. Все-таки человек способен привыкнуть к любым обстоятельствам. Лет пятнадцать назад новость о чьей-то смерти поразила бы и испугала меня, а сейчас вот я совершенно спокойно смотрю репортаж.

– Николай Пряхин, – говорил тем временем худощавый черноволосый парень, – жил замкнуто, не имел семьи и близких друзей. Коллеги по бизнесу характеризуют его как жестокого, безжалостного человека, готового ради прибыли утопить любого. Пряхин никогда не шел на компромисс и подминал под себя мелкие фирмы. В последнее время он пытался поглотить корпорацию «Стайл», между двумя монстрами шла борьба. У нас есть интервью Сергея Панкина, президента этого объединения.

На экране возникло изображение дородного парня в дорогом костюме.

– Никаких трений у нас с Пряхиным не было, – ровным голосом сказал он, – обычные отношения.

– Вы были друзьями? – уточнил Мошак.

– Нет, – спокойно ответил Панкин, – мы общались лишь на деловой почве.

– Ходят слухи, что Николай Пряхин вел себя непорядочно, – не успокаивался Мошак, – он опустил цены на продукцию «Мэп» и тем самым нанес вам сильный удар. «Стайл» начал терять крупных оптовиков, ваши склады забиты товаром. Еще нам сказали, что попытки представителей «Стайл» договориться с Пряхиным закончились неудачей. Две недели назад Николай выгнал из офиса парламентера «Стайл» со словами: «Я вас на колени поставлю, а потом проглочу с ботинками».

– Мне ничего не известно о подобной беседе, – не дрогнув лицом, ответил Сергей Панкин. – Думается, сотруднику телевидения не следует повторять глупые сплетни!

– После смерти Пряхина во главе «Мэп» встанет Федор Калистратов, – пер вперед как танк Мошак. – Вы надеетесь прийти к консенсусу с новым владельцем фирмы-конкурента?

– Я готов к конструктивному диалогу, – торжественно объявил Панкин, – и считаю сейчас, в день смерти Николая, неуместным вести разговоры о бизнесе. Выражаю соболезнование всем близким Пряхина.

– И вы пойдете на похороны? Принесете цветы на могилу человека, который задумал обанкротить «Стайл»?

– У людей могут быть трения, – с достоинством произнес бизнесмен, – но смерть, в особенности такая трагичная, всегда примиряет даже врагов. Естественно, я буду участвовать в погребальной церемонии, придут все топ-менеджеры «Стайл». Мы не всегда одобряли методы Николая Пряхина и конкурировали на рынке, но владелец «Мэп» вызывал у нас глубочайшее уважение.

– А сейчас версия правоохранительных органов… – сообщил корреспондент.

Очевидно, эта съемка велась скрытой камерой, потому что качество звука и изображения оставляло желать лучшего, и интервьюируемый, скорей всего не подозревавший об объективе, вел себя весьма раскованно. Запись воспроизводили с купюрами, заменяя гудочками особо вольные и пикантные выражения.

– Вечно вы, блин, журналисты, в дерьме плавать любите, – забубнил толстомордый лысый дядька в милицейской фуражке. – Ну какое на… бип-бип… убийство? Сердце подвело, инфаркт у него случился!

– Уверены? – спросил кто-то невидимый.

– Результатов вскрытия пока нет, – признался мент, – но посудите сами: Пряхин дома был один, гости к нему не приходили. Охранник отправился спать в одиннадцать, особняк заперт изнутри, следов взлома на замках нет, задвижки в пазах. Две собаки Пряхина, охранные доберманы, даже не гавкнули. Да мимо этих монстров муха не пролетит! Тело найдено в кабинете, следов насилия нет, ни огнестрельных, ни ножевых ранений. Вы… бип-бип… не придумывайте… бип-бип… страшилок. Мотор Пряхина подвел, а журналисты уже… бип-бип… погнали. Целое, блин, цунами. За каким… бип-бип… ерундите? Да он спокойно коллекцией своей занимался, новую фишку чистил. Его так утром охрана и нашла: головой на столе, под башкой фишка, рядом полироль, пасты всякие. А вы… бип-бип…

На экране вновь возникло лицо Мошака.

– Николай Пряхин имел редкое хобби, – пояснил корреспондент, – у нас есть возможность показать вам его коллекцию.

Камера отъехала, я увидела ряды стеклянных шкафов с полками, уставленными коробочками.

– Пряхин собирал фишки, – рассказывал корреспондент. – В мире мало людей, интересующихся этими аксессуарами. Николай имел несколько тысяч экземпляров, среди которых были самые простые, из обычных казино, и раритетные, сделанные из золота, платины, слоновой кости. Но собрание Пряхина не оценивается дорого. Следствие исключает версию ограбления, сейчас заканчивается сверка фишек с описью, но уже ясно: из особняка ничего не пропало. Слово Павлу, охраннику бизнесмена.

В углу телеэкрана нарисовалось лицо наголо бритого парня.

– Ну… как бы… Николай Андреич вечером сказал… ступай, Паша, спать. Я ему… могёт, в баню захотите, постерегу… он тут недавно на плитке упал… я перепугался… а Николай Андреич… как бы… не согласился, как бы велел… иди, иди, телик позырь… чайку попей свободно… я фишку чистить буду… сегодня купил… раритет… давно искал… насладиться хочу… а че в ней хорошего… кусок не пойми чево… я и ушел… босс всегда прав… спорить как бы… нельзя… Никого тут не было… вору… как бы не войти… собаки залают, они обученные… да и че ему на второй этаж переть… в столовой… эти… как их… кондебябры золотые[4] и махонькие чашечки в буфете, прям на виду… четыре штуки… за них пол-лимона евро уплачено… Во!

– Проведя собственное расследование, – лихо подытожил репортаж Мошак, – мы можем сделать предварительный вывод: какой бы соблазнительной ни казалась версия о заказном убийстве, похоже, Николай Пряхин умер от сердечного приступа. Бизнес – смертельное занятие, он подрывает здоровье. А сейчас эксклюзивные кадры! Мы имеем возможность показать вам ту самую раритетную фишку, любуясь которой умер Пряхин. Вот последнее, что видели его глаза!

Телевизор моргнул, я оцепенела. Во весь экран дали изображение штуки, похожей на монету. В центре кругляшка было выбито «170…годъ», последняя цифра была стертой.

– А теперь еще об одном происшествии… – завела дикторша.

Но я уже не слушала ее, ноги сами собой побежали в спальню к Катюше, руки схватили шкатулку, пальцы принялись перебирать содержимое: браслет, ключик, цепочка, монетки. Так вот что исчезло! Фишка!

Я рухнула на кровать Катюши. Что происходит? Моя подруга не помнит, откуда у них в семье оказался этот аксессуар. Вроде игроков у Романовых в роду не было, но в шкатулке хранилась фишка. Если вы сейчас напряжетесь, то вспомните, что и в вашем доме в какой-нибудь коробке валяется нечто совершенно ненужное, но пережившее века.

У моего отца, например, на столе стояла непонятно откуда взявшаяся подставка для перьев – кривая загогулина на ножках с датой «1848 годъ». Папа так и не мог внятно объяснить, как она попала к нему. Наша Юлечка обладает древним флаконом из-под духов – он мирно простоял в шкафу сначала у ее бабушки, затем у мамы. Но Юля хоть способна внятно объяснить его историю. Вроде бы прадедушка, делая предложение прабабушке, подарил ей дорогой парфюм, пузырек из-под которого они сохранили, помня романтическое его появление. Предков Юли давно нет в живых, а флакон живет теперь уже в ее семье. А у Катюши в шкатулке между двумя медными пятаками, выпущенными в начале шестидесятых годов, юбилейным рублем, отчеканенным к столетию Ленина, и несколькими иностранными монетками валялась фишка.

Забыв посмотреть на часы, я схватила телефон.

– Алло, – сонно пробормотала Катюша, – что случилось? Егоров потяжелел?

Тут только я вспомнила про разницу во времени и с глубочайшим раскаянием произнесла:

– Извини, это Лампа. Разбудила тебя?

– Ерунда, – зевнула подруга и тут же испугалась: – Что у нас дома случилось? Дети? Собаки?

– Все живы и здоровы, – поспешила ответить я, – позвонила по глупости. Представляешь, сейчас по телику рассказывали про коллекционера фишек и показали одну. Точь-в-точь как та, что у тебя в коробке. Не помнишь, что на ней изображено?

– Круглая такая, – успокоившись, ответила Катюша, – посередине выбито: тысяча семьсот и слово «годъ» с твердым знаком, последнюю цифру в дате не видно. Да ты возьми коробку, сама посмотри.

– Уже пыталась, нет там фишки.

– Нет?

– Ага.

– Куда же она подевалась? – изумилась подруга. – Кому нужен кусок металла?

– Глиняные черепки в музеях тоже выглядят отвратительно, но они ценятся за старину, – вздохнула я. – Кроме того, есть коллекционеры. Помнишь, спичечные коробки советских времен, с картинками?

– Ну?

– Сколько мы их выкинули?

– Никогда не считала, тысячи, наверное.

– А теперь коллекционеры за них дорого заплатили бы.

– Хочешь сказать, что фишка – ценная вещь?

– Думаю, для собирателя, да.

– Ерунда! Это же не картина Рубенса и не алмаз «Шах».

– Верно, но если человек фишками увлекается, ему она будет очень кстати. Ты никому ее не отдавала?

– Нет, – удивленно ответила Катюша, – это память о дедушке.

– А кто знал про нее?

– Все. А зачем было скрывать? – еще больше удивилась Катя. – Ты, Кирюша, Лиза, Вовка… Да мало ли кто! Я ее Марте Поляковой показывала, у нее муж диссертацию по психологии игроков писал, Юре Бахнову демонстрировала, тот спектакль ставил про казино. Всех и не вспомнить. Милена с Юркой ее с лупой изучали, Бахнов хотел год точно рассмотреть, но не сумел. А что?

– Да так, – пробормотала я. – Извини!

– Спокойной ночи, – зевнула Катя. – Не переживай, найдется фишка. Небось Кирюшка в школу поволок, он уже один раз ее таскал, на урок истории.

Из трубки зачастили гудки, я положила телефон на тумбочку, услышала лай собак, вышла в холл и увидела Кирюшу, который стаскивал ботинки.

– Ты фишку брал? – спросила я.

Мальчик мрачно поморщился.

– Опять двадцать пять! Стоит бедному, замученному знаниями ребенку наконец-то войти в родной дом, как его начинают спрашивать о всякой ерунде! Ужинать дадут? Или из-за какой-то фишки голодным оставят? Чего я сделал-то?

– Не обижайся, тебя никто не собирается ругать. Фишку помнишь? Старинную, у Кати в коробке.

– Круглая, железная, гнутая? Старая, страшная?

– Да.

– За фигом она мне?

– Вроде ты ее на урок истории таскал.

– Давным-давно, еще в девятом, – заявил наш десятиклассник. – Показал Степановне, училке, она мне «пятерку» поставила.

– А потом куда дел?

– Назад сунул, – пожал плечами Кирюша. – Чего ты так волнуешься?

Дверь открылась, вошла Лиза.

– Всем привет! – радостно заорала она.

– Ты фишку брала? – налетела я и на нее.

Лизавета села на пуфик.

– Добрый вечер, Лампа. Что-то ты повторяешься…

Кирюша швырнул второй ботинок в угол и недовольно пробурчал:

– Это теперь такая фишка, болтать о фишках. Вместо ужина.

Глава 22

За полчаса до полуночи я позвонила в дверь к наркоманке Татьяне.

– Кто там? – тоненько спросили из-за створки.

– Откройте, пожалуйста, не бойтесь. Вы на рынке работаете?

– Торгуем, – согласился голосок.

– Мне надо поболтать с вами.

– Говорите.

– Через дверь?

– Никому не открою!

– Я вам ничего плохого не сделаю.

– У меня регистрация есть.

– Я не из милиции.

– А деньги Ибрагим унес.

– Поверьте, я не имею дурных намерений, ей-богу!

Дверь распахнулась, худенькая, смуглая девушка безо всякого акцента поинтересовалась:

– Что вы хотите?

– Вы у Тани комнату снимаете?

Торговка помотала головой.

– Нет.

– Как нет? Судя по халату, вы тут живете! – попыталась я уличить ее во лжи.

– Спать прихожу, – согласилась девушка, – денег не плачу, закон не нарушаю, Таня по-родственному меня пускает, бесплатно, не наживается.

– Я не из налоговой инспекции, меня не волнует факт сдачи жилплощади без отчислений в казну государства.

– Зачем тогда пришли?

– Меня зовут Лампа, а вас?

– Сухелья, – неожиданно улыбнулась собеседница.

– Я ищу юношу, вроде его зовут Антон.

– Тут таких нет, – помотала головой Сухелья. – Фазиль, Ибрагим, Махмуд, Фатима, я, больше ни одного человека.

– А Таня?

– И она. Все.

– Антон приходит днем.

– Мы торгуем, – напомнила Сухелья.

– Приводит любовницу.

– Не знаю.

– Он носит черную толстовку.

– С черепом?

– Да, да, – обрадовалась я.

– Не знаю.

– Но ведь вы сами же сказали про толстовку, что она с черепом.

– Мы пришли – а она лежит на кровати!

– Одежда не ваша?

– Нет.

– Если владелец появится, можете попросить у него номер телефона?

– Нет.

– Почему? Это совсем не трудно.

– Я торгую, не увижу никого.

– Вам не обидно? – зарулила я с другой стороны. – Вы платите за комнату, а в ней днем посторонний околачивается!

– Нет.

– Не хотите выяснить, кто он такой?

– Нет. Деньги отдаем за ночь, день не наш, я торгую, – упрямо твердила Сухелья.

– Кто у вас старший?

– Ибрагим.

– Можете его позвать?

Сухелья повернулась и прокричала в сторону спальни несколько слов на незнакомом мне языке, из комнаты вышел мужчина и произнес нечто похожее на «Мархаба».

В ответ Сухелья выдала целую тираду, и я опять ничего не поняла.

– Малязим, – коротко ответил Ибрагим и скрылся.

– Он устал и не хочет говорить, – перевела Сухелья.

– А Махмуда или Фатиму можно позвать? – настаивала я.

– Все уже спят. И они по-русски не понимают, я за переводчика, – пояснила Сухелья. – Ничего мы не знаем. Днем кто живет, нам неинтересно, наша ночь, так дешевле.

– Ясно, – кивнула я, – что ж поделать, прощайте.

– До свидания, – улыбнулась девушка.

Я молча пошла к выходу.

– Эй, – вдруг сказала Сухелья, – а зачем он тебе?

– Антон украл у моей сестры фишку, – машинально ответила я.

– Это что такое? – заинтересовалась Сухелья.

– Кусочек металла, круглый, им в казино пользуются.

– Игровые автоматы? – проявила осведомленность Сухелья.

– Ну… да, – кивнула я, решив не вдаваться в подробности.

– Зачем из-за такой ерунды расстраиваться? – философски заметила Сухелья. – Жетон недорогой, хотя, конечно, обидно. Забудь!

– Ты права, именно так я и поступлю, – поддержала я беседу.

– У тебя с ним любовь? – заговорщицки прошептала девушка.

– Не первый день. А что? – обрадовалась я внезапной разговорчивости Сухельи.

– Все мужчины вруны, и твой тоже. Он сюда женщину водит! – вдруг сообщила она.

– Откуда ты знаешь?

Девушка приложила палец к губам.

– Тише, а то Ибрагим придет, рассердится. Антон ведь мужчина?

– Да, – кивнула я.

– Зачем ему тогда пудра?

– Думаю, без надобности, хотя некоторые парни пользуются косметикой.

Сухелья фыркнула.

– Не уходи, сейчас покажу.

Я покорно осталась стоять на лестничной клетке, а девушка без звука исчезла в коридоре, потом так же бесшумно вернулась и продемонстрировала мне небольшую косметичку.

– Вот, тут много всего. Хочешь поглядеть? Смотри – пудра, помада, тушь, тени, краска щеки румянить. Такое мужчине не подходит. Он сюда женщину приводит. Забудь его.

– Спасибо, я давно подозревала его в измене, – изобразила я оскорбленную любовницу. – Несколько раз скандалила, но Антон выкручивается, говорит: «Тебе это кажется, никаких женщин у меня нет!» Мне очень хочется поймать его с другой. Не знаешь, когда он сюда заявится?

– Правда нет! – помотала головой Сухелья. – Я торгую, отойти не могу, а он днем приходит. Не часто, но заглядывает. Вот так! И баба с ним.

– Откуда ты знаешь подробности, если у прилавка с утра до ночи стоишь и днем в квартиру не приходишь? – продолжила я допрос.

Из комнаты выглянул коренастый парень. Довольно сердито произнес несколько гортанных фраз и исчез в спальне.

– Одеколон, – зашептала Сухелья. – У Антона он такой, как у нашего хозяина, в носу щипет, а у нее духи сладкие, дорогие, не мужские. Так только девушки пахнут. Я домой вернусь, зайду в комнату и окно открываю. Запахи смешиваются, чихать начинаю, мне воздух нужен. Отсюда и знаю: если сильно воняет – они были днем, ничем не несет – не приходили. Очень просто. Все, мне пора, Махмуд злится. Брось его, если мужчина изменяет, он не остановится, ищи другого.

Я вернулась к машине и поехала домой. Снова облом. Никаких зацепок. Ну зачем я потащилась к Татьяне? Хотела найти шкатулку – и неожиданно обнаружила ее дома. Катюша не станет расстраиваться из-за пропажи фишки. Конечно, она принадлежала ее деду, но талисманом моя подруга считает саму шкатулку, а та преспокойно стоит в шкафчике. Наверное, надо забыть про дурацкое происшествие.

И в ту же секунду меня охватил азарт. Ну уж нет!

Я узнала кое-что о человеке, который обманом проник в нашу квартиру. Его предположительно зовут Антон, и он ухитрился украсть из моей сумочки ключи, затем унес шкатулку. Я абсолютно уверена, что ее не было некоторое время в шкафчике. Очень хорошо помню, как вошла в спальню Катюши, увидела раскрытый шкаф, выдвинутый ящик, удивилась, расстроилась и начала осматривать полки. Коробка испарилась! А потом она появилась! Значит, Антон вернул ее. Зачем? По какой причине он уносил шкатулку? Хотел продать? Вещице цена три копейки, она дорога лишь Кате, для остальных это грубая рыночная поделка. Ладно, предположим, что она кому-то понадобилась, этот человек нанял Антона, тот и упер шкатулку. С какой стати тогда вернули украденное? Вора замучила совесть? Глупее и не придумаешь!

Я затормозила у светофора. Значит, грабитель приволок шкатулочку назад, вынув оттуда фишку. Она оказалась у коллекционера Николая Пряхина, а тот умер, пытаясь почистить новый экспонат своей коллекции. Может, все дело в фишке? Ну да, нужна была не шкатулка! Надо немедленно позвонить Ираклию Гогоношвили, он даст мне нужную справку.

– Гаварите, – сильно акая, откликнулся Ираклий. – Гаварите, кто пазванил и разбудил!

– Ты спишь? Это Лампа, извини, Ираклий, но дело очень спешное.

– Я еще не ложился, – перестав преувеличенно нажимать на «а», признался приятель. – В чем дело?

– Твой журнал писал когда-нибудь о коллекционерах фишек из казино?

– Подожди, – велел Ираклий, – навскидку не скажу. Так. Фишки, фишки… Вспомнил! Было такое. Очерк Ильи Кабанова посвящен тем, кто увлечен…

– Можешь позвонить Илье?

– Сейчас?

– Да! Попроси его побеседовать со мной.

– Не вопрос, – кашлянул Ираклий. – Запиши его телефон и через минут пять набирай.

У Кабанова оказался приятный баритон.

– Ираклий попросил меня ответить на ваши вопросы, задавайте.

– Сколько может стоит фишка, на которой выбита дата тысяча семьсот, последняя цифра плохо различима?

Кабанов пошуршал бумажками.

– Фишки – редкое хобби, в Москве мне известен всего один человек, который ими увлекается, Николай Пряхин. Думаю, он может заплатить за нее некую сумму.

– Сколько? – повторила я вопрос.

– Увы, в этом я не компетентен.

– Десять тысяч долларов дает?

Илья засмеялся.

– Лампа, многие люди ошибочно считают, что обладают большими ценностями. Допустим, ваша бабушка, умирая, вынула из-под подушки растрепанный томик и торжественно заявила: «На, внученька, это уникальное издание, чудом сохранившаяся книга, продай ее и купи себе квартиру». Вы мчитесь в букинистический магазин, предвкушая барыш, и тут начинаются разочарования. Книжонка оказывается не редкостью, таких много. К тому же она в плохом состоянии, отсутствует несколько страниц. Значит, особого интереса для библиофила она не представляет, ваша бабушка ошиблась. Да, есть картины, почтовые марки, фарфор, манускрипты, письма великих людей, за эти вещи можно выручить не десятки, а сотни тысяч, миллионы. Но мода меняется. Допустим, в прошлом году полотна Айвазовского стоили запредельно, а нынче их цена упала ниже батареи. Двадцать лет тому назад на Филонова не было спроса, сегодня к его работам не подступиться. Что же касается не особо популярных вещиц типа… э… сигаретных пачек или пивных пробок, то они неинтересны широкому кругу людей, в музеях, сами понимаете, такое не выставляют, и здесь порядок цен совершенно иной. Ваша фишка может заинтересовать Пряхина, но во всей Москве только его одного, и он это понимает. Не следует рассчитывать на десятку, это нереальная цена. Думаю, больше тысячи баксов он не даст. Кстати, ваш «раритет», как я понял, не в лучшем состоянии?

– Ну да, – подтвердила я.

– Стоимость поцарапанной, покоробленной, в общем, слегка потерявшей вид вещи мгновенно удешевляет ее. Понимаю, обидно слышать такое, но фишка не принесет вам дохода.

– Спасибо, – поблагодарила я Илью.

– Пожалуйста, – вежливо ответил журналист, – извините, если я вас расстроил. Кстати, в Москве имеется клуб, где общаются коллекционеры, занимающиеся, простите, ерундой. Он называется «Хоббимания», расположен на Люсиновской улице. Съездите туда, тамошний директор Ваня Муркин даст вам полнейшую консультацию, он знает всех, кто увлекается коллекционированием, это не человек, а справочник. Если скажете, что вы от Кабанова, он встретит вас, как родную. Ехать туда надо после обеда, Ванька к трем приходит, он в клубе каждый день, без выходных и праздников.

Уже лежа в кровати, я еще раз мысленно провертела в голове ситуацию. Похоже, фишка не является сверхценностью, она не принесет никому богатства, так что не стоило устраивать ради нее масштабный спектакль. Но тем не менее вор рискнул. Может, все-таки его интересовала шкатулка? Ага, он взял ее, полюбовался и… вернул назад.

Внезапно мне стало жарко, и я села в кровати. Стоп! Грабитель явно не хотел, чтобы мы догадались о том, что в квартире шарили чужие руки. Вор филигранно вытащил у меня ключи, а потом оставил их лежать у двери. Значит, мерзавец знал: я рассеянна, найдя квартиру открытой, сначала испугаюсь, но потом увижу ключи и мигом сделаю вывод: вот балда, ушла, забыв запереть замок. Хорошо, тут нет никаких неясностей. Но скажите мне, каким образом вор вернул коробку? Он что, пришел к нам в гости и незаметно поставил ее в шкаф? Так ведь никто из посторонних не появлялся! Следовательно, у пакостника есть ключи. Он успел сделать оттиск! И в любой момент способен войти сюда! Ночью! Хозяева мирно спят в постельках, собак наших разбудить трудно, и они никогда не шумят, если в дверь не звонили.

Меня вымело из-под одеяла, на цыпочках я побежала в прихожую и задвинула щеколду. Так, необходимо поменять замок. Скажу домашним, что у меня украли сумочку, и вызову слесаря. А еще я не успокоюсь, пока не пойму, что за чертовщина происходила со шкатулкой и зачем потребовалось столько усилий, чтобы стащить грошовую фишку.

Вернувшись в комнату, я залезла под одеяло, свернулась клубочком и внезапно опять лишилась сна. Илья Кабанов мог ошибаться! Он всего лишь журналист, правда, работающий в издании, посвященном коллекционерам. Но все равно борзописец не является экспертом. Необходимо встретиться с Ваней Муркиным. Вдруг он скажет, что фишка – невероятно дорогая вещь?

Глава 23

В девять утра я вошла в темную приемную морга, откуда когда-то забирали гроб с телом Полины Брызгаловой, и стала озираться. В помещении было две двери, обе украшали таблички: «Вход строго воспрещен». Поколебавшись пару мгновений, я постучала в одну створку, распахнулось окошечко, показалось лицо молодого мужчины.

– Кто? – без особых церемоний спросил он.

– Евлампия Романова, – растерялась я.

Форточка с треском захлопнулась. Обескураженная приемом, я снова поскребла по деревяшке, вновь возникла та же морда.

– Стой спокойно, – велел мужик и пропал.

Потянулись минуты. Холод проник под легкую куртку, меня затрясло в ознобе.

– Такой нет, – заявил санитар, высовываясь в отверстие. – Вы ничего не перепутали? Евлампия Романова отсутствует.

– Это я! Жива пока!

– Ну ё моё! – разозлился тип. – Я тело ищу, а она себя называет. Ну не дура ли? Назови покойника!

– Примерно два года назад в вашем морге лежала Полина Брызгалова. Нельзя сейчас узнать, кто ее одевал, гримировал и выдавал родственникам?

Окошко вновь захлопнулось, зато распахнулась дверь, из нее вышел полный парень в мятом халате.

– Ты охренела? – насмешливо спросил он. – Два года назад! Я такого еще не слышал. Во народ! Вчера бабка пришкандыбала, сын у нее помер. Тело выдали, забрала, расписалась, похоронила и сюда заявилась. Часы, говорит, у покойника были, отдайте, а то в милицию сообщу, какие вы воры. Но эта хоть через неделю приплюхала. А ты – два года!

– У меня нет претензий.

– Тогда чего?

– Просто надо поговорить с санитаром, который занимался Брызгаловой.

– Зачем?

– Надо.

Служащий вытащил сигареты.

– Тебе надо, ты и ищи!

– У вас, наверное, есть книга учета? – спросила я. – Талмуд, куда заносится информация о выдаче тел.

– Ну.

– Если посмотреть ее за нужный год, то можно найти запись про Брызгалову.

– Ну.

– Легко узнать, кто дежурил и отдал родственникам покойную.

– Ну.

– Мне очень-очень надо найти этого работника! – закончила я речь и вынула кошелек.

Санитар благосклонно взял купюры и открыл дверь.

– Входи.

Я заколебалась, мужчина правильно истолковал мои сомнения.

– Не боись, трупаков нет, – ухмыльнулся он. – А если бы лежали, то не тронули бы тебя, они тихие, отбегались уже. Садись, ща принесу!

Через два часа я обнаружила нужную запись и попросила санитара:

– Можете сказать, кто выдавал тело Брызгаловой? Почерк очень неразборчивый.

Мужик прищурился.

– Хм… вроде… Ефимыч!

– Он кто?

– Ефимыч? Сменщик мой, сегодня я как раз вместо него заступил.

– Куда ваш коллега после работы пошел?

– Домой, – равнодушно ответил санитар, – не по бабам! Ефимыч уже дед, не до тусовок ему.

– Дайте его телефон, – попросила я.

– Ты платила только за книгу, – напомнил меркантильный мужик.

Когда очередная бумажка перекочевала из моего кошелька в жадные лапы санитара, он вновь стал любезным.

– Нет у него телефона.

– Возвращай деньги, нехорошо обманывать! – рассердилась я.

– Могу адрес сказать, – предложил собеседник.

– Говори, – обрадовалась я.

Он указал на окно.

– Видишь пятиэтажку?

– Из светлого кирпича? Да.

– Там он кукует.

– А номер квартиры?

Санитар засопел.

– Не знаю.

– Предлагаешь мне бродить по этажам, звонить всем жильцам и искать Ефимыча? – вскипела я.

– Могу тебя отвести, – предложил служитель морга.

– Пошли, – обрадовалась я.

– Могу отвести, но… – слегка повысил тон рвач, – могу и не делать этого!

– Молодец, – одобрила я, вновь вынимая портмоне, – не растерялся!

Санитар выдернул из моих пальцев купюру.

– Ты платишь, я работаю, – спокойно пояснил он, – я не ворую и не заставляю тебя бабло отстегивать. Жаль денег – бегай по всему дому, спрашивай Ефимыча.

За дверью квартиры надрывался в плаче ребенок, мой спутник ткнул толстым пальцем в звонок, через некоторое время на лестницу выглянул совершенно лысый, еще не совсем пожилой дядька.

– Че приперся? – весьма недовольно буркнул он. – Не звал.

– Баба тебя ищет, – ухмыльнулся санитар. – Небось сильно ей понравился, раз башляет. Ну, разбирайтесь тут сами. Ты заплатила – я привел.

С этими словами мой провожатый развернулся и ушел, теперь недовольство Ефимыча обратилось на меня.

– Че надо?

– Заработать хотите? – прямо спросила я.

– Не моя смена сегодня.

– А мы о вашей побеседуем.

– Теперь только в субботу приду, – равнодушно сообщил Ефимыч, – я отгул взял.

– В тот день вы работали.

– В который? – напрягся Ефимыч. – Пропало чего? У меня, как в аптеке, все записано, отмечено, в книгу занесено. За других не отвечу, а за себя ручаюсь. Небось сами потеряли! Вам же говорят: не оставляйте больным ценное, золотые кресты домой забирайте. А то потом носитесь, жалобы пишете… Только с нами это не пройдет! Тело из отделения медсестра привозит, и я сразу пишу: труп пустой, без ювелирки. А сестра подписывает. Ступайте в отделение, где лежал ваш родственник, они небось стырили, мы чистые. У мертвого брать грех!

– Два года назад вы готовили в последний путь Полину Брызгалову. Помните?

– Совсем того? – ухмыльнулся Ефимыч. – Я каждую смену народ обряжаю, фамилии в голове не складываю, ни к чему мне мертвяков помнить.

– В книге учета есть соответствующая запись – Брызгаловой занимались вы.

– Раз указано, значит, верно. Только все я давно позабыл.

Я помахала перед носом Ефимыча купюрой.

– Не просветлеет ли в вашей голове при взгляде на бумажку?

– От гонорара не откажусь, – церемонно заявил санитар, – но я не вру, не припомню тело.

– Попробую вам помочь. За Полиной приехали двое: сестра и парень, гроб им выдали закрытым. И вот что странно – ящик оказался очень легким, словно в нем не было тела. Так куда подевалась Полина?

Лысина Ефимыча стала пунцовой.

– Ах вот ты про что… Не хотел я ей помогать, да она так просила, прямо извелась вся. Ничего плохого я не сделал!

– Я хорошо заплачу, если расскажете правду, – пообещала я.

Ефимыч нахмурился.

– Пошли, сядем на подоконник, покурю. Вечно вы, бабы, дурака наваляете, а потом ложкой дерьмо хлебаете.

– В гробу лежали кирпичи? – скорей утвердительно, чем вопросительно сказала я.

Ефимыч умостился на ободранном подоконнике.

– А сколько дашь? Меньше чем за сто долларов рот не раскрою.

– Дорого просишь.

– Дешево хорошо не бывает.

– Я могу и в милицию пойти, – пригрозила я.

– И че? – зевнул Ефимыч. – Там тебя вон попрут. Больше дела ментам нет, как с покойниками разбираться, которые от болезни откинулись. Даже если парни жопы от стульев оторвут и ко мне припрутся, ничего не выйдет. Глянут в книгу, а там порядок, по часам записано: спустили из отделения, ну, допустим, в семь утра, принял санитар Буйкин. Тело выдали через два дня родственникам, все подписи. Хочешь чего вызнать – плати. Я честный человек, получу деньги и все расскажу.

Я полезла в сумочку, где в небольшом потайном кармашке всегда держу двести долларов на всякий случай. Мало ли что может случиться на дороге. Похоже, в морге на Вербной служат одни «честные» люди, готовые отрабатывать гонорар.

Ефимыч любовно сложил купюру, устроил ее в карман и неожиданно сказал:

– Ты не думай, я не пьяница какой! Внуку на хорошую школу коплю, каждую копейку в сберкассу несу и под процент кладу, не хочу, чтобы дураком вырос. Поняла?

Я кивнула.

– Значит, слушай… – повеселел рачительный дедушка.

Как-то раз к Ефимычу подошла Таисия Петровна, старшая сестра хирургического отделения. Санитар удивился, увидав ее, – на дворе стояла почти ночь, женщине полагалось давно быть дома.

– Ты чего, провинилась, что ли? – хмыкнул Ефимыч. – Клизму с градусником перепутала, вот и заставили на сутки выйти?

– Слышь, Ефимыч, – не обращая внимания на подкол, попросила Тася, – просьба к тебе есть, хорошо заплатят.

– Че делать надо? – обрадовался вечно нуждающийся в деньгах санитар.

– В третьем отделении девушка умерла, Полина Брызгалова, – трясясь, словно больная собака, начала Таисия, – тело утром к вам спустили. Родственники…

– Нормалек, – перебил ее Ефимыч, – для тебя, как для родной, расстараюсь!

Таисия всегда нравилась Ефимычу, медсестре было примерно столько же лет, сколько санитару, и она так же, как и он, всю жизнь протрубила в клинике. Одно время он даже пытался ухаживать за ней, но Тася любовь крутить не захотела, стараний кавалера не замечала, а когда мужик попытался прижать ее в укромном уголке, не стала драться или орать, а очень тихо сказала:

– Не обижайся, Фимыч, ты симпатичный, вот только правило у меня: в чужом лесу не охотиться. Не было бы у тебя жены, другой разговор, а так – прости.

На том неначавшийся роман завершился, но Ефимыч сохранил с Тасей хорошие отношения. Между ними завязалась дружба, а когда супруга санитара заболела и очутилась на операционном столе, старшая медсестра лично ухаживала за ней и вытащила почти с того света.

Ясно теперь, почему Ефимыч мгновенно заявил:

– За бесплатно сделаю, как родную оформлю, куклой уложу, не сомневайся, Тася!

– Не о том речь, – отмахнулась подруга. – И заплатят тебе хорошо, вот только…

– Что? – удивился санитар. – Да говори, не мямли, сказал уже, для тебя все сделаю.

И тут Тася рассказала такую историю, что санитар обалдел. С подобным он сталкивался впервые. Умершая Полина Брызгалова поругалась с родителями. Отец с матерью были против ее брака с бедным человеком и вычеркнули из своей жизни дочь, самовольно побежавшую в загс. У Поли есть сестра, Таня. Вот она поддерживала отношения с Полей, не боясь родительского гнева, девушки встречались тайком. Спустя некоторое время Полина заболела и умерла, Таня сообщила семье страшную весть, но родители даже после кончины дочери не пожелали изменить свое к ней отношение.

– Для нас она давно скончалась, – отрезал отец.

А муж Полины не москвич, и он сказал Тане:

– Я возвращаюсь к себе за Урал, мне в столице жить неохота, тело жены увезу с собой, похороню в своем родном городе.

Таня пришла в ужас, она не хотела лишиться возможности приходить на могилу к Полине и придумала выход. Обратилась к своей знакомой, медсестре Таисии Петровне, и попросила ее:

– Договорись в морге, пусть мне Полю тайком отдадут, я ее ночью увезу и похороню, а мужу в положенный день закрытый гроб вынесут, он его и увезет.

Ефимыч сначала заколебался, но потом согласился помочь. Таня предложила за услугу хорошие деньги, да и Тася очень просила за девушку. А еще санитар не усмотрел в ситуации ничего криминального. Полину-то никто не убивал, сама на тот свет ушла, ну какая ей теперь разница, где лежать? Кроме того, Ефимыч знал, как родственники способны поцапаться из-за мертвого тела, один раз он стал свидетелем натуральной драки, которую устроили в ритуальном зале свекровь с невесткой, пытаясь отстоять свои права на покойного.

– Вы поверили этой истории и выполнили просьбу Тани? – уточнила я.

– Ну… вроде… того… Да! – подтвердил санитар. – Ночью отдал Татьяне тело.

– Как же девушка увезла его? – поразилась я.

Ефимыч крякнул.

– На машине она была, а стекла в ней затонированы. Я Полину-то на заднее сиденье посадил, навроде заснула.

– Жуть! – передернулась я. – Вряд ли Таня одна ее повезла. Кто еще был?

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами санитар. – А на следующий день эта Таня уже официально пришла, с молодым парнем. Они получили гроб, и ку-ку. Больше мы не встречались!

– Отлично, – кивнула я, – просто фильм по такому сценарию снимать можно! Дайте координаты Таисии Петровны.

– Сорок третья квартира, – буркнул Ефимыч.

– Простите? – не поняла я.

– Я живу на третьем этаже, Тася на пятом.

– В этом же подъезде? – удивилась я.

Санитар закивал.

– Да. В советские времена, может, чего было и не купить, но к людям хорошо относились, квартирами лучших работников обеспечивали, вот мы и очутились рядом. Жена моя больничной аптекой заведовала, я всю жизнь работал в клинике, кем только там не был, последние двадцать лет при покойных.

– Понятно, – перебила я Ефимыча. – Ведите меня к медсестре!

– Так она на работе, – пояснил санитар. – Чапай в больницу, первое хирургическое.

– Рассказывая о смерти Полины Брызгаловой, вы вроде назвали третье отделение, – попыталась я поймать Ефимыча на неточности.

– Может, оно и так, не помню, два года прошло, – заявил санитар. – Ступай к Тасе, со мной все чисто, ничего плохого я не сделал. Наоборот, людям помог.

– Папа, – высунулась из квартиры молодая женщина, – ты скоро? Мне уходить пора, а Сережка плачет.

– Иду, – кивнул заботливый дедушка и легко сбежал по ступенькам вниз.

Я посмотрела ему вслед. Похоже, Ефимыча ничего, кроме денег, в этой жизни не интересует, он даже не спросил имя женщины, которая пришла к нему с расспросами, то есть мое, просто выставил цену за информацию и сразу «слил» свою подругу Таисию. Впрочем, санитар ничем не рисковал, по документам все чисто, и он понял: я не из милиции, сотрудники МВД не станут платить за сведения, у них есть иные способы добыть информацию.

Таисию Петровну я нашла в небольшой комнатке, заставленной шкафами. Я вошла в кабинетик в тот момент, когда старшая сестра распекала круглолицую девочку в белом халате.

– Это безобразие! – сердилась она. – Как ты могла взять…

Тут Таисия увидела меня и резко сменила тон.

– Иди, Вера, работай.

Девушка шмыгнула носом и испарилась.

– Слушаю вас, – улыбнулась мне старшая медсестра. – На данном этапе мы имеем три свободные палаты люкс. Две выходят окнами на проспект, о чем предупреждаю сразу. Цена на них из-за шума с улицы не падает.

– Вам привет от Тани, – весело сказала я.

– Которой? – склонила голову Таисия Петровна. – Майской?

– Нет, – еще более радостно ответила я, – Брызгаловой, сестры Полины!

Губы медсестры остались растянутыми в улыбке, но лицо ее словно окаменело.

– Вы помните девушку? – спросила я.

– Нет, – еле выдавила из себя Таисия Петровна.

– Ну как же! Несчастная умерла от рака. Увы, Полине не помогли современные методы лечения, – повествовала я. – Печально, но не удивительно. Поражает иное: невероятная, фантастическая история с захоронением тела. Насколько мне известно, Брызгалова не была замужем и не имела родителей. Ну никак не могли ее родственники конфликтовать с зятем! Первые умерли, а второго не было. Теперь о Тане. Она законченная наркоманка. Такая не станет заботиться о могиле сестры, ей наплевать, где упокоили Полину, за Уралом, на Дальнем Востоке или в пустыне Сахара. Что-то в истории, рассказанной вами Ефимычу, концы с концами не сходятся.

Таисия Петровна попыталась встать, оперлась руками о стол, но запястья странно вывернулись, и медсестра упала в кресло.

– Бекки жива! – неожиданно воскликнула она. – Знала я, знала, что она опять всех обманет! Пожалуйста, скажите ей, что я больше не могу! Не могу!! Не могу!!! Она обещала ведь, что это будет в последний раз! И умерла. А я, дура, ей поверила. Два года спокойно провела, хотя и боялась. Она проводник, а не я. Бекки!

Женщина уронила голову на стол и заплакала с таким отчаянием, что у меня заболело сердце. Я быстро повернула в двери ключ и сказала:

– Таисия Петровна, успокойтесь, я не знаю никакой Бекки. Впервые слышу это имя.

Глава 24

Медсестра подняла голову.

– Врешь! Она всегда меня мучила. Ты от нее! Хочешь совет?

– Давайте, – кивнула я, не понимая, как реагировать на поведение собеседницы. Та выпрямилась и судорожно зашептала:

– Беги прочь, пока тебя совсем не затянуло! Что она тебе пообещала? Мужика? Деньги? Бекки знает, на что давить, чтобы люди завертелись, носом правильное направление чует. Одного напугает, другого приголубит, третьего купит. Делай ноги, потом не вырвешься, захочешь улететь, а крылышек нет! Посмотри, что она со мной сделала. Жизнь мою порушила! Господи…

Я окончательно растерялась, а Таисия Петровна неожиданно вскочила и ринулась к двери.

– Пошли, – затрясла она створку.

Я повернула ключ.

– Куда?

Но почти обезумевшая медсестра не ответила на мой вопрос. Она схватила меня за руку и поволокла по коридору в обратном от лифта направлении.

– Сюда, – бормотала медсестра, – по черной лестнице, нас никто не заметит. Подумают: я в аптеку подалась или у Раи чай пью. Иди скорей, пожалуйста!

В конце концов мы очутились во внутреннем дворе клиники, у мусорных бачков. Спутница довела меня до забора, отодвинула одну доску и велела:

– Лезь, тут легко протиснуться.

Через десять минут я оказалась в том самом подъезде, где недавно беседовала с Ефимычем. Только на этот раз меня впустили, вернее, втолкнули в чистенькую, уютную квартирку на пятом этаже и усадили в комнате, которая исполняла одновременно все функции – была спальней, столовой, гостиной и кабинетом.

Хозяйка вытащила с книжных полок потрепанный том, открыла его, и я поняла: передо мной не книга, а своеобразный сейф, коробка, внутри которой лежат пачки денег.

– Здесь почти пятьдесят тысяч долларов, – заявила Таисия, – я ничего не потратила. Все, что Бекки давала, сюда клала. Я их ей верну. Вот! А ты беги от нее. По лицу вижу, ты честная, обманули тебя, как меня.

Выговорившись, Таисия Петровна упала в кресло и заплакала.

Я сходила на кухню, налила в чашку воды и принесла хозяйке.

– Спасибо, – всхлипнула та и стала судорожно пить.

Мне показалось, что медсестра пришла в себя, и я решила продолжить разговор.

– Разве можно быть такой беспечной? Вы привели домой незнакомку, выставили перед ней «валютный запас». А вдруг я воровка?

– Нет, – неожиданно спокойно ответила она, – тебя послала Бекки. Грабительница не может знать правду про Полину, она бы просто сумку сперла.

– Подробности о вывозе тела сообщил мне Ефимыч, – я попробовала вразумить странную женщину.

– Это Беккины штучки!

– Не знаю такую, – помотала я головой. И тут же сообразила: нет, ошибаюсь, кто-то совсем недавно упоминал это имя – Бекки. Вот только кто и в связи с чем?

– Хорошо, – устало согласилась Таисия Петровна, – ты из ее верных рабов, мне это понятно. Можешь сообщить своей хозяйке: сестра на месте, но больше работать не станет. Беккино влияние закончилось, я сбросила ярмо. Конечно, она обозлится и захочет вынудить меня к сотрудничеству. У нее есть рычаг, но он больше не сработает. Все! Я сыта по горло! Хватит! В монастырь ухожу! Пусть больше не старается! Хоть всех денег я и не собрала, но отправлюсь!

– Послушайте меня внимательно, – попросила я, – сейчас расскажу, каким образом я узнала о вас. Понимаете, все началось с ерунды: я торопилась в школу и толкнула на улице парня…

На протяжении всего моего рассказа Таисия Петровна сидела, вцепившись пальцами в подлокотники кресла.

– А ты не врешь? – прошептала она в конце концов.

– Нет, – ответила я.

– И ты не знакома с Бекки?

– Нет.

– И ей от меня ничего не надо?

– Я могу лишь повторить: никакая Бекки никогда не просила меня поехать к вам. Мне просто надо узнать, зачем Таня, вернее, та, что выдавала себя за Таню, увезла тело Полины. Впрочем, я уже понимаю: его положили в баню и подожгли, чтобы создать видимость смерти Фоминой.

– Ой! – сжалась в комок Таисия Петровна. Ей явно стало очень и очень страшно.

– Ну попробуйте сообразить! – воскликнула я. – На даче Рогова погибает Фомина, личность ее установлена по состоянию зубов, стоматологическая карта подтверждает – сгорела Наташа. Но на самом деле девушка жива, вместо нее в огне очутилось тело Полины. Медсестра дантиста Алиса поменяла документы, и у сотрудников МВД не возникло сомнений. Полину, кстати, никто не убивал, организаторы аферы воспользовались смертью Брызгаловой. Мне теперь понятно, кто сгорел в бане. Более того, я знаю, каким образом тело Полины попало в поселок, – его привезла женщина, назвавшаяся Таней. Но дальше начинаются вопросы. По какой причине надо было инсценировать смерть Фоминой? Какой смысл в столь масштабном спектакле? И получается, что Константина осудили ни за что, он ни в чем не виноват. Зачем неизвестному мне Антону воровать Катину шкатулку? Каким образом он вернул ее на место? Единственное, что понятно: настоящая Таня наркоманка, она не принимала участия в деле. Перевозкой тела занималась некая Галя, которая позаимствовала паспорт у сестры Брызгаловой. Никакого труда взять документ ей не составило – Татьяна постоянно под кайфом, она плохо ориентируется в реальной действительности, ее часто подводит зрение. Например, Таня приняла меня за Галину. Я подумала, раз вы просили Ефимыча об услуге, значит, вы одна из постановщиков спектакля и можете знать, где сейчас Фомина. Найду Наташу, обнаружу ее приятеля и задам ему пару вопросов по поводу шкатулки и фишки. Никакой Бекки в этой цепочке нет!

Внезапно Таисия Петровна вскочила.

– Она жива!

– Фомина? Конечно, я совершенно в этом уверена.

– Я о Бекки! – занервничала медсестра. – Она живехонька и рано или поздно заявится ко мне. Сейчас я расскажу все, что знаю, а ты дай честное слово, что ее посадят!

– Бекки?

– Да! – с жаром воскликнула женщина. – Она мне всю жизнь сломала! Ее надо за решетку упрятать! За все!

– Дать срок могут лишь при наличии веских улик.

Хозяйка квартиры рухнула в кресло и обхватила себя за плечи.

– Пусть ее посадят, – нараспев затянула она. – Я больше не могу… Я не живу – от каждого стука вздрагиваю. Нет уже сил! Ох, чувствую, она извернулась, выкрутилась… Все, конец, сейчас расскажу… И уйду в монастырь, там меня не достанут!

Матери своей Таисия не помнила, их с сестрой Аней воспитывал отец, мрачный, даже суровый человек, военный врач. Петр Семенович часто уезжал в командировки, хозяйством в доме занималась Анна. Она была ненамного старше сестры, но Тасе порой казалось, что ее с Аней разделяет пропасть. Начнем с того, что Анечка очень ловко умела прикидываться. Если отец был дома, старшая дочь ходила по квартире, опустив долу хитрющие глаза.

– Да, папусечка. Как прикажешь, папочка. Немедленно сделаю, папа, – вот как разговаривала Аня, она никогда не спорила с отцом, хотя твердой рукой вела хозяйство.

Но стоило Петру Семеновичу отбыть в командировку, как старшенькая пускалась во все тяжкие. Не следует думать, что Анна забывала про Тасю и бегала на гулянки. Нет, старшая сестра очень любила младшую и трогательно заботилась о ней: варила обед, стирала белье, экономила на хозяйстве и покупала Тасе игрушки.

Таисия тоже была нежно привязана к Анне и ни разу не проговорилась отцу, что к старшей сестре по вечерам приходят мальчики, приносят вино, сигареты. Вечеринки порой затягивались до утра, самое интересное, что Аня никогда не пропускала школу, отлично училась и учителя считали ее ангелом во плоти. Девочку часто ставили в пример одноклассникам.

– Посмотрите на Сурганову! – восклицала классная руководительница. – Матери нет, отец постоянно в командировках, на ее плечах младшая сестра, дом, огород, а какая успеваемость? Сплошные «пятерки»! Отличное поведение! Безукоризненная вежливость!

По идее ровесники должны были возненавидеть положительную Анечку, но она сумела завоевать любовь сверстников. Анна всегда охотно давала списывать, а в отсутствие отца приглашала к себе одноклассников.

Сургановы жили в Подмосковье, в просторном частном доме, к которому прилегал нехилый участок, соток пятьдесят, не меньше, а сразу за забором темнел лес. Анины гости никогда не пользовались парадными воротами, прошмыгивали с тылу – проходили некоторое расстояние по лесу, а затем открывали маленькую дверцу на задах огорода. Соседей у Сургановых не было, особнячок, построенный Петром Семеновичем еще до рождения детей, был в стороне от основного поселка. Кстати, врача вовсе не считали букой или нелюдимым человеком, Сурганов был внешне неприветлив, но никогда не отказывал людям в помощи, не злился на местных старух, которые частенько приходили к нему с просьбой измерить давление.

К четырнадцати годам Тася, в отличие от большинства подростков, была совершенно счастлива. У нее имелась любимая сестра и своя собственная комната. Напомню, что во времена детства Сургановой основная масса москвичей ютилась в коммуналках, а в маленьком городке, где жила Тася, взрослые не особо заботились о детях, чаще всего школьникам отгораживали угол в общей комнате, или они спали в одном помещении с бабушкой. Кроме личного пространства у Таисии были игрушки, книжки, кошка, щенок и папа, который хоть и проявлял строгость, но денег на младшую дочь не жалел. В доме не переводились фрукты, и это тогда, когда все вокруг налегали на макароны. А еще Петр Семенович всегда привозил из командировок подарки. Из Астрахани вкусную рыбу и икру, с Камчатки крабов, из Средней Азии сухофрукты и орехи. Если он ехал в Минск, то оттуда он прибывал с чемоданом нижнего белья для девочек, если его посылали в Прибалтику, привозил трикотаж. В доме имелись бокалы из Гусь-Хрустального, красивые эмалированные кастрюли из Ростова, люстры из Эстонии, занавески из Иванова, фарфор из Гжели.

Сурганов изо всех сил вил уютное гнездо. Да, отец требовал от дочек отличной учебы и скромного поведения, но понимал, что они маленькие женщины, поэтому тратил время и деньги на покупку хорошей одежды и мелочей, украшавших быт.

Итак, до четырнадцати лет Тася жила совершенно счастливо. До памятного двадцать третьего января. В школе должен был состояться концерт – приедут в гости шефы, дети будут петь и читать стихи, а потом играть спектакль. Таисия предупредила папу, что вернется поздно. А Аня в тот день на занятия не пошла – заболела. Ни насморка, ни кашля у нее не было, но температура подскочила почти до сорока. Очевидно, у Ани начинался грипп.

Таисия отсидела уроки, пошла было в актовый зал и вдруг ощутила головную боль. Девочка побежала к школьной медсестре, попросила таблетку, но медичка сунула ей градусник. А затем велела:

– Ступай домой, вон куда столбик ускакал. Тридцать восемь уже!

Таисия поплелась на остановку автобуса, но рейсовый «ЛиАЗ», как назло, только что ушел. К счастью, мимо проезжал на санях один из соседей, он предложил девочке:

– Залезай в дровни, я на ферму за сеном, доброшу тебя до леса, а там добежишь.

Таисия с комфортом докатила до опушки, прошла по тропинке к задней калитке, вошла незамеченной в дом. Девочка уже хотела крикнуть: «Аня! Ты как?» – но вдруг ухо уловило странные звуки, шлепки, шорох, тяжелые вздохи… Тася очень удивилась и заглянула в приоткрытую дверь кухни.

Увиденное парализовало голосовые связки. Отец и Аня стояли у плиты, оба на коленях. Перед ними на желтом линолеуме лежало тело, странно вытянутое. Через секунду Тася поняла: это женщина, у которой бесстыдно задралась юбка, открыв толстые ноги в коричневых чулках.

– Как ее теперь тащить? – деловито спросила Аня.

– На одеяле до заднего двора, – спокойно ответил отец, – там сугробов намело, ночью увезу, сейчас светло.

Тася заорала:

– Что вы делаете?

Петр Семенович вздрогнул и приподнялся, Тася вжалась в стену.

– Ты же в школе должна быть! – ахнула Аня. – На концерт хотела остаться!

– Голова разболелась, – залепетала Тася, – медсестра меня домой отправила.

Отец глянул на старшую дочь.

– Я же велел дверь запереть!

– Она закрыта, – прошептала Аня, – на ключ и задвижку. Я проверила, подергала.

– А задняя? – уточнил Сурганов.

– Ой, – побледнела старшая дочь, – я про нее забыла.

– Кто эта тетя? – ожила Тася. – Почему она лежит? Ей плохо? Молчит, не разговаривает…

– Иди к себе, – сурово приказал отец, – не выходи из спальни, пока я не позову.

Таисия кинулась в комнату, не снимая пальто. Она села на кровать и стала напряженно вслушиваться. В доме сначала стояла тишина, затем кто-то налетел на ведро у заднего выхода, оно загрохотало… Таисия зажала уши, ей было страшно до одури. Она не понимала, откуда в их доме взялась посторонняя и по какой причине гостья улеглась в кухне на линолеум.

В пять вечера в спальню вошел отец.

– Ты должна мне помочь, – хмуро сказал он, – Ане совсем плохо, встать не может. Обычно она на подхвате, но сегодня придется тебя к делу подключать.

– Хорошо, папочка, – покорно прошептала Тася, – я сделаю, как ты скажешь.

Лицо Петра Семеновича разгладилось.

– Правильно, доченька, – неожиданно ласково сказал он, – умница. Надо не вопросы задавать, а действовать.

Глава 25

Отец велел Тасе сесть в кухне на табуретку, принес большую коробку с гримом и начал колдовать над лицом дочери. Девочка не шевелилась. Она не понимала, зачем папа проделывает такие странные манипуляции, но боялась спросить. Петр Семенович действовал умело, словно был не доктором, а профессиональным гримером. Затем в руках у Сурганова оказался парик, и светловолосая Тася превратилась в шатенку.

Потом настал черед одежды. Отец подал дочери черную юбку, светлую блузку, слегка вытянутую шерстяную кофту и велел:

– Надевай.

– Велико мне, – ответила Тася.

Отец кивнул, ушел, вернулся с полотенцами и сказал:

– Обмотай парочку вокруг талии, одно под блузку сунь.

Тася покорно выполнила приказ. Спустя час четырнадцатилетнего подростка было не узнать. Мешковатое темное пальто с воротником из натуральной норки сделало девочку бесформенной, дурацкая вязаная шляпа с полями отбрасывала на лицо тень, ватные тампоны, засунутые в рот, придали щекам одутловатость. Петр остался доволен.

– Выглядит убедительно, на улице стемнело, все пройдет удачно! – кивнул он, оглядывая дочь. – Теперь слушай меня внимательно. Вот сумка, в ней кошелек, паспорт, ключи. Ты сядешь на электричку, приедешь в Москву, отправишься по адресу, который я тебе дам, войдешь в дом, откроешь квартиру ключами, включишь на кухне свет и радио, посидишь там часок и уйдешь. Внимание! Вот пакет. В нем твоя одежда и ботинки. Уйдешь из той квартиры в своем обличье, парик захвати с собой, лицо протрешь вот этими салфетками. Только не бросай их в туалет или в мусорное ведро после использования, забери с собой – там ничего оставлять нельзя! Чужое пальто повесь на вешалку, обувь поставь в калошницу. Руками ни за что не хватайся, вот перчатки, не снимай их, когда станешь открывать-закрывать дверь, в квартире тоже будь в них. Запомнила?

– Да, – кивнула Тася.

– Вот эту дамскую сумку тоже повесь в прихожей, ключи положи у зеркала, – распоряжался отец. – Домой возвращайся не сразу. Сначала сходи в кино, потом поймай такси, водителю скажи: «Я удрала из школы в Москву, прикинулась больной, очень хотелось фильм поглядеть. Теперь боюсь, что до отца дойдет, выпорет он меня. Высадите меня у леса, с заднего двора к дому подбегу». И непременно запомни номер машины. Ясно?

– Да, – прошелестела Тася, у которой от обилия наставлений и волнения даже прошло недомогание.

– Еще одно! – продолжал инструктаж папа. – Тебе сейчас пятьдесят лет! То есть ты должна сыграть роль женщины в возрасте. Не беги, не подпрыгивай. Слегка сгорбись, опусти голову. Видела, как немолодые тетки ходят? Спина круглая, ногами шаркают… Попробуй изобразить.

Тася насупилась, подняла плечи и медленно потащилась к двери.

– Нормально, – кивнул отец. Потом он вдруг обнял дочку и сказал: – От тебя сегодня многое зависит, будь осторожна! Мала ты еще, конечно, для операций, но так уж судьба распорядилась, быть и тебе проводником. Лиха беда начало! Мне в первый раз еще хуже пришлось. Ладно, потом объясню, как жить станем.

Тася блестяще справилась с поставленной задачей. Домой она вернулась в полвторого ночи и отчиталась перед отцом.

– Хорошо, – одобрил он, – думаю, проблема окончательно решится завтра и ничего дурного не произойдет. Но если вдруг сюда заявится участковый и начнет приставать с вопросами, кто к нам в гости приезжал, ответишь с испуганным видом: «Не знаю, я вернулась ночью, обманула всех, и медсестру в школе, и отца. Больной прикинулась – градусник натерла, когда медичка отвернулась. А папе сказала, будто на вечере задержалась. Сама же в Москву поехала, кино глядеть. Вот билет, не выбросила. Могу и номер такси сказать, которое меня до леса довезло». Вопросы есть? По делу?

– Нет, – помотала головой Тася.

– Предупреждать о соблюдении тайны надо?

– Нет.

– Ну и отлично, – кивнул Петр Семенович.

– Папочка, – рискнула подать голос Таисия, – а кто такой проводник? И почему я им стану?

Сурганов сдвинул брови. Дочь испугалась, но отец не стал сердиться.

– Ладно, объясню, – сказал он и вздохнул: – Судьба она и есть судьба. Ты знаешь, что на свете встречаются преступники?

– Да, – осторожно ответила Тася, – гады всякие. У Елены Сергеевны, математички, кошелек в электричке украли!

– Воровать нехорошо, – кивнул отец. – А как ты относишься к убийцам? Что надо сделать с человеком, который лишил другого жизни?

– Как Мишка Сергеев? – спросила Таисия.

– Михаил дурак! – в сердцах воскликнул Петр Семенович. – Опился самогонки, бросил в жену табуретку и на беду попал. Тут скорей несчастный случай, отягощенный алкоголизмом. Я веду речь о других людях, таких, как, например, Степан Черницын. Вот послушай его историю.

Он женился на приятной женщине с сыном от первого брака, а потом у Черицына собственный ребенок появился. Все как у всех. Жили не тужили. Но через какое-то время Степан завел любовницу, молодую, красивую. Она ему и сказала:

– Мы так и будем по углам прятаться?

Степан мигом ответил:

– Прямо сегодня к тебе перееду! Развод быстро оформим.

Но красотка не пришла в восторг.

– Зачем мне нищий? Много лет алименты платить будешь. Дурак был, чужого ребенка усыновил, своего родил, теперь раскошеливайся. Квартиру жена разделит, дачу отнимет. Уж лучше я найду себе мужчину без хомута.

Черницын испугался и пообещал:

– Я все улажу, потерпи недельку!

И ведь уладил! Ушел на рабочие сутки, а жена кастрюлю на горелку поставила и забыла, спать легла. Вода вскипела, через край перелилась, пламя загасила, газ по кухне свободно потек. Короче, вернулся Степан – все покойники, и жена, и двое детей…

– Теперь понимаешь?.. – спросил он дочку.

– Нет, – затряслась Тася.

– Убил он их, – пояснил отец. – Несчастный случай подстроил, на любовнице женился и зажил припеваючи.

– Такое бывает? – ахнула девочка.

(Пусть вас не удивляет наивность Таси, напомню, что беседа происходила в советские годы. Тогда не существовало прессы, пишущей на криминальные темы, по телевизору не показывали детективных кинолент, преступности в СССР вроде как не существовало и большая часть населения искренне полагала, что уголовников в стране победившего социализма практически нет.)

– Бывает, – кивнул отец. – Много грязи на свете есть, о которой ты не подозреваешь. Как думаешь, Степана наказать надо?

– Конечно! – горячо воскликнула Тася. – Для таких тюрьму придумали, там…

– А вот с ним иначе получилось, – мрачно перебил отец дочь, – Черницын на свободе остался.

– Почему? – возмутилась девочка.

– И его любовница тоже, – продолжал Сурганов. – И жили они спокойно, их не тревожили призраки убитых детей.

– Как же так? – топнула ногой Тася.

– Вина Черницына была не доказана, – ровным голосом сообщил Сурганов, – Степан имел весьма хлипкое алиби, но оно сработало. Короче, дело закрыли, смерть жены и несовершеннолетних детей признали несчастным случаем.

– Где же справедливость? – вскричала Тася.

– Вот для ее торжества и существуют проводники, – жестко сказал отец. – Есть на свете неравнодушные люди, они тщательно изучают обстоятельства дела, порой тратят не один год для установления истины. В конце концов Черницын умер – полез в гараж лампочку менять, и его ударило током.

Тася ойкнула и прикрыла рот руками.

– Проводники получают задание от старшего, – объяснял тем временем Петр Семенович, – не задают вопросов, просто исполняют приговор, который вынесло специальное бюро после проведения кропотливой работы по установлению истины. Мы чистильщики общества, рука возмездия.

Папа говорил и говорил… У Таси закружилась голова, и девочка неожиданно…. заснула.

Лишь спустя пару месяцев после того незабываемого разговора школьница наконец поняла, что происходит.

Ее отец, строгий, суровый, но ласковый и добрый, является по сути палачом. Сурганов приводит в исполнение приговоры, которые выносит некое тайное общество. Петр Семенович высококлассный профессионал, никаких улик он не оставляет, преступники погибают как бы от естественных причин: несчастный случай или неполадки со здоровьем. И самое шокирующее – сестра Аня помогает отцу, хоть и ненамного старше Таисии по годам.

Младшую дочь папа ни к каким делам более не привлекал, что за женщина приходила к ним, чью роль в тот январский вечер Тася исполняла, девочка так и не узнала, но с тех пор она стала гордиться отцом. Вот он какой – самый умный, справедливый, всегда защищающий обиженных, наказывающий преступников! Ей, его дочке, надо великолепно учиться, тогда Петр Семенович поймет, что младшая не глупее старшей, и возьмет ее себе в помощницы.

Таисия не успела продемонстрировать отцу свои лучшие качества. Сурганов умер – с ним случился инфаркт, и Аня стала в семье старшей. Для начала она продала дом, где прошло их с сестрой детство. Тася попыталась возражать, но Анна решительно отрезала:

– Нам велено перебираться в Москву.

Кто, когда и зачем приказал сестре переезжать, Тася не знала, но привычно подчинилась старшей. За дом они выручили хорошие деньги и очутились в столице. Не успели они обжиться на новом месте, как Аня сообщила еще одну новость: она беременна, от кого – спрашивать не надо, все равно не скажет.

Через положенный срок на свет появился мальчик, названный Олегом. Много потом чего случилось в жизни. Анна постоянно меняла партнеров, но оставалась по-прежнему беззаботно веселой. Один из любовников по непонятной причине начал звать Аню Бекки, и имя приклеилось к ней настолько, что даже Тася почти забыла, как на самом деле зовут сестру.

Бекки вела себя и выглядела, как девушка. В первые минуты знакомства она, правда, производила немного странное впечатление, но через четверть часа общения люди переставали замечать морщинки и крашеные волосы, сущность Бекки затмевала внешность, а по сути этой женщине было не больше двадцати. Не надо думать, что Бекки была идиоткой, носившейся до преклонных лет по танцулькам и никогда не заботившейся о сыне. Наоборот, она честно работала, считалась у начальства на хорошем счету, очень любила Олега и помогала Тасе. У Бекки имелась куча связей в самых разных сферах, и когда сотрудникам больницы, где работала Таисия, начали давать квартиры, Бекки подсуетилась, сумев выбить для нее симпатичную однушку.

– Зачем мне переезжать? – засопротивлялась Тася.

– Тебе надо личную жизнь устраивать, – решительно заявила сестра, – лучше свое жилье иметь. Понимаешь?

И Таисия перебралась на новое место. С личной жизнью у нее и правда не ладилось, и виной тому было не отсутствие кавалеров – симпатичная медсестричка нравилась многим, ухаживать за ней пытались и больные, и врачи, – Тася сама не хотела серьезных отношений. Виной тому была Бекки. Та пошла по стопам Петра Семеновича, ее работа была связана с частыми отлучками, две недели в месяц сестра проводила вне Москвы, и Тася понимала: не всегда поездки имеют отношение к официальному месту ее службы. Бекки была «проводником». Кто и как руководил сестрой, Таисия не имела ни малейшего понятия, но знала, что таинственные судьи, вершащие справедливость, поддерживают Бекки материально. Бекки ни в чем не нуждалась. Олег имел все, что необходимо подростку, в доме не переводилась хорошая еда, а раз в году женщины с мальчиком непременно ездили на Черное море. По идее Тася должна была чувствовать себя счастливой: живет в столице, работает в крупной больнице, имеет хорошую квартиру, сестра помогает ей материально, регулярно делает подарки. Но мешало одно обстоятельство – Бекки порой давала Таисии задания.

Старшая сестра никогда не сообщала подробностей, просто велела кое-что сделать. Один раз Тасе пришлось поехать с экскурсией в Курск и бросить в почтовый ящик в одном из мрачных подъездов газету; в другой – должна была гулять целую неделю в парке, кормить уток в пруду, и все; в третий – она, изловчившись, положила небольшую коробочку в сумку толстого мужика. Дело происходило в переполненном автобусе, и даже при всем желании никто не смог бы заметить манипуляций Таисии – пассажиры стояли очень плотно, но все равно Сургановой было страшно почти до потери сознания. Раз от разу задания усложнялись, иногда они требовали переодевания, тогда Бекки давала сестре парики и одежду.

Был еще один момент, крайне напрягавший Тасю. После каждого эпизода сестра вручала ей некую сумму и говорила:

– Купи себе что-нибудь.

В советские годы это были рубли, причем немалые, в конверте могло лежать три, четыре, пять сотен. (Напомним, что зарплата медсестры никогда не поднималась высоко, больные, конечно, благодарили средний медицинский персонал, но даже с чаевыми в месяц не набегало двухсот целковых.) А после перестройки вместо деревянных в конвертах Бекки появились доллары.

Тася пришла к неприятному выводу: ей платят за помощь. И понимание этого лишало ее душевного покоя. Если Бекки «проводник» и восстанавливает справедливость, наказывает преступников, которым из-за бюрократических крючков удается избежать суда, то при чем тут деньги? Благородную работу следует совершать по велению души, а не из сребролюбия.

Тася попыталась побеседовать с Бекки, но та лишь фыркнула.

– Солнышко, – ласково сказала она младшей сестре, – насчет принципов ты, конечно, права, но человеку надо есть, пить и прикрывать срам. Понимаешь? Не умничай, живи спокойно!

Все попытки Таси узнать подробности работы «проводника» разбивались о стойкое нежелание Бекки беседовать на эту тему.

– Лучше тебе не влезать куда не нужно! – один раз жестко отбрила ее Бекки. – Просто выполни небольшое задание, и все. Что, кто, зачем, куда, по какой причине и так далее – не важно.

Тася примолкла, больше с Бекки ничего не обсуждала. Но как заставить себя не думать? После выполнения каждого «небольшого задания» Тасю начинали терзать сомнения: чьей смерти она поспособствовала? Виноват ли человек? Вдруг таинственные судьи ошиблись?

Тасе делалось все страшней и страшней, она боялась знакомиться с людьми, не хотела выходить замуж. Если какой-нибудь кавалер проявлял слишком большую активность и произносил столь ожидаемую большинством женщиной фразу: «Давай распишемся», – Таисия моментально рвала с ним отношения.

Ее пугала неопределенность собственной судьбы. Что, если она выйдет замуж, родит ребенка и… окажется в тюрьме? Каково будет малышу жить со знанием, что родная мамочка на зоне? И чем больше Тася помогала Бекки, тем тяжелее становилось у нее на душе. А пару лет назад и вовсе появилась уверенность: она всю жизнь занимается нехорошим делом.

Наверное, следовало сказать сестре решительное «нет» и прекратить выполнять ее задания. Но Тася, с одной стороны, не могла ослушаться Бекки, а с другой – боялась показаться предательницей. Она одновременно очень любила и страстно ненавидела Бекки. Да, старшая сестра всю жизнь заботилась о ней, никогда не сказала грубого слова, баловала, поддерживала морально и материально, часто демонстрировала свою любовь, но ведь принуждала ее заниматься преступными делами, давила на Тасю, полностью подчинила ее себе. Она как бы выступала в роли дрессировщика: щелкала пальцами, и маленькая собачка должна была послушно кувыркаться.

Глава 26

Два года назад Бекки попросила совсем уж о дикой услуге.

– У вас в больнице, – сказала она, – умерла девушка, Полина Брызгалова. Смерть не криминальная, бедняжка скончалась от рака. У тебя есть знакомые в морге?

– Да, – кивнула Тася, – санитар Ефимыч, мы с ним в одном доме живем.

– Думаю, он не откажется от денег, – протянула Бекки.

– Ефимыч на внуке свихнулся, – улыбнулась Таисия. – Ребенку еще годика нет, а дедушка ему на частный колледж копит, рвется без выходных работать, твердит: «Я всю жизнь дураком прожил, карьеры не сделал, а вот Николаша выучится и большим начальником станет».

– Отлично! – обрадовалась Бекки. – С подобными людьми лучше всего дело иметь, заплатил, и дело с концом. Значит, так, подойдешь к нему и…

Чем дольше говорила Бекки, тем сильнее пугалась Тася. Похоже, на этот раз сестра задумала что-то совсем плохое! Но отказать она, как всегда, не сумела.

Ефимыч, правда, не занервничал, служба в морге лишила его способности удивляться.

– Сделаю, – коротко пообещал он, – оплата вперед, сто процентов.

Тася получила от Бекки конверт, передала его санитару. И сказала себе: теперь все, если сестра попросит о новой услуге, откажу, больше не желаю плясать под чужую дудку.

Таисия была полна решительности. Но тут на Бекки свалилось несчастье – погибла ее внучка Алиса, дочь сына Олега.

– Вот черт! – вскочила я. – Вот черт! Не может быть! Бекки! Странного вида женщина в мини-юбках! Отвязная мамаша Олега Турова, бабушка наглой Алисы, медсестры, которая работала у стоматолога Марины Семеновны Коваленко и подменила рентгеновские снимки в карте Наташи Фоминой… Ну и ну! И как я сразу не сообразила, о ком идет речь, услыхав странное имечко Бекки? Алиса попала под машину, и она ваша двоюродная внучка. Вы наверняка знали Наташу Фомину. Так, так, пазл начинает складываться…

Таисия Петровна вздрогнула.

– Я никогда не слышала об этой девушке.

– Она дружила с Алисой, частенько бывала у той дома.

Медсестра исподлобья посмотрела на меня.

– Наверное, нехорошо так говорить, но Алиса мне никогда не нравилась, очень наглая и хамоватая была, настоящее дитя телевизора. Насмотрелась всяких неподходящих программ и копировала поведение бездарных ведущих. Да что там, просто отвратительная девчонка! Правда, она очень любила Бекки, прямо в рот ей смотрела, да и понятно почему: моя сестра вела себя как подросток. Они с Алисой могли целый день прошляться по магазинам, мерить вещи, прыскаться духами. Представляешь, один раз прихожу к ним, а школьница с восторгом рассказывает, как они с бабушкой уперли в универмаге комплект нижнего белья, причем идея украсть трусы с бюстгальтером принадлежала Бекки. Она показала Алисе камеры наблюдения, хулиганки вычислили «мертвую зону», встали туда и сорвали с упаковки «защиту». Здорово?

– Да уж, – протянула я.

– Бекки не изображала из себя малолетку, она ею была по сути, – в сердцах воскликнула собеседница. – Я поражалась двойственности натуры сестры. С одной стороны, Бекки демонстрировала ум, рассудительность, расчетливость, осторожность, а с другой – полнейшую безголовость. Научила Алиску трюку с камерой и укатила в очередную поездку. Ясное дело, девочка продолжала красть и очень скоро отточила мастерство магазинного вора, ловко тащила все, что привлекало взгляд. Слава богу, она ни разу не попалась. Нет, я в ее годы была другой: скромной, тихой, слушалась отца. А Алиска росла оторвой!

Я с сарказмом посмотрела на возмущенную женщину. Интересно, она всерьез сейчас говорит о своей скромности и воспитанности? Немного странное заявление для человека, который с юных лет занимается явно противозаконными действиями. Конечно, красть в магазинах нехорошо, но, на мой взгляд, помогать отцу скрывать убийство еще хуже.

– А как она ужасно училась! – не успокаивалась хозяйка квартиры. – Я устроила девчонку в медучилище и потом от стыда краснела. Сплошные двойки! Она еле-еле диплом получила. Бекки тогда попросила меня взять внучку на работу к нам в больницу. Я не хотела ее каждый день видеть, понимала, что добра не будет, но как отказать сестре… Хорошо хоть фамилии у нас разные, она Турова, я Сурганова, ведь на каждой пятиминутке Алису ругали. Слушаю, как ее склоняют, и радуюсь: слава богу, не знает народ, кем мне лентяйка приходится. Потом Олег дочурку в другое место пристроил, к стоматологу.

– Думаю, вы не очень горевали, когда Алиса погибла, – жестко сказала я.

Таисия Петровна попыталась изобразить скорбь:

– Когда девушка умирает, не дожив до двадцати пяти…

Но тут злость в ней одержала верх над желанием казаться милосердной.

– Да! – рявкнула она. – И не надо считать меня бессердечной! Я считаю, что Господь явил милость, когда прибрал ее. Алиса все равно в конце концов оказалась бы в тюрьме! Знаете, почему она из больницы спешно уволилась? У нас наркотиков недосчитались! Я сразу сообразила: ее работа. Но происшествие спустили на тормозах – главврач не захотел огласки и сумел замять начинавшийся скандал, Алиска подала заявление об уходе и смылась. Ей повезло, выдернула хвост из капкана, но ведь постоянно так не могло быть, рано или поздно случилась бы беда.

Медсестра замолчала.

– Смерть Алисы показалась вам не самым худшим выходом из ситуации, – резюмировала я.

Таисия Петровна кивнула.

– Да, сначала я так считала. Но все вышло очень плохо. Знаешь примету про привязь?

– Что? – не поняла я.

– Некоторые люди, – пояснила собеседница, – очень горюют по умершим, прямо разума лишаются. Церковь, кстати, подобное поведение не приветствует, покойного следует вспоминать изредка, на то в году специальные дни имеются. Но кое-кто льет слезы годами. Олег и Бекки очень переживали несчастье. На похоронах Алисы моя сестра положила в гроб свой носовой платок. Я сказала: «Немедленно достань, это плохая примета, нельзя ничего своего в гробу оставлять, иначе привязь получится, ну вроде невидимая нить из земли протянется и тебя на тот свет утащит». Но Бекки не послушалась. И что вышло?

– И что? – эхом отозвалась я.

– Сначала Олег умер – он после смерти дочери пил, не просыхая, и попал в ДТП, – еле слышно завершила рассказ Сурганова, – а потом и Бекки скончалась.

– Давно ваша сестра умерла?

– Два года назад. И знаешь, – моя собеседница неожиданно усмехнулась, – мне вдруг стало комфортно. Я почти забыла страх и ужас, начала жить спокойно, без всяких чужих заданий. Ем, пью и одеваюсь на зарплату, доллары, полученные от Бекки, не трачу, это грех, сдаю ее квартиру – она мне по наследству отошла. Вот только сейчас мне показалось… что ты от нее… что жива она…

– Вы же видели сестру в гробу, ходите к ней на могилу, – попыталась я вразумить ее.

– Нет, – помотала головой она, – Бекки погибла в рейсе, очень далеко отсюда, на Дальнем Востоке. Во время остановки на одной станции она побежала зачем-то в здание вокзала, прямо через пути, и попала под поезд. Ее там и похоронили. Так что не видела я Бекки мертвой.

– Вы не захотели перевезти тело в Москву? – изумилась я. – А так долго рассказывали о своей трогательно-нежной любви к сестре!

Таисия Петровна всхлипнула.

– Дурацкое совпадение. Бекки ушла в рейс, а я… Понимаешь, я верю в бога. Не так, как все сейчас, показушно, а по-настоящему, глубоко! Понимаешь?

– Понимаю, – растерянно откликнулась я. А что еще можно сказать в подобной ситуации?

– В московские храмы я не хожу, – ажитированно продолжала женщина, – столичные священники порочны, нет в них истинной святости. Несколько раз в году езжу в монастырь, к матушке Филимоне. Я хочу постричься в монахини, замолить грехи отца и сестры. В середине жизни я поняла – мой долг спасти их души. Вот деньги лежат, ни копейки не потратила, а почему? Матушка Филимона мечтает о школе для сироток, но никак нужных средств не наберет, вот я и решила: насобираю пятьдесят тысяч долларов, привезу ей и скажу: «Это на школу, возьмите меня в монастырь, только работой не напрягайте – стану сестру с отцом отмаливать». Но после смерти Бекки запас тяжело пополняется, медленно.

Медсестра уставилась на меня, я не нашлась, что ей сказать. На язык просились совсем ненужные фразы вроде таких: «Покупка места в монастыре не приблизит к богу, желание молиться исключительно о своих родных, не выполняя никакой другой физической или душевной работы, не свидетельствует о глубокой вере». Вполне вероятно, что настоятельница спросит у новой послушницы: «Где ты взяла такие огромные деньги?» Неужели она ответит правду: «Это плата за помощь в незаконных действиях»?

– В общем, Бекки отправилась в рейс, а я уехала в монастырь, – сказала Таисия Петровна. – Взяла отпуск на работе и объяснила, что купила путевку в санаторий. Меня пытались найти, когда произошло несчастье, но не смогли, вот и похоронили сестру где-то, в чужой земле, на краю света.

– И вы ни разу не ездили на могилу к Бекки?

– Нет. Денег много надо, билет-то ого-го сколько стоит!

– Но у вас же лежит в загашнике почти пятьдесят тысяч баксов!

– Это на мечту, – отрезала будущая монашка, – их трогать нельзя. Коплю на школу. Даст бог, скоро наберу и тогда буду своих отмаливать: папу и Бекки.

– А Алису? – задала я провокационный вопрос.

– Она этого не заслужила, – злобно бросила, как выплюнула, Таисия Петровна, – пусть горит в аду. Меня соблазнила, а это страшный грех. Человек слаб, он поддается искушению. Кто виноват, если у честного человека рука к злату потянулась, когда другой, плохой, его специально коварно подсунул? Тот, кто искушал, а не тот, кто взял!

И тут меня осенило:

– Вы соврали!

Щеки медсестры вспыхнули огнем.

– Я никогда не лгу!

– С этим заявлением можно поспорить, – резко возразила я. – Оно само по себе уже ложь, но вы совершили больший грех.

– Какой? – прошептала женщина.

– Помочь тайком вынести тело Полины Брызгаловой вас попросила не Бекки, а ее внучка Алиса, да?

– Нет, – слабым голосом сказала собеседница, – нет, нет…

– Да! – перебила я ее. – Отсюда и рассуждения о виновности того, кто искушает.

Женщина закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, но мне ее было не жаль.

– Знаете, как дело обстояло? Алиса пришла сюда, – безжалостно излагала я свою версию событий, – и предложила вам крупную сумму. Уж не знаю, где она взяла деньги, наверное, украла. И вы, одержимая желанием уйти в монастырь, получить там особый статус, дрогнули и выполнили работу. Бекки была не в курсе той истории, так?

Медсестра заплакала. Я подождала, пока поток слез иссякнет, и повторила:

– Ведь так?

– Значит, она все же жива, – еле слышно прошептала Таисия Петровна, – и ты сейчас играла со мной, как кошка с мышью. Никто, кроме нас, о той истории не знал. Но Алиса… она…

– Проболталась Бекки?

– Да.

– И вы с сестрой повздорили!

Сурганова подняла голову.

– Повздорили… О боже, нет! Мы поругались насмерть! Бекки примчалась сюда ночью…

Я притихла в кресле – кажется, сейчас Таисия говорит правду.

Медсестра никогда не видела Бекки в таком гневе и никогда не слышала из ее уст подобных слов. Она даже не предполагала, что Бекки знает столько ругательств.

– Сука! – шипела сестра, в грязных сапогах вбежав в комнату. – Гадина, Алиска мне все рассказала! Как ты могла? Не спросив у меня!

Тася залепетала про монастырь, школу, мать Филимону, но Бекки, отвесив сестре пару пощечин, заявила:

– Всю жизнь я берегла тебя, сама работала, ты лишь на подхвате была. Мразь! Надо бы тебе правду рассказать, да не могу, времени нет. Сутки мне всего дали, чтобы все исправить, наказали за тебя. Убийца!

– Кто? – зарыдала Тася.

– Ты, – безжалостно заявила Бекки. – Раскрой глаза, хватит белой лебедью прикидываться! Ты ничего не знала?

– Ты о чем? – затряслась сестра.

– Не понимала? – наседала Бекки.

– Нет!

– Не задавала себе вопросов, отчего мы хорошо живем?

– Нет.

– Сволочь! – рявкнула Бекки. – Чего тогда в монастырь лыжи навострила? О каких грехах молиться решила? Святоша!

Таисия забилась в угол кресла.

– Ты еще понадобишься, – жестко заявила Бекки, – рано или поздно к тебе придут от меня. Я из могилы сумею человека послать, и упаси бог его ослушаться, он тебя и в монастыре отыщет, из-под земли достанет, из гроба. Жди гонца, сука! Ты мне больше никто, и прикрывать тебя я не стану.

Отвесив сестре еще одну оплеуху, Бекки ушла. А затем начались несчастья: смерть Алисы, Олега, самой Бекки.

– Но она не умерла, – лепетала сейчас Таисия Петровна, – ты от нее явилась. Приказывай, я поняла, что ты специально со мной говорила, выясняла мое настроение…

– Где сейчас Бекки? – спросила я.

– Не знаю! Ей-богу! Не проверяйте меня больше! Мне очень плохо! Я не слышала ничего о сестре! Давно! – заплакала медсестра. – Я ее предавать не хотела, я знаю, ты тоже «проводник», только поэтому и откровенничала с тобой. Я никому никогда ни гу-гу! Я честная! В монастырь уйду, прямо сейчас…

Глава 27

От Таисии Петровны я вышла с гудящей от боли головой. За довольно короткое время я узнала кучу шокирующих сведений, но целая картинка никак не складывалась. Так что же мы имеем?

Отвязная девочка Алиса, близкая подруга Наташи Фоминой, решила сжечь в бане тело Полины Брызгаловой. Почему? Какой в этом смысл? Куда подевалась Фомина? Она явно участвовала в дикой затее. Какое отношение ко всему этому имели Леся Рыбалко и Стефа Гроздинская? Обе девушки, как, впрочем, и сама Алиса, попали под колеса автомобиля. Если все участники жуткой «забавы» погибли, то почему осталась жива Наташа Фомина? Где она? Живет под другим именем? Отчего никто из участниц спектакля, знавших правду, не сообщил милиции истину про Костю Рогова? Парень-то получил срок за убийство Фоминой. Кстати, на основании чего его сунули за решетку? Какие улики изобличали юношу? И, что самое главное, зачем, по мнению следствия, он убил однокурсницу, каков мотив? Он должен быть весомым, раз сначала следователь, а затем и суд сочли студента преступником. Почему Дима, сын Коваленко, покончил с собой? Его прощальное письмо такое странное, со сплошными недомолвками… Зачем приятелю Наташи Фоминой понадобилась шкатулка Катюши? Или он охотился за фишкой? Но тогда по какой причине утащил шкатулку? Каким образом вернул ее на место? Кошмарное количество вопросов, а ответов нет.

Теперь к мигрени добавилось еще и головокружение, надо срочно выпить сладкого крепкого кофе и успокоиться.

Я посмотрела по сторонам и, увидев неподалеку торговый центр, побрела туда, с трудом переставляя ноги. Скорей всего в магазине найдется кафе.

Забегаловка была на последнем этаже. Я поставила картонный стаканчик на поднос, повернулась и случайно толкнула парня в ярко-оранжевой ветровке, стоявшего за мной в очереди.

– Ну ты, глаза-то разуй! – немедленно начал орать юноша. – Распихалась тут, на ногу наступила, ботинок измазала… Че уставилась?.. Вали давай!

Я хотела возмутиться, но тут другой посетитель, мужчина лет сорока в очках, с кейсом в руке, неожиданно пришел мне на помощь.

– Как вам не стыдно! – с чувством произнес он, обращаясь к грубияну. – Разве можно так ругаться!

– Она мне ногу оттоптала, – не сдался парень, – и локтем пихнула.

– Не нарочно ведь, – укоризненно заявил очкарик, – она же женщина, надо понимать.

Тетки, стоявшие в очереди, с явной благожелательностью уставились на интеллигента с портфелем. Грубиян, почувствовав всеобщее осуждение, притих, а очкарик продолжал:

– Она же безмозглая баба, вот и не соображает, куда прет!

Я к тому моменту успела взять в руки стакан и отхлебнуть малую толику напитка, но последнее заявление «интеллигента» заставило меня поперхнуться.

– Воспитанным надо быть, – закончил выступление женоненавистник. – И помни: все бабы безумные.

Я быстро прошла к свободному столику, села на хлипкий стул и начала вливать в себя отвратительное пойло. Но даже от такого кофе в голове стал рассеиваться туман.

– Господа посетители! – ожило местное радио. – Всем, кто решил сделать ремонт, советуем заглянуть в отдел стройматериалов, там представлен большой ассортимент обоев – под краску, с тиснением, с художественными картинами, моющиеся, шелкографические, настенные и напольные.

Я поставила пустой стаканчик на поднос. Интересно, что такое напольные обои? Линолеум? Или ковролин? Текст для рекламного объявления явно сочинял вдохновенный человек. А радио тем временем вещало дальше:

– Наша российская промышленность наладила выпуск новинки – обоев с уже готовым клеящим слоем. Для того чтобы прикрепить полотнище к стене, вам потребуется лишь воспользоваться влажной губкой или провести языком по внутренней стороне обоев.

Я чуть не уронила на пол поднос. «Провести языком по внутренней стороне обоев»…[5] Это круто! Перед глазами моментально возникла картинка: на полу расстелена длинная, шириной этак сантиметров восемьдесят, бумажная лента; около нее на коленях скорчился несчастный человек с высунутым языком; в глазах бедняги застыли тоска и ужас – комната-то двадцать квадратных метров, сколько же обоев потребуется облизать! Я бы ему посоветовала привлечь к работе всех членов семьи, включая собак и кошек, тогда дело пошло бы быстрее.

Радио на секунду замолчало, потом зачирикало женским голосом:

– На первом этаже нашего центра в секции «Лучшие подарки» можно купить замечательную фишку…

Я вздрогнула, слово «фишка» вызволило меня из полусонного состояния, пришедшего на смену головной боли. Нечего тут сидеть и слушать тупые рекламные ролики, надо ехать в клуб «Хоббимания»! Вдруг его председатель Ваня Муркин знает человека, который купил фишку из шкатулки Катюши? Вполне вероятно, что я сумею через него найти продавца и по цепочке выйду на того, кто украл у меня ключи.

Клуб «Хоббимания» уютно расположился в простом жилом здании. Подъезд был закрыт на кодовый замок, но на уровне моих глаз имелся большой звонок, а под ним белела табличка «Только для коллекционеров, остальным набирать на домофоне номер квартиры. В целях безопасности мы не впускаем посторонних».

Обескураженная вежливым и одновременно грозным предупреждением, я ткнула пальцем в красную пупочку.

– Кто там? – пролаяло из динамика.

– Хочу попасть в «Хоббиманию».

– Вы коллекционер?

– Да.

– Открываю.

Замок щелкнул, я потянула на себя железную дверь. Охрана клуба восхитительно наивна. Интересно, какой реакции она ожидала, задав вопрос про коллекционера? Есть ли на свете человек, способный ответить на него: «Нет, я тороплюсь ограбить тут парочку квартир»?

У лифта в подъезде висело еще одно объявление. Оно относилось ко всем людям, а не только к собирателям: «Многоуважаемые господа! Не ссыте на пол». Я прочла его с изумлением – против справления малой нужды на стены авторы данного дадзыбао не возражали.

Я подошла к единственной двери, расположенной у лифта, и толкнула ее, железная створка легко повернулась на хорошо смазанных петлях, открылась самая обычная московская «трешка»: все комнаты на одну сторону, туалет около кухни, чуланчик и подсобные помещения отсутствуют, прихожей нет, ее функции выполняет длинный узкий коридор. На стене висели крючки, я повесила ветровку и заглянула в первую дверь. Трое мужчин сгорбились над каким-то плакатом.

– Не знаете, где я могу найти Муркина? – решилась я прервать их беседу.

– Там, – махнул один из присутствующих рукой, – в общем зале.

Я прошла чуть вперед и очутилась в довольно просторном помещении, где тесными рядами стояли стулья и висела самая обычная школьная доска. Но тут никого не было.

Третья комната оказалась по размеру чуть больше собачьей будки, причем рассчитанной не на алабая, а на мопса. Наша Рейчел, например, с большим трудом бы тут уместилась. Оставалось загадкой, как сюда ухитрились поставить шкаф и письменный стол. В этой комнате я и обнаружила довольно пухлого дядечку с круглым добродушным лицом и совершенно лысой макушкой.

– Вы, наверное, Муркин, – обрадовалась я, – Иван… э… Извините, отчества я не знаю, меня к вам направил Илья Кабанов, журналист, сказал, что вы мне непременно поможете.

– Можно просто Ваня, – весело откликнулся толстяк. – А вы кто?

– Евлампия Романова, можно просто Лампа, – в тон Муркину ответила я.

– Отлично, – обрадовался Ваня. – Кофейку для знакомства? Есть неплохой, даже, я бы сказал, хороший. Один из наших им торгует. Сейчас, айн момент.

Не вставая с кресла, хозяин приоткрыл тумбу письменного стола, на свет явились две кружки, ложки, жестяная банка и тарелка с печеньем курабье.

– Что собираем? – приступил к допросу Муркин.

– Вам мое хобби может показаться смешным, – опустила я глаза в пол.

– Ну что ты! – мигом отбросив церемонии, заявил Муркин. – Ты даже не представляешь, чем народ увлекается. Говори, не стесняйся, я пойму. Хотя, погоди, сам угадаю! Ты фанатка, ищешь всякие вещи, связанные с кумирами. Тогда это не к нам, но я дам телефончик клуба, где…

– Я что, похожа на идиотку? – обиделась я. – Или выгляжу дурой, которая готова отдать бешеные деньги за рваные носки звезды шоу-биза?

– Почему идиотка? – пожал плечами Муркин. – Собирательство – образ жизни. Не следует смеяться над чужими пристрастиями. Еще в Библии сказано: не судите и не судимы будете!

– Я фанатею от фишек. Знаете, такие круглые штучки, ими в казино пользуются.

– Интересное занятие, – понимающе кивнул Иван.

– У меня есть обменный фонд.

– Чудесно.

– Но я никак не могу найти тех, кто тоже увлечен фишками. Даже в Интернете их нет, – соврала я. – Остальных полно: марки, открытки, фарфоровые статуэтки, спичечные коробки, плакаты, пивные банки, пробки… А фишки в пролете, поэтому я и пришла к вам. Примите меня в клуб, я готова платить взносы, только помогите найти приятелей по интересам.

Муркин закивал.

– Отлично тебя понимаю, но мне до сих пор встретились лишь два коллекционера фишек. Один парень симпатичный, молодой, вроде тебя, недавно тоже приходил единомышленников искать. А второй… Нет, с ним связываться не советую. Распальцованный кретин! Заявился сюда с охраной, представляешь?

– Да уж, – согласилась я, – смешно.

– Не то слово! – ухмыльнулся Муркин. – Сейчас тебе расскажу историйку – обхохочешься…

Сначала Муркину позвонили, и девушка (голос – прямо секс по телефону) замурлыкала:

– Здрассти, это клуб «Хоббимания»?

– Да, – ответил Ваня.

– Наш хозяин, Николай Андреевич Пряхин, желает нанести вам визит.

– Пусть приезжает, – не понял проблемы Муркин, – мы открыты каждый день с пятнадцати до ночи, без выходных.

– Николай Андреевич прибудет в пятницу, в восемь вечера, – прощебетала секретарша.

– Ладно, – согласился Ваня.

– А в восемнадцать вам нанесет визит служба безопасности.

– Чего? – удивился Муркин.

– В шесть вечера примите охрану, – объяснила Муркину секретарша. – Она осмотрит помещение и прилегающую территорию на предмет отсутствия взрывчатки и снайперов. После изучения местности вход в клуб должен быть для посетителей закрыт.

– Еще чего! – фыркнул Ваня. – У нас по пятницам лекции, приглашен профессор из НИИчаспрома, он про будильники рассказывать будет.

– Клуб надо закрыть ради безопасности Николая Андреевича, – настаивала девушка.

– Никогда! – гаркнул Ваня.

– У вас будут неприятности, – пригрозила секретарша, – господин Пряхин имеет большое влияние.

– Мы его к себе не звали, – парировал Муркин. – И вообще пускаем лишь по предъявлению членских билетов. Покедова.

Ваня бросил трубку, решив, что инцидент исчерпан, и начал спокойно заниматься своими делами. Как он был не прав!

В пятницу, ровно в шесть вечера, в «Хоббиманию» вошли парни в камуфляже, один вел на поводке собаку. Муркин, давно выкинувший из головы всякое воспоминание о звонке секретаря важной шишки, поразился до глубины души. Директора заперли в кабинете и не выпустили, несмотря на его просьбы.

В двадцать ноль-ноль в комнатку вошел мужчина и коротко представился:

– Пряхин Николай Андреевич.

– И чего? – зло спросил Ваня.

– Я Пряхин, – повторил гость. – Дайте мне сведения о коллекционерах фишек.

– Информация не распространяется, – решил проучить нахала Муркин. – Оставьте свой контактный телефон, и если кто-то заинтересуется, я свяжу вас.

– Я Пряхин, – напомнил дядька.

– Да хоть сам Господь Бог! – не выдержал Ваня. – Нет у нас никого с фишками. Вам не поможет ни охрана, ни пальцы веером.

– А ну, выкладывай сведения! – побагровел мужик. – Я два раза повторять не намерен!

И тут у Пряхина затрезвонил телефон. Посетитель приложил к уху дорогой аппарат и рявкнул:

– Да!

Потом лицо его побледнело.

– Не сегодня, – сказал он. – Ну, может быть, на неделе… проблемы… хорошо… целую… ладно… непременно…

Но собеседница повысила голос, и Муркин услышал то, что она говорила Пряхину:

– Знаю твои проблемы! Ну милый, давай еще раз попытаемся, ты же не импотент, просто устал!

Ваня опустил глаза, Пряхин явно не хотел, чтобы кто-то слышал более чем интимный разговор, но женщина говорила очень громко.

– У нас получится, – не успокаивалась дама, – сегодня в восемь у тебя, пусик!

– Нет! – вздрогнул Пряхин и, тяжело дыша, сунул телефон в карман.

Внезапно Ване стало жаль олигарха: всего добился, денег лом, а «лучший друг» подводит. Муркин открыл портфель и протянул Пряхину коробочку.

– Держите.

– Что это? – оторопел Пряхин.

– Левитра, – подмигнул ему Ваня, – мгновенное решение проблемы. Не надо долго ждать эффекта. Девушка в кровати, ты говоришь ей, что пошел на кухню за шампанским, а сам в это время глотаешь таблеточку из упаковки с огоньком – и готово. Работает стопроцентно, поверь, испробовал на себе, осечек не бывает.

– Николай Андреевич, – донесся из коридора приятный баритон, – можно я ему в грызло вхреначу? Живо вежливым станет!

– Замолчи, – со смехом ответил через плечо Пряхин, потом посмотрел на Ваню. – Сколько стоит членство в твоем клубе?

– Сто долларов в год. Но некоторые мероприятия платные! – ответил тот.

Пряхин захохотал, вытащил из бумажника стопку купюр и швырнул на стол.

– Держи! Тут вперед за десять или пятнадцать лет, потом посчитаешь. Давай контакты!

– Вы на моей памяти с фишками первый, – спокойно ответил Ваня.

– Не повезло, – хмыкнул Пряхин. – А по России нароешь?

– Могу попытаться, – после небольшого колебания согласился Муркин.

– Я заплачу!

– Ладно.

– Сделаешь?

– Да, – кивнул Ваня, сообразив, что единственный способ избавиться от мужика с явно криминальным прошлым, это пообещать выполнить его прихоть. Впрочем, клуб нуждается в деньгах, и материальная сторона сыграла не последнюю роль в сговорчивости Муркина.

– Ты, Ваня, уж постарайся, – неожиданно ласково сказал Пряхин. – Скажи людям: у Николая богатый обменный фонд, а если кто продать чего захочет, так с деньгами проблем нет. Вот моя визитка, звони.

Оставив кучу денег, посетитель уехал. Муркин перекрестился и спустя месяц, нарыв кое-что, звякнул по указанному телефону. Ваня ожидал услышать голос секретарши, но неожиданно трубку снял сам Пряхин. На сей раз он был необыкновенно любезен и совсем не напоминал нового русского.

– Огромное спасибо, – несколько раз повторил Пряхин. – Сколько я вам должен?

– Вы уже заплатили, – ответил Ваня.

На следующий день в клуб приехал хмурый, налысо бритый парень и привез тысячу евро.

– Хозяин приказал вам отдать, – сообщил он Муркину. – В качестве спонсорской помощи. Еще напомнить велено: вдруг кто с фишками объявится, звоните!

Ваня пообещал не забыть о просьбе. И он действительно вспомнил о Пряхине, когда к нему пару дней назад пришел симпатичный, худенький паренек, назвавшийся Антоном.

– Фишка у меня есть, – бесхитростно сказал Антон, – обменная. Хочу ее Пряхину показать, говорят, в Москве только он ими увлекается. Так ведь охрана не подпустит меня к нему. У вас случайно нет контакта с Николаем Андреевичем?

Муркин посмотрел на круглую железку. Она показалась ему забавной: в середине была выбита надпись «170… годъ», последняя цифра в дате отсутствовала, что, по мнению Вани, сильно обесценивало раритет. Но Муркин ведь не был специалистом по фишкам…

– Значит, в Москве есть двое таких коллекционеров, – завершил он свой рассказ, – ты будешь третьей. Телефон Антона могу дать, а координаты Пряхина – нет. С ним связь только через меня, если чего интересное есть на обмен или продажу, неси.

Глава 28

– И вы связали Антона с Пряхиным? – спросила я, про себя подумав: кажется, Ваня так заработался в своей «Хоббимании», что не слышал о смерти бизнесмена-коллекционера.

– Да, – кивнул Муркин. – И о тебе могу словечко замолвить, оставь свой телефон.

– Вот интересно, – пробормотала я, – откуда же Антон узнал про коллекцию Пряхина?

– А ты разве журнал «Все коллекции» не читаешь? – удивился в свою очередь Ваня. – Наши ни одного номера не пропускают. Антон его, наверное, тоже покупает, там про Пряхина и прочитал. Сейчас покажу.

Директор клуба протянул правую руку, приоткрыл шкаф и ткнул указательным пальцем в стопку глянцевых журналов.

– Вот, здесь пишут о собирателях. В каждом номере есть большой очерк о каком-нибудь человеке, фото раритетов, адреса тех, кто хочет переписываться. Пряхин, ясное дело, контакты свои не указал, ему светиться ни к чему. Антон приехал сюда, потому что в интервью Николай сообщал: «Я член клуба „Хоббимания“».

– Светиться не захотел, а корреспонденту интервью дал и в дом пустил, – отметила я некоторую несостыковку.

Но Муркин не увидел в произошедшем ничего необычного.

– Коллекционеры почти все такие, – усмехнулся он. – Очень им хочется своими экспонатами похвастаться, моментально соображать перестают, если появляется возможность свои пивные пробки показать. Ну что, давай телефон, звякну Пряхину.

– Лучше я попробую сначала с Антоном связаться.

– Правильно, – одобрил Муркин, – с ним тебе легче будет, симпатичный паренек. Записывай номер…

Выйдя из клуба, я первым делом схватилась за телефон. Но Антон не спешил снять трубку. Сначала довольно долго слышались длинные гудки, потом вкрадчиво-ласковый женский голос пропел:

– Вы позвонили в фирму «Маркит», наберите телефон нужного сотрудника в тоновом режиме или дождитесь ответа секретаря.

Затем что-то щелкнуло, и пошел новый текст:

– К сожалению, мы сейчас не можем ответить на ваш звонок, но завтра ровно в девять утра наши сотрудники будут в вашем распоряжении. На всякий случай напоминаем – наш офис расположен по адресу: Кастанинская, сорок два. Работаем до девятнадцати ноль-ноль. Желаем вам удачи и процветания.

Я посмотрела на часы, стрелки показывали десять минут восьмого. Да уж, трудовой коллектив фирмы «Маркит» совсем не горит на службе, небось ровно в семь вечера в офисе гудит сирена, и все моментально бросаются вон. Хотя, если тебе платят за определенное количество часов, какой смысл пересиживать?

Попав во все возможные пробки, я, проклиная водителей, не способных правильно вести себя на дороге, добралась до родного двора лишь к началу программы «Время».

Везение окончательно покинуло меня. Места для парковки оказались заняты, даже мою крошечную машинку некуда было впихнуть. Оставлять любимую «букашку» прямо на проспекте не хотелось, и тогда мне в голову пришла замечательная мысль: надо проехать к универсаму и приткнуть машинку в самом углу парковочной площадки. Магазин круглосуточный, автомобиль спокойно переночует в хорошо освещенном месте, в относительной безопасности.

Очень довольная собственной сообразительностью, я благополучно устроила автомобиль на ночь, а потом решила заглянуть в супермаркет. Просто так, без всякой цели, захотелось пошататься в отделе товаров для дома.

Разглядывая фарфоровые чашки, пластиковые коробочки и другие симпатичные мелочи, я дошла до конца ряда и внезапно услышала родной голос:

– Ладно, Сергеич, иди домой, небось Алла нервничает.

Ему ответил тенор, тоже знакомый:

– Она привыкла…

– Я уже в порядке, – перебил первый мужчина.

– Сам-то собирайся.

– Еще пять минут и двину.

Я осторожно посмотрела в щель между стеллажами – в паре шагов от меня находился кафетерий. За одним из высоких столиков я увидела двух мужиков. Тот, что повыше, был Вовка Костин, более низкий – его коллега, Валерий Сергеевич Водонаев.

– Не расстраивайся, – продолжал Валерий, – со всеми бывает.

– А с Гомоловым нет, – мрачно возразил Вовка. – Знаешь, сколько ему лет? А он уже майор!

– А ты знаешь, на ком он женился? – в тон Костину спросил Водонаев.

Вовка кивнул.

– Чего тогда удивляешься? – хмыкнул Валерий. – Странно, что Гомолов еще не генерал.

– Вот здорово будет, если его на отдел назначат… – протянул Костин.

– Маловероятно, – без особой уверенности возразил Водонаев. – Слушай, ты же у нас холостой!

– Ну?

– Так ведь у генерала дочь есть. Не теряйся, начинай атаку и обойдешь Гомолова на повороте.

– Пошел ты! – буркнул Вовка.

– Не злись.

– Извини, я просто устал, – вздохнул Костин, – и надоело все.

В кармане у Водонаева зазвонил телефон.

– Скоро буду, – недовольно сказал он в трубку. – Занят я, совещание у нас!

Я прикусила губу. Эра мобильников предоставляет огромные возможности для врунов и неверных супругов. На вопрос: «Где находишься?» – легко дать лживый ответ.

– Спасибо тебе, – сказал Костин. – Ну давай, до завтра.

– Точно порядок? – поинтересовался Валерий.

– Все супер! – ответил Вовка.

Водонаев потряс коллеге руку и ушел. Я вырулила из-за стелажей и весело воскликнула:

– Привет!

Костин подскочил и опрокинул стакан с пивом.

– Лампудель! Ты что тут делаешь?

– Отличный вопрос, – ухмыльнулась я. – Учитывая вечерний час и то, что наша незапланированная встреча случилась в универсаме, напрашивается единственный ответ: собираю грибы. У меня такое хобби, тихая охота с лукошком, а всем известно, что больше всего боровиков растет между столиками в кафетерии.

– Напугала меня, – недовольно сказал Костин.

– Давно из командировки прибыл? – я решила проигнорировать явно плохое настроение приятеля.

– Днем, – коротко ответил Вовка.

– Почему не позвонил?

– Сразу на работу поехал.

– Чего в супермаркете тоскуешь? Пошли домой.

– Не хочу!

– А у нас гости временно поселились, – бодро перевела я беседу в другое русло. – Милена Бахнова и олигарх.

Я очень хорошо знаю, как Вовка «обожает» Милю. Сейчас он разозлится и забудет на время о проблемах на работе.

– Ну и фиг бы с ними, – неожиданно равнодушно отреагировал майор.

Я разинула рот, потом проглотила удивление и приступила к решительным действиям:

– Что случилось?

– Ничего.

– Не ври, сразу видно, что у тебя неприятности.

– У меня полный порядок, – нахохлился Вовка, – никаких проблем.

– Неудачная командировка?

– Все по плану.

– На службе трения?

– Обычная рутина, – опустил глаза майор.

Я положила руку ему на плечо.

– Знаешь, зачем существуют друзья? Им можно рассказать то, о чем не следует знать посторонним.

– Гомолов, блин! – неожиданно рявкнул Вовка.

Я навалилась грудью на столик.

– Это кто такой? Впервые слышу эту фамилию.

– Мы сами ее недавно узнали, – криво усмехнулся Костин. – Не имей сто рублей, а женись, как Еремей.

– Что? – не поняла я.

– Имя Гомолова – Еремей.

– Прикольно.

– Ага, – согласился Вовка, – но это только начало. Парню двадцать пять лет, за плечами всего лишь техникум. Что-то там по трубам, дерьмо он изучал, канализацию. Так бы всю жизнь и просидел, словно крыса в люке, но непонятно как познакомился с Лидой Сохиной, дочкой шишки из МВД, и жизнь повернулась к Еремею лицом. Чтоб ему!

Вовка еще немного попыхтел, но потом снизошел до подробностей, и из его рассказа я узнала следующее.

Не успел Гомолов жениться на Лиде, как тесть начал устраивать судьбу зятя. Очевидно, «шишка» был очень рад сбыть с рук залежалый товар, старую деву не первой свежести. Папенька небось отчаялся пристроить подвявший бутон за приличного человека, и тут Лидочке на пути попался Гомолов.

Отец сразу оценил зятя. Ничего, что муженек на восемь лет моложе жены, наплевать на его полнейшую нищету и малопрестижное место работы, главное – любимая доченька получила штамп в паспорте и колечко на пальчик. Но, с другой стороны, милицейский начальник не хотел иметь зятя, плавающего, в прямом смысле этого слова, в канализации, вот и пристроил его на службу в подведомственную себе структуру.

Гомолов быстро зашагал вверх по карьерной лестнице и сейчас догнал Вовку по званию. Костин и его команда ничего не знали про Еремея и его историю, пока полгода назад Гомолова не перевели в отдел к Вовке. Живо уяснив, какого «роскошного» специалиста им подсунули, Костин пару раз жаловался на идиота начальству, но полковник Жильцов лишь вздыхал, а потом сказал:

– Мне до пенсии остались считаные месяцы. Ты кандидат на мое место, сядешь в кресло и тогда сам разбирайся с Гомоловым. Только, по-моему, лучше его не трогать. Знаешь, кто у парня жена?

Узнав правду об Еремее, Костин невзлюбил его еще больше. К сожалению, Гомолов не желает учиться, искренне считает себя суперпрофи, он заносчив, хамоват, в общем, «замечательный коллега». Есть, правда, надежда избавиться от «зятька». В отделе Жильцова ему карьерного роста нет, после ухода полковника на пенсию руководить коллективом будет Костин, который вот-вот получит новое звание. Значит, надо просто подождать, тесть очень скоро перебросит Гомолова в другое подразделение, где для него откроются бо́льшие возможности.

Пять дней назад Жильцова торжественно проводили на заслуженный отдых. Все были абсолютно уверены, что полковника заменит Вовка.

И вот сегодня, вернувшись из командировки, Костин узнал потрясающую новость: наверху рассматриваются две кандидатуры на должность руководителя отдела – его и… Гомолова. Причем последний за некие таинственные заслуги представлен к внеочередному званию.

Сотрудники загудели, Еремей ходил по коридорам с высоко поднятой головой. Он явно уже ощущал себя завотделом и даже покрикивал на «подчиненных». Представляете, какие эмоции обуревали Вовку?

– Да уж! – выдохнула я.

– Если Гомолова назначат начальником – я уйду, – кипел Костин. – Это же плевок в душу!

– Ты столько лет прослужил на одном месте, – попыталась я успокоить приятеля, – не делай поспешных телодвижений.

– Предлагаешь мне встать в позу пьющего оленя перед Еремеем? – окончательно пошел вразнос Вовка. – Он же идиот, без ума и без опыта! Отдел погибнет!

– Гомолова быстро уберут.

– Вряд ли.

– Тесть сообразит, что у вас надо пахать, и переведет родственничка с повышением в какое-нибудь тихое местечко. Тебе надо просто подождать.

– Не хо-чу! Не хо-чу! Не хо-чу! – затряс головой майор. – Противно и мерзко!

– Разве ты в первый раз услышал о том, как продвигают родственников?

– Нет. Но так нагло еще никто не действовал. Я уйду!

– Куда?

Костин пожал плечами.

– С моим опытом и послужным списком я легко устроюсь в службу безопасности любой фирмы.

– Ты же всегда презирал подобную работу!

– Времена меняются. Под Гомоловым я пахать не стану.

– Вполне вероятно, что его не назначат. Сам же говорил, кандидатур две: ты тоже участвуешь в кастинге!

Костин хмыкнул.

– Эх, Лампудель… У нас на работе такая интрига завязалась, почище сериала. Знаешь, как будущего зава оценят?

– По работе.

– Нет, по последнему делу.

– Не понимаю.

– Что не ясно-то? Посмотрят, как у Гомолова с текучкой и как у меня. А теперь внимание. Знаешь, чем наш Еремей последнюю неделю занимается?

– Нет, откуда…

– Он, оказывается, блестяще справился с поимкой убийцы телеведущей Лавкиной. Громкое дело, резонансное, карьерное!

– Гомолов такой умный?

– Ха! Долго объяснять. А коротко так: ему все передали на стадии завершения, тесть постарался. И теперь Еремею есть чем похвастаться, он сейчас интервью раздает. Генерал счастлив, наконец-то газеты зятя один раз похвалили, написали: «Менты постарались, нашли негодяя». И кто молодец? Гомолов. Теперь посмотрим на меня. Знаешь, что я получил? С чем работать предстоит?

– Ну?

– Убийство Пряхина. А там глушняк полнейший.

– Постой-ка! – встрепенулась я. – Вроде по телику говорили, что он умер от сердечного приступа…

– Угу, – кивнул Вовка, – говорили. Только токсикологи нашли следы неопределенного яда.

– Это как?

– Обнаружили некое вещество, которое пока назвать не могут. И непонятно, как оно внутрь попало, – пояснил Костин. – Стопудово, что не с едой. Эксперты по трупу с лупами ползали: ни уколов, ни впрыскиваний. Здорово, да? Гомолов рапортует о своих успехах, а мне нечего сказать. Так, что ли, рапортовать: отравили, но не понимаю как? Там ситуация – хуже некуда. Нашли Пряхина в комнате одетым в халат, дом заперт изнутри на все щеколды, включена сигнализация, охранные собаки даже не чихнули, прислуга мирно спала. А сам Пряхин перед сном занимался своей коллекцией, он…

– Фишка! Я знаю! Понимаю! – заорала я.

Брови Костина поползли вверх.

– Слушай, – затрясла я Вовку, – представь, что ты коллекционер…

– Ну, попробую…

– Итак, ты коллекционер и только что получил редкий новый экспонат. Обрадуешься?

– Конечно, – кивнул Костин.

– Но раритет не в лучшем состоянии, его никогда не чистили. Как ты поступишь?

– Наверное, попытаюсь оттереть грязь.

– Вот на это и был расчет! Понимаешь?

– Пока нет, – ответил Костин. – Впрочем, вопросов у меня много. И первый: ты-то откуда знаешь подробности дела Пряхина?

Глава 29

– Сейчас все расскажу, – засуетилась я, – и мы непременно утрем нос Гомолову, я знаю кучу деталей. Но сначала главное. Ну-ка, погоди!

Не дав Вовке вымолвить слова, я опрометью бросилась в отдел игрушек и притащила оттуда яркий пакет.

– Что это? – поинтересовался Вовка.

– Детская рулетка, – пояснила я, разрывая целлофан.

– Ваще! – обомлел майор. – У нас продают в качестве игрушек атрибуты казино?

– Ага, – кивнула я, – А в набор к Кену, кстати, кладут презервативы.[6]

– Врешь! – подскочил майор.

– Можешь посмотреть в соответствующем отделе, – засмеялась я. – В коробке Кен, к нему сменный костюм, букет из пластиковых роз, крохотная бутылка шампанского и средство индивидуальной защиты. Называется сей набор «Влюбленный Кен». Сто́ит недорого, сверху есть надпись «Для детей от трех лет. Будьте внимательны, игрушка состоит из мелких деталей».

– Офигеть, – протянул Костин.

– Вот смотри, это фишка, – я вернула Вовку к делу Пряхина. – А теперь включи актерские способности и представь: ты коллекционер, в доме тишина, охрана и прислуга спят, рабочий день окончен, можно расслабиться и заняться новым экспонатом своей коллекции. Никто тебя не побеспокоит, особняк заперт, в холле злющие собаки, которые сначала сожрут чужака и лишь потом залают. Новая фишка грязная. Как ты поступишь?

Лицо Костина стало задумчивым, он взял ярко-красный пластмассовый кругляшок.

– Ну… погляжу в лупу.

– Хорошо.

– Потом потру каким-нибудь средством.

– Так.

– Осторожно отполирую.

– Отлично, дальше.

– Полюбуюсь и помещу на место.

– А если грязь не отходит? Въелась в какую-нибудь часть?

– Ну…

– Очень сильно тереть нельзя, можно повредить поверхность, – подсказала я, – а фишка и так не в лучшем состоянии.

– Ну…

– Повторяю: ты держишь ее в руке, не хочешь поцарапать, а чернота не отходит, или что-то налипло. Не думай долго! Как ты поступишь?

Костин поднес фишку к лицу и подышал на нее.

– Это первое, что приходит в голову! Никакого толка от этого нет, но так и тянет подуть на нее, правда? – Я стукнула кулаком по столу. – Вот и ответ на все вопросы. Как яд попал в организм Пряхина, зачем понадобилась фишка, отчего ее украли… Прибамбас покрыли слоем яда. Сначала я думала: Пряхин чистил новое приобретение и одновременно пил чай, яд попал на пальцы, с них перешел, допустим, на колбасу в бутерброде… Но ты сказал, что желудочный путь исключается. И меня осенило: он дышал на фишку, от теплого воздуха часть отравы испарилась, попала в легкие и начала свою черную работу. Помнишь, когда-то у тебя было дело человека, которому намазали ядом телефонную трубку? Здесь тот же принцип, только в случае с Пряхиным задействованы суперпрофи и очень редкое, неизвестное даже вашим экспертам вещество. Думаю, оно растительного происхождения. Пусть внимательно изучат монету и дыхательные пути Пряхина, в них могут остаться следы яда. Хотя не исключаю и того, что отрава через некое время разлагается на безобидные составляющие. Понимаешь? Я читала о таких фокусах в энциклопедии «Яды».

Костин медленно кивнул, а меня несло дальше.

– Надо немедленно навести справки о Пряхине. В частности, непременно узнать, не пытались ли его привлечь к ответственности за какое-нибудь особо тяжкое преступление. Ну, допустим, он убил человека и не понес наказания. Что-то непременно было! Бекки жива, и она продолжает свою работу!

– Ты о ком? – вытаращил глаза Вовка.

– Сейчас, сейчас… – затараторила я. – Вот как было дело! У Пряхина серьезная охрана, секьюрити за ним табуном ходят, просто так к бизнесмену не приблизиться. И как же его убить?

– Нет проблем, – дернул плечом майор. – Они, шкафы квадратные, нужны лишь для внешнего устрашения и понтовости, отсекут попытку непосредственного контакта, а против снайпера бессильны. Выстрелит спокойно с противоположного конца улицы, с чердака, и уйдет огородами. Против лома нет приема, если захотят на тот свет спровадить, никакая охрана не поможет!

– Эти люди не действуют столь откровенно. Проводникам не нужен шум. Киллера начнут искать, и еще, не дай бог, найдут. Нет, они работают по-иному: инфаркт, инсульт, бытовая травма, короче говоря, смерть естественная, не вызывающая подозрений. И с Пряхиным им бы все с рук сошло, да яд подвел, определился. Эксперты слишком умные стали! Слушай дальше. Журнал написал о коллекции Николая Пряхина, издание попало в руки проводника, и он сообразил: вот способ убрать бизнесмена. Только где взять фишку? Она должна быть непременно настоящей и редкой, Пряхин хвастался, что все те, которые в ходу в современных казино, он уже собрал. Где искать раритет? И тут кто-то рассказывает проводнику о Катиной шкатулке. Допускаю, что без злого умысла, просто так, в разговоре сболтнули… Следовательно, проводник от нас в одном шаге. Надо вычислить того, кто растрепал про фишку, и потребовать, чтобы он вспомнил, кому наболтал про Катину шкатулку. Вовка, ты найдешь убийцу Пряхина и умоешь Гомолова! Я тебе помогу!

Костин молча сложил красные игрушечные фишки назад в коробку.

– А теперь, – спокойно сказал он, – еще раз, подробно, расскажи суть дела. Пока я ничего не понял…

Домой я вернулась переполненная адреналином. Вовка решил, что ему пока у нас появляться не надо. Я повесила ветровку в шкаф, сняла туфли, прошла на кухню и обнаружила там Милену в крайней степени отчаяния.

– Лампа! – заорала Бахнова. – Слава богу! Что за макароны у вас дома?

– Нормальные ракушки, – улыбнулась я. – А если хочешь спагетти, то иди в магазин, наши не любят длинные макароны.

– И ракушки бы сошли, – нервно сказала Миля, – но они тухлые.

– Макароны? – изумилась.

– Да!

– Именно тухлые?

– Да!

– Ты что-то путаешь. Изделия из воды с мукой хранятся годами, а я пару дней назад купила новую пачку.

– Они чернеют, – впала в истерику Бахнова, – значит, гнилые!

Я поразилась до крайности.

– Ты варишь ракушки, а те темнеют? Невероятно.

– Я их жарю.

– Тем более странно. На сковородке макароны делаются светло-желтыми.

– А эти черные, гнилые. Вот! – с отчаяньем воскликнула Милена и подняла никелированную крышку.

В нос ударил запах гари. Я уставилась на темные колечки, лежавшие на дне чугунины.

– Однако! Странный продукт! – удивилась я.

– Отвратная гадость, – кивнула Милена. – И что я Вадиму скажу? Он скоро придет, задержался на совещании. Попросил макарон, нежно так сказал: «Милая, обжарь, и побольше, я их люблю со сливочным маслом».

Я осторожно потрогала пальцем серо-черную окаменелость.

– И как ты это готовила?

Милена заломила руки.

– Говорю же – жарила.

– Поясни в деталях.

– Что за идиотский вопрос? На сковородке! – заныла Бахнова.

Я еще раз потрогала нечто, больше всего напоминающее мелкие камушки.

– Сделай одолжение, опиши процесс приготовления последовательно.

Миля села у стола.

– Господи, зачем этот дурацкий разговор? Впрочем, если тебе очень хочется, то слушай. Я взяла сковородку, положила на нее сливочное масло, насыпала макароны и включила плиту. Потом отошла на четверть часа отдохнуть, прихожу – ба! Черт-те что!

– Ага, ты просто швырнула ракушки… – стараясь не рассмеяться, уточнила я.

– А надо было спеть им или станцевать? – обозлилась Миля. – Кстати, Лиза предположила, что соль виновата.

Я прикусила губу, а будущая жена олигарха, не замечая, что ее собеседница мужественно борется с приступом хохота, как ни в чем не бывало продолжала рассказывать…

Лиза вошла на кухню и вроде меня начала интересоваться: что, как… А потом спросила Милену:

– Ты их солила?

– Считаешь меня дурой? – надулась «повариха» и указала на банку, стоявшую у плиты. – Сначала ракушки в масло положила, а потом сверху соль натрусила.

– Именно из этой склянки? – не успокаивалась Лиза.

– Ну да, – кивнула Миля.

– Вот почему они почернели, – на полном серьезе заявила школьница, – ты воспользовалась йодированным вариантом.

– И чего? – не поняла Миля.

– Йод от нагревания на сковородке в осадок выпал, – сообщил вошедший в кухню Кирюшка.

Очевидно, он услышал разговор Лизаветы с Бахновой и решил поучаствовать в забаве. Не следует считать подростков идиотами, и Кирик, и Лиза великолепно умеют управляться с макаронными изделиями, им явно захотелось посмеяться над неумехой Милей, прикольнуться. И это им удалось на все сто процентов.

– Ты йод видела? – насел Кирюшка на Милену.

– Да, – кивнула Бахнова.

– И какого он цвета? – подхватила Лиза.

– Темно-коричневый, – ответила «кулинарка».

– Во! – торжественно поднял палец мальчик. – Теперь ясно? Макарошки от йода скукожились и потемнели…

Слушая рассказ Милены, я изо всех сил старалась удержать на лице серьезное выражение. Представляю, как дети веселились, но Миля не заметила подвоха…

– Соль белая, – протянула она, разглядывая содержимое банки.

– Химическая реакция, – бойко отреагировала Лизавета, – ничего странного, при нагревании многие вещества меняют цвет, вкус, запах.

– Так что делать? – чуть не зарыдала невеста олигарха.

– Милечка, – ласково проворковала Лизавета, – а кто у вас дома готовит?

– Когда Юра был жив, приходила Катька, – бесхитростно объяснила Миля, – делала жрачку на два дня. А после его смерти я покупаю готовое.

– В магазине? – уточнил Кирюша.

– Ну да, – кивнула Милена. – Мне надо чуть-чуть, в основном я фруктами обхожусь, да и в ресторан пойти можно, я дома практически не ем, а где Нахрената жрет, меня не волнует.

Дети переглянулись.

– Ты сбегай в супермаркет и купи готовые макарошки, – с фальшивой заботой предложила Лизавета, – потом высыпь на сковородку, и тип-топ!

Милена порысила в гастроном у метро, но там ее ожидало горькое разочарование: в длинном ряду кулинарных изделий не нашлось готовых макарон. Салаты всех мастей, котлеты, жареные грибы, фаршированные овощи, рис в разных вариациях, но ничего из твердых сортов пшеницы.

И тут Милену осенило: если все случилось из-за йода, то следует купить другую соль, без всяких добавок. Бахнова кинулась в бакалейный отдел и принялась трясти продавщицу:

– Дайте мне самый дорогой вариант специй, – потребовала она. И, отхватив желаемое, понеслась назад – жарить другие ракушки.

Но, увы, со следующей порцией случилось та же беда.

– За две тысячи рублей полкило купила, – ныла теперь Миля, – и опять еда почернела.

– Ты нашла соль за такие нереальные деньги? – ахнула я. – Да быть такого не может! Какая-то золотая пыль получается. Покажи пачку…

– Вон там, у плиты, – мрачно сообщила Бахнова.

Я схватила яркий пакет, на нем и правда имелся ценник «2000 руб.». С ума сойти! Затем я стала изучать текст на лицевой стороне упаковки: «Самая чистая на свете, экологически стабильная соль без генноизмененных добавок, добыта в шахте глубиной сорок метров из пласта возрастом 100 миллионов лет. В те времена на Земле не было промышленности, соль отложилась в первозданном виде. Срок хранения продукта – 12 месяцев со дня упаковки».

Вот тут я не выдержала и захохотала во весь голос. Уж не знаю, как там насчет генноизмененных добавок для соли, но пассаж про шахту восхитителен. Производители явно нелогичны. Если белый порошок добыли из «пласта возрастом 100 миллионов лет», то по какой причине срок годности соли всего один год? Она ведь тысячелетия провела не разложившись, отчего сейчас испортится?

– Очень смешно! – обозлилась Милена. – Раз соль ни при чем, значит, ракушки гнилые.

– Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива, – простонала я.

– У меня макияж потек? – подскочила Бахнова. – Не может быть! Только что наложила его, хотела хорошо выглядеть. Ой, Вадик скоро придет!

Я взяла большую кастрюлю, налила в нее воды и поставила на конфорку.

– Эй, эй, – забеспокоилась Миля, – что ты делать собралась?

– Макароны варить, – коротко ответила я.

– Вадик хотел обжаренные, на сливочном масле.

– Их же сначала варят.

– Зачем?

– Так надо. Варят, а уж потом кладут на сковородку.

– Ты уверена? – с сомнением спросила Миля.

– Абсолютно, – улыбнулась я. – Слушай внимательно: я пойду в ванную, умоюсь и переоденусь, а ты через пятнадцать минут откинь макароны и брось их на сковородку, сливочное масло надо предварительно распустить. Поняла?

– Угу, – кивнула Миля.

– Повтори.

– Через четверть часа отбросить макароны сюда, в растопленное масло, – неожиданно покорно и близко к тексту сказала Миля.

– Отлично! – воскликнула я и, посчитав свою задачу выполненной, пошла принимать душ.

Глава 30

Выйдя из ванной, я отправилась в свою спальню. В тот самый момент, когда я оказалась напротив двери в кухню, оттуда послышалось рассерженное шипение и громкий вопль Мили.

– Люди! А-а-а-а! Спасите!

Я кинулась на вопль.

Плита была окутана белым облаком пара, из почти непроницаемого тумана доносилось злое потрескивание, изредка звучали взрывы и пахло чем-то странным. Похожий «аромат» испускает кипящее в баке белье. Хозяйки, которые «варили» пододеяльники и простыни, поймут, о чем я веду речь, а более молодым объясню: в докапиталистическую эпоху мы не имели бесхлорных отбеливателей и добивались «сверкающей белизны» при помощи длительного кипячения постельных принадлежностей в мыльном растворе.

Миля тряслась в углу между холодильником и стеной, сжавшись в комок и прикрыв лицо руками. Ей явно было страшно.

– Что случилось? – закричала я, пытаясь руками разогнать плотное облако тумана.

– Макарошки… – пролепетала Миля. – Они… фррр… фонтаном вверх… кошмар… о… о…

Я задрала голову. На потолке появилась оригинальная лепнина: десятка два белых комочков из теста прилипли возле цепочки, на которой покачивался кухонный светильник.

– Что ты сделала? – возмутилась я, открывая форточку.

Пар начал медленно выползать на улицу. Миля, продолжая вздрагивать, выдавливала из себя фразы, состоявшие, казалось, из одних восклицательных знаков:

– Уф! Ну прямо так! О-о-о! Ш-ш-ш! Вверх! Меня чуть не убило!

Облако рассеялось, я увидела сковородку, наполненную водой. Она отчаянно булькала, в ней подпрыгивали многострадальные ракушки, а рядом, на столике, валялась пустая кастрюля.

– Ты вывалила сваренные макароны на раскаленный чугун? – осенило меня. – С ума сошла! Горячее масло плюс кипяток с макаронами! Получился шикарный гейзер! – обозлилась я, снова посмотрев на лепнину из теста. – Теперь надо мыть стены, шкафы, оттирать потолок… Милена, ты хоть иногда включаешь мозги?

– Я сделала все, как ты приказала! – пошла в атаку Бахнова. – Ни на шаг от инструкции не отступила!

– Я велела тебе откинуть макароны!

– Именно так я и поступила!

– Как?

– Вывалила их в сковородку.

Я плюхнулась на табуретку.

– Откинуть – это значит вывалить содержимое кастрюли в дуршлаг, в такой ковшик с дырочками. Вода стечет, макароны слегка обсохнут. Лишь потом их бросают в масло!

– Ты ничего не говорила про дырявую хрень! Все из-за тебя вышло!

– Всем понятно, раз сказала «откинуть», значит, бери дуршлаг, – топнула я ногой.

– А вот и нет! – взвилась Миля. – Ты не умеешь правильно объяснять!

– Я?

– Ты!

– Что ж, давай разберемся, кто виноват в том, что Милена дожила до старости и не способна сварить макароны.

Новая фраза повисла в воздухе. Пару секунд Бахнова моргала, потом всхлипнула.

– Это жестоко, напоминать мне про возраст.

Я опомнилась.

– Успокойся, это всего лишь глупая шутка.

– Нет, ты права, я почти пенсионерка.

– Тебе еще сорок не стукнуло!

– Поезд уходит, Вадик – мой последний шанс выйти замуж за олигарха.

– Перестань, я старше тебя и расчудесно себя чувствую. А найти супруга можно и в восемьдесят.

– Мне нужен богатый!

– Хорошо, ты его получишь.

– Перед смертью? – взвизгнула Миля. – За фигом тогда деньги? На гроб с инкрустацией? Мне сейчас надо!

И тут раздался звонок в дверь.

– Это Вадик, – вздрогнула Милена, – и он ждет макароны. Катастрофа!

Я окинула взглядом булькающее в сковородке месиво.

– Только спокойно!

По коридору с шумом протопал Кирик, за ним с лаем бежали собаки.

– Прощай, счастье, – прошептала Миля, – мало кто столько сделал ради замужества, сколько я, но не срослось.

Мне стало жаль Бахнову. Она же не виновата, что у нее лишь один мозг – спинной. А еще к пустому черепу в комплекте идут две левых руки. Миля из породы женщин-болонок, ей просто необходим олигарх, иначе бедняжка погибнет, засохнет, как цветочек в пустыне. А Вадим наймет ей домработниц, горничных, прачек, стряпух…

– Я умру, – грустно констатировала Бахнова. – Нахрената выйдет замуж за своего мачо (вот уж кто не растеряется, отгрызет свой кусок счастья!), вдвоем они меня доконают. Прощай, Лампа!

Я схватила Милену за плечи и встряхнула.

– Иди в прихожую и задержи Вадима на некоторое время.

– А смысл?

– Я сделаю макароны.

– Они не успеют приготовиться. Да и ракушек больше нет, закончились, – пролепетала Бахнова.

– Никогда не говори «никогда», – зашипела я, подталкивая Милю в сторону коридора, – безвыходных положений не бывает! Через десять минут олигарх получит макароны а-ля мопсен. Дуй к двери и потяни время.

Миля ушла, а я заметалась по кухне, действуя как многорукая индийская богиня.

Дорогие мои, если в доме есть зелень, кусок даже сильно засохшего сыра и слегка помятый помидорчик, то можно и из этих продуктов смастерить конфетку. Главное, не убиваться над кулинарной неудачей и не заламывать в отчаянии руки. Вопрос: «Ну почему у меня получилась несусветная гадость?» – крайне опасен. Ответ на него есть лишь один: «Потому что готовишь плохо». Нет, если произошло кулинарное Ватерлоо, ни в коем случае не теряйте самообладания. Помните: всякий «блин комом» можно запечь с сыром и выдать за эксклюзивное блюдо. Варианты безграничны.

Итак, что у нас в холодильнике? Одно яйцо, пучок кинзы, луковица, останки эдама, вялый помидор и головка чеснока. Шикарно. Режем лук, высыпаем в месиво на сковородке, туда же отправляем накромсанный помидор, вбиваем яйцо, посыпаем натертым сыром, затем все отправляем в СВЧ-печку. Лучше, конечно, сделать подобие запеканки в духовке, но времени нет. Пока сыр плавится, режем зелень, давим чеснок…

Печка издала гудок.

– А вот и мы! – слишком радостно возвестила Миля.

– Вадим! – всплеснула я руками. – Вот здорово! А то Миля без вас свои фирменные макароны есть не позволяет.

– Со сливочным маслом? – потер руками олигарх.

– Думаю, оно там присутствует, хотя повариха секрет не открывает, – хихикнула я. – Милечка, можно я достану запеканочку?

– Ладно, – царственно кивнула Бахнова.

– Все за стол! – закричала я.

Пока Лиза, Кирюшка, Милена и олигарх мыли руки и устраивались на стульях, я успела посыпать вынутое из печки блюдо сыром, зеленью и чесноком. По кухне поплыл едкий аромат.

– И как это называется? – поинтересовалась Лиза, с недоумением разглядывая ужин.

Я пнула Лизавету под столом.

– Неужели ты забыла? Макароны а-ля мопсен. Давай, Вадим, начинай первым! Блюдо трудоемкое, Миля его редко делает.

Олигарх взял вилку, подцепил малую толику месива, отправил в рот, пожевал, проглотил и одобрил:

– Вкус не совсем привычный, но здорово.

Потом он посмотрел на присутствующих и удивился:

– Чего вы не едите?

– Ждем, пока чуть-чуть остынет, – с самой серьезной миной заявила Лизавета.

– Я в Интернете читал: отравление организма случается через десять минут после приема токсина, – ляпнул Кирюша.

Теперь я незаметно пнула под столешницей Кирюшку, но Вадим не обратил внимания на его слова. Похоже, олигарху понравилась еда.

– Милая, – поинтересовался он, – что сюда входит?

– Из чего только не делают запеканки! – пропела Лиза. – Из макарон горелых, помидоров паршивых, яиц залежалых…

– Из чего только сделаны девочки? – захихикал Кирюша.

Наступить одновременно двум противным подросткам на ноги я не сумела, поэтому живо вмешалась в разговор:

– Хватит вам, эти детские стихи всем отлично известны. Девочки сделаны «из конфет и пирожных», а мальчики «из гвоздей всевозможных». Ешьте молча.

Лиза схватила тарелку, Кирюша дернул ее за локоть.

– Не вздумай вывалить это в собачью миску, – трагическим шепотом произнес он. – Потом гастрит не вылечим, у мопсов нежные желудки.

Вадим посмотрел на Кирюшу, я исподтишка показала мальчику кулак и быстро сказала:

– Лиза всегда угощает домашних любимцев самым вкусным. Но Кирюша прав, собакам нельзя есть запеканку, в ней есть макароны, слишком калорийное блюдо для псов.

– А еще там соль, – подала голос Милена, – из глубины шахты, ей куча миллионов лет.

Дети быстро схватили тарелки с нетронутой едой и поспешили к мойке.

– Не собираюсь пробовать то, что лежало закопанным еще во времена птеродактилей, – тихо вякнул Кирюша, прошмыгнув мимо меня.

– Ты любишь все уникальное, – отреагировал Вадим на сообщение любимой. – Так я и знал! Поэтому принес замечательные конфеты. Миля, помнишь, ты говорила, что обожаешь насекомых?

– Что? Кто? – подскочила Бахнова.

– В день, когда Вадюша подарил тебе роскошную муху, ты так радовалась! – быстро напомнила я.

– А-а-а! – опомнилась Миля. – Верно, я люблю жуков, пауков, тарантулов… э…

– Глистов, – подсказал Кирюша.

– Опарышей, – мигом добавила Лизавета.

Милену передернуло. Я встала, подошла к мойке, нежно обняла несносных подростков и шепнула:

– Еще одно такое выступление, и у вас не будет ни веб-камеры, ни пирсинга в пупке, ни наушников, ни вообще чего-либо. Даже на день рождения!

– Тетя Милечка, любимая! – тут же заорал Кирик. – Можно мне еще твоей расчудесной запеканочки по-мопсячински? Обожаю ее, сейчас всю съем и сковородку вылижу!

Я удовлетворенно улыбнулась. А еще некоторые люди считают, что ребенку надо все подробно объяснять. Ага, как же! Сколько ни тверди Кирюше про желание Мили выйти замуж за олигарха, он даже и не подумает помочь Бахновой. Кнут и пряник – вот лучшее средство. Думаю, Макаренко вкупе с Ушинским не одобрили бы меня, но ведь я добилась желаемого: поняв, что веб-камера уплывает из рук, Кирик мигом прекратил безобразничать.

– Смотрите, какие конфеты! – пел тем временем Вадик, открывая вынутую из портфеля коробку. – Угощайтесь на здоровье.

Мы начали рассматривать лакомство.

– На желе похоже, – констатировала Лиза.

– Оно и есть, – закивал олигарх.

– Типа мармелада, – предположил Кирик.

– Верно, – согласился денежный мешок.

– Пахнет приятно, – отметила Милена, – сладким.

– Здорово замечено, – не удержалась Лизавета. – Обычно-то конфеты воняют солеными огурцами.

– Наверное, очень дорогие, – я поспешила замять грубость девочки, – всего десять штук в коробочке.

– Недешевые, – улыбнулся Вадим. – Да и понятно почему – это эксклюзив, ручная работа.

– А что там такое в них чернеет? – прищурилась я.

Олигарх засмеялся.

– Поэтому я и задержался – ездил за лакомством бог знает куда. Это мармелад с начинкой из насекомых. Там внутри засахаренные мухи, жучки, скорпионы.

Миля, успевшая схватить одну конфетку, уронила ее на стол и взвизгнула. Кирюша и Лизавета бросились рассматривать содержимое коробки.

– Прикол! – заорали они хором. – Можно нам их в школу взять? Раису Ивановну угостим!

– Вы так любите учительницу? – умилился Вадим.

– Райка – облезлая крыса! – затараторила Лиза.

– Она русиш ведет, – объяснил Кирик. – Так стебно разговаривает!

– В среду у нас в классе отмочила: «Итак, ребята, возьмем коня за рога», – захихикала Лиза.

– Мне вчера сказанула: «Кирилл, за каким фигом бумажку на мелкие щепки изорвал?»

– Ольге Петровкиной крутое замечание сделала: «Закрой рот с другой стороны», – продолжала Лизавета.

– А сегодня она мне пару влепила, – поскучнел Кирюша. – Диктант был, Райка встала у доски и завела: «Россия ошибочно шла по пути коммунизьма и социализьма». Ну я и написал, как она говорила, – оба слова с мягким знаком. Училка увидела, схватила тетрадку, о парту ее колотит и визжит: «Романов, ты придурком на свет появился или в процессе обучения в школе таким стал? Где ты в слове коммунизьм мягкий знак услышал?» Можно мы ей мармелад отнесем? Ну пожалуйста!

– Конфеты я купил Миле, – засопротивлялся олигарх, – она любит такие, с насекомыми. Угощайся, дорогая, ну же… Или тебе не нравится?

В глазах Милены заметалось отчаяние, она с надеждой посмотрела на меня. Я отвела взор в сторону. Ну уж нет, в жизни бывают ситуации, когда необходимо действовать самой. Ладно, я согласна приготовить за неумеху ужин и пришить пуговицу к рубашке ее жениха, но есть мармелад с червяками ей придется самой. На подобный подвиг я не способна даже ради того, чтобы побыстрей избавиться от докучливой гостьи.

– Спорю, ее стошнит! – воскликнул Кирюша.

– Кого? – встрепенулся олигарх.

– Мопсиху Капу, – живо ответила я, – она объелась печеньем.

– Дорогая, почему ты медлишь? – спросил Вадим.

Милена дрожащей рукой взяла мармеладку и сунула в рот. Чело олигарха разгладилось, лицо же Бахновой, наоборот, исказила гримаса. Миля замерла, потом сделала судорожное глотательное движение и, не жуя, отправила деликатес в желудок.

Я расслабилась. Слава богу, похоже, очередное испытание пройдено с честью – и макароны к ужину приготовлены, и конфета с мухой съедена. Надеюсь, теперь олигарх удовлетворен и понял: вот она, лошадь, способная войти в горящую избу, сидит перед ним, другой жены искать не надо, от добра к добру не бегают!

Глава 31

Утром, около одиннадцати, я подъехала к офису фирмы «Маркит», позвонила Вовке и доложила:

– Я на месте.

– Хорошо, – ответил Костин, – ступай внутрь, будь осторожна, особо парня не допрашивай, действуй по намеченному плану. Поняла?

– Ага, – сказала я, – только ты должен был выяснить, сколько в фирме сотрудников по имени Антон, чем занимается контора, и сообщить мне.

– Извини, забыл, – бормотнул майор, – с семи часов савраской ношусь, в голове уже туман. Антон один, Зябликов, двадцати трех лет от роду, не женат, не привлекался, в поле зрения правоохранительных органов не попадал, отслужил в армии, пошел работать. Ничего порочащего за ним не замечено, проживает вместе с сестрой, Зябликовой Еленой, она моложе брата на год, ни в чем дурном тоже не замечена, работает. Обычные молодые люди, достаток средний. Фирма «Маркит» торгует товарами для кошек и собак: корма, аксессуары, лекарства, всякие там домики, матрасики, кости-игрушки. С одиночными покупателями не связываются, только мелкий и крупный опт. Зябликов на службе не каждый день, он бывает в офисе примерно два дня в неделю, в остальное время ездит по магазинам, демострирует образцы товаров. Короче говоря, коммивояжер, мотается по области, наведывается в другие города, имеет процент с заключенных сделок. Сегодня он на месте.

– Ясно, – остановила я Вовку.

– Будь осторожна! – напомнил он.

– Не волнуйся.

– Вполне вероятно, что Антон преступник.

– Точно так же вероятно, что кто-то попросил его об услуге, пообещал большую сумму зелени за вручение Пряхину фишки, – перебила я Вовку.

– Ох, не нравится мне наша затея… – запричитал неожиданно приятель, – носом чую, вляпаешься в неприятности…

– Прекрати, – поморщилась я. – Впрочем, если хочешь работать под Гомоловым, подчиняться его приказам, я спорить не стану.

Из трубки донеслось напряженное сопение.

– Если вызвать Антона в милицию, – напомнила я, – то ничего хорошего не получится. Ну принесут юноше повестку, и что дальше? Виноватый спрячется, ни в чем не замешанный тоже испугается и затаится. А тут я, блондинка с голубыми глазами, явно безобидное существо, решившее открыть магазинчик под названием «Сто бешеных щенков». Спокойно прощупаю почву, а ты пока по своим каналам делом займешься. Вовка, трус не играет в хоккей, мы должны сделать Гомолова! Найдем убийцу Пряхина, мы уже в двух шагах от него.

– Ладно, иди к нему, – приказал Костин.

– Йес, мой генерал! – бойко воскликнула я и запихнула телефон в карман.

Офис фирмы умещался в огромной комнате, тесно уставленной столами.

– Простите, где сидит Антон Зябликов? – спросила я у раскрашенной девицы, чье рабочее место попалось на пути первым.

– Мармеладный у последнего окна справа, – машинально ответила девчонка. И тут же спохватилась: – Простите, это у него прозвище такое.

Я понимающе кивнула и пошла в указанном направлении, лавируя среди столов.

За одним из них, возле подоконника, сидел паренек не особо крупных размеров.

– Вы Антон Зябликов? – осведомилась я.

Юноша оторвал взгляд от каких-то бумаг и поднял голову. Нежно-розовый цвет лица, стильно подстриженные, вероятно, крашеные, белокурые волосы, красивые голубые глаза, брильянтовый «гвоздик» в ухе, рубашка розового цвета, на шее модный кожаный «ошейник» и запах дорогого парфюма. Сразу стало понятно, почему коллеги прозвали его Мармеладным. Хотя, может, милашка и не гей, просто читает слишком много мужских глянцевых журналов и старается следовать их предписаниям.

Я усмехнулась про себя. Женщину, которая с горящим взором кидается к новому номеру своего обожаемого ежемесячного издания, мужчины считают дурой. А сами-то! Я тут недавно полистала чтиво для настоящих мачо и была восхищена названиями статей: «Какую кличку ты дал своему члену», «Как украсить любимый автомобиль», «Сто способов изменить жене и остаться непойманным», «Все бабы дуры, и тебе попалось не исключение», «Любой телке нужен горячий конь». Последний заголовок меня просто потряс. Автор статейки явно не силен в зоологии, не знает, что у коровы с жеребцом никогда ничего не получится, ей подойдет бык, а это, согласитесь, совсем разные животные.

– Вы ко мне? – хриплым баритоном спросил Антон.

– Да, да, – закивала я.

– Садитесь.

– Спасибо.

– Чай, кофе?

– Нет, лучше сразу…

– Потанцуем? – заулыбался Антон.

– Именно, – сказала я в ответ.

– Чем могу помочь?

– Мне очень нужен совет профессионала, – залепетала я. Сделала паузу и с придыханием добавила: – Такого, как вы.

Я давно заметила: любого представителя мужского пола, будь он сто раз нетрадиционной сексуальной ориентации, женщина может расположить к себе, намекнув на его исключительный ум и сообразительность. Антон не оказался исключением.

– В чем проблема? – посерьезнел он.

– Я накопила некую сумму и хочу открыть магазин для животных. Как вы считаете, это хорошее дело?

– Очень, – сказал Зябликов. – Только вот вопрос: будет ли оно прибыльным?

– А в каком районе лучше искать помещение?

Антон взял мышку.

– Смотрите, это сеть точек, в которые мы поставляем товар.

– Ой, ой, ой, я и не предполагала, что их столько! Очень большая конкуренция! – старательно изобразила я испуг.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – хмыкнул Зябликов, – нельзя опускать руки сразу, невозможно выиграть главный приз, не купив лотерейный билет. Посмотрите внимательно, есть ареалы, где нет никакой торговли товарами для животных. Лично я бы обосновался тут…

Белая стрелочка переместилась в левый угол экрана.

– Фотьевская улица, – прочитала я. – Почему именно здесь?

Антон заморгал.

– Новый, динамично развивающийся район уже заселен, но инфраструктура пока не развита, есть много помещений под сдачу. Рядом парк, в котором совершенно точно гуляют собачники, чуть поодаль школа и две поликлинники, через квартал кинотеатр. Замечательное место, у всех на виду, тут несколько потоков потенциальных покупателей. Поликлиника – значит, пенсионеры, а у них, по статистике, у каждого второго есть кошка. Школа – это дети, из них мало кто устоит перед возможностью купить корм для своего хомячка. Про парк и собачников я уже говорил. Давайте сделаем так. Вы съездите на Фотьевскую, осмотритесь там, приценитесь и возвращайтесь. Если место приглянется, мы продолжим беседу, заключим договор. Мы помогаем владельцам малого бизнеса, составляем план их деятельности. Он вам не дорого встанет, зато сколько идей: дисконтные карты постоянных посетителей, бонус десятой покупки, можно поставить аппарат по гравировке жетонов, организовать консультации ветеринаров… В общем, много чего можно. Главное – начать!

– Крылатое выражение.

– Зато правильное.

– Боюсь, у меня денег не хватит.

– Можно взять кредит.

– Проценты грабительские.

– В долг попросите, у приятелей, – не сдавался Антон.

– Увы, мои друзья не из обеспеченных, – пригорюнилась я.

– Продайте что-нибудь, – наконец-то он произнес давно мною ожидаемые слова.

Я изобразила смущение.

– А нечего! Впрочем, есть у меня одна штука, моя бабушка считала ее необыкновенно ценной, но, думаю, она ошибалась. Какая-то фишка!

Антон отложил мышку.

– Фишка? – с явным интересом переспросил он. – Какая?

– Такая круглая, – я старательно изображала из себя идиотку, – их к игральным автоматам дают.

– Там жетоны, – поправил собеседник, – фишки на столах.

– Я в казино не хожу, вот и перепутала. А вы играете, да?

– Нет, – засмеялся Антон, – я собираю их.

– Фишки? – делано изумилась я. – Первый раз слышу о подобном хобби.

Антон кивнул.

– Я увлекся неожиданно, теперь бросить не могу. По работе часто в другие города ездить приходится, вот и пополняю коллекцию. Теперь почти в каждом населенном пункте казино есть. Жаль только, что таких, как я, мало. В Москве один только человек был.

– Почему был? – ринулась я в атаку.

– Умер он, – грустно сказал Антон, – от инфаркта. Вот все думаю: ну зачем его родственникам коллекция фишек? Может, попросить у них, и мне отдадут? Ведь стопудово выбросят! Чужое хобби никому не интересно. У нас соседка была, милая бабушка, собирала все с кошками: статуэтки, картины. Зайдешь к ней в гости, повсюду: на подушках, полотенцах, чашках, тарелках – изображения кисок. Очень она своим увлечением гордилась, зазывала всех к себе, хвасталась. И вот иду раз домой, а в мусорном бачке всякие прибабахи с котами, фигурки битые. Умерла старушка, квартира внучке досталась, вот она и вышвырнула ненужное.

– Печально, – вздохнула я.

– С другой стороны, это понятно, – пожал плечами Антон, – зачем девчонке чужая радость?

– Не все коллекции на помойке оказываются. Произведение живописи никто в бачок не засунет и скрипку Страдивари тоже.

– Верно, – согласился Зябликов. – Но для меня фишки ценнее бриллиантов. Кстати, они не так уж и дешевы, ведь каждую можно на деньги обменять, у них номинал есть. На мою зарплату особо не разбежишься, поэтому я беру лишь самые простые, на дорогие средств не хватает. Я как про кончину Пряхина услыхал, голову сломал – может, толкнуться все-таки к его наследникам? Вдруг им фишки ни к чему?

– Вот мне точно не нужна, – воскликнула я, – лежит дома одна.

– Да? А она какая? – у Антона заблестели глаза.

– Ну… круглая… вроде железная… старинная, от времени потемнела… в центре выбито… Можно листочек возьму? Изображу надпись.

– Конечно, конечно, – потер руки Зябликов и протянул мне бумагу с ручкой.

Я начала старательно рисовать, но круг получился слегка кривой, пришлось уточнить:

– Вообще-то она ровная, у меня просто не вышло. А в середине… сейчас, смотрите, вот… «170… годъ».

– С ума сойти! – воскликнул Антон. – Да быть такого не может!

Девушка за соседним столом оторвала голову от монитора и стала бесцеремонно глазеть в нашу сторону. Но Антон не стеснялся коллеги.

– Пару дней назад, – сказал он, – моя сестра принесла домой коробку с точь-в-точь такой фишкой.

– Вы что? – ахнула я. – Ну и совпадение.

– Да, – согласился Зябликов, – вот уж странность. Лена сказала, что у нее на работе, а она в телефонной компании служит, клиент есть, молодой мужчина, он вроде дачу покупать собрался и теперь распродает все мало-мальски ценное, но ненужное. Вот и приволок фишку, хотел за нее пятьсот евро. Для меня это очень дорого.

– И вы ее не взяли?

Антон слегка смутился.

– Мы сейчас с Ленкой разъехаться хотим. Не подумайте чего плохого, мы любим с сестрой друг друга, но личную жизнь устраивать надо, вот и решили из нашей трешки две однушки сделать. Понятное дело, чтобы приличное жилье найти, деньги нужны. Ну и Ленка кое-что придумала. У нее мозги, как у бизнесмена, мигом выгоду увидела! Короче, она фишку под честное слово взяла, домой принесла и говорит: «Антоша, сходи в клуб „Хоббимания“, найди Николая Пряхина и предложи ему эту штучку за две тыщи евро. Пряхин человек богатый, а фишка, похоже, редкая. Николаю сумма покажется копеечной. Мы продавцу пятьсот отдадим, остальное наше». Понимаете?

– Ага, – кивнула я, – основной принцип бизнеса: взял дешево, продал дорого. И вы исполнили план сестры?

– Ну да, – абсолютно не волнуясь, ответил Зябликов. – Меня с Пряхиным директор клуба связал, передал ему мой телефон, тот буквально через час позвонил. Мы в офисе встретились, в его кабинете. Николай, правда, торговаться начал, дескать, фишка не в лучшем состоянии, поцарапана, надпись изуродована. Цену, короче, сбивал.

– И сколько дал в результате? – бесцеремонно поинтересовалась я.

– Полторы штуки, – радостно ответил Антон.

– Круто, – перешла я на подростковый сленг, – вы отлично заработали.

– Супер все вышло! – согласился Зябликов. – Он, кстати, тоже очень доволен был. Прикольный дядечка! Он фишки купил и мне вдруг подмигнул: «Эй, как у тебя с девочками дела? Нет проблем?» Ну и вопрос! Я ему сказал, что не жалуюсь, а Пряхин засмеялся и коробочку протягивает. «Держи, – говорит. – Это левитра, шикарная вещь, слопаешь штучку и резвый, как молодой орангутанг. Я недавно про упаковку с огоньком узнал, теперь всем мужикам советую. Бери, не стесняйся!» Ну, я и сунул в карман. Классный дядечка! Деньги заплатил и подарочек сделал. Я потом упаковку с огоньком одному клиенту отдал…

– Антон, – вкрадчиво перебила я, – а нельзя ли мне встретиться с вашей сестрой? Понимаете, я имею точь-в-точь такую же фишку, пятьсот евро меня вполне устроят. За сколько она ее реально продаст, мне без разницы! Очень деньги нужны!

Зябликов с нескрываемой радостью схватил мобильный, живо набрал номер и спросил:

– Ленок, ты где? В Кругликове? Слушай, дело есть. С тобой хочет встретиться одна женщина, ее Лампой зовут. А вы когда можете?

Последний вопрос адресовался мне.

– Сейчас! – ажитированно отреагировала я.

– Мы приедем, – сообщил Антон в трубку. Потом он повернулся ко мне и, перейдя на ты, сказал: – Дай мне пять минут на сборы, я кое-куда сношусь.

Довольно скоро мы оказались на Ярославском шоссе, и я, следуя указаниям Зябликова, порулила в сторону области.

– Я думала, вы в городе живете, – слегка удивилась я, услыхав от Антона, севшего в мою машину, фразу: «Двигаем к МКАД».

– В Москве за трешку две однушки дают, – пояснил Антон, – а в Кругликове две двухкомнатные. Там как раз новый дом возвели, и от столицы не так уж далеко. Одна беда, придется автомобиль покупать, на электричке не наездишься. А в остальном отлично получилось – и порознь с сестрой, и вместе. Хочешь яблоко? На, держи.

Я на секунду заколебалась. Год назад я вынуждена была поставить на два передних зуба металлокерамические коронки и теперь стараюсь не кусать ничего твердого, даже яблоки сначала надо разрезать на части.

– Оно сладкое, – настаивал Антон, – держи.

Я машинально взяла румяный плод, Зябликов улыбнулся.

– Не боись, мытое. Давай, не стесняйся, самое время перекусить. Хотя… может, у тебя челюсти вставные? Тогда отложи, а то протезы сломаешь. У нас бабушка один раз грушу схватила, так потом пришлось кучу денег ей на новые жевалки потратить.

И как бы вы отреагировали на пассаж про старуху и вставные челюсти? Я, естественно, возмутилась:

– Я еще молода для протезов.

– Если ты так реагируешь, значит, весь рот из пластмассы, – захохотал Антон, – я умею делать выводы… Слушай, а тебе заправиться не надо? Вон колонка. Нам же еще назад ехать, вдруг бензина не хватит.

Я свернула направо.

– И правда, можно плеснуть в бак.

– Помочь? – галантно предложил спутник.

– Сама справлюсь, сиди в машине.

– Ладно, – кивнул Зябликов. – Отдай яблоко, я его сам слопаю, раз ты челюстей лишиться боишься.

Это было уже слишком. Я живо откусила от румяного плода.

– Нет, угощение назад не забирают! У меня зубы настоящие, просто я не ем за рулем.

– Ага, – кивнул Антон, – ясно.

– А сейчас, на заправке, можно.

– Приятного аппетита, – хмыкнул Зябликов.

Я энергично заработала челюстями, очень надеясь, что металлокерамика не пострадает от моего опрометчивого поступка. Все-таки человек странное существо. Ну что обидного во вставных зубах? Отчего не признаться в их наличии? Да очень просто! У кого в основном протезы? Правильно, у бабушек. А мне неохота быть причисленной к их категории.

Глава 32

Демонстративно держа яблоко у рта, я побежала к кассе платить за бензин. Вошла в небольшой застекленный павильончик, вышвырнула надкушенный фрукт в мусорную корзину и прихватила пару шоколадок. Если тебя угостили, необходимо сделать ответный шаг.

Как обычно, работала лишь одна касса, и я довольно долго простояла в очереди.

– Спасибо, – улыбнулся Антон, получив батончик, – но я вообще-то не очень люблю сладкое.

– Ну положи тогда в карман на двери, – сказала я.

– Здесь налево, – внезапно приказал Зябликов. Я послушно закрутила рулем и насторожилась:

– Тебе не кажется, что бензином пахнет?

– Есть немного, – кивнул Антон, – так всегда после заправки.

– Слишком сильно, – задергала я носом.

– Давай тут направо… прямо… теперь стоп, можно вылезать… – командовал парень.

Я оглянулась.

– А где автомобиль припарковать?

– Тут бросай.

– Посреди дороги?

– Прижмись правее.

– Нет, просто так я машину не оставлю, – уперлась я. – Не дай бог какой-нибудь трактор поедет и зацепит! Где местные жители свои колеса держат?

Антон вздохнул.

– Видишь калитку? Я в нее зайду, пересеку двор и открою ворота, они изнутри шестом подперты.

Я зевнула.

– Эй, проснись! – засмеялся Антон. – Чем ночью занималась?

– Дрыхла без задних ног.

– Не похоже что-то.

– Отлично спала, сама не пойму, почему сейчас сморило, – ответила я и снова зевнула. – Наверное, я устала. И не вижу въезда во двор.

– Сейчас Ленка нам кофе сварит, – пообещал Антон. – Ворота дальше. Ты поезжай вперед и метров через триста увидишь железные створки, автоматику мы пока не поставили, дом новый, двор здоровый. Я тебе открою. А ты сейчас газани посильней.

– Зачем? – удивилась я, вглядываясь в наползающий на дорогу туман.

– Там впереди, метров через сорок, яма противная, – пояснил Антон, выходя из машины, – не глубокая, глиной наполнена, если медленно тащиться, завязнешь, а на газу пролетишь. Здесь все так делают, перемахивай на скорости колдобину и притормаживай плавно, если ворота будут еще закрыты, не гуди, значит, я не дошел, ты однозначно на колесах быстрее доберешься.

– Поняла, – сказала я и нажала на педаль.

Машина послушно рванула вперед, я вцепилась в руль. Ну, где же яма? «Букашка» влетела в туман, надо бы притормозить, но ведь Антон предупредил меня о колдобине. В ту же секунду я почувствовала, что автомобиль заваливается вперед, дорога исчезла из-под колес. Я завизжала и попыталась нажать на тормоз. В глазах потемнело, меня сильно затошнило, завертело, словно кофейное зерно в мельнице, послышался звон. Последнее, что я помню: резкий запах бензина, порыв ветра, бьющий в лицо, грохот, треск, скрежет… Потом наступила тишина.

– У-у-у-у, – надрывался вой сирены.

Я хотела открыть глаза и сесть. Ну вот, опять не закрыла на ночь окно, и теперь проснулась от вопля то ли «Скорой помощи», то ли пожарной машины. Но веки не поднимались, тело не повиновалось. Неприятный звук неожиданно стих, я прислушалась к собственным ощущениям. Очень холодно, дует, а вместо теплого пухового одеяла сверху лежит какая-то тряпка. И матрас почему-то жесткий.

– Шестьдесят на сорок, – сказал вдруг чей-то незнакомый голос.

– Суки! – с чувством произнес другой. – Видят же и не пропускают!

– В голову никому не приходит, что сами в «Скорой» оказаться могут, – вступило в беседу нервное сопрано. – Сергей, сыграй им.

– У-у-у-у, – заработала сирена.

Я вновь начала проваливаться в туман, в голове не было ни одной мысли, только ощущение невероятного холода…

– Не надо, – услышала я голос Катюши, – лучше из того шприца.

Я обрадовалась: значит, подруга вернулась. Но что она делает в моей спальне? Глаза открылись, вместо привычной трехрожковой люстры я увидела на потолке точечные светильники.

– Лампуша! – воскликнула Катюша и склонилась надо мной. – Ты как?

– Замечательно, – машинально ответила я и тут же ощутила странный дискомфорт в грудной клетке.

– Болит? – сочувственно спросила Катя.

– Где я?

– В больнице, – сказала подруга, – в очень хорошем месте. У тебя сломаны ребра, ободраны локти и колени, есть порезы. Но это все. Вот счастье! Есть бог на свете! А еще говорят, что надо пристегиваться ремнем! Страшно представить…

Звук пропал, лицо Катюши стало расплываться, а потом вовсе исчезло в серой дымке.

Несколько дней, не знаю три, четыре или пять, я провела, как домашняя кошка: ела и спала. Потом неожиданно очнулась здоровой. За окном было темно, в палате горела маленькая лампочка, значит, наступил поздний вечер, или вообще пришла ночь.

Я села, спустила ноги с кровати и стала нашаривать тапки. Голова кружилась, руки дрожали, а дышать пришлось неглубоко, иначе под сердцем начинала медленно вращать винтом мясорубка, причиняя резкую боль.

– Ты куда собралась? – загремел Костин, входя в комнату.

Я вздрогнула.

– Пописать, – машинально ляпнула я.

– В кровать подадут, – ухмыльнулся Вовка. – Эй, утя, утя, иди сюда… Где у тебя эмалированный корабль?

– Сама доберусь до унитаза, – вспыхнула я.

– Уже добралась! – рявкнул Костин. – Я чуть себя не съел. И зачем отпустил одну? Но я просто не понимал, с кем мы имеем дело.

– А что случилось? – робко спросила я, откидываясь на подушку.

– Не помнишь? – прищурился Вовка. – А можешь рассказать, как прошла встреча с Антоном Зябликовым?

– Попытаюсь.

– Начинай, – велел майор.

Когда я добралась до того момента, как Антон пошел к калитке, Вовка воскликнул:

– Ага! Ты его не узнала!

– Зябликова? А мы раньше встречались?

– Это он толкнул тебя на улице и выкрал ключи.

– Нет, – возразила я, – у вора была темная куртка, а менеджер по собачьим консервам надел голубую, когда выходил из фирмы.

– Ты сейчас всерьез приводишь этот аргумент? – насупился Костин. – Врачи говорили, что мозг у тебя вроде не пострадал.

Я заморгала. Действительно, сморозила глупость.

– Скажи, тебя по дороге кусали мухи? – неожиданно спросил Вовка.

– Нет, – изумилась я.

– Комары, осы? – перечислял майор.

– Нет.

– Ладно. Может, Антон тебе водой угощал? Конфетами?

– Он предложил мне яблоко.

– Ты о фруктах не рассказывала!

– Посчитала этот факт незначительным и…

– А ну, еще раз излагай все сначала! – зашипел Костин. – Со всеми, даже ерундовыми, на твой взгляд, деталями!

Когда фонтан сведений иссяк, майор вскочил и начал бегать по палате.

– Он-то тебя узнал! И совершил ошибку, назвал Лампой, когда якобы звонил сестре. Ты ему представлялась?

– Нет, – ошарашенно ответила я.

– Так откуда он твое имя узнал? Почему ты не обратила внимания на этот странный факт?

– Ну…

– Баранки гну! – затопал ногами Костин. – Надо было сделать стойку и не ехать никуда. А как он ловко вынудил тебя слопать отравленное яблоко, болтая о вставных челюстях! Он понимал: мало найдется женщин, которые стерпят подобные намеки. Ты мигом купилась. Слава богу, что не съела плод целиком, едва надкусив, выбросила.

– А что в нем было? – затряслась я.

– Большая доза снотворного, смертельная.

– К-как она т-туда поп-пала? – прозаикалась я.

– Перед вашим отъездом Антон пошел в туалет и там шприцем загнал в плод лекарство, оно без вкуса и запаха.

– Вот почему мне внезапно захотелось спать!

– И это от небольшого кусочка.

– Он решил убить меня!

– Точно.

– Вот дурак!

– Полагаешь? Нет, дорогая, наоборот, он очень хитрый молодой человек, отличный актер с крепкими нервами. Как он разыграл сцену «Звонок сестре», как врал на ходу, импровизировал!

– Идиот! – взвилась я. – Нас же видели все в офисе! Антон не скрывал факт совместного отъезда, а уходя, громко сказал: «Вернусь поздно». Не подумал о последствиях: вскроет патологоанатом мой труп, проведет анализ на токсины – ба, а там снотворное. Его бы живо арестовали!

– Вскрывать бы не пришлось, – покачал головой Вовка. – Знаешь, что случилось? Ты по совету негодяя нажала на газ, а впереди вообще не было дороги. Там обрыв, крутой, почти отвесный, спуск к реке, его было не видно за туманом. Аборигены отлично это место знают. Кстати, на дороге должен стоять знак: «Осторожно, крутой поворот», но его подростки снимают, забава у них такая. Антон ведь что задумал: машина летит вниз, бак полный, ты ж его на колонке под завязку заправила, автомобиль маленький, точно перекувырнется и загорится. А если не вспыхнет, то Антоша поможет. Все шито-крыто, взрыв, и тела, считай, нет. Несчастный случай, никаких сомнений. И сам он тоже погиб – поодаль борсетка валялась, с документами Антона Зябликова. Супер! Коллеги подтвердят – они вместе уехали. Преступления нет, есть ДТП. И ведь сволочуге повезло, план сработал, автомобиль перевернулся. Тебе подфартило – машина сама загорелась – и бабахнуло!

Я потрясла головой.

– В чем фарт-то? Секундочку, каким образом я осталась жива?

Костин упал в кресло.

– Тебя выбросило через разбитое лобовое стекло. Конечно, по правилам в машине необходимо пользоваться ремнем безопасности, но иногда случается, что нарушение правил спасает человека. Ты вылетела в кусты, они спружинили, поэтому ты не сломала себе шею. И хорошо, что малолитражка вспыхнула сама, иначе б убийца спустился в овраг, понял, что тебя в машине нет, и вот тогда бы уж точно – покупайте бумажные цветочки. А так он увидел пламя, услышал звук взрыва, швырнул вниз свою борсетку и был таков. Понимал, подлюка, что сейчас народ из близлежащих домов примчится. Зябликов торопился, оттого и совершил пару ошибок.

– Каких? – пролепетала я.

– Неинтересно о них сейчас говорить, – прошипел Костин. – Ну, например, не приготовил второе тело. Борсетку нашли, но никаких следов погибшего человека нет. Хоть какие-то части тела остаться должны! Нестыковочка получилась, но даже у профи осечки бывают.

– Ничего не понимаю, – простонала я. – Кто тут профи?

Вовка неожиданно успокоился.

– Сейчас объясню, – сказал он. – Кстати, ты молодец, почти дорылась до сути. Покалякал я тут со старшими товарищами, пособирал слухи, и интересная картина нарисовалась. В общем, слушай…

В середине пятидесятых годов двадцатого века, когда во главе советского государства встал Никита Хрущев, абсолютное большинство населения страны вздохнуло свободно. Слава богу, закончилась эра террора, лагерей и доносов. Народ ждал освобождения невинных людей, реформы судебной системы и пусть маленьких, но все же демократических изменений. Хрущев объявил амнистию и реабилитацию, чем моментально заслужил любовь части граждан. Но через некоторое время сотрудники правоохранительных органов схватились за голову. Ветер перемен выдул из мест лишения свободы не только оклеветанных людей, жертв культа личности, но и матерых уголовников, крайне опасных для общества. Кое-кто из них очутился на воле по ошибке, кое-кто по глупости опьяневших от ветра свободы чиновников, а кое-кто за вульгарную взятку. В СССР начался всплеск уголовных преступлений, такой же, как после революции семнадцатого года. Но большевики, сторонники жестких методов, в короткие сроки создали ЧК и безжалостно истребили банды, а Никита Хрущев не мог мгновенно закрутить гайки, мешал имидж отца-освободителя. Советскую Фемиду шатнуло в другую сторону, теперь судьи зачастую выносили слишком мягкие приговоры, и среди граждан вновь началось недовольство. Вместе с простыми людьми, не понимавшими, почему жестокому убийце дали всего пару лет, возмущались и милиционеры. Они-то точно знали, какая беда случится, когда преступник выйдет на свободу. В коридорах различных ведомств, почти на самом верху и внизу, «на земле», в давно не ремонтированных комнатках районных отделений, шушукались сотрудники. А потом вдруг в разных городах СССР начались странные события. Сначала в Екатеринбурге умер от инфаркта молодой парень, изнасиловавший и убивший несколько детей, затем в Волгограде попал под поезд юноша-грабитель, в Москве погиб от удара током маньяк, в деле которого судья не увидел убедительной доказательной базы. Все смерти выглядели естественно, но по столице змеями поползли слухи, люди, имевшие отношение к уголовному розыску, прокуратуре и системе исполнения наказаний, были уверены: в стране действует подпольная организация, которая сама вершит правосудие. Очень скоро стало известно и ее название – «Белая стрела». Никто не мог точно сказать, откуда оно взялось, но никто не сомневался – именно так следует именовать отряд справедливых и честных.

Вовка перевел дух и посмотрел на меня.

– Слышала когда-нибудь о «Белой стреле»?

– Нет, – помотала я головой.

– А мне приходилось, – сказал Костин, – доходила кое-какая информация. Был у меня случай в конце девяностых. Жуткую скотину задержал, фамилия его Рожков. Сыночек богатого отца развлекался охотой на живых людей – стрелял по беспризорным детям. Думаешь, его посадили? Как бы не так. Отмазал папа чадушко. Я тогда чуть стол от злости не сгрыз. И представляешь, через полгода узнаю: мой Рожков покойник, под машину угодил в пьяном виде. Женщина-водитель – совершенно добропорядочная, сорока лет, учительница, недавно за руль села – плакала ужасно и все твердила: «Он буквально из ниоткуда под колеса упал». Дело закрыли, а я на радостях в буфете при всех и гаркнул: «Мне без разницы, кто Рожкова к праотцам отправил, если бы мог, сам бы его придушил!»

– Сильное заявление, – отметила я.

Костин потер затылок.

– А через месяц подходит ко мне Вера Федосова, тихая мышка из нашей библиотеки, и говорит: «У меня случайно два билета в кино есть. Не хочешь сходить?»

Дальше было так.

После культурного отдыха Вера пригласила Костина к себе домой и неожиданно спросила за чаем:

– Ты рад, что Рожков погиб?

– Просто счастлив, – кивнул Вовка, – гадюке гадючья смерть.

– Среди нас есть настоящие люди, – тихо сказала Вера. – Хочешь, познакомлю тебя с ними?

Костин сначала поразился, а потом испугался.

– Я подумаю, – сказал коротко.

– Решишься, приходи, – без всякой улыбки завершила разговор «мышка».

И вот сейчас Вовка обратился к Вере. Она свела его с какой-то теткой, и та, выслушав Костина, спокойно сказала:

– Через три дня приходите сюда же, помогу, чем смогу.

И помогла, рассказала кое-что.

Глава 33

Вовка снова встал и начал медленно ходить от стены к стене.

– Теперь давай посмотрим на историю с другой стороны…

Живет на свете разбитная проводница Бекки, мотается по стране, не брезгует никаким заработком, имеет сына Олега и внучку Алису. Девочка полнейшая безобразница. Да и как она могла быть иной? Бабушки неделями нет дома, отец занят на работе, а мать умерла при рождении дочери. Алиса предоставлена сама себе, она с десяти лет курит, а с одиннадцати знает, зачем мужчина и женщина запираются вдвоем в спальне. В летнем лагере Алиса знакомится с тихой, положительной девочкой Наташей Фоминой. По идее главной в паре должна была стать отвязная Алиса, но очень скоро она начинает подчиняться Наташе. Фомина совсем не так положительна, как кажется, просто в отличие от плохо воспитанной Алисы она умеет ловко скрывать свои истинные чувства под маской пай-девочки из хорошей семьи. Наташа никогда не спорит с родителями, она их откровенно ненавидит: за нежелание давать ей деньги, за запрет носить «нормальную», то есть молодежную, одежду, за активное неприятие ее друзей, за то, что они считают уже подросшую дочку детсадовкой. Много претензий к предкам накопилось у Наташи, но, в отличие от большинства молодых людей, она не затевает с ними войны, понимает: ей их не победить, родственников слишком много, кроме матери и отца, есть еще дядя с тетей. Правда, последняя пытается баловать племянницу, но в случае открытого конфликта Нелли определенно оказалась бы в стане ее врагов.

Прошли годы, школа оставалась позади. В институте Наташу недолюбливают – она дочь ректора, значит, зачислена в категорию золотой молодежи. Простые студенты не хотят связываться с Фоминой, у которой, кстати говоря, мстительный характер. Ната пользуется своей близостью к педагогам, большая часть из которых друзья ее отца, и может подложить свинью тому, кто плохо к ней относится. С другой стороны, Фомина способна и помочь, порой она выступает в роли благодетельницы, но это амплуа не приносит ей любви сокурсников. А «сливки» факультета, в частности, Леся Рыбалко и ловко прикидывающаяся обеспеченной девушкой Стефания Грозденская, подсмеиваются над Наташей. Не во весь голос, исподтишка, но Фомина спиной чувствует ухмылки, и ей очень неуютно. Девушке страстно хочется перевестись в другой вуз, найти там друзей и жить спокойно, но отец не собирается потакать капризам дочери. У Наташи есть только два близких человека, но хорошие отношения с ними Ната не афиширует. Если родители узнают о ее дружбе с Алисой, разразится феерический скандал. Впрочем, и со второй подругой общаться не дадут, попросту уволят ее, потому что Полина Брызгалова служит у Фоминых поломойкой. Поля любит Наташу и изо всех сил старается ей помочь. На квартире у Брызгаловой Фомина переодевается и красится, превращаясь в обычную московскую студентку. Полина прикрывает Нату и искренне считает себя ее подругой. Любила ли Наташа Брызгалову? Она ею пользовалась. С самых юных лет Фомина научилась манипулировать людьми, она гений в этой области, легко может заставить любого плясать под свою дудку. Вот таким был расклад сил к моменту начала спектакля. А теперь непосредственно о самой пьесе, написанной и поставленной Наташей.

В их институте учится мало мальчиков. Один из парней, очень симпатичный внешне, местный принц, Константин Рогов, до безумия нравится Наташе. Фомина пыталась наладить отношения с юношей, но все ее попытки разбились о стену равнодушия. Костя любит Розу Арутюнову, смешную толстушку с последнего курса, и не обращает никакого внимания на одногодку Фомину. Леся Рыбалко и Стефа Грозденская живо просекают ситуацию и начинают дразнить Фомину. Наташа пытается казаться равнодушной, но шуточки становятся все злее, и тогда девушка заявляет:

– Нужен он мне! Я давно имею жениха, Диму!

Самое интересное, что Дима не выдумка, он существует реально, это сын стоматолога Коваленко. У Марины Семеновны роман с Олегом Туровым, Алиса, его дочь, познакомилась с Дмитрием, а потом свела его с Натой. Дима милый, романтичный мальчик, он пишет стихи, увлекается живописью, музыкой, а одинокая мама воспитала в нем благородство. Дима уверен, что любить можно всего один раз в жизни. Фомина моментально покоряет сердце юноши, и тот начинает за ней ухаживать. Наташе Дима Коваленко не нравится, она влюблена в Рогова, но на безрыбье и рак рыба, поэтому Ната изредка снисходит до Димы и милостиво разрешает ему сводить себя в кино.

Любому современному парню осточертел бы такой вялотекущий роман. Любому, но не Диме. Тот уверен, что невесту следует завоевывать, считает Нату очаровательной, честной, милой, красивой, поэтому терпеливо ждет, пока возлюбленная в очередной раз благосклонно ему кивнет. Чем большее равнодушие демонстрирует Ната, тем сильнее Дима убеждается в правильности своего выбора – разве честная девушка, будущая верная жена и хорошая мать, сразу бросится в объятия парня? Нет, так поступают только проститутки!

Когда Леся и Стефа затравили Фомину насмешками, та сгоряча сообщила им о Диме. Рыбалко моментально заявляет:

– Врешь!

– Его никто не видел, – подхватывает Грозденская, – покажи парня.

В душе Наты смятение: Дима реальное лицо, но его нельзя демонстрировать злоязыким подружкам. Коваленко сильно отличается от сверстников своим менталитетом, к тому же он отнюдь не шикарно одет, не имеет машины, носит очки, занудно рассуждает и плохо танцует. Одним словом, смех, а не кавалер.

– Не нужен мне Костя, – восклицает Ната, чтобы увести русло беседы в другую сторону. – Да если я захочу, он за мной хвостом бегать начнет!

И девушки заключают пари, выиграть которое для Наты – дело чести.

Фомина решает сжульничать – предлагает Рогову сделку: Костя изображает страсть, а Ната после короткого «романа» якобы прогоняет кавалера. За участие в спектакле Костя получит машину. Рогов мечтает о личном автомобиле и потому соглашается.

И очень скоро весь факультет облетает суперновость: Рогов бросил Арутюнову и крутит роман с Фоминой. Роза пытается сохранить лицо, делает вид, что ей все равно, и спокойно сообщает тем, кто выражает ей сочувствие:

– У нас не было никакой любви, мы просто дружим.

Естественно, Арутюновой никто не верит. И странное дело: любая другая девушка, отбившая у соперницы первого красавца факультета, мигом стала бы предметом всеобщего восхищения, а Наташу начинают еще сильней ненавидеть.

Через месяц Рогову надоедает эта комедия. А еще ему жаль Розу, которая хоть и знает правду, но все равно очень тяжело переживает «измену» без пяти минут мужа.

– Все, заканчиваем хрень, – заявляет Рогов Наташе.

– Мы еще не ездили за город, – возражает Фомина, – надо побывать у тебя на даче.

– Зачем? – хмурится Рогов.

– А где нам это самое было делать? На городской квартире? – фыркает Ната. – Ваще нереал! У меня родители, у тебя мать. Не поверят девчонки. Катим на фазенду, и я там пофоткаю. Для доказательств! Это входит в условие, иначе не будет колес.

– Ладно, – сквозь зубы соглашается Костя, которому хочется автомобиль до потери пульса.

– Кстати, где Наташа собиралась взять деньги на машину? – запоздало удивилась я.

Вовка хмыкнул.

– Обещать – не значит дать. Фомина обманывала Рогова, не было у нее ни средств, ни тачки.

– А он ей поверил?

– Конечно. Ната дочь ректора, девочка из очень обеспеченной семьи. Костя элементарно повелся.

– И Наташа не испугалась?

– Чего?

– Ну, что она кинет Костю, а тот в отместку расскажет всем правду.

– Про то, как он за подачку согласился изображать из себя страстного Ромео? Ну уж нет, парень не стал бы болтать. Наташа играла наверняка.

Костя везет «любимую» на дачу. Сначала Наташа ходит по дому, просит снять ее раздетой в постели, в халате у рукомойника, на кухне за чашечкой кофе в неглиже. Потом неожиданно распахивает пеньюар и шепчет:

– Милый, я твоя!

Фомина очень красивая девушка, и она абсолютно уверена: сейчас Костя дрогнет, уложит ее в постель, и фиктивный роман плавно перетечет в настоящий. Но Рогов наносит Наташе смертельное оскорбление: сначала широко раскрывает глаза, по его лицу пробегает ухмылка, затем он начинает ржать.

– Совсем того, да? – веселится парень. – На фиг ты мне сдалась? Ну ваще, блин! Ты че? Конкретно с головой не дружишь? Отвали, Матрёна!

Знай Костя, как ему аукнется его грубость, какую цепь несчастий потянут произнесенные им злые слова, он бы мигом прикусил язык и бросился целовать Фомину. Но редким людям дано предугадать будущее, а Рогов отнюдь не принадлежал к их числу.

– Поперли домой, звезда порнобизнеса, – не успокаивался он, – на электричку опоздаем!

Наташа предпринимает еще одну отчаянную попытку завязать интимные отношения.

– Уже поздно, – шепчет она, – не успеем на электричку, последняя через пять минут. Давай тут останемся.

– Ладно, – неожиданно соглашается Костя.

Фомина испытывает приступ радости, но Рогов продолжает:

– Только ты в бане ложись!

– На деревянной лавке? – возмущается Ната. – В доме полно кроватей!

– А в бане комната отдыха есть, – не успокаивается Костя, – лучше туда чапай, не хочу, чтобы ты меня изнасиловала.

Это было уже слишком!

– Да пошел ты! – орет Наташа. – Я уезжаю!

– Скатертью дорога, – равнодушно пожимает плечами Рогов и добавляет: – Когда машину отдашь? Условие выполнено, фотки у тебя есть, пора расплачиваться!

Фомина бросается к калитке, выбегает за участок и… останавливается. Перед ней чернеет лес, надо идти по тропинке, в темноте, мимо церкви и кладбища. Девушке становится страшно, и она возвращается назад. Но Костя успел запереть входную дверь и закрыть ставни. Ната стучит, кричит, юноша не откликается – то ли он на самом деле быстро заснул, то ли не желает впускать Фомину. В конце концов студентка, умирая от ужаса, добирается до шоссе, ловит машину и приезжает домой.

Денег у Наташи, чтобы расплатиться с водителем, нет, она отдает ему свои часы, поднимается в квартиру, тихо открывает дверь – и сталкивается с мамой, которая сидит в прихожей.

– Ах ты дрянь! – орет та и отпускает дочери оплеуху. – Мы чуть с ума не сошли, ищем тебя по всему городу!

Ну признайтесь, и в вашей жизни, наверное, случались подобные ситуации: загуляли на вечеринке, вернулись поздно ночью и были встречены родителями со скандалом. Конечно, утром вам пришлось извиняться, каяться, давать обещания… А через неделю все дружно забыли о неприятном происшествии и зажили по-прежнему.

Но Фомина болезненно злопамятна. У нее в душе кровоточит рана, которую нанес ей Рогов.

– Я им отомщу! – шепчет сквозь зубы Наташа, лежа в своей кровати. – Непременно накажу всех!

Бойтесь своих желаний, они могут сбыться!

Очевидно, слова Фоминой долетели до ушей дьявола, и он начал активно помогать девушке.

Утром, когда Наташа выходит на кухню, Ксения Михайловна уже занята другой проблемой.

– Полина умерла, – говорит она мужу, – только что звонили!

– Мда… – крякает Виктор Сергеевич. – И что теперь?

– Новую прислугу надо нанимать, – злится жена. – Вот докука! Пока честную найдешь, поседеешь!

– Наверное, надо помочь с похоронами, – вздыхает сердобольный ректор, но супруга моментально окорачивает мужа:

– Перестань Дедом Морозом работать! Не наше дело, там есть родственники. Хватит благодеяний, и так мы слишком много для нее сделали – не выгнали ее, когда про болезнь узнали, к своему стоматологу отвели…

– Но, Ксюша, – пытается спорить муж, – девочка росла без родителей, она долго болела и до последнего работала.

– Не мы ее родили! – злится супруга. – Без нас зароют!

– Как скажешь, милая! – соглашается в конце концов слабохарактерный супруг.

Потом обозленная Ксения Михайловна поворачивается к дочери, и той достается по полной программе за вчерашнее позднее появление.

Фомина стискивает кулаки, но молча слушает вопли матери. «Весь мир состоит из мерзавцев, – думает она про себя, – а мои родители главные из них». И тут вдруг в голове у студентки складывается план, она понимает, как следует действовать, чтобы отомстить всем: и Косте, и отцу с матерью.

Наташа в курсе личных бед Полины, отлично знакома с ее сестрой, Татьяной, вот последняя, сидящая на героине, плохо ориентируется в окружающей действительности…

Костин сделал паузу и посмотрел на меня.

– Ты сумела выяснить, что к Татьяне регулярно приходила некая Галя, она взяла на себя заботы о похоронах Полины, это ей сосед Леонид помогал увезти и захоронить гроб с телом. Галя жила у Тани некоторое время после кончины Поли. А еще Леонид в разговоре с тобой обронил фразу: «Галя раньше часто переодевалась у Полины, приходила в обычной одежде, натягивала все короткое, сильно красилась и уходила». Ты не сумела найти Галю. А ведь она, взяв паспорт Татьяны, занималась погребением, и именно ей Ефимыч отдал тело Поли, посадил его в машину! Сейчас у тебя нет никаких предположений в отношении личности таинственной Галины?

– Не может быть! – ахнула я. – Наташа Фомина!

Вовка мрачно кивнул.

– Дьявольский план. Фомина поехала к Алисе, и девчонки вместе написали сценарий. Им сильно облегчил дело факт смерти несчастной Полины в клинике, где служила сестра Бекки Таисия. Алиса очень любит подслушивать и подсматривать, она в курсе кое-каких дел Бекки и великолепно знает о жадности Таси. А еще Алиса авантюристка, которой необходим ежедневный впрыск адреналина. Девчонка ворует в магазинах всякую мелочь и обожает ночью одна ходить по улицам. Ситуация с Брызгаловой заводит Алису, и она ради острых ощущений начинает помогать Фоминой. Для начала милая внучка залезает в тайное местечко, где Бекки держит деньги, берет оттуда энную сумму и предлагает ее Таисии. Алчная дама, у которой очень странное понятие о том, как следует служить Господу, соглашается сделать так, как просит Алиса. Дальнейшие события напоминают триллер…

Наташа звонит Диме:

– Если ты любишь меня, то приходи около полуночи к моргу, – велит она парню, – я попала в беду, нужна твоя помощь.

Романтичный, благородный Дима кидается к любимой, даже не спросив, что случилось. Представьте его ужас, когда на площадке у морга он видит машину, а на заднем сиденье тело молодой девушки.

В первую секунду Дима цепенеет, а Наташа понимающе кивает.

– Испугался? Ладно, иди домой, я всегда знала, что твои слова про любовь пустой звук. Если любишь кого, все ради него сделаешь!

Дима, желая доказать истинность своих чувств, садится в машину, Наташа спокойно указывает водителю дорогу. В полнейшей темноте «Жигули» подъезжают к даче Кости Рогова. Шофер, мрачно молчащий кавказец, и Дима вытаскивают труп и заносят его в баню. Потом троица, никем не замеченная, уезжает прочь. В Москве Фомина велит притормозить у метро «Проспект Вернадского» и вместе с Димой вылезает из машины.

– Там кафе, – как ни в чем не бывало говорит девица, – пошли, я угощаю.

– Что мы сделали? – лепечет Дима.

– Любящий человек не спрашивает, – кривится Наташа, – просто помогает!

– Шофер… – бубнит Дима, – он расскажет… перевозка трупа… это незаконно…

Фомина усмехается.

– Я поймала хачика, он ничего обо мне не знает, да и по-русски едва лопочет. Я договорилась, заплатила, он отработал. Небось в своем хачлэнде не такие дела творил, все они бандиты, не трясись. Ты трус?

– Кто эта девушка? – пытается разобраться Дима. – Отчего она умерла? Зачем мы отвезли ее на чужую дачу?

– Слишком много вопросов, – морщится Наташа, – любимой надо помогать, ни о чем не спрашивая.

Дима растерянно замолкает, Наташа гладит его по руке.

– Вот теперь я почти верю в твое чувство.

– Почти? – лепечет парень.

– Хочешь, выйду за тебя замуж? – спрашивает манипуляторша.

– Да, – выдыхает Коваленко.

– Помоги мне еще раз, – ласково просит Фомина, – тогда я сумею убедиться в искренности твоей любви. Не хочу связывать судьбу с тем, кому я просто нравлюсь. Ты согласен, что брак – это навсегда?

– Да, – кивает Дима.

– Завтра, вернее уже сегодня, встречаемся у морга, – деловито командует Ната.

– Опять труп! – вздрагивает парень.

– Нет, обычный гроб, – успокаивает его Наташа. – С документами, законные похороны.

Дима кивает, Фомина целует его в щеку и убегает.

Но Дима не приходит на встречу – от сильного стресса юноша заболевает, у него подскакивает температура. Марина Семеновна пугается, делает сыну укол, и Дима засыпает. Он не собирался подводить Наташу, его сваливает снотворное. Понимая, что не сумеет встать, парень просит мать:

– Позвони Наташе, скажи, что мне совсем плохо. Мы договаривались о встрече, но я не способен двигаться.

Коваленко выполняет его просьбу. Фомина приходит в ярость: Дима мерзкий трус, надо искать другого помощника, одной ей с гробом не справиться. Алису не отпускают с работы, и Ната обращается к Леониду, соседу Брызгаловых. Она ничем не рискует – Леня знает ее под именем Галина, он никогда не слышал про Наталью Фомину.

На следующее утро после похорон ящика с кирпичами Ната звонит Рогову и говорит:

– Прости, я вела себя как дура!

– Ерунда, – хмыкает Костя. – Где машина?

– Давай встретимся сегодня у тебя на даче.

– За фигом туда переть? – изумляется парень.

– Я забыла у тебя в доме лифчик, – хихикает Наташа. – Вдруг Роза увидит?

– Ну и сволочь же ты! – взрывается Костя. – Нарочно оставила, отомстить решила за то, что я послал тебя!

– Не сердись, милый, – лепечет Фомина, – я же раскаялась. Давай приезжай, заберу бельишко.

Глава 34

Наташа садится в такси и едет в дачный поселок. По дороге она «откровенно» рассказывает шоферу о своей любви к Рогову и о том, что юноша решил порвать с ней отношения. Водитель охотно поддерживает беседу и советует пассажирке:

– Не унижайся, уходи с гордо поднятой головой, найдешь другого!

Добравшись до поселка, Наташа просит таксиста подождать. Входит в дом, а через пару минут выбегает и говорит:

– Спасибо, уезжай. Я ночевать останусь, он меня любит!

Кстати, Лесе и Стефе Фомина сообщила, что Рогов позвал ее весело провести время на лоне природы, девчонки видели откровенные фото Наташи на даче у Кости и не сомневаются в правдивости ее слов.

Таксист отбывает, появляется Рогов. Наташа нарочно затевает скандал, Костя взрывается, кричит, и его грубые слова слышат соседи. В конце концов Константин, белый от бешенства, убегает. Фомина поджигает баню и через заднюю калитку покидает участок. Наташа очень осторожна, она не садится на станции в электричку, идет пешком почти до Москвы и глубокой ночью заявляется к Татьяне Брызгаловой.

– Это кто? – спрашивает плохо соображающая наркоманка.

– Галя, – отвечает Фомина, – принесла денег на укол.

После такого зявления «Галина» становится любимой подругой Татьяны и поселяется у нее. Ната ждет развития событий, и все происходит, как она задумала. На пожаре находят обгоревшие человеческие останки, и очень скоро в распоряжении следователя оказываются снимки от стоматолога (но мы-то знаем, что Алиса подменила их снимками Полины). Рогова быстро арестовывают, против него полно свидетелей: найден шофер такси, который подвозил Наташу в день пожара к даче, есть соседи, которые слышали скандал между юношей и девушкой, есть подруги Леся и Стефа, рассказавшие о романе Фоминой и откровенных снимках, сделанных на фазенде. Да еще родители Фоминой нажимают на все кнопки, чтобы наказать убийцу дочери. Одна Роза Арутюнова хочет обелить жениха, но делает она это очень неловко – пытаясь организовать ему алиби, врет про поход в кино, причем ухитряется передать Косте записку, в которой просит его сообщить про сеанс. Рогов хватается за соломинку, но только усугубляет свое и без того шаткое положение. Потому что, на его беду, именно в тот день развлекательный центр вместе с кинозалом откупили для свадьбы. В общем, понятно, какое впечатление произвело на ментов их вранье. Арутюнову могли арестовать за лжесвидетельство, но ее пожалели, не тронули, а Костя получил срок по полной программе. Рогов пытался рассказать о сделке, заключенной с Фоминой, Роза подтвердила его слова, но… «единожды солгавший, кто тебе поверит?».

Константин оказывается в лагере и погибает в драке, которую затеяли в бараке уголовники. Роза Арутюнова решается на самоубийство, поскольку считает себя виновной в смерти жениха – не проверила сеансы в кинотеатре и загубила Костю. Родители Арутюновой не могут больше жить в квартире, где повесилась дочь, меняют жилье и довольно скоро после переезда умирают.

Наташа Фомина довольна – она отомстила и Косте, и Розе. Последняя, правда, провинилась лишь в том, что ее полюбил Рогов, а уж родители Арутюновой и вовсе ни при чем. Но – лес рубят, щепки летят.

Однако это не вся череда смертей. Едва до Димы доходит информация о кончине Фоминой, парень едет на стройку. С одной стороны, жизнь без любимой для него не имеет смысла, с другой – он понимает, что сделал нечто нехорошее, каким-то образом связанное с историей, случившейся в бане. Наверное, он боится, что милиция узнает о его поездке с Наташей, опасается ареста… Сейчас трудно до конца понять, что заставило юношу прыгнуть вниз: горе от потери Наты или муки совести. Остается признать факт – Коваленко мертв, он еще одна жертва Фоминой. Наташа ликует. Дима был самым слабым звеном операции, мог и проболтаться, а тут такой подарок судьбы: его самоубийство.

Проходит некоторое время, и радость Фоминой от удачно проведенной операции тускнеет. Она до мелочей продумала план собственной смерти, но при этом не учла маленькую деталь: куда ей деваться? Жить с наркоманкой Татьяной Брызгаловой? Нельзя же вечно прятаться в грязной норе, но у Наты нет ни паспорта, ни денег. Правда, Алиса старается помочь Фоминой и таскает для той из Беккиной заначки доллары. Вот парадокс: Ната так хотела отомстить Рогову и наказать родителей, что не подумала о своей собственной судьбе.

Через десять дней после похорон останков дочери Виктор Сергеевич умирает. А следом Ксению Михайловну разбивает инсульт. Мать Наташи пока жива, но это лишь видимость, от нее осталась одна телесная оболочка.

Наташа совсем не огорчена известиями о родителях, девушка терпеть их не могла и в первую минуту даже радуется: все, можно больше не прятаться, пора выходить, получить наследство и… Но тут до нее доходит, что она не может объявиться в мире живых. Ведь тогда начнутся вопросы, и самым основным будет: кто погиб в бане? Примутся копать, дороются до правды. У Фоминой начинается истерика. Она хотела отомстить Рогову и родителям, а получилось – загнала себя в угол. Большие деньги перейдут в руки тетки и дяди. Что же делать?

Помощь приходит с той стороны, откуда она не ждала. Поздно вечером в квартире Брызгаловой раздается звонок. Наташа бдительно смотрит в глазок, видит Алису, распахивает дверь и нервно спрашивает:

– Зачем ты приехала? Сегодня мы не договаривались!

– Здравствуй, покойница, – раздается сбоку, и из темноты выныривает Бекки. – Давай-ка поболтаем.

Наташа кидается на Алису.

– Предательница!

Подруга рыдает.

– Я не виновата! Она пересчитала заначку и устроила мне допрос!

– Девочки, – щебечет Бекки, – не ссорьтесь. Лучше поговорим спокойно.

После многочасового разговора Бекки с некоторым уважением интересуется у Фоминой:

– Ты это сама придумала?

– Да, – с вызовом отвечает Наташа.

– Никто тебе не помогал в составлении плана?

– Нет! – резко заявляет Ната.

Бекки кивает.

– Виден талант. Ты тот человек, который нам нужен, готовый «проводник».

– Кто? – изумляется Наташа. – Вы хотите заставить меня в поезде ездить?

Бекки только смеется.

– Алиса, – велит она внучке, – ступай домой. Дальнейшее обсудим без тебя.

Внучка, довольная тем, что бабушка больше не злится, убегает, а Бекки рассказывает Наташе про «Белую стрелу».

– Нам нужны верные люди, – говорит она, – умные, хитрые «проводники», я давно хотела заиметь помощницу, да не попадались подходящие. Ты готова начать жизнь заново, под другим именем? Способна стать чистильщиком, санитаром общества?

Наташа молча кивает. Собственно, ей просто некуда больше деться.

– Тогда сиди тут смирно неделю, – приказывает Бекки, – я все устрою.

За семь дней происходит много событий: погибают Леся Рыбалко, Стефания Грозденская и… Алиса.

– Видишь, как случается, – мрачно говорит Бекки, явившись к Фоминой. – Скажи, Алиска к тебе на этой неделе забегала?

– На следующий день после вашего визита заглянула, – ответила Ната.

– Зачем?

– Ну… просто так.

– Эта маленькая дрянь, – меняется в лице Бекки, – оставила тут диктофон, хотела узнать, о чем мы будем говорить. Потом забрала его и решила меня шантажировать. Да еще припугнула, дескать, она сходила к твоим однокурсницам, Лесе Рыбалко и Стефании Грозденской, рассказала им все, и девушки, мол, готовы идти в милицию. Короче, плати, бабушка, иначе тебе плохо придется. Пригрела я змею на груди! Но бог шельму метит. Не надо улицы в темноте перебегать, когда в двух метрах есть подземный переход!

Наташа ахнула.

– Алиса ведь ваша внучка!

Бекки пожала плечами.

– Мы не имеем права ставить под удар организацию, первое правило «проводника»: «Дело превыше всего».

Фомина усомнилась:

– На мой взгляд, глупо убирать всех одним способом, могут возникнуть подозрения. Ну с чего вдруг две студентки разом оказались под колесами? Да еще и Алиса погибла от наезда.

– Кончину Алисы не свяжут со смертью Рыбалко и Грозденской, – деловито сказала Бекки, – у них не было точек соприкосновения. Впрочем, ты права, но у меня, к сожалению, было мало времени, а спешка всегда приводит к оплошностям. Второе правило «проводника»: «Никогда не действуй сгоряча». Я его нарушила. А ты молодец, соображаешь.

Костин замолчал.

– С ума сойти, – прошептала я. – Убила собственную внучку! Погоди, ее сын Олег погиб. Это тоже работа Бекки?

– Олег любил выпить, – сказал Вовка, – после смерти дочери он ушел в запой, сел пьяным за руль и влетел в ограждение моста. Травмы, не совместимые с жизнью, он умер в «Скорой». Убивала ли Бекки сына? Нет. Но косвенно она виновна в его смерти. Понимаешь?

Я кивнула.

– И что было дальше? Бекки, по словам Таисии, умерла.

– Нет, – помотал головой Вовка, – она просто совершила некоторые ошибки, и ей пришлось инсценировать собственную кончину. Догадываешься, что Бекки никогда не работала на железной дороге? Служба была придумана, чтобы объяснить домашним регулярные отлучки. Бекки – профессиональная убийца, она катается по стране, ее жертвы проживают в самых разных местах. Я проверил, Сурганова Анна Петровна в МПС не служила. Если помнишь, таково настоящее имя Бекки. У Олега другая фамилия. Почему Бекки записала его Туровым, я не интересовался. Но пока отвлечемся от судьбы Бекки и займемся ситуацией со шкатулкой Кати. Ты абсолютно права, все дело в фишке, а вернее, в желании убить Пряхина. Бекки (буду пока называть ее так, хотя она теперь существует в другой ипостаси) и Наташа берутся за устранение бизнесмена. Дело готовится тщательно, смерть должна выглядеть естественно. Имеется яд, очень редкий, который будет практически невозможно определить. Одна беда – Пряхин вечно окружен охраной. Как же подобраться к бизнесмену?

Бекки тщательно изучает жизнь Пряхина и узнает о его хобби. Возникает мысль подсунуть коллекционеру фишку, предварительно обмазав ее отравой. Но для этого надо найти ее. Более того – она должна быть настоящим раритетом, другой Пряхин не заинтересуется.

И тут Бекки вспоминает, что Екатерина Романова показывала ей фишку! Значит, аксессуар надо забрать. Но как? Никто из членов семьи Романовых не должен заподозрить неладное. Внимательно присматриваются к Юле, Сережке, Кирюше, Лизе, Кате и Лампе. Последняя рассеянна, может уйти из дома, забыв запереть дверь и оставив ключи, она такое проделывала не раз. У преступницы рождается план: Наташа Фомина, переодевшись парнем, надвинув поглубже на лоб бейсболку, столкнется утром с Лампой на улице и упадет. Евлампия поможет жертве подняться, а та вытащит у нее ключи, пойдет наверх, возьмет фишку, бросит связку на тумбочку и удалится.

Пропажу вещицы заметят не сразу, Катя не просматривает каждый день содержимое шкатулки, она ее редко открывает. А когда исчезновение обнаружится, останется лишь гадать, куда подевалась фишка. Вероятнее всего, заподозрят приятелей Лизы или Кирюшки, табунами проносящихся через квартиру. Подростки любопытны, а кое-кто из них еще и плохо воспитан, вполне может полазить по ящикам в чужой квартире.

План задуман хорошо, и момент для его выполнения выбран правильно – большая часть семьи укатила в командировку, дома лишь Лампа и дети. Но есть и препятствия. Первое: хозяева поменяли замок, теперь он не захлопывается. Второе: Лампа в тот день уходит не на работу, ее вызвали к Кирюше в школу. Третье: Рейчел.

– А с ней что? – воскликнула я.

Костин усмехнулся.

– Бекки заверила Наташу, что собаки в семье Романовых – плюшевые игрушки. Они никогда не нападают на людей, встречают посторонних с радостью и не представляют ни малейшей опасности. Поэтому Фомина спокойно отпирает квартиру.

Никто из членов стаи даже ухом не ведет. Мопсы после сытного завтрака дрыхнут на диванах и не слезут оттуда ни при каких обстоятельствах, Рамик, по обыкновению, пробрался на кровать Лампы.

– Он обожает закапываться с головой под мое одеяло, а я потом полночи вытряхиваю из постели его шерсть, – не удержалась я от пояснения.

– Наташа идет в комнату Кати, – продолжал Вовка, – открывает шкафчик, берет коробку, и тут… из-под занавески выглядывает Рейчел. Стаффиха скалит зубы, она явно зла. Драпировка приподнимается, видно тело из стальных мышц…

– Ой, хватит! – перебила я Костина. – Ты великолепно знаешь, что это не оскал, а ласковая улыбка, Рейчуха обрадовалась гостье, собралась встать, подойти, поприветствовать ее.

– Я-то знаю, – усмехнулся Вовка. – А вот Наташа не знала. Она не собачница, для нее рычание – знак угрозы, готовящегося нападения. И потом, даже те, кто имеет псов, легко испугаются порыкивающего стаффордширского терьера. Как ты думаешь, что сделала Фомина?

– Понимаю, – прошептала я, – она схватила шкатулку и дала деру. Перепугалась ужасно, уронила бейсболку и унеслась. А Рейчуха, страшно разочарованная поведением гостя, не захотевшего ни погладить милую собачку, ни поиграть с ней, взяла бейсболку и устроилась спать на хозяйском свитере…

– Наташа принесла Бекки шкатулку, – перебил меня Вовка, – и получила нагоняй. Одно дело – вытащить фишку, другое – упереть коробку, отсутствие которой хозяйка живо заметит.

Отчехвостив проштрафившуюся Фомину, Бекки сказала:

– Ладно. Катерина еще не скоро вернется, я сама верну ее на место, а ты действуй дальше.

– Ясно, – кивнула я, – Наташа отдала фишку Антону.

– Ты до сих пор не поняла?! – хмыкнул Костин. – Она и есть Зябликов.

– В смысле его сестра? Живет под именем Елены Зябликовой?

– Нет, – усмехнулся Вовка. – У каждого преступника есть излюбленный прием, что и облегчает в конце концов его поимку. Бекки нравится существовать в двух лицах, и она навязывает то же поведение Наташе. Нет ни Зябликовой Елены, ни Зябликова Антона, есть Фомина, которая по мере необходимости представляется то парнем, то девицей. Вспомни свое впечатление об Антоне – ты решила, что он, возможно, гей. Почему?

– Хрупкий, в ухе серьга, мелкие черты лица.

Вовка пожал плечами.

– Раньше, лет двадцать назад, подобный персонаж мог вызвать удивление, а нынче все просто думают: либо голубой, либо этот… э… метросексуал. Понимаешь теперь, почему «Антон» тебя узнал, когда ты явилась в фирму, и решил на свой страх и риск избавиться от тебя? Советоваться с Бекки было некогда, ты завела разговор про фишку, вышла на Зябликова. Опасно было отпускать человека, который так много знает. Наташа не понимала, каким образом ты добралась до нее, но это случилось, значит, необходимо было избавиться от Лампы и… Антона.

Глава 35

За два года, прожитые под руководством Бекки, Наташа стала высококлассным специалистом, хладнокровным профи, который в опасный момент не теряет голову, а быстро ищет способ устранения проблемы. Фомина легко меняет внешность, она талантливая актриса, в сумочке которой всегда имеется «походный набор киллера» – пара ампул и несколько шприцев. Мозг Наташи моментально выдал решение. Фомина делает вид, что говорит с сестрой (на самом деле она никому не звонит), и велит Лампе ехать в Подмосковье. Наташа осведомлена о рельефе местности возле того поселка: дорога делает резкий поворот. Впереди обрыв, машина маленькая, да еще жертва полакомилась сладким яблочком со снотворным…

– Есть еще один момент, о котором ты не знала, – добавил Костин. – Пока ты ходила платить деньги в кассу, Наташа за наличный расчет взяла у заправщика две канистры с бензином и поставила их незакрытыми в багажник. Ты не почувствовала запах?

– Слегка пованивало, – кивнула я.

– На то и был расчет, – буркнул Вовка. – Машина сгорит, Лена Зябликова похоронит брата и заживет дальше. Но, видно, у Фоминой судьба такая: сначала все развивается по ее плану, затем крутой облом. Тебя вышвырнуло через лобовое стекло, а машина взорвалась и загорелась. Еще вопросы есть?

– Их полно! – закричала я. – Значит, Антон, который иногда приходит к Татьяне-наркоманке, на самом деле Наталья Фомина?

– Верно, – кивнул Вовка.

– И это она забыла в ее квартире толстовку с черепом? Наверное, купила комплект: бейсболку и кофту.

– Не забыла – оставила, – поправил Костин.

– Но зачем она ходила к наркоманке? Неужели не боялась, что Леонид ее узнает?

– Кого узнает? – пожал плечами приятель. – Девушку Галю?

– Она просила его помочь похоронить гроб!

– И что? Он отвез на кладбище ящик, документы в порядке, могила есть. Нет, она не опасалась Леонида. Порой Фоминой требовалось в течение дня превратиться то в Елену, то в Антона. «Зябликовы» живут за городом, в том самом поселке, где разбилась твоя машина. Кстати, соседи абсолютно уверены, что их двое: брат и сестра. Вместе, правда, парочку не видели, но порознь частенько встречали. Говорят, милые, вежливые ребята, не шумят, почтительно здороваются. Так вот, Наташе далеко домой ездить, вот она и сделала из квартиры Татьяны «гримерную». Надо ей сменить образ – едет к наркоманке, а у той в голове все путается, внятных речей от больной не жди.

– Вот почему Сухелья, жиличка Тани, говорила, что Антон снимает днем комнату для встречи с какой-то бабой. Понятно теперь, почему в помещении пахло разными духами. И забытая косметичка к месту! – запоздало сообразила я.

– Ты ведь осмотрела внимательно лишь ту комнату, которую сдавала Татьяна? – спросил Вовка.

– А в спальне наркоманки и смотреть не на что было, – пожала я плечами.

– Есть еще кухня, – хмыкнул Костин, – с застекленной, отапливаемой лоджией. Очевидно, при жизни Полины балкон использовался в качестве жилого помещения, но Татьяна превратила его в помойку, она туда вышвыривала всякое барахло. Ты осмотрела лоджию?

– Нет, глянула из кухни через балконную дверь, увидела бардак и не пошла.

– Вот и зря! В самом дальнем углу устроен шкаф, а в нем разнообразная хорошая одежда, парики, парфюмерия, сумки, обувь, косметика. Наташа правильно рассчитала: безумная наркоманка не полезет через горы мусора, да и забыла Татьяна про сконструированный Полиной шкаф. А ее жильцы, рыночные торговцы, люди честные, по углам не шарят, выспятся – и к прилавкам. Если бы ты более внимательно отнеслась к словам Леонида и поняла, что Галя – это Фомина, то легко бы поймала последнюю. Рано или поздно она бы пришла в свою гримерку.

Я уставилась на Вовку, тот улыбнулся.

– Во всем разобралась?

– Нет! Самое главное не знаю! Как шкатулка вернулась к нам?

– Ее поставили назад.

– Издеваешься? Это я поняла. Кто?

Костин потер руки.

– Тот, кто имел возможность незаметно это сделать! Сама Бекки!

– Она бывала у нас?

– Не очень часто, но случалось. Послушай, ты невнимательна! Я ждал твоих вопросов раньше, еще когда произнес фразу: «Бекки видела у Екатерины Романовой фишку». Ты, похоже, пропустила ее мимо ушей. Давай, сгреби мозги в кучу и соображай, кто в последнюю неделю толкался у вас в квартире, а? Кто имел возможность в отсутствие хозяев полазить по шкафам и тумбочкам? Кто явился под идиотским предлогом и поселился под одной крышей с тобой?

– Милена! – заорала я. – С ума сойти… Она – Бекки? Ну да, ты говорил, что у каждого преступника существует фенька и что Сурганова существовала в двух лицах, это ее излюбленный прием, которым пользовалась и Фомина. Я вспомнила!

– Что? – с насмешкой спросил Вовка. – Какая ситуация выплыла из тумана?

– Юра Бахнов, муж Милены, преподавал в театральном вузе, он ставил со студентами спектакль по пьесе современного автора, действие происходило в казино, – затараторила я. – Миля и Нахрената были у нас в гостях, на дне рождения Кати, зашла речь об этой постановке, она плавно перетекла на игорный бизнес, и Катюша принесла шкатулку, показала фишку…

– Так, – со странным выражением на лице кивнул Костин, – дальше.

– Вроде Юра сказал: «Похоже, это вещь старинная, подлинная и очень ценная». А Катюша ответила: «Количество денег, которое можно выручить за фишку, меня не волнует, это память о деде». – «Спрячь ее в банк», – настаивал Бахнов. «Глупости, – улыбнулась Катя, – она у меня в шкафчике всю жизнь лежит». Значит, Милена – Бекки? Невероятно! Хитрая, расчетливая… Ну совершенно на нее не похоже! Член организации «Белая стрела»? Умереть не встать!

Костин потер рукой затылок.

– В отношении «Белой стрелы»… Да, такое сообщество вроде бы существовало, и Петр Сурганов, отец Бекки и Таисии, был его членом. Более того, он привлек к работе старшую дочь, собирался приставить к делу и младшую, но не успел, умер. Но, понимаешь, с течением времени «Белая стрела» раскололась на два общества. Члены одного постепенно прекратили вершить самосуд, а вот вторые к концу восьмидесятых годов двадцатого века превратились в вульгарных наемных убийц.

Бекки никогда не служила высоким идеалам, она член объединения, которое занимается устранением людей за деньги, сообщества киллеров очень высокой квалификации, способных не один месяц готовить преступление и с блеском его совершить, без осечек. Сколько крови на руках Бекки, никому не известно, все ее жертвы умирали «естественно». Ясное дело, она никогда никому не расскажет о своих делах. Почти всю жизнь, а именно после переезда в Москву, Бекки существует в двух лицах. Как мать Олега, бабушка Алисы и сестра Таисии она часто мотается в командировки, ее отлучки не вызывают удивления у членов семьи – проводница, служащая на железной дороге, ездит от Москвы до Владивостока, привозит икру, рыбу. Но на самом деле никакой проводницы нет, Бекки просто преображается в другую даму, приемный сын которой тоже не нервничает – служба его матери связана с частыми отлучками.

– Не поняла, – пробормотала я.

– Чего сложного-то? – пожал плечами Вовка. – Живут в Москве две тетки, их жизненные пути никогда не пересекаются, никаких точек соприкосновения они не имеют, общее у них лишь одно: работа, связанная с длительными командировками. Ни с той, ни с другой стороны родственники не волнуются, если их мамочка испаряется из столицы на неопределенное время. Всем понятно – работа такая. Но на самом деле тетка-то одна! Она ловко перевоплощается, одна семья не знает о существовании другой, и, ясное дело, никто из детей мадам и слыхом не слыхивал правды про мамулю, которая на самом деле работает киллером.

– Зачем ей такие сложности?

– Может, тебе это покажется странным, но Бекки нравится двойная жизнь. Убийца может спокойно заниматься своими делами, а если где-нибудь напортачит, сумеет уйти от ответственности – просто одна из женщин умрет. В конце концов такой момент настал. Выполняя очередной заказ, Бекки допустила ошибку, и за ней началась охота. Охотятся не сотрудники МВД, а члены преступной группировки, к которой принадлежал убитый. По времени начало охоты на Бекки совпадало с историей, которую замутила Наташа Фомина, и киллерша принимает решение исчезнуть. Таисия получает извещение о смерти сестры. Бекки хорошо знает Тасю, она не сомневается – та не поедет искать ее могилу. Все, нет больше Анны Петровны Сургановой. А вот другая ее ипостась осталась, только теперь она уже не катается по стране: нынче Бекки руководитель, исполнитель – выученная ею Наташа Фомина.

– Стой! – закричала я. – Нестыковочка выходит! Милена слишком молода!

Костин рассмеялся.

– Слава богу, дошло! Милена настоящая блондинка, не в обиду тебе будет сказано. Ей очень хочется выйти замуж за олигарха. Приезд Милены в семью Романовых вполне оправдан: она боится вмешательства Нахренаты, ее насмешек. Наконец-то на ее пути попался богатый человек, а бывшая свекровь вполне способна разрушить начинающиеся отношения. В особенности если учесть, что Вадим хочет найти не хищницу, а простую женщину…

– Ага, простая женщина. Лошадь на пожаре, – не выдержала я, – курица с багром…

– Что? – осекся Костин.

– Извини, мне некстати вспомнился детский стишок. «Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом, бежит курица с багром…» Впрочем, за точность цитаты не ручаюсь, может, несушка ковыляла с ведром. Это к делу не относится, говори дальше!

Костин откашлялся.

– Иногда ты сильно удивляешь меня, – заметил он. – Значит, с Миленой мы разобрались. Она решает изобразить из себя деловую даму и замечательную хозяйку, поэтому и заявляется к тебе. Но потом нагрянула Нахрената. С кавалером! Ей-то зачем ломать комедию?

– Нахрената соврала мачо про свой возраст, боялась, что тот увидит Милю и все поймет.

– Вот уж это странно! – покачал головой Вовка. – Более чем неожиданное появление! Впрочем, Нахрената тебя знает: ты не станешь задавать вопросы. И вообще, в семье есть единственная личность, способная разумно мыслить, – это я. Но меня нет дома. Тебя не насторожило, что милейшая Нахрената очень быстро умелась прочь? Приехала вроде пожить на некоторое время и ау, смылась сразу!

Я стала с жаром объяснять ситуацию: свекровь с Миленой впервые в жизни поговорили по-человечески и решили помогать друг другу…

– Может, оно и так, – перебил меня Костин. – Нахрената умна и коварна, ей запудрить мозги бывшей невестке – плевое дело. Только цель визита дамы была иная – поставить шкатулку на место.

Я икнула.

– Ты хочешь сказать… намекаешь…

– Вовсе я не намекаю, а говорю прямо! – рявкнул Вовка. – Бекки – это Нахрената. Кстати, обе тетеньки в чем-то схожи, не находишь?

На пару минут я лишилась дара речи, потом выпалила:

– Она убила Юрия? Своего приемного сына?

– Нет, нет, – затряс головой Вовка, – Бахнов скончался от болезни.

– Странно, что она оставила в живых Милену, – только и сумела вымолвить я, – они ведь здорово конфликтовали.

Костин склонил голову набок.

– Понимаешь, Лампудель, профессиональные убийцы часто в обыденной жизни милейшие люди, они никогда не решают личные проблемы, так сказать, при помощи своего ремесла. Не приучены работать бесплатно. Да Милена ничем и не угрожала Нахренате, так, орали порой друг на друга.

– Но Бекки убрала Алису, Лесю Рыбалко и Стефу Грозденскую, – напомнила я.

– Верно, – согласился Костин. – Она выводила из-под удара Фомину, готовила себе помощницу. А какой смысл в убийстве вздорной Мили?

– Курица с багром не дичь, – прошептала я.

Эпилог

Наталью Фомину взяли в аэропорту в тот момент, когда девица, предъявив паспорт на имя Ивана Сергеева, пыталась сесть на рейс, улетавший в Киев. Сотрудница, проверявшая документ, усомнилась в его подлинности, Сергеева попросили пройти в милицию, и тут нервы убийцы сдали – Фомина попыталась бежать. Но была задержана и отправлена в СИЗО. В соседней камере, в одиночке, под круглосуточным неусыпным наблюдением сидела Нахрената, и Фомину очень скоро забрали в свой следственный изолятор «люди в черном». Дальнейшая судьба парочки мне неизвестна.

Вовка успел разобраться с убийством Пряхина, понял, что его заказал соперник по бизнесу, но в тот самый момент, когда майор уже почти довел дело до конца, ему велели передать документы коллегам с Лубянской площади, и пару дней после этого приятель ходил злой, как голодный страус. Но есть и хорошие новости. Костин получил очередное звание и стал начальником отдела. Быстрота, с которой Вовка расправился с раскрытием убийства Пряхина, произвела должное впечатление на руководство. Костин страшно гордится собой, явно забыв, кто провел львиную долю расследования. Я не напоминаю ему о своих заслугах – в конце концов, мне без разницы, а Вовке приятно ощущать себя Шерлоком Холмсом, мисс Марпл и лучшим ментом России в одном флаконе.

У меня нет особых амбиций, я просто рада, что на все вопросы нашлись ответы… кроме одного. Давно собираюсь узнать у Кирюши: ну зачем Петров зажег дома все люстры? Каким образом электрический свет спасет его от ревнивой супруги? Я, как и Лизавета, всю голову себе сломала, но так и не сумела разгадать загадку!

Катя была шокирована историей, которая приключилось с ее фишкой. Кирюшка получил веб-камеру и наушники, Лизавета стала обладательницей дырки в пупке и серьги с цирконием. Я, лишенная автомобиля, езжу на метро, а утка Матильда живет в ванной, и принять нам теперь душ довольно затруднительно. Но хватит рассказов, сегодня Милена выходит замуж за Вадима, мы приглашены в загс и сейчас как раз входим внутрь помещения.

– Я думала, олигархи устраивают торжества в усадьбах, – разочарованно протянула Лизавета.

– Так погода не позволяет, – ответила я, – холода наступили. Кстати, ты не замерзла? На мой взгляд, твоя куртка легковата и коротковата.

– Мне жарко, – застучала зубами Лизавета и синими пальцами поправила серьгу в пупке.

– Она готова ваще в статую превратиться, лишь бы все пирсинг увидели, – заржал Кирюшка.

– Дурак! – рявкнула Лиза.

– От дуры слышу! – не остался в долгу Кирик.

– А ну тише, мы в загсе! – шикнула я.

– Ой, не ругайся, – протянул Кирик. – А где тут туалет?

– Пошли поищем, – предложила Лиза. И дети убежали.

– Всем привет, – прочирикали сзади.

Я обернулась и увидела Нюсю Родченко, заклятую подругу Мили, с которой Бахнова постоянно ругается и потом мирится.

– Меня позвали в свидетели, – кокетливо заявила Нюся, – это ведь я рассказала Миле про Вадима-олигарха и его идею фикс окольцевать ту, которая его полюбит бедным.

– Слышала, – кивнула я.

– Женишок-то на шикарном авто приехал, – хихикнула Нюся. – В окно позырь!

Я машинально посмотрела и удивилась. Ржавая, местами помятая «шестерка» резко выделялась на фоне сияющих дорогих машин.

– Суперповозка для олигарха, – зашептала Родченко. – Почему он в такой колымаге прибыл, как ты думаешь? А костюмчик у жениха… Шик, блеск!

Я перевела взор на Вадима, который под руку вел Милю к столу, где горой возвышалась здоровенная тетка с пластиковой указкой в руке. Жених выглядел более чем странно: брюки слишком коротки (штанины едва достигают щиколоток), пиджак явно узок, шлица сзади расходится, рукава лоснятся.

– Классный видок, да? – фыркнула Нюся. – Глянь еще на его приятеля – клетчатая рубашечка, джинсы и кеды! Ну и ну… Неужели Миле так мозг задуло? Вроде до свадьбы дошло, пора прекратить комедию ломать. Чего он нищим нарядился, а? Не понимаешь?

Меня обдало жаром.

– Он не олигарх!

– Не-а, – счастливо защебетала Нюся, – обычный инженеришка, я узнавала. Еле-еле выживает на голый оклад.

– Зачем же ты наврала Миле? – прошептала я.

Родченко захихикала.

– Так ей и надо! А прикольно вышло. Знаешь, сколько она мне свиней подкладывала? Настал и мой черед подсунуть подружке поросенка. Суперски получилось! Наши оборжутся. Миля рассчитывает после свадьбы жить в шикарном особняке, а у Вадима однушка с совмещенным санузлом.

– Какая ты гадина! – помимо воли вырвалось у меня.

– Да, я такая, – довольно закивала Нюся.

– Свидетели! – заорала баба с указкой. – Распишитесь в книге.

Продолжая хихикать, Родченко пошла к столу, я замерла в растерянности. Конечно, я не очень люблю Милену, считаю ее эгоистичной особой, но шутка Нюси зашла слишком далеко. Представляю, какой шок испытает Милена, узнав правду. А Вадим? Он и не подозревает о коварстве Родченко, дурачок искренне уверен, что нашел ту, которая в горящую избу войдет, коня на скаку остановит. И что теперь делать? Спина у меня вспотела, тонкое платье, надетое ради праздника, прилипло к лопаткам. В первую очередь Милена обвинит во всех несчастьях меня! Больше одного дня она у мужа в квартиренке не выдержит и переедет к нам! Или нет, вернется туда, где жила с Нахренатой. Бывшая свекровь наверняка никогда не выйдет из тюрьмы, но все равно…

– А теперь молодые должны обменяться кольцами, – возвестила распорядительница.

Миля посмотрела на Вадима, тот судорожно похлопал себя по карманам и выудил из одного пластмассовую коробочку. Внутри оказалось дешевое серебряное изделие.

– Милая, давай пальчик, – просюсюкал Вадим.

В глазах Милены взметнулась тревога. Похоже, несчастная Бахнова решила, что олигарх заигрался. Обручальное кольцо – это слишком серьезно! С лица Милены начала сползать улыбка, а на физиомордии Нюси, наоборот, появилось выражение счастья. И тут к Миле подошел Кирюша и что-то ей шепнул. Невеста мигом протянула жениху руку.

– Дорогой, надевай, – сказала она.

– Это на твой палец? – уточнил Вадим.

– Да! – решительно кивнула Миля. – Я ведь люблю тебя, цена кольца не имеет значения!

– Йес! – вдруг заорал клетчато-джинсовый приятель жениха. – Заходи, ребята!

Распахнулась дверь, в зал влетела толпа шикарно одетых людей. Дамы блестели роскошными украшениями, мужчины сверкали дорогими часами и белоснежными рубашками.

– Это кто? – шарахнулась в сторону распорядительница.

– Стой спокойно, – велел ей Вадим, – мои гости пришли.

Милена растерянно заморгала, кто-то вырвал из ее рук скромные гвоздики и вложил вместо них шикарный букет от модного флориста, на белое платье набросили мантилью из валенсийских кружев (по самым скромным моим прикидкам, она стоит дороже хорошей иномарки).

– А вот и наше колечко, – громогласно возвестил Вадим, вытаскивая из другого кармана затрапезного пиджачка нечто настолько ослепительное, что я зажмурилась. – А к нему еще ожерелье, диадема и браслет.

– Ой, мы стояли тихо-тихо! – закричала одна из дам. – Ждали, как она отреагирует на серебряную поделку!

– Говорила же, Миля любит Вадю! – заорала девушка в розовом платье.

– Кто они? – обморочным голосом поинтересовалась Милена.

– Моя семья. Мама, сестры и их мужья, – заулыбался Вадим. – Извини, я обманул тебя, хотел убедиться, что ты меня любишь, вот и…

– Стойте! – заорала Нюся Родченко. – Он что, и вправду первый богач России?

Шум стих.

– Нет, – серьезно ответил Вадим. – Я всего лишь скромный бизнесмен. Правда, журнал «Форбс» регулярно включает меня в сотню самых обеспеченных граждан нашей страны.

– Воды… – придушенно прошептала Нюся. – Скорей, мне плохо…

Раздался глухой стук – заклятая подружка лишилась чувств. Вновь поднялась суета. Пока Родченко поднимали, выносили в холл и вызывали ей врача, я схватила Кирюшку за плечо.

– Что ты сказал Милене? Я видела, как она затормозила, увидав ужасное обручальное кольцо, и, похоже, не собиралась его надевать.

Кирюша пригладил волосы и хитро улыбнулся.

– Мы с Лизкой пошли в тубзик, а там, перед туалетом, эти в брюликах толпятся…

– Ага, – влезла в беседу Лизавета, – спорят, ставки делают: швырнет Миля Вадиму в лицо дешевое украшение или нет. Вот козлы!

– И козлихи! – добавил Кирюша. – Ну я и помчался к «тетушке», шепнул ей: «Натягивай кольцо смело, это самое последнее испытание, не дрожи, все шоколадно получится».

– Миля теперь должна купить Кирюхе самый навороченный комп! – завопила Лизавета.

– Я делаю добрые дела бесплатно, – отрезал Кирюшка.

Я привалилась к стене. Удивительно, каким образом в одном мужчине может сочетаться расчетливый безнесмен и полный дурак? Надеюсь, Вадим давно забыл про мое глупое вранье об успехах Мили в бизнесе и про покупку ею «Бентли». Впрочем, теперь уже все равно – брак зарегистрирован, молодые, похоже, счастливы. Ну до чего обманчива бывает внешность! Лично на меня Вадим произвел впечатление кретина. Мы так лихо водили его за нос, а он поверил и в утконосого ару, и в исключительные кулинарные способности Мили…

– Лампуша, – кинулась мне на шею Бахнова, – я так счастлива!

– Поздравляю, – заулыбалась я.

Миля заговорщицки подмигнула.

– Знаешь, он мне нравится.

– Еще бы, – не удержалась я, – сбылась твоя мечта.

– Он милый, наивный и добрый. В принципе, я была согласна выйти за него бескорыстно, но, конечно, финансовая стабильность радует, – выпалила Милена и убежала.

– В конце концов не важно, что умеет делать невеста, – прозвучало вдруг за моей спиной.

Я обернулась, Вадим засмеялся.

– Ты молодец, – сказал он.

– О чем речь? – я прикинулась полной идиоткой.

– И дети славные, – продолжал олигарх. – Может, нам с Милей утку Матильду у вас забрать? В конце концов, она почти сваха! Послушал я, как ты ее за попугая выдаешь, и вдруг понял: я люблю Милю, и мне совершенно наплевать, по какой причине она за меня замуж собралась.

– Какого черта тогда комедию ломал? – не сдержалась я.

Вадик указал на своих родственников.

– Они тотализатор устроили, думали, я не знаю. А я ставку через подставное лицо сделал. Ха! Оправдаю свадебные расходы. И потом, я давно так не отдыхал, как у вас. Учти, – торжественно сказал олигарх, – вы теперь самые дорогие гости в нашем доме.

– Спасибо, – пробормотала я, и правда ощущая себя полнейшей идиоткой.

– Не смущайся, – засмеялся Вадим. – А ловко я вас вокруг пальца обвел? Вроде поверил вам. Хм, Милена бизнесом ворочает… «Бентли» она себе купила… А я, значит, рассчитывал стать нежным супругом олигархини? Честно, от души повеселился. Я на самом деле другой. Отнюдь не кретин, которым казался. И не рохля, которого легко обмануть. У меня внутри железный стержень! Ну, едем в ресторан…

Продолжая посмеиваться, олигарх ушел, а я отправилась в гардероб.

Вы слышали? Он другой! Ну что ж, по моим наблюдениям внутри каждого настоящего мужчины имеется железный стержень. Нам, слабым женщинам, не согнуть стальной прут, остается лишь один путь – перепилить его.

em