Татьяна Сергеева снова одна: любимый муж Гри уехал на новое задание, и от него давно уже ни слуху ни духу… Только работа поможет Танечке отвлечься от ревнивых мыслей! На этот раз она отправилась домой к экстравагантной старушке Тамаре Куклиной, которую якобы медленно убивают загадочными звуками. Но когда Танюша почувствовала дурноту и своими глазами увидела мышей, толпой эвакуирующихся из квартиры, то поняла: клиентка вовсе не сумасшедшая! За плинтусом обнаружилась черная коробочка – источник ультразвуковых колебаний. Кто же подбросил ее безобидной старушке? Следы привели Танюшу на… свалку, где трудится уже не первое поколение «мусоролазов», выгодно торгующих найденными сокровищами. Но там никому даром не нужна мадам Куклина! Или Таню пытаются искусно обмануть?
Агент 013 Эксмо Москва 2010 978-5-699-41931-9

Дарья Донцова

Агент 013

Глава 1

Если ты помог другу в беде, то он обязательно вспомнит о тебе, когда снова вляпается в неприятность.

– Тань, ну, плиз, – бормотал мне в ухо нежный голосок, – в последний раз!

– Прости, Анечка, но свободных денег у меня сейчас нет, – ответила я, непонятно почему испытывая смущение.

Вообще-то стесняться надо Ане Носовой, которая за последние три месяца уже в девятый раз просит у меня взаймы. Деньги моей новой подруге нужны немаленькие, но следует признать, что она вовремя и сполна отдает долг.

– Танюшенька, солнышко, – хныкала Аня, – ну, пожалуйста! На десять дней!

Я пыталась побороть чувство неловкости. Вот сейчас наберусь наглости и заявлю: «Аня, я не люблю быть кредитором, лучше обратись в банк».

Но, с одной стороны, я на это не способна, а с другой – виновата сама. Не следовало открывать кошелек, когда Анечка первый раз меня попросила: «Дай, пожалуйста, десять тысяч до среды».

Именно в тот момент надо было округлить глаза и ответить: «До получки еще неделя! Я живу на зарплату, тщательно планирую расходы и никогда не даю в долг даже небольшие суммы».

Однако я сгоняла в спальню и залезла в железную коробку из-под печенья, куда складываю денежки про запас. Почему я так поступила? Ну, во-первых, абсолютно убеждена, что с соседями нужно дружить, а с Аней мы живем рядом. Во-вторых, она не производит впечатления наркоманки, пьяницы или гулящей бабы, да и не является таковой. Она замужем за хмурым, но вежливым Герой, работает парикмахером в салоне красоты, имеет дочь, десятилетнюю Олесю, и кошку Терешкову. Столь экзотическое имя киска получила за умение падать с большой высоты безо всякого ущерба для здоровья. Как правило, Терешкова пытается поймать голубя, высовывается из окна кухни, подпрыгивает, летит вниз и приземляется на балкон Димона, в квартире которого сейчас живу и я. Это происходит так часто, что все перестали обращать внимание. Я понимаю, что Терешкова снова совершила затяжной прыжок, лишь после того, как натыкаюсь взглядом на черное гибкое тело, которое без спроса ввинтилось на кухню и разлеглось на плите. Наши четыре кошки рыжие, а Анина любимица похожа на головешку. Еще Анечка бесплатно, по первой просьбе, стрижет Анфису с Маргошей, а мне соорудила один раз такую прическу, что даже Димон ахнул от восхищения.

Учитывая все вышесказанное, я вручила соседке просимую сумму. Точно в назначенный день и час Аня вернула кредит, поэтому спустя короткое время я вновь дала ей в долг со спокойной душой, и опять мне принесли деньги ровно через неделю. Понимаете, почему я раскошелилась в третий раз? Четвертый? Пятый? Через пару месяцев мне стало понятно: да, Анюта всегда четко приносит деньги. Обещала в четверть одиннадцатого утра в пятницу, и будьте уверены, что именно в этот день в десять часов пятнадцать минут она позвонит в дверь квартиры Димона, сжимая в кулаке всю сумму. Но купюры недолго пролежат в железной коробке, через сутки соседка их снова заберет. И чьи в итоге деньги? Аня ими пользуется, а я лишь короткое время держу их в загашнике. Надо разорвать порочный круг.

– Солнышко, котенька, – сюсюкала в трубку Аня, – выручи!

Тихо ненавидя себя за трусость, я проблеяла:

– Я на работе, а заначка дома.

– Ничего! – заверещала соседка. – Я сама сейчас при деле. Вечером зайду! Ты заинька, кошечка, рыбонька! Чмок! Чмок!

Я бросила мобильный на стол. Заинька, кошечка, рыбонька – очень верно подмечено, я трусливый заяц, лицемерная кошка и немая рыба, а надо быть храбрым тигром или львом и грозно прорычать: «Отстань! Денег нет!»

Сотовый снова заверещал. Не посмотрев на экран, я рявкнула:

– Кто говорит? Чего надо?

– Зайди, – велел Чеслав.

Я спохватилась, хотела извиниться, но босс уже завершил беседу. Еще больше разозлившись на Аню, которая была уж никак не виновата в том, что я нахамила шефу, я помчалась в его кабинет и обнаружила там приятную с виду старушку, одетую, несмотря на теплый июнь, в шерстяное платье, жилетку и сапожки.

– Знакомьтесь, Тамара Владимировна, это Таня, – представил меня Чеслав, – она займется вашей проблемой.

Бабуля окинула меня внимательным взглядом и осталась недовольна.

– Уж больно девочка молодая.

– Таня опытный сотрудник, – возразил Чеслав, – один из лучших работников. Да, она еще юная особа, но молодость – это недостаток, который быстро проходит.

– Может, лучше вы сами пойдете? – сопротивлялась Тамара Владимировна. – Важная миссия требует серьезного человека, а не балаболки.

Чеслав подавил вздох.

– Хорошо, я лично буду курировать расследование, Таня просто вас проводит, осмотрит место происшествия, изучит детали.

– Она будет выполнять техническую работу? – деловито уточнила старушка.

– Абсолютно верно, – подтвердил босс.

– Надеюсь, на это она способна, – пробормотала посетительница. – Хорошо, будь по-вашему.

– Вот и отлично, – обрадовался мой начальник. – Таня, отправляйся с Тамарой Владимировной Куклиной, но прежде позови ко мне Приходько.

– Приходько? – уточнила я.

– Именно Приходько, – кивнул Чеслав, – Федора Приходько.

– Слушаюсь, шеф! – воскликнула я и в сопровождении Тамары Владимировны покинула кабинет.

Плохое настроение стало еще хуже. Сегодня просто день сплошных неприятностей. Сначала Аня, теперь Приходько. В нашей бригаде нет человека, носящего эту украинскую фамилию. Приходько – это шифр. В любой офис порой забредают сумасшедшие, правда, к нам, в отличие от большинства контор, так просто не попасть, внизу дежурит серьезная охрана. И Чеслав никогда не примет человека с улицы. Чтобы бригада занялась чьим-то делом, необходим звонок либо от того, кого босс хорошо знает, либо от вышестоящего начальника. Над моим шефом тоже стоит руководитель, поэтому Чеслав не может сказать посетителю: «Дорогой, идите лесом, мы не хотим заниматься вашим делом».

Нет, если приказано свыше, мы обязаны взяться за работу. Представляю, как порой злится Чеслав, внешне он, правда, невозмутим, но в душе небось частенько негодует. Так вот, если в кабинет босса ненароком забредает неадекватный посетитель, Чеслав вызывает меня. В мои обязанности входит успокоить психа.

Вы спросите, почему именно мне досталась почетная роль укротителя идиотов? Помните анекдот про собаку? Один человек увидел, как пес его соседа окучивает грядки с картошкой, и поразился: «Найда! Ты умеешь орудовать тяпкой?»

Дворняга смахнула лапой пот с морды и ответила: «Ага. Еще пылесосить дом, варить борщ, закатывать огурчики. Знаешь, с чего все началось? Я научилась приносить тапочки».

Не знаю, потеют ли собаки от чрезмерной физической нагрузки, но, если вы не хотите провести лето с мотыгой в руках, прикиньтесь необучаемой дурой, когда вам предлагают помыть чашку. Я же забыла это нехитрое правило и однажды нейтрализовала дедушку, который на полном серьезе уверял Чеслава: «В мою квартиру светят с улицы фонари. Они радиоактивные, у меня от их излучения волосы по всему телу растут».

Лично я бы в девяносто лет только обрадовалась появлению буйных кудрей, а лишнюю растительность спокойно удалила бы. Но дедуля топал ногами и требовал найти того, кто превратил его в лохматую обезьяну. Никакие здравые аргументы Чеслава на него не действовали, и тогда я сказала: «Дедушка, пойдемте, я отлично умею управляться с ураном, плутонием и прочими радиоактивными изотопами».

Очутившись в квартире старичка, я повесила ему на окно старый DVD-диск и пояснила: «Это отражатель вредоносных лучей, можете спать спокойно».

Дедуля прослезился, а потом спросил: «Внучка, вдруг прибор сломается?»

«Никаких проблем, – заверила я, – придете к нам и бесплатно, как ветеран труда, получите новый».

Пенсионер более в офисе не объявлялся, из чего я делаю вывод: «отражатель» до сего времени исправен. Но мне с той поры досталась должность дежурного «психиатра». Если шеф произносит: «Позови Приходько», это означает, что мне следует увести из конторы психа.

Когда мы вышли на улицу, я предложила:

– Тамара Владимировна, давайте зайдем в кафе.

– Зачем? – возразила та. – Я никогда не пользуюсь сетью общественного питания. Там работают люди с туберкулезом и гепатитом, котлеты делают из кошек, а картошку видоизменяют при помощи уколов. Пойдемте ко мне, там и побеседуем.

Первое правило общения с сумасшедшим звучит просто: никогда не спорь с психом.

– Отлично, – согласилась я, – я тоже не хочу заразиться и не собираюсь лакомиться пюре, которое будет громко жаловаться на жизнь. Пойдемте на парковку.

– Зачем? – заморгала старушка.

– Там стоит моя машина, – уточнила я.

– Нам не нужен автомобиль, – отрезала пенсионерка, – кстати, и в метро мы не поедем.

– Хорошо, – кивнула я, – тогда сядем на автобус?

– Фу, – скривилась старуха, – он воняет и трясет.

– Маршрутка? – предложила я.

Тамара Владимировна окинула меня сердитым взглядом:

– Деточка, там за рулем сидят гастарбайтеры.

– Ага, – сказала я, – и что нам остается? Трамвай? Но он здесь не ходит, впрочем, троллейбус тоже.

– Ну и прекрасно, – улыбнулась Тамара Владимировна, – пойдем пешком.

– Может, все же воспользуемся подземкой? – рискнула предложить я. – Давайте я куплю вам перчатки и одноразовую маску.

– Издеваешься? – прищурилась старушка.

– Конечно, нет, – поспешила я заверить «Приходько», – хочу уберечь вас от инфекции.

– Сказала уже, метро не понадобится, – буркнула она.

– Маршрутка? – пискнула я.

– У тебя с памятью проблемы? – осведомилась вредная бабка. – Сколько раз надо одно и то же повторять? Нам пешком.

– Отлично, – мрачно согласилась я, – двигаем в нужном направлении. Только назовите улицу.

– Нет необходимости, – заявила подопечная.

Я попыталась склонить Тамару Владимировну к сотрудничеству.

– Я люблю рассчитывать собственные силы. Если нам идти час, то это одно дело, а если на другой конец города, то совсем другое.

– Не устанешь, – усмехнулась бабуля. – Ну-ка, подумай: если я не хочу ехать в метро, отказываюсь от наземного вида транспорта и предлагаю идти на своих двоих, о чем это говорит?

Я поправила прическу. Есть лишь один достойный ответ на этот вопрос: «О том, что вы, бабушка, ненормальная!»

Но если я отвечу честно, то рискую получить выговор от босса, который велел мне справиться с «Приходько» мирным способом.

– Ну? Раскинь мозгами, – велела Тамара Владимировна, – это простая загадка. Проще только про ноги броненосца.

– Ноги броненосца? – растерялась я.

– Не знаешь? – обрадовалась старушка. – А кто такие броненосцы, слышала?

– Это зверьки, – пожала я плечами, – помесь черепахи и ежика без иголок. У писателя Киплинга есть рассказ о том, как появились броненосцы.

– Великолепный ответ, – похвалила меня бабуля. – Так вот! У броненосца две передние лапы, две задние, две правые, две левые. Сколько всего ног?

Я произвела в уме простое арифметическое действие.

– Восемь!

Бабуля засмеялась.

– Нет.

– Дважды четыре – не восемь? – на всякий случай уточнила я. – С математикой у меня непростые взаимоотношения.

– Ног не восемь! – радостно заявила старушенция.

– Две передние, две задние, две правые, две левые, – повторила я. – Восемь!

– Неверно! – еще больше развеселилась ненормальная.

И тут я сообразила: «Таня, ты дура. Перестань спорить с «Приходько».

– Провалила ты тест на сообразительность, – веселилась старуха, – ладно, оставим его на потом. Так почему я хочу идти пешком?

– Вы имеете право на любые желания и поступки, если они не противоречат статьям Уголовного кодекса, – вывернулась я, – хотите погулять, потому что сегодня прекрасная погода. Я с вами солидарна, надо пользоваться радостями короткого московского лета. Ну, двинули!

Тамара Владимировна кивнула, мы сделали пару шагов, и она остановилась.

– Устали? – предположила я. – Поймать такси? Я совсем забыла предложить вам это раньше.

– Не надо! – раздалось в ответ.

– Ладно, – кивнула я.

Похоже, день пропал окончательно. Интересно, где обитает Тамара Владимировна? Надеюсь, она москвичка и нам не придется брести с котомкой до города Иваново. Впрочем, столица невест не так далеко от столицы, хуже, если старушка из Хабаровска, Челябинска, Омска или…

Звонкий, совсем не старческий голос прервал мои мрачные раздумья:

– Даю тебе последний шанс проявить ум. В метро я не хочу, от маршрутки, автобуса и такси отказываюсь, да и пешком не иду, почему?

«По кочану», – чуть было не вырвалось у меня. Титаническим усилием воли я удержала на кончике языка совсем не дипломатическое выражение и глупо улыбнулась.

Тамара Владимировна схватилась за латунную ручку двери подъезда, около которого мы замерли, потянула ее на себя и сказала:

– Потому что мы уже пришли. Я живу здесь! Два тебе, Таня, садись на тумбу, подними передние лапы и не шевелись, а то не получишь кусок сыра.

Мое возмущение перевесило все остальные чувства.

– Отчего бы просто не сказать: «Моя квартира в соседнем с вашим офисом здании»?

Тамара Владимировна начала медленно подниматься по лестнице.

– Я хотела проверить, насколько ты быстро соображаешь. К сожалению, пока ты не оправдываешь моих ожиданий. Ладно, дам тебе еще один шанс! По какой причине я не пользуюсь лифтом?

– Потому что живете на втором этаже, – хмыкнула я.

– Мимо кассы! – обрадовалась Тамара Владимировна. – Попалась ты на старый крючок. Запомни, нет одинаковых загадок. Топать нам с тобой под самую крышу. Ну, еще раз попытаешься?

– Сдаюсь, – выдохнула я.

– Фу, – поморщилась вредная бабка, – никогда не сдавайся и не произноси: «Я сделала все, что могла». Если не достигла успеха, значит, не все сделала, сошла с дистанции и валяешься в канаве. Поняла?

– Вы, наверное, бывшая учительница, – предположила я.

– Нет, ветеринар, – ответила Тамара Владимировна. – А на лифте мы не едем, потому что он сломан. Разве ты не заметила объявления на первом этаже?

Я молча покачала головой и поспешила за резво преодолевавшей ступени Куклиной.

Глава 2

– Меня травят звуком, – объявила Тамара Владимировна, едва я втиснулась в крохотную прихожую, – очень противный такой: и-и-и-и! Полковник нервничает, сержант не спит. Снимай туфли и иди на кухню.

Я покорно сбросила балетки и очутилась в отсеке, по сравнению с которым место в авиалайнере, где стюардессы разогревают еду для пассажиров, просто Версальский дворец. Вместо окна здесь была форточка, столом служила откидная доска, приделанная к стене, а сидеть предлагалось на крошечных трехногих табуреточках.

– Даже тараканы ушли! – уточнила хозяйка. – А их тут было немерено. Я сначала решила, что Моте таки удалось вывести противных насекомых, она давно их шпыняет, но я поспрашивала соседей и поняла: прусаки только от меня удрали. Покидали квартиру цепочкой, с детьми и женами.

Я кивнула.

– Ясно!

– Тянулись из ванной, – не успокаивалась Тамара, – с багажом. Хочешь посмотреть? Пошли в комнату.

– Конечно, – согласилась я.

Делать нечего, процесс укрощения сумасшедшей занимает много времени.

Тамара Владимировна открыла крошечную дверцу, принятую мною за створку миниатюрного шкафа.

– Иди сюда.

Я сгорбилась в три погибели, вдохнула, задержала дыхание, протиснулась в узкий проем, сделала пару шагов в кромешной темноте, запуталась в тяжелых бархатных занавесках, но сумела их отдернуть и ахнула:

– Черт возьми!

– Все так говорят, – кивнула Тамара Владимировна, идя следом за мной. – Удивляюсь, ну до чего у людей стандартная реакция на мою комнатку!

Я стояла с разинутым ртом. Комнатку? Зал примерно семьдесят квадратных метров! Одна стена состоит из огромных, от пола до потолка, окон, вторая, с дверью, сплошь завешена книжными полками, вдоль третьей тянутся консоли со статуэтками и посудой, а четвертая теряется вдали.

– Ну и размер! – восхитилась я. – Странно, что здесь такая крошечная кухонька!

– Еще больше тебя удивит ванная! – улыбнулась хозяйка. – Хочешь посмотреть?

Натыкаясь на кресла, столы, козетки, пуфики, тумбочки и прочую мебель, мы добрались до огромной дубовой кровати с пологом.

Тамара Владимировна распахнула дверцу одного из бесчисленных шифоньеров, но я увидела не платья, а небольшой унитаз, над которым висел душ. Рукомойника здесь не было, из стены торчал кран, под ним на полу маячил тазик.

– Супер, – вырвалось у меня, – квартиру проектировал сбрендивший архитектор! Вы моетесь, сидя на горшке? А куда девается грязная вода?

– Часть попадает в слив толчка, остальное на пол, там есть отверстие, оно ведет в канализацию, – пояснила Тамара Владимировна, закрывая дверцу, – садись в кресло!

Я плюхнулась в продавленные подушки, а хозяйка начала рассказывать историю квартиры.

Дом был построен богатым купцом еще во времена правления Николая Второго. Лавочник возвел аж пятиэтажное здание, почти небоскреб. После революции его живо расстреляли, а дом превратили в скопище коммуналок. Бабушке и дедушке Тамары достался бывший зал для балов. Ни кухни, ни санузла в нем не было, поэтому семья пользовалась общей с соседями уборной на четвертом этаже, варила обед на третьем, а мыться ходила в баню. После Второй мировой войны в семье Куклиных появился зять, отец Тамары, рукастый мастеровой человек, который сообразил, что две прилегающие к огромной комнате каморки можно превратить в личную кухню и ванную. Каким образом родители смогли оформить жилплощадь как отдельную квартиру, Тамара не знала. Она просто живет тут с рождения и не собирается уезжать.

– Весь дом уже поменял жильцов, – объясняла старуха, – на втором этаже раньше пять семей жило, а теперь один бизнесмен. Он людям отдельные квартиры приобрел, уезжали все с радостью. На третьем и четвертом тоже Шанхаи гудели, их банкиры расселяли, лишь мы с Мотей на пятом этаже остались. У меня зал, у нее бывшая буфетная, семь квадратов, зато кухня полноценная и туалет с ванной здоровущей. Там Мотин бывший муж живет.

– В сортире? – уточнила я.

– Он аж двадцать метров, – хмыкнула Тамара Владимировна, – кровать влезла, столик. Конечно, не очень удобно, когда Мотя и ее новый супруг в туалет хотят!

– Жуть, – поежилась я.

Тамара Владимировна поджала губы.

– Люди хуже живут. Я ни за что отсюда не сдвинусь! Мне много раз предлагали двушку, но я не уеду из родительской квартиры. Враги мои это поняли и начали травлю. Один олигарх старается, имени его я не знаю, сюда его адвокат приходит, вертлявый парень, кличут Осипом. Где-то у меня его визитка валяется. Эй, Полковник, найди бумажку!

Куча пледов на кровати зашевелилась, из нее высунулась небольшая мордочка с бородой, круглыми глазами и лохматыми ушами.

– Обезьянка! – подпрыгнула я.

– Сама такая, – обиделась Тамара Владимировна, – это собака.

Небольшое четвероногое вылезло полностью.

– Что это за порода? – продолжала удивляться я. – Никогда такого не видела.

– Пти Барбансон из Сен-Барбансона, – ответила старушка.

– Какая странная кличка – Полковник, – не удержалась я.

– Еще есть Сержант, – улыбнулась бабуля, – он, как понимаешь, моложе и состоит в подчинении у Полковника. Смотри.

Тамара Владимировна выпрямила спину и громко сказала:

– Что у нас сегодня происходит? Полковник! Где визитка противного адвокатишки?

Пес пошевелил бровями. Понимаю, что большинство из вас сейчас возразит: «У собак нету бровей». Но у Полковника они были, и он мог ими двигать. Из-за большой подушки в изголовье гигантского ложа показалась еще одна морда, тоже лохматая. Полковник издал звук, похожий на кашель. Вторая собака начала выбираться из укрытия: тело вытянулось на кровати почти до середины матраса. Наконец показались задние ноги.

– Это Сержант, – познакомила нас хозяйка.

– А он какой по-породы? – очумело спросила я и услышала в ответ:

– Пти Барбансон а-ля эскимос.

– Но псы абсолютно не похожи, – возразила я, – у них только растительность на морде одинаковая!

– Разве француз идентичен эскимосу? В смысле люди? – заморгала Тамара Владимировна.

– Не очень, – признала я.

– Тогда почему ты ждешь, что северная собака будет близнецом европейской? – спросила она. – Есть бурый медведь, а есть белый.

– Ага, – кивнула я, наблюдая, как «эскимос» медленно, словно варенье, стекает с кровати на пол, – но у Сержанта очень короткие ноги!

– И что? – нахмурилась Тамара Владимировна. – Согласна, Сержант отнюдь не красавец, но он обладает кучей талантов! Ты пришла сюда обсуждать размер его лап? Меня травят звуком! Надо отыскать и обезвредить его источник.

– Обязательно, – пообещала я, – займусь этим прямо сейчас. У вас найдется палочка, веточка или кусок проволоки?

Хозяйка встала и подала мне бамбуковую указку.

– Сойдет?

– Супер! – обрадовалась я и вытянула перед собой обе руки. – Минутку!

– Что ты делаешь? – с интересом осведомилась старушка.

Я постаралась ответить с самым серьезным видом.

– Улавливаю звуковые колебания. Знаете, есть такие люди – лозоходцы. В древности, когда в деревне собирались рыть колодец, всегда нанимали такого специалиста. Человек брал в руки ветку или, на старый лад, лозу, шел по селу, и в каком-то месте палочка начинала в его руках шевелиться. Именно там следовало рыть, вода была недалеко от поверхности.

– Слышала о подобном, – тихо сказала Тамара Владимировна.

Я заискрилась широкой улыбкой.

– Замечательно. А мне достался талант ощущать звуки, сейчас возьму след и спасу вас.

– Дуру из меня делаешь! – покачала головой пенсионерка. – Полагаешь, что я клиентка психушки?

– Конечно, нет! – возразила я.

– У меня редкий слух, – пояснила Тамара Владимировна, – можно сказать, нечеловеческий. Когда противный звук включается, я воспринимаю его. Думаю, для обычного человека он неуловим, хотя вызывает беспокойство, мигрень, тошноту и бессонницу. Просто другие не понимают, в чем причина этого.

– Сей момент все исправим, – оптимистично пообещала я, – чую, волны ползут от окна!

– Нет, их источник в туалете, – не согласилась хозяйка, – оттуда звук доносится.

Полковник спрыгнул с кровати и начал метаться около двери в сортир.

– Началось! – вздрогнула бабуля. – Видишь, он реагирует!

Полковник распушил бороду, Сержант кинулся под кровать, Тамара Владимировна схватилась за голову.

– Слышишь?

– Нет, – честно ответила я, начав сомневаться в сумасшествии старушки.

Звуковые галлюцинации, как правило, преследуют исключительно больных людей, а если мучаются собаки, значит, они тоже что-то слышат. А Полковник с Сержантом явно испытывали дискомфорт.

Дверь в туалет приоткрылась, меня затошнило.

– О! Теперь и мыши решили слинять, – ткнула пальцем хозяйка квартиры.

Полковник бочком пятился к стене, Сержант постанывал из-под ложа. Я предпочла упасть в кресло и поджать ноги.

Из сортира потекла цепочка серых грызунов. Они деловито прошли по комнате и потерялись в ее противоположном конце. Мышей было много и разных размеров, среди них выделялись крупные особи, вероятно, отцы семейств, средние экземпляры и крохотные мышки.

– Сначала тараканы, теперь грызуны, – простонала Тамара Владимировна, – следующие на очереди мы с собаками, так и задумано.

– Главное, сохраняйте спокойствие, – приказала я, вынимая мобильный. – Сейчас сюда прибудет компьютерный гений с хитрой аппаратурой. Черт, меня мутит, и голова болеть начинает.

Через полтора часа Димон нашел маленькую черную коробочку, аккуратно запрятанную под плинтусом в туалете.

– Смахивает на ультразвуковую мышеловку, – констатировал Коробок.

Мы с Тамарой Владимировной опешили, а хакер, осторожно упаковав находку в пластиковый мешок, пустился в объяснения:

– Наука выяснила, что грызуны, кроты и прочие вредители урожая не выносят звуки особой частоты. Если слышат их, сразу испаряются. Отличное средство, действует почти со стопроцентной эффективностью, отпугивает любителей полакомиться корнеплодами на чужом огороде и выгоняет непрошеных гостей из дома. Одна беда: если у вас есть собаки-кошки-хомячки, они тоже испытают страдания. А еще очень редко встречаются люди, мутанты, которые способны уловить безопасные для большинства других звуковые колебания. Вы, Тамара Владимировна, вероятно, из их числа.

– Здорово! Я генетический урод! – обрадовалась старушка.

– Я сказал «мутант», – не смутился Димон. – Это не одно и то же!

– Вы точно не покупали это устройство? – вмешалась я в беседу.

– Зачем бы? – ответила Куклина.

– Шикарный вопрос, – кивнула я, – напрашивается ответ: чтобы избавиться от мышей.

Тамара Владимировна махнула рукой.

– Их здесь такое количество, что бороться бесполезно. И мы с ними договорились: я не трогаю их, они не лезут в комнату, копошатся по ночам в туалете. Если уж очень разойдутся, Полковник Сержанту приказывает, тот идет разбираться, пару раз в санузел сунулся, больше конфликтов не возникало.

Пока мы с Тамарой Владимировной беседовали о домашних вредителях, Димон сел за стол, открыл свой чемоданчик, набитый разной всячиной, включил ноутбук и принялся тихо напевать:

– Шла Маруся, а за нею гуси…

– Вы упоминали про соседку, которая пыталась вытравить тараканов, – продолжала я.

– Матрена их боится, – улыбнулась Тамара Владимировна. – Глупо, прусаки ведь не кусаются. Но Мотя вся состоит из нелогичных поступков, ей при рождении забыли вложить в черепную коробку мозги, набили туда желе из сарухая, так она теперь и живет.

– Что такое сарухай? – не поняла я.

– Фрукт, – ответила Тамара Владимировна, – экзотический. Стоит дорого, ни вкуса, ни запаха не имеет, дрянь, одним словом. Даже Сержант его жрать не стал, а он все может слопать.

– Гуси, гуси щипали Марусю, – мирно выводил Димон, производя «вскрытие» коробочки.

– Мотя ко мне подкатывалась, – продолжала Тамара Владимировна, – говорила: «Давай их вместе отравим», но у меня принцип никого не убивать.

– Вероятно, соседка приобрела ультразвуковой отпугиватель и подсунула к вам в туалет, – предположила я, – осталось выяснить, как она сюда проникла в отсутствие хозяйки.

– Мы ключами обменялись на всякий случай, мало ли чего, – пояснила Куклина.

– Отлично! – обрадовалась я. – Вы ушли гулять с собаками, а Мотя сунула приборчик под плинтус в санузле. Ее поступок отвратителен, но, полагаю, она не собиралась причинять вред вашему здоровью. Надо побеседовать с мадам!

– Этта точно, – подхватил Димон, – побалакать с дамочкой необходимо. А насчет вреда здоровью… Я бы не судил столь категорично о намерениях очаровательной соседушки.

– Думаешь, Мотя хочет извести Тамару Владимировну при помощи звуковой мышеловки? – хмыкнула я. – Считает ее крупным грызуном?

– Это не простой прибор для отпугивания крыс, – ответил Дима.

– А что тогда? – заморгала Куклина. – Ты же сам пару минут назад так сказал.

Димон почесал переносицу.

– Очень похож на первый взгляд. А на второй уже нет. Боюсь, не смогу вам объяснить его принцип действия.

– И не надо! – оборвала хакера Тамара Владимировна. – Я не знаю, как работает телик, не понимаю, откуда он берет сериалы, но мне важно, что я их вижу! Просто скажи: чего мне ожидать?

Коробков уставился на мелкие детальки, лежавшие на столе.

– Любимый кинофильм эта зараза вам точно не продемонстрирует.

Тамара Владимировна изогнула брови.

– Да ну? А я, дура, ожидала узреть с ее помощью канал «Дискавери» или «Анимал плэнетс».

– Она не сумасшедшая, – шепнула я Коробку.

Куклина не лгала, когда говорила про свой необычайно острый слух.

– Пока нет, – фыркнула она. – Хотя не уверена, что через двадцать лет не стану, как Мотя, читать «Желтуху».

– Простите, – смутилась я.

– Ничего, деточка, – милостиво кивнула хозяйка. – Скажи ты: «Тамара Владимировна совсем из ума выжила» – мне это было бы неприятно, а признание моей дееспособности необидно. Ладушки, с кино разобрались, теперь об электронной гадости поподробнее.

Димон потрогал пальцем одну из частей коробочки.

– Ухо человека воспринимает звук в диапазоне от 16 до 20 килогерц. Остальное мы не слышим, но это не означает, что других колебаний нет. Животные более чувствительны, о чем следует помнить их владельцам. Четвероногие воспринимают музыку. Есть исследования, подтверждающие: коровы лучше доятся, когда им включают вальс или нечто лирическое, и почти впадают в безумие от тяжелого рока.

– Похоже, я буренка, – вздохнула Тамара Владимировна. – Когда слышу «умц-умц, тынц-тынц, бах-барабах», тоже впадаю в безумие.

– Дальше, – поторопила я хакера.

– Мышепугатели сделаны так, чтобы не нанести вред человеку, – бубнил Коробок, – а этот… он наточен не на грызунов, а на старушек! Кстати, Танюша, тебя тоже затошнило, когда ты тут полчаса просидела.

Мы с Тамарой Владимировной оцепенели.

– Я не старушка! – спустя миг вырвалось у меня.

– С этим трудно спорить, – согласился Коробок, – но к чему твое заявление?

– Если пытались нанести вред Тамаре Владимировне, почему устройство подействовало на меня? – удивилась я.

Димон откашлялся.

– Потому что ты тоже человек! Возраст в данном случае роли не играет. Оригинальный способ лишить здоровья себе подобного. Предполагалось, что Тамара Владимировна начнет испытывать легкое головокружение, расстройство сна, потом настанет время скачков давления, сбоя в желудочно-кишечном тракте. Естественно, она отправится к врачу, и как поступит доктор?

Старушка усмехнулась.

– Выпишет кучу таблеток, споет песню про капризы погоды, напомнит про правильное питание, прогулки, а сам подумает: «Помирать, старая кляча, тебе пора, нечего на хорошее здоровье в твоем возрасте рассчитывать».

– Слегка прямолинейно, но в принципе верно, – согласился хакер. – Состояние Куклиной начнет резко ухудшаться, а когда произойдет… э… мм… ну…

– А когда я отброшу тапки, никто не вздрогнет, – решительно подхватила Тамара Владимировна, – старухам положено играть в ящик.

Димон крякнул.

– Вам повезло, что вы обладаете ушами летучей мыши, поэтому попытка сжить вас со свету закончилась неудачей. Любой другой человек просто ощутил бы непонятное беспокойство, а вы сумели связать его со звуком.

– Очень противно пищало, – поморщилась бабушка, – иногда сильнее, иногда слабее, затихало и снова начинало. Полковник с Сержантом суетились, тараканы ушли, были у меня поводы забеспокоиться.

– Аппарат сделал умелец в кустарных условиях, – забубнил Димон, – талантливый человек, типа Кулибина, но чего-то он не учел, оттого мощность звука менялась, а вам делалось то лучше, то хуже. Ну, Таняша, какие мысли имеешь по данному поводу?

– Не особо оригинальные, – мрачно ответила я, – надо побеседовать с соседкой Мотей.

Моей ноги коснулось что-то мягкое, я посмотрела вниз. Около стула стоял Сержант. Он высоко задрал голову. В зубах у него торчал белый прямоугольник, собака явно хотела, чтобы я взяла бумажку.

– Что он притащил? – полюбопытствовала Тамара Владимировна.

Я поднесла к глазам картонную карточку.

– Визитку. Адвокат Осип Кошмаров.

– Хорошая фамилия для юриста, – без тени улыбки заметил Димон.

– Нашел! – обрадовалась Тамара Владимировна. – Сержант молодец! Хвалю! Возьми с полки пирожок!

С каждой минутой Куклина все больше мне нравилась, вот сейчас она употребила любимое выражение моей бабушки. Та тоже любила говорить в качестве одобрения: «Возьми с полки пирожок». А еще бабуля рассказывала, что маленькая Танечка, услышав первый раз про пирог, поняла слова буквально, отправилась на его поиски и очень расстроилась, не найдя угощенья.

Сержант гордо вскинул голову, засеменил короткими лапами до подоконника, на котором стояло блюдо, прикрытое салфеткой, и тихо тявкнул. Из другого конца комнаты к нему примчался Полковник, ловко привстал на задние лапы, дотянулся мордой до тарелки, просунул нос под ткань. Я разинула рот. В зубах Полковника торчал пирожок. Сержант издал ноющий звук, Полковник выплюнул свою добычу и ушел. «Эскимос» схватил пирог и проглотил. Я потрясла головой. В доме Куклиной фраза «Возьми с полки пирожок» имеет буквальное значение, Тамара Владимировна предложила Сержанту полакомиться, а поскольку у него лапки коротенькие, достать с подоконника награду ему помог Полковник.

Глава 3

Мотя оказалась дома. Она абсолютно спокойно отреагировала на приглашение соседки попить вместе чайку. Увидев меня и Димона, тоже не занервничала, лишь выпучила глаза и сказала:

– Тамар, познакомь нас!

– Дело не долгое, – кивнула Куклина, – Таня и Дима. А это Матрена, мы с ней почти родственницы, всю жизнь на одном этаже живем.

– Мучаемся, – уточнила Мотя, – жилищные условия у нас ужасные!

– Не говори глупости, – осадила ее Куклина, – самый центр, но тихо, никаких пьяниц в доме, чисто, аккуратно, метро, хоть я его и не люблю, в паре шагов. Красота!

Мотя выставила вперед ногу.

– Правда? Тебе и впрямь хорошо, одна обитаешь! А у меня коммуналка! Один муж в сортире живет, второй, чтобы посрать, у него разрешения просит! В округе сплошные бутики, ни одного нормального продмага. Воздуха нет! Квартплата растет! Вот бы мне в трешку в Куркино переехать! И ведь нам шикарные варианты предлагали. Сначала давали Тамарке и мне по двушке, а Петьке, бывшему моему, однушку. Я от радости запрыгала, да Томка не согласилась: «Не уеду, говорит, из родительских апартаментов, меня сюда из роддома принесли, отсюда и на кладбище увезут». Вот этого-то я и опасаюсь, – вздохнула Мотя, – вместе с тобой и мне в дерьме жить! Хотя, надо признать, из-за упорства Тамарки Осип теперь совсем роскошь предлагает: не только нам по квартирке, но и денег в придачу.

– Нет! – гаркнула Куклина.

– Переезд за счет покупателя, – сказала Матрена, – будь человеком, одумайся.

– Нет! – не изменила решения Тамара Владимировна. – Зачем сто раз один и тот же плач затевать? Хоть зáмок мне в Париже пообещай, в Кремле апартаменты посули – отсюда не сдвинусь. Здесь память о моих родителях!

– Они умерли! – взвизгнула Матрена. – Уютно в гробиках устроились! Каждый в отдельном, не в коммунальной колоде.

Полковник уловил изменение в голосе соседки, и оно ему не понравилось, пес приблизился к Матрене и тихо зарычал.

– Заткнись, балбес, – не испугалась собаки Мотя, она повернулась к Димону. – А вы ей кто? Попробуйте объяснить, если подобру не съедет, по-плохому выковырнут, в газетах о таком много пишут.

– Звучит как угроза, – констатировал Коробков.

– Кто вам дал коробочку? – поинтересовалась я.

– Какую? – попыталась изобразить изумление Матрена.

На ее вопрос неожиданно ответил Сержант. Он подскочил к столу, задрал морду и басом произнес:

– Гав!

– Собачка верно говорит, – вздохнул Коробков, – посмотрите, на столе лежит кое-что, оно тянет на большой срок.

– Большой срок? – похоже, искренне удивилась Мотя.

– В Уголовном кодексе есть статья о покушении на убийство, – объяснил хакер, – десять лет с конфискацией имущества.

– А поскольку вы сами не способны сконструировать ультразвукового убийцу, то привлекли к затее подельника, – вступила я в игру, – у вас получилась преступная группа. И вместо десяти лет получите двадцать!

Мотя рухнула на стул и стала переводить взгляд с Димона на меня и назад.

– Понимаю ваше удивление, – продолжал хакер, – по логике вещей, если преступников несколько, то размер наказания для каждого должен уменьшаться. Но такой принцип срабатывает лишь в отношении конфеты. Приобрели шоколадку на пятерых – каждому по маленькому кусочку досталось. А в уголовной песне иначе поется: чем больше ребятишек на дело пошло, тем больше срок для каждой отдельной единицы.

– И не надо лгать! – живо предостерегла я. – Мы отлично знаем, кто звукового киллера под плинтус засунул!

– Вытяните руки! – резко потребовал хакер.

Матрена послушно выполнила приказ, Димон вынул из чемоданчика круглую штуку, напоминающую тарелку, нацелил ее на пальцы почти парализованной от страха соседки и спустя мгновение объявил:

– Мда! Отпечатки совпадают.

Я постаралась сохранить серьезный вид. Надеюсь, Матрена не любитель детективных сериалов и она поверит хакеру. Нынче фанаты криминальных фильмов знают, как снимают отпечатки. А кое-кто отлично изучил закон и поймет, что все речи про десять лет и конфискацию – выдумки, я не знаю, сколько дают тем, кто покушается на убийство.

– Мотя, – тихо сказала Тамара Владимировна, – ты хотела меня изничтожить? Почему? Хотя это глупый вопрос, ответ на него ясен: из-за квартиры. Пока я съезжать отказываюсь, тебе тоже здесь сидеть придется. Богатому человеку одна халупа неинтересна, нужен весь этаж!

Матрена зарыдала.

– Да! Да! Прости! Хочется на старости лет комфорта, уюта, нормальной ванны. Петька – сукин сын, он нас с Василием в сортир не пускает, говорит: «Я прописан здесь, имею право на метры. Нечего в моей спальне нужду справлять!» Я хочу уехать!

Голос Моти сорвался, Тамара Владимировна бросилась к соседке.

– Я тоже виновата! Бедняжечка! Ты решилась на убийство! Представляю, как ты нервничала и мучилась!

Мотя вытерла лицо подолом домашнего платья.

– Я и в мыслях не имела тебя жизни лишать!

Димон постучал пальцем по столу.

– А это что? Здесь лежит звуковой киллер!

– Всего-то вонючка! – буркнула Мотя. – Мне ее Осип дал. Сказал, коробочку надо в укромном месте пристроить, она будет запах издавать вроде протухшей рыбы. Тамарке тошно в прямом смысле слова станет, она начнет искать, откуда воняет, да не найдет.

– Отличный метод, – одобрил Димон, – ну зачем тратить время и силы на поиск нужных аргументов! Вперед на танке по куриным яйцам.

– Яиц я не приносила, – возразила Матрена, – только вонючку. Осип велел месячишко подождать, пообещал: «Приду потом к Куклиной и скажу: «В вашем доме трубы от древности гниют, надо капремонт делать, ЖЭК денег не дает. Соглашайтесь на переезд, иначе задохнетесь». Вот так дело обстояло! Никаких куриных яиц.

– Кстати! Яйцо невозможно раздавить в ладони, – вдруг оживилась Тамара Владимировна, – сегодня позвоню Осипу и скажу: «Я согласна на переезд, если…»

– Ангел! – завопила Мотя. – Сизокрылый херувим!

– «…если сумеешь раздавить яичко», – закончила старушка. – Вот ему загадка!

– Это совсем не трудно, – хмыкнул Димон, – скорлупа хрупкая вещь.

– Ты пробовал? – обрадовалась Куклина.

Я поняла, что Тамара Владимировна и Коробков одного поля ягоды, и решила вмешаться в их беседу:

– Вернемся к основной теме.

– Успеется, – отмахнулась пенсионерка, порылась в шкафчике, висевшем в простенке между окнами, вытащила картонную упаковку и примчалась назад со словами: – Сцепи пальцы обеих рук в замок.

Димон выполнил приказ, старушка сунула ему между ладоней яйцо и приказала:

– Жми!

– Жму, – объявил хакер.

– Старайся изо всех сил, – не успокаивалась Тамара Владимировна.

– Уфф, – пропыхтел компьютерщик, – ни фига не получается! Прикольно!

– Неуч, – с презрением констатировала Куклина, – ты не читал занимательную физику Перельмана?

– Конечно, читал, – возмутился Коробок, – но про яйца не помню.

– Хватит идиотничать! – разозлилась я. – Свой свояка видит издалека!

– Непонятная народная мудрость, – пробасил хакер.

– Вы с Тамарой Владимировной приколисты, – пояснила я, – с полувзгляда друг друга раскусили и решили надо мной потешаться! Разбить яйцо можно элементарно.

Куклина подняла указательный палец.

– Разбить! Но не раздавить в ладонях!

– И в чем разница? – спросила я.

– А ты попытайся, – предложил Коробок.

Я сплела пальцы, яйцо переместилось ко мне.

– Давай!

Я осторожно сдвинула руки, яичко даже не треснуло. Следующие пять минут прошли в бесплодных попытках расколоть скорлупу.

– Сдаешься? – обрадовался хакер.

– Оно деревянное, – с обидой сказала я.

– А ну, разомкни пальчики! – гаркнула Тамара Владимировна.

Я машинально повиновалась, яйцо шлепнулось на пол, послышался треск, по паркету медленно расползлась бело-желтая лужа.

– Простите, пожалуйста, – зачастила я, – где у вас тряпка? Сейчас подотру.

– Нет проблем, Полковник, сюда! – крикнула хозяйка. – Ну что, оно настоящее?

– Почему же яйцо в ладонях не треснуло? – недоумевала я.

Полковник подошел к лужице, но не подумал ее подлизывать, а громко гавкнул.

– Полковник! – нахмурилась Тамара Владимировна. – Разговорчики в строю!

Пес упал на бок и поднял одну переднюю лапу.

– Черт! Совсем забыла, что ветеринар тебе из-за шалостей печени запретил кучу продуктов, – всплеснула руками хозяйка. – Хорошо хоть ты у меня в маразм не впал. Сержант, твой выход!

«Эскимос» не заставил себя ждать, в два счета уничтожив следы.

– Яйца должны хорошо давиться, – не успокаивалась я.

– Это еще проще, чем загадка про броненосца, – довольно захихикала Тамара Владимировна.

– Этим курам много кальция давали! – выдвинула свою версию Мотя. – Мне вот врач велел его от хрупкости костей пить.

– А что с броненосцем? – оживился Димон.

– У него две ноги правые, две левые, две передние, две задние, сколько в сумме? – спросила Тамара Владимировна.

Коробок рассмеялся и ткнул в меня пальцем.

– Она сказала «восемь»?

– Угадал, – кивнула хозяйка, – супер, да?

– Разрешите всем напомнить про цель нашего визита, – язвительно произнесла я, – уж простите, что отрываю вас от увлекательного процесса давки яиц и…

– Давка яиц! Звучит красиво, – одобрил хакер.

Но меня непросто сбить с толку, я договорила:

– И возвращаю к делу о попытке убийства при помощи звукового киллера. Пока кто-то занимался глупостями, я придумала отличный план!

…Квартира Моти производила такое же странное впечатление, как и апартаменты Тамары Владимировны, и тоже полнилась вещами из прошлого, просто музей быта пятидесятых годов прошлого века.

– Вы помните, что надо говорить? – на всякий случай спросил Коробок, когда Матрена протянула руку к допотопному телефонному аппарату с наборным диском.

– Ага, – подтвердила Мотя и через секунду закудахтала: – Осип Андреевич? Это я. Че, не узнали? Матрена Бурмакина. Можете приехать? Ой, срочненько! Тут дело нехорошее затевается.

Устроив трубку на рычаге, Мотя удовлетворенно сказала:

– Пообещал через десять минут прибыть.

– Отлично, – обрадовался Коробок, – главное теперь, чтобы он побольше наболтал и в туалет пошел.

– Поняла, не дура, – кивнула Мотя.

Кошмаров не подвел. Ровно в обещанный срок раздался звонок. Мы с Коробковым быстро спрятались в двадцатиметровом санузле. Слава богу, первый супруг Моти находился на работе, и никто чинить препятствий не стал.

– Добрый день, Матрена Филипповна, – произнес приятный баритон, – что произошло?

– Не воняет ваша конструкция, – озвучила наш текст Бурмакина. – Ну ваще запаха нет!

– Вы его не ощущаете, а у Тамары Владимировны в носу уже щиплет, аппарат индивидуально настроен на Куклину, – соврал Кошмаров.

– Он не работает, – топнула ногой Мотя.

– Исключено, – отрезал адвокат, – это испытанное средство.

– Фиг бы с ним, – вздохнула Бурмакина, – тут другая напасть подкатила. Тамарка свой зал продает.

– Как это? – оторопел Кошмаров. – Кому?

– Людям, за хорошие деньги, – всхлипнула Матрена.

Я мысленно зааплодировала пенсионерке, та отлично справлялась с ролью.

– Откуда вы знаете? – напрягся Осип.

– Тамарка сегодня утром пришла и сказала: «Ну, Мотя, я нашла отличный вариант! И денег дадут, и апартаменты купят, и я на месте останусь!»

Кошмаров засмеялся.

– Матрена Филипповна, Тамара над вами издевается, она понимает, что вы сразу ко мне броситесь, а я, по ее расчетам, должен увеличить размер компенсации. Вот только она ошиблась, умный человек пустую мормышку не схватит!

– Там жирный кусок, – возразила Мотя, – она не блефует.

Осип загудел:

– Дорогая Матрена Филипповна, поверьте, я верчусь в риелторском бизнесе не первый год, всего навидался. Давайте рассуждать логически. Кому нужен зал Тамары без вашей части? Не может быть таких покупателей! Дом в центре, цена за квадратный метр огромная, это по карману лишь обеспеченному человеку, а такому душ в сортире не понравится, нужен исключительно весь этаж. Успокойтесь и ждите, скоро Куклина попросит вас согласиться на мое предложение.

– Да выслушайте меня, наконец! – весьма правдоподобно изобразила раздражение Матрена. – Тамарка познакомилась с каким-то сектантом, свидетелем Иеговы, что ли. Им нужно помещение для молитв, вот он и заявился к Куклиной, дает ей денег, она его к себе вписывает. Сектант здесь жить не будет, все останутся на своих местах, но по субботам они тут собрания проводить будут, зал им для этого нужен.

– Вы серьезно? – забеспокоился Осип.

– Сами посудите, – буркнула Мотя. – Она от радости светится, барыш подсчитывает, жирная курочка ей отваливается. Сначала бабла чемодан, а потом еще и еда после их сборищ. Сектант пообещал: «Мы богатый стол накрываем, чай пьем после молитвы, остатки забирать не будем, они ваши. Здорово на питании сэкономите».

– Бред какой-то, – занервничал Кошмаров, – пойду к Куклиной.

– Ее сейчас нет, – быстро добавила Мотя, – она уехала к своему сектанту за суперискателем.

– За чем? – окончательно растерялся Осип.

Моня понизила голос:

– Мужик Тамарку насторожил: «Ох, чую, в твоей квартире дьявол поселился. Надо его прогнать».

– Да он сумасшедший! – с облегчением воскликнул адвокат.

Матрена со вкусом чихнула.

– Кто ж его знает! Но сектант Тамарке объяснил, что среди его паствы есть профессор, который придумал лазер. Или не лазер? В общем, хреновину какую-то. С ней надо по квартире пройти, и на экране увидишь, где дьявол сидит, вроде его по звуку слышно, какие-то волны ловятся.

Осип издал то ли стон, то ли кашель.

– Матрена Филипповна, положитесь на меня, эту проблему я решу. А сейчас проведите меня к Тамаре, хочу проверить, работает ли вонючка, вдруг батарейка села.

В комнате стало тихо. Мы с Димоном вышли из туалета и отправились в квартируКуклиной. Выждав несколько минут, Коробок вкрадчиво спросил:

– А чем это вы здесь занимаетесь?

Осип, успевший достать из-под плинтуса коробочку, подпрыгнул, стукнулся головой о стену и закричал:

– Это кто?

– Дмитрий Коробков и Татьяна Сергеева, – представил нас хакер.

– Я их наняла, – пояснила Тамара Владимировна, выбираясь из стенного шкафа.

– Хотел Тамарку убить, а меня виноватой сделать! – налетела на обомлевшего юриста Мотя. – Говорил, вонючка рыбой пахнет! А это звуковой убийца!

– Арестуйте его! – приказала Куклина.

– Осип Андреевич, – вмешалась я. – Нам лучше пройти в офис, поговорим в рабочей обстановке.

Глава 4

Кошмаров умел проигрывать. Он без сопротивления переместился в нашу контору, в комнате для допросов огляделся и воспрял духом.

– Похоже, вы не милиция, значит, не имеете права никого задерживать.

– Насколько я помню, Константин Луков тоже не имел права кое-что делать, – произнес наш шеф, появляясь в кабинете.

Лицо Осипа заметно вытянулось.

– Чеслав!

– Не могу сказать, что рад нашей встрече, – отозвался босс.

Мы с Димоном осторожно переглянулись.

– Кто такой Луков? – шепнула я на ухо хакеру.

– Понятия не имею, – одними губами ответил Коробок.

– Учитывая наше длительное и совсем не приятное знакомство, – продолжал Чеслав, – давай сэкономим время. Выслушай моих ребят и отреагируй правильно. Дмитрий, прошу.

Димон указал на коробочку.

– Кошмаров установил это устройство в квартире Тамары Владимировны. Аппарат испускает не воспринимаемый человеческим ухом звук, который разрушительно влияет на психику и здоровье. Это можно считать покушением на убийство. Вы же адвокат и…

– Он не адвокат, – усмехнулся Чеслав, – он мошенник на побегушках, исполнитель мелких поручений. Что на сей раз, Осип? На твоем счету много «громких» дел, в частности убийство кошки Игоря Кобзева. Мурлыка вечно лазила на дачу к Константину Лукову, воровала у него любимых канареек из клетки, вот он и велел разобраться с кисой. Нашему Осипу дали срок за жестокое обращение с животными. Исключительное для России событие, как правило, подобные правонарушители выплачивают штраф или отделываются условным наказанием. Но Игорь Кобзев был женат на дочери высокопоставленного чиновника, в случае с той кошкой коса нашла на камень. Сколько тебе навесили, Осип? Вроде два-три года? Я не помню, но это легко уточнить. Константин своего прислужника выручать не стал, пошел Кошмаров на зону. Представляю веселье местных авторитетов. Входит в барак новенький, представляется и заявляет: «Статья у меня за убийство». Народ сразу за серьезного пацана его принял, но тут Кошмаров и добавляет: «Я придушил кошку».

Соврать на зоне нельзя, живо язык прищемят. Хорошо тебе жилось, Осип? На кровати спал или под ней? Потом ты вышел, глотнул воздуха свободы, но недолго обычным гражданином по улицам ходил, новый срок получил. Опять не очень суровый, вроде два или три года. Знаешь, Кошмаров, ты оказался со всех сторон непригодным человеком. Честные люди от тебя отворачивались, не хотели общаться с бандитом, а братки в свой сплоченный круг не принимали, потому как держали за подзаборного хулигана, за мелочь, с которой западло дела проворачивать. Помнишь, как мы с тобой познакомились? Наемный киллер Лабутин, мой, так сказать, подопечный, скандал в СИЗО устроил.

Чеслав повернулся ко мне и объяснил:

– Лабутина посадили в «малосемейку», камеру на пятерых. Там кроме него еще трое находилось, все, на взгляд убийцы, «достойные» люди, у каждого за плечами несколько ходок и гора трупов. И тут к ним, в, так сказать, VIP-зону, приводят Кошмарова! Мелкого паразита, жалкого жулика, с которым не по чину сидеть даже «правильному» трамвайному вору. Лабутин возмутился и потребовал, чтобы Кошмарова перевели в общую камеру. А начальник СИЗО ответил: «Здесь порядки устанавливаю я».

И пошли у них клочки по закоулочкам. В конце концов меня подключили, я ситуацию разрулил, тогда и с Осипом познакомился. Нет бы тебе, Кошмаров, за ум взяться! Неужели по сию пору ты ничему не научился? Ведь ни у кого уважения не заслужил!

Кошмаров вздернул подбородок.

– А вот и неправда! Константин Рафаилович мне посылки привозил.

– Сам? – засмеялся Чеслав.

– Нет, – буркнул Осип, – не царское это дело – с сумкой таскаться, люди от него приезжали. И я действительно адвокат, имею диплом. Времени в заключении не терял, книги читал, учился, экстерном экзамен сдал.

– Ай, молодец, – сказал босс, – где бумажку выдали? На юридическом факультете МГУ?

– Заочный институт общего образования города Вольска, – буркнул Осип, – какая разница, где диплом получать?

– И ты снова с Константином? – прищурился босс.

– Небось вы в курсе, что его убили, – ответил Кошмаров. – В машине взорвали.

– Не стану горевать, – кивнул Чеслав, – так на кого ты работаешь?

– Я сам по себе! – гордо заявил Осип. – Встал на ноги, являюсь индивидуальным предпринимателем!

– Торгуешь? – предположил шеф. – Тушенка, макароны, яблоки, газеты-журналы, пластмассовые тазики?

– Людям помогаю, – вздохнул Кошмаров.

– Интересно, расскажи-ка поподробнее, – попросил Чеслав. – Может, закурить хочешь? Извини, у нас это запрещено.

– Я адепт здорового образа жизни, – сказал Осип.

– Ух, – покачал головой шеф, – адепт! Красивое слово! Похоже, ты и впрямь книги читать начал. Я восхищен.

– Некоторые не способны понять, что человек может измениться, – торжественно сказал Кошмаров.

– Я тебе верю, – кивнул Чеслав. – Давай, пой про свой бизнес.

– Я помогаю людям решать проблемы, – зачастил Осип, – как адвокат. Ну, допустим, заболел у вас ребенок. Где найти хорошего врача, чтобы по правде лечил, а не бесконечные анализы сдавать гонял. Я нахожу доктора и получаю свой гонорар, совсем небольшой. Или жена собралась развестись с мужем. Охота ей знать, чем он на самом деле владеет, некоторые жуки даже от законной супруги имущество прячут. Я справки наведу и копеечку заработаю.

– Осталось уточнить маленькую деталь, – улыбнулся Чеслав, – кто захотел въехать в квартиру Тамары Владимировны?

– Фамилии клиентов не разглашаю, – отрезал Осип.

Шеф поднял бровь.

– И не просите, – уже тише добавил Кошмаров.

Босс нахмурился.

– Вы же понимаете, если я выдам хоть одно имя, то потеряю с трудом заработанное доверие, – заныл Осип. – Репутация складывается годами, а лишиться ее можно в секунду.

– Полностью с тобой согласен, – кивнул Чеслав, – поэтому уговаривать не стану.

– Я могу идти? – обрадовался Осип.

– У нас к тебе претензий нет, – хмыкнул шеф, – но сейчас сюда приедет Леонид Мартынов. Помнишь такого? Хороший следователь, въедливый, по менталитету бультерьер, вцепится в добычу – и держит мертвой хваткой.

– Не надо Мартынова, – испугался Осип, – лучше уж вы.

Чеслав закинул ногу на ногу.

– Начинай.

Вываленная Кошмаровым история меня совсем не удивила. К Осипу обратился бизнесмен N, очень богатый человек, который хотел поселить в старомосковском доме свою любовницу с новорожденной дочерью. Олигарх считал, что особых трудностей на пути не встретится, он действовал по стандартному плану: предложил Куклиной и Бурмакиной симпатичные квартиры в новых районах. Матрена согласилась сразу, а Тамара Владимировна категорически отказалась. Богач не расстроился, он и не ожидал легкой победы, поэтому начал переговоры с минимальной суммы. Но спустя некоторое время N занервничал. Матрена была готова перебраться по любому новому адресу хоть завтра, а Куклина оказалась гранитной скалой. В конце концов N вручил Осипу коробочку и сказал: «Спрячь у стервы в апартаментах. Это вонючка, она будет издавать нестерпимый запах, и баба сдастся».

– Ну это мы и без тебя знали, – не вытерпел Димон, после того как Осип закончил каяться. – Маленькая деталь: в коробке не пара кусков селедки, а источник разрушительного для здоровья звука.

Кошмаров начал креститься.

– Ей-богу, именно так все и было, как я вам рассказал. Я внутрь не лез. Богач объяснил: «Примостишь вонючку, нажмешь на кнопочку – и отваливай».

– Я бы не удержался, спросил: «Как это работает?» – вздохнул Димон.

Осип исподлобья взглянул на хакера.

– Мне объяснили. Там, внутри, батарейка и вещество, при нагревании оно издает смрад.

– Как далеко зашел прогресс! – восхитилась я.

– Не я это придумал, – неожиданно разозлился Кошмаров.

Чеслав похлопал «адвоката» по плечу.

– Спокойно. Сообщи координаты своего клиента, и я подумаю, как помочь тебе вытащить хвост из грязи. Выбирай: или имя олигарха, или я соединяюсь с Мартыновым.

Осип заерзал на стуле.

– Каждый кузнец своего несчастья, – улыбнулся босс и вынул мобильный.

– Стойте, – перепугался Кошмаров, – Игорь Венев. Отец у него Григорий, очень богатый, да и сам парень при бабле. Но вы же ему не расскажете, кто его сдал?

– Остался адресок, – напомнил Димон, – где обитает олигарх?

– Улица Верхние Лужи, – угрюмо ответил Осип.

– В Москве есть такая? – удивилась я. – Может, ты перепутал с поселком Верхние Поля?

– А кто говорил про Москву? – возразил Осип. – У него дом в Давыдове.

– Мда, – крякнул Коробок, – городок явно не для миллиардеров.

– Давыдов? – прищурился Чеслав. – Где такой?

Димон сверился со своим наладонником.

– Есть еще у Коробкова память! Не растерял я нейроны! Когда-то там у меня жила… неважно! Давыдов – городок, фактически слившийся с Москвой, но сохранивший юридическую автономность. Ехать до него всего ничего, и, на мой взгляд, странно, что олигарх там поселился.

– Почему? – тут же спросила я.

– Неподалеку огромная свалка, вид и запах соответствующий, – пояснил Димон, – есть в «уютном» месте и улица Верхние Лужи, не знаю, почему ее столь поэтично обозвали.

– Отлично, – потер руки Чеслав, – двигайте туда, а мы с Осипом здесь пока поскучаем.

Коробков мастер быстрой езды, а на дорогах неожиданно не оказалось пробок. Летом многие автовладельцы уезжают из столицы, поэтому до Давыдова мы добрались быстро и обнаружили, что ни на одном из домов нет табличек с названием улиц. Коробков высунулся в окно и спросил у подростка лет двенадцати:

– Девочка, где здесь Верхние Лужи?

Школьница скорчила гримасу.

– Мама не разрешает мне разговаривать с чужими дядями в джипах!

Я высунулась из своего окошка.

– Дядя с тетей.

Девчонка сморщилась еще сильнее.

– Педофилы часто вместе с помощницами ходят. Я кино видела. Если дадите сто рублей, сообщу, где улица!

– Разговаривать нельзя, а деньги брать можно? – возмутилась я, глядя, как Димон открывает кошелек.

– Молча в нужную сторону ткну, – объяснила юная взяточница, получила розовую бумажку и указала пальцем на тротуар.

– Не понял! – сказал Коробок.

– Вы стоите на Верхней Луже, – ехидно ухмыльнулась нахалка, – она здесь одна! Других в Давыдове нет.

– Супер! – заорала я. – Дом номер пятнадцать где?

– А вам зачем? – проявила любопытство девчонка.

– Надо, – ответила я.

– Вам надо, вы и ищите, – вспылила она и убежала.

Мы с Димоном принялись осматриваться. В Москве есть несколько таких мест, зарулив куда, вы подумаете, что находитесь в глухом селе где-нибудь в тайге. Один из таких уголков расположен в непосредственной близости от улицы Королева, той самой, где высится здание телецентра. Надо миновать огромный дом, из которого ведут вещание центральные телеканалы, повернуть направо на шумную улицу, затем взять левее и… опля, вы въезжаете в микрорайон, состоящий из деревянных избушек. Летом здесь повсюду буйно цветет сирень и вовсю заливаются птицы, просто какая-то дыра в пространстве и времени. Могу назвать еще одну зону возле академии имени Тимирязева: там тоже начисто пропадает ощущение враждебного мегаполиса. Зато появляется уверенность, что ты стоишь на окраине сонного, провинциального поселения. И вот теперь в мою коллекцию добавилось Давыдово.

Парадоксальным образом сюда не долетал шум от московской кольцевой дороги, которая располагалась за узкой полоской леса. По бокам улочки стояли развалюхи, более напоминавшие сараи, чем жилые дома, ни одного магазина, никакой рекламы и полнейшее отсутствие людей.

– Думаю, лучше постучать кому-нибудь в дверь, – предложил Димон.

Я кивнула. Мы вылезли из джипа и внезапно услышали странное чавканье. Звук шел сзади, я обернулась и попятилась. По тротуару шагало странное существо. Короткое, тщедушное тело обтягивал зеленый костюм, голова была лысой и тоже имела цвет молодого салата, на месте глаз сверкали круглые банки, нос заменял шланг, присоединенный к мешку на поясе, на ногах – калоши, они были чуть велики владельцу и издавали тот самый чавкающий звук. В руках существо сжимало острую пику.

– Марсианин, – ошарашенно вымолвил Димон.

– Давай сядем в машину и заблокируем двери, – прошептала я.

Инопланетянин спокойно протопал мимо. Мы с Коробковым интересовали его меньше, чем прошлогодний снег.

– Че? Испугались? – спросил пронзительный голос.

От неожиданности я подпрыгнула и увидела все ту же девочку. Теперь она свисала из окна одной из сараюшек.

– Дайте сто рублей, расскажу, кто он, – снова продемонстрировала смекалку вымогательница.

Я вынула из портмоне купюру.

– Вот. Здесь пятьсот! Отвечаешь на все наши вопросы.

– Нашлась хитрее всех, – хмыкнула девица, выдергивая из моей руки деньги, – тут на пять ответов.

– Как тебя зовут? – приступила я к допросу.

– Карина, – представилась девочка.

– Кто сейчас прошел мимо? – продолжала я.

Карина ткнула рукой вправо.

– Там свалка. Ее закрыли, но мусор не увезли и не сожгли, как лежал, так и остался. Здесь одни мусоролазы ходят.

– Мусоролазы? – повторила я.

– Те, кто роется в помойке? – предположил Димон.

Девочка кивнула.

– Ага! Там много хорошего есть, но воняет! И грязно! Поэтому мусоролазы специально одеваются, противогаз берут, и вперед!

– Ужасно, – передернулась я, – отвратительное занятие – рыться в грудах отбросов! Сейчас практически все можно купить в магазине.

– Какая быстрая, – не одобрила меня Карина, – там деньги платить надо, а на мусорке бесплатно.

– Надеюсь, они продукты не собирают! – вздрогнула я.

Карина поправила ободок в волосах.

– Почему? Если в банках, то они не стухли. Вон в том доме дядя Жора живет, он тут самый старый, так рассказывает, что ничего не покупает, все с помойки берет.

– Ну и гадость, – поморщилась я, – не могу себе представить, что заставило бы меня прикоснуться к надкушенной кем-то котлете!

– Был у меня приятель Степан, так он сказал, что почувствовал себя настоящим отцом ребенка в тот момент, когда получил на ужин надкушенную сосиску, расковырянную творожную запеканку и недопитый малышом сок, – хмыкнул Коробок.

– Это другое дело! – возразила я. – Доесть за родным отпрыском не противно. Но дожевывать за чужими! Фу!

– Никто за людьми не доедает, – остановила меня Карина, – банки берут невскрытые, коробки конфет, батоны колбасы. Там и другого полно.

– Чего? – хором спросили мы с Димоном.

Карина приложила палец к губам, потом протянула сложенную ковшиком руку. Коробок вручил девчонке новую мзду.

– А кому что охота, – тут же обрела способность говорить школьница, – книги, золото, цветной металл, одежда, обувь. Найдут и дяде Грише несут, на пункт. Он или сам покупает, или к нужным людям отправляет.

– Фамилия дяди Гриши часом не Венев? – прищурился Димон.

– Если сами знаете, че спрашиваете? И этот вопрос тоже в зачет идет, – нахмурилась Карина.

– Где дядя Гриша живет? – спросила я.

Карина расчесала пальцами спутавшиеся волосы.

– Не знаю.

– Вот здорово! – воскликнул Димон. – Полагаешь, что мы старые, память потеряли? Ты же секунду назад сказала: «Дяде Грише находки несут».

– Там пункт приема, – объяснила Карина, – а не его квартира, идите вниз, до последнего дома.

– Спасибо, деточка, – поблагодарил Коробок.

– У вас еще один ответ оплачен, – напомнила девочка, – мне просто так денег не надо. Вот, держите.

Тоненькие пальчики достали из кармана джинсов стольник.

– Оставь себе, – велела я, – непременно воспользуемся возможностью задать тебе еще вопрос.

– Чуть позднее! – уточнил Димон. – Слушай, а ты здесь живешь?

– На лето к бабушке приехала, – уточнила Карина, – на свежий воздух. Вот ваши рублики и пригодятся.

– Здорово, – только и смогла вымолвить я.

– Что за уроды отправили дочь к старухе, которая живет в Давыдове? – возмутился Коробков, когда мы поехали дальше. – Бомжи? Наркоманы?

– Девочка выглядит ухоженной и чистой, – вздохнула я.

– Лишать таких родительских прав надо, – шумел Димон.

– Не у всех есть деньги для отдыха в Майами, – парировала я, – большинство москвичей отвозит своих ребят к бабкам, в Подмосковье.

– Но не на свалку же! – злился Коробков.

– Наверное, отец с матерью не в курсе, что происходит в городке, – защитила я незнакомых людей.

– Значит, они дураки, – не успокаивался хакер.

– Похоже, мы прибыли, – я вернула Димона к работе.

Глава 5

– Вы Григорий Игоревич? – спросил Димон у щуплого мужичонки, одетого в синий халат кладовщика.

– Точно, а ты, золотце, кто? – ласково осведомился Венев.

– Человек, – пожал плечами Коробков.

– Нам сказали, что ваш сын хотел приобрести квартиру, – вмешалась я, – в старом московском районе, но сделка затормозилась!

Григорий вынул из кармана сигареты.

– Не возражаете?

– Пожалуйста, дымите сколько влезет, – милостиво разрешила я, – и одновременно слушайте! Куклина не хочет уезжать, и фиг бы с ней! Можем предложить вам чумовой вариант! Такой же дом, как у Тамары Владимировны, квартира огромная! Не коммуналка! Нам с мужем ее содержать не по карману, а вам подойдет.

Венев щелкнул зажигалкой.

– Ребята, вы чего-то напутали!

– Нет, – включился в игру Димон, – нам Мотя про вас рассказала.

– Мотя? – поразился скупщик.

– Соседка Куклиной, – уточнила я, – мы… э… дружим. Семьями!

Григорий Игоревич деликатно отвернулся от нас и выпустил струю дыма в открытое окно.

– Я с ней не знаком.

– Она Матрена, – поправила я, – да ладно вам! Игорь хочет купить квартиру в центре для дочери! А мы мечтаем свою продать.

– Ребята, вы чего-то напутали, – уточнил Венев, – сын живет со мной.

– Не перепутали, – не приуныл Димон, – постеснялись мы сказать про его любовницу и новорожденную.

– Мы для себя стараемся, – подхватила я, – не в том суть, кому метры нужны, главное, они у нас имеются! Зачем вам с Куклиной бодаться? Оцените наше предложение!

Венев откашлялся.

– Ребята, тут нестыковочка. Игорь не женат, ни любовниц, ни детей не имеет. У меня хороший дом, зачем ему хоромы в Москве, да еще в центре? Парень там задохнется!

– Избушка около свалки не лучший вариант, – выдвинул новый аргумент Коробков.

Григорий обвел рукой комнату.

– Эта, что ли? Так мы здесь и не живем, вы в офис мой приехали. Я построил коттедж в лесу, подальше от Давыдова. Есть у нас хоромы и в Москве. Что-то у вас не так сложилось. Давайте еще раз. Да, у меня есть сын Игорь, после смерти моей жены Алевтины мы живем с ним вдвоем. Парень не женат, на девушек у него из-за работы времени нет. Я этому обстоятельству совсем не рад, хочу видеть его счастливым семьянином. Если Игорь приведет девушку, а та окажется от него беременной, я им скажу: «Живите, не тужите». Зачем сыну еще одна квартира? Он без моего ведома и не станет ее искать, ко мне придет, совета попросит. Сын знает, я ему всегда помогу и морально, и материально, любые деньги дам.

– Старьевщики так много зарабатывают? – не выдержала я.

Григорий развеселился еще пуще.

– Ну, ребята, вы даете! Я приобретаю винтажные вещи, реставрирую их и продаю в своем магазине, владею парой торговых точек.

– Это законно? – поразился Димон.

– Одни люди выбросили зеркало, другие его подобрали и мне принесли, я заплатил назначенную сдатчиком цену, реставрировал свое приобретение и продал. В чем криминал? – спокойно сказал Венев. – Краденым не торгую, я его за семь верст чую. Хотите каталог?

Не дожидаясь нашего согласия, хозяин взял с полки толстый журнал, перелистал его и ткнул пальцем в одно фото.

– Столик времен королевы Елизаветы, такие еще называли «секретники». Красное дерево, фарфоровые медальоны, ящички, потайное отделение, резьба. Конфетка, а не мебель. Ко мне он попал в ужасном состоянии, я за него отдал пятьдесят рублей, реанимировал и выставил на продажу. Вещица ушла за день.

– И не за пять десяток, – ехидно отметил Коробок.

– Намного дороже, – не стал отрицать свою выгоду Венев, – но я и вложил в столик немало. Или платье Костиковой.

– Кто это? – спросила я.

Григорий затушил окурок.

– Актриса кино, когда-то звезда, потом подзабытая, но до сих пор есть ее фанаты, они делают заказы. Я узнал, что дом, где жила Костикова, сносят, поехал к родственникам, попросил продать ее вещи. Внучка, как она выразилась, «старую дрянь» готова была за копейки сбыть, полезла на антресоли, не нашла сундук, приперла мужа к стенке, а тот признался: «Выкинул, зачем оно нам? Вывез дерьмо в Давыдово».

Мне половина мусоролазов сундук искала, и нашли! Платья отчистили, поправили, кружева восстановили и продали фанатам. Кому плохо? Кое– что самотеком приходит, другое под заказ ищешь. Бизнес. И он хорошо окупается. Что там на подоконнике лежит, видите?

– Погремушка, – ответила я, – дешевая, пластмассовая, внутри круглой оправы вертится космонавт. Во времена моего детства ими повсюду торговали.

– Нынче перестали выпускать такие игрушки, – кивнул Венев, – в двадцать первом веке младенцы другими балуются. Повыбрасывал народ старые гремелки, над кроваткой зоопарк с музыкой вешают. А у меня есть коллекционер погремушек. Я «Гагарина» в порядок приведу и ему снесу. Чтобы редкостями заниматься, надо много знать, иначе глупостей нагородишь. Сервиз на столике видите?

– Симпатичный, – кивнул Димон, – польский, да?

– ГДР, – вздохнул Венев, – социалистические немцы, производство семидесятых двадцатого века. Вот скажите, ребята, что бы вы более ценным посчитали, посуду или тряпку?

Григорий ткнул пальцем в серую грязную кучку, лежащую на столе.

– Чашки с тарелками лучше, – высказался Димон.

– Странный вопрос, – хмыкнула я, – естественно, «Мадонна» дороже. У моих родителей такой сервиз был, название с детства помню.

Венев кивнул.

– Девяносто девять человек из ста с вами согласятся, но найдется один, который возразит: «Фарфор из ГДР ценился только в СССР, ничего особенного в нем нет. А лохмотья – уникальный оренбургский платок, связанный, похоже, в начале прошлого века руками прежних мастериц. Какая-то бабушка носила, а после ее смерти внуки его выкинули. Платок отреставрировать можно, за него иностранцы передерутся». Вот так, ребята. И вы, похоже, не собираетесь квартирку продавать, угадал?

– Завидую вашему таланту видеть суть вещей, – польстила я Григорию. – Не затруднит ответить на парочку наших вопросов?

– Не продавцы и не менты, – продолжил Венев. – Кто вы, ребята? Чего хотите от дяди Гриши? Ну, интересуйтесь! Девушка, начинай, надо из вежливости пропустить даму вперед.

– Вы сами скупаете вещи? – начала я издалека. – Неужели не имеете помощников?

– Служат у меня ребятки, – сказал старьевщик, – разные, кто лучше разбирается, кто хуже, но сюда, в Давыдово, я сам хожу.

– Почему? – влез Димон.

– Нравится, – коротко ответил Григорий, – люблю дрожь от предвкушения находки. Ну да у вас свои радости, вам моих не понять. Конкретненько интересуйтесь, что знаю, отвечу честно. Не захочу, так и скажу: желания нет данную тему перетирать. Я человек прямой, без зигзагов, со мной лучше по-простому.

– Вам известен адвокат Кошмаров? Осип Андреевич? – спросил Коробок.

– Ишь ты, адвокат, – щелкнул языком Венев, – был здесь раньше Оська Кошмар, жил с матерью. Ничего плохого о Надежде Ниловне не скажу, душевная женщина, а вот сын у нее убогий получился, ни к какому ремеслу не способный. Связался с бандитами, поговаривали, что он за братками сумки носил, но даже в преступниках карьеры не сделал. Мать бросил, сюда носа не казал, Надежда Ниловна не дождалась внимания от сына. Печальная история. Но навряд ли это наш Осип Кошмаров, нашему никогда на адвоката не выучиться, хотя фамилия и имя редкие, других у меня таких знакомцев нет.

– Вы с ним конфликтовали? – задала я вопрос.

Григорий усмехнулся.

– Один раз выпорол, каюсь! Вытащил ремень из брюк и всыпал дураку, да не помогло. За Надежду Ниловну обидно стало, она на сына молилась, а тот пустой горшок без дна, сколько хорошего ни наталкивай, со свистом провалится. Коли вам интересно, могу подробнее рассказать.

– Мы слушаем, – кивнул Димон.

Григорий снова потянулся за сигаретами.

– Языком ворочать – не камни таскать. Давыдово всегда со свалки жило, она здесь с незапамятных времен была. Один раз, лет десять назад, пацанчики прибежали, искали чего-то, так отрыли чемодан с «керенками», были такие деньги сразу после революции семнадцатого года в ходу. На удивление хорошо сохранились. Я все гадал: хранил их человек на память или собирал? А может, с той стародавней поры тут таились? Ведь сколько лет свалке, никто не знает.

Венев был из породы говорунов, его речь текла, словно полноводная река, медленно и важно, она не прерывалась словами-паразитами, и меня стало убаюкивать.

Свалка в Давыдове никогда не была официальной, если только очень давно, в те годы, когда Григория Игоревича еще на свете не было. Его отец рассказывал, что здесь когда-то был гигантский ров, который постепенно заполнялся мусором, помойка выползла наружу и раскинулась на пустыре. Почему власти не уничтожили терриконы отходов? У Венева ответа на это не имелось, но он предполагал, что сжечь или переработать то, чего на балансе нет, невозможно. Вот свалка и жила, причем весьма активной жизнью. За счет помойки кормились все жители небольшого подмосковного поселения. Кто-то просто рылся в поисках продуктов или одежды, другие искали вещи на продажу. Маленького Гришу частенько будили по ночам газующие грузовики. Кто и зачем привозил в Давыдово отбросы, мальчик не знал. Зато отлично понимал: его папа здесь самый главный. Люди приносят Игорю Григорьевичу разную всячину, а отец или покупает, или говорит: «Хлама мне не надо».

С ранних лет он обучал сына, часто повторял ему: «Свалка не грязь, это курица, которая несет золотые яйца. Если проявить терпение, можно много полезного найти».

Не только Гриша считал отца местным королем. Шоферы всегда шли на поклон к старшему Веневу, а тот, пошушукавшись с парнями, говорил: «Сбрасывай в пятом квадрате», или: «Свали на площадке у ворот».

Игорь Григорьевич помогал и мусоролазам, тем, кто копался в кучах, подсказывал, где лучше поискать нужное, гасил конфликты, не подпускал к кормушке варягов и ладил с милицией. Представители закона приезжали к Веневу, но лишь в роли просителей. Кому-то Игорь Григорьевич давал симпатичные золотые украшения для жен, кому-то доставалась приличная мебель, холодильники, радиоприемники, одежда. Гриша восхищался отцом, хотел стать таким, как он, и во всем его слушался.

Младший Венев окончил школу с отличием, получил университетский диплом и вернулся на свалку. Почти десять лет отец и сын работали бок о бок и в конце концов титул короля перешел к Грише.

Давыдово так и не присоединили к Москве, свалка осталась, теперь водители грузовиков шептались с Григорием Игоревичем. Началась и закончилась перестройка – свалка жила. Бушевал дефолт, падал и поднимался рубль, менялись правительства, Гриша женился, родил сына, похоронил родителей, а свалка оставалась константой. Давным-давно давыдовцы переселились в разные районы, но по-прежнему каждое утро они появлялись на помойке. Образовались целые династии мусоролазов, к ним присоединялись зятья, невестки, сваты. Постороннего человека к свалке и близко не подпускали, в «раскопках» участвовали лишь свои.

Надежда Ниловна была из коренных мусорщиц, росла здесь, с детских лет лазила вместе с родителями по горам тряпья. Родила мальчика от шофера, незаконно доставлявшего мусор. Счастливой семейной жизни не получилось, она одна тащила обожаемого сыночка Осипа. В отличие от большинства давыдовцев, Надежда свалку не любила, не хотела, чтобы мальчик ходил с ней на кладбище выброшенных вещей, поэтому сняла квартиру подальше от помойки.

Григорий Игоревич пытался вразумить Надю, повторял ей: «Неправильно поступаешь, дети должны уважать родителей, гордиться ими. Вот я своего Игорька к работе приставил, он уже кое в чем разбираться начал, семь лет ему всего, а фарфор от фаянса отличает, а ты Осипа, хоть он и старше, бережешь». «Нечем мне гордиться, – возражала Надежда, – я в дерьме роюсь. Мой мальчик в институт пойдет, хорошую профессию получит. Даст Господь, про свалку навсегда забудет». «Пожалеешь потом, да поздно будет», – вздыхал Венев. И напророчил.

Как-то раз Надежда пришла с синяком под глазом, на удивленный взгляд владыки помойки ответила: «Пол мыла на кухне, ноги босые, на линолеуме поскользнулась и о край стола приложилась». «Осторожнее быть надо», – Венев не усмотрел в бытовом происшествии криминала.

Спустя две недели Надя появилась с перевязанной рукой, затем она сломала нос, опять травмировалась, убирая квартиру, потом у нее лопнула губа и сама собой рассеклась бровь.

Григорий Игоревич, как истинный монарх, был обеспокоен здоровьем своих подданных, поэтому в пятницу вечером он без приглашения приехал к Надежде и попал в эпицентр семейной драки. Подросток Осип мутузил мать. Венев скрутил поганца, наподдавал ему ремнем и пригрозил: «Еще раз посмеешь мать тронуть, я тебе ноги повыдергаю и на место рук вставлю».

Кошмаров был трусом, быстро присмирел, а вот Надя, приехав в понедельник на свалку, заглянула к Веневу и сказала: «Больше не вмешивайся, мы в своей семье сами разберемся».

«Не могу позволить, чтобы тебя малолетнее ничтожество било!» – взвился Венев. «Я сама виновата, – всхлипнула Надя, – не смогла ему достойную жизнь обеспечить, с помойки живу. Ося очень переживает». «Ах он переживает, – протянул Венев, – нежный какой! Ладно, больше к вам не полезу».

С той поры Григорий потерял Осипа из вида, до него доходили лишь отголоски сведений: Кошмаров с трудом окончил школу, шлялся без дела, связался с бандитами, сел в тюрьму, вышел, повторил ходку и теперь занимается мелкими, не всегда законными делишками. Хорошо хоть мать не дожила до позора, умерла до того, как Осип впервые очутился за решеткой. Избушка Кошмаровой стояла запертой и потихоньку ветшала, грозя развалиться, как некоторые другие сарайчики, потерявшие хозяев. Но не так давно Веневу донесли, что в домике появился законный владелец Осип Кошмаров.

Меньше всего Григорию Игоревичу хотелось ручкаться с сыном Надежды Ниловны, но разрешить кому-то на свалке самовольничать он не мог, поэтому приказал одному из своих верных слуг: «Сгоняй к Кошмару, да скажи ему: «Вся территория поделена, залезешь в чужой квадрат, никто тебе безопасности не гарантирует». А еще Венев велел тщательно присматривать за Осипом. «Наружное наблюдение» не подвело, соглядатаи докладывали регулярно. Вскоре Григорий забеспокоился. Осип к терриконам не совался, мусор его не интересовал. Кошмаров наезжал в Давыдово пару раз в неделю, запирался в избушке, к нему прикатывали разные люди. Ни шума, ни скандалов, ни драк не было, наоборот, в сараюшке Кошмарова царила тишина, но это пугало Венева больше, чем вопли и склоки.

В конце концов Григорий не выдержал, снова отправил к Осипу гонца с предупреждением: «Не смей здесь свои поганые делишки проворачивать. Проваливай или завязывай с бандитами».

Кошмаров сплюнул сквозь зубы и ответил: «Прав не имеете в мой дом без приглашения вваливаться и условия ставить. Про Константина Лукова слыхали?»

«Известный человек, – согласился посланец Григория Игоревича, – но я с ним не знаком». «Зато я на короткой ноге, – похвастался Осип, – ты видишь перед собой правую руку Лукова, его адъютанта. Засунь поэтому свой язык в задницу и канай отсюда». «Адъютант, значит? – хмыкнул гонец. – Ну-ну».

Через три дня, ночью, сарайчик Надежды Ниловны сгорел дотла. Осип больше в Давыдово не совался, да и некуда ему было наезжать, не на пепелище же с людьми встречаться.

– Он небось решил, что я в пожаре виноват, вот и придумал, как мне нагадить, – спокойно завершил рассказ Григорий, – вас сюда отправил. Наврал про интерес Игоря к квартире.

– Глупо, – оценила я маневр Кошмарова, – мы же разберемся во всем и поймем, где ложь.

Венев улыбнулся.

– А кто сказал, что Осип умный? Дурак по-дурацки и орудует, как был идиот, таким и остался.

Глава 6

Димон встал.

– Извините за беспокойство.

Венев улыбнулся:

– Может, чего еще надо?

– Колено! – вспомнила я. – У нас в квартире все очень старое, дому много лет, капитальный ремонт лет пятьдесят, а то и больше не делали.

– Тань, – поморщился Коробков, – не глупи.

Но я отмахнулась от хакера.

– Купить сантехнику – большая проблема, в ванной настоящие чугунные трубы, к ним сложно приделать современные сливы из пластика, диаметр не совпадает. Я давно ищу колено под раковину, которому больше лет, чем мне самой. Нового, естественно, нигде нет, мечтаю о старом, но целом. Вдруг здесь найдется? Сейчас умывальником практически нельзя пользоваться, из-под него вода вытекает, слесарь перестал приходить, сказал: «Ищи деталь».

– Решим твое горе, – по-отечески заботливо пообещал Венев, взял мобильный и сказал в трубку: – Леня, мне нужна чугунина, вроде той, что Елене Кирилловне отвозили. Сделай милость.

Не успела я поблагодарить Григория, как в избушку влетел мальчик лет тринадцати с мешком в руке.

– Здрассти, дядя Гриша, – с порога заорал он, – дедушка велел вам передать.

– Ну разве так принято говорить? – укорил подростка Венев. – «Здрассти, дядя Гриша». А других людей в избе нет?

– Здрассти, дядя Гриша и остальные, – поспешил исправить свою ошибку мальчик.

Григорий Игоревич вытащил из мешковины кривую железку.

– Она! – удивился Димон. – Думал, никогда не найдем.

– Новая! – подпрыгнула я.

– Не совсем, – улыбнулся Венев, – Леонид трубу в порядок привел, у него руки золотые, хорошо бы и Степа мастером стал.

– Я стараюсь, – обиделся мальчик.

– Молодец, хвалю, теперь донеси нашим гостям трубу до машины, – велел хозяин.

– Сами справимся, – засопротивлялся Димон.

Я расстегнула сумочку.

– Сколько я должна?

– Десять рублей, – ответил Венев.

– Так мало? – недоверчиво спросила я.

– Цену я сам назначаю, – пояснил Григорий, – мог бы и так отдать, но сделаешь подарок, а человеку потом неловко, вроде как отдарить обязан, а если заплатит, его душа спокойна. Червонец с вас, ребятки. Если чего еще захотите, вот визитка.

Коробков взял глянцевый прямоугольник и воскликнул:

– Интернет-магазин «Бабуschка»[1]! Это вы?

– Слышали о моем скромном предприятии? – обрадовался Венев. – Стараюсь идти в ногу с прогрессом.

– Там шикарный выбор пластинок, – восхитился Димон, – я покупал у вас Утесова и Шульженко, люблю старую эстраду, но она не звучит на современных носителях, все очарование пропадает.

– Легкий треск, тихое шипение, иногда иголка подскакивает, – понимающе подхватил Григорий, – для меня это воспоминание детства. Родители сына спать укладывали, а сами гостей собирали, танцевали под патефон. Всякий раз, когда винил вертится, я вижу перед собой папу и маму. Отец лихо фокстрот откалывал. Наверное, и у вас в душе нечто подобное оживает от старых пластинок.

– Ну, мое детство – это железные миски и кровать без белья, – неожиданно признался Димон, – пластинки в моей жизни появились позже, фарцовал ими.

Я с изумлением посмотрела на хакера. Члены бригады Чеслава не распространяются о деталях своих биографий. Про самого босса мне ничего не известно, лишь недавно услышала, что у него есть семья. У каждого ребенка непременно должны быть отец и мать, в сказку про аиста я давно не верю. По этой причине и у Коробкова должны быть родители. После ряда неприятных событий я очутилась у Димона в квартирантках, теперь знаю, что у него есть бабушки, Анфиса и Маргоша, четыре кошки, огромная, лабиринтоподобная квартира и куча бывших любовниц[2]. Хотя я не уверена, что Анфиса и Маргоша, взахлеб сплетничавшие о бабах хакера, говорили правду. За то время, что я живу у Коробкова, он ни разу не приводил в дом посторонних женщин. И вот теперь добавилась еще крупица информации, про железные миски и кровать.

Когда мы вернулись в офис, Чеслав встретил нас с самым мрачным видом.

– Что случилось? – испугалась я.

– Кошмаров умер, – процедил шеф.

– Как? – попятился Димон.

– Насмерть, – сдерживая гнев, пояснил босс. – «Скорая» по прибытии зафиксировала смерть.

– И где он сейчас? – тупо спросила я.

– В морге, им Фатима занимается, – еще больше потемнел лицом Чеслав.

– Как это произошло? – осведомился Димон.

Чеслав потер ладонью затылок.

– Осипа отвели в гостевую, я велел принести ему еды из буфета. Кошмаров отказался от пищи, попросил воды, сладкой, лучше колы, получил бутылку, на моих глазах отвернул пробку, глотнул и через минуту упал со стула.

– Наверное, у него инфаркт, – попыталась я успокоить босса, – неполадки с сердечно-сосудистой системой бывают и в юном, и в зрелом возрасте.

Чеслав скривился.

– Синюшность кожи, судороги… это похоже на перебои с мотором?

– Ну… я не имею медицинского образования, – поспешила я оправдаться.

– Его отравили, – Чеслав стукнул кулаком по столу, – в моем офисе, на моих глазах!

– Маловероятно, босс, – не согласился Димон, – у нас посторонних не бывает.

– Точно! – рявкнул Чеслав. – Кроме меня, отраву ему было некому поднести. Я сам себя подозревать начинаю.

– Яд положили в колу, – засуетилась я.

– Отлично, – ободрил меня Чеслав, – но бутылку я приобрел сам!

– Ты же не пьешь сладкую воду, – не успокаивалась я.

– А сегодня захотел, – признался босс. – Ехал на работу, притормозил у лотка и схватил аж три штуки. Одну бутылку по дороге выхлебал, две другие в кабинет принес.

– Убить хотели тебя! – испугалась я. – Никто ведь не предполагал, что мы приведем Осипа, а ты решишь его угостить. С Кошмаровым все вышло спонтанно.

Шеф внезапно расслабился.

– Я не употребляю лимонад, захотел его впервые за последние лет десять. Решение приобрести колу возникло внезапно, я притормозил у первой попавшейся будки. Кем надо быть, чтобы просчитать заранее эту ситуацию? Гениальным экстрасенсом? Вангой? Я спокойно сплю и не подозреваю, что мне захочется утром выпить фанту-пепси– спрайт-Буратино, а некий профессор Мориарти уже продумал преступление до мелочей, зарядил бутылку и отправил ее в ларек? Бред.

– Ты оставлял Осипа одного? – не сдавалась я.

– Ходил за питьем к себе, отсутствовал минуту, когда вернулся, он выглядел здоровее многих, – недоумевал Чеслав, – а потом глотнул, и все!

– Инсульт! – вынес диагноз Димон.

В ту же секунду у Чеслава зазвонил мобильный, шеф поднес трубку к уху и начал через равные промежутки времени повторять:

– Ага… угу… да… ага… угу… да.

Наконец беседа иссякла, босс положил сотовый на стол.

– Это Фатима.

Я перевела дух. Сейчас Чеслав скажет про сердечный приступ у Кошмарова или кровоизлияние в мозг. Очень неприятно, когда в твоем офисе внезапно лишается жизни человек. Но если ты руководитель бригады по расследованию особо опасных преступлений, а тот, почти незнакомый человек подозревается в некрасивых поступках, то ситуацию нельзя назвать просто неприятной. Не знаю, как отреагирует босс Чеслава на происшествие, а вот следователь Леня Мартынов рассказывал мне о том, что бывает с милиционером, у которого во время допроса скончался задержанный. Можете мне не верить, но ничего хорошего мента не ждет, затеется долгое служебное расследование, парня временно отстранят от работы, кое-кто из коллег предпочтет не общаться с «запачканным» товарищем, другие будут громко выражать сочувствие, третьи станут заговорщицки шептать: «Ничего страшного, все здесь у нас хороши, любой бы на твоем месте не сдержался и вмазал гаду».

А если сотрудника оправдают, вернут ему удостоверение и табельное оружие, он еще долго будет ощущать спиной косые взгляды. Как говорится, ложечки нашлись, а осадочек остался.

У Чеслава в бригаде есть два эксперта. Один из них, Фатима, способна найти иголку в стоге сена. Не было случая, чтобы она не установила причину смерти, не заметила чего-то подозрительного в трупе. Обмануть Фатиму – это все равно что обогнать в математических расчетах суперкомпьютер. Теоретически подобное возможно, а практически никому не удавалось. Если у Осипа случился инфаркт или инсульт, то никаких претензий Чеславу не предъявят. Коли Кошмарова отравили, дело чуть хуже. Начальник моего шефа небось спросит: «Что у тебя в конторе творится, если там людей, как мышей, ядом травят?»

– Она не знает, – дрогнувшим голосом сказал Чеслав.

– Кто? – поразилась я.

– Что? – в рифму поинтересовался Димон.

– Осип был абсолютно здоров, – продолжал Чеслав, – не считая залеченной язвы желудка и небольшой эрозии на слизистой того же органа, более ни одного «сучка». Сердце, легкие, почки, печень как у младенца. Похоже, он не пил, не курил, вел исключительно здоровый образ жизни.

– И умер, – ошарашенно добавила я.

Чеслав кивнул.

– Да. Токсикология, правда, еще не готова, но Фатиме кажется, что никаких интересных результатов она не даст. Видимых признаков отравления нет.

– Ты говорил про синюшность, – напомнила я, – бледность.

Впервые на моей памяти Чеслав был не в своей тарелке.

– В ту минуту, когда я наклонился над телом, – без привычной уверенности сказал босс, – мне показалось, что цвет лица у Осипа странный. Но Фатима не насторожилась. Вероятно, виновато освещение в допросной, там люди делаются на привидения похожи, надо лампы поменять. В горле пересохло. Сейчас приду.

– Не пей колу! – хором сказали мы с Димоном.

– Глупости, – передернулся босс, – мне все равно расхотелось газировки, из кулера налью.

Не успел Чеслав покинуть кабинет, как Коробок схватил телефон.

– Фатя? Озвучь еще раз вердикт по Кошмарову. А-а-а!

– Что? Что? – занервничала я.

Коробок вернул мобильный в карман.

– Ничего. Здоровье бычье. По мнению Фатимы, ему просто приказали умереть.

– Подошли и велели: «Давай, живенько, на тот свет?» – насупилась я.

– Так Фатима сказала, – серьезно продолжил Димон, – по ее мнению, Осипу предстояло доскрипеть до девяноста лет. Читал я в Инете про парня, который умел людей взглядом убивать. Зыркнет на человека и скажет: «Завтра в десять утра ты труп!» И точно!

– Верится с трудом, – фыркнула я.

– За что купил, за то и продаю, – не смутился Коробок, – надо же, Фатя ничего не нашла.

– Иди сюда, – послышался из коридора голос Чеслава.

– Уже стервятники слетаются? – шепнул Димон. – Неужели сюда приехали люди «папы»? Ну и оперативность!

– Тише, – шикнула я.

Босс вошел в кабинет, его лицо было, как всегда, безмятежно спокойным.

– Прошу знакомиться, – бросил он. – Приходько.

Вошедший вместе с шефом парень вежливо сказал:

– Здравствуйте.

– Таня, покажи Приходько офис, – велел Чеслав. – Димон, останься.

Я с трудом удержалась от стона. Просто день сурка! Утро началось с визита Тамары Владимировны, которую Чеслав в связи с ее заявлением о травле звуком принял за сумасшедшую. И вот дубль два. Снова Приходько. Интересно, какой бзик у этого?

– Пойдемте, – защебетала я, – сюда, пожалуйста. Мы сейчас находимся в холле. Обратите внимание, с правой стороны стоит кулер, из которого добывают кипяток и прохладную воду. Еще здесь два дивана, кресло и столик с журналами. Пресса не очень свежая, но познавательная.

– Зуб заболел, – неожиданно объявил псих, – у меня там камера.

– Очень интересно, – кивнула я, – любите кино снимать?

– Предпочитаю смотреть, – улыбнулся умалишенный.

– И то правда, – подхватила я, – с открытым ртом долго не поработаешь.

Парень покосился на меня.

– С открытым ртом? Зачем?

– Если камера в зубе, то как иначе ею пользоваться? – спросила я. – Исключительно с разжатыми челюстями.

– Почему, – не понял парень, – Федя?

– Извините, я Таня, – широко улыбалась я, – Федор – мужское имя.

– Правильно, – не стал спорить собеседник. – Федей женщину не назовут.

– Давно у вас во рту камера? – поинтересовалась я.

Парень чуть отодвинулся от меня.

– Ну… а что?

– Просто интересно, – защебетала я, – наверное, здорово уметь снимать? Давно хочу научиться, но времени нет.

– М-м-м, – протянул «Приходько» и замолчал.

Я попыталась изобразить радушную хозяйку:

– Присаживайтесь.

– Спасибо, – прозвучало в ответ.

Мы устроились на диване. Поскольку я категорически не понимала, что следует делать с психом и по какой причине Чеслав велел мне показать ему офис, то тем для беседы нашлось мало. Я решила прибегнуть к наиболее проверенной:

– Хорошая погода на дворе.

– Не заметил, – без особой приветливости отозвался подопечный.

– Тепло, но не жарко, дождь не идет, – пела я.

– Не заметил, – повторил псих.

– Ты по улице не шел? – не выдержала я.

– Не, меня прямо в автобусе с Марса доставили, – прозвучало в ответ.

– Ты с Марса, – обрадовалась я, – ну как же я раньше не догадалась! У всех марсиан в зубах камеры.

Бровь умалишенного поползла вверх.

– Да?

– Ну, конечно, – щебетала я, – и как там, на Марсе?

– Нормально, – не пошел на контакт идиот.

– Никогда у вас не была, – абсолютно честно заявила я.

– Там баб нет, – нехотя признался «марсианин».

Я зацокала языком.

– Кругом одни мужики?

– Буфетчицы Зина и Валя, – вздохнул «Приходько», – но их за женщин считать трудно.

– Почему? – обрадовалась я завязавшейся беседе.

– Зина усы носит, а Валентина любого в нокаут отправит, – поежился псих, – в ней двести кило веса.

Я понимающе кивнула. До меня дошло, как обстоит дело. Бедняга удрал из психбольницы, Зинаида и Валя – это санитарки. Дело за малым, надо выяснить, откуда он смылся, и вернуть его назад. Многие на моем месте задали бы прямой вопрос: «Где тебя лечат?»

Но я прекрасно знаю: с теми, у кого крыша в полете, следует быть осторожной, делая вид, что веришь в больные фантазии.

– Далеко до Марса? – приступила я к сбору информации.

– Четыре часа, меня укачало по дороге, – признался больной.

– Конечно, в ракете невесомость, – с умным видом кивала я, – мне бы не хотелось долго висеть вниз головой. А ты, похоже, отлично справился с этой проблемой.

– На ракете? – переспросил псих. – В невесомости? Ну этта… того… самого, я на автобусе ехал!

Мои губы расползлись в улыбке.

– Ох, извини! Совсем забыла! Ведь недавно изобрели рейсовые космические «Икарусы»! Они по маршруту Земля – Марс ходят.

– Никакого регулярного сообщения нет, – оторопело уточнил «марсианин», – только меня привезли.

– Хорошо, хорошо, не нервничай, – нежно прокурлыкала я. – А где ты на Марсе живешь?

– В квартире, – после небольшого колебания ответил собеседник.

– Здорово! Один или с соседями?

– Комната и кухня отдельные, – ответил «Приходько», – сортир тоже.

– Наверное, у вас там очень красиво, – вздохнула я.

– Обычное поле, – пожал плечами парень, – и две трехэтажки. Тоска зеленая.

– И много там зеленых человечков? Я думала, на Марсе, наоборот, все красное! – оживилась я.

Парень встал и пересел в кресло.

– Не, у нас все серое, пыльное.

– Сам про зелень говорил, – начала я терять терпение.

– Тоска зеленая, – повторил псих, – в смысле развлечений нет, клубов, ресторанов, одни ежи с калашами.

Если сообщение про автобус, на котором парня за четыре часа доставили с Марса на Землю, я выслушала спокойно, то рассказ про ежа с автоматом выбил меня из равновесия.

– Можешь посидеть минутку в одиночестве? – поинтересовалась я у гостя.

– С удовольствием, – кивнул тот.

Я схватила со столика журнал.

– Почитай пока. Ты знаешь наши буквы?

– В каком смысле «наши буквы»? – заморгал сумасшедший. – Есть еще другие?

– Латиница, кириллица, арабская вязь, иероглифы, узелковое письмо майя, – перечислила я, – существует много видов письменности. Вот у вас, на Марсе, как пишут?

«Пришелец» пару раз оглянулся и шепнул:

– Как везде. По-русски. Я иностранными языками не владею, но непременно научусь по-английски говорить.

Я пошла по коридору в сторону кабинета Чеслава, громко говоря на ходу:

– Вот и молодец! Умница! Засядешь за словари и освоишь все наречия мира.

Глава 7

Чеслав и Димон рассматривали что-то на экране ноутбука, но мое негодование заставило забыть про хорошее воспитание и служебную дисциплину.

– Что мне с этим дураком делать? – спросила я. – Будь добр, Чеслав, уточни!

Босс оторвался от компьютера.

– С кем?

– Ты велел ознакомить Приходько с офисом, – напомнила я.

Чеслав кивнул.

– Верно. И как дела?

– Он увидел кулер, – хихикнула я, – сейчас изучает журнал «Разведение кур».

Димон и шеф вытаращили глаза.

– При чем здесь птица? – спросил босс.

Я решила на всякий случай продемонстрировать свою образованность:

– Курица не птица, она… э… она…

– Насекомое, – подсказал Димон.

– Конечно нет, курица… – Я попыталась четко классифицировать несушку: – Она…

– Перьекрылое, ногастое, яйценоское, – опять вмешался Коробок.

– Мы собрались углубиться в дебри зоологии? – поинтересовался Чеслав.

– Нет, – опомнилась я, – почему вы заговорили о курах?

Хакер погладил меня по голове.

– Не плачь, тебя вылечат.

– Ты упомянула, что Приходько читает издание «Разведение кур», – улыбнулся Чеслав, – меня удивил выбор литературы.

– Он взял журнал со столика, – пояснила я.

– У нас в холле есть такой? – изумился босс. – Откуда?

Я пожала плечами, там еще валяется «Разведение черепах в условиях Подмосковья». Кто ж ответит, как он к нам попал.

– Что не так с Приходько? – моргнул Чеслав.

– Все! – топнула я ногой. – Во-первых, он Приходько, во-вторых, прилетел с Марса на автобусе, добрался оттуда за четыре часа, в-третьих… У них по планете ходят ежи с автоматами.

Чеслав расхохотался. Я никак не ожидала от него такой реакции, тем более сегодня, поэтому замолчала, а шеф открыл дверь кабинета и крикнул:

– Федя, иди сюда!

Когда стройный парень вошел в комнату, Чеслав, с трудом удерживая новый взрыв смеха, произнес:

– Знакомьтесь, Федор Приходько. Наш практикант.

Федор кивнул.

– Здрассти.

– Эй, эй, его фамилия Приходько? – обомлела я. – То есть он не Приходько, в смысле Приходько, а Приходько в смысле паспорта?

Чеслав закрыл ноутбук.

– Согласен, получилась путаница, нам потребуется сменить шифр.

– Отлично подойдет «Броненосец», – предложил Димон.

– Почему? – не понял босс.

– Татьяна сегодня сказала, что у него восемь ног, – с детским восторгом объявил Коробок, – вот я и вспомнил.

– Восемь ног? – заморгал шеф.

– Тамара Владимировна задала загадку, – ввела я Чеслава в курс дела. – У броненосца две передние лапы, две задние, две левые, две правые. Сколько всего?

– Она ответила «восемь»! – подпрыгнул Коробок.

Чеслав потряс головой.

– Молодец!

– Что не так? – разозлилась я. – Вы полагаете, что их у животного может быть меньше? Например, семь?

– При помощи нечетного количества конечностей передвигаться трудно, – высказал свое мнение Федор, – даже дураку ясно.

– А ты можешь раздавить яйцо в ладонях? – налетела я на парня.

– С ума сойти, – пробормотал Чеслав. – Таня, успокойся! Да что с тобой? Яйца кокать не будем.

– Разбить любой дурак сможет, – уперлась я, – а ты его раздави. И вообще, этот Федя говорил, что он с Марса!

Я ожидала, что Чеслав нахмурится или удивится, но он спокойно кивнул.

– Верно, с Марса.

Я кинулась к шефу:

– Чеслав, ты как себя чувствуешь?

– Соответственно обстоятельствам, – спокойно ответил он. – «Марс» – это аббревиатура, а не название планеты. Московский автономный ресурсный спецотдел. Сокращенно МАРС. И Федора привезли в Москву на автобусе.

Я вжала голову в плечи. Осенью прошлого года, когда все в моей жизни казалось стабильным, а квартира еще не сгорела, мне позвонила соседка с пятого этажа, милейшая Верочка Лапутина, и попросила: «Таняша, умоляю, сходи сегодня к моему Сережке в садик на праздник. Они там день мамы и бабушки устраивают, специально стихи разучивали». «В принципе, мне не трудно, – осторожно ответила я, – у меня выходной. Но что мне прикажешь делать на торжестве в честь ближайших родственниц?» «Воспитательницы выпендриваются, – пустилась в объяснения Вера, – нет бы концерт устроить, песенки спеть, и хорошо. У нас, блин, царство Макаренко, целое представление запланировали. Каждый ребенок свой стишок разучил. Малыш выйдет на сцену, к нему присоединится мама, крошка ей вроде как подарок делает! Я чуть не поседела, пока мы с Сережкой его многостишие затвердили. Нас предупредили: в одиночку он выступать не будет, исключительно в моем присутствии. И что выходит? Столько с парнем мучились, зубрили, теперь меня со смены не отпускают, а Сереге плакать? Выручи! Без разницы, кто из семьи придет: бабка, тетка, дедка, репка, мышка-норушка. Скажешь, что ты моя двоюродная сестра. Я уже Сережке на мобильный позвонила, он так обрадовался: «Люблю тетю Таню, от нее конфетами пахнет».

Я подивилась, что у шестилетки есть сотовый, но не высказалась вслух, просто успокоила Веру: «Уже собираюсь. Надо что-то взять с собой?» «Вот я дура беспамятная! – заголосила Верушка. – Велено всем взрослым быть в масках». «Каких?» – деловито уточнила я. «В любой, какую купишь, – пояснила Лапутина, – их в супермаркете на первом этаже видимо-невидимо, купи самую удобную, я тебе деньги верну».

Я достала из шкафа платье в мелкий цветочек, накинула на плечи кардиган и поспешила в садик, рассчитав время на поход в магазин.

Верушка слегка напутала: на первом этаже торгового центра находились громадный сетевой продмаг и аптека, всяческие лавчонки гнездились на втором, и ни в одной не было масок, никаких, ни из папье-маше, ни из бумаги, ни из пластмассы. Но в конце концов мне повезло: витрину одного из магазинов детской одежды украшал манекен, чье лицо прикрывала маска козы. Продавщица впечатлилась моим рассказом про праздник и любезно согласилась продать «козью морду».

В зал я вбежала последней, остальные родители уже успели занять места. Я нацепила маску в коридоре, толкнула дверь, прошла несколько шагов и приклеилась к красной ковровой дорожке, купленной, похоже, лет пятьдесят назад.

Все скамейки были заняты женщинами в масках. Папы и дедушки редкие гости на детсадовских мероприятиях, поэтому сейчас в просторном помещении скопилась исключительно дамская компания. Мое появление вызвало бурный восторг, кое-кто тихо заржал, а кое-кто не постеснялся ткнуть в меня пальцем и сказать: «Круто принарядилась».

Спросите, почему они так развеселились? Они-то все прикрыли лица медицинскими масками, которыми пользуются врачи и медсестры. А я красовалась в маске козы. Более того, в образе мамы семерых козлят мне пришлось выйти на сцену, воспитательницы не разрешили снять маску. «В городе начинается эпидемия, – заявили они, – или так выступаете, или до свидания».

Вот и сейчас, услышав про Марс и автобус, я снова ощутила себя козой.

– Чем ей моя фамилия не понравилась? – забеспокоился Федор.

– Тань, не расстраивайся, – утешил меня Димон, – услышь я про Приходько с Марса, руки бы скрутил парню.

– Он еще говорил про камеру в зубах! – наябедничала я.

– Камера в зубах? – переспросил Чеслав и повернулся к парню. – Федор, это правда?

Приходько оттопырил нижнюю губу.

– Угу, она меня привела в холл и про журнал сказала: «Можно почитать, правда, он старый».

– Говори побыстрее, – попросил Димон, – какое отношение журнал имеет к зубам и почему у тебя в клыках объектив?

– Она сказала про прессу, – по-прежнему неторопливо продолжал Федор, – я подумал: «Такие же древние газеты у дантистов в приемной». Вспомнил, что у меня выпала пломба, и говорю: «В зубах каверна».

– Камера! – поправила я.

– Каверна, – не сдался Федор, – в смысле дырка. Выстроил в уме логическую цепочку и поделился бедой, а ты не поняла ход моих мыслей, хотя он очень прост: старый журнал – стоматолог – зубы – каверна.

Я повернулась к Чеславу.

– Приходько упоминал камеру!

– Каверну, – не дрогнул новый коллега, – ты просто ослышалась.

– Каверны бывают в легких, – встал на мою защиту Димон.

– В зубах тоже, – не усомнился в своей правоте Федор.

– А ежи с калашами? – прошептала я.

– У нас так охрану называют, – пояснил практикант, – из-за касок с антеннами.

– Все. Забыли. Камера-каверна, журнал-зубы, – приказал Коробок.

– Таня, вы тут с Димой поговорите, – вздохнул Чеслав, – я сам Федору экскурсию по офису устрою. Пошли!

Новичок беспрекословно двинулся за боссом.

Димон откашлялся.

– Вернемся к делу. Странная штука получается. Осип по приказу некоего N решил убить Тамару Владимировну.

– Может, лишить ее жизни было идеей Кошмарова, – не согласилась я, – ему велели очистить квартиру. Заказчик понял, что Куклина не хочет выезжать, и решил избавиться от старушки.

– Убивают из-за жилплощади сейчас редко, – протянул Димон.

– Людей всегда напрягал квартирный вопрос, – вздохнула я.

– Теперь можно купить хату на любой вкус, – не согласился Коробок. – Ну уперлась бабка рогом, плевать на нее, подберу себе другой вариант.

– Олигарх хочет именно хоромы Моти и Тамары Владимировны, – предположила я.

– Почему? – пожал плечами Димон.

Я начала загибать пальцы.

– Центр города, старое здание, богатые соседи, редкой красоты зал с арочными окнами.

Коробок живо нашел контраргументы:

– Машину припарковать негде, двора нет, никакой охраны, пока разрешение на перепланировку от БТИ получишь, полжизни пройдет. И площадь маленькая!

– Да у Тамары Владимировны бальный зал в семьдесят метров, – возмутилась я.

– И две конурки размером с рюмку, – присовокупил Коробок.

Я ринулась в бой:

– А про Мотю забыл?

– Огромный санузел и спальня для гнома, – хмыкнул хакер, – что получится, если скупить весь этаж? В общей сложности сто квадратов, стандартная столичная трешка, не масштаб для толстосума. Нынче так: если берлога меньше трехсот метров, то считается, что квартирка скромная. Двухэтажный пентхаус или, наоборот, парочка уровней под землей – вот где крутизна.

– Осип говорил о любовнице с ребенком, – покачала я головой, – его клиент не себе жилье подыскивал.

Но Коробок не захотел меня услышать. Он продолжал размышлять вслух:

– А наш нувориш, похоже, нацелился именно на гнездышко Куклиной и Бурмакиной. Почему? Аргументы типа «роскошный вид из окна» не принимаются.

Я взглянула на Димона.

– Дело за малым, надо вычислить личность покупателя и задать ему вопрос: «Котик, за фигом тебе задыхаться в центре, если за те же деньги можно приобрести домик в лесу?»

У Чеслава на столе зазвонил телефон. Хакер снял трубку и не очень вежливо спросил:

– Кто там?

Похоже, с той стороны ответили нечто малоприятное, потому что лицо Коробкова вытянулось.

– Ты уверена? Ага, ясно. Хорошо, сейчас доложу.

– Что случилось? – занервничала я.

Но Димон уже набирал номер.

Не успел Чеслав войти в кабинет, как Коробков вскочил из кресла.

– Помнишь Сяо Цзы?

Шеф на секунду утратил невозмутимость.

– Харитонова? Всерьез спрашиваешь?

– Он убил Осипа, – отрезал Коробок.

Чеслав прислонился спиной к стене, на которой висел большой календарь.

– Дима, успокойся. Харитонов давно мертв.

– Фатима нашла синяк, – сообщил Коробок, – от ручки.

Шеф моргнул.

– Мне она ничего не сказала.

Димон кивнул.

– Так он не сразу проявился, Фатя решила на всякий случай еще раз тело осмотреть и увидела под спецлампой характерный кровоподтек.

Чеслав сел за стол.

– Еще раз прошу тебя перестать нервничать. Сяо Цзы нет. Он, если помнишь, давно покойник, его похоронили.

– Осиновый кол в его тело не забили, вот он и воскрес, – брякнул Димон.

– Маловероятно, – протянул шеф, но в его голосе я неожиданно услышала сомнение и влезла в разговор:

– Простите, я ничего не понимаю! Кто такой Сяо Цзы?

Димон покосился на Чеслава.

– Рассказывай, – велел босс.

– Великий и бессмертный гуру, – вымолвил Коробок, – двенадцатое воплощение настоятеля Сяо Цзы, исцеляющий взглядом и карающий дыханием.

– Ты здоров? – испугалась я. – Может, температуру померить?

– Лучше я с самого начала, – остановился Димон. – От печки, как говорится. Иначе ты ничего не поймешь.

Глава 8

В советские времена подавляющая масса наших людей была атеистами, открыто в церковь ходили лишь те, кто не собирался делать карьеру. Если коммунист хотел окрестить ребенка, то увозил его из Москвы и совершал обряд в какой-нибудь глухой деревеньке. За обращение к батюшке могли лишить партийного билета, а вместе с красной книжечкой с профилем Ленина сгинули бы и надежды взобраться вверх по социальной лестнице. Власть очень не любила церковь. К колдунам и гадалкам коммунисты агрессии не проявляли, их просто не воспринимали всерьез. К знахарям и бабкам-костоправкам ходить позволялось, травниц считали народными лекарями, заговаривать грыжу, пить ромашковый чай и лечить радикулит в бане не возбранялось. Одно плохо: старухи, практиковавшие в городах и весях, украшали свои комнаты иконами, жгли свечи и читали молитвы. Но в конце концов, последние можно было принять за заговоры. О том, что на свете существует особый вид людей, способных вернуть здоровье при помощи пассов руками, слышала лишь небольшая часть интеллигенции, про экстрасенсов население узнало только в конце семидесятых. В московских домах шептались о некой Джуне, которая лечит самого Брежнева. Легенды о ней росли и ширились. Кое-кто говорил, что свой дар Джуна открыла случайно: мол, работала официанткой в кафе, пролила чай на костюм посетителя, испугалась, поводила ладонями над пятном, и оно исчезло. Другие озвучивали иную версию. Джуна попала под машину, очнулась в реанимации, увидела женщину с крыльями, которая заявила: «Теперь твоя судьба лечить недужных», и ощутила в руках силу.

Как на самом деле Джуна пришла к мысли о целительстве, не знал никто. К чести женщины, она никогда не занималась саморекламой, не давала интервью газетам-журналам, тихо помогала тем, кто в ней нуждался, никогда не делила пациентов на полезных и никчемных. Если вам хотелось найти Джуну, вы ее находили, она никому не отказывала в приеме. С другой стороны, целительница и не обещала избавления от всех напастей, не сулила вечной жизни, молодости, была честна с пациентами. Кроме всего прочего, Джуна обладала редкой красотой, острым умом и талантом живописца, рисовала замечательные картины и явно была неординарной личностью.

Перестройка разрушила все барьеры, народ ринулся в церковь. Одни искренне поверили в Бога, другие отдавали дань моде. Появилось невероятное количество экстрасенсов, и большинство из них мало походило на Джуну, они активно снимали порчу, венец безбрачия, брались избавить людей от всех существующих и надуманных болезней, естественно опустошая кошельки легковерных граждан. Практически во всех газетах и журналах печатались рекламные объявления ведуний, гарантирующих возврат в семью блудного мужа, исцеление алкоголиков-наркоманов, а также предсказательниц, гадалок и прочих. Народ словно сошел с ума. Ставили перед телевизором банки с водой, чтобы «оздоровиться» заряженной положительной энергией жидкостью, привязывали к больным местам снимок мужчины, обещавшего стопроцентный возврат здоровья, ели семена загадочного растения, которые распространял монах с Тибета, и затаив дыхание слушали по радио речи пра-пра-пра… внучки царицы Клеопатры, обещавшей всем вечную жизнь. С течением времени волна интереса к людям с паранормальными способностями стала спадать, но все равно экстрасенсы не испытывали недостатка в клиентах.

Несколько лет назад в офис к Чеславу, который в то время уже возглавлял бригаду, пришла симпатичная молодая женщина, назвалась Елизаветой и сказала: «Меня убили». «Для покойницы вы слишком хорошо выглядите», – не удержался от сарказма Чеслав.

Посетительница не смутилась. «Понимаю, вам сложно мне поверить. Но скоро я распрощаюсь с жизнью».

Ну и как следовало отреагировать на ее высказывание?

Чеслав напоил Елизавету чаем и, чтобы успокоить явную сумасшедшую, начал потихоньку ее расспрашивать. Посетительница была предельно откровенна.

Она рано потеряла родителей, ощущала себя брошенной, несчастной, у нее не складывалась личная жизнь, и вообще все было плохо, пока судьба не подарила ей встречу с Сяо Цзы.

Однажды бритоголовый мужчина восточной внешности подошел к Лизе в метро и спросил: «Как доехать до «Комсомольской»?»

Елизавета принялась объяснять дорогу и, сама не зная как, очутилась в квартире Сяо Цзы. Понимаю, какие мысли сейчас зародятся у большинства людей, но нет, китаец не был ни насильником, ни грабителем, дома у него жили несколько милых женщин, которые с радостью взяли Лизу под свою опеку, повели себя так, словно незнакомая девушка их сестра, вернувшаяся после долгой разлуки. Лиза каждый день приходила к китайцу в гости. Никто не просил у нее денег, не требовал перевести свою квартиру на его имя, не заставлял молиться, не сажал на диету, не изнурял религиозными ритуалами. Сяо Цзы нельзя было назвать руководителем секты, он просто вернул Лизе семью. И все. Елизавета была счастлива, радость омрачала лишь смерть, которая регулярно приходила в дом Сяо Цзы. Сначала умерла веселая Катюша. Скончалась без видимых причин, вечером легла спать, утром не проснулась. Потом ушла тихая Наташа, а за ней Леночка, которая волшебно готовила национальные китайские блюда. Сяо Цзы всякий раз горевал, достойно хоронил женщин, когда положено, их поминал.

А спустя некоторое время обзаводился новой подопечной, одинокой и молодой.

Один раз Лиза не выдержала и спросила: «Сяо Цзы, почему ты живешь без жены и детей? Находишь тех, кто нуждается в помощи, и бескорыстно их поддерживаешь?» Китаец усадил Лизу на маленькую скамеечку и как всегда приветливо сказал: «Мой род очень древний, я веду свой путь от великого целителя и ученого Сяо Цзы, являюсь его двенадцатым перевоплощением. Святой долг Сяо Цзы помогать несчастным девушкам, за которыми охотится смерть. Я вычисляю их в толпе, беру за руку, привожу в свой дом и охраняю силой ритуалов и специальных молитв. Но иногда смерть оказывается сильнее Сяо Цзы. Остается лишь благодарить небесного покровителя за продление жизни моим подопечным. Помнишь Катю?»

Лиза испуганно кивнула, Сяо Цзы продолжал: «Я остановил ее на краю пропасти. Катерине предстояло упасть из окна. Я заметил ее в толпе и понял: завтра она встретит своего одноклассника, тот предложит ей пойти в кафе, угостит вином, проводит до подъезда и уйдет. Катя войдет в парадное, увидит неработающий лифт, пойдет по лестнице, задохнется, откроет окно, чтобы глотнуть воздуха, ощутит головокружение и упадет. Я не дал ей столкнуться с парнем, увел прочь, подарил несколько лет жизни».

«Но она все равно умерла!» – шарахнулась от пророка Лиза. «Я не в силах нарушить планы дьявола, – спокойно возвестил Сяо Цзы, – могу только обмануть его, оттянуть кончину». «А Наташа с Леночкой?» – прошептала Лиза. «Одну поджидал грузовик с пьяным шофером за рулем, а второй предстояло встретить излишне ревнивого мужчину, который уже задушил одну жену», – не стирая вечной улыбки с лица, объяснил Сяо Цзы. «Значит, мы все будущие жертвы?» – затряслась Лиза. «Когда-нибудь все умрут, – кивнул китаец, – это закон жизни, но мы не исчезнем». «Попадем в рай?» – в надежде предположила Елизавета, которую затошнило от страха. «Перевоплотимся в растения, насекомых, станем деревьями, животными или снова людьми, в зависимости от того, как провели прошлую жизнь, – объяснил Сяо Цзы, – если поступали правильно, то обретем счастье в человеческом образе, если нагрешили, нас опустят на низшую ступень».

Существовать в качестве дуба или коротать следующий век в теле жабы казалось Елизавете непривлекательным, ей хотелось провести еще одну долгую счастливую человеческую жизнь, кроме того, она сообразила: после кончины подруг в очереди к смерти теперь первая она. «Что мне делать?» – зарыдала Лиза. «Не плачь, – утешал девушку Сяо Цзы, – я пока силен и могу сдерживать смерть, но долго это не продлится». «Я умру, – плакала та, – я умру!» «Нет, если пройдешь обряд обращения к небесному императору», – пообещал Сяо Цзы. «Как это?» – прошептала Лиза. «Сложная церемония, к которой надо готовиться. Хочешь дожить до ста лет?» «Да, да, да», – закивала Лиза. «Тогда слушай меня, – приказал китаец, – главное, пойми: я твой учитель, подчиняться мне надо беспрекословно и не задавать вопросов. Если усомнишься хоть на миг в правильности моих действий, начнешь спорить, смерть разрушит охрану и сожрет тебя». «Ой, страшно, – затряслась Лиза, – а что мне предстоит делать?» «Сначала проведем очистительное голодание, – объявил Сяо Цзы, – с сегодняшнего дня ты живешь здесь, в свою квартиру ночевать не ходишь». Бедной Елизавете оставалось только согласиться. «И ничего не говори остальным членам нашей семьи, – предостерег Сяо Цзы, – иначе смерть».

Несколько месяцев Лиза сидела на диете, которая оказалась совсем не тяжелой. «Овощные» дни чередовались с «мясными», из рациона исключили лишь конфеты и сливочное масло. Каждый день Елизавета совершала водные процедуры, занималась гимнастикой под руководством Сяо Цзы, читала классическую литературу, слушала хорошую музыку. Сяо Цзы занялся образованием девушки, водил ее по музеям, Лизочка восхищалась умом китайца: ей казалось, что он знает все. По вечерам, оставшись вдвоем, они совершали обряд очищения. Мылись в ванне, пили специальный настой и укладывались спать в разных постелях.

Сяо Цзы ни разу не выказал ни малейших намеков на интимные отношения, он вел себя как добрый отец, и это внезапно стало злить девушку. А еще в ней шевелилось раздражение, когда Сяо Цзы уделял внимание новым членам семьи, Олесе и Нине, тоже приведенным, так сказать, с улицы. В конце концов Лиза поняла: она влюблена в китайца по уши. Скажи девушке кто несколько лет назад, что она будет сходить с ума из-за лысого дядечки азиатской внешности, она рассмеялась бы этому человеку в лицо, но ее не мог не привлекать рыцарь без страха и упрека, добрый, щедрый, умный мужчина. О таком мечтает каждая женщина.

И как назло, именно в тот момент, когда Лиза осознала свои чувства к Сяо Цзы, тот стал проводить с ней сеансы массажа. Она не выдержала, бросилась на шею китайцу и призналась ему в любви.

Реакция Сяо Цзы оказалась странной. Он нежно обнял Лизу и сказал: «Хорошо. Теперь ты готова победить смерть, получила нужные силы». «Для чего?» – не поняла Лизавета. «Смерть отступает, когда появляется новая жизнь, – вздохнул китаец, – родишь сына и доживешь до ста лет». «У меня нет мужа, – густо покраснела Лиза, – и я вообще… никогда… ни с кем…» «Ты любишь меня, – улыбнулся Сяо Цзы, – что еще надо? Вечером мы по особому обычаю отпразднуем нашу свадьбу, но помни: главное – сохранить тайну. Рассказать о своих чувствах подругам можно лишь после появления на свет сына». «А вдруг родится девочка?» – прошептала Лиза. «Нет, – уверенно сказал Сяо Цзы, – только мальчик. Без всяких сомнений, ты принесешь мне сына».

Сексуальная жизнь доставляла Лизе одни радости, она не имела никакого интимного опыта, но слышала рассказы коллег по работе и понимала: то, что творится у нее в постели с Сяо Цзы, не похоже на их нудные отношения, именуемые «семейным долгом». Елизавета была абсолютно счастлива, она окончательно растворилась в гражданском муже, подчинялась всем его правилам и с трепетом ждала наступления беременности. Но увы! У них ничего не получалось.

После года бесплодных попыток Сяо Цзы неожиданно принес в спальню огромную свечу фиолетового цвета. Когда он зажег фитиль, Лиза ощутила странный запах, сладкий и горький одновременно, у нее закружилась голова и возникло ощущение опьянения.

«Что это?» – спросила она у мужа. «Надеюсь, вдыхание дыма поможет тебе забеременеть», – улыбнулся тот. Наутро Лиза с трудом встала с кровати, ее тошнило, ноги разъезжались в разные стороны, тело казалось легким, словно шарик, наполненный гелием, ей было трудно заставить себя ходить прямо. «Я заболела», – испугалась Елизавета. «Нет, – успокоил ее Сяо Цзы, – это действие свечи кунг». «Прежде мне от всех обрядов становилось только лучше, – жаловалась Лиза, – а сейчас очень плохо». «В жизни бывают разные моменты, плохие и хорошие, от того, не загордился ли ты в минуту благоденствия, зависит, сколь длинной окажется черная полоса, а от того, с каким настроением ты отнесешься к испытанию, – как скоро вернется белая», – без малейших признаков волнения ответил китаец.

Слова Сяо Цзы всегда успокаивали Лизу, но в этот раз ей вдруг стало страшно. Она неожиданно вспомнила, что незадолго до смерти и Катя, и Наташа, и Леночка чувствовали головокружение, слабость, у них пропадал аппетит. Но больше всего Лизу напрягло другое воспоминание. До того, как стать гражданской женой Сяо Цзы, она всегда уходила ночевать домой. Что происходило в квартире китайца ночью, девушка не знала. Катя, Наташа и Леночка поступали так же, однако во время болезни, которая предшествовала их смерти, каждая из них жила у Сяо Цзы. Он им говорил: «За больной следует ухаживать, вдруг ей ночью плохо станет. Вы днем за своей сестрой приглядите, а я после захода солнца».

Но забота не помогла. Все девушки умерли. И последнее. В комнате, где лежали больные, по утрам пахло чем-то странным, сладким и горьким одновременно.

– Я узнала этот запах, – шептала Лиза, – такой аромат издавала та фиолетовая свеча. Со мной происходит то же самое, что и с ними. Я умираю.

Чеслав не первый год работал в бригаде, он наслушался и насмотрелся всякого, поэтому приучил себя ничему не удивляться и не верить пустым рассказам без каких-либо доказательств.

– Сходите к доктору, – посоветовал он Лизе, – сдайте анализы, пройдите обследование. Ваш организм еще молод, если вовремя начать лечение, он сам справится с вирусом или инфекцией.

– Они умерли, – безнадежно повторила Лиза.

– Ваши подруги обращались к врачам? – поинтересовался Чеслав.

– Их лечил Сяо Цзы, – опустила голову Елизавета, – китайская медицина сильнее русской. Иглоукалывание творит чудеса, сборы трав, порошок из пиявок, высушенные глаза жабы всем помогают.

Шефу в особенности понравилось сообщение про пиявок и лягушек. Но он не мог позволить себе расхохотаться, Чеслав разозлился и резко сказал:

– Хоть десять ящериц на обед слопай, аппендицит не пройдет. Иногда, кроме гомеопата, требуется хирург и антибиотики. Вероятно, в квартире Сяо Цзы есть плесень или грибок которые губительно действуют на человека. Надо пригласить санэпидемстанцию, сделать дезинфекцию жилья и отправиться к хорошему врачу. Хотите, дам вам адрес медика, которому можно доверять?

Лиза неожиданно подняла юбку.

– Видите пятно?

– Где? – смутился Чеслав.

– На бедре, – прошептала девушка, – оно появилось сегодня утром. Точь-в-точь такое было у Лены. Я видела, потому что одевала ее тело, и у Наташи с Катей такой синяк имелся, маленький, но приметный. А теперь вот у меня. И знаете что? Сегодня ночью я проснулась, ну не совсем, а так, была в полудреме. Лежу в кровати, свеча пахнет, дым мозг заволакивает, я как пьяная. Тут дверь тихонечко открывается, появляется Сяо Цзы и тихо-тихо спрашивает: «Лиза, ты как?» Я хочу ему ответить, а не могу, язык не шевелится, веки не приподнимаются, лишь чуть-чуть щелочки открылись. Вижу я, как Сяо Цзы к кровати подошел, одеяло откинул, мою рубашку приподнял и к бедру что-то приложил, холодное, типа авторучки. Подержал недолго, в карман ее убрал, снова меня накрыл и давай молитву читать, а в ней такие слова странные. Всего я не запомнила, но отдельные выражения повторить смогу: «В следующий раз вернись человеком» и еще: «Уходи без боли и страха, с любовью в сердце». Если честно, я дико перепугалась, подумала, что он меня на тот свет отправляет, и тут заснула. Утром просыпаюсь, на ноге синяк, как у тех, кто умер. И я подумала: вдруг он сам всех убил?

– Кто? – уточнил Чеслав.

– Сяо Цзы, – еле вымолвила Елизавета, – мы все перед ним чем-то провинились, и он нас на кладбище спроваживает.

Чеслав упросил Лизу поехать к врачу. Он не верил в версию о китайце-чудовище, который живет с девушками, а потом лишает тех жизни. Да и о каком преступлении в этом случае могла идти речь? Сяо Цзы не причинял подопечным ни малейшего зла, не издевался над ними, не насиловал, не бил, не заставлял тяжело работать. Лиза выглядела вполне здоровой, ну разве что чуть тощей на вкус шефа. На ней была хорошая одежда, в ушах сверкали серьги, на пальцах – кольца. Чеслав решил, что у посетительницы психические проблемы, и побоялся отправить ее домой. Особе с манией преследования лучше находиться под наблюдением доктора, поэтому шеф отвез Елизавету к своему знакомому, дипломированному психиатру, и попросил задержать пациентку до того, как за ней не явится сожитель. Одновременно с этим Чеслав позвонил по телефону, который оставила ему Лиза, услышал милый женский голос и попросил:

– Позовите Сяо Цзы.

– Он вернется к девяти вечера, – прозвучало в ответ.

Чеслав представился и рассказал о визите Елизаветы.

– Она нашлась! – обрадовалась женщина. – Спасибо вам, я очень нервничала. Лизочка заболела, подцепила грипп, Сяо Цзы велел мне с работы отпроситься и поить Лизу каждые два часа целебным отваром. Я всего-то на полчаса в булочную отлучилась, вернулась – а ее нет.

Чеслав обрадовался: вирусное заболевание может сопровождаться бредом, до ночи Лиза будет у доктора, потом ее заберет Сяо Цзы. Вот только психиатра следовало предупредить о гриппе. Босс набрал телефон приятеля, но тот не снял трубку, соединиться с ним Чеславу удалось лишь через два часа, и он узнал шокирующую новость: Елизавета скончалась после внезапного судорожного припадка.

Глава 9

Не стану мучить вас длинным рассказом, сразу сообщу развязку. Патологоанатом, тщательно изучив тело Лизы, пришел к выводу, что она была абсолютно здорова. Синяк на ее бедре оказался… печатью в виде дракона.

– Такое впечатление, что в нее ткнули чем-то вроде сигареты. На конце была гравировка в виде мифического персонажа, – объявил эксперт.

– Есть ожог? – уточнил босс.

– Нет, – помотал головой прозектор.

– При чем тогда сигарета? – разозлился шеф. – И она мягкая, при нажатии сломается.

– Я подобрал неудачное сравнение, – смутился собеседник, – представь неочиненный карандаш, у которого на тупом конце выбита фигурка дракона. В Лизу с силой ткнули таким предметом, образовался маленький синяк, но в лупу его хорошо видно. Теперь понятно?

– Ты златоуст, – кивнул Чеслав, – значит, просто синяк? Уколов нет?

– Ни единого, – заверил эксперт.

Но шеф не успокоился. Ситуация показалась ему подозрительной. Не совсем законным образом он заполучил отпечатки пальцев Сяо Цзы. Шеф применил старую как мир уловку – в дверь к китайцу позвонила женщина и сказала: «Жильцы собирают деньги на похороны одинокого соседа. Дайте, сколько не жаль!»

Сяо Цзы вежливо кивнул и подал купюру, а тетушка протянула ему лист бумаги и ручку со словами:

– У нас все по-честному, распишитесь, пожалуйста, в ведомости, чтобы не дай бог инициативную группу в мошенничестве не обвинили.

Ручка была обработана особым составом, эксперт получила материал для исследования. Чеслав пробил отпечатки по базе данных и ахнул. Сяо Цзы оказался Эдуардом Харитоновым, бурятом по национальности, трижды судимым за кражи.

«Китайца» спешно привезли к Чеславу, и шеф стал беседовать с Эдиком.

Отпираться Харитонов не стал, наоборот, без вранья рассказал о себе правду. Последний срок Эдик мотал на зоне далеко от Москвы, вместе с ним в бараке оказался Николай Шундун, увлекавшийся восточной философией и религией. Вместо курева и чая Шундун получал с воли книги, он поражал все население зоны тем, что в суровую уральскую зиму спокойно выходил на лесоповал в тонком ватнике, никогда не мерз, ни разу не заболел и ни на что не жаловался. Когда Эдик увидел, что Николай в одних трусах, с ведром воды в руках идет за дверь барака, он испугался и кинулся к отрядному со словами: «Шундун с ума сошел! На календаре декабрь, а он загорать собрался!» «Первый раз представление видишь? – заржал офицер. – Любуйся».

Эдик прижался носом к окну. Ему открылось поразительное зрелище. Николай, голый, если не считать плавок, стоял босыми ногами на снегу, подняв руки вверх.

«Чего он делает?» – не понял Харитонов. «Молится своим китайским богам, – пояснил отрядный, – вообще-то он умный, умеет иголки в тело втыкать, всех здесь лечит, мог бы в авторитете ходить, да ничего ему не надо. А еще говорят, Шундун легко убить может. Воткнет иглу не туда, и пишите письма».

Николай тем временем поднял ведро, опрокинул на себя ледяную воду, встряхнулся, как довольная собака, которую обдало летним дождиком, и не спеша пошлепал в барак. «Офигеть», – только и сумел произнести Эдик.

Вечером Харитонов подошел к Шундуну и спросил: «Как ты это проделываешь? Холода не чуешь!» «Могу научить, – спокойно ответил Николай, – если, конечно, ты хочешь!»

Срок у Харитонова и Шундуна был примерно одинаковым, на волю вышли вместе и поселились в одной квартире. Эдик больше не занимался воровством, он честно работал сначала санитаром в больнице, потом выучился на фельдшера и стал ездить на «Скорой помощи». Общение с Николаем кардинально изменило Харитонова. Когда Шундун умер, Эдик назвался Сяо Цзы и решил, что он теперь перевоплощение китайского целителя. В голове у Сяо Цзы была мешанина из буддизма, православия и прочих религий, Эдика нельзя назвать стопроцентно адекватным психически, но этого никто не замечал. На работе «китайца» считали хорошим фельдшером, Николай успел научить друга многим премудростям. Эдик умел ставить иглы, делать массаж, легко справлялся с болями в позвоночнике, мог быстро погрузить человека в сон. С коллегами Сяо Цзы был вежлив и немногословен, он никогда не опаздывал, не отпрашивался со смены, не жаловался на маленькую зарплату и большую нагрузку. Идеальный сотрудник, почти робот. И никто ничего не знал о личной жизни «китайца» и о его главной проблеме.

Сяо Цзы требовался сын: именно в него должна переселиться душа целителя, когда его тело окончит земной путь. Родить мальчика должна была чистая девушка, искренне любящая «китайца». Ей следовало тщательно подготовиться к процессу зачатия, соблюсти определенные ритуалы, и она не должна была испытывать к отцу малыша негативных эмоций. Не стоит спрашивать, откуда Харитонов нахватался таких идей. Эдик шел к назначенной цели осторожно. Он намечал объект, изучал, потом вроде бы случайно знакомился с кандидаткой, приглашал ее к себе и начинал воспитывать будущую мать своего сына. Но вот беда: женщины от него не беременели. Через какое-то время у «китайца» сложилась система: с одной «невестой» он жил, пытаясь зачать ребенка, а две-три других служили запасным вариантом.

Когда Сяо Цзы понимал, что «жена» не способна родить от него, он спокойно убирал ее и начинал «семейную жизнь» со следующей.

Даже Чеслав растерялся, услышав его обстоятельный рассказ. Сяо Цзы ничего не скрывал.

– Моя вера велит говорить исключительно правду, – сообщил он, – ложь портит карму.

– Как ты их убивал? – спросил шеф.

– Я отправлял любимых в рай, – поправил его Харитонов, – на земле их ждали одни мучения. Мне пришлось бы отказаться от прежней семьи и завести новую, чтобы бывшая супруга не страдала в одиночестве, не лила слезы, я освобождал ее душу для встречи с Богом.

– И как ты это делал? – стукнул кулаком по столу Чеслав.

– Сначала проводил обряд очищения, а потом ставил печать дракона, – пояснил Харитонов, – мне ее Николай оставил.

Совершенно не смущаясь, Эдик вынул из кармана футляр, в котором лежал предмет, отдаленно напоминающий авторучку.

– Они ушли счастливыми, – повторил Харитонов, – без страданий. Если женщина испытает мучения, физические и нравственные, это может сильно ухудшить карму ее мужа.

Харитонова, несмотря на его закидоны, признали вменяемым, судили, приговорили к пожизненному заключению и отправили в спецтюрьму. Через год Эдуард скончался и был похоронен на местном кладбище.

«Авторучка» оказалась древней, эксперт не смог сказать, сколько лет орудию убийства. По сути это был инжекторный шприц, которые современная медицина начала применять лишь за несколько лет до поимки Харитонова. Инъекция делалась не при помощи иглы, снадобье поступало в тело под давлением, никакого следа, кроме синяка в виде дракона, не оставалось. Яда в организме Лизы и других эксгумированных жертв Сяо Цзы не обнаружили. Токсиколог находился в тупике.

– Исследовав содержимое «шприца», я могу предположить, что вещество имеет отношение к яду змеи, – не особенно уверенно произнес эксперт, – только не спрашивайте какой! Это не кобра, не гадюка, не эфа. С таким я впервые сталкиваюсь. Древние китайцы – гениальные люди!

Когда Чеслав завершил рассказ, я тут же спросила:

– А куда подевалась «ручка»?

– Лежит в нашем хранилище, – ответил шеф.

– Точно? – не успокаивалась я.

– Непременно проверю, – сказал Чеслав.

– Все улики по делам, которые проходили через нашу бригаду, сгруппированы в одном месте, – пояснил Димон, – на складе, под присмотром Горыныча.

– Кто такой Горыныч? – удивилась я.

– Потом об этом, – буркнул Чеслав. – Значит, Осипа лишили жизни при помощи печати Харитонова. Но это невозможно!

– Эдуард давно покойник, – подхватил Димон, – в прессу его история не попала. От нас никогда ничего не утекает. Дело было закрыто, виновный осужден. Точка.

– Значит, было два шприца! – оживилась я. – Может, у китайцев такие «убойные» штучки были пару тысячелетий назад обыденным предметом вроде современной зубной щетки! Надо порасспрашивать историков.

– Когда Фатима проведет анализ синяка на теле Осипа, сравнит его с отметиной, которую оставила «ручка» на теле Лизы, тогда я велю доставить из хранилища печать, – объявил Чеслав, – а вы езжайте домой. Тщательно обдумайте ситуацию, завтра в восемь утра жду от вас версий.

Мы с Коробком вышли из кабинета шефа.

– Смотаюсь-ка я к одному приятелю! – воскликнул Димон. – Он спец по Востоку, наберусь знаний.

– Валяй, – милостиво разрешила я, и мы поехали на лифте в подземный гараж.

Права я получила всего пару месяцев назад, но уже успела понять, что научиться управлять машиной на курсах невозможно. Инструктор дотошно объяснил мне, где газ-тормоз, растолковал принципы безаварийного движения, вбил в голову кое-какие навыки. Я тщательно проштудировала правила, самым честным образом сдала экзамены и выехала на дорогу. Вот тут и начались трудности.

Никто не рассказал мне о странных людях, которые, включив сигнал правого поворота, резко дают крен влево. А чего стоят парни, впадающие в ярость, когда их обгоняет девушка? Члены бригады ездят на мощных внедорожниках, они вдобавок прошли некоторую доработку. В придачу к усиленному двигателю мы имеем «моргалки», «крякалки» и громкую связь. Естественно, спецсигналы используются лишь в крайнем случае, в булочную под вой сирены я не поеду, но мощный мотор не спрятать. Со светофора я стартую значительно резвее других машин, и часто кто-нибудь из водителей, выжав из своей тачки все силы, догоняет мой джип и демонстративно устраивается у меня перед капотом. Угадайте половую принадлежность этих глубоко задетых за живое участников движения?

Предаваясь таким раздумьям, я доехала до дома, открыла дверь, вошла в прихожую, погладила выбежавших кошек и крикнула:

– Анфиса, Маргоша! Идите чай пить, я купила вафельный торт.

Из коридора послышались шаги. Я удивилась. Старушки ходят бесшумно, обе носят тапочки на войлочной подошве и поэтому постоянно меня пугают, подкрадываясь потихоньку и говоря что-нибудь мне в самое ухо. А сейчас я явственно слышу цокот каблучков.

– Привет, привет, – застрекотал нежный голосок, – ты, наверное, Танечка?

Маргоша очень хозяйственная, поэтому в холле у нас всегда включается лишь одно бра, в которое ввинчена пятнадцативаттовая лампочка. Но сейчас я зажгла многорожковую люстру под потолком. Яркие лучи выхватили из полумрака девушку. От удивления я быстро заморгала – передо мной стояла ожившая Барби.

Глава 10

Стройная фигурка незнакомки затянута то ли в длинную кофту, то ли в мини-платье. Точеные ножки с ярко-красным педикюром в босоножках, щедро усыпанных стразами. Белокурые волосы волнами раскинулись по плечам, огромные голубые глаза, пухлый ротик, нежно-розовый румянец довершали картину.

– Ты Танечка? – приветливо улыбаясь, повторило небесное создание.

Я пришла в себя.

– Да. А ты кто?

«Барби» потупила взор.

– Лапуля!

Мне захотелось повторить вопрос. Сомневаюсь, что у красавицы в паспорте написано: «Лапуля Ивановна». Но непонятно откуда взявшаяся в квартире куколка продолжила:

– Димуля тебя не предупредил?

– О чем? – не поняла я.

– Ну… о нас, – засмущалась Лапуля, – мне пришлось убежать. Можно сказать, я свою жизнь спасала. От Виктора.

– От Виктора? – переспросила я.

Лапуля кивнула.

– Это мой муж, очень-очень хороший, но злой! Рассердился, когда узнал, что я люблю Сережу, чуть не убил, бросил в меня слона, хорошо, что попал в тигра, а то бы череп проломил. Я убежала к Андрюше, но у того вторая жена, ей не понравилось, что я в дом пришла, она меня выжила, ужасные условия создала! Рикки чуть не умер. И я пошла к Олегу, но у того же Катя! О!

По щеке Лапули потекла слеза. Я впала в ступор, а «Барби» продолжала:

– Катюша сердитая! Хуже мамы Рикки, она всех перекусала!

– Как? – пискнула я.

– Зубами, – пояснила Лапуля, – ам-ам! И дырка в ноге! У нее ядовитая слюна, рана потом год гниет! Конечно, я испугалась, да и кому бы страшно не стало! Вот и приехала к Димочке! Он меня впустил, успокоил и на работу ушел. Димочка лучше Вити, Сержа и Антона! О Кате уж и не говорю, она… ну… это, короче, пустяк! Ты же на меня не сердишься, Танечка? Димочка сказал: «Танюша моя сестра!» А сестры на невест брата не злятся. Хотя если вспомнить Алису, то в глазах темнеет. Ты не знаешь, как избавиться от катышков?

Я потрясла головой.

– От чего?

Лапуля продемонстрировала нечто темно-красное, что держала в руках.

– Вот! В магазине сказали, что она сделана из шерсти мериноса и никогда не скатается. Обманули! По всей груди катышки! Как их убрать?

При ближайшем рассмотрении вещица оказалась шерстяной кофтой не самого лучшего качества.

– Попробуй побрить, – дала я дельный совет, – можно купить специальную машинку для удаления катышков, но вполне подойдет обычная бритва, только не заряжай новое лезвие, тупое в этом случае лучше.

– Ах, какая ты лапочка, – запрыгала Барби, – кошечка-душечка! Пойду попробую.

– Где Анфиса с Маргошей? – спросила я.

– Одна бабушка взяла красный флаг, сказала, что у нее митинг, вторая отправилась на курсы фламенко, – пояснила Лапуля, – она меня приглашала, но пришлось вежливо отказаться, я хотела ей честно сказать: «Фламенко танцуют одни мумии», но решила, надо соврать, поэтому ответила: «Спасибо, лучше я испеку безе по-королевски». Не всегда следует честно признаваться. Ты согласна?

– Ага, – кивнула я.

– Ах, какая ты лапочка, – вновь восхитилась «Барби», – кошечка-душечка! Ну, я погнала брить кофточку! Хочу носить модненькое, а не одеваться как Арина, жена Виктора, которая вечно в пятнах ходит.

– Вроде супруга Виктора ты! – напомнила я.

– Мы разошлись, когда он слонами кидаться начал, – с улыбкой произнесла Лапуля и убежала.

Я срочно позвонила, услышала голос Коробка и зашептала:

– Кто такая Лапуля?

– Черт! Совсем про нее забыл! – воскликнул Димон. – Она поживет у нас немного. Ты не против?

– Конечно нет, но девушка слегка странная, – промямлила я, – рассказывает про мужа, который швыряется слонами!

– Не обращай внимания, – успокоил меня Коробок, – приеду, все объясню. Кстати, слон был бронзовый, напольное украшение, не живой.

– Она считает себя твоей невестой, – не успокаивалась я.

– Танюша, не парься, – заюлил Димон, – Лапуля милейшее создание, и она феерически готовит, царица у плиты. Главное, никогда не ищи смысла в ее словах.

Я сунула сотовый в карман и пошла на кухню. На столе в широком блюде лежало штук десять печений странного вида. Мне лучше сладкое не пробовать, я полнею от одного взгляда на кексик, но выпечка так соблазнительно пахла!

Пальцы сами собой схватили одно печенье и засунули в рот. Поверьте, никогда я не ела ничего вкуснее. Рука потянулась за второй порцией, третьей, четвертой… Остановилась я лишь тогда, когда блюдо опустело.

Тут мне стало стыдно. Мало того что я съела сладкое, приготовленное для всех, так еще и сделала это, не спросив разрешения у того, кто его приготовил. Подгоняемая угрызениями совести, я пошла в ванную, увидела Лапулю, согнувшуюся над раковиной, и принялась каяться:

– Прости, пожалуйста, честное слово, я не хотела.

Барби обернулась.

– Что случилось?

– Слопала весь твой кондитерский шедевр, – призналась я.

– Ой, тебе понравилось! – захлопала в ладоши Лапуля.

– Очень вкусная вещь, – похвалила я ее, – но не осталось ни крошки.

– Здорово! – ликовала Лапуля. – Я еще сделаю!

– Трудно печь печенье, – ныла я.

– Кто сказал? – заморгала Лапуля. – Десять минут – и противень готов. Не то что катышки!

– Не сбриваются? – удивилась я.

– Дело идет медленно, – приуныла Барби.

– Дай посмотреть, – велела я и отодвинула девушку в сторону.

В рукомойнике обильно пенились белые холмы.

– Что это? – удивилась я.

– Гель гипоаллергенный, – пояснила Лапуля, – я его тщательно взбила для лучшего результата. Теперь, правда, не видно, где катышки. Вот проблема! Жизнь состоит из одних трудностей. Пока их решишь, молодость пройдет! Ужасно.

– Зачем ты намылила свитер? – поинтересовалась я.

– Ну как же? – заморгала нереально загнутыми ресницами Барби. – Ты сама мне посоветовала кофточку побрить.

– Ммм, – простонала я.

– Нельзя по сухому шкрябать, – щебетала Лапуля, – будет раздражение.

Я подавила смех.

– Лосьон после бритья взяла? Или одеколон?

Громадные глазищи Лапули стали еще круглее:

– А надо? Да? Вау!

– Чтобы раздражения не возникло, – захихикала я, – хорошо кремом помазать, вон он, у Димона в шкафчике стоит. Коробок у нас франт, пользуется дорогими средствами по уходу за лицом. Поняла, какую глупость ты сделала?

– Ой! Танечка, – запрыгала Лапуля, – я не всегда сразу хорошо соображаю! Витя говорил, что у меня мозги в тормозной жидкости плавают!

– Дурак он, – констатировала я и пошла переодеваться.

В безразмерной квартире Коробка три ванные комнаты, одной из-за подтекающего мойдодыра лучше не пользоваться, но теперь, когда старьевщик Венев подарил нам чугунное колено, положение изменится. И, если честно, нам хватает и двух.

Поскольку в одной «бане» до сих пор брила свитер Лапуля, я пошла во вторую, спокойно приняла душ, накинула халат и столкнулась в коридоре с девушкой, которая несла на вытянутых руках кофту.

– Катышки исчезли? – поинтересовалась я и чихнула.

– Испарились, – весело подтвердила Лапуля. – Танечка, ты гений! Умница! Красавица! Кошечка-лапочка-душечка!

Я почувствовала резкий запах, опять чихнула раз, потом второй, третий…

– Едкий одеколон, – посетовала Лапуля, – мужчины обожают вонючие духи. Сережа, к которому я от Вити удрала, всегда в магазин со своей женой ходит, та нюхает, дает «добро», а Витя покупает.

Я опять чихнула, вспомнила наказ Димона не вслушиваться в слова Лапули и вежливо ответила:

– Да.

– Сергунька обожал аромат от Пьерро, – зачастила Лапуля, – жуть! Совсем не лапочка! Отрава! Как его Катя терпит? Ну та, у которой сестра Алина, что поехала утешать Витю, после того как узнала, что я убежала, когда он слоном в меня швырнул! Эй, ты почему молчишь?

Я вновь чихнула, поняла, что сейчас мои мозги вылетят через нос, и, стараясь не дышать, решила выяснить, что случилось.

– Ты решила подушиться одеколоном Димона?

– Ой! Танюша! – захихикала Лапуля. – Его парфюмчик очень противненький, гаденький, мерзотненький. Не лапочка! Теперь надо кофточку выветрить.

Из моей груди снова вырвалось «апчхи» и лишь затем вопрос:

– Ты облила свой свитер?

– Точненько, – подтвердила Лапуля.

– Зачем? – взвилась я, пытаясь сдержать очередной чих.

– Ой! Ты же сама посоветовала, – заморгала Лапуля, – сказала: «Лосьон после бритья приготовила? Чтобы раздражения не получилось».

– Только не говори, что ты помазала кофту кремом, – простонала я.

– А разве не надо? – озабоченно сдвинула изогнутые брови Лапуля. – Целая баночка ушла. Она очень маленькая оказалась. Неправильно, что мужской кремик в такой малипусенькой штучке лежит! У парней морды большие, им много кремчика надо! Вот Антон, который раньше жил с Алиной, которая прежде бегала за Костей, чья жена одно время ходила в невестах у Вити, который бросил в меня слона, а попал в тигра, из-за чего я убежала к Сереже, чья Катя…

Меня стало подташнивать.

– Сделай милость, остановись.

– Вау! Я тебя утомила, – расстроилась Лапуля. – Витя часто повторял: «Дура, заткнись». Это обидно звучало.

– Витя хам, – отрезала я, – давай сюда кофту.

– Зачем? Она в порядке, – засопротивлялась Лапуля.

– Лучше испеки еще печенюшек, – попросила я и пошла в ту ванную, где у нас установлена стиральная машина.

Я не очень умелая хозяйка, но запустить автоматическую прачку легко научится даже мартышка. Процесс занял совсем немного времени. Поскольку стиркой в нашем доме занимаюсь исключительно я, у меня все очень здорово организовано. Около машины стоит небольшая этажерка, где я держу порошок, ополаскиватель и отбеливатель. Я слегка ленива, мне нравится, чтобы все необходимое находилось в шаговой доступности, хотя это неправильное выражение, я хочу, чтобы все нужное находилось в «ручной дотянутости», лишний раз идти неохота. До того как я переехала к Димону, его вещи стирала Маргоша. Почему она? Димон постоянно на работе, а Анфиса категорически заявила:

– В коммунистическом будущем женщины непременно избавятся от нудной домашней работы, ее станут исполнять роботы. Чем быстрее мы откажемся обслуживать мужчин, тем скорее они изобретут механических помощников! Пульт для телевизора появился в тот момент, когда одна жена не соизволила подняться из кресла, чтобы переключить симфонический концерт, которым она наслаждалась, на спортивный канал для мужа.

Хорошо иметь твердые принципы! Исключительно из заботы о женщинах будущего Анфиса не берет в руки веник, тряпку и не замечает переполненное мусорное ведро. С другой стороны, кое-кто может сказать:

– Старушке много лет, ей не следует надрываться на ниве домашнего хозяйства.

Вот только бегать на партийные собрания и на митинги у Анфисы сил хватает. Маргоша, похоже, одного возраста с нашей убежденной марксисткой, но до того, как я переступила порог квартиры Димона, именно Марго боролась с бытом, как Иванушка-дурачок с Кощеем Бессмертным. Теперь роль придурковатого сынишки перешла ко мне. Я стираю, убираю, покупаю продукты и забочусь о четырех кошках – Лере, Гере, Клепе и Ариадне.

Маргоша только гладит, и огромное ей за это спасибо. Терпеть не могу стоять у доски, а что не любишь делать, то очень плохо получается. Марго, наоборот, обожает размахивать утюгом. Она включает телик и принимается за работу. Когда я впервые увидела, как старушка старательно отпаривает носки Димона, то помчалась за валокордином. Конечно, это популярное успокаивающее сердцебиение средство не помогает при помешательстве, но мне захотелось оказать Маргоше хоть какую-нибудь помощь. Теперь-то я знаю, что она просто обожает гладить, и не нервничаю, когда старушка гладит мужские носки.

У вас может создаться впечатление, что Анфиса живет в праздности. Вовсе нет, она готовит. Ни я, ни Маргоша, ни уж, конечно, Димон даже не приближаемся к плите. Назвать Фису вдохновенным поваром трудно, к тому же она обожает использовать сливочное масло, чем очень раздражает Маргошу. Последняя исповедует принципы здорового питания и предпочитает исключить из рациона жирное, сладкое, копченое, соленое и все содержащее консерванты. А вот Анфисе плевать на правильное сочетание белков с углеводами, поэтому она, не поморщившись, бросает к обжаренным сосискам кислую капусту. Это блюдо носит красивое название «бигос», оно отвратительно пахнет и очень гадкое на вкус. Слава богу, Анфиса нечасто балует нас бигосом, в основном она жарит яичницу и варит овсянку. Кстати, по тому, какой получилась еда, можно судить о настроении поварихи. Если утром у меня в тарелке оказывается бело-желтая болтушка, слегка подгоревшая снизу, а Димон пытается отковырнуть кусок овсянки, принявшей вид резины, значит, вчера вечером Анфиса поругалась с собратьями по партии, не пришла с ними к консенсусу в отношении того, когда в России победит коммунизм, и сейчас зла на весь белый свет. Аккуратная глазунья и нормальная каша свидетельствуют о великолепном расположении духа старушки. Омлет Фисе иногда удается, овсянка – никогда, и из нашей кухни до сегодняшнего вечера не доносилось упоительных запахов. Я бросила кофту в барабан, поставила переключатель на быстрый режим и задергала носом, пытаясь сообразить, что готовит Лапуля. Мясо? Язык? А может, запекает телятину?

– Есть кто дома? – загремел из прихожей Димон. – О! Райский аромат!

– Я сделала каркарус, – закричала Лапуля, – солнышко, кисонька, рыбонька, поспеши, а то остынет.

Я побежала на кухню, надеясь, что и мне перепадет кусочек блюда с непонятным названием и умопомрачительным ароматом.

Спустя пятнадцать минут Димон отодвинул пустую тарелку и простонал:

– Больше не могу.

– Невкусно? – испугалась Лапуля.

– Замечательно, – прошептал хакер.

– Добавочки? – оживилась Лапуля.

– Нет, – помотал головой компьютерный гений.

Личико Лапули стало несчастным.

– Танюша, а тебе?

– Потрясающий ужин, – абсолютно честно сказала я, – даже в самом дорогом ресторане лучше не приготовят.

– Тогда еще кусманчик! – встрепенулась Лапуля.

– Спасибо, не надо, – улыбнулась я.

– Почему? – со слезами в голосе спросила повариха.

– Сижу на диете, – нашла я правильный ответ.

– Понятно, – кивнула Лапуля, – больше не стану тебе предлагать. Не совершу ошибки. Научена горьким опытом. Оля, старшая мать Олега, брата Вити, который швырялся слоном, ну она еще отец Сергея и бабушка Анны, один раз в меня кастрюлей с гаспаччо запулила. А откуда мне знать, что у нее аллергия на крабов? Гаспаччо всегда с клешненогими делают! О! Подгорает!

Глава 11

Воспользовавшись тем, что Лапуля бросилась к плите, где на горелке скворчала сковородка, мы с Димоном бочком, словно партизаны, отползли в его комнату.

– Кто такие клешненогие? – спросила я.

– По мнению Лапули, так научно называются крабы, – еле слышно ответил Димон. – Уфф! Я объелся.

– И кто такая старшая мать сына брата Вити? И она же отец Сергея и бабушка Анны? Так не бывает. Человек либо мужчина, либо женщина!

Димон со стоном положил ноги на журнальный столик.

– Старшая мать – это первая жена отца Вити, она родила Олега. А Витю произвела на свет Настя. Очень тебя прошу, не ищи никакого смысла в словах Лапули. Она часть предложения произносит про себя, вот и получилось, что Оля отец Сергея. На самом деле она хотела сказать: «У первой жены моего мужа Виктора, матери его сводного брата Олега, той, что потом расписалась с Сергеем и стала бабушкой его внучки Анны, аллергия на крабы, поэтому она и швырнула в меня кастрюлей с гаспаччо. Всем известно, что этот суп подают с моллюсками». Ясно?

– Не получается, – замотала я головой. – Как первая жена Виктора может быть матерью его сводного брата? И уж тем более бабушкой какой-то Анны?

Димон прикрыл глаза.

– Если отбросить глупый стереотип, будто под венец надо идти один раз и навсегда, то все складывается. Оля расписалась с Витей, пожила с ним пару лет, развелась и пошла в загс с бывшим тестем. От него родился Олег.

– Ага, – сообразила я.

– Второй брак у Оли тоже не задался, она ушла к Сергею, которому в тот момент исполнилось шестьдесят пять лет. У мужика есть внучка Аня. Ну, как, сошелся пазл?

– Вроде да, – без особой уверенности ответила я.

Димон с упоением зевнул.

– Еще раз советую: пропускай все речи Лапули мимо ушей, не вдумывайся в них, и ваши отношения станут идеальными.

– Можно войти? – донеслось из коридора.

Мы не успели ответить, дверь распахнулась, и в кабинет влетела Лапуля.

– Хочу спросить, можно?

– Конечно, дорогая, – кивнул Димон.

Гостья шлепнулась на диван.

– Танечка на диете. Но ты? Почему не захотел поесть?

– Больше не влезло, – признался хакер.

– Димулечка, ты на меня обиделся? – заныла Лапуля.

– Нет, солнышко, – улыбнулся он.

– Я что-то не так сказала? – испугалась Барби.

– Все отлично, – прогудел компьютерщик.

Лапуля прижала ладошки к щекам.

– Вот! Не хочешь признаться! Я чего-то не сказала? Ты ожидал каких-то слов?

– Нет, рыбонька, – уже с меньшим энтузиазмом отозвался хозяин квартиры.

– Так я и знала, – зашмыгала носом Лапуля, – то ли что-то сказала, то ли не сказала, а Димулечка надулся! Или я что-то сделала?

– Ничего ты не сделала, – попытался утешить ее хакер.

– Вообще? – перестала кукситься Лапуля.

– Абсолютно, – заверил Коробок.

Мне оставалось лишь слушать их бессмысленный диалог.

– Совсем-совсем? – уточнила куколка.

– Совсем, – кивнул Коробков.

– Но не совсем-совсем? – насторожилась Барби.

Димон погладил ее по голове.

– Совсем-совсем.

– Если я совсем-совсем ничего не сделала, то, наверное, ты разозлился на то, что я совсем-совсем ничего не сделала! Что мне надо сделать? – захныкала Лапуля.

– Ничего, котик, – скрипнул зубами Димон.

– Совсем-совсем ничего-ничего?

– Совсем-совсем ничего! – слишком громко выпалил хакер.

Лапуля сжалась в комок.

– О! Ты начал разговаривать в полный рост! Солнышко-заинька-котенька, скажи честно, что я не так совсем-совсем ничего-ничего не сделала?

Я тихонечко хихикнула, услышав заявление про разговор в полный рост, а Димон ответил:

– Лапуля, уже поздно, я устал, давай завтра договорим.

– Так я и знала! – в полном отчаянии заломила руки девушка. – Ты таишь на меня обиду! Димочка, жучок ненаглядный, червячок родненький, открой душу! Я мигом исправлюсь! Ну что не так? Я плохо посолила ужин? Не прожарила до готовности?

– Еда супер, – проскрипел Димон.

– От меня гадко пахнет? – резко сменила тему Барби.

– Ты издаешь офигительный аромат, – заверил хакер.

– Я потолстела? Надела платье противного цвета? Босоножки не подходят по стилю? Скажи, миленький! – задергалась Лапуля.

Коробок закрыл глаза. Похоже, он с огромным трудом удерживается от желания заорать «в полный рост».

– Солнышко, молчи громче! – взмолилась Лапуля. – Мне надо знать, что ты внутри себя думаешь!

Вот тут я поняла наконец, по какой причине родственница Виктора запулила в Барби кастрюлей с гаспаччо.

– Наверное, это декольте! – осенило Лапулю. – Я слишком откровенно оделась! Побегу накину кофту, и ты улыбнешься. Вау, кофта!

Бровки Лапули сдвинулись.

– Танечка, а где моя побритая одежда?

Я решила воспользоваться моментом и увести красавицу подальше от затюканного ею хакера.

– Наверное, уже постиралась, пошли проверим.

Барби моментально забыла про Коробка и поспешила к двери.

Радовалась Лапуля так же бурно, как и расстраивалась. Едва я вытащила из барабана кофту, как девушка захлопала в ладоши.

– Ах, ах, ах! Лучше новенькой! Мяконькая, уютненькая, без катышков! Танечка! Ты умница, кисонька-заинька-пусенька! Но она мокрая!!

– Конечно, – кивнула я, – нельзя шерстяное изделие сушить в центрифуге, оно может сесть на пару размеров.

– Не могу же я носить влажную одежду, – расстроилась девушка.

– К утру высохнет, – пообещала я, пристраивая шмотку на специальную вешалку.

– А поскорей нельзя? – надулась Лапочка.

– Можно вынести на свежий воздух, – предложила я, – на балконе натянута веревка.

– Нет, – отвергла мое предложение Барби, – сейчас в моде свинский грипп, еще заболеет, кашлять начнет!

Я покосилась на кофту. Интересно, каким местом она можем издавать звуки? Однако Лапуля действительно мастер воздействовать на собеседника. Меня не поразили ее слова о том, что кофточка подхватит вирус, удивила, так сказать, техническая деталь. То есть я допускаю возможность инфекции у шмотки и хочу лишь понять, откуда вырвется натужный кашель.

– Ой, – обрадовалась вдруг Лапуля, – вспомнила! Онисим так всегда носки сушил! Побегу!

– Поспеши, дорогая, – сказала я.

Барби, веселая, словно щенок, получивший в свое полное распоряжение хозяйскую гостиную, улетучилась. Я пошла в спальню, по дороге засунула нос в комнату к Димону, обнаружила его спящим на диване, дотащилась до своей кровати, легла, натянула одеяло, поудобнее устроила голову на подушке, свернулась калачиком, и… услышала шепоток Лапули.

– Танюсечка! Открой глазки!

– Что случилось? – пробормотала я, надеясь, что уже заснула и общаюсь не с реальной девушкой, а с собственной фантазией.

– Моя кофточка, – захныкала Лапуля, – мой баран-меринос! Совсем без катышков! Миленькая! Нежная!

– Что случилось? – повторила я, садясь в постели.

Увы, Лапуля была не глюк, и она дрожала от волнения.

– Не могу объяснить, – залепетала девушка, – она… ушла в астрал.

– Куда? – переспросила я.

– Слово «смерть» очень страшное, – поежилась красавица, – предпочитаю его не произносить. Кофточка ушла в астрал, так деликатнее. Вот Насте не нравилось это выражение, она меня дурой обзывала. Но я не обижалась: собственное мнение надо отстаивать, когда оно отстоится, тогда всем станет понятно. Да?

– Вещь не может умереть, – вздохнула я.

– Почему? – заморгала Лапуля.

– Она не живая, – продолжала я глупый разговор.

– Из барана мериноса сделана, – всхлипнула Лапуля, – а он одушевленный. Пожалуйста, помоги ее оторвать.

Я поняла, что спокойно заснуть не удастся, и потянулась за халатом. При своей карамельно-кукольной внешности Лапуля обладает завидным умением упорно добиваться своего. Лучше пойти с ней, иначе она до утра простоит у меня над душой.

– Где кофта? – наверное, слишком резко спросила я, очутившись на кухне.

– Там, – шепнула Лапуля и ткнула пальцем в кухонный шкаф.

Я открыла дверцу, обозрела тарелки и сказала:

– Здесь посуда.

– Рядом, – добавила Барби.

– В СВЧ-печке? – ахнула я и нажала на хромированную кнопку.

Перед глазами возникла странная кучка, издающая малоприятный запах.

– Ты решила высушить кардиган в СВЧ-печке? – недоумевала я.

– Онисим всегда туда носки клал, – всхлипнула Лапуля.

– Кто такой Онисим? – от изумления задала я не только глупый, но и опасный вопрос.

Лапуля не преминула воспользоваться моей оплошностью.

– Жених Карины, которая разводит пингвинов. Милые-милые-милые, но очень прожорливые.

Я попыталась отодрать руины кофточки от стеклянной подставки и машинально согласилась:

– Пингвины и впрямь очаровательны.

– Это про Карину, – встрепенулась Лапуля, – она здорово рыбу ловила, долбанет плавником, и акула в коме.

– У Онисима носки оставались целыми? – запоздало удивилась я, решив по совету Димона не реагировать на загадочные высказывания Барби вроде слов про женщину Карину, которая имеет плавники.

– Они плавились, – деловито ответила Лапуля, – всегда превращались в кашу. Из-за этого Кара от мужа ушла. Я бы тоже расстроилась, вся зарплата на новые носочки уходила.

– Зачем он тогда их в СВЧ-печку совал? – я искала рациональное зерно в действиях незнакомого Онисима.

Ответ сразил меня наповал:

– Чтобы их высушить, когда мокрые в ботинках, противно.

Я швырнула в мойку прозрачную подставку и спросила:

– Он дурак?

– Нет, – запротестовала Барби, – он надеялся, что носки сейчас умерли, а в следующий раз останутся живы. Как спортсмены!

– При чем здесь спортсмены? – ощущая головокружение, простонала я.

– Всякие там гимнасты сначала ничего не умеют, падают, косолапенькими выглядят, потом тренируются, тренируются, тренируются… И опля! Олимпийский чемпион! – выстроила логическую цепочку Лапуля. – С носками рано или поздно должно то же самое случиться. Портятся, портятся, портятся… опаньки – и сухие-красивые вынимаются. Но у Онисима ничего не получалось! Потом Кара его бросила, и мы с ним перестали общаться. Грустная история! В браке главное – взаимопонимание и уважение. Я Карине говорила, когда она к маме уехала: «Заинька-котенька, подумай, всю неделю до завтрашнего дня поразмышляй. Онисим шикарный парень, прости ему носки. Ты сама не идеал, любишь спать с миксером. Вдруг он включится, и Онисиму… того… самого… вроде… э… отрубит? Он же не злится, просто натягивает хоккейную форму – и баиньки! Но нет, она его бросила! Конечно, тут же Аня появилась и подобрала! Аня неразборчивая, ей по скрипке: сушит Онисим носки, ест их с кетчупом или книги им вслух читает! Был бы мужик! Но это неправильно. Верно?

Я, пошатываясь, пошла к двери, но на пороге притормозила.

– Лапуля!

– Аюшки? – нежно отозвалась Барби.

– Одного не пойму: если ты видела, что носки Онисима превращаются в «запеканку», почему решила воспользоваться его наработками и засунула кофту в СВЧ-печку?

– А вдруг бы она высохла? С носочками не срослось, а с ней получилось бы? – заморгала Лапуля. – Онисим, как все мужчины, умный, он не зря печечку использовал!

Убитая наповал этим аргументом, я вернулась в спальню и наконец-то благополучно заснула.

На следующее утро Чеслав встретил меня с самым угрюмым видом.

– Печать на теле Осипа полностью совпадает с отметиной на трупе Елизаветы.

– Кошмарова убили той же «ручкой»? – уточнила я.

– Да, – кивнул босс, – и ее в хранилище не нашли.

– То есть как? – обомлела я.

– Исчезла, – мрачно сообщил Чеслав, – в описи присутствует, а в коробке ее нет.

– Значит, кто-то утащил опасную вещь, – пробормотала я.

Шеф взял со стола скрепку и начал ее разгибать.

– Логичный вывод. Но взять «ручку» некому.

– Никогда не задумывалась, куда деваются улики, после того как дело завершено, – призналась я.

Чеслав отшвырнул испорченную скрепку.

– У нас свой порядок. Тебя пока не заставляли оформлять бумаги. Член бригады должен проработать шесть лет, чтобы самостоятельно заниматься документами. Твои дела обрабатывал либо я, либо Дима. Все складывается в ящики, составляется опись и относится Горынычу. Тот присваивает коробкам номера, отмечает их в книге и ставит на стеллаж. У Горыныча муха мимо носа не пролетит. Иногда приходится поднимать старые бумаги, и все всегда было на месте. Когда появилась возможность делать анализ ДНК, к нам обратилась…

– Ирина Викторова, – кивнула я, – она много лет твердила, что ее муж, обвиненный в убийстве, невиновен. Ты отдал на экспертизу стакан, найденный на месте происшествия, и выяснилось, что на нем есть следы слюны женщины.

– Верно, – вздохнул Чеслав, – у Горыныча идеальный порядок, ничего не пропадало.

– Ты точно помнишь, что клал «ручку»? – на всякий случай спросила я.

Босс не обрадовался моему вопросу.

– Тут надо опираться не на мои воспоминания, а на документы. В описи она указана, значит, ей следует там быть. А ее нет.

– Фатима совершенно уверена, что отметины идентичны? – гнула я свою линию.

– Стопроцентное совпадение, – буркнул Чеслав.

– И как она сравнила синяки? С чем? «Ручки»-то нет! – не успокаивалась я.

– Есть фото синяка Лизы, – пояснил шеф. – Дальше продолжать? Или ты уже догадалась, что с чем сравнивали?

Я подошла к большой доске и взяла фломастер.

– Если печать одна и та же, значит, Осипа убил тот, кто украл «ручку»!

– Возможно, – согласился Чеслав, – но вор мог продать ее.

– Если мы отыщем мерзавца, выйдем на убийцу, – не сдалась я. – Ты положил «ручку» в коробку и сам отнес улику в хранилище?

– Так, – кивнул шеф.

– Горыныч ее взял и похоронил на полке?

– Точно, – подтвердил босс.

– Возникают два предположения, – осторожно сказала я, – «печать» похитил либо ты, либо Горыныч. Третьего не дано. Где находится хранилище?

Босс ткнул пальцем в пол.

– На минус первом этаже.

– Как туда попасть? – наседала я.

Чеслав встал, открыл тумбу стола и достал оттуда пластиковую карточку.

– Пошли.

Глава 12

Я не первый год работаю в бригаде, но до сих пор понятия не имела о том, что в здании есть просторный подвал, облицованный серым кафелем. Вход в хранилище замаскирован фальшивой стеной. Десятки раз я пробегала мимо большого зеркала, установленного у входа, и всегда считала, что оно тут помещено для того, чтобы сотрудники привели себя в порядок перед работой. Но сегодня у меня день открытий.

Чеслав приложил карточку к раме зеркала, она беззвучно отъехала в сторону.

– Ух ты! – восхитилась я. – Сим-сим, откройся!

Мы спустились по железным ступенькам и пошли по коридору. Через равные промежутки на стенах висели камеры, на пути несколько раз попадались решетки, которые открывались после того, как шеф набирал на замке комбинацию букв и цифр.

Чем дальше мы продвигались, тем яснее я понимала: постороннему человеку сюда не попасть. В конце концов дорога привела нас к комнате, вдоль двух стен которой стояли шкафы, а в третьей была стальная дверь со «штурвалом».

Посередине за обшарпанным деревянным столом, словно перенесенным сюда из семидесятых годов прошлого века, восседал тощий мужичонка, размером чуть побольше кролика. Сходство усиливали торчащие уши и слегка косящие глаза.

– Привет, Горыныч, – поприветствовал дядьку шеф.

Хранитель архива оторвался от папки.

– Здорово, Чес, как тебе такой пассаж: «Открытый перелом двух коленей правого бедра»?

– От Ремизова документ? – улыбнулся Чеслав.

– И как ты догадался? – ухмыльнулся Горыныч.

Я постаралась сохранить невозмутимый вид. Что еще интересного сегодня узнаю? Ремизов, вероятно, сотрудник другой бригады. И сколько нас?

– Как дела, Таня? – спросил Горыныч.

– Мы знакомы? – удивилась я.

Горыныч потер руки.

– Чес! Девушка-то сообразительная! Ну-с, чего изволите?

– Улики по Харитонову, – вздохнул шеф, – по ним…

– Их забрала Фатима, – перебил его Горыныч, – о чем в книге имеется соответствующая запись.

Шеф подтолкнул меня к столу.

– У Татьяны возникла парочка вопросов по поводу хранения вещдоков. Я пойду наверх. Выпустишь ее потом?

– Говори, – приказал Горыныч, глядя в спину моему боссу.

Я решила не церемониться:

– Вы знаете о пропаже «ручки»?

Горыныч встал, открыл шкаф, вытащил с полки здоровенную амбарную книгу, пролистал ее и ткнул пальцем в одну строчку:

– Читай.

Я прочла запись, сделанную каллиграфическим почерком: «Десятое февраля. Время 15.03. Четыре опечатанные коробки. Э. Харитонов. Сдал № 1. Принял № 12. Работал по делу № 1. Полка 76, ряд 8а, место 140, № 102807».

– А что в этих ящиках было?

– Мне знать не положено, – спокойно ответил Горыныч, – приказано хранить, глаз не спускать. Опись в бригаде делают, внутрь вкладывают и сюда доставляют. Я беру коробку – и в загашник.

– Где эти стеллажи? – полюбопытствовала я.

Горыныч повернул «штурвал» и открыл железную дверь. Я увидела мелкоячеистую решетку, а за ней уходящие вдаль бесконечные ряды полок.

– Запирать? Налюбовалась? – без всякого ехидства спросил Горыныч.

– У вас нет компьютера? – запоздало удивилась я.

– Зачем он мне? – нахмурился сторож вещдоков. – Нельзя доверять железке, которая от электричества зависит.

– Как вы только разбираетесь в архиве, – покачала я головой.

– А как раньше служили? – отбрил Горыныч. – Без ерунды! Взял, в книгу вписал, регистрационный номер присвоил и сиди, решай кроссворд. У меня как в аптеке! Чужих не бывает! Внутрь никого не пущу. Чего надо, сам вынесу, после официально поданного требования. Встречаются такие кадры, позвонят и ноют: «Горыныч, дай коробку, позарез надо, потом разрешение донесу». У меня один ответ: «Я человек служивый, подчиняюсь инструкции». Вот Чес молодец, у него всегда бумаги на месте. Ну, убедилась? Здесь утечки нет. У меня стаж сорок лет.

– Мне в голову не пришло бы вас подозревать, – заюлила я, – но улика-то испарилась.

– Я в курсе, – кивнул Горыныч, – оформил только что свое соображение по данному вопросу. Хочешь выслушать или мои мысли для тебя ничего не значат?

– С радостью принимаю любые советы, тем более если они исходят от опытного детектива, – польстила я Горынычу.

– Я всего лишь архивом рулю, – поправил он.

– Вы здесь один? – вдруг сообразила я.

– Зачем много сотрудников?

– Гигантское помещение, – сказала я, – неужели даже уборщицы нет?

– Сам пол мою, – ответил Горыныч, – тут всего-то двадцать пять метров.

– А в хранилище кто убирает?

– Никто. Там аппаратура поддерживает нужный режим, – объяснил Горыныч, – ну пыль образовывается, так ее сдуть можно.

– Если вы заболеете, кто вас заменит? – осторожно поинтересовалась я и услышала:

– Я не беру бюллетень.

– Никогда?

– До сих пор не приходилось, – равнодушно уточнил собеседник.

Я решила поймать Горыныча:

– Ладно, а отпуск?

– Зачем?

– Зачем брать отпуск? – улыбнулась я. – Чтобы отдохнуть.

– Нет нужды.

– Вы здесь всегда находитесь? – поразилась я. – Безвылазно?

– Безотлучно! – подтвердил Горыныч.

Я растерялась:

– Неужели вас никогда никто не заменял?

– С какой стати? – удивился он.

– Жена плохо себя почувствовала, дети попросили прийти в школу на новогодний праздник, у матери давление подскочило, – перечислила я самые частые поводы неявки на службу.

– Я детдомовский, семьи нет, квартира моя здесь, за стеной. Заканчивай с расспросами, – велел Горыныч, – архив я не бросаю, и точка! Так говорить свое соображение? Оно мне недавно на ум пришло.

– Сделайте одолжение, – опомнилась я.

– Гляди сюда, – приказал хранитель улик, – запись до Харитонова. Выше на строку. Читай.

– «Десятое февраля. Время 15.00. Одна опечатанная коробка. Дело Н.Морозовой. Сдал № 1, принял № 12. Работал по делу № 6. Полка 76, ряд 8а, место 139, № 102806», – озвучила я. – И что?

– Слухи ходят, что тебя на работу взяли за необычайную дотошность, – закряхтел Горыныч, – ан, вижу, врет народ. Растолкую. Первый номер у Чеслава, он в тот день два дела припер, в архив только шеф ходит. Одно я в 15.00, другое в 15.03 принял, номера им разные дал, всего одна цифра разнится, и устроил укладку рядом, места 139 и 140. По Харитонову Чес сам работал, под его руководством эту китаезу фальшивую поймали. А с Морозовой бодался шестой номер. Вот мне в башку и втемяшилось: что, если шестой улики в кабинет Чеса принес, а шефа там не оказалось. Могло так получиться?

Я не увидела в этом ничего необычного.

– Конечно, Чеслав не всегда там бывает.

Горыныч чуть сгорбился.

– Я так и полагал. Шестой свою коробку ему на стол поставил, а там уже харитоновские ящики были. И шестой засунул нос в чужое дело! Спер «ручку». Возможно такое?

– Невероятно, – отвергла я предположение Горыныча.

– Почему? – еще сильнее скрючился тот.

– В бригаде не принято так поступать!

Горыныч рубанул рукой воздух.

– Это не аргумент! Не положено, а он сделал! Всем известно, что мне не разрешено без запроса улики выдавать, но кое-кто все равно просит. Так мог возникнуть у шестого интерес?

Мне пришлось допустить такую возможность:

– Теоретически, если предположить, что шестой номер… кстати, кто он?

Горыныч выпрямился.

– Спрашивай у Чеса. Мне это знать не положено!

– Когда мы с боссом сюда вошли, вы читали какие-то бумаги и веселились над коленями в правом бедре, – я решила поймать хранителя на мелкой лжи.

Но он не покраснел, взял папку, открыл ее и загундосил:

– Один из наших парней собирает фразы из ментовских протоколов, потом дает мне почитать. Ну, например: «При осмотре места происшествия на проезжей части синела красная куртка». Или еще: «Гражданин Пенкин нанес гражданину Маркину удар по голове тупым железным предметом, предположительно остро наточенным топором, и причинил пострадавшему серьезное повреждение печени».

Я засмеялась.

– В цирк ходить не надо, – удрученно цокнул языком Горыныч, – тут еще где-то было… во… «Причиной порчи предметов на складе стала повышенная замышковонность помещения грызунами квартирного типа. Несмотря на то что склад был окошачен, мыши произвели обгрыз единиц хранения на сумму в миллион рублей».

– Но вы бросили фразу: «Чеслав эту китаезу фальшивую сам поймал», значит, вы в курсе дела Харитонова, – приперла я хранителя к стенке.

Горыныч встал.

– Если люди чего рассказывают, я запоминаю, сам не любопытствую. Все. Закончили. Иди наверх. Хочешь про шестой номер узнать, интересуйся у Чеса. Последнее, что скажу: мне шестой никогда не нравился. Глаза у него были голубые-голубые, честные-пречестные. Я таким людям не верю. Точка. Ступай прямо, решетки я отсюда открою, сильно ими не греми, там замки дорогие.

Было понятно, что я не понравилась Горынычу. Мне, похоже, не удалось найти с ним общий язык.

Чеслава на месте не было, зато обнаружился Димон, который тут же вылил на меня ливень информации. Коробок успел пообщаться со специалистом-востоковедом, и тот ему напел: «Древние китайцы были мастера на хитрые фокусы. Изображение дракона достаточно традиционно для этого народа. А по составлению ядов жителям Поднебесной не было равных, всякие там Борджиа нервно курят в сторонке».

Коробок попытался выяснить, сколько может стоить такая «ручка», и услышал в ответ: «Во-первых, цена зависит от того, кто ее приобретает, государственный музей или частное собрание. В последнем случае дадут больше. Во-вторых, сумма может стать запредельной, если оружие решит купить фанат криминальных раритетов».

– Фанат криминальных раритетов? – удивилась я.

Димон кивнул.

– Прикинь, чего только не бывает. Я нарыл в Сети сайт, на нем предлагаются очки Джека Потрошителя, всего за десять баксов.

– Оригинально, – улыбнулась я, – до сих пор неизвестно, кем был в действительности самый известный убийца Англии.

Коробок бойко застучал по клавиатуре ноутбука.

– Здесь еще трубки Шерлока Холмса, по четырнадцать евро. Если хочешь приобрести три штуки, то цена упадет на две единицы.

– Интересно, а сколько их всего имел сыщик? – совсем развеселилась я. – И, позволь напомнить, великого детектива не существовало, он плод фантазии писателя Конан Дойля. Следовательно, трубок в реальности нет и быть не может.

– Личные плетки маркиза де Сада, – не обращая внимания на мои слова, читал текст на экране Коробок, – посох Ивана Грозного, которым тот сына убил. Ух ты, палка царя есть в двух вариантах: резная деревянная и мраморная с позолотой.

– Неудобно опираться на каменный посох, – рассердился я, – на сайте вольготно устроились мошенники.

– Тань, ты чего? – заморгал Димон. – Это приколы! Есть дешевые, вроде очков Потрошителя, но можно найти и вариант на толстый кошелек: веревка, на которой повесили Марию Антуанетту, десять тысяч евриков за метр, всего тридцать метров, и на куски ее не режут.

Меня передернуло.

– Если исключить то, что на такой сувенир неприятно смотреть и что тридцать метров – это слишком много для виселицы, то надо вспомнить школьные уроки истории. Марии Антуанетте отрубили голову.

– Во! – подскочил Димон. – Топоры палачей. От первобытных племен до наших дней, бесплатная заточка, доставка на дом. Чего только народ не придумывает!

– Кто такой шестой? – спросила я.

Коробок с удивлением посмотрел на меня.

– Шестой? Ты о чем?

– Ну, когда ты пишешь отчеты, какой номер ставишь вместо подписи?

– А! – сообразил Димон. – Я третий. Шестого я плохо знал, он тут совсем мало работал, был слишком молодым для бригады.

– Можешь о нем чуть-чуть рассказать? – попросила я.

Хакер отодвинулся от компьютера.

– Роман Бубнов. Вроде бы из ментов, но точно не скажу. Внешне очень симпатичный, блондин с голубыми глазами, девки ему под ноги спелыми грушами падали. Роман у нас за контакты с женщинами отвечал, ни одна перед ним устоять не могла, независимо от возраста и социального положения. Если требовалось мамзель или мадам расколоть, Бубнова вперед пускали и… приз бинго. Он улыбался во все шестьдесят четыре зуба, говорил людям одни комплименты, ни капли вредности, самолюбования, не лез ни к кому в душу и был не слишком образованным. У всякого в бригаде свой талант, технике нашей работы обучить можно, а вот божий дар не привьешь. Бубнов прирожденный обаяшка. Но мне он не нравился.

– Почему? – тут же спросила я.

Коробок оперся локтями о стол.

– Не знаю. Энергетика не совпадала. Он приятный, всегда был в прекрасном настроении, никого не грузил, пару раз мне кое-какие шнуры для компов доставал, у него была тьма приятелей, мог Марте сто очков вперед по количеству связей дать. Но что-то меня в нем отталкивало.

– Где сейчас Бубнов? – перебила я его.

– Умер, – коротко ответил Димон. – Глупо. Попал под машину. Ладно бы Романа отправили работать под прикрытием, как Гри, в таком случае все возможно.

Я постаралась сохранить спокойствие. Главное, не зареветь в присутствии Коробкова. Иногда сотрудникам дают особые задания. Спрашивать, куда и зачем направлен коллега, нельзя, да и не имеет смысла, даже если он по совместительству является твоим мужем. Я не имею ни малейших известий от Гри и не знаю, когда услышу его голос. Перед тем, как пропасть, муж нарушил служебную инструкцию, позвонив мне, и сказал: «Некоторое время у нас не будет возможности связаться. Но ты помни: я тебя люблю!»[3]

Отлично помню, как изменилось лицо Чеслава, когда он узнал про тот звонок, боссу пришлось слегка приподнять завесу тайны и сказать мне: «Гри будет отсутствовать длительное время. Это все, что могу сообщить. Связывая свою судьбу с членом бригады, ты понимала, на что идешь».

Я не стала задавать шефу вопросов. Глупо интересоваться, где Гри, чем он занят, когда вернется домой. И вернется ли вообще. Мне все равно не расскажут правду. Я стараюсь не произносить вслух имя мужа, а коллеги никогда не упоминают о нем. Сейчас Коробков нарушил неписаное правило, и мне лучше притвориться, что я ничего не заметила.

Я попыталась растянуть губы в равнодушно– вежливой улыбке, но у меня помимо воли вылетел вопрос:

– Как ты думаешь, они вместе? Гри и Марта? Карц тоже исчезла, она больше не светится на тусовках и не появляется на работе.

Димон ткнул пальцем в какую-то клавишу на ноутбуке:

– Читай.

На экране возник текст, набранный мелким шрифтом. Его иллюстрировал ряд фотографий Марты, взятых из желтой прессы. «Дочь олигарха, первая тусовщица столицы, возмутительница спокойствия, в очередной раз эпатировала публику. Марта Карц решила изменить форму носа и легла в одну из российских косметических клиник. Через две недели невероятно похорошевшая Карц улетела в США в сопровождении хозяина лечебницы, известного врача Игоря Лукьянова. Напомним, что успешный пластический хирург имеет семью и двоих детей. Но разве Марту Карц может это остановить? Нашему корреспонденту удалось проникнуть в VIP-зал аэропорта и взять интервью у наследницы миллиардов.

«Марта, вы надолго в Америку?» – «Не знаю». – «Игорь Лукьянов летит с вами?» – «Да». – «Означает ли это, что господин Лукьянов начинает бракоразводный процесс?» – «Об этом лучше спросить его самого». – «Каковы ваши планы?» – «Жить счастливо». – «С Лукьяновым?» – «С кем хочу». – «Подтвердите или опровергните информацию о приобретении им для вас поместья в Калифорнии и о вашем желании получить американское гражданство». – «Подтверждаю или опровергаю». – «Даст ли ваш отец согласие на свадьбу?» – «Мне давно исполнилось восемнадцать, и я самостоятельно принимаю любые решения». – «Следует ли понимать ваши слова как намек на скорое замужество?» – «Разве я говорила об этом?» – «Когда вы вернетесь в Россию?» – «Когда мне надоест Америка. В мире много стран: Англия, Япония, Индия, Италия, Гренландия. Свет не сошелся клином на одном государстве». – «То есть вы не желаете жить в Москве?» – «Я буду проводить время там, где хочу. Сегодня это США, завтра любая другая географическая точка». – «Но не Россия?» – «Если мне захочется встретиться с друзьями, полечу куда угодно. Земной шар велик и мал одновременно. Даже в прежние века люди могли обогнуть его всего за восемьдесят дней. Мой вам совет: хотите жить счастливо? Живите, не обращая внимания на границы и чужое мнение».

Редакция считает нужным напомнить, что состояние отца Марты, по не вполне точным подсчетам, составляет более трех миллиардов евро. Олигарх вдовец, в прошлом году отметил восьмидесятилетие. Марта единственная дочь одного из самых богатых людей мира».

– Ну и дела, – выдохнула я.

– Ты не знала? – удивился Димон.

– Не-а, – помотала я головой.

– Желтая пресса неделю захлебывалась! – удивился хакер.

– Не читаю газет, – пожала я плечами.

– Интернет словно взбесился, – не успокаивался Коробок.

– Забыл, с кем имеешь дело? С компьютерной идиоткой! Без тебя я даже почту не отправлю. У меня нет ноутбука! – напомнила я.

Хакер схватил со стола листок и начал быстро чиркать по нему ручкой, приговаривая:

– Хватит трепаться о ерунде, давай составим план.

Меня охватило недоумение. Впервые вижу, как Димон пишет текст на бумаге, а не стучит по клавиатуре. И в кабинете есть доска, на ней мы рисуем всяческие схемы.

Димон зачастил:

– Давай сначала определимся. Как полагаешь, смерть Осипа Кошмарова связана с продажей квартиры Тамары Владимировны?

Одновременно перед моим носом очутился листок, и я прочла: «О Марте и Гри ни слова. Потом поговорим».

Глава 13

– Есть какие-нибудь интересные соображения? – громко спросил Чеслав, входя в комнату.

Я не стала судорожно хватать листок. Если хочешь что-то скрыть, никогда не прячь вещь в тот момент, когда к тебе приближаются чужие. Наоборот, помести ее на самом видном месте, и никто ничего не заметит. Начни я сейчас комкать бумажку или прятать ее в сумочку, босс насторожится, а листок, мирно лежащий в общей груде, не привлечет его внимания.

– Осип установил в квартире Тамары Владимировны звуковой киллер, – сказал Димон, – по счастью, она расслышала противный писк и пришла к нам. Кошмарова убили «ручкой». Вопрос: он лишился жизни из-за того, что заказчик испугался разоблачения? Бизнесмену, решившему убрать несговорчивую бабку, грозит большой срок, вот он и оборвал единственную ниточку, связывавшую его с преступлением. Кошмаров исполнитель, а они долго не живут. Осип сказал, что олигарха зовут Игорь Венев, мы пока не успели с ним поболтать, говорили только с его отцом Григорием, тот утверждает, что Кошмаров соврал из-за личной к нему неприязни. Игорь здесь ни при чем.

Чеслав повернулся ко мне:

– Татьяна?

– Нестыковочка получается, – начала я разбивать версию Коробкова. – Осип не знал, что мы нашли прибор в туалете Куклиной. Он примчался к Тамаре Владимировне, испугавшись, что старуха связалась с сектантами, а те обыщут хоромы и увидят коробочку. Откуда Игорь Венев, если он заказчик, мог узнать о засаде в квартире Куклиной и о том, что мы открыли сезон охоты на Осипа? Думаю, это совпадение. Квартирный вопрос ни при чем. Интересно другое. Кто-то уколол парня «ручкой», но яд подействовал не сразу, Осип не понимал, что отравлен, ему стало плохо значительно позже. Кошмаров явился по нашему вызову уже фактически мертвым. Помните, король свалки Григорий Игоревич Венев сообщил, что Осип с подростковых лет занимался мошенничеством? Вероятно, он кому-то насолил, и его убрали. Мы имеем два дела. Первое. Бизнесмена, который решил сжить со свету несговорчивую Тамару Владимировну. И я сомневаюсь, что это Игорь Венев. Хотя побеседовать с парнем необходимо. Второй человек затаил злобу на Кошмарова за очередное его художество. Оба преступления связывает личность Осипа. Необходимо детально изучить его биографию. Мы найдем там и покупателя квартир, и нынешнего владельца «ручки». Хотя можно начать с Бубнова.

Щека Чеслава непроизвольно дернулась, я сделала вид, что ничего не заметила, и продолжила:

– Роман не имел семьи. Если он скончался, следы «ручки» теряются во мраке. На мой взгляд, следует плясать не от печки, а от Бабы-яги.

– Горыныч мне позвонил, – протянул шеф, – изложил оригинальную версию про похищение улики Бубновым.

– Ты ее отрицаешь? – ожил Коробок.

Чеслав откашлялся.

– Не знаю. В себе я уверен, «ручку» не присваивал. В отношении Бубнова ничего не скажу, он мало у нас проработал, казался хорошим спецом, без проблем прошел все проверки, анкета у него безупречная.

– Горыныча сразу отбрасываем, – объявил Коробков, – он старейший сотрудник, верный пес, охраняющий архив, никого туда не впускает. Остается Бубнов.

Чеслав начал ходить по комнате.

– Роман погиб, перебегая улицу, скончался скоропостижно, похоронен на Митино, семьи он не имел, при приеме на работу в бригаду преимущество имеют не обремененные родственниками люди. Мне не хочется бросать тень на покойного, но если он совершил воровство, то нам никогда не узнать, куда исчезла «ручка» и где она сейчас. Лучше копать от Осипа. Начинайте. Поговорите с Тамарой Владимировной и Матреной. Если бизнесмен зациклился на их квартире, он не оставит попыток убрать с дороги упертую бабулю, пришлет ей кусок отравленного торта или еще чего придумает.

– Зачем убивать Осипа древним китайским приспособлением? – запоздало удивилась я. – Слишком заметное орудие, не проще ли толкнуть его под поезд метро?

– Хороший вопрос, – кивнул Чеслав, – на него есть масса ответов. Преступник полагал, что про «ручку» никто не знает, думал, эксперт не сообразит, что синяк – след от введенного яда, и отраву не определят.

– Или он ничего не планировал, – влез Димон.

Мы с боссом повернулись к хакеру.

– Все случайно вышло, – пояснил тот, – просто он беседовал с Кошмаровым, Осип мог его оскорбить, тот схватил первую попавшуюся под руку вещь и ткнул в обидчика. Чмок! А это китайский прибабах!

– Кто станет держать на виду столь опасную вещь? – вздохнула я.

– Тот, кто не знает, что она опасна, – парировал Коробок.

– Глупости, – возразила я.

– Подвожу итог, – сказал Чеслав, – вы восстанавливаете все контакты Кошмарова за последние сутки. Среди людей, с которыми он встречался, есть убийца. Проверьте Игоря Венева. И не забудьте предупредить старух об опасности. Действуйте в двух направлениях, узнайте все об Осипе и найдите бизнесмена, любителя коробочек с ультразвуком. Димон, ты работаешь в офисе, Таня в поле вместе с Приходько.

– Мне не нужен напарник, – начала отбиваться я, – работаю одна или с Коробковым.

– Федор стажер, – не пошел мне навстречу шеф, – он будет при тебе, потом расскажешь, какое впечатление он произвел.

– Нашел! – объявил Димон. – Справка на Кошмарова. У нашего ангела сильно потрепанные крылья.

Я присела около хакера.

– Прочти вслух, у тебя слишком яркий экран, мне глаза слепит.

– Осип Андреевич Кошмаров, окончил восемь классов, работал грузчиком в магазине, уборщиком в супермаркете, шофером такси. Отсидел два срока, первый за жестокое обращение с животными, второй за мошенничество, торговал поддельными проездными билетами на городской транспорт. Несколько раз задерживался милицией, в частности как лохотронщик, но был отпущен за недостаточностью улик.

– Подобный кадр нельзя назвать элитой преступного мира, – вздохнула я.

– Кое-кто из крутых мужиков начинал с заправщика на бензоколонке, – не согласился Димон, у которого сегодня, похоже, было на редкость дурное настроение, – недоливал гражданам литры в бак.

– Всякое случается, – не полезла я в бутылку, – бегал со шлангом, протирал стекла, тырил топливо, потом пошел в гору. Но Осипу давно не пятнадцать лет, а он дальше лохотронщика не продвинулся.

– М-да, карьера не задалась, – скривился Димон, – зато семейного счастья навалом. Жена Софья Григорьевна Кошмарова, трое детей. Супруга сидит дома, временно нигде не работает. До декрета была художником в крошечном театре.

– Что может связывать такую женщину с мелким жуликом? – поразилась я.

– Вот ты и разузнай, – хмыкнул Коробок. – Поезжай сначала к ней, а потом к наследному принцу короля свалки Игорю Веневу.

– Тебе пока машину не дают? – спросила я у Федора, когда мы спустились в гараж.

– Верно, – равнодушно обронил Приходько.

– Значит, отправимся на моей, – приняла я решение и направилась к своему джипу.

Мои дальнейшие попытки завести беседу со стажером наткнулись на его полнейшее нежелание общаться.

– Хочешь перекусить? – предложила я, когда мы выехали на улицу.

– Нет, – коротко ответил Федор.

Спустя минуту я предприняла новую попытку завязать отношения:

– Если ты куришь, то я не против.

– Не курю, – прозвучало в ответ.

– На заднем сиденье есть вода, – не успокаивалась я, – всегда вожу с собой бутылки, вдруг пить захочется.

Приходько отмолчался. Почти не моргая, он смотрел в лобовое стекло.

– Включи радио! – предложила я.

– Не хочу, – отозвался стажер.

– Можно диск, если предпочитаешь свою музыку.

– Не предпочитаю.

Я опешила, потом разозлилась. Интересно, Чеслав знает о редкостной неконтактности стажера? Непременно доложу боссу о том, что парень плохо воспитан.

В полнейшем молчании мы добрались до нужного дома, оказавшегося еле живой от старости пятиэтажкой. Я вклинила внедорожник в крохотную щель между мусорным бачком и «Жигулями», потом коротко приказала:

– Никакой самостоятельности. Все разговоры веду я.

– Понял, – согласился Федор.

В подъезде отвратительно воняло, ступеньки и перила были безобразно грязными, стены покрывали надписи нецензурного содержания, на подоконниках и на полу под батареями валялись окурки, среди которых легко различались остатки косяков с травкой. На третьем этаже я не выдержала и нарушила данное самой себе обещание не говорить с Федором:

– Давно не была в таких загаженных подъездах.

– Это общежитие. Жильцы часто меняются, – вдруг вполне охотно ответил Приходько.

– На дверях квартир по одному звонку, – не согласилась я, – и на площадках нету рядов помойных ведер, с чего ты взял, что тут общежитие?

– Показалось, – буркнул Приходько, – спиной почуял.

– У тебя там антенны? – захихикала я. – Считывают информацию из космоса?

– Нет, – без тени улыбки возразил Федор.

Дверь в квартиру Осипа открылась сразу.

– Мама! – закричал маленький мальчик. – Люди!

В тесную прихожую вышла коренастая женщина, одетая в черное. Она была некрасивой, мужеподобной: короткие ноги, широкие плечи, бесформенный нос, тонкие губы и маленькие глаза. Хозяйка даже не пыталась себя приукрасить, она никогда не придавала бровям форму, а на ее лоб свешивалась рваная, словно обгрызанная челка, и это не было работой опытного парикмахера. Похоже, Соня собственноручно стригла волосы.

– Вы из конторы? – низким, чуть хриплым голосом спросила она.

– Нам надо поговорить, – ответила я, – желательно наедине.

– Саша, возьми брата и посидите на кухне, – попросила мать.

Мальчик взял за руку другого малыша, и они исчезли. Мы с Приходько стащили обувь и прошли в крохотную комнату.

Свободного места здесь не было. У одной стены высилась детская двухэтажная кровать, у другой стоял старый диван, супружеское ложе Кошмаровых, его подпирал трехстворчатый шкаф. В центре громоздился стол, окруженный табуретками. Полированная столешница, не прикрытая скатертью, походила на свалку: книги, погремушки, детские бутылочки, карандаши, фломастеры, пеленки – все валялось вперемешку. В углу около окна на тумбочке высился телевизор, чей возраст, наверное, приближался к моему. Довершала картину кроватка, в которой сидел ребенок в линялой, некогда розовой пижаме. Я не умею определять на глаз возраст детей. Этот мне показался крошкой.

– Контора поможет мне оплатить похороны? – тихо спросила Софья. – Я как-то не ожидала смерти Оси и не собрала денег.

Я растерялась и села на диван, который был завален разной ерундой. На продавленных подушках лежали бесплатные газеты, пара оберток от дешевого печенья, несколько сломанных карандашей, резиновый мячик, пластмассовый пистолет, полусобранные пирамидки, флешка для компьютера и неожиданно дорогой мобильный телефон. Впрочем, последний нищей семье мог подарить кто-нибудь из друзей или родственников. Приходько место на софе не хватило, он столбом маячил в проеме двери.

– Не думайте, что я плохая хозяйка, – сказала Софья, – всегда имела небольшой денежный запас на форс-мажорный случай, но потом забеременела Риточкой. У нас до нее было два мальчика, Саша и Андрюша, третьего мы не планировали, но Осип категорически возражал против абортов.

Софья взяла со стола пеленку и уточнила:

– Был. Противником абортов. Был. Муж говорил: «Сколько детей Бог дает, столько и надо рожать». Я пока не работаю, вот мы и очутились в стесненном положении.

Мои глаза невольно задержались на руках Сони. Они были грубыми, топорными, а вот ногти, слишком коротко, по-мужски остриженные, были тщательно отполированы и покрыты бесцветным лаком, Соня явно делала на днях маникюр. Я удивилась: меньше всего жена Кошмарова походила на даму, которая посещает салон красоты. Справившись с изумлением, я сказала:

– Непросто решиться на третьего ребенка при ваших жилищных условиях.

Софья посмотрела на коляску.

– Мы всегда хотели девочку, а получались мальчики. Осип был так счастлив, когда появилась Риточка. Конечно, из-за своей ответственной работы супруг не мог много общаться с детьми, но он всегда старался прийти пораньше, чтобы почитать им на ночь сказку. Исключая, конечно, те годы, когда служил под прикрытием. Сейчас, наверное, можно об этом говорить? Я лишь с вами откровенна, понимаю, бывших агентов не бывает, даже после их смерти необходимо сохранять тайну. Но вы же из конторы! Слава богу, что пришли! Я вас так ждала, думала: неужели они вдову коллеги бросят!

У Софьи затряслись плечи, я попыталась открыть рот, но меня опередил Федор.

– Можно воды? – спросил он.

Кошмарова выпрямилась.

– Да, конечно, извините. Саша! Налей дяде чашку и принеси в комнату, только осторожно, не расплескай.

– Я лучше с пацанами на кухне посижу, – сказал Федор и вышел.

Соня уставилась на меня. Я не знала, как себя вести, поэтому тихо предложила:

– Расскажите мне о муже.

– Вам интересно? – с надеждой спросила Соня.

– Очень, – кивнула я.

– Правда? – не поверила Софья. – Для меня будет огромным утешением вспомнить о нашей любви. И, думаю, в конторе не понимали, как Осип относился к работе. Наша семья вся служила, и я, и дети. Зарплату мы не получали, орденов нам, как мужу, не вручали, но ведь…

Соня захлебнулась словами и снова уставилась на коляску.

– Ваш супруг имел государственные награды? – обомлела я.

Художница встала, вытащила из-под дивана железный ящик, оглянулась на дверь, взяла одну диванную подушку, расстегнула молнию на чехле и достала крохотный ключик.

– Дети не знают, – вздохнула она. – Осип не имел права перед сыновьями похвастаться, да они пока маленькие, не поймут. Вот.

Короткие пальцы выложили передо мной два одинаковых ордена: красное знамя с прикрепленным к нему щитом, который пронзен мечом, и газетную вырезку.

Я взяла один орден, кровь бросилась в голову. На рынках столицы торгуют прикольными наградами. Там можно найти орден «Лучшая теща» или «Зять года». Безделицы охотно раскупают, стоят они недорого, в придачу к бархатной коробочке дают книжку, удостоверяющую личность получателя. Все по «правде», и сейчас перед моими глазами были «награды» из лавчонки, ордена «За заслуги агента», первой и второй степени.

Газета называлась коротко и емко – «Новости ФСБ», и, похоже, была сделана на компьютере в единичном экземпляре.

Соня начала читать вслух:

– «Руководство поздравляет агента О.К. с днем рождения, желает ему успехов в работе и большого личного счастья». О.К. – это, как вы догадываетесь, Осип Кошмаров, никому не понятно, в чей адрес отправлено поздравление, но мы-то с Осей знали! Вы действительно хотите послушать о нас?

Я проглотила ком, вставший поперек горла, и ласково сказала:

– Конечно, Сонечка.

Глава 14

Осип и Соня познакомились случайно, они столкнулись на дискотеке в институте, где училась девушка. Сонечка пришла с подругой, а Осипа пригласил однокурсник Софьи. Уходили юноша и девушка вместе. В первый же вечер Кошмаров привел Сонечку в небольшую каморку, где тогда жил, и у них там случилось все, что происходит у молодых людей, оставшихся наедине.

Через неделю Осип сделал Соне предложение руки и сердца. Она ответила согласием, и Ромео с Джульеттой предстали перед глазами родителей Софьи. Разразился феерический скандал. Отец невесты в прямом смысле слова спустил жениха с лестницы, орал ему в спину: «Забудь дорогу в наш дом, мерзавец!»

К сожалению, мама Сони полностью поддержала мужа. Если бы взрослая женщина проявила мудрость, остановила взбесившегося супруга, сказала дочке: «Конечно, дорогая, мы с папой счастливы, что ты нашла свою судьбу, вот только свадьбу лучше сыграть через полгода, хотим собрать денег на торжество», бракосочетание, вероятно, не состоялось бы.

За шесть месяцев Соня могла бы повнимательней присмотреться к Кошмарову и сообразить: Осип – человек не ее круга. Но родители невесты категорически запретили ей встречаться с не подходящим ни по статусу, ни по материальному положению парнем, а запретный плод, как известно, самый сладкий и манящий. В пылу скандала мать заявила: «Выбирай, дочь, с кем будешь жить, с этим хамом или с нами! Если соединишь свою судьбу с Осипом, можешь навсегда попрощаться с родителями».

Сонечка схватила сумочку и убежала. Она пришла к Кошмарову в одном платье и с паспортом. Гордая студентка ничего больше из отчего дома не взяла.

Пара жила в крохотной квартирке, которую Осип снимал у полусумасшедшей старухи. Каким-то непостижимым образом Кошмарову удалось там прописаться. «Ничего, – успокоил Соню муж, – не хоромы, но это всего лишь первая ступень».

Сонечка не роптала, она была счастлива. Осип оказался замечательным супругом, нежным, заботливым, верным. Вот только он часто уезжал в командировки и очень мало зарабатывал, ни о какой финансовой стабильности в семье Кошмаровых речи не было, порой Соня гордо шла в магазин и покупала, что видела, порой не могла прицениться даже к картошке. Второе бывало намного чаще.

Как-то Сонечка робко сказала мужу: «Милый, может, тебе пойти учиться?» «Зачем?» – спросил Осип. Соня объяснила: «Корочки дадут возможность найти хорошую работу с регулярной зарплатой, откроют перспективы карьерного роста».

Осип ничего не ответил, а Соня решила, что она на верном пути, и стала из благих побуждений пилить мужа.

Около месяца дружная прежде пара постоянно ругалась, и в конце концов Осип не выдержал. Утром, когда Соня варила кашу и одновременно зудела: «На дворе июнь, в Москве жара, духота, пыль, хорошо бы на море поехать», муж встал и сказал: «Не хочу так жить! Ты превратилась в сволочь».

Пока ошарашенная Соня, не слышавшая раньше от Осипа ни одного грубого слова, пыталась справиться с эмоциями, Кошмаров ушел.

Весь день Сонечка провела во взвинченном состоянии. В десять вечера, когда в двери заворочался ключ, она бросилась в прихожую, повисла у мужа на шее и заплакала: «Прости, прости, прости! Больше никогда! Ты самый лучший». Осип обнял жену, отвел на кухню, поставил на стол коробку с пирожными, бутылку вина и сказал: «Милая, это я виноват, не рассказывал тебе правды, но не потому, что не хотел. Я человек в погонах, мне на откровенную беседу даже с женой необходимо разрешение начальства. Сегодня я вымолил его у генерала и могу признаться: солнышко, я спецагент».

Сонечка уронила пирожное, а Осип изложил невероятную историю. Он имеет высшее образование, окончил закрытый университет, где обучаются будущие ответственные работники ФСБ. Показать жене документ Осип не может, тот хранится в сейфе в конторе. На самом деле у него большая зарплата, но получать он ее не имеет права, деньги лежат на особом счету, под большие проценты. Осип выполняет важное государственное задание, от его успеха зависят мир и благополучие в стране. Но ему надо прикидываться простым, не очень умным парнем, стесненным, как и все, в финансах, иначе враги раскусят агента и все полетит в тартарары.

«Когда я тебя полюбил, – рассказывал Кошмаров, – то выдержал не один бой с генералом. Начальство велело мне не приближаться к тебе ближе чем на сто километров, но я заверил босса: «Супруга все поймет, она станет мне опорой». «Наша бедность лишь прикрытие?» – залепетала Соня. «Да», – подтвердил муж. «И эта маленькая квартира?» «Конечно, – кивнул Осип, – иначе нельзя. Дело государственной важности».

Узнав правду, Соня перестала нападать на мужа, Осип иногда приносил хорошие деньги, жизнь стала налаживаться. И тут Осипа арестовали за мелкое мошенничество, слава богу, он смог передать жене письмо, в котором сообщил: «Арест часть моей легенды. Сиди тихо, никому ни слова о конторе, иначе все рухнет. Ради того, чтобы проникнуть в центр преступной группировки, мне необходимо иметь одну ходку на зону. Не общайся со следователем, он ничего не знает о моей службе и наговорит тебе много всякого».

Соня перевела дух, вытерла глаза детской пеленкой и продолжала:

– Осипа, правда, довольно скоро отпустили. Ему дали немного и за хорошее поведение освободили раньше. Пока он был в заключении, у нас родился сын. Конечно, мне нелегко пришлось, но женам декабристов было куда хуже, а они ради мужей все вытерпели. К сожалению, начальство Осипа решило, что для карьеры в уголовном мире одного срока мало, и муж вскоре после выхода из-за решетки вновь был осужден. Представляете, едва его отправили к месту отбывания наказания, как мне стало понятно: я опять беременна. Второй наш сын тоже появился на свет в отсутствие отца, и мне было еще труднее. Кстати, свой второй орден муж получил за судимость.

Соня встала, подошла к шкафу, взяла с одной из полок железную коробку, вернулась ко мне и протянула ее.

– Посмотрите, там письма. Осип понимал, что мне трудно, и поддерживал, как мог. Читайте, прошу вас.

Я взяла один листок. «Здравствуй, Соня. У нас тут холодно, поэтому пришли побольше тушенки, а вот конфитюр не надо. Это одно баловство и никакой пользы, лучше сахар, да он и дешевле. Еще нужна сгущенка, сливочное масло, не маргарин, как в прошлый раз. Будь внимательна, «легкое масло» не покупай, это обман. В остальном все без изменений, чай, кофе, твердая колбаса, сама знаешь весь список. И сигарет побольше. Надеюсь, у вас все хорошо. О.К.»

– Видите, – ткнула пальцем в письмо вдова, – джем намного вкуснее рафинада, но он дороже, Осип заботился о семье, не хотел, чтобы я деньги лишние тратила.

Я на всякий случай кивнула. Не стоит спорить с женщиной, только что потерявшей мужа. Но мне послание не показалось нежным: Осип просил побольше продуктов, дешевый маргарин его не устраивал, подавай ему вологодское масло. Наверное, Кошмаров попросту не любил варенье. Как же надо обожать супруга, чтобы посчитать подобное письмо свидетельством любви и нежности? Но, может, мне попалось не то письмо?

Я развернула другое. «Соня! Сейчас не время оставлять ребенка. Беременность, роды – все это непросто и дорого. Квартира у нас маленькая, я не могу прислать денег. Размножаться в такой ситуации неразумно. Сходи к врачу и…»

Лист закончился, я не стала искать продолжение. Похоже, Осип узнал, что станет отцом во второй раз, и перспектива получить еще одного малыша его не обрадовала. Соня лукавила, когда вспоминала о чадолюбии мужа? Или это как с джемом? Написано одно, а женщина видит в словах совсем иной, приятный для себя смысл? Может, Соня решила, что муж заботится о ней, думает о деньгах для малыша? И спокойно родила второго. Она дура? Или наивна до крайности?

Я посмотрела на Соню, а та тем временем говорила:

– Понимаете, он был фанатично предан работе, ради нее мы терпели все неудобства. Квартира у нас крохотная, дом превратился в общежитие, здесь теперь жильцы меняются с невероятной скоростью. Саша с Андрюшей ходят в обычные ясельки-садик, тридцать детей в группе. Но через пару месяцев все должно было измениться! Все!

Сонечка судорожно вздохнула и сгорбилась.

– Осипа собрались перевести в другой отдел. Нам предстояло переехать в новый дом, в шикарные апартаменты! Сто пятьдесят квадратов! Семнадцатый этаж! Вид на Москва-реку! Муж сказал: «Родная, это награда за все трудности. Наконец-то ты ощутишь себя богатой. Куплю тебе шубку, машину, дети отправятся в хорошую гимназию». И… умер! Вернее, его убили враги, да? Я понимаю, Осип погиб на службе, как герой, да?

Наивный взгляд ее уперся в мое лицо, мне составило огромного труда выдержать его и пробормотать:

– Ну… э… понимаете… э…

– Конечно, – кивнула Соня, – мне можете не объяснять! Отлично понимаю, что вы правды мне не расскажете. Не знаете, можно попасть на прием к генералу?

Мне стало еще хуже, и нужные слова никак не находились.

Сонечка стиснула кулачки.

– Я не стану у него ничего просить, всего лишь хочу получить наследство Осипа. Не для себя, ради детей.

– Наследство Осипа? – переспросила я. – У него было имущество?

Соня поежилась.

– Да, он составил где-то год назад завещание. Принес его и говорит: «Дорогая, если меня убьют, ты не будешь голодать», ну и рассказал правду.

– Год назад Осип поделился с вами еще одной тайной? – уточнила я.

Соня кивнула.

– Его настоящая фамилия не Кошмаров и зовут не Осип. Паспорт на это имя выдали в конторе перед тем, как внедрить его в криминальный мир. На самом деле он владелец хорошей квартиры. Апартаменты невероятно дорогие! Стоят запредельных денег. А еще он имел сберкнижку, на ней целое состояние.

– Нельзя ли взглянуть на завещание спецагента? – сквозь зубы процедила я.

Кошмарова затрясла головой.

– Бумага у генерала в сейфе. Вот почему мне надо попасть к нему на прием!

У меня не нашлось сил, чтобы сказать Соне правду, поэтому я постаралась сменить тему:

– Вы разрешите взять нам компьютер Осипа?

– Компьютер? – растерянно повторила Соня.

– Ноутбук, – уточнила я, – где он?

Кошмарова печально улыбнулась.

– У нас нет денег на подобные игрушки, порой даже на чай не хватает. Никаких «буков» Осип не имел, не по карману вещь. Как мне взять завещание мужа? Я хочу жить в его квартире!

По счастью, именно в этот момент у меня заработал мобильный, я вытащила его и услышала голос Коробкова:

– Ты еще у Кошмаровой?

– Да, – коротко ответила я.

– Выяснилось интересное обстоятельство в отношении Софьи Григорьевны, – с торжеством заявил хакер. – Есть минутка послушать?

– Не возражаете, если я выйду на лестницу покурить? – спросила я у хозяйки.

– Пожалуйста, – равнодушно согласилась Соня.

Я живо выбралась на грязную площадку и велела хакеру:

– Начинай, я прикинулась курильщицей, сейчас одна, в подъезде.

– Софья Григорьевна Кошмарова не всегда носила эту фамилию. При рождении ее зарегистрировали как Софью Петровну Белкину, – перечислял Коробок, – а когда ей исполнился год, она получила отчество Григорьевна и фамилию…

– Зачем малышке менять отчество? – перебила я.

– Наша Таня громко плачет, уронила в речку мозг, тише Танечка, не плачь, выловишь мозги, не мяч, – пропел Димон, – ну удивила! Петр Белкин умер. Мать Софьи второй раз вышла замуж, ее супруг удочерил малышку. Житейская ситуация. Нового отца Сонюшки зовут Григорий Игоревич Венев.

– Как? – подскочила я.

– Повторяю для тех, кто невнимательно слушал, Григорий Игоревич Венев, – медленно и четко произнес хакер.

– Король свалки? – не успокаивалась я.

– Он самый, – подтвердил Коробок.

– Но мусорный король упоминал только о сыне! – окончательно запуталась я. – О девочке Соне речи не было.

– Думаю, тебе надо наведаться еще раз на поле отбросов и потрясти его величество, – посоветовал Димон. – Единожды солгавший, кто тебе поверит? Напел нам о мальчике, ан нет, есть еще дочурка!

– Неродная, – буркнула я.

– По документам она его, – возразил Коробок, – я еще покопаю лапами в личных делах Григория Игоревича, пороюсь в его шкафах на предмет скелетов, а ты рули к нему в офис, подними его шапку Мономаха, посмотри, чего он под ней прячет. С Софьей надо еще раз поговорить после беседы с ее отчимом. Мы с тобой поверили Григорию, а из-за внезапной смерти Осипа не успели поговорить с Игорем. Давай, исправляй оплошность.

Когда мы сели в джип, я не выдержала и сказала вслух:

– Некоторые парни жуткие сволочи!

Приходько неожиданно вступил в беседу:

– Ты рассказала Софье правду про мужа?

– Нет, – с неохотой призналась я, – не смогла.

– Но она все равно узнает, – пожал плечами практикант.

– Не от меня! – вздохнула я и на большой скорости пролетела между двумя фурами. – Пусть Чеслав сам открывает вдове глаза!

Впереди маячила машина ДПС, я села ей на хвост и коротко «крякнула», бело-синий форд моментально принял вправо.

– Здорово! – обрадовался Федор. – Гайцы даже не пискнули.

– У нас номера особые и талон, который удостоверяет, что права шофера не подлежат проверке, – растолковала я, разгоняясь в левом ряду.

– Отлично водишь, – одобрил Приходько, – давно за рулем?

– Пару месяцев, – честно призналась я, но он не поверил и засмеялся.

– Ясно. Не хочешь, не говори. У тебя талант шофера, не каждый мужчина так хорошо владеет рулем. Саша сказал, что папа редко бывает дома, он все время на работе, а когда приходит, то спит, и им с Андрюшей нельзя шуметь.

Я ослабила педаль газа.

– Осип – мерзавец! Спецагент! Слышал когда-нибудь подобное?

Приходько притих, около получаса мы летели по Москве на реактивной метле, и, когда до Давыдова осталось совсем немного, Федор сказал:

– Я своим девчонкам врал, что был когда-то в олимпийской сборной по спортивной гимнастике, получил три золотые медали.

– И они верили? – улыбнулась я.

– Все, кроме одной, – грустно ответил Федор. – Маша Колышева очень подозрительной оказалась, ну и выяснила: не было в истории гимнастики многократного победителя Олимпиад Приходько. Мне девчонки бойкот объявили. Неприятно получилось.

– Это не тот пример, – не согласилась я, – подумаешь, распушил хвост перед подружками. У Осипа трое детей, на что он рассчитывал, выдавая жене легенду о спецагенте?

– На ее наивность. И его расчет, между прочим, оправдался, – ответил Приходько.

Я резко крутанула рулем и утопила тормоз, джип послушно замер, за лобовым стеклом простиралась улица с покосившимися избенками.

Глава 15

Григорий Игоревич был в офисе, печатал какой-то текст на компьютере.

– Трубу не привезли? – забыв поздороваться, спросил он.

– Нет, все отлично, – заверила я, – ваш посланец даже ее на место поставил, мне уже Анфиса звонила.

– Что-то еще хотите, ребятки? – ласково спросил король помойки.

– Софья Григорьевна Кошмарова, – произнесла я, – ваша дочь. Знаете, в каких условиях она сейчас живет?

Григорий Игоревич закрыл ноутбук.

– Нет.

– Как же так! – возмутилась я. – Она ваша дочь!

– У меня только сын, – не изменившись в лице, соврал Венев.

Я без приглашения села на табуретку.

– Пойду подышу свежим воздухом, – объявил Федор и юркнул за дверь.

– Думаете, у меня есть время заниматься глупостями? – накинулась я на Венева. – Перестаньте идиотничать. Мы с Коробковым опрометчиво вам поверили, уехали, а вы, оказывается, имеете еще доченьку! Софья Григорьевна Кошмарова по документам ваш ребенок.

– Не мой, – затряс головой старьевщик, – Софья от первого брака жены.

Я заерзала на сиденье.

– Но вы ее удочерили!

– Точно, и воспитывал, и ни в чем не отказывал, пока она нас не опозорила! – грустно признался Григорий Игоревич.

– Тем, что влюбилась в Осипа Кошмарова? – уточнила я.

Венев вынул из кармана бархатный мешочек, взял со стола железную коробочку с табаком и тщательно набил им трубку.

– У вас дети есть?

– Нет, – ответила я.

– Тогда вам трудно понять наши с женой эмоции, – вздохнул Венев.

Я сурово сдвинула брови.

– Переживания можно пустить побоку, лучше обратимся к фактам.

Григорий Игоревич погладил фарфоровую статуэтку, стоявшую около перекидного календаря.

– Нравится?

– Жуткий старикашка, – оценила я фигурку.

Венев с укоризной глянул на меня.

– Это Чичиков. Герой произведения Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души». В советские годы была выпущена серия фарфора, посвященная литературе. Она не тиражировалась, являлась юбилейной, сейчас коллекционеры за нее душу отдать готовы. За Чичиковым я давно охотился, но нашли его мне только сегодня утром, он отлично сохранился, ни одного скола нет.

– Лучше побеседуем о Соне, – жестко сказала я.

Григорий Игоревич вновь потрогал фигурку.

– Своему сыну я постоянно твержу: не женись на женщине с ребенком. Дети всегда генетическая лотерея, никогда не знаешь, какой билет тебе достанется. Полагаешь, что малыш вырастет похожим на тебя и красавицу супругу или его, как бабушку, потянет к роялю, ан нет. Вырастает сплошное непотребство, в кого – неведомо. Но это своя кровиночка. А если чужая? Тут уж терпения не хватит, но я Соню никогда не обижал, добра ей желал, вместе с Игорем одинаково воспитывал, баловал, игрушки покупал, учил, только не в коня корм.

– Соня оказалась глупой? – разозлилась я.

– Упертой, как сто ослов, – раздраженно пояснил Венев, – у нее в лексиконе были только слова «не хочу» или «хочу». Все аргументы были напрасны. Переубедить девчонку ни разу не удалось ни мне, ни ее матери. Алевтина сначала на меня сердилась, когда я Соню наказывал за своеволие. Ну, допустим, садимся обедать, всем супу налили. Мы с Игорьком спокойно едим. Соня тарелку отодвинет и сидит, и начинается у нас такой диалог. Я спрашиваю: «Сонечка, почему ты не кушаешь?» В ответ: «Не хочу». Я объясняю: «Без супа желудок заболит» – и слышу: «Не хочу». Говорю: «Мама старалась, варила, ей обидно, что дочка носом крутит». И снова: «Не хочу». В разговор вступает жена: «Почему, деточка? Не вкусно? Пересолено? Лапша разварилась?» «Не хочу», – монотонно бубнит капризница. «Скажи, пожалуйста, чем первое тебе не по душе? Я учту свои ошибки. Морковь не класть? Лук? Петрушку?» – нервничает мама. «Не хочу», – и весь ответ.

Венев встал и подошел вплотную ко мне.

– Разве мы грубо с ней разговаривали? Пытались каждый раз понять причины, по которым Софья отказывалась что-то делать, но всегда слышали лишь: «Не хочу», безо всяких объяснений.

Когда родительское терпение заканчивалось, Веневы применяли репрессии. Девочке объясняли: «Если не съешь суп, не получишь сладкого». «Не хочу», – монотонно бубнил ребенок. «И не посмотришь мультики», – грозил отчим. «Не хочу», – не меняла решение девочка. «В выходные не пойдешь с нами в кино», – добавлял Григорий Игоревич. «Не хочу», – твердила Соня.

В конце концов Венев терял терпение и выгонял упрямицу из-за стола. Соня оставалась голодной, но непобежденной. Покидая комнату, где сидела расстроенная мама и взвинченный отчим, девочка могла сказать: «Это несправедливо. Вы говорили, что я останусь без пирожного и кино, но про котлеты не упоминали. Где мое второе?»

Была у Сони в характере еще черта, безумно злившая отчима. Она могла дружить только с одним человеком, поддерживать хорошие отношения с двумя у нее не получалось. Сонечка обожала подружку, буквально смотрела той в рот, подчинялась ей, не замечала в ней ничего плохого, а потом вдруг разражался бурный скандал. Со странным поведением падчерицы Григорий Игоревич впервые столкнулся, когда той исполнилось семь лет.

Соня начала общаться с Галей Веселовой, своей одноклассницей. Они сидели за одной партой, ходили на переменах держась за руки, вместе шли домой. Вернее, Соня провожала Веселову до подъезда и часто несла ее портфель. Соня хотела одеваться, как Галя, потребовала остричь ей косу, сделать прическу, как у Гали, выпросила у родителей разрешение ходить в кружок лепки, как Галя, делала за обожаемую подругу уроки и во всем повиновалась Веселовой. Алевтину беспокоила влюбленность дочери, мать попыталась вразумить ее: «Солнышко, Галя тебя использует, дружба – это дорога с двусторонним движением. В четверг ты несешь сумку Веселовой, но в пятницу ее черед два портфеля тащить».

Соня пропустила слова Алевтины мимо ушей, на свой день рождения позвала в гости только Галину, сказав: «Мне больше никто не нужен».

Через полгода Алевтине с жалобой позвонил отец Веселовой. Соня сильно избила любимую подругу, причина драки оказалась банальной: Веселова пошла в кино с другой одноклассницей, за что поплатилась выдранными волосами и выбитым зубом. Аля срочно перевела Соню в другую школу и провела с дочерью воспитательную работу. Но вы ведь помните об ослином упрямстве девочки! Ситуация повторялась несколько раз. Софья обзаводилась подругой, подчинялась ей, а потом бурно разрывала отношения. Правда, теперь она никого не била, но могла сделать исподтишка гадость той, кого еще вчера по-рабски обожала. От любви до ненависти у Сони был не один шаг, как говорит пословица, а доля миллиметра.

Несколько раз Григорий Игоревич, растеряв терпение, хватался за ремень, но Алевтина висла на руке у мужа с криком: «Не трогай ребенка!» «Если мы сейчас ее характер не обломаем, то лет через пять наплачемся. Девочка должна знать – родителям подчиняются беспрекословно», – злился муж. Жена начинала плакать и сквозь слезы говорила: «Ты жесток с Сонечкой, потому что она тебе не родная!»

Венев отступал. Один раз, правда, заявил Алевтине: «Будь Соня моей кровной дочерью, я бы тебя не спрашивал, выдрал бы ее до синяков, а поскольку она удочеренная, руки у меня связаны». «Девочка ошиблась, – твердила Алевтина, – это возрастная глупость».

К сожалению, мать оказалась не права. Чем старше становилась Софья, тем категоричнее она произносила «хочу» или «не хочу». В конце концов Венев махнул на нее рукой. У него рос сын. Игорь всем радовал отца. Учился отлично, беспрекословно слушался, был очень хорош собой. А Соню, как на грех, Господь не только одарил характером ишака, но и отнял у нее даже намек на красоту. В четырнадцать лет девочка превратилась в коренастого, мужеподобного подростка со слишком большим ртом и широко поставленными глазами. Лягушонок, да и только. Впрочем, некоторые жабы были симпатичнее школьницы, они умели улыбаться, а приемная дочь Венева вечно ходила с хмурым видом.

Григорий Игоревич пристроил девчонку в художественный институт. Будь его воля, он бы и пальцем не пошевелил, но Алевтина так боялась, что дочурка останется без высшего образования, что муж пошел на поклон к ректору. Став студенткой, Соня потеряла угрюмость и даже похорошела. У нее сложились теплые отношения с однокурсниками, девочка до ночи пропадала в институте, домой прибегала лишь ночевать. Алевтина постоянно твердила мужу: «Видишь, она выправилась, не стоило ребенка в детстве гнобить».

А потом произошла история с Осипом.

Когда Григорий Игоревич увидел, за кого собралась замуж падчерица, он сорвался, затопал ногами и заорал: «Никогда! Не желаю иметь в зятьях Кошмарова, он подонок!» Алевтина тоже опешила и предприняла попытку образумить дочь: «Солнышко, Осип нехороший человек». «Хочу за него замуж», – спокойно заявила Соня.

Венев плюнул, заперся в своем кабинете. В душе его кипела злость, он понимал, что Соня далеко не красавица, не умница, у нее отнюдь не ангельский характер. Осип не мог полюбить такую девушку, ушлый парень решил попасть в богатую семью, хочет прибрать к жадным лапам свалку и жить припеваючи. Софья – его ключ к благосостоянию. Пусть Алевтина отговаривает дочь от общения с Осипом, Геннадий слова не проронит, у него есть отличный сын, а кривой, чужой побег не станет объектом отцовской заботы.

Через час рыдающая жена вошла к нему и простонала: «Она ушла. Ну зачем ты поставил девочку перед выбором: мы или Осип?!»

Венев обрадовался решению падчерицы, но вида не подал, стал утешать Алю: «Ерунда, она вернется. У Кошмарова нет ни денег, ни образования, ни достойной работы. Поиграет Соня пару месяцев в любовь, захочет есть и прибежит с повинной головой. Будет ей хороший урок». «Нет, Гриша, – всхлипнула жена, – я ее знаю. Мы никогда не увидим девочку, она нас бросила». «Ну и отлично, меньше забот», – чуть было не ляпнул царь помойки, но сумел-таки вовремя проглотить язык.

Софья исчезла, вместе с ней пропал и Кошмаров. До Григория Игоревича очень редко доходили новости о падчерице.

Вроде Осипа арестовали, когда Соня забеременела. И, кажется, падчерица родила. Пол внука Венева не интересовал, он лишь хотел, чтобы Алевтина не услышала, что стала бабушкой. Затем стало известно про второй арест Кошмарова за мошенничество. Вот тогда мусорный царь забеспокоился. А ну как блудная дочь со своим выродком приползет назад? Алевтина не сможет отказать в помощи Софье. Но девчонка ни разу не позвонила в отчий дом.

Зато спустя некоторое время проявился Осип. Внаглую приперся в Давыдово, открыл мамину сараюшку и начал принимать там подозрительных личностей.

Венев замолчал, сел за стол и стал гладить статуэтку Чичикова.

– Судьба большая шутница, – вздохнул он, – она слышит человеческие просьбы, но выполняет их на свой лад. Алевтина собирала фарфор, увлеклась им после ухода Софьи. Игорь принес ей милую фигурку, девочку с котенком, сын хотел сделать матушке подарок, чуть развеселить ее. Жена после расставания с дочерью впала в депрессию, а Игорек очень чуткий. Короче говоря, вручил он маме статуэтку и показал фото своего подарка в каталоге. «Видишь? «Девочка с котенком» из серии «Забавы», ее выпускали в пятидесятые годы прошлого века. Одиночный экземпляр малоценен, но если собрать всю серию, то получится ценная коллекция». Алевтина неожиданно оживилась. «Мне больше нравится «Подросток с овчаркой». Собака словно живая. Как думаешь, можно найти эту статуэтку?» «Попробую, – пообещал Игорь, – а ты съезди в магазин, купи издание по истории фарфора».

Игорек хотел выманить мать в город, заставить ее встряхнуться и преуспел. Алевтина приобрела нужные книги, изучила их, стала посещать музеи, выставки и незаметно превратилась в страстную собирательницу. Конечно, ей помогали и муж, и сын, но многие вещички для пополнения коллекции Аля отыскивала сама, а потом рассказывала им об удачной «охоте». Один раз она зашла перекусить в небольшой ресторанчик и замерла. На стойке бара стояла фигурка собаки, произведенная в Германии. Статуэтку можно было отнести к началу девятнадцатого века, она имела фирменное клеймо и была неповрежденной.

«Откуда у вас такая прелесть?» – осторожно спросила Аля у бармена. Тот усмехнулся. «Кто-то из посетителей в год собаки подарил». «Сейчас год свиньи», – напомнила Венева. «Верно, – засмеялся бармен, – но хрюшку мне не преподнесли, поэтому здесь псина сидит. Надо ее выкинуть, да рука не поднимается, вроде симпатичная».

Алевтина ринулась в ближайший торговый центр, купила там фигурку свиньи, украшенную стразами, прибежала назад и совершила обмен.

– Представляете, сколько стоит старый фарфор в отличном состоянии? – ухмыльнулся Венев. – Аля молодец! Последнее ее увлечение – «Мертвые души», она собрала все фигурки: Коробочку, Плюшкина, Маниловых, Ноздрева. Одного Чичикова не хватало. Уж как она его искала! Весь Интернет перерыла, по блошиным рынкам бегала, у жены по несколько экземпляров других героев было, она их в обменном фонде держала, а главного персонажа все не находила.

Григорий Игоревич отодвинул статуэтку.

– Супруга умерла год назад, а сегодня мне Чичикова принесли. Я в комнату Али после ее смерти не заходил, вот и думаю: оставить себе статуэтку и в коллекцию поставить? Или продать? На него покупатель есть. Год назад прорезался Вениамин Катков, известный актер, говорит, всю коллекцию собрал, кроме Чичикова.

Венев отвернулся к окну.

– Пополните коллекцию жены, – тихо сказала я. – Ей приятно будет.

Григорий Игоревич перевел взгляд на меня.

– Это ж надо в ее спальню войти, а у меня духа не хватает.

– Сына попросите, – нашла я выход.

Старьевщик взял фигурку, тщательно завернул ее в пупырчатую бумагу, потом открыл старомодный здоровенный портфель и молча сунул в него Чичикова.

– Осип, конечно, был подлым человеком, – осторожно сказала я, – но он умер, Соня осталась с тремя детьми на руках. Два мальчика и девочка, совсем крошка. Вдова живет в ужасных условиях, в тесной однокомнатной квартирке, в неблагополучном районе города, на самом дне. У нее нет денег даже на памперсы.

– Как зовут малышей? – неожиданно задал вопрос Венев.

– Саша, Андрюша и Рита, – ответила я.

– Софья сама себе судьбу выбрала, – жестко заявил Григорий Игоревич. – Услышь я сейчас, что девочка у нее Алевтина… А так! Пусть сама выкарабкивается. Мне она никто, лишь по документам родня. Какой с отчима спрос? Кормил, поил, одевал падчерицу, не бросил в детстве, не обижал. Теперь она взрослая женщина, несет ответственность за свои поступки.

– Соне еще нет тридцати, – вздохнула я.

– Отлично! – обозлился Григорий Игоревич. – Предлагаете считать человека до пятидесяти лет ребеночком. Я в ее возрасте работал, помогал родителям, имел жену и продолжал дело отца. Хотите, чтобы я помог падчерице?

– Она погибает с голоду, – кивнула я.

Венев вскочил.

– Вовсе нет. Можно пойти на приносящую деньги работу, не малевать ерунду на холсте за три копейки, не корчить из себя Васнецова, Врубеля, Рембрандта и прочих, а подумать головой! Она имеет хорошее образование и ни хрена не делает. Знаете почему? Не хочет! Обычное Сонино «не хочу», слово «надо» она не выучила! Зачем троих рожала? А?

Я не нашла контраргументов.

– Молчишь? – фыркнул Венев, в пылу раздражения забыв о вежливости. – Она что, не понимала, что даже двоих детей им не поднять? Хочу, и баста. Рожу, потому что этого хочу, а дальше дети сами заколосятся, как лопухи при дороге. Есть, пить, одеваться им не придется, врач не потребуется. Троих на свет произвела! Мы с Алей крепко подумали, когда жена после Игоря забеременела, посчитали свои расходы-прибыли, и отправилась супруга на аборт. Софья же всегда на разумные предложения отвечала: «Не хочу!» Вот и я теперь не хочу о ней слышать. Пусть не надеется после моей смерти часть имущества заполучить. Все завещано Игорю, до нитки, до последнего гвоздя.

Григорий Игоревич захлебнулся и начал кашлять.

– Знаете, что непонятно? – спросила я. – Если Осип женился на Соне, желая подобраться к вашим деньгам, то почему он не ушел от нее, когда понял, что помощи не будет?

– У него поинтересуйся, – огрызнулся хозяин свалки.

– Неужели Кошмаров сюда никогда не приходил, не показывал фото малышей, не клянчил денег? – продолжала я. – Не обращался к Алевтине, не давил на ее чувства? Если он всего этого не делал, может, искренне любил Соню?

Венев подошел к кулеру, залпом выпил стакан воды и зашипел:

– Гиена не способна на светлые чувства! Потому что она гиена! Пожирательница падали!

Резкий звонок телефона оборвал его речь, Венев взял трубку и через мгновение заорал:

– Что?! Когда? Куда? Спасибо, еду.

Засунув мобильный в карман, Григорий Игоревич схватил портфель, рванул к выходу, потом вспомнил обо мне и обернулся:

– Простите великодушно. Звонили из клиники, Игоря привезли с приступом аппендицита. Ему стало плохо в городском магазине, он позвонил доктору, сейчас сына готовят к срочной операции. Я вынужден прекратить беседу.

– Конечно, – кивнула я, – возьмите визитку, позвоните мне, когда освободитесь. Вам не нужна помощь?

Венев вздрогнул:

– Совсем забыл! Машина! Я отогнал ее рано утром на техобслуживание, обещали в девять вечера вернуть. Я предполагал весь день в офисе провести.

– Мы вас подвезем, – пообещала я, – нет проблем.

Глава 16

Если выехать из дома, не имея никаких планов, то гарантированно дорога окажется свободной. Но если спешишь по делам, попадешь в затор даже там, где его никогда не бывает.

– Черт, пробка, – заерзал на заднем сиденье Велев, – Игорек, наверное, волнуется.

– Аппендицит – это не страшно, – утешил его Приходько, – операция отработанная, теперь даже живот не режут, через проколы удаляют. Через два дня Игорь обо всем забудет.

– Долго нам ехать? – не успокаивался Венев.

Я посмотрела в зеркало. Лицо его сильно покраснело, на лбу появились капли пота, наверное, подскочило давление.

– Что-то голова кружится, – подтвердил мои догадки король мусорщиков, – в висках стучит.

Я притормозила у обочины.

– Федор, поменяйся с Григорием Игоревичем местами и дай ему из аптечки таблетку валидола.

– Спасибо, – поморщился Венев, совершив рокировку, – не привык я сзади сидеть, всегда сам за рулем. Простите, водички не найдется? Валидол больно противный.

После опустошения бутылки минералки Григорию Игоревичу легче не стало. Я хотела как можно быстрее доставить Венева в клинику. Пусть убедится, что сыну ничего не угрожает. А заодно и сам покажется врачу, внешний вид моего пассажира говорил о проблемах с сердцем. Я включила мигалку, джип начал перестраиваться в левый ряд. На мой взгляд, если человек в пробке проделывает резкие движения, значит, у него на то имеются основания. Может, он опаздывает на поезд-самолет, везет жену в роддом, торопится к больной бабушке или обозленному шефу. Я всегда уступлю другим дорогу, но не все столь толерантны. Сейчас мне активно не давал выехать на скоростную полосу потрепанный автомобиль, за рулем которого сидел мужик в бейсболке и круглых очках.

Я опустила стекло и улыбнулась. «Кепка» сделала вид, что не заметила ни меня, ни джипа, пришлось крикнуть:

– Молодой человек, извините, я очень тороплюсь!

– На… а на внедорожник, – заорал он в ответ, – ниче, постоишь! Клиента одного упустишь!…!…!…!

Из впереди идущей машины выглянула девушка.

– Он псих! – заявила она.

– Ща в ментовку замету! – завизжала «кепка». – Думаешь, я так просто к теще на блины качусь? Выполняю важное государственное задание!

Я прищурилась. Внешняя раздолбанность машины порой не совпадает с ее внутренним состоянием. В нашем гараже стоит «Москвич». Некогда эту популярную у советских граждан тачку называли «Ведро гаек и болтов» или «Мама спит спокойно». Вторая кличка объяснялась просто: приобретя «Москвич», отец семейства будет все свободное, да и несвободное время проводить в гараже, пытаясь заставить тачку шевелить поршнями. Мама может спокойно спать – мужу некогда шляться по бабам или кататься на рыбалку.

Но «Москвич», приписанный к нашей бригаде, легко уйдет в отрыв от гоночной машины. С виду-то он жаль печальная, а под капотом – чудо современной техники. Вот только на хитрой машине стоят особые знаки, чтобы ГАИ отворачивалось, видя летящий по шоссе ураган.

– Я спецагент, – орала «кепка», – идиоты…! На… тебе левый ряд…!

Номера у тачки важной особы были затрапезные, да и с меня на сегодня хватило одного шпиона Гадюкина. Я нажала заветную кнопку, из крыши джипа выскочила мигалка, из-под переднего бампера забили синим светом стробоскопы, властный мужской голос заорал в микрофон:

– Внимание! Пропустите транспорт со спецсигналом! Внимание! Водители, не создавайте аварийную ситуацию.

Не надо думать, что в микрофон орал Федор: у нас есть магнитофонная запись, от голоса диктора даже у меня поджилки трясутся.

Завывая и вопя, джип поспешил по левой полосе. Григорий Игоревич вжался в сиденье, слава богу, он молчал. Лишь в тот момент, когда внедорожник въехал во двор клиники, Венев шепнул:

– Спасибо. Я ваш должник.

– Нет, – ответила я, – не люблю, когда кто-то мне благодарен. Лучше помогите, когда потребуется, другому человеку, и будем квиты.

Венев скрылся в кабинете врача, мы с Приходько сели в кресла, я позвонила Чеславу, отчиталась, выслушала его указания и велела практиканту:

– Рассказывай, что разузнал у мусоролазов.

– Не очень-то они разговорчивые, – начал Федор, – или боятся Венева, или правда его уважают, но плохого слова о нем никто не проронил. Справедливый, честный, правит твердой рукой.

– У властителей чаще, чем у других, заводятся враги, – заметила я, – неужели Григорий Игоревич ни с кем не конфликтовал?

– Не-а, – затряс головой Приходько, – хороший барин. Пускает в бизнес только своих, так сказать, с мусорными корнями. Чужим в Давыдово хода нет. Если женился на ком со свалки или замуж за мусоролаза выскочил – тебе туда прямая дорога, остальным дуля. Об Игоре тоже все хорошо отзываются. Парень понимает, что империя к нему перейдет, рано или поздно он заменит отца, но не чванится, со всеми за руку здоровается, вежливый, голоса не повышает. На здоровье никогда не жаловался, хотя ни силачом, ни здоровяком его не назовешь. Внешне не красавец, ростом не вышел, похож на бульдожку, коренастый такой, ноги короткие, да и на лицо не Бред Питт. Хотя Игорь попытался себя облагородить, отпустил усы, бородку, стал выглядеть старше. Сын Венева заведует магазином, наверное, он хочет, чтобы служащие не считали его мальчишкой. Примерно год назад у Игоря стало сильно портиться зрение, и он нацепил очки в тяжелой оправе, что придало ему еще большую солидность. Очень любил мать, сильно переживал ее смерть. Прямо напасть на их семью.

– Напасть? – насторожилась я. – О чем речь?

– Сначала скончалась младшая сестра Григория Венева, Любовь Игоревна. Как говорится, в семье не без урода, и Любочка как раз такой урод. Она дружила с бутылкой, зашибала основательно. Григорий сестру лечил: зашивал, кодировал, гипнотизировал, но толку ноль. Никто не удивился, когда тетка до инсульта допилась, – пояснил Федор, – потом месяца через четыре умерла Алевтина, сгорела в три дня от воспаления легких. У Григория Венева за двенадцать месяцев двое похорон, стало шалить сердце, а у Игоря сильно село зрение.

– Черная полоса, – вздохнула я, – отправляйся в офис.

– А ты? – спросил Приходько.

– Подожду Григория Игоревича, отвезу его домой или в техцентр, где его машина стоит.

– Полное обслуживание короля свалки, – хмыкнул Федор. – Знаешь, он врет.

– Почему ты так думаешь? – спросила я: мне тоже казалось, что «монарх» чего-то недоговаривает.

– Спиной чую, – объявил Федор, – она меня никогда не подводит. Хочешь угадаю, когда ты врешь, а когда нет?

– Попробуй, – предложила я.

– Сейчас задам тебе два вопроса, – обрадовался Приходько, – на один ответишь честно, на другой нет, идет? Сколько ты весишь?

– Шестьдесят килограммов, – выпалила я.

– Как долго ты водишь машину?

– Пару месяцев, я же тебе говорила, – не замедлила я с ответом.

Федор моргнул.

– Твой вес другой, тут ты приврала. А с правами правда, хоть в это трудно поверить. Снимаю шляпу, ты талант, родилась с баранкой в руке. Убедилась в моих способностях?

– Ты залез в бардачок и посмотрел в документах дату выдачи прав, – улыбнулась я, – а с весом я сглупила, ясно же, что он больше.

– Нет, – уперся Федор, – я распознаю ложь!

Мне стало смешно.

– Я тоже имею талант. Хочешь, сейчас угадаю, сколько тебе лет?

– Какая хитрая! – погрозил пальцем Федор. – Тебе ваш компьютерный гений давно мою анкету зачитал.

Я возразила:

– В бригаде не принято интересоваться биографией коллег. Ну ладно, давай скажу, сколько лет… э… кому, выбирай сам. Загадывай. Маленькое условие: он должен быть старше десяти и моложе ста лет.

– Готово, – кивнул Приходько.

Я сделала серьезное лицо.

– У тебя в телефоне есть калькулятор?

– Я купил супернавороченную трубку, – гордо заявил практикант, – фотоаппарат, камера, выход в Интернет, джи пи эс приемник…

На секунду я ощутила небольшое волнение, но оно быстро прошло, Федор продолжал хвастаться:

– …фонарик и много чего еще.

– Сосиски он не варит? – поинтересовалась я. – Войди в калькулятор и умножь возраст задуманного лица на семь.

– Угу, – с готовностью отозвался практикант.

– Полученный результат умножь еще раз на число тысяча четыреста сорок три, на экране должен появиться возраст твоей подружки в троекратном виде. Дай-ка сюда.

Я выхватила у Приходько трубку и увидела на дисплее «656565».

– Не старовата ли твоя зазноба?

– Это моя квартирная хозяйка, – смутился Приходько. – И что? Это всегда работает?

– Меня фокусу научил один отвязный казанова, – призналась я, – он так с девушками знакомился, подкатывал и сразу предлагал: «Хотите, узнаю сколько вам лет?» Ни одна не отказалась! Главное – увидеть, что у «объекта» на экране сотового или в окошке калькулятора выскочит.

– Значит, сначала умножаем на семь и потом на тысяча четыреста сорок три, – забубнил Федя. – О! Точняк. Теперь вышло «двадцать два, двадцать два, двадцать два». Слушай, это неправильный фокус!

– Да ну? Чем же?

– А если она соврет? – деловито осведомился Приходько. – Ей тридцать, а она загадает двадцать?

Я растерялась.

– Это же шутка! Кому нужен подлинный возраст? Таким образом легко узнать любое число, задуманное человеком. Надо лишь посмотреть на результат расчетов.

– Глупо, – не согласился Приходько, – моя спина надежнее. Она чует ложь.

– Двигай в офис! – велела я. – Да, кстати, вот еще один прикол. Попробуй раздавить в ладонях яйцо.

– А смысл? – насупился Федор. – Не хочу перемазаться.

– Просто попытайся! – не отставала я.

– Зачем портить яйцо? – зудел Приходько. – Чего этим добьешься?

– Оно останется целым, – заявила я.

– Не, – захихикал Федор, – нашла дурака!

– Спроси свою спину, – разозлилась я, – что она тебе посоветует: поверить мне или нет?

– Спина так не работает, – сказал Приходько, – на нее накатывает! По вдохновению. Не вышло у тебя надо мной пошутить. Я опытный сокол!

– Наверное, ты хотел сказать «стреляный воробей», – вздохнула я.

– Все воробьи, а я благородный хищник, – без тени иронии заявил Приходько. – Хочешь кофе? Из автомата? Угощаю.

– Спасибо, выпью с удовольствием, – ответила я.

Федор быстро принес два картонных стаканчика.

– Сейчас нальюсь стимулятором и побегу в офис.

Мы осторожно глотали обжигающую жидкость. Из-за поворота коридора показались девочка лет пятнадцати и две старушки.

– Нюся, – сварливым тоном велела одна, усаживаясь напротив нас, – закрой окно, я простужусь.

Девочка покорно захлопнула раму.

– Чем тут воняет? – ожила вторая. – Анна, открой фрамугу, я сейчас задохнусь.

Девочка безропотно выполнила ее требование.

– Ужасно! – заорала первая. – Ноги коченеют!

– Баба Лена, на улице тридцать градусов тепла, – попыталась утихомирить скандалистку внучка.

– Ледяной сквозняк пробирает до костей, – добавила децибел в голос старуха, – я умру от воспаления легких. Нюся! Нейтрализуй причину моей смерти!

Аня вновь сходила к окну.

– Астма! – схватилась за грудь вторая пенсионерка. – Кха, кха, кха…

– Баба Маша, врач сказал, что у вас нет астмы, – вздохнула школьница, – вы думаете, что болеете, и потому кашляете. Это нервное.

Баба Маша надулась.

– Дожила! Внучка меня сумасшедшей обзывает! Анна, впусти свежий воздух. Что вы пьете? Смрад!

Я отлично понимаю: со вздорными бабками лучше не иметь дела, поэтому притворилась глухой, Федор последовал моему примеру.

– Баба Маша, это кофе, – объяснила Аня.

– Сплошная химическая гадость кругом! – затрубила старуха. – Народ чистую соляную кислоту потребляет, хлор, медь с купоросом. Сейчас же открой раму, я умираю от вонищи.

Аня пошла к окну, взялась за ручку, но тут ожила другая мегера:

– Сию секунду прекратите проветривать! Ноги от стужи немеют, спина в лед превратилась. Анна! Кому говорю!

Девочка сделала шаг назад.

– Анька! Открой! – рявкнула баба Маша.

– Анна! Закрой! – распорядилась баба Лена.

Я с сочувствием покосилась на девочку и удивилась ее терпению и редкой незлобивости. Даже взрослый человек взбесится, проведя в компании очаровательных бабулек более десяти секунд! Аня же без малейших признаков раздражения выполняет противоречивые команды. Или она удивительно воспитанный подросток, или престарелые гарпии затюкали ее до состояния полнейшего пофигизма.

А те и не собирались успокаиваться.

– Анька! Где свежий воздух!

– Анна! Заткни все щели!

– Духота!

– Холодина!

– Я задохнусь и скончаюсь!

– Простужусь и умру!

Дверь кабинета, возле которого мы сидели, приоткрылась, выглянула медсестра.

– Мария Ивановна, заходите, доктор вас ждет.

– Почему она первая? – возмутилась вторая бабка.

– Хорошо, Елена Ивановна, идите вы.

– Еще чего! – вскочила баба Маша. – Мой черед!

– С какого такого рожна? – обозлилась баба Лена.

– Нельзя их одновременно взять? – умоляющим голосом спросила Аня.

Медсестра моргнула.

– Да, пожалуйста, врач примет двоих.

Отпихивая друг друга локтями, старухи кинулись на зов, каждая хотела оказаться лидером в гонке. В коридоре воцарилась тишина.

– Поеду в офис, – произнес Федор, встал и вдруг повернулся к девочке. – Аня!

– А? – подскочила та. – Они уже вернулись?

– Это твои бабушки? – с сочувствием осведомилась я.

Школьница вздрогнула.

– Папина мама и ее сестра, они постоянно спорят.

Я мысленно пожалела незнакомую женщину, которая в придачу к свекрови получила еще одну мегеру, а Приходько неожиданно сказал:

– У меня было две тетки, обе редкостные гадюки. Знаешь, как я от них избавился?

В глазах Ани засветилась надежда.

– Как?

Федор улыбнулся.

– Я перестал открывать окно, и одна бабка задохнулась, потом, наоборот, пошире распахнул его, и вторая замерзла. Теперь я свободен.

– Приходько! – возмутилась я. – Что ты несешь!

– Шутка, – сказал Федор, – но в каждой шутке есть крошка правды. Знаешь, что мне кажется? С Игорем Веневым что-то не то в операционной происходит.

– Спиной ощущаешь? – хмыкнула я.

– Нет, мозгом, – на полном серьезе ответил Федор, – аппендицит полдня не удаляют. Спина мне другое подсказывает.

Я взглянула на большие часы на стене и забеспокоилась. Приходько прав, удаление аппендикса не пересадка сердца.

– Спина мне говорит: дело Осипа нехорошее, мы еще с ним накувыркаемся, – завершил Приходько и ушел.

– Он ведь соврал? – поинтересовалась Аня. – Его бабушки живы? Мои, конечно, не сахар, но пусть подольше поживут.

– Конечно, Федор наболтал глупостей, – все сильнее нервничая, ответила я, – не надо думать, что все взрослые люди умные и совершают исключительно правильные поступки. В твоем классе есть балбесы?

– До фига, – захихикала Аня.

– Ну и кто вырастет из этих дураков? – вздохнула я. – Говорят, талантливый человек талантлив во всем, так вот, с идиотами, на мой взгляд, та же история. Федор бабушек не морозил и не душил, твои старушки скоро выйдут из кабинета и начнут тебя третировать. Все у всех будет хорошо.

Глава 17

Примерно через час после того, как Аня увела домой по-прежнему отчаянно споривших старух, я решила поискать старшего Венева, пошла по коридору и наткнулась на большие двери с красной табличкой «Операционный блок». Вход стерегла медсестра, она сидела за столом и бойко стучала по клавиатуре.

– Туда нельзя, – не отрываясь от увлекательного занятия, сообщила девушка.

– Подскажите, как чувствует себя Игорь Венев? – поинтересовалась я.

Руки медсестры замерли.

– Кто?

– Игорь Григорьевич Венев, – уточнила я, – его привезли с аппендицитом и сразу положили на операционный стол. И где сейчас отец больного?

– Не знаю, – испуганно ответила медсестра, – поговорите с врачом! Алексей Николаевич, к вам насчет Игоря Венева.

Мужчина лет тридцати пяти, очень кстати вышедший из оперблока, посмотрел на меня.

– Вы родственница?

Я вынула из кармана служебный документ. Не липовую книжечку, сообщающую о моей работе секретаршей в малоизвестной конторе, а настоящее удостоверение сотрудника бригады.

– Понятно, – кивнул хирург, – мы сделали все возможное, но наступил летальный исход.

Я вспомнила про спину Приходько.

– Оперировал наш заведующий, Михаил Иванович Вишнев, я был на подхвате, – добавил Алексей Николаевич.

– Игорь запустил болезнь? – уточнила я. – У него был перитонит?

Алексей Николаевич покосился на медсестру, открыл дверь кабинета и сказал:

– Заходите, не в коридоре же нам беседовать. Нет, у Венева была стандартная картина, мы справились быстро, проблем не возникло, но когда уже накладывали последние швы, у него остановилось сердце. Реанимационные меры были применены в полном объеме, но они не дали положительного результата.

– А дефибриллятор? Неужели даже мощный разряд не помог? – наседала я на хирурга.

Алексей Николаевич снял с головы одноразовый голубой колпак.

– Кино насмотрелись? Наслушались диалогов типа: «Включай двести. Не работает. Давай триста пятьдесят. Есть слабый пульс. Мы его спасли»? Чушь это. Спорить не стану, дефибриллятор полезная вещь, но он не панацея, не живая вода, не волшебная палочка. Кое-кому удары током не помогают. Если человеку суждено умереть, то он умрет. Я еще в институте, когда на «Скорой» подрабатывал, понял: человек может скончаться в любой момент. У Венева не было ни малейших предпосылок к летальному исходу. Молодой парень, спортом, похоже, занимался, тренажерный зал посещал, лишнего веса не имел, следил за собой, у него был стандартный аппендицит без отягчающих факторов, нет аллергии, проблем с сердцем, давление как у космонавта – и каюк.

– Где Григорий Игоревич? – воскликнула я.

Алексей Николаевич ткнул пальцем в потолок.

– Отправили в кардиологию. У него инфаркт. Едва ему о смерти сына сообщили, он сразу сознание потерял. Сейчас находится в палате интенсивной терапии.

Теперь и по моей спине побежали мурашки.

– Он поправится?

Алексей Николаевич чуть склонил подбородок к груди.

– Я не кардиолог, Григорий Венев не мой пациент. В сердечной терапии у нас крепкие профессионалы, я уверен, они принимают необходимые меры, во многом успех лечения зависит от врача, но в немалой степени в собственной реабилитации участвует и сам больной. Пока что положение Венева оценивается как тяжелое, но оно легко может измениться как в одну, так и в другую сторону. Я всегда советую родственникам не терять надежду, но и не строить радужных планов. Время покажет, главное, чтобы помощь оказывалась в полном объеме.

– Замечательно, доктор, вы мне все объяснили, – вздохнула я, – значит, Григорий Игоревич либо выживет, либо умрет.

Но Алексей Николаевич не уловил сарказма в моих словах.

– Абсолютно верно, – кивнул он, – именно два варианта, третьего не дано.

Я вышла из больницы и по дороге на парковку хотела позвонить Коробкову, но Димон меня опередил. Мобильный затрясся в руке.

– Я тут в Интернете прикольный магазин нашел, – без всякого предисловия зачастил компьютерный гений, – чем только народ не балуется! Представляешь, есть люди, собирающие кости! Любые!

– Игральные? – предположила я.

– Человеческие! – огорошил меня Димон. – Черепа, ребра, ну и все остальные какие есть.

– Зачем? – поразилась я.

– Можно торшер заказать, – не успокаивался Коробок, – стойка из берцовых костей, абажур обычный. Или череп – подставка для ручек. Во, слушай: «Продаю голову со следами пулевых ранений. Дорого».

– Ты меня разыгрываешь? – спросила я.

– Не-а, – воскликнул хакер. – Понимаешь, я подумал над ситуацией, вспомнил про сайт с очками Джека Потрошителя и предположил, что есть люди, которые тащатся от реальных улик.

– Эксперты, – согласилась я, – они любят, когда в лаборатории достаточно материала для исследования.

– Не о профессионалах речь, – остановил меня Димон, – а о коллекционерах. Люди обожают заниматься собирательством, значки-марки-камни-спичечные коробки-книги. Побегал я по полям Рунета и отыскал стойбища любителей этикеток от пивных бутылок, дверных ручек, утюгов и топоров. Все они активно обмениваются экспонатами из своих собраний, покупают новые, сбывают двойные, короче, живут весело. Особая статья – фанаты. Здесь вообще нет предела желаниям, они хотят приобрести прядь волос кумира, его одежду, зубы, фото, постеры, ну и так далее. Есть креативные предложения. Вот пример, некая Ария[4] пишет: «Предлагаю посещение квартир и дач звезд российского шоу-бизнеса, у меня более ста адресов. Дорого. Есть возможность взять на память сувенир».

– И как она такое проделывает? – заинтересовалась я.

– Шикарный вопрос, мамо, – похвалил меня Коробок. – Я звякнул мамзели, прикинулся обожателем группы «Котята»[5], поинтересовался, что мне могут предложить. Ну, скажу тебе, полный улет. Ария впустит меня в звездные апартаменты в момент отсутствия хозяев. Я могу походить по комнатам, все потрогать. Это за одну цену. За другую, как понимаешь, большую, она разрешит мне поесть у кумира на кухне, воспользоваться его чашками-тарелками-ложками. Если бабок не жалко, существует вариант помыться в ванной и за совсем уж не хилую сумму выспаться в постели знаменитости.

– Такого не может быть! – не поверила я. – Куда смотрит охрана и прислуга?

Димон засмеялся.

– Танюша, большинство так называемых звезд не имеют возможности нанять своего шофера. Все рассказы о бриллиантах, подаренных поклонниками, машинах, купленных на супергонорары, и фото из загородных домов – чистый блеф. Да, человек десять-пятнадцать живут припеваючи, их фамилии ты найдешь в русском варианте «Форбс», а остальные ютятся в съемных квартирках, ездят на метро или бюджетной иномарке. На какое-нибудь пафосное мероприятие они нанимают «Порш» или «Бентли» с водителем, а платье берут напрокат. Какая может быть охрана у певички из коллектива «Белки»? Ты о нем слышала?

– Нет, – призналась я.

– Это продюсерский проект, – начал просвещать меня Коробок, – очередное телешоу «Пой с нами». Четыре девочки в мини-юбках, каждая получает за концерт сто баксов, остальное капает в карман дяди, оплатившего победу группы на конкурсе. Девчонки – нефтяные вышки продюсера, бабло у него, а не у них. Но фаны-то видят на сцене куколок в стразах, поклонникам владелец коллектива неинтересен, они хотят побывать дома у каждой из этих «Белок». А теперь возьми калькулятор. Даже если они поют тридцать концертов в месяц, получают за это три тысячи гринов. Вычти оплату съемной квартиры, расходы на косметику, парикмахера, солярий, шмотки-обувь-сумки, и поймешь: по тусовкам бедные в прямом смысле этого слова «Белки» бегают не только ради пиара, но и из вульгарного желания сэкономить на жратве. Какая охрана? Охранник – недешевое удовольствие!

– Ладно, – сдалась я, – убедил. Но при чем тут наше дело?

– Спокойствие, главное – спокойствие, я подобрался к основной идее, – голосом диктора объявил Коробок, – мой мозг озарило гениальное предположение: раз есть фаны у звезд, может, есть и те, кто балдеет от преступников? Не от мифического Джека Потрошителя, а от реального Вани, придушившего десяток баб!

– Глупости! – отрубила я.

Хакер тут же возразил:

– Ан нет. Существуют женщины, которые переписываются с заключенными, ездят к ним на свидания, встречают их после освобождения у ворот зоны и селят у себя дома.

– Они дуры! – возмутилась я.

– Или наивные идиотки, которые уверены, что Ваня преступил закон по ошибке, все свои восемнадцать ходок он совершил из-за неудач в личной жизни. Сейчас, когда у Иванушки есть Машенька, парень начнет честно работать. Хорошие девочки обожают перевоспитывать плохих мальчиков. В общем, я решил проверить свое предположение и прикинулся обожательницей Федулова. Слышала о таком? – спросил Димон.

– Нет, – призналась я.

– Сергей Федулов, – затараторил Коробок, – убил восемнадцать женщин. После того как его поймали, раскаялся в содеянном, поверил в Бога и теперь замаливает грехи в спецзоне. Времени у парня много, срок пожизненный. У Федулова в Интернете есть сайт, организовали его поклонники.

– Страница убийцы? – ахнула я. – Ее разрешили открыть?

– Темна вода Интернета, – вздохнул хакер, – в тихих омутах Сети прячутся чудовища. Я там поплавал, и Милашка-2 похвасталась, дескать, приобрела колготки одной из жертв, на одежде есть следы крови, чудный раритет для коллекции.

– Офигеть, – пробормотала я.

– Слово за слово, мышкой по столу, – журчал Коробок, – и добыл я адресок барыги, у которого можно купить всякое добро. А тебе очень нравится Федулов.

– Мне? – оторопела я. – Это чудовище?

– Ты обожаешь Сергея, – пел Димон, – завтра в полдень ты, потная от счастья, поедешь приобретать его рубашку. Сорочка не простая, она была на милейшем Серже в момент его задержания и служила уликой в деле. С ткани был взят анализ ДНК последней жертвы. Круто, да?

– Круче лишь куриные яйца, которые невозможно раздавить в ладонях, – выдохнула я, – думаешь, «ручка» Харитонова – Сяо Цзы была продана через Интернет?

– Вполне вероятно, – согласился Димон. – Скатаешься к торговцу эксклюзивом и разведаешь обстановку. Езжай домой, я тоже скоро приеду и подготовлю тебя к завтрашней беседе с торговцем.

Из трубки полетели гудки, я нажала на кнопку зажигания, сообразила, что не успела сообщить Димону о внезапной смерти Игоря Венева, вновь схватилась за мобильный, но он опять меня опередил, затрезвонил в моей ладони.

– Танюша, – прохрипел незнакомый голос, – простите за беспокойство, но он сам приходил! Приятный молодой человек, все объяснил! Вот.

– Кто это? – не поняла я.

– Тамара Владимировна, – прокашлял бас, – Куклина. Меня еще из квартиры звуком, словно крысу, прогоняли!

– Что с вами? – насторожилась я.

– Разговариваю, как пьяный мужик, – развеселилась Куклина, – вчера квасу ледяного нахлебалась, старая дура, утром встала, а говорить не могу, хорошо хоть сейчас бас прорезался.

– Кто к вам приезжал? – занервничала я.

– Олигарх, – коротко ответила Куклина, – покупатель квартиры, шикарный мужчина.

– Вы впустили незнакомого человека! – разозлилась я. – Вас же просили соблюдать осторожность.

– Уж не дура, – засипела Куклина, – мы в булочной беседу вели, что у нас на углу.

– Мчусь к вам, – пообещала я, – не покидайте квартиру.

Куклина выглядела больной, горло она замотала шарфом, на голову повязала платок.

– Будь он неладен, этот квас, – сказала она, наблюдая, как я скидываю босоножки, – вот идиотка! Налила себе литровую кружку, восторгалась: холодненький, аж зубы ломит, пришла с жары, сейчас питьем усталость залью.

– Ав, – тихо вякнул из кресла Полковник.

– Да уж поняла, – отмахнулась Тамара Владимировна, – твоя хозяйка кретинка, каких мало.

– Вау, – подтвердил Сержант.

– И ты туда же, – возмутилась Куклина, – вот дожили! Собаки человека отчитывают.

– Гав, – сердито тявкнул Полковник и закрыл глаза.

– Уф, – выдохнул Сержант, вытягиваясь на полу.

– Быстро рассказывайте, что у вас произошло, – приказала я.

Тамара Владимировна села в кресло и скрестила руки на животе, я незаметно включила в сумке диктофон и поторопила:

– Начинайте, пожалуйста!

Вчера Куклиной позвонил мужчина и сказал: «Уважаемая Тамара Владимировна, я готов извиниться перед вами за преступное поведение Осипа Кошмарова. Поверьте, я никогда не приказывал ему причинять вред ни вам, ни Матрене Филипповне. Разрешите встретиться с вами и потолковать по душам? Хочу лично принести извинения за ущерб, нанесенный вашему здоровью».

Я не поверила своим ушам.

– И вы дали согласие? После того как мы просили вас не идти на контакт с незнакомцами?

Тамара Владимировна смутилась.

– У него был очень проникновенный голос, прямо за душу хватал, речь образованного человека, без вульгаризмов, современного сленга и грубости. Ты послушай, ничего плохого не случилось, наоборот, я получила залог, мы заключили сделку.

– Какую? – заорала я.

Полковник встрепенулся и разразился коротким лаем. Было понятно, что хочет сказать собака. В переводе на человеческую речь заявление пса звучало так: «Крайне невоспитанно визжать в чужом доме, когда пытаются задремать любимцы хозяйки».

– Слушай спокойно, – захрипела Куклина, – ничего же страшного не произошло. Все уладилось.

Глава 18

Тамара Владимировна без страха отправилась на встречу. Старушка рассудила просто: свидание она назначила в кафетерии в булочной, там работает знакомый продавец, всегда полно посетителей, ни малейшей опасности нет.

Когда владелица бального зала переступила порог кондитерской, олигарх уже сидел за крохотным столиком. С первого взгляда он произвел на Куклину самое приятное впечатление. На нем, несмотря на теплую погоду, был темный костюм и белая рубашка с галстуком. Небольшая аккуратная бородка, усы, очки, подстриженные темные волосы делали его еще более привлекательным. Куклина сразу поняла – бизнесмен хочет казаться старше, вероятно, ему едва исполнилось тридцать.

«Буду с вами откровенен, – он сразу начал деловой разговор, – я женился рано на дочери обеспеченного человека. Никакой любви к жене не испытываю, мне хотелось получить стартовый капитал для организации торговой фирмы, а за Мариной давали большое приданое».

Удачно выбрав супругу, молодой человек начал свой бизнес, за короткий срок разбогател и мог бы уйти от нелюбимой женщины, но от этого шага его удерживал сынишка, который успел появиться на свет. Благосостояние семьи росло как на дрожжах, и парень решил поступить, как многие другие. Семья, ребенок – это святое, но никто не запрещает по-тихому развлекаться со стриптизершами, моделями и певичками. Главное, не попасть в объектив папарацци.

Олигарху удавалось держать свои похождения в тайне, но он неожиданно влюбился в Юлю, стилиста из салона, куда он ходит приводить в порядок прическу. Юлечка не требовала от него знаков внимания, не настаивала на разводе, наоборот, она говорила: «Марина и Ваня не должны страдать, а я люблю тебя не за подарки».

Чем чаще Юля это повторяла, тем сильнее любовник хотел бросить жену, он уже совсем было решился на развод, но тут супруга попала в автоаварию и очутилась в инвалидном кресле. Бросить Марину стало немыслимо, тем более что она попыталась покончить с собой, оставив записку: «Не хочу быть тебе обузой».

Олигарх справился и с этой ситуацией, он переделал в квартире санузлы, расширил дверные проемы, приобрел Марине самую лучшую коляску, нанял ей сиделок, перевел дух и… узнал, что Юля беременна.

Теперь его личная жизнь выглядит так: весь день он работает, вечером торопится к Юле и дочери, а около полуночи возвращается к Марине, спит исключительно в супружеской постели, утро каждого дня он посвящает сыну. Все бы ничего, но ему очень мешают московские пробки. Законная семья живет в районе Бронных улиц, Юля в Матвеевском, бедному парню приходится ежедневно накручивать спидометр, масса времени пропадает впустую. Вот ему и пришла в голову гениальная идея: купить Юлечке и дочке апартаменты в двух шагах от собственного дома, тогда он сможет уделять больше внимания своим женщинам и детям. Из всех вариантов ему наиболее подходит квартира Бурмакиной и Куклиной.

Тамара Владимировна чуть не разрыдалась, услышав эту душещипательную историю. А олигарх продолжал. Он попросил своего посредника по имени Осип Кошмаров уговорить старух перебраться в спальный район, предложить им благоустроенные квартиры с хорошими ванными и удобными кухнями. Олигарх хотел подыскать пенсионеркам жилье около леса или парка, заманивал приличной денежной суммой, и Бурмакина дала согласие на переезд, а Куклина уперлась. Проблема не решалась.

При очередной встрече с нанимателем Осип заверил: «Все будет тип-топ, подождите пару недель».

Что задумал Кошмаров, бизнесмен и предположить не мог, поэтому сейчас он в шоке и просит прощения.

Тамара Владимировна была очарована собеседником и моментально ответила: «Боже, забудьте! Вы, как и я, пали жертвой мерзавца! Его арестовали, он больше не будет гадить».

Олигарх растрогался, поцеловал старухе руку, преподнес ей бархатную коробочку, в которой лежало кольцо, и сказал:

– Вот вместо залога нашей сделки. Обычно дают в районе ста тысяч рублей, но этот перстень намного дороже, лучше драгоценность, чем деньги. Это демонстрация искренности моих намерений.

– Сейчас покажу украшение, – пообещала Куклина и поспешила к секретеру.

Я проводила ее взглядом. Услышанная история звучала как минимум странно. От кого олигарх узнал об ультразвуковом киллере? Кошмаров был взят в санузле Куклиной и доставлен в наш офис. Осип ни с кем, кроме членов бригады, не общался, по телефону не звонил, а потом умер, так кто рассказал олигарху правду? Напрашивается логичный ответ: бизнесмен сам велел засунуть под плинтус «волшебную» коробочку. Когда Кошмаров узнал про сектанта, желающего пройтись по квартире с прибором для поиска всяких электронных штучек, он связался с заказчиком, и тот приказал ему изъять излучатель. Дальнейшее нам известно. Надо непременно проверить мобильный Осипа. Не звонил ли ему кто-нибудь после того, как мошенника арестовали? Помнится, в момент задержания и транспортировки Осипа в офис сотовый «агента» не издавал звуков, телефон у жулика забрали сразу.

– Вот, любуйся! – гордо объявила Тамара Владимировна. – Антикварная вещь! Стоит бешеных денег! Жаль только, что его нелепо отреставрировали, всунули сапфир к изумрудам.

Я оглядела колечко с мелкими темно-зелеными камнями и одним синим. Увы, я в украшениях не разбираюсь, но, похоже, оно настоящее.

– Милый такой мужчина, – продолжала восхищаться Куклина, – обожает животных! Показал фото своих песиков в телефоне! Разве собачник может быть подлым?

Я отвела глаза в сторону. Говорят, Геринг, всемогущий руководитель партии нацистов, обожал канареек, а педофил Никитин держал дома трех кошек. Когда мы с Чеславом стали его допрашивать, он слезно просил: «Пожалуйста, пусть мои кошечки окажутся в хороших руках, я очень переживаю за их судьбу».

– Слава Господу, теперь я спокойна, – радовалась Куклина, – бизнесмен порядочный человек, мы с ним договорились.

– О чем? – насторожилась я.

Тамара Владимировна вздернула голову.

– Я дала согласие на переезд. Не знаю, сколько лет мне осталось, но ведь я не бессмертна. После моей кончины апартаменты отойдут государству, неизвестно, кого сюда вселят! Сделают пивнушку в месте, где до сих пор живет память о моих родителях, или организуют ночной клуб.

– Это маловероятно, – утешила я Куклину, – такие заведения нельзя устраивать в жилых домах, да еще на последнем этаже.

Тамара Владимировна махнула рукой.

– А то вы сами не в курсе, как это делается! Вроде вечеринку устраивают, гостей созывают на торжество, а по правде клуб незаконный. И ну гульбанить!

– Вам об этом олигарх сказал? – догадалась я.

– Говорю, он хороший человек, которого угораздило воспользоваться услугами пакостника, – с жаром заявила Куклина. – Я решила: пусть в моей квартире мирно подрастает хорошая девочка! Это намного лучше, чем превратить ее в притон! Маленькие девочки милые, трогательные, нежные…

Глаза Тамары Владимировны наполнились слезами умиления.

– Поймите, память о родных для меня священна. Но все воспоминания я унесу с собой в могилу. А бизнесмен пообещал не выбрасывать мамин секретер, папино кресло, он оставит их, ему и Юлии нравится антиквариат. Жилплощадь будет нетронутой, ее только соединят с Мотиной и переделают санузлы. Более того, он… ну… в общем…

Куклина примолкла.

– Раз уж начали, договаривайте, – приказала я.

– Сделал мне царское предложение, – зашептала Тамара Владимировна, – он сам перевезет мои вещи в новую квартиру, двухкомнатную, купит хорошую мебель, даст денег. Взамен получит мои апартаменты и обстановку. И! Вот что главное! Если я захочу, то могу в любое время навестить Юлию, попить с ней чаю, подышать воздухом детства, погладить секретер мамы, посидеть в кресле отца. Понимаешь?

Я на всякий случай кивнула, но на самом деле не поняла. Может, мое детство было не таким счастливым, как у Тамары Владимировны. Если бы мне предоставилась возможность очутиться в прошлом, что бы я там нашла?

Перед глазами возникла дверь, обитая темно-коричневым дерматином, и пупочка звонка. Моя дрожащая рука утопила кнопку. «Кто там?» – бдительно спрашивает бабушка.

«Ба, открывай!» – кричу я. Щелкает дверной замок. «Опять задержалась! – возмущается бабушка. – Школа через двор, а она час до подъезда топает! Форма грязная! Чем ты юбку заляпала? Учти, сама платье стирать и гладить будешь, я в домработницы к тебе не нанималась. Вот придумала! Играть в школьной одежде! Не вырастет из тебя, Татьяна, путевого человека».

Сдерживая слезы, я протискиваюсь в ванную, запираю на крючок дверь и тихо плачу. Ну как объяснить бабушке, что я очень хотела пораньше вернуться домой, но в школьном дворе на меня налетела орда одноклассников, не пустила к воротам и начала петь дразнилку: «Танька жиртрест, промсарделька. Танька колбаса, сожрала лошадь без хвоста!»

Я в школе самая толстая, неуклюжая, плохо бегаю, не умею прыгать и до дрожи боюсь уроков физкультуры. На спортивных занятиях надо делать «уголок» на шведской стенке. Упражнение у меня ни разу не получилось, ноги не хотят подниматься, а рукам трудно держаться за полированную палку. Остается лишь надеяться, что меня не вызовут, но наш физрук, красноносый Виктор Николаевич, каждый раз тычет пальцем в журнал и хрипло орет: «Приглашается олимпийская чемпионка Татьяна Сергеева, Советский Союз».

И все начинают хохотать. Громче всех надо мной потешается Алла Ласкина, которая тоже не способна выполнить это упражнение. Но Ласкина худенькая, у нее копна вьющихся волос, большие глаза и всякие симпатичные штучки в портфеле. Папа Ласкиной пилот Аэрофлота, он регулярно летает за границу и снабжает доченьку жвачками, шариковыми ручками, восхитительно пахнущими ластиками, переводными картинками. Все подлизываются к Аллочке, чтобы та поделилась своими сокровищами. У нее есть часы с прозрачным ремешком, внутри которого в тягучей жидкости плавают пластмассовые рыбки, а ее волосы стянуты заколками с изображением мишек. Мой жидкий хвостик придерживает аптекарская резинка, и особыми канцелярскими принадлежностями я похвастаться не могу. В классе есть еще Юра Буромский, он носит очки с толстенными стеклами и не может попасть ногой по мячу. Но его освободили от физкультуры, а еще Юрка жутко умный, весь класс списывает у него домашку. Я, к сожалению, еду на жалких тройках. Угадайте, кто в нашем классе девочка для битья? У вас еще остались сомнения?

Вечером с работы приходят усталые родители и выслушивают доклад бабушки: «Таня принесла «лебедя» по математике, испачкала форму, отказалась от супа, вместо того чтобы делать уроки, читала сказки».

Мама привычно орет на меня, папа отгораживается газетой, в конце концов разгневанная мать переключается на него. «Немедленно накажи ребенка!» «Сама разбирайся, – прячет голову в песок отец, – зачем вдвоем на девку визжать? Еще глупее станет!»

И начинается! Мать набрасывается на отца, в его адрес летят обвинения во всех грехах. Он не остается в долгу и отвечает соответствующим образом. В переводе на литературный язык его панегирик выглядит так: «Дочь шлюхи, отправляйся в путешествие по разным частям человеческого тела, закрой свой рот, ты, как и твоя мать, тоже падшая баба, безобразная и болтливая. Как я был глуп, когда спьяну предложил тебе, дочери блудницы, руку и сердце». Бабушка бросается на зятя, хорошо хоть они только бранятся, рук не распускают, сковородки, ножи и скалки не применяют. Ну разве что мама грохнет на пол пару тарелок.

Пока бушует скандал, я забиваюсь между шкафом и стеной. Больше всего мне хочется умереть. Из-за меня сейчас идет бой, если мама с папой разведутся, причина будет во мне. Бабушку может скрутить сердечный приступ, и опять я виновата! Завтра надо идти в школу, где меня будут дразнить. Меня не любят дети, я не вызываю добрых чувств у учителей и довожу до бешенства родителей. Я очень труслива и не могу сказать бабушке, что ненавижу фасолевый суп!

Хотела бы я вернуться в детство? Жить в родительской квартире? Да никогда!

– Понимаешь, да? – повторила Куклина. – Короче, мы ударили по рукам, и я обязалась перебраться на новую жилплощадь.

– Вы никогда не были замужем? – проявила я любопытство.

– Нет, – ответила Куклина, – да какая разница? Что за интерес?

– Извините, – смутилась я, – просто вырвалось.

Тамара Владимировна поджала губы.

– Я вызвала тебя сюда, чтобы сказать: все уладилось, мерси за помощь, она мне больше не нужна.

– Ваш замечательный олигарх имеет имя? – спросила я.

Куклина поморщилась.

– Секрета нет. Его зовут Игорь.

– А фамилия? – не успокоилась я.

– Венев, – после небольшой паузы сообщила Куклина, – Игорь Григорьевич Венев. Но приобретать квартиру будет Юлия, Игорь спонсор девушки. Ну, все, я плохо себя чувствую, больше сил на разговоры нет. Устала.

Прежде чем я пришла в себя, Куклина буквально вытолкала меня за порог. Спускаясь по ступенькам, я переваривала информацию. Выйдя из подъезда, я увидела маленькую булочную, зашла в нее и замерла у стойки с выпечкой. В голове гудело, виски ломило.

– Вам нравится наша кондитерская? – спросил знакомый голос.

Я встряхнулась, вернулась в реальность и увидела Мотю.

– Уютный магазинчик, цены умеренные, и кафетерий открыт, – заскрипела соседка Куклиной, – вы эклер попробуйте. Он с заварным кремом.

– Что-то не хочется, – выдавила я из себя. – Матрена Филипповна, вы слышали новость?

– Тамара согласилась на переезд, – улыбнулась бабушка, – вчера мне объявила. Уж не знаю, какому богу молиться! Образумилась Томка! И как это ей не страшно было там жить! Ну и психика! Нерушимая! Я каждый вечер…

Бурмакина внезапно захлопнула рот, было похоже, что она почему-то ощутила себя неуютно, и, чтобы перевести разговор на другую тему, принялась рассуждать о достоинствах ассортимента булочной:

– «Птичье молоко» здесь лучшее в Москве. Определенно! «Картошка» с коньяком! Какой аромат! Бисквитно-ореховый торт свежайший!

– Почему Куклиной должно быть страшно в ее квартире? – глядя прямо в глаза Моти, спросила я.

– Одной всегда неуютно, – выкрутилась Бурмакина, – вечером мебель скрипит, сквозняк шуршит. Возьму хлебушка и домой, ужинать пора.

Забыв купить батон, Матрена стремительно покинула булочную. Я посидела пару минут и пошла к машине. Что-то тут не так, но что? Пока на этот вопрос у меня ответа нет.

Глава 19

На нашей кухне восхитительно пахло свежей выпечкой, на столе лежала записка: «Пошла в могозин, вирнусь скоро. Без меня не еште ужин, принису смитану. Лапуля». Интересно, какая отметка по русскому языку была у Барби в школе? Может, она никогда ее не посещала?

Я огляделась по сторонам и поняла, что нахожусь дома одна, сейчас спокойно приму душ и пошляюсь в халате. Я реально оцениваю достоинства своей фигуры, поэтому стараюсь не разгуливать в пеньюаре в присутствии даже близких друзей. Бюст большого размера вполне прилично смотрится в лифчике, но без оного верхняя часть моего туловища напоминает бесформенную подушку. Я всегда ношу утягивающие штанишки вместе со специальными колготками, которые зрительно уменьшают бедра и попу. Летом в этой сбруе жарко, но если я просто накину легкое платье, то буду состоять из двух подушек – живота и мадам Сижу. В тонком халатике я не рисковала появиться даже перед Гри, который ежедневно повторял: «Танюша, ты красавица. Я не из тех мужчин, кто восхищается шампурами. Лучше тебя нет!»

Старательно прогнав мысли о муже, я поспешила в ванную. Есть у меня еще одна привычка, которая тоже выросла из комплекса толстушки. Я здесь пользуюсь той ванной, где, кроме трехрожковой люстры под потолком, есть маленькое бра над зеркалом. Экономная двадцатипятиваттовая лампочка разгоняет тьму, но она не выделяет мою фигуру, ее очертания тонут в полумраке, зеркало отражает мое лицо, шею, ну еще плечи. Можете сколько угодно подсмеиваться, но при тусклом освещении я кажусь себе стройной, почти симпатичной. Жаль только, что на внутренней стороне двери отсутствует шпингалет. Почему его нет? Никто из живущих в квартире вам на этот вопрос не ответит. Ни одна из наших трех ванных не запирается. Когда принимаешь душ, часто кто-то приоткрывает створку и быстро ее захлопывает, обнаружив, что помещение занято. Я не хочу предстать перед глазами Анфисы или Маргоши в полной во всех смыслах слова красоте. Конечно, я всегда тщательно задергиваю штору, да вдруг она отодвинется? В общем, в полумраке мне комфортнее.

Ванная большая, в ней метров десять, но развернуться негде. Тут стоит большой рукомойник, тумбочка со всякими тазиками, этажерка с моющими средствами, стиральная машина, висит несколько шкафчиков, крючки для халатов-полотенец, ну и сама ванна с душем.

Я открутила краны, попробовала рукой воду, разделась и наткнулась ногой на прикрытую фольгой кастрюлю, которую кто-то поставил на коврик. Если вы живете в большой компании, то бесполезно выяснять, кто и зачем припер в ванную эмалированную посудину. Раз человек установил ее здесь, значит, ему так надо. Хотите жить в мире с окружающими, проявите понимание. Я не стала перемещать кастрюльку, в конце концов, мне она не очень мешала, влезла в ванну, посидела в теплой воде, потом решила намылить мочалку и тут вспомнила, что не достала из шкафчика свой гель «Мед с лимоном».

Подниматься из теплой, приятно расслабляющей воды не хотелось, в голове мелькнула мысль: может, ну его, гель, обойдусь! Потом я решила воспользоваться содержимым бутылки, которая стояла на бортике, она не моя, но я займу пару капель, не больше.

Я быстро открутила пробку, понюхала содержимое бутылочки и тут же вернула ее на место. Мыло определенно приобрела Маргоша, ревнительница здорового образа жизни, только она способна намыливаться чем-то воняющим лекарствами. Уж лучше я на пару секунд покину ванну и прогуляюсь до шкафчика за своим «Медом с лимоном».

Ругая себя за рассеянность, я перекинула одну ногу через край ванны. Плюх! Стопа угодила в нечто до противности мягкое и упругое одновременно. От неожиданности я дернулась, правая нога поехала по дну ванны, я со всего размаха села на бортик и взвизгнула от боли, потом решила встать на коврик двумя ногами, но потерпела неудачу. Правая конечность никак не желала подниматься. Сделав несколько бесплодных попыток, я приняла решение: лучше сесть в ванну и снова попытаться встать. Но левую ногу оторвать от пола мне не удалось, она резко потяжелела, пальцы ощущали вязкую массу.

Посидев на полушпагате пару мгновений, я изогнулась, скосила глаза и увидела, что нога угодила прямо в емкость, прикрытую фольгой. Несмотря на мой немаленький вес, размер обуви у меня невелик, а кастрюля оказалась достаточно широкой.

Следующие пять минут я медленно, по миллиметру, ползла по бортику к кранам. Левая нога, увязшая в кастрюле, не желала двигаться, поэтому я закрыла краны не сразу. Первая победа вдохновила, теперь мне предстояло вытащить пробку. Когда вода уйдет и я легко смогу вытащить правую ногу, встану на коврик, а там избавлюсь от кастрюльки. Но задача оказалась крайне сложной.

Что трудного в повороте механизма, который поднимает затычку? Ничего, если у вас современная сантехника, оборудованная по последнему слову техники. У нас же старорежимный вариант со сливным отверстием с круглой черной резинкой. Подумаешь, беда! Потяни за цепочку, и проблема решена. Не стану спорить, вот только у нашей пробки цепочка давно оторвана. Нужно сунуть руку в воду, уцепиться за ушко и с силой рвануть его вверх. В принципе все очень просто, но только не когда лежишь животом на бортике, почти на шпагате, не имея возможности двинуться. К сожалению, руки короче ног, наверное, это правильно, но я бы сейчас предпочла лапы орангутана. Несколько минут я сопела, кряхтела, но не смогла дотянуться до затычки, слишком резко дернулась и… вывалилась на пол.

Голова больно стукнулась о край корзинки для грязного белья, но я была счастлива. Ура! Выбралась из плена, сейчас встану и… Через минуту ко мне пришло понимание: это невозможно. Почему? Засуньте ногу в эмалированную кастрюлю с клеем, лягте мокрая на кафельный пол и попытайтесь пошевелиться. Авось тогда перестанете задавать глупые вопросы.

Кастрюля скользила по плитке, ухватиться было не за что. Я напоминала лягушку, которую злая судьба забросила на ледяную горку. Тыр-пыр, скок-поскок, как ни рыпайся, лапки разъезжаются. На долю секунды я ощутила себя абсолютно беспомощной и подумала: «Скоро кто-нибудь вернется и мне поможет».

Но не успела эта мысль угнездиться в сознании, как ее смела другая. Я же голая! Без лифчика, утягивающих штанишек и корректирующих колготок! Лежу в чем мать родила! А если первым в квартиру заявится Димон? От ужаса мне стало жарко, я вспотела и растерялась. Через секунду страх исчез, проснулся мозг. Безвыходных положений не бывает, только ситуации, выход из которых нам не нравится, но он всегда есть. Надо наступить на горло собственным эмоциям и, ткнувшись носом в стену, искать щель. Почему я не могу встать? Кафель скользкий. Надо выползти в коридор, там старый щелястый рассохшийся паркет, давно забывший про лак. Обопрусь о книжные полки – и в дамки.

Я порадовалась гениальной идее и приступила к ее выполнению. Сколько потрясающих замыслов умерло из-за того, что осуществить их оказалось невозможно? Мне требовалось открыть дверь, для этого надо всего лишь нажать на ручку, но как это сделать лежа на спине?

Я снова пожалела, что не отрастила лапы гориллы, и поняла: нет рук, зато есть ноги, хотя бы одна! Конечно, я не великая гимнастка Светлана Хоркина и не обладаю гибкостью чемпионки Алины Кабаевой, но неужели не смогу задрать ногу на нужную высоту? Главное, определить цель и не сдаваться.

Правая ступня коснулась середины двери. Я мысленно наградила себя аплодисментами, ручки у нас удобные, изогнутые, хорошо отполированные, они уютно ложатся в ладонь. Но, увы, они категорически не предусмотрены для ступней. Я нажала на ручку и… пятка соскользнула.

Разозлившись на производителей, которые не подумали о людях, решивших открыть дверь нижними конечностями, я сообразила: нужно пустить в ход левую ногу. Кастрюля стукнет по ручке, и дверь открыта.

Не скажу, что с первой попытки, но в конце концов мне удалось поднять эмалированную емкость на нужный уровень. Я засопела, с силой выбросила «кувалду» вперед и… бац! Кастрюля вломилась в филенку, я промахнулась мимо ручки.

Ремонт в квартире Димон, похоже, делал еще в прошлом веке, больших средств на реконструкцию жилья Коробок не имел, поэтому он сэкономил где мог, приобрел двери из прессованных опилок и навесил их на крохотные петельки. Эмалированная кастрюля сама по себе тяжелая вещь, да еще я весьма энергично выкинула ногу вперед. Результат превзошел все ожидания.

Белая краска пошла паутиной трещинок, послышался треск, мелкие щепки посыпались на пол, в двери образовалось отверстие, в него угодила кастрюля, сила инерции распахнула створку, меня за ногу выволокло в коридор. Я ликовала. Молодец, Танюша, сумела-таки выбраться из санузла!

Знаете, человек никогда не бывает так счастлив, как ему хочется. Через секунду я реально оценила свое положение. Лежу в проходе между книжными полками на спине, одна нога покоится на полу, вторая задрана почти вертикально, а на ней кастрюля, застрявшая в дыре в двери. А еще я голая! Ну совсем-совсем без ничего! Я попыталась выдернуть лапу из капкана, но ничего не вышло. Впору было зарыдать, но ведь от слез лучше не станет. Да, человек никогда не бывает счастлив, но, с другой стороны, он никогда не бывает так несчастлив, как ему кажется. Сейчас соображу, что делать, секундочку… минуточку…

Я уловила щелчок замка. Кто-то вернулся домой. Тело стало действовать само собой. Правая нога уперлась в пол, левая энергично задергалась, хилые петли не выдержали напора, дверь рухнула на пол, одновременно я успела выдернуть ногу с кастрюлей из плена, перевернуться на живот и прытко уползти в свою комнату.

– Люди! – заорала Лапуля. – Караул! На помощь! Убивают! Грабят! Есть кто дома?

Я затаила дыхание. Ни в коем случае нельзя подавать голос, иначе придется рассказать про свои злоключения. Сейчас сниму кастрюлю с ноги и, зевая, выйду на кухню, прикинусь разбуженной и сделаю вид, что ничего не знаю. В конце концов, дверь могла сама упасть от старости. Основная задача на данном этапе – избавление от посудины.

Я большой любитель детективных сериалов. Артисты, ловко перепрыгивающие с крыши на крышу, перебирающиеся в воздухе из одного самолета в другой или уверенно скачущие на лошади, всегда вызывают у меня восхищение. Кажется, этим людям по плечу решение любой задачи! Но попробовали бы они снять с ноги кастрюлю, наполненную чем-то вязким! Несколько минут я пыхтела, пытаясь избавиться от «ботинка». В ушах бились вопли Лапули:

– Все сюда! У нас землетрясение! Вываливаются дверки! О! О! Ты кто? А! В доме неизвестный зверь! Черный! Страшный! Он ломает створки! Ниндзя! Мохнатый убийца! Карманная Годзилла!

Мне сразу стало понятно, что в гости, как обычно, заявилась кошка Терешкова, она вывалилась из своего окна и угодила к нам на балкон. Во времена буйной дворовой молодости киска лишилась хвоста и одного уха. Я люблю Терешкову, мне наплевать на отсутствующие части кошачьего тела, но Лапуля никогда не встречалась с «космонавткой» и сейчас испугалась.

– Монстры наступают, – кричала «Барби», – приезжайте скорей! В квартире десант! Не знаю! Черные! Небольшие! Они грызут двери. Боже! Унесли Пиркумкакель! Мой Пиркумкакель! Как кто он такой? Мой Пиркумкакель!

Я на секунду прекратила борьбу с кастрюлей. С кем беседует Лапуля? Она пришла не одна? Почему ее спутник молчит?

– Пиркумкакель это Пиркумкакель, – со скоростью автоматной очереди трещала Лапуля, – понятно? Он замечательный, красивый, элегантный. Он Пиркумкакель! Что? Уже? Да, слышу!

Речь Лапули перекрыл резкий звонок. Тут только я сообразила: она разговаривала по телефону, вызвала милицию, а та, вот уж сюрприз, примчалась через считаные минуты после мольбы о помощи.

– Гражданочка, – забасил грубый голос, – в чем причина ваших неприятностей?

– Нас обворовали, – всхлипнула Лапуля, – сломали дверь в ванную!

– Серега, поднимайся, – сказал милиционер.

Я, стараясь не шуметь, поползла к шкафу. Дело плохо, мент увидел разгром и зовет напарника, который сидит в машине. Надо накинуть халат и предпринять новые попытки стащить кастрюлю с ноги.

– Здесь ходит чудовище! – всхлипнула Лапуля. – Черное! Жуткое!

– Че тут, Витек? – вклинился в беседу бойкий тенорок. – Женщина, вы, того, по порядку сообщите причину вызова патруля!

– Я пошла за сметаной, – застонала Лапуля, – вернулась, а он исчез!

– Кто? – деловито спросил Сергей.

– Пиркумкакель, – всхлипнула Лапуля.

Воцарилась тишина.

– Гражданочка, еще раз назовите имя, – потребовал Виктор.

– Пиркумкакель, – послушно повторила Барби.

– Этот… ну сракель… он… ваще кто? – поинтересовался Сергей.

– Ну неужели непонятно? – возмутилась Лапуля. – Имя такое! Пиркумкакель.

– Здорово, – кашлянул Сергей.

– Сколько ему лет? – решил внести ясность Виталий.

– Десять часов, – всхлипнула Барби, – совсем свежий.

– Типа новорожденный? – встревожился Сергей.

– Утром на свет появился, на кухне, – зарыдала Лапуля, – понимаете, он сначала у плиты находился, но там очень жарко.

– Ага, – бормотнул Витя.

– На улице духота, – ныла Лапуля, – на балкон Пиркумкакель я побоялась выставить, там мог дождь пойти, я все думала: где его устроить? Чтобы лежал в удобстве! Носила на руках по квартире, определиться не могла. Потом вспомнила, что к борщу сметаны нет, и угнездила Пиркумкакель в ванной. Место идеальное: тепло, но не душно, сквозняка нет, никто его не потревожит. Убежала в супермаркет, возвращаюсь…

Лапуля зарыдала в голос, ее рассказ стал неразборчивым, понятны были лишь отдельные слова:

– Дверь на полу… из квартиры убежал… черный… тощий… Пиркумкакеля нет… ограбили… украли…

Глава 20

– Гражданочка, спокойно, – приказал Сергей. – Вить, доложи обстановку.

– Алло, алло, говорит семнадцатый, – забубнил второй милиционер, – находимся по вызову. Хозяйка квартиры утром родила на кухне и пошла в магазин, по возвращении не нашла ребенка. На полу лежит выломанная дверь. В квартиру незаконно проник незнакомец, предположительно лицо кавказской национальности. Черный. Ясно. Понял. Имя похищенного Пиркумкакель. Не знаю. Гражданочка, вы где родились?

– Я москвичка, – всхлипнула Лапуля, – родилась в столице. А что?

– Муж у вас таджик? – спросил Витя.

– Я холостая, – жалобно пропищала Лапуля, – в разводе со всеми бывшими.

– Одинокая мать, – по-своему истолковал ее слова мент, – гражданочка, не рыдайте. Ща все силы бросим на поиски… э… э…

– Пиркумкакеля, – разозлилась Лапуля, – неужели трудно запомнить? Это элементарно! Пиркумкакель!

– Уж простите Виктора, – вступил в беседу Сергей, – имя больно заковыристое.

– Проще некуда, – не сдалась Барби.

– Назовите его приметы, – потребовал Витя, – вес, рост.

– Тянет на три кило, – ответила Лапуля. – И он такой получился… во.

– Крупный, – крякнул Сергей, – во что одет?

– Кастрюлька красная, в белый горошек, – начала Лапуля.

Я посмотрела на свою левую ногу. Так вот что стояло в ванной! Имя то ли холодца, то ли желе Пиркумкакель. Лапуля сварганила к ужину блюдо национальной кухни неведомой страны. Или сварила клейстер? Мою ступню сия субстанция держит очень крепко, и она не вывалилась даже в тот момент, когда я лежала на спине, задрав ногу. И как мне теперь поступить? Выйти из спальни и во всем признаться? Представляете последствия? Надеюсь, Лапуля догадается сказать ментам, что у нее не рождался младенец, а те сообразят, что пару часов назад родившая женщина не помчится за сметаной, и какой дурой надо быть, чтобы засунуть малыша в кастрюлю!

Но дознаватели ни на секунду не засомневались в правдивости полученных сведений, они продолжали заполнять анкету.

– Фамилия? – уточнил Сергей.

– Нету ее, – ответила Лапуля, – просто Пиркумкакель.

– Вашу скажите, – попросил Витя.

– Крыскина, – смущенно представилась Барби.

– Опишите внешность, – потребовал Сергей, – типа волосы…

– Откуда у него волосы? – поразилась Лапуля.

– Ты че, Серега, – укорил коллегу Витя, – все маленькие лысые!

– Мой Пиркумкакель большой, – обиделась Лапуля.

– Конечно, гражданка Крыскина, ваш наилучший, – решил приободрить Лапулю Сергей, – нам нужны приметы, попробуйте описать внешность пропавшего поподробнее.

– Упругий и мягкий, имеет цвет молочного шоколада, – всхлипнула Лапуля, – сладкий-пресладкий, самый сладчайший! Безумно вкусный! Вот!

– Семнадцатый, – заорал Виктор, – внимание! Пропал… э… Пиркумкакель, возраст меньше суток, вес три кило, рост примерно сорок сантиметров, волосы отсутствуют, афромулат. Одет в красную кастрюльку в белый горошек.

Я прикусила губу. Сейчас Виктор получит из Центра по глупой башке, и все прояснится. Но из коридора донесся голос, искаженный рацией:

– Вас понял. Лет меньше двадцати четырех часов, три кило, сорок сантиметров, лысый, афроокрас. Одежда: красная кастрюля в белый горох.

Я попятилась и села в кресло. Они всерьез собрались разыскивать Пиркумкакеля? Это надо прекратить!

– Гражданочка, мы пойдем, – сказал Сергей, – вы тут порядок наведите и не нервничайте.

– Если он сам вернется, позвоните, – велел Виктор.

– Кто сам вернется? Пиркумкакель? Он ходить не умеет, – резонно возразила Лапуля.

– Ниче, гражданочка, не тушуйтесь! – приободрил «мамашку» Сергей. – Все наладится.

Дверь хлопнула, Лапуля вздохнула и ушла в глубь квартиры, я хотела встать, но поняла, что моя нога с кастрюлей застряла под креслом. Я дернулась пару раз и упала, кресло перевернулось и накрыло меня. Слава богу, ноги оказались на свободе, зато все остальное было погребено под массивным креслом. Встать не представлялось возможным.

С огромным трудом, накрытая креслом, как улитка раковиной, я проползла до стула, ухитрилась сдернуть с него сумку, выудить оттуда трубку и позвонить Димону.

Коробок прибыл домой, когда я уже почти задохнулась.

– Здравствуй, большая черепаха, – тихо заржал он, – можно покататься на тебе верхом?

– Тише, – взмолилась я, – надеюсь, Лапуля не видела, как ты вошел!

– Прошмыгнул мышкой, – зашептал Коробок, снимая с меня кресло. – А что у тебя на ноге?

– Пиркумкакель, его сейчас ищет вся милиция Москвы, – всхлипнула я.

На лице хакера не дрогнул ни один мускул.

– Рассказывай!

Хорошо иметь такого друга, как Коробок. Меньше чем через полчаса он разрулил ситуацию. Сначала сбегал в машину, притащил нечто, отдаленно напоминающее лобзик, и распилил кастрюлю. Потом поговорил с Лапулей, выяснил, что пресловутый Пиркумкакель, блюдо эфиопской кухни, является десертом, и соврал Барби:

– Соседская кошка, по кличке Терешкова, упала на наш балкон, унюхала волшебный аромат сладкого, просочилась в ванную, слопала лакомство до капли, а потом удрала домой, сломав дверь.

Лапуля осталась довольна услышанным, Коробок пообщался с милицией, выставил на лестницу испорченную дверь, еще раз озвучил историю про Терешкову и злосчастный Пиркумкакель уже для Анфисы с Маргошей и позвал меня в свой кабинет для инструктажа перед завтрашним походом к торговцу имуществом убийцы Федулова.

Внимательно выслушав Димона, я рассказала ему обо всех событиях сегодняшнего дня и попросила:

– Изучи историю квартиры Тамары Владимировны. Мне кажется, Куклина чего-то недоговаривает, Мотя тоже хитрит. С апартаментами связана некая тайна, у Куклиной есть скелеты в шкафу. По мнению Бурмакиной, Тамаре должно быть страшно в бывшем зале для балов. Почему?

– Я уже смотрел материалы, – ответил Коробок, – удивительное для Москвы дело, но обладатели квартиры не менялись, ею всегда владела семья Куклиных. Ничего криминального за ними не водилось, обычные люди, трудяги, ни скандалов, ни приводов, ни отсидок, вообще ничего. Не привлекались, не судились, не участвовали… сплошные «не».

– И тем не менее Мотя говорила про страх! – не успокаивалась я.

– Они пожилые тетки, – отмахнулся Коробок, – может, не спят по ночам, чудятся им привидения.

Я опять не согласилась с хакером:

– Старухи с удовольствием сообщили бы нам о призраках. Мотя же обмолвилась про страх, осеклась и удрала. Словно испугалась, что растрепала большой секрет. Что-то здесь не так.

Димон уставился в ноутбук.

– Сама посмотри. Жизнь Тамары Владимировны прозрачна, как слеза ребенка. Никаких родственников, кроме умерших родителей, замуж не выходила, старая дева.

– Можно не иметь в паспорте штамп и менять мужиков с калейдоскопической скоростью, – протянула я. – Вот это что за пометка?

– В восемьдесят третьем году Куклина теряла паспорт, – пояснил Димон, – ей выдали новый документ, но это рядовая ситуация. Может, у нее сумку сперли.

– И в то же время она сменила работу, – отметила я, – смотри, Тамара Владимировна работала ветеринарным врачом в клинике на улице Вяткина, осенью восемьдесят третьего она резко поменяла специальность, устроилась в театр-зверинец «Три поросенка»[6] служительницей при животных. Явное карьерное падение. Ветдоктор определенно получает больше, чем чистильщик клеток. Отчего Куклина решилась на подобный шаг?

Димон не усмотрел в ситуации никаких странностей.

– Этому найдется сто причин: далеко ездить в клинику, поругалась с начальством, не поладила с коллегами.

– Непохоже, – уперлась я, – она долго работала на одном месте, а в восемьдесят третьем сорвалась, да еще и поменяла паспорт. Вдруг это звенья одной цепи?

– Ладно, – сдался Димон, – копну глубже, а ты не опоздай завтра на встречу с продавцом эксклюзива.

Ровно в полдень я вошла в небольшую палатку на Дорогомиловском рынке и увидела кудрявого небритого смуглого мужчину, который моментально стал соблазнять потенциальную покупательницу.

– Бери манго.

– Спасибо, не надо, – отвергла я его предложение.

– Сладкий, как мед, – продолжал торговец, – не иностранный, наш, подмосковный!

– Манго не растет в средней полосе России, – улыбнулась я, – это не картошка.

– Зачем говоришь! – всплеснул руками продавец. – До Мичурина груш не было, а он их скрестил, и получилась бэра. Вот и манго теперь вывели. Ты попробуй!

Ловким движением мужчина схватил нож, вытер его о грязную тряпку и хотел разрезать плод.

– Не портите фрукт, – остановила я его рекламный порыв, – меня тут ждут, пароль число двенадцать.

Продавец поскучнел и ткнул пальцем в дверь за своей спиной.

– Ходи туда.

Я пролезла между штабелями ящиков и втиснулась в крохотный чуланчик. Между коробками с бананами стояли пластиковый стол и пара стульев, на одном сидел парень самой простецкой внешности: круглое лицо, голубые глаза, нос картошкой, светлые волосы и россыпь веснушек, на вид ему было лет семнадцать.

– Ну, показывай, – с порога велела я, – принес?

– Деньги есть? – спросил «бизнесмен».

– Товар подойдет – получишь, – твердо ответила я.

– Сначала бабло, – ухмыльнулся паренек.

– Начнем по новой, – вздохнула я, – меня зовут Таня, а тебя?

– Я Ваня, – с усмешкой откликнулся юноша. – Таня – Ваня, шикарно звучит.

– Мне нужна рубашка Сергея Федулова! – заявила я. – Если все тип-топ, еще заказы будут.

– Вот тут она, – кивнул Ваня.

– Вынимай! – обрадовалась я.

– Бабки!

– Сначала товар!

– Деньги вперед, – уперся парень.

– Ладно, – сдалась я и вынула из сумки тугую пачку банкнот.

Юноша потянулся к купюрам.

– Дай позырить.

Но я была начеку.

– Нашел дуру! Доставай рубашку.

Ваня взял кейс, вынул оттуда пакет, извлек помятую светло-желтую тряпку, украшенную бурыми пятнами, и положил на стол.

– Во!

– Сорочка точно Федулова? – спросила я.

– Без обмана, – кивнул Ваня, – могу доказать.

Мне стало интересно.

– Как?

Парень вытащил из кейса фотографию.

– Гляди. Арест преступника, его ведут к машине. Кто-то на мобильник щелкнул, видишь, в какой он рубашке?

– Ну, похоже, – кивнула я, открывая сумочку и вытаскивая скальпель, – осталась мелкая деталь.

– Этта чего? – забеспокоился Ваня.

– Очень осторожно острым ножичком отскребу частичку присохшей крови. Не бойся, ткань не испортится. Потом помещу соскоб в пробирку, капну немного раствора и узнаю правду, – прощебетала я.

– Какую? – разинул рот Ваня.

– Кровь человеческая или принадлежит животному, – охотно объяснила я.

– Эй, мы так не договаривались, – забеспокоился Иван.

– Думаешь, я просто так отдам тебе кругленькую сумму? – фыркнула я. – Не для себя беру, хозяин послал. Он у нас фанат Федулова. Разозлится, если я фуфло притащу. Так как, сделаем тест?

Ваня замотал головой.

– Не моя вещь! Вдруг испортится!

– Значит, сделка не состоится, – резюмировала я, – босс меня за предусмотрительность похвалит, а твой шеф тебе по башке настучит.

– Не за что, – без особой уверенности ответил парень.

– Много у Федулова фанатов? – усмехнулась я.

– На его сайте человек десять топчется, – объяснил Ваня.

– И каждый готов гору валюты отвалить? Сорочка очень дорогая, – напомнила я, – вот записки Сергея не очень в цене, он их постоянно строчит, забросал всех письмами, а вещи редкость. Твоему начальнику покупателя лучше моего босса не найти. Позвони ему, посоветуйся, спроси разрешения.

Ваня насупился.

– Он того, выключил телефон.

– Обычно твой босс всегда на связи? Может, проспал? – заулыбалась я. – Он старый?

– Да нет, – пожал плечами Ваня, – ну, ему больше лет, чем мне, но еще не пень.

– Небось в клубе плясал, – засмеялась я, – девочки, коктейли, вот и дрыхнет.

– Не, – замотал головой Иван, – он не из таких, работает, и все. Его девки не волнуют.

– Гей? – предположила я.

– Тьфу! – отмахнулся Иван. – Нормальный мужик, бизнес у него большой, антикварный. Рубашка ему случайно попалась, ее один мент сдал, ну и лежала себе до случая.

– Соединяйся с начальством, или я немедленно ухожу, – решительно заявила я, – ищите тогда другого фана. Впрочем, я и сама могу на твоего босса выйти. Дело нехитрое, раз-два, и готово.

– Наверное, ему совсем с животом плохо стало, – промямлил Ваня, – приболел и звонок убрал, не надо его тревожить.

– Кого? – напряглась я.

– Шефа, – бесхитростно сообщил Ваня, – у него вчера живот скрутило, к врачу поехал. Я за старшего пока. Могу цену скостить.

– Твоего босса случайно не Игорь Григорьевич Венев зовут? – тихо спросила я. – Отец у него Григорий Игоревич, а ты, Ваня, сам часом не из мусоролазов?

Глаза парня приняли форму блюдец.

– Я пошел, – быстро сказал он.

Я выхватила из сумочки пистолет «Оса».

– Сядь, Ваня.

– Сел, – в ужасе глядя на черный ствол, прошептал паренек, – тетенька, я ничего плохого не думал, ей-богу.

Я спрятала оружие и достала рабочее удостоверение.

– Еще раз начнем от печки. Меня на самом деле зовут Татьяной. А тебя?

– Павлик, – по-детски представился парнишка, – мне шестнадцать, я несовершеннолетний.

– Хорошая новость, – согласилась я, – но, если дать делу официальный ход, образуется букет из малоприятных статей: мошенничество, кража, ну и так далее. За такое даже малолетке полной мерой розог достанется.

– Тетя Таня, – заныл Павлик, – я не воровал!

– А рубашка Федулова? – ткнула я пальцем в сорочку. – Она сама сюда пришла?

– Тетя Танечка! Одежда не всамделишная, – всхлипнул Павлик, – простите! Сам не знаю, как это вышло. Случайно. Это Алиска придумала, она мне про чистильщика рассказала, тот к Игорю Григорьевичу постоянно эти… как их… ну… раритеты приносит! Плохого мы не затевали. Я мотоцикл хочу, Алиске мобильник и хороший ноутбук нужен, а там типа интернет-магазин. Я очень испугался, когда вы найти начальника пообещали, вот и сказал про больницу, он и правда там. Ой, Алиска на меня обозлится, что я лишнее сболтнул!

Я стукнула кулаком по столу.

– Стоп! Выкладывай все спокойно! Кто такая Алиса? Что за сетевая лавка?

Глава 21

От страха на лице Павлика пропали веснушки, он, втянув голову в плечи, начал каяться.

Павел из семьи потомственных мусоролазов. Мать работает на Григория Игоревича, а старшая сестра Алиса, двадцатилетняя барышня, служит в интернет-лавке Венева. Работа у девушки не особенно тяжелая, кроме нее там трудится еще несколько служащих. Алиса сидит в офисе, который расположен в одном здании с магазином, где заправляет Игорь. Каждый день от Григория Игоревича прибывает курьер, привозящий очередные поступления: платья, книги, картины, утварь, всякую мелочевку. Ежедневно же обновляется и интернет-ассортимент. Павлика Игорь Григорьевич взял на должность уборщика. Ничего серьезного ему не доверяют, в обязанности паренька входит мыть комнату, где отдыхают служащие, бегать за всякой фигней в супермаркет, переставлять в кулере бутылки, ну и так далее. В торговый зал Павла не пускают, с покупателями он не общается, но он имеет глаза и уши, поэтому очень быстро сообразил, что в магазине есть несколько направлений работы. Он расположен неподалеку от станции метро «Комсомольская», возле трех вокзалов, каждый день мимо торговой точки течет людской поток. Старые безделушки любят многие, поэтому около прилавков постоянно скапливаются покупатели. Статуэтки, открытки, кожаные ремни, сумки, игрушки уходят влет. Но это вещи не с помойки, а имитация антиквариата, продукция современных фабрик Китая, абсолютно легально поставляемая в Россию. Игорь не обманывает народ, никогда не выдает изделия трудолюбивых жителей Поднебесной за подлинный винтаж. Стоят «сувениры» недорого, выглядят мило, чего еще надо?

В торговой точке есть и настоящий антикварный отдел, где выставлена добыча мусоролазов, которую тщательно отреставрировали. Там другие цены и другие покупатели. Коллекционеры часто делают заказы. Одна дама, например, мечтала собрать елочные игрушки времен своего далекого детства и весьма преуспела в этом: Игорь Венев, правда не сразу, смог подобрать для нее все вещицы из представленного ею списка. Павлик вспомнил еще мужчину, который тащится от обычных вилок, он приезжает к Игорю два раза в месяц и всегда уезжает с очередной партией столовых приборов. Такие клиенты не толпятся в торговом зале, они проходят через боковую дверь в особую комнату, где, попивая чай-кофе-коньяк в креслах, общаются с владельцем. После их ухода Павлик, убирая помещение, часто находит на столе рисунки, бумажки с цифрами и понимает, о чем шла речь в переговорной. Кое-какую информацию выбалтывает и мама мальчика, которая каждый раз, отправляя его на службу, словно мантру, повторяет:

– Паша, попытайся понравиться Игорю, не кури, не груби. Если покажешь себя с лучшей стороны, младший Венев тебя обучит, сделает помощником менеджера, продавцом, дорастешь до замуправляющего. Будешь лениться, через пару лет очутишься в Давыдове, превратишься в мусоролаза. Лучше в офисе сидеть, чем в любую погоду в кучах грязи копаться. Держись поближе к Игорю, угождай ему, тебя и от армии отмажут, и вверх подсадят, Веневы люди порядочные, они многим из наших помогли.

С одной стороны, Павлик понимает: мама права. С другой, его напрягает постоянное безденежье, раздражает Игорь, который раскатывает на новой иномарке, бесят продавцы, улетающие в отпуск в Таиланд, и богатые покупатели. Павел всем завидует, ему тоже нужны бабки, да поскорее, иметь в отдаленной перспективе большую зарплату неплохо, но сейчас-то как? Павлик пользуется метро, одевается в секонд-хенде и порой не может даже позвать девушку в кино. Зачем ему бешеные бабки в тридцать лет? В старости ничего, кроме геркулесовой каши, не захочется, а сейчас столько желаний: мотоцикл, навороченный мобильный, часы, в которых можно нырять, браслет с черепами, плеер. Охота побывать в Турции, увидеть Египет. Масла в огонь постоянно подливает старшая сестра. Алиса сидит на интернет-заказах, получает больше брата, но все равно копейки. Хозяин много раз предлагал ей пойти учиться, но Алиске неохота после смены бежать на лекции, поэтому она отвечала: «Спасибо. У меня другие планы».

В конце концов младший Венев оставил дурочку в покое, а когда Алиса, узнав об увольнении одного продавца из общего зала, попросила переместить ее за прилавок, он ответил: «Для консультанта тебе не хватает знаний». «Менеджеры больше получают, – возразила девушка, – я третий год за компьютером парюсь, заслужила повышение». «Для работы с клиентами необходимо специальное образование, – отбрил Игорь, – учись – и дорога тебе открыта. Без корочек куковать тебе век у экрана».

Алиса разозлилась, но вида не подала, наоборот, закивала: «Верно! Я глупая была, сейчас за ум взялась. С осени пойду в институт на вечернее». «Молодец, – обрадовался Игорь, – я тебя поддержу».

Правду о намерениях сестры знал только младший брат. «Нашелся, блин, профессор, – закипела Алиска, когда они с Павлом остались вдвоем, – решил меня воспитывать. Идиот! Я ему устрою зигзаг удачи. Пашка, хочешь заработать?» «Не откажусь, – сказал брат, – а че делать надо?» «Слушать меня, – огрызнулась Алиса, – наш Игоряша себя самым умным считает, остальных за дураков держит. На этом мы его и подловим. Я в Интернете свободно плаваю. И о чистильщиках правду знаю». «О ком?» – не понял Паша и был погребен под лавиной информации.

Павлик работает в магазине днем, в восемь вечера он уходит домой, Алиса же сутки корпит у экрана, двадцать четыре часа потом отдыхает и снова в интернет-лавку. Заказ в Сети можно получить в полночь или в три часа утра, поэтому сайт «Бабуschка» никогда не спит. И именно поздним вечером в магазинчике у метро «Комсомольская» начинается самое интересное: туда заглядывают люди, продающие антиквариат, которые не хотят светиться днем. Только не подумайте, что Игорь занимается скупкой краденого. Венев честный человек, он ни за что не свяжется с уголовниками, но ведь есть категория граждан, которые не воруют, а просто подбирают выброшенное. Вам непонятно? Объясняю.

Фанаты певицы Насти Молиной дежурят у подъезда ее дома, подлавливают ее у актерского входа в концертный зал, сидят в партере, встречая каждую песню Настеньки бурей аплодисментов. Одни несут ей на сцену цветы и счастливы, когда Молина берет букет, другие хотят автограф, получив его, вставляют в рамку и вешают на стену, а третьи… вот они полжизни отдадут за вещь, которая принадлежит диве эстрады. Куда Молина девает разорванные колготки, старую блузку, прочитанную книгу в бумажном переплете, пустую упаковку из-под пудры? А куда вы отправляете мусор? Конечно, на помойку. Швырнет Настюша на пол в гримерке чулочки и уедет домой, а уборщица подберет их – и к Веневу, сдает вещь за деньги, а тот потом продает ее фанату. На Венева трудится целая сеть поставщиков подобного эксклюзива. Иногда они притаскивают копеечную ерунду вроде останков бюстгальтера или сломанных очков селебрити, порой очень дорогие экземпляры.

Когда телеведущий Олег Волхов решил обзавестись новым автомобилем, старую машину он сдал на реализацию в салон к дилеру. Тот моментально соединился с Веневым, Игорь в тот же день приобрел джип шоумена и перепродал его за невероятные деньги богатой фанатке Олега. Свой кусочек пирога урвал и дилер. Была ли сделка законна? Абсолютно. Салон объявил Волхову цену за «бэушные» колеса, Олегу она показалась подходящей. А уж что там дальше случилось с внедорожником, он не знал. Тетка пришла в восторг, первые три месяца звонила Игорю и рассказывала, какой счастливой себя ощущает, накручивая руль, которого касались пальцы самого Волхова. «В салоне пахнет его одеколоном», – ахала она. Венев подсчитывал барыш, дилер сгонял на Мальдивы, Олег быстро избавился от старой тачки и обзавелся новой. Кому плохо?

По такой же схеме из элитной комиссионки ушла шуба певицы Каравай. Но самую большую прибыль принесла квартира балерины Кати Суховой, звезды мировой сцены, лауреата практически всех международных конкурсов. Когда Игорю позвонил риелтор и сообщил, что Катюша вышла замуж, переехала в загородный дом супруга, а свои хоромы, где провела детство, юность и отрочество, намерена продать, Венев чуть не зарыдал от восторга. Сумма, за которую Игорь вскоре продал апартаменты фанату Суховой, включала такое количество нолей, что лучше ее не называть.

Особняком в ряду поклонников стоят те, кто восторгается преступниками. Венев может предложить им много интересного.

– Минуточку, – притормозила я Павла, – ты же говорил, что Игорь Григорьевич никогда не нарушает закон!

– Он хитрый. И ваще, все видит! Выйдешь покурить, только затянешься в подсобке, как хозяин из дальнего угла, из темноты, выходит и приказывает: «Немедленно брось сигарету», – пояснил паренек. – Я разок в складском помещении устроился. Блин! Опять Венев рядом! Ну как он на склад попал? Я когда дымнуть решил, сначала поглядел, где Игорь Григорьевич! Он в торговом зале был. А недавно ваще круто получилось, – трещал Павлик, – я вечером домой уходил, припозднился немного, все уже убежали, остались только девчонки из Интернета, но они в другом здании сидят, надо через двор перейти, чтоб к ним попасть. В общем, оделся, канаю по коридору, Игорь Григорьевич в своем кабинете сидел, дверь у него открыта была. Услышал мои шаги, голову поднял и говорит: «Стараешься? Последним уходишь? Молодец, получишь премию».

Я обрадовался, вышел на улицу и вижу… не поверите! Хозяин мне навстречу от метро шагает. Не один, с бабой такой некрасивой, плохо одетой. Как это может быть? А? До сих пор я в непонятках. Здорово, да? Но Игорь Григорьевич незаконными делами не занимается, уважает Уголовный кодекс!

– И как с этим монтируется торговля уликами? – возмутилась я. – Где Венев их достает? Покупает у нечистых на руку ментов?

Павлик наморщил нос.

– Тетя Таня, вы дослушайте. О чистильщиках знаете?

– Это кто такие? – сердито спросила я, и через пару минут мой кругозор был расширен.

Представьте, что в квартире произошло убийство. Вызванная милицейская бригада оцепила место происшествия, труп увезли медики, криминалисты приступили к работе. Они засыпали все порошком для снятия отпечатков пальцев, испортили ковер, снимая с него при помощи особой пленки следы от обуви, перевернули дом вверх дном и в конце концов ушли. Что найдут родственники после того, как им разрешат вернуться? Очерченный мелом силуэт на полу, полнейший беспорядок, следы крови, порой квартира испачкана до потолка, в ней стоит отвратительный запах и висит мрачная аура. Я не принадлежу к породе людей, которые говорят о чакрах и меридианах печени, не верю в привидения и в присутствие души умершего на месте смерти. Но по работе мне довольно часто приходится бывать в квартирах, где совершались тяжкие преступления, и можете мне не верить, но в них воздух всегда напоминает кисель, он с трудом проникает в легкие, на голову словно надевают колпак, на плечи давит тяжеленный груз. Мне всегда некомфортно там, где кого-то лишили жизни. А каково родственникам? Эксперты и оперативники, выполнив свою работу, спокойно уезжают, а кому убирать грязь? Ведь это не бардак после свадьбы или юбилея, когда можно мыть посуду, обсуждая с родственниками детали прошедшего торжества.

Абсолютное большинство людей не способно взять тряпку и смывать кровь со стен, поэтому они вызывают чистильщиков. Приезжает угрюмый мужчина и до блеска отдраивает помещение, за особую плату он все продезинфицирует и увезет испорченные ковер, постельное белье, посуду, мебель. Думаете, чистильщик покупает вещи? Все наоборот: ему доплачивают, чтобы избавиться от безмолвных свидетелей преступления. Улики милиция забрала с собой, они будут тщательно изучены, помогут обнаружить преступника, а представленные на суде, поспособствуют справедливому наказанию убийцы. После вынесения приговора дело сдадут в архив, улики направят на хранение. Но картина, которая висела в комнате в момент убийства, напольные часы или плед с дивана, да еще куча вещей следователю и криминалистам не нужны. Родственники же бьются в истерике при одном взгляде на собственность погибшего. Чистильщик прихватит все. И есть особая категория коллекционеров, они хотят заполучить ту самую картину, часы или плед и готовы платить за них немереные деньги.

Почему люди увлекаются подобным собирательством? Наверное, у них есть какие-то психические сдвиги, ну не может нормальный человек приходить в восторг, укрываясь одеялом убитого. Да только коллекционеры разные бывают, и среди них много тех, кто фанатеет от преступников.

Освободив квартиру, чистильщик оповещает Венева, а тот знает, кому какой товар предложить. Законно ли это? Нигде не сказано, что нельзя продавать предмет, отправленный в мусор. А что не запрещено, то, как понимаете, разрешено.

У Игоря есть батальон постоянных покупателей, появляются и новые клиенты. В Интернете совершенно открыто работают сайты фанов уголовников, многие коллекционеры пишут в блогах о своих находках, хвастаются приобретениями. Особенно ценятся вещи со следами крови.

Венев никого не обманывает, он торгует реальными предметами с места происшествия, но не ворует улики. Частенько заказ на добычу чистильщика приходит по Интернету. Алиса обязана перевести его на старшего менеджера Зинаиду. Девушка всегда выполняла инструкции, но потом ей в голову пришла простая, как топор, мысль.

Когда в Сети появилась просьба подыскать нечто особенно интересное, ну, например, вещь Сергея Федулова, Алиса не переправила запрос Зине. Она сама ответила покупателю, предложила ему сорочку преступника, в которой тот был в момент ареста.

«Если хватать кусок, то жирный», – так рассудила Алиса. С фанатом оборотистая девица договорилась на раз-два. Алиса поплавала по Сети, выяснила кое-что про Федулова, купила в комиссионке на Тушинском рынке старую мужскую рубашку, а в мясном отделе кусок сырой говяжьей печени, превратила чистую сорочку в окровавленную… и получился раритет! Пальчики оближешь!

Умная девица сама на свидание с клиентом не пошла, отправила младшего брата. Вот только «фанатом» был Коробков, а с деньгами пришла я.

– Вы идиоты! – в сердцах воскликнула я. – Неужели полагали, что это вам сойдет с рук?

– Тетя Таня, тетя Таня, – испуганно бормотал Павлик, – простите! Не говорите никому! Я больше никогда! Очень хотел купить мотоцикл! Один раз попробовали! Больше не будем! Если Игорь Григорьевич узнает, он нас выгонит, отцу своему сообщит, Григорий Игоревич мамке стукнет. Ой! А она наваляет!

– Прежде чем совершать дурной поступок, подумай о последствиях, – сердито ответила я.

Да Павлик инфантильный! Ну с какой стати, когда я потребовала соединить меня с хозяином, мальчик рассказал про его заболевший живот? Я сразу поняла, о ком речь. С какой стати он сглупил? Потому что дурак! А еще испугался, что ему влетит от старших!

– Тетечка Танечка, – хныкал тем временем Павлик. Он съежился и напоминал второклассника. – Я просто хотел мотик! А как вы догадались, что рубашка не Федулова? Алиска его фотки нашла, подобрала похожую.

Я постучала пальцем по виску.

– Ты глупец! Сказал мне: «Посмотрите на снимок, здесь Федулов в момент ареста. Его кто-то на мобильник щелкнул».

– И че? – не понял тинейджер. – Простое дело! Все в интересный момент мобильники вынимают, щелкают на память, снимки в блоге выставляют. Это прикольно.

Мне стало смешно.

– Павлик, ты понимаешь, почему люди моего возраста называют телевизор ящиком?

– Ну… типа… там глупые программы? – предположил паренек.

– Но почему именно ящик? – повторила я.

– Не задумывался, – признался Павел, – просто так говорят.

Я вздохнула. Между человеком, который хвастает: «У меня очки как у Джона Леннона», и тем, кто говорит: «У меня очки как у Гарри Поттера» – огромная дистанция. Кстати, оправа знаменитого битла почти идентична той, что у мальчика из книг Джоан Роулинг. Вот только возраст их фанатов разный. Поймет ли поттерист битломана? Слышал ли он вообще о ливерпульской четверке? Павлик не знает, что в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века телики были не плоскими, не висели на стенах, а походили на здоровенные ящики, часто отделанные пластиком, имитирующим дерево.

– Зайчик, – с жалостью произнесла я, – Сергея Федулова взяли под стражу в начале девяностых. О каких мобильных с фотокамерами ты говоришь? О них тогда даже не слышали, не было самых простых сотовых.

Павлик опешил, потом громко заплакал.

Глава 22

Не успела я вернуться в офис, как Чеслав огорошил меня заявлением:

– Венев умер.

– Знаю, – отмахнулась я, – у него во время операции отказало сердце.

– Я о Григории Игоревиче, – пояснил босс.

– Как? И он тоже? – ахнула я.

– Скончался в реанимации в шесть утра, – сказал Чеслав, – инфаркт развивался слишком бурно.

– Не повезло, – пробормотала я, – ни отцу, ни сыну. Я всегда считала аппендицит ерундой, вроде как зуб удалить. Неприятно, может, больно, но не опасно.

– Если у тебя аллергия на лидокаин или обестезин, запросто можешь и в кресле стоматолога тапки отбросить, – влез с замечанием Приходько, сидевший на диване.

– На теле Игоря Фатима обнаружила характерный синяк, – продолжил Чеслав, – в виде…

– Дракона! – подпрыгнула я. – «Ручка» Харитонова!

– Похоже на то, – согласился шеф.

Мы с Федором уставились друг на друга, Чеслав сделал вид, что не заметил нашего изумления.

– Таня, через пятнадцать минут в офис приедет Рената Васькина, побеседуй с ней, выясни…

– Прости, – отмерла я, – но я никогда не занимаюсь двумя делами одновременно. Понимаю, у нас не хватает сотрудников, Федор пока практикант, самостоятельное расследование ему нельзя поручить, но…

Чеслав нахмурился.

– Разве я велел впрягаться еще в одни сани? Рената Васькина заявила о пропаже мужа, он сегодня не поздравил ее с какой-то их годовщиной. Не появился дома.

Чеслав подровнял стопку бумаг на столе, затем протянул мне листок.

– Это фото супруга. Зовут его Юсит.

– Татарин? – предположил Приходько, который не видел снимка и не понимал, почему я лишилась дара речи.

– Фамилия исчезнувшего Кошмаровин, – договорил Чеслав, – Юсит Кошмаровин.

Федор выдернул из моих рук фото.

– Вау! Это же Осип Кошмаров собственной персоной.

– Юсит Кошмаровин, – ожила я, – наверное, «спецагент» заявил о потере паспорта, получил новый документ, а старый чуть-чуть подретушировал. «Осип» легко превращается в «Юсит», надо лишь приписать в имени пару палочек-закорючек и к фамилии окончание «ин» присобачить. Был Осип Кошмаров – стал Юсит Кошмаровин. Просто, как чихнуть.

– Он еще и двоеженец! – восхитился Коробок. – Наш пострел везде поспел!

У Чеслава на поясе запищал телефон, босс глянул на экран.

– Таня, Рената тебя ждет.

Я вскочила и побежала в переговорную.

Меньше всего я ожидала увидеть очаровательную блондинку, как две капли воды похожую на Лапулю. Красивые локоны, голубые глаза, мини– юбочка, маечка в обтяжку, глубокое декольте, модная сумочка и слегка размазанный макияж, похоже, красавица очень нервничала, плакала, а потом забыла припудриться и подкрасить веки.

Чтобы наша беседа не выглядела допросом, я принесла девушке кофе, открыла коробку с конфетами и лишь потом рискнула спросить:

– Давно вы с Юситом женаты?

– Год, – всхлипнула Рената, – это по паспорту, но на самом деле всего пару месяцев вместе живем.

– Извините, не поняла, – удивилась я, – вы зарегистрировали брак и разошлись? А потом сошлись?

Рената съежилась.

– Нет. Мы обожаем друг друга! Страстно! Но работа Юсита… она… тут можно говорить правду? Мне сказали, что в вашем подразделении разрешается откровенничать, оно особое.

– Да, пожалуйста, – кивнула я, уже понимая, что сейчас услышу.

Интуиция меня не подвела. История, рассказанная Васькиной, повторяла Сонину. Юсит – спецагент, он постоянно в разъездах, времени на личную жизнь у него практически не остается, но он все же умудрился познакомиться с Ренатой. Она служила официанткой в кафе, Юсит сел к ней за столик и тут же назначил свидание. Не надо считать Ренату доступной женщиной, до той поры она никогда не кокетничала с клиентами. Но Юсит ей очень понравился. Завертелся роман, который из букетно– конфетной стадии никак не переходил к постельным отношениям. Кошмаровин вел себя как принц, делал Ренате подарки, купил ей шубку, сережки, а затем предложил расписаться. Васькина немедленно согласилась и заявила жениху: «Завтра все девчонки от зависти умрут! Их дурачки тебе в подметки не годятся. Милый, давай созовем всех-всех! Пусть корчатся от зависти при виде нашего счастья. Зря они меня дурой считали! Говорили: «Если девушка парню в интиме отказала, он от нее убежит. Рената, ты старомодная идиотка! Что за принципы! До свадьбы ни-ни? Наоборот, надо выяснить, подходит ли тебе мужик по темпераменту». Но я считаю, что невеста должна стать женщиной в первую брачную ночь. Если мужчина ее любит, он женится, а если просто потрахаться хочет, то меня ему никогда не заполучить. Я без штампа ни с кем не лягу, даже если полюблю до смерти. Девственности хочу лишиться как положено, после загса! И ты меня понял!»

Юсит обнял невесту: «Выслушай меня внимательно. Я не имею права устраивать торжество».

Думаю, не стоит повторять то, что Осип наплел наивной Ренате. Кошмаров умел убеждать, Васькина ощутила себя женой декабриста и с тех пор беспрекословно подчинялась жениху. По его приказу она, не объясняя причины, уволилась из кафе и переехала в маленькую квартирку супруга. Брак заключили без помпы, тихо. Васькина не москвичка, она сирота из Тулы, приехала покорять столицу, сняла комнату и нашла работу в кафе. Ни матери, ни отца, ни бабушки с дедушкой, ни одного здравомыслящего взрослого человека, способного ей объяснить: «Рената, не следует выскакивать замуж, если ничего не знаешь о кавалере», – в окружении Васькиной не нашлось.

Ренате Юсит нравился до мурашек. Он имел столичную прописку, приличный оклад и обожал ее. Ну что еще требуется для счастья? Только ребенок!

Но, увы, в отношении наследников Юсит был настроен отрицательно. Почти сразу из загса он отвел Ренату к гинекологу и велел поставить ей спираль, препятствующую зачатию. Муж отмечал в календаре критические дни супруги и, если они задерживались, немедленно покупал в аптеке тест на беременность. «Пойми, – внушал он Ренате, – дети – это огромная ответственность, я не смогу сейчас уделять сыну или дочери должного внимания и принимать участие в их воспитании. Частые командировки, отлучки не позволят мне проводить время с малышами. Ты будешь уставать, между нами возникнет охлаждение. Давай повременим, поживем для себя. Вероятно, меня переведут на канцелярскую работу, спецагенты в поле долго не выдерживают. Вот тогда и родим одного за другим троих. Ну какие твои годы? Только девятнадцать исполнилось».

Рената и здесь не спорила. Она согласилась с умным мужем, лучше немного погулять, а малыши пусть появятся поближе к тридцати годам. Юсит велел ей пойти на курсы мастеров по маникюру-педикюру и приказал устоиться на работу в салон красоты.

Васькина устроилась во «Флер»[7], живо обзавелась клиентами, к некоторым из них она теперь ездит на дом и хорошо зарабатывает. Рената не распространялась о своей личной жизни, на все вопросы она отвечала: «Я замужем, супруг летчик, он часто бывает в рейсах».

Ренате показалось романтичным представляться женой капитана воздушного судна. Вообще-то она собиралась рассказывать про космонавта, но Юсит был недоволен. «Фантазировать надо умеючи. Налетишь на клиентку из Звездного городка – и она тебя на чистую воду выведет. Летчик лучше, и не уточняй, к какому отряду я приписан. Будут докапываться, отвечай: «Ну… не помню. Он то из Шереметьева, то из Внукова летает. Какая вам разница?»

Рената затвердила урок мужа и жила счастливо, а вчера Юсит не поздравил ее с семейной датой.

– С ним что-то плохое случилось, – шептала она, ломая пальцы рук, – пожалуйста, скажите правду!

– Почему вы сразу подумали о нехорошем? – увильнула я от ответа. – Наверное, Юсит и раньше исчезал?

– Да, – кивнула Рената, – порой пришлет смс: «Умчался. Люблю», и гадай, куда его направили. США? Эквадор? Испания?

– Спецагент международного уровня, – вздохнула я, – современный Штирлиц!

Васькина криво улыбнулась.

– Нет. Юсит намного круче, его засылают в страну, когда там происходят события, угрожающие мировой безопасности. Например, кража атомной боеголовки. Пропажа кода ядерной кнопки. Боюсь, я не имею права вам все рассказывать, да и сама не очень в курсе дела, собирала обрывки сведений, которыми иногда делился Юсит.

– Так что вас внезапно забеспокоило? – спросила я Ренату.

Девушка нахохлилась.

– У нас есть памятный день. Двадцатого числа каждого месяца Юсит всегда срывается с работы, может примчаться ко мне на пару часов из командировки, лететь через полмира на частном рейсе, чтобы подарить букет, обнять и сказать слова любви.

Женщины больше всего ценят демонстративные знаки внимания. Похоже, Осип, отлично знал о такой их черте и старательно это использовал.

Рената потерла виски ладонями.

– Голова начинает болеть.

– Это от нервов, – поставила я диагноз.

Васькина кивнула.

– Я очень дергаюсь. Ну подумайте сами. Целый год по двадцатым числам Юсит засыпает меня цветами, а один раз он принес коробку, открыл, а оттуда стая бабочек! Они у нас дома потом сутки жили.

– Кошмаровин романтик, – не удержалась я.

– Верно, – Рената не заметила ехидства в моих словах, – тонкий, нежный, такой хороший!

Из ее голубых глаз покатились градом слезы, я поставила перед Васькиной коробку с бумажными носовыми платками и еще сильнее возненавидела Осипа. Мерзавец безошибочно вычислял глупых девчонок и запудривал им мозги. Соня в жизни Кошмарова появилась раньше, она обзавелась детьми, не понимала, какая это обуза – малолетние наследники. Осип во время двух беременностей супруги сидел на зоне и не смог отправить ее на аборт. А вот с Ренатой «спецагент» проявил благоразумие, от Васькиной он детей категорически не хотел.

Чтобы не заорать от негодования, я стиснула зубы. Кошмаров редкостный мерзавец, он почти заморил Соню и детей голодом, бедная женщина не имела денег на памперсы, стирала бесконечные ползунки дочери, экономила на всем, а Осип баловал Ренату цветами и бабочками. Но почему он не ушел от Софьи? Слабо верится, что негодяя удерживали дети. Почему он вообще женился на падчерице Григория Игоревича? Да потому, что она воспитывалась старшим Веневым как дочь! Наверное, Осип все-таки надеялся в качестве зятя проникнуть в обеспеченную семью, торил дорожку к деньгам короля свалки. Деньги… деньги… деньги…

В моей голове начала оформляться интересная мысль. Выстраивалась простая цепочка из уже известных фактов, но тут снова послышался голос Ренаты:

– Двадцатого мая прошлого года мы с Юситом поженились…

Я вздрогнула, потеряла ту самую интересную мысль и стала слушать Васькину.

– С тех пор двадцатое число любого месяца наша дата, – мямлила Рената, – в этом мае, на годовщину, он меня розами завалил! Сказал: «Солнышко, когда я стану президентом, сделаю наш праздник красным днем календаря». А вчера, двадцатого, ничего. Ни звоночка, ни смс!

Слезы снова полились потоком.

– Я не выдержала, – всхлипывала она, – поехала в ФСБ, подошла к дежурному, говорю: «Здравствуйте, перед вами жена сотрудника Юсита Кошмаровина, отведите меня к начальству. С моим мужем беда стряслась!»

– И как отреагировал караульный? – вздохнула я.

– Позвонил кому-то, еще раз уточнил имя с фамилией, затем очень тихо, шепотом сказал: «Дорогая, ты зря сюда заявилась! Нарушила государственную тайну. Ступай домой и не высовывайся. Никогда больше на Лубянку не приходи, мужу плохо будет». И я ушла!

Рената вытащила из упаковки новую салфетку. К моей злости на Осипа добавилось негодование на сотрудника приемной, который счел девушку психически больной и отделался от нее самым простым способом. Всем известно, что с безумным человеком не следует спорить, нет смысла говорить: «Справок о сотрудниках не даем».

Лучше принять условия игры и мирно отправить беспокойного визитера домой. Я сама придерживаюсь этого нехитрого правила. Оно хорошо, если имеешь дело с сумасшедшей, но Рената нормальна, она жертва опытного мошенника, просто не великого ума девица.

– Мне стало совсем плохо, – рыдала Рената, – я понимала, что меня вытурили, побоялись сказать правду! Юсит погиб! Я не знала, как поступить, написала в Интернете: «Кто подскажет, куда мне обратиться? У меня пропал муж!» – и выставила фото Юсита. Он не разрешал свои снимки делать, но я разок его потихоньку щелкнула. Ну и пришло письмо, с телефоном Чеслава… я… я… скажите мне правду! Юсита больше нет?

– Посиди секундочку, – велела я, – принесу тебе валерьянки.

– Спасибо, – прошептала Рената и уткнула лицо в салфетку.

Я поспешила к Чеславу и честно призналась:

– Не могу открыть Васькиной правду!

Босс моргнул.

– Это твоя работа. Возвращайся в переговорную.

– Не могу, – повторила я. – Рената верит, что ее Юсит спецагент! Не хочу я лишать девушку иллюзий.

Чеслав закрыл ноутбук.

– Иди! Это приказ.

Я вывалилась в коридор и увидела Приходько.

– Хочешь, скажу Ренате правду? – предложил он.

– Ты подслушиваешь чужие разговоры? – возмутилась я. – Если я неплотно закрыла дверь в кабинет, то это не означает, что можно греть уши.

Федор отступил на шаг в сторону.

– Я просто догадался. Спиной почуял. Ты боишься причинять боль Ренате. Давай отправлюсь вместо тебя. У меня есть опыт общения с жертвами насилия, вооруженных нападений и бывшими заложниками. Поверь, я справлюсь и ничего не расскажу боссу. Моя спина не ошибается. Тебе в лом к Васькиной идти.

– Твоя спина не ошибается, – признала я, – но это моя работа. Никто не обещал, что она всегда будет приятной. Спасибо за предложение, но нет. Я должна преодолеть этот порог.

– Давай хоть вместе пойдем, – не успокаивался Федор, – моя спина чует, случится нечто из ряда вон.

Глава 23

Когда мы с Федором вошли в комнату, Рената полулежала на столе, вокруг нее валялись скомканные салфетки.

– Тебе плохо? – бросилась я к ней.

– Сильно голова кружится, – прошептала Рената, – ноги трясутся, очень холодно.

– Вегетососудистый спазм, – сказал Приходько, – реакция организма на стресс. Надо вызвать врача.

Пока «Скорая» доберется по вызову, пройдет не менее двух часов. В условиях Москвы неотложку следует назвать «Медленная помощь», но врачи в этом не виноваты, белый автомобиль с красным крестом постоянно застревает в пробках, водители не спешат пропустить врачей.

Федор поднял худенькое тело Ренаты на руки, отнес в джип, и мы повезли ее в клинику.

– Как ты себя чувствуешь? – постоянно спрашивал Приходько, оборачиваясь к заднему сиденью, где укрытая всеми найденными в офисе пледами тряслась Васькина.

– Тошнит меня, – отвечала девушка, – и очень холодно.

Потом у нее затрезвонил мобильный.

– Да, Эра, – прошептала Рената. – Я заболела, еду в больницу. Простите, забыла предупредить. Не знаю, какой-то спазм, сказали, вегетарианский. Мутит и колотит. Мне очень неудобно, извините, пожалуйста, конечно, да, понимаю, но я же не нарочно. А куда вы меня везете?

Я поняла, что вопрос обращен к нам с Федором, и ответила:

– В клинику на улице Порохова. Не волнуйся, там отличные врачи. У тебя ничего страшного нет.

– Больница на Порохова, – повторила Васькина, – наверное, дадут, непременно попрошу.

– С кем это ты беседовала? – полюбопытствовал Федор, который явно решил безостановочно болтать с Ренатой.

– С хозяйкой салона, – прошептала Рената, – она разозлилась, что я в свою смену не вышла, клиент по записи пришел, он Эре нажаловался. Вроде приятным парнем был, из новых, раньше всего один раз приходил.

– Мужик? На маникюр? – искренне удивился Приходько. – Он что, гей?

– Если человек за собой следит, ногти подпиливает и пятки чистит, это не значит, что он педик, – возразила Рената. – Милый человек, усы, бородка, волосы аккуратные, а вот сейчас пошел к Эре и поскандалил. Заведующая от меня справку требует, если не принесу, выгонит.

– Тебе дадут необходимую бумагу, – заверила я, – с подписями и печатями.

– Наплюй на свою Эпоху, – посоветовал Приходько, – выставит, и фиг с ней. Хороший мастер всегда устроится.

– Хозяйку зовут Эра, – поправила Васькина, – она из Прибалтики, на самом деле по-другому ее имя звучит, русскому человеку не выговорить, это в Москве из нее Эру сделали.

Я успокоилась: похоже, Ренате стало лучше, она беседует с нами, не жалуется больше на тошноту и озноб.

Васькина словно услышала мои мысли.

– Может, мне поехать в салон? Вроде отпустило.

– Лучше показаться врачу, – возразил Федор, – мы уже недалеко от больницы, за десять минут домчим!

Я укоризненно цокнула языком, практикант нарушил неписаное правило московских автолюбителей. Никогда не радуйся свободной дороге и не заявляй вслух: «Приеду через пять минут». Непременно попадешь в затор и встанешь на пару часов.

Впереди появилось большое количество красных огней, я начала притормаживать.

– Пробка! – гаркнул Федор. – Вот черт! Так хорошо ехали, ну откуда она здесь взялась?

– Кто-то сглазил, – не выдержала я.

– У меня не карие глаза, – возразил Приходько.

– Глаз голубой, а как зыркнет, так постой, – бормотнула Рената. – Юсит так говорит. Что с моим мужем, где он?

Я чуть не застонала. Нет, только не это! Обязательно сообщу Васькиной правду, но сейчас этого делать категорически нельзя, не на ходу же вести трудный разговор.

– Опять мутит, – пожаловалась Васькина и стала выпутываться из пледов, – жарко здесь! Дышать нечем!

Спустя пять минут Ренату вновь заколотило в ознобе, потом она принялась жаловаться на отсутствие воздуха. Я включила мигалку, стробоскопы, громкую связь, но все равно не продвинулась вперед. По правилам водители обязаны пропустить автомобиль, оборудованный спецсигналами, но на деле наши люди не всегда уступят проезд даже пожарным и «Скорой», милиция вызывает у основной массы шоферов только негативные эмоции, да и понятно почему. Слишком часто за машиной ДПС следует черный «Мерседес» с каким-нибудь чиновником, не желающим терять время. Ну а тонированный джип с маячком вызывает бурю негодования. У всех в голове появляется одинаковая мысль: некий богатый кот Базилио купил себе знаки отличия, чтобы успеть проехаться по всем любовницам. То, что в салоне внедорожника лежит больной человек, никому в голову не придет.

Более часа понадобилось мне, чтобы проделать путь, который можно легко преодолеть за десять минут. Но в конце концов мы добрались до больницы и очутились в приемном отделении.

– Полис с собой? – меланхолично спросила медсестра.

Я вынула пластиковую карточку.

– У нас особый договор с вашим главврачом на обслуживание любого пациента, без определения личности больного.

Девушка начала изучать полис. Она читала так долго, что я не выдержала:

– Нельзя ли побыстрее? Женщине плохо.

– Когда человеку плохо, он лежит, а ваша стоит, – процедила медсестра, – вам надо взять талон.

– Всегда хватало полиса, – возмутилась я.

– У нас новый главврач, – пояснила она, – порядок изменился. Без разрешения на прием от начальника отдела обслуживания никого не берем.

– Эй, мы заплатили за год вперед, – возмутился Приходько, – немедленно вызывайте врача! Не имеете права отказывать человеку в помощи.

– Вас не лишают медобслуживания, – не моргнула глазом девушка, – необходим талон.

– Ладно, – сдалась я, – где его взять?

– Алла Григорьевна принимает в пятом кабинете, – сильно растягивая гласные, произнесла медсестра.

– Федор, оставайся тут с Ренатой, – велела я и пошла искать нужную дверь.

Первые три кабинета я нашла быстро, но вслед за дверью с табличкой «4» шла «Процедурная», дальше коридор делал поворот и превращался в круглый зал. В центре его торчала искусственная яблоня, вокруг стояли кресла, в одном сидел мужчина с распухшей щекой.

– Не подскажете, где тут пятый кабинет? – спросила я у него.

– На рентген просили не занимать, – ответил он.

– Мне нужна Алла Григорьевна, – уточнила я, – снимок делать я не собираюсь.

– Вон, смотри, – начал злиться дядька и указал пальцем вперед.

Я прищурилась, на стене возле одной из дверей красовалась надпись: «Пятый. Рентген зубов».

Я растерялась, но тут из коридора вынырнула полная женщина в голубой хирургической «пижаме». Ноги моментально понесли меня к ней, и я спросила:

– Где дают талоны на прием?

– Спросите на ресепшн, – прозвучало в ответ.

– Меня направили в пятый кабинет, – быстро сказала я.

– Вы перед ним стоите!

– Но там рентген! – уточнила я.

– И что? Врач сделает снимки и выдаст вам направление, – пробурчала тетка.

Я села около мужчины и заныла:

– Разрешите мне войти первой, я привезла девушку, ей очень плохо.

На двери загорелась зеленая лампочка, я, не дожидаясь ответа от пациента с флюсом, оперативно ринулась вперед, очутилась в кромешной тьме, наткнулась на что-то острое, взвизгнула и заорала:

– Есть здесь люди?

Через секунду вспыхнул яркий свет, стало понятно, что я налетела на угол письменного стола, за которым сидел румяный старичок, очень похожий на доктора Айболита.

– Села в кресло, открыла рот, давай направление, – велел он мне, не отрывая взгляда от каких-то бумаг.

– Вы Алла Григорьевна? – спросила я.

– Нет, Сергей Петрович, – без тени улыбки сказал врач.

Я смутилась. Задала глупый вопрос, но надо продолжать беседу.

– А где Алла Григорьевна?

– Села в кресло, открыла рот, – буркнул Сергей Петрович.

– Но в кабинете никого, кроме нас, нет, – удивилась я.

– Села в кресло, открыла рот, – повторил врач, затем поднял голову, – давай направление, не жмись в углу, здесь бормашины нет, только рентген.

– Все наоборот. Алла Григорьевна должна мне выдать бумагу на прием, – попыталась я внести ясность в ситуацию.

Сергей Петрович встал, подошел к стулу с подголовником и, как робот, повторил:

– Села в кресло, открыла рот, давай направление.

– Нету у меня бумаги! Я хочу ее получить от Аллы Григорьевны, которая занимает пятый кабинет! – закричала я.

– Села в кресло, открыла рот, – не дрогнул рентгенолог, – давай направление.

– Спасибо, до свидания, – кивнула я, повернулась, нажала на ручку двери, но та не открылась.

– Заперто, – обрадовался «робот», – спецсистема против побега пациента. Села в кресло, открыла рот, давай направление, пока не сделаю снимок, не уйдешь.

– Нет у меня направления! – топнула я ногой. – Зубы не болят.

– Села в кресло, открыла рот. Нет бумаги – значит, панорамный снимок, – объявил Айболит.

Делать нечего, пришлось подчиниться, через пять минут врач довольно улыбнулся.

– Вот тебе номерок, ступай и жди. И чего боялась?

Я выскочила в холл и побежала прочь от разгневанного мужчины с флюсом, который орал мне в спину:

– Нахалка! Пролезла обманом! Чтоб у тебя все клыки во рту повыпадали!

Объяснять измученному болью человеку, что случилось, показалось мне бесполезным. Я пронеслась до другого вестибюля, увидела искусственную ель, кресла и кабинет с ярко-синей цифрой «5» на двери.

В медцентре оказалось две пятых комнаты. Я перевела дух и постучалась.

– Входите смело, – раздалось изнутри.

Я вошла в небольшую комнату и обрадовалась. Ну наконец-то попала туда, куда надо. Никаких белых стен, шкафов со странными инструментами, аппаратов непонятного предназначения. Вокруг полки с книгами, а за дубовым столом сидит приятная тетушка в цветастом платье.

– Вы Алла Григорьевна! – закричала я. – Ну наконец-то!

– Присаживайтесь, душенька, – улыбнулась дама, – не нервничайте.

– Дайте мне талон на осмотр больной, – потребовала я, – у нас есть полис, вот он.

– Конечно, душенька, – кивнула Алла Григорьевна, – прямо сейчас получите. Как вы себя чувствуете?

– Я в полном порядке, только дайте направление.

Дама чуть склонила голову.

– Как вас зовут?

– Татьяна Сергеева. Но талон нужен для Ренаты Васькиной. Ей плохо.

– Тревожитесь за подругу? – спросила Алла.

– Да, – ответила я, решив не уточнять, что сегодня впервые увидела Ренату, – выпишите побыстрей направление.

– Отлично, – одобрила Алла Григорьевна, – сострадание – это правильное чувство. Значит, вы сильно расстроены?

– Мне нужен талон, – отчеканила я.

– Давайте поговорим об этом, – нежно пропела доктор.

Меня охватило сомнение.

– Вы точно Алла Григорьевна?

– Если хотите, можете меня так называть, – предложила тетка.

Я вскочила.

– Но вы не Алла Григорьевна.

– Не беспокойтесь, – зажурчала дама, – погодите, не убегайте. Мы вам поможем. Ко мне на прием направление не требуется, оплата почасовая…

Слава богу, дверь психотерапевта не была оборудована системой насильственного задержания пациента, я выскочила в коридор и налетела на пластиковое ведро. Оно опрокинулось, вода потекла по плитке, пожилая уборщица молча плюхнула в лужу тряпку.

– Простите, пожалуйста, – смутилась я, – давайте помогу.

– Руки пачкать моя работа, – не согласилась бабка, – иди себе, лечись.

– Ищу пятый кабинет, там должна сидеть Алла Григорьевна, не знаете, где он находится? – вздохнула я.

Бабуля оперлась о швабру.

– Ремонт они сделали. Шестой кабинет переделали в третий, первый в девятый, седьмой у нас нынче двадцатый.

– Мне нужен пятый, – напомнила я.

Старушка сложила губы трубочкой, постояла некоторое время в раздумье, затем сказала:

– А его нет. Ликвидировали. В нем до ремонта кошкин психологический центр реабилитации работал.

– Кошкин центр реабилитации? – с недоверием переспросила я. – Но здесь не ветеринарная клиника.

– Точно, – кивнула уборщица, – с собаками не пустят.

– А с кисками можно? – заморгала я.

– Нет, – пожала плечами старуха, – с чего ты это удумала?

– Вы сказали про кошкин центр реабилитации, – чувствуя себя полнейшей идиоткой, произнесла я.

– Верно, доктор Кошкин им заведовал, – собирая тряпкой лужу, ответила бабуля, – хороший человек. Устанешь, зайдешь к нему, врач тебе порошочек понюхать даст, и силы незнамо откуда берутся, а потом его выгнали, переоборудование затеяли. Не ищи Аллу Григорьевну, она здесь уже год как не числится.

Еще раз извинившись перед уборщицей за опрокинутое ведро, я пошла назад. Почти час пробегала по коридору, сделала рентген челюсти, вырвалась из цепких лап психотерапевта, выяснила, что приятный доктор Кошкин любезно угощал окружающих кокаином, а пятого кабинета теперь не существует, и Алла Григорьевна давно выведена за штат медучреждения. Теперь скажите, за что Чеслав отдал бешеные деньги этой клинике? В лечебнице полнейшая анархия. Ну сейчас я устрою на ресепшн полет шмеля над цветком! Вегетососудистая дистония неприятная болезнь, но от нее в одночасье скончаться трудно. А если бы у Ренаты случился инфаркт? Сколько пациентов в этой клинике умерло в приемной в ожидании помощи?

Глава 24

– Как вам не стыдно! – закричала я на администратора. – Отправили меня за талоном в несуществующий кабинет к давно уволенной сотруднице!

– У меня инструкция, – засопротивлялась девушка.

– Сейчас прямиком направлюсь к главврачу! – пригрозила я.

Девица чуть изменилась в лице.

– Да чего вы нервничаете? Уложили вашу больную в палату. Не видите разве, никого нет?

Приемная и впрямь была пустой, я набрала номер Федора, услышала громкую музыку и голос.

– Приходько!

– Как закончишь оформлять Васькину, спустись на ресепшен, – попросила я.

– Уже тут! – загремел Федор, входя в приемную. – А где Рената?

– Что значит: «Где Рената?» – испугалась я. – Разве ты не ее отвел в палату?

Приходько показал бутылку лимонада.

– Пить захотел, пошел в ларек.

– И оставил Васькину одну? – возмутилась я.

– Она себя хорошо чувствовала, – начал оправдываться практикант, – ее не тошнило, не знобило, я ненадолго отлучился.

Я бросилась к ресепшн.

– С кем ушла Васькина?

– Не знаю такую, – захлопала ресницами дежурная.

– Женщину, которой вы, несмотря на наличие полиса, отказали в помощи, зовут Рената Васькина, – с трудом сдерживая желание треснуть медсестру телефонным аппаратом, прошипела я.

– Никому я не отказывала! Отправила вас за талоном, – ушла в глухую защиту девица.

– Кто ее забрал? – взвизгнула я.

– Доктор, – ответила администратор.

– Отлично, – кивнула я, – имя, фамилия, где работает?

– Лена Борисова, сижу в отделении первичного осмотра, – представилась дурочка.

У меня потемнело в глазах. Я задержала дыхание и начала медленно считать в уме до десяти.

– Мы хотим знать, какой специалист забрал Ренату Васькину, – подал голос Федор.

Лена заморгала.

– Ну… в халате, белом.

– Восхитительно, – отмерла я, – имя у Гиппократа есть?

– Не знаю! – помотала головой Борисова. – Я ваще-то второй день тут сижу.

На этот раз я просчитала в уме до двадцати, сделала глубокий вдох и почти спокойно попросила:

– Расскажите, как было дело.

Лена ткнула пальцем в Федора.

– Он капризный. Сначала попросил: «Дайте воды». Я ему ответила: «Где ее возьму?» Он не успокоился, давай приставать: «Неужели здесь автомата с колой нет?» Так тут не кино, не закусочная, а медучреждение. Какая, на фиг, кола? Не положено.

– Выступай по делу, – попробовал остановить Лену Приходько, но медсестра оказалась не робкого десятка.

– Он тут ныл, стонал, пока ваша Рената ему не велела: «Сходи в ларек». Едва парень умелся, врач с улицы входит и прямо к больной: «Здрассти, что вы тут делаете?» Она обрадовалась: «Ой, вы здесь работаете», а он: «Недавно устроился», а она: «Мне плохо», а он: «Пойдемте наверх», а я: «Без талона не примут», а он: «Сам ее осмотрю», а она: «Меня тошнит снова», а он: «Ерунда, сделаем укол», а я…

– Значит, Рената встречалась с этим врачом раньше, – оборвала я Лену, – опишите его внешность.

– Белый халат, шапочка, на шее стетоскоп, усы, борода, – на едином дыхании выпалила Елена, – первый раз его вижу, но я здесь недавно, всех не знаю! Вот! Он ей сказал: «Пошли во двор, лучше до второго корпуса по улице пройти!» А мне какое дело? Захотел врач ее на улицу вывести – пусть ведет. С доктором не спорят.

Следующие два часа мы с Приходько метались по больнице, пытаясь отыскать, куда подевалась Рената. На помощь нам прибыл Коробок, который стал при содействии по-прежнему безмятежно-спокойной Лены составлять фоторобот медика. К делу подключился главврач Иосиф Леонидович, по скорости реакции напоминавший черепаху. В конце концов я собрала корзину неутешительных фактов. Бородатых-усатых специалистов в данном медучреждении нет. Рената Васькина не госпитализирована, в клинике такая отсутствует.

– Что же получается! – наскочила я на главврача. – Любой может к вам зайти и увести человека? Где, черт побери, охрана?

– Мы расторгли контракт с одним агентством, заключаем соглашение с другим, временно остались без секьюрити, – любезно пояснил врач.

– Безобразие, – кипела я, – вы несете ответственность за своих больных! А их среди бела дня увести могут!

– Своих больных! – подчеркнул Иосиф Леонидович. – Но не за тех, кто просто сидит на ресепшн. Васькина не оформлялась, она человек, который с улицы зашел, к нам претензий быть не может.

– Администратор впустила в холл какого-то постороннего врача! – закричала я. – Позволила невесть кому похитить девушку!

Иосиф Леонидович и бровью не повел.

– Насколько я понял, это был знакомый Васькиной, она отправилась с ним добровольно.

– Внутрь клиники! – рявкнула я. – Она думала, что ее провожают в палату!

Главврач опять продемонстрировал спартанское хладнокровие:

– Елена ошиблась, но ее можно понять. На дворе лето, сотрудники выходят во двор покурить без верхней одежды. Борисова увидела на пороге доктора в халате и со стетоскопом и решила, что это наш кадровый работник. Все просто объясняется. Потом он увел Ренату с ее согласия. Если вы так тревожитесь за девушку, не следовало ее одну оставлять. Чем еще могу быть вам полезен?

У меня отказали тормоза:

– Ваша распрекрасная Борисова отправляет людей за талоном в несуществующий кабинет!

– Накажем, – пообещал Иосиф Леонидович, – не посчитайте за труд написать жалобу в пяти экземплярах и непременно укажите адрес трех свидетелей. Бумага и ручка лежат на ресепшн.

– Свидетелей чего? – оторопела я.

– Того, что Елена отправила вас, как вы утверждаете, по неверному адресу, – сладким голосом пропел главврач.

– При беседе присутствовал лишь Федор Приходько, – растерялась я.

– Он заинтересованное лицо, – Иосиф Леонидович засиял, словно новый рубль, – нужны независимые свидетели. В следующий раз, когда задумаете выдвигать обвинение, непременно приведите трех граждан, не знакомых ни между собой, ни с вами. Иначе получается закавыка: вы одно говорите, а Елена другое, и кому верить?

Коробок сидел в своей машине, а Приходько в моем джипе. Меньше всего мне хотелось общаться с Федором, поэтому я влезла в автомобиль к Димону и спросила:

– Ренату ищут?

– Угу, – кивнул хакер, – но пока безрезультатно. Тут, понимаешь, есть одна странность.

– Говори, – вздохнула я.

Димон открыл ноутбук, на экране появилось изображение мужчины. Смуглое лицо, широкие черные брови, карие глаза, большие очки, аккуратные усы, переходящие в бороду.

– Это врач, который, по словам Елены, увел Ренату.

– Пока ничего необычного, – пожала я плечами, – правда, мне казалось, что докторам не разрешено носить бороды из соображений гигиены.

– А это снимок Игоря Венева, который скончался от операции по удалению аппендицита, – продолжил Димон.

Фото врача уменьшилось, рядом появилось другое. Я заморгала. Смуглое лицо, карие глаза, усы, бородка, большие очки.

– Да это один и тот же человек! – вырвалось из моей груди. – Но сын Григория Игоревича покойник! Он не может разгуливать по городу.

– Совершенно верно, – кивнул Коробок, – но как похожи! У них даже очки одинаковой фирмы. Твои соображения?

– Брат-близнец, – ляпнула я.

– Мило, – одобрил Димон, – креативная, неизбитая версия, никогда ранее ее не слышал. Двойняшка! О! Супер! Малюсенькая деталь: у Григория Игоревича сын один.

– Племянники могут быть похожи на тетю или дядю, – выдвинула я новую версию, – двоюродные братья подчас бывают на одно лицо. У Веневых есть близкие родственники?

Коробок стукнул пальцем по кнопке.

– Все покойники. Григорий Игоревич, его сестра Люба, Алевтина, Игорь. Осталась одна Софья.

– Надо потолковать с Кошмаровой, – оживилась я, – показать ей фото, авось она узнает «клон» и скажет, кто он.

– Хорошо, – согласился Коробок, – у тебя есть ее домашний телефон?

Я взяла трубку и очень быстро договорилась с Софьей о встрече через два часа на одной из столичных улочек.

– А я пока пороюсь в делах Куклиной, – пообещал Димон, – хотя мне кажется, что интуиция тебя подводит, Тамара Владимировна вся как на ладони, ни малейших секретов не наблюдается.

– Она неожиданно сменила работу ветврача на должность служителя в не очень популярном театре зверей, – уперлась я, – это падение вниз по карьерной лестнице и, как следствие, уменьшение зарплаты.

– Ветеринары тоже не самая обеспеченная часть москвичей, – решил поспорить Коробок.

– Может, у них небольшие оклады, – согласилась я, – но всегда есть шанс обзавестись частными клиентами, бегать по квартирам, делать уколы муркам и полканам. А чистильщик клеток – чернорабочий. Что толкнуло Тамару Владимировну сделать этот шаг? Почему она именно в тот период поменяла паспорт?

Димон опять постучал по ноутбуку.

– Никаких неожиданностей. Тамара Владимировна проживает в своей квартире с рождения, никогда не брала другую фамилию, является родной дочерью Владимира и Марии Куклиных. И отец, и мать работали ветврачами, девочка пошла по их стопам. Она просто потеряла паспорт, некоторые ухитряются регулярно забывать его там, где не надо.

– Мотя упомянула о страхе, – напомнила я.

– Вот сама и побеседуй с Бурмакиной, – предложил Димон, – подбери к старушке ключик. Далась тебе эта квартира!

– Носом чую, неспроста ее у Куклиной купить хотят, – протянула я.

– Твоя носопырка сестра спины Приходько, – засмеялся хакер.

– Сделай доброе дело, отвези Федора в офис, – попросила я, – не хочется мне с ним к Соне ехать.

– Ну ладно, – после небольшого колебания согласился хакер, – будешь мне должна.

– За что? – удивилась я.

Коробок вынул мобильный и сурово приказал:

– Приходько! Меняй дислокацию!

– Спасибо, – обрадовалась я.

– Чеслав велел тебе заниматься практикантом, – испортил мне настроение хакер. – Как объяснишь шефу свое решение ехать к Софье без него?

– Придумаю отмазку, – легкомысленно воскликнула я, – а с твоей стороны неэтично требовать от меня благодарности за мелкую услугу.

Димон усмехнулся.

– Ну уж нет! Я везу Федора, избавляю тебя от напарника, и ты мне будешь благодарна. Вот такой я корыстный, мамо!

Я отлично знаю, что в каждой шутке Коробка имеется доля серьезной информации, поэтому пропустила мимо ушей его сообщение о корыстолюбии и испугалась.

– Погоди, ты почему сказал «напарник»?

– У нас не хватает людей, – протянул Димон, – мне вообще-то положено с компами возиться, а не по полю с шашкой бегать. Думаю, Чеслав намерен сделать Федора…

Дверь джипа распахнулась, Приходько влез на заднее сиденье.

– Спиной чую, влетит мне от шефа, – мрачно заявил он.

– Твоя спина абсолютно права, – мстительно перебила его я, – она подлинный барометр крупных неприятностей.

Димон крякнул, я выскочила на тротуар и быстро пошла к своей машине. Ну, Таня, в твоей жизни определенно началась черная полоса. Неужели Чеслав задумал подсунуть мне в напарники Приходько? Надо во что бы то ни стало убедить шефа в моей независимости, объяснить ему, что я одинокий волк, мне категорически не нужны помощники с чрезмерно чувствительной спиной и тупой головой. Ну чем Федор мог понравиться боссу? Почему из всех кандидатов к нам на работу шеф выбрал именно его? Что такого умеет делать Приходько? Пока я не заметила у него ни малейших талантов, кроме уже многократно упомянутого чувства спины, но ведь это несерьезно!

Когда я подъехала к дому, где назначила Соне свидание, вдова Кошмарова уже стояла около двери, на которой была вывеска «Будьте счастливы».

– Здесь находится магазин для новобрачных? – пошутила я, когда Софья села в машину.

– Нет, – тихо ответила та, – похоронное бюро.

– С ума сойти! – вырвалось у меня. – Простите!

– Ничего, – сказала Кошмарова, – агентство называется «Приют». Зачем они всем счастья желают, я не понимаю. Но тут самые демократичные в Москве цены, и они оформляют кредит.

– Кредит? – растерянно переспросила я.

Соня почесала висок.

– Ну да, для таких, как я, у кого денег совсем нет. Я искала, где подешевле, и, слава богу, обнаружила «Приют», оформила ссуду и теперь нормально упокою Осипа. Тело обещали отдать во вторник.

– Ясно, – пробормотала я, – а где ваши дети?

– В садике, – пояснила Софья, – мальчики ходят в группу.

– А девочка? Она совсем маленькая, – удивилась я.

– В ясельки можно отдать с трех месяцев, – просветила меня Соня, – но вы же приехали сюда не для разговора о детях?

– Да, конечно, – кивнула я, – сейчас покажу вам одну фотографию. Скажите, этот человек вам знаком?

Соня уставилась на экран мобильного.

– Конечно. Это мой сводный брат Игорь Венев.

– Вы уверены? – спросила я.

– На сто процентов, – кивнула Софья. – Он практически не изменился с того дня, как я его в последний раз видела.

Я покосилась на Соню.

– Когда вы ушли от родителей, Игорь еще учился в школе?

– Нет, уже был на первом курсе института, – поправила Софья.

– И носил усы с бородой? – усомнилась я.

Софья кивнула.

– Да, Игорь рано бриться начал, лет в тринадцать, и у него, в отличие от других мальчишек, никаких проблем с растительностью на лице не возникало. Ему хотелось быть посолиднее, поэтому он сразу после вступительных экзаменов отпустил усы и бородку.

– Давно вы с ним разговаривали? – спросила я.

Сонечка покусала губу.

– В день моего ухода из квартиры Веневых.

– Игорь был на вашей стороне, – не успокаивалась я, – пытался помирить вас с родителями?

По лицу собеседницы пробежала тень улыбки.

– Игорь раб своего отца. Григорий Игоревич полностью подчинил сына, Гарик всегда хотел ему угодить, не имел собственного мнения. Нет, он мне в спину крикнул: «Ты позор нашей семьи, не надейся, что можешь назад вернуться». Я от него другого и не ожидала, мы никогда не дружили, хоть у нас разница в возрасте маленькая. Мама мне постоянно внушала: «Игорь твой брат, ты должна его любить, заботиться о нем…» Ну и так далее.

Но она вышла замуж за Григория Игоревича по расчету, она не хотела жить в нищете, не желала, как многие одинокие матери, забыть о себе ради ребенка. Нет, она, едва ее первый муж скончался, выскочила за Венева. Они в неприлично короткий после похорон срок расписались. Сорока дней не прошло, а вдова уже стала счастливой новобрачной. И еще одна деталь. Игорь появился на свет недоношенным, после бракосочетания прошло только шесть месяцев. Подчеркиваю, шесть, а младенец выжил. Правда, здорово?

– М-да, – выдавила я, – по-разному бывает. Алевтине хотелось счастья, а ее первый супруг был… э…

– Алкоголик, – безжалостно уточнила Сонечка, – не надо стесняться, я никогда не знала человека, от которого первый раз забеременела мать, долгие годы считала отцом Григория Игоревича. Хотя вру, никаких иллюзий я не питала, отчим не признавал вранья, говорил: «Софья приемная дочь, Игорь родная кровь. Я не стану лукавить, падчерица никогда не станет мне ближе моего мальчика».

Честный человек. Сомневаюсь, впрочем, что господин Венев любил Игоря, он его дрессировал, словно собачонку, и достиг успеха. Сын за кусочек сахара плясал. Григорий Игоревич – поборник методики кнута и пряника. Делаешь как он велит – получаешь сладкий кусочек, проявляешь строптивость – огребаешь люлей. Он мне поблажек не давал, впрочем, Игорю тоже. А Семен? Представляете, он его вообще видеть не желал!

– Кто такой Семен? – ухватилась я за хвост ниточки.

– Вы не знаете? – удивилась Соня. – Старший брат Игоря. Его родила подруга Григория Игоревича. Мальчиков легко спутать, до того они похожи, просто одно лицо. Я, правда, Семена практически не помню, отчим от него давно отрекся. Вы не могли бы меня подвезти к метро? Дождь начинается, а у меня ни зонтика, ни плаща.

Крупные капли начали бить по лобовому стеклу и барабанить по крыше машины.

– Настоящий ливень, – сказала я, – давайте подброшу вас до дома.

Глава 25

– У Григория Игоревича была любовница? – спросила я, выруливая на проспект. – Интересно, как это монтируется с его стремлением всегда говорить правду?

Сонечка улыбнулась.

– Отчим лукавил. Он же бизнесмен, а в этом деле без вранья никуда. Но Алевтину муж не обманывал. Семен плод добрачной связи. Отчим называл мальчика «ошибкой одного вечера». Подробностей я не знаю, мне их не сообщали, но по некоторым оговоркам старших я сообразила: за некоторое время до знакомства с мамой Григорий Игоревич имел связь с женщиной. Ее звали Лилия Хватайка.

– Веселая фамилия, – не утерпела я.

– Поэтому я ее и запомнила, – усмехнулась Софья, – детская память цепкая, зря взрослые полагают, что малыши думают только об игрушках и конфетах, живут в своем мире, старшими не интересуются. Это неверно!

Сонечка повернулась ко мне и завела рассказ.

Школа, куда ходила девочка, стояла прямо во дворе ее дома, поэтому с первого класса малышка бегала на занятия без сопровождения взрослых. Как-то раз она вернулась домой после второго урока. Заболела учительница, заменить ее оказалось некем, и радостные дети покинули храм знаний.

Сонечку никто дома не ждал. Представьте ее удивление, когда она, войдя на кухню, увидела там Игоря и Алевтину. Мать выглядела растерянной, а брат-то только что был на занятиях! Уходя из школы, Соня заметила его спешившим на очередной урок и не преминула похвастаться: «А нас отпустили!»

Игорь ущипнул сводную сестру за руку, показал ей язык и исчез за дверью кабинета английского языка. И как ему удалось очутиться дома?

Соня покосилась на свое запястье, где уже наливался синяк, и решила наябедничать: «Мама, Гарик меня ущипнул! Больно!» «Не говори глупостей, – остановила дочь Алевтина Васильевна. – Ты почему ушла с занятий? Семен, ешь суп, у нас дома не капризничают». «Его зовут Семен? – поразилась Сонечка. – Мама, это же Игорь!» «Я Сеня», – представился мальчик.

Естественно, Соня попыталась узнать, что за мальчик пришел к ним в гости, мать коротко ответила: «Племянник папы, он в Москве проездом, зашел навестить дядю».

Объяснение было явно придумано наспех и прозвучало крайне глупо. Ну как маленький ребенок может сам приехать из провинции в столицу? При нем должны быть родители.

Вечером Алевтина и Григорий Игоревич, думая, что дети крепко спят, заперлись в спальне и завели бурную беседу. Хитрая Сонечка вышла в коридор и затаилась под дверью. Подслушанные сведения ее огорошили.

«Милая, это было всего один раз, – каялся отчим, – еще до нашего знакомства». «Судя по возрасту Семена, с Лилией ты переспал за час до встречи со мной», – парировала Алевтина. «Солнышко, я был свободным мужчиной, выпил на вечеринке. Лилия буквально повисла у меня на шее, – оправдывался Григорий Игоревич, – ну прости. Я люблю только тебя. Не думал, что она сюда своего выродка притащит». «Он твой ребенок! – возмутилась жена. – Одно лицо с Игорем!» «Нет! – разозлился Григорий Игоревич. – Лилия не замужем и оправдывает свою фамилию Хватайка, она хочет денег с меня получить, но ничего у нее не выйдет. Я согласия на рождение младенца не давал, да его у меня и не спрашивали. Ни любви, ни даже интереса к Лилии я не испытывал, это была случайная встреча, ее даже связью назвать нельзя. Простой перепихон. Я использовал Лилию как проститутку! Извини, но с тобой я тогда знаком не был». «Семен твой ребенок, – тихо повторила Алевтина, – и он нуждается в помощи». «Ключевое слово здесь «помощь», – повысил голос Григорий Игоревич, – ты забыла пристегнуть к нему прилагательное «материальная».

Софья поправила на груди ремень безопасности.

– Больше ничего услышать мне не удалось, бабушка Весна меня заметила, пришлось спешно в туалет бежать, чтобы она не поняла, чем я у двери занималась.

– Бабушка Весна? – переспросила я. – Это кто?

Сонечка снова посмотрела на меня.

– Домработница, она, как я сейчас понимаю, совсем не старая была, но я ее «бабушкой» звала. Десятилетней девочке сорокалетняя тетя старухой кажется. Хотя не знаю, сколько Ирине лет было. «Весной» ее прозвали за яркие платья, она всегда носила наряды либо розового, либо голубого цвета, губы сильно красила, глаза подводила.

– Фамилию ее помните? – на всякий случай спросила я.

– Ирина Захаровна Малышева, – ответила Сонечка, – но она умерла. Я как раз уехала на лето в лагерь, в августе вернулась, а бабушки Весны нет. Мать объяснила: «Ирочка скончалась, ее машина сбила».

– Вы потом еще встречались с Семеном? – спросила я.

Соня кивнула.

– Да. Он один раз пришел, буквально за несколько дней до того, как меня из дома выперли, денег просил на похороны Лилии. Но я, если честно, не очень его визитом заинтересовалась, хотя удивилась, они с Игорем на одно лицо как были, так и остались. Правда, смешно?

– Не знаете, где живет Семен? – спросила я.

– Дождь перестал, – сказала Соня, – можете меня тут высадить, у метро?

– До вашего дома еще далеко, – напомнила я.

Сонечка отстегнула ремень.

– На дороге сплошные пробки, будем толкаться несколько часов, на подземке я быстрее доберусь, спасибо, что подбросили.

– Адрес Семена не подскажете? – настаивала я.

– Откуда мне его знать, – пожала плечами вдова, – никогда в гости к Хватайке не ходила. Но ведь с такой фамилией вы его живо отыщете?

Домой я приехала около десяти вечера и была накормлена невероятно вкусными котлетами.

– Из чего они? – полюбопытствовала я, доедая шестую.

– Из нектара, – вздохнул Димон.

– Это зайчик, – пропела Лапуля, – я на рынке купила, жалко его, конечно, но ведь не я пушистика убивала, я его только в мясорубке провернула.

– Перестань вкусно готовить, – приказала Маргоша, – я толстею, уже прибавила четыре кило.

– Ешь меньше, – посоветовала Анфиса.

– Не могу, очень вкусно, – вздохнула Маргоша.

– Ты же глашатай здорового питания, – не упустила шанса уколоть ее Фиса, – проращенные зерна, мюсли-хренусли, вода вместо молока, говядина враг, свинину вон!

– Кролик не корова, – отбивалась Маргоша, – он диетический.

– Лапуля, что в котлетки кроме заинькиного мяса положено? – иезуитски поинтересовалась Анфиса.

Димон кашлянул, а я, решив не вмешиваться в беседу, подцепила седьмую котлетку. Маргоша права, ужин получился невероятно вкусным, остановиться невозможно.

– Ну, фаршик из мяска заиньки, белый хлебушек, сметанка, – начала перечислять ингредиенты Лапуля. – Еще специи, мускатный орешек, яичный желток, перец, соль, чуть-чуть сахарочку, луковое пюре. Главное, фарш вымешивать, как тесто, не менее десяти минут.

– Да уж, – округлила глаза Фиса, – отличная диета со сметаной!

Маргоша обиженно засопела, но быстро нашла достойный ответ:

– Разве коммунисты употребляют в пищу мускатный орех?

– Почему нет? – ответила Анфиса, продолжая расправляться с содержимым своей тарелки.

– Этот вид флоры растет на плантациях, которые обслуживают угнетаемые капиталистами негры! – рявкнула Маргоша. – Поедая данную специю, ты участвуешь в эксплуатации афропролетариата!

Димон закашлялся, я подавилась восьмой котлетой, а Лапуля заверещала:

– Нет, нет, никаких негритосиков. Я купила пакетик в супермаркете, здесь за углом.

– А яйца? – наседала на притихшую Анфису Маргоша. – Ты в курсе, какую зарплату получают те, кто ухаживает за курами? Птицефабрика принадлежит олигарху! Лопаешь белок с желтком и повышаешь его благосостояние. Ладно, я нарушила диету, нажралась бифштексов из кролика, но у меня нет радикальных партийных взглядов. А ты, употребляя в пищу продукты компаний-гигантов, способствуешь развитию капитализма в России. За такое тебя надо из партии исключить. Я нанесла вред только своему здоровью, а ты подорвала устои коммунизма. Вот!

Анфиса замерла с поднятой вилкой, удивленно подняв брови.

– Но… это абсурд, – пролепетала она, – сейчас почти все производство находится в жадных руках капиталистов: хлебозаводы, молочные комбинаты…

– Сырое яйцо нельзя раздавить в ладонях, – быстро переменила я тему, – хотите попробовать?

Но никто меня не поддержал. Димон пошел к чайнику, Лапуля ошарашенно моргала, Анфиса продолжала мямлить:

– …колбасные, кондитерские фабрики. Что же делать?

– Сколько ног у броненосца? – заголосила я. – Прикольная загадка! У него две передние лапы, две задние, две правые, две левые, ну, ваши варианты? По-моему, их восемь.

– Откуда у машины лапы? – захихикала Лапуля.

– Броненосец – это животное, – уточнила я, – типа свинки в панцире.

– Это корабль, – не согласилась Лапуля, – про него фильм сняли «Броненосец на рассвете».

– Такого кино нет, – возразила Маргоша.

– Есть, – уперлась Лапуля, – я его видела! В детстве! Ужасно! Там матросы ели мясо с червяками. И коляска с младенчиком по лестнице скок.

– Триллер, – с самым серьезным видом заметил Димон, – ты хорошо запомнила содержание, только название перепутала. «Броненосец Потемкин».

– «Броненосец в потемках», точно! Не на рассвете он плавал, а ночью, – обрадовалась Лапуля. – Ой, Димочка, умнее тебя никого на свете нет!

– Правдивая лента об угнетении матросов царским режимом, – объявила Анфиса, – в морском коллективе проснулась революционность.

– Просто им суп с опарышами не понравился, – ухмыльнулась Маргоша, – поковыряйся в любой революции, и понятно станет: высокими идеями прикрыты желания вкусно жрать и мягко спать.

Я поняла, что разговор опять скатывается к политике, и засуетилась:

– Так как насчет броненосца?

– Пятью два десять! – возвестила Лапуля.

– Почему пять? – поразился Димон.

– Ну, задние, передние и боковые, – ответила девушка, – еще хвост! Выходит десять.

– Восемь, – снисходительно поправила я.

– Ладно, – бесконфликтно отреагировала Барби, – не важно, восемь, десять, лишь бы ему удобно было.

Коробок засмеялся, Лапуля заморгала, а Маргоша внезапно сказала:

– Надо бы нам хорошие весы купить, в фитнес-центре они, похоже, врут.

– Ой, правильно, – захлопала в ладоши Лапуля, – а то Димочкины сломались! Уж я на них прыгала двумя ногами, трясла, об пол стучала, никаких цифирок не появилось! Хотите, завтра в магазин сбегаю?

– У меня нет весов! – удивился Коробок. – Я не беспокоюсь о лишних сантиметрах на талии.

– Ой, нет! – кокетливо погрозила Лапуля пальчиком. – Ты стесняешься признаться, что каждый день взвешиваешься!

– Я? – поразился Коробок. – Стесняюсь?

– Конечно, – зачастила Лапуля, – у тебя под кроватью весы.

– У меня? – продолжал недоумевать хакер.

– Симпотненькие, – запела Барби, – но ни фигушечки не показывают!

– Интересное дело выясняется, – потерла ладошки Анфиса. – Дима, ты у нас теперь этот, как его, трамвайный сексуал?

Коробков поперхнулся чаем.

– Метросексуал, – поправила я.

– Подумаешь, – отмахнулась Фиса, – вид транспорта перепутала, что метро, что трамвай, и там, и там рельсы.

– Молодец! – одобрила Коробка Маргоша. – Весы прячешь? Нечего стесняться желания держать тело в форме.

– Да нет у меня под кроватью ничего! – взвыл хакер. – Кроме… О! Лапуля! Только не это! Ты вставала ногами на мой ноутбук!

– Серенькие, маленькие, – испуганно зачастила Барби, – тоненькие! Это не компик! От компьютерчика шнурочки-проводочки тянутся! Ты ведь шутишь?

– М-м-м, – простонал Коробок.

– Вечно надо мной насмехаешься, – обрадовалась Лапуля, – я отлично знаю: компьютер включен в розетку.

– И его не держат под койкой, – встала я на защиту Барби. – Полный идиотизм запихивать технику в пыльное место.

– Они так смешно квакнули, – продолжала Лапуля, – я ножками наступила, а они прикольный звук издали «квакс». Компьютерчик так не сделает.

– Квакс, – безнадежно повторил Димон, – лучше и не сказать! Полный и безоговорочный квакс!

Личико Лапули приняло страдальческое выражение.

– Она не виновата, – быстро сказала я, – просто перепутала ноутбук с весами. Ну кто засовывает аппаратуру под кровать?

– Я, – вздохнул Димон, – серенький маленький компик без шнурочков-проводочков нечасто нужен. М-да. Квакс. Надеюсь, он не страдал, умер без мучений, хоть какое-то мне утешение.

– Я сделала что-то плохое? – всхлипнула Лапуля.

Коробок ее обнял.

– Нет, солнышко, это я идиот.

С балкона послышался шлепок и короткое мяуканье.

– А вот и кошка Терешкова, – обрадовалась я возможности забыть не только про политические беседы, но и про ноутбук-весы, – как раз к ужину. Терешкова чует еду за километр!

– Спиной, как Приходько, – ухмыльнулся Димон. – Таняш, если ты наелась, то пошли побалакаем.

Глава 26

Разговор с Димоном затянулся за полночь, поэтому, когда ровно в семь утра заголосил будильник, я стукнула его по голове и решила поспать еще пять минуточек. Когда глаза открылись в следующий раз, стрелки показывали десять.

Меня смело с кровати, понесло в ванную, потом на реактивной тяге доставило в кухню. Лапуля сидела за столом и, высунув кончик языка, старательно писала что-то в тетради.

– Каша на плите, – пробормотала она, – мне сегодня контрошку сдавать, я ее красиво переписываю.

– Попроси Димона отпечатать текст, – посоветовала я.

– Не-а, преподша требует от руки, – пояснила Лапуля, – иначе не верит, что работа собственная! Заголовочек надо красным выделить, текст аккуратненько накалякать с заглавненькими буквочками, а в абзацах цветочки нарисовать. Если ей оформление понравится, я зачет автоматом получу.

– По какому предмету столь суровые требования? – поинтересовалась я, впуская кошку Терешкову, которая не преминула прилететь к моему позднему завтраку.

– Великие русские художники, – нараспев произнесла Лапуля, – один, по выбору. Слушай, у нас есть клеящий карандаш?

Я запустила руку в корзиночку со всякой ерундой, которая живет на СВЧ-печке.

– Вот.

– Ой, спасибки, – поблагодарила Лапуля, – сварить тебе кофеечку?

– Лучше занимайся докладом, – отмела я ее предложение, быстро сложила сумку, выскочила на лестницу и налетела на милиционера, который собрался звонить в нашу дверь.

– Что вам надо? – не слишком любезно спросила я.

– Заявление по поводу пропажи младенца. Пиркумкакеля, – смущенно произнес парень.

– Разве вам не сказали? Давным-давно все в порядке, – остановила я юношу.

– Типа он дома? – обрадовался тот. – Я из центра по изучению общественного мнения граждан по поводу действий сотрудников правоохранительных органов в отношении…

– Слушай, я опаздываю на работу, скажи коротко: чего хочешь? – потребовала я.

– Поставьте отметку сотрудникам, оцените правильность их действий в момент розыска пропавшего, – отчеканил незваный гость.

– Отлично сработали, – буркнула я. – Все?

– Нет. Надо по-другому ответить, – не согласился юноша. – Вот здесь на листочке галочку поставить. Внимательно прочитайте вопрос.

– Давай скорей, – рассердилась я и схватила протянутый листок.

«Оцените правильность реакции и поведения милиции, приехавшей бороться с правонарушением на вашей собственности. Да. Нет».

– Вот уж глупость, – взвилась я, – как можно ответить «да» или «нет» на такой вопрос?

– Не знаю, – вздохнул паренек, – я всего лишь лаборант исследовательского центра. Думаю, если «да», то хорошо.

Я быстро поставила в графе значок и поспешила к машине. Всемогущий Коробок легко нашел адрес мужчины с оригинальной фамилией Хватайка. Не спрашивайте где: все равно я не знаю, где наш хакер выуживает свой улов. Он узнал, что Семен Хватайка фрилансер. Модное слово означает, что Сеня работает на дому, он ювелир, живет за счет частных заказов, а еще ремонтирует бижутерию для одного торгового центра. В офис Хватайка ездит редко. Его мать скончалась, Семен не женат, адреса он никогда не менял.

Дом, в котором жил брат Игоря, выглядел не самым лучшим образом. Одна радость, он располагался в центре, в тихом переулке, неподалеку от станции метро. Вероятно, пятиэтажка готовилась к расселению, часть окон на лестнице была демонтирована, а двери в квартиру напротив апартаментов Хватайки оказались сняты. Наверное, в здании прорвало канализацию, запах тут стоял такой, что меня затошнило. Чтобы успокоить дергающийся желудок, я запихнула в рот жвачку. Бросать обертку от мятной подушечки на пол неприлично даже в свинарнике. Я увидела около квартиры Хватайки помойное ведро без крышки и замерла.

Прямо сверху на куче отбросов лежали белый халат, шапочка и стетоскоп. Я быстро сделала несколько снимков мобильным телефоном, позвонила Димону, а потом, не обнаружив звонка, активно заколотила кулаком в дверь.

– Уже говорил, я не поеду в Зябликово, – донеслось из-за створки, – давайте жилье в центре.

Дверь приоткрылась. На пороге маячил оживший фоторобот: темноволосый мужчина с усами, перетекающими в аккуратную бородку, и в больших очках. Великаном его было трудно назвать, рост примерно метр шестьдесят пять. Он был не особенно мускулистым и выглядел очень злым.

– Какого черта явились? – накинулся он на меня. – Думаете, я дурак, как мои соседи? Нет, я отлично знаю свои права. При расселении положено давать квартиру в том же районе! Точка!

– Я не имею никакого отношения к районной управе, – улыбнулась я, – можно войти? На лестнице ужасный запах!

Семен посторонился, я втиснулась в крохотный предбанник.

– Тесно у вас. Наверное, рады переезду?

– Только не в Зябликово, – рявкнул Хватайка, – нашли дурака! Дадут площадь в Центральном округе, никуда не денутся. А вы кто?

– Татьяна Сергеева, представитель адвокатской конторы, – лихо соврала я, – пришла по поводу завещания.

– Чьего? – поразился хозяин.

– У вас нету родственников, которые могут оставить вам имущество? – в свою очередь поинтересовалась я.

– Может, очень дальние? – предположил ювелир. – Я с ними не знаком.

– Разрешите помыть руки? – попросила я. – А потом я введу вас в курс дела.

– Пожалуйста, – кивнул Сеня. – Дверь перед вами, не запутаетесь. Осторожно с унитазом, не смывайте одним махом, спускайте воду из бачка маленькими порциями, у нас с канализацией аут.

– Догадалась, – вздохнула я и заперлась в санузле.

Помещение было крохотное, спрятать Ренату здесь Семен не мог бы. Маленькая сидячая ванна, кукольный рукомойник и впритык к нему унитаз. Я открутила кран, намочила руки и вышла в коридор.

– Двигайте на кухню! – крикнул Хватайка.

Но я намеренно направилась в комнату и увидела там диван, стол у окна, шкаф, телевизор и холодильник.

– Чаю хотите? – неожиданно любезно спросил Семен, заглядывая в спальню-кабинет-гостиную.

– Да, извините, я ошиблась дверью, – прикинулась я дурочкой.

– На моих восемнадцати жилых метрах заплутать трудно, – вздохнул ювелир.

Кухня оказалась немыслимо тесной. Двухконфорочная плита, мойка и откидная доска, исполняющая роль стола, – вот и вся обстановка.

– Господи, сколько здесь метров? – вырвалось у меня.

– Три, – усмехнулся Семен, – простор и комфорт. Мама получила жилье временно, но осталась здесь на всю жизнь. Сколько себя помню, она мечтала отсюда уехать, но не удалось. Странным образом мать всегда оказывалась второй в очереди на новое жилье. Лишь сейчас, когда тут все сгнило и покосилось, здание решили расселить. Так в чем проблема?

– Вам знаком Григорий Игоревич Венев? – спросила я.

Семен моргнул.

– Ну… «знаком» не точное слово. Я о нем слышал.

– И никогда не видели?

– Встречались, – отделался коротким ответом Хватайка.

– Венев умер, – сообщила я, – и его сын Игорь тоже.

На лице Хватайки не дрогнул ни один мускул.

– А я при чем?

– Григорий Игоревич вам отец, – вздохнула я.

Ювелир подпер подбородок рукой.

– Неправда.

– Вы потрясающе похожи на своего сводного брата Игоря! – отметила я.

– Ну и что? – сердито буркнул ювелир.

– Глупо отрицать столь очевидное родство, – продолжала я.

Хозяин выпрямился.

– Я появился на свет из-за глупости мамы и ее случайного кавалера. Григорий Игоревич обо мне не заботился, алиментов не платил, своим ребенком не признал. В паспорте у меня стоит фамилия Хватайка, а отчество я получил «Робертович». Наивной маме в юные годы оно показалось аристократичным. К Веневу она обратилась после моего рождения всего пару раз. Мы жили очень бедно, мама работала в сапожной мастерской, шила на швейной машине. Зарплата две копейки. Мамуля веселой была, на нее мужчины заглядывались. Я ее никогда не осуждал, у нас была не такая уж и большая разница в возрасте, восемнадцать лет.

Я молча слушала Семена, который выдавал грустную, но вполне заурядную историю. Разбитная Лилечка Хватайка, хлебнув на дискотеке алкоголя, случайно оказалась в одной постели с Веневым. Результатом однодневной «любви» стала беременность. Почему Лилия не сделала аборт? По какой причине родила мальчика? На эти вопросы ответа нет. Став взрослым, Сеня понял: мама абсолютно неразумное существо, которое предпочитает ни о чем не задумываться.

«Нет денег? Появятся, – легкомысленно щебетала Лиля, разглядывая рваные сапоги сына. – Неужели у тебя ноги промокают? Ерунда! Сейчас подошью внутрь стельки из картона. Не хнычь! Когда денег раздобудем, будет тебе новая обувь».

Почему после появления сына на свет Лиля не поехала к Веневу сразу? Не потребовала алименты? Не подала в суд для установления отцовства? Не ждите ответа. До семи лет Сеня не знал, что его отец жив. Когда мальчик заговаривал про папу, Лилия отвечала: «Роберт был летчиком, он погиб на задании».

Правда, через пару месяцев версия менялась, мама, легко забывавшая собственное вранье, весело чирикала: «Роберт был капитаном дальнего плавания, он утонул, спасая корабль».

Космонавт, полярник, водолаз, пожарный… профессии менялись, фотографии родителя в доме не имелось, фамилия у Сени в метрике стояла мамина. В конце концов умный мальчик перестал задавать вопросы. Правда выяснилась случайно.

Как-то раз Лиле стало плохо ночью. У нее отчаянно заболел живот. Еле-еле дотянув до утра, мама пошла в поликлинику. Прямо из кабинета ее отправили в больницу на операцию.

Лилечка позвонила сыну и приказала: «Запоминай адрес. Езжай к Григорию Игоревичу Веневу, это твой родной отец. Скажи, мать в клинике, мне не с кем жить. Он тебя временно пригреет».

Представляете степень наивности и пофигизма Лилии, если она вот так отправила Сеню к отцу. Хватайка не позаботилась предупредить мимолетного любовника о встрече с сыном, про которого тот никогда не слышал. Легкомыслие ее зашкаливало за все пределы.

Дверь мальчику открыла Алевтина. «Игорек! – воскликнула она. – Почему так рано? У тебя шесть уроков». «Я Сеня, – заявил ребенок, – пришел к своему папе, Григорию Игоревичу. Мама заболела». Алевтина пару раз моргнула, потом сказала: «Очень рада, входи, ты как раз успел к обеду»…

Семен примолк, потом взял из пачки сухарик и принялся методично его крошить.

– Алевтина была очень хорошей, – тихо сказал он, – очень-очень. Удивительно, как такая добрая женщина уживалась с Григорием Игоревичем. Тот считал всех охотниками за его деньгами, даже законнорожденного сына в ежовых рукавицах держал, со мной вообще дел иметь не хотел. Алевтина же всех детей любила.

– Тем не менее вас в тот день не оставили в доме или я ошибаюсь? – спросила я.

Семен вздохнул.

– Наше сходство с Игорем было невероятным, Алевтина сразу поверила, что я сын Григория Игоревича. Но отец категорически отказался даже поговорить со мной. Помнится, они с женой долго спорили в другой комнате, потом меня забрала домработница, Ира Малышева. Она жила в соседнем доме, через дорогу от хозяев, у Малышевой был сын Рома, приятный парень, старше меня на несколько лет. Вот у них я и прожил до маминого выздоровления. Рома меня в школу возил. Вставать приходилось очень рано, я не высыпался, но это была единственная неприятность. Знаете, у них было так хорошо!

На лице Семена заиграла улыбка.

– Мама готовить не любила. Сварит кастрюлю макарон на неделю, и хорошо. Или картошку в мундире. Дело не только в бедности. Ирина тоже не шиковала, но она у плиты стояла, выдумывала всякие кушанья. Сделает бульон, мясо из него провернет и блинчики сварганит или гречневую кашу заправит жареным луком. Дешево, но очень вкусно. У Романа игрушки имелись всякие, а у меня ничего. Книги хорошие, а не учебники для первого класса, я впервые у Малышевой увидел. И отец Романа на самом деле был героем, участковым милиционером, он погиб, задерживая опасного преступника. В большой комнате висело его фото в форме, Кириллу Сергеевичу посмертно орден дали. Рома мне его показывал и говорил: «Скоро получу аттестат и поступлю в школу милиции. Меня, как сына погибшего сотрудника, без экзаменов возьмут. Стану потом министром МВД!»

Понимаете, мы вроде были в равном материальном положении, но Рома имел дома любовь, тепло, ласку, а у меня всегда были лишь скользкие макароны. У Ирины на окнах висели простые, но чистые занавески, у матери были голые стекла, Малышева отлично шила, вязала, Рома щеголял в свитерах, красивых брюках, а я был одет как оборванец! Понимаете?

Я кивнула.

– Конечно. Вы подружились с Романом?

Семен смел со стола крошки.

– Да, брал с него во всем пример, бежал к нему с любой проблемой. У меня никогда раньше не было такого друга. Ирина меня тоже поддерживала, и, как ни странно, Алевтина мне помогала. Деньги давала, просила только Григорию Игоревичу ничего не сообщать. Как-то она выкручивалась, муж ей на хозяйство фиксированную сумму выделял, из нее для меня деньги выделялись.

– А с Игорем и Соней вы контактировали? – спросила я.

Семен помотал головой.

– Нет! Я к Веневым не ходил. Ира рассказывала, что брат с сестрой вечно ругались, Григорий Игоревич Софью не любил.

– Не родная кровь, – поддакнула я, – похоже, Венев считал своим ребенком лишь Игорька. Тот родился в законном браке, от любимой жены.

– Не знаю, что он там считал, – сердито ответил Сеня, – но в конце концов Соня из семьи сбежала. Бедная Алевтина ужасно переживала. Думаю, она пыталась девочку назад вернуть, та опрометчиво выскочила замуж за недостойного типа. В общем, Софья доставила матери много переживаний.

– А вот Соня сказала, что видела вас у Веневых в гостях, – решила я уличить Хватайку во лжи.

– Ну да, – согласился Сеня. – Было. Мать умирала, попросила, чтобы я Григория Игоревича к ней в больницу привел.

– Зачем? – изумилась я. – Ваш отец не поддерживал отношений с мимолетной любовницей!

Сеня поморщился.

– Когда мама заболела, врач ей прямо сказал: «Ничем помочь нельзя, вам осталось меньше года».

– Некоторые доктора излишне жестоки, – вздохнула я.

– Мама очень испугалась, – продолжил Сеня, – ударилась в религию, попала в какую-то общину.

– Неприятно, – поддакнула я.

– Наоборот, – неожиданно не согласился со мной Семен, – ей там внушили, что любой человек непременно попадет в рай, надо лишь попросить прощения у всех, кому в этой жизни сделал плохо. Вот мать и направила меня к Григорию Игоревичу.

– И как он поступил? – заинтересовалась я.

Семен ухмыльнулся.

– У вас есть сомнения? Никуда он не пошел. Я его уговаривал, умолял, чуть ли не на колени вставал. Но нет! В какой-то момент он как заорет: «Хитро придумали! Я в больницу припрусь, а там свидетели, подтвердят потом на суде, что признал Григорий Венев внебрачного сына. Ты получишь право на мое имущество. Да я не дурак. Не надейся! Все официально завещано Игорю, он единственный достоин моего капитала и дела». Ну я плюнул ему в рожу и ушел. Красиво расстались!

– Да уж, – крякнула я.

– Спасибо, Рома помог, – продолжал Хватайка, – он парик нацепил, костюм натянул и к маме в больницу пришел. Она совсем уже плохая была, Григория не помнила внешне, да и соображала из-за болезни туго, вот и сошло нам это представление с рук. Она перед Ромой за мое рождение покаялась, тот ее простил, умерла мама со спокойной душой. Очень надеюсь, что в той секте говорили правду и она сейчас в раю.

– Хорошо бы им с Григорием Игоревичем на том свете не встретиться, – вздохнула я.

Глава 27

– Понимаете, меня смерть Венева не колышет, – отрубил Семен, – вот Алевтину жаль. Она чужому ребенку помогала, деньги давала.

– Вы продолжаете дружить с Романом? – спросила я.

– Он умер, – коротко ответил Сеня, – под машину попал. Жизнь постепенно отнимает у меня близких.

– Ирина тоже скончалась, – добавила я.

Сеня вздернул брови.

– Кто вам сказал?

Мне не хотелось упоминать имя Сони.

– Почему-то я так подумала, Малышева пожилой человек.

– Она жива, – пожал плечами Семен, – находится в доме престарелых. Ну, по крайней мере она была в порядке до Нового года, открытку мне прислала, сейчас покажу.

Он протянул руку, порылся в груде хлама на подоконнике и выудил оттуда небольшую карточку.

– Вот, можете посмотреть.

Я взяла почтовую открытку. «Милый Сенечка! Очень скучаю без тебя, а твой номер телефона забыла! Хорошо хоть адрес помню, да не знаю, живешь ли ты на старом месте. Надеюсь, ничего не изменилось и записочка дойдет. Я чувствую себя слабой, вот бы перед смертью с тобой встретиться. Все вспоминаю Романа, как вы дружили, в тайном месте секретничали, а я вас ругала за непослушание. Приезжай, голубчик, доставь мне радость, не хочется помирать не попрощавшись. Добираться до нас просто. С Киевского вокзала, до станции Матвеевская, а там рукой подать, интернат наш называется «Белый ключ». Надеюсь тебя скоро увидеть. Твоя тетя Ира».

– Вы с ней встречались? – спросила я.

– Нет, – буркнул Семен, – некогда, дом расселяют, я себе квартиру нормальную выбиваю, лишнего часа нет. И о чем с ней говорить? Я стараюсь из дома надолго не уходить, могут в отсутствие хозяина вещи вытащить и во дворе бросить. Я у местных властей как бельмо на глазу. Соседи тупые, они безропотно в Зябликово подались, но я не такой! Знаю свои права, мне положена однушка в центре. Слушайте, зачем вы приехали? А! Понял!

Семен резко встал и выпрямился.

– Веневы померли. Оба! И Григорий, и его любимый сын! Из родни никого не осталось! Одна Соня! Но она не хочет батюшку хоронить, он с ней разосрался. Все понятно! Нужен человек, который займется похоронами. Ну это не ко мне. Денег у меня нет, как и желания устраивать погребение! Отправляйте их в крематорий за госсчет! Ясно я высказался?

– Предельно, – кивнула я.

– До свидания, – заявил Хватайка, – более ничего добавить не могу.

– Еще вопрос, – я проигнорировала слова Семена.

– До свидания, – холодно отрезал тот, – вас до двери проводить?

Делать было нечего, пришлось вежливо распрощаться с хозяином. Я спустилась во двор и увидела Приходько, который сидел на детской площадке.

– Ну что? – оживился Федор. – Коробков велел мне срочно сюда лететь.

– Слушай внимательно, – приказала я, – на лестнице у двери Хватайки в мусорном ведре лежат белый халат, стетоскоп и шапочка. Думаю, это Семен увел Ренату из клиники.

– Он что, дурак? – заморгал Федор. – Зачем выбрасывать одежду возле своей квартиры?

– Вероятно, он не умен, – согласилась я, – или решил, что ему нечего бояться, в доме нет соседей.

– Что нам теперь делать? – осведомился Приходько. – Вау, смотри, из подъезда мужик вышел с ведром! Это же Семен!

Я живо дернула практиканта за рубашку, мы присели около деревянного Винни-Пуха и стали наблюдать за ювелиром. А тот совершенно спокойно подошел к мусорному баку, вывалил в него мусор и отправился назад.

– Значит, так, – зачастила я, – сейчас я заберу халат, шапочку и стетоскоп, доставлю их Фатиме на экспертизу, а ты следи за Хватайкой. Ренаты в его квартире нет, значит, он спрятал девушку в другом месте.

– Где? – задал гениальный вопрос практикант.

– Не знаю, но надеюсь, что он скоро пойдет туда и приведет на хвосте тебя, – ответила я.

– Зачем Семену Рената? – продолжал недоумевать Приходько.

– Не знаю, – сквозь зубы пробурчала я.

– Нестыковочка, – не успокаивался Федя, – спиной чую, не связывается узел.

– Почему? – возмутилась я. – Халат в мусорке!

– Может, это его личный, – возразил Приходько.

– Здорово, – обрадовалась я, – Хватайка в нем врача изображал. Сеня любит ролевые игры, переодевается в доктора, очень сексуально! Лучше замолчи и слушай меня.

– Многие люди дома ходят в халатах, – отстаивал свою позицию Приходько.

– Белых? – хмыкнула я. – И в шапочках?

– Может, у него голова мерзнет, – уже с меньшей уверенностью вякнул Федя.

– А стетоскоп? – вопросила я.

– Давление по старинке меряет, – нашелся и тут практикант, – не электронным аппаратом, а старперским, со ртутным столбиком. Бессмысленно отдавать шмотки на экспертизу.

– Почему? – возмутилась я.

– Если на них найдут отпечатки пальцев, волосы или кожные частицы Хватайки, это будет свидетельствовать лишь об одном: он надевал халат. Как связать Семена с похищением Ренаты? – выпалил Федя.

– Вот за этим вещи и нужны, – терпеливо ответила я, – на них могут обнаружиться волосы Ренаты или капельки ее слюны.

– Ну ладно, – сдался Приходько. – Но вот чего я не пойму!

– Что еще? – зашипела я. – Чем твоя спина озабочена?

– Откуда Хватайка узнал, что мы повезем Ренату в клинику? – спросил Федор. – Ей стало плохо внезапно!

Я задумалась. Хороший вопрос. Васькина почувствовала себя плохо в переговорной, Федор прав, никто загодя не планировал поездку в больницу. Ну как Семен узнал про нашу поездку?

– Дырявая кастрюля, – вдруг заявил практикант.

Я вынырнула из тягостных мыслей и уставилась на Федора.

– Дырявая кастрюля, – повторил тот, – не понимаешь?

– Не совсем, – ответила я, – ты жалуешься на испорченную кухонную утварь?

Федор противно хохотнул.

– Я слышал, что ты на редкость сообразительная, но, извини, пока не заметил твоей прозорливости. Утечка у вас в коллективе.

– Утечка? – повторила я. – В смысле?

– Дырявая кастрюля, – с тупым упорством повторил Федя, – кто-то в бригаде сливает инфу!

Заявление Приходько было настолько шокирующим, что я вместо того, чтобы возмутиться, деловито спросила:

– А смысл? Посторонним наши дела не интересны.

– Тупица, – почти ласково укорил меня Федор. – Вот поэтому Чеславу удается водить тебя за курносый нос. Деньги! Они главная причина всего на земле. Рублики-тугрики-бублики! Андестенд?

Мне стало жарко. Пальцы помимо воли сжались в кулаки, я сделала шаг вперед, выдохнула и зло сказала:

– Слушай меня внимательно. Нас в бригаде временно осталось три человека, не считая экспертов. За Чеслава и Коробка я ручаюсь головой. Запомни, в коллективе нет предателей, как нет и жадных людишек. Знаешь, что сейчас чует моя спина? Мы с тобой не сработаемся. Лучше попросись в другое подразделение.

– Меня прислали к вам на практику, – вякнул Приходько.

– Можешь быть уверен, что получишь незачет, – пообещала я.

– Это угроза? – нахмурился Федор.

– Нет, объективная оценка, – стараясь говорить спокойно, произнесла я, – вместо того чтобы заниматься делом, ты выдвигаешь идиотские, порочащие коллег гипотезы.

– Значит, Чеслав и Коробок вне подозрений? – насупился парень.

– Для тебя компьютерщик Дмитрий, – твердо произнесла я. – Коробок он мне! Да, эти люди безупречны.

– А ты? – прищурился Федя. – За себя поручишься? У тебя небось в душе живет обида, как же, отняли мужа! Отправили фиг знает куда!

Моим первым желанием было со всей силы пнуть мерзавца, а когда тот упадет носом в детскую песочницу, сесть ему на спину и тыкать лицом в желтое месиво, куда, очень надеюсь, пописали все кошки и собаки района. Как я удержалась? Понятия не имею! Включила всю силу воли, откашлялась и сказала:

– Федор, давай работать. Пока мы тут занимаемся ерундой, по городу разгуливает опасный преступник. На личные темы поболтаем как-нибудь потом. Слушай меня внимательно: в бригаде предателей нет. Это аксиома, запомни ее и никогда не подвергай сомнениям, ты ведь не сомневаешься, что Земля круглая? Вот и в нашем случае не надо. НЕ НАДО.

Федор надул щеки, но промолчал.

– Отлично, – продолжила я, – не скрою, у меня о тебе сложилось не самое лестное мнение, поэтому, если хочешь остаться в подразделении Чеслава, прояви хорошие рабочие качества. Тщательно проследи за Семеном. У тебя времени четыре часа, потом сменим. Найди укромное место и приглядывай за окнами его квартиры и дверью подъезда. Если Хватайка покинет дом, иди за ним, да не забудь сообщить Димону о том, что двинулся за дичью. Коробок проследит твой путь по компьютеру, в телефоне есть специальный передатчик, при помощи которого…

– Знаю, – перебил меня практикант.

– Отлично, – кивнула я, – ни во что не вмешивайся, не лезь с голыми руками на танк. Твоя задача только наблюдение. Это приказ.

Убедившись, что Федор твердо усвоил инструкцию, я, вздернув подбородок, пошла к машине. Сейчас приеду в офис и сообщу Чеславу о подозрениях практиканта. Надеюсь, босс сделает правильный вывод: ему не захочется брать в дружный коллектив мокрицу, которая, не проработав и недели, готова затеять полномасштабную охоту на ведьм.

Но шефа в кабинете не оказалось, зато там обнаружился Димон в окружении большого числа мерцающих компьютеров.

– Он просто выслуживается, – сказал хакер, выслушав мой рассказ про практиканта, – вот и наболтал чепухи. Слушай, я тут нашел кое-что интересное.

– Рассказывай, – попросила я.

Димон взял стаканчик с кофе.

– Веневы были очень богатыми людьми. Григорий Игоревич имел большой магазин, где торговали псевдоантиквариатом и шмотками со свалки. Еще ему принадлежала интернет-лавка «Бабуschка» с тем же ассортиментом.

– Где, кроме обычного товара, Игорь отпускал еще и экспонаты для коллекций всевозможных фанатов, – перебила я, – не брезговал никаким покупателем, даже тем, кто хотел иметь вещи преступников. Папаша скупал у чистильщиков предметы с мест убийства, а сыночек втридорога их сплавлял любителям.

– И снова он не нарушал закон, – заявил Коробок, – родственники велели выкинуть шмотье, чистильщик его забрал. Это как поднять с тротуара банановую кожуру.

– Поэтическое сравнение, – хмыкнула я.

– Зайчик, который бежит вперед папочки, непременно угодит в капкан, – перешел на свой сленг Димон, – мамо, захлопни рот и разуй уши.

– Сейчас сниму с ушей ботинки, – пообещала я.

– А ротик на замочек, – не перестал дурачиться Коробок. – Внимание! Интересная деталь! Земля, на которой расположена свалка, официально принадлежит Григорию Веневу, он ее приобрел под застройку.

– Чушь! – фыркнула я. – Там помойка!

Димон ткнул пальцем в ноутбук.

– Навозную кучу разрывая, тигр нашел жемчужное зерно.

– Неверная цитата, – улыбнулась я, – в басне основное действующее лицо – петух.

– В нашем случае более уместен тигр, – заметил хакер, – я полазил кое-где и сейчас могу рассказать тебе историю свалки. Никто не знает, когда на месте старого песчаного карьера впервые выгрузили мусор. Разрешения на организацию помойки никто не давал, она возникла стихийно, очень давно, поговаривают, еще до войны. Почему местные власти не запретили сваливать в овраг отбросы? Ответа нет, жители близлежащего населенного пункта Давыдово не протестовали, наоборот, были довольны «Клондайком». Пару раз, в шестидесятых и семидесятых годах, санэпидемстанция затевала проверки, но потом все устаканилось, на стол к чиновникам ложились отчеты, в которых было написано: свалка умерла, в Давыдове полнейший порядок. Думаю, тут не обошлось без взяток, которые раздавал отец Григория Игоревича. В начале восьмидесятых, пользуясь полнейшей неразберихой в стране, Венев купил бывший карьер. Сохранился план поселка, который Григорий Игоревич якобы собирался построить на месте помойки. Огромный участок земли достался ему за копейки. Вот уже многие годы он «сносит» свалку, якобы уничтожая ее. У него имеются все необходимые документы, разрешения и акты. Придраться к деятельности Венева трудно. Только он очистит квадрат площади, как ночью, тайком, сюда прикатят грузовики и свалят там отходы. Просто беда! Понимаешь?

– Интересно, какому количеству госслужащих Григорий Игоревич платил взятки? – вздохнула я.

– На безбедную жизнь ему оставалось, – заявил Димон, – кроме магазинов и земли, у старшего Венева было две квартиры, дача, несколько машин и счета в банках. В его завещании указан лишь один наследник – Игорь.

– Но он умер. Кому достанется наследство? – спросила я.

– Если никто не предъявит прав, оно отойдет государству, – вздохнул Димон. – Что ты собираешься делать?

– Через четыре часа надо сменить Приходько, – пояснила я, – очень надеюсь, что…

В ту же секунду в кабинет вошел Чеслав, и мне пришлось рассказывать боссу о беседе с Семеном.

– Хорошо, езжай немедленно к Ирине Малышевой, – решил босс, – она в открытке упомянула про какое-то «тайное место», где ее сын и Семен любили секретничать. Попытайся вытянуть из нее, где оно находится, вероятно, Хватайка отвез туда Ренату. Сейчас приоритетная задача найти женщину, все остальное побоку.

– Уже поздно, – робко напомнила я, – вероятно, дверь в дом престарелых заперли.

Шеф взглянул на часы.

– Если поторопишься, успеешь к Ирине до восьми.

– Мне надо сменить Федора, – напомнила я.

– Отправляйся к Малышевой, – велел Чеслав.

Приказы не обсуждают. Я села в машину и помчалась в Матвеевское. Во второй половине дня Садовое кольцо превращается в мешанину из автомобилей, но мне неожиданно повезло. Я без проблем долетела до съезда на Кутузовский и с изумлением поняла: вечно погибающий в пробке проспект почти пуст, к Триумфальной арке спешит считаное количество машин.

Не возникло проблем и с входом в дом престарелых, приятная женщина на ресепшн спросила:

– Вы к кому?

И, услышав в ответ:

– Хочу увидеть Ирину Малышеву, – приветливо объяснила, где я могу отыскать старушку.

Глава 28

Обитатели приюта ужинали. Я заглянула в просторную столовую и была приятно удивлена. Столы здесь покрывали не клеенки, а скатерти, в воздухе пахло чем-то вкусным, старики со старухами не выглядели несчастными, совсем наоборот, они весело переговаривались и даже смеялись. Основная часть женщин была аккуратно причесана и одета в старомодные, но вполне приличные платья, кое-кто из дедушек повязал галстуки и, несмотря на теплую летнюю погоду, натянул пиджаки. Очевидно, в интернате считалось хорошим тоном наряжаться к ужину.

– Ищете кого? – спросила женщина в белом халате, вставая из-за стола.

– Малышеву, – ответила я.

– Ирина Захаровна! – крикнула медсестра.

Полная пожилая женщина в платье свекольного цвета завертела головой.

– К вам пришли! – надрывалась сотрудница приюта.

Неожиданно в зале воцарилась тишина. Все присутствующие разом повернули головы, на меня уставилось большое количество глаз.

– Верочка, – встепенулась бабуля в бордовом, – повтори, я не разобрала, что ты говоришь?

– К вам гостья, – заорала Вера, – если хотите ее ужином угостить – пожалуйста!

Малышева резво вскочила и засеменила к двери.

– Ко мне приехали! – радостно говорила она, огибая столики. – Слышали? Ко мне приехали! В гости! Приехали! Гости!

У меня сжалось сердце. Похоже, старикам в этом приюте повезло, их хорошо кормят и не обижают, вот только родственники не балуют их вниманием. Рейтинг Ирины Захаровны сейчас сильно взлетел, ведь к ней заявилась посетительница.

– Извини, солнышко, – ласково зачастила Малышева, хватая меня за руку, – память меня подводить стала. Как тебя зовут? Забыла я совсем людей!

Я обняла старушку за плечи.

– Все в порядке, мы незнакомы, я от Семена Хватайки.

– Сенечка! – всплеснула руками Ирина Захаровна. – Вот радость-то! Знаете, кто ко мне пришел? Это жена Семена! Вот! Моя почти родная невестка! Так-то!

Старики стали шушукаться, Малышева повысила голос:

– Пошли в мою комнату! Поговорим в удовольствие.

Потом она не выдержала и снова обратилась к товарищам:

– Это жена Сени! Она привезла гостинцы! Так?

– Конечно. В машине пакет лежит, принесу его перед уходом, – поспешила согласиться я, мысленно ругая себя за то, что поехала в интернат к бедной старушке и даже не подумала прихватить ей конфет.

– Там кофе растворимый, вкусный чай и зефир в шоколаде, – уверенно огласила список невиданных лакомств Малышева, – утром всех угощу. Вот так!

Ирине Захаровне было свойственно делать опрометчивые умозаключения. Сначала она, не колеблясь, объявила незнакомую женщину супругой Семена, а потом, ни секунды не сомневаясь в своей правоте, озвучила состав еще не полученного подарка.

– Комната небольшая, – тараторила Ирина Захаровна, открывая дверь, – но уютная.

Я кивнула. На мой взгляд, спальня была микроскопическая, в ней с трудом уместились узкая кровать, тумбочка, креслице и телевизор на подставке. Свободного пространства не осталось, но бабушка казалась счастливой, она говорила без умолку:

– У меня люкс, живу одна. Есть номера пошире, но они двойные, а я как барыня, со своим унитазом. Хочешь посмотреть санузел? Вот дверка. Правда, удобно?

– А где ванна? – опрометчиво поинтересовалась я, заглядывая в крошечный, выложенный белой плиткой отсек.

– Тут и шкаф встроен, – объявила Малышева, – полнейший комфорт! В баню нас водят, в одиночку под душ залезать нельзя, это опасно, может голова закружиться. Мыться ходи сколько хочешь, но в сопровождении медсестры. У нас все отлично, еда великолепная, врачи внимательные, библиотека работает, книги-журналы-газеты читаем, по пятницам кино показывают, по субботам концерты. В прошлый выходной детский коллектив выступал, песни пел. Очаровательно!

Ирина Захаровна подмигнула мне и понизила голос:

– Еще здесь живут кошки, Маркиза и Баронесса. В интернате запрещено держать зверушек, поэтому, когда сюда комиссия подгребает, наша заведующая Оксана Степановна их прячет. Если всем приказам подчиняться, то беда! Ну кому кисоньки мешают? От них одна радость. Заболталась я! Как там Сеня?

– Работает, собирается переезжать в новую квартиру, – обтекаемо ответила я. – Сеня ведь вам не родной сын?

– Конечно, нет, – засмеялась Ирина, – садись в креслице, я на кровати устроюсь и расскажу историю твоего мужа. Поди интересно про его детство послушать?

Я кивнула, Малышева обрадовалась и достала из тумбочки альбом с фотографиями.

Как все одинокие пожилые люди, Ирина Захаровна обожала поболтать. В доме престарелых она уже всем надоела рассказами о прошлом, а сейчас в ее комнате очутилась внимательная слушательница.

Я чуть не утонула в реке ее воспоминаний. Ирина Захаровна вылила на меня тонны подробностей о себе, муже и сыне Романе. Рассказывая о любимых людях, Малышева старательно избегала глаголов прошедшего времени. Могло показаться, что муж и сын живы. В конце концов ей удалось добраться до Сени.

– Алевтина святая женщина, – уверенно говорила бывшая домработница, – очень любит детей, не делит их на своих и чужих. А Григорий обожает деньги и не терпит никакой самодеятельности. Соню Венев не замечает, она ему по крови никто. Хоть и удочерил девочку, да лишь на бумаге, в сердце ее не пускает. Софья тихая, себе на уме. Никогда не понять, что она думает. А уж упрямая! Если что в голову втемяшилось, непременно сделает, никто ей не указ. Алевтина постоянно дочке внушает: «Сонечка, проявляй гибкость, научись идти на компромисс». Но толку от ее увещеваний ноль. Вечно они ругаются, Григорий на Соню в обиде за ее брак с неподходящим парнем. И я здесь на стороне хозяина, негоже девчонке с кем ни попадя в загс спешить. Дошло у них дело до разрыва. Софья больно норовистая, заявила старшим: «Не хотите моего любимого принимать, идите на…!»

Представляешь? Материлась в глаза взрослым! Это ни в какие ворота не лезет. Григорий взял ее вещи и вон вышвырнул. Соня убежала, Алевтина давай рыдать, а муж ей заявил: «Успокойся, деньги закончатся, она назад приползет. Если не захочет, горя нет, сына хорошего имеешь, им и занимайся».

Жесткий человек, сухарь. Правда, для жены он ничего не жалеет, подарки ей делает и не проверяет, куда их потом Аля девает.

– А куда их можно девать? – улыбнулась я. – Поставить на полку, положить в ящик.

Ирина Захаровна погрозила мне пальцем и все же перешла на прошедшее время:

– Ан нет. Аля очень переживала, сначала за Сеню, потом за Соню.

– Ваша хозяйка была озабочена судьбой мальчика, которого родила случайная любовница мужа? – поразилась я.

Малышева сложила руки на коленях.

– Да, она такая. Аля очень просила Гришу помочь Семену, внушала ему: «Мать Сени безголовая, сын может пойти по кривой дорожке». А супруг ей в ответ: «Не моя печаль о чужих заботиться». Всякий раз грубил. Отвратительно. Аля любит мужа, поэтому прощает ему хамство, регулярно говорит: «Гришенька, Сеня твоя кровь». Но в ответ он орать принимается: «Семен родился без моего согласия. Не смей его в доме привечать!»

Аля поняла, что может свою семью порушить, и отстала от Григория, но Сенечку не бросила, мне его поручила.

– Вам? – переспросила я.

Ирина выпрямилась.

– Лучшей подруги, чем я, у нее не было. Сеня у меня постоянно толкался, Аля давала немного денег на его содержание, ну, там, одежку купить, ботинки, покормить мальчика.

– Зачем она вас привлекала? – вздохнула я. – Проще было вручить деньги Лилии.

– Безголовой идиотке? – возмутилась Ирина. – Ну уж нет! Сене в этом случае ничего не достанется, Лиля расфукает деньги. А они Алевтине нелегко достаются. Хозяйка экономит из суммы, которую ей муж дает, а еще… она берет его подарок, из старых, про который Гриша уж и не помнит, ну вроде статуэтки какой, и по-тихому с рук сбывает. Один раз отдала чашку, думала, Григорий про нее забыл, а тут муж ей еще одну, такую же, приволок и радуется: «Смотри, Аля, тебе в пару. Где первая, давай полюбуемся». Пришлось мне на себя грех взять, соврала: «Извините, Григорий Игоревич, я протирала сервант и кокнула чашку». Он у меня из зарплаты стоимость вычел.

– Почему же вы ушли от Веневых? – осторожно спросила я.

Ирина нахмурилась.

– Моя квартира от их через дорогу находится, я просила Сеню осторожно в гости ходить, проблем долго не было, но потом он столкнулся с отцом, Григорий сразу скумекал, кто мальца под свое крыло взял, жуткий скандал устроил! Выгнал он меня. С той поры нам с Алей лишь тайком встречаться удавалось.

– Алевтина сказала Соне, что домработница умерла, – протянула я. – Почему она так странно поступила?

Ирина Захаровна ахнула:

– Кто вам такое наплел?

– Сплетню услышала, – увильнула я от прямого ответа.

– Ну, люди, – затрясла головой Малышева, – чего только не придумают! Живехонька я! Сижу перед вами. Это же не Соня вам натрепала! Она такое сделать не может, видела меня часто, пока Аля не умерла. Я девчонке от матери помощь передавала.

– Алевтина не бросила девочку? – насторожилась я.

– Не в ее характере такой поступок! – воскликнула Ирина. – Григорий жену в угол загнал, объявил: «Выбирай: или мы с Игорем, или Соня».

– Замечательное заявление, – оценила я поступок старшего Венева.

– Он очень злой, – вздохнула старушка, – и вот что смешно, вечно с Соней цапался из-за ее упрямства, а сам хуже падчерицы. Только как он решил, так и должно быть, и никак иначе. Алевтина ко мне утром прибежала, на пороге заплакала: «Ирочка, что делать? Гриша наотрез запретил имя Сони в доме произносить. Как дочери без матери жить? И мужа с Игорем я не могу оставить!»

Долго мы с ней судачили, а потом Аля решение приняла, сказала: «Соня хочет свою семью строить. Мне ее выбор совершенно не нравится, но нужно уважать чужое решение. Буду девочке материально помогать, совет дам в трудную минуту, но Грише ни словом не обмолвлюсь. У меня еще Игорек есть».

Уж как она потом выкручивалась, чтобы в каждый клювик крошку положить! И Сене перепадало, и Соне. Вот только у меня впечатление сложилось, что дочке от мамы только деньги и требовались. Я у них почтовым ящиком была. Получу от Алевтины сверток или конверт с деньгами и Соне звоню. Знаете, девушка все-таки странная! Я постоянно ей говорила: «Мы живем с Григорием Игоревичем рядом, не приходи ко мне вечером, вдруг столкнешься с отчимом!» Ан нет, она примчится, когда ей надо! Вот Сеня, тот другой. Он старался меня слушаться, никогда не капризничал. Я детей всегда угощала, посажу их за стол, супу налью. Рома с Сеней едят, а Соня нет. Видно, что голодная, но ложку не берет, потому что в супе фасоль плавает, а ей как-то раз Игорь сказал, что если бобовые есть, то волосы выпадут.

– Вот уж глупость! – улыбнулась я.

Ира кивнула.

– Верно. У Сони такой странный характер! Она вроде умная, а с другой стороны, ну очень наивная! Ее вечно в школе разыгрывали, подчас жестоко, дети не любят вредин, Соню считали противной. Да и Игорь с сестрой не ладил. Вот он и наврал сестре про облысение, а та поверила и больше ничьи доводы слушать не желала. Нет, с ней совсем не просто. Могу другой пример привести. Сонечка не очень симпатичная, коренастая, ширококостная. Лет в тринадцать она переживать по поводу внешности стала, потом гляжу: девочка на ночь жует корки от апельсина. Я к ней с вопросом: «Зачем шкурки ешь?» А она в ответ: «По телевизору сказали, что витамин С влияет на рост и вес. Больше всего его в цитрусовых, не в мякоти, а в кожуре».

– М-да, – крякнула я.

Ирина кивнула.

– Понимаешь? Кто-то ляпнул, а Соня вмиг поверила, и все. Ела мандарины, грейпфруты целиком, хотела стать высокой, стройной. Аля ее ругала, я увещевала, Игорь смеялся, а толку? Она очень наивная, ее легко обмануть, и если Соня во что поверила, то все! Ее веру не поколебать! Весь мир будет кричать: «Нельзя апельсины с корками лопать!» А Софья не услышит!

– Нелегко с таким ребенком, – совершенно искренне сказала я.

– Точно, – вздохнула старушка, – иногда, впрочем, до Сони доходило, что ее обманули. И тогда кошмар! Была у нее приятельница, можно сказать подруга, Нина, фамилию не помню, они вместе в школу ходили. Соня требовала, чтобы девчонка только с ней общалась, она страшная собственница. А Нина хотела и других приятелей иметь. И давай она Соне привирать. Дескать, сегодня с тобой гулять не пойдем, я родителям помочь должна. Пару месяцев так шло, а потом Софья Нину с группой ребят в магазине увидела. Ничего подружке не сказала, тихо ушла, а через три дня Нина упала и ногу сломала, кто-то в ее подъезде натянул тонкую леску, девочка споткнулась и в больницу попала. Хулиганов не нашли, но я-то поняла: это Сониных рук дело. Она к Нине в больницу не пошла и разговаривать с подругой перестала, ни слова ей более никогда не сказала. Вот такой характер. Наивность плюс упертость, редкая злопамятность и неумение прощать. У Сони от горячего обожания до черной ненависти короткий путь. Мать свою она так и не простила, хотя помощь от нее принимала. Передам Софье конверт, а та молча пихнет его в сумку и убежит или поесть сядет, но о маме ни гу-гу. А потом Аля с вопросами на меня налетает: «Как Сонюшка? Хорошо ли выглядит? Нормально одета? Не бледная, не худая? Что мне передать просила?»

И начинаю я ей врать: «Она тебя благодарит, о твоем самочувствии волнуется».

А что делать было? Вот так они до смерти Али и общались.

– Секундочку! – воскликнула я. – Алевтина скончалась год назад!

– Ну да, – согласилась Ирина, – я свою квартиру государству сдала и сюда переехала, боюсь в одиночестве помереть, без помощи.

– Значит, Алевтина заботилась о дочери? – уточнила я, вспомнив убогую комнатку с нищей обстановкой.

– У Сони дети, – ответила Ирина, – внуки Али. Как могла она их оставить? Изо всех сил дочери помочь пыталась, но много давать не могла. А Соня злилась, говорила: «Мне хорошая квартира нужна, а не жалкие подачки!» Да не хочу я больше ничего вспоминать! Давай снимки посмотрим.

Старушка стала перелистывать страницы.

– Это Сеня, ему здесь пятнадцать лет.

– Он без очков, – удивилась я.

– Верно, – согласилась Ирина Захаровна, – зрение у парня портиться потом стало. И, что интересно, они с Игорем почти одновременно очки на нос посадили. Аля им одинаковые купила. Акцию оптика устраивала: берешь одну пару, вторая в подарок, вот она и воспользовалась. Конечно, ни Игорю, ни Сене правду не сказала, парни не общаются. Незадолго до смерти она им очки справила. Через месяц умерла. А это мой Роман.

Искривленный артритом палец указал на снимок, я вцепилась в альбом.

– Роман? Вон тот парень ваш сын?

Ирина Захаровна нежно погладила страницу.

– Не похож на меня?

Я откашлялась, и, не отрывая взгляда от знакомого лица, забормотала:

– Я слышала, Роман, как и его отец, служил в милиции?

– Верно, – подтвердила Малышева, – он на повышение резко пошел, его в отделении недолго продержали, он карьеру сделал. Мне о службе не рассказывал, но я поняла: Рому очень ценят.

– Как фамилия вашего мальчика? – прошептала я. – Ведь он не Малышев, да?

– Я себе девичью фамилию оставила, муж не против был, а мне так удобнее. Сын Бубнов, – охотно ответила Ирина Захаровна, – детей всегда по отцу записывают. Правда, красивый?

Я не отрываясь смотрела на фото. Роман Бубнов, сотрудник Чеслава, очень перспективный, попал в бригаду совсем юным, проработал недолго и угодил под машину. Глупая случайность оборвала его жизнь, на фотографиях в альбоме и в личном деле, которое мы с Коробком просматривали, Бубнов остался молодым, он никогда не ответит на мои вопросы: «Скажи, Рома, зачем ты вытащил из ящика с уликами по делу маньяка Харитонова – Сяо Цзы «ручку»? Не продал ли ты ее Веневу?» Впрочем, есть и другой вопрос, к себе: Таня, а почему ты не разузнала про мать Бубнова? Отчего не проверила, жива ли она? Я знала, что отец Романа погиб, и решила, что и мать его на кладбище. Вот это косяк!

– Правда, красивый? – переспросила Малышева. – Мой мальчик!

– Да, очень, – опомнилась я. – Прямо греческий бог. Сеня говорил, что у них с Ромой было тайное место, где они любили проводить время.

– Как давно это было! – воскликнула Малышева. – Рома внимательный, он заботился о Сене, играл с ним, помогал с уроками. Секретное убежище находится в парке около нашего дома, там развалины здания, дети их называли «каркасы», уж не знаю почему. Красный кирпич, полуразрушенный остов, внутри подвал. Сто раз им говорила: «Не лазайте в развалины, не дай, Господи, обвалятся». Но они постоянно там обретались.

Я встала.

– Хочу принести вам подарок из машины.

– Буду ждать тебя здесь, – обрадовалась Ирина Захаровна.

Десяти минут мне хватило, чтобы сгонять в ближайший супермаркет и притащить в спальню к Малышевой туго набитый пакет.

Не успела я вручить ей презент, как мне позвонил Коробок.

– Что-нибудь выяснила? – спросил он.

– Парк неподалеку от того места, где расположены квартиры Венева и их домработницы, там были развалины, в них подвал, – отчеканила я.

– Семен спустился в метро, сейчас он едет в поезде по «зеленой» ветке, – отрапортовал Димон, – думаю, в те самые края.

– Еду! – крикнула я и, быстро попрощавшись с Малышевой, побежала к машине.

Ирина Захаровна не стала меня задерживать, она была поглощена изучением разноцветных упаковок с конфетами и печеньем.

Включив все спецсигналы, я гнала по улицам словно безумная, пару раз проскочила на красный свет и повернула налево, наплевав на сплошную двойную линию разметки. Я не одобряю лихачей, но сейчас жизнь Ренаты, если она, конечно, еще жива, напрямую зависит от нашей оперативности. С другого конца города в сторону парка ехал Коробок, и я очень надеялась, что кому-то из нас удастся помочь Васькиной. И лишь в тот момент, когда я бежала по дорожкам в глубь запущенной территории, мне в голову пришла мысль: «Что, если Ренаты в подвале нет? Вдруг Семен спешит в тайное место своего детства не для того, чтобы расправиться с пленницей или получше спрятать ее останки?»

К сожалению, меня нельзя назвать быстроногой, да и мой вес мешает мне ставить рекорды на марафонских дистанциях. Парк неожиданно оказался большим, ни скамеек, ни детской площадки, ни клумб с цветами тут не было. Вокруг ни души.

Впереди замаячили темные развалины без крыши. Радуясь, что догадалась прихватить из машины мощный фонарь, я вошла внутрь.

Глава 29

В центре квадратного помещения, которое, судя по запаху, давно использовалось как бесплатный туалет, зияло отверстие. Сбоку лежала ржавая чугунная крышка вроде тех, что прикрывают колодцы канализации. Я посветила внутрь, увидела железную лестницу, поняла, что внизу широкий подвал, и вздрогнула. На полу лежало скрюченное тело Васькиной. Руки-ноги ее были стянуты веревками, во рту торчал кляп, светлое платье превратилось в темно-бордовое, кровь была повсюду. Почти впритык к трупу сидел Семен, в руках он держал нож с острым длинным лезвием. Вид у него был абсолютно безумный, из полуоткрытого рта текла слюна, голова тряслась, глаза, не моргая, смотрели на Приходько, который склонился над Ренатой.

– Опоздали! – крикнула я и, забыв, что нахожусь на месте преступления, а на руках нет перчаток, на обуви бахил, кинулась вниз по ступенькам.

В голове билась одна мысль: вдруг Васькиной еще можно помочь?

– Опоздали! – эхом повторил Приходько. – Черт! Я за ним по пятам шел, а в начале парка потерял, там много дорожек. Семен нырнул в кусты и пропал. Я пошел не в ту сторону. Когда обнаружил развалины, он уже здесь сидел. У Васькиной перерезана сонная артерия, смерть наступила мгновенно.

– Она еще теплая, – прошептала я, трогая ногу Ренаты.

– Что здесь? – раздался голос Коробкова. – Вау!

– Это не я! – вдруг закричал Сеня. – Не я!

– Отлично, – кивнул Федор, – а кто?

– Не знаю, – заплакал Семен, – мне позвонили… велели… сказали… я пришел, а она здесь! Кровь повсюду… я сел от страха…

– Нож у тебя в руке, – напомнила я.

Хватайка с ужасом посмотрел на окровавленное лезвие.

– Вы мне не верите! Я не убивал! Не знаю ее! Впервые вижу!

– Конечно, – кивнул Приходько, – вставай, поедем в офис, расскажешь правду. Я тебе верю.

– Спасибо! – зарыдал Сеня. – Пожалуйста, не бросайте меня здесь.

Мы с Федором помогли Хватайке вылезти из подвала и увезли его. Коробок остался ждать экспертов.

Пока Семена переодевали в чистую одежду, я успела умыться, выпить кофе и в комнату для допросов вошла в рабочем настроении. Хватайка тоже выглядел почти нормально, трясущиеся руки можно не принимать в расчет.

Чеслав заставил Семена пять раз повторить рассказ о произошедшем, тот устало твердил:

– Я сидел дома, потом приехала ваша сотрудница, прикинулась шлангом, я решил, что она пытается навесить на меня похоронные хлопоты, и не очень вежливо разговаривал. Прошу прощения. Когда дама ушла, я почистил себе картошки, собрал шкурки, увидел, что ведро полное, и отнес его во двор. Поел, попил чаю, тут мне позвонили, предложили заказ за большие деньги. Сказали, ехать надо прямо сейчас, в развалины, спуститься в подвал, там меня будут ждать. Я поторопился, зашел в руины, сдвинул крышку люка. Преодолел лестницу, а на полу лежит девушка, кровь течет, в груди нож. Я его выдернул!

– Зачем? – спросил Чеслав.

– Помочь хотел, – всхлипнул Семен, – думал, ей лучше станет, если от лезвия избавить. Наклонился, потянул за рукоятку, тут меня затошнило, на бок опрокинуло. Это все. Могу сто раз повторить, ничего другого не скажу.

– Хотите, чтобы мы вам поверили? – вклинилась я в допрос. – Тогда объясните, как у вас в мусорном ведре оказались белый халат, шапочка и стетоскоп.

– Они там лежали? – опешил Сеня.

– На самом верху, – подтвердила я.

– Не заметил, – растерялся Хватайка, – я вышел с очистками, увидел, что ведро снова полное, и разозлился.

– На кого? – моментально поинтересовалась я.

Сеня обиженно засопел.

– Дом выселен, в квартирах гастарбайтеры орудуют, бомжи, всякую дрянь выносят, шмотки оставленные, мебель старую, кто что бросил. Такие гады. Идут мимо моей квартиры и непременно в ведро дерьма напихают! Сволочи! Только отнесу помойку, она опять полная. Я перестал внимание на мусор обращать.

– Красивая отмазка! – хмыкнул Федор. – Оригинальная. Ведро за дверью, кто и что туда кинул – не знаю. На самом деле ты не предполагал, что тебя выследят, и спокойно халат в помойку сунул. Глупость, мон ами!

– Если вас возмущает вечно полное ведро, почему не внесете его в квартиру? – спросила я.

– И где держать отбросы? – заныл Семен. – Видели ж мою конуру! На кухне места нет, в прихожей и ванной тоже.

– Отвлечемся временно от мусора, – вздохнула я. – Кто вам звонил?

– Заказчик, – прошептал Сеня.

– Как его зовут? – спросил Чеслав.

– Миша, – протянул Хватайка.

– Отчество и фамилию назовите, – потребовал Чеслав.

– Не знаю, – задергался Семен.

– Великолепно, – фыркнула я, – очень смешно.

Хватайка вцепился пальцами в край стола.

– Если расскажу вам всю правду, меня не накажут?

– Отшлепают, лишат конфет, но потом сжалятся, – буркнула я, – за убийство обычно в угол ставят, минут на десять.

– Никого я не убивал! – захлюпал носом Сеня.

– О чем тогда хотели поведать? – по-отечески ласково осведомился Чеслав.

Семен поднял голову.

– Пообещайте, что мне ничего не будет!

– Детский сад, штаны на лямках! – возмутилась я. – Давай, говори!

Хватайка втянул голову в плечи.

– У меня отобрали вещи.

– Они грязные, их почистят и вернут, – ожил Приходько, – зато взамен вам дали хороший спортивный костюм.

– В кармане брюк лежало лекарство, – забубнил Семен.

– Верно, – согласился Федор, – белая туба с этикеткой «Цист»[8], аюрведическое средство от цистита, произведено в Индии, какая-то их местная трава. У тебя проблема с мочевым пузырем? Мы можем сюда врача пригласить.

– Не надо, – отмел его предложение Сеня, – «Цист» не пилюли от воспаления. Это опиумная смесь, ее можно через трубку курить или в кальян забабахать.

– Наркота! – протянул Приходько.

– Я чистосердечно признался, – зачастил Хватайка, – ничего плохого в опиуме нет, его во времена Пушкина от головной боли прописывали, детям давали, чтобы спали крепче. Мне очень нужны деньги.

– Куда ж без них, – сочувственно кивнул Федор.

– Вы меня понимаете? – обрадовался Семен.

– Как никто другой, – подтвердил Приходько, – говори спокойно.

– У меня есть знакомый, он привозит партию «Циста», – зачастил Хватайка, – а его я по таблеткам продаю.

– Молодец, – похвалил Федор, – помогаешь людям.

– Вот именно, – приосанился Хватайка, – вреда от опиума нет. Это растительное сырье, не химия, вытяжка из мака. Чем оно плохо?

– Ничем, – поддакнул Приходько.

– Мне позвонил мужик, назвался Мишей, – уже более уверенным тоном продолжал Семен, – сказал: «Хочу взять сто таблеток, приезжай в развалины «Каркасы». И я поспешил, большую партию редко заказывают.

– И вас не смутили развалины? – поднял бровь Чеслав.

– Нет. Место как место, – пожал плечами Семен, – я подумал: «Парень, похоже, из того же района, небось, как и я, в детстве по подвалу лазил».

– По подвалу? – повторила я. – И вас не удивило то, где назначена встреча?

– Не-а, – ответил Хватайка, – это укромный уголок.

– И кто же был в руинах? – поинтересовался Чеслав.

Хватайка поежился.

– Не знаю, я пришел вовремя, тютелька в тютельку, поднял крышку, а там тело в крови.

В комнате зазвонил телефонный аппарат, шеф снял трубку, пару секунд молчал, потом велел:

– Принеси.

Семен снова затрясся.

– Хочешь кофе? – предложил Приходько. – Со сливками или с молоком?

– И сахару побольше, – ответил Хватайка.

Практикант вышел в коридор, я покосилась на молчащего Чеслава. Не слишком ли активен наш нештатный сотрудник? Вмешивается в разговор, принимает решение, в бригаде так не принято, главный здесь шеф, ему решать, следует ли ставить перед Семеном стаканчик с кофе, которое выдает автомат в холле.

Дверь открылась, но вместо Федора вошла Фатима. Она подала боссу полиэтиленовый прозрачный пакет. Внутри лежал толстый красный карандаш с золотым орнаментом. Эксперт беззвучно удалилась.

– Вам знаком этот предмет? – спокойно спросил Чеслав.

Семен прищурился.

Босс взял упакованную улику и поднес почти к самому носу Хватайки.

– Ну? Как?

– Нннет, – прозаикался Сеня.

– Это «ручка» маньяка Харитонова – Сяо Цзы, – с каменным лицом произнес начальник, – с виду невинный предмет для письма, а на самом деле нечто вроде инжекторного шприца, оставляющего на теле жертвы синяк в виде дракона. Именно им убили Игоря Венева и Осипа Кошмарова.

Семен начал икать, я постаралась не выдать своего удивления.

Шеф тем временем продолжал:

– Орудие убийства найдено под телом Ренаты. Вы наклонились над несчастной и потеряли «ручку»? Не смогли отыскать шприц и поэтому схватились за нож? Зачем вы лишили жизни Васькину, Кошмарова и Венева?

Послышался тихий скрип, в комнату, держа в руке полный стакан кофе, протиснулся Федор.

– Никого я не трогал, – забился в истерике Хватайка, – не видел шприца! Никогда!

Федор поставил картонный стакан на стол, схватил пакет со шприцем и начал вертеть в руках.

– Вау! Колпачок скручивается.

– Стой, – испугался Семен, – не нажимай, еще…

Хватайка прикусил язык.

– Еще что? – тихо спросила я. – Еще, не дай бог, сработает? Если ты никогда не видел «ручку», откуда знаешь, что ее лучше не открывать?

– Вы мне не поверите! – завизжал Семен.

– Это точно, – кивнул Чеслав, – колись, яхонтовый!

– А вот я тебе верю, – поспешно возразил Федор, – знаешь почему? Я задал себе несколько вопросов. Первый. Очень странно мчаться в заброшенное место, это лишь в предвкушении больших денег сделаешь. Второе. Зачем привозить Ренату в руины, оставлять ее там, возвращаться домой и снова, почти через сутки, тащиться назад? Уж убил бы ее сразу. Третье. Надо быть полным дураком, чтобы швырнуть халат, шапочку и стетоскоп в мусор у собственной двери. Неужели по дороге не нашлось ни одного контейнера? Четвертое. Не вижу мотива, не понимаю, какая выгода Сене от смерти Васькиной. Но чтобы и остальные приняли мою сторону, тебе надо рассказать правду. «Ручка»! Она откуда?

– От Романа Бубнова! – не выдержала я.

– Вы знаете! – подпрыгнул Сеня. – Зачем тогда спрашиваете?

– Хочется послушать твою версию, – пропел Федор, – не волнуйся и не спеши, здесь нет врагов, только люди, которые от души желают тебе помочь.

– Ладно, – выдохнул Семен, – но не ругайте меня.

Приходько пододвинул к нему стакан.

– Выпей и говори, мы твои друзья.

– Такие, как Роман? – неожиданно по-детски спросил Хватайка.

– Конечно, – без колебаний заверил Приходько.

Семен вцепился в стаканчик, а я поняла, по какой причине практиканта приписали к бригаде. Федя умелый манипулятор, он ужом заползает человеку в душу, уютно там располагается, а потом вытягивает из объекта нужную информацию. Спору нет, такая личность – ценное приобретение для структуры, занимающейся раскрытием особо тяжких преступлений. Сейчас Семен раскроет перед нами свою душу, мы докопаемся до истины. Но почему Феденька кажется мне все более противным?

Не подозревавший ничего о мыслях единственной женщины в комнате, Семен живо расправился с кофе и стал исповедоваться.

Лилия Хватайка никогда не заботилась о сыне. До прихода в дом Ирины Захаровны мальчик не знал, что есть семьи, где мать вскакивает ни свет ни заря, чтобы приготовить ребенку завтрак, погладить школьную форму и проверить, надел ли сын шапку перед выходом из дома. Горсть любви досталась и Сене, поэтому он почти поселился у Малышевой, бежал к домработнице Веневых в любую свободную минуту. Сначала Сеню привлекали вкусная еда и уют, созданный Ириной, потом он увидел, что мама Романа еще и хороший друг, с которым можно посоветоваться по любой проблеме. Малышева никогда не повышала голоса, не орала, как Лилия: «Идиот, кретин, вечно глупости делаешь». Если Ирина Захаровна была недовольна Романом или Сеней, она произносила фразу: «Знаешь, дорогой, ты умный, хороший мальчик, но в данном случае ты поступил не совсем правильно. Не расстраивайся, все совершают ошибки, просто учти этот неприятный опыт и больше его не повторяй».

Дружелюбные слова действовали на Семена намного сильнее, чем вопли и визг Лилии.

Когда Григорий Игоревич выгнал Ирину из семьи за общение со своим незаконнорожденным сыном, Сеня очень испугался, решил, что теперь тетя Ира не захочет иметь с ним дела, и целую неделю не показывался у Малышевой. Но через семь дней к нему приехал Рома и спросил: «Куда ты подевался?» Сеня замялся, потом честно сказал: «Тетя Ира из-за меня лишилась работы».

Лучший друг, не моргнув глазом, ответил: «Мама давно хотела уйти от Веневых, она теперь в больницу нянечкой устроилась, оклад небольшой, но люди за уход приплачивают, денег выходит намного больше, чем у прежнего хозяина, на смену ей не каждый день, условия там отличные. И ты не виноват, что Григорий Игоревич мерзавец. Поехали, мама пирог с капустой испекла, волнуется, как ты».

Больше у Семена никогда не возникало желания убежать от тети Иры, а спустя некоторое время он стал звать ее мама Ира. Шло время, Сеня не понимал, сколько лет Малышевой. Та всегда ярко одевалась, любила красную губную помаду и, казалось, никогда не уставала. Представляете, как он удивился, когда она совершенно неожиданно, буквально на ровном месте, вдруг упала и начала синеть? Слава богу, припадок с Малышевой случился в тот день, когда Рома и Сеня были дома. Бубнов моментально вызвал «Скорую», Малышеву отвезли в больницу и реанимировали, но врач сказал Роману: «У Ирины Захаровны больное сердце. Она часто жалуется на плохое самочувствие?» «Нет, – растерялся Бубнов, – мама работает, она всегда в тонусе, смеется». «Это хорошо, – кивнул доктор, – но на одном оптимизме и жизнелюбии ей не продержаться, нужна операция». «Сложная?» – испугался Роман. «Простых вмешательств не бывает», – развел руками кардиолог и рассказал, что ожидает мать, если ей не сделать операцию. «Завтра кладите ее на стол», – потребовал Бубнов. «Не получится, – погрустнел врач, – у нас очередь на три года вперед». «Но за этот срок мама может умереть! – ахнул Роман. – Она не такой человек, чтобы не работать и себя беречь. Неужели нет выхода?» «Есть, – спокойно сообщил медик, – на платные хирургические операции мало желающих. Но сумма, которую потребуется внести в кассу, очень большая, прибавьте деньги за уход, отдельную палату, импортные лекарства». «Я найду сколько необходимо», – рубанул Роман. «Правильное решение, – кивнул доктор, – не хочу вас пугать, но, если откровенно, без скальпеля Ирине Захаровне и года не прожить». «Через неделю я соберу нужную сумму», – заверил парень.

Но где было их взять? Лучший друг Семен беднее церковной мыши, остальные приятели ему под стать. Сам Бубнов не так давно перешел на другое место работы, оклад там пока был невелик и просить материальную помощь у нового начальника Рома не хотел. В конце концов он обратился к Алевтине.

Жена Григория Игоревича узнала о проблеме Малышевой во вторник, а в четверг Роман получил необходимую сумму всю целиком. Алевтина отказалась взять у него расписку. Ирину удачно прооперировали, она успешно восстановилась и по-прежнему носила яркие платья. Рома не сказал маме, где добыл денег, вернее, соврал про ссуду, которую ему дали на службе. Бубнов знал: Ирина будет переживать, постоянно извиняться перед подругой и может снова очутиться в больнице. Рома решил потихоньку отдавать Алевтине долг, он сэкономил небольшую часть зарплаты, принес Веневой и сказал: «Здесь, конечно, мало, но я непременно все возмещу. Пожалуйста, не говорите маме о кредите». «О чем не говорить?» – с хорошо разыгранным недоумением спросила Аля. «Про деньги, – смутился Рома, – не сомневайтесь, я верну все до копеечки! С процентами». «Не понимаю, о чем ты, – пожала плечами Алевтина и спрятала руки за спину. – Впервые слышу».

Бубнов обрадовался, но тут же почувствовал неловкость. Роман отлично знал, что Алевтина финансово зависит от Григория Игоревича и, скорее всего, либо сама у кого-то перехватила немалые средства, либо полностью опустошила свой запас. Несколько раз Рома пытался всучить Веневой долг, но всегда видел ее изумленное лицо и слышал одну и ту же фразу: «Ты мне ничего не должен».

Однажды осенью Семен пришел к Роме и застал приятеля за странным занятием. Бубнов пытался уложить в красивую замшевую коробочку странную авторучку. «Что ты делаешь?» – полюбопытствовал Хватайка. «Готовлю подарок Алевтине, – объяснил Роман, – черт! Не влезает!» «Дай я попробую», – предложил Сеня и потянулся к ручке.

Бубнов изо всей силы стукнул друга по руке и заорал: «Не цапай!»

Глава 30

Реакция Романа поразила Сеню неадекватностью, а потом он всерьез обиделся и, бормотнув: «Поеду домой, совсем забыл про одно дело», направился к двери.

«Извини, – быстро сказал Бубнов, – я испугался, вдруг ты оцарапаешься и умрешь». «От травмы, нанесенной пером? – скривился Сеня. – Красивая отмазка. Ладно, понял, я тебя раздражаю». «Сядь», – велел Роман и рассказал другу про маньяка Харитонова и шприц. «Каким ужасом ты на работе занимаешься! – испугался Сеня. – Я бы и дня там не выдержал». «Мне интересно, – воскликнул Роман, – я делаю мир чище, ловлю преступников, надеюсь стать шефом отдела. Я там самый молодой, у меня хорошие перспективы и подходящая для удачной карьеры биография». «А тебя не накажут за кражу? – испугался Сеня. – Зачем ты ее стащил?»

Бубнов к тому моменту запихнул шприц в коробку, закрыл крышку и ответил: «У нас на работе народ во время совещаний обо всех делах говорит. Я Харитоновым не занимался, но слышал все про этого Сяо Цзы. А ты держи язык за зубами, мне болтать нельзя. Сам знаешь, какую сумму я должен Веневой. Никак не могу забыть об этом. «Ручка» – антикварная ценность, ее можно продать за большие деньги. Поверь, я долго размышлял, как выпутаться из истории с бабками, а когда увидел коробку с уликами, сообразил: подарю Але шприц, расскажу, что это за штука. Она не откажется от презента, не захочет меня обижать, а я буду считать, что мы квиты. Если Алевтине понадобятся средства, она продаст мой «сувенир». «Сильно сомневаюсь, что Аля примет украденную вещь», – промямлил Сеня. «Я же ей не признаюсь, где ее взял, – пожал плечами Роман, – скажу, по случаю достал, знаю о ее страсти к вещам с историей, потому и расстарался. Нет, она не откажется, я все продумал».

«Верни «ручку» на место, – посоветовал Сеня, – вдруг ее хватятся?» «Кто?» – усмехнулся Роман. «Ну, не знаю, твой начальник», – предположил Хватайка. «Никогда, – помотал головой Бубнов, – коробка с уликами находится в архиве, дело закрыто, бригада занимается другими проблемами. О Сяо Цзы все забыли, картонный ящик навсегда похоронен на полке, в хранилище не производят ревизий. Все. Конец». «Вдруг ты попадешься, – переживал Сеня, – выгонят тебя вон с волчьим билетом, никуда больше не возьмут! Верни улику». «Поздно, – отмахнулся Бубнов, – все шито-крыто, никто не видел, как я из коробки выемку произвел, да и не я дело Харитонова вел, мне пока только мелочь поручают. И я больше никогда на подобное не пойду. Взял «ручку» потому, что меня долг измучил. Антикварная вещь! Прямо для Алевтины создана, это редкая удача, и я ею не преминул воспользоваться. Хватит это обсуждать».

Сеня примолк, но ощущение, что лучший друг вляпался в неприятную историю, у него осталось.

Утром седьмого сентября Роман преподнес Алевтине «ручку». Венева пожурила Бубнова за слишком дорогой подарок и приняла презент. Парень точно рассчитал реакцию жены Григория Игоревича, та обожала антиквариат, сразу оценила стоимость «ручки» и желание Ромы элегантно отдать деньги. Алевтина была умным, тонким человеком, наверное, она решила, что юноша не хочет быть в вечном долгу, он придумал способ расплатиться с ней, не стоит обижать его, лучше принять подарок.

Вечером того же дня Роман попал под машину. Никто, кроме самого Бубнова, в случившемся не виноват. Парень побежал через дорогу, осенью темнеет рано, видимость сильно ухудшается, в паре шагов от того места находился подземный переход. Но юноша поленился спускаться по ступенькам, рванул поверху. Водитель не ожидал увидеть на этом участке пешехода, да еще, как назло, шел дождь. Рома погиб на месте.

Семен замолчал, потом ткнул пальцем в полиэтиленовый пакет.

– Я сразу узнал эту штуку. Она очень приметная, снилась мне потом целый год.

– «Ручка»? – слегка удивился Федор. – Почему?

Хватайка передернулся.

– Кошмар мне грезился. Только засну, появляется китаец в синем халате и шипит: «Роман украл мою вещь! А ты знал и не вернул. Бубнов умер за воровство, теперь твой черед». И прямо мне в голову иголку втыкает. Я просыпался в поту, до утра не спал.

– Там инжекторная система, – сказала я, – без игл.

– Значит, Роман подарил улику по делу Харитонова Алевтине Веневой, – подытожил Чеслав.

– Да, – кивнул Семен, – это ужасно. Я не думал, что когда-нибудь снова ее увижу. Уберите «ручку», пожалуйста, меня от нее в дрожь бросает.

– И как эта штукенция очутилась под телом Ренаты? – спросил Федор.

– Не знаю, – всхлипнул Семен, – я очень устал. Хочу спать. Голова болит. Мне надо домой! Моя квартира!

Приходько обнял его за плечи.

– Пошли, отдохнешь в удобной комнате. Сейчас ночь, никто в твой дом не приедет. Завтра будет день, утро вечера мудренее. Да и мы хотим уйти с работы.

Я заснула, едва добравшись до кровати, от усталости забыла принять душ и смыть с лица косметику, просто рухнула под одеяло и отключилась. Через какое-то время чьи-то сильные руки начали меня трясти, раздался тихий голос:

– Тань! Тань! Очнись!

Я села на постели и, не открывая глаз, спросила:

– Что?

– Я знаю, почему богатый бизнесмен нацелился именно на квартиру Куклиной, – сказал все тот же баритон.

Мои веки приподнялись, на краю кровати сидел Димон с компьютером на коленях.

– Ты мне снишься? – с надеждой спросила я.

Коробок потряс ноутбуком.

– Вот, нашел.

– Ноутбук? – удивилась я. – Поздравляю!

– Очнись, – велел хакер, – я нашел сведения. Ты была абсолютно права. Она не зря поменяла паспорт и ушла из ветлечебницы.

Остатки дремы враз слетели с меня, я села, подсунула себе под спину подушку и приказала:

– Говори.

Димон наклонил голову.

– Тебе идет пижама, на ней прикольные принты с мишками.

Я зевнула.

– Если ты решил обсудить мое неглиже, мог бы подождать до утра.

Димон указал на будильник.

– Так уже шесть.

Я поразилась.

– Надо же! Мне показалось, я только-только задремала.

– Ночь коротка, а дни еще короче, – протянул Димон. – Но просто их прожить никто не хочет, и если ты любовь не встретил… э… дальше не помню! Шекспир! Какая-то его пьеса. Или Чехов? Ладно, вернемся к Куклиной! Ты можешь нормально воспринимать информацию или, как старый комп, сразу не загрузишься?

– Что? – возмутилась я.

Димон потер руки.

– Я заметил интересную закономерность. Купишь новый ноут, включишь его, бах, экран мигом засветился. Через какое-то время уже столь быстрой реакции нет, аппарат стареет, не сразу к работе приступает, из спящего режима с трудом выныривает, кряхтит, жалуется на артрит. Вот и с людьми так же! В семь лет я вставал в школу огурцом, в тридцать на работу еле поднимаюсь. Если тебе нужно время на разогрев мозга, я подожду.

– Мне льстит сравнение с еле живой от дряхлости железякой, которая в связи со старостью не сразу подчиняется командам, – буркнула я, – но должна тебя разочаровать: первоклассница Сергеева никогда бодрячком не соскакивала с постели, ее за ноги стаскивала бабушка. Но к тридцати годам я обзавелась таким качеством, как ответственность, и теперь безропотно поднимаюсь на работу.

– Молодец, – обрадованно закивал Димон, – ты как коньяк, чем старше, тем лучше. Подожду, пока моим ноутбукам зашкалит за тридцатник, авось они станут похожи на тебя, будут живо приступать к выполнению своих обязанностей. Кстати, неужели ты в свои сорок пять не устаешь?

Я швырнула в Коробка подушкой.

– Мне не сорок пять!

– Пятьдесят? – хватая подушку, осведомился Димон. – Ты отлично выглядишь. Есть такие женщины, без возраста, как актриса Мурчикова.

– Ей скоро сто лет! – фыркнула я.

– А как она пляшет? – захихикал Коробок. – Огонь в глазах, бес в ногах!

– Давай про Куклину, – приказала я.

– Отлично, – обрадовался Коробок, – ты приведена в рабочее состояние. Можно начинать.

Родители Тамары Владимировны умерли в восьмидесятом. Через год она впервые вышла замуж за тихого, почти бессловесного Володю Русланова и зажила с ним счастливо. Володя работал младшим научным сотрудником в институте, писал кандидатскую и получал невеликую зарплату. Зато у него было много свободного времени. Он в основном сидел в библиотеке, собирал материалы для научного труда. Тамаре было очень тоскливо после кончины мамы и папы, и она буквально растворилась в муже. Владимир был замечательным супругом, он не пил, не курил, не скандалил, не требовал от супруги внимания и время проводил, погрузившись в свою математику. К сожалению, оклад младшего научного сотрудника был ничтожно мал, но Владимир нашел способ подрабатывать, он занялся репетиторством, помогал тем, кто имел проблемы с алгеброй-геометрией. У Русланова было слабое здоровье, поэтому бегать по квартирам, как делает большинство педагогов, он не мог, дети приезжали к нему домой. Владимир был патологически аккуратен, и в квартире никогда не было беспорядка. Да и замечать его у Куклиной времени не было. Ветлечебница, где она служила, была, как тогда говорили, союзного значения, сотрудникам приходилось часто уезжать в командировки на два-три дня, на неделю. За поездки приплачивали, и Куклина никогда не отказывалась от заданий и охотно заменяла тех, кто по семейным обстоятельствам не мог покинуть Москву. Перед возвращением жены муж всегда пылесосил бывший бальный зал, тщательно мыл крохотные туалет и кухоньку.

Один раз Тамара сказала Володе:

– Знаешь, я не очень брезглива, не стоит так убиваться с тряпкой. Ну зачем ты дезинфицируешь санузел хлоркой?

– Дети неаккуратны, – пояснил муж, – им всегда во время занятий пописать хочется, сбегают в туалет и испачкают унитаз. Противно потом им пользоваться. Извини, я, наверное, излишне чистоплотен, но не могу жить в грязи.

– Ты молодец, просто я не хочу, чтобы муж уставал. Я спокойно отношусь к присутствию учеников, – ответила Тамара, – дети есть дети.

– По большей части они противные, – вздохнул Володя, – ленивые, не хотят учиться. Мне тяжела роль педагога.

– Ну и брось, – посоветовала жена.

– Нам нужны деньги, – напомнил супруг.

– Я заработаю, – пообещала Тамара, – возьму побольше частных визитов, многие хозяева не умеют своим собакам-кошкам уши чистить и когти стричь, про уколы я и не говорю. Мы проживем.

– Не могу сидеть у тебя на шее, – возразил Володя, – мужчина должен обеспечивать семью. Вот защищу диссертацию, получу ставку старшего на кафедре и перестану со школьниками возиться.

Во всякой бочке меда непременно присутствует некое количество дегтя. Замечательный муж Тамары категорически не хотел, чтобы жена беременела.

– Я плохо лажу с малышами, – признавался он, – не испытываю радостных эмоций при виде плачущего свертка. Меня стошнит от грязной пеленки. Хочу спокойно спать по ночам и не думать о необходимости поить-кормить-учить-одевать ребенка. Я не отец по складу характера.

Конечно, Тамару подобные заявления не радовали, но она решила, что время еще есть, родить можно и в тридцать пять, пока лучше пожить, как говорится, для себя. Через пару лет взгляды Володи изменятся, тогда она и забеременеет. Сейчас у Руслановых нет ни денег, ни желания заводить потомство.

Был еще один штришок. Слабое здоровье Володи не позволяло ему часто радовать супругу в постели. Кое-кто из женщин мог посчитать малую сексуальную активность мужа оскорблением. Но Тамара отлично понимала: Володечка устает, это только кажется, что решение математических задач ерундовое дело. Умственная работа отнимает у человечка больше сил, чем физическая. А еще у Тамары у самой не было буйного темперамента, ей хватало малой порции интима, которую предлагал муж. Порой они по три-четыре месяца не прикасались друг к другу. Но Тамаре больше хотелось не сексуальных ласк, а нежности, слов любви, похвал, а это Володя предоставлял ей в избытке.

До восемьдесят третьего года семья жила счастливо, а потом Володю арестовали. Двадцать шестого февраля Тамара Владимировна вернулась домой около десяти вечера, обнаружила в квартире полный хаос и соседку Мотю, с которой была знакома с рождения. Матрена огорошила ее невероятной новостью: Володю увезли в милицию, в доме произвели обыск, Мотя была понятой.

Ночь Тамара провела без сна, рано утром она влетела в кабинет следователя, Олега Андреевича Петрова, и закричала: «Вы совершили ужасную ошибку!»

Петров предложил разъяренной женщине сесть и завел спокойную беседу. Олег Андреевич тщательно расспросил посетительницу, а потом сказал: «Владимир Русланов задержан за убийство несовершеннолетней Елены Исайкиной. Но это не единственная его жертва». «Вы с ума сошли! – заорала Тамара. – Я жалобу напишу!»

Петров не обиделся, он лишь тяжело вздохнул и положил перед ней папку. «Ознакомьтесь». «Что это?» – оторопела Тамара. «Семь лет назад Владимира Русланова обвинила в развратных действиях одна из его учениц, – завел рассказ следователь, – восьмилетняя Марина Сигалова утверждала, что педагог оставил ее после уроков в классе для дополнительных занятий, а сам распустил руки». «Это бред! – снова вспыхнула Тамара. – Володя не любит детей, он сто раз мне об этом говорил. Репетиторством муж занимается из-за нашей бедности, и он никогда не работал в школе». «Неправда, – поморщился Олег Андреевич, – Владимир вас обманул. Но в тот раз ему удалось уйти от ответственности. Учитель отрицал факт домогательства, признавшись, что один раз погладил школьницу по голове, когда она наконец-то верно решила задачу. Разве это криминал? Ребенку восемь лет! Какой секс? Он говорил: странно, что Марина вообще знает, чем занимаются наедине взрослые мужчина и женщина.

Сигалова была из неблагополучной семьи, ее мать пила, приводила в квартиру клиентов, зарабатывала проституцией, когда этот факт выяснился, в милиции усомнились в правдивости слов Марины, подумали, что она решила отомстить учителю за двойки и оклеветала Русланова.

Малышка упорно настаивала на своем. Владимир так же уверенно отрицал свою вину. Свидетелей развратных действий мужчины не нашлось. Дело закрыли, но Володе пришлось уволиться из школы, этого потребовал родительский комитет. Русланов устроился в НИИ, от него ушла первая жена».

«Первая жена? – перебила Петрова Тамара. – Неправда. Я единственная супруга Володи». Олег Андреевич достал из папки несколько ксерокопий. «Ознакомьтесь. Видите, это свидетельства о бракосочетании и разводе». «Я не знала, – пролепетала Тамара, – у него был чистый паспорт». «Старый трюк, – не удивился Петров, – мужчина якобы теряет документ, получает новый и не идет в загс, чтобы поставить нужные штампы. Если не затевать серьезной проверки, это сходит с рук».

Глава 31

Тамара Владимировна, оцепенев, слушала следователя, а Олег Андреевич не жалел ее, изложил в лицо страшную правду.

После развода бывшая супруга выставила Русланова из своей квартиры. Несколько лет Владимир мыкался по съемным углам, потом начал ухаживать за Куклиной и женился на ней, решив свой жилищный вопрос.

От педофилии вылечиться невозможно, да Русланов и не пытался бороться с пагубной страстью. Он лишь учел ошибку, совершенную с Мариной, и более никогда не приставал к детям в присутственных местах. Преступник разработал иную тактику.

Когда супруга отправлялась в командировку, Владимир ехал к вокзалам, находил там маленькую девочку и приводил ее домой. Русланов любил детей от восьми до десяти лет, но ему категорически не нравились малолетние проститутки, нужен был нормальный ребенок. Он его находил. Как?

На вокзалах много матерей с детьми. У кого-то задерживается поезд, и женщина, приказав ребенку сидеть в зале ожидания, уходит в магазин за едой. Владимир мигом вычислял в толпе послушную, хорошо воспитанную девочку и подходил к ней, осторожно заводил беседу, потом предлагал показать щенят, которые родились у его собачки, обещал купить игрушку, врал, что его прислал отец малышки и надо срочно ехать к нему. Вам такие уловки кажутся примитивными? Но дети верили Русланову и спокойно шли с добрым дядей, который без обмана сразу приобретал им мороженое или куклу в ларьке.

Приведя девочку в квартиру, Владимир спокойно забавлялся с ней, потом убивал, клал в мешок, запихивал его в спортивную сумку и увозил в укромное место, где хоронил останки. Потом он успевал тщательно продезинфицировать квартиру и встречал уставшую жену с улыбкой. Когда Тамара Владимировна снова уезжала в командировку, муж опять спешил на вокзал или мчался в аэропорт.

Несколько лет Владимир безнаказанно убивал девочек. Почему он оставался столь долго непойманным?

На вокзалах и в аэропортах царит неразбериха, все заняты отъездом, никто не обращает внимания на окружающих. Когда мать начинала искать дочь, все лишь пожимали плечами. Девочка? Какая? Здесь сидела? Не помним, извините. Женщина бросалась в милицию, но там не хотели шевелиться. «Ребенок вернется, – успокаивал ее дежурный, – отошла к киоску или мороженое покупает». Позже текст менялся. «Цыгане могли ее увести, – вздыхал сержант, – их тут видимо-невидимо».

Короче, когда мать добивалась от милиции активных действий, след Русланова давно остывал. Способные вспомнить Владимира пассажиры уезжали по городам и весям. На руку маньяку играла его заурядная внешность и удивительное умение вычислить в толпе малышку из простой, небогатой, провинциальной семьи.

Почему он не опасался приводить жертву домой? Ведь на лестнице с девочкой могли столкнуться соседи? Ну и что? Русланов репетитор, к нему часто приходили дети, кое-кого из учеников математик по просьбе родителей встречал у метро и сам вел домой. Соседи привыкли видеть Владимира в компании с детьми, очередная ученица никого не удивляла. К тому же Русланов был тихим, приветливым человеком, всегда бесплатно помогал детям, которые жили с ним в одном доме, был женат на Тамаре. Никому и в голову не могло прийти, что он преступник.

«Я вам не верю», – прошептала Куклина.

И тогда Олег Андреевич отвел ее в комнату с большим односторонним зеркалом. За ним находился другой кабинет. Там у стола сидел любимый муж Тамары, который каялся во всех своих преступлениях.

Владимир надеялся сохранить себе жизнь, поэтому моментально раскололся, указал, где хоронил трупы, и повторял: «Это случайно получилось. Я не хотел убивать. Я их не мучил, быстро жизни лишал. Не хотел убивать. Поверьте, не хотел». «Но убивали», – зло сказал следователь.

Русланов заплакал. «Вынужденно. Они могли меня выдать. Исключительно из страха за свою жизнь. Я готов работать в заключении, а зарплату перечислять матерям. Только не высшая мера. Я с собой боролся, не каждый раз шел за новой девочкой, иногда по два месяца сдерживался. И вот еще, я не разрешал жене родить».

«А это при чем?» – не понял допрашивающий. «Боялся, вдруг дочь родится, – сконфузился Владимир, – подрастет немного, а я… ну, понимаете?»

На этой фразе Тамара Владимировна упала в обморок.

Димон перевел дух.

– Как же его поймали? – прошептала я. – Страшно представить, что такое чудовище бродило по Москве.

– Слишком долгая история, – отмахнулся Коробков, – и нам сейчас неважно, каким образом вышли на преступника. Главное другое, его поймали, но не успели осудить.

– Не расстреляли? – возмутилась я. – Почему?

Коробков скривился.

– Тысяча девятьсот восемьдесят третий год. В СССР нет преступлений, в социалистическом государстве отсутствуют убийцы, воры, насильники и недовольные режимом люди. Газеты не публиковали материалы на криминальные темы, единственно, что разрешено, – очерки о так называемых расхитителях социалистической собственности, тех, кто воровал у народа. На телевидении нет программ типа «ЧП», «Дежурный патруль», «Петровка, 38» и иже с ними. Абсолютное большинство советских людей убеждено – они живут в государстве, где квартирная кража является редким явлением, все милиционеры честные люди, добро всегда побеждает зло и ему нет никакой необходимости обзаводиться кулаками.

– Но в тюрьмах и лагерях было полно преступников! – чуть ли не закричала я.

– И кто об этом знал? – печально спросил Коробок. – Это в наши дни семья, в которой есть уголовник, без стеснения говорит о лишенном свободы родственнике. В начале восьмидесятых подобную информацию тщательно прятали, иметь в семье криминальную личность считалось позором, если узнают на работе, мигом выгонят, никогда не вступишь в ряды КПСС, не поедешь в турпоездку в ГДР или Польшу.

– Так что случилось с Руслановым? – прошептала я.

– Незадолго до суда в камере, где он сидел, произошла драка, – пояснил Димон. – Владимир погиб.

– Понятно, – кивнула я, – зэки разобрались самостоятельно. Они всегда ненавидели педофилов, да и конвойные тоже имеют детей.

Коробок развел руками.

– В местах временного содержания подследственных порой случаются кулачные бои, контингент делает заточки из ложек, расчесок, а охрана не всегда успевает на шум.

– Можешь не продолжать, – остановила я Коробка, – откуда у тебя столь исчерпывающие сведения о Русланове?

Димон погладил ноутбук.

– Мой верный друг помог, нашел документы по делу, в них допросы Тамары Владимировны, самого фигуранта, экспертизы и прочее.

– Как ты вообще догадался, что Куклина была связана с Руслановым, и вышел именно на него? – недоумевала я. – Почему в документах Тамары Владимировны нет ни малейшего упоминания о ее муже?

Коробок ответил:

– Знаешь, можно долго ругать советское время, дескать, свободы не было, за рубеж народ не ездил, зарплаты были маленькие, продукты-шмотки не достать. Согласен, все это правда, но люди тогда были другими, в особенности сотрудники МВД. Судьбой Тамары Владимировны занялись профессионалы, полагаю, они предложили ей сменить квартиру.

– Куклина решительно отказалась бы переезжать, – сказала я, – она фанатично предана памяти родителей, для нее бальный зал не просто жилплощадь, а помещение, где витает память о маме, папе, дедушке, бабушке. Нет, она не сдвинется с места.

– Думаю, ты права, – согласился Коробок, – и тогда ей поменяли паспорт и изъяли из всех бумаг упоминание о браке с Руслановым. Тамара Владимировна перешла на другую работу, там она ни с кем не откровенничала и ее считали старой девой. Дом, где живет Куклина, сплошь состоял из коммуналок, жильцы в нем постоянно менялись, из тех, кто помнил Владимира, скоро никого не осталось. То, что Русланов был педофилом, власти по причинам, о которых я уже говорил, не разглашали, правду знают лишь двое: сама Куклина и Мотя.

– Вот почему Бурмакина обронила фразу: «Мне было бы страшно жить в такой квартире», – вздохнула я, – а потом моментально прикусила язык. Наверное, Матрена боялась не столько выдать тайну Куклиной, сколько отпугнуть покупателя жилплощади. Ну кто согласится переехать в квартиру, где было убито много несчастных детей? А Мотя мечтает жить в Куркине, в двушке с обычной ванной, просторной кухней и большими комнатами.

– Мотя – хорошая подруга, – встал на защиту Бурмакиной Димон.

– Не спорю, – согласилась я, – Матрена здесь ни при чем, вот только ей очень хочется получить мало-мальски хорошее жилье.

Коробок погладил ладонью ноутбук.

– Я порылся на разных сайтах, где люди вывешивают объявления о продаже квартиры. Мотя там постоянный клиент, но, похоже, ее предложение не вызвало интереса.

Димон поднял крышку, постучал по клавиатуре и громко прочитал вслух:

– «Продается квартира в самом центре Москвы. Тихая улица, дом постройки конца девятнадцатого века, последний этаж, есть возможность присоединить часть чердака. Общая площадь тридцать метров, ванная и туалет двадцать метров, комната семь, кухня два, удобная прихожая».

Я улыбнулась.

– Если произвести простые арифметические расчеты, то получается, что «удобная прихожая» имеет площадь один квадратный метр.

– Очень сомневаюсь, что желающие приобрести такую хату роем слетались к Моте, – кивнул Димон, – бедная Бурмакина стала заложницей Центрального округа столицы. Цена за квадратный метр тут уносится в стратосферу, представитель среднего класса не станет даже читать объяву, в которой упомянут «дом постройки девятнадцатого века» где-нибудь на Полянке или Садовом кольце. А богатый покупатель, узнав о метраже квартиры, рассмеется, человеку с деньгами подавай больше пространства. Нет, Мотя не продала бы свою часть без «большого зала» Тамары Владимировны.

– А Куклина не собиралась уезжать из места, где живет память о ее родителях, – подхватила я, – но в конце концов Тамара Владимировна изменила свое мнение, когда к ней явился тот самый олигарх, что нацелился на ее апартаменты. Милый усатый– бородатый-очкастый молодой мужчина спел песню о своих запутанных отношениях с бабами, пообещал Куклиной ничего не менять в квартире, сохранить ее вещи, предложил ей навещать новых хозяек хаты. И Куклина согласилась.

– Покупатель врал, – твердо сказал Димон, – он хотел, чтобы старуха убралась из квартиры, вот и старался ее мотивировать. Едва оформится сделка, как старые шкафы Куклиной очутятся на помойке. Разве захочет женщина с ребенком въехать в апартаменты, набитые рассохшейся мебелью? Для Куклиной ее диваны-козетки-тумбочки огромная ценность, а для новой хозяйки это хлам, от которого надо поскорее избавиться.

– Усатый-бородатый-очкастый, – повторила я, – никого похожего не вспоминаешь?

– Игорь Венев, – тут же ответил Коробок.

– Он умер до того, как Тамаре Владимировне сделали эксклюзивное предложение, – напомнила я.

– Тогда Семен, – не замедлил с новой версией хакер.

– Может, и так, – сказала я, – но откуда у Хватайки деньги? Он практически нищий, пытается использовать единственный шанс получить хорошую квартиру, отказывается выезжать из расселяемого дома. Нам необходимо поговорить с Мотей.

– Чем она поможет? – пожал плечами Димон.

Я обхватила колени руками.

– Тамара Владимировна не собиралась покидать родные пенаты, а Мотя, наоборот, активно искала претендента на свое жилье. И когда такой человек появился, он связался с Бурмакиной. Понимаешь?

– Пока нет, – насторожился хакер.

Я подтянула колени к подбородку.

– Смотри, все просто. Матрена понимает: ее хоромы неудобны и невелики. Фраза в объявлении про возможность присоединения чердака не более чем блеф. Человек, решивший это затеять, измучается получать разрешения от разных инстанций. Моте следовало найти некую изюминку. И она ее отыскала, сделав ставку на человека, который фанатеет от маньяка Русланова. Игорь Венев торговал разными вещами, в частности «сувенирами» с мест преступлений. Еще он хорошо зарабатывал на обожателях звезд. Вспомни историю с телезвездой Волховым и его джипом. Младший Венев купил автомобиль по одной цене, а продал значительно дороже. Что, если вся история завязана вокруг квартиры? У нас очень много ниточек, которые пока не связываются вместе, но все они торчат рядом. Осип Кошмаров – посредник при приобретении апартаментов, он женат на Соне, падчерице Григория Венева. Игоря убили «ручкой» Харитонова, а улику передал Алевтине Роман Бубнов. В деле замешан усатый-бородатый-очкастый молодой человек, как две капли воды похожий на Семена и Игоря. Веневы занимаются бизнесом, одно из его направлений – торговля сувенирами для фанатов, в том числе и тех, кто восторгается преступниками. Если нашлась тетенька, отвалившая немалую сумму за машину, которой раньше владел ее кумир, то почему не сделать следующее предположение: есть человек, мечтающий поселиться в квартире, где убивал своих жертв маньяк Русланов? И Моте удалось его найти! Вероятно, фанат педофила придумал историю про своих жену и любовницу, он сам хотел поселиться в бывшем зале для балов. Но вот про мебель он сказал правду, предметы обстановки этот псих решил не выкидывать. Матрена поведала ему о Русланове, и она же надоумила покупателя, как себя вести, чтобы Куклина согласилась уехать. Нужно поговорить с Бурмакиной, она знает намного больше, чем нам рассказала. Авось сообщит сведения, которые помогут размотать клубок.

– А при чем здесь Рената? – спросил Димон.

– Пока не знаю, – честно призналась я. – Кстати, как ты узнал, что Тамара Владимировна была женой Русланова? Из твоего рассказа я поняла, что все сведения об этом браке сотрудники МВД уничтожили.

Коробок начал стучать по клавишам.

– Все тайное рано или поздно становится явным. Это не моя заслуга, случайно наткнулся. В Сети есть некий Cvincer, он занимается историями преступлений. Так сказать, летописец. Вот, смотри.

Я взглянула на экран, а Димон, быстро двигая мышкой, сказал:

– Тут тебе и Харитонов – Сяо Цзы, и Сергей Федулов, псевдорубашку которого пытался продать Павлик, а вот и Владимир Русланов.

– Зачем Cvincer пиарит убийц? – возмутилась я. – Да еще так красиво это делает! Ого! Здесь и фото, и документы, и биографии, и подробный рассказ о совершенных ужасах.

Коробок почесал лоб.

– Полагаю, ему нравится этим заниматься, наверное, Cvincer историк или архивист, он работает с документами. И еще – вход на сайт платный. На главную страницу, где представлено меню, может попасть каждый. Дальше начинается самое интересное. Изучаем список представленных биографий, выбираем Владимира Русланова. Клик. Если хотим узнать о педофиле общие сведения, платим малую толику. Нужны детали, толика делается больше. Хотим увидеть фото? Отсчитываем еще бабок. Заинтересованы в документах? Новая сумма.

– Ясно, – вздохнула я, – у Cvincer, как и у Веневых, свой бизнес.

Коробок потер затылок.

– Верно. На всякий товар есть свой купец. Увы, появление Интернета доказало: в мире очень много людей, которых переполняют злость, зависть и жадность. В реальности человек носит маску, а в виртуальном мире, под ником, уверенный в собственной неуязвимости, он распоясывается. Cvincer процветает. Думаю, на хозяина портала работает целый штат сотрудников. Я побродил по сайту, какое-то чувство подсказывало: Дима, поройся в этом дерьме.

– Спиной почуял, – ухмыльнулась я, – привет тебе от Феденьки Приходько.

– Угу, – кивнул Коробок, – забрел я к Владимиру Русланову, добрался до фото, и опаньки.

Передо мной открылась надпись «Галерея», Димон навел на нее стрелочку, появилась страница со снимками.

– Вот этот, – бормотнул хакер и увеличил фото.

Я ахнула. Черно-белый снимок продемонстрировал пару, которая, обнявшись, стоит на фоне высотного здания МГУ. На мужчине темный костюм, белая рубашка и галстук, женщина в светлом платье, в руках у нее скромный букет гвоздик.

– Узнаешь счастливую новобрачную, которая по традиции тех лет приехала на Ленинские горы? – спросил Коробок. – Есть такие женщины, у них черты лица с возрастом остаются неизменными, да, кожу покрывают морщины, «плывет» овал, но…

– Тамара Владимировна Куклина носит ту же прическу, что и в юности, – остановила я Димона, – документы о бракосочетании уничтожила, а про этот снимок не подумала. Как он попал на сайт?

Димон ткнул пальцем в экран.

– Видишь вон там, в самом углу, цифры?

– Их практически невозможно различить, – пожаловалась я.

– Глазом нет, но есть хитрые уловки, позволяющие увеличить номер, – довольно сказал хакер, – и станет ясно: это снимок из материалов по делу Русланова, Cvincer снабдил его подписью. «Владимир Русланов и Тамара Куклина в день своего бракосочетания. После скромного обеда они отправятся на квартиру к Тамаре Владимировне, где проживут счастливо несколько лет. Тамара Куклина и не подозревала, что выскочила замуж за педофила, который превратит ее дом в место мучений и смерти детей».

– Черт побери, как фото очутилось в жадных руках Cvincerа! – подскочила я.

– А как у Алевтины оказалась «ручка» Харитонова – Сяо Цзы? – ответил Коробок. – Кто-то спер снимок!

Глава 32

Когда я вошла в квартиру Матрены Бурмакиной, она откровенно испугалась и быстро сказала:

– Ну что еще вам надо? Я тороплюсь к врачу, нужно анализы сдать.

– Давайте подвезу вас к поликлинике, – любезно предложила я, – а по дороге пощебечем.

– Пощебечем? – повторила Мотя.

– Поговорим, – кивнула я, – есть интересная тема: Владимир Русланов.

Матрена шарахнулась в сторону, уперлась в стену и спросила:

– А вы откуда об этом знаете?

– Нет ничего тайного, что не станет явным, – процитировала я, – правда всегда вынырнет наружу. Предлагаю вам рассказать подробности о покупателе квартиры.

Бурмакина втянула голову в плечи.

– Видите, в каких условиях я живу? Не первый год страдаю! Мой бывший оккупировал туалет, съезжать не собирается, да и некуда ему деваться. Вот так и мучаемся. Мой второй муж хороший человек, он с первым не ругается, но, простите, сортир всем нужен. И тут…

– Уважаемая Матрена Филипповна, – остановила я Бурмакину, – никто вас не осуждает за желание жить в нормальных условиях. Вы ничего плохого не совершили, просто рассказали покупателю про Русланова, да?

Мотя разрыдалась. Смахивая с лица слезы, она одновременно кивала в сторону двери, ведущей в санузел, и повторяла:

– У Пашки есть халабуда на шести сотках, он туда на лето переселяется, а сортир запирает. Леонид тоже на июнь, июль, август в деревню подается, к сестре. Господи, я одна остаюсь и молюсь, чтобы сентябрь не наступал. Как они мне оба надоели! Что бывший, что нынешний! Хочешь, расскажу, как вышло, что они оба тут на крохотных метрах прописались?

– Нет, – я решительно пресекла желание Матрены поведать о своей личной жизни, – давайте сразу о покупателе.

Бурмакина всхлипнула.

– У Леонида внук есть, Костик, хороший мальчик, он мне не кровная родня, но бабушкой считает, навещает и жалеет. Это Костя придумал объявление в Интернете разместить…

Я устроилась на жесткой табуретке и незаметно включила в кармане диктофон.

Костя купил бабушке простой мобильный телефон, и Матрена стала ждать звонков от покупателей. Только никто не спешил с предложениями. Бурмакина приуныла, но Костя не терял надежду, он обратился в пару риелторских агентств, давал объявления в бесплатных газетах, и в конце концов к Моте приехал Осип Кошмаров.

Сначала он ходил вокруг да около, но потом задал прямой вопрос: «Вы всю жизнь провели в тесном соседстве с Куклиной, помните Владимира Русланова, ее супруга?»

Матрена Филипповна, знавшая правду и клятвенно пообещавшая Тамаре Владимировне никогда и никому о ней не рассказывать, воскликнула: «Нет! Не было такого! Тамарка никогда не выходила замуж. Вранье». «Жаль, – вздохнул Осип, – на вашу площадь есть покупатель, но она его интересует лишь в связи с Руслановым. Не упустите уникальный шанс, он вам единственный раз в жизни представился. Не схватите удачу за хвост, и все. Любителей жить в хоромах Русланова больше не найдется, люди боятся квартир с такой историей». «Кто ж им правду откроет!» – опрометчиво возразила Мотя.

Кошмаров засмеялся: «Ну я же узнал! Короче, если есть какие-то доказательства проживания здесь Русланова, покажите их мне. Все сведения из домовой книги и паспортного стола изъяла милиция, поэтому мой клиент испытывает обоснованные сомнения. Но если он поймет, что Русланов здесь и впрямь жил, вы переберетесь в Куркино, бывшему мужу предоставят однушку, ну и Куклину перевезут в наилучшие условия». И Матрена дрогнула.

У Бурмакиной сохранился фотоальбом.

– Снимки Русланова! – подпрыгнула я. – Вы их не уничтожили! Неужели Куклина не просила сжечь или порвать все, что напоминало о педофиле?

Матрена надулась.

– Хитрая больно. Сама-то прошлым дорожит, из квартиры съезжать по причине воспоминаний о родителях отказывается. Очень Тамара странная, я бы от страха с ума сошла, сон потеряла, об убитых детях все время думала, а с нее как с гуся вода, твердит: «Не было у меня мужа! Неправда! Я никогда не расписывалась! Зато у меня были замечательные бабушка, дедушка, папа и мама».

Ладно она посторонним брехала бы, но мне зачем? И красиво получается, Томку воспоминания греют, а я свои сжечь обязана! Да, на тех фото Владимир, мы вместе на Новый год, Седьмое ноября и Первое мая, но там еще и моя старшая сестра Нюся с мужем. Оба они уже покойники, другой кровной родни у меня нет. И чего? Я должна их снимки извести? Ну уж нет! Я порядочный человек, пообещала рот на замке держать и язык не распускала. Но альбом сохранила.

– Осип получил подтверждение, что Русланов на самом деле жил тут, и стал уламывать Куклину, – кивнула я.

Бурмакина скрестила руки на груди.

– Остальное вы знаете. Она отказалась. Кошмаров «вонючку» принес.

Я ехидно улыбнулась.

– Ну нет, вы снова лукавите.

Бурмакина живо перекрестилась.

– Не лукавлю, вот те крест!

– Неужели к вам не приезжал мужчина? – почти пропела я. – Темноволосый, с усами, бородой, в больших очках? Вы не встречались с олигархом, не советовали ему, чем лучше мотивировать Тамару Владимировну? Заставить ее съехать?

Мотя опять втянула голову в плечи.

– Разве плохо хотеть жить в нормальных условиях?

– Что покупатель предложил Куклиной? – насела я на собеседницу.

Матрена зашмыгала носом.

– Ну… он… короче… не знаю, как сказать.

– Прямо! – гаркнула я.

Бурмакина вздрогнула и отчеканила:

– Сохранить всю мебель предков, которую она с собой не увезет, не делать ремонт, не снимать фотографии ее родни, которые останутся в зале. Плюс переезд за его счет и большая сумма доплаты.

– И Тамара Владимировна согласилась? – усомнилась я.

– Нет, – прошептала Мотя, – и тогда он ей в глаза заявил: «Не хотите? Ладно! А как вы отнесетесь к публикации в прессе рассказа о педофиле Владимире Русланове? Первую полосу украсят ваши с ним фотографии!»

– Это называется шантаж, – вздохнула я, – действенный метод запугивания пожилой женщины, долгие годы скрывавшей факт своего замужества с педофилом. Отличная работа!

– Я не виновата! – зарыдала Мотя. – Хочу уехать! Зачем Томка сопротивлялась? Теперь она со мной не разговаривает! Прокляла меня на иконе! Пообещала в церковь бумажку за упокой моей души отнести. Это грех! Она совсем свихнулась. Ну жила с педофилом, спала с ним, стирала ему белье, щи готовила, и чего? Сама никого не убивала, ни о чем не знала! Ее даже милиция пожалела, концы в воду спрятала! Столько лет прошло! И что? Теперь эра открытых дверей! Демократия!

Я вздрогнула.

– Эра! Эра! Ну конечно! Как я забыла!

– Вы о чем? – испугалась Бурмакина.

Я улыбнулась Матрене, старушка не должна заметить моего волнения. Мы никак не могли понять, каким образом убийца узнал, что Ренату везут в клинику. Васькиной стало внезапно плохо в кабинете Чеслава. Но сейчас, услышав от Матрены пафосное заявление про эру открытых дверей, я сообразила, откуда убийца получил сведения. Когда мы спешили с Приходько в клинику, Рената, укутанная пледами, тряслась на заднем сиденье, и тут ей позвонила хозяйка салона красоты, дама с необычным именем Эра. Она начала ругать свою сотрудницу за то, что та вовремя не явилась на службу, Рената попыталась оправдаться, залепетала про плохое самочувствие, сказала: «Меня везут в клинику». Но Эра лишь сильнее разозлилась на Васькину. Рената потом сказала: «Клиент устроил бучу. Он из новых, приятным мужчиной мне показался: усы, борода, очки. А сейчас заистерил! Эра требует от меня бюллетень, если не предоставлю его, обещает выгнать!»

Владелица салона так громко распекала некстати заболевшую маникюршу, что даже я уловила ее вопль: «Куда тебя везут? Больница на улице Порохова? Не врешь? Позаботься взять справку! С печатью! Клиент приехал! Рядом стоит!»

Значит, новый клиент, усатый-бородатый-очкастый мужчина, распрекрасно знал, куда спешит Васькина. Мы угодили в пробку, потом я металась по коридорам больницы, отыскивая давно уволенную сотрудницу, а Федор пошел за колой. Убийца имел достаточно времени, чтобы приехать в клинику и увезти Васькину. Где он взял халат, шапочку и стетоскоп? Обязательно спрошу его при встрече! И еще! Девушка на ресепшн воскликнула: «Ваша больная узнала доктора, удивилась, спросила: «Вы здесь работаете?»

А что, если усатый-бородатый-очкастый клиент салона красоты и усатый-бородатый-очкастый врач одно и то же лицо, и это – Семен Хватайка?

У меня в висках застучало.

– Тебе плохо? – насторожилась Мотя. – Может, чайку?

– Спасибо, – ответила я, пытаясь справиться с бурей эмоций.

Таня, ты редкая дура! Сколько подсказок у тебя было! Следовало лишь обратить внимание на крохотные зацепочки. Почему я временно потеряла способность ловить мышей? Да потому, что рядом постоянно толкался противный Приходько! Федор мне совершенно не нравится, раздражает еще больше, чем Карц.

Я вздрогнула и строго-настрого приказала себе забыть о Марте. Нельзя думать ни о наследнице миллиардов, ни о Гри. И не надо сейчас сваливать ответственность за собственную невнимательность на другого человека. Да, Приходько мне не по душе, но никто не обещал госпоже Сергеевой, что все ее коллеги по службе будут исключительно приятными, обаятельными, толерантными, умными людьми. Если я проморгала что-то важное, в этом никто не виноват, кроме меня самой.

– Вот, выпей, – сказала Матрена, ставя передо мною чашку.

– Спасибо, – поблагодарила я, – у меня есть к вам одна просьба. Позвоните усатому-бородатому-очкастому олигарху, попросите его прийти к Тамаре Владимировне. У вас есть его телефон. Скажите, что возникли непредвиденные, мешающие проведению сделки обстоятельства.

Бурмакина пришла в ужас.

– Квартиру не купят? Мы останемся до смерти в этой норе?

– Помогите нам, – взмолилась я, – а мы решим вашу проблему. До начала осени переберетесь в облюбованное вами Куркино.

– Ну ладно, – выдохнула Мотя, – хотя я не понимаю, почему вас слушаюсь. На когда его звать?

– На пять вечера, – попросила я, – надо еще кое-что разузнать и договориться с Тамарой Владимировной.

Ровно в семнадцать ноль-ноль Куклина распахнула входную дверь и запричитала:

– Здрассти, проходите, пожалуйста, садитесь за стол. Чай, кофе?

– Лучше перейдем сразу к танцам, – ответил слишком высокий для мужчины и слишком низкий для женщины голос, – что случилось? Договор составлен, осталось лишь подписать его, и все!

Я, сидевшая в шкафу и наблюдавшая за происходящим через небольшую щель в приотворенной двери, затаила дыхание. Посреди комнаты стоял Семен Хватайка.

Снова раздался звонок.

– Это кто? – насторожился Сеня.

– Матрена, открой, – приказала Куклина.

– О! Невероятно! – закричала из прихожей Бурмакина.

Пока что старухи хорошо справляются с возложенной на них задачей, ведут себя естественно, бывшая жена педофила даже смогла издать вполне правдоподобный возглас изумления.

Послышались шаги, в комнату вошел Сеня-2.

– Ох! – вскочила Тамара Владимировна. – Это кто? Не знала, что у вас есть брат-близнец.

Первый Сеня откровенно растерялся, второй молча сел за стол. Мы с Димоном одновременно выскочили из шкафов, входная дверь снова хлопнула, появились Федор и Чеслав. Первый Семен дернулся. Полковник и Сержант, до той поры мирно лежавшие на диване, оторвали от подушек морды, оскалили зубы, прижали уши, подняли шерсть на загривке и зарычали.

– Отставить! – гаркнула Тамара Владимировна.

– Действительно, нет никакой необходимости бросаться на человека, который хочет приобрести квартиру с историей, – сказала я, – спокойно, дорогие собачки. Нам предстоит долгий разговор, не стоит начинать его со скандала.

– Что за ерунду вы затеяли? – вскипел покупатель, поворачиваясь к Куклиной. – Хотите, чтобы правда о Русланове вылезла наружу?

По лицу Куклиной побежали красные пятна.

– Это не работает, – улыбнулась я, – мы знаем и о педофиле, и о неудачном замужестве Тамары Владимировны. Вот только ей нечего опасаться, она сама никаких правонарушений не совершала, за преступления мужа ответственности не несет. Пора Куклиной перестать трястись и понять: ее никто не осуждает, наоборот, мне жаль пожилую даму, которая не одно десятилетие опасалась, что настанет день и правда проклюнется. Но вот он пришел, и что? Тамара Владимировна?

– Мне не очень комфортно, – после мимолетной паузы призналась хозяйка, – словно голой в толпе оказалась. Но если дело обстоит именно так, как вы мне, Танечка, рассказали, то я попытаюсь справиться с неприятным чувством.

– Похороните призрак, – сказал Димон, – воткните в могилу осиновый кол.

– Поскольку все происходящее меня совершенно не касается, разрешите откланяться, – буркнул первый Семен.

– Нет, дорогой, ты останешься и послушаешь небольшую историю, – сердито сказал Федор. – Кстати, парни, вы близнецы?

– Отнюдь, – ответила я вместо обоих Семенов, – и даже не родственники, хотя и родственники. Понимаю, это звучит странно, но давайте устроимся поудобнее, и я вам кое-что расскажу. Идет?

Глава 33

– С удовольствием послушаю, – внезапно ожил второй Семен и исподлобья глянул на своего двойника.

– Хватит на меня пялиться! – взвизгнул тот.

– Брэк! – приказал Димон. – Все молчат, Татьяна говорит.

Я кивнула.

– Спасибо. Чтобы всем стал понятен смысл происходящего, начну издалека, с того момента, как Алевтина вышла замуж за Григория Венева.

У Али была крохотная дочурка Сонечка. Сейчас, когда супругов Веневых нет в живых, мы никогда не узнаем правду об их добрачных отношениях. Свадьбу затеяли через неприлично короткое время после смерти первого мужа Али. А рождение шестимесячного, но тем не менее абсолютно здорового, крепкого Игорька наводило на простую мысль: Алечка с Григорием были любовниками еще при жизни прежнего ее супруга. Но не будем осуждать их. Григорий Игоревич удочерил Соню, оформил надлежащим образом бумаги, девочка получила отчество нового папы и его фамилию. Думаю, в тот момент Гриша искренне надеялся, что малышка станет ему дочерью, но, к сожалению, с самого раннего возраста Сонечку отличало ослиное упрямство. Девочка имела по каждому поводу личное мнение и не собиралась его менять. Такую твердость характера отчим считал пагубной, он был крайне авторитарен, тоже имел по каждому поводу свое мнение и не собирался его менять. Доходило до смешного. Соня не хотела даже пробовать куриный суп, а Григорий Игоревич полагал, что бульон крайне полезная вещь, и приказывал: «Ешь без разговоров». Девочка отказывалась, Венев настаивал.

К слову сказать, Игорь всегда подчинялся отцу. Он слегка побаивался родителя, но обожал его и не хотел расстраивать. А в Соне играла кровь. Уступить отцу и слопать злосчастное первое она не собиралась! Достойный повод для ссоры.

Скандалы в семье Веневых вспыхивали по поводу и без оного. Представляю, как переживала Алевтина. Ей никак не удавалось примирить дочь и мужа. В конце концов Григорий Игоревич понял: Соня родная ему лишь на бумаге, крови Веневых в девочке нет ни капли, она полностью удалась в своего родного папеньку, никчемного человечишку. Вот Игорек другое дело, он радость отца, послушный мальчик. Григорий Игоревич махнул на девочку рукой. Пусть живет как хочет. Войн в доме стало меньше, Алевтина, наверное, обрадовалась, но тут жизнь подбросила ей новое испытание. К Веневым пришел Сеня.

Григорий Игоревич чуть не задохнулся от ярости, когда узнал, что Лилия Хватайка родила от него ребенка. Ну какой мужчина серьезно относится к одноразовой партнерше? Король свалки и думать забыл о той ночи, и вот к нему заявилось ее напоминание по имени Семен.

Григорий Игоревич рассвирепел и выгнал мальчика вон. Но у Алевтины, в отличие от мужа, было доброе сердце, она очень любила детей, а Сеня как две капли воды походил на Игоря. Вот жалостливая Аля и пристроила мальчика к своей домработнице Ирине Малышевой.

Сене не очень-то повезло с мамой, легкомысленная Лилия не занималась им, зато мальчик встретился с Ириной и крепко подружился с ее сыном Романом Бубновым. В жизни Семена началась светлая полоса, он чувствовал себя любимым, о нем заботились. Малышева старалась угостить незаконнорожденного сына Венева вкусностями, Алевтина экономила на хозяйстве, тайком продавала фарфоровые безделушки и давала домработнице деньги на покупку одежды, книжек и игрушек для Семена. Игорь и Соня тоже не были обделены вниманием, Аля любила всех детей, она не делила их на «твоих», «моих» и «наших». Но Алевтина была хорошей женой. Не желая волновать супруга, она тщательно скрывала от того свои траты.

В относительном спокойствии семья Веневых жила до того момента, как Софья поступила в институт.

Здесь я должна отвлечься и описать внешность девочки.

– Зачем? – сердито буркнул первый Семен. – Мы что, будем слушать поток вашего сознания?

– Все, что я говорила, может показаться вам ненужным, – сказала я, – но, поверьте, каждое слово очень важно. Цветок вырастает из семян, и от них зависит, что появится на свет: незабудка, астра или флоксы. Прояви Венев в свое время чуткость, уступи Соня отцу, вероятно, ничего бы не случилось. Игорь Венев и Григорий Игоревич сейчас спокойно ворочали бы бизнесом, да и Рената не лежала бы в морге. Мы же сегодня собираем урожай, посеянный давно, и внешность Сони в этом деле очень важна. Увы, девочка уродилась не особенно красивой. Она невысокого роста, коренастая, с крепкими, короткими ногами, ширококостная. Прибавьте низкий голос, неулыбчивость, вечно нахмуренный лоб, сдвинутые брови, и станет понятно: мальчики не бегали за Веневой табуном.

Совсем не обязательно быть красавицей, чтобы стать первой девушкой на деревне. Очень часто внимание мужчин привлекают не яркие женщины, а веселые, обаятельные, легкие на подъем. Такие хорошо танцуют, вкусно готовят, реализованы в профессии. У Сони не было никаких козырей. Унылая, некрасивая школьница, переползавшая из класса в класс на одних тройках, стала в конце концов студенткой. Правда, оказавшись на первом курсе, Соня слегка расцвела и даже обзавелась парочкой подруг, одна из них и познакомила ее на дискотеке с Осипом Кошмаровым.

Я схватила со стола бутылку с водой, сделала несколько жадных глотков и продолжила:

– Осип умер, и мы не можем задать ему простой вопрос: «Скажи, зачем ты женился на Соне?»

– Он ее полюбил, – подал голос Федор, – с первого взгляда.

Я усмехнулась.

– Извини, не верю. Страсть, да, она может вспыхнуть при виде девушки, но любовь рождается постепенно, по мере того, как человек узнает партнера. Думаю, Осипом руководили другие причины. Я уже говорила, что Соня была малоинтересной внешне, она держалась букой, не умела поддержать разговор, смущалась, ну как такая могла привлечь внимание Осипа?

Нет, Кошмаров знал, чьей дочерью является Софья, он хотел проникнуть в семью короля свалки, стать там своим человеком. Осип полагал, что Григорий Игоревич примет его с распростертыми объятиями, не станет разрушать счастье дочери. Кошмаров тогда не знал, что Соня ребенок Алевтины от первого брака. Полагаю, Венев не откровенничал на тему своей личной жизни, Соню он удочерил совсем крошкой, правду об отце девочки знали немногие, Кошмаров к ним не принадлежал.

Осипу очень хотелось разбогатеть, а Соня стала его пропуском в обеспеченное будущее. Ну и пусть она не Елена Прекрасная, зато за ней дадут немалое приданое, а после пышной свадьбы рейтинг Осипа взлетит вверх, он больше не будет мелким мошенником и мальчиком на побегушках, зятя Венева начнут уважать. Совсем не оригинальный способ продвинуться вверх по социальной лестнице, его часто использует особая порода мужчин, ярким представителем которой являлся Кошмаров.

Охмурить Соню, у которой никогда не было кавалера, оказалось ерундовым делом. Нескольких дней хватило на то, чтобы девушка влюбилась в Осипа без памяти и сообщила матери: «Я выхожу замуж».

В отличие от Игоря, которого Венев чуть ли не с пеленок таскал в Давыдово, Соня никогда не ездила на свалку, кто такой Осип Кошмаров, она не знала. Кстати, наш «Ромео» тоже не бывал в Давыдове, он предпочитал жить за счет матери, которая лазила с острой пикой по горам отбросов. В свое время Григорий Игоревич отлупил подростка за жестокое обращение с родительницей, Венев особо не заморачивался педагогическими методами, выдрал Осипа и пригрозил ему: «Тронешь мать пальцем, ноги-руки повыдергаю».

И Осип более не показывал носа на свалке. Почему, учитывая негативный опыт отношений со старшим Веневым, Кошмаров решил сделать предложение Соне? Ответа мы не узнаем, но, предполагаю, Осип думал, что Григорий Игоревич давно забыл старые распри и, как все родители, желает счастья дочери. Да, очень часто отец, услышав от девочки слова: «Папа, вот мой жених», кричит в ответ: «В загс только через мой труп», а потом остывает и закатывает пышную свадьбу.

Но в случае с Веневым Кошмаров ошибся, Григорий Игоревич выгнал Соню из дома, а та, обидчивая, злопамятная и упрямая, убежала, не взяв даже зубной щетки. И опять Осип неправильно оценил произошедшее. Наверное, он подумал: ничего, Григорий Игоревич позлится и перестанет, Алевтина сможет примирить мужа и дочь.

Но Венев не спешил звать Соню назад и не собирался встречаться с ее супругом. Смею предположить, что отношения в молодой семье развивались непросто. Несмотря на откровенное недовольство падчерицей, отчим никогда не унижал ее, не морил голодом, не заставлял носить рванье. В детстве и ранней юности Сонечка спала в красивой комнате, хорошо питалась, одевалась в симпатичные платья, которые ей в избытке покупала мама, имела игрушки, книжки, конфеты. Да, у старшего Венева был нелегкий характер, он требовал от домашних безоговорочного подчинения, не слушал ничьих советов, но он никогда не был подлым, поэтому материально Соня была хорошо обеспечена, и она ничего не умела делать по хозяйству.

Став законной женой Осипа, Сонечка попала в иную реальность. Крохотная неуютная квартира. Частое отсутствие денег и необходимость готовить, стирать, убирать. Да, молодая жена была без памяти влюблена в мужа, но это чувство довольно скоро могло разбиться о быт. Розовые очки свалятся с носа Софьи, и она начнет задавать Осипу простые вопросы: где ты работаешь? Почему не получаешь зарплату регулярно? Мы всю жизнь будем ютиться в трущобе? Ей захочется подарков от супруга, поездок летом на море, шубку зимой. Сколько времени страсть будет побеждать бытовые неудобства? В конце концов Софья могла подать на развод и уйти от Кошмарова. И парень придумал замечательный способ привязать жену, рассказав ей о своей работе спецагентом.

Федор противно захихикал, Коробок тоже не сдержался от смешка, я повернулась к коллегам:

– Забавно, да? Но давайте вспомним, что Софья наивный человек, в школе ее часто разыгрывали дети, всякий раз девочка попадалась на их удочку, а еще женщины склонны верить любимым и гордиться ими. Увы, некоторые мужчины врут своим женам, а у Осипа был настоящий талант по этой части, он по полной программе задурил супруге голову, пообещал ей светлое завтра, спел о своей службе на благо Отечества. Пожалуйста, не забывайте, что Сонечке едва исполнилось восемнадцать, когда она вышла замуж, девушка была почти ребенком.

Не успел Осип порадоваться своей находчивости и богатой фантазии, как его арестовали и отправили на зону. Кошмаров передал Соне письмо, в котором просил ее не приходить на суд и не ездить на свидания, дескать, ему, бойцу невидимого фронта, визиты жены могут навредить. Софья должна спокойно учиться в институте и слать Осипу посылки.

Я прошлась по комнате, снова села и продолжила:

– Когда я была дома у Софьи, она продемонстрировала коробку с посланиями от мужа. Честно говоря, мне после просмотра коротких записок сразу стало ясно, как Кошмаров относился к жене. Ну посудите сами, его арестовали, юная супруга осталась одна, она студентка, не работает, да еще порвала отношения с родителями. Осип по логике вещей должен был начинать свои письма с вопросов: «Милая, как ты справляешься без меня? Не голодаешь? Не болеешь?» Но послания содержали списки продуктов, осужденный требовал сгущенку, сливочное масло, чай, сырокопченую колбасу, растворимый кофе, тушенку, сахар, сигареты. Его не волновало, где Соня возьмет денег на их покупку, она была обязана раздобыть средства. Сонечка оказалась в очень тяжелой ситуации, а спустя несколько недель после ареста Осипа она поняла, что беременна.

Весть о беременности Кошмаров принял без особого восторга. Он отправил жене сообщение, где прямо высказался: «Сейчас не самое подходящее время становиться матерью».

Но мы ведь знаем об упрямстве Софьи! Она обожает мужа, гордится его благородной работой, она на пике эмоций. Разве можно в таком состоянии пойти на аборт!

Соня оставляет малыша. Однако через некоторое время она понимает, что в одиночку ей не справиться, и, наступив на горло своим принципам, обращается за помощью к матери.

Алевтина не может принять дочь назад, Григорий Игоревич в свое время жестко сказал супруге: «Выбирай: или Соня, или мы с Игорем». Но давать деньги девочке она в состоянии. Теперь уже Софья демонстрирует бескрайний эгоизм. Каждый раз, когда домработница Ирина передает ей некую сумму, девушка молча хватает конверт и уходит, не спросив ничего о матери.

Кошмарова не заботило, где беременная жена возьмет средства на посылки, чем сама будет питаться. А Соня не беспокоится, каким способом мама нароет для нее денег. В чем-то Осип и Соня похожи, они оба эгоисты, но, надо отдать должное Софье, пока муж мотает срок, она переводится на заочное отделение института и пристраивается художником в маленький театр, там платят совсем немного, но это лучше, чем ничего.

Когда Кошмаров выходит на свободу, маленький мальчик уже бегает по каморке. Кое-кто из уголовников, увидев родного сына, давал себе слово навсегда порвать с миром криминала и начинал честно работать, чтобы иметь возможность воспитывать малыша. Но у Осипа другой склад характера. Кошмаров возобновляет старый образ жизни, он даже наглеет до такой степени, что устраивает себе «офис» в Давыдове, приглашает для переговоров нужных людей в старую избушку матери. Григорию Игоревичу это категорически не нравится, и домик Кошмарова сгорает. Полагаю, пожар не улучшил отношений зятя с тестем, Осип затаил на него злобу и в конце концов сообразил, каким образом заполучить бизнес Венева. Что произойдет, если Григорий скончается? Кому достанутся «золотые» кучи? Кстати, кроме терриконов, у Григория Игоревича есть еще квартиры, машины, загородный дом, магазины. Ему принадлежит земля, на которой раскинулась свалка. Наследник Венева захапает огромный куш. И кто у нас наследник?

– Игорь, – уверенно ответил Коробок, – Григорий Игоревич и не скрывал, кому отписал имущество, любимому сыну, который всегда и во всем слушался отца, смотрел ему в рот, не принимал самостоятельных решений, был таким, каким его желал видеть старший Венев.

– Правильно, – кивнула я, – а если и Игорь умрет?

– Ну, тогда, наверное, Алевтина? – предположил Федор. – Я не слишком сведущ в гражданском праве, но знаю, что есть наследники так называемых очередей. Если умирает тот, кому отписано имущество, оно переходит по очереди сначала к оставшемуся в живых супругу, к детям, к родителям покойного, далее к остальным родственникам.

– Отлично, – похвалила я практиканта, – Игоря нет, Алевтина на том свете. Кто у нас дальше?

– Семен? – предположил Димон.

Я покосилась на молчавшего Чеслава и на двух «близнецов», которые тоже не произнесли ни слова.

– Нет, Сеня не признан Григорием. Не знаю, вероятно, у сына Лилии Хватайки есть шанс заполучить свою долю наследства, если он представит доказательства кровного родства с Григорием Игоревичем, ну, допустим, предъявит результат анализа ДНК. Думаю, хороший адвокат справится с этой проблемой. Но пока по закону Сеня биологическому отцу никто. Едем дальше. Предлагайте кандидатуры.

– Вроде у Григория Игоревича была сестра Люба, но она тоже покойница, – вспомнил Федор, – у Венева прошлый год выдался тяжелым. Умерли и жена, и сестрица, правда, последняя была алкоголичкой, урод в семье.

– Вы забыли про Соню, – спокойно сказал Чеслав.

Я подняла указательный палец.

– О! Точно!

– Минуточку, – остановил меня Приходько, – Соне ничего не положено, она дочь Алевтины от первого брака. И если в случае с Семеном можно сделать анализ ДНК и предъявить права, то с Соней этот фокус не пройдет. Хоть всю кровь на пробирки изведи, никакого родства не найдут.

Я кивнула.

– Точно. Только Софья удочерена официально, а такие дети уравнены в правах с родными детьми. Да, Григорий Игоревич завещал имущество любимому сыну, но, повторяю, после смерти матери, отчима и брата все переходит к Соне. Вам понятен расчет? Мне стало ясно, почему Кошмаров не уходил от жены. Да, ему не удалось наладить отношения с тестем и войти полноправным членом в семейный бизнес. Но ведь можно получить наследство! Едва эта мысль оформилась в голове Кошмарова, как он снова загремел в тюрьму.

Очень часто в жизни людей возникают похожие ситуации. Судьба словно хочет проверить, насколько человек усвоил первый урок, и преподает ему второй. Этакая своеобразная игра под названием «Наступи на те же грабли». Осип попадает за решетку, а Соня вновь оказывается беременной. И она опять не делает аборт. Почему? Ладно, ожидая Андрюшу, Софья не понимала, что ей предстоит. Но теперь?

В громадной комнате повисла тишина, было слышно, как Полковник и Сержант тихо похрапывают на диванах. Собаки не проявляли беспокойства, Тамара Владимировна и Мотя сидели раскрыв рты, им явно было очень интересно слушать мой рассказ. Федор, Коробок и Чеслав не издавали ни звука, настоящий Семен замер на стуле с прямой спиной. Было понятно, что в его голове сейчас крутятся разные мысли, а вот «близнец» заерзал на сиденье и неожиданно спросил:

– Чего на меня уставилась?

– Жду ответа, – пожала я плечами, – почему Соня решилась на второго малыша.

– Понятия не имею, – объявил он, – у нее спрашивай!

– Тебе не надоело? – ядовито улыбнулась я. – Ослиное упрямство не имеет ничего общего с целеустремленностью. Неужели ты полагаешь, что смогла обвести нас вокруг пальца? Ты наделала кучу ошибок, но даже сейчас, практически загнанная в угол, пытаешься изображать другого человека. Надо уметь проигрывать.

– Глупо отрицать очевидное, – вздохнул Коробок, – или ты думаешь, что тебя не обыщут перед тем, как отправить в камеру?

– Смешно, – пожал плечами Федор.

– Хватит ломать комедию, – велел Чеслав.

Близнец медленно стянул парик, снял очки, отклеил усы, бороду…

– Он женщина! – ахнула Матрена.

– Обман! – вскочила с дивана Тамара Владимировна.

– Квартира! – закричала Бурмакина. – Ее не купят? О! Нет!

Глава 34

– Пожалуйста, успокойтесь, – ровным голосом попросил Чеслав, – разберемся с вашей квартирой.

– Знакомьтесь, – предложила я, когда фальшивый Семен, взяв со стола салфетку, вытер лицо, – перед вами Софья Кошмарова.

– Я и подумать не могла, что женщин способна так ловко загримироваться, – запричитала Матрена.

– Если хотите измениться до неузнаваемости, иногда достаточно сменить цвет волос, прическу и водрузить на нос очки, – сказал Федор, – а уж усы с бородой вообще беспроигрышный вариант. Очень часто еще вставляют в глаза цветные линзы, меняют при помощи специальных вкладок форму щек, а на зубы накладывают штуку вроде коронок. И готово – была Соня, стал Сеня.

– Ну, еще природные данные, – подхватила я. – Софья коренастая, ширококостная, у нее достаточно низкий голос. Так почему, Соня, вы решили родить второго ребенка? А потом еще и третьего?

– Вам этого не понять, – тихо ответила женщина, – я очень любила Осипа. Дети – божий дар, аборт – убийство. Еще какие-то объяснения нужны?

– Но вы жили в тяжелых условиях, – продолжала я, – буквально лишней копейки в доме не было! Вам не приходило в голову броситься к матери в ноги, попроситься назад?

– Нет, – гордо вскинула голову Соня, – никогда! Мы бы справились.

– Но зачем еще двое детей? – пожал плечами Федор. – Неужели одного было мало?

Софья сгорбилась.

– Вы не поймете.

– Попробуй объяснить, – попросила я.

Кошмарова обхватила себя за плечи.

– Холодно.

Приходько взял с дивана один из пледов и набросил Кошмаровой на плечи.

– Спасибо, – шепнула Соня, – вы тут верно говорили, что я невысокого роста, похожа на кабачок, лицо некрасивое, руки вообще лучше прятать. Ну почему мне достались ладони-лопаты и пальцы-сардельки? У матери была нормальная внешность, а я!

– Большинство женщин не фотомодели, а живут счастливо, – не к месту вмешался Димон.

Соня неожиданно рассмеялась и повторила:

– Большинство женщин не фотомодели! Они нормальные, а я уродина. Никто никогда на меня внимания не обращал, ни разу я не ходила с мальчиком в кино. А Осип меня после дискотеки гулять повел, поцеловал и сказал: «Ты красивая, как утренняя заря!»

Мне стало до слез жаль Соню. Можно родиться серой мышкой и всегда находиться в центре внимания благодаря веселому характеру. А у Софьи невзрачная внешность ничем не компенсировалась.

– Одета я была хуже всех, – монотонно бубнила падчерица Венева, – на салон красоты денег не было, ну сколько бы еще Осип со мной прожил? А дети – гарантия стабильного брака.

– Вы полагали, что муж никогда не уйдет от матери своих отпрысков? – с изумлением спросил Димон. – Да такому, как Осип, стадо младенцев по барабану. Мошенник, мелкий воришка, лохотронщик, вы что, ему цены не знаете? Много он вам на хозяйство давал? Беспокоился о своем выводке?

– Неправда! – закричала Соня, сбрасывая шаль на пол. – Неправда!

Полковник поднял голову и гавкнул. Сержант стек на пол, подхватил зубами шерстяное одеяльце и залез на диван, втянув на него добычу.

– Осип замечательный, – сбавила тон Соня, – я ему верила! И сейчас верю. Он нас обожал!

– Но вы сами-то! – не утихал Коробок. – Неужели не понимали, что дети огромная ответственность. Нельзя их рожать, как кошка, бездумно. Впрочем, от киски дочки-сыночки через полгода после появления на свет убегают. А человеку надо чадо на ноги поставить, четверть века пройдет, пока птенец оперится! Как вы рассчитывали это сделать со своей нищенской зарплатой и нестабильным заработком Осипа? И где гарантия, что он третий раз не угодит за решетку?

– Дети – гарантия сохранности моей семьи, – отрубила Соня, – чем их больше, тем крепче я держу Осипа. Вот!

Димон оторопел, он явно не нашел никаких аргументов в ответ. А мне стало понятно: Софья патологически обожала мужа, боялась его потерять, вот и решила свить толстый канат, чтобы удержать Кошмарова навсегда. Это для нас он мелкий мошенник, уголовник и врун, а для нее Осип – лучший на свете человек, спецагент, герой. Если уж Соня вбивала себе нечто в голову, то верила в это вопреки всему. Кошмаров не смог помешать ни первой, ни второй ее беременности, потому что оказался за решеткой, странно, что он не протестовал против третьей малышки.

– Осип всегда говорил: дети от Бога, – продолжала Соня.

Я машинально кивнула. Ну да, а что еще говорить, когда, сидя за решеткой, узнаешь об интересном положении жены, которую невозможно уговорить при помощи писем пойти на аборт? Кошмаров хорошо изучил супругу, он не хотел терять свой шанс на получение богатства. Что же касается детей, полагаю, он не особенно задумывался об их будущем. Родились? Пусть растут!

– С мальчиками меня с третьего месяца тошнило, – неожиданно призналась Софья, – а с дочкой никаких признаков беременности не было, я до пятого месяца даже не подозревала, что жду ребенка! Аппетит отличный, не толстею, всяческие женские дни, как по расписанию, а потом бац, и живот!

– Случается, – кивнул Чеслав.

Я опять вздохнула. Вот вам и ответ, почему Осип не отправил жену на аборт. Муж и она не знали, что скоро вновь станут родителями.

– Да что вы понимаете! – закричала Софья. – Осип много думал о детях! Эта квартира! Здесь раньше жил педофил Владимир Русланов! Он убил много девочек, прямо тут! А Куклина жила и не мучилась! Чего меня о детях спрашиваете? У нее поинтересуйтесь, как ей спалось по ночам, а!

Тамара Владимировна прикрыла глаза рукой, Мотя прикусила губу, а я сказала:

– История Русланова давно поросла быльем. Ну какое отношение она имеет к Осипу?

Соня засмеялась.

– Муж хотел заработать денег, но контора ему разрешала использовать для жизни только то, что Осип заработает, прикидываясь преступником. Супругу нельзя было выпадать из легенды. Он искал путь вытащить нас из нищеты и набрел на эти хоромы.

Про апартаменты Русланова Осип узнал совершенно случайно во время отбытия второго срока. С ним в отряде оказался пожилой, но достаточно крепкий мужчина, который сел за домогательства к малолетней падчерице. Похотливый старикашка на воле работал адвокатом и всегда мог дать зэкам хороший совет, поэтому его не опустили и не били. Юрист составлял жалобы и другие бумаги. А еще в отряде сложилась традиция. Когда в бараке гас свет, местный авторитет лениво говорил: «Эй, ты, болтун, спой нам че-нибудь на сон».

И бывший адвокат заводил истории об уголовных делах. Про Русланова Осип услышав за неделю до освобождения и очень хорошо запомнил рассказ. Уже на воле муж стал рыться в Интернете, набрел на сайт фанатов преступников, увидел там объявление: «Куплю все, что имеет отношение к Владимиру Русланову, за любую цену», и вдруг сообразил: педофил, по словам адвоката, был арестован в своей квартире, той самой, где совершил все убийства. Что, если ее найти и предложить фанату? Комиссионные за сделку могут составить внушительную сумму.

Соня посмотрела на Чеслава.

– Разве это противозаконно?

Боссу пришлось ответить: «Нет».

Софья кивнула.

– Вот именно. С одной стороны, купля-продажа жилплощади разрешена официально. С другой, эта операция вполне ложилась в образ не совсем законопослушного гражданина, который контора навесила на Осипа. Со всех сторон получалось хорошо: к Кошмарову ни у кого не будет претензий, и он получит деньги для наших детей!

Федор щелкнул языком, а вдова зачастила дальше:

– Муж потратил не один месяц на разработку операции, сначала искал адрес Русланова, думаете, это было легко? Потом, когда он выяснил, где находится квартира маньяка, он прикинул, кто даст за нее больше денег.

– Было несколько претендентов? – удивилась я.

Соня усмехнулась.

– Трое! Причем одна из них женщина. В конце концов Осип отправился на свидание к потенциальному приобретателю, и тут случился облом. Представляете, этот гаденыш, желающий жить на площади убийцы, стал выпытывать у него адрес! Осип ему сказал: центр города, в квартире до сих пор живет вдова, там сохранилась мебель. Короче, рай. Но адрес и координаты вдовы Русланова вы получите после того, как переведете на мой счет процент за посредничество.

– Думаю, клиент отказался, – влез в беседу Федор.

– Идиот! – гаркнула Соня. – Он не поверил! Решил, что Осип его надуть хочет! Сволочь! Заявил моему мужу в лицо: «Я узнал про тебя правду! Ты сидел два раза! Жулик!»

– Я бы тоже этому типу денег не перевел, – хмыкнул Димон.

Я подпрыгнула на стуле.

– Знаю, что придумал Осип! К следующему покупателю он отправил… Семена, который как две капли воды походил на Игоря Венева, добропорядочного бизнесмена, владельца антикварного магазина. Сын Григория Игоревича не вызовет подозрений, ведь так? Раздобыть фальшивый паспорт такому фрукту, как Осип, раз плюнуть.

– Неправда! – вскочил Семен. – Я не имею ни малейшего отношения к этой истории. Я ювелир!

– Торгующий наркотой, – напомнил Приходько.

– Здорово все складывается, – сказала я, – полагаю, что Сеня терпеть не мог Григория Игоревича. Отец всегда отказывался принять сына Лилии Хватайки, для него родным был исключительно Игорь, и точка. Представляю, какая обида душила Семена, он жил в нищете, а у другого сыночка было все, что душа пожелает.

– Она врет! – завопил Сеня.

Приходько похлопал его по плечу.

– Ну, ну, остынь! Мы же знаем, что ты встречал Соню в детстве. Не надо так глупо подставляться.

– Детство сто лет назад было, – не успокаивался Хватайка.

– Мы дружили, – тихо сказала Соня.

– Брешешь! – возмутился Сеня.

Софья вскочила и уперлась кулаками в стол.

– Я брешу? Сколько раз мы встречались у Ирины, а? Я к ней за подачками от матери приходила, а ты на кухне всегда сидел, жрал, пил, с Романом телик глядел! Да я сразу про тебя вспомнила, когда Осип про облом рассказал. Это было моей идеей! Вы с братом неотличимо похожи, а мне нужны деньги для детей!

– А я говорю, не было этого! – взвизгнул Семен. – Мое слово против ее! Так-то!

Софья замерла, Семен сделал неприличный жест рукой, Кошмарова кинулась ко мне:

– Хочешь узнать всю-всю правду?

– Не верьте ей! – занервничал Хватайка. – Сейчас навалит три кучи лжи.

– Я никогда не вру! – патетически воскликнула Соня.

Семен захохотал, а я тихо сказала:

– Мне-то ты не постеснялась солгать.

– В чем же? – запальчиво спросила Софья. – Скажи!

– Пожалуйста, – согласилась я, – помнишь, мы встречались в центре города около похоронного бюро с названием «Приют» и слоганом «Будьте счастливы»?

– И что? – не поняла Соня.

– Я показала тебе фотографию и спросила: «Знаешь этого человека?» – продолжала я. – Ты тут же ответила: «Конечно, это Игорь Венев, он совершенно не изменился с момента нашей последней встречи». Я уточнила, когда вы пересекались, и услышала: «Не видела Игоря после моего ухода из дома». Но это ложь.

– Правда! – стояла на своем Соня.

– Упрямство и упорство похожие слова, но смысл у них разный, – назидательно заявил Приходько.

– Я никогда не лгу! – тихо повторила Соня.

– Игорь и Семен начали терять зрение примерно в одно время, – продолжила я, – очки надели тогда же. Если вы, покинув родной дом, не виделись с братом, то почему заявили, что он абсолютно не изменился? А оправа на носу?

Соня сцепила пальцы в замок.

– Я не лгу! Я не встречала Игоря, общалась только с Семеном! И потом, я рассказала вам о Хватайке.

Я начала понимать Григория Игоревича Венева, которого приемная дочь бесила своим ослиным упрямством, но решила не сдаваться.

– Но вы знали, что Игорь надел очки! А еще вы солгали про смерть Ирины Малышевой. Бывшая домработница и лучшая подруга Алевтины знала, что вы с Сеней видитесь регулярно, и могла сообщить о ваших неплохих отношениях. Но вам не пришло в голову попросить Семена тоже сказать о смерти Ирины, он очень удивился, услышав о кончине домработницы. Кстати, Ирина не обмолвилась ни словом о встречах Сени и Сони. Малышева вполне благополучна, она сыта, одета, обута, вот только очень тоскует. Вам не жаль старуху, которая так хорошо к вам относилась? Вы ни разу не приехали ее навестить.

– Она мне никто, – фыркнула Соня, – поломойка.

– Я очень занят, – заявил Семен, – не хочу лишний раз выходить из дома, пятиэтажку расселяют.

– Уже слышали это, – отмахнулся Федор.

– С какой стати мне таскаться в интернат? – взвилась Соня.

– Ни с какой, – почти шепотом ответил Димон, – нет статьи в Уголовном кодексе, наказывающей за неблагодарность.

– И еще, – продолжила я, – мы с вами беседовали у ритуального бюро, я подвезла вас до метро. Вы охотно рассказали о Сене, но ни разу не вспомнили о сберкнижке Осипа, его большой квартире. Не просили помочь вам встретиться с генералами-начальниками мужа. Вам уже не нужны деньги для детей? Или вы поняли, что супруг обманщик, узнали это давно, а перед нами в первую встречу ломали комедию?

– Вернемся к другим вопросам, – влез Федор, – Игорь Венев был убит «ручкой» Харитонова, той самой антикварной штуковиной, которую Роман Бубнов преподнес Алевтине в благодарность за помощь его матери. Жена Григория Игоревича передала хитроумный шприц дочери. Следовательно, Софья могла убить сводного брата!

– Она такая, – кивнул Семен, – без башни. Злая, как гюрза!

– Это он придумал! – завизжала Соня. – Знаете, что ему в голову взбрело? Сказал Осипу: «Венев все завещал Игорю. Если Григорий, Алевтина, Люба и Игорь помрут, я могу получить наследство. Потом мы его поделим!» Ирина дура! Устроила нам с Алевтиной свидание в своей квартире. Мать мне мешочек принесла. Там было несколько колец, каких-то левых, некондиция, хоть и антиквариат. Допустим, перстень с изумрудами, но у него один камень выпал, и его заменили сапфиром. Надо же было до такого додуматься! Испортили вещь.

Тамара Владимировна метнулась к секретеру и вытащила коробочку.

– Вот он! Я его в качестве аванса за квартиру от олигарха получила. Неужели оно ничего не стоит?

– Стоит, – скривилась Соня, – для таких, как вы. Кто хорошие деньги имеет, ни за что этот хлам не приобретет. Но для Куклиной сошло. Я матери сказала: «Что за дерьмо ты мне даришь? Перстень из-за плохой реставрации в цене сильно упал! Приволокла жемчужное ожерелье – оно умерло, бусины серые, без блеска! Дала браслет погнутый, серьги из разных пар!» А она мне: «Доченька, что у меня есть, то и дарю. Вот тебе ручка!» И давай про этого китаезу плести! Настоящая жена мусорщика! Брюлики с помойки! Изумруды из навоза! Китайский антиквариат! Шприц убийцы!

– Но вы взяли подарок? – спросил Федя.

– Пришлось, – поморщилась Соня, – мать сопли распустила, говорила, что чувствует приближение смерти, чушь несла. А ее истерику не только я слышала, оказывается, Сеня в комнате на диване лежал. Ну, не тупая ли Ирка? Никому про Хватайку не сказала, он и нагрел уши.

Глава 35

– Врет! – заорал Сеня. – Она все врет!

– Ирка жива, небось вспомнит, что ты в квартире был, – резонно заявила Соня.

– Ну я сидел там, – живо изменил показания Семен, – случайно зашел.

– Потом в Интернете порылся, почитал про Харитонова и к нам примчался, – зашипела Соня, – весь красный, потный, с порога заголосил: «Знаю, как их всех убрать! Давайте «ручку!» И что вышло? Сначала сестра Григория Игоревича померла!

– Зачем убирать алкоголичку, которая и так скоро до гробовой доски допьется? – не понял Коробок.

– Ну как же! – деловито пояснила Соня. – У нее дети есть. Да, Венев с ней не общался, очень злой на нее был, раз Любовь его не слушалась, родню побоку, наплевать, что сестре есть нечего. Но по закону она наследница. Если Веневы раньше Любки откинутся, пьяница имеет право на наследство, а если она в ящик сыграла до брата, какие проблемы? Любовь Игоревна покойница, тело кремировали, следов нет. Алевтина умерла, ее тоже кремировали. Вот с Игорем у Сени плохо получилось, у того аппендицит случился. Семен говорил, что с каждым использованием яд из «ручки» все дольше действует. Любовь скончалась через день, Алевтина спустя четверо суток, Игорь неделю продержался.

Хватайка побелел до синевы.

– Она сумасшедшая! Она врет!

Соня бросилась к Семену.

– Ты к нам не прибегал? Про Харитонова не говорил?

– Приходил, – кивнул ювелир, – и о Сяо Цзы все знал еще от Романа. Я хотел вас предупредить, что шприц очень опасная вещь, с ним надо крайне осторожно обращаться. А Осип решил действовать! Он «ручку» вытащил и сказал: «Шикарно. Попробуем ее на Любке».

Я подняла руку.

– Дайте слово вставить. Слушала я сейчас Софью с Семеном, и пришла мне в голову интересная мысль. Хватайка и Кошмаровы не могли доверять друг другу. Думаю, они не ходили по одному на убийство, а действовали сообща. Мальчик Павлик, который пытался всучить мне фальшивую рубашку Сергея Федулова, обронил одну фразу. Точно не помню, но он сказал, что не так давно вышел из офиса на улицу, глядь, от метро идут Игорь и незнакомая некрасивая женщина. Павлик очень удивился, но я не придала его словам значения. Но теперь понимаю, паренек заметил Сеню и Соню, они шли к Игорю. Зачем?

Сеня направил указательный палец на падчерицу Григория Игоревича.

– Это ее идея! Она позвонила Игорю и попросила о встрече, сказала: «Имею потрясающую вещь, антикварную ручку». Парень велел ей приехать вечером. Да, я с ней пошел, потому что доверия к ним с Осипом не имел. Но внутрь не заглянул, снаружи ждал. Сонька брату стило показала и вроде случайно его им ткнула. Игорь не знал, что это шприц маньяка, предложил не очень много денег, Софья обиду разыграла и ушла. Это она брата убила, я здесь ни при чем.

– Интересно, почему Игорь не сказал отцу о встрече? – спросил Федор.

– Не знаю, – ответила я, – может, побоялся, что тот его за контакт с Соней отругает. Мне интересно другое. Сеня, если ты не входил в кабинет к брату, то откуда знаешь, как там обстояло дело?

– А мне Сонька подробности сообщила, – вывернулся Сеня.

Софья вскочила и вцепилась ему в волосы.

– Врешь! Гаденыш!

– Помогите! – завизжал Семен.

Федор и Димон растащили парочку и посадили на разные диваны.

– Лиза, последняя жертва Сяо Цзы, та самая девушка, что обратилась к нам за помощью, ночью увидела сквозь дурман, как сожитель прикладывает к ее ноге «карандашик». Девушка сразу не скончалась, плохо ей стало почти через сутки, – сказал Чеслав, – то ли в шприце заканчивалась отрава, то ли она с течением времени теряла свою ядовитость, умервщляла не сразу, доза делалась меньше, но сохраняла свои свойства. Улику изучала эксперт, она взяла немного содержимого для анализа. Любовь умерла через двадцать четыре часа, Алевтина спустя пару суток, Венев продержался еще дольше. Думаю, шприц медленно терял, простите за малоподходящее слово, убойность. Не исключаю, что скоро он окончательно опустеет.

– Осип уничтожил Любовь и Алевтину, – заорал Семен, – а Сонька об этом знала и молчала! Она хотела получить деньги! И сама убрала брата.

– Да я понятия ни о чем не имела! – заголосила Софья. – Осип забрал «ручку», сказал: «Я сумею ее продать». Они с Семеном вдвоем пургу гнали! Я не ходила к Игорю! Это Сеня!

– Общение с бандитом наложило отпечаток на твою лексику, – неодобрительно отметил Коробок, – с кем поведешься, от того и наберешься. «Пургу гнали». Не стоит так выражаться девушке из приличной семьи, да еще художнице.

– А потом Семен убил Осипа! – заорала Соня. – Решил не делиться наследством!

– Она врет! – зарыдал Семен. – «Ручка»-то в их семье осталась. Мне ее не отдали. Чем угодно могу поклясться! Икону поцелую, что не лгу!

Софья засмеялась.

– Ну теперь понятно, что он брешет? Зачем мне убивать любимого мужа, отца своих детей, а? Я мечтала прожить с ним всю жизнь, а этот подарок лишил моих ребят кормильца. Хотите докажу, что Сенька убийца? Где вы нашли «ручку»? Под телом Ренаты! Кто сидел рядом? Семен! Что еще надо?

– Я не знал ничего о Ренате, – забился в истерике Сеня, – мне позвонили… я помчался в руины… там она. Впервые ее увидел… хотел помочь… поэтому нож выдернул! Правда!

– Врет! – взвизгнула Соня. – Он убийца!

– А ну вытяните руки вперед! – приказала я.

Сеня повиновался, а Софья спросила:

– Зачем?

Я повернулась к Чеславу:

– Незадолго до смерти у Ренаты появился новый клиент. Усатый, бородатый мужчина в очках пришел делать маникюр. Мастеру он показался приятным, правда, излишне любопытным, все выспрашивал про ее личную жизнь, рассматривал ее обручальное кольцо, интересовался мужем и даже попытался Ренату поцеловать. Васькиной пришлось громко сказать: «Я недавно вышла замуж и очень счастлива».

Клиент притих, записался на другой день, теперь он хотел сделать педикюр и явился в салон вовремя, а вот Рената приехала к нам, почувствовала себя плохо и очутилась в больнице.

По дороге в клинику Васькиной позвонила хозяйка салона Эра и отчитала ее. Одновременно владелица извинилась перед мужчиной, который зря приехал в салон, и предложила ему другого мастера. Усатый, бородатый, очкастый отказался и живо ушел. Маленькая деталь. Знаете, под каким именем он был записан к Ренате? Семен Хватайка. Я поговорила с владелицей салона, она узнала клиента на фото.

– Неправда! – завизжал незаконный сын Венева.

– Ага! Я же говорила! – обрадовалась Соня.

– А теперь посмотрите на их руки, – отчеканила я, – преступник всегда совершает ошибки, подчас откровенно глупые. Ногти Семена никогда не встречались с пилкой, у него все пальцы в заусенцах, а у Сони?

– Хороший маникюр, – воскликнула Тамара Владимировна, – кутикула аккуратно обработана, форма красивая.

– Верно, – кивнула я, – в нашу первую встречу с Кошмаровой я обратила внимание, что ее руки в образцовом порядке. Учитывая грязь и беспорядок в квартире, нищую одежду, самостоятельно постриженные волосы, отполированные ногти с бесцветным лаком выглядели странно, но я тогда особенно не думала о маникюре. Думаю, дело было так.

Осип два раза ходил на зону, в промежутке между посадками прошло не так уж много времени. Потом он вышел и влюбился в Ренату. Васькина красивая, милая, но очень глупая девушка. Еще она несовременна и без штампа в паспорте ни за что не соглашалась лечь с парнем в постель. Мужчины по своей природе охотники, ускользающая дичь их возбуждает. Осип превращается в Юсита Кошмарина и женится на Васькиной. Мошенник рассказывает второй супруге все ту же байку про спецагента и вполне доволен жизнью. Правда, в случае с Ренатой Кошмаров был более предусмотрителен, он категорически запрещает Васькиной даже думать о детях, сам следит за ее женским календарем.

Я перевела дух и продолжила:

– Соня не только патологически упряма, она мгновенно переходит от любви к ненависти. Представляю, какая буря поднялась в ее душе, когда она узнала, что супруг обзавелся любовницей. Ни одной женщине не понравится измена, но для Сони это был не просто неприятный факт биографии, а крушение мира. Кошмарова вмиг прозрела и поняла: Осип не имеет права на жизнь. Ее дети заслужили хорошую квартиру, игрушки, няню, а сама Сонечка кормила долгие годы овсом деревянную лошадь, ждала мужа с зоны, терпела лишения. Все это делалось ради любви и из-за благородной работы Осипа.

Коробок хмыкнул, я сердито на него покосилась.

– Соня обожала Осипа и не сомневалась, что он сотрудник ФСБ. Нет никого страшнее, чем женщина, которая поняла: ее долго водили за нос, а теперь еще и променяли на другую.

Пока Осип спал, сделать ему укол «ручкой» было несложно. Соня знала о квартире педофила, она взяла ноутбук Осипа, нашла там координаты Тамары Владимировны и, загримировавшись под Семена, явилась к пожилой даме с беседой. «Олигарх» очаровал Куклину, он показал ей в сотовом фото своих собак, а Куклина обожает животных. Осип-то приходил к старухам в своем естественном виде, преображался он лишь для покупателей, прикидывался Игорем Веневым.

– Где Соня взяла снимки? – задал на редкость глупый вопрос Приходько.

– Ты всерьез? – удивилась я. – Скачала из Интернета, щелкнула на улице. Когда мы были у вдовы дома, я спросила: «Где компьютер Кошмарова?» Соня ответила: «У нас на такие игрушки денег нет». Но на диване в груде барахла валялась флешка. Я скользнула по ней взглядом, но не акцентировала внимание. Вот только зачем нужна флешка тому, у кого нет компьютера? Моя вина, я не насторожилась, не стала искать ноутбук. У Сони был полный доступ ко всем делам мужа, у нее остался его комп. Но вернемся к Куклиной.

Фото собачек мгновенно убеждает Тамару Владимировну, что перед ней хороший человек, перстень в качестве залога ее успокаивает. Во всяком случае, рассказывая мне о встрече с «олигархом», Куклина говорит именно так. Она очень хочет, чтобы я забыла про историю с ее квартирой. А я сильно удивилась. До сей поры Тамара Владимировна не соглашалась переехать, почему вдруг изменила свое решение? Версия о возможности приходить в гости к новой хозяйке хором не выдерживала ни малейшей критики. Думаю, «олигарх», чью роль удачно исполнила Соня, напугал пожилую даму, заявив: «Либо вы продаете квартиру, либо я рассказываю всю правду про вас и Русланова». Ведь так?

Куклина заплакала, Димон заморгал.

– Погоди, Осип ей этого не говорил?

– Нет, – пояснила я, – иначе зачем бы ему понадобилось ставить звуковой киллер? Кошмаров не хотел, чтобы Куклина знала, кто приобретет апартаменты, боялся, что она сообразит, что фанат согласен на любую цену, взвинтит ее до небес, и тогда сделка лопнет. Люди подозревают других в том, на что способны сами. Осип, услышав про фаната Русланова, на месте Тамары Владимировны мигом увеличил бы стоимость хором раза этак в два. Поэтому он решил извести несговорчивую бабулю.

– Где он взял коробку с ультразвуком? – влез Приходько со своим вопросом.

– Купил на Горбушке, – отмахнулся Димон, – я этот ларек нашел, там можно любую штукенцию заказать, заплати – и космический корабль умельцы соорудят, наш народ талантлив. Этот бы талант да в мирных целях! Россия тогда впереди всего мира зашагает!

– А вот Соня учла психологию Куклиной, – перебила я хакера, – и запугала ее. Договорившись с Тамарой, Софья едет на встречу с покупателем, и тот соглашается на сделку. Девушка была в гриме, обожатель педофила проверил владельца антикварного магазина и ни в чем не усомнился. Зачем Соня едет к покупателю? Думаю, она просит его внести деньги в ячейку банка по его выбору, сообщает о готовности старух к сделке.

– Но глупо убивать Венева, не получив денег за посреднические услуги! – удивился Коробок. – Вдруг покупатель узнает о его смерти?

– Отнюдь, – не согласилась я, – Соня намерена сначала получить свою долю, а потом свести покупателя и Тамару Владимировну. Игорь не звезда шоу-бизнеса, о его смерти газеты кричать не станут. Пока до фаната дойдет весть о кончине Венева, сделка удачно завершится.

Но Соне этого мало, она хочет захапать все наследство Веневых. Старшая сестра Григория и Алевтина скончались, Игорь тоже в двух шагах от гибели. Остаются отчим и Семен. Но Григорий Игоревич очень удачно погибает от инфаркта.

– Его не отравили, – подтвердил Чеслав, – Венева подвело сердце. В этом случае никто не виноват.

Я не согласилась с шефом:

– Да, Григория Игоревича не успели уколоть «ручкой». Но у него сначала умерла сестра, пусть нелюбимая, но все равно, радости он не испытал. Потом ушла жена, за ней сын. Инфаркт был подготовлен чередой несчастий. В конце концов наследников осталось двое: Соня и Семен. Первая имела все законные права, второй мог отстоять свои интересы по суду. Значит, надо избавиться от Хватайки. И Соня придумывает, как ей кажется, гениальный ход. Надо убить Ренату и свалить вину за это на Семена.

Софья торопится в салон, записывается там под фамилией Хватайка и назойливо пристает к мастеру, ведет себя нагло, хочет, чтобы другие заметили интерес клиента к Ренате. Кошмарова планирует в следующий визит открыто уколоть Васькину «ручкой» и убежать. Рената пожалуется хозяйке салона, и какие мысли появятся в голове у Эры после смерти Васькиной? Она должна вспомнить хамоватого клиента Хватайку.

– Не безупречный план, – бормотнул Приходько.

– Уж какой есть! – фыркнула я. – Правда, это всего лишь мои догадки. Но Соне не везет, Васькина из нашего офиса поехала не домой, а в больницу. И уж совершенно точно Кошмарова не предполагала, что она ринется на поиски супруга. Соня понятия не имела о магическом числе, которое каждый месяц отмечали Рената и Осип.

Надо отдать должное Соне. Услышав адрес клиники, она моментально составила план. Знаете, что ей помогло? Эра позвонила Васькиной из своего кабинета, расположенного возле рабочей комнаты косметолога. Соня выслушала извинения владелицы салона, вышла в коридорчик и увидела в кабинете рядом белый халат, шапочку и стетоскоп. Эра приказывает косметологам носить форменную одежду врача, это вызывает доверие у посетителей. Стетоскоп тоже необходимая вещь, в салоне делают процедуры водорослевого обертывания, они категорически противопоказаны гипертоникам, так как могут спровоцировать скачки давления. Поэтому перед началом манипуляций клиентов всегда проверяют при помощи тонометра.

Софья хватает халат и прочие причиндалы, заталкивает в сумку и торопится в больницу, врач не вызовет в коридорах клиники ни малейшего удивления. И тут у нее начинается полоса везения. Я бегаю по кабинетам, пытаясь получить талон, Приходько уходит за водой, Рената сидит на диване и видит… своего клиента, который, вот радость, оказался доктором! Все сложилось для Сони лучше некуда, на ресепшн новая сотрудница, она не знает еще весь персонал в лицо. Софья уводит Ренату, привозит в парк, где часто играла в детстве, и…

– Стой! – воскликнул Федор – Но почему Васькина идет с врачом в парк?

Я посмотрела на Соню.

– Поправь, если я ошибусь. Едва вы вышли во двор, Ренате стало плохо, правда? Она лишилась чувств? А ты заранее наняла машину? Такси с кавказцем за рулем? Думаю, за деньги тот согласился помочь бородатому парню дотащить полуживую девушку до развалин. Шоферы-гастарбайтеры никогда не пойдут в милицию, они работают нелегально и не лезут в чужие дела. Что ты наплела водителю? Беременной жене нужен свежий воздух? Ей лучше посидеть в удаленном уголке парка? Ты уколола Ренату? Не шприцем! Ввела ей снотворное, зная, что «ручка» сработает не сразу. Софья надеялась, что в руины никто не заглянет, Рената спит в наркозе. Кошмарова связывает ей руки-ноги и едет к Хватайке домой, бросает в мусорное ведро халат, стетоскоп и шапочку. Почему она делает перерыв на ночь? Ну надо же дать мне время найти Семена! Утром Соня звонит ему, она знает, что ювелир промышляет продажей опиума. Ведь так?

– Точно, – выпалил Семен, – Осип у меня товар брал, но, подчеркиваю, это не наркота!

– Да слышали сто раз, – отмахнулась я, – прекрати петь про безобидную успокаивающую вытяжку из мака. Надоело. Сейчас нас интересует не опиум, а то, что Соня в курсе твоей деятельности. А еще она знает, что ты моментально полетишь к покупателю, развалины тебя не смутят. Ну-ка, Семен, скажи, сколько раз звонил тебе оптовик?

Хватайка заморгал и начал загибать пальцы.

– Звякнул домой, я поехал. Вышел из метро, он снова звонит, типа ты где. Затем снова затрезвонил, когда я уже по парку шел, я сказал ему: «Не дергайся. Буду через пять минут».

– Так я и думала! – кивнула я. – Едва Соня услышала, что Хватайка рядом, она воткнула нож Ренате в сонную артерию и убежала. Сеня спустился в подвал, чуть не умер от ужаса и сделал классическую ошибку обывателя: выдернул нож из раны, чтобы помочь несчастной.

– Софья здорово рисковала, – остановил меня Федор, – все могло сложиться не так, как ей хотелось. Халат в ведре мог сгинуть в мусоре, Хватайка не поехал бы к покупателю, мы бы не заинтересовались Семеном.

Я погладила Полковника, который подсунул голову под мою руку.

– Да, рисковала, но Софья умело вела игру. Когда мы с Приходько явились к ней, Кошмарова сразу поняла, что мы занимаемся расследованием смерти Осипа, и не моргнув глазом изобразила убитую горем вдову. Она ждала прихода милиции, знала: Осип скоро умрет и его смерть вызовет вопросы. И очень элегантно сдала мне Семена, прямо вложила в руки его адрес, рассчитывая, что я помчусь к нему. Мы встретились с ней на пороге похоронной конторы, вот только Кошмарова там гроб не заказывала. Она успела спрятать Ренату в парке, навела меня на Сеню и ушла, рассчитывая, что вечера нам на поиски Хватайки хватит, утром я поспешу к Семену и увижу мусор, ведро стоит прямо перед дверью. И по логике вещей нам следовало проследить за Семеном.

– Очень большой риск, – не успокаивался Федор, – все висело на волоске.

– Но ей все почти удалось, – напомнила я, – Сеню мы застали в подвале у теплого тела с ножом в руке. Думаю, если бы я не поехала к Хватайке, Сонечка нашла бы другой способ навести нас на след. Просто позвонила бы мне и, изменив голос, рассказала про Семена. Ведь так?

– Ложь! Чушь! – ожила Кошмарова. – У тебя больная фантазия! Всех убил Семен! Я готова дать показания в суде! Слышала сама, как он рассказывал Осипу о смерти Любы и Алевтины! Я главный свидетель. И «ручка»! Она лежала под телом Ренаты! Семен ее уронил на месте преступления! Вы его нашли с ножом в руках.

– Нет! – завизжал Хватайка. – Нет! Это она убийца.

– Господи, – перекрестилась Куклина, – ну и люди встречаются!

– Заткнись, – затопала ногами Софья, – вспомни про своего мужа и захлопни пасть! Сволочь! Все из-за тебя!

– Из-за меня? – ахнула Куклина. – Почему?

– Кто за педофила замуж вышел и в свой дом его привел? – зло захохотала Соня. – Из-за кого девочки погибли? Русланов бы никого не убил, не имей он тихого гнездышка. Твоя вина!

Тамара Владимировна схватилась за голову, собаки с лаем кинулись на Соню, Мотя обняла соседку и запричитала:

– Забудь скорей злые слова.

– Вот сволочь! – взвизгнул Семен. – Видите, она какая!

– Молчать, – спокойно сказал Чеслав, – всем!

Наш шеф обладает даром произносить фразу так, что ему моментально подчиняются. В бывшем бальном зале стало очень тихо, даже собаки перестали лаять.

Чеслав повернулся к Соне.

– Вы утверждаете, что не отвозили Ренату в развалины?

– Конечно нет! – ответила Кошмарова. – Во всем виноват Семен.

– Но у вас на руках свежий маникюр, а у него пальцы с заусенцами! – вмешалась я.

Чеслав поднял руку.

– Тихо. Про полированные ногти мы уже знаем. Софья, вы не были около тела Васькиной?

– Нет! – отрезала вдова.

– Подумайте, – попросил Чеслав, – насколько я понял, у вас совсем не обширный гардероб.

– Какое отношение к делу имеет моя одежда? – вспыхнула Соня.

– Зарезать ножом человека и не запачкаться трудно, – пояснил босс, – понятное дело, кофточку можно постирать, но на ней все равно останутся следы, они не различимы человеческому глазу, но хорошо заметны эксперту. А на подошве ваших туфель могли остаться…

– Я там не была! – перебила Чеслава Соня. – Не видела я Ренату! Вообще не знаю, кто она такая.

Коробок хмыкнул:

– Упрямство до добра не доводит, Софья, проявите хоть каплю благоразумия!

– Я там не была! – настойчиво повторяла вдова.

– Труп не видели? – прищурился Чеслав.

– Не видела, – подтвердила Кошмарова.

– Откуда вы тогда знаете, что «ручка» Сяо Цзы лежала под телом Васькиной? – поинтересовался босс. – Не около него, не в отдалении, а именно под несчастной Васькиной, а? Откуда вам известно, что шприц Харитонова вообще находился на месте преступления? Вы там не были, а мы вам подробностей не сообщали!

Софья сделала судорожный вдох, моргнула, выдохнула и ответила:

– Я там не была. Все лгут!

Эпилог

Спустя неделю мы с Коробком сидели в офисе в странном для себя состоянии ничегонеделанья.

– Не знаешь, куда подевался Чеслав? – спросила я, косясь на работающий телевизор, который демонстрировал популярное шоу.

– Понятия не имею, – зевнул Димон, – может, он присматривает за процессом закладки денег в ячейку банка. Вообще-то он молодец! Ухитрился за считаные дни найти покупателя на апартаменты старух, и сегодня новый владелец хорóм расстается с большой суммой. Наверное, Мотя рыдает от счастья, да и Тамаре Владимировне лучше уехать в другое место, где не бродит призрак Русланова.

– Наверное, ты прав, – вздохнула я, – вспоминать родителей можно где угодно. Бедная Куклина, ее ведь держали в квартире не столько мысли о счастливом прошлом, сколько страх. Тамара Владимировна была не прочь уехать из центра в зеленый новый район, но боялась, что риелторская контора, проверяя ее прежнюю жилплощадь, может случайно докопаться до истории с педофилом. Хотя, ей-богу, не понимаю, что тут для Куклиной позорного. Она ни малейшего отношения к преступлениям не имела, чего бояться?

Димон протянул руку и включил чайник.

– Старая советская закалка. Это сейчас люди спокойно признаются, что по молодости и глупости когда-то сидели за решеткой, не скрывают татуировок на теле и даже гордятся родством с криминальными авторитетами. Но Куклина воспитывалась в другие времена, замуж за Русланова вышла в годы застоя, а тогда все обстояло по-иному. От жены преступника, пусть даже и бывшей, ни в чем не замешанной гражданки, мигом бы отвернулись все: приятели, соседи, коллеги по работе. А еще ее мучило чувство вины за то, что не смогла понять, с кем живет, не остановила педофила. Страх превратился в фобию, Тамара Владимировна стала чувствовать себя неполноценной, ущербной, она очень боялась, что правда вылезет наружу и ее будут громко осуждать. Сейчас нарыв вскрылся, мы узнали про Русланова, и ничего ужасного с Куклиной не случилось, надеюсь, в новых стенах ей будет уютно и спокойно.

– Тебе следовало стать психологом, – улыбнулась я, – нам как раз в бригаде не хватает профайлера[9].

– Иногда я становлюсь в тупик и не понимаю, чем руководствовался человек, совершая тот или иной поступок, до профайлера мне как до луны, – серьезно ответил Димон. – Вот, например, почему Осип, когда мы его задержали, сразу сказал, что его нанял Игорь Венев, а?

Я с удивлением посмотрела на Коробка.

– Неужели не понятно? В деле замешан Семен, который как две капли воды похож на единокровного брата. Игоря уже укололи, Кошмаров знал, что дни младшего Венева сочтены, но вот чего он не подозревал, так это что ему самому тоже осталось жить недолго. Осип не хочет в третий раз за решетку, он сваливает вину на Игоря. Парень вот-вот умрет, и концы в воду. Думаю, таков был ход мыслей мошенника. Или он растерялся при виде нас и ляпнул первое, что пришло в голову.

– М-да, – крякнул Димон, – профайлер нам бы точно не помешал. Думаю, Осип хотел изобразить перед нами честного посредника, вот и проявил «открытость», назвал имя Игоря. Хотя не исключено, что и ты права. Мне во всей этой истории жаль детей Сони, их отправят в приют.

Я кивнула.

– К сожалению, вместе с преступниками несут наказание и их отпрыски. Мать попадает за решетку, а ребятишки оказываются на гособеспечении, если, конечно, у них нет родственников, готовых взвалить на свои плечи ответственность за детей. Софья рассказала, как узнала о связи Осипа с Ренатой? Что-то я не помню этого момента.

Димон чуть уменьшил громкость телика.

– «Спецагент» прокололся на элементарной ерунде. Он получал от Васькиной смс и тут же стирал их, и вообще старался не оставлять свой мобильный без присмотра, всегда выключал его на ночь. Но один раз поставил сотовый на зарядку и заснул. А Соня встала к заплакавшей дочке и увидела, что экран мобилы мигает, Кошмаров вместо кнопки выключения случайно нажал ту, что активирует режим «без звука». Софье стало любопытно, кто ее мужу ночью сообщения шлет, вдруг с работы нечто крайне важное?

– Представляю ее состояние после прочтения объяснений в любви от Ренаты, – мрачно сказала я, – дальше дело техники, она просто проследила за мужем. Не мог бы ты выключить телик?

Коробок кивнул в сторону экрана.

– Видишь этого кабана?

– Актера, который изображает милиционера? – хмыкнула я. – У него плохо получается. Ну почему режиссер шоу считает зрителей идиотами, способными проглотить любое телеварево? Неужели нельзя было позвать в эфир настоящего милицейского начальника!

Димон скривился.

– Он всамделишный. Я отлично его знаю, сталкивались пару раз.

Я поразилась:

– Врешь! Посмотри, у него на пальцах три золотые печатки и часы дорогущие, ментовского оклада на такое не хватит. Он что, дурак? Или ничего не боится, поэтому сел перед камерой, обвесившись дорогими вещами?

– Идиот, – абсолютно серьезно ответил Коробок, – и всегда несет чушь.

– Похож на хряка, – вздохнула я, – сколько ему лет?

– Чуть больше сорока, – пояснил хакер, – женат на дочери ну очень чиновного человека, тот зятю карьеру выстилает. Ну-ка, послушаем, о чем соловей каркает.

Димон схватил пульт, в кабинете зазвучал уверенный бас:

– Уж так обсасывали этот вопрос, что странно, зачем его в своей передаче снова обсосать захотели. Что касается вопроса, то я могу его прояснить путем объяснения. Милиционер прибежал не тогда, когда начали избивать потерпевшего, а когда потерпевший стал давать сдачи нападавшему и был ошибочно принят сержантом за нападавшего, а не потерпевшего. Не надо сосать одни глупые ситуации! Да, наш сотрудник припозднился, торопясь к месту избиения, но потерпевшему следовало быть потерпевшим, а не превращаться в нападавшего путем дачи сдачи. Если ты даешь отпор, то сам делаешься стороной нападения. Это ж ясно!

– Постойте! – остановил златоуста ведущий шоу. – Значит, если меня в темном углу начнут бить, я не должен отбиваться? Надо лечь на землю и ждать приезда патруля?

Милиционер поднял толстый, украшенный печаткой палец.

– Вот именно. Иначе возникает путаница с определением пострадавшего. Не мешайте работе органов, сидите тихо, и вас никогда не обвинят.

– Минуточку, но пока милиция приедет, меня убьют! – возмутился ведущий.

– Всех последствий нельзя учесть, – кивнул мент, – но не надо провокаций, не следует сейчас поворачивать вопрос так, что сотрудники не спешат на помощь налогоплательщикам. Они гонятся за секундой минутой. Почему телевизор всегда сообщает страшное про милицию? Несправедливость вашей оценки возмущает, лучше говорить пореже, но почаще правду. Вернемся на десять лет. Плохо тогда было? Сейчас можно признать: очень. А на данный момент процент довольного населения резко пошел вверх по отношению к дроби сердито возмущенных милицией. Имею живой пример, вот тут мне справочку подготовили, желаю ее зачитать добуквенно. Кха, кха. Итак. Некоторое время назад в орган районного отделения обратилась гражданка Л, у которой из домашней ванны во время похода в магазин за сметаной украли десятичасового младенца по имени Пиркумкакель!

– Офигеть! – захихикал Димон.

Я замерла с вытаращенными глазами. Действительно офигеть! Неужели это правда? Я не ослышалась?

– Наши сотрудники оперативно нашли Пиркумкакеля, – говорил милиционер, – вернули ребенка счастливой матери, о чем в специально составленной анкете имеется стопроцентно положительная оценка. Вот можете удостовериться в личной подписи Пиркумкакеля! Он тоже подтверждает свое счастливое избавление и благодарит состав российской милиции.

– Десятичасовой младенец умеет писать? – с самым серьезным видом спросил ведущий.

– Вы ж знаете современных детей, – отмахнулся начальник, – они появляются на свет с компьютером в зубах.

– Ну такого пассажа я от него не ожидал, – захохотал Димон.

Я старалась прийти в себя. А ведь «кабан» не врет, в нашу квартиру звонил юноша в форме, представлялся человеком из центра по изучению… э… не помню… что-то связанное с улучшением работы милиции, и я заполнила анкету, поставила крестик в какой-то графе и расписалась.

– Телик смотрите? – спросил Федор, входя в кабинет.

Сегодня Приходько был одет в темный костюм и светлую рубашку с галстуком, он почему-то показался мне намного старше, чем вчера, взгляд у практиканта потерял наивность, а на лице больше не играла дурашливая улыбка.

– Чеслава ждем, – ответил Димон, – он задерживается.

– Он не придет, – неожиданно сказал Федор, – ни сегодня, ни завтра.

– Отпуск взял? – поразилась я. – Почему нам ничего не сказал?

Приходько сел за стол.

– Чеслав больше не шеф нашей бригады, он переведен в другое место.

– Какое? Почему? – одновременно спросили мы с Димоном. – А кто вместо него? Что случилось?

Федор откинулся на спинку кресла.

– Ребята, простите за глупый спектакль. Прикинуться практикантом не моя идея, мне велели познакомиться с вами, так сказать, изнутри. Чеслав говорил, что вы суперпрофи, рад, что он был прав. Теперь ваш босс я.

– Ты? – подпрыгнула я. – Со своей идиотской спиной?

Приходько засмеялся.

– Как тебя злили слова: «Спиной чую»! Я все ждал: ну когда ты туповатого практиканта по лбу треснешь?!

Второй раз за последние полчаса я потеряла дар речи. Федор будет нашим шефом?

– Куда перевели Чеса? – тихо спросил Димон.

Приходько чуть наклонил голову.

– Не знаю. Зато могу рассказать другое: бригада расширится, с понедельника придут новые сотрудники. Дмитрий будет начальником техотдела, Татьяна – руководителем оперативно-следственной части. Это серьезное карьерное повышение, не скрою, я рекомендовал вас, уж не подведите, ребята.

– Я не умею командовать людьми, – испугалась я.

– Научишься, – не моргнул глазом Приходько.

– Не хочу сидеть в офисе, мне нравится работать в поле, – заныла я.

– Никто у тебя практики не отберет, – пообещал Приходько, – идите домой, отдыхайте субботу с воскресеньем, в понедельник в девять утра жду… Да, чуть не забыл! Татьяна, поскольку ты теперь босс, то тебе присвоен номер.

– Номер? – озадаченно повторила я. – Какой такой номер?

– Будешь подписывать необходимые бумаги как агент ноль тринадцать, – объявил Федор. – Ну, пока, ребята!

В полном недоумении я выскочила в коридор и спросила у последовавшего за мной Димона:

– Агент ноль тринадцать? Это глупая шутка Приходько?

– Не знаю, – хмыкнул Коробок, – вообще-то он произнес это с очень серьезным видом.

– Мне не нравится цифра, – закапризничала я, – тринадцать не самое хорошее число!

– Боюсь, счастливое сочетание ноль ноль семь уже застолбил Джеймс Бонд, – без тени улыбки объявил хакер. – Таняша, главное, сохраняй спокойствие, у нас впервые за долгое время время два выходных дня!

Мы с Димоном вышли на улицу.

– Давай по мороженому купим? – неожиданно предложил Коробок и потащил меня к ларьку.

Когда мы очутились у витрины, я осторожно спросила:

– Ты привел меня сюда, потому что не хотел обсуждать проблему ни в офисе, ни в машине?

Димон кивнул.

– Я найду Чеса, мы были вместе много лет и не можем вот так расстаться.

– Это нарушение служебных правил, – вздохнула я, – поверь, я очень хочу знать, где мой муж, но сижу тихо. Кстати, ты мне подсунул на днях записку со словами: «О Марте и Гри ни слова. Потом поговорим». Что ты хотел мне сказать?

Коробок замялся.

– Ну… в общем, одна птичка нашептала мне, что они не скоро вернутся. Или вообще никогда не вернутся.

– Понятно, – кивнула я.

– Не надо лелеять несбыточные надежды, – продолжал Димон, – наверное, с тобой скоро откровенно побеседуют и покажут свидетельство о смерти Гри. Не верь, он не умер, но к тебе уже не вернется, у него другие имя, фамилия и биография, в ней нет жены Татьяны Сергеевой. Понимаю, тебе неприятно слышать это, может, было бы лучше, если б ты считала мужа погибшим? Но я почему-то подумал, что правда важнее.

Я постаралась не заплакать.

– Ценю твой безрассудный поступок. Никогда не подам вида, что мне известно истинное положение дел и…

Договорить мне не дал звонок телефона. Коробок достал трубку.

– Ага… да ну? И как это у тебя получилось? Ладно, сейчас приеду, и ты покажешь.

Хакер сунул трубку в карман и резко сменил тему разговора:

– Это Лапуля. Она потренировалась и научилась давить яйцо в ладонях. Просит по дороге купить пару десятков яиц, потому что в супермаркете у дома их нет.

Мне вдруг стало смешно.

– Она все скупила и разбила!

– Похоже на то, – усмехнулся Димон.

– Вот дурочка из переулочка, – засмеялась я.

Коробок неожиданно забеспокоился:

– Согласен, Лапуля иногда туманно высказывается и совершает странные поступки, но она милая и отлично готовит. Кстати, Тань, сколько ног у броненосца?

– Ну сколько можно задавать глупый вопрос? – рассердилась я. – Отлично помню эту загадку. У броненосца две передние лапы, две задние, две левые, две правые, итого восемь!

– Нет, – ухмыльнулся Коробок, – четыре!

– Как? – возмутилась я. – Две спереди, пара сзади, по две штуки слева и справа! Восемь!

Димон погладил меня по голове.

– Ладно, пусть будет по-твоему, не стану спорить. Зато теперь у меня всегда есть повод для веселья. Спрошу тебя про броненосца, и готово, улыбка до ушей!

Я влезла в машину и застегнула ремень безопасности. У броненосца восемь лап. Коробку не удастся сбить меня с толку. Но хорошо, что у Димона теперь есть повод для улыбок. Ведь улыбка – это возможность изменить свою внешность безо всяких пластических операций, самый простой способ стать красивым.

body
section id="n_2"
section id="n_3"
section id="n_4"
section id="n_5"
section id="n_6"
section id="n_7"
section id="n_8"
section id="n_9"
em