Первоначальный вариант романа «Маяк на краю Света».

Жюль Верн

Маяк на далеком острове

Глава первая

НАЧАЛО

Солнце вот-вот должно было исчезнуть за линией, разделяющей небо и море, и горизонт на западе сузился до четырех-пяти лье.[1] Погода стояла прекрасная. В противоположной стороне неба несколько небольших облачков то тут, то там поглощали последние лучи, которые вскоре не замедлят угаснуть в сумеречной тьме, довольно продолжительной на столь высокой широте: 55° Южного полушария.

В тот момент, когда от солнечного диска осталась лишь верхняя часть, на борту сторожевого корабля «Санта-Фе» раздался пушечный выстрел и на грот-мачте взвился, разворачиваясь на ветру, флаг Аргентинской Республики.

Одновременно вспыхнул яркий свет на вершине маяка, построенного на расстоянии ружейного выстрела от береговой линии узкого залива Эль-Гор,[2] где стоял на якоре «Санта-Фе». Смотрители и рабочие, команда корабля, собравшаяся на носу судна, длительными рукоплесканиями приветствовали первый огонь, зажегшийся на этом отдаленном побережье.

В ответ прогремели два других пушечных выстрела, несколько раз прокатившихся громким эхом по окрестностям. Флаги сторожевика были приведены в соответствие с требованиями, предъявляемыми к военным судам, и тишина вновь воцарилась на острове Эстадос,[3] расположенном в краю, где встречаются воды Атлантического и Тихого океанов.

Рабочие отправились на борт «Санта-Фе», чтобы провести там последнюю ночь. На берегу остались лишь два смотрителя, а их третий товарищ уже нес вахту на маяке.

Мужчины не сразу направились к себе. Они разговаривали, прогуливаясь по берегу.

— Что же, Васкес, — сказал младший, — завтра сторожевик выйдет в море.

— Да, Фелипе, — ответил Васкес. — Надеюсь, что переход не будет тяжел и «Санта-Фе» вернется в порт.

— Это так далеко!

— Ну, обратный путь не длиннее, чем сюда, дружок.

— Я так и предполагал, — рассмеялся Фелипе.

— Эх, мой мальчик! — продолжил Васкес. — Иногда больше времени занимает путь к цели, чем возвращение, если только не дует попутный ветер!.. В конце концов, полторы тысячи миль[4] — пустяки, если на корабле механизмы в порядке, а паруса целы.

— К тому же капитан Лафайате хорошо знает маршрут…

— Который совершенно прям, мой мальчик. Нужно взять курс на юг, чтобы добраться до острова, и держать его на север, чтобы вернуться. А если ветер будет продолжать дуть с суши, то корабль окажется защищенным со стороны берега и будет плыть, словно по реке Рио-де-Ла-Плата или по какой-либо другой.

— По реке с одним берегом, — возразил Фелипе.

— Не важно, если она добрая, а она всегда такая, если дует попутный ветер!

Как видим, Васкесу нравилось разговаривать со своим товарищем в таком шутливом тоне.

— Разумеется, — ответил тот, — но если ветер переменится…

— А вот это уже нежелательно, Фелипе. Но надеюсь, что такого с «Санта-Фе» не случится и уже через две недели он бросит якорь на рейде Буэнос-Айреса. А вот, например, если ветер задует с запада…

— Он не найдет укрытия ни со стороны суши, ни со стороны открытого моря.

— Точно говоришь, мальчик. Огненная Земля[5] или Патагония[6] — ни единой морской стоянки![7] Придется брать курс в открытое море, если не хочешь, чтобы корабль выбросило на берег!

— Но всё же, Васкес, мне кажется, что хорошая погода простоит еще долго.

— Я тоже так считаю. Сейчас самое начало теплого времени года… Иметь впереди три месяца — это уже кое-что…

— К тому же работы, — ответил Фелипе, — были выполнены в срок.

— Знаю, мой мальчик, знаю. Погода здесь в декабре такая же, как в Северном полушарии в начале июня. Теперь они уже налетают реже, эти внезапные шквалы, которые бесцеремонно бросают корабль в открытое море и срывают с вас зюйдвестку![8] Но как только «Санта-Фе» окажется в порту, пусть ветер дует и беснуется, как ему хочется… Нет оснований опасаться, что наш остров уйдет под воду вместе с маяком!

— Конечно, Васкес. Впрочем, сторожевой корабль вернется с нашей сменой…

— Через три месяца, Фелипе…

— Да, через три месяца и обнаружит остров на своем месте.

— И нас на нем, — ответил Васкес, потирая руки и выдыхая густой клуб дыма из трубки. — Видишь ли, мой мальчик, здесь мы находимся не на борту корабля, который ураган крутит и вертит. Или же если это и корабль, то он прочно стоит на рейде у самой оконечности Америки и не собирается срываться с якоря!.. Согласен, это суровые края! Моря, омывающие мыс Горн,[9] по справедливости пользуются дурной славой! Но теперь уже никто не станет подсчитывать число кораблекрушений у этих берегов, а грабители не смогут составить себе, как и раньше, приличное состояние! Всё изменится, Фелипе! Маяк на острове все изменит! И урагану, налетевшему с любой стороны, не удастся его потушить! Корабль вовремя увидит свет и, изменив курс, избежит опасности наткнуться на скалы мыса Тукуман, или Северал,[10] даже в самые темные ночи! Мы подадим сигнал, который морякам так необходим.

Надо было слышать, с каким воодушевлением говорил Васкес. Однако его пыл не нашел отклика в душе спутника. Фелипе с некоторым опасением думал о долгих неделях, которые предстояло провести на пустынном острове без возможности общения с себе подобными вплоть до того дня, когда придет смена. Однако Васкес был совершенно уверен в сказанном.

И в заключение старый моряк добавил:

— Видишь ли, мой мальчик, за сорок лет я избороздил все моря Нового и Старого Света в качестве юнги, новичка,[11] матроса и боцмана, А теперь, когда пришло время выходить в отставку, я не мог желать лучшего, чем стать смотрителем маяка — и какого! Маяка на краю Света!

Действительно, до чего же подходящим было подобное название для затерянного острова на краю обитаемой и необитаемой земли.

— Скажи мне, Фелипе, — продолжал Васкес, выбивая потухшую трубку о ладонь, — в котором часу ты сменишь Мориса?

— В десять часов. И до двух ночи…

— Хорошо. А после тебя я буду нести вахту до рассвета.

— Договорились, Васкес. А сейчас будет разумнее, если мы отправимся спать.

— По койкам, Фелипе, по койкам!

Смотрители поднялись к изгороди, окружающей маяк, и вошли в жилище, плотно затворив дверь.

Ночь выдалась спокойная. Перед рассветом Васкес погасил прожектор.

Как правило, в Тихом океане, особенно возле американских и азиатских берегов, приливы незначительны. А в Атлантике, наоборот, так сильны, что явственно ощущаются вплоть до самых удаленных краев Магеллании.[12]

В тот день утренний отлив начинался в шесть часов. Для того чтобы им воспользоваться, сторожевому кораблю пришлось бы отплыть на самом рассвете. Однако приготовления еще не были полностью закончены, и капитан решил выйти из бухты Эль-Гор на закате.

«Санта-Фе», корабль военно-морского флота Аргентинской Республики, водоизмещением в двести тонн, мощностью в сто шестьдесят лошадиных сил, имея пятьдесят человек команды, включая капитана и его помощника, использовался для охраны побережья от устья Рио-де-Ла-Плата до пролива Ле-Мер в Атлантическом океане. В ту эпоху инженерный гений еще не создал быстроходных судов, крейсеров, миноносцев и прочее. И хотя машины «Санта-Фе» не позволяли развивать скорость, превышавшую девять миль в час, она была вполне достаточной для береговой полиции Патагонии и Огненной Земли, где плавали лишь небольшие рыбацкие суда.

В тот год сторожевик получил задание проследить за ходом строительства маяка, возводимого аргентинским правительством на острове Эстадос у входа в пролив Ле-Мер. Корабль перевозил рабочих, а также материалы, необходимые для успешного воплощения в жизнь проекта талантливого инженера из Буэнос-Айреса.

Примерно три недели «Санта-Фе» стоял на якоре в глубине бухть! Эль-Гор. Выгрузив запас провианта на четыре месяца и убедившись, что смотрители нового маяка ни в чем не будут нуждаться, капитан Лафайате собрался увозить строителей. И, если бы некоторые непредвиденные обстоятельства не отсрочили окончание работ, «Санта-Фе» уже месяц тому назад вернулся бы в порт приписки.

На протяжении всей морской стоянки капитану не приходилось ничего опасаться в бухте, хорошо укрытой от северных, южных и западных ветров. Неприятности могли доставить только бури, налетавшие со стороны открытого океана. Но в начале летнего сезона можно было надеяться, что лишь мимолетные возмущения затронут Магеллановы края.

Пробило семь часов, когда капитан и его помощник Рьегаль вышли из кают, расположенных на корме корабля. Матросы заканчивали мыть палубу, сгоняя швабрами потоки воды. Старший боцман поторапливал вахтенных, хотя отплытие предполагалось только во второй половине дня. Команда расчехляла паруса, чистила вентиляционные трубы, драила медные чахли нактоуза[13] и балюстрады. Большую шлюпку подняли на шлюп-балку, маленькую оставили на плаву.

Когда взошло солнце, на гафеле[14] взвился флаг.

Через три четверти часа раздались четыре удара носового колокола, и вахтенные заняли свои места.

После завтрака два офицера поднялись на ют[15] и, убедившись, что небо безоблачно, приказали боцману доставить их на берег.

Тем утром капитан собирался в последний раз проинспектировать маяк, жилище смотрителей, склады, где хранились провизия и горючее, и убедиться в исправной работе различных приборов.

Он сошел на берег в сопровождении Рьегаля и направился к ограждению маяка.

По пути они говорили о трех мужчинах, которым предстояло остаться на этом диком острове.

— Нелегко им придется, — сказал капитан. — Трудно служить даже на маяках, имеющих ежедневное сообщение с сушей. Но надеюсь, что бывалым морякам даже тяжелая служба на суше покажется отдыхом.

— Несомненно, — ответил Рьегаль. — Однако одно дело быть смотрителем маяка на обжитом побережье и совсем другое — жить на пустынном острове, который никогда не посещают корабли, а если и заходят, то стараются провести там как можно меньше времени.

— Согласен. Именно поэтому смена прибудет уже через три месяца, хотя их первая вахта приходится на самое спокойное время года.

— И в самом деле, им не придется терпеть ужасные зимы мыса Горн…

— Ужасные, признаю, — ответил капитан. — После разведки, произведенной моим кораблем несколько лет назад в проливе,[16] от Огненной Земли до Земли Десоласьон,[17] от мыса Вирхинес[18] до мыса Пилар, мне никакие шторма не страшны. Но у здешних смотрителей есть прочное жилище, которое не разрушат никакие ураганы. У них не будет недостатка ни в провизии, ни в угле, даже если их вахте суждено продлиться на два месяца дольше. Мы оставляем смотрителей в добром здравии и найдем их в том же состоянии, поскольку воздух здесь хотя и холодный, но очень чистый. А потом, Рьегаль, вот еще что: когда морским властям потребовалось найти смотрителей для Маяка на краю Света, желающих оказалось великое множество.

Офицеры подошли к ограде, где их уже ждали Васкес с товарищами. Смотрители открыли калитку и приветствовали гостей по всей форме.

Прежде чем заговорить, капитан Лафайате осмотрел хозяев с ног, обутых в тяжелые морские боты, до головы, покрытой капюшоном непромокаемого плаща.

— Как провели ночь? — спросил капитан, обращаясь к старшему смотрителю.

— Хорошо, господин капитан, — ответил Васкес.

— Кораблей в открытом море не видели?

— Нет.

— А в проливе Ле-Мер?

— И в проливе тоже. Небо было ясным, и огни видны по меньшей мере на расстоянии в четыре мили.

— Прожектор работал нормально?

— Да, господин капитан, до самого восхода солнца.

— В караульной не холодно?

— Нет, господин капитан. Дверь плотно закрывается, а в окнах двойные рамы.

— Давайте сначала осмотрим дом, а потом маяк.

— Мы в вашем распоряжении, господин капитан, — ответил Васкес.

Жилище смотрителей располагалось на нижнем этаже башни. Стены были такие толстые, что могли выдержать любые ураганы Магеллании. Офицеры внимательно осмотрели все помещения. Обитателям можно не бояться ни дождей, ни морозов, ни снежных бурь, поистине чудовищных на почти антарктической широте.

Комнаты были разделены коридором, в глубине которого находилась дверь, ведущая внутрь башни.

— Давайте поднимемся, — предложил капитан Лафайате.

— Мы в вашем распоряжении, — повторил Васкес.

— Нам достаточно одного сопровождающего.

Васкес подал знак товарищам, чтобы те оставались внизу, а сам толкнул дверь, ведущую на лестницу. Оба офицера последовали за ним.

Крутая винтовая лестница со ступеньками, выбитыми в стене, освещалась через узкие бойницы.

После того как добрались до вахтенного помещения, над которым были установлены фонарь и осветительные приборы, оба офицера сели на круглую скамью, прикрепленную к стене. Сквозь четыре небольших окна, прорубленных в стенах, можно было обозревать все стороны горизонта.

Хотя ветер дул умеренный, он всё же довольно сильно завывал на такой высоте. К этим звукам примешивались крики чаек, фрегатов и альбатросов, паривших, широко распластав крылья.

Капитан Лафайате и его помощник по очереди подошли к окнам и убедились, что те находятся в хорошем состоянии. Затем, чтобы получше рассмотреть остров и омывавшее его море, офицеры поднялись по лестнице, что вела на балюстраду, окружавшую фонарь маяка.

Часть острова, которая открылась их взору на западе, была пустынной, равно как море к востоку и югу и пролив к северу, слишком широкий, чтобы удалось различить противоположный берег. У подножия башни, на берегу залива Эль-Гор, сгрудились матросы «Санта-Фе», стоявшего в глубине на якоре. А в открытом море — ни паруса, ни дыма. Только бескрайние водные просторы!

Проведя на маяке четверть часа, оба офицера в сопровождении Васкеса спустились и вернулись на корабль.

После обеда капитан Лафайате с помощником вновь отправились на сушу. Они решили посвятить часы, предшествующие отплытию, осмотру левого берега залива Эль-Гор. Уже несколько раз без лоцмана — понятно, что на острове Эстадос таковых никогда не было, — капитан входил в дневное время и занимал привычную стоянку в маленькой бухточке у подножия маяка. Но из осторожности никогда не пренебрегал возможностью произвести новые промеры.

Офицеры продолжили свою прогулку по побережью, беря на заметку некоторые ориентиры. Если двигаться осторожно, то плавание представлялось вполне возможным, поскольку для такого судна, как «Санта-Фе», хватало воды даже при отливе. А теперь по заливу, освещаемому маяком, станет намного легче идти и ночью.

— Досадно, — сказал капитан, — что подступы к заливу таят в себе столько опасностей среди рифов, уходящих в открытое море. Терпящие бедствие корабли могли бы найти здесь укрытие, единственное от самого Магелланова пролива.

И это было абсолютной правдой. Однако далеко еще то время, когда на морских картах появится описание фарватера, ведущего в глубину залива Эль-Гор на восточном побережье[19] острова Эстадос.

В четыре часа офицеры возвратились. Попрощавшись с Васкесом, Фелипе и Морисом, остававшимися на берегу в ожидании отплытия корабля, они поднялись на борт.

В пять часов давление в котле начало подниматься; труба сторожевика извергала кольца черного дыма. Вскоре прилив достигнет своего максимума и «Санта-Фе» поднимет якорь.

Без четверти шесть капитан отдал приказ поворачивать брашпиль.[20] Винт был готов прийти в движение, а избыточный пар вылетал через трубу.

На носу старший офицер наблюдал за действиями матросов. Вскоре якорь был поднят, подтянут к клюзу,[21] а затем укреплен на кат-балке.[22]

«Санта-Фе» отчалил под прощальные возгласы трех смотрителей. И что бы там ни думал Васкес, его товарищи не без волнения смотрели на удаляющийся сторожевой корабль, а офицеры и матросы испытывали грусть, оставляя этих мужественных людей на острове у южной оконечности Америки.

«Санта-Фе» на малой скорости следовал вдоль извилистых берегов залива Эль-Гор. Не пробило и восьми часов, когда корабль на всех парах устремился через пролив в открытое море. В ночной тьме Маяк на краю Света казался путеводной звездой.

Глава вторая

ОСТРОВ ЭСТАДОС

Остров Эстадос расположен у юго-восточной оконечности Нового Света. Это последний кусочек Магелланова архипелага,[23] который содрогания плутонической эпохи[24] выбросили на пятьдесят пятую параллель, менее чем за семь градусов до Южного полярного круга.[25] Омываемый водами двух океанов,[26] он служит ориентиром для кораблей, которые, направляясь из одного океана в другой и обогнув мыс Горн, подходят к острову либо с северо-востока, либо с юго-запада.

Пролив Ле-Мер, открытый в 17-м столетии голландским мореплавателем и названный в его честь, отделяет остров Эстадос от Огненной Земли, расположенной в пятнадцати милях. Пролив открывает кораблям более короткий и легкий путь, позволяя уберечься от огромных штормовых валов этих суровых широт.[27] Здесь пароходы и парусники меньше подвергаются опасностям, чем при проходе вдоль южного побережья острова.

Остров Эстадос протянулся в длину на тридцать девять миль с запада на восток, от мыса Гомес до мыса Сан-Хуан, и в ширину на одиннадцать миль,[28] от мыса Парри до мыса Ванкувер.

В геометрическом плане остров немного напоминает туловище рака, В этом случае хвост животного заканчивался бы мысом Гомес, рот был бы обозначен заливом Эль-Гор, челюсти же образовывали бы мысы Тукуман и Дьегос.

Побережье острова Эстадос очень изрезано — это череда неприступных узких бухточек, усеянных рифами, которые порой выдаются в открытое море на целую милю.[29] Здесь нет ни одного укрытия, где корабли могут спастись от южных и северных шквалов. Даже рыбацким суденышкам с большим трудом удается отыскать хоть какое-то убежище. У этих берегов, тут обнесенных остроконечными скалами, там окаймленных огромными утесами, о которые даже в тихую погоду море, вздыбленное длинными валами открытого пространства, разбивается с ни с чем не сравнимой яростью, часто происходят кораблекрушения.[30]

На острове никто не живет. Но, вероятно, он мог бы быть обитаемым, по крайней мере в теплое время года, то есть четыре месяца — с ноября по февраль, когда в эти широты приходит лето. Широкие равнины между мысом Парри и мысом Ванкувер могли бы стать прекрасными пастбищами. Когда толстый слой снега тает под лучами антарктического солнца, появляется ярко-зеленая трава, а земля сохраняет влагу до следующей зимы. Здесь могли бы пастись жвачные животные, приспособленные для жизни в Магеллановых краях. Но при наступлении холодов стада пришлось бы вывозить в более теплые места, если не на Огненную Землю, то, по крайней мере, в Патагонию.

Впрочем, здесь водятся несколько пар весьма неприхотливых диких, чем-то похожих на ланей, гуанако,[31] мясо которых вполне съедобно в вареном или жареном виде. Если эти животные не погибают от голода в долгий зимний период, значит, они умеют находить под снегом корешки и мох, которыми довольствуется их желудок.

На равнине, в глубине острова, видны несколько групп деревьев, которые, раскинув свои чахлые ветви, демонстрируют недолговечную, скорее желтую, чем зеленую, листву. В основном это антарктические буки[32] с высоким, иногда достигающим шестидесяти футов, стволом и ветвями, растущими горизонтально; барбарис обыкновенный с очень твердой древесиной; коричное дерево Винтера,[33] обладающее теми же или аналогичными свойствами, что и корица.[34]

В действительности площадь этой равнины и лесов не занимает и десятой части всей площади острова Эстадос.[35] Остальная территория представляет собой каменистое плато с преобладанием кварца, изрезанное глубокими ущельями, длинными полосами эрратических блоков,[36] оставшихся после давних извержений вулканов. Но теперь бесполезно искать в этом районе Огненной Земли или Магеллании их кратеры. То же самое относится к бескрайним плато, напоминающим степи, которые снег покрывает в течение восьми месяцев,[37] причем ни один бугорок не нарушает их однообразия. Однако к западу рельеф острова меняется. Прибрежные скалы становятся более высокими и обрывистыми. Там возвышаются суровые скальные пики, высота которых достигает значительных отметок, вплоть до трех тысяч футов над уровнем моря.[38] Взобравшись на них, можно окинуть взглядом весь остров. Это последние звенья исполинской Андийской цепи, пересекающей весь Новый Свет.

Конечно, из-за сурового климата и резких ураганных ветров растительность острова сократилась до немногих видов, которые акклиматизировались лишь в районах Магелланова пролива и на Мальвинском архипелаге,[39] находящемся на расстоянии в сотню лье от побережья Огненной Земли: кальцеолярии,[40] ракитник,[41] кровохлёбки,[42] костёр, вероника, аргентинские ковыли.[43] Эта чахлая растительность выбрасывает под пологом деревьев и среди луговых трав лишь наполовину расцветающие, почти тотчас опадающие венчики. У подножия прибрежных скал и на их отлогих склонах, где удерживается тонкий слой плодородной почвы, натуралист мог бы собрать несколько видов мха, а среди деревьев — несколько съедобных корешков, впрочем, весьма мало питательных, например, азалии, которые рыбники[44] употребляют в пищу вместо хлеба.

Из этих камней не текут ни реки, ни ручьи. Однако на скалах скапливается очень толстый слой снега, который с наступлением теплого — точнее, менее холодного — времени года тает под косыми лучами солнца и создает постоянную влажность. Там и тут появляются небольшие озерца и пруды — в них вода сохраняется до первых заморозков. А когда талые воды устремляются вниз с вершин, соседствующих с маяком, то, кружа в водовороте, растворяются в небольшой бухточке залива Эль-Гор.

Но если флора и фауна на острове очень скудны, то рыбы вдоль побережья водится в избытке. Несмотря на весьма серьезные опасности, подстерегающие суденышки в проливе Ле-Мер, огнеземельцы частенько приплывают сюда на промысел. Здесь представлены самые различные виды: хек,[45] рыба-молот,[46] корюшка,[47] бонито,[48] дорады,[49] бычки, кефали.[50] Рыболовецкие суда привлекала и большая охота, поскольку эти края облюбовали киты, кашалоты, а также тюлени и моржи.[51] Морские исполины истреблялись так безжалостно, что теперь они скрываются в антарктических морях, плавать по которым — не только тяжелое, но и опасное занятие.

Как легко понять, всё побережье острова, где сменяют друг друга песчаные пляжи, бухточки и скалистые отмели, кишит ракушками. В изобилии представлены моллюски: двустворки[52] и прочие мидии, литторины,[53] устрицы, морские блюдечки,[54] фиссуреллы,[55] букциниды,[56] а уж ракообразные так и снуют стаями среди рифов.

Что касается пернатых, то они в огромном количестве представлены белоснежными, словно лебеди, альбатросами, бекасами,[57] зуйками,[58] улитами,[59] морскими жаворонками,[60] шумливыми чайками, крикливыми крачками, оглушительными поморниками.

Однако из подобного описания не следует делать вывод, будто остров Эстадос стал яблоком раздора между Чили и Аргентинской Республикой. Ведь он, в сущности, всего лишь скала, огромный, практически необитаемый утес. Кому принадлежал он в то время, когда началась эта история?.. Можно сказать только, что он входил в состав Магелланова архипелага, который тогда еще не поделили между собой два государства на самом краю Американского континента.[61]

В теплое время года рыбаки-огнеземельцы, вынужденные искать укрытия от непогоды, изредка наведываются сюда. Впрочем, помимо мало известного до сих пор залива Эль-Гор, остров не может предоставить ни одного прибежища кораблям — пароходам или парусникам, — направляющимся в пролив Ле-Мер или идущим на юг. Да и благодаря развитию парового судоходства большинство судов, переходящих из одного океана в другой, предпочитают держаться Магелланова пролива, указанного на морских картах с поразительной точностью. К острову Эстадос подходят только те корабли, которые обогнули или намереваются обогнуть мыс Горн.

Следует отметить, что Аргентинская Республика проявила достойную похвалы инициативу, построив Маяк на краю Света, и все нации должны воздать ей за это должное. Дело в том, что в Магеллании от входа в Магелланов пролив у мыса Вирхенес в Атлантике до мыса Пилар в Тихом океане не имелось сигнальных огней, которым теперь на острове Эстадос предстояло оказать неоценимую услугу мореплавателям в этих гибельных местах. Даже на мысе Горн не было маяка, а ведь он мог бы предотвратить множество кораблекрушений, сделать плавание более безопасным, помочь судам найти дорогу в пролив Ле-Мер, не налетев на рифы мыса Сан-Хуан, или пройти южнее острова, после того как они обогнули мыс Северал.

Итак, аргентинское правительство приняло решение о возведении нового маяка и выбрало для него место в глубине залива Эль-Гор. Строительство было успешно завершено за год, и 9 декабря 1859 года состоялось торжественное открытие маяка.

В пятидесяти метрах от небольшой бухточки, которой оканчивался залив, берег поднимался примерно на десяток метров и образовывал уступ площадью от четырехсот до пятисот квадратных метров. Этой скалистой террасе суждено было стать основанием маяка.

Башня возвышалась посреди площадки, над подсобными помещениями и складами.

Жилые помещения состояли из спальни смотрителей, обставленной кроватями, шкафами, столами, стульями и обогреваемой угольной печью с выведенной на крышу трубой, и общей комнаты, служившей столовой и оборудованной обогревательным агрегатом, лампами, прикрепленными к потолку, стенными шкафами для различных инструментов и приборов, таких как подзорная труба, барометр, термометр, а также сменными лампами для прожектора и, наконец, приставленными к стене часами с гирями. На складах хранился полугодовой запас продуктов, хотя их пополнение, как и смену смотрителей, рассчитывали проводить каждые три месяца: солонина, мясная тушенка, шпик, сушеные овощи, морские сухари, чай, кофе, сахар, бочонки с виски и бренди для разбавления воды из ручья, который просыпался во время таяния снегов; там же хранили лекарства, запас масла, необходимого для заправки ламп маяка. Склад горючего и угля для нужд смотрителей на весь период антарктической зимы был заполнен доверху.

Башня была весьма мощным сооружением, построенным из материалов, добытых на острове Эстадос. Необыкновенно прочные камни, скрепленные железными скобами, плотно подогнанные друг к другу, образовывали стены, способные выдержать самые жестокие бури и ураганы, часто зарождавшиеся на границе двух самых больших океанов планеты. Васкес утверждал, что никогда ветру не удастся повредить башню, а он вместе с товарищами сумеет сохранить сигнальный огонь. Они будут поддерживать его вопреки всем штормам, бушующим в Магеллановом архипелаге!

Башня достигала в высоту тридцати двух метров. А если учесть и высоту самого уступа, то огонь горел в ста двадцати шести футах[62] над уровнем моря. Считалось, что в открытом море его могли заметить с расстояния в десять миль, но в действительности он был виден только с восьми.[63]

Тогда еще не существовало ни маяков, работающих на углеводородном газе, ни маяков, использующих для освещения электричество. Впрочем, на этом далеком острове, едва поддерживавшем связь даже с ближайшими государствами, оказалось возможным установить только масляное освещение, использовав при этом все достижения современной науки и промышленности. Что и было сделано.

В целом, для кораблей, идущих с востока, северо-востока и юго-востока, десятимильной зоны видимости было вполне достаточно. У них оставалось широкое поле для маневра, чтобы войти в пролив Ле-Мер или обогнуть остров с юга. Можно было избежать любой опасности, если неукоснительно следовать инструкциям, опубликованным морскими властями: маяк должен оставаться с северо-северо-запада в первом случае и с юго-юго-запада во втором.[64] Корабли пройдут мыс Сан-Хуан или мыс Северал, оставив их по левому или правому борту, не рискуя быть прижатыми к берегу ветром или течениями.

В крайнем случае, если кораблю все-таки придется зайти в залив Эль-Гор, он, ориентируясь на свет маяка, благополучно доберется до якорной стоянки. Возвращаясь, «Санта-Фе» даже ночью сможет легко найти дорогу в небольшую бухточку в глубине залива. Принимая во внимание тот факт, что залив вытянулся в длину на три мили, а свет маяка виден на расстоянии восьми миль, у сторожевого корабля останется запас в пять миль до первых береговых обрывов.

Прежде маяки оснащались параболическими зеркалами, обладавшими весьма серьезным недостатком: они вполовину уменьшали яркость прожектора. Однако в этой области, как, впрочем, и в других, прогресс сказал свое веское слово. Появились диоптрические зеркала,[65] при использовании которых теряется лишь ничтожная часть света.

Разумеется, маяк излучал постоянный свет. Впрочем, не стоило опасаться, как бы капитан корабля не спутал его с другими огнями, поскольку в этих краях не существовало никаких других маяков, даже, повторяем, на мысе Горн. Поэтому не возникало необходимости дифференцировать маяк при помощи либо проблескового сигнала, либо сирены, что позволяло обойтись без сложных механизмов, чинить которые было бы весьма проблематично на острове, где жили только три смотрителя.

Итак, фонарь состоял из ламп с двойной продувкой и многорядных круговых [фитилей].[66] Их пламя излучает яркий свет при малом объеме, к тому же их можно поместить в непосредственной близости от фокуса линз. Фитили обильно пропитываются маслом благодаря системе подкачки, аналогичной системе Карселя.[67] Диоптрический аппарат, расположенный внутри фонаря, состоит из нескольких рядов линз, включая центральный стакан обычной формы, окружающий несколько колец средней толщины с таким профилем, что все они фокусируют свет в одной точке. Благодаря форме кольцеобразного барабана они отвечают всем требованиям, предъявляемым к освещению постоянным светом. В самом деле, за набором линз фокусируется цилиндрический пучок параллельных лучей, который в условиях хорошей видимости передается на расстояние в восемь миль. Так, покинув остров еще в светлое время суток, капитан сторожевого корабля мог убедиться в исправности оборудования нового маяка.

Разумеется, его эффективное функционирование зависит только от четкости и бдительности смотрителей. Если содержать лампы в полном порядке, вовремя менять фитили, следить за правильной подачей масла, регулировать тягу, ослабляя или прикручивая [муфты][68] стекол, зажигать и гасить огонь на закате и восходе солнца, никогда не оставлять без внимания каждую мелочь, тогда маяк сослужит добрую службу кораблям, идущим в этих отдаленных прибрежных водах Атлантического океана.

Впрочем, не было оснований сомневаться в честности и пунктуальности Васкеса и его сотрудников.

Напомним еще раз, что смотрители, казалось, были в полнейшей безопасности, поскольку остров Эсгадос находился в изоляции, в полутора тысячах миль от порта Буэнос-Айреса, откуда только и могли прийти помощь и поддержка. Огнеземельцы и рыбники, добиравшиеся порой до острова в теплое время года, никогда не задерживались там надолго. Закончив ловить рыбу, они спешили пересечь пролив Ле-Мер и вернуться на Огненную Землю или другие острова архипелага. Что же касается чужеземцев, то здесь о них никогда не слышали. Вблизи острова мореплавателей на каждом шагу поджидали опасности, и поэтому корабли не пытались спасаться у этих берегов, а искали более надежное и доступное убежище во многих других местах Магеллании.

Тем не менее были приняты все меры предосторожности на случай появления нежелательных личностей в заливе Эль-Гор. Вход в жилое помещение закрывали прочные двери, запиравшиеся изнутри, а выломать решетки, установленные на окнах склада, не представлялось возможным. В конце коридора, ведущего к лестнице, установили железную дверь, которую никак нельзя было разбить или высадить. Разве возможно проникнуть в башню через узкие бойницы, защищенные прочными поперечинами? Или добраться до галереи, окружающей фонарь, по цепи громоотвода? Кроме того, Васкеса, Мориса и Фелипе снабдили карабинами и револьверами, а в патронах они не испытывали недостатка.

Вот какие важные работы были успешно завершены на острове Эстадос по инициативе правительства Аргентинской Республики.

Глава третья

ТРИ СМОТРИТЕЛЯ

Период с ноября по март — время самого активного судоходства у берегов Магеллании. Правда, море постоянно штормит. Но хотя ничто не успокаивает огромные волны двух океанов, состояние атмосферы становится более ровным, а бури, возмущающие ее до самых верхних слоев, мимолетны. В такую «покладистую» погоду пароходы и парусники стараются обогнуть Новый Свет, пройдя мимо мыса Горн.

Однако на острове Эсгадос однообразие длинных дней этого времени года не нарушали корабли, проходившие через пролив Ле-Мер или вдоль южного побережья острова. Они и так не часто здесь появлялись, а теперь и вовсе стали редкими гостями, поскольку развитие парового судоходства и усовершенствование морских карт сделали менее опасным Магелланов пролив — более короткий и надежный путь.

Но подобная монотонность не могла привести в отчаяние смотрителей маяка, которыми становились преимущественно бывшие матросы или рыбаки. Они не принадлежали к людям, тоскливо считающим дни и часы. Они умели и трудиться без устали, и отдыхать. Их служба состояла не только в обеспечении бесперебойной работы маяка от заката до рассвета. Васкесу и его товарищам вменили в обязанность внимательно следить за подходами к заливу Эль-Гор, несколько раз в неделю обследовать мыс Сан-Хуан, наблюдать за восточным побережьем от мыса Диего до мыса Северал, не удаляясь более чем на три-четыре мили. Они должны были вести «бортовой журнал» маяка, записывать все возможные происшествия, проход парусников и пароходов, их государственную принадлежность, название, если таковое сообщат вместе с номером, высоту приливов, направление и силу ветра, продолжительность дождей, частоту гроз, колебания барометра, температуру воздуха и другие погодные явления, которые позволят составить метеорологическую карту района.

Васкес, аргентинец по происхождению, как, впрочем, Фелипе и Морис, был облечен полномочиями старшего смотрителя маяка на острове Эсгадос. Ему уже исполнилось сорок семь лет. Сильный, наделенный отменным здоровьем, необыкновенно выносливый благодаря морской закалке на всех широтах, решительный, энергичный, привыкший к опасностям, он не раз попадал в сложные ситуации и всегда выходил из них с честью. Так что начальником смены его сделали не только из-за возраста, но и благодаря твердому характеру, внушавшему полнейшее доверие. И хотя Васкес не поднялся выше старшего боцмана военно-морского флота Аргентинской Республики, он вышел в отставку, завоевав всеобщее уважение. И, когда он изъявил желание стать смотрителем маяка на острове Эсгадос, морские власти без малейших колебаний доверили ему эту должность.

Фелипе и Морис также были моряками. Первому исполнилось сорок, второму — тридцать семь лет. Васкес давно знал семьи обоих и поэтому предложил правительству их кандидатуры. Фелипе, как и он, был холостяком. Морис, единственный из троих, был женат, хотя детей у него не было. Жена Мориса, с которой он расстался на три месяца, работала служанкой в меблированных комнатах в порту Буэнос-Айреса.

По истечении трех месяцев Васкес, Фелипе и Морис взойдут на борт «Санта-Фе», который привезет на остров их смену. А еще через три месяца друзья опять вернутся на маяк.

Новая вахта в июне, июле и августе придется на разгар зимы. И если в первую смену им не придется особо страдать от сюрпризов погоды, то по возвращении на остров они должны быть готовы к суровым испытаниям. Однако надо признать, что подобная перспектива не внушала слаженной команде особого беспокойства. К тому времени Васкес и его товарищи сумеют пообвыкнуться и им будет не страшен суровый антарктический климат.

С 10 декабря дежурство приобрело регулярный характер. Каждую ночь лампы горели под наблюдением вахтенного, в то время как двое других отдыхали в жилом помещении. Днем смотрители проверяли аппаратуру, чистили ее, вставляли новые фитили, чтобы после захода солнца маяк мог посылать свои яркие лучи.

В промежутках Васкес и его товарищи, в соответствии с должностными инструкциями, спускались вдоль залива Эль-Гор до самого моря либо пешком по тому или другому берегу, либо в лодке, предоставленной в распоряжение смотрителей. Это была шлюпка, наполовину прикрытая палубой и оснащенная фоком[69] и кливером.[70] Стояла она, надежно укрытая, в маленькой бухточке, где ей ничего не угрожало. Высокие скалы защищали бухточку от восточных ветров, единственных, коих здесь стоило опасаться.

Само собой разумеется, Васкес, Фелипе и Морис никогда не отправлялись в поход по заливу или его окрестностям в полном составе. Один из них всегда оставался на страже в верхней галерее маяка. В самом деле, могло так случиться, что какой-нибудь корабль будет проходить мимо острова Эстадос и захочет передать то или иное сообщение. Поэтому требовалось, чтобы один из смотрителей всегда находился на посту. На востоке можно было разглядеть только море, а на севере и западе скалы закрывали обзор в нескольких сотнях метров от изгороди маяка, что вынуждало постоянно находиться в вахтенном помещении для поддержания, в случае необходимости, связи с проходящими кораблями.

Первые дни после отплытия «Санта-Фе» прошли без приключений. Погода стояла хорошая, теплая. Порой термометр показывал десять градусов выше нуля. Ветер дул с моря. Обычно между восходом и закатом солнца веял легкий бриз. С наступлением вечера ветер начинал дуть с материка, то есть менялся на северо-западный и прилетал с просторных равнин Патагонии и Огненной Земли. Несколько раз принимался идти дождь, а поскольку температура постепенно поднималась, следовало ждать гроз, которые могут изменить погоду.

Под лучами солнца, с каждым днем набиравшего живительную силу, начала постепенно пробуждаться растительность. Окрестный луг, полностью избавившийся от белого зимнего покрывала, явил взору свой бледно-зеленый ковер. Буковая рощица зазеленела молоденькими листочками. Полноводный ручей побежал с кручи к бухточке. Под деревьями и на склонах скал вновь появились мхи и лишайники, а также ложечная трава — хорошее лекарство от цинги. И не важно, что это была не весна — в Магеллании это милое словечко не употребляется, — а лето, которому суждено всего несколько недель просуществовать здесь, на самом краю Американского континента.

Когда очередной день подошел к концу, но еще не пробил час зажигать маяк, Васкес, Фелипе и Морис, как обычно усевшись на галерее, принялись беседовать. Естественно, первое слово было за начальником смены.

— Ну как, ребята, — сказал он, тщательно набив трубку и подав пример коллегам, — начинаете привыкать к новой жизни?

— Конечно, Васкес, — ответил Фелипе. — Ведь нельзя же заскучать или сильно устать за двадцать четыре часа.

— Разумеется, — добавил Морис. — А три месяца пролетят так быстро, что не успеешь даже заметить.

— Конечно, мой мальчик. Они пролетят как корвет[71] под бом-брамселями,[72] крюйс-брамселями[73] и лиселями![74]

— Да, — согласился Фелипе. — Сегодня не показалось ни одного судна, даже на горизонте…

— Покажутся, Фелипе, обязательно, — успокоил друзей Васкес, поднимая к глазам руки, сложенные в виде трубы. — Иначе незачем было ставить на острове маяк, посылающий свет на десять миль вокруг, если бы здесь не ходили корабли.

— К тому же наш маяк совсем новый, — вставил Морис.

— Правильно говоришь, дружок! — ответил Васкес. — Капитанам необходимо время, чтобы узнать о том, что отныне этот берег освещается. Потом они без колебаний будут подходить ближе, ведь плавание в проливе дает огромные преимущества! Но важно не только знать о новом маяке, но и быть уверенным, что он работает постоянно.

— Но об этом станет известно, — счел своим долгом заметить Фелипе, — только после возвращения «Санта-Фе» в Буэнос-Айрес.

— Вполне справедливо, — согласился Васкес. — А когда будет опубликован отчет капитана Лафайате, власти поспешат оповестить о нем все морское сообщество. Однако уже сейчас большинство мореплавателей не могут не знать о том, что здесь произошло.

— Что касается «Санта-Фе», отправившегося в путь пять дней тому назад, — вставил слово Морис, — то его переход продлится…

— Идти ему, — перебил Васкес, — осталось не более недели, как я полагаю. Погода стоит хорошая, море спокойное, дует попутный ветер. Паруса сторожевого корабля надуты день и ночь, а принимая во внимание его котлы, я был бы весьма удивлен, если бы он не делал девять-десять узлов…[75]

— Сейчас, — продолжил Фелипе, — он, должно быть, миновал Магелланов пролив и обогнул мыс Вирхинес милях в пятнадцати от него.

— Наверняка, мой мальчик, — заявил Васкес. — Он идет вдоль патагонского побережья и может не бояться, что индейцы нагонят его на лошадях… Хотя в этой стране люди и животные несутся, как фрегат первого класса[76] на всех парусах!

Понятно, что воспоминания о «Санта-Фе» еще занимали воображение храбрецов. Ведь он был как бы частичкой родимой земли. И поэтому они мысленно будут следить за ним до самого окончания плавания.

Затем смотрители принялись обсуждать проблемы, непосредственно связанные с условиями жизни на острове.

— Хорошо сегодня порыбачил? — спросил Васкес у Фелипе.

— Вполне. Поймал на удочку несколько десятков бычков, а руками — краба весом фунта в три, ползал между скалами.

— Замечательно! — ответил Васкес. — И не бойся извести всех обитателей залива!.. Чем больше ловишь рыбы, тем больше ее появляется, как говорится. Рыбалка позволит нам сэкономить сушеное мясо и шпик! Что касается овощей…

— А я, — заявил Морис, — я спустился к буковой рощице и накопал там съедобных кореньев. Из них приготовлю вам превосходное блюдо, которое меня научил стряпать кок сторожевика.

— Отлично! — обрадовался Васкес. — Даже самые лучшие консервы никогда не сравнятся с тем, что совсем недавно поймано, выловлено или сорвано!

— Да! — вздохнул Фелипе. — Если бы к нам под выстрел пришли какие-нибудь животинки… Парочка гуанако или кто-нибудь еще…

— Я вам скажу, что мясо у них преотличное, — продолжал Васкес. — Добрый кусок хорошо приготовленной дичи, и желудок скажет «спасибо»! Но, парни, старайтесь не уходить далеко. Если здесь водится живность, хорошо, мы непременно ее добудем. Но главное наше задание заключается в обслуживании маяка и наблюдении за заливом Эль-Гор и морем между мысами Сан-Хосе и Дьегос.

— Но, — продолжал заядлый охотник Морис, — если животное подойдет прямо под выстрел?

— Я ничего не имею против, если речь идет о расстоянии в один, два и даже три выстрела, — ответил Васкес. — Вы ведь знаете, что природа наделила гуанако слишком пугливым характером, чтобы он отважился на посещение нашей славной компании. Но не удивлюсь, если мы заметим лишь пару рогов над скалами, со стороны буковой рощицы.

Действительно, с начала строительных работ в окрестностях залива Эль-Гор не было замечено ни одного животного. Рьегаль, помощник капитана «Санта-Фе», прозванный за страсть к охоте Нимродом,[77] несколько раз пытался добыть гуанако. Но все его усилия оказались тщетными, а ведь он уходил на пять-шесть миль вглубь острова. Хотя крупной дичи здесь водилось в избытке, она выдавала свое присутствие на слишком большом расстоянии, чтобы появилась возможность стрелять. Вероятно, если бы помощник капитана преодолел вершины между мысами Парри и Ванкувер и добрался до другой оконечности острова, то ему могла бы улыбнуться удача. Но в западной части острова, там, где высятся огромные скалы, тропинки едва проходимы, и поэтому ни он, ни кто-либо еще из экипажа «Санта-Фе» никогда не разведывал окрестности мыса Гомес.

В ночь на 17 декабря, когда на вахте с шести до десяти часов стоял Морис, на востоке, примерно в четырех милях от берега, показались огни. Это были огни корабля, первым появившегося в водах острова после строительства маяка.

Морис вполне справедливо подумал, что это событие должно заинтересовать товарищей, которые еще не легли спать, и решил поделиться с ними новостью.

Васкес и Фелипе тут же поднялись вместе с ним на галерею и прильнули к подзорным трубам у окна, выходившего на восток.

— Горит белый огонь, — заявил Васкес, целую минуту внимательно наблюдая за кораблем.

— Значит, — сказал Фелипе, — это не бортовые огни, которые могут быть зелеными или красными.

Замечание совершенно справедливое, поскольку бортовые огни располагаются в зависимости от цвета на левом или правом бортах.

— А поскольку, — добавил Васкес, — огонь белый, значит, он горит на штаге[78] фок-мачты, следовательно, вахтенный видит остров.

Несомненно, огни принадлежали судну, направлявшемуся к мысу Сан-Хуан. Смотрители задавались вопросом: войдет ли он в пролив Ле-Мер или возьмет курс южнее?

Они следили за кораблем по мере его приближения, и через полчаса пароход, оставив маяк по левому борту, пошел прямо в пролив. Смотрители увидели зеленые огни в тот момент, когда он прошел мыс Сан-Хуан, а затем не замедлил исчезнуть в темноте.

— Это первый корабль, миновавший Маяк на краю Света! — закричал Фелипе.

— И отнюдь не последний! — заверил Васкес.

На следующее утро Фелипе заметил на горизонте большой парусник. Погода стояла ясная. Легкий юго-восточный бриз рассеял туман, что позволило увидеть судно в десяти милях от берега.

Предупрежденные Васкес и Морис поднялись на галерею маяка. Они рассматривали корабль, видневшийся за крайними прибрежными утесами, немного правее залива Эль-Гор, между мысами Дьегос и Северал.

Корабль стремительно шел прямо со скоростью никак не меньше двенадцати — тринадцати узлов. Он поймал боковой ветер, дувший ему в скулу правого борта, и двигался прямо на маяк, поэтому не представлялось возможным определить, с какой стороны судно обогнет остров.

Как все моряки, которых интересуют подобные вопросы, Васкес, Фелипе и Морис поспорили. В конце концов прав оказался Морис, предположивший, что парусник не искал входа в пролив. Действительно, на расстоянии не более полутора миль от берега корабль еще круче развернулся по ветру, намереваясь обогнуть мыс Северал.

Это было крупное судно водоизмещением по крайней мере в тысячу восемьсот тонн,[79] оснащенное как трехмачтовый барк,[80] наподобие построенных в Америке клиперов,[81] развивающих поистине удивительную скорость.

— Пусть моя подзорная труба превратится в зонтик, — воскликнул Васкес, — если он не сошел со стапелей[82] Новой Англии![83]

— Возможно, он сообщит свои данные, — сказал Морис.

— Он обязан это сделать, — уверенно ответил главный смотритель.

Так и случилось, когда клипер огибал мыс Северал. Флажки и сигнальные огни появились на гафеле — ряд цифр, которые Васкес немедленно расшифровал, сверившись со справочником, лежавшим в караульном помещении.

Это был «Монтанк», приписанный к порту Бостона (Новая Англия, Соединенные Штаты Америки). Смотрители ответили кораблю, подняв аргентинский флаг, и продолжали следить за ним до тех пор, пока верхушки мачт не скрылись за вершиной Ванкувер на южном побережье острова.

— А теперь, — сказал Васкес, — пожелаем «Монтанку» счастливого пути. Дай Бог, чтобы бури не застигли его в открытом море вблизи мыса Горн!

В последующие дни море оставалось практически пустынным. На востоке с трудом можно было различить один-два парусника. Корабли, проходившие на расстоянии десяти миль от острова Эстадос, не стремились, очевидно, приблизиться к континенту. По мнению Васкеса, это, скорее всего, были китобойные суда, направлявшиеся в антарктические воды, где шла охота на китов. Смотрители видели нескольких афалин, приплывших сюда из более высоких широт.[84] Они держались на почтительном расстоянии от мыса Северал, направляясь в Тихий океан.

До 20 декабря в журнал заносить было нечего, кроме метеорологических наблюдений. Погода стала неустойчивой, направление ветра менялось: он дул то с северо-востока, то с юго-востока. Несколько раз шли довольно сильные дожди, иногда сопровождавшиеся градом, что указывало на концентрацию электричества в атмосфере. Приходилось ожидать гроз, особенно опасных в это время года.

Утром 21 декабря Фелипе прогуливался, покуривая трубку, как вдруг недалеко от буковой рощицы заметил какое-то животное.

Понаблюдав несколько минут, смотритель отправился в дом за подзорной трубой. Благодаря десятикратному увеличению он сможет разглядеть объект, словно приблизившись к нему в десять раз.

Фелипе без труда узнал большого гуанако. Вероятно, выпадет возможность поохотиться.

Он позвал Васкеса и Мориса. Они тут же вышли из дома и присоединились к товарищу.

Мнение было единодушным — следует отправиться на охоту. Если удастся подстрелить гуанако, то у них появится свежее мясо, которое приятно разнообразит обычное меню.

Смотрители договорились, что Морис, вооружившись двумя карабинами, выйдет за ограждение и незаметно попытается обойти животное сзади, а затем погнать его в сторону залива, где будет поджидать Фелипе.

— Так или иначе, действуй осторожно, мой мальчик, — порекомендовал Васкес. — У гуанако отличный слух и прекрасное чутье! Если животное даже издали увидит тебя или почувствует запах, то моментально скроется. А если оно окажется не слишком близко, сэкономь порох и пули… Оно умчится так стремительно, что ты не успеешь ни выстрелить, ни погнать его к берегу. Пусть убегает, ибо тебе не следует уходить слишком далеко. Идет?

— Хорошо, идет, — ответил Морис.

Васкес и Фелипе вышли на уступ и, вооружившись подзорными трубами, убедились, что гуанако не сдвинулся с того места, где лежал с тех пор, как его заметил Фелипе.

Морис же направился к роще, откуда, возможно, сумеет, не спугнув животное, добраться до скал, чтобы подойти сзади и вынудить его бежать в сторону залива.

Смотрители провожали товарища взглядом до тех пор, пока он не достиг рощицы и не скрылся между деревьями.

Прошло примерно полчаса. Гуанако лежал неподвижно. Вероятно, Морис уже подошел к нему достаточно близко.

Васкес и Фелипе ждали, когда прогремит выстрел и животное упадет или помчится во весь опор.

Но выстрела так и не прозвучало. К величайшему удивлению смотрителей, гуанако, дернув головой, словно чувствуя опасность, вместо того чтобы спасаться бегством, рухнул на скалы, вытянув ноги и обмякнув всем телом, как будто силы оставили его.

Одновременно Морис, которому удалось проскользнуть за скалы, вышел на открытое пространство и бросился к неподвижному гуанако. Он наклонился над животным, потрогал его рукой и резко выпрямился. Затем, обернувшись, жестом попросил товарищей подойти как можно быстрее.

— Там что-то случилось! — воскликнул Васкес. — Бежим!

И они оба, спустившись вниз, бросились к рощице.

Им понадобилось не более десяти минут, чтобы преодолеть это расстояние. Оказавшись рядом с Морисом, Васкес первым делом спросил:

— Что с гуанако?

— Вот, смотри, — ответил Морис, показывая на животное, лежавшее у его ног.

— Он мертв? — спросил Фелипе.

— Да, — кивнул Морис.

— Что, от старости? — удивился Васкес.

— Нет… От пули!

— Он был ранен?

— Да, в бок!

— Пулей! — повторил Васкес.

Сомнений не было: раненый гуанако добрался до этого места и упал замертво.

— Итак, на острове есть охотники?

Стоя неподвижно, Васкес встревоженно огляделся вокруг.

Глава четвертая

БАНДА КОНГРЕ

Если бы Васкес, Фелипе и Морис перенеслись на западную оконечность острова Эстадос, то увидели бы, насколько это побережье отличается от того, что протянулось между мысами Сан-Хуан и Северал. Они напрасно искали бы там бухту, где корабли, застигнутые штормами Тихого океана, могли обрести убежище. Нет, сплошные скалы, поднимающиеся ввысь почти на две сотни футов, в большинстве своем с остроконечными вершинами и уходящие глубоко в воду; скалы, о которые даже в спокойную погоду постоянно бьется неистовый прибой.

В расселинах, щелях и разломах иссеченных ветром скал обитали мириады морских птиц. Между многочисленными рифовыми банками, доходившими порой до двух миль в ширину при отливе, извивались узкие протоки, доступные только легким суденышкам. Повсюду разбросаны песчаные отмели, ковры из песка, с пучками высохших водорослей, усеянные осколками раковин, разбитых о камни. Внутри скал множество пещер: глубоких, сухих, мрачных гротов с узкими лазами. Даже в осеннее равноденствие эти пещеры не продуваются порывистыми шквальными ветрами и остаются недосягаемы для волн. Туда можно попасть по каменистым крутым тропинкам, которые могучие океанские волны захлестывают часто. Если же возникает необходимость забраться на верхнее плато, то приходится карабкаться по гребням скал, а для того чтобы достичь границы засушливого плато в центральной части острова, требуется преодолеть не менее двух-трех миль. Короче говоря, западная оконечность острова выглядит более дико и уныло, нежели противоположное побережье, где расположен залив Эль-Гор.

Хотя западное побережье острова Эстадос частично защищено от северо-западных ветров высокими горами Огненной Земли и Магелла-новым архипелагом, море бушует здесь с такой же яростью, что и на подступах к мысам Сан-Хуан, Дьегос и Северал. И пусть маяк уже стоял со стороны Атлантического океана, но его аналог, со стороны Тихого океана, был не менее необходим кораблям, огибающим мыс Горн и ищущим пролив Ле-Мер. Возможно, чилийское правительство в один прекрасный день последует примеру Аргентинской Республики и примет решение построить второй маяк.

Так или иначе, но, если бы работы начались одновременно на двух оконечностях острова Эстадос, шайкам грабителей, которые скрывались по соседству с мысом Гомес, очень бы не поздоровилось.

Вот уже несколько лет, как самые отпетые злоумышленники обосновались в одной из глубоких пещер при входе в залив Эль-Гор. А поскольку к острову Эстадос корабли никогда не причаливали, пираты чувствовали себя в полнейшей безопасности.

Банду, состоявшую из дюжины человек, возглавлял тип по имени Конгре, а помощником ему служил некий Карканте.

Это было всего лишь сборище выходцев из Южной Америки. Пятеро из них были аргентинцами или чилийцами. Что касается уроженцев Огненной Земли, то они просто пересекли пролив Ле-Мер, чтобы присоединиться к банде. Их, хорошо знавших северное побережье острова и не раз ловивших здесь рыбу в теплое время года, завербовал сам Конгре.

О Карканте знали лишь то, что он чилиец. Однако было трудно сказать, в каком городе или деревне он родился, к какой семье принадлежал. Лет тридцати пяти — сорока, среднего роста, скорее худой, но жилистый и мускулистый, а следовательно, наделенный необычайной силой, замкнутый, подозрительный, насквозь лживый, всегда готовый совершить кражу или даже убийство, он обладал всеми «достоинствами», чтобы стать помощником главаря банды.

А вот о самом главаре не было известно ровным счетом ничего. Он никогда не говорил о своей национальности. Действительно ли его звали Конгре? Кто знает? С уверенностью можно было сказать только то, что такое имя довольно распространено среди аборигенов Магеллании и Огненной Земли. Во время экспедиции на «Астролябии» и «Зеле» капитан Дюмон-Дюрвиль,[85] остановившись на стоянку в заливе Пекета, что в Магеллановом проливе, принял на борт патагонца с таким же именем. Но сомнительно, чтобы Конгре родился в Патагонии. Ведь он, в отличие от мужчин этих краев, не обладал ни узким лбом, ни широкой челюстью, ни раскосыми глазами, ни приплюснутым носом, ни высоким ростом — никакими характерными особенностями здешних народностей. Кроме того, выражение его лица не отличалось добродушием, присущим большинству обитателей Патагонии.

Природа наделила Конгре столь же жестоким, сколь и энергичным характером, что легко угадывалось по свирепым чертам его лица, плохо скрываемым густой, уже начинавшей седеть бородой, хотя ему не перевалило и за сорок. Настоящий бандит, грозный пират, замешанный во множестве преступлений, он нигде не мог найти убежища, кроме как на этом пустынном острове.

Но как сумели выжить Конгре и его спутники, приплывшие сюда, чтобы скрыться, несколько лет тому назад? Сейчас мы об этом вкратце расскажем.

Когда Конгре и его сообщник Карканте, совершив несколько преступлений, за которые им грозили виселица или гаррота,[86] бежали из Пунта-Аренаса,[87] главного порта в Магеллановом проливе, то сумели добраться до Огненной Земли, где преследовать их было очень затруднительно. Пожив некоторое время среди аборигенов, они узнали, что корабли часто терпят крушение близ берегов острова Эстадос, которые в ту пору еще не освещал маяк. Пираты не сомневались, что побережье усеяно остовами разбитых судов. Именно тогда Конгре пришла в голову мысль сколотить банду грабителей из отпетых мерзавцев, с которыми он познакомился на Огненной Земле. Затем к банде примкнули человек десять беспутных аборигенов. Они переправились на другой берег пролива Ле-Мер на утлом суденышке. Но хотя Конгре и Карканте были моряками, долго плававшими в опасных водах Тихого океана, они не сумели избежать катастрофы. Бурное море выбросило их на скалы мыса Парри, и суденышко разбилось.

Именно тогда разбойники добрались до залива Эль-Гор, хорошо знакомого аборигенам, и не были разочарованы в своих надеждах. Нетронутые тюки, ящики с провизией, которой банда могла кормиться на протяжении многих месяцев, оружие — револьверы и ружья, нуждавшиеся в незначительной починке, — боеприпасы, хорошо сохранившиеся в металлических коробах, бесценные золотые и серебряные слитки с богатых австралийских грузовых судов, мебель, корабельная обшивка, доски, различная древесина, части скелетов, но ни одного выжившего в кораблекрушении.

Впрочем, мореплаватели хорошо знали грозный остров Эстадос. Необходимость в постройке маяка на его восточной оконечности возникла много лет тому назад. Нельзя было даже представить, не увидев воочию, нагромождение рифов на подступах к заливу Эль-Гор, выступающее в море на одну-две мили. Все корабли, отнесенные штормом к побережью, неизбежно теряли экипаж и имущество.

Конгре с приспешниками обустроился не в глубине острова, а при входе в залив, поскольку это отвечало его планам — наблюдать за мысом Сан-Хуан. Случай помог ему обнаружить просторную пещеру, вход в которую скрывали горы морских водорослей — ламинарий[88] и прочих. В ней могла свободно расположиться вся банда, которой больше не нужно было бояться ветров, дувших с открытого океана, поскольку пещера находилась за контрфорсом скалы на левом берегу залива. Пираты перенесли сюда всё, что могло им пригодиться: мебель, постельные принадлежности, одежду, а также достаточные запасы мясных консервов, ящики с морскими сухарями, фляги с водкой и вином. Грот пещеры они превратили в склад, куда убрали самые ценные обломки, а также золото, серебро, драгоценности, обнаруженные на побережье. Если позднее Конгре сможет завладеть кораблем, заманив его в залив, то погрузит награбленное и вернется на острова Тихого океана — арену своих пиратских набегов.

Но до сих пор удачного случая не выпадало, и разбойники не могли покинуть остров. Правда, на протяжении двух лет их богатство постоянно росло. Еще несколько кораблей потерпели крушение, что позволило бандитам хорошо поживиться. Более того, следуя примеру мародеров, промышлявших на опасных берегах Старого и Нового Света, они сами провоцировали кораблекрушения. По ночам, когда дули восточные ветра, они, заметив вблизи острова корабль, при помощи костров направляли судно на рифы. А если случайно какому-нибудь моряку с тонущего корабля удавалось выбраться на берег, его немедленно убивали. Вот такими преступными делами занимались пираты, о существовании которых даже не было известно, поскольку сообщение с Огненной Землей и Магеллановым архипелагом отсутствовало, что пополняло список бедствий в этих районах Атлантики.

Тем временем шайка не могла покинуть остров. Конгре сумел спровоцировать крушение нескольких кораблей, однако ему не удалось завлечь их в залив Эль-Гор, чтобы завладеть ими. Кроме того, ни один корабль не зашел бы по собственной воле вглубь залива, плохо знакомого капитану. Вдобавок требовалось, чтобы экипаж был не в состоянии оказать сопротивление дюжине мерзавцев.

Время шло. Пещера была наполнена множеством ценных вещей. Понятно, каким нетерпением и яростью пылали Конгре и его сообщники. Это стало постоянной темой разговоров, которые вели между собой главари.

— Торчать на острове, словно разбитый корабль на берегу! — повторял Карканте. — А ведь мы можем погрузить на борт сокровищ на несколько тысяч пиастров.[89]

— Да, — отвечал Конгре, — необходимо сматываться во что бы то ни стало.

— Когда? Как? — кричал Карканте.

Но эти вопросы всегда оставались без ответа.

— В конце концов наши съестные запасы иссякнут, — повторял Карканте. — И пусть рыбу всегда можно поймать, однако рыбалка — занятие ненадежное! А потом наступит зима. Тысяча чертей! Как подумаешь, какие морозы здесь ударят!..

Что мог ответить Конгре? Впрочем, он не отличался ни красноречием, ни общительностью. Однако, осознавая собственное бессилие, кипел от ярости.

Нет, он не мог ничего сделать… Ничего! Если бы вместо корабля, который банда могла захватить на якорной стоянке, в залив со стороны мыса Парри вошло суденышко с Огненной Земли, Конгре завладел бы им без особого труда. И тогда он, а на худой конец Карканте или один из чилийцев при первой возможности добрались бы до Буэнос-Айреса или Вальпараисо.[90] Награбленных денег вполне хватало, чтобы купить корабль водоизмещением в сто пятьдесят — двести тонн. При помощи нескольких матросов Карканте мог привести корабль в залив Эль-Гор, пройдя мимо островов Магелланова архипелага. Плавание продлилось бы не более двух недель. А когда корабль вошел бы в бухточку, бандиты быстро разделались бы с матросами. Так обстояли дела, когда за пятнадцать месяцев до начала нашей истории положение резко изменилось.

В начале октября 1858 года на горизонте показался пароход под аргентинским флагом, совершавший маневр, чтобы войти в залив Эль-Гор.

Конгре и его спутники вскоре догадались, что это военный корабль, с которым они не смогут справиться. Уничтожив все следы своего присутствия, замаскировав вход в обе пещеры, они ушли вглубь острова, чтобы дождаться отплытия корабля.

Это был «Санта-Фе», прибывший из Буэнос-Айреса. На его борту находился инженер — автор проекта, которому поручили выбор места для маяка.

Сторожевой корабль простоял в заливе Эль-Гор несколько дней, так и не обнаружив убежище Конгре и его сообщников.

Но однажды Карканте, пробравшийся ночью к бухточке, сумел узнать, зачем «Санта-Фе» пришел на остров Эстадос — из-за маяка, который предстояло возвести в глубине залива Эль-Гор! Похоже, банде не оставалось ничего другого, как покинуть насиженное место. Так бандиты и поступили бы, имей они хоть какую-нибудь посудину.

У Конгре оставался один-единственный выход. Сторожевой корабль не замедлит вернуться с рабочими, готовыми начать строительство. Предводитель пиратов уже изучил западную часть острова в окрестностях мыса Гомес, где другие пещеры могли служить убежищем. Не желая терять ни дня, разбойники принялись переносить всё необходимое, чтобы прожить целый год. Они имели все основания полагать, что, пока ведутся работы, никто не станет посещать это побережье. Тем не менее времени, чтобы опустошить обе пещеры, не хватало. Ограничившись доставкой на новое место провизии, спиртного, постельных принадлежностей, одежды и немногих ценностей, бандиты тщательно завалили отверстия камнями.

Прошло всего пять дней, и «Санта-Фе» вновь появился утром в заливе Эль-Гор, встав на якоре в бухточке. Прибывшие на корабле рабочие сошли на берег и выгрузили все необходимое. Место для маяка было выбрано на уступе. Строительные работы начались немедленно и, как известно, были быстро завершены.

Именно поэтому банде Конгре пришлось отсиживаться на мысе Гомес. Ручей, ставший полноводным из-за таяния снегов, давал бандитам воду. Рыбная ловля и в определенной степени охота позволяли экономить провизию, которой они запаслись, прежде чем покинули залив Эль-Гор.

Но с каким нетерпением Конгре, Карканте и их спутники ждали, когда маяк будет построен, а «Санта-Фе» уйдет, чтобы вернуться только через три месяца и привезти с собой следующую смену!

Разумеется, Конгре и Карканте, принимая меры предосторожности, чтобы остаться незамеченными, старались быть в курсе всего, что происходило в глубине залива. То пробираясь вдоль южного или северного побережий, то подкрадываясь с плоскогорья и даже наблюдая с соседних высот, с мыса Парри или мыса Ванкувер, они следили за ходом строительства, по завершении которого Конгре собирался осуществить свой давно задуманный план. Кто знает, не зайдет ли в залив, оборудованный маяком, какой-нибудь корабль, которым удастся завладеть, перебив экипаж?

Что касается возможных встреч с моряками сторожевика, то Конгре полагал, что их опасаться нечего. Вряд ли кто-то станет предпринимать попытки добраться до окрестностей мыса Гомес по голому плато с глубокими оврагами, через скалы, которые можно преодолеть лишь ценой огромных усилий. В любом случае банда приняла меры, чтобы ее не обнаружили.

Впрочем, никаких случайностей не произошло. Наступил декабрь — месяц, в котором все работы по строительству маяка будут завершены и смотрители останутся одни. Конгре узнает об этом, когда прожектор маяка озарит воды Атлантики своими лучами.

В последние недели один из бандитов приходил на наблюдательный пункт, расположенный на холме, откуда хорошо виден маяк, — он сразу, как только загорится огонь, должен был сообщить об этом Конгре.

На мыс Гомес эту новость принес в ночь на 10 декабря не кто иной, как Карканте.

— Да, — закричал он, найдя Конгре в пещере, — черт в конце концов зажег его, этот маяк! Так сам его и потушит!..

— Мы в нем не нуждаемся! — ответил Конгре, сделав угрожающий жест в сторону маяка.

Прошло несколько дней. В начале следующей недели Карканте, охотясь в окрестностях мыса Парри, ранил пулей гуанако. Как известно, животное убежало и упало замертво на том месте, где нашел его Морис, на краю буковой рощицы. С того дня Васкес и его товарищи, убедившись, что они не единственные обитатели острова, стали более пристально наблюдать за окрестностями залива Эль-Гор.

Настал день, когда Конгре решил покинуть убежище и вернуться на мыс Сан-Хуан. Бандиты оставили свое имущество в пещере, взяв провизию только на один день, поскольку рассчитывали поживиться запасами, хранившимися на маяке. Настало 22 декабря. Выйдя на рассвете по знакомой тропинке, ведущей через гористую часть острова, они преодолели половину пути, около пятнадцати миль, и собирались сделать остановку на ночь либо в роще, либо в лощине. Идти вдоль побережья означало удлинить путь, учитывая извилистую береговую линию. Кроме того, здесь они подвергали себя опасности быть замеченными с маяка сразу после того, как перейдут мыс Парри или мыс Ванкувер. При переходе же по центральному плато острова им нечего было бояться.

На следующий день еще до восхода солнца наступит второй этап пути, практически равный первому: Конгре направит своих головорезов к заливу Эль-Гор.

Пират полагал, что маяк обслуживают только два смотрителя, хотя на самом деле их было трое. Но в принципе это не имело особого значения. Васкес, Морис и Фелипе не смогли бы оказать сопротивление бандитам, о существовании которых даже не подозревали. Ночью смотрителей можно застать врасплох. Первыми погибнут двое, находящиеся в доме, а расправиться с вахтенным не составит большого труда.

Так Конгре станет полновластным хозяином маяка, и у бандитов окажется достаточно времени, чтобы перенести всё имущество от мыса Гомес, а в случае необходимости спрятать его в пещере у входа в залив Эль-Гор.

Вот какой план созрел в уме жестокого бандита. В том, что он выполним, не возникало ни малейших сомнений.

Действительно, отныне всё зависело только от Конгре. Требовалось, чтобы какой-нибудь корабль отдал якорь в заливе Эль-Гор, ведь вскоре после отплытия «Санта-Фе» мореплаватели узнают об этой стоянке. Кроме того, новый маяк будет освещать восточное побережье острова Эстадос. Застигнутый непогодой и будучи не в состоянии справиться со штормом, корабль, особенно если он небольшого водоизмещения, без колебаний укроется в бухте, а не станет спорить с разбушевавшимся морем. И тогда судно попадет в руки злоумышленников и даст им столь желанную возможность бежать в Тихий океан, где их преступления не повлекут никаких наказаний.

Но было важно, чтобы всё произошло до возвращения «Санта-Фе» со сменой смотрителей маяка, иначе обстоятельства могли измениться. Как только капитан Лафайате узнает об исчезновении трех смотрителей маяка, то, без сомнения, поймет, что они стали жертвами похищения или убийства, и организует поиски на всем острове. Сторожевой корабль не уйдет, прежде чем не обследует побережье от мыса Сан-Хуан до мыса Гомес. И как тогда банда сможет избежать преследования, как будет существовать? Если даже Конгре и удастся завладеть лодчонкой рыбников, что крайне маловероятно, то за проливом установят такое пристальное наблюдение, что никто не сможет его пересечь и найти убежище на Огненной Земле. Улыбнется ли удача бандитам, позволит ли им покинуть остров?

Вечером 31[91] декабря Конгре и Карканте, беседуя, прогуливались возле мыса Гомес и по привычке разглядывали небо и море.

Стояла обычная для этих дней погода. Горизонт окутывали облака. Легкий бриз дул с северо-востока, что не благоприятствовало кораблю, намеревавшемуся войти в пролив Ле-Мер с запада.

В половине седьмого Конгре и его спутник собрались было вернуться в свое убежище, как вдруг Карканте сказал:

— Значит, мы все добро оставим здесь?

— Пока да, — ответил Конгре. — Заберем его позже. Когда найдем надежное пристанище.

Он не закончил фразы и, остановившись, воскликнул:

— Карканте! Гляди… Там… На траверзе…[92]

Карканте посмотрел в указанном направлении.

— Да! — сказал он. — Это корабль!

— Который, похоже, направляется к острову, — продолжил Конгре, — то и дело меняя курс, поскольку дует встречный ветер.

Действительно, судно на всех парусах лавировало примерно в двух милях от мыса Гомес.

Несмотря на встречный ветер, корабль понемногу продвигался вперед. Если он направлялся в пролив, то должен был войти в него еще до наступления ночи.

— Это шхуна,[93] — сказал Карканте.

— Да… Водоизмещением от ста пятидесяти до двухсот тонн, — согласился Конгре.

Никаких сомнений: судно намеревалось, скорее, войти в пролив, а не пройти мимо мыса Гомес. Вопрос заключался лишь в том, доберется ли оно до пролива прежде, чем наступит кромешная тьма. Не подвергается ли оно опасности при стихающем ветре быть выброшенным течением на рифы?

На скале собралась вся шайка.

Уже не в первый раз за время пребывания пиратов на острове корабли проходили так близко от берега. Известно, что грабители направляли их на рифы, используя блуждающие огни.

Кто-то из команды предложил повторить фокус.

— Нет, — ответил Конгре, — нельзя допустить, чтобы шхуна разбилась… Постараемся сделать ее нашей добычей. Ветер дует встречный. Ночь будет темной. Она не сумеет попасть в пролив. Завтра мы увидим шхуну на траверзе мыса и решим, как поступить.

Через час корабль исчез в кромешной тьме. Не было видно ни огонька. Ничто не выдавало его присутствия в открытом море.

Ночью ветер переменился и зашел с юго-запада.

На рассвете следующего дня, когда Конгре и его спутники спустились на побережье, они обнаружили выброшенную на рифы мыса Гомес шхуну.

Глава пятая

ШХУНА «МАУЛЕ»

Конгре, конечно, знал толк в морском деле. Но каким кораблем он командовал и где плавал? Только Карканте — помощник и в плаваниях, и на острове — мог рассказать об этом. Однако — молчал.

Наверное, эти люди не вправе обижаться на нас, если мы прямо назовем их пиратами. Вероятно, они занимались преступным промыслом в водах Соломоновых островов[94] и Новых Гебрид,[95] где в те времена корабли часто подвергались нападениям. Несомненно, разбойникам пришлось искать убежище на островах Магелланова архипелага, а затем на острове Эстадос, где они стали мародерами, после того как сумели ускользнуть от крейсеров, посланных в ту часть Тихого океана Соединенным Королевством, Францией и Америкой.

Пять-шесть сообщников Конгре и Каркаете раньше также плавали матросами на рыболовных и торговых судах и поэтому знали море. Что касается огнеземельцев, то они согласились пополнить экипаж, если бандитам удастся завладеть шхуной.

Судя по корпусу и рангоуту,[96] водоизмещение шхуны не превышало ста пятидесяти тонн. Налетевший ночью с запада шквал выбросил судно на песчаную отмель, усеянную скалами, о которые оно и разбилось. Однако не похоже было, что корпус сильно пострадал. Завалившись на левый борт, судно лежало правым бортом к океану, с форштевнем,[97] косо направленным в сторону суши. При таком положении палуба хорошо просматривалась от полубака до кормовой рубки. Рангоут не был поврежден: ни фок-мачта, ни грот-мачта, ни бушприт[98] со всеми их снастями, как и наполовину зарифленные паруса,[99] кроме фока, нижнего фор-бом-брамселя[100] и топселя,[101] которые были свернуты полностью.

Накануне вечером, когда шхуну заметили в виду мыса Гомес, она боролась с довольно сильным северо-восточным ветром и, идя правым галсом, пыталась добраться до входа в пролив Ле-Мер. Вот при таких обстоятельствах Конгре с сообщниками потеряли ее из виду в спустившихся сумерках. Ночью ветер с неожиданностью, свойственной этим краям, переменился и задул с юго-запада. Можно было предположить, что шхуна, слишком близко подошедшая к берегу, пыталась избежать крушения, о чем свидетельствовало обрасопление реев,[102] но в конце концов врезалась в песчаную отмель.

О судьбе капитана и команды можно было только догадываться. Вероятнее всего, они, видя, что ветер и течение несут их на опасный берег, ощетинившийся рифами, спустили на воду шлюпку, опасаясь, что если корабль разобьется о скалы, то все до одного погибнут. Но они ошиблись — шлюпка не замедлила перевернуться. А если бы команда осталась на борту, то могла бы выжить. Теперь же, без сомнения, все погибли и отлив унес тела в океан.

Пробраться на борт шхуны в час отлива не составляло особого труда. С мыса Гомес можно было, перепрыгивая с камня на камень, дойти до места крушения, отстоявшего от берега не больше чем на полмили. Что и сделали Конгре и Карканте в сопровождении еще двух бандитов. Другие остались у подножия утеса, чтобы наблюдать, не покажется ли кто-либо из уцелевших в кораблекрушении.

Когда Конгре с дружками добрались до песчаной отмели, шхуна полностью выступала из воды. Но, поскольку при скором приливе уровень должен был повыситься на семь-восемь футов, не приходилось сомневаться, что корабль вновь окажется на плаву, если только у него не пробито днище.

Конгре не ошибся, определив в сто шестьдесят тонн водоизмещение шхуны. Обойдя судно и оказавшись около таблички, прибитой на корме, он прочел: «„Мауле“, Вальпараисо».

Итак, в ночь на 28 декабря около острова Эстадос потерпел крушение чилийский корабль.

— Он нам подойдет! — сказал Карканте.

— Если только в корпусе нет пробоин, — заметил один из его людей.

— Пробоину или любую другую поломку можно починить, — ответил Конгре.

Он принялся обследовать правый борт. Казалось, тот не пострадал. Форштевень, слегка углубленный в песок, тоже выглядел неповрежденным, равно как и ахтерштевень,[103] а перо руля по-прежнему плотно держалось в гнезде. Что касается другого борта, то осмотреть его не представлялось возможным. Однако через два часа после начала прилива. Конгре смог бы узнать, как обстоят дела.

— На борт! — скомандовал он.

Угол наклона шхуны позволял легко взобраться с левого борта на палубу, но не позволял ходить по ней. Приходилось ползти, держась за релинги.[104] Конгре и его спутники проделали этот путь, хватаясь за ванты[105] грот-мачты.

Удар оказался не слишком сильным. Всё осталось на своих местах, за исключением некоторых незакрепленных рангоутных деревьев. Безусловно, с приливом шхуна сама сможет выпрямиться, если только не заполнится водой из-за пробоин.

Первым делом Конгре, с трудом открыв дверь, добрался до рубки. Рядом с небольшой кают-компанией он обнаружил каюту капитана. Низко нагнувшись, он вошел внутрь, взял в ящике стенного шкафа бортовые документы и вернулся на корму, где его ждал Карканте.

Они просмотрели судовой журнал и вот что узнали.

Шхуна «Мауле» водоизмещением в сто пятьдесят семь тонн, приписанная к чилийскому порту Вальпараисо, имея на борту команду из шести человек, вышла 3 декабря под командованием капитана Паильи и взяла курс на Фолклендские острова.

Эти острова, называемые также Мальвинами, находятся на расстоянии…[106] миль от Огненной Земли. Удачно обогнув мыс Горн, «Мауле» готовилась войти в пролив Ле-Мер, когда наткнулась на рифы острова Эстадос. Ни капитан Паилья, ни кто-либо другой из команды не сумел спастись, поскольку если бы кто-то выжил, то смог бы обрести пристанище лишь на мысе Гомес. Но через два часа после рассвета никто так и не объявился.

Как оказалось, на шхуне не было груза и она направлялась на Мальвинские острова с одним балластом.[107] Но главное заключалось в том, что в распоряжении Конгре появился корабль, на котором пираты могли покинуть остров вместе с награбленным, если, конечно, удастся снять «Мауле» с мели.

Для обследования трюма изнутри требовалось выгрузить балласт, состоявший из чугунных болванок, наваленных как попало. На это требовался не один час, а шхуна вскоре могла оказаться в полной зависимости от океанских ветров. Поэтому следовало снять судно с мели, как только оно поднимется во время прилива, который не замедлит дать о себе знать — через несколько часов наступит фаза полной воды.[108]

Вот что сказал Конгре своему помощнику:

— Сейчас всё приготовим, чтобы увести шхуну, как только под килем окажется достаточно воды. Возможно, серьезных поломок и пробоин нет и она не заполнится водой.

— Мы скоро об этом узнаем, — ответил Карканте, — ведь прилив уже начался. А что дальше, Конгре?

— Мы отведем «Мауле» за пределы рифов через узкий проток вдоль мыса Гомес вглубь бухты и поставим перед пещерами. Там она не сядет на мель даже при самой малой воде,[109] ведь осадка у нее всего шесть футов.

— А потом? — спросил Карканте.

— Ну, мы погрузим на борт всё, что добыли в заливе Эль-Гор.

— И? — выдохнул Карканте.

— Увидим, — пожал плечами Конгре.

Все принялись за работу, чтобы не пропустить ближайший прилив. Иначе пришлось бы ждать еще двенадцать часов, чтобы снять шхуну с мели. Требовалось во что бы то ни стало поставить шхуну на якорную стоянку в бухте до полудня. Тогда она будет на плаву и в относительной безопасности, если погода не переменится.

Перво-наперво Конгре и его люди занялись якорем правого борта, заведя его подальше от мели, насколько хватило цепи. Таким образом, как только киль освободится из песка, появится возможность отбуксировать шхуну до глубокой воды. До того как море начнет отступать, хватит времени, чтобы добраться до бухточки и во второй половине дня полностью обследовать трюм.

Экстренные меры были завершены, едва вода начала прибывать. Вскоре вся песчаная отмель скроется под водой. Конгре, Карканте и полдюжины их спутников поднялись на борт, а остальные вернулись к подножию утеса.

Теперь оставалось только ждать. Часто ветер с океана во время прилива свежеет. Именно этого приходилось опасаться больше всего, поскольку он мог еще сильнее повредить «Мауле» или отнести ее к самой отмели, выступавшей ближе к берегу. Прилив в эти дни приближался к квадратурному.[110] Возможно, он был бы недостаточно высок, чтобы высвободить шхуну, если бы ее снесло хоть на полкабельтова[111] ближе к берегу.

Но, казалось, судьба благоволила планам Конгре. Ветер немного усилился. Он перешел к юго-западу, помогая высвобождению «Мауле».

Конгре и его сообщники стояли на носу, который должен был подняться раньше кормы. Если, как можно было предположить, шхуна повернется вокруг продольной оси, то достаточно подработать шпилем, чтобы направить нос в сторону океана. И тогда шхуна, удерживаемая цепью длиной около пятидесяти туазов,[112] примет нормальное положение.

Тем временем вода постепенно прибывала. Отдельные толчки свидетельствовали, что корпус ощущает на себе действие прилива, наступавшего длинными волнами. Ни один из валов не встряхнул шхуну. О более счастливых обстоятельствах нельзя было даже мечтать.

Но, хотя Конгре был уверен, что высвободит шхуну и надежно укроет ее в бухточке мыса Гомес, его по-прежнему беспокоил тот факт, что может произойти какая-либо непредвиденная случайность. Пробит ли корпус судна со стороны левого борта, того самого, который лежит на песчаной отмели и поэтому не поддается осмотру? Если там течь, то всё равно у них не останется времени обнаружить и заделать ее. Шхуна наполнится водой, и тогда волей-неволей придется оставить ее на месте, где первая же буря окончательно разрушит весь корпус.

Это внушало большую тревогу. Понятно, с каким нетерпением Конгре и его спутники следили за приливом! Если обшивка где-нибудь пробита, если разошелся какой-либо шов, вода не замедлит наполнить трюм и «Мауле» не выпрямится.

Но постепенно бандиты успокаивались. Вода поднимала борт, но не проникала внутрь. Корпус не был поврежден. Постепенно палуба занимала горизонтальное положение.

— Течи нет! Обшивка цела! — воскликнул Карканте.

— Следить за шпилем! — скомандовал Конгре.

Лебедка была наготове. Четыре человека ожидали команды, чтобы привести ее в движение.

Конгре, наклонившись за борт, наблюдал за водой, поднимавшейся в течение полутора часов. Форштевень начал двигаться, киль уже высвободился из песка, но руль оставался неподвижным. Несомненно, требовалось еще полчаса, чтобы корма тоже высвободилась.

Конгре захотел ускорить ход операции и, оставаясь на носу, скомандовал:

— Выбирай!

Повернутый с силой ворот лебедки смог лишь натянуть цепь. Стоило опасаться, как бы якорь не оторвался от грунта, поскольку тогда было бы трудно его снова поставить. Конгре скомандовал отбой.

Шхуна выпрямилась полностью. Осмотрев трюм, Карканте убедился, что вода туда не проникла, — значит, наружная обшивка цела. Теперь можно было надеяться, что «Мауле» не пострадала ни в момент кораблекрушения, ни в течение тех двенадцати часов, что лежала на мели. В подобных условиях ее проход до бухты мыса Гомес не займет много времени. После полудня шхуну нагрузят, а на следующий день можно будет выйти в море. К тому же следовало воспользоваться хорошей погодой. Направление ветра благоприятствовало плаванию «Мауле», независимо от того, направится ли она в пролив Ле-Мер или проследует вдоль южного побережья острова Эстадос.

Около девяти часов рост прилива должен был прекратиться. Напомним, что квадратурный прилив никогда не бывает очень сильным. Но, учитывая относительно небольшое водоизмещение шхуны, можно было предположить, что она легко высвободится из песка.

Действительно, вскоре после половины девятого корма начала подниматься. «Мауле» протащила по дну кормовую часть киля, не рискуя получить повреждение, поскольку, во-первых, на море было спокойно, а во-вторых, крушение произошло не на рифах.

Еще раз обдумав положение, Конгре решил, что при таких хороших условиях можно повторить попытку. Его люди принялись крутить лебедку. После того как они выбрали несколько саженей[113] якорной цепи, «Мауле» развернулась носом в сторону океана. Якорь держал прочно. Его лапы так глубоко застряли в трещинах породы, что они скорее бы переломились, чем подчинились тяге шпиля.

— Налегай! — снова скомандовал Конгре.

И все, даже Карканте, навалились на кабестан,[114] в то время как Конгре, свесившись за борт, следил за кормой.

Прошло еще несколько томительных минут. Вторая половина киля по-прежнему увязала в песке.

Конгре и его спутники испытывали жгучее беспокойство. Вода будет подниматься еще минут двадцать. Очень важно было, чтобы «Мауле» скорее оказалась на плаву, иначе пришлось бы ждать следующего прилива. Еще двое суток высота прилива будет понижаться. Расти она начнет только через сорок восемь часов.

Настал момент сделать последний рывок. Можно представить себе ярость, даже не ярость, а бешенство людей, ощущавших себя совершенно беспомощными! Заполучить столь долгожданный корабль, который обеспечит им свободу и вместе с ней безнаказанность, и не иметь возможности вызволить его из песка!

Налегая на кабестан, пираты изрыгали проклятия, по-прежнему опасаясь, как бы якорь не сломался или не сорвался. Тогда придется ждать вечера, чтобы поставить уже два якоря. А кто знает, что случится в ближайшие сутки и останется ли погода благоприятной?

В этот самый момент северо-восток начали застилать плотные облака. Правда, если они останутся там, положение корабля не ухудшится, поскольку песчаную отмель укрывают высокие прибрежные утесы. Но не разбушуется ли море и не довершат ли штормовые валы дело, начатое крушением предыдущей ночью?..

К тому же северо-восточные ветры, даже если это только легкий бриз, никогда не способствовали плаванию в проливе. Вместо того чтобы нестись на полных парусах, «Мауле» будет вынуждена идти бейдевинд,[115] вероятно, на протяжении нескольких дней. А когда речь идет о мореплавании, последствия задержки могут оказаться весьма плачевными.

Прилив уже достиг фазы полной воды. Вот-вот даст о себе знать отлив. Песчаная отмель скрылась полностью. Над поверхностью выступало только несколько верхушек рифов. С мыса Гомес оконечность косы не просматривалась, и последняя приливная волна, едва докатившись до берега, оставила песок почти сухим.

Совершенно ясно, что море стало медленно отступать. Вскоре вокруг отмели обнажатся скалы.

Снова раздались проклятия. Изнуренные, вконец обессилевшие люди готовы были бросить бесполезную работу.

Конгре, бешено сверкая глазами, схватил топор и закричал, что зарубит первого, кто оставит свой пост, и его подчиненные были уверены, что он поступит так без малейших колебаний.

Матросы вновь налегли на ворот кабестана. Под их усилиями цепь натянулась так, что была готова лопнуть. При этом была повреждена медная обшивка клюзов.

Наконец послышался какой-то скрежет. Стопор кабестана попал между зубцами. Шхуна, покачиваясь, немного подалась в сторону океана. Положение штурвала свидетельствовало о том, что киль постепенно выходит из песка.

— Ура! Ура! — закричали люди, почувствовав, что «Мауле» высвободилась.

Днище скользило по грунту. Лебедка закрутилась еще быстрее. Через несколько минут шхуна, подтянутая к самому якорю, качалась на волнах за пределами песчаной отмели.

Конгре бросился на нос. Якорь отделился от грунта. Его выбрали и закрепили на кат-балке. Теперь оставалось войти в узкий проток между рифами, чтобы добраться до бухточки возле мыса Гомес.

Конгре приказал поставить кливер. Этого было вполне достаточно. Через полчаса шхуна, обогнув последние прибрежные скалы, бросила якорь немного позади мыса.

Глава шестая

В ЗАЛИВЕ ЭЛЬ-ГОР

Операция по снятию шхуны с мели прошла благополучно. Однако необходимо было обеспечить ей полнейшую безопасность в бухте. Если скалы благодаря изгибам мыса закрывали шхуну с юга и юго-востока, а прибрежные утесы защищали от восточных ветров, то с других сторон она могла оказаться во власти яростных шквалов, натиска бурь и даже океанских валов. Во время высоких равноденственных приливов она не сможет простоять в этом укрытии и суток.

Конгре прекрасно всё понимал. Поэтому, намереваясь покинуть бухту на следующий день,[116] он решил воспользоваться отливом, чтобы проделать часть пути в проливе Ле-Мер.

Тем не менее прежде всего следовало более тщательно осмотреть корабль и проверить состояние корпуса изнутри. Хотя бандиты были уверены, что пробоин нет, все же могло оказаться, что во время крушения пострадали если не обшивка, то набор корпуса. И тогда, перед тем как отправиться в столь долгое плавание, пришлось бы проводить ремонтные работы.

Конгре приказал своим людям немедленно заняться делом и перенести балласт из трюма на уровень флоров[117] по левому и правому бортам. Тогда не потребуется его выгружать, что сэкономит время и силы. Но главное — время, которым надо было дорожить, учитывая ненадежное положение «Мауле».

Все болванки, составлявшие балласт, были сначала перенесены из носовой в кормовую часть трюма, чтобы позволить осмотреть внутреннюю обшивку. Это сделали Конгре, Карканте и чилиец по имени Варгас, ранее работавший плотником на верфях Вальпараисо и прекрасно знавший тонкости ремесла.

В отсеке от форштевня до гнезда фок-мачты они не обнаружили ни единой поломки. Флоры, шпангоуты[118] и наружная обшивка находились в хорошем состоянии. Покрытые медью, они не пострадали от удара о песчаную отмель во время кораблекрушения.

Затем балласт перенесли в носовую часть. Отсек от фок-мачты до грот-мачты также не пострадал. Пиллерсы,[119] поддерживающие палубу, не погнулись и не сломались. Трап, ведущий к центральному люку, даже не сдвинулся с места.

Теперь они занялись последней третью трюма, от кормового отсека до ахтерштевня.

Здесь они обнаружили довольно серьезное повреждение. Хотя пробоины не было, всё же на одном шпангоуте левого борта образовалась вмятина длиной метра в полтора. Вероятно, она появилась при столкновении со скалистым уступом, которое произошло, прежде чем шхуну выбросило на песчаную отмель. Пусть обшивка не была разрушена и даже пакля осталась на месте, что помешало воде просочиться в трюм, всё же эта поломка представляла определенную опасность. Корабль перед выходом в море требовал ремонта, если только речь не шла об очень коротком переходе, при условии что шхуна не будет перегружена, а погода установится спокойная. Вполне вероятно, что на ремонт уйдет целая неделя, если, конечно, у Варгаса окажутся материалы и инструменты, необходимые для работы.

Как только Конгре и его спутники узнали, как обстоят дела, радостные крики, приветствовавшие снятие шхуны с мели, сменились проклятиями, вполне оправданными в сложившихся обстоятельствах. Неужели посудина окажется непригодной?.. Неужели они так и не смогут покинуть остров Эстадос?

Конгре вмешался и сказал:

— Повреждение серьезное, это правда. Мы не можем рассчитывать на «Мауле», если ее не отремонтировать… Для того чтобы добраться до островов Тихого океана, нужно преодолеть сотни миль. Мы подвергаем себя опасности! Но повреждение можно исправить, и мы это сделаем.

— Где? — спросил один из чилийцев, не скрывавший своего беспокойства.

— В любом случае не здесь! — выкрикнул кто-то из его соотечественников.

— Нет, — решительно ответил Конгре, — не здесь, а в заливе Эль-Гор.

В конце концов, это вполне возможно. За двое суток шхуна в состоянии преодолеть расстояние, отделявшее ее от залива. Ей придется следовать вдоль либо южного, либо северного побережья. В пещере, где хранилось награбленное имущество затонувших кораблей, плотник найдет необходимые доски и инструменты. Если на ремонт потребуется две или даже три недели, «Мауле» может там оставаться. Лето продлится еще два месяца. И когда пираты покинут остров Эстадос, сделают они это, по крайней мере, на борту корабля, который обеспечит им полнейшую безопасность, поскольку все неполадки будут устранены.

Кроме того, Конгре хотел, покинув мыс Гомес, провести некоторое время в заливе Эль-Гор. Ни за что на свете не собирался он терять добычу, оставленную в пещере после того, как строительство маяка вынудило шайку укрыться на противоположной оконечности острова. Таким образом, его планы изменились лишь относительно большей или меньшей длительности стоянки шхуны. Но так складывались обстоятельства.

В банде вновь воцарилось спокойствие. Пираты начали готовиться на следующий день в полную воду выйти в море.

Что касается смотрителей маяка, то их присутствие совершенно не беспокоило ни Конгре, ни его спутников. Да и что те могли противопоставить злоумышленникам?

Когда Карканте, оставшись с Конгре наедине, начал об этом говорить, то в ответ услышал:

— Еще до прихода этой шхуны я решил захватить залив Эль-Гор! Возвратившись туда, можно без труда разделаться со смотрителями. Только мы придем не из центральной части острова, незамеченными, а открыто, по морю. Шхуна бросит якорь в бухте. Они, ничего не заподозрив, примут нас. И…

Жест, не оставивший у Карканте ни малейших сомнений, довершил ответ. Действительно, все обстоятельства складывались весьма удачно для планов мерзавца. И теперь только чудо могло помочь Васкесу и его друзьям.

После полудня все готовились к отплытию. Конгре приказал уложить балласт и заняться погрузкой провизии, оружия и других вещей, хранившихся в пещере на мысе Гомес.

После ухода из залива Эль-Гор, а произошло это более года тому назад, Конгре и его спутники питались главным образом консервами. Поэтому тех, что разместили на камбузе, осталось совсем не много. Что касается постельных принадлежностей, одежды, золотых и серебряных изделий, кухонной утвари, то их сложили в кубрике, кормовой рубке и трюме «Мауле», куда вскоре перекочует имущество, спрятанное в пещере при входе в залив.

Короче говоря, бандиты так спешили, что весь груз оказался на борту уже к четырем часам. Шхуна могла сниматься с якоря в любой момент. Однако Конгре не собирался идти ночью вдоль побережья, ощетинившегося рифами, уходившими в море на несколько миль. Он даже не знал, пойдет ли проливом Ле-Мер, чтобы добраться до мыса Сан-Хуан. Это будет зависеть от направления ветра. Если задует северный ветер и начнет к тому же крепчать, то лучше обогнуть остров с юга. Ведь в таком случае «Мауле» прикроет высокий берег. Но каков бы ни был маршрут, по мнению Конгре, переход не должен продлиться более тридцати часов, включая ночную стоянку.

Наступил вечер. Погода не изменилась. Линия горизонта была такой чистой, что в тот момент, когда солнечный диск исчез за горизонтом, пространство пересек зеленый луч.

Создавалось впечатление, что ночь будет спокойной. Так и случилось. Большинство пиратов провели ее на борту. Одни — в кают-компании, другие — в трюме. Конгре занял каюту капитана Паильи, а Карканте — его помощника.

И всё же они несколько раз выходили на палубу, чтобы взглянуть на небо и море и убедиться, что даже при полной воде «Мауле» не грозит никакая опасность и ничто не отсрочит ее отплытия.

Восход был великолепным. А ведь в здешних широтах редко можно увидеть, как солнце появляется над таким прозрачным горизонтом.

На рассвете Конгре причалил на шлюпке к острову и по узкой расселине, почти от самой кромки мыса Гомес, добрался до гребня утеса.

С такой высоты он мог обозревать морское пространство на три четверти картушки компаса. Только на востоке взгляд останавливали далекие громады между мысами Парри и Ванкувер.

На западе и юге море оставалось спокойным. Небольшие волны появились только у входа в пролив, поскольку ветер начинал набирать силу и всё больше крепчал.

В открытом океане не было видно ни парусов, ни дыма. Несомненно, «Мауле» не придется повстречаться с каким-либо кораблем во время короткого перехода до мыса Сан-Хуан.

Конгре принял окончательное решение. Справедливо опасаясь, как бы ветер не превратился в штормовой, и ни за что не желая испытывать шхуну, подставляя ее под волны, всегда высокие при смене фаз прилива, он решил идти вдоль южного побережья острова и добраться до залива Эль-Гор, обогнув два мыса: Северал и Дьего. Тем более что расстояние, независимо от северного или южного маршрута, было примерно одинаковым.

Конгре спустился на пляж и направился к пещере, чтобы убедиться, что они ничего не забыли. Ничто не выдавало присутствия разбойников на западной оконечности острова Эстадос.

Было самое начало восьмого. Уже начинался отлив. Он благоприятствовал проходу по узкому проливчику, извивавшемуся среди рифов.

Якорь был немедленно взят на кат.[120] Затем подняли фор-стеньги-стаксель[121] и кливер — этого при северо-восточном бризе должно было хватить для выхода «Мауле» за пределы отмелей. Шхуна отправилась в путь.

Конгре держал штурвал, а Карканте выполнял функции впередсмотрящего. Потребовалось не более десяти минут, чтобы миновать рифы. Вскоре на шхуне ощутили легкую бортовую и килевую качку.

По приказу Конгре Карканте велел поставить фок и бизань,[122] заменявший грот в парусном вооружении шхуны, а затем поднять марсель.[123] После того как паруса были подняты и закреплены, «Мауле» взяла курс на юго-запад, чтобы пройти мимо крайней точки острова.

Через полчаса шхуна миновала скалы мыса Гомес, а затем стала держать курс на восток, идя в полумиле от суши и взяв круче к ветру. Однако ветер и так благоприятствовал ее продвижению под прикрытием южного побережья острова.

Тем временем Конгре и Карканте убедились, что легкое суденышко прекрасно держится на воде при любых обстоятельствах. Безусловно, во время летнего сезона оно без всякого риска доберется до тропических морей Тихого океана, оставив позади последние острова Магелланова архипелага.

Возможно, Конгре удастся добраться до залива Эль-Гор к вечеру. Но шхуна поздно прошла траверз мыса Северал, а он предпочел бы подняться по заливу до того, как солнце скроется за горизонтом. Конгре не стал добавлять парусов. Он не воспользовался ни брамселем фок-мачты, ни топселем грот-мачты и довольствовался средней скоростью в пять-шесть миль в час.

В первый день похода «Мауле» не встретила ни одного корабля. Опускалась ночь, когда шхуна пристала к берегу мыса Ванкувер, проделав примерно половину пути.

Здесь громоздились огромные скалы и самые высокие утесы острова. Шхуна бросила якорь в кабельтове от берега в прикрытой выступающим мысом бухточке. Даже в порту корабль не чувствовал бы себя в большей безопасности. Конечно, если бы подул южный ветер, для «Мауле» могла возникнуть угроза. Ведь на этом побережье острова Эстадос, которое подвергается мощному натиску полярных бурь, море штормит так же сильно, как и в районе мыса Горн.

Однако представлялось, что при северо-восточном ветре погода удержится. Разумеется, подобная удача благоприятствовала планам Конгре и его сообщников.

Ночь на 3 января выдалась очень спокойной. Ветер, стихнувший около десяти часов вечера, вновь усилился ближе к рассвету.

Как только небо стало светлеть. Конгре отдал приказ сниматься с якоря. Были поставлены убранные на ночь паруса. Кабестан вернул якорь на место, и «Мауле» тронулась в путь.

Мыс Ванкувер выступал в море примерно на пять-шесть миль, протянувшись почти в меридиональном направлении. Теперь шхуне требовалось подойти к побережью, уходящему на восток до мыса Северал где-то на двадцать миль.

«Мауле» отправилась в путь при тех же условиях, что и накануне. Едва она приблизилась к берегу, как оказалась в спокойных водах, защищенных высокими скалами.

Но как же ужасен вид этого побережья, безусловно, более опасного, чем берега пролива! Скопище огромных глыб, наверняка неустойчивых, поскольку многие из них загромождали пляж до самых последних рубежей прилива, чудовищные черные рифы, стоящие так близко друг к другу, что между ними нет свободного пространства, куда могла бы войти не то что шхуна, а легкая шлюпка. Ни одной доступной бухточки, ни одной песчаной отмели, на которую может ступить нога человека! Вот какое суровое укрепление защищало остров Эстадос от грозных бурь, налетавших из антарктических краев!

Шхуна шла со средней парусностью, держась менее чем в двух милях от берега. Поскольку Конгре его не знал, то опасался подходить слишком близко. К тому же, не желая подвергать «Мауле» испытаниям, решено было оставаться в спокойных водах, какие не встретишь мористее.

На второй день плавания уже к трем часам «Мауле» оказалась вровень с мысом Северал, обогнув который, ей оставалось пройти на север шесть-семь миль, чтобы достичь входа в залив Эль-Гор.

Не приходилось сомневаться, что судно до заката солнца бросит якорь у подножия маяка, в небольшой бухточке, которую три недели тому назад покинул «Санта-Фе».

Но Конгре знал, что с другой стороны мыса скорость «Мауле» будут сдерживать встречные северо-восточные ветра, с которыми шхуна принуждена будет бороться в течение нескольких часов. Если же ветер начнет крепчать в момент прилива, шхуна с трудом удержится, поскольку ее подхватит течение. Возможно даже, что Конгре столкнется с необходимостью укрыться за мысом Северал и ждать следующего дня, чтобы добраться до залива.

Но поскольку Конгре очень торопился закончить поход к вечеру, то принял все меры, чтобы обогнуть мыс Северал.

Прежде всего требовалось уйти мористее, поскольку мыс выступал на восток на целых две мили. Было уже видно, с каким неистовством волны бьются о берег, вскипая пеной, хотя дул не слишком сильный ветер. Это было обусловлено месторасположением мыса, встречей течений Атлантического и Тихого океанов, которые будоражат эти края. Здесь море всегда волновалось. Валы с грохотом накатывали друг на друга даже тогда, когда на других берегах острова царило спокойствие.

Ветер дул с северо-востока, а значит, будет оставаться встречным вплоть до входа в залив. Придется лавировать, разворачивая шхуну не более чем на четыре румба.[124] Следовало учитывать, что в течение нескольких часов плавание будет очень сложным, а значит, очень утомительным.

Кроме того, путешествие вдоль восточного побережья не предвещало ничего хорошего на всем своем протяжении. Его защищал величественный барьер из рифов. Поэтому Конгре придется соблюдать осторожность и держаться на некотором расстоянии от берега.

Он взял штурвал и приказал Карканте подтянуть шкоты,[125] чтобы идти бейдевинд. Как это часто случается, если конфигурация берега поменяет направление ветра или тот немного свернет к северу, «Мауле» сможет выстоять, не меняя галса, и добраться до мыса Дьегос при входе в залив без чрезмерных усилий экипажа, каковых надо было избежать прежде всего.

Наконец, продвигаясь левым галсом, шхуна взяла курс на север, отойдя в океан на добрых три мили. С этого расстояния побережье просматривалось полностью, от мыса Сан-Хуан до мыса Северал.

В то же самое время показалась башня Маяка на краю Света, которую Конгре видел впервые. Взяв в каюте капитана Паильи подзорную трубу, предводитель шайки смог увидеть одного из смотрителей, несшего вахту на галерее и наблюдавшего за морем. Солнцу оставалось стоять над горизонтом еще целых три часа.

Конгре был уверен, что шхуна не ускользнула от глаз смотрителей маяка. Поскольку Васкес и его товарищи видели, как судно повернуло на северо-восток, то могли подумать, что оно направляется к Мальвинским островам. Но после того как «Мауле» пошла бейдевинд, разве у них не возникнет вопрос, не ищет ли она вход в залив?

Впрочем, Конгре не было дела ни до того, что шхуну заметили, ни даже до того, что предположили, будто она намеревается найти якорную стоянку. Всё это нисколько не меняло намерений предводителя пиратов.

К величайшему удовлетворению Конгре, вторая половина пути должна была пройти в самых благоприятных условиях. Ветер немного повернул к северу. Паруса слегка провисли и уже были готовы полоскаться на ветру. Однако шхуна, намереваясь во что бы то ни стало добраться до мыса Дьегос, продолжала подниматься, не меняя галса.

Сейчас обстоятельства складывались вполне удачно. В противном случае при таком состоянии корпуса судно не сумело бы выдержать много маневров и до прибытия в бухту открылась бы течь.

Но именно так и случилось. Когда «Мауле» находилась всего в двух милях от залива, один из людей, сидевших в трюме, поднялся на палубу и крикнул, что вода начала просачиваться в щель разошедшейся обшивки.

Как раз в этом самом месте шпангоут пострадал, когда корабль наткнулся на риф. Остававшаяся до сих пор целой обшивка разошлась, хотя и всего на несколько дюймов.[126]

Авария не представляла серьезной угрозы, и, переместив балласт, Варгас мог, не затрачивая особых усилий, заткнуть течь паклей.

Всем было ясно, что пробоину необходимо тщательно залатать. В том состоянии, в какое шхуна пришла после крушения у мыса Гомес, она не могла, не подвергаясь опасности, достичь тропических морей Тихого океана.

Пробило шесть часов, когда «Мауле» оказалась у входа в залив Эль-Гор на расстоянии полутора миль от берега. Конгре приказал убрать верхние паруса, без которых теперь можно было обойтись. Оставили лишь марсель, кливер и бизань. При галфвинде[127] и с таким набором парусов «Мауле» без особых усилий встала на якорь в глубине залива Эль-Гор.

Однако не стоит забывать о том, что Конгре превосходно знал фарватер и мог обойтись без лоцмана.

К тому же около половины седьмого на море был направлен луч прожектора. Зажглись огни маяка. Первым кораблем, которому маяк осветил путь в залив, оказалась чилийская шхуна, попавшая в руки пиратов, которых она доставила на место их преступных действий.

Солнце постепенно скрывалось за высокими пиками острова Эстадос. В этот момент «Мауле», оставив по правому борту мыс Сан-Хуан, вошла в бухту, простиравшуюся вплоть до мыса Дьегос, и сбавила ход. Ей вполне хватило часа, чтобы малым ходом добраться до подножия маяка.

Спускались сумерки. Однако было довольно светло, чтобы Конгре и Карканте, проходя мимо пещеры, могли убедиться, что вход в нее по-прежнему завален камнями и ветвями кустарников. Ничто не выдавало их присутствия в этой части острова. Конечно, они найдут свою добычу в том виде, в каком оставили.

— Всё идет хорошо, — сказал Карканте Конгре, стоявшему немного позади.

— А теперь будет еще лучше, — ответил Конгре.

Самое большее через сорок пять минут «Мауле» войдет в бухточку, где бросит якорь.

Именно в этот самый момент ее приход решили обсудить два человека, спускавшиеся с уступа на берег.

Этими людьми были Фелипе и Морис. Они готовились спустить на воду шлюпку, чтобы подняться на борт шхуны. Что касается Васкеса, то он нес вахту. Именно поэтому Конгре и его сообщникам пришла в голову мысль, что за маяком наблюдают только два человека.

Шхуна дошла до середины бухточки, бизань и марсель были убраны. Оставался только кливер, шкоты которого Карканте приказал потравить.[128]

В глубине залива Эль-Гор начинала сгущаться тьма, когда якорь пошел на дно.

Именно в этот момент смотрители поднялись на борт «Мауле».

И тут же по сигналу Конгре Морис получил удар топором по голове и упал смертельно раненный. Одновременно Фелипе, получивший две пули, выпущенные из револьвера, рухнул рядом. Послышался короткий вскрик, и все было кончено.

Стоя возле окна вахтенного помещения, Васкес услышал выстрелы и увидел гибель товарищей.

Ему была уготована та же участь. Если он попадет в руки бандитов, то нечего ждать пощады. Несчастный Фелипе, бедный Морис! Васкес ничего не мог сделать для их спасения. Он оставался наверху, охваченный ужасом. Хладнокровное преступление совершилось мгновенно!

После минутного оцепенения к Васкесу вернулась способность соображать. Он вновь обрел самообладание и трезво оценил сложившуюся ситуацию. Ему предстояло придумать, как ускользнуть от рук негодяев. Когда шхуна встанет на якорь, некоторые из них, вероятно, захотят подняться на маяк. Кто знает, может быть, они намереваются погасить прожектор и сделать залив недоступным, по крайней мере, до рассвета?..

Васкес не колебался. Он выбежал из вахтенного помещения и стремительно спустился по лестнице. Войдя в жилую комнату, он никого там не обнаружил. К счастью, никто из преступников еще не сошел на берег.

Нельзя было терять ни минуты. Смотритель уже слышал плеск весел шлюпки, отчалившей от шхуны. Через несколько мгновений на берег высадится целая шайка.

Васкес схватил два револьвера и заткнул их за пояс. Затем собрал кое-какую провизию в мешок, закинул его на плечо, незамеченным покинул башню, быстро спустился и растворился в сумерках.

Глава седьмая

ПЕЩЕРА

Какую кошмарную ночь предстояло провести бедняге Васкесу! В какое положение он попал! Его товарищей убили и сбросили за борт. И теперь отлив уносил их тела в открытое море! Если бы Васкес не дежурил на маяке, то разделил бы их судьбу. Но о себе он не думал, только о них!

— Несчастный Морис, бедный Фелипе! — повторял Васкес, и крупные слезы текли по его щекам. — Хотели предложить помощь этим мерзавцам и погибли. Я не увижу их больше… А они не увидят дом и родных… А жена Мориса! Она ждет его через два месяца. Что будет, когда она узнает о его гибели!

Васкес рыдал. К обоим смотрителям он, их начальник, испытывал искреннюю привязанность. Он знал их уже много лет! Именно по его совету они выбрали эту службу. А теперь он остался один… Совсем один!

Откуда пришла шхуна и что за люди находились на борту? Может, они захватили ее, перебив всю команду? Под каким флагом она плавала и почему встала на стоянку в заливе Эль-Гор? Значит, они знали о заливе? В этом не приходилось сомневаться, поскольку ни один разумный капитан не станет рисковать своим кораблем. Но что они собирались делать? Более того, едва ступив на берег, они погасили маяк… Почему? Значит, хотели помешать кораблям войти в залив?

Эти вопросы роились в голове Васкеса, но ответить на них он был не в состоянии. Он даже не думал о нависшей над ним опасности. Тем не менее злоумышленники вскоре убедятся, что на маяке жили три смотрителя. Так куда делся еще один? Не отправятся ли они на поиски и в конце концов найдут его?

Повторяем, Васкес не думал о себе. Из своего укрытия на берегу залива, менее чем в двух сотнях шагов от бухточки, он видел, как перемещались сигнальные огни то на борту шхуны, то за оградой маяка, то в окнах жилого помещения. Он слышал даже, как громко перекликались эти люди, причем на его родном языке. Были ли они соотечественниками или чилийцами, перуанцами, боливийцами, мексиканцами, бразильцами, которые все говорят по-испански?[129]

Наконец около десяти часов огни погасли. Никакие звуки больше не нарушали тишину.

Но Васкес не мог оставаться поблизости. Наступит день, и его обнаружат. От убийц не приходилось ждать пощады.

Куда ему податься?.. Вглубь острова, где он окажется в относительной безопасности? Или, наоборот, спуститься к заливу в надежде, что какой-нибудь корабль будет проходить мимо и он сумеет подать сигнал, получив шанс на спасение? Но как обеспечить себе существование, возможно, даже до дня прибытия сменщиков? Его запасы закончатся быстро. Не пройдет и двух суток, как ничего не останется. И что дальше? У него не было даже удочки! А каким образом добывать огонь? Неужели он обречен питаться только моллюсками и водорослями?

Впрочем, в этот момент он едва ли думал о своем будущем. Все его мысли были о двух несчастных товарищах, и Васкес плакал.

Тем не менее к нему всё же вернулись силы. Требовалось принять решение, и он это сделал. Необходимо было добраться до побережья мыса Сан-Хуан, чтобы провести там ночь. А когда рассветет, он осмотрится.

Васкес покинул место, откуда наблюдал за шхуной. С корабля не доносилось никаких звуков. В бухточке пираты чувствовали себя в полной безопасности и даже не выставили охрану.

Васкес спустился на левый берег к подножию скал. Были слышны только плеск волн и крики припозднившейся птицы, возвращающейся в свое гнездо.

Было одиннадцать часов, когда смотритель остановился у оконечности залива. Там на побережье, окаймлявшем утес, он не нашел иного убежища, кроме узкой расселины, где и устроился на ночлег.

Еще до того как солнце осветило горизонт, Васкес спустился на берег и стал всматриваться, не покажется ли кто-нибудь со стороны маяка или из-за утеса на краю мыса.

Море было пустынно, как и побережье. На горизонте — ни суденышка. А в распоряжении команды шхуны теперь находились целых два судна: лодка «Мауле» и шлюпка смотрителей.

Васкес подумал, каким опасным теперь станет судоходство в районе пролива Ле-Мер, после того как погас маяк. Корабли, идущие со стороны океана, уже не смогут правильно ориентироваться. Надеясь на маяк, построенный в глубине залива Эль-Гор, они повернут на запад и подвергнут себя опасности разбиться о скалы между мысами Сан-Хуан и Северал.

— Они его погасили, эти мерзавцы! — воскликнул Васкес. — И уж конечно больше не зажгут!

В самом деле, неработающий маяк создавал серьезную опасность для судоходства и мог спровоцировать кораблекрушения, из которых злоумышленники наверняка будут извлекать выгоду до тех пор, пока останутся на острове. Им не придется, как прежде, заманивать корабли кострами, поскольку те будут искать маяк.

Васкес сел на уступ скалы и принялся размышлять над тем, что произошло накануне. Он смотрел, не вынесет ли течение залива тела его несчастных товарищей. Нет, отлив уже сделал свое дело, и они погрузились в морские глубины.

Внезапно он осознал создавшееся положение во всей его жутчайшей реальности. Что он мог сделать? Ничего… Ничего, кроме как дожидаться возвращения «Санта-Фе». Но должно пройти два долгих месяца, прежде чем сторожевой корабль появится у входа в залив Эль-Гор. Даже если предположить, что команда шхуны не обнаружит Васкеса, как он сможет добывать себе пропитание?.. Он всегда найдет укрытие в каком-нибудь скальном гроте. К тому же теплая погода должна была простоять, по крайней мере, до прибытия сменщиков. Конечно, если бы была зима, Васкес не сумел бы выдержать холода, когда температура опускается до 30 и даже 40 градусов ниже нуля.[130] Он мог замерзнуть до смерти, если бы только раньше не погиб от голода!

Прежде всего Васкес принялся искать укрытие. Он не сомневался, что злоумышленники убедились, посетив жилое помещение, что маяк обслуживали три человека. И они любой ценой захотят расправиться с третьим смотрителем, для чего обшарят окрестности мыса Сан-Хуан.

Уместно повторить — к Васкесу вернулось самообладание. Отчаяние не справилось с закаленным характером. Опытный моряк Васкес всецело положился на Господа, который не оставит его и ни за что не позволит бандитам избежать возмездия за совершённые преступления.

После недолгих поисков Васкес обнаружил выемку — узкое отверстие глубиной в десять и шириной в пять-шесть футов. Под ногами тонкий слой сухого песка. К тому же сюда не доходил самый высокий прилив и с океана не долетали яростные шквалы. Васкес забрался в грот и спрятал несколько вещей, взятых из жилища на маяке, и провизию из мешка. Что касается пресной воды, то ручей, питаемый таявшими снегами и стекающий от подножия скалы к заливу, избавит его от жажды.

Почувствовав голод, смотритель утолил его сухарем и куском говяжьей тушенки. Но едва он собрался выйти, чтобы сориентироваться, как услышал поблизости шум и замер.

«Это они!» — подумал Васкес.

Он лег около стены так, чтобы его не было видно, и осторожно выглянул наружу.

Шлюпка с четырьмя мужчинами направилась к берегу. Двое на носу гребли, а пара других, один из которых держал руль, сидели на корме.

Это была шлюпка со шхуны.

«Зачем они сюда приплыли? — спрашивал себя Васкес. — Неужели ищут меня?» Судя по тому, как уверенно шхуна шла по заливу, было очевидно, что пираты знают фарватер и не в первый раз подходят к острову. И появились здесь вовсе не для того, чтобы осмотреть побережье. Если они не хотят поймать третьего смотрителя, то какова их цель?

Васкес внимательно разглядывал пришельцев. Тот, кто правил лодкой, самый старший из четверых, — должно быть, вожак, капитан шхуны. По внешности трудно было определить национальность, но спутники вожака скорее всего принадлежали к испанскому населению Южной Америки.

В этот момент лодка, проследовав вдоль левого берега, оказалась почти у входа в бухточку, в ста шагах под расселиной, где прятался Васкес, который ни на минуту не терял ее из виду.

Вожак подал знак — весла застыли в неподвижности. Одно движение руля, и лодка по инерции мягко врезалась в песок.

Пираты спешно покинули суденышко. Один из них воткнул в песок якорь-кошку.[131]

До слуха Васкеса долетели слова:

— Это здесь?

— Да… Пещера в двадцати шагах за скалой.

— Какое счастье, что смотрители не обнаружили ее!

— Ни те, кто работал пятнадцать месяцев на строительстве маяка!

— Повезло, что они были слишком заняты!

— И потом, вход так хорошо замаскирован, что его очень трудно разглядеть…

— Пошли! — скомандовал главарь.

Пираты поднялись по песчаной косе шириной в сотню шагов и вышли к подножию утеса.

Из своего укрытия Васкес следил за всеми их передвижениями и старался не пропустить ни единого слова. Под их ногами хрустел песок, усыпанный ракушками, но вскоре все стихло, и Васкес разглядел только человека, оставшегося около лодки.

«У них есть какая-то пещера, — догадался смотритель. — Но что они там прячут?»

Васкес теперь не сомневался, что на шхуне прибыла банда морских разбойников, грабителей, обосновавшихся на острове Эстадос еще до начала строительных работ. Вероятно, в пещере они укрывали награбленное. Не собирались ли они перенести его на борт шхуны?

И вдруг у Васкеса мелькнула мысль, что там наверняка лежат запасы провизии, которыми он сможет воспользоваться.

Словно лучик надежды сверкнул перед ним. Как только лодка отчалит, чтобы вернуться на якорную стоянку шхуны, он найдет пещеру и, проникнув туда, сможет обнаружить провизию, которая пригодится ему и позволит дотянуть до прибытия сторожевика.

И этот решительный человек, сама жизнь которого была под угрозой, молил Господа только об одном: сделать так, чтобы разбойники не смогли покинуть остров.

«Пусть они будут здесь, когда вернется „Санта-Фе“. И тогда капитан Лафайате воздаст им по справедливости!»

Но осуществимо ли это желание? По здравом размышлении Васкес решил, что шхуна не будет стоять в заливе Эль-Гор более двух-трех дней. Именно столько времени требовалось, чтобы погрузить всё спрятанное в пещере. Затем она покинет остров Эстадос, чтобы больше никогда не возвращаться.

Впрочем, скоро всё выяснится.

Проведя в пещере около часа, трое мужчин вышли на берег. Васкес услышал слова, из которых вскоре извлечет для себя неоценимую пользу.

— Да! Они не ограбили нас во время своего пребывания здесь, эти молодцы!

— И «Мауле», когда поднимет паруса, будет нагружена доверху.

— И провизии хватит на весь переход!

— Да уж, с припасами, что мы взяли на шхуне, до островов Тихого океана не дойдешь!..

— А эти бестолочи в течение целого года не смогли обнаружить наш тайник и уж тем более поймать нас на мысе Гомес!

— Действительно, не стоило заманивать корабли на рифы, чтобы потом лишиться всей добычи!

Услышав похвальбу пиратов, Васкес потерял голову и хотел было броситься на них с револьвером в руках и размозжить головы всем троим, но вовремя опомнился. Лучше дослушать разговор до конца. Он узнал, каким подлым ремеслом занимались разбойники на острове, и не удивился, когда услышал:

— А этот хваленый Маяк на краю Света! Пусть его капитаны ищут! С завязанными глазами!

— И они вслепую будут идти к острову, где их корабли разлетятся в щепки.

— Надеюсь, что до отплытия «Мауле» один-два корабля разобьются о скалы мыса Сан-Хуан! Нагрузим шхуну до планшира,[132] раз уж сам черт нам ее послал.

— А черт многое чего нам послал! Прекрасный корабль. И никого из команды, ни капитана, ни матросов, от которых мы, впрочем, избавились бы!

Стало ясно, при каких обстоятельствах шхуна «Мауле» попала в руки бандитов у западной оконечности острова, где они прятались во время строительных работ, после того как в течение нескольких лет обретались на левом берегу залива Эль-Гор, и каким образом многие корабли лишились команды и имущества, привлеченные действиями мародеров.

— Конгре, а что теперь будем делать? — спросил один из пиратов.

— Возвращаться на «Мауле», Карканте, — ответил Конгре, в котором Васкес безошибочно определил главаря банды.

— Может быть, начнем грузить на шхуну барахло из пещеры?

— Не раньше, чем починим пробоину. Ремонт может продлиться неделю. По крайней мере…

— Так, — сказал Карканте, — наверное, потребуются инструменты.

— Да… Вернемся, если нужно будет. Варгас сам решит, что необходимо.

— Стоит поторопиться, Конгре, — проговорил Карканте. — Вскоре начнется прилив — он нам поможет.

— Договорились, — ответил Конгре. — Когда залатаем шхуну, перенесем груз на борт. Не украдут же его у нас из пещеры.

— Эй, Конгре! Не стоит забывать, что на маяке было три смотрителя и один исчез.

— Не дергайся, приятель. Он сдохнет с голоду, если только не станет питаться одними моллюсками. Но на всякий случай давай завалим вход в пещеру.

— Ладно, — согласился помощник. — Жаль, конечно, что нам предстоит ремонт. Ведь уже завтра «Мауле» могла бы выйти в море. Правда, за это время, возможно, несколько кораблей разобьются о скалы, и нам даже не придется их заманивать. И что потеряют они, то получим мы!

Конгре с сообщниками вышли из пещеры, неся инструменты и доски для ремонта. Затем тщательно завалили вход, спустились к лодке и сели в нее, когда начался прилив.

Лодка тут же отчалила и вскоре исчезла за высокой скалой.

Теперь Васкес мог не опасаться быть замеченным и вернулся на берег. Он узнал две очень важные вещи. Во-первых, он сможет добыть провизию, которой ему хватит на несколько недель. Во-вторых, шхуне требуется ремонт, и он займет по крайней мере недели две, а может быть, и больше, но, несомненно, не столько, чтобы при возвращении сторожевого корабля она по-прежнему была здесь.

Васкес даже мечтать не мог о том, чтобы задержать пиратов, когда шхуна будет готова выйти в море. Может быть, если какой-нибудь корабль пройдет рядом с мысом Сан-Хуан, он сможет подать ему знак. При необходимости даже бросится в море, чтобы добраться до судна вплавь. Оказавшись на борту, расскажет капитану о случившемся… И если на корабле будет достаточно большая команда, судно войдет в залив Эль-Гор и захватит шхуну. Даже если мерзавцы укроются на острове, то покинуть его не смогут. А после возвращения «Санта-Фе» капитан Лафайате арестует бандитов или уничтожит! Но появится ли корабль вблизи мыса Сан-Хуан? И заметят ли на нем сигналы Васкеса, если только судно не будет идти в нескольких кабельтовых?

Впрочем, о себе самом Васкес не думал, хотя пираты, конечно, узнали о существовании третьего смотрителя. Самое главное заключалось в том, чтобы понять, сумеет ли он обеспечить себя пропитанием до прибытия сторожевика. И Васкес отправился к пещере.

Глава восьмая

РЕМОНТ «МАУЛЕ»

Отремонтировать шхуну для длительного плавания по Тихому океану, перенести на борт всё спрятанное в пещере, выйти в море как можно скорее — вот чем предстояло заняться Конгре и его сообщникам.

В принципе устранить пробоину в корпусе «Мауле» не представляло особого труда. Плотник Варгас знал свое дело. Он не испытывал недостатка ни в инструментах, ни в материалах.

Но в первую очередь нужно было освободить шхуну от балласта и вытащить на берег, чтобы отремонтировать ее снаружи, заменив шпангоуты.

Конечно, на это потребуется время. Но его у пиратов было достаточно. Теплая погода должна была простоять еще месяца два.

Что касается возвращения сторожевого корабля, то из журнала, найденного на маяке, Конгре узнал всё, что необходимо. Смотрители должны были сменяться через каждые три месяца, и «Санта-Фе» прибудет в залив Эль-Гор только в начале марта. А сейчас было начала января.

Кроме того, в журнале записаны имена трех смотрителей: Морис, Фелипе и Васкес. Да и обстановка в спальне указывала на то, что здесь жили три человека. Следовательно, один из них избежал участи своих несчастных товарищей. Где он скрывался? Как известно, предводителя пиратов мало заботило его присутствие на острове. Один, без еды, этот смотритель, полагал Конгре, вскоре умрет от отчаяния и голода.

Однако если времени для ремонта шхуны хватало, то всё же приходилось считаться с задержками. Например, в ночь на 4 января погода резко изменилась, и оказалось невозможным сразу приняться за работу.

Если бы «Мауле» задержалась с прибытием в залив Эль-Гор на сутки, то, несомненно, разбилась бы о скалы мыса Северал.

Ночью с юга стали наползать тяжелые тучи. Температура воздуха поднялась до шестнадцати градусов, а стрелка барометра показывала бурю. На небе засверкали молнии. Со всех сторон слышались раскаты грома. Ветер налетал со страшным ревом. Разбушевавшееся море катило огромные валы на рифы, а на гребнях утесов белела морская пена. Даже крупнотоннажные парусники или пароходы, несомненно, подверглись бы серьезной опасности и могли напороться на скалы. Что уж говорить о таком сравнительно небольшом судне, как «Мауле».

Буря так дико неистовствовала, а океан так сильно штормил, что в залив ворвались огромные волны. В разгар отлива вода поднялась до подножия утесов, а берег до самой ограды маяка оказался затопленным. Валы докатывались почти до жилища смотрителей, а брызги долетали на полмили дальше, вплоть до буковой рощицы.

Все усилия Конгре и его сообщников были направлены на то, чтобы удержать «Мауле» на якоре. Несколько раз ее срывало с места и едва не выбросило на берег. Пришлось кидать второй якорь. Дважды возникала опасность полной катастрофы.

Бандиты, денно и нощно следившие за «Мауле», разместились на маяке, где им не приходилось бояться бури. Они перенесли туда постельные принадлежности из кают и кубрика[133] шхуны. Места хватило всем. За все время пребывания на острове Эстадос у бандитов еще никогда не было такого комфортного жилища.

Что касается провизии, то и о ней не стоило беспокоиться. Запасов, хранившихся на складе маяка, вполне достало бы, даже если бы в течение трех месяцев им пришлось кормить вдвое больше ртов. Впрочем, в случае необходимости они могли прибегнуть к запасам, спрятанным в пещере. Короче говоря, пропитание было обеспечено пиратам на весь долгий переход шхуны по Тихому океану.

Ненастье простояло до 12 января. Распогодилось только в ночь на 13-е. Потерянной оказалась целая неделя, поскольку работать не было ни малейшей возможности. Конгре посчитал неразумным выгружать балласт со шхуны, которую швыряло из стороны в сторону. Судно с трудом удавалось удерживать вдалеке от скал в центре залива, о которые оно разбилось бы с тем же успехом, что и при входе в бухту.

Той ночью ветер переменился и резко свернул к юго-юго-западу. Теперь море разбушевалось вблизи мыса Гомес, где разгулялся ветер в два рифа.[134] Если бы шхуна по-прежнему находилась у оконечности мыса, то, безусловно, разлетелась бы в щепки.

Однажды какой-то корабль показался на горизонте. Но это случилось днем, маяка он не увидел и не мог заметить, что тот не зажжен между восходом и закатом солнца.[135] Судно шло с северо-запада и направлялось с зарифленными парусами в пролив Ле-Мер. На его гафеле развевался французский флаг.

Впрочем, оно проходило в трех милях от суши, и, чтобы определить его государственную принадлежность, пришлось воспользоваться подзорной трубой. И хотя Васкес подавал сигналы с мыса Тукуман, на корабле их не смогли заметить. В противном случае капитан-француз без колебаний спустил бы на воду шлюпку, чтобы забрать его на борт.

Утром железный балласт был выгружен и свален на песке, там, куда не доставали приливные волны. Теперь появилась возможность гораздо тщательнее, чем это было сделано на мысе Гомес, осмотреть трюм. Плотник сказал, что поломки гораздо серьезнее, чем ранее предполагалось. «Мауле» изрядно потрепало во время перехода, когда она огибала мыс Северал, шла бейдевинд к северо-восточному ветру и противостояла достаточно бурному морю. Именно тогда на корме открылась течь. Шхуна не смогла бы продолжать плавание за пределами бухты Эль-Гор. Предстояло вытащить ее на мелководье, прежде чем приступить к замене двух флоров, двух шпангоутов и куска обшивки длиной примерно в четыре фута.

Как известно, благодаря добыче с разбитых кораблей, спрятанной в пещере, в материалах недостатка не было. Варгас не сомневался, что с помощью остальных членов команды доведет работу до конца. Удачей следовало считать и тот факт, что мачты, паруса и снасти практически не пострадали. Разумеется, название «Мауле» и порт приписки будут изменены.

Прежде всего требовалось подтянуть шхуну к берегу, чтобы осмотреть правый борт. Из-за отсутствия достаточно мощных механизмов это было возможно сделать только во время прилива. Приходилось ждать еще два дня, чтобы волна оказалась достаточно сильной и вытолкнула шхуну на пляж, где она и останется после отступления моря. А такой новолунный прилив[136] случится не раньше чем через четыре дня.

Конгре и Карканте воспользовались задержкой, чтобы вновь наведаться в пещеру. На сей раз они отправились на шлюпке смотрителей, более вместительной, чем лодка «Мауле». Предстояло вывезти награбленное золото и серебро, драгоценные камни и другие сокровища.

Шлюпка отошла утром 14 января. Отлив продолжался уже в течение двух часов. Вода вернется лишь после полудня.

Стояла прекрасная погода. Сквозь облака, которые гнал с юга легкий бриз, пробивались солнечные лучи.

Перед отъездом Карканте поднялся, как он это делал ежедневно, на галерею маяка, чтобы осмотреть горизонт. Ни одного корабля в заливе, даже ни одной лодки рыбников, заходивших изредка со стороны мыса Парри.

На острове также, насколько хватало глаз, — никого.

Пока шлюпка спускалась по течению, Конгре внимательно изучал левый берег бухты, отстоявший на пять-шесть сотен туазов от противоположного берега в полумиле от маяка. Где же скрывался третий смотритель, избежавший смерти?.. Хотя это и не вызывало особого беспокойства, все же лучше было избавиться при случае от нежелательного свидетеля.

Побережье, как и залив, оставалось пустынным. Его оживляли лишь крики бесчисленных птиц, гнездившихся в скалах.

Около одиннадцати часов шлюпка, оснащенная гротом и кливером, пристала к берегу неподалеку от пещеры.

Конгре и Карканте высадились на берег. Оставив на страже двоих, пираты отправились к тайнику, откуда вышли через полчаса.

На первый взгляд им обоим показалось, что все вещи находятся на месте. Впрочем, в хранилище было свалено множество всякой всячины. Даже при свете фонаря было трудно убедиться, что ничто не пропало.

Конгре и его спутник вынесли два сундука, доставшихся им после крушения английского трехмачтовика. Там лежало множество золотых монет и драгоценных камней. Погрузив сокровища в шлюпку и уже собравшись отплыть, Конгре вдруг решил отправиться на мыс Сан-Хуан, откуда можно было осмотреть побережье с юга и севера.

Конгре и Карканте добрались до оконечности правого берега и спустились к крайней точке мыса.

Отсюда открывался с одной стороны вид как на различимую на расстоянии примерно в две мили излучину берега, обрамлявшего пролив Ле-Мер, так и на берег, простиравшийся до мыса Северал.

— Никого, — сказал Карканте.

— Чисто! — кивнул Конгре.

Они вернулись к шлюпке. Начинался прилив. Шлюпка, подхваченная течением, через три часа дошла до внутренней части залива Эль-Гор.

Через два дня, ранним утром 16 января, Конгре и его команда начали постановку «Мауле» на мель. Около одиннадцати часов должно было наступить время полной воды, и поэтому пираты приняли все меры предосторожности. Канаты, переброшенные на сушу, позволяли подтянуть шхуну к пляжу, когда уровень воды окажется достаточно высоким.

Сама по себе операция не была ни трудной, ни рискованной, ведь всю работу возьмет на себя прилив.

Как только вода поднялась достаточно, для того чтобы шхуна смогла оказаться над пляжем, на борту взялись за трос, а провести шхуну надо было всего на десяток туазов.

Оставалось только ждать отлива. К часу дня обнажились скалы, расположенные в непосредственной близости от берегового утеса. В два часа киль «Мауле» уткнулся в песок. В три часа дня шхуна лежала полностью на суше, на правом борту.

Можно было приступать к работе. Единственное неудобство заключалось в том, что за отсутствием возможности подвести шхуну к подножию утеса, плотник окажется вынужден каждый день прерывать работу на несколько часов, в течение которых шхуна будет качаться на волнах во время прилива. Впрочем, поскольку после 16 января высота прилива станет понижаться, время простоя постепенно сократится. А через пару недель работа и вовсе будет идти без перерывов.

Плотник принялся за дело. Рассчитывать на помощь аборигенов-огнеземельцев из шайки не стоило, поэтому Конгре и Карканте подключились к ремонту.

Часть поврежденных досок они без проблем заменили после того, как сняли медные листы обшивки, — открылись шпангоуты и флоры. Плотник не испытывал недостатка в древесине — досках и кругляке, принесенных из пещеры. Не приходилось рубить, разделывать и распиливать деревья, что потребовало бы огромных усилий.

В последующие две недели Варгас с помощниками, пользуясь хорошей погодой, потрудились на славу. Тяжелее всего было снимать флоры, которые предстояло заменить, и детали, скрепленные металлическими нагелями. Всё держалось на совесть. Вне всякого сомнения, шхуна «Мауле» сошла с одной из лучших судоверфей Вальпараисо. Варгасу с трудом удалось закончить первый этап работы. Безусловно, без плотницких инструментов, собранных в пещере, он бы не довел дело до успешного конца.

Разумеется, в первые дни ремонт приходилось прерывать на время прилива. Но затем он стал таким слабым, что едва достигал первых откосов пляжа. Вода не касалась киля, и поэтому можно было работать как снаружи, так и внутри судна. Главным было залатать обшивку до того, как прилив снова начнет расти.

Впрочем, когда ремонт закончится, переворачивать шхуну на левый борт не потребуется. После тщательного осмотра Варгас убедился, что при крушении у мыса Гомес правый борт остался в целости и сохранности. Это намного сэкономит время.

Но на всякий случай Конгре приказал проверить, не снимая обшивки, все швы выше ватерлинии[137] и проконопатить их смолой и паклей, найденными среди обломков.

При таких условиях операция продолжалась практически беспрерывно до конца января. Погода стояла благоприятная. Правда, если не несколько дней, то несколько часов все же шли дожди, иногда сильные, но не слишком продолжительные. Однако в этом столь неустойчивом климате погода всегда могла неожиданно измениться. А именно этого и следовало опасаться.

За это время в районе острова Эстадос было замечено присутствие двух кораблей.

Первым оказался английский пароход, идущий из Тихого океана и поднимающийся в пролив Ле-Мер, чтобы взять курс на северо-восток, вероятно, в один из европейских портов. Из пролива он вышел днем, по крайней мере в двух милях от мыса Сан-Хуан. Он показался после восхода солнца и исчез еще до заката. Его капитан никак не мог заметить, что маяк погашен.

Вторым кораблем был большой трехмачтовик, государственную принадлежность которого не удалось установить. Уже спускалась ночь, когда он появился на широте мыса Гомес и пошел вдоль южного побережья острова до мыса Северал. Стоявший на вахте Карканте увидел только красный огонь с левого борта. Но если капитан и команда находились в плавании несколько месяцев, то могли не знать, что строительство маяка уже завершилось.

Судно шло достаточно близко от берега, и люди на его борту могли бы заметить сигналы, например костер, разожженный на мысе Ванкувер или мысе Северал. Пытался ли Васкес привлечь их внимание? Неизвестно. Так или иначе, но на восходе солнца корабль исчез.

На горизонте появлялись другие парусники и пароходы, вероятно, державшие путь на Мальвинские острова. Но они могли даже не знать о существовании острова Эстадос.

В первые дни февраля, с наступлением высоких приливов, погодные условия изменились коренным образом. Ветер перешел на юго-западный и буйствовал у входа в залив Эль-Гор.

Хотя ремонтные работы не были полностью закончены, замененные шпангоуты, флоры и обшивка сделали корпус «Мауле» водонепроницаемым. Теперь команде не приходилось опасаться, что вода зальет трюм.

Пиратам можно было поздравлять друг друга, потому что на протяжении двух суток, в максимум прилива, вода почти достигала ватерлинии, и шхуна даже выпрямилась, хотя киль ее не вышел из песка.

Конгре и его сообщникам приходилось принимать все меры предосторожности, чтобы избежать новых поломок, которые могли бы надолго отсрочить выход судна.

Впрочем, было одно весьма удачное обстоятельство: днище держало шхуну. Ее кренило то на один, то на другой борт, и довольно резко. Однако ей не грозила опасность быть выброшенной на скалы.

А начиная с 4 февраля прилив пошел на убыль. «Мауле» вновь встала неподвижно на берегу. Появилась возможность проконопатить верх корпуса. Теперь от рассвета до заката непрерывно раздавался стук деревянных молотков.

Погрузка добычи также не должна была задержать «Мауле». По приказу предводителя банды шлюпка с пиратами, не занятыми на ремонте, часто наведывалась в пещеру. Их сопровождали то Конгре, то Карканте.

Каждый раз привозилась часть груза, которому предстояло занять место в трюме. Туда же должны были поместить и балласт, но не больше трети от прежнего объема. Все имущество временно размещали на складе маяка. Таким образом погрузка пройдет быстрее и организованнее, чем если бы «Мауле» привели к пещере и поставили у входа в залив, где операции могла бы помешать непогода. На побережье, продолжением которого служил мыс Сан-Хуан, шхуна не нашла бы ни одного укрытия.

Через несколько дней ремонтные работы завершатся, и тогда можно будет размещать груз на борту.

К 13 февраля были полностью проконопачены последние швы палубы и корпуса. Пиратам даже удалось освежить борта «Мауле»[138] от носа до кормы при помощи банок с краской, найденных среди обломков погибших кораблей. Конгре не забыл также вновь осмотреть такелаж и распорядиться поставить заплатки на парусах. Впрочем, шхуна, когда покидала Вальпараисо, была совсем новой.

Конечно, «Мауле», чтобы начать погрузку, могла войти в бухточку уже в тот же день. Но, к величайшему неудовольствию Конгре и его сообщников, сгоравших от нетерпения покинуть остров Эстадос, пришлось двое суток ждать прилива, высоты которого должно хватить, чтобы шхуна снялась с мели и встала на якорь посреди бухточки.

Такой прилив наступил утром 15 февраля. Киль поднялся из канавки, образовавшейся в песке. Теперь следовало заняться погрузкой.

Если не случится ничего непредвиденного, «Мауле» может через несколько дней выйти из залива Эль-Гор, спуститься по проливу Ле-Мер и, взяв курс на юго-запад, полететь на всех парусах в тропические моря Тихого океана.

Глава девятая

ВАСКЕС

Прошло две недели с того момента, как шхуна встала на якорную стоянку в заливе Эль-Гор. Всё это время Васкес оставался на побережье мыса Сан-Хуан, с которого можно было подать сигнал, если какой-нибудь корабль войдет в залив. Его возьмут на борт, и он расскажет, какая опасность подстерегает команду. Смотритель предупредит капитана, что маяк захватила банда злоумышленников. А если у того не окажется достаточно людей, чтобы не только оказать сопротивление, но и арестовать пиратов или прогнать вглубь острова, то, по крайней мере, корабль успеет уйти в открытый океан.

Каковы шансы, что представится подобная возможность? Зачем кораблю, если только не в силу обстоятельств, входить в залив, почти не знакомый мореплавателям?

Но если бы нечто подобное произошло, было бы прекрасно. Корабль мог направляться на Мальвинские острова: переход занимает всего несколько дней. Тогда английские власти узнали бы о событиях, произошедших на острове Эстадос. Быстроходный военный корабль мог прибыть в залив Эль-Гор еще до отплытия «Мауле» и уничтожить банду Конгре, а аргентинское правительство успело бы принять срочные меры и отправить на маяк новых смотрителей.

«Да, — думал Васкес, — вряд ли стоит дожидаться возвращения „Санта-Фе“. Ведь корабль появится не раньше чем через два месяца. Шхуна будет уже далеко… Как ее найти посреди Тихого океана?»

Как видим, отважный Васкес не забывал о своих безжалостно убитых товарищах, о безнаказанности, которой, вероятно, воспользуются бандиты после того, как покинут остров, о серьезной опасности, грозившей кораблям в этих краях, если Маяк на краю Света продолжит бездействовать!

Впрочем, при условии, что его укрытие не обнаружат, Васкес мог быть спокоен за свою жизнь.

О пропитании тоже можно было не беспокоиться, после того как он проник в тайник Конгре. Пещера глубоко вдавалась в скалу. Именно здесь в течение нескольких лет скрывались пираты. Места было вполне достаточно. Сюда они приносили награбленное с судов, часто разбивавшихся о скалы острова Эстадос. Золото, серебро и драгоценности собирались после кораблекрушений на побережье во время отлива. Провизия, привезенная с мыса Парри, быстро закончилась. Но, как известно, чтобы обеспечить свое существование, пиратам нужно было только дождаться очередного корабля. И они провоцировали новые крушения, из которых извлекали максимальную выгоду.

Когда началось возведение маяка, шайке Конгре пришлось покинуть залив, забрав всё необходимое для существования на мысе Гомес; Большую часть добычи пираты оставили в пещере, которая, к сожалению, так и не была обнаружена за время строительства.

Васкес рассчитывал брать из пещеры только самое необходимое, так, чтобы Конгре или его сообщники этого не обнаружили. Да и кто бы смог среди огромного количества вещей заметить пропажу нескольких предметов утвари, кое-какой провизии или снаряжения?

Вот чем довольствовался Васкес во время первого посещения пещеры: небольшой ящик морских сухарей, бочонок говяжьей тушенки, переносная плитка, на которой можно было подогреть еду, чайник, чашка, шерстяное одеяло, рубашка, пара носков, непромокаемый плащ с капюшоном, два револьвера и штук двадцать патронов в придачу, тесак, фонарь и трут. На побережье оставалось еще много древесины, так что недостатка в топливе не будет. Васкес также взял две плитки трубочного табака. К тому же, как выяснилось из разговора пиратов, ремонт шхуны займет две-три недели, так что он всегда сможет пополнить запасы.

Следует отметить, что из предосторожности Васкес, нашедший узкий грот в непосредственной близости от пещеры, решил, опасаясь быть замеченным, поискать другое, более отдаленное и надежное, жилище.

Он отыскал грот в пятистах шагах от прежнего места, на обратном склоне мыса Сан-Хуан, на самом краю залива, между двумя высокими скалами, примыкавшими к утесу. Вход в убежище заметить было совершенно невозможно. Для того чтобы попасть внутрь, приходилось использовать лаз, едва видневшийся среди нагромождения валунов. Даже при полной воде море никогда не поднималось так высоко, чтобы захлестнуть вход. В песке, устилавшем грот, не было острых обломков раковин, и он всегда оставался сухим. Можно было хоть сто раз проходить мимо, совершенно не догадываясь о существовании грота. Васкес обнаружил его случайно всего несколько дней назад и перенес туда различные вещи, которые могли пригодиться в будущем. Впрочем, Конгре, Карканте и их люди редко наведывались в эту часть побережья. Единственный раз увидев их на оконечности мыса Сан-Хуан, Васкес, присев на корточки, остался незамеченным.

Не стоит и говорить, что Васкес никогда не выходил, не приняв прежде мер предосторожности. Делал он это преимущественно вечером, особенно когда собирался проникнуть в пиратский склад. Прежде чем обогнуть утес при входе в залив, смотритель убеждался, что у берега нет шлюпки.

Но как нескончаемо долго тянулось в одиночестве время! Какие тягостные воспоминания постоянно терзали его душу! Сцена резни, которой он избежал; Фелипе и Морис, ставшие жертвами мерзавцев. Как бы ему хотелось встретиться с главарем банды и своими руками отомстить за смерть несчастных товарищей!

— Нет… Пока нельзя! — повторял он. — Рано или поздно возмездие их настигнет! Бог не позволит им остаться безнаказанными. Они заплатят жизнью за все совершённые преступления!

Он забывал, сколь мало значила его собственная жизнь, пока шхуна стоит в заливе Эль-Гор.

— И всё же, — восклицал он, — эти злодеи не уйдут! Господи, помешай им спастись! Пусть они будут здесь, когда вернется «Санта-Фе».

Будет ли услышана его мольба? Январь заканчивался. Пройдет более трех недель, прежде чем сторожевой корабль покажется на горизонте.

Впрочем, столь долгая стоянка шхуны удивляла Васкеса. Как это можно было объяснить? Неужели поломка оказалась столь серьезной, что для ремонта не хватило целого месяца? Прочитав вахтенный журнал маяка. Конгре не мог не знать, когда прибудет смена смотрителей. Это произойдет в первых числах марта, и если шхуна не выйдет к тому времени в море…

Наступило 16 февраля. Васкес, снедаемый нетерпением и беспокойством, решил узнать, в чем дело. Когда солнце село, он добрался до входа в залив и пошел по берегу в направлении маяка.

Опустилась глубокая мгла. Но всё же Васкесу грозила опасность быть замеченным, если бы кто-нибудь из бандитов направился в эту сторону. Беглец осторожно крался вдоль утеса, напряженно вглядываясь во тьму, изредка останавливаясь, прислушиваясь, не раздастся ли какой-либо подозрительный шум. Кругом было тихо, и следовало остерегаться, как бы пираты не услышали шагов.

Для того чтобы пробраться вглубь залива, Васкесу требовалось преодолеть примерно три мили. Он шел в направлении, обратном тому, которое избрал, убегая после убийства товарищей. Однако, как и в тот вечер, его никто не заметил.

Около девяти часов Васкес остановился в двух сотнях шагов от ограды маяка. Отсюда он увидел, что в окнах жилого помещения горит огонь. Его охватила ярость, и в нем проснулась жажда мщения при мысли, что бандиты отдыхают на месте тех, кого убили.

Васкес не мог в кромешной тьме различить шхуну. Ему пришлось подойти ближе на сотню шагов. Об опасности он не думал. Вся шайка укрылась в помещении, и наружу, конечно, никто не выйдет.

Васкес подошел ближе к берегу маленькой бухточки и понял, что накануне шхуну стащили с песчаного пляжа.

Ах! Если бы это было в его власти, то он пробил бы корпус шхуны и затопил ее… Но теперь это, к сожалению, невозможно.

Итак, ремонт закончен. Оставалось только перенести груз на борт. Это займет два-три дня. А затем шхуна пройдет по заливу и скроется в океане!

Васкесу не оставалось ничего другого, как вернуться в грот, где он провел столько бессонных ночей.

Впрочем, он заметил, что шхуне, хотя и качавшейся на волнах, всё же недоставало до ватерлинии по крайней мере двух футов, что указывало на отсутствие балласта в трюме. Вполне возможно, отплытие отложится на несколько дней, но это будет, безусловно, последней отсрочкой. Значит, через пару суток «Мауле» снимется с якоря, обогнет мыс Сан-Хуан, пройдет по проливу Ле-Мер и исчезнет на западе, направляясь в безбрежные просторы Тихого океана.

У Васкеса оставалось совсем немного провизии. Завтра ему придется отправиться в пещеру, чтобы пополнить свои запасы.

Еще только начинало светать. Но Васкес знал, что утром придет шлюпка, чтобы забрать все, что требовалось перенести на шхуну, и поэтому торопился, предприняв тем не менее меры предосторожности.

Обогнув утес, смотритель вышел на берег бухты. Шлюпки не было видно.

Васкес заглянул в пещеру.

Там еще оставались вещи, которыми Конгре, видимо, не хотел загромождать трюм «Мауле». Васкес принялся искать сухари и мясо, но его постигло огромное разочарование.

Бандиты унесли все продукты! Значит, через двое суток у него совсем не останется еды!

У Васкеса не было времени предаваться долгим размышлениям. В этот момент послышался плеск вёсел шлюпки, которая везла Карканте и двух матросов.

Васкес стремительно метнулся к входу и выглянул наружу.

Шлюпка уже подошла к берегу. Времени хватало только на то, чтобы убежать внутрь и спрятаться в самом темном углу, за грудой парусов и досок, которые пираты не будут грузить на шхуну.

Васкес решил, если его обнаружат, дорого продать свою жизнь. Он воспользуется револьвером, который всегда носил за поясом. Но один против троих!..

В пещеру вошли только двое: Карканте и плотник. Конгре с ними не было. А ведь именно этому мерзавцу Васкес хотел непременно вышибить мозги.

Карканте держал зажженный фонарь. Сопровождаемый Варга-сом, он выбирал различные предметы, которые пополнят груз «Мауле». Осматривая углы, они разговаривали. Плотник сказал:

— Сегодня уже семнадцатое. Пора отчаливать.

— Конечно, — ответил Карканте.

— Завтра?

— Полагаю, завтра. Ведь мы уже готовы.

— Только бы погода не подкачала, — заметил Варгас.

— Уж точно. Сегодня утром что-то небо хмурилось… Но ничего, обойдется.

— А если мы задержимся на восемь-десять дней?

— Тогда, — сказал Карканте, — может прийти судно со сменой смотрителей…

— Этого еще не хватало! — воскликнул Варгас. — С военным кораблем нам не сладить!

— Да. Нас вздернут на рее без долгих разговоров, — сказал Карканте, добавив смачное ругательство.

— Черт побери! — откликнулся Варгас. — Мне не терпится оказаться в сотне миль отсюда!

— Завтра… Повторяю тебе, завтра! — твердо сказал Карканте. — Если только не налетит ветер, сдувающий с гуанако рога!

Старавшийся не дышать Васкес слышал всё. Карканте и Варгас расхаживали по пещере. Они выбирали и откладывали некоторые вещи в сторону, порой подходя так близко к углу, где скрывался смотритель, что тому достаточно было протянуть руку, чтобы выстрелить из револьвера.

Через полчаса пираты закончили сборы, и Карканте позвал матроса, остававшегося снаружи, помочь перенести вещи в шлюпку.

Карканте бросил последний взгляд на пещеру.

— Жалко это бросать! — сказал Варгас.

— Ничего не поделаешь! — ответил Карканте. — Эх, если бы шхуна была водоизмещением тонн в триста!.. Но самое ценное мы забрали. Думаю, в дальних краях нас ждет добыча не хуже.

Спустя некоторое время Васкес покинул пещеру и отправился в грот.

Вскоре у него совсем не останется еды. Даже если сторожевик не задержится, то прибудет не ранее чем через две недели. Нет никаких сомнений, что, уезжая. Конгре и его сообщники заберут и все припасы с маяка.

Как видим, ситуация складывалась серьезная. Ее не могли изменить ни мужество, ни энергия Васкеса. Разве что начать питаться корешками, вырытыми в буковой рощице, и рыбой, пойманной в заливе. Правда, это возможно лишь при условии, что «Мауле» окончательно покинет остров Эстадос. Но если какие-либо обстоятельства заставят шхуну простоять на якоре несколько дней, Васкес умрет с голоду в своем убежище на мысе Сан-Хуан.

Приближался полдень. Небо нахмурилось еще больше. Ветер, дувший с океана, крепчал. Быстрые барашки, бежавшие по поверхности, вскоре превратились в огромные валы. Гребни длинных волн покрылись пеной. Вскоре они с грохотом обрушатся на скалы мыса.

Если шторм разгуляется, шхуна, разумеется, не сможет завтра выйти в море.

С наступлением вечера погода только ухудшилась. Речь шла не о грозе, которая могла бы продлиться всего несколько часов. Вот-вот должен был начаться шторм. Это было видно по цвету неба и моря, по рваным тучам, пролетавшим всё быстрее, по рокоту волн, разбивавшихся о рифы. Такой опытный моряк, как Васкес, не мог ошибаться. На маяке он бы увидел, что стрелка барометра упала ниже отметки «буря».

И хотя ветер неистовствовал, Васкес не укрылся в гроте, а направился к берегу. Его взгляд был устремлен на постепенно темневший горизонт. Гасли последние лучи солнца. Но они еще не исчезли, когда Васкес увидел черную глыбу, двигавшуюся в океане.

— Корабль! — воскликнул он. — Корабль, который, похоже, направляется к острову!

Да, это было судно, двигавшееся с востока, чтобы либо войти в пролив, либо обогнуть остров с юга.

А буря продолжала бесноваться. Это был не просто шквальный ветер, а один из тех ураганов, перед которыми ничто не может устоять и которые обрекают на погибель самые мощные суда. И если, выражаясь морским языком, им некуда «убежать», то есть если с подветренной стороны оказывается земля, крушения не избежать.

— А мой прожектор погашен! — в отчаянии восклицал Васкес. — Этот корабль ищет наш маяк! Команда не знает, что находится всего в нескольких милях от берега… Ветер несет корабль туда, и он разобьется о рифы!

Да! Вот-вот произойдет катастрофа, подстроенная преступниками. Вне всякого сомнения, с галереи маяка они заметили корабль, гонимый ураганом и не имеющий возможности развернуться и направиться в океан. Будучи не в состоянии ориентироваться по прожектору маяка, который капитан напрасно искал на западе, корабль не сумеет обогнуть ни мыс Сан-Хуан, чтобы войти в пролив, ни мыс Северал, чтобы добраться до южной оконечности острова! Не пройдет и получаса, как судно разобьется о рифы при входе в залив Эль-Гор!

Действительно, в этих условиях кораблекрушение неизбежно, поскольку ничто не указывало впередсмотрящим на близость земли, которую невозможно было увидеть в сумраке уходящего дня.

Буря разыгралась не на шутку. Ночь обещала быть ужасной, а вслед за ночью и завтрашний день, поскольку представлялось невозможным, что ураган стихнет за одни сутки.

Васкес даже не думал уходить в укрытие и, не отрываясь, всматривался в горизонт. Он уже не различал сам корабль в кромешной тьме, но порой видел бортовые огни, когда под ударами чудовищных волн парусник бросало то на левый, то на правый борт. При такой качке корабль перестает слушаться руля, а возможно, даже уже лишился нескольких мачт. В любом случае он должен был идти без парусов, ибо в борьбе с разбушевавшейся стихией корабль с трудом может сохранить разве что штормовой кливер на носу или на корме. Поскольку Васкес видел лишь зеленые и красные огни, корабль был парусником. Пароход зажег бы белый огонь на штаге фок-мачты. А у парусника не было машины, чтобы выдерживать нужный курс.

Васкес метался по берегу в отчаянии от своего бессилия и невозможности предотвратить крушение. Помочь мог только свет маяка. Васкес повернулся в сторону залива Эль-Гор, беспомощно разводя руками. Маяк не зажжется в эту ночь, как не зажигался в течение почти двух месяцев. Корабль был обречен лишиться команды и имущества у мыса Сан-Хуан.

И тогда в голову Васкесу пришла мысль. Возможно, парусник еще сможет избежать опасного места или, по крайней мере, пройти в отдалении от скал. Даже если не развернется, то хоть немного изменит направление и не натолкнется на берег, протянувшийся от мыса Сан-Хуан до мыса Северал на восемь миль. И тогда перед его форштевнем откроется океанский простор.

На берегу валялись доски, брусья, остатки кораблекрушений. Разве нельзя перенести несколько обломков на оконечность, сложить костер, добавить несколько пригоршней сухих морских водорослей и разжечь огонь? А там ветер раздует пламя, которое увидят на судне, и если оно находится чуть дальше чем в одной миле от берега, то сумеет избежать рокового столкновения.

Васкес немедленно принялся за дело. Он собрал несколько деревянных обломков и перенес их на оконечность мыса. В сухих бурых водорослях недостатка не было. Хотя дул сильный ветер, дождь еще не начался. Когда костер будет готов, Васкес попробует его разжечь.

Но слишком поздно… Из мрака возникла огромная глыба. Она приближалась с угрожающей стремительностью и, подхваченная огромной волной, рухнула на рифы.

Жуткий грохот раздался немного левее, что спасло Васкеса от погребения под обломками. До его слуха долетели крики о помощи, но вскоре они стихли среди свиста ветра и рева волн, разбивавшихся о прибрежные скалы.

Глава десятая

ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ

На рассвете следующего дня буря бушевала с прежней яростью. Море вплоть до горизонта казалось белым. У оконечности мыса волны, пенясь, взлетали на высоту двадцать футов. Отливное течение и поднятые ветром волны встречались у входа в залив Эль-Гор, сшибаясь в яростной схватке. Войти в залив и выйти из него не мог ни один корабль. По грозному небу можно было судить, что буря продлится еще несколько дней, что было совсем неудивительно.

Стало ясно, что утром «Мауле» не покинет якорную стоянку. Легко представить, какой гнев вызывал у Конгре и его сообщников налетевший ураган.

Васкес на заре проснулся и, выйдя наружу, попал в объятия песчаного вихря.

Его глазам открылась следующая картина.

Сразу за оконечностью мыса у входа в залив лежал корабль, потерпевший крушение. Это был парусник водоизмещением примерно в пятьсот тонн. От мачт у него остались только три обломка на уровне фальшборта.[139] Либо капитану пришлось рубить снасти, чтобы удержаться на воде, либо мачты снесло в момент крушения. Так или иначе, но на поверхности моря не плавало ни одного куска дерева. Однако при столь сильных порывах ветра было вполне возможно, что обломки унесло вглубь залива Эль-Гор.

Если это так, то Конгре знал, что на рифы мыса Сан-Хуан налетел корабль.

Васкесу приходилось принимать серьезные меры предосторожности, и он пошел дальше лишь после того, как убедился, что на побережье еще не появился никто из пиратов.

Через несколько минут он оказался на месте катастрофы и, обойдя корабль, прочитал на кормовой табличке: «„Сенчури“, Мобил».

Следовательно, это был американский парусник, приписанный к расположенному на побережье Мексиканского залива порту штата Алабама.

«Сенчури» потерял и команду и имущество. Не было видно ни одного выжившего после катастрофы, а от самого корабля остался только покореженный остов. При ударе корпус разломился на две части. Волна подняла его, разметав груз. Остатки такелажа, шпангоутов, обломки мачт, реев валялись тут и там на рифах, которые, несмотря на яростные валы, выступали из воды. Отлив начался два часа тому назад. Ящики, тюки и бочонки разбросало по всему побережью.

Остов «Сенчури» частично оказался на суше, что позволило Васкесу взобраться на него и осмотреть сначала носовую, затем кормовую части.

Разрушение было полным. Волны всё искорежили, разметали доски палубы, порушили рубку и бак, вырвали штурвал. Удар о скалы довершил начатое ими.

И никто не остался в живых, ни офицеры, ни матросы!

— Неужели все погибли?! — воскликнул Васкес.

На его громкие крики никто не откликнулся — тел в трюме он также не обнаружил. Либо несчастных смыло волной, либо они утонули, когда «Сенчури» ударился о скалы.

Спустившись на берег и вновь убедившись, что ни Конгре, ни его сообщники не направляются к месту катастрофы, Васкес поднялся, несмотря на сильный ветер, на скалу мыса Северал.

«Возможно, — говорил он себе, — я найду кого-нибудь из команды с „Сенчури“ и сумею им помочь?»

Но поиски оказались напрасными как на северной, так и на южной стороне мыса, вплоть до самой оконечности, где яростно бурлило море.

Вернувшись на берег, Васкес принялся осматривать различные обломки, выброшенные морем.

«Не может быть, чтобы я не нашел ящика с консервами, которые помогут мне продержаться недели две-три», — думал он.

Действительно, вскоре он обнаружил на рифах бочонок и ящик, которые море не смогло повредить. На крышках было указано содержимое. В ящике оказались сухари, а в бочонке — солонина. Теперь смотритель был обеспечен едой по крайней мере на пару месяцев.

И тогда Васкес, словно пронзенный этой мыслью, воскликнул:

— Господи, сделай так, чтобы теперь шхуна не могла выйти в море и чтобы непогода задержала ее до прибытия «Санта-Фе»! Да! Сделай так, Господи, и мои несчастные товарищи будут отомщены![140]

Сначала Васкес перенес в грот, расположенный всего лишь в сотне шагов, ящик, а затем вкатил бочонок. Кто знает, не унесет ли приближающийся отлив остов «Сенчури» в море и не разобьет ли его о рифы?

Васкес перебрался на противоположную сторону утеса. Он не сомневался, что Конгре знает о кораблекрушении. Накануне до наступления ночи предводитель пиратов мог видеть с маяка корабль, мчавшийся к острову. А теперь, когда «Мауле» не удалось утром выйти в море, бандиты, несомненно, прибегут к заливу Эль-Гор. Разве мародеры упустят возможность собрать ценности?

Обойдя скалу, Васкес оказался с другой стороны мыса. Здесь дул ветер, сбивающий с ног. Шхуне с таким не справиться. Даже если она доберется до мыса Сан-Хуан, то не сможет выйти в океан.

Вдруг на мгновение наступило затишье. И Васкес услышал крики о помощи.

Смотритель бросился на голос, доносившийся из его первого укрытия рядом с пещерой.

В полусотне шагов он увидел человека, лежавшего у подножия скалы. Тот махал рукой, пытаясь привлечь к себе внимание.

Васкес бросился на зов.

Обнаруженному им мужчине было лет тридцать — тридцать пять. Одетый в насквозь промокшую морскую форму, лежа на правом боку, с закрытыми глазами и прерывисто дыша, он бился в судорогах, хотя на его одежде не было заметно следов крови.

Человек, возможно, единственный выживший из команды «Сенчури», не слышал шагов смотрителя. Когда Васкес положил руку на грудь пострадавшего, тот попытался подняться, но, обессиленный, рухнул на песок. Его глаза приоткрылись, и с уст сорвалось несколько слов:

— Ко мне… Ко мне!

Опустившись на колени, Васкес осторожно приподнял несчастного и прислонил его к скале, повторяя:

— Друг мой… Друг мой… Я здесь… Посмотрите на меня!.. Я помогу вам…

Моряк смог только протянуть руку и сразу же потерял сознание.

Надо было незамедлительно оказать бедняге помощь, которой требовало его крайне тяжелое состояние.

— Господи, только бы успеть! — повторял Васкес.

Прежде всего следовало убраться отсюда. В любую минуту пираты могли появиться на шлюпке или пешком, спустившись по левому берегу. Васкес должен был перенести человека в грот, где они окажутся в безопасности. Смотритель так и поступил. Он взвалил пострадавшего себе на спину, преодолел две сотни метров, что заняло около четверти часа, и уложил моряка между скалами на одеяло, подсунув ему под голову сверток со своей одеждой.

Моряк еще не очнулся, но дышал уже ровнее. Хотя у него не было заметных ран, возможно, он сломал руки или ноги, упав на рифы. Этого Васкес боялся больше всего, поскольку не знал, что делать в таком случае. Он ощупал тело, согнул конечности. Ему показалось, что все кости целы.

Васкес налил в чашку воды и добавил немного спиртного, еще сохранившегося в его фляжке. Затем влил глоток между губ, которые ему удалось разжать, сменил одежду на сухую и принялся растирать руки и грудь пострадавшего.

Большего он сделать не мог. Человек, находившийся вчера на борту «Сенчури», умирал не от голода!

Наконец Васкес с удовлетворением увидел, что мужчина, в самом расцвете лет и крепкого телосложения, пришел в себя. Ему даже удалось приподняться. Устремив взгляд на Васкеса, поддерживавшего его под руки, страдалец слабым голосом произнес:

— Пить… Пить!

Васкес наполнил чашку водой, и тот выпил половину.

— Вам лучше? — спросил Васкес.

— Да… Да! — ответил человек.

К нему начала возвращаться память:

— Здесь?.. Вы?.. Где я?.. — добавил он, сжимая руку, протянутую спасителем.

Он говорил на английском языке, который Васкес понимал.

— Вы в безопасности. Я нашел вас на берегу после крушения «Сенчури»…

— «Сенчури»… — повторил человек. — Да! Я вспоминаю…

— Как вас зовут?

— Дэвис… Джон Дэвис.

— Капитан парусника?

— Нет, старший помощник. А остальные?..

— Погибли, — вздохнул Васкес. — Вам одному удалось спастись!

— Неужели все?

— Увы!

Это известие словно громом поразило Джона Дэвиса. Единственный выживший… Но как это случилось? Он понял, что обязан жизнью незнакомцу, который перенес его в грот.

— Спасибо, спасибо! — повторял он, и крупная слеза скатилась по его щеке.

— Вы голодны? Хотите поесть? Немного сухарей и мяса? — предложил Васкес.

— Нет… Нет. Только пить!

Холодная вода, разбавленная бренди, придала ему сил. Вскоре он смог ответить на все вопросы.

Вот о чем рассказал моряк.

«Сенчури», трехмачтовый парусник водоизмещением пятьсот пятьдесят тонн, приписанный к порту Мобил, отошел двадцать дней тому назад от американского побережья. Капитаном корабля был Гарри Стюард, помощником — Джон Дэвис. Команда состояла из двенадцати человек, включая юнгу и кока. Парусник вез в Австралию, в Мельбурн, никель и всякие мелочи для аборигенов. Плавание проходило успешно вплоть до пятьдесят пятого градуса южной широты. Поднялась жестокая буря. «Сенчури», застигнутый врасплох, с первым же шквалом потерял вместе с бизань-мачтой все кормовые паруса. Затем чудовищная волна, хлынувшая через левый борт, прокатилась по палубе, частично разрушив полуют[141] и смыв двух матросов, которых так и не успели спасти.

Капитан Стюард намеревался пройти проливом Ле-Мер. Уточнив днем местонахождение корабля и не сомневаясь, что правильно определил широту, он справедливо полагал, что такой маршрут предпочтительней. Обогнув мыс Горн, корабль направится к австралийскому побережью.

С наступлением ночи буря усилилась. Были убраны все паруса, кроме кливера и взятого на нижний риф[142] малого марселя. Трехмачтовик шел по ветру.

В этот момент капитан думал, что находится в двадцати милях от острова Эстадос. Он считал себя в безопасности, ожидая часа, когда зажжется маяк. Взяв курс на юго-запад, как требовала инструкция, он не подвергнется опасности, не налетит на рифы мыса Сан-Хуан и без труда войдет в пролив.

«Сенчури» продолжала идти по ветру. Гарри Стюард не сомневался, что увидит огонь маяка меньше чем через час, поскольку прожектор покрывал расстояние от семи до восьми миль.

Но капитан не видел огней и полагал, что корабль находится далеко от острова. Вдруг послышался ужасный удар. Три матроса, стоявшие на реях, исчезли вместе с мачтами, сломавшимися вровень с палубой. Одновременно корпус раскололся, вода хлынула в трюм, а капитана, его помощника и оставшихся членов команды выбросило за борт, в водоворот, почти не оставлявший шансов на выживание.

Так «Сенчури» потерял команду и имущество. И только Джону Дэвису благодаря мужеству смотрителя маяка удалось избежать смерти.

Но спасенный никак не мог понять, о какой берег разбился «Сенчури», если только не оказался севернее той широты, которую определил капитан Стюард. Неужели ураган бросил парусник на Огненную Землю, между Магеллановым проливом и проливом Ле-Мер?..

И тогда он спросил у Васкеса:

— Где мы?

— На острове Эстадос.

— На острове Эстадос! — воскликнул Джон Дэвис, ошеломленный подобным ответом.

— Да, — повторил Васкес. — У входа в залив Эль-Гор.

— Но маяк?

— Его погасили!

Дэвис, лицо которого выражало крайнее изумление, ждал, что Васкес продолжит повествование. Но тот внезапно встал и прислушался. Ему послышался какой-то звук, и он решил проверить, не явились ли к устью залива бандиты.

Проскользнув между двух скал, Васкес оглядел мыс Сан-Хуан.

Побережье оставалось пустынным. Волны накатывали на него с чудовищной яростью. Ураган не терял силы, а по горизонту, утопавшему в тумане на протяжении не менее двух миль, мчались свинцовые тучи.

Шум, услышанный Васкесом, исходил от останков «Сенчури». Под ударами ветра корма развернулась, и волны, проникшие внутрь, выталкивали ее на берег. Остов покатился как огромная бездонная бочка и вскоре окончательно разбился об утес. От судна осталась только вторая половина, лежавшая на месте крушения, усеянном тысячами обломков. Васкес вернулся и лег на песок рядом с Джоном Дэвисом. К спасенному моряку постепенно возвращались силы. Он хотел встать и спуститься на берег, но Васкес удержал его. Тогда Дэвис спросил, почему той ночью маяк не был зажжен.

Васкес рассказал об ужасных событиях, которые происходили в течение семи недель в заливе Эль-Гор. После отплытия «Санта-Фе» три дня ничто не мешало обслуживанию маяка, доверенного ему, Васкесу, и его двум товарищам, Фелипе и Морису. Все корабли, шедшие мимо острова, посылали сигналы и регулярно получали ответ.

Второго января около восьми часов вечера при входе в залив появилась шхуна. Стоя на вахте у прожектора, Васкес всё время видел ее сигнальные огни. Судя по всему, капитан судна хорошо знал фарватер.

Шхуна добралась до бухты и встала там на якорь.

В этот самый момент Фелипе и Морис отправились предложить свои услуги капитану, но, поднявшись на борт, погибли, попав в подло расставленную ловушку и не имея возможности дать достойный отпор.

— Бедняги! — воскликнул Джон Дэвис.

— Да! Мои несчастные товарищи! — повторил Васкес, глаза которого от горьких воспоминаний наполнились слезами.

— Но вы, Васкес? — спросил Джон Дэвис.

— Стоя на галерее, я услышал крики моих товарищей и сразу понял, что произошло. Эта шхуна оказалась пиратским кораблем. Нас было трое смотрителей. Они убили двоих и не приняли в расчет третьего.

— Как вам удалось спастись? — спросил Дэвис.

— Я быстро спустился по лестнице, — продолжал рассказ смотритель, — и бросился в комнату. Там взял револьверы, еду, убежал и спрятался в пещере, прежде чем пираты сошли на берег.

— Мерзавцы… Мерзавцы! — повторял Джон Дэвис. — Они погасили маяк. Это из-за них «Сенчури» выбросило на скалы. Они виноваты в гибели моего капитана и всех наших матросов.

— Да, они захватили маяк, — сказал Васкес. — Подслушав разговор их главаря с одним из сообщников, я теперь в курсе их намерений.

Дэвис узнал обо всем. Вот уже на протяжении нескольких лет грабители жили на острове Эстадос, заманивая корабли на рифы и убивая выживших при кораблекрушениях. Затем всё самое ценное прятали в пещере в ожидании, пока Конгре не удастся завладеть судном. Но тут началось строительство маяка. Пираты были вынуждены уйти из залива Эль-Гор и спрятаться.

Когда стройка закончилась, мерзавцы вернулись. И вскоре завладели шхуной «Мауле», потерпевшей крушение у мыса Гомес. Команда судна погибла полностью.

— А когда появилась шхуна? — спросил Джон Дэвис.

— Тридцать два дня тому назад, — ответил Васкес.

— И еще не ушла с добычей?..

— Ее задержали серьезные поломки. Я постоянно наблюдаю за преступниками, Дэвис. Груз уже в трюме. Шхуна должна была сняться с якоря в роковое утро гибели вашего парусника.

— И куда?

— К островам Тихого океана, где пираты, по их мнению, окажутся в безопасности и продолжат грабить корабли.

— Но шхуна не сможет выйти в море до тех пор, пока не утихнет шторм.

— Конечно, — согласился Васкес. — Возможно, он продлится целую неделю.

— Но пока мерзавцы будут здесь, Васкес, маяк не зажжется.

— Увы, нет!

— И корабли рискуют разбиться о скалы, как и «Сенчури»?

— Совершенно верно.

— И ничем нельзя помочь кораблям, приближающимся к острову ночью?

— Можно. Если разжечь костер на побережье или на оконечности мыса Сан-Хуан. Именно это я пытался сделать, чтобы предупредить «Сенчури», Дэвис. Костер из обломков и сухих водорослей! Но дул такой сильный ветер, что мне не повезло.

— Ну что же… То, что не удалось вам, Васкес, удастся нам, — заявил Джон Дэвис. — Дерева здесь в избытке. Обломки моего бедного корабля… Если отплытие шхуны задерживается, а огни маяка острова Эстадос не видны кораблям, идущим со стороны океана, то никому не известно, сколько еще крушений произойдет у этих берегов.

— В любом случае, — отозвался Васкес, — Конгре и его сообщники не могут слишком долго оставаться на острове. Шхуна снимется с якоря сразу же, как только позволит погода.

— Почему? — спросил Джон Дэвис.

— Они знают, что уже скоро на маяк прибудет смена смотрителей.

— Когда?

— В первых числах марта. А сейчас уже восемнадцатое февраля.

— И тогда придет корабль?

— Да, сторожевик «Санта-Фе» из Буэнос-Айреса.

— Тогда, — воскликнул Дэвис, следуя примеру Васкеса, — пусть буря продолжается до его прибытия и пусть мерзавцы будут здесь, когда «Санта-Фе» бросит якорь в заливе Эль-Гор!

Глава одиннадцатая

МАРОДЕРЫ

Все двенадцать человек, в том числе Конгре и Карканте, собрались на берегу, привлеченные запахом добычи.

Накануне, едва солнце скрылось за горизонтом, Карканте, стоя у ограды маяка, заметил трехмачтовое судно, приближавшееся с востока. Конгре, которому он рассказал об этом, подумал, что корабль, спасаясь от бури, собирается скрыться в проливе Ле-Мер, чтобы потом найти пристанище на западе острова. Пока позволял дневной свет, он следил за продвижением судна, а с наступлением ночи определял его путь по ходовым огням. Он сразу понял, что корабль почти неуправляем и вскоре наткнется на скалу. Если бы прожектор маяка светил, никакой опасности не существовало бы. Но Конгре не собирался его зажигать, и, когда бортовые огни «Сенчури» погасли, он не сомневался, что судно разбилось между мысами Сан-Хуан и Северал.

На следующий день ураган разыгрался не на шутку. Не стоило и думать о том, чтобы вывести шхуну в море. Как бы ни досадовали Конгре и его сообщники, приходилось ждать. Но ведь пока наступило только 18 февраля. Скорее всего, буря утихнет не раньше конца месяца. «Мауле» же с первым просветом в тучах выберет якоря и выйдет в море.

Увидев, что корабль разбился о скалы, пираты решили воспользоваться случаем и отобрать среди выброшенного на берег то, что представляло какую-либо ценность и увеличило бы цену уже награбленного ранее.

Такой вопрос даже не обсуждался. Можно сказать, вся эта стая хищных птиц взлетела разом. Шлюпку тут же подготовили к отплытию. Дюжина пиратов во главе со своим предводителем расселась по местам. Пришлось изо всех сил налечь на весла, чтобы справиться с бешено ревевшим ветром, вздымавшим волны в заливе. Полутора часов едва хватило, чтобы добраться до дальних скал; но под парусом обратный путь обещал быть намного легче.

Шлюпка пристала к левому берегу напротив пещеры. Все высадились и устремились к месту кораблекрушения.

Именно в этот момент и послышались крики, прервавшие беседу Джона Дэвиса с Васкесом.

В ту же минуту смотритель, стараясь остаться незамеченным, подполз к выходу из пещеры.

Еще через мгновение Джон Дэвис последовал за ним.

— Что вы! — воскликнул Васкес. — Я пойду один! Вам необходим покой.

— Нет. Я хочу их видеть, — ответил Дэвис.

Он был энергичным человеком, этот помощник капитана «Сенчури», ничуть не менее решительным, чем Васкес, один из тех сынов Америки с железным характером, который, конечно, был, как говорят в народе, «живучим как кошка», поскольку душа его настолько крепко привязалась к телу, что не рассталась с ним даже после кораблекрушения!

Прекрасный моряк, до плавания на торговых судах он служил старшим боцманом военно-морского флота Соединенных Штатов. А по возвращении «Сенчури» в Мобил капитан Гарри Стюард собирался уйти на покой, и судовладельцы хотели доверить Джону Дэвису командование кораблем.

Теперь от судна, капитаном которого он мечтал стать, остались лишь обломки, которые достанутся шайке мародеров.

И если Васкес нуждался в ком-либо, кто мог поддержать его в трудную минуту, то Дэвис был как раз таким человеком!

Но, сколь бы храбрыми и решительными они ни были, как могли они противостоять дюжине мерзавцев?

С высокой скалы Васкес и Дэвис видели все побережье до мыса Сан-Хуан.

Конгре, Карканте и остальные направились сначала к тому месту, куда буря вышвырнула половину корпуса «Сенчури», теперь представлявшего собой бесформенную груду обломков, разбросанных у подножия скалы.

Мародеры находились менее чем в двухстах шагах от грота, так что можно было даже различить их лица. Одеты они были в плащи, туго затянутые поясами, чтобы не поддувал ветер, на головах — зюйдвестки, накрепко застегнутые под подбородком. Было заметно, что грабители едва справлялись с порывами ветра, и иногда им, чтобы не упасть, приходилось хвататься за какой-нибудь обломок или скалу.

Именно тогда Васкес смог показать Джону Дэвису тех, кого знал, поскольку видел их во время первого визита в пещеру.

— Вон тот, высокий, — указал он на бандита, стоявшего рядом с форштевнем «Сенчури», — Конгре.

— Их главарь?

— Да.

— А человек, с которым он говорит?

— Карканте, его помощник. Это он, я хорошо рассмотрел его сверху, один из тех, кто убил моих товарищей.

— И вы без сожаления размозжили бы ему череп, не так ли? — спросил Дэвис.

— Да, как бешеной собаке! — воскликнул Васкес.

Когда разбойники закончили обыскивать половину корпуса, прошел почти час. С никелем, перевозимым «Сенчури», они не знали, что делать, и оставили его на песке. Зато среди всяких безделушек для австралийских аборигенов, возможно, окажутся и полезные морским бродягам вещи. Они вытащили два или три сундука и столько же тюков, которые Конгре отложил в сторону.

— Если этот сброд ищет золото или серебро, драгоценности или деньги, то им не повезло.

— А это как раз именно то, что они ищут, — ответил Васкес. — В пещере было много добра. Наверное, корабли, пропавшие у этого побережья, перевозили на борту достаточно ценностей. Теперь, Дэвис, шхуна нужна им, чтобы перевезти награбленное.

— Да, наверное, теперь негодяи укроют ее в надежном месте. Надеюсь, им это не удастся.

— Если только погода не изменится, — заметил Васкес.

— Или найдется еще какая-нибудь причина…

Дэвис не закончил свою мысль. Ведь, в конце концов, как можно помешать шхуне выйти в море, если буря утихнет, а море успокоится?

Тем временем шайка решила перейти к другой половине корпуса «Сенчури», находившейся намного дальше.

С того места, где укрылись Васкес и Дэвис, пиратов было видно немного хуже.

Отлив все еще продолжался. Несмотря на то что ветер по-прежнему гнал волны в залив, прибрежные рифы были видны хорошо, и добраться до каркаса разбитого парусника не составляло особого труда.

На корме судна под полуютом располагался камбуз. И Дэвис отлично знал, что там находится. Вполне возможно, что камбуз опустошили сильные волны, непрерывно накатывавшие на палубу. Но некоторое количество провизии могло и сохраниться.

Действительно, бандиты вытаскивали ящики, банки с консервами, выкатывали на песок бочонки. Из обломков полуюта были извлечены тюки с одеждой, которые также погрузили на шлюпку.

Раскопки продолжались часа два, потом Карканте с двумя подельниками вооружился топорами и принялся рубить надстройку, находившуюся вследствие крена корабля в двух-трех шагах от берега.

— Что они делают? — спросил Васкес. — Разве судно и так не разбито в щепки, зачем им его приканчивать?

— Догадываюсь, чего они хотят, — ответил Дэвис. — Им нужно, чтобы не осталось ни малейшего следа от названия и государственной принадлежности корабля, чтобы никто не узнал, что «Сенчури» пропал в этом районе Атлантики!

Безусловно, Джон Дэвис не ошибся. Несколько мгновений спустя Конгре выдернул американский флаг, свисавший с кормы, и разорвал его на мелкие полоски.

— Вот мерзавец! — вскричал моряк. — Флаг… Флаг моей родины!

Васкесу пришлось даже схватить его за руку, когда, перестав владеть собой, тот чуть было не бросился на берег.

Закончив свою грязную работу — шлюпка была загружена полностью, — Конгре и Карканте направились к подножию утеса. Прогуливаясь, пираты несколько раз проходили мимо расселины, где скрывались Васкес и Дэвис, которые могли таким образом слышать, о чем те говорили.

— Завтра отплыть не удастся.

— Боюсь, непогода продлится еще несколько дней.

— Ну, от задержки мы ничего не теряем.

— Конечно, но я-то надеялся на больший куш от американского корабля такой величины! Последний, который мы заманили на эти рифы, принес нам пятьдесят тысяч долларов.

— Все время так везти не может! — заметил Карканте.

В отчаянии Дэвис схватил револьвер и, поддавшись обуявшему его гневу, хотел было пристрелить главаря банды, но Васкес вновь удержал его.

— Конечно, вы правы! — согласился Дэвис. — Но я не могу ничего поделать с собой при мысли о том, что эти негодяи останутся безнаказанными… Что шхуна покинет остров! И где их потом искать?

— Не похоже, чтобы ураган скоро стих, — заметил Васкес. — Если вновь поднимется ветер, море разбушуется еще на несколько дней и, возможно, пиратам не удастся удрать с острова.

— Я понимаю, Васкес, но ведь вы говорили, что сторожевой корабль появится лишь в начале будущего месяца, не так ли?

— Может, и раньше, кто знает, Джон?

— Господи, помоги, помоги нам!

Было совершенно очевидно, что ярость шквала не спадает, а в этих широтах даже летом подобные явления длятся порой до полумесяца. Если ветер задует с юга, то принесет с собой дыхание Антарктики, где вскоре начнутся зимние холода. Уже теперь капитаны китобойных судов должны были задуматься над тем, что пора покидать полярные районы, так как в марте перед береговым припаем начинают формироваться новые льды.

В общем, можно было предположить, что в ближайшие четыре-пять дней вряд ли наступит затишье, которым могли бы воспользоваться пираты, чтобы выйти в море.

В четыре часа Конгре с подельниками погрузился в шлюпку и, подняв парус, исчез из виду.

С наступлением вечера порывы ветра усилились. Хлесткий, холодный дождь бурными потоками низвергался из туч, пришедших с юго-запада. Васкес и Дэвис носа не могли высунуть из грота. Холод пробирал до костей, и им пришлось разжечь костер, чтобы согреться. Маленький очаг горел в глубине узкого коридора, и на безлюдном побережье в кромешной тьме не стоило опасаться, что кто-нибудь его заметит.

Ночь была ужасной. Волны бились о подножие утеса. Можно было подумать, что сильная волна прилива или, скорее, цунами обрушилась на остров. Без сомнений, чудовищное волнение проникло вглубь залива, и пиратам приходилось прилагать все усилия, чтобы удержать «Мауле» на якоре.

— Хоть бы она разлетелась на куски, — повторял Джон Дэвис, — а ее обломки унес в океан ближайший отлив!

Судя по всему, от остова «Сенчури» на следующий день ничего не останется, кроме застрявших в камнях или рассыпанных по песку мелких обломков.

Достигла ли сила бури своего пика? Именно в этом и поспешили удостовериться Васкес и его товарищ.

Все было сметено ураганом. Невозможно представить подобный хаос, в котором смешались[143] воды моря с водами неба. И так продолжалось весь день и последующую ночь. Ни один корабль не прошел мимо острова, и было ясно, что капитаны хотели во что бы то ни стало обойти таящие опасность земли Магеллании. Ни в Магеллановом проливе, ни в проливе Ле-Мер им не найти укрытия от атак урагана такой силы.

Как и предвидели моряки, корпус «Сенчури» был полностью уничтожен, и бессчетное количество обломков покрывало песок до самых скал.

К счастью, Васкеса и его товарища не беспокоил вопрос пропитания. С теми консервами, что смотритель забрал с «Сенчури», они могли продержаться не меньше месяца. А скоро должна подоспеть «Санта-Фе» и без страха подойти к мысу Сан-Хуан.

Чаще всего они говорили о сторожевике, и Васкес даже как-то заметил:

— Пусть буря продлится еще, чтобы помешать шхуне выйти в море, и сразу закончится, когда придет «Санта-Фе», — вот о чем я мечтаю.

— При благоприятном ветре и спокойном море, — заметил Джон Дэвис, — все будет прекрасно.

— Все в руках Господа, — сказал Васкес.

— А он не захочет, чтобы мерзавцы избежали наказания за свои преступления, — добавил Дэвис, почти слово в слово повторив то, что уже ранее говорил Васкес.

Оба они думали одинаково, у обоих был один объект для ненависти, и обоих обуревала жажда мести.

Ни 21 февраля, ни на следующий день положение не изменилось, по крайней мере, заметно. Возможно, лишь ветер немного отклонился к северо-востоку. Но после часовой передышки ураган набросился на остров с новой силой.

Не стоит и упоминать, что ни Конгре, ни кто-либо из его сообщников не показывались на берегу, занятые шхуной, стоявшей в маленькой бухточке и подвергавшейся натиску волн, которые могли захлестнуть ее палубу и повредить борта.

Двадцать третьего февраля погода с утра несколько улучшилась. Понемногу, как-то нерешительно, ветер изменил направление на северо-западное. Горизонт на юге чуть просветлел. Дождь закончился, и, хотя ветер продолжал свирепствовать, небо стало очищаться. Но море все еще оставалось бурным, и тяжелые валы обрушивались на побережье с прежней силой. Поэтому выйти из бухты было невозможно, и шхуна не смогла бы ни в этот, ни на следующий день пуститься в плавание.

Вполне вероятно, что Конгре и Карканте захотят воспользоваться незначительным затишьем, чтобы высадиться, не забывая о мерах предосторожности, на мыс Сан-Хуан.

Ранним утром, однако, их появления не стоило опасаться. И Джон Дэвис с Васкесом рискнули покинуть пещеру, из которой не выходили двое суток.

— Удержится ли этот ветер? — прежде всего заметил Васкес.

— Пока да, — ответил Дэвис, которого никогда не обманывало чутье моряка. — Но нам необходимо еще дней десять непогоды… Целых десять дней! А их может не быть!

Скрестив руки на груди, он смотрел на небо, на океан.

Тем временем Васкес, отставший на несколько шагов, догнал Дэвиса.

И тут возле одной из скал смотритель задел ногой небольшой металлический предмет, наполовину засыпанный песком. Он узнал в нем ящик, в котором хранился на борту порох, предназначавшийся как для мушкетов, так и для двух из четырех короткоствольных пушек, имевшихся на борту «Сенчури» для подачи сигналов.

— Для нас он бесполезен, — сказал Джон Дэвис. — Вот если бы мы могли взорвать шхуну бандитов!

— Об этом нечего и думать, — вздохнул Васкес, понурив голову. — Но все равно я захвачу его с собой на обратном пути и спрячу в гроте.

Они продолжали спускаться по мысу, к краю которого все же не смогли подобраться из-за яростного кипения моря.

Достигнув наконец рифов, Васкес в незаметной расселине обнаружил одно из небольших артиллерийских орудий, которое закатилось сюда после крушения «Сенчури».

— Это ваша пушка, — обратился он к Джону Дэвису, — так же, как и вон те ядра.

И снова Джон Дэвис спросил:

— Чем она может нам помочь?

— Надо подумать, тем более что у нас есть порох, а значит, представится случай воспользоваться ею.

— Как вы себе это представляете? — поинтересовался Дэвис.

— А вот как: поскольку маяк погашен, то, если появится корабль, который попадет в такое же положение, как и «Сенчури», разве мы не сможем выстрелом из пушки обозначить для него этот берег?

Джон Дэвис очень внимательно посмотрел на своего спутника. Казалось, он подумал совсем о другом, но ограничился таким ответом:

— Вам в голову пришла только эта мысль, друг мой?

— Да, Дэвис, и мне кажется, она не так уж плоха. Конечно, выстрелы будут слышны в глубине залива. Это выдаст наше присутствие на острове. Бандиты кинутся нас разыскивать. И, возможно, найдут — что будет стоить нам жизни. Зато мы выполним свой долг!

— Свой долг! — повторил эхом Джон Дэвис.

Затем последовал перенос пушки в пещеру; потом туда же перетащили лафет, ядра, ящик с порохом, а когда Васкес и Дэвис решили перекусить, солнце над горизонтом показывало, что уже около восьми часов.

Едва они скрылись, как появились Конгре, Карканте и плотник Варгас. Со шлюпкой из-за ветра и начинающегося в бухте прилива было бы слишком много возни. Мародеры шли по левому берегу пешком, но на этот раз не для того, чтобы грабить.

Как и предполагал Васкес, им нужно было понаблюдать за небом и состоянием моря после утреннего улучшения погоды. Конечно, пираты понимали, что «Мауле» подвергнется тысяче опасностей на выходе из залива и может не справиться со штормовыми волнами в открытом океане. Прежде чем шхуна, держа курс на запад, доберется до пролива и поймает попутный ветер, ей придется миновать мыс Сан-Хуан, где волны грозят швырнуть корабль на камни, а это приведет к серьезным повреждениям.

Именно так рассуждали Конгре и Карканте. Остановившись рядом с местом кораблекрушения, где от носовой части «Сенчури» остались одни щепки, они едва не падали от сильного ветра. Бандиты оживленно переговаривались, жестикулировали, показывая на горизонт и иногда отбегая назад, когда огромный водяной вал с белым гребнем обрушивался на песчаную отмель. Ни Васкес, ни его спутник в течение получаса не упускали пиратов из виду, пока те рассматривали вход в залив. Вскоре преступники удалились, часто и настороженно оглядываясь.

— Вот они и ушли, — сказал Васкес. — Но вскоре вернутся, чтобы наблюдать за морем.

Собеседник молча кивнул. Для него было очевидно, что через двое суток волнение уляжется; буря утихнет если и не совсем, то хотя бы настолько, чтобы позволить шхуне миновать мыс Сан-Хуан.

Почти весь этот день наши моряки провели на берегу. Погода явно менялась к лучшему. Ветер, казалось, установился северо-восточный, и любой корабль, взявший на рифы фок и марсели, мог направиться к проливу Ле-Мер.

С наступлением вечера Васкес и Дэвис вернулись в пещеру; утолили голод сухарями и мясными консервами, а жажду — разведенным водой бренди. Потом, когда Васкес уже готовился завернуться в одеяло и отправиться на покой, Джон Дэвис сказал:

— Прежде чем заснуть, Васкес, не выслушаете ли меня?

— Конечно, Дэвис.

— Дружище, я обязан вам жизнью и не хотел бы ничего предпринимать без вашего одобрения. У меня есть предложение, которое я просил бы вас обдумать и дать ответ, не опасаясь меня обидеть.

— Слушаю вас.

— Погода меняется, ветер стихает, океан вскоре успокоится. Так вот, я думаю, что максимум через двое суток шхуна снимется с якоря.

— К несчастью, это вполне вероятно! — развел руками Васкес.

Джон Дэвис продолжил:

— Да, уже дня через два она выйдет из залива, обогнет мыс, спустится по проливу и исчезнет на западе. Больше мы никогда ее не увидим… И ваши товарищи, Васкес, так же как и мой капитан, и мои спутники с «Сенчури» останутся неотомщенными!

Васкес поник головой; потом вскинул взгляд на Дэвиса, лицо которого освещалось отблесками огня в очаге.

— Существует единственная возможность помешать отплытию шхуны и задержать ее до прибытия сторожевого корабля — это авария, которая вынудит пиратов вернуться обратно. Так вот, у нас есть пушка, порох, снаряды. Установим пушку на лафет на утесе, зарядим ее и, когда шхуна пойдет мимо, выстрелим прямо в корпус… Вполне вероятно, она и не затонет сразу, но в дальнее плавание, которое ей предстоит, пуститься не рискнет. И ей придется вернуться в бухту, чтобы залатать пробоину. Бандитам не останется ничего другого, как разгрузить ее. А для этого понадобится не меньше недели… Ну а тут уж и «Санта-Фе»…

Джон Дэвис замолчал, взял руку своего спасителя, пожал ее.

Поразмыслив мгновение, Васкес сказал только одно слово:

— Согласен!

Глава двенадцатая

У ВЫХОДА ИЗ ЗАЛИВА

Как это случается после сильного шторма, горизонт утром 25 февраля был затянут дымкой. Но ветер, сперва поднявшись, затих, и признаки улучшения погоды стали очевидными.

Конгре решил готовить шхуну к отплытию. Можно было надеяться, что к полудню ветер разгонит туман, закрывавший горизонт. Отлив закончится к шести часам вечера, что благоприятствовало выходу из залива Эль-Гор. «Мауле» должна была достигнуть мыса Сан-Хуан к семи часам, а долгие сумерки позволят еще до наступления ночи войти в пролив Ле-Мер.

Конечно, если бы не туман, судно могло сняться с якоря с утренним отливом. В самом деле, все было готово к долгому путешествию: груз закреплен, продукты уложены — и те, что забрали с «Сенчури», и те, которые хранились на маяке. Осталась только мебель и инструменты, которыми Конгре не хотел загромождать и без того переполненный трюм. Хотя со шхуны сняли часть балласта, ее осадка превосходила нормальную на несколько дюймов, и было нежелательно, чтобы судно осело еще ниже.

Необходимо заметить, что Конгре предпринял весьма обоснованные меры предосторожности. Шхуна теперь звалась не «Мауле»; это наименование могло вызвать подозрения даже в отдаленных уголках Тихого океана. Главарь назвал ее в честь своего помощника «Карканте», без указания порта приписки.

Чуть позже полудня, прогуливаясь с Конгре у ограды, Карканте сказал:

— Туман начинает рассеиваться, и вскоре мы увидим чистую воду. Обычно туман успокаивает ветер, и море стихает быстрее.

— Думаю, что на этот раз нам ничто не помешает, — отозвался Конгре.

— Однако ночь будет темной, Конгре. Луна еще только в первой четверти, и ее серп исчезнет почти в тот же момент, когда солнце…

— Не важно, Карканте, мне не нужен ни свет луны, ни звезд. Я наизусть знаю весь северный берег и рассчитываю обогнуть мыс Парри на таком расстоянии, чтобы не налететь на скалы!

— А завтра мы будем уже далеко отсюда, Конгре, с попутным, северо-восточным, ветром в наших парусах.

— Завтра ранним утром мы уже потеряем из виду мыс Гомес, и я очень надеюсь, что остров Эстадос останется милях в сорока позади.

— Не слишком скоро. Конгре, ведь уже три года, как мы торчим здесь.

— Разве ты сожалеешь об этом?

— Нет, мы же сколотили здесь целое состояние и к тому же увозим наши богатства на хорошем корабле! Но, тысяча чертей, я уже думал, что все потеряно, когда «Мауле»… вернее, «Карканте» вошла в залив с пробоиной! Если бы не удалось починить ее, кто знает, сколько еще времени нам пришлось бы проторчать на острове и перед приходом сторожевика вернуться на мыс Гомес…

— Да, — ответил Конгре, чья свирепая физиономия потемнела, — в этом случае наше положение станет очень серьезным! Обнаружив маяк без смотрителей, капитан «Санта-Фе» примет жесткие меры… Начнет поиски… И кто может поручиться, что не обнаружит нашего убежища?.. И потом, на наш след его сможет навести третий, сбежавший от нас смотритель.

— Этого-то опасаться не стоит, Конгре. Как без еды смог бы он продержаться столько времени? Прошло почти два месяца, как «Карканте»… — вот, на этот раз я не забыл нового названия — пришла на стоянку в заливе Эль-Гор, и если только этот смотритель не питался сырой рыбой и кореньями…

— В конце концов, мы поднимем якорь раньше, чем вернется сторожевой корабль, — сказал Конгре.

— Он не должен прийти раньше чем через неделю, если судить по записям дневника на маяке, — заявил Карканте.

— А тогда, — добавил Конгре, — мы будем уже далеко от мыса Горн, на пути к Соломоновым островам или Новым Гебридам.

— Ты прав, Конгре. Поднимусь-ка я в последний раз на маяк, взгляну на море. Вдруг покажется какой-нибудь корабль.

— Нас это не касается! — бросил Конгре, пожав плечами. — И Атлантический, и Тихий океан принадлежат всем! У «Карканте» все бумаги в порядке. И даже если «Санта-Фе» встретится нам у входа в пролив, то просто ответит на приветствие, так как вежливость — прежде всего!

Видно было, что предводитель не сомневается в успехе своего плана и обстоятельства складываются весьма удачно.

Пока Конгре спускался к бухточке, Карканте поднялся по лестнице и, выйдя на галерею, примерно час наблюдал за горизонтом.

Небо к этому времени уже совершенно очистилось. Океан еще не успокоился, но уже не белел гребнями бурных волн, и хотя волнение было еще довольно сильным, однако не могло помешать шхуне. В общем, миновав пролив, судно вышло бы в спокойные воды.

Кроме того, в океане показался один-единственный трехмачтовик, появившийся на востоке на таком расстоянии, что без подзорной трубы Карканте не смог разглядеть даже его паруса. К тому же корабль держал курс на юг, а вовсе не к Тихому океану, да и вскоре не замедлил исчезнуть.

Но час спустя у Карканте появился повод для беспокойства, и он раздумывал, не позвать ли Конгре.

На северо-северо-востоке, еще очень далеко от острова, показался дымок парохода, спускавшегося к острову Эстадос вдоль побережья Огненной Земли.

И тогда в уме Карканте возникло весьма серьезное опасение: «А что, если это сторожевой корабль?»

Хотя, конечно, наступило еще только 25 февраля.

«Санта-Фе» должен был прийти не раньше начала марта. А вдруг сторожевик ускорил свой выход? Если это он, то через два часа уже окажется на траверзе мыса Сан-Хуан. Тогда все пропало.

В самом деле, хотя шхуне достаточно было поднять якорь, она не смогла бы при противном ветре бороться с растущей волной. Прилив закончится не раньше чем часа через два с половиной.

Однако Карканте не хотелось отрывать Конгре от последних приготовлений, и он продолжил наблюдение за горизонтом.

Корабль, подгоняемый течением и попутным ветром, быстро приближался. Видно, капитан приказал поднять давление пара, потому что густой дым валил из трубы парохода, которую Карканте не мог еще видеть из-за наполненных ветром парусов. Кроме того, корабль сильно кренился на левый борт. Вскоре он окажется на траверзе мыса Сан-Хуан, у входа в пролив и у юго-восточной оконечности Огненной Земли.

Карканте не выпускал из рук подзорной трубы, и его беспокойство росло по мере уменьшения расстояния до парохода, которое вскоре сократилось до нескольких миль, так что его корпус частично стал виден.

В тот момент, когда Карканте не мог более владеть собой и решился предупредить Конгре, страх исчез.

Пароход пошел в полветра,[144] что являлось доказательством того, что он собирается войти в пролив, и вся оснастка оказалась на виду.

Судно водоизмещением от двенадцати до пятнадцати сотен тонн невозможно было спутать с «Санта-Фе».

Конгре и его шайка хорошо знали, как выглядит сторожевой корабль: они не раз видели его у входа в залив Эль-Гор; «Санта-Фе» оснащен как шхуна, а приближавшееся судно шло под прямыми парусами.

Карканте испытал огромное облегчение и действительно мог похвалить себя за то, что не стал понапрасну поднимать тревогу. Он еще с час пробыл на маяке и видел, как пароход прошел в пролив, но в трех-четырех милях от острова, то есть достаточно далеко, чтобы с маяка послать сигнал, который все равно по понятным причинам остался бы без ответа.

Сорок минут спустя пароход, шедший со скоростью двенадцать узлов, исчез за мысом Парри.

Карканте спустился вниз, убедившись, что никакого другого корабля не видно.

Приближался час отлива, время отплытия шхуны. Приготовления закончились, команда Конгре готова была поднять паруса. Меняя галсы, идя на булинях,[145] они поймают боковой ветер, и «Карканте», воспользовавшись этим, ляжет на курс по середине залива.

К шести часам Конгре и большая часть команды были на борту. Шлюпка доставила тех, кто находился у подножия маяка, потом суденышко подняли на шлюп-балку.

Тем временем океан стал медленно отступать. Показалась борозда, оставленная «Мауле» в песке, пока шли ремонтные работы. С другой стороны бухты вытянули свои острые верхушки скалы. Ветер прорывался сквозь разрывы в скалах, и легкий прибой бил в подножие маячной ограды.

Настала минута отплытия, Конгре скомандовал поднять якорь. Цепь натянулась, заскрипела в клюзе, и, когда приняла вертикальное положение, якорь взяли на кат и заложили тали за скобу якоря, учитывая длительность предстоящего плавания.

Реи обрасопили, и шхуна под фоком, гротом, марселем, брамселем и кливерами левым галсом направилась к выходу из залива.

Поскольку «Карканте» шла в бакштаг,[146] ветер относил ее к югу. Шхуна вышла в открытый океан по меньшей мере в миле от мыса Сан-Хуан, поскольку именно такова была ширина входного створа.[147] Но с этой стороны серьезную опасность таили скалы, уходившие под воду, поэтому требовалось соблюдать осторожность.

Конгре хорошо изучил бухту. Стоя у штурвала, он не позволял ветру прижать шхуну к берегу. Предводитель пиратов собирался пронестись вблизи от Сан-Хуана, скалы которого обрамляли мыс всего на несколько туазов.

В общем, ход у шхуны был довольно неравномерный. Она снижала скорость, когда высокая скала загораживала ветер, и снова разгонялась, когда ее доставал бриз, прорвавшийся через какое-нибудь ущелье.

В половине седьмого судно находилось всего в полутора милях от входа в залив. Карканте видел пустынный до самого горизонта океан. Солнце садилось, и в темнеющем небе, в зените, зажглось несколько звезд.

В этот момент к Конгре подошел помощник:

— Ну, наконец-то мы скоро выйдем из залива.

— Да, минут через двадцать, — ответил Конгре. — Я прикажу выбрать шкоты, и мы пойдем в бейдевинд, чтобы обогнуть мыс Сан-Хуан.

— Нам придется лавировать, чтобы войти в пролив?

— Не думаю, — заявил Конгре. — Мы будем держать круче к ветру, пойдем в крутой бейдевинд,[148] насколько это возможно… Потом сменим галс, и нам останется только взять полный бакштаг, держа курс на мыс Парри.

Если бы удалось избежать смены галса при выходе из залива, Конгре выиграл бы целый час, и он имел все основания так думать, поскольку шхуна хорошо держалась, повернув на четыре румба. Если бы понадобилось, он мог даже спустить прямые паруса, оставив только косые, а именно: бизань, фор-стеньги-стаксель и кливера, поскольку до входа в пролив оставалось пройти не более трех миль.

В этот момент один из матросов, стоя у кат-балки, закричал:

— Опасность по носу!

— Что там такое? — спросил Конгре.

Карканте перегнулся через леер.[149]

— Сбавь ход! — крикнул он Конгре.

Шхуна теперь находилась на траверзе пещеры, в которой так долго обитали пираты.

Оказывается, здесь дрейфовал обломок киля «Сенчури», который отливное течение постепенно выносило в океан. Столкновение могло иметь самые неприятные последствия, и самое время было обойти это препятствие.

Конгре слегка повернул руль влево, и шхуна, уклонившись на румб, прошла вдоль обломка, лишь царапнув его корпусом.

Результатом маневра явилось небольшое отклонение от левого берега, но вскоре судно вернулось на прежний курс. Еще каких-нибудь двадцать туазов, и оно, завернув за угол скалы, получит больше ветра в паруса.

В этот момент раздался оглушительный грохот, сопровождаемый свистом, и корпус шхуны содрогнулся от удара.

Над изгибом скалы поднялся белый дым, который ветер стал сносить вглубь бухты.

— Что это было?! — вскричал Конгре.

— В нас стреляли! — ответил Карканте.

— Встань к штурвалу! — приказал предводитель шайки.

Бросившись к левому борту, он перегнулся через леер и увидел пробоину в борту, футом выше ватерлинии.

Вся команда сгрудилась на носу.

Атака с этой части побережья?.. Ядро, которое «Карканте» получила в борт в момент выхода из залива, могло потопить ее, попади оно чуть ниже! Удивление было не меньше, чем страх, который вызвало столь неожиданное нападение.

Что могли сделать Конгре и его спутники? Раскрепить шлюпку, спустить ее, броситься на берег — туда, откуда поднимался дым, разыскать нападавших и расправиться с ними или хотя бы обратить в бегство?.. Но кто знал, сколько там народу и не лучше ли ретироваться, чтобы проверить, насколько серьезно повреждена шхуна? Вполне возможно, что атака продолжится. И вновь на том же месте поднялось облачко дыма. Шхуна получила новый удар. Следующее ядро ударило немного позади первого.

— Руль к ветру… Руль к ветру! — зарычал Конгре и побежал на корму к Карканте, который поторопился выполнить команду.

Как только руль оказал свое действие на шхуну, ее шкоты слегка провисли, и менее чем через три минуты она оказалась в полумиле от левого берега, а следовательно, вне досягаемости ядер нацеленной на нее каронады.[150]

Впрочем, больше ни одного выстрела не прозвучало. Побережье оставалось пустынным. Можно было предположить, что атака больше не повторится.

Самым срочным делом сейчас была проверка состояния корпуса. Изнутри это сделать было невозможно, поскольку тогда потребовалось бы переместить груз. Однако не приходилось сомневаться, что оба ядра, пробив бортовую обшивку, попали в трюм.

Пришлось все-таки спускать шлюпку, тогда как шхуна легла в дрейф, испытывая только воздействие отлива.

Конгре и плотник немедленно забрались в шлюпку, чтобы осмотреть корпус и выяснить, можно ли заделать пробоину на месте.

В шхуну попали два четырехфунтовых ядра. Они пробили обшивку насквозь. К счастью для пиратов, жизненно важные части судна не пострадали. Образовались две пробоины над ватерлинией; одним футом ниже — и открылась бы такая течь, заткнуть которую у экипажа не было бы времени. Трюм заполнился бы водой, и «Карканте», разумеется, затонула бы при выходе из залива. Конечно, Конгре и его сообщники могли добраться до берега на шлюпке, но шхуну при этом потеряли бы безвозвратно.

Одним словом, поломку нельзя было считать чересчур серьезной, однако она не позволяла «Карканте» выйти в океан. Малейший крен на левый борт мог стать роковым. Следовательно, прежде чем продолжать путь, надо было заделать повреждения, причиненные ядрами.

— Но какая сволочь стреляла? — не переставал повторять Карканте.

— Вероятно, ускользнувший от нас смотритель! — ответил Варгас. — Или кто-нибудь из команды «Сенчури», которого тот спас…

— Да! — согласился Карканте. — Наверняка это пушка с парусника… Жаль, что мы не нашли ее среди обломков.

— Хватит болтать! — грубо оборвал их Конгре. — Думайте лучше о том, как поскорее починить шхуну!

Действительно, было не время рассуждать о том, кто и из чего стрелял. Нужно было действовать. Если привести «Карканте» к противоположному берегу залива, к мысу Дьегос, то хватит и получаса. Правда, там шхуне угрожали сильные ветра с океана и не было ни одного надежного укрытия вплоть до мыса Северал. Поэтому, по мнению Конгре, следовало немедленно вернуться вглубь залива Эль-Гор, где ремонт удастся сделать быстро и в относительной безопасности.

Однако наступило время отлива, а шхуне против течения не пробиться. Значит, придется дожидаться прилива, а он станет ощутимым не раньше чем через три часа.

Волны сносили «Карканте» к мысу Северал, и если бы такое случилось, то возникла бы опасность, что трюм заполнится водой. Конгре решил бросить якорь в кабельтове от мыса Дьегос.

Одним словом, сложилась крайне тревожная ситуация. Наступала ночь. Вскоре всё окутает кромешная тьма. Потребовались все знания Конгре, — которыми он, к счастью для бандитов, обладал, — чтобы не врезаться в тот или другой берег.

Наконец около десяти часов начался прилив. Якорь подняли на борт, и через минуту «Карканте», подвергшаяся не одной опасности, взяла обратный курс на прежнюю якорную стоянку в заливе Эль-Гор.

Глава тринадцатая

ДВА ДНЯ[151]

Легко представить отчаяние, охватившее Конгре, Карканте и их сообщников. В тот самый момент, когда они собирались навсегда покинуть остров, их остановило неожиданное препятствие! А через четыре-пять дней в заливе Эль-Гор мог показаться сторожевой корабль! Безусловно, знай Конгре другую стоянку на северном или южном побережье, он увел бы шхуну туда. Но он не решился сделать это при ветре, дующем с севера. Вынужденная идти правым галсом, как в проливе, так и вдоль южного побережья, «Карканте» могла накрениться на левый борт, и вода хлынула бы в дыры, пробитые ядрами. Было бы хорошо найти у мыса Северал, отстоявшего всего на несколько миль, подходящую якорную стоянку. Однако таковой не существовало. Направив шхуну в сторону маяка, Конгре сделал единственно правильный выбор.

Той ночью пираты не смыкали глаз, внимательно следя за подходами к бухте. Кто знает, не высадилась ли на противоположной оконечности острова другая шайка, более многочисленная, чем у Конгре? И не дошли ли слухи о существовании пиратов до Буэнос-Айреса, после чего аргентинское правительство приняло решение об их уничтожении?

Сидя на корме, Конгре и Карканте обсуждали создавшееся положение. Вернее, говорил только Карканте, поскольку Конгре был слишком поглощен своими мыслями.

Предположение о высадке на остров Эстадос десанта, направленного для поимки Конгре и его сообщников, первым высказал Карканте. Но военный отряд не стал бы действовать скрытно. У входа в залив должны были бы появиться несколько кораблей. При невозможности ареста шхуны ее бы просто уничтожили.

Поэтому Карканте отказался от своей первоначальной версии и согласился с Варгасом.

— Да… Те, кто стрелял, хотели только помешать шхуне покинуть остров. Если их много, значит, это уцелевшие люди с «Сенчури». Они встретили смотрителя маяка, и тот рассказал о скором прибытии корабля со сменой… А пушка явно с разбитого парусника!

— Корабля еще нет. Когда сторожевик придет, мы будем далеко, — сказал Конгре дрожащим от гнева голосом.

Действительно, было почти невероятно, даже допуская встречу смотрителя и выживших в кораблекрушении, что их больше двух-трех человек. Они ничего не смогут сделать с пятнадцатью вооруженными головорезами. Значит, починенная шхуна поднимет паруса и выйдет в океан, следуя на сей раз вдоль правого берега залива. То, что удалось однажды, в другой раз не повторится.

Оставался главный вопрос: сколько дней уйдет на ремонт корпуса?

Ночь на шхуне прошла спокойно, и на следующий день команда принялась за работу.

Первым делом предстояло перенести часть груза, сложенного в трюме по левому борту. Потребовалось полдня, чтобы разместить его на палубе. Впрочем, необходимости выгружать всё не было, поскольку не требовалось сажать шхуну на песчаную отмель. Пробоины, сделанные ядрами, находились над ватерлинией, и поэтому, поставив шлюпку около кормовой скулы,[152] их можно было заделать без труда. Главное, чтобы не были повреждены шпангоуты.

Конгре с плотником спустились в трюм и всё внимательно осмотрели.

Оба снаряда повредили только обшивку, пробив ее примерно на одинаковой высоте. Ядра оставались в трюме. Они лишь задели шпангоуты, но не нанесли им особого вреда. Пробоины, образовавшиеся в двух с половиной футах друг от друга, представляли собой ровные отверстия, которые можно было заделать пробками, закрепленными какой-нибудь деревянной деталью, вставленной между шпангоутами. А сверху следовало наложить пластину обшивки.

Одним словом, авария оказалась не слишком серьезной. Ядра существенно не повредили корпус, и сами пробоины будут быстро заделаны.

— Когда? — спросил Конгре.

— Я приготовлю деревянные бруски и вечером же установлю их, — ответил Варгас.

— А пробки?

— Они будут готовы завтра утром и вечером уже окажутся на месте.

— Значит, вечером мы сможем сняться с якоря?

— Конечно, — уверенно заявил плотник.

Итак, на ремонт потребуется сорок восемь часов. Следовательно, отплытие шхуны задержится на двое суток.

Но Конгре решил сниматься с якоря только на третий день. Когда Варгас спросил о причинах подобного решения, главарь ответил:

— Я собираюсь выходить из залива, следуя вдоль правого берега, чтобы не поймать еще одно ядро. А правый берег я знаю намного хуже. К тому же придется идти в темноте. Вечерний отлив начнется поздно, не раньше восьми часов. Я не хочу разбить шхуну о скалы!

Разумеется, следовало действовать крайне осторожно. Впрочем, этого человека природа наделила острым умом, который он, к сожалению, использовал только во зло.

Карканге спросил Конгре, не собирается ли тот осмотреть мыс Сан-Хуан, для того чтобы разведать, что там происходит.

— Зачем? — спросил Конгре. — Мы не знаем, с кем имеем дело. Идти придется целым отрядом человек в десять — двенадцать, оставив как минимум двоих для охраны шхуны. А кто знает, что может случиться в наше отсутствие?

— Ты прав, — согласился Карканге. — Да и что нам это даст? Сейчас самое главное — убраться с острова.

— Послезавтра утром мы будем в море, — успокоил помощника Конгре.

У пиратов был вполне реальный шанс, что сторожевик, который должен появиться в конце первой недели марта, не придет до отплытия шхуны.

Впрочем, даже если бы Конгре и его сообщники высадились на мысе Сан-Хуан, то не обнаружили бы следов Васкеса и Джона Дэвиса.

Вот что произошло.

Накануне они решили установить каронаду прямо на изгибе утеса, между скалами, громоздившимися на повороте. Однако эта работа потребовала больших усилий. Им пришлось изрядно попотеть, чтобы доставить пушку на место: сначала тащили ее по песчаному берегу, затем перенесли на руках через валуны, поскольку волочь здесь было невозможно. Прибегли к помощи рычагов, что отняло много времени и сил.

Около шести часов Васкес и Дэвис установили каронаду, нацелив ее на выход из залива.

После этого Дэвис принялся заряжать пушку. Мощный пороховой заряд он забил в дуло при помощи пыжа, сделанного из сухих фукусов,[153] затем закатил внутрь ядро. Таким образом, оставалось только поднести горящий фитиль.

Джон Дэвис сказал Васкесу:

— Я хорошенько подумал над тем, что нужно сделать. Важно не потопить шхуну… Если мерзавцы доберутся до берега, то мы не сумеем скрыться. Главное — вынудить шхуну вернуться на якорную стоянку для ремонта.

— Вы правы, — откликнулся Васкес. — Но дыру, пробитую ядром, можно залатать за одно утро.

— Нет, — возразил Джон Дэвис. — Им придется перетаскивать груз. Это займет не меньше двух суток. А тогда уже наступит двадцать восьмое февраля.

— А если «Санта-Фе» придет только через неделю? — продолжал смотритель. — Не лучше ли стрелять по мачтам, а не по корпусу?

— Разумеется, друг мой. Если одна из мачт окажется сломанной, я не вижу возможности заменить ее. И тогда шхуна надолго застрянет в глубине залива. Но попасть в мачту труднее, чем в корпус. Нам же нужно, чтоб выстрелы точно поразили цель.

— Да, — согласился Васкес. — Если негодяи соберутся в путь при вечернем отливе, что весьма вероятно, будет уже достаточно темно. Поступайте так, как считаете нужным, Дэвис.

Всё было готово. Теперь Васкесу и его спутнику оставалось только ждать. Они стояли рядом с орудием, готовые выстрелить, едва шхуна появится на траверзе.

Читателям известно, какими оказались результаты стрельбы и почему «Карканте» пришлось вернуться на прежнюю якорную стоянку. Джон Дэвис и Васкес не покидали своего места до тех пор, пока не увидели, как шхуна пошла назад вдоль левого берега.

Теперь из соображений осторожности друзьям следовало найти укрытие на противоположной оконечности острова.

В самом деле, предполагал Васкес, Конгре и несколько его людей могли добраться на шлюпке до мыса Сан-Хуан. Кто знает, не решат ли они отправиться на поиски стрелявших?..

Впрочем, на размышления оставалась целая ночь. Васкес и Дэвис провели ее спокойно.

С наступлением утра решение было принято: покинуть грот и поискать в одной-двух милях новое укрытие со стороны пролива, откуда будет виден любой корабль, идущий с севера. Если покажется «Санта-Фе», они смогут подать сигнал, прибежав на мыс Сан-Хуан. Капитан Лафайате спустит шлюпку и возьмет их на борт. Они расскажут о сложившемся положении, развязка которого близилась к концу: пиратская шхуна либо будет еще стоять в бухточке, либо — что маловероятно — выйдет в океан.

— Господи, помоги, не дай этому случиться! — умоляюще повторяли Дэвис и Васкес.

На рассвете они перенесли провизию, оружие и пледы, проделав по берегу путь длиной примерно в три мили, и после недолгих поисков обнаружили возле подножия утеса пещеру, где можно было укрыться до прибытия сторожевого корабля.

Впрочем, после того как шхуна снимется с якоря, они смогут вернуться в грот.

Весь день Васкес и Дэвис вели наблюдение. Пока продолжался прилив, они не беспокоились, зная, что шхуна не сможет пройти по заливу. Но при смене фазы прилива их охватил страх, как бы ремонт не закончился ночью. Тогда Конгре, разумеется, не станет задерживаться даже на час. Ведь он опасается прибытия «Санта-Фе», о чем так горячо молились Дэвис и Васкес!

Одновременно Васкес с товарищем следили за берегом. Но пираты не появлялись.

Действительно, как нам известно, Конгре решил не отправляться на бесполезные поиски. Ускорить темп работ, закончить ремонт как можно скорее — вот что следовало делать, и это делалось. Как и обещал плотник Варгас, деревянные бруски между шпангоутами были установлены во второй половине дня. На следующий день будут изготовлены и поставлены на место пробки, чтобы «Карканте» могла отправиться в плавание при вечернем отливе. Но также известно, по каким причинам Конгре хотел подождать еще один день и уже затем сняться с якоря.

Итак, Васкес и Дэвис не вскочили по тревоге 1 марта. Но каким долгим показался им этот день!

Вечером, напрасно прождав отплытия шхуны и убедившись, что та не снялась с якоря, они забрались в укрытие, подарившее им отдых, в котором оба так нуждались.

На следующий день они проснулись с рассветом.

Первым делом устремили взор на море. Ни одного корабля на горизонте. «Санта-Фе» не появлялся. Не было видно ни одного столба дыма.

Выйдут ли пираты в открытое море утром? Только что произошла смена фаз прилива. Если шхуна воспользуется этим обстоятельством, то уже через час обогнет мыс Сан-Хуан.

А о повторении вчерашней попытки не стоило даже мечтать. Конгре будет начеку. Шхуна пройдет вне досягаемости, и ядра не долетят до «Карканте».

Понятно, от какого нетерпения и беспокойства сгорали Дэвис и Васкес до окончания прилива. Наконец, около семи часов, пошла волна. Теперь Конгре, чтобы сняться с якоря, оставалось ждать вечернего отлива.

Стояла прекрасная погода. Ветер по-прежнему дул с северо-востока. В океане не было заметно ни следа недавней бури. Солнце пробивалось сквозь легкие облачка, слишком высокие, чтобы их мог достать бриз.

Еще один бесконечно долгий день для Васкеса и Дэвиса. Но, как и накануне, он прошел спокойно. Шайка не покидала бухточки. Представлялось маловероятным, чтобы кто-то из пиратов появился на мысе Сан-Хуан в ближайшее время.

— Из этого ясно, что мерзавцы еще заняты ремонтом.

— Да, они торопятся, — согласился Дэвис. — Но вскоре заделают пробоины… И тогда их ничто не удержит.

— Возможно… Этим вечером… Несмотря на поздний отлив! — добавил Васкес. — Правда, они прекрасно знают бухту! Им не нужен свет. Они пришли на стоянку прошлой ночью. Если сегодня решат отправиться в обратный путь, шхуна будет вне досягаемости.

— Что за невезение! — воскликнул Дэвис. — Ну почему я не выстрелил в мачту!

— Не убивайтесь так, Дэвис, — ответил Васкес. — Мы сделали всё что могли!.. Теперь пусть Господь довершит остальное!

Джон Дэвис надолго задумался. Он ходил по берегу, устремив взгляд на север. Горизонт оставался пустынным. Совершенно пустынным!

Вдруг он резко остановился. Затем вернулся к своему спутнику и сказал:

— Васкес… А если мы проберемся туда и узнаем, как обстоят дела?

— В бухту, Дэвис?

— Да. Мы разведаем, может ли шхуна сняться с якоря.

— И для чего всё это?

— Чтобы знать, Васкес! — воскликнул Дэвис. — Я сгораю от нетерпения… Я хочу знать!

— Успокойтесь, Дэвис…

— Нет! Это сильнее меня!

Действительно, помощник капитана «Сенчури» больше не владел собой.

— Васкес, — продолжил он, — сколько отсюда до маяка?

— Самое большее три-четыре мили, если напрямик через скалы, а если идти по плато до оконечности залива…

— Ладно, Васкес, я иду. Отправлюсь около четырех часов. Часов в шесть поднимусь на утес… Будет еще светло… Меня не увидят… А я… Я все узнаю!

Васкес понимал, что отговаривать Джона Дэвиса бесполезно. Но когда его спутник сказал: «Вы останетесь здесь. И будете наблюдать за морем. Я вернусь вечером… Я пойду один!» — Васкес решительно заявил:

— Мы пойдем вместе, Дэвис.

Решение было принято. В четыре часа, съев несколько сухарей и кусок солонины, Васкес и Дэвис, вооружившись револьверами, отправились в путь.

Узкий овраг помог им взобраться на утес, гребня которого они достигли без особого труда.

Перед ними простиралось обширное засушливое плато, где росло только несколько кустов барбариса. На всем протяжении плато, насколько доставал взгляд, не встречалось ни одного дерева. Несколько стай морских птиц, издавая оглушительные крики, летели на юг.

Что касается направления, ведущего к маяку, то определить его оказалось совсем нетрудно.

— Туда! — сказал Васкес.

Рукой он указал на маяк, возвышающийся на оконечности острова.

— Вперед! — скомандовал Дэвис.

И они пошли быстрым шагом. Если им и нужно было принимать меры предосторожности, то только в окрестностях бухточки.

Через полчаса, запыхавшись, друзья остановились. Однако они не ощущали усталости, даже Васкес, которого увлекал за собой Дэвис, словно держа за руку.

Им оставалось преодолеть еще одну милю. Если бы Конгре или кто-нибудь из его людей стоял на галерее маяка, то мог заметить это и поднять тревогу.

Впрочем, при ясном небе даже с этого расстояния галерея хорошо просматривалась. На ней никого не было. Однако один-два пирата могли находиться в вахтенном помещении и сквозь узкие окна, выходившие на все стороны света, обозревать плато от края до края.

Джон Дэвис и Васкес стали пробираться между скалами, хаотично разбросанными тут и там. Они перебегали от одной скалы к другой, прижимаясь к ним, или ползли, пересекая открытое пространство. Последняя миля существенно замедлила темп их движения.

Было около шести часов, когда храбрецы достигли края утеса, возвышавшегося над бухтой. Пользуясь последними отблесками заходящего солнца, они, добравшись до гребня, заглянули вниз.

Заметить их было невозможно, если только кто-нибудь из пиратов не решил бы взобраться на утес. Они оставались невидимыми даже с высоты маяка, поскольку затаились в расселине.

Шхуна, покачиваясь на волнах, стояла на якоре. Мачты и реи наготове — такелаж находился в прекрасном состоянии, — палуба очищена от груза, который пришлось перенести из трюма на время ремонта. Шлюпка привязана за кормовую уключину. Поскольку шхуна не заваливалась на левый борт, значит, ремонтные работы закончились и обе пробоины были заделаны.

— Всё готово, — прошептал Джон Дэвис, еле сдерживая ярость.

— Они ведь могут сняться с якоря в момент отлива, через два-три часа?..

— А мы ничего не можем сделать… Ничего, — повторял Дэвис.

Действительно, плотник Варгас сдержал слово. От поломок не осталось ни малейшего следа. Пиратам хватило двух дней. Они вернули груз на место и закрепили обшивку. «Карканте» могла сниматься с якоря.[154]

Итак, если у Конгре нет веских причин для задержки, команда поднимет якорь около восьми часов, чтобы с отливом отправиться в путь. Через несколько минут после того, как пробьет девять, шхуна обогнет мыс Сан-Хуан, и тогда океан, обеспечивающий свободу, раскинется перед форштевнем «Карканте».

Васкес отчетливо видел в ограде маяка Конгре и Карканте.

Одни пираты еще находились на суше, другие уже поднялись на борт.

Конгре с сообщником беседовали еще четверть часа. Когда разговор закончился и они расстались, Карканте направился к двери подсобного помещения.

— Тихо, — прошептал Васкес. — Он, конечно, хочет подняться на маяк. Совершенно ни к чему, чтобы он нас заметил!

И оба как можно плотнее прижались к скалам.

Карканте, в последний раз поднявшись на галерею маяка, решил, что шхуна отплывет на следующий день утром, когда наступит полная вода, — он хотел понаблюдать за горизонтом и убедиться, что вблизи острова нет ни одного корабля.

Впрочем, ночь обещала быть спокойной. Вечером ветер утих, что было предвестием хорошей погоды.

Едва Карканте поднялся на галерею, как Дэвис и Васкес его увидели. Пират, прижав к глазам подзорную трубу, внимательно осматривал горизонт.

Вдруг Карканте заорал.

— Сторожевик… Сторожевик! — повторял он так громко, что его услышали все.

Конгре и остальные пираты насторожились.

Глава четырнадцатая

СТОРОЖЕВОЙ КОРАБЛЬ «САНТА-ФЕ»

Как описать панику, охватившую театр действий, в который превратился залив? Возглас «Сторожевик… Сторожевик!» раздался, словно гром среди ясного неба, словно смертный приговор, вынесенный отверженным. «Санта-Фе» — это воплощение возмездия, приближавшееся к острову, наказание за многочисленные преступления, от которого никто не мог ускользнуть!

Но не ошибся ли Карканте? Действительно ли судно, приближавшееся к берегу, было сторожевым кораблем аргентинских военно-морских сил? Возможно, оно просто направлялось в пролив Ле-Мер или к мысу Северал, чтобы пройти южнее острова? Неужели корабль шел в залив Эль-Гор?

Как только Конгре услышал крики Карканте, то немедленно ворвался в помещение маяка, стремительно поднялся по лестнице и вбежал на галерею менее чем за две минуты.

— Где корабль?! — воскликнул он.

— Там… На северо-северо-востоке.

— На каком расстоянии?

— В пяти-шести милях.

— Но ведь он не сможет войти в залив до девяти часов?

— Нет.

Конгре взял подзорную трубу и принялся внимательно рассматривать корабль, не произнося ни единого слова.

Не было ни малейших сомнений в том, что это пароход. Даже на таком расстоянии был виден дым, а вскоре появилась возможность разглядеть и корпус.

Ни у Конгре, ни у Карканте не оставалось сомнений в том, что корабль — сторожевик. Десятки раз они видели его во время строительства маяка, когда тот входил в залив или покидал его. К тому же пароход направлялся прямо к острову Эстадос. Если бы капитан намеревался войти в пролив Ле-Мер, то взял бы курс на запад, а не на юго-запад.

— Да, — вымолвил наконец Конгре, — это сторожевой корабль!

— Пусть будет проклят тот, кто задержал нас! — закричал Карканте. — Не будь этих сволочей, мы бы уже плыли по Тихому океану.

— Всё это болтовня, — возразил Конгре. — Нужно решить…

— Что?

— Сниматься с якоря.

— Когда?

— Как только начнется прилив.

— Но тогда сторожевик будет уже на траверзе залива…

— Да… Но он еще не войдет в бухту.

— Почему?

— Потому что не увидит огней маяка в кромешной тьме.

Васкес и Дэвис пришли к такому же заключению, что и предводитель пиратов, и решили не уходить, несмотря на то что их могли заметить с галереи. Разговаривая шепотом, они высказывали те же мысли, что и Конгре. Маяк должен светить, поскольку солнце скрылось за горизонтом. Осмелится ли капитан Лафайате, пусть и хорошо знавший остров, продолжить путь, не увидев лучей прожектора? Не останется ли он на ночь за пределами залива, будучи не в состоянии объяснить себе, почему маяк так и не зажегся? Десятки раз капитан входил в залив Эль-Гор, но всегда днем. Не ориентируясь на спасительный луч, он, конечно, не станет рисковать и не пойдет в окутанный тьмой залив. Впрочем, капитан вполне мог предположить, что на острове произошли какие-то серьезные события, если смотрителей не оказалось на посту.

— Но, — сказал Васкес, — если капитан не увидит землю и будет продолжать идти, надеясь заметить маяк, то не случится ли с ним то же самое, что с «Сенчури», и не разобьется ли корабль о рифы мыса Сан-Хуан?

Дэвис промолчал. Замечание было более чем справедливо. Предположения Васкеса вполне могли сбыться. Конечно, сейчас дул нештормовой ветер и условия складывались иные, чем в ночь гибели «Сенчури», но всё же следовало опасаться возможной катастрофы.

— Бежим на берег! — закричал Васкес. — Через два часа мы доберемся до мыса и постараемся развести костер, чтобы обозначить землю.

— Нет, — вздохнул Джон Дэвис. — Слишком поздно. Вероятно, уже через час «Санта-Фе» покажется у входа в залив.

— Что же делать?

— Ждать! — мрачно ответил Дэвис.

Было семь часов. Над островом сгущались сумерки.

Тем временем пираты спешно готовили «Карканте» к отплытию. Конгре решил сняться с якоря во что бы то ни стало. Хотя он знал, что шхуна не в состоянии обогнать сторожевой корабль, но предполагал, что капитан «Санта-Фе» не рискнет войти в залив и останется крейсировать на взморье до наступления рассвета. Снедаемый беспокойством, Конгре решил немедленно уходить. Если он сделает это с утренним отливом, то рискует встретиться со сторожевым кораблем. Увидев шхуну, выходящую из залива, капитан Лафайате преградит ей путь, отдаст приказ остановиться и примется допрашивать капитана судна. Безусловно, он захочет узнать, почему маяк не горит. Присутствие «Карканте» в заливе покажется ему подозрительным. Когда шхуна остановится, капитан с матросами поднимется на ее борт, прикажет Конгре явиться, проинспектирует команду. А ведь только внешний вид этих людей способен вызвать самые сильные подозрения. Он заставит шхуну следовать за сторожевым кораблем и задержит в бухте до тех пор, пока не получит вразумительного ответа.

Когда же капитан «Санта-Фе» не обнаружит трех смотрителей маяка, то объяснит их исчезновение не чем иным, как злодейским нападением, жертвами которого они стали. И разве не подумает он, что виновниками подобного преступления могут быть люди со шхуны, стремящиеся спастись бегством?

Наконец, могут возникнуть и другие осложнения.

Поскольку пираты заметили появление «Санта-Фе» в океане, было вполне возможно, вернее, очевидно, что корабль заметили и те или тот, кто стрелял накануне по «Карканте», помешав ей выйти из залива. Наверняка эти люди следят за сторожевиком и окажутся здесь, как только он войдет в залив. А если среди них, как можно полагать, находится третий смотритель маяка. Конгре и его сообщникам не уйти от справедливого возмездия.

Конгре продумал все варианты и их возможные последствия. Оставался единственный выход: немедленно, не дожидаясь отлива, сняться с якоря, попытаться преодолеть течение в заливе и, увеличив парусность, при благоприятном северном ветре и под покровом ночи выйти в океан. И тогда перед шхуной раскинутся бескрайние дали. Вполне вероятно, что в тот момент сторожевой корабль будет еще далеко от острова Эстадос и, не видя маяка, не захочет подходить к берегу в темноте. Если потребуется, то из осторожности Конгре, вместо того чтобы направиться в пролив Ле-Мер, обогнет мыс Северал и скроется за южной оконечностью острова. Именно поэтому главарь торопился с отплытием.

Прекрасно понимая, что собирается делать Конгре, Дэвис и Васкес спрашивали себя, как можно помешать осуществлению этого плана. Они в полной мере ощущали свою беспомощность.

Около половины восьмого Карканте созвал людей, еще находившихся на берегу. Как только вся команда оказалась на борту, предводитель приказал поднять шлюпку и выбрать якорь.

С высоты утеса Джон Дэвис и Васкес слышали скрип цепи, накручивавшейся на кабестан.

Через пять минут якорь вышел из воды и был взят на кат. Судно сразу же пришло в движение. Были поставлены все нижние и верхние паруса, так, чтобы не потерять ни единого дуновения ветра. Наконец шхуна покинула бухту и пошла на равном расстоянии от обоих берегов, чтобы лучше ловить ветер.

Но в подобных условиях вести корабль было делом тяжелым. Поскольку вода непрерывно прибывала, шхуна, идя в бакштаг, не справлялась со встречным течением, которое будет сильным еще на протяжении двух часов, и, безусловно, не достигла бы мыса Сан-Хуан раньше полуночи.

Это, впрочем, было не важно. Пока «Санта-Фе» не войдет в залив, Конгре не угрожала опасность встречи со сторожевым кораблем. Даже если придется дожидаться отлива, шхуна, безусловно, выйдет из залива до рассвета.

Команда делала всё, чтобы ускорить ход «Карканте». На мачтах подняли все паруса, включая стаксели.[155] Реальную опасность представлял дрейф, чему никто не мог помешать. Ветер понемногу относил шхуну к правому берегу залива Эль-Гор, плохо знакомому пиратам, а Конгре прекрасно знал, как опасны выступавшие из воды скалы. Через час после отплытия он даже решил, что слишком близко подошел к берегу, и сменил галс, во избежание столкновения с ним.

Осуществить подобный маневр против течения — дело нелегкое, тем более что с наступлением ночи бриз ослабевал.

Чтобы не дать «Карканте» слишком уйти под ветер,[156] нужно было срочно менять курс. И команда принялась за работу. Сначала увалили под ветер,[157] а потом попытались перекинуть паруса,[158] для чего на кормовых парусах шкоты подтянули, а на передних — потравили. Но потерявшей скорость, боровшейся со встречным течением шхуне не удавалось совершить маневр. Она продолжала дрейфовать к правому берегу.

Конгре чувствовал надвигавшуюся опасность. Оставалась единственная возможность, и он ею воспользовался. На воду спустили шлюпку. Шесть человек сели в нее, взяли судно на буксир и, сильно налегая на весла, сумели развернуть его. Примерно четверть часа шхуна шла к левой стороне залива и наконец смогла взять необходимый курс без риска быть выброшенной на рифы.

Однако ветер внезапно стих. Паруса на мачтах провисли. Шлюпка не имела возможности отбуксировать «Карканте» до входа в спасительную бухточку. Необходимо было попытаться удерживать «Карканте» до полной воды или даже бросить якорь и простоять на месте около двух часов. А ведь «Карканте» отошла от бухты только на полторы мили!

После отплытия шхуны Дэвис и Васкес выбрались из укрытия и, свесившись с утеса, следили за движениями судна. Ветер полностью стих. Они поняли, что пиратам придется остановиться и ждать отлива. Но времени им хватало, чтобы к рассвету добраться до выхода из залива. У пиратов еще оставались шансы уйти незамеченными.

— Нет! Мы их задержим! — закричал Дэвис.

— Но как? — спросил Васкес.

— Пошли же… Пошли!

И Джон Дэвис быстро потащил своего спутника к маяку.

По его мнению, «Санта-Фе» должен был крейсировать перед островом, причем на достаточно близком расстоянии, что не представляло ни малейшей опасности при спокойном море. Несомненно, капитан Лафайате, удивленный тем, что маяк не светит, поступит именно так в ожидании рассвета.

Именно так полагал и Конгре. Однако он понимал, что ему очень повезет, если удастся перехитрить сторожевой корабль. Как только отлив увлечет воду залива в океан, «Карканте» и без помощи ветра менее чем за час доберется до мыса Сан-Хуан.

Выйдя из залива, Конгре не собирался удаляться в океан. Шхуна вполне сможет довольствоваться слабым волнением, поднимавшимся даже в самые спокойные ночи, и южным течением,[159] чтобы пройти вдоль побережья до самого конца и темной ночью. Как только судно обогнет мыс Северал, расположенный в семи-восьми милях отсюда, оно скроется за скалами, возвышавшимися стеной до мыса Ванкувер. Пиратам нечего будет бояться. Единственная опасность заключалась в том, что шхуну могут увидеть вахтенные «Санта-Фе», если сторожевик будет находиться южнее залива, а не при входе в пролив Ле-Мер. Разумеется, если «Карканте» заметят при выходе из залива, капитан Лафайате не даст шхуне уйти, хотя бы для того, чтобы допросить ее капитана о состоянии маяка, и обязательно догонит, прежде чем судно скроется за вершинами южного побережья.

Было начало десятого. С каким нетерпением Конгре и его сообщники ждали момента, когда начнется отлив. Шхуна по-прежнему уклонялась от волн, став носом к океану. Впрочем, якорная цепь уже провисала. Близилось время подъема якоря. Шлюпку закрепили на борту. Конгре не хотел терять ни минуты.

Вдруг раздались вопли пиратов, хорошо слышные на обоих берегах.

Ночную мглу прорезал длинный луч света. Прожектор маяка ярко горел, освещая залив и океан в окрестностях острова.

— Эти сволочи там! — закричал Карканте.

— На берег! — приказал Конгре.

Действительно, для того чтобы избежать серьезной опасности, у бандитов оставался только один выход: высадиться на берег, оставив на борту шхуны одного-двух человек, добежать до ограды, проникнуть в подсобное помещение, взобраться по лестнице башни, ворваться в комнату вахтенных, избавиться от смотрителя и его спутников, если таковые имелись, и погасить маяк. Если сторожевой корабль только направляется к заливу, то будет вынужден остановиться. Если же он уже в заливе, то попытается выйти обратно в океан, поскольку лишится указателя на пути к маяку.

Конгре приказал спустить шлюпку. В нее вместе с главарем сели Карканте и дюжина разбойников, вооруженных ружьями, револьверами и тесаками. Через какую-то минуту они добрались до берега и бросились к ограде, от которой их отделяло не более полутора миль.

Этот путь занял около четверти часа. Бежали они плотной толпой, не отставая друг от друга. Вся шайка, за исключением двух человек, оставшихся на борту, сгрудилась у подножия маячного уступа.

Да, Джон Дэвис и Васкес находились на маяке. Чтобы добраться до него, друзьям пришлось пересечь плато от скальной гряды, возвышавшейся позади буковой рощицы, до того самого места, куда два месяца тому назад пришел раненый гуанако, замеченный Морисом. Затем они, не скрываясь, пересекли равнину, прекрасно понимая, что никого не встретят, и добрались до ограды. Дэвис хотел только одного: зажечь маяк, чтобы сторожевой корабль смог войти в залив, не дожидаясь рассвета в океане. Он опасался лишь, как бы Конгре не уничтожил линзы и не разбил лампы, выведя из строя прожектор. И тогда шхуна, по всей вероятности, ускользнет. На «Санта-Фе» ее просто не заметят.

Дэвис и Васкес пробежали коридор, толкнули дверь на лестницу, не забыв запереть ее за собой, и поднялись по ступенькам в вахтенное помещение.

Фонарь находился в рабочем состоянии, лампы оказались целыми, заправленными фитилями и маслом в тот день, когда преступники их потушили. Нет, пираты ничего не разбили. Они хотели только вывести из строя маяк на время своего пребывания в заливе Эль-Гор. Разве Конгре мог предвидеть обстоятельства, при которых будет вынужден покидать остров?

И теперь маяк посылал в пространство яркий луч. «Санта-Фе» мог без труда добраться до якорной стоянки.

Вдруг у подножия башни раздался грохот. Пираты ворвались внутрь ограды, собираясь подняться на галерею и погасить огонь. Они все рисковали жизнью, только бы отсрочить прибытие сторожевика в залив. В жилом помещении никого не оказалось. А тех, кто закрылся в вахтенном, не могло быть много. Шайка легко с ними справится. Их убьют, и маяк не пошлет ни единого лучика.

Как известно, дверь, ведущая в коридор, была сделана из железа. Не представлялось возможным взломать с помощью рычага или топора запоры, чтобы проникнуть внутрь. Карканте, попытавшийся это сделать, вскоре понял, что его усилия бесполезны. Тогда он присоединился к пиратам, оставшимся у ограды.

Что делать? Как добраться по внешней стороне башни до прожектора? Если это окажется невозможно, банде придется бежать вглубь острова, чтобы не попасть в руки капитана Лафайате и его команды. Зачем возвращаться на шхуну? Впрочем, время поджимало. Не было никаких сомнений в том, что сторожевой корабль прошел в залив и держит курс на бухту.

Оставался еще один способ взобраться на галерею. Если через несколько минут маяк погаснет, «Санта-Фе» не только не сможет продолжать путь, но будет вынужден дать задний ход, и тогда шхуна попытается скрыться.

— Громоотвод! — воскликнул Конгре.

Действительно, вдоль башни висела металлическая цепь, закрепленная через каждые три фута железными скобами. Поднимаясь по ним, можно было добраться до галереи и, вероятно, застать врасплох тех, кто прятался в вахтенном помещении.

Конгре решил попытаться использовать последний способ, но Карканте и Варгас его опередили. Они оба взобрались на крышу подсобного помещения, ухватились за цепь и начали подниматься друг за другом, предполагая, что их не увидят в темноте.

Наконец пираты вскарабкались на парапет маяка. Теперь им остался последний рывок…

В этот момент раздались револьверные выстрелы.

Оружие Дэвис и Васкес держали наготове.

Карканте и Варгас, раненные в голову, разжали руки и рухнули на крышу подсобного помещения.

Со стороны бухты раздались свистки. Сирена сторожевого корабля посылала в пространство пронзительные сигналы.

Пираты решили спасаться бегством. Через несколько минут «Санта-Фе» окажется на своей прежней стоянке.

Конгре с сообщниками, в панике покинув утес, скрылись в глубине острова.

Через несколько мгновений капитан Лафайате приказал отдать якорь. Вскоре шлюпка смотрителей маяка подошла к кораблю.

Васкес и Дэвис поднялись на борт сторожевика.

Глава пятнадцатая

РАЗВЯЗКА

Сторожевой корабль «Санта-Фе», взяв на борт следующую смену смотрителей маяка острова Эстадос, покинул Буэнос-Айрес 19 февраля. Переход не занял много времени. Дул попутный ветер, а море оставалось спокойным. Страшная буря, длившаяся около недели, ограничилась просторами Магеллании, а севернее Магелланова пролива о ней и не знали. Капитан Лафайате не ощутил ее последствий и прибыл на место назначения с опережением в четыре дня.

Опоздай сторожевик всего на два часа, и пиратская шхуна могла быть далеко в проливе Ле-Мер. Тогда пришлось бы отказаться от любых попыток преследовать шайку Конгре.

Капитан Лафайате той же ночью узнал обо всем случившемся за три месяца в заливе Эль-Гор.

На борт поднялся Васкес, но с ним не было его товарищей Фелипе и Мориса. Никто не знал ни спутника смотрителя, ни его имени.

Капитан Лафайате приказал привести обоих в каюту и сразу же сделал выговор:

— Васкес, вы поздно зажгли маяк!

— Вот уже девять недель как он вообще не светит, — ответил Васкес.

— Девять недель! А где ваши товарищи?

— Фелипе и Морис погибли! Через три недели после отплытия «Санта-Фе» на маяке остался только один смотритель, мой капитан!

И Васкес поведал о событиях, произошедших на острове Эстадос. Пираты под командованием главаря, некоего Конгре, несколько лет назад обосновались в заливе Эль-Гор, заманивая корабли на рифы мыса Сан-Хуан, собирая все ценное и убивая уцелевших. На всем протяжении строительных работ никто не догадывался об их присутствии, поскольку бандиты укрылись на мысе Гомес, в западной оконечности острова. Через три недели после того как сторожевой корабль ушел и смотрители остались одни, в начале января банда Конгре проникла в залив Эль-Гор на шхуне, захваченной у мыса Гомес. Она простояла в бухте всего несколько минут, как на ее борту были убиты Морис и Фелипе. Васкесу удалось избежать смерти только потому, что в тот момент он находился возле окна в вахтенном помещении. Покинув маяк, смотритель укрылся в пещере на мысе Сан-Хуан.

Затем Васкес рассказал, как после крушения «Сенчури» при входе в залив он спас помощника капитана судна и как они оба жили на острове, дожидаясь прихода «Санта-Фе». Они горячо надеялись, что шхуна, отплытие которой задерживалось из-за довольно серьезных поломок, не сможет выйти в море, чтобы добраться до островов Тихого океана, прежде чем в первых днях марта вернется сторожевой корабль. Однако она могла бы покинуть остров, если бы два ядра, посланные Джоном Дэвисом, не пробили корпус и не задержали ее еще на несколько дней.

Вот что вкратце рассказал Васкес, вдаваясь в те подробности, о которых капитан Лафайате непременно хотел знать. Затем он представил помощника капитана «Сенчури».

Капитан пожал руку Дэвису и Васкесу, которые своими решительными действиями задержали пиратов до прибытия «Санта-Фе».

А вот при каких условиях в тот день, за час до захода солнца, сторожевик заметил остров Эстадос.

Утром капитан Лафайате определился.[160] Он был уверен, что находится на широте мыса Дьегос, у юго-восточной оконечности Огненной Земли. В полдень корабль оставил этот мыс на западе. Теперь сторожевику предстояло взять курс на мыс Сан-Хуан. Корабль должен был его увидеть, как только пройдет мимо входа в пролив Ле-Мер.

И в самом деле, в час, когда в этих краях начинают сгущаться сумерки, капитан Лафайате четко разглядел если не все восточное побережье острова, то, по крайней мере, высокие пики, выступавшие на заднем плане. Корабль находился милях в пятнадцати от острова и, безусловно, мог добраться до него часа через два.

Так и случилось. «Санта-Фе» взял курс на мыс Сан-Хуан. Море было спокойным. До корабля едва долетали последние дуновения океанского бриза.

Конечно, до строительства на острове Маяка на краю Света капитан Лафайате ни за что не подошел бы так близко к острову Эстадос ночью и уж тем более не рискнул бы входить в залив Эль-Гор, чтобы добраться до бухты. Но теперь, когда побережье и залив освещались, он счел ненужным дожидаться рассвета.

Сторожевой корабль продолжал идти на запад и к закату солнца находился уже в пяти милях от мыса Сан-Хуан.

Именно тогда «Санта-Фе» заметили Джон Дэвис и Васкес, наблюдавшие за океаном в районе пролива. Вероятно, тогда же с галереи маяка его увидел кто-то из пиратов. И Конгре принял все меры, чтобы поспешно сняться с якоря и выйти в море до прибытия «Санта-Фе» в залив Эль-Гор.

Сторожевой корабль шел малым ходом. Солнце уже скрылось за горизонтом, а маяк всё не зажигался.

Прошел еще час — на острове ни огонька. Капитан Лафайате не мог ошибиться в определении местонахождения. Вскоре перед сторожевиком откроется вход в залив Эль-Гор. Он находился в зоне действия маяка, но заветного луча не было!

На «Санта-Фе» решили, что произошла какая-то поломка. Возможно, во время последней, особо неистовой бури разбился фонарь, пострадали линзы или лампы вышли из строя. Нет, никому в голову даже не приходила мысль, что на смотрителей напали пираты, что двое из них пали под ударами убийц, а третьему пришлось спасаться бегством, чтобы избежать печальной участи!

— Я не знал, что делать, — сказал капитан Лафайате. — Надвигалась ночь. Но рискнуть и войти в залив я не мог. Нам следовало оставаться на взморье до рассвета. Офицеры, матросы, все мы пребывали в полной растерянности и предчувствовали беду. Наконец в самом начале десятого прожектор вспыхнул… Подобное опоздание могло быть вызвано только несчастным случаем. Я приказал поднять в котле давление и взять курс на вход в залив. Час спустя «Санта-Фе» был уже в водах залива. В полутора милях от бухты я заметил стоящую на якоре шхуну, которая казалась покинутой… Я собирался отправить на ее борт нескольких человек, как раздались выстрелы. Стреляли с галереи маяка. Мы поняли, что на смотрителей напали, они защищаются, и, возможно, от команды этой самой шхуны. Через четверть часа «Санта-Фе» встал на якорь.

— Как раз вовремя, мой капитан, — сказал Васкес.

— Чего не произошло бы, — ответил капитан Лафайате, — если бы вы с риском для жизни не зажгли маяк. Шхуна могла уйти. Мы бы не заметили ее при выходе из залива и пираты скрылись бы!

Через минуту об этой истории узнали все, кто находился на борту сторожевика. Команда принялась горячо поздравлять героев.

Ночь прошла спокойно. На следующий день Васкес познакомился с тремя новыми смотрителями, прибывшими на остров на «Санта-Фе».

Само собой разумеется, накануне капитан Лафайате отправил большой отряд матросов на шхуну, поскольку Конгре мог попытаться отбить ее и с отливом выйти в океан.

Теперь для обеспечения безопасности смотрителей перед капитаном Лафайате стояла только одна цель: очистить остров от преступников, которых после гибели Карканте и Варгаса оставалось тринадцать человек, включая охваченного отчаянием главаря.

Конечно, принимая во внимание размеры острова, поиски могли быть долгими и необязательно успешными. Как команда «Санта-Фе» сумеет обследовать столько гротов в прибрежных скалах и пещер в глубине острова? Разумеется, Конгре с сообщниками не вернутся на мыс Гомес, поскольку тайное убежище раскрыто. Впрочем, эту пещеру также следовало осмотреть. Но пройдут недели, даже месяцы, прежде чем будет пойман последний злодей. Капитан Лафайате согласится же покинуть остров только тогда, когда безопасность смотрителей и маяка будет полностью обеспечена уничтожением последнего преступника.

Правда, развязка могла наступить довольно скоро, учитывая положение, в котором окажутся Конгре и его сообщники. У них не осталось никаких съестных припасов — ни в пещере на мысе Гомес, ни на побережье залива Эль-Гор. На рассвете следующего дня капитан Лафайате, ведомый Васкесом и Джоном Дэвисом, лично убедился, что в последней пещере нет ни сухарей, ни солонины, ни каких-либо других консервов. Все запасы пираты перенесли на борт шхуны, которую матросы «Санта-Фе» привели в бухту. В пещере валялись лишь обломки, не представлявшие никакой ценности, постельные принадлежности, одежда и инструменты, которые перенесли в жилое помещение маяка. Даже если бы Конгре смог вернуться ночью, то не нашел бы ничего съестного. У них не было даже оружия, поскольку ружья, револьверы и патроны остались на борту «Карканте». Пираты будут вынуждены питаться только пойманной рыбой. При таких обстоятельствах Конгре с сообщниками либо должны сдаться, либо умереть от голода.

Как бы то ни было, поиски начались незамедлительно. Матросы, разбитые на группы под командованием офицера и боцмана, двинулись в глубь острова и на побережье. Капитан Лафайате лично осмотрел мыс Гомес, где не обнаружил ни единого следа банды.

Прошло несколько дней, но никого из пиратов так и не нашли. Однако утром 6 марта на маяк пришли семь несчастных огнеземельцев, исхудавших, измученных, умирающих от голода. Их привели на борт «Санта-Фе», накормили и посадили под замок, лишив возможности бежать.

На следующий день помощник капитана Рьегаль, осматривавший побережье мыса Ванкувер, обнаружил пять трупов, среди которых Васкес узнал двух чилийцев из банды. По некоторым признакам стало ясно, что они пытались прокормиться рыбой и ракообразными. Но нигде не было видно ни одного кострища. Это значило, что пираты не имели возможности добыть огонь.

Наконец, вечером того же дня, незадолго до заката солнца, на гребне утеса, с той стороны, что возвышалась над бухтой, появился человек.

Он стоял практически на том месте, откуда Джон Дэвис и Васкес наблюдали за отплытием шхуны, после того как увидели в океане сторожевой корабль.

Этим человеком был Конгре.

Васкес, прогуливавшийся в ограде вместе с новыми смотрителями, узнал его и закричал:

— Это он… Смотрите!

Капитан Лафайате и его помощник, осматривавшие побережье, быстро прибежали на зов.

Дэвис и несколько матросов бросились к утесу, остальные, сгрудившись на берегу, разглядывали главаря пиратов.

Зачем он пришел? Почему показался? Собирался ли он сдаться? Ведь он не мог не знать, какая участь его ожидает. Его этапируют в Буэнос-Айрес, и он головой заплатит за разбой и убийства…

Предводитель пиратов продолжал неподвижно стоять на вершине утеса, устремив взгляд в сторону бухты. Около сторожевого корабля он мог видеть шхуну, которую судьба так кстати послала ему на мысе Гомес! Не приди «Санта-Фе» немного раньше срока, кто бы помешал ему скрыться? Через несколько дней шхуна могла добраться до Тихого океана, где Конгре и его сообщники оказались бы недосягаемы для любых преследований и в полной безопасности.

Понятно, что капитан Лафайате хотел взять Конгре живым. Он отдал приказ, и его помощник Рьегаль вместе с полудюжиной матросов выскользнули за ограду, чтобы достичь буковой рощицы, откуда, перебравшись через скалистую гряду, можно было без труда попасть на плато.

Васкес и Дэвис вели этот маленький отряд самой короткой дорогой.

Они не сделали и сотни шагов, спустившись с уступа, как на скале раздался выстрел. Тело, отброшенное в пропасть, упало, разбившись, на скалы.

Это Конгре, вытащив из-за пояса револьвер, приставил его ко лбу…

Негодяй сам вынес себе приговор, и теперь отлив уносил его тело в океан.

Такова была развязка драмы, разыгравшейся на острове Эстадос.

Нет нужды говорить, что начиная с ночи на 3 марта маяк работал без перебоев. Васкес ввел новых смотрителей в курс дела. Теперь из шайки Конгре не осталось в живых ни одного разбойника.

Что касается Джона Дэвиса и Васкеса, то они поднялись на борт сторожевого корабля, отправлявшегося в Буэнос-Айрес. Оттуда Дэвис отправится в Мобил, где, несомненно, благодаря своей энергии, отваге и твердому характеру получит назначение на должность капитана корабля.

Васкес же вернется в родной город, чтобы отдохнуть от суровых испытаний… Но он вернется один. Его бедные товарищи не составят ему компанию…

Девятого марта после полудня «Санта-Фе» был готов к отплытию. Капитан Лафайате оставлял новых смотрителей в полной безопасности. Выходя из залива Эль-Гор, он видел, как море на целых восемь миль от острова Эстадос освещалось лучами прожектора Маяка на краю Света.[161]

Лье — старинная французская мера длины. В своих романах Ж. Верн использует так наз. километрическое лье, равное 4 км.
Название придумано автором. На самом деле речь идет о заливе Сан-Хуан-дель-Сальваменто близ северо-восточной оконечности острова.
Остров открыт 25 декабря 1615 г. (по другим сведениям — ровно на месяц позже) голландскими мореплавателями Виллемом Схоутеном и Корнелием Ле Мером и назван ими в честь главного сословно-представительного органа Соединенных провинций Нидерландов (Генеральных штатов), отсюда другое название острова — Земля Штатов. Правда, первооткрыватели считали эту землю частью Южного материка. Первым островную природу Земли Штатов установил в 1643 г. голландский капитан Хендрик Броувер.
Миля — основная единица измерения расстояний на море; равна 1852 м.
Огненная Земля — архипелаг у южной оконечности Южной Америки. В русской географической номенклатуре так же называется и главный остров архипелага.
Патагония — часть Южноамериканского материка к югу от 38° южной широты; обычно этот термин применяется к приатлантической части материка.
Это утверждение неточно. Хорошим укрытием от восточных ветров служат, например, заливы Эль-Ринкон и Сан-Хосе.
Зюйдвестка — морской (рыбацкий) головной убор из прорезиненной ткани, прикрывающий шею.
Мыс Горн — крайняя южная точка Южноамериканского континента; расположен на одноименном островке.
Автор достаточно свободно обращается с локальной топонимикой. Готовя роман к печати, Мишель Верн устранил большую часть топонимических неточностей, допущенных отцом.
Во французском флоте так называли молодых, неопытных матросов. Слово это близко бытующему в русском морском сленге понятию «салага», но без уничижительного оттенка.
Как общее правило это утверждение несостоятельно, однако к району, соседствующему с местом действия романа, применимо. Приливы на тихоокеанских берегах архипелага Огненная Земля достигают максимума у мыса Пилар (2,1 м), тогда как на атлантическом побережье архипелага гораздо выше: повсюду более 4 м, и достигают 11,3 м у мыса Вирхенес и 12,6 м в вершине бухты Сан-Себастьян (северо-восточная часть острова Огненная Земля).
Нактоуз — прикрепленный к верхней палубе деревянный шкафчик, в котором устанавливается судовой компас.
Гафель — наклонное рангоутное дерево, прикрепленное нижним концом к мачте судна для привязывания косого паруса.
Ют — кормовая надстройка судна; задняя часть верхней палубы.
Речь идет о Магеллановом проливе.
Правильно: остров Десоласьон; он расположен у выхода из Магелланова пролива в Тихий океан.
Мыс Вирхенес на современных картах чаще называется мысом Данджнесс.
Авторское положение залива расходится с реальностью: вход в залив Сан-Хуан-дель-Сальвамьенто, ставший прообразом залива Эль-Гор, находится на северном побережье острова.
Брашпиль — специальная лебедка с горизонтальным валом; служит для подъема якорной цепи и якоря, а также швартовки.
Клюзы — на парусных судах сквозные отверстия в борту, служившие для проводки кабельтов и якорных цепей.
Кат-балка — поворотная балка, служащая для поднятия якоря от клюза до верхней палубы при помощи кат-талей, заложенных за скобу якоря.
В отечественной географии этот архипелаг носит название Огненная Земля.
Согласно взглядам великого французского ученого Жоржа Луи Леклерка де Бюффона (1717–1788), изложенным в его труде «Эпохи природы» (1778), вся история Земли (а она, по Бюффону, длилась 75 тысяч лет) делится на семь эпох. Одна из них названа ученым плутонической — в честь бога подземного мира Плутона.
Остров Эстадос расположен примерно в 12° севернее Полярного круга.
Строго говоря, это не так: остров Эстадос расположен в Атлантическом океане.
Тем не менее пролив Ле-Мер известен своими водоворотами, значительно осложняющими судоходство.
Автор несколько преувеличивает размеры острова.
Не совсем точно описана прибрежная акватория. На самом деле Эстадос — не отдельный остров, а небольшой архипелаг. У северного побережья острова имеется несколько небольших островков: Нового Года, Гоффре, архипелаг Кука и др.
Аргентинский капитан Луис Пьедрабуэна, долгие годы своей жизни отдавший изучению острова Эстадос, сообщал, что у берегов острова в 1884–1897 гг. происходило по семь-восемь кораблекрушений ежегодно.
Гуанако — млекопитающее рода лам семейства верблюдовых. Долгое время было объектом охоты белых поселенцев и теперь почти истреблено.
Речь идет о березоволистном нотофагусе (Nothofagus betuloides), или ложном буке, распространенном в Южной Америке. На острове Эстадос растут три вида нотофагусов; распространены они от уровня океана до высоты 500–550 м.
Дерево Винтера (Drimys winteri), или магелланова корица, — эндемичное дерево для южных районов Чили и Аргентины; достигает в высоту 20 м и растет на равнинах и в горах. Название напоминает об англичанине Дж. Винтере, капитане одного из судов экспедиции Ф. Дрейка. Винтер первым привез кору этого дерева в Европу, где она стала первым коммерческим источником витамина С.
Мишель Верн прочел по ошибке вместо «корица» («canelle») «ваниль» («vanille»).
Автор заметно преуменьшает масштаб облесенности острова.
Эрратический блок — обломок горной породы, резко отличающийся по составу от окружающих его пород. Наличие такого блока свидетельствует о том, что он был перемещен из места своего образования. Мишель был в данном случае точнее отца, когда исправил неопределенное понятие «эрратический блок» на более четкое «гряды ископаемых лав».
Ж. Верн здесь не прав: на острове Эстадос господствует очень влажный климат океанического типа; осадков в среднем выпадает около 2000 мм в год, преимущественно в виде дождя.
Высшая точка острова — гора Бакленд — поднимается над уровнем океана на 1120 м.
Верн использует испанское название Фолклендских островов.
Кальцеолярии — травянистые растения семейства кальцеоляриевых; название получили за сходство цветка с туфелькой
Ракитник (Chamaecytus) — кустарник из семейства бобовых, обычно вечнозеленый, распространенный в Европе, Северной Африке и Западной Азии. В Новом Свете представителей этого рода не выявлено.
Кровохлёбки — растения из семейства розоцветных. В свежем виде малая кровохлёбка употребляется в салатах. Однако, как показали новейшие исследования, подобных растений на острове Эстадос нет.
Могут достигать полутора метров в высоту; ни один из четырех видов растения на острове Эстадос не обнаружен.
Рыбники племя огнеземельцев, подробнее описанное Ж. Верном в романе «В Магеллании».
В этом районе океана распространен патагонский хек (Merluccius hubbsi).
Точнее: малая рыба-молот, также называемая акулой-лопатой (S
Речь идет о малоротой (морской) корюшке.
Точнее: атлантический бонито (Sarda sarda) — рыба семейства скумбриевых.
Дорады — рыбы семейства спаровых; их часто называют морскими лещами. Обитают в восточной части Северной Атлантики, а также в Средиземном море; изредка заходят в Черное море. У берегов Южной Америки не встречаются.
Неясно, что автор имел в виду: из 80 видов кефалей ни один не встречается у оконечности Южной Америки. Возможно, Верн просто описался: «mullet» вместо «mullidae» (семейство султанковых), но и эти рыбы живут в более теплых водах.
Эти животные в водах Южного полушария не встречаются. Скорее всего, писатель имел в виду какое-то иное морское млекопитающее. Мишель Верн решил, что следует остановиться на морских львах.
Двустворки (Bivalvia) — двустворчатые моллюски.
Литторины (Littorina littorea) — съедобные моллюски из семейства береговых улиток, живущих в приливо-отливной полосе.
Морские блюдечки — моллюски из семейства улиток.
Фиссуреллы — брюхоногие моллюски, представители семейства Fissurellidae.
Букциниды (Buccinidae) — брюхоногие моллюски, представители семейства трубачей.
Видимо, речь идет об американском бекасовидном веретеннике (Limnodromus griseus), зимующем в Южной Америке.
Имеется в виду фолклендский зуёк (Charadrius falklanicus).
Это могут быть зимующие в Южной Америке желтоногий улит (Tringa flavi
Вероятно, автор ошибся. Морской жаворонок по-русски называется чернозобиком (Calidris al
В соответствии с разделом Магеллании в 1881 г. он принадлежит Аргентинской Республике.
Сто двадцать шесть футов — 38,4 м.
Около 14 км.
Авторское объяснение запутывает читателя. Для судов, идущих с севера или северо-востока и не желающих пройти проливом Ле-Мер, маяк должен оставаться справа по борту (а именно: сначала на юго-западе или юго-юго-западе — в зависимости от курса корабля, а по прохождении траверса маяка — на западе и северо-западе). Соответственно, суда, идущие от мыса Горн в обход острова Эстадос, оставляют маяк по левому борту, и сначала огонь маяка будет виден на северо-западе, а потом он сместится на юго-западные румбы. Иное случится с судами, направляющимися в пролив Ле-Мер: следуя с севера, они должны оставлять маяк с левого борта, т. е. при подходе к острову Эстадос маяк будет виден с юго-юго-востока или юго-востока (в зависимости от курса). Кораблям, прошедшим проливом Ле-Мер с юга на север, маяк вначале вообще не будет виден. Только через какое-то время после выхода из пролива вахтенные с этих кораблей смогут увидеть огонь маяка на юго-востоке (или юго-юго-юго-востоке — опять же в зависимости от выбранного курса). Мишель Верн в своем варианте романа попытался исправить авторскую неточность, но и сам допустил ошибку.
Автор имеет в виду сферические отражатели.
Вместо этого слова в рукописи оставлен пробел.
Карсель Гийом Бертран — французский часовой мастер, придумавший около 1800 г. масляную лампу, питание которой регулировалось особым механизмом.
Вместо этого слова в рукописи оставлен пробел.
Фок — нижний прямоугольный парус на фок-мачте (передней мачте судна).
Кливер — устанавливаемый впереди фок-мачты косой треугольный парус, прикрепляется к снасти, идущей от мачты к концу бушприта.
Корвет — в XIX в. трехмачтовый парусный военный корабль, вооруженный 20–30 пушками.
Бом-брамсель — прямой парус, поднимаемый на мачте на бом-брамстеньге.
Крюйс-брамсель — парус, поднимаемый на кормовой мачте корабля.
Лисели — паруса, употребляемые в помощь прямоугольным; ставятся только на фок- и грот-мачтах.
Узел — мера скорости морских судов: одна морская миля в час.
Фрегат — тип военного корабля различной конструкции и назначения; наиболее известны трехмачтовые парусные, а впоследствии — парусно-паровые суда с полным парусным оснащением и расположенной на двух палубах артиллерией.
Нимрод (Нимврод, Немврод) — легендарный герой и охотник древности, упоминаемый в Книге Бытия.
Штаг — снасть стоячего такелажа, расположенная в диаметральной плоскости судна и поддерживающая с носа мачту или ее продолжение — стеньгу.
Для описываемого автором времени такой корабль был достаточно крупным. Например, прославленный клипер «Катти Сарк» имел водоизмещение 921 т.
Барк — парусное судно с «прямым вооружением» (т. е. с прямоугольными парусами) на всех мачтах, кроме последней, несущей косые паруса.
Клипер — трехмачтовое парусное судно с особой конструкцией корпуса и длинным бушпритом, что позволяло заметно увеличить парусность, а следовательно, и скорость корабля.
Стапели — в судостроении сооружение для постройки либо ремонта судна и спуска его на воду.
Новая Англия — крайняя северо-восточная часть США.
В ареал обитания афалин (Tursio
Дюмон-Дюрвиль Жюль Себастьян Сезар (1790–1842) — выдающийся французский мореплаватель и океанограф. Совершил три кругосветных плавания, двумя из которых руководил (1826–1828, 1837–1840 гг.). Во время одного из них нашел на острове Ваникоро остатки снаряжения экспедиции Ж.-Ф. Лаперуза. В другом — открыл и описал часть побережья Антарктиды (Земля Адели, Земля Луи-Филиппа, Земля Жуанвиля, Берег Клари). Именно в этом плавании французский капитан побывал в Магеллановом проливе.
Гаррота
Пунта-Аренас — порт на юге Чили, на полуострове Брансуик. До 1877 г. являлся местом ссылки.
Ламинарии — род крупных бурых морских водорослей, зола после сжигания которых идет на приготовление йода; употребляются в пищу под названием «морская капуста».
Пиастр — название испанского песо в Европе, а также испано-американских серебряных слитков, исполнявших в Южной Америке колониальных времен роль разменных денег.
Вальпараисо — город и порт в Чили; основан в 1536 г. Население города в XIX в. составляло около 20 тыс. человек (ныне — свыше 300 тыс.).
Жюль Верн ошибся. Несомненно, как восстановил Мишель Верн, речь идет о 28 декабря.
Траверз — здесь: направление, перпендикулярное ходу судна.
Шхуна — самый распространенный тип парусного судна с двумя и более мачтами, несущими косые паруса.
Соломоновы острова — архипелаг в Меланезии, в западной части Тихого океана.
Новые Гебриды — архипелаг в Меланезии, в западной части Тихого океана, к юго-востоку от Соломоновых островов.
Рангоут — совокупность круглых деревянных надпалубных конструкций и деталей судового оборудования, предназначенных для постановки, раскрепления и несения парусов.
Форштевень — вертикальная или наклонная балка набора судна, замыкающая его носовую оконечность.
Бушприт — горизонтальный или наклонный брус, выступающий с носа парусного судна и служащий для вынесения вперед носовых парусов.
Зарифленные паруса — т. е. свернутые с помощью риф-гатов и риф-сезней (специальных устройств) в целях уменьшения парусности судна.
Фор-бом-брамсель — в избранной автором категории парусности верхний парус на фок-мачте. Однако вряд ли шхуна с указанным автором водоизмещением имела подобный парус.
Топсель — рейковый парус, поднимаемый над рейковым же или косым; на больших судах ставился над бизанью, на малых (или на судах с косым парусным вооружением) — над фоком и гротом.
Обрасопить рей — поставить его в более прямое (относительно мачты) положение по сравнению с предыдущим.
Ахтерштевень — жестко связанный с кормовой частью киля брус, который является основным креплением кормы судна.
Релинги — поручни.
Ванты — снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются с боков мачты, стеньги и брам-стеньги.
В рукописи оставлен пробел.
Балласт — здесь: груз, специально принимаемый на борт для улучшения мореходных качеств судна в тех случаях, когда полезного груза для этой цели недостаточно; балластом могут служить вода, камни, чугунные болванки и пр.
Полная вода — наивысшая фаза прилива.
Малая вода — максимальная фаза отлива.
Квадратурный прилив происходит в фазы первой и третей четвертей Луны, когда светила (Луна и Солнце) находятся под прямым углом друг к другу. При квадратурном приливе притяжения Луны и Солнца действуют в различных направлениях, а потому приливная сила минимальна.
Полкабельтов — половина кабельтова, составляющего десятую часть морской мили, т. е. примерно 185 м.
Туаз — старинная французская мера длины, равная примерно 1,95 м.
Речь идет о морской сажени. В английском флоте она равнялась 1,82 м, во французском — 1,63 м.
Кабестан — лебедка с барабаном на вертикальном валу для выбирания судовых якорей или швартовки.
Бейдевинд — курс судна относительно ветра, при котором угол между направлением ветра и диаметральной плоскостью судна (или направлением движения судна) не превышает 90 градусов.
В начале главы на полях Жюль Верн пометил: «1 января 1860 года».
Флоры — поперечные днищевые балки между бортами судна. К концам флоров (так называемым скуловым кницам) обычно крепятся шпангоуты.
Шпангоуты — криволинейные поперечные блоки корпуса судна, подкрепляющие наружную обшивку и обеспечивающие прочность и устойчивость бортов и днища.
Пиллерсы — вертикальные стойки, устанавливаемые в межпалубном пространстве и трюме судна.
Взять якорь на кат — подтянуть якорь с помощью талей или специального троса к клюзу, не вытаскивая его на палубу.
Фор-стеньги-стаксель — косой треугольный парус, растягиваемый между стеньгой фок-мачты и бушпритом.
Бизань (парус) — нижний косой парус, поднимаемый на бизань-мачте (ближайшей к корме мачте судна).
Марсель — прямой четырехугольный парус, второй снизу. На крупных кораблях это название относилось к двум рядам парусов — второму и третьему снизу (соответственно: нижний и верхний марсель). Во французском флоте верхний марсель назывался малым.
Румб — угловая единица измерения направления в море; одна тридцать вторая часть картушки компаса (т. е. один румб равен 11,25 градуса).
Шкоты — снасти, служащие для управления парусами. Шкот привязывают к нижнему свободному концу паруса, не закрепленному за рей или за мачту.
Дюйм — традиционная мера длины в англо-американских странах; в метрической системе соответствует 2,54 см.
Галфвинд — ветер, дующий прямо в борт судна (точнее: направление ветра составляет прямой угол с диаметральной плоскостью судна).
Травить — здесь: ослаблять снасть.
Бразильцы говорят на португальском языке. Жюль Верн допускает ту же ошибку, что и Паганель, который — от противного — учил португальский, чтобы разговаривать с чилийцами (см.: «Дети капитана Гранта». Часть I. Глава XV). Мишель Верн не заметил ошибки и сохранил ее.
Климат острова Эстадос морской, и столь низких температур здесь не бывает.
Кошка — четырехлапый якорь небольшого размера и веса.
Планшир — деревянный брус с закругленной верхней частью, устанавливаемый поверх фальшборта или на леерном ограждении.
Кубрик — жилое помещение для команды на судах.
Умеренной силы ветер, при котором выставленные паруса взяты на два рифа, т. е. их площадь уменьшена вдвое.
Часто встречающаяся у Жюля Верна оплошность: слова «восход» и «закат» следует переставить местами.
Максимальные по высоте приливы в Мировом океане наблюдаются в новолуния или полнолуния, когда приливные силы Луны и Солнца складываются. Такие приливы называются сизигийными.
Ватерлиния — черта вдоль борта судна, соответствующая его нормальной осадке.
Мишель Верн воспользовался возможностью переименовать шхуну, которую Конгре «в честь своего помощника окрестил „Карканте“». Жюль Верн сделает это только в гл. XII.
Фальшборт — продолжение борта над верхней палубой судна, служащее ограждением палубы.
Мишель Верн вычеркнул эту мольбу Васкеса.
Полуют — надстройка в носовой части судна; в отличие от юта, не доходит до бортов.
Взять на нижний риф — т. е. уменьшить площадь паруса на четверть.
Жюль Верн написал: «в котором смешались». Мишель Верн заменил на: «Воды неба смешались с водами моря».
Полветра — такое положение судна относительно ветра, когда тот дует перпендикулярно диаметральной плоскости судна.
Булинь — снасть, расположенная у кромки нижних парусов для оттягивания наветренной боковой шкаторины паруса. Операция применяется при маневрировании судна.
Бакштаг — курс, при котором направление ветра образует с продольной осью судна угол от 90 до 180 градусов.
Створ — условная линия между выдающимися точками берега, пересекающая акваторию. Входной створ служит границей заливов, проливов, портовых акваторий.
Крутой бейдевинд — курс судна относительно ветра, при котором угол между направлением движения (или диаметральной плоскостью корабля) не превышает 67,5 градусов.
Леер — туго натянутый и закрепленный обоими концами трос, служащий для ограждения борта.
Каронада — старинная легкая корабельная пушка; характеризовалась невысокой точностью стрельбы.
Мишель Верн расширил эту главу. Заглавие поменялось на «Три дня».
Скула — здесь: плавный или острый переход обводов подводной части корпуса от бортов к кормовой оконечности корабля.
Фукусы — род бурых морских водорослей, состоящих из плоской, ветвящейся пластинки длиной до 1 м.
Здесь Мишель Верн описывает попытку Васкеса повредить руль, что переносит срок отплытия шхуны еще на один день.
Стаксели — паруса треугольной формы, которые ставятся между мачтами или впереди фок-мачты.
Уйти под ветер — в сторону противоположную той, откуда дует ветер.
Увалить под ветер — так изменить курс судна, чтобы угол между диаметральной плоскостью судна и направлением ветра увеличился.
Перекинуть паруса на другой галс — перенести паруса на повороте, если они не идут сами. Вряд ли Конгре, моряк, по словам автора, достаточно опытный, решился бы на описываемый маневр с командой, в течение долгого времени лишенной судовой практики.
Направление морских течений определяется, как говорят моряки, «из компаса».
Поскольку долгота судна определяется по показаниям судового хронометра, речь идет об определении широты. Данное определение можно сделать либо расчетным путем (счисление), используя данные о средней скорости судна, либо астрономическим путем (обсервация), наблюдая высоту Солнца. Учитывая большую важность проведенного капитаном Лафайате определения, можно подумать, что речь идет именно об обсервации. Но тогда автор не прав, потому что определение высоты Солнца происходит в полдень.
Читателю, видимо, интересно будет узнать подлинную историю маяка (точнее — маяков) на острове Эстадос. Первый был установлен вблизи постоянного поселения на острове Эстадос, основанного замечательным аргентинским исследователем капитаном Луисом Пьедрабуэна (1833–1883) на северо-востоке острова, в заливе Сан-Хуан-де-Сальваменто у мыса Лассерре, участниками экспедиции аргентинского военно-морского флота, которой руководил полковник Аугусто Лассерре. Маяк был построен за четыре с половиной месяца и открыт 12 октября 1884 г. Штат его смотрителей состоял из десяти человек. Однако само сооружение сильно отличалось от описанного французским писателем. Маяк возвели на скалистом обрыве высотой около 60 метров. Это было приземистое восьмиугольное деревянное строение, возвышавшееся над землей всего на 6 метров. Наверху находились семь керосиновых ламп, свет которых распространялся в секторе 94 градусов. Маяк проработал до первого 1 октября 1902 г., после чего был закрыт. Вместо него построили более современный и мощный маяк на острове Обсерватории, расположенном несколькими милями севернее острова Эстадос. Старое здание снесли, однако в конце XX в. по инициативе французской ассоциации «Маяк на краю Света» и ее президента Андре Бронера исторический маяк был воссоздан. Он засиял вновь 26 февраля 1998 г.