«Мой парень — ангел», — так думала Мередит, которая знала, что никогда не полюбит обычного парня. Но она даже представить себе не могла, как близка к истине: Бен — призрак. Ее сестра-близнец Мэллори предсказывает: у романа девушки из плоти и крови с призраком будущего нет. Мередит видит прошлое, она — единственная, для кого погибший во Вьетнаме Бен жив. Какую цену она готова заплатить за счастье быть рядом с ним?

Жаклин Митчард

Роман с призраком

Иветте, Марте и тете Анне посвящается

Любители историй необычных, сентиментальных и в то же время жизнеутверждающих, полных теплого юмора и неожиданных событий! Перед вами — продолжение мистического романа «Рожденные в полночь» о сестрах Бринн.

И хотя книга адресована в первую очередь юной аудитории, она порадует и умудренного жизнью читателя, особенно если ему, как и автору, интересен хрупкий и пронзительно-трогательный мир тех, кто взрослеет.

Знакомьтесь: перед вами Мередит и Мэллори Бринн, подростки-близнецы. Они учатся в школе, занимаются спортом, дурачатся, наряжаются, дружат, влюбляются — все как у всех.

Но есть нечто, делающее их абсолютно непохожими на остальных: дар видеть прошлое и будущее. Правда, одной из сестер открыто лишь прошлое, а второй, напротив, — грядущие события (иногда жуткие и пугающие!), но она не может предугадать, где и когда они произойдут… Этот дар передавался в их семье по женской линии на протяжении столетий, и кто знает, чем обернутся для сестер необычные способности?..

Талантливая американская писательница Жаклин Митчард уже почти пятнадцать лет удивляет мир своими историями. Ее романами зачитываются и взрослые, и тинейджеры. Ее книги полны загадок и при этом реалистичны и мудры.

И еще один секрет успеха Жаклин: она способна увлекательно, трогательно и свежо представить любую историю жизни, даже самую, казалось бы, банальную.

Первый роман писательницы, The Deep End of the Ocean (по этой книге в 1999 г. был снят фильм «На самом дне океана» с Мишель Пфайффер в главной роли), был назван в США одной из десяти самых знаковых книг за последнюю четверть двадцатого века.

…Когда мы переворачиваем последнюю страницу хорошей книги, нас охватывает чувство легкой грусти, будто мы прощаемся с очень приятным попутчиком. Однако финал «Романа с призраком» дарит нам еще и ощущение причастности ко всему происходящему на земле…

Что имеем, не ценим

— Дрю, ты должен меня выслушать. По моему дому толпами бродят посторонние люди, — жаловалась Мэллори своему бойфренду Дрю Вогхэну, которому больше нравилось целоваться со своей девушкой, чем беседовать с ней о всяких неприятностях.

Он был уверен, что из подобных разговоров не выходит ничего, кроме новых разговоров, и поэтому такие попытки следует душить в зародыше. И вообще, если бы девушки раз и навсегда перестали произносить эту ужасную фразу: «Нам надо поговорить!», мир стал бы намного лучше.

— Я знаю, — кивнул Дрю, крепче обнимая Мэллори. — Я тебе сочувствую.

Но утихомирить ее оказалось не так-то просто.

— Дрю, послушай! Куда бы я ни пошла, я обязательно на кого-нибудь натыкаюсь. По субботам и понедельникам к нам приходит бабушка. Она, конечно, не чужая, но все равно с ее присутствием приходится считаться, то есть вести себя гораздо лучше, чем тебе хочется. По пятницам и средам у нас Большая Карла. Еще два раза в неделю по утрам работает Саша, а… а теперь еще и Луна! Луна — это уже слишком. Она доводит меня до белого каления.

— Луна… Луна Вердгрис? Да она, в общем-то, ничего. Тебе не кажется, что ты слишком категорична в своих оценках? Надо быть терпимее.

Дрю знал, что Мэллори, которая лишь недавно перестала носить его старые футболки и начала одеваться как девочка, терпеть не может, когда о ком-то судят по внешности. Поэтому он зашел с козыря.

— Тебя выводит из себя то, что она одевается в черное? Ну, то есть в черное с черным и черными аксессуарами?

— Конечно нет! Дело не в этом! Она экстрасенс! Можешь себе представить, что это означает для меня?

Дрю нежно обхватил лицо Мэллори ладонями и поднял ее подбородок к губам. Они стояли по колено в снегу. От мороза их защищали парки и высокие сапоги, поэтому холода они не ощущали. Но дело было не только в теплой одежде. Нельзя было сбрасывать со счетов и тот факт, что они наконец-то были вместе. А кроме того, несмотря на то что окружающий пейзаж был знаком им с младенчества, а значит, по определению давно наскучил, хрустальная зимняя красота никого не оставила бы равнодушным. Снег укрыл холмы Риджлайна, небольшого городка в северной части штата Нью-Йорк, превратив его дома и улицы в иллюстрацию из книги волшебных сказок.

Тем не менее эти романтические декорации сегодня были не на стороне Дрю.

Он совершенно не ожидал, что Мэлли его оттолкнет. Но она это сделала, вложив в толчок все девяносто фунтов[1] своего веса, помноженные на тридцать обязательных отжиманий в день.

— Прекрати! — воскликнула она. — Я, кажется, с тобой разговариваю! Мой дом похож на вокзал. И все, кто шляется по этому вокзалу, неимоверно меня раздражают. За исключением бабушки и Саши.

— Саша хорошенькая, — отозвался Дрю. — Очень хорошенькая.

— Вот пойди и оближи физиономию ей! — отрезала Мэллори. — Я не могу добиться от тебя обычного человеческого внимания. А ведь пока не начали встречаться, мы только и делали, что разговаривали.

— Это потому что мы больше ничего не делали, — рассудительно ответил Дрю. — А теперь у нас есть занятия поинтереснее.

— Можешь идти и заниматься этими интересными занятиями с кем-то другим, — ответила Мэллори. — Сейчас мне нужен друг… а не… золотая рыбка, которая только и способна, что тыкаться в меня губами!

— Как это грубо! — заявил Дрю, надвигая вязаную шапочку на самые брови.

— Прости! — обняла его Мэллори. — Я не хотела. Просто я не нахожу себе места от беспокойства. У меня что-то с нервами… хотя, возможно, и с головой тоже.

— А вот это в точку, — пробормотал Дрю.

— Сегодня я особенно взвинчена, — продолжала Мэлли. Она повернулась к Дрю спиной и уютно устроилась в его объятиях, глядя на крепкие деревянные стены своего девяностолетнего дома. — И я не могу понять почему, — продолжала она. — У меня ведь все хорошо. Классный парень. Классные друзья. В школе полный порядок. К тому же до каникул осталось всего шестнадцать недель.

Зима в Риджлайне готовилась к последней атаке, перед тем как окончательно сдать позиции весне. Весь город был засыпан снегом, и недавняя оттепель не успела нанести заметного ущерба сугробам и заносам, по-прежнему напоминающим огромные кучи сверкающего на солнце сахара. После Рождества прошел уже месяц, но город все еще был украшен светящимися звездами и блестящими снежинками, по вечерам озаряющими безупречно свежий снег вокруг фонарных столбов. Украшения просто не успели снять за два теплых дня, а кроме того, горожанам очень нравился уютный ненавязчивый свет, окутывающий по ночам углы улиц. Мэллори и Дрю этой красоты уже почти не замечали. Но для многих это было внове, ведь городок как будто затерялся во времени и пространстве.

С каждым годом Риджлайн становился все популярнее. Всего несколько лет назад никому и в голову не приходило переезжать в этот крохотный городишко с населением две тысячи человек. Но с каждым годом жизнь в крупных городах становилась все дороже и враждебнее, особенно по отношению к семьям с детьми, которые и устремились в места, подобные Риджлайну, тем более что езды от него до Нью-Йорка было не больше часа. Ежегодно сюда переезжало около десятка семей. Они селились либо в огромном жилом комплексе из мини-коттеджей, выросшем за кладбищем Маунтин-Рэст, либо в старинных викторианских особняках, расположенных на причудливо извивающихся улицах, берущих начало на маленькой городской площади. Площадь украшала массивная бронзовая статуя — памятник одной из жен первопроходцев, явившихся в эти места то ли из Англии, то ли из Уэльса, но в любом случае ставших первыми жителями нового города.

Близнецы, Мэллори и Мередит, жили в одном из старейших домов, на Дороге Пилигримов, где до них родилось и выросло четыре поколения их семьи. Прапрадедушка Бринн был из числа переселенцев, начавших осваивать эти места. Вместе с другими мужчинами он построил первые пять домов, включая свой собственный. Риджлайн начинался как горняцкий поселок, жителями которого стали крепкие мужчины с мозолистыми натруженными руками и их терпеливые жены. Теперь добыча меди осталась в далеком прошлом, а приезжие ворковали о Риджлайне, как о пушистом щеночке. Они восторгались магазином канцтоваров и кофейней «Маунтин-бинери», а также тем фактом, что старая цветочная лавка «Блумерс» мирно соседствовала с новым похоронным бюро.

Дедушка близнецов, Артур Бринн, называл приезжих «трансплантатами» и утверждал, что «они бегут от той жизни, к которой всегда стремились». По словам дедушки, маленькие городки вроде Риджлайна постепенно входили в моду, наводняясь беглецами из крупных городов.

— Теперь в центре на каждом шагу незнакомые лица! — ворчал он.

Но близнецы лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, разумеется, полиции, знали, что, хотя Риджлайн и похож на городок из сборника сказок, на самом деле это совершенно не так. Во всяком случае, не всегда. Для них Риджлайн превратился в невидимый занавес, сквозь который они видели секреты окружающих. Именно об этом и напомнил Мэллори Дрю.

— Можно подумать, что ты была бы рада получить реальную причину для беспокойства, — заметил он, досадуя на то, что они упускают единственную за целый день возможность прикоснуться друг к другу. В школе действовало правило, запрещающее «публичное выражение дружеских чувств» и придуманное людьми, которые либо никогда не влюблялись, либо были уже настолько стары, что напрочь об этом забыли. Правда, они разрешали влюбленным держаться за руки, что не особенно утешало Дрю. — Я не хочу тебя обидеть, но то, что происходит у тебя дома, у обычных людей считается абсолютно нормальным.

Мэллори трудно было с ним не согласиться.

Хотя, кроме Дрю, об этом никто не знал, Мэлли и ее сестра Мередит не были простыми девчонками. И не только потому, что представляли собой идентичных близнецов, похожих друг на друга как две капли воды.

Девочки с рождения читали мысли друг друга и болтали на языке, известном только им двоим. Но два года назад, когда им исполнилось по тринадцать лет, все изменилось. После пожара, едва не погубившего сестер, их «близнецовая» телепатия превратилась в телепатию абсолютную, темную, пугающую, настроенную на любое зло, притаившееся на самом донышке души Риджлайна. Во время дневных грез и ночных кошмаров они видели обрывки событий, которые затем приходилось долго сопоставлять, пока не удавалось понять, что они означают. То, что обнаруживали сестры, выворачивало их сравнительно спокойную и счастливую жизнь наизнанку.

Впервые это произошло, когда они узнали, что Дэвид Джеллико, старший брат лучшей подруги Мерри, Ким, на самом деле является скрытым психопатом, выслеживающим неосторожную девочку, чтобы подвергнуть ее пыткам.

Сестры очень быстро уяснили, что обладают одной и той же силой с двумя различными оттенками.

Девочки родились в новогоднюю ночь, только Мередит — за минуту до полуночи, а Мэллори — в одну минуту первого.

Мерри видела только события прошлого, как недавнего, так и далекого.

А Мэллори — то, что должно было или могло произойти в будущем, хотя она понятия не имела, когда именно.

С самого начала им было ясно, что они просто обязаны попытаться помешать тем, кто задумал недоброе. Но план борьбы со злом неизменно окутывал густой туман. В своих видениях девочки получали отдельные куски головоломки, а не полную картину. В поиске ответов на свои вопросы они часто впадали в отчаяние. Путь к разгадке всегда был трудным и таким же пугающим, как и то, что ожидало их в конце пути.

Даже когда близнецам удавалось найти искомое, это не всегда приносило облегчение. К примеру, в прошлом году близнецы узнали, что лучшая подруга Мэллори, Эден, которая была немного старше сестер и с которой Мэлли играла в футбол, является воплощением древней легенды индейцев племени кри, оборотнем и знахаркой. Она была обречена прожить свою жизнь в полном одиночестве, временами превращаясь в огромную желто-рыжую пуму. Когда Эден взбунтовалась и попыталась уйти от судьбы, ее не смогло спасти даже объединенное знание близнецов.

Однако Мэлли и Мерри не видели в своем даре ничего странного. Да, он был страшноватым, но не жутким. Они привыкли к нему так же, как и к тому, что Мэлли была левшой, а Мередит правшой. И тем не менее, если бы это было возможно, они охотно отказались бы от него, променяв на тяжелую форму акне.

После того как дар впервые проявился во всем своем пугающем блеске, бабушка Гвенни рассказала им правду. Теперь они всегда будут такими. В их роду все близнецы женского пола по отцовской линии (впрочем, близнецов-мальчиков в этой семье никогда и не было) наделены даром ясновидения.

Прапрабабушки Мэллори и Мерри туманно описывали свой дар на полях семейной Библии. Эти витиеватые записи сохранились до сих пор, в отличие от писем и дневников, наверняка содержавших куда более подробные описания событий, связанных с фамильной особенностью. Их прабабушка в прямом смысле слова видела сквозь стены домов. Будучи совсем еще крохой, она уже знала, кто живет счастливо и благополучно. Ее сестра отражала обратную сторону медали. Сквозь стены жилищ она могла разглядеть людей, внешне благочестивых и набожных, но скрывающих в своих сердцах грязные тайны.

Бабушка Мэллори и Мередит предвидела появление на свет здоровых и благополучных младенцев задолго до момента их рождения. Она также знала, кому суждено оправиться даже от тяжелой болезни. Но у нее была сестра-близнец, Вера, которая предвидела только появление мертворожденных детей и смертельные исходы болезней и сама умерла в детстве. В распоряжении Мэлли и Мерри оказалась сила, обогащенная опытом всех предыдущих поколений. До них никто не обладал таким мощным ясновидением, подразумевавшим вмешательство в судьбу вместо пассивного созерцания. Мэллори предвидела события прежде, чем они происходили на самом деле. Мерри была способна подтвердить, что они действительно произошли. Вместе сестры могли попытаться предотвратить повторение этих печальных происшествий или дальнейшее ухудшение ситуации. Бабушка Гвенни, чей дар позволял ей предсказывать, кто будет жить долго и в добром здравии, в то время как ее покойная сестра Вера знала только, кому суждено умереть, изо всех сил старалась убедить близнецов в том, что они должны радоваться своим способностям.

Мерри и Мэллори долго и мучительно учились включать свой дар тогда, когда они в нем нуждались, хотя выключить его полностью им не удавалось никогда.

В этот зимний день Дрю собирался обратить внимание Мэллори на то, что уже целый год мистические способности практически не проявляли себя. Прошел почти месяц с тех пор, как близнецам исполнилось по пятнадцать лет. Для них день рождения всегда был обновлением. Вступлением в новый год. В новый возраст. Подготовкой к следующему этапу.

— А ты еще жалуешься, — укоризненно произнес Дрю.

— Просто дело в том, что… с тех пор как мама поступила в медицинскую школу, наш дом как будто захватили люди, которых я практически не знаю. Сначала это были только бабушка Гвенни и Большая Карла…

— Большая Карла?

— Да, та санитарка из больницы, которая помогает присматривать за Адамом и Оуэном, — вздохнула Мэллори. — То же самое делает еще полгорода! Если бы последние четыре месяца ты хоть немного интересовался моей жизнью, ты бы это знал!

Адам и Оуэн были младшими братьями Мэллори и Мередит. Двенадцатилетний Адам уже и сам был способен о себе позаботиться, учитывая, что преступления в Риджлайне были таким же частым явлением, как разгуливающие по улице единороги. Но Оуэн был еще очень мал. Он лишь недавно научился стоять. Близнецы до сих пор не могли прийти в себя от изумления, вызванного тем, что их мать Кэмпбелл — которой уже исполнилось сорок четыре года! — минувшей осенью неожиданно для всех поступила в медицинскую школу. «Неужели ей не хватает того, что она стала старшей медсестрой в отделении неотложной помощи больницы „Риджлайн Мемориал“? — спрашивали они друг друга. И возмущались: — Либо ребенок, либо карьера! Как можно это совмещать?»

— Да ты знаешь Карлу. Она переехала сюда пару лет назад. Такая большая рыжеволосая женщина. Она не толстая, но с виду занимается то ли бодибилдингом, то ли чем-то в этом роде. Похожа на борца. Она и дочку назвала Карлой…

— Не могу утверждать, что имел удовольствие с ней познакомиться. Выходит, что ее дочку зовут Карла Два. Прямо как название фильма.

— Нет, ее зовут просто Карла! О господи, Дрю! — возмущенно вскинула руки Мэллори. — Что я тут распинаюсь? Тебе лишь бы шуточки шутить!

— Ничего подобного, — мягко возразил Дрю. Он погладил Мэллори по волосам и поцеловал ее в макушку. — Ты пахнешь весной даже посреди зимы.

Мэллори слегка расслабилась. Скоро действительно наступит весна. И хотя ее не устраивало то, что происходило дома, на экстрасенсорном фронте царило затишье. Она действительно делает из мухи слона. Ей необходимо успокоиться.

— Понимаешь, Дрю, я вовсе не считаю, что мама не должна делать то, что считает нужным. Просто все эти люди разрушили нашу жизнь! В этом году «ради семьи» мы отказались от хора. Но этого оказалось недостаточно. Мне кажется, нам пора завести график, чтобы точно знать, кто встретит тебя на кухне, когда ты заявишься туда в трусах и майке за тостом с арахисовым маслом.

— Я бы не отказался встретить тебя в таком виде, — улыбнулся Дрю.

— Пока мы не начали встречаться, я тоже ничего против этого не имела, — напомнила ему Мэллори.

— Странно, однако, что ты имеешь что-то против этого теперь.

— Ага, — хмыкнула Мэллори и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Дрю.

Но, едва успев коснуться губами его рта, она вдруг обмякла в объятиях парня, прильнув лицом к его шее. Дрю знал, что это означает. Через несколько мгновений ярко-серые, похожие на речной поток, глаза Мэллори распахнутся и она либо скажет, либо не скажет ему, что у нее было «видение». Она наверняка увидит что-то совершенно бредовое. Возможно, Мэлли попытается это предотвратить. Возможно, привлечет к операции и его, Дрю. Возможно, для этого ей понадобится его машина. И, если он отвезет ее и Мередит туда, где совершенно срочно потребуется их присутствие, это, возможно, приведет к тому, что его босс в пиццерии «Папа» снова станет по-итальянски орать на него за очередное опоздание. И снова никто, кроме Дрю и сестер-близнецов, не узнает о чудовищном преступлении, не свершившемся только благодаря их вмешательству.

Он вздохнул и покрепче прижал к себе подругу.

Мэллори видела девушек. Шесть или семь из них танцевали вокруг костра под шатром из деревьев, покрытых едва распустившимися листьями. Весна. Будущее Там были и другие девушки, одетые… На них было что-то вроде накидок, сшитых из просвечивающей то ли черной, то ли серебристой материи, не оставлявшей пищи для воображения. Их одеяния были совершенно прозрачными, и под ними не было другой одежды. А потом одна из девушек протянула к огню руки и начала ронять в пламя крошечные белокурые локоны… Те вспыхивали один за другим, а обнаженные танцовщицы воздевали руки к небу, будто вознося хвалебную молитву. Несколько девушек закружились, протягивая руки к огню. Та, что роняла в костер волосы, показалась Мэллори знакомой. У нее была стройная красивая фигура, а вот кое-кому из остальных не помешало бы утягивающее белье.

— Я только что видела обнаженных девушек в роще! — сообщила Мэллори, глядя Дрю в глаза. — То есть они будут там весной. На деревьях уже были листья.

— Вот это да! — воскликнул Дрю. — Ну кто бы мог подумать! Кто бы это ни был, вряд ли они будут первыми. Ой!

Мэллори ткнула его кулаком в бок. Она знала, что роща возле кладбища Маунтин-Рэст уже многие поколения является излюбленным местом свиданий.

— Но… с ними не было парней! И одна из них была… типа… Что же они там делали? Они вроде танцевали, — начала объяснять Мэллори. — Одна из них бросала в костер… волосы. И я сразу поняла, что они детские. У взрослых волосы жесткие, а эти были шелковистые и белокурые… Явно младенческие. Когда они вспыхнули, девушки начали танцевать быстрее.

— Друг с другом?

— Да, но совсем не так, как танцуют обычные люди. И они были не совсем голыми. На них была какая-то одежда, только полностью прозрачная. У некоторых девушек были очень большие…

— С этого места поподробнее, — попросил Дрю. — Детали очень важны.

— …задницы, — закончила Мэллори. — Вот что я хотела сказать. И я ненавижу себя, когда начинаю рассказывать тебе что-то серьезное.

— Вот почему я предпочитаю поцелуи серьезным разговорам. Будь умницей, — просительно произнес Дрю.

Мэллори поцеловала его. И тут ее глаза снова закатились. Дрю ахнул. Второй раз подряд! Такого еще не было.

— Мэллори! Мэллори! Эй, Бринн, очнись. Что с тобой?

Прошло всего несколько секунд.

— Оуэн, — тихо произнесла Мэллори. — Что-то случилось с Оуэном.

— Что? Что с ним могло случиться? Он дома, с нянькой. Кажется, сегодня с ним сидит Карла?

— Карла? Я ей не доверяю. Она какая-то странная. Что, если она его ударит или оставит одного… или что-нибудь в этом роде?

Внезапно Дрю и Мэлли услышали вой пожарной машины. Дорога Пилигримов была одной из четырех улиц, подобно спицам колеса расходившихся от центральной площади. От центра города до конца каждой из этих улиц было около четырех миль, за исключением аллеи, которая вела к Дептфорду и торговому центру. Таким образом, дом Мэлли находился всего в четырех милях от пожарной части.

Вой приближался, пожарные были уже совсем близко.

И вот огромная красная машина пронеслась мимо. За ней мчалась карета «скорой помощи». Оба автомобиля, визжа тормозами, остановились перед домом Мэллори. Она бросилась бежать, даже не оглянувшись на Дрю.

— Только бы не стряслось ничего ужасного! Я забираю назад все, что сказала о своем доме! — на бегу шептала она.

Мэлли ворвалась в распахнутые двери сразу за парамедиками.

Большая Карла, сгорбившись, сидела в кресле-качалке, а один из врачей уже склонился над Оуэном, который лежал на одеяле, расстеленном на полу. Не успев вбежать в дом, Мэллори услышала плач Мередит и голос Карлы, с кем-то беседовавшей по сотовому телефону. Судя по всему, последняя рассказывала о случившемся матери близнецов, сегодня дежурившей в больнице.

— Кэмпбелл, — говорила Карла, — когда я пришла, у него не было температуры. Саша сказала, что все утро он чувствовал себя прекрасно.

Мэллори смотрела на крохотное личико Оуэна с ямочкой на подбородке. Ей показалось, что его бледная кожа посерела, а дыхание напоминало хрип. Глаза мальчика были слегка приоткрыты, и в щелочках под веками виднелись белки, похожие на треснувшие сваренные вкрутую яйца.

— Он не был горячим. Его кожа не показалась мне даже теплой. И вдруг его начало рвать, — продолжала Карла. — О, Господи Иисусе, помоги ему! О, милостивый Боже! Он сейчас выглядит так же, как Элли… Такой отрешенный, с посиневшим личиком! — К удивлению близнецов, по щекам Карлы заструились слезы, ее грубые черты страдальчески исказились, а плечи затряслись от рыданий. — Я не хотела…

— Чего ты не хотела? — резко переспросила Мэллори. — Что тут вообще произошло?

— Я хотела сказать, что не хотела, чтобы он заболел… Я не должна была этого допустить. Я не должна была допустить, чтобы Элли…

Казалось, еще немного, и с Карлой случится нервный припадок. Но, сделав над собой неимоверное усилие, женщина взяла себя в руки. Она вытерла слезы и уже спокойно заговорила с медиками.

— Он был болен целый день, — зашептала сестре Мерри и на только им двоим известном языке добавила: — Фоламиш дью, Мышка, — что означало «Она просто дура». — А какое-то время назад он потерял сознание. После этого я уже ничего не видела. Я запаниковала и убежала с тренировки. Саша привезла меня домой.

Одна из нянь Оуэна, Саша Авери, недавно переехала в Риджлайн, поступив в выпускной класс местной школы, что само по себе было нелегко. Она приехала из Техаса по программе «Работа и учеба». Мерри знала ее лучше, чем Мэллори, потому что Саша тоже занималась чирлидингом[2] и своим появлением произвела в команде небольшую сенсацию. Всего за неделю, без всякого испытательного срока, ее включили в основной состав. О Саше было мало что известно. Она не любила рассказывать о себе, но, судя по всему, у нее совсем недавно умерли родители. Ее старшая сестра уже училась в колледже. Девчонки рассказывали, что Саша жила то у тетки в Дептфорде, то в какой-то семье, на которую работала. Мерри было жаль Сашу. Девушка казалась такой милой, что Мередит, готовая зубами защищать свое место в команде, совсем не возражала против того, чтобы роль звезды на какое-то время досталась Саше.

Той так не повезло в жизни.

Кроме того, рассуждала Мерри, Саша все равно не задержится в команде надолго. Через несколько месяцев она окончит школу, и это станет концом ее спортивной карьеры.

Саша начала работать у Бриннов в августе, когда Кэмпбелл поступила в медицинскую школу. Два раза в неделю по утрам она смотрела за Оуэном, зарабатывая баллы по «детскому развитию», и еще два раза работала в больнице вместе с Кэмпбелл ради оценки по «профессиональному опыту».

В этот день, когда во время тренировки Мерри вдруг заявила, что Оуэн заболел, Саша так встревожилась, что привезла девочку домой в своем маленьком, видавшем виды автомобильчике, не так давно преодолевшем путь от Техаса до Нью-Йорка. Саше необходимо было спешить на вечернюю работу, поэтому она взяла с Мередит обещание позвонить ей, как только та узнает, что случилось с малышом, которого она привыкла называть «маленьким мужичком».

Нескольких месяцев Оуэну хватило, чтобы покорить Сашино сердце. Саша не стала спрашивать, откуда Мерри знает о болезни брата, что, по мнению последней, было большой удачей. Близнецы тщательно скрывали свой дар от окружающих.

Мерри, все еще одетая в спортивный костюм, стояла на коленях. Опустив ладони на пол, она подползла к братишке, из ручонки которого уже торчала игла капельницы. Сестры знали, что пока парамедики вводят ему в кровь обычный раствор глюкозы. Это делалось на тот случай, если ребенку срочно понадобится какое-то лекарство. Ручка Оуэна была маленькой, будто кукольной, а кожа — нежной и прозрачной, и столпившиеся в кухне близнецы и Дрю радовались тому, что он, по всей видимости, не ощутил грубого вторжения иглы в тонкую, как паутинка, вену.

— Сегодня в школе я целый день видела, как его рвет, — повторила Мередит.

Ей не надо было объяснять сестре, каким образом, находясь в школе, она увидела, как тошнит маленького братишку. Но она не могла знать, что будет после этого. Будущее могла видеть только Мэлли. Одним из противоречивых осложнений, сопровождавших дар, было то, что, когда речь шла об очень близком человеке, Мэлли лишь в самый последний момент осознавала катастрофичность ситуации. А иногда ей и вовсе ничего не «показывали». Впрочем, видения ничем не напоминали домашнее кино с его четкой последовательностью событий. Они скорее были похожи на мутные слайд-шоу, бич студентов-биологов.

Внезапно стоящая рядом с сестрой Мэлли обмякла.

Дрю, вслед за всеми протиснувшийся в кухню, бросился к ней, распознав моментальный транс, обычно сопровождавший дневные грезы. Но Мэллори уже приходила в себя. Кроме Дрю, никто ничего не заметил.

— Сиоу, — сообщила Мэллори, обращаясь к Мерри на их языке.

Это означало «боль» или «тревога». Она увидела руку, вытиравшую подбородок Оуэна, которого рвало так обильно, что он в конце концов потерял сознание. По какой-то загадочной причине в этом ласковом жесте ощущалось нечто зловещее.

Ко всему прочему, приступ рвоты был отображен как уже происшедший!

Видение Мэллори сообщило ей, что это был не последний раз. Это еще повторится.

Она хотела поподробнее рассказать об этом Мерри, но тут подала голос женщина-парамедик.

— Он приходит в себя, — тихо произнесла она. — Мы забираем его в больницу.

Мерри и Мэлли переглянулись.

Каждая из них слышала отголоски мыслей сестры. Обеих волновал вопрос, не является ли обморок Оуэна признаком того, что и он наделен теми же ужасающими способностями, что и они. Хуже того — а вдруг у этого малыша, родившегося так поздно, что они чувствовали себя скорее его тетушками, чем сестрами, начинается грипп? А вдруг у него обнаружится какая-то жуткая болезнь, которая навеки разлучит их с братом? Ни близнецы, ни Адам не ожидали, что полюбят Оуэна так безоглядно, на грани помешательства. Но Оуэн покорил их всех, и они соперничали за право быть его любимцем, наперебой стараясь завоевать сердечко малыша.

— Я тоже поеду, — заявила Карла, натягивая свою оранжевую куртку. Она понюхала рукав. — Вот черт! Воняет дымом. Жаль, что девчонки с работы, после того как выходят покурить, не вешают свою одежду куда-нибудь в другое место.

Услышав это, Мэлли с облегчением вздохнула. По крайней мере, Карла не курит у них в доме, если только она не пытается замести следы. Сестры и раньше замечали, что от Карлы пахнет табаком. Но больше всего они опасались того, что она оставляет Оуэна без присмотра, чтобы выскочить на заднее крыльцо и перекурить.

— Подожди! — воскликнула Мерри, когда Карла нашла сумку и собралась покинуть дом вместе с парамедиками. — Он мой брат.

— Но чем ты можешь помочь? — с высоты своего профессионализма поинтересовалась Карла. — Тебя здесь не было, когда его стошнило. Ты не сможешь описать его состояние ни маме, ни врачам. Кроме того, ты что, собираешься оставить Адама одного?

— Вряд ли, — отозвалась Мэллори. — Пожалуй, ты права.

— Просто я считала, что поехать должна одна из нас, — упорствовала Мерри.

— Мы можем взять только одного человека, — сообщила им врач.

Медики уже укрыли Оуэна и бережно переложили его на синие пластиковые носилки с ремнями, застегнув их поперек груди и бедер малыша.

— Сесся! — заплакал он, окончательно проснувшись и заметив девочек.

Так он называл обеих сестричек. Оуэн всхлипывал, но его щеки оставались сухими. Он попытался сесть.

— Пока-пока, Оуэн, — попыталась утешить его Мерри. — Ты с Карлой поедешь к маме.

— Он так обезвожен? — спросила Карла у парамедиков. — Он даже плакать не может.

— Это действительно так, — мягко произнес врач. — Ночь ему придется провести под капельницей.

— А я-то удивлялась, почему у него сухой подгузник, — протянула Карла.

— Ты удивлялась? — снова вмешалась Мерри. — Разве ты не знала?

— Если заболел маленький ребенок, с выводами спешить нельзя, — резко ответила Карла. — Они могут спокойно играть, а уже через минуту тяжело заболеть. И тогда за ними надо наблюдать. Я заметила, что с малышом что-то не так, и начала следить за тем, сколько подгузников он намочит. Но других явных признаков обезвоживания у него не было. А я в этом разбираюсь. Я, в конце концов, профессионал!

— А, ну если так, прости, — пожала плечами Мерри. — Я не хотела тебя обидеть.

— Карла! — окликнула ее Мэллори. — Ты нам позвонишь?

— Наверное, — кивнула Карла. — Хотя, может, это лучше сделать вашей маме. Она сказала, что, скорее всего, с ним все будет в порядке.

— Это утешает… Скорее всего… — прошептала Мэллори.

В огромных сапогах с пряжками и оранжевой куртке Карла была похожа на дальнобойщика.

Она пожала плечами.

— С маленькими детьми ничего невозможно предсказать. Они оправляются от болезней, которые способны убить, но при этом их может унести какая-нибудь ерунда. — Она вздохнула и посмотрела на брелок от ключей. Там была фотография, которую девочкам рассмотреть не удалось. — Жизнь продолжается, — грустно закончила она.

— Сайсо ней, — вмешалась Мерри, что на языке близнецов означало: «О чем она говорит?»

— Как насчет твоей машины? — спросила Мэлли.

— Я приехала на автобусе. Зачем тратить бензин? Поэтому домой из больницы я тоже поеду на автобусе.

Парамедики осторожно погрузили носилки с Оуэном в «скорую». Следом за ними, даже не попрощавшись с сестрами и Адамом, влезла Карла. В окно автомобиля девочки увидели, что женщина гладит Оуэна по голове. Им показалось, что она снова плачет.

— Как ты думаешь, могла Карла что-то сделать не так? — спросила Мерри. — Что все это означало?

— Кто такая Элли? — спросил Дрю, молчавший с тех пор, как началась суматоха.

— Понятия не имею, — отозвалась Мэллори. — Может, ее… нет, ее дочь зовут так же, как и ее саму.

— Кем бы ни была эта Элли, — пожала плечами Мерри, — то, что сказала Карла, меня обрадовало. Если даже мама считает, что с ним все будет в порядке, значит, так и будет. Ты же знаешь маму.

Тревога Мэллори немного улеглась. Она была вынуждена согласиться с тем, что их мама — самое беспокойное и склонное к гиперопеке создание во Вселенной. Когда у Мерри и Мэллори в связи с появлением видений начались миниобмороки, Кэмпбелл обследовала девочек на предмет всего на свете, начиная с болезни Лайма[3] и заканчивая эпилепсией. Разумеется, врачи ничего не обнаружили, но близнецам показалось, что маму это невероятно разочаровало. Впрочем, они уже научились мастерски скрывать свои необычные состояния, успевая вовремя присесть или прилечь.

Машина «скорой помощи» еще не успела скрыться из виду, когда зазвонил телефон Мередит.

— Это Луна Вердгрис, — произнес тихий голос в трубке. — Я ощущаю атмосферу беды. Ко мне идут черные флюиды.

— На полицейской частоте затишье? — поинтересовалась Мерри.

Близнецы знали, как Луна «ощущает» происходящее в Риджлайне.

Ее мать, Беттина, почти все время проводила в затемненной комнате, раскладывая карты таро по просьбе местных жителей или туристов. В свободное от этого занятия время она прослушивала полицейскую частоту на своем супертехнологичном радиоприемнике. Соответственно, от матери Луна узнала о том, что в дом Бриннов вызвали «скорую помощь». Беттина умело использовала полученную по радио информацию. К примеру, она могла сообщить состоятельному клиенту о том, что его сын, в последнее время получивший четыре предупреждения за превышение скорости, «в душе очень хороший» и обязательно «станет на путь истинный».

На фоне ярко выраженной индивидуальности матери у Луны были проблемы с самовыражением. В итоге она пыталась выглядеть как можно более странно, одеваясь во все черное и обматывая шею как минимум шестью шарфами. Она называла себя викканкой.[4] При этом Луна считалась первоклассным бебиситтером и была обеспечена работой все вечера в неделю, поскольку в обращении с детьми ей не было равных. Кроме того, она работала учителем в воскресной школе лютеранской церкви Доброго пастыря. Возможно, Луна (которую на самом деле, как сообщила близнецам ее младшая сестра, звали Лаурой) раздражала бы девочек не так сильно, если бы не ее мерзкая привычка хватать их за левую руку (ладони близнецов были идентичны, но зеркальны, а на руке Мередит после пожара остался шрам) и пару раз в неделю объявлять им их будущее.

Она предсказала, что у Мередит будет роман с молодым шатеном, причем под это описание подходила половина парней в штате Нью-Йорк, а Мэллори найдет счастье с худеньким рыжеволосым юношей… Такими были все, живущие по соседству с Бриннами.

— Оуэн заболел, — созналась Мерри.

— Его забрали в больницу? — спросила Луна. — Это его увезли на «скорой»?

— Да, — ответила Мерри.

— Мер, мне очень жаль. Надеюсь, с ним все будет в порядке. Я могу вам чем-то помочь?

— Нет, Луна. У нас тут все под контролем.

— Если понадобится моя помощь, позвони. Хорошо?

— Обязательно, — заверила ее Мерри.

— Дай мне ее на минутку, — попросила Мэллори, и Мерри подала сестре телефон.

— Луна, возможно, это прозвучит странно, но у тебя бывает что-то вроде встреч… в роще?

— Я понимаю, как ты об этом узнала, — досадливо произнесла Луна. — Это все Кори Гилбертсон. Мать заставила ее бросить викку, хотя это религия природы. Она называет нас сатанистами. И совсем мы не голые. Мы нагие. И это не имеет никакого отношения к сексу, и я не лесбиянка…

— Ничего себе! — воскликнула Мэлли. — Ты завалила меня информацией. Мне столько не нужно. И я никогда не считала тебя сатанисткой. А ты сатанистка?

Дрю, который уже собирался уходить, обернулся и провел ребром ладони по горлу. Мэллори иногда бывала слишком прямолинейна, что, впрочем, признавала всякий раз, когда понимала, что снова продемонстрировала это качество.

— Ты что, сбрендила? Я лютеранка! — возмутилась Луна. — Викка — это просто очень интересно, вот и все. Ох уж этот Риджлайн! С таким же успехом можно пройти по городу с плакатом, на котором будет написано все, что ты делаешь, чтобы люди не утруждали себя передачей информации. Да мы и занимались этим всего два раза. В прошлом году весной и осенью… впрочем, какая разница… на равноденствие. Мэллори, это очень занятно. Так называемые ведьмы всегда подвергались преследованиям. Так было от начала времен. Любого человека, проявлявшего целительские способности или умение видеть, неизменно преследовали и называли злым.

— Я с тобой полностью согласна, — ответила Мэллори.

— Ты со мной полностью согласна?

— Ага, — подтвердила Мэллори.

— Я… Я наложу заклятье на Кори Гилбертсон. Не волнуйся. Я не умею насылать проклятья. Но, может быть, что-то вроде зуда…

— О, Луна, оставь ее в покое. Она мне ничего не говорила.

— А кто тебе сказал?

— У меня было видение.

— Не насмехайся надо мной, Мэллори, — предостерегла ее Луна.

— Я не насмехаюсь.

— О господи, я только хотела спросить насчет Оуэна! — С этими словами Луна бросила трубку.

— А это что было? — спросила Мерри.

— Луна танцевала нагишом в роще вместе с другими ведьмами, — пояснила Мэллори.

— А, — кивнула Мерри. — То-то мне этот разговор показался таким странным.

И тут зазвонил телефон Мэллори. Это со своего занятия йогой звонила бабушка Гвенни. Она немного запыхалась, потому что перед этим вместе со всей группой лежала в позе кобры.

— Девчонки, я хочу, чтобы вы знали: с Оуэном все будет хорошо! — заявила она. — Ему всего лишь необходима жидкость.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Мэллори. — Тебе позвонил папа?

— Никто мне не звонил, — ответила бабушка.

— Нам с Мередит и своих странностей хватает, — попыталась пошутить Мэллори. — Свихнувшиеся взрослые — это уже слишком.

— Конечно же, ты говоришь не обо мне! — с суховатым смешком воскликнула бабушка. — Я знаю, что вы обеспокоены, и поэтому скоро приеду, чтобы отвезти вас с Адамом в больницу. Вообще-то я уже иду к машине. Интересно, что скажут люди в больнице, увидев такую старушенцию, как я, в веселеньком ярко-желтом трико для занятий йогой?

— Бабушка, ты неподражаема, — протянула Мэллори.

— Я современная девушка, — пропела бабушка Гвенни, и Мэллори впервые за весь день улыбнулась.

Дрю, как это с ним часто случалось, уже опаздывал на работу, поэтому быстро обнял Мерри за плечи, а Мэлли поцеловал в нос.

— Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти, — прощаясь с близнецами, напомнил он.

Они это действительно знали. Дрю уже несколько лет работал в пиццерии «Папа», где в четырнадцать лет уронил на пол свой первый заказ. Его дважды увольняли. Причем оба раза из-за того, что он помогал сестрам Бринн решать их проблемы, о чем Дрю напоминал близнецам при каждом удобном случае. Но Папа Эрни уже не мог без него обойтись и оба раза принял его обратно. Сейчас Дрю зарабатывал около тринадцати долларов в час, что для подростка в Риджлайне было более чем приличным доходом. В несколько прыжков Дрю добрался до выхода, нырнул огненной шевелюрой, венчающей его костлявые шесть футов[5] роста, под косяк старой двери и исчез.

Мерри вытащила Адама из угла кухни, в который братец забился, отчаянно грызя ноготь на большом пальце.

— Успокойся, Муравей. Скоро примчится бабушка и мы поедем проведать нашего великана. Что ты такой перепуганный? Оуэн в порядке. Младенцы — очень выходчивый народ.

— Ты хочешь сказать, выносливый, — вздохнула Мэллори.

— Я сама знаю, что хочу сказать, богиня словесности, — запротестовала Мерри.

Мобильный Мэлли издал два мелодичных сигнала.

— Папа тоже едет в больницу, — прочитав сообщение, произнесла она и тут, как будто впервые, заметила младшего брата и то, как сильно он напуган. — Адам, хочешь рыбных палочек? Не бойся, Оуэн будет здоровее прежнего, как тебе только что сказала наша гениальная сестра. Бабушка тоже так считает.

— Я знаю, — пробормотал Адам, которого все это, похоже, совершенно не убедило.

— Это святая правда, — снова принялась уговаривать его Мерри. — Уже сейчас он чувствует себя намного лучше, чем когда я сюда вошла. — Ну же, Адам, давай я поджарю тебе сыра. Я сделаю горелый, как ты любишь.

— Я не могу есть, — пробормотал Адам.

— Ты не можешь есть? — Мерри делано схватилась за сердце, имитируя приступ. — Приехали! Да ты же ешь, как лошадь!

— Мышка, — произнес Адам, используя детское прозвище, которым он называл обеих сестер и которым они называли друг друга. — Оуэна рвало кровью.

Мэллори уставилась на брата. В ее видении кто-то пытался помочь Оуэну. Да и Луна вела себя очень странно. Еще более странно, чем обычно. Не говоря уже о сжигании детских волос на костре.

Почему от этих видений руки у нее покрываются гусиной кожей?

Затишье перед бурей

Не прошло и недели, как Оуэн снова превратился в маленького эльфа, так хорошо знакомого им, — жизнерадостного, прожорливого и очень смешливого. Он заливался веселым хохотом, когда сестры делали вид, что хотят откусить ему нос, и каждое утро карабкался к ним на кровати. Когда Мерри и Мэлли приходили из школы, Оуэн обычно лежал на полу в кухне и ногами ставил друг на друга гигантские картонные кубики, которые ему подарили на Рождество, после чего пинал их, разбрасывая в разные стороны. К нему вернулся и его аппетит. Он без остатка съедал хлопья «Чирио», обоими кулачками стискивал и запихивал себе в рот вареный горошек и выпивал столько домашнего яблочного компота бабушки Гвенни, сколько ему наливали в его пластмассовую чашечку.

Кризис миновал, а у девочек осталось меньше недели на то, чтобы купить все необходимое для бала в честь Дня святого Валентина. В школе этот бал почему-то считался даже более важным событием, чем вечер встречи выпускников. Близнецы радовались тому, что теперь смогут веселиться безоглядно, с полным на это правом. Еще несколько дней после возвращения из больницы Оуэн был каким-то притихшим и грустным. По утрам, вместо того чтобы бегать и играть, он спал у Саши на руках. Девочки обычно уходили в школу очень рано — их подвозил Дрю, перед уроками игравший в баскетбол. Поэтому они редко пересекались с Сашей.

Но теперь с лица Оуэна не сходила широкая улыбка, демонстрирующая миру целых два зуба. Кэмпбелл даже считала, что эти самые зубы могли стать причиной его болезни.

Этим утром Мэллори даже отпросилась у папы, в магазине которого работала каждое воскресенье с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, для того чтобы купить себе платье. Мередит и представить себе не могла, сколько денег за это время успела накопить ее сестра, славившаяся своей скаредностью. Девочки уже приготовились отправиться в торговый центр в Дептфорд, но мама остановила их, велев сначала позавтракать.

Мередит обреченно вздохнула. Они договорились через час встретиться перед кафе «Латте Джавой» с ее подругами по команде — Нили, Ким и Эрикой. Теперь их ждал интенсивный обмен сообщениями.

— Девочки, я хотела вам сказать, что вынуждена пригласить еще одного бебиситтера, — сообщила мама близнецам, после того как они сняли куртки и положили их на стул у входной двери. — Если в следующем семестре я возьму еще один курс, мне, возможно, удастся впихнуть всю программу в полтора года.

— Мама! — запротестовала Мэллори. — Пять ситтеров?

— Бабушка Гвенни уже немолода, Мэллори. Кроме того, у нее есть своя жизнь, знаешь ли. У Саши две работы и занятия в школе. То же самое касается миссис Квинн, то есть Карлы. Она хочет стать медсестрой.

— Почему бы тебе, в таком случае, не нанять одного человека? — спросила Мэлли. — Или ты думаешь, что все это идет Оуэну на пользу? Он уже не знает, с кем ему придется иметь дело через пять минут.

— Я пыталась нанять одного человека. Услуги такой няни стоят двадцать долларов в час! — сообщила дочери Кэмпбелл.

— Но это было бы намного лучше, — настаивала Мэллори, у которой перед глазами продолжала стоять тонкая рука, вытирающая Оуэну подбородок.

От этого видения у нее до сих пор по спине бегали мурашки, причину которых она не могла понять.

— А ты предпочла бы отдать его в детский сад? — возмущенно спросила Кэмпбелл, уперевшись руками в бока.

— По крайней мере, там им не будут заниматься двадцать семь человек по очереди, — парировала Мэллори.

Она присела к столу и положила голову на руки, пытаясь включить ясновидение. Но оно не включалось. Что же ее беспокоит? Почему она придает такое значение всяким мелочам? Ведь с Оуэном все в порядке!

— А это ничего, что он представляет собой рассадник микробов? Во всяком случае, садик в Киттико именно такой. И дети там целыми днями сидят в манежах! Лично я считаю, что чем больше людей любит малыша, тем лучше. Много любви не бывает! Особенно если речь идет о людях, которые заботятся о ребенке в его родном доме. Но если ты готова отказаться от субботних тренировок по футболу и от работы в папином магазине по воскресеньям, я могу не приглашать эту Мелиссу Хардести. Она учится в колледже, а ее мама — врач в нашей клинике. Так что я ее знаю. Я же не приглашаю людей с улицы!

— Сашу ты не знала! — возразила Мередит. — Ты побеседовала с ней минут десять, не больше, и тут же взяла ее на работу.

— Сначала я все о ней разузнала. Ее даже за превышение скорости ни разу не останавливали!

— Да ладно, Саша хоть приятная, — махнула рукой Мередит. — Но как насчет Луны?

Кэмпбелл отвернулась к плите, чтобы перевернуть оладьи, которые жарила на завтрак. Сестры редко видели, чтобы мама готовила. А после того как она стала студенткой и родила ребенка, это стало происходить и того реже. Поэтому, смирившись с тем, что пришлось отложить выход из дома, близнецы обрадовались возможности полакомиться домашней пищей.

— Да почему я вообще это с вами обсуждаю? — обратилась мама к плите, видимо, не рассчитывая услышать ответ от дочерей. — Луна — прекрасная девочка. Да, она необычная. И мама у нее необычная. Но Луна просто находится в поиске. Она хорошо учится. Она не употребляет наркотики. А если бы странное поведение было преступлением, то вы, мои дорогие доченьки, уже давно отправились бы за решетку. Вы все еще общаетесь на какой-то тарабарщине, как будто вам по пять, а не по пятнадцать лет.

— Мэллори права, — подала голос Мередит. — Это, конечно, твоя жизнь, мама, но речь идет также о нашем доме и нашем личном пространстве.

Кэмпбелл безмятежно перевернула оладьи, но уже в следующую секунду взорвалась негодованием. Ее темперамент был семейной легендой.

— Ах, ну да, Мередит! — воскликнула она. — Как же я забыла, что прежде всего обязана позаботиться о твоем личном пространстве. А я-то сосредоточилась на пятидесятичасовой рабочей неделе, двадцати часах занятий, воспитании четверых детей, которым я надеюсь помочь оплатить колледж, и переживаниях о том, что с июля практически не видела мужа! Вот дура-то!

— Ты неправильно ее поняла, — вступилась за сестру Мэллори. — Мы беспокоимся об Оуэне. Ты же сама знаешь, что с ним случилось.

— Мэллори Арнесс Бринн, — сурово заявила мама, — я благодарю Господа за то, что в тот день, когда заболел Оуэн, здесь находилась Карла Квинн, имеющая медицинскую подготовку! Да, я знаю, что вы за глаза называете ее Большой Карлой, и согласна с тем, что она не блещет интеллектом. Но она трудяга и очень хорошая санитарка. А вы просто… избалованные девчонки, привыкшие к тому, что ваша мама две недели работает, а следующие десять дней… прислуживает вам.

— Да ладно, мама, прости, — пробормотала Мэллори.

Близнецы молча доели свои оладьи.

— Я принимаю ваши извинения, — наконец ответила Кэмпбелл. — А теперь бегом на красный автобус. И не забудьте по дороге побеседовать со всеми психами, которые вам встретятся. Если они будут предлагать подвезти вас домой, смотрите, не отказывайтесь.

— Мама, нам уже по пятнадцать, а не по шесть лет, — буркнула Мерри.

— Лейбайт, — предостерегла ее Мэллори, что на языке близнецов означало: «Хватит болтать».

Ей совсем не хотелось разгневать маму второй раз подряд.

— Я забыла, что пятнадцатилетние девочки никогда не становятся жертвами психов, — всплеснула руками Кэмпбелл. — А если серьезно, девчонки, желаю хорошо провести время. Жду вас к обеду.

— Она еще в том настроении, — заметила Мэлли, пока они бежали к остановке.

Красный автобус под названием «Кратчайший путь» для близнецов стал настоящей манной небесной, поскольку они были самыми младшими в своем классе и у них, кроме Дрю и отца, было очень мало приятелей с автомобилями.

К счастью, в прошлом году город обзавелся микроавтобусами.

Красные «трудяги» разъезжали во все четыре конца Риджлайна и дальше, к техническому колледжу и Дептфорд-Мол на севере и Киттико на западе, где находился огромный магазин распродаж, занимавший целых три квартала. За один доллар человек мог кататься по городу целый день, и кое-кто из пожилых жителей именно так и поступал, выходя то у библиотеки, то у церкви, и в свое удовольствие разгуливая по магазинам подержанных товаров. Даже дедушка Бринн был вынужден признать, что в притоке новых денег в город есть свои преимущества.

Младшие школьники теперь тоже получили возможность добираться до кинотеатра или торгового центра, в то время как раньше их подвозили туда отцы, в обмен на что бедняги были вынуждены, скрепя сердце, позволять этим самым отцам обнять себя на прощанье.

Для покупок Мэлли и Мерри взяли с собой большие пакеты, которые туго скатали и спрятали в сумочки.

По пути Мэллори разглядывала горный кряж Плачущей женщины, где два года назад насмерть разбился Дэвид Джеллико. Незадолго до этого Мередит «увидела» кладбище, где он хоронил убитых им животных. А потом Мэллори увидела сон, ясно указывавший на то, что скоро там будет лежать девочка.

Неподалеку находился старый летний лагерь Бриннов, где каждый год в июле на две недели собирались все тетушки, дядюшки, кузены и кузины близнецов. Там, наверху, за исключением вечнозеленых растений, все деревья походили на те, что дети рисуют в своих альбомах. Их кривые неподвижные ветви простирались низко над землей, похожие на лапы каких-то хищных птиц. Смотреть на дорогу Мэллори не хотелось. Вид растаявшей снежной каши наводил на нее тоску.

— Я безнадежна, — вдруг заявила Мередит.

— Тут я с тобой согласна, — поддразнила сестру Мэллори.

— То есть я хочу сказать, что надеяться мне не на что. Я до потери пульса флиртую с Сэмом Лидо и Картером Росковом, а они продолжают, как маленькую, гладить меня по головке. Сэм не видит никого, кроме Элли, а Картер либо голубой, либо встречается с какой-нибудь студенткой.

— Я понимаю, Мередит, что тебе трудно в это поверить, но на земле существуют парни традиционной ориентации, которые не желают немедленно падать к твоим ногам, — съязвила Мэлли.

— С каких это пор? — совершенно искренне удивилась Мерри. И решила перевести разговор на новости сестры. — Вот мы едем покупать тебе платье. Кто бы мог себе такое представить! Год назад ты ни за что не согласилась бы его надеть, да никто и заставлять бы тебя не стал!

— Если честно, то мне не хочется его покупать, — призналась Мэлли. — Но одалживать платье у кого-то мне не хочется еще больше. Для Дрю это последний школьный вечер, не считая выпускного. Да оно мне и в следующем году пригодится.

— Разве ты не собираешься хранить ему верность, пока он будет учиться в колледже?

— Я тебя умоляю! — засмеялась Мэллори. — Он будет в Аризоне! А я нужна ему только потому, что это удобно.

— Ты сама в это не веришь, — покачала головой Мерри. — На самом деле ты его любишь.

— Да, это так. Люблю, и очень сильно. Но расстояние убивает любовь. Я не хочу, чтобы он сделал мне больно, — выпалила Мэллори в приступе откровенности. — Кроме того, в колледже его будут окружать девушки постарше и покрасивее. А я даже по меркам Риджлайна в красавицы не гожусь.

И правда, пожалуй, ни Мэллори, ни Мередит хорошенькими не были. Зато обе обладали высокими скулами, яркими полными губами и густыми черными волосами, которые обещали в будущем сделать их настоящими красавицами. Если бы жителей Риджлайна спросили о близнецах Бринн, они описали бы их маленькие и очень подвижные тела, веснушки и серые, как речная вода, глаза. Вообще, все близнецы считаются «симпатичными». Поэтому о сестрах Бринн так и говорили — милашки.

— Да брось ты! Он тебя любит с тех пор, как тебе исполнилось десять лет. Однако должна признать: это очень странно — целоваться с парнем, с которым ты играла в песочнице, — сообщила Мэллори сестра. — Но я всегда думала, что ты выйдешь замуж за человека, живущего по соседству. Как в старом кино.

— Нет. В следующем году я определенно буду открыта для новых предложений, — тряхнула головой Мэллори. — Так что платье мне очень пригодится.

— Ты такая лгунья!

— Может, и да. А может, и нет. Но я не хочу, чтобы меня бросили. А теперь давай подумаем о наших текущих проблемах.

Текущей проблемой Мэллори были страдания из-за неизбежной дыры в сбережениях, которые она копила много лет, по воскресеньям работая в папином магазине. Мерри решила одолжить платье у своей подруги Нили Чаплин, которая, хотя и не была богатой, все же находилась гораздо ближе к этому вожделенному состоянию, чем большинство жителей Риджлайна. Она жила на Хэвен-Хиллс, где некогда располагалось огромное ранчо, ныне застроенное гигантскими особняками. Там было даже поле для игры в гольф. Одежду Нили заказывала у самых знаменитых дизайнеров, к которым ее мать, Си-Си, имела самый непосредственный доступ, являясь владелицей сети бутиков, специализирующихся на шляпах, сумках и ювелирных изделиях. Нили и Мерри собирались на бал со всей командой, участницы которой по странному совпадению до сих пор не обзавелись приятелями. («А ведь мы самые популярные ученицы в школе! — причитала Мерри. — Как такое возможно?!») Вообще-то, Мерри считала, что одалживать платье вместо того, чтобы купить новое, способна только законченная скряга. Ведь у нее самой и двадцати долларов в кармане никогда не задерживалось. «С другой стороны, зачем тратить деньги, — вслух рассуждала она, — ради такого испытанного и даже немного поднадоевшего приятеля, как Уилл Брент?»

— Я знаю, что мы едем покупать платье для меня, — заговорила Мэллори. — Ходить по магазинам и ничего не купить — это все равно что человеку с аллергией на какао очутиться на шоколадной фабрике. Но на самом деле я рада, что ты едешь со мной. Я понятия не имею, что мне идет, а что — нет. Я вообще в шмотках не разбираюсь. Точка.

— Неужели это та самая сестра, которая делала вид, что рыгает, каждый раз, когда я наряжалась? — спросила Мерри, даже на пробежку никогда не выходившая без туши на ресницах и блеска на губах. — Ты прошлой весной столько тряпок накупила…

— В этих тряпках не ходят на танцы, — коротко бросила Мэлли. В последний раз она ходила по магазинам со своей ныне исчезнувшей подругой Эден. — Я смиренно прошу тебя о помощи, о святая покровительница торговых центров.

Тут к ним подбежали Нили, Ким и Эрика.

— Мэллори покупает платье для бала, — сообщила им Мередит на тот случай, если кто-то этого еще не уловил.

— Мэл, ты могла взять какое-нибудь из моих платьев, — удивилась Нили.

— Думаю, мне пора шагнуть в относительную взрослость, — заявила Мэллори. — Сколько можно лягаться и отбиваться. По крайней мере, на этом пути меня будет сопровождать Чудо-Покупатель.

Ким тоже собиралась купить платье, только она хотела сделать это в бутике «Литтл-Люкси», а не в «Хардвик». Нили приехала за какими-то учебниками, а Эрика решила раскошелиться на средства по уходу за кожей. Мэллори втихомолку радовалась тому, что никто, кроме сестры, не увидит, как она будет примерять платья, пытаясь заставить их выглядеть сексуально на теле, похожем на тонкий и низкий фонарный столб.

Однако платье, которое удалось найти близнецам, решило все ее проблемы.

Оно было черным и немного не доходило Мэллори до колен. Оно было усеяно блестками, но выглядело роскошным, а не дешевым. Оно было гибким и свободным одновременно, как нечто, сотворенное самой природой. Платье подчеркивало ее сильные плечи и мягко округляло практически несуществующую грудь. В дополнение к этой красоте у каждой из девочек имелось по одной жемчужной сережке, из которых они могли при желании составить пару. (В ушах близнецов было по три прокола, причем самый первый сделали еще при рождении, чтобы помочь родителям различать своих детей). После того как платье было куплено, Мерри настояла, чтобы сестра приобрела серебряные лодочки на трехдюймовом каблуке.

— Но я же собираюсь танцевать! — взвыла Мэллори, обувшись в лодочки.

Они были ей как раз, но до зеркала она доковыляла, хватаясь за спинки стульев.

— Мне нужны туфли для танцев. Если я попытаюсь плясать в этом, все закончится сломанной лодыжкой.

— Какая же ты глупая, — вздохнула Мерри. — У тебя есть целая неделя на то, чтобы к ним привыкнуть. Переноси вес на подушечки пальцев. Да, вот так. Подушечки, вес, шаг… Оп, оп, оп, оп…

— Вау, Мэллори! Ты как будто сошла с подиума! — произнес рядом с ними мягкий голос с едва заметным техасским акцентом.

Девочки, как по команде, подняли головы и увидели бебиситтера номер два, Сашу Авери.

— С Оуэном все в порядке? — спросила Саша. — Вы мне тогда так и не позвонили, мисс Мерри. Пришлось самой звонить вашей маменьке!

— Прости, Саша, — заторопилась Мерри. — Но мы тогда вообще были не в себе.

— Да ладно, не извиняйся, — улыбнулась Саша. — Должна заметить, это просто сказочные туфли! Они замечательно подходят под платье, которое ты меряла.

— Спасибо, Саша. Ой, помогите! Вот блин! Я чувствую себя не в своей тарелке. Я надеялась, что меня здесь никто не заметит, — пожаловалась Мэллори. — Я ощущаю себя полной дурой, а эти штуки на ногах меня окончательно доконают.

— К каблукам надо привыкнуть, — утешила девочку Саша. — На моей старой работе… в моей старой школе девчонки носили их со всем подряд, не снимая. Даже с джинсами. Я к ним так привыкла, что чувствовала себя, как в шлепанцах. А мне надо найти что-нибудь, что подойдет к платью, которое я надевала еще в Далласе. У него два кринолина и корсет.

— Что такое кринолин? — пожелала знать Мерри.

— Это большая пышная юбка, которая надевается под платье. Ну да, я понимаю, что это звучит тупо. — Саша подняла руку, предупреждая протесты девчонок. — Но эта штука сразу выделяет тебя на общем фоне. Это такая гигантская комбинация, которая заставляет платье стоять, как наряд Золушки. Как во время Гражданской войны. Девушки тогда не носили эти тонюсенькие сорочки, хотя мне без такой не обойтись. Я их просто обожаю. Я также хотела скрыть свою здоровенную задницу. Под пышной юбкой ее не будет видно. Когда девушки отправлялись на свой первый бал…

— Что такое первый бал? — поинтересовалась Мерри.

— Ну, это вечеринки, которые родители устраивали для девушек моего возраста, чтобы ввести их в соответствующее общество и представить нужным парням, — пояснила Саша. — У меня были подруги, для которых такие балы устраивались, так что я на них бывала, хотя мои родители не относились к этому обществу. Впрочем, парни там были по-настоящему клевые. Воображалы, конечно, но все равно классные.

— Саша, я не думаю, что ты много потеряла. Это похоже на выгуливание принцесс перед принцем, чтобы он мог кивнуть одной и отмахнуться от другой, — заявила Мэллори. — Я думала, что все это осталось где-то в средневековье.

— В общем, ты права, — жизнерадостно подтвердила Саша. — Хотя, когда я была маленькой, то считала, что это просто здорово. Я укутывалась в мамино платье и представляла себя на первом балу. Об этом мечтают все маленькие девочки.

— А у твоей мамы… э-э… был первый бал? — спросила Мэлли.

— Ну… да. У ее отца были деньги, пока он их все не пропил. Мама выходила замуж трижды, и всякий раз новый муж оказывался богаче предыдущего. Впрочем, мы с сестрой были им совершенно не нужны. — По хорошенькому личику Саши промелькнула тень, поразившая Мэллори в самое сердце. Но в следующее мгновение мисс Авери уже улыбалась так, будто рекламировала зубную пасту. — Обязательно научись ходить на каблуках. Красота требует жертв! Эта истина остается в силе. Вы, девчонки, такие тощие от природы, что вам можно не волноваться о том, что лишний кусочек немедленно отложится у вас на заднице. И все же вам придется осваивать грациозную походку! Вы должны не идти, а плыть, как лебеди.

Саша прошлась походкой девушки на конкурсе красоты.

— Это неправда! — засмеялась Мэллори. — Насчет калорий. Да, я ем, как ломовая лошадь, но все расходую на футбольном поле. Что касается Мередит… я думаю, ее тоже можно назвать спортсменкой.

— Она потрясающая гимнастка. Ты бы попробовала хоть ненадолго поменяться с ней местами, Мэлли. Ты бы вышла с тренировки измочаленная!

— Да я скорее застрелюсь, чем опущусь до такого, — отрезала Мэл.

Мерри даже не моргнула. Она привыкла к подобному шовинизму сестры, всем сердцем ненавидящей чирлидинг.

— С кем ты идешь на бал? — спросила Мерри. — Ведь это платье для бала?

— Я пригласила Сойера Браунли. Вы его знаете? Такой милашка! Он настоящий джентльмен. Почти как у нас, в Техасе.

Сойер Браунли жил по соседству с подругой Мерри, Нили. «Он, наверное, специально учился танцевать вальс и пользоваться столовыми приборами за обедом, — подумала Мэллори. — В отличие от Дрю, который и одной вилкой пользоваться не умеет».

— Увидимся завтра утром. Я приду, чтобы присмотреть за моим маленьким солнышком! Я так рада, что Оуэн поправился!

В этот момент все трое заметили Карлу Квинн. Она стояла в нескольких футах от них и разглядывала стенд с подарками к Дню святого Валентина — плюшевыми мишками и грузовичками с шоколадными сердечками внутри.

— Привет, Карла! — окликнула ее Саша. — Хочешь что-то купить?

— Моя дочка теперь ест только самый изысканный шоколад, — с кислым видом ответила Карла. — И еще она требует одежду, одежду и еще раз одежду. А эти игрушки напомнили мне о моем маленьком мальчике.

— Сколько ему? — тут же спросила Мерри. — Я и не знала, что у тебя…

— Мне пора, — прервала ее Карла и зашагала прочь.

Саша повернулась к Мэлли и Мерри.

— Карла держится так враждебно! — заметила она. — Я не понимаю, что ваша мама в ней нашла.

— Мама говорит, что она хорошая няня, — ответила Мэллори. — Оуэну она нравится.

— Лично мне она кажется очень странной, — ответила Саша. — Но вашей маме виднее. Ну да ладно. Мне тут еще кое-что надо поискать. Пока.

Она медленно удалилась, время от времени касаясь то одной, то другой пары обуви. Мэллори сняла туфли, которые примерила перед появлением Саши.

— Ты победила, Мышка, — обернулась она к Мерри. — Я в них простояла столько времени, и ничего. Я буду тренироваться. Подушечки, вес, шаг, подушечки, вес, шаг. Слушай, я уже не могу ни на что здесь смотреть. Пошли поедим? Пожалуйста…

— Еще одна остановка, — покачала головой Мерри. — Без глаз с поволокой эффект будет неполным.

В отделе косметики Мерри с точностью хирурга ловко выбрала идеальное сочетание подводок, теней и румян для своей сестры.

— Давай создадим тебе новый имидж, — предложила она. — Это бесплатная услуга.

— Хватит, Мер, — взмолилась Мэллори. — Меня уже тошнит от покупок.

— Бог ты мой! Как можно устать, проведя в магазине меньше часа? Шоппинг с тобой — все равно что свидание с мертвецом.

— Тебе лучше знать, — отозвалась Мэллори. — Я никогда не видела ни одного мертвеца. Во всяком случае, разгуливающим по улице.

Мередит закатила глаза. Поскольку она умела заглядывать в далекое прошлое, в разные моменты жизни ей приходилось видеть людей, которых она описывала сестре как «фактически мертвых». Мэллори оказалась неспособной понять в данном случае термин «фактически», но Мерри очень не любила распространяться на эту тему. Это затрагивало вопросы религии, на которые она, по ее собственным словам, не могла ответить с полной уверенностью. Во всяком случае, пока.

— Жаль, что ты не видишь привидения, — задумчиво произнесла Мередит, нанося различные оттенки основы под макияж на щеки сестры. Случайному прохожему могло показаться, что перед ним два совершенно одинаковых человека, один из которых не умеет разговаривать. Мэллори стояла, застыв, как манекен, и только широко раскрывала глаза, имитируя ужас. — Они совсем не такие, как ты думаешь, — продолжала Мерри. — Они интересные. В последнее время их появляется все больше. Киич иннис, — перешла она на их тайный язык, заметив удивленно приподнятые брови консультанта.

Услышав эти слова, означающие «у нас дома», Мэлли распахнула глаза еще шире, и на этот раз уже от настоящего беспокойства.

— Мне уже можно шевелить губами? — спросила она.

Мерри с довольным видом кивнула.

— У нас дома? Ты часто видишь привидения в нашем доме? Больше привидений? Или они появляются чаще?

— Не только у нас дома, — спокойно продолжала Мередит. — Я их и в других местах вижу. Должна заметить, ты выглядишь отлично. Тебя не узнать. У меня все-таки талант. Макияж почти незаметен.

— Значит, я должна заплатить пятьдесят шесть долларов за то, что никто все равно не заметит, — заключила Мэллори. — Но мы говорили о привидениях, Мер. Где они у нас дома, и где еще ты их видишь?

— Ну, конечно же, я вижу их на кладбищах, когда мы проезжаем мимо.

— Ночью? — растерялась Мэлли.

— Не будь дурочкой. Как будто привидениям не все равно, день или ночь, — хмыкнула Мерри.

Продавщицы уже откровенно прислушивались к странному разговору, но Мередит наслаждалась их вниманием и беспокойством сестры. Хотя привидения нисколько не пугали саму Мерри, она знала, что остальные люди их боятся. Неизвестность всегда страшит больше, чем любые фантазии.

— Что же они делают? — продолжала расспрашивать Мэллори. — Я имею в виду, на кладбищах?

— А как ты думаешь, что можно делать на кладбищах? — удивилась Мерри. — Просто сидят и беседуют. А на улицах делают то же, что и все остальные, только, кроме этого, будто ищут что-то, что мы не способны увидеть. Однажды, в прошлом году, я увидела мужчину, который сначала заглядывал в крошечное озерцо на поле для гольфа возле бабушкиного дома, а потом поднимал голову и смотрел в небо. Я поняла, что он разглядывает дом, который когда-то… я не знаю, как давно… стоял на этом месте… И еще я видела женщину. Она спустилась с горы в одной ночнушке. Она шла босиком по снегу, но не по тропинке.

— Вам… вам нужны… э-э… образцы? — поинтересовалась продавщица.

— Еще бы! — оживилась Мередит, и девушка, которой, наверное, было чуть за двадцать, набила полный пакет увлажнителями и крошечными духами-спреями. — Спасибо и до свидания.

Девушка кивнула и ринулась в подсобку.

— Она просто хотела от нас избавиться, — заметила Мэллори. — Что, если она кому-нибудь расскажет?

Мередит улыбнулась.

— Раньше меня это тоже беспокоило… Но как ты считаешь, что подумают люди, если она им это расскажет?

— Могу себе представить. — Мэллори тоже улыбнулась. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне об этом поподробнее, Мер.

— Охотно. Только я не собираюсь говорить о бессмертии, потому что не знаю, кто такие привидения — оттиски памяти или настоящие души.

— Больше всего меня интересуют привидения, которые появляются у нас дома. Но сначала уведи меня отсюда, Мер. Пойдем поедим пиццы. У меня голова кружится.

Они зашагали к выходу.

— Вон опять Саша, — кивнула Мэллори. Та все еще была в обувном отделе. Она сидела на стуле, а рядом с ней громоздились коробки с туфлями. Не меньше пятнадцати штук. — Странные вещи она рассказывает, — продолжала Мэлли. — Делает вид, что хочет стать медсестрой, начать делать карьеру, получить стипендию… Но ведь видно, что она просто хочет выскочить замуж за мужичка побогаче.

— У медсестры очень много шансов найти богатого мужа, — пожала плечами Мередит и помахала Элли и Эрике, которые шли им навстречу. — Медсестры выходят замуж за врачей.

— А как же мама? Она вышла за футболиста с травмированными коленями и ученой степенью по американской литературе! Если бы папа был врачом, нам не пришлось бы по семьдесят часов в неделю заниматься домашним хозяйством!

— В данном случае повезло папе. Конечно, прежде чем мама разбогатеет, мы успеем окончить колледж. Так что нам придется выживать в одиночку, без ее помощи. Я буду просто вынуждена найти себе богатого мужа и все такое, — копируя Сашину манеру речи, произнесла Мерри. — Разве вы не находите, что я на свете всех милее, всех румяней и белее?

— Мередит, ты такая прикольная, — улыбнулась Мэллори. — Я не понимаю, почему ты до сих пор никого себе не нашла.

Они прошли мимо фонтана и уловили горячий, одновременно ужасный и прекрасный аромат, источаемый изделиями заведения «Латте Джавой» и пиццерии «Папа», расположенными в конце аллеи.

— Слушай, пока мы здесь, надо купить подарок папе на день рождения, — вспомнила Мерри.

У Тима, как и у Адама, день рождения приходился на апрель. С последним все было просто. На Рождество ему подарили iPod, и девочки сбросились, чтобы за пятьдесят долларов купить ему карту памяти, на которую он сможет закачать музыку. По пути им попалась аптека «Си-Ви-Эс», зайдя в которую, они чуть было не купили электрическую зубную щетку, прочитав на упаковке, что та полезна для «стареющих десен». К счастью, сестры сошлись на том, что это дурацкий подарок, напомнивший им, как однажды на годовщину свадьбы Тим подарил Кэмпбелл медленноварку, в которую она уже на следующий день посадила кактус. Отец даже пикнуть не посмел.

Они бросились бежать, чтобы не опоздать на встречу с Элли и Эрикой. К тому времени, когда, час спустя, они уничтожили огромную пиццу «Монца четыре сыра», которую Дрю продал им со скидкой, торговый центр уже готовился к закрытию. Мать Элли приехала за дочерью и Эрикой, чтобы отвезти их в спортивный зал, где они воскресными вечерами отрабатывали сальто. Мерри любила повторять, причем с весьма самодовольным видом, что очень рада тому, что освоила сальто, когда ей было шесть лет. Выйдя из пиццерии, близнецы помахали на прощание Дрю и вскочили в подъехавший к остановке красный автобус.

Забросив покупки на полку, они откинулись на спинки кресел. Вдруг Мередит с силой ткнула сестру в плечо.

— За что? — возмутилась Мэлли.

— За то что ты обозвала меня неудачницей.

— Когда?

— Когда сказала, что мне не с кем идти на бал. «Меня это никак не характеризует», — вот что сказала бы ты, оказавшись на моем месте.

— Блин, я думала, ты серьезно, — улыбнулась Мэлли. — Как бы то ни было, извини… Кстати, о бале… Какую верхнюю одежду надевают поверх платья без рукавов? По закону подлости обязательно навалит снегу. Могу себе представить, как ты будешь выглядеть в платье от Стеллы МакКартни и парке.

— Ты могла бы надеть старую мамину пелерину. Попроси бабушку, чтобы она ее немного укоротила. А у платья, которое я беру у Нили, длинные рукава…

Мерри запнулась, не договорив. Она видела звезду экрана Джеймса Дина только в старых фильмах, но мальчик, который стоял под фонарем у ворот в Дептфорд-Молл, невероятно походил на знаменитого актера. Его белокурые волосы были коротко подстрижены на висках и ниспадали длинной вьющейся копной на лоб. Держа руки в карманах потертой коричневой кожаной куртки, он прислонился спиной к фонарю, освещавшему безжизненную клумбу, где уже совсем скоро предстояло распуститься ярким цветам. Когда автобус подъезжал, он поднял голову, и Мерри показалось, что она взглянула в лицо ангелу. Он был невысок, может, всего на шесть или семь дюймов выше Мерри, но опа обратила внимание на его сильные плечи, обтянутые кожаной курткой. Даже в сгущающихся сумерках Мередит увидела, что в его синих, как морская гладь, глазах светится невыразимое одиночество, от которого у нее закружилась голова. В школе они только что приступили к изучению «Ромео и Джульетты», а также к сравнительному анализу творчества Шекспира и Кристофера Марлоу.[6] Мередит уже успела решить, что она назовет одного из своих пятерых детей Кристофером Марлоу. Впрочем, дома она собиралась называть его Кит, как обращался к своему другу Шекспир.

— Кто полюбил, не с первого ли взгляда?[7] — неожиданно прошептала она.

— Что? С чего это ты вдруг бубнишь слова песен?

— Это стихи. Посмотри на этого мальчика, Мэллори. Разве он не прекрасен? Все остальные, включая Дрю, ему и в подметки не годятся.

— Какого мальчика?

Мэллори уставилась в окно. Сумерки успели сгуститься в непроглядную тьму, а сквозь стекло, которое какой-то малыш с липкими от сладостей пальцами успел использовать в качестве мольберта, вообще ничего не было видно.

— Ты что, ослепла? Вон под тем старомодным фонарем. Оглянись и посмотри повнимательнее. Только не пялься на него. Просто взгляни.

— Не имеет никакого значения, пялюсь я или нет, — пожала плечами Мэлли. — Там все равно никого нет.

— Он уже ушел! Я же просила тебя посмотреть! Мэл, разве ты не видела мальчика в кожаной куртке? Он бесподобен. У него даже походка сексуальная.

— Я уверена, что так и есть, — хмыкнула Мэллори. — Не считая того, что у тебя галлюцинации. На этой парковке вообще никого нет, кроме старого мистера Хайленда, который живет неподалеку от тети Кейт. Во всяком случае, я думаю, что это мистер Хайленд. Вон тот мужчина с большой матерчатой сумкой? О боже, как я устала от маленького городка! Я поступлю в колледж… в Лондоне или… в Индиане… Где угодно, лишь бы не видеть постоянно одни и те же лица.

— Это лицо я готова видеть каждый день… и по два раза в день. Я должна узнать, кто он! — воскликнула Мередит, щелчком открывая телефон. — Это работенка для Нили Чаплин.

«Это точно», — подумала Мэллори. Хотя еще год назад Нили была одним из капризных городских растений, пересаженных на совершенно непривычную почву, она стремительно пустила корни и освоилась в новой обстановке. У нее был талант к всевозможной общественной деятельности. За несколько месяцев она успела создать сеть, с молниеносной скоростью собиравшую и распространявшую всевозможного рода сплетни, и по праву могла считаться круглосуточным бюро новостей. И хотя сестер регулярно наказывали за безудержный обмен СМС, Мэллори считала, что им далеко до Нили, большие пальцы которой работали гораздо быстрее, чем у большинства помешанных на видеоиграх тинейджеров. Мэлли часто говорила сестре, что, если бы существовали соревнования по скорости передачи сообщений, Нили неизменно занимала бы первые места.

Именно этим и хотела воспользоваться Мерри.

Мальчик в коричневой кожаной куртке

— Я с тобой не разговариваю, — сказала подруге Нили, когда, улыбаясь, как идиотки, они спрыгнули вниз, каждая со своей пирамиды.

— А что я сделала? — сквозь зубы поинтересовалась Мерри, резко опуская вниз плечо и делая первые па танца.

После похода сестер в торговый центр прошло уже четыре дня.

— Ты уничтожила мою идеальную репутацию человека, способного выяснить все о любом интересном парне, находящемся в радиусе пусть даже пяти километров от меня, — ответила Нили. — Во всяком случае, пока у меня ничего не вышло.

— Так значит, ты не знаешь, кто он, — произнесла Мередит, упав в поперечный шпагат и бешено размахивая руками над головой.

— Ты уверена, что он не был здесь проездом? Может, он сразу сел в автобус и уехал? — спросила Нили.

Девочки совершили финальный прыжок и вместе с подругами убежали в угол, ожидая, когда снова заиграет музыка, подавая сигнал к их последнему выходу.

— Нет, он живет здесь. Я в этом уверена, — помотала головой Мерри. — Нилс, я в шоке. Это же твое… искусство. Твой талант.

— Проблема не во мне, и мой талант ни при чем. Просто ты дала мне слишком мало информации. Мне нужны четкие данные. Рост, вес, цвет волос, манера одеваться, — отрезала Нили. — А не просто «ах, он такой сексуальный и носит куртку».

— Ну хорошо, дай подумать… у него светлые волосы… длинные, — заговорила Мерри. — Впереди очень длинные. Если бы они намокли, то наверняка закрыли бы ему глаза.

Раздался резкий звук свистка.

— Простите, девушки, что перебиваю, — прозвучал над ухом голос тренера Эверсон, — но я рассчитываю закончить сегодняшнюю тренировку. Давайте начнем с шестнадцатого такта. Поехали.

Сразу после тренировки Нили убежала на занятие латынью с репетитором. После обеда в пятницу ей предстояло сдавать тест в частной школе в Киттико, которую она по настоянию родителей посещала три раза в неделю. В Риджлайне изучали только испанский и немецкий, а Чаплины были убеждены, что Нили станет врачом или юристом, как ее отец, и поэтому в восьмом классе их дочь приступила к изучению латыни.

Итак, Мередит пришлось смириться с тем, что она не сможет поболтать о поразившем ее воображение пареньке. На самом деле она не горела желанием, чтобы ее лучшие подруги развернули СМС-кампанию по выяснению его личности. Она и так знала, что обязательно его встретит. Все, что ей оставалось делать, это ждать. Но ожидание показалось ей невыносимым. Мередит хотелось все время говорить о нем, однако, по причине, которой она и сама не понимала, не с Мэллори.

Ох уж это ожидание!

Мередит казалось, что еще немного — и она начнет отсчитывать часы, тянувшиеся бесконечно.

Одеваясь на бал, Мередит еще не знала, каким коротким на самом деле окажется ожидание. И не ведала, что скоро ей уже не понадобится помощь в отношении загадочного паренька.

Незнакомец на вечеринке

— Вы только взгляните на моих красавиц! — восторгалась Кэмпбелл, когда настал вечер бала.

В компанию «красавиц» она включила и Сашу. Кэмпбелл обняла девушку за плечи, и близнецы нисколько не возражали. В конце концов, сегодня утром Саша присматривала за Оуэном. (Луна, которая с презрением относилась к школьной деятельности и игнорировала любые мероприятия, должна была прийти позже, перед тем как Кэмпбелл уйдет на ночную смену). Их отец все еще находился в магазине, где ему предстояло оставаться до полуночи и даже позже из-за «бешеной распродажи в „Спорттоварах Домини“», которая обычно начиналась после Рождества и заканчивалась только первого марта.

Поскольку семьи у Саши, по существу, не было, суетиться вокруг нее было некому. Она не жаловалась, но Кэмпбелл принимала ее судьбу очень близко к сердцу. Сашу такое внимание трогало настолько сильно, что она приехала задолго до назначенного времени. Сразу поднявшись в комнату близнецов, она надела свой кринолин и несколькими ловкими движениями превратила абсолютно прямые волосы Мередит в буйство струящихся локонов. Кринолин был таким широким, что перегородил всю расположенную под самой крышей спальню, но Мерри этого не замечала, не в силах поверить в преображение, происшедшее с ее волосами.

— Как ты этому научилась? — спросила она у Саши.

— Да так, дурачились… — пожала плечами та.

Затем она через голову надела свое бледно-желтое платье-бюстье и превратилась в героиню старых фильмов, которые мама заставляла близнецов смотреть в кинотеатре «Белль-Арт», чтобы они не выросли «некультурными». Но больше всего она походила на Золушку, вплоть до украшенных желтыми розочками туфелек на люцитовых[8] каблуках.

— Где ты взяла эти туфли? Точно не в Риджлайне! — воскликнула Мередит.

— Я купила их с рук в Интернете. Одна женщина на моей основной работе недавно приобрела ноутбук и разрешает мне им пользоваться. Она очень приятная и совсем еще не старая. Всего несколько месяцев назад все время возилась в саду и по дому, но теперь она очень больна.

— Как жаль, — вздохнула Мэлли. — Ну, по крайней мере, она не брюзжит.

— Нет, но слабеет с каждым днем, — тихо ответила Саша. — Мне кажется, ей осталось недолго, и от этого мне очень грустно.

— Эй, девчонки, быстро сюда, — позвала их снизу миссис Бринн.

Они начали по очереди спускаться по лестнице, а Кэмпбелл и соседка, миссис Вогхэн, защелкали фотоаппаратами. Сначала они сфотографировали близнецов вместе, потом близнецов с Сашей, потом Мэллори и Дрю, а также Нили и Мередит, которые должны были ехать на бал, но не обратно, в одной машине с Дрю и Мэллори… («Я останусь у Нили, — заявила Мерри. — Ее папа заберет нас из школы или пришлет за нами водителя»).

После сорока или пятидесяти снимков Дрю не выдержал.

— Прекратите! — завопил он. — Я уже ничего не вижу правым глазом!

Наконец Кэмпбелл сфотографировала всех на свой телефон и отправила снимок в магазин Тиму. Он ответил сообщением: «НЕНАВИЖУ РАБОТУ, КОТОРАЯ ЛИШАЕТ МЕНЯ ПОДОБНОГО ЗРЕЛИЩА. Я ЗАСКОЧУ НА БАЛ». Девочки очень любили своего отца, но при этом надеялись, что Тим, который водил дружбу со всеми тренерами школы, не сдержит свое обещание.

И тут на пороге возникла Луна в черных армейских ботинках и кружевном платье до пола, похожем на чей-то гамак.

— Наша стильная Луна, — ухмыльнулся Дрю.

— Детский сад какой-то, — парировала та. — Я не пошла бы на школьный вечер, даже если бы мне за это заплатили. Мне не верится даже в то, что я вообще хожу в школу.

— Но у тебя одни отличные оценки! — удивилась Мерри.

— Это не по собственному желанию, — отмахнулась Луна. — Мерри, а ты знаешь, что у тебя оранжевая аура? Она излучает любовь и способна исцелять людей. Зато ваши ауры темные, — обратилась она к Саше и Мэллори. — Это указывает на тревогу.

— Кто это определяет? — поинтересовалась Мэллори. — Существует какая-то шкала значений ауры?

— Ничего подобного, — покачала головой Луна. — Это просто знаешь. То есть ты знаешь это, если знаешь, — уточнила она.

— Да, учитывая твои нагие танцы, ты должна в этом разбираться, — кивнула Мэллори.

— Еще одно слово об этом — и я нашлю на тебя сны, от которых у тебя волосы дыбом встанут, да так и останутся стоять, — пригрозила Луна.

«Если бы ты только знала…» — подумала Мэллори.

И тут в комнату, рыча, как грузовик, вбежал Оуэн, необыкновенно хорошенький в своей яркой пижаме с маленькими пингвинами. Лицо Луны тут же преобразилось.

— Привет, мужичок! — воскликнула она, подхватывая его на руки. — Собрался на бал?

— Луна, — прошептала вдруг Мерри. — А ты знаешь, что отец твоей матери каждую ночь стоит в ногах ее кровати. Он очень расстроен. Он знает о марках, которые она продала еще до его смерти, думая, что он находится в коме.

Луна уставилась на Мередит, которая, вообще-то, говорила чистую правду. Затем ее лицо снова приняло свое обычное скучающе-высокомерное выражение.

— Не будь дурой, — презрительно произнесла она.

— Будь осторожна, — продолжала Мерри. — Этот шум на чердаке — вовсе не мыши. Это Грэмпс ищет свои марки.

Кэмпбелл, которая ничего этого не услышала, обняла дочерей, а потом Сашу.

— Жаль, что твоей мамы здесь нет, — улыбнулась она девушке. — Она бы тобой гордилась.

— Это ничего, — вздохнула Саша. — Я уже давно перестала быть маленькой девочкой. Но я все равно очень счастлива, что сегодня вечером вы позволили мне стать частью своей семьи. — Она замахала рукой и запрокинула голову, чтобы слезы не покатились по щекам. — Кто бы мог подумать, что я такая нюня. Я не должна грустить в такие вечера, как этот. Слезами горю не поможешь. У меня есть сестра. Она учится в колледже. Когда я окончу школу, я буду жить с ней.

— Ты очень мужественная, — восхищенно произнесла Мэллори. — Я и представить себе не могу, как это — потерять всех близких.

— Не всем повезло так, как тебе, Мэллори, — сообщила дочери Кэмпбелл. — И не всем удается вырасти в окружении любящих родителей, тетей и дядей. У тебя до сих пор живы все родственники, за исключением одной бабушки.

Мать Кэмпбелл погибла от несчастного случая, когда близнецы были совсем маленькими, а ее отец жил то в Вирджинии, то во Флориде.

— Ваша мама невероятно добра ко мне, — кивнула Саша. — Я ей очень благодарна. Одиночество — это ужасная вещь.

— Поехали! — предложил Дрю. — Ваша бабушка будет сердиться. Вы же знаете, как высоко она ценит пунктуальность.

Бабушка Гвенни предложила приготовить обед для близнецов и их друзей, как для того, чтобы помочь им сэкономить на ресторане, в котором им ни за что не предложили бы такой шикарной еды, какой собиралась угостить их она, так и для того, чтобы полюбоваться их нарядами. Единственной вещью, подогревающей бабушкино тщеславие, была ее стряпня, основанная на фамильных рецептах.

— Ты прав! — почти закричала Мерри, пользуясь возможностью оборвать ужасно растянувшуюся фотосессию.

— Ваш экипаж подан! — сообщил Дрю, обращаясь к Мэллори и оборачивая ее плечи накидкой Кэмпбелл.

«Тойота» Дрю, которую он прозвал Зеленым Чудовищем и которая после пробега в сто восемьдесят пять тысяч миль все еще была на многое способна, некогда могла похвастать серебристым цветом, но нынче была перекрашена в самый уродливый оттенок, как в каком-то фильме ужасов. Но Дрю ею очень гордился и тщательно о ней заботился. Ее появление не единожды спасало близнецов в такие моменты, когда, казалось, надеяться им было уже не на что.

«Кажется, что все это было так давно», — подумала Мэллори.

Вечер был просто изумителен. Небо украшали звезды, и, хотя ее дыхание тут же обращалось в пар, холода Мэлли не ощущала. Они горланили песни, подпевая включенному на полную мощность радио, всю дорогу до Белл-Филдс, где на обширном ранчо жили бабушка и дедушка Бринны. Их гостеприимный дом совершенно не походил на шикарные особняки, увеличивавшиеся в размерах по мере приближения к престижному району Хэвен-Хиллс. Один из этих особняков принадлежал родителям Нили. Как кремовая крепость, он раскинулся на самой вершине горы. Из его окон открывался вид на город и окружающие холмы.

Бабушка с дедушкой купили новый дом ради прилегающего к нему участка. Их старый особнячок в два с половиной этажа с четырьмя спальнями, в котором теперь жили Мэлли и Мерри с родителями и братьями, был для них слишком велик. Они продали его Тиму после того, как у них с Кэмпбелл родились близнецы.

Сестры знали, что дедушка не меньше трех раз обратит внимание гостей на то, что все, за исключением креветок и муки, выросло в их с бабушкой саду, и что да, если бы у них была корова, они вообще могли бы не покупать продукты. («И трубопровод на Аляску», — иногда шептала сестре Мэллори, когда дедушка Бринн чересчур увлекался). Разумеется, в этот раз все было точно так же, только почему-то совершенно не раздражало, а, напротив, показалось близнецам очень даже милым.

Всякий раз в обществе бабушки Мэллори начинала грустить, думая о том, о чем никогда не задумывалась в других ситуациях.

Дедушка и бабушка старели.

Мэлли и Мерри могли поступить в разные колледжи, хотя сейчас это казалось совершенно невообразимым.

Оуэн скоро заговорит предложениями. Адам по росту уже догнал сестер.

Войдя в столовую с клубничным тортом, бабушка наклонилась к Мэлли и прошептала:

— Не переживай. Такие мысли — обычное дело для девочек твоего возраста. Как говорит твоя мама, это биология. Кстати, передай ей, что я не собираюсь опрокидываться. Я не понимаю, в чем ее проблема. Впрочем, я совершенно точно знаю, в чем ее проблема. Кэмпбелл всегда была слишком самостоятельной и независимой. Мне кажется, она опасается того, что я начну наводить ревизию в банках с консервацией. Я могу хоть каждый день смотреть за Оуэном, целый год или даже больше, если потребуется. Скажи ей, пусть и не думает о том, чтобы приглашать эту Мелиссу Хардести.

— Дело не только в Мелиссе Хардести. Этих бебиситтеров и без нее слишком много, — вздохнула Мэлли.

— Признаюсь честно, Мэллори, я с тобой полностью согласна, — продолжала бабушка. — А я не из тех, кто станет возводить напраслину на порядочных людей. Мне не нравится, что о моем внуке заботится целая толпа народу. Особенно сейчас, когда ему нездоровится. Я от этого совершенно не в восторге. Кэмпбелл считает, что все будет ништяк, но я с этим не согласна.

— Так ты считаешь, что это не ништяк? — переспросила Мэллори, стараясь не расхохотаться.

— Нет. К тому же мои услуги гораздо дешевле. Я буду делать это бесплатно. Готова поклясться, Кэмпбелл относится ко мне, как к старухе. Я наблюдаюсь у доктора Хардести, и мне известно, что ее дочь курит, притом не только обычные сигареты, но еще и ганджубас впридачу.

— Бабушка!

Мэллори проиграла битву и прыснула со смеху.

— А ты думала, что наше поколение не знает ни о чем, кроме вина из бузины?

Бабушка уперлась руками в бока, после чего сделала вид, что держит в пальцах длинный мундштук сигареты, второй рукой надвигая на глаза невидимые поля несуществующей шляпы.

— Да нет, дело не в этом. Но я все передам маме. Я так рада. Мерри тоже обрадуется. И дело не только в том, что все они суют нос в нашу жизнь. Проблема, как ты и сказала, в Оуэне. — Мэллори встала и пошла вслед за бабушкой в кухню, прихватив со стола несколько опустевших блюд. — Мне тоже не нравится, что вокруг него так много чужих людей.

— Вот именно, — кивнула бабушка Гвенни. — А у курящих людей в волосах и одежде скапливаются тяжелые металлы, что вредно для ребенка, даже если при нем и не курят. Хватит с Оуэна и Карлы Квинн. Я знаю, что она не курит. Но это делают ее подруги, и от нее постоянно пахнет дымом. Хотя я не могу сказать, что она плохой человек.

— Но она странная, — пожала плечами Мэлли. — Когда заболел Оуэн, она начала плакать из-за кого-то по имени Элли.

— Ой, бедняжка. Это была такая грустная история.

— Ты знаешь об Элли?

— Ну да. Это произошло каких-то пару лет назад, и с тех пор Карла сама не своя. Раньше она ходила в нашу церковь, но сейчас примкнула к этой католической секте, которую основал священник, считающий, что церковь недостаточно строга к своим прихожанам.

— Кто это — Элли?

— Сейчас не время и не место говорить об этом, — покачала головой бабушка. Она будто вернулась откуда-то издалека и заметила, что голоса за столом начали стихать, по мере того как все больше гостей прислушивалось к ее разговору с внучкой. — Главное, что я люблю своего маленького Оуэна, хотя вряд ли мне удастся узнать его так же хорошо, как вас. — На глаза Мэлли навернулись слезы. — Ах, Мэллори, ты всегда хочешь казаться сильной. Не то что твоя сестра, которая готова разреветься по любому поводу. В отличие от нее ты напускаешь на себя такой вид, будто ты выше всего этого.

— Я не могу себе представить, чтобы Оуэн тебя не узнал.

— Ну хорошо, я буду жить до ста лет. Это тебя устроит? Я превращусь в старую зануду, которая всем будет указывать, что делать.

— Спасибо, бабушка, — обрадовалась Мэллори.

Гвенни обняла внучку, и перед ее глазами промелькнуло видение — дети Мэллори и то, какой сильной женщиной и хорошей матерью ей суждено стать.

— Я тебя люблю, — добавила Мэлли.

— Да ты, в общем, тоже ничего, — улыбнулась бабушка Гвенни.

После обеда Мэллори казалось, что ее живот раздулся и торчит, из-за чего блестящие чешуйки на платье встают дыбом, как плавники. Она начала расхаживать по комнате, пытаясь танцевать, не забывая перенести вес на подушечки пальцев и только после этого делать следующий шаг. К счастью, оказалось, что сверкающее, напоминающее костюм русалки платье способно немного тянуться.

— Мне кажется, что я набрала десять фунтов, — вздохнула Саша, чувствуя, как туго натянулось облегающее ее талию платье, несмотря на то что за весь обед она съела всего несколько ложек сытного угощения.

— Я не понимаю, почему дедушка и бабушка Бринны еще не весят по двести фунтов. Если бы я постоянно ел все эти домашние пироги, хлеб и прочее, я бы точно растолстел, — заявил Дрю.

Саша встала из-за стола, и все подошли к двери, наблюдая за тем, как Сойер усаживает ее на переднее сиденье своей машины. Хотя он максимально отодвинул кресло назад, платье Саши продолжало торчать перед ней, напоминая огромный прозрачный зонтик. Впрочем, они оба хохотали, и было ясно, что Сойера это нисколько не смущает. Он водил «Форд Эксплорер». Его, как и остальных богатеньких мальчиков, не беспокоило то, что его машина жрет слишком много бензина.

«Если бы Саша попыталась забраться в Зеленое Чудовище, — думал Дрю, — ей пришлось бы сидеть в кузове, при этом ее ноги болтались бы снаружи».

— Бабушка постоянно что-то делает, — сообщила сестре Мерри. — При этом двигается на скорости сто миль в час. Она даже разносит еду людям, которых называет стариками, хотя ей самой уже лет семьдесят пять.

— Ей семьдесят семь, — уточнила Мэлли.

— Она выглядит как минимум лет на десять моложе, — присоединился к разговору Дрю. — Она что, пластику делала?

Он обернулся к Нили, помогая ей сесть в машину.

— Кто делал пластику? — заинтересовалась та.

— Моя бабушка, — ответила Мерри. — Только она ее не делала.

— Может, она делала какие-нибудь процедуры для лица? — предположила Нили. — Например, уколы от морщин? Моя мама их делала, а ей еще и сорока нет.

— Ни за что не поверю, — заявила Мерри. — Скорее моя бабушка полезет на Эверест… Стой! Дрю! Это он!

Они только что свернули с Кембридж-стрит на Школьную улицу, и Мерри увидела мальчика в коричневой кожаной куртке, шагающего в темноте по обочине дороги. Он направлялся к школе.

Они промчались мимо так быстро, что, когда Мерри обернулась, мальчик уже скрылся из виду, поглощенный зимними сумерками.

— Нили, это был новенький! Говорю тебе, это он! Я тебе о нем рассказывала. У него светлые волосы, подстриженные, как у парней в «Бриолине».[9] И он носит старую кожаную куртку.

— Я его не видела, — покачала головой Нили. — Я подводила губы. Должна заметить, в машине это делать очень нелегко.

— Дрю, ты знаешь, о ком я говорю? Он старшеклассник?

— Я не знаком со всеми старшеклассниками, — отозвался Дрю. — Но если бы в школе появился новенький, я бы об этом знал.

— Странно, — вздохнула Мерри. — Ну да ладно.

Они подъехали к школе как раз в тот момент, когда Зимняя Принцесса, Энджела ДиДжордано, и ее родители выходили из машины. Удивительный выбор. После несчастного случая Энджела оказалась прикована к инвалидному креслу. Она одновременно олицетворяла собой героическую фигуру и одну из тех девушек, которые в фильмах играли серых мышей, пока не сдергивали с носа очки, превращаясь в красавиц. Энджела не ощущала ничего ниже пояса, получив травму позвоночника, когда на озере Сахарная Луна обрушился пирс. Ей тогда было лет девять или десять.

— Жаль, что мы не притормозили, — продолжала бурчать Мерри. — Я бы ему хоть «привет» сказала.

— С какой стати? — изумилась Мэлли. — Сексуальная внешность еще не означает, что он хороший человек.

— Мне все равно хочется с ним познакомиться и поговорить. В нем есть что-то такое…

— И не надейся, что я стану останавливаться на темной и безлюдной дороге, — заявил Дрю. — Да еще для того, чтобы предоставить тебе возможность поболтать с потенциальным серийным убийцей. При одной мысли об этом я чувствую, как руки твоего отца все сильнее стискивают мое горло.

Одна из стен фойе была полностью стеклянной. Ее украшали фигуры русалок, рыб и морских звезд, создавая необходимый подводный антураж. Под потолком зала, вместо обычного в таких случаях стеклянного диско-шара, висел красный китайский дракон не меньше десяти футов в длину, вокруг которого развевались кипы зеленого и синего тюля. В этих импровизированных волнах мерцали огоньки.

— А это разве имеет отношение к морской жизни? — поинтересовалась Мэллори у сестры, когда Нили отошла от них, пристроившись к Пирсону Эйнсворту, которому было предписано сопровождать ее как Зимнюю Принцессу из свиты Энджелы.

— Откуда мы знаем, кто там водится, — ухмыльнулась Мерри, согласившаяся принимать участие в украшении зала в расчете на то, что ей тоже удастся подцепить себе сопровождающего. — Во всяком случае, это хорошо смотрится и обошлось нам очень дешево.

Тут начали представлять принцесс, и гости зааплодировали.

— Подумать только, я не попала даже в свиту Розы, — сокрушалась Мередит. — А в следующем году я уже буду слишком стара.

— Да, если присмотреться, то можно уже сейчас разглядеть сеточку морщин, — ухмыльнулся Дрю. — Наш крем «Шелковая нежность» уже через шесть недель регулярного применения уменьшит количество ваших морщин, хотя среди возможных побочных эффектов следует упомянуть тошноту, головокружение, обмороки, мышечную слабость и некую разновидность тремора печени, приводящую к медленной смерти.

— Заткнись, — сверкнула на него глазами Мередит.

Родители Энджелы растроганно плакали, а ее младшие сестренки от восторга прыгали на месте. Фотограф из «Риджлайн Репортер» щелкал фотоаппаратом, а сияющая Энджела кружилась в танце вместе со своим бойфрендом Дэнни Саттоном.

Заиграла первая песня, и Мэллори, посвятившая немало времени тренировкам по ходьбе на каблуках, возблагодарила Господа за то, что Дрю достаточно высок, чтобы фактически кружить ее в воздухе, перенося с места на место, как шахматную фигуру. Нили тоже скользнула в объятия Пирсона, и по ее лицу было заметно, что она сделала это не только из чувства долга. Ким, Элли и другие девчонки увлеченно о чем-то сплетничали у одного из задрапированных сетями столиков.

Диджей, поставивший три медленных мелодии подряд, к радости девчонок и парней, явившихся на бал без пары, наконец перешел к быстрым ритмам девяностых годов.

Мэллори огляделась. Она уже привыкла доверять иногда посещающим ее предчувствиям. Вся компания Мередит была на месте, но где сама Мерри?

— Ты видишь мою сестру? — обратилась она к Дрю.

— Наверное, вышла в туалет, — успокоил ее юноша. — Мы здесь уже полчаса. Я удивляюсь, что она вообще столько выдержала.

— Она не пошла бы в туалет без своей ватаги. Они и дышать друг без друга не умеют.

— Верно. Но послушай, Мэллори, ты не опекунша своей сестры, и мы находимся на балу, а не на предательски скользкой горной тропе, в двух шагах от которой притаился убийца. — Дрю угрожающе поднял руки с согнутыми, как когти, пальцами, после чего поспешил снова обнять Мэллори за талию. — Она большая девочка, а ты ведешь себя, как твоя мама.

Он рассчитывал, что это на нее подействует.

И не прогадал.

Снежинки и лунный свет

Сквозь стеклянную стену фойе, куда Мерри вышла в полном одиночестве, испытав внезапный приступ жажды, виднелась полная луна в окружении серебристых облаков.

На буфете стояла табличка «Вернусь через пять минут», что, как уже знала Мерри, означало: «Вернусь через пятнадцать минут или позже». Осторожно придерживая локоны своей преднамеренно всклокоченной прически и широко открывая тщательно накрашенные губы, Мерри склонилась над фонтанчиком с водой, расположенным у самой входной двери.

Когда Мерри подняла голову, то увидела, что сквозь стекло на нее смотрит его лицо. До него было не больше нескольких дюймов.

В других обстоятельствах Мерри подпрыгнула бы от испуга и с визгом убежала в зал, хотя бы для того чтобы привлечь к себе внимание. Но сейчас она только смущенно помахала ему рукой. В лунном свете его волосы казались мягкими и шелковистыми, а глаза были добрыми, хотя и очень грустными.

«У меня нет оснований для страха», — подумала Мерри.

Ноги сами понесли ее к запертой изнутри двери фойе.

Но тут она остановилась.

Старший брат ее подруги Ким был хорош, как фотомодель, но оказался бездушным чудовищем, которое убило бы десятки девушек, если бы близнецы не остановили его, рискуя при этом собственными жизнями. Этот парень был еще красивее.

Что, если он утащит ее в ночь, после чего оставит растерзанное тело в придорожной канаве?

Мередит знала, что он этого не сделает.

Она отворила дверь.

Вместо того чтобы шагнуть к ней, мальчик сделал шаг назад, стараясь держаться в тени, подальше от яркого света.

— Привет, — сказала Мерри. — Я видела, как ты шел по дороге.

— Это моя бывшая школа, — ответил он. — Мне захотелось на нее взглянуть.

— И еще на днях я видела тебя у торгового центра.

— Я тоже тебя видел. Как тебя зовут? То есть, если это не секрет.

— Все нормально. Меня зовут Мерри Бринн.

— Твоего отца зовут Кевин?

— Тим, — уточнила она. — Кевин — это мой дядя. А что?

— Да просто… я знал многих Бриннов. Моя мама работала здесь учителем. Она преподавала английский.

— Значит, ты должен войти, — обрадовалась Мерри. — Сюда приходят на танцы многие бывшие ученики. Ты перевелся в другую школу? Ты играл в футбол или что-нибудь в этом роде?

— Нет, для этого я был слишком мал. Я занимался бегом по пересеченной местности.

— Приятель моей сестры именно этим и занимается. А в колледже ты тоже бегаешь по пересеченной местности? То есть я хочу сказать, если ты учишься в колледже.

— Я сейчас не учусь в колледже, — ответил паренек.

— Все равно. Мои родители ходили сюда на танцы, пока мы не перешли в девятый класс и не запретили им это делать. В общем, мама бы сюда не приходила, но папа просто помешан на своей молодости. Я уверена, что тебе тоже обязательно стоит зайти.

— Я одет неподобающим образом. Джинсы, старая куртка. Я всего лишь хотел взглянуть.

— Ты местный?

— Угу, — кивнул мальчик.

— Где ты живешь?

— Э-э… За городом. В Тыквенной лощине.

— Там живут мои дядя Кевин и тетя Кейт! В большом викторианском доме, раскрашенном во все оттенки зеленого. Ты его видел?

Если этот паренек отсюда, или даже если он приехал в гости к родственникам, он должен был слышать о пожаре в этом доме. Прошло уже два года, но жители Риджлайна до сих пор судачили о том, кто же совершил поджог, едва не убив Мэлли и Мерри. Особенной популярностью эта тема пользовалась долгими зимними вечерами. Полиция так и не нашла человека, швырнувшего фейерверки на крышу дома, от чего спустя несколько минут все строение оказалось объято пламенем. Однако Мерри и Мэлли были убеждены, что это дело рук Дэвида Джеллико.

— Это тот самый дом, который горел пару лет назад, — напомнила ему Мерри.

— Я на какое-то время уезжал из этих мест, — оправдываясь, произнес мальчик.

Должно быть, это было довольно продолжительное время.

— А ты знаешь Олдриджей?

Речь шла о супружеской паре, перебравшейся сюда из Миннесоты. Обоим супругам было уже за пятьдесят, и с ними жил сын-инвалид. Двадцатилетний парень вел себя так, будто ему недавно исполнилось десять, но при этом был одним из самых милых обитателей Риджлайна. Его родители переехали сюда, чтобы избавить сына от любопытствующих взглядов жителей большого города и сопутствующего этому психологического давления.

— Я их не знаю, — покачал головой паренек. — Почти не знаю.

— А как насчет мистера и миссис Хайленд? Они очень старые. Они живут как раз напротив…

— Да, я их знаю! — просиял паренек. — А ты?

Единственная встреча Мерри с миссис Хайленд произошла в тот день, когда девочка на велосипеде проехала через угол лужайки перед домом последней. Это сопровождалось истошными воплями пожилой женщины. «У тебя что, совсем нет уважения к чужой собственности?» — вопрошала миссис Хайленд, не принимая к сведению тот факт, что Мерри уворачивалась от едва не зацепившей ее машины. Девочка тогда очень удивилась. Неужели миссис Хайленд предпочла бы увидеть ее лежащей на дороге, подобно оленю в охотничий сезон? В конце концов она решила, что для миссис Хайленд это действительно было гораздо предпочтительнее испорченного угла лужайки. Подобно ее бабушке и дедушке, Хайленды нянчили свой сад, огород и лужайку, как маленьких детей.

Позже тетя Кейт пояснила, что на самом деле миссис Хайленд не злая. Просто у нее расшатаны нервы, и не стоит принимать это на свой счет. Мерри уже почти забыла об этом эпизоде, происшедшем лет пять назад, если не больше.

— Я знаю их совсем чуть-чуть, — ответила она.

— Они почти никуда не ходят, — сообщил ей юноша. — Но они очень хорошие. Моя мама… преподавала здесь английский язык. Кажется, я это уже тебе говорил?

«Какое это имеет отношение к Хайлендам?» — промелькнуло в голове Мередит. Или он хочет сказать, что приходится им каким-то родственником? Беседа с этим пареньком снабдила ее не ответами на вопросы, а новыми вопросами. Но папа должен был знать его семью. Тим знал всех. Иногда его дочерям казалось, что у него повсюду щупальцы с глазами, следящими за каждым их шагом. В этот момент диджей поставил песню, под которую, к смущению дочерей, танцевали в гостиной ее родители — «Лунная река», звучавшую в одном из безумных, но обожаемых Кэмпбелл старых черно-белых фильмов. Диджей заявил, что выбрал эту песню в честь прекрасной луны, заливающей свежевыпавший снег своим ярким светом. Музыка заструилась из расположенных над входом динамиков прямо на площадку, усеянную пустыми банками из-под лимонада и обертками от конфет. Среди мелкого мусора кое-где белели похожие на гробы картонные коробки из-под фаст-фуда.

— Пожалуй, мне пора возвращаться, — произнесла Мередит. — Но диджей прав, ночь сегодня, в самом деле, особенная. И, похоже, немного потеплело. Луна такая яркая, что светло, как днем.

— Выйди на минутку, — попросил ее юноша. — Меня зовут Бен.

Он протянул руку, и Мередит ее почти коснулась, остро ощутив электрический разряд, пронзивший ее тело и, подобно маленькому солнышку, распространившийся по животу. Ей надо бы отгородиться от него, затворив настежь распахнутую дверь. Ей следовало бы опасаться этого незнакомца. Что-то здесь было не так.

Какой парень пригласит девочку выйти в холод и ночь?

— Доверяйте своей интуиции, — наставляла дочерей Кэмпбелл. — Она вас не подведет.

Интуиция Мередит говорила ей, что этот мальчик всего лишь застенчив и вовсе не опасен. Но тем не менее она помнила, как ошиблась в Дэвиде Джеллико.

Мальчик по имени Бен внезапно нарушил затянувшееся молчание.

— Я знаю, ты, наверное, думаешь, что я какой-то псих, который хочет тебя обидеть. Но я не хочу тебя обидеть. Кроме того, оглянись. Там как минимум шесть человек покупают воду, «кока-колу» и прочую ерунду. Я не собираюсь тащить тебя к себе в машину. У меня и машины-то нет. Я к тебе даже не прикоснусь. Просто я очень давно не стоял рядом с красивой девушкой.

Мередит была смущена и взволнована одновременно. Она пыталась унять свое прерывистое дыхание и успокоиться. Поэтому сделала шаг вперед.

— Я помню эту песню, — произнес Бен. — Хочешь, потанцуем.

— Конечно, — поспешно произнесла Мередит и чуть было не добавила: — Я тебя люблю. Я всегда тебя любила.

Откуда у нее эти безумные мысли? Но любовь Ромео и Джульетты тоже была стремительной. Кто полюбил, не с первого ли взгляда? Вся их история длилась… дня три, не больше, а Шекспир написал об этом пьесу, которая живет уже пятьсот лет и по которой сняли кучу фильмов, не считая «Вестсайдской истории».

Бен был для нее незнакомцем, но ей казалось, она знает его всю жизнь. Он ее практически не касался, даже когда они танцевали. Они двигались в танце, то кружась, то замирая, но Мерри не ощущала его ладоней на своей спине. Он танцевал совершенно не так, как другие мальчишки. По большей части парни просто переминались с ноги на ногу и пытались добраться до груди девушки, обхватив ее за спину, или прижать покрепче к себе, чтобы ощутить ее тело, не спрашивая на это разрешения. Бен не пытался прижать к себе Мерри, хотя ей очень этого хотелось. За ее спиной открылась и снова затворилась дверь. Ей было все равно. Его грудь под обтянувшей ее белоснежной футболкой была крепкой и мускулистой. Когда он наклонился к Мерри, она ощутила его запах. От него пахло сосновой хвоей, мылом и еще чем-то… возможно, мускатным орехом или какими-то другими специями. «Поцелуй меня, — думала Мерри. — Поцелуй меня, пока я не превратилась обратно в тыкву».

— Мама научила меня танцевать, — произнес Бен. — Давно… когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе. А сколько тебе лет?

— Пятнадцать, — ответила Мерри и затрясла головой. — Мне исполнилось пятнадцать на Новый год. А тебе сколько?

— В мае будет восемнадцать.

Значит, не такой уж он и взрослый. Их разделяло каких-то два года.

— Мередит! — раздался крик. — Что ты делаешь? — В дверях стояли Мэллори и ее парень. Дрю открыл дверь пошире, и Мэлли бросилась к сестре. — Ты кружилась тут, как… Как будто тебя околдовали.

Мерри снова закружилась, чтобы немного их позлить.

Бен, разумеется, сбежал. Мэллори напугала бы и дикого зверя.

— Тут мороз! У тебя даже руки побелели, — ужаснулась она.

— Мне не холодно.

— У тебя совсем крыша поехала? — поинтересовалась Мэллори.

— Ничуть, — пожала плечами Мередит.

Она еще раз обернулась вокруг своей оси, любуясь мягкими складками платья Нили. С черного неба, кружась в томном ленивом танце, начали опускаться кружевные снежинки.

Пространство грез

К тому времени, как Мередит и Нили вошли в дом, на улице разыгралась настоящая метель. Их привез Стюарт, водитель, каждый понедельник отвозивший отца Нили на работу в его Нью-Йоркский офис, а в субботу забиравший домой.

Дрожа от холода, девочки вбежали в комнату Нили и захлопнули за собой дверь, спеша согреться у маленького электрического камина, оформленного под розовый мрамор. Поленья выглядели совсем как натуральные, но грели гораздо лучше. В спальне родителей Нили имелся настоящий камин, такой огромный, что Мерри казалось, в нем можно зажарить быка. Вообще-то, в этом доме все комнаты были снабжены каминами, за исключением ванной на первом этаже и мастерской.

Вскоре в дверь спальни Нили постучала Людмила, жена Стюарта и экономка Чаплинов. Она забрала платья девочек в чистку, а взамен оставила им кувшин с горячим шоколадом и поднос с печеньем и крошечными безе, начиненными кусочками киви. Мередит подумала, что ее мама скорее угостила бы своих детей жареной гремучей змеей с кетчупом, чем подобным лакомством. Девочки натянули на себя фланелевые пижамные штаны и футболки и, довольные, принялись за угощение.

— Тебе нужно еще что-нибудь, Нили? — спросила Людмила.

Она была для той кем-то вроде тети, потому что невозможно было предсказать, когда родители девочки — вечно занятой юрист и дизайнер модной одежды — появятся дома. «Камины — это, конечно, классно, — подумала Мерри, — но они не заменяют родителей, на которых всегда можно положиться». С другой стороны, ее собственные мама и папа в последнее время словно куда-то съехали, предоставив детям право воспитывать себя самостоятельно. Мередит была практически уверена в том, что Кэмпбелл так уставала, а Тим так погрузился в бизнес, что они с сестрой могли начать продавать марихуану прямо из кухонного окна, и родители ничего не заметили бы.

— Нет, Люда, — тем временем ответила Нили. — Огромное спасибо. Мы тут с Мерри пожуем. Мальчиков с нами нет.

Людмила рассмеялась.

— Хорошо, хорошо, хорошо. Все, как всегда. Хорошо, хорошо, хорошо, — повторила она с сильным восточноевропейским акцентом.

Как только Людмила ушла, Нили соскочила с кровати и, подбежав к окну, уставилась на луну.

— Как мы можем здесь сидеть? Ведь всего… около половины одиннадцатого. Давай развлекаться! Хочешь, сбежим отсюда? Ну почему сегодня ни у кого нет вечеринки?! Почему ее нет у меня?

— Даже хорошо, что ты не затеяла сегодня вечеринку, — пробормотала Мерри.

Нили резко развернулась к ней.

— Нилс, я должна тебе кое-что рассказать. Я рада, что Ким на этот раз пришлось уехать домой и она не смогла остаться с нами. Я не хочу, чтобы все на свете знали то, что я хочу тебе рассказать.

Глаза Нили вспыхнули таким злобным торжеством, что это придало ее лицу какую-то особую привлекательность.

— Ты беременна? — спросила Нили.

— Что? — ахнула Мерри.

— Ну, ты… занималась этим?

— Чего? Это совсем другое, Нили!

— Да? Ну ладно, что бы это ни было, можешь на меня положиться, — заявила Нили.

Отодвинув в сторону стопку библиотечных книг, она извлекла свою заначку и налила себе и Мерри по маленькой порции «Бейлис Айриш Крим» в пластиковые стаканчики для зубных щеток. Мерри улыбнулась. Ей было трудно поверить в то, что родители Нили знают, что их дочь держит в доме алкоголь, и ничего против этого не имеют. Они считали, что тем самым девочка испытывает границы дозволенного. Если бы они с Мэллори позволили себе нечто подобное, Тим и Кэмпбелл заставили бы их испытывать границы своей комнаты, в которой им было бы мало места. Мередит приводила в полный восторг мысль о том, что она может рассчитывать на Нили. Она точно знала — слух о том, что она встретилась с новым мальчиком, разнесется по городу со скоростью лесного пожара в августе.

Но, как ни странно, ей уже не хотелось ничего распространять, а хотелось оставить эту информацию при себе.

— Ты начинала мне что-то рассказывать, — напомнила ей Нили.

— Ну да.

— Так рассказывай.

Мерри показалось, что если она расскажет хотя бы часть того, что чувствует, то это каким-то образом обесценит ее чувство к Бену.

— Просто очень классный парень. Вот и все.

— Это не то, что ты говорила на тренировке. Ты говорила, что это тот, кого ты ждала. Что ты влюбилась так сильно, как никогда и ни в кого не влюблялась.

— Это было раньше, — произнесла Мерри, поднимаясь и со своей сумочкой для туалетных принадлежностей направляясь в ванную. Она открыла баночку «Ноксземы» и начала смывать макияж. Она знала около сорока кремов для умывания лучше и новее «Ноксземы». Но Кэмпбелл всегда пользовалась именно этим, и Мередит не могла не признать, что, несмотря на далеко не юный возраст, мама выглядела намного лучше своих подруг, и морщин у нее было гораздо меньше. Это с учетом того, что Кэмпбелл много времени проводила на открытом воздухе, бегая и катаясь на велосипеде. Во всяком случае, все это она делала раньше.

До того как в ее жизнь подобно двойному смерчу ворвались медицинская школа и Оуэн.

Мерри вознесла безмолвную молитву своей любимой святой, той самой, имя которой было дано ей во время конфирмации, прося прощения за то, что она сравнила Оуэна со смерчем.

— Ты не возражаешь, если я приму душ?

— Нет, но… как только ты выйдешь из ванной, я хочу услышать правду, — ответила Нили, включая плазменную панель телевизора на стене.

Мередит стояла под душем очень долго, и не только потому, что шесть тугих струй этого устройства превращали процесс мытья в некое подобие спа-процедуры. Она размышляла над тем, что такое любовь. Известно ли ей это? Ее мама утверждала, что любовь — это когда ты стремишься, чтобы лучшие ягоды доставались не тебе, а другому человеку. Она почти не знала этого паренька. Она разговаривала с ним всего один раз. Но знала, хотя и не могла рассказать об этом Нили, что то, что она ощущает, — это любовь в ее крайнем проявлении. Ну конечно, она хотела, чтобы Бен был счастлив, но она хотела, чтобы он был счастлив с ней, Мерри. Ей нетрудно было представить, как, в случае если он найдет себе другую девушку, она перестанет есть и скукожится, как стручок фасоли осенью. Место на талии, чуть пониже ребер, которого почти касалась его рука, до сих пор жгло как огнем. Это тепло распространялось по всему телу, заставляя учащенно биться сердце. Когда она пыталась подумать о чем-то другом, перед глазами всплывало лицо Бена. Мерри казалось, что она способна с головой окунуться в его глаза и утонуть в них. В ее ушах пульсировал его тихий, немного грустный голос, который просил ее не бояться.

Бояться?

Мерри знала, что готова последовать за Беном в самую темную пещеру. Рядом с ним она вообще ничего не боялась.

Это любовь?

Желание?

Безумие?

Мерри начала мыть голову. Она закрыла глаза и покачнулась. У нее кружилась голова. «Это глупо», — упрекнула она себя. Или это любовь? А может, у нее начинается грипп? Ей пришлось дважды намылить волосы. Саша сделала ей великолепную прическу, но, если немедленно не вымыть всю эту гадость, она навсегда останется во всех этих локонах и завитках. Саша использовала почти целый флакон лака сильной фиксации, чтобы превратить густые и прямые, как лошадиная грива, волосы Мередит в подобие сказочного кружевного замка. Выйдя из душа, Мерри завернулась в персиковое полотенце размером с одеяло (в комнате Нили все было персиковым или черным), а потом оделась во фланелевые пижамные штаны и один из пушистых халатов, которые Чаплины держали для гостей дочери. Она надеялась, что та уже передумала или переключилась на что-то другое. Вот бы Нили углубилась в просмотр ужастика по телевизору.

Как же, держи карман шире!

Не успела Мерри появиться в спальне, Нили заявила:

— Рассказывай! Ты давно с ним встречаешься? Тогда, на тренировке, ты сказала, что еще даже не разговаривала с ним. Какая ты шустрая!

— Теперь, после того как я с ним поговорила, все по-другому.

— Мерри! Ты выглядишь очень странно. Как будто немного не в себе. Я твоя лучшая в мире подруга, не считая Элли, Кимми и Эрики. И ты сидишь с таким видом, как будто у тебя есть от меня тайна. У нас нет секретов друг от друга.

— Но я чувствую себя очень необычно. Это что-то новое. И я не хочу об этом сплетничать и хихикать. Сегодня вечером я с ним встретилась, и мы разговаривали.

— Почему ты его с нами не познакомила? — хотела знать Нили.

— Мы разговаривали не в зале. И всего пару минут.

— Очень похоже на серьезные отношения, — кивнула Нили.

Что-то в этом роде непременно заявила бы и Мэллори.

— Ты бы поняла меня, если бы была рядом, — не сдавалась Мерри. — Помнишь, я сказала, что увидела на дороге парня? Светловолосого парня в кожаной куртке? — Нили кивнула, жуя деликатесное печенье, будто загипнотизированная едой и странным поведением Мерри. — Это был он. Я встретила его сегодня, когда он ходил в темноте, под стенами зала. Он ушел, наверное, потому, что из фойе выскочили Дрю и моя сестра. Мэллори орала так громко, что парень, вероятно, посчитал ее больной на голову. У Мэлли слишком большой рот. Кто бы говорил, что это у меня рот никогда не закрывается! Но он успел сказать мне, что его зовут Бен, что ему семнадцать лет и что он живет в Тыквенной лощине.

— Рядом с твоей тетей. Там, где был пожар. — Нили сунула в рот сразу два безе и заявила: — От твоей истории у меня по спине бегут мурашки. Почему он так странно себя ведет? Ходит по темной дороге, не заходит в зал?

— У него нет машины. Он раньше ходил в нашу школу. Я не знаю, почему я его ни разу там не видела. Она ведь не такая уж и большая. Но может, он учился в ней, когда я еще ходила в младшие классы. Наверняка так и было. Это ведь как другой мир. Я тогда из старших одного Дрю и знала. И еще подругу Мэлли, Эден.

— Он учится в колледже? — спросила Нили. — Если да, и если он приехал домой на каникулы, то тогда понятно, почему я ничего не смогла о нем узнать. Не могу же я быть в курсе всего, что происходит во всех колледжах штата Нью-Йорк.

— Он сказал, нет, — покачала головой Мерри. — Он не учится в колледже.

По какой-то непонятной причине это ее смущало. Чтобы скрыть свое замешательство, она заспешила:

— Он сказал, что его мама была учительницей английского языка в риджлайнской школе. Только очень давно. Мне показалось, что на самом деле он сказал, что раньше его мама преподавала английский язык в средней школе и что ее мама, а значит, бабушка Бена, — это старая миссис Хайленд, и что она тоже была учительницей английского. — Мередит на мгновение замолчала. — Вообще-то, я не уверена, что он так и сказал. Просто прозвучало что-то насчет того, что он знает Хайлендов… А я все смотрела на него, как полная идиотка. Он похож на Джеймса Дина.

— Я не хотела бы показаться тебе дурой, но… кто такой… Джеймс Дин? — спросила Нили.

— Ты не дура. Его не знает никто из наших ровесников. Он как Элвис… только не совсем. Он актер, но снимался очень давно и умер, когда был молодым и красивым. Ему было тогда лет двадцать. Ты о нем никогда не слышала, потому что твои родители не были настолько жестоки, чтобы заставлять тебя ходить на фильмы плейстоценового периода в кинотеатр «Белль-Арт». — Нили скорчила гримасу. — Но Джеймс Дин мне понравился. Мы смотрели фильм «Бунтарь без причины». Тот парень, которого он играл… он был совсем настоящий. Его родители постоянно ссорились, и ему жилось несладко.

— Я бы этого не вынесла, — вздохнула Нили. — С меня хватает и того, что их никогда нет рядом.

— В общем, — продолжала Мерри, — он был очень хорошим актером. Если бы он остался жив, он и сейчас был бы лапочкой. То есть, сейчас он лапочкой не был бы. Он был бы старый, лет под девяносто. Но если бы он продолжал сниматься, его продолжали бы считать неподражаемым. В его исполнении даже курение казалось классным занятием. Кажется, он разбился на мотоцикле. Но это было очень, очень давно. Тогда даже мои родители еще не родились.

— Мы могли бы найти его в Гугле, — предложила Нили.

— Нет, там ты просто увидишь, каким вижу Бена я, — покачала головой Мерри. — Вроде того.

Перед ее глазами снова возникли мышцы Бена под обтянувшей их простой белоснежной футболкой. Он не был рослым парнем, и черты его лица не отличались особой правильностью. Но в его грустной улыбке чувствовалось одиночество, затрагивавшее самые потаенные струны души Мерри или того, что она считала душой и что находилось у нее где-то в районе живота. В его глазах не было лукавства и готовности посмеяться над девчонками — над их прическами, розовыми мобильными телефонами или тягой к сплетням. Его глаза как будто ласково обнимали Мерри. Этот взгляд был предназначен только для нее. Бен словно обещал всегда ее оберегать и заботиться о ней.

— У него… длинные волосы. Но они мягкие и красивые, а не жирные и спутанные.

— Парни не умеют ухаживать за длинными волосами, — заявила Нили.

— Это точно, — пробормотала Мередит с набитым ртом. — Но Бен умеет. Он вообще не такой, как все.

— Значит, он живет с бабушкой и дедушкой? — уточнила Нили.

— Кажется, да… Или, может, его родители живут в одном из новых домов на той же улице.

— Так ты с ним уже встречаешься? — поинтересовалась Нили.

— Э-э… нет, — ответила Мередит.

— Значит, ты можешь расспросить о нем отца. Он ведь у тебя знает всех до единого.

— Да, конечно. Только я не хочу, чтобы родители вмешивались в это так же, как в тот раз, когда Мэллори влюбилась в брата Эден. Кажется, его звали Купер? Помнишь? Мы пригласили его на день рождения, и мама буквально вцепилась в него. Что касается Бена, сначала я хотела бы понять, он мне действительно нравится или нет.

— Разумно. Зачем поднимать шум раньше времени?

— Видишь ли, Нилс, у меня создалось впечатление, что он по какой-то причине пока не может позволить себе поступить в колледж. Может, он решил сначала поработать?

— В любом случае, не думаю, что мы не сможем его разыскать. Там, кажется, всего пять домов. Мы могли бы туда прогуляться.

Одна мысль об этом привела Мередит в ужас. Она не хотела, чтобы по школе пошли сплетни. Он сказал это, а она сделала то, а я была, как не знаю что… Бен был выше всего этого. Она вдруг поняла, что могла бы поговорить о нем с сестрой. Или с кем-то из девчонок постарше, например, с Сашей. Только не с подругами. Они все слишком бестолковые.

— О нет, все не так просто, — поспешно произнесла она. — Все дело в том, что сейчас в Тыквенной лощине намного больше домов, чем было во время пожара. В прошлом году мистер Олдридж начал распродавать землю. И дома там начали расти, как… как салат. Там сейчас живут и пенсионеры, и семьи с детьми разного возраста. Возможно, там есть семьи, в которых живут уже взрослые дети. И я там никого не знаю. Да ты не волнуйся об этом, Нилс. Когда будет надо, я его встречу.

— Как-то все странно, — пожала плечами Нили.

Мерри ничего не могла ей объяснить и просто пожала плечами в ответ.

Но она всю ночь чувствовала, что, где бы ни находился сейчас Бен, он думает о ней. Во время их краткой встречи он к ней фактически не прикоснулся, тем не менее ее разум и тело каким-то образом запомнили тепло и нежность его прикосновения. Оно ничуть не напоминало противных движений парней в школе, которые пытались обшарить руками даже тех девчонок, с которыми и знакомы-то не были. После таких касаний хотелось броситься в душ и вымыться с хлоркой. Мередит не покидало странное ощущение, что Бен каким-то образом ее благословил. Она просто знала это и поэтому произнесла:

— Он был… так добр ко мне. Как принц.

— У меня такое ощущение, что ты… как будто обкурилась, — хмыкнула Нили. — Слушай! Хочешь, поедем кататься? Я очень хорошо вожу машину.

— Если нас поймают, то следующий месяц мне придется просидеть под домашним арестом, а тебе не будет ничего, — буркнула Мередит, и девчонки плюхнулись на огромную кровать, заливаясь хохотом. Нили никогда и ни за что не наказывали. Ее родители относились к ее проступкам как к способам самовыражения и считали, что они спровоцированы трудностями периода взросления, в который вступила их дочь. Бунтовать в такой ситуации просто не имело смысла, что немало возмущало Нили.

Ее уже клонило в сон, да и Мередит гоже. Хозяйка комнаты свернулась калачиком на своей половине кровати, натянув на глаза гелевую маску и заткнув уши наушниками. Мередит знала, что слушает Нили — бесконечный шум прибоя. Та утверждала, что это успокаивает, но на ее месте Мерри уже давно двинулась бы мозгами.

Мерри встала и снова выглянула в окно. Как еще сто лет назад написал Торнтон Уайлдер[10] (в девятом классе они читали «Наш городок»), лунный свет был ужасен. Она хотела увидеть Бена и… И что? Она решила, что было бы вполне достаточно просто увидеть его. Потому что, не видя его, девочка ощущала, как вокруг ее ребер туго затягивается невидимый ремень. Наконец снег повалил так сильно, что освещенные окна расположенных ниже по склону домов превратились в мутные пятна, а потом и вовсе исчезли. Мерри легла в постель.

Ей снился Бен.

Они лежали на траве, в залитом солнечным светом саду, и над их головами раскачивались цветущие ветви яблонь. Мерри была одета в сарафан, а Бен в свою белую футболку. Яркое солнце согревало их своими лучами, а птицы распевали, как безумные. Бен прижимал ее к себе так крепко, что она будто исчезла под его сильным телом. Но она не ощущала тяжести или давления. Она знала, что Бен никогда не сделает ей больно. Мерри закрыла глаза, ощущая его губы так близко, что они почти касались ее рта. Любовь Бена обволакивала ее, подобно теплой волне, в которой невозможно было захлебнуться. «Мередит, между нами расстояние и время. Но это недалеко и недолго. На самом деле мы очень близко. Мы можем быть вместе. Разве ты этого не понимаешь? Не говори мне „нет“, Мередит».

Она не услышала первого хрустального звонка телефона, оповестившего ее о новом сообщении. Мерри так крепко спала, что, когда раздался второй звонок, она решила, будто Бен бросил снежок в ее окно, чтобы она вышла на балкон комнаты Нили и сказала ему что-нибудь хорошее.

Третий сигнал заставил ее открыть глаза.

«Необходимости в твоем присутствии нет, — написал отец. — Оуэн снова в больнице, но ему уже лучше. Врачи делают анализы. Не волнуйся. Я тебя люблю. Папа».

Не волнуйся?

Теплая волна воображаемой любви мгновенно остыла. Мерри снова легла, но сон ее покинул. Когда за окном начало сереть, она взяла блокнот Нили и быстро нацарапала несколько слов, объясняющих ее исчезновение. Окинув взглядом сладко спящую подругу, Мерри натянула спортивный костюм и бросилась вниз по лестнице. На первом этаже она разыскала Стюарта и попросила отвезти ее в больницу.

Хищник

Мередит ворвалась в двери отделения неотложной помощи. Первым человеком, с которым она столкнулась, была Бонни, мама Ким Джеллико и лучшая подруга Кэмпбелл.

— Терпеть не могу, когда люди говорят: «Я знаю, что ты сейчас чувствуешь», но я на самом деле знаю, что ты сейчас чувствуешь, — произнесла Бонни, крепко обнимая Мередит.

И это было правдой. Два года назад Бонни и ее муж Дэйв потеряли своего восемнадцатилетнего сына Дэвида. (Никто, кроме близнецов, не знал, что его падение со скалы не было несчастным случаем). Более того, прошло всего полгода с тех пор, как Кристиану Локу Джеллико, усыновленному ими вьетнамскому малышу, сделали операцию по исправлению врожденного порока сердца. Кристиан уже поправился и превратился в здорового крепкого мальчугана, ничуть не похожего на маленькое костлявое глазастое привидение, которым был раньше. Но в ту ночь, когда ребенку делали операцию, родители Мередит впервые в жизни попросили своих детей помолиться.

— Бонни, как там Оуэн?

— Он наконец-то уснул, — ответила Бонни. — Ему пришлось нелегко. Хотя в прошлый раз было еще хуже. Тем не менее он снова оказался на грани полного обезвоживания, потому что его безостановочно рвало. Ему дали что-то успокоительное. В общем, вся история повторилась с самого начала. Он с удовольствием съел обед, а через некоторое время Луна дала ему бутылочку со смесью. И вот после этого его резко стошнило. Луна сразу же завернула его в комбинезон и большое полотенце и привезла к нам. Молодчина. Она в комнате ожидания. Врачи подозревают, что у Оуэна аллергия на молочные продукты.

— Спасибо, Бонни. Моя сестра тоже здесь?

— Нет, она дома с Адамом. Говорит, что Адам переживает больше, чем родители. Он очень сильно испугался.

— Хорошо. Я найду маму. Где сейчас Оуи?

Бонни подвела ее к стеклянным, открывающимся в обе стороны дверям (близнецы считали отделение чем-то вроде маминого офиса) и указала на отгороженный шторой угол.

— Сначала я узнаю, что там происходит, а потом вернусь за тобой.

Но не успела Мередит отойти от двери, как кто-то похлопал ее по плечу. Это из комнаты ожидания показалась Луна.

— Луна! Ты что, провела здесь всю ночь? — изумилась Мередит.

— Я посчитала это своим долгом, — отозвалась та. — Разве ты на моем месте уехала бы домой?

— Ну это же больница, и с ним мама, так что да, уехала бы. Твои родители, наверное, себе места не находят. Почти шесть утра!

— Я уверена, что моей маме нет дела до того, где я нахожусь, даже если она заметила мое отсутствие. А папа еще на работе, — объяснила Луна. — Мерри, я почувствовала, что назревает что-то в этом роде, едва ступив на ваше крыльцо. После первого же шага.

Луна походила на потерянную сестричку из «Семейки Адамсов». Лишенная природных красок кожа казалась еще бледнее из-за эксцентричного тонального крема и черной помады.

— Если ты это почувствовала, почему сразу не позвонила папе и не предупредила его? — спросила Мередит, хотя вместо раздражения в ее голосе прозвучали усталость и грусть.

— Люди не верят, когда их пытаешься о чем-то предупредить. Он бы решил, что я свихнулась.

Мерри нетрудно было представить себе, что чувствует Луна, зная, как относятся к ней люди. Окружающие действительно считали ее чокнутой, хотя и безвредной. С тех пор как Мэллори посетило видение о танцующих в роще ведьмах, Мерри разделяла всеобщее мнение.

Все же она решила на всякий случай уточнить.

— А если бы это был вопрос жизни и смерти?

— Я бы чувствовала, если бы это было так, — заверила ее Луна. — Я знала, что все закончится благополучно. Видишь ли, я ведь умею разговаривать с мертвыми.

— Хм-м-м, — протянула Мерри. — И что же, им есть что тебе сказать?

Мерри было лучше, чем кому бы-то ни было, известно, о чем говорят мертвые. Ее предки и некоторые другие призраки, с которыми ей случалось беседовать, по большей части, хотя и не всегда, были милыми и грустными созданиями, беспокоившимися о покинутых собаках или розариях. Но чаще всего мертвецов тревожили оставленные ими близкие, которые привязывали их к себе своим безудержным горем.

— Они говорят мне, кто будет следующим, — ответила Луна.

— И кто же? — поинтересовалась Мерри, мечтая о том, чтобы за ней поскорее вернулась Бонни и избавила ее от горящего голодного взгляда Луны.

— На самом деле я не вольна обсуждать такие темы, Мерри. Но это зачастую совсем не тот человек, с которым мы готовимся расстаться.

— Ну хорошо, — миролюбиво произнесла Мерри.

— А если бы я начала что-то рассказывать, — не унималась Луна, — ко мне стали бы относиться еще ужаснее, чем сейчас. Люди так нетерпимы…

Это было еще мягко сказано. Мередит испытала искреннее сочувствие к этой странноватой девушке, которая лезла из кожи вон, чтобы внушить всем, что она не такая как все. Поскольку заняться тут все равно было нечем, она решила хоть немного порадовать Луну, чьи причуды сегодня явно вышли за привычные рамки.

— Так значит, у тебя и в самом деле было какое-то… предчувствие, что мой брат заболеет? Это просто поразительно!

— Да, я это чувствовала, — кивнула Луна, постукивая похожим на черный кинжал ногтем по светлому дверному косяку. — Когда я вошла в кухню, меня вдруг посетило моментальное видение. Я увидела, как вхожу в больницу с Оуэном на руках. Мне страшно подумать, чем все могло бы закончиться, если бы меня там не было.

— Мне тоже, — согласилась с ней Мередит. — У тебя часто бывают такие предчувствия?

— Да, часто. Во всяком случае, я знаю, когда должно произойти что-то плохое.

— Например? Гроза? Пропажа талонов на обед? Или это связано с другими людьми?

— Все, что угодно.

— Ты можешь вызывать предчувствия по собственному желанию? — продолжала допрашивать ее Мерри.

— Я надеюсь, ты не разнесешь это по школе, — нахмурилась Луна. — В Риджлайне не все такие добрые и милые, как вы с Мэллори. Но да, я могу спросить у своих голосов о чем угодно, и они мне расскажут. К примеру, сейчас они говорят мне, что у Оуэна нет аллергии на молочные продукты.

— Хорошо, я вот-вот все узнаю и обязательно тебе расскажу, — произнесла Мерри, оборачиваясь к Бонни, которая манила ее, стоя у двери в отделение.

Мерри сжала локоть Луны, благоухающей духами, в которых аромат ванили смешивался с запахом горчицы. Мередит была вынуждена согласиться с тем, что со стороны Луны было очень мило провести здесь всю ночь. С другой стороны, с такой сдвинутой мамочкой, как Беттина, и вечно отсутствующим отцом Луне, наверное, остро не хватало драмы. Мерри оглянулась на замершую посреди коридора фигурку в черном и едва не столкнулась с собственным отцом.

— Мерри, милая, — крепко обнял дочь Тим. — Мне очень жаль, но Оуэн спит. То есть, я этому очень рад, — уточнил он и распахнул двери, увлекая Мерри обратно за пределы отделения. Луна наблюдала за ними, и в ее глазах была такая тоска, что в животе Мередит внезапно включился сигнал тревоги. Он начал вращаться там с такой интенсивностью, будто она очень давно не ела. Вообще-то, это действительно было так. Возможно, но Мерри привыкла доверять своим экстрасенсорным ощущениям, которые часто вызывались психологическими факторами.

— Мы не спали всю ночь, но Оуэну уже намного лучше. Анализ на молочную аллергию оказался отрицательным, так что я сейчас мчусь домой за его смесью. В ней может оказаться какое-нибудь отравляющее вещество. Мы купили ему самую большую банку, он ест ее уже довольно давно.

— Я ее всю использовала, — громко заявила Луна, широкими шагами подходя к ним.

— Но там было очень много, — возразил Тим. — Это же была гигантская банка.

— Перед тем как кормить Оуэна, я понюхала бутылочки со смесью, и мне не понравилось, как они пахнут. Поэтому я все вылила и сделала новую смесь. Но к этому времени его уже один раз стошнило, — продолжала рассказывать Луна, бросив на Мередит многозначительный взгляд, давая понять, что дело было не в запахе, а в так называемом «предчувствии». Увидев у стены стул, Мередит опустилась на него.

— А остальное? — настаивал Тим.

— Остальное рассыпалось по раковине, когда я готовила новую смесь, — ответила Луна. — Но она мне тоже не понравилась, поэтому я снова все вылила.

— Так значит… у нас не осталось смеси, которая могла привести к болезни Оуэна? Мы теперь даже анализ не можем сделать?

— Во всяком случае, у вас дома нет ничего, — покачала головой Луна. — Простите, я знаю, что это очень дорогая штука.

Тим плотно сжал губы и отвернулся, глядя на отгороженный от палаты угол. В это мгновение несколько медсестер, среди которых была и Кэмпбелл, выкатили в проход гигантскую, похожую на львиную клетку, кроватку, в которой лежал Оуэн. Они направлялись в педиатрическое отделение интенсивной терапии, занимавшее две отдельные палаты.

— Луна говорит, что она вылила всю смесь, сделала новую и тоже выбросила ее, — сообщил им Тим. — Потом она рассыпала весь остававшийся в банке порошок.

— Что за… бред! — прошипела Кэмпбелл. — Луна! Зачем ты это сделала?

— Она сказала, что у смеси был какой-то странный запах, — ответил за Луну Тим.

— Но теперь мы не сможем узнать, что же все-таки случилось! — продолжала возмущаться Кэмпбелл.

По существу она кричала, но старалась делать это шепотом, чтобы не побеспокоить малыша.

— Как можно было высыпать весь оставшийся порошок?

— Ты думаешь, это неправда? — прошептал Тим.

Луна его услышала.

— Вы думаете, что я лгу? — спросила она. — Я с вами здесь всю ночь просидела, а вы обвиняете меня во лжи! Большое спасибо!

Мередит встала со стула и поцеловала маму.

— Она не лжет, — заверила она Кэмпбелл.

— Откуда ты это знаешь, Мередит? — спросила та. — Ты сюда только что пришла. Луна, я не хочу говорить ничего такого, что может тебя обидеть, и не хочу ни в чем тебя обвинять. Просто мы вынуждены допустить, что какое-то время кормили Оуэна отравленной смесью.

— Я это понимаю, — сухо ответила Луна. — Но я скорее заподозрила бы человека, приготовившего те бутылочки, а не того, кто попытался выбросить то, что могло причинить ему вред! А если точнее, то меня! Надо разобраться и с производителем. Если работники чем-то недовольны, они добавляют в продукты крысиную шерсть и мочу, и…

— Спасибо, этого достаточно, — остановил ее Тим.

Оуэн слегка пошевелился, и одна из медсестер сказала, что они отвезут его наверх и там подождут Кэмпбелл. В коридоре горел яркий свет, и было ясно, что это беспокоит Оуэна. Мередит просунула руку сквозь прутья кроватки и, коснувшись его крошечных пальчиков, наклонилась, чтобы поцеловать их. Она обернулась к матери и Луне, облаченной в расшитый костями и черепами свитер, которая стояла перед ними, плотно скрестив на груди руки.

— Я уже давно разговариваю с Луной, мама. Ты учила нас распознавать, лжет человек или нет. Я не думаю, что она лжет. Во всяком случае, в данном случае.

Однако вовсе не беседа с Луной давала Мередит основания для подобной уверенности.

Всего несколько мгновений назад перед ней промелькнуло видение, заставившее ее тяжело опуститься на металлический стул у двери отделения. Она увидела раковину, засыпанную белым порошком, и смывающие смесь руки Луны, которые, благодаря черному лаку для ногтей, невозможно было спутать ни с чьими другими. Что ее смутило, так это то, что она также увидела, как кто-то готовит бутылочки со смесью. У этого человека были простые овальные ногти без следов лака, совсем как у Кэмпбелл. Но кисти рук ничуть не напоминали короткие практичные пальцы ее матери. Пальцы из видения были тонкими и длинными. Совсем молодые руки. Они никак не могли принадлежать бабушке Гвенни. Саша тоже готовила Оуэну смесь, но это было утром, задолго до зимнего бала. Все эти бутылочки были использованы еще до того, как они уехали из дому… Карла была моложе Кэмпбелл и тоже не красила ногти.

Но в этот день она не работала.

Мередит было необходимо поговорить с Мэллори.

Они должны были выяснить, что вообще происходит.

Луна изо всех сил старается доказать, что она настоящий экстрасенс. Возможно, у нее не все в порядке с головой и она гораздо более двинутая, чем кажется?

Кэмпбелл обернулась к Бонни и доктору Стаатс, принимавшей все ее роды. Близнецы, Адам и Оуэн явились в мир с ее помощью. Теперь никто из врачей риджлайнской больницы роды уже не принимал, но сегодня ночью доктор Стаатс дежурила в отделении неотложной помощи. Кэмпбелл любила повторять, что у нее хватит смелости, чтобы самой начать принимать роды, на что Тим отвечал, что в таком случае пора собирать деньги, поскольку ей потребуется не меньше миллиона долларов в год. По его мнению, этой суммы его жене должно было хватить на выплату страховых пособий по бесчисленным искам недовольных пациентов. Все знали, что акушерам предъявляют гораздо больше исков, чем врачам других специальностей.

Выслушав историю о рассыпанном порошке, доктор Стаатс заявила, что в таком случае им придется взять на анализ содержимое желудка Оуэна. К сожалению, пакет, куда его рвало в карете скорой помощи, уже выбросили. Единственная надежда заключается в трубке, которую ему введут…

— Я не позволю так издеваться над своим ребенком, — произнесла Кэмпбелл. По ее голосу было ясно — это решение окончательное и обжалованию не подлежит. — Давайте возьмем у него анализы на всевозможные аллергии и будем надеяться, что нам удастся что-нибудь обнаружить. В смесях кроме молока полно других веществ. Кроме того, есть еще детские консервы. Я надеюсь, хоть их она не выбросила?

Непроницаемое лицо Луны напоминало маску привидения.

— Банка в холодильнике. Я обернула горлышко полиэтиленом, а сверху надела крышку. Он съел только половину куриной лапши и половину яблочного мусса.

Мгновение спустя в помещение ворвалась Карла Квинн.

— Кэмпбелл! — воскликнула она. — Оуэн снова заболел?

— Да, Карла. Откуда ты знаешь?

— Дошли слухи, — пожала плечами Карла. — Моя соседка дежурила здесь ночью. Она позвонила мне и все рассказала.

— Сейчас только семь утра, к тому же сегодня воскресенье! — воскликнула Кэмпбелл.

Не веря своим глазам, Мередит молча смотрела на это нашествие бебиситтеров.

— Слухами земля полнится. Как бы то ни было, если его положили в больницу, завтра я тебе не понадоблюсь, верно? Или понадоблюсь? — спросила Карла.

Кэмпбелл покачала головой.

— Карла, ты проделала такой долгий путь, чтобы задать мне этот вопрос? Ты могла просто позвонить. Если не ошибаюсь, ты сегодня не работаешь?

Карла пожала плечами. Сегодня она была одета в зеленый, как напиток «Севен-Ап», брючный костюм и черные мужские ботинки.

— Я еду в церковь и решила по пути заглянуть сюда.

— Какую церковь?

Католическая церковь Святого Томаса Мора, прихожанами которой были Бринны, находилась на Церковной улице. Там же располагались методистская, унитарная и конгрегационная церкви. Церковная улица находилась на противоположном от больницы конце города.

— Прости, это прозвучало нехорошо, — извинилась Кэмпбелл. — Просто я… Я расстроена, и это показалось мне странным.

— Ничего. Я старокатолик. Мы встречаемся дома у одного из наших прихожан, — ответила Карла. — У нас ведь до сих пор службы проходят на латыни, и все такое. Это в Дептфорде, неподалеку от каменоломни. Священник… то есть он раньше был священником… решил, что церковь для него чересчур современна. Я начала ходить к ним после того, как умерли мой муж и Элли. Там я чувствую себя ближе к ушедшим. — Карла шагнула к Кэмпбелл и своей крупной ладонью сжала ее плечо. — Мы будем за него молиться. Я начну молитвенную цепочку. Бедный малыш. Элли было почти столько же. Сколько же на него свалилось! Сколько еще он продержится? — Внезапно по массивным щекам Карлы покатились слезы. Она вытащила огромный мужской платок. — Я очень надеюсь, что он не сдастся, что он будет бороться.

С этими словами женщина развернулась и затопала к выходу.

— Я слышала, что муж Карлы погиб в дорожной аварии, — произнесла Кэмпбелл. — Но кто такая Элли? — Она обернулась к Луне. — Луна, я очень благодарна тебе за то, что ты помогла Оуэну. Пожалуйста, прости нас за несдержанность. Это нервы. Ведь он еще такой маленький. И все это свалилось на нас так неожиданно.

Луна пожала плечами, но потом кивнула, сунула руки в рукава куртки и ушла, отказавшись от предложения подвезти ее домой.

— Она ведьма, — заявила Мерри. — Может, у нее и метла есть.

— Мерри, как тебе не стыдно, — машинально проронила Кэмпбелл.

— Прости, мама, — извинилась Мередит. — Просто все это невыносимо грустно. — Сдерживая подступившие к глазам слезы, она обняла мать. — Я, наверное, поеду домой?

— Давай. Папе все равно нужно съездить за детским питанием. На всякий случай я все время буду на связи. У Адама много уроков. Он проснулся в два часа ночи. Надеюсь, Мэлли удалось снова уложить его спать.

По пути домой Мерри не проронила ни слова. Молчал и Тим. Он даже не включил свою любимую, невыносимо болтливую радиостанцию, хотя обычно приемник казался дочери продолжением его правой руки. Мерри разослала СМС-ки всем подругам, которым не терпелось узнать подробности очередного недомогания Оуэна. Для Элли, Эрики, Нили и особенно Ким, чьему братишке, усыновленному ее родителями, исполнилось всего три годика, Оуэн был чем-то вроде талисмана. У него имелась собственная курточка с эмблемой «Риджлайнских Ракет», которую сшила для него мама Ким, Бонни, и в которой его приносили на все игры и соревнования, а также свои личные помпоны. Всякий раз, завидя малыша в таком прикиде, старшие заставляли его крутить попкой и говорили: «У него здорово получается!»

Когда они подъехали к дому, Тим быстро поставил две банки в пластиковый пакет, поцеловал Мерри в макушку и, все так же не произнося ни слова, уехал.

Мередит содрогнулась. Ей показалось, что дом промерз насквозь. Адама нигде не было видно. Либо он сидел за древним компьютером, который отдали ему родители, либо дремал. Сестру Мередит обнаружила на диване в гостиной. Та спала таким глубоким сном, что, видимо, даже не слышала, как вошли Тим и Мерри. Накинув на плечи Мэлли одну из двух тысяч шерстяных шалей, связанных для них бабушкой, Мерри проверила термостат, показавшийся ей выключенным. Оказалось, что он просто запрограммирован на возмутительно низкую температуру, которую Тим и Кэмпбелл считали идеальной для человеческого тела — шестьдесят семь градусов![11] И тут раздался стук в дверь.

Папа что-то забыл. При этом он уже завел машину, и связка ключей болтается в замке зажигания.

Но, подойдя к двери и отдернув занавеску, она увидела, что на освещенном неярким солнцем крыльце стоит Бен.

Хотя бы разверзся ад

Мерри даже дышать перестала.

Бен только что прикурил и уже собирался спуститься с крыльца и уйти, когда Мередит набралась храбрости и открыла дверь. Она терпеть не могла курильщиков. Но у этого парня была странная сигарета без малейшего аромата. И когда она села на ступеньки рядом с Беном, то не уловила этого характерного для всех курильщиков тошнотворного запаха.

— Привет, — улыбнулся Бен. — Я по тебе скучал.

— Я тоже, — ответила Мерри.

«Почему мне так легко и хорошо с человеком, которого я совершенно не знаю?»

— Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь, — произнес Бен. — Это странно?

— Если это странно, то я тоже странная, — отозвалась Мерри.

Бен придвинулся ближе, и теперь их тела почти касались друг друга. Мередит ощутила томление, зародившееся в животе и распространившееся по всему телу. У нее даже как будто поднялась температура. Бена, казалось, окружает какое-то сияние. В его глазах цвета морской волны не было ничего, кроме Мередит и желания быть с ней. Тревога за младших братьев — того, который сейчас находился в больнице, и того, который, скорее всего, спал наверху, — показалась ей доносящейся издалека сиреной. Она внушала беспокойство, но не имела к ней непосредственного отношения. Все, чего она хотела, — это быть рядом с Беном, целоваться с ним. Ей хотелось прикоснуться к мышцам на спине и груди Бена, провести кончиком пальца по изгибу его губ. И хотя на улице было холодно, Мередит этого почему-то не ощущала, а ведь кроме тренировочного костюма с отрезанными рукавами на ней ничего не было. Когда она наконец вспомнила о том, что ей необходимо дышать, дыхание вырвалось у нее изо рта вместе с маленьким облачком пара. Ей казалось, что они с Беном будто заключены в огромный шар из света и тепла.

— Я собиралась тебя разыскивать, — сообщила ему она.

— Но я ведь знал, где ты живешь, — ответил Бен. Мерри потрясенно отметила удивление, отразившееся на его лице. — Ведь это дом Бриннов. Ты… вы всегда здесь жили. Кевин и Тим, и Карин, и все остальные…

— Но это было очень давно. Все эти люди намного старше нас с тобой, Бен, так что…

Как будто пытаясь перевести разговор на другую тему, Бен произнес:

— Я хотел бы тебя поцеловать. Я очень этого хочу. Но это… я знаю, что это слишком рано. — Затем он добавил: — Пусть губы делают лишь то, что сделали бы руки… как говорится в твоей любимой пьесе.

— Я бы не сказала, что это моя любимая пьеса. Но в последнее время она нравится мне все больше. Я начинаю видеть в «Ромео и Джульетте» смысл, — произнесла Мерри, поднимая свою маленькую ладошку, чтобы ощутить вибрирующее между ними чувство. — Я не буду возражать, если ты меня поцелуешь, — добавила она. — Более того, я этого очень хочу. И сама не верю в то, что я это сказала. Но мой братишка в больнице. Я не знаю, почему это так важно. Просто мне не хочется наслаждаться жизнью, пока он болен. И было бы ужасно, если бы, впервые целуясь с тобой, я думала бы только о нем. — В глазах Бена она увидела сочувствие. — А мой второй младший брат сейчас наверху, сам не свой от испуга и переживаний.

— Кажется, у тебя и сестра есть.

— Да, есть. Мы близнецы, — сообщила ему Мерри. — Причем идентичные, — добавила она. — И у нас с Мэллори есть два младших брата.

— Я об этом забыл, — произнес Бен.

«О чем это он?» — подумала Мерри. Они только что познакомились. Бен, похоже, думал о какой-то другой семье.

— Мне пора возвращаться, — вздохнув, сообщила Бену Мерри. — Я могу понадобиться брату. Сестра спит. Она за всю ночь и глаз не сомкнула.

Бен мгновенно выпрямился и улыбнулся.

— Все нормально. Я не хочу, чтобы твои родители подумали, что я тебя порчу. — Он кивнул на сигарету. — Какая гадость.

Мерри засмеялась.

— Ты действительно меня портишь. Я не привыкла к… таким чувствам.

— Ты не знаешь, что такое любовь?

«Любовь, — подумала Мередит. — ЛЮБОВЬ?»

— Бен, мы едва знакомы. Любовь — это чувство, которому нужно время.

— Откуда ты знаешь, если ты никогда не влюблялась? — спросил он. — Хотя, кто бы говорил. Я ведь тоже никогда никого не любил.

Мередит привстала и, скрестив ноги под примерзающей к ступенькам попой, села на пятки. Она так долго сидела на ледяном бетоне, что у нее уйдет несколько часов на то, чтобы отогреть пятую точку.

— Понятия не имею, — покачала она головой. — Но так говорят. Чтобы полюбить, нужно время, — повторила Мередит. — Хотя я всегда считала, что у меня все будет внезапно. Однако все уверяют меня, что то, что возникает быстро, — это всего лишь влечение, а не любовь. Оно проходит.

— «Кто полюбил, не с первого ли взгляда?» — процитировал Бен.

— Откуда ты знаешь? И почему ты это сказал? Я произнесла эту фразу, когда впервые увидела тебя. Через окно автобуса. Мы изучаем Шекспира в школе.[12]

— Мама заставила меня это прочитать и выучить.

— Нам тоже приходится это делать. Но я думаю, что это развивает мозг. Хотя я ни за что не смогла бы выучить длинное стихотворение, а потом рассказать его перед всем классом. Поэтому я выбрала совсем короткое.

Бен откинулся назад и оперся на локти.

— Какое стихотворение ты выбрала?

— «Снежным вечером в лесу» Роберта Фроста.[13] «И много миль, пока усну. И много миль, пока усну…» Когда я это говорю, мне кажется, я рассказываю свой сон.

— Да просто это очень легкое стихотворение, — поддразнил ее Бен.

— Оно мне очень нравится! А что нравится тебе, умник?

— «Тогда лишь при лунном свете. Меня жди при лунном свете. Вернусь я при лунном свете, хотя бы разверзся ад».[14]

— Что это?

— Сама найди, — ответил Бен, пальцем опуская воротник своей кожаной куртки и наклоняясь, чтобы поцеловать Мередит в нос.

Он не прикоснулся к ней, но она снова почувствовала исходящий от него жар и странное золотистое ощущение того, что ее любят и желают. Неуклюжие поцелуи Уилла и Дэйна не шли ни в какое сравнение с этими новыми чувствами. Не коснувшись ее и пальцем, Бен превратил Мерри в прекрасную желанную женщину.

— Тебе ничего не грозит? Хочешь, я посижу здесь и понаблюдаю за домом?

— Не волнуйся, все хорошо, — глубоко вздохнув, ответила Мерри. — Спасибо за беспокойство. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Можешь в этом не сомневаться, — заявил Бен, сбегая с крыльца. — Я похитил у тебя перчатку. Она лежала на ступеньках! Должно быть, ты ее обронила, когда заходила в дом.

— Отдай! — шутливо воскликнула Мерри.

— Она пахнет тобой, — ответил он и бросился бежать по улице.

Мередит ничего не оставалось, кроме как вернуться в дом и задуматься.

Внезапно у нее закружилась голова. Она остановилась перед дверью, и ее последней мыслью было: «Нет… нет, что это?»

Вокруг было что-то вроде парка, только в нем росли совершенно незнакомые деревья, с корявыми стволами и широкими листьями. С них свисали лианы. Трава была вытоптана, но по веткам деревьев прыгали изумительной красоты птицы. Голову Бена покрывала каска, а его лицо было измазано сажей и взмокло от пота. «Ну же, приятель, — говорил он. — Осталось совсем немного. Всего несколько футов». Земля вокруг него то и дело взметалась фонтанчиками, как будто по ней молотил град. «Ну же», — повторил Бен и упал на живот, лицом вниз, закрыв голову руками. Это была какая-то спортивная игра. В ней существовала цель, к достижению которой стремились все игроки. Всем был нужен шлем. Все были измазаны грязью. Земля была сырой и скользкой. А у Бена был испуганный вид. Ему было страшно и очень грустно.

— Мерри, ты собираешься входить? — спросил Адам. — Мышка, с тобой все в порядке?

Это обращение он использовал только в тех случаях, когда бывал особенно нежен или испуган. Мерри решила, что сейчас это и то, и другое.

— Все хорошо, Муравей Адам. Я вышла, чтобы подышать воздухом. Я учусь э-э… медитировать. Поэтому стараюсь молчать.

— Похоже, ты действительно научилась впадать в транс. И очень долго дышала воздухом. Я слышал, как ты с кем-то разговаривала прямо под моим окном.

Адам любил, чтобы у него в комнате было холодно, и всегда держал окно приоткрытым. Перед тем как лечь спать, Кэмпбелл всегда заходила к нему и закрывала окно, но сейчас ее дома не было. Мерри и не подумала, что он может открыть окно и подслушать разговор.

— Мне сейчас не очень-то нравится оставаться дома одному, — вдруг заявил Адам.

Для двенадцатилетнего подростка это было серьезное признание. Мерри поняла, что он и в самом деле не на шутку перепугался.

— Сейчас утро, — напомнила она ему. — И твои сестрички обе дома.

— Мэллори спит как убитая. И время года жутковатое.

— Зима? — не поверила своим ушам Мередит.

Адам всегда любил зиму — лыжи, Рождество, снег…

— Когда мы ночью остались одни, я слышал доносящиеся с улицы звуки, — сообщил Адам сестре. — Поняла? Жутко так было! Я слышал… опоссумов и летучих мышей, и прочую фигню. И голоса. После того как ушла Луна. Жуткие голоса.

— А бизонов там не было? — вслух поддразнила его Мерри.

Про себя она взмолилась: «Только не это! Господи, не делай его таким, как мы с Мэллори!»

— Смейся, смейся, Мередит. Ты ведь у нас смелая. Никогда ничего не боишься. И не вскакиваешь с воплями посреди ночи.

— Один раз в жизни было, — ответила Мерри, вспомнив сон, который приснился ей в прошлом году.

— Мерри, не обижайся, но это лажа! — рассердился Адам. — Я ведь не одна из ваших безмозглых подружек, которые считают, что вы так похожи друг на друга, что практически являетесь одним человеком. Я слышал, как вы обе орете по ночам. И довольно часто. Так что это и Мэлли касается. То есть это выглядит так, будто вам снятся кошмары. А только что ты сидела тут и разговаривала сама с собой.

— Я повторяла стихотворение, — ответила Мерри. — Ме-ди-та-ция. Это успокаивает.

— Да уж, ты спокойна, как пожар на фабрике фейерверков!

— Давай найдем это стихотворение. Это домашнее задание.

Мерри должна была каким-то образом переключить его. Она встала на колено Адаму, чтобы достать из шкафа пыльный том «Сокровищ британской и американской поэзии», когда-то приобретенный Тимом. Но строчка, которую цитировал Бен, на глаза не попалась. Мерри подошла к компьютеру и набрала в поисковике: «Хотя бы разверзся ад». На мониторе мгновенно возникло стихотворение в несколько страниц длиной.

— Смотри, Муравей, это старое стихотворение. Ему посвящены вебсайты. Тысячи ссылок. Люди от него без ума, — воскликнула Мерри.

— Потрясающе, — откликнулся Адам.

— Слушай! — приказала Мерри.

Она начала читать Адаму посвященную стихотворению статью: «Оно оказалось старым, таким старым, как… невообразимо старым. Его написали еще в начале века. Причем не этого, а прошлого. В нем говорилось о девушке, которая смотрела в окно, ожидая своего возлюбленного, разбойника. Ее звали Бесс, она была черноглазой дочкой хозяина… э-э… гостиницы, вплетавшей в черные косы алый бант. Их свидание было кратким, и после одного-единственного поцелуя разбойник отправился кого-то грабить. Бесс захватили британские солдаты, вломившиеся в… гостиницу ее отца. Они хотели убить ее дружка, который, будучи разбойником, во всех остальных отношениях, видимо, был порядочным человеком. Наподобие Робин Гуда. Во всяком случае, так считала Бесс. Солдаты напились и привязали Бесс к кровати, сунув ей под живот мушкет, так, чтобы она не могла и шелохнуться. Стемнело. Приближалась ночь. И только она знала, что скоро прискачет ее возлюбленный.

Она услышала стук копыт.

Солдаты услышали стук копыт.

Шевельнув пальцем, Бесс нажала на спусковой крючок». — Взволнованная, Мерри начала вслух читать стихотворение Адаму.

Коня развернул он и шпорил, не зная о том, кто стоял,
Согнувшись, и голову Бесси в кровавых ладонях держал!
И только под утро узнал он — осунувшись, онемев,
Как Бесси, хозяина дочка,
Его черноглазая дочка,
Любовью жила в лунном свете, но смерть обрела во тьме.

— Давай лучше посмотрим телевизор, — разнылся Адам. — Или почистим от снега дорожку.

— Снега не было, — напомнила ему Мерри.

— Я знаю, но я сыт по горло этим стихотворением.

— Адам! Послушай, вот тут интересно.

Она прочитала брату о том, как разбойник узнал о смерти Бесс и повернул обратно. Британские солдаты его застрелили, и он «упал, словно пес, на дороге» и лежал в луже своей крови.

Мередит расплакалась. Она видела, как удивленно смотрит на нее Адам, но не могла остановиться. Ему это старое стихотворение, наверное, показалось скучным или страшным. Это было самое прекрасное из всех стихотворений, которые Мерри читала в своей жизни. Когда она дошла до конца, ей показалось, что печаль разорвет ей сердце.

— Уже конец, — сказала она Адаму. — Осталось всего несколько строчек.

— Я надеюсь, — буркнул он.

Они тихой ночью шепчут, и ветер шумит среди крон,
Луна в облаках мелькает, как призрачный галеон,
Дорога змеей серебрится на лоне пурпурных болот,
Разбойник прискачет снова,
Вот скачет он, скачет снова,
И вот подъезжает снова к таверне, он здесь, у ворот.
И цокают звонко подковы, — он снова въезжает во двор.
Кнутом он стучит по ставням — закрыто все на запор.
Он тихо свистит в окошко. Громче ее позови!
Его ждет хозяина дочка,
Бесс, черноглазая дочка,
Что в черные косы вплетает алеющий бант любви.

— Что все это значит? — спросил Адам.

— Адам! Здесь говорится о том, что любовь сильнее смерти. Они призраки. Ты что, не понял? Она застрелилась, чтобы предупредить его, но он все равно погиб.

— Потрясающе! Никогда не слышал ничего более жизнеутверждающего! — фыркнул Адам.

Привстав на цыпочки, чтобы поднять пульт над головой Мередит, он включил спортивный канал.

— Но ведь они все равно вместе. Разве это не романтично?

— Еще как романтично! И все это описывается на четырех страницах?

— Я никогда не слышала этого стихотворения. Я его перепишу и сохраню.

— Оторвись, не отказывай себе! — напутствовал ее Адам.

Чей-то сын

Мэллори проснулась и резко вскочила на ноги. Ей показалось, что она проспала девять или десять часов. Она взглянула на неописуемо безобразные часы, которые Тим выиграл в лотерею во внешнеторговой палате. Они были украшены деревянным барельефом женщины-первопроходца, памятник которой стоял на площади Риджлайна. Рука женщины служила минутной стрелкой. Оказалось, что время даже не перевалило за полдень и все еще было воскресенье.

Бал состоялся только вчера вечером, но ей казалось, что уже прошел целый год.

Она легла в восемь часов, может, в половине девятого, приготовив Адаму тосты с корицей и какао. Мальчик очень проголодался, но был так потрясен происходящим, что физически не мог есть. Он все время спрашивал, умрет ли Оуэн. Мэлли сто раз повторила ему, что не умрет. В конце концов она совершенно выбилась из сил, и, как только Адам заснул, отключилась сама.

Прошедшая ночь оказалась необычайно длинной. Ей позвонил перепуганный брат, и Дрю тут же отвез ее домой. Хотя обычно Адаму нравилось оставаться дома одному, в этот раз он вел себя странно, как будто превратился в маленького мальчика, который ужасно боится темноты. Он бродил за Мэллори из комнаты в комнату, пока ей не удалось уложить его спать.

Что-то не давало Мэлли покоя.

Она никогда не забывала своих ужасных и одновременно увлекательных снов. Но Мэл всю ночь провела на ногах и уснула воскресным утром. Это, а также тот факт, что они с Адамом остались дома одни, выбило ее из привычной колеи. И только зайдя в ванную, чтобы почистить зубы, она вдруг вспомнила, что «увидела», задремав в гостиной.

На видавшем виды широком деревянном крыльце сидели рядом пожилые мужчина и женщина. Старик наклонился к… своей жене? Наверное, к жене… Мэллори слышала их дрожащие старые голоса. Каким-то образом она знала, что старики привыкли к мягким заботливым заверениям в любви и обоюдной привязанности. Сейчас, однако, в их голосах звучал гнев.

Я увезу их сейчас, Хелен. Так дальше продолжаться не может. Я отвезу их в музей в Уайт-Плэйнс. Там очень хорошая экспозиция. Все кончено, дорогая. Все кончено.

Не смей к ним прикасаться… или, если хочешь, возьми то, что нам отдали. Только не игрушки и не вымпелы. Пожалуйста, оставь мне хотя бы это. Я тебя умоляю.

Я не отдам… детские вещи, Хелен. Как я могу отдать их чужим людям? Только то, что имеет отношение к происшедшему там. Но я хотел бы, чтобы некоторые игрушки и кое-какие вещи достались детям. Возможно, им приятно было бы их получить.

Я не хочу, чтобы они кому-нибудь доставались! Во всяком случае, не все. Не сейчас. Подожди, пока меня не станет.

У нас есть внуки, Хелен. Ты не должна спешить их покинуть. Ты сказала, что все, что ты хочешь…

Я знаю, что я сказала.

Это действительно так! Ты уделяешь девочкам и их брату не больше внимания, чем щенкам. Это неправильно! Я больше не могу жить, будто в ящике. Я ведь чувствую то же, что и ты.

Нет, ты этого не чувствуешь. Ты не можешь это чувствовать.

— Мередит? — тихо позвала Мэлли.

— Я здесь, Мышка.

— Чем ты занималась?

— Делала уроки. Адам в порядке. Он наверху, смотрит телевизор в комнате родителей. Я заезжала в больницу к Оуэну. Это все так странно. Луна вылила, а затем и высыпала всю смесь. Теперь никто не сможет выяснить, были ли в ней отравляющие вещества. Но она все выбросила не для этого. Она сказала мне, что у нее было предчувствие. Однако я думаю, что, скорее всего, ей показалось, что у смеси странный привкус или что-то в этом роде.

— Луна молодец, — отозвалась Мэллори. — Она сразу отвезла его в больницу. А я готова съесть собственную ногу. У нас есть какая-нибудь еда?

Изучив содержимое холодильника, Мередит вернулась в гостиную.

— Там есть хот-дог. И маринованные огурцы. Только они уже немного подгуляли. Я бы их не ела.

Если близнецы не составляли список необходимых продуктов и не совали его в руку Тиму, отец обычно забывал заехать в магазины. За последние несколько месяцев они столько раз ели на обед гамбургеры или хлопья, что даже Адам истосковался по брокколи. Предполагалось, что, кроме ухода за Оуэном, Карла станет готовить еду, которую Бринны смогут замораживать впрок. Один раз она это сделала. То была запеканка с тунцом, горохом, луком и огромными кусками сыра. После этого Кэмпбелл в мягкой форме сообщила Карле, чтобы она больше не отвлекалась на приготовление еды.

А пока Мерри повторила, что обнаружила в холодильнике хот-дог.

— И еще… м-м… что-то в кастрюльке. И большая банка бабушкиного яблочного мусса. И еще какие-то остатки в пакетах. Они выглядят так, будто лежат там со Дня Благодарения.

Мэллори забралась на стул и вытащила из шкафа огромную коробку овсяных хлопьев. Она ненавидела овсянку, но не могла отрицать того, что это полезный и питательный продукт.

— А ты разве не голодна? — обернулась она к Мерри.

— Нет, я… — замялась Мерри. — Нет, мне есть не хочется.

Она покраснела.

— Что с тобой?

В воздухе витало что-то безудержное, немного опасное и соблазнительное, как фонтанчик с разбрызгивателем на летней лужайке.

— Здесь был Бен. Он приходил ко мне.

— Кто такой Бен?

Мередит молчала, вспоминая почти жалобный взгляд, который при расставании бросил на нее парень.

— Это тот красивый мальчик, которого я увидела на прошлой неделе. Возле торгового центра. И потом, на дороге. Я тебе о нем говорила. Он… я не знаю, откуда, но он знал, где мы живем, и пришел, чтобы поговорить со мной.

— Он тебя выследил, — в ужасе прошептала Мэлли.

— Что за вздор, Мэллори! Наш адрес есть в справочнике. Кроме того, он сказал, что знает нашу семью… и все такое. Для того чтобы меня найти, не надо быть частным исследователем.

— Следователем. У моей сестренки мозги, как у медузы… Почему ты не пригласила его войти? Как и вчера, когда выперлась на улицу?

— Что хочу, то и делаю, — буркнула Мерри.

— Он знает папу? Откуда он его знает? — поинтересовалась Мэллори.

Мерри вдруг пришло в голову, что та слишком остро реагирует на пустяки.

— Я не знаю. Может, он играл в команде, которую тренировал папа, когда Бен был маленьким.

— В таком случае, в те времена Бен был маленькой девочкой, — хмыкнула Мэлли. — Единственной командой, которую когда-либо помогал тренировать папа, была моя футбольная команда. — Она помолчала, размешивая плавающий в кастрюле ком овсяных хлопьев. — Ты что-нибудь сделала? Я имею в виду, что-нибудь серьезное?

— Мы только разговаривали, — ответила Мередит. — Я бы хотела большего, но, наверное, обниматься и целоваться пока было бы преждевременно. Я его почти не знаю. Но думаю, что он — тот самый, единственный парень, который мне нужен.

— Единственный? Я тебя умоляю! Ты знакома с ним в сумме аж целый час. Мередит, это полный бред даже для тебя. Что ты о нем знаешь? — поинтересовалась Мэллори.

Вместо ответа сестра пожала плечами. Это упорное молчание лучше всяких слов сообщило Мэллори о том, что убеждать ее бессмысленно. Она все равно станет поступать по-своему. Как бы в подтверждение этого вывода, Мерри отвернулась.

Внезапно она распахнула дверцу холодильника и, схватив сморщенный хот-дог, швырнула его в мусорное ведро. Туда же полетели пакеты с остатками неизвестных продуктов. Она выполоскала кастрюльку, испачканную чем-то похожим на прокисший и покрывшийся плесенью яблочный мусс. Она выскребла лежавшие в раковине тарелки и сунула их в посудомоечную машину. Вытряхнув из кастрюль и мисок остатки когда-то приготовленной пищи, она вымыла и те, и другие, после чего открыла новую пачку пищевой соды и взялась за холодильник. Покончив с этим, Мерри достала средство для чистки кухонь, охапку тряпок и щетку для пола.

Этого было вполне достаточно, чтобы Мэллори захотелось поставить сестре градусник. Она дождалась, пока та закончит мыть плиту и подметать пол, чтобы повторить свой вопрос:

— Кто он, Мерри? Мы ведь не знаем никого, кто знал бы его.

Мерри не ответила.

— Ну хорошо! Слушай! Почему он… мне снится? Во всяком случае, я думаю, что эти сны о нем.

«А мне почему?» — подумала Мерри. Внезапно она разозлилась.

— Потому что ты чокнутая! Ту станап, — взвилась она, используя фразу из языка близнецов, означавшую «ты дура», опасаясь, что их может услышать Адам. — Ты вообще меня слушала? Его родственники знают наших родственников. Может, он только что вернулся в город! Когда он ходил в нашу школу, мы с тобой были в седьмом классе и, кроме Дрю и его сестры, никого из старшеклассников не знали.

Она огляделась в поисках чего-нибудь грязного, но все уже было чистым. Кухня сверкала, как операционная.

Мэллори, которая и пальцем не шевельнула, чтобы помочь, предприняла еще одну попытку разговорить сестру.

— Мередит, насчет этого парня. Не с неба же он свалился. Кто-то же должен хоть что-то о нем знать. Твои подруги-чирлидеры, девчонки постарше… Если он такой сексуальный, как ты о нем рассказываешь, почему никто ни разу его не упомянул? — Про себя Мэллори думала: «Если сон о пожилых мужчине и женщине имеет отношение к Бену, что это означает? Не считая странной болезни Оуэна, Бен единственное новое явление в нашей жизни. Должно быть, сон все-таки связан с Беном. Должно быть, они говорили именно о нем. Но как это возможно?»

— Позволь я хотя бы расскажу тебе свой сон, — вслух произнесла Мэлли. — Он приснился мне только что, когда я задремала в гостиной.

— Нет, — отрезала Мерри. — Не надо ничего мне рассказывать. Представь себе, что ты это уже сделала. А я пойду наверх, почитаю.

— Да это сон не об убийцах или психах. Мне приснилась женщина, которая говорила то ли мужу, то ли отцу, что она не хочет расставаться с какими-то детскими игрушками.

— Какое отношение это имеет к Бену? — вздохнув с облегчением, спросила Мерри. — Ты поймала какую-то другую волну.

— Я этого и сама не понимаю. Но это то, что должно произойти. Я не знаю, зачем это мне. Но боюсь, что мне придется это выяснить. Насчет Бена…

— Да какое тебе до него дело! Что ты ко мне пристала? У тебя у самой есть бойфренд, а ты ведешь себя так, будто в знакомстве с новым парнем есть что-то ненормальное, — огрызнулась Мерри. — Если тебе нужна дополнительная информация, обратись к Луне. Она отлично видит будущее!

На самом деле Мерри была готова бесконечно говорить о Бене, и особенно с Мэлли, которая, несмотря на все их стычки, была частью ее души. С другой стороны, она вообще не хотела его упоминать. Ей казалось, что пустая болтовня может… разрушить очарование их отношений. Поэтому она рассказала сестре о встрече с Луной в отделении реанимации, о странном появлении Большой Карлы и ее молитвенной цепочке.

— У мамы нюх на психов, — вздохнула Мэллори.

— Тут я с тобой согласна. Я благодарю Бога за бабушку и Сашу. И за то, что бабушке удалось отговорить маму от мыслей об очередной кандидатке.

— Прости, Мерри, я не знаю, почему я на тебя накинулась. Я себя не понимаю, Мышка. Но я это сделала, и это неспроста.

— Мне надо ненадолго прилечь, — сказала Мерри.

— Хорошо, — кивнула Мэллори.

Мерри подумала о том, что сейчас, наверное, полнолуние. У Оуэна рвота. Откуда-то появился Бен. Луна возомнила себя ясновидящей. Большая Карла ведет себя, как настоящая ясновидящая, а на нее саму обрушились бессвязные видения. Ей казалось, что ее голова превратилась в мешок, полный морских камушков, перекатываемых с места на место приливом. Прижав к груди томик стихов, в котором она наконец нашла «Разбойника», Мерри поднялась наверх, легла в кровать и начала проваливаться в сон.

Внезапно в дверях возникла Мэллори.

— Мер, я рассказывала тебе подробности видения, в котором обнаженная Луна танцевала в роще? Это не дает мне покоя.

— Не знаю, — пожала плечами Мерри.

Мэллори прикусила губу. Казалось, она не решается что-то произнести вслух.

— Там был большой костер, — наконец заговорила она. — Они жгли на огне волосы.

— Свои собственные? Это не преступление. Насколько я понимаю, они не поджигали их, пока волосы еще находились у них на голове? — уточнила Мерри.

— Нет, они жгли маленькие локоны. Детские. Волосы совсем маленького ребенка. Шелковистые, вьющиеся белокурые волосики.

Они обе знали, кому принадлежат волосы, очень похожие на те, которые описывала Мэлли.

Злодеяние

В четыре часа этого бесконечного дня Мерри проснулась от шума и возни внизу. Она бросилась к лестнице, ожидая увидеть родителей и Оуэна. Но это был всего лишь Дрю. Он стоял на крыльце и колотил кулаком в дверь, а поднимающийся ветер, вихрями круживший снежные хлопья, трепал его шапку и охапку белых коробок, которые парень привез Бриннам.

Когда Мерри, дрожа и кутаясь в волочащееся по полу одеяло, спустилась вниз, Мэллори сообщила ей, что звонил папа и сказал, что серьезное обследование малыша Оуэна только начинается. Сегодня сестры и Адам будут ночевать одни. На улице было темно и мрачно. На работу в пиццерии Дрю носил легкую куртку, и потому заявил, что, пока Мэллори отперла дверь, у него от холода чуть пальцы не отвалились. Солнце уже опустилось за хребет Плачущей женщины, а леденящий ветер напоминал о том, что зима не торопится покидать Риджлайн, а значит, его жителям не следует торопиться убирать на хранение парки и теплые пальто.

— Погоди! — воскликнула Мэллори, глядя на Дрю, внимательно изучившего показания термостата и спрятавшего кисти рук в рукава свитера. — Зачем ты лупил в нашу дверь? Ты ведь никогда не стучишь. Никто никогда не стучит.

— Она была заперта, — ответил Дрю. — Ты спала беспробудным сном и ничего не слышала. Вы заперли дверь.

— Ничего мы не запирали, — хором ответили близнецы.

Мэллори призналась, что она ничего не видела. Они с Адамом смотрели какой-то ужасный старый фильм и заснули на диване, проспав большую часть дня и уйдя таким образом от напряженной реальности.

— Может, это ты заперла дверь? — обернулась она к Мерри.

— Я сказала сейчас, что тоже спала.

— Тогда кто это сделал?

В Риджлайне никто не запирал двери, не считая обитателей Хэвен-Хиллс, у которых каждая комната была напичкана всевозможными приспособлениями, как небольшой магазин электроники, а стены украшали произведения искусства. В доме Бриннов не было ничего настолько ценного, что стоило бы украсть. Правда, огромный овальный обеденный стол являлся предметом антиквариата. Его подарили им бабушка и дедушка, когда переезжали в новое жилище. Тим любил повторять, что дом, видимо, построили вокруг этого стола, поскольку в нем не было ни одной двери, достаточно широкой, чтобы пропустить данный предмет мебели. Картины на стенах их дома издали могли сойти за произведения художников-абстракционистов, но на самом деле являлись помещенными в рамочки рисунками, которые Адам и близнецы гордо приносили домой из школы. Они и представить себе не могли, что много лет спустя эта мазня будет все еще мозолить им глаза. Всякий раз, когда мама заявляла, что эти пятна и геометрические формы выглядят в точности как половина полотен в Музее Современного Искусства, Мэллори хотелось провалиться сквозь землю.

В прихожую, протирая глаза, вышел Адам.

— Я отключился, — признался он.

— Признавайся, Муравей, — обернулась к нему Мерри, — это ты запер дверь? Дрю не мог войти в дом.

— Я не запирал дверь, — ответил Адам.

На его лице отразился испуг.

— Лейбайт, — предостерегла сестру Мэллори. Она не хотела снова перепугать Адама. — Забудем об этом. Это, наверное, произошло само собой, случайно. Дверь захлопнуло сквозняком. Кто-нибудь, включите термостат.

— Сквозняки захлопывают двери, но не запирают замки, — упорствовала Мерри. Она обернулась к темноте, заглядывавшей в дом сквозь застекленную дверь. — Чтобы запереть эту дверь, нужен ключ. Поэтому папа хочет поставить на ней задвижку. Такую, как на задней двери. Ведь, если случится пожар, нам придется вначале разыскать ключ и только после этого покинуть дом.

— Скарик хум вис верс, — процедила сестре Мэллори, уже настойчивее. На языке близнецов это означало: «Прекрати. Хватит об этом».

Глаза Адама испуганно расширились. Но было уже поздно — Мередит понесло.

— У меня по спине бегают мурашки. Представьте себе — мы тут все спали, а кто-то вошел в дом и запер дверь.

— В анналах преступлений такого наверняка нет, — улыбнулся Дрю. — Вор, запирающий двери.

— Это не смешно, — оборвала его Мэллори. — Что, если здесь есть еще кто-то, кроме нас?

— Давайте разойдемся по дому и осмотрим все закоулки, — предложила Мерри. — Я проверю нашу комнату, а Адам спустится в подвал.

— Мередит! Это так глупо! Совсем как в фильмах ужасов. Герои разбредаются по дому, а психопат вырубает свет и отлавливает всех по очереди.

— Я звоню в полицию, — вмешался в спор сестер Адам.

Его глаза распахнулись и стали похожи на блюдца, а губы побелели.

— И что ты им скажешь? — поинтересовалась Мерри. — «Мы хотим сообщить о запертой двери»? — Она замолчала и тоже уставилась в темноту, где в свете закрепленного над входной дверью фонаря искорками мерцал снег. — Надо осмотреть дом. Лично мне не страшно.

— Мне тоже было бы не страшно, если бы я выбрала для осмотра нашу спальню, — поддразнила ее Мэллори. — Хотя именно там, скорее всего, и находится тот, кто запер дверь. Он, наверное, вышел из кладовки за твоей спиной.

— Я думала, мы договорились не пугать Адама, — перебила ее Мерри. — Прекрати валять дурака, Мэл. Лучше давай подумаем. У кого, кроме нас, есть ключ? У бабушки? У миссис Вогхэн? Насколько мне известно, больше ни у кого.

— Я думаю, что даже у Саши и Карлы нет ключа, — добавила Мэллори. — Они приходят, когда мама еще дома. И вообще, наша мама озабочена вопросами безопасности. У бабушки ключ действительно есть, но если бы она сюда пришла, то окликнула бы нас.

— Наверное, это сделала моя мама, — попытался успокоить их Дрю. — Она обожает запирать двери. Кто-нибудь хочет пиццу? У меня тут… э-э… шесть коробок с пиццей по приемлемой цене.

— Дрю, давай осмотрим дом, — заявила Мэллори.

Вооружившись двадцативаттным фонарем главы семейства размером с небольшую кошку и тяжелой штуковиной из кухни, с помощью которой Кэмпбелл точила ножи, вся четверка начала осмотр с расположенного в подвале крохотного офиса Тима и шаг за шагом обследовала каждый уголок еще двух с половиной этажей, где обитали Бринны. Под испуганные охи-ахи Мерри и возмущенные окрики Мэллори они открывали все комнаты, шкафы и кладовки. Адам ходил по дому, одной рукой вцепившись в Дрю, а во второй сжимая свою алюминиевую биту.

— Почему мы шепчемся? — прошептал Дрю. — Если где-то в доме притаился безумный убийца, разве вероятность того, что он до нас доберется, уменьшится, если мы будем говорить тихо?

— Я не знаю. Мне кажется, мы попали в какой-то английский детектив, — так же шепотом ответила Мэллори.

— А мне кажется, мы попали в «Скуби-Ду»,[15] — вставил Адам.

Вскоре в доме Бриннов сияли уже все без исключения светильники и лампы. Со стороны могло показаться, что он стал местом проведения грандиозной вечеринки, хотя на самом деле в нем не было никого, кроме живущих там подростков и Дрю. «И еще всех этих привидений», — думала Мэллори.

Они дружно вздрогнули, когда раздался звонок телефона. Сорвав трубку, Мерри услышала Сашин голос, сообщивший, что ее неожиданно вызвали на вторую работу, а иначе она обязательно приехала бы, чтобы хоть чем-то помочь. Но по пути к дому пожилой женщины, за которой она ухаживает, она пообещала заехать в больницу.

— Я вот все думаю, — говорила Саша. — В пятницу он играл с кубиками и прыгал на диване, как самый счастливый в мире малыш. И вдруг слег, так же неожиданно, как и в прошлый раз. Когда он вернется домой, я приготовлю ему что-нибудь особенное. Например, пудинг. Надеюсь, он не съел что-нибудь испорченное или отравленное.

— Я вымыла холодильник и выбросила все, что в нем было.

— В самом деле? — обрадовалась Саша. — Это прекрасно. А сейчас мне пора. Извини, Мерри, я побежала.

Обычно, в отличие от Карлы или Луны, Саша любила поболтать. Но сейчас Мерри не успела произнести больше ни слова, потому что Саша бросила трубку.

— Кто вымыл холодильник? — уточнил Адам, подслушавший весь разговор.

— Я, — ответила Мерри.

— И ты выскребла из кастрюльки эту яблочную слизь? Не бабушкин мусс, а ту вонючую гадость? — уточнил он. Мерри смутно помнила, что вымытая кастрюлька все еще стоит на сушилке для посуды. — Ты это приготовила в школе? — продолжал Адам. — Я наткнулся на нее перед тем, как ты вернулась домой, потому что умирал с голоду. Кстати, это обстоятельство до сих пор не изменилось. Но меня чуть не вырвало. Кто это туда поставил?

— Я думала, это сделала ты, — обернулась Мерри к Мэллори. — Ты же знаешь, что я и яйцо сварить не способна. Может, бабушка или папа что-то приготовили сегодня утром? Но дома не было никого, кроме вас с Адамом.

— Это верно, — негромко произнесла Мэллори. — Но самое странное заключается в том, что это не наша кастрюля. Я вижу ее впервые.

Нагнетание

Пока ребята осматривали дом, пиццы вкуснее не стали.

Но голод взял верх.

Обычное время обеда давно прошло, когда компания расселась вокруг стола. Не успели они открыть коробки, как позвонила Кэмпбелл, чтобы спросить, обойдутся ли они без бабушки.

— Конечно, обойдемся, — заверила ее Мэллори. — Мы тоже тебя любим. Поцелуй за нас маленького. Да, Дрю скоро уйдет. Да, я знаю, что сегодня вечер воскресенья. Да, я знаю, что у Мерри тренировка и что скоро турнир. Нили заедет за ней рано утром. — Мэллори помолчала и закатила глаза. — Э-э, мам? Ты не запирала входную дверь? — как бы невзначай поинтересовалась она. — Ну ладно. Да нет. Неважно. Я не знаю никакой Элли. — Мэллори покосилась на сестру и пожала плечами. — Я спрошу у Мерри.

— Помнишь, Большая Карла упомянула это имя, когда Оуэн заболел в первый раз? А потом, когда мы были в больнице, она произнесла его снова, — сообщила Мерри. — Мама не знала, что это означает, зато информацией, кажется, обладает бабушка. Не забыть бы ее расспросить.

— Да плевать, — махнула рукой Мэллори. — Если я сию секунду что-нибудь не съем, я умру с голоду.

Пиццы оказались крайне неудачными.

Дрю все объяснил.

Накануне в Дептфорде была дискотека, на которую приглашали далеко не всех.

В результате пиццерия «Папа» получила вдвое больше, чем обычно, заказов на пиццы-розыгрыши. Эрни отдал Дрю неизбежно возвращенные клиентами пиццы с гадкими начинками. Пиццы-розыгрыши наряду с разъяренными, брызгающими слюной питбулями, с которыми их владельцы обращались как с пушистыми кроликами и орали не на собак, бросающихся на разносчиков пиццы, а на самих разносчиков, были проклятием этого бизнеса. Эрни снова потерял кучу денег на супер-больших пиццах, заказанных с неопределяемых номеров девочками, влюбленными в мальчиков, девочками, брошенными мальчиками, или просто одинокими девочками, в одиночестве просматривающими повторы «Друзей», пока сами друзья веселятся на вечеринке.

Хуже всего обстояло дело с самыми большими экземплярами — с тройным сыром, перцем и анчоусами. Даже после того, как ребята старательно очистили поверхность от рыбешек, еда сохранила их стойкий запах.

— Что это? — поинтересовалась Мэллори, снимая с очередной в целом нормальной пиццы с грибами и сыром оранжевый диск, по форме напоминающий большой палец руки.

— Абрикос, — ответил Дрю. — Обычно добавляется в начинку из авокадо и креветок, но иногда кладется на грибы, особенно если кто-то решил кому-то отомстить. Я уже говорил Эрни, чтобы он не обращал внимания на такие заказы. Я даже запомнил голоса некоторых шутников. Но он говорит, что это плохо отразится на бизнесе.

— Еще как плохо. Фу! — скривилась Мерри, отбрасывая абрикос в кашеобразную горку анчоусов, зеленых маслин, ломтиков бекона и каштанов.

— Все равно это не так омерзительно, как фрикадельки и салями, посыпанные горгонзолой,[16] которыми ты когда-то нас угощал, — фыркнула Мэллори. — Я люблю мясо, но после той пиццы за мной несколько недель гонялись все местные кошки.

— Я предоставляю людям питание по доступной цене, — вскинув голову, заявил Дрю. — При этом мое чувство собственного достоинства терпит немалый урон. Я проделал такой путь, чтобы избавить вас от необходимости готовить!

— У нас на самом деле имеются проблемы посерьезнее, — вздохнула Мередит. — Врачи подозревают, что Оуэн… один из тех малышей, у которых аллергия на пшеницу, арахис… на все на свете. Не дай Бог! Это было бы слишком ужасно!

— Не сгущай краски, Мередит! До этого еще не дошло. Но все равно хорошего мало. Пока мама кормила его сама, такого не было, — вмешалась Мэллори. — До того как она стала пропадать то в школе, то на работе. Малыши не должны питаться смесью для того, чтобы их мамы могли стать врачами, которые потом будут говорить другим мамам, чтобы те не кормили своих детей смесями.

— Прошу прощения, — понурился Дрю. — Я всегда пытаюсь немного разрядить обстановку, но почему-то всегда невпопад.

— А у нас есть что-нибудь еще? — жалобно поинтересовался Адам. — Хотя бы тосты?

— Адам, ешь! — строго ответила Мерри. — Просто соскреби с пиццы начинку и ешь. Хватит ныть.

— Меня сейчас стошнит, — пожаловался Адам.

— Идея! — воскликнула Мэллори. — Я возьму денег из «бранной» банки и куплю яиц, хлеба и чего-нибудь еще. Дрю, ты отвезешь меня в магазин? Муравей, ты все уроки сделал? Заканчивай быстро, и тогда весь вечер будешь делать все, что захочешь. Свобода!

— У меня уже все сделано, — ответил Адам. — Я и так чувствую себя свободным.

— Врунишка.

— Осталась история, — с несчастным видом признал Адам. — Гражданская война.

— Шестой и седьмой класс… — задумчиво произнес Дрю. — Бесконечный период реконструкции. До прошлого года я даже не догадывался о существовании двадцатого века.

Мэллори ткнула его в бок и выхватила долларов двадцать из банки, в которую Кэмпбелл и Тим клали по доллару всякий раз, когда у кого-то из них вырывалось бранное слово.

— Я помогу тебе с уроками, — сообщила Адаму Мередит, — а ты помоги мне тут убрать.

Они украсили единственную оставшуюся пиццу половиной отвергнутых начинок. Она предназначалась для отца, который ел все без разбора. После этого брат и сестра целый час провели за кухонным столом, обсуждая гибель Авраама Линкольна.

— После того как в него выстрелили, он продержался до самого утра, — рассказывала Адаму Мередит. — Он был так высок, что не помещался ни в одной кровати. Его принесли в дом, расположенный напротив театра, и положили на постель, но его ноги свисали. Около него всю ночь дежурили люди, но рана была слишком серьезной, и шансов выжить у него не оставалось. Просто у Линкольна оказался очень крепкий организм. Он был совсем еще не стар, всего пятьдесят шесть лет. Гораздо моложе дедушки Бринна. Всего лет на десять старше папы.

— Какое это было число? — спросил Адам. — Когда он умер?

— Ну зачем вас этим мучают? — вздохнула Мерри. — Это было сразу после окончания войны, так что, наверное… тринадцатое или четырнадцатое апреля. Но самое интересное — это то, что врач, пытавшийся его реанимировать, применял оборудование, которым сейчас пользуются наши парамедики. Еще у Линкольна была жена, обожавшая избивать мужа. Она вырывала ему волосы, исцарапывала лицо и била его метлой.

— Ну да! — воскликнул Адам, помимо своей воли заинтересовавшись рассказом Мередит.

— У нее была депрессия, — пояснила Мерри. — Или того хуже.

— Как у той старушки, которая живет рядом с Алексом, — кивнул Адам, подразумевая своего двоюродного брата, сына дяди Кевина и тети Кейт, которому было столько же лет, сколько и ему.

— Наверное. Думаю, она не ограничивалась тем, что ругала детишек, переезжающих ее лужайку на велосипеде. Это было очень давно. Ты говоришь о миссис Хайленд.

Перед внутренним взором Мерри промелькнуло улыбающееся, но одновременно омраченное глубокой грустью лицо Бена. Она едва сдержала слезы.

— Она кричит, даже когда рядом никого нет. Мы с Алексом за ней наблюдаем. Она просто стоит в саду и орет на свои яблони.

Мерри опустила голову на стол.

Она увидела молодую женщину. Не очень молодую, но моложе мамы. Та ходила по саду, останавливалась возле каждого дерева, обнимала его ствол и всхлипывала, поднимая голову и всматриваясь в ветки. Ее прекрасные белокурые волосы волнами ниспадали ей на плечи. Она была одета в белую мужскую рубашку с закатанными рукавами и полами, завязанными над поясом старых рваных джинсов. В руках она держала куртку, очень похожую на куртку Бена. Она опустилась на землю, прижимая к себе эту вещь. Она плакала горько, как маленький ребенок, и ее тело сотрясали рыдания. Губы женщины повторяли чье-то имя, но Мерри не удалось его расслышать…

— Мер? — позвал ее Адам. — Что с тобой? Ты заснула?

— Я… Я устала. Ты обойдешься без меня?

— Я пойду лягу на кровать мамы и папы. Мне кажется, я опять стал маленьким. И мне не по себе.

Его рыжеватые веснушки ярко выделялись на почти прозрачной коже, так похожей на кожу Оуэна.

Мерри взъерошила его волосы.

— Давай, — кивнула она.

И снова положила голову на стол. Мередит уснула, но больше ей ничего не приснилось.

Видения и плохая пицца

На другом конце города у магазина «Быстрая Экономия» сидящая в кабине грузовика своего приятеля Мэллори тоже опустила голову. Только не на стол, а на приборную доску. Дрю любезно предложил забежать в магазин и купить продуктов. Мэллори прослушала четыре или пять песен Анни Леннокс. Ее раздражало увлечение Дрю музыкой столетней давности. Под песню «Сладкие сны» ее сознание начало путаться. Сопротивляться этому состоянию Мэл не умела…

Она увидела парк. Красивый и ухоженный. Гораздо красивее поля для гольфа. Раскидистые деревья, на которых уже начинали распускаться цветы, склонили свои кроны над каменными скамьями. Она видела только одного человека. Но знала, что в парке есть кто-то еще. Мэлли знала, что это девушка и что она приближается.

Это место не было ни фермой, ни полем для гольфа, ни парком, но своей ухоженностью напоминало и первое, и второе, и третье.

В самом центре стоял высокий шпиль. Она его уже видела. Но где?

Во сне Мэллори подошла ближе к человеку, который сидел спиной к ней. Шел легкий дождик. Из-под земли пробивалась молодая трава.

Это был Бен. Мэллори никогда не видела его, но сейчас она нисколько не сомневалась, что это именно он.

Бен сидел на корточках перед шпилем, одетый в простые зеленые штаны и… Мэллори скорее почувствовала, чем увидела, приближение второго человека, девушки.

Бен улыбнулся, и пасмурный день озарился. Как и говорила Мерри, он был прекрасен. С широкой белоснежной улыбкой, полностью преображавшей его милое, грустное и торжественное лицо. Когда он встал, его белокурые, вьющиеся и непослушные, как у ребенка, волосы упали на лоб. Но что-то с ним было не так. Он напоминал радиосигнал на горной дороге, который то появлялся, то пропадал.

— Привет, — сказал он человеку, чья тень легла на еще нерастаявший снег. — Я так по тебе скучал. Пойдем со мной, Мерри. Пожалуйста. Это не будет больно. Тебе не будет больно. Я тебя люблю.

Мэллори попыталась крикнуть, но губы отказались ей подчиняться. Из ее горла вырвался едва слышный звук, скорее похожий на писк котенка. Она увидела, как ее сестра шагнула в солнечный свет, заливавший холмик, поросший молодой травой.

— Проснись, Бринн! — позвал ее Дрю, укладывая на крышу Зеленого Чудовища три галлона[17] молока. — Я бы спросил, зачем ты распустила слюни по моей торпеде, но, если ты на самом деле не спала, а только просматривала свои сны, пожалуйста, не надо мне ничего рассказывать, потому что я ничего не хочу знать.

— Не беспокойся, мне не особенно хочется болтать.

— Что случилось?

— Я видела этого мальчика. Мальчика, в которого влюбилась Мерри.

— Ты видела его в «Быстрой Экономии»? Или в астрале? Ладно, я по твоему лицу вижу, что он не заскакивал сюда за арахисовым маслом, — вздохнул Дрю. — И давай-таки сменим тему.

— В нем есть что-то странное. Я не хочу сказать «плохое». Именно непонятное.

— Что непонятного в словах «не надо мне ничего рассказывать»? — спросил Дрю.

Они вернулись домой, не проронив больше ни звука. Увидев их, Мерри бросилась наверх по лестнице.

— Она целый день такая, — прокомментировала Мэллори, вваливаясь в кухню с двумя пакетами продуктов. — Когда я попыталась с ней поговорить, она начала мыть кухню. Это любовь или вирус. За восемь часов она ни разу не поболтала по телефону ни с одной из своих подружек. Это очень серьезное недомогание.

Пока Мередит помогала Адаму с уроками, Дрю и Мэллори раскладывали покупки. Это было очень странно и непривычно. Как будто они стали на десять лет старше и уже жили вместе. Родителям Мэлли и Мерри предстояло провести эту ночь в больнице. Впервые в жизни сестры остались на ночь одни, без присмотра бабушки или кого-то еще из родственников. Это было очень необычное ощущение.

Прежде чем выйти за дверь и отправиться домой, Дрю обернулся к Мэллори.

— Ты же знаешь, Бринн, что мне не обязательно уходить. Я могу остаться и охранять вас от запирателей дверей. — Он привлек ее к себе. — Я мог бы лечь спать на диване.

— А я? — спросила Мэллори. — Вот тут и следует вспомнить о том, что ты на три года старше. Следующий шаг… слишком серьезен. Обратного пути не будет.

Подбородок Дрю выпятился вперед, и парень возмущенно уставился на подругу.

— Ты считаешь, что я способен попытаться заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь? Или что я вообще хочу от тебя чего-то большего, чем поцелуи? Тебе всего пятнадцать!

— А что, если этого захочешь не ты? Мы так доверяем друг другу, что можем не заметить, как проскочим перекресток на желтый свет, — возразила Мэллори. — У меня еще нет прав, и я говорю не о вождении.

Дрю поцеловал макушку Мэллори, спрашивая себя, с кем она будет, когда увидит, что мигающий желтый свет сменился зеленым. Будет ли с ней в это мгновение он, Дрю Вогхэн? Будет ли он счастлив за нее, если с ней будет другой, или сердце разорвется у него в груди? Он глубоко вздохнул.

— Ты и в самом деле не имеешь права выходить из дома? Разве мы не могли бы исчезнуть, скажем, минут на сорок?

Мэллори знала, куда он хочет отправиться. Они остановятся на темной, разрытой бульдозерами дороге, и скоро все окна в машине запотеют от их жаркого дыхания. Но каким бы привлекательным ни было это предложение, Мэлли почему-то не хотелось покидать дом.

— Не обижайся, — попросила она Дрю. — Я знаю, что родителей нет дома и мое поведение выглядит противоестественным. Но Мередит совершенно не обращает внимания на Адама. Мы все взвинчены, а она к тому же ощущает себя главным действующим лицом, практически героиней своей личной драмы. Скорее всего, Адам уже смотрит какие-нибудь ужасы про маньяков или что-нибудь в этом роде.

— Так это все из-за Мерри и ее невидимого автостопщика? — спросил Дрю.

— Сегодня утром он материализовался, и теперь Мередит вообразила себя Джульеттой двадцать первого столетия. К тому же я хочу быть дома на тот случай, если позвонят родители. Ты можешь погостить у нас еще немного, если хочешь.

— Ты обращаешь на меня не больше внимания, чем Мерри на Адама. А все твои мысли в больнице с Оуэном. Я знаю, когда мне дают понять, что я лишний.

Дрю обиженно выпятил губы.

— Никакой ты не лишний. Просто меня не покидает странное чувство. Страшно представить, что я буду делать, если что-то случится с Оуэном в мое отсутствие. Родители сейчас не развлекаются, они в больнице, с моим братишкой.

— Да ладно, милая, я все понял, — успокоил ее Дрю. — Я не любил бы тебя так сильно, если бы ты не тряслась так над маленькими детишками. Поеду-ка я в боулинг. Редкое событие — свободный воскресный вечер. Боулинг серьезно недооценивают. А кроме того, с тех пор как я связался с тобой, мои друзья-холостяки только и делают, что злятся на меня.

— Дрю, ты такой милый! — Мэллори обняла парня за талию. — И еще ты мой самый лучший друг.

— Это нелегкое бремя, — заметил Дрю.

Несколько часов спустя Мэллори легла в постель и попыталась уснуть.

У нее ничего не вышло.

Она крутилась с боку на бок, пока не отказалась от этой бесполезной затеи. Мэлли встала и подошла к круглому чердачному окошку, выходящему на улицу. Усевшись в кресло, она стала смотреть на снег, освещенный конусами желтого света от фонарей перед входными дверями соседей. Все выглядело так, будто было Рождество. Мэллори почувствовала, что ее мысли путаются. Нет, не надо! Второй раз за одну ночь?..

Старая женщина плакала, опершись на руку женщины помоложе, над холмиком, который явно представлял собой свежую могилу. Вокруг еще виднелся снег. Но там были и другие люди. По меньшей мере человек двадцать-тридцать. Одна из женщин обернулась, чтобы что-то сказать соседке… Это была мама Мэллори! А рядом стояли ее папа и тетя Карин. А вот и дядя Кевин. Что это значит? Пожилая женщина неуверенно шагнула вперед и наклонилась, чтобы поставить рядом с могилой маленькое деревце, украшенное сердечками и колокольчиками. Прекрасная в своем горе, она была не так уж и стара, но очень слаба. Мэллори ее знала. Она ее почти узнала. Ее белокурые, по-прежнему длинные волосы пронизывали седые пряди.

Она проснулась от мелодичного звука, означавшего, что на ее телефон пришло сообщение. Подключенный к зарядке мобильник лежал на тумбочке возле кровати. Часы показывали час ночи. Великолепно. Завтра на контрольной по физике Дрю будет просто гениален.

Сообщение гласило: «Ты отказалась, поэтому я поехал в рощу без тебя. Ха-ха. Зато с мужиками».

«Пиво, — подумала Мэллори. — Час от часу не легче».

Спустя минуту пришло второе сообщение. «Не волнуйся. За руль сел Кито. Видел Сашу. Она вышла из дома по соседству с твоей тетей. В униформе. Почему?»

«Действительно, почему? — подумала Мэллори. — Из какого дома?»

Но еще больше ее интересовало, почему все ее родственники соберутся на кладбище Маунтин-Рэст. Что они будут там делать… очень скоро, судя по похоронному деревцу-валентинке. Мэлли затрясла головой, пытаясь прояснить мысли.

Нет!

Зачем все Бринны, причем не только родители, но и тетя с дядей… а возможно, и не только они… Какая может быть причина у подобного собрания, кроме смерти одного из них?

«О Боже, — начала молиться Мэллори. — Боже, помоги Оуэну. Я обещаю, что буду служить Тебе, куда бы ни завел меня мой дар. Я никогда не буду на него досадовать, как бы страшно и больно мне ни было. Я обещаю это и от имени Мередит. Я знаю, что она не против».

Это судьба?

Бабушка Гвенни стояла у стола, взбивая яйца, когда вниз спустились одетые в школьную форму близнецы.

— Фух! — ахнула Мередит. — Бабушка, ты перепугала меня насмерть! У меня от ужаса чуть сердце не остановилось. Мы не ожидали твоего появления. Когда ты вошла?

— В душе шумела вода, так что, наверное, с полчаса назад, — отозвалась бабушка. — А теперь, раз уж вы встали, садитесь к столу и поешьте. Я тут кое-что сообразила. Адам уже встал? Я отвезу его в школу. Родители с Оуэном вернутся домой только после обеда, не раньше.

Бабушка нагрузила на тарелку Мередит омлет с сыром и тосты из своего фирменного домашнего хлеба. Завтрак всегда представлял для Мерри проблему, если только речь не шла о воскресенье, когда она могла свернуться, подобно питону, и спокойно его переварить. Поэтому теперь она принялась двигать омлет по тарелке и крошить тост на мельчайшие кусочки.

Бабушка Гвенни погрузилась в свое обычное дружелюбное молчание. Она никогда не начинала разговор, предоставляя другим возможность проявить инициативу. Но сегодня вдруг сделала исключение и, к удивлению Мерри, произнесла:

— Мередит Бринн, я еще никогда не слышала от тебя такого продолжительного молчания. Тишина в этом доме меня просто оглушает.

— Как можно услышать кого-то, кто молчит? — спросила Мерри.

Они улыбнулись друг другу.

— В твоей голове громко гудит целое осиное гнездо. Это все из-за Оуэна? Я вижу, что с ним все будет в порядке, хотя не уверена, что сразу. По крайней мере, сейчас он чувствует себя хорошо. Ты больна? Встревожена? У тебя запор? Ты влюбилась? — Мередит вскинула на нее глаза. — Я так поняла, что попала в точку.

— Я не могу об этом говорить, — пробормотала Мерри. — Я не знаю, почему.

— Я уверена, что у тебя есть на это веские причины, — кивнула бабушка.

— Я только хочу спросить. Возможно ли чувствовать, что ты знаешь человека всю жизнь, хотя вы только что встретились?

Бабушка Гвенни встала и открыла духовку, в которой разогревала булочки.

— Думаю, такое ощущение посещает всех, кто влюблен. Во всяком случае, в этом лучшем из миров. Это не означает, что тебе не нужно узнать его по-настоящему, несмотря на все, что тебе кажется сейчас, — добавила она.

— Я не знаю, что мне кажется. Это все так непривычно, — вздохнула Мерри, и бабушка Гвенни ее обняла.

В кухню вбежал одетый во вчерашние джинсы и футболку Адам. Пять или шесть хохолков стояли дыбом у него на голове. Как только ушел Дрю, Мэллори отправилась искать Адама и нашла его спящим поперек кровати в комнате родителей. Все окна тут по какой-то необъяснимой причине были оклеены рисунками черепов и сделанными красным маркером надписями «ЯД». Таких детских выходок у Адама не наблюдалось уже много лет.

— Я спасен! — воскликнул он. — Наконец-то появился кто-то, кто умеет готовить настоящую еду!

— И не только это, — улыбнулась бабушка Гвенни. — Скоро приедут родители. Давай-ка наведем здесь порядок.

— Бабушка! — с набитым ртом возмутился Адам. — У меня через пятнадцать минут автобус.

— Я сама отвезу тебя в школу. Значит, у тебя есть целый час. Бегом в душ, а я тут приберусь. У твоих родителей и без этого дел хватает. Сегодня Оуэн возвращается домой. А у мамы завтра занятия. В среду состоится небольшая похоронная церемония на кладбище Маунтин-Рэст. Думаю, с Оуэном побудет Саша. — Она помолчала и попыталась сменить тему. — Почему ваш отец до сих пор не снял с крыльца рождественские фонарики?

— Они всегда висят там до Пасхи, — ответила Мэллори.

— Похороны? — встрепенулась Мерри. — Кто умер?

Бабушка присела к столу с чашкой чая в руках.

— Вы его не знаете. Но это очень грустная история. Я приглашала этого паренька присматривать за вашим отцом. Да и вообще за всеми детьми. Он умер очень давно. Во время войны во Вьетнаме. Но считался ПБВ. Ты знаешь, что это означает?

— Пропал без вести, — прошептала Мерри.

— Да, и только теперь нашли его вещи… то есть… останки. Их идентифицировали и привезли домой для погребения. Почти сорок лет спустя. Это невероятно грустно. Все это время Хелен Хайленд страдала и надеялась, что Бена обнаружат живым, что он находится в плену.

Мэллори покосилась на Мерри. Та показалась ей маленькой и испуганной.

— В этой семье были другие дети? — спросила Мэлли.

— Конечно. Дэвид, его старший брат. Я точно не знаю, были ли у Бена младшие братья или сестры. Мы не были дружны с его родителями. Но я слышала, что кто-то назвал в честь Бена своего сына.

— Вот оно что! — закричала Мерри, вскакивая со стула и исполняя импровизированный херки.[18] — Наверное, он родственник, приехавший сюда на похороны. Вот почему он здесь!

— Кто здесь? — удивилась бабушка Гвенни. — Почему столько радости из-за того, что хоронят чьего-то ребенка?

Мередит очистила свою тарелку в мусорное ведро и выбежала из кухни, чмокнув бабушку в волосы.

— Бабушка, — заговорила Мэллори, когда Гвенни начала протирать стол. — Ты как-то упомянула человека по имени Элли.

— Да.

— Ты сказала, что знаешь, кто это.

— Одна из моих приятельниц не может самостоятельно добираться до церкви, и ее подвозит Карла. Они очень, очень консервативные католики. Моя подруга говорит, что Карла надеется каким-то образом выйти на контакт с Элли. В видении или посредством молитвы.

— Так Элли — это…

— Ее маленький сын Эллиотт. Муж Карлы пару лет назад погиб в аварии. Это произошло вскоре после того, как они переехали сюда из Нью-Джерси. Эллиотт тогда был тяжело ранен. Его увезли в Нью-Йорк, в специализированную детскую больницу. Насколько я поняла, мальчика уже хотели выписывать, как вдруг он подцепил какую-то инфекцию, — рассказывала бабушка Гвенни, продолжая наводить порядок.

Она открыла заднюю дверь и выставила за порог пакеты с мусором, поместив их в специальные контейнеры с крышками. Из-под раковины она извлекла рулон бумажных полотенец и моющее средство для стекол. Она поведала внучке о том, что Карла дневала и ночевала в больнице, но малыш все равно умер. Карла держала его на руках, когда он перестал дышать. По Риджлайну даже разнесся омерзительный слух, что Карла приложила руку к смерти сына, который получил серьезную травму мозга и, если бы остался жив, нуждался бы в особом уходе.

— На самом деле никто так не думал, — заверила Мэллори Гвенни. — Но подруга рассказывала мне, что на какое-то время Карла обезумела от горя и ее саму пришлось госпитализировать.

— Так, значит, Карла сумасшедшая? — ахнула Мэллори.

— Мэллори Бринн! Горе матери, потерявшей ребенка, и связанный с этим событием период депрессии — это не сумасшествие. Я пару раз встречала Карлу, и она показалась мне любящей и заботливой матерью. Ведь у нее осталась дочь. Впрочем, она до сих пор оплакивает своего малыша. Времени прошло не так уж много. Кроме того, она отличается от большинства людей. Хотя если бы это было преступлением, то кое у кого из присутствующих возникли бы серьезные проблемы с законом. — Бабушка Гвенни многозначительно посмотрела на Мэлли. — А что это с твоей сестрой? Она как-то странно отреагировала на сообщение о похоронах сына Хайлендов.

— Это длинная история, — вздохнула Мэллори. — И мне кажется, она еще не окончена.

Дважды в жизни

На следующий день у Мерри было две тренировки. Когда, измученная, она вернулась домой, у дверей дома ее уже поджидала сестра.

— Пошли наверх, — скомандовала Мэллори не допускающим возражений тоном.

— Я хочу заглянуть к Оуэну, — заявила Мередит. — Привет, Муравей, — кивнула она Адаму.

Тот сидел на кухне всего в нескольких футах от девочек. Он был занят тем, что тщательно намазывал ломоть хлеба арахисовым маслом, причем делал это так медленно и важно, будто добавлял последние штрихи к портрету Моны Лизы. Мерри показалось, что она видит, как удлиняются его уши, так старательно он прислушивался к разговору сестер. Мэлли перехватила взгляд Мередит. Эта беседа, готовясь к которой она запорола тест по математике, никак не предназначалась для ушей братца. И она видела, что он догадался об этом по их тону.

— Мама и папа вернутся не раньше, чем через час. Так что… реноу итсап, — закончила Мэлли. — Реноу итсап реноу, — повторила она.

Мередит вызывающе вздернула острый подбородок, но послушно взлетела по лестнице, повинуясь требованию сестры. К тому времени как Мэллори, усадив Адама за примеры по делению в столбик, последовала за ней, Мерри уже лежала на кровати и довольно успешно прикидывалась спящей.

— Кто-нибудь другой тебе поверил бы, — сообщила ей Мэлли. — Но не я. — Тишина. — Мер, поднимайся и рассказывай, — вздохнула она.

Мередит неохотно села на кровати.

— Теперь мы знаем, что твой Бен — сын или внук парня, который погиб во Вьетнаме, — начала Мэллори. — Отлично. Но почему он мне снится? Такие сны мне о ком попало не снятся. Обычно речь идет о людях, представляющих какую-то угрозу. Но вместе с тем я не чувствую, чтобы от него исходила угроза. — Мередит продолжала сидеть с закрытыми глазами. — Объясни мне, что это значит. Я на твоей стороне. — Мэлли решила говорить без обиняков. Поскольку она видела будущее, ей никогда не приходилось иметь дело с привидениями. А Мерри видела их постоянно. С самого раннего детства она с удовольствием наблюдала за выходящими из стен и снующими по дому предками Бриннов. Поэтому Мэл спросила: — Мередит, как выглядит привидение?

— А это тут при чем?

Мэллори улеглась на свою кровать.

— Просто я хочу знать.

— Как самый обычный человек, — ответила Мерри. — Привидения не летают по воздуху и не наряжаются в простыни. Некоторые из них одеты в то, в чем их похоронили, например, в длинные белые платья.

— Они страшные?

— Не особенно.

— Ты не боялась их, даже когда была маленькой?

— Я их тогда почти не видела, только чувствовала. Но мне не было страшно.

— А потом? Когда мы стали старше?

— Была страшноватая парочка, — задумчиво произнесла Мерри. — Когда папа делал пристройку, — мне тогда, наверное, было столько, сколько сейчас Адаму, — в гараже появился какой-то мужчина, одетый в длинное черное пальто и черную шляпу. Он крикнул: «Убирайтесь отсюда вон!» У него был странный акцент, похожий на британский, только какой-то исковерканный. И он говорил будто из-под воды. Сначала начинали шевелиться губы, и только потом до меня доносился его голос. И двигался мужчина, как в замедленной съемке. Это было так странно. Одновременно и страшно, и не страшно. Понимаешь? Я просто сказала ему выметаться из нашего дома и добавила, что это дом Бриннов. Он ответил что-то непонятное.

— Что?

— Он сказал: «Где моя Мэри? Я не знаю этих Бриннов». А потом постепенно исчез.

— Как Чеширский кот?

— Нет! Вот балда! Он как будто становился все бледнее и прозрачнее… по чуть-чуть… как будто таял.

— А-а, — протянула Мэллори. — Расскажи мне о втором привидении.

Мередит встала с кровати и опустилась на колени возле окна.

— Я не хочу говорить о втором.

— Со мной?

— Даже с тобой.

— Мерри, пожалуйста. Я думаю, что видела привидение. Мне кажется, я знаю, кто это. Я должна понять, как отличить привидение от обычного человека. Кроме тебя, я не знаю никого, кто когда-нибудь видел привидения.

— Я не хочу о ней говорить.

— Это девушка?

— Да, — обернулась к сестре Мерри. — Она здесь жила.

— В Риджлайне? — спросила Мэллори, кутаясь в стеганое одеяло.

— В этом доме. В этой комнате. Хотя тогда здесь не было комнаты, а был только чердак.

Мэллори инстинктивно подтянула ноги с пола на кровать.

— В нашей комнате?

— Это было очень давно. Однажды вечером я поднялась сюда. Я искала свои детсадовские фотографии, которые нам сказали принести в школу на День Святого Духа. Она сидела возле окна на низком стульчике. На вид ей было не больше шестнадцати лет, и у нее были длинные — длиннее, чем у Саши, — белокурые волосы почти до самого пола. Она что-то пила из маленькой чашки. Какое-то лекарство. А потом потеряла сознание и упала. Я поняла, что она умерла.

— Она покончила с собой? В нашей комнате?

— Мэллори, я не думаю, что она намеревалась это сделать. Я не знаю, откуда я это знаю. Но она выпила больше, чем собиралась. Непонятно, что это было. Я испугалась, потому что на моих глазах умер уже умерший человек. Но еще мне стало грустно. У нее в руке было письмо.

— Письмо?

— Да. Я шагнула к ней, но не решилась приблизиться.

— Ты не убежала?

— Нет, я к такому привыкла. Наверное. Я предпочитаю думать, что она просто пыталась о чем-то забыть.

— Она находилась на твоей или на моей стороне комнаты?

— На твоей, — ответила Мерри.

Мэллори вскочила с кровати с такой скоростью, будто защищала футбольные ворота от летящего в них мяча.

— Не надо ее бояться. Я видела множество привидений. Например, Веру, сестру-близнеца бабушки Гвенни. Я видела ее раз десять, если не больше. Она нас любит. Я видела бабушкину маму и как минимум двадцать других родственников. Кроме тех двоих, меня никто не испугал. И то — я испугалась не их, а за них.

— Опиши мне Бена, — попросила Мэллори, причесывая волосы и переодеваясь в пижаму.

Мерри описала ей широкоплечего паренька с вьющимися светлыми волосами, и Мэллори поняла, что именно его видела на кладбище Маунтин-Рэст, неподалеку от которого они часто уединялись с Дрю.

— Мерри, я видела его сегодня, когда отключилась на несколько секунд. Мер, я думаю, что, может, это он умер во Вьетнаме. Мне просто так кажется. Я не знаю, когда это произошло. Но мне кажется, что это было давно.

— Вздор! — заявила Мерри. — Он здесь для того, о чем рассказала бабушка.

— Да? Ты уверена?

— Мэллори, я так и думала, что ты скажешь что-нибудь в этом роде. Во-первых, я не верю в это вот здесь. — Она положила руку на сердце. — Он разговаривает совсем не так, как остальные. Они все звучат будто из-под воды. А во-вторых, это не имеет значения. Я все равно его люблю. И говорить тут больше не о чем.

— Мередит! Давай, по крайней мере, выясним все до конца. Давай узнаем, кто такой Бен.

— Мне все равно, кто он, — твердо заявила Мерри.

— Давай пойдем на похороны.

— НЕТ! В последний раз я была на похоронах, когда Дэвид Джеллико…

— Значит, на самом деле ты не веришь в то, что он реален.

Мерри перекатилась на живот и зарылась лицом в подушку.

— Хорошо, — ответила она. — Хорошо, хорошо, хорошо.

Тайна Бена

Когда вечером этого же дня Оуэн вернулся домой, все домашние наперегонки бросились его баловать. Ручонки мальчика были покрыты вспухшими царапинами: ему делали пробы на аллергию, пытаясь выявить реакцию на всевозможные продукты, от арахиса до моллюсков. На следующей неделе папа должен был отвезти его в Исследовательскую больницу Святой Терезы в Нью-Йорке для дальнейшего проведения анализов. Врачи в Риджлайне признали, что ребенок нуждается в повышенном внимании специалистов. Один из них сообщил Кэмпбелл, что аллергии бывают весьма «специфическими и необычными», и предупредил: на Оуэна может оказывать пагубное воздействие буквально что угодно. Врач также согласился с тем, что аллергены довольно редко провоцируют рвоту, хотя все же такое случается.

Во вторник в школе проводилась какая-то конференция, и ученики остались дома. Когда Мэллори проснулась, уже пришла Саша, потому что в семь утра Кэмпбелл необходимо было отправиться на занятия. Мэлли собиралась погонять Адама с футбольным мячом, но день выдался холодный, и она пошла по пути наименьшего сопротивления, а именно — оделась в черные бархатные штаны и водолазку и с книгой под мышкой спустилась вниз. Вечером в школе должны были состояться главные спортивные состязания округа — последний баскетбольный матч сезона. У Кэмпбелл сегодня намечались только лекции, никаких дежурств, поэтому она могла посмотреть, как Мерри и Саша будут поддерживать свою команду. За последние три дня у них было три тренировки, и на сегодняшнее утро назначили еще одну. Окружной турнир считался очень престижным.

Но, в отличие от Мередит, Саше разрешили сегодня не тренироваться с командой.

— Я отрабатывала эти трюки до тех пор, пока не стала делать их с закрытыми глазами, — сообщила она Мэллори.

Ее маневры походили на вольную гимнастическую программу Олимпийских игр. Сначала она исполняла сальто вперед, за которым следовало сальто назад, оканчивающееся поперечным шпагатом. Девчонки наблюдали за ней так восхищенно, будто ее и в самом деле ожидал пьедестал почета. Сейчас она подхватила Оуэна, прижала его к себе, посадила на пол и обернулась к Мередит.

— Мне придется поехать сегодня и на вторую работу. У них завтра похороны. Мне их так жаль.

— Ты говоришь о Хайлендах?

Саша помолчала и неуверенно ответила:

— Ну да… А что?

— Мы идем на эти похороны, — ответила Мерри. — Насколько я понимаю, наши семьи дружили. Впрочем, я ненавижу похороны, хотя пока что была только на одних.

— Это часть жизни, — ответила Саша, разжимая пухлый кулачок Оуэна и отнимая у него канцелярскую кнопку. — Это не игрушка, дружок.

Оуэн зашелся в крике и начал лупить ладошками по полу. Его личико раскраснелось, и Мередит наклонилась, чтобы взять его на руки и успокоить.

— Не делай этого, Мер, — вмешалась Саша. — Ему не больно. Он просто капризничает. И вообще, нельзя так вокруг него суетиться. Вы добьетесь только того, что он начнет устраивать настоящие истерики. Я вас очень прошу, перестаньте обращаться с ним, как с больным. У него такой милый и покладистый характер, а вы хотите его испортить.

Но даже Саша не могла удержаться от того, чтобы хоть немного не побаловать Оуэна. Она принесла любимчику игрушечный автобус в честь его первого большого слова — ГАТОБУС. На его языке это означало «городской автобус». Саша разыскала модель красного лондонского автобуса, изготовленную из твердого пластика. Теперь Оуэн возил его по стенам и полу, издавая звуки, похожие на гул двигателя. Саша села на пол и начала с ним играть. Она терпеливо позволяла ребенку возить машину по своим рукам, а потом подхватила его и понесла наверх, намереваясь искупать. Полчаса спустя она спустилась вниз, неся на руках Оуэна, завернутого в пушистое полотенце с уточками.

— Где моя кастрюлька? — спросила она. — С яблочным пюре?

— Я его съел, — заявил Адам, входя в кухню и вручая Саше кастрюльку. «Значит, это была ее кастрюлька, — подумала Мерри. — Может, дверь тоже она заперла?» — Это было очень вкусно, — соврал Адам. — В эти выходные у нас сложилась критическая ситуация с едой.

Саша рассмеялась и начала разливать органическое соевое молоко по стерильным бутылочкам. Кэмпбелл решила перейти с молочных смесей на сою, потому что Оуэну по-прежнему нравилось пить молоко утром и днем, перед сном. Кэмпбелл заявила, что не согласна с врачами, утверждающими, что малышей необходимо отучать от бутылочки к концу первого года жизни, не позже.

— Ты собираешься заниматься чирлидингом в колледже? — поинтересовалась Мерри у Саши.

— Конечно. И в больнице продолжу работать, — добавила Саша. — Все что угодно, лишь бы получить стипендию.

— А ты уже знаешь, в какой колледж будешь поступать? — не унималась Мерри.

— Нет, я еще не решила. Возможно, в Техасский A&M. У них очень сильная группа поддержки. Кроме того, я ведь по-прежнему резидент штата. Я не посылала документы на ранний прием, потому что, возможно, после школы мне придется еще годик поработать. Ваша мама обещала мне посодействовать в устройстве в больницу на полный рабочий день, если я начну учебу в техническом колледже всего с нескольких дисциплин. Она даже сказала, что я смогу бесплатно у вас пожить, если буду помогать с Оуэном. Это так мило с ее стороны.

— Мы нашли бы для тебя местечко. Давай мне Оуэна. Тебе ведь пора?

— К сожалению, да. Но Мэллори, по-моему, хотела позаниматься с Адамом?

— Не переживай. Братец все равно любит поспать. Он ведь почти тинейджер.

— Девчонки, я так рада, что вы дома, потому как не могу не поехать на мою вторую работу. Вообще-то, я никогда не бываю там днем, но леди, за которой я ухаживаю, очень плохо себя чувствует.

Оуэн, как медвежонок, кувыркнулся в Сашины объятия. Она его звонко поцеловала.

— Выздоравливай скорее. Ты меня понял, дружище?

— Адно, — кивнул Оуэн.

Сестры захлопали в ладоши. Саша помахала им рукой и выскользнула за дверь. Мерри поднялась наверх, а Мэллори села на пол рядом с Оуэном и позволила ему катать автобус по своему животу.

Дверь отворилась, и на пороге возникла Нили Чаплин.

— Саша — это какое-то стихийное бедствие. Куда она теперь помчалась? Тренер Эверсон разрешает ей пропускать тренировки. Хотя, я вынуждена признать, Мер, что она намного лучше всех нас. Ее прыжки в поперечный шпагат — это что-то уникальное.

— Ой! — скривилась Мэлли. — Это, наверное, больно. И я — Мэллори, Нили. Мерри наверху. Она что, забыла тебе сказать? Она тоже не едет на тренировку. — Мэллори старалась говорить тихо, надеясь, что Нили уйдет раньше, чем Мерри успеет спуститься вниз, что даст ей возможность еще немного поговорить с сестрой о Бене.

— Я все слышу, Мэллори! И я еду на тренировку!

— Значит, я ошиблась, — пожала плечами та.

— Я перепутала вас в первый раз, — произнесла Нили. Сверху донесся шум, и что-то посыпалось по ступенькам. Мерри опаздывала. В спешке она уронила свою экипировку, и теперь ей пришлось ее собирать. — Наверное, это потому, что ты одета в нормальную одежду, — продолжала Нили, обращаясь к Мэллори.

— Ага, спасибо. Я говорю, прыжок в шпагат — это, наверное, очень больно.

— Еще как больно. Я каждую неделю работаю над ним с частным тренером. После этого мне кажется, что мои бедра кто-то поджарил на гриле.

Оуэн застучал ложкой. Таким образом он давал понять, что голоден. Мэлли усадила его на высокий стульчик, достала из холодильника приготовленную Сашей тушеную морковку. Она дала брату печенье, морковку и крошечный кусочек дыни. Оуэн прицелился и швырнул дыню сестре в лоб. «Саша права, — подумала Мэллори. — Оуэн легко может превратиться в маленького тирана». Но она заставила себя улыбнуться.

— Насчет шпагата, Нили. Я имела в виду, что тебе, должно быть, очень обидно, что Саша умеет их делать, а ты нет.

— И это, конечно, тоже, — кивнула Нили. — Я ведь привыкла во всем быть лучшей.

— Я в этом не сомневалась, — ответила Мэллори, прислушиваясь к донесшемуся с лестницы топоту. Это летела вниз Мерри. — Но Саша, вне всякого сомнения, чрезвычайно разносторонняя личность. Скажи, Нили, кто-нибудь знает, чем она занимается на второй работе?

— Я знаю, — ответила та.

Мэллори предоставила ей возможность насладиться ролью распространителя информации, а потом поинтересовалась:

— Расскажи мне, что она делает по вечерам.

— Ты знаешь эту старушку, у которой она живет? Она не совсем в себе, и муж с ней не справляется. Кроме того, у нее проблемы не только с головой. Какие-то приступы или что-то в этом роде.

— Я думала, она живет у своей тети, — пробормотала Мэллори.

— Нет, эти старики обеспечивают ее жильем, питанием и платят ей небольшую зарплату. Мне рассказала Триста Новак. Это где-то…

— …в Тыквенной лощине, — закончила за нее Мэллори.

— Если ты сама все знаешь, зачем тебе понадобилось расспрашивать меня?

— Я просто догадалась, — пояснила Мэллори, снимая братишку со стульчика и вдыхая пьянящий аромат его чистых локонов.

— Нилс? — раздался голос Мерри. — Ты готова?

— Давным-давно, — ответила Нили, нетерпеливо притопывая носком туфли. — Машина ждет.

Мэллори улыбнулась. Она обожала наблюдать за Нили, когда та вела себя, как наследная принцесса.

Мерри подбежала к зеркалу в прихожей, чтобы закончить макияж. Она едва коснулась золотистыми румянами скул, а посередине нижней губы провела вертикальную полоску малиновым блеском. Окружной баскетбольный турнир был последним спортивным событием этого учебного года. Семь команд играли до двух поражений в двух сетках. Риджлайн традиционно проигрывал, как только болельщики отбрасывали в сторону скепсис и начинали на что-то надеяться. Однако гораздо важнее (во всяком случае, для Мерри) было то, что этот турнир был неофициальным смотром групп поддержки из Дептфорда, Киттико, Уорфилда, Мелтона и парочки других городков. К сожалению, почти не было сомнений в том, что суровые сыновья шахтеров и машиностроителей из Дептфорда в очередной раз заставят краснеть парней из Риджлайна.

Но чирлидеры все равно намеревались воспользоваться предоставленной им возможностью покрасоваться.

Сегодня Мерри должна была исполнить на вершине пирамиды скорпиона, а затем выполнить сальто вперед и приземлиться в руки четверых крепких парней. Кэмпбелл говорила, что от этого трюка у нее к горлу всякий раз подкатывает тошнота. А затем под финальные аккорды Саша должна была продемонстрировать свое акробатическое соло перед командой, застывшей в форме буквы V.

Кэмпбелл планировала провести сегодняшний вечер со своими домашними, Дрю и Мэллори тоже собирались на игру. В отличие от сестры, Мэл могла не истязать себя голодом, чтобы выглядеть перед публикой на все сто. Поэтому она с удовольствием предвкушала редкое лакомство, которое пообещала приготовить к обеду мама, — фаршированные баклажаны.

Вечером Кэмпбелл, глубоко вздохнув, опустилась на стул, глядя на Мэллори с любовью, к которой примешивалась усталость. Она была счастлива наконец очутиться в кругу семьи, но в уголках ее глаз залегли морщинки. Она была так измучена, что у нее не хватало сил на хорошее настроение. Впрочем, сестры уже успели к этому привыкнуть, хотя им хотелось, чтобы мамина любовь выражалась в ее смехе, а не в беспрестанной тревоге.

— Я взвалила на себя слишком много, малышка, — произнесла Кэмпбелл, глядя в глаза дочери. — Я чувствую себя виноватой. Мимо меня проходят лучшие годы твоей жизни.

— Мама, — мягко произнесла Мэллори. — Мы только и делаем, что жалуемся и стонем. Но, хотя мне очень не хочется в этом сознаваться, на самом деле я тобой горжусь.

— Правда? — обрадовалась Кэмпбелл.

— Правда, — кивнула Мэллори.

— Кэмпбелл, хочешь совет? — оживился Тим. — Найди способ делать меньше. Составь список необязательных дел.

— Что, если ты окажешься первым пунктом этого списка? — огрызнулась Кэмпбелл.

— Вы знали, что Саша живет не у тети? — решительно вмешалась Мэлли, на корню пресекая уже готовую вспыхнуть между родителями ссору.

— Да, — ответила Кэмпбелл.

— Ты это знала?! Зачем же она всем рассказывает про тетю?

— Я уверена, она скрывает от всех, что вынуждена жить у чужих людей, потому что она этого стыдится, — пожала плечами Кэмпбелл. — Ты хочешь, чтобы она начала стесняться этого еще больше? Человека добрее, чем Саша, я еще не встречала.

— Может, мы можем еще чем-нибудь ей помочь? — спросил Тим.

— Я пыталась намекнуть ей на то, что верблюжье пальто, которое она носит, слишком холодное, — кивнула Кэмпбелл.

— Я принесу из магазина парку. Она сможет ходить в ней в школу. Скажем ей, что в ней есть какой-то брак и я все равно не смогу ее продать.

— Тим, ты это серьезно? Я уже спрашивала у Кейт, не может ли она чем-нибудь поделиться с Сашей. У нее такие красивые вещи, и она такая же высокая и худенькая.

— Кейт с радостью ей поможет, — согласился с женой Тим. — И Карин тоже. Мы завтра встретимся на службе, и я с ней поговорю. — Оуэн прицелился, швырнул в подбородок Тиму кусок морковки и сам себе зааплодировал. Адам поддержал брата.

— Мы тоже хотим пойти на службу, — сообщила родителям Мэллори.

— Зачем? — обернулся к ней Тим.

— Мы сейчас проходим Вьетнам, — соврала Мэлли. — Оказывается, целое поколение молодых людей пропало там без вести.

— Нам это отлично известно, — грустно улыбнулся отец. — Эти парни были ровесниками моего двоюродного брата. Уайатт тоже оказался бы там, но получил большое число и оказался в самом конце призывного списка.

— Что значит «получил большое число»? — заинтересовалась Мэлли.

— Это была очень непопулярная война, — начал Тим. — И ты это уже знаешь. Вообще-то, прекратить ее помогли именно демонстрации и марши протеста людей немного старше меня. Последней каплей стало то, что президент Никсон…

Мэллори прикусила язык, но было уже поздно. Задав отцу один-единственный вопрос, она сама того не желая вызвала целый шквал ответов. Тим попросил добавку баклажанов, отрезал кусочек и похвалил Кэмпбелл за вкусный домашний обед, приготовленный впервые за несколько месяцев.

— Итак, никто не хотел идти на войну, — продолжил он. — Я помню разговоры взрослых о Вьетнаме. Правительство начало призыв, используя лотерейную систему. В канун Нового года они разослали призывникам номера. Кевин как раз приехал домой на каникулы. Его номер был, кажется, двести девяносто девять. Но многие его знакомые получили номера девять… или девятнадцать. И понимали, что это означает.

— Им пришлось идти на войну, независимо от того, как они планировали распорядиться своей жизнью? А если они учились в колледжах? Или у них были дети? — засыпала отца вопросами Мэллори.

— Дети не в счет даже сейчас, — хмыкнул Тим, покосившись на жену.

— Тим! — возмутилась Кэмпбелл. — Думай, что говоришь.

— Как бы то ни было, мой кузен Уайатт получил большое число. Дэвид Хайленд тоже, но он все равно пошел на войну, став в глазах горожан героем. Бен, который был всего на пару лет моложе Дэвида и боготворил старшего брата, явился на призывной пункт, не дожидаясь выпуска. Дэвид вернулся, а Бен погиб. Тело так и не обнаружили, поэтому его родители продолжали надеяться. Мы все слышали истории о подземных ходах и вьетконговских солдатах, которые не знали о том, что война закончилась, и продолжали держать в подземных тюрьмах захваченных в плен американцев.

— Но теперь они его нашли? — испуганно тараща глаза, спросил Адам.

— То, что от него осталось. Несколько костей, зубы… — вздохнул Тим.

— Тим! — многозначительно покосившись в сторону Адама, воскликнула Кэмпбелл.

— Кэмпбелл, он уже не маленький.

— Несколько костей? Зубы?

— Послушай, Кэмпбелл, это всего лишь биология! — парировал Тим, обратив против жены ее любимую фразу.

Та не стала спорить. Она засыпала, сидя за столом и опершись щекой на ладонь. Мэллори сомневалась, что мама продержится до перерыва и сможет насладиться выступлением Мерри. Большая Карла должна была присмотреть за Адамом и уложить спать младшенького, что давало ее родителям возможность отправиться на игру. Но, глядя на Кэмпбелл, было ясно, что ее тоже не мешало бы уложить в постель. «Адам и сам мог бы убаюкать Оуэна», — промелькнуло в голове у Мэллори. Но с тех пор как Оуэн впервые заболел, Адам отказывался оставаться с ним один. Мэлли обернулась к отцу.

— Папа, скажи, Дэвид… тот брат, который вернулся с войны…

— Он сейчас живет в Калифорнии. У него целая куча детишек. Как минимум четверо или пятеро. Конечно же, Дэвид будет на похоронах. Он уже приехал. И кого-то из детей с собой привез.

— С каких пор четверо детей — это целая куча? — сонным голосом поинтересовалась Кэмпбелл. — Ты ведь сам…

Тим взглядом заставил жену замолчать.

— Как я уже сказал, у него четверо или пятеро детей… если не больше, — повторил он. — Кажется, младшему столько же лет, сколько Адаму, старшие уже учатся в колледже. И он назвал одного из детей в честь младшего брата.

— Они все приехали? Я имею в виду детей, — уточнила Мэллори.

Она знала, что вот-вот к дому подрулит Дрю, чтобы отвезти ее на игру, и спешила выудить из Тима как можно больше информации. Она уже хотела отправить приятелю сообщение с просьбой немного повременить. Но тут все они услышали астматический сигнал Зеленого Чудовища на подъездной дорожке.

Кэмпбелл встала из-за стола и начала собирать тарелки.

— Скажи Дрю, что он может войти.

— Мам? — удивилась Мэлли. — Что случилось?

Проследив, чтобы Адам накрыл блюдо с баклажанами полиэтиленовой пленкой, Кэмпбелл обернулась к Мэллори.

— Меня раздражают эти его сигналы. Пока я не сдалась и не позволила тебе встречаться с ним на год раньше, чем положено встречаться с кем бы то ни было, он оставался милым и пушистым. А теперь сигналит, будто ты его прислуга.

— Адам, помоешь посуду, — распорядилась Мэллори. — Пока, мам. Пока, пап.

Она попыталась выскочить за дверь, но в это мгновение зазвонил телефон и Кэмпбелл постучала костяшками пальцев по столу, привлекая внимание дочери. Мэлли закатила глаза, шагнула в прихожую и затворила за собой дверь.

— Не спешите так! — громко заявила Кэмпбелл. — Еще надо привезти Карлу Квинн. У нее не заводится машина. Так что первым делом вам придется съездить за ней. Хорошо? А потом поедете на игру.

— Мама! — взмолилась Мэллори.

— Пропустите первые пятнадцать минут. Ничего страшного, — не допускающим возражений тоном произнесла Кэмпбелл. — Я за ней не поеду. Мне еще надо одеваться. Меня без белого халата уже никто не узнает.

Домик Большой Карлы был маленьким и зеленым, как синильная кислота.[19] Мэллори понятия не имела, что такое синильная кислота, но, когда Дрю произнес эти слова, ей понравилось, как они звучат. Во дворе лежала полузасохшая рождественская елка, с которой свисали початки кукурузы, ягоды клюквы и кусочки сала.

— Это для птиц, — сообщил Мэллори Дрю.

— А для кого же еще, — откликнулась она.

— Я о елке! Старые рождественские елки используются для кормления птиц, бестолковка!

— О боже! Заткнись, Дрю, — вздохнула Мэллори.

Она подошла к двери и осторожно постучала.

Дверь открыла девочка по имени Карла Квинн, которую тем не менее все называли Маленькой Карлой. Мэлли уже видела ее в магазине отца, куда приходила за футбольными бутсами. Девочка улыбнулась ей.

— Ты сестра Адама, — произнесла она.

— Да, я Мэлли.

— Он симпатичный, — снова улыбнулась синеглазая рыжеволосая девчушка.

Впрочем, маленькой она была только по возрасту. Что касается роста, Маленькая Карла на пару дюймов возвышалась как над Мэллори, так и над Адамом. Мэлли стоило большого труда не расхохотаться. Она никогда не думала, что ее брат стал таким взрослым, что девочки считают его «симпатичным». Но ведь, елки-палки, он уже в седьмом классе! Мередит «встречалась» с Уиллом Брентом еще в шестом.

Целых шесть дней.

— Я приехала, чтобы забрать твою маму и отвезти ее к нам. Она пообещала присмотреть за Оуэном, — сообщила девочке Мэллори.

— Входи, пожалуйста, — пригласила ее Карла. — Она сейчас выйдет из душа. А за мной должен заехать папа подружки. Мы едем на игру. Твоя сестра самый лучший чирлидер! Я надеюсь, что когда-нибудь тоже смогу этим заниматься. Я все время тренируюсь. Мамочка… мама говорит, что я смогу брать уроки акробатики, когда она окончит учебу и у нас появится больше денег. Мне ведь еще не поздно, как ты думаешь?

— А как это может быть поздно?

— Твоя сестра начала заниматься, когда ей было шесть лет. Так говорит Адам.

Они шли по длинному узкому коридору. Такие дома, как у Карлы Квинн, дедушка Арнесс, отец Кэмпбелл, называл домами-дробовиками. Стоя у входной двери, можно было прострелить дверь заднюю. Все комнаты выходили в этот единственный коридор.

— Кухня и гостиная в конце коридора, — пояснила Карла. — Входи и располагайся.

— Знаешь что, Карла? — неожиданно для себя самой выпалила Мэллори. — У чирлидеров есть специальная программа для младших сестер. Они приводят на занятия своих сестренок, чтобы те тренировались вместе с командой. Одновременно они начинают их учить.

— Правда? — выдохнула Карла.

«Теперь да, — подумала Мэллори. — Во всяком случае, это касается одного чирлидера».

— Давай посидим в швейной комнате, — предложила Карла. — Она также служит нам чем-то вроде библиотеки. Мама много читает. — Девочка покосилась на Мэлли. — Ты спешишь? Мама уже вышла из душа и через минуту будет готова. Пожалуйста, присядь. Мне очень неловко, что она опаздывает.

— Швейная комната, говоришь? — повторила Мэлли.

Помещение было завалено полуготовыми изделиями и рулонами ткани. Со швейной машины свешивались какие-то коричневые штаны, похоже, капри. Вдоль стен стояли книжные полки самых разных размеров. И еще здесь были детская лошадка-качалка и огромный плюшевый медведь. Фриз под потолком привлекал внимание цирковыми мотивами.

Карла опустила голову и уставилась на носки туфель.

— Это была комната моего братика, Эллиотта. Элли умер два года назад. Папа был не виноват. В них врезался пьяный водитель.

— Мне так жаль! Ты, наверное, очень по нему скучаешь. Мой братишка недавно болел, так что я тебя хорошо понимаю.

— Это случилось, когда мы только переехали сюда из Нью-Джерси. Папа светился от счастья. Это был его первый дом с садом. Я люблю вспоминать папочку счастливым… То есть я хочу сказать, папу. Моему братику было всего девять месяцев. Это случилось давно. Но, конечно, мне его не хватает. Я его никогда не забуду. Иногда, перед тем как проснуться, я чувствую, что он все еще здесь. Но я рада, что мама постепенно приходит в себя. Просто она пока не решается расстаться с этими игрушками.

«Бедная Большая Карла, — подумала Мэллори. — Как она может с ними расстаться?» Может, этот сон был о ней? Что, если женщина, которая спорила с мужчиной и не хотела раздавать чьи-то детские игрушки, была Большой Карлой? Но у Карлы теперь нет мужа. И, судя по голосам, те люди были гораздо старше. А Большая Карла младше матери Мэллори. И с кем она могла беседовать? С дедушкой Маленькой Карлы? То есть со своим отцом? А Хелен? Кто такая Хелен? Но даже если все это так, если Мэллори правильно все запомнила, это еще не произошло.

Внезапно в комнату ворвалась Большая Карла.

— Мэллори, я возилась с летними штанами, которые решила сшить для Карлы, и совсем забыла о времени. Милая, вот тебе пять долларов и еще один телефон, — обернулась она к дочери. — Можешь им воспользоваться в крайнем случае. Не забудь, папа Микки должен привезти тебя обратно не позже десяти часов. Мистер Бринн пообещал вернуться домой к половине десятого, потому что занят только переучетом. Так что, скорее всего, я буду дома раньше тебя. Будь умницей.

— Я расспрошу сестру о той программе, — сказала девочке Мэллори. — И передам Адаму, что он тебе нравится.

— О нет! — воскликнула девчушка. — То есть насчет программы — да. Но, пожалуйста, ничего не говори Адаму. Я умру от стыда.

Большая Карла вслед за Мэллори выбежала на улицу, и Дрю в рекордное время домчал их до дома Бриннов. Карла выскочила из машины, хлопнув дверцей и не удосужившись даже поблагодарить Мэлли и Дрю за помощь. Парень только плечами пожал.

— Как тебе ее дочка? — поинтересовался он.

— Просто прелесть, — улыбнулась Мэлли.

— Хм-м-м-м, — протянул Дрю. — Может, Карла и безвредная, но такая беспардонная!

Скорее домой

К тому времени как Дрю и Мэллори вошли в зал, уже подходил к концу второй период. Риджлайн вел с отрывом в восемь очков. Атмосфера зала была насыщена запахом влажной одежды, попкорна и волнения. Здесь, похоже, присутствовал весь город. Даже такие прагматики, как дедушка Бринн, сидели, спрятав лицо в ладонях и спрашивая себя, когда же наступит провал.

— Это зрелище вызывает жалость, — заметил Дрю.

Фанаты Риджлайна уже так свыклись с неудачами, что, даже когда Майк Корриган забросил трехочковый мяч, радовались робко и нерешительно.

Мэлли и Дрю отыскали свои места. Не успели они расположиться, свернув куртки и в качестве подушек сунув их себе за спины, как прибыли родители близнецов. С ними были дядя Кевин и еще какой-то незнакомый мужчина. Они все нашли места на трибуне, неподалеку от бабушки и дедушки Бриннов.

Мередит стояла на коленях на самой кромке поля и изо всех сил колотила пол помпонами.

«Риджлайн чемпион, остальные выйдут вон! Риджлайн чемпион! Риджлайн чемпион!» — скандировали девчонки.

После двух периодов Риджлайн был впереди уже на одиннадцать очков, а люди на трибунах вели себя так, будто снова наступил Новый год.

Чирлидеры выбежали на площадку. Это выступление называлось «Жар».

У нас есть сердце, и в нем есть жар,
У нас есть ритм…
Победы!
У нас есть цель, у нас есть душа,
И мы шагаем к…
Победе!

Мередит балансировала на верхушке пирамиды, как вдруг, глянув на публику, заметила Бена.

Она не разволновалась, нет! Это могло закончиться сломанным позвоночником. Она сымитировала поцелуй. Движение губ было настолько легким, что его не заметил никто, кроме Мэллори. И Бена. Тот улыбнулся. А когда Мередит и Нили спрыгнули на пол и мимо них бело-зеленым вихрем пронеслась Саша, Мерри прошептала:

— Десятый ряд снизу, двенадцатое место слева. Это он! Это он!

— Ты о своем парне? — спросила Нили.

Но тут вся команда под аплодисменты зрителей убежала с площадки.

— Какой парень? — навострила уши Ким. — А, тот парень! Где?

— Да вот он, прямо перед вами! — вспылила Мерри. — Парень в белой футболке и потертой кожаной куртке.

Она украдкой помахала Бену, который в ответ поднял руку.

За ее спиной Ким и Нили переглянулись.

Двенадцатое место слева в десятом ряду снизу было свободным.

В этом ряду вообще сидели только пожилые люди. Сексапильных мальчиков там не было.

Увидев пристальный взгляд сестры, Мэллори тоже обернулась и проследила за его направлением. На мгновение ей показалось, что она что-то видит. Воздух над сиденьем, куда смотрела Мерри, как будто дрожал и колебался. Но потом все исчезло. Мэлли уронила голову на грудь и прислонилась к плечу Дрю.

Чьи-то руки держали Оуэна над раковиной. Он давился и захлебывался. Потом руки умыли его и помогли ему прополоскать рот. Малыш попытался улыбнуться. Это было не так, как в прошлый раз. Если бы не рвота, можно было предположить, что он полностью здоров. Ребенок прильнул к рукам, которые осторожно начали снимать с него ползунки.

— Мы должны ехать домой, — толкнула Дрю Мэллори. — Оуэну снова будет плохо.

Они бросились к выходу, и Дрю поставил рекорд скорости в езде по боковым улочкам, спеша поскорее вернуться на Дорогу Пилигримов.

Когда они вошли в кухню, Большая Карла как раз вынимала Оуэна из сиденьица высокого стульчика. В эту же секунду у него начались позывы на рвоту. Увидев ворвавшихся в дом Мэллори и Дрю, испуганная Карла попыталась заслонить от них Оуэна.

— Это не то, что вы думаете, — заявила она.

— Мы вообще ничего не думаем, — ответила Мэллори. — Почему ты это сказала?

— Я хочу сказать, — замялась Карла, заливаясь краской стыда, — что я не собиралась просто смотреть, как он будет мучиться. Я ни за что не оставила бы его без помощи.

Мэллори не ответила. Карла с мальчиком подошла к раковине и ласково вытерла его губы полотняной салфеткой. Совсем как в видении Мэлли. Затем она выпрямилась во весь рост и накинулась на девочку.

— Что смотришь? Почему вы вообще сюда явились? Вы за мной следите? Вы вбежали сюда с таким видом, будто ожидали увидеть, как я колю его булавками. Но я не виновата. И я ничего не могу поделать с тем, что его так часто тошнит!

Она посадила Оуэна в манеж, и он тут же начал плакать. Карла сделала глубокий вдох и взяла себя в руки. Ее лицо переменилось, и Мэллори уловила в нем черты любящей матери и той молодой женщины, которой она была до трагедии.

— Мне кажется, что с ним все в порядке, — произнесла Карла. — Обезвоживания у него точно нет. И вообще, кроме этого эпизода, рвоты у него не было. Я все расскажу вашей маме, но уверена, что опасность ему не грозит. Простите, что я на вас накричала. Наверное, я испугалась. Ну, ну, мой мальчик! Какой хороший мальчик!

Карла села в кресло, прижала Оуэна к груди и начала осторожно покачивать его взад-вперед, одновременно поглаживая по голове. Вначале малыш был очень напряжен и все пытался вырваться из ее объятий, но постепенно расслабился. Карла прижала его к себе еще крепче. Во взгляде, устремленном на Мэллори, читалась глубокая грусть.

Мэлли подумала, что, наверное, Оуэн напоминает ей о собственном ребенке.

Поздно вечером Мэллори прошептала, обращаясь к сестре:

— Меня ужасно расстраивает то, что я не вижу, чьи руки держат Оуэна, когда у него начинается рвота. Я вижу его. Я вижу руки. И все! Хорошо, что на этот раз все обошлось. Быть может, у него аллергия на что-то в нашем доме.

— Это было бы слишком ужасно, — зевнув, ответила Мерри.

— Почему ты не осталась ночевать у Нили? — поинтересовалась Мэлли.

— Я устала, — отозвалась Мерри.

— Почему ты не надела ночную сорочку?

— Слишком устала.

— Кому ты там посылала поцелуи?

Мередит не ответила.

— Нам надо пойти завтра на эти похороны.

Мерри промолчала.

— Папа мне целую лекцию о Вьетнаме прочитал. О том, как оба брата ушли на войну. То есть оба сына мистера и миссис Хайленд. И один из них погиб. — Она помолчала, дожидаясь реакции Мередит, и, не дождавшись, продолжала: — В одном ты оказалась права. Старший брат назвал одного из своих детишек в честь младшего. — Мэллори снова помолчала. — Мерри! Ответь мне! Не игнорируй меня.

— Я тебя не игнорирую.

— Ты мне ничего не говоришь.

«Неспроста она не поехала сегодня к Нили, — думала Мэллори. — И то, что завтра нам в школу, здесь ни при чем». Пару раз в месяц Мередит ночевала у Нили и приезжала в школу на лимузине. Это было не похоже на Мерри — что-то скрывать от сестры. Она никогда и ничего от нее не скрывала. Просто не умела этого делать. А сейчас Мэлли пыталась прочитать мысли сестренки, но у нее ничего не выходило. В голове Мерри царил преднамеренно созданный там хаос из таблицы умножения и каких-то поэтических отрывков. Однако из этого совершенно четко следовало, что Мерри действительно есть что скрывать.

Внезапно Мэл абсолютно ясно услышала мысли сестры, так, как она слышала их в раннем детстве. С тех пор как близнецы пережили пожар, это случилось впервые.

И Мэллори поняла, что скрывает от нее Мередит.

Быть или не быть?

— Сегодня вечером ты встречаешься с Беном, — произнесла Мэллори. Та не стала ни подтверждать, ни опровергать это заявление. — Ты хочешь тайком выбраться из дома! Мер, будь осторожна.

— Мне нечего осторожничать. Мы всего лишь идем в кино. Я делаю это тайком только потому, что мы идем на одиннадцатичасовой сеанс. И заметь — у нас культпоход в «Белль-Арт».

Мэллори невольно улыбнулась.

— Только не наделай глупостей.

— Я не собираюсь делать глупости, — тихо произнесла Мерри.

— Ты знаешь, о чем я.

— Я знаю, о чем ты. Что бы мы ни делали, это не будут глупости.

— Послушай, ты знаешь, что я думаю о Бене, — произнесла Мэлли. — Мы все узнаем завтра.

— Меня волнует только то, что я о нем уже знаю, Мэл, — вздохнула Мерри. — И завтрашний день ничего не сможет изменить.

— Я не засну, пока ты не вернешься, — пообещала Мэллори. — Имей это в виду.

Она и сама поняла, что говорит мамиными словами. Как только Мерри ушла, Мэлли мгновенно уснула.

Мэллори снилась Саша. Ее волосы были стянуты назад, заколоты в тугой пучок и спрятаны под старомодным чепцом медсестры. Она была одета в накрахмаленный белый халат. Таких уже не носили даже обучавшие Кэмпбелл пожилые профессора. Подобную униформу можно было увидеть разве что в витрине музея. Саша разливала какую-то жидкость по маленьким стаканчикам. В последний она впрыснула что-то из шприца, который извлекла из кармана. «Оуэн!» — промелькнуло в голове у Мэллори. Но Саша опустилась на колени и подала все три стаканчика пожилой леди с милым, совершенно не морщинистым лицом. Женщина выпила лекарства и, прежде чем отвернуться к стене, улыбнулась Саше. Это была та самая леди, которую Мэллори видела в саду одетой в потертые джинсы. Только тогда она была намного моложе. Хотя теперь ее белокурые волосы почти полностью поседели, женщина по-прежнему была очень красива. В оплетенной вздувшимися венами руке она держала какую-то книгу. Вдруг томик выскользнул из ее пальцев и упал сначала на одеяло, а затем на пол. Саша подняла книгу и, быстро собрав пластиковые стаканчики, сложила их в стопку. Она потянулась к пожилой леди и коснулась ее шеи. Затем указательным и средним пальцами закрыла ей глаза. Тут в комнату вошел парнишка в коричневой кожаной куртке, в котором Мэллори узнала Бена. Он закричал на Сашу, повернувшуюся к нему спиной. Бен опустился на колени у кровати и прижал одеяло к лицу. Он плакал. Но, хотя парень крепко стискивал пальцами шелковистую ткань, на покрывале не было ни единой морщинки. Туго подоткнутое под край матраса одеяло оставалось девственно гладким.

Мэллори проснулась, ощущая одновременно тошноту и сильный голод.

На полу между кроватями, подобно огромной монете, лежало круглое пятно лунного света.

Она медленно встала, чтобы спуститься вниз и чего-нибудь поесть. Стараясь не разбудить сестру, Мэл на цыпочках двинулась к двери.

Но кровать Мередит все еще была пуста.

Мэллори схватила телефон и не раздумывая набрала сообщение.

— Я не детектив, — заявил Дрю. Волосы торчком стояли у него на голове, и, хотя он не хотел в этом признаваться, сообщение Мэллори пробудило парня от глубокого сна. — И не хочу им быть. Я просто счастлив, что тебе захотелось прокатиться со мной к роще возле кладбища.

— Мы не для этого туда едем! И мне нет дела до того, чем и с кем ты там занимался. Я просто хочу кое-что узнать. Гуляя со своими дружками, ты видел, как Саша выходит из какого-то дома. Это был дом Хайлендов? Ты видел, чтобы она туда вернулась?

— Нет. Она села в чью-то машину.

— Сойера Браунли?

— Я не видел, кто там был за рулем. Но это был грузовик. Большой новый черный грузовик.

— А теперь помолчи. Нам надо найти место для парковки, с которого мы будем видеть все, при этом оставаясь незамеченными.

— Почему я должен молчать? Сейчас зима. То есть март. Ты думаешь, у всех окна нараспашку? Давай заедем на строительную площадку. Позади этого дома, который тебя так интересует.

— Давай, — кивнула Мэлли.

Они проехали мимо видавшего виды Сашиного «Малибу». Машина стояла перед домом Хайлендов. Мэлли не сомневалась в том, что это их дом. Она не понимала, зачем все это понадобилось ей именно сейчас. Завтра она могла бы обо всем расспросить родителей. Кроме всего прочего, было ужасно холодно.

— Мы еще долго будем здесь сидеть? — шепотом поинтересовался Дрю. Они стояли в двухстах метрах от дома. — Может, чуть-чуть согреемся? — Он потянулся к Мэллори. — Раз уж мы не можем включить двигатель.

— Ответ на вопрос номер два — нет. Ответ на вопрос номер один — я не знаю, — прошипела Мэлли. — Но не думаю, что очень долго. Надо признать, это одна из самых идиотских моих идей. Зато теперь мы знаем, где она живет. Я просто хочу понаблюдать. Я не знаю, зачем мне это нужно. В моей голове это перемешалось с чем-то еще. Не сердись.

В это мгновение из дома вышла Саша, одетая… в униформу медсестры, включающую белые колготки и такие же белые башмаки, которые Мэллори уже видела во сне. В руке девушка несла коричневую сумку. Она забралась в свою машину, но тут же выскочила наружу и достала из кармана телефон. Не обращая внимания на протесты Дрю, Мэллори опустила окно и сделала ему знак помолчать.

— Милый, я тебя почти не слышу! — говорила в телефон Саша. — Потерпи немного, я скоро буду. Просто завтра эти чертовы похороны, и у нее совсем крышу сносит. Они уже два раза их откладывали, потому что она была к этому «не готова». Ага. Бедная старушенция. Я ей кое-что дала, и она наконец-то заснула. Очень крепко заснула. — Саша прислонилась к капоту автомобиля, изучая свои ногти. Она, похоже, вслушивалась в длинный монолог на другом конце линии. Время от времени она откидывала голову назад и смеялась. На мгновение в салоне машины вспыхнул свет. Это Саша открыла дверцу и достала из сумки банку пива. — Только одно пиво, милый. Не ворчи, как старая бабка. Мне этого и здесь хватает. — Она снова рассмеялась и сделала большой глоток. — Для этого силы у меня есть всегда, — заявила девица и щелчком закрыла телефон.

Напевая какую-то старую песенку, она прикончила пиво, раздавила банку каблуком и пинком отправила ее на обочину опоясывающей кладбище дороги.

Дрю первым подал голос, когда габаритные огни Сашиной машины исчезли за поворотом.

— Это было очень не похоже на Сашу.

— Может быть, как раз очень похоже, — отозвалась Мэллори. — Просто мы, наверное, плохо ее знаем. Но почему она вырядилась в эту старомодную униформу?

— Почему я посреди ночи шпионю за девушкой, которая всего лишь хочет помочь больной старушке? Только потому, что у моей подруги паранойя? Что с того, что она выпила пива? Что с того, что она намусорила? Скорее всего, Саша носит старинную форму медсестры только потому, что миссис Хайленд так спокойнее. Она предпочитает считать Сашу Авери настоящей медсестрой, а не девчонкой-старшеклассницей. У всех есть свои пунктики. Что в этом плохого?

— Что, если она выдает себя за настоящую медсестру? Это же неправда!

— А тебе какое дело? Если это устраивает миссис Хайленд? Слушай, обычно я иду у тебя на поводу исключительно из любви к тебе. Но сегодня ты явно перебрала. Это чересчур даже для Мэллори Бринн.

— Отлично, Дрю. Можешь оставаться при своем мнении. Но сначала давай подъедем вон к тому почтовому ящику и убедимся, что там действительно написано имя Хайлендов.

На ящике виднелось именно это имя.

Всю дорогу домой ребята молчали.

Когда Мэлли на цыпочках вошла в свою спальню, Мерри там все еще не было.

Когда же она снова открыла глаза, сестренка лежала на кровати прямо поверх одеяла, одетая в свою самую лучшую темную юбку и свитер. Она спала. Но солнце уже встало, и из кухни доносились знакомые звуки. Мама готовила завтрак.

Когда Мерри вернулась домой?

Невидимое вечно

После того как Мередит и Бен сходили в кино, податься им было некуда. У них не было ни машины, ни дома, а значит, и возможности уединиться. Они ходили взад-вперед по улице, на которой находился кинотеатр «Белль-Арт», а потом заглянули в кафе, где Мередит заказала чашку кофе, чтобы согреть застывшие пальцы. Но вскоре закрылась и кофейня.

И тут Мередит вспомнила, что отец Гахаган по-прежнему придерживается старинной католической традиции, согласно которой двери церкви должны быть отворены двадцать четыре часа в сутки. Он открыто проповедовал, что церковь призвана служить приютом для одиноких, уставших от жизни людей, каковым она являлась со времен Средневековья. Жители Риджлайна опасались, что однажды утром прекрасные старинные витражи и богатая резьба на спинках скамей из вишневого дерева окажутся забрызганы краской. Но к всеобщему удивлению акты вандализма случались крайне редко, да и те трудно было назвать таковыми. Однажды неизвестные шутники натянули у предназначенного для священников входа в церковь рыболовную лесу, и явившийся на заутреню отец Гахаган угодил в нее лицом, как в паутину. Рассказав прихожанам об инциденте, он отметил, что если это было посланием от учащихся воскресной школы, то он получил от него истинное удовольствие, поскольку происшествие заставило его сердце забиться немного чаще.

Крадучись, как воры, не желающие быть застигнутыми врасплох, Мерри и Бен миновали квартал, отделяющий кинотеатр от церкви, и взбежали по ступеням. Шагнув внутрь, они ощутили, как их окружила тишина святого места. Тепло мерцающих свечей и озаренный ими лик Мадонны подействовали на них умиротворяюще.

Они опустились рядом на одну из скамей у центрального прохода.

— Может, мне следовало бы сесть с той стороны, которая предназначена для жениха? — пошутил Бен. — Нет, я лучше встану вот здесь. А ты иди ко мне.

Мерри, смеясь, пробежала по проходу и выскочила в вестибюль. Там она взбила руками волосы и подвела блеском губы.

— А теперь твой отец предлагает мне твою руку, — заявил Бен.

Мерри медленно заскользила между рядами скамей. Ее черные волосы тускло поблескивали в приглушенном освещении церкви.

— Меня сопровождают мама и папа, — сообщила она Бену. — Мама слева, папа справа. И еще моя сестра.

— Вот ты и пришла, — улыбнулся Бен, когда она обернулась к нему, остановившись у озаренного мерцанием свечей алтаря. — Девочки думают о дне своей свадьбы?

— Я думаю. Да все мы думаем. Все, за исключением моей сестры Мэллори. И мы знаем весь текст венчального обета наизусть.

— Ну и?

— Ну хорошо. Я, Мередит, беру тебя, Бенджамин, в супруги и обещаю тебе хранить любовь и верность в здравии и в болезнях, в благоденствии и в испытаниях до нашего смертного часа.

— А повиноваться?

— Только не я, — рассмеялась Мередит.

— Ты будешь изумительно красивой невестой. Жаль, что я тебя не увижу.

Улыбка сползла с его лица, сменившись грустным торжественным выражением.

Итак, вот оно. То, что стоит между ними. О чем они должны поговорить. И нет смысла это откладывать, заменяя разговор просмотром старых фильмов, фантазиями или заверениями друг друга в том, что им очень хорошо вместе. Утром должны состояться похороны. Мерри должна задать Бену вопросы, не будучи, однако, уверенной, что хочет услышать ответы на них. Рядом с ней сидел живой, теплый и настоящий Бен. И все же он явно был не такой как все.

Она отчаянно надеялась на то, что здесь имеет место какое-то нелепое недоразумение.

— Почему тебя тут не будет? — спросила она. — Когда я буду невестой…

Сидя рядом с Мерри, Бен откинулся на спинку скамьи и вытянул вдоль нее руки.

— Просто знаю. Я и сам ничего не понимаю. Мне очень больно говорить тебе правду. Эти похороны завтра…

— Тебе грустно, что ты его никогда не знал? — спросила Мерри. — Того, другого Бена, который служил во Вьетнаме? Того, которого будут хоронить завтра?

— Кого я никогда не знал? Ты о ком сейчас говоришь, малышка?

— О погибшем парне. Ведь это был твой дядя? Правда?

«Пожалуйста, — мысленно умоляла она, — пожалуйста, скажи „да“. Скажи, что ты приехал на похороны, но должен возвращаться, чтобы закончить какую-то работу или поступить в колледж. Я тебя подожду…» Бен опустил голову вниз и стиснул затылок ладонями, будто пытаясь что-то оттуда вытеснить или, наоборот, вместить туда.

— Мерри, ты не понимаешь. Да я и сам не до конца понимаю. — Мередит заплакала, лишь усилив терзания Бена. — Дело… Дело в семейных проблемах. Я… Я останусь, сколько смогу.

— Останешься, сколько сможешь? Бен, расскажи мне все. Сейчас же. Ты собирался уехать, даже не предупредив меня? Но ты вернешься? Хоть когда-нибудь? — Бен одарил Мерри улыбкой, которая, как ей всегда казалось, была адресована только ей одной. Милая печальная улыбка одним уголком губ. — Это твой ответ?! Если бы ты знал, что вернешься, ты бы так и сказал!

— Я знаю, что мы еще увидимся, — произнес Бен. Он осторожно поднял руку, и по позвоночнику Мередит как будто пробежал разряд тока. — Ты знаешь, как невероятно похожа на свою маму?

Мэллори покачала головой.

— Я похожа на тетю Карин и бабушку, а не на маму.

— Ах, ну да. Видимо, я вспомнил тех женщин из рода Бринн, которых когда-то знал.

— Бен — это твой… дядя? Верно? Тот, кого будут хоронить.

— Нет. Я единственный Бен в семье.

— Я уже совсем не понимаю, о чем мы говорим, — угрюмо пробормотала Мередит.

— Малышка, не надо, — попросил ее Бен. — Давай не будем больше говорить. Это сводит тебя с ума.

«Это ты сошел с ума! Как это могло случиться со мной? Кроме меня, тебя никто не видит. И тем не менее ты не привидение. Во всяком случае, ты не такой, как те привидения, которых я видела раньше. Почему?»

Почему?

— Если бы ты была чуть постарше, мы могли бы вместе уйти по этой дороге, — вдруг произнес Бен.

— Только не по этой дороге, — ответила Мерри и расплакалась еще сильнее. — Бен, я не понимаю, почему с нами такое случилось. Когда я тебя увидела, то мгновенно почувствовала, что знаю тебя.

— И я.

— И хотя девочки не должны такое говорить, мне захотелось быть с тобой.

— Мне тоже. Ни к одной девочке у меня не было таких сильных чувств. Когда мы не вместе, я думаю только о тебе. Я думаю о том, как мы могли бы распорядиться своими жизнями. Я думаю о том, какой ты будешь, когда станешь женщиной. Я думаю о том месте, где мы могли бы соединиться навсегда. Где нас никто не смог бы разлучить.

Обоим было не по себе. Мерри еще никогда и ничего не хотела так сильно, до физической боли. Теперь она поняла слова всех песен, в которых говорилось о разбитых сердцах, страданиях и душевных муках. Ей казалось, Бен держит в ладонях ее душу и тянет к себе.

— Но нас что-то не пускает друг к другу. Моя сестра говорит, что видит это во сне. Бен, я должна рассказать тебе о нас. Я имею в виду себя и Мэллори. Мы не простые близнецы. Мы видим пророческие сны. Мэл видела завтрашние похороны.

Бен вскочил и начал возбужденно мерять шагами проход. Он дошел до алтаря, а затем вернулся к скамье, на которой продолжала сидеть Мерри. Наконец он упал на скамью подальше от девочки, стараясь на нее не смотреть.

— Я не могу об этом говорить, малышка. Я не могу об этом говорить. Едва я начинаю об этом думать, у меня в голове как будто раздается грохот ударной установки, — признался он. — Может быть, мы сможем найти какой-то выход. Может быть. Я никогда не встречал такой девушки, как ты. Когда я учился в школе, девушки были очень красивыми и очень глупыми. Их не интересовало ничего, кроме шмоток, туфель и волнений по поводу того, кого примут в группу поддержки.

«Я была такой, — подумала Мерри. — Я была такой до встречи с тобой».

— Я чирлидер, Бен. Я не мыслитель.

— Я это знаю. Но ты относишься к этому как к спорту. Когда ты выступаешь, у тебя стальной взгляд. Видно, что ты намерена все сделать по высшему разряду. Независимо ни от чего. И еще: когда мы беседуем, разговор не крутится все время вокруг тебя.

— Я хочу как можно больше знать о тебе, — произнесла Мерри. — И хочу знать это сейчас, пока еще не поздно. Где ты был перед тем, как приехал сюда?

— Я всегда был здесь. Но мне кажется, я получил какую-то травму головы. Мерри, я понимаю, что это звучит, как в примитивном сериале. Но я действительно будто забыл какой-то период своей жизни. И вдруг осознал себя в тот момент, когда увидел тебя в автобусе. У меня есть и другие воспоминания, но они все почему-то очень далеко. А твое лицо показалось мне лучом света.

Мерри вспомнила стихотворение о Бесс, черноглазой дочке хозяина таверны.

— Когда я вхожу в свой дом и поднимаюсь в свою комнату, я вспоминаю детство. Но между тогда и теперь было что-то еще. Что-то плохое. Я думаю о своей маленькой мамочке и о том, через что ей пришлось пройти. Она теперь так больна. Это все из-за этой поминальной службы.

— Но кем тебе приходится этот Бен?

— Я точно не знаю, — ответил парень. — Мне кажется, я смотрю на мир со стороны, вместо того чтобы жить в нем. — Он стряхнул с плеч свою кожаную куртку. В тусклом свете электрических свечей у алтаря на щеках Бена залегли глубокие тени, и Мерри показалось, что она смотрит на его старое фото. — Мередит, если бы я сказал тебе, что люблю тебя, что всегда буду тебя любить, ты бы мне поверила? Ты бы осталась со мной сегодня ночью?

— В церкви?

— Да, именно здесь, перед ликом Господа. Мы бы просто легли рядом и ненадолго заснули. Я не коснусь тебя и пальцем. Я просто хочу увидеть тебя спящей. Я хочу посмотреть, как все могло бы быть.

С одной стороны, Мередит чувствовала себя в полной безопасности. С другой — была встревожена и расстроена. Бен хотел посмотреть, как она спит. Он будет ее оберегать. Но что он имел в виду, говоря о том… как все могло бы быть? Что бы это ни было, что бы ни ожидало их завтра, они встретят это вместе. Бен начал тихо напевать песню, которую часто пел ее отец. «Представь нас вдвоем, как я…»

И Мерри постепенно уснула.

Обещание

Войдя перед рассветом в церковь, чтобы подготовиться к литургии, отец Гахаган застал в ней Мередит, мирно спящую на второй от алтаря скамье. Он осторожно коснулся ее плеча и спросил, почему она здесь. Мерри только покачала головой. Как она могла это объяснить? Отец сел рядом с ней и начал расспрашивать. Не хочет ли она о чем-нибудь с ним поговорить? Не задумала ли она побег из дома? Нет ли у нее какой-либо духовной потребности, которую он мог бы помочь ей реализовать? Мерри села на скамью, потрогала веки и удивилась, каким болезненным оказалось это осторожное касание. Как будто она плакала во сне. Девочка потерла глаза ладонями. Ей хотелось выкрикнуть: «Все мои потребности духовные, и все они упираются в одного человека! И я не знаю, что мне делать. Я не знаю, будет ли моя жизнь иметь хоть какой-то смысл, если ее покинет Бен».

— Мередит, это из-за мальчика? — спросил отец Гахаган.

Она улыбнулась.

— Да, отец. Но с такой проблемой, которая с ним связана, вы наверняка никогда не сталкивались. Я не совершила ничего дурного, если не считать того, что мне очень хочется совершить что-нибудь дурное.

Отец Гахаган рассмеялся.

— Пожалуй, в этом ты не оригинальна. Девяносто процентов людей, живущих на земном шаре, одержимы подобным желанием.

— И еще я теряю этого человека, но не потому, что он не хочет со мной остаться, — добавила Мередит.

— Ты хочешь исповедоваться, или мы просто побеседуем?

Мередит не знала, хочет ли она беседовать с кем бы то ни было. Однако была уверена, что ей есть, что сказать. Такой истории отец Гахаган наверняка не слышал ни от одного из тех людей, которые обращались к нему за поддержкой и помощью. Но хотя, будучи священником, он должен бы приветствовать любые свидетельства о загробной жизни, ему будет очень трудно поверить в истинность доказательств, которые сможет предоставить ему Мередит.

— Отец, вы верите в существование рая? — спросила Мерри.

На лице священника отразилось удивление, но потом он улыбнулся. Не этого вопроса он ожидал от Мерри.

— Ну конечно. Я не вполне уверен в существовании ада. Но я верю в то, что с окончанием земного странствия жизнь не прекращается, — мягко ответил отец Гахаган. — Если бы я не верил в существование рая, я не смог бы быть священником. Это не значит, что я не боюсь смерти. Все люди ее боятся.

— Что, если я не боюсь смерти?

— Мередит, это не выход. Иногда молодые люди…

— Я и не помышляю о самоубийстве, отец. Честно. Мне просто интересно, как выглядит жизнь в загробном мире.

Глубокие складки на щеках отца Гахагана, которые в детстве, наверное, были ямочками, стали еще глубже.

— Мерри, какой бы острой ни была твоя боль, это временно. Смерть постоянна. Я вижу на твоем лице отражение внутренней борьбы. Но уход из жизни, предоставленной нам Всевышним, ничего не решит. Тебе еще не время в рай. И до дома тоже далеко. Скоро рассвет. Мы можем поговорить обо всем сейчас или в другой раз. Но я хочу поговорить с тобой.

— Я лучше немного подожду. Мне надо все хорошенько обдумать. Вы не возражаете?

— Конечно нет, Мередит. Но если я поверю тебе и оставлю этот разговор между нами, ты должна мне кое-что пообещать. Если ты почувствуешь себя одинокой и не будешь знать, как тебе поступить, ты снова придешь сюда. Только на этот раз ты нажмешь кнопку за алтарем. Серую пластмассовую кнопку вот за этой портьерой. Это звонок, который раздастся у меня дома. Я сразу же приду. Ты должна пообещать, что не станешь принимать решений относительно жизни и смерти, прежде не поговорив со мной.

— Обещаю. Я так и сделаю. Отец, я не хочу умирать. Дело не в этом.

— Что ж, я рад это слышать, — произнес пожилой мужчина, всматриваясь в лицо Мередит. — Твои родители знают, что ты здесь? — Та отрицательно покачала головой. Священник на мгновение задумался. — Выходи на улицу и садись в мою машину. Я отвезу тебя домой. Миссис Пеллер живет недалеко от вас. Я и ее обещал подвезти. Отслужу литургию, когда вернусь. А в десять утра у меня похороны. Они должны были состояться раньше, но их пришлось перенести.

«Я знаю», — подумала Мередит. Она села и натянула пальто. Прежде чем последовать к выходу за отцом Гахаганом, она на мгновение преклонила колени в молчаливой молитве.

Проснувшись в одиночестве на широкой дубовой скамье, девочка даже не удивилась.

Прошлый вечер оказался очень тяжелым для них обоих. Усевшись на скамье, она вспомнила, что проснулась ночью, но, как и сейчас, не увидела Бена. Мерри и не ожидала его увидеть. И все же она снова погрузилась в безмятежный сон, как если бы на самом деле он был рядом. До самого утра она ощущала его присутствие, и ей было спокойно.

Она и сейчас чувствовала его присутствие.

Почему?

— Все же я обеспокоен, Мерри, — произнес священник, крестивший всех до единого детишек семейства Бринн. Миссис Пеллер, его экономка, уютно устроилась на заднем сиденье и приготовилась вздремнуть. Но прежде она улыбнулась Мередит и, потянувшись к уху, выключила слуховой аппарат. — Ты не могла бы хоть намекнуть, в чем дело?

— Видите ли, отец, все дело в моей подруге, — начала Мерри.

По пути домой она рассказала отцу Гахагану историю о девушке, влюбленной в парня, которого никто, кроме нее, не понимает. Отец бессчетное количество раз слышал вариации этой истории и всегда давал один совет: предоставьте страсти время утихнуть. Он также прекрасно знал, что Мерри говорит не о подруге.

Через десять минут они уже подъезжали к дому Бриннов. Священник напомнил Мерри о ее клятве. И она повторила свое обещание.

Прощание

К счастью для Мередит, хотя мама вовсю готовилась пустить в ход тяжелую артиллерию, в присутствии священника, вошедшего в кухню вслед за девочкой, Кэмпбелл не отважилась произнести ни слова.

Голосом, которым привык проповедовать с кафедры, отец Гахаган обратился к женщине:

— Кэмпбелл, я знаю, что ты расстроена и встревожена. Но вот что я должен тебе сказать. Я нашел твою дочь в церкви. Она лежала на скамье, невинная, как овечка. В одиночестве. Я надеюсь, что ты примешь это во внимание. Молодым людям иногда необходимо решить проблемы по-своему. Ей ничего не угрожало. А потом у нас состоялся серьезный продолжительный разговор.

— Спасибо за то, что привезли ее домой, — только и сказала Кэмпбелл. Когда святой отец ушел, мама обернулась к Мерри. — Я позвонила в школу, так что там знают, что вы обе опоздаете. Поедете на занятия после полудня. А теперь нам надо спешить. Вздремни, если можешь, а потом одевайся и собирайся на кладбище.

Карла уже пришла и играла в гостиной с Оуэном. Адам уехал в школу.

Несколько часов спустя (по пути Мэллори язвительно заметила, что ее сестра побывала на очень позднем сеансе) Тим, Кэмпбелл и близнецы приехали на кладбище. На дороге у ворот уже было припарковано с десяток машин. Среди них были небольшой внедорожник старых Бриннов и шикарный БМВ дяди Кевина, который тот называл своим «единственным пороком». Снег растаял везде, за исключением трещин в возвышающемся над ними горном хребте, куда никогда не проникало солнце. Из-под земли уже начала пробиваться свежая зеленая трава. На кладбище установили небольшой навес, а под ним настелили помост из досок, на которые поставили несколько рядов складных стульев. Кто-то даже позаботился включить мощный обогреватель, работавший от батареи. Гроб был накрыт американским флагом, а немного поодаль от него стояли навытяжку трое молодых офицеров.

Когда близнецы прошли по аллее и присоединились ко всем остальным, отец Гахаган взглянул на Мередит с таким видом, будто это он увидел привидение.

Священник откашлялся и заговорил:

— Мы собрались сегодня, чтобы помочь одному из наших сыновей наконец упокоиться с миром. Единственным нашим утешением отныне будет то, что земля, которой нам предстоит его предать и которая будет ему пухом, это та самая земля, на которой он играл и смеялся, будучи малышом…

Мерри подняла глаза и с облегчением увидела Бена, сидевшего на одном из стульев рядом с высокой, болезненно худой и бледной пожилой леди. С другой стороны от нее сидел мистер Хайленд. Но когда женщина разрыдалась и покачнулась, кто-то появился из-за густых вечнозеленых кустарников, обрамлявших аллеи кладбища Маунтин-Рэст.

В девушке, одетой в красное шерстяное пальто тети Кейт, Мерри узнала Сашу. Миссис Хайленд прижалась лицом к ее плечу.

Слова священника слились в сплошной гул, но мозг Мерри лихорадочно работал.

Она присмотрелась к шпилю в самом центре похожего на парк кладбища. Он был высечен из чего-то гладкого и серого — то ли мрамора, то ли гранита. Мерри видела его сотни раз, но никогда не обращала на него внимания по-настоящему. Теперь она поняла, что это монумент, воздвигнутый в память о жителях Риджлайна, погибших в различных войнах, начиная с Гражданской. Их фамилии были высечены на памятнике. Многие из них Мередит хорошо знала: Брент, Бринн, Кэрью, Эверард, Массенджер, Вулрич, Вогхэн. В Риджлайне было много ребят с такими фамилиями. Риджлайнские ребята с такими фамилиями погибали в каждой войне. Среди них, видимо, были и двоюродные братья Дрю. Хотя, скорее всего, они приходились ему дядями или… тетями. Одну из них звали Шарлотта Вогхэн. Старшую сестру Дрю тоже звали Шарлоттой, но она умерла в восьмидесятые годы двадцатого века.

— Кто такая Шарлотта Вогхэн? — спросила Мэллори, как будто прочитав мысли Мерри.

— Двоюродная сестра миссис Вогхэн, — ответил Тим. — Она была медсестрой во время войны в Персидском заливе. А теперь немного помолчи.

— Ты нам никогда об этом не рассказывал.

— Не было случая, — коротко отозвался Тим.

Маленькое деревце-валентинка, которое Мэллори уже видела во сне, оказалось реальным. Его установили перед небольшим, но элегантным надгробным камнем. На камне была высечена надпись:

Бенджамин Чарльз Хайленд

ЛЮБИМЫЙ СЫН

(1951–1969)

Вовеки не вернешься ты
В поля, где слава — как цветы,
Которые сейчас цветут,
А завтра сникнут и умрут.[20]

— Пусть Хелен и Чарльза утешает то, что их сын продолжает жить в своем брате, в своем тезке, в наших сердцах. Как я сказал сегодня утром одной юной прихожанке, нет никаких сомнений в том, что Бен и его родители снова встретятся у сияющих славой врат рая.

За проповедью последовали молитвы. Потом слово взял высокий светловолосый мужчина, которого Мэлли и Дрю уже видели вместе с родителями близнецов на вчерашнем матче. Он представился собравшимся на кладбище людям как Дэвид Хайленд. Мягким негромким голосом он поведал о том, что уже много лет не был в Риджлайне и совершенно забыл, как дорог этот городок его сердцу. Он поблагодарил своих друзей за то, что в этот грустный день они пришли на кладбище, а затем начал рассказ о младшем брате. Его черты исказила мученическая гримаса, будто перед ним стояла совершенно невыполнимая задача. Сказал, что когда они с Беном были детьми, ему житья не было от младшего брата…

— …но я любил этого надоедливого человечка, — продолжал Дэвид. — Я требовал, чтобы он оставил меня в покое, а потом оглядывался, чтобы убедиться, что он по-прежнему за мной идет.

Дэвид Хайленд признался: его всю жизнь терзает мысль о том, что если бы младший брат не последовал за ним туда, где ему было не место, то сейчас бы жил, и у него были бы жена и дети.

— Бен жил и умер с честью, — дрожащим голосом закончил речь старший брат. — Он не изменил кодексу, которого придерживался всю свою короткую жизнь.

Офицеры выпрямились и подняли винтовки. Едва они приготовились залпом салютовать павшему в бою солдату, пожилая дама, которая, как уже поняла Мэллори, была состарившейся молодой женщиной в джинсах из ее сна, поднялась со стула.

— Не смейте! — звучным молодым голосом, совершенно не соответствующим ее изможденной внешности, произнесла она, сохраняя при этом величественное спокойствие. — Не смейте палить из ружей над могилой Бенджамина. Если бы не ваши ружья, на каждое Рождество рядом со мной были бы оба моих сына. Я не соглашалась с решением Дэвида, но тот был уже взрослым мужчиной. Бен мужчиной не был. Он был ребенком. — Она помолчала и сделала глубокий вдох. — Я не хочу, чтобы вы расценили это как неуважение к вам, — обратилась она к начальнику почетного караула. — Вы делаете то, что считаете правильным. Но я хочу, чтобы Бен упокоился с миром, а не под звуки войны. Достаточно того, что это были последние звуки, услышанные им при жизни.

И тут Хелен Хайленд потеряла сознание. Ее подхватили Саша и мистер Хайленд.

Старший брат кивнул почетному караулу, и офицеры, подняв винтовки, трижды выстрелили в воздух. Оглушительный грохот, казалось, разорвал воздух. С деревьев в панике сорвались стаи птиц. Мерри зажала руками уши. Земля под ногами начала вращаться и тянуть ее к себе. Девочка отчаянно сопротивлялась, пустив в ход все известные ей уловки, позволяющие сохранить сознание. Но ее голову заполнил яркий свет, и Мередит упала в обморок.

Ради этого дня

— Эта строка на могиле — цитата из старинного стихотворения, — сообщила своему бойфренду Мэллори в тот же день после уроков. — Я нашла его в Интернете. Его мама была преподавателем английского языка.

— Ты о ком? Чья мама?

— Мама Бена Хайленда, — ответила Мэлли.

Они ожидали окончания тренировки Мередит. У Мэллори созрел план. Она придумала, как доказать сестре то, что сама знала с полной, стопроцентной уверенностью. Она рассказала Дрю о драме, разыгравшейся на похоронах, и о реакции Мередит. Если бы не бабушка Гвенни, успокоившая всех заверением, что с ее внучкой все будет в порядке и через мгновение она придет в себя, на кладбище поднялся бы ужасный переполох.

— Что значит «вовеки»? — спросил Дрю.

— Я бы сказала, что это означает «никогда».

— А-а. Так, значит…

— Он умер, — оборвала его Мэллори. — Вот почему я его не вижу, а она видит. Он погиб на войне много лет назад. Большая любовь Мерри — умерший человек.

Дрю вздохнул.

— Когда я такое слышу, мне становится дурно.

В ожидании Мередит они расположились в вестибюле школы. Было около пяти часов вечера, и тренировка окончилась. Март уже начинал сдавать позиции апрелю, и небо вечерами приобретало серебристо-серый металлический оттенок с вкраплениями выцветшей, похожей на вытертую джинсовую ткань, голубизны. В такие минуты жители Риджлайна поднимали головы, отвлекаясь от своих занятий, забывая о бумагах на столе, перекапываемых грядках, вытряхиваемых ковриках или пакетах с мусором, и думали: лето. Все понимали, что оно уже в пути. И от простого созерцания солнечного диска, не спешащего упасть за горизонт, у Мэлли, как и у всех остальных, поднималось настроение.

Вскоре она заметила приближающуюся к ним Мерри, которая решила пойти на тренировку, несмотря на случившийся с ней утром обморок. Все что угодно, лишь бы оттянуть встречу с мамой.

Мэллори ощутила острый укол жалости. Сегодня ее сестренке пришлось нелегко, да и перспектива не радовала.

После службы Кэмпбелл сказала тете Карин, что Мерри потеряла сознание, потому что отказалась завтракать. Она решительно, не церемонясь, затолкала Мередит в машину, бормоча что-то о низком уровне глюкозы. Оказавшись внутри, Кэмпбелл посмотрела на дочь с удвоенной яростью, что та посчитала ужасно несправедливым. Вот, значит, как! Ну ладно, мать возмущена тем, что ее всю ночь не было дома. Это еще можно понять. Но как можно гневаться на человека за то, что он потерял сознание?

Отогнав жалость, Мэллори упрямо вздернула подбородок. Она была намерена решить проблему с Беном здесь и сейчас.

Наблюдая за подругой, Дрю размышлял над ее планом, относительно которого у него имелось собственное мнение. Он пытался понять, как бы поступил, если бы Мередит приходилась сестрой ему. Парню казалось, что из чувства сострадания не стоит стремиться во что бы то ни стало расставить все точки над i. Он был склонен позволить событиям идти своим чередом. Но не имел выбора. Дрю пришлось довериться своей любимой. Мэллори была дорога ему, как родная сестра, одновременно будучи самой восхитительной девушкой на Земле. Если он думал о будущем с Мэлли, — а иногда это приходило ему в голову, — то понимал, что ему придется примириться не только с ее упрямством, но также с тем, что человек, живущий с ним, почти… ведьма. Дрю был вынужден констатировать, что очень многого о ней знать не будет, зато почти все будет знать ее сестра, Мередит.

Будущее… Вот почему люди предпочитали о нем не думать.

Тем временем Мэллори поставила перед собой задачу и была намерена добиться ее осуществления. Она познакомила приятеля со своим планом и теперь приступила к его реализации. Хотя Дрю не хотел знать никаких подробностей, Мэллори настояла на том, чтобы все ему рассказать. Это, однако, не означало, что он собирался становиться свидетелем воплощения этого плана. Он не понимал Мерри, но она тоже была ему небезразлична.

— Она должна это осознать, — втолковывала Мэлли Дрю, встретившись с ним в этот день после ланча. — Вот что я придумала. У нас в школе есть целая галерея фотографий спортсменов — баскетболистов, футболистов и прочих. Помнишь эти деревянные рамочки во всю стену? Они появились там еще до того, как в школу пошел мой папа. Если Бен действительно местный и на самом деле занимался бегом по пересеченной местности, то он должен быть на одной из этих фоток.

— Я ничего не хочу об этом знать, — заявил Дрю накануне вечером.

— Но ей придется признать очевидное.

— Что тебе непонятно в предложении «я ничего не хочу знать»? Меня не интересуют твои попытки убедить сестру в том, что ее бойфренд мертв.

— Они встречаются только по ночам.

— Может, он восстал из мертвых? — предположил Дрю.

— О боже! Ты это серьезно? Не смеши меня! Все знают, что не бывает… восставших из мертвых мертвых. Восставшие из мертвых и привидения — это совершенно разные явления, Дрю!

— Прости мне мою чудовищную ошибку. Я ведь всего лишь простой смертный. Именно поэтому я и не хочу больше об этом слышать, Мэл-ло-ри!

— Ты никогда не называешь меня Мэллори. Ты всегда называешь меня Бринн.

— Я пытаюсь привлечь твое внимание к своим словам.

Мэлли заявила, что он ей никогда не помогает. Но позже прислала ему сообщение, в котором извинилась за свои слова. Она вдруг осознала всю тяжесть того, с чем Дрю вынужден иметь дело, с чем ему, по сути, всегда приходилось мириться. И все это обрушивала на его голову она, Мэллори. До нее вдруг дошло, что скоро, очень скоро Дрю уедет. Это случится прежде, чем на хребте начнут краснеть и опадать листья. Осознание этого пустило корни в душе Мэллори и начало расти. А когда выросло, то поразило девочку своим масштабом. Внезапно она захотела каждую свободную минуту проводить с этим парнем, которого знала всю свою жизнь, но научилась любить, как ей казалось, только вчера. Мэл привыкла к тому, что он всегда рядом и она может на него рассчитывать. Но скоро это прекратится. Кто тогда будет дергать ее за волосы и называть Бринн?

— Какие планы? — поинтересовалась Мерри, подходя к Дрю и Мэллори, поджидавшим ее у выхода из спортивных залов и раздевалок. — Зачем вы меня ждете? Мне нужно предупредить Нили. Она на улице.

— Я ей уже все сказала. Она уехала. Я сделала это, чтобы ты могла поехать домой с нами, — сообщила ей сестра. — Мерри, взгляни на это. Тут есть кое-что, что ты должна увидеть.

Следуя взглядом за пальцем Мэллори, Мерри начала осматривать стены, увешанные фотографиями школьных спортивных команд. Постепенно Мэлли подвела ее к интересующему их изображению. В семидесятые годы форма спортсменов выглядела очень странно по сравнению с современной экипировкой. Единственными атлетами, у которых внешний вид формы не изменился, были борцы. Но их одеяния в любые времена смотрелись странно.

Вот.

Тут имелся раздел, посвященный бегу по пересеченной местности. На могиле Бена был указан год его смерти, тысяча девятьсот шестьдесят девятый. Если бы он не умер, то в том же году окончил бы школу. И ему было бы семнадцать или восемнадцать лет. Мэллори поискала глазами год тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. Вот он, в первом ряду, опустился на одно колено и улыбается. Это его падающие на лоб вьющиеся светлые волосы.

Бен Хайленд.

— Мышка, — позвала Мэллори. — Смотри.

Мередит привстала на цыпочки. Она схватилась за край рамки и подтянулась поближе.

Затем резко развернулась и бросилась прочь. Она убежала бы, если бы Мэллори не схватила ее за руку.

— Это его дядя или другой родственник, — твердила Мерри.

— Нет, это не дядя. И не другой родственник! — решительно заявила Мэл.

— Но Бен тоже там был! Как он мог быть там, если это были его похороны? Или, во всяком случае, поминальная служба. — Мерри окончательно утратила самообладание. — Почему вы за нами шпионите? Может, старики Хайленды — это его бабушка и дедушка. Они старые. Очень старые. Наверное, старше бабушки и дедушки Бриннов. — Мерри замолчала. — Да, Бен очень похож на этого парня. Но вы же не станете отрицать, что такое бывает. Отцы и сыновья, племянники и всякие там кузены в юности бывают очень похожи друг на друга. Кроме того, если бы все было так, как ты говоришь, Мэллори, я сразу бы это поняла. Я видела… ну, ты знаешь, кого. И он на них ничуть не похож.

— На этом месте я ухожу за соком, — заявил Дрю.

— Ну ладно, ладно, — примирительно произнесла Мэлли. — Но сны мне снятся совсем не об этом. Я вижу Бена таким, каким его знаешь ты. Это его куртка. Точно такая же, как ты мне описывала. Я видела его в этой куртке и старомодных джинсах в обтяжку.

Прямо на глазах сестры Мередит съеживалась, превращаясь в маленькое, испуганное, будто скомканное существо.

— Мэллори, прошу тебя, не надо. Это могла быть куртка его отца, которая затем перешла к сыну.

— Могла быть, — согласилась та. — Но ты знаешь, что это не так.

— Ну хорошо, предположим, что я и сама все это знаю. Но что, если я все равно хочу быть с ним до тех пор, пока такую возможность у нас не отберут?

— Ш-ш-ш, — махнула рукой Мэллори. — Не мешай, я думаю. Если он прибавил себе возраст, чтобы его взяли в армию… Такое случалось сплошь и рядом. Дай мне подумать.

— Сколько можно думать? Меня уже от этого тошнит. Послушай, что я чувствую, Мэлли. Ты всегда считала, что я с приветом.

— О господи! Я тебя умоляю. Я считаю так не больше, чем ты думаешь то же самое обо мне. Выяснение, кто из нас с приветом, происходит каждый раз, когда случается что-нибудь в этом роде. Ну хорошо… познакомь меня с ним. Позвони Бену. Отошли ему СМС.

Мэлли бросила сестре вызов, который та принять не могла. Мерри медленно сползла по стене на пол. Когда Дрю вернулся с двумя стеклянными бутылками сока, она с благодарностью приняла одну из них и тут же сделала большой глоток. Мысли лихорадочно метались у нее в голове. Она была вынуждена признать то, что ей хотелось признавать меньше всего на свете.

— Я не могу, — наконец произнесла она.

— Почему?

Мэллори опустилась на колени рядом с сестрой. Как бы ей ни хотелось вернуть сестру к реалиям жизни и заставить осознать, что та одержима любовью к тени, она чувствовала почти физическую боль, исходившую от Мерри подобно волнам жара или запаху. Это подействовало и на Мэлли, которая ощутила внизу живота что-то болезненное, похожее на ушиб. «Как я могу это продолжать?» — думала она. Они по-прежнему находились в стенах школы. Их окружали тошнотворно желтые стены, на фоне которых еще ярче выделялись абсурдные ядовито-зеленые шкафчики для одежды. Все пространство вокруг заполняли запахи любви и страха, тревоги и потных носков. Так почему же Мерри должна ощущать что-либо, кроме тоски, вызванной их чудовищно неудобным возрастом, который кого угодно мог прокатить на американских горках эмоциональных взлетов и падений! Даже Мэллори, которая не разделяла любви Мередит к крайностям, приходилось нелегко.

— Почему, Мер? — уже ласковее повторила Мэлли.

— У него нет мобильного телефона.

— Чем он занимается целыми днями?

— Я не знаю.

— Мерри… это именно то, о чем я говорю. Как у семнадцатилетнего парня может не быть телефона?

Мередит не могла ответить на этот вопрос. Когда они были в кино, девочка обратила внимание на то, что люди не смотрят в сторону Бена, словно не замечая его привлекательности. Они смотрели как будто сквозь него. Все это было очень странно. Он не походил ни на девушку на чердаке, ни на мужчину в гараже. Но что-то с ним было не так. Мерри не хотела на него давить, заставляя отвечать на свои вопросы. Ему и без этого было плохо. Но… Она и в самом деле не хотела причинять ему боль, или дело было в чем-то другом? Возможно, она просто не желала знать? Если их отношения — иллюзия, она хотела жить этой иллюзией.

Когда Мерри была с ним, все становилось на свои места. Все происходило так и только так, как должно было. Когда же они расставались, сомнения начинали вращаться у нее в животе, будто ее пристегнули к ярмарочной карусели, которая безостановочно крутила ее в бесконечном темном пространстве. Предполагалось, что любовь приносит людям радость. Но взгляните на Ромео и Джульетту… Чего стоил им один-единственный счастливый день.

— Мэллори, мне кажется, Бен не хочет общаться с моими друзьями. Он вообще избегает всех, кого я знаю, — наконец заговорила она. — Но я должна тебе сказать, что мне нет дела до того, кем или чем он является или не является. Ты возненавидела Эден, когда узнала о ее двойной жизни? Она была твоей лучшей подругой. Ты от нее отреклась?

— Мер, это совсем другое. Эден была здесь. Она была частью моей жизни, да и твоей тоже. У нас был шанс ее спасти. Но ты не можешь спасти того, кто уже покинул этот мир.

— Бен его не покинул!

— Возможно, покинул, но даже сам об этом еще не знает. Скажи, Мередит, с привидениями такое случается? Они когда-нибудь забывают перейти… черту?

— Наверное, бывает, — откликнулась Мередит. — Но я ни разу не видела привидения, которое не перешло бы эту черту. В основном они возвращаются, чтобы заняться тем, что делали перед смертью. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление.

— Может, именно поэтому тебе и кажется, что он реален? Может, он не знает, как перейти? Что ты чувствовала, когда целовалась с ним?

— Мы ни разу не целовались, — прошептала Мередит. — Он даже не держал меня за руку.

Мэллори обняла сестру.

— Мне так жаль, — пробормотала она. — Ты мне веришь?

— Да. Но это ничего не меняет. Мэлли, не путай меня с собой. Я все равно хочу быть с ним. Кем бы он ни был на самом деле.

Они замерли, наблюдая сгущающиеся за окнами весенние сумерки. В вестибюле тоже становилось все темнее.

— Нет, Мередит, — покачала головой Мэл. — Пора остановиться.

— Не дави на меня, — попросила Мерри.

Мэллори сделала шаг назад. Ее глаза широко раскрылись от обиды и удивления. Еще никогда сестра не произносила слов, которые так отвергали бы ее, так отрицали бы сам принцип их двуединства. Мэллори погрузилась в испуганное молчание. Наконец Мередит произнесла:

— Я знаю того, кто знает. И я тоже все узнаю. Но сделаю это сама.

Мэллори не проронила ни слова.

К тому времени как Дрю подвез их к дому, уже окончательно стемнело. В кухне горела лампа. Светло было и на крыльце, полыхавшем забытыми на нем рождественскими гирляндами.

Мама ожидала Мередит в прихожей.

Она тоже полыхала. Гневом.

Вопрос доверия

— Я даже не собираюсь это обсуждать, — заявила Кэмпбелл. — Другими словами, у тебя нет права голоса. Четыре недели домашнего ареста. Нет, пожалуй, меня занесло. Две недели. Но, Мередит Арнесс Бринн, я сию секунду хочу узнать, действительно ли ты провела всю ночь с мальчиком.

Кэмпбелл снова принялась сортировать белье, но Мерри видела, что она украдкой поглядывает в ее сторону. Вдруг мать резким движением поставила перед дочерью вторую корзину и кивнула на ворох белья. Мерри начала отыскивать пары среди как минимум восьми десятков разрозненных спортивных носков.

— Я жду, — напомнила ей Кэмпбелл.

— Я думала, ты не хочешь, чтобы я об этом говорила, — пожала плечами Мередит. — Ты сказала, что у меня нет права голоса.

Она медленно сложила в стопку дюжину носков Адама, на которых несмывающимся маркером была написана буква «А». Это было необходимо, чтобы не путать их с носками близнецов, ступни которых теперь были меньше, чем у брата.

Молчание затягивалось.

— Я скажу, когда тебе надо будет помолчать, — раздраженно произнесла Кэмпбелл. — Итак, ты была с парнем?

— Да.

— И о чем я волнуюсь?! У меня же нет для этого ни малейших оснований! Разве что абсолютно безнравственное поведение дочери…

— Мам, даже об этом ты можешь не волноваться, — пробормотала Мерри. — Мы не сделали ничего плохого. Не считая того, что в это время должны были находиться дома, а не гулять.

— Мередит, тебя не было до рассвета. А среди недели после десяти вечера ты не имеешь права находиться за пределами дома.

— Ну хорошо. У меня были для этого основания, не имеющие никакого отношения к тем чувствам, которые я к нему испытываю. Ты помнишь, чтобы я когда-нибудь совершила поступок, не имея на то достаточных оснований?

— Ты, наверное, надо мной издеваешься, — решила Кэмпбелл. — Мерри, хорошая моя, я очень тебя люблю. Но если уж мы затронули тему взвешенных решений, то весов для подобной операции при рождении тебе не досталось!

Ладно. Мерри и сама понимала, что подобная тактика обороны успеха ей не принесет.

— Хорошо, я признаю свою ошибку. Но мне незачем тебя обманывать. Я была не права, но при этом не совершила ничего дурного. Прости, что заставила тебя волноваться. Но я ничуть не сожалею о том, что сделала то, что сделала.

Шокированная этим заявлением, Кэмпбелл тяжело опустилась в свою любимую качалку. Было ясно, что она ожидала от дочери совершенно иной реакции. Она была уверена, что в приступе чистосердечного раскаяния Мерри разразится слезами.

Через какое-то время Кэмпбелл встала и подошла к окну, выходящему в сад. Там, вдалеке, виднелся хребет, где был расположен летний лагерь семейства Бринн — скопление старых домиков, куда каждое лето на несколько недель съезжались все родственники.

— То, что я услышала, противоречит всякому здравому смыслу, — наконец произнесла она. — Но я знаю свою дочь. Возможно, ты и не самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю, но ты не лгунья. И не боишься смотреть мне в глаза. Мне не остается ничего другого, кроме как поверить тебе.

Мерри расплакалась. Это не были звучные всхлипывания. Нет. Крупные слезы медленно скатывались по ее щекам. «Если бы ты знала, как сильно я тебе лгу. Если бы ты знала».

— Мама, я хотела бы все тебе рассказать. Но не надо меня больше ни о чем спрашивать. Я уверяю тебя, речь не идет о чем-то ужасном, способном сломать мне жизнь. И это не тайна. Просто это очень личное. Во всяком случае, пока. И, скорее всего, это изменится… очень скоро.

— Этот мальчик куда-то уезжает?

— Я не знаю. Думаю, что да.

— Точно как Эден и ее брат. Что это у вас за друзья такие?

— Просто нам не везет в любви, — пожала плечами Мерри. — Во всяком случае, ты можешь не беспокоиться о том, что нам придется выходить замуж еще до окончания школы, как это сделала Кари Уолтер. Мама, я неважно себя чувствую, — добавила она. — И не хочу обедать. Разреши мне подняться наверх. Ты сможешь приковать меня к позорному столбу позже.

— Мередит, я даже не знаю, что тебе сказать, — вздохнула Кэмпбелл.

Мерри подняла руку, вяло помахала матери и поплелась к лестнице. У нее и раньше бывали головные боли, но сейчас казалось, что чья-то безжалостная рука стискивает ее череп, передавливая все нервные окончания. Она нашарила пачку аспирина и, проглотив таблетку, упала поперек кровати.

Девочка проспала глубоким, лишенным видений сном до самого утра. Когда она проснулась, то поняла, что даже весенний рассвет причиняет боль ее глазам.

Ее первой мыслью было: «Я должна как можно скорее узнать всю правду».

Ее второй мыслью было: «Где Бен? И как я смогу прожить две недели, ни разу с ним не встретившись?»

Ради любви Бена

Результаты анализов, сделанных в нью-йоркской больнице, пришли только через две недели. Они оказались отрицательными по всем показателям. Со всех возможных точек зрения Оуэн был абсолютно здоровым малышом. Ни один специалист так и не смог сказать, чем были вызваны приступы рвоты. Педиатр-аллерголог, с которым разговаривал Тим Бринн, посоветовал родителям радоваться тому, что эти эпизоды больше не повторяются, а также порекомендовал пристально наблюдать за ребенком. «С маленькими детьми часто происходят странные вещи, — сказал врач. — Но зачастую по совершенно неизвестным причинам дети просто перерастают свои недомогания». Он добавил, что, если рвота повторится, необходимо будет обратиться к гастроэнтерологу, который обследует пищеварительную систему Оуэна.

В течение двух недель Мередит, подчиняясь маминому требованию, сразу после тренировки возвращалась домой. Но в день, когда родители уехали с Оуэном в Нью-Йорк, чтобы обсудить с аллергологом результаты анализов, она почувствовала, что уже не в состоянии бороться со своим любопытством.

Мэллори и Дрю уехали гулять, прихватив с собой Адама. Мерри осталась дома одна.

Она знала, что родители вернутся только к вечеру.

И решила осуществить свой план. Но сначала необходимо было пройтись и еще раз хорошенько все обдумать. Набросив на плечи джинсовую курточку и сунув в карман шапку и единственную перчатку, она скользнула в мягкий весенний день, легко зашагав по тротуару.

Мерри пешком проделала весь путь до Тыквенной лощины. Она прошла мимо дома тети Кейт и, минуя жилище Олдриджей, спустилась к последнему особнячку на этой улице. К дому Хайлендов. К тому самому, с крыльца которого на девочку накричали за то, что та проехала на велосипеде через угол лужайки. Почему тогда, пять лет назад, миссис Хайленд так рассердилась? Сейчас лужайка являла собой ужасное зрелище. Она была покрыта зарослями сухой коричневой травы, из которой кое-где торчали пучки зелени. Дом, так же, как и соседние, был построен в викторианском стиле, но как будто перекосился и постарел. В пряничной обшивке веранды зияла брешь, а провалившуюся ступеньку крыльца наспех заколотили неструганой доской. Обшитые вагонкой стены когда-то были серыми, а ставни темно-зелеными, но ветер, солнце, снег и снова ветер лишили дом его особенного очарования. Одна из ставней разболталась и висела под неестественным углом, напоминая сломанное крыло. Из-под нее виднелось яркое пятно синевато-серого цвета, в который некогда выкрасили все доски. Окна были задернуты выцветшими кремовыми занавесками. Кусты роз, давно не видевшие ножниц садовника, сплелись в непроходимые колючие заросли. В такие же джунгли превратилась и заросшая бурьяном живая изгородь, простирающая на улицу длинные, покрытые набухшими почками побеги. Словом, жилище Хайлендов производило впечатление дома, находящегося на последнем издыхании.

С замирающим сердцем Мередит преодолела четыре ступени до двери и постучала.

Ей никто не ответил.

Мерри была шокирована охватившим ее чувством облегчения.

Она ждала довольно долго, а затем постучала еще раз.

И снова никого.

Мередит пришла налегке. Рюкзака у нее с собой не было, так что не было и ручки, а также чего-нибудь, на чем она смогла бы черкнуть пару слов для хозяев дома. Да и что бы она им написала? Что можно сообщить в записке? Да что там записка! Она даже не была уверена, что сможет хоть что-то сказать при встрече. Ей вдруг показалось, что разумнее всего будет использовать четыре позванивающие у нее в кармане монетки по двадцать пять центов, чтобы вскочить в автобус и вернуться домой. Тем более что, явившись сюда, она действовала скорее по наитию, чем по хоть сколько-нибудь продуманному плану.

Девочка подняла голову.

Дверь была открыта. Но в проеме никого не было. Она смотрела на темный пустой прямоугольник.

— Эй! — позвала Мерри. Она вздрогнула, когда внезапно из-за внутренней двери, тоже открытой, к ней шагнул высокий старик с очень прямой спиной — более суровая версия ее собственного дедушки. — Вы мистер Хайленд, — произнесла она.

— Мы ничего не покупаем, — ворчливо ответил тот.

— Я ничего не продаю, — отозвалась Мерри. — Я ищу одного человека.

— По большей части детвора стучит в нашу дверь только из баловства, — произнес мужчина, и на его губах появился легкий намек на улыбку. Мерри показалось, что он расслабился. — Но раз такое дело, чем могу быть полезен?

Мерри увидела, что старик одет в такой же вязаный жилет, какие обожал ее дедушка. У него их было великое множество самых разнообразных расцветок. Мистер Хайленд сделал шаг к свету, и она увидела, что его жилет желтовато-кремовый.

— Я ищу Бена, — сообщила ему Мерри, кусая губы и прекрасно понимая, что ее слова будут восприняты либо как чудовищная жестокость, либо как безумие.

— Что?

— Я ищу Бена Хайленда. Я с ним дружу. Пожалуйста, передайте ему, что к нему пришла Мередит Бринн.

— Что за чушь! — дрожащим голосом произнес мистер Хайленд и попятился назад. Он оглянулся на полный мрак у себя за спиной и наполовину прикрыл дверь. — Моя жена очень больна. Мы только что похоронили сына. Это какой-то розыгрыш?

Мередит съежилась и отвела глаза. Весенний ветер вдруг показался ей пронизывающе холодным, и она подняла воротник. Ей хотелось развернуться и броситься вниз по ступенькам. Но она сделала над собой усилие и снова заговорила.

— Это не розыгрыш. Бен. Ваш сын или… внук. Бен. Он здесь живет…

— Кто тебя подослал, девочка? Я видел тебя на поминальной службе по нашему сыну. Это было две недели назад. Ты потеряла сознание.

— Да, мистер Хайленд. Я та самая девочка. Вы мне не поверите, но я знаю Бена. Я просто подумала, что раз уж у меня нет его номера телефона… Я просто должна узнать правду о нем. Я вам все объясню.

Откуда-то раздался скрип, и за спиной мужчины возникло что-то белое. Мягкий мелодичный голос, похожий на нижние ноты флейты, спросил у мистера Хайленда о чем-то, чего Мерри не расслышала.

— Все хорошо, дорогая, — ответил мужчина кому-то у себя за спиной. — Нет, это не Саша. Она приедет позже. Это… так, никто. — Он шагнул на крыльцо, плотно прикрыв за собой дверь. — Моего единственного сына зовут Дэвид. Он живет в Калифорнии.

— Я говорю о Бене. О вашем сыне Бене. Я его знаю.

— Мой сын Бен умер.

Сознание Мерри вскрикнуло, а затем, подобно птице после долгого перелета, погрузилось в скорбное спокойствие.

— Я знаю Бена, мистер Хайленд, — повторила она. — У него светлые волосы. Впереди они длинные и падают на лоб. Он носит кожаную куртку. Старую кожаную куртку, похожую на летную. И еще джинсы в обтяжку и ковбойские сапоги.

— Тебе придется это прекратить, независимо от того, что ты задумала.

— Я вас понимаю, но прекратить не смогу. Вы можете хотя бы попытаться понять, о чем я вам говорю? — взмолилась Мерри.

Она даже не заметила, что уже давно вытащила руки из карманов и сложила их перед собой, будто в молитве.

— Бен… погиб во Вьетнаме, не пробыв там и двух недель. Он победил в конкурсе эссе и получил стипендию на обучение в замечательном колледже. Но отказался от всего этого, чтобы исполнить долг перед своей страной. Он бросил школу. Мы умоляли его не идти в армию. Он считал… Пожалуйста, уходи. Сейчас же уходи.

Старик кутался в свой шерстяной жилет, словно пронизанный солнцем апрель внезапно сменился лютой зимой. Его морщинистое лицо стало будто еще более изможденным, а глаза поблекли, почти обесцветились. Мерри содрогнулась. Эти глаза отдаленно напомнили ей Бена. Ей хотелось утешить мистера Хайленда, но она не знала, как это сделать.

— Пожалуйста, — снова попросила она. — Простите меня. Я пришла сюда не для того, чтобы сделать вам больно.

— Я… не знаю, зачем ты сюда пришла. Ты точно описала нашего сына. Но мы должны через это переступить. Ты могла увидеть его фотографию. Мы уже получили ответы на свои вопросы. А теперь прошу тебя, уходи. Я не сержусь на тебя. Но пойми, дитя, отец никогда не забывает своего сына. Думаешь, ты бы забыла на нашем месте?

— Нет, — прошептала Мерри. — Простите.

Боковым зрением она увидела красный городской автобус, остановившийся на углу Тыквенной лощины и Редферн-стрит. Если она бросится бежать, то может на него успеть. Ее совершенно не привлекала перспектива пешей прогулки обратно, поскольку от дома ее отделяло много миль. Мередит повернулась, спрыгнула с крыльца и бросилась бежать. Внезапно она услышала у себя за спиной громкий возглас.

— Девочка! — кричал мистер Хайленд. Та оглянулась. — Вернись.

Мерри остановилась и сделала несколько шагов к нему.

— Не бойся. Я знаю, кто ты. Ты внучка Артура Бринна. Ты спаслась при пожаре в одном из соседних домов. Моя жена, Хелен, хочет с тобой поговорить.

Когда Мерри снова поднялась на крыльцо, мистер Хайленд распахнул перед ней дверь. Он провел ее в прихожую, обставленную старой, почти старинной мебелью.

— Проходи в гостиную. Как бы красиво ни было сейчас на улице, там все-таки еще очень холодно. Я приготовлю какао. Позвони домой, чтобы родные не волновались.

Мерри стремительно набрала сообщение для сестры, которая гоняла мяч с Адамом и Дрю в парке Первопроходцев. На следующей неделе у Адама должны были начаться тренировки, и Мэлли решила немного его подготовить.

Мэл ощутила жужжание в кармане, открыла телефон и прочитала: «Я разг с м-ром и м-с Хайленд. Врнсь дмой на автбсе. У меня все хор.»

— Мер у Хайлендов, — сообщила она Дрю. — Может, надо за ней заехать?

— Тебе кажется, что эти старики — серийные убийцы? — поинтересовался Дрю.

— Нет. Но я боюсь того, что она может там услышать.

— Мэллори, это именно то, чего ты хотела, — напомнил ей Дрю.

— Ты должен был меня отговорить, — заявила та.

— Адам! Бей сюда! — закричал Дрю голосом, который без всяких слов сообщил Мэлли, что он об этом думает. Парень бросился бежать по еще не просохшему полю, бросив через плечо: — Пожалуйста, когда ты в следующий раз попросишь меня не вмешиваться, напомни мне, что я должен вмешаться.

Любовь до жизни

А тем временем в удушающе жаркой комнате старого особняка в Тыквенной лощине женщина, предложившая Мерри снять куртку и присесть на диван, побледнела так, что стала одного цвета со своим белоснежным пушистым халатом. Ее длинные светлые, но посеребренные сединой волосы были заплетены в изысканную косу, а гладкая, лишенная морщин кожа лица и мягкие белые руки, казалось, никогда не видели солнечного света. А эти цвета морской волны глаза и грустную улыбку Мерри уже полюбила в ее сыне. Перед ней, вне всякого сомнения, сидел человек, подаривший Бену его синие глаза и, что было еще важнее, доброту. Над камином в гостиной, куда женщина провела Мередит, висели картины, выполненные маслом с фотографий. Одна из них изображала парня с квадратным подбородком отца, короткой стрижкой и такими же глазами, глазами их матери.

На втором портрете был Бен.

Мерри положила руки на колени и заплакала. Мистер Хайленд вошел в комнату с подносом в руках. Поставив его на столик, он вручил девочке большой квадратный платок, пахнущий отбеливателем и солнцем. Когда она отняла его от глаз, платок оказался испачкан тушью для ресниц, отчего Мерри почувствовала себя еще более несчастной.

— Скажи мне, — заговорила Хелен Хайленд, опускаясь на маленький красный диванчик напротив Мередит. — Повтори мне то, что ты говорила о Бене. Я не рассержусь.

— Вы мне не поверите, — ответила Мерри.

Она взяла чашку с какао и кивком поблагодарила отца Бена. Однако в этой комнате было слишком жарко для какао. Ей ужасно хотелось воды, но, сделав глоток горячей жидкости, девочка обожгла язык, и это помогло ей вернуться к реальности.

— Вполне возможно. Но ведь если ты проделала такой путь, значит, тебе есть что сказать. И может оказаться, что это очень важно. Для того чтобы потерять сознание на похоронах, надо иметь очень вескую причину.

— Я хотела расспросить вас о Бене. Сначала вы расскажите мне о нем. А потом я расскажу вам то, что знаю я. Позвольте мне перевести дыхание, — попросила Мерри.

Миссис Хайленд выполнила ее просьбу.

Сначала она рассказала Мередит о Дэвиде, своем первенце, мальчишке до мозга костей. Он увлекался спортом и был настоящим непоседой. Как ни странно, парень пошел по стопам матери и теперь преподавал английский язык в Калифорнийском университете, в Санта-Барбаре. У Дэвида было пять сыновей и дочерей. Двое уже учились в колледже, младший приходился ровесником Адаму.

По словам миссис Хайленд, Бен боготворил Дэвида. Но совершенно не походил на старшего брата, будучи мечтательным, задумчивым и очень стеснительным. Мать и младший сын были очень близки. Они вместе посадили фруктовый сад, и миссис Хайленд часто пекла яблочные пироги и готовила персиковый джем. Юный Бен помогал маме и в этом. А деревья продолжали плодоносить и по сегодняшний день.

Хотя Бен вечно что-нибудь читал и блистал в сочинительстве, он стремился заслужить и отцовское одобрение. Поэтому занялся индивидуальными видами спорта. Дэвид играл в бейсбол и баскетбол. Бен увлекся бегом и теннисом. В беге по пересеченной местности он добился изрядных успехов. Миссис Хайленд сказала, что Бен участвовал в первенстве штата и занял третье место в своей возрастной группе. Он говорил матери, что бег помогает ему упорядочить мысли.

— Именно так он и выражался, даже когда ему было всего лет десять-одиннадцать, — улыбнулась миссис Хайленд. — Он так и говорил: «Мне необходимо упорядочить свои мысли».

В детстве Бен был настолько застенчив, что Хайленды забеспокоились. Поскольку мальчик почти не говорил, они решили показать его логопеду.

— Но оказалось, что Бен, — продолжала миссис Хайленд, — просто ждал, пока ему будет, что сказать. Однажды он написал сочинение о подростковом возрасте как времени прощания с иллюзиями детства. Эссе послали на конкурс, где оно заняло первое место. «В большинстве своем люди не становятся астронавтами или кинозвездами, фотографами редких животных или археологами. И даже владельцами лошадей и автомобилей, о которых грезили в детстве. У подростка уже нет времени предаваться бесплодным мечтам. Ему необходимо взять лучшее из того, что может предложить жизнь, и попытаться отыскать в этой пропозиции хоть что-то от своей детской мечты. Люди, так и не ставшие астронавтами, могут любоваться звездами с горных хребтов, на которые им удалось взобраться, — писал в своем сочинении Бен. — Они могут помогать спасать животных от вымирания. Но в любом случае, когда жизнь вступает в свои права, мечты неизбежно лишаются своей позолоты».

— Грустно, но, насколько я могу судить, это правда, — произнесла Мерри. — Это звучит так, будто Бен знал…

— Я тоже часто об этом думала, — кивнула Хелен Хайленд. — Мне приходило в голову, что он предвидел, какое будущее его ожидает.

Женщина неторопливо рассказывала о том, что мечтала стать писательницей и поэтессой, но позже ей понравилось учить других людей тому, что некогда восхитило ее саму.

— Я была счастлива, когда делилась своими знаниями с Беном. Я думала, что, возможно, он когда-нибудь станет писателем.

Она сообщила Мерри, что семья Хайлендов относила себя к убежденным пацифистам, не одобрявшим войны во Вьетнаме. Когда Дэвид поступил на военную службу, родители разволновались. Для него это было не столько делом принципа, сколько вопросом товарищества со старыми друзьями. Если ему бросали вызов, он всегда его принимал, какой бы авантюрной ни была та или иная затея. Но в армии Дэвид стал журналистом и в боевых действиях так ни разу и не участвовал. Его письма Бену будоражили воображение младшего брата. На глазах миссис Хайленд Дэвид, сам того не осознавая, бросил брату вызов.

Когда Бен оставил школу и за месяц до выпускного вечера вступил в армию, родители пришли в ужас. Мало того что, не имея ни малейшего житейского опыта, их сын был обречен стать пушечным мясом, — его еще и послали в самое кровопролитное сражение этой бессмысленной войны.

— Это место назвали Холмом Гамбургеров, — добавил мистер Хайленд. — Происхождение такого названия достаточно… очевидно. Даже сейчас мне невыносимо трудно об этом говорить. Бен был простым пехотинцем. В своем первом и последнем письме он выражал надежду на то, что мы будем им гордиться, потому что он стал настоящим мужчиной, как и Дэвид.

— Это письмо, — продолжала рассказывать миссис Хайленд, — в клочья изорвало мою душу. Я возненавидела весь мир. И все время перечитывала стихи, которые он писал, когда был подростком. Мы позвонили ему, умоляя сделать попытку комиссоваться по медицинским показаниям. Бен был совершенно не приспособлен к военной жизни. Но он хотел быть таким как все. Думаю, он боялся оказаться трусом…

— Его никто и никогда не обвинял в малодушии, — снова вмешался мистер Хайленд. — Бена никогда не обижали в школе. У него было много друзей. Его любили. Он был счастлив дома и никогда не проявлял ни малейшей склонности к насилию. Мы до сих пор считаем, что тот поступок был для него неким тестом на мужество. Тестом, который закончился трагедией.

Вскоре после того, как двухнедельная битва закончилась, перед домом Хайлендов остановилась печально известная черная машина, появления которой все так боялись. Оттуда вышли два молодых офицера и постучали в дверь. Они вручили Хайлендам письмо. Бен пропал без вести. Командование считало, что он попал в плен. Солдаты рассказывали, что видели, как Бен пытался спасти жизнь друга, ставшего жертвой снайпера.

«А я-то думала, что это игра. Какая-то грубая грязная игра вроде пейнтбола! Или регби!» — Мерри наклонилась вперед. Блюдце и чашка в ее руках дрожали.

— Бен был не способен убивать, — продолжала миссис Хайленд. — В прошлом месяце нам сообщили, что его похоронили на том месте, где он упал. Его роте пришлось отступить, а он остался.

После того как Бен был объявлен пропавшим без вести, потянулись долгие годы ожидания. Сначала Дэвид умолял родителей покинуть Риджлайн и переехать к нему и его семье в Калифорнию. Но, хотя они часто ездили к нему в гости, по-настоящему спокойно им было только дома, где родился и вырос Бен. Они продолжали надеяться на его возвращение.

Мерри тихонько слушала, как Хелен Хайленд описывает свои прогулки по саду площадью более трех акров. Женщина смотрела на свои яблони, которые, в отличие от Бена, продолжали расти. Она разговаривала с сыном, кричала на него, ругала, умоляла вернуться домой.

— Я будто видела его среди ветвей. Он читал, бросал мне яблоки, дразнил меня. Мне казалось, что все это было только вчера. Я обнимала стволы и кричала в небо. Долгие годы я ненавидела всех, чьи дети были живыми и здоровыми. Долгие годы я была желчной и ожесточенной. Наверное, именно это в конце концов привело к сердечной болезни. Смерть Бена разбила мне сердце, а я так и не смогла отпустить моего мальчика. Я до сих пор иногда его вижу. Прежде чем уехать, Дэвид подарил ему свою старую коричневую кожаную куртку, которая стала ему мала. Бен носил ее и говорил, что чувствует себя Дэвидом, старшим братом, за которым бегали все девчонки. Он никогда не расставался с ней, пока не ушел в армию, конечно. С тех пор как я заболела, мне порой кажется, что я вижу его в дверях своей комнаты именно в этой куртке.

— Мне нужно вам что-то рассказать, — перебила ее Мерри. — Я просто должна. Вы обязаны это знать, а я обязана вам об этом сообщить. — Девочка сделала последний глоток какао. Во рту у нее пересохло. — Вы уверены, что хотите это услышать?

— Скажи мне правду, — ответила миссис Хайленд.

— Я… Я знакома с Беном. Мы встретились впервые около месяца назад, но мне кажется, что я знала его всю свою жизнь. Я видела Бена так же отчетливо, как вижу вас. Мы общались каждый день. Когда его… мне очень трудно задавать этот вопрос… когда его тело привезли домой?

Если до этого в тонком прекрасном лице миссис Хайленд и присутствовали хоть какие-то краски, теперь они исчезли окончательно. Мередит не могла поверить в то, что эта женщина была способна побледнеть еще больше. Хелен привстала, но затем снова опустилась на диван. Ее синие глаза не мигая смотрели на Мерри. Мистер Хайленд тяжело поднялся и прижался лбом к каминной полке.

— Хелен, это невозможно, — произнес он. — Это обман. Тебе лучше подняться к себе. Скоро приедет Саша.

— Погоди, Чарльз, — оборвала его миссис Хайленд. — Это было как раз перед… — медленно начала она.

— Днем святого Валентина? — спросила Мерри. — Это так?

— Да, — кивнула миссис Хайленд.

— Она могла узнать об этом как угодно. Господи, помилуй, в конце концов, об этом писали в газете.

— Мистер Хайленд, мне всего пятнадцать лет, — прошептала Мерри. — Я не читаю риджлайнскую газету. И если честно, то раньше я думала о миссис Хайленд только как о женщине, которая когда-то накричала на меня за то, что я проехалась на велосипеде по ее лужайке. Мне даже нет дела до того, верите ли вы мне. Но я говорю правду. Я слишком уважаю себя и Бена, чтобы шутить о том, что мне так дорого.

Сказав то, для чего пришла, Мерри позволила себе немного расслабиться. Она огляделась, жадно впитывая в себя обстановку гостиной, а также небольшой части коридора и кухни. Здесь Бен наслаждался своей любимой едой — тостами с арахисовым маслом. Во всяком случае, так он ей сказал. Во дворе перед домом он перебрасывался мячом со старшим братом и отцом, когда мистер Хайленд возвращался с работы. Темная лестница в прихожей напротив стеллажа с книжными полками наверняка вела в комнату Бена. Мерри ощутила почти физическую тягу подняться наверх. Она знала, что в его спальню ведет первая дверь направо от лестничной площадки.

— О чем вы беседуете? — наконец спросила миссис Хайленд.

— О нас. Я… Мы любим друг друга. Он всегда одет в ту коричневую кожаную куртку. А Саша Авери работает и в нашем доме тоже. Она ведь приехала сюда по программе «работа плюс учеба». Но Саша никогда не говорила мне, что работает у вас. Бен сказал мне, что вы больны. И две недели назад он присутствовал на поминальной службе.

— Когда ты говоришь, что видела Бена… — снова начала миссис Хайленд.

— Я хочу сказать, мне кажется, что я его вижу. Хотя на самом деле, это, конечно, невозможно, — ответила Мерри. — Но все-таки не исключено, что я действительно видела его или кого-то похожего на него.

— Ты веришь в существование жизни после этой жизни? — спросила миссис Хайленд.

— Не волнуйся так, дорогая, — предостерег ее супруг.

— Верю, — ответила Мередит. — Не могу сказать, что я в этом убеждена. Но точно знаю, что верю в это.

— В последнее время, с тех пор как я заболела, я чувствую Бена совсем близко.

— Он вас очень любит. Когда речь зашла о поминальной службе, он больше всего переживал именно из-за вас. Он называл вас своей маленькой мамочкой.

— Нет! — воскликнула миссис Хайленд. — Чарльз, это тоже было в газете? Этого ведь не знал никто, кроме Бена и меня. Мередит, ты не лжешь! То, что ты говоришь, просто невероятно. Но если бы я знала, что это правда, что я когда-нибудь увижу Бена, я бы, возможно, выздоровела.

— Я не думаю, что смогу вам это доказать, миссис Хайленд. Кроме того, после поминальной службы я больше не видела Бена. Может быть, он ушел. Впрочем, меня две недели не выпускали гулять, за то что я всю ночь просидела в церкви, беседуя с ним. Тогда я впервые в жизни без разрешения ушла из дома.

— Если у тебя снова будут эти сны или видения, ты мне о них расскажешь? — попросила миссис Хайленд. Мередит кивнула. — Обещаешь?

— Мне пора, — сказала Мередит. — Я нужна маме дома. Мой маленький братик болеет.

— Саша нам об этом говорила, — произнес мистер Хайленд. — Она очень переживает. Перед тем как уйти… может, ты хотела бы взглянуть на его комнату?

— Конечно, я очень этого хочу.

Комната оказалась настоящим святилищем. К стене над кроватью был приколот постер «Нью-Йорк Янкиз»,[21] на спинке придвинутого к столу стула висел видавший виды рюкзак. Вокруг лежали стопки книг. В основном это были сборники стихов и публицистика — по большей части описания арктических экспедиций и приключений, происходивших в реальной жизни. По периметру комнаты были проложены железнодорожные пути, на которых стоял поезд.

— Бен обожал этот поезд и никогда не стеснялся того, что он здесь находится, — пояснил мистер Хайленд. — Выключатель прямо на столе. Он до сих пор работает. Ты хочешь… Боюсь, что я до сих пор ничего не понял. Но, может, ты хочешь немного побыть здесь одна?

— Я тоже ничего не понимаю. Но да, я этого хочу.

Когда мистер Хайленд закрыл дверь, Мерри пробежала пальцами по корешкам книг. Она взяла в руки записную книжку с мраморным черно-белым рисунком на обложке, и та раскрылась на странице со стихотворением, над которым, по всей видимости, когда-то мучился Бен. Бумага была старой. Это писали очень давно, задолго до того, как Бен узнал о существовании некоей Мередит Бринн.

Она одна из многих
Лишь девчонка
Такая тонкая стройная
Чудная
И удивительно родная
Я бы Мне не нужна другая
Касание руки
Черноволосой девы
И серый взгляд
Все это для меня
И не нужна другая

Мерри совершенно не шокировало то, что Бен посвятил ей стихотворение сорок лет назад, еще до того, как познакомились между собой ее родители. Разве не существуют завихрения времени, пересекающиеся по никому неведомым законам? Выходит, что порой время и судьба оборачиваются назад, одновременно заглядывая вперед. И если уж так суждено, то прошлое и будущее вполне способны столкнуться в одной точке. Мерри открыла платяной шкаф Бена. Там висело несколько пар его вытертых синих джинсов, одна голубая рубашка из оксфордской ткани и пара-тройка клетчатых рубашек с коротким рукавом. Сбоку Мерри увидела… его кожаную куртку. Как будто желая прикоснуться к Бену, она сунула руку в карман.

Там лежала ее перчатка.

Комната закачалась. Мерри легла на кровать. Она закрыла глаза и, наверное, задремала, потому что, снова их открыв, осознала, что проснулась. Рядом с ней лежал Бен. Его глаза и хвойно-коричный аромат были так же реальны, как если бы он ее обнимал.

— Тебе так не хватало этой перчатки? — спросил он.

— Бен, почему ты здесь? — спросила Мерри.

— Я мог бы задать этот же вопрос тебе, — беззаботно улыбнулся он.

— Я не имею в виду этот дом.

— А я именно о доме. Ответ на твой вопрос — я не знаю. Знаю только, что готов отдать все что угодно за возможность тебя поцеловать. Я хочу коснуться твоей щеки… Но не могу.

— Попытайся, — предложила Мередит. — Серьезно. Я не боюсь.

Бен протянул руку, и в это мгновение на них обрушился серебристый свет, похожий на удар мощной молнии. Необычайная сила отбросила их друг от друга. Мерри не видела Бена, а лишь смутно различала его очертания. Но спустя мгновение он исчез окончательно.

Что это было? Кэмпбелл любила шутить насчет молнии, поражающей грешников, но разве простой поцелуй мог оказаться грехом? Или существуют какие-то правила, согласно которым людям из разных граней бытия запрещается любить друг друга? Что, если Мередит хочет быть с Беном, пусть даже это означает, что так же, как и он, она уже никогда не повзрослеет? Что сказала бы на это Кэмпбелл? Свое знаменитое «это всего лишь биология»?

Внезапно Мередит осознала, что сидит на краю кровати, одетая в застегнутую на молнию куртку, держа в руке перчатку. Саша открыла дверь, и комнату заполнил тусклый желтый свет.

— Миссис Хайленд в ужасном состоянии. Я не знаю, что ты тут натворила, но мне пришлось дать ей успокоительное. Тебе пора домой.

— Саша, почему ты так одета? — спросила Мередит, вставая с кровати и чувствуя, что колени ее почти не держат. — И почему ты так со мной разговариваешь? Как будто я посторонняя или какая-то соплячка?

— В этой одежде я чувствую себя увереннее. Вот и все. И вообще, это я должна задавать вопросы. Зачем ты сюда явилась? К чему эти разговоры об их сыне? — взорвалась Саша. — Ты ведешь себя именно как соплячка. Это моя работа, Мередит. Я должна оберегать миссис Хайленд.

— Это история, — произнесла Мерри. — Задание по истории. Я уже ухожу. Можно мне с ними попрощаться?

— Он разгадывает кроссворд, а она спит. Просто уходи. Уже почти семь часов. Я не верю в то, что вы проходите это по программе! Мерри, это так жестоко! Впрочем, я уверена, что ты не хотела сделать ничего дурного. — Саша взъерошила ей волосы. — Я слишком много работаю и очень привязываюсь к людям. Не обижайся, Мер. Мне кажется, я уже взрослая, потому что на мне лежит такая ответственность, какая обычно не возлагается на плечи подростков.

— Я знаю, Саша. Зря я пришла. Это было глупо с моей стороны. Я сейчас тихонько уйду.

Мерри выскочила на улицу и бросилась бежать, спеша на последний красный автобус. Вдруг она остановилась и обернулась. На мгновение ей показалось, что она видит сидящего на ступеньках крыльца Бена. Но это был всего лишь обман зрения в быстро сгущающихся сумерках.

«Я его больше никогда не увижу», — подумала она.

Идеальная девушка

Саша приехала очень рано. Близнецы отправлялись в школу, и Кэмпбелл провожала их до двери. Анализы так ничего и не показали, и теперь Саша одевала Оуэна в его любимую красную курточку с динозавриками, чтобы усадить в коляску и отправиться с ним на школьный двор. Во время перерыва дети выбегали на улицу, и Оуэну нравилось высматривать в толпе мальчишек Адама.

Саша уже катила коляску с малышом по тротуару, когда к дому подъехал Дрю. Он как бешеный замахал им рукой, и Саша махнула в ответ.

— Вы только посмотрите на него! — воскликнул Дрю, обращаясь к усаживающимся в машину близнецам. — Он как огурчик! Маленькие дети и в самом деле восстанавливаются на удивление быстро.

А немного позже, днем, каждая из сестер получила от матери сообщение о том, что Оуэн снова попал в больницу.

Мэлли позвонила маме, которая вынуждена была уйти с занятий, рискуя провалить всю свою затею с учебой.

— Плевать на занятия! — воскликнула Кэмпбелл. — Мы должны докопаться до сути происходящего. Оуэна обследовали врачи Нью-Йорка и Риджлайна, и все твердят одно и то же. Они говорят: «Кто знает, что это такое?» и разводят руками. Мне это надоело.

— Нам приехать?

— Живите своей жизнью, Мэллори. Но, если у тебя сегодня нет тренировки, заезжай после уроков в больницу. Моральная поддержка мне не помешает. Саша здесь, — глубоко вздохнув, ответила Кэмпбелл. — Но папа вынужден работать, потому что Рик в отпуске. И если честно, Саша — не моя дочь.

Вообще-то, у Мэлли была тренировка. Но тренер отнесся к ситуации с пониманием.

— Семья — это главное, — заявил он, когда Мэллори рассказала ему о том, что Оуэн снова в больнице. — Последние пару месяцев вам, ребята, изрядно достается, — сочувственно добавил он. — Не правда ли, Мэл?

— Да уж, ситуация — хуже не бывает, — кивнула та и поспешила к выходу, где ее ожидал Дрю.

В отделении детской интенсивной терапии, в котором они уже освоились, как у себя дома, Саша беседовала с Кэмпбелл и доктором Стаатс так, будто тоже была медиком.

— Что вы об этом думаете? — спрашивала Саша. — Вы будете делать ему эндоскопию?[22]

Доктор Стаатс удивленно покосилась на Сашу, но все же ответила.

— Это именно то, что я собиралась сделать. Теперь я уверена, что мы имеем дело не с аллергией и не с вирусом. Может, это паразиты? Или какая-то кишечная непроходимость? Кажется, вы говорили, что ребенок начал капризничать совершенно неожиданно и что, кроме соевого молока, он ничего не ел?

— Да, сегодня утром он больше ничего не захотел, — ответила Кэмпбелл. — Я предложила ему ложку грушевого пюре, но малыш от него отвернулся.

— Потом пришла я, а Кэмпбелл с девочками уехали, — перехватила инициативу Саша. — Мы отправились на прогулку, и вскоре он уснул, сидя в коляске. Когда мы вернулись домой, Оуэн начал просыпаться, но я его укачала. И тут его опять вырвало. Я, конечно, сразу отняла у него бутылочку, но рвота не прекращалась. А потом он совсем ослабел. Я позвонила 911.

Врач попросила всех, кроме Кэмпбелл, выйти из палаты, чтобы она смогла осмотреть Оуэна. Малыш лежал на кровати бледный, вялый и такой крошечный. Выходя за дверь, девочки услышали слова доктора Стаатс:

— Кэмпбелл, ребенок похудел. Он нормально питается? Не считая этих инцидентов, конечно. Со времени последнего осмотра он потерял в весе целый фунт.

— Когда я с ним, все в порядке. Но я работаю либо целый день, либо целую ночь, в зависимости от расписания занятий. Когда я дома, у меня ни разу не было проблем. Карла и Саша в один голос уверяют, что у него хороший аппетит. Но вы же знаете Карлу Квинн. Из нее слова лишнего не вытянешь. Голые факты. Моя свекровь, будучи с Оуэном, тоже ни на что не жаловалась. Выходит, что ему становилось плохо, когда с ним была либо Карла, либо Саша, либо Луна… это старшеклассница, которая сидит с ребенком по выходным. Словом, когда Оуэн оставался с одной из этих девушек. Я, конечно, очень благодарна Саше. Вчера вечером она даже опоздала на свою вторую работу, чтобы дать нам с Тимом возможность вместе пообедать в городе. Когда мы вернулись домой, Оуэн спал, что показалось мне очень странным, потому что обычно он никогда не ложится раньше семи или восьми. Но в последнее время он какой-то усталый.

— Бебиситтер… твоя интерн? Саша? М-м-м… Похоже, ей можно доверять.

— Я им всем доверяю. И распорядок дня Оуэна никогда не меняется.

Стоя за дверью рядом с Сашей, Мэллори прошептала:

— Ах, Саша! Как я понимаю свою маму! Да еще и Рик со своей рыбалкой! Как раз вовремя. — Рик Домини был партнером отца близнецов в «Спорттоварах Домини». — Чтобы уйти из магазина, папе пришлось бы его закрыть, что сейчас крайне нежелательно. Все запасаются спортивным снаряжением на лето.

— Все будет хорошо. Может, они в конце концов выяснят, что происходит, — успокоила ее Саша. — Тогда мы все сможем вздохнуть свободнее. Не могу поверить, что это продолжается так долго.

Кэмпбелл вошла в комнату ожидания. Тушь размазалась под глазами, и мама выглядела постаревшей. Умеючи мастерски сыграть оптимизм и жизнерадостность, на этот раз она даже не стала пытаться. Монотонным голосом она произнесла:

— Оуэна кладут в отделение. Будут делать анализы на паразитов. Малыши способны цеплять самые невероятные вещи. Возможно, ему просто необходимо избавиться от глистов. Если в подгузнике ничего подозрительного не обнаружат, завтра ему сделают магнитно-резонансную томографию. Я попрошу бабушку побыть с вами сегодня вечером.

— Мама, у нас все нормально, — заверила ее Мэллори. — Серьезно. Нет никакой необходимости звать бабушку. Мы уже оставались одни, и ничего.

— Я вам сегодня уже не нужна? — спросила Саша.

— Конечно ты мне нужна, Саша. Мало того, что здесь снова лежит мой малыш, у меня еще и собственные пациенты имеются. Так что ты нужна мне больше, чем когда-либо, — с глубоким вздохом ответила Кэмпбелл. — Но не сегодня. За своими девочками я как за каменной стеной. Верно, Мэллори? Адам перепуган до смерти. Я понимаю, что ответ очень прост, вот только мы его еще не нашли. Мэлли, своди брата в кино, что ли. Успокой его. Помоги ему отвлечься.

— Конечно, мама, — кивнула Мэллори.

Ни с того ни с сего она открыла телефон и набрала сообщение для Луны.

— Я уверена, что на тебя мощными потоками обрушились флюиды, — заявила она, когда та ей перезвонила.

В трубке раздался какой-то шорох.

— Кто это? — спросила Луна.

— Мэллори. И у меня к тебе вопрос, Луна. Мои родители по-прежнему уверены, что у Оуэна какая-то вполне материальная болезнь.

— А что, Оуэн опять заболел? — спросила Луна.

— Я думала, ты и так это знаешь, — хмыкнула Мэлли.

— Я спала, — призналась Луна. — Поздно пришла домой. Была на встрече, которую никак не могла пропустить.

«В роще», — подумала Мэллори. Неужели это возможно? Неужели Луна, которую все считают странной, но вполне безвредной, на самом деле замешана в каких-то грязных делах, направленных на то, чтобы подорвать здоровье маленького ребенка?

— Луна, если ты действительно ясновидящая, почему ты не видишь, что на самом деле происходит с Оуэном? Меня начинают одолевать сомнения. Мне кажется, кто-то пытается причинить вред моему брату или всей нашей семье. Ты это видишь?

— В этот раз я не слышала вызова скорой, — ответила Луна. — Мама унесла радиостанцию к себе в комнату. Но, Мэллори, я действительно считаю, что кто-то изо всех сил старается навредить вашей семье. И даже знаю кто.

— Кто? И зачем вы жгли на костре детские локоны?

— Шпионка, — прошипела Луна и отключила телефон.

Выходя из больницы, Мэллори столкнулась с сестрой. Хотя, строго говоря, режим чрезвычайного положения для нее никто еще не отменял, обе девочки понимали, что все, хоть отдаленно напоминающее какой-то порядок в их доме, в очередной раз рухнуло. Кэмпбелл велела Мередит отправляться на тренировку. Так что теперь волосы девочки были наспех стянуты в потный неопрятный хвост. Для Мерри болезнь Оуэна явилась симфонией, на фоне которой ее собственные незначительные проблемы напоминали звуки пикколо,[23] играющей к тому же совершенно не ту мелодию, что остальной оркестр.

— Ты его видела? — взволнованно накинулась она на сестру.

— Все то же самое, Мышка. Те же симптомы, причину которых никто не может понять. Бедняжке снова придется провести ночь в больнице. Папа еще не приехал, так что нам придется дожидаться автобуса, — ответила Мэлли.

— Я хочу подняться наверх, — уперлась Мередит.

Мэллори попыталась как можно ласковее объяснить ей, что, как бы Кэмпбелл ни любила своих старших детей, в настоящий момент эта троица воспринималась ею как досадная помеха. Матери все осточертело. На этот раз она была настроена на бескомпромиссное сражение. Самое лучшее, что они могли сделать, это занять оборону дома.

— Я думаю, будет лучше, если мы просто вернемся домой, — убеждала сестру Мэл. — Автобус придет через полчаса или даже раньше.

Мерри неохотно согласилась. Сестры сели на широкий бордюр из красного кирпича, окружавший больничный альпинарий, где в настоящий момент красовались нарциссы.

— Я вас подвезу, — произнес у них за спиной чей-то знакомый грубоватый голос. Его владелицей оказалась Карла. — Я только что закончила двойную смену. Еду домой отсыпаться. Но охотно подброшу вас до дома.

— Ты уверена? — засомневалась Мерри.

— Моя дочка так взволнована тем, что ты научишь ее своим трюкам! — вместо ответа сообщила Карла.

— Я… научу? — начала Мерри, но тут сестренка больно ткнула ее локтем под ребра. — Ах, ну да… конечно. Здорово. Пусть в понедельник приходит на тренировку. Спасибо за помощь.

— Мне не трудно, — пробасила Карла. — Я слышала, малыш опять заболел. Как вам кажется, он выкарабкается? Я имею в виду вашего братика.

— Конечно, — уверенно ответила Мэллори.

— Я видела, как быстро угасают младенцы. К примеру, от менингита. Но думаю, что Оуэн поправится.

Карла умело маневрировала своим огромным автомобилем, направляя его к выходу со стоянки. Мередит вертела головой, высматривая Бена. Она ничего не могла с собой поделать. Временами ей казалось, что она видит его своеобразную походку или тусклый блеск его старой куртки. Ей было стыдно, что она думает о Бене в такой момент, когда даже Карле начало казаться, что Оуэн сдается и может умереть. Растерянная и напуганная, она откинула голову на подголовник спинки. И вдруг…

Она увидела Сашу.

Та ухаживала за маленьким ребенком. Мерри смотрела, как кроха сучит пухленькими голыми ножками. Картинки следовали одна за другой, похожие на серию слайдов без звукового сопровождения. Вот Саша подает ребенку… белокурой девочке чуть старше Оуэна… крошечную чашку с соком. Выпив сок, девочка без сил откидывается на подушку под пристальным взглядом Саши. И тут ее маленькие ручки и ножки напрягаются и начинают подергиваться… Вот Саша, схватив малышку на руки, мчится в больницу. Ее волосы взлохмачены, тушь растеклась по щекам. Девочку окружают врачи и медсестры в голубой униформе… Саша бросается к белому гробу, в котором, обнимая пухлыми ручонками плюшевого медведя, лежит притихшая маленькая девочка в желтом шелковом платьице.

Саша склоняет голову, и вдруг глаза малышки распахиваются. Она садится в гробу.

Она смотрит на Сашу, как на ядовитую змею.

— Это она! — кричит Мерри.

— Что?

Сидящая на переднем сиденье Мэллори резко разворачивается к сестре. Они только что повернули на подъездную дорожку к их дому.

— Фух! Я, наверное, устала гораздо сильнее, чем думала. Я заснула. Простите, миссис Квинн, если я вас напугала.

— С тобой все в порядке? — многозначительным тоном поинтересовалась Мэллори.

— Да, все хорошо. У меня сегодня много работы. Скоро контрольная по психопатологии. Надо готовиться.

— Ничего тебе не…

— Нет, надо, — отрезала Мерри. — Нам только что об этом сообщили. Это очень интересная штука.

— Что?

— Насчет того, что на самом деле ты совершенно не знаешь хорошо знакомых тебе людей. Ты случайно не в курсе, Мышка, куда поехала Саша? Домой?

— Она осталась с мамой, — ответила Мэллори.

— Вот и отлично, — пробормотала Мерри, вываливаясь из машины Карлы и бросаясь к входной двери.

Любить до смерти

Не успели они войти в дом, как Мередит резко развернулась к сестре.

— Забудь на время о Бене. Забудь обо всем, что происходило в последние несколько месяцев, кроме болезни Оуэна. К этому каким-то образом причастна Саша.

Как и ожидала Мерри, сестра тут же поинтересовалась:

— Каким образом?

— Она делает что-то, что приводит к болезни Оуэна. Я это знаю. Я только что увидела это во сне. Она сделала так, что заболела какая-то маленькая девочка. А потом малышка умерла! Саша выглядела так же, как сейчас. Значит, это не могло быть давно.

Теперь наступила очередь Мэллори оспаривать мнение сестры. Саша близка им по возрасту. Кроме того, она самая добрая, а заодно и самая классная среди нянь. Возможно, она пыталась помочь той малышке? Саша обращается с Оуэном, как с родным братишкой.

— Я с ней однажды разговорилась перед математикой. — Хотя Саша училась классом старше близнецов, на математику они ходили вместе. Саша утверждала, что страдает математическим кретинизмом. Мэллори же считалась математическим гением. — Я спросила, есть ли у нее братья и сестры, кроме старшей сестры, о которой мы знаем.

— Что она ответила? — заинтересовалась Мерри.

— Вообще-то она мне не ответила, а вместо этого рассказала о маленькой девочке, которую любила, как сестру.

Саша ухаживала за этой девочкой, когда жила в Техасе. Малышка родилась с пороком сердца. С первого дня жизни она принимала семь различных лекарств в день. Мамочка этой девчушки выбивалась из сил. Деньги закончились. Муж ушел. В итоге ребенок прожил всего четыре года, но и это считалось чудом.

— Смерть девочки повергла ее в такое отчаяние, что это стало одной из причин, по которой она покинула Техас и перебралась сюда, — закончила свой рассказ Мэллори. — Она также сказала, что отчасти поэтому она так привязалась к Оуэну и так за него переживает.

— Я только что видела эту малышку, Мэллори. У меня было о ней видение. Прямо в машине мне приснился сон. Я ее увидела!

— Как она тебе приснилась?

— Я увидела ее в гробу! — Мэллори вскочила и подбежала к окну, нервно бормоча что-то насчет Адама и того, что тренер после занятия должен привезти его домой. — Да ты меня вообще слушаешь? — возмутилась Мередит. — Я знаю, что она умерла. И я видела ее с Сашей.

— Это еще ничего не означает. Саша была близка с ее семьей. Она призналась, что ребенок умер у нее на руках. Она долго сидела, обнимая мертвую девочку, потому что не могла решиться разбудить ее маму. Та, бедняжка, окончательно выбилась из сил. Никто даже представить себе не может, что значит растить больного ребенка.

— Это все случилось в прошлом году? — уточнила Мерри. — Почему вокруг Саши столько больных людей?

— О господи! Я и сама это вижу! — вздохнула Мэллори. — У меня голова кругом идет. Сначала этот парень, теперь Саша. Ты уверена, что не видела ее с пожилой женщиной? Я видела, что это должно произойти.

— Это, наверное, была миссис Хайленд. Ей тоже не становится лучше, — ответила Мерри. — Что тебе приснилось?

— Я видела, как Саша дает лекарство старой женщине. После этого та, по всей вероятности, умерла. Но возможно, она просто уснула. Саша была одета в старомодную униформу медсестры. Когда я и Дрю… В общем, мы поехали наблюдать за домом Хайлендов… Ради тебя… Мы предположили, что пожилая женщина из моего сна — это миссис Хайленд. Мама Бена. И мы действительно увидели Сашу в такой униформе. Выходит, вполне возможно, что ты на сто процентов права. — Щеки Мэллори горели. Она достала из холодильника пакет с соком и сделала большой глоток. — Можно было бы предположить, что на это способна Карла, потому что ее собственный сынишка умер… Хотя трудно поверить, что кто-то вообще мог на это пойти. Кем надо быть, чтобы сознательно причинять вред маленькому ребенку? Или старушке?

— Что за сынишка? — удивилась Мерри. — Я знаю только маленькую рыжеволосую фанатку чирлидинга.

Мэллори рассказала сестре о том, как в тот вечер, когда состоялась игра, они с Дрю поехали забирать Большую Карлу, как Мэл вошла в комнату, с любовью декорированную для мальчика, которому сейчас было бы уже три года.

Мерри задумалась, а потом прошептала:

— Я видела по телеку передачу. Чтобы привлечь к себе внимание, кто-то из родителей делал так, что ребенок болел. А бывает, что люди сами притворяются больными. У этого даже есть какое-то название. Они скатываются по лестнице, лишь бы отправиться в травмпункт. — Она помолчала. — Карла такая мрачная и унылая. Но с маленькой девочкой была именно Саша. В этом нет никаких сомнений. Мэлли, я не хочу тебя пугать, но… малышка умерла. А потом вдруг ожила. Она на меня посмотрела. Я знаю, что она хотела мне что-то сообщить.

Мэлли сделала то, чего раньше никогда не делала. Она начала грызть ноготь.

— Но те люди по телевизору — родители, а не школьники! — возразила она. — Они гораздо старше, им не повезло в жизни, вот они и ищут внимания.

— Давай подождем и посмотрим, что покажет томография, — предложила Мерри. — Может, никто и не вредит Оуэну. Может, это была просто галлюцинация. Я очень на это надеюсь!

Но она знала, что это не так. И была совершенно уверена, что ее сестра тоже не ошибается.

Истинное лицо

В среду Оуэну пришлось дать снотворное, потому что иначе было бы невозможно заставить ребенка его возраста лежать спокойно, помещая в нечто, похожее на огромный серебристо-зеленый тоннель.

Полученное при помощи томографа изображение показало, что вся сантехника у него в животике находится на месте, и ничто не препятствует проходимости труб, то есть кишечника. Бринны вместе с Оуэном вернулись домой. Супруги были так измотаны, что уснули раньше своих детей.

Наконец, когда Мерри уже изнервничалась настолько, что готова была от нетерпения грызть ногти, ее брат и сестра тоже уснули. Сначала отключился Адам, а потом и Мэллори.

Когда Мередит попыталась представить себе, что сделает Кэмпбелл, если она во второй раз попытается улизнуть из дома ночью, ее даже затошнило. И все же, сидя на краю кровати, она продолжала слой за слоем натягивать на себя теплую одежду: колготки, термоштаны, свитер с высоким воротом и напульсники, а поверх всего этого парку. Войдя в гараж, она осторожно сняла с крюка свой велосипед и бесшумно выкатила его через боковую дверь.

Дорога в Тыквенную лощину была ей уже хорошо знакома.

Она рассчитывала, если ей повезет, уже через час вернуться домой. Сейчас было около одиннадцати. Слава богу, что не два часа ночи. Мередит понятия не имела, окажется ли дома Бен, но знала, что, если она его застанет, у нее найдется что ему сказать.

К тому моменту, когда она подъехала к перекрестку Редферн-стрит и Тыквенной лощины, Мерри уже размотала шарф и расстегнула куртку. На ее взмокшем лбу и щеках вились колечки влажных волос. И еще ей безумно хотелось есть. Что бы такого сжевать, не производя шума, когда она вернется домой? Ведь холодильник при открывании издавал чмокающие звуки. Мерри напомнила себе, что, пожалуй, ночью не стоит налегать на углеводы. Лучше она выпьет тонну воды и подождет до утра. Хотя за последний месяц Мередит и так похудела на три фунта за счет того, что ее покинул привычный изрядный аппетит. У нее даже щеки слегка ввалились, и ее это совершенно не устраивало.

Не доехав одного квартала до дома Хайлендов, Мерри спрыгнула с велосипеда и покатила его рядом с собой. Внезапно на их крыльце возникла какая-то белая тень. Ею оказалась Саша в своей старомодной униформе. Сбежав по ступеням, она запрыгнула в какую-то машину. В принципе, та не была откровенной развалиной, но такой сноб, как Сойер Браунли, за ее руль точно не сел бы. И это была не Сашина машина. Саша поцеловала водителя. С этого расстояния Мерри видела лишь смутную его тень. Она остановилась. В голове все смешалось, и, казалось, детали этой головоломки так и не смогут сложиться в единую картину. Возможно, именно это видели ее сестра и Дрю, нанеся тайный ночной визит к дому Хайлендов? Нет, Мэллори говорила, что Саша тогда села за руль собственного автомобиля. Нет, тогда это был грузовик! Это Сашина машина! Теперь Мерри ее узнала. Вот только за рулем сидел кто-то другой. Кто? Мерри была уверена, что с Сойером у Саши нет ничего серьезного, но в то же время та никогда не упоминала, что близка с кем-то настолько, чтобы доверить ему свое авто.

Машина тронулась с места, и Мерри спряталась за какие-то вечнозеленые кустарники. Выглянув из-за них, она увидела, как Саша сдернула с головы чепец и встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами. Затем она склонила голову на плечо парня за рулем. Мерри так растерялась, что покатила велосипед вперед и тут же врезалась передним колесом в какую-то ветку. Велик с грохотом упал на тротуар, увлекая за собой хозяйку. Мерри испуганно огляделась, вытащила его из-под зарослей и, снова поставив на колеса, начала выворачивать в сторону молчаливых темных домов. Подняв наконец голову, она обнаружила, что смотрит прямо в лицо Бену.

— Мне случалось видеть, как люди падают с велосипеда, — улыбнулся он, — но я впервые вижу, чтобы кто-то упал, идя рядом с ним. — Он протянул к ней руки. — Ты не ушиблась?

— У меня все нормально, но вот Саша… Бен, я должна кое-что тебе рассказать.

— Что, малышка?

— Тебе нравится Саша? — спросила Мерри.

— Я тебе уже говорил как-то, что нет. Но почему ты спрашиваешь?

— Она дает твоей маме лекарство, не прописанное врачом. Я это видела. Твоя мама не так слаба, как это кажется на первый взгляд, Бен. Я тебе рассказывала о нас с сестрой. Не задавай вопросов. Я это просто знаю.

— Как у тебя получается видеть такие вещи?

— Врожденная патология, — грустно улыбнулась Мерри.

— Я серьезно.

— И я серьезно. Я все рассказала твоим родителям. О нас с тобой. Бен, они мне поверили. Они верят в то, что я тебя знаю, и что я тебя люблю.

— Что? Это невероятно!

— Помнишь, как ночью в церкви ты сказал мне, что это дела семейные? Так вот, это тоже дела семейные. Девочки Бринн с незапамятных времен видят пророческие сны. По большей части мы видим такое, чего я не пожелала бы и злейшему врагу. Но сейчас я благодарна судьбе за этот дар. Эта дорога привела меня к тебе. — Бен протянул к ней руки, и Мерри попыталась устроиться в его объятиях. — Я ничего не могу для нас сделать. Во всяком случае, сейчас. Но возможно, я могу помочь твоей маме. Все считают ее злобной старухой. Но теперь я понимаю, что она просто… глубоко несчастна. И то, что она чувствует себя все хуже, не имеет никакого отношения к ее сердцу. Причина совсем в другом, — продолжала Мередит. — Я думаю, что Саша и с моим братишкой что-то делает.

— Но это полное безумие! — произнес Бен. — Я знаю, что мама тоскует. И в последнее время больше, чем когда-либо. Она постоянно твердит, что ей нужны «доказательства». Она повторяет это каждый день. Я тебе верю, — добавил он. — Я тоже не доверяю Саше. Она прикидывается. Но мама… Она меня не слышит. Она как будто оглохла.

Мерри сняла с руки перчатку и вложила ее в ладонь Бена.

— Сохрани это на память обо мне, — улыбнулась она. — Ты так хотел, чтобы она оставалась у тебя.

Сейчас было не время для попыток разобраться в проблемах, разделяющих их тяжелой пеленой вопросов без ответов. Как и Бен, Мередит находилась в довольно затруднительном положении. Она не могла просто явиться к его отцу и заявить, что Саша дает его жене какие-то лекарства, которые той никто не прописывал. Она не могла попросить маму съездить домой к едва знакомому человеку, особенно в связи с чем-то, что делает Саша, которую Кэмпбелл считает своей правой рукой. Но ведь можно написать ей записку! Очень многие люди не забирают почту каждый день. Вполне возможно, что корреспонденция Хайлендов все еще лежит у них в ящике. Положив велосипед на тротуар перед домом Бена, Мерри открыла почтовый ящик и увидела пачку белых конвертов.

— У меня нет ручки, — сказала она Бену. — Но я все равно сообщу обо всем твоим родителям.

— Ручка есть в папиной мастерской, в гараже, — произнес Бен и бросился бежать.

В целях конспирации Мередит взяла ручку в левую руку (в отличие от сестры она была правшой) и написала: «ПОЖАЛУЙСТА, ПУСТЬ ВРАЧ ХЕЛЕН ПРОВЕРИТ ВСЕ ЛЕКАРСТВА, КОТОРЫЕ ОНА ПРИНИМАЕТ. ЕЙ ГРОЗИТ ОПАСНОСТЬ. ЭТО ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО!»

— Мне пора возвращаться домой, — обернулась она к Бену.

— Не сейчас. Давай войдем. Отец спит. Прости, что я тебя тогда напугал.

— Ты меня не напугал. Я сама хотела лечь как можно ближе к тебе, — покачала головой Мерри. — Но этому не бывать. Во всяком случае, в этой жизни у меня такой возможности нет и не будет. Ты никогда не встретишь меня у алтаря. Мы никогда не будем заниматься любовью.

— Я все равно люблю тебя, Мерри. И могу подождать, пока ты не повзрослеешь.

«Если бы только это было возможно!»

— Я раньше не знал, что такое любовь.

— Ты меня любишь? — спросила Мерри.

— Разве ты сама не знаешь?

— Я знаю то, что я чувствую. Но ты этого ни разу не произносил. Ты говорил, что если бы я сказала, что я тебя люблю…

— Я люблю тебя, Мерри. Я хочу всегда быть с тобой, — прервал ее Бен.

— Я тоже этого хочу, — ответила Мерри.

Ее сердце разрывала такая боль, словно кто-то пытался разрубить его пополам. Что еще она может сказать? Что ей делать?

— Мои родители считают тебя самой чудесной девушкой в мире. Вчера они проговорили о тебе всю ночь. Они не обращали на меня никакого внимания. Как будто меня там и не было.

У Мерри перехватило дыхание.

— Я войду, — кивнула она. — Если ты уверен, что мы никого не разбудим.

— Обещаю.

— Я смогу побыть у тебя только час, — сказала Мерри. — Пообещай, что не станешь меня задерживать.

— Обещаю, — повторил Бен.

Он протянул ей руку, и Мередит вложила в нее свою маленькую ладошку. Затем они вскарабкались по пожарной лестнице и открыли окно в комнату Бена.

Когда немного погодя Мерри снова садилась на велосипед, все ее тело ныло от мощного нереализованного желания. Бен рассказывал ей о том, кем хочет стать — биологом, изучающим летучих мышей. Он мечтал помочь этим прекрасным беззащитным созданиям, которых многие боятся, восстановить ареалы обитания, где они смогут беспрепятственно летать и где им ничто не будет угрожать. Мерри поделилась с Беном всеми своими секретами, включая подробности дара, не затрагивая, однако, деталей, касающихся ее сестры. Мередит считала, что не имеет права раскрывать чужие тайны. Она взяла с Бена обещание встретить ее завтра после тренировки возле школы. Небо уже серело, а часы показывали четыре утра. Прошло гораздо больше времени, чем час, о котором они договаривались.

Мерри вспомнила, что обещала бабушке утром сходить с ней в церковь. Поэтому для сна у нее оставался всего час. Когда она спустилась вниз, мама только что положила трубку домашнего телефона.

— Это звонила Саша, — сообщила Кэмпбелл дочери. — По идее, у нее сегодня выходной, но у миссис Хайленд случился сердечный приступ. Ее только что увезли в больницу. Саша решила побыть там, чтобы поддержать мистера Хайленда.

— Она умерла? Миссис Хайленд умерла? — разволновалась Мерри.

— Нет, Мерри. А откуда такая тревога?

— После этой истории с ее сыном мне очень жаль миссис Хайленд, — быстро ответила Мередит. — Я считала ее злой. Но она помогла мне с подготовкой материала о вьетнамской войне. На самом деле она добрая и милая. Насколько я понимаю, у нее не очень хорошая репутация из-за того, что ей многие не нравятся. Но ко мне она была добра. Может, завтра я ее проведаю.

— Это было бы мило с твоей стороны. — Кэмпбелл обняла Мередит. — Ты сегодня очень хорошенькая.

— Не волнуйся за меня, — отозвалась Мерри, думая о том, в какую бездну отчаяния погрузилась бы ее мама, если бы дочь решила… навсегда остаться с Беном.

Девочка поняла, что допускает такую возможность. Она могла даже произнести это вслух. Но не могла себе представить, как на самом деле переступит черту, отделяющую ее от Бена.

— Миссис Хайленд поправится?

— Благодаря Саше они успели довезти ее до больницы как раз вовремя, чтобы успеть ввести лекарства, предотвратившие самые серьезные последствия, — ответила Кэмпбелл. — Мы тоже должны быть благодарны Саше. Представь себе, что могло бы случиться, если бы ее здесь не было, когда Оуэну становилось плохо.

«Но ее ни разу здесь не было, — подумала Мерри. — Каждый раз здесь был кто-то другой. Однако перед этим всегда приходила Саша».

Привидение, которое меня любило

— Мэл, ты не могла бы попросить Дрю не забирать тебя сегодня из школы? Пусть позже за нами приедет папа, — попросила Мерри сестру, встретив ее после уроков.

— Почему? — спросила Мэллори.

Тени становились все длиннее. Весна продолжала раскрывать свои нежные тайны. Через несколько недель должен был состояться выпускной вечер, а через неделю после него — церемония вручения аттестатов. Перед ними расстилалось бесконечное беззаботное лето. Но впервые в жизни Мэлли чувствовала, что на самом деле оно закончится. Она уже давно начала ценить мгновения, проведенные с Дрю, несмотря на то что его мысли все больше занимал колледж.

— Я собираюсь познакомить тебя с Беном, — сказала Мередит. — Хочу, чтобы ты увидела, что он настоящий. И даже если не совсем настоящий, он все равно человек.

— Я полагаю, что это пространственно-временной вопрос, — ответила Мэлли. — Но я предвкушаю, — кивнула она, отсылая Дрю сообщение: «Дмй еду на автбсе. Все рскжу птм».

— Если я что-нибудь сделаю, то хочу, чтобы ты понимала, почему я так поступила, — мягко произнесла Мередит.

— Если ты что-нибудь сделаешь? — насторожилась Мэллори. — Когда ты это сказала, я на секунду подумала, что ты имеешь в виду… если ты решишь умереть. На самом деле умереть. Но ты ведь не собираешься этого делать? — Мэллори помолчала. — Правда, Мышка?

— Ты думаешь, это именно то, что должно произойти? Ты считаешь, для того чтобы быть с Беном, я должна, подобно Джульетте, выпить яд?

— Кинжал и Мередит! Я впервые в жизни участвую в такой бредовой дискуссии. Неужели ты можешь хотя бы на секунду допустить мысль о самоубийстве ради Бена? Он тебя об этом просил?

— Я не знаю. Не думаю. Я не знаю, что и думать.

Она вспомнила будто стальной луч света, разделявший их с Беном всякий раз, когда они пытались коснуться друг друга. Что, если она просто шагнет вперед, а не отступит назад, как делала это до сих пор? Что, если она войдет в этот яркий свет?

— Если ты сделаешь еще один шаг в этом направлении, я скажу маме, и тебя запрячут в больницу.

— Ты не пойдешь на это.

Мередит замерла под рассеянными лучами вечернего солнца.

— Вот посмотришь.

— Если бы ты кого-то любила, ты бы захотела, чтобы он совершил переход без тебя? Ты бы хотела, чтобы Дрю сделал это без тебя?

Мэллори встала и начала растягиваться и закручиваться, разминая ноги и плечи так, как делала это перед игрой.

— Мерри, если загробный мир действительно существует, ты думаешь, Бен окажется там один? Предполагается, что в раю лучше, чем здесь. Терпеть не могу банальностей, но мертвецов гораздо больше, чем живых. Там и симпатичные девчонки наверняка имеются.

Об этом Мередит не подумала. И эта новая мысль ее совершенно не грела. Но она понимала, что все ее чувства выходят далеко за рамки здравого смысла, за те мерки, которые обычно применяются к мудрости или глупости. Она не хотела умирать. Она не относилась к числу девушек, способных умереть из-за любви к парню, как та убитая горем девчушка, которую Мер видела на чердаке. Она знала, что для той девочки оставивший ее парень был единственным и неповторимым. Между ними случилось нечто, сделавшее ее будущее невозможным.

Будущее Мередит было ярким и безбрежным. Даже если в нем отсутствовал Бен. Она расслабилась. Возможно, мировой порядок все же существует.

— Когда он появится? — спросила Мэллори. — Я никогда не встречалась с привидением. Ты ведь уже признаешь, что он привидение? Верно? — Мерри кивнула. — А днем он появляется?

— Мэллори! Большинство привидений, которых я видела, появлялись именно днем. Мы с ним предпочитаем ночь по той же причине, что и вы с Дрю. Темнота позволяет нам уединиться.

— Ну да, днем все решили бы, что ты разговариваешь сама с собой.

— Как ты можешь быть такой жестокой? — спросила Мерри.

Мэллори притихла.

— Прости. Гигги, — добавила она на языке близнецов, что означало: «Я тебя люблю».

— Ты что же, считаешь, что они выходят в полночь и непременно волочат за собой цепи?

— Понятия не имею. Но я и в самом деле раскаиваюсь.

Мэлли украдкой огляделась, чтобы убедиться, что их разговор никто не подслушивает.

— Я познакомлюсь с ним и уйду. Но что касается всяких там переходов… выбрось это из головы. Мышка, прошу тебя. Сначала хорошенько подумай. А потом подумай еще раз. — К удивлению Мерри глаза сестры наполнились слезами. — Я не думаю, что у этой ситуации было много прецедентов.[24] Но твердо знаю, что не смогу без тебя жить.

В этот момент Мередит бросилась бежать. Она распахнула объятия и взлетела над землей, как часто делала это во время выступлений в группе поддержки. Но на этот раз было ясно, что ее кто-то поднял. Кто-то, кого Мэллори не видела.

Она отчаянно напрягала зрение и все свои способности. Но правила дара непреодолимой стеной стояли между ней и… и Беном. Она могла видеть только будущее. Бен принадлежал прошлому.

Сомнений больше не осталось.

Мерри, сияя от счастья, обернулась к сестре. Она уже была похожа на ангела. «Нет, — подумала Мэллори. — Нет, я ее не отпущу. Ни ради Бена, ни ради кого-либо еще. Это должно закончиться. Здесь и сейчас».

— Мэллори! — окликнула ее Мерри. — Это Бен Хайленд.

Мэлли не знала, что ей надо сказать. Но понимала, что обязана, уважая Бена, обращаться к нему так, как если бы он действительно стоял перед ней. Впрочем, в каком-то смысле, в каком-то виде, в какой-то форме так оно и было.

— Бен, привет. Он… Он ведь меня слышит? Да, Мышка? — заколебалась Мэлли.

— Он тебя слышит. Говорит, что видел, как ты буцала мяч с Адамом у лагуны, и подумал, что это я. Он тогда еще не знал, что нас двое.

При мысли о том, что ее видят те, кого не видит она, — а Бен явно не был в этом одинок, — Мэллори содрогнулась.

Собрав нервы в кулак, она заговорила снова:

— Бен, мы ведь не просто близнецы. Возможно, Мерри рассказывала тебе о нас.

— Рассказывала, — подтвердила Мерри. — Во всяком случае, о себе.

— То, что она говорила, касается нас обеих. Только она видит прошлое, а я — будущее. Вот почему я не вижу тебя. Мне… очень хотелось бы увидеть первую любовь моей сестры. Мне знакомо это чудо, когда тебе кажется, что ты можешь летать. У меня в жизни такое уже было. Но эти отношения пришлось прекратить, потому что вмешалась жизнь. Она-то и не допустила дальнейшего развития.

— Не надо, — предостерегла ее Мерри. — Мэлли, не пытайся ничего за меня решать.

— Бен, моя сестра готова ради тебя на все. Это любовь. Она больше, чем небо. Моя лучшая подруга тоже отдала все ради любви. Ради любви ко мне как к подруге и ради любви к мужчине. Это сломало ей жизнь. Но когда говорят, что любовь слепа… — Мэллори замолчала. Она не была уверена, что сейчас скажет, но знала, что каждое ее слово должно быть значимым и весомым. — Я не думаю, что это означает то, что любовь делает нас слепыми к недостаткам любимого человека. Я думаю, это означает, что любовь делает нас слепыми ко всему, что с этим человеком не связано. У Мередит есть семья, которая любит ее так же, как твоя семья любит тебя. У нее есть друзья, которые от нее без ума. У нее есть младшие братья, которым она нужна. — Мэл сделала шаг вперед. В воздухе дрожало нечто… физически ощутимое, едва ли не видимое. Она повернулась к этому почти световому явлению и продолжала: — А еще, Бен, у нее есть я. Ты не знаешь, что это такое — быть близнецом. Если ты заберешь у нас Мерри, если ты позволишь ей сделать этот выбор, — а это страшный выбор, — ты убьешь половину меня. Я это знаю. Моя бабушка уже шестьдесят шесть лет живет без своей сестры-близнеца. Она счастливый человек, но, если бы ее сестра не умерла, она была бы сейчас совсем другой…

— Мэллори, это не твой выбор, — оборвала ее Мерри. — Конечно, я позволю ей закончить, Бен, — произнесла она будто в ответ на чье-то замечание. — Я не сбрасываю со счетов то, что она говорит. Но у меня есть и собственное мнение. Мэллори, Бен не знает, почему он здесь, — добавила она. — Или почему он все еще здесь.

«Значит, он должен это узнать, — подумала Мэл. — Он должен это узнать, потому что это зашло слишком далеко. Мерри не должна нести на своих плечах столько горя».

— Мер, просто позволь мне закончить. А потом ты сможешь сказать Бену все, что считаешь нужным. Бабушка откровенно признается, что после смерти сестры она уже никогда не была прежней. Если моя сестра-близнец умрет по собственной воле и мне придется жить с этим до конца своих дней, я не уверена, что у меня хватит сил с этим справиться. Так что, если ты действительно любишь Мерри, отпусти ее. Она сможет объяснить тебе, почему это необходимо.

— Как ты могла, Мэллори? Теперь мне придется это сказать.

— Как ты могла этого не сказать, Мерри? Разве ты считаешь, что он этого не заслуживает?

Мередит обернулась к Бену. Девочка одновременно ненавидела сестру и была ей благодарна. Она подняла руки и положила ладони ему на плечи.

— Бен, что ты делал после того, как окончил школу? — начала она.

— Я так и не окончил школу, — произнес Бен, и в его глазах промелькнул испуг.

Мерри физически ощутила, как сквозь окружающий его сосново-коричный аромат пробился медный запах страха.

— Хотел ли я стать солдатом? Я только хотел повторить поступок Дэвида. Своего старшего брата. Я хотел быть смелым. Мне казалось, это было бы нечестно — увернуться от призыва и просто поступить в колледж, продолжая писать стихи.

— Что было дальше? — мягко спросила Мерри.

Бен прислонился к флагштоку. На его лице появилось страдальческое выражение, как в тот момент, когда Мередит увидела его впервые.

— Я… Я отправился в учебный лагерь и понял, как все это ненавижу. Я ненавидел все вокруг. Каждую проведенную там минуту я ненавидел до глубины души. Я знал, что никогда не смогу убить. Но отступать было поздно. Встречались ребята, которые притворялись сумасшедшими. Другие принимали таблетки, от которых их сердце начинало биться слишком часто. Но я этого сделать не мог. А потом, а потом…

— Ты отправился в Юго-Восточную Азию, — закончила за него Мэллори. — Мерри, расскажи ему об этом.

— Он вспоминает. Не надо его подгонять! — возмутилась Мерри.

«Это была жизнь Бена. Это была его смерть».

Он обернулся к Мередит.

— Нам приказали найти врага. Но там, в джунглях, мы никого не видели. Они были на деревьях и прятались в траве. — Мерри подошла ближе, а Бен сел на черную железную ограду вокруг флагштока. Она чувствовала, как от его теплого дыхания дрожат волосы у нее на виске. — Я помню грязь, и дым, и жару… — продолжал Бен. — Нам было так страшно, что мы не спали по ночам. Просто не могли уснуть. Кое-кто сходил с ума. Другие стреляли в себя, Мерри. Они простреливали себе ноги, чтобы стать непригодными к службе и отправиться домой. Некоторые покончили с собой, потому что совсем обезумели. А я поклялся себе выжить. Просто выжить. Я не собирался становиться героем. Я должен был просто продержаться. Всего один год.

— Но потом… — подсказала ему Мерри.

— Потом… Прошло не больше двух недель с момента моего приезда во Вьетнам, когда произошло сражение. Нам пришлось с боем подниматься на холм. Это было массовым самоубийством. У меня был друг. Мы подружились в учебном лагере. Его звали Ян. И он вырос в такой же семье, как и я. Его родители тоже не хотели, чтобы он отправлялся на войну. Поэтому мы сдружились. Обменивались книгами. Мы поддерживали и оберегали друг друга, потому что там были совершенно безумные парни. Такие, которые вполне способны на хладнокровное убийство.

Бен заплакал, и Мерри постаралась сделать вид, что не замечает этого, хотя его горячие слезы падали на сухую землю, оставляя на ней отметины, похожие на следы капель дождя.

— Расскажи нам о Яне, — попросила Мередит.

Бен встал и начал ходить между Мэллори и Мерри, которая как будто приросла к месту.

— Однажды утром была предпринята очередная попытка захватить холм. Мы ползли вверх по склону в темноте, перед самым рассветом. Они стреляли. Вокруг свистели пули. Они летели со всех сторон сразу. Раздавались взрывы. Одна пуля попала Яну в спину. Он велел мне оставить его и бежать. Но я не мог убежать и оставить его там, Мерри. Я не мог. Ему было страшно. Ему было очень страшно.

— И ты ему помог.

— Что он говорит? — спросила Мэллори.

— Он рассказывает мне о том, как в него стреляли.

— О, нет. Мерри…

— Я затащил его за какие-то бревна и камни, — продолжал Бен. — После этого я уже ничего не помню, кроме боли. Все тело горело огнем. Жгло ноги и шею. Как будто в них бушевал пожар. А потом… я вспомнил, что сегодня моим одноклассникам вручают аттестаты. Было двадцатое мая. День церемонии… А потом…

— Что потом, Бен? — спросила Мерри.

— Потом я оказался дома. Я сидел на крыльце своего дома.

Мерри встала и протянула к нему руку. Бен поднял свою, и между ними пробежала уже знакомая искра.

— Мерри, почему твоя сестра меня не видит? Почему она меня не слышит?

— Бен, ты и сам знаешь, почему.

— Нет, Мерри. Мне семнадцать лет. Мне всего семнадцать. В мае исполнится восемнадцать.

«День церемонии вручения аттестатов. День его выпуска».

Мерри шагнула к нему.

— Бен, сколько лет было твоим родителям, когда ты уехал?

— Я не думал об их возрасте. Им было… Ну, может, сорок?

— А сейчас...

— Мерри… — Бен встал, глядя на Мередит так, словно она была существом с другой планеты.

— Все хорошо, — прошептала она, зная, что ничего хорошего нет и никогда не будет.

— Ты хочешь сказать, что я вернулся домой, но… что я не вернулся домой! Вот что ты хочешь сказать. Мама и папа состарились. А я все еще мальчишка, который бросил школу за месяц до ее окончания. В ту ночь рядом с Яном. Я умер там! А мне это и в голову не приходило. Я не понимал, что оказался дома, потому что очень хотел жить. Я будто снова был в безопасности. Пока не встретил тебя, Мерри!

— Кто может такое вынести? — воскликнула Мередит, разворачиваясь к сестре. — Как бы ты отреагировала, если бы тебе сообщили, что ты умерла больше сорока лет назад? Сейчас весна. Он влюблен впервые в жизни.

Мэлли покачала головой. Она чувствовала, что на ее глаза наворачиваются слезы.

— Мэллори права, — мягко произнес Бен. — Ты не можешь этого сделать. Я люблю тебя, но ты… не должна.

— Ты не сможешь мне запретить, Бен, — прошептала Мерри.

У нее в голове рвались снаряды. Это предательски подступила невыносимая головная боль. Ей хотелось рвать на себе волосы, пока ее череп полностью не обнажится. Все происходящее было так чудовищно. Ее жизнь окутал густой туман.

— Почему я не могу остаться таким, как сейчас? — спросил Бен. — Разве мы не могли бы быть вместе?

Мередит попыталась задуматься. Она знала, что сказала бы бабушка. Бен застрял в переходе, по которому должны пройти все люди. В переходе из этой жизни к жизни следующей. И тем не менее почему все не может остаться как есть? Ответ пришел к ней прежде, чем она успела выдвинуть свои собственные аргументы. Он будет крепко держать всех, кто его любит. Он никого от себя не отпустит. Мерри прокляла свой дар.

Сегодня, перед игрой, она и Нили плюхнутся на заднее сиденье большого черного автомобиля. Две подружки-хохотушки в спортивной форме своей команды. Но одна из них будет неотступно думать о том, что обречена всю жизнь любить человека, умершего задолго до ее рождения.

Мэллори как зачарованная наблюдала за невероятной беседой двух людей, при этом слыша только сестру. Это был, наверное, самый серьезный разговор в жизни Мерри. Когда она замолкала, внимая тому, чего не слышала Мэлли, по ее щекам струились слезы, стекая по подбородку и капая на землю у ее ног.

От осознания чудовищности этой ситуации у Мэллори закружилась голова, и ей показалось, что мир вокруг нее вращается все быстрее и быстрее. Как раз перед тем, как упасть на колени, она поняла, что это не просто растерянность, а нечто иное. Она оперлась руками о землю, но ее локти подломились.

— Мередит… — произнесла она и упала в пыль.

Находясь в пограничном состоянии между явью и сном, девочка не только слышала звуки, видела свет и суету далекой больничной палаты, но также почувствовала, как сильные ласковые руки поднимают ее и ставят на ноги. «Бедная Мерри, — думала она. — Я открываю ей глаза в качестве основной работы, а по совместительству издеваюсь над ней. Я забыла, как сильно я ее люблю и насколько глубоко она все чувствует. Бедный Бен. В какой-то момент он очнулся, как будто после долгого сна. Он молод и влюблен. И вдруг сон обращается в кошмар. И все это обрушивается на него одновременно. А ведь он всего лишь мальчишка. Такой же юный и неопытный, как мы. Он настоящий. Он здесь.

И я должна сказать ему о том, что только что увидела, — думала Мэллори. — Я не могу убежать домой. Я и двух шагов не пройду своими ногами. Придется позвать Дрю. Он должен за мной приехать. А этим двоим необходимо спешить в Риджлайнскую больницу».

— Бен, — произнесла Мэллори. — Твоя мама умирает.

Меня жди при лунном свете

Им показалось, что Дрю примчался меньше, чем за минуту, проигнорировав все останавливающие знаки между Дорогой Пилигримов и поступившим сигналом бедствия.

— Я сяду впереди, — заявила Мэллори. — А Мередит сядет на заднее сиденье.

— Что? — удивился Дрю. — Что ты несешь? Я не собирался сажать ее на крышу.

— Она будет сидеть на заднем сиденье.

— Да ей и негде больше сидеть, Бринн! — возмутился Дрю, не догадываясь о том, что этот комментарий предназначается не для его ушей и, кроме того, по сути является приглашением как можно скорее пересечь город и добраться в больницу.

Мэллори понятия не имела, каким образом привидения преодолевают расстояния. Мередит с трудом протиснулась на заднее сиденье позади водителя. Они промчались по озаренным лучами вечернего солнца улицам и затормозили у входа в больницу.

— Саша сейчас с миссис Хайленд, — обернулась к сестре Мэллори. — Я видела ее там.

— Вчера вечером у мамы Бена был сердечный приступ. Саша позвонила нашей маме и сказала, что благодаря ей миссис Хайленд успели забрать в больницу и спасти. И еще добавила, что тоже поедет туда, чтобы побыть рядом с больной.

— Саша — удивительная девушка, — вслух произнесла Мэллори.

«Хотелось бы мне знать, что эта девушка прихватила с собой в больницу», — подумала она, посылая мысль сестре. И почувствовала, что та услышала ее.

— Я думаю, она что-то дала миссис Хайленд, — ответила Мерри. — Но не думаю, что это лекарство ее убьет.

— А как насчет записки? — спросил Бен. — Отец ее обнаружил.

— Мне кажется, он не поверил, просто не обратил на нее внимания, — вздохнула Мерри.

— Кто не поверил? — спросил Дрю.

— С другой стороны, возможно, она дала твоей маме что-то такое, что убило бы ее, если бы ее вовремя не доставили в больницу. Мэлли не сказала, что она умерла. Она сказала, что твоя мама потеряла сознание.

— Чья мама? — спросил Дрю.

— Что, если она делает и то, и другое? Сначала убивает людей, а потом их спасает? Возможно, порой она теряет контроль над ситуацией, — предположила Мэллори. — Как насчет той малышки?

— Я не буду спрашивать, какой малышки, — вздохнул Дрю. — Я просто водитель.

— Что, если она и с Оуэном это делает? Может, именно поэтому никто не в силах понять, почему у него случаются приступы рвоты?

— Это должно означать, что Саша была с ним каждый раз, когда это происходило, — ответила Мерри. — Но это не так. Зато она каждый раз была у нас незадолго до этого. Она делала что-то такое перед тем, как уйти. Она могла сделать то же самое и с миссис Хайленд. С той это было еще проще. Саша могла добавлять все, что захочет, и в лекарства, и в еду. Страшно представить себе, сколько раз она готовила для Оуэна.

— Это просто ужас какой-то! — кивнула Мэллори.

Они поднялись в кардиологическое отделение, и дежурная назвала им номер палаты миссис Хелен Хайленд. В комнате ожидания они увидели Сашу.

— Я приехала, чтобы проведать миссис Хайленд, — заявила Мерри. — Это очень важно.

— Врачи пытаются понять, что с ней. Она уже приходила в себя, но снова потеряла сознание. Однако пока ей ничто не угрожает. Они стабилизировали ее состояние. Ее муж там, с врачами. Не думаю, что тебя к ней пустят.

— Я все-таки попытаюсь, — сказала Мерри. — Пошли.

— Мне сказали ждать здесь, — ответила Саша.

— Правильно, — кивнула Мерри. — Оставайся здесь. Мэлли и Дрю тоже подождут.

Внезапно на Мерри, подобно мощному удару, обрушилась волна сладковатого запаха лекарств, дезинфицирующих средств и пищи — проклятие всех больниц мира. Она сглотнула, борясь с тошнотой, которая усугублялась тревогой. Из выходящих в длинный коридор дверей доносились стоны или мольбы о помощи. В некоторых палатах царила тишина, показавшаяся ей еще более зловещей, чем все стоны вместе взятые. Подойдя к интересующей ее двери, Мерри услышала голос врача, благодарившего мистера Хайленда за то, что он догадался привезти с собой все лекарства, которые каждый день принимала его жена.

— Понятия не имею, где она взяла… — Последовало название какого-то препарата, которое Мерри даже не расслышала, не говоря уже о том, чтобы повторить.

— Но это смертельно опасное вещество, которое могло ее убить. И вот еще что: сиделка должна очень хорошо представлять себе все потребности миссис Хайленд. В первую очередь ей необходимо двигаться и дышать свежим воздухом, — закончил доктор.

«Это как раз то, чего она лишена начисто», — подумала Мерри. Убитую горем мать, искавшую утешения в деревьях, превратили в беспомощного инвалида.

— Она там. Эта молодая женщина, сиделка Хелен, — произнес мистер Хайленд. — Она… Я не знал всех лекарств, которые принимала моя жена. Но я знаю, что минувшей осенью она очень ослабела. И продолжала слабеть.

— Вы не могли бы познакомить меня с этой девушкой? — попросил врач.

— Конечно, — кивнул отец Бена.

Мужчины вышли из палаты, и мистер Хайленд увидел Мередит.

— Здравствуй, милая, — улыбнулся он. — Что тебя сюда привело? Несколько минут назад мы все очень испугались. Судя по всему, лекарства, которые ввели Хелен, вступили во взаимодействие с чем-то, что дала ей Саша. Но сейчас она отдыхает.

— Мистер Хайленд, можно я войду к ней на несколько минут? — попросила Мередит. — Мне очень нужно.

Врач с сомнением посмотрел на Мерри, но потом кивнул.

— Мы доверяем этой девушке. Она друг нашей семьи, — пояснил мистер Хайленд.

— На одну минутку, — согласился врач и, погрузившись в изучение истории болезни, которую держал в руках, начал делать в ней какие-то пометки.

— Мистер Хайленд, попытайтесь поверить, почему мне необходимо ее увидеть, — шепотом добавила Мерри. Глаза старика широко распахнулись, и он закусил губу.

— Мой мальчик, — пробормотал он и тут же добавил: — Я думаю, Мерри, что она обрадуется.

В открытую дверь Мередит видела миссис Хайленд, полулежащую на подушках. Ее длинные густые волосы рассыпались по плечам, а пальцы непрерывно перебирали складки покрывала. Изящные кисти были покрыты кровоподтеками и заклеены пластырями, удерживающими в венах иглы капельниц, закачивающих в ее организм спасительные жидкости. Она морщила нос, из которого торчали кислородные трубки.

Мужчины заглянули в комнату ожидания, озираясь в поисках Саши, с которой хотел побеседовать кардиолог. Мередит услышала голос сестры, поясняющей, что Саша отлучилась в туалет, но вот-вот вернется.

— Давайте я за ней схожу, — предложила Мэлли.

Тем временем Бен и Мередит скользнули в палату. Вслед за ними вошел и мистер Хайленд. Хелен Хайленд обернулась к двери. Ее спокойное лицо оживилось, когда она увидела Мерри.

— Миссис Хайленд, — произнесла та.

— Мередит! Здравствуй, моя хорошая! Как ты узнала о том, что я в больнице? — спросила женщина.

Мередит хотела сказать, что ей сообщила об этом мама. Строго говоря, это действительно было так. Но у нее было слишком мало времени. Она знала, что должна сделать то, для чего пришла сюда.

— Я буду говорить за тебя, — сообщила она Бену, а затем обратилась к его матери: — Вы, наверное, помните тот вечер, когда я пришла к вам домой и рассказала о том, что знаю Бена. — Миссис Хайленд кивнула. — Я не знаю, во что вы верите, миссис Хайленд, а во что нет. Я не знаю даже, во что верю я. Но вы говорили, что в последнее время чувствуете Бена где-то очень близко. — Женщина в постели снова кивнула. — Он на самом деле был очень близко. И сейчас он здесь. — Миссис Хайленд ахнула, и ее супруг рванулся к ней. Но она нетерпеливо замахала на него рукой. — Если вам станет плохо, мне придется уйти. Пожалуйста, сделайте глубокий вдох. Подумайте, может, для вас это действительно чересчур.

— Я спокойна, — звучным голосом произнесла миссис Хайленд. — Но я его не вижу. Я не вижу моего мальчика.

— Но его вижу я. А я не лгунья. Я люблю Бена. Он хочет с вами побеседовать, но ему придется говорить через меня. — Мерри обернулась к Бену. — Скажи что-нибудь такое, что позволит твоей маме понять, что это действительно ты.

— Маленькая мама, — произнес Бен, и Мерри повторила это. Миссис Хайленд не вздрогнула. Но по ее щекам скатились две слезы. — Маленькая мама, теперь я знаю, что со мной произошло. Мерри мне рассказала. Не сердись. Она должна была это сделать. Я думаю, что я этого не понимал, потому что не хотел тебя покидать. Я никогда этого не хотел. Ты мне веришь? — Миссис Хайленд кивнула. — Я ошибся. Я повел себя, как последний дурак. Но ведь… ты моя самая лучшая девочка, верно? — Снова кивок. — И ты хочешь для меня только самого лучшего. Маленькая мама, я думаю, настало время тебе меня отпустить. Ты нужна Дэвиду. Детям Дэвида нужна бабушка. Ты не уделяешь им внимания, потому что все время думаешь обо мне. И ты нужна папе. Поэтому меня больше не будет в вашем доме.

— Бенджамин, нет. Подожди.

— …в вашем доме, — вслед за Беном повторила Мерри. — Но я буду тебя видеть и слышать. Договорились? Когда ты будешь гулять по саду, я услышу каждое твое слово, обращенное к тому дереву. Я буду там. Но не на… на кладбище. Теперь я знаю, что каждый раз, когда передо мной открывался переход, я не шел по этому пути, потому что не хотел оставлять тебя. Но думаю, мама, что на самом деле я мешал тебе жить полноценной жизнью. Точно так же, если я останусь с Мерри, как бы сильно ее ни любил, я помешаю ей жить той жизнью, которая ее ожидает.

Миссис Хайленд плакала, а ее муж снял очки и тоже вытирал глаза очередным огромным накрахмаленным платком. А Бен продолжал говорить голосом Мередит:

— Мама, в этой жизни ты должна жить тем, что окружает тебя здесь. А в следующей жизни тебя встретит твой мальчик. Он будет тебя ждать. Но только не слишком скоро. Хорошо? Не слишком скоро.

Бен пытался выглядеть сильным мужчиной, солдатом, но лицо выдавало его чувства. Мерри было ясно, что так же, как ей и миссис Хайленд трудно отпустить его, ему трудно отпустить их. Губы Бена задрожали, как, наверное, дрожали, когда он был совсем маленьким мальчиком. Так же трепетали бы губы его сынишки, если бы Бен прожил достаточно долго, чтобы его зачать. Мерри прикусила губу и вонзила ногти в ладони. Она должна была держать себя в руках. Ради Бена она должна быть сильной. Она знала, что времени осталось мало.

— На прощание я тебя поцелую, — произнес Бен.

Мерри наклонилась и поцеловала мягкую гладкую щеку миссис Хайленд. Бен взял маму за руку и поцеловал ее. Мерри увидела, что женщина опустила глаза и взглянула на свою ладонь.

— Вы это почувствовали? — спросила Мерри.

— Как искра. Электрическая искра.

— Это был Бен. Он поцеловал вашу руку.

— Мередит! — взмолилась миссис Хайленд. — Не отпускай его! Я умоляю тебя, не отпускай!

— Она ушла, — произнес врач, неожиданно входя в палату. — Эта молодая женщина по имени Саша Авери исчезла. А мне необходимо срочно с ней поговорить.

— Пока все хорошо, — заверила его миссис Хайленд. — Саша нам больше не нужна. Не думаю, что она уйдет далеко.

— Я готов поклясться… — нерешительно начал Чарльз Хайленд. — Мерри? Это то, что ты имела в виду, когда говорила о Бене? Это ощущение? Вокруг нас? Я почти ощущаю запах того одеколона, который так ему нравился.

— Я все объясню, — произнесла миссис Хайленд. — И не волнуйтесь относительно того, что я плачу. Это пойдет мне на пользу. Я сорок лет так не плакала. Теперь я знаю то, чего не знала раньше. — Мер обернулась, собираясь тихонько выскользнуть за дверь и оставить Бена наедине с родителями. — Мередит, спасибо! — окликнула ее женщина.

Бен грустно посмотрел на Мерри.

— Теперь, когда мои родители все узнали, я должен провести эти последние дни с ними.

— Конечно, — откликнулась девочка, хотя ее сердце сжалось от боли. — Увидимся вечером после вручения аттестатов. Ровно через две недели.

— Четырнадцать коротких дней. Как они узнают, что я с ними? — спросил Бен.

— Я думаю, они это и сейчас знают, — вытирая мокрые щеки, ответила Мередит.

— Как они узнают, что я ушел?

— Это будет как раньше, только лучше. Во всяком случае, я так думаю.

— Меня жди при лунном свете, — произнес Бен. — Ты знаешь, где.

— Хотя бы разверзся ад. Правильно? — спросила Мередит.

— Ты умница! — улыбнулся Бен.

Избавление

В следующую субботу в три часа Мерри со своей командой прибыла в округ Вестчестер для участия в первенстве штата.

Их спонсорами стали Бонни Джеллико, миссис Чаплин и тренер Эверсон, так что девочек поселили в гостиницу «Хэмптон». В их планы входило хорошенько повеселиться. Хотя в этом году они не претендовали на победу, а ее родители не смогли приехать из-за болезни Оуэна, Мередит была настроена продемонстрировать отличное настроение и прекрасную форму на этих последних официальных состязаниях сезона.

Перед обедом они провели в одной из местных школ короткую тренировку. Мерри было приятно снова ощутить под ногами свою пирамиду. Ей нравилось опять слушать сплетни, а не просто слышать их. Время, проведенное с Беном, напоминало замужество, но как бы сильно она его ни любила, Мерри знала, что еще не готова стать членом пары, отказавшись от своей веселой, беззаботной компании. Нили теперь официально встречалась с Пирсоном. Кимми, за зиму выросшая еще на дюйм, достигла роста пять футов девять дюймов.[25] Она была влюблена в Далласа Джеймсона, который не только учился классом младше, но еще и был на целых три дюйма ниже.

Относительно Саши по школе немедленно поползли самые разные слухи. Мередит хранила благоразумное молчание, хотя не только близкие подруги, но и старшеклассницы часто спрашивали у нее, что ей известно. Судя по всему, накануне вечером Саша позвонила тренеру Эверсон и сказала, что ее тетя серьезно больна, тем самым подтвердив догадки близнецов. Болтая с подружками, Мередит отправила сообщение Мэлли, поделившись с ней этой информацией. Оказалось, что та уже в курсе. Она в свою очередь сообщила сестре, что Сашей уже интересуются не только врачи, но и полиция.

В этот вечер вся группа поддержки из Риджлайна до часу ночи флиртовала возле бассейна с симпатичными гольфистами из Нью-Джерси, один из которых даже ненадолго уединился с Эрикой. Потом девчонки заказали несколько огромных пицц и начали расспрашивать Мерри об Оуэне.

По какой-то загадочной причине они могли запросто веселиться до четырех утра, а уже через пять часов с блеском выступать перед полными трибунами.

— Ему намного лучше, — заверила подруг Мерри. — Что бы там ни было, это уже позади.

— Откуда ты знаешь? — спросила Ким.

— Мы считаем, что нам удалось докопаться до причины, — уклончиво ответила Мерри.

Вообще-то, мама узнает о том, что случилось с миссис Хайленд, только придя на дежурство. Но, зная Кэмпбелл, Мередит не сомневалась, что та сумеет сложить два и два. Близнецы надеялись, что Саша все еще доверяет Кэмпбелл и в понедельник явится на работу в полной уверенности, что, поскольку миссис Хайленд поправилась, значит, ее манипуляции прошли незамеченными.

— Я так рада, что Оуи выздоровел! — воскликнула Элли. — Но где ты пропадала? То есть я все понимаю, братишка заболел и все такое… Но ты же могла хоть что-нибудь о себе сообщить. Я отправила тебе сорок два сообщения. Ты разве их не заметила?

— Ты знаешь, Эл, не успевает закончиться тренировка, как на меня сваливается целая куча всяких дел, — вздохнула Мерри. — Мама учится в колледже. И нам постоянно приходится то присматривать за малышом и Адамом, то волноваться за них. Я надеюсь, что все это закончилось. Немного отдыха мне не повредит.

— Я обожаю такой отдых, — заявила Кимми и, выглянув в окно, помахала мальчишкам, перебрасывающимся в бассейне волейбольным мячом.

На следующий день они выступали под такие громкие аплодисменты, на которые даже не рассчитывали без Сашиных умопомрачительных сальто. Их номер был поставлен под музыку «Белла Белла».

Когда с первыми аккордами песни девчонки выбежали на середину зала, их капитан Триста Новак прошептала:

— Представьте себе, Саши здесь нет, но ее нет и на работе. Я позвонила старушке, у которой она жила, и ее муж сказал мне, что они ее уволили. Как вы думаете, почему?

— Я слышала, что этой леди лучше, — ответила Мередит. — Возможно, они уже не нуждаются в постоянной сиделке.

— Может, теперь она у вас поселится? — предположила Эрика.

— Только этого не хватало, — буркнула Мерри, едва не споткнувшись на бегу.

Саша! Она больше не работает в больнице! К Хайлендам она тоже не вернется. Разве что собрать вещи. Куда она может податься? Уехать отсюда с парнем на задрипанной машине? Мередит улыбалась и заигрывала со зрителями, стремясь довести каждый свой шаг и каждое движение до совершенства. Со стороны никто не догадался бы, что она ломает голову над неразрешимой проблемой.

Когда команда покинула площадку, табло показывало, что они идут первыми. Подруги Мередит едва не визжали от радости. Мерри тоже немного поаплодировала, но тут же быстро скользнула в конец ряда и опустилась на колени, как их учили, чтобы посмотреть выступления остальных команд. Она знала, что соревнования закончатся не скоро. К тому же они были в двух часах езды от дома. Вскоре Мередит не выдержала и убежала в раздевалку, чтобы позвонить Мэллори. Сестра не отвечала. Мерри набрала домашний номер.

К ее облегчению, голос Кэмпбелл произнес:

— Алло?

— Мам…

— Я уже убегаю, Мер. Давай быстро.

— Где Мэлли?

— Она заболела. Это очень странно. Сегодня утром она спустилась на кухню и поела овсянки, которую я приготовила для Оуэна. С тех пор у нее не прекращается рвота, — ответила Кэмпбелл. — Может, у нас тут… какие-то токсины? Я отправила Мэллори в постель, когда пришла Саша. Я очень обрадовалась, что она к нам заехала. А миссис Хайленд все еще в больнице. Но ей, кажется, лучше.

Мерри почувствовала, как пот холодной струйкой пополз по ее спине. Нет! Нет! Ей надо сослаться на Мэллори. Она скажет, что Мэллори готовилась к уроку психологии и наткнулась на информацию о людях, которые привлекают к себе внимание, заставляя других людей болеть. Интересно, знает ли Кэмпбелл, что ни одна из них никогда не изучала психологию?

— Ты еще не была на работе? — спросила Мерри.

— Нет.

— Значит, ты не слышала о Саше и миссис Хайленд?

— Нет. А что, ей хуже?

— Понимаешь, я к ней заехала, как и обещала, и услышала, что кто-то, по всей видимости, давал ей неправильные лекарства… причем делал это довольно долго.

— Я к ней загляну.

— Мама, нет! Послушай меня. Человек, который давал миссис Хайленд лекарства и находился с ней, когда у нее произошел сердечный приступ, был рядом и тогда, когда уже в больнице ей стало хуже.

— Мередит, говори яснее. Ты несешь какой-то вздор.

— Мама, это была Саша. Это была Саша. А когда врач захотел с ней поговорить, ей срочно понадобилось в туалет. Только она оттуда так и не вернулась.

— Матерь Божья! — прошептала Кэмпбелл. — Мередит, освободи линию.

— Мама, выслушай меня!

— Мерри, я тебя выслушала. Освободи линию. С полчаса назад Саша отправилась за покупками.

— Так, значит, она не у нас? Слава Богу! Как ты думаешь, Мэлли действительно заболела из-за нее?

— Хватит болтать! — оборвала ее Кэмпбелл. — Саша отправилась в торговый центр, прихватив с собой Оуэна. Я звоню в полицию.

Мередит хотелось закричать, но вдруг она поняла, что не может издать ни звука и даже не уверена, что сможет сдвинуться с места. И поскольку она не знала, как ей быть, то позволила своему телу руководить ее действиями. В итоге Мерри вернулась на свое место. Наблюдать выступление команды-хозяйки турнира, Принцесс-Воительниц из Вестчестера, в конце концов одержавшей победу, было настоящим мучением. Стоя на церемонии вручения наград, Мередит услышала тревожный шепоток, пробежавший по сектору, где расположились родители и болельщики из Риджлайна. Наконец Кимми удалось передать по шеренге ожидающих своей очереди девчонок, что какая-то телка, приблизительно их возраста, врезалась на машине в дерево. Судя по слухам, на заднем сиденье авто у нее был маленький ребенок, и теперь обоих везут в больницу.

Мередит отшвырнула помпоны и ринулась к выходу.

Но куда она бежит? Как она доберется хоть куда-нибудь?

Она повернула обратно и увидела бегущую к ней Тристу.

Мередит вспомнила, что отец Тристы, мистер Новак, работает в полиции. Более того, он считается одним из лучших офицеров Риджлайна.

— Мерри! — крикнула Триста. — Я приехала на старом синем «вольво». Побежали.

— Так, значит?..

— Да. Мне позвонил папа. Скорее.

Правда об идеальной девочке

Как обычно в субботу вечером, травмпункт был переполнен жителями Риджлайна, которым крупно не повезло: у одних была на перевязи рука, у других подбит глаз. Триста и Мередит протолкнулись к регистрационному столику и попросили позвать Кэмпбелл Бринн.

— Кэмпбелл занята. У нее тяжелый пациент, — ответила регистратор. — А, это ты, Мередит! А я-то думала, где ты. Не переживай. Оуэн почти не пострадал. Он сидел в автокресле и отделался рассеченной кожей на голове. Из раны хлещет кровь, но это пустяки. Зато вопит он на всю больницу.

Мередит крепко обняла Тристу Новак и ворвалась в двери отделения.

— А куда помчалась эта девчонка в форме чирлидера? — заорал один из пациентов, явно перебравший пива. — Я сижу тут уже два часа и готов выть от боли.

— Мистер, вы сидите здесь каждую субботу, и скоро от вас завою я, — оборвала его регистратор.

Мередит потребовалось всего несколько секунд, чтобы заметить сначала свою сестру, а потом и маму. Мэллори стояла очень прямо, но ее кожа под веснушками казалась почти зеленой.

— Теперь я понимаю, как чувствовал себя Оуэн, — сообщила она Мерри. — Что бы она ни подсыпала в овсянку, я от этого чуть дуба не врезала.

Мэллори нащупала позади себя зеленый больничный стул и опустилась на жесткое пластиковое сиденье.

Будучи настоящим профессионалом, Кэмпбелл никогда не пыталась не то что работать с Оуэном, но даже присутствовать при этом в палате. Бонни Джеллико подавала инструменты хирургу, незнакомому Мерри мужчине, промывавшему и дезинфицировавшему рану. Проделав все это, он принялся накладывать на нее швы.

— Ваш папа уже едет сюда, — обернулась к девочкам Бонни. — Оуэну понадобится всего шесть крошечных швов. Зная, как быстро все заживает на этом маленьком народце, могу с уверенностью предсказать, что уже через неделю их можно будет снять. Мы успели сделать ему рентген и убедились, что больше никаких повреждений у него нет. Как хорошо, что существуют детские автокресла и что она его туда посадила. Хоть за это ей спасибо.

— Кому?

— Саше Авери.

— Она взяла Оуэна с собой в торговый центр, — сообщила медсестре Мерри. — Я не знаю, как мы смогли так быстро сюда добраться. Правда, мы мчались со скоростью девяносто миль в час. Папа Тристы позаботился о том, чтобы обеспечить нас полицейским сопровождением, и мы всю дорогу жали на газ.

— Бонни, вы мне нужны, — прервал их беседу врач.

Обнявшись, девочки стояли за шторой, прислушиваясь к плачу братишки. Тут в комнату ворвался Тим, за которым бежал Адам. Со слезами на глазах отец подбежал к дочерям.

— Мередит, как тебе удалось так быстро сюда добраться?

— Магия, — отозвалась та, крепко обнимая отца. — Мне до сих пор не верится, что Оуэн почти не пострадал. Всего лишь маленький порез на голове.

— Как по мне, так и этого слишком много, — заявил Тим. — Сколько же нашему бедняжке пришлось пережить, прежде чем до нас хоть что-то дошло! Фрэнк Новак сказал, что машина врезалась в дерево на скорости тридцать миль в час. Саша притормозила, чтобы выехать на шоссе в нескольких кварталах отсюда. Она собиралась ехать на восток и чуть не сбила какого-то парня на дороге. Чтобы объехать его, она резко вильнула и врезалась в дерево. Кстати, как она? — поинтересовался Тим.

Сестрам и в голову не пришло спрашивать о Саше.

Мерри плюхнулась на зеленый диванчик рядом с Мэллори. Она начала остывать, и теперь ее била дрожь. Кто-то из подруг Бонни и Кэмпбелл заботливо накрыл плечи близнецов тонкими больничными одеялами.

— Сиоу, — произнесла Мерри. — Физзит тер. Все будет хорошо.

— Бедный Оуэн. У меня еще никогда таких колик не было, — простонала Мэлли.

Спустя несколько мгновений из какой-то палаты вышла Кэмпбелл.

— Саша в сознании, — сообщила она. — Но в тяжелом состоянии. Коллапс легкого, шесть сломанных ребер, сломанная рука и еще неизвестно, что с селезенкой. Если она в порядке, с остальным мы справимся. Сейчас ее везут наверх, в операционную.

— Ты осматривала ее, мама? — спросила Мередит.

— А почему она не должна была этого делать? — удивилась Мэллори.

— Конечно, я осматривала ее, — отрезала Кэмпбелл. — Я не знаю, действительно ли Саша совершила что-то предосудительное или нет. Зато точно знаю, что она выезжала не на ту дорогу, которая привела бы ее к нам домой. — Кэмпбелл вздохнула. — В настоящий момент она просто серьезно травмированная девушка, и я не собираюсь ее судить. Это очень длинная история, и, после того как Саша покинет отделение хирургии, у нее есть все шансы стать еще длиннее. Если попытаться кратко описать то, что произошло, Мэллори, то я скажу тебе, что она направлялась к выезду из города. Чтобы выехать на шоссе, ей необходимо было повернуть направо. Судя по всему, на дорогу прямо перед машиной выскочил какой-то парень, и Саша дернула руль, чтобы его не сбить. И врезалась в дерево.

— На дорогу перед машиной вышел парень? — переспросила Мэллори.

— Да, совсем еще мальчишка. Приблизительно вашего возраста. Она сказала, что он… Видите ли, Саша описала его не слишком лестными словами… Но она утверждает, что он просто остановился перед ней, подняв руки.

— Фрэнк Новак рассказал мне то же самое, — вмешался в разговор Тим. — Но этого парня никто не видел. Такое впечатление, что он бесследно исчез.

На глаза Мерри навернулись слезы. «Кто же это был? — подумала она. — Неужели ему совсем нечего терять?» Она вскочила и побежала в туалет. Поплескав на лицо прохладной водой, девочка вышла в коридор и чуть не столкнулась с Карлой Квинн.

— Я всю дорогу молилась, — пробасила Карла. — Как малыш?

— Он в порядке, Карла, — ответила Мерри и неожиданно для себя самой обняла большую женщину.

— Он похитил мое сердце, — вздохнула та, и Мередит почувствовала, что на нее обрушился шквал эмоций: стыд за то, что она плохо относилась к Карле, жалость к малышу, которого Карла уже никогда не обнимет и не укачает так, как она укачивает Оуэна.

Мередит зашагала к палате, в которой ее мать оказывала помощь Саше. Когда Кэмпбелл закончила обрабатывать раны пострадавшей, Мередит спросила:

— Как ты можешь заботиться о ней, зная то, что ты знаешь?

— Ты считаешь, что я позволю ей умереть прежде, чем выясню у нее, какого черта она все это делала? — поинтересовалась Кэмпбелл. — Прости, дочь. На самом деле я не хочу, чтобы с Сашей случилось что-то плохое. Просто мне нужны ответы. Ответы нужны и кардиологу, доктору Ренфрю. И, кроме Саши, нам их больше никто не предоставит.

Мэллори, похоже, тем временем задремала. Мередит вышла в комнату ожидания и прикорнула на диване рядом с сестренкой.

Несколько мгновений спустя двери лифта распахнулись, и оттуда вышла Луна Вердгрис во всей своей серебристо-черной красе. Правда, ее глаза и губы немного оживлял фиолетовый блеск.

— Дай угадаю, — не дала ей и рта раскрыть Мередит. — Тебя привела сюда интуиция.

— Не-а, — покачала головой Луна. — Я услышала об этом по маминому радио и поняла, что должна узнать, что тут происходит. — Луна моргнула. — Что с тобой, Мэллори? К твоему сведению, старшая сестра Сары Соколов работает парикмахером. Она должна была принести волосы для нашей следующей лунной… встречи. Но мы их так и не получим, потому что ее сестра заявила, что волосы являются частью людей и, согласно законам штата, их нельзя ни собирать, ни тем более кому-то отдавать. Теперь я точно знаю, что тебе рассказала Кори Гилбертсон. Мне придется ее убить.

— Не надо так шутить, Луна. Мэллори узнала о вашей предстоящей встрече из видения. Моя сестра видит будущее.

— Зачем тебе это надо? Я ведь не насмехаюсь над чирлидерами. А ты смеешься над моей внешкольной деятельностью.

— Я не насмехаюсь, — ответила Мерри. — Честно-честно. Ни в коем случае. Просто немножко дразнюсь.

Она ласково похлопала Луну по руке. Немного поколебавшись, девушка расслабилась.

— Как наш малыш и бесподобная Саша? — спросила она.

— С ним все хорошо. С ней не очень.

— Вот и хорошо, — кивнула Луна.

Похищенная жизнь

К восторгу владельцев кафешки «Маунтин-бинери», химчистки, частной гостиницы «Штакетник» и пиццерии «Папа» центральная пресса на несколько дней осадила Риджлайн. Журналисты старательно сочиняли заголовки, сообщавшие миру о странной истории, происшедшей в этом провинциальном городке. К примеру, в статье под названием «Школьница-самозванка» рассказывалось о том, что Саша Авери, также известная под именем Сандры Авери Хэммонд, на самом деле была медсестрой. Более того, она имела лицензию на право профессиональной деятельности. И еще ей было тридцать лет! Осмотр в больнице показал, что она рожала.

Но журналисты так и не узнали всю историю, которую полисмен Новак рассказал Бриннам, сидя за их кухонным столом.

Отец Тристы пришел к ним в первый же вечер по возвращении Оуэна домой. Саша все еще лежала в больнице, поправляясь после операции. Девочки не были близко знакомы с Фрэнком Новаком. Но он играл в софтбол в одной из команд Тима и сказал, что располагает информацией, которой должен поделиться со всеми Бриннами. Понимая, как много пришлось пережить их семье, офицер Новак приехал на своей собственной, а не на патрульной машине, чтобы не привлекать внимания репортеров, периодически возникающих возле дома Бриннов в надежде встретиться с кем-то из них.

— Она из Техаса, — сообщил им Фрэнк Новак. — Она потрясающий чирлидер и прекрасная медсестра. На этом правда заканчивается. Что касается остального, то я предпочел бы ничего этого не знать.

Девочки покосились на Адама. Фрэнк Новак кивнул и устремил взгляд в угол кухни.

— Топай наверх, — скомандовала Кэмпбелл, обращаясь к сыну. — Можешь посмотреть все, что захочешь. Ты и так знаешь, какой скверной девушкой оказалась Саша. Но мы не хотим, чтобы, когда ты будешь засыпать, она примерещилась тебе за окном твоей спальни. Я и так не сомневаюсь, что твое воображение разгулялось вовсю. Но клянусь тебе, к этому дому она больше не подойдет. Ей придется переступить через меня или папу. Ни с тобой, ни с Оуэном никто, кроме бабушки, больше никогда не останется.

— Или Карлы, — встрепенулся Адам. — Карла хороший человек. Ее дочка учится в моем классе.

— А ты знаешь, Муравей, что она в тебя влюблена? — улыбнулась Мэллори.

Адам развернулся и выскочил из кухни. Он взлетел по лестнице, продемонстрировав удивительное безразличие к судьбе девушки, действия которой так долго определяли ход их жизни и в итоге едва не погубили малыша.

Когда Адам ушел, Фрэнк заговорил снова:

— Сашу Авери ни разу не судили. Но она является подозреваемой в смерти трех людей.

Кэмпбелл ахнула и крепче прижала к себе Оуэна.

— В смерти? — прошептала она. — Ты сказал, в смерти?

— Хуже того, Кэмпбелл. Одной из них была ее собственная дочь, малышка по имени Моника, — произнес Фрэнк, качая головой и глядя на носки своих туфель.

Саша вышла замуж в двадцать лет и развелась в двадцать пять. Но она все еще поддерживала отношения с бывшим мужем, человеком без определенного рода занятий. Дочь Саши была серьезно больна и умерла за два года до ее переезда в Риджлайн.

— Но история болезни этого ребенка была толстой, как словарь. Девочка и в самом деле была больна, она родилась с пороком сердца. Впрочем, она также постоянно страдала инфекционными заболеваниями, не имевшими отношения к проблемам с сердцем.

Но это было еще не все, что пришлось пережить Монике за свою короткую жизнь. Кроме инфекций она страдала приступами рвоты и конвульсиями, которые постепенно ослабили ее и привели к фатальному сердечному приступу. Хотя это так и не было доказано, и медики, и полиция подозревали Сашу в том, что она давала дочери сироп ипекакуаны. Аптекари пристально наблюдали за этим препаратом, поскольку им часто пользовались девушки, желавшие похудеть путем освобождения желудка от пищи. Вообще-то изначально он разрабатывался для того, чтобы в экстренных случаях давать его маленьким детям или даже взрослым, нуждающимся в срочном очищении организма от пищи, которая могла причинить вред.

Коричневый пузырек с сиропом ипекакуаны стоял и в аптечке Бриннов, куда могли дотянуться только Кэмпбелл, стоя на табурете, или Тим, приподнявшись на цыпочки. Кэмпбелл передала Оуэна мужу и, надев перчатку, достала пузырек из шкафа. Она знала, что даже не распечатывала его. Но флакон, который она подала Фрэнку, был почти наполовину пуст. Позже Фрэнк Новак сообщит Бриннам, что полиция не обнаружила на пузырьке ни единого отпечатка пальцев.

— Да что с ней не так, с этой Сашей? — не выдержал Тим. — Она что, убийца? Психопатка?

— Вряд ли. Во всяком случае, ничто на это не указывает. На самом деле она очень любила свою дочь. Но она была совсем молодой женщиной, у которой на руках оказался маленький ребенок, но не было родителей. Насколько я понимаю, ее семьей стали другие медсестры. Сашу никто никогда и ни за что не хвалил так сильно, как за неустанную заботу о Монике. Но когда малышка стала поправляться, поток восхищения иссяк.

Фрэнк рассказал им о психологическом портрете Саши, составленном полицейским-специалистом во время расследования смертей Моники и двух других крошечных пациентов девушки. Эти детишки были смертельно больны, но слишком малы, чтобы рассказать о том, что с ними происходит. Саша вполне могла быть социопатом, то есть человеком, не желающим или неспособным адаптироваться в обществе. А попросту говоря, при раздаче совести оказавшимся в самом хвосте очереди или вовсе за дверью. Еще у нее был талант угадывать желания людей прежде, чем они сами их осознавали.

— Но чем Саша страдала на самом деле, — продолжал рассказывать Фрэнк, — так это делегированным синдромом Мюнхгаузена. При этом психическом расстройстве человек заставляет заболеть другого человека, обычно ребенка или старика, который не может за себя постоять, ради того, чтобы привлечь к себе внимание.

— Ид а кво, — прошептала Мэллори, обращаясь к Мередит, что означало: «А что я тебе говорила?»

— Прекратите, — бросила Кэмпбелл, не поворачивая головы.

Этот эксклюзивный язык до сих пор раздражал маму близнецов, что, по их мнению, объяснялось ее стремлением всегда быть в курсе всего.

— Такие люди обычно имеют медицинскую подготовку, — рассказывал Фрэнк. — Они обожают изображать из себя героев, а эта роль, безусловно, включает в себя поспешную доставку пострадавшего лица в больницу, что обычно заставляет людей еще больше им доверять.

— Как нас, — кивнул Тим. — Почему мы сразу этого не поняли? Как ей удавалось так долго нас дурачить?

— Не кори себя, Тим, — успокоил его Фрэнк. — И ты, Кэмпбелл, тоже. Лучшие специалисты ломали головы, не понимая, что происходит с Оуэном. Мистер Хайленд — фармацевт. Хоть он и вышел на пенсию, но сохранил профессионализм. Однако люди с такими отклонениями, как у Саши, обычно отлично знают свое дело.

Сложность постановки диагноза заключалась в том, что ипекакуана, в отличие от других лекарств или токсичных веществ, очень быстро выводится из организма. Следы этого сиропа было бы крайне трудно обнаружить даже следователям, работающим непосредственно на месте преступления или судмедэкспертам. Эксгумация тела малышки Моники не принесла бы никаких результатов. За два минувших года не произошло ничего, что могло бы доказать причастность Саши к смерти собственного ребенка.

— Ей было совсем нетрудно подмешать этот сироп Оуэну, — продолжал Фрэнк. — Немного сахара полностью скрывает его горький привкус. Бутылочки, которыми она пользовалась, быстро мылись и стерилизовались.

Бринны уже выбросили все старые соски и купили только две новые, чтобы за ними легче было следить.

Затем офицер Новак признался, что должен задать Бриннам несколько вопросов как официальный представитель закона.

— Ты хочешь сказать, что нас в чем-то подозревают? — изумилась Кэмпбелл.

— Нет-нет, что вы! Но если в семье имеется хронически больной ребенок, наш долг побеседовать с родителями и составить отчет для социальных служб. Я предупредил босса, что являюсь приятелем вашей семьи, но все же согласился взять на себя эту обязанность. Мы должны рассмотреть дело со всех сторон, а затем перевернуть его вверх ногами и осмотреть еще раз.

Как оказалось, полицию настораживал тот факт, что близнецы бессчетное количество раз попадали в больницу, когда Кэмпбелл пыталась установить причину их «обмороков», что, впрочем, ей так и не удалось. Девочки съежились, в очередной раз проклиная свой дар, внезапно бросивший тень подозрения на их ни в чем не повинных родителей. Кэмпбелл пояснила, что они пытались установить причины обмороков у близнецов и вместе с их педиатром, доктором Стаатс, пришли к выводу, что они заключаются в стрессах и низком уровне глюкозы в крови (в том случае, если девочки вовремя не поели).

— Ну, вот и все, — с облегчением вздохнул Фрэнк. — Я напечатаю небольшой рапорт, и будем исходить из этого. Хотя, честно говоря, я не думаю, что нам удастся узнать больше, чем полиции Техаса. Если Саша успешно занималась этим столько лет назад, то сейчас еще больше поднаторела.

В конце концов полиции удалось установить только то, что болезнь Оуэна началась одновременно с поступлением миссис Авери в Риджлайнскую школу и ее появлением в жизни Бриннов. Казалось, что все факты, указывающие на ее вину, одновременно снимают с нее подозрения.

В Дептфорде у Саши действительно имелась тетя.

Но она жила в пансионате для престарелых граждан, являясь жертвой ранней болезни Альцгеймера. Подобно миссис Хайленд, в последние месяцы Беатрис Авери заметно сдала.

— Хотелось бы знать, случайное ли это совпадение? — с горечью в голосе прокомментировала Мэллори.

— Саша приходила к ней в гости с молодым человеком, который, возможно, являлся ее бывшим мужем, — ответил девочке Фрэнк. — Но теперь уже никто не узнает, что, кроме цветов, они приносили Сашиной родственнице.

Также выяснилось, что Саша и ее сестра Серена являются наследницами Беатрис Авери, сбережения и стоимость домика которой, особенно с учетом стоимости земли, на которой он стоял, приближаются к тремстам тысячам долларов.

— Этого более чем достаточно, чтобы начать новую жизнь, — заметил Тим.

— Почему люди заболевают этим синдромом? — спросила Мерри. — И почему его название невозможно выговорить?

Фрэнк просмотрел свои записи и сообщил ей, что болезнь назвали так в честь жившего давным-давно немецкого барона, который пытался заслужить одобрение окружающих, рассказывая им всевозможные небылицы. Некоторые люди так жаждут внимания, что проглатывают гвозди, втыкают себе в голову булавки или вводят в вены различные вещества, вызывающие инфицирование всего организма. В итоге им делают совершенно ненужные операции, а они упиваются собственной исключительностью.

— А что значит «делегированный»? — поинтересовалась Мэллори.

— Это значит, что ради внимания и похвалы они заставляют болеть других людей, — пояснил Фрэнк. — То есть подставляют врачам не себя, а кого-то другого. Я уже говорил, что эти люди часто имеют медицинское образование, как, например, Саша. Некоторые из них настолько жестоки, что способны прижать подушку к лицу ребенка. Когда малыш теряет сознание, они звонят 911. В больничной палате никто не получает столько внимания, сколько родители больного ребенка.

— Наверное, у них нет никаких других интересов, — пожал плечами Тим.

— Представьте себе, каким никчемным надо себя ощущать, чтобы самоутверждаться подобным образом, — вздохнула Кэмпбелл.

Девочки поискали в себе хотя бы отголосок героического сочувствия, на которое оказалась способна их мать.

У них ничего не вышло.

В безопасности

Бринны хотели только одного — поскорее вернуться к своей обычной жизни. Но сделать это оказалось не так-то просто.

Приклеенные к телевизору и Интернету подруги Мерри снабжали их все новыми фактами о причудливой Сашиной жизни. Оказывается, Саша уже во второй раз поступила в школу. В первый раз дело было в Оклахоме, где она привела местную команду чирлидеров к победе в первенстве штата.

— Почему они тогда ее не поймали? — удивлялась Мерри.

— Она делала это не ради денег или корысти, — пояснила Нили. — Кроме того, насколько я понимаю, школа была счастлива завоевать почетный приз. Тут говорится… обожди… Саша сказала, что вышла замуж такой юной, что не успела насладиться жизнью обычной девчонки. Разве тебе ее не жаль?

— Я тебя умоляю! — закатила глаза Мерри.

В тот день, когда Сашу должны были выписать из больницы, внимание прессы наконец-то переключилось на нее. Впервые за долгое время близнецы смогли отправиться в школу спокойно. Никто не пытался их сфотографировать или о чем-то расспросить. До этого преподаватели Кэмпбелл продемонстрировали сочувствие и понимание, а подруги-медсестры охотно подменяли ее на сменах. Рик вызвался, пока не утихнет шумиха, работать в магазине в одиночку. Но когда близнецы всего через неделю после сенсационного разоблачения Саши вернулись из школы домой, их ожидали дядя Кевин и Фрэнк Новак. Они пришли, чтобы поделиться с семьей очередной удивительной историей.

Сашу выкатила из больницы Бонни, которой, казалось, было стыдно даже касаться рукояток кресла-каталки. Саша улыбалась в камеры синеватыми от кровоподтеков губами, ожидая, пока ее возлюбленный подгонит грузовик, чтобы, как заметил Тим, «уехать куда-то, где она сможет проделать все это еще раз».

Никто не услышал, что сказала Саше невысокая ухоженная женщина в серой вязаной кофте как раз перед тем, как та собиралась дать интервью каналу Си-Би-Эс. То есть никто, кроме Бонни Джеллико, узнавшей в женщине Гвенни Бринн, бабушку близнецов.

— Я думаю, Саша, в тебе есть что-то хорошее, — произнесла бабушка Гвенни. — Иногда я видела это хорошее собственными глазами. Пожалуй, ты еще сможешь искупить свои ошибки. Я надеюсь, что это именно тот путь, который ожидает тебя в будущем. — Она ласково коснулась Сашиной руки. — И я это узнаю. Можешь не сомневаться. Если ты заставишь страдать еще хоть одного человека, то забудешь о том, что такое сон. Ты будешь видеть ужасы, которые до этого и вообразить не могла. Ты в страхе будешь наблюдать за заходом солнца. Я тебе это обещаю. — Она выпрямилась и весело улыбнулась. — Привет, Бонни. Как поживает малыш? Хорошего дня!

Гвенни Бринн зашагала прочь своей обычной жизнерадостной походкой.

Саша решила пожертвовать интервью. Спустя несколько минут только исчезающие вдали габаритные огни грузовика напоминали собравшимся о Саше Авери.

В приближении вечера

На сегодняшнее утро назначили церемонию вручения аттестатов.

Мерри тщательно оделась в тонкий трикотажный джемпер с леггинсами и легким свободным кардиганом. Мэллори медленно облачалась в праздничную одежду, не отдавая себе отчета в том, что остановила выбор на приглушенных тонах. Ей хотелось плакать. Сестры собирались в школу, где их старшим друзьям и подругам должны были выдать аттестаты.

Впереди расстилалось долгое лето, но Дрю уже никогда не подвезет их к школе на своем Зеленом Чудовище.

Сегодня он заедет за ними в последний раз.

Близнецы ждали бабушку, к которой относились с особенным уважением после того, как услышали в драматическом исполнении Бонни Джеллико то, что мигом прозвали «проклятием Гвенни». Им все еще было трудно смеяться и веселиться, не думая при этом о сломанной жизни невинной малышки, Сашиной дочери Моники. Им продолжало мерещиться неподвижное тельце Оуэна. Их одолевали мысли, от которых было очень нелегко избавиться.

В это солнечное утро Мэллори пыталась решить, что она скажет Дрю.

Мередит думала о том, что скажет Бену, хотя понятия не имела, предоставится ли ей подобный шанс.

Кэмпбелл вернулась на работу, на свою первую полную смену с тех пор, как в городе началась эта жуткая свистопляска. Теперь днем за Оуэном присматривала бабушка Гвенни, а вечером к Бриннам приходила Карла. Несмотря на свое упрямство, Кэмпбелл была вынуждена признать, что у Оуэна прочная надежная семья, заботам которой и следует его вверить. Что касается Карлы, то не будучи чересчур интеллектуальной, она зато отличалась безоговорочной преданностью и любила Оуэна всей душой.

Как только бабушка переступила порог, Мередит натянула свои черные сапоги и в последний раз подошла к зеркалу. Ее лицо выглядело фантастически — волосы блестели, а губы были свежими и пухлыми. Мерри показалась себе собственной отретушированной фотографией. Понимая, что это будет немного чересчур, она с одной стороны подвязала волосы красной лентой. Когда после церемонии она встретится с Беном, он сразу поймет этот знак. Если она его увидит. Если произойдет то, на что она надеялась и чего боялась.

— Пошли, — окликнула ее Мэллори. — Лимузин Нили ждет нас.

— Это не лимузин! — запротестовала Мерри. Нили получила водительские права, и на шестнадцатый день рождения родители подарили ей ярко-красный «Фольксваген Джетта». («Подержанному автомобилю», как называла его Нили, был целый год). — Это всего лишь ее машина!

— Для меня это лимузин. Во всяком случае, лучшей машины мне никогда не видать.

А вот тут она ошибалась. Повзрослев, Мэллори получит возможность частенько разъезжать в лимузине в качестве писателя и исследователя, выступающего с докладами о том, что между высшими приматами, такими как шимпанзе и гориллы, существует телепатическое общение. Ее книги будут знамениты, как и она сама. Именно у нее, а не у Мерри, родится следующее поколение девочек-близнецов семейства Бринн. Но поскольку эти эпизоды будущего касались непосредственно ее, она их не видела.

Мередит, более яркая и броская из сестер Бринн, остепенится и изберет для себя жизнь учителя и тренера по чирлидингу в Риджлайне. Со временем она выйдет замуж за молодого врача по имени… Дрю Вогхэн, и у них родится много детишек. Это произойдет тихо и спокойно, без обид и недопонимания. Дрю, Мерри и Мэллори пронесут свою дружбу через всю жизнь. Дрю и Мерри поселятся в доме, в котором выросла Мередит. Это будет уже пятое поколение ее семьи, свившее гнездо в этих стенах.

День церемонии вручения аттестатов одновременно был днем начала и конца. Но, спроси кто-нибудь у близнецов, хотят ли они знать, что ждет их в будущем, обе дружно воскликнули бы: «Ни за что на свете!»

Вскоре после полудня они сидели на складных стульях на футбольном поле рядом с мистером и миссис Хайленд. После того как по возведенному посередине поля помосту в числе последних выпускников прошел Дрю, сверкнув своей фирменной бесхитростной улыбкой, директор школы попросила у гостей минуту внимания.

— Сегодня мы хотим вручить аттестат одному из наших учеников, пареньку, которого в Риджлайне всегда любили и которого нам очень не хватает. Он был блестящим учеником, и из него получился бы прекрасный человек. Он и стал прекрасным человеком, совершившим самый благородный из всех возможных поступков. Он отдал жизнь за друга, — произнесла миссис Дандридж. — Недавно он… вернулся домой. Мы хотели бы пригласить сюда его родителей, чтобы от его имени они получили его аттестат.

Хайленды встали и медленно поднялись на помост. Рядом с ними в виде туманного образа, который Мерри видела впервые, тут же появился Бен. Она поняла, что он уже уходит. Как и остальные выпускники, он был одет в черную мантию и академическую шапочку.

— Бенджамин Чарльз Хайленд! — объявила директор и вложила аттестат в руки Хелен Хайленд.

В то же мгновение Бен наклонился и прижался щекой к щеке матери, а она подняла руку и коснулась этого места. И тут он вдруг исчез.

Мерри поняла, что почувствует, когда навсегда попрощается с Беном. Острая боль пронзила ее сердце. Но она знала, что справится.

Во веки веков

Позже, уже после церемонии, но еще до вечеринки, Дрю послушно привез близнецов на кладбище Маунтин-Рэст. Еще не стемнело, но призрачный диск луны уже виднелся в вечереющем небе. Сумерки рассекали летучие мыши и ночные птицы.

По мощенной булыжником дорожке близнецы подошли к могиле Бена. Мэллори помнила свое видение, в котором они были на кладбище и Бен протягивал руку Мерри, умоляя ее пойти с ним. Это могло означать лишь одно.

Но она доверится сестре. Она подождет.

Чего Мэллори не знала, так это того, что волноваться ей не о чем. Мерри больше не испытывала ни малейшего желания расстаться с жизнью. Она хотела увидеть, как будут расти и взрослеть Оуэн и Адам. Она хотела смотреть на это, находясь рядом, а не сквозь дымку времени. Она хотела знать, что уготовила для нее жизнь, что она сможет в ней сделать и кем стать. Ее любовь к Бену была искренней и настоящей. И если бы он действительно был рядом, Мерри хотела бы быть только с ним. Но даже в этом случае она была бы не готова произнести слово «навсегда». Навсегда могло действительно означать навсегда. Без мамы, папы и особенно без Мэллори такой вариант для Мередит был попросту невозможен.

Мэллори остановилась, и последние шаги Мерри сделала одна.

— Гигги, — прошептала ей вслед Мэллори.

На языке близнецов это означало «я тебя люблю».

В ожидании Бена Мерри села на бревнышко. Вдруг она услышала вздох и поняла, что он стоит рядом, прислонившись к дереву. Почти в этой же позе она впервые увидела его под старым фонарем возле торгового центра, к стене которого он прислонился тогда. Она подскочила и, подбежав к Бену, подставила ему лицо для поцелуя. Он обнял ее лицо ладонями и устремил на него взгляд своих глаз цвета морских волн. Он всматривался в каждую черточку, делавшую ее Мередит.

— Мне надо надолго тебя запомнить, — наконец произнес он.

Мередит не выдержала. Она привлекла к себе его лицо, ощущая электрический экстаз идеального соответствия. Она ощущала силу любви, предопределенной для них самой судьбой, а потом этой же судьбой отнятой. Стоя рядом с Беном, Мерри чувствовала, как ее решимость слабеет с каждой секундой. Все ее существо переполнял Бен: его улыбка, его глаза, его пряный аромат. Все последующие семьдесят лет своей жизни, уловив запах сосновой хвои и корицы, она будет вспоминать о Бене.

Она как будто провалилась в сон. В этом сне они лежали в высокой траве под ласковыми лучами солнышка, и единственной ее проблемой были веснушки. Они же могут появиться! На самых высоких стебельках раскачивались черные птицы с красными крыльями, а вокруг, там, где сейчас стояли особняки Хэвен-Хиллс, раскинулись поля, в которых кое-где виднелись приземистые крестьянские дома.

Краешком сознания Мерри понимала, что видит ландшафт, в котором они могли бы быть вместе и которого уже давно не существует на самом деле. Он исчез еще тогда, когда ее родители были детьми.

Бен осторожно отстранился, и она словно вернулась обратно в свое тело, в буквальном смысле слова придя в себя. Мерри хотелось возвратиться и продлить ощущение жары и свободы бесконечного лета.

— Мерри, нам надо поговорить, — произнес Бен.

— Не сейчас.

— Именно сейчас. Другого времени у нас просто нет.

— Я знаю, — призналась Мерри.

— Мерри. Ты сама мне все объяснила. Именно ты указала мне путь, по которому я должен пройти, и помогла мне рассказать об этом моей маме.

— Я этого не хотела! — воскликнула Мерри. — Я хочу все вернуть обратно. Я хочу, чтобы ты остался со мной таким, как есть, раз уж иначе невозможно. Бен! Мы слишком мало были вместе. Мы еще так много не сказали друг другу! Пожалуйста, не покидай меня.

— Малышка, я не хочу тебя покидать. Если бы только это было возможно…

— Это возможно. Ты это знаешь.

Бен опустил голову и посмотрел ей в глаза.

— Мередит, ты могла бы стать моей единственной девушкой. Ты могла бы стать моей единственной женщиной. Но ты вырастешь, повзрослеешь и совершишь удивительные вещи. Ты влюбишься, выйдешь замуж, и у тебя родятся дети. Ты еще будешь очень счастлива.

— Бен, я не хочу всего этого без тебя, — прошептала Мерри. — Я этого не хочу. Не хочу.

— Но это все у тебя будет. Я знаю.

Щеки Мередит горели, а в глазах стояли слезы. Ее тоску помогал умерить стыд от осознания того, что Бен прав. Она не хотела мучить его больше, чем это было необходимо. Она знала, что им пора попрощаться. Откинув голову назад, чтобы слезы из глаз не покатились по щекам, Мередит посмотрела на последний яркий солнечный луч, пронзивший темные кроны сосен. С огромным усилием она проглотила ком в горле и взяла себя в руки.

— И этот твой дар… — снова заговорил Бен. — То, чем ты занимаешься… Это очень важно. Это уже спасло жизнь моей мамы. Это твое предназначение.

— Тебе страшно? — спросила она.

— Нет, Мерри. С тех пор как я наконец-то смог поговорить с мамой и папой, мне уже не страшно. Единственное, чего я боюсь, так это того, что мне будет не хватать тебя. Но кто знает? Кто знает, насколько долгой мне покажется разлука с тобой. Возможно, она пролетит для меня как один миг, и ты… будешь со мной?

Кто знает, что происходит Там, по ту сторону? В той жизни после жизни? Освободится ли однажды пятнадцатилетняя Мерри из восьмидесятивосьмилетнего тела, жившего так долго и пришедшего в полную негодность? Бросится ли она в объятия Бена, в то время как другая женщина, которой Мерри была почти всю свою жизнь, протянет руку мужчине, которого любила сорок или пятьдесят лет? Что ждет там вдов? Если они выходят замуж после смерти своих мужей, чьими женами они становятся по ту сторону? Как насчет Бена? Протягивая руку своей маме, будет ли он подростком? Или встретит ее восьмилетним мальчуганом, спрыгнув с яблони прямо в ее объятия, достаточно сильные, чтобы подхватить его и поднять в воздух? Как же крепко она его обнимет! Будет ли эта мысль утешать миссис Хайленд?

Очень немногие люди сталкиваются с тем, что происходит по ту сторону Вечности.

Мередит и представить себе не могла, что загробная жизнь — это такое место, где хоть какой-нибудь вес имеют ревность, притязания на собственность или ошибки прошлого.

— Я знаю, я должен что-то сделать, — произнес Бен. — Я это чувствую. Но не знаю, что это. Возможно, души каким-то образом могут возвращаться обратно. Может, в виде ребенка. Я не думаю, что ангелы хранят людей. Я думаю, ангелы отличаются от обычных духов. — Он грустно улыбнулся. — Но я уверен, что всегда буду знать о том, что с тобой происходит, Мередит. Я всегда буду это знать. Может, таким образом я себя успокаиваю? Но я действительно в это верю.

Они встали и обернулись к могиле. Они стояли как раз в том месте, где оканчивалась длинная тень, отброшенная на могилу мемориальным шпилем. Мередит заметила нечто, чего не видела прежде. Это были маленький металлический флаг и крест, скрытый за уже порыжевшим деревцем-валентинкой с его жизнерадостными сердечками и лошадками. Миссис Хайленд все еще думала о Бене как о своем маленьком мальчике.

— Если я буду приходить сюда, буду ли я чувствовать тебя сильнее? — спросила Мерри.

— Не знаю, — ответил Бен. — Я надеюсь, что найду способ коснуться твоей щеки или отвести волосы с твоего лица… в день твоей свадьбы. — Его лицо сморщилось. — Мередит, я тебя люблю.

— Бен, — произнесла Мерри. — Я тут выписала кое-что. Это из сборника поэзии моего отца. — Она начала читать.

Как я люблю тебя? Возможно ли понять…
Люблю до глубины и высоты сознанья,
До края Бытия и Бога созерцанья,
Улыбки или слез и радостей благих,
И если можно мне, прошу благословенья
Любить тебя и там, за гранью дней моих.[26]

Мерри сложила листок бумаги и опустила его на ладонь Бена. Он сложил его еще раз и спрятал в карман.

— Я не знаю, как с тобой попрощаться, — произнесла Мерри. — Я хочу, чтобы моя жизнь пролетела, как один миг, и я снова оказалась с тобой.

— Говорят, что она и в самом деле пролетает, как один миг, даже если ты живешь до старости. Как я и хотел. Я хотел писать книги и состариться, что-то оставив после себя. Сделай это за меня, Мерри. Не отрекайся от жизни. Радуйся каждому ее мгновению. И не прощайся. Просто скажи: «Увидимся, Бен». Скажи: «Я буду тебя помнить, Бен». Тот, о ком помнят, на самом деле не умирает. — Мерри бросилась в объятия Бена и легким движением губ поцеловала его. — Мне трудно с тобой расставаться. Не делай наше прощание еще тяжелее. Я кое-что оставил для тебя у себя на веранде. Пообещай, что не забудешь забрать.

Мередит попыталась сказать, что обещает, но рыдания не позволили ей вымолвить ни слова. Окружающий Бена круг света начал расти и пульсировать, будто озаряя его со спины. Внезапно он в мольбе потянулся к ней, и она едва не шагнула вперед, чтобы схватить его за руки.

Но гораздо более грубые руки обхватили ее за талию и оттащили назад. Она подняла голову как раз в тот момент, когда свет на фоне серебристого неба слился с солнечным диском, устремившись к ледяным недоступным для нее высотам. Почему люди уверены, что рай — это где-то далеко наверху? Возможно, что он, как и ад, прямо здесь? Возможно, он совсем близко. Саша была представителем одной реальности, а Бен другой. Мерри наконец обернулась. Перед ней стояла Мэллори, обнимая ее и похлопывая по спине, как это сделал бы кто-то из их родителей.

— Мерри, прости. Я знала, что в последний момент ты можешь сдаться. На твоем месте не устоял бы никто. А я не могла тебя отпустить. Я знала, что ты можешь уйти с ним.

— Я не думаю, что он и в самом деле забрал бы меня с собой.

— Тебя почти полностью поглотило это сияние. Я тебя едва видела.

— Наверное, так это и бывает, — наконец выговорила Мерри, обессиленная, как будто несколько часов бежала вверх по лестнице. — Мне кажется, что все это время я даже не дышала.

— Мне очень жаль, Мер.

— Мне тоже. Я пока еще не осознала, насколько.

Мэллори взяла сестру под руку, и Мерри, спотыкаясь, побрела к грузовику Дрю. Парень сидел на водительском сиденье, натянув на глаза бейсболку. Мэллори открыла дверцу, и перчено-луковый запах старого автомобиля Дрю окутал Мерри, подобно узам жизни, которая была у нее до Бена. Она откинулась на спинку сиденья, и Дрю завел двигатель и развернул автомобиль.

Внезапно Мерри выпрямилась.

— Стоп! — закричала она. — Я совсем забыла. Мне надо забрать что-то с веранды Хайлендов.

— Нет проблем, — откликнулся Дрю. — Если это огромная серая капсула, которая лопнет на чердаке и проглотит моих родителей, я совершенно не возражаю. Я уже ничему не удивляюсь.

Мередит медленно поднялась на веранду Хайлендов. Мэллори неотступно следовала за ней. Сначала Мерри не заметила ничего необычного, а потом увидела что-то в старом кресле-качалке в дальнем конце веранды. Куртка Бена. Она поднесла ее к лицу, вдыхая свежий сосновый аромат Бена, спрашивая себя, как долго он еще продержится. Что, если он уже улетучивается? Она обернулась к окну и помахала Хайлендам, даже не зная, смотрят они на нее или нет. Но если они и не видели ее, она ничуть не удивилась бы тому, что они знают.

Вернувшись в машину, Мередит закуталась в куртку, как в одеяло, и сунула руки в карманы. Ее записка на желтом клочке бумаги со строками из стихотворения поэтессы, которая вышла замуж за любимого человека, несмотря на попытки ее родителей помешать им, исчезла. Но там лежал другой листок. Это была одна из последних строк «Ромео и Джульетты»: «Ты думаешь, увидимся мы снова?»

«Бен, — мысленно обратилась к любимому Мерри, — я не буду с тобой прощаться. Я просто скажу: увидимся, Бен. Тот, о ком помнят, на самом деле не умирает. Промчатся годы. Я не знаю, что ждет меня в жизни. Но я буду помнить тебя, Бен. Я буду тебя помнить. Обещаю. Обещаю».

Дрю повернул на другую улицу, и прямо перед ними вспыхнуло заходящее солнце. Мерри закрыла глаза.

Она положит листок бумаги в свой альбом, туда, где хранятся ее фотографии и грамоты, полученные за победы в чирлидинге. И еще она положит туда… ленту, которая была сегодня в ее волосах. Она представила себе, как когда-нибудь кто-то найдет эту ленту, и ему или ей будет трудно поверить в то, что мама или бабушка была когда-то такой молодой и совсем наивной. Она повесит куртку в шкаф и, наверное, целый год будет ее касаться. Потом забудет о ней, но однажды снова обнаружит, как закатившуюся в щель бриллиантовую сережку, и испытает ни с чем не сравнимый, почти мучительный восторг. Когда Мерри представила себе все это, уголки ее губ слегка приподнялись в улыбке.

Мэллори то и дело оборачивалась, украдкой поглядывая на сестру. Та, казалось, спала, но ее пальцы беспрестанно сминали и поглаживали кожу старой куртки.

И еще всю дорогу домой Мередит улыбалась.

Глава тридцать шестая

Стояла середина лета, и все родственники снова собрались в семейном лагере на хребте Плачущей женщины. Только сейчас Мередит набралась мужества, чтобы рассказать бабушке о Бене.

Все ушли плавать, и Гвенни попросила внучку помочь ей чистить початки кукурузы, которые с нетерпением ожидал висящий над костром котелок с кипящей водой. В углях запекалась картошка, и скоро на тропинке должны были показаться дяди, тети и кузены.

Никто, кроме членов семьи Тима, не знал, что бабушка Гвенни сказала Саше в день ее выписки из больницы. Но временами Тим стал обращаться к матери, называя ее Тигрицей, подразумевая ее готовность сражаться, защищая свое потомство. В ответ на его поддразнивание она лишь благодушно отмахивалась. В этот день Мередит улучила момент и обратилась к Гвенни.

— Бабушка, я знаю, что минувшей зимой все думали только об Оуэне, но, может, ты помнишь, перед тем, как ему стало по-настоящему плохо, ты предположила, что у меня то ли запор, то ли влюбленность?

Вспоминая это, Мерри улыбалась, хотя прежде ей казалось, что при упоминании о Бене она неизменно будет плакать. В воздухе висели ранние светлячки. К счастью, в лагере не было комаров, обожавших шеи и спины близнецов. Дедушка утверждал, что им не нравятся заросли грушанки, посаженной им вокруг домиков и у входа в лагерь.

Бабушка кивнула. Вид у нее был меланхоличный. Из раскинувшегося далеко внизу города донесся мелодичный, несколько унылый свисток локомотива. Этот звук часто будил Мерри по ночам, заставляя, лежа без сна, мечтать о чем-то, о существовании чего она даже не знала. Гвенни не произнесла ни слова. Она расположилась на скамейке, поджав под себя ноги и сев на пятки. Мерри стало интересно, многие ли женщины ее возраста способны чувствовать себя удобно в явно подростковой позе. Скорее всего, за это следовало благодарить занятия йогой, которые бабушка посещала каждое воскресенье после церкви.

— В общем, я была влюблена, — наконец заговорила Мерри. — Наверное, я все еще влюблена.

— Ясное дело, — снова кивнула бабушка.

— Но существует серьезная проблема, — продолжала Мерри.

Она рассказала бабушке все, включая то, как сильно в какой-то момент ей хотелось присоединиться к Бену в его жизни после жизни. Она рассказала ей о том, как всякий раз, когда они пытались коснуться друг друга, между ними вспыхивал яркий свет, и о прощании на кладбище, когда сияние было настолько мощным, что напоминало опустившееся на землю солнце.

— Что ж, Мередит, как женщине мне жаль, что ты не смогла быть со своим любимым. Во всяком случае, пока. Но как бабушка я рада, что на вашем пути встала непреодолимая преграда.

— Ты знаешь Хайлендов?

— Да. Меньше, чем некоторых, лучше, чем многих. Я знала и Дэвида, и Бена.

— Почему он был здесь, бабушка? Почему я полюбила его и почему он любит меня?

— Я не знаю. Могу только предположить, что он появился здесь, потому что его физическое тело привезли домой и потому что его мать оказалась на грани смерти. Абсолютно ясно, что он не совершил переход.

— Я думаю, его не отпустила миссис Хайленд.

— Возможно.

— Бабушка, я очень хотела быть с ним. Если существует жизнь после жизни, я чуть было не ушла туда за ним…

Бабушка Гвенни встала и подошла к краю хребта, глядя вниз, на всех своих детей в окружении бриллиантовых брызг воды. Это было зрелище, знакомое ей с детства. Но ее семью связывало нечто гораздо более важное, чем эти приземистые деревянные домики. Гвенни не думала, что их объединяет ум, красота или даже терпимость или одаренность. Нет, речь шла о верности, проистекающей из умения ценить радости жизни, какими бы незначительными они порой ни казались.

— Мередит, — наконец произнесла она, возвращаясь к костру, — у тебя на плечах слишком умная голова, чтобы допускать такое. И ты это доказала. И твоя сестра действовала правильно, вцепившись в тебя и удержав здесь. Только так и мог поступить близнец. Но мне знакомо это чувство, это желание присоединиться к ушедшему.

— Вера?

— Да, Вера. И еще один человек.

— Если смерть — это переход в другой мир, в мир, который лучше, чем этот…

— Мередит, что ожидало бы тебя в том, другом мире?

— Я была бы с Беном. Я должна была соединиться с Беном в этом мире.

— Ты думаешь, у каждого из нас бывает только одна любовь? — медленно произнесла бабушка Гвенни.

Она начала опускать початки кукурузы в огромный чугунный котел. Водой из него они позже зальют костер.

Мерри немного подумала и наконец кивнула.

— Да. И нет. Разве можно кого-то полюбить, если ты уже всем сердцем любишь другого человека? — Бабушка кивнула. — Ты веришь в то, что Бен был настоящий?

Бабушка встала.

— Я нисколько не сомневаюсь в том, что он настоящий.

Она взяла со скамейки шаль, на которой сидела, и накинула ее себе на плечи. С заходом солнца воздух становился свежее. Затем Гвенни снова обернулась к Мередит.

— Знаешь, в юности я любила одного мальчика. Это было в старших классах школы. Я думала, что никого и никогда не буду любить так, как его. Возможно, так и случилось.

— Почему ты с ним рассталась? — спросила Мередит.

— Он умер. Как твой Бен.

— Как?

— Он погиб на корейской войне, Мерри.

— Мне так жаль, — прошептала Мередит. — Но я не могу представить тебя с кем-нибудь, кроме дедушки.

— Значит, ты меня поняла, — кивнула бабушка Гвенни. — Я не хочу сказать, что разлюбила Кевина. Я всегда буду его любить. Но у жизни относительно меня были другие планы. И относительно него тоже. Я не хочу сказать, что твоя любовь была ненастоящей или что у тебя не было причин его любить. Я не знаю, что все это означает. Я всего лишь говорю, что нужно подождать и посмотреть. Ты еще совсем юная.

— Как насчет Ромео и Джульетты?

— А что насчет них? — пожала плечами бабушка. — Я вообще не понимаю, почему эта пьеса преподается во всех школах и колледжах в качестве самой великой из трагедий Шекспира. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Это неспроста. На самом деле это означает, что даже настоящая любовь может стоить вполне здравомыслящему человеку рассудка. Надеюсь, Мерри, ты не обидишься, если я замечу, что юность никогда не отличалась здравомыслием.

— За последний месяц я узнала больше поэзии, чем за всю предыдущую жизнь.

— Это хорошо для твоей памяти, — кивнула бабушка. — А твоя сестра обо всем этом знает?

— Да, она в курсе всего. И она меня не оставляла.

— Представь себе, каково тебе было бы без нее, — предложила бабушка.

Мередит думала об этом. Все эти месяцы ей часто хотелось, чтобы Мэллори… куда-нибудь исчезла, чтобы ее можно было остановить, заставить замереть во времени с помощью какого-то телепатического пульта. Но теперь она поняла, что Мэллори просто спасла ее, своей любовью и приземленностью накрепко привязав к реальному миру, от которого Мередит была готова отречься.

— Ты злилась на Мэллори? Тебе казалось, что она стоит у тебя на пути?

— Не знаю. Наверное. Я пыталась доказать ей, что Бен здесь и что он настоящий…

— А как вы обе считаете сейчас? Вы верите в то, что он здесь, что он настоящий, несмотря на то что умер много лет назад?

— Да. — Тут ее осенило. — Кевин! Ты назвала так одного из своих сыновей.

— Я всегда считала, что это хорошее, сильное имя.

Мередит задумалась о рае. Этот Кевин тоже там? Понравится ли ему дедушка? Примирятся ли они друг с другом? Будут ли все участники этой драмы счастливы?

Тридцать пять лет спустя Мередит вспомнит этот вечер и себя пятнадцатилетнюю. Она вспомнит о нем в тот день, когда ее первенец Бенджамин Бринн Вогхэн окончит Чикагскую медицинскую школу.

Это событие всколыхнет всю семью. Бенджамин будет первым внуком Кэмпбелл и Тима, и они будут лучиться гордостью, так же как их братья и сестры, а также муж Мэллори и все пятеро отпрысков обеих сестер-близнецов, уже успевших превратиться во взрослых мужчин и женщин. Адам явится на церемонию с женой и сыном, а Оуэн привезет супругу и дочерей, Мэри и Мелоди, с небольшими вариациями названных в честь его обожаемых старших сестер.

За ними будут радостно наблюдать бабушка Гвенни и миссис Хайленд, которые успеют стать закадычными подругами, хотя и, выражаясь бабушкиными словами, на другой грани бытия. Они поздравят друг друга и тезку выпускника, Бена, являющегося то маленьким мальчиком, то юношей, когда-то влюбившимся в Мерри и любящим ее до сих пор.

Будут у этого события и другие свидетели — Бринны, Вогхэны и Хайленды, жившие сотни лет назад. Они присутствовали на всех свадьбах, помогали явиться в этот мир каждому новорожденному, стояли возле больничных коек людей, в которых угасала искра жизни, вслед за чем вспыхивал яркий свет, и новички понимали, что потусторонний мир не так уж сильно отличается от обычной человеческой жизни. Не считая полной ясности в противовес вопросам без ответов.

Каждого члена своих семей они принимают с любовью, радостью и заботой, как и надлежит предкам.

Благодарности

Я бы хотела поблагодарить Доротею, медиума, рассказавшую мне о переходе в потусторонний мир, и доктора Эллиотта П., почетного профессора психологии, поделившегося со мной своим опытом общения с людьми, страдающими синдромом Мюнхгаузена. Я также благодарю Бена Шранка. Лучшего товарища эта рукопись и желать не могла. Я благодарна своему агенту Джейн Гелфман и своей любимой подруге и сотруднику Памеле Инглиш. Нет слов, которые могли бы описать ее влияние на мое творчество. Я благодарю и тебя, мой читатель, за то, что ты принял в свое сердце Мерри и Мэлли; а также своих детей — Роба, Дэна, Марти, Фрэнси, Миу, Уилла и Аттикуса — за то, что они меня терпят.

Март, 2009

Савусаву, Фиджи

40,5 кг. Фунт равен 0,45 кг
Чирлидинг (от англ.
Болезнь Лайма — одно из опасных заболеваний, передающееся человеку через укус клеща.
Викка — западная неоязыческая религия, основанная на почитании природы. К ее особенностям относят применение ритуальной магии, свободные нормы морали и т. д.
Английский фут равен ≈ 0,3 м, т. е. рост Дрю составляет 180 см.
Кристофер (Кит) Марлоу (1564–1593) — англ. поэт, переводчик и драматург.
Цитата из стихотворения «Любить иль не любить» Кристофера Марлоу.
Люцит — прозрачный или полупрозрачный пластик.
«Бриолин» — экранизация бродвейского мюзикла о жизни амер. молодежи 1950-х годов. Фильм, вышедший в 1978 г., сделал звездой актера Джона Траволту.
Торнтон Найвен Уайлдер (1897–1975) — амер. прозаик, драматург, эссеист. Лауреат Пулитцеровской премии, в том числе за упоминаемый в тексте роман.
19,44 градуса по шкале Цельсия.
На самом деле это цитата из стихотворения Марлоу, но Шекспир использовал ее в своей пьесе «Как вам это понравится?».
Роберт Ли Фрост (1874–1963) — один из крупнейших поэтов в истории США, четырежды лауреат Пулитцеровской премии.
Цитата из романтической баллады «Разбойник» Альфреда Нойеса (1880–1958) в переводе Александра Лукьянова.
«Скуби-Ду» — амер. мультсериал.
Горгонзола — один из наиболее популярных итал. сыров, отличающийся характерным островатым вкусом.
Галлон равен 3,79 л.
Один из первых элементов чирлидинга, названный в честь Лоуренса Херкимера, организовавшего на базе Государственного колледжа Сэма Хьюстона первый лагерь по подготовке чирлидеров. (Примеч. пер.).
На самом деле синильная кислота бесцветна.
«Спортсмену, умирающему молодым» — одно из стихотворений, входящих в сборник «Шропширский парень» английского поэта Альфреда Эдварда Хаусмана (1859–1936).
«Нью-Йорк Янкиз» — профессиональный бейсбольный клуб, основанный в 1901 г.
Эндоскопия — способ осмотра внутренних органов при помощи специального прибора — эндоскопа.
Имеется в виду флейта-пикколо, самый высокий по звучанию инструмент среди духовых.
Прецедент (от лат.
≈ 175 см.
Отрывок из 43-го сонета английской поэтессы Элизабет Баррет Браунинг (1806–1861) «Как я тебя люблю?» в переводе Елены Мелкумовой.