Археологическая экспедиция, работающая в Пермском крае, разбудила в гробнице Стража богов — Смертного стража — творение загадочной цивилизации Древних. Вместе с исследовательницей Дамирой Смертный страж оказывается в Южной Америке, где их ждут опасности и головокружительные приключения. Одновременно главный герой Еремей Варнак обнаруживает, что в природе вокруг просыпается лесная «нечисть» — русалки, лешие, оборотни. Не ждут ли они грядущего пробуждения Древних — своих создателей в незапамятные времена? И что принесет с собой это пробуждение человечеству? Еремей осознает, что разгадка таинственных знаков Древних и решение экологических проблем в русской провинции — одна задача. Между тем таинственными силами активно интересуется Орден Десяти Заповедей — международная христианская организация, занимающаяся фундаментальными проблемами науки.

Александр Прозоров

Воля смертных

Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё — суета и томление духа! Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать!

Еккл. Гл.1 ст. 14–15

Пролог

Толстые гранитные стены древнего альпийского замка никогда в своей истории не знали отопления. Двух-, а местами и трехметровый монолит камня и замешанной на курином белке извести хранил в себе тепло так надежно, что внутри древнего строения не ощущалось перемен не то что между ночью или днем, но и между знойным летом и снежной зимой. Впрочем, даже попытайся кто-нибудь натопить комнаты до комфортных людям температур — упрямые стены наверняка взяли бы свое, и тут же поглотили лишнее тепло, вернув привычную легкую прохладу, вынуждающую обитателей носить круглый год свитера и теплые носки, а спать — под ватными одеялами.

Однако монахи ордена Девяти Заповедей не роптали. Что неприятно человеку, то крайне полезно для чувствительной аппаратуры атомных часов, детекторов жесткого излучения и оптики, для иного высокоточного оборудования многочисленных лабораторий. Именно ради стабильности всех параметров окружающей среды капитул христианского ордена, находящегося под покровительством пророка Экклезиаста, и пошел на расходы, связанные с приобретением и ремонтом древнего замка, стоящего на отшибе от торных путей. В радиусе сорока километров от него не было ни железных дорог, ни оживленных автострад, и только дважды в сутки идущий рейсом на Мартинью самолет проносился над средневековыми башнями, внося регулярную сумятицу в показания тончайше отъюстированных приборов.

Было в расположении замка еще одно весомое преимущество. В окрестных деревнях, давно утративших былую многолюдность, ордену удавалось размещать своих гостей и послушников недорого и с достаточным комфортом. Ведь многие из них имели семьи, растили детей. Орден, много веков назад провозгласивший целью познание Замысла Божьего, не требовал от своих последователей соблюдения целибата.

Архаика, почти не тронутая современной цивилизацией, тишина и покой внутренних покоев, древняя кладка из крупного, грубо колотого камня — все это само по себе создавало в келье настоятеля монастыря ауру мрачной мистической таинственности и сверхъестественного могущества. Хотя на самом деле плотная ряса с глубоким капюшоном всего лишь спасала настоятеля от замковой прохлады; полумрак, в котором единственным светлым пятном был письменный стол с клавиатурой и раскрытой тетрадью — являлся данью моде на экономию электроэнергии, захлестнувшей Европу в последние годы; а сам Курт Эйзель, профессор Оксфордского университета и обладатель сразу нескольких докторских степеней по геологии и геофизике, почетный член-корреспондент шести естественнонаучных академий, не нуждался ни в каких дополнительных уловках, чтобы вызвать уважение к своей личности.

Наполнявший келью сумрак был удобен обоим собеседникам, упрятывая лица и позволяя особо не беспокоиться о том, выдает мимика их истинное отношение к звучащим словам или успешно его скрывает.

— Надеюсь, брат мой Кристофер, случившееся с вами нежданное приключение не сильно отвлекло вас от основной цели вашей поездки? — поинтересовался настоятель обители, водя компьютерной «мышкой» по столешнице. Что при этом высвечивалось на экране, Кристофер Истланд видеть не мог. Возможно, профессор торопливо открывал ведомости и накладные, а может статься — доигрывал начатую накануне «стратегию» с магами и драконами.

— Я полагаю, добиться основной цели мне удалось, брат мой, — ответил монах. — Дмитрий ученый молодой, увлеченный, искренне желающий выбросить теорию относительности на свалку истории. Он и без нашего поощрения приложил немало сил к развитию баллистической теории Ритца, и его больше смущало то, что работает он фактически только для себя, «в стол», так сказать. Он не мог ни опубликовать своих работ, ни вступить в открытые диспуты по поводу правильности расчетов и выводов. Одно только мое предложение публикации само по себе заставит его активно работать над этой темой. А после того, как он получит первые гонорары, как испытает ощутимую материальную поддержку от своей деятельности — он неизбежно начнет тратить больше своего времени на проработку нужной нам темы. От аванса он, к сожалению, отказался… Но ведь у меня, брат Курт, и не было задачи сунуть его в мешок и привезти в наши казематы. Целью ордена является привлечение лучших специалистов-теоретиков к глубокой проработке теории Ритца. Дмитрий согласился на сотрудничество и уже в ближайшие дни обещал прислать развернутую статью для публикации в нашем «Вестнике». Если он будет работать у себя в стране, а не в нашем кантоне, орден получит тот же результат без дополнительных расходов.

— Что же, — щелкнул «мышкой» настоятель, — подождем публикации. Тогда и придет время делать выводы. Ну, а в отношении всех прочих фактов из вашей докладной — должен сказать, воспринимаются они братьями, имеющими отношение к истории и биологии, очень и очень настороженно. И это я, брат Кристофер, выразился довольно мягко.

— Хотел бы напомнить, профессор, что изначально инициатива спонсировать глубокие исторические раскопки в Пермском крае исходила не от меня. Я всего лишь был проинформирован общим порядком, что в России нашлись желающие отступить от светского обязательства археологов исследовать в тамошних землях только и исключительно земляные городища и более молодые памятники культуры. У ордена появился шанс вскрыть каменные могильники древней эпохи и получить неизвестные ранее факты. Собственно, вся моя роль свелась к доставке сюда той самой информации, которую желал получить орден Экклезиаста. Я оказался рядом чисто случайно, в силу стечения обстоятельств, и всего лишь соблюдал интересы христианской веры и нашего братства. Я понимаю, обнаруженные факты весьма резко отличаются от того, что привыкли изучать историки. Но разве то, что факты кажутся безумными и бредовыми, является их опровержением?

— Спасибо, брат, я помню наш устав, — кивнул настоятель. — Любое найденное орденом Девяти Заповедей знание, позволяющее ярче раскрыть полноту и глубину божьего Замысла, должно считаться истинным, если не доказаны ошибки монаха при получении знания, либо если оно не объясняется точнее и проще, исходя из иного опыта и знания ордена.

— Иного знания, соприкасающегося с этой темой, на сегодня просто не существует! — уверенно ответил Кристофер Истланд.

— Вот тут вы ошибаетесь, друг мой, глубоко ошибаетесь. — Настоятель оставил «мышку» и откинулся на спинку кресла, совершенно растворившись в темноте. — Итак, брат мой Кристофер, из вашей докладной записки следует, что вся человеческая раса была создана некими богами примерно сто тысяч лет назад. Многие из этих богов погрузились в анабиоз, опасаясь тягот войны, вызвавшей в итоге нечто, похожее на ядерную зиму, которую мы считаем Великим оледенением. Более того, для охраны своих могильников эти боги создали существ, способности которых превышают все мыслимые для нас пределы. И вы с этими существами благополучно общались.

— Вы намерены обвинить меня во лжи? — сухо поинтересовался Кристофер Истланд.

— Ну, что вы, друг мой! — искренне удивился настоятель. — Мне легче поверить в реальное существование богини Гекаты, нежели в то, что кто-то из монахов нашего ордена примется сознательно лгать. Ведь мы служим Господу, создавшему наш мир и нас самих по образу и подобию своему, а не гонимся за славой или повышенными гонорарами. Если бы вы хотели солгать, вы обратились бы на телевидение, а не утопили свою тайну в наших архивах. Служители Бога не лгут. Поэтому, брат мой, давайте не станем придумывать обиды, а поговорим серьезно. Хорошо?

— Простите, настоятель, — склонил голову Истланд. — Найденные мною факты столь неожиданны, что я и сам верю себе с трудом.

— Что же, тем лучше. Вам будет легче понять озабоченность ордена. Однако обсудим возникшие вопросы по пунктам. Первый. Проще всего нашим братьям было бы доказать, что собранные вами факты ошибочны. И они попытались это сделать, ибо вы указали, что одно из странных существ, обликом и подобием близких людям, отправилось с получательницей нашего гранта в Перу. Это оказалось не просто правдой, но еще одним невероятным эпизодом исследования. Существо, называемое вами «привратник», было объявлено там в розыск по обвинению в наркоторговле и грабежах с применением гипноза. И несмотря на то, что для его задержания использовались силы специальных отрядов с опытом боевых действий против наркокартелей, а в дальнейшем привлечены и силы армии, задержать привратника им не удалось. Причем они понесли потери в два десятка человек и два бронеавтомобиля. Сам же привратник, по отдельным сообщениям, был убит, смерть его надлежащим образом констатировали — после чего он неожиданно ожил и успешно продолжил схватку с полицией.

— Они были всего лишь смертными, — сочувствующе пожал плечами Истланд.

— На этом вопрос с вашими личными заблуждениями был закрыт, брат мой. Обнаруженные сведения в любом случае являются неожиданными, интересными, и если мы желаем познать всю полноту Божьего замысла, орден Девяти Заповедей просто обязан досконально разобраться со всеми деталями Его творения.

Успокоенный Истланд согласно склонил голову.

— Пункт второй, — продолжил настоятель. — Мы попытались дать найденным вами событиям объяснение, исходя из ранее известных фактов и существующих теорий. Наиболее свежие из них весьма интригуют. Так, наш брат, доктор микробиологии Марк Стонекинг[1] из института эволюционной антропологии в Лейпциге провел генетические исследования ста восьмидесяти платяных вшей, изучая объем их мутационных отличий от вшей обычных, волосяных. Он вполне логично предположил, что платяные вши могли появиться только и исключительно с появлением одежды, и никак иначе. Так вот, по его подсчетам, первый паразит, живущий не на теле животного, а в носильных вещах, возник семьдесят две тысячи лет назад. До этого срока никто и никогда на нашей планете ни во что не одевался. Этот срок несколько выше, нежели те сорок тысяч лет, что мы отводили человечеству ранее, однако он удивительным образом приближен к началу Великого оледенения и возрасту пермского серебра. А также к дате сотворения нас некими разумными существами, всплывшей при раскопках на… — Настоятель шевельнул «мышкой»: — На реке Акчим.

Кристофер Истланд снова согласно кивнул.

— Таким образом, перед орденом пророка Экклезиаста возникла странная дилемма. Все мы знаем, что генетически человек ближе всего к приматам, — и все мы знаем, что в то же самое время по сумме морфологических признаков, таких как наличие рудиментарных мышц носа, голая кожа, половые органы и поведенческие инстинкты, по внутреннему своему строению человек скорее относится к зубатым китам, нежели к обезьянам. Ваши утверждения, брат мой, о том, что человек создан целенаправленно методами генного модифицирования — а именно путем привнесения в организм обезьяны ряда дельфиньих гистонов, — а также о том, что целью нашего создания было использование людей для строительных работ на океанском мелководье, являются самыми бредовыми из всех, которые только звучали в стенах ордена Девяти Заповедей. И все же, как ни странно, эта ваша теория на сегодня является единственной, которая хоть как-то способна совместить в единое целое все известные современной науке факты. И особенности строения человека со всеми его приспособлениями к обитанию в водной среде, и генетику приматов, и, что немаловажно, внезапность нашего появления на планете при полном отсутствии видовых предков.

Кристофер Истланд снова склонил голову, на этот раз пряча торжествующую улыбку. Он понял, что выиграл.

— Следуя заветам пророка Экклезиаста, небесного покровителя нашего ордена, сим поручаю вам, брат мой доктор Истланд, предпринять все возможные силы для сбора любых сведений о найденном на Акчиме могильнике, о скрытом в нем существе, его целях и способностях, а также обо всех прочих существах, с которыми вам довелось столкнуться, — торжественно сообщил настоятель. — Орден готов оплачивать все ваши расходы, связанные с сим поручением и оказывать иную необходимую поддержку. Не скрою, брат мой, все мы заинтересованы получить не подтверждение, а опровержение вашего первого доклада. Уж очень странным и непривычным рисуется мир в вашем изложении. Однако мы не можем отбросить в сторону найденные и научно подтвержденные факты о своем происхождении только потому, что они кажутся нам слишком сложными или нарушают привычные теории мироздания. Как того требует Вторая Заповедь Господа, дарованная пророку Моисею, ваша теория, брат мой, должна либо получить научно обоснованное опровержение, либо быть признана достоверной истиной, повествующей о нашем происхождении. Ступайте, брат мой. Я надеюсь в ближайшее время получить от вас доклады, содержащие подробные и обильные сведения, которые позволят сделать более обоснованные выводы и провести независимые исследования. Да пребудет с вами удача…

Часть первая

Повелитель проклятий

Глава первая

Садоводство «Вишневик» в семи километрах от Корзова показалось Варнаку самым удобным из всех возможных для «лежки» мест. И город недалеко — даже пешком в любой момент за пару часов дойти можно, — и лес вокруг влажный и густой, почти непролазный. Видать, каждую весну затапливается, на половину лета превращается в болото, а потому к осени в нем ни грибов, ни ягод искать смысла нет. Да и дрова все трухлявые, больше намучишься собирать, нежели тепла получишь. Яркое наследие заботливой советской власти, обожавшей давать труженикам дачные участки в самых что ни на есть невыносимых неудобьях — на болотах, каменных суглинках и солончаках. И, разумеется, извечным трудолюбием русским мертвые пустоши неизменно превращались в цветущие сады и обильные огороды. А болота или солончаки окрест оазисов как были мертвыми, так и оставались.

Однако негодные для грибов и ягод болотины давали безопасный приют множеству уток, прочих мелких птиц и всякого водяного зверья, часть которого оставалась в гнездовьях и норах и после пересыхания топи. А значит, Вывею тут было где порезвиться и безопасно отдохнуть. После московского асфальта и газонов с кустами наперечет — настоящий земной рай!

Варнак искренне радовался здешней благодати вместе со звериной своей сущностью, но для себя предпочел бы укрытие более человеческое. Хотя бы комнатку с одной кроватью и душевой во дворе. Однако объявлений о сдаче внаем на столбах и стендах, увы, не наблюдалось. Вестимо, владельцы маленьких хаток предпочитали отдыхать в них сами, а обладатели больших особняков не нуждались в мелкой копеечке, которую можно снять с забредшего в такую глухомань квартиранта.

Еремей бродил по длинным, поросшим ивами, садоводческим линиям, с надеждой вчитываясь в бумажки на заборах и калитках и колеблясь между желанием нагло забраться в какой-нибудь из заброшенных домов с выбитыми стеклами, и мыслью выкатить спрятанный в кустарнике у ручья мотоцикл и поехать поискать удачи в другом поселке. Он уже почти решился переехать к соседнему селению, когда вдруг услышал тихую жалобную просьбу:

— Пропустите, пожалуйста, мальчики… Не мешайте.

Бывший спецназовец вздохнул, вспоминая слова полковника Широкова о том, как охотно находят Еремея Варнака неприятные приключения даже в самых тихих безопасных местах, и повернул на звук, шагая прямо через участки, благо высоких заборов в садоводстве, соблюдая доисторические советские правила, никто не ставил.

«Приключение» оказалось совершенно безобидным. Утонув в облаке пивных паров, трое парией призывного возраста окружили бледную очкастую девицу повышенной упитанности, стриженную «под мальчика» и одетую в длинное серое платье, да вдобавок еще и с холщовой сумкой. По возрасту — старшекурсница, по виду — монашка-монашкой из категории «собирательниц на восстановление». Возможно, таковой она и была, ибо один из мальчишек, дергая ее за рукав, звал на танцы вместо молитвы, а другой предлагал спеть им мантру прямо сейчас. Третий был занят — посасывал пиво из полупустой бутылки.

— Пропустите, мальчики. Вы ведь люди. Люди должны быть добрыми друг к другу!

Парни дружно расхохотались, и Варнак не утерпел:

— Веселитесь, ребята? — спросил он, втискиваясь в середину. — Можно, я тоже с вами?

Он решительно забрал бутылку и вылил остатки пива на голову его владельца. Засмеялся в меру своего артистического мастерства. Получилось, наверное, не очень, поскольку парни отчего-то загрустили:

— Мужик, ты чего, охренел? Тебе звездюлей навешать?

— А чего, разве не смешно получилось? — удивился Еремей, отступая чуть назад и влево, чтобы все трое были у него на виду. — Ну, тогда прощения просим. Будем веселиться по старинке. Кто кому чего и больше навешает. Чего застыли? Начинайте!

— Да они безобидные совсем, брат мой, — неожиданно вступилась толстушка. — Они ничего плохого не думали.

— Так и я ничего плохого не сделал, — развел руками Еремей. — Видишь, даже пальцем никого не тронул.

— Ты козел! — храбро выкрикнул обтекающий пивом юнец.

— Давай я тебя провожу, добрейшая сестра без плохих мыслей, — предложил Варнак. — Здесь продолжения сеанса божьих дел явно не ожидается.

— Дебил поганый! — нашелся второй из парией. — Навалять бы тебе, да мараться неохота.

Варнак был с ним полностью согласен. В своей жизни он переломал столько костей и выпустил столько человеческой крови, что стремления самоутверждаться над косенькими мальчишками не испытывал. Он просто взял девушку под руку и повел дальше по линии. Облако пивной кислятины осталось за спиной — приключение закончилось, практически не начавшись.

— Святоша! — крикнул напоследок еще кто-то, и вся троица торжествующе засмеялась.

— Не сердись на них, брат мой, — крепче взяла его за локоть девушка. — Их души мечутся в смущении, желая чистоты, но они не решаются войти в наш ашрам, ибо привыкли проводить дни в дурмане и безделии. Они хорошие, просто еще не нашли правильного пути для своей жизни.

Здесь, в стороне от подростков, наконец ощутился ее образ: запах тмина с лавандой на фоне сенной душистой пряности. Ростом она едва доставала Варнаку до плеча, а когда ветерок прижимал ее хламиду к телу, то девушка казалась не такой уж толстой, нежели когда тряпье просто свисало с плеч.

— Что за ашрам? — заинтересовался Еремей. — Откуда он тут мог взяться.

— Брату Нирдышу дед в наследство дачу оставил, вот мы сюда и переехали. В городе за аренду нужно платить, а здесь мы живем бесплатно.

— Нирдыш? Откуда такое имя?

— Он прошел посвящение, стал просветленным. А меня зовут Маалоктоша, — скромно потупилась она. — Можно просто Тоша.

— А меня зовут Еремей. Можно просто Рома. Значит, ты тоже просветленная?

— Да. Мы посылаем фотографии в главный ашрам в Индии, и там просветленные брахманы, обладающие высшей мудростью, определяют по ним, кто из послушников достиг нужной степени просветления, чтобы обрести новое, святое имя, и пишут это в ответном письме. Мое имя именно это и означает: Светлая.

— Что же то за религия такая, Светлая?

— Буддизм. Мы следуем путем Будды, но только истинным путем.

— А есть еще и ложный? — стало любопытно Варнаку.

— Да, и он наиболее известен среди человечества.

— Я так полагаю, ты как раз на обычный буддизм намекаешь, с его храмами и «колесницами»?

— Будда учил, что богов нет, есть люди, достигшие совершенства, — нараспев ответила просветленная. — Поэтому богам бессмысленно молиться. Нужно следовать их пути, и тогда сам сравнишься с ними в своих возможностях. Ты обретаешь покой, сливаешься с миром в единое целое. Ты становишься счастливым, подобно деревьям и травам, подобно птицам и зверям, не отягощенным никакими заботами. Это так прекрасно — впитывать чистый солнечный свет, ощущать себя частью восхода или теплого летнего дождя.

— Главное не простудиться после подобного ощущения, — прагматично заметил Варнак.

— Ты просто никогда не испытывал такого наслаждения, Рома, — ответила девушка, останавливаясь возле участка с обшитым вагонкой, просторным, но ветхим домом, покрашенным в зеленый цвет и крытым железом, тоже густо замазанным краской. Видимо, кровля была не оцинкованной, и прежний хозяин старательно заботился о ее целостности, прокрашивая каждый год или два. Смену владельца наглядно доказывали земляные полоски вдоль металлических гребней. Раз накопились — значит, последние три-четыре года крышу не мыли. И уж само собой — не прокрашивали. Вдоль самого фундамента рос густой бурьян, такой же тянулся у стен дальнего жердяного сарайчика. Ну, а наличие новых обитателей определялось по хорошо утоптанной площадке размером чуть не во весь участок, и нескольким грядкам по углам, на которых росли вперемешку лук, укроп и какие-то розоватые цветочки.

— Ты даже не представляешь, Светлая, что я успел в своей жизни испытать, — усмехнулся Варнак.

— Если мы хотим достичь гармонии, то должны быть частью друг друга, а не шарахаться в страхе поодиночке.

Тоша взяла его за руку и повела за собой по гаревой дорожке к крыльцу, потом наверх по ступеням, толкнула входную дверь и вошла в пахнущий воском, укропом и брусникой дом. Из-за ее спины Еремей не увидел, кто именно издал восторженный крик:

— Тоша вернулась!!!

Почти сразу послышался громкий топот, со всех сторон к Светлой кинулись молодые люди и девушки, обнимая ее, прижимая к себе, целуя в щеки, словно увидели родную сестру после долгой разлуки. Волна радости схлынула только через несколько минут, и тут Маалоктоша внезапно подтянула Варнака ближе к себе и вытолкнула чуть вперед, лаконично сообщив:

— Это Рома. Он хороший.

— Рома, как здорово, что ты к нам пришел! — тут же обняла его плоская как доска девица с длинными черными косами.

— Рома, рада тебя видеть! — чмокнула его в щеку конопатая девчонка лет пятнадцати.

— Хорошо, что ты с нами, Рома, — сжал его в объятиях крепкий паренек спортивного вида, и почти сразу за ним так же стиснул и прижал к себе хипповатый жидкобородый переросток лет тридцати с большими голубыми глазами.

Потом опять обнимали и целовали девушки, уступив наконец место совсем уже взрослой женщине в джинсах и вытертой водолазке. Взгляд у нее был усталый, как у приведенного на бойню престарелого быка, кожа лица серая, а пахла она лекарствами, причем пахла настолько сильно, что выпирающий из пор больничный дух перебивал все остальные ароматы — и одежды, и тела, и дыхания.

— Я рада, что ты пришел к нам, Роман. — Она тоже обняла гостя, но без старания. — Заходи, ищи себе уютное место. Мы как раз собирались пить чай, а потом будет медитация. Ты знаешь, что такое «кундалини»?

— Нет. А еще мое полное имя Еремей, а не Роман.

— А мое — Галина Константиновна, — кивнула она.

— Вы не прошли посвящения? — удивился Варнак. — А мне вы показались здесь старшей.

— Ты не ошибся. Но быть старшей и быть просветленной это совсем не одно и то же. Давай я объясню тебе, как проходит медитация. Она делится на четыре части. Ты ощутишь переходы, когда услышишь музыку. Первая часть — это расслабление. Ты должен отключить разум и делать под музыку те движения, который захочется твоему телу. Так ты достигнешь гармонии с ним и полного расслабления. Вторая часть — это стряхивание с себя негативной энергии, накопившейся за день. Каждый из членов ашрама должен стоять и трястись, чтобы энергия слетела и впиталась в пол, ушла в землю. Дальше идет отдых, когда ты просто лежишь и позволяешь влиться в себя свежей, чистой энергии взамен ушедшей. И, наконец, завершающая часть — это период релаксации, отдых после медитации. После этого мы сможем снова собраться в чайной комнате и побыть вместе.

— Прекрасно, — кивнул Еремей, мысленно прикинув необходимое на все это время. — Я попробую. Возможно, у меня получится.

— Нужно стараться, — ответила старшая ашрама. — Умение чувствовать потребности тела — это очень важные азы на пути постижения законов гармонии и покоя.

Варнак не смог сдержать счастливой улыбки — в этот самый миг Вывей в стремительном прыжке сцапал крупную утку. Теперь он, вместе со своей звериной частью, ощутил, как рот наполняется свежей парной кровью. Разве может быть что-то приятнее и сладостнее, особенно после долгого заключения в мертвых городских трущобах?

— Если это окажется твоим путем, я буду только рада, — сказала Галина Константиновна. — Ашрам всегда рад принять ищущих истину.

Отпущенный женщиной Варнак пошел осматриваться. Ашрам занимал самый обычный дачный домик примерно сорока квадратных метров с верандой и вынесенной в отдельную пристройку кухонкой. Однако, благодаря снятым внутренним дверям, он казался куда просторнее, нежели был на самом деле.

— Это наша чайная комната, — охотно пояснила, пристроившись рядом, конопатая девчонка, пахнущая полынной горчинкой, странной мускусной шанелью и слабым раствором известки, как это бывает при застарелом пристрастии некоторых дам к дезодорирующему увлажняющему мылу. — Мы готовим мало, поэтому оставили только плиту, чтобы чайник кипятить, и стол, за которым все собираемся. А вот это, — указала девушка на веранду и большую комнату, — это помещения для медитаций. Вон та комнатка, которая с дверью, она нашей учительницы. Она там спит, а когда все уходят — убирает туда музыкальный центр. На всякий случай. Ведь ашрам всегда открыт для всех.

— Галина Константиновна ваша школьная учительница? — не понял Варнак.

— Нет, она учитель духовности. Она добрая и заботливая, она создала наш ашрам, и она нас любит.

— А твоя мама знает, куда ты ходишь?

— Не нужно говорить со мной, как с маленькой, а то я могу обидеться, — вскинула нос «конопушка». — Мне уже семнадцать лет, и я вполне взрослая, могу жить, где хочу, даже если родители против!

— Вполне тебя понимаю, — подмигнул ей Варнак. — Я сам больше десяти лет провел там, куда маме очень не хотелось меня пускать.

— Ты сидел в тюрьме?! — округлила глаза девчонка.

— Типун тебе на язык! Я служил в армии.

— Ой, прости! — Она кинулась Еремею на шею, поцеловала в щеку, крепко прижалась ухом к плечу. — Я не хотела тебя обидеть!

— Да я и не обиделся.

— Тогда меня Юлей зовут, — чуть отступила она и взяла его за руку. — Ты молодец, что пришел. Тут хорошо! Ни с кем в нашем ашраме мне не хотелось бы расставаться ни на минуту!

— Но на ночь-то ведь приходится расходиться?

— Зачем? У нас наверху, под кровлей, большой сеновал. Мы всегда там ночуем. И травы самые душистые туда летом собираем. Полынь, лебеду, крапиву. Она, когда высохнет, не жжется и очень сильно пахнет. Ну, и просто еще косим, когда есть где. Зимой, правда, холодно будет там, придется в залы для медитаций перебираться. В них от печки тепло.

— Как же у вас тут хорошо! — громко и искренне ответил Варнак. Он наконец-то выяснил самое главное: здесь есть место для ночлега. И ради этого он готов был изобразить любое «кундалини». Тем более, что и Вывей успел утоптать себе в густом крапивнике, под ветер от спрятанного мотоцикла, уютное логово.

В медитации не оказалось ничего страшного: вместе со всеми прочими сектантами Еремей немного поплясал в стиле «диско», дрыгая ногами, кружась и вскидывая руки, потом минут десять мелко вибрировал всем телом, «сбрасывая негативную энергию», и наконец упал на пол, отдыхая. Или, говоря буддистским языком — «вбирая чистую энергию».

Когда, наконец, зазвучала расслабляющая музыка, перемежаясь с журчанием воды и пением птиц, сектанты стали один за другим подниматься и убредать на кухню. Варнак не торопился. Ему было хорошо: то ли и правда медитация помогла выкинуть из тела что-то нехорошее, то ли он просто по-настоящему расслабился впервые за долгое, долгое время.

На кухонке гудела набитая хворостом печь, тяжело пыхтел большой чайник с длинным изогнутым носиком. Еремей вошел сюда одним из последних, перед мальчиком-переростком и бледной девицей с длинными немытыми волосами.

— Вот мы и стали еще немного чище, еще немного совершеннее и еще немного ближе к гармонии с миром, — воодушевленно произнесла Галина Константиновна. — Давайте возьмемся за руки и еще раз вспомним чудесные мгновения этой медитации, дабы запомнить их и сохранить в душе чистоту и ощущение нашей близости.

Усевшись на полу кружком, сектанты взялись за руки и закрыли глаза, прислушиваясь к чему-то внутреннему. Варнак тоже старался как мог, но у него это получалось очень плохо. Для него, давно ставшего полуволком, тихая комнатка была наполнена, словно оживленной беседой, множеством запахов, шумов и разговоров. Он слышал, как неровно билось сердце старшей ашрама, и различал хрипы ее дыхания; он чувствовал, что давно не мытая девица с сальными волосами источает едкую кислинку, каковая ощущается лишь от беременных дам, и по примеси этой кислинки к запахам спортивного паренька догадывался, что именно тот и является отцом — хотя от прикосновения руки девицы дыхание участилось у хипповатого переростка.

Какая тут, оказывается, оживленная жизнь, и каким успехом пользуются грязнули! А он, грешным делом, считал, что, кроме как на Маалоктошу, что тоже до идеала красоты явно не дотягивает, тут и смотреть больше не на кого.

— Вот и хорошо, дети мои, — позволила расцепить руки Галина Константиновна. — Вы сейчас светлы и чисты. Именно с этой чистотой внутри вам и надлежит жить постоянно. А теперь — зеленый чай с булкой. Тоша, разлей, пожалуйста. И еще, милые мои. Вы знаете, чай у нас заканчивается, и Нирдышу получить еще не получится. Также надо бы купить картошки и булки. Мы все еще слишком далеки от той степени просветления, когда можно обходиться вовсе без пищи. Я договорилась с нашими соседями с седьмой линии. Если мы прополем их огород и выкосим участок, они дадут нам мешок картошки. Так что завтра, после утренней медитации, все идем туда.

— Прошу прощения, Галина Константиновна, — поднял руку Еремей. — У меня есть своя работа. Может быть, вы позволите мне не проводить завтрашний день на прополке, а просто купить картошку в магазине?

— Если ты хочешь внести свой вклад в жизнь ашрама материально, брат мой, — ответила женщина, — будет лучше, если ты оплатишь счет за свет. Наша чистая карма не позволит нам остаться без пищи. Но вот забота о деньгах слишком далека от процесса самосовершенствования.

— Как скажете, — согласился Варнак.

Общий ужин, состоявший из большой чашки почти прозрачной горячей воды и пары кусочков булки на нос, для крепкого отставника был все равно что ничем, по Еремей не роптал, вслед за всеми забрался на чердак, по высоте наполовину забитый лежалым сеном. У большинства сектантов здесь имелись подстилки из старых скатертей, простыней или просто кусков брезента, однако прочная мотоциклетная ветровка и штаны из той же плотной плащовки позволяли Варнаку и так не бояться уколов сухих стеблей. Дождавшись, когда Тоша выберет себе место, он зарылся в сено рядом и прикрыл глаза, думая, как бы начать разговор. Но все молчали, первым нарушать тишину он не хотел, а вскоре уже услышал спокойное размеренное дыхание спящей девушки.

«То-то от них от всех пряным ароматом отдает», — подумал он, устраиваясь поудобнее, и вскоре тоже провалился в сон.

На рассвете их разбудила музыка релаксации, потом были пения мантр, состоящие из протяжного вытягивания слога «О-ом-м-м-м…», который, по уверениям Галины Константиновны, означал имя солнца, затем последовал завтрак, состоящий опять же из зеленого чая и булки с вареньем. Посему Варнак с огромной радостью получил от старшей квитанцию для сберкассы и ушел — чтобы через полчаса подкрепиться в шашлычной парой больших рубленых шницелей, дополненных капустой брокколи, горстью горошка и жареной картошкой. И уже потом он с чистой совестью занялся делом.

Мэрия Корзова находилась в типовой панельной административной двухэтажке, каковых по территории бывшего СССР понастроено десятки тысяч. Украшалась она широким козырьком у входа, мозаичными космонавтами на столбах, мозаичным же панно «Слава КПСС!» на стене под самой крышей и портретом Ленина, не вынесшим долгих десятилетий и потому потерявшим половину лица, ухо и кусок шеи. «КПСС» оказалась выносливее: панно блестело, как новенькое, омытое дождями и подсвеченное утренним солнцем. Руководство маленького городка — едва насчитывающего пятнадцать тысяч жителей и выживающего за счет всего лишь двух предприятий в виде древнего консервного завода и новенького ангара для сборки и переналадки стиральных машин из импортных комплектующих — с призраками прошлого бороться не собиралось. Вместо истребления надписей и портретов оно предпочло поменять окна на стеклопакеты и укрепить фундамент, оставив все прочее как есть: и памятник Ильичу перед крыльцом, и растрескавшийся фонтан с ржавыми лепестками в форме звезды, и растущую на газонах вокруг могучую сирень, уже достающую до второго этажа. Последнее порадовало Еремея больше всего, поскольку кабинет главы города находился на первом этаже, и подходы к нему закрывались сиреневыми зарослями наглухо. Тут можно было не только крохотные выносные микрофон и камеру видеорегистратора сквозь просверленные в раме дырочки протолкнуть, но и штатную телекамеру любого канала повесить — никто бы не заметил.

В успехе своих стараний Варнак был уверен на все сто. Когда глава администрации ездит на машине ценой в пять своих годовых зарплат, ставит забор вокруг дома ценой в треть оклада за каждую секцию и строит на месте купленной хибарки коттедж, на который нужно вкалывать вообще пятнадцать жизней, не тратясь на одежду и еду, — ежику понятно, что посторонние доходы у бессменной мэрши Корзова обнаружатся при первом же внимательном взгляде. Как-то не очень верилось Еремею, что у дочери местного секретаря обкома ВЛКСМ вдруг взялось и обнаружилось богатое наследство. Тем более что родитель ее оставался жив-здоров, пусть и пребывая на пенсии, и тоже отстраивал себе просторную бревенчатую хатку с бассейном и полем для гольфа, хотя и далеко в области. Где, на сельских просторах, все, само собой, намного дешевле.

Сведения небогатые, но достаточные были почерпнуты Варнаком из интернета, в котором на нескольких страницах «жижи» против Аллы Альбертовны Потохил велась настоящая война боевой оппозицией из доброго десятка активистов, крайне возмущенных неработающим фонтаном, нестертой надписью на здании администрации и неразрешенным митингом против мэра под его окнами. А также тем, что полная газификация Корзова была проведена по коррупционной схеме — к себе в коттедж мэр протащила трубы вовсе бесплатно и, вероятно, даже не установила у себя счетчики.

Более конкретные факты Варнак рассчитывал выведать сам, а потому раскинул скромные сети у кабинета и возле дома местной первой леди, устроившись своей волчьей частью под сиренью у кабинета, а человеческой — заняв очередь в сберкассу.

До обеда ничего не происходило — Еремей успел не только заплатить за свет и выпить две чашки кофе в мороженице, но и насладиться видами с набережной на потерявшийся среди бузины и рябины ручей, сто лет назад служивший главной транспортной артерией региона. По утверждениям историков, по Корзову когда-то ходили огромные ладьи и ушкуи под всеми парусами. Краеведческий музей Варнак посетил со скуки еще накануне, и теперь твердо знал, что раньше и реки были глубже, и леса гуще, и горы выше, и небо голубее.

Он уже совсем было собрался в музей второй раз — разведать, в каком месте узкого овражка стояла торговая пристань, — но тут Вывей услышал из кабинета мэра телефонный звонок. Пару минут Алла Альбертовна разговаривала ни о чем — интересовалась здоровьем каких-то людей, успехами в учебе и камеральными проверками, а потом вдруг торопливо предупредила:

— Нет-нет, сюда приходить не нужно. Я сейчас поеду обедать. В «Корзополь». Там и поговорим.

— Весьма разумно, — вслух признал Еремей, резко меняя направление движения. — Кабинет — это такое место, где всякие любопытные так и норовят микрофон запрятать или селектор оставить включенным. О серьезных вещах лучше беседовать в местах неожиданных, куда заранее никакой аппаратуры никто не запихнет.

Где находится ресторан «Корзополь», Варнак знал и успел туда прийти даже раньше жертвы. Он занял место в углу, откуда просматривался весь зал, и заказал стейк из семги и салат с расчетом на то, что первое наверняка придется ждать, а со вторым можно, если понадобится, потянуть время, ковыряя вилкой хоть целый час.

Ресторанчик был очень симпатичный, стильный, оформленный под малороссийский хуторок: плетни вдоль увешанных рогожами стен, узкая телега с крынками вместо барной стойки, стилизованные под пеньки столы неровной формы. Но маленький — всего на полтора десятка столов. В провинциальном городке явно не хватало клиентов, чтобы окупить более крупный дизайн-проект ресторатора.

Едва официантка в вышитом сарафане отошла от Еремея, как хлопнула входная дверь, и леший впервые увидел Аллу Альбертовну в реальности. Пышные темно-русые, до плеч, волосы, убранные двумя, сверкающими изумрудами, заколками; хищный, стреляющий по сторонам взгляд чуть прищуренных глаз; длинные черные ресницы и такие же черные, тонкие, полуизогнутые брови; острый, словно заточенный карандаш, нос и скупые, но яркие губы. Даже с десяти шагов от нее пахло дорогой шанелью и слабым естественным мускусом. Деловой костюм с короткой, на две ладони выше колен, юбкой был продернут зеленой нитью, слабо поблескивающей в свете спрятанных в лампады галогенок, колготки с крупным рисунком и туфли имели оттенки уральского малахита. Даже в Москве она выглядела бы на миллион. Здесь же была воистину королевой. Или принцессой? Все же, на вид ей было никак не больше тридцати.

Взгляд ее величества выстрелил в сторону скуластого мужчины в свитере, неторопливо уплетающего зеленый салат, и тот мгновенно вскочил, как солдат при виде генерала, разве только каблуками не щелкнул:

— Добрый день, Аллочка! Несказанно рад тебя видеть. Заказать шампанского?

— Я за рулем, Игорь Викторович, — повернула к его столику мэр. — Да и с какой стати вдруг шампанское?

— Я так слышал, Кудрин деньги на дорожное строительство перевел?

— A-а… Разумеется, я в курсе. У нас тендер, все согласно букве госзаказа и бюджета, комар носа не подточит. Так что новость приятная — но чего мне это стоило, ведь никому не видно. Все только бюджетом интересуются, а не тем, откуда что берется.

— Ценят, весьма ценят и понимают, Аллочка. — Игорь Викторович суетливо выскочил со своего места, отодвинул стул, а когда дама заняла место, подвинул его обратно, дабы ей удобнее было присесть. — Тендер ведь еще не закрыт, правильно?

— Четыре заявки уже есть. Значит, все состоится, можете не сомневаться…

Для Варнака, уже почти год как свыкшегося с волчьим нюхом и слухом, было даже странно, что более никто из посетителей заведения, из официанток и прохожих за окном не замечал столь интересной, ведущейся полушепотом, беседы и не интересовался ее подробностями.

— Я знаю, кто там среди соискателей. «Воронеждор», «Мосмостоотряд», «Брянсклидер» и «Трассолизинг», — вернувшись на место, протянул мэру кожаную папку «меню» Игорь Викторович. — Разве ты не понимаешь, как они работают? Пригонят свои катки и самосвалы, выгрузят вагон лопат с дешевыми таджиками, раскидают асфальт Угорского НПЗ — и исчезнут в бездне без единого хвостика. А вот если это буду делать я, то для подсобных работ найму местных жителей, для перевозки горячей смеси заключу договора с теми самосвальщиками, что толкутся у тебя на Рыбной площади возле «Стройтоваров», а от себя добавлю только катки, газовые горелки и прорабов, дабы ничего мимо улиц не пропадало. И у тебя в городе, Аллочка, на целых полгода появятся две сотни новых, причем хорошо оплачиваемых, рабочих мест. А если кто себя хорошо покажет, того и на постоянную работу оставлю, мы пока без заказов не сидим. И само собой, каждый будет знать, что рабочие места получены по твоему жесткому ко мне требованию. О чем через два года, перед выборами, вполне можно будет избирателю и напомнить.

— Очень хорошее предложение, Игорь Викторович, — величаво кивнула Алла Альбертовна. — Думаю, если бы вы изложили все это в заявке на тендер, то имели бы весьма хорошие…

— Алла, вот только не нужно пускать передо мной туман, — внезапно разозлился мужчина. — А то я не знаю, как все это делается! Плевать всем проверяющим, чего там сопутствующего в заявке написано. Всех интересует только ценник. Кто меньше написал, тому и приз в тендере. Но ведь ты, милая девочка, должна понимать, что двести рабочих мест жителям твоего города и двести рабочих мест таджикам из Узбекистана — это дне большие разницы?

— А еще есть налоговая дисциплина, Игорь Викторович, и бюджетная, кстати, тоже… — Мэр при виде официантки захлопнула меню и кратко бросила: — Бизнесланч!

— Я знаю, Алла, я все знаю. Именно поэтому мы здесь с тобой и разговариваем. Все заявки на тендер лежат в твоем кабинете, и через две недели вскрывать их будешь именно ты. С некоторой долей аккуратности ты можешь взглянуть на суммы прямо сегодня. И тогда я подам заявку на сумму, на десять тысяч меньше минимальной. При этом ни один проверяющий не сможет придраться к ходу тендера, твой Корзов получит двести рабочих мест сезонно, и… И я могу пообещать к этому еще тридцать мест постоянной занятости жителям города. Ты же понимаешь, никакой московский стройтрест этим заморачиваться не станет. У них свои бригады. Привезут, увезут — и адью! И бюджетные денежки уедут вместе с ними.

— Интересно, за счет чего вы сможете заасфальтировать улицы дешевле москвичей, Игорь Викторович?

— Это же строительство, Аллочка, — широко улыбнулся мужчина. — Никто и никогда в жизни не сможет угадать, сколько машин песка засыпано в подушку — триста восемьдесят или триста шестьдесят. Сколько самосвалов щебня потрачено на отсыпку и сколько асфальта ушло на облагораживание подъездных путей? Десять тысяч — это всего лишь один «КАМАЗ» песка с доставкой. Что это такое на фоне трехсот тысяч квадратных метров полотна? И заметь, москвичи все сделают точно так же. Но с них ты потом спросить не сможешь — а я здесь, рядом. Спроси отца, разве я его когда-нибудь подводил?

— Гладко стелете, Игорь Викторович. А вскрытие заявок до начала заседания комиссии — это, между прочим… — Мэр предпочла не договаривать, но Варнак мысленно закончил за нее: «уже уголовная статья. Простым выговором не отделаться».

— Двести тысяч, — отвел глаза в сторону мужчина.

— Долларов.

— Аллочка! — вскинулся он.

— Заявки на мне, комиссия на мне, — стала загибать пальцы женщина, — ревизии на стройку на мне, приемка работ на мне. И если вы что-то напортачите, это тоже непременно на меня повесят. Я отвечаю за все — а вы всего лишь добропорядочный исполнитель, умеющий считать «КАМАЗы».

— Двадцать, — изменил свое мнение Игорь Викторович.

— Пятьдесят, и ваша фирма облагородит за свой счет городской пляж. Песочек там, кабинки, чистка диких джунглей, что выросли на его месте.

— Да там ручей воробью по колено в три метра шириной!

— У вас что, экскаваторов нет в конторе? Полдня работы — и людям опять будет, где в жару отдохнуть. Можете даже табличку поставить, что это дар вашей фирмы нашему городу.

— Если с пляжем, то тридцать, — смирился Игорь Викторович. — Больше уже не могу. Себе в убыток такая благотворительность выйдет.

— Ладно, только ради вашей дружбы с отцом. Рискну. До конца дня перезвоню. А то как бы вы еще и со сроками подачи заявок не опоздали.

— Рад был тебя увидеть, Аллочка, — поднялся довольный мужчина. — Папе привет передавай!

— Татьяне Михайловне от меня тоже поклон.

— Девушка! — махнул официантке Игорь Викторович: — Мне пора! Все вместе сосчитайте, пожалуйста.

«Попалась!» — отвернул лицо к окну довольный собой Варнак. Если разговор он слышал просто ушами, то манипуляции мэра с документами уж точно попадут регистратору «под запись». Супротив такого «Аллочке» будет уже не выкрутиться.

Глава вторая

Первая леди Корзова больше всего, похоже, любила зеленый цвет. Ибо крыша ее коттеджа была крыта бирюзовой битумной черепицей, ворота покрашены краской с салатовым оттенком, да и кроссовер «Ауди», в котором она разъезжала, имел цвет темного лесного ельника.

Открыв магнитным ключом ворота, хозяйка медленно въехала во дворик, мощенный старой истертой плиткой, остановилась возле уже отцветшего куста бульдонеж, взбежала по трем ступенькам, набрала на кодовом замке пароль, вошла внутрь, с видимым облегчением скинула туфли, стянула колготки и зашагала дальше босиком… Резко остановилась, прислушиваясь, повернула влево:

— Юля, это ты?

Но в ее кабинете, за экраном монитора, сидел совершенно незнакомый молодой человек на вид немногим моложе тридцати, гладко выбритый, коротко стриженный, в камуфляжной куртке и штанах. Он повернулся на звук шагов, чуть привстал:

— Прошу простить за внезапное вторжение, Алла Альбертовна, — виновато улыбнулся гость, — но записаться к вам на прием есть занятие совершенно невозможное. А поговорить хотелось бы.

— Ты, турист заезжий, похоже, боевиков с Траволтой пересмотрелся, коли в чужой дом так нагло вламываешься? — подошла ближе хозяйка и пальцем ноги нажала кнопку выключения на сетевом фильтре. Из-под стола тревожно запищал источник бесперебойного питания. — Ну-ка, подпрыгнул быстренько — и бегом отсюда. Даю минуту, не то все ноги переломаю, дабы не забредали, куда не следует.

— Ах, Алла Альбертовна, — поднимаясь, покачал головой Варнак. — Не стоит так сразу угрожать человеку, о котором вы совершенно ничего не знаете.

— Двадцать секунд прошло.

— Н-да, тогда придется сразу перейти к делу. — Еремей включил фильтр обратно, повернул монитор к мэру, запустил встроенный проигрыватель: — Полюбуйтесь на эту картинку. Узнаете, кто просматривает запечатанные заявки тендера? Ну, и дабы не тратить время на все кино целиком, скажу сразу, что сведения о минимальной ставке тендера были переданы за вознаграждение в размере тридцати тысяч долларов второму участнику коррупционной схемы. За что вам обоим и полагается еще одно вознаграждение. Этак примерно по пять лет каждому.

— Время, — подвела итог женщина, отступила к стене, включила полный свет и вытянула из кармана телефон.

— Не думаю, что вызывать полицию в ваших интересах, Алла Альбертовна, — доброжелательно улыбнулся Еремей. — Ведь меня заберут вместе с этим крайне интересным кино.

— Ты явно не понимаешь, турист, с кем решил поиграть, — голосом снежной королевы ответила мэр. — Это мой город, и здесь я не прячусь ни за чьи спины. Здесь полиция ходит на поклон ко мне, выпрашивая стройматериалы и жилье, а не я кричу им о помощи из-за полоумной букашки, научившейся лазить в окна. Мой дом — это неприкосновенное место. Если кто-то узнает, что сюда можно безнаказанно забраться и уцелеть, это повредит моему имиджу.

Телефон сухо щелкнул — оказывается, женщина его всего лишь сфотографировала.

— Думаете, историю удастся замять? Полиция, судьи и прокуратура прикормлены? — Варнак покачал головой. — Я скину эти файлы совсем в другое ведомство и совсем в другом месте. — Он достал визитку полковника Широкова и протянул хозяйке. — Можете позвонить и пожаловаться на произвол их сотрудника. Уверяю вас, Алла Альбертовна, контора не станет заморачиваться вопросами подчиненности и территориальной принадлежности, когда есть возможность добавить галочку в графе раскрываемости. Борьба с коррупцией ныне в большой моде.

— Мой маленький дурачок! — Первая леди упала на диван и вальяжно на нем развалилась. — Мне глубоко плевать, какую крышу ты себе организовал и как можешь напакостить. Если бы ты хотел это сделать, то уже мчался бы к хозяину, задравши хвост. Но ты пришел сюда. Ты не хочешь меня сдавать, ты хочешь меня шантажировать. Я тебе нужна на свободе — живой, богатой и здоровой. А вот ты мне — нет. Ибо шантажисты — это такая мерзость, что, стоит дать им хоть копейку, они потом будут, как клопы, сосать кровь до бесконечности. Шантажистов нужно давить. Сразу, без промедления. Или думаешь, ты такой первый в моей биографии? Я занимаюсь политикой половину своей жизни, турист, и ты даже представить себе не можешь, какие угрозы мне довелось выслушать и какую боль перетерпеть. Поэтому беги. Беги как можно дальше и быстрее. Ты еще можешь успеть… Хотя подожди. Если принесешь мне с кухни, из холодильника, бутылку минералки, я даже подарю тебе два часа форы. Устала, знаешь ли. Ноги гудят.

Для женщины, оказавшейся в большом пустом доме наедине с незнакомцем, который вдвое шире ее в плечах и на голову выше, Алла Альбертовна держалась не просто достойно. Она оставалась королевой несмотря ни на что. И это внушало уважение.

— Одну минуту! — Выдернув из порта свою флешку памяти и спрятав в карман, Варнак сходил на ту половину дома, где, по евростандартной моде, в большущем зале была сделана просторная трапезная с барными стойками, широкими мраморными панелями и массой хромированных механизмов непонятного для бывшего спецназовца назначения. Однако холодильник он определить сумел, достал из него бутылку «Оболонки» с запахом лимона. От стойки принес большой фужер, вытряхнул в него немного льда, залил водой почти до краев, вернулся к дивану и, опустившись на колено, протянул бокал даме.

Хозяйка хмыкнула, пригубила, фыркнула:

— Ух, какой холодный! — Она отпила несколько больших глотков, откинулась на спинку, посмотрела на гостя через поднимающиеся пузырьки. — Пожалуй, турист, ты не столь хамоват и вульгарен, нежели предыдущие клопы. Покой, холодная вода и мягкий диван были моей величайшей мечтой за последние три часа. Ты подарил мне три секунды рая. Так и быть, золотая рыбка. Если ты немедленно сотрешь все, что есть у тебя на карте памяти, и поклянешься своими ногами, что никаких копий больше нигде не сохранилось, я тебя прощу.

— Есть одна заковыка, Алла Альбертовна, — с сожалением вздохнул Еремей. — Четыре месяца назад вы утвердили перспективный план развития района, в котором запланировано строительство Верхнекорзовского водохранилища при реконструкции трассы «Могильное-Шишкари».

— О господи, опять про генпланы! — застонала мэр, закатывая глаза. — А ты уже начал казаться мне милым парнем.

— Вы помните этот проект?

— Да, помню. Там финансирование идет из федерального центра на восемьдесят процентов, начало работ запланировано на две тысячи четырнадцатый. И чего ты хочешь? Долю? Заказ? Подряды?

— Двести восемьдесят гектаров водного зеркала! Будет затоплено сто двадцать гектаров соснового леса, столько же пахотных земель, сорок га пастбищных земель, и помимо этого заболочено семьдесят гектаров сельхозугодий. Просто заболочено. Уровень воды будет слишком высоким для их обработки, но низким для любой иной деятельности — рыбоводства, туризма, отдыха.

— Выражайся конкретнее, чего тебе нужно?

— Я хочу спасти лес. И остальные земли тоже. Откажитесь от строительства плотины, Алла Альбертовна. Для поездок из деревни в деревню хватит и обычного моста.

— Ты хочешь сказать, весь этот цирк с вымогательством ты затеял, чтобы я не строила плотину? — подняла голову женщина. — Денег и контрактов ты выцыганивать не собираешься?

— Именно. Я защищаю интересы леса. Деньги меня не интересуют.

— Мало того, что ты шантажист, так ты еще и идиот, — вздохнула хозяйка. — Все вы, «зеленые», умом тронуты. Никогда не знаешь, что в следующую минуту выкинете и требовать захотите. Свалки делать нельзя — они природу загрязняют, мусор сжигать нельзя — дым воздух пачкает, перерабатывать нельзя — отходы токсичные остаются. Что же мне теперь, помойки в городе оставлять, пока все на улицах от смрада не повесятся? По-моему, вы хотите, чтобы люди сдохли все до единого. Зажарить нас живьем готовы, лишь бы травку никто не потоптал.

— Если траву не потопчут люди, ее все равно сожрут кролики, — ответил Еремей. — Я не про мусор говорю, я хочу лес от затопления уберечь.

— Кому палец в рот положишь, тот всю руку отгрызет, — снова отпила минералки Алла Альбертовна. — Ты опять испортил мне настроение, турист, своими разговорами. А ведь так хорошо начиналось… Но я человек слова. Раз пообещала — сделаю. Ты можешь оставить карту со своим видео, и я тебя прощу. И даже позволю остаться в городе. Думай быстрее, считаю до трех. Раз, два, три. Что решил?

— Вы меняете проект, отказываетесь от строительства водохранилища и называете мне имена экспертов, давших ложное экологическое заключение. Я проведу с ними воспитательную работу. И тогда никто не узнает о вашем преступлении Алла Альбертовна. Сколько там осталось времени до даты тендера? Думаю, я зайду за ответом через пять дней. Дабы успеть с треском отменить результаты сразу после их оглашения, если вы окажетесь слишком упрямы. Мэры приходят и уходят. Найду общий язык со следующим.

— Ответ неверный, турист. А жаль. — Она отпила еще немного воды. — Боюсь, скоро ты проснешься на дне реки с кирпичом на шее и переломанными ногами. Но два часа форы я тебе дарю. Убирайся.

В садоводство Варнак вернулся уже в сумерках, замаскировал мотоцикл в кустарнике возле заброшенного участка на соседней линии и, оставив его под присмотром Вывея, прошел до ашрама через центральный проезд, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему вокруг. Угрозы мэра он принял вполне серьезно. Еремей хорошо понимал, что руководителю города, если он смог добиться спокойствия в своем районе, приходилось иметь дело не только с лозунгами и парадами, но и с изнанкой общества во всей ее мерзости. И потому связи у Аллы Альбертовны наверняка имелись не только в полиции и прокуратуре. Однако никого постороннего на улочках между дачами не появилось. Равно как и местных — между опустевшими в будни домиками царила полная тишина, расползались сладкие ароматы зреющих абрикосов и груш, и горьковатые — от куч сорняков, преющих в компостных кучах.

Успокоившись, Варнак свернул к ашраму, поднялся по ступеням, толкнул дверь.

— Смотрите, кто пришел! — издала восторженный вопль полынная «конопушка» и первая кинулась ему на шею.

Стоило ей разжать объятия, как Еремея радостно обнял Нирдыш, потом Ирина, мальчик-переросток, имени которого Варнак все еще не знал, его беременная подружка. Еремей ощутил себя Одисеем, наконец-то вернувшимся домой после долгих странствий. Путником, по которому искренне соскучилась вся его немалая семья. Последней была Галина Константиновна, что тоже обхватила его руками и коснулась губами щеки:

— Я рада увидеть тебя снова, Рома. Это приятно, что ты вернулся.

— Как я мог не прийти туда, где меня так ждут? — ответил Варнак и расстегнул карман: — Вот квитанция, я заплатил.

— Не нужно. Я верю тебе без бумажек.

— Знаю. Но если придут электрики, квитанцию им желательно все же показать.

Старшая кивнула, забрала квиток и предупредила:

— Сегодня мандала. Будь готов.

Что это означало, Варнак не понял, но спрашивать поленился. Обошел дом в поисках Тоши, но девушка отсутствовала. Все остальные оживленно обсуждали два каких-то зеленых брелока с арабской вязью. Еремей еще от дверей услышал, что это защитные обереги от демонов, привезенные из самого Ирана. Однако лешего, чей разум был уже отравлен первой заповедью, прочно засевшей в мозгах стараниями монаха ордена Экклезиаста и уроками Зоримиры, вполне внятно разъяснившей, какие существа, каких символов и почему опасаются, ужасы от появления ифритов, джинов и бесов ничуть не заинтересовали. Он заглянул на кухню, обратил внимание на пустое место под столом, развернулся и вышел из дома. Вернулся с хворостом он примерно через полчаса, и на этот раз судьба одарила Еремея подарком: Маалоктоша, увидев молодого человека из далекой веранды, отдала брелок Нирдышу, быстро пересекла дом, обняла, чмокнула в щеку:

— Как я рада тебя видеть, Рома! Воистину, судьба награждает каждого тем, чего он желает больше всего. Ты нуждался в нас, я нуждалась в тебе. И карма свела нас именно тогда, когда это было важно обоим. Теперь ты с нами.

— Ты нуждалась во мне? — ответил вопросом Варнак.

— Конечно. Давай помогу. — Она забрала часть хвороста, отнесла на кухню и запихала под стол. — Ты видел талисманы Нирдыша? Какая от них исходит энергетика — это же просто потрясающе!

— Тоша, они же помогают только от ифритов. Когда ты последний раз встречала демона песков в своей жизни?

— Судьба, посылая испытание, всегда посылает и силу для его преодоления. Когда понадобился мужчина — она послала тебя. Помнишь? Раз она одарила нас амулетами — вполне может появиться и ифрит… — Девушка рассмеялась, снова обняла Варнака, крепко прижалась, поцеловала и доверчиво шепнула: — Я люблю тебя, Рома.

И тут же убежала, оставив Варнака остывать после прокатившейся по телу горячей волны. Услышанные слова не могли оставить его равнодушным. Но… Но он уже успел понять, что в ашраме все любили всех и вкладывали в эти слова совсем другой смысл, нежели прочее человечество.

— Рома, ты такой грустный… — остановилась рядом «конопушка». — Отчего? Ты не рад нас видеть?

— Ерунда… Просто взгрустнулось.

— Не грусти. — Юля взяла его за руку. — Я люблю тебя, Рома, мне больно видеть тебя таким.

Но от ее слов никакой горячей волны Варнак не ощутил.

— Хочешь, я скажу учительнице, и мы проведем над тобой обряд очищения?

— Я люблю тебя, Юля, — сделав над собой усилие, произнес ритуальные слова ашрама Еремей. — Когда ты рядом, мне всегда легче.

— Вот и здорово! — «Конопушка» кинулась к нему, обняла и убежала дальше. И почти сразу послышался колокольчик, созывающий всех на медитацию.

Мандала оказалась больше похожей на физзарядку, чем на духовную практику: сперва бег с высоким подниманием коленей, потом раскачивание всем телом и, наконец, релаксация на спине с открытым ртом. Галина Константиновна говорила что-то о впитывании энергии природы и подражании травам и деревьям — но Еремей просто сперва встряхнулся, а потом расслабился, готовясь к отдыху после долгого дня. Потом он соединился с остальными в общий круг, напился чаю и пошел наверх, снова устроившись возле девушки.

— Тоша, — тихо предложил он. — Может, не стоит полагаться на судьбу? Может, мне просто встречать тебя вечером и провожать?

— Если так будет предназначено кармой, — прошептала она, — мы получим знак. Все предначертано, Рома. Все давно предначертано. Нужно научиться видеть знаки, следовать чувству, а не разуму, и тогда ты поймешь это сам.

* * *

Новый день Варнак потратил на то, чтобы уточнить, кто таков «Игорь Викторович» и чем занимается. После первых же вопросов дорожным рабочим, меняющим люки на улицах, прояснилось, что Игорь Викторович Крамлер является владельцем областной дорожностроительной фирмы. Конторы, в области единственной, а потому успешной и процветающей. Теперь Еремей прекрасно понимал — почему.

Вернулся он в ашрам еще засветло, часов в пять вечера, и оказался встречен с восторгом и радостью, к которым так и не смог привыкнуть — его тискали, обнимали, целовали… И хотя разумом леший понимал, что так здесь относятся ко всем — даже ритуальная всеобщая любовь была Варнаку очень и очень приятна.

— Я сосисок привез пять кило, — выложил он полиэтиленовый пакет. — Можем нормально пообедать.

— Послушники ашрама не едят мяса, — покачала головой Галина Константиновна. — Это плоть убитых животных.

— Не беспокойтесь, я первый сорт в магазине попросил. Там только соя, туалетная бумага и ароматизаторы. Мясо в такие продукты не кладут.

— Я не шучу, брат мой.

— Так и я тоже, Галина Константиновна.

— Нирдыш, отнеси подарок на кухню. Юля, вскипяти, пожалуйста, воды. Мне хочется зеленого чая. Рома, идем со мной. Нужно поговорить.

Варнак вошел в келью старшей ашрама следом за ней, прикрыл за собой дверь. Обстановка здесь была спартанская: вытертая кошма, платяной шкаф и стопка лазерных дисков, сложенных на краю подоконника. Галина Константиновна указала на пол, уселась возле подоконника сама, старательно поджав ноги. Подождала, пока он сядет рядом, протянула руку, коснулась его колена:

— Я знаю, Рома, ты хороший. Будда учит нас, что добро есть в каждом человеке. Он учит, что богов нет вовсе. Он говорил, что все боги — это всего лишь люди, достигшие совершенства. Твоя карма привела тебя в ашрам потому, что для тебя настал час очистить свою душу и тело, обрести гармонию с миром, со вселенной, найти свою точку покоя и совершенства.

— Я помню. Все предначертано. И если для меня настал час познания, судьба приведет меня к учителю, — повторил Еремей ночные слова Маалоктоши.

— И раз твоя карма избрала для тебя меня, я расскажу тебе самое главное, — кивнула Галина Константиновна. — Несколько лет назад я преподавала математику в Институте точной механики и оптики и готовилась защитить докторскую. Тогда-то мне и довелось попасть в больницу из-за пустячного, как тогда показалось, недомогания. После проведения полного обследования мне сказали, что через три месяца я умру. Из-за опухоли. Маленькой опухоли, которая растет где-то в печени и которую нельзя извлечь из-за опасности повреждения кровеносных сосудов. Их там очень много, в этой самой печени. И мне пришлось думать не о диссертации, а о том, как я проведу крохотный остаток своей жизни. Первое, что я сделала, это попрощалась со всеми своими друзьями и родственниками. Я поняла, как люблю их, и сказала им об этом. И после этого я обрела покой. Я перестала бояться смерти. И только после этого я стала понимать важность и истинный смысл учения величайшего из людей истории, мудрого учителя и просветителя Гаутамы Шакьямуни.[2] Я обрела гармонию и с тех самых пор учу искусству гармонии других.

— Несколько лет? — на всякий случай уточнил Еремей.

— Я больше не посещала клиники, Рома, и не знаю, больна или нет. Но, как видишь, я все еще жива. Моя карма ясно указала мне путь, которым надлежит следовать, и с тех пор я несу людям свет истины. Пока я исполняю то, что предначертано гармонией мироздания, оно сохраняет мне жизнь. Разве это не ясный ответ всем сомнениям?

— Гармония? — не удержался Варнак. — В ашраме восемь человек — и никто из них не пытается что-то созидать, работать, учиться. Они только медитируют и спят. Спят и медитируют. Ни семей, ни детей, ни достижений, ни планов на будущее. Иногда мне кажется, что высшая их мечта — это чтобы их замуровали в маленьких пещерках и оставили в покое. Немного дармовой еды каждый день — вот и весь предел мечтаний. Ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться, ничего не делать, ни о чем не говорить, ничего не ждать. Это и есть гармония?

— Состояние самадхи есть высшая цель совершенства для каждого человека, вставшего на путь духовного развитая, — согласно сообщила Галина Константиновна. — Точка абсолютного покоя. Когда ты сливаешься с окружающей вселенной в единое целое, и между нею и тобой нет уже больше никакого разделения.

— Но чем тогда эта жизнь отличается от смерти?

— Ничем. Ты еще жив, но ты уже мертв, и будучи мертвым, ты все равно остаешься живым. Для человека, достигшего совершенства, смерти не существует. Он вечен. Но он пребывает в полном покое и гармонии.

— Умереть при жизни, чтобы избавиться от страха смерти?

— Ты забываешь о самом главном, Рома. Достигший совершенства и гармонии просветленный погружается в нирвану. Он испытывает состояние недостижимого для простых смертных счастья. И остается в этом состоянии вечно. Увы, друг мой, очень трудно говорить на языке людей о понятиях, для которых в речи нет даже названий, ибо в миру эти ценности и радости не существуют. Чтобы ты понял, ради чего необходим духовный труд, ты должен коснуться нирваны хотя бы краешком сознания. Готов ли ты к этому подвигу?

— Отчего не попробовать? — пожал плечами Варнак.

— Но первое, что ты должен сделать, это освободить свое сознание от всего негатива, от зла, от любой недоброжелательности. Достичь нирваны способен лишь тот, кто чист душой и телом. Ты не должен желать смерти или боли никому на этом свете.

— Я и не желаю.

— Неправда. Чтобы есть мясо, нужно убивать живых существ.

— Намекаете на сосиски? Так там одна соя и ничего более!

— Суть не в мясе, Рома, суть в твоих мыслях и желаниях. Ты ступил на путь духовного развития. Здесь чувства важнее реальности. Ты не должен хотеть мяса! Даже если ты купил поддельное, даже если оно взято не из мертвого животного — твое чувство, твое желание есть именно мясо осталось прежним! Ты должен менять не диету, а избавляться от желания причинять зло. Ты меня понял?

— Да.

— Очень хорошо. Помни об этом, береги свое сознание и душу, не впускай в них черноту. Вечером специально для тебя мы проведем надабраму, чтобы очистить тебя и поделиться своей энергией. Тебе сразу станет легче.

Надабрама состояла в том, что во время медитации Варнак стоял в центре комнаты, исполняя свою сольную «кундалини», стряхивая негатив тела и сознания, в то время как все остальные крутились, втягивая энергию окружающей природы, воздуха и земли, пропуская ее через себя, очищая и передавая Еремею, напитывая его свежестью и чистотой. Мелодия все убыстрялась и убыстрялась, одновременно нарастая громкостью, пока вдруг не оборвалась, сменившись нежной соловьиной трелью. И вот тут-то с грохотом и распахнулась дверь, в ашрам вломились сразу трое мужиков, воняющих брусникой, потом и перегаром, одетых в грязные спецовки, с напяленными на головы рваными колготками. Однако при всем своем помойном виде они имели ружье — охотничью двустволку. И это было серьезно.

Вывей поднял голову от заячьего следа, сорвался с места и во весь опор помчался к садоводству. Но мохнатая часть лешего была еще очень, очень далеко.

— До-опрыгались?! — Вооруженный бандит пнул ногой проигрыватель, но тот не замолчал, и мужчина ударом приклада выбил вилку из розетки. — Деньги гоните! Быстро!

Второй схватил за ворот водолазки Ирину, поджав ее подбородок ножом, третий притиснул к стене Нирдыша, так сильно вдавив нож в его живот, что показалось — лезвие наполовину вошло в тело. Варнак замер. Он мог прямо сейчас, на месте, убить любого из троих — но пока будешь разбираться с одним, другие неизбежно успеют наделать беды. Да еще два ствола с непонятными патронами. Ружье могло быть и муляжом, подобранным на свалке мусором. А могло иметь внутри заряды картечи. Рисковать при таком раскладе не стоило. Будь леший одни — ему не угрожало бы ничего. Но в сложившейся ситуации никак не получалось уничтожить гостей без крови. Они неизбежно поранят не меньше двух сектантов.

— Не нужно кричать и пугать, — сложила ладони перед грудью Галина Константиновна. — Вы вошли в дом веры и любви. Это место покоя, а не зла. Вы можете найти здесь радость и счастье. Отпус…

Речь старшей прервал удар приклада по лицу:

— Деньги, дура!

— Да откуда здесь деньги, люди?! — в отчаянии выкрикнул патлатый мальчик-переросток. — Оглянитесь! Этот дом похож на богатое жилье?

Вывей уже приближался к крайним участкам садоводства, но был все еще слишком далеко. Безнадежно далеко. И к тому же начал уставать от долгого бега.

— Не езди по ушам, баклан! — Бандит у стены прижал Нирдыша локтем в горло. — Знаем мы, что в сектах бабок всегда навалом. Вы своим кретинам мозги промываете, они вам все свои ценности несут и квартиры на вас переписывают.

— Мы ищем истину, а не деньги. — Галина Константиновна отняла ото рта залитые кровью ладони. — Это дом любви и гармонии, а не корысти.

— Так… Нас считают за лохов, — приплясывая, повел стволом первый. — Пока пару уродов не шлепнем, не дойдет.

Похоже, он был изрядно под кайфом. Или безумно трусил от затеянной авантюры и мог сорваться на глупость в любую секунду.

— Хорошо, я отдам деньги, — подняв руки, сказал Варнак. — Касса секты у меня. Но только помните, смертные: каждому творящему воздастся втрое! Посему творить лучше добро. Ибо творящему зло воздастся злом.

— Заткни хайло и гони бабло! — Бандит тут же навел ружье на него.

— Даю, они в кармане куртки… — Еремей медленно, дабы не напугать нервного гостя, пробрался к вешалке, сунул руку в нагрудный карман и выгреб мелочь, отложенную на насущные расходы. Подровнял купюры, пролистал и положил на пол: — Деньги ашрама. На каждого, кто их коснется, падет проклятие сумеречного зверя. Несчастных будут жрать кусками неведомые твари до тех пор, пока на теле останется хоть малый кусок мяса.

— Ой, как страшно! — не медля, схватил добычу вонючий грабитель. — Чё так мало?

— Мы же не лавочники, зачем нам наличные? — усмехнулся Варнак. — Хотите еще — поехали в банк, сниму со счета. И заметь, ты коснулся денег. Теперь все, договор со смертью заключен. Ты взял проклятие. Не забудь поделиться им с друзьями. Одному тебе будет скучно. Трогайте деньги все, трогайте.

— Заткнись! — Ствол уперся ему в лоб.

— Там девять тысяч, — сказал Еремей. — Чтобы вернуть втрое, тебе будет нужно двадцать семь.

— Ага, разбежался! — Скомкав деньги, грабитель запихал их в карман. — Уходим мужики. Не бздите, святоши! Мы еще придем!

Незваные гости быстро отступили, пряча ножи, и выскочили за дверь. Последним ушел тот, что с ружьем.

— Отработанно действуют, — тихо отметил Варнак. — Видать, не в первый раз. И уже получали сковородой по затылку. Галина Константиновна, не знаете, тут на участках грабежи не случались? Не воровство, пока хозяев нет, — а такие вот грабежи, настоящие?

— Господи, я чуть не умерла, — охнула беременная с сальными волосами и села на пол.

Ира, вытянув ворот водолазки почти до самого носа, расплакалась. Нирдыш перебежал к ней, обнял, Юля кинулась к старшей.

— Милицию нужно вызывать, — спохватился мальчик-переросток, — о грабеже сообщить!

— Не нужно, — осадил его Варнак. — Я повесил на них проклятие. Оно все сделает само.

— Какое проклятие, Рома?! Это же бандиты! Самые настоящие бандиты! Они нас чуть не убили!

— Они забрали мои деньги, — отрицательно покачал головой Еремей. — Мне и решать. Проклятию я доверяю больше, чем полицейским.

— Оставь, Вертер, он прав, — неожиданно вступилась Галина Константиновна, промакивая кровь платком. — Мы не должны пускать в свои души зла и мстительности. Мы должны сохранять в себе доброту и только ее. Простим их, дети мои. Давайте сядем в круг, возьмемся за руки, вспомним этих несчастных, рожденных горем и темнотой, и простим их. Будем выше этого, будем выше зла и мести. Просветленный обязан нести в своем сердце любовь ко всем и каждому. Легко любить того, кто отвечает тем же. А вы попробуйте возлюбить сердцем тех, кто ненавидит. Сядем в круг, дети. И докажем себе, что мы сильнее любых испытаний. Что гармония сохраняется в наших душах несмотря ни на что.

Сектанты стали послушно рассаживаться возле лазерного проигрывателя с треснувшим экраном. Увы, поднять им настроение Варнак не мог. Ведь тогда ему пришлось бы признать, что своей волчьей частью он уже взял след и, сберегая дыхание, медленно трусит вслед за облаком перегара, перебиваемым только запахами никогда не мытого тела. Грабители ашрама больше походили на обычных бомжей, нежели на уголовников. Ибо последние, прежде чем идти на грабеж, узнают хотя бы примерно, какую им удастся взять добычу. Эти же идиоты решили ограбить законченную голытьбу.

Но след они путали старательно. И не топали по улицам, а ломились через участки, перелезая заборы, пробираясь малинниками, таясь от далеких прохожих под кронами садов. Проходя мимо свалки, они скинули колготки, запихав их в плесневелую коробку из-под роз, отвернули по тропе, огибающей крайний участок, и вернулись в садоводство на следующей линии, после чего следы стали гуще и внезапно раздвоились. Один, послабее, потянулся вдоль линии, более густой ушел к крытому замшелым шифером дому, ощутимо просевшему в землю и обросшему вокруг густым бурьяном.

«Вот и попались, — подумал Варнак, волчьими лапами обегая дом. — Кому нужны маски, если от вас вонь, как от ассенизаторской повозки?».

— Как они обосрались-то, ты видел? — весело обсуждали хозяева дома. — Аж присели все. Я думал, сейчас струйки потекут!

— А этот, который лупоглазый, — ты слышал? «Проклятье, проклятье»! Думал, испугаемся. Бабушкины сказки решил на ночь рассказать.

— Жалко, взяли мало. Сколько там?

— А ты сам посмотри. Чего, страшно, что ли? Проклятия испугался?

— Ничего я не испугался!

— Так возьми и пересчитай.

— Ну и возьму.

— Ну и возьми.

— Ну и возьму.

— Возьми, возьми. — Мужчина заржал: — Что, кишка тонка?

— Да вот тебе, пожалуйста, взял!

Вывей вскинул голову и долго, протяжно завыл. В домике послышался шум и грохот, зазвенело стекло.

— Ты чего, охренел?! Хорошо, пустая. Давай теперь, убирай!

— Едрит налево… Метелка где?

— Хрен его знает. Тряпкой на газету смахни.

— А свет у тебя во дворе есть?

— На хрена тебе свет? Мусорной кучи не найти? Или этого, «сумеречного зверя» боишься? Не ссы… Слава водяры принесет, взбодришься.

— Достал ты уже этим зверем! У тебя на дворе свалка хуже любого проклятия. Без света все ноги переломаешь.

— Не бухти. На улице фонарь болтается, все там видно, не заблудишься.

— В сортире хотя бы лампочка еще цела?

— К соседям сходи. Им как раз навоз привезли. Наложишь рядом — никто ничего и не заметит, — снова заржал мужчина.

— Да я только столбик помочить…

Шорох из дома показал, что там кто-то одевается. Вывей, неслышно раздвигая траву острой мордой, побежал к крыльцу, остановился на углу дома. Хлопнула дверь, мужик в длинном великоватом пальто спустился на двор и, как обещал, направился к воротам, за ними остановился возле столба. Волк, бесшумно переставляя лапы, подошел сзади. Он не торопился — у него не было желания убивать, и он не боялся упустить добычу из-за своей медлительности.

— Хорошо живет на свете Винни-Пух! — сделав свое дело, повеселел грабитель. — У него жена и дети, он лоп-пух!

Он повернулся, увидел перед собой светящиеся в темноте глаза зверя и осекся. Кисло пахнуло — ужас смертного пробил грязь и вместе с потом потек наружу. Вывей молча оскалился, метнулся вперед и жадно вцепился клыками в правую руку жертвы — не столько потому, что именно ею бандит трогал деньги, сколько помня о ноже. С порванной кистью враг останется безоружным. Грабитель заорал от боли и ужаса, шарахнулся назад, врезался головой в столб, потерял равновесие и рухнул на спину. Волк отпустил руку, рванул зубами икру, прыгнул вперед, перехватил жертву за плечо.

— Ерш, ты чего? — вылетел на крыльцо второй бандит. — Ты чего, правда ногу сломал?

Волк поднялся на спине воющего от ужаса мужика, повернулся к первому из проклятых, предупреждающе зарычал и помчался через двор. Разумеется, Вывей не успел — бандит прыгнул назад, захлопнув дверь, громыхнул засов. Что будет дальше, Варнак догадывался, и потому волк перемахнул крыльцо, проскочил дальше, свернул за угол и побежал через соседний участок: по рыхлым грядкам клубники, под высокой створкой калитки и дальше за кусты сирени, темнеющие как раз между осветительными столбами. Когда первый из проклятых выскочил с заряженным ружьем — мохнатая ипостась лешего была уже далеко.

— Ерш, ты цел?

— Какое цел?! — прошипел мужчина и перешел на непрерывный многоэтажный мат, означавший, что его чуть не сожрали и ему очень плохо.

— Держись, я сейчас… — Бандит спустился с крыльца. То и дело оглядываясь, он добрался до друга, закинул оружие на плечо, наклонился, помог подельнику встать, потянул к дому и вдруг застыл: — Вот, ё-о… Слава. Слава-а!

Главный грабитель предупреждающе замахал появившемуся в конце линии третьему проклятому, посланному за водкой. Тот смысла криков не понял и только весело помахал в ответ. В этот момент Вывей и вышел из-за сирени, загородив бандиту дорогу. Постоял, давая жертве осознать, что именно происходит, а потом ринулся в атаку.

Первый вскинул было ружье — и тут же опустил, едва не заскулив от бессилия. Его друг и зверюга находились на одной линии. Стоит нажать спусковой крючок — картечь снесет обоих.

Слава все понял, уронил пакет и ринулся бежать. Но куда там — смертному от волка! Через считанные секунды Вывей взметнулся в прыжке, легко клацнул клыками по загривку, а когда от толчка тяжелого тела проклятый повалился вперед, выставив руки, волк толкнулся дальше, вцепляясь именно в них. Крутанулся, злобно рыча, хватанул жертву клыками за ухо, за ногу. Поднял взгляд на набегающего врага с ружьем — и отпрянул в сторону, растворяясь в темноте среди душистой смородины.

— Слава, ты жив? — перевернул подельника первый.

— Кулич? Жека, водки дай, — хрипло попросил тот.

Первый метнулся к пакету, открыл «Столичную», хлебнул сам, передал другу. Тот сделал несколько больших глотков, перевел дыхание и попросил:

— Женя, скажи, что я сплю…

— Вставай, Слава! Давай домой скорее. Там разберемся. — Из его двора снова послышался душераздирающий вопль Ерша, и Кулич взмолился: — Слава, идем!

Тот поднялся, заспешил, то ли хромая, то ли приволакивая ногу и подкрепляя каждый шаг глотком из бутылки.

— Женя-я-я!!! — орал Ерш от дома. — Женя, он зде-е-есь!

Первый из проклятых забежал чуть вперед, выглянул через забор, держа наготове ружье.

— Почему ты не в доме?

— Не успел! Появилась эта тварь и стала меня жрать! Ты понимаешь — жрать! Живьем! Вцеплялась и жевала!

— Где она?

— Не знаю!

Вывей, сев за сараем, вскинул морду и протяжно, с наслаждением завыл. Бандиты вздрогнули, первый перехватил ружье двумя руками, но перед соблазном кинуться на звук устоял — помог Славе зайти во двор, затащил в дом Ерша, захлопнул дверь и запер ее на засов.

Глава третья

— Извините, ребята, — разорвав молчаливый общий круг, поднялся Еремей. — Мне нужно ненадолго выйти.

В семи линиях от ашрама в доме тихо заскулил Ерш:

— Господи, зачем мы это сделали? Зачем? Ведь решили же в своем садоводстве никого не трогать. Теперь мы прокляты. Теперь нас всех сожрет эта тварь.

— Не ссы, Рыбкин, — громко ответил Женя, обходя комнаты. — Это всего лишь собака. Обычная мохнатая скотина. Я эту дворнягу пристрелю и сделаю из шкуры новый коврик.

— Собаки такими не бывают, Кулич. Они не кидаются на людей и не жрут их раз за разом. Это проклятие, это все проклятие! Отдай им эти чертовы деньги, Жень. Прошу тебя, отдай. Мы все здесь сдохнем, Женя! Отдай. Отдай, пусть снимут это свое дерьмовое проклятие!

— Хрен им, а не деньги. Как рассветет, я эту долбаную псину пристрелю, как клопа на стенке. Просто сейчас темно, и не видно, где она бегает.

Вывей уселся на углу, снова завыл. Кулич подскочил к окну, попытался выглянуть, вернулся к Славе, вырвал у него бутылку:

— Другим оставь, и так половину вылакал!

— Надо раны этим полить, — вдруг решил его друг. — Чтобы не загноились.

— Водой сперва сполосни, — грубо ответил Кулич. — Может, тебе еще ванну из шампанского сделать?

Из-за стены снова послышался протяжный вой, а потом весь дом содрогнулся от тяжелого удара — с потолка и люстры даже посыпалась застарелая пыль. Потом снова и снова. Женя едва не поперхнулся водкой, снова схватился за ружье:

— Что за дятел?!

Входная дверь задрожала снова. Первый из проклятых отставил бутылку, взвел курки, подобрался к засову, медленно его отодвинул и, толкнув дверь, выскочил наружу. Двор был пуст. Он повел стволом из стороны в сторону, в ответ послышалось угрожающее рычание от сарая. Кулич сделал два шага на звук, прикусил губу. Вроде бы, и рядом — но явившаяся из ночи псина оказалась на удивление хитра и расторопна. Кто знает, что там у нее на уме? Опасаясь оставлять подельников одних, он отступил обратно в светлую уютную прихожую, запер дверь на засов — и услышал звон разбитого стекла. Бандит ринулся к угловой комнате — а входная дверь тут же содрогнулась от тяжелого удара, словно в нее на всем ходу врезалась машина. Снаружи уже в который раз донесся голодный звериный вой.

— Это собака дверь ломает, Женя?! — заорал Ерш. — Собака, да?! Отдай им деньги, Жека! Отдай, или мы все тут сдохнем до утра! Пусть снимут это чертово проклятие! Пусть снимут!

За входной дверью тихо, утробно зарычали, и она снова содрогнулась от удара.

Варнак опустил чурбак, одолженный по дороге, вытер со лба пот, снова взял в руки и с разбегу врезал им в косяк чуть ниже петель. Изнутри что-то подозрительно щелкнуло, и они с волком торопливо разошлись по разные углы домика, пока пьяные уроды не пальнули картечью сквозь дверь. Там, примерившись, Еремей сбил чурбаком пакетник. Заискрили провода, окна погасли, из дома послышалась ругань вперемешку с мольбами и стонами. Вывей зарычал с той стороны дома. Торопливые шаги подсказали, что бандит с ружьем побежал к волку, и Варнак, вскинув деревяху, с размаху высадил ею ближнюю оконную раму — чтобы смертные не чувствовали себя в безопасности даже за запертыми дверьми. Отбежал в сторону, затаился, дав возможность первому из проклятых выглянуть наружу и ничего не заметить, — в то время как волк угрожающе зарычал с другой стороны. А когда грабитель скрылся обратно в темноту проема, леший поднялся, перебросил чурбак на плечо и зашагал обратно к ашраму. Для увеселения проклятых теперь вполне хватит и его звериной сущности.

— Он здесь! — вдруг заорал Ерш. — Он здесь, я слышу его дыхание!

— Это я, Рыбкин! — ответил Слава. — Хватит голосить, без тебя тошно.

— А если это оборотень? Тогда мы все уже отравлены. Мы тоже станем такими. Будем бегать зверьми и пить кровь.

— Ерш, перестань нести хрень! Какие тут могут быть оборотни? Мы не в кино.

— Ты сам хрень, Женя! — сорвался на крик Ерш. — Тебя не жрали, как мясо! Тебя не грызли! Тебя даже ни разу не кусили. Посмотрим, как ты завоешь, когда настанет твоя очередь?

Вывей обошел дом, зарычал под выбитым окном, поскребся в дверь, издал протяжный вой, снова громко зарычал, кружа вокруг.

— Это обычная собака, Женя, да?! — опять застонал Ерш. — Это она сторожит нас, как курятину? Она входы сюда ищет, Жека! Женя, отдай! Я умоляю тебя, верни им эти деньги, верни. Пусть все закончится! Верни!

— Да она ушла вроде. — Кулич нашарил бутылку, отпил, осторожно выглянул в выбитое окно. Тут же с легким шелестом мелькнула в воздухе тень, звонко лязгнули зубы, всего чуть-чуть не достав до его лица. Проклятый шарахнулся назад, судорожно сглотнул, торопливо запил испуг водкой и перекрестился.

— Ты, Женя, главное не засни, — попросил Слава. — Коли закемаришь, тебя зверюга проклятая сожрет, и нас тоже. Мы, сам видишь, караулить не способны. Только от тебя все зависит. Закроешь глаза — мы трупы.

— Мы уже трупы, — с подскуливанием отозвался Ерш. — Мы все сдохнем. Она сожрет нас всех. Всех. Господи, за что?!

— Проклятье! — Кулич пошуршал ладонью по столу, потом отошел к шкафчику, нашел часы, вынес на свет фонаря. — Ёпэрэсэтэ, еще только половина первого! Вся ночь впереди…

— Вот потому она и не торопится, — пояснил Ерш. — У нее времени много. Играется, как котяра с мышами. Жрать будет не торопясь.

— Я отдам! — внезапно заорал в окно первый из проклятых. — Всё, всё, мы сдаемся! Я отдам эти проклятые деньги! Уходи!

Сгребя брошенные на столе купюры, он подступил к двери, отодвинул засов, выглянул, потом медленно, держа наготове ружье, выбрался наружу, пересек двор и вышел на линию.

Вокруг все было тихо до хруста. Лягушки на болотине — и те не перехрюкивались извечной ночной песней; даже комары пропали куда-то все до единого. Ускорив шаг, Кулич дошел до перекрестка, уже смелее повернул к сектантам — его никто не преследовал и не подгонял.

В ашраме только-только наступило некоторое успокоение, последователи учения любви и доброты пили чай, наделав бутербродов с сосисками и кетчупом. Аргумент насчет сои подействовал практически на всех. Поэтому при подходе проклятого, Варнак предпочел тихо выйти в молельный зал — чтобы не случилось новой нервотрепки.

Бандит вежливо стучать так и не научился — опять пихнул входную дверь и вломился в дом, хотя на этот раз и был без маски. Увидев одиноко стоящего Еремея, сунул ему в карман брюк купюры:

— Вот, забирай к чертям свои деньги и снимай проклятие.

— Я же предупреждал, — покачал головой Варнак, — за зло воздается троекратно. Здесь не хватает еще двадцати тысяч.

— Снимай проклятье, я сказал!!! — заорал Кулич и вскинул ружье, уперев дуло ему под подбородок. — Снимай, или башку отстрелю нахрен!

— Ты кое-что забыл, — ухмыльнулся леший и крепко перехватил стволы чуть ниже мушки. — Твое проклятие здесь.

И он указал глазами на дверь, в которую как раз протискивался нахватавший где-то репейников Вывей.

— А-а-а! — Бандит зарычал, пытаясь повернуть ружье, но Варнак держал его крепко.

Волк оскалился и кинулся вперед. Грабитель рванул оружие в последний раз, но повернуть двустволку так и не смог и, бросив, метнулся на веранду. Вывей затормозил, развернулся и не спеша потрусил обратно к двери.

Еремей прошел следом, выпустил волка на улицу, потом сложил ружье пополам, отделил цевье с запором, сунул в задний карман, оставшиеся же бесполезные половинки, подойдя к Куличу, повесил тому на шею:

— На сегодня я сумеречного зверя отзываю. Не хочу ашрам кровью твоею марать. Так что иди. До завтра можешь отдохнуть.

Полуобняв гостя, леший почти дружелюбно проводил его до двери и настойчиво выпихнул в темноту. Вынул цевье, покрутил в руках. После короткого колебания забросил на печь. И только после этого обратил внимание на царящую на кухне тишину. Все члены секты изумленно следили за его небрежными манипуляциями.

— Вот, вернули, — спохватился он, доставая деньги и разглаживая их. — Боюсь только, остальных двадцати тысяч нам не видать. Ханурики, скорее всего, предпочтут сдернуть на рассвете куда подальше и больше в здешних землях по гроб жизни не покажутся.

— Рома… Ты кто? — шепотом спросил Нирдыш.

— Кто я? — вздохнул Варнак, пожал плечами. — Как тебе объяснить? Я тот, против кого не поможет даже самый лучший персидский амулет. Кстати, чай здесь наливают только носителям чистых помыслов — или повелителю проклятий тоже дадут небольшую чашечку?

— Ты не боишься никаких амулетов, или только персидских? — наивно поинтересовалась Юля.

— Никаких. Я смертный. Такой же, как вы. А амулеты действуют только на вечные создания. На хранителей, лихоманок и еще кое-кого из этого племени.

— Значит, ты умеешь накладывать проклятия? — переспросил Нирдыш. — Ты повелеваешь духами и демонами?

— Не повелеваю, — отрицательно мотнул головой леший. — Скорее, дружу. Если не враждую. Поэтому я не самый лучший из друзей. Рядом со мной очень легко влипнуть в неприятную историю.

— Ты хороший, Рома. — «Конопушка» вынесла ему из кухни большую чашку чая. — Ты ведь не уйдешь, правда? Учительница научит тебя любить и быть добрым. Она умеет. Она самая лучшая.

— Простите, Галина Константиновна, — принял от Юли чашку Варнак, — но, боюсь, карма привела меня сюда вовсе не затем, о чем мы подумали сначала. Это была мировая гармония в действии. Испытание случилось именно тогда, когда имелось средство его преодолеть. Увы.

— Ты рано опускаешь руки, брат мой, — ответила старшая, затиснутая в самую глубину кухни, к черному окну с отблесками лампы. — Если ты был нужен нам для спасения, то, может статься, и мы тоже нужны тебе? Нужны для спасения твоей души. Ничего не случается просто так. Если к нам пришел именно ты, а не обычный участковый, — значит, это нужно и тебе.

— Боюсь, вы ошибаетесь, Галина Константиновна, — покачал головой Еремей. — Я уже получил свой урок.

— Почему-то все и всегда считают, что я ошибаюсь, — поморщилась старшая. — Так я никогда не получу своего просветления. Расскажи хотя бы ты, в чем мое заблуждение?

— У вас слишком хорошо. Любовь, добро, совершенство. Ваш ашрам напоминает прекрасную цветочную клумбу, распустившуюся под весенним солнцем. Беда в том, что в нашем мире слишком много баранов, которые воспринимают цветы и травы исключительно как еду. И чтобы клумба существовала, рядом с нею должен обитать злобный клыкастый волк, сжирающий баранов, которые идут в эти цветы топтаться. Гнусный, подлый и безжалостный зверь с руками по локоть в крови.

— Ты хочешь сказать, что мы имеем возможность быть честными и безгрешными только потому, что кто-то другой принимает наши грехи на себя? — мгновенно поняла его основательница ашрама.

— Я хочу сказать, что согласен на эту ношу. Пусть я буду проклят, но пусть рядом со мною расцветают счастье и красота.

— Ты говоришь ужасные вещи.

— Такова цена гармонии. Кто-то должен ее заплатить.

— Великий учитель был прав, — кивнула старшая. — Добро живет в каждом человеке. И мы должны любить каждого, если только он сам не откажется от нашей любви. Я люблю тебя, повелитель проклятий, и я рада, что ты переступил порог нашего дома.

Галина Константиновна не без труда выбралась из глубины кухонки, подошла к Варнаку, обняла его, поцеловала и удалилась в свою келью. Следом к лешему подскочил Нирдыш:

— Рома, ты научишь меня накладывать проклятья?

— Легко. Иди и запишись в секцию бокса.

— Зачем? — не понял сектант.

— Чего тут непонятного? Чтобы обрести любовь и доброту, нужно посвящать по десять часов в день безделию и созерцательности. Чтобы накладывать проклятия — десять часов в день нужно учиться вкладывать ненависть в каждый удар. Пять-шесть лет медитаций — и ты поднимешься до уровня просветленного уже и в моем черном деле. Ты не видел, Тоша не приходила? Вроде, поздно уже.

— Наверное, и не придет. В общаге осталась. Она там часто ночует. А ты пробовал медитировать во время бокса?

— Пробовал. Три раза. Называется «нокаут», — ответил Варнак и пробрался мимо него в кухню на освободившееся место. Как он понял, выселять его за «черную магию» никто не собирался, а больше его ничто не беспокоило. Хотя без волоокой Маалоктоши было, конечно, скучновато.

— Постой, Рома, — пошел следом Нирдыш. — Ты хочешь сказать, служить злу труднее, чем добру?

— А ты сомневался? Посмотри на Галину Константиновну. Каждый день она собирает вас на медитации, каждый раз она выбирает вам нужные упражнения. Получается, она подчиняет вас своей воле. А значит — совершает насилие. И тем самым творит зло. Когда в ашраме нечего есть, она вынуждает вас работать. И тем самым творит насилие. А насилие — это зло. Именно поэтому, в отличие от вас, она никогда не получит просветления. Она совершает поступки. В этом мире любой созидатель, хочет он того или нет, творит зло. Даже для того, чтобы построить храм, и то нужно расчистить участок, убрать дерн, выкорчевать корни, срубить лес. И за каждый из этих поступков строителя можно обвинить в злобе и жестокости. Не творит зла лишь тот, кто не делает ничего. А ничего не делать, согласись, куда проще, чем строить, воспитывать и даже повелевать.

— Кажется, в нашем ашраме появился новый учитель, — открылась дверь в келью старшей, — который утверждает, что любая жизнь вообще есть Зло.

— А разве вы не говорили то же самое, Галина Константиновна? — возразил Варнак. — Высшая цель духовного развития, указанная вашим богом, есть состояние самадхи. Которое неотличимо от смерти. Вот и выходит: желаешь любви, добра и гармонии — умри. Умри сам и не мешай умирать другим. Исключительно созидательная философия!

— Пусть так. Но тогда скажи, чему учит твоя школа, повелитель проклятий?

— Честности. Невозможно прожить жизнь, не переступая границы добра и зла. Но можно попытаться за свою жизнь сделать этот мир немного лучше.

— Смертное проклятие как путь постижения любви и гармонии? Нужно будет промедитировать над этим интересным постулатом. Я буду познавать силу проклятий, а ты — постигать искусство достижения нирваны. Посмотрим, что у нас получится. Кто знает, может, именно ради встречи с тобой карма и сохранила мне жизнь до этого дня? Пообщаться с темной стороной мирозданья доводится далеко не всякому. Надеюсь, завтра утром не окажется, что ты был всего лишь моим ярким сновидением.

Глава четвертая

В город из своего святого убежища Варнак скатался с вполне разумной целью — узнать, не всплыла ли история с проклятыми грабителями в местном МВД? Ему совсем не улыбалось попасться на глаза полиции при осмотре места происшествия. Ведь угрозы мэра никто не отменял, и фото Еремея наверняка уже имелось во всех ориентировках.

История и вправду всплыла — на местном новостном сайте, в разделе юмора. Там сообщалось, что в корзовскую больницу обратились двое бомжей с легкими телесными повреждениями. Несчастные утверждали, что стали жертвой оборотня. Далее уточнялось, что от потерпевших сильно разило алкоголем, а поверхностные ранения у них на коже могло нанести только мелкое существо размером с болонку. Статья так и называлась: «Болонка-вурдалак».

Из интернет-кафе Еремей перешел в кафе обыкновенное и подкрепился двумя стейками из лосося. Духовно-возвышающей пайки послушника ему для сытости катастрофически не хватало.

В какой именно момент он попался на глаза излишне любопытным горожанам, Варнак не заметил, но на шоссе, привычно обходя попутные машины, он обратил внимание на синюю, потрепанную жизнью «бомбу», что раз за разом совершала рискованные обгоны, пытаясь удержаться у него на хвосте. Для проверки Еремей чуть сбросил газ, прекратив обгоны, — «БМВ» тоже остепенилась, удерживаясь в четырех машинах позади.

«Вот ведь лохи, на что рассчитывают?» — мысленно усмехнулся он, переведя взгляд на сосновый бор по правую руку, и, заметив за первой же автобусной остановкой утоптанную тропу, свернул на нее. Не снижая скорости, легко и уверенно мотоцикл помчался между плотно растущими толстыми деревьями. Две минуты спустя тропа вывела его к деревушке в два десятка домов. Варнак выехал из нее по проселку, вроде бы идущему в нужном направлении, возле очередной развилки отвернул влево, потом еще раз, миновал какой-то хутор с обширной пасекой и вскоре по другой, не менее узкой тропе, выскочил обратно на шоссе, но уже несколькими километрами дальше.

— Хотел бы видеть их рожи, когда они остановились возле леса, — пробормотал Еремей, до упора выкручивая правую рукоять. — Боюсь только, к следующему разу они запасут какую-нибудь двухколесную тарахтелку. Но будет уже поздно.

До проведения тендера оставалось всего три дня, включая выходные. Значит, уже в понедельник он может отправляться к мэру за ответом. А предыдущие двое суток — просто не высовывать носа из ашрама.

Правда, последняя задача оказалась наиболее сложной. В отличие от прочих последователей учения Гаутамы Будды, он не мог часами сидеть на коленях с прикрытыми глазами, полдня кружиться на месте даже под самую красивую мелодию или впитывать энергию солнца раскрытыми ладонями, как какой-то кабачок. Его деятельная натура требовала приложения сил — а кроме как заготовить хвороста на месяц вперед и покосить траву на участке в ашраме, делать было совершенно нечего. Даже интерес к возможности накладывать проклятия среди сектантов угас, как только выяснилось, что овладение темной магией требует не сидячих медитаций, духовного роста и созерцательности, а реальных ежедневных тренировок с физическими нагрузками. Последователи бывшей математички перед лицом штанги и боксерской груши немедленно приняли сторону ничем не замутненного, рафинированного добра.

— Рома, ты хороший, — нашла его «конопушка» возле сарайчика, когда-то явно служившего уличным туалетом, а ныне заваленного старыми лейками и ведрами и поверх них под самую крышу забитого хворостом. — Я тебя люблю. Ты сегодня вечером не занят?

— Нет, Юля, ты тоже очень хорошая. И я тебя тоже люблю. Конечно, нет. Чем?

Полынная девчонка наморщила свой вздернутый носик, переваривая ответ, и недовольно фыркнула:

— Я серьезно спрашиваю, Роман!

— Ты выбери что-нибудь одно, сестра моя по вере. Или Рома, или Еремей, — улыбнулся Варнак. — А то неправильно имя удлиняешь. И да, ты тоже хорошая, и нет, чем я могу быть тут занят? Даже порчу не на кого напустить!

— Я серьезно!

— А я что, шучу, что ли? Сама посмотри — тут, кроме тебя, никого нет! А на тебя порчу напускать нельзя. Ведь ты меня любишь, и ты хорошая.

— Ты не мог бы сходить сегодня со мной в одно место?

— О-о, шпионские тайны? Можешь на меня положиться.

— Я серьезно спрашиваю!

— А я серьезно отвечаю. Хоть на край света!

— Нет, мне сегодня вечером в Корзов нужно. Мама день рождения отмечает. Нужно появиться хоть ненадолго, а то она обидится. Мы ведь с ней не ссорились.

— Хорошо, я провожу.

— Нет, ты лучше со мной сходи. Пусть знают, что у меня тоже настоящий парень есть. А то они меня совсем за дурочку считают. Даже лечить пытались. Пришлось от мамы прятаться. Но сейчас успокоились. Смирились, что я такой же быть не хочу.

— Какой?

— Ну… плохой. Кто ничего не делает, а у других отнимает. Пусть увидит, что у меня тоже все как у всех. Настоящий парень есть, и жизнь взрослая. Что я сама по себе, и пусть больше за мной не ходит и не заботится! Что я и сама смогу прожить!

В последнем Варнак очень сильно сомневался. Он-то отлично понимал, что маленькие нежные цветочки, произрастающие в уютном и ухоженном ашраме Галины Константиновны, огороженные от жизненных невзгод медитациями и хозяйственной находчивостью бывшей преподавательницы, не протянут в реальной жизни и недели, и максимум на что способны — исполнять обязанности привокзальных побирушек. Но… Но почему бы и не сделать доброе дело, раз уж оно ему ничего не будет стоить? Показаться рядом с девчонкой, поздравить и успокоить ее родительницу, а потом безопасно и комфортно доставить Юлю назад.

— Эк ты разгорячилась-то! Конечно, прокатимся, отчего и не погулять в субботний вечер? Надеюсь, Галина Константиновна на нас за сию вольность не осерчает?

— Ашрам открыт всегда. Мы здесь не на привязи. Раз нам нужно уйти, никто ничем не попрекнет.

— Воистину, сама судьба привела меня в это место. Когда едем?

— Наверное, прямо сейчас нужно. Автобус через полчаса подойдет.

— Какой автобус, Юля? Коли пускать пыль в глаза — значит, пускать. Поедем с шиком, на мотоцикле. Я переоденусь парадно, в черную кожу с заклепками, купим самый большой букет, что удастся найти на наших проулках…

— Я серьезно говорю, Рома! — недовольно топнула ногой «конопушка». — Откуда мы возьмем мотоцикл и все остальное?

— И я серьезно, — ухмыльнулся Варнак. — Неужели ты думаешь, что у служителя зла и повелителя проклятий не найдется такой мелочи, как мотоцикла и костюма из толстой черной кожи? Да мне достаточно в ладоши хлопнуть — и все появится!

— Ну тебя! Хватит издеваться! Ты совсем как мама… — У нее задрожали губы.

— Неужели ты мне не веришь, Юленька? — присел перед «конопушкой» Еремей. — А еще почти просветленная! Людям нужно верить. Давай руку, пойдем.

Спустя два часа «Урал-соло», утробно бормоча мощным мотором, затормозил напротив разукрашенного гирляндами кафе «Рыбный дол». Варнак заглушил мотоцикл, откинул подножку, помог слезть «конопушке», с трудом удерживающей огромный букет дельфиниумов, снял шлем с ее головы, затем свой, взял девушку под руку, проводил ее до дверей и пропустил перед собой.

— Мама! — крикнула «конопушка». — Это я!

Юля побежала вперед, он же остался у дверей: снял плотную косуху, способную выдержать удары капель встречного града на скорости ста километров в час, развесил на вешалке шлемы.

— Мама, позволь представить тебе моего хорошего друга. Его зовут Еремей, и он очень хороший.

Варнак услышал приближение шагов, торопливо пригладил волосы и повернулся навстречу хозяйке торжества. Они встретились глазами и одновременно вздрогнули.

— Ага… — крякнул леший, невольно делая шаг назад.

— Ага… — сглотнула мэр города Корзов, чуть дернув подбородком в сторону и заметно склонив голову набок.

Пауза длилась, казалось, целую вечность, наконец Алла Альбертовна резко встряхнулась, и губы ее растянулись в приветливой улыбке:

— Очень приятно познакомиться с другом моей дочери. Какое редкое и звучное имя: Еремей. В наши дни исконные русские имена, увы, звучат все реже и реже. Очень рада вас видеть!

— От чистого сердца поздравляю вас с днем рождения, Алла Альбертовна, — Ерема поклонился и коснулся губами протянутой руки. — Восхищен вашей красотой. Теперь понятно, в кого Юлия выросла столь прекрасной.

Рука женщины чуть задержалась в его ладони, пальцы слегка сжались, скребнув ногтями, и выскользнули:

— Прошу, проходите! Юленька, рядом со мною как раз оставлено два свободных места.

Из украшенного чучелами и вялеными рыбными тушками зала обильно пахло вином, водкой, жареным мясом и масляными салатами. А также горячими дезодорантами и слабой уксусной отдушкой. Вестимо, пир начался уже достаточно давно, и гости успели изрядно поднабраться.

— Неплохого мужика Юлька оторвала, — шепотом заметила соседке женщина на дальнем конца стола. — Видать, дурь в мозгах закончилась.

— Мужики завсегда лучшее лекарство, — ответила вторая, и обе захихикали.

— Чокнутая, так в лохмотьях и ходит, — заметила другая парочка. — Чего он в ней нашел?

— О, юродивая прибрела, — хмыкнул раскрасневшийся толстяк и опрокинул в рот рюмку.

Хорошо хоть, «конопушка» своим человеческим ухом всего этого не слышала.

Вслед за мэром, что щеголяла в длинном облегающем платье из алой сверкающей синтетики, они вместе прошли к столу. Варнак отодвинул для Юли стул, девушка села, и ярко накрашенная бабулька напротив, наклонившись вперед, тут же взяла ее за руки:

— Ты как, внученька? Ты где? Ты наконец порвала с этими полоумными сектантами? Смотрю, смогла-таки красавца настоящего себе найти?

— Мы не полоумные, бабушка! Мы ищем путь к истине! — обиделась «конопушка». — И Рома тоже один из нас. Он тоже идет по пути духовного развития.

— Вы один из них? — На лице пожилой дамы отразилась нескрываемая брезгливость. — А поначалу казались нормальным.

— Я и есть нормальный, — пожал плечами Варнак. — Но благодаря учению Юлии я научился видеть будущее, постигать неведомое и общаться с невидимыми простому глазу существами, а также ощущать биоэнергетические поля.

Он выпалил это без всякой задней мысли — просто для того, чтобы защитить свою маленькую спутницу от насмешек пьяной компании. Шутить над тренированным мужиком под два метра ростом рискнет уже не всякий. Даже под шофе.

— И что же вы видите в этом самом будущем? — полюбопытствовала бабулька.

— Что вы доживете до девяноста восьми лет в ясном уме и твердой памяти.

— Ладно, юноша. Признаю, вы по крайней мере галантны, — смягчилась леди.

— Вы мне не верите? — улыбнулся Варнак. — Тогда давайте продолжим сеанс черной магии. Вон, видите тех толстушек на углу? Они намерены завлечь сегодня вечером бармена в забавное приключение. Не знаю, где он сейчас, но я ведь вижу не настоящее, а будущее.

Еремей знал, что услышать беседу пьяненьких девиц бабушка со своего места никак не могла.

— А их соседи, муж с женой, попали в аварию и завтра возьмут кредит. Вот у той гостьи в красном платье, я вам клянусь, насмерть не сойдется годовой баланс, а у того, что с проседью и с рюмкой в руке, на будущей неделе таджиков сцапают без документов.

— Я вижу, молодой человек не поленился взглянуть на доску почета на первом этаже здания администрации, — одобрительно похлопал в ладоши уже знакомый Ереме мужчина. Варнак, увлекшись, не заметил, как их беседа начала привлекать постороннее внимание.

— Ну, вас ведь на стенде нет, Игорь Викторович? — ответил ему леший. — Тогда вот вам мое предсказание: через три дня вы выиграете тендер с преимуществом в десять тысяч рублей. И обойдется это вам… — Он встал, подошел ближе, наклонился к уху: — В тридцать тысяч баксов. Не считая благоустройства городского пляжа.

Дорожник заметно изменился в лице, всю его насмешливость как ветром сдуло.

— А мне будущее предсказать можно? — встрепенулась его соседка.

— Не будем разбивать компанию. — Варнак, наконец, сообразил, как выкрутиться из ситуации. — Когда мы с Юлей встречаемся со смертными, от нас всегда просят чудес. Пусть будет чудо! Мы, просветленные, умеем ощущать биоэнергетику. У кого-нибудь есть предмет, который долго был рядом и пропитался его аурой?

— Платок подойдет? — первой отреагировала Юлина бабушка, стянув с шеи шелковый шарфик.

— Можно? — Еремей взял у нее платок, пахнущий брусникой и слабым парфюмом, принюхался, провел сверху рукой: — Да, энергия есть. Давайте сделаем так… Сейчас я выйду, вы спрячете его куда только пожелаете, а я вернусь и, следуя астральной связи предметов, его найду.

Компания оживилась, предвкушая развлечение. Варнак вскинул ладони, вышел из кафе, пару минут погулял перед ним и вернулся в зал. Сделал вид, что нащупывает в воздухе энергетические поля, одновременно принюхиваясь, — и вдруг услышал слабый саркастический шепот все тех же толстушек в конце зала:

— Не, в кармане у бабки не почувствует…

Совершая всяческие несуразные пассы, Еремей подкрался к бабуле, вскинул ладони над ней:

— Биополе не изменилось. Значит, и платок никуда не исчезал. Леди, не подскажете, что лежит у вас в кармане?

Бабушка засмеялась и достала шарф:

— Молодец, экстрасенс. Тебе только в цирке выступать. Держись за него крепче, внученька. Просто Акопян какой-то!

— Она наверняка подсказывала! — вдруг возмутилась гостья, которая на доске почета местной администрации значилась директором по экономике. — Юля ведь видела, куда прятали платок, правда?

— Давайте это исправим, — легко предложил Варнак. — У вас есть какой-то предмет, пропитанный вашей энергетикой?

— Помада подойдет?

— Легко. Давайте завяжем глаза мне и Юле. Тогда она не сможет подсказывать. Значение будет иметь только биополе.

Гости зашевелились. Быстро нашлись два шарфа, Варнаку и «конопушке» завязали глаза, и Еремей услышал, как каблуки зацокали в сторону дверей, затихли чуть рядом… Возле окна.

— Готово!

Повязка упала с глаз. Леший уверенно направился к окну, возле которого только что возилась бухгалтерша, присел, словно в задумчивости…

Любая помада пахнет воском с такой силой, что найти ее можно даже с завязанными глазами. Варнак протянул руку и вытянул маленький футлярчик из проема алюминиевого радиатора.

— Он следил за Оксаной! — выкрикнул молодой парень в бежевом костюме. — Она смотрела туда, куда спрятала помаду, вот он и догадался!

— Ты самый умный, да? — развернулся к нему Варнак. — Ладно, сыграем еще раз…

Он решительно подошел к столу, выдернул из скопища вин полупустую бутылку скотча. Напиток натуральный, и ценен прежде всего тем, что воняет сивухой чуть не на квартал вокруг. Сунул ее скептику:

— Вот, прячь. Сможешь — ты выиграл. А если найду — выпьешь до дна за здоровье Аллы Альбертовны. Все же сегодня ее праздник. Кто завяжет мне глаза? Я согласен на все.

Добровольцев нашлось преизрядно. Причем кто-то придумал сперва наложить ему на глаза салфетки, а уже потом намотать сверху дамский шелковый шарф. Впрочем, Варнаку было все равно. Волчий слух и нюх позволяли ему уверенно действовать даже в полной темноте.

— Ну, когда искать? — поинтересовался Варнак, хорошо слыша, как хитрый паренек крадется все туда же, к входной двери.

Кто-то закрутил его вокруг своей оси, отскочил и выкрикнул:

— Пора!

Еремей пошел было к окну… и вдруг услышал шелест шагов. Источник сивушной вони сместился. Леший повернулся вслед за запахом, паренек заметался и замер. Варнак подошел ближе и засмеялся: аромат струился сверху.

— Мне нужно подпрыгивать или нет? — спросил он и снял повязку.

Гости горячо зааплодировали. Паренек стоял прямо перед ним и держал бутылку над головой.

— Ну что? — поинтересовался у него Варнак. — За здоровье именинницы?

— Тост, тост! — Все поспешили обратно к столу.

Еремей успел первым, наполнил рюмку минералкой.

— А ты чего так? — спросила у него первая леди Корзова.

— Я за рулем.

— Ничего. — Алла Альбертовна указала на одного из гостей: — Константиныч сегодня простит.

— А еще мне вера не позволяет.

— Ты же не в ашраме!

— А еще… А еще я просто не употребляю алкоголя.

— Ну и молодец, мой мальчик, — вмешавшись, одобрила его Юлина бабушка. — Так и держись. Водку, проклятущую, всегда найдется кому выпить.

— За здоровье именинницы!!! — после долгого колебания провозгласил паренек, вскинул бутылку скотча над головой и решительно осушил прямо из горла.

— Еремей? — тихо уточнила Алла Альбертовна. — Спасибо, юноша. Такого увлекательного представления на своих именинах я еще не видела.

— Приглашайте чаще, — кивнул на похвалу Варнак.

— С днем рождения, мама, — наконец поздравила мэра и дочка. — Я очень рада, что у тебя все хорошо. А теперь мы пойдем, ладно?

— Нет!!! — Женщина даже схватила «конопушку» за руку. — Нет, не уходи. Теперь, после такого зрелища, я вас тем более не отпущу. Выпей сока. Твой любимый, яблочный. И салат фруктовый я специально для тебя заказывала. Задержись еще немного, попробуй, посиди рядом.

Юля поддалась, но ненадолго. Где-то с четверть часа она выждала, потом попыталась подняться снова. И опять мама настойчиво удержала ее на месте… Но на четвертый раз «конопушка» все-таки заупрямилась и встала из-за стола:

— Прости, мама, но уже поздно. Нам пора. Еще раз поздравляю… Мы поедем.

— Нет, нет! — вскочив, побежала Алла Альбертовна следом. — Подожди! А давай ты не поедешь сегодня в свою секту? Давай дома переночуешь? Оба переночуете у меня дома!

— Нет, мам, не беспокойся. Мы же на мотоцикле, доедем быстро.

— Останься, Юля!

— Мам, мы же договаривались… Я домой не пойду! «Конопушка» крепко вцепилась Варнаку в локоть, и они вышли за дверь. Мэр выскочила следом и тоже схватила Еремея за руку:

— Да стойте же! Стой… — Она перевела дух. — Тебя должны убить сегодня. Как раз сейчас. Пока и я, и Юленька здесь. Чтобы без подозрений. Пожалуйста, останьтесь. Сейчас я ничего не могу изменить. Но завтра попробую… Оставайтесь… — Она опустила руки и безнадежным тоном закончила: — Я ведь тебя предупреждала…

— Откуда они могут знать, где я прячусь? Ведь я… — Варнак запнулся и хлопнул себя по лбу: — Ну да, конечно! Ты потихоньку приглядываешь за дочкой. За ашрамом наверняка кто-то следит. А я-то старался, следы заметал… Идиот! Ты знала о моем укрытии с самого начала!

— Не с начала. Но быстро выяснила.

— Мама, ты хочешь убить Рому? — запоздало охнула Юля.

— Оставайтесь у меня, — положила руку ей на плечо Алла Альбертовна, — и все обойдется.

— Они меня не дождутся и решат проверить ашрам, — покачал головой Еремей. — Нет, так не пойдет. Я поеду и решу вопрос.

— Ты хотела его убить?! — «Конопушка» скинула мамину руку.

— Юля, — взял ее за плечи Варнак, — ты должна остаться.

— Но тебя убьют! — выкрикнула «конопушка», заставив обернуться нескольких прохожих.

— Какая глупость! — Варнак наклонился и взял ее лицо в ладони. — Юленька, разве ты забыла, кто я такой? Я мрак и ужас всего живого, я властелин проклятий, порождение тьмы, я властелин ночи. Никто из смертных не способен причинить мне вреда. А вот тебя могут поранить. Очень тебя прошу, развяжи мне руки. Позволь прокатиться к ашраму одному. Нужно успеть, пока плохие дяденьки не заскучали и не полезли искать меня в общем доме. Я всех быстренько разгоню и вернусь. За меня не нужно бояться. Останься с мамой.

Он осторожно передвинул девочку в руки мэра, перебежал улицу и оседлал «Урал».

Глава пятая

Пока одной своей сущностью леший мчался на мотоцикле по шоссе, другая его часть выбралась из болотного сухостоя и дворами стала пробираться к светлому убежищу буддистов. Из-за выходного дня большинство дач были открыты, многие горожане приехали с собаками, и путь волка отмечала полоса истошного лая. Связываться со зверем песики не рвались, по вот обгавкать — это с большим удовольствием. Однако странное поведение четверолапых друзей человека никого из дачников не обеспокоило. Отдыхающие, готовясь к ночи, допивали водку, доедали шашлыки и салаты, а в некоторых домах уже и гасили свет.

Не обратили внимание на лай и пятеро мужчин, которые, не особо таясь, выжидали чего-то возле ашрама. Двое подпирали на улице фонарь и экономно попивали пиво, по очереди прихлебывая из стеклянной бутылки, еще трое курили за соседским сараем, рассевшись на опрокинутой набок лестнице. Чуть поодаль, в зарослях черной смородины, залег и Вывей, дожидаясь своего часа.

Влетев в садоводство, Варнак промчался по соседней линии, затормозил в конце, оставив «Урал» возле чьих-то «Жигулей», обежал крайние участки лесом и, выйдя на свой проулок, зашагал по самой середине линии, громко распевая:

— От улыбки каждому светлей — и слону, и даже маленькой улитке-е! Так пускай повсюду на земле, словно лампочки, включаются улыбки-и-и!

— Это он, — поднялся с лестницы один из курильщиков и выглянул из-за сарая. — Наконец-то. Давайте за работу, ребята. Как договаривались: Леша и Чача проходят мимо. А как у него за спиной оказываются, мы выступаем навстречу, отрубаем и в заброшенную дачу оттаскиваем. Главное, чтобы он к сектантам не прорвался, а то шум подымет.

Вывей, выслушав все это, поднялся и медленно вышел из смородины, подбираясь ближе. По древнему звериному инстинкту он намеревался напасть на отставшего. Но в его сторону никто из пропахших едким дымом двуногих даже не посмотрел.

— Леша и Чача… — чуть замедлив шаг, глянул на парней у столба Еремей.

Обычные молодые ребята, спортивные, бритые, но в мешковатых куртках. Одна бутылка на двоих. Такое впечатление, что студенты последние копейки от стипендии догуливают. Интересно, в какой из домов его хотят затащить? Заброшенных участков на линии было целых три. Лично Варнаку больше всего нравился тот, который почти полностью заглушила малина.

«Студенты» отделились от столба, пошли ему навстречу. Волчьими глазами леший увидел, что и троица во дворе, затушив хабарики, стала выбираться из-за сарая.

Глядя в сторону, «студенты» поравнялись с Еремеем.

— Ребята, закурить не найдется? — Варнак сдвинулся, загораживая им путь.

Леша и Чача переглянулись. Старшим оказался голубоглазый. Именно он решил, что нужно следовать первоначальному плану, и кивнул, сделав глоток из бутылки. Второй, лопоухий и краснощекий, послушно полез в карман.

— Да мне, собственно, не сигарет, — вздохнул Еремей, волчьими глазами наблюдая, как крадутся через двор курильщики. Если «группа захвата» соберется вместе — будет очень неприятно. Устранять противников куда удобнее по одному.

— Тогда чего?

— Да вот… — Варнак вздохнул еще тяжелее и коротко, без замаха, ударил его в нос, чуть подвернув кулак в момент расплющивания носовой перегородки. Развернулся и бросился наутек.

— Ах ты сука! — Топот за спиной подсказал, что парочка кинулась в погоню.

Варнак заметался и, пригнувшись, ринулся в малинник. С треском продираясь через сухие ветки, выскочил на усыпанную отсевом площадку, поросшую подорожником и низкими пахучими ромашками, развернулся.

Первым из кустов выскочил старший. Прежде чем низко пригнувшийся лжестудент понял, что его ждут, Еремей с хорошего замаха, словно пытаясь забить гол через все поле, ударил его ногой в пах, перехватил из руки бутылку и добавил падающему телу жесткий тычок локтем в основание черепа.

Тех секунд, что ушли на расправу с первым врагом, второму как раз хватило, чтобы выпрямиться и оценить ситуацию.

— Он зде-е-есь!!! — заорал парень и принял боксерскую стойку.

Поняв, что план рушится, курильщики резво прибавили шагу. Торопясь на помощь, они чуть растянулись перед калиткой — и волк, стремительной серой тенью мелькнув через двор, всей пастью вцепился замыкающему в ляжку, резко дернул головой из стороны в сторону, разрывая мясо, разжал хватку и тут же метнулся в сторону, нырнув под укрывающую соседские доски пленку. Оружейной смазкой и горелым порохом от чужаков не пахло — но зачем рисковать? Вдруг у кого-то окажется ствол?

Раненый, заорав от боли, растянулся на траве. Двое его подельников, притормозив, оглянулись:

— Ты чего, Руслан, споткнулся?

— Нога… — застонал тот.

— Ну, ты выбрал момент! Ладно, жди. Сейчас вернемся.

Волк, пробежав под пленкой до конца, перемахнул в прыжке соседский «гольф» и остановился перед калиткой, под которой имелась изрядная щель.

«Студент», пританцовывая, нагло крал у лешего драгоценные мгновения, и Варнак двинулся на него. Прижатый к кустам, паренек попытался провести хук справа, но леший просто подставил под удар бутылку, а когда бедолага, разбив кулак, заскулил от боли — выбросил вперед правую руку. Боксерский рефлекс заставил противника «поднырнуть», и о его голову тут же разбилась полупустая пивная бутыль. Мститель вялым мешком повалился вниз лицом.

— Минут пять отдохни. — Варнак, достав платок, отер получившуюся розочку от отпечатков пальцев и отбросил в сторону. Вряд ли посланная за ним компания будет жаловаться в полицию, но все же… Береженого бог бережет.

— Чача, ты где?! — громко спросили с улицы.

— Здесь! — отозвался Еремей.

— Это кто? — насторожились на линии.

— Кто-кто? Дед Пихто! Забыли, кого ловите?

Малинник затрещал, из него один за другим появились двое мужиков средних лет, в одинаковых свитерах и вельветовых брюках. Видать, купили специально для того, чтобы тут же «сбросить» приметные вещи после дела. Лицо одного было обезображено несколькими шрамами, второй выглядел опрятно, даже ухоженно. Гладко выбрит, модельная стрижка, нежный травяной аромат импортного парфюма.

— Дебилы вы, — сказал Варнак. — Хоть бы пробили по базе, кого взять хотите. Впятером против обученного профи! Кретины. Теперь вас уже двое. Рекомендую свалить и не искушать судьбу.

— Я тебя и один на ленточки порежу, — сообщил «ухоженный» и достал из-под свитера, из-за спины, вороненый охотничий нож.

— А как же сперва ноги переломать? — ухмыльнулся Еремей.

— А я тебя не до конца дорежу, — стал подступать, играя ножом, «ухоженный». — Все успеешь почувствовать, каждую перебитую косточку.

— Нет, так мы не договаривались, — покачал головой Варнак и вдруг резко отпрянул задом, в темноту.

— Стоять! — кинулся вперед его преследователь, но тут же затормозил, оглянулся: — Хрущ, на улицу иди! Смотри, чтобы в стороне не выскочил!

— Угу, — кивнул изуродованный, нырнул назад в малинник и через три шага нос к носу столкнулся с вышедшим на охоту волком.

— Хрущ?! — услышав короткий вскрик и захлебывающийся хрип, повернулся на звук «ухоженный». — Хрущ, отзовись!

— Да все уже, ты последний, — вернулся из-за дома Варнак. — И то ненадолго.

— А-а-а! — Убийца с разворота, широким взмахом руки попытался резануть ножом его под подбородок.

Но бывшего лейтенанта еще во время службы столько раз пытались поймать на эту уловку, что тело исполнило уход на полном автоматизме, въевшимся до уровня условных рефлексов: нырок вперед и вниз; основанием правой ладони, с подъема — удар под ноздри, ломающий хрящи, шаг в сторону и разворот с добиванием в печень. Еремей даже смотреть не стал, что там с противником случилось — пробрался стороной от прежней тропы через малинник к линии и повернул к лесу, к мотоциклу. Вывей бежал туда же напрямую, дразня звериным запахом выехавших на свежий воздух городских собачек.

Через семь минут «Урал-соло» фыркнул глушителями, провернул заднее колесо, разбрасывая мелкий щебень отсыпки, и умчался прочь, чтобы спустя час затаиться в одном из дворов города Корзова.

Глава шестая

День рождения — тяжелое испытание. Особенно для именинницы, которой приходится и организовывать, и расплачиваться, и мужественно принимать на себя все поднятые гостями тосты. Наверное, именно поэтому Алла Альбертовна даже не шелохнулась, когда поздний гость открыл кодовый замок, скинул в прихожей куртку и обувь, повесил на вешалку шлем и, слабо поскрипывая половицами, обошел дом, вскоре найдя на втором этаже ее задрапированную белым шелком спальню.

Первая леди города разметалась по всей своей немаленькой постели, растолкав в стороны подушки, раскинув руки и утонув головой в пышных волосах. Маленькие, будто испуганно прижатые, ушки с красными точками проколов, удивленно вскинутые брови, узкий нос и подбородок. Точеные, изящные черты, словно вырезанные резцом мастера из слоновой кости, — настоящая эллинка в окружении темных, слабо шевелящихся прядей. Прямо-таки богиня. Медуза-Горгона. Красивая и смертоносная.

Варнак присел на край слабо колыхнувшейся постели, но даже после этого женщина не проснулась. Гость улыбнулся, протянул руку, осторожно провел по краю лица, убирая сбившиеся волосинки, вытягивая их из уголков рта, очистил лоб, откинув пряди вверх. Не удержался, скользнул подушечками пальцев чуть ниже, по ее шее, но тут же вернулся к подбородку.

Алла Альбертовна что-то неразборчиво пробубнила, отвернулась, перекатилась обратно, приоткрыла глаз, закрыла — но тут же нервно дернулась и распахнула оба, приподнялась на локтях, зловеще зашипела:

— Еще хоть раз ко мне прикоснешься — закричу! Юленька в соседней комнате. Она услышит. Она спит чутко, и так еле успокоилась.

— Ну, вот кто тебя за язык тянет, хозяйка Корзова? — развел руками Варнак. — Ведь ничего не делал, только волосы поправил. Теперь, если так все и оставлю, получится, что я тебя испугался. Это неправильно, я не боюсь. А дотронусь — закричишь. Придется поступить так: я до тебя все-таки дотронусь — но только один раз, немножко. И получится ничья.

Не дожидаясь ответа, он наклонился и крепко поцеловал первую леди прямо в губы затяжным поцелуем. Та, видимо растерявшись, не отстранилась, вытерпела стоически, но едва получила свободу, тут же истребовала ответа:

— Зачем приперся?

— Ты что, забыла правила игры, принцесса областной администрации? Это же всегда так делается! Я прихожу, требую справедливости. Ты посылаешь дуболомов переломать мне ноги. Я крошу их в капусту и прихожу снова. И если как в кино — то ты посылаешь снова, я опять крошу и являюсь как укор совести и символ возмездия. Правда, у тебя, как в кино, не выйдет. Ибо до тендера аккурат полтора дня осталось. Чем его обвалить — у меня есть, а чем меня устранить — у тебя нет. И придется тебе, милая, план строительства водохранилища спускать в мусор. Не то сделаю я тебе большую бяку. И прекраснейшая из мэров станет очаровательнейшей из арестанток.

— И откуда ты взялся на мою голову? — Она перекатилась по постели к торшеру, замотавшись в одеяло, протянула руку, взяла с полочки телефон, посмотрела дату и время, тем же способом вернулась назад, вымотавшись из одеяла обратно. Помогая себе локтями, подобралась выше, полуприсев и опершись спиной на изголовье. Одеяло соскользнуло по атласной ночнушке с кружевами почти до пояса. — Давай начистоту, Еремей. Тебя что, действительно интересует плотина — или какие-то варяги затеяли в моей области хитрую многоходовку?

— Если ты села, чтобы выглядеть деловой, то совершенно напрасно, — отвел взгляд Варнак. — Так ты выглядишь еще соблазнительнее. А я, вообще-то, не железный.

— Скотина похотливая! — моментально вспыхнула Алла Альбертовна. — В соседней комнате спит твоя девушка, а ты ее матери сальности говоришь!

— Ты чего, совсем с ума сбрендила?! — возмутился Варнак. — Какая она мне девушка, она же ребенок совсем! Что внешностью, что головой! До сих пор в миру эльфов пребывает.

— А ко мне на день рождения она с кем приехала, с дядей Степой? — Поджав ноги, женщина перенесла вес на колени и приблизила свое лицо вплотную к его глазам. Теперь она могла ругаться, не боясь разбудить дочку. Шепотом, конечно. — Кто мне там фокусы показывал, забыл?

— Она просто хотела произвести на тебя впечатление! В ашраме, кроме как у меня, не то что мотоцикла или денег — одежды приличной ни у кого нету. Сама наверняка знаешь. Вот она меня для представления и вывела.

— А ты почему согласился?

— Чтобы приятное ей сделать! Просто так, по-человечески. Она, между прочим, очень хороший и добрый человек. И ей хочется доброты и любви. Если не от мамы, то хотя бы от незнакомцев.

— Как ты смеешь говорить такое, бродяга безродный?! — полыхнули глаза мэра. — Я ее не люблю?! Я?! Да ты знаешь, что я для нее делала? Лучшие школы, лучшие репетиторы, любые игрушки, любые наряды. Все что угодно!

— Не деньгами любовь измеряется, снежная королева! Не вещи людям нужны — а добро, слова, самые обычные объятия. Не разумом любовь узнается. Через чувства она приходит, через ощущения, прикосновения, нежность. Тебе не понять, у тебя в груди ледышка замурована, — оскалился Варнак. — Деньги, политика, бизнес! Дочка на третьей строчке пятой страницы числится. Ты даже сегодня ее не обняла. И не поцеловала. Хотя ты, наверное, и не умеешь. Первая леди Корзова до таких телячьих нежностей не опускается.

— Не твое собачье дело!

— Тс-с! — Еремей прижал палец ей к губам. — Дочку разбудишь. Ты, когда ее укладывала, сказала, что ее любишь?

— Я всю жизнь делала для нее все возможное, — перешла на заговорщицкий шепот хозяйка. — Она это и так знает.

— Знать мало. — Варнак тоже понизил голос. — Нужно слышать. Слышать хоть иногда.

Их лица почти соприкасались, слова соскальзывали из уст в уста, дыхание щекотало, словно ласкающие кожу ладони.

— Когда ты последний раз слышала эти слова, прекрасная леди: «Я счастлив видеть тебя рядом, ненаглядная, родная, желанная моя? Счастлив видеть твои глаза, волосы, губы. Я люблю тебя, моя королева. Люблю так, что разрывается сердце, что перехватывает дыхание и темнеет в глазах. Люблю так, что не могу думать ни о чем, кроме тебя, и нет без тебя ни света, ни тьмы, ни самой жизни. Я люблю тебя. Очень тебя люблю…»

Поцелуй соединил их губы воедино, и женские руки обняли гостя так же крепко, как Варнак прижимал властительницу здешних мест к себе. Они потеряли равновесие, опрокинулись на теплую колышущуюся постель. Губы ненадолго разомкнулись, хозяйка шепнула:

— Не смей лезть ко мне в постель в уличной одежде… негодяй… И не молчи, не молчи…

Только через час, когда первую леди после некоторой слабости отпустило и наваждение, она поднялась, взяла его за руку и, обнаженная, провела через коридор в отделанную кафелем душевую, включила воду, подставила лицо горячим струям. Недовольно буркнула:

— Пришел, всю выпачкал. Жидкое мыло на полке возьми. Меня розовой губкой помой, себе мочалку возьми. Теперь мы с тобой на равных. Ты меня засудишь за шантаж, а я тебя — за изнасилование. Замоблпрокурора — папин сват. Можно договориться, чтобы посадили в одну камеру.

— Не слишком ли сложно? — Давно не видевший подобных удобств Варнак от мочалки и мыла отказываться не стал, но и о деле не забыл. — Не проще ли выкинуть этот план с водохранилищем — и дело с концом? Можно будет сидеть вечерами не в камере, а на веранде.

— Федеральный проект, федеральное финансирование. Нам тут лучше помалкивать в тряпочку, если не хотим, чтобы бюджет урезали. К тому же, природоохранное согласование там уже имеется.

— А если общественность против? Защитники природы?

— Пофиг всем, какие защитники?

— А если я митинг организую? Многодневное пикетирование мэрии с голодовкой и плакатами?

— Митинг? — Женщина задумалась, позволяя струям воды стекать по лицу. — А чего, митинг — это неплохо. Реклама города, местная общественность, демократия. Администрация идет навстречу пожеланиям активной части населения. Экологически чистые технологии… Сперва немного шума, протестов — потом хэппи-энд с изменением проекта, раз уж это тебе так приспичило. Под таким соусом федералы бюджет не поменяют. Могут даже накинуть за демократичность… Вот чего ты сразу с таким предложением не пришел?! Не пришлось бы никого напрягать, не было бы никаких недоразумений.

— Смотря что ты называешь недоразумением… — Вспененной розовой губкой он осторожно отер ей подбородок, высокую лебединую шею, стал опускаться ниже, стараясь не оставить без внимания ни единого уголка тела, столь грубо испачканного его дикими лапами, и леди зажмурилась, на время забыв о работе, пиаре и маркетинге.

Ночь, вроде бы, оказалась бессонной — однако, поднявшись вслед за Аллой Альбертовной из постели, Варнак своей одежды на месте не нашел.

— Где все, королева? — замотавшись в широкое полотенце, зашлепал он босыми ногами вслед за хозяйкой дома. — Куда оно пропало?

— В нашем мире есть такая забавная штука, Ерема, — ответила с лестницы госпожа мэр, — стиральная машина называется. Никогда не слыхал? З-замечательное изобретение!

— Дык… Намек понял… — зачесал в затылке Варнак. — Но мне теперь чего делать?

— Посидишь на привязи, — невозмутимо ответила Алла Альбертовна. — Вот пока тендер не закончится, тут и посидишь. Дабы лишнего чего не сболтнул.

— Это похищение!

— Подай на меня жалобу в Страсбург. — Даже не видя ее лица, Варнак ощутил, что первая леди города довольно ухмыльнулась. — И не забудь, что начинать нужно с заявления в местное отделение полиции.

— Рома, это ты?! — услышал он голос «конопушки». — Рома, ты цел, ты жив?!

— Конечно, Юля! — Он заторопился вслед за хозяйкой, спустился с лестницы — и тут же оказался в объятиях девочки, отличимой от мамы лишь горьковатым ароматом полыни на фоне въевшегося французского парфюма.

Мог бы, кстати, и раньше догадаться.

— Ты жив, Рома! Жив! — обнимала и целовала его в щеки «конопушка». — Как же я тебя люблю!

— И я тебя люблю, Юленька… А что цел — за то маме твоей спасибо. Если бы она не предупредила о засаде, пришлось бы худо. Можно сказать, спасла. — Он разжал руки и чуть наклонился, чтобы девочка достала ногами до пола.

«Конопушка», отпустив его, отошла к Алле Альбертовне и тоже обняла:

— Я знаю, мама, ты хорошая. Я тебя очень люблю.

— И я тебя люблю, девочка моя… — Голос местной правительницы дрогнул, она поцеловала Юлю в щеку. — Крепко-крепко люблю. Как хорошо, что сегодня ты рядом со мной…

— И я по тебе соскучилась, мамочка, — вполне прямолинейно признала «конопушка» и высвободилась из объятий: — Рома, а когда мы поедем обратно в ашрам?

— Посмотри на меня, Юленька, — развел руками Варнак. — Мне даже на улицу выйти не в чем!

— Давай дадим тебе что-нибудь из папиных вещей. Их много, он не обидится.

— Из папиных вещей? — Варнак перевел взгляд на Аллу Альбертовну, но та колдовала с кофеваркой, не обращая на него внимании. — Вот, значит, как? Королева замужем? Проклятье! А мне почему-то казалось…

— Он в Москве, в системе Госрезерва работает, — не стала отпираться женщина. — Развод вреден для карьеры. Да и в финансовых делах лишняя помеха. У нас сохранились очень крепкие дружеские отношения. Не видим смысла разводиться.

— Папа хороший! — подтвердила «конопушка». — Я его очень люблю.

— Кофе мне одной варить, или еще кто-то будет? Не знаю, простите, чего там ваша вера требует…

В соседней комнате заиграла марсельеза. Алла Альбертовна пошла туда, послышался короткий писк телефона. Варнак навострил уши, но даже он не услышал, о чем там сообщали мэру в такую рань. Доносились только ее лаконичные ответы: «Да… да… да… Нет, раз уж не получилось, тогда не надо. Найду другие способы воздействия. Да… Да. Перезвоню». Она повесила трубку, вернулась к столу и остановилась перед гостем:

— Что ты там вчера перед отъездом говорил, Ерема? Ну, про ужас ночи, простых смертных и повелителя тьмы?

— Ерунда, — отмахнулся Варнак. — Так, пыль в глаза пускал.

— Мама, он маг и хозяин полуночного зверя, — сходу заложила друга Юля, старательно выгребая ложкой йогурт из коробочки. — А еще он умеет накладывать смертоносные проклятия.

— Ерема, я жду объяснений!

— Неужели ты во все это поверишь, королева? — как мог наивнее улыбнулся Варнак.

— Да плевать всем, верю я или нет! — Голос Аллы Альбертовны стал жестким, как шкура акулы. — У меня в районе уже два случая нападения оборотня на людей! Мне что теперь, экзерсиста за счет областного бюджета вызывать?

— Глупости все это, суеверия, — поспешил откреститься Варнак.

— Шесть свидетелей и заключение врачей — это «суеверия»? — не отводила от него взгляда глава города.

— Подумаешь, в деревне кого-то собака покусала, — пожал плечами Еремей. — У страха глаза велики, мало ли чего в темноте померещилось… — Он подумал и добавил: — И потом, она больше не будет. Ты же знаешь, оборотень проявился вынужденно, из чистой самообороны. Кстати, только что во двор вошла какая-то женщина. Калитку ключом открыла.

— Откуда ты знаешь?

— Какая разница? Шагает к дому, перебирает связку. Бедра широкие, грудь большая, волосы каштановые, пальто страшное, синее и до пят. Это ничего, что я тут в одном полотенце сижу?

— Домработница… Почему сегодня, ведь через день должна? — Леди мэр на пару секунд прикусила губу: — Ладно. Потом разберемся. Иди наверх, сейчас поднимусь.

Она пришла минут через пять, бросила на постель синий костюм, рубашку и галстук:

— Вот, попытайся влезть. Коля постройнее будет, но этот, вроде, ему велик был. Сорочка вообще, как на чучеле висела. Бабушка не в размер подарила.

Рубашка и вправду оказалась в самый раз, а вот брюки и пиджак на Варнаке не сходились.

— Ерунда, — решила Алла Альбертовна. — Пиджаки мужчины и так никогда не застегивают, а брюк в машине не видно. Не будешь вылезать — никто и не увидит.

— В какой еще машине?

— Посидишь за рулем сегодня. Пусть посмотрят, кто у меня водителем. Сами поймут, что мы смогли договориться, и что вопрос закрыт.

— А мы смогли?

— В обед отвечу.

Короткая поездка на престижном «Ауди» с сиденьями из перфорированной кожи, отделкой из вишни, кондиционером, круизконтролем, встроенной «джи-пи-эс» и аудиосистемой, настолько мощной, что хозяйка опасалась ее включать, доставила Варнаку больше удовольствия, нежели труда. Вот только, доставив мэра на работу, выйти из этого великолепия он по понятным причинам не смог. Так и остался сидеть в прохладе и комфорте, словно цепной пес возле будки из красного дерева. Еремей даже успел задремать, когда в окошко тихонько постучали.

— Игорь Викторович? — опустил он стекло. — Какая приятная встреча! Как заявка? Успели подать вовремя.

— В этот раз тебе повезло, мальчик, — тихо сказал мужчина. — Но на будущее запомни: у тебя слишком длинный язык. От этого может пострадать шея.

— У меня не только язык, у меня еще и руки длинные, — усмехнулся Варнак. — Захотите прославиться красивым некрологом — обращайтесь. Всегда раз помочь хорошему человеку.

— Ты, кажется, слишком много о себе возомнил, малыш? — наклонился ниже Игорь Викторович. — Хочешь узнать свое место?

— На своем месте, — вздохнул Варнак, — я единственный, кто считает, что смертных убивать нехорошо. И что с вами проще договориться. Но вы можете попробовать от меня избавиться — попутного ветра. Мне не страшно — вам приятно. Вот только Аллу Альбертовну жалко. Она так просила, чтобы у нее в области никаких странных ЧП больше не случалось. С другой стороны, спросить за свежую тушку с меня она уже не сможет. Так что вперед — и шашки наголо. Будет весело.

— Только ради Аллы тебя и пожалею, — оставив последнее слово за собой, отступил Игорь Викторович. Но настроение у него явно испортилось.

Вскоре вернулась и госпожа мэр, плюхнулась на пассажирское сиденье:

— Поехали! Сперва в «Евробут» — купим тебе одежду по размеру, — потом где-нибудь перекусим и о твоем деле переговорим.

— Нет, — покачал головой Варнак.

— Что «нет»? — не поняла Алла Альбертовна.

— Никаких шопингов и веселий, — отрезал Варнак. — Я знаю, что ты королева, что можешь себе позволить любую вольность и любую щедрость. Так вот, запомни раз и навсегда. Мне не нужно от тебя никаких подарков, никаких праздников, никакого снисхождения и никакого покровительства. Я не хочу от тебя ничего, кроме твоих глаз, твоих губ, твоих прикосновений и твоей страсти. Даже свой лес я намерен отвоевать силой, а не выклянчить от твоей щедрости. Все ясно?

— Мы бедные, но гордые?

— Да ни хрена мы не бедные. Но ты нужна мне потому, что ты прекрасна, как мечта поэта, твой характер подобен ядерному реактору, а твоя воля способна пробить бетонную стену. Сжимая такую мощь в своих объятиях, я чувствую себя самым счастливым из богов, и кроме возможности целовать твои глаза, слушать твой шепот и касаться твоих губ, мне не нужно больше ничего.

— Прекрасная речь, мой юный герой. А теперь слушай меня. Я твоя королева, и я делаю с тобой все, что пожелаю. Либо ты на это согласен, либо не будет тебе никаких глаз, шепотов и прикосновений. Только водохранилище, секта и генплан. Вопросы есть?

— Вопросов нет, — усмехнулся Варнак.

А чего еще он мог ожидать от полновластной хозяйки целой области в ответ на попытку «качать права»?

— Что решил?

— Восстание подавлено, моя королева. Слушаю и повинуюсь.

— Правильный выбор, буйный якобинец, — улыбнулась она, — ты достоин награды. И раз нормальные подарки ты оценить, не способен… Поехали домой. Радуйся, ты оставил меня без обеда. Надеюсь, я об этом не пожалею. Только скажи, ты еще помнишь об обещанном митинге, или уже вовсе голову из-за меня потерял?

— Потерял, — согласно кивнул леший. — Но митинг будет, хоть завтра.

— Завтра в самый раз. Лучший способ отбить интерес к инвестициям — это устроить протесты «зеленых». Про тендер после них никто и не вспомнит, к бабке не ходи.

С этим напутствием он и приехал в ашрам, уже незадолго до сумерек и на мотоцикле. Обнял по очереди всех сектантов, вполне искренне поклявшись им в любви, оставил на кухне коробку зеленого чая и пять упаковок овсяного печенья, после чего отправился в скромную келью старшей.

— Вы и правда ищете гармонии с природой, Галина Константиновна? — поинтересовался он.

— Конечно, брат мой, — кивнула женщина. — Почему ты спрашиваешь?

— Я знаю, что в планах местных чиновников числится строительство водохранилища в верховье Корзова. Этот проект убьет окрестные земли, затопит сто двадцать гектаров леса, лишит крова, а может статься, и жизни многие тысячи зверей и птиц.

— Как интересно. Повелитель проклятий и служитель зла вдруг захотел защитить невинных зверюшек и ничейные леса?

— Вы же сами говорили, Галина Константиновна, добро живет в душе каждого. Вот оно и рвется из меня на свободу.

— Если плотина затопит столько хорошей земли — зачем тогда ее строят?

— Из желания совершить добро. Предполагается, что с ее помощью получится отрегулировать водосток и сделать Корзов, который река, более полноводным. Все хотят добра, Галина Константиновна. Я желаю добра, они желают добра. И все мы стремимся к добру и гармонии с такой силой, что в любую секунду готовы перерезать друг другу горло!

— Не удивлена. Именно так и должно выглядеть добро в понимании служителей темной стороны.

— Но ведь вы не участвуете в наших дрязгах, Галина Константиновна. Вы можете честно и искренне заступиться за лес, земли и живые существа, которые там проживают. Зверятам вы подарите жизнь, в чиновниках разбудите совесть, а в кассу ашрама добавите три тысячи рублей за три дня искренних публичных медитаций. Пусть люди знают, что правда еще не забыта, что она существует.

— Правда теперь измеряется в деньгах? — вздохнула старшая. — По тысяче за день совести? Не боишься, что обману?

— И еще три тысячи, когда все закончится. Чтобы все вы могли спокойно медитировать, не беспокоясь о хлебе насущном, и привечать гостей, коих неизменно добавится после публичных медитаций.

— Полиция закончит все это уже через десять минут.

— Полиция даже близко не подойдет. Митинг согласован. Плакаты рисуют в местном доме культуры, электричество для аппаратуры на мне. Стихийный митинг протеста должен начаться в одиннадцать утра. Успеете, Галина Константиновна?

— Успеем. Поверю тебе на слово, Рома, что дело справедливое творим. Все же ты наш брат.

— Да, Галина Константиновна, — кивнул Варнак и положил купюры на подоконник. Ашраму, для пропитания готовому весь день копать грядки ради мешка картошки, они очень и очень пригодятся. И основательнице буддийской обители никогда в жизни не стать просветленной именно потому, что ради учения великого Гаутамы она готова почти на все.

Глава седьмая

Леший не ошибся: митинг протеста получился на славу — настоящим праздником. Используя мощный музыкальный центр, одолженный госпожой мэром, Варнак запустил «кундалини» на такую громкость, что медитацию было слышно половине города, а сектанты устроили настоящее представление из танцев и релаксаций. За танцующими буддистами стояли хмурые люди с плакатами: «Спасем Лущинский лес!», «Нет болотам вместо пашен», «Природа важнее денег» и «Мэр, помни о людях!». Эту массовку организовала, видимо, Алла Альбертовна. Больше было просто некому.

Где-то через час шумное представление обросло зрителями, часть из которых — видимо, уже подогретые пивом, — даже попытались танцевать и петь мантры вместе с буддистами. К этому времени подтянулись и телевизионщики, общей численностью аж в три камеры с разными логотипами. Журналистам дали возможность снять несколько ярких кадров с танцами и релаксацией — которая, как известно, связана с падением на теплый асфальт и полным расслаблением, со стороны похожим на смерть. Пользуясь паузой в звуковой дорожке, Варнак взялся за микрофон и толкнул краткую пламенную речь о том, что ради мелкой частной корысти чиновников строители готовы уничтожить прекрасный лес со всеми его ягодниками, грибницами и животными, и лишить тем самым горожан прекрасного места отдыха и свежего воздуха.

После Варнака микрофон взял странный мужичок в средневековой косоворотке, рванул рубаху на груди и закричал, что одной рукой власть требует с них мяса и молока, а другой — затапливает пастбища. Дослушать его Еремей не смог, поскольку его сцапала оживившаяся полиция. Веселый лейтенант с чапаевскими усами спросил у Еремея разрешение на митинг и, не дожидаясь ответа, широким жестом приказал:

— Грузите!

Двое полицейских заломили Варнаку руки за спину и поволокли через всю площадь к потрепанному «УАЗу» с решетками на задней дверце. Спецназовец, естественно, не сопротивлялся, но, когда его тащили перед камерами, издал громкий стон и сделал вид, что потерял сознание.

Это был первый случай в жизни Еремея, когда хоть кто-то оценил его актерский талант.

В отделении у Варнака «прокатали пальчики», пробили через компьютер документы и, демонстративно отметив время по настенным часам, засунули в камеру на два часа сорок три минуты.

Когда Еремей вернулся к зданию администрации, веселье на площади заметно оживилось. В том смысле, что скучные индивиды с плакатами ушли, но вот число людей, участвующих в «джибреше», как минимум удвоилось.

Помолодевшая разом лет на двадцать Галина Константиновна давала через микрофон указания, что делать и о чем думать, после чего включала музыку, и ее последователи, разделившись на пары, «очищали сознание». Варнак, дождавшись окончания медитации, убрал аппаратуру в холл мэрии и уже в сумерках уехал к Юле домой. Девушка, поколебавшись, после долгого дня выбрала в спутники его. Впрочем, ашрам в накладе тоже не остался, заполучив как минимум пятерых новых последователей.

На второй день митинг повторился почти в точности, если не считать того, что к зданию администрации притащились несколько странных личностей, затеявших разговоры о вороватости мэра, о коррупции и занижении уровня пенсий. Именно их, вместо Варнака, и забрала на этот раз полиция в качестве организаторов митинга. Причем они, как злостные нарушители порядка, в отличие от Еремея схлопотали по десять суток административного ареста.

Завершение митинга леший вместе с Юлей наблюдал по телевизору. На площади собралась теперь и вовсе преизрядная толпа. Сектанты, музыка которых продолжала звучать из репродукторов, на общем фоне просто потерялись. После короткой невнятной шумихи на крыльцо администрации под прицелы телекамер вышла идеально ухоженная ее величество Алла Альбертовна и заявила, что планы мэрии были направлены лишь на защиту интересов горожан, жаждущих обводнения реки, что дала свое имя окрестным землям, но если общественность против, то областная администрация, разумеется, скрупулезно последует желаниям избирателей и откажется от строительства плотины, обеспечив горожанам возможность полноценного отдыха на воде другими способами.

После этого мэр еще довольно долго отвечала на другие вопросы, большая часть из которых прорабатывалась накануне в доме Аллы Альбертовны, но из сетки регионального вещания продолжение оказалось вычеркнуто. Однако о том, что королева провела на ногах как минимум половину дня, Варнак догадывался. Именно поэтому, едва только открылась входная дверь, он подхватил прекраснейшую из женщин на руки, отнес ее на диван, нежно опустил, снял туфли с натруженных ступней, отшвырнул их в сторону прихожей, опустился на колено — и поднес королеве приготовленный рядом на стеклянном столике поднос с бокалом минералки, наполовину засыпанной льдом, и небольшой резной шкатулкой.

— Боже, какое наслаждение! — отпив холодной воды, откинула голову на спинку дивана властительница окрестных земель. — Если ты будешь встречать меня так каждый вечер, я соглашусь осушить все болота на сто пятьдесят километров вокруг Корзова. Хочешь?

— Соблазнительное предложение, — улыбнулся Варнак. — Осталось узнать, как много уцелело болот в здешней области, чтобы сравниться по ценности с твоей красотой?

— Ну вот, — устало вздохнула Алла Альбертовна, — меня начали сравнивать с чавкающей трясиной. Еще лет пятьдесят, и я дорасту до уровня гладиолусов.

— Ты просто ни разу не видела перед собой глаза болот, моя королева, — открыл шкатулку Варнак и поднял лежащий в ней серебряный медальон. — Но теперь такой риск появился. Вот возьми, теперь ты должна постоянно носить это украшение. Пока амулет находится на твоей груди, он обережет тебя от подобной встречи.

— С глазами болот? — Госпожа мэр положила на ладонь отлитую из серебра древнюю руну.

— Именно, — кивнул Варнак.

— Симпатичная… Но не подходит к моему костюму. Это обязательно?

— Ты уже слышала бредни о появлении в области лесного оборотня? Хочешь услышать еще и про водяных?

— Кажется, зря я все-таки ввязалась в эту авантюру, — вздохнула хозяйка города и потянула из-под ворота золотую цепочку. — И как долго ее носить?

— Пока вопрос не будет решен окончательно. После этого запугивать тебя станет бесполезно. Сейчас же нам остается только ждать. Но ты ничего не бойся. Я буду тебя охранять днем и ночью.

— Да? — На ее губы вернулась довольная улыбка. — Ну, тогда ладно. Я потерплю.

— И кстати об оборотнях, — поднялся с колена Варнак. — У тебя не найдется какой-нибудь подстилки? Кинуть под беседку во дворе. А то везде все так ухожено, что зарыться некуда. А убегать далеко тоже неправильно. Особенно теперь.

— Подстилка, собачий корм, амулеты, проклятия… Кто же ты такой, Ерема? — прищурилась она. — Хотя нет, лучше не говори. Предпочитаю обитать в нормальном человеческом мире. В углу кухни есть небольшой чуланчик. Выбирай там сам, что тебе удобнее.

Часть вторая

Ненужные люди

Глава восьмая

После двухмесячного путешествия по Амазонке на странном живом корабле, созданном стражем богов, Дамира начала испытывать сенсорное голодание. Молодой ученой, надолго оторванной от мира, пусть даже вдвоем с неутомимым нуаром, остро не хватало хоть какой-нибудь свежей информации. Только поэтому она и не удержалась, увидев плывущую по воде газету, осторожно поддела ладонью размокшую бумагу. Увы, несмотря на все ее старания, половина страницы расползлась в лохмотья, и прочитать она смогла только крохотный кусочек заметки «Наркотики и самолеты».

— Что это? — спросил Шеньшун.

— Газета, — ответила женщина. — Раньше они были главными источниками новостей, но теперь люди все больше узнают о событиях из интернета, по телевизору… Но газеты все равно продолжают печатать и читать. Хотя, конечно же, уже не такими тиражами, как в былые годы.

— И какие в ней новости?

— О том, что на Амазонке столько наркобаронов, что ни пройти, ни охнуть. С собственной авиацией и армией. Пограничники даже с самолетами на них охотятся и целые войны против контрабанды ведут. С десантами, воздушными боями, потерями и штурмами крепостей. Журналюги, как всегда, врут и не краснеют. Мы, почитай, всю зиму тут отплавали — и ничего похожего на плантации коки или фазенды с зенитными пулеметами не встречали.

— А это что? — Страж богов поймал маленькую пластиковую палочку ядовито-красного цвета.

— Зажигалка. Надо же, до какой степени люди планету замусорили! Даже здесь, в совершенно диких местах, и то всякий хлам по воде болтается.

— И как она зажигает? — покрутил он палочку в руках.

— Там газ наверняка кончился, раз выбросили, — сказала Дамира. — Она ведь одноразовая… Дай, посмотрю.

Женщина продула клапан и кремень, потрясла зажигалку, крутанула пальцем колесико, но огонька над выходным отверстием так и не появилось.

— Я же говорю: газ кончился.

— Но искры ведь есть! — потянулся за находкой Шеньшун.

— Какой смысл в искрах, если газа все равно нет?

— А зачем газ, если это зажигалка?

Археологиня вскинула брови и промолчала. К чему спорить об устройстве зажигалки с существом, увидевшим оную впервые в жизни? Кроме бессодержательной ругани все равно ничего не получится.

Однако нуару явно запала в душу какая-то идея, и их плавучее ложе, шевеля корнями и помогая себе ветками, стало решительно отгребать со стремнины. Вскоре кораблик причалил, наполовину выбравшись на сушу и крепко вцепившись корешками в глинистый берег. Шеньшун тут же спрыгнул на землю и исчез в густых зарослях. Дамира тоже вылезла наружу размять ноги. Солнце стояло высоко, нещадно припекая джунгли, и мошка с комарами предпочитали прятаться где-то в тени листьев.

Вскоре вернулся страж богов, гордо вывалил на прогалину у воды охапку хвороста, убежал обратно в лес, вернулся с новой охапкой:

— Сегодня пообедаем нормально, сытно, — пообещал он.

Археологиня не возражала, с интересом наблюдая за его приготовлениями. Нуар, сложив собранные дрова поленницей, вытянул из кармана щепоть сухого моха, сунул в макушку зажигалки, крутанул колесико, подул в задымившийся комок, а когда тот полыхнул огнем — подсунул его в самый низ приготовленного костра. Через минуту хворост затрещал, к небу поднялся столб белого густого дыма.

— Сырое все, — виновато развел руками Шеньшун. — Лес такой. Хороших дров не найти.

— Так и эти горят, — утешила его Дамира. — Только, может быть, стоило сперва на охоту сходить, а уже потом костер разводить?

Страж богов многозначительно улыбнулся. Вскоре зашуршали ветви, на берег вышла крупная пума цвета кофе с молоком, опустила к ногам нуара полосатого поросенка весом килограмма на три, развернулась и прыжком скрылась среди ветвей.

— Все время забываю, кто ты такой, — призналась археологиня.

— Я тот, кого ты избрала своим единственным, — напомнил нуар, приседая возле подаренного джунглями угощения.

Острой гранью расколотого камня он споро освежевал тушку, насадил ее на ветвистую рогатину, воткнул в землю рядом с очагом. Вскоре воздух наполнился щекочущим соблазнительным ароматом. Дождавшись, пока мясо хорошенько зарумянится, страж богов аккуратно срезал на лист банана горячий верхний слой, повернул тушку к огню другой стороной и поднес угощение своей даме сердца. Пока они вдвоем управлялись с первой порцией, успела подоспеть и вторая, а затем и третья. А потом послышался шум мотора, и на реке показался катер с пулеметом на высокой турели и четырьмя вооруженными мужчинами в цветастых рубахах. Посудина уткнулась в берег рядом с их стоянкой, двое мужчин выпрыгнули на сушу, подошли ближе.

— Вы кто такие? — спросил один.

— Путники, — пожав плечами, ответил страж богов.

Гость бросил на стоянку беглый взгляд, поднес ко рту рацию:

— Бродяги какие-то. Мужик и баба. Вещей нет. Вообще. Развели костер, жрут какого-то зверька. Голодранцы.

— Говорит, что мы бездомные скитальцы, — перевел Дамире Шеньшун. — Выражается оскорбительно. Может, мне стоит их наказать?

— Хочешь, чтобы на нас новую облаву устроили? — покачала головой археологиня.

Рация что-то ответила — но механическую речь нуар понимать не умел.

— Баба ничего, есть чего помять, — добавил гость.

Рация что-то кратко скомандовала, мужик кивнул и посторонился. С катера ударила пулеметная очередь, отшвырнувшая стража богов в кустарник, Дамиру мужики сгребли за руки и волосы и потащили в катер, ухохатываясь над ее отчаянными воплями. Катер заурчал мотором, сдал назад и повернул обратно вверх по реке.

* * *

Тело, почти разорванное пополам тремя крупнокалиберными пулями, восстанавливалось с огромным трудом. Прошло, наверное, больше четверти часа, прежде чем нуар смог хотя бы просто застонать и пошевелиться. Его сердце забилось, легкие наполнились воздухом — и после этого возрождение пошло намного быстрее. Как всегда, оно отняло очень много сил — и потому, встав на ноги, Шеньшун в первую очередь доел приготовленную для двоих поросячью тушку, бросая кости к срезу воды. Вскоре на них спикировала чайка.

— Сюда! — приказал ей нуар, вгляделся в глаза уже молча.

Птица, получив приказ, взмыла ввысь, описала несколько широких кругов, вернулась обратно и затопталась на берегу. Шеньшун кивнул и, сорвавшись с места, побежал куда-то через джунгли, умело проскальзывая между стволами, ныряя в звериные тропы и перепрыгивая мелкие препятствия. Иногда, когда заросли оказывались чересчур густыми, он замедлял шаг, вскидывал руки — и тогда растения расступались сами, открывая ему путь.

Спустя час нуар выскочил к накатанной грунтовке, остановился. Опыт предыдущей гонки со смертными подсказывал, что такие вот простенькие дороги очень сильно облегчают его противникам жизнь и позволяют передвигаться слишком быстро. Посему Шеньшун потратил несколько минут, заставив самые крупные из деревьев по сторонам склониться на дорогу и переплестись стволами, добавил несколько выпирающих из земли крепких корней — и уже тогда помчался по проторенному врагами пути. Услышав близкие голоса, он остановился и сотворил еще одну живую баррикаду, пошел дальше медленнее, дабы неосторожно не попасться противнику на глаза.

Дорога, как оказалось, выводила в небольшую бухточку с тремя причалами. У одного покачивалась большая белоснежная яхта, длиной в два десятка шагов и просторной застекленной надстройкой, у другого — два таких же длинных деревянных баркаса, у третьего — четыре разномастных катера с пулеметами на турелях. На одном из катеров молодой парень ковырялся в моторе, на другом — спал мужчина, накрыв лицо широкополой шляпой. Основная толпа местных — не меньше десятка — сидела на скамейках на берегу и азартно перекрикивалась из-за чего-то, что происходило внизу между ними. То ли они во что-то играли, то ли следили за чужой игрой, то ли рассматривали одно из тех устройств для развлечений, что во множестве успели придумать хитроумные современные смертные. Главное — все они были либо с автоматами через плечо, либо держали оружие рядом наготове.

Шеньшун повернул, через кустарник проскользнул к реке, решительно нырнул в мутную глинистую воду и высунулся уже под причалом. Пробрался вдоль него к крайней моторке, поднырнул, появился с другого борта и потрогал спящего за рукав:

— Вставай к пулемету и стреляй во всех, кто с оружием.

Неспособный противостоять воле нуара, смертный торопливо вскочил, передернул двумя руками затвор и щедро хлестнул длинной очередью по скамейке у причала. Страж богов, убедившись в правильности происходящего, снова нырнул и поплыл в сторону, дабы выползти на берег под прикрытием кустов. Он быстро учился и не упускал из вида существование у смертных и снайперских винтовок, и разнообразных взрывающихся приспособлений, и вертолетов, и гранатометов — а потому предпочитал действовать так, чтобы о его существовании жертвы не знали вообще.

Выпустив пару длинных очередей и несколько коротких, пулемет надолго затих, но через несколько минут загрохотал снова. Ему в ответ звонко затрещали автоматы и пистолеты — эти голоса Шеньшун тоже успел запомнить. Страж богов пробрался на звук и обнаружил, что по другой, более узкой, но отсыпанной мелкими камушками дорожке к причалу пробираются с десяток темнокожих бойцов в пятнистых комбинезонах. Они таились, прятались за стволами деревьев, двигались вперед короткими перебежками, время от времени пытаясь навскидку попасть в пулеметчика. Хорошенько прицелиться под свистом крупнокалиберных пуль им духу не хватало.

Дуэль продолжалась достаточно долго. Двоих из наступающих защитник причала сумел-таки достать, прострелив насквозь деревья потоньше, но вскоре стрелки уловили момент, когда он стал перезаряжать свою установку, и, высунувшись из укрытий, накрыли его плотным огнем сразу пяти автоматов. После этого смертные еще пару минут отлеживались, опасаясь подвоха, потом один за другим начали подниматься.

Пары минут нуару вполне хватило, чтобы подкрасться к одному из темнокожих бойцов и шепотом приказать в самое ухо:

— Стреляй во всех, кто с оружием.

Шеньшун отпрянул в заросли, смертный же вскинул автомат и успел перебить всех своих товарищей, прежде чем они сообразили, что происходит. Затем развернулся, меняя магазин, залег за высоко выпирающим корнем и стал решительно садить очередь за очередью куда-то за поворот. Ему ответили сразу из двух стволов, и почти сразу одна из пуль разнесла темнокожему голову.

Соблюдая осторожность, страж богов пробрался дальше и наконец увидел цель своего нападения: обнесенную высокой, в два человеческих роста, бетонной стеной усадьбу, над которой возвышалась стилизованная под готику башенка с дымящимся пулеметом. Еще в двух местах над стеной покачивались стволы — но сами защитники, испуганные внезапным нападением, предпочитали не высовываться. Разумеется, ворота усадьбы были заперты и наверняка надежно чем-то подперты. Разумеется, все внутри теперь были настороже и следили за подступами к своей крепости в оба. А подступы оказались крайне неудобными: метров на тридцать от стены все джунгли были вырублены, а земля засажена короткой газонной травкой. Кошке незаметно не пробежать — не то что человеку подойти.

Правда, как заметил нуар, как раз напротив башенки в лесных зарослях возвышались несколько высоченных пальм, способных достать до самого пулеметного гнезда, но… Но пока дерево услышит, пока нагнется, пока отнесет свой груз — смертные заметят нападение и продырявят стража богов своими стрелялками не один десяток раз.

Шеньшун надолго задумался, потом сел, развел руки с поднятыми ладонями и послал во все стороны безмолвный призыв. Где-то с полчаса ничего не происходило, но затем трава и кустарник стали наполняться тихим вкрадчивым шипением. Джунгли ответили на зов нуара многими сотнями и тысячами змей: мелких и крупных, вертких и ленивых, темно-коричневых и красно-желтых, пятнистых и полосатых — самых разных, какие только обитали поблизости. Страж богов указал цель, и молчаливый живой ковер поструился сквозь траву, быстро вливаясь в узкую щель под запертыми воротами.

Последние из гадюк и аспидов еще только приближались к усадьбе, когда изнутри послышались крики, истеричный вой, зазвучали частые выстрелы. Нуар поджал под себя ноги и уселся под кроной акации, внимательно наблюдая за поведением караульного на башне. Тот засуетился сразу, едва услышал крики, заметался, даже схватился за пулемет, но тут же его оставил, несколько раз выглянул наружу, перегибаясь через край. А когда он начал приплясывать на месте и полез на перила, страж богов поднялся и пошел к пальмам. Выбрав самую высокую, положил руки на ствол и, мягко его поглаживая, о чем-то дружелюбно нашептал. Вершина дерева дрогнула и пошла вниз. Вскоре пальма изогнулась в крутую дугу, коснувшись расчищенного пространства макушкой. Шеньшун перешел к ней, взялся за основание одного из листьев руками. Послышался легкий скрип, и ствол разогнулся обратно, с легкостью поднеся нуара к пулеметной площадке.

Приказывать здесь оказалось некому — караульный неведомым способом исчез. Скорее всего — спрыгнул на крышу дома, предпочтя риск перелома ног общению с ползучими гадами. Перед стражем богов змеи расступились сами, и нуар спокойно побежал по ступенькам вниз.

В доме змеи были везде: на полу, на стульях и диванах, извивались на столах и обживали цветочные вазы. А вот со смертными дело обстояло хуже — все они куда-то исчезли, не оставив следов, хотя Шеньшун был уверен, что никто из людей из усадьбы не выскакивал. Только выйдя во двор, он наконец-то обнаружил совершенно белого, словно обсыпанного мелом, паренька, залезшего на узенький, в ладонь, подоконник и буквально распластавшегося спиной по стеклу.

— Сегодня сюда привозили женщину, — сказал ему Шеньшун. — Где она?

— В п-подвале, — указал подбородком через двор паренек.

Нуар кивнул, по выложенной деревянными бляшками дорожке, петляющей между пышными кустами роз, пересек двор, нашел дверь, сколоченную из толстых досок, открыл. За нею лежал синюшный труп в белых парусиновых штанах и рубашке из красно-белых квадратиков. В руках несчастный сжимал короткий автомат с длинным магазином. Похоже, покойный не смог найти общего языка с ползучей живностью. Чуть ниже, на ступенях перед второй дверью, остывал еще одни труп, все еще сжимающий в пальцах дверной ключ. Шеньшун забрал его, открыл замок, вошел в прохладное сводчатое помещение с шершавым бетонным полом. Обнаженная Дамира, подвешенная за руки к потолку, увидев его, бесшумно заплакала.

Шеньшун заспешил — скинул конец веревки с крюка в стене, осторожно опустил женщину на пол, подбежал, перехватил на руки, понес наружу. Обойдя цветник по плиткам, он снова вошел в дом, опустил археологиню на диван, с которого под его взглядом прыснули в стороны ползучие существа, пригладил волосы:

— Ты как, милая моя? Ты цела? Что с тобой случилось? Что они с тобой сделали?

— Привезли, — сглотнув, начала рассказывать археологиня. — Сперва на причале пинали и тискали. Потом потащили сюда, в подвал. К потолку привязали. Потом пришли эти… двое. Чего-то говорили. Смеялись. Потом платье с меня срезали. Потом… Потом стрельба началась, и они убежали.

— Двое… — сдержанно кивнул нуар. — Описать можешь?

— Один с усиками тонкими и длинными курчавыми патлами, как с бигудей. В белой кружевной сорочке и брюках со стрелочками. Второй — лысый и рябой, в белых штанах и гавайке в красно-белую клетку.

— Ой, прости. Второго я уже видел. Попробую отыскать хотя бы первого…

Он осмотрелся. Прошел через комнату, открыл обитую красным деревом дверь. За ней обнаружился туалет. За второй — ванная. Третья дверь из комнаты вела в небольшой шкаф, в котором, съежившись, сидел труп. Рассматривать его Шеньшун не стал, открыл очередную дверь и изумленно присвистнул: там находилась комната, от силы вдвое меньше той, в которой они находились. На всем ее протяжении, от стены до стены тянулись стальные палки, на палках болтались вешалки, на вешалках — одежда, одежда, одежда… Нуар сдернул ближайший костюм, приложил к себе и повернулся к спутнице:

— Этот вместо моего рваного подойдет?

— Он тоже мал. Тебе нужно либо спортивный костюм, чтоб свободный оказался, либо на заказ шить.

— Понял тебя, сейчас поищу.

— А что это там у тебя такое? — заинтересовалась Дамира.

— Тут всякое тряпье свалено. Ты отдыхай.

— На вешалках? — Женщина поднялась, подошла ближе. — Подожди, где-то здесь должен быть выключатель…

Гардеробная оказалась обильной, как элитный супермаркет. Здесь нашлось и белье, и спортивные костюмы, и костюмы деловые, и вечерние платья, и платья повседневные, и пеньюары, и ночные рубашки. Причем — самых разных размеров. Можно было подумать, хозяин усадьбы содержал у себя целый гарем… Хотя — может, и правда содержал? Или — приглашал себя навестить.

С мужской одеждой оказалось хуже. То есть — ее тоже было много, но вся слишком мелкая. С немалым трудом нуар смог втиснуться в одни из плавок и натянуть туристские штаны с водоотталкивающим покрытием. Куртка тоже налезла — но ее Шеньшун застегивать не стал.

Дамира выбрала шесть платьев. После долгих душевных мук померить оставила три и под конец, едва не вырывая из своего сердца, смогла отказаться от двух, оставив элегантное, бежевое с легким голубоватым отливом, без единого украшения, но зато сидящее так, словно стало второй кожей, и при этом приятно ласкающее тело. К платью она подобрала туфли не менее изящные, но совершенно непригодные для передвижения по амазонским джунглям. Однако задумываться об этом сейчас ей совершенно не хотелось.

Нуар же тем временем заглянул в другие комнаты, найдя еще семь трупов, изящную статуэтку из обсидиана и ожерелье из сушеных человеческих голов. Наконец настала очередь второго этажа. Здесь, в комнате за мраморной лестницей, он и нашел кудрявого красавца в белоснежной сорочке и идеально отпаренных брюках. Пижон сидел на шкафу с двумя огромными револьверами в руках и стволами сбрасывал вниз змей, которые пытались добраться до него то с одной, то с другой стороны. Патроны, как понял Шеньшун, у него уже кончились.

— Хоть с этим повезло, — улыбнулся страж богов и пошел за своей избранницей.

Дамира, к этому времени уже поменявшая выбор на вечернее платье с длинной пышной юбкой, красиво разложила отвергнутые наряды на диване, не переставая размышлять. Она успела слегка оттаять и, поднявшись вслед на нуаром, немедленной смерти пытавшего ее подонка не потребовала. Полюбовавшись на загнанного на шкаф потного красавца, она отвернулась, прошла вдоль стен, увешанных картинами неведомой ценности. Может — что-то старинное, а может — и обычная бульварная мазня.

— Шеньшун, — археологиня ковырнула одну из них ногтем, — а ведь это наркобарон. У него должно быть много денег и поддельных документов. Да и настоящих тоже.

— Поясни, пожалуйста, более понятно, что ты имеешь в виду? — попросил страж богов.

— После сегодняшнего приключения мне уже не хочется плыть по Амазонке дальше. Давай вернемся домой? По дороге было много разных селений. Тут наверняка есть какие-то регулярные пассажирские рейсы. Самолет, железная дорога или что-то еще. В Бразилии нас никто не ловит. Доберемся до ближайшего международного аэропорта и улетим. С деньгами, любыми документами и твоим талантом это будет несложно.

— Хорошо, — развернулся нуар, вернулся к шкафу: — Ты здесь за главного?

Кучерявый пижон попытался его проигнорировать. Шеньшун только усмехнулся, поймал его за руку и сдернул вниз. Красавчик предсмертно взвизгнул, закрыл глаза — однако змеи образовали вокруг них двоих широкое кольцо, угрожающе шипя, но не нападая.

— Это ты приказал меня убить?

— Я! — открыл глаза кучерявый. — Это я приказал! Я! Я! Я! Пристрелить тебя, урода!

— Почему?

— А на хрена ты мне нужен?!

— Ты решил, что я тебе не нужен, и поэтому приказал меня убить? — перевел его выкрик в нормальную речь нуар.

— Да! Да! И я был прав! Почему ты не сдох, тварь?!

— Тебя это не касается. — Нуар подумал. — Я был тебе не нужен, ты приказал меня убить… Странное правило. Но не стану осуждать чужих обычаев, не мое это дело. Прощай. Ты мне не нужен.

Страж богов отступил, свободный от змей круг двинулся вслед за ним. Красавчик взвизгнул, торопливо пополз вперед, стремясь удержаться в безопасном пространстве. Шеньшун скривился, присел перед ним, позволил змеям забраться себе на ноги, на плечи, на шею, запутаться в волосах:

— Ты что, не понял? — тихо спросил он. — Если ты мне не нужен, ты не должен жить. Разве это не твое правило? Но не будем о пустяках. Вставай! Скажи, где в этом доме лежат деньги?

— В сейфе. — Получив однозначный приказ, смертный выпрямился. Воля нуара была сильнее его страхов.

— Покажи его!

Обогнув Шеньшуна, наркобарон подошел к одной из картин, сдвинул ее в сторону. В небольшой нише обнаружилась металлическая дверь с кодовым замком.

— Открой!

Смертный подчинился.

— Дамира! — подозвал археологиню страж богов. — Посмотри, там внутри лежит то, что нам нужно?

Женщина, запустив руки в железное нутро, выгребла на пол все содержимое, присела на колени, сортируя пачки и бумажки:

— Есть! Целых шесть паспортов. И доллары… Килограмма полтора, наверное. Сейчас… Вот, одни мужской и один женский. То, что надо.

— Теперь его можно убивать?

Дамира вздрогнула, посмотрела на замершего у стены красавчика. Поморщилась:

— Не надо. Давай лучше сделаем с ним то же самое, что и он со мной. Пусть будет божий суд. Как судьба распорядится, тем и закончится.

— Как пожелаешь…

Шеньшун отвел смирного наркобарона в подвал, связал его руки и подвесил к потолку на место пленницы, срезал с него одежду, вышел и запер за собой дверь. Взявшись за руки, они с археологиней дошли до причала и остановились. Вид мертвых тел женщину особо не встревожил — плен, избиения и холодный подвал очень качественно проясняют сознание по поводу того, что такое хорошо и что такое плохо. Но вот огромная яхта внушала уважение.

— Как жаль, что мы не умеем ею управлять, — вздохнула его избранница.

— Как пожелаешь, — пожал плечами нуар и повернул обратно к вилле. Спустившись в подвал, он громко спросил: — Смертный, ты умеешь управлять яхтой, что у причала?

— Умею! — прохрипел тот.

— Тогда радуйся, смертный. — Шеньшун распустил узел. — Ты мне все-таки понадобился.

Управлять катером оказалось совсем не сложно — во всяком случае, при взгляде со стороны. Красавчик скинул привязные канаты, потом нажал кнопку запуска двигателя, сдвинул сверкающий сектор справа от кресла назад — яхта кормой вперед вышла на реку, — потом перекинул сектор вперед, выправил курс и помчался по водной глади. Вероятно, стоять в голом виде у штурвала капитану было не очень комфортно, но он не роптал, глядя строго вперед и придерживаясь стремнины.

— Какой здесь ближайший крупный город? — спросил Шеньшун.

— Картлос.

— Там есть аэропорт?

— Аэропорт есть в Фонта-Боа. Туда два дня пути.

— Плывем туда.

— Хорошо. — И кучерявый стал тыкать пальцем в экран перед собой.

— Что ты делаешь?

— Меняю координаты в навигаторе. Теперь он будет указывать маршрут на Фонта-Боа. А здесь, — он приоткрыл небольшой ящичек возле штурвала, — здесь бумажные карты. По ним тоже можно добраться. Вот, посмотри.

Шеньшун подступил ближе, и тут красавчик выдернул из ящика револьвер, приставил нуару к животу и без промедления выстрелил, заставив того сложиться от боли пополам:

— Ну, и кто из нас кому теперь нужен? — ехидно поинтересовался он, закладывая широкий разворот. — Не-ет, теперь так просто ты не сдохнешь. Ты меня еще упрашивать о смерти будешь. А ты не дергайся, потаскуха! Не то рядом будешь валяться с кишками наружу!

— Дай его сюда! — Распрямившись, Шеньшун перехватил его руку, выдернул оружие и швырнул за борт.

— Ты что? Ты почему?! — У кучерявого округлились глаза. Он знал, что после ранения в живот люди так себя не ведут. Но страж богов больше не был склонен вести беседы. Он отволок наркоторговца к корме и выкинул вслед за оружием.

Дамира перебежала к штурвалу, вернула катер на прежний путь, заняла кресло капитана, сверилась с отметкой на экране навигатора:

— Кажется, все правильно. Только непонятно, в милях у них тут все или в километрах… Надеюсь, бензина хватит. Шеньшун, ты как? Тебе больно? Тебе помочь?

— Мне больно, Дамира. Но до темноты все пройдет. Какое все-таки мерзкое изобретение — эти ваши пистолеты! Иногда даже кажется, что ими и убить недолго.

— Потерпи. Вернемся домой, там все будет хорошо. Через два дня высадимся у этого… Фонта-Боа. Оттуда самолетом в Бразилию. В смысле, в столицу. И самолетом в Москву. Через неделю будем у себя. Там все всегда всем недовольны, но зато никто нигде ни в кого не стреляет. Включу тебе комп, посажу на диван — и будешь отдыхать. Тихо, мирно и безопасно.

Глава девятая

Первую русалку Варнак заметил в ресторане. Точнее — унюхал. Запах тины и влажной ряски пополам с французскими духами из Турции составляли невероятный букет, способный свалить с ног даже быка. Но, к удивлению Еремея, обычные посетители этого амбре не замечали и даже несколько раз пытались заговорить с фигуристой девушкой с длинными русыми волосами или угостить ее вином. Впрочем, так было всегда. Человеческий нос редко когда способен уловить тонкие нюансы ароматов. Не будь Варнак полуволком — и сам бы наверняка не заметил ничего странного.

Девушка от всех угощений отказывалась, в разговоры ни с кем не вступала, но то и дело бросала в сторону Еремея многозначительные взгляды, наматывая на палец прядку волос.

— Ты ее знаешь? — не выдержала Алла Альбертовна. — Не стыда ни совести у девки!

— Конечно, я ее знаю, — усмехнулся Варнак. — Вот только она об этом не догадывается. Юля, амулет, который я просил носить постоянно, с собой?

— Да, Рома.

— Теперь ты можешь убедиться, что мои просьбы не пустой звук. Иди, сядь у стойки перед этой кокеткой, а потом покажи ей медальон.

— Совершенно незачем! — попыталась возразить госпожа мэр, но девочка уже поднялась. — Ерема, ну, зачем ты это делаешь?

— Лекарство от скуки, моя королева, — положил ладонь ей на руку Варнак. — Или ты хочешь, чтобы малышка опять повадилась ездить в ашрам? Мои маленькие чудеса держат ее дома крепче любых веревок. Смотри, что сейчас будет…

«Конопушка», усевшись на банкетку, мило улыбнулась девушке и, словно бы поправляя шарф, убрала его с груди. Русалка шарахнулась так, что чуть не растянулась на полу, и тут же выскочила за дверь. Раскрасневшаяся, донельзя довольная Юля прискакала обратно за столик, жадно выпила свой стакан сока и спросила:

— Видели, как я ее? Здорово, правда? Рома, а что это было?

— У тебя на груди знак Хорса. Ярила, солнца, жара и света. А она — порождение сумерек и влажности. Вот и шарахаются ей подобные от твоего амулета.

— Перестань ребенку голову морочить! — не выдержала разумная и прагматичная Алла Альбертовна. — Не станет человек от обычного значка шарахаться.

— Ты уверена? А сама как вчера перед «кирпичом» тормознула, забыла? Или как перед красным светофором педаль топчешь?

— Это другое дело! И потом, я ведь действую сознательно. Захочу — и проеду. Но это будет нарушение правил.

— Это у тебя просто машина недостаточно умная. А вот как встроит фирма ради твоей же безопасности в бортовой компьютер функцию остановки перед запрещающими знаками и сигналами, вот тут и закончится твоя добрая воля, и останутся одни суеверия.

— Но ведь работает, мама! — встала на его сторону Юля. — Разве ты не видела?

— Лучше бы ты узнала, как работает система налогообложения для малых предприятий, — покачала головой Алла Альбертовна. — Ладно, я побежала, у меня прием. Я тебя очень люблю, милая моя. Хорошо, что ты у меня есть!

Первая леди Корзова крепко обняла свою дочь, поцеловала ее и вышла из ресторана. На Варнака даже не взглянула. Но он не обижался. Здешней королеве, сухой и неприступной, было нелегко переступить через характер даже ради дочери. А уж публично проявить чувства по отношению к кому-то другому — она не позволит себе даже под страхом смерти.

— У тебя прекрасная мама, — улыбнулся Еремей. — Ты просто счастливица.

— Я уже взрослая девочка, Рома, так что не нужно изображать невинность. Ты тоже неплохо устроился.

— Да, я знаю, — не стал отрицать Варнак. — Мне тоже здорово повезло. Я просто подумал о том, что твоей маме совершенно некогда готовить. Может, устроим ей сюрприз? Вкусный домашний ужин вместо ресторанного?

— А что ты хочешь приготовить?

— Лично я не умею делать ничего, кроме макарон с тушенкой. Но я очень и очень надеюсь на твой талант. Например, форель протушить на морковке с луком ты сможешь? Не делай таких глаз, просто попробуй. Если что-то когда-то не сделать первый раз, не сделаешь вообще никогда.

— Ты поможешь?

— Тут такое дело, Юля… Русалки по одной не появляются. Раз заявились — значит, целою толпой. Раз толпою — мне лучше быть рядом с твоей мамой, дабы ничего не случилось. — Он приобнял ее, поцеловал: — Я очень тебя люблю, Юля. Нам повезло, что ты с нами.

В здание администрации Варнак пришел чертовски вовремя — слабый тинный аромат уже тянулся в кабинет главы.

— К ней нельзя, там посетитель! — попыталась остановить его секретарша, но без особого старания. В маленьких городках новости разбегаются быстро, и с Варнаком уже давно здоровались на улицах и в магазинах, предлагали особое меню в кафешках и ресторанах, а милиция стыдливо отводила взгляд, когда он проскакивал мимо на мотоцикле. Кому охота связываться с женихом мэровской дочери? Именно в таком статусе, как не раз издалека слышал леший, его и воспринимали в Корзове. Вот и секретарша ссориться не захотела.

За столом напротив руководительницы, вопреки его ожиданию, сидел благообразный седовласый старец, разложивший какие-то бумаги, расчеты и графики, и старательно водил пальцем, нудно перечисляя:

— Расход воды в половодье составляет пятьсот кубометров в минуту и при среднестатистическом снеговом покрове. К середине лета слив падает до тридцати гекалитров в неделю при общей пропускной способности русла в восемьдесят семь тонн за час.

На шум открывшейся двери посетитель даже не повернулся. А вот Алла Альбертовна недовольно вскинула брови:

— Это ты? — Однако тут же взяла себя в руки и даже улыбнулась: — А это, Константин Георгиевич, один из наших активных защитников экологии, Еремей Варнак. Видимо, страстно желает поучаствовать в дискуссии.

— Еще как. — Леший подступил к гостю, наклонился к самому его уху: — Очень раз знакомству…

На самом деле он для уверенности всего лишь принюхался к «гидрологу» еще раз и, убедившись в своей правоте, присел прямо на стол рядом с ним:

— Наверное, это большая проблема — любить жену, не имеющую никаких документов, возникшую непонятно откуда, не имеющую места рождения, никаких родителей и родственников? Ведь исчезнет — никто и не заметит. И даже заявления в полицию подать не получится. Разве станет МВД разыскивать человека, никогда не существовавшего в природе?

— Что вы себе позволяете, молодой человек?! — возмущенно привстал со своего места посетитель.

— А вам не приходило в голову, Константин Георгиевич, что ваша длинноволосая широкобедрая половинка способна исчезнуть не только в наказание за непослушание, но и помимо своей воли? Вот придет как-нибудь нежданно незнакомец, начертит круг, покажет амулет — и растает она, ако Снегурочка над костром в праздник Масленицы. Почему бы и нет, коли после этого даже вам самому придется помалкивать о случившейся беде?

— Послушайте…

— Не нужно делать круглых глаз, актер вы никудышный, — похлопал его по плечу Варнак. — Скажу проще. Мы с вашей женой из одного муравейника. Просто оказались по разные стороны баррикад. На этот раз вам не повезло. Глава района — женщина, ее девичьи чары не проймут. К тому же, она куда прекраснее любой из ваших чаровниц, так что через чужое влияние тоже ничего не добьетесь. А потому… Привет супруге от великого Укрона.

— Вот оно что… — Седовласый стал неторопливо собирать бумаги. — Так оно даже проще, Алла Альбертовна. Пусть разбираются сами.

— Э-э… — развела руками ничего непонимающая первая леди Корзова. — Наверное…

Посетитель поднялся, оценивающе взглянул на Варнака, даже отступив ради этого на пару шагов, согласно кивнул:

— Отличный выбор, Алла Альбертовна. Долго и счастливо — это я могу подтвердить. Они это умеют. Вот только… Вот только, когда начинаешь осознавать, что они бессмертны… Становится немного не по себе…

— Да, — согласилась госпожа мэр, — вы совершенно правы.

— Прав я или нет, вы поймете лет через сорок, дорогая леди. А пока вам двадцать, молодость кажется вечной…

«Гидролог» вышел из кабинета и тихонько притворил за собою дверь.

— Насчет двадцати мне понравилось, — проводила его взглядом Алла Альбертовна. — А вот про все остальное хотелось бы получить разъяснения.

— Все очень просто. Соблазнить не сумели, обмануть не смогли. Теперь попробуют убить, а потом запугать. Но ты не беспокойся. Они опасны только в своей стихии. На суше они не столь успешны, как пытаются изобразить.

— Ты бессмертен? — Похоже, первый ответ Алла Альбертовна пропустила мимо ушей.

— Ерунда. Наглое вранье. Меня уже убивали как минимум три раза. А может, четыре. Так что…

— Хочешь поссориться? — холодно уточнила женщина. — Я не в настроении для шуток. Что все это значит?

— На такой общий вопрос трудно ответить, моя королева. Что конкретно тебя интересует?

— О чем говорил этот… — Она взглянула на расписание у клавиатуры. — Константин Георгиевич?

— О маленькой войне между хозяевами вод и лесов, в которую иногда вляпываются случайные люди. Для вас это обычные хозяйственные хлопоты, о которых не стоит особо задумываться. Для них — азартная игра, в которой жизнь смертного ценится не выше здоровья комара. Ты же знаешь, азарт сильнее разума. В любом казино даже самые уравновешенные люди моментально теряют рассудок.

— Значит, ты играл мною? Моими чувствами? Подонок, ты меня использовал!

— Ну, уж в чём-чём, а в этом ты меня упрекнуть не сможешь. Я тебя шантажировал. И продолжаю заниматься тем же самым. Грубо и нагло. Возможно, я злобный монстр. Но не кукловод! И если ночью…

— Не ори, — перебила его Алла Альбертовна. — В приемной услышат. Чем ты будешь заниматься ночью, управлению знать вовсе не обязательно. Так ты бессмертен?

— Охота тебе поднимать такие вопросы, моя королева, ответы на которые ты все равно не признаешь? Давай замнем. Не будет повода для размолвок.

— Мне не нравится, Ерема, когда я не понимаю, что происходит в моем районе, — сказала женщина. — Тем более, когда это «что-то» происходит уже со мной.

— Ты все понимаешь. Происходит именно то, о чем мы и говорили с самого начала. Сторонники затопления пойменных земель начали на тебя давить. Просто они избрали не совсем привычный для тебя способ. Ну, тот, в который ты не веришь.

— Да уж… Так ты бессмертен?

— Одна знающая дама сказывала, что подобные мне долго не живут. Тебя это утешит, моя королева? Русалки, кстати, тоже смертны. Просто они не стареют, сохраняют вечную молодость. Но Константин Георгиевич беспокоится зря: если ее не обманывать, русалка будет предана своему избраннику до самой его кончины. Пусть даже он превратится в старый трухлявый пень — она все равно останется рядом. Причем нежной, ласковой и заботливой.

— А ты?

— Что я?

— То самое, — улыбнулась госпожа мэр. — Теперь я начинаю понимать, что имел в виду старик, когда одобрил мой выбор. Ведь вы с его женой, как ты признал, из одного муравейника? Ему, значит, за послушание — жена. А мне? На веки вечные?

— Ты удивительно внимательна, королева, — признал Варнак.

— Молчишь… Ладно, спасибо хоть не соврал. Иди отсюда, у меня прием. Люди с нормальными вопросами, без сумасшествия.

Еремей заколебался, взял ее руку, осторожно коснулся запястья губами:

— Да, моя королева. Я сделаю ради этого все, что в моих силах.

Алла Альбертовна засмеялась:

— Таким клятвам верят только наивные девочки. Но из всего бреда, что я от тебя наслушалась с момента нашего знакомства, эти слова кажутся самыми правдоподобными. Иди, шантажист.

— Отошли секретаршу ненадолго. Защитную руну у порога нанесу.

— Хорошо, — вздохнула Алла Альбертовна. — Раз уж влипла, попробую доверять во всем. — Она нажала кнопку селектора: — Галя, принеси мне, пожалуйста, из буфета горячий пончик и приготовь кофе. — Отпустила кнопку. — Колдуй, чародей, минут пять у тебя есть.

Глава десятая

Этим вечером Варнак, как и во все предыдущие дни, встретил свою королеву сразу за порогом дома, подхватил на руки, отнес на диван, опустился на колено, осторожно освободил ее усталые ноги от туфель и поднес блюдо с одиноким запотевшим бокалом.

Блаженно зажмурившись, госпожа мэр откинула голову, сделала глоток, слабо улыбнулась:

— Шампанское… У нас сегодня праздник?

— Сегодня был долгий день.

— Это верно, мне довелось услышать изрядно всякого, странного и неожиданного. А иногда и приятного. Обычный приемный день… Не хочу никуда ехать, устала. Давайте дома поужинаем? Юленька, ты голодна? Позвонить в кафе, или бутербродами обойдемся? В холодильнике, вроде, ветчина и сыр были.

— А я уже собрала на стол, мама.

— Ты мое сокровище! Сейчас, подойду… — Опершись на руку Еремея, она поднялась, перешла кухонную залу и охнула: ее ждал накрытый белоснежной скатертью стол, тарелки, бокалы и обширный лоток, залитый томатным соусом.

— Я сама делала! — не удержавшись, похвасталась «конопушка». — Это форель, тушеная. В рецепте, правда, было написано, что без моркови, но Рома сказал, что с нею вкуснее!

— У меня уже слюнки потекли, милая! Накладывай скорее.

Правильно приготовила девочка рыбу или нет — но для мамы это угощение было, наверное, самым вкусным в мире. Властительница окрестных земель опустошила целых три тарелки, прежде чем, наконец, сдалась, отодвинулась от стола, маленькими глотками пробуя вино и чему-то улыбаясь:

— Сорок лет! Бедный старик… Наверное, они пролетели для него, как один день. Глазом не успел моргнуть. Но я уверена, это был очень счастливый день.

— И он еще не закончился, — поспешил уверить Варнак. — Прости, королева, во дворе пахнуло мокрицами. Кажется, представление продолжается, они прислали лихоманку. Юля, хочешь посмотреть, как действует руна огня на сборных тварей?

— Хочу! — встрепенулась «конопушка».

— Тогда идем…

Вместе они выскочили на воздух, и Варнак придержал девочку на крыльце. По отсыпанной отсевом дорожке к ним медленно ковыляла старушенция — сгорбленная, невысокая, с одним коричневым платком на голове и другим — на плечах.

— Вообще-то, их нужно ловить в круг, — зашептал «конопушке» на ухо Варнак, — и уже в нем накрывать знаком солнца. Иначе она может ловушку обойти. Но это рискованно, так что попробуем в другой раз.

— Это еще кто? — удивленно спросила Алла Альбертовна, выходя с некоторым опозданием.

— Не подходи! Она опасна! — схватил мэра Варнак и тут же услышал восторженный вопль «конопушки»:

— Вот это да! Мама, ты видела?! Она рассыпалась! Просто рассыпалась! В труху!

— И что это было? — тихо поинтересовалась Алла Альбертовна.

— Невинное знахарство. В ашраме такому не научат, — так же тихо ответил Еремей. — Теперь Юле будет там скучно.

— А это что?

Насколько хватало глаз, по всем сторонам участка вдоль забора начала набирать рост трава, падать вперед колосьями, листьями и стеблями, сплетаться в каких-то уродливых каракатиц, глазастых, усатых, когтистых и со жвалами, ползущих вперед медленно и неуклюже — но сразу со всех сторон.

— Хреново. Чуют какую-то слабину, иначе бы так рьяно не перли, — выдохнул Варнак. — Юля, бегом вокруг дома! Проверь подоконники: может, домработница руны стерла. На подвальные стекла посмотреть не забудь!

— А ты? — не поняла женщина.

— А я крылечко посторожу, — спустился со ступеней леший. — Чтобы ей было куда вернуться. Ничего не бойся, королева! В худшем случае нам придется продержаться до рассвета. От солнца болотные чудища разбегаются. Они на нем сохнут.

В кармане Варнака завибрировал давно забытый телефон, не подававший никаких признаков жизни уже почти три месяца — хотя заряжал его леший регулярно. Видимо, повод был достаточно весомый, если про Еремея вдруг вспомнили в такое позднее время и после столь долгого перерыва. Именно поэтому леший, несмотря на происходящее, на звонок все-таки ответил.

— Челеби, ты где? — узнал он голос молодой ипостаси Гекаты. — На двери исторички сработала сигнализация. Похоже, я недооценила способности нашей парочки. Они все-таки вернулись.

— Привратник вернулся, — отключая телефон, вслух сообщил Варнак.

— Рома! Они все вымыты! — закричала из-за угла Юля. — И окна, и подоконники! И мелок дома! Я ничего не успею сделать! Бегите! Нужно запираться внутри!

— У тебя добросовестная уборщица, каждый уголок вычищает, — похвалил домработницу Еремей, возвращаясь на крыльцо. — Кто бы мог подумать — недели руны не простояли, уже все вымыла. А я надеялся, до осени уцелеют.

— Иногда мне хочется тебя убить, Ерема. Ты произносишь вроде бы русские слова и вроде бы стараешься все подробно объяснить, но я все равно ни черта не понимаю! Устала чувствовать себя тупой идиоткой. Повтори по-человечески, что случилось на этот раз?

— Ты же знаешь, мы с ними из одного муравейника, — указал леший на каракатиц, медленно впитывающихся в землю. — У нас есть некоторые разногласия, но главные беды все же общие. Им не справиться с привратником. А я могу. Значит, мир должен спасать я. Мир ведь один на всех, королева: их, мой, твой. И выходит, что теперь мы с болотниками союзники. Пока я не управлюсь, они не причинят вреда ни тебе, ни Юле — кстати, она только что влезла в дом через окно. Теперь прости, мне пора…

— Стоять! — поймала его за руку первая леди Корзова.

— Мне действительно нужно ехать, королева.

— К черту мир, чародей. — Женщина невозмутимо поправила волосы. — Ты ведь теперь мой? Поедешь утром.

Глава одиннадцатая

Прохаживаясь по квартире, Дамира привычно открывала краны, окна, включала пакетники электросчетчика:

— Ты знаешь, Шеньшун, каждый раз, надолго уезжая в командировки, я перестаю верить в реальность своей квартиры. Мне кажется, что это сон, фантазия. И даже вернувшись, я еще два-три дня не могу смириться с тем, что она существует. Вроде как я в ней — а поверить не могу! Отвыкаю…

Последним она включила сотовый телефон, оставленный перед поездкой на столе — чтобы не разориться на заокеанском роуминге. Но не успела женщина положить его обратно, как трубка загудела.

— Странно, номер незнакомый… — Она нажала кнопку: — Алло?

— Это вы, Дамира Маратовна?

— Да, я. А с кем имею честь?

— Вы меня легко узнаете. Я тот, кто спас вам жизнь. Очень рад, что вы наконец-то вышли на связь! Вы в Москве? Надеюсь, вы понимаете, что после произошедшего перед вашим отъездом вам лучше не показываться ни в своей квартире, ни на работе? Спасти вас второй раз мне не позволят. Так вы в Москве?

— Д-да… — неуверенно ответила археологиня.

— Мне сегодня повезло, я тоже здесь. Давайте встретимся через час в Бутово, в «Му-му». Заведение многолюдное, внимания мы там не привлечем, и неожиданности в таком месте устроить сложнее. Договорились? Тогда я жду.

— Сказали что-то неприятное, Дамира? — обеспокоился нуар. — Ты изменилась в лице.

— Он прав, — ответила археологиня, глядя на погасший экран трубки. — Отсюда нам лучше немедленно уйти. Боюсь, теперь это и вправду больше не мой дом. Если за квартирой следили… Нет, об этом лучше не думать! Скорее прочь!

* * *

«Му-му» в Бутово при всем старании строителей больше всего напоминало заводскую столовую времен СССР: большущий зал с одинаковыми двуногими столами, столешницы из ламинированной фанеры и железные каркасные стулья. Уголок деревенского уюта присутствовал здесь только вокруг стойки раздачи и ближайших столиков. Однако подобное ущемление прав большинства особо не беспокоило посетителей заведения. Ведь они приходили сюда поесть, а в обширном зале даже в самое оживленное время в избытке имелись свободные места.

Шеньшун и археологиня взяли себе обед, сели за один из столиков в дальнем конце зала и посвятили себя еде. В том смысле, что по сторонам особо не смотрели, и даже не заметили, как к столику подсел мужчина средних лет, коротко стриженный, гладко выбритый и приятно пахнущий, в бежевой сорочке с черным галстуком. На нем был темно-серый костюм, в петлице которого поблескивал странный серебряный значок: кувшин на фоне тележного колеса, причем с ручки кувшина свисала на пару сантиметров цепочка грубого плетения. В одной руке незнакомец держал четки из мелких ониксов, в другой — стакан апельсинового сока.

— Приятного аппетита, — кивнул мужчина. — Имею честь представиться: доктор Кристофер Истланд к вашим услугам. Надеюсь, вы меня помните?

— Кажется, да… — неуверенно ответила Дамира. — Прошлым летом вы оказались на месте… — Она запнулась. — На месте драки. Это вы крикнули, что нас хотят убить.

— Прекрасно! — довольно улыбнулся Истланд. — Значит, вы знаете как минимум то, что я не отношусь к сообществу лиц, желающих вашей гибели. Но это еще не все, Дамира Маратовна, далеко не все. Посмотрите на эту эмблему, — указал он на лацкан пиджака. — Она не вызывает у вас никаких ассоциаций?

— Простите, нет.

— Неудивительно, милая леди, у вас выдался очень насыщенный событиями год. Постараюсь освежить вашу память. Зимой две тысячи одиннадцатого года вы подавали заявку на грант в институт Пастера. Странный, скажу вам, выбор. Но неважно, поскольку в итоге заявка все же попала по назначению. Вы получили письмо с согласием финансировать вашу экспедицию, впервые в истории связанную с раскопками не земляных городищ, а каменного могильника доновгородского периода, потом вели долгую переписку по поводу размера необходимых средств и конкретного места раскопок, получили и подписали финансовые документы. И во время всей вашей переписки, на всех получаемых вами письмах и документах, везде наверху заглавного листа неизменно присутствовала эмблема ордена, с которым вы заключили договор и ведете дело. Ну же, вспоминайте…

— Постойте… А ведь да, правда! Там действительно была эмблема! Да, я помню. Меня еще удивило, что все это должно значить: кувшин, тележное колесо. Но потом я как-то привыкла и перестала обращать внимание.

— «До поры, как порвется серебряный шнур, и расколется золотая чаша, и разобьется кувшин у ключа, и сломается ворот у колодца, и прах возвратится в землю, которою он был», — процитировал Истланд. — Я понимаю ваше сомнение, Дамира. Любой проходимец может прицепить себе на лацкан эмблему ордена и разгуливать с ней, выдавая себя за нашего магистра. Но ведь это несложно проверить. Вы можете обратиться прямо к отцу Эйзелю, настоятелю Багетского монастыря и главе бельгийского крыла нашего ордена — у вас должны иметься все его реквизиты. Ваши раскопки финансировало именно бельгийское крыло. Либо вы можете обратиться в капитул ордена Девяти Заповедей напрямую, найдя телефоны и электронный адрес в интернете. И там, и там монахи ордена немедленно подтвердят мои полномочия. Именно я представляю сейчас интересы ордена, находящегося под покровительством пророка Экклезиаста, и уполномочен вести с вами все переговоры по поводу вашей работы.

— Подождите… — насторожилась археологиня. — Вы хотите сказать, что мои раскопки финансировал христианский орден? Несуразица какая-то… Зачем вам это надо?

— Очень странно слышать этот вопрос от профессионального историка, — вздохнул монах. — Уж вы-то, в отличие от обычных обывателей, должны знать смысл и цели христианского учения. Ну-ка, вспомните, с чего начинается Библия? Евангелие от Иоанна, глава первая, стих первый: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Но так это звучит только у вас, на русском языке. Потому что до перевода текст звучал совсем иначе. — И он продекламировал: — Ен архэ эн о Логос, кай о Логос эн прос тон Тъеон, кай Тъеос эн о Логос. Вы поняли меня, Дамира? Логос! Ло-гос. Логос — это отнюдь не просто «слово», как его читают православные. Логос — это логика, знание, упорядоченность, структура, определенность. В первых строках Нового Завета всем честным христианам указывается, что Бог — это не дедушка с бородой, которого рисуют на открытках. Христианский Бог — это знание! Бог сотворил наш мир, будучи знанием и благодаря знанию, а отнюдь не лепил из глины, как в этом почему-то уверены атеисты. Ой, прошу прощения… Вас не обижает, что я называю вас по имени, без отчества? Я несколько увлекся.

— Нет, ничего, Кристофер. Я знаю, что на Западе принято обращаться к людям по имени. Так что, если вам удобно, то пожалуйста.

— Благодарю вас, Дамира. Но, собственно, я уже все объяснил. Христианство является единственной в мире религией, которое провозгласила своим Богом — Знание. Именно поэтому большинство ученых в нашем мире являются христианскими священниками, монахами, настоятелями, именно поэтому служители церкви отдают свою жизнь изучению химии, физики, биологии. Христианство суть служение познанию, познанию замысла Божьего и Его самого. Ваше исследование обещало ордену новые открытия, неведомую пока информацию для нашей копилки фактов. Так отчего же нам не пожертвовать презренным златом ради высшей ценности?

— Вас послушать, Кристофер, так все костелы, соборы, золотые ризницы и алтари по сути есть тайные химические лаборатории и отделения аспирантуры для особо одаренных? — ехидно поинтересовалась археологиня.

— Совершенно неуместная шутка, мэм. Вы, как профессионал, должны знать, что высшие цели любой организации далеко не всегда совпадают с повседневными потребностями ее последователей. Йоги желают достичь аскезы, но вместо этого вынуждены показывать фокусы ради хлеба насущного. Суфии жаждут очищения души, но вынуждены колдовать для монархов. Христиане обязаны познавать мир, постигать Божий замысел, но в жизни своей они засевают поля и строят дома, они рожают детей и хоронят усопших, они болеют и беспокоятся за близких. Открытие закона сохранения энергии стало важной вехой на пути познания. Но сможете ли вы с помощью этого закона провести обряд бракосочетания или зарегистрировать своего ребенка? Люди живут, им нужны праздники, им нужны места собраний, им нужны… Кстати, хороший пример: вашей стране, русскому народу, всему вашему населению, слишком часто становившемуся жертвой нападений, всегда требовались крепости для защиты рубежей. И поэтому все русские монастыри неизменно являют собой крепостные стены с пушками, оружейными складами, монашескими гарнизонами и продовольственными погребами. Но вы же не считаете пушки символом православия? Если внешняя мишура, если побрякушки для обывателей, свечи и колокольный звон заменили собой суть учения, если обрядовость и песнопения стали в ваших глазах важнее теологии и христианских заповедей — это печально в первую очередь для вас, мэм, но отнюдь не для христианства.

— Простите, Кристофер, я не хотела оскорбить ваших чувств, — пошла на попятную Дамира.

— Я полагаю, вы просто мало знакомы с этой темой, сударыня. А место, где мы находимся, мало подходит для вдумчивых дискуссий. Давайте вернемся к главному нашему вопросу. Мы полагаем, что вы являетесь честным человеком, Дамира. Поэтому буду краток. Орден финансировал вашу экспедицию в полном соответствии с вашими запросами. Теперь орден хотел бы получить отчет о результатах проведенных исследований. Согласитесь, он имеет на это полное право.

— В последний раз, когда у нас испросили отчет о результатах экспедиции, три мои девочки на несколько месяцев попали в психиатрическую лечебницу, а меня великодушно признали отравившейся галлюциногенами. Может быть, лучше не станем трогать эту тему?

— Не беспокойтесь, милая леди. Это только светская наука, в соответствии со своими суевериями, делит факты на возможные и невозможные, на те, которые пригодны для выпрашивания грантов, и ненужные, которые неприятны заказчикам. Христианская наука познает замысел Божий. А чтобы узнать Истину, факты нужно собирать, а не передергивать. Вы покушали? Тогда предлагаю поехать со мной. Я получу отчет, а вы обретете безопасность. Договорились?

— Хотите спрятать под замок?

— Ну, что вы, мадам, нет ни малейшей необходимости! В России сейчас имеется огромное множество баз отдыха. На одной из них, возле Усвят, я снял шестиместный коттедж. Полдня езды от Москвы. Там есть горячая и холодная вода, отопление, свет, широкополосный интернет, прекрасная кухня, баня и сауна, ресторан. И что самое главное: если вы сами не проболтаетесь, никто и никогда не догадается вас там искать. Уверен, вам самим не захочется оттуда уезжать.

— Тогда всего один вопрос.

— Я весь внимание.

— Кто я для вас: мэм, леди, сударыня или мадам?

— Простите мисс, я пятиязычен, — смущенно улыбнулся Истланд. — Иногда сам не замечаю, как перескакиваю. Какое обращение для вас наиболее комфортно?

— В общем-то, все равно… Но «мадам» желательно исключить.

— Как пожелаете, Дамира. Тогда поехали? Я купил здесь машину. Она страшненькая, но зато стоила дешевле холодильника. Даже если сломается через месяц, все равно получится намного экономичнее такси.

Глава двенадцатая

Разумеется, Дамира Иманова была честным человеком, и разумеется, она написала свой отчет для ордена Девяти Заповедей. Вот только отчет этот оказался весьма скромным, всего на три машинописные странички, и не подкреплялся никакими фотографиями и видеоматериалами.

— Аскетично, — оцепил его доктор Истланд, пролистывая на ноутбуке. — Отодвинули камень — появились растения, отодвинули крышку — появился мужчина.

— На этом, собственно, экспедиция и закончилась, — пожала плечами археологиня.

— Экспедиция завершается, когда дается всеобъемлющая, взвешенная научная оценка всех находок, милая леди, — закрыл компьютер монах. — Вы же о своей уникальной находке не написали ничего.

— Мне кажется, дальше слов «из саркофага поднялся мужчина» все равно никто ничего читать не станет.

— А давайте опустим на время вопросы здравого смысла. Как говаривал величайший математик прошлого века и один из лучших его ученых, великий Фред Хойл: «Разве невероятность обнаруженного факта является достаточным основанием для его отрицания?» Не станем тупо отрицать случившееся, попытаемся рассмотреть его подробнее. Итак, ваш спутник должен был оценить безопасность этого мира для погруженного в анабиоз бога. Он сделал это?

— Кажется, вы осведомлены о происходящем не хуже моего, Кристофер.

— Разумеется. Ведь орден поручил вести данную тему именно мне. И я не просто так оказался на улице в тот опасный для вас момент.

— Кто на нас нападал? — тут же напряглась Дамира.

— Я все расскажу. Но давайте сперва закроем вопросы ордена, а уже потом перейдем к вашим.

— Нет! Я не смогу спокойно спать, пока не пойму, что нам угрожает.

— Хорошо, я отвечу. На вас напали богиня Геката и посланный лешими оборотень.

— Что за бред вы несете, Кристофер?! — вспыхнула археологиня. — Какая Геката, какие оборотни?!

— Вот видите? Я же говорил, что сперва нужно разобраться с вашими находками, а уже потом обсуждать все остальное. Иначе уж очень длинно получится. Итак, Шеньшун смог оценить опасности современного мира?

— Мы побывали в Пакистане и в Перу. Именно там находились столицы государств, враждебных пермскому. Шеньшун не нашел там никаких следов существования древних богов. Он уверен, что опасные его богу противники уничтожены. Погибли уже достаточно давно, чтобы оставить какие-либо ловушки. Временем уничтожено все, даже сама память о них.

— Ничего опасного?

— Ничего. Простите меня, Кристофер. Не мне, после всего пережитого, обвинять кого-то в безумии.

— Ничего страшного, сударыня. Поначалу я и сам заподозрил у себя помешательство. Я очень надеюсь, вы помните, где именно находится усыпальница?

— Разумеется.

— Это очень хорошо. По вашим координатам за минувший год никому не удалось найти никаких следов раскопок. Надеюсь, вы ничего не перепутали?

— Нет, ничего. Если так нужно, я могу ее показать.

— Надеюсь, понадобится… Так каков ваш подопечный в общении, милая леди?

— Очень любознателен и дружелюбен. Нет, вы не сомневайтесь. Он говорит, нуары создавались, дабы защищать, а не убивать. Все, кто пострадал при встрече с ним, проявляли агрессивность сами. Первыми.

— Это радует. Тогда, может быть, вы позволите задать несколько вопросов от имени ордена ему самому? Честно говоря, я уже давно сгораю от нетерпения, предвкушая такую возможность.

— Я ему не хозяйка, Кристофер, приказывать не могу. Но уверена, он и сам проявит к вам немалый интерес.

— Даже мурашки по коже… — нервно улыбнулся Истланд.

Коттедж, снятый монахом ордена Девяти Заповедей, был не очень велик, но хорошо продуман для комфортного отдыха. Четыре небольшие спальни на втором этаже, две из которых вмещали солидные двуспальные кровати, небольшая кухонка всего два на два метра и просторная гостиная с диваном, двумя креслами, столом и телевизором. Именно в гостиной доктор физико-математических наук Кристофер Истланд и начал свой важный разговор с расположившимся на диване стражем богов.

— Я бы хотел рассказать вам историю человечества, друг мой, — заерзав в кресле, издалека начал монах. — Три с половиной тысячи лет назад, скитаясь по пустыне, одно из человеческих племен столкнулось со знамением. Как рассказывает об этом Писание, они получили Божью волю, запечатленную в виде десяти заповедей. Семь из них касались моралей, которым надлежит следовать в своей жизни людям. Три — указывали на законы мироздания, кои людям следовало помнить. Первая утверждала, что в нашей вселенной нет ни магии, ни чудес, ни колдовства, а существует лишь единая Божья воля. Вторая запрещала слепую веру кому бы то ни было и во что бы то ни было. Третья запрещала призывать Бога всуе и требовала полагаться лишь на самих себя.

Монах прокашлялся и продолжил:

— Откровение не принесло особой удачи этому племени, а заветы не стали обязательны к исполнению. И тогда, две тысячи лет назад, к людям пришел новый учитель, повторивший прежние заветы и в проповедях своих приумноживший их важность. В этот раз призыв к познанию замысла Божьего был услышан и пророс в сердцах последователей богочеловека. Христиане всего мира по крупицам собирали знания свои и приносили в общую копилку, раскрывая мудрость Создателя. Уже в первом веке христианский священник Климент Римский сочинил трактат о том, что земля является огромным шаром. Святой Беда Достопочтенный создал труд «О природе вещей» и написал больше сорока книг по математике, физике и астрономии. Монахи, кардиналы, даже Римские папы соревновались в том, кто глубже сможет проникнуть в тайны мироздания. Монах Роджер Бэкон написал столь замечательные работы по оптике, астрономии и химии, что на него ссылаются до сих пор, Альберт Великий — не менее замечательные труды по биологии, папа Сильвестр II изобрел и изготовил первую в истории астролябию…

Кристофер Истланд запнулся, вздохнул:

— Однако так мы можем утонуть в именах, в тысячах имен. Скажу лишь, что спустя очередные полторы тысячи лет, когда многие из служителей церкви стали забывать о целях и смысле христианства, подменив мудрость обрядовостью, веру — стяжательством, верность Заповедям — пышностью, к людям снова пришел учитель, и началась эпоха Реформации. И снова христианские священники начали поражать мир все новыми и новыми научными открытиями и великими прозрениями. Мендель и Коперник, Дарвин и Кеплер, Пачоли и Флоренский, Мауро и Карпини, Мальтус и Флоровский, Кеплер и Тейяр, Пуаре и Митчел — это их верой и служением Всевышнему создавалось здание современной цивилизации. Именно в те годы зародился и наш орден, орден Девяти Заповедей, находящийся под покровительством пророка Экклезиаста. Именно старанием нашего ордена теология стала тем, чем она является по сей день: базисом для познания мира, основой научного мышления, без которого невозможно ни одно исследование, ни в какой области естествознания.

Доктор Истланд, не удержавшись, встал, подошел ближе, остановился перед нуаром.

— На протяжении многих веков превыше всех других тайн монахов нашего ордена мучила именно эта тайна: кто научил людей думать? Кем является то неведомое существо, что подарило нам заповеди, что следит за их исполнением и возвращает заблудшее человечество на истинный путь каждый раз, когда мы начинает забывать, для чего нам дарован разум? Ответь мне, воин из прошлого, знаешь ли ты, кем был тот, кого мы привыкли называть Богом?

— Очень занимательное и полезное для меня повествование, друг мой Кристофер, — ответил ему страж богов. — Я полагаю, ты испытаешь сильную обиду, если я просто отвечу, что спал во время тех событий, о которых ты рассказывал. Больше того, я знаю, что именно ты хотел бы услышать в ответ. Увы, друг мой. Я хорошо знаю тех, кому служу, и могу твердо сказать: они создали вас, смертные, как расу рабов, обязанных служить им вечно и беспрекословно. Никто из них не станет учить вас, воспитывать и делать равными себе, равными богам. Подобная мысль никак не совместима с их… С их образом жизни, с их культурой, с их воспитанием… Не знаю, как в понятиях смертных точно выразить эту мысль?

— Ничего страшного, друг мой, — осунулся лицом монах. — Я тебя понял.

Шеньшун встал с дивана, виновато кивнул, поднялся на второй этаж и закрыл за собой дверь комнаты.

— Простите, что разочаровали, — развела руками Дамира.

— Разочаровали? — вскинул на нее хитрые глаза Кристофер. — Отнюдь! «По образу и подобию», Дамира. Разве вы забыли? Мы сотворены по образу и подобию! Было у ордена некоторое опасение… И хорошо, что не оправдалось! Если существо, лежащее в усыпальнице, не имеет никакого отношения к дарованным человечеству Заповедям, то нам не за что быть ему благодарным. У нас нет перед ним никакого долга и никакой ответственности. Это не наш Бог!

— Вы придаете слишком большое значение своей вере, Кристофер, — поморщилась археологиня. — Жили люди до христианства, не пропадут и без него.

— Не жили, а прозябали, — поправил ее монах. — Уберите из мира Заповеди — и он в считанные годы скатится обратно к сохе, копьям и курным избам с соломенными крышами. Земляные дороги, ручные зернотерки, мясо раз в месяц по большим праздникам и голод из-за неурожая, выкашивающий половину детей каждые три года — вот что означает жизнь без христианства. Язычество, кровавые культы, нищета. Гаити размером со всю планету. И только крест и его слуги удерживают цивилизацию от падения в пропасть.

— Как страшно! Однако изобрели же люди порох и бумагу, арабские цифры и законы Архимеда еще до того, как Христос вообще появился на свет.

— Порох, бумага… Арабские цифры, Архимед… — Кристофер Истланд пожал плечами. — Вы выбираете странные примеры. Из серии «Поди проверь». Первая публикация с работами Архимеда увидела свет в тысяча пятьсот сорок третьем году. И описывала законы гидравлики, ставшие известными как раз в шестнадцатом столетии. А первая его рукопись, что интересно, была найдена вообще только в двадцатом веке. Не стану говорить, что это вымышленная личность, но — поди проверь. Арабские цифры придуманы в Индии, где стали известны браминам, изучавшим древние счетные таблицы. Откуда они взялись? Поди проверь. Бумага появилась невесть когда, но книги на ней — только в пятнадцатом веке. Порох изобрели китайцы, но впервые выстрелили им в Европе. Мифы, мифы, мифы. Попробуй проверь, истина это или правда? Давайте лучше сравнивать достоверные факты, в которых нет сомнений. Вспомните последние пять сотен лет. Одно время, одна планета, одни и те же люди. За последние пятьсот лет в странах, свято чтящих христианские Заповеди, воспитывающих детей в духе главенства христианской морали и наслаждающихся христианской культурой, успели изобрести паровую машину и мартеновскую печь, бетон и книгопечатанье, автомобили и хронометры, самолеты и танки, кино и фотографию, компьютеры и телефоны, атомные реакторы и космические ракеты. Это так, первое, что пришло в голову. Теперь ваша очередь, милая леди. Расскажите, чего новенького за тот же промежуток времени успели придумать жители всех прочих стран мира, не исповедующих христианства? Что изобрели, открыли, познали те, кто не признает нашу веру главной своей радостью? Очень хотелось бы услышать.

— Вас послушать, Кристофер, так кроме как в Европе, среди католиков и протестантов, жизни вообще не было.

— О-о, у сударыни взыграла гордость за свою великую Родину? — рассмеялся монах. — Что же, я признаю, в России тоже жили и живут христианские священники, и они тоже чтят требования Божьих заповедей. В моей области, в физмате, наиболее известен пермский священник Михаил Первушин с его теорией простых чисел. Вроде бы, он получил за нее премии и Неаполитанской, и Петербургской академий. Отец Иакинф знаменит «Записками о Монголии» и «Описанием Тибета», протоиерей и профессор Каледа известен трудами по геологии. Русские изобрели «русский свет» и «таблицу Менделеева», радио и полевые кухни. Но вы не забывайте, дорогая моя Дамира Маратовна, что Россия тоже христианская страна! Открытия совершают лишь те, кто чтит богочеловека и священные Заповеди.

— Россия, господин Кристофер, страна многонациональная и многоконфессиональная. У нас мирно и дружно уживаются и буддисты, и мусульмане, и язычники, и даже зороастрийцы.

— Я знаю. Вот только девяносто процентов вашего населения считают себя православными. А значит, вы есть страна христианской культуры. Разница лишь в том, что в нашем мире любое инакомыслие вытравлено каленым железом еще много веков назад. А в вашем — нет. У нас христианства сто процентов, у вас — только девяносто. Именно поэтому Россия всегда отстает от стран запада в научных и технических разработках. Чем меньше христианства — тем меньше знаний. Больше христианства — больше знания. Таковы законы мироздания, так было, есть и будет во веки веков!

— В Европе сто процентов христиан? — Дамира звонко расхохоталась. — Господин Кристофер, как давно вы последний раз выглядывали на улицы своего мира? Какую из столиц вы считаете своей? Париж, Берлин, Рим? Вы не в курсе, кому там запретили носить паранджу?

— Это временно… — У монаха сразу испортилось настроение. — Ничего, вот когда начнут останавливаться реакторы, когда обвалится телефонная связь и погаснут мониторы… Будем надеяться, мир прозреет не слишком поздно.

Археологиня поняла, что ударила Истланда по самому больному месту. Монах не хуже ее видел, что именно происходит, и прекрасно понимал — его цивилизация умирает. Медленно, а потому незаметно — но умирает. Все то, что выстроено многими десятками поколений, что найдено, добыто в муках, накоплено терпеливым трудом: знание, формулы, законы, факты, — все это, капля за каплей, вытекает меж пальцев утративших веру обывателей. И дело, которому Кристофер Истланд посвятил свою жизнь, почти потеряло смысл. Собранной орденом мудростью уже очень скоро некому будет воспользоваться.

— Почему ваш орден носит название Девяти Заповедей? — спросила она. — Ведь их десять!

— Братство не должно отдыхать по субботам, — ответил Истланд. — Наш орден посвящает познанию замысла Господнего все свои дни и помыслы. И каждое новое открытие укрепляет нашу веру.

— Тогда что еще вы хотите узнать сегодня?

— Если я не смог узнать ничего нового о нашем прошлом, почему не исследовать чужое? — потер ладони монах. — Как археолог, Дамира, вы должны понимать, насколько это будет увлекательно. Новый, абсолютно неведомый мир! В который до нас не заглядывал никто и никогда. Привратник что-нибудь говорил вам о своем прошлом?

— Немного. Что боги летали на драконах, что в строительстве смертным помогали динозавры. Если честно, первую половину нашего знакомства я его жутко боялась, а вторую в нас постоянно стреляли. Мне было не до расспросов.

— Тогда, может быть, попробуем начать это прямо сейчас? — заговорщицки подмигнул ей монах. Предвкушение новых открытий удивительно быстро поправило ему настроение. Дамира задумчиво поправила волосы и кивнула. Ведь она тоже была ученым, и поиск нового был и ее смыслом жизни.

Шеньшун, разумеется, сидел перед компьютером и развлекался просмотром видеороликов. Как показалось археологине — всех подряд. Тем более что ни смысла дикторского текста, ни авторских титров он понять не мог. Увидев гостей, нуар без колебаний закрыл браузер и повернулся к ним:

— Рад, что ты так быстро успокоился, Кристофер, Ты очень интересный собеседник. Желаешь рассказать что-нибудь еще?

— Нет, друг мой, — придвинул себе стул монах. Дамира уже успела присесть на край постели, положив рядом с собой диктофон. — Сегодня я и так слишком много болтал. А христианину надлежит больше слушать. Я поведал вам историю моего мира. Теперь мне хотелось бы услышать историю вашего.

— Я не знаю ее, Кристофер, — спокойно ответил страж богов. — Я воин, а не христианин. Я охранял бога. В этом смысл моей жизни и моя история. Что и откуда возникло, когда это случилось, мне неизвестно.

— Охранять — это ведь тоже не самое простое занятие. Как это происходило, расскажи подробнее?

— Когда бог отдыхал дома — я оставался снаружи, когда ходил — я ходил вместе с ним. Когда летал — я тоже летал.

— Как выглядел бог, ты можешь его описать?

— Как бог! — даже удивился такому вопросу нуар.

— А его дом?

— Удобным. Большим. Красивым. — Шеньшун пожал плечами. — Дом как дом.

— Хорошо, — проявил сдержанность монах. — Попробуем начать с самого истока. Ты помнишь свое детство?

— Нет. Я страж богов, нас выращивают сразу взрослыми.

— И ты сразу становишься стражем?

— Да. Нас учат сражаться с драконами, зверьми, людьми, и мы становимся стражами.

— Так сперва учат — или вы сразу начинаете охранять богов?

— Сразу начинаем охранять. И нас учат. Бог сам отбирает лучшего.

— А где вы живете?

— В домах. Рядом с богами.

— Они большие, красивые и удобные?

— Да. Ты их видел, Кристофер?

— Я догадался… — Монах впервые за день извлек из кармана четки и застучал камушками. Примерно через минуту уточнил: — Шеньшун, друг мой, вы поможете нам узнать свой мир?

— С радостью, Кристофер.

— У меня есть хороший товарищ. Он помогает людям вспоминать всякие мелкие моменты из своего прошлого и рассказывать о них. Вы не будете против, если он поможет и вам подробнее рассказать нам о своем мире?

— Конечно, нет, Кристофер. Пусть приезжает.

— Спасибо, — поднялся монах.

Дамира выскочила вслед за ним:

— Вы хотите его загипнотизировать, Истланд?

— Да, — не стал отпираться монах. — Вы же видите, из него каждое слово клещами тянуть приходится! Мы так и за год ничего не добьемся. Либо он намеренно скрывает от нас свое прошлое, либо он и вправду… воин… Под гипнозом люди намного словоохотливее, сообщают много деталей. И что немаловажно — под гипнозом не врут. Для нас это тоже очень важно.

— Вы полагаете, это… честно?

— Раз он сам не против, то почему бы и нет? Уму непостижимо, рядом с нами уже столько времени живет страж богов, а мы до сих пор не знаем, как выглядят его подопечные! Вы полагаете, это нормально?

— Не знаю… — Дамира заколебалась. — Под гипнозом нередко говорят то, что хотят услышать спрашивающие, а не то, что происходило на самом деле.

— Нужно уметь задавать вопросы. — Истланд пошел вниз.

Женщина вернулась в комнату, положила руки нуару на плечи:

— Все ролики гоняешь. Интересно?

— Такое ощущение, что смотришь из окна своего дома сразу на весь мир. Слов не слышно, знаков не разглядеть. Но постепенно все равно начинаешь понимать, что, зачем и почему.

— Ты намеренно скрываешь, как выглядит твой бог?

— Дамира, — погладил ее руку нуар. — Как я могу сказать тебе о том, для чего у тебя нет слов? Я говорю: бог. И вы слышите: бог. Но почему-то этого не понимаете. Но ты не беспокойся. Кристофер умный и находчивый. Он наверняка чего-нибудь придумает.

Глава тринадцатая

Вызванный монахом гипнотизер выглядел солидно и респектабельно: очки в тонкой золотой оправе, благообразная прическа, короткая седая борода, солидное брюшко, спрятанное под костюмом-тройкой, и золотой же брегет на длинной цепочке в кармане жилета. При всем благообразии по-русски гость не понимал ни слова, общаясь с окружающими на ломаном немецком, а с доктором Истландом — на французском языке. Прибыл он поздно вечером, на такси со смоленскими номерами, и нуар со спутницей увидели его только поутру, за завтраком, через час после которого монах и назначил сеанс «погружения». За отведенное время гость переоделся и вышел в гостиную в накрахмаленном халате такой белизны, что даже глаза заболели. Причем на левой стороне халата был приколот бейджик — словно здесь, в коттедже, психотерапевта могли с кем-то перепутать.

— Начнем? — деловито поинтересовался доктор Истланд. — Пьер полагает, его пациенту будет удобнее всего сесть в кресло и положить руки на подлокотники. Чтобы не потерять равновесие во сне. А вы встаньте рядом, сударыня. Если Шеньшун испытает сильное беспокойство, вы сможете взять его за руку, поговорить.

Нуар кивнул и пересел, куда было указано. Дамира встала за его спиной.

Психотерапевт, что-то непрерывно говоря, достал из кармана изрезанный множеством граней, стеклянный шарик на длинной нитке, стал раскачивать его из стороны в сторону, не прекращая однообразной заунывной речи. Внутри шара засветилась лампочка.

Что там внушал стражу богов гипнотизер, археологиня не понимала — но для Шеньшуна разницы между человеческими языками не существовало. Следуя указаниям Пьера, он закрыл глаза, расслабленно положил голову на подголовник. Не останавливая бормотания, психотерапевт выключил и спрятал сверкающий маятник, отступил к дивану, уселся на него. Ненадолго замолчал, сказал что-то еще. Внезапно он заорал во весь голос, сорвавшись с места, яро метнулся через гостиную, с грохотом врезался головой в стену, тут же отлетел назад и опрокинулся на спину, раскинув в стороны руки. Из кармана его выкатился на пол стеклянный шарик и радостно замигал.

Доктор Истланд подбежал к французу, нащупал у него пульс, облегченно вздохнул, выпрямился и потрогал бревенчатую стену, на которой от удара осталась ощутимая вмятина. Махнул рукой:

— Никто не заметит. Шеньшун, друг мой, мне отчего-то кажется, что вы не спите, — повернулся он. — Вы не могли бы пояснить, что сейчас случилось?

— Этот смертный решил, что способен навязать свою волю стражу богов, — открыл глаза нуар. — Когда он сделал это, я вернул ему его внушение, подкрепив приказ своею силой.

— Ты его чуть не убил, Шеньшун! — мягко укорила его археологиня, положив ладонь на плечо. Так, чтобы ее краем ощущать обнаженную шею любимого.

— Прости, это вышло случайно. Я воин, я привык сразу отвечать на нападение, не теряя опасных минут на долгие размышления. Как ты отдергиваешь руку от огня, так я отталкиваю того, кто ломает мою волю.

— Могли бы и предупредить, что не поддаетесь гипнозу! — раздраженно проворчал с кухни монах.

— Я не знаю, что такое «гипноз», — спокойно возразил Шеньшун. — Ты обещал, Кристофер, что позовешь человека, который помогает вспоминать и рассказывать. Ты не говорил, что он ломает чужую волю.

Дамира ехидно усмехнулась. На этот раз необычайно умный монах дохитрился до того, что обманул сам себя.

Доктор Истланд не ответил — он уже набрал полный рот воды и решительно пшикнул ею в лицо психотерапевта. Тот охнул и громко, тяжело задышал. Монах протянул ему руку, но француз ее отпихнул, встал сам и тут же разразился длинной тирадой. Кристофер ответил, гипнотизер повысил голос еще более, Истланд ответил тем же.

Дамира мягко провела ладонью нуару по щеке.

— Пьер крайне недоволен, — перевел страж богов. — Кристофер напоминает, что наш гость знал о сути и важности эксперимента, что это невероятно, эпохально… Про грех гордыни говорит… — Он послушал дальше и перевел еще короче: — Ругаются.

— Милый, хочешь, я сварю тебе кофе? — не скрывая ехидства, спросила женщина.

— Хочу, — согласился нуар.

К тому времени, когда они немного подкрепились, закусив крепкий и горячий напиток круассанами, спорщики слегка успокоились, беседуя уже уравновешенно, обычными голосами. Наконец, психотерапевт что-то тихо пробурчал, кивнул, недовольно дернул головой и отправился к себе в комнату. Монах же повернулся к переместившейся на диван парочке:

— Я хочу выразить вам свою благодарность за ту огромную помощь, которую вы оказываете нашему ордену в его исследовании. Надеюсь, друг мой и вы, милая леди, и в дальнейшем будете так же щедры в своем содействии.

— Вам так понравился ваш опыт, Кристофер? — искренне изумилась Дамира.

— Еще как! После маленькой простительной истерики, связанной с пережитым потрясением, Пьер рассказал, что же стало причиной его столь резкой… реакции. Итак, он начал сеанс. Когда Шеньшун закрыл глаза, Пьер внушил ему, чтобы тот мысленно вернулся назад, в прошлое, во времена войн богов. И почти сразу сам очутился посреди просторного луга, поросшего ковылем и тюльпанами, недалеко от заснеженных гор, поднимающихся слева от него у самого горизонта. Справа, тоже достаточно далеко, тянулся лиственный лес. Ну, вы понимаете, хвойный бор имеет совсем другой цвет и иные кроны. На этом лугу Пьер работал. Не один, вместе с еще шестью мужчинами. Все до единого были полностью обнажены.

Кристофер Истланд отер неожиданный пот со лба и продолжил:

— Примерно в ста метрах перед ними через луг шел большой горбатый динозавр, очень похожий на уданоцераптоса. Своей огромной мощной челюстью он, словно ножом бульдозера, прорывал в земле траншею глубиной примерно по пояс. Греб и греб, разваливая грунт по сторонам. Люди, двигаясь следом, брали валуны из уже заготовленных вдоль канавы каменных куч и мостили ими дно и боковины этого канала. То есть, я так полагаю, строилось что-то вроде оросительной канавы. Иначе зачем камни? Только для того, чтобы вода стенки не размывала. Логично, да?

Он подождал ответа, но Шеньшун и археологиня молчали. Монах продолжил:

— В общем, они строили канал. Пьер не успел толком включиться в работу, как кто-то тревожно закричал. Всего на миг. А дальше все случилось практически бесшумно. Сверху стремительно соскользнули огромные крылатые твари, размером с автобус, с длинной пастью и кожистыми крыльями. Наверное, птеранодоны. Они с лета хватали людей за головы, подбрасывали вверх и ловили в пасть, заглатывая целиком. Пьер в ужасе кинулся бежать. Его можно понять, впечатления были столь яркими, что предсмертный ужас тоже оказался реальностью. Ему показалось, что возле уданоцераптоса кто-то спрыгнул и резанул динозавру шею, но он, конечно, не приглядывался. Для него наступила темнота. Уж не знаю, потерял он сознание от удара, или его просто съели. Все.

— Он хотел увидеть войну богов, — пожал плечами нуар, — он ее увидел.

— Обратите внимание, какой подробный и красочный пересказ! — вскинул палец монах. — Не то что у отдельных джентльменов, берегущих слова, будто каждое из них на вес золота. Я бы с радостью выпил шампанского за столь убедительный успех нашего начинания!

— Подождите, — не поняла археологиня. — Какой успех? Вам же не удалось погрузить Шеньшуна в гипнотический сон!

— Так ведь у нас и не было такой цели, сударыня. Мы хотели узнать мир вашего друга во всех его подробностях. Какая нам разница, кто эти подробности опишет — сам страж богов или вступивший с ним в контакт психотерапевт?

— Мне кажется, вы излишне увлеклись, доктор Истланд, — проснулся в Дамире историк. — У медика, ничего не знающего о прошлом, под гипнозом возникло видение о месте, где он никогда не бывал, и о времени, когда его еще и в помине не существовало. Боюсь, с такими фактами о неведомом прошлом вас поднимут на смех даже в вашем ордене.

— Но ведь эти видения совпадают с реальным прошлым! Ведь так, Шеньшун?

— Да, Кристофер, — кивнул нуар.

— Ладно бы это были воспоминания стража богов, — скептически скривилась археологиня. — Но ведь Пьер рассказывал про какого-то землекопа! Вам нужны реальные описания прошлого, доктор Истланд, или фантазии на тему? Почему вы решили, что француз не бредил после удара головой?

— Он получил эти воспоминания под воздействием стража богов!

— Беспочвенные рассуждения, доктор. Докажите. Докажите, что слова вашего гипнотизера заслуживают доверия. Есть какие-то документальные подтверждения? Где именно копалась канава, найдены ли в этом месте следы ирригационных работ, останки убитого динозавра? Откуда вообще Пьер может знать хоть что-то из событий прошлого, почему ему нужно верить?

— Вы правы. — Монах выудил свои ониксовые четки и торопливо защелкал костяшками. — Вы правы, это придется как-то объяснять и доказывать, аргументированно обосновывать… Хотя понимание у меня, конечно же, есть. Знание, полученное помимо личного опыта, у человека появиться может.

— Интересно, откуда?

— Вы понимаете, милая леди… — Доктор Истланд, подзабыв о четках, забегал по гостиной. — Вы понимаете… Есть такая очень интересная теория… Имя Тейяра де Шардена вам о чем-нибудь говорит?

— Знаменитый французский палеонтолог, эволюционист, открыватель синантропа. Умер в середине прошлого века, — отчиталась Дамира. Такие имена она как историк знала на память.

— Скупо, — остановившись, ответил монах. — Отец Тейяр был прекрасным ученым, археологом, антропологом, доктором наук в области палеонтологии, профессором геологии в Парижском университете, был рукоположен в священники в возрасте тридцати лет, а еще являлся кавалером ордена Почетного легиона, полученного на Первой мировой войне. Он был бы достойным членом ордена Девяти Заповедей, но, увы, предпочел познавать замысел Божий в рядах ордена иезуитов. Именно он по личному поручению Папы искал в Китае, Центральной Азии, на Памире, в Бирме, Индии, на Яве останки предков человека, пока не раскопал в Чжоукоудяне первые останки представителя вида Homo erectus. Вернувшись с Тибета после очередной экспедиции, он написал книгу, в которой доказал существование ноосферы, Можно назвать это информационным полем, или воплощением Господа как чистого знания, или описанием всей Земли как единого существа. Сложно сказать, ибо книга Тейяра, изданная сразу в нескольких разных редакциях и предписанная к изучению в католических семинариях и иезуитских колледжах, через пять лет после смерти автора, в тысяча девятьсот шестидесятом году, внезапно была изъята из всех школ, колледжей и библиотек, и уничтожена. Полностью, все тиражи. Орден иезуитов решил, что эта тайна слишком опасна, чтобы стать достоянием человечества. Даже если она будет известна только священникам.

— Любое знание вселенной, доступное любому в любой момент? Я бы тоже испугалась публиковать такие секреты, — признала Дамира. — К тому же, эта теория так и не получила подтверждения. Никто не знает, каким образом можно получать доступ к разуму ноосферы?

— Неудивительно, если учесть, что теория и тайна общения с абсолютом замурована в архивы папской Академии наук и недоступна никому из ныне живущих. Но! — вскинул палец монах. — Можно предположить, что энергетика стража богов, куда более мощная, нежели у простых смертных, пробивает некий барьер и позволяет разуму человека получить нужную в данный момент информацию.

— Пусть будет так, — пожала плечами археологиня. — Теперь предоставьте подтверждение. Дайте мне информацию, которая получена через ноосферу и подтверждена из независимых источников.

— Доказательство… — защелкали костяшки четок. — Что может быть доказательством?

— Предъявите мне ранее неизвестный факт, который я смогу проверить и убедиться в его достоверности. Тогда можно будет предположить, что и остальная информация из того же источника тоже соответствует действительности.

— Легко сказать! Как вы проверите истинность событий случившихся сто тысяч лет назад?

— Если ноосфера сохраняет любое знание — выберите события поближе, только и всего.

— Это возможно, друг мой? — повернулся к Шеньшуну монах. — Посмотреть на что-нибудь, происходящее сейчас?

— Пьер увидел то, что желал, я всего лишь отразил его попытку сломать мою волю. Пусть сделает то же самое, но с другим желанием, — ответил страж богов. — Мне интересны ваши старания, я не стану им мешать.

— То есть, мы можем узнать все, что угодно? — жадно облизнул губы доктор Истланд. — Поговорить с Вальтером Ритцем? Узнать, кто отравил Климента Пятого? Увидеть, как свершалось распятие? Кто продиктовал священные Заповеди?

— Вы совсем забыли, что нам нужно подтверждение теории, — покачала пальцем археологиня. — Кто подтвердит, что рассказ загипнотизированного человека о даровании Заповедей соответствует истине?

— Это неважно, — развернул плечи монах. — Если мы сможем узнать хоть что-нибудь об этой тайне, это уже само по себе окупит все старания ордена!

Дамира примирительно вскинула руки. Она ничего не теряла от появления еще одной версии древнего сказания. Кристофер Истланд торопливо поднялся на второй этаж и вскоре вернулся, ведя психотерапевта, на ходу надевающего халат. Уже в гостиной монах начал азартно объяснять гипнотизеру, что от него требуется. Француз отвечал недовольным тоном.

— Ничего не получится, — перевел для женщины нуар. — Чтобы направить пациента к какому-то событию, нужно знать, куда его отсылать, место и время события, воспоминание о котором желаешь получить. Хотя бы место, чтобы, плавно уходя в прошлое, в итоге выйти к нужному моменту. А где и когда пророку продиктованы заповеди, никто не знает. Ни я, ни он. И про папу Климента он первый раз слышит.

— По ведь он смог увидеть эпизод из войны богов!

— Я знал, когда это происходило. Или он был уверен, что знаю? Я пока не очень понимаю его объяснения…

— Дамира, Пьер не историк, он психотерапевт, — внезапно обратился к археологине доктор Истланд. — Мне кажется, все его познания о прошлом ограничиваются Столетней войной и высадкой в Нормандии. Ну, и последними выборами президента. Это вас устроит?

— Хотите доказать существование ноосферы — приведите неизвестные ранее факты, которые можно проверить. Все, что связано со Столетней войной, проверить будет трудновато. Все, что связано с высадкой, может быть объяснено фильмами, книгами и школьным курсом. Под гипнозом пациент вспомнил что-то из увиденного ранее, только и всего.

— На вас не угодить, мэм! Неизвестные факты… Знать бы, где их искать?

Гипнотизер сказал еще пару слов.

— О! Оказывается, наш друг Пьер однажды посетил Египет. Пирамиды в качестве неизвестного факта вас устроят?

— Вполне, — неожиданно согласилась археологиня. — По Древнему Египту на сегодня накоплено огромное количество информации. Если вы предоставите хоть что-нибудь новенькое… — например, о строительстве все тех же пирамид, — это заявление можно будет легко и быстро проверить, сравнив с тем, что мы уже знаем о земле Та-Кем. Для десятков тысяч специалистов подобный аргумент станет решающим в оценке качества источника информации.

— Отлично! Тогда прошу вас, друг мой… — Кристофер приглашающе указал нуару на кресло.

— Полагаю, это место лучше оставить для вашего товарища, — резонно предположил Шеньшун.

— И то верно! — согласился монах и перешел на французский.

Врач внимательно его выслушал, кивнул и вытянул из кармана стеклянный шарик…

* * *

…несмотря на закатное солнце, пески продолжали дышать жаром, обжигая босые пятки. Летток шагал шестым в их восьмерке, удерживая на плече бревно как раз перед плотно подвязанной к натертому подпятнику, качающейся опорой. Ноша была не тяжела — на своем пути к пристани бригада скорее отдыхала, нежели работала. Хотя корзина с хлебом, курицей и двумя кувшинами пива за этот день им все равно полагалась, Строительство пирамиды — работа почетная и очень прибыльная. Не только сам всегда сыт — на содержание, назначенное повелителем, две семьи прокормить можно.

Однако время отдыха еще не наступило. Незадолго до заката их восьмерка встала в короткую очередь у причала, на который шардуф из пяти длинных пальмовых стволов выгружал с плота каменные блоки. Устройством не без труда управляли сразу тридцать человек под командой писаря, и еще трое стропальщиков трудились на причале и корабле. Их работа казалась самой простой — лови канат, вдевай в петлю, крепи палкой. Но Летток ведал, что сюда назначаются самые опытные из каменщиков, и содержание у них втрое превышает содержание простых таскателей. Стать стропальщиком было главной мечтой Леттока — но он знал, что это невозможно. Ведь таскателей — не счесть, целый поселок. А стропальщиков — всего половина сотни на все строительство.

К канату прицепили очередной камень. Писарь, сделав отметку на папирусе, громко крикнул, и тридцать шардуфщиков, разом потянув веревки, опустили свой край гибкой пальмовой связки, побежали по причалу. Камень, оторвавшись от палубы, с обманчивой легкостью скользнул над бортом, над полоской воды и жердяным настилом причала, бухнулся на песок. Береговой стропальщик отцепил его, махнул рукой ожидающей очереди восьмерке.

Бригада подбежала, старший просунул короткий конец бревна в петлю обвязки, подправил опору:

— Готово!

Остальные рабочие его бригады дружно навалились на длинный конец, отрывая камень, пробежали десяток шагов к реке. Бревно со скрипом повернулось на подпятнике, сместив камень на один шаг в сторону. Восьмерка, опустив груз, приподняла бревно, побежала вперед, смещая и рычаг, и опору. Опустила, навалилась, отрывая строительный блок, перешла назад, сместив груз еще на шаг, опять перебежала.

Первые десять перемещений самые трудные — нужно успеть освободить место разгрузки до того, как шардуфщики успеют прицепить и перенести новый камень. Великое строительство требовало много блоков, и шардуфы на причалах работали непрерывно, днем и ночью, не зная отдыха, оставляя лишь краткий миг, в полдень и в полночь, чтобы бригады рабочих могли сменить друг друга.

Пальмовая связка сместилась над причалом в одну сторону, в другую, задержалась. Туда-обратно, задержалась. Туда-обратно — задержалась. Туда-обратно — и настало время восьмерки Леттока.

Едва их камень коснулся песка — старший тут же кинулся вперед, направляя комель бревна в петлю, укладывая веревку в отполированный за много месяцев работы глубокий паз, махнул:

— Готово!

Летток вместе со всеми навалился на длинный конец рычага, поворачивая бревно на подпятнике и смещая блок на первый шаг в сторону пирамиды, вместе со всеми перебежал, перенося свободный край бревна вместе с привязанной опорой, снова повел назад…

Вперед…

Назад…

И место для разгрузки свободно! Шардуф уже качнулся, снимая с баржи последний груз, но восьмерке Леттока больше уже не грозило наказание за медлительность.

Потом стало легче. Чем дальше от канала, тем шире расходились бригады, дабы не мешать друг другу, тем меньше становилось суеты. Восьмерки уже не бегали, а спокойно ходили вперед-назад, ворочая, словно веслами, своими длинными рычагами на скрипучих переносных подпятниках. Над песками сгустилась ночь, но работа не останавливались. В холодном свете звезд потные таскатели продолжали вымерять пустыню шагами — вперед-назад, вперед-назад. На каждые десять человеческих шагов — два локтя смещения у строительного блока.

Скрипы начали стихать только глубокой-глубокой ночью. Собираясь возле камней, работники вырывали в песке небольшие ямки для бедра и плеча, подгребали холмик под голову — и укладывались прямо рядом с грузом, чтобы забыться коротким сном. Но ненадолго. Ранним утром всех поднимали лучи Ра, выплывающего на своей ослепительной ладье из-за горизонта. В этот священный миг пробуждения всего живого бригадир раздавал работникам по лепешке, делил воду, и восьмерка снова бралась за работу, стремясь полностью использовать самые блаженные — уже светлые, но еще прохладные — утренние часы.

К полудню пустыня раскалялась — и бригада падала, прячась в куцей тени блока, зарываясь в песок, накрывая голову повязками. Это и было основное время отдыха — и более долгого, нежели ночью, и спокойного. Да и спалось днем намного крепче.

Вечерний час пробуждения назначался старшим — по его команде бригада поднималась и под палящими лучами снова бралась за длинный край бревна, уже мечтая о ночной прохладе.

Новый рассвет восьмерка всегда встречала веселее предыдущего. Ведь впереди уже слышались стуки каменщиков, пищали полозья подъемника, а некоторые даже утверждали, что слышали запахи еды из домашнего очага. Это были последние парасанги[3] долгого и тяжелого пути. Обычно уже к полудню бригада наконец-то ставила свой камень на извечно размочаленный настил подъемника, связанный из пальмовых макушек, старший выдергивал из петли короткий конец бревна, и писарь громко кричал:

— Бло-ок! — Делал отметку в своем папирусе и выдавал бригадиру кедровую палочку с вырезанной на одном конце головой Амона.

Эту палочку старший менял в селении, у жрецов храма, на корзину, в которой лежали хлеб и мясо, и на шесть кувшинов с пивом. Еду он относил в дома таскателей, их семьям, забирая с собой только два из кувшинов с пивом и свежие лепешки для работников. С ними бригадир догонял свою восьмерку, и во время дневки все с наслаждением отпивались ячменным нектаром, подкрепляли силы, после чего шагали дальше, к каналу, за новым блоком. Ведь еда не достается таскателям просто так!

Но сегодня все будет иначе. Сегодня восьмерка договорилась не уходить сразу обратно на причал, а навестить семьи, провести с ними хотя бы день, отдохнуть, поспать в нормальной постели и посидеть за обильным общим столом. Летток же намеревался переодеться в льняную тунику, купленную еще перед половодьем, выбрать в лавке самую красивую тарелку и навестить синеокую Тигис, дочь Хонсамона, в прошлый раз сказавшую, что он слишком редко появляется на их улице. И потому молодой таскатель едва ли не старательнее всех ворочал сегодня двадцатилоктевое бревно. Ведь каждый его поворот еще на один шаг приближал его к пышнотелой и манящей, юной Тигис…

* * *

— Жалко, что вы проснулись слишком рано, Пьер, — покачала головой Дамира, когда француз закончил свое повествование. — Очень хотелось бы узнать, как оно там сложилось у Леттока и Тигис?

Монах перевел. Психотерапевт виновато улыбнулся и развел руками.

— Теперь резюме… Мои поздравления, доктор Истланд, теперь вам есть о чем рассказать вашему ученому совету. Или как там оно в религиозных орденах называется? Если оценить услышанную историю по пунктам, выделю два. Первый связан с перемещением строительных блоков. Должна признать, про подобный метод я слышу впервые. Классическое описание их транспортировки предполагает таскание камней на деревянных салазках. Я понимаю, звучит это исключительно бредово, поскольку такой транспорт требует хорошей дороги, постоянной смазки полозьев и бригад в полсотни человек. Бред — но другого объяснения у египтологов не имеется, ибо, как известно, в эпоху строительства пирамид колесо в Древнем Египте известно еще не было. К тому же, Жорж де Морган двести лет назад нашел сани в одном из заброшенных храмов.

— А у меня в кладовке можно горные лыжи найти, — ответил монах. — Но это вовсе не значит, что я езжу на них в консерваторию.

— Как я поняла, — продолжила археологиня, — в этой качалке из бревна с опорой длина рычага составляла один к десяти. При среднем весе тогдашних блоков в две с половиной тонны, нагрузка для рабочих будет составлять от двухсот до двухсот пятидесяти килограммов. Да, бригада из восьми человек справится с доставкой камней без труда. При этом им не понадобится ни колес, ни качественных дорог, ни смазки. Второй пункт — это оплата труда. Хлеб, курица и два кувшина пива в день на восьмерых. Данные по расходам на содержание рабочих у специалистов встречались, достаточно сравнить мнение ноосферы и египтологов. Но, в общем и целом, доктор Истланд, мои поздравления. Всего за час вы насобирали материала еще на одну докторскую степень. Теперь прошу меня простить, мне нужно к компьютеру. Хочу освежить память и увериться, что не ошибаюсь.

Дамира не ошиблась. Ошибся доктор Кристофер Истланд, отославший руководству подробный доклад о результатах своей работы и исследованиях за минувший месяц. Доверенный представитель ордена был уверен, что добился больших успехов, и в его отчете даже проглядывали нотки гордыни. Однако мнение профессора отца Курта, настоятеля Багетского монастыря и главы Бельгийского крыла ордена, оказалось совершенно другим:

— Ваши старания, брат мой, напоминают стремление нищего собрать все попавшиеся на дороге медяки, но не прикоснуться к просыпанной груде золота, — холодно сообщил он в разговоре по «скайпу», состоявшемуся уже через день. — Ваши открытия, связанные с египтологией, интересны и будут оценены специалистами, но вы посланы в Россию не для того, чтобы затирать мелкие шероховатости на здании исторической науки. Вы должны распахнуть ворота в новое мироздание!

— Последние опыты, брат, доказали правоту слов профессора отца Тейяра о существовании ноосферы, — попытался возразить Кристофер, — они открыли возможность новых путей в поиске истины, они дадут нам шанс детально изучить мир древних богов, оставивших пермские усыпальницы, узнать про их жизнь, обычаи, законы… Побывать в их шкурах, окунуться в их культуру!

— Неужели вы сами не слышите себя, брат мой? — укоризненно покачал головой настоятель. — Вы восторгаетесь от достижений, полученных после разговоров со слугой, в то время как у нас в руках сам создатель и хозяин вашего привратника! Подумайте, что за прорыв нас ждет после общения с ним!

— Пока еще он не в наших руках, а на территории России, — напомнил Истланд. — Полагаете, они так легко подарят нам подобную ценность?

— Пока что они не догадываются, чем владеют. Если действовать быстро, решительно и автономно, помешать нам русские просто не успеют. Вы говорили, существо из усыпальницы не имеет отношения к Божьим заветам и нашей вере? Очень хорошо. Значит, у нас развязаны руки. Вы говорили, привратник не нашел опасностей для своего бога в нашем времени? Вот и хорошо. Помогите ему разбудить спящего хозяина.

— Вы понимаете, брат мой, что этот хозяин может оказаться слишком могуч и может превратить всех нас, все человечество, в своих бессловесных рабов?

— Если мы не хотим остановиться на пути познания, брат Истланд, иногда приходится рисковать. Согласитесь, вряд ли в нашей вселенной возможно существование силы, способной противостоять всей мощи христианского мира. Самое большее, чем мы рискуем, это значительными разрушениями. Но ведь проведение операции предполагается в глухой тайге? Тогда чего опасаться?

— Мы пока совершенно не понимаем, с чем столкнемся. Может быть, все же начнем с гипнотических опытов, раскрывающих возможности спящего?

— Каждый час промедления увеличивает риск того, что русские все узнают. И мы лишимся спящего вообще. Но не стану вас неволить, доктор Истланд. Если вы против, орден поручит операцию кому-нибудь другому.

— Нет необходимости, брат мой. Вы меня убедили. Я потороплюсь.

— В таком случае я позабочусь о том, чтобы вы получили всю необходимую поддержку.

Глава четырнадцатая

В этот раз Геката изменила своим привычкам, остановившись в просторной, пахнущей тмином и лавандой двухкомнатной квартире, отчего-то именуемой «частной гостиницей», на Погодинской улице возле Девичьего сквера. Как понял Варнак — постаралась она именно ради него. Нашла такое место, что Вывею было где порезвиться. Правда, встретили его всего две ипостаси — толстушка, открывшая дверь, и «лягушонка», к которой сразу и ринулся радостный волк, едва не опрокинув на ковер вместе с креслом на колесиках.

— Бережешься? — Варнак повесил шлем на вешалку. — Все так серьезно?

— Нет, — отмахнулась толстуха в то время, как молодая трепала зверя за теплые мохнатые щеки. — Сестренка в отъезде. Твоим делом занимается.

— Моим? — Одной ипостасью леший презрительно хмыкнул, другой — лизнул богиню в нос. — Ты одна в прошлый раз уцелела. Выходит, именно ты и не досмотрела!

— Экий ты злопамятный. — Геката ухватила Вывея за уши.

— Мне чего прикажешь — в засаде перед ее домом жить? — вскинула брови толстуха.

— Замыкатель с передатчиком под косяк спрятала, он за всех и работал, — чмокнула «лягушонка» волка в нос.

— Погулять хочешь? — Вопрос прозвучал из уст толстухи, ей Варнак и ответил:

— Хочу! Все лапы за день затекли.

— Мне тоже пора размяться, — ответила она, и «лягушонка», сбросив халатик, дернула со спинки стула узкие джинсы и тут же, подпрыгивая, стала в них втискиваться, забавно потряхивая упругими молодыми грудями. Варнака она ничуть не стеснялась. Или не ощущала его взгляда из глаз преданно напрягшегося волка?

— Так что сказал датчик?

— Дал три дня тому два сигнала. Она вошла и почти сразу вышла. Больше не появлялась. Телефон отключен, на работу не заезжала, у родственников и друзей про нее ничего не слышали. Я нашла в базе адрес ее дачи, смоталась. Трава на участке нигде не примята. Выходит, туда тоже никто не приезжал. Такое ощущение, будто она забрала из дома что-то очень важное и затаилась. Или они затаились вдвоем.

— Надо было хотя бы камеру поставить!

— И что бы она дала? Мы посмотрели бы, как она входит и выходит?

— Хоть бы знали, одна или нет! Завтра съезжу понюхать…

— Давай-давай. — «Лягушонка» застегнула лифчик, натянула футболку и кивнула на дверь. Вывей сорвался с места.

Забавное ощущение, когда часть тебя самого вдруг начинает слушаться девочку со стороны больше, нежели собственного сознания. Как будто нога вдруг развернулась и потопала за большеротой молодухой, оставив тебя, культяпного, прыгать на углу.

— И никаких следов? — спросил Варнак.

— Без привратника ей бы оттуда не выбраться, — отправилась на кухню толстуха. — Значит, они вместе. Но уж больно умело прятаться научились. Не иначе, кто помогает.

— У меня здесь в пригороде есть симпатичная знакомая, Зоримира. Если привезти ей что-то из ее или его вещей, то она сможет найти их тайник, куда бы хитрецы ни прятались. Уже давно Укрону служит. В ней талант. Можно завтра съездить, поможет.

Геката звонко расхохоталась, причем сразу обеими ипостасями, на кухне и на улице.

— Глянь, ширнутая какая-то бродит, — услышал Вывей, сорвался с места. И если бы смолисто-кисло воняющий прохожий не отпрянул, громко лязгнувшие челюсти сомкнулись бы у него на шее.

— Эй, психованная! Намордник на пса надень! — возмутился его товарищ, торопливо шаря по карманам.

Волк резко повернулся к нему, готовый прыгнуть, но ощутил успокаивающий аромат богини и замер, просто оскалив пасть.

— Ты совсем забыл, с кем говоришь, челеби, — продолжала веселиться Геката на улице.

— Мне! Мне ты советуешь просить помощи у знахарок! — захлебывалась толстуха на кухне.

— А кто, по-твоему, их всему этому научил? — вторила ей «лягушонка».

— Укрон, что ли? — звякнула посуда.

— Так он, кроме росомах и тараканов, ни с кем управиться не способен!

— Пойдем отсюда. — Перестав шарить по карманам, схватил товарища за локоть второй парень. — Похоже, новая дурь по городу пошла…

Недокушенный спорить не стал. Прихлебнул из початой бутылки кваса и зашагал вслед за товарищем.

— Нет, коли симпатичная, можешь и свататься, — подманила волка Геката.

— Но только плоть для гадания нужна свежей.

— Где ты ее возьмешь?

— Выследишь?

— Не помню, тебе кофе с сахаром или без? — поинтересовалась у волка девушка, заставив недоуменно покоситься очередную встречную парочку.

— С сахаром, — ответил Варнак. — А что, одной головой ты совсем разговаривать не способна? Твое третье воплощение тоже что-то где-то не к месту ляпает?

— Я сейчас в Базеле. Имею приятную беседу с кардиналом Пием. И полагаю, что скоро смогу узнать все нужное без всякого колдовства, — ответила Геката и вынесла с кухни поднос с двумя большими кружками.

— Неудобно без ресторана за стеной, правда? На ужин у нас пицца. Уж извини.

— Ты выслеживаешь в Базеле историчку, которая три дня назад заходила в свою московскую квартиру?!

— Сбегай за палочкой!

— Тьфу ты! — Еремей отпил кофе, в то время как его лохматая часть восторженно помчалась за обломком ветки. — А слабо говорить что-то именно там, где это и происходит?

— Какая тебе разница? Ты же челеби! Ладно бы, кардинал чего не понял…

— Это который в Базеле? — Варнак отпил еще. Ему было обидно, что слушать он волчьими ушами может, а отвечать звериной головой — нет. И потому вечно оказывался рядом с богиней слегка неполноценным. — Так чем он оттуда способен нам помочь?

— Он иезуит.

— Спасибо за кофе, — кивнул Еремей. — И за бузину у дядьки в Киеве.

— Дурной ты, — усевшись возле пруда на скамейку, раскинула руки Геката. — Совершенно ничем не интересуешься.

Волк, усевшись рядом, положил голову ей на колени и насторожил уши.

— Орден иезуитов и последователи Экклезиаста издавна смотрят друг на друга косо. Монахов Девяти Заповедей иезуиты считают чуть ли не сектантами, а орден Экклезиаста постоянно обвиняет иезуитов в сокрытии научной истины в угоду Папскому престолу и укоренившимся мифам. Иногда они сотрудничают и делятся найденными тайнами, иногда враждуют — да так, что полиция из омутов тела бездыханные извлекает. Все они, как принято у смертных, уверены в своей правоте. Но наука иезуитов — это Коперник и Дарвин, это Тейяр и Декарт, это теория эволюции и теория относительности и сам знаменитый Большой взрыв, точка сингулярности, придуманная лично аббатом Жоржем Леметром, главой папской Академии наук. А орден Девяти Заповедей — это Мендель и Ньютон, это лорд Кельвин и великий Фред Хойл, это пансермия, теория стационарной вселенной и расширения Земли. Они вечно на ножах, и нет лучшего способа прознать о планах одних, как поинтересоваться этим у других. Выдадут все, что только известно, и даже «спасибо» за это не попросят.

— Девушка, вы хорошо себя чувствуете? — остановился рядом мужчина средних лет в спортивной одежде, что бегал по дорожкам, высоко вскидывая колени.

— Я просто наслаждаюсь. — Геката погладила Вывея по голове, и тот ревниво стрельнул глазом на пахнущего «Дюраселем» и крахмалом незнакомца. — Но от визитки не откажусь.

— А-а-а, — растерялся незнакомец. — А если просто телефон записать?

— Тогда не повезло, беги дальше, — хмыкнула богиня.

— Все равно не понимаю, — покачал головой Варнак. — Ордена-то монашеские тут при чем?!

— А ты забыл, что в нашей компании был еще один участник? Тот, которому мы оба шею при встрече свернуть обещали? Этот друг интересуется привратником не меньше нас. Что, если он успел найти парочку первым?

— Как мы это сможем узнать? — спросил толстуху Варнак.

— Уже знаем, — потрепала волчью морду молодая ипостась. — Он выехал из России, по вскоре вернулся и… И непонятно чем занимается. Интереса к молодым ученым больше не проявляет, в контакты с научными учреждениями не вступает. Но дважды ездил в Пермский край. Билеты ныне все до единого именные, от «большого брата» никуда не скроешься.

— Иногда кажется, Геката, что на тебя работает вся страна, если не весь мир.

— Долгая жизнь, обширные связи, большой опыт, — улыбнулась довольная комплиментом богиня. — Ладно, побегали — пора и домой.

— Так где он, Геката?

— Сидит где-то в Смоленской области.

— Уверена?

— Наш лихой пройдоха не какой-то шпион-нелегал, а самый обычный физик на административной должности, пусть и исполняющий щекотливые поручения. Посему и платит за все карточкой, и деньги на жизнь снимает через банкомат. Когда он купил по ней билеты, я узнала номер счета, а по движению средств по счету всегда знаю, где он шляется и чем занимается. И что интересно, для этого нужно всего лишь несколько паролей — и никакой крови, пота или волос.

— Никогда не думал, что богиня Луны с таким презрением относится к колдовству!

— Богиня ночи и мудрости, — уточнила толстуха. — Я не буду великой Гекатой, если не разберусь в новых технологиях лучше самих смертных.

— В ночи она такая мудрость… — подмигнул Варнак.

— Еще какая, — подтвердила Геката. — У мужиков в умелых руках мозги окончательно отмирают, и остается работать только нормальный человеческий разум.

Еремей подавился кофе, захрипел, переводя дух, и предпочел вернуться к теме:

— Если ты знаешь, где он, нужно ехать и давить!

— Во-первых, точного адреса у меня нет. Я знаю только расположение банкомата, в котором он наличные снимает. Во-вторых, неизвестно, с ним ли привратник? Может, он стража богов отдельно прячет! Или они и не встречались вовсе, и это пустая фантазия. Тогда лучше наоборот — оставить святошу на свободе и приглядывать. Чтобы накрыть, если раньше нас на след выйдет. А в третьих, гений поздних сумерек, помолчи немного. Кардинал кое о чем интересном говорит.

— О чем?

Толстуха предупреждающе вскинула палец.

Варнак пожал плечами, допил кофе, отнес чашку на кухню. Когда вернулся, богиня все еще стояла в той же позе, и даже юная ипостась Гекаты замедлила шаг по тротуару. Видимо, в разговоре с кардиналом возникли моменты, которые требовали предельного внимания.

Наконец толстуха облегченно перевела дух и закрутила головой:

— Челеби, ты не видел, где валяется телефон? Пиццу надо еще и заказать.

Варнак, пройдя по комнатам, увидел базу, нажал кнопку вызова, и трубка ответно запищала у Гекаты в кармане.

— Ох, ты ж ёлы-палы! Забыла совсем.

— И чего интересного ты узнала? — поинтересовался леший.

— Орден Девяти Заповедей отправляет в Россию трех опытных археологов, двух экзерсистов и девять сотрудников фирмы «Secopex» с месячным контрактом. Ты знаком с этими ребятами?

— Да. Довелось подстрелить парочку в Чечне. Ребята серьезные, но не супермены.

Охранная фирма «Secopex», насколько знал Варнак, специализировалась отнюдь не на предоставлении вахтеров в заводские проходные, а на натаскивании профессионалов для ведения боевых действий в любых точках планеты. Ее бойцы подменяли собой обычные, строевые армейские части в Ираке и Афганистане, в Сомали и Ливии. Не гнушались и рейдами в Россию, Боливию, Колумбию, обучали солдат Саудовской Аравии, Ирана и Венесуэлы. Своих сотрудников фирма набирала из отставников — все они были взрослыми и разумными мужчинами с боевым опытом, умеющими обращаться с оружием. И как истинных «псов войны», их никогда не беспокоило, кто и за что сражается. Их интересовал только размер страховки и стоимость очередного контракта.

Стоили наемники, разумеется, дорого. Но и воевали каждый за десятерых обычных военнослужащих. Потерь несли меньше, задачи выполняли качественнее. И что самое главное для администрации НАТО, бывшей главным заказчиком «Secopex» — смерть «вольнонаемного специалиста» никак не отражалась в официальной статистике потерь экспедиционных корпусов блока.

Наличие подобных наемников в составе новой археологической экспедиции ордена означало только одно: монахи собрались вскрыть усыпальницу и приготовились к возможному нападению спящего пока в ней существа.

— Привратник у них, — сделал вывод Варнак. — Они сговорились. Будут будить бога вместе.

— Именно, — согласилась «лягушонка», поднимаясь по лестнице. — Дверь открой! Не видишь, я звоню?

Толстуха как раз набирала номер. Еремей отправился в прихожую, щелкнул замком:

— Это из-за наемников ты так напряглась?

— Нет. — Богиня пропустила волка вперед. — Просто мне пришлось пояснить, что именно затеял орден Девяти Заповедей. Так сказать, в качестве ответной информации. И оказывается, что иезуиты давно все знают.

— Про богов?

— Нет, про то, что Великого оледенения не было. Орден иезуитов в курсе, что пятнадцать тысяч лет назад в землях современной Перми существовала развитая цивилизация, после которой и остались серебряные изделия. Так что эта тема им неинтересна… Хотя кардинал и просил держать его в курсе. Наверное, уже вспоминает адреса знакомых снайперов.

— Как не было? — опешил Варнак.

— Скажи, разве я похожа на женщину, которой больше ста тысяч лет?

— Ты даже на двадцатилетнюю не похожа, — ответил Еремей. — Так что это не аргумент.

— А мамонты — аргумент? Ну, те, которые так лихо проморожены, что их мясо хоть сегодня можно жарить и есть? Якуты и эскимосы его собакам скармливают — и ничего, те только хвостами от радости виляют. А на Аляске совсем недавно котлеты из мамонта даже в меню ресторанов имелись.

— Причем тут мамонты?

— «Мамонты погибли внезапно, и в больших количествах, при сильном морозе. Смерть наступила так быстро, что они не успели переварить проглоченную пищу. Если бы они не были заморожены тут же в момент гибели, разложение разрушило бы их тела. Но с другой стороны, такой постоянный холод не мог быть до этого свойствен тем местам, где мы находим вмерзших в лед животных, они не могли жить при подобной температуре». Это я тебе кардинала цитирую. Он признал, что орден еще двести лет назад вел раскопки на Аляске. Там они и увидели, что мамонты и бизоны были разорваны на части и скручены, будто ураганом. Животных разорвало, как плюшевые игрушки, хотя некоторые из них весили по несколько тонн. Со скоплениями костей перемешаны деревья, тоже разодранные, скрученные и перепутанные, все это покрыто мелкозернистым плывуном. А еще иезуиты знают, что Гольфстрим возник всего двенадцать тысяч лет назад.

— А почему же тогда… — только и смог выдавить Варнак.

— Орден решил скрыть эти факты, чтобы у смертных не возникало сомнений в том, что Всевышний милостив и является воплощением любви, — пожала плечами молодуха. — Ну, и для проталкивания учения про эволюцию. Тебе пиццу с грибами или ветчиной?

— С ветчиной… Не может быть, чтобы про это никто не знал!

— Ты незнаком с правилами серьезной науки, челеби. Или ты говоришь, что велено, или молчишь. Или «замолчат» тебя самого, — остановилась перед зеркалом богиня. — Иезуиты умеют добиваться своего. По результатам тех давнишних раскопок все следы заметены. Кардинал посетовал, что только книгу Кювье изъять так и не удалось.[4] Слишком авторитетен оказался.

— Безумие какое-то!

— Безумие — это пытаться разбудить существо, способное превратить половину человечества в девятиногих пятиухов, а вторую половину отправить этих уродов пасти. Все остальное — всего лишь наивные игры мальчиков-переростков. Даже очень забавно иногда в них поучаствовать.

— Может, ты знаешь и то, что это было? И когда?

— «Удар милосердия». Проигравшие покончили собой. Да так качественно, что стерли все живое со всей планеты. Последние сто двадцать веков Земли — это история того, как горстка уцелевших организмов пытается немножко прийти в себя. Я говорю сейчас не только про двуногих. Правда, к нашему с тобой делу это не имеет никакого отношения. У тебя пятисотенная есть? Пиццу уже везут.

— Мелочи у меня совсем не осталось, — поставила телефон на базу толстуха. — Кстати, кардинал пригласил меня тамошнюю в ресторан. Как бы не попытался отравить…

Она ухмыльнулась и подмигнула Вывею.

Глава пятнадцатая

— Хочу вас представить, Дамира, — вызвав археологиню в гостиную, доктор Истланд галантно поцеловал женщине руку. — Это наши гости, коллеги, которые согласились помогать в нашем уникальном исследовании. Профессор Джеймс Хигганд из Сиднейского университета, — указал он на худощавого скуластого мужчину в черном смокинге и черных же круглых очках. — Это доктор Антон Круглов из Гарвардского университета. — Женщине поклонился, щелкнув каблуками, невысокий, в меру упитанный, лысый человечек с острой бородкой, невероятно похожий на Ленина из ранней хроники. — Да-да, Дамира ваш земляк, не удивляйтесь. Для работы в России орден отдал предпочтение специалистам, хорошо владеющим русским языком. А эта красивая леди — Мари Элиза Кортанье, египтолог из Лувра. Крайне заинтересовалась вашими открытиями.

— Очень приятно. — Миниатюрная голубоглазая дамочка с мужской стрижкой, такая стройная, что навевала мысли о многомесячной голодовке, схватила руку археологини и горячо ее затрясла. — Очень! Очень! Ваши догадки о способах строительства пирамид просто потрясают!

— Вы еще не знаете всего, что нам удалось выяснить благодаря методике гипнотического проникновения в ноосферу, Мари, — ответила Дамира. — Достаточно сказать, что глупые домыслы об использовании древними египтянами медных орудий труда теперь можно окончательно выбросить на помойку! Стараниями доктора Пьера Пурто и нуара Шеньшуна нам наконец-то удалось выяснить, как все происходило на самом деле!

— Только не говорите, что их резали лазерами и циркулярными пилами! — вмешался в разговор доктор Круглов.

— Ну, положим, использование абразива пополам с медью является еще большим бредом, нежели криволинейные лазерные лучи! — окрысилась на него археологиня.

— Подождите, коллеги! — вмешался профессор Хигганд. — Давайте дадим высказаться автору исследования.

— Дамира Иманова, историк из института Миклухо-Маклая, Россия, — наконец вставил заготовленную фразу доктор Истланд, но его все равно никто не слушал.

— Вы хотите узнать все по порядку — или услышать готовый ответ? — переспросила Дамира.

— Все по порядку, — попросил профессор Хигганд.

— Давайте сразу, — махнула рукой Мари Элиза.

— Да уж, не томите, — согласился Антон Круглов.

— Тогда я буду краткой. Какая проблема стоит перед человеком на протяжении всей его истории? Проблема приготовления пищи. Теперь попытайтесь себе представить, в чем мог сварить себе суп, кашу или пиво человек каменного века, к каковому мы и относим древних египтян?

Историки переглянулись.

— Керамика? — осторожно предположил доктор Круглов.

— Не пойдет, — отрицательно покачал головой Джеймс Хигганд. — Чтобы керамика не протекала, она должна быть глазурованной. Египтяне еще не умели добиваться нужных температур. Для такого обжига нужно дутье, тяга, уголь. Тысяча градусов минимум. То есть — бронзовый век. К тому же керамика крайне хрупка и капризна. При перепаде температур легко рассыпается.

— Можно в чаши из любого материала кидать раскаленные камни, — посоветовала Мари. — Или использовать тонкую кожу.

— Посуда из кожи и бересты в огне будет обгорать, — стала загибать пальцы Дамира, — варить пищу или пиво путем бросания в нее раскаленных камней как минимум неудобно и грязно. Керамика, которая, возможно, и существовала, хрупка и легко раскалывается. Ее можно использовать в духовке или разогретой камере типа русской печи, обеспечивающей равномерный прогрев, но если поставить на открытый огонь — сразу растрескается. А теперь сравниваем всю эту посуду с банальным медным котелком, исправно служащим человечеству по сей день. Пояснения нужны? Открытие меди как материала произвело в Древнем Египте настоящую технологическую революцию. Но только не в строительстве — а в кулинарии! Благодаря меди люди получили возможность варить, жарить, парить, тушить, разогревать без каких бы то ни было проблем! Только законченный безумец способен применять столь мягкий материал, как медь, для обработки более прочных изделий. Особенно при наличии на порядок более качественных инструментов. Но для кулинарии ее прочность значения не имела. Несколько веков изготовления медной посуды привели к накоплению опыта и открытию различных сплавов, в том числе бронзы. И вот она уже и стала интересна смертным как оружие.

— Интересна кому? — не понял доктор Хигганд.

— Людям более поздних эпох, — поправилась Дамира.

— Интересная теория, — задумчиво потерла подбородок француженка. — С первого взгляда даже не видно, к чему придраться. Как она пришла к вам в голову?

— Благодаря пермскому серебру, — ответила археологиня. — Моя экспедиция была посвящена разгадке тайны происхождения пермского серебра. Собственно, его история аналогична. Металл интересен людям именно как материал для посуды, не боящейся огня. Все прочие способы его использования — вторичны. Но не хочу красть чужую славу. Все эти факты рассказаны мне моим хорошим другом. Я всего лишь экстраполировала приведенные им факты на историю других народов. Здесь, в Пермском крае, первым стало доступно серебро. В Древнем Египте — медь. Но люди, их запросы и интересы остаются одинаковы!

— Докладчик так и не потрудился сообщить, какие инструменты, по его мнению, использовали египтяне при обработке камня, раз уж использовать медь уважаемая Дамира Иманова им запрещает? — сухо напомнил доктор Круглов.

— Самые обычные инструменты каменного века, — пожала плечами археологиня. — Берете деревянную основу, наносите костяной клей, вывариваемый из рыбных или звериных останков, либо из молока, окунаете этот инструмент в порошок из корунда или мелких алмазов — и можете легко обрабатывать материалы прочностью до девятки по Моосу.[5] Гранит, напомню, не превышает прочностью семи, известняк же таким инструментом можно резать, вообще как масло. Кстати, если вам лень изготавливать эти инструменты самому, можете купить их в любом инструментальном магазине. Например, алмазные терки. Деревянная основа, клей, каменный порошок. Или наждачные шкурки. Там вообще основа бумажная или тряпочная, плюс клей и абразив. Со времен Древнего Египта ручные инструменты ничуть не изменились, доктор. И никакой меди в них никто, самой собой, не использует. Ибо — безумие. Вот для механической обработки инструмент нужен совсем иной. Но он испытывает совершенно другие нагрузки, которые при ручной обработке недостижимы. Поэтому он и выглядит совершенно иначе.

— Браво, Дамира! — похлопала в ладоши Мари Элиза. — Надеюсь, вы не станете утверждать, мистер Круглов, что люди Каменного века, тысячелетиями обрабатывавшие гранит, обсидиан, нефрит, кремний, известняк и прочие минералы, не разбирались в свойствах камней и не умели пользоваться деревом и абразивом?

Представитель Гарварда примирительно вскинул руки:

— Я всего лишь опасался услышать очередное откровение об инопланетянах. Прошу прощения, погорячился.

— Боюсь, доктор, услышав всю историю наших открытий, вы предпочтете инопланетян, — рассмеялась Дамира. — Теперь хочу познакомить вас с человеком, благодаря которому нам удалось во всех подробностях восстановить быт, обычаи, инструменты и культуру людей, проживавших на территории Пермского края сто тысяч лет назад. Некоторые из моментов прошлого вам покажутся странными, равно как и облик руководителей тогдашнего общества, но мы, я полагаю, сможем доказать, что все это является правдой от начала до конца. И вам, господа, предстоит стать главными свидетелями и участниками этого исследования.

Кристофер Истланд вздрогнул, вышел из коттеджа, достал из кармана тихо, но настойчиво вибрирующий телефон:

— Слушаю…

— Это Жульен Форс. Мы садимся в самолет Москва-Смоленск. Мне приказано вас предупредить.

— Да, все в порядке. Я вас встречу.

Монах выключил телефон и пошел переодеваться.

Пора открытий, опасностей, радостей и волнений осталась позади. Все возвращалось на круги своя, и он опять превращался в того, кем был раньше — в администратора. Доставь-обеспечь, найми-перевези, размести-отправь.

Умом Кристофер понимал, что все правильно. Он не историк, его знания в этой области поверхностны, решения должны принимать специалисты. Он знал, что его славы первооткрывателя никто отнимать не собирается, его имя отныне и навеки будет неизменно упоминаться в связи с раскопками пермского серебра, обнаружением стража богов и вскрытием усыпальницы. Но все равно в глубине души было очень обидно. С ним совершенно перестали советоваться, считаться, интересоваться его мнением. Он получал только приказы.

Впрочем, небольшую слабость доктор Истланд себе все-таки позволил. Это были сеансы гипноза, в ходе которых французский психотерапевт проваливался в прошлое и оказывался одним из обитателей той далекой эпохи, когда миром правили боги, когда цивилизация развивалась благодаря знанию природы, а не техники, когда первые из людей еще только-только сменяли на работах и в услужениях рыжих и мохнатых неандертальцев. Он успел накопить уже восемнадцать часов видеозаписи погружений и намеревался продолжать их и дальше, пока только сохранится такая возможность. Эти сеансы нравились нуару, снова видящему ушедшую реальность, эти сеансы начали нравиться Пьеру, который раз за разом проникал в неведомое. Они нравились любознательной Дамире, которая оказалась настоящим, честным историком. И, конечно, ему самому.

Сеансы могли не понравиться только капитулу ордена, поскольку Кристофер Истланд в своем начинании не только не заручился хотя бы молчаливым одобрением настоятеля, но и фактически устроил маленький бунт, тратя время не на главную цель, избранную орденом, а на свою личную прихоть. Но монах был уверен — знание лишним не бывает. Рано или поздно будут востребованы и его записи. И настанет миг, когда кто-нибудь в будущем искренне поблагодарит его за упрямство.

* * *

— Есть! — довольно расхохоталась Геката. — Пошли движения у монаха по счету! Вот он нам и попался, святоша недорезанный! Попался!

Варнак на это ничего ответить не мог, поскольку в этот самый момент настраивал на «Урале» зажигание, обосновавшись на крытой стоянке возле «Лужников». И хватать телефон грязными руками ему не хотелось, а ответить через волка было невозможно. Поэтому Вывей, преданно распластавшийся у ног богини, просто поднял голову и тихонько тявкнул.

— Смотрим, чего он тут ухитрился навалять, — опустила левую руку к зверю Геката. — Так, значит, наш недобитый друг забронировал под Соликамском охотничью базу «Ни пуха, ни пера» целиком и проплатил аванс. Это хорошо, что такие крупные заказы без предоплаты не принимают. Конкуренты ведь не дремлют. Наобещают толпу клиентов — а никто и не приедет. Моментально из буржуев в банкроты вылетишь. Еще он заказал с доставкой кучу снаряжения в Краснодаре. Палатки, шатры, консервы, плитки, фильтры для воды, фонари, генераторы… Много чего, и понятно, зачем нужно. Странно только, что поближе продавца туристского снаряжения не нашел. Не ближний свет от Черного моря в Пермский край катиться — доставка в круглую копеечку вылетит. Еще он заказал автобус «Мерседес» класса «люкс»: двадцать посадочных мест, туалет и багажное отделение… И что крайне любезно с его стороны, автобус он заказал в «Москва-туре». Маршрут неизвестен, но ведь на путевой лист несложно и взглянуть, когда есть липовое удостоверение сотрудника полиции. Айда, волчара, со мной поедешь для достоверности. Не забудь отзываться на кличку Мухтар — и тебя жертвы нашего шулерства еще и сосисками от пуза угостят.

Вывей не любил сосисок. Но сказать об этом, увы, мог только Еремей, который возился с мотоциклом в пяти кварталах в стороне.

Часть третья

Встреча друзей

Глава шестнадцатая

Последними на базу отдыха под Смоленском добрались отец Дональд из Испании и отец Рикардо из далекой Колумбии. Оба в сутанах, вида сурового, рослые и с тяжелыми крестами на шее. Доктор Истланд поздоровался и, не вдаваясь в разговоры, поспешил отвести святых отцов в заказанные комнаты.

Экзерсисты, по его опыту, всегда являлись трудными собеседниками, имея совершенно непостижимый, очень странный тип мышления. И это было понятно. Ведь ни одна из христианских церквей, строго следуя указанию Первой Заповеди, не признавала существования бесов, демонов, колдуний и прочих магических существ. Но при всем при том не было в мире церкви, которая бы в своей истории не сталкивалась со случаями одержимости. Каждый раз разрешение на обряд изгнания «нечистого духа» давалось с огромным трудом — ибо для оного иерархам приходилось буквально перешагивать через свою веру и основные догматы исповедания. И каждый раз после объявления о согласии в дом одержимых входили они — экзерсисты. Христиане, священники, обладающие какой-то своей, странной и непривычной, верой и каким-то своим, непостижимым и неведомым для простых смертных, знанием.

Зачем брат Курт включил в состав экспедиции этих двоих, монах понимал: никто, кроме экзерсистов, не подходил так близко к тайнам потустороннего мира, и никто не был готов к встрече с неведомым лучше них. Однако с такими спутниками на долгой дороге ему сразу стало не по себе.

— Хорошо хоть приехали вовремя, — подвел итог доктор Истланд. — Автобус будет утром. Нам всем давно пора в дорогу.

* * *

Пока одна из ипостасей Гекаты пребывала с дипмиссией где-то в Европе, остальные находились в полной безопасности, и потому отправились к Соликамску вместе, на одном «Хаммере». Варнак с Вывеем обосновались в нем же на заднем сиденье — ехать порознь и искать потом друг друга среди лесов и просек богиня и челеби сочли не самым правильным решением.

— Вообще-то, проверять путевой лист было необязательно, — призналась Геката, наблюдая, как стелется под колеса серая асфальтовая лента. — Адрес заказанной базы и дата заезда имелись в счете. Просто немного подстраховалась. В общем, они приедут шестого и намерены пробыть там три дня. Отдохнуть перед последним переездом.

— Скорее, это обычная точка сбора, — ответил Варнак. — «Псам войны» нужно оружие и снаряжение. Не потащат же они «броники» и боеприпасы через таможню! Кто-то должен доставить им все необходимое отдельно. «Пух и перья» — в лесу на отшибе — на роль перевалочной базы подходит идеально. В стороне от любопытных глаз, всего один день пути до цели путешествия. Трое суток на случай, если кто-то собьется с графика. Ну, и слаженность действий перед работой проверить.

— Тогда надеюсь, база застрахована. Слаженность им понадобится в первый же день!

— А нам — комплект ксеноновых фар.

— Это еще зачем?

— У профессионалов наверняка будут приборы ночного виденья. Спалить им перед набегом матрицы — самое милое дело.

— Раньше сказать не мог?

— А когда ты меня о чем-то спрашивала?

— Ладно, у нас еще четыре дня в запасе. Купим по дороге. Чего еще тебе хочется, старче?

— Аккумулятор, кусок провода, шашлык, тросик и бензопилу. С остальным по месту сориентируюсь.

— Шашлык-то зачем?

— Ты не знаешь, как люди используют шашлык, Геката? Ты не поверишь — но его просто едят!

— Тебе бы только пожрать, шкура мохнатая!

— Продовольственный вопрос, он в походе есть дело первостепенной важности! — назидательно сообщил Варнак. — Ибо голодный боец слаб, безынициативен и пребывает в упадническом настроении. И никакая косметика его не взбодрит.

— Это ты на что намекаешь, псина недобритая? — Обе божьи ипостаси одновременно поворотились к нему, забыв про дорогу.

— Сама-то чем по наемникам работать собираешься? — оскалился челеби. Тоже обоими телами. — Против автомата даже твои чары вряд ли принесут много пользы.

— Старые методы самые надежные, — ответила толстуха.

— В инструментальном отсеке моей лапочки всегда лежат три персидских клинка булатной стали, — добавила «лягушонка».

— А уж пользоваться ими я за последние двенадцать тысяч лет научилась неплохо, можешь мне поверить, — вполне серьезно сообщила упитанная ипостась. — Меня не зря во времена оные привратницей Аида называли. Когда я в гневе — целые города проваливаются в царство теней.

— Меч против автомата? — скептически скривился бывший спецназовец.

— Да, в принципе, и ножа хватит.

— Мужики ведь существа хрупкие, — уточнила «лягушонка», — какие бы игрушки для храбрости ни таскали.

— Но для самых продвинутых там же есть упаковка «Вероналума-форте», — вспомнила толстуха.

— Сорок готовых одноразовых шприцев по три миллиграмма в каждом, — уточнила молодая.

— Прекрасное французское лекарство для погружения пациентов в состояние глубокого наркоза.

— На срок до полусуток.

— Никаких побочных эффектов.

— То есть, озер крови на этот раз не планируется? — вставил Варнак вопрос в их речитатив.

— Богиней любви меня тоже называют не зря, — напомнила Геката.

— Никогда не стремилась причинять смертным лишних страданий.

— Ага, — кивнул Еремей, предпочтя вслух о женской логике и последовательности не упоминать. — Значит, ныне ты воплощение добра и ласки? Никак, свидание с кардиналом закончилось удачно? Или вовсе еще не закончилось?

— А тебе все покажи, и расскажи, и дай попробовать, — весело ответила «лягушонка», уверенно обходя чахлый «гольф» через двойную сплошную полосу.

— Нарушаем, всемогущая? Автоинспекции не боишься?

— Разве я не говорила?

— У меня в багажнике «Вероналум-форте»!

— Сорок полноценных доз!

— Хватит на всех!

* * *

Охотничья база «Ни пуха, ни пера» была совершенно новенькой и еще пахла свежепиленной древесиной, морилкой, битумной черепицей и яхтенным лаком. Она стояла на берегу Камского водохранилища на недавно расчищенной в дикой тайге прогалине и соединялась с шоссе узкой семнадцатикилометровой грунтовкой, в низинах отсыпанной щебнем и отсевом, а на сухих возвышенностях и вовсе пока еще не законченной. Возможно, на будущее базу предполагалось расширить, но пока здесь имелся только один корпус гостиницы: двухэтажный, из цилиндрованного бруса, на двадцать двухместных номеров с возможностью подселения, буде постояльцы выскажут такое пожелание.

Отдельно от гостиницы стоял одноэтажный «административный корпус», совмещенный с рестораном на двадцать же столиков, а ближе к воде сверкали оцинкованными шпилями баня и длинный лодочный сарай. Зачем сараю нужен шпиль — Варнак решительно не понимал. Возможно, хозяева пытались сделать стилизацию хозблока под русскую старину. А может — прагматично прятали в высоких башенках скрытую систему видеонаблюдения. Ведь посетителям базы владельцы обещали европейский комфорт и полную безопасность.

Недолгое наблюдение за «Ни пухом, и ни перьями» подсказало, что служащие здесь трудятся вахтовым методом: персонал завозится издалека и вывозится после какого-то достаточно протяженного срока. Во всяком случае, за двое суток никто из сотрудников ворот базы не покидал. Выезжали отдыхающие — на парковке едва ли не с каждым часом становилось все больше свободных мест. К пяти вечера там стояли всего три машины: сверкающий лакировкой кроссовер «Лексус», побитый жизнью «Пежо» и грузовой фургончик «ГАЗель», возле которого постоянно маячил водитель, то сидя в кабине, то прогуливаясь рядышком. Каждые два часа он чередовался со сменщиком, что вызывало у Еремея недобрые ассоциации с армейским уставом.

В половину шестого двое мужичков в выцветших спецовках закинули на крышу «Пежо» надувную лодку, забрались в салон и выехали с базы. Теперь на ней оставалось максимум два занятых номера.

— Готовятся к приему гостей, — сделал вывод Варнак, наблюдавший за целью в бинокль с лежки в развале сосновой кроны. — Наверное, пора заняться этим и нам.

Он соскользнул вниз по сложенной вдвое веревке, обогнул лесом сетку, огораживающую обжитую территорию, и вышел к Каме. Здесь, на песчаной отмели, древняя и всемогущая богиня Геката в нижнем белье жарила над углями обещанные лешему шашлыки. Рядом с кострищем валялся на солнышке сытый и довольный Вывей, еще ночью придавивший в темноте каких-то голохвостых сусликов. Порода дичи так и осталась неведомой, но на вкус оба оказались ничего, разве только малость жестковаты.

— Чё пришел? — поинтересовалась толстуха, поправляя шампуры.

— Я как раз купаться собиралась, — тряхнула возле кустов полотенцем «лягушонка».

— Трое охранников. Из них двое постоянно торчат в будке над воротами, — отчитался Еремей. — Четверо пролетариев заняты на территории, четверо тружеников пищеблока постоянно в ресторане, половина из них женщины. И администратор — тоже юная девица. Плюс двое мужиков неприятного вида сторожат «ГАЗель», и один рыболов сидит на причале, как приклеенный. Все, расчет закончен. Пошли работать?

— Вот тебе твое мясо, — вручила ему шампур Геката, — жуй, глядя в лес, ни на что не отвлекайся. Сейчас освежусь немного, и пойдем. И волк тоже пусть отвернется, морда лупоглазая. Если я не хочу мочить купальники, это не значит, что нужно таращиться, роняя слюни.

— Просто от тебя пахнет раем.

— Убери свой длинный нос, не то нюхнешь Тартара! — посоветовала толстуха, кинула остатки одежды прямо на Вывея, чуть разбежалась и нырнула в Каму.

Двадцать семь минут спустя к охотбазе «Ни пуха, ни пера» подкатился темный «Хаммер» и настойчиво уперся высоким бампером в опущенный шлагбаум. Слева открылась задняя дверь, на воздух вышел высокий широкоплечий парень в камуфляже, широко зевнул и сладко потянулся, отошел на обочину, ковыряя носком кроссовки слежавшийся щебень. Несколькими секундами спустя из будки над воротами спустился затянутый в новенькую, хрустящую форму охранник и, поднырнув под шлагбаум, постучал в стекло водительской дверцы:

— Простите, уважаемая, но свободных мест, к сожалению, нет.

— Как это печально… — Геката опустила стекло и приподняла на лоб темные очки, а Варнак, широко зевая в сторону установленной у будки видеокамеры, понизу быстрым движением всадил иглу шприца пареньку в ягодицу.

— Ой, что это? — крутанулся охранник, посмотрел Еремею в глаза, опустил веки и стал плавно заваливаться влево.

— А-а-а, ты чего?! — громко выкрикнул леший, подхватывая свою жертву. — Парень, что с тобой?! — И он завопил в голос: — Помогите, человеку плохо!!!

Обе ипостаси богини выскочили из машины, кинулись к пострадавшему, склонились над ним. Через мгновение их нервно растолкал второй подбежавший охранник.

— Пропустите, дайте посмотреть! Гена, ты чего?

— Дышит он, дышит, — успокоил паренька Еремей, а Геката тем временем всадила и второму укол в мягкое место.

Нащупав в кармане еще шприц, Варнак быстро поднялся в будку. Третий из сторожей благополучно посапывал на диванчике за короткой полотняной ширмой.

— Солдат спит, служба идет, — похвалил его бывший лейтенант и подсобил в сем благородном деле тремя кубиками снотворного в левое бедро.

«Хаммер», шурша по щебню широкими покрышками, откатился назад, развернулся над люками канализационного отстойника и убрался через просеку под электролинией поглубже в лес. Заезжать на парковку, на глаза странным обладателям «ГАЗели», сообщники пока не собирались. Даже на территорию базы они вошли не через ворота, а вдоль реки, обогнув край сетки по чавкающему мелководью. Вывей побежал вперед, заглянул в лодочный сарай. В нем двое смертных колдовали над повешенным на станину лодочным мотором.

— Это те, что по территории должны работать, — пояснил богине леший, доставая шприцы. — Поможешь?

Вывей, подкравшись ближе, наступил лапой на развернутую укладку с инструментом. Звякнули ключи. Мотористы разом оглянулись:

— Это еще что за тварь? А ну, брысь отсюда!

Волк шарахнулся к дверям, но спустя минуту песок опять зашуршал под его лапами.

— Брысь, кому сказано! — снова рявкнул на него моторист.

Зверь испуганно выскочил за ворота, но вскоре песок зашуршал опять.

— Вот же надоедливая тварь, — посетовал один из механиков, поворачиваясь на звук. Но вместо волка увидел двух женщин в изящных коверкотовых костюмах для верховой езды: с бантиками на боковых швах и изящными белыми рюшечками, выпирающими из-под ворота.

Молодая женщина предупреждающе прижала указательный палец к губам и легонько уколола его чем-то в живот. Так, в немом изумлении, он и уплыл в туман беспамятства.

Впрочем, второй моторист не увидел даже этого.

Варнак в эти самые минуты подошел к рыбаку на причале, присел рядом на корточки и тихо поинтересовался:

— Клюет?

— Нет тут рыбы ни хрена, — недовольно ответил тот и метнул в воду добрую горсть привады из полиэтиленового пакета. — Целый день убил без толку!

— Ну, тогда ты ничего не потеряешь. — И леший вогнал дозу ему в шею.

— Проклятые комары! — попытался прихлопнуть шприц рыбак, но промахнулся. Варнак перехватил его под мышки, не давая упасть в воду, приподнял и поволок в сторону сарая.

С оставшимися работниками Геката разобралась за минуту. Того, что косил траву, молодая ипостась богини без хлопот уколола сзади — из-за рева бензотриммера он все равно не слышал, как сзади подкралась этакая неприятность. Со вторым было чуть сложнее — он рубил хворост возле бани, и видел все далеко окрест.

— Здорово у вас получается, — подойдя ближе, широко улыбнулась ему толстуха. — Можно я попробую?

— Не женское это дело, уважаемая, — остановившись, перевел дух дровосек. — Вы лучше подальше держитесь, а то поленья в стороны отлетают. Могут ударить.

— Вы такой сильный…. — не переставая улыбаться, приблизилась почти вплотную Геката и, без дальнейших околичностей, стремительно ударила смертного в солнечное сплетение. Когда тот согнулся — воткнула шприц под воротник и толкнула на поленницу: — Автоматы, автоматы. Женская косметика! Вот что точно свалит с ног любого.

На кухню пробираться Варнак не стал — просто открыл нараспашку ее заднюю дверь, ведущую к помойке. Волчьими глазами он смотрел из кустов за входом с одной стороны, а сам, приготовив шприц, прятался за створкой.

— Кто опять сквозняк устроил?! — первой возмутилась дородная повариха.

Она тяжело зашагала к выходу, потянулась за ручкой, не достала и выступила на тропинку… Еремею как раз хватило расстояния, чтобы быстро высунуть руку и впрыснуть лекарство в могучее бедро служительницы котлов и поварешек.

— Что за глупа… я… — выдохнула она и повалилась в траву.

— Семеновна! — увидел беду ее коллега, не менее упитанный, но чуть ниже ростом, в высоком колпаке и с глазами навыкате. Он выскочил, упал рядом на колени, прижал ухо к груди женщины, крикнул внутрь кухни: — Леша, Таня, сюда!

Как только он отвернулся, Варнак вколол снотворное и ему. Парой секунд спустя к дверям выскочила девушка во фраке без рукавов, в белой рубашке и черных, хорошо отпаренных брюках, замерла, растерянно глядя на лежащих поваров. Осторожно принюхалась, оглянулась, позвала:

— Леша!!! Леша, да где же ты?! Наши, кажись, отравились чем-то… Ты ничего не ел? Это не котлеты? — Она опять наклонилась, громко втягивая ноздрями воздух.

Поняв, что так просто до жертвы не дотянуться, Варнак резко высунулся из-за двери, ухватил ее за воротник, рванул на себя, а когда официантка, громко визгнув, растянулась поверх поваров, вколол ей шприц туда, куда это делать и положено.

— Осталось четверо, — подвел он итог. — Много. Еще ведь и этих нужно с глаз долой перетащить…

На возню с поварами, официанткой и газонокосильщиком, двумя охранниками и банщиком у Варнака ушел целый час, и устал он при этом преизрядно. Так что к началу девятого настроение у лешего было весьма паршивым. Вернувшись наконец-то в тихую пустую кухню, он недовольно погрохотал посудой, попинал чан с очистками, а когда на звуки никто так и не появился — пошел через ресторан в комнату администратора. Здесь он и наткнулся на молодую ипостась Гекаты, созерцающую парковку через большое панорамное окно.

— Чего скучаем? И где ты остальная?

— В гостинице. Облом с газельщиками, — пожаловалась «лягушонка». — Сунулась в номер — оказалось, что они уже оба у машины. Видать, что-то почуяли, как мы ни старались. Недостаточно тихо сработали.

Хозяева маленького грузовичка лениво прогуливались возле «ГАЗели», смотря при этом в разные стороны. Выглядело это, вроде как, невинно. Но только подобраться незаметно к ним было совершенно невозможно. То есть тихо — не убрать. А поднимать шум раньше времени сообщникам не хотелось.

— Сам ты где остальной, челеби?

— Дорогу сторожу. Времени мало остается, Геката. В любой момент приехать могут. Нужно торопиться.

— Ты о чем?

— Еще двое остались.

— Ладно, пошли…

Администраторская была густо увешана самыми разными грамотами и лицензиями. В том числе — о прослушивании поварами курса лекций о приготовлении рыбы «Фиш», о верификации манометров огнетушителей, о третьем месте по соревнованию спортивной рыбной ловли некоего г-на Леляхина и втором месте в конкурсе художественной самодеятельности вообще невесть кого. Какое все имело отношение к работе базы — было непонятно, но выглядело солидно.

За стойкой сидела круглолицая девушка лет двадцати пяти, комплекции типа «пышка», с серыми глазами и черными волосами, постриженными «в каре». Перед ней приплясывал тощий, как щепка, паренек в одежде официанта. Если бы Варнак точно не знал, что он здесь торчит не меньше полутора часов, игнорируя призывы прежних жертв, подумал бы, что парню не терпится в туалет.

— Доброго вам всем дня, — вежливо поздоровался леший. — Не подскажете, телефон не работает?

— А вы кто? — слегка изменилась в лице администратор.

— Мы ваши постоянные клиенты, — с лучезарной улыбкой вошла вслед за ним Геката. — Так телефон работает или нет?

— Вы нас извините, но все номера заказаны… — попыталась повторить улыбку богини смертная, но подражание получилось очень слабым.

— Так телефон-то работает или нет?

— Вы нас извините, мы даже готовы предоставить вам скидку…

— Это получается слишком долго, — подняла голову на Еремея «лягушонка».

— И тащить слишком далеко, — согласился Варнак, вынул длинный охотничий тесак, выделенный из запасов богини, заступил пареньку за спину и резко прижал к его горлу, вдавив в кожу так, что та едва не разошлась: — Пошли, Лешенька, со мной. А то все вы здесь такие тяжелые, словно свинец с ураном на ужин жрете! И постарайся не делать резких движений. Порежешься.

Отведя паренька в сарай и усыпив вместе с прочей компанией, леший вернулся в корпус, где Геката с удовлетворением отчиталась:

— Резервный генератор здесь, в корпусе, в комнате с трубой и отдельным входом, две бензопилы в каптерке, вход из кухни, сервер с записью камер слежения прямо здесь, под столом, но у него цикл записи одна неделя. Как раз время работы смены. Отформатировать нельзя, пароля она не знает. Срок заезда нашей группы сегодня, уже должны быть. Опаздывают.

— Кому нужен пароль? — пожал плечами Еремей. — Отформатирую винт из БИОСа, всего и делов. За бензопилы спасибо, сейчас выброшу. И генератор «грохнуть» успею. Телефон-то работает?

Девушка отрицательно мотнула головой:

— Сотовый сигнал сюда не доходит, а «пара» обычной связи еще днем оборвалась.

— Значит, ты правильный провод сдернул, — сделала вывод богиня. — Раз все выяснили, то давай… Кончай с ней, и пошли.

— Нет, нет, не надо! — взмолилась девушка. — Ну, пожалуйста, не надо! Я ведь все сказала! Я все сделала! Не убивайте меня, пожалуйста! Не надо, не убивайте-е…

— В этом нет ничего страшного, — попытался объяснить Варнак, показывая шприц. — Ты просто уснешь, и все…

Но после его слов девушка взвыла так, что спецназовец отступил и повернулся к Гекате:

— Тебя кто за язык тянул? Не могла сказать, что это просто сон? На вот, сама теперь коли. Врата Аида! Это ведь твоя функция?

— Девочка моя, — подступила к администратору богиня. — Ты понимаешь: всего того, что здесь будет происходить, простым смертным лучше не видеть, вообще.

Из глаз девушки хлынули слезы.

— Проснешься — а все уже позади… — попыталась уговорить ее Геката, но тоже не устояла перед заплаканным взглядом беззащитного существа. — Ну, и черт с тобой, тебе же хуже! Живи. Хрен с ней, челеби, не хочет так не хочет. У нас и так работы хватает. Ты где ксенон поставить хочешь?

— Один у сарая, со своим АКБ, второй за воротами — на случай прорыва — с проводами к «Хаммеру».

— Тогда пошли. А ты, — обратилась она к девице, — если захочешь сбежать, на дорогу не выскакивай, мы как раз туда направляемся. Ты тропками, через лес удирай.

В первую очередь леший нашел и замаскировал в траве за помойкой бензопилы, затем взялся за генератор. Агрегат здесь стоял мощный, четырехцилиндровый, минимум на полсотни киловатт. Сдернув два свечных колпачка, Варнак подрезал провода и вкрутил их на место, но только не полностью, а всего на пару витков. Внешне теперь аппарат выглядел безупречно, но половина «горшков» остались без искры. Устранить неисправность труда не составляло. Но вот определить ее, да еще ночью, да при жестком цейтноте — никаких шансов.

Совершив свое черное дело, Еремей вернулся в администраторскую и с удивлением обнаружил там все ту же заплаканную девушку.

— А чего ты не удрала? — не понял он.

— Вы же меня поймаете! — заскулила та. — И убьете!!!

— Вот нам делать больше нечего, как за тобой по лесу бегать!

— Так вы же манья-а-аки!

— Еще какие… — не стал спорить Варнак, подняв голову. Его волчья сущность услышала, как вдалеке, тихо тарахча дизелем, тяжелая машина застучала колесами по щебню. — Где моя подруга?

— На улице. Сидит и молчит.

Геката, похоже, сзывала из окрестных лесов послушное ей зверье.

— А вот теперь, милая моя, — сурово сообщил девушке Варнак, — начинается серьезная игра. С серьезными ставками и реальной смертью. Хочешь выжить — не делай глупостей. Кишки выпрыгнут на волю — и понять ничего не успеешь. В общем, будь паинькой. Если меня спросят, я ушел к завалу.

— Хорошо, я запишу, — жалобно всхлипнула девушка. — Вы из какого номера?

— Ты совсем сбрендила?! — не выдержал леший. — Я не из номера! Я Варнак!

* * *

Кристофер Истланд пытался смотреть за дорогой, но особого смысла в этом не имелось. Водитель, выбирая маршрут, пользовался указаниями «навигатора», а монах знал здешние места не настолько хорошо, чтобы поправлять электронного проводника. Поэтому, когда автобус свернул с темного вечернего шоссе на совершенно черный проселок, он смог только подойти ближе, глянуть на экран с мигающей точкой и вернуться назад, пытаясь вслушаться в разговор своих коллег.

— Есть большая, очень большая проблема, — объясняла Дамира Иманова. — Имея зубной аппарат, аналогичный челюстной конструкции зубатых китов, человек вместе с тем обладает пищеварительным трактом всеядных уличных крыс. Но ведь у крыс их резцы растут постоянно! А у людей — зубы хищника, которые не восстанавливаются. Вот и выходит, что, имея возможность переваривать растительную пищу, человек не способен ее прожевать. Если он начнет есть зерно, стебли, корни и листву, словно лошадь, он сточит свои зубы до пеньков всего за несколько лет!

— Допустим, — кивнул доктор Круглов. — Допустим, что вы доказали невозможность возникновения подобного парадокса в ходе эволюционного развития. Но что за прок от такой инженерной хитрости при создании существа искусственного?

— Польза очень большая, — ответила археологиня. — Если неандерталец, как вы знаете, употреблял в пищу только свежее мясо, то новое существо, Homo sapiens — то есть мы с вами — способен есть пищу, слегка подпорченную, пищу квашеную, соленую, копченую и сушеную, пищу замороженную, пищу вяленую и пищу со следами жизнедеятельности плесневых или гнилостных бактерий, может есть моллюсков, коренья, плоды и рыбу разной степени свежести, может есть траву, злаки, листья, водоросли, всякого рода личинок и червяков… По большому счету, мы способны слопать практически все что угодно, начиная от крапивы с уличных свалок и заканчивая элитной красной икрой из брюха осетровых! Вы можете назвать еще хоть один организм, столь же неприхотливый в своих потребностях? Мы можем жить в условиях скученности, дышать ядовитым воздухом и пить грязную воду, мы выживаем и в сырости, и в сухости, при повышенном и пониженном давлении, в холоде и на жаре… Какая еще нужна реклама возможностям человеческого организма?

— Вам не кажется, Дамира, что указанные вами преимущества способны оказаться решающими и в условиях банального естественного отбора? — поинтересовалась Мари Элиза.

— Что за смысл в приспособлениях, которые не могут быть реализованы в естественных условиях? — парировала археологиня. — Чтобы реализовать возможность употреблять растительную пищу, необходимы зернотерки и варочные котлы. Да и мясо после обработки усваивается лучше. Отсутствие шерсти требует защищать кожный покров одеждой. Роды в природных условиях, вне стационара, заканчиваются смертью женщины в двадцати процентах случаев. Каждая пятая роженица, оказавшаяся без медицинской помощи, умирает, мадам! Это, по-вашему, плод эволюционного развития? С другой стороны, в условиях развитой цивилизации указанные недостатки несущественны. А вот всеядность работника становится определяющей! Рождается человек всего один раз в жизни, огнем и зернотерками обеспечить его несложно. Зато его в любой момент можно перебросить из одного конца света в другой и спокойно оставить работать на подножном корму. Человек насытится и лягушкой, и птицей, и корешком, и улитками.

— Зачем брать зернотерки извне, от высшего разума? — возразил доктор Круглов. — Почему людям не сделать их самим? Невелика премудрость!

— И мы опять возвращаемся к началу! Эволюция предполагает приспособление организма к условиям, в которые он попал. Если для нормального употребления пищи нам нужны мельницы, значит, мы должны родиться в мире, где мельницы уже есть, а не наоборот! Иначе чушь какая-то выходит, а не естественное развитие. Посмотрите на тело Homo sapiens и назовите условия, к которым оно приспособлено. Тело без шерсти, рудиментарные дыхательные мышцы, дыхательное горло совмещено с пищеводом, отсутствие когтей и клыков, кожа прочно скреплена с подстилающими мышцами. Умеет надолго задерживать дыхание, рожать в воду, у младенцев есть рефлексы, прерывающие дыхание при попадании воды на лицо… Какие варианты предложите?

— Ну, прямохождение, совмещенное с повсеместным остеохондрозом, в любом случае делает из него не самого лучшего работника. Тридцать лет жизни при высоких нагрузках, не более, — покачал головой грустный австралиец.

— Человек создан работать в воде. Гидроневесомость полностью устраняет названные вами проблемы. И не забывайте, мы наблюдаем, если можно так выразиться, «пилотный проект». Конструктор воплотил в модели все задуманные достоинства, но не успел устранить недостатки. Не случись войны — и вполне может быть, что «сухопутная модель» обрела бы и шерсть, и более мощный костяк, а все мы обзавелись бы непрерывно растущими резцами.

— Не факт, — возразил Хигганд. — Генотип океанского хищника, гарантирующий нам развитый мозг, речевой механизм как особенность строения дыхательных органов, стайный инстинкт, — несет в себе в качестве побочного эффекта и одноразовые зубы. Очень может статься, что, будучи мохнатыми и длиннозубыми, как бобры, мы одновременно окажемся немыми, как рыбы, и тупыми, как овца. Вряд ли это окажется достоинством для современного биомеханизма…

Спор был длинным, непрерывным и тянулся уже больше полутора суток. Время от времени доктор Истланд принимал в нем участие, иногда терял нить рассуждений, но чаще всего его отвлекали насущные проблемы, связанные с питанием, отдыхом и санитарным обслуживанием автобуса, которое внезапно превратилось в очень большую проблему. Станций, способных выполнить эту процедуру, оказалось очень мало, и все располагались в крупных городах, пробиваться через которые приходилось по узким улицам через долгие пробки.

Вот и сейчас темная узкая дорога, уводящая глубоко в лес, беспокоила его куда сильнее, нежели особенности внутреннего строения человека. Ибо все вопросы происхождения Homo sapiens он полагал надежно разрешить уже через неделю. Самое большее — через две.

— Окна впереди светятся, — внезапно сообщил водитель. — Вон, между деревьями мелькают.

— Ну, значит верно повернули, — с облегчением сказал Кристофер Истланд и полез в карман за телефоном. Тот показал отсутствие сигнала. Впрочем, монаха, бывавшего в здешних краях не один раз, это ничуть не удивило.

Ворота базы были открыты, шлагбаум поднят. «Мерседес» въехал в «Пух и перья», прокатился триста метров по асфальтовой дорожке и остановился носом к корпусу рядом с темной скучающей «ГАЗелью». Фары погасли, двигатель замолчал. В наступившей непривычной тишине, слегка пискнув, открылась дверь салона. И первым возле нее оказался мсье Жульен Форс, строевую выправку которого не мог скрыть никакой джинсовый костюм.

Водители потрепанной машины тут же вытянулись перед ним, по очереди пожали протянутую руку, представляясь:

— Сержант Курт Мейсель, капитан.

— Сержант Альберт Штен, капитан.

— Без происшествий? — кратко поинтересовался Форс.

— Доставили чисто, капитан, — отчитался Мейсель. — Но здесь сегодня происходит что-то странное. Вечером неожиданно пропали все работники базы. Причем на газоне осталась брошенной косилка, а наш сосед по корпусу так и не вернулся в номер, хотя на причале его нет и машина на месте.

— Проверяли?

— Опасались оставить объект без охраны, капитан. Нас всего двое.

— Хорошо, — одобрил поведение подчиненных Форс и повернул голову к темному лесу, из которого послышался странный звук, словно кто-то завел маломощный высокооборотистый двигатель. — А это еще что?

— Похоже на бензопилу, капитан, — предположил сержант Мейсель. И словно в подтверждение его слов по лесу прокатился протяжный треск. Пила зазвучала снова. — Прикажете проверить?

— Подождите, — не стал торопиться Форс. — Возможно, это самые обычные работы местных лесорубов. Мсье Кристофер, вы куда?!

— На ресепшн, — ткнул палец в указатель монах. — За ключами от номеров. Мне кажется, все давно устали, хотят ужинать и спать.

— Я с вами, мсье! — нагнал его капитан. — У наших сотрудников возникло к портье несколько вопросов.

Вместе они вошли в здание с вывеской «Ресторан “Приют охотника”», повернули к стойке администратора, и доктор Истланд сходу сообщил:

— Добрый вечер, девушка. Это мы бронировали номера на вашей базе на ближайшие трое суток… Что с вами, девушка? У вас что-то случилось?

У круглолицей хозяйки уютного лесного уголка из глаз внезапно покатились большие сверкающие слезы.

— Да что с вами, милая… — Кристофер всмотрелся в бейджик на ее груди. — Милая Татьяна! Может, вам нужна помощь?

Девушка отрицательно замотала головой.

— У вас все в порядке?

Она закивала.

— Вы можете нас разместить?

Администратор снова кивнула.

— А где все работники базы? — поинтересовался Форс.

Татьяна снова громко шмыгнула носом, губы ее задрожали.

— Понятно, — лаконично ответил капитан, вышел из здания и осмотрелся. В толпе археологов, высыпавших из автобуса и ожидающих размещения, нашел одного из подчиненных, громко распорядился: — Джуттис, за мной!

Вместе они поднялись в офис охраны, заглянули внутрь.

— Русские напились и дрыхнут! — презрительно хмыкнул Джуттис.

Однако капитана такой простой ответ не удовлетворил. Он вошел в помещение, окинул взглядом темные мониторы, потрепал спящего сторожа за ногу. Когда тот не отреагировал, отдернул занавеску, проверил мужчине пульс, приподнял веко. Отступил:

— Капрал! Передайте группе приказ получить снаряжение.

— Есть, капитан! — Боец скатился вниз по ступеням и бегом помчался на парковку.

Кристофер Истланд тем временем все еще продолжал вести странный диалог с администратором:

— Я могу получить ключи? Да? Что нужно? Регистрация? Мой паспорт? Только мой? Ну, хоть это хорошо… Вот, пожалуйста. Мы можем заказать ужин? Нет? А почему? Да не плачьте же вы во имя всех святых! А хотя бы кофе я попросить могу? Могу? Небеса смилостивились надо мной! Но вы знаете, моя группа хотела бы поесть… Таня… Таня… Не рыдайте! Дайте хотя бы ключи! Я согласен на ключи, все остальное подождет до утра! Да, ключи… Спасибо большое. Спокойной ночи!

Монах вышел на прохладный вечерний воздух, облегченно перевел дух:

— Надеюсь, завтра утром эту сумасшедшую сменят! Еще одна такая беседа, и я сам сойду с ума.

Тем временем у него за спиной слабо зашелестели тени, в них загорелись десятки глаз, из сумрака банкетного зала выдвинулись вперед волки, собаки, лисы. Матерые и щенки, крупные и мелюзга, тощие и сытые — все псы окрестных лесов откликнулись на призыв своей богини.

Геката тоже была здесь — упитанная женщина в костюме для верховой езды, с пристегнутым к поясу длинным стилетом с узорчатой рукоятью.

— Молодец, девочка. Будешь паинькой, и с тобой ничего не случится.

— Что я должна делать? — еле слышно пискнула Таня.

— Ты? — Богиня пожала плечами. — Не знаю. Ну, сделай кофе, например, раз уж ты его обещала. Пусть гости наслаждаются комфортом, пока они еще живы. А то ведь скоро им будет не до того.

Администратор кивнула, выбралась из-за стойки, ойкнула при виде десятков клыков и отступила обратно.

— Девочка, — ласково обратилась к ней Геката, — я ведь плохого не посоветую. Зачем тебе вся эта маета? Еще не поздно передумать.

И она показала Тане шприц. Девушка вздрогнула, прикусила губу и, отрицательно мотнув головой, решительно вышла из комнаты в банкетный зал, чуть не расталкивая собак и волков ногами. Те не протестовали. Без приказа своей госпожи они не нападали ни на никого.

Кристофер Истланд, позвякивая охапкой ключей, вышел на парковку и замер в недоумении: из открытого фургона бодро выскакивали люди Жульена Форса: в шлемах и камуфляже, в еще не застегнутых бронежилетах и с «разгрузками» через плечо, с автоматами в руках. Возле автобуса они быстро приводили себя в порядок, прищелкивали магазины, заправляли за ухо наушники и пристраивали ко рту микрофоны.

— Мейсель, Штен! Идите и узнайте, наконец, что там за ночной древоточец завелся?! Связь каждые пять минут.

— Есть, капитан!

— Джуттис, Клейн, Робертс! Входите в дом первыми. Архипов, Марсель, Шафтер! Вы прикрываете. Если будет чисто, перенесете снаряжение внутрь.

— Есть, капитан!

— Что происходит, Форс? — не понял Истланд.

— Мы под нападением. Не выходите за пределы боевых групп, и с вами ничего не случится.

Ощетинившись стволами, первая тройка бойцов ворвалась в дом, быстро пронеслась по коридору, тыкаясь в запертые двери, вернулась назад, по узкой лестнице поднялась на второй этаж. Следом в гостиницу вошли, сбившись в кучу, священники и историки, их прикрывала вторая тройка бойцов, моментально взявшая под прицел двери и окна коридора.

Следом за буйными гостями в дом осторожно пробралась администратор базы, неуверенно окликнула:

— Господин Истланд! Я принесла ваш кофе. Вы уже выбрали номер, или мне зайти попозже?

— Спасибо, Таня, — расталкивая бойцов, вышел ей навстречу монах. — Давайте чашку, я с удовольствием выпью. Но нам нужно немного больше напитков. Примерно через полчаса, когда расположимся. Друзья, кто желает кофе, поднимите, пожалуйста, руки.

На предложение отозвались все ученые, кроме доктора Круглова, двое стрелков замыкающего отряда и сам капитан.

— Семь чашек, пожалуйста.

— Семь эспрессо через полчаса?

— Мне американо, — опустив ствол, попросил Шафтер.

— Шесть эспрессо, один американо. Хорошо. — Девушка отерла красные от слез глаза и вышла из гостиницы.

— Форс! — рявкнул доктор Истланд.

— Отбой… — смиренно признал свое поражение капитан. — Замыкающая тройка, займитесь снаряжением.

— Страшно подумать, какими идиотами мы выглядели в ее глазах! — покачал головой монах.

— Оружие держать при себе! — громко потребовал капитан. — Лучше быть живым идиотом, чем мертвым умником.

— Да хоть костер разводите! — отмахнулся монах и разжал кулаки, подняв ладони до уровня лица. — Разбирайте ключи! Пусть будет жребий, кому как повезет.

Глаза семнадцатая

Сержанты Мейсель и Штен миновали шлагбаум, двигаясь к темной махине леса.

— Прошли ворота, — доложил по рации Мейсель и включил закрепленный слева от ствола «AUG-77»[6] фонарь. Напарник последовал его примеру.

Они быстро продвигались каждый по своей стороне дороги, подсвечивая путь и одновременно удерживая все увиденное под прицелом. Преодолев расстояние около километра — как раз до первого поворота дороги, — разведчики вдруг обнаружили впереди самую настоящую стену. Четыре толстенных ствола, сваленных друг на друга поперек пути, поднимались на высоту человеческого роста, и через переплетение ветвей не было шансов пробраться даже пешему.

Правда, пеший препятствие мог хотя бы обойти. Но у машины такого шанса не имелось.

— Сэр, — немедленно доложил Мейсель. — Капитан, экспедиция в ловушке. Дорога перекрыта. Деревья свалены поперек трассы. Повторяю, дорога перекрыта деревьями.

— Вас понял. Осмотритесь. Осмотритесь на месте. Нам нужна информация.

Напарники переглянулись и стали вдоль стволов пробираться к месту, где их спилили. И тут им невероятно повезло: дровосек был еще здесь — складывал усыпанную опилками спецовку в рюкзак.

— Стоять! — Напарники резко разошлись в стороны, чтобы удерживать противника под прицелом с разных направлений и не иметь «слепых зон» обзора. — Руки за голову!

— Капитан, у нас есть пленный! — доложил Мейсель. — Мы задержали пильщика.

— Отлично! — обрадовался офицер. — Наконец мы хоть что-то узнаем о противнике. Доставьте его сюда!

* * *

От заезжих вояк во все стороны растекалось такое густое облако оружейной смазки, что впору было зажимать нос, а передвигались они с таким топотом, что проще было предупреждать о приближении, подвесив на шею колокольчик. Но гости были нужны лешему, и потому Варнак мужественно терпел, дожидаясь на пеньке в темном лесу приближения разведчиков.

Действовали те стандартно и совершенно правильно: зажали его в лучах света, доложились, после чего один продолжил удерживать под прицелом, а второй приблизился, собираясь обыскать. Но как только он закинул автомат за спину и протянул руки — из непроглядной темноты на его напарника прыгнул действительно бесшумный зверь, без колебаний вцепившийся клыками в горло. Хрип, крик, падение. Свет дернулся в сторону и запрыгал по стволам и кронам.

— Не двигаться! — рявкнул на Варнака разведчик, выдергивая оружие из-за спины, однако нож лешего оказался быстрее, войдя снизу вверх под беззащитный подбородок.

Наемников «Secopex» Еремей щадить не собирался. Ведь это были отнюдь не случайные свидетели, не мирные жители и даже вообще не граждане России. Подонки, что пришли на чужую землю, чтобы силой добиться своих целей. И которые знали, чем им это грозит. Да и по прежней жизни у спецназовца были к «псам войны» от «Secopex» кое-какие счеты.

Перевесив себе на плечо оружие, Варнак засунул в ухо динамик и стал пробираться к дороге, подсвечивая себе путь. Поправил микрофон, негромко позвал:

— Ау-у-у, капитан, ты здесь?

— Кто говорит? Представьтесь! — потребовал офицер.

— Твои остолопы уже доложили, что выезд из вашего логова перекрыт, или еще не успели? — поинтересовался он. — Имей в виду, без бензопилы и пары часов работы отсюда теперь даже я выбраться не смогу. А право работать с пилой еще нужно заслужить.

— Кто это? Передайте рацию сержанту Мейселю! Немедленно!

— А как я их различу? Они не представились, капитан. Такие вот были невежливые остолопы. Но это неважно. Тебе нужно знать другое. Вы все, дружною толпою, мне не нужны. Мне нужен привратник. Только привратник. Если вы оставите его мне, я вас выпущу. Нет — умрете вместе с ним. Думай, капитан. Даю полчаса.

* * *

— Проклятье! — Жульен Форс выдернул наушник, громко крикнул: — Робертс, Клейн, Джуттис! Вскройте все комнаты первого этажа и забаррикадируйте окна! Архипов, дверь держать под прицелом, посторонних задерживать! При попытке прорыва стрелять на поражение!

— Есть, капитан!

Сам Форс, подняв ко рту микрофон и непрерывно вызывая пропавших сержантов, быстро нашел комнату доктора Истланда, без стука вошел внутрь. Опустил рацию:

— Я потерял двух человек, Кристофер! Выезд с базы завален деревьями. Неизвестные люди вышли на наш канал и требуют передать им какого-то «привратника». Вы можете объяснить, что происходит?

— Полагаю, у нас неприятности, — отозвался доктор Истланд.

— «Неприятности»?! Мы оказались заперты в лесной глуши, неизвестно кем и без средств связи! И это вы называете неприятностями?!

— Вы же сами просили перед выездом на точку обеспечить вам лагерь в тихом безлюдном месте, дабы принять и проверить снаряжение и потренировать группы на слаженность, — пожал плечами уставший за долгий, муторный переезд монах. — Не в центре же Соликамска вы собирались выгружать доставленное оружие? Думаю, нас выследили двое… существ… и теперь намерены препятствовать работам.

— Вы ничего не говорили о возможном нападении!

— А вы полагали, археологи наняли профессиональных солдат из «Secopex» по причине своего природного страха перед мертвецами в усыпальницах, капитан? — вскинул брови монах. — Обеспечить силовую поддержку раскопок — ваша обязанность. Так что давайте, вытаскивайте нас отсюда.

— Я должен знать, с кем имею дело!

— Полагаю, одного противника зовут Еремей Варнак, а второго — просто Геката. Считайте, что они обладают экстрасенсорными способностями.

— Ну, положим, это спокойнее, нежели снайперская или минерская подготовка, — чуть повеселел капитан. — А кто такой «привратник»?

— Обратили внимание на крупного красивого мужчину, что всю дорогу молча сидел возле Дамиры Имановой и смотрел в окно? Это он. Он один знает, где усыпальница и как ее правильно открыть. Она знает, где усыпальница. Без них двоих наша миссия будет однозначно провалена. Без него — встанет на грань провала. Так что они оба являются для вас приоритетным объектом охраны. Даже я менее важен для ордена, нежели они. А платит вам орден.

В дверь постучали.

— Ваш кофе, господин Истланд.

— Татьяна? Проходите, большое спасибо… — встрепенулся монах. — У вас на подносе, вижу, еще две чашки. Одна для господина Форса, я правильно понимаю?

— Да, конечно. — Администратор поставила ношу на стол, передала чашки, удерживая за блюдечко: — Ваш эспрессо, господин Истланд. Ваш эспрессо, господин Форс.

— Танечка, — приняв напиток, как можно ласковее молвил монах, — теперь, когда вы немного успокоились, может быть, поговорим об ужине? Нет, нет, только не это! — испугался он, глядя, как стремительно набухают слезами глаза девушки. — Успокойтесь, я спрошу иначе. На вашу базу отдыха кто-то напал?

Администратор часто-часто закивала и громко всхлипнула.

— И поэтому вы не можете обеспечить нас ужином?

— Они убили всех… — еле слышно шепнула Татьяна.

— Не беспокойтесь, здесь вы в безопасности, — все так же мягко и вкрадчиво продолжил разговор доктор Истланд. — Мы не дадим вас в обиду. Мы даже знаем, кто вас захватил. Это три женщины и мужчина с собакой, правильно?

— Одна женщина, один мужчина и много собак… — поправила девушка.

— Ну да, точно, это они и есть! — довольно кивнул монах. — Я был прав.

Тут он поймал взгляд Жульена Форса, в котором сквозило, мягко выражаясь, некоторое недоумение, и торопливо поправился:

— Она просто не видела всех! Видела только одну из Гекат…

— Ау-у-у, капитан, ты меня слышишь? — внезапно ожил наушник. — Полчаса прошло.

— Еремей Варнак? — поднял к уху гарнитуру рации Форс. — Недолго тебе осталось бегать!

— Никак у нашего друга Кристофера прорезалась память? — весело хмыкнул наушник. — Тогда вот ему от меня большой привет!

Леший прислонил автоматы к деревьям так, чтобы лучи фонарей скрестились над просекой, раскрутил на тонком тросе свинцовую полукилограммовую гирьку и отпустил. Вытягивая за собой сверкающую нить, груз по правильной математической параболе взмыл вверх, потом пошел вниз уже по другую сторону линии электропередач. Трехмиллиметровый стальной трос обвис на проводах, утяжеленный с одной стороны трехлапой железной «кошкой», с другой — гирей, просыпал на землю один за другим два снопа искр и закачался в тишине: где-то на далекой подстанции выбило предохранители.

Свет на базе «Ни пуха, ни пера» дважды моргнул и погас.

— Кажется, опять отключился пакетник, — сказала девушка.

— Да нет, это явно не он, — прозорливо предположил Форс.

— Капита-ан! — позвала рация. — Капитан, полчаса прошло.

— Альфа-джет, — отдал Форс условленный приказ переключения на резервный канал, сдвинул винт регулировки и потребовал: — Капрал, доложите.

— Еще четыре комнаты. Через четверть часа закончим. В темноте очень неудобно, капитан.

— Архипов, Шафтер, заберите из фургона генератор, канистру с топливом и прожектора.

— Есть, капитан!

— Вот и вся трудность, — подвел итог стараниям Варнака Жульен Форс.

Двое наемников уже через полминуты вышли из дома и, подсвечивая себе путь «фонарными прицелами», пошли к «ГАЗели». Время от времени то тут, то там в темноте вспыхивали парные огоньки, щекотя им нервы, метались из стороны в сторону непонятные тени, но ничего опасного не происходило. Перед фургоном Шафтер закинул автомат за спину, открыл подсвеченный напарником замок — и именно в этот миг сразу со всех сторон на них безмолвно бросились десятки зверей, вцепляясь в ноги, в руки, в бронежилеты несчитанным количеством больших и маленьких клыков. Мужчины закричали от неожиданной резкой боли, один даже смог нажать спусковой крючок, выпустив длинную неприцельную очередь, но руки их, увешанные намертво вцепившимися тушками, мгновенно оказались непомерно тяжелыми, чтобы ими двигать, по столь же тяжелым ногам струйками потекла кровь, а хищники, что еще не ощутили в своих зубах живой плоти, методично перехватывали наемников то за одно, то за другое место, неуклонно подбираясь к уязвимым точкам. Сдвоенный крик боли превратился в хрип и окончательно затих.

Грохот близких выстрелов всполошил темную гостиницу. Историки, продолжавшие свой диспут в нижнем холле, кинулись смотреть, что случилось, на улицу, и застряли сразу за порогом, наткнувшись на живой полукруг из полусотни собак и волков, поджидающих добычу. Чуть позже к ученым присоединились бойцы из первой тройки, как раз закончившей заделывать окна. Наемники тут же опустили стволы, передернули затворы, но открывать огонь без команды многолетняя выучка им не позволяла.

На втором этаже капитан кинулся к окну и негромко выругался: неподвижные полоски света, выхватывающие из темноты только асфальт с неровными пятнами на нем, наглядно доказывали, что он лишился еще двух бойцов.

— Проклятье! — Жульен Форс, перепрыгивая ступени, сбежал вниз, толкнул входную дверь и замер вместе со всеми, недоуменно глядя на звериную стену.

— Нам нужен привратник… — Все стволы одновременно вскинулись на звук и выхватили из темноты юную стройную девушку, одетую в дорогой костюм для верховой езды. — Отдайте его — и останетесь живы. Или просто уходите. Кто останется вместе с привратником — умрет.

— Ты куда, девочка? — Мари Элиза поймала за рукав администратора, что, точно официантка, грациозно протискивалась вперед со своим подносом.

— Пустите, — отдернула руку Таня. — Они обещали, что, если я буду послушной, то меня не тронут. А вы все умрете. Умрете! Они колдуны, разве вы не поняли? Вы не сможете их одолеть.

Она пересекла открытое пространство между дверью и зверьем, и пошла прямо сквозь стаю, расталкивая псов ногами. И на нее никто даже не зарычал.

— Это она! — В ночной тишине голос оказавшегося позади всех доктора Истланда прозвучал, как крик. — Это и есть Геката! Она повелевает животными, но лучше всех ей удается командовать собаками. Богиня ночи, богиня Луны, богиня магии и колдовства!

— Да вы совсем умом тронулись, Кристофер!

Кто это сказал, так и осталось неведомо, поскольку куда более могучий низкий глас потряс ночь над лесной базой:

— Сгинь, отродье адово! — Священник, вздымая над головой распятие, решительно выступил из толпы. — Преклонись пред словом Божиим, преклонись пред силой Христовой! Да воскреснет Бог, и развеются враги его, и пусть бегут от него все ненавидящие. Как исчезает дым, так и они пусть исчезнут. И как тает воск от огня, так пусть погибнут бесы перед любящими Бога и знаменующимися знамением креста и в радости восклицающими: радуйся, многочтимый и животворящий крест Господень, прогоняющий бесов силою на тебе распятого Господа нашего Иисуса Христа, который сошел в ад и уничтожил силу диавола и дал нам тебя, свой честный крест, на прогнание всякого врага…

От вида распятия и пред силой молитвы волки с собаками в страхе попятились, расступаясь в разные стороны и открывая путь к своей хозяйке. Высокий и страшный обличительной своей мощью отец Дональд вскинул длань над головой девушки и потребовал:

— На колени, несчастная! На колени пред волей Господней! Кайся!

И Геката действительно упала на колени и лихорадочно стала нащупывать левую руку священника, чтобы припасть к ней губами. И даже самые отъявленные атеисты, что остались стоять у дверей гостиницы, осенили себя знамением, невольно поддавшись впечатляющей силе проповеди экзерсиста.

Девушка же поднялась, брезгливо сплюнула в сторону, закрыла израсходованный шприц колпачком и спрятала во внутренний карман. Могучая фигура отца Дональда завалилась, как подкошенный под корень широколистный борщевик. К нему тут же подскочили полтора десятка зверюшек, вцепились в сутану — в ворот, в рукава, в подол — и поволокли к реке.

— Огонь! — закричал Форс.

— Отставить! — тут же рявкнул Истланд. — Вы раните священника!

— Да не в него стрелять, в бабу!

Лучи фонарей снова скрестились на Гекате, и одновременно с этим стая у входа ринулась на людей, кусая смертных за что попало, грызя, вырывая куски мяса. Несколько коротких очередей все-таки прозвучали, но ни о какой прицельности речи уже не шло. Толпа отхлынула назад, наемники захлопнули за собой двери, пристрелив пару псов, заскочивших следом, подперли вход столом. Холл гостиницы наполнился стонами и руганью, в свете фонарей военные начали перевязывать покусанных гражданских и друг друга. К счастью, серьезных ран никто не получил, и в большинстве случаев лечение ограничивалось пластырем и тампоном, густо политым хлоргексидином.

— Я же говорил, говорил! — торжествующе выкрикнул Истланд. — Это она, Геката! Геката! Любимица собак! Ну что? Так кто из нас тронулся умом?!

— Не понимаю вашей радости, Кристофер, — оборвал его Форс. — Вместо двух маньяков в числе наших врагов оказалось полтораста собак. Чего в этом хорошего?

— Мне никто не верил! Никто! Но теперь-то, теперь вы понимаете, коллеги, на что мы наткнулись? Мы можем изучать эллинских богов живьем! Такими, как они есть!

— Скажите лучше, как их можно грохнуть? — попросил плечистый капрал Джуттис.

— Гекату не нужно «грохать»! В ней нет ничего страшного! Она повелевает ночными тварями. Днем, на свету, она потеряет половину своей силы, а собаки с волками не смогут, как сейчас, прятаться в темноте — вы сможете стрелять их издалека. Нужно просто подождать!

— Двери закрыты, до окон собакам не допрыгнуть, — оценил обстановку Форс. — Пожалуй, это будет не так уж сложно. Капрал! Ваша группа должна занять позиции у окон второго этажа и следить за обстановкой снаружи. Возьмите приборы ночного видения, с фонарями вы будете слишком заметны. Остальным предлагаю отдыхать. К вам это тоже относится, Марсель. Смените группу Джуттиса утром.

— Есть, капитан!

* * *

— Не стесняйся, девочка! После того, что случилось с базой, за лишнюю бутылку лимонада тебя уже никто не заругает!

Обе ипостаси Гекаты, юная и упитанная, сидели напротив друг друга, в креслах, забросив ноги на поставленный посередине стул, и прихлебывали «тоник» из маленьких бутылочек. Администратор пристроилась между ними чуть в стороне и не пила ничего, хотя рядом, всего в двух шагах, за стойкой бара, возвышалась целая стена самых разнообразных напитков от простой воды, даже без газиков, и вплоть до кокосового нектара ценою в бутылку шампанского. Алкоголь здесь тоже имелся — но был заперт за бронированным стеклом замком-автоматом, срабатывающим от электронных часов. Поскольку в связи с прекращением подачи питания часы встали, то вплоть до дня ремонта электролинии запой никому на охотничьей базе не грозил.

— Привет. — Варнак вошел в зал ресторана и свалил у входа две «разгрузки» и два автомата. — Фу, упарился с беготней!

Он взял с полки две бутылки минералки, открыл. Одну опустил, дав лакать Вывею, вторую опрокинул над своим ртом.

— Нашелся, извращенец! — хмыкнула «лягушонка».

— Наизголялся где-то, некромант! — еще громче захихикала толстушка.

— Ну, ты и маньяк!

— Ну, ты и зверь!

— Ну, ты и псих!

— Ну, ты и животное!

— А может, со мною пообщается кто-то один? И более вразумительно? — Опустошив первые, леший взял из бара еще две бутылки минералки.

— Скажи мне, наш маленький Фредди, ты с какого переляду всем нашим полоняникам трусы донельзя спустил? — уже в голос заржала «лягушонка».

— Они же под наркозом, чудище средневековое! — парировал Варнак. — Себя не контролируют. Зачем им потом в себя с загаженными штанами приходить? Это же невинные люди, случайные жертвы. К чему так зло над ними издеваться?

— А свечи ты перед ними поставил, чтобы лучше видно было? — давясь смехом, уточнила толстуха.

— Это не свечи, это фумигаторы! Чтобы их мошка и комары в беспомощном виде не зажрали.

— А на стенах на кой подвесил? — «Лягушонка» подвизгивала все громче.

— Чтобы они в этом самом не извалялись!

— Дай, угадаю, — продолжала стонать Геката, нервно взмахивая руками. — А глаза завязал, чтобы не стыдились, если неожиданно проснутся?

— Ну да. Они же беспомощные, изменить ничего не способны.

— Как же ты их выпускать собираешься?

— С какой нежностью, чтобы психику не повредить?

— Заботливый ты наш! — на два голоса ухохатывалась богиня.

— В реку загоню с завязанными глазами, а там пусть одеваются.

— Ты только шепотом их выгоняй, чтобы не побеспокоить.

— И с причала спихивай с ласкою!

— И нож розовым бантиком перевяжи!

— И цветочек в каждый наручник вставь.

— Ты чего, Геката? — не понял леший. — Я ведь просто облегчил людям страдания!

— Твой гуманизм беспределен, челеби!

— Твоя доброта сохранится в веках!

— Твое милосердие затмит славу Содома и Гоморры!

— Твоя сердечность будет высечена в граните! — не унималась Геката.

— А ты сама-то хоть что-нибудь сделала?

— Минус трое в доме, плюс один в сарае, — лаконично отчиталась богиня. — Можешь сходить и стянуть ему трусы.

Она громко прохохоталась и закончила устами «лягушонки»:

— Теперь гости заперлись внутри, забили окна и завалили двери.

— Хорошее начало, — передернул плечами леший. — Теперь они должны уйти, оставив привратника нам. Просто не брать его с собой. Добиться этого куда проще, чем вынуждать выпихивать жертву на заклание. Психология.

— Пусть драпают.

— Штаны только оставят.

— Ты ведь их коллекционируешь, наверно, челеби?

— Псарню свою поднимай. Пусть помогают. — Варнак решил на подколки пока не отвечать, подошел к окну, приподнял занавеску. — Дом на столбах или на ленте? Фундамент какой? Ау, администраторша, ты спишь?

— На столбах, — зачем-то всхлипнув, призналась Татьяна.

— Вот и хорошо. А то бревна пилить долго. Так, конечно, грязнее выйдет. Зато быстрее.

Он пригнулся, осмотрел окна.

Попятно, что наемники выставили охранение. Вопрос: что им приказано? Стрелять — или просто наблюдать?

Впрочем, проверить это можно было только одним путем…

Подхватив бензопилу, Еремей вышел из здания и небрежной походкой отправился к углу гостиницы, всей своей шкурой ощущая нацеленный сверху ствол. Пятнадцать секунд открытого пространства показались ему вечностью — но караульный то ли не успел получить приказа на поражение цели, то ли вообще не счел опасным парня в спецовке и без оружия.

А ведь метнись Варнак бегом — по нему бы сперва высадили обойму и только потом стали думать, что случилось?

* * *

Дом быстро затихал. Защищенные баррикадами перед входными дверьми и окнами нижнего этажа, и автоматчиками у окон в концах верхнего коридора, гражданские наконец-то успокоились и затихли в своих комнатах. В каких — Жульен Форс не уточнял. Ему поставили приоритетную цель: обеспечить безопасность некоего «привратника» и его подружки, и эту задачу офицер выполнял всеми доступными силами, сосредоточив внимание на двадцать третьем номере. Надежно перекрыть весь дом он не мог, и тот вопрос, кто, где и с кем обосновался на эту ночь, его уже не заботил.

Проверив посты, он отправился отдыхать. Упал на постель, не раздеваясь и не снимая даже бронежилета, закрыл глаза и еще долго слышал мерные шаги капрала, то поднимающегося взглянуть на подчиненных, то спускающегося вниз — проверить целостность баррикад первого этажа.

Разбудил капитана хищный оглушающий визг, раздавшийся, казалось, над самым ухом. Звук резкий и знакомый, похожий на гул мотора беспилотного разведчика. Или газонокосилки.

Тут прямо в коридоре послышалась стрельба. Капитан схватил автомат, вскочил, открыл глаза и включил фонарь, распахнул дверь — и прямо перед собой увидел звериные морды. Офицер передернул затвор, но выстрелить уже не успел — волк летел, метясь в самое горло. В последний миг Форс успел отпрянуть, ударил прикладом в нос, отступил, пнул еще кого-то ногой и наконец смог опустить ствол и дать длинную очередь, потом еще одну. В светлом пятне фонаря стало пусто — он поменял обойму, высунулся наружу:

— Свои!

— Опять! — Капрал выпустил короткую очередь вниз по лестнице. Послышался скулеж, мокрое шлепанье.

Жужжание тем временем не прекращалось, менялась только тональность, и Форс наконец-то сообразил: бензопила!

— Капрал! Что происходит?! — потребовал он отчета.

— Вскоре после последнего обхода я услышал внизу звук пилы, спустился. Мне навстречу по коридору мчались собаки. Я открыл огонь, загнал их обратно в комнату, из которой они вылезли, но тут новая стая появилась с другой стороны. Эти бросились на спину. Мне пришлось убегать наверх. Кончились патроны. Пока перезаряжал, эти твари пронеслись прямо по мне, ворвались в коридор. Спасибо Робертсу и Клейну, сожрать не дали. Потом появились вы. В общем, коридор очищен, собаки внизу, подняться снова мы им не позволим.

Конец доклада слышали уже все участники археологической экспедиции, тоже разбуженные пальбой и тоже выглянувшие в коридор.

— Здесь все, или кто-то выбрал номер внизу? — резко спросил капитан. — Проклятье! Как вы допустили, капрал, что кто-то пробрался сюда с пилой?!

— Простите, сэр, но из торцевых окон коридора вся база не просматривается. Слишком много слепых зон.

* * *

Подпол гостиницы был обшит тисненым под кирпич оргалитом, выломать который совсем нетрудно даже голыми руками. Варнак убрал один из листов, подкатился в темную щель, замер, прислушиваясь и принюхиваясь.

Сверху сочился запах оружейной смазки, и он решил не рисковать, пополз дальше. Миновал несколько балок, ощупывая каждую руками, опять остановился. Сверху кто-то посапывал, и лешему это не понравилось, он двинулся к следующему помещению. Снова прислушался.

Мерные шаги по половицам подсказали присутствие бодрствующего человека. Еремей затаился — и не зря. Мерные шаги удалились, сперва перемещаясь по полу, а потом и вовсе затихли где-то наверху. Варнак распихал в стороны мохнатые тела и морды набившихся следом зверей, на ощупь подкачал бензин в карбюратор, вытянул подсос, резко рванул на себя заводной шнур, и когда двигатель взревел, прямо над собой повел бегущей цепью вдоль балки. А потом — пропилил черту немного дальше, вдоль возникшего просвета. На голову с треском посыпались доски взрезанного пола, и собаки восторженно рванулись наверх — туда, где можно достойно исполнить волю Гекаты, которую они совершенно не отличали от своей.

Варнак тем временем переполз в другой край дома, сделал пропил там, потом вскрыл пол в третьей комнате и только после этого решил, что можно вставать и самому.

Наверху уже началась яростная стрельба — это означало, что первый этаж завоеван и битва идет за второй. Весело насвистывая, леший прошел по комнатам, осматривая открытые и вспарывая двери в запертых, пока вдруг не увидел в одном из номеров сидящего на постели мужичка, удивительно похожего на Ленина.

— Руки за голову, лицом к стене, — приказал Варнак, для убедительности добавив пиле оборотов.

Мужчина, сглотнув, подчинился.

Еремей без лишних слов вколол ему дозу в мягкое место, помог лечь обратно в постель и пошел дальше. Но больше никого не обнаружил.

— Эй, челеби? Ты как? — услышал он снаружи голос Гекаты.

А может, его услышал Вывей, кинувшийся от пролома навстречу обожаемому существу.

— Внизу нормально, но наверху пока держатся… Подожди, дай послушать… — Леший заглушил двигатель.

Волчий слух позволял ему слышать каждое слово и каждый звук с такой ясностью, словно он стоял наверху, среди собравшихся в коридоре людей.

— Что он там делает с этой пилой? — тревожилась незнакомая Варнаку женщина. — Он же уже запустил собак внутрь, чего ему еще нужно?

— Наверное, перепиливает балки, — предположил какой-то мужчина. — Когда все перережет, мы просто провалимся вниз вместе с обломками, и собаки нас легко сожрут, не отобьешься.

— Как вы можете так говорить, Джеймс! Это же ужасно! Собаки… Своими клыками… Живьем… Фу, какая мерзость!

— Он все говорит правильно, мадам. — Варнак узнал голос капитана. — Нужно прорываться и уходить отсюда. Иначе действительно сожрут, и именно живьем. Мы потеряли уже пятерых, и с ними никто не церемонился.

— Похоже, мы потеряли восьмерых, Жульен, — это уже прорезался святоша. — Я не вижу доктора Круглова и двух водителей нашего автобуса.

Варнак водителей тоже не видел. Но, похоже, неплохо слышал: кто-то с тыльной стороны гостиницы открыл окно и шуршал по стене.

Вывей, поднявшись со своего места, потрусил вокруг здания, ипостась «лягушонки» отправилась следом. Из-за угла, в слабом свете скрытой за тучами луны, они различили неясные силуэты пахнущих соляркой, спиртом и вишней людей, которые пытались добраться до земли, используя вместо веревки связанное постельное белье. И мужественно добились своего, благо высота была небольшая.

— Дезертиры, — благостно оценила их подвиг богиня и отозвала псов с пути беглецов. Зачем сражаться с теми, кто и так покидает поле боя?

Пригибаясь к земле и старательно прячась за кусты, мужчины добежали до парковки. С шипением открылась и закрылась дверь, зажегся свет салона, и беглецы запрыгали внутри, показывая неприличные жесты немногим лисам и волкам, лениво сидящим окрест на газонах и асфальте.

— Что, взяли? Взяли? Драные кошелки! Тупые червяки! — Под защитой каленого стекла и железной обшивки смертные чувствовали себя в полной безопасности. — Взяли, уродины?! Взяли, тупые скоты?

Зарычал мотор, загорелись фары. Автобус лихо сдал назад и с подвизгиванием резины по асфальту вывернул к воротам, помчался по грунтовке прочь.

— Что же они так гонят-то? — забеспокоился Варнак. — Там же завал за поворотом, они впотьмах и заметить-то его не успеют, не то что затормозить!

Впрочем, от мыслей об автобусе его быстро отвлекло продолжение разговора:

— Вы же профессионал, Форс! Так вытаскивайте нас отсюда! — требовал монах.

— Спокойнее, Кристофер, без паники. Вытащу.

— Как?!

— Не забывайте, мы на реке. Пока не погас свет, я видел причал с лодками и ангар. Возможно, в нем есть моторные катера. Или хотя бы лодки с веслами. Туда и нужно прорываться. В худшем случае сплавимся по течению до ближайшего населенного пункта.

— Да! Да! Вы гений, Форс! — оживился монах. — Вы стоите тех денег, которые мы вам платим.

— Внизу собачья стая, вы забыли? — напомнил кто-то из мужчин.

— Забросаем гранатами. Против них никакое колдовство не помогает.

— От, черт! — забеспокоился Варнак, полностью согласный с капитаном, сунул бензопилу под кровать ближайшего номера и побежал к угловому пропилу.

— Шеньшун, а ты мог бы убрать их своей волей? — вдруг услышал незнакомое имя леший и даже сократил шаг.

— Прости, но эти волки не желают мне подчиняться. Наверное, ими управляет та же сила, что и тогда, на улице. Пусть смертные сделают все сами. Это ваш мир, вы разбираетесь в нем лучше меня.

«Ага, вот и привратник!» — догадался Еремей и, нырнув в пропил, пополз к пролому в оргалите.

— Тогда поступаем так. Забрасываем низ лестницы гранатами, я и Клейн спускаемся первыми, добиваем уцелевших. Нас прикрывают Джуттис и Робертс, следом гражданские, замыкает Марсель. Расчищаем дверь, я и Клейн занимаем позицию в ней. Путь до причала открыт, будет хорошо простреливаться. Мы прикрываем, Джуттис и Робертс идут вперед и осматриваются, занимают позицию, прикрывают нас, мы все идем к ним, садимся в лодки, отплываем. Марсель, ты замыкающий! В доме следишь, чтобы никто не выскочил из нижнего коридора. При прорыве прикрываешь спину. Первые пары идут с приборами, Марсель — с фонарным прицелом. Извини, их всего четыре.

Варнак, обходя дом, мысленно посочувствовал Марселю. У прибора ночного видения обзор намного шире и дальше. Луч же фонаря высвечивает только то место, куда его направляешь, и при этом все по сторонам кажется непроглядно черным. С другой стороны, бывший лейтенант понимал и капитана. Ведь на выходе все снаряжение приходится таскать на себе, каждый грамм на счету. Приборы нужны только караульным — вот из расчета только на дежурные смены их и взяли. Девять человек — две смены по четыре бойца и командир.

* * *

— Все готовы? — в последний раз спросил Форс. — Вспоминайте, никто ничего ценного в номерах не забыл? Документы, флешки, деньги?

Глава восемнадцатая

— Геката! — окликнул богиню Варнак. — Спасай собачек, сейчас дом сносить будут. Я к сараю побегу. Наконец и до ксенонов очередь дошла. Псарню свою от причалов в траву и кустарник спрячь, а то под пули высунутся.

«Лягушонка» кивнула и издала такой звук, словно всасывала в себя воздух через плотно сжатые губы, вскинула ладони и медленно сжала пальцы. Собачки кинулись наутек, разбегаясь от лестницы по комнатам, ныряя в пропилы пола и длинной мохнатой лентой выскальзывая из пролома в подполе, чтобы столь же плотным потоком обежать административное здание и спуститься к Каме уже за лодочным сараем.

* * *

— Все всё поняли? Две боевые пары впереди, гражданские за ними, Марсель замыкающим. Никто не отстает и, упаси бог, не выскакивает вперед. Можете под пули заскочить. Приготовились…

Здание гостиницы даже слегка подпрыгнуло от двух подряд оглушительных взрывов внутри, простучав удар всеми выпрыгнувшими из пазов и улегшимися обратно бревнами. Первая штурмовая двойка сбежала вниз, выискивая в едком дыму уцелевших зверей, но никого не увидела, тут же двинулась дальше, оттаскивая от дверей заваленный креслами стол и подставку с телевизором, распахнула створки. Капитан и его напарник опустились на колено, вскинув автоматы и водя ими из стороны в сторону в поисках целей — но газон, дорожки и пляж у реки были совершенно пусты.

— Пошли! — приказал Форс.

Вторая пара помчалась со всех ног и через считанные секунды оказалась на причале.

— Капрал? — нервно дернул подчиненного по рации офицер.

— Здесь чисто! Приоткрыта дверь ангара. Мы входим!

Джуттис подступил ближе, оттянул створку на себя, Робертс скользнул вперед, стремительно осматриваясь…

— О боже! Какой ужас! Меня сейчас стошнит! Что за мерзость! Что за дрянь!

— Что у вас там происходит? — забеспокоился капитан. — Капрал, в чем дело?!

Джуттис, вслед за напарником шагнувший в сарай, тоже брезгливо зашипел:

— Вот уроды! Что за ублюдки все это вытворяют?!

— Капрал!

— Похоже, мы попали в самое логово колдунов, сэр! Какая здесь творится такая мерзостная дрянь, что вы даже не представляете! Похоже, они стаскивают сюда всю свою добычу и глумятся над трупами! Все загажено, тела подвязаны к стенам и полураздеты. Эти некрофилы явно насилуют мертвецов, сэр! Похоже, мы испортили им большой праздник своим приездом. Наверное, они насилуют трупы, а потом их жрут.

— Вот проклятье! Так там нет моторных лодок?

— Нет, капитан. Только один разобранный двигатель. Фу, меня сейчас стошнит!

— Хорошо, выходите оттуда…

— Пора, — понял Варнак и опустил клемму на аккумулятор.

Подвешенные у входа в сарай мощные ксеноновые лампы ударили в объективы приборов ночного видения и мгновенно выжгли чувствительные матрицы, превратив их в одно большое слепое пятно. Вскрикнув от неожиданности, наемники попытались сдернуть приборы, но легче им не стало — бьющие почти в упор прожектора слепили привыкшие к темноте глаза так же жестко, как и приборы. Зато мчащиеся со всех сторон волки и собаки видели ярко освещенную добычу просто великолепно.

Услышав из-за здания рев страха и боли, леший скинул клемму и с сожалением вздохнул:

— Что же они через ворота не прорываются? У меня там еще пара светильников заныкана. Жалко, зря пропадают. — Он еще раз вздохнул и скривился в усмешке: — «Река, река»! «Лодки, лодки»! А то все вокруг тупые, не догадаются!

Он повел плечами, разминаясь, и побрел вокруг административного корпуса. Было интересно послушать, что новенького затеют наемники после случившегося? Однако на полпути его перехватила богиня, негромко позвавшая из ресторана:

— Ты куда?

Леший своим волчьим слухом, естественно, ее услышал и через стену, повернул. Толстуха сидела возле стойки, обнимая Таню и ласково поглаживая ее по голове.

— Что с ней такое? — не понял Еремей.

— Спит, разумеется, — невозмутимо ответила Геката. — Кольнула я ее незаметно, вот теперь и отдыхает. А то ведь жалко девочку. Представляешь, что с ней сделают, если узнают, что она единственная все тут своими глазами видела? Всю жизнь исковеркают. Если поверят — окажется сообщницей; не поверят — получится психованной. Пусть лучше оправдывается в толпе, вместе со всеми. Ты ее в генераторную отнеси, да подопри снаружи. Тогда точно выйдет, что она ни при чем. А будет лишнее болтать — сочтут, что током ударило. И это… Не охальничай там! А то знаю я тебя, благодетеля.

— Да иди ты, — огрызнулся Варнак.

И угораздило же его так подставиться со своей придумкой! Хотел ведь как лучше, для людей, чтобы по-доброму. А вышло… А вышло так, что Геката теперь еще двенадцать тысяч лет повадится ему эту слабину вспоминать!

И главное — за что?!

* * *

Маленький отряд уже собирался срываться с места и бежать к лодкам, когда впереди вдруг ослепительно полыхнул свет, послышалось рычание и отчаянные крики умирающих в жестоких муках людей. А потом настала тишина.

Некоторое время все молчали, переваривая увиденное и услышанное, а потом Мари Элиза тихонько заплакала.

Словно в ответ на ее мысли из темноты вокруг стали выходить звери. Волки, собаки, какая-то беспородная мелочь. Все они маячили в отдалении, то садясь, то куда-то пробегая, то вдруг начиная чесаться, то укладываясь на брюхо и долго, с интересом глядя в сторону намеченных жертв.

Наемники не стреляли. Они были профессионалами, и каждый знал: запас патронов не бесконечен. Обойм в «разгрузке» хватит от силы минут на десять серьезного напряженного боя. Тот, кто тратит боеприпасы без крайней необходимости — копает себе могилу собственными руками.

— Мы умрем! — наконец высказалась хрупкая француженка. — Нас всех будут кушать эти собаки. Жевать по кускам еще живыми.

— Не будут, — холодно ответил Жульен Форс. — У нас отличная позиция, мы прикрыты спереди и сзади. На нас невозможно напасть незаметно или неожиданно. Дождемся рассвета и засветло уйдем.

— Они соберутся стаей и нападут. Всех нас загрызут. Вы не сможете убить всех. Вы не успеете убить даже нескольких. А потом они будут нас есть…

Капитан не ответил, и даже снял руку с рукояти автомата. Сложившееся равновесие его, в принципе, устраивало. Бойцы берегли патроны на случай серьезной опасности — собаки берегли жизни, не подступая слишком близко. Но, в общем, время играло на стороне людей. Скоро будет новый день, будет хорошая видимость. Днем могут приехать охотники или рыбаки — по реке или по дороге, — и осажденным удастся поднять тревогу, вызвать помощь. Так что ситуация выглядела не столь безнадежно, как казалось истеричной барышне. Серьезно — но не более. Случалось и хуже.

Варнак, немного выждав, понял: новых авантюр от жертв ожидать не приходится — нужно самим как-то их раскачивать. Однако бросать зверей под пули Гекате не хотелось, иного способа воздействия на наемников в голову пока не приходило. И потому для начала Еремей снял в сарае стойку с фарами, перенес к кустам напротив дверей, а потом осторожно, выползая по-пластунски, вытолкнул на открытое место. Вернулся к кустам и прицепил клеммы к выходам аккумулятора.

Громкий крик ярости и недовольства стал ему щедрой наградой за старания. Наемники отпрыгнули и скрылись в полуразрушенном холле гостиницы, скинули с морд оптику. Леший был уверен, что испортил еще как минимум один прибор, хотя в душе надеялся, что оба.

— По крайней мере, теперь у вас есть свет, — рассмеялся он.

Под прикрытием слепящих прожекторов подошла ближе упитанная ипостась богини, присела на огораживающий клумбу бордюр:

— Зачем вам это надо, смертные? — достаточно громко и с сочувствием спросила она. — Зачем вы ищете страдания, зачем выпрашиваете себе лишние муки? Вам все равно не устоять пред волей богов. Проявите смирение перед судьбой, облегчите свою участь. Позвольте нам исполнить свой священный долг и примите свою карму с подобающим разумным существам достоинством. Вы ничего не в силах изменить, и упрямством своим вы лишь усугубляете пытки, через которые вам придется пройти. Вам нравится страдать? Так будьте готовы, вам придется пройти через муки, несравнимые ни с чем более…

— Нет! Не нужно, стойте!

Услышав беспокойство и перебранку в стане врагов, богиня и челеби встрепенулись и вскоре увидели, как, оттолкнув монаха, к ним на свет из дверей гостиницы вышла миниатюрная женщина. Геката поднялась, быстро перебежала вправо, заслоняясь гостьей от возможных выстрелов изнутри. Та, пошатываясь и прикрываясь ладонью от света, медленно добрела до фонарей и перешагнула их, остановилась.

— Сюда, моя милая! — крепко обняла ее богиня, оттащила в сторону, чтобы не оставаться в секторе обстрела, и усадила на скамью неподалеку от ресторана. — Вот и все! Теперь все позади. Теперь ты в безопасности. Ничего не бойся.

— Я не хочу, — вздрогнули плечи несчастной. — Я не хочу в муках… Сделайте это быстро. Пожалуйста, сделайте это быстро. Я ведь сама пришла… к вам. Пусть это хотя бы случится быстро, без мучений. Без клыков и собак…

— Не бойся, моя милая. В твоей жизни больше уже не будет ничего плохого. — Геката, левой рукой обняв женщину, правой достала шприц, сдернула зубами колпачок, решительно вогнала иглу гостье в плечо и нажала кнопку поршня.

Измученная долгой нервной ночью француженка даже ничего не почувствовала. Просто тело ее обмякло, а дыхание наконец-то стало ровным и спокойным. Богиня уложила бедолагу на скамью и отступила.

* * *

— Готова, — прокомментировал Форс, осторожно выглядывая краем глаза из-за косяка. — Ну что же, она сама этого хотела. Обошлась и вправду без мук.

* * *

— Ладно, челеби, тащи ее в свой свечной сарайчик, — смилостивилась Геката. — Не хочу, чтобы комары попортили это симпатичное личико.

* * *

— Поволокли в ангар развлекаться, — отступил назад капитан. — Во что же ты меня втянул, Кристофер? Начинался разговор с раскопок в лесу, а кончается все черными колдунами, сексом с трупами и волчьими стаями вместо похоронной процессии. Если это называется археологией — то моя мама Дева Мария!

— Не богохульствуйте, Жульен. Если останетесь живы, вам будет стыдно.

— Вот именно, если останусь! — не выдержал и сам офицер.

— Посмотрите в глаза волков, пришедших отведать вашей плоти, — воодушевленная предыдущим успехом, продолжила пропаганду Геката. — Это природа, это целый мир, это воля мирозданья. Что вы способны противопоставить всему миру, несчастные смертные? Вы можете оттянуть минуты или даже часы, но все равно ваша плоть станет достоянием чьих-то желудков, ваши мечты и надежды развеются ветрами, а прах смешается с прахом, не оставив никаких следов.

— Кристофер! — опустив автомат, снова выглянул из-за косяка наемник. — Ты говорил, друг мой, что это именно она командует всеми этими собаками, волками и прочей мерзостью?

— Да, это так. Помнишь, я предупреждал, что мы имеем дело с экстрасенсами? Тогда это показалось тебе смешным.

— Повтори еще раз: именно она командует всеми этими псовыми загонами, и она может по своему желанию их остановить?

— Да!!!

— Проклятье! — Форс выглянул наружу снова. — Если так, тогда это шанс…

— Что ты хочешь сделать? — не понял монах.

— То, чего всегда хотят в таких случаях… Договориться.

— С Гекатой? Ты не понимаешь, нам не о чем говорить. Мы все хотим прямо противоположного!

Но наемник уже вышел из дверей, жмурясь от яркого света, поднял руки, удерживая автомат за ремень у ствола, потом медленно опустил «AUG-77» на землю:

— Ты видишь, я безоружен! Вот, смотри! — Он снова наклонился за автоматом, но теперь всего лишь отстегнул магазин, передернул затвор, опустил оружие обратно, снял «разгрузку» и бросил поверх ствола: — Видишь, ничего нет!

— Я что, должна умилиться? — не поняла его стараний богиня.

— Давай договоримся! — предложил капитан. — Тебя зовут Геката, как я понял? Ты величайшая из черных магов и повелеваешь всеми этими зверьми? А я — просто охранник из фирмы «Secopex», нанятый для обеспечения безопасности этих людей.

— Пес войны, — сквозь зубы сплюнул Варнак, слыша все это от ресторана. — Давить таких, давить и давить. Пока всех не прикончу, отсюда не уйду. Их выпускать не стану. Пришли за кровью — пусть передохнут!

— Какой ты нервный! — «Лягушонка» рядом с ним старательно выщипывала из штанов семена «собачек», приставшие к ней где-то за сараем. — Всех подонков не перебьешь, нам сегодня нужно дело поважнее закончить. Чтобы уж навсегда. А потом можешь их отлавливать и резать, сколько душе угодно, даже слова против не скажу.

— Говори! — предложила толстуха, подступив ближе к фонарям.

— Чего, орать будем на всю округу? — прикрыл ладонью глаза капитан. — Дай хоть взглянуть на тебя, что ли? Может, боком к свету встанем? И спокойно все обсудим, без воплей?

— Чего там обсуждать? Оставите привратника и уйдете — будете живы. Или останетесь с ним — и умрете.

— Ну, ты понимаешь, заметно понизил голос Форс, продолжая прикрывать глаза от света, — это ведь деловой заказ, нам придется платить неустойку, страховки, тратить крупные средства, фирма потеряет репутацию. И все это непонятно по какой причине…

— Что ты там бормочешь, ничего не понять?! — Упитанная ипостась сместилась в сторону и сделала несколько шагов вперед, оказавшись за линией фонарей.

— Если вы проясните причины спора и свои требования, фирма может уладить конфликт своими средствами к взаимному удовлетворению, либо как-то компенсировать вам расходы, неустойки, потери…

— Потерю всего мира? — засмеялась богиня.

— Давайте попробуем найти выход, который устроит обоих, — чуть попятился, поворачиваясь боком к прожекторам, наемник. — Чтобы и вы, и мы не выглядели полностью провалившими задание. И всем будет хорошо.

— Давай! — совсем развеселилась Геката. — Вы отдаете нам голову привратника, а сами забираете его тело. Либо наоборот. И тогда все будут довольны.

Слушая их разговор, последние уцелевшие участники экспедиции вышли из гостиницы наружу. Наемники, прислонившись к стене, опустили оружие стволами вниз. Доктор Истланд, слушая своего телохранителя, нервно теребил четки. Варнак узнал рослого привратника, стоящего бок о бок с археологиней, но вот еще двух мужчин он видел в первый раз.

— Давайте будем разумными, — подступил к толстухе Форс. — Я отнюдь не безоружен, и я еще могу попортить вам жизнь, нанести потери, причинить неприятности. Я очень хорошо умею это делать. Хотя вы, я вижу; тоже не луком шиты. Давайте найдем баланс интересов и избавим друг друга от проблем. Я ведь человек не злой. Просто у меня профессия… такая!!!

Он вдруг метнулся вперед, проскочив со стороны света, извернулся, ловя правую руку Гекаты и резко ее выкручивая, неуловимым движением выхватил нож и, оказавшись за спиной толстухи, прижал лезвие к ее горлу:

— Отзови собак! Быстро!

— Ах ты, тварь поганая! — только и охнула богиня. — Челеби прав, выжигать всех вас надо без жалости!

— Убери собак!

Однако вместо бегства все стаи, наоборот, ринулись в конус света.

— Убери собак! — пятясь от зверей вместе с нею, заорал в самое ухо наемник. — Убери! Ну, тогда сама виновата!

Форс с силой резанул женщину ножом по горлу, оттолкнул, отскочил еще на пару шагов — и вдруг понял, что стаи замерли.

— Вот и все! — Он с трудом перевел дух. — Сдохла хозяйка, успокоились и псы.

Однако убитая им женщина не упала, она повернула к нему голову, вытянула руку и попыталась что-то сказать. У нее не получилось, только кровь забулькала в разрезе на шее. Тогда Геката сжала кулак, выдернула из ножен стилет и решительно зашагала к капитану.

У Форса округлились глаза. Он начал быстро пятиться и закричал так, словно уже попал в ад и жарился на раскаленных углях. Наемник попытался отмахнуться ножом, но это были тщетные надежды. Позволив порезать себя еще раз, толстуха с силой вогнала стилет ему в глаз — да так, что острие выглянуло из затылка, — стряхнула мертвеца в сторону, пошла дальше. Наемники, спохватившись, вскинули автоматы, нажали спуск. Попадание десятков пуль отбросило богиню назад, но, едва обоймы опустели — она снова пошла в наступление, схватила ближнего наемника, еще не успевшего передернуть затвор, за горло, чуть приподняла и вогнала стилет снизу под бронежилет, несколько раз провернула, отшвырнула умирающую жертву в сторону…

Варнак отлично понимал: Геката в ярости. И опасался даже просто скосить глаза в сторону стоящей рядом «лягушонки», дабы ненароком тоже не попасть под «раздачу».

Последний из выживших наемников поднял свой «AUG», выпустил обойму одной затяжной непрерывной очередью, отпихнувшей воительницу на пару шагов назад. Но чем могли повредить богине лишние полсотни пуль? Они только разозлили ее еще сильнее.

Обойма опустела, автомат замолк. Истекающая кровью, в разодранной в клочья одежде, Геката, занося стилет, шагнула к последнему из «псов войны»… И вдруг на ее пути оказался рослый священник, вскинувший перед воплощением гнева растопыренную ладонь, другою же он вознес над головой богини христианский крест:

— Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Отцом рожденного прежде всех веков; в Свет от Света, в Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворённого, единосущного…

И тут произошло невероятное! Под его тихой молитвой Геката вся съежилась, присела и униженно попятилась, причем даже не на коленях, а на четвереньках.

— Что это творится? — недоуменно спросил юную ипостась богини Варнак — и вдруг понял, что у «лягушонки» тоже остекленел взгляд, а все тело напряглось, словно у кошки перед прыжком на зазевавшуюся крысу.

— И во имя Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, повелеваю тебе, порождение адово, дитя тьмы и отрыжка колдовства! Сгинь! Пропади! Развейся! Исчезни! — Голос наступающего экзерсиста повысился и окреп. Распятие почти уткнулось богине в лоб, другая ладонь упиралась в самое лицо.

— А-а-а-!!! У-у-у-у!!! — Геката, как от удара хлыстом, опрокинулась на спину, забилась в судорогах, громко воя и мечась, выпучив глаза и скребя землю когтями. Собаки, волки и прочая живность, насколько хватало глаз, кинулись врассыпную, и что самое ужасное — «лягушонка» рядом с Еремеем тоже упала и забилась, хрипя и пуская пену изо рта.

Леший понял, что богиню отделяют от гибели считанные мгновения. Метнувшись в близкую ресторанную дверь, он схватил оставленный у порога трофейный «AUG-77», мельком глянул предохранитель, дернул затвор, навел ствол и без доли колебаний нажал на спуск, снося убийцу его союзницы с ног длинной, на полмагазина, очередью.

Над головой что-то просвистело, и застарелый рефлекс заставил Еремея пригнуться, метнуться в сторону, снова встать, вскинув автомат и выцеливая стрелка. Но того на месте уже не было, а потому Варнак сразу отпрыгнул за косяк, тут же услышав, как в стену, в том самом месте, где он только что стоял, чмокающе впились три запоздалые пули. Наемник стрелял невероятно быстро и точно. Наверное, он продырявил бы лешего еще первой очередью, если бы не светящие прямо в глаза «ксеноны».

«Пес войны», похоже, подумал о том же самом: послышалась короткая очередь, звон стекла — и прожектора погасли.

— Черт! — Варнак перекатился к порогу ресторана, подхватил одну из «разгрузок», надел, из второй выдернул несколько обойм, сунул за пазуху, туда же отправил пару гранат, услышал вдалеке знакомый щелчок расправляющихся усиков, оттолкнулся изо всех сил обеими ногами и рыбкой нырнул вперед, распластываясь на полу ближе к стойке. Тут же у косяка грохнул взрыв, осколки хлестнули по стенкам, взрывная волна вынесла наружу ресторанные стекла, сорвала занавески, опрокинула ближние столы. Еремей подпрыгнул, перебегая за них — и тут же застучал вражеский автомат, пули которого рассыпали в столешницах множество маленьких дырочек.

— Ч-черт! — Леший метнулся дальше, выскакивая на кухню, перевел дух.

Судя по тому, как быстро определял наемник место цели, он был «в приборе». В инфракрасном спектре человек светится, как электролампочка, — не заметить практически невозможно. Видно и сквозь кусты, и сквозь окна, и сквозь листву. За углом спрячешься — достаточно кончик носа высунуть, сразу выдаст.

Засев за холодной плитой, Еремей слушал, как под подошвами наемника похрустывают камушки гаревой дорожки. Вот хруст сменился шуршанием — значит, с дорожки его враг ступил на плитки перед входом. То есть, стоит как раз в проеме.

Варнак резко поднялся и выпустил в проем остаток обоймы, тут же рванулся к выходу. Короткая очередь вслед подсказала, что тепло человеческого тела предало его и на этот раз: увидев в приборе яркий силуэт, наемник успел отпрянуть еще прежде, чем Еремей нажал на гашетку.

На ходу меняя обойму, леший выскочил через заднюю дверь и помчался вокруг корпуса. Подонок из «Secopex» расположения комнат и дверей в корпусе не знал, а значит, преследуя, будет действовать осторожно, медленно. Выскочив из-за угла, Еремей тут же метнул гранаты в выбитые окна, метясь так, чтобы они легли в разных сторонах — одна в центре зала, вторая у порога. Взрывы ахнули почти одновременно, и в воздухе появился щекотливый запах крови: похоже, наемника он таки зацепил. Но вот серьезно или нет, было неизвестно, и потому Варнак, отпрянув к дому и прижавшись к стене, внимательно прислушивался.

Шорох… Еще шорох. Тяжелое дыхание. Значит, враг еще жив. Вот только где именно скрывается? Скрип стекла ничего не прояснял — им теперь было засыпано все вокруг. Еще шорох, наемник затаил дыхание — и леший понял, что обнаружен, и сорвался с места, улепетывая, куда глаза глядят. Град пуль хлестнул по тому месту, где он только что стоял, очередь потянулась следом и резко оборвалась.

Извечная беда любого автомата — обойма всегда заканчивается в самый неудобный момент.

Прежде чем противник перезарядился, Еремей успел запрыгнуть за угол гостиницы и даже развернуться, на миг высунувшись и коротко огрызнувшись очередью в сторону врага, невидимого в темноте окна администраторской комнаты. Судя по звуку, стрельба велась именно из него.

Наемник не ответил. Значит, испугался свиста близких пуль. И значит, меняет позицию.

Варнак почувствовал себя неуютно. Как карась на сковородке. Как одинокая помидорка на опустевшем прилавке. Если подонок из «Secopexa» обойдет здание администрации со стороны ворот, то тыльная стена дома будет перед ним как на ладони. И Еремей на ней — яркий, точно личинка колорадского жука, упавшая на жирный капустный лист.

Можно, конечно, перебежать на другое место — но смещение столь четкого силуэта наемник сразу заметит, как ни пригибайся, как по земле ни стелись. Можно забиться в подпол и засесть между столбами фундамента — но и это укрытие будет светиться, подобно китайскому фейерверку. Можно забраться в дом — но и там любая позиция тут же себя выдаст ослепительным светом на общем холодном фоне.

От отчаяния Варнак высунулся и дал длинную очередь «от пуза» по всему корпусу — от окна администратора и до края ресторана, — отпрянул назад и поменял обойму.

Ему никто не ответил — то ли наемник испугался и залег, то ли уже обходил дом сзади и был в полной безопасности. И очень скоро возьмет его на прицел.

— И чего Укрон меня с кошкой дворовой не скрестил? — в бессилии прошипел Еремей. — У нее и слух и нюх, и видит в темноте лучше любого прибора!

Ему же оставалось только слушать…

И он слушал.

И вскоре услышал тихий скрежет гравия, затем равномерный шелест сминаемой медленными шагами травы.

Варнак быстро выглянул, тут же спрятался назад. Шаги сперва замерли, потом возобновились. Леший на секунду высунул из-за угла руку, провел ею сверху вниз, отдернул. И опять невидимый в темноте противник сперва замер, потом двинулся вперед.

«Ну да, все правильно, — подумал Варнак. — Он уверен, что знает, где я нахожусь, и что я его, наоборот, не вижу. А коли так, то лучше не пугать меня стрельбой по краешку высунувшегося плеча или ноги, не заставлять менять позицию, а подкрасться и подбросить под ноги гранату, чтобы решить вопрос раз и навсегда».

Он поднял автомат, выпустил две короткие очереди в сторону ресторана, подтверждая свое «незнание» местоположения врага, после чего вытянул из кармашка «разгрузки» гранату и выдернул чеку, крепко удерживая скобу.

Подождал.

Еще пять раз шелестнула под ногами наемника трава, скрипнул песок, зашуршало дерево, к которому прижались плечом. Варнак поцеловал на прощание гранату и отправил ее за угол, на те самые семь шагов, с расстояния которых и доносились посторонние звуки.

— О майн гот! — успел понять случившееся опытный убийца, а потом затянувшуюся тишину над базой разорвал завершающий оглушительный взрыв.

Глава девятнадцатая

Уже без опаски покинув укрытие, Варнак добежал до истерзанного, бесчувственного тела толстухи, взял его, перенес на скамью. Опустился возле «лягушонки», почему-то оказавшейся рядом с мертвым экзерсистом, поднял ее голову с земли, положил себе на колени, придерживая рукой, чтобы не скатилась.

— Ну, ты как? Ты жива? Тебе помочь?

— Сам знаешь, что жива, — слабо улыбнулась Геката. — Часа через два горло зарастет, и своими ножками начну ходить. Вот только пули еще дня три вылезать будут. Знал бы ты, как это противно! И больно, и выглядит, будто прорастание червяков из живота. Канал «Дискавери» смотришь?

— Нет.

— Ну, тогда «Чужого» посмотри, там личинка очень похоже из брюха рождается.

— Договорились. Специально для тебя диск куплю, вечером поставлю — пояснишь по ходу дела.

— Любопытный ты все-таки, челеби!

— Еще какой! Объясни-ка мне, бессмертная воительница, что это было? Чем это тебя мужик так пронял, что ты тут по газонам с предсмертным воем валялась? Я ведь тебя мысленно уже похоронил, красотка.

— Он показал мне «знак рода», — прошептала она.

— Чего? — не понял Варнак.

— Я же тоже создана, челеби, ты забыл? Создана убивать, уничтожать, крошить и истреблять. Стирать с лица земли любого, даже если на моем пути встанут боги. По «знаку рода» я отличаю врагов от хозяев. Те, что меня создали, кого я защищаю, кому подчиняюсь, носят этот символ. «Знак рода» сильнее меня, противостоять ему я не способна.

— Понятно, — кивнул Варнак, дотягиваясь до рукава экзерсиста. — Система распознавания «свой-чужой». Наше вооружение тоже по «своим» никогда не стреляет…

Еремей за разговором вывернул руку мертвеца ладонью наружу, но обнаружил там только черное, да еще и разодранное о стекла пятно.

«Лягушонка» широко, как умела это делать только она, улыбнулась и сложила для него изящную фигу из своих музыкальных пальчиков.

— А вот знать этой руны никому не положено. Особенно всяким мохнатым вислоухим подросткам с глупыми фантазиями. За свою жизнь я видела ее всего шесть раз. И только сегодня отделалась без проблем. Если бы монах приказал служить ему, я бы служила. Приказал бы убить тебя — я бы убила. Приказал покорить для него мир — и я бы сделала и это. Но он приказал мне сгинуть, исчезнуть. Я честно пыталась подчиниться, но у меня не получилось. Правда, до сих пор слабость во всем теле и кости ломит. Кардинал даже «скорую» уже вызвал.

— Надеюсь, пройдет? Приказ больше недействителен?

— Ну, как тебе сказать?.. Я не есть самая послушная из девочек. Хозяина нет, знака нет. Можно и «лапкой затереть». Ведь никто не узнает?

— Ай-яй-яй, как тебе не стыдно? — облегченно рассмеялся Варнак.

— Терплю с трудом, — то ли пошутила, то ли призналась богиня. — Ты можешь выполнить одну мою просьбу, челеби?

— Смотря какую.

— Если ты когда-нибудь увидишь, что я вдруг стала кому-то безропотно повиноваться, слушаться во всем, делать подарки, нежить и холить, возносить к высотам власти, искусства и знаний, — то отведи, пожалуйста, этого негодяя в тихий уголок, перережь ему горло, отруби руки и ноги, сложи все это в мешок, добавь пару тяжелых кирпичей, отвези на самое экологически чистое озеро, чтобы раков побольше, и утопи там в самом глубоком месте.

— Инструкция принята к сведению, — ответил Еремей. — Вот только… А вдруг это будет любовь?

— Ты чего, челеби, в любовь веришь? Это же полная чушь, банальный инстинкт размножения.

— А ведь я люблю тебя, моя богиня.

— А-а-а… Ну, тогда ладно, — тут же передумала Геката. — Тогда в этом что-то есть.

Погружать богиню в подробности буддистского мировоззрения Варнак, разумеется, не стал. И так, поглаживая ее волосы, он постоянно вспоминал одну очень симпатичную женщину, столь же строгую, как Геката, но чуточку менее смертоносную.

— Тебе все еще плохо? — поинтересовался он.

— Нет, мне хорошо, — ответила богиня. — Просто мне нравится, как ты меня жалеешь.

— Если ты не заметила, трехликая, то пока я тут перестрелкой занимался, привратник и трое уцелевших смертных успели удрать.

— А чего еще от них ждать? — Геката вздохнула, оперлась на его колено и присела на траве. — Но, видишь ли, тут лес на десять верст кругом — куда они денутся? Догонишь. Ты только будь поосторожнее. Как-никак, привратник тоже умеет повелевать всем живым вокруг. Растениями, насекомыми, животными. Правда, насчет животных я вроде как сильнее, и могу его старания заглушить. Все же меня создавали позднее и в более жестокие времена. Но в остальном… Он очень опасен. Зато тебя двое, у тебя звериный нюх и слух. Это очень серьезный плюс, у стража богов такого нет. И еще: уже потихоньку светает, так что не забудь винтовку и держи дистанцию. А я пойду повторять дозировку наркоза первым заснувшим и зализывать раны. Удачи!

Глава двадцатая

Запах ладана, ванили и свежей зелени, густо перемешанный с едкой пороховой гарью и чесночным толовым духом, стали надежной путевой нитью, указывающей путь беглецов: за ворота и по грунтовке, перед разбитым автобусом влево в чащу и дальше по пологим песчаным холмам, поросшим сосной, можжевельником и черными елями.

Нужно признать, уходили они с фантазией и ловкостью, временами путая след в широкие петли, обрывая его перед ручейками, очень часто перекрывали свою тропу густыми, непролазными для человека, еловыми стенами или плотным колючим можжевельником. Но трудное препятствие для двуногого смертного вовсе не останавливало сильного и ловкого, низкого и защищенного густой шерстью волка. Вывей несся вперед со всех ног, ныряя под низкий лапник, продираясь между тонкими стволами и гибкими ветвями, пробивая переплетение лозы и раздвигая крапивник. Всего через час стремительной гонки он уже настиг жертву и, перейдя на трусцу, следовал справа от небольшого отряда безоружных людей, всего в двух десятках шагов — но совершенно невидимый под зонтиками папоротников и за стволами могучих деревьев. Услышать же его легкую поступь людям и вовсе было не по силам. Варнаку оставалось лишь шагать в нужном направлении, загодя огибая приготовленные ловушки и препятствия, срезая повороты и петли, пользуясь уже разведанными бродами и переходами, нагоняя противника, местоположение которого он заранее знал.

Возможно, нагнать сильного, длинноногого и неутомимого стража богов он бы не смог. Но с нуаром шли смертные. Слабая женщина, не самые молодые ученые, которые к тому же были не в очень-то удобной одежде и не в походной обуви. А потому с каждым часом погони расстояние между ним и жертвами стремительно сокращалось. Солнце еще только-только начало согревать влажную от ночной росы тайгу, а он уже слышал впереди перед собой тяжелое дыхание людей, треск веток под их подошвами и шелест хвои, вдавливаемой узкими паркетными каблуками. Слышал сам, своими собственными ушами, а не ушами волка, который и вовсе успел уйти заметно вперед, помимо двуногой дичи высматривая себе добычу и повкуснее.

Наконец, впереди встретился более-менее открытый холм, на котором бор стоял почти совсем без подлеска. Беглецы стали подниматься на него, а Варнак вскинул «AUG» и дал очередь по кронам, так, чтобы сбитые пулями ветки и хвоя посыпались им на головы. Уже успевшие натерпеться ученые мгновенно залегли, женщина присела, а привратник, развернувшись, взмахнул руками, вынуждая молодые сосенки распушить кроны, а вековые — нагнуться навстречу врагу, закрывая стрелку обзор. Это впечатляло — противник был действительно силен.

— Если кто не понял, — громко сообщил леший, — для начала я намерен перестрелять смертных, а уже потом заняться стражем богов.

— Кто ты такой, и чего тебе нужно?! — впервые за все время тайной битвы в Соликамском лесу в разговор вступил главный герой маленькой, но очень важной войны.

— Я хочу спасти мир, привратник, — ответил Варнак. — Надеюсь, ты знаешь, что такое снайперская стрельба? У нашего друга Кристофера на рубашке расстегнулась третья пуговица сверху. Я могу прямо с этого места положить туда сразу три пули с разбросом не больше этой самой пуговицы. И ты никак не сможешь этому помешать.

Присевший было монах закрыл грудь ладонью, откинулся на спину и попытался сползти как можно ниже по склону. Привратник опять вскинул ладони, наклоняя больше деревьев, делая стену из крон еще плотнее и гуще. Он совершенно не подозревал, что Варнак наблюдает за людьми не с соседней сопки, а от елочки на два десятка шагов левее, немигающим волчьим взглядом.

— Дамира Иманова поправляет в волосах заколку. Очень симпатичную, с тремя жемчужинами. Хотя, наверное, бижутерия. Я могу пробить на ее месте небольшую дырочку. И ты никак не сможешь этому помешать.

— Хватит разговоров! — утомился страж богов. — Раз ты меня слышишь, смертный, — значит, ты мой раб. Иди сюда и посмотри в глаза мне и этим людям!

И Варнак действительно испытал сильнейшее желание кинуться к повелителю, встать перед его очами! Ноги даже попытались этот приказ выполнить — лешему стоило немалого труда сдержать этот порыв. Человек был не в силах сопротивляться приказу, но разделенное надвое сознание челеби оказалось не столь покорно повелениям нуара. Та его часть, что сидела под волчьей шкурой, не видела необходимости слушаться и сдерживала от глупости человеческую часть своей сущности. Равно как человеческая суть не позволяла зверю рабски следовать воле, порабощающей животных.

— Много хочешь, мало получишь! — зло выкрикнул Варнак и дал еще одну короткую очередь по кронам. — Это убедительно?! Или мне все-таки опустить прицел?

— Если тебе нужен я, почему ты охотишься на смертных? — вскинул руки нуар.

— Это их выбор, привратник. Мы предлагали им уйти и оставить тебя нам еще вчера, но они отказались. Они хотят умереть вместе с тобой. Но я не злодей. Если ты уговоришь их уйти, я никого не трону.

— Они согласны! — Страж богов даже не потрудился никого ни о чем спросить — и очень ошибся. Женщина тут же вскочила, вцепилась ему в руку:

— Я останусь с тобой!

— Вот видишь, — тихо, себе под нос, ответил Еремей.

— Я не хочу, чтобы ты умерла, Дамира, — пригладил ее волосы нуар.

— А я не хочу без тебя жить! И не вздумай мне это приказать!

— Прости меня, моя избранница, — поцеловал ее Шеньшун и громко ответил: — Я пойду с тобой, а они останутся!

— Нет, мне это не нравится, привратник! Ты отведешь их всех назад на базу, посадишь в лодку, и они уплывут вниз по течению, в Соликамск. Так будет лучше и безопаснее для всех.

— Нет! — решительно ответил страж богов.

— Почему? — не понял Варнак.

— Я полагаю, ты хочешь меня обмануть.

— Включи голову, посланник высших сил! — постучал кулаком себе по лбу Еремей. — Я предлагаю дать людям транспорт, возможность безопасно уплыть, скрыться из пределов моей досягаемости, из моих цепких лап. А ты требуешь бросить их здесь, в диком лесу, без тропинок и дорог, вдали от людей, среди подвластных Гекате волков и енотов, недалеко от места драки. Там, где я или моя союзница сможем легко их отловить и прикончить. И после этого я еще и обманщик? Тебя из какой глины боги сляпали, коли ты таких простых вещей не понимаешь?!

— Я все понимаю. Ты убийца, подлое существо. Тебя не может заботить безопасность моих друзей. Значит, ты затеял какой-то обман.

— М-мда… — пару секунд поколебался Варнак. — Хорошо, давай начистоту. Я знаю, ты опасный противник. Ловкий и сильный, обладающий властью. Справиться с тобой в лесу будет очень трудно. На базе место открытое, светлое, там особо не побалуешь, не спрячешься, не похитришь. Там убить тебя будет намного легче. Выбирай. Либо безопасность смертных и риск для тебя — либо риск для них, но лишние шансы у тебя. Чего ты хочешь больше?

— Нужно было сказать это прямо, убийца. Пускай в целости останутся смертные. Я отведу их назад.

— Тогда я ухожу, дабы не случилось ненужных непоняток, — сказал Варнак. — На базе ты посадишь смертных в лодку, а когда они отплывут достаточно далеко, я приду за твоею жизнью.

Добавлять что-либо еще челеби не счел нужным. Привратник и сам должен понимать: если он попытается сбежать, сядет со смертными в одну лодку — то подвергнет их очередной смертельной опасности. И какой тогда смысл выручать их в лесу? Проще бросить и спасаться прямо здесь.

* * *

Весла Геката приготовила заранее и положила на причал, чтобы лодку путники выбрали сами. А то еще заподозрят очередную ловушку… Варнак держался в стороне, стараясь не мозолить глаза. Сидел на скамеечке, любовался плывущими облаками, пока привратник прощался со своими друзьями.

Кристоферу Истланду тот просто пожал руку, кивнул:

— Я очень рад, что мне довелось встретить такого прекрасного человека, как вы. Вы очень интересный собеседник, очень знающий и умный ученый. Это очень хорошо, что вам удалось остаться в живых.

— Очень рад, что был знаком с вами, Джеймс, — пожал он руку и профессору Хигганду. — Если вы друг доктора Истланда, значит, вы тоже очень хороший человек.

Женщину привратник обнял, низко склонил голову, пытаясь шептать ей в самое ухо:

— Благодаря тебе, моя избранная, я узнал, что жизнь бывает куда лучше, чем мы о ней мечтаем. Мне очень повезло, что я смог дождаться встречи с тобой через сто тысяч лет после моего создания.

— Я хочу остаться с тобой, Шеньшун, — помимо своей воли слышал волчьим слухом Варнак. — Не прогоняй меня. Я не хочу без тебя жить.

— Не грусти, Дамира. Ничего страшного не случится. Я создан для того, чтобы защищать других. Именно это я сейчас и делаю. Это мое предназначение, в этом мой смысл, ради этого я живу. Я очень рад, что умру ради спасения именно тебя, а не кого-то из богов. Теперь прости, что я нарушаю свою клятву, но я должен дать тебе приказ. Ступай, садись в лодку и плыви с Кристофером и Джеймсом до ближайшего поселения.

— Без тебя я умру, — ответила археологиня, но воля смертной была бессильна против приказа нуара.

Она прошла на причал, спустилась в лодку и села на корму рядом с австралийцем.

— А ведь мы почти победили! — вдруг громко заявил Кристофер Истланд, уже садясь на весла. — Когда отец Рикардо опознал в Гекате древнего песьего демона, описанного в старинных хрониках, когда вспомнил, какой оберег отнимает у этого демона силы. Когда поверг им Гекату в прах… Случись это всего на час, на полчаса раньше — и наемники не позволили бы тебе его остановить! Ты слышишь, Еремей?! Тебе просто повезло! Это случайность! Против вас тоже есть оружие!

Варнак не ответил. История не знает сослагательного наклонения, и судьбы мира решает подчас доля секунды. Чуть более быстрая реакция, чуть более легкий клинок, чуть более точный выстрел… Пусть даже экзерсист и вспомнил, как учил бороться с Гекатой какой-то древний манускрипт, — он все равно опоздал. И этим сказано все.

Весла плеснули по воде, выгребая на течение. Минут двадцать страж богов, челеби и две ипостаси богини Гекаты смотрели смертным вслед, а потом лодка закачалась на неожиданных волнах и скрылась за мысом, ограничивающим бухту перед охотничьей базой.

— Они здесь, — прервала молчание «лягушонка» и положила на скамейку длинный сверток. Развязала шнуры, раскрыла. Внутри оказались три изящно изогнутых сабли с булатным рисунком и небольшой елманью[7] на каждой. Геката развела руками: — Такой комплект.

— Насколько мне известно, страж богов, ты невероятно живучее существо, — скидывая камуфляжную куртку, направился к клинкам Варнак. — И убить тебя можно, только отрубив голову. И то с трудом. Так вот должен сказать, дружище, что я и сам примерно такой же. Если голову не срубить, выживу обязательно. Посему поединок, хочешь не хочешь, придется вести на мечах. Выбирай себе клинок, привратник. Как говорят в таких случаях в кино: «Останется только один».

Шеньшун секунду подумал, потом стянул и откинул прочь тесную спортивную куртку, подошел к скамейке, поднял ближнюю из сабель, крутанул в руке, проверил балансировку, прочность на изгиб, довольно хмыкнул и отступил к гаревой дорожке, помахивая ею из стороны в сторону:

— Я могу задать вам один вопрос, смертные? Я недавно попал в этот мир и плохо разбираюсь в здешних обычаях.

— Задавай, — быстро переходя с места на место, разминал ноги Варнак.

— Вы хотите меня убить?

— Да, приятель. Ты уж извини, но так сложилось…

— И вы знаете, что для этого мне нужно отрубить голову?

— Да, провели предварительные исследования.

— И чтобы убить меня, вы даете мне в руки меч, которым я сам могу зарубить вас обоих?

— Ты понимаешь, нуар, — остановился он напротив Шеньшуна, — в нашем мире считается гнусным, подлым и мерзким убивать слабых, безоружных, пленных. Это скотство, так ведут себя только животные. Люди, имеющие в себе хоть какие-то зачатки совести и чести, так себя вести не способны. Даже в таком важном и нужном для общества деле, как казнь преступников, — и то палач считается существом презираемым, ибо лишает жизни беззащитного, сколь виновен бы он ни был. Совсем другое дело — поединок честных людей. Когда один на один, когда силы и оружие равны, и рискуют оба тоже одинаково. Это уже честный бой, вежливый и благородный, никаких обид. Пусть победит сильнейший. Ну что, начнем?

— Не очень понятно, но интересно… Начнем.

Шеньшун все еще стоял, рассматривая клинок, но Варнак решил, что уж теперь точно имеет право нападать, и решительно рубанул противника слева направо, со всей силы, чтобы гарантированно снести голову одним ударом. Однако квелый с виду нуар вдруг простенько поднял свой клинок лезвием вверх, принимая удар на него, тут же хлестнул сталью вперед, распарывая лешему грудь наискось, от левого плеча до нижних правых ребер, нанес укол в живот — но на этот раз Еремей хоть успел его отвести, равно как и новый укол в грудь… в плечо… рубящий по ногам… Укол в лицо, в руку, в шею… Нуар напирал решительно, как паровоз, и, подловив его на этом, Варнак вдруг резко метнулся влево вперед, пропуская противника, крутанулся и рубанул по основанию шеи. Страж богов, однако, пригнулся, пробежал дальше, и все, что бывший спецназовец успел сделать — так это полосонуть его обратным движением по ребрам.

— Один-один, — мстительно сообщил леший. — Были бы мы людьми, уже лежало бы два трупа.

— Надо было снять, — с сожалением взглянул на свою футболку страж богов. — Мне так трудно находить одежду в вашем мире!

— Не беспокойся, она тебе больше не понадобится.

— Все так говорят, — мрачно ответил нуар. — А я потом неделями брожу в рванье.

Варнак вскинул саблю в длинный укол, но привратник с прежней небрежной легкостью парировал бросок и мигом попытался перерубить руку в локте. Леший насилу ее спас, опустив и пригнувшись чуть не до земли, — и тут же вынужден был отражать рубящий удар сверху, потом справа, слева, справа… Он извернулся, ударил Шеньшуна ступней чуть ниже левого колена, вынудив взмахнуть руками для поддержания равновесия, и, крутанувшись, подбил своей правой ногой сразу обе его. Страж богов грохнулся оземь, но быстро откатился, вскочил. Еремей тоже был уже на ногах. Он кинулся вперед, клинки со звоном скрестились и замерли — позиции опять оказались равными.

— Никак не могу понять вашего поведения и ваших мыслей, смертные, — сообщил нуар. — То вы норовите убить быстро и тихо, незаметно, исподтишка, издалека, оставаясь в безопасности. То вот, вдруг, затеваете «честный-благородный» поединок, сильно рискуя своею жизнью. Почему? Зачем тебе понадобился этот риск?

— Люди разные, Шеньшун, — потрогал его клинок кончиком своего Варнак. — Есть среди смертных подлые, гнусные уроды, ведущие себя так, как ты сказал. Но это скорее животные, а не представители человечества. И есть те, кто ведет себя так, как это надлежит настоящим людям. Вот, например, ты. Жертвуешь собой ради других. Разве это не благородно? Значит, и относиться к тебе нужно, как к челове-е-е… — Еремей изобразил укол слева, а когда нуар попытался его отбить, сделал перенос понизу и стремительно, красиво, снайперски точно поразил в длинном выпаде сердце врага.

Нуар, болезненно охнув, взмахнул рукой, и эфесом ударил лешего в висок с такой силой, что из глаз посыпались искры. Варнак даже на какой-то краткий миг потерял сознание и пришел в себя, уже падая на траву. Тут же вскочил, помахивая клинком и выискивая взглядом врага.

Шеньшун тяжело дышал, прижимая левую руку к сердцу, но когда леший подступил к нему, тряхнул головой и решительно поднял клинок:

— Два-два, как говорят смертные.

— Смертные после этого обычно не говорят, — мрачно ответил Варнак.

— Но, даже умирая на таких поединках, они все равно хотят быть благородными?

— Это путь наверх, страж богов. Подниматься наверх всегда муторнее, чем скатываться вниз. Путь от животного к человеку куда труднее, чем обратно. Поэтому цивилизация возможна только среди благородных людей. Иначе получается звериная стая.

— Не понимаю тебя, смертный, — чуть отступив, покачал головой Нуар.

— Попробую объяснить, — на этот раз не торопился в бой Варнак. — Вот представь себе, что ты подкрался ко мне сзади, дал по голове и стащил кошелек. Потом я подкрался и ударил. Потом опять ты. Потом опять я… И что выйдет? Да ничего! Просто с каждым разом денег в кошельке будет все меньше и меньше, ибо мы их станем тратить. И так, пока мы не превратимся в голозадых шимпанзе. Чтобы стать человечеством, ни ты не должен бить меня, ни я тебя. Мы оба должны работать, создавая что-то новое. И тогда оба будем становиться все богаче и богаче. При этом мы оба не будем бояться поворачиваться друг к другу спиной. То есть, станем благородными людьми. Так понятно?

— Да! — Нуар парой коротких шагов подскочил ближе, повел саблю влево и резко, хлестко, по короткой дуге обрушил на голову лешего.

Варнак, более обученный рукопашному бою, нежели фехтованию, парировать не стал, а нырнул вперед, подсек ногу и толкнул Шеньшуна в бок, опрокидывая на землю, подскочил ближе, прижал клинок к горлу. Страж богов замер, сглотнув, чуть выждал, требовательно спросил:

— Ну?!

— Ты потерял саблю, — вздохнув, отступил Варнак. — Убивать безоружных бесчестно.

— Но ведь ты перебил на этой базе столько безоружных людей! — сев на дорожке, напомнил нуар. — Как это совмещается в твоем разуме?!

— Автоматчиков трудно называть безоружными, — ответил Еремей. — А остальные просто спят. Их укололи снотворным, чтобы не мешали на тебя охотиться.

— Благородно. — Шеньшун поднялся, подобрал клинок. — Но странно. Если ты будешь таким честным, как утверждаешь, а твой сосед постоянно станет бить тебя по голове — надолго ли хватит твоей духовной чистоты?

— Если кто-то ведет себя подло, это не повод становиться подлецом самому, — покачал головой Варнак. — Ведь если тебя покусала дворовая шавка, ты не становишься на четвереньки и не начинаешь кусаться сам.

— Получается, у подлецов всегда есть преимущество? Они могут кусаться и бить в спину, а ты нет!

— Вот тут ты ошибаешься, привратник, — покачал головой леший. — Проблема в том, что, если двуногие не признают законов благородных людей, если бьют честных донов в спину, воруют их добро, если кусаются и нападают стаей на одного — это вовсе не означает, что они сильнее. Это означает, что такими существами должна заниматься санэпидстанция. Ибо на животных законы честных людей не распространяются. Причем, в силу созидательной натуры именно благородных донов, санэпидстанция у них традиционно оказывается куда сильнее, нежели когти звериных стай. Просто иногда работа таких станций дает сбои, порождая у животных временные нездоровые иллюзии. Однако, уверяю тебя, это не навсегда.

— Увы, — развел руками привратник, — с тобой согласны далеко не все.

— О ком это… — Леший осекся, поскольку невинный, казалось, жест противника оказался смертельной ловушкой: Шеньшун резко свел руки, и его клинок со свистом разрезал воздух, направляясь точно на шею Варнака. Вскинуть свою саблю Еремей просто не успел — но хотя бы отпрянул, и только благодаря этому лезвие не снесло ему голову, а прорубило нижнюю челюсть.

Леший запрыгал, скуля, воя и захлебываясь кровью. Довольный собой привратник отступил:

— Давай, залечивай, я подожду. Выправь и держи обеими ладонями, и прижми крепче. А то встанет криво — потом уже никогда не исправишь.

Варнак, зло сверкая глазами, бросил саблю и последовая его совету.

— Какие у вас странные и запутанные обычаи, — опустив клинок, отошел к скамейке у ресторана Шеньшун. — Как вы сами в них разбираетесь? Все время друг друга режете, стреляете, взрываете, давите и топите, но при этом рассуждаете о благородстве — причем тоже как о способе убийства, однако красивом и правильном… Другая раса давно бы вымерла с такими нравами, а вы только плодитесь и размножаетесь на удивление!

— Какие ни есть, а все наши! — подала голос «лягушонка», подпиравшая плечом стену.

— И они нам нравятся, — добавила толстуха, которая уже выбросила изорванный костюм и теперь стояла, завернувшись в махровый халат, со свежим розовым шрамом на месте утренней раны.

— Мы любим и ревнуем.

— Мы миримся и деремся.

— Мы строим и взрываем.

— Мы познаем и запрещаем.

— Мы бурлим и тухнем.

— Но мы делаем это сами!

— Переживая наши чувства со всей яркостью!

— И если терпим беды…

— …то только по своей глупости.

— И мы не хотим стать безвольными покорными овцами при богах…

— …сколь великими…

— …мудрыми…

— …и заботливыми…

— …они бы ни были.

— Мы предпочтем жить вольными в грязи, чем рабами в бархате! — наконец закончила свой двухголосый монолог Геката. — И именно поэтому мы с челеби скорее умрем, чем позволим тебе разбудить твоего бога.

— Разбудить бога? — Нуар посмотрел сперва на одну, потом на другую ипостась. — Да я и не собирался этого делать!

— Ч-чего-о?!! — подпрыгивая на месте, забулькал кровью Варнак, все еще не способный связно говорить.

— Ты лжешь!!! — Сразу обе ипостаси подскочили к Шеньшуну.

Тот было вскочил, взмахнул клинком, но тут же получил от одной толчок открытой ладонью в лицо, а от другой подсечку и упал назад.

— И перестань размахивать своей дурацкой железякой! — Богиня перехватила руку и вывернула клинок из его кисти. — Ты не собираешься оживлять бога? Почему?!

— Вы знаете, дамы… — чуть ли не размазанный по скамейке, ответил нуар. — В вашем мире меня разбудили всего год назад. За это время в меня стреляли из ружья, из пистолета и автомата, из снайперской винтовки и крупнокалиберного пулемета, за мной охотились с вертолетов и на бронемашинах, в меня кидали гранаты и травили газами. Я отвечаю за судьбу своего бога, и этот безумный мир не кажется мне достаточно безопасным, чтобы приводить его сюда.

Ипостаси переглянулись, чуть отступили, и Шеньшун смог продолжить:

— А еще я смог узнать про железные танки и бронетранспортеры, про атомные и вакуумные бомбы, про самолеты, сбрасывающие десятки тонн смерти с такого расстояния и такой высоты, что разум пилотов окажется неподвластен даже моему могучему богу. Узнал про устройства для истребления, которые вообще не имеют внутри людей, а убивают всех подряд по своему разумению или следуя командам с другой стороны земного шара. Мой бог велик, он проснется, чтобы повелевать. И я очень опасаюсь, что, если кто-то из здешних мелких правителей испугается за свою власть, он неминуемо погубит господина одним из многих тысяч придуманных вами способов, половина которых неуправляема даже вами самими. Неужели вы думаете, что я подвергну жизнь бога столь огромной опасности?

Геката переглянулась снова, пожала всеми четырьмя, а может — и шестью плечами.

— Звучит убедительно, — признала «лягушонка».

— И что же ты, теперь навсегда оставишь своего бога погребенным? — спросила толстуха.

— Почему навсегда? Лет на двести. Ну, может статься, на три века. Что изменит эта жалкая отсрочка для бога, спавшего в скале сто тысяч лет?

— Ты не мог бы развернуть обоснование для своего оптимистичного прогноза? — ласково потеребила его волосы юная ипостась богини.

— Могу, — кивнул нуар. — Я много общался с доктором Истландом, а он очень умный, образованный, эрудированный ученый. Так вот, доктор уверен, что ваша цивилизация вскоре исчезнет. Люди вашего мира отвернулись от христианства и науки, они перестали рожать детей, они отреклись от своих убеждений и от труда, они отдают свои отчины и законы чужакам. Сколько сможет прожить ваша цивилизация, если перестанет делать открытия, строить новые заводы и механизмы? Кто будет в ней жить, если новые люди перестанут рождаться вовсе? Через две сотни лет весь ужас современности исчезнет без следа. Не будет ни бомб, ни пулеметов, ни танков, ни авиации, ни пушек, ни дальномеров. А только луки, стрелы и деревянные щиты. И тогда великий бог сможет в полной безопасности встать из усыпальницы и явить смертным свою волю.

— Насчет деревянных щитов ты, пожалуй, переборщил, — задумчиво ответила «лягушонка».

— Но вот атомную энергетику, высокоурожайные продукты и передовую медицину смертные и правда требуют запретить уже сейчас, — добавила толстушка.

— Но ты рано обрадовался.

— Спады и застои случались и ранее.

— А стоны про спад рождаемости я слышу уже триста с лишним лет!

— Я попал в ваш мир всего год назад, — не стал спорить Шеньшун, — и еще очень многого не понимаю. Но после общения с доктором Истландом мне показалось, что я не единственный нуар в вашем мире. Кто-то, очень похожий на меня, которого Кристофер называет «Отец Лжи», сознательно уничтожает ваш мир, устраняя из него опасные для древних богов вещи. В «Отце Лжи» нет магической силы или великой власти, он не бог и не мудрец. Но он хорошо чувствует, когда и что нужно говорить людям, чтобы они занимались самоуничтожением, веруя, будто творят добро и направляются в лучший мир. Если убедить людей отказаться от религии, которая привела их к успеху, от обычаев, которые привели их к успеху, от правил и законов, которые привели к успеху — то что случится с достижениями цивилизации? Они развеются, как дым! Каждый из маленьких шажков на этом пути кажется безопасным и даже правильным — но вот только в конце длинного пути находятся лапти, стрелы и копье. И когда этот путь завершится, наступит эра богов!

— Проклятье! — сжала кулаки толстуха, а «лягушонка» погрозила нуару пальцем: — Ты так, парень, не шути! Это мой мир, и так просто я его вам не отдам!

— Если ты не хотел оживлять бога, — прохрипел Варнак, наконец обретший голос, — то какого хрена вообще сюда приперся? Чего ты тут забыл?

— Доктор Истланд сказал, что нам нужно ехать, мы и поехали, — пожал плечами нуар.

— Ты всегда такой послушный?

— Кристофер защитил нас от нападений, когда мы вернулись из страны Тхоков. Вы ведь хотели нас убить, помните? Он спрятал нас, он вел с нами увлекательные беседы, с помощью его друзей мы заглядывали в прошлое. С ним было очень интересно, познавательно. Когда он предложил переехать в новое место, это нисколько нас не удивило. Раз возникла такая потребность — то почему бы и нет? О пробуждении богов никто не упоминал. Я смирился с тем, что сейчас поднимать их нельзя, и больше об этом не вспоминал. Моя миссия завершена, смертные. Мне больше некуда спешить и больше нечего делать. А с доктором было интересно.

— Поздравляю, привратник, — поклонился ему Варнак, — пока ты тут расслабляешься, твой приятель Кристофер собирается открыть твою гробницу без твоего ведома. Монахи из ордена Девяти Заповедей так любопытны… Пока все вокруг гвоздиком не расковыряют, не успокоятся.

Шеньшун, изменившись в лице, рывком встал, решительно огляделся.

— Ух, как ощутимо шарики с роликами в его голове закрутились! — округлила глаза «лягушонка».

— Вроде, даже хрустнуло внутри что-то, — навострила ухо толстуха.

— Ну что, челеби, подвезем мальчика до места?

— Мне кажется, вот уже семнадцать секунд, как он сидит по нашу сторону баррикад!

Эпилог

Нанятая доктором Истландом машина довезла Дамиру Иманову прямо до парадной. Монах вышел вместе с ней, крепко обнял:

— Мне так жаль… Еще раз хочу принести свои соболезнования… Вам не нужно беспокоиться, эти негодяи добились своего, и теперь больше не станут вас преследовать. Так что в квартире безопасно. Хотите, я вас провожу?

Археологиня отрицательно покачала головой.

— Не печальтесь так, Дамира Маратовна. Жизнь не закончилась, нужно учиться обходиться без него. Вам необходимо восстанавливать документы, у вас есть дом, работа… Она поможет вам хоть немного отвлечься. Я обязательно напишу. Уверен, орден поддержит меня, и вы получите приглашение участвовать в новых исследованиях. Мы вас не забудем, поддержим. Крепитесь. Искренне соболезную…

Дамира кивнула, развернулась, вошла в парадную. Медленно пересчитывая ногами ступени, поднялась к себе, долго ковырялась ключом в замке, пока, наконец, не справилась и не вошла внутрь.

— Ну вот, мы же говорили, что она все-таки приедет сюда! — заглушая шум телевизора, объявил звонкий женский голос.

— Вот только похоже, что из Перми она топала пешком.

— Шеньшун!!! — восторженно визгнула археологиня, метнулась вперед и повисла на шее стража богов. — Шеньшун, ты жив! Ты цел! Ты со мной!

— Как это романтично! — коснулась пальцем уголка глаза «деловая» ипостась.

— Челеби, обними, — шмыгнула носом «лягушонка».

— Какую из троих? — поинтересовался Варнак, и Вывей радостно завилял хвостом.

— Почему они здесь? — глядя через плечо нуара, всхлипывая и улыбаясь, спросила археологиня. — Они ведь хотели тебя убить!

— С тех пор, как я проснулся, меня пытались убить все, кого я только встретил, — пригладил ее волосы страж богов. — Я привык и больше на это не обижаюсь.

— Как хорошо, что ты есть! Господи, как хорошо, что я вернулась домой.

— Полагаю, это часа на два, — выключила телевизор толстуха.

— И никакого обеда мы от хозяйки не дождемся, — добавила «деловая» ипостась.

— Челеби, закажи пиццу, — предложила «лягушонка».

— Опять пиццу! — возмутился Варнак. — Великая и всемогущая богиня двенадцати тысяч лет от роду даже бутерброды готовить не научилась! Хоть бы яичницу пожарить попробовала, что ли?

— На сале…

— …из голоногих наглых волков.

— Ишь, какое седалище отрастил!

— Подоконника не хватает.

— И это суть покровительница домашнего очага! — воздел глаза и руки к потолку Еремей. — Ладно, схожу в кулинарию. Может там чего вкусного из ресторанной кухни найдется.

— А может, просто в ресторан? — предложила «деловая».

Пять пар глаз посмотрели на все еще обнимающихся археологиню и выкопанный ею артефакт и пришли к общему выводу:

— Нет, этих с места не сдвинуть.

— Придется накрывать стол здесь.

Когда через полтора часа неторопливые богиня и челеби вернулись в квартиру, влюбленные наконец-то смогли разжать объятия, хотя все еще и держались за руки. Дамира даже помогла раскрыть стол и расставить тарелки, вазы и фужеры.

— Шеньшун, открой шампанское, — приказала Геката. — А то Варнак алкоголь не употребляет и, ковыряя бутылку, будет корчить противные рожи.

— Я не умею.

— Учись! Тебе теперь в мире смертных еще долго мучиться, привыкай вести себя по-мужски.

— Хорошо, — согласился нуар, взялся за пробку, хорошенько дернул и отломал, сорвав верхнюю часть вместе с оплеткой.

— В коридоре стоят еще две, — невозмутимо оцепила его старания «лягушонка».

— А пока он тренируется… — продолжила «деловая».

— …проясни нам один вопрос, — закончила толстуха.

— Стоп, богиня! — оборвал Гекату Еремей. — Ты всегда так рассказываешь, что через минуту у любого с непривычки голова закружится, а через две он уже… потеряет аппетит. Давай лучше я.

«Деловая» ипостась небрежно махнула рукой: «Валяй».

— Значит, от базы мы поехали к месту раскопок…

— И что там теперь творится, на базе?! — напряглась археологиня. — Ведь должно быть расследование, да? Там все наши отпечатки!

— Ничего там не творится, — отмахнулся Еремей. — Спящие проснулись, приезжие ужаснулись, полковник Широков отчитался об обнаружении и ликвидации диверсионной группы, и даже показал журналистам захваченное у негодяев вооружение. Теперь наверняка думает, каких ему «глухарей» на залетных «псов войны» повесить, благо оправдаться они не способны? Он там столько бреда, полагаю, наслушался, что лишних свидетелей искать не станет. А вот у раскопок все так аккуратно заделано и укрыто, что комар носа не подточит. Гостей там точно не появлялось. Вы нас не просветите, Дамира, что там у друга Кристофера за планы нынче в голове, и куда он направляется? Ждать его нам в Пермском крае или не ждать?

— Не ждать, — мотнула она головой. — Нас из вашей ловушки только трое вырвалось, с голыми руками. Какие уж тут раскопки? Только домой возвращаться. Пока мы плыли в лодке, он много рассуждал, вспоминая, что про усыпальницы богов и вы, и Шеньшун говорили во множественном числе. То есть, в разных местах земного шара должны находиться другие захоронения, которые еще не вскрывались. Он надеется их найти. Доктор Истланд сильно опасается, что в Россию его больше не пустят, а гробницу Шеньшуна русские археологи будут исследовать сами. Мы, то есть. Что тайну ее существования до нового археологического сезона скрыть уже не удастся.

— Значит, смылся, — подвела итог Геката, и бутылка с обломанной пробкой внезапно выстрелила в потолок, выдав слабо шипящую пену. Все рассмеялись, Дамира стала разливать вино. Очевидно, любимый ее доверия в этом вопросе еще не заслужил.

— И что теперь? — спросила археологиня, поднимая бокал.

— Теперь все, — ответила «лягушонка».

— Ты подделаешь отчет экспедиции, — предсказала «деловая» ипостась.

— Могильник будут считать изученным, — добавила толстуха.

— И не представляющим ценности.

— Хотя государство возьмет его под охрану.

— И может быть…

— …даже повесит табличку.

— Ты, однако, все равно будешь следить…

— …дабы никто из любопытных не сунулся туда с новыми раскопками.

— И решительно такие попытки пресекать.

— А нуар будет следить за тобой…

— …днем и ночью.

— Любить.

— Холить.

— Ласкать.

— Носить на руках.

— Беречь от невзгод.

— Целовать.

— Баловать.

— Восхищаться.

— И снова любить.

— Но ты особо не обольщайся.

— Ведь ни твои глаза…

— …ни твои руки…

— …ни твои губы…

— …ни даже священная для него усыпальница тут будут совершенно ни при чем.

— Он просто иначе не умеет…

— …любить…

— Ой, мама! — дернулась на стуле и потерла пальцами виски Дамира. — Голова закружилась…

— Ну, а я отправлюсь в Европу, — продолжила Геката устами «деловой» ипостаси. — Шеньшун намедни высказал одну очень интересную мысль. Вдруг он прав, и в моем мире завелся какой-то «крот»? В общем, нужно хорошенько поискать. И, может быть, кого-то шлепнуть. Ты мне поможешь, челеби?

— Само собой, Геката. Но сперва навещу одну смертную. Она, конечно, меня не раскапывала… Но без нее мне все равно чего-то внутри не хватает. Хотя от своей клятвы Укрону я не отрекаюсь, фария. Телефон всегда со мной, богиня. Просто позвони.

— Постойте! — вскинулась археологиня. — Так ты что, и есть та самая богиня Геката? Разве тебя не выдумали? То есть, ты настоящая? Та самая? Которой поклонялись греки втайне от самих себя? Которой строили храмы коринфяне, римляне и египтяне?

— Уж какая есть, — развела руками толстуха.

— Значит, тебя не выдумали? — повторилась Дамира. — То есть, я хочу сказать, а откуда ты тогда появилась? А где остальные боги, кто они?

— Геракл сын Зевса, Персей сын Зевса, Гермес сын Зевса, Загрей сын Зевса, Исаион сын Зевса, Карпос сын Зевса, Лакедемион сын Зевса, Пеласг сын Зевса, Сабасий сын Зевса, Сарпедон сын Зевса, Тантал сын Зевса, Эак сын Зевса… — «Лягушонка» остановилась и уточнила: — Тебя вообще кто из самцов больше интересует?

— Ты чего, обиделась, что ли? — не поняла археологиня.

— Думаю, что она вообще единственная реальная из древних богов, — ответил за союзницу Варнак. — Но вся слава всегда достается мужчинам. Даже если для этого их приходится выдумать.

— Ничего я не обиделась, — наконец высказалась «деловая» ипостась.

— Без мужиков тоже было бы скучно, — закончила ее мысль толстушка.

— Но если ты единственная — то как ты возникла, где родилась, откуда пришла? — засыпала ее вопросами Дамира.

— А надо ли вам знать это, смертные?

— Конечно, надо, очень интересно! — в один голос подтвердили и Варнак, и археологиня, и даже нуар.

— Нет в рождении богов ничего возвышенного и прекрасного, — отпила пару глотков шампанского Геката. — Я помню только страх, невыносимый животный ужас — вот что такое мое начало. Вам этого не узнать, смертные, для вас все начинается со счастливого, беззаботного детства. С вами нянчатся, играют, сюсюкаются, кормят. А ты, страж богов, из того времени сумел вовремя сбежать, спрятавшись в свою каменную вакуоль. Война прошла мимо тебя. А меня создавали именно для нее.

«Лягушонка» отпила из бокала еще немного, и вместо нее продолжила толстуха:

— Ты возникаешь в родовом стебле, и просыпаешься в тот миг, когда он исторгает тебя наружу, отрывая от тела свои поры, через которые питал соками все время выращивания. Просыпаешься от боли, кричишь, вскакиваешь, еще не понимая… Да вообще ничего не понимая. Ты видишь сразу три места, но тебе это кажется нормальным. Ведь ты не знаешь, что бывает по-другому. В одном месте дают еду, в другом воду, в третьем ведут на воздух, и ты ощущаешь, как бьются окрест десятки и сотни собачьих сердец. Солнце, небо, тепло и холод — все впервые. Но ты видишь нуара со знаком рода, испытываешь потребность повиноваться и слышишь приказ. Приказ ясный и подробный. И понятный. Ведь с какой-то частью знания ты уже родилась, а что-то начинаешь понимать, осматриваясь, дыша, наедаясь.

Рассказчице потребовалось промочить горло, и повествование продолжила «лягушонка»:

— Вся моя жизнь от рождения и до первого похода составила всего восемь дней. Возможно, срок оказался бы и короче, но ровно столько составил путь от родового стебля до походной колонны. В ней были огромные зубастые ящеры и ящеры с небольшими зубастыми головами на длинных шеях, были огромные мохнатые звери, оседланные стражами, были ящеры, покрытые перьями и имеющие тяжелые мощные крылья. Я и еще много подобных мне фарий вели собак. Мы призвали всех подряд, до которых могла дотянуться наша воля, и гнали их вперед. Не знаю даже, были они тоже выращены богами — или просто дикими, прижившимися. Я была слишком молода, неопытна и бестолкова, чтобы даже задумываться об этом. Я знала только приказ, свою обязанность: когда появится враг — своей волей посылать псов в схватку, дабы они помогали ящерам сражаться, догрызали упавших врагов, рвали ноги живым. Не самая большая польза, не самое важное поручение. Как я понимаю сейчас, важнее был второй приказ: когда ворвемся на земли врага, рассылать собак, чтобы они раскусывали яйца в гнездах, загрызали детенышей, убивали беззащитных работников. Истребляли, опустошали, уничтожали. Битвы не были нашей задачей. Сражались ящеры с ящерами, драконы с драконами, боги с богами. А мы за их хвостами вычищали земли от всего, что могло оказаться полезным врагу.

— С кем вы сражались? — полушепотом спросила Дамира.

— Я не знаю, смертная, — печально покачала головой «деловая». — Я родилась, мне дали приказ, я его исполняла. Мне не говорили, почему, кого и зачем. Помню лишь то, что мы шли на юг, останавливаясь только для еды и сна. Ящеры пожирали мохнатых зверей, после чего мы срезали себе куски оставшегося на костях мяса, а остатки догладывали собаки. Как сейчас помню, они были почти счастливы. Они обожали нас, фарий, и наедались каждый день парного мяса почти до отвала.

— Потом появились драконы с длинными клювами, — вздохнула толстуха. — Они кидались на колонну и пытались схватить тех, кто мельче: нас, стражей или собак — или норовили поранить ящеров. Но у них получалось плохо, потому что их часто ранили наши защитники с пастями на длинной шее, и драконов гибло больше, чем они успевали схватить сами.

— А на третий день приплыл виан, — опять заговорила «лягушонка». — Это такое растение. Оно огромное, как облако, и умеет летать так высоко, что с него видно всю землю от края и до края. Боги создали его, потому что хотели добраться до звезд. Виан умеет выдыхать в себя такой легкий воздух, что взлетает сам. Боги при этом прячутся в корнях растения и смотрят вокруг. Этот легкий воздух горюч, и когда началась война, боги научили вианы горючий воздух утяжелять.

— Про вианы нам не говорили, — покачала головой толстуха.

— И первый раз мы не боялись, — вспомнила «деловая».

— Он пролетел над колонной и вылил на нас свой жидкий огонь, — закончила «лягушонка». — Мы все горели, очень долго и больно. Мучились все тела, даже те, что были спрятаны богами. Это оказалось страшно. Тогда умерли все мохнатые звери, все смертные, многие стражи, много собак. Но много и уцелело. Они ведь маленькие и прятались у ящеров под брюхом. Потом виан снова вылил огонь, и погибли все, кроме фарий и челеби. Мы были все обуглены, покрыты черной коркой, без волос и кожи, и с трудом шли вперед. Прилетевшие к нам в помощь драконы напали на виан, на них напали чужие драконы, все убивали и пожирали друг друга, а новый виан плыл к нам. Тех, кто разбегался в страхе, хватали драконы, а тех, кто жался к змееголовым, поливало огнем. Приказ все равно оставался прежним, и мы шли… Потом меня схватил дракон и стал есть, а его ухватил змееголов, и тоже стал есть, и было очень больно… А потом я умерла. А потом очнулась. На дороге. Одна. И пошла назад, к своим богам. Идти оказалось далеко, но очень сытно. Весь путь был усыпан хорошо запеченным мясом. В тушах. В тушах самой разной величины.

— Вы хотели знать, как я родилась? — спросила толстуха. — Я появилась именно оттуда — я из рожденных для смерти. Я из тех, кто создан только для того, чтобы сразу заживо сгореть. Или вы хотите знать, какими были войны богов? Так вот, никаких фей, ангелов и лучезарных Зевсов там не наблюдалось.

Судя по горечи в словах, память о пережитом все еще продолжала рвать сердце древней богини.

— Боже мой, бедная моя, как же тебе досталось! — Дамира внезапно полезла обниматься к «деловой» ипостаси, сунула ее голову к себе в плечо. — Прости, я не знала. Я не знала!

— Ничего, — руками «лягушонки» Геката забрала у себя «деловой» бокал с шампанским. — Потом стало немного легче.

— И чем там все закончилось? — поинтересовался Варнак.

— Если вкратце, то все умерли, — ответила толстуха.

— Но ты же жива!

— Ну, это уже отдельная, долгая и никому не интересная история.

— А ты что, куда-то торопишься? — подмигнул ей леший. — Если ловить второго нуара — то пара сотен лет туда или сюда все равно ничего не изменит. Давай, не кокетничай. Мы же все сейчас умрем от любопытства!

— Как ты попала к людям, Геката? — разжав объятия, атаковала богиню со своей стороны археологиня. — Когда это было? Где?

— И кто победил в этой войне? — поинтересовался нуар.

— Шанс на победу пока остается только у одних, — скривилась богиня. — У тех, кто лежит в усыпальнице и ждет своего часа подняться. Остальных просто смыло! Всему миру досталось так, что даже челеби и мы гибли миллионами, а боги — существа куда более хрупкие…

Варнак кивнул и наполнил все фужеры трехликой свежим шампанским.

— В общем, когда я вернулась, меня оставили при полях высокогорья, — взяв бокал, продолжила свой рассказ богиня. — Обязанность моя там была простой: при появлении драконов или иных летающих ящеров скармливать им собак. То есть не просто скармливать — а заставлять псов глотать большой кулек яда, а потом выскакивать на открытое место. Все летающие существа очень сильно устают, и поэтому всегда невероятно голодны. Хватают все подряд. Их, если нет серьезных битв, для того и посылают: разорять земли врага, пожирая работников и молодняк. Когда они видят собаку, то заглатывают сразу. А потом, по пути домой, умирают. Еще на тех полях я охраняла бога. Одного из старых. Должна была при опасности спасти его от драконов, отдав на съедение вместо бога собак или себя, или сразиться за него, если случится иная беда. Бог был мудр и очень говорлив. Ему хотелось воспитывать учеников, но вся молодежь занималась войной. Вот он и рассказывал мне все, что только знал. Куда больше, чем я могла понять своим еще слабым разумом. Так что особых откровений от меня не ждите, я всего лишь фария. Рабыня мудрых, повелительница смертных. Очень хотите узнать, каким был мой путь? Ладно, слушайте. Может, что-то из моего опыта пригодится и вам.

Автор ссылается на исследования доктора Марка Стонекинга (Mark Stoneking) из института Макса Планка.
Одно из имен Будды.
Парасанг — считается, что древнеегипетский парасанг составлял чуть больше 6 км. Предполагается, что это расстояние, которое пешеход проходит за один час.
Имеется в виду труд Жоржа Кювье «Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара» (1825 г.).
Шкала прочности материалов из десяти позиций, предложена в 1811 году немецким минералогом Ф. Моосом. Если испытываемый кристалл можно поцарапать минералом с твердостью n+1, а сам он царапает минерал с твердостью n, значит, его твердость H по Моосу имеет значение n < H < n+1.
Штурмовая винтовка фирмы «Штейр».
Расширение в боевой части клинка, предназначенное для его утяжеления.