И под колесами машины можно встретить свое счастье! Прекрасная Нина окружена трогательной заботой и вниманием Андрея, который чуть не сбил ее на дороге. Молодые люди поглощены вспыхнувшим чувством друг к другу. Но тайны из прошлой жизни Андрея мешают их будущему. Нина мечется в поисках разгадки. Как удержать любимого, как спасти свое счастье? Девушка пускается в опасное, полное приключений путешествие, переживает новую страсть. Но судьба вновь приводит ее к любимому.

Юлия Снегова

Мужчина из мечты

Аннотация

И под колесами машины можно встретить свое счастье!

Прекрасная Нина окружена трогательной заботой и вниманием Андрея, который чуть не сбил ее на дороге. Молодые люди поглощены вспыхнувшим чувством друг к другу. Но тайны из прошлой жизни Андрея мешают их будущему. Нина мечется в поисках разгадки. Как удержать любимого, как спасти свое счастье? Девушка пускается в опасное, полное приключений путешествие, переживает новую страсть. Но судьба вновь приводит ее к любимому.

Глава 1

1

— Девушка, милая, очнитесь, ну очнитесь же! — как сквозь туман слышала Нина чей-то настойчивый, срывающийся голос. Происшедшее медленно восстанавливалось в ее памяти.

Она бесцельно брела по вечерней улице, бесцельно, потому что ей опостылело сидеть дома, глядя на стены в свисающих кое-где клочьями обоях. Ей необходимо было пойти хоть куда-нибудь. Почти каждый вечер Нина находила предлог выйти из дома, чтобы, слившись с уличной толпой, забыться от тоски, черной тучей нависшей над ней. Вот и сейчас, не обращая внимания на дождь, она шла, вернее, машинально переставляла ноги по мокрому асфальту, словно зеркало отражавшему многоцветье реклам, огни мелькавших вдоль бульвара машин, силуэты фонарей в ореоле мелких сверкающих капель. Погруженная в раздумья, в свои внутренние жалобы, она ничего не замечала вокруг.

«Ну почему, почему все так хреново? О Боже, как мне преодолеть этот ужасный расклад? Ну пусть случится хоть что-нибудь, лишь бы мне выбраться из болота, в котором я безвылазно торчу вот уже полгода!» — причитала она про себя.

И тут как будто кто-то, вняв мольбам Нины, резко выхватил ее жизнь из череды таких же жизней, медленно и безысходно катящихся по проложенным кем-то рельсам, и безжалостно встряхнул. Словно в калейдоскопе все закрутилось вокруг Нины в бешеном ослепительном ритме.

Резкий, визжащий скрежет тормозящих колес буквально вырвал ее из состояния оцепенения. Оказывается, Нина зачем-то потащилась на другую сторону бульвара. Естественно, ей не пришло в голову посмотреть по сторонам. Между тем было шесть часов вечера, самый час пик.

Белый сверкающий автомобиль мчал Андрея к той роковой точке, к которой так медленно приближалась Нина. Столкновение, казалось, было неизбежно. В последний момент машина затормозила, оглушительно визжа тормозами, и пошла юзом, слепя Нину желтым светом фар. Нина инстинктивно отшатнулась, заскользив грубыми черными ботинками по мокрому асфальту, дорога ушла у нее из-под ног, она упала навзничь. Боль тупой волной вошла в голову, накатилась черной пеленой на глаза, и, потеряв сознание, Нина провалилась в ватную, тревожно пульсирующую мглу.

Сначала Нина услышала срывающийся мужской голос, умолявший ее открыть глаза, потом сквозь туман, застилающий глаза, постепенно проступили очертания лица, неестественно бледного в искусственном свете фонарей. Черная прядь, упавшая на лоб, только подчеркивала эту белизну. Странно, но, едва очнувшись, она с фотографической четкостью начала воспринимать все происходящее.

Лицо Андрея навсегда осталось в ее памяти именно таким, каким она увидела его в тот роковой вечер. Над ней склонился молодой мужчина с узким худым лицом, резкие черты которого были искажены тревогой. Но эта тревога совсем не была похожа на естественный страх водителя, угодившего в дорожное происшествие, чреватое серьезными неприятностями. Он напряженно всматривался в ее забрызганное грязью лицо, в волнении покусывая красиво очерченные губы.

Нина почувствовала, как сильные руки приподняли ее с земли, крепко держа за плечи. Еще она почувствовала, что эти руки дрожат. Внезапно дрожь мужчины передалась и ей. У Нины мелко застучали зубы.

«О Господи, я ведь чуть не погибла!» — молнией пронеслось у нее в голове.

Она пристально вглядывалась в его черные глаза, словно пытаясь в них что-то прочесть. Нина поймала себя на том, что испытывает странное, противоречивое чувство, похожее на радостную злость.

«Как же так, — думала она, — ведь этот тип едва не сбил меня. Я же должна его ненавидеть. Или он меня. Ведь он мог бы из-за меня угодить в тюрьму. А мы таращимся друг на друга, как двое влюбленных после многолетней разлуки».

Нина смутно сознавала, что этот удар головой, эти резкие пронзительные звуки, ослепляющий свет фар каким-то странным образом рассеяли туман, окружавший ее долгие месяцы.

— Убийца, — прошептала она, наслаждаясь театральностью происходящего. — Надо было бросить меня подыхать посреди дороги! Как собаку! — добавила она, подумав.

2

Андрею удалось наконец поставить Нину на ноги. Правда, держалась на них она нетвердо. Перед глазами все плыло, в голове гудело, а глаза отказывались воспринимать мир целиком, цепляясь за мелкие детали, нелепо торчащие на фоне общей картины мира, будто гвоздь, забитый не там, где надо.

«А колени-то ты все-таки вымазал!» — отметила про себя Нина с обычно не свойственным ей злорадством.

Вообще, этот парень был что надо. Высокий, молодой, красивый, к тому же брюнет. Нина вообще была к брюнетам неравнодушна. А одет просто как какой-нибудь иностранный бизнесмен. Светлый безукоризненный костюм, кожаная куртка, до блеска начищенные ботинки. Оставив Нину на несколько секунд без опоры, он быстро вынул из футляра и водрузил на нос очки в шикарной оправе.

Они постояли так еще несколько мгновений, разглядывая друг друга словно на смотринах.

— Садитесь, вам не надо стоять, — проговорил наконец он.

Даже голос у него был приятным.

«Это не человек, это какая-то вершина совершенства!» — решила про себя Нина, а вслух произнесла:

— Куда? Куда садиться?

— Как куда? — не понял прекрасный незнакомец. — В машину, конечно!

— Ага, сразу не задавили, так потом добьете! — Нину понесло, она не совсем понимала, что за дурацкие слова срываются у нее с языка, главное, что ей было почти хорошо, как после первого бокала вина, когда уже весело, но еще не тошно.

— И куда же мы поедем? Отмечать наше приятное знакомство?

— Отметить успеем. А пока вас надо показать врачу, быстро садитесь в машину.

— Только подгонять меня не надо, захочу — сяду, захочу — встану! — хорохорилась Нина. — С вами вообще опасно ездить, вы еще на кого-нибудь наедете. Хорошо, я молодая, здоровая, а попадись вам под колеса старушка, и все — кранты!

— Какая старушка, какие колеса! — Андрей наконец не выдержал, и его голос, звучавший раньше иронично-спокойно, задрожал. — Как будто кто-то на вас наехал, а не вы сами тут изображали самоубийство на глазах у изумленной публики! Кстати, о публике: посмотрите, сколько зрителей мы успели собрать.

Нина огляделась. Действительно, вокруг них начала собираться толпа зевак. Конечно, любители острых ощущений были слегка разочарованы отсутствием кровавых подробностей, но все же надеялись, что случится что-нибудь еще, например, жертва вцепится в водителя или наоборот.

— Сейчас сюда примчатся менты! Согласитесь, что нам это ни к чему, тем более что виноваты-то вы, и свидетелей полно. Так что поехали отсюда, а куда — потом разберемся! — нервно заключил Андрей, как будто за ним уже гнались.

Нине не оставалось ничего другого, как сесть в машину. Внутри все благоухало дорогим одеколоном, смешанным с запахом сигарет, тоже, видимо, не дешевых.

— Покурить бы, — задумчиво протянула Нина.

— Андрей, — неожиданно представился он.

— Что? — Нина не поняла.

— Меня зовут Андрей, это я с вами знакомлюсь, — терпеливо, как глупому ребенку, объяснил он.

Она назвала себя.

— Вот и познакомились. Все же я отвезу вас к врачу. Думаю, что головой вы приложились не слабо.

— По крайней мере руки-ноги целы, — примирительно добавила Нина, — а что такое голова — кость!

Хотя эта самая кость у нее болела, и довольно сильно. Андрей все же угостил ее сигаретой, не переставая искоса поглядывать на нее. Нина насторожилась.

— У меня что-то с лицом не в порядке, или я вам кого-то напоминаю?

— Неважно.

«Забавно, — думала Нина, — мы едем как ни в чем не бывало». Андрей даже музыку включил.

Мимо проносились дома с горящими окнами, смотревшимися как разноцветные заплатки.

3

Так с музыкой они подкатили к темному зданию какой-то поликлиники. Только одна пристройка, напоминавшая аквариум, горела всеми своими окнами. Это и был травмопункт. Андрей вышел и предупредительно, словно нарочно демонстрировал свои хорошие манеры, помог Нине выйти.

Нина нехотя тащилась за ним, цепляясь за выбоины в асфальте грубыми черными ботинками. Перед входной дверью Андрей, будто опасаясь, что она может в последний момент улизнуть, пропустил ее вперед.

Нина ненавидела больницы и все, что напоминало о них. Внутри травмопункта, заманивающего несчастных укушенных, побитых и ушибленных ярким электрическим светом, было мерзко, гадко и, главное, ужасно пахло лекарствами.

Народу почти не было. На продавленном диване, обтянутом рваной клеенкой, сидел дядька с подбитым правым глазом и распухшим кровоточащим носом, к которому время от времени подносила платочек сердобольная тетка с симметрично подбитым левым глазом. Дядька отмахивался от нее, как отмахиваются от назойливых, но неизбежных насекомых.

— Ну и парочка! Наверное, подрались по пьянке, теперь пришли раны зализывать, — усмехнулся Андрей.

Нину передернуло.

— У меня дядя такой, — прошептала она, — я их ненавижу. Таких мужиков и их жен, которые сначала позволяют себя избить, а потом сами их же и жалеют!

Из кабинета вышел парень, со счастливой улыбкой разглядывающий свою руку.

— Во, — похвастался он, — гипс сняли.

Нина улыбнулась чему-то своему.

Сладкую парочку держали недолго. Нина, чувствуя, как отвратительный холодный комок заворочался где-то внутри живота, вошла в кабинет.

Ее там встретили молодой врач в белом халате и почему-то зеленой шапочке и пожилая медсестра, что-то сосредоточенно выводящая в толстой тетради. Широкое обручальное кольцо прочно вросло в ее толстый палец со следами яркого облезшего лака на ногте.

— На что жалуемся? — весело спросил врач. — Упали в лужу, порвали брючки?

Нина фыркнула. Она действительно была вся покрыта мелкими брызгами грязи, а на спине расплылось огромное коричневое пятно.

— Упала, ударилась головой, — она решила держаться официально, — голова кружится и болит.

— Так, сейчас посмотрим. — Врач внимательными пальцами ощупал ей голову.

На затылке красовалась огромная шишка, протянувшая щупальца боли по всей голове.

— Давайте-ка, присели-встали, присели-встали. Вытянули руки, закрыли глаза, трогаем нос… — Все это говорилось деланно бодрым голосом.

Сестра не переставая строчила что-то в тетради. Непонятно, имело это к Нине отношение или нет. Доктор озабоченно крутил прядь неожиданно рыжих волос, выбившихся из-под шапочки.

— Ну, что ж… Сейчас на рентген, а потом в больницу.

— Как в больницу? — опешила Нина. Ей сразу стало до тошноты нехорошо.

— Милочка, у вас сотрясение мозга. Будем надеяться, что нет перелома черепа. Кстати, — голос врача сделался вкрадчивым, — кто это вас так приложил? Что-то непохоже, чтобы вы сами упали. Странное дело, молодая девушка, трезвая, ведь так? Вдруг ни с того ни с сего летит со всего размаху головой об асфальт. Может, вас машина сбила? Сейчас заявим куда следует. Вы к нам одна пришли? — Доктор неожиданно резво вскочил из-за стола и, приоткрыв скрипучую дверь, высунулся из кабинета.

Андрей уже был наготове. Не дожидаясь приглашения, он уверенным пружинистым шагом прошел в кабинет.

— Где вы ее подобрали? — подозрительно спросил врач.

Медсестра, вдруг заинтересовавшись, оторвалась от своей писанины и, нацепив на нос очки, как локатор, поворачивала голову то к Андрею, то к врачу.

— Что значит подобрал? — В Андрее все дышало выдержкой и достоинством. — На Тверском бульваре водитель иномарки, — монотонно, как обозреватель криминальной хроники, начал он, — ехал на красный свет с превышением скорости. Девушка в это время переходила дорогу. Она отскочила в сторону, споткнулась и упала. Иномарка даже не остановилась. Я в это время проезжал мимо и счел своим долгом помочь потерпевшей.

— Пример, достойный подражания, — язвительно заметил доктор, — а может, это вы?

— Что я?

— Водитель иномарки.

— Помилуйте, у меня «жигули». Не верите, выйдите посмотрите. Да и вообще, я разве похож на нарушителя?

Андрей в упор сквозь очки посмотрел на врача.

— Нарушители бывают разные, — вздохнул тот, — уж мы тут насмотрелись.

Нину отвели в рентгеновский кабинет, усадили на стул и с нескольких сторон сделали снимки головы. Она вяло потребовала, чтобы на нее надели свинцовый фартук от радиации, на что дюжий рентгенолог с внешностью мясника философски заметил:

— Все там будем.

Нина при мысли о больнице почувствовала такой упадок сил, что возражать не стала.

В вестибюле она опустилась рядом с Андреем на уже знакомый диван. Они ждали, когда будут готовы снимки. Нина мрачно помолчала минут пять.

— Ни в какую больницу я не поеду! — Ее голос сорвался.

— Подожди, давай по порядку, — они незаметно перешли на «ты», — что тебе сказал врач?

— Что, что! Что у меня сотрясение и что они сейчас вызовут «скорую» и отправят меня в больницу, даже если нет перелома черепа. А я никуда не поеду. В конце концов, у меня всего лишь сотрясение мозга, а не СПИД или чума! Это мое частное дело, никого не касается, где и как я буду лечиться!

— Ну и где же ты собираешься лечиться?

— Не знаю. Дома отлежусь, только не в больнице! Если меня туда опять упекут, я живой оттуда не выйду, я там с ума сойду! — Ее голос дрожал все сильнее.

Нина до боли в скулах стиснула зубы, но это не помогло: предательские слезы все равно покатились по грязным щекам, прокладывая в них светлые горячие дорожки. Нина закрыла лицо руками. Ей мучительно захотелось уткнуться Андрею в грудь и выплакать ему свою беду. Он казался таким сильным, абсолютно уверенным в себе, человеком, который все проблемы решает одним легким движением красивых рук. Но что-то удержало ее, и она упала лицом прямо на мерзкую рваную обивку больничного дивана. Ее плечи мелко тряслись, холодная клеенка противно царапала лицо.

Такого поворота событий Андрей не ожидал. Он растерялся. Ситуация выходила из-под контроля. Начиная с нелепого случая на дороге, резко прервавшего размеренный ход его недавно налаженной жизни, все события этого вечера все больше выводили Андрея из состояния душевного равновесия, с таким трудом им восстановленного. Теперь он даже не мог себе представить, чем все это закончится. Он знал только одно, — что рядом с ним сотрясается от рыданий беззащитное существо, молодая красивая девушка, с которой его столкнула судьба. Он чувствовал, что должен сделать все, чтобы ее горькие слезы сменились улыбкой.

Он склонился к ней и, полуобняв за плечи, попытался оторвать от грязного дивана.

— Нина, Ниночка, перестань, ну не реви же! Мы что-нибудь придумаем!

— Тебе-то какое до меня дело?

— Ну раз я до сих пор тут, значит, есть дело.

Андрей извлек из кармана брюк белоснежный платок и ласково вытер ей слезы.

Нина слегка успокоилась. Из рентгеновского кабинета вынесли снимки. Перелома не было. Андрей решительным шагом направился к врачу. Пробыл он там недолго. И вот появилось из-за двери его улыбающееся лицо, и он жестом позвал Нину.

— Эпилепсии не боитесь? — вдруг спросил врач.

— Нет… — Нина недоумевала.

— Тогда пишите расписку, что о последствиях предупреждены и от госпитализации отказываетесь. Ваш кавалер обязался обеспечить вам должный уход.

Счастливая Нина послушно подписала все что надо. Врач, не глядя на нее, как будто она, отказавшись от больницы, перестала для него существовать, всучил Андрею рецепт. Андрей молча пожал ему руку и быстро вывел Нину из кабинета.

4

Уже в машине Андрей спросил:

— Откуда у тебя такой панический страх перед больницами? Ты что, там недавно лежала?

— Ну, хорошо, я тебе расскажу, хотя вспоминать об этом мне противно, тем более сейчас!

Это случилось в мае. Наконец-то, после месяца нудных дождей, наступила настоящая весна. Солнце било в не мытые с прошлого года окна, пылинки танцевали в лучах сумасшедшие танцы. Хотелось на природу.

И тут Ирка, школьная подруга Нины, помешанная на лошадях и на бесконечных романах, пригласила ее на ипподром покататься верхом. Все там выглядело вполне мило и безобидно. Лошади смирно ходили по кругу, на их спинах спокойно покачивались наездники. Нине это показалось скучным. От пожилой лошадки она отказалась. Молодой парень, инструктор, в бейсболке, одетой козырьком назад, поддразнивая ее, предложил молодого вороного жеребца, пленившего Нину своим радикальным черным цветом. Нине тогда все было нипочем, и она, ни минуты не колеблясь, согласилась.

— Смотри, он с норовом! — предупредил парень, посмеиваясь.

Солнце отсвечивало от дужек его темных очков. С его помощью Нина забралась в седло и неумело попыталась пустить жеребца рысью. Только она начала наслаждаться быстрой ездой, как вдруг вороной встал на дыбы и Нина упала, подвернув левую ногу.

«Неужели это моя нога может так ужасно хрустеть?» — было ее первой мыслью.

Потом уже появилась дикая боль, которую, как и хруст собственных костей, она не забудет никогда.

Ее отвезли в больницу, где она провела кошмарный месяц. Удушливая жара, многоместная палата, грязь, зуд кожи под гипсом — все это едва не свело ее с ума. Вышла оттуда она настоящей неврастеничкой. Следующий месяц, проведенный дома на костылях, добил ее окончательно.

— Но в конце концов все болезни, кроме смертельных, имеют свойство проходить, и я поправилась, — продолжала она свой рассказ. — Но самое ужасное во всей этой дурацкой истории то, что я лишилась работы. Я же актриса. Так сказать, мечта детства. После окончания института я землю носом рыла, чтобы устроиться в приличный театр. Знаешь, сейчас же всюду безработица, без блата никуда. Короче, меня взяли в театр-студию «Колесо», ну это такой новомодный театрик, довольно перспективный. Сначала меня долго мурыжили на эпизодах, потом начали вроде выдвигать на серьезные роли. Ты не думай, я как актриса вполне… Обо мне даже стали говорить как о «молодой и талантливой», ну и все такое.

Андрей кивнул.

— Если бы ты только знал, чего мне это выдвижение стоило! Представь, торчать по полуночи на их идиотских вечеринках, где из-за табачного дыма света белого не видно, смеяться дежурным остротам. Короче, вся эта так называемая богема такое болото — врагу не пожелаешь. Хорошо еще, что режиссер оказался гомиком, а то пришлось бы и его приставания терпеть, он у нас ни одного мальчика не пропустил. Ну вот, стала я, наконец, заметной такой молодой актрисой, и тут — бац! — этот перелом, и как раз перед гастролями! Гастролями не куда-нибудь, во Францию! — Нина замолчала.

— Ну а дальше? — спросил Андрей.

— Дальше ничего. Полное забвение, ведь шоу-бизнес такая вещь, если ты о себе не напомнишь, так никто о тебе и не вспомнит. Ну, конечно, пару раз звонил режиссер, утешал эдаким бодреньким голосом, обещал взять обратно, как только поправлюсь. Но я не строила иллюзий на этот счет. Если бы я была звездой и от меня зависел успех труппы, наверное, тогда главный разорился бы на лучших врачей и массажистов, лично притащил какой-нибудь фирменный тренажер, и я за месяц восстановила бы форму. А так… Всего лишь какая-то начинающая актриска. Театр уехал, я осталась. Когда труппа вернулась, мое место уже кому-то отдали. А работы в другом театре я так и не нашла. Понимаешь, вместе с ногой во мне тогда сломалось что-то еще, какой-то стержень, нет сил начинать все сначала. Так и сижу без дела, перебиваюсь случайными заработками. Начитываю за гроши романы на кассеты в библиотеке для слепых. А тут еще это сотрясение, — закончила она свой грустный рассказ.

У Андрея не было привычки говорить дежурные слова утешения. Неожиданно странная мысль поразила его.

— Знаешь, я думаю, теперь все будет хорошо. Как говорится, клин клином вышибают. После первой травмы у тебя началась полоса неудач, а после второй она закончится, я чувствую! — заявил он убежденно.

— Хотелось бы верить. — Нина действительно почти поверила ему.

Что-то прояснилось в ее голове после падения. Ее сейчас беспокоило другое. Она уже успела привыкнуть к Андрею, и расставаться с ним ей совсем не хотелось.

«Ведь не может же он со мной вечно возиться. Когда-нибудь придется и распрощаться», — понимала она.

У Нины был богатый, даже чересчур богатый, опыт общения с мужчинами, но таких, как Андрей, она еще не встречала. Он представлялся ей каким-то необыкновенным киногероем, сошедшим с экрана в ее грустную жизнь. И отпускать его обратно, к таким же, как он, изысканным женщинам, ей не хотелось.

«Хотя какие у меня шансы? Никаких! Просто он порядочный человек, а я представляю собой жалкое зрелище, вот он со мной и возится. Представляю, какая к нему стоит длинная очередь из фотомоделей», — размышляла Нина.

Но она явно недооценивала себя. Нина сама была не хуже любой фотомодели, только ростом не дотягивала. А так, у нее была отличная фигура, красивые зеленые глаза и густая копна светло-каштановых волос, с расчесыванием которых всегда были проблемы. В свои лучшие времена Нина лучилась энергией и смеялась так, что в ответ невозможно было не рассмеяться. Даже теперь, в пору уныния, она, с блуждающей на губах грустной улыбкой, казалась трогательно хрупкой и беззащитной. Если бы Нина не была так сосредоточена только на своих бедах, но и обращала внимание на других людей, то непременно бы заметила, сколько мужских взглядов она к себе притягивает.

5

Между тем они подъехали к ее дому. Андрей и не думал с ней прощаться, а Нина решила не вмешиваться в естественный ход событий. На облезлом изрисованном лифте они поднялись на третий этаж.

— Может, зайдешь? — задала Нина нелепый вопрос.

— Если ты не против, — дежурным ответом отделался Андрей и пропустил Нину вперед.

В прихожей Андрей помог Нине снять куртку. Она повела его в комнату. Он удивленно разглядывал жилище, в которое попал так неожиданно.

Эта квартира поразила его своим нежилым видом, будто сюда лишь иногда приходили ночевать. В комнате не было люстры, под потолком на шнуре сиротливо болталась лампочка. Паркет скрипел и стонал под ногами, а кое-где вообще отсутствовал. В ванной тек кран. Много повидавшую на своем веку мебель, казалось, свезли сюда, как в дом престарелых, доживать свой век.

— Ты здесь одна живешь?

— Одна, ты удивлен? Эта квартира мне от бабушки досталась, ремонт сделать — руки не доходят. Да и денег нет.

— Тебе, между прочим, прописан полный покой. Кто же за тобой будет ухаживать? — забеспокоился Андрей.

«Как кто? Ты!» — едва не ответила Нина, но сдержала свой порыв.

Вместо этого она постаралась сказать как можно спокойнее:

— Не волнуйся, я буду лежать. Потом у меня есть Ирка, подружка, она будет приходить, продукты принесет, какую-нибудь историйку смешную расскажет…

— Прости за нескромный вопрос, а родные у тебя есть?

— Есть, конечно, не сирота же я. И мама, и папа, и даже сестра с кучей детишек. Просто они сами по себе, а я сама по себе. Если бы я, конечно, умирала, то позвала бы их. А так, я предпочитаю не посвящать их в свои проблемы, да они и сами-то мной не очень интересуются.

Андрею это было абсолютно непонятно. Он вырос без отца, жил вдвоем с мамой, и они всегда трогательно заботились друг о друге. Четыре года назад мама умерла от болезни сердца. Андрей до сих пор чувствовал щемящую боль в груди, вспоминая о ней.

Теперь ему было ясно одно, что Нину, одинокую и беспомощную, он оставить не может. Честно говоря, ему просто не хотелось вот так взять да уехать, но в этом он пока не хотел себе признаться.

— Ну вот что, ты ложись, а я подумаю, что мы будем делать дальше. Вернее, с тобой все ясно — лежи, отдыхай, а мне, наверное, придется ненадолго уехать.

— Подожди, — стараясь скрыть свою радость, проговорила Нина, — давай хоть чаю выпьем.

— Да у тебя же небось и холодильник пустой. Иди ложись, а я привезу еды.

— Ага, сейчас, только мне надо бы привести себя в порядок, посмотри, на кого я похожа.

Она критически оглядела себя в покрытом серебряным налетом пыли зеркале. Небрежно одетая в поношенные черные джинсы и еще более поношенную мужскую куртку, в заляпанных грязью ботинках на толстой подошве, рядом с Андреем Нина выглядела настоящей замарашкой.

«Наверно, у него красавица жена или любовница, и они покупают ему вещи в дорогих валютных магазинах», — решила Нина.

— Ну и видок! Срочно в душ!

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Андрей, озабоченно оглядывая Нину с головы до ног.

— Ничего, а что?

— Голова болит?

— Немного.

— И, наверное, кружится?

— Ну, кружится. Мы что, в больницу играем? — Нина не понимала, куда клонит Андрей.

— Знаешь что? Ты не удивляйся, но я пойду с тобой.

— Куда?

— В душ.

— Ты с ума сошел?! — резко воскликнула Нина и сама испугалась резкости своих слов.

Андрей только улыбнулся:

— Я просто помогу тебе. Мне страшно отпускать тебя туда одну, ты можешь потерять сознание и упасть. Представь, что ты в больнице, а я санитар, моющий тебя в больничном душе.

— В наших больницах моют только парализованных старух.

— Тогда давай поиграем в американскую больницу, где ты американская больная, а я бедный эмигрант, подрабатывающий санитаром.

— Русский эмигрант?

— Для разнообразия — мексиканский. — Шуткой Андрей попытался разрядить напряжение, возникшее между ними. Ему это удалось.

— Ну ладно, давай поступим так: ты зайдешь со мной в ванную, будешь сидеть на табурете, а я встану под душ и задерну занавеску. Если мне станет плохо, я позову тебя. — Нину даже начала развлекать столь необычная ситуация.

В ванной Нина разделась и встала под душ. Андрей скромно сидел в углу, ничем не выдавая своего присутствия. Тем не менее Нина чувствовала, что рядом, отделенный от нее лишь тонким полупрозрачным пластиком, находится мужчина.

Бодрящие струи воды смывали с нее напряжение и усталость этого безумного вечера. Она сильно похудела за последние месяцы. Тонкие ключицы выделялись на ее белоснежной коже. Нина намылила губку, белая пушистая пена закрыла плечи, маленькие упругие груди. Смывая с себя мыло, Нина закрыла глаза и представила на миг, что Андрей заходит к ней за занавеску и целует ее в шею, вот его губы скользят ниже, по гладкой коже к моментально затвердевшим соскам.

Она опомнилась и, помотав головой, стряхнула с себя непрошеное видение.

— Андрей, выйди, пожалуйста, — попросила она, — со мной все в порядке, я хочу одеться.

Андрей послушно вышел. Нина, завернувшись в огромный махровый халат, прошла за ним в комнату. Она устало опустилась на старую скрипучую кровать.

— Ну все, ложись, а я поеду, привезу тебе лекарств и какой-нибудь еды. Пожелания будут?

— Ну, пару авокадо и креветки к ним для салата, — выпалила Нина первое пришедшее в голову название блюда, о котором доводилось читать в романах, но не довелось попробовать, — а на десерт я бы съела, пожалуй, манго.

— Все ясно! Пока.

Андрей уехал, а Нина осталась лежать в полутемной комнате, уставившись в потолок, на котором загадочно шевелились тени деревьев. Она пыталась осознать, что же с ней все-таки произошло в этот бесконечно длинный вечер. У нее ломило во всем теле, ныло и гудело в голове, но она прекрасно понимала, что готова была заплатить и не такую цену за знакомство со столь удивительным человеком, каким казался ей Андрей.

«Неужели, — думала Нина, — он искренен в своей заботе обо мне, или у него, может быть, есть какая-то корысть?»

Тут ей стало страшно. «Он же знает, что я одна в пустой квартире, без родственников, друзья, как он понял, тоже телефон не обрывают. А что, если он из мафии, вернется с дружками, и они убьют меня, чтобы завладеть квартирой, или будут долго пытать, требуя нужные подписи!» Нина не раз с содроганием читала о подобных ужасах на страницах газет.

К сожалению, Нина знала о своем не раз подводившем ее свойстве — ошибаться в людях. Скольких дурацких проблем она могла бы избежать, если бы не поддавалась обманчивому обаянию некоторых людей, а точнее, некоторых мужчин, о романах с которыми потом ей приходилось горько жалеть.

«Да нет, он не похож на бандита! Такой приличный с виду, да и справиться ему со мной в одиночку ничего не стоило бы, не надо было и за подмогой уезжать!» — гнала Нина прочь от себя подозрения.

Вдруг она заметила портфель Андрея, забытый им в комнате на стуле. Нина осторожно, стараясь не шуметь и превозмогая головную боль, подошла и со всех сторон осмотрела находку — кейс из натуральной светло-коричневой кожи с цифровым замком. К счастью, замок был не заперт.

«Открыть или не открыть?» — мучительно размышляла Нина.

Она всегда страстно защищала свою частную жизнь и поэтому старалась не вторгаться в чужую. Подслушивать чужие разговоры, читать чужие письма было не в ее правилах.

«Но сейчас же особый случай. Ведь речь идет о моей безопасности, — подумала Нина и решила: — Открыть!»

Слегка дрожащими от волнения руками Нина подняла крышку. Внутри кейса она готова была обнаружить все что угодно: пистолет, пару наручников, пачки долларов, но только не то, что нашла. С удивлением она разглядывала несколько видеокассет с американскими фильмами, учебник английского языка, прозрачную папку с бумагами. Нина догадалась заглянуть в маленькое отделение крышки и нашла там паспорт Андрея.

«Искать, так искать до конца», — решила она и принялась листать паспорт.

«Так, Коробов Андрей Николаевич, москвич, возраст тридцать четыре года…» — Нина изучала паспорт как заправский детектив.

Что-то толкнуло ее к столу, она взяла листок бумаги, ручку и стала быстро переписывать все сведения об Андрее. Дойдя до страницы семейного положения, Нина почувствовала неприятную слабость — там стоял штамп.

«Ага, значит, он женат, причем женат уже три года, на некоей Загрецкой Татьяне Сергеевне. — Это Нина зачем-то записала тоже. — Детей нет. Странно, если у него есть жена, как же он собирается сидеть тут со мной? Может, он просто привезет продукты и уедет к своей Татьяне Сергеевне?»

Шум колес под окном прервал ее размышления. Нина быстро закрыла кейс, постаравшись уложить все как было. Она лихорадочно спрятала бумажку со своими записями в ящик стола и быстро скользнула под одеяло. Ее могло выдать лишь участившееся дыхание, но все же она актриса, причем неплохая.

Андрей ничего не заметил. Он даже не заглянул в комнату, а сразу прошел на кухню, где долго шуршал пакетами, стучал какими-то банками. Нина молча ждала.

«Интересно, что это он привез, может, и вправду деликатесы какие-нибудь?» — Нина почувствовала адский голод, как всегда, аппетит у нее разыгрался к ночи.

В двери неожиданно возникла взлохмаченная голова Андрея, Нина даже вздрогнула.

— Привет! Я думал, ты спишь.

— Я жду обещанные авокадо с креветками.

— Сейчас будут, — усмехнулся он, и голова исчезла так же стремительно, как и появилась.

Нина просто обалдела, когда он гордо внес в комнату поднос и торжественно поставил его на кровать перед ней. Там было множество вкусностей, о которых Нина при своем безденежье могла только мечтать. На почетном месте красовалось некое блюдо, содержимое которого для Нины было загадкой.

— Это что? — ткнула она пальцем.

— То самое авокадо с креветками.

Нина подозрительно поковыряла вилкой в тарелке и попробовала кусочек. Честно говоря, она ожидала большего.

— Ты это сам приготовил? — Удивлена? Удивлена и разочарована, ты думала, что авокадо — это нечто божественное, а оказалось — обычный овощ. Вот так всегда — мечтаешь о чем-то, а попробуешь — увы. Съешь манго, может, оно оправдает твои ожидания.

Нина была поражена настолько, что даже аппетит у нее пропал. Какой-то мужик, которого она еще несколько часов назад вообще не знала, носится с ней, как с принцессой, подает в постель деликатесы, а главное, кажется, ему все это нравится!

А ей, ей нравился Андрей. Он выглядел просто потрясающе. Его движения были стремительны, как будто внутри его скрывался заряд неистощимой энергии. Эта мощная энергия лучилась в темных миндалевидных глазах, ее вибрация ощущалась в длинных тонких пальцах, все его существо, казалось, было пронизано ею. А главное, все, что он делал, выглядело абсолютно естественным. Казалось, возьми он сейчас в руки разноцветные мячики и начни ими жонглировать, выражение его лица останется таким же невозмутимым и слегка ироничным.

«Лучше воспринимать его таким, какой он есть, и ничему не удивляться», — решила для себя Нина.

— Что ты на меня так смотришь? Лучше ешь!

— Я вообще люблю наблюдать за людьми.

— Твое здоровье! — поднял Андрей стакан с соком.

— Андрей, все-таки странно. Другой бы на твоем месте обматерил меня и оставил валяться на дороге, а в лучшем случае поднял бы и, увидев, что кости целы, уехал. Ты же возишься со мной, как будто так и надо.

— Я считаю, что так и надо.

— Ну, хорошо, а если бы вместо меня, молодой девушки, была бы мерзкая старуха?

— Я был бы еще заботливее.

— Подожди, ты что — гуманист? О таких, как ты, пишут в книжках, ставят в пример детям, да?

Он встал и молча поклонился.

— Нет, ты просто прекрасный принц из золушкиной мечты, для полноты картины тебе не хватает только белого коня. Молодой, красивый, порядочный, богатый. — Андрей кивал. — Вообще, чем ты занимаешься? Ты… — она выдержала паузу, — мафиози. Нет, я знаю, ты — американский шпион.

— Увы, я всего лишь преподаю английский язык на трех коммерческих курсах и занимаюсь синхронным переводом пиратских видеофильмов.

— Как интересно! И какие же фильмы ты переводишь?

— Ничего интересного, в основном боевики и порнографию, то, что лучше всего раскупают. Я даже смысла этих фильмов уже не улавливаю, перевожу на автопилоте.

— За тебя! — Нина подняла стакан сока. — Я тебе очень благодарна и все такое… — Она не находила нужных слов, зато улыбнулась Андрею одной из лучших своих улыбок, перед которой мало кто мог устоять.

Андрей улыбнулся в ответ. Его лицо будто засветилось изнутри, обычную иронию и невозмутимость сменила какая-то беззащитная мягкость.

«А ведь он просто очень хороший человек!» — Для Нины, которой слишком часто приходилось сталкиваться с разными малоприятными личностями, это было настоящим открытием.

Смущенный неожиданным проявлением чувств, Андрей озабоченно нахмурился:

— Так, чуть не забыл! Вот тебе таблетки, будешь пить три раза в день. И никакого алкоголя!

Нина послушно проглотила неприятное на вкус лекарство. Ей нравилось его слушаться.

Становилось уже очень поздно. Андрей остался ночевать. Нина восприняла это как должное. Он устроился на продавленном диване. Нина не решалась его спросить, надолго ли он у нее обосновался. Она любила одиночество и с трудом переносила чье-то постоянное присутствие, но с Андреем ей было неожиданно легко.

Андрей потушил свет и разделся в темноте. Они молча лежали, каждый на своей кровати, слушая шелест дождя за окном, наблюдая за причудливыми движениями теней на потолке. Оба думали о странном и, видимо, не случайном столкновении их жизней там, на Тверском бульваре, в месте, к которому каждый из них шел своей дорогой, чтобы дальше двигаться вместе. Неизвестно, долог ли будет этот путь и куда он их приведет.

— Андрей, — тихо позвала Нина, — ты не спишь? Посиди со мной немного, мне что-то не спится, и голова болит.

Андрей бесшумно поднялся и, завернувшись в простыню, подошел к Нине. Его миндалевидные глаза влажно мерцали в сумраке комнаты. Он присел в изголовье и положил руку ей на лоб. Тепло его ладони успокаивало боль, снимало напряжение. Пальцы Андрея слегка дрожали, и вдруг Нина почувствовала такую близость к человеку, склонившемуся над ней, что ей стало трудно дышать. Она вздрогнула. Он, казалось, понял и улыбнулся. Неожиданное спокойствие пришло к Нине.

«Все хорошо, — подумала она, — все просто замечательно!» — И заснула.

6

Андрей еще долго сидел рядом, не убирая руки, не отводя глаз. Спящая, она выглядела безмятежно-спокойной, резкие линии ее черт разгладились, губы приоткрылись в слабой улыбке, что-то таинственное сквозило в этом молодом лице, окруженном копной спутанных волос. Андрею было грустно, как бывало грустно всегда в минуту зарождающейся близости. Он понял, что в его жизни, так тщательно им оберегаемой последнее время от непредвиденных вмешательств, появилось нечто ему неподвластное.

Утром Андрей принес Нине в постель кофе с тостами. Она никак не могла привыкнуть к подобному вниманию, но старалась делать вид, что ничуть не удивлена.

— Я еду на работу, а ты лежи, спи, читай, главное — не делай резких движений. Я тебе днем позвоню. Я за-еду к себе домой, возьму кое-какие вещи и к вечеру вернусь. Да, кстати, я думаю, что мне стоит тут пожить, так будет спокойнее, — заявил он не глядя на Нину, — надеюсь, ты не возражаешь.

«А жена?» — едва не спросила Нина, но не успела, так как Андрей резко вышел из квартиры. Что она не возражает, было и так ясно. Счастливо улыбнувшись, Нина только пожала плечами.

Она с наслаждением вытянулась на кровати. Вчерашний нудный дождь перешел в замечательный яркий солнечный день, под стать которому было и ее настроение.

«Как все чудесно складывается! Романтическое знакомство с молодым красавцем. Не буду никому рассказывать о своем сотрясении, а то набегут со своим сочувствием. Пусть Андрей думает, что я одна лежу, такая бедная, несчастная, совсем без него пропаду. Пусть заботится обо мне!»

На самом деле Нина инстинктивно опасалась появления Ирки, своей ближайшей подруги. Та в ранней юности пережила ужасную трагедию на любовной почве. В подробности этой кошмарной истории Нина была посвящена с самого ее начала.

Когда Ирке было семнадцать лет, она познакомилась с мужчиной старше себя, из круга золотой молодежи. Он настолько поразил ее воображение, что она потеряла рассудок. Ирка ходила за ним как пришитая, дышала в трубку и все такое. Этому мужику она, простая девчонка из ветеринарного техникума, даром была не нужна. И если он с ней наконец переспал, то, видно, только из жалости, чтобы она отвязалась. Увы, он — а его, кстати, тоже звали Андрей, не знал, что он у нее первый. А когда узнал, было уже поздно — Ирка решила, что он — ее судьба и без него ей не жить.

Он ее, конечно, бросил, причем быстрее, чем думала Нина, на плече которой Ирка тогда регулярно рыдала. Тогда Ирка грозила всем самоубийством, а один раз даже наглоталась каких-то таблеток из домашней аптечки. Хорошо, у нее нервы не выдержали, и она позвонила Нине. Та тут же примчалась и заставила эту дуру выпить несметное количество воды с содой. Полночи Ирку рвало всей этой дрянью. Утром, когда стало ясно, что Ирка не помрет, Нина надавала ей таки по щекам и сказала все, что о ней думает.

В конце концов Ирка одумалась. Она перестала сохнуть по своему «дорогому и бесценному», но не забыла его. Плавно переходя из одного романа в другой, бросая одного мужика за другим, она как бы мстила своему обидчику: «посмотри, как все из-за меня страдают и мучаются, а мне хоть бы что!»

Видно, мужчины ей были нужны только для возмещения морального ущерба. Полюбить кого-нибудь теперь она не решалась.

Нина опасалась, что Ирка накинется на Андрея, как на новую жертву.

«И кто его знает, если он так легко увлекся мной, — а в этом Нина уже не сомневалась, — может, он так же легко переключится на Ирку. Надо как можно дольше оттягивать их знакомство!» — решила Нина и, успокоившись, сладко задремала.

Дома Андрей застал Вадима, отрешенно бродящего по квартире. Как всегда, Андрей не смог при его виде сдержать улыбки. Небольшого роста, тощий, в расстегнутой на волосатой груди рубахе. Длинные курчавые волосы на затылке собраны в хвост, а на темени просвечивает лысина.

С Вадимом, своим старым другом, Андрей делил жилье уже около года, с тех самых пор, как ему невыносимо сделалось одиночество.

Вадим, математик по образованию, в свое время увлекся мистикой, причем настолько, что забросил хорошо оплачиваемую работу программиста и погрузился в глубины астрологии, каббалы и парапсихологии. Изредка ему удавалось что-то заработать гороскопами на заказ, но в основном Вадим бедствовал. Он приучил себя питаться духовной пищей и запивать ее неимоверным количеством кипятка, ибо чай ему, по его словам, не велел пить Шива.

В последнее время только Вадиму удавалось заставить Андрея сбросить с себя оболочку, в которой тот старательно прятался от внешнего мира. Наверное, поэтому они так хорошо поладили. Андрей кормил Вадима, благо потребности того сводились к минимуму, а Вадим развлекал Андрея разговорами о предсказаниях звезд и восточных мудрецов, не брезгуя, впрочем, анекдотами и обсуждением политических новостей.

— Где ты был? Я уже начал волноваться, думал, что ты попал в автокатастрофу.

— Я в нее и попал, и не только в авто…

— То есть? На тебя наехали?

— Нет, я чуть не наехал на девушку, она упала, пришлось оказать ей помощь.

— И что, ты всю ночь делал ей искусственное дыхание изо рта в рот? — язвительно поинтересовался Вадим.

— Прекрати. — Андрей устало опустился на стул. Он критически оглядел кухню и проворчал: — Стоило мне не прийти ночевать, как тут уже куча немытой посуды.

Андрей унаследовал от матери болезненную страсть к порядку. С тех пор, как мамы не стало, он так же тщательно, как когда-то она, мыл и чистил свою квартиру. Вадим был выше этого, и если они с Андреем ругались, то только из-за немытой посуды или неубранной до вечера постели.

— Лучше приготовь-ка мне кофе. Я, кажется, влип!

— Что, красивая девушка?

— Не знаю, красивая или нет, но во мне что-то сдвинулось с мертвой точки.

— Ну, отлично, давно пора! Кстати, звезды тебе это предсказывали. Помнишь, я говорил на той неделе, что аспекты Марса и Сатурна дадут экстремальную ситуацию, которая может изменить твою жизнь.

— Уже изменила. У Нины сотрясение мозга, так что я переезжаю на некоторое время к ней, буду за ней ухаживать. Смотри, не загадь мне дом. Ты понимаешь, я спокойно ехал, впервые за много дней меня ничто не тревожило, и вдруг она оказалась на моем пути, как какая-то черная дыра, куда я провалился и продолжаю лететь…

— Лети, лети, дорогой, надеюсь, посадка будет мягкой. Кстати, может, мне ее полечить?

— Я еще ни разу не видел, чтобы ты хоть кому-нибудь помог своим маханием рук.

Глава 2

1

Прошла неделя. Андрей перевез к Нине свой шикарный мужской гардероб. Нина с удовольствием в его отсутствие разглядывала развешанные в ее похожем на гроб шкафу костюмы Андрея. Они отличались безукоризненным покроем и изысканным цветом, от светло-бежевого до густо-синего. А его бесчисленные рубашки снежной белизны с ненавязчивым рисунком радовали пальцы тончайшим полотном.

Они зажили странной жизнью, чем-то напоминающей жизнь семейных пар. Оба сразу почувствовали, что их связывает нечто большее, чем случай на дороге и болезнь Нины, хотя об этом они не говорили.

Андрей вставал первым, варил кофе и готовил в духовке вкуснейшие горячие бутерброды. Днем он мотался по делам, не забывая заезжать домой, чтобы проведать Нину и покормить ее обедом собственного приготовления.

Иногда Нина просила:

— Привези мне, пожалуйста, чего-нибудь вкусненького из «Макдональдса»!

Она обожала эти произведения американского общепита, но просила редко, чтобы не обижать Андрея, очень гордившегося своими кулинарными способностями. Андрей безропотно выполнял все ее просьбы. Казалось, ему нравилось угождать Нине, угадывать и выполнять ее желания.

Однажды он прямо поразил ее. Это было вечером, когда Андрей вернулся с работы домой, причем днем он позвонил ей, как звонил обычно, справиться о ее здоровье.

— Алло, привет!

— Привет!

— Ну, как ты?

— Хорошо! — неизменно отвечала Нина.

— Я сегодня немного задержусь. Приеду к восьми, но зато с сюрпризом.

— С каким? — Нина, скучавшая дома, оживилась.

— Ну это же сюрприз! Приеду — узнаешь.

Заинтригованная Нина с нетерпением ждала его прихода. И, услышав звук открываемого замка (а она сразу дала Андрею ключ), Нина выскочила в коридор.

Андрей осторожно заносил в квартиру нечто, завернутое в пестрое одеяло.

— Ой, что это!

— А это что? — Андрей сделал сердитое лицо. — Тебе же велено лежать!

Андрей, не разворачивая, поставил предмет на пол и не спеша, словно испытывая ее терпение, стал снимать куртку.

— Ну, правда, что это?

— Это твой маленький друг, который будет развлекать тебя в ненастные осенние дни, когда не смогу этого делать я.

— Телевизор!

— Точно.

Андрей наконец вынул сюрприз из одеяла. Это был маленький японский телевизор — тайная и давняя мечта Нины. Она давно себя представляла валяющейся на кровати и небрежно переключающей кнопки на пульте.

— Вот здорово! Ой, неужели новый телевизор? Они же дорогие! — испугалась Нина, которую слегка угнетала мысль, что она живет за счет Андрея.

— Да нет, это у меня лишний.

— Неплохо же ты живешь.

— Нормально, лучше скажи, где у тебя антенна?

— Что-что?

— Здесь раньше был телевизор?

— Да, при бабушке был какой-то черно-белый.

— Так вот к нему должен вести такой длинный черный шнур, обычно его кольцами скатывают.

— А, да, припоминаю, был такой под кроватью, если его мыши не сгрызли.

Нашли антенну, погребенную под клочьями пыли. Андрей подключил к ней телевизор, и теперь мечта Нины воплотилась в жизнь.

Она целыми днями валялась на кровати и смотрела один сериал за другим. Постепенно все героини этих похожих, как близнецы, фильмов слились для нее в один слезливый образ. Нине стало стыдно за такое бездарное времяпрепровождение.

— Но я же болею, — успокаивала она себя.

2

Подвиги Андрея на этом не кончились. Теперь он решил бороться с бесчисленными неполадками квартиры, так его, во всем любящего порядок, раздражавшими.

Возвращаясь с работы, Андрей сразу же переодевался в голубые джинсы, шедшие ему не меньше, чем дорогие костюмы, и принимался за благоустройство Нининого жилья.

Он легко, как заправский водопроводчик, поменял все прокладки в текущих кранах.

— Где ты всему этому научился? — поражалась Нина. — Ты же говорил, что без отца рос.

— Жизнь научила.

— А ты меня научишь потом менять прокладки?

— Женщине это уметь необязательно. Для нее это должен делать мужчина.

— Слесарь, что ли?

— Не слесарь, а благородный рыцарь, готовый исполнять любое ее желание!

«Где же таких искать? Они все вымерли давно, — думала Нина, — или он себя имеет в виду?»

Итак, краны были исправлены. Теперь навязчивый аккомпанемент стучащих о раковины капель больше не врывался в их сны.

Кстати, о снах. От таблеток, прописанных ей врачом, Нина целыми днями клевала носом, а ночью моментально засыпала и спала почти без снов. Поэтому присутствие рядом молодого красивого мужчины ей пока не мешало. Зато она терялась в догадках, каково Андрею спать, отделенным от нее пространством комнаты, шириною в три шага?

Однажды ночью Нина все же проснулась от жажды. Ей не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, и она какое-то время лежала, собираясь с силами. Абсолютно уверенная, что Андрей спит и видит сны на своем продавленном диване, она была поражена, услышав печальный вздох человека, которому не дают заснуть грустные мысли.

«Интересно, о чем это он так вздыхает? — подумала она. — Ничего, подождем до выздоровления, а там я сумею его утешить», — решила Нина и отправилась на кухню за водой. Когда она вернулась, Андрей уже ничем себя не выдавал.

Днем же он был неизменно спокоен, доброжелателен и бодр. Казалось, он исполнял роль «мужчины моей мечты» в театре одного актера. Починив краны, он принялся за мебель и двери, переставшие скрипеть от одного прикосновения его волшебных рук.

А еще он забивал гвозди, мыл пол и, нацепив на себя смешной, в цветочках фартук, готовил для них потрясающие блюда. Именно в этот момент и в таком виде его как-то застала Нинина мама, все же пришедшая навестить дочь.

Открыв дверь своим ключом, она опешила. Чистая квартира, ничего нигде не накидано, дочь лежит перед телевизором, обложенная подушками и иностранными журналами, а на кухне, повязавшись ее фартуком, склонился над разделочной доской какой-то долговязый брюнет, который ничуть не смутился при ее появлении.

— Дочка, кто это?! — спросила она шепотом у Нины, гордой произведенным впечатлением.

— Это мой новый знакомый.

— И что, он все время так тебя обхаживает?

— Ну да. — Нина не стала вдаваться в подробности.

— Ну надо же, хоть раз тебе повезло, смотри не упусти его. Они все поначалу заботливые такие. Но, если ты так и будешь лежать, ему это быстро надоест. Так что давай, дочка, вставай поскорей и принимайся за домашние дела. Пора уже, не маленькая.

Нина, хорошо усвоившая, что материнские нравоучения лучше выслушивать молча, только кивала. Мама, отчаявшаяся разговорить дочь, решила побеседовать с Андреем. Она прошла на кухню и некоторое время наблюдала за тем, как он режет овощи для салата. Андрей вежливо ей улыбался. Он чувствовал себя несколько неуютно под ее пристальным взглядом.

— Вы слишком крупно режете помидоры, получается невыгодно, — наконец высказалась женщина, — чем мельче резать, тем больше салата получится.

— Зато, когда овощи режут крупно, в них сохраняется больше полезных веществ и витаминов, — компетентно заметил Андрей.

Нина только усмехалась про себя, слушая этот разговор. «Неужели и я когда-нибудь буду учить кого-нибудь, как лучше резать овощи? Маловероятно».

Как-то вечером они сидели с Андреем дома. За окном мирно шелестел дождь. Нине давно уже не было так хорошо и уютно у себя в квартире. На нее напало какое-то странное сентиментальное настроение, ей захотелось вспомнить свое прошлое, друзей, с которыми ее раскидала жизнь, и поделиться воспоминаниями с Андреем.

Нина достала из глубины письменного стола толстый старый конверт из пожелтевшей бумаги, распухший от переполнявших его фотографий. Она перевернула конверт и высыпала на стол черно-белые и цветные блестящие прямоугольники. Нина наугад из образовавшейся горки выхватывала фотографии и погружалась в воспоминания.

— Вот смотри, — говорила она Андрею, сидевшему рядом с ней так близко, что она чувствовала на своей щеке тепло его дыхания, — это я в деревне. — С фотографии на них смотрела маленькая девочка в трусиках и панамке, со смешными надутыми щеками. Только по грустным глазам Андрей узнал в ней ту Нину, которая сейчас сидела рядом с ним.

— А почему ты тут такая грустная? — улыбаясь, спросил Андрей.

— Потому что меня только что наказали. Это я у бабушки в деревне. Мне здесь семь лет. Я была ужасная хулиганка. Представляешь, утащила козленка у соседской козы и залезла с ним в сундук. Крышка захлопнулась, — смеясь, рассказывала Нина, — и я не смогла вылезти. Козленок брыкался и бодался, потом пришла бабушка и никак не могла нас найти, хотя мы блеяли и кричали. Она слышала крики, но не могла понять, откуда они доносятся. Пришлось ей звать на помощь соседку, хозяйку козленка. Можешь себе представить ее реакцию, когда нас все-таки нашли!.. А это я на своем первом спектакле в школе. — Нина показала Андрею фотографию, где подростки в невообразимых костюмах изображали что-то непонятное.

— Что-то я тебя здесь не вижу. — Андрей внимательно разглядывал фото.

— Это потому, что я играла привидение, — рассмеялась Нина. — Я всегда мечтала стать актрисой. У нас в школе была театральная студия, но туда брали только после восьмого класса. А я была всего лишь жалкой пятиклашкой, но мне ужасно хотелось попасть в студию. Я была уверена, что стоит мне оказаться на сцене, как мне тут же удастся затмить всех блеском своей игры. И я так надоела студийцам своими мольбами, что они взяли меня, подозреваю, только чтобы я от них отвязалась. Представляешь, каково было мое разочарование, когда мне дали роль привидения в каком-то дурацком спектакле, придуманном кем-то из родителей. Я даже хотела отказаться, но потом решила, что это все-таки шанс. На меня нацепили белый балахон, видишь, вон я, справа…

— Да? А я думал, это какой-то мешок.

— Сам ты мешок! Знаешь, каким классным я была привидением! Я ведь долго репетировала дома перед зеркалом. Я так выла и скакала по сцене, что весь зал просто лежал. Я ведь и в самом деле затмила главную героиню, девчонку из десятого класса, в которую было влюблено полшколы. Когда потом вспоминали этот спектакль, то всегда говорили: а, это тот, где Нинка была привидением.

Андрей с улыбкой слушал ее рассказы, его длинные пальцы перебирали фотографии. Он одно не мог понять, почему такая живая и озорная девушка выглядит теперь такой одинокой и потерянной.

«Я развеселю ее, я сделаю все, чтобы грусть исчезла из ее глаз!» — пообещал он себе.

3

Неожиданно Нине позвонил Митя. Он тоже был безработным актером. Это Митя помог ей тогда, отчаявшейся, найти хоть какую-то работу, устроиться в библиотеку Общества слепых начитывать книжки на кассеты. Теперь, узнав от их начальницы, властной пожилой дамы, что у Нины сотрясение мозга, он решил ее проведать.

Нина очень долго, почти полгода пребывала в таком мрачном состоянии духа, что умудрилась растерять почти всех своих многочисленных друзей. Только Ирка и Митя еще интересовались ее существованием, пока не появился Андрей. Нина целый день до прихода Андрея с работы проводила в одиночестве и поэтому с радостью пригласила Митю в гости.

Он появился около пяти и, как всегда, слегка выпивший. Гость был лет на десять старше Нины и называл себя «мужчиной трудной судьбы». Митя когда-то окончил с красным дипломом театральный институт в Тбилиси. Потом отучился на Высших режиссерских курсах в Москве. Но дальше учебы дело не пошло. Для его оригинальных идей не нашлось спонсоров, а возвращаться на сцену было поздно.

Внешне он чем-то напоминал Андрея, такой же высокий худой брюнет с выразительными глазами. В юности он, наверное, был очень хорош собой. Но теперь как-то потускнел, плечи опустились, волосы начали редеть, глаза потухли. Только выпив, Митя оживлялся, из него так и сыпались бесконечные смешные истории про театральных знаменитостей. Рассказчик он был отличный.

Но пил Митя все больше и больше. Осуждать его за это было трудно. Актер-неудачник, с нищенской зарплатой, без прописки, он жил, помогая по хозяйству, у какой-то полусумасшедшей бабы, гораздо старше его. Говорят, она предлагала ему жениться на ней и обещала прописать, но Митя, потерявший счет своим любовницам, тут был непреклонен. «Спать я с ней не буду!» — заявлял он друзьям, советовавшим ему не дурить.

У Нины с ним когда-то был быстротечный роман, который, как это ни странно, не помешал им стать друзьями.

— Митя, привет, заходи!

Она критически оглядела с ног до головы своего приятеля и не смогла сдержать ухмылки. Длинный, сутулый, одетый в пальто, перешитое из черной матросской шинели и «адидасовские» кроссовки, он был похож на беженца.

— Я смотрю, ты уже хорош.

— Это я с горя!

— А что случилось?

— Как что — тебя машина сбила! А ты что, не знала?

— Да ну тебя! Я уже отвыкла от твоих дурацких шуточек. А я думала, твоя хозяйка померла.

— Как же, дождешься от нее! Лучше скажи, как ты умудрилась заработать сотрясение? Спьяну, что ли?

— Нет, на меня чуть не наехала машина, пойдем кофе пить, я тебе все расскажу.

Нина повела его на кухню и начала, желая поразить Митино воображение, выставлять перед ним на стол различные деликатесы, которыми Андрей забил ее доисторический холодильник.

— Вот, угощайся: сыр, салями, ветчина… — Нина наслаждалась изумлением Мити.

— Боже! У меня что, галлюцинация? Откуда у тебя все это? Я-то думал, ты лежишь тут одинокая, заброшенная, умираешь с голоду. Я, можно сказать, на последние гроши купил тебе гостинца, — Митя важно потряс авоськой, где сиротливо лежали три вялых яблока, два бублика и бутылка портвейна, — а у тебя тут, оказывается, филиал супермаркета на дому. Может, ты получила наследство?

— Нет, — важно заявила Нина, — просто обо мне теперь заботится человек, который меня чуть не сбил.

И Нина поведала изумленному Мите удивительную историю своего удивительного знакомства с Андреем.

— Ничего себе! Прямо сюжет для голливудского фильма. Где бы мне найти богатую женщину, чтобы лечь под ее «мерседес»?

— А ты пробуй, — посоветовала Нина, — может, на десятый раз и получится.

— И ты будешь мне лапшу на уши вешать, что он просто так у тебя живет, чтобы ухаживать за тобой. Так не бывает! — никак не мог успокоиться Митя.

Несмотря на шок от увиденного и услышанного, он уже успел набить рот предложенными яствами и приступил к разливанию портвейна по стаканам.

— Мне нельзя, — отказывалась Нина, — врач сказал, что если я буду пить, то заболею эпилепсией.

— С ума сойти, будешь биться в припадке и брызгать пеной.

— Митька, прекрати! — расхохоталась Нина. — Только пены мне не хватало.

— Знаешь, главное во время эпилептического припадка, — никак не унимался Митя, — не подавиться собственным языком. Его надо аккуратно придерживать…

Скрип открываемой входной двери прервал их оживленный разговор. Это пришел Андрей. Он сегодня раньше освободился и спешил домой с букетом ее любимых хризантем и шоколадным тортом. Обвешанный дарами, он как добрый волшебник, показался в дверях кухни.

Митя с перепугу вскочил и, давясь огромным бутербродом, который он сделал себе из всех предложенных Ниной продуктов, попытался представиться. Андрей, всегда такой вежливый и приветливый, мрачно разглядывал этого странного типа, явно не внушавшего ему доверия.

— Андрей, познакомься — это Митя, мы с ним работаем вместе, — оживленно, чтобы разрядить напряжение, заговорила Нина.

— Андрей. Только зря вы выпивку принесли. Нине сейчас этого нельзя.

— Ну он же не знал. К тому же я ничего не пила. Ой, торт и цветы, какой класс! — Нина не замолкала ни на минуту.

Через некоторое время Андрей все же решил, что ничего страшного не происходит, и расслабился. Митя, пустив в ход все свое обаяние, завел с Андреем оживленный разговор, а Нина в недрах своей квартиры откопала гитару, на которой так давно никто не играл, что бедная старушка почти забыла, для чего была создана.

Митя к тому времени уже распил с Андреем свою бутылку портвейна и перешел с ним на «ты». Он вспомнил театральную молодость и взялся за гитару. Вечер закончился неожиданно мирно. Все трое допоздна распевали старинные русские романсы.

4

Постепенно Нина выздоравливала. Боли и головокружения больше ее не мучили. Она начала вставать, разгуливала по обновленной квартире, с удовольствием поглощала кулинарные произведения Андрея. На улицу он ее не выпускал, а ей нравилось его слушаться. Нина чувствовала себя в надежных, заботливых руках. Вот только неизвестно, надолго ли.

Андрей начал настаивать, чтобы она опять показалась врачу.

— Ну зачем? — сопротивлялась Нина. — Я же и так нормально себя чувствую. Полежу еще немного и перестану принимать эту гадость, начну из дому выходить, сходим с тобой куда-нибудь.

Ей не терпелось выйти с Андреем в свет, пойти в какое-нибудь модное кафе или на концерт. Последнее время она нигде не появлялась, потому что не находилось спутника, а одной в такие места идти не хотелось.

— Подожди, — вразумлял ее, как ребенка, Андрей, — это от нас не уйдет, а пока давай покажемся врачу. Ну чего ты боишься? — Он уговаривал ее, как маленькую. — Больница-то тебе уж точно теперь не грозит!

Визит к врачу обрадовал Нину и вместе с тем огорчил.

— Ну, я считаю, вы в полном порядке, — заявила после недолгого осмотра врач, милая молодая женщина. — Таблетки уже можете не пить, не стоит молодой организм травить химией. Недельку побудьте дома, а там и выходить можно. Главное, больше бывайте на воздухе и ешьте витамины! — напутствовала она Нину.

Нина шла домой рядом с веселым Андреем и тревожно размышляла:

«Раз я поправилась, ему уже нет смысла торчать у меня, если только мы не признаемся друг другу, что оба этого хотим. Но я даже не представляю, как к нему подступиться, а он вообще ничем не выдает своих чувств».

Андрей же был весел и беззаботен.

— Я считаю, нам надо в узком кругу отметить твое выздоровление, а также наше знакомство. Я хочу позвать своего друга Вадима, помнишь, я тебе о нем много рассказывал, а ты тоже позови свою подружку. Вадима, кстати, не мешает с познакомить с девушкой, а то он совсем одичал, сидя над своими гороскопами.

Андрей, не откладывая, принялся за подготовку к предстоящему «званому ужину». Он съездил в супермаркет и приволок оттуда коробку деликатесов, сухое вино, джин и пластиковую бутылку тоника.

Наконец он позволил Нине участвовать в приготовлении пищи. До этого он священнодействовал на кухне один. Они слаженно, как будто занимались этим вместе всю жизнь, резали овощи для салата. Андрей придумал потрясающее меню. Надо отдать ему должное, по части готовки Нина ему и в подметки не годилась. Ей оставалась только гадать, где он научился так классно готовить.

«Может, он шеф-повар в ресторане гостиницы «Метрополь», а насчет курсов и студии все наврал, хочет казаться интеллектуалом?» — усмехнулась про себя Нина.

Почувствовав себя на кухне ненужной, она оставила Андрея готовить мясо по-французски и пошла звонить Ирке.

«Придется все-таки ее пригласить, да и опасность от нее я, наверное, преувеличиваю, — решила Нина, — не такая уж она женщина-вамп!»

Ирка уже начала обижаться на Нину, которая почему-то давала ей понять, что пока не желает ее у себя видеть. Ирке не терпелось поскорей посмотреть на таинственного рыцаря, рассказ о котором просто привел ее в экстаз. Она не заставила себя долго упрашивать и прискакала первой.

Для Нины смотреть на Ирку всегда было настоящим развлечением. Сегодня она явилась одетая в ярко-голубые лосины с блестящими лампасами и пестрый свитер.

— Ты заметила, что у меня новая прическа?

Не заметить было трудно. Ирка коротко остригла свои красивые длинные волосы, сделала на голове ежик и покрасила его в медно-рыжий цвет. Все это плюс косметика, смахивающая на боевую раскраску индейца, делали Ирку похожей на клоуна из захолустного цирка. Нина поняла, что за реакцию Андрея она не отвечает.

Но Андрей был, как всегда, приветлив. Он весело поздоровался с Иркой.

— Мне Нина много о вас рассказывала. Я слышал, вы любите животных? — начал было он светскую беседу.

Удивительно, что Ирка, всегда такая общительная, вдруг скисла и, отделавшись двумя-тремя дежурными фразами, утащила Нину в комнату.

— Слушай, Нинка, ты представляешь, это же он! — прошептала она ошеломленно.

— Да кто «он»?

— Ну он, Андрей! Тот самый!

— Да говори толком! У тебя все «те самые».

— Ну тот, помнишь, из-за которого я тогда травилась! — На Ирке не было лица.

Нина заметила, что от волнения у ее подруги дрожат руки.

— Неужели? А что ты так распсиховалась? Да брось, успокойся, столько лет прошло! Ты что, ревновать меня к нему собралась? У нас с ним еще ничего нет.

— Ну так будет, дело не в этом. Ты представляешь, он меня даже не узнал! А я тогда из-за него чуть не сдохла.

«Да, — подумала Нина, — где уж тебя узнать».

Из робкой трогательной девочки с внимательными голубыми глазами и русыми локонами до середины спины Ирка превратилась в этакую развеселую, слегка циничную девицу, которой все на свете нипочем.

Пожалуй, только Нина знала, что это лишь маска. А за ней скрывается та же испуганная девочка, готовая всю ночь провозиться с подобранным на улице больным котенком.

— Ну, и не говори ему, что ты — это ты. Зачем осложнять ситуацию? Или ты хочешь его соблазнить? — напрямик спросила Нина.

— Да нет, зачем он мне теперь? — Ирка, конечно, покривила душой, она не прочь была бы расквитаться. — Оставлю его лучше тебе. Ты-то в него по уши влюблена, невооруженным глазом видно. Смотри, кинет он тебя, как меня когда-то, будешь потом мучиться. Хотя, нет, вон он как с тобой возится, что-то раньше я за ним такого благородства не замечала. Может, это и есть любовь?

Все Ирины чувства к Андрею уже давно перегорели, но сейчас обида вновь захлестнула ее.

«Как же так, — думала она, — я из кожи вон лезла, чтобы получить хотя бы одну его улыбку, а Нинка, эта распустеха, артистка погорелого театра, только встала перед ним на дороге, и уже все, он готов! Крутится вокруг нее, ухаживает за ней как за родной, жрачку носит, полы небось моет».

Несмотря на свои горькие мысли, Ирка улыбнулась. Они с Нинкой не дадут какому-то там мужику развалить их многолетнюю дружбу.

— Ну и ладно, не узнал меня — и фиг с ним! Ты говорила, что дружок его должен прийти? Посмотрим, посмотрим.

Тут как раз появился Вадим. Он тоже принарядился по такому случаю: надел новые черные джинсы и старый белый свитер Андрея. Ему не терпелось посмотреть на девушку, встречу с которой Андрей считал для себя роковой.

Нина Вадиму очень понравилась. Хотя она, не вняв уговорам Андрея, не стала наряжаться и выглядела вполне буднично, во всем ее облике сквозили неуловимые мягкость и изящество, именно то, что всегда нравилось Вадиму в женщинах.

Как всегда бывает на вечеринках, где половина из присутствующих видят друг друга впервые, все, чтобы разрядить обстановку, дружно бросились накрывать на стол, резать хлеб и вести ничего не значащие кулинарные разговоры.

Вадим прекрасно понимал, что Нина для него слишком хороша. К тому же перебегать дорогу другу было не в его правилах, и он принялся развлекать Ирку астрологическими разговорами.

— Смотрите, как удачно у нас подобраны блюда! Сейчас Луна в Стрельце, и на столе как раз полный набор стрелецких продуктов: коньяк, шоколад…

— Ну надо же! И я тоже Стрелец! — Ирка оживилась.

— Давайте и ее тоже положим на стол и украсим зеленью! — пошутил Андрей.

Нина поспешила отвести его внимание от подруги.

— А что, Стрелец должен есть стрелецкие продукты? — спросила она у Вадима.

— Как раз не обязательно! Стрелец сам знает, что ему нужно. Все это только разговоры, чтобы развлечь тех, кто составляет меню. Гораздо интереснее то, что Луна сейчас находится в том же самом знаке, что и Солнце в гороскопе нашей милой дамы, — он кивнул головой в сторону Ирки. — Именно в такой день может произойти какое-нибудь важное событие в ее жизни.

Вадим при этом совершенно не имел в виду себя и их знакомство в этот день, а просто сказал первое, что пришло ему в голову, не предполагая, что слова-то его могут оказаться пророческими.

Вообще, Ира не слишком любила разговоры о всякой мистике и астрологии. Если бы Вадим заговорил обо всем этом серьезным и поучительным тоном, ей бы сразу стало скучно, она бы и слушать его не стала. Но его шутливый тон как-то зацепил ее внимание, и она решила познакомиться с Вадимом поближе и получше порасспросить его о всяких Лунах и Венерах.

Андрею все эти откровения Вадима изрядно надоели за год совместной жизни, поэтому он его не слушал, а наслаждался тонким вкусом французского коньяка. Его что-то смутно беспокоило. И только внимательно прислушавшись к себе, он понял, что его тревожит.

Они праздновали выздоровление Нины. Все, теперь она поправилась и больше не нуждается в нем. То есть у него больше нет повода жить здесь. Теперь он должен уехать или найти в себе смелость признаться, что хочет быть рядом с Ниной не только в качестве сиделки, что претендует на нечто большее. Вот только как об этом сказать ей, а главное, самому себе?

— Давайте выпьем! — Андрей поднял бокал и поднялся сам. — Я хочу сказать тост.

— Тост! — торжественно сказал Вадим.

Ирка захихикала.

Андрей испепелил Вадима взглядом сквозь очки.

— Я предлагаю выпить за судьбу. За эту странную и загадочную даму, которая сталкивает людей с целью, известной только ей одной. Она устроила нам с Ниной столкновение в центре огромного города, где мы могли дожить до старости и ни разу не встретиться. Я надеюсь, что когда-нибудь мы разгадаем ее цели и не обманем ее надежд!

Нина не ожидала от Андрея такой серьезной заявки. Она поняла, что это только начало. Наедине он, вероятно, скажет ей нечто большее. Готова ли она к этому?

«Нам предстоит объяснение, от него уже не отвертеться!» — Нина почувствовала слабую дрожь.

Ее всегда пугали подобные моменты, хотя в них и была та острота ощущений, которую она больше всего ценила в жизни.

Между тем коньяк, вино и вкусная еда сделали свое дело. Атмосфера за столом становилась все оживленней, Вадим не замолкал. Не избалованный вниманием, он наконец нашел благодарных слушателей. Ирка слушала его открыв рот. Нина изредка вставляла едкие замечания.

Андрей пытался держать ситуацию под контролем и направлять разговор в нужное русло, которое упорно ускользало от него.

Наконец он махнул на все рукой и включил музыку. Согревая ладонями бокал, он попытался расслабиться. Вероятно, ему это удалось, потому что он сумел отключиться от своих тревог и сосредоточиться на лице Нины, таинственном и прекрасном в свете неизвестно откуда появившихся свечей. Он так погрузился в мерцающую глубину ее глаз, что не заметил, как гости встали и собрались уходить. Видно, они решили оставить их наедине.

— Вы что, уже? — Андрей казался искренне расстроенным таким ранним завершением вечера. На самом деле он вдруг испугался предстоящего им с Ниной разговора.

— Ира далеко живет, а я, как настоящий рыцарь, должен проводить даму. — Вадим уже нахлобучил на голову вязаный колпак и неумело пытался надеть на Ирину пальто. Он держал его то слишком высоко, то слишком низко. Наконец Ирка не выдержала, отобрала пальто у кавалера и надела его самостоятельно.

— Чао! — пропели они хором, и дверь за ними захлопнулась.

Андрей сидел, вцепившись в бокал, с таким потерянным видом, что Нине стало его жалко.

— Давай начнем убирать со стола! — Она решила его чем- нибудь занять.

Андрей не шелохнулся. Темная прядь упала на его красивый лоб.

— Андрей, ты пьян, что ли? — Нина его таким странным еще не видела.

Она как будто подала ему идею.

— Да, пожалуй, я выпил лишнего. Лучше мне сейчас лечь. А посуду и завтра можно убрать.

«Ни фига себе! — В Нине все кипело от возмущения. — Да он просто спасается бегством, уходит от разговора. Он что, трус?! Да нет, не похоже. Тогда в чем же дело?» — Нина недоумевала.

Но сделать она ничего не могла, потому что Андрей, демонстративно зевая, уже улегся на свое холостяцкое ложе в углу комнаты и с головой укрылся одеялом.

«Ну и пожалуйста! Тоже мне, принц! Поил, кормил меня почти месяц за свой счет, уже неплохо. Теперь может и сваливать отсюда! Завтра так ему и скажу».

Нина поняла, что не заснет, так возмутили и обескуражили ее действия Андрея. Пришлось ей, чтобы успокоиться, в одиночестве приводить квартиру в порядок. Нина включила радио на кухне и под веселую музыку энергично взялась за дело. Она так давно не занималась хозяйством, что ей это даже понравилось. Приятно было смотреть, как грязная тарелка вновь начинает сиять белизной и лучиться под электрическим светом лампы. Чистые поверхности приводили Нину в состояние умиротворения. Она не успокоилась, пока все не было убрано и расставлено по местам.

«Делать нечего, надо идти спать».

Она бесшумно прошла в комнату и переоделась в ночную рубашку, отделанную полупрозрачными кружевами. Глядя на вечные джинсы, из которых Нина не вылезала, трудно было представить, что ночью она предпочитает выглядеть настоящей женщиной.

Похоже, что Андрею никакого дела не было до это-го. Он спал или делал вид, что спит, лежа ничком под мерно поднимавшимся и опускавшимся одеялом.

Нина тоже легла. Читать ей не хотелось, спать тем более. Алкоголь, слегка затуманивший ей голову после месяца болезни, выветрился. Она повздыхала и выключила свет, приготовившись к изучению движения теней на потолке.

Вдруг Андрей резко сел, выставив длинные ноги из-под одеяла. Нина с перепугу вскочила тоже.

— Ты что, думаешь, я ничего не понимаю?

— О чем ты? — Нина удивилась, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду.

— Ты ведь считаешь, что я должен что-то тебе сказать! — Его голос был беспомощным и вызывающим одновременно.

— Да, считаю! — Нина решила быть честной.

— Ты, наверное, думаешь, что я трушу?

— Ну, почему? Ты просто не хочешь торопить события. — Нина опять пришла ему на помощь.

— Короче, потерпи до завтра!

— А что будет завтра? — В голосе Нины появился неподдельный интерес. — Ты выпьешь эликсир смелости?

— Именно. — Андрею наконец удалось справиться с собой, и он заговорил, как всегда, невозмутимо. — Завтра мы с тобой идем в ресторан.

— Да?! Это что-то новенькое. — Нину уже сто лет никто никуда не приглашал, а ведь она так любила атмосферу дорогих ресторанов. Столик, покрытый хрустящей скатертью, таинственный полумрак, аромат духов, дорогих сигарет, потрескивание свечей. — Здорово! Тогда я готова потерпеть до завтра. А куда мы идем?

— Кажется, кто-то обещал потерпеть? Завтра все узнаешь. А теперь спи.

«Спи, опять спи… Ну ничего, завтра ты так просто от меня не отделаешься. Завтра мы будем спать вместе», — твердо решила про себя Нина.

Эта мысль успокоила ее и придала уверенности в себе. Она так и заснула с торжествующей улыбкой на красиво очерченных губах.

Глава 3

1

Весь следующий день был посвящен сборам в ресторан. Уже утром, едва встав, Андрей начал слоняться с озабоченным видом по квартире. Он то и дело поглядывал на Нину и наконец спросил:

— Кстати, а что ты наденешь?

— Куда?

— Что ты наденешь в ресторан?

Нина об этом как-то не думала. Ее вполне устроил бы нарядный пушистый свитер и новые черные джинсы. Она так и сказала Андрею за завтраком.

— Ты что, не понимаешь? Мы же идем в ресторан!

— Ну и что? Ты так волнуешься, как будто мы собираемся, по меньшей мере, на прием к английской королеве.

— Почему сразу к королеве? Просто я хочу, чтобы все было о'кей. Я собираюсь надеть свой лучший костюм, естественно, мне бы хотелось, чтобы ты тоже выглядела нарядно.

— То есть достойной твоего выходного костюма?

— Ну что ты так все обостряешь! — Андрей даже поперхнулся от возмущения. — Я вовсе не это имел в виду. Допивай кофе и покажи мне свои наряды. Ты же женщина…

— Спасибо, что напомнил, — не преминула съязвить Нина, — а то я уже начала было забывать.

Андрей оставил ее шпильку без внимания.

— Ты должна интересоваться нарядами, получать удовольствие от них, от хороших духов, ну, в общем, от всего, что радует женщину…

— Интересно, где ты преподаешь английский? Уж не в институте ли благородных девиц? У тебя бы получилось.

На самом деле Нина вовсе не была «синим чулком«, как могло показаться Андрею. Просто уже долгое время она не могла ничего себе позволить из того, что соответствовало ее большим запросам. Поэтому ей приходилось довольствоваться тем, что есть, а поскольку ее скромный гардероб абсолютно ее не устраивал, Нина убедила себя, что ее интересы выше тряпок, и вообще перестала обращать внимание на одежду.

Теперь же слова Андрея всколыхнули в ней нечто забытое. Она почувствовала себя Наташей Ростовой перед первым балом. Нина кинулась к своему гробоподобному шкафу и принялась выкидывать из него все подряд на диван. Андрей стоял и сокрушенно глядел на все увеличивающуюся груду пестрых одежд. Нина предлагала ему то одно, то другое.

— Вот, посмотри, — она извлекла юбку, сшитую из разноцветных лоскутков, — ручная работа.

— Нет, не то.

— Или вот, это, между прочим, ручное ткачество!

— Убери эту обивку доисторического дивана. Если ты наденешь хоть что-нибудь из твоего экстравагантного гардероба, то мне придется идти в драных джинсах. А я собираюсь надеть костюм.

— И не какой-нибудь, а лучший. Ну и что, мы будем отлично контрастировать. Я буду тебя оттенять.

— Мы должны не оттенять, а соответствовать друг другу. Решено, сейчас мы поедем и купим тебе вечерний наряд. И, Бога ради, давай без споров!

— Давай, я разве против?

2

Андрей посадил слегка обалдевшую Нину в «жигули» и повез в «Карштадт».

Там Нина не стала корчить из себя простушку, впервые попавшую в шикарный валютный магазин, ахать, охать, восторженно озираться по сторонам, изображать растерянность при виде такого изобилия. Нина понимала толк в моде, у нее был отличный вкус, и, главное, она прекрасно знала, что именно ей идет и что она сама хочет.

А вот глазеть на забитые товаром полки ей как раз не нравилось. Поэтому она довольно быстро выбрала себе прекрасный бирюзовый костюм из шелка, с перламутровыми пуговицами, идеально сидящий на ее стройной фигуре. Она не стала ломаться и демонстрировать притворный испуг, узнав цену — четыреста долларов.

«Если Андрею так хочется, чтобы я выглядела на все сто, пусть платит все четыреста!» Ей понравился каламбур, но она решила оставить его при себе.

Андрей денежки выложил не глядя.

«Широкая душа, посмотрим дальше на твою щедрость», — подумала Нина, а вслух сказала:

— А туфли?

— Точно. — Андрей потащил ее в обувной отдел.

Его долговязая фигура ловко лавировала между толпившимися на этажах покупателями. Очки целенаправленно блестели. Волосы, обычно тщательно приглаженные, сейчас растрепались и торчали в разные стороны.

Нине стало смешно.

— Ты выглядишь как провинциал, задавшийся целью скупить весь магазин.

— А у тебя такой вид, будто ты каждый день только ходишь сюда покупать мелочи для ванны.

Обмениваясь колкостями, они выбрали Нине туфли в тон туалету. Продавщица, молодая девица в темно-синем форменном костюмчике, с толстым слоем косметики на лице и желтыми волосами, щедро политыми лаком, с удивлением таращила глаза на странную парочку.

— Я надеюсь, ты не будешь настаивать на покупке голубого белья? — спросила Нина.

— Не буду, — твердо заявил Андрей.

3

Дома Нина отказалась от обеда, которым ее пытался накормить заботливый Андрей, и сразу направилась в ванную.

Ее ждет чудесный вечер, и она выжмет из него все возможное!

Она вымыла голову и с помощью геля уложила волосы. Андрей периодически просовывал голову в дверь комнаты, где она одевалась, и пытался дать Нине очередной совет, но она твердым голосом пресекала любые его попытки вмешаться. Ему пришлось смириться и заняться глажкой своей белоснежной рубашки.

Обычно Нина не пользовалась косметикой, но в заначке у нее оставались старые запасы. Она легким бежевым тоном покрыла лицо, бирюзовыми тенями тронула веки, неяркой помадой обвела губы. Нина, замирая от удовольствия, облачилась в новый наряд и подушилась остатками былой роскоши, французскими духами.

— Ну как? — торжественно распахнула она дверь перед Андреем. Ответ был написан на его веснушчатом лице.

— Нет слов! — Андрей только развел руками. — Ты неотразима!

Перед ним стояла совсем другая женщина. Не та беспомощная, с потухшими глазами и безвольно повисшими вдоль тела руками. Нет, это была красавица с гордо поднятой головой, с сияющим блеском огромных зеленых глаз и благоухающим золотом волос, словом, обитательница совсем другого мира, в котором если и существуют проблемы, то только в выборе наряда и духов для званого ужина.

— Едем! — Он взял ее за руку.

Андрей привез Нину в центр города, в один из арбатских переулков, где каждый дом имел свое неповторимое лицо. Здесь Москва была другим городом, не имевшим ничего общего с безликими, серыми блочными окраинами.

«Доктор Джаз» — прочитала Нина на роскошной вывеске у входа в неприметный полуподвал. Дверь им открыл неприступного вида швейцар, но, разглядев их, он расплылся в любезной улыбке. Видимо, внешний вид Андрея и Нины соответствовал его предствлениям о респектабельности посетителей.

Они переступили порог, и ноги утонули в пушистом ворсе светлого ковра. Душистое тепло, красивый интерьер, мягкие звуки музыки — все радовало глаз и слух. В углу небольшого уютного зала на черной поверхности рояля отражались горящие свечи, звучала прекрасная пьеса в исполнении молодого пианиста и хорошо известного в музыкальном мире саксофониста.

Андрей повел Нину к столику у окна. Никогда не бывавшую в подобных местах Нину приятно поразило, что на столе, покрытом белоснежной хрустящей скатертью, стояла ваза с фруктами и две бутылки вина, сухого и сладкого. К ним тут же подскочил официант, молодой человек с преувеличенно-интеллигентным видом в круглых очках в металлической оправе.

«Наверное, какой-нибудь недоучившийся филолог, — подумала Нина, — может, и мне тоже пойти в официантки? Да я на одних чаевых себе состояние сделаю».

Официант услужливо протянул каждому меню в красивом переплете с золотым тиснением и поинтересовался, какое вино они предпочитают. Вкусы Нины и Андрея совпали: оба они выбрали сухое. По тому, как быстро и бесшумно их обслуживали, Нина поняла, что Андрей ее пригласил в один из малоизвестных дорогих ресторанов для интеллектуальной элиты.

Что же касается меню, то Нина сразу поняла, что ничего не смыслит в этих диковинных названиях. Она с восторгом зачитывала их вслух:

— «Котлета для гурме», интересно, что это? Андрей, а вдруг ты — «гурме», тогда эта котлета как раз для тебя. Или вот, смотри — «крылья барбекю». Что такое «барбекю», это владелец крыльев или способ приготовления?

Андрей снисходительно усмехался:

— Какая ты дикая! Кого я привел в ресторан, свою престарелую тетю из Саратова или молодую столичную актрису?

— Да ты, оказывается, сноб! Кто бы мог подумать? У меня никогда не было ни денег, чтобы ходить в подобные места, ни богатых знакомых, которые водили бы меня по таким ресторанам. Я же видела цены в меню. И, кстати, извини за нескромный вопрос, но откуда у тебя такие деньги? Ты не выглядишь человеком, способным за вечер потратить чуть ли не штуку баксов. Мне просто неловко вводить тебя в такие расходы. Ты, видно, не тот, за кого себя выдаешь, может, ты работаешь на мафиозные структуры?

— Да брось! Просто иногда мне подворачивается халтура — приглашают переводчиком на деловые встречи с иностранцами, и бывает, что за это платят неправдоподобно много. Незадолго до нашей роковой встречи я как раз заработал таким образом около тысячи долларов за несколько дней. Такие «левые» деньги надо и тратить легко.

— Ничего себе! А разве тебе ничего не надо? Все же это крупная сумма!

— Ты удивишься, но мне ничего не надо. Мне вполне хватает постоянного заработка, но давай не будем о делах. Лучше скажи, на чем ты остановишь свой выбор?

— Я доверюсь твоему вкусу, — сказала Нина, — только, пожалуйста, салата из авокадо с креветками с меня уже хватит.

Андрей сделал заказ.

Они ели салат, нарезанный как произведение ювелирного искусства, потом мясо по-мексикански с обилием приправ и прочие блюда, созданные прихотливым воображением гурманов.

Кофе был великолепным, пирожные таяли во рту, но Нина ни на минуту не забывала, зачем они сюда пришли.

А Андрею, казалось, ни до чего не было дела. Он просто наслаждался прекрасным вечером и обществом красивой женщины. Он завел с Ниной ничего не значащий разговор о театре вообще и о системе Станиславского в частности.

— Стоп! — Нина решительно остановила поток излияний Андрея. — Суть системы Станиславского в том, что если на стене висит ружье, то оно рано или поздно должно выстрелить. Сейчас я уподоблюсь тому ружью и пущу тебе пулю в лоб.

— Я понял. Ты типичная современная женщина, требовательная и нетерпеливая. И за это я предлагаю выпить! — Он поднял бокал.

— А я предлагаю выпить за случай на дороге, который нас свел. И я готова лечь опять под колеса твоего автомобиля, чтобы ты и дальше остался со мной! — Нина произнесла эту давно приготовленную фразу, которую она много раз повторяла про себя воображаемому Андрею, и сразу успокоилась. Теперь она сделала все, что от нее зависело. Последнее слово оставалось за Андреем.

— А я и так хочу остаться с тобой. И совсем необязательно изображать для этого Анну Каренину. А теперь пойдем потанцуем.

Андрей вывел ее на площадку в центре зала и медленно повел в танце.

Нина обвила его шею руками и всем телом прижалась к нему, слыша, как бьется его сердце. Она вдыхала тонкий запах его одеколона, чувствуя, как в ней просыпается желание. Она осторожно прикоснулась губами к его шее, Андрей крепче прижал ее к себе.

— Милая, — еле слышно прошептал он.

Нина подняла к нему лицо. Андрей танцевал с закрытыми глазами, весь отдавшись ошеломившему его чувству близости.

— Поедем домой, пожалуйста! — пробормотала она, изнемогая от желания остаться с ним наедине.

4

Всю обратную дорогу Нина сгорала от нетерпения. И, едва они вошли домой, она бросилась Андрею на шею и покрыла его лицо поцелуями. Он был несколько обескуражен таким натиском.

— Подожди, я должен тебе что-то сказать.

— Да что нового ты мне скажешь? Давай хоть один вечер обойдемся без слов!

— Нина, послушай! Ты мне действительно очень нравишься, и я хочу остаться с тобой. Но я прошу тебя принимать меня таким, какой я есть, даже если что-то тебе во мне не понравится.

— Да мне в тебе все нравится! — Нина не придала значения его словам. — Иди скорей сюда.

Ей не терпелось вновь оказаться в его объятиях. Нина совсем потеряла голову. Она легкими шагами подошла к Андрею и принялась расстегивать на нем рубашку. Она почувствовала, как он вздрогнул, когда она теплыми губами дотронулась до ложбинки между ключиц. Его большая ладонь обхватила ее затылок, Нина запрокинула голову, и их губы слились в поцелуе.

Это волшебное ощущение их первого поцелуя она не забудет никогда. Его губы были трепетными, теплыми, чуткими, у Нины не хватило бы слов, чтобы описать их, да ей сейчас и не нужны были слова.

Их изголодавшиеся тела ласкали друг друга, Нина готова была сорвать с себя всю одежду, только бы сильнее чувствовать его, только бы их ничего не разделяло.

Она обвила его ноги своими гибкими ногами. Она чувствовала дрожь, охватившую его, и ее тело сразу же отозвалось на его желание. Внизу ее живота возникла сладкая боль, соски стали твердыми и необыкновенно чуткими к его прикосновениям.

Неведомо каким образом они оказались возле дивана. Нина села и потянула Андрея за собой. Он склонился над ней. Черты его лица заострились от желания или волнения, глаза потемнели еще больше и приобрели лихорадочный блеск. Видно было, что в нем происходит какая-то мучительная борьба.

— Ну иди же сюда! Я тебя хочу! — Нина не могла больше сдерживаться. — Я так давно этого ждала!

И тут случилось нечто непредвиденное. Неожиданно он отшатнулся от дивана с распростертой на нем Ниной. Его пальцы торопливо забегали по рубашке, застегивая пуговицы.

— Постой! Я так не могу.

Нина почувствовала себя так, будто со всего размаху ударилась о шершавую каменную стену.

— Что случилось? Я что-то делаю не так?!

— Нет, ты тут ни при чем. Я же тебя предупреждал! — Андрей выглядел абсолютно несчастным.

Нина ощущала себя полной дурой. Она просто не понимала, что происходит. Она никогда не оказывалась в подобной ситуации и не знала, как себя вести.

Ее охватило бешенство. Она резко вскочила с дивана.

— Какого черта! Я что, не устраиваю тебя как женщина? — В ее голосе звенела злость и обида.

— Ты мне очень нравишься! Возможно, мне никто не нравился так сильно, как ты.

— Тогда в чем же дело?

— Ну, я же тебя предупреждал, что у нас могут быть проблемы, а ты не придала этому значения.

— Мне и в голову не могло прийти, что это проблемы такого рода. Ты что… — она замялась, — голубой? — Нина хмыкнула. Это предположение ей самой показалось диким.

— Нет! — Андрей наконец привел в порядок свою рубашку и, как защитные доспехи, нацепил на нос очки. — Если бы я был голубым, зачем мне все это было бы надо.

— Действительно… — Нина терялась в догадках. — А может, у тебя проблемы со здоровьем?

— В каком смысле?

— А в таком, что ты импотент! — Она решила говорить прямо, называя вещи своими именами.

— Да ты с ума сошла! — В голосе Андрея слышалась искренняя обида.

— А вот я сейчас проверю!

Нина, не дав Андрею опомниться, кошкой кинулась на него и сунула руку ему между ног. Там все было в порядке. В ее распоряжении было всего одно мгновение, но она успела почувствовать упругость его возбужденного члена.

— Это уж слишком! — Терпение Андрея иссякло.

Он стряхнул Нину с себя и поспешил вон из комнаты.

— Я тебе не дам вот так уйти! — Нина опередила его и загородила собой выход из комнаты.

Глядя на него горящими безумными глазами, она начала срывать с себя одежду.

— Ты что думаешь, накупил мне валютных тряпок, накормил валютной едой, и все? Сам говорил — женщина, женщина! Вот именно, я — женщина, и мне надо кое-что еще, кроме еды и одежды. Я тебя хочу, и, если ты мужчина, а не кусок дерьма, ты меня удовлетворишь!

Нина наконец выпуталась из своих одежд и, сверкая глазами, направилась к Андрею. Ее решительная походка, вытянутые вперед руки, растрепанные волосы — все говорило о непреклонной решимости добиться своего.

Она была необыкновенно хороша в эту минуту. Но на Андрея все происходящее нагнало еще больший страх. Видно, он был так же твердо настроен не поддаваться чарам Нины, как Нина — соблазнить его. Поединок разыгрался не на шутку. Настоящая война миров, мужского и женского.

Андрей рванулся назад и, спотыкаясь о разбросанные по всей комнате вещи, скрылся на балконе. Нина, зная, что балконная дверь не закрывается со стороны улицы, рванула ее на себя. Наверное, Андрей ослабел от неравной борьбы, и дверь распахнулась. Нина, в одном белье, влетела на заставленный доисторическими ящиками балкон.

На улице шел дождь, грозящий вот-вот перейти в мокрый снег. Город уже спал, набираясь сил перед предстоящей неделей.

— Ты что, совсем спятила? Хочешь получить воспаление легких?

— Да, хочу! Тогда у тебя будет повод жить тут еще и играть дальше в заботливую сиделку. Ты ведь ни на что больше не годишься, кроме как горшки за больными выносить! Нельзя же сначала так завести человека, а потом динамить. Может, мне теперь самой себя удовлетворять? Зачем все это было — ресторан, музыка, вино, твои дурацкие нежные поцелуи?

Нина так раскричалась, что на соседних балконах зажегся свет и показались любопытные головы разбуженных соседей, желающих посмотреть на ночное шоу в собственном доме.

Хоть Нина и была актрисой, но играть на публику ей не хотелось. Вконец разобиженный Андрей молча курил. Он стоял, облокотившись о перила, согнувшись так, будто низкое мокрое небо давило на него своей тяжестью. Нина заметила, как дрожат его длинные аристократические пальцы. Она поняла, что все ее старания напрасны. Она проиграла этот бой. Он даже не соизволил объясниться с ней. Ей стало невмоготу и дальше оставаться в одной квартире с этим психом.

Оставив Андрея на балконе курить одну сигарету за другой, Нина ретировалась обратно в комнату, хлопнув дверью так, что зазвенело стекло. Ей было душно, хотелось выйти из дома, дышать мокрым холодным воздухом, мчаться куда глаза глядят, не разбирая дороги.

Торопливо облачившись в свой обычный невзрачный наряд, Нина выскочила из квартиры.

5

Она с наслаждением вдыхала ночную сырость, жадно глотала ее, как измученный жаждой человек пьет и не может оторваться от стакана холодной воды.

Ноги сами несли Нину по лужам к шоссе, грубым шрамом прорезавшему их микрорайон. В ее разгоряченной голове роились беспорядочные мысли. Нину разбирало зло, ей хотелось совершить какой-нибудь безумный поступок, как-нибудь отомстить Андрею, заставить его помучиться, пожалеть о своей дурацкой блажи.

«Конечно, это блажь, а что же еще!» У Нины даже в мыслях не было как-то пожалеть Андрея, попытаться разобраться в мотивах его дикого поступка.

Она вышла к шоссе.

«Отдамся первому встречному! Пусть знает!» — молнией мелькнула в ее голове безумная мысль.

Она в вызывающей позе встала на обочине. Машины мчались мимо, обдавая Нину брызгами. Им дела не было до ее расстроенных чувств и нелепой жажды мести. Неожиданно Нина как бы увидела себя со стороны. Растрепанная злая девица ищет приключений на окраине города, у обочины полуосвещенного шоссе, чуть ли не по колено в грязной луже…

«Ну и дурацкий у меня вид, должно быть! Наверное, я излучаю такую злобу, что водители боятся тормозить около меня. Надо было надеть свой новый вечерний костюм. Может, хоть здесь бы он пригодился. Тогда бы я выглядела еще глупей!»

Она уже совсем было собралась уходить, и здесь потерпев поражение, как вдруг возле нее с неприятным скрипом остановилась заляпанная комьями грязи, но когда-то белая «волга».

— Куда едем, красавица? — хриплым, простуженным голосом спросил ее невидимый в темноте водитель.

— Все равно!

— Слово дамы — закон! — Его, казалось, совсем не удивил вызывающий ответ Нины.

Слегка помятая дверь гостеприимно распахнулась ей навстречу. Нина смело уселась на сиденье, прикрытое кое-где протертым клетчатым пледом.

Машина резко рванула с места, и они помчались в ночь.

— Пивка?

— Давайте!

Нина украдкой оглядела водителя. Небритый парень лет тридцати с помятой физиономией протягивал ей начатую банку.

— А новой нет? — Нине совершенно не улыбалось допивать пиво за этой малоприятной личностью.

— Какие мы брезгливые! — В голосе мужика звучала насмешка.

Тем не менее он извлек откуда-то неначатую железную банку. Нина с треском откупорила ее и сделала большой решительный глоток. На самом деле она терпеть не могла пива. Но сейчас ломаться не приходилось. Ей все больше делалось не по себе.

А водитель прямо-таки сиял от удовольствия. Он включил какую-то развеселую музыку, они неслись в неизвестном направлении, подпрыгивая на плохо уложенном асфальте.

Нину охватил панический страх. Она понимала, что просто так эта история закончиться не может. На широком сытом лице водителя сияла пошлая улыбка.

«Как же, неизвестно откуда, прямо в машину сваливается симпатичная девчонка, да еще и покладистая такая. Видно, из искательниц приключений. Вот это везуха!»

— Леха, — протянул он Нине пухлую руку с короткими, не слишком чистыми пальцами.

— Нина, — ответила она, но руки не подала.

Неожиданно у нее в голове что-то щелкнуло.

«Ведь это уже было! — с лихорадочной четкостью поняла она. — Было, когда я познакомилась с Андреем, и все с точностью до наоборот. Тоже белая машина, только та сияла чистотой, а эта вся в дерьме. Андрей стройный и красивый, а этот вон какую морду наел, и страшный как черт, и несет от него смесью лука и бензина».

Между тем рука водилы уже оказалась у нее на колене, и по его масляной роже было видно, что это только начало. Нине стало противно и страшно одновременно.

«Ни за что!» — четко поняла она.

Резко сбросив мерзкую ладонь со своего колена, она схватилась за ручку двери.

— Останови машину!

— Ты это чего? Или чем не угодил? Ты не думай, я и заплатить могу! А динам мы не любим. — В хриплом, прокуренном голосе зазвучала угроза.

— Никакая я не динама. Все, приехали. Не высадишь, я тебе все стекла переколочу! — Нина нащупала где-то под ногами тяжелый гаечный ключ и теперь угрожающе размахивала им перед носом у обалдевшего водителя.

Тот решил не связываться.

— Психопатка! — обозвал он Нину и грязно выругался, но машину остановил.

Нина выскочила, с ожесточением хлопнув дверью.

Ее голова между тем работала предельно ясно:

«Там я Андрея динамой обозвала, а здесь меня так назвали. Какая-то пародия на наши отношения. Слава Богу, хватило ума вовремя остановиться, а то влипла бы в грязную историю, запросто могла бы подцепить какую-нибудь гадость!»

Нина огляделась. К счастью, это бессмысленное приключение унесло ее не так уж далеко от дома. По крайней мере, не на другой конец Москвы. В безумном состоянии выбегая из дома, она, конечно, не взяла денег, а транспорт уже не ходил. Пришлось возвращаться пешком. Теперь Нина намеренно держалась в тени домов, чтобы опять не нарваться на ночного любителя клубнички. Быстрая ходьба всегда проясняла ее мысли, а теперь, когда ее подгонял еще и холод, у Нины появилась прекрасная возможность все как следует обдумать.

Она прекрасно понимала, что ее затея отомстить Андрею, отдавшись первому встречному, была полным безумием.

«Интересно, кого бы я, кроме себя, наказала. Надо же быть такой дурой. Но все-таки почему Андрей так странно себя ведет? Надо проанализировать ситуацию.

Так, корыстные цели отпадают. Да и какая может быть корысть — он богаче меня в сто раз, и квартира у него есть. И вообще, он, похоже, просто хороший человек.

Что же может быть еще? Он не импотент, это точно. Я же лично убедилась, что у него все стоит.

А вдруг он все же гомик. А!.. — Страшная догадка заставила ее остановиться. — Он спит с Вадимом! А теперь решил стать нормальным и тренируется на мне, но у него ничего не получается. Стоп! Ведь он же спал с Иркой, и, по ее словам, мужик он был что надо. А вдруг это не он? Ведь не узнал же он Ирку. А она могла обознаться. Нет, это уже полный бред!

А вдруг он просто обломался из-за того, что я проявила чрезмерную инициативу? Вдруг я как-нибудь унизила его мужское достоинство, накинулась на него, раздевать начала, чуть ли не в штаны полезла. Ничего, все еще можно исправить, я буду вести себя как тургеневская девушка, тихо и скромно.

Блин! — Она опять остановилась как вкопанная. — Ведь он же женат, а я совсем забыла. Так где же эта мифическая жена? Дома у него живет Вадим, а сам он весь этот месяц был почти все время при мне и не делал, насколько я знаю, никаких попыток с ней связаться. Куда же она делась? Наверное, именно в ней причина его нежелания заниматься сексом со мной. Надо будет каким-то образом ее отыскать и разобраться во всей этой странной истории. Я должна, должна понять, иначе у меня просто крыша съедет!

Ну ладно, все, у меня уже мысли начали путаться. Сейчас я иду домой и там буду действовать по ситуации. Главная задача на ближайшее время, как бы нелепо это ни звучало, переспать с Андреем. Придется действовать стратегически!» Нина усмехнулась про себя и быстрей зашагала в сторону дома.

Добравшись наконец до двери своей квартиры, Нина, спохватившись, начала рыться в своих карманах.

«О Господи, я убежала в таком состоянии, что не взяла ключи».

Она коротко позвонила, квартира хранила молчание.

«А вдруг Андрей уехал, это было бы неудивительно после моих выходок. Интересно, где машина?» Нина так спешила домой, что даже не обратила внимание, стоят ли «жигули» Андрея на своем обычном месте около подъезда.

Нина бегом поднялась на один лестничный пролет и заглянула в окно, покрытое многолетним слоем грязи.

«По крайней мере, машина тут! — Нина перевела дух. — Как бы ни был Андрей взбешен, не мог же он забыть машину. Значит, он дома. Что он, оглох, почему звонка не слышит?»

Отчаявшись, Нина в сердцах пнула дверь ногой. Та неожиданно распахнулась.

«Ничего себе!» — поразилась она.

Андрей, всегда такой аккуратный, всегда ругавший ее за беспечность и неосторожность, забыл запереть дверь.

«Ну и допекла же я его!» — не без гордости решила Нина.

Она тихо зашла в квартиру, осторожно разделась и заглянула в комнату. Там царил оставленный ею бардак. Ее вечерний туалет, в покупку которого бедный Андрей вложил столько души, смятый валялся на полу. Там же лежали опрокинутые стул и табуретка, которые Нина сшибла в порыве страсти, сама этого не заметив.

И тут же на жалком и не подходящем ему по росту диване спал Андрей. Он спал, свернувшись калачиком, натянув одеяло на голову. Казалось, он хотел уйти в сон, спрятаться в мире грез от проблем безжалостной реальности.

Стараясь не шуметь, Нина собрала вещи и аккуратно повесила их в шкаф. Андрей не шелохнулся. Нине не оставалось ничего другого, как тоже забраться в постель. Самое смешное, что она моментально заснула, будто провалилась в черную мягкую дыру без образов и звуков.

6

Первое, что услышала Нина, проснувшись, был шум льющейся воды. Андрей принимал душ. Нине было лень вставать. Все-таки вчера был нелегкий день. Лежа, она попыталась отрепетировать предстоящий и, как ей казалось, неизбежный разговор с Андреем.

«Мужчина он или нет? Должен же он хотя бы как-то объясниться! — рассуждала Нина. — Да, но не могу же я вести с ним серьезный разговор вот так, лежа в постели, непричесанная, ему ведь надо, чтобы все было стильно, как на картинке журнала о жизни элиты».

Она неохотно поднялась и накинула халат.

«Жалко, что в наших квартирах только одна ванная».

В это время вода перестала литься, и через некоторое время показался хмурый Андрей.

Нина поспешила туда, откуда он только что вышел. Их столкновение в узком коридоре было неизбежно.

— С добрым утром! — робко поздоровалась Нина.

— Привет, — мрачно ответил он.

Пока Нина была в душе, Андрей по старой памяти готовил кофе на двоих.

Этим утром Нина особенно тщательно причесалась и надела простую, но милую белую блузку. Белое всегда ей было к лицу. Она чувствовала вину перед Андреем, и сегодня ей хотелось порадовать его хотя бы своим видом.

Утро было мрачное. Природа никак не могла решить, осень еще или уже зима. Этим же вопросом было озабочено хмурое низкое серое небо, готовое пролить на прохожих ледяной дождь или облепить их мокрым снегом.

Завтрак начался в напряженном молчании. Несмотря на твердое намерение не брать инициативу в свои руки, Нина не выдержала и первой завела разговор.

— Андрей! — вкрадчиво начала она.

— Да, — холодно и не глядя в ее сторону отозвался он, целиком поглощенный созданием бутерброда.

— Андрей, я должна извиниться!

— Извинись.

— Извини меня, пожалуйста! — голоском маленькой девочки пропищала Нина.

— Ты больше так не будешь?

— Не буду! Ну улыбнись же!

Наконец Андрей оторвался от хлеба с маслом и взглянул на Нину. Он действительно улыбнулся, и от этой улыбки в нем словно зажегся внутренний свет, осветивший кухню, потемневшую было от настроения ее обитателей и пейзажа за окном.

— Андрей, теперь, когда мы трезвы и, надеюсь, спокойны, давай все же побеседуем. Будь добр, — Нина говорила преувеличенно проникновенно, — объясни мне, пожалуйста, что же вчера произошло. Я должна понять, только тогда я перестану дергаться и психовать. Войди в мое положение. Ты месяц тут живешь, хотя, в общем, мог бы этого и не делать, ухаживаешь за мной. При этом бросаешь на меня страстные взгляды, которые меня волнуют, вздыхаешь по ночам. Ладно, я не тороплю события и жду своего выздоровления. Я поправляюсь. И что же? Ты устраиваешь вечеринку, потом приглашаешь меня в ресторан. Ты за день тратишь на меня сумму, которой мне бы хватило на полгода. Наконец, ты целуешь меня, тебя всего трясет от страсти, ты возбужден, и вдруг… в последний момент тебя что-то обламывает. Скажи, что?! Тебя что-то оттолкнуло в моем поведении или у тебя какие-то внутренние страхи? Извини, но на девственника ты совсем не похож.

— Да, ты, конечно, права. Я, должно быть, сделал тебе больно. Я тоже хотел бы извиниться перед тобой. Я пытался тебе вчера все объяснить, но ты была в таком состоянии…

— Но ты же сам меня до него довел! — перебила его Нина.

— Да пойми, я тебя ни в чем не упрекаю! Короче, ты меня и слушать не стала. А потом ты так разошлась, что я просто не знаю… Ты проявила нечуткость, ты стала делать недозволенные вещи!

— Это когда я в штаны к тебе полезла? — Нина не смогла удержаться от смеха.

— Хотя бы… — Андрей был непробиваемо серьезен.

— Ну, ты тоже был хорош! Бегал от меня по всей квартире. Мы оба были хороши, прямо как персонажи какой-нибудь комедии.

— Да, в тебе чувствуется настоящая актриса! — съязвил Андрей. — Кстати, где ты ночью бродила? Я минут через десять после твоего бурного ухода отключился, так ты меня измучила своими домогательствами!

— Что?! Ты, по-моему, и сам был во власти плотских страстей. Интересно, почему это ты так быстро заснул. Наверное, ты каким-то образом достиг удовлетворения? — Нина не смогла удержаться от грязного намека.

— Прекрати сейчас же!

— Все, все, извини! — В планы Нины не входило злить его.

— Ты не ответила, где ты была ночью! — В голосе Андрея зазвучали нотки собственника, достаточно нелепые в его двусмысленном положении.

— Я просто подышала воздухом, успокоилась и вернулась. — У Нины хватило ума не рассказывать о неудавшемся плане мести. — А ты, между прочим, не ответил на мой главный вопрос!

— Ну хорошо. Я, видимо, должен кое-что рассказать о себе. Нет! — Андрей дернул головой, словно отгоняя от себя неприятные воспоминания. — Я не хотел бы о себе говорить. Разве только то, что последнее время я жил как в коконе, защищая себя от внешнего мира. И только ты помогла мне, сама того не зная, освободиться от него. Мне тридцать четыре года, но я так и не понял, что такое любовь…

Нина, терпеливо слушавшая его сбивчивые слова, тут не выдержала и почти закричала:

— Ради Бога! Только не говори мне о любви! Мне двадцать шесть лет, а я, в отличие от тебя, поняла, что это такое. Любовь, мой милый, это когда кто-то залезает к тебе в желудок и изнутри поедает твои кишки! — Вот такие жуткие ассоциации возникали у Нины при воспоминании о ее любовниках.

— Что ты несешь?! От твоих слов волосы дыбом встают! — Андрей от возмущения стукнул чашкой с остатками кофе по столу. Темная лужица растеклась по пластиковой поверхности.

— А ты что, собрался признаться мне в любви?

— Да, если бы это слово не было так истаскано мной и теми, кто мне его говорил.

— Я бы тоже могла это сделать, если бы меня не тошнило от звуков, из которых это дурацкое слово состоит.

Неожиданно осознав смысл сказанного, они замолчали, уставившись друг на друга. Потом также молча закурили, а потом Анрей, видимо, чтобы разрядить обстановку, заявил:

— Тебе следует бросить курить!

— Это еще почему? — подхватила Нина.

— Потому что я вообще не люблю, когда женщина курит, а ты и так бледная, худая, зачем тебе еще табаком травиться!

— Подожди, подожди, не отвлекайся! Мы, кажется, говорили о любви, ты жил в коконе…

— Как ты все упрощаешь! Короче, только с тобой моя душа начала оттаивать, но я не хотел бы говорить о том, что ее заморозило. В моем прошлом было нечто, что определяет мое поведение сейчас, ну, ты понимаешь, о чем я говорю.

— О сексе, что ли?

— Ну, да, да! Я прошу тебя, не торопи меня. Просто секс сейчас для меня невозможен. И, пожалуйста, не спрашивай меня почему! Еще раз тебя прошу, принимай меня таким, какой я есть! Если ты, конечно, хочешь, чтобы наши отношения продолжались.

— Да, хочу! — не задумываясь ответила Нина. — Только как ты себе их представляешь?

— Это от тебя зависит.

— То есть?

— Ты хочешь, чтобы я по-прежнему жил у тебя, или тебе это будет трудно из-за того, что я не могу…

— Ты так говоришь, будто ты импотент!

— Нина, пожалуйста, прояви деликатность! Иногда ты меня просто удивляешь. Неужели для тебя так важен этот несчастный половой акт?

— Но мы же молоды, здоровы, зачем лишать себя того, что может быть так приятно! Я, видно, в твоих глазах выгляжу сексуальной маньячкой!

— Я этого не говорил. Но, насколько я знаю, у тебя было много мужчин.

— Ну и что? — Нина насторожилась.

— И с каждым ты спала. Только не подумай, что я тебя осуждаю, я о другом. О том, что тебя теперь тошнит от слова «любовь». Со мной произошло нечто похожее, только еще покруче.

«Но что же, что?» — терялась в догадках Нина.

Андрей продолжал:

— Так давай попробуем жить иначе, построить свои отношения не на зыбкой основе минутных удовольствий, а на другой. Может быть, так у нас что-нибудь получится? Ну, так ты хочешь, чтобы я остался у тебя? — В ожидании ответа Андрей напряженно всматривался в ее лицо.

Нина помолчала.

— Да, я хочу, чтобы ты у меня жил, несмотря ни на что. И я готова мириться со всеми твоими особенностями и, как ты выражаешься, не торопить тебя.

— А я, в свою очередь, готов всячески заботиться о тебе, потому что тебе это нужно, а мне это очень приятно.

«Видимо, это ему заменяет секс!» — подумала Нина, а вслух сказала:

— Прямо торжественное обещание получилось. Мы можем скрепить его невинным поцелуем?

— Можем! — Андрей улыбнулся и, привстав, притронулся губами к ее щеке.

Нина просто физически почувствовала исходящий от него страх.

«Да, плохо дело», — поняла она.

— Ну, хорошо. Сексом мы не занимаемся, а целоваться, обниматься с тобой можно или тоже нет? Вообще, расклад, конечно, дикий. Я первый раз в такой странной ситуации… — начала она.

Но Андрей резко прервал ее:

— Пожалуйста, давай больше не будем все это обсуждать! Я ненавижу ставить условия, но тут мне, видимо, придется. Для нашего же блага, иначе мы просто не сможем существовать вместе. Итак, во-первых, вся инициатива близости должна исходить от меня, и, во-вторых, ты не будешь лезть в мое прошлое и вести со мной разговоры о моих сексуальных проблемах.

— Договорились, — пожала плечами Нина, но в душе она, конечно, таила надежду, что ей удастся сломить сопротивление Андрея, просто теперь она будет действовать разумнее, не столь опрометчиво, как раньше.

Нина встала из-за стола, закончив этот разговор, чувствуя себя без сил, как после тяжелой физической работы.

Глава 4

1

Теперь Нина чувствовала себя стратегом, который должен, не теряя хладнокровия, рассчитать все ходы противника, победить его, если не напором, то хитростью.

Она мерила комнату шагами. Гордость боролась в ней с желанием заручиться чьей-нибудь поддержкой. Наконец Нина сдалась, она решила позвонить Ире.

«Невозможно в такой безумной ситуации действовать в одиночку. Мне необходимо с кем-нибудь посоветоваться, а Ирка все же моя подруга. К тому же она с ним спала. Было это давно, в ней уже все перегорело, надеюсь, ревновать она меня к нему не будет, а вместе мы что-нибудь придумаем. Все, звоню!» Нина подскочила к телефону и принялась решительно крутить диск. К счастью, Ирка оказалась дома. Сегодня лошади отдыхали от ее забот.

— Ирка, привет! — Нина терпеть не могла дежурные фразы и сразу перешла к делу. — У меня проблемы с Андреем! — Да? — В Иркином голосе зазвенел неподдельный интерес. — А что случилось, вы поругались?!

— Да нет, я же говорю — у нас проблемы. Я не хочу это обсуждать по телефону. Давай встретимся и поговорим.

— Он что, подслушивает? — Ирка инстинктивно понизила голос до шепота, хотя ее-то Андрей, которого, кстати, не было дома, уж точно слышать не мог.

— Брось, никто меня не подслушивает, просто это долгий разговор, и лучше, если мы встретимся и все обсудим, ну, скажем, где-нибудь в кафе.

— Ну ты хоть намекни, какого рода у вас проблемы! Я просто лопаюсь от любопытства. Неужели твой супермен в чем-нибудь прокололся?

— Тебе придется потерпеть. — Нина не могла отказать себе в удовольствии немного помучить подругу. — Давай лучше договоримся, где и когда.

Они решили встретиться в небольшом, уютном, а главное, дешевом кафе недалеко от Покровских ворот. Сгоравшая от любопытства Ирка примчалась первая.

Когда Нина вошла, та уже сидела за столиком, не сводя глаз с двери. Можно было подумать, что Ира явилась на свидание с любимым, которого не видела по меньшей мере год. Одета она была очень пестро, в отличие от Нины, как всегда, одетой в темное, как будто она носила по кому-то траур. Единственным ярким пятном в ее одежде был пестрый шерстяной шарф, которым она по случаю холодов закутала голову.

— Ну, что же ты так долго?! — Ирка даже привстала, ее так и распирало от желания поскорее все узнать.

— Подожди, давай хоть кофе возьмем! Да что ты так завелась? Успокойся, все живы, сейчас спокойно сядем, и я тебе расскажу. Скажи лучше, что тебе взять?

— А ты при деньгах?

— Да, мне Андрей дает, так сказать, на карманные расходы.

— Ну, значит, у вас не так уж все и плохо!

— А я и не говорила, что у нас все плохо.

Девушки подошли к стойке и заказали себе по чашке кофе и пирожные. Пока кофе варился, Ирка автоматически стреляла глазами в бармена, молодого мужчину с аристократической внешностью и курчавой шапкой рано поседевших волос.

«Какие нынче бармены импозантные пошли! — поразилась Нина. — Интересно, чем он занимается на досуге? Наверно, размышляет о бренности бытия или штудирует философские трактаты». Нина всегда думала о людях лучше, чем они того заслуживали.

Бармен же нещадно обсчитывал клиентов, разбавляя напитки, а долгими осенними вечерами пьянствовал в компании таких же, как он, молодых людей с усталыми лицами.

Наконец, когда подруги уселись за столик, долгое терпение Иры было вознаграждено. Нина начала рассказ, огорошив Ирку первой же фразой:

— Ты представляешь, он не хочет со мной спать!

— Что! Как это так! — Ирке даже в голову не могло прийти что-нибудь подобное. В те далекие дни, когда она мучилась от неразделенной любви к Андрею, он совершенно не был похож на аскета.

— Вот так! Представь себе… — И Нина поведала изумленной подруге о событиях последних дней.

— Ничего себе! — Ирка таращила на Нину глаза с выражением искреннего сочувствия, хотя где-то внутри у нее хищным зверьком шевелилось злое торжество.

«Ага, не все коту масленица, пусть теперь помучаются немного, а то у них все складывалось прямо как в голливудском фильме со счастливым концом. Так в жизни не бывает».

Тут Ира разглядела и темные круги у Нины под глазами, и то, как она нервно тонкими пальцами крутила сигарету, и ей стало по-настоящему жалко подругу. Ирка поняла, как Нине сейчас тяжело, тяжело именно от неясности и непредсказуемости ситуации, от того, что поступки Андрея казались ей абсолютно необъяснимыми. Ире стало стыдно.

«Чего уж теперь злорадствовать. Мне былого не вернуть, а Нинке надо как-то помочь, вон ее как припекло!»

— Надо что-то делать! — решительно заявила она подруге, готовая хоть сейчас ринуться в бой.

— Надо-то надо, но что? Я лично чувствую себя просто в тупике. Мне ничего в голову не приходит.

— Тебе надо изменить стиль поведения, выглядеть более соблазнительной, например…

— Например, носить кружевное белье кроваво-красного цвета!

— А что? Может быть.

— Да его стошнит, как только он это увидит. У него же, в отличие от некоторых, есть вкус. К тому же он и на белье-то мое не смотрит. Старательно отворачивается.

— Такой скромный?

— Ну да, скрутил себя в бараний рог, аскет несчастный, а я мучайся.

— Это что-то ненормальное. А как он вообще себя ведет, ну, в том, что не относится к сексу? Как вы с ним сосуществуете?

— Нормально… — Нина пожала плечами. — Он много времени проводит на работе, видно, чтобы поменьше быть со мной наедине. Покупает еду, ведет со мной умные разговоры. Но знаешь, все это так неестественно, как в игре «да и нет не говорите» — все позволено, кроме секса, вот все мысли вокруг него и вертятся! Я себя просто уже озабоченной какой-то чувствую. И с ним, я уверена, то же самое.

— Да уж! Я тебе не завидую. Видно, что-то с ним такое случилось, что он теперь к женщине и подступиться боится. — Ирка задумчиво крутила в руках чашку.

— Может быть, ты что-нибудь вспомнишь, ведь ты же с ним общалась, у вас были общие знакомые…

— Ну, додумалась! Когда это было! Тогда с ним все было в порядке, даже слишком. А после той истории я постаралась забыть его как можно скорее и вообще перестала встречаться с ним или с кем-нибудь из его круга.

— А что у него были за знакомые?

— Да не знаю, обычные ребята… Да что теперь его прошлое копать, тут концов не сыщешь. Надо заставить его преодолеть его страхи, и все тут!

— Легко сказать! Ты прямо мастер советы давать! Я думала, ты что-нибудь придумаешь.

— Подожди, у меня есть идея! — Ирка привстала так резко, что ее стул чуть не опрокинулся на пол.

Скучающий бармен с интересом прислушивался к затянувшемуся женскому разговору.

— Я думаю, что все дело в порче. Его сглазили.

— Да что ты несешь! Неужели ты веришь во всю эту чушь насчет сглазов и порч?

— А почему бы и нет? Устроил какой-нибудь девушке вроде меня веселую жизнь, вот она ему и отомстила. Или думала о нем с ненавистью, или пошла к бабке-колдунье, а та на него порчу навела, и теперь он ни на что не способен. Думаешь, так не может быть?

— Да нет, наверно, может. — Нина задумалась. Такая мысль ей даже в голову не приходила, хотя она инстинктивно чувствовала, что злые мысли могут повредить человеку. — Ну, и что ты предлагаешь?

— Надо пойти к знахарке, чтобы она эту порчу сняла, а заодно и приворот сделала.

— Что сделала? — не поняла Нина.

— Ну ты даешь! Простых русских выражений не знаешь! Приворот, ну, она там пошепчет на воду, ты дашь ему этой водички попить, его сразу к тебе потянет.

— Но это же посягательство на его свободу!

— Да брось! Он же сам спит и видит, как бы тебя, извини за выражение, трахнуть. Ну, так надо ему помочь.

— Но это какие-то дремучие методы.

— Не дремучие, а народные. И потом, у тебя что, есть другие варианты?

— Да нет, — задумчиво протянула Нина, — а где я возьму знахарку, в Москве, в конце двадцатого века, бред какой-то.

— Без проблем! Открой любую газету на странице частных объявлений, там навалом этих колдуний, приворотов, только звони и выбирай.

— Ну что ж! Попытка не пытка, надо будет попробовать. Интересно, это дорого стоит?

— Да какая тебе разница! Ведь Андрей-то деньги тебе дает. Вот ты на его денежки его и приворожишь.

2

С деньгами все обстояло не так просто, как представляла себе Ирка и как хотелось бы Нине. Андрей ей действительно деньги давал. Причем делал он это так легко и естественно, что Нина очень быстро стала принимать это как должное, просто как еще один способ проявить о ней заботу. Но тогда она была больна, больна как бы по вине Андрея, и не могла работать. Теперь же, когда она поправилась, жить за его счет ей казалось абсолютно неприличным.

«Пора с этим завязывать! — думала Нина, сидя в одиночестве все за тем же столиком. Ирка, пожелав ей успеха и чмокнув в щеку, куда-то убежала. Сказала — по делам, но скорее всего на свидание. — Нет, больше деньги у него брать нельзя! Если бы я еще с ним спала, тогда бы еще ничего, а так — это уже становится неприличным. Да, надо во что бы то ни стало с ним переспать! Придется идти к знахаркам, во — дожила!» — Нина невесело усмехнулась.

Она встала и, подняв повыше воротник куртки, вышла на улицу. Зябко поводя плечами, она двинулась к метро, лавируя между спешащими прохожими.

«Как холодно, холодно и сыро! Уж скорее бы снег, что ли, выпал, чтобы не видеть эту серую мерзость».

Тут Нина вспомнила, что у нее и пальто-то зимнего приличного нет, а на теплые сапоги без слез и взглянуть нельзя — такие они старые и страшные.

«Конечно, Андрей все купит, но сейчас мне лучше рассчитывать только на себя. Пора, как это ни печально, выходить на работу», — твердо сказала она себе.

Хотя Андрей и уговаривал ее уволиться из библиотеки Общества слепых, где она начитывала книги на кассеты и получала за это гроши, Нина взяла больничный и оставила место за собой.

От Мити она знала, что начальство уже давно интересуется, когда же она приступит к работе. Что ж, она прямо сейчас поедет туда и обрадует их известием, что выйдет со следующей недели.

«А пока — все силы на поиски доброй колдуньи, которая приворожит любимого!»

Нина быстро закончила свои дела в городе. На работе ее отсутствие пока терпели.

— Но только пока! — так ей сказала грозная начальница, уже уставшая от причуд безработных актеров, нашедших убежище под крышей этого богоугодного заведения. — Пока я закрываю глаза на то, что ты с закрытым больничным гуляешь!

Нина послушно покивала и поспешила удалиться. Ее ждало гораздо более интересное, чем чтение вслух.

По дороге домой Нина накупила разных газет. Отогреваясь горячим чаем, она вооружилась ручкой и принялась отмечать нужные объявления. Благо Андрея не было дома. До его прихода надо успеть найти компетентную и не слишком дорогую колдунью.

Предложение явно превышало спрос. Объявлений действительно было много. Нина с интересом изучала тексты типа: «Стопроцентный приворот» или «Верну любимого». Она остановила свой выбор на телефоне некоей госпожи Любы, которая предлагала целый комплекс услуг для женщин, страдающих от неразделенной любви и неверности.

Нина набрала номер. После трех длинных гудков раздался мелодичный звон и хорошо поставленный женский голос произнес:

— Дамы и господа. К вашим услугам снятие порчи, сглаза, решение сексуальных и психологических проблем, гадание древних инков, черная, белая и серая магия, а также…

«Это уж слишком!» — решила Нина и в ужасе бросила трубку.

Ее вообще пугали автоответчики, а этот дикий мистический перечень заставил ее содрогнуться.

«Мне бы что-нибудь попроще!» — И она взялась за другие объявления.

За полчаса Нина узнала много нового об этом странном роде деятельности, который сейчас, оказывается, стал модным, а потому прибыльным. Все эти гадалки, колдуньи, знахарки, ведуньи — каждая называла себя как хотела, впрочем, мужчины среди них тоже попадались, но значительно реже — требовали за первый визит в среднем полтинник. А вот цены на дальнейшие услуги уже сильно отличались друг от друга.

Гадание на картах стоило в два раза дешевле гадания на кофейной гуще или на бобах, но раза в три дороже приворота или снятия порчи. И совсем уже за баснословную сумму предлагали сделать отворот или сглаз.

Скоро Нина почувствовала, как у нее голова пошла кругом.

«Наверно, инквизиторы в чем-то были правы!» — мелькнула у нее странная мысль.

Надо было на чем-то остановить свой выбор, и она отдала предпочтение некоей даме с прозаическим именем Марья Васильевна. Она привлекла Нину тем, что деньги брала, как хороший репетитор, уже по результату своего колдовства. Видно, клиентура Марью Васильевну не баловала, и та пригласила Нину приехать хоть сейчас.

— Только, девушка, обязательно возьмите с собой какую-нибудь вещь любимого, иначе я не смогу вам помочь! — настойчиво предупредил ее голос из трубки.

Нина решила не откладывать визит. Она в задумчивости стояла перед открытым шкафом и смотрела на аккуратно развешанные вещи Андрея.

«Что бы такое взять? — размышляла она, — надо что-то такое, что передавало бы его сущность».

Ей почему-то на ум пришли его очки, за которыми он, как ей казалось, прятался, словно за прозрачной броней.

«Нет, очки не подойдут, надо что-то из ткани, что впитало бы запах его тела. Ну не белье же! — Нина усмехнулась. — Возьму-ка я галстук, скромно и со вкусом, надеюсь, что эта тетка не оставит его у себя и Андрей ничего не заметит».

Нина старательно, будто в подарок любимому мужчине, выбрала красивый темно-синий галстук с еле заметным узором. Потом она выгребла из всех карманов все оставшиеся у нее деньги и отправилась в дальний путь добывать свое нелегкое счастье.

Путь действительно оказался неблизким. Знахарка, как и Нина, жила на окраине Москвы, только в противоположном ее конце. Нине пришлось долго толкаться в метро, втискиваться в переполненный автобус, а потом долго блуждать, разыскивая нужный дом среди совершенно серых башен.

«Хорошо хоть не пришлось идти за клубочком к избушке на курьих ножках! — вспомнила Нина детскую сказку. — Интересно, какой окажется эта баба-яга и ее жилище?»

3

Нину ждало разочарование. Дверь ей открыла женщина средних лет, довольно приятной наружности, во всем черном, с платком на голове и амулетами на шее. Все это сильно смахивало на маскарад или рабочую форму одежды.

Женщина пристально оглядела Нину с ног до головы и лишь потом пригласила войти:

— Пойдем, девушка.

И повела Нину в дальнюю комнату обычной трехкомнатной квартиры.

Любопытная Нина успела разглядеть хорошо оборудованную кухню и чью-то комнату с неосторожно распахнутой дверью. Нина улыбнулась, заметив дорогой музыкальный центр и портреты рок-звезд на стенах.

«А неплохо иметь мамочку «колдунью»! — усмехнулась она про себя.

Хозяйка привела Нину в свое «логово» — небольшую, слабо освещенную комнату с наглухо задернутыми темными шторами. По стенам были развешаны пучки каких-то трав. Рядом с ними висели странные рисунки, схемы и тут же тускло блестели окладами две старые на вид иконы.

— Садись, девушка, поведай свою печаль!

Нина осторожно присела на край старого продавленного стула, отчаянно заскрипевшего под ней. Вся мебель в этой комнате была какая-то нарочито старая, кривая, хотя на обстановку других тут явно не скупились. Нину не покидало чувство, что она участвует в дурацком, плохо поставленном спектакле. Но ей ничего не оставалось, кроме как подыгрывать хозяйке. Не узнавая своего голоса с невесть откуда взявшимися причитающими интонациями, она начала:

— Мой жених (почему-то она решила для приличия назвать так Андрея) не может спать со мной, хотя говорит, что любит меня. Я вижу, как он мучается, и мне тоже плохо, помогите нам, пожалуйста!

— Я помогу, дочка, помогу, ты только не плачь! — закивала женщина в черном, хотя Нина вовсе и не собиралась плакать.

— А сколько я вам должна? — спросили Нина уже совсем другим, своим обычным голосом.

— Ну, мы же договаривались, — буднично в тон ей ответила женщина. — Но это потом, потом! — спохватилась она. — Вещь-то его принесла?

Нина торопливо выложила галстук, чувствуя себя полной дурой.

— Подойдет?

Женщина важно кивнула.

— А фотографии нет?

— Нет, а что…

— Надо иметь, может пригодиться.

«Где, в милиции, что ли?» — хотела было спросить Нина, но вовремя прикусила язык.

Марья Васильевна с важным видом расстелила на столе кусок фиолетового шелка, зажгла свечу в старинном подсвечнике, положила на шелк галстук и принялась совершать над ним странные действия. Она сняла с пальца левой руки массивное серебряное кольцо, повесила его на нитку и начала этим самодельным маятником качать над галстуком. Все это сопровождалось невнятным бормотанием.

«Она небось стихи Пушкина шепчет, все равно я ничего не слышу», — решила Нина.

Тут женщина прервала свои манипуляции и авторитетно заявила Нине:

— У любимого твоего змея сердце гложет.

«О Господи, что еще за змея?» — испугалась Нина.

— Эта змея — страх. Но тебя он любит и по тебе сохнет. Желает он тебя, но пока не может. Ты, девушка, должна ему помочь, змею эту из сердца его изгнать. — Женщина пристально посмотрела на Нину совсем не колдовскими светло-серыми глазами.

«А то я сама не знаю. Интересно, кто она по профессии? — гадала Нина, а сама кивала как загипнотизированная. — Наверно, инженер или учительница. Кто-нибудь из тех, кому сейчас мало платят. Вот и решила податься в колдуньи».

— Ты принесешь мне прядь его волос, — продолжала морочить Нине голову Марья Васильевна, — отрежешь ее незаметно, иначе приворот не подействует. Я сделаю из них любовное зелье. Выпьешь его сама и потом дашь ему.

— Как дам? — не поняла Нина. — Он же пить не станет!

— Подольешь в чай или в суп.

«С волосами!» — Нина содрогнулась от отвращения.

— И тогда он твой будет навеки, присохнет к тебе, водой вас будет не разлить. Ну, давай деньги и действуй! — вдруг буднично добавила Марья, выпроваживая Нину.

Где-то в глубине квартиры настойчиво трещал телефон.

«Наверно, очередной клиент», — решила Нина.

«В хорошенькую же историю я влипла! — размышляла она по дороге домой. — Теперь делать нечего — придется резать у Андрея волосы, только что-то слабо мне верится, что все это может помочь. Но раз уж взялась — доведу дело до конца!»

4

Наконец выпал снег. Андрей и Нина молча смотрели, как пушистые белые хлопья мягко падают на мокрую серую землю. Это зрелище на обоих действовало успокаивающе. Им захотелось забыть свои разногласия, радоваться тому, что они вместе, и не ждать ничего друг от друга, принимая каждого таким, какой он есть.

За неделю, прошедшую с того дня, когда они заключили свой странный договор, Андрей похудел, черты его лица заострились еще больше. Когда он курил, сигарета дрожала в его длинных красивых пальцах.

Они вели странную жизнь. Андрей много работал, а теперь, когда на работу стала ходить и Нина, они днем почти не виделись. Возможно, оба намеренно старались как можно больше времени проводить вне дома. Это было бы сносным решением их проблемы, если бы не долгие ночи, когда оба чувствовали себя заточенными в узком пространстве комнаты. Нельзя сказать, что это давалось им легко.

Однажды Нина долго не могла заснуть, слушая, как беспокойно ворочается Андрей. Наконец ей это удалось, но сон ее был зыбок, только легкая пелена отличала его от яви.

Неожиданно сквозь легкий туман Нина явственно ощутила, что Андрей оказался рядом. Он спокойно лежал около нее, Нина чувствовала его тепло. Она повернулась к Андрею и всем телом прижалась к нему. Нина осторожно провела рукой по его гладкой коже. Вот ее рука скользит по его плечам, по груди, нежно задерживаясь на маленьком соске. Дальше ее трепещущие пальцы двигаются по твердой выпуклости ребер.

«Как он трогательно худ!» — думает она, и волна нежности накатывает на нее и слезами выступает на глазах.

Андрей вздрагивает, когда ее пальцы прикасаются к гладкому втянутому животу. Ее рука опускается ниже, к месту ее тайных вожделений и… проваливается в пустоту.

Нина в ужасе проснулась и резко села, хватая ртом воздух. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела Андрея, закутанного в простыню, как белое изваяние сидящего около ее кровати. Он испуганно смотрел на нее.

— Что с тобой? — Его голос дрожал.

— Ох! — Нина пыталась стряхнуть с себя остатки кошмара. — Ну и гадость же мне снилась! А ты давно вот так сидишь?

— Ты разбудила меня, ты стонала во сне, я подошел посмотреть, что с тобой случилось.

— Догадайся с трех раз, что мне снилось.

Нина подумала, что ее намек рассердит Андрея, но он лишь тяжело вздохнул и устало провел рукой по ее лицу.

— Тяжело тебе?

— Пока держусь. — Нине стало его жалко.

Андрей притянул ее к себе, Нина ткнулась лбом в его горячее плечо, Андрей обнял ее. Так они сидели молча, прижавшись друг к другу, глядя невидящими глазами в пропасть, разделявшую их.

Утром они стояли у окна, притихшие и утомленные невидимой борьбой.

«А может, плюнуть на все? — вдруг подумала Нина. — Да ну его, это зелье, так ведь тоже можно жить. А потом все как-нибудь само наладится».

— Давай пить чай, — позвал ее Андрей.

На кухне Нина привычно уселась на свое место, глядя, как Андрей разливает чай. Теперь у нее была своя чашка. Раньше она не понимала пристрастий некоторых именно к собственным чашкам. Например, ее отец никому не позволял пить из своей чашки, огромной, с толстым котом на пузатом боку. Но теперь, когда у нее появилась эта — белая с черным рисунком в японском стиле, она пила только из нее.

Из состояния задумчивости Нину вывел звук бьющейся посуды. Андрей выронил чашку, ее любимую, и та, упав на пол, разбилась. По полу растеклась лужа кипятка. Брызги попали ей на ноги, но Нина не замечала боли.

— Прости! — Андрей беспомощно стоял посреди залитой водой кухни. — Что-то у меня сегодня все валится из рук. Ты расстроилась? Не переживай!

Нина сама не заметила, что слезы, горячие, как только что пролитый чай, текут у нее по щекам.

— Ну что ты! Я куплю новую, такую же или лучше, только не плачь!

И он и она прекрасно понимали, что дело не в разбитой посуде. Андрей присел перед Ниной на корточки и попытался заглянуть в ее залитое слезами лицо. Он протянул к ней руки, чтобы вытереть неудержимо бегущие слезы, но Нина, вскочив, резко оттолкнула его и кинулась в ванную.

Там она заперлась, до отказа открыла кран и наконец наплакалась вволю. Она сидела на полу в клубах горячего пара, заполнившего крошечное пространство ванной комнаты, и рыдала так долго и безутешно, как рыдают маленькие дети, столкнувшись с жестоким миром взрослых.

«Нет, само ничего не наладится! Так мы оба скоро угодим в дурдом. Я сделаю все, пусть рецепт знахарки — чистое безумие, у меня нет других вариантов. Значит, буду резать ему волосы, поить его зельями, все что угодно, лишь бы прекратить этот кошмар!»

5

Свой план Нина решила осуществить следующей ночью. На руку ей было то, что Андрей последние дни начал пить на ночь какое-то успокаивающее лекарство. Нина как-то с удивлением обнаружила маленькую коробочку с ярко-зелеными таблетками.

— Что это такое? Ты болен?

— Это витамины, — уклончиво ответил Андрей и поспешил перевести разговор на другое.

Но Нину ему провести не удалось. Она подсмотрела, где Андрей хранил свои так называемые «витамины» и внимательно изучила вложенную в коробочку бумажку. Лекарство рекомендовалось людям с нарушениями сна, головокружениями, легкими расстройствами нервной системы.

«Ничего себе! Допрыгался! Что же дальше-то будет, если он уже сейчас таблетки горстями пьет?»

Нина же, наоборот, чем больше нервничала, тем лучше спала. Она как бы стремилась поглубже уйти в царство сна от всех проблем, терзавших ее в реальности.

Итак, Нина решила сегодня затаиться и дождаться, пока Андей заснет покрепче. Тогда она подкрадется к нему и тихонько отрежет прядь волос. Маленькие ножницы она предусмотрительно положила под подушку.

Нина лежала и старалась дышать ровно и спокойно. Она до боли в полуприкрытых глазах всматривалась в лицо Андрея, неестественно белое в неверном свете луны. Четкие тени притаились под его закрытыми глазами. Неожиданно он показался ей утомленным рыцарем, заснувшим в коротком перерыве между поединками с чудовищем.

Нина уже подумала, что Андрей заснул, как вдруг он приподнял голову и тихо спросил:

— Хочешь, я уеду?

— Куда? — не поняла Нина.

— Уеду жить к себе. Ведь я вижу, как тебе тяжело.

— А тебе легко?

— Но разве обо мне речь?

— А почему бы нам не поговорить о тебе… — начала Нина, но спохватилась.

Она не прочь была бы побеседовать с Андреем обо всем, что накопилось за недели молчания, но только не сейчас. На эту ночь она строила совсем другие планы.

— Давай вернемся к этому разговору утром. Что-то я так устала сегодня, — попросила Нина сквозь вполне натуральный зевок, прекрасно понимая, что вряд ли они в ближайшее время найдут в себе силы вернуться к этой мрачной теме.

— Спокойной ночи, — пожелал ей Андрей безнадежным голосом и через некоторое время задышал ровнее.

Нина выжидала, ей очень не хотелось быть пойманной на таком дурацком занятии. Она не представляла, что скажет Андрею, если он ее застукает с ножницами в руках, разве только, что хочет носить его волосы в медальоне, как тургеневские девушки.

«Ну, все — пора». Она тихонько села в кровати и спустила ноги на пол.

Шершавые половицы приятно холодили голые ступни. Нина достала ножницы из-под подушки и очень осторожно, стараясь не дышать, направилась к дивану Андрея.

Она никогда не думала, что это так трудно — бесшумно преодолеть пространство в три шага. Ей казалось, что пол оглушительно скрипит, она сама сопит, как паровоз. Она старалась переставлять ноги в такт дыханию Андрея. Но вот она успешно добралась до цели. Теперь осталось самое трудное!

Нина опустилась на пол в изголовье спящего Андрея. Каким беззащитным выглядел он сейчас, спящий, ничего не подозревающий о ее замыслах. Нине стало стыдно.

«О Господи, у меня такое чувство, будто я не волосы ему собираюсь отрезать, а по меньшей мере голову. Но, в конце концов, эта штука или подействует, или нет, в любом случае она ему не повредит», — успокаивала себя Нина.

Она, чувствуя себя Юдифью около спящего Олоферна, пыталась подобраться к его волосам. Это оказалось не так просто, как она себе представляла. Андрей спал как ребенок, натянув одеяло на голову. Все же Нине удалось высвободить темную прядь, и она уже приготовилась чикнуть по ней ножницами.

«Стоп! Я же сделаю ему плешину. — Нина тихо фыркнула. — Надо было заранее примериться, откуда резать, чтобы ничего не было заметно».

Она прикинула так и этак и решила стричь с затылка.

«По крайней мере, он в зеркале не заметит разницы».

Андрей спал. Пока. Нина, с трудом сохраняя равновесие, нависла над ним. Ее задачу осложняло то, что ей не за что было держаться. Одна рука сжимала ножницы, другая готовилась схватить клок волос, топорщившийся на затылке Андрея.

То, что случилось дальше, вспоминалось потом Нине, как сцена из американского вестерна.

Прямо под окном, завывая, проехала машина. Нина вздрогнула и, потеряв равновесие, рухнула на Андрея. Он с перепугу вскочил, толкнув Нину под руку. Ножницы со звоном, оглушительным в ночной тишине, стукнулись об пол. Нина не смогла придумать ничего лучше, как якобы в порыве страсти броситься на Андрея. Замирая от страха, она покрывала его лицо бесчисленными поцелуями, а сама гадала: «Заметил он что-нибудь или нет?»

Андрей пытался отмахнуться от ее навязчивых ласк. Спросонья он ничего не понимал, хотя и чувствовал неладное.

— В чем дело? Ты что, взбесилась?!

— Ну почему сразу взбесилась? Просто ты так трогательно спал, и мне захотелось поцеловать тебя хотя бы спящего. Я думала, ты ничего не заметишь.

— Ничего себе не заметишь! Да ты набросилась на меня, как тигр-людоед! Что-то я тебе не верю, что ты еще задумала? Чем это ты там звенела у меня над ухом?

— Да Бог с тобой! — Нина успокаивала его, как малыша, разбуженного ночным кошмаром, а сама лихорадочно запихивала ногой ножницы подальше под кровать. — Тебе просто что-то приснилось.

— Ничего не приснилось. Я слышал звон.

— Да нет же! Это, наверно, машина во дворе проехала, с нее что-то упало.

— Да? — Андрей недоверчиво смотрел на нее.

Он вроде бы начал успокаиваться.

«Да уж, недаром он свои таблетки пьет, — думала Нина, осторожно двигаясь к своей кровати, — скоро у него точно мания преследования начнется».

Она легла. Андрей, посидев немного на постели, покрутив взлохмаченной головой, с которой Нине так и не удалось состричь чародейскую прядь, рухнул на подушку. Видно, его лекарство продолжало действовать.

«Я потерпела полное фиаско. Ну что ж, второй попытки не будет. Придется действовать иначе. Но как?»

Утомленная поиском ответа на этот вопрос, Нина заснула.

6

Пришлось ей снова звонить Ирине, которая следила за развитием их с Андреем романа с интересом, достойным заядлого любителя детективов.

— Ну что?

— Ничего! Более того, он меня едва не застукал…

Слушая Нину, Ирка не могла сдержать глупого смеха. Нина злобно поглядывала на фыркающую трубку, но потом увидела себя со стороны, в ночной рубашке, босую, в темноте крадущуюся с ножницами в руках, и ей самой стало смешно.

— Ну, какой следующий номер программы?

— Тебе надо поговорить с Вадимом, — Ирка разродилась неожиданно здравой мыслью, — все же он его друг, они сто лет знакомы. К тому же Вадим такой умный, занимается астрологией, может, он вам сделает гороскоп или просто что-нибудь подскажет.

— Это неплохая идея. А ты с ним видишься?

— Ну да, мы вовсю общаемся. Кстати, завтра мы идем на выставку кактусов.

— Куда? — не поверила своим ушам Нина.

Оказывается, Вадим был большим поклонником этих южных колючих растений. Он с пугающей регулярностью посещал эти выставки, которые устраивались для таких же, как он, любителей этой колючей экзотики. Вот и теперь он пригласил Ирину в какой-то малоизвестный музей разделить с ним его восторги.

— А чем вы еще занимаетесь, помимо разглядывания кактусов?

Ирка сразу поняла, что Нина имела в виду.

— Ты будешь удивлена, но ничего между нами нет. Мы духовно общаемся.

— Кто бы мог подумать!

— Да! Вадим очень интересный собеседник. И знаешь, что он мне сказал? — Ирка выдержала паузу, но Нина молчала. — Он сказал, что я, как всякий Стрелец, обладаю внутренним аристократизмом. И я настолько в этом уверена, что могу себе позволить казаться грубой и циничной. Это нисколько не роняет моего достоинства.

— Кто бы мог подумать, что ты в душе графиня. Хорошо, пойдем смотреть на кактусы. Чего только не сделаешь ради любимого человека. Я готова на все.

Нина достала из шкафа белую, приятно пахнущую кожей коробку. Вчера Андрей преподнес ей очередной сюрприз — новые зимние сапожки, очень удобные, теплые, красивые и, конечно же, дорогие.

Только вручил он Нине свой подарок молча, почти мрачно, не глядя ей в глаза. Нина также не смогла изобразить бурную радость. Она лишь тихо поблагодарила его и спрятала подарок. Трещина, которую дали их отношения, становилась все глубже.

Ну что ж, теперь был повод их надеть. Нина с удовольствием провела рукой по гладкой коже, потом запустила ладонь в мохнатую глубину.

«Если бы Андрей мог что-то поправить своими подарками, но ведь мне нужен он сам. И вовсе я не помешана на сексе, как он, наверно, думает. Просто когда люди занимаются любовью до одури, до изнеможения, они сбрасывают с себя все оболочки и становятся по-настоящему близки друг другу. Как бы я хотела увидеть над собой его лицо, искаженное мукой страсти! Неужели этого никогда не будет?! Нет, невозможно! Я своего добьюсь!»

Нина договорилась с Иркой, что они с Вадимом будут ждать ее около метро «Краснопресненская». Она слегка запоздала и уже издали увидела эту парочку, оживленно о чем-то болтающую.

«Все же странно, что может быть у них общего? Неужели Вадим в ней что-то нашел, и у них будет роман? Будем надеяться, что уж они-то мучить друг друга не станут».

Вадим за то время, что Нина его не видела, успел отрастить бороду. Он радостно поприветствовал Нину. А она все гадала, говорил ли ему что-нибудь о них Андрей, и если говорил, то что. Но по лицу Вадима ничего нельзя было понять. Его черные глаза, еще темнее, чем у Андрея, казались непроницаемыми.

Он уверенно повел девушек в глубь квартала. Ирка скользила по обледеневшей улице и с визгом хватала Вадима за рукав. Возможно, она делала это нарочно, но Вадим на это не обращал внимания. А Нина все пыталась выбрать подходящий момент, чтобы поговорить с ним.

«Ладно, сначала кактусы, а потом уж разговоры», — наконец решила она.

К ее удивлению, выставка оказалась довольно интересной. Группки странных, явно не от мира сего людей перемещались по маленьким залам, где в стеклянных ящиках, похожих на аквариумы, грелись в лучах мощных ламп кактусы. Они поражали разнообразием форм, размеров, некоторые были с цветами, а некоторые даже без колючек. Почти про каждый Вадим умудрился что-то рассказать. Нина, которая шла сюда, только чтобы втереться Вадиму в доверие, получила от выставки настоящее удовольствие.

Когда они уже собирались уходить, Ирка заманила Нину в туалет и предложила ей:

— Смотри, сейчас я как бы вспоминаю, что мне надо срочно бежать, и оставляю тебя с Вадимом. Тогда ты сможешь с ним спокойно поговорить. Все получится очень легко и естественно.

— А если он поймет, что мы это нарочно придумали?

— Не страшно. Он человек тонкий и к таким вещам относится нормально.

Ирка стремительно умчалась, ничего Вадиму толком не объяснив. Нина, оставшись с ним вдвоем, чувствовала себя неловко. Зато Вадим, по-видимому, никакой неловкости не испытывал. Он понимающе взглянул на Нину и улыбнулся.

— Ты хочешь со мной поговорить, — в его интонации не было вопроса, казалось, он все знал заранее, — и я даже догадываюсь о чем.

Нине оставалось только кивнуть.

— Пойдем ко мне домой, — предложил Вадим.

— А может, лучше посидим где-нибудь, кофе попьем.

— Я, честно говоря, не любитель шататься по кафе, да и денег у меня, как всегда, нет, а чтобы за меня девушки платили, я не привык.

Нине давно уже хотелось побывать в квартире Андрея, посмотреть на место, где он жил, на вещи, окружавшие его. Она подумала, что, может, там она сумеет найти разгадку его необъяснимого поведения. Правда, Андрей ее почему-то к себе не звал, а сама напрашиваться она не решалась. Так что приглашение Вадима ее обрадовало.

Нина шла за Вадимом по вечернему городу. Большие мягкие хлопья снега, медленно опускавшиеся на плечи прохожих, на голые беззащитные ветви деревьев, странным образом изменили все вокруг. Улица, плохо освещенная светом редких фонарей, перестала быть похожей на улицу большого, кипящего шумной жизнью города. Нине показалась, что она находится внутри стеклянного шара, и, если его встряхнуть, в нем, как по волшебству, начнут кружиться искорки снежинок.

Нина шла и представляла, как этой же дорогой возвращался домой Андрей — она знала, что он с детства жил в этой квартире, — сначала из школы, потом из института, с работы. Она верила, что следы его присутствия хранятся где-то здесь, в копилках пространства.

Вадим молчал, он предпочел отложить разговор до прихода домой. Но вот они пришли. Вадим широко распахнул перед ней красиво обитую искусственной кожей дверь, с круглым глазком посередине. Даже входная дверь квартиры Андрея выглядела респектабельно. Нина широко открытыми глазами, стараясь не упустить ни одной детали, разглядывала коридор, вдоль которого тянулись стеллажи с книгами до потолка. Она прошла в комнату, бывшую комнату матери Андрея, с его детскими фотографиями на стенах. Вадим ушел ставить чайник, и ей никто не мешал жадно всматриваться в серьезное лицо мальчика с внимательными темными глазами. Что она хотела в них прочесть? Вряд ли она могла здесь получить ответы на свои незаданные вопросы.

Она бродила по квартире. Везде было очень чисто, каждая вещь знала свое место, но у Нины осталось смутное чувство, будто грустный призрак бродит по тихим комнатам этого дома.

Вадим пригласил ее на кухню, уютную, заставленную горшками с цветами, яркой зеленью бросавшими вызов зиме за окном. Нина не знала, с чего начать, но Вадим опередил ее.

— Я знаю, о чем ты хочешь поговорить. У тебя проблемы с Андреем. И знаешь, меня это совершенно не удивляет. Только что ты хочешь услышать от меня?

— Мне неудобно об этом говорить, но он… — Нина замялась, — короче, он при том, что любит меня и хочет быть со мной, по крайней мере он так говорит…

Нина перевела дыхание и отхлебнула глоток очень горячего чая, очень душистого, оттого что Вадим заварил его с какими-то одному ему ведомыми травами.

— Ну вот, несмотря на все это, он не хочет заниматься со мной сексом. То есть он хочет, но боится. И не могу понять почему, и что мне теперь делать, и как ему помочь…

— И, главное, надо ли ему помогать? — закончил за нее Вадим. — И что же ты хочешь услышать от меня?

— Все!

— А ты меня ни с кем не путаешь? Откуда мне знать, что тебе делать, и как я могу за Андрея рассказать тебе то, что он не желает рассказывать тебе.

— Но я думала, ты мне что-нибудь посоветуешь. Мне казалось, ты сможешь мне помочь.

— Помочь себе можешь только ты сама, а что тебе посоветовать… — Вадим задумался. — Помнишь сказку про Ивана-царевича и царевну-лягушку?

— Помню. — Нина не понимала, куда он клонит.

— Помнишь, как Иван-царевич сжег лягушачью кожу и что потом из этого вышло, как он три года ее искал, сражаясь со всякой нечистью? Ты знаешь, что во всякой сказке закодирован ее истинный смысл? Как ты думаешь, о чем эта сказка?

— О силе любви, — неуверенно протянула Нина.

— Люди, во-первых, склонны преувеличивать эту силу, а во-вторых, сила не лучший способ взаимодействия с миром. Не лучше ли иногда вооружиться терпением и доверием и не торопиться добиваться своего радикальными методами, типа сжигания того обличья, которое человек вынужден носить до поры до времени. Ты поняла меня?

Нине казалось, что да. Вот только ждала она от этого разговора чего-то более конкретного, а получила облеченный в притчу совет набраться терпения и ждать, ждать. Ей казалось, что на ожидание ни у нее, ни у Андрея нет уже времени. Они должны все решить прямо сейчас, иначе все у них может рухнуть. Она попробовала подступиться к Вадиму с другого бока.

— А может, ты нам сделаешь совместный гороскоп? Вдруг там сказано, что мы абсолютно не подходим друг другу. Тогда и мучиться не стоит.

— И что? Ты тогда отступишься? — Вадим заглянул ей в глаза.

— Нет! — честно ответила Нина.

— Ну вот видишь! Так что не надейся, что астрология решит твои проблемы. Кроме тебя, этого не сделает никто.

В то же время и в том же месте, только сутки спустя, и об этом же разговаривали Андрей и Вадим. Вернее, говорил только Вадим, причем с не свойственной ему резкостью, а Андрей лишь слабо пытался возражать ему.

— До каких пор ты будешь мучить девушку? Неужели ты не можешь наконец взять себя в руки и преодолеть свой инфантилизм, свои надуманные страхи?

— Никогда бы не поверил, что ты станешь уговаривать меня заниматься сексом.

— Не прикидывайся дурачком! Ты прекрасно понимаешь, что дело здесь не только в сексе. Нельзя таскать за собой свое прошлое, как мешок с грязным бельем. Пора уже собраться с силами и выкинуть его!

— Но я все еще не могу прийти в себя после той истории…

— Ты говоришь так, будто у тебя вся жизнь впереди. Не забывай, тебе уже за тридцать, не так уж много времени тебе осталось. Если ты еще столько же времени будешь нюни распускать, то с чем, спрашивается, ты придешь на Страшный Суд!

— Неужели ты веришь в Страшный Суд?

— Безусловно! Более того, и ты веришь, иначе ты не вел бы себя так, как сейчас. Ты должен понять, что речь сейчас идет не о сексе и вообще не о твоих отношениях с женщинами, а о степени твоей ответственности за твои поступки и за других людей. Нина ведет себя с тобой честно, а ты? И Татьяна повела себя честно. Она вообще теперь ни в какие игры с миром не играет. А ты хочешь и нашим и вашим. Так, мой дорогой, не бывает.

— Я бы рад расстаться с прошлым, но не могу. Ты же знаешь, что после той истории я с женщинами могу спать, только напившись до бесчуствия. А с Ниной я так не хочу.

— Еще бы! Знаешь, почему ты не можешь избавиться от прошлого? — Вадим почти кричал. — Потому что ты боишься своих воспоминаний, боишься осмыслить происшедшее. Но пока ты это не сделаешь, так и будешь маяться…

Андрей сидел за кухонным столом, сгорбившись, понуро опустив голову. Вадим в такт словам размахивал ножом. Перед ними стояли чашки с уже остывшим, так и не выпитым чаем.

Глава 5

1

Нина переминалась с ноги на ногу, не решаясь открыть эту дверь. Она с испугом озиралась по сторонам. Ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее здесь. Нина стояла у входа в секс-шоп.

Мысль посетить это заведение пришла ей в голову после неудачной попытки добыть прядь волос Андрея, чтобы сделать из них любовное зелье. Теперь Нина решила действовать более земным способом.

«Все же зелье — это изначально ненадежно, сильно смахивает на шарлатанство, — рассуждала она. — Надо найти что-то, что действует безотказно».

И тут она вспомнила, как когда-то один молодой актер из их театра принес на репетицию журнал для мужчин весьма специфического содержания. Тогда вся труппа окружила Алика, так звали этого курчавого блондина с лицом вечного мальчика. Девушки артистки тоже проявили изрядный интерес к содержимому журнала, особенно к его иллюстрациям. И Нина, кстати, не являлась исключением. Ей не особенно понравилось разглядывать обнаженные мужские и женские тела, но одна страница ее заинтересовала.

Вот она-то и всплыла в ее памяти, когда Нина, уткнувшись лбом в холодное стекло окна, обдумывала следующий шаг борьбы, так пока и не давшей никаких результатов. На той странице было что-то вроде таблицы, где перечислялись сексуальные возбудители, носившие трудное название «афродизиаки». Они могли быть в виде таблеток, капель, мазей. Их рекомендовалось принимать перед половым актом людям с различными сексуальными затруднениями. Результат был обещан сногсшибательный, а главное, быстрый.

«Вот это-то мне и надо, вернее, ему! — осенило Нину. — Ведь это же химия, а значит, действовать должна на всех, независимо от всяких там мистических заговоров. Конечно, это тоже нечестно по отношению к бедному Андрею, но раз я уже вступила на эту скользкую дорожку, надо идти по ней до конца! Пойду в секс-шоп».

Ирку на этот раз Нина решила не посвящать в свои коварные планы. Та, конечно, была бы безумно рада поучаствовать в походе за сексуальным возбудителем. Одних разговоров об увиденном в секс-шопе ей потом хватило бы на полгода. Но Нине было стыдно за этот вынужденный визит даже перед собой, и делать кого-то свидетелем своего позора ей не хотелось.

Найти магазин не составило труда. Когда-то она, гуляя с Андреем по Арбату, обратила внимание на аляповатую вывеску, безвкусно намалеванную яркими красками. «Интим-салон «Казанова» значилось на ней, стрелка указывала куда-то в подворотню. Нина с Андреем тогда только усмехнулись, переглянувшись. Кто бы мог подумать, что она скоро будет стоять у входа в это низкопробное заведение и собираться с силами, чтобы войти внутрь.

Нине казалось, что в такие места ходят только неполноценные люди, о которых она могла думать не иначе, как с брезгливой жалостью. И вот теперь, оказывается, и она пополнила их ряды.

С работы она опять сегодня отпросилась, сославшись на головную боль. Последнее время начальство стало косо на нее смотреть и плохо переносить ее слишком частое отсутствие.

«Ничего, переживут! Все-таки профессиональных актеров у них только двое, я и Митька», — успокаивала себя Нина.

«До чего я дошла!» — вздохнула Нина и, толкнув тяжелую дверь, резко, как ныряют в холодную воду, шагнула вниз. Лестница вела в полутемный подвал. Там, перед другой дверью, гораздо более солидного вида, ее встретил пожилой швейцар, с незначительным лицом и кроличьей потрепанной ушанкой, надвинутой почти на глаза.

— Билетик, пожалуйста, — раздался из-под шарфа простуженный голос.

Оказывается, за вход надо было платить.

«Прямо как в музее!» — подумала Нина.

Вручив дядьке мятую тысячу, она получила право войти в подвал. Хозяева, видно, постарались придать своему заведению какое-то подобие развратного шика. Правда, дальше зеркального потолка, красных стен и обилия непристойных картинок их фантазия не пошла.

Противно Нине стало сразу, как только она увидела огромное количество мужских членов всевозможных форм и расцветок, понатыканных всюду, где только можно, как коробочки с лекарствами на полках в аптеке. Здесь были члены маленькие, средние и огромные, похожие на пособие по изучению слоновой болезни. Встречались и с моторчиками, волосатые, зеленые, сладкие, пахучие. К такой картине Нина была внутренне готова. Но, когда она в поисках нужного ей средства подошла поближе к витрине, вот тут ей стало по-настоящему тошно.

Там, аккуратно разложенные, красовались суррогаты женских половых органов. Взглянув на эти розовые, бесстыдно вывернутые подобия плоти, она почувствовала, как комок подступает к горлу.

«Неужели так это и выглядит по-настоящему? Какая гадость! Может быть, Андрею просто противно, тогда я его понимаю!»

Она поспешила отвернуться. Растерянно озираясь, Нина пыталась наконец найти то, за чем пришла в это мерзкое место. В утренний час посетителей почти не было, поэтому Нина невольно привлекла внимание молоденькой продавщицы.

— Девушка, у вас проблемы? Чем вам помочь? — обратилась она к Нине.

За толстым слоем косметики невозможно было разглядеть черты лица этой юной девицы.

«А почему бы мне не воспользоваться ее помощью, раз я сюда пришла?» — подумала Нина и кое-как объяснила продавщице суть своих затруднений.

— Мой муж перенес воспаление легких в очень острой форме, и теперь у него сложности с сексом. Мне нужны какие-нибудь капли, чтобы он быстрее возбуждался.

Любой грамотный человек в этой ситуации посоветовал бы Нининому мифическому мужу обратиться к врачу, но раскрашенная девица, не моргнув глазом, выложила перед Ниной не менее десяти различных средств, каждое из которых обещало стать панацеей от всех сексуальных расстройств.

Нина долго думала, вертела в руках пузырьки, читала инструкции, благо английский она забыть еще не успела. Наконец она остановила свой выбор на жидкости темно-коричневого цвета. Как гласила инструкция, трех капель, принятых за полчаса до акта, было достаточно для «успешного и эффективного» секса.

«Интересно, чем успешный секс отличается от эффективного? — размышляла Нина, нюхая капли. Попробовать их на вкус она не решалась. — Вроде ничем не пахнут. Надо брать!»

Заплатив тридцать тысяч, она с облегчением покинула подвал. План ее был таков: она незаметно капнет нужные три капли Андрею в чай. О том, что будет потом, Нина думать не хотела. Ей надоели пустые, холодные мечты. Ей нужен был Андрей, жар его рук, тепло его губ… И ради этого Нина была готова пойти на все!

2

Дома Нина, еще раз повертев в руках яркую коробочку с пузырьком, разглядела на ней надпись: «Держать в прохладном месте» — и, не долго думая, сунула капли в холодильник. Чувствуя усталость, она легла на диван и машинально ткнула пультом в телевизор. Там шел какой-то сериал.

Нина зевнула. Бурные страсти мексиканских героев нагнали на нее сон. Она сама не заметила, как заснула. Зато пробуждение свое она забыть не могла еще очень долго.

— Что это такое? Нет, ты ответь, что это такое?! — гремел над Ниной такой обычно мягкий голос Андрея, а сам он бесцеремонно, яростно тряс ее за плечи, как будто хотел вытрясти из Нины ее развратную душу.

С трудом разлепив веки, Нина с ужасом разглядела злополучный пузырек в руках Андрея. Оставив в покое ее плечи, он с ожесточением размахивал им у ее носа.

— Осторожно, прольешь! — спросонья воскликнула Нина.

От сказанной глупости Андрей пришел в еще большее неистовство.

— Да ты совсем спятила! Где ты взяла эту гадость? Отвечай немедленно!

Нина молчала. Андрей теперь бегал по комнате. Капли действительно привели его в страшное возбуждение, даже не попав внутрь.

— Что ты себе позволяешь? Сначала ночью ко мне с ножницами подкрадываешься! Думаешь, я ничего не понял? Да я просто не хотел осложнять наши отношения, которые и без того зашли в тупик!

— Но не по моей же вине! — вставила Нина.

— Лучше молчи! — Андрей был действительно взбешен. Он побледнел. Рот его превратился в узкую полоску, на Нину сыпались безжалостные слова.

Нина испугалась. Таким она его не видела никогда.

— Теперь ты покупаешь эту дрянь, чтобы тайком подлить мне ее в суп! Я все понял. Можешь ничего не говорить! Ты прожила двадцать пять лет, прочитала столько книг, имела кучу любовников, а так и не поняла, что нельзя манипулировать людьми, что любовь — это не секс, без которого ты жизни себе не представляешь, а прежде всего — доверие! Знаешь, я был о тебе лучшего мнения. А теперь с меня хватит. Я ухожу!

Андрей резко распахнул дверь платяного шкафа, выхватил свой чемодан и принялся складывать в него одежду. Нину потрясло то, что даже в такой момент Андрей остался верен себе — он не кидал вещи в чемодан, как это на его месте делал бы любой другой человек, а складывал их аккуратно, ловко и быстро.

Нина сначала не могла поверить, что он действительно может вот так взять и уйти. Она сидела на диване и безучастно наблюдала за ним. Ее начал бить странный озноб. Нина мелко дрожала как в лихорадке, между тем лицо ее пылало. Она сидела на кровати, закутавшись в одеяло, не замечая текущих по щекам слез.

Андрей этого тоже не замечал. На этот раз он был непреклонен. Сложив вещи, он оглядел комнату взглядом, в котором не было ни капли сожаления. Так деловой человек, покидая гостиницу, сухо проверяет, все ли он взял.

— Телевизор я тебе оставлю. Смотри, когда скучно станет. — Его короткие холодные фразы застревали в сознании Нины, причиняя ей невыносимую боль. — Книги я заберу потом. Все. Пока. Не поминай лихом. Надеюсь, с другим тебе повезет больше.

Дверь за ним захлопнулась.

На Нину напало странное оцепенение. Ей казалось, что все это происходит не с ней, что это похоже на дурной сон и надо сделать лишь усилие, чтобы проснуться. Но она даже пошевелиться не могла. Нина потом не могла вспомнить, сколько часов или минут пролежала вот так, без движения. Время остановилось для нее.

Наконец она заставила себя подняться. Сильно сутулясь, сотрясаемая внутренней дрожью, она прошлась по комнате, не замечая, что двигалась, как тяжело больной человек, и даже, неслышно для себя самой, постанывала. Ей надо теперь каким-то образом примириться с происшедшим.

Нина удивленно оглядела свою как-то сразу опустевшую квартиру, еще хранившую следы пребывания здесь Андрея. Вот здесь он повесил картинку, вот эту дверь он починил, вот его книги стоят как ни в чем не бывало на полках. Нина раскрыла одну наугад. Рассказы Киплинга. Хорошая книга, а Нина так ее и не прочла.

«Я не читала его книг, я слишком мало с ним говорила, я так и не узнала, что он за человек. И неужели так и не узнаю его? — Эта мысль заставила ее содрогнуться. — Так что же, это — все? Невозможно. Я не верю!»

Нина просто не могла в это поверить. Она уже не представляла своей жизни без Андрея, без его заботливого присутствия, без его шуток, горячих бутербродов по утрам… Нина почувствовала, что сейчас опять заплачет. Она не знала, что делать со своими воспоминаниями, то ли беречь их, как самую главную свою ценность, то ли поскорее расстаться с ними, чтобы не ранили ее так больно.

Неделю она не могла выйти из оцепенения. Это было похоже на болезнь, для которой еще не придумали названия. Целые дни напролет Нина проводила в постели, лежа ничком. Огромным усилием воли она заставляла себя подниматься, чтобы выйти на работу. Андрей оставил ей полный холодильник, вот только аппетит у нее пропал напрочь. Питалась она в основном горячим чаем.

Желания ее замерли. Ей не хотелось двигаться, говорить с людьми, причесываться, чистить зубы, раздеваться вечером и одеваться утром. Все эти действия она совершала через силу, преодолевая себя. Мысли были сосредоточены только на одном — на ожидании телефонного звонка от Андрея.

Это превратилось у Нины в навязчивую идею. Она боялась надолго уходить из дома. Она носила с собой телефон в ванную, благо длинный шнур это позволял. Ночью она, боясь не услышать звонка, ставила телефон рядом с собой. Телефон молчал. Он молчал день, два. На третий раздался звонок.

Нина, как обычно, лежала. Она испуганно подняла голову, потом быстро подскочила к зеленому аппарату, испускавшему истошные трели. И тут Нина почувствовала, что не может снять трубку. Ей стало страшно. Телефон звонил. После третьего или четвертого звонка она наконец протянула дрожащую руку.

— Алло! — выдохнула Нина.

— Галину Васильевну можно? — Незнакомый женский голос заставил ее содрогнуться.

Нина даже нашла в себе силы объяснить незнакомке, что Галины Васильевны здесь никогда не было, нет и, главное, не будет.

В эти кошмарные дни ей не звонила даже Ирка. Видимо, они с Вадимом начали так плотно общаться, что у нее, такой всегда болтливой, времени не оставалось на телефонные звонки. Конечно, Нина могла бы сама ей позвонить. Но, честно говоря, Нине не хотелось, чтобы подруга ее жалела и в предлагала очередной безошибочный план действий.

3

— Мы давно не виделись.

— Давно, и переменились оба во многом!

— Стало быть, ты уж меня не любишь?

Нина и Митя сидели в студии звукозаписи и записывали «Героя нашего времени». Маленькое подвальное помещение было буквально набито разной аппаратурой, в которой ни Нина, ни ее, как всегда, слегка пьяный коллега ничего не смыслили. Им говорили, куда садиться, в какой микрофон говорить и на какие кнопки нажимать. Митя говорил очень приятным, слегка хриплым голосом. Возможно, Печорин, сердцеед и циник, был чем-то на него похож.

— «… Я взглянул на нее и испугался, — продолжал Митя, глядя в книгу, — ее лицо выражало глубокое отчаяние, на глазах сверкали слезы».

— «Скажи мне, — наконец прошептала она, — тебе очень весело меня мучить?…Я бы должна тебя ненавидеть. С тех пор как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме страданий». — «Ее голос задрожал, она склонилась ко мне и опустила голову на мою грудь».

Голос Нины задрожал тоже, и это заставило Митю оторваться от книги и взглянуть на нее. Нина, подобно княжне Мэри, еле сдерживала слезы.

— Все, стоп машина! — Митя выключил магнитофон. — С каких это пор на тебя так действует классика?

Нина молчала.

— Пойдем-ка прогуляемся. Я тут знаю одно местечко.

Нина послушно позволила отвести себя в какую-то забегаловку, где за грязными столами сидели одни мужчины и куда Андрей никогда не позволил бы себе привести женщину.

Митя выбрал стол почище и усадил за него мрачную Нину.

— Посиди, я сейчас.

Он с видом завсегдатая сквозь курящую толпу направился к стойке. Скоро он уже шел назад с двумя стаканами водки и тарелкой неаппетитных на вид пельменей.

— Тебе надо выпить. Не спорь со мной, ты только взгляни на себя со стороны, не девушка, а мешок соплей. Давай пей.

Его резкие слова немного взбодрили Нину. Она решила послушаться его совета и поднесла стакан к губам. Она знала, что водку надо пить залпом, но не умела этого делать. Вот и сейчас, едва эта жгучая жидкость попала ей в горло, Нина закашлялась, стала ртом резко хватать воздух. Вилку с пельменем Митя уже держал наготове.

— Ну вот и отлично! Сейчас тебе легче станет. А теперь рассказывай. Что, с Андреем поругалась?

Нина кивнула. Она почти машинально поведала Мите об их с Андреем проблемах. Ей так часто в последнее время приходилось все это в разных вариантах рассказывать разным людям, и никто так и не смог ей помочь. Может, хоть Митя что-нибудь придумает.

Он внимательно выслушал Нину и вынес заключение:

— Вы обе дуры, и ты и твоя Ирка. Правда, Андрей, судя по твоему рассказу, тоже умом не блещет.

— Ну хорошо, а что-нибудь более конструктивное ты можешь сказать? — обиделась Нина.

Редко пьющая крепкие напитки, она уже слегка опьянела. Приятное тепло разлилось по всему телу, в голове зазвучала какая-то веселенькая музычка, а главное, Нина стала гораздо оптимистичнее воспринимать все, что с ней произошло.

«Может, все еще наладится? Ну конечно, у нас все будет хорошо, ведь мы любим друг друга. А раз так, то все остальное ерунда!»

Приободрившись, Нина решила прислушаться к тому, что втолковывал ей Митя.

— Твоя ошибка, кстати, чисто женская, — невозмутимо продолжал Митя, — ты пыталась бороться со следствием, не зная причины. А ведь именно в ней и зарыта собака. Ты ведь не знаешь, почему он не может заниматься сексом.

— Нет.

— Зато ты знаешь, что причина этой ненормальности скрывается в его прошлом, значит, и надо до нее докопаться.

— Но как, он же ничего не рассказывает!

— Ты, кажется, говорила, что он был женат.

— Точно, у меня совсем это из головы вылетело! Но он и сейчас женат. Я видела его паспорт, там нет штампа о разводе.

— Тем более, надо найти его жену или хотя бы узнать, что с ней случилось. Я уверен, что именно с ней связан этот его страх перед сексом.

— А вдруг он ее убил! — Нина выпалила первое, что пришло ей в голову.

— Вряд ли. На убийцу он не похож. А вот тихо допечь женщину такие, как он, с виду прекрасные принцы, вполне могут. Так что, как говорят французы, cherchez la femme, то есть ищи его жену.

— Где же я буду ее искать?

— Нина, мы живем в цивилизованном мире. Пойди в справочную, и тебе по имени за умеренную плату найдут адрес человека, тот, где он прописан.

4

Нина так и сделала. Ей пришлось немало побегать, чтобы добыть нужный адрес. Зато эта суета отвлекла ее от мрачных мыслей. «Еще не все потеряно», — утешала она себя.

С заветной бумажкой в руках Нина месила ногами мокрый снег в одном из переулков Сретенки. Дома здесь стояли в беспорядке, из многих жильцы были выселены. Брошенные, они смотрели на зимний день пустыми глазницами окон. Нине стало уже казаться, что ее поиски напрасны. Толстая дворничиха, выглядевшая еще толще в огромной телогрейке, на Нинины расспросы только неопределенно махнула рукой куда-то вдаль. Нину выручило то, что она набрела на почтальона, молодого парня, катившего за собой разболтанную скрипящую тележку с письмами и газетами. Он-то и отвел Нину к нужному дому и оставил ее перед темным провалом арки.

— Войдете в арку, и первый подъезд направо — ваш, — сказал парень и покатил свою тележку дальше.

— Спасибо!

Нина в нерешительности остановилась перед старой деревянной дверью. Она с таким упорством искала эту Загрецкую Татьяну Николаевну, что как-то не обдумала их предстоящую встречу.

«Что же я ей скажу?» — подумала Нина и протянула руку к дверной ручке.

Неожиданно дверь распахнулась. Из нее вышел респектабельного вида мужчина средних лет. Он удивленно взглянул на Нину.

— Девушка, вы кого-то ищете, вам помочь?

— Нет, нет, спасибо! — Нина поспешила в темноту парадного.

Лифта в доме не было. Нина поднималась по мрачной полутемной лестнице, хранящей, как все лестницы в старых домах, запах кошек, сырости и долго варившейся еды. На третьем этаже у нее сбилось дыхание, скорее от волнения, чем от подъема. Она все еще не знала, что скажет хозяйке.

«Ладно, что-нибудь придумаю», — вздохнула она и решительно нажала на кнопку звонка.

Дверь долго не открывали, и Нина, почувствовав что-то вроде облегчения, уже хотела уйти, но вдруг за дверью послышались приближающиеся шаги. Нина напряглась. Дверь отворилась.

На нее в упор смотрел молодой человек, лет двадцати двух — двадцати трех. В прихожей, прямо над входной дверью, горела лампочка. Она ярко освещала короткий рыжий ежик на его круглой голове, большой рот, светлые глаза, вопросительно глядящие на Нину.

— Вы к кому?

— Здравствуйте… — Нина пыталась собраться с мыслями. «Может, она вообще здесь не живет?» — мелькнуло у нее в голове. — Я хотела бы видеть Татьяну.

— Татьяну? — протянул молодой человек, и в его интонации Нина почувствовала не столько удивление, сколько настороженность. — А кто вы ей будете?

«По крайней мере, я попала туда, куда надо», — поняла Нина.

— Мы с ней учились вместе, — сказала она первое, что пришло ей в голову.

— Да? — Юноша даже не предложил ей войти.

— А вы кто? — Нина в качестве средства защиты выбрала нападение.

— Я — Никита, ее брат. Что-то я вас не помню.

— Но разве вы можете помнить всех ее знакомых? — Нина вошла в роль, которую старалась сыграть так, чтобы не вызвать лишних подозрений у хозяина квартиры. — Я не москвичка, мы с Татьяной не виделись очень давно. Но у меня остался ее адрес, а сейчас я в Москве проездом. Ну вот и решила зайти узнать, как дела и вообще…

Говоря все это, Нина пыталась через плечо Никиты заглянуть в квартиру. Но все, что ей удалось разглядеть, — это двери комнат, длинный коридор, который упирался в большое старинное зеркало. В нем Нина могла увидеть отражение спины юноши. Себя она в нем не разглядела. «Даже вещи в этой квартире не хотят принимать меня», — подумала она.

Никита, видя, что Нина, несмотря на его холодный прием, не собирается уходить, помялся немного и спросил:

— А вы разве ничего не знаете?

— Нет, а что случилось?

— Таня уже два года как живет в монастыре.

— Она ушла в монастырь? — Нину настолько поразило это известие, что ей даже не пришлось разыгрывать удивление.

— Ну да. И более того, она категорически не хочет, чтобы кто-нибудь знал, где она находится, поэтому вряд ли вы сможете встретиться.

— Ну надо же! А почему она это сделала, с ней что-то случилось? — У Нины не умещалось в голове, как это молодая и наверняка, раз на ней женился Андрей, красивая женщина вдруг все бросила и ушла в монастырь.

— Этого я вам тоже не могу сказать. — Никита явно хотел от нее отделаться.

— Но, может, вы дадите мне адрес? — сделала Нина еще одну попытку. — Я бы ей написала. Я тоже интересуюсь всем таким… — Нина не знала, что еще сказать.

— Боюсь, что я ничем не смогу вам помочь. Разве что написать, что вы ею интересовались. Как все-таки вас зовут?

— Ляля Иванова. — С ходу Нина смогла придумать только это глупое имя.

— Ну что ж, я ей напишу, — недоверчиво посмотрел на нее Никита и взялся рукой за дверь, давая понять, что пора бы и честь знать.

Нине не оставалось ничего другого, кроме как попрощаться с братом странной женщины, унесшей за монастырские стены свою загадку.

5

«Ну вот, опять у меня ничего не вышло, — думала Нина, понуро шагая назад, — а я была так близка к разгадке. По крайней мере, я теперь уверена, что именно из-за Татьяны Андрей стал таким. Но что же могло у них случиться? Андрей явно выглядит пострадавшим. Но и она ведь наверняка не от хорошей жизни ушла в монастырь. Это ж надо до такого довести человека. Интересно, что же он все-таки с ней сделал?» Нина терялась в догадках.

Нина не была атеисткой, но, как всякий человек, далекий от религии, она была уверена, что в монастырь уходят лишь те, кто потерпел жизненный крах. Она тщетно пыталась представить себе прошлое Андрея, его жену и ту страшную катастрофу, которая привела ее — в монастырь, а его — к страху перед женщинами.

«Да, но что же мне теперь делать? Как странно, будто какой-то злой рок не дает мне докопаться до истины. Только я ухвачусь за ниточку, как она обрывается прямо у меня в руках».

Уже совсем стемнело. Нина не заметила, как добрела до Садового кольца. Она посмотрела по сторонам и, увидев у подземного перехода скопище людей и фонарей, поняла, что где-то там должна быть станция метро. Домой, где стало так пусто, ей ехать не хотелось. Но не шляться же по улицам, это глупо. Может, пойти куда-нибудь в кафе, где шум и суета помогут ей слегка развеяться.

Нина не заметила, как оказалась окруженной шумной толпой пестро одетых цыганок. Здесь были женщины разного возраста, от маленьких девочек до старух с крючковатыми носами и седыми космами, торчащими из-под платков. За юбки женщин цеплялись чумазые, нелепо одетые детишки. Младенцев женщины носили привязанными платками к груди или спине. И эта ноша, казалось, им совсем не мешала шагать легкой походкой.

Видно, цыганки выехали в один из своих рейдов на заработки в центр Москвы. Они бесцеремонно приставали к прохожим, навязчиво предлагая погадать, дети просто попрошайничали.

Одна представительница их шумного племени схватила Нину за рукав. И только тогда Нина обратила внимание на эту женщину средних лет, одетую в модную куртку, из-под которой пышными складками расходились юбки, зеленая, фиолетовая и красная.

— Эй, красавица, дай погадаю, судьбу расскажу! — хриплым голосом скорее потребовала, чем попросила цыганка. Ее черные глаза в упор смотрели на Нину.

И тогда Нина, неожиданно для себя самой, приняла странное решение.

— Послушайте, я прекрасно знаю, что вы тут дурите людей. Но ведь среди вас должны же быть настоящие гадалки. Вот вы могли бы мне помочь? Мне очень нужно, у меня, правда, не много денег, но я заплачу! — горячо заговорила Нина.

Видно, в ее голосе или взгляде было что-то такое, что заставило цыганку отступиться от нее. Женщина вздохнула. Нина поняла, что перестала быть для нее добычей, а стала просто вызывающей жалость женщиной.

— Ну, мое гадание тебе не поможет. Есть у нас одна цыганка, уже старая, она в город не ездит, дома сидит. Поедешь к ней?

— Поеду! — твердо сказала Нина, даже не спросив, куда надо ехать.

— А не забоишься? — усмехнулась цыганка.

— Нет.

— Тогда пошли.

И, крикнув что-то подругам на своем гортанном языке, женщина потащила Нину за собой в бурлящие толпой недра метро.

Нина действительно не боялась.

«А чего мне бояться? — рассуждала она. — Денег и ценностей при мне нет, воровать нечего. Похищать тоже смысла никакого нет, меня и не хватится никто, да и выкупать меня некому. А если вдруг на меня какой-нибудь симпатичный цыган глаз положит, что ж, может, это и к лучшему — переменю судьбу, буду ходить в цветастых юбках, научусь гадать».

У Нины были очень слабые, в основном навеянные русской классикой представления о цыганской жизни. Ей виделись романтика вольной жизни, шатры, костры, песни и все такое. Ей казалось, что они с цыганкой сейчас поедут куда-то далеко, в табор, где похожая на ведьму старуха будет предсказывать ей судьбу.

Каково же было ее удивление, когда они приехали в обычную трехкомнатную квартиру, даже не на самой окраине города. По дороге Нина познакомилась со своей проводницей. Ее звали Лялей.

«Странное совпадение, — поразилась Нина, — совсем недавно этим именем назвалась я, а теперь женщина, которую так зовут на самом деле, взялась помочь мне».

Ляля открыла дверь своим ключом. Нина оказалась в стандартной квартире с очень странной обстановкой. Вернее, обстановкой тут назвать было почти нечего. Мебель стояла лишь на кухне, там было все как обычно: пластиковые полки, стол, большой импортный холодильник. Зато комнаты поражали своей пустотой. Из мебели, если это можно назвать мебелью, здесь были только матрасы и одеяла на полу. Дорогой музыкальный центр и пианино на этом фоне выглядели довольно странно.

Их встретили шумные ребятишки, которым Ляля, оказывается, везла гостинцы — сладости из коммерческих ларьков. Она прикрикнула на них по-своему, и те убежали делить подарки. Неожиданно откуда-то вышел мужчина. Он сухо поздоровался с Ниной и о чем-то недовольно спросил Лялю. Та, горячась, ему ответила. По их красноречивым взглядам и жестам Нина поняла, что речь идет о ней. Она почувствовала себя неловко. Но все обошлось, и Ляля повела ее в глубь квартиры. Оставив Нину возле закрытой двери, Ляля сперва постучалась, потом зашла сама и, лишь поговорив там с кем-то, махнула Нине, чтобы та заходила.

Эта маленькая, слабо освещенная комната была обставлена совсем обыденно. Старый ковер на полу, кровать, покрытая простым шерстяным одеялом около стены, в углу перед маленьким столиком кресло. На нем важно восседала пожилая женщина в темно-красной кофте и черной пышной юбке. Плечи она кутала в черный платок с яркими цветами. Таким же платком, но поменьше была аккуратно повязана ее седая голова. От женщины веяло спокойной добротой. Назвать ее ведьмой просто язык не поворачивался.

Напряжение, охватившее Нину с того момента, как она вошла в квартиру, куда-то исчезло. Хозяйка комнаты внимательно смотрела на нее добрыми, окруженными лучиками морщинок глазами.

— Ну что, девушка, беда с тобой приключилась, — женщина не спрашивала, а скорей подтверждала этот печальный факт, — иначе Ляля ко мне тебя не привела бы.

Нина начала было свой рассказ, но старуха энергично замахала на нее рукой.

— Ты мне всего не рассказывай, мне это знать не надо. Я вижу, ты ищешь кого?

— Ну да! Одна женщина, которую мне очень надо найти, ушла в монастырь, не знаю в какой. Ну как мне теперь ее искать?!

— Не переживай! Дай я на тебя сперва карты раскину.

Цыганка достала откуда-то из складок юбок старую колоду карт и начала раскладывать ее на столике перед собой. При этом она что-то бормотала. Казалось, она разговаривает с картами, как со своими знакомыми, задает вопросы, спорит с ними.

— Ну что я тебе скажу? Ждут тебя две дороги, одна ближняя, другая дальняя. Кого ищешь — найдешь. Поможет она тебе. Будут любить тебя два короля, один бубновый, другой пиковый. Кого выбрать — тебе решать. А судьба твоя счастливая, только хлопот много. Ну, это уж характер такой, — подняв голову от карт, сделала неожиданное заключение старуха.

Нина была слегка ошарашена. Какие-то две дороги, какие-то два короля, между которыми она должна сделать выбор. Странно, но эта цыганка, в отличие от женщины, работающей под знахарку, вызывала у нее доверие. Вот только о том, как найти покинувшую мир Татьяну, цыганка ничего Нине не сказала. Вдруг, будто заглянув в ее мысли, старуха заявила:

— А пропавшую твою, красавица, тебе письмо найти поможет. Прямо сегодня.

— Это как? — не поняла Нина.

Старуха отвернула широкий рукав кофты. На ее смуглом запястье неожиданно блеснули японские электронные часы.

— Ну-ка, который час? Всего девять. Беги-ка быстрее к ней домой, там в почтовом ящике письмо от нее лежит с обратным адресом.

— Откуда вы знаете? — Нина не могла скрыть удивления.

— Знаю и все, а откуда — сказать не могу. Что, не веришь мне? — Старуха весело улыбнулась, сверкнув золотом зубов.

— Верю! — Нина не кривила душой. — Только как я этот ящик открою, у меня же ключа нет.

Старуха молча покопалась в складках юбки и извлекла оттуда связку ключей. Она отделила от нее один маленький ключик и протянула его Нине.

— Вот возьми, должен подойти.

Нина, у которой вдруг стало легко на душе, не знала, как благодарить цыганку. Но та с усмешкой отмахнулась и велела пойти на кухню, чтобы Ляля там ее покормила. Нина не смела ослушаться, к тому же она изрядно проголодалась к этому часу. Пока она ела очень вкусное тушеное мясо с овощами, Ляля рассказала ей про старую цыганку, которая приходилась ей теткой. Оказывается, на деревню, где жила гадалка, во время войны упала бомба, ее тетю, тогда еще совсем девчонку, контузило взрывной волной. Три дня она пролежала без памяти, а после выздоровления у нее открылся дар предсказания. Видно, удар, наложившись на присущую всем цыганкам интуицию, дал такой потрясающий эффект.

6

Опасливо озираясь, Нина вошла в уже знакомый подъезд старого дома на Сретенке. Всю дорогу, сгорая от нетерпения, она мысленно подгоняла поезд метро, потом почти бежала, не различая дороги. И вот этот дом. В подъезде, как и три часа назад, было темно. Все тихо, на лестнице — никого.

«Только бы не нарваться на Никиту! — думала Нина. — А вдруг он уже взял письмо, или в ящике вообще пусто. Ну нет, цыганка не могла ошибиться». — В этом Нина почему-то была уверена.

При свете спички, обжигая пальцы, Нина нашла нужный почтовый ящик. Она осторожно извлекла из кармана ключик, и… какое счастье — замок поддался. Ее рука нырнула внутрь, сердце бешено застучало — там что-то было. Схватив это, Нина стремительно выбежала на улицу, к фонарю.

Да, это письмо. И внизу, под обратным адресом, стояла нужная фамилия.

«Интересно, что она пишет? А что, если стащить письмо, ведь никто не узнает, решат, что на почте потеряли. Нет, так нельзя!» — отогнала Нина недостойную мысль и потянулась в рюкзак за ручкой и блокнотом.

Она обратила внимание на почерк, которым был надписан конверт. Буквы стояли прямо, без наклона, обычно женщины так не пишут.

«Наверно, необычный она человек, хотелось бы с ней познакомиться, вот только удастся ли мне это?» — вздохнула про себя Нина.

Боясь быть застигнутой, Нина быстро переписала обратный адрес. Какая-то деревня Кокошкино во Владимирской области. Она понятия не имела, где это может быть.

«Ничего, дома по карте посмотрю, главное, адрес у меня, остальное пустяки».

Домой Нина добралась совсем поздно, часам к одиннадцати. Как всегда в это время, пришлось очень долго ждать автобуса. Стоя на занесенной снегом остановке, Нина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Мысленно она уже была там, в далеком монастыре, куда убежала от земных проблем незнакомая ей женщина.

Дома Нина, сбросив куртку, сразу же кинулась к верхней полке шкафа, где пылились ее старые учебники, школьные карты. Вместе с книгами на нее вдруг посыпался ворох старых фотографий. Нина невольно начала их разглядывать. Вот она совсем маленькая, курчавая девочка с обиженным лицом. Вот уже постарше, в окружении одноклассников, с двумя пышными бантами в косичках. Она вглядывалась в напряженное лицо девочки-подростка. На всех фотографиях ее выделяло среди сверстников грустное выражение лица.

«Ведь мое детство, мое прошлое никуда не делось, оно и сейчас со мной. Я изменилась внешне, научилась подстраиваться под обстоятельства, а ведь по сути — я та же испуганная девочка, какой была, сколько себя помню».

Ей стало так грустно, что она поспешила убрать этих немых свидетелей прошлого и вернуться к настоящему, которое тоже было не слишком весело.

Она таки откопала подробную карту и нашла в пятидесяти километрах от Владимира крохотную точку с нужным названием. Как туда добраться — совершенно не понятно. Надо сначала доехать до Владимира, а там видно будет.

Она решила не откладывать поездку и выехать как можно скорее. Кроме хлопот, связанных с дорогой, что-то смутно беспокоило ее еще — она не знала, как вести себя в монастыре, во что одеться. Эта сторона жизни была ей совершенно неизвестна. Чуть свет она была уже в пути к ближайшему храму.

Несмотря на солнечное утро, в церкви было сумрачно. Немногочисленные молящиеся стояли около алтаря, где что-то заунывно и непонятно полуговорил-полупел священник. Сама Нина не решилась пройти туда, она стояла у входа, прислонясь к стене, и наблюдала за происходящим.

Нина обратила внимание, что все молящиеся женщины были одеты очень похоже: длинная юбка, платок на голове, никакой косметики и украшений. Их отличала тихая походка и какое-то особое, смиренное выражение лица.

Крещенная в младенчестве, Нина очень редко заходила в церковь, и сейчас ей стало немного не по себе. Она почувствовала здесь присутствие стоящей над людьми высшей силы, и ей захотелось обратиться к ней. Но как? Молиться она не умела. Купив свечку, Нина зажгла ее перед иконой. У святой, изображенной на ней, были добрые глаза, вот почему Нина ее выбрала. Уходя, она попыталась перекреститься, но непослушные руки не подчинились ей.

Пора было собираться.

Дома Нина откопала свою самую длинную и самую скромную юбку, нашла под стать ей платок и засунула все это в рюкзак. Ехать в таком виде Нине казалось диким.

«Переоденусь на месте», — решила она и вышла из дому.

Глава 6

1

Убаюканная монотонным постукиванием колес электрички Нина задремала. Ее разбудила чья-то бесцеремонно трясущая ее за плечо рука.

— Ваш билет, — раздался над ухом неприятный голос.

Билета не было. Изрядно поистратившись на знахарей и секс-шопы, Нина совсем осталась без денег.

«Авось пронесет», — понадеялась она, садясь в электричку.

И вот теперь она оказалась в совершенно дурацком положении. Два одетых в мешковатую форму контролера, слегка пьяный мужик и сурового вида женщина, выжидающе смотрели на нее.

— Извините, я билет не успела купить, в кассе была огромная очередь, а я на электричку опаздывала! — жалобно врала Нина.

— Плати штраф, — бесстрастно сказала женщина, глядя на Нину белесыми глазами. Ее ярко накрашенные губы были сжаты в тонкую линию.

— Может, простите меня, нет у меня денег на штраф, а?

— Ты еще скажи, что кошелек дома забыла, вы же все одно и то же говорите! — Контролерша была неумолима.

Мужику, казалось, ни до чего не было дела. Он тупо смотрел в одну точку.

— На выход! Билета нет, денег нет, нечего кататься!

— А как же я во Владимир попаду? У меня там муж в армии служит, — Нина врала напропалую.

— Муж, объелся груш. Ничего не знаю, выходи давай.

Нина пережила унизительный момент, когда бдительный конвой под насмешливые взгляды пассажиров выводил ее в тамбур. На ближайшей остановке ее действительно высадили. Казалось, ее поездка теперь под угрозой. Но, попадая в экстремальную ситуацию, Нина всегда находила неожиданный выход. Так и сейчас в ней открылась способность мгновенно реагировать на обстоятельства.

Очутившись на пустой обледеневшей платформе, Нина быстро посмотрела по сторонам и, не дав поезду уйти, бросилась к вагону, в котором только что побывали контролеры. Рискуя сломать себе шею или провалиться под колеса, она успела незамеченной вскочить в нужный вагон. Нина отдышалась в тамбуре и, очень довольная собой, зашла в вагон и как ни в чем не бывало уселась на свободное место у окна. Однообразие зимнего пространства очень быстро усыпило ее опять. Нина принадлежала к типу людей, моментально засыпавших под стук колес, благодаря этому свойству ей была неведома дорожная скука.

Во Владимир поезд прибыл около двух часов дня. Поеживаясь после дремы в вагоне, Нина потерянно стояла на платформе.

«Первая часть путешествия закончена. Но вот куда идти дальше, неизвестно. Небось здесь про это Кокошкино никто и не знает. Ах да! В таких городах рядом с железнодорожным вокзалом всегда есть автовокзал, — очень кстати вспомнила она, — надо его поискать, он должен быть где-то тут».

Нина вышла на вокзальную площадь, прошла мимо толстых, замотанных поверх ватников платками торговок семечками, мимо трамвайной остановки, табачного ларька и действительно увидела двухэтажную стекляшку автовокзала.

Внутри было людно. Разношерстная толпа сновала туда-сюда. Нина пробралась к окошку справочной и пристроилась в конец очереди. Она обратила внимание на странную особенность одежды местных жителей, свободно сочетавших городской стиль с деревенским. Например, у женщины, за которой она стояла в очереди, из-под очень приличного длинного пальто с лисьим воротником выглядывали подшитые кожей валенки.

Бабуля в окошке долго листала какие-то толстые справочники, шуршала потрепанными страницами. Нина уже отчаялась дождаться от нее ответа. Но все же эта деревня существовала, и автобусы до нее ходили.

Ее рейс был через двадцать минут. Нине повезло, причем исключительно, потому что, опоздай она на этот автобус, следующего пришлось бы ждать до завтра. Она только и успела, что перехватить в вокзальном буфете кофе с неожиданно вкусной и свежей булочкой.

В автобусе ее соседкой оказалась одетая в короткий полушубок женщина с добрым лицом. У ее ног стояла пустая корзина.

— Яички ездила в город продавать, а ты куда?

— Я в Кокошино.

— В монастырь?

— Да, а вы там бывали?

— Бывала. Туда многие из города ездят и из Москвы тоже. Только одета вот ты для монастыря неподходяще. Там матушки строгие, могут не пустить.

«Эх, надо было на вокзале переодеться! Там, наверно, и негде, но ничего, что-нибудь придумаю».

Смеркалось. Спать Нине не хотелось. Как-никак, она продремала от Москвы до Владимира. Нина смотрела в окно на белую, подернутую сумеречной дымкой равнину с редкими черными избами деревень. Попутчица монотонно рассказывала ей о сыне, служащем в армии, о дочери, неудачно вышедшей замуж в соседнюю область, о корове, которую пришлось продать из-за цен на корма.

«Странно, — думала Нина, — мы живем в одной стране, говорим на одном языке, а с какой-нибудь голливудской актрисой у меня, наверное, нашлось бы больше общих тем для разговора, чем с этой русской женщиной. Значит, в моей стране есть другая страна, которую ни я, ни люди моего круга совсем не знают. А они, жители этой страны, не знают нас…»

Соседка, сердечно попрощавшись с Ниной, вышла. Автобус пустел.

«Как бы не проехать!» — встревожилась Нина.

Она попросила водителя предупредить ее, когда они будут подъезжать к Кокошино.

2

Нина стояла совершенно одна на деревенской автобусной остановке. Ветер разогнал тучи, днем застилавшие небо. В морозном небе холодно светились точки звезд. Луны видно не было. Почти не было и фонарей. Свет шел от белой поверхности земли из редких горящих окон изб.

«Что делать, куда идти? — растерялась Нина. — Но сначала я переоденусь».

Она зашла за покосившийся навес остановки и поставила рюкзак на землю. Темнота и безлюдье сейчас оказались как нельзя кстати. Чувствуя себя идущим на задание шпионом, Нина извлекла юбку и платок. Все это изрядно помялось. Озираясь по сторонам и неловко прыгая на одной ноге, Нина кое-как переоделась.

«Все, готово! Надо искать монастырь. Вот только где?»

Не решаясь ломиться в избы, выглядевшие совершенно неприступными за высокими заборами, Нина пошла наугад. Ей казалось, что главная улица должна привести ее к цели. Но она ошиблась. Расширившись было около бревенчатого темного здания, местного клуба или почты, улица разбилась на несколько закоулков, кончавшихся тупиками.

Нина повернула назад. Она чувствовала, что мороз пробирает ее до костей. Насмотревшись на местных, одетых в валенки и полушубки, Нина поняла, насколько плохо она подготовилась к путешествию. Холод проникал к ней под юбку, сквозь тонкие подошвы сапог леденил ноги, щипал за пальцы.

Приплясывая на ходу, Нина миновала уже знакомую остановку и прошла немного вперед. Деревня здесь кончалась. Дальше начинался лес.

«Так недолго и замерзнуть. А если не замерзну, так волки меня съедят, пошлая смерть, безо всякой романтики», — бодрилась не на шутку встревоженная Нина.

Она опять вернулась и уже решилась было постучаться в чью-то избу, но тут, как назло, как только она толкнула калитку, в единственном горящем окошке погас свет. Положение становилось отчаянным.

Случившееся потом Нина восприняла как чудо. Она услышала колокольный звон. Он поднимался над спящей деревней откуда-то из-за леса, он звал, он вселял надежду. В этих сильных звуках было что-то неземное.

Нина, боясь, что колокол замолчит раньше, чем она доберется до монастыря, побежала. Она как слепая бежала на звук, неслась, путаясь в широкой юбке, проваливаясь в сугробы.

«Только бы успеть!» — стучало у нее в голове.

Монастырь, окруженный высокой каменной стеной, стоял как неприступная крепость. Но Нина знала, что там внутри есть люди, тепло, она чувствовала запах печного дыма. Сейчас ей было уже все равно, как она предстанет перед монахинями. Лишь бы проникнуть внутрь, любым способом.

Она кулаком заколотила по железным воротам. Раздавшийся грохот почти перебил колокольный звон. Со стуком в воротах отворилось маленькое окошечко, оттуда высунулась испуганная женская голова в пуховом платке.

— Кого это на ночь принесло, Господи помилуй!

— Пустите, пожалуйста, я из Москвы приехала! — стуча зубами, ответила Нина.

— Ты что, звонка не видела, перепугала меня до смерти! — В воротах отворилась низкая дверь.

Нина наконец оказалась внутри монастырских стен.

Привратница, видя плачевное состояние Нины, не стала ни о чем ее расспрашивать, а сразу повела в монастырскую гостиницу, длинное здание, сложенное из толстых бревен. Попав внутрь, Нина сразу же окунулась в атмосферу тепла и уюта, присущую деревенским домам с хорошей хозяйкой. Всюду здесь лежали самодельные половички, вышитые и вязанные крючком салфеточки, на стенах висели коврики с наивными видами природы.

Нину встретили две монахини, молодая и постарше. Одеты они были почти одинаково, в длинные черные платья, поверх них в черные же вязаные кофты, головы низко повязаны черными платками. Обе они по-деревенски заохали, отвели Нину на кухню, усадили поближе к печке, закутали в пуховый платок, налили в большую чашку очень горячего чаю и только потом принялись расспрашивать, кто она и откуда.

Слегка оттаяв, Нина познакомилась с монахинями. Ту, что постарше, звали мать Ирина. У нее были строгие черты лица и большие, очень светлые глаза. Другая, сестра Анна, еще послушница, с небольшим вздернутым носом и смеющимися черными глазами, подшучивала над замерзшей Ниной и все подливала ей чай.

— Смотри, мать Ирина, вроде она оттаивает. А то привели ее всю синюю, я уж думала все, совсем плохая. Не согрелась бы, мы бы тебя в бак посадили и на пли-ту! — смеялась, подмигивая, сестра Анна.

Нина сразу почувствовала себя в монастыре как дома. Хотя, конечно, весь уклад был для нее очень непривычен. Здесь принято было молиться перед едой и после еды, утром, вечером, даже входя в закрытое помещение. Но, поскольку от нее строгого исполнения всех правил никто не требовал, ей они не причиняли особого неудобства.

В тот вечер ее накормили постной, но очень вкусной едой, душистым хлебом, испеченным в монастырской пекарне.

Она рассказала, что приехала так далеко из Москвы, потому что слышала об их монастыре много хорошего и захотела сама побывать здесь. На подробностях монахини не настаивали. О Татьяне Нина тоже решила пока ничего не говорить. Сначала она присмотрится к молодым монахиням и послушницам, сойдется с кем-нибудь поближе, а там уж можно наводить справки. Ей сказали, что утром она должна пойти со всеми в церковь, там-то Нина и рассчитывала ее встретить. Ей казалось, внутренний голос должен ей сразу указать на Татьяну.

Нина уже начала клевать носом, вяло отвечая на расспросы монахинь о московской жизни, как вдруг разговор принял неожиданный поворот.

— А ты случайно не родственница нашей сестре Татьяне? — спросила ее мать Ирина.

Нина вздрогнула. Она почему-то сразу поняла, что речь идет именно о той Татьяне, которую она искала.

— Нет, а кто это? — осторожно поинтересовалась Нина.

— Это одна послушница, уже больше года у нас живет, тоже из Москвы приехала. Никто ее не навещает, она в отпуск не просится, я думала, ты к ней. Похожи вы с ней, просто одно лицо.

— А какая у нее фамилия, может, я ее знаю?

— Загрецкая, — простодушно ответила сестра Анна, — ну что, знаешь ее?

— Да нет.

— Еще бы, Москва — город большой.

Утопая в мягкой пуховой перине, глядя на теплый огонек зеленой лампадки, Нина думала о превратности человеческих судеб:

«Как странно. Она живет тут, прячась от всего света. Убежала, даже не разведясь с Андреем. И удивительно, мы с ней — одно лицо. Значит, поэтому Андрей выбрал меня. И, окажись тогда на дороге совсем другая женщина — ничего могло бы не быть. Но что же между ними произошло, что вынудило Татьяну так поступить? И захочет ли она со мной разговаривать? Если нет, я уже точно ничего и ни от кого не узнаю. Она мой последний шанс. А я даже не знаю, как к ней подступиться. Ладно, завтра буду высматривать похожую на меня послушницу».

Нина попыталась представить себя в черном монашеском одеянии, в низко повязанном платке. У нее ничего не выходило, мысли начинали путаться. Она заснула.

3

Утреннюю службу Нина проспала. Уж больно сладок был сон на мягкой пуховой перине. Добрые хозяйки монастырской гостиницы будить ее не стали, пожалели.

— Вот москвичи спать горазды! — посмеивались они.

Нине пришлось отложить свои планы до вечерней службы. А пока ее отправили на послушание. Так здесь называли задание, которое давали всем гостям монастыря. Нину уже начала мучить совесть, что она тут только ест да спит, так что она даже рада была поработать. Ее отправили на монастырскую кухню, низкое помещение с каменными сводами, навечно закопченными дымом огромной страшной плиты. Дрова для нее хранились в высоких длинных поленницах на внутреннем дворе. Нину усадили на низкий табурет перед огромным баком, вручили острый нож и поставили у ног мешок с картошкой. Все время до обеда Нина чистила картошку, впервые, кстати, в таком количестве, и с любопытством прислушивалась к разговорам занятых готовкой монахинь.

Они казались ей обычными простыми женщинами, только одетыми как-то странно. И разговоры вели самые обыденные: о каких-то людях, о коровах на скотном дворе, о внезапно ударившем морозе. Сколько ни вглядывалась Нина в их лица, ни на одном из них она так и не увидела печати перенесенного горя, которое могло заставить женщину все бросить и уйти в монастырь.

Пришло время вечерней службы. Вместе со всеми Нина пошла в церковь. Застенчиво оглядываясь, она опустилась на скамейку у стены. Не привыкшая к физической работе, она очень устала. Спина ныла, пальцы почернели и плохо сгибались. Нина боялась, что ей придется в церкви стоять, но на нее никто не обращал внимания. Обитательницы монастыря были поглощены молитвой.

Под звуки стройного, уносящегося ввысь пения Нина всматривалась в их лица. К службе женщины сменили платки на особенные, облегающие головы уборы, делавшие их похожими друг на друга. Сначала все они показались Нине на одно лицо. Только потом она стала различать молодых и старых женщин, с разными чертами лица, но с одним общим выражением покоя и отрешенности от всего земного. Нина даже им позавидовала.

«Эх, вот бы и мне так, забыть все мои заботы и думать только о вечном. Наверно, если бы я рассказала им, что меня сюда привело, им бы все это показалось чудовищным».

Служба закончилась, а Нина все сидела на скамейке в полутемном храме, не находя в себе сил уйти. Ее охватило ни с чем не сравнимое чувство покоя, она ни о чем не думала, просто смотрела на огоньки лампад, дышала волнующим запахом ладана.

— Вы не заснули? — Нина вздрогнула от неожиданности, услышав над собой мужской голос.

Отключившись, она не услышала, как к ней, тихо ступая по каменному, покрытому самодельными ковриками полу, подошел молодой светлобородый священник, в черном подряснике, с золотым крестом на груди. Он смотрел на нее и улыбался. Нина испуганно вскочила.

— Да вы сидите.

Нина никогда не видела священников так близко и уж тем более не разговаривала. Ей они представлялись очень строгими и далекими от мирской жизни. Но этот молодой человек, если бы не его одеяние, был бы похож на обычного парня, с насмешливым выражением лица, каких много среди ее знакомых.

— Я просто задумалась.

— Иногда это полезно. Не хотите ли исповедаться?

— А надо?

— Я еще не видел никого, кому бы это было не надо.

Нина испугалась, исповедь не входила в ее планы. Конечно, ей, наверно, было в чем каяться, но все это так непривычно…

— А что, это обязательно?

— Исповедь — дело сугубо добровольное. Только вот зачем вы сюда приехали? Исповедоваться не хотите, всю службу просидели на лавочке, ни разу не перекрестились. Сюда обычно приезжают помолиться, а вас что привело?

Обманывать священника Нина не могла.

— Я приехала, чтобы найти одну женщину, Татьяну Загрецкую, и поговорить с ней.

— Вы ее подруга? — Священник казался удивленным, как будто у Татьяны не могло быть подруг.

— Нет, я вообще ее ни разу не видела. — Священник поднял брови. — Я подруга ее бывшего мужа.

— Вот как, и что же… — На Нину выжидающе смотрели светлые глаза.

— Мы любим друг друга, но у нас серьезная проблема.

— Это не удивительно, судя по тому, что я о нем слышал.

«Неужели он и с ней отказывался спать?» — подумала Нина, а вслух спросила:

— А Татьяна вам о нем рассказывала?

— Да, она мне исповедовалась.

— А вы знаете, почему она ушла в монастырь?

— Знаю, но вам рассказать это может только она, если захочет, конечно.

— А если не захочет, придется мне убираться восвояси… Может быть, вы мне можете помочь?

— Смотря в чем. Попробуйте рассказать мне, что там у вас случилось.

Нина смутилась. Здесь, в монастырской церкви, рассказывать священнику о том, как она неудачно пыталась соблазнить Андрея…

— Простите, вы монах?

— Нет, не волнуйтесь, я не монах. Я молод, женат, у меня трое детей и два высших образования. Так что вряд ли я услышу от вас что-то, что я не знал до сих пор. Рассказывайте.

И Нина рассказала. Священник, внимательно ее слушавший, помолчал немного, когда она закончила.

— Ну что ж, наверно, мне, по долгу службы, следовало бы вам сказать, что Андрей совершенно прав, не желая спать с вами. Но я этого не скажу, потому что им движет страх, но не Божий, а человеческий. Как я понимаю этого человека, он, один раз потерпев жизненное крушение, стал бояться самой жизни. Не сумев удержать от падения в пропасть одну женщину, он фактически толкает туда другую, то есть вас.

Нина слушала его, затаив дыхание, и пыталась понять, что же он подразумевает под пропастью.

— Да, я думаю, вам следует поговорить с Татьяной. Я вас к ней провожу.

— А она была сегодня на службе?

— Нет, она плохо себя чувствует, и ей разрешили остаться в келье.

— А я действительно на нее похожа?

— Очень!

4

По занесенной снегом тропинке они добрались до дома, где жили монахини. Ступеньки деревянной лестницы скрипели под ногами. Священник провел Нину по длинному полутемному коридору с портретами каких-то людей в церковных одеждах на стенах и оставил ее около одной из дверей, а сам вошел внутрь. Через несколько минут он жестом пригласил Нину зайти.

— Удачи! — пожелал он ей на прощание.

Робея, Нина зашла в слабо освещенную келью. Она не знала, что сказал Татьяне священник, а главное, что скажет ей она сама.

— Заходи, не бойся, — услышала Нина негромкий женский голос.

Привыкнув к сумраку, Нина осмотрелась. Это была маленькая скромная комнатка. Освещал ее лишь ночник около кровати. Ничто в обстановке не говорило о личности живущей здесь женщины. Сама она сидела на кровати, лицо оставалось в тени.

— Здравствуйте, Татьяна, — с усилием проговорила Нина.

— Здравствуй, садись.

Нина отвечала на дежурные вопросы Татьяны и все пыталась разглядеть ее лицо. Перед ней сидела женщина старше ее лет на восемь, в платочке, из-под которого выбивалась вьющаяся прядь. Нина видела правильные черты лица, опущенные глаза, с трудом улыбающиеся губы.

«Интересно, почему все говорят о нашем сходстве? Я что-то его не вижу. Какое у нее отрешенное выражение лица, и глаза, будто присыпанные пеплом. И этот платок, скрывающий волосы… Может быть, раньше, когда она иначе одевалась, смеялась, говорила в полный голос, тогда мы были похожи».

— Ты хочешь узнать, почему Андрей стал таким, а я ушла сюда. Это старая история, и мне тяжело об этом говорить. Но тебе я ее расскажу, хотя здесь, в монастыре, кроме отца Николая и настоятельницы, никто об этом не знает. Но я вижу, ты любишь Андрея, и я думаю, он любит тебя. Он из тех людей, кто не может жить в одиночестве. Ему нужна любимая женщина, иначе он пропадет. И мы могли бы быть счастливы, это я одна во всем виновата, я разрушила все, что у нас было. А он не смог меня остановить.

Нина слушала затаив дыхание.

— Мы оба учились в Институте иностранных языков. Там и познакомились. Он поступил в институт после армии, учился на два курса старше меня и считался одним из самых привлекательных студентов. Он же и сейчас, наверное, хорош собой. А тогда он был еще и весел, беззаботен. В любой компании его встречали с радостью. Он умел шутить, рассказывать анекдоты, петь под гитару. Естественно, от девушек у него отбоя не было. Каждая, наверно, мечтала обратить на себя его внимание. — Татьяна помолчала. — А он выбрал меня. — Она грустно улыбнулась. — Я тоже тогда была привлекательная.

— Но вы и сейчас… — начала Нина.

— Сейчас это для меня не имеет значения. Ну вот, — продолжала Татьяна, — у нас были разные компании. Наверно, из-за различий между нашими семьями. Андрей рос без отца, они с матерью жили очень скромно, и будущая профессия была для него прежде всего способом пробиться в жизни, сделать карьеру. Он учился, а в свободное время давал уроки, делал переводы. Он всегда был без денег. А когда мы все шли в кафе и кто-нибудь предлагал заплатить за него, Андрей очень болезненно реагировал. Обычное дело в студенческих компаниях — сегодня ты платишь за меня, завтра — я за тебя. Так вот, это даже доходило до смешного, он всегда при первой же возможности отдавал долг. И учеба для него всегда была на первом месте. Над такими обычно посмеиваются, но Андрей благодаря своему обаянию избежал этой участи.

А у меня была очень обеспеченная семья, отец занимал высокий пост в Академии наук, да и мама хорошо зарабатывала. Я вообще о карьере не думала, в институт поступила, чтобы родители не приставали. Как же, девочка из интеллигентной семьи должна иметь высшее образование. Мне вообще ни до чего дела не было. У меня была своя компания, в ней были такие же, как и я, дети из обеспеченных семей. Мы встречались, балдели под рок-музыку, выпивали.

Потом я познакомилась с хиппи. Мне это казалось таким оригинальным — идеи свободной любви, отказ от любого насилия. Я ходила в драных джинсах, расшитых бисером, с холщовой сумкой через плечо, и у меня были длинные распущенные волосы. Сейчас, глядя на меня, это трудно представить. Но тогда это казалось мне таким важным — самовыражаться через внешний вид. Да ты, наверно, и сама встречалась с хиппи на тусовках или даже хипповала.

— Нет, не пришлось.

— Значит, тебе повезло больше, чем мне. А со мной случилась обычная история — наркотики. Они были одним из атрибутов хипповского образа жизни. Считалось, что под кайфом ты освобождаешься от уз реальности и воспаряешь к другим мирам. Я много чего тогда перепробовала, не хочу вдаваться в подробности. Но гибелью моей, иначе это не назову, оказался эфедрин, вернее, то, что из него делали наркоманы-умельцы. Этой смесью меня впервые уколол один парень. Он был у нас кем-то вроде лидера. Потом он сел за наркотики. Конечно, Бог ему судья, но я считаю, что нет большего греха, чем подсаживать на иглу сопливых девчонок и мальчишек, которые хотят таким образом доказать свою крутизну. Ну, короче, и я подсела. Причем сначала все это казалось таким безобидным. Я думала — так, кстати, думают все — что я только попробую, что я смогу контролировать ситуацию. Я попробовала раз, другой, третий, а потом все — уже оказалось поздно.

Сначала я попала от наркотика в психологическую зависимость. Я не могла жить без этого состояния, когда кажется, что не ходишь, а летаешь, когда вдыхаешь не обычный воздух, а какой-то волшебный аромат и чувствуешь себя богом, и весь мир переливается и искрится у твоих ног.

А потом пришла зависимость и физическая. Если я не делала себе укол, у меня все начинало болеть. Жизнь теряла смысл, все виделось в черном свете, каждое движение было связано с нечеловеческим усилием, я голову утром не могла оторвать от подушки. Мне требовалась все большая и большая доза, я кололась все чаще и чаще.

— А что, родители ни о чем не догадывались?

— Наверное, догадывались. Но я их близко к себе не подпускала. Благо стоил этот наркотик недорого. У нас был один парень, который подделывал рецепты. Конечно, я скрывала. Даже летом носила длинные рукава. А потом я познакомилась с Андреем. С нами случилось то, что называют любовью с первого взгляда. Все это было так романтично. Бесконечные прогулки по ночной Москве, стихи вслух, поцелуи в подъездах. Я тогда носилась с идеей свободной любви, ну, а он был не против… Он не был у меня первым, но все равно, я была так неопытна, да и он, наверное, тоже… Очень скоро я поняла, что беременна. Меня это привело в ужас. Я не могла себя представить с огромным животом, страшно боялась боли, ответственности, всего, что связано с материнством. Но я любила Андрея и все ему рассказала.

— А он?

Татьяна улыбнулась.

— Он так обрадовался, цветами меня задаривал, сразу начал строить планы, имя ребенку придумывать. Ну и, конечно, сделал мне предложение, все как полагается. И вот тогда я ему все рассказала. Он был в шоке. Узнать, что его будущая жена, мать его будущего ребенка — наркоманка! У нас был очень серьезный разговор, я плакала, обещала завязать…

Татьяна помолчала.

— Я действительно думала, что смогу. Я знала женщин, которые, забеременев, нашли в себе силы остановиться. Но я не смогла. Не смогла себя заставить. Я так ужасно себя чувствовала, у меня был сильный токсикоз, я и так еле ноги переставляла, а тут еще и ломки начались. Мне бы надо тогда бить тревогу, обратиться к врачу, даже в больницу лечь, чтобы выйти из этого состояния, но я так безответственно ко всему относилась. Все думала, это все — последний раз. И так каждый раз был последним. Я потом себя спрашивала, неужели Андрей не видел, что со мной происходило, не видел или не хотел видеть? Закрывал на все глаза, изображал доверие? А ведь проследить было так легко. Конечно, я скрывала. Кололась в вены на ноге, чтобы было менее заметно. И так всю беременность. А потом начались преждевременные роды. Родился мальчик. И умер через три часа. Мне его даже не показали, только сразу после рождения. Диагноз не установили или мне не сказали. Но я-то знаю, что это я своими руками его убила.

По бледным щекам Татьяны потекли слезы. У Нины тоже глаза стали мокрыми. Она почувствовала, какая нечеловеческая боль скрывается за этими безжалостными словами.

— Тогда и Андрею пришлось узнать всю правду. Мы оба себе этого простить не смогли.

Меня прямо из роддома отвезли в психиатрическую больницу. Я, когда узнала о смерти ребенка, пыталась покончить с собой — вены перерезать хирургическим скальпелем. — Татьяна обнажила тонкое запястье с белой полоской шрама. — Я не могла ни есть, ни спать, билась в истерике. Уж как меня откачали, не знаю, спасибо, врач хороший попался, а то ведь могли в отделение буйнопомешанных отправить, а оттуда если и выходят, то уж настоящими инвалидами. Потом я еще полгода в больнице пролежала, в специальном отделении для наркоманов — вылечилась.

Андрей меня все время навещал, прощения просил. Хотя за что? Это я была во всем виновата. Звал меня вернуться, говорил, что нам надо сделать еще одну попытку, что еще не все потеряно, что у нас могут быть дети. Но для меня все было кончено. Будто я прежняя умерла вместе с моим мальчиком. Возврата в обычную жизнь с ее радостями, заботами для меня не было.

И вот я здесь, замаливаю свой грех. За душу сыночка молюсь, он ведь даже некрещеным умер. Андрей, когда я уже твердо решила в монастырь уйти, понял меня, простился, просил молиться. Сам он пытается жить обычной жизнью, много работает, хорошо обеспечен. Но ты же сама видишь, каким он теперь стал. Какими мы оба стали. Я в монастыре, а он к женщинам подойти боится. Он мне сам об этом рассказывал, о том, что может быть с женщиной, только напившись до бесчувствия. А тебя-то он любит, вот и боится близости с тобой. Вот такая история.

Я вижу, ты силишься что-то мне сказать. Не надо, не говори ничего. Езжай к нему и помоги, если сможешь. А я буду за вас молиться.

5

Нина возвращалась в Москву, потрясенная услышанным.

«Так вот почему он такой! Несколько лет прошло с тех пор, как все это случилось, а он до сих пор в себя прийти не может. Нет ничего удивительного, что потеря ребенка стала для него таким страшным ударом. Но ведь он не виноват в случившемся. Хотя нет, он же старше Татьяны, мог бы понять, что с ней происходит, а он фактически предоставил ее самой себе. А если бы я оказалась на ее месте, ведь у меня тоже было полно друзей хиппи, и мне предлагали попробовать наркотики. Страшно предствить, что должна чувствовать женщина, считающая себя виноватой в смерти своего ребенка.

И вот теперь они расплачиваются. Она ушла из жизни, не телом, так душой, а он стал законченным неврастеником. Ему бы лечиться надо, да разве он станет. О, Господи, но как же ему помочь. Я бы даже родила ему ребенка, чтобы он все забыл, так ведь и не забеременеешь от него!»

Нине жалко было Андрея до слез. Ей жалко было Татьяну, не сумевшую найти другого способа пережить случившееся, кроме как уйти в монастырь. Ей было жалко себя — невольную свидетельницу чужой трагедии. Что ей делать теперь, когда она так далеко зашла?

«Рассказать ему, что я все знаю, или же нет? — мучительно размышляла Нина. — Нет, лучше ничего не говорить. Я сегодня же позвоню ему и предложу начать все сначала. Я ничего не буду предпринимать, чтобы соблазнить его. Я поспешила, надо было дать событиям развиваться своим чередом. Это вечное мое нетерпение, как оно меня подводит. Но ничего, теперь все будет по-другому. Нежностью, терпением, вниманием, любовью, наконец, я смогу победить его страхи!»

Нину вновь посетила надежда, и она возвращалась домой, окрыленная ею.

Но благим ее намерениям так и не суждено было осуществиться, по крайней мере в ближайшее время.

Пока она проводила время, разыскивая затерянный в снегах монастырь, пока выслушивала там печальный рассказ Татьяны, в Москве произошло следующее.

Никита, так и не сумевший смириться с уходом любимой сестры в монастырь и во всем винивший Андрея, был очень обеспокоен визитом подозрительной незнакомки. Из того, что ему наговорила Нина, он не поверил ни слову и был уверен, что ее подослал Андрей, чтобы выяснить, где же прячется его бывшая жена.

В семье Татьяны был наложен негласный запрет на упоминание о трагично закончившемся замужестве. Все родственники Татьяны считали, что к наркотикам ее приучил Андрей, хотя у них не было никаких доказательств. С момента их разрыва прошло уже много времени, но семья Татьяны все еще ждала от Андрея очередного злодеяния. А его скорбь, застывшее в глазах отчаяние, опущенные плечи, согнутые под грузом непосильной тяжести на сердце, они считали не более чем искусной игрой.

Теперь же их тревога возросла вдвое. Никита, много отдавший бы за то, чтобы сестра вернулась из монастыря, не допускал и мысли, что она вернется к Андрею. Он считал своим долгом любыми средствами защитить ее от домогательств этого ужасного человека, виновника всех ее бед. И он избрал лучший, как ему казалось, способ защиты — нападение.

В тот же день, когда к нему приходила Нина, он позвонил Андрею. Андрей, никогда не пытавшийся умалить свою вину за случившееся, не мог простить Таниному семейству то, что они проглядели начало ее пристрастия к наркотикам. Поэтому оба — Андрей и Никита — говорили друг с другом предельно холодно.

— Андрей, оставь всякие попытки связаться с Татьяной, предупреждаю тебя, иначе это плохо для тебя кончится! — В голосе Никиты звучала угроза.

Андрей был поражен. В последнее время из-за проблем с Ниной он о Татьяне даже не вспоминал.

— О чем ты говоришь? — искренне удивился он. — Я не делал никаких попыток.

— Кого ты пытаешься обмануть? Думаешь, я не понял, что эту девицу подослал именно ты?

— Какую девицу? — У Андрея мелькнуло в голове подозрение, от которого он внутренне содрогнулся.

— Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем речь. Только что здесь была некая особа в черной куртке и пыталась разузнать, где Татьяна, да еще разыгрывала удивление, когда узнала о ее уходе в монастырь.

«Это Нина! — мрачно понял Андрей. — Но, Боже, как она узнала, от кого?»

Он кое-как скомкал разговор, назвав все подозрения Никиты нелепыми, и попросил не беспокоить его. Сам же, положив трубку, стал расхаживать по комнате мрачнее тучи. Все, что он так мучительно пытался забыть, вновь ожило в его памяти.

Он вспомнил ту Татьяну, какой она была в первые дни их знакомства, — хохочущую девушку с сияющими глазами, с очень белой кожей и вьющимися темно-рыжими волосами. Это уже потом его начало пугать то, что в ее смехе слышались истерически нотки, а зрачки расширялись так, что закрывали собой всю радужную оболочку ее зеленых глаз.

Андрей вспомнил, какое огромное счастье он испытал, узнав о будущем ребенке, и какой обрушился на него мрак, когда Таня призналась, что она наркоманка.

В его памяти вновь всплыла та страшная, душераздирающая сцена, когда Татьяна билась в истерике, металась по роддомовской палате. Ее ломки вызывали в нем острое чувство вины, боль утраты становилась еще невыносимее.

Он вспомнил их последнее свидание, когда она, внешне спокойная, с потухшими глазами, безжизненным голосом прощалась с ним перед уходом в монастырь и просила простить ее.

«Что ж, это решение, — подумал он тогда, — оно вызывает уважение и даже зависть. Ведь она нашла свой честный путь, и вот она уходит, но я-то остаюсь. Она опять бросает меня, только раньше она убегала в мир искусственных грез, а теперь в мир, который многие считают более реальным, чем тот, в котором я остаюсь. Но кто научит меня жить с этой раной в душе, с этими воспоминаниями?..»

Все это в один миг пронеслось перед ним. Устав мерить комнату шагами, он стоял у окна, прижавшись головой к холодному стеклу. Боль воспоминаний сменилась порывом отчаяния. Андрей с силой стукнулся лбом о стекло. Окно зазвенело, но не разбилось.

«Нет, но как она может! — Его мысли вернулись к Нине. — Как она смеет так бесцеремонно вторгаться в мое прошлое! Тем более что она прекрасно знает мое отношение к этому. Как можно проявлять такую настойчивость и зачем? Только ради того, чтобы переспать со мной? И она еще смеет называть свое непреодолимое желание влезть ко мне в душу любовью? Интересно, откуда у нее это чувство вседозволенности?

Когда я ее подобрал на бульваре, она была такая беспомощная, такая несчастная, что страшно ее одну было оставить. А тут, оказывается, за моей спиной она проявляет нечеловеческую энергию, каким-то образом узнает адрес Никиты. Уверен, что адрес Татьяны он ей не дал. Но ее это не остановит. И я не удивлюсь, если она и до монастыря доберется. Она же подкупит Татьяну своими проникновенными глазищами, своей обезоруживающей доверчивостью, и та ей все расскажет. А потом этот Шерлок Холмс в юбке заявится сюда выливать на меня свою любовь и сочувствие. Нет, я это так не оставлю…»

6

Все это, только в гораздо более резкой форме, Андрей высказал Нине, явившись к ней домой. Нина слушала и распаковывала вещи. Ей пришлось признаться, что она видела Татьяну, и перейти в контрнаступление.

— А что мне оставалось делать? Ждать, пока ты соизволишь решить свои психологические проблемы? Да если ты хочешь знать мое мнение, ты бы их никогда не решил! Потому что такие вещи решаются не ожиданием, а действием. Ты ведь ничего не делал, чтобы преодолеть свои страхи, ты думал, что в один прекрасный день ты проснешься как новенький, а твое прошлое исчезнет как дурной сон. Но так не бывает. Ты бы просто состарился, и все твои проблемы решились бы сами собой — они бы просто перестали быть актуальными.

— А это уж мое дело, как решать мои проблемы. Я тебя несколько раз просил — не вмешивайся, не лезь в мое прошлое. Для тебя мои просьбы хоть что-нибудь значат? Ты же говорила, что любишь меня, а сама пыталась за моей спиной манипулировать мною!

— И ты еще говоришь о любви? Любовь предполагает доверие. А напустил вокруг себя такого мраку, таких тайн, что я и не знала, что думать. Я же чувствовала, что с тобой не все в порядке, и я должна была разобраться в этом!

— Ну все, хватит! Ты можешь заговорить кого угодно. Если тебе так хочется, можешь считать себя правой, а меня кругом виноватым. Больше мы с тобой эту тему не обсуждаем. Ни эту, ни какую другую. Честно говоря, когда я от тебя уезжал в прошлый раз, я думал, что это еще не конец, что мы поживем отдельно друг от друга, страсти поулягутся, и мы сможем возобновить наши отношения, выйти на новый виток. Но теперь я убедился в обратном. Ты прибегаешь к запрещенным приемам. Я не могу иметь дело с человеком, которому не доверяю. А ты сделала все, чтобы потерять мое доверие. Мы расстаемся окончательно. Ты подарила мне немало приятных минут, надеюсь, что и я был чем-то тебе полезен. Прощай. Все могло быть совсем иначе.

Дверь за ним захлопнулась. Странно, но Нина почти ничего не чувствовала. Слишком много событий произошло за последнее время, слишком много она на них потратила эмоций. Она перешагнула порог своей чувствительности. Нине надоело анализировать чужие поступки, думать о том, кто прав, кто виноват, защищать себя, обвинять Андрея. Ей хотелось просто отключиться.

На следующее утро ледяной голос не терпящей возражений начальницы сообщил ей по телефону, что она уволена.

— Мне надоели твои вечные истории. То машины на тебя наезжают, то ты сама уезжаешь куда-то. На все у тебя причины, отговорки. Да кто ты такая, чтобы с тобой так носиться? У нас государственное учреждение, а не богадельня. Можешь приходить за трудовой книжкой. И скажи спасибо Мите, он уговорил не увольнять тебя по статье. Так что ты уволена по собственному желанию. Заявление я сама за тебя напишу.

«Не трудись, все равно его никто читать не будет! — мрачно подумала Нина. — И за трудовой я не пойду, она мне на фиг не нужна. Все, надоели! Надо расслабиться».

7

Нина вспомнила, что кто-то ей восторженно рассказывал о модном молодежном кафе. Его устроили в барже, которая долгие годы неприкаянно болталась под каким-то мостом на Москве-реке. Теперь там почти каждый вечер собиралась стильная молодежь, выступали рок-группы местного значения.

Туда-то и решила пойти развеяться Нина. Она долго выбирала, что бы ей такое надеть. Ведь она должна выглядеть не хуже остальных.

«Надену-ка я вот это». Нина достала со дна шкафа старые сиреневые джинсы. Последнее время Нина не могла в них влезть, поэтому они лежали в самом низу, под ворохом ненужной одежды.

Она примерила брюки. Волнения последних недель сделали свое дело — джинсы нигде не жали, они плотно облегали ее стройную фигуру. Сверху Нина надела ярко-желтую рубашку с аппликациями и черную жилетку из плотной ткани.

«Очень неплохо, — решила она, повертевшись перед зеркалом, — и что это я все время в черном хожу, как будто в трауре. Надо с этим завязывать!»

Часов в шесть вечера Нина вышла на набережную Москвы-реки. Местонахождение баржи ей было известно весьма приблизительно.

«Пойду вдоль реки, не ошибусь», — решила она и зашагала вперед, пряча лицо от ветра. Набережная была пуста, впрочем, как и река. Ни одного, даже самого утлого суденышка не покачивалось на ее сморщенной от холода поверхности.

«Неужели и сейчас я окажусь в пролете? Это будет даже смешно».

И тут Нина увидела какие-то темные очертания на воде. Это и была та самая переделанная под кафе баржа. Ее окна гостеприимно светились, вокруг все сотрясалось от музыки. Переступив порог, Нина сразу окунулась в атмосферу тепла, шума, веселой суеты. Ей стало хорошо.

Бар представлял собой длинное уютное помещение, обшитое сверху донизу некрашеными деревянными панелями. Она выбрала столик около стилизованного под иллюминатор окна. Посидев немного, чтобы глаза привыкли к царившему здесь полумраку, Нина подошла к стойке бара и заказала себе стакан сухого вина и бутерброд. Ей нравилось, что здесь все так просто, демократично, не то что в ресторане, куда ее водил Андрей. Туда без вечернего туалета и не пустят.

«А здесь все одеты кто во что горазд», — размышляла Нина, удобно устроившись в уголке со стаканом вина в руке и наблюдая за здешней публикой.

Ей показалось, что все здесь друг друга знали. В кафе ни на минуту не прекращалось движение. Люди переходили от столика к столику, переговаривались, махали знакомым руками. Поскольку Нина здесь была впервые, вокруг нее образовалось как бы пустое пространство. Но Нину это совсем не тяготило. Ей нравилось сидеть вот так, в одиночестве, разглядывая лица и наряды.

Ее внимание привлекла компания, сидящая за столиком прямо перед ней. Больше всего шума производил молодой человек лет двадцати трех, с бритой головой, серьгой в левом ухе, одетый в какой-то невообразимый балахон. Он что-то ожесточенно доказывал сидящему рядом с ним меланхоличному юноше с длинными, тщательно расчесанными волосами. За их беседой напряженно следила девушка. Нина смогла разглядеть ее во всех подробностях, так как та уселась на стол, а ноги поставила на лавку. На девушке была короткая черная юбка, пестрые колготки и высокие тяжелые ботинки на шнурках. Весь черный облегающий свитер был украшен позванивающими металлическими украшениями. Но больше всего Нине понравились ее прическа и макияж. На голове у девушки был искусно сымитирован беспорядок, а некоторые пряди покрашены в ярко-зеленый цвет. В тон им на ногтях поблескивал в свете настольной лампы изумрудный лак. Сама же девушка не без гордости демонстрировала свое лицо с антрацитово-черными губами и сильно подведенными глазами.

«Класс! — подумала Нина не без зависти, она питала слабость к авангарду. — Кажется, такой стиль называется «хаус», я об этом где-то читала. Может, и мне поменять имидж и сотворить из себя что-нибудь этакое. Или мне слабо?»

Прочие члены компании выглядели не менее ярко, но Нина не успела их как следует разглядеть.

— Вам не скучно? — Неожиданный вопрос заставил ее вздрогнуть.

Она подняла голову. Над ней возвышался молодой человек примерно ее лет, одетый во все белое, длинный пушистый свитер и джинсы из толстой ткани. Нина всегда восхищалась теми, кто имел смелость ходить в белом по московской слякоти. Сама же она отдавала стойкое предпочтение черному цвету одежды. Волосы у склонившегося над ней человека были под стать наряду — очень светлые, блестящие, и тем ярче выделялись его выразительные темно-карие глаза. Он выжидающе, с улыбкой смотрел на Нину.

— Я не скучаю, отнюдь. Просто я здесь в первый раз, вот и не знаю никого.

— Ну так это легко исправить. Прошу.

Одной рукой он потащил Нину из-за стола, другой прихватил ее стакан. О бутерброде Нина позаботилась сама. Блондин привел ее к столу, за которым сидели его друзья. Вели они себя, не в пример другим компаниям, довольно тихо. Два ничем не примечательных молодых человека вполголоса вели беседу. Девушка с черной челкой, падающей ей на глаза, тщетно пыталась прислушаться. Еще две девушки тихо напивались в углу. У их джинсовых ног уже стояли две пустые бутылки.

— Познакомьтесь! — привлек всеобщее внимание блондин.

Нина представилась. То же сделали и остальные. Блондин назвался Кириллом. Одного из юношей звали Джерри. Сначала Нина решила, что это прозвище. Но, прислушавшись к беседе — речь шла о древнекитайской литературе, — Нина почувствовала легкий иностранный акцент.

— Он иностранец? — спросила Нина у Кирилла, потому что пора уже было поговорить о чем-нибудь.

— Нет, круче, — зашептал ей в ухо Кирилл. Нина почувствовала, как прядь его волос дотронулась до ее щеки. — Его родители эмигрировали из России в Америку еще до его рождения. Так что он — полноценный американец. Два года назад они приехали в Москву, и Джерри познакомился с Аней, вон она сидит с сигаретой в руке. — Кирилл показал Нине на коротко стриженную девушку в длинной черной юбке, ковбойских сапожках и расшитой бисером жилетке. — Они поженились и теперь живут здесь.

— Да? А почему не в Америке?

— Джерри считает, что там все озабочены увеличением своего банковского счета, а тут, наоборот, — сплошной пир духа.

— Да уж, пир во время чумы, — скептически заметила Нина.

— Что-то настрой у тебя больно мрачный, давай еще выпьем!

«Почему бы и нет?» — подумала Нина и послушно протянула Кириллу свой стакан. Скоро ей действительно стало веселее. Она уже не чувствовала себя одинокой, никому не нужной неудачницей. Все вокруг стали такими милыми. Кто-то подливал ей вина, кто-то зажигал сигарету. В баре было так накурено, что дым не выветривался, а серыми клочьями висел над столами. Нина весело смеялась, а над чем, она, наверное, не смогла бы рассказать. Но это было и не важно, главное, что ей хорошо, что все проблемы отступили куда-то и казались такими мелкими.

«И чего я, спрашивается, так билась. Дался мне этот Андрей! В конце концов, я молода, умна, остроумна, хороша собой. Да мне стоит только пальцем поманить, как тут же сбегутся кавалеры. Вот хотя бы Кирилл. Правда, мне всегда нравились брюнеты, но он тоже ничего. И держится так спокойно, уверенно, на неврастеника не похож, не то что Андрей. И уж, конечно, у него нет этого идиотского страха перед женщиной. Для него так естественно переспать с симпатичной девушкой вроде меня».

Так думала Нина, разглядывая свое отражение в глазах Кирилла, который, близко к ней подвинувшись, что-то рассказывал.

— О, да ты меня не слушаешь! — весело воскликнул он, ничуть не обидевшись. — Ты так скоро совсем заснешь! Тебя надо как следует встряхнуть. Пойдем танцевать.

Он вскочил и потащил куда-то Нину. На ее слабые попытки узнать куда, он только отшучивался.

— Сейчас сама все увидишь.

Они прошли по палубе, застекленной, подобно террасе, и заставленной плетеными стульями.

«Наверно, летом здесь здорово», — на ходу подумала Нина.

Потом Кирилл повел ее вверх по лестнице туда, откуда доносились оглушительные звуки танцевальной музыки. Они оказались на дискотеке. На сцене, отгороженной стилизованными рыболовными сетями, надрывались те, кто громко называл себя рок-группой. Пели они тоже очень громко и совершенно неразборчиво. Протанцевав с Кириллом минут пятнадцать, Нина поняла, что поют по-русски.

В нормальном состоянии она и близко бы не подошла к месту, где играют такую чудовищную музыку. Но сейчас беспомощность музыкантов ее только веселила. Она самозабвенно отдалась танцу. Кирилл оказался отличным партнером. Нина послушно вертелась в его руках. Громкое пение, музыкальный грохот напрочь заглушили все ее печальные мысли.

Наконец Нина выдохлась. Дождавшись паузы между песнями, она в изнеможении упала в плетеное кресло. Кирилл присел у ее ног.

— Пойдем со мной в чилл-аут.

— Что это такое?

— Это такая комната, где все расслабляются, натанцевавшись до изнеможения, вроде тебя.

После путешествия по закоулкам баржи, которое Нина никогда бы не смогла повторить одна, они оказались в темной комнате. Пол и стены здесь были обиты мягким пушистым ковром.

«Как в дурдоме», — подумала Нина.

На полу в расслабленных позах лежали люди, парами и поодиночке. Негромко звучала тихая музыка. Нина с наслаждением растянулась на мягком полу. Кирилл прилег рядом и подложил руку ей под голову. Нине хорошо было лежать вот так, в объятиях мужчины, о существовании которого она до сегодняшнего вечера и не подозревала.

Нина повернулась, положила голову Кириллу на грудь и обняла его одной рукой. Он ласково перебирал пряди ее волос и что-то шептал ей на ухо. Приятная дрожь пробежала по ее телу. Нина почувствовала, что хочет его. Длительная борьба за Андрея вышла ей боком. Нине нужен был мужчина, сейчас, немедленно, все равно кто. Ее тело истосковалось по теплу и силе мужских рук, ее лоно горело от желания принять в себя горячую мужскую плоть. Нина знала, что эту ночь она проведет наконец не одна.

— Мне пора, — тихо сказала она Кириллу и посмотрела прямо ему в глаза. — Пойдешь со мной?

— Я провожу тебя.

Они вышли на улицу. Холодный зимний воздух несколько остудил ее пыл. Но, сделав несколько шагов в сторону метро, Нина поняла, насколько она пьяна. Голова еще как-то работала, но ноги идти отказывались. Она-то думала, что сейчас они с Кириллом пойдут к ней домой, нежно обнявшись, но, чтобы не упасть, ей пришлось мертвой хваткой вцепиться в него. Бедный Кирилл буквально волок Нину на себе, хорошо еще, что он был крупного сложения.

Нина оказалась настолько не в себе, что не могла толком объяснить, где она живет. Она лишь махала рукой в нужном направлении, и Кирилл послушно тащил ее туда. При этом она всю дорогу в бессвязных словах и выражениях пыталась высказать Кириллу все свое уникальное знание о мире.

Наконец они добрались до ее дома. И тут случилось нечто, что окончательно разрушило веру Нины в себя. Кирилл отказался не то что остаться у нее, но даже подняться к ней, только по-дружески поцеловал ее в лоб и удалился.

Глава 7

1

Нина с нечеловеческим усилием открыла глаза. В голове гудело, мысли путались, руки противно дрожали с похмелья — расплата за вчерашнюю попытку развеяться. Но самым неприятным было чувство, что ее отвергли.

«И кто! — думала она, с жадностью припадая к струе холодной воды из-под крана. — Кто! Какой-то парень, который весь вечер от меня не отходил, подливал мне вина, обнимал меня. Что же ему тогда было нужно? — У Нины как-то совсем из головы вылетело, что обычно люди стремятся к чему-то большему, чем просто случайные сексуальные приключения. — Может быть, со мной что-то не в порядке, может быть, я внушаю людям отвращение?»

С трудом переставляя дрожащие ноги, Нина подошла к зеркалу. Из глубины мутного стекла на нее смотрела девушка с болезненно-бледным лицом, темными кругами вокруг запавших глаз и всклокоченными волосами.

«Кошмар!» — содрогнулась Нина. Она с отвращением отвернулась от зеркала и подошла к окну. Серый, мрачный день был под стать ее настроению. Дома плохо, но на улице — еще хуже.

«Пора сваливать отсюда!» — поняла Нина и вспомнила про объявление. Она наткнулась на него, когда перебирала газеты в поисках подходящей знахарки. Нине оно сразу бросилось в глаза, выделенное жирной черной рамкой. В объявлении говорилось, что:

ДЛЯ РАБОТЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ ТРЕБУЮТСЯ МОЛОДЫЕ, СИМПАТИЧНЫЕ ДЕВУШКИ С ТЕАТРАЛЬНОЙ И ХОРЕОГРАФИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКОЙ.

Далее стоял номер телефона.

«В принципе я подхожу, может пригодиться», — решила тогда Нина и спрятала газету в стол.

Сейчас был именно тот случай, и Нина решила попытать счастья. С Андреем у нее, видимо, все кончено, с работы ее уволили, денег осталось в обрез. Надо срочно что-то предпринимать. Нина откашлялась, глотнула еще воды и набрала указанный номер. Она не любила и боялась ситуаций, когда ей надо было предлагать свои услуги, рекламировать себя, но теперь терять было нечего.

Трубку долго не поднимали.

— Алло, — произнес хорошо поставленный голос профессиональной секретарши.

Нина в волнении сделала большой глоток воздуха и твердо сказала:

— Здравствуйте, я звоню по вашему объявлению насчет работы за границей.

— Я вас слушаю. — Далее последовала пауза.

Нина поняла, что от того, как она сейчас представится, будет зависеть очень многое.

— У меня высшее театральное образование и разряд по художественной гимнастике, а также опыт работы в ведущих театральных коллективах страны.

Про гимнастический разряд и ведущие коллективы Нина приврала, но зато она явно произвела эффект.

— Очень хорошо, мы, правда, уже закончили набор, но для вас можем сделать исключение. Вы можете приехать прямо сейчас.

— Да?

— Возьмите купальник и приезжайте как можно скорее. — Девушка продиктовала адрес.

Нина развила кипучую деятельность. И откуда у нее только взялось столько энергии! Она побежала в ванную и приняла контрастный душ. Потом накрасилась как можно ярче и в соответствии с макияжем оделась. Требование взять купальник ее несколько насторожило.

«Да ладно, им просто надо как следует разглядеть мою фигуру. В конце концов, никто насильно меня ехать не заставит».

Побрызгав на себя духами и подмигнув своему отражению в зеркале, Нина понеслась навстречу неизвестному.

Агентство по найму находилось в подвале малопривлекательного облезлого здания. Правда, внутри все выглядело намного лучше — модные рифленые обои, ковровое покрытие на полу, таинственно мерцающий экран компьютера. Нину уже ждали. Ее принял мужчина лет тридцати пяти, с темными волосами с густым слоем геля и глубоко посаженными глазами. Одет он был в классическую униформу новых русских — малиновый клубный пиджак, темно-зеленые брюки и галстук в тон им. Брюнет вылил на себя такое количество дорогого мужского одеколона, что, казалось, запах клубился вокруг него.

— Григорий, — представился мужчина, — я ваш агент.

Он придирчиво рассматривал Нину. Она все ждала, когда же он велит ей раздеться и предстать перед ним в купальнике. Но Григорий не спешил. Сначала он решил поговорить с Ниной.

— Мы набираем женские коллективы для работы в разных странах. Сейчас мы сотрудничаем с Израилем. Нам требуются девушки, умеющие петь, танцевать. Вы должны будете выступать в русских ресторанах или на подтанцовках с различными музыкальными группами. Контракт с вами заключат на полгода, дорога, жилье, питание — все это за наш счет. И плюс еще зарплата пятьсот долларов в месяц. Также мы даем нашим девушкам возможность подработать самостоятельно. То есть, если вы понравитесь хозяину ресторана, он может дать вам дополнительный заработок. Мы не возражаем. Вас устраивают такие условия?

— Да.

— А страна вас не смущает?

— Да нет, там тепло.

— Хорошо, тогда я должен познакомиться с вами поближе. Пройдите вот в ту комнату, — Григорий мотнул головой куда-то вправо, одеколон едкой волной ударил Нине в нос, — наденьте купальник, я сейчас туда подойду.

«Эх, надо было прямо дома его надеть», — думала Нина. Переодеваться в незнакомой комнате, зная, что за стенкой сидят какие-то люди, было неприятно.

— Я готова! — крикнула она.

Явился Григорий. Он долго гонял Нину по комнате, заставлял вертеться так и этак. Нине стало неуютно, по босым ногам дуло.

«Сейчас он мне в зубы заглянет, как лошади на рынке», — решила она.

Но вместо этого Григорий предложил ей сплясать. Он включил магнитофон, раздалась разудалая, типично ресторанная музыка. Нина, чувствуя себя полной дурой, решила довести ситуацию до полного абсурда. Она принялась лихо отплясывать, она скакала по комнате, выкидывала безумные коленца ногами, помогала им руками. В довершение всего при последних тактах музыки Нина прошлась колесом.

На Григория ее шоу произвело сильное впечатление. Он не смог скрыть своего восхищения.

— Класс! Где вы этому научились?

— Жизнь научила.

— Мы вас берем. Предлагаю сразу же подписать контракт.

— Так быстро! — Нине показалось, что Григорий боится, как бы она не передумала.

— А чего тянуть?

Они вернулись в офис, где секретарша уже держала наготове несколько напечатанных листков. Нина просмотрела их, вроде все совпадало с тем, что обещал ей Григорий. Вдаваться в подробности ей не хотелось. Она уже готова была подписать документ.

— А когда ехать-то? — поинтересовалась Нина.

— Вылетаем мы через полтора месяца.

У нее хватило ума потребовать аванс.

— Мне же эти полтора месяца на что-то жить надо. К тому же у меня есть и другие предложения, где к работе можно приступать хоть сейчас.

Григорий задумался. Платить вперед не входило в его планы, но и потерять такую ценную танцовщицу он, видимо, тоже боялся.

— Ну, хорошо, — он поморщился, как будто съел что-то очень кислое, — для вас мы сделаем исключение. Двести долларов, больше я дать не могу. И учтите, нас теперь связывает контракт, и вы не должны больше иметь дело с другими фирмами. Пока не истечет срок договора, вы работаете на нас.

— Ну конечно. — Нина подписалась.

Григорий расплылся в широкой улыбке и вручил ей деньги. Сумму в двести баксов он выдал ей рублями по пять тысяч. В кошелек эта кипа бумажек не влезла, и Нина положила ее в пакет.

— Вещей много набирать не советую, но обязательно возьмите солнечные очки и крем от загара. Мы с вами свяжемся по телефону, — сказал Григорий на прощание.

2

Итак, через полтора месяц ее уже здесь не будет. Нине этот срок показался бесконечно долгим. Она готова была хоть сейчас покинуть Москву, здесь все ей напоминало о грустном. А эти полтора месяца еще надо как-то прожить.

«Скорей бы уехать, — думала она, — в этой стране я уже никому не нужна. Мама занята внуками, Андрей лелеет свои страхи. Ирка поглощена общением с Вадимом. Одна я болтаюсь тут между небом и землей. Уеду, заработаю денег, а может быть, найду себе богатого жениха и вообще там останусь. Через неделю Новый год!» — вдруг вспомнила Нина, и ей стало грустно.

Она привыкла в эту праздничную ночь быть в шумной студенческой компании, где не смолкали шутки, розыгрыши и смех. Однажды в разгар ее бурного романа с молодым журналистом, она провела с ним новогоднюю ночь вдвоем на даче в заброшенном на зимнее время поселке.

Нина вспомнила прелесть той ночи — с шампанским при свечах, пляски вокруг дикой елочки в лесу, любовь при свете камина, среди пестрых подушек, разбросанных по дивану. Ну а к весне их любовь растаяла, как снежная баба на солнечной поляне.

«Все в моей жизни как-то не так. А теперь и Новый год встретить негде и не с кем».

В прошлом году Ирка из жалости пригласила ее в свою компанию любителей верховой езды встречать Новый год прямо на ипподроме, чуть ли не в лошадиных стойлах. Нина тогда, наверное, не одному человеку испортила веселье своим мрачным видом. А когда в ее жизни появился Андрей, она с радостью думала:

«Ну вот, наконец-то я буду встречать Новый год с любимым человеком, а не искать, куда бы прибиться, спасаясь от одиночества».

Но теперь все вернулось на круги своя, и Нина осталась у разбитого корыта. Ирка ей уже давно сказала, что они с Вадимом едут в Питер к каким-то его друзьям. Нина могла бы, конечно, напроситься с ними, но ей никому не хотелось быть в тягость. Она позвонила Мите, чтобы узнать о его планах. Он уезжал к родителям в Кострому. Ей самой идти к родителям, слушать их бесконечные разговоры о ценах и политике совершенно не хотелось. Искать какую-нибудь компанию, лишь бы не быть одной в эту ночь, когда по традиции положено веселиться?

«Нет уж! — решила она не без жалости к себе. — Обойдусь, буду встречать Новый год в гордом одиночестве».

Так и произошло. Конечно, Нина бы с радостью сдалась и приняла любое приглашение, если бы оно последовало. Но ее телефон молчал. И, конечно же, она до последнего момента, до вечера 31 декабря ждала звонка от Андрея.

«Он должен позвонить, — убеждала она себя, — ведь ему тоже одиноко. У него же никого, кроме меня и Вадима, нет. А вдруг он нашел себе другую? — пугалась Нина. — Да нет, не может быть, — успокаивала она себя, — он не такой человек, ему надо долго раскачиваться».

Андрей не позвонил. Наступил вечер 31 декабря. Сначала Нина решила, раз уж так вышло, лечь спать часов этак в одиннадцать, но потом поняла, что все равно не сможет заснуть под радостные крики соседей.

«Ладно, все же это праздник. Надо встретить. Благо деньги у меня есть. Устрою апофеоз самодостаточности!»

Она решила себя побаловать и купить что-нибудь вкусное, то, что обычно ей было не по карману. Нина пошла в мини-маркет, который недавно открыли рядом с ее домом, и накупила там то, что обеспеченные люди едят каждый день, а такие, как она, считают роскошью. Нина взяла два разных салата в пластиковых коробочках, один крабовый, другой свекольный с орехами и ананасами. Она купила замороженную свиную котлету на косточке и в качестве гарнира к ней сладкую кукурузу в банке. На десерт она набрала себе разных экзотических фруктов и соленых орешков.

«Сделаю себе салат а-ля Андрей», — грустно усмехнулась Нина.

Она долго стояла у полки со сладостями, выбирая, чем бы таким себя потешить. Наконец она отдала предпочтение белому пористому шоколаду и шоколадным конфетам с вишней в ликере. Решив, что целую бутылку шампанского ей одной не одолеть, она ограничилась банкой джина с тоником.

Дома Нина занялась хозяйством: убрала квартиру, занялась стиркой, потом села чинить рваную одежду, сваленную в шкафу, до которой у Нины месяцами не доходили руки. Она готова была делать что угодно, лишь бы отвлечься от грустных мыслей о собственной ненужности и бессмысленности своего существования.

В десять вечера Нина вздохнула. Пора было готовить еду. Она пожарила котлету, сделала фруктовый салат, накрыла на стол, нарядно оделась и села перед телевизором.

«Сколько же одиноких людей сейчас встречают Новый год в компании с телевизором? — подумала она. — Вот бы нам всем таким объединиться».

В полночь она как положено подняла бокал и быстро, пока не перестали бить куранты, загадала желание. «Хочу, чтобы жизнь моя стала веселой, полной событиями, хочу встретить нормального мужчину, без страхов и комплексов. Или пусть у нас с Андреем все наладится», — робко попросила она в конце.

«С Новым годом, Андрюша!» — мысленно поздравила его Нина.

В доме царило веселье. Нина слышала, как соседи и их подгулявшие гости хлопали дверьми, носились по лестнице, с улицы раздавались радостные крики. Ее развлекал лишь один телевизор. Нина честно пыталась смотреть, как люди с экрана, собранные в студию где-нибудь в ноябре, старательно изображали новогоднее веселье.

Нина переключила программу. Рок-концерт смотреть было приятней. По крайней мере, извивающиеся перед микрофоном музыканты не напоминали ей о празднике, который она вынуждена была встречать одна.

Раздался телефонный звонок. Нина вздрогнула.

«Это он!»

— Алло! — произнесла она срывающимся голосом.

— Дочка, это мама. С Новым годом, с новым счастьем! Мы тут все тебя поздравляем, и тетя Оля, и Таня, и дядя Петя. А ты с кем встречаешь?

— Мам, я тебя тоже поздравляю! У меня тут веселая компания. — И Нина увеличила громкость телевизора.

— А этот, твой, тут?

— Ну конечно.

— Поздравь его от нас!

— Андрей, слышишь, мама моя тебя поздравляет! — закричала Нина в пустоту. — И он тебя также.

Положив трубку, Нина с обидой посмотрела на телефон.

«Ну почему, почему он не звонит? — спрашивала она себя. — А может, позвонить ему самой? Нет, не буду. Или позвонить?»

Промучившись около часа в вопросах и ответах, Нина сдалась. Она глубоко вздохнула и быстро, пока не передумала, набрала заветный номер. Трубку долго не брали.

«Нет дома, где-нибудь пьянствует, пошел к женщине», — одна версия стремительно сменяла другую.

— Алло, — спокойно произнес до боли знакомый голос.

— Андрей! — едва нашла в себе силы произнести Нина.

— Я слушаю. — В его голосе ничего не дрогнуло.

— Это я, Нина.

— Я понял.

— С Новым годом тебя!

— Тебя также.

В трубке повисло тягостное молчание. Нина ждала от Андрея любой реакции, радости, ярости, но только не этой. Его холодность ее буквально заморозила.

— И это все, что ты мне скажешь? — Нина сделала отчаянную попытку пробиться сквозь стену его сдержанности.

— Мы, кажется, уже обо всем поговорили. Я не люблю переливать из пустого в порожнее. К тому же я спал. Ты меня разбудила. Всего хорошего.

От услышанного Нина пришла в такое отчаяние, что даже не смогла с ним попрощаться. Она лишь молча положила трубку и осталась сидеть перед телефоном, уставясь невидящими глазами в одну точку.

3

Андрей ее обманул. На самом деле он не спал, а, как и она, встречал Новый год в гордом одиночестве. Когда раздался телефонный звонок, он сразу понял, кто звонит. Андрей, глубоко затягиваясь сигаретой, смотрел на настойчиво звонящий телефон в надежде, что Нина сдастся первая. Но в конце концов он не выдержал и поднял трубку. Андрей сам не ожидал, что будет так суров с Ниной. Он положил трубку, испытывая к самому себе чувство отвращения.

«Надо мне все-таки попробовать заснуть», — подумал он и лег в постель.

Заснуть не удавалось, Андрей ворочался с боку на бок. Подушка казалась слишком жесткой, одеяло слишком тяжелым, а мысли, одолевавшие его, невыносимыми. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним появлялось то лицо Татьяны, искаженное отчаянием, то лицо Нины с выражением недоумения. Постепенно он уже перестал понимать, кто Татьяна, а кто Нина, их лица слились в одно лицо. Стоящее перед глазами видение причиняло ему невыносимую боль.

Андрей вскочил. Он понял, что не может больше оставаться дома, в одиночестве, со своими воспоминаниями. Он быстро оделся и выскочил в морозную новогоднюю ночь. Отчаянно взвыл мотор, и его машина резко рванула с места. Андрей мчался по ночной Москве, на улицах которой царило веселье. Выпившие, смеющиеся люди слонялись по городу, не обращая внимания на холод, приветствуя друг друга начатыми бутылками с шампанским.

Андрей сам не знал, куда и зачем он едет. Можно было завалиться к друзьям, они его звали накануне. Сейчас они, наверно, уже все пьяные и сонные. Вряд ли им удастся его развеселить. Внезапно Андрей увидел на дороге парня и девушку. Они стояли посреди улицы и отчаянно махали ему руками.

«Наверно, в одном месте не нагулялись, перемещаются в другое, — не без зависти подумал Андрей, — метро закрыто, такси не найти, приходится ловить частника».

Обычно он не подвозил людей по городу. Такой способ зарабатывания денег был ему ни к чему, а сажать в машину неизвестно кого Андрею не хотелось. Но сейчас он был бы рад погрузиться в чей-нибудь веселый разговор, может быть, хоть это развлечет его немного. Андрей затормозил.

— Вам куда? — спросил он у парочки.

— На Шаболовку.

— Садитесь.

Его случайными пассажирами оказалась совсем молоденькая девушка, симпатичная, раскрасневшаяся на морозе, с выбившимися из-под шарфа черными непослушными волосами, и мужчина значительно старше ее, с бородой, светлой, как у Деда Мороза.

— С Новым годом! — поздравила его девушка.

— С новым счастьем, — невесело ответил ей Андрей.

— А почему вы такой грустный? — сразу накинулась на него девушка с вопросами. — И едете куда-то один?

— Да что ты пристала к человеку? — вмешался ее спутник. — Мало ли какие у кого дела.

— Да нет у него никаких дел, я же вижу. Не годится в новогоднюю ночь быть одному и грустить. А то весь год так пройдет, в одиночестве и грусти. Вам ведь поехать не к кому, да? — не унималась девушка.

Андрей только пожал плечами. Спорить он не стал.

— Миш, давай возьмем его с собой! Мы сейчас едем к Мишиной жене.

— Да объясни ты человеку все нормально, а то он подумает невесть что. Вот это Аня — моя вторая жена, а с первой женой, Женей, у нас остались хорошие отношения.

— Она сама нас, можно сказать, поженила, — вмешалась Аня.

— Да, и вот мы встретили Новый год дома, а теперь едем дальше праздновать к ней. У нее там новый муж и куча народу. Должно быть, весело. И если вам действительно некуда податься, а судя по всему это так, то милости просим к нам.

«Вот ведь как у людей все просто, — думал Андрей, — женился, развелся, старая жена нашла бывшему мужу новую жену, а теперь праздники вместе встречают. Почему же мне так не удается? Поехать, что ли, с ними, погреться у чужого огонька?»

— Пожалуй, я приму ваше приглашение, все равно заснуть не могу, когда вокруг все празднуют, даже потолок ходуном ходит.

… — Знакомьтесь, это Андрей, — объявил Михаил, когда они появились в дверях шумной, ярко освещенной квартиры.

Никто из компании не удивился, что приехал кто-то незваный и незнакомый. В квартире собралась совершенно разношерстная публика. Мужчины с усталыми лицами, чуть ли не во фраках, и томные женщины в вечерних платьях с интересом беседовали с какими-то мужиками в тельняшках и с наколками на руках.

Андрея усадили за стол, правда, уже изрядно оскудевший и потерявший праздничную красоту. К концу ночи перемешалось все: салаты, холодец, утка с яблоками, торт, вина. Все стояло в живописном беспорядке. Люди подходили к столу, пили из чьих-то бокалов, отрезали торт, тут же в блюдце тушили сигареты.

В этом беспорядке Андрей почувствовал себя неожиданно хорошо. Никто не обращал на него внимание. Хозяйка дома, Женя, моложавая женщина в черных кожаных брюках и такой же жилетке с резкими чертами лица и резкими движениями, не выпускала изо рта мундштук с сигаретой и говорила приятным, слегка хриплым голосом.

«Наверняка феминистка, — решил Андрей, — узнаю таких по решительной походке».

В какой-то момент Женя вспомнила про него и присела рядом, держа в руках два бокала с вином.

— Вы не скучаете? — Андрей обратил внимание на черный блестящий лак ее ногтей. — Может, выпьете со мной?

— Не могу, я за рулем. Спасибо, — отказался Андрей.

— Как хотите. У нас тут есть еще одна скучающая душа. Почему бы вам не объединиться?

И Женя проводила его в комнату, где было меньше народа и больше уюта. Здесь в изящных старинных подсвечниках горели ароматные свечи. А на диване в обнимку с подушкой сидела молодая светловолосая женщина. Кроме нее, в комнате находились двое немолодых, уже лысоватых мужчин. Они увлеченно беседовали, ни на кого не обращая внимания.

— Знакомьтесь, это Маша, моя подруга. А это — Андрей, если я не ошибаюсь. Два, так сказать, одиночества. Я думаю, вам будет о чем поговорить.

Андрей взглянул на Машу и сразу определил тип женщины за тридцать с голодными глазами. Ему стало как-то не по себе. Он понял — сейчас его будут хотеть. Маша не отрываясь смотрела на него очень светлыми глазами. Андрей уже знал, что сейчас она заговорит с ним о литературе, причем нарочно выберет произведение сложное и недоступное для дилетантов, тем самым подчеркнет их с Андреем избранность.

— Извините, — сказал он ей, — мне надо срочно позвонить.

Андрей стремительно вышел в коридор, а оттуда на улицу. Стать предметом домогательств еще одной женщины было выше его сил. Он наконец устал и надеялся, что теперь заснет.

…Нина чувствовала себя совершенно сломленной. Действуя медленно, как автомат, у которого кончается завод, она выключила телевизор, убрала почти нетронутую еду в холодильник, разделась и забралась в постель. Ее бил озноб. Она свернулась калачиком и натянула одеяло на голову. Нина подтянула колени к подбородку и крепко обняла себя руками, ведь больше обнять ее было некому. Ей хотелось стать еще меньше, превратиться в комок, точку, исчезнуть из этого ужасного, холодного мира.

Постепенно она согрелась и в состоянии тупого отчаяния стала проваливаться в сон. Из этого теплого блаженства ее грубо вытряхнул резкий звук дверного звонка.

«О Господи, кто это? Это он, Андрей! — стремительно пронеслось у нее в голове. — Ему стало стыдно, он решил приехать, попросить прощения, помириться!»

Нина вскочила, завернулась в одеяло и, путаясь в нем, бросилась к двери. Резко распахнув ее, Нина отпрянула. Перед ней стоял, покачиваясь, вдребезги пьяный мужик, одетый в праздничный когда-то, а теперь залитый вином и заляпанный пищей костюм.

— С новым счастьем! — едва ворочая языком, проговорил неожиданный гость и занес было ногу над порогом.

Опомнившись, Нина захлопнула дверь, прежде чем он успел к ней ввалиться. Одеяло выпало из ее обессилевших рук, ноги подкосились, и она села прямо на пол. Слезы полились из глаз. Нина ревела, уткнувшись лицом в одеяло.

«Неужели так будет весь год?» — содрогнулась она, вспомнив известную примету.

4

Как пройдет этот год, было еще неизвестно, но последний месяц перед отъездом Нина провела довольно печально. Это время напоминало ей затянувшиеся проводы, когда пассажиры заняли свои места, провожающие вышли из вагонов, а поезд все никак не трогается с места. Все стоят в тягостном ожидании, с застывшими на лицах улыбками.

Нина постепенно сворачивала свои дела в Москве, хотя и дел-то никаких особенных у нее не было. В основном она сидела дома, смотрела телевизор, читала. О своем отъезде она решила сообщить не раньше чем за неделю. Ей совсем не хотелось, чтобы ее планы стали предметом бурных обсуждений родни и знакомых.

До отъезда Нине надо было распорядиться насчет квартиры.

«Сдавать не хочется, деньги вроде пока есть, а после жильцов квартира станет чужой. Родных пустишь, потом добровольно не съедут. — Нина помнила семейный скандал, когда решался вопрос, кому достанется эта квартира. Хорошо, что она была любимой внучкой, и бабушка решительно заявила, что оставляет свою площадь именно ей. — Нет, пущу-ка я сюда Митю пожить. Он человек благородный и хоть и пьющий, но аккуратный. Пусть отдохнет от своей кикиморы».

Таким образом, Митька оказался первым, кто узнал о ее скором отъезде. Она торжественно посвятила его в свои планы в кафе, куда сама его пригласила и сама же заказала вино и салат на закуску. Дмитрий сначала растрогался, потом опешил:

— Ты что, спятила?! Ехать черт-те куда, не зная языка…

— Я хорошо говорю по-английски, — заметила Нина.

— Но там-то говорят на иврите, а это такой язык, что на нем даже пишут задом наперед.

— Да не задом наперед, дурак, а справа налево.

— Неважно, дело даже не в языке, а в том, что ты связалась с какой-то подозрительной фирмой, которая набирает девушек, связывает им руки контрактом и везет их работать в сомнительных заведениях. Тебе же не восемнадцать лет, ты что, не понимаешь, что за всем этим кроется?

— Вот именно, мне не восемнадцать лет, и я могу за себя постоять. К тому же у нас сейчас не те времена, когда человека можно без его ведома продать в публичный дом. И везут меня не куда-нибудь в Таиланд, а в приличную страну, там много наших людей. А ты вообще должен радоваться, ведь тебе же квартира остается.

— За квартиру спасибо, ты — настоящий друг! Но все же будь осторожна. Кстати, о наших людях. У меня в Иерусалиме бывший одноклассник живет, Алик Байншток. Я дам тебе его адрес и телефон, чтобы было к кому обратиться в крайнем случае. К тому же отвезешь ему письмо от меня, он будет рад.

Митя начал постепенно перевозить к ней вещи. Он развесил по стенам портреты своих любимых актеров, и Нина, хотя сама предложила ему к ней переехать, еще сильнее почувствовала свою ненужность в этом городе.

Ирку известие об отъезде Нины огорошило не меньше, чем Митю. Нина пригласила ее в Третьяковскую галерею. Она решила напоследок полюбоваться любимыми картинами. И там, прямо напротив картины Федотова «Сватовство майора», посвятила Ирку в свои планы.

— Что?! — воскликнула та так громко, что из соседнего зала прибежала испуганная смотрительница. — Почему ты мне сразу не сказала, еще когда шла пробоваться? Я бы тоже попыталась, вдруг и меня бы взяли, поехали бы вместе.

— Я думала, тебе это не надо, у тебя же теперь Вадим.

— Да что Вадим! Я, может, всю жизнь мечтала о путешествии по экзотическим странам. Как я тебе завидую, это же класс, увидишь древний Восток, пальмы, Красное море… — Ее серые глаза мечтательно заблестели.

— А Митька сказал, что меня продадут в публичный дом.

— Да ну прям, ерунда. А даже если и так, все равно класс, это же экзотика. Потом напишешь бестселлер века — «В гареме у шаха».

— Там нет шахов, там раввины, а у них нет гаремов, но все равно твой подход меня радует.

— А Андрей знает? — насторожилась Ирка.

— Нет. Он зол на меня настолько, что даже говорить со мной не желает.

— Это ты сама его допекла!

— А я и не отрицаю. Вот пусть отходит, если он вообще способен отойти. По-моему, он относится к тем людям, которые не хотят расставаться со своим прошлым.

— Но все равно ему надо сказать, а то как-то нехорошо получается.

Они уже обошли выставочные залы и переместились в курилку, где беседовали, удобно устроившись на мягких кожаных диванах.

— Ничего я ему не скажу. И ты обещай, что ничего ему не скажешь. Слышишь, обещай! — Нина знала о феноменальной Иркиной болтливости, но надеялась, что данное подруге честное слово поможет ей держать язык за зубами.

— Ну ладно, — нехотя согласилась та, — так и быть, обещаю.

— И, главное, Вадиму ничего не говори, а то все тут же до Андрея дойдет. А я ему потом из Израиля напишу. Может, издалека я смогу как-то иначе на все взглянуть, может быть, оттуда мне что-то откроется, что недоступно здесь. Знаешь, я даже рада, что уезжаю. Мне хочется переосмыслить свою жизнь, понять, почему у меня все так по-дурацки складывается.

Ирка удивленно слушала Нину. Она-то считала, что у подруги все складывается не так уж плохо, что она сама усложняет себе жизнь и выдумывает проблемы.

5

Чем ближе становился отъезд, тем медленней тянулось время. Как-то раз ей позвонил Григорий и попросил принести фотографии для загранпаспорта. Нина отправилась в офис в надежде увидеть кого-нибудь из набранных девушек, но там были те же лица, что и в прошлый раз: секретарша, охранник в камуфляже и сам Григорий. Ей предложили заполнить анкету и пригласили на общий сбор, который был назначен за пять дней до отъезда.

К этому времени Нина уже сложила вещи. Их получилось на удивление мало: джинсы новые, джинсы старые, превращенные в шорты, купальник, пара футболок и, как было велено, очки и крем от загара.

«Не хочу я везти туда свое старье, там подзаработаю, куплю все новое. И шикарные наряды, подарки Андрея, тоже не возьму, негде мне их там будет носить».

Пришла пора звонить матери. Та всегда в штыки воспринимала любые ее начинания, будь то поступление в театральный институт или покупка новых туфель. Все вызывало в ней приступ неодобрения. Но сейчас мама неожиданно обрадовалась.

— И хорошо, и поезжай, дочка! Мир посмотришь, себя покажешь, доллары заработаешь. Вот только квартиру зря ты этому пьянице оставила, обманет он тебя, отнимет площадь!

— Да брось, мам! У него же прописка есть.

— Ну, как знаешь, я буду ходить за квартирой приглядывать. А с твоим ты что же, рассорилась?

— Ну, вроде того, — у Нины больше не было сил сочинять, — надоел он мне, скучный, нудный. — Она все же решила приукрасить действительность.

— Ну и правильно, странный он был какой-то. Ты там себе миллионера найди, ты же девушка красивая. Сама разбогатеешь и нас не забудешь.

«Ну вот, дожила, — усмехнулась про себя Нина, — родная мать толкает на путь разврата!»

Вслух же она миролюбиво согласилась:

— Ладно мам, буду искать.

Настал день общего сбора девушек-танцовщиц в офисе. Нина шла туда не без волнения. Ее беспокоило, как она будет выглядеть на общем фоне. Она, будучи хорошей актрисой, попыталась вжиться в образ девушки на подтанцовках.

«Значит так, — рассуждала Нина, — она, то есть я, должна быть вульгарно накрашенной, с огромным количеством лака на волосах, броско одетой и курить длинные сигареты «More». Да, забыла про духи, запах которых может сразить любого наповал».

Нина постаралась одеться должным образом. Самое интересное, что она почти не ошиблась. Все девушки выглядели именно так, как она себе их представляла. Некоторые, правда, попытались выглядеть стильно. Одна долговязая и коротко стриженная девица не без гордости демонстрировала свои тощие ноги, обутые в ярко-желтые ботинки «Доктор Мартинс». Пиджак другой был весь усыпан металлическими пуговицами, а ногти блестели лаковой чернотой.

Всех завели в комнату, и девушки чинно, как школьницы перед экзаменом, расселись на стульях вдоль стен. Воцарилось неловкое молчание. Кто-то закурил, остальные тоже достали сигареты, и вскоре комнату заволокло серебристым дымом. Ради смеха Нина взялась подсчитать, сколько же девиц курит «More»? Оказалось, семь из десяти, еще две, включая Нину, — «Салем», только одна блондинка, с длинными мелко завитыми волосами, не курила.

— Ну, девочки, чего скисли? — разорвал тишину бодрый голос Григория. — Давайте знакомиться. Нам же жить вместе, мы должны стать одной большой семьей.

— А ты наш папа, что ли? — буркнула себе под нос рыжая девушка с пышной прической и с неуместными зимой темными очками на носу.

Григорий сделал вид, что ничего не расслышал, и продолжал тормошить девушек.

— Ну, так не годится. Сидим как на похоронах. А вам надо радоваться, отправляемся в увлекательное путешествие, к тому же с возможностью неплохо заработать. Давайте сейчас каждая из вас себя назовет и коротенько о себе расскажет. Вот начнем прямо с вас, — он указал на ботинки «Доктор Мартинс», — а дальше пойдем по порядку. Ну, просим.

«Да он, наверно, массовик-затейник», — подумала Нина, ее все это начинало забавлять.

— Ну, меня зовут Наташа, — промямлила долговязая девица, — мне двадцать два года, живу в Москве. Занималась в балетной студии, потом в ансамбле танцевала, ну, вот, теперь пришла сюда.

«Убогая личность, — вынесла ей безжалостный приговор Нина. — Остальных можно уже не слушать».

Она демонстративно уставилась в покрытый искусственным ворсом пол, выражение ее лица означало: «Не трогайте меня, я заранее знаю все, что вы можете сказать, я выше ваших проблем».

Нина понимала, что не стоит демонстрировать такое явное пренебрежение к своим будущим коллегам, потом это ей выйдет боком, когда они начнут жить и работать вместе, но ничего не могла с собой поделать. С ней так уже случалось: когда она оказывалась в шумных и не слишком интересных для нее компаниях, она как бы отключалась, переставала воспринимать окружающее. Вот и сейчас голоса рассказывающих о себе девушек доносились до нее лишь в виде шума. Правда, иногда до Нины доходили обрывки слов или даже фраз.

Ее внимание привлек низкий женский голос с нетипичной для этого места интонацией иронии. Нина стряхнула с себя оцепенение и внимательней вгляделась в говорившую.

Это была невысокая худенькая девушка примерно ее лет, с небрежно причесанными черными волосами и выражением насмешки на смуглом лице. Разрез ее глаз, форма носа и губ — все говорило о ее восточном происхождении.

— Да я вообще не ставлю своей целью заработать кучу денег, как все тут. И звездой шоу-бизнеса становиться не собираюсь. Просто я люблю путешествовать, вот и пустилась в эту авантюру, — говорила она, — хочу мир посмотреть.

— И себя показать, — вставил Григорий.

— Это меня мало волнует! — оборвала его девушка. — Если я кому-то интересна, пусть смотрят! — И она с вызовом оглядела окружающих.

«По крайней мере, есть хоть один нормальный человек, будет с кем пообщаться», — обрадовалась Нина.

Ей понравилась эта девушка, ее манера говорить насмешливо и с вызовом. Нине захотелось познакомиться с ней поближе.

«Вот кому, наверно, легко живется, — подумала Нина не без зависти, — такие, как она, в любой ситуации найдут выход, не то что я!»

Тут до нее дошла очередь представиться. Нина пробормотала что-то о работе в театре, о любви к танцу. К ее немалому удивлению, слова ее произвели впечатление на присутствующих.

«Да я тут одна с профессиональной подготовкой! — неожиданно поняла Нина. — Это делает мне честь и дает определенные преимущества, вот только понять бы какие?»

Представление закончилось. Теперь Григорий решил дать девушкам возможность познакомиться друг с другом, пообщаться лично, в непринужденной обстановке. Все довольно быстро разбились на группки. А Нина, не дожидаясь, пока ее возьмет в оборот какая-нибудь болтливая красотка, решительно направилась к той девушке, которая произвела на нее впечатление своей независимостью.

— Привет! Мне понравилось твое вступительное слово! — Нина решила, что прямота здесь не помешает.

— Спасибо. Надо сказать, я его совсем не готовила, это был экспромт.

— Тем не менее он удался. Меня зовут Нина, а тебя?

— А меня Алла.

Девушки оглядели друг друга и прониклись взаимной симпатией.

Алла, в отличие от Нины, даже не пыталась загримироваться под среднестатистическую танцовщицу. На ее смуглом лице с нежной кожей не видно было и следов косметики. Одета она была с вызывающей небрежностью, в потертые джинсы и широкую вышитую рубаху в восточном стиле. Ее шею и тонкие запястья украшало множество позванивающих в такт движениям бус, браслетов, колечек. Колокольчики болтались даже на кольцах, унизывающих ее тонкие длинные пальцы.

— Ты сама откуда? — поинтересовалась Нина. Что-то в певучих интонациях Аллы выдавало в ней приезжую.

— Вообще-то я из Средней Азии, из Казахстана.

— Ты казашка? — удивилась Нина.

— Да нет. У меня дед из сосланных одесских греков, в ссылке он женился на такой же депортированной чеченке. Это мои бабушка с дедом по отцу. Мама у меня русская. А я вообще не поймешь кто, хотя по паспорту тоже русская. Но я из Казахстана давно уехала, сразу после школы. С тех пор скитаюсь по стране. То я училась, то работала, то просто по знакомым жила. Я уже была за границей. В Чехии нянькой работала, а теперь вот в Израиль поеду. Все-таки это экзотика, должно быть интересно!

«Как у нее все легко получается!» — позавидовала Нина.

— А в Москве где ты живешь?

«Может быть, пригласить ее к себе пожить до отъезда, веселее будет», — мелькнула у Нины мысль.

— У приятеля, в смысле, у любовника. Он меня до отъезда приютил.

— А тебе не жалко с ним на полгода расставаться? — спросила Нина, вспомнив Андрея.

— Да ну, мы через полгода друг друга забудем, наверное. За это время ведь что угодно может случиться. Я вообще планов теперь не строю, жизнь отучила, — неожиданно серьезно добавила Алла, и Нина поняла, что за ее кажущейся легкостью скрывается определенная, выстраданная жизненная философия.

— Девушки! Внимание! — захлопал в ладоши Григорий. — Теперь, когда мы все познакомились, я хочу сделать последнее объявление. Пожалуйста, не удивляйтесь, но ваши паспорта с визами и билеты туда и обратно я оставляю у себя. Спокойно, спокойно! — попытался он унять гул недовольных голосов. — Сейчас я вам все объясню. Мы едем группой, в аэропорту, в гостинице, всюду я буду представлять ваши интересы, решать ваши проблемы. Поэтому гораздо удобней, чтобы все документы находились у меня. И, конечно же, если кто-то захочет получить паспорт на руки, никаких препятствий не будет. Все понятно? Отлично! Итак, встречаемся в понедельник здесь же в восемь утра. Нас будет ждать автобус, мы все вместе поедем в аэропорт. Прошу не опаздывать. Да, к сожалению, места в автобусе ограничены, поэтому провожающих мы взять не сможем. Если кому-то все же не терпится помахать вам ручкой на прощание, пусть приезжает в Шереметьево-2. Рейс 325 Москва — Тель-Авив, вылет в 11.30.

6

Возбужденно переговариваясь, девушки расходились. Всех насторожило то, как Григорий обошелся с их документами.

— Да ладно вам! — убеждала собеседниц довольно упитанная для танцовщицы блондинка в шубке из искусственного меха. — Он же все нормально объяснил. Так действительно удобней, когда все документы в одних руках.

— В конце концов, — добавляла другая, — мы же цивилизованные люди, надо будет, отдаст паспорта как миленький.

Нину все это не особенно беспокоило. Ее мучил вопрос, позвонить Андрею или нет. Она вспомнила, как он разговаривал с ней в новогоднюю ночь и решила: «Нет, звонить не буду. Ему просто доставляет удовольствие отталкивать меня».

Потом она представила расстояние и время, которое будет их разделять, и подумала: «Нет, так нельзя. Надо ему позвонить. Даже если мы расстаемся навсегда, тем более это надо сделать по-человечески».

Она в лицах представила себе их последний разговор:

«— Прости меня! — скажет она ему. — Мне очень жаль, что все так вышло, я действительно тебя любила. Я уже никого не смогу полюбить так сильно, как тебя!

— И ты меня прости! — ответит он. — Прости, что я не смог быть для тебя тем, кого ты надеялась во мне найти.

— А ты прости, что я не смогла любить тебя так, как это тебе было нужно!»

Сцена их прощания так явственно встала у Нины перед глазами, что у нее предательски защипало в носу.

На самом деле все произошло совсем не так. Нина решила пойти на компромисс. Она не стала звонить Андрею, она послала ему телеграмму. Короткий, без всяких эмоций текст гласил:

«Улетаю на полгода». И дальше номер рейса и время вылета.

«Если захочет, придет, — рассуждала Нина. — А не придет, ну, значит, не судьба. По крайней мере, мне не придется выслушивать его холодные фразы по телефону«.

Естественно, в то холодное февральское утро в аэропорту Нина до боли в шее крутила головой, пытаясь увидеть в толпе Андрея. Она не теряла надежды, что он в последний момент преодолеет свою гордость, свой страх, свое отчуждение и все-таки придет проститься с ней.

Но все было напрасно. Девушки, слегка напуганные предстоящим переездом, жались друг к другу. Григорий, в облике которого по приезде в аэропорт неожиданно появилась властная жесткость, уверенно отвел их к стойке для заполнения деклараций. Он свысока поглядывал на нескольких пришедших проводить дочерей женщин и разговаривал с ними так, будто заранее знал всю неуместность их вопросов. Единственное, что он настойчиво советовал, так это забрать у девушек теплые вещи.

— Там уже жара, они не понадобятся, только лишний вес таскать.

Их рейс уже объявили. Декларации были заполнены. Григорий, как вожатый пионерского лагеря, построил их парами в очереди на таможенный контроль. Нина знала, что, когда они зайдут за барьер, отделяющий общий зал от таможни, пути назад уже не будет.

«Неужели он не придет? — От отчаяния у нее внутри все сжималось. — Вот гад!»

Окруженная толпой добротно одетых иностранцев и суетливых россиян, она задыхалась от подступавшего к горлу комка слез. Очередь неумолимо двигалась к роковому барьеру. Нина уже ничего не видела вокруг себя, она лишь как автомат позволяла людскому потоку нести себя вперед.

— Почему ты так нервничаешь? — спросила ее Алла, оказавшаяся рядом в этот напряженный момент. — Ты кого-то ждешь?

— Да так… — отмахнулась от нее Нина. Ей сейчас было не до разговоров.

— Ты гадаешь, придет твой возлюбленный или нет, у тебя все на лице написано. — Алла говорила спокойно и уверенно. — А я тебе скажу, что все это неважно, все равно ты уезжаешь надолго. И раз ты решилась на это, значит, готова была к разлуке. И даже если он и явится помахать тебе ручкой, ничего это не изменит.

Ее рассуждения привели Нину в бешенство.

— Послушай, во-первых, все это не твое дело, кого я жду и почему я решила уехать. А во-вторых, не лезь ко мне в душу со своей дурацкой философией! — Ее голос срывался, слезы уже вот-вот готовы были вылиться наружу. Они заволокли ей глаза, все вокруг Нины расплылось в горячем тумане.

И тут она увидела Андрея. Он стремительной нервной походкой приближался к их очереди.

— Андрей! — отчаянно завопила она.

Он повернулся на ее голос. Нину испугало его совершенно белое от волнения лицо. Расталкивая людей, он мгновенно оказался рядом с ней. И вдруг что-то с ним случилось — Андрей остановился, будто натолкнулся на разделявшую их невидимую стену, и беспомощно посмотрел на Нину.

— Здравствуй, — тихо произнесла она, — то есть до свидания.

Он молча смотрел на нее.

— Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь! — Нина в этой шумной сутолоке никого и ничего не видела. Здесь, в абсолютной пустоте и тишине, были только они двое: Нина и Андрей.

— Зачем ты уезжаешь? — вырвалось наконец у него.

— А что же мне было делать… — виновато, словно оправдываясь, ответила она.

— Когда ты вернешься?

— Через полгода.

— Нина, послушай, мы говорим не то… Прости меня, не уезжай, я не смогу без тебя.

У Нины от растерянности закружилась голова. Она не знала, что ей делать. Может быть, правда никуда не уезжать, убежать с Андреем прямо из аэропорта от этого мерзкого Григория. Может быть, теперь у них все получится?

Григорий, почуяв неладное, уже коршуном кружил вокруг них.

— Молодой человек, вы нас задерживаете, прощайтесь скорей!

— Да я вообще не хочу прощаться! — вспылил Андрей. — Нина, останься. Если речь идет о неустойке, я заплачу.

— Да у вас и денег-то таких не будет, и вообще, теперь уже поздно.

— Да, уже поздно! — ухватилась за эти слова Нина. — Уже поздно что-либо менять. Я должна ехать.

Григорий тащил ее за руку. Девицы с жадным любопытством следили за этой мелодраматической сценой. Сжавшись от напряжения, Андрей молчал.

— Милый, я вернусь! — прокричала Нина, уходя за границу, не отводя от него взгляда. Она могла поклясться, что напоследок увидела, как что-то блеснуло в глазах Андрея.

Глава 8

1

— Дамы и господа! Наш самолет пролетает над Турцией. Полет проходит на высоте десять тысяч метров, температура за бортом сорок градусов ниже нуля.

Хорошо поставленный голос стюардессы отвлек Нину от одной мысли, которая с начала полета крутилась в ее голове.

«Зачем, зачем я уехала? — Перекошенное от волнения, бледное лицо Андрея стояло у нее перед глазами. — Ну почему все так по-дурацки? Почему нельзя было объясниться раньше, почему он все откладывал до последнего? А может быть, — Нина вздрогнула от догадки, — он нарочно так поступил, чтобы и хорошим выглядеть, и чтобы изменить ничего нельзя было. Да нет, при всех своих безумствах он все же хороший человек. Да, за полгода мы вполне можем забыть друг друга, или не забыть, а просто у нас появятся другие интересы. Все так глупо, куда-то лечу, танцевать в каких-то идиотских ресторанах, развлекать бывших русских. А эти-то вон как довольны». — Нина с презрением оглядела своих соседок.

Девушки оживленно беседовали, потягивая колу и вино, которые бесплатно раздала им стюардесса. Их компания сидела особняком и довольно сильно отличалась от остальных пассажиров этого рейса. Здесь было несколько легко узнаваемых по нервным лицам эмигрантов, много веселой публики, едущей в гости к друзьям и родне, а также трое одетых во все черное религиозных евреев, с длинными бородами, в широкополых шляпах, с непроницаемыми лицами.

Нина ловила неодобрительные и одновременно любопытные взгляды, которые бросала на их пеструю стайку заполнившая салон самолета респектабельная публика. Девушки же в пику им демонстрировали вызывающую независимость. Они были сами по себе, в карманах у них лежало выгодное, как им казалось, предложение, впереди их ждала приятная и веселая работа, а потом, кто знает, может быть, и встреча с прекрасным принцем — владельцем нефтяных месторождений где-нибудь в Эмиратах.

— Наш самолет совершил посадку в аэропорту Бен-урион, Тель-Авив. Экипаж прощается с вами и желает всего хорошего.

Зажмурившись, Нина спускалась по трапу. Солнце — вот первое, что поразило ее на этой земле. Казалось, что страна целиком состоит из солнечного света и голубого неба. Здесь уже наступило настоящее лето, тогда как в Москве в это время только начал таять снег. Стремительный переход от зимы к лету, равный трем часам пути, совершенно сбил ее с толку. Да и не только ее. Все девушки растерянно с глупыми детскими улыбками стайкой толпились на чистых каменных плитах аэродрома, совсем как люди, которых много дней держали в темном подвале и наконец выпустили на солнышко. Радуясь теплу, скинули с себя привезенные из Москвы куртки.

Их рейс встретила красивая смуглая брюнетка в форме, похожей на военную, с рацией в руках. Она проводила пассажиров в автобус, который отвез их в здание аэровокзала. Формальности заняли немного времени, и вот они, оглушенные вокзальной суетой, уже стоят на заполненной людьми и автомобилями площади.

Их окружали пестро одетые люди. Нину поразило невероятное смешение всего — стилей, лиц, языков. Она различала мягкую английскую речь, гортанный иврит и… русский, звучавший здесь так же часто, как где-нибудь в Прибалтике в сезон отпусков. Нина была уверена, что здесь будут преобладать смуглые черноволосые южане. Их было много, так же как, впрочем, и блондинов с большими голубыми глазами на породистых лицах. Именно среди них, как потом Нина узнала, было много раввинов и просто религиозных людей, чьи красивые строгие жены носили длинные платья и прятали волосы от посторонних глаз.

— Девушки! Не отставать! А то потеряетесь, где мы вас потом искать будем? Сейчас мы все садимся на автобус и едем в Тель-Авив, столицу Израиля. Там вы будете жить и работать.

Маленький автобус, куда их посадили, попетлял некоторое время по узким дорожкам и выехал на широкую трассу с растущими по обеим сторонам невысокими зелеными деревьями.

— Ой, девчонки, смотрите — апельсины! — в детском восторге закричала одна из них.

И правда, среди жестких листьев аппетитно желтели плоды, которые раньше они видели лишь на прилавках магазинов.

— А можно их сорвать?

— Можно, только зачем. Скоро у вас в них недостатка не будет, — снисходительно ответил Григорий.

Они въехали в большой город. Английские буквы на голубом щите гласили: «Tel-Aviv». Над ними белела надпись на еврейском языке, забавные, похожие на странные закорючки буквы. Девушки, оживленно обсуждая увиденное, разглядывали из окон автобуса улицы большого южного города, белые дома, пальмы, шпили церквей. Неожиданно показалось море, спокойное и неправдоподобно синее. Вдали покачивались треугольники яхт.

— Ой, это какое море, Черное?

«Вот тупые!» — беззлобно подумала Нина и ответила:

— Средиземное.

Они поехали по набережной, вдоль шикарных белоснежных небоскребов. Восхищенные девушки вслух читали названия отелей: «Хилтон», «Шератон», повторяя их, как волшебные заклинания. Автобус свернул с набережной в глубь города, миновал фонтан, окруженный лавочками и столиками кафе, где под пестрыми зонтиками люди в темных очках потягивали напитки. Чем дальше они удалялись от набережной, тем менее город был похож на курортный. Они въехали в бедные кварталы с обшарпанными домами. Наконец автобус остановился около похожего на нашу пятиэтажку дома, и девушки вышли на не слишком чистый тротуар, по которому теплый ветер нес шуршащие обрывки пакетов.

Григорий уверенно, он явно уже бывал здесь, повел их во двор, где росло покрытое мелкими белыми цветами одинокое деревце.

— Здесь вы будете жить, а работать в ресторане, тут рядом, за углом.

По пыльной лестнице они поднялись на третий этаж, остановились перед массивной железной дверью, и Григорий дважды нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась, на пороге их встретила широкой улыбкой полная неряшливо одетая брюнетка средних лет, очень похожая на грузинку, приехавшую в Москву торговать на рынке. Она даже говорила с легким кавказским акцентом.

— Заходите, дорогие, заходите, располагайтесь, отдыхайте с дороги, сейчас кушать будем! — Она широко улыбалась золотозубым ртом. Ее мясистый подбородок украшала средних размеров бородавка с тремя черными волосками. При всем ее старании казаться радушной, приветствие прозвучало фальшиво. — Какие девушки все хорошие, ну, Гриша, молодец, настоящих красавиц привез!

— Да уж постарался! — таким же фальшивым тоном отвечал ей Григорий. — Девушки, знакомьтесь, это Эмма Борисовна, ваша хозяйка. Она вас будет кормить, с ней будете решать все вопросы.

— Можно звать меня просто тетя Эмма, — сладко улыбаясь, разрешила толстуха и повела девушек в их комнаты.

Девушки обескураженно переглядывались. Даже неприхотливая Нина и та испытала сильное разочарование. Обещанное комфортабельное жилье оказалось крошечными комнатушками, бедно обставленными. В каждой комнате едва помещалась двухэтажная кровать, а у противополжной стены стояли стол и два стула. К двери была прибита вешалка для одежды. Вот, пожалуй, и все, не считая встроенного шкафа, в котором болтались пустые вешалки. В этом неуютном жилище было как-то необычно — стены без обоев, покрытые светло-желтой штукатуркой, пол, выложенный мелкой плиткой. На кроватях тонкие шерстяные одеяла и плоские подушки. Единственное, что Нине понравилось, это большое, во всю стену, окно и белые жалюзи на нем.

Как-то само собой получилось, что ее соседкой по комнате оказалась Алла. Та небрежно бросила сумку на пол и плюхнулась на кровать. Нина же осторожно опустилась на стул около шаткого столика. Этот день оказался слишком длинным, она все никак не могла прийти в себя.

— Ну и как тебе все это? — спросила она Аллу усталым голосом.

— Нормально. А ты, я вижу, вся в растрепанных чувствах от разочарования.

— Ну да. Я, честно говоря, ждала большего.

— А я, между прочим, ни на что другое и не рассчитывала. Кто мы, собственно говоря, такие, чтобы надеяться на шикарный прием? Имени у нас нет, опыта ноль. Скажи спасибо, что кормежка бесплатная.

— А как тебе эта наша новоявленная тетушка? Жуть!

— Да брось ты, Нина, я уверена, с ней вполне можно поладить. Дай только время присмотреться. — Говоря все это, Алла в такт словам подпрыгивала на пружинном матрасе.

— Ты, я смотрю, вообще ни в чем проблем не видишь.

— А зачем мне лишние проблемы, там где без них вполне можно обойтись. Да ты только врубись, мы же почти в Африке, тут экзотика, пальмы, бананы, апельсины на улицах растут. В апреле уже жара, Средиземное море рядом! А ты все ноешь! Все же классно, новая жизнь начинается! — Алла вскочила. — Ты где спишь? Я хочу сверху, если ты не против.

Нине было все равно, где спать. Слова Аллы ее слегка взбодрили. Действительно, что это она выделывается? Все, что надо для нормальной жизни, было в их распоряжении — комната, кухня, душ, правда, один на всех, но и это можно было пережить.

2

— Девочки, обедать! — раздался зычный зов тети Эммы.

Девочки, проголодавшиеся с дороги, долго ждать себя не заставили. Они быстро собрались в общей комнате, которая была одновременно и кухней и столовой. Причем кухню от остального помещения отделяло что-то вроде барной стойки. Они расселись за длинным пластиковым столом, где перед каждой уже стояла тарелка. Посредине стола блестела огромная кастрюля, источавшая аромат чего-то очень вкусного. Но, конечно, поразило воображение девушек не это. На столе, радуя глаз северянок, красовались две вазы, до краев полные экзотических фруктов. Бананы, ананасы, манго, огромные яблоки, еще какие-то неизвестные в холодной Москве плоды, все это вызвало шепот восхищения.

Нина сразу повеселела. Если так будет каждый день, она готова мириться с чем угодно. Суп, так заманчиво пахнущий, оказался обычным борщом, обильно приправленным душистыми травками. Да и вся прочая еда была вполне обычной, не считая легкого налета южной экзотики. Нина ждала, что стол будет ломиться от незнакомых ей яств. Но незнакомой оказалась лишь странная светло-коричневая масса, которую хозяйка предлагала намазать на хлеб. Вкус у нее был странный, но довольно приятный.

— Что это такое? — Девушки с любопытством пробовали новое блюдо.

— Это хумус, национальная еда, ее делают из фисташек и оливок с особыми травами. Ешьте, девочки, это очень полезно для здоровья.

После обеда откуда-то из недр огромной квартиры возник Григорий и выдал деньги на карманные расходы. Каждая получила по сто шекелей, так называлась местная валюта. Пряча в кошелек мятые разноцветные бумажки с изображенными на них неизвестными ей людьми, Нина почувствовала себя значительно уверенней.

— Пойдем погуляем, — предложила она Алле.

Девушки предусмотрительно, на случай, если заблудятся, записали свой адрес и номер телефона. Хорошо, что названия улиц здесь указаны и по-английски тоже, иначе они просто не смогли бы их прочесть. Уже темнело, но на улицах стало еще оживленней, совсем по-курортному. Не без труда Нина с Аллой вышли на улицу, ведущую к морю. На набережной было очень людно. По-южному празднично одетые люди брели вдоль моря по чисто выметенным плитам, мимо висящих гроздьями фонарей. Они собирались небольшими группками, стоя или сидя на белых лавочках, и о чем-то громко беседовали, отчаянно жесткулируя.

Нине все здесь было интересно. Она наконец отключилась от своих проблем, оставшихся за много километров отсюда. Они ушли куда-то в прошлое. Теперь у нее начиналась совсем другая, веселая жизнь, в солнечной стране, жители которой громко говорят и бурно жестикулируют. Даже с Аллы слетела ее обычная маска невозмутимости. Она также с любопытством глазела по сторонам. Несмотря на то, что к вечеру похолодало, местная погода не шла ни в какое сравнение с московским сырым холодом — девушкам достаточно было накинуть по легкому свитеру на футболки.

— Давай куда-нибудь пойдем посидим, кофе выпьем, — предложила она Нине.

— Давай, заодно я опробую свой английский.

Нинин английский оказался довольно бойким. Улыбчивая молоденькая официантка принесла им по чашке тягучего, необыкновенно ароматного кофе. Сидя под ненужным уже зонтиком, они любовались бирюзовой морской гладью, прочерченной багровой полосой заката. Откуда-то до них доносились звуки медленной и задумчивой песни. Лицо Андрея, грустное, как эта незнакомая музыка, вновь возникло перед глазами Нины. Но только на этот раз она вглядывалась в его далекие черты уже спокойно, без боли.

«Что ж, — думал она, — судьба распорядилась так, что мы расстались. Может быть, мы и встретимся, а если нет, то будем благодарны друг другу за то, что с нами случилось. — У Нины вдруг замерло дыхание от внезапно пришедшей в голову мысли. — Я же перехитрила судьбу! Теперь не она будет мною вертеть, как ей хочется, а я сама стану хозяйкой своей жизни. Теперь у меня все будет хорошо. Да у меня уже все отлично — деньги в кармане, работа, вокруг пальмы, море. Алка права, надо ловить момент!» И Нина счастливо улыбнулась.

3

На следующее утро, после довольно плотного завтрака (по крайней мере, на еду их работодатели не скупились), девушек повели знакомиться с их рабочим местом. Ходить далеко не пришлось. Ресторан, посетителей которого им предстояло развлекать танцами и песнями, находился тут же, в соседнем доме. Не слишком заманчивый вход венчала аляповатая вывеска, которая на трех языках — иврите, русском и грузинском — гласила: «У Тамрико». Такой странный языковой набор и само название объяснялось тем, что хозяин ресторана был грузинским евреем.

Интерьер заведения тоже грешил аляповатостью и пристрастием ко всему кавказскому. Здесь не обошлось без кинжалов на стенах и изображения витязя в тигровой шкуре. Витязь, правда, больше смахивал на пожилого грузина после бани, в пестром полотенце.

С утра ресторан пустовал, перевернутые стулья громоздились на столах, между которыми пожилой усач лавировал со шваброй. Компанию девушек во главе с Григорием уже ждали. Их встретил невысокий толстяк лет пятидесяти, одетый в блестящий кожаный пиджак. Его лысую голову прикрывала сванская шапочка, под носом топорщились усы.

— Заходите, заходите, красавицы! — Его маленькие масляные глазки заблестели. — Давайте знакомиться. Меня зовут Ираклий, я хозяин этого скромного заведения, у которого есть свое лицо, своя, так сказать, специфика. Я думаю, вы уже заметили, что это грузинский ресторан. Дело в том, что здесь, в Израиле, довольно много выходцев из Грузии. Я и сам из Кутаиси, приехал сюда двадцать пять лет назад. Там я был скромным портным, а здесь открыл свое дело. Конечно, тут наша историческая родина, но и Грузию мы не забываем. И нам приятно все, что о ней напоминает. Поэтому мой ресторан очень любят мои земляки. У нас тут и блюда национальные, и музыка.

— И танцевать нас лезгинку заставят голышом, — усмехнувшись шепнула Нине Алла.

— Здесь вы будете работать, — продолжал Ираклий. — Я надеюсь, мы с вами легко найдем общий язык. Работа у нас специфическая, ночная. — Девушки удивленно переглянулись. — Где-то часов с десяти и до трех утра, правда, иногда приходится задерживаться. Но зато мы и платим вам соответственно. А если вы понравитесь кому-то из наших гостей, то они лично могут вас поощрить.

— Пусть сначала поощрят, а потом мы уж понравимся! — цинично вставила Женя, та самая рыжая девушка, которая в Москве зимой не расставалась с темными очками, а здесь почему-то напрочь о них забыла.

— А теперь покажите нам, на что вы способны.

И Ираклий пригласил девушек на темную сцену. Там, облокотившись на инструмент, их уже ждал пианист, молодой парень со скучающей сонной физиономией.

— Ты заметила, что пока мы здесь не встретили ни одной женщины, — опять зашептала Нине на ухо Алла.

— Мне вообще все это кажется подозрительным, — отозвалась Нина.

— А ты что, еще не поняла, чем это пахнет?

— Чем?

— Дождись вечера, сама скоро все увидишь!

— Куда ты клонишь?

— Да никуда, все, проехали! — Лицо Аллы стало таким непроницаемым, что Нина оставила ее в покое.

— Давайте-ка переодевайтесь в купальники. — Ираклий завел их за сцену в тесную комнатушку, всю пропитанную запахом пота, сигарет и дешевых духов. На грязной стене висело большое мутное зеркало, поэтому каморку, где десять девушек поместились с трудом, с большой натяжкой можно было назвать гримерной.

Купальники им еще дома, то есть у тети Эммы, велено было взять с собой. Они удивились, но потом решили, что, может, их всех потом повезут на пикник к морю. Увы, вместо пикника они оказались в тесном убогом помещении. Но делать нечего, мешая друг другу, они переоделись, не решаясь ослушаться. Для многих слово «контракт» звучало магически, и, подписав его, они считали себя в полном распоряжении хозяина. Тот, видно, на это и рассчитывал.

Девушки, неловко прячась одна за другую, вышли на полутемную сцену. Ираклий уже поджидал их. Он поставил перед сценой стул, оседлал его и хлопнул в ладоши.

— Миша, давай!

Миша проснулся и заиграл развеселую еврейско-грузинскую мелодию.

— Девушки! Танцуем!

— Как?! — раздались со сцены удивленные возгласы.

— Как, как? Дружно, весело. Я, что ли, вас должен учить? Кто из нас с хореографической подготовкой, я, да? Гриша, ты кого мне привез, они же все как курицы из морозильника! Может, им выпить дать, чтобы повеселели?

— Дядя Ираклий, подождите, не горячитесь. Девушки еще не привыкли, не акклиматизировались, с ними надо порепетировать немного. — В речи Григория откуда-то тоже появился легкий грузинский акцент.

— Ну так давай, репетируй, за что я тебе деньги плачу! — Ираклий с шумом отбросил стул и недовольный удалился.

Григорий дал Мише знак, чтобы тот продолжал играть, и начал так называемую репетицию. В конце концов он добился от девушек некоторой слаженности движений, а также определенной раскованности поз. Нине нравилось все это меньше и меньше.

«Подожду до вечера», — решила она.

Их дебют должен был состояться уже сегодня. Расслабиться им тут явно не давали.

4

Днем к ним в жилище явилась некая дама, худая, с короткой стрижкой и по-деловому поджатыми губами.

«Уж не Тамрико ли это, в честь которой назван ресторан?» — подумала Нина.

Она приволокла с собой целый ворох сценических костюмов — усыпанные блестками красные и зеленые купальники с нашитыми на них куриными перьями. К тому же все это явно не было новым, перья кое-где обтрепались, блестки осыпались. Облачившись в эти шедевры портновского искусства, девушки не могли без смеха смотреть друг на друга.

Женщина критически осмотрела танцовщиц.

— Ну что ж, очень неплохо! — заключила она. — Я думала, будет хуже. Хорошо, что Григорий подобрал девушек со стандартными фигурами. Теперь и переделывать ничего не надо.

Она говорила о них в третьем лице, словно о вещах, которыми пользуются, пока не вышел срок их годности. Нина подумала о тех, кто носил эти ужасные купальники до них. Ведь были же другие танцовщицы в этом ресторане. Что с ними стало?

«Может, здесь девиц убивают, чтобы не выплачивать им денег, или действительно, как меня пугали, продают в гарем какому-нибудь арабскому шейху?»

— Ну все, девочки, разбирайте купальники, кому какой нравится….

— А если мне никакой не нравится? — насмешливо спросила Алла.

— Ваш юмор советую оставить до Москвы, сюда вы работать приехали, а не шутить! — неожиданно резко оборвала ее женщина. — Советую сейчас отдохнуть, ночь с непривычки будет тяжелой.

Нина уловила какой-то зловещий смысл в ее равнодушных словах.

Поздно вечером под предводительством все того же Григория, одетого здесь еще более безвкусно, чем в Москве, они отправились в ресторан. На этот раз Григорий провел их с черного хода, через кухню, пропитанную пряными запахами грузинских блюд. Толкаясь, мешая друг другу, так же как и днем, они переоделись в «гримерке» и выстроились за кулисами. Из зала до них доносился гул пьяных мужских голосов.

— Ну, девочки, давайте! — театральным шепотом напутствовал их Григорий. — Первый вечер — самый важный, вы уж покажите, на что способны. Ну все, пошли! — Он чуть ли не силой вытолкал их на сцену.

Нине давно удалось преодолеть страх перед зрительным залом. И теперь она довольно лихо выскочила вперед и, почти машинально двигая ногами и руками под аккомпанемент пианиста, одетого по случаю вечера во что-то напоминающее смокинг, рассматривала зрителей. Зал, пустой и темный утром, неузнаваемо преобразился. Ослепительно сверкали многочисленные лампы. Разноцветные бутылки блестели на столах. Множество мужчин разных возрастов и в разных стадиях опьянения ели, пили, шумно разговоривали, сопровождая речь беспорядочной жестикуляцией. Женщин не было. Десятки мужских глаз плотоядно таращились на дрыгающих ногами девушек. Их, видно, приготовили на десерт гуляющей публике.

Посетители при появлении девушек на сцене оживились, начали хлопать, что-то хрипло выкрикивать, требовать, чтобы музыкант играл веселее, а девицы прыгали резвее, задирая выше ноги.

У Нины было такое чувство, что все это происходит не с ней, что она или видит нелепый сон, или стала участницей глупого фарса, который вот-вот кончится, актеры раскланяются, уйдут за кулисы, переоденутся в нормальную одежду и заживут обычной человеческой жизнью. Но фарс продолжался.

Им не давали ни минуты передышки, в музыке появились истерические нотки. Веселье в зале достигло апогея. Мужчины оставили свои тарелки и рюмки и сорвались с мест. Некоторые почти вплотную подбежали к сцене. Они явно напоминали покупателей, выбирающих товар по вкусу.

Какой-то лоснящийся от жира и похоти толстяк разглядывал их снизу, потирая от возбуждения маленькие круглые ручки.

— Эй, ты! Да, да, ты! — хрипло крикнул он Наташе, долговязой девице с короткой стрижкой. — Иди скорей сюда, к нам за стол.

Самым удивительным для Нины было то, что Наташа безропотно, как будто только этого и ждала, последовала за ним к неряшливо накрытому столу. Там ее встретили шумными возгласами, усадили к кому-то на колени, налили чего-то в бокал. Дальше Нине смотреть стало противно.

Постепенно таким образом разобрали всех, даже Алла куда-то делась. К Нине в ее дурацких зеленых перьях подскочил средних лет шатен, выглядевший вполне по-европейски, у него не было воинственно торчащих усов и массивных золотых печаток на пальцах.

— Пойдем, — очень мирно, даже как-то устало, позвал он ее.

К этому времени Нина уже четко поняла, что отсюда пора уносить ноги. Она даже наметила план отступления, который осложнялся тем, что, покажись она в таком виде на улице, ее тут же отправят в полицию или дурдом.

— Я никуда не пойду, — преувеличенно спокойно ответила она.

— Как это? — не понял шатен.

— Очень просто, не пойду, и все!

— Так я же заплачу… — Он, казалось, не понимал, в чем дело, а сам уже подбирался к Нине все ближе и ближе.

«Меня продали в самый настоящий притон!» От неправдоподобности происходящего Нина рассмеялась истерическим смехом.

— Я сейчас, мне надо на минуточку, — успокоила она своего кавалера, а сама метнулась за кулисы в гримерку.

К счастью, дверь в нее была открыта. Нина мигом оделась и выскочила на улицу. Оказавшись там, Нина задумалась: «Куда же мне теперь идти, к этой толстой Эмме? Нет, нельзя, там меня загребут и силой отдадут какому-нибудь козлу из их грузинской мафии. Придется ночь погулять. Ничего, здесь тепло, а утром приду за вещами, при свете дня они ничего со мной не сделают».

О том, что она будет делать, даже отвоевав свои вещи, ей думать пока не хотелось. Порывшись в карманах джинсов, Нина обнаружила там пятьдесят восемь шекелей. Это все, что у нее было. Двадцать она уже успела потратить вчера на кофе, пирожное и экзотические пирожки.

«Надо беречь эти жалкие средства. Возможно, больше мне не получить».

Становилось прохладно. Даже здесь, на далеком юге, лето еще не наступило. Зябко поеживаясь в своем легком свитере, Нина брела куда-то по незнакомым улицам чужого города. Вокруг сделалось оживленней, мимо шли веселые нарядные люди, разноцветными буквами светились названия кафе. Нина с опаской сунулась в одно из них. Она уже готова была поверить, что здесь под вывеской любой забегаловки таится притон.

Но кафе, куда она так робко зашла, оказалось вполне безобидным местом встречи молодежи, чем-то вроде клуба. Нина скромно уселась за слабо освещенный столик в углу, стараясь не привлекать к себе внимания. Впрочем, никаких усилий для этого не требовалось. Здесь все друг друга знали, у каждого была своя компания, поэтому до Нины никому не было дела. В Москве это бы ее задело, а тут она только радовалась, что ее оставили в покое. Так она и скоротала свою вторую ночь на этой земле, спрятавшись в тень, за чашкой крепчайшего кофе.

5

На рассвете кафе покинули последние посетители. Пришлось уйти и Нине. Сонная, замерзшая, она тащилась куда-то по притихшим улицам. Ноги сами вывели ее к морю. Опасливо оглянувшись, она улеглась на жесткую лавку. Заснуть ей, конечно, не удалось, зато хоть затекшие ноги вытянула.

Ее внимание привлек какой-то темный продолговатый предмет, лежащий на песке. Сначала Нина решила, что это кем-то забытый пляжный коврик, и уже собралась позаимствовать его хотя бы на время. Вдруг коврик зашевелился, изогнулся, и из него показалась чья-то всклокоченная голова. Предмет оказался спальным мешком, владелец которого решил, что уже пора вставать. Присмотревшись, Нина разглядела на пляже еще несколько спальников и позавидовала их обитателям.

«Везет же некоторым, спят, как у себя дома. У нас никому бы не дали так валяться в центре города. Значит, тут это принято. Надо взять на вооружение, не исключено, что мне придется последовать их примеру».

Город просыпался. Появились спешащие на работу прохожие, разноцветные автомобили заполнили улицы, проехал куда-то красный двухэтажный автобус. Нина посмотрела на часы, висящие тут же на столбе. Было уже восемь.

«Пора, — решила она, — уж Эмма-то наверняка не спит, здесь встают рано».

Нина даже не стала обдумывать, как ей себя вести с этими гадами, затащившими ее сюда буквально на продажу. Нина копила в себе злость, потому что знала, что, когда она в бешенстве, с ней предпочитают не связываться.

Она без особого труда нашла дом, поднялась по лестнице и ожесточенно надавила на звонок. У нее онемел палец, она держала его на кнопке звонка, пока ей не открыли. На пороге в цветастом халате стояла Эмма Борисовна, заспанная, но уже злая.

— Так, пришла. — Здесь, видно, ее уже ждали.

— Вещи, документы. — Нина была краткой.

— Пройди, поговорим.

— С кем, с вами, что ли?

— А кто тебе нужен? — Это сказал Григорий, возникший откуда-то из глубины квартиры.

— Мне не нужен никто, мне нужны мои вещи, деньги и документы, причем быстро, если вы не хотите, чтобы я подняла шум. — Нина все еще стояла в дверях.

— Давай заходи, не бойся, насильно ты тут никому не нужна.

Подумав немного, Нина согласилась пройти на кухню. В квартире стояла такая тишина, что слышно было, как в ванной капает вода из плохо завинченного крана. Не дожидаясь приглашения, Нина уселась на пластиковую табуретку.

— Что это за номера ты нам выкидываешь? — Григорий пошел в наступление. Эмма же стояла в дверях, молчаливо поддерживая его.

— Я выкидываю номера? И вы еще смеете меня в чем-то обвинять! — Нина наконец-то повысила голос. — А сами? Устроили тут притон, навезли обманом кучу девушек из России и приторговываете ими! Интересно, сколько вы имеете за каждую, раз в двадцать, наверно, больше, чем она сама?

— Да что ты тут строишь оскорбленную добродетель! — Григорий брезгливо поморщился. — Ты же актриса, да на вас пробы ставить негде, что я, не знаю, что ли. Скажи-ка, сколько у тебя было любовников?

— Это мое частное дело, по крайней мере я ни с кого за это денег не брала! — Тут Нина вспомнила Андрея, который давал ей деньги и даже отказывался спать с ней.

— Ну и дура. Меня просто бесят эти ваши интеллигентские принципы: за красивые глаза и нежные вздохи такие, как ты, готовы отдаться первому встречному, а за деньги это для вас оскорбительно.

В чем-то он был прав, и это еще больше разозлило Нину. Она тоже перешла с этим мерзким типом на «ты».

— Какого черта ты сразу, еще в Москве, не сказал, зачем тебе девушки? А то нагнал пурги: актрисы, хореографическая подготовка…

— Да все и так всё поняли! Надо быть такой ненормальной вроде тебя, чтобы попасться на эту удочку! — Григорий стал с ней предельно откровенным. — Да кому это нужно переть сюда из Москвы девиц, чтобы они тут дрыгали ногами. Тут и своих таких навалом. Ты заметь, что ни одна не отказалась. Все еще у мужиков, никто не вернулся, даже твоя умненькая Аллочка как миленькая пошла, куда сказали. Одна ты выделываешься, недотрогу из себя строишь.

Когда Григорий упомянул Аллу, Нине стало не по себе. Она не понимала, почему та пошла на поводу у этих мерзавцев. Из корысти, из любви к приключениям или ею руководил сексуальный голод. Нина терялась в догадках. Но, как бы то ни было, надо было скорей кончать с этим делом, всеми правдами и неправдами выцарапать у них вещи и документы и сваливать отсюда. Куда, она решит потом.

— Короче, все ясно, я вам не подхожу, вы мне тоже. Обвинять друг друга бесполезно, мы мыслим разными категориями. Я забираю свои вещи и паспорт и ухожу.

— Кто это тебе сказал, что ты нам не подходишь? — В тоне Григория прозвучала насмешка. Его темные глубоко запавшие глаза злобно сузились. — Ты симпатичная, хорошо танцуешь, многие мужчины любят вот таких нервных и строптивых. Да чего уж там, ты мне самому нравишься. Я думаю, мы с тобой договоримся. Кончай прикидываться невинной девочкой, говори, сколько ты хочешь.

Нина взбесилась.

— Слушай, ты, козел! Немедленно отдавай мне вещи, деньги и паспорт.

— Деньги? — хором вскричали Григорий и Эмма. У той от возмущения даже затряслись волоски на бородавке. — О каких деньгах ты еще говоришь? Ты же собираешься разорвать с нами контракт. Да я вправе требовать с тебя неустойку.

— А ты выполнил условия?!

— Детка, контракт составляли юристы, тут и комар носа не подточит. Я всем, чем обещал, тебя обеспечил. Дорогу оплатил, жилье, еду, работу предоставил. До зарплаты ты сама не дотянула. Так что с моей стороны все чисто.

— Гад, да я сейчас в полицию пойду! — заорала Нина. — Только попробуй мне паспорт не отдать, да я точно в полицию пойду. И тогда от вас и от вашего притона камня на камне не останется.

— Нет, Эмма, ты только послушай, она нас полицией пугает.

Тут Эмма наконец решила поучаствовать в этой разборке:

— Да тебя в полиции и слушать не станут. Тут знаешь, как к русским девкам относятся? Как к проституткам!

«И правильно делают», — подумала Нина. Она решила сменить тактику.

— Ну короче, давайте паспорт. Я вам тут на фиг не нужна. Девушек баламутить буду, клиентов отпугивать, зачем вам лишние проблемы.

Этот прием имел успех. Григорий с Эммой устроили небольшое совещание, причем говорили они на неизвестном Нине языке, не то грузинском, не то еврейском, а может, вовсе на воровском жаргоне. О результатах переговоров ей сообщили на русском.

— Ладно, забирай свои манатки, вот твой паспорт, и выметайся отсюда. О деньгах забудь. Скажи спасибо, что я не требую назад аванс, который дал тебе в Москве, и сто шекелей. И чтобы мы тебя здесь не видели, будешь девушкам головы морочить — пожалеешь, что мама тебя родила.

Григорий вынул из кармана паспорт и протянул его Нине. По тому, что ее паспорт Григорий держал наготове, Нина поняла, что перед ней был разыгран очередной фарс с уже предрешенным исходом. Тем не менее она чувствовала себя победительницей. Но ей надо было выяснить кое-что еще. Нина открыла паспорт. Виза, насколько она могла судить, была в порядке. В стране она могла находиться еще полгода, но вот что дальше?

— А как же обратный билет?

— Не смеши меня, какой еще билет? Я обратных билетов никогда не заказываю. Если ты хочешь знать, многие девушки тут остаются на повторный срок. Ты нас покидаешь и свои проблемы решай сама. Хочешь — иди в посольство плакаться или в Красный Крест, только знай, что попрошаек здесь не любят. Так что тебе теперь одна дорога — на панель. Но учти, платить тебе теперь будут значительно меньше, а требовать гораздо больше.

— Да я не удивлюсь, — вставила Эмма, — если она через неделю приползет обратно, будет умолять, чтоб взяли.

— Сейчас, разбежались! — Толкнув Эмму плечом и поморщившись от исходящего от нее запаха пота и чеснока, Нина вышла из кухни.

В комнате она принялась собирать вещи. В них явно кто-то хорошо порылся, правда, ничего не взял. Видно, потому что взять-то было нечего. Наскоро запихав их в сумку, Нина поспешила оставить это гадкое место. Она молча вышла, грохнув дверью напоследок. До нее донеслись слова хорошо знакомого русского мата.

6

Итак, что она имела? Стоя на улице, под палящими лучами средиземноморского солнца, Нина пыталась подвести итог своего недолгого пребывания в Израиле. У нее есть пятьдесят пять шекелей, начатая пачка сигарет, право пребывания в стране и сумка с вещами. Хорошо еще, что барахла она взяла минимум. Да, у нее ведь есть адрес! Она с нежностью вспомнила Митю и его иерусалимского друга. Нина лихорадочно начала листать записную книжку.

«Ура, адрес тут. Значит, надо ехать в Иерусалим, других вариантов нет. Да, надо же позвонить этому человеку, вдруг он переехал. И еще, конечно же, надо поговорить с Алкой. Что-то я ее не пойму. Попробую уговорить ее уехать со мной. Неужели ей нравится быть подстилкой у потных старых козлов? Ни за что не поверю».

Нина вернулась к дому, где ей так и не пришлось поселиться. Она обосновалась во дворе, в тени какого-то навеса. Долго ждать ей не пришлось. Показалась Алла. Она шла, сонная, растрепанная, вихляющей, расслабленной походкой. Видно было, что она провела бурную ночь.

— Эй, Алка! Иди сюда, — громко зашептала Нина из своего укрытия.

Та удивленно оглянулась и, увидев Нину, подошла к ней.

— Чего это ты прячешься? — спросила она усталым голосом.

— Пошли-ка отсюда, поговорить надо! — Нина схватила Алку за руку и потащила ее за собой.

Лишь уведя ее на безопасное расстояние, Нина остановилась. Алла тяжело дышала. — Ты чего?

— Нет, это ты чего? Неужели ты согласилась участвовать во всей этой гнусности? С кем ты была этой ночью?

— Ты меня допрашиваешь прямо как ревнивый муж. Была с мужчиной. Я, честно говоря, особенно его не разглядывала.

— Ну ты даешь! Слушай, давай свалим вместе, пока не поздно. Я лично уже отобрала у них свой паспорт, и тебе они отдадут. Связываться не захотят. Нет, ну какие сволочи, нанимали танцевать, а сами!

— Да брось ты! Все с самого начала знали, на что идут. Это ты одна такая нетронутая или прикидываешься.

— Нет, ну ладно, все прочие, по ним видно, что они готовы на все, но ты! Я никак не пойму, зачем тебе это нужно.

— Да что я, я — такая же женщина, как все. Да пойми, мне глубоко плевать, что делают с моим телом! Моя душа в нем больше не живет.

У Нины все внутри похолодело от ее слов.

«Да у нее просто с головой не в порядке».

— Тело для меня инструмент, — продолжала Алла, — и если им можно заработать, то почему бы и нет. К тому же я не такая дура, как ты думаешь. У меня есть второй иностранный паспорт и тоже с визой. Если я захочу — уйду тихо, не так как ты, со скандалом.

— Значит, ты остаешься? — убитым голосом спросила Нина.

— Да, я остаюсь! — твердо ответила Алла.

— Ну и зря! — только и ответила Нина, уходя от нее.

«Ну что ж, Алку я никогда не пойму, да и понимать не хочу. Если я буду думать о том, кто живет в своем теле, а кто не живет, у меня у самой крыша съедет. Теперь мне надо бороться за выживание. Для начала позвоню в Иерусалим».

У ближайшего телефона-автомата Нина обнаружила, что ей необходим специальный жетон. Ими тут же торговал какой-то оборванный старикашка. Жетон здесь назывался асимон, он имел странную форму, видимо, чтобы трудно было подделать.

Волнуясь, Нина крутила диск телефона. Она плохо представляла, что скажет неизвестному ей Алику. Да и вообще, дома ли он? А может, он давно переехал или забыл о Мите. После серии длинных гудков, которые уже было привели Нину в отчаяние, трубку взяли. Довольно приятный мужской голос произнес что-то на иврите. Нине на миг стало плохо: «Ну все, он здесь не живет!»

Но на всякий случай она по-английски попросила Александра Байнштока.

— I am, — ответили ей, — это я.

— Добрый день. Меня зовут Нина, я приехала из Москвы и привезла вам письмо от вашего одноклассника, Мити Краскова.

— Что ж, очень приятно, — ответили ей очень спокойно. — Ну так отправьте его почтой. Вы же знаете адрес.

Нина поняла, что надо действовать наглее.

— Дело в том, что у меня проблемы, — сказала она прямо. — У всех проблемы.

— Да, но я оказалась в Тель-Авиве на улице, буквально без ничего.

— То есть как, голая, что ли? — Над ней явно издевались.

— Только что не голая. Короче, могу я к вам приехать? Я молода, хороша собой и приятная собеседница, — зачем-то добавила она.

— Ну что с вами сделаешь, приезжайте. Только учтите, я человек бедный и кормить мне вас особенно нечем.

— Я мало ем!

Тут телефон подло запищал. Это означало, что он хочет еще один жетон. Собеседник неожиданно заволновался.

— Девушка, быстро продиктуйте мне номер вашего автомата, он должен быть написан сверху.

Нина подняла голову и действительно увидела пять синих цифр на табличке над телефоном. Она, не очень понимая зачем, успела их продиктовать Алику. Их разъединили. Нина уже было направилась за следующим асимоном, как вдруг телефон оглушительно зазвонил. Ничего не понимая, Нина сняла трубку.

— Алло! Алло! — раздался в трубке голос Алика. — Нина, это вы?

— Да, — ответила она растерянно. Такого сервиса Нина не ожидала.

— Вы меня уже разорили, междугородные переговоры дорого стоят. Где автостанция, знаете?

— Нет, но я найду, я хорошо говорю по-английски.

— А я нет, — грустно ответил Алик и довольно толково объяснил Нине, как от станции добраться до его дома.

Глава 9

1

Нине повезло. Ей попался двухэтажный автобус. Причем она заняла самое первое место на втором этаже. Теперь она чувствовала себя пилотом самолета, который несется навстречу новому прекрасному миру. Все ее сомнения, тревоги куда-то ушли. Нину поглотила дорога, ее необычная, кружащая голову красота.

Дорога вилась по горам, по прогретому ласковым южным солнцем сосновому лесу. Кое-где в ярко-зеленой траве мелькал снежно-белый известняк. Среди сосен иногда встречались незнакомые деревья с яркими цветами. Автобус по серпантину забирался все выше и выше. Внизу ослепительно блестело голубое море.

«Класс! — думала Нина. — Жизнь, хоть это и звучит банально, прекрасна».

Около трех часов дня автобус приехал в Иерусалим. Город сразу ошеломил Нину. Если Тель-Авив выглядел вполне по-европейски, то здесь все, даже воздух, было пропитано экзотикой Востока. Выставив вперед бороды, не глядя на соблазны мира, куда-то спешили одетые во все черное хасиды. Тут же разгуливали томные восточные красавицы, совершенно не стесняясь своих пышных форм. Кучками стояли арабы в белых накидках на голове. Город шумел, звенел голосами, благоухал ароматами цветов и пряными запахами экзотических растений.

У Нины закружилась голова, но она быстро взяла себя в руки. Оглядевшись, она увидела огромную надпись «INFORMATION» и стрелку куда-то вправо. В поисках справочной Нина прошла почти весь шумный автовокзал, где ее ждало немало соблазнов в виде многочисленных лотков с едой. Особенно привлекательно выглядели выставленные на всеобщее обозрение посудины с разными соленьями, салатами, маринованными оливками. Все это по желанию покупателя укладывалось в питу, двойную лепешку, раскрывающуюся наподобие конверта, где уже лежали тефтели из бобовой муки, фалафели, и сверху щедро поливалось соусами.

Нина, которая со вчерашнего вечера, не считая чашки кофе, ничего не ела, проглотила слюну. Она уже направилась было к прилавку. Ароматное великолепие стоило пять шекелей. Но денег было жалко. Они таяли буквально на глазах.

«Ну покормит же он меня хоть чем-нибудь. Не зверь же он, в самом деле», — думала Нина про Алика.

Девушка с кудрявой головой в окошке справочной очень подробно объяснила ей, как добраться до нужной улицы. Нине пришлось сесть на автобус. На это ушло еще два шекеля, не считая тех пятнадцати, что она потратила на билет сюда из Тель-Авива.

Городской автобус долго петлял по улицам. Люди входили, выходили, все они были очень шумные, с размашистыми жестами. Нина сидела на высоком сиденье как зритель в театре. Вдруг она услышала:

— Ты представляешь, Вера, вчера на базаре взяла детям бананы. И что ты думаешь? Сегодня они уже все черные!

— Да что ты говоришь! — изумилась невидимая Вера.

Нина не смогла сдержать улыбки. Она испытала что-то вроде легкой ностальгии, представив себе этих домохозяек с такими же сумками, как у ее матери.

Вот и ее остановка. Ей пришлось не раз побеспокоить вопросами пассажиров, чтобы выйти именно там, где нужно. Здесь так же любили объяснять дорогу, как в Москве или Ленинграде. Среди пассажиров даже разгорелся небольшой спор, сути которого Нина уловить не смогла. К счастью, в автобусе нашелся русский мужчина. Он быстро вычислил в Нине соотечественницу и толково объяснил ей дорогу.

Дом, где жил Алик, выглядел просто роскошным, по сравнению с той пятиэтажкой в Тель-Авиве, где она пробыла так недолго. Дом был из светлого камня, очень чистенький, с домофоном внизу. Нина позвонила, назвала себя, и дверь открылась.

Она не без волнения поднималась по чистой светлой лестнице.

«Что-то не очень похоже, чтобы этот Алик бедствовал. В таких домах живут состоятельные люди», — подумала Нина.

Дверь квартиры уже была распахнута. Нина шагнула внутрь. В прихожей ее ждал мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, худой, с уже редкими темными волосами и очень красивыми карими глазами.

«Какие у него по-детски длинные ресницы. Я у взрослых таких никогда не видела», — пронеслось у Нины в голове.

Действительно, Алик, с чистыми яркими глазами и одновременно циничным выражением лица, производил довольно странное впечатление. Нина уже потом поняла, что в этом человеке невозможным образом сочетались милый доверчивый мальчик и разочарованный во всем мире взрослый мужчина.

— Здравствуйте, я — Нина.

— Я догадался, — сказал Алик печально. — Долго же вы добирались. Я уже целый час волнуюсь, даже поесть не смог нормально. Вы мне аппетит перебили.

«Ничего себе проблемы, — усмехнулась про себя Нина, — ел бы себе на здоровье, кто ему мешал. Видите ли, он волновался!»

Алик провел Нину в квартиру, светлую, просторную, почти без мебели. Нина сразу обратила внимание на стеллажи с книгами и замысловатые цветные фотографии на стенах. Квартира состояла из гостиной, совмещенной с кухней, как здесь принято, и спальни.

— Ну что ж, присаживайтесь. Надо вас покормить.

Несмотря на явную печаль в голосе, на угощение он не поскупился. На столе Нину уже ждало что-то вроде котлеты с овощами и разными закусками. Особенно она налегала на оливки. Алик внимательно смотрел на нее. Нина попыталась было рассказать ему о Мите, но Алик остановил ее:

— Ешьте, ешьте, говорить с набитым ртом не только вредно, но и некрасиво, особенно для такой милой девушки, как вы.

И только за чашкой кофе он наконец приступил к расспросам. Честно говоря, Нина толком не знала, что рассказывать.

— Митя пьет, в театре не работает.

Алик кивал, как будто знал, что так и должно быть.

— Ну ладно, — сказал он после обеда, — честно говоря, я не люблю принимать гостей из России, но вы мне даже понравились. Поэтому, так уж и быть, оставайтесь. — После некоторого молчания он посмотрел на Нину своими красивыми глазами и вздохнул. — Пойдемте осматривать достопримечательности.

2

Нина влюбилась в Иерусалим с первого взгляда. В центре, куда привел ее Алик, все дома были построены из одинаковых белых камней. Это придавало городу неповторимую индивидуальность. Они прошли по красивой улице Кинг Джордж с суперсовременным отелем, носящим это же имя. Потом вышли на длинную Яффскую улицу. Она привела их в старый город.

Окруженный мощной стеной из древних желтых глыб, он стоял как крепость из сказок «Тысяча и одной ночи». Это впечатление усилилось еще больше, когда, пройдя под темной аркой ворот, они вошли внутрь и оказались в арабской части старого города. Алик объяснил Нине, что за стеной находились три квартала: арабский, еврейский и христианский.

Здесь, в арабском квартале, было шумно, пахло пряностями. Степенные женщины, в одеждах до пят, только что без паранджи, увешанные сумками, следовали на почтительном расстоянии за своими вальяжными мужьями. Шумные, пестро одетые ребятишки бежали рядом.

И повсюду чем-то торговали. Одеждой, европейской и национальной, безумно красивой, расшитой цветными нитками и ярким бисером. Рядом на бесчисленных лотках лежали украшения, кожаная обувь, совсем не изменившаяся за последнее тысячелетие, а восточные сладости, орешки — сладкие, соленые, чищеные и в скорлупе, фрукты, овощи, доселе невиданные Ниной. Чего здесь только не было!

Нина останавливалась на каждом шагу, чтобы рассмотреть повнимательнее все эти соблазнительные вещи, а продавцы тут же обращались к ней с улыбкой на смуглых лицах по-английски:

— Please!

Нина что-то бормотала в ответ и шла дальше до следующего лотка, где вся эта сцена повторялась. Алик буквально тащил ее вперед. Они незаметно перешли на «ты».

— Да что ты заглядываешься на эту дешевку? — говорил он. — Вот я потом покажу тебе настоящие магазины. Хотя все равно у тебя денег нет, — прибавлял он задумчиво.

Эти его заявления Нину совершенно обескураживали. В этом человеке странным образом уживались вежливость, предупредительность и цинизм, способность к безжалостной насмешке. Нина пыталась понять, что он за человек? Но его сущность ускользала от нее. Нина знала, что есть люди, которых невозможно нарисовать, их внешность не ложилась на бумагу или холст. Так и Алик оставался для нее расплывчатым и непонятным.

Узкими темными улочками он провел ее к еврейскому кварталу. Попасть туда можно было лишь через военный пост. Добродушный молоденький солдат в круглых очках осмотрел сумку Алика и покрутил вокруг них металлоискателем. Не обнаружив ничего опасного, их пропустили за металлическую ограду.

Здесь все было по-другому. Тоже шумно, но все же как-то строже. Может быть, так казалось из-за множества одетых во все черное мужчин.

— А это знаменитая Стена плача, все, что осталось от Иерусалимского храма. Теперь это место паломничества евреев всего мира.

Действительно, около древней, сложенной из огромных каменных глыб стены толпилось очень много людей. Причем женщины стояли справа, а мужчины, отделенные от них заборчиком, — слева. Люди подходили, прикасались к стене ладонями, отходили. Некоторые оставались стоять, не то плакали, не то молились, раскачиваясь в такт непонятным словам.

Нина была русской, но и она испытала непонятное волнение.

«Сколько же всего перевидали эти камни, — думала она, — люди рождались и умирали, любили и старели, а стена все стояла и стояла. По сравнению с ней человеческая жизнь не более чем миг».

— А можно я подойду туда? — робко спросила она у Алика. — Подойди, — пожал он плечами, — я думаю, тебе есть о чем поплакать.

Несмело Нина приблизилась к Стене плача. На подходе к стене стоял бдительный страж, который проверял, подобающе ли одеты люди. Например, женщин в шортах или с голыми руками он бы ни за что не пропустил. Нина была одета подобающе. Она вплотную подошла к святыне. В трещины на камнях было вложено множество тщательно cложенных записок.

«Интересно, что там, — задумалась Нина, — молитвы, просьбы, имена родных? Может, и мне что-нибудь написать, например, чтобы Андрей появился вдруг на белом коне, увез меня отсюда, и мы зажили счастливо и умерли в один день».

Нина заметила, что некоторые женщины действительно плачут, уткнувшись лбом в стену.

«Может быть, и мне поплакать? Алик прав, мне есть о чем».

Только слезы к ней не шли. Нина пошла назад. Алик терпеливо дожидался ее. Уже темнело. Он еще немного поводил ее по городу, рассказывая по дороге интереснейшие вещи об этих местах. Оказывается, Алик был историком по образованию, и Нина узнала теперь, что в этом древнем городе побывали и Александр Македонский, и крестоносцы, и сарацины, и не только они. Например она, оказавшаяся здесь по воле случая, и что ей теперь делать — никому не известно.

Видно, Алика беспокоила эта же проблема. Он все пытался добиться от Нины, на что она рассчитывала, сначала ввязавшись в авантюру с поездкой, а потом сбежав от Григория. Они сидели в одном из модных кафе на улице Бен Иегуда. Эта улица чем-то напомнила Нине московский Арбат. С наступлением темноты сюда начали постепенно стекаться художники, ювелиры, продавцы сувениров. Все они несли с собой переносные лотки, что-то вроде больших мольбертов и портативные газовые лампы. Нина остановилась было посмотреть, как они будут раскладывать свой товар, но Алик потянул ее куда-то:

— Потом посмотрим, через час будет гораздо интереснее. А пока пойдем, так уж и быть, угощу тебя кофе.

Они поднялись на второй этаж в кафе. На стенах небольшого помещения висели абстрактные картины, выполненные яркими красками на ткани. Тут же под потолком вились какие-то шнуры, на них болтались стеклянные безделушки. Нина поняла, что тут встречается местная богема. Золотая молодежь уже начала собираться. Вообще-то, это место мало отличалось от подобных заведений где-нибудь в Москве, вот только публика чувствовала себя гораздо раскованнее и отличалась от московской внешним видом. Здесь были девицы с серьгой в носу, молодые люди с замысловато выбритыми головами или разноцветными прядями волос. А уж в одежде каждый выделывался кто во что горазд. Длинные платья с вышивкой и немыслимыми кистями по подолу соседствовали с супероткровенными коротенькими кофточками, едва прикрывавшими грудь снизу и сверху.

Нине, которая с завистью глядела, как самовыражается местная молодежь, даже стало стыдно за свой скромный наряд — на ней были джинсы и клетчатая рубашка.

— А все же скажи, что ты собираешься делать? — допытывался Алик. Он заказал французские круассаны, себе со шпинатом, а Нине с сыром, и кофе капучино. Все это было великолепным. Круассаны таяли во рту, а кофе с пышной шапкой взбитых сливок поражал тонким ароматом.

— Не знаю, у меня виза на полгода.

— Да что тебе толку с этой визы, когда она не дает права работать! Да, полгода у тебя не будет проблем с властями, если, конечно, ты будешь вести себя тихо. Но на что ты собираешься жить?

— Помоги мне найти работу. Я могу полы мыть, с детьми сидеть.

— Да тут на каждое рабочее место очередь из эмигрантов, а у них с документами все в порядке. Ладно, я попробую что-нибудь придумать. Пока живи у меня, но сразу предупреждаю, характер у меня сложный, мне все это может быстро надоесть. Тогда тебе придется искать другое жилье.

Нина вздохнула с облегчением.

Ну что ж, по крайней мере на ближайшую неделю она пристроена.

Алик постелил Нине в гостиной на маленьком диванчике, а сам спал у себя в спальне. Вставал Алик очень рано, варил себе кофе и быстро уходил по делам. Все он делал очень тихо, и Нину часто его сборы даже не будили. Занимался он каким-то таинственным бизнесом и, судя по всему, зарабатывал неплохо. В подробности своей деятельности он Нину не посвящал, да и она ни о чем особенно не спрашивала. Алик предоставил в ее распоряжение холодильник и свою библиотеку, чем Нина с удовольствием пользовалась. На чужую еду в отсутствие хозяина она старалась не налегать, зато книгами зачитывалась. Надо отдать Алику должное, библиотеку он собрал очень хорошую.

— Это все, что я вывез из России, — сказал он как-то Нине.

Жил он очень замкнуто. За несколько дней ему позвонили всего пару раз, да и то по делу. Гостей он не принимал и в гости, видимо, не ходил. Он производил впечатление человека, которому никто не нужен и который сам не стремится быть нужным кому-то. Было ли это его врожденным свойством, или таким он стал в результате какой-то жизненной драмы, Нина не знала, а в душу лезть к нему не хотела. Она была очень признательна Алику за приют и за возможность передохнуть.

Он даже после некоторых колебаний оставил ей ключ от своей квартиры. Нина обычно уходила на целый день и без устали бродила по узким улочкам старого города. Однажды она поднялась вверх по крутой, вымощенной камнем дороге и оказалась на смотровой площадке. У Нины захватило дыхание: Иерусалим во всем своем великолепии лежал перед ней. Огромной золотой драгоценностью сверкала крыша мусульманской святыни — мечети Аль-Аякса. Множество минаретов, куполов и шпилей церквей поднимались к ярко-голубому небу. Здесь, на высоте, солнце особенно слепило глаза, а неутихающий ветер пел и пел свою тихую песню.

Вокруг Нины стояли туристы в таком же в немом восторге. Постепенно они приходили в себя, начинали оглядываться по сторонам. Пользуясь моментом, к ним подскакивали вездесущие продавцы открыток и сувениров. Вдруг Нина заметила верблюда. Этого корабля пустыни, невозмутимо взирающего на людскую суету, держал за веревку араб в футболке и белых джинсах. Он настойчиво предлагал иностранным туристам сфотографироваться верхом на верблюде. Никто не решался, видимо, боялись. Нина с улыбкой глядела на экзотическое животное, словно только что сошедшее со страниц восточных сказок.

Хозяин верблюда, заметив ее восторг, подозвал ее жестом.

— Нет денег, — замотала она головой.

— Бесплатно! — заулыбался тот.

Видимо, в целях рекламы он решил прокатить Нину просто так. Она не могла отказать себе в таком удовольствии и подошла к животному. Вблизи верблюд казался просто огромным. Нина не представляла, как ей удастся взгромоздиться ему на спину. Тут молодой араб подхватил ее на руки, и Нина не успела опомниться, как оказалась на подушке между двух мохнатых горбов. К высокому седлу была приделана перекладина, в которую Нина в страхе вцепилась.

Погонщик весело подмигнул Нине и дернул за веревку. Верблюд пошел вперед. Нина замерла от страха. Во-первых, она сидела очень высоко, а во-вторых, верблюд шел такой странной походкой, что при каждом его шаге Нина куда-то проваливалась, а потом резко поднималась. Так, качаясь словно на волнах и боясь пошевелиться, Нина сделала круг по смотровой площадке. Ее тур вызвал оживление среди туристов. Некоторые выразили желание тоже прокатиться. Довольный араб снял не менее довольную Нину и осторожно поставил ее на землю.

— Ну как? — спросил ее какой-то американец в круглых очках, с красной, обожженной солнцем кожей.

— Класс! — ответила Нина и, все еще покачиваясь, пошла дальше.

Так гулять она могла целыми днями. Пару раз она даже заблудилась в пестрой людской толчее, среди резких перепадов света и тени. Солнце здесь охватывало Нину потоком горячих лучей так нежно и жарко одновременно, что ей хотелось раствориться в нем без остатка.

Примерно так же действовали на нее местные мужчины. Они смотрели ей вслед с испепеляющей нежностью. Иногда она останавливалась возле какого-нибудь лотка, чтобы подольше посмотреть на приглянувшийся ей экзотический наряд. Нина смотрела на платье, а продавец смотрел на нее, и оба не могли отвести глаза. Как-то мужчина, в белой рубашке, смуглый, с пышными черными усами и ослепительными зубами, легко обнял ее за плечи и подвел поближе к товару. Нина почувствовала, что тает от одного прикосновения его сильных рук. С усилием оторвалась она от арабского продавца и, улыбнувшись ему, ушла прочь. Ей показалось, что он прекрасно понял ее состояние, но ее это ничуть не смутило.

Здесь было такое изобилие света, солнца, пряных запахов, что, казалось, все звало к любви. Во время своих прогулок Нина заметила, как откровенно ведут себя влюбленные на улицах, а особенно в городских скверах. Никого вокруг не замечая, они самозабвенно целуются и смело ласкают друг друга. В Москве подобные парочки вызывали у нее лишь раздражение, а здесь Нина даже поймала себя на том, что в чем-то завидует им.

3

Однажды Нина бродила за пределами старого города. Здесь было тоже шумно, но менее интересно. Много машин, людей, пыли. Экономя на городском транспорте, Нина в кровь стерла себе ноги, пока Алик не разорился на очень удобные сандалии для нее. Его щедрость начинала ее пугать. Нина не понимала этого человека и потому не хотела быть слишком обязанной ему. Это беспокоило ее все больше. И тут как нельзя кстати ее взгляд остановился на грязно-белой вывеске, висящей прямо у нее над головой. Нина сразу обратила на нее внимание, потому что надпись была сделана по-русски и гласила:

ЦЕНТР ПОИСКА РАБОТЫ.

«Раз написано по-русски, значит, здесь помогают людям из России найти работу, — поняла Нина, — это то, что мне надо». И она вошла внутрь.

Там, в тесной комнатушке конторы, толпились какие-то люди. Сама комната была разделена низкой перегородкой, за которой сидела задерганная посетителями ярко одетая и ярко накрашенная женщина средних лет. Она пыталась одновременно отвечать на постоянные телефонные звонки и беседовать с толпящимися вокруг нее людьми. Каждый здесь рассчитывал получить работу. Пристроившись в конец очереди, Нина наслушалась саморекламы парикмахерш, маникюрщиц и прочей публики.

«Да, здесь мне явно делать нечего, разве что предложить себя в качестве танцовщицы, но это уже пройденный этап». — Нина грустно усмехнулась.

Но тут в контору вошла полная женщина в длинном платье с шелковым беретом на голове. Сразу было видно, что это местная религиозная дама. Она с высоко поднятой головой прошла сквозь толпу, приблизилась к стойке и что-то сказала сидящей за ней женщине. Та ее внимательно выслушала и крикнула в толпу.

— Нужна девушка для уборки квартиры, прямо сейчас! Есть желающие?

Какой-то белобрысый парень рванулся вперед и закричал:

— Я! Я, у меня уже есть опыт.

— Вам же русским языком было сказано, нужна девушка.

— Да какая им разница, не невесту же они ищут.

— Нет, так принято. Ну что, есть кто-нибудь? Нужна молодая, здоровая девушка.

И тут Нина закричала:

— Я хочу пойти!

Ее пропустили поближе к стойке. Там обе женщины критически оглядели ее. Та, что говорила по-русски, недоверчиво спросила:

— А вы разве состоите у нас на учете?

Тут Нина смекнула, что она должна выдавать себя за эмигрантку, иначе ее точно пошлют отсюда.

— Нет, я пришла в первый раз.

— Ну хорошо, сейчас я вас оформлю. — Она выдала Нине какие-то бумажки. — Напишите здесь свою фамилию на иврите.

Нина испугалась и начала беспомощно озираться по сторонам. Такого поворота событий она не ожидала. Женщина презрительно посмотрела на нее.

— Вы что, писать не умеете?

— Да я только приехала.

— Ну ладно, диктуйте.

— Морозова, — тихо произнесла Нина, стесняясь такой явно русской фамилии.

— Условия такие, — объяснила ей женщина, заполняя какие-то бумаги, — оплата по часам, десять шекелей в час, возможно, вас покормят. А если вы понравитесь, пригласят еще раз. Так что старайтесь.

Наконец формальности были закончены, и она поступила в распоряжение своей новой хозяйки, которую про себя окрестила Мадам.

Мадам повезла ее к себе домой на автобусе, причем она проявила щедрость и сама заплатила за Нину. Они ехали минут десять. К концу поездки Нина с ужасом поняла, что ее Мадам абсолютно не говорит по-английски. Как с ней объясняться, было совершенно не ясно. Нина очень испугалась, что ее завернут с дороги, улыбалась Мадам как ненормальная. Когда они подошли к дому, у Нины даже губы свело.

Они вошли в квартиру. Им навстречу высыпала целая куча ребятишек. Два маленьких мальчика бросились к матери, а несколько нарядных девочек-погодок в длинных платьях с кружевами уставились на Нину, как будто никогда не видели девушку в потертых джинсах.

«Может быть, они живут в совершенно другом мире, где женщины не носят брюки, не танцуют, зато хорошо готовят и рано рожают детей», — подумала Нина.

Ей вручили метелку на длинной ручке, швабру и кучу тряпок. Хозяйка знаками показывала Нине, что делать. Пока надо было мыть стены, дело шло неплохо. Но вот с подметанием и мытьем полов Нина потерпела полное фиаско. Привыкшая к русским веникам, она никак не могла справиться с этой дурацкой длинной метлой. Со шваброй было еще хуже.

Полы здесь мыли так: сначала выливали на пол целое ведро воды, как на палубе корабля, потом сгоняли эту воду специальной шваброй с резиновой полоской. Эту премудрость Нина освоила с величайшим трудом.

К концу рабочего дня Нина вся перемазалась, устала и ужасно проголодалась. Видно, ее работу не оценили, потому что кормить не стали, а лишь дали фанты с печеньем. Нине было понятно, что на повторное приглашение ей рассчитывать не стоит. Зато ее скудное состояние несколько увеличилось. Причем, когда с ней рассчитывались, им с Мадам надо было все же как-то объясниться друг с другом. И Нина, не долго думая, обратилась за помощью к отцу семейства, высокому тощему мужчине в шляпе и с длинной бородой. Она долго что-то говорила ему по-английски, не понимая, почему он смотрит мимо нее и все норовит уйти куда-то. Только потом Нина узнала, что религиозный еврейский мужчина не может не только разговаривать с посторонней женщиной, но и даже смотреть на нее.

Нина возвращалась домой с чувством страшной усталости и морального удовлетворения. Все же она обогатилась на пятьдесят шекелей.

«Это уже что-то, — думала она не без гордости, — можно отдать их Алику. Да нет, обойдется, он и так не бедствует».

4

— Ну и видок у тебя! — Алик удивленно присвистнул. — Где это ты бродила?

Нина гордо поведала ему о своих подвигах. Она в красках расписала ему патриархальное семейство, где муж, чтобы не оскверниться, смотрел на нее как на пустое место. Алик насмешливо ее слушал.

— Ладно, все с тобой ясно. Ты попробовала себя на самой грязной и низкооплачиваемой работе. И то, как я понял, еще раз приглашать тебя не собираются. В центре по найму очень скоро просекут, что ты просто турист, и на порог пускать перестанут.

— Зачем ты мне все это говоришь? — возмутилась Нина. — Я старалась найти хоть какую-то работу. И у меня даже что-то получилось. Может, дальше мне попадется что-нибудь получше. А если тебе просто надоело, что я тут живу и питаюсь за твой счет, то так и скажи, и я уйду!

— Куда? — Алик с печальной улыбкой выслушал ее возмущенную тираду. — Идти-то тебе некуда, кроме как назад в твой притон.

Нина нервно дернулась.

— Ну ладно, ладно. Я не хотел тебя обидеть. Просто надо реально смотреть на вещи. И поскольку твое положение действительно достаточно затруднительное, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня.

— Ты можешь мне предложить работу?

— Что-то вроде того. Только ты должна отнестись к моему предложению разумно, а главное, дослушать меня до конца, не перебивая.

— Я слушаю, — ответила Нина. Она чувствовала какой-то подвох, но придраться ей было не к чему, поэтому она решила послушать, что ей скажет Алик.

Он откашлялся и начал:

— Я в этой стране живу четыре года и чего-то уже достиг. У меня есть работа, квартира, денег вполне хватает на скромную жизнь. Как ты могла заметить, я веду довольно замкнутый образ жизни. Друзей я принципиально не завожу и поддерживаю с людьми только деловые отношения. Конечно, у меня есть несколько приятелей, но мне вполне достаточно встретиться с ними раз в два месяца. Но я живой человек, и мне нужна женщина. Пользоваться услугами проституток ниже моего достоинства.

— Куда ты клонишь? — попыталась перебить его Нина.

— Мы же договорились, что ты сначала выслушаешь меня. Итак, я уже не в том возрасте, чтобы тратить время на ухаживания и прогулки с девушками под луной. Кстати, заметь, с тобой я гулял довольно много. Короче, я хочу предложить тебе стать моей любовницей.

— Но я тебе хоть нравлюсь? — опять не выдержала Нина.

— Да, в общем-то ты мне симпатична, иначе я не стал бы тебе это предлагать. Дело в том, что я уже решил, что буду жить один. Это и спокойнее, и безопаснее, но тут появилась ты. И я подумал, не знак ли это судьбы? Я наблюдал за тобой. Ты меня почти не раздражаешь, мало ешь, правда, ты отвратительно моешь посуду и, вероятно, не умеешь готовить, но это можно пережить. К тому же ты довольно привлекательна и нравишься мне как женщина. Поэтому я предлагаю тебе заключить со мной следующий договор. Я тебя кормлю, предоставляю жилье, иногда даже могу что-то необходимое купить. К морю можем съездить, в театр сходить, ну что еще? — Алик задумался. — Можем иногда в кафе сходить, я понял, ты это любишь.

Обалдевшая Нина молчала.

— А что я должна делать? — наконец спросила она.

— Спать со мной.

— И все?!

— Ну, в общем, да. Со всем остальным я могу справиться самостоятельно.

— А у тебя все в порядке с сексом? — Напуганная историей с Андреем, Нина грешным делом подумала, что Алик извращенец. Ведь он умен, не беден, достаточно привлекателен, он мог просто найти себе девушку, не заключая этого унизительного для обоих договора.

— Я абсолютно нормален, просто я считаю, что люди должны обо всем договариваться. Иначе их отношения становятся крайне ненадежными. К тому же в нашей ситуации меня устраивает, что ты будешь зависеть от меня. Я советую тебе быть благоразумной. У тебя же нет другого выхода, ты без денег, даже обратный билет купить не на что, жить тебе негде. Что ты будешь делать? Мое предложение выгодно для тебя. Возможно, ты думаешь, что я сексуальный маньяк? Нет, я в сексе достаточно умерен. К тому же я нежен, может быть, тебе самой понравится. — Алик грустно смотрел на Нину большими темными глазами.

Нина чувствовала себя совершенно обескураженной. Она не привыкла превращать свои отношения с мужчинами в сделку.

— Послушай, я так не могу. Если бы ты хоть как-то поухаживал за мной, проявил ко мне интерес как к женщине, а так, смотреть на меня как на товар?..

— Я ухаживал за тобой. Я даже купил тебе сандалии. Думаешь, я стал бы это делать просто так? А ухаживания напоминают мне какую-то дурацкую игру. Ты с виду такая умная девушка, а все еще находишься во власти условностей. Ты привыкла, что сначала надо вздыхать, томно смотреть друг другу в глаза, потом последуют робкие прикосновения, дальше больше… Мне это уже не интересно. Можешь мне поверить, самые прочные отношения основаны на договоре. Ты не думай, я и жениться могу, если мы этого оба захотим. А нет, ну тогда я даже готов тебе купить обратный билет, когда кончится твоя виза. Пусть это тоже входить в условия нашего договора. Видишь, как много я тебе предлагаю, только за одно — спать со мной.

— А тебе не жалко будет со мной расставаться?

— Ну, это уже мои проблемы.

— Но ведь твое предложение, по сути, ничем не отличается от контракта с содержателями притона, откуда я сбежала.

— По сути да. Ну и что? Денег ты, конечно, с меня много не поимеешь. Зато здесь тебе, в отличие от ресторана, гарантирована полная безопасность, и физическая и эмоциональная. К тому же не забывай, я умный человек и мог бы научить тебя многим интересным вещам. Я не советую бросаться такими людьми, как я. Ну ладно, я вижу, ты возмущена и обескуражена. Можешь мне ничего не говорить, подумай, а завтра вечером мы вернемся к этому разговору и ты дашь мне ответ.

— А если я не соглашусь?

— Ну что ж, тогда, как это ни печально, тебе придется поискать другое место для ночевки. Спокойной ночи. — И Алик удалился к себе в спальню.

Нина, как всегда, расположилась на маленьком диванчике. Ни о каком сне, естественно, речи не было. Нина мучительно размышляла о том, как ей быть. Конечно, в чем-то Алик прав. Возможно, отношения, основанные на договоре, честней и надежней слепой страсти, которая проходит так же неожиданно, как и началась.

«Нет, я так не могу! — Нина нервно ворочалась на постели, потом встала, чтобы попить воды. — Этот деловой подход, эта холодная рассудочность меня просто убивают. Может, я и нахожусь во власти стереотипов, как он говорит, но все-таки, если бы он хоть раз взглянул на меня с желанием, за руку бы взял или поцеловать попытался. Может быть, все бы само собой получилось. Ведь он же ничего, симпатичный, и глаза у него красивые, он мне даже нравится. Но нельзя же превращать друг друга в объект обмена. Вот Алка бы согласилась. Нет, она бы с ним торговалась, потребовала бы регулярной выплаты денег. Но, по крайней мере, это предложение ее бы не обескуражило. А я нет, не могу. Придется уйти».

Нина еще долго лежала без сна и ждала, что Алик придет к ней, скажет, что безумно влюблен в нее, что хочет, чтобы она осталась, что будет заботиться о ней. Нина представляла, как его руки обнимают ее, его губы приближаются к ее лицу…

Но нет, Алик так и не пришел. Может быть, он спал. А может, тоже лежал без сна, думая о ней, или даже ждал, что она придет к нему первая. Так или иначе, утром он, как обычно, встал, сварил себе кофе и, бросив печальный взгляд на Нину, которая подсматривала за ним из-под одеяла, ушел.

Нина сразу поднялась. Она уже знала, что не останется здесь. Она очень плотно позавтракала, ведь теперь неизвестно, когда и где она поест в следующий раз. Нина собрала вещи и после некоторых колебаний переложила часть продуктов из холодильника себе в сумку.

«Эх, обворовать бы его напоследок, чтобы знал, как обижать честных девушек, — возникла у нее парадоксальная мысль, которую Нина тут же отогнала прочь. — Да нет, он же ничего плохого мне не сделал и был по-своему честен со мной».

Подумав немного, Нина оставила Алику на обеденном столе записку: «Спасибо за все. Прости, но я не могу. Желаю, чтобы с другой тебе повезло больше! Н.» Нина заперла дверь, бросила ключ в почтовый ящик и вышла на улицу.

5

Она уже знала, куда пойдет. Во время своих прогулок по городу Нина отработала на всякий случай запасной вариант. Ее путь лежал в русский женский монастырь. Гуляя как-то, Нина обратила внимание на церковь за высокой каменной оградой, напоминающую русский православный храм. А однажды она встретила монахинь, вереницей шедших по улице. Несмотря на арабскую внешность, они говорили по-русски. Уже потом Нина узнала, что в монастыре, кроме православных арабок, жили монахини из Европы и Америки, и русский язык был у них международным. Тогда же Нина подошла познакомиться с ними, разговорилась и была приглашена на службу.

— А переночевать у вас можно? — поинтересовалась Нина, вспомнив гостеприимную гостиницу затерянного в снегах монастыря.

— Да, приходи! — с акцентом, но очень приветливо ответили ей.

Пришла пора воспользоваться этим приглашением.

Монастырь стоял окруженный высокой каменной стеной, с натыканными сверху осколками стекла. Видно, здесь не любили незваных гостей. Железные ворота были наглухо закрыты. Нина постучалась. Никакого ответа. Она вспомнила, как ломилась когда-то в монастырские ворота, и поискала глазами звонок.

Нина нажала кнопку, через несколько секунд заработало переговорное устройство.

— Кто там? — с акцентом спросили по-русски.

— Я, — растерявшись, ответила Нина.

— Почему все, когда я спрашиваю, кто там, отвечают «я»? — раздался ворчливый старческий голос.

— Меня зовут Нина, я приехала из Москвы, можно я войду?

После некоторой паузы дверь в воротах распахнулась, и Нина оказалась нос к носу с маленькой старушкой. Одетая по-монашески, с крючковатым носом на смуглом морщинистом лице, она свирепо смотрела на Нину.

— Ну проходи. Иди в церковь, там найдешь мать Магдалину, она отведет тебя в гостиницу. Ты голодная? — Только сейчас Нина заметила, что глаза у старушки добрые, все в лучиках веселых морщинок, а суровость напускная, для виду.

Нина пошла искать церковь. Монастырь стоял на склоне холма и состоял из маленьких террас, на которых рос ухоженный сад. По сравнению с залитым ослепительным солнцем городом, он казался настоящим оазисом. Сквозь густую зелень проглядывали маленькие каменные домики, видимо, монашеские кельи.

Мать Магдалина оказалась высокой пожилой монахиней с аристократическими чертами лица и седыми волосами. Она отвела Нину в гостиницу, небольшой отдельно стоящий домик из каменных блоков. Сейчас там никто не жил, и, честно говоря, она была этому рада. Нина обошла свои владения. В нескольких маленьких комнатках стояла только самая необходимая мебель — кровать, стулья, шкаф и почему-то пианино, уставленное фотографиями. На вешалке, прибитой к стене, Нина обнаружила кем-то забытый черный платок. Она примерила его перед обломком зеркала, стоящим тут же. Низко, до глаз, повязанная платком, она очень изменилась, в ее лице появилось даже что-то монашеское, выдавали лишь глаза.

Нина была приятно удивлена, обнаружив душ с полным набором мыла и шампуня и вполне цивилизованный туалет.

«Это радует, — подумала она, — не то что в монастыре, куда ушла Татьяна».

— Ей ты, Нина, — услышала она ворчливый голос и заулыбалась. — Иди поешь, я знаю, ты голодная, обед еще не скоро.

Сестра Елена, так звали добрую старенькую ворчунью, накормила Нину оливками и хлебом с сыром. Потом сварила ей вкуснейший кофе со специями и угостила арабской халвой. Она с умилением смотрела, как Нина все это уплетала за обе щеки.

— Ешь, тебе надо поправляться, ты очень худой.

— Вы похожи на мою бабушку, — рассмеялась Нина, — она тоже всегда так говорила.

— Да что это такое, все приезжают из Москвы и говорят, я похож на их бабушка.

Сестра Елена рассказала Нине, что в монастыре в основном живут православные арабки, которые учили русский с детства при монастырской школе. Большинство из них стали монахинями еще в ранней юности, лет в пятнадцать. Жили здесь две англичанки, одна американка, румынка и несколько русских женщин из Европы. Все они были потомками дворян, уехавших из России после революции. К их числу принадлежала и настоятельница, молодая женщина из Бельгии, музыкант по образованию.

— Ну все, иди отдыхай, я тоже хочу полежать! — отослала Нину сестра Елена.

Оказавшись одна в комнате, которую она выбрала для себя, Нина с наслаждением рухнула на мягкую кровать. Здесь она чувствовала себя в полной безопасности. Здесь никто не требует, чтобы она торговала собой. Здесь ее накормили и предоставили ночлег, ничего не требуя взамен. Нина зевнула. Нервная, бессонная ночь накануне и день вконец вымотали ее.

«Почему и вправду мне не поспать?» — подумала Нина.

Вскоре она уже сладко спала, завернувшись в одеяло, пахнущее козьей шерстью.

— Вставай, обедать пора! — трясла ее за плечо сестра Елена.

Сонно потягиваясь, Нина встала и последовала за ней на обед. Трапезная, большая светлая комната с длинным столом, легко вмещала всех монахинь. Их было совсем немного, около двадцати. На обед подали только постную пищу, зато такую, какую Нина никогда еще не пробовала, например вареные артишоки. Этот странный овощ напоминал большую зеленую шишку, покрытую мясистыми чешуйками. Из них-то и приходилось высасывать сочную мякоть. Артишоки, о которых Нина знала только из литературы, оказались не так уж вкусны, зато возни и отходов от них было слишком много. Ее усилия по поеданию артишоков были вознаграждены десертом, состоящим из бананов и свежевыжатого апельсинового сока.

Так началась ее монастырская жизнь. Нину особенно не беспокоили. Монахини не заставляли стоять ее на службах, и Нина бессовестно спала до завтрака, хотя все вставали в шесть утра и три часа проводили в церкви. От нее даже никто не требовал, чтобы она ходила в платке, без которого было так легко в такую жару. Нина уже знала, что в монастыре нельзя сидеть без дела, поэтому пристроилась помогать на кухне.

Это было сияющее чистотой помещение с кафельными стенами. В центре красовалась огромная газовая плита с вытяжной трубой прямо над конфорками. Кухня была оборудована по последнему слову техники. Нина с удивлением разглядывала хлеборезки, соковыжималки и прочие приспособления. Посудомоечной машины, правда, не было. Ее-то с успехом и заменяла Нина.

Ей выдали огромный клеенчатый фартук, резиновые перчатки. В этой экипировке Нина стояла у раковины после каждой трапезы. Работа ее не тяготила, прекрасные моющие средства позволяли быстро перемыть гору тарелок и чашек. Зато после работы ее обычно ждало нечто приятное. Нине был разрешен свободный вход в кладовку, небольшую комнату, где на полках и в картонных коробках на полу хранилась масса вкусных вещей. Фрукты, вот на что налегала Нина. Бананы, огромные зеленые яблоки, манго, она все перепробовала. Она даже нашла, что в авокадо есть своя прелесть. Возможно, здесь авокадо были просто более вкусными, чем те, которыми в Москве ее потчевал Андрей.

На кухне всем заправляла сестра Варвара, тоже арабка из местных. Несмотря на разницу в возрасте — ей было около пятидесяти, они с Ниной очень подружились. Сестра Варвара часами простаивала за плитой или разделочной доской, а когда готовить не надо было, всегда что-нибудь мыла или чистила. Из-за хозяйственного рвения она даже пропускала службы, но за вкусные обеды ей все прощалось.

Сестра Варвара говорила по-русски с очень смешным акцентом, путая окончания и падежи. Тем не менее они с Ниной часами разговаривали о том, о сем. Нина рассказывала монахине о Москве, о том, как там холодно бывает зимой. Та ахала и забавно всплескивала руками.

— А скажи, ты был замужем? — допытывалась она у Нины.

— Нет, не был, — улыбалась Нина.

— И не надо, все мужчины очень плохой. — Сестра Варвара нахмурила смуглый лоб и пояснила: — Все обманщик, говорят, женюсь, а потом бросал.

— А что, вас бросил муж?

— Ты что, я в пятнадцать лет уже в монастырь жила! — возмутилась сестра Варвара. — А вот сюда русский женщины приезжают, плачут — муж бросал. А у нас жена не бросают — отец убьет.

«Ничего себе заявление от монашки!» — изумилась Нина.

— Замуж не иди, — уговаривала Нину сестра Варвара, — иди в монастырь, потом в раю будешь.

— А меня возьмут?

— Возьмут, возьмут, я скажу: она мой подруга, на кухне мне помогал.

«А может, и вправду остаться здесь?» — думала Нина, стоя поздно вечером на самой высокой террасе монастыря.

Сюда она тайком уходила покурить, когда жизнь вокруг затихала и монахини спали, а может быть, молились в своих кельях. С террасы открывался великолепный вид на ночной город. Стоя под ярким звездным небом, Нина любовалась шпилями церквей и мечетей, подсвеченных прожекторами. С минаретов напевно неслась громкая молитва муэдзинов, многократно усиленная микрофонами.

«Вот возьму и уйду в монастырь, пусть они все знают! — думала Нина, не очень понимая, кто эти все. — Представляю лицо Андрея, когда он узнает, что я тоже стала монахиней. Может, у него судьба такая — всех своих женщин в монастыри рассылать.

Или позвонить ему, попросить денег на обратный билет, не откажет же он мне? Нет, я должна решать сама свои проблемы, а не звать его на помощь. К тому же здесь так красиво и тепло, что уезжать не хочется. Попробую еще остаться, поищу какую-нибудь работу. А нет, так уйду в монастырь. Буду здесь жить, молиться, благо кельи тут со всеми удобствами. Стану с Татьяной вести духовную переписку. Все равно в личной жизни мне уже ничего не светит. Один готов меня содержать, но не хочет спать со мной, другие готовы помогать, но только за секс. Надоело!»

Глава 10

1

В субботу Нина выбралась в город побродить по своим любимым улочкам. Только вечером она вернулась в монастырь. Подходя к гостинице, Нина с удивлением услышала оживленные женские голоса, раздающиеся из распахнутых настежь окон.

«Интересно, кто это приехал? — подумала она, заходя в комнаты. — Неужели пришел конец моему покою?»

В общей комнате гостиницы она увидела трех женщин разных возрастов, пьющих чай с восточными сладостями. Глядя на эти маленькие разноцветные кубики в прозрачных от масла и сахара бумажках, Нина проглотила слюну. Она любила все восточное, в том числе и рахат-лукум.

— Привет! — окликнула ее женщина лет тридцати пяти, черноволосая, с веселыми карими глазами в строгом деловом костюме, который совершенно не вязался с ее приветливым обликом. — Садись с нами чай пить. Давай знакомиться, я — Дина, приехала из Греции, работаю здесь в Иерусалиме при миссии ООН, а на субботу и воскресенье всегда стараюсь приехать в монастырь. А это Джоанна, — и Дина указала на женщину средних лет в длинной белой юбке, с белым вышитым платком на голове. Глядя на нее, Нина почему-то сразу поняла, что Джоанна — англичанка.

Так и оказалось. Джоанна приехала из Лондона. Она впервые была в Израиле и не расставалась с карманным путеводителем. Узнав, что Нина из Москвы, Джоанна очень оживилась и набросилась на нее с расспросами.

— А много ли в Москве монастырей? А как там живут люди? А есть ли в России общество защиты животных?

Она так о многом спрашивала, что Нина не на все могла ей ответить. Как будто она жила совсем не в той Москве, которой так интересовалась англичанка.

Поняв, что от Нины она ничего не добьется, Джоанна решила рассказать ей, да и Дине заодно свою историю.

— Послушайте, особенно ты, Нина. Ты еще очень молодая, мало ли что может с тобой случиться. Я росла в очень обеспеченной семье. У нас было поместье в Центральной Англии. Отец мой имел собственную юридическую фирму, а мама занималась домом. Я была у них единственным ребенком, мама очень тяжело меня рожала, едва не погибла, а потом оказалось, что она больше не сможет иметь детей. Родители возлагали на меня огромные надежды, у меня все было самое лучшее: игрушки, пони, наряды. Потом меня отдали в закрытую школу для девочек, тоже самую лучшую. Ты, наверно, не знаешь, что это такое, — повернула она к Нине печальное лицо с правильными чертами, — это строгая черно-белая форма, никакой свободы, одни и те же лица вокруг.

А после школы я поступила в Оксфорд на искусствоведческий факультет. Это был конец шестидесятых, время повального увлечения «Битлз» и рок-н-роллом. Я сразу окунулась в атмосферу потрясающей свободы, которая меня совершенно опьянила. Родители меня к мужчинам и близко не подпускали. Они считали, что это их долг — найти юношу из хорошей семьи, и их выбор пал на одного молодого человека, нашего соседа… Но я сама нашла себе друга — Сэма, парня с нашего курса. У него были длинные волосы, борода и радикальные взгляды. Он называл себя хиппи и стремился расширить границы своего сознания. Для этого он постоянно экспериментировал с разными наркотиками. А поскольку я была его девушкой, это называлось у нас свободная любовь, то мне тоже приходилось пробовать разную гадость. Так я стала наркоманкой. Родители, узнав обо всем, устроили Сэму страшный скандал, и он решил найти себе девушку, с которой у него будет меньше проблем, чем со мной. А я надеялась, что он женится на мне, что у нас будет необычная семья с расширенными границами сознания… Сэм бросил меня.

От отчаяния я начала искать утешения в восточных религиях. Сначала я увлекалась сектой сознания Кришны, потом японским буддизмом. Это захватило меня почти как наркотик. У меня были такие же друзья, озабоченные только тем, как бы побольше набрать энергии из космоса. А потом я словно очнулась от дурного сна. И вот — я одна, семьи нет, нет и профессии. Теперь я приняла православие, и только в нем вижу истинное спасение…

«Всюду одно и то же, — думала Нина, — совсем недавно я слышала очень похожую историю и тоже в монастыре».

С ней в комнате поселилась Лиза, девушка ее лет, худая, в больших очках с темными стеклами. Она никогда не расставалась с толстой книгой и пользовалась любым случаем, чтобы уткнуться в нее.

— Что это? — спросила ее Нина.

— История мировой философии, — показала Лиза обложку, — да еще и на французском языке, — представляешь, какой ужас, а у меня экзамен через две недели.

— А ты где учишься? — удивилась Нина.

— В Париже, нет, не в Сорбонне, в институте философии. Вообще-то я из Киева. Училась там в университете. А в Париже у меня тетя, дочь эмигрантки первой волны. Мои предки были дворяне. И оказалось, что я — ее единственная наследница. И она решила заняться мной. Выписала к себе в Париж, добилась, чтобы мне дали вид на жительство. А я всегда мечтала изучать философию. Так что я очень довольна.

— Ну и как тебе Париж? Действительно такой красивый, как о нем пишут?

— А я даже толком не знаю, — пожала плечами Лиза, — у меня времени не было гулять. Сначала языком занималась с утра до вечера, потом, когда учиться в институте начала, вообще времени не стало. Я же еще за тетей своей должна ухаживать, она уже старенькая.

— А как же личная жизнь, друзья? — Нина не представляла себе, как это молодая девушка целыми днями сидит за учебниками и даже не понимает, что живет в Париже — столице мира.

— Ой, мне сейчас не до того. Ухаживает за мной один, Анри зовут, учится со мной. Приглашает все время пойти куда-нибудь, посидеть в кафе. Он мне даже нравится, но я должна сначала получить степень бакалавра. Мне всего год остался, а потом можно будет и расслабиться.

Нина только пожала плечами. Такого отношения к жизни она не понимала.

— А что же ты сюда поехала, время тратишь? Сидела бы в своем Париже, занималась бы.

— Меня тетка отправила в путешествие по святым местам. Она сама хотела бы поехать, но ей здоровье не позволяет. Так что я здесь за нее. Давай куда-нибудь вместе сходим, погуляем. Я одна ходить боюсь. Говорят, тут арабы к белым девушкам пристают.

«Какая ты девушка, ты ходячий учебник, такие арабам не нужны», — усмехнулась про себя Нина.

— Пойдем прямо завтра в старый город! А то меня потом спросят про Иерусалим, а мне и рассказать нечего будет, — продолжала уговаривать ее Лиза.

На следующий день они отправились на прогулку по городу. Нина считала, что теперь она уже хорошо ориентируется в лабиринте здешних улочек. Она не могла удержаться от смеха, глядя, как Лиза шарахается от арабов в национальной одежде. Правда, арабы совсем не обращали на нее внимания.

За обедом появились новые люди. Приезжих усадили за отдельный стол, чтобы они не мешали сосредоточенным монахиням своими разговорами. Уже отвыкшая от мужского общества Нина неожиданно увидела напротив себя юношу. Худой, очень загорелый, с коротко стриженными светлыми волосами и ярко-голубыми глазами, он не отрываясь смотрел на нее.

«Интересно, кто это? — подумала Нина. — На русского не похож, на еврея тоже, наверное, какой-нибудь православный англичанин».

За едой она тихо беседовала по-английски с Диной, поэтому она не удивилась, когда после обеда юноша подошел к ней и по-английски спросил, как ее зовут. Нина назвала себя.

— Это русское имя? — спросил он удивленно.

— Да, я и сама русская.

— Я тоже.

Его звали Марк. В Израиле он жил уже четыре года. Нина с удивлением смотрела на его огрубевшие, как от тяжелой работы, руки, на выцветшую на солнце, кое-где порванную одежду.

— Как ты здесь оказался?

— Это долгая история, расскажу как-нибудь потом. Сейчас я работаю в Хевроне. Это город недалеко от Иерусалима, но там живут одни арабы.

— А для меня там работы не может быть? — сразу ухватилась за мысль подзаработать Нина.

— Приезжай, что-нибудь придумаем.

На следующий день Нина уже стояла на автобусной станции. Она решила ехать налегке, взяв с собой лишь самое необходимое. Остальные вещи Нина оставила в монастырской гостинице.

В сторону Хеврона действительно ехали одни арабы. В их пестрой компании Нина уселась в старый обшарпанный автобус. Среди пассажиров она была единственной белой женщиной. Все, включая водителя, уставились на нее с нескрываемым любопытством.

Автобус сначала ехал по заасфальтированному шоссе, потом долго петлял и подпрыгивал по засыпанной гравием дороге. Нина с восторгом смотрела в окно на потрясающие своей красотой библейские пейзажи, на ярко-зеленые холмы и равнины, на рощи и стада овец, белеющие тут и там на залитых солнцем лугах.

На людей, едущих в автобусе, смотреть было не менее интересно. Они входили и выходили, встречали знакомых, шумно здоровались с ними. Публика становилась все более провинциальной. Вместо сумок появились какие-то шерстяные заплечные мешки. Один раз зашел пожилой крестьянин в клетчатой накидке на голове, она называлась куфия, и с ягненком под мышкой.

Наконец приехали в Хеврон, город, застроенный одно- и двухэтажными домами из серого камня, над которыми возвышались минареты мечетей. Здесь царили строгие нравы, уже нельзя было встретить женщин с непокрытой головой. Увидев женщину, с ног до головы завернутую в паранджу, Нина вздрогнула от неожиданности. Она шла ей навстречу, как черное привидение из детских кошмаров.

Нина стояла на остановке, беспомощно озираясь по сторонам. А рядом из толпы зевак на нее молча смотрели мужчины, а подростки что-то насмешливо кричали по-арабски. Нина почувствовала себя неуютно. Ее предупреждали, что одно неверное движение или жест, и в нее, как в библейски времена, полетят камни.

Нина вспомнила, как в детстве укрощала даже самых кусачих собак, глядя на них не мигая и уверенно двигаясь навстречу. Вот и сейчас она решительно шагнула вперед. Держа в руке бумажку с адресом, она подошла к мужчине, который показался ей не таким диким, как остальные. По крайней мере, на нем был костюм.

— Вы говорите по-английски? — без улыбки спросила она.

— Да, — ответил он, а все вокруг почему-то захохотали. Нина свирепо посмотрела на них.

— Я не шутила! — заявила она грозно.

Не привыкшие к таким женщинам, мужчины замолчали. Человек в костюме успокаивающе похлопал Нину по плечу и взял у нее из рук адрес Марка. По-английски он говорил не хуже нее. Покрутив бумажку в руках и подумав о чем-то, он сказал:

— Поехали, я тебя отвезу! — И он указал на относительно новую вишневую «тоёту».

— Это далеко?

— Нет, близко, но женщине здесь одной ходить небезопасно.

— Но у меня очень мало денег.

— Неважно, я так отвезу. Мне нравятся смелые девушки.

Нина улыбнулась и села в машину. Почему-то рядом с этим человеком она чувствовала себя в безопасности. Он даже в отличие от местных мужчин почти не расспрашивал, кто она такая. О себе сказал лишь, что он врач и зовут его Али. Минут через десять они приехали. Машина остановилась перед железной ажурной оградой. В глубине обширного двора виднелись два дома, один из них был еще недостроен.

— Будь осторожна! — серьезно сказал Али на прощание. Машина развернулась, подняв облако пыли, и скрылась за поворотом.

2

Нина уже знала, что сейчас начнет собираться толпа желающих поглазеть на нее, и быстро позвонила. Никакой реакции, она позвонила еще раз и еще.

«Может быть, звонок не работает? — подумала она, оглядываясь по сторонам. — Так и есть, уже сбегаются. Ну все, с меня хватит!»

Закинув сумку за спину, Нина, ни на кого не глядя, перелезла через высокий забор. Ее акробатические опыты сопровождались свистом и восхищенными криками зрителей. На этот шум откуда-то выскочил пожилой мужчина в одежде, перемазанной известкой. Он-то, совершенно обалдевший, и помог Нине спрыгнуть с забора.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила она его, как будто в ее способе проникать в чужие владения не было ничего необычного.

Мужчина вопросительно смотрел на Нину.

— Мне нужен Марк, русский молодой человек, он здесь работает.

Выражение озадаченности на лице ее собеседника сменилось широкой улыбкой.

— А, Марк! Пошли! — И он поманил ее в сторону строящегося дома.

Там-то Нина и нашла Марка, всего перемазанного раствором, самозабвенно занятого кирпичной кладкой.

— Марк, привет! — радостно крикнула Нина.

Марк непонимающее оглянулся, услышав русскую речь. Наконец он заметил Нину и растерянно сказал:

— Здравствуй. Как ты сюда попала?

— Да ты же меня сам пригласил и адрес дал. — Теперь уже Нина ничего не понимала.

— Ах да. Ну ладно, видишь, мне надо работать.

— Так что же, мне обратно уезжать? — Нина пожалела, что здесь поблизости нет Али с его «тоётой».

Марк покрутил головой, как будто что-то стряхивал с себя. Неожиданно его лицо прояснилось.

— Нина, это ты! Я тебя сразу не узнал. — Он спустился по лестнице и ласково улыбнулся ей. Его ярко-голубые глаза лучились на солнце. — Здравствуй, как я рад тебя видеть, пойдем в дом, надо тебя устроить.

Нина вздохнула с облегчением. Вроде бы все уладилось. Она не придала значения странному поведению Марка и радостно заспешила за ним к дому.

Они остановились на пороге второго дома, где, видимо, и жила арабская семья, нанявшая Марка. Здесь был расстелен коврик с аккуратно расставленной на нем обувью. Нина и Марк тоже разулись и босиком вошли в дом.

Нина, уставшая от жары, с облегчением вздохнула, оказавшись в прохладном помещении с выбеленными стенами. Приятно было ступать босыми ногами по чистым прохладным плитам пола. Им навстречу важно вышел пожилой человек в белой не до конца застегнутой рубахе. На его волосатой груди сверкала массивная золотая цепь, в сильных ладонях он сжимал янтарные четки. Улыбка сверкнула под усами. Нина сразу поняла, что это хозяин дома.

Она неуверенно поздоровалась с ним. Мужчина благосклонно кивнул ей и вопросительно посмотрел на Марка.

— Нина, моя сестра, приехала навестить меня, — представил он ее.

Нина удивилась, но промолчала, наверное, так надо.

— Ты же говорил, что твоя сестра в Европе.

— Это другая сестра. Можно она здесь поживет?

— Я могу работать.

Хозяин с сомнением смерил ее взглядом с ног до головы.

— Живи, будешь ему помогать.

Довольный Марк отвел Нину во вполне благоустроенный сарай с двумя деревянными топчанами. Самодельные полки и такой же грубо сколоченный из досок стол да лампочка под низким потолком — вот и все убранство этого скромного жилища.

— Ну как тебе?

— Ничего, жить можно. А что, правда, что я смогу тут заработать?

— Я думал, ты ко мне приехала, а тебя одни деньги волнуют! — Марк надулся, как обиженный ребенок.

— Да что ты! Просто у меня почти все деньги кончились, а в Израиле у меня никого нет, вот я и хочу заработать.

— Не переживай, теперь у тебя есть я. — И он ослепительно улыбнулся.

От его улыбки у Нины как будто защипало в глазах. Она даже села на застеленный солдатским одеялом топчан. Действительно, зачем она сюда приехала? Заработать денег или еще раз увидеть этого странного и невероятно обаятельного юношу с чудесными глазами и немного растерянной улыбкой?

— Ты здесь один живешь? — прервала она неловкую паузу, возникшую между ними.

— Сейчас да, раньше тут со мной был Алексей, мой друг, тоже русский. Но ему надоело, и он уехал. А я остался один. Мне тяжело быть одному, а тебе?

— Не знаю, когда как. — Нина почувствовала необычное доверие к Марку. Она поняла, что с ним не стесняясь можно говорить о самых сокровенных вещах.

— Располагайся, я пойду работать, а то Мустафа, это хозяин, будет недоволен.

— Может, мне пойти с тобой?

— Да нет, пока не стоит. Отдыхай, я скоро вернусь.

Нина осталась. Из маленького окошка открывался вид на долину, где паслись овцы, вдали виднелись оливковые рощи. Как будто здесь ничего, кроме людей, не изменилось за ближайшую тысячу лет. Нина попила воды из банки, стоящей на столе. Она обратила внимание на стопку школьных тетрадей. Интересно, что Марк в них пишет? Она не решилась их открыть. А вот книгу, лежащую в самом низу, взяла. К ее изумлению, это была потрепанная книжка, знакомая ей с детства. Как «Волшебник Изумрудного города» оказался здесь, среди холмов Палестины? Со странным чувством Нина листала тонкие, пожелтевшие от времени страницы. Может, и ее, как маленькую девочку Элли, ураган судьбы унес далеко от дома, и теперь она должна отыскать дорогу домой.

— Пойдем в дом, нас зовут обедать! — Это появился улыбающийся Марк.

Столовая, куда их пригласили, оказалась просторной комнатой с диванами вокруг низкого столика. Здесь сидели одни мужчины, смуглые, усатые, молчаливые.

— Женщины едят отдельно, — тихо объяснил ей Марк, — это для тебя сделали исключение, потому что ты не мусульманка.

Тишина сделалась такой плотной, что Нина ощущала ее кожей. Она понимала, что заговорить первой не может, а почему молчат мужчины, она не знала. Оказывается, все ждали Мустафу. Величественной походкой он вошел в комнату и уселся на центральное место. Тут же все зашевелились, задвигались, заговорили с ней. Нина только успевала отвечать на вопросы: да, здесь ей очень нравится, да, очень красиво, нет, не очень жарко. Когда она сказала, что из Москвы, Юсуф, старший сын Мустафы, вспомнил, что у него есть друг, который учился в Москве на ветеринара. О том, что она актриса, Нина решила утаить от этих патриархально настроенных мужчин.

— Я учительница, — соврала она, — преподаю в школе русский язык.

Все довольно закивали. Учительницей женщина быть могла.

Нина тоже решилась задать вопрос.

— Что здесь написано? — показала она рукой на синие надписи арабской вязью, вьющиеся вдоль стен под потолком.

— Это изречения из Корана.

Нина усиленно закивала головой.

«Но когда же подадут еду? У меня уже желудок сводит, а они все разговаривают!» — забеспокоилась Нина.

Но прежде чем приступить к еде, все пили чай. Чашки душистого чая с мятой принес на деревянном подносе молодой человек. Нина поняла, что женщины в эту комнату вообще не допускаются. Она ждала, что чай будет с восточными сладостями, но к нему почему-то подали разрезанные вдоль огурцы. Видимо, все это заменяло закуску.

А вот потом уже пришло время еды, и какой! Несколько вкуснейших мясных блюд, обильно сдобренных специями, шли одно за другим. У Нины уже горело во рту. И тут она поняла, что совершила непростительную ошибку — она выпила весь свой чай и съела огурцы. Другие же предусмотрительно оставили все это к мясу и теперь заливали им огонь во рту.

— Дай мне! — Нина незаметно стащила пол-огурца у Марка и подвинула к себе его чашку чая. В следующий раз она будет умнее.

От острых специй, горячего чая и, главным образом, от напряжения Нина вся покрылась испариной.

«Скорей бы этот кошмарный обед кончился. Неужели такая мука мне предстоит каждый день?»

Но нет. Большая честь быть приглашенными к общему столу Нине и Марку выпала лишь раз. Потом Марк просто ходил на кухню и возвращался оттуда с кастрюльками с едой. А чай себе они делали сами на маленькой плитке.

3

Так началась Нинина жизнь в прокаленном солнцем, пахнущем смолой маленьком сарайчике бок о бок с Марком. Работа ее заключалась в уборке строительного мусора и сил у Нины много не отнимала. Желание заработать как-то отошло на второй план. Теперь все мысли ее были о Марке.

В первый же вечер он пригласил ее на прогулку. Город кончался сразу за домом Мустафы. Они вышли на равнину, пропитанную пряным запахом травы и цветов. Солнце зашло, но его тепло еще хранили белые каменные глыбы, проглядывающие сквозь траву.

На такой теплый плоский теплый камень и уселась Нина. Она смотрела на стоящего перед ней Марка и улыбалась.

— Я люблю сумерки, — говорил он, — в это время все резкое сглаживается, все успокаивается, а мне так нужен покой.

— А что тебя беспокоит?

— Иногда меня беспокоит все, а иногда мне хорошо, вот так, как сейчас с тобой. Можно я сяду рядом?

— Конечно! — Нина подвинулась.

Марк осторожно присел рядом с ней. Нина думала, что он обнимет ее. Но он лишь прижался к ней плечом. Так молча они просидели очень долго, потеряв счет времени. Похолодало. Стемнело. На черном бархате неба появились по-южному яркие звезды. Не замечая налетевшего холодного ветра, Нина как завороженная смотрела куда-то вверх. Марк не делал попыток даже взять ее за руку. Но Нине сейчас это было не нужно, она знала, что близость, возникшая между ними, не нуждается в подтверждении жестами.

— Пойдем, ты совсем замерзнешь! — Марк помог ей подняться.

Их сарайчик в этот поздий час еще хранил тепло жаркого дня. Они улеглись каждый на свой топчан, Марк даже скромно отвернулся, когда они переодевались. Нина лежала без сна. Она слушала, как ветер пел свою монотонную песню, как звенели цикады, а где-то блеяли овцы.

— Нина, — раздался вдруг тихий голос Марка.

— Да?

— Ты хочешь стать моим другом?

Она поняла, что этот так по-детски звучащий вопрос Марк задал совершенно серьезно. Поэтому, прежде чем ответить, она должна подумать.

— Да, хочу, — наконец ответила она.

— Хорошо, теперь я смогу спокойно заснуть. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Вскоре Нина услышал его спокойное дыхание. Марк спал.

«Странный человек, — думала она, — с одной стороны, в нем есть какая-то мудрость, а с другой стороны, он совсем как ребенок. Но все равно, здорово, что я его встретила».

Несколько следующих дней Нина провела в безудержном веселье. Опьяненная солнечным светом, поющим ветром, все настойчивей играющим ее волосами, разомлевшая от жары, она совсем потеряла голову. Улыбка не сходила с ее лица, и малейшего повода было достаточно, чтобы вызвать ее хохот.

Мужчины, живущие в доме, тоже заметили это и нарочно приходили посмешить ее. Нина понимала, что ведет себя нескромно, но ничего не могла с собой поделать. Она несколько раз ловила на себе угрюмые женские взгляды, брошенные украдкой. Местные женщины, воспитанные в скромности и повиновении мужчине, явно не одобряли ее раскованную манеру общения.

Нина не сразу обнаружила, что в доме есть женщины, как будто домашняя работа делалась сама собой. Лишь через несколько дней она узнала, что, кроме трех взрослых сыновей, у Мустафы есть жена и дочка на выданье, Лала, которую все берегли, как драгоценную жемчужину. Это она украдкой испепеляла Нину своими черными глазищами.

Но Нине ни до чего не было дела. Все дни она проводила с Марком. Когда они не были заняты на работе, то совершали бесконечные прогулки. Они постоянно говорили друг с другом, а потом не могли вспомнить, о чем вели речь, потому что слова перестали быть важными. Их разговоры рождали чувство такой необыкновенной близости, будто не два человека, мужчина и женщина, а две души, свободные от внешних оболочек, вели диалог друг с другом.

Нина знала, что долго это продолжаться не может, что рано или поздно они окажутся в постели. Но их общение давало ей такую полноту жизни, что торопить события она не решалась. Тем не менее она прекрасно понимала, что безумно хочет его. Ведь у нее так давно не было мужчины. Она еще в Москве была на постоянном взводе. А здесь это ее состояние только подогрелось светом, теплом, экзотической едой, страстными взглядами мужчин. Нина и выглядеть стала совсем иначе, чем в Москве. Под лучами солнца ее кожа сделалась шелковистой, покрылась ровным абрикосовым загаром. Волосы выгорели на солнце, стали еще светлее и отливали золотом. Нина видела, что похорошела, ей нравилось ловить на себе восхищенные мужские взгляды. Будь ее воля, она гуляла бы по солнышку в одном купальнике. Но она понимала, что здесь, среди воспитанных в строгости людей Востока, это невозможно. Поэтому она обычно ходила в джинсах или длинной юбке и достаточно скромной футболке с рукавами по локоть.

Нина чувствовала, что ее привлекательность, женственность, сексуальность переполняют ее, и в любой момент все накопившееся в ней прорвется наружу. И вот наконец это случилось.

В ту ночь Нина как обычно целомудренно спала на своем узком ложе. Проснулась она от ощущения, что кто-то лижет ей ладонь.

«Что это? Может, собака залезла к нам?» — подумала она спросонья.

Но теплые губы начали подниматься выше, к ее запястью. Нина протянула руку и ее пальцы нащупали короткий жесткий ежик волос.

— Марк, это ты?

— Я хочу к тебе! — раздался страстный шепот.

— Да! — только и ответила Нина.

Она почувствовала, как его сильное тело, еще хранившее тепло солнечного дня, скользнуло к ней под одеяло. Они прижались друг к другу и замерли на миг. Нина чувствовала, как бешено колотится сердце Марка.

— Ну что ты, милый, — прошептала она нежно.

Марк молчал, но за него говорили его руки и губы. Дрожащими руками он сорвал с нее футболку и трусики и так же лихорадочно сам освободился от одежды. Его ладони мягко скользили по ее коже, он словно хотел убедиться, что она действительно здесь, рядом с ним. Нину же охватило такое волнение, будто это с ней в первый раз, она лежала неподвижно, боясь пошевелиться. Она была как земля, которая безмолвно впитывает в себя любовь солнца и дождя.

Нина чувствовала, как ласки Марка становились все смелей, настойчивей. Его губы нежно коснулись ее лица. Марк поцеловал ее в глаза, затрепетавшие словно бабочки. Нина не могла больше оставаться спокойной. Желание, небывалое по силе, вспыхнуло в ней. Ее губы встретились с его и слились в поцелуе. Ни он, ни она не заметили, сколько длился этот поцелуй. Но каждый в нем выплеснул накопившуюся боль и отчаяние одиночества. С усилием Марк оторвался от ее губ и стал целовать ее всю. Нина чувствовала его губы, кончик его языка на своей шее. Она тихо смеялась, как от щекотки, а ее руки в это время гладили его по спине, гладили ложбинку позвоночника.

Марк опустил лицо ниже, замер на мгновение в нежной впадинке между ее небольших грудей. Потом он осторожно поцеловал ее сосок, и вот уже его язык начал быстро ласкать его. Нина не смогла сдержать стон наслаждения, она почувствовала, как лоно ее увлажнилось. Она обвила его ногами и тесно прижалась к нему, чувствуя животом твердость его члена. Они оба ритмично задвигались в такт своему дыханию. Марк уже ласкал языком ее живот, бедра, гладил руками шелковую кожу между ее ног.

Нина теряла рассудок от страсти.

— Я хочу тебя! — шептала она, задыхаясь.

Казалось, Марк хотел довести ее до высшей точки желания. Он наслаждался, видя, как она изнемогает под его ласками. Его язык нырнул в ее лоно и принялся виртуозно лизать ее самые заветные места. Нина вцепилась пальцами в его плечи.

— Я сейчас кончу.

И тогда наконец его член вонзился в нее. Он с силой входил в нее снова и снова, и Нина двигалась в такт с ним. Оба словно находились в эпицентре огня, ничего не видели вокруг и слышали лишь шум дыхания друг друга. Нина готова была кричать, но его ладонь закрыла ей рот, и она вцепилась зубами в его пальцы. И вот два маленьких солнца одновременно взорвались в их сознании, а тела содрогнулись от судороги наслаждения. И только через несколько минут они в изнеможении расцепили объятия.

Откинувшись на влажные простыни, оба тяжело дышали.

— Пить! — прошептала Нина.

Марк поднялся, налил воды из пластиковой бутылки в глиняную кружку и из своих рук напоил Нину.

— Я рада, что это случилось, — сказала она, опять припав к нему, — даже если у нас больше никогда этого не будет.

— Не говори так, я, как только увидел тебя, сразу понял, что ты моя судьба.

— Расскажи мне теперь о себе! — попросила Нина.

Марк помолчал несколько минут.

— Я родился в Москве. У меня еще два родных брата и сестра от другого отца. Моя мама, когда мне было десять лет, вышла замуж за швейцарца. И мы все уехали в Швейцарию, где и родилась Лиза, моя сестра. Мы там учились, и все было нормально. А потом этот гад, мамин муж, бросил ее, и мы остались без денег и без документов. У нас был вид на жительство, и только Лиза, потому что там родилась, получила гражданство. Так начались наши мытарства. Мне неприятно об этом вспоминать. Мама с сестрой поселились отдельно, а нам с братьями пришлось самим заботиться о себе. Олег, старший, уехал в Австралию, Антон вернулся в Москву, а я приехал сюда.

— А почему?

— Еще в Цюрихе я познакомился с девушкой из Израиля, она меня пригласила.

— У тебя с ней было что-то серьезное?

— Да нет, то есть я так думал сначала. А потом мы поссорились, и я уехал от нее. Виза моя кончилась, и теперь я скитаюсь без документов. У меня даже гражданства никакого нет.

— Так у тебя положение еще хуже, чем у меня. И ты ничего не пытался предпринять?

— Ну, сначала я долго болел и вообще не мог ничем заниматься, а потом у меня как-то руки опустились. Я здесь нашел работу. А вот теперь и тебя встретил. Так что сейчас у меня все хорошо.

— Но, милый, так же нельзя все время жить! Надо же что-то делать.

— А ты мне поможешь, ты не оставишь меня? — по-детски беспомощно спросил Марк.

— Да, хорошо, я буду помогать тебе, чем смогу.

4

Нина лежала на траве среди маленьких белых, очень ароматных цветов. Ее взлохмаченная голова покоилась на загорелой руке Марка. Они отдыхали от любви. Последние несколько дней они занимались любовью постоянно, при каждом удобном случае. Днем, сгорая от нетерпения, убегали в долину, а ночью забывались в горячих объятиях, провалившись в короткий сон перед самым рассветом. От постоянного недосыпания у Нины рябило в глазах и шумело в голове. Марк стал неровно класть кирпичи. Мустафа уже подозрительно стал поглядывать на неразлучных «брата и сестру».

— Ничего, — успокаивал ее Марк, — скоро стройка кончится, мне заплатят, и мы уедем отсюда. Я знаю город, где можно легко найти работу.

Они уже начали строить планы, как вместе заработают кучу денег, получат документы, и у них начнется новая жизнь, яркая, как праздник.

Сейчас они лежали молча. Нина, прищурившись, следила за плавным полетом большой черной птицы в небе. Пальцы Марка тихо играли ее волосами. Эту идиллию нарушил истошный женский вопль. Испуганная Нина привстала. К ним через поле на бешеной скорости неслась женская фигура. Ее широкое платье развевалось на бегу, платок сполз с головы, длинные черные пряди упали на лицо.

— Марк! Смотри, кто это? — Нина лихорадочно пыталась одеться.

Марк вскочил и, подпрыгивая, натянул на себя джинсы. Женщина, не добежав до них несколько метров, запуталась в платье и упала. Она не пыталась больше встать и сидела, тяжело дыша. Нине стало нехорошо от ее прожигающего насквозь взгляда. Она узнала в ней Лалу, единственную дочку хозяина. На тяжело вздымающейся груди у нее болтался полевой бинокль. Отдышавшись, Лала начала что-то кричать по-арабски. Ее крики очень походили на проклятия. Нина ничего не понимала.

— Марк, что происходит? Что она от нас хочет? Ты можешь мне объяснить?

Марк молчал, глядя куда-то в траву. Похоже было, что его очень заинтересовало путешествие маленького бирюзового жучка. Нина попыталась разобраться самостоятельно.

— Что ты кричишь? — медленно произнося слова, обратилась она к Лале. — Ты говоришь по-английски? Разве ты не знаешь, что следить за людьми нехорошо? — Лала, свирепо сверкая глазами, молчала. — Да, мы не брат и сестра, мы обманули твоего отца. Ну и что, у нас в Европе все занимаются любовью до свадьбы. Конечно, может, это и плохо, но это не значит, что надо подглядывать за нами в бинокль и устраивать скандал.

Тут Лала неожиданно заплакала.

— У вас в Европе не только делают секс до свадьбы, у вас все обманывают. Он, — плача, она показала на Марка, — говорил, что любит меня, ходил за мной, когда отец и братья не видели. Говорил, что не может жить без меня. Я спала с ним. Я отдала ему самое ценное, что у меня было. Меня отец убьет, а его убьют братья! — спокойно добавила она после паузы. — Зачем ты приехала?

— Ну я же ничего не знала. Вот сволочь! — добавила Нина по-русски. Она сейчас даже забыла о себе, так ей жалко было бедную девушку.

Та продолжала, всхлипывая:

— Я думала, он будет работать, понравится отцу, потом перейдет в нашу веру. И отец позволит нам жениться. А тут приехала ты, начала ходить с голыми руками, и он уже с тобой спит. — Неожиданно Лала опять рассвирепела. — Я не отдам его тебе! Я сделаю так, что он надолго меня запомнит! Я все расскажу отцу, пусть я буду опозорена, но и вам отомщу. — Она вскочила и понеслась в сторону дома.

«Так, дело плохо. — Впервые за последние дни Нина почувствовала ясность мысли. — Пора сваливать отсюда, пока не начался газават».

— Дерьмо! — в сердцах крикнула она Марку и поспешила вслед за Лалой.

Нина благополучно добралась до сарая. Пока все было тихо. Она торопливо покидала вещи в сумку и уже собиралась уходить отсюда, как вдруг ее взгляд упал на вещи Марка, в беспорядке раскиданные на столе. Там же лежал потрепанный дешевый бумажник из коричневого кожзаменителя. Нина замерла на минуту с ним в руках, но все же преодолела свои колебания и заглянула внутрь. Там оказался какой-то документ и сто шекелей. Оставлять это арабам было глупо.

«Возьму с собой, наверняка этот придурок мне еще попадется! А нет, так эти деньги я честно заработала, а его документ подкину в полицейский участок. Прямо как в детективном романе», — усмехнулась она, открыла дверь и осторожно высунула голову наружу. В доме уже что-то начиналось. Нине показалось, что она слышит звуки бьющейся посуды, мужские и женские крики.

«Кошмар! Уже началось. Что же делать?»

Хорошо, что дом был огорожен только с одной стороны. Пригибаясь, чуть ли не на четвереньках, она помчалась к полю. Тут-то ее и сцапали. Когда Нина кралась вдоль стены недостроенного дома, чья-то рука вцепилась ей в плечо. Нина дернулась, но крепкие, покрытые черными волосками пальцы не разжимались. Оглянувшись, она узнала Ахмеда, старшего сына хозяина.

— Попалась! — злорадно ухмылялся тот. — Ну, говори, где твой дружок? Сейчас ему горячо придется! Да и тебе заодно. Хорошо придумали, назвались братом и сестрой, а сами…

Нина поняла, что обезумевшая от ревности и обиды Лала все-таки привела свою угрозу в исполнение и все рассказала отцу.

«О Боже, но почему я должна страдать из-за этого придурка?» — думала она в ярости. Марк теперь не вызывал у нее никаких чувств, кроме злости.

Нина знала, что никакие разумные доводы не убедят сейчас взбешенного Ахмеда, готового мстить за сестру. И тогда она решила сблефовать.

— Ты знаешь, с кем имеешь дело? — закричала она в лицо арабу, все еще державшему ее. — Я американская гражданка, и о том, где я, знает американский консул. Если со мной что-нибудь случится, отвечать будете вы! Вы что, хотите неприятностей? Немедленно отпусти меня. В конце концов, я не могу отвечать за этого психа. И не я же соблазнила твою сестру. А где Марк, я не знаю, я больше не желаю иметь с ним дело!

Что-то в словах Нины убедило Ахмеда, и он, грязно выругавшись, отпустил ее.

— Ладно, проваливай! Мне дела нет до твоего американского паспорта. Я уверен, ты все это придумала. Но мы, мужчины, не воюем с женщинами. И чтобы я тебя здесь больше не видел!

5

Долго уговаривать Нину не пришлось. Быстрым шагом, почти бегом, она направилась к старой дороге, проходившей за домами. Ей меньше всего хотелось попасться сейчас кому-нибудь на глаза. Нина знала, что эта почти заброшенная дорога обходит город стороной, а потом выходит на шоссе. Там Нина и собиралась найти автобусную остановку и убраться отсюда подальше.

Она не соврала Ахмеду, сказав, что не желает больше иметь дела с Марком. Его поступок возмутил ее настолько, что она даже не чувствовала ревности. Она все как бы видела со стороны. Ее охватила чистая ярость, без примеси личной обиды.

«Нет, ну какой гад! — думала она. — Соблазнил эту несчастную арабку, для которой секс вообще нечто глубоко запретное. И если она отдалась ему, значит, действительно любила его и надеялась удержать его возле себя. А он, не успев остыть после объятий одной, заводит роман с другой, то есть со мной! Но я-то ладно, я переживу, мне не восемнадцать лет. Но эта несчастная получила теперь душевную травму на всю жизнь. Здесь, на Востоке, она будет считаться опозоренной навсегда, на ней никто жениться не захочет. Кошмар! — Нине действительно было очень жалко несчастную девушку. Потом она поймала себя на странных мыслях: ведь он же у нее первый. Интересно, а как это у них было? И где? Наверное, на той же кровати. И говорил он ей, наверное, те же дурацкие слова, о том, что она его судьба. — Вот подонок!» — Нина в сердцах пнула ни в чем не повинный камень, валявшийся на дороге.

— Нина, Нина, подожди! — услышала она крик и оглянулась. Человек, которого она так яростно проклинала, был легок на помине. Марк догонял ее.

— О, Господи! Откуда ты взялся?

— Я сразу понял, что в дом возвращаться нельзя, и пошел в сторону шоссе. И тут тебя увидел. Я так обрадовался.

— Что? Да как ты смеешь! Ты что, меня за полную дуру держишь? После всего, что ты тут натворил, говоришь, что ты рад меня видеть! Как будто мы случайно встретились в парке!

— Ну подожди, не сердись. Я же мог ошибиться. Разве с тобой никогда так не бывало? Встречаешь человека и думаешь, что все — это твоя половина. А потом оказывается, что нет.

— По крайней мере, из-за моей неразборчивости никто никогда не страдал. И вообще, считай, что насчет меня ты тоже ошибся.

— Не прогоняй меня! Я без тебя пропаду. Ведь тебе же со мной было хорошо!

— Зато сейчас плохо! И не пытайся меня разжалобить. Ничего, ты без меня не пропадешь. Найдешь еще кого-нибудь, скажешь, что это твоя судьба, и все начнется по новой. Так что давай так, ты идешь своим путем, а я своим. Вот, кстати, забери. — И Нина не без сожаления протянула ему бумажник. — Скажи спасибо, что я это взяла с собой, а то плакали бы твои денежки. А теперь все, считай, что мы встретились, а потом разошлись! — И Нина быстрей зашагала по дороге.

Марк, не споря, зашагал рядом с ней. Прогнать его Нина не могла, ведь дорога ей не принадлежала, она просто старалась не обращать на него внимания, как будто она идет одна.

Неожиданно они услышали шум мотора. Дорога перед ними шла слегка вверх, и оттуда на них мчался джип, принадлежавший Мустафе.

— Нас засекли! — крикнул Марк.

Он схватил Нину за руку и стащил ее в кювет. Упав лицом в траву, они пролежали так, пока машина не промчалась мимо, обдав их облаком пыли.

Откашливаясь и отряхиваясь, Нина встала.

— А почему я, собственно, прячусь? Меня вообще отпустили, я могу спокойно уйти.

— Кто тебя отпустил?

— Ахмед.

— Ахмед ничего не решает. Я уже знаю, что тут творится. Они перекрыли все въезды-выезды, ловят нас. Ты так просто тоже не отделаешься. Нам нужно вместе спрятаться и переждать.

Нина задумалась.

— И где мы, по-твоему, тут можем переждать?

— У меня тут недалеко есть знакомые бедуины. Им был нужен пастух, они меня приглашали.

— Ну ты даешь! Какие-то знакомые бедуины. А ты еще говоришь, что пропадешь. Да у тебя всюду приятели найдутся. Не надо втягивать меня в очередную авантюру.

— Да никуда я тебя не втягиваю. Тебе опасно сейчас появляться в городе и на дороге. Сейчас тут такие дела начнутся, Мустафа, наверное, уже весь город на ноги поднял. Нас ищут.

— А по чьей вине?

— Да, по моей. Тем более я должен тебе помочь спрятаться. Тебя же никто не заставит сидеть у этих бедуинов месяц. Переждешь несколько дней и уйдешь. Я сам тебя провожу. Правда! — И Марк как ни в чем не бывало улыбнулся ей своей лучезарной улыбкой.

И Нина дала себя убедить. Может быть, она решила, что идти дальше одной действительно опасно, или ей захотелось посмотреть на такую экзотику, как бедуины. А может, чары Марка опять начали на нее действовать. Он протянул ей руку, и она послушно отдала ему сумку. А потом незаметно и ладонь ее скользнула к нему в ладонь и уютно устроилась там. Так они шли в глубь долины, как будто ничего и не произошло. Вдруг Марк остановился.

— Там же осталась моя книга! — трагически воскликнул он.

— Какая книга? — не поняла Нина.

— «Волшебник Изумрудного города»! Ведь эту книгу мне подарила бабушка. Почему ты ее не взяла?

— Нет, ну ты в своем уме? — Нина даже задохнулась от изумления. — За ним гонятся арабы с ружьями на джипах, а он расстраивается из-за какой-то детской книжки. Да купишь ты ее, как только окажешься в большом городе. Здесь продается полно книг на русском.

— Нет, мне нужна только эта! — уперся Марк. Он уже чуть не плакал. — Они ее сожгут. Я не могу ее там оставить. Я должен вернуться.

— Да он просто идиот! — сказала Нина в сторону. — Ты что, не понимаешь, что тебя тогда уж точно убьют? И вообще, девушку тебе не жалко, а какую-то старую книгу жалко. Теперь, когда ты завел меня невесть куда, я тебя не отпущу. Раз решили идти к бедуинам, так идем!

И Нина твердо взяла его за руку. Марк не сопротивлялся. Словно маленький ребенок, он послушно шел рядом с ней.

Глава 11

1

— Я хочу пить, я больше не могу. — Нина в изнеможении опустилась на траву.

Сейчас, в апреле, здесь еще не было той иссушающей жары, которая настанет летом. Уже вечерело, и становилось прохладней. Почти два часа они шли, не разбирая дороги, то и дело спотыкаясь о камни, белыми пятнами проступающие сквозь траву. И это после ночи, проведенной почти без сна в любовных играх, после радости любви, пережитой днем в долине. А потом неожиданно разразившийся скандал, их бегство — все это вымотало Нину до предела. Вспышка злости на Марка придала ей силы на время, но теперь они иссякли. А тут еще этот ветер, который выдул из нее всю влагу. Нина умирала от жажды. Ей казалось, что она не сможет больше пройти ни шагу. Она готова была заснуть прямо тут, положив голову на теплый камень.

— Ну что ты, малышка, — Марк опустился перед ней на колени, — ну, нам же осталось еще немного. Вот смотри, мы сейчас поднимемся на тот холм, и оттуда будут видны их палатки.

— Откуда ты знаешь, что мы правильно идем? Как ты тут ориентируешься? По-моему, здесь все совершенно одинаковое. Холмы, впадины, трава.

— Да нет, это тебе только так кажется. Ты же не привыкла к этим местам. А я здесь уже давно и все исходил вдоль и поперек. Тут у каждого холма свое лицо. Потом, я запоминал дорогу по валунам. Видишь эти большие белые камни? Они же все разной формы. Смотри, вот тот — как большой диван, а этот — похож на медведя. Надо просто полюбить эти места, они перестанут быть для тебя чужими.

Нина с интересом слушала Марка. Действительно, если приглядеться, в этом красивом, но однообразном пейзаже можно было найти массу зацепок для внимательного взгляда. И еще Нину удивил Марк. Непостижимо, но в нем сочетались совершенно несовместимые, на ее взгляд, качества. Он был абсолютно безответственным, беспомощным, как дитя, и в то же время, мог быть наблюдательным, сильным, заботливым.

«Как это ему удается? Что-то я не пойму», — удивлялась Нина.

Тем не менее она послушно встала и, буквально повиснув на Марке, поплелась рядом с ним. Они взобрались на холм, и оттуда Нина действительно увидела две большие палатки цвета хаки, дым костра и пасущихся овец. Она прибавила шагу. Вид человеческого жилья, мысль о воде, которую они там найдут, придали ей новые силы. Вниз они почти сбежали.

Нина с любопытством оглядывалась вокруг. У нее было ощущение, что она попала в далекое прошлое. На вытоптанной земле горел костер. Около него сидело несколько женщин, закутанных в длинные темные одежды. Лица, правда, у них были открыты. Вокруг бегали чумазые, одетые в лохмотья ребятишки.

Появление Нины и Марка произвело в лагере бедуинов небольшой переполох. Их тут же с криком окружили детишки. Они подбежали к ним вплотную, дергали за одежду, заглядывали снизу вверх в их лица. И при этом непрестанно что-то тараторили на своем гортанном языке.

Переждав для приличия несколько минут, их примеру последовали женщины. Они вели себя более сдержанно, но тоже проявляли явное любопытство. Мужчин пока видно не было.

— Я хочу пить, — сказала Нина по-английски.

Никакой реакции. И действительно, зачем этим кочевникам английский язык.

— Ты можешь им объяснить, что я хочу воды? — обратилась Нина за помощью к Марку.

Но тот опять впал в мечтательное детское состояние и лишь улыбался.

— Вода! — Нина пыталась втолковать женщинам, что ей нужно. Она покрутила головой и увидела пустую пластиковую бутыль, валяющуюся возле палатки. Нина схватила бутылку, поднесла ко рту и сделала вид, что пьет.

Женщины оживленно заговорили все разом. До них наконец дошло, что ей надо. Одна, помоложе, зашла под брезентовый навес и, улыбаясь, вышла оттуда с большой железной кружкой в руках. Нина с жадностью припала к не очень чистой посудине. Зато вода была необыкновенно вкусная, прозрачная, очень холодная, видно, из колодца. Сначала Нина думала, что выпьет все без остатка, но жажда утихла неожиданно быстро. Она передала кружку Марку:

— На, попей.

Он пил в окружении улыбающихся детей и настороженных женщин. И тут Нина услышала стук копыт. К ним скакал вороной конь. На нем, держась очень прямо, без седла, сидел мужчина, с головой, закутанной коричневым куском ткани. Видны были лишь блестящие черные глаза и воинственно торчащие усы. По тому, с каким почтением его встретили, Нина поняла, что приехал хозяин овец, палаток и женщин.

— А, Марк, здравствуй, — на плохом английском произнес мужчина. Особого удивления он не выказал. — Решил работать у меня?

Марк кивнул.

— А она с тобой? — Хозяин равнодушно указал на Нину рукояткой кнута.

— Да.

— Хорошо. Пусть остается.

Нину порадовало, что она не вызвала особого интереса у мужчины и что Марку не пришлось врать, называя ее своей сестрой. Их отвели в палатку поменьше.

— Здесь жили пастухи, — пояснил хозяин, — сейчас двое уехали, и мне нужны люди. Платить буду пятьдесят шекелей в день. Она может тебе помогать, но плата останется той же. Есть будете со всеми. Завтра начинайте работать.

Он отдал какие-то распоряжения женщинам и ускакал.

— Ну что, пойдем посмотрим наше новое жилище? — И Нина заглянула в отведенную им палатку.

Ее передернуло. В нос сразу же ударил запах слежавшейся шерсти, дыма, табака, давно не стиранной одежды и мужского пота. На брезентовом полу сваленные в кучу лежали грязные шерстяные одеяла, какие-то тряпки, которые с трудом можно было назвать мужской одеждой.

— И что, я на всем этом должна спать! — Нина в ужасе посмотрела на Марка. — Ни за что!

— Ночами здесь холодно, а наши спальные мешки остались у Мустафы. Нам ничего другого не остается. Хочешь, я отдам тебе свою рубашку, ты можешь класть ее себе под голову.

— Кошмар! — Усевшись на землю у входа в палатку, Нина удрученно смотрела на все это. Мало того, что она зачем-то связалась с этим придурком, он еще и затащил ее в этот каменный век, где люди не знают, что такое душ и мыло.

— Интересно, они здесь моются хоть когда-нибудь?

— Наверно… — Марк пожал плечами, похоже, этот вопрос его не очень волновал. — Может быть, перед свадьбой или по праздникам? Да расслабься, не принимай это все так близко к сердцу!

— Легко сказать! Я могу мало есть, носить лохмотья, но жить в такой грязи — это выше моих сил.

Нина вздохнула. Она поняла, что Марка ей не пронять, ей надо самой искать какой-нибудь выход.

«Попробую убраться, — решила она, — может, мне удастся привести это логово в божеский вид».

Нина вздохнула и принялась за дело. Сначала она все вытащила из палатки наружу. В сумеречном свете заходящего дня она занялась сортировкой скопившегося в палатке барахла. Подозрительные тряпки и чью-то драную одежду она сразу свалила в кучу и отнесла подальше. Остались одеяла. Нина выбрала несколько получше, а также циновку из грубой шерсти и, решив их оставить, вытрясла на ветру. Потом она пучком травы вымела из палатки весь скопившийся там мусор. К своему удивлению, Нина обнаружила там свечку, кассету с порванной пленкой, одинокий мужской ботинок и тюбик из-под пасты «Колгейт».

«Интересно, как это сюда попало? Непохоже, чтобы здесь кто-то чистил зубы», — удивилась она.

Нина как можно сильнее откинула полог палатки, чтобы ее затхлое пространство продул поднявшийся сильный ветер. Найденная Ниной свечка оказалась как нельзя кстати. Нина зажгла ее и прилепила к полу внутри палатки. Потом она аккуратно расстелила одеяла, положив сверху те, что почище. Получилось даже какое-то подобие уюта. Но этого ей было мало.

— Эй, Марк! Пойди к этим женщинам, скажи, что нам нужны чистые одеяла или чистая ткань, ну что-нибудь чистое.

— Да как я им скажу? Они же ничего не понимают. Иди сама поговори с ними. Вы, женщины, лучше найдете общий язык друг с другом.

— Ничего себе! — возмутилась Нина. — По твоей вине я оказалась в этой помойке, и ты же палец о палец не ударил, чтобы помочь мне. Сидишь с дурацким видом, уставившись в одну точку.

— Я думал.

— Думал! Интересно, о чем, не о том ли, что ошибся во мне? Короче, встань сейчас же и пойди попроси у этих женщин что я тебе сказала. Ты, между прочим, сам мне говорил, что немножко знаешь арабский. Вот иди и поупражняйся. К тому же я убедилась, что ты прекрасно находишь общий язык с любыми женщинами, языковой барьер для тебя ведь не проблема.

Марк выслушал ее тираду с недовольным видом, неохотно встал и поплелся к большой палатке. Уже почти совсем стемнело, и Нина не видела, как проходили переговоры. Тем не менее он вернулся с добычей. Когда Марк подошел поближе, Нина увидела в его руках ватное одеяло, обтянутое ярко-красным шелком, и большой кусок сатина в цветочек.

— Ого! — удивилась Нина. — Ты, наверное, отобрал у бедуинки приданое, которое она копила годами.

Марк усмехнулся. Он тоже был доволен результатом своей экспедиции.

— Пойдем, нас зовут есть.

— Могу себе представить! Нам, наверно, дадут котлеты из фарша, полученного посредством жевания.

— Нина! Хватит! Что ты строишь из себя принцессу! В конце концов, у тебя будет уникальный жизненный опыт. Подумай, много ли современных женщин могут похвастаться тем, что жили в лагере бедуинов. Да ты потом книгу об этом напишешь и кучу денег заработаешь!

— Ну ладно, больше не буду ворчать, — улыбнулась Нина. Шелковое одеяло примирило ее с действительностью. — Честно говоря, я умираю от голода.

2

У костра сидели все обитатели лагеря. Хозяин и двое его помощников были тут же. Их стреноженные лошади паслись за палатками. Овец пригнали на ночь поближе к людям, их блеяние то и дело раздавалось в темноте.

Еда была обильной, но незамысловатой. Нина радовалась, что из-за темноты она не может судить о чистоте мисок, в которых им подали баранину с густой подливкой. Нина смотрела, как едят бедуины. Они поч-ти не пользовались ложками, а брали куски мяса лепешкой и ловко закидывали в рот. Нина последовала их примеру. Получилось неплохо. С помощью той же лепешки она подчистила весь соус в тарелке. Потом им предложили чай, очень густой и крепкий с запахом неизвестных трав.

После еды женщины неслышно удалились. Вокруг костра остались одни мужчины. Тут же появилась бутылка с какой-то мутной жидкостью.

— Как ты думаешь, я могу остаться? — шепотом спросила Нина у Марка.

— Сиди, если они захотят, чтобы ты ушла, скажут.

Жидкость разлили по кружкам. Налили даже ей, после некоторого колебания. Нина с опаской понюхала странный напиток. Пахло спиртом и микстурой от кашля.

— Это айрак, анисовая водка, — пояснил ей Марк. — Между прочим, шестьдесят градусов.

— Ты что, я это пить не буду.

— Да ладно тебе, выпей, а то они обидятся.

Пастухи уже выпили и теперь с любопытством смотрели на Нину. Видимо, они хотели ее испытать.

«Ну ладно, — подумала Нина, — надо не ударить в грязь лицом!»

Она зажмурилась, вдохнула, потом сделала резкий выдох и отхлебнула из кружки. Жидкий огонь, опалив рот и гортань, влился в нее и продолжал бушевать в желудке. Нина, словно рыба выброшенная на берег, хватала воздух ртом. Пастухи ржали, словно костромские мужики, налившие чистого спирта студентке-практикантке. Нина схватила протянутую кем-то кружку с водой. Ей полегчало.

Ну что ж, теперь она будет знать, что с айраком шутки плохи.

То ли из-за его крепости, а может, из-за усталости, Нина моментально опьянела. Приятное тепло разлилось по всему телу, голова закружилась. Нине стало тяжело сидеть прямо, захотелось обо что-нибудь облокотиться. Марк, почувствовав это, притянул ее к себе. Нина не стала сопротивляться. Более того, от водки и близости Марка в ней проснулось желание. Оно становилось все сильнее. Как будто горячая кровь прилила к низу живота и пульсировала там со страшной силой. Нина сжала ноги и стиснула зубы.

«Неужели этот напиток так действует на всех или только на меня? — Нина безуспешно пыталась справиться с возбуждением. — Наверно, то же самое почувствовал бы Андрей, выпив средство, которое я пыталась ему подсунуть».

Нине стало смешно от воспоминания, как она пыталась соблазнить Андрея.

«А ведь если бы мне это удалось, это, наверное, было бы хорошо», — подумала она.

Лицо Андрея, с его черными глазами, резкими складками около губ возникло перед глазами Нины настолько живо, что она, потеряв на мгновение связь с реальностью, потянулась к нему губами. Ее лицо наткнулось на чью-то руку. Это Марк, загородив Нину от пастухов, обнял ее и осторожно стал водить своими нежными пальцами по ее лицу, по ее губам, закрывал ей глаза, гладил волосы. Его движения становились все быстрее. У Нины закружилась голова, она уже не понимала, кто рядом с ней, Андрей или Марк.

Одной рукой Марк крепко прижимал ее к себе, а другая в это время скользнула к Нине под рубашку. Его ладонь легла на ее грудь, пальцы заиграли мгновенно затвердевшим соском. Несколько минут Нина будто качалась на качелях своей страсти, то вздымаясь ввысь, то проваливаясь куда-то. Потом она почувствовала, что больше так не может, что он нужен ей весь. Она застонала сквозь зубы. И тогда Марк, взяв руку Нины, настойчиво направил ее к своему члену. Он сам расстегнул себе брюки, и в ее ладони оказалась его возбужденная горячая плоть.

Нина почувствовала что-то вроде раздвоения сознания. Она прекрасно понимала, что они делают что-то недопустимое, что рядом сидят люди из полудикого кочевого племени, которые, увидев, чем они занимаются, могут сделать все что угодно — накинуться на них с ножами или же броситься насиловать ее. Как ни странно, эта мысль привела Нину в еще большее возбуждение.

«Но так же нельзя… — Обрывки мыслей, то появлялись у нее в голове, то исчезали. — Я же вообще больше не хотела с ним спать, ведь он же гад, он же бросит меня, ведь я любила другого…»

А в это время ее рука исступленно ласкала его член, а его рука играла ее соском. Нина не могла больше бороться со своим желанием, ее лоно увлажнилось. Она готова была отдаться ему прямо тут же, у костра, при пастухах. Сейчас она отдалась бы любому, даже немытому бедуину.

«Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки!» Нечеловеческим усилием воли Нина оторвалась от Марка и быстро пошла, почти побежала в сторону палатки.

Она еще не успела добраться до нее, как услышала сзади чьи-то шаги.

«Бедуин!» — подумала она, и в ее распаленном воображении вспыхнула картина, как он насилует ее.

Но это был Марк. Это он настиг ее сзади и повалил лицом в траву. Нина хотела перевернуться, но он не дал ей это сделать. Навалившись на нее всем телом и дрожа от нетерпения, Марк сорвал с нее одежду. Продолжая прижимать ее к земле, извиваясь, он освободился от одежды сам. Ягодицами Нина почувствовала его возбуждение и крепче прижалась к нему. Марк, обычно такой нежный и трепетный в любви, неожиданно стал грубым. Одной рукой он схватил Нину за грудь и ожесточенно мял и крутил то один, то другой ее сосок. Другой же рукой он раздвинул ей ягодицы и нечто горячее, твердое с непреклонной силой стало входить туда.

— Марк, подожди! — слабо пискнула Нина.

— Молчи, тебе понравится! — с ожесточением, сквозь зубы проговорил он.

Он входил в нее все глубже и глубже. Нина содрогнулась от острой боли. Еще больше ей было обидно, слезы навернулись на глаза. Она чувствовала себе униженной. Так с ней никто никогда не поступал. Еще бы, она даже голову поднять не может, песок и трава набились ей в рот. Нина замотала головой. Но Марк, чуть ли не зубами вцепившись ей в волосы, заставил ее опять пригнуться к земле.

Сам он просто стонал и извивался от наслаждения. Поддавшись волнам его ритма, Нина задвигалась в такт с ним. Она расслабилась, ей стало легче, и неожиданно горячая волна накрыла ее всю, с ног до головы. Еще никогда она не чувствовала мужчину так глубоко в себе, как будто он пронзил собой ее всю насквозь. Марк ощутил перемену, происшедшую в ней. И словно в награду за это, его пальцы оказались у Нины во влагалище. Они ласкали ее лоно, играли набухшим влажным клитором.

Теперь Нина уже сама, чтобы не закричать от переполнявшего ее острого счастья, вцепилась зубами в пучок колючей травы. Ее пряный запах ударил ей в нос. И тут оргазм, не один, а серия яростных вспышек, пронзили ее. Обессиленный, Марк уронил лицо между ее лопаток. Они словно два врага, насмерть сразившие друг друга, лежали, без сил распластанные на земле.

Наконец Марк, не вставая, откатился в сторону, и Нина перевернулась на спину. Она медленно приходила в себя.

«Что же со мной происходит? — пыталась понять она. — Почему я с этим человеком? Разве я люблю его? Нет, это какое-то наваждение. Он просто околдовал меня. Связывает ли нас что-нибудь, кроме секса, или он просто подобрал ключик к моему телу, и я теперь не могу обойтись без наслаждения, которое он мне дарит?»

Нина вздохнула и открыла глаза. Небо глазами тысяч звезд смотрело прямо ей в лицо. Откуда-то доносилась заунывная песня. Это пастухи пели, сидя у костра. Им внимали долина, овцы, небо. Нина почувствовала, что уплывает куда-то под эти медленные тягучие звуки.

«Да в конце концов, я же свободная женщина, я никому ничего не должна! Я могу делать что хочу. К тому же я так давно была одна, и почему теперь я должна отказывать себе в земных радостях? Ведь я же не причиняю никому зла. Я даже забеременеть не боюсь. — Нина с улыбкой и благодарностью вспомнила своего последнего любовника, который, несмотря на ее сопротивление, заставил ее вставить спираль. — У меня так долго никого не было, что я чуть было не вынула ее, а вот теперь и спираль пригодилась!» — Нина засмеялась.

— Ты что, малышка? — Марк приблизил к ней свое лицо.

— Ничего, просто смеюсь.

— Я люблю тебя.

Нина рассмеялась, как будто он сказал что-то очень смешное.

— И я твоя судьба, да?

— Да, а ты не веришь.

— Да ведь это не важно, просто люби меня, и все!

3

Этой ночью они больше любовью не занимались. Обнявшись, они проспали до утра под ярко-красным шелковым одеялом.

Разбудили Нину стук копыт и громкие крики. С трудом разлепив веки, она поняла, что это бедуины зовут их пасти овец. Поеживаясь от утреннего холода, Нина высунула голову из палатки. Прямо перед собой она увидела лошадиные ноги, а задрав голову, смеющегося всадника.

— Вставай, пора работать! — крикнул он ей и ускакал.

Нина посмотрела на Марка. Он спал, как дитя, свернувшись калачиком. Казалось, ничто не способно разбудить его. Нина потрясла его за плечо.

— Эй, проснись, нас уже зовут.

Бесполезно. Он лишь перевернулся на другой бок.

— Ну, Марк! Ну вставай, пожалуйста.

Нина не знала, что с ним делать, может, облить холодной водой. Она разозлилась. Надо же, спит как ни в чем не бывало. Она склонилась над ним. Интересно, что она в нем нашла?

«Черты лица обычные, прямой нос, губы ни узкие, ни широкие, густые брови, ресницы не длинные. — Нина отстраненно разглядывала его. — Ничего особенного. Молодых людей с такой внешностью всюду полно. Даже в графе «особые приметы» записать нечего».

Тут Марк открыл глаза и улыбнулся. От его ярко-голубых глаз в рассветном сумраке палатки сразу как будто стало светлее.

— Ну что, малышка, подъем? Как в пионерском лагере в походе. — Неожиданно легко он вскочил и, потягиваясь, выбрался из палатки.

— Марик! А может, я останусь? — жалобно протянула Нина. Утром было так холодно, ей так хотелось еще понежиться под теплым одеялом. — Ведь сказали же, что мне работать необязательно.

— Ты что, бросишь меня? Я без тебя не пойду. Там же собаки!

— Ну и что? — не поняла Нина.

— Я боюсь собак! — В его голосе зазвучали трагические нотки. — Ты можешь ничего не делать. Только будь рядом со мной. А если на меня бросится собака, ты ведь сможешь ее прогнать?

«Так, это что-то новенькое, теперь он боится собак! — Нина была в шоке. — Нет, с этим человеком не соскучишься. Он совершенно непредсказуем».

— Ну хорошо, поехали. — Нина пожала плечами. — Я, конечно, собак не боюсь, но если они станут на людей бросаться, то я уж не знаю, как с ними справлюсь.

— Ты справишься, я знаю, ты сильная! — И Марк поцеловал ее в щеку.

У костра их накормили холодными остатками вчерашнего ужина и напоили горячим и крепким кофе. Это было очень кстати, Нина наконец проснулась. Хозяин и его то ли брат, то ли помощник уже ждали их. Нина и Марк подошли к ним, и тут их ждал сюрприз. Хозяин, закутанный в балахон бедуина, подъехал к Нине на вороном коне и, свесившись вниз, протянул ей руку. Нина ухватилась за его грубую ладонь. Сильным рывком он подтянул ее вверх и усадил на коня сзади себя. Бедуин присвистнул, хлестнул вороного кнутом, и они понеслись.

От неожиданности Нина едва не свалилась. Ей пришлось изо всех сил вцепиться в балахон всадника и прижаться к нему всем телом. Она чувствовала исходящий от него запах пота, дыма и еще чего-то, что, наверное, сопутствует кочевой жизни. Нине не было неприятно, она понимала, что от полудикого пастуха не может пахнуть иначе.

«Интересно, куда он меня везет? А вдруг он решил меня похитить? Вот это будет номер!»

Осторожно, чтобы не упасть, Нина оглянулась. Марк таким же образом, как и она, сидел за спиной другого скачущего всадника. Вряд ли их будут похищать обоих. Привыкнув немного к такому способу передвижения, Нина поняла, как это здорово нестись с бешеной скоростью, так, что только ветер свистит в ушах да трава сливается в бесконечную зеленую полосу.

К сожалению, все когда-нибудь кончается. Вот и их скачка длилась недолго. Показались белые спины овец. Всадник остановил своего скакуна, и Нина спрыгнула на траву. К ней подошел улыбающийся Марк.

— Ну как ты?

— Класс, только одно место болит с непривычки, — усмехнулась Нина.

Бедуины быстро объяснили им, в чем состоят их обязанности. Все было очень просто. Надо следить, чтобы овцы, которых пригнали сюда еще раньше, не разбегались. Волков здесь не было, собак тоже, поэтому никакая опасность ни овцам, ни Марку не грозила. Бедуины оставили своим новым пастухам лепешек, вяленого мяса и воды в пластиковой бутылке и умчались, пообещав приехать за ними вечером.

— Ну, давай пасти овец. Может, их надо сгонять какими-то специальными криками?

— Да брось ты! Они и без нас сами прекрасно пасутся.

— Да? Ну тогда я, пожалуй, посплю.

Чувствуя, что она становится настоящей дочерью природы, Нина улеглась прямо на землю и задремала. Окончательно заснуть ей не давал какой-то навязчивый и пряный запах. Так же пахла трава, в которой они вчера ночью исступленно любили друг друга. Теперь этот запах всегда будет вызывать у Нины воспоминание об их безумной страсти.

4

Этот день тянулся бесконечно. То они дремали по очереди, потом пытались воздействовать на овец, которые не обращали на них ни малейшего внимания. Хуже всего было то, что пыль, мелкий песок, сухие стебельки набились под одежду, скрипели на зубах, попадали в глаза. Нина от всего этого ощущала сильнейший дискомфорт. Она бы многое отдала за возможность вымыться в душе. К тому же солнце пекло все сильней и сильней. А спрятаться от него было негде. Наконец Нина поняла, что, ползая по дну небольшой извилистой ложбинки, можно почти все время находиться в тени. Этим она и занималась всю первую половину дня, пока не приехали бедуины, видимо, с проверкой.

Осмотрев овец и убедившись, что они все целы, кочевники велели напоить стадо. Оказывается, здесь рядом был источник. Около него лежали выдолбленные камни, служившие поилками для овец. Их надо было наполнить водой и следить, чтобы животные не передавили друг друга во время водопоя.

Пока Марк наливал воду в каменные поилки, Нина огляделась. Никого, лишь зеленая равнина кругом.

— Слушай, ты как хочешь, а я сейчас вымоюсь. Поможешь мне?

Марк кивнул. Нина сняла с себя одежду и выбрала место почище, где трава была не так вытоптана овцами.

— Предупреждаю, вода просто ледяная!

— Ничего, давай лей.

И Марк, хохоча, опрокинул на нее ведро воды. Нина отчаянно завизжала. Ледяная, это было еще мягко сказано. Холод сначала просто обжег ее, а уж потом она мелко задрожала. Кожа сразу же посинела и покрылась мурашками. Марк снял с себя рубашку и заботливо закутал Нину. Он прижал ее к себе. Окунувшись в тепло его тела, Нина согрелась и почувствовала себя так хорошо, так уютно, что стояла бы вот так, прижавшись к нему, целую вечность. — Я знаю, что мы сделаем. Видишь, тут два ведра, мы наполним каждое до половины. Вода скоро нагреется, смотри, как печет.

Они так и поступили. Пока согревалась вода, Нина разделась под восхищенными взглядами Марка и улеглась на траву загорать. Марк сел рядом. Он даже не пытался прикоснуться к ней. Он просто смотрел на нее, и яркая синева его глаз согревала Нину не меньше, чем лучи солнца. Его глаза ласкали ее иначе, чем его руки или губы, но в этой ласке была своя неповторимая прелесть, и, если бы Нина не испытала ее, их чувство потеряло бы часть своей полноты.

— Вставай, вода, наверное, уже согрелась!

Нина неохотно поднялась. Ее разморило от солнца. Несколько минут она лежала с закрытыми глазами, наблюдая, как свет чертит причудливые узоры у нее под веками. Ее видения перешли в зыбкий сон, где прикосновения рук были почти невесомы, как лучи, а ласки солнца жгучими и яростными. Теперь у нее кружилась голова, и холодный душ явно не помешал бы.

— Лей! — попросила Нина, теперь она уже знала, что ее ждет, и чистая прохлада воды даже доставила ей удовольствие. — Жалко, мыла нет, но ничего, завтра захвачу с собой.

Марк осторожно лил на нее воду. В этой сцене было что-то доисторическое. Древний колодец, овцы, первозданная долина и они, мужчина и женщина. Марк положил ладони ей на мокрые блестящие плечи и прижал ее к себе.

— Осторожно, ты сейчас весь мокрый будешь.

— Ничего, я тоже хочу вымыться. Давай теперь ты лей.

Он разделся, и Нина, наверное, впервые смогла спокойно, без ослепления страстью рассмотреть его обнаженное тело. Да, он был очень хорош. Длинные сильные ноги, узкие бедра, торс с выпуклыми мышцами, широкие плечи, руки, загоревшие дочерна.

«И зачем он пошел в пастухи? — вдруг подумала Нина. — Он бы мог быть фотомоделью и зарабатывать бешеные деньги. Да, сложен он лучше, чем Андрей, хотя того я ведь так и не видела голым. Ой, что я делаю? — спохватилась она. — Ведь это же дурной тон, сравнивать прошлого мужчину и настоящего».

— Ну что ты меня разглядываешь? Я даже смутился.

— Да нет, ничего, это я так.

Нина сама смутилась и, чтобы скрыть это, со смехом облила Марка водой. Теперь была его очередь кричать и прыгать от холода. Но Нина не знала пощады. Она, хохоча, носилась за ним с ведром ледяной воды, Марк пытался увернуться от сверкающих капель, убегал, падал на траву, Нина настигала его. Они были словно дети, играющие с водой и солнцем. Овцы с удивлением смотрели на них.

Вскоре оба были совершенно мокрые. Тяжело дыша, они молча стояли, глядя друг на друга. И вдруг взгляд Марка стал жестким, и Нина поняла, что сейчас начнется совсем другая игра.

«Опять секс, да сколько же можно?» — успела она подумать, и ее мысли остановил поток страсти, охватившей ее. Требовательный взгляд Марка, сила его желания действовали на Нину безотказно. Лишь только стоило ему захотеть ее, она теряла волю и отдавалась ему, забыв обо всем на свете.

Нина сидела на траве. Голый Марк лежал рядом и курил. Голова у нее кружилась, она даже не сразу пришла в себя.

«Что же это за наваждение? — Нина чувствовала легкий испуг. — Я просто таю от одного его взгляда. На меня еще ни один мужчина так не действовал, только посмотрит, и я уже готова!»

Следующий день стал почти точным повторением прошедшего. Холод рассвета, скачка за спиной бедуинов, овцы, солнце, ледяная вода, любовь. Это превратилось у них в своеобразный ритуал. Каждый день они помогали друг другу вымыться у колодца, со смехом, как ни в чем не бывало брызгались водой. И каждый раз Нина пропускала момент, когда взгляд Марка ужесточался, и она теряла себя, отдаваясь ему вся без остатка. Нина пыталась предвидеть, когда это начнется, чтобы дать ему отпор, чтобы почувствовать свою силу, но у нее ничего не получалось. В этом поединке всегда победителем выходил он.

5

— Марк, расскажи мне о себе что-нибудь. Ведь я же ничего о тебе не знаю. — Они сидели вечером у костра и потягивали из железных кружек крепкий горячий чай.

Нина уже привыкла к этой жизни и даже находила в ней свою прелесть. Ей нравилось вставать на рассвете, проводить целые дни наедине с Марком и девственной природой этих мест. Кочевники уже перестали казаться ей все на одно лицо. Нина улыбалась женщинам. Одна из них подарила ей маленький серебряный кулончик, изображающий кувшин на тонкой цепочке. Нина повесила его себе на шею.

«Теперь это будет мой талисман», — решила она.

Нина подружилась с детишками, живущими в лагере бедуинов; особенно ей нравился маленький Джума, двухлетний сын хозяина стада. Когда Нина не уезжала с Марком пасти овец, она все время играла с малышом. Пела ему русские песни, рассказывала стишки, которые помнила еще из своего детства.

Единственное, что Нину беспокоило, это ее отношения с Марком. Да, в сексе у них была полная гармония. Но Нина никак не могла понять, что же он за человек? Она чувствовала, что какой-то мрак окружает его, что есть в нем что-то недоступное ее пониманию. Вот и сейчас он пытался уклониться от ее расспросов.

— Я не люблю вспоминать о прошлой жизни. Она ушла от меня, и теперь, когда в памяти пытаюсь ее вернуть, мне становится больно.

— Но я же не лезу тебе в душу. Просто расскажи, чем ты занимался в Швейцарии, учился или работал.

— Да, я учился на фотохудожника, — нехотя отвечал Марк.

— Надо же! И долго ты проучился?

— Три года.

— А потом?

— А потом я понял, что сущность мира, его красоту нельзя передать с помощью техники, и бросил все это.

— А ты был хорошим фотографом?

— Я не был фотографом в обычном понимании этого слова! — В голосе Марка зазвучало раздражение. — Я занимался только художественной съемкой. Да, я достиг определенного успеха, у меня даже была выставка. Мне предлагали выгодный контракт, но я вовремя понял, что все это только ловушка, и отказался от этого занятия.

— А твои фотографии остались?

— Нет, я их сжег.

— Сжег? Все?

— Да нет, что-то мама у себе оставила, хотя я был против.

— А зачем было жечь? — не поняла Нина. — Ну бросил, и ладно.

— Нет, я должен был все это спалить, потому что огонь очищает. Я и паспорт свой сжег, потому что мне надо было отказаться от своей личности. Неужели ты меня не понимаешь!

Нина действительно не понимала. Но она видела, что Марк разволновался, и решила не продолжать этот разговор.

Но через день тема огня неожиданно получила свое продолжение.

Вечером Нина с Марком после ужина шли к себе спать. Вдруг Марк остановился и пнул ногой кучу хлама, выброшенного Ниной в первый же день из палатки.

— Послушай, с этим надо что-то делать.

— Что именно? — не поняла Нина. Она ужасно устала за день и мечтала поскорей растянуться на мягкой шерсти.

— Это нельзя так оставлять. Давай это сожжем!

— Что, прямо сейчас? Может, лучше пойдем спать? Да чем это барахло тебе мешает? Лежит себе и лежит. В конце концов, не мы же хозяева лагеря. Пусть они сами заботятся о порядке.

— Нет, я так не могу. Меня это беспокоит. Эти вещи забирают мою энергию. Надо их сжечь.

— Ну и жги их сам, если ты такой ненормальный! — Нина в сердцах покрутила пальцем у виска и забралась в палатку.

Она очень быстро заснула, но вскоре проснулась. Было очень тихо и темно. Она вполголоса позвала Марка. Никто не отозвался. Нина привстала и провела рукой рядом с собой. Пусто. Интересно, где он бродит?

Нина высунулась наружу. Все спали. Лишь у костра понуро чернел одинокий силуэт Марка. Ежась от холода и спотыкаясь в темноте о камни, Нина добрела до него.

— Ну что?

— Жгу, — коротко ответил он, — очень много вещей.

— А спать ты не собираешься? Уже очень поздно, ты ведь завтра не встанешь.

— Все будет в порядке, малышка! Иди ложись, я скоро приду. Пойми, я должен закончить. Это очень важно!

«Все-таки он псих!» — раздраженно подумала Нина и побрела обратно.

6

На этот раз ее разбудили крики. Открыв глаза, Нина увидела всполохи огня на брезенте палатки.

«Марк! Дожегся!» — пронеслось у нее в голове, и она пулей выскочила вон.

В лагере творилось нечто страшное. Уже потом Нина поняла, что Марк задремал у костра, в котором тлели старые вещи. Огонь же не спал. Пожирая высохшую траву, он подобрался к палаткам бедуинов. Первой загорелась палатка, где спали одни женщины с детьми, мужчины этой ночью уехали в город. Женщины с криками и визгами выскочили в ночь. Огонь уже охватил старое, высушенное солнцем полотно палатки.

Как раз в этот момент подбежала Нина. Она с ужасом смотрела на огонь, пожирающий жилище приютивших ее людей, на истошно кричащих женщин. Неожиданно в общем крике выделился один — так могла кричать самка животного, когда на ее глазах охотник убивает детеныша. И тут Нина скорее сердцем догадалась, чем поняла: «Джума! В палатке остался малыш Джума!»

Его мать рвалась в горящую палатку, но женщины, еще испытывающие первобытный страх перед огнем, не пускали ее. Они тщетно пытались залить огонь водой, но воды было мало, а ветер тут же подхватывал пламя и вновь раздувал его. Марк, оцепенев, безучастно смотрел на происходящее.

И вдруг какая-то сила подхватила Нину. Без единой мысли в голове, на одном лишь импульсе, она сорвала с себя футболку, смочила ее водой и обмотала ею лицо. Потом вылила на себя ведро воды и рванулась в огонь. Все молча, парализованные ужасом, следили за ней.

Огонь, словно плотная преграда, пытался остановить ее. Нина слышала, как шипит вода у нее на коже, и чувствовала обжигающие прикосновения языков пламени. Но вот она уже внутри. Здесь, в темноте, огня не было, лишь едкие клубы дыма, достигшие плотности ваты, заполнили палатку. Нина, стараясь не дышать, упала на колени. Она в отчаянии ощупывала пол палатки. Ее дрожащие руки тщетно шарили среди толстых одеял и прочего тряпья. Но что это?! Неподвижное тельце ребенка лежало ничком. Нина схватила малыша и, прижимая его личико к своей груди, выскочила из этого ада.

Отбежав на безопасное расстояние, она положила ребенка на землю и в изнеможении опустилась рядом. К ним подбежали женщины с водой. Они брызгали на ребенка, тормошили его. Нина жадно хватала ртом холодный ночной воздух. Она заметила, что мать ребенка почти без сознания повисла на чьих-то руках. И вдруг ночь прорезал детский крик.

«Жив!» — Нина почувствовала, как слезы потекли по ее горящим щекам.

Все зашумели, заголосили от радости, принялись тормошить плачущего ребенка, который так и не понял, что случилось. Мать малыша молча обхватила Нину руками и беззвучно заплакала, прижимаясь к ней. Неважно, что обе говорили на разных языках, сейчас им не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Слезы, бежавшие по грязным щекам Нины, девушки с далекого севера, смешались со слезами бедуинки, не знавшей другой жизни, кроме как одно бесконечное кочевье.

Оглушенная гулом в голове, ослепленная дымом и слезами, Нина не сразу услышала громкий мужской голос рядом. Мужчина из соседней палатки оторвал от нее женщину и что-то сердито говорил. Нина поняла, что он ругал ее за то, что она выскочила из палатки, оставив там спящего ребенка. Та лишь молча глотала слезы. Наконец мужчина повернулся к Нине. Его лицо выражало растерянность. Ему, видно, трудно было найти слова благодарности, не мог же он со слезами обнимать ее, как это сделала бы женщина.

Он лишь молча похлопал Нину по спине. Но его благодарный взгляд говорил красноречивей всяких слов. А Нине было стыдно и страшно. Она боялась, что рано или поздно откроется причина пожара, и тогда им с Марком придется туго. В этой суматохе пока никто не задумывался о том, что же произошло на самом деле. К тому же все так основательно выгорело, что невозможно было понять, из-за чего так разошелся огонь.

«В конце концов, ведь это же я спасла ребенка, — успокаивала себя Нина, — и поэтому мы с Марком будем вне подозрений, они хотя бы из благодарности не станут разбираться, спали мы в эту ночь или нет. А кстати, где этот идиот?»

Марка опять нигде не было. Он имел потрясающее свойство устроить что-нибудь ужасное и, пока все переживают и плачут, исчезнуть. Нина нашла его в палатке. Он спал. В ожесточении Нина пнула его ногой. Он поднял с одеяла взлохмаченную голову и непонимающе уставился на нее.

— Ты, гад! Как ты можешь спать, ты же чуть ребенка не угробил!

— Но сейчас же все в порядке.

— И поэтому ты спокойненько пошел спать?

— А что мне еще делать?

Нина не нашлась, что ему ответить.

«Да он безнадежен!» — подумала она. Ей невыносимо было сейчас оставаться с ним рядом. Взяв сигареты, она выскочила на свежий воздух. Ее просто всю трясло от переживаний и возмущения. Ее самым сильным желанием было убраться от этого кошмарного человека куда-нибудь подальше.

«Нет, но как я могла? — думала она со стыдом, сидя около палатки. Дым сигареты обжигал ее воспаленные бронхи. Но Нина должна была покурить, чтобы успокоиться. — Как я могла спать с ним, ведь он же чудовище! Им движет энергия разрушения. Он уничтожает все вокруг — чувства, людей, вещи. И ему ни до чего нет дела, лишь бы сохранить свой иллюзорный покой, а все вокруг пусть горит синим пламенем. Если я останусь с ним еще немного, у меня просто крыша съедет. Надо заканчивать это безумие как можно скорее!»

Неожиданно ее внимание привлекли странные звуки, доносящиеся из палатки. Нина даже не могла понять, что это такое. Она осторожно заглянула внутрь и посветила спичкой. Упав ничком на одеяла, Марк плакал. Он всхлипывал, как дитя, иногда подвывая, голова его вздрагивала в такт рыданиям. Нина оцепенела. Она никогда не видела, как плачет взрослый мужчина. Она не раз слышала, что кто-то не выносит вида женских слез. Так вот, лицезреть мужские слезы было просто невыносимо.

Вся злость, еще недавно бушевавшая у Нины в душе, куда-то улетучилась. Теперь Нине было его жалко, жалко и больше ничего. Она опустилась на колени рядом с ним и положила руку на его стриженый затылок.

— Ну, Марик, ну что ты?

— Ведь я же не хотел! — всхлипывая, отвечал он. — Ну почему всегда так бывает, я хочу как лучше, а получается что-то ужасное? А теперь и ты на меня злишься.

— Ну хорошо, я не буду злиться, ты же действительно не хотел этого пожара. Только не плачь! — почти закричала Нина. — Я не могу на это смотреть.

— А ты меня не бросишь? — спросил он жалобно, как ребенок. — Я пропаду без тебя. Я просто погибну. Пойми, мне очень тяжело. А с тобой я, может быть, приду в себя и стану нормальным человеком.

— А сейчас ты что, ненормальный? — В голову Нины закралось страшное подозрение.

«Да он же настоящий псих! — вдруг с ужасом поняла она. — Как это я раньше не догадалась? Он же самый настоящий сумасшедший!»

Слова Марка подтвердили ее догадку.

— Да, я болен. Я еще в Швейцарии болел и здесь тоже. Но я не хочу об этом говорить.

— Ну скажи хоть, что у тебя?

— Диагноз тебя интересует?

— Да. — Нина вся напряглась. Она боялась услышать что-то ужасное.

— Паранойя. Не пугайся, с этим живут. Попросту говоря, я спятил, когда начались все эти перемены в моем семействе. Врач в Цюрихе говорил, что если я попаду в нормальную спокойную обстановку, то я смогу прийти в норму. Да расслабься ты, видишь, если я тебе обо все этом рассказываю, то, значит, я не так уж плох. Мне просто нужна твоя поддержка. Тогда я снова стану нормальным человеком. Ну так как, останешься со мной? Я обещаю, что ничего плохого тебе не сделаю. Конечно, это звучит глупо и мои слова ничего не стоят, но я правда люблю тебя. Почему ты молчишь?

Нину охватило странное оцепенение. Она не могла разобраться в вихре чувств, переполнявших ее. Здесь были и жалость, и желание помочь, и гордость за то, что она сделает то, что не удавалось никому, и, что уж кривить душой, он был таким потрясающим мужчиной. Такого классного любовника у нее не было никогда.

— Хорошо, — наконец ответила она, — но ты должен сделать то, что я скажу тебе.

— Да.

— Мы должны сейчас же уйти отсюда.

— Но ведь нас ни в чем не подозревают.

— Это пока. Утром вернется хозяин лагеря. Начнет докапываться до причины, увидит остатки вещей, которые ты жег, и тут начнется. Меня-то скорей всего не тронут. А вот тебя… Тем более что он ездил в город и наверняка узнал, что ты там, мягко говоря, натворил. Поэтому нам надо сейчас же сваливать. К утру мы дойдем до шоссе, там сядем на автобус и уедем куда-нибудь, где до нас не доберутся.

— А деньги? Ведь тебе же наверняка еще дадут кучу денег в благодарность за спасение ребенка.

— Ну иди, давай, требуй у них зарплату! Короче, я пошла, а ты как хочешь.

Марк вздохнул и поднялся.

Глава 12

1

Рассвет застал их мирно спящими в траве, на ярко-красном шелковом одеяле. Нина решила, что его-то она честно заработала и может взять с собой. Они взяли также бутылку с водой и немного лепешек. Почти до самого утра они шли быстрым шагом в сторону шоссе. Хорошо еще, что на небе ярко светила луна и Марк неплохо ориентировался в этих местах.

— Все, не могу больше! — На этот раз он сломался первым.

— Ладно, — пожалела его Нина, уставшая не меньше. Ее несла вперед энергия нервного напряжения, но и она была уже на исходе.

Нина почувствовала, что если сейчас не поспит, то просто потеряет сознание от изнеможения. Они расстелили одеяло, завернулись в него и провалились, как в темную дыру, в сон без сновидений.

— Где мы? — Нина проснулась первой и растолкала Марка.

— Не знаю, но, кажется, шоссе где-то рядом.

— Ты что, был в этих местах?

— Нет, но я чувствую.

— Как это ты можешь чувствовать шоссе?

— Я много что чувствую. В моей болезни есть и приятные стороны. Я хорошо ориентируюсь, вижу в темноте, чувствую опасность.

— Ну уж не ври, у тебя только мнимые страхи, а реальной опасности ты даже не пытаешься избежать.

Они уже поднялись и, разговаривая, двигались в сторону, указанную Марком. Нине хотелось побольше узнать о состоянии Марка. Почему-то ей казалось, что, разобравшись в сути его болезни, она и вправду сможет ему помочь.

— Есть опасность, которую видят все, — терпеливо объяснял ей Марк, — а есть скрытая, но она не менее страшна. Иногда она прячется в предметах, например, в старых вещах. И тогда их надо уничтожать.

— Стоп! Ты уже доуничтожался! Не забивай мне голову своим безумием. Я вот что не могу понять, ведь какая-то часть твоего сознания здорова, и ты мыслишь, как нормальный человек. Раз ты сам понимаешь, что болен, значит, ты можешь контролировать себя. Так как же происходит, что твое больное сознание побеждает здоровое?

Марк вздохнул:

— Если бы я сам это понимал. Просто иногда на меня что-то находит. Понимаешь, иногда я так ясно вижу, что должен что-то обязательно сделать. Мне открывается совершенно четкая причинно-следственная связь между вещами, и я стараюсь не нарушить ее, а, наоборот, упорядочить. А потом оказывается, что все это лишь плод моего воображения. Но сразу понять это я не могу. В состоянии, о котором я говорю, я не властен над собой. Но оно проходит, и я снова нормальный человек. Я хочу, чтобы ты помогла мне держаться в нормальном состоянии как можно дольше.

— Да, я постараюсь, но и ты должен сам держать себя в руках!

Марк ничего не ответил. Он шел, сосредоточенно глядя себе под ноги. Нина многое бы отдала, чтобы понять, что творится в его коротко стриженной голове.

— Ой, смотри, шоссе! Ура, мы дошли! — Нина даже запрыгала от радости. — Ну все, скоро мы уже будем далеко. Давай только поедим сначала и приведем себя в порядок, а то нас люди испугаются.

Они поели сухих лепешек и запили их водой. Остатками воды Нина умылась, кое-как причесала волосы. Она сняла с себя обгоревшую футболку и без сожаления бросила ее в траву. Джинсы Нина выкидывать не стала, они почти не пострадали от огня, их надо было только хорошенько отстирать. Она надела другие джинсы, светло-лилового цвета, и в тон им сиреневую блузку с короткими рукавами. Конечно, все это было ужасно мятым, но хоть чистым.

«Ничего, — утешала себя Нина, — скоро мы приедем куда-нибудь, где есть вода, ванная, стиральный порошок. Конечно, жить на лоне природы хорошо, но я уже соскучилась по удобствам цивилизованной жизни».

Они вышли на шоссе. Впереди, примерно в полукилометре, виднелся домик остановки. Дойдя до него, они изучили расписание. Им повезло. Через полчаса здесь должен был остановиться автобус, идущий в Иерусалим. В ожидании Нина растянулась на лавке, подложив сумку под голову. Через некоторое время она услышала голоса. Подняв голову, Нина увидела группу арабов, идущих к ним по дороге. Это были деревенские жители, одетые в национальные одежды, длинные балахоны. У мужчин на головах развевались клетчатые черно-белые куфии, а две женщины закутали лица серыми платками.

— Марк, — зашептала Нина, — давай говорить по-английски, как будто мы американские археологи. А то они догадаются, кто мы. Тут, наверное, все новости очень быстро расходятся.

Живописная группа подошла к остановке. Нина вскочила со скамейки и заулыбалась. Марк вежливо поздоровался и спросил по-английски пожилого араба:

— Как дела?

Тот вежливо пожал плечами.

— Он не говорит по-английски, — ответил за него араб помоложе.

— А вы? — поинтересовалась Нина.

— Плохо, — ответил он, улыбнувшись.

На этом разговор закончился. Их и не думали в чем-то подозревать. Нина с Марком для виду поболтали о погоде.

«Хорошо, что нас никто не понимает, — думала Нина, еле сдерживая смех, — а то бы решили, что мы полные психи, что, впрочем, недалеко от истины. Марк, тот просто болен, да и у меня, наверно, с головой не все в порядке, раз с ним связалась».

Нина уже готова была погрузиться в печальные мысли, но тут очень кстати подъехал автобус. Пока Марк расплачивался с водителем оставшимися у них деньгами, Нина нашла два свободных места. Трясло их нещадно, но Нина уже ни на что не обращала внимания. Ее не смущали ни жара, ни удивленные взгляды пассажиров. Она спала как убитая.

2

Она проспала до самого Иерусалима. Автобус привез их на ту же арабскую автостанцию, откуда она начинала свой путь в Хеврон. Когда они вышли, Нина поставила Марку ультиматум.

— Все, пошли скорей отсюда, из арабского города. Больше никаких арабов. Я против них ничего не имею, но у нас с ними постоянные приключения. Это уже опасно.

— Ладно, пошли отсюда. Я знаю недалеко дешевое кафе, нам надо для начала поесть по-человечески.

Нина с наслаждением вымыла руки с мылом и уселась на стул за чистый пластиковый столик. Все-таки цивилизация — это вещь! Люди, одетые не в бурнусы, а в нормальную человеческую одежду, никаких овец, палаток, костров.

Марк принес поднос, заставленный всякими вкусностями. Предвкушая удовольствие, Нина разглядывала салаты разных видов, спагетти, обильно политые соусом, и мороженое с фруктами.

— Итак, какие у нас планы? — с набитым ртом спросила она Марка.

— Прожуй сначала!

— А все-таки что ты собираешься делать?

— Я предлагаю поехать в Эйлат. Это самый южный город Израиля, на Красном море. Там красиво, просто фантастика. Я больше всего люблю этот город.

— Ну и что мы там будем делать, пейзажами любоваться?

— Да нет же! Там всегда можно найти работу. Это точно, я знаю наверняка. Там даже никто в твои документы не смотрит, хочешь работать — пожалуйста. И платят больше, чем всюду.

— Интересно, почему?

— За вредность, — усмехнулся Марк, — там же страшная жара. Это ведь, считай, Африка, Египет рядом.

— И сколько же там градусов?

— Ну, сейчас, весной, еще ничего, под тридцать, наверное, а летом за сорок бывает.

— Кошмар! И ты хочешь, чтобы я работала в нечеловеческих условиях?

— Ну, не работай, я буду работать. Ты только поезжай туда со мной. Ладно? — И Марк умоляюще посмотрел на Нину.

— Я подумаю. А сейчас-то мы куда?

— У меня здесь есть знакомые, надо им позвонить, наверное, мы сможем у них остановиться.

— А у них есть душ?

— Душ, два туалета, балкон и собака. Тебе этого достаточно?

— Вполне! Ладно, иди звони, только сначала принеси мне кофе и чего-нибудь шоколадного к нему.

— Да ты, оказывается, сладкоежка!

— Ну могу же я хоть изредка получить от жизни удовольствие!

Марк ушел, оставив Нину наслаждаться кофе с пирожным. Вернулся он примерно через полчаса, сияющий от радости.

— Пойдем, нас уже ждут. Я сказал, что приду с невестой.

— Ничего себе, ты бы хоть у меня спросил.

— Да ладно тебе, просто я хотел, чтобы нас с тобой лучше приняли. Это старые знакомые моей семьи, и им будет приятно, что у меня такая классная невеста.

Эта попытка лести только вызвала Нинину усмешку.

Знакомые Марка жили в одном из отдаленных новых районов города. Они долго добирались до них на автобусе, который почти час кружил по улицам, затем взобрался на зеленый холм и наконец высадил там всех пассажиров. Подходя к дому незнакомых людей, Нина чувствовала себя неловко. Какие-то друзья семьи Марка, она вдруг — невеста, все так запуталось вокруг нее. Сначала она пыталась держать ситуацию под контролем, но сейчас все развивалось само собой и так стремительно, что у Нины кружилась голова. Она просто махнула рукой на свою жизнь, сильно напоминающую вестерн, и предоставила ей идти своим чередом.

Их встретили неожиданно тепло. Муж, бородатый брюнет, жена, миниатюрная блондинка, улыбаясь, разглядывали их. Две очаровательные девчушки тут же бросились Марку на шею. Нина почувствовала себя уютно, как дома у близких друзей. Извинившись, она сразу же удалилась в ванную комнату.

Хозяева дома, видно, знали толк в хорошем дизайне. Блестящий бирюзовый кафель, красивое зеркало, множество удобных полочек, изящные светильники и прочие штучки, ненавязчиво создающие комфорт. А главное, огромный выбор шампуней, гелей для душа, всякие кремы, ароматические масла. Нина чувствовала себя на верху блаженства. Она с наслаждением растянулась в ванне, куда вылила душистую пену и сиреневую соль из красивого стеклянного флакона. Ей казалось, что в воде растворяются все ее тревоги, вся грязь, природная и человеческая, прилипшая к ней. Нина вышла из пенистой ванны обновленная, как Венера, рожденная из морской пены. Она насухо вытерлась пушистым белым полотенцем и втерла в кожу ароматическое масло с солями Мертвого моря. Теперь ее и так всегда гладкая кожа стала просто сияющей. Волосы Нина смазала гелем и чуть ли не впервые за много дней аккуратно причесалась. Облачившись в белый махровый халат, любезно предложенный ей хозяйкой, Нина наконец вышла в гостиную.

Ее встретили сияющие глаза Марка. Он смотрел на Нину, как влюбленный восьмиклассник смотрит на молодую учительницу. Его восторженное восхищение вызвало улыбку Нины.

«А все-таки в этом что-то есть, когда на тебя так смотрят. Пусть он и сумасшедший, но зато рядом с ним я чувствую себя настоящей женщиной», — не без удовольствия подумала она.

Даже бородач Толик, и тот смотрел на нее, как на девушку, сошедшую с обложки модного журнала. А Лиза, его жена, вместо того, чтобы проявить хоть какую-то ревность, заявила:

— Такая красавица, а ходит в рваных джинсах. Сейчас мы поедим, а потом пойдем и подберем тебе летние наряды. У меня их набралось слишком много, не успеваю носить. И вообще, тебе они подойдут больше, чем мне. Ты в них тут всех затмишь!

— Мне надо переодеться к столу?

— Нет, не надо, — дружно запротестовали все, — белое тебе очень к лицу.

Нина и сама это знала. Белый цвет только подчеркивал ее ровный золотистый загар, ставший еще сильнее за время ее арабских приключений.

«Что ж, делать нечего, раз все этого хотят, сяду к столу в халате».

Обед был великолепен. Легкий суп из шпината с кукурузными зернами, затем румяная утка по-китайски с ананасами. Среди разнообразных салатов Нине особенно понравились ломтики авокадо, вымоченные в лимонном соке и меду. Наконец-то ей стало понятно, почему этот плод считается деликатесом. Прекрасное белое вино окончательно сблизило всех сидящих за столом. Марк с Ниной рассказывали о своей жизни среди бедуинов, естественно, опуская некоторые подробности не для посторонних. Все просто корчились от хохота. Действительно, здесь, за столом, покрытым белой скатертью, среди воспитанных остроумных людей, их приключения казались анекдотом из серии черного юмора.

После обеда мужчины вышли покурить на балкон, а Лиза повела Нину в спальню. Там она гостеприимно распахнула дверцу массивного белого шкафа.

— Выбирай! — И она выложила на кровать множество великолепных нарядов.

Причем не похоже было, что она просто хотела избавиться от надоевшей одежды. Она искренне решила порадовать Нину.

— Ой, ну что вы, зачем мне столько? Мы же путешествуем, все приходится таскать на себе. Поэтому я возьму только это, — Нина выбрала открытое цветастое платье из шелка, — это, — показала она на черный топ, — и, наверно, это, — Нина отложила в сторону светлый льняной костюм в стиле эколджи.

Его она и надела прямо сейчас и не без торжества взглянула на себя в зеркало. Да, по сравнению с Москвой она неузнаваемо преобразилась. Она излучала энергию и обаяние уверенной в себе красивой девушки.

«Интересно, почему я так изменилась? — думала Нина. — Ведь не может же дело быть только в загаре. Приходится признать, что правы были те, кто говорил, что секс украшает женщину. Вот только чем все это кончится?»

Лиза, будто читая ее мысли, спросила:

— Прости, а с Марком у тебя серьезно?

— Не знаю, — честно ответила Нина.

— То есть насчет невесты, это его фантазия?

Нина пожала плечами.

— Я правда ничего не понимаю, все так стремительно началось, закрутилось, и я просто не знаю, чем это кончится. — Нина поняла, что ей необходимо излить кому-то душу. Она не могла больше держать все в себе.

— Будь осторожна! — Сама того не зная, Лиза повторила слова Али, арабского врача из Хеврона. — Марк, конечно, очень обаятельный, но у него такая непростая ситуация.

— Да, я знаю, что он болен. Но я в этом ничего не понимаю. Интересно, это лечится?

— Я ведь тоже не психиатр, — вздохнула Лиза. — Толик когда-то учился вместе с Антоном, его старшим братом. Так вот, он рассказывал, что у них в семье была просто кошмарная обстановка. Мать страдала острой формой невроза и много времени проводила в специальной клинике. А когда была дома, устраивала страшные скандалы. Поэтому муж был вынужден оставить ее. И я не удивляюсь, что Марик тоже заболел.

— Но что же мне теперь делать? — беспомощно спросила Нина.

— Мне трудно тебе что-либо советовать. Единственно, в чем я уверена, что любовью можно исправить очень многое. И если ты его любишь, то поможешь ему прийти в себя.

3

Ночью, лежа без сна рядом с Марком на разложенном диване в гостиной, Нина мучительно пыталась понять себя. Марк неожиданно быстро заснул, уткнувшись носом ей в плечо. Если бы они занимались любовью, то ее сознание, как всегда, отключилось бы, а потом она бы провалилась в глубокий сон. А вот теперь заснуть у нее никак не получалось.

«Что же происходит? — думала Нина. — Можно ли мое отношение к Марку считать любовью? Да, как мужчина он, безусловно, имеет власть надо мной. И я никак не могу с ним расстаться. Да и, если быть честной с собой, не хочу расставаться с ним. Но ведь этого, наверно, мало? И потом, как же Андрей? Ведь я же не разлюбила его? Что-то я совсем запуталась. Но ведь Марку я очень нужна, он же без меня пропадет, вот и Лиза говорит о том же. Но и Андрею я нужна, я же помню, каким несчастным он выглядел в аэропорту. Хотя у Андрея такое странное отношение к сексу и к женщинам, что, может, он тоже слегка болен. Просто не знаю, что делать».

Нина захотела встать, выйти покурить на балкон, но ей жалко было тревожить Марка. Она посмотрела, как он безмятежно спит, уткнувшись ей в плечо. Казалось, ее присутствие и вправду давало ему ощущение безопасности. У Нины потеплело на душе.

«Но, по крайней мере, не зря же судьба меня занесла сюда, где я встретила Марка. Он сейчас рядом со мной, значит, я должна думать о нем. И если я не поняла еще, люблю ли его, то я могу, по крайней мере, вести себя с ним так, будто я уже полюбила его».

Эта мысль немного успокоила Нину, и она заснула.

За завтраком Марк сообщил Толику и Лизе, что они с Ниной собираются как можно скорее попасть в Эйлат. Все попытки хозяев уговорить их погостить у них не увенчались успехом.

— Ну тогда мы проводим вас на своей машине до Мертвого моря. Покажем Нине нашу основную достопримечательность. Там искупаемся, а дальше вы поедете сами.

Серебристая «ауди» Толика мчалась среди желто-бурых высохших от старости и солнца гор. Здесь уже начиналась пустыня. Дорога то ныряла в глиняную расщелину, то поднималась на вершину холма, откуда можно было разглядеть оловянно блестевшее внизу Мертвое море. Они миновали высокую гору с крепостью Масада на вершине и оказались на берегу моря.

Когда Нина вышла из машины, ей показалось, что тяжелый воздух, насыщенный парами соли, ударил по голове.

— Это единственное в мире море, которое, извините за каламбур, находится ниже уровня моря, — как настоящий экскурсовод рассказывал Толик. — И к тому же концентрация соли здесь просто чудовищная. И в воде, и в атмосфере. Пойди искупайся, сама все поймешь. В этом море ни одна тварь не живет, не выдерживает.

Нина разделась и, робея, зашла в воду. У нее было чувство, будто она купается в компоте. Только компот этот оказался соленым. Она читала, что в Мертвом море невозможо утонуть, но чтобы так… Вода просто выталкивала ее. На толще воды можно было сидеть, как в кресле, а вот нырнуть не получалось. Правда, ей совсем не хотелось погружаться с головой в этот густой соляной раствор. Хотя считается, что такие соляные ванны очень полезны и помогают от разных болезней.

— Иди скорей под пресный душ! — закричала Лиза, когда Нина вышла из воды. — А то покроешься коркой соли.

Долго уговаривать Нину не пришлось. Ей совершенно не хотелось при жизни превратиться в соляной столб.

— Знаешь, какая казнь здесь была в древности? — развлекал ее Толик за чашкой кофе в пляжном баре. — Человека привязывали к куску дерева, связывали ему руки и ноги и пускали плавать в Мертвом море. Утонуть он не мог, выплыть тоже, ветер медленно относил его от берега, и он постепенно изжаривался на солнце, умирая от жажды.

Нину передернуло, и она жадно глотнула холодного апельсинового сока из бокала.

— Ну что ж, нам пора. — Марк поднялся. — А то мы к вечеру до Эйлата не доедем.

— Я вам не завидую, по такой жаре! — сказала Лиза.

Марк уговорил Нину, чтобы сэкономить деньги, ехать автостопом. Толик отвез их на шоссе, и там они тепло расстались с этим гостеприимным семейством.

«Первые нормальные люди в этой стране. Жаль прощаться с ними», — грустно подумала Нина.

Они стояли на пустой автобусной остановке. Здесь не было людей, да и машины проезжали крайне редко, не обращая внимания на их поднятые руки. Становилось нестерпимо жарко. Нина то и дело прикладывалась к бутылке кока-колы, которую вместе с пакетом фруктов дала им милая Лиза.

— Бананы, между прочим, почти расплавились, да и я тоже! — жалобно воскликнула Нина. — Интересно, сколько еще нам придется стоять в этом пекле?

— Ну хочешь разделимся: я поеду на автобусе, а тебя любой водитель с радостью довезет.

— Ничего себе, ты поедешь с комфортом, а я тут буду стоять как дура? И потом, кто это слезно умолял меня не бросать его, а теперь первый готов свалить?

— Да что ты нервничаешь, Эйлат — город маленький, мы там обязательно встретимся.

Тут Нина испугалась.

«Может быть, он хочет бросить меня? Я ему надоела, как все мои предшественницы. Но не тут же, посреди пустыни, без денег, одну».

Неизвестно, чем бы закончился их спор, но тут, к счастью, около них притормозил небольшой грузовичок с крытым кузовом. Марк о чем-то быстро переговорил с водителем, и тот, улыбаясь, распахнул перед ними железные двери кузова. В кабине уже сидел пассажир, поэтому им пришлось устраиваться на запасных колесах, валяющихся на железном полу кузова.

Машина помчалась. Трясло их нещадно. К тому же грузовичок раскалился на солнце, и Нина чувствовала себя животным, заживо попавшим в духовку. Она испачкала всю свою одежду о грязные колеса. Короче, временная передышка закончилась — опять начались их безумные приключения.

— Все, вылезайте! Дальше мы сворачиваем в сторону. — С этими словами водитель распахнул дверцы кузова. Нина с облегчением спрыгнула на землю.

Правда, снаружи было почти так же жарко, как внутри. Они находились в центре пустыни Негев. Нина всегда думала, что пустыня — это плоская поверхность, покрытая желтым песком, барханы, верблюды… А здесь была земля, покрытая высохшей бурой коркой. Потрескавшаяся от солнца глина, смешанная с песком, расходилась причудливыми извилистыми трещинами под ногами. Тускло-голубое небо на горизонте сливалось с тускло-коричневой землей. Этот первозданный пейзаж подавлял своей законченностью. В нем не чувствовалось никакого намека на присутствие человека. Люди не нужны были этому месту. Здесь царила жара, и ветер беспрепятственно носился над пустыней, выдувая свою бесконечную песню.

Нина поежилась. Ей стало как-то очень неуютно. Она поняла, как люди умирали в пустыне от жажды и сходили с ума от миражей. Единственным признаком цивилизации здесь был одиноко стоящий у дороги телефон-автомат, по которому можно было позвонить в любой город мира. Он выглядел просто как издевательство над ними.

— Когда один из нас умрет, пусть другой позвонит в полицию и сообщит, чтобы забирали трупы, — мрачно пошутила Нина.

Наверно, водителю приближающегося к ним грузовика совесть не позволяла оставить людей посреди пустыни. Машина затормозила. Не веря своему везению, Марк с Ниной бросились к распахнутой дверце кабины. На этот раз водитель был один, и они вполне комфортабельно устроились на широком мягком сиденье.

Узнав, что они из России, молодой парень за рулем оживился и попросил спеть какую-нибудь русскую песню. Нина с Марком удивленно переглянулись. Что-то никаких песен, кроме детских, они не помнили.

— Давай, что ли, «Катюшу» споем, — шепотом предложил Марк.

— Давай.

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой… –

раздавалось над пустыней Негев. От нелепости происходящего Нина едва сдерживала смех. Зато водитель был доволен.

4

В Эйлат они приехали поздно вечером, когда уже совсем стемнело. В темноте город показался Нине маленьким. Жара слегка спала, но соседняя Африка давала о себе знать горячим дыханием. Зато приятно освежал прохладный ветерок с моря. К нему-то Марк и повел Нину.

Сначала она ничего не увидела. Но потом ногами почувствовала мягкий песок и сняла сандалии. Они стояли на пляже, слабо освещенном редкими фонарями. Кое-где росли громадные пальмы. Впереди блестела вода. Это и было Красное море. Вернее, его тонкая полоска, Эйлатский залив, узкий, всего-то пара километров в ширину. С одной его стороны был израильский город Эйлат, а с другой — иорданская Акаба. Она лежала, отделенная от Эйлата темной полоской воды, в которой отражалась бриллиантовая россыпь огней.

Нина и Марк прошлись по берегу, застроенному небоскребами дорогих отелей. На набережной бурлила жизнь. Элегантные, хорошо пахнущие мужчины вели под руку своих подруг в нарядах от лучших кутюрье. И тут же бродили туристы со всего мира в ботинках на толстых подошвах с рюкзаками за спиной.

— Здесь после захода солнца жизнь только начинается, — объяснил Нине Марк, — днем очень жарко, все или спят, или сидят в море.

Действительно, множество заведений, от маленьких баров до роскошных ресторанов, зазывало к себе посетителей.

— Слушай, у меня гениальная идея! — Марк остановился и схватил Нину за руку. — Давай отметим нашу встречу, наш приезд сюда, и вообще, устроим праздник.

— Где, на какие деньги? — удивилась Нина.

— У меня же еще осталось немного, давай все потратим в каком-нибудь кафе. Зато приятно проведем вечер.

— А как же мы будем дальше, без денег, без жилья?

— Давай не будем заботиться о завтрашнем дне, хватит с нас заботы о сегодняшнем.

«А почему бы и нет? — вдруг подумала Нина. — С момента нашей встречи я уже совершила столько безумств, попадала в такие безумные переплеты, и всегда находился какой-нибудь выход. Наверное, и сейчас надо все выжать из сегодняшнего вечера и ночи, а утром мы что-нибудь придумаем».

— Уговорил, пошли!

Марк, знаток этих мест, привел Нину в небольшое кафе, расположенное прямо на пляже. Приятно было, что вместо песка босые ноги ощутили шелк мягкой зеленой травы. Столики стояли между пальмами под навесами из пальмовых веток. Везде были развешаны разноцветные фонарики, играла легкая ненавязчивая музыка, за столиками сидели празднично одетые люди, — все это создавало ощущение праздника. Нине стало так весело, как будто сотни мелких пузырьков поднимались из самой глубины ее души к горлу и щекотали ее. Хотелось смеяться без причины.

Они сели под огромной пальмой лицом к морю. Оно лежало темной блестящей массой, почти неподвижной, отражающей кое-где городские огни. Оно было само по себе, а люди сами по себе гуляли по берегу, искали и находили сотни поводов для веселья.

— Гулять так гулять! — Марк заказал омара, который здесь назывался лобстером, в лимонном соусе, фруктовое ассорти, бутылку белого вина. К кофе им принесли мороженое и кокосовые пирожные, покрытые шоколадной глазурью.

Опьянев от вина, вкусной еды и влюбленных глаз своего спутника, Нина почувствовала необычайную легкость в душе. Ей хотелось веселиться, танцевать, носиться по пляжу. Теперь ей тоже казалось, что встреча с Марком — это подарок судьбы, что он необыкновенный, потрясающий человек, и взаимная любовь сделает их счастливыми. Держась за руки, глядя друг другу в глаза, они чувствовали себя людьми, которым принадлежит весь мир.

— Смотри, мы будем работать, — захлебываясь от восторга, говорил Марк, — заработаем кучу денег, я получу наконец израильский паспорт и женюсь на тебе. Тогда тебе тоже паспорт дадут.

— И мы поедем путешествовать! — вторила ему Нина. — Ты куда хотел бы поехать? Я бы отправилась в Грецию, там Акрополь, и вообще это отсюда близко.

— А я хочу в Англию, а лучше в Ирландию, у них такая музыка классная.

— А хорошо бы, — Нина уносилась в своих мечтах все дальше, — хорошо бы съездить в Японию. Там сакура цветет, гора Фудзияма…

— Да, здорово! А пока давай пойдем искупаемся.

— Точно, я сама хотела тебе предложить.

5

Они подошли к месту, где трава переходила в сырой песок. Море маняще блестело, как будто звало их окунуться в свою темную, мерцающую огнями воду. В море тянулись деревянные мостки, заканчивающиеся небольшой площадкой.

— Давай совсем разденемся, нас же здесь никто не увидит! — предложил Марк.

Нина с радостью согласилась — сейчас ей все было нипочем. Она быстро скинула с себя одежду и легко прыгнула в воду. Вода оказалась на удивление теплой, так что Нина не сразу почувствовала разницу между морем и воздухом. А еще вода была ласковой, она ласкала Нину соленым шелком и нежно поддерживала на поверхности. Нина осторожно лизнула волну. Какая соленая вода, но не такая противная, как в Мертвом море, плавать в ней так легко и приятно. Нина перевернулась на спину. Прямо над ней распахнулось огромное бархатное небо с сотнями ярчайших звезд. У Нины перехватило дыхание, она почувствовала себя крошечной частичкой, случайно оказавшейся между двумя великими стихиями.

Вдруг что-то гладкое и мокрое коснулось ее спины. От неожиданности она вздрогнула, и ее философское настроение мгновенно улетучилось. Это было не морское чудище, а Марк, который подплыл к ней вплотную и попытался обнять. Нина повернулась к нему, и их тела сплелись. Они очень скоро поняли, что целоваться и обниматься в воде не так-то просто. Как только чувства захватывали их целиком, они тут же шли ко дну. После нескольких попыток Нина и Марк признали свое поражение и поплыли к берегу.

Здесь, на мелководье, стихия не мешала им предаваться любовным играм. Не мешали им и люди. На пустом темном пляже никого не было. Они лежали на очень мелком мягком песке, а вода то нежно накрывала их с головой, то откатывала назад. Как будто море тоже любило и ласкало их. Нина была счастлива. Как это здорово, предаваться любви прямо в водах тропического моря, под шум прибоя и шелест ветра в пальмовых ветвях. Неужели она могла прожить жизнь и никогда не познать радости экзотической любви под африканским небом?!

Марк помог ей подняться и выйти из воды. Они стояли на берегу, под пальмой, раскинувшей над ними свои широки ветви.

«Мы сейчас похожи на двух уцелевших после кораблекрушения людей, выброшенных на необитаемый остров, — подумала Нина, — но ведь надо же одеться», — спохватилась она и оглянулась в поисках мостков.

Оказывается, они отплыли от них довольно далеко.

— Побежали скорей, пока нашу одежду никто не стащил! — засмеялся Марк и, схватив Нину за руку, побежал, увлекая ее за собой.

Голые, с хохотом, они мчались по пляжу в сторону мостков.

«Странно, но мне совсем не стыдно, — подумала Нина на бегу, — как будто я всегда только и делала, что носилась голышом по берегам морей и океанов!»

К счастью, их одежда лежала нетронутой. Одевшись, они вернулись в кафе за сумкой, за которой любезно согласился присмотреть официант. Поблагодарив его, они пошли вдоль полосы прибоя.

— Куда мы идем? — спросила Нина.

— К иорданской границе.

— Мы что, собираемся перебираться в Иорданию?

— Нет, — засмеялся Марк, — просто там недалеко есть общественный пляж, где можно жить в палатках. Я думаю встретить там своих знакомых. А если никого не найдем, просто заночуем на песке. Сейчас же тепло, а у нас есть замечательное одеяло — память о жизни с бедуинами.

Нина помотала головой. О бедуинах ей вспоминать не хотелось. А так все было просто чудесно — звездная ночь, ласковое море, прекрасный спутник рядом. Даже ночевка под открытым небом казалась ей прекрасной идеей.

Отели и дома остались позади. Теперь вдоль пляжа тянулось лишь пустынное шоссе с чахлой растительностью вдоль обочин. Фонари тоже закончились, а на небе появилась огромная перламутровая луна. Она тут же прочертила дорожку через море, куда-то в сторону африканских берегов. В свете луны и звезд Нина увидела, что на пляже стали появляться палатки, группами и поодиночке. Она разглядела также и туристов, спящих в спальных мешках или на одеялах прямо на песке.

«Действительно, здесь так тепло, что принято спать на пляже. Может, и мы будем спать под открытым небом не от безденежья, а потому что такая ночевка нам нравится», — думала Нина, пока Марк расстилал одеяло на мягком песке, еще хранившем солнечное тепло.

Они растянулись на ярко-красном шелке одеяла. И тут в их отношениях появилось нечто новое. На этот раз Нина первая захотела близости с Марком. Он спал или делал вид, что спит. Она сначала тоже пыталась заснуть, но потом поняла, что ее желание сильнее сна. Она осторожно провела рукой по его волосам. Марк не шевелился. Нина стала настойчивей. Она больше не могла противиться своему желанию целовать его в глаза, губы, волосы. Тогда и Марк не выдержал. Он начал отвечать ей так страстно, что у Нины захватило дыхание. Они опять любили друг друга и сами не заметили, как их ласки перешли в сон. Они спали, не расплетая объятий.

6

Проснулась Нина от того, что жара накрыла ее душным колпаком. Она села и с трудом открыла глаза. Кругом было только солнце. Оно добела раскалило песок, оно отражалось от воды невыносимо ярким блеском, даже небо и то казалось выцветшим, как голубые занавески, слишком долго провисевшие на окне. Воздух превратился в какое-то неподвижное обжигающее марево, каждый вдох давался с трудом.

Зажмурив глаза, Нина побрела к морю. Единственное, что могло ей сейчас помочь, это свежая прохлада воды. Вода, к счастью, оказалась холодней воздуха, и Нина никак не могла себя заставить вылезти на берег. Она ныряла и плескалась, словно русалка, для которой море — родная стихия. Нина даже умудрилась замерзнуть. И только тогда она вышла на берег, стараясь подольше удержать в себе ощущение свежести и прохлады.

Марк сидел на песке и отрешенно смотрел на море. И вдруг Нина заметила, что его глаза одного цвета с выцветшим небом.

«Как странно, — подумала она, — там, где небо яркое, его глаза — ярко-голубые, а здесь — какие-то обесцвеченные, выгоревшие на солнце».

— Марк, это убийственно! Как только здесь люди живут?

— Ничего, ты скоро привыкнешь. Слушай, я пойду на разведку, попробую найти знакомых и узнаю, как здесь сейчас с работой. А ты пока побудь здесь, вот хотя бы под тем навесом. Лежи, привыкай, а я постараюсь скоро вернуться.

Он перетащил сумку и Нину, которая еле передвигала ноги, под пальмовый навес пляжного кафе. Потом попросил у бармена ножницы и невозмутимо обрезал джинсы, превратив их в шорты. Чмокнув в щеку Нину, которая уже снова начала страдать от жары, он удалился.

Чуть ли не целый день провалялась Нина на траве. Как огромное разомлевшее насекомое она переползала вслед за двигавшейся тенью. Иногда она заставляла себя добрести до моря. Плавать ей теперь было лень. Она лишь заходила в воду по горло и ждала, когда жара отпустит ее. Скоро ее кожа покрылась соленой коркой, и тогда Нина, медленно покрутив головой, обнаружила неподалеку пляжный душ. Теперь нужда залезать в море отпала сама собой. И действительно, зачем делать двойную работу, сначала идти в море, потом принимать пресный душ? Не лучше сразу время от времени вставать под его теплые, но все же освежающие струи.

Около кафе Нина обнаружила фонтанчик с питьевой водой, а есть в такую жару ей совсем не хотелось. Нина дремала, шла в душ, потом снова дремала. В конце концов голова ее наполнилась какой-то жаркой одурью.

«Все, у меня уже плавятся мозги!» — отрешенно подумала она и тут увидела Марка.

Он шел легкой, почти танцующей походкой, как будто вокруг него был персональный прохладный микроклимат. На лице его сияла улыбка. В руках он нес пакет сока и связку бананов.

— Малышка! Соскучилась?

— В основном вспотела, — сонно ответила Нина.

— Все отлично, я встретил знакомых. У них палаточный лагерь, там подальше, пойдем, нас уже ждут.

Он подхватил сумку, и Нина поплелась за ним вдоль берега, с трудом переставляя ноги, к трем стоящим рядом разноцветным палаткам. Возле них суетились около самодельного столика несколько дочерна загорелых мужчин. Лишь через некоторое время до Нининого сознания дошло, что они говорят по-русски.

Она явно перегрелась на солнце, и ее реакции стали какими-то замедленными.

— Василий, — услышала она рядом с собой хриплый мужской голос и не сразу поняла, что с ней знакомится один из обитателей этого палаточного лагеря.

— Нина, — ответила она спустя пару минут.

— Что это с девушкой, перегрелась? — спросил Василий, высокий блондин с пышными усами и короткой рыжеватой бородкой. — Ничего, сейчас уже четыре часа, жара начинает спадать. Не переживай, к этому климату быстро привыкают. Я вот с Урала — и то привык. Как будто всегда здесь жил.

— С Урала! А как ты здесь оказался?

— Поехал в Питер в командировку, познакомился там с одной, женился. А у нее мать еврейкой оказалась. Ладно, уехали сюда. Работу по специальности я не нашел, жили бедно. Тут моя супруга, не будь дурой, нашла себе какого-то итальянца. Все, прошла любовь, она в Италии, а я тут кукую, на пляже. Устроил себе вечные Сочи.

— Вы что, все время живете на пляже?

— Ну да, вот он мой коттедж.

— А почему? Говорят, тут легко работу найти и квартиру снять.

— Алкоголь, милая моя. — Василий говорил будничным тоном, как будто рассказывал Нине, как он копал огород где-нибудь у себя под Свердловском. — Мы тут все отбросы общества, лишние люди. У всех когда-то были семьи, дома, честолюбивые планы. И все это ухнуло куда-то. Осталась одна подруга — водка. Пару дней поработаем где-нибудь на уборке пляжа, а потом идет гудеж. Так и живем.

Нина расстроенно молчала. Она не знала, как надо реагировать на этот печальный рассказ.

— Ты что, Васька, девушку расстроил? — вмешался в разговор чернявый мужик лет сорока, у которого не хватало нескольких передних зубов. — Это у нас временные трудности. Вот мне скоро на счет в банке деньги должны прийти, тогда снимем комнату с Васькой на пару. Найдем нормальную работу и заживем как боги.

— Как же, скорей как ангелы, которым некуда падать, — мрачно усмехнулся Василий. — Это он с похмелья всегда такие планы строит, до первой бутылки. Нет, все, мы приехали. Эйлатский пляж — наша последняя остановка.

7

Так Нина оказалась в компании спившихся эмигрантов из России и с удивлением наблюдала за странным ритмом их жизни. Если у них были деньги, значит, была и выпивка. Тогда все гуляли и колобродили почти до самого утра. Причем выпивка начиналась вполне мирно. Все были очень предупредительны по отношению друг к другу, подливали, угощали, уступали единственный раскладной стул, подобранный где-то на пляже.

Примерно к середине ночи пьяные голоса делались кричащими, движения резкими, а интонации нервными. Разговоры уже велись на более высоких тонах.

— А вот у меня в России была машина! — кричал, путаясь в словах, один.

— Да что там твоя машина, заржавела давно! — пренебрежительно махал на него рукой другой.

За это он мог спокойно получить по морде. Обычно так и заканчивались ночные бдения — общей дракой или пьяными слезами. Утро заставало их валяющимися на пляже в неловких позах, в разодранной одежде. Они с трудом поднимались, испытывая отвращение к самим себе, к своим собутыльникам, к окружающей их красоте. Им эта красота даром была не нужна, как и ей совсем не нужны были эти не вписывающиеся в пейзаж люди.

Нина невольно оказалась втянутой в эту безумную жизнь. Ведь она чувствовала себя обязанной этим людям. Как-никак, они приютили их, отдали им пустую палатку, делись с ними едой. Нине пришла в голову забавная мысль, что спившиеся эмигранты устроили себе пародию на коммунизм. Здесь погода позволяла жить на улице, даже зимой замерзнуть было невозможно. Кроме того, после приличных туристов, приезжавших сюда на выходные дни с палатками, переносными жаровнями и телевизорами, оставалось много еды, посуды, а иногда и палатки.

Мишка, самый молодой из этой компании парень, еще сохранивший следы человеческого облика, делился с Ниной жизненным опытом, приобретенным за полгода жизни на пляже.

— Я теперь принципиально ничего не покупаю. Здесь все можно найти на помойке. Понимаешь, люди зажрались, выкидывают вполне приличные вещи, даже мебель. У меня знакомые подобрали на улице комплект мягкой мебели.

— Да он небось с клопами, — содрогнулась Нина.

— Да какие клопы? Новейший, только слегка потертый по краям, зато на халяву! Да что там вещи, мы питаемся в основном с помойки. Ты разве не знала? Тут же в магазинах, как только срок годности продукта истекает, его сразу выкидывают, а он еще неизвестно когда протухнет. Вот мы и ходим — собираем, так сказать, дань с города. Я уже тут все помойки изучил, могу сводить тебя на экскурсию. Есть помойка с овощами и фруктами, есть — с йогуртами.

Нина почувствовала легкую дурноту. Она и представить себе не могла, что аккуратные разноцветные стаканчики с йогуртами, которыми они каждое утро угощали ее на завтрак, найдены на помойке, среди гниющих отбросов.

«Кошмар! До чего я докатилась, питаюсь с помойки. Надо как-то выбираться отсюда». Нина решила начать действовать.

У нее с первых дней жизни в этой компании хватило ума не участвовать в коллективных пьянках. А вот Марк воздерживаться не собирался.

— Неудобно отказываться, — объяснял он Нине, — они же обидятся.

Но, похоже, им двигало элементарное желание выпить на халяву. Нина заметила, что каждый вечер он с нетерпением ждет, когда же наконец прибудет гонец с заветной бутылкой. Опьянев слегка, он тут же терял то шаткое душевное равновесие, в которое Нине с трудом удавалось его привести. Он становился злым, нервным, мог то заплакать, то с бранью кидался на людей.

Нина из-за чувства ответственности за него боялась оставить Марка одного. Она сидела рядом, уныло глядя, как он спивается, и ничего не могла с ним поделать. Уговоры на него почти не действовали.

— Ну что ты, малышка, не нервничай! Конечно, я больше пить не буду, — говорил он утром.

Вечером же, а тем более ночью, уже затуманив себе алкоголем сознание, он злобно огрызался:

— Да отвяжись ты от меня, наконец! Вот пристала! Я же взрослый человек, хочу пью, хочу не пью. Не нравится — не сиди тут. Тебя никто не держит, можешь проваливать, если хочешь.

Глотая слезы обиды, Нина уходила, шаталась чуть ли не до рассвета по городу, который тоже не спал. На набережной, в центре Эйлата всю ночь были открыты всевозможные бары, пабы, рестораны. Нарядные люди, пользуясь редкими часами относительной прохлады, желали выжать все возможные удовольствия из южной курортной ночи. Из открытых дверей баров доносилась развеселая музыка. То и дело Нину обтекали группки весело болтающих прохожих. На душе было горько как никогда.

«Вот влипла! — думала она. — Денег нет, работы тоже, живу среди каких-то моральных уродов, человеческого мусора. Марк спивается. Бросить его — и куда я подамся? На панель или в Иерусалим к Алику в любовницы? А Марк обещал мне работу помочь найти, а сам… Похоже, ему уже ничего больше в жизни не надо, он уже нашел свою экологическую нишу. Надо мне что-то самой предпринимать! А тут еще этот Василий со своими домогательствами. Вечно я в какие-нибудь истории влипаю!»

Василий в последнее время проявлял к Нине немалый интерес. Несмотря на свой образ жизни, он сохранил довольно приятную мужественную внешность и относительную ясность ума. Пока трезвый, конечно. Нине иногда даже приятно было с ним поболтать. Он очень остроумно рассказывал разные истории из их пляжной жизни, например, как они удочкой ловили рыбу барракуду. Нина хохотала до упаду. Василий поглядывал на нее как бы примериваясь, и от его взглядов Нине делалось не по себе.

Как-то ночью, во время очередной пьянки Нина, как всегда, ушла в палатку раньше Марка. Сквозь сон она услышала, как он пришел, вернее, приполз в совершенно невменяемом состоянии. Нина отодвинулась от него подальше. Ей омерзителен был запах спиртного, исходивший от Марка. Из-за его пьянок последнее время они даже не занимались любовью. Нина не хотела, да и Марк не проявлял к ней никакого интереса. Видно, водка с успехом заменяла ему все радости жизни.

Тогда ночью, в палатке она заснула сразу же после его прихода. И вдруг какой-то резкий внутренний толчок заставил ее проснуться. Нина открыла глаза и прислушалась. Все было тихо, алкоголики уже отрубились или разбрелись кто куда. Нина не закрывала на ночь палатку, чтобы было не так жарко. И вдруг около входа она заметила тень. Присмотревшись, она поняла, что это Василий молча сидит на песке и смотрит внутрь. Как будто он выжидает или обдумывает что-то.

— Нина, — вполголоса позвал он.

Нина не отозвалась. Она решила притвориться спящей. Ей стало страшно. Она знала, что этот человек способен на все. Знала она также, что Марк не в состоянии сейчас защитить ее, скорее это она в случае чего должна будет спасать его от непредсказуемого гостя. Примерно полчаса длилось молчаливое ожидание. Нина лежала не шелохнувшись, она боялась выдать себя хоть звуком. Василий посидел еще и наконец ушел, так же молча, как появился. Нина с облегчением вздохнула. От пережитого напряжения она чувствовала себя абсолютно разбитой.

«Все. Больше я здесь не останусь», — поняла она.

Глава 13

1

Нину разбудил оглушительный шум мотора. Он ворвался в ее беспокойный сон, которым ей наконец удалось забыться после ухода Василия. И вот теперь его грубо нарушили треск и завывания мотора.

«Да блин, что же это такое! Даже поспать не дадут нормально. Из-за этой проклятой жары и так вставать приходится чуть свет, а тут еще эти гады последние часы сна отнимают».

После восьми часов утра в палатке становилось так жарко, что находиться в ней было невозможно. Приходилось вылезать, сидеть в надоевшем море или бродить без цели по городу, заходя в супермаркеты, чтобы подышать кондиционированным воздухом.

«В России мы зимой в мороз заходим в магазин погреться, а здесь, наоборот, охладиться», — невесело усмехалась Нина.

Она с недовольным видом вылезла из палатки. Пляж еще был пуст. Его сонный покой нарушал лишь забуксовавший в песке трактор. Возле оглушительно воющей машины суетились два мужика в оранжевых жилетах дорожных рабочих. Нина злобно посмотрела на них и пошла умываться к крану с пресной водой. Она не сразу отреагировала на русскую ругань. Живя среди постоянно матерящихся алкашей, она уже привыкла к их своеобразной лексике. Только через несколько минут до нее дошло, что ругаются мужики в оранжевых жилетах.

— Эй, вы что, из России? — крикнула им она.

— Привет, землячка! — откликнулся тот, кто помоложе. — Что грустишь? Работы нет? Хочешь устроим?

— Да! — подскочила к ним Нина.

— Улицы убирать не слабо?

— Да нет… — После вынужденного безделья и безденежья любая работа казалась Нине вершиной карьеры.

— Ну что, Семен, давай отвезем ее к Алексу в контору, там же нужны люди, он мне сам говорил.

— Давай, что мне, жалко, что ли, — отвечал невозмутимый Семен.

Мужикам удалось наконец откопать свое средство передвижения, и, усадив Нину между собой, они лихо рванули с места и помчались по просыпающемуся городу.

— Все, приехали, вылезай. — Трактор затормозил около белого многоэтажного здания, стены которого были завешаны вывесками разных фирм.

Нину подвели к стеклянной двери и оставили перед порогом какой-то конторы.

— Успеха! — крикнул ей веселый парень в оранжевом жилете, и трактор скрылся, отчаянно гудя.

Набрав в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду, Нина шагнула внутрь. За огромным столом, заваленным бумагами, она увидела забавного человечка, со светлыми глазами навыкате и всклокоченными волосами.

— Здравствуйте, — робко начала Нина.

Человечек поднял голову и вытаращил на нее глаза. Нину так и подмывало расхохотаться, но она сдержала смех и начала свою речь на английском, которую она подготовила, пока трактор вез ее сюда.

— Мне нужна работа, мне сказали, что вы предлагаете работу туристам. Я готова убирать улицы, если надо… — Нина говорила долго, недоумевая в душе, почему этот тип за столом на нее так смотрит?

И только потом до нее дошло, что он не знает английского. К такому повороту событий она была не готова. Между тем ее работодатель не испытывал никакого смущения. Он весело наблюдал за Ниниными попытками объясниться. Нина уставилась ему прямо в глаза и прокричала:

— Работа, мне нужна работа! Понимаешь? Убирать улицы.

Совсем отчаявшись, Нина схватила в руки воображаемую метлу и сделала несколько подметательных движений по ковру офиса.

Теперь уже не выдержал мужик за столом. Он звонко расхохотался, вскочил и принес Нине стакан воды.

— Релекс, — посоветовал он ей с уморительным акцентом, — расслабься. Есть работа. Сегодня, сейчас? — Он выразительно посмотрел на Нину.

— Да, да, сейчас! — Нина обрадованно закивала головой. Их диалог походил на пантомиму, поставленную режиссером-недоучкой.

— О'кей! — Ее собеседник ослепительно улыбнулся и ткнул себя пальцем в грудь. — Алекс.

— Алекс, — машинально повторила Нина, — а, ты — Алекс? А я — Нина. Понимаешь?

— Да, да.

Алекс, кивая головой, куда-то ушел.

Оказывается, он удалился в кладовку. Вернувшись оттуда, он принес Нине огромную деревянную щетку с проволокой вместо щетины, холщовые перчатки и пачку пакетов для мусора. Вручив ей все это, он галантно распахнул перед ней дверь на улицу. Там он усадил Нину в помятый джип с открытым верхом и повез куда-то. Машина остановилась около грязно-серого дома, очень похожего на хрущобу. По крайней мере, вокруг дома было так же грязно, как в каком-нибудь московском дворе, где запил дворник. Знаками и несколькими английскими словами Алекс кое-как объяснил Нине, что она должна сделать, и, подмигнув ей на прощание, сел в джип и умчался.

Нина в растерянности стояла в обнимку со шваброй. Солнце уже становилось жестоким. Вокруг шуршали пакеты, шелестели бумажки, а мусор покрупнее валялся бесшумно.

«Это хана! — думала Нина в отчаянии. — Неужели я должна все это убрать? Да ведь тут полгода никто не убирался. Это же все и за месяц не разгребешь! Да еще на таком солнце. Это не город, это ад для дворников! Теперь я понимаю, почему они берут нелегалов на работу. Местные — не дураки так надрываться».

Нина горько вздохнула. Можно было, конечно, бросить тут щетку, перчатки и пакеты, как прощальный привет Алексу, и смотаться. Ну а что потом? А так она заработает десять шекелей в час. Нина подумала о тех благах жизни, которые можно получить только за деньги. Она сможет нормально питаться, снять себе жилье, пить кофе вечерами на набережной. А еще у нее была мечта. Нина хотела пролететь над морем на парашюте, привязанном к моторной лодке. Такой полет, правда, длится недолго и заканчивается в воде, но зато какой кайф — несколько минут парить в небесах над городом и морем.

Нина вздохнула и взмахнула щеткой. Через полчаса она вся была мокрая, красная и умирала от жажды. Уже несколько пакетов, которые она наполнила подметенной дрянью, полетели в мусорный контейнер, а работы не убавлялось. От бесконечных нагибаний за бумажками у Нины сильно кружилась голова, тем более что она с утра ничего не ела. Почувствовав, что она близка к обмороку, Нина плюнула на уборку и села на кучу пакетов в жалкой тени чахлого кустика.

Здесь-то, в таком плачевном состоянии ее и нашел Алекс. Он произнес только одно слово, но оно прозвучало волшебной музыкой:

— Вода! — И словно ангел-хранитель протянул Нине полную бутылку холодной кока-колы.

Нина пила и никак не могла напиться. Алекс с умилением глядел на нее. Дождавшись момента, когда она наконец оторвалась от пластикового горлышка, он царственным жестом протянул ей бутерброд с ветчиной и салатом. Проглотив его с жадностью, Нина с благодарностью взглянула на своего спасителя. Он же, посмотрев по сторонам, произнес только три слова: «Гуд, клин, ком!» — что означало: «хорошо, чисто, поехали».

Нина не сразу привыкла к своеобразию его английского. В джип она забралась с радостью. Но передышка оказалась кратковременной. Теперь Алекс вручил ей ведро, порошок и повез мыть подъезды. Правда, там не было солнца, и у Нины осталось еще полбутылки колы. К тому же она поняла, что для Алекса важно не качество, а сам факт работы. Похоже, он больше смотрел на то, как Нина перемазалась, а не на то, как очистился участок.

Нина мыла подъезды уже с меньшим рвением. Зато здесь ее начали допекать жильцы. Заслышав звон ведра, они высовывались из дверей квартир и давали ей советы, преимущественно на иврите. Нина мрачно отмалчивалась. Она закончила работу до приезда Алекса и полежала немножко на прохладных свежевымытых плитках подъезда.

«Все равно я уже грязнее, чем этот пол, — подумала Нина, с наслаждением вытягивая ноги. — Кошмар! Ну и видок у меня! Еще хорошо, что я надела шорты и майку похуже. — Нина разглядывала свои исцарапанные колючками ноги. Плечи у нее горели от предыдущей работы под палящим солнцем. — Ну, ничего, зато я получу сногсшибательный загар», — утешала она себя.

Снова появился Алекс на своем джипе и повез ее куда-то. Теперь они просто колесили по городу, разгребая то здесь, то там наваленный мусор.

«Я и не подозревала, что в городе столько грязи!» — думала Нина, помогая Алексу запихивать в пластиковые пакеты все эти бесконечные бумажки, банки, пластиковые бутылки и другую гадость.

— Финиш! — сказал наконец Алекс.

Нина поняла, что ее рабочий день закончен. Но Алекс пока не собирался с ней расставаться. Он что-то напряженно обдумывал, потом напрягся и спросил, отчаянно жестикулируя:

— Где ты спишь?

— Где я сплю? — Нина не поняла, что он хочет.

Алекс еще больше вытаращил глаза:

— Где дом, отель, понимаешь?

— А, где я живу? — наконец дошло до Нины. — Нигде, на пляже, в обществе кретинов, — добавила она по-русски.

— Вай бич? Почему пляж?

— Ноу мани. — Нина виновато улыбнулась.

Тогда Алекс сделал загадочное лицо и снова пригласил ее в машину. Они поехали куда-то в дальний район города. Джип остановился около невысокой стены. На ее белой поверхности был неумело, но ярко нарисован домик и красовалась надпись: «Приют».

— Твой дом! — заявил сияющий, как новенький доллар, Алекс.

2

Он помог Нине поселиться в этом хостеле. Так назывались дешевые молодежные гостиницы для туристов. Алекса здесь, видно, знали и его рекомендации оказалось достаточно, чтобы Нине разрешили здесь жить, не требуя пока денег. Целую неделю она могла жить в кредит, пока Алекс не выплатит ей первую зарплату. Условия в «Приюте» были очень скромными, но после пляжа они показались Нине царскими. Ей предоставили кровать в комнате для девушек. Сейчас тут никого не было, но на каждой кровати лежали вещи. Нина обнаружила душ, кондиционер, кухню с холодильником и бесплатным чаем и кофе.

«Все, больше мне ничего в жизни не нужно!» — подумала она и пошла в душ.

Она с наслаждением подставила свое тело тугим струям, потом долго и ожесточенно терла себя губкой. К ее удивлению, загар не смылся с ее потемневшей кожи.

«Здорово, а я-то думала, что это слой грязи, а оказывается, это я так классно загорела. Скорей надо идти на пляж забрать мои вещи. Как бы с Марком не было проблем. Но меня ничто уже больше не заставит там остаться. Я буду жить здесь и работать у Алекса, а что дальше, посмотрим».

С Марком действительно были проблемы. Он сидел возле палатки, неумытый, в рваной вылинявшей футболке, и тупо смотрел на песок у себя под ногами. Он не сразу увидел Нину, и она некоторое время молча наблюдала за ним. Казалось, все, даже самые ничтожные мысли покинули сознание этого человека. Нина почувствовала нечто похожее на отвращение, но постаралась преодолеть его.

— Привет!

Марк вздрогнул. Но, увидев Нину, не проявил никаких признаков удивления. Он ничуть не удивился отсутствию Нины. Он, кажется, даже не заметил, что ее не было почти целый день.

— Марик, — радостно начала Нина, — я нашла работу. Я уже работала сегодня, подметала улицы. Я даже переехала в хостель. А главное, ты тоже теперь сможешь там работать, и мы уберемся наконец с этого гнусного пляжа и заживем нормальной жизнью.

Не похоже было, чтобы Марк разделял ее энтузиазм. Он как-то уныло взглянул на Нину и нехотя сказал:

— С чего ты взяла, что жизнь здесь — ненормальная. Почему ты за меня решаешь, где мне жить и как работать?

Такой реакции Нина никак не ожидала.

— Но ведь это же действительно ненормальная жизнь. Ты только посмотри, какие люди тебя здесь окружают. И ты сам таким постепенно становишься. Что же ты, спиться хочешь и обезуметь окончательно? Если я пообещала не бросать тебя, то это не значит, что я буду вместе с тобой вязнуть в болоте. Короче, ты как хочешь, а я пошла. — Нина принялась с остервенением собирать вещи. — Захочешь найти меня, пожалуйста — хостель «Приют». Его тут все знают. Все, пока!

Добравшись до хостеля, Нина наконец переоделась во все чистое и, замирая от удовольствия, забралась в постель под чистую прохладную простыню.

«Боже, какой кайф!» — думала она, засыпая.

Разбудил ее шум женских голосов. В комнату вернулись девушки, целый день торчащие на пляже. К вечеру они пришли переодеться, чтобы продолжить свою развлекательную программу. Нина с радостью обнаружила, что русских среди ее соседок нет. Она уже боялась связываться со своими соотечественниками, чтобы не нарваться на проститутку или алкоголика. Против двух молоденьких англоязычных девушек она ничего не имела.

Одну из них, полную блондинку, звали Джейн, а другую, с ярко-рыжими жесткими волосами с ядовито-зеленой прядью — Аманда. Обе они приехали из Новой Зеландии. Там они вместе учились в университете, а сейчас отдыхали на каникулах. Нина с удивлением узнала, что ярко-рыжая Аманда изучает криминалистику.

«Ничего себе следователь! От зелени в ее волосах, наверное, любой бандит забалдеет», — усмехнулась про себя Нина.

Джейн тоже изучала нечто очень странное, а именно историю японского театрального искусства. Нине оставалось только пожать плечами. Но по жизни обе девушки оказались очень милыми. Они даже пригласили Нину попить с ними чаю. Уговаривать ее долго не пришлось, ведь Нина была такая голодная. Джейн долго и удивленно смотрела, как Нина поглощает одно за другим прозрачные печенья и наконец улыбнулась так, как будто решила трудную задачу.

— Ты хочешь есть, — не спросила, а заявила она.

— Да, — просто ответила Нина.

Чувствуя легкие угрызения совести, она ела сладкую кукурузу прямо из банки, салат из овощей и холодную курицу.

«Ничего, получу деньги, тоже угощу их чем-нибудь», — успокаивала себя Нина.

Девушки сидели во дворе хостеля за столиком под большой сосной, прикрывавшей его спасительной тенью. Темнело. Постепенно собирались постояльцы, в основном молодежь из разных стран мира, приехавшая сюда на каникулы. Многие здесь были уже не первый раз, многие знали друг друга, поэтому в хостеле царила атмосфера клуба, а жильцы напоминали завсегдатаев. Нина сразу же перезнакомилась с кучей народа, правда, у нее в голове моментально перепутались имена и страны. Она повторяла про себя: «Так, Гарри из Англии, Терри — тоже. Бекки из Австралии, Мартин из Норвегии, а эти двое с гитарами откуда? Забыла напрочь. Ладно, потом вспомню».

Между тем гитаристы заиграли веселую мелодию, и Нина узнала английскую народную песню. Они пели ее на институтских капустниках, причем Нина была единственной, кто знал весь текст до конца. Вот и сейчас, когда молодые люди запели, она неожиданно для себя взялась им подпевать. Их тут же окружили, стали приплясывать в такт, хлопать в ладоши. Нина перестала стесняться и запела громче. Радостные, доброжелательные лица вокруг вселяли в нее уверенность и желание не только петь, но и плясать. Песня закончилась бурными криками восторга. Нина сразу же оказалась в центре общего внимания.

Всем хотелось сказать ей что-нибудь приятное, многие расспрашивали ее о Москве, о том, где она научилась так хорошо говорить по-английски. Когда она сказала, что работает здесь дворником у Алекса, Терри, молодой долговязый англичанин, со смехом признался:

— Я тоже там пашу. Знаешь, что со мной было в первый день работы? Я заснул прямо на улице. Жара допекла. Я просто лег на эти чертовы пакеты и отрубился. Алекс меня обыскался, весь двор перерыл. Знаете, как он меня нашел? — Терри обвел всех смеющимися зелеными глазами. — Ни за что не догадаетесь. По щетке!

Давно Нина так не хохотала. Она вдруг поняла, что почти целый день не беспокоится, да и вообще не думает о Марке. Здесь, окруженная спокойными, веселыми, а главное, нормальными людьми, она чувствовала себя удивительно комфортно. Ей впервые с тех пор, как она встретила Марка, не хотелось его видеть. До этого в ней боролись два желания: одно — исчезнуть из поля зрения этого человека, и второе — как можно скорее оказаться в его обжигающих объятиях. Теперь же ей просто не было до него дела.

3

На следующее утро Нина встала в половине шестого. Еще хорошо, что Джейн дала ей свой будильник, а то Нина ни за что бы не проснулась. Накануне они договорились с Алексом, что он будет ждать ее в шесть утра у дверей хостеля. Едва Нина успела выпить чашку кофе, как услышала мотор его джипа. Наскоро сполоснув чашку, она выскочила на улицу.

Машина уже ждала ее. На потертых сиденьях тесно, чуть ли не друг на друге разместилась компания сонных молодых людей в потертых шортах и рваных майках. Это были Нинины коллеги — уборщики мусора. Туристы со всего света, вооруженные длинными щетками и шуршащими пакетами, каждое утро приводили в порядок раскаленные улицы города. Конечно, подметая щетками мягкий асфальт, они сатанели от жары, но зато потом им было чем похвастаться перед изумленными однокурсниками где-нибудь в Гарварде или Сорбонне.

Нина неплохо вписалась в их ряды. Ей нравилось чувствовать себя своей в этом пестром, разноязычном сообществе. Тем более что Аманда одолжила ей денег до получки. Теперь Нина могла проводить вечера так же, как и все. После работы уборщики отсыпались, а потом на полночи шли в какой-нибудь бар, или, как их здесь называли на английский лад, паб. Там подавали ледяное пиво, соленые орешки, звучала рок-музыка, на стене обязательно висела мишень для игры в дартс.

Второй день работы прошел для Нины менее мучительно, чем первый. Она уже не была голодна, при ней была бутылка замороженной воды, да и надрываться, как вчера, Нина не стала. Она выработала для себя определенный ритм уборки: пятнадцать минут подметания на жаре, полчаса отдыха в тени. Так, не особенно напрягаясь, Нина дотянула до часу дня, когда Алекс давал отбой.

Свобода! Теперь Нина могла распоряжаться своим временем как хотела. Она уже договорилась с Терри и его друзьями пойти вечером в паб «У льва». Там собирались любители стиля регги и фанаты ямайского певца Боба Марли. Вымывшись, Нина расслабленно сидела во дворе хостеля в плетеном кресле в тени сосны. Перед ней стоял стакан с холодной колой, в руке дымилась сигарета, из окна спальни для гостей доносилась музыка. Нина наслаждалась жизнью. Солнце, отдых, музыка, немного денег, вот, кажется, и все, что ей нужно было теперь если не для счастья, то для душевного покоя.

Вдруг что-то произошло. Словно легкое темное облачко пробежало по чистому небу. Нина увидела, как в ворота хостеля медленной вихляющей походкой входит Марк, и сразу же напряглась. Ее только что обретенное чувство свободы и покоя куда-то улетучилось. Как будто невидимые нити протянулись от него к ней, и чем ближе он подходил, тем сильнее эти нити опутывали ее. Нина вновь испытала жалость к Марку, стыд за то, что бросила его одного на пляже ради спокойной и радостной жизни. Какая-то мрачная сексуальность исходила от Марка и неудержимо влекла к нему Нину. Его фигура заслонила собой солнечный свет. Нина молчала, выжидая.

— Привет, малышка!

— Здравствуй, — осторожно ответила Нина.

— Ты совсем меня забыла. — Это был не вопрос, а убежденный укор.

— Я работала.

— Но сейчас же ты отдыхаешь.

— Я очень устала. Знаешь, как тяжело по жаре улицы мести. — Нина продолжала оправдываться, как будто она действительно была перед ним в чем-то виновата. — Садись. — Нина встала с кресла. — Возьми, попей. — Она протянула ему стакан. — А, может, ты голоден?

Марк, не меняя недовольного выражения лица, позволял Нине ухаживать за собой. После работы Нина заскочила в соседний мини-маркет, и теперь у нее были какие-то продукты. Она предложила Марку бутерброд с ветчиной и кофе с крекерами. После еды настроение Марка слегка улучшилось.

— Так что, тебе на работе неплохо платят? — как бы невзначай спросил он.

«Неужели он у меня потребует денег? — испугалась Нина. — Не дам ни за что! Не для того я вкалывала, чтобы содержать здорового мужика».

— Да, там неплохо платят, — уклончиво ответила она, — да ведь ты и сам должен знать, ты же работал здесь когда-то.

— Пойти, что ли, и мне в уборщики, — лениво протянул Марк.

— Конечно, давай! — обрадовалась Нина. — Будем вместе на работу ходить, у нас наконец деньги появятся. Ты сможешь поселиться здесь со мной. Тут разрешают жить в кредит, если кто-нибудь поручится за тебя. А я попрошу Алекса, это мой шеф, чтобы он поговорил с хозяином хостеля.

— Ну хорошо, работать я, пожалуй, согласен, а жить тут не буду.

— Почему?

— Здесь слишком тесно, на меня эти стены давят, я буду спать вон в том парке, — Марк показал рукой за ограду, — ты ведь сможешь по утрам меня будить.

— Хорошо, — удивилась Нина, — как ты скажешь. А сейчас что мы будем делать?

Она вдруг ощутила пустоту, возникшую в их отношениях. Когда у них не было общей цели, ей даже говорить с ним было не о чем. Они молча сидели, глядя друг на друга. Нина поняла, что хочет, чтобы Марк ушел. Но он тяжело посмотрел на нее и произнес:

— Я хочу тебя.

Нина против своей воли сразу же почувствовала сильнейшее желание, как будто в ней включился какой-то сексуальный механизм. Будто ее горячая кровь прилила к низу живота и пульсировала там в ритме, который становился все быстрей. Нина беспомощно взглянула на Марка.

— Но здесь же негде… — Она все еще пыталась сопротивляться.

— Что, все комнаты заняты?

— Конечно, и вообще, днем, у всех на виду… Разве ты не можешь потерпеть, пока стемнеет?

— Нет! — твердо ответил Марк, и Нина почувствовала, что тоже не может больше терпеть ни минуты.

— Хорошо, подожди здесь немного, я попробую что-нибудь придумать.

Опасливо озираясь, словно воровка, Нина прокралась в свою комнату. Там сейчас никого не было. Девушки валялись на пляже и, судя по всему, вернуться должны были не скоро. Но дверь в комнату не запиралась, зато запиралась душевая.

«Может быть, там? — лихорадочно соображала Нина. — А если нас застукают? Вот будет кошмар! Да нет, не должны. Надо только быстро. В такую жару даже во дворе пусто, Марка никто и не видел».

Нина выглянула наружу и подала Марку знак, чтобы он шел сюда. Он улыбнулся ей. Теперь они были словно два заговорщика, у них появилась общая цель, они действовали как один хорошо слаженный механизм. Легкой пружинистой походкой Марк подошел к двери и юркнул внутрь.

Нина молча указала ему на душевую. Он понял ее. И вот они, распаленные опасностью ситуации сильнее, чем возможностью близости, уже внутри душевой. Тяжело дыша, Марк прижал Нину к себе. Его горячие ладони забрались к ней под футболку и жадно трогали ее грудь, спину, плечи. Чувствуя, как у нее все поплыло перед глазами, Нина из последних сил заперла дверь и до упора открыла краны умывальника. Они, не раздеваясь, упали на голубой кафельный пол. Дрожа от нетерпения, Марк сорвал с нее шорты и задрал футболку почти на лицо. На поцелуи времени не было. Они любили друг друга лихорадочно и торопливо, молча и тяжело дыша, как два зверя, которых объединяет ненависть и невозможность обойтись друг без друга.

Нина почувствовала, как ее тело свела сладкая судорога. Затылку было больно от твердого пола. А еще какая-то часть ее сознания, которая не участвовала в этом исступленном безумии, все время прислушивалась, не войдет ли кто.

«Кажется, пронесло», — подумала Нина, когда они уже просто лежали, обессиленные, не в силах оторваться друг от друга.

И тут Нина услышала чьи-то шаги, и дверь душевой дернулась. Марк вздрогнул. Нина похолодела от страха и напряжения. Надо было что-то делать.

— Кто здесь? — крикнула она сквозь шум воды.

— Это я, Аманда.

— Привет, я моюсь, только начала. Я выйду через десять минут, подожди, пожалуйста! — крикнула Нина в надежде, что Аманда уйдет куда-нибудь в другое место.

К счастью, так и случилось. Сквозь шум льющейся воды Нина услышала, как девушка вышла из спальни. Она чуть ли не силой вытолкала за дверь Марка, который выскочил из комнаты, на ходу застегивая шорты. Нина осталась в душевой. Она для вида намочила голову, постояла под холодным душем, чтобы прийти в себя. Когда она вышла во двор, Марка нигде не было.

«Это какой-то бред! — думала она. — До чего я докатилась! Может быть, он колдун или экстрасенс; почему он так подавляет мою волю? Он, конечно, очень хорош в любви, но половым гигантом его не назовешь, так почему же стоит ему захотеть меня, как я уже готова срывать с себя одежду? Пора с этим завязывать, иначе я в такое болото попаду, что выбраться будет трудно».

4

Если бы Нина сама знала, чего она хочет на самом деле — быть с Марком или же прекратить с ним всякие отношения? А может, продолжать с ним роман, но держать ситуацию под контролем? Как быть?

«Так у меня скоро мозги от напряжения полопаются! — подумала Нина, сидя за деревянным столом, уставленным кружками с холодным пенистым пивом. — Все, хватит думать, все равно я сейчас ничего не решу! Пойду попробую сыграть в дартс».

Нина с завистью смотрела, как другие легко бросали дротики в разноцветную мишень и попадали в яблочко. Ей казалось, что стоит только прицелиться получше, и дротик полетит куда надо. Но, увы! В первый раз стрелка с разноцветным оперением даже не долетела до мишени. Во второй раз долетела, но не попала в круг, а, вяло ударившись о черное поле, беспомощно упала. В третий раз результат был не лучше.

Нина злилась на свое неумение, на то, что ее тщетные попытки попасть в цель сопровождались усмешками англичан, которые в дартс играли с детства. А кроме того, ее раздражал пристальный взгляд высокого русоволосого мужчины. Он сидел справа от их компании и, в отличие от остальных посетителей, потягивал не пиво, а белое вино из запотевшего бокала.

«Да что ему надо? — злясь, думала Нина. — Сколько можно таращиться? Тоже мне, нашел себе забаву!»

Наконец незнакомец не выдержал, медленно поднялся и с еле заметной улыбкой подошел к Нине.

— Привет. Как дела? — произнес он дежурное английское приветствие.

— Привет. Отвратительно! — нарушила традицию Нина.

— Не злись, ты просто не умеешь бросать дротик. Но ты в этом не виновата, ведь тебя никто не учил. Это легко исправить. Смотри… — И незнакомец показал Нине, как надо сгибать руку, как держать стрелу и как ее бросать.

Нина внимательно слушала. Объяснял он терпеливо и вполне понятно. Нина решила попробовать снова. А вдруг теперь у нее получится? И правда, получилось! Дротик попал, конечно, не в самую середину круга, но достаточно близко к ней. Нина запрыгала от радости, а те, кто насмешливо следил за ней, захлопали и закричали:

— Браво, поздравляем!

Нина шутливо раскланялась. Теперь мужчина, научивший ее бросать дротики, больше не раздражал Нину, а, наоборот, казался очень милым. Нина даже пригласила его к их столу, но тот отказался.

— У вас очень шумная компания, — улыбнулся он, — а мне слегка надоело общество. Лучше пойдем присядем за мой стол.

Нина с удовольствием приняла приглашение.

— А почему ты сидишь в таком шумном месте, если устал от общества?

— Я устал не от общества, а от общения. Мне нравится наблюдать за людьми, не принимая участия в их забавах.

— Так зачем же ты подошел и стал учить меня?

— Сам не знаю, — рассмеялся незнакомец, — ты так забавно злилась на дартс и на всех вокруг. Мне просто захотелось тебе помочь.

— Спасибо! — улыбнулась Нина, внимательно разглядывая собеседника.

Волнистые русые волосы, небрежно причесанные на косой пробор. Серо-зеленые внимательные глаза, обрамленные не длинными, но густыми ресницами. Нос с горбинкой. Пухлые губы, раздвигаясь в улыбке, обнажали очень белые, но не слишком ровные зубы. В общем-то в его внешности не было ничего особенного, но Нине он кого-то неуловимо напоминал, какой-то литературный персонаж, вот только какой?

«Шерлок Холмс! — осенило ее. — Он же вылитый Шерлок Холмс. Именно так я его себе представляю».

Действительно, в ее улыбчивом собеседнике воплотилось все английское: юмор, внешность, манера говорить и мягко улыбаться.

— Как тебя зовут? — спросила Нина.

— Джон, а тебя?

— А меня Нина.

— Нина, — задумчиво повторил Джон, словно пробуя ее имя на вкус. Имя понравилось. — Откуда ты?

— Из России, — ответила Нина, ожидая, что за этим, как всегда, последует всплеск бурного интереса.

Но нет, Джон оставался спокоен. Он улыбался чему-то про себя, будто вспоминая какую-то историю, связанную с этой далекой страной. Молчала и Нина. Она не чувствовала никакой неловкости, которая часто возникает, когда двум малознакомым людям не о чем говорить. Наверное, им с Джоном было о чем молчать. Они сидели, потягивая вино, почти не глядя друг на друга. Вокруг царило веселье, воздух сотрясался от музыки, взрывов смеха, приветственных возгласов. Вспотевший, несмотря на надрывающийся гудящий кондиционер, официант носился между столами, только успевая раздавать холодные стаканы. Джон первым нарушил молчание.

— Ты чем занимаешься?

— Я актриса.

— Вот как, — он ничуть не удивился, — играешь в театре.

— Нет… — И Нина, сама не зная почему, медленно подбирая слова на чужом языке, рассказала ему о своей несостоявшейся карьере.

Джон внимательно слушал ее, изредка кивая головой, как будто все это было ему известно заранее.

— У тебя все скоро наладится, все будет хорошо, вот увидишь. — Почему-то его слова не звучали дежурным утешением.

— Откуда ты знаешь? — с надеждой спросила Нина.

— Я такие вещи чувствую, у меня интуиция.

— Да? Значит, ты правда считаешь, что у меня еще все наладится и я буду играть на сцене?

— Ну конечно, я в этом уверен.

Почему-то Нина поверила ему. Было в его глазах, в ненавязчивой манере речи что-то такое, что внушало доверие. Нине стало интересно.

— А откуда у тебя такая интуиция? — спросила она, загораясь глазами от любопытства.

— Мои предки родом из Шотландии, и у нас в роду периодически появлялись колдуны, лучше сказать, знахари. Люди, которые лечили, помогали найти пропавшую корову или заблудившегося ребенка. Это знание передавалось обычно от бабки к внучке по женской линии. Но и мужчинам тоже иногда перепадало. Как мне, например. Но мы никогда не использовали свой дар во вред людям. Ни одна из моих бабок не варила приворотное зелье, не наводила порчу, только снимала.

— И ты тоже знахарь? — спросила Нина, вспомнив шарлатанку, к которой ходила за приворотным зельем для Андрея в Москве.

— Я? — усмехнулся Джон. — Нет, я просто учитель, учитель английского языка и литературы. Вдалбливаю в детские головы трагедии Шекспира.

— Ну и как, успешно?

— Да, честно говоря, не очень. Трудно что-то объяснить человеку, когда у него в ушах торчат наушники и он ничего не слышит, кроме лязга металла.

— А сглаз ты тоже можешь снимать?

— Смотря с кого.

— Ну, например, с меня? — Нина вдруг подумала, что ее безумное увлечение Марком и неспособность противостоять его ненасытным желаниям — это помрачение мозгов, порча, наведенная на нее.

Джон внимательно посмотрел на нее и произнес:

— На тебе нет порчи, просто ты сама не знаешь, что или кто тебе нужен. Отсюда все твои проблемы.

— Но что же мне делать?

— Решать их. Осознавать, что ты делаешь. Перестать быть щепкой, которую поток жизни швыряет из стороны в сторону. Научись наконец плавать, иначе так и утонуть недолго.

Нина сидела подавленная.

«Как странно, — думала она, — мы говорим всего полчаса, а он как будто в душу ко мне заглянул и все прочитал в ней. И как ему только удалось в нескольких словах выразить все, что происходит со мной?»

Ей даже стало страшно. Она исподлобья поглядывала на Джона, который как ни в чем не бывало пил черный кофе из чашки с отбитой ручкой. Он почувствовал состояние Нины и сказал:

— Не бойся, я никогда не причиню тебе вреда.

Почему-то Нина сразу же ему поверила. Она чувствовала, что с этой встречей в ее жизнь входит нечто значительное, но никак не могла понять что. Этот человек чем-то неуловимо отличался от тех, с кем она общалась до сих пор. Нина привыкла, что мужчины ведут себя агрессивно. Или агрессивно тянут ее к себе, как Марк, или агрессивно отталкивают, как Андрей. Тут же было что-то совсем другое.

Джон ничего не хотел от нее, но при этом не был к ней безразличен. Он не навязывал ей ни зло, ни добро, ни своего участия, ни требования заботиться о нем, а просто сидел рядом и излучал удивительное спокойствие, которого Нине так не хватало, что она, если бы могла, попросила бы Джона поделиться им с ней.

5

Наверное, Джон так и сделал, потому что Нина вдруг почувствовала, как спасительный покой окружил ее мягким плотным облаком, сквозь которое слабо доносилась музыка и шум голосов. Ей стало хорошо, как никогда. Как будто время замерло вокруг их стола.

«Вот так бы и просидела целую вечность, отключившись от всего…»

Вдруг чья-то рука, грубо встряхнув ее за плечо, вырвала Нину из мира безмятежных грез. Это был Марк. Нина даже не заметила, как он появился в пабе. А Марка, видно, взбесило такое невнимание к его персоне.

— Почему ты ушла без меня?! — почти кричал он, наклоняясь над Ниной так низко, что она видела пустоту его побелевших от ярости глаз. — Почему ты тут сидишь с каким-то мужчиной?

— Это не какой-то мужчина, это Джон.

— Ах Джон! Да вы сидели, словно вокруг вас никого не существует. И давно это вы так?

— Да как ты смеешь так говорить, — продолжала оправдываться Нина, — мы только что познакомились здесь в пабе. Джон просто учил меня играть в дартс. Что же, по-твоему, я не имею уже права поговорить с мужчиной?

— Не имеешь! — произнес Марк, сжав губы в одну тонкую линию. Он вцепился пальцами в край стола, и Нина увидела, как побелели его ногти. — Ты — моя женщина, и должна быть со мной.

— Не слишком ли? — Нет! — Марк казался абсолютно уверенным в своей правоте.

Нина искоса взглянула на Джона. Ей было нестерпимо стыдно за эту безобразную сцену. Она никогда не видела Марка таким. Как будто все сдерживающие барьеры рухнули в его сознании, теперь от него можно было ожидать чего угодно. Джон выглядел, как и раньше, спокойным. Даже теперь он не отказался от своего статуса молчаливого наблюдателя.

— Прекрати сейчас же, неужели тебе не стыдно?! Да ты только посмотри на себя со стороны. Ты же просто омерзителен!

— Замолчи, пошли со мной! Я хочу тебя! Мне нужно твое тело, прямо сейчас! — И Марк, схватив Нину за руку, грубо потащил ее из-за стола.

Нина задохнулась от стыда и возмущения. Она заметила десятки любопытных глаз, которые внимательно наблюдали за ними.

«Да, мы, пожалуй, устроили здесь бесплатное развлечение. Еще хорошо, что мы говорим по-русски, и нас никто не понимает», — подумала Нина, чувствуя, как холодная ярость заливает ее мозг.

— Пошел вон, скот!

Она попыталась вырвать руку, но Марк вцепился в ее запястье мертвой хваткой. Нине стало больно, она, молча и тяжело дыша, старалась разжать ненавистные пальцы. Безрезультатно.

— Сволочь! Гад! Ненавижу! — закричала Нина, не выдержав, и тут же почувствовала, как его ладонь обожгла ей щеку.

От боли и унижения слезы навернулись ей на глаза. И тут ситуация неуловимо изменилась. Не меняя спокойного выражения лица, Джон плавно, но стремительно поднялся, в воздухе мелькнула его рука, и Марк почему-то оказался распростертым на полу. Он удивленно смотрел на Нину, на Джона, который нависал над ним, подобно незаметной, но серьезной угрозе.

— Убирайся отсюда, — очень спокойно произнес он, и Марк сразу же послушался.

Ворча про себя, как злобная побитая собака, Марк убрался из паба.

— Спасибо! — Нина все еще тяжело дышала.

— Не за что. — По Джону даже не было заметно, что он только что защищал честь дамы. Его дыхание оставалось таким же ровным, только взгляд стал как-то жестче и направлен он был на Нину.

— Зачем тебе все это нужно? — спросил он без тени улыбки.

Нина молчала. Да и что она могла ему сказать?

— Извини, что мы втянули тебя в это безобразие. Я, наверное, пойду… — И она неуверенно поднялась.

— Ты же не хочешь уходить.

— Не хочу, — пришлось признаться Нине.

— Так зачем же ты это делаешь?

— Я подумала, что злоупотребляю твоим вниманием.

— Наверное, об этом лучше мне судить. Пойдем, нам лучше выйти на воздух. Почему бы нам не прогуляться вдоль моря?

Нина с радостью покинула прокуренное помещение, тем более, что неприятно быть объектом всеобщего внимания.

6

Море лежало спокойное и отстраненное от суеты человеческих страстей. Они молча шли вдоль самой воды, там, где твердый влажный песок отражал лунный свет. Нина молчала. Она хотела бы рассказать Джону очень о многом, но не знала, с чего начать. Тогда он опять пришел ей на помощь.

— Расскажи мне о себе. Меня не интересует что-то конкретное. Просто говори о своей жизни, и все. Вот увидишь, ты скоро сама проговоришься и скажешь мне о том, что тебя волнует на самом деле.

— Я попробую.

Нина начала рассказывать Джону обо всем сразу. О том, как в детстве родители часто отвозили ее к бабушке, а та водила ее с собой собирать и сдавать бутылки. О том, как она прогуливала школу, сидя на чердаке выселенного дома на Арбате. Постепенно в ее рассказе появилась тема любви, одиночества, горечи. Незаметно для себя Нина рассказала Джону о своей встрече с Андреем, о том, как они пытались жить вместе и чем это кончилось. — Вот и все. — Нина вздохнула. — Так я оказалась здесь. Ты, наверное, считаешь, что в той истории с Андреем я была не права.

— Да нет, и ты права, и Андрей прав. Просто у каждого из вас своя правота, а вы, если любили друг друга, должны были найти общую. Тогда бы у вас все наладилось. А так вы занимались перетягиванием каната, каждый тянул в свою сторону, вот канат и оборвался.

— Значит, поправить уже ничего нельзя?

— Ты очень забавный человек. Уехала на другой конец света, нашла там себе другого, полусумасшедшего и нищего, а все еще цепляешься за старую любовь. Наверное, надо сначала понять, где ты хочешь быть и с кем.

— Джон… — Нина подошла к одиноко растущей пальме и села на песок, прислонившись спиной к шершавому стволу. — Я что-то совсем запуталась. Марк, конечно, гад, но ведь мне и его жалко. Он же без меня совсем пропадет.

— Перестань, ты же умный человек и прекрасно знаешь, что это не так. Жил же он как-то до встречи с тобой, значит, и без тебя проживет. Если он нужен тебе — тогда другое дело, но только не надо свою тягу к нему путать с благотворительностью. Можешь быть уверена, таким, как он, трудно пропасть. Тем более в Израиле, здесь тепло, еды полно. Всегда найдется добрая душа, которая пожалеет, накормит и даже спать с собой положит. Извини, может, я излишне резок, ты ведь сама понимаешь, что я прав.

— Да, ты прав. — Нина вдруг почувствовала нечеловеческую усталость. — Пойду-ка я, пожалуй, спать, что-то меня уже ноги не держат. Нет, провожать меня не надо, я сама прекрасно дойду, мне хочется побыть одной.

Джон ласково дотронулся до ее плеча и направился в сторону своего отеля. Оглянувшись, Нина долго провожала взглядом его немного сутулую фигуру, которая выглядела такой одинокой на фоне ночного неба.

«Я действительно должна понять, чего хочу. А я просто не понимаю, что мне делать с Марком. Вот сейчас я думаю, что порвала с ним, и мне становится грустно. Неужели у нас все кончилось? А ведь все начиналась так радужно! — Нина вспомнила, как первый раз увидела его на трапезе в монастыре, как ее поразили тогда ярко-голубые глаза юноши, скромно сидящего за столом. — Нет, не может быть, чтобы все так кончилось, ведь я вложила в него столько сил, столько любви».

Нина шла через парк, за которым белела стена хостеля. Ей навстречу из-за розовых, пряно пахнущих кустов вышла темная фигура. Нина застыла. Она ничего не успела разглядеть, как кто-то опустился прямо перед ней на колени и прижался лицом к ее ногам.

«Марк, — поняла Нина, — опять в своем репертуаре, разыгрывает все ту же сцену вымаливания прощения».

Нине было неловко, как будто она играла в спектакле с бездарным партнером, который нещадно фальшивил. Марк целовал ей ноги. Ощущение было новым и, если преодолеть неловкость, довольно приятным. Его губы щекотали ей лодыжки, колени, он ласково гладил ладонями ее загорелую кожу, прижимался к ней лицом. Нина стояла и ждала, что же будет дальше. Почему-то она опять не могла пошевелиться. Какое-то странное оцепенение охватило ее. Она словно со стороны наблюдала, как чужие руки ласкают ее тело и оно постепенно поддается этим ласкам.

Марк осторожно целовал нежную кожу на внутренней поверхности ее ног. Губы его поднимались все выше. На этот раз Нина была не в шортах, как обычно, а в коротенькой шелковой юбочке, и это облегчало Марку путь к самым сокровенным местам ее тела. Марк уже прижимался лицом к ее трусикам. Он с шумом и наслаждением вдыхал воздух, как будто его опьянил пряный запах ее чресел. Его длинные пальцы уже забрались под трусики и искали там точки, прикосновение к которым обычно сводило Нину с ума.

А что же Нина? Желание зародилось в ней, но оно существовало отдельно от нее. А ведь раньше все было иначе, и душа ее, и тело сливались в едином горячем вихре с телом и душой Марка. А сейчас все было иначе. Тело Нины лежало распростертое на остро пахнущей траве, послушно сплетаясь и расплетаясь с телом Марка, а душа парила где-то так далеко, куда этому безумцу было не подняться.

«Свободна! — поняла Нина. — Я от него освободилась».

Глава 14

1

Нина шла по узкой тропинке в прохладном лесу. Она с наслаждением вдыхала влажный воздух, пахнущий грибами и мхом. Почва мягко пружинила под ногами. Нина руками раздвигала ветки, иногда ей приходилось низко наклоняться, чтобы желто-зеленые листья с капельками недавно прошедшего дождя не задели ее по лицу. Но, даже если это случалось, их прохладное прикосновение не было неприятным.

Нина почувствовала, как легкий запах дыма защекотал ей ноздри. Она заулыбалась и поспешила вперед. Деревья расступились перед ней, и Нина вышла на небольшую лесную полянку очень правильной круглой формы. На ней горел костер, тихо потрескивали дрова, голубоватый дым поднимался прямо вверх, в безветренное небо. У костра спиной к ней сидел темноволосый мужчина в толстом бежевом свитере. Нина наступила на сухую веточку, и та хрустнула у нее под ногами. Мужчина оглянулся. Это был Андрей. Солнечный зайчик отскочил от его очков. Молча улыбаясь, он смотрел на Нину. Нина остановилась. Спиной прислонившись к дереву, она стояла, не отводя взгляда от любимого лица. Где-то вела счет годам кукушка.

Нина открыла глаза, и почувствовала, что она снова у жары под колпаком. Сухой воздух обжигал гортань, капельки пота щипали горячую кожу. Нина с трудом поднялась. Устав возить щеткой по расплавленному асфальту, она прилегла в тени дома и нечаянно задремала. Сон, который она увидела, казался ей настолько реальным, гораздо реальней того мутного раскаленного марева, в котором она очнулась.

Нина отвинтила пробку пластиковой бутылки и вылила воду себе на голову. С утра в бутылке был один лед, но к двенадцати часам дня он успел превратиться в тепловатую водичку. Нина cделала несколько жадных глотков. Вода утоляла жажду, но не освежала. Безжалостной иглой мозг сверлил вопрос: зачем я здесь, что я тут делаю, не затянулись ли мои каникулы? «Пора собираться домой!» — отчетливо поняла Нина.

Она медленно, с трудом поднялась, отряхнулась от песчинок и сухих листьев и пошла на площадь перед супермаркетом. Туда обычно приезжал за ней Алекс. Нине пришлось недолго ждать, старый джип, треща мотором, вскоре показался из-за угла.

— Алекс! — с ходу начала Нина. — Мне надо больше работы, понимаешь, больше работы — больше денег. Нужны деньги, я хочу в Россию. Билет, самолет… — Для большей доходчивости Нина раскинула в стороны руки и немного погудела.

Алекс, кажется, понял. Его лицо изобразило комическое отчаяние.

— Нина ехать, кто работать!

— Что делать… — Нина развела руками. — Так что, будет работа?

Алекс задумался. Потом расплылся в улыбке.

— Да, есть работа! Убирать школа, да? Хорошая работа — есть кондиционер.

— Отлично!

Теперь Нина после работы на улице шла убирать школу. Эту работу она делила с Терри, он мыл первый этаж, она второй. Обычно Нина так выматывалась на улице, что, придя в школу, врубала кондиционер в каком-нибудь классе и ложилась прямо на кафельный пол. Через полчаса она приходила в себя и приступала к уборке.

В классах творилось нечто невообразимое. Как будто здесь не детей учили, а проводили военные маневры, иногда даже парты валялись перевернутыми, не говоря уже о стульях. По всем классам и коридором были раскиданы фантики, огрызки, надкусанные сандвичи.

«Ничего себе детишки! — поражалась Нина.

Она вспомнила свое пионерское детство. «Вот если бы их, как нас, заставляли дежурить, тогда бы наверняка гадили бы меньше. То же мне, нашли себе халяву, убирайся тут за ними».

Правда, в этой работе были свои плюсы. Нина заметила, что очень часто дети оставляют в партах фрукты или бутерброды, заботливо упакованные родителями в прозрачную пленку.

«Их ведь даже не надкусили, — убеждала себя Нина, — значит, я вполне могу это съесть, пока никто не видит. Это же не с помойки. Здесь все чистое и вполне свежее. Тем более что я должна откладывать деньги на билет».

Теперь визит в школу заменял ей обед. Нина покупала баночку газированного сока и заедала его самыми разнообразными бутербродами. Ей попадались и с сыром, и с ветчиной, и с шоколадной пастой. Вскоре она уже не ела все подряд без разбора, а выбирала что повкуснее. Однажды Нина заметила, что Терри делает то же самое, причем совершенно без комплексов. А ведь у него не было проблем с деньгами, и билет обратный он купил еще в Англии. Теперь Нина не комплексовала по поводу своих бесплатных обедов. Они с Терри собирали все трофеи в отдельный пакет, а после работы не спеша вместе пировали, посмеиваясь над собственной находчивостью.

Конечно, Нина ужасно уставала. Ведь она работала по десять часов в день. Но зато и зарабатывала по восемьдесят шекелей ежедневно, а это почти тридцать пять баксов. Нина все уже рассчитала, на билет ей нужно четыреста долларов, что-то у нее уже было, что-то нужно отложить на жизнь и еду. Короче, месяц работы — и билет у нее в кармане.

Между тем была уже середина мая, приближалось лето, и с каждым днем жара становилась все нестерпимей. Дня два вообще все еле ноги переставляли, потому что дул хамсин — горячий ветер из пустыни, когда пересыхает горло, а воздух кажется раскаленным.

2

Нина работала как автомат, стараясь ни о чем не думать. Ей осталось вымыть еще два класса и длинный коридор, а силы были уже на исходе.

«Я больше не могу!» — рефреном стучало у нее в голове.

Тем не менее ее огрубевшие от работы руки делали свое дело. Класс постепенно становился чище, чтобы к середине следующего дня вновь наполниться бумажками, сломанными карандашами и забытыми игрушками.

И тут появился Марк. Он возник в проеме двери неожиданно, словно загорелый призрак в джинсовых шортах, с которых свисала нитяная бахрома.

— Привет, малышка! — сказал он, как всегда.

Нина молчала. Она лихорадочно соображала, что же ему от нее нужно на этот раз. Неужели опять секс? Нет, больше она не поддастся ему.

— Не бойся, я пришел помочь тебе. Я же вижу, как ты устала.

Нина не верила, она ждала от него какого-то подвоха. Но Марк был сама искренность.

— Иди отдохни, а я закончу уборку за тебя.

— Я сама справлюсь, — холодно ответила Нина, — а ты, если хочешь работать, пойди к Алексу. Ему нужны люди, он даст тебе участок, и ты будешь зарабатывать деньги. Они тебе не помешают.

— Нет, — спокойно ответил он, — деньги меня больше не волнуют. Они тлен, из-за них люди убивают друг друга. Я люблю тебя, поэтому хочу сделать для тебя что-нибудь хорошее. Ты мне уже совсем не доверяешь?

«А собственно, почему бы и нет? — подумала Нина. — Пусть поможет, я ничем не рискую. Вымыть пол он вполне способен, для этого большого ума не надо. Даже если он это сделает плохо, я всегда смогу подправить».

— Хорошо. Хочешь мне помочь — пожалуйста. Вот тебе ведро, швабра, порошок. Надо домыть этот этаж. — Марк послушно кивал. — А я пойду во двор, буду лежать под сосной. Если я понадоблюсь, позовешь меня. Желаю удачи! — И Нина, очень довольная на самом деле, ушла.

Рухнув на теплую траву, усыпанную пожелтевшими иглами, она тут же отрубилась. Проснувшись, она никак не могла понять, сколько же прошло времени, но потом заметила, что тень от дерева заметно передвинулась. Значит, прошло не меньше часа. Она полежала еще немножко, слушая, как ветер шуршит иглами. Потом ею овладело легкое беспокойство.

«Что же это он так долго? Да я за это время десять раз успела бы все сделать! Полы он натирает там, что ли? Надо бы пойти посмотреть, да только вставать неохота».

Прошло еще четверть часа, Марк не появлялся. Нина забеспокоилась всерьез. Наконец она не выдержала и поднялась. В школе было тихо. Тот класс, где ее нашел Марк, был действительно вымыт, а другой и коридор — нет. Самого Марка нигде не было видно.

«Да куда же он мог подеваться? — Нина чувствовала, что произошло что-то неладное. — Вот он где прячется!» — с облегчением вздохнула она.

Марк сидел на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Он выглядел очень довольным. В одной руке он держал банку с пивом, в другой гамбургер. Рядом с ним лежал пакет с фруктами и маленький пакетик с солеными фисташками.

— А, вот ты где! А я уже было испугалась. Угости-ка меня пивком! — Нина села с ним рядом. — Так, значит, ты при деньгах, а я думала, ты по-прежнему нищий.

— А я и был нищий, а потом у меня появились деньги, — честно признался Марк.

— Как это появились? — не поняла Нина.

— Я достал.

— Откуда достал? — Нина почувствовала неладное.

— Из сумки, — продолжал односложно отвечать Марк.

— Да говори же ты толком, из какой сумки, как это — достал?

— Здесь в классе стояла чья-то сумка. Мне стало интересно, что там внутри, я решил посмотреть. Там оказались деньги, двадцать шекелей, я понял, что это судьба награждает меня за работу, и взял их.

— Что? Ты взял чужие деньги из сумки?!

— Ну да, а что тут такого, да хозяин и не заметит пропажу.

— Какая разница, заметит или нет, ведь ты их украл. Это же воровство чистой воды, а ты еще что-то говоришь про подарок судьбы, про то, что их заработал!

— Ну конечно, заработал. Ведь я же хотел есть, а тут мне попались деньги, значит, я мог их истратить себе на еду. Что же мне, голодным ходить?

Нина поняла, что спорить с ним бесполезно. Она даже не злилась, лишь чувствовала себя совершенно опустошенной. Она молча достала из кармана двадцать шекелей и пошла в класс. Марк поплелся за ней следом. Синяя спортивная сумка с расстегнутой молнией стояла на учительском столе.

— Давай говори, где ты нашел сумку и какими бумажками были деньги.

Марк ответил. Как у многих безумцев, память у него была отличная. Вздохнув, Нина положила деньги во внутреннее отделение сумки. Конечно, ей было жалко с ними расставаться, но что делать? Хозяин сумки вполне мог заметить пропажу и справедливо решить, что деньги взяла уборщица. Нарываться на неприятности Нине не хотелось, да и сама мысль о воровстве была ей отвратительна.

— Марк, — сказала она медленно и спокойно. — Я должна тебе что-то сказать, постарайся выслушать меня внимательно. Я не хочу больше иметь с тобой дел. С меня хватит. Я много раз говорила тебе это, а потом оставалась с тобой. Но сейчас все изменилось, я сыта тобой по горло. Я вижу, что помочь тебе ничем не могу. Тебе нужен врач, настоящий врач-психиатр. Но у нас с тобой, к счастью, не такие отношения, чтобы я занималась проблемой твоего лечения. Поэтому будет лучше, если ты просто оставишь меня в покое. Пойми, у меня слишком много своих проблем, чтобы я занималась еще и твоими.

Марк слушал ее опустив голову, и Нина не видела его глаз. Больше всего она боялась, что он опять начнет плакать, и хотя в ней не осталось ни капли жалости, она могла не выдержать. Но Марк не плакал. Он, кажется, понял, что Нина говорит всерьез. Пока она кричала на него, в ней оставалась еще страсть, а теперь он услышал в ее словах лишь трезвый и холодный отказ. Марк не стал ей ничего говорить, он просто молча повернулся и ушел.

3

— Может быть, я не права, не надо было с ним так резко.

Нина и Джон сидели поздно вечером за столиком того самого кафе, где они с Марком пировали в день своего приезда в Эйлот. Так же играла музыка, так же покачивались на ветру разноцветные фонарики, вот только Марка теперь не было с ней.

Последний раз Нина видела его три дня назад. Она случайно наткнулась на него как-то вечером, когда в шумной компании своих новых друзей шла на пляж. Он сидел у дверей какого-то магазина, пьяный, в обществе еще более пьяного и оборванного араба. В руках он сжимал пустую бутылку из-под вина, на которую смотрел с плохо скрываемой обидой. Нина и виду не подала, что знакома с ним, а Марк тем более ее не заметил. Теперь же ее мучило чувство вины перед ним. Ей казалось, что без нее он окончательно сопьется, станет воровать, угодит в полицию, а ведь у него даже документов не было.

— Нельзя жить иллюзиями, — у Джона было совсем другое мнение на этот счет. — Думаешь, что сможешь ему помочь? У тебя не так много сил, и не ты его вытащишь, а он тебя утопит.

— Но разве можно так расчетливо подходить к человеческим отношениям? Мне всегда казалось, что надо слушать сердце.

— Нина, но у тебя ведь есть разум. Ты думаешь, что ты появилась на свет, училась, строила планы, дожила до двадцати пяти лет только для того, чтобы подметать улицы в маленьком, засыпанном песком городке и возиться с человеком, который будет сходить с ума на твоих глазах, а ты ничего не сможешь сделать. Пойми, надо уметь вовремя уйти…

— Так что же? Мне возвращаться в Россию? Я, конечно, уже почти собрала деньги на билет, но все равно мне жалко уезжать. Дома мне ничего не светит, работы нет, с Андреем тоже полная неопределенность. А здесь так красиво, тепло. Необязательно же жить в Эйлате, можно переехать в Иерусалим. Теперь я больше уверена в себе и там смогу найти работу.

— Какую работу? — уточнил Джон. — Дворника, посудомойки или сиделки при больном, капризном старике? Разве такая работа для тебя?

— Получается, я должна выбрать между двумя странами, и в обеих меня не ждет ничего хорошего.

— Могу предложить тебе третью.

— То есть?

— Поехали со мной в Англию.

— Ты зовешь меня в Англию? — Нина даже растерялась. Такого поворота событий она совсем не ожидала. Она, конечно, понимала, что симпатична Джону, но не настолько же… — И в качестве кого ты меня приглашаешь?

— Почему обязательно надо навешивать на людей ярлыки? Я просто тебя зову поехать со мной. Я собираюсь уезжать через три дня, и у меня есть знакомые в консульстве, так что проблем с визой у тебя не будет. Возможно, в Англии ты сможешь найти свое место в жизни. А кем ты станешь для меня, это как раз меня меньше всего волнует. Может быть, кем-то и станешь, если захочешь…

— Значит, я сейчас должна все это решить?

— Да. Я понимаю, это тяжело, но за тебя это никто не сделает.

Нина задумалась. Она чувствовала себя персонажем русской сказки, который стоит на распутье и выбирает, куда поехать. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — сам умрешь. А вот что будет, если пойти прямо, — Нина забыла.

«Вот и зажали меня в угол, — думала она, — здесь, конечно, хорошо, солнце, море, экзотика… Но, с другой стороны, ни работы, ни жилья, безумный Марк. В монастырь после того, что мы с ним вытворяли, уже не уйдешь. В России дом, мама, друзья, может, и с театром еще не все потеряно. А главное, там Андрей. В аэропорту он говорил, что любит меня, просил прощения. А что будет, если он узнает, как я тут проводила время? Да он меня тогда точно на порог не пустит. Конечно, можно ему ничего не говорить, но ведь я сама себя чувствую перед ним виноватой. Наверное, можно сказать, что это он сам толкнул меня в объятия другого, но, с другой стороны, если бы я его любила по-настоящему, изменять бы не стала».

Молчащий до сих пор Джон прервал ее раздумья:

— Не мучь себя, у тебе еще есть время до завтра. Я могу дать тебе совет. Загляни в себя, там ты найдешь ответы на все свои вопросы. Каждый человек на самом деле знает, чего он хочет, только часто боится в этом себе признаться.

Нина простилась с Джоном. Спать ей не хотелось, разговаривать с кем-либо тоже. Она молча шагала по улицам. Ей всегда лучше всего думалось на ходу. Асфальт, гравий, песок текли у нее под ногами, словно река, а решение так и не приходило к ней.

«Конечно, Англия — самый заманчивый вариант, — уговаривала она себя. — Джон человек надежный, спокойный, всяких вымученных психологических проблем у него, похоже, нет, впрочем, как и материальных. Я уж не знаю, что он там ко мне испытывает, вряд ли бурную страсть, но мы же симпатичны друг другу, а в постель меня никто насильно не тянет. Возможно, если мы будем долго вместе, у нас что-нибудь получится.

А что? Поехать в Англию. Вести там тихую, обеспеченную жизнь в обществе духовно продвинутого мужчины. Со временем выйти за него замуж, объездить полмира. Приехать как-нибудь в Россию и там встретить Андрея… Нет, лучше так, — у Нины разыгралось воображение, — Андрей же переводчик, а значит, вполне может сам оказаться в Англии. И вот он идет по улице в лондонском Сити в одном из своих дурацких костюмов, и тут рядом с ним останавливается сверкающий «мерседес», а из него выхожу я в норковом манто и говорю так небрежно: «Привет, ну как, ты все еще носишься со своей сексуальной неприкосновенностью?»

Эта сцена ее торжества так явственно возникла у Нины перед глазами, что она совершенно перестала смотреть под ноги. В итоге она споткнулась о камень и упала, ободрав себе коленку.

«Это знак, — решила Нина, поднявшись, — знак, что в Англию ехать не надо. Джон, конечно, всем хорош, и «мерседес», и меха — тоже неплохо. Вот только будет ли у меня все это, и даже если будет, прибавит ли это мне радости? К тому же зависеть все время от кого-то, пусть он даже очень хороший человек, тоже не сладко. Все, не могу больше ничего решать, устала, пойду спать. Может, к утру у меня в голове что-нибудь прояснится».

4

А ночью Нине приснился тот же самый сон. Все повторилось в точности. Осенний влажный лес с прохладными пряными запахами. Тропинка, легкий дымок. Круглая поляна с костром на ней. И Андрей, сидящий у костра, который опять оглянулся на звук ее шагов. И его незабываемая улыбка…

Нина больше не ломала голову над тем, как ей быть. Она прекрасно понимала, что такие сны просто так не повторяются. И не нужно быть толкователем снов, чтобы догадаться, что он означает. Она должна была ехать в Россию! Теперь, когда Нина наконец поняла, что ей делать, она сразу почувствовала необычайную легкость на душе. И не важно, как ее встретит Андрей. Почему-то Нина была уверена, что у нее с ним все наладится.

Теперь все это предстояло сказать Джону. Нину немного пугал этот предстоящий разговор. Она не знала, как он отреагирует на ее решение вернуться на родину, и огорчать его ей не хотелось. Но Джон совсем не казался расстроенным.

— Ты все правильно решила, — сказал он ей вечером в том же кафе, — более того, я знал, что так будет, и, если бы твое решение было бы другим, я бы разочаровался. А я в тебе не ошибся.

— Значит, ты совсем не огорчен из-за того, что мы расстаемся?

— Нет, — ответил Джон, но Нине показалось, что он покривил душой. — Ведь с тобой не происходит ничего плохого, и мы будем помнить друг друга. К тому же я знаю, что мы еще увидимся, я в этом просто уверен.

— А когда это будет?

— Это мне еще неизвестно, но это обязательно произойдет. Такие встречи, как наша, не происходят случайно и всегда имеют продолжение. Вот, — он неожиданно переменил тему, — я хочу, чтобы ты приняла это от меня. — Джон протянул Нине небольшой сверток.

— Что это?

— Посмотри…

Нина развернула пеструю бумагу. Внутри оказался белый конверт и небольшая коробочка. Ее Нина открыла первой и ахнула. Там лежал серебряный браслет изумительно тонкой работы, украшенный аметистами.

— Это мне? — не поверила своим глазам Нина.

Джон кивнул:

— Эта вещь поможет тебе в трудную минуту, а также поможет нам встретиться в будущем.

— Спасибо, мне никто еще не дарил таких красивых украшений.

— У тебя все еще в будущем.

Нина надела браслет и вытянула руку. Он очень изящно смотрелся на ее тонком запястье.

— Ты такая красивая сегодня, — с плохо скрываемой грустью произнес Джон.

Нине надоело ходить в потертых шортах и вылинявшей на солнце футболке. Конечно, в этом есть свой шик, но сегодня ей хотелось чувствовать себя женщиной. Собираясь на встречу с Джоном, она надела открытое шелковое платье, которое подарила ей Лиза. Его яркий узор, где преобладал цвет бирюзы, очень шел ей и прекрасно вписывался в обстановку южного курорта. Нине было приятно нравиться Джону и приятно получать от него подарки.

Но, заглянув в конверт, она растерялась. В нем лежало несколько стодолларовых купюр.

— Джон, ты что? Зачем это?

— Это деньги тебе на дорогу. Здесь пятьсот долларов, для меня эта сумма ничего не значит. А тебе не придется больше надрываться на работе. Чем скорее ты уедешь, тем на самом деле лучше для тебя. У тебя дома накопилось много дел. А я хочу с тобой попрощаться. У меня самолет сегодня в три часа ночи, я улетаю прямо отсюда из местного аэропорта.

— Как, уже? — Почему-то Нина ощутила страшную пустоту в душе. — Значит, я тебя больше не увижу? — Обязательно увидишь! — Джон поднялся. Он слегка сутулился и казался очень усталым.

— Можно, я тебя поцелую?

Джон ничего не ответил. Нина подошла к нему и привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до его лица. Она заглянула в его глаза. В них Нина разглядела спокойствие человека, уцелевшего после катастрофы. Она легко дотронулась губами до его щеки, поцеловать его в губы она не решилась. Джон оставался неподвижным, он только слегка опустил задрожавшие ресницы и шевельнул рукой, словно хотел обнять ее, а потом передумал.

Нина смотрела на его удаляющуюся долговязую фигуру и чувствовала себя потерянной. Ушел ее последний и единственный союзник в этой стране. Странную тяжесть почувствовала она во всем теле, словно некие силы, заманившие ее сюда, не хотели отпускать домой.

«Нет, нельзя расслабляться. Джон уехал, Марк окончательно спятил. Больше мне здесь делать нечего. Завтра же возьму у Алекса деньги за работу, потом пойду на автостанцию и узнаю, когда идет автобус в Иерусалим. Хочу напоследок побывать в этом потрясающем городе. Заодно и к Толику с Лизой зайду».

5

Утром она позволила себе небывалую роскошь поваляться в постели. На работу ходить больше не надо, да и вообще, это, возможно, была ее последняя ночь в Эйлате. Нина лежала и думала, что из-за того, что она сначала возилась с Марком, а потом вкалывала как проклятая, она почти ничего не видела в городе. А ведь туристы со всего мира съезжаются сюда не только для того, чтобы шататься по пабам и дискотекам. Говорят, здесь потрясающий коралловый пляж.

«Поеду туда, — решила Нина, — а то и вспомнить потом, кроме мусора, будет нечего». Она вскочила с постели и побежала в душ.

В офисе хостеля Нина спросила, нет ли у них трубки с маской? Дежурный, полусонный толстяк в круглых очках, с трудом оторвался от вентилятора и, ворча что-то себе под нос о бесцеремонности постояльцев, ушел куда-то. Вернулся он еще более недовольный, но маску с трубкой Нине дал.

Нина ехала в ярко-красном автобусе и наслаждалась жизнью: в автобусе работал кондиционер и играла приятная музыка. Слева от дороги сверкало на солнце неправдоподобно голубое море, а справа — желтела пустыня. Здесь они соприкасались вплотную, не разделенные оазисом города.

Автобус миновал грузовой порт, какую-то стройку и наконец водитель объявил:

— Коралл бич — коралловый пляж.

Вместе с Ниной из прохладного автобуса вышла кучка туристов с кожей такой красной, как будто их обварили кипятком. Нине показалось, что им совершенно не хотелось вновь оказаться на жаре, но ничего не поделаешь — коралловый пляж входил в список обязательных достопримечательностей города.

Пляж был окружен металлической оградой. У единственного входа стоял небольшой деревянный павильон, где продавали билеты, и там же находились кабинки для переодевания. Нина уже совсем было собралась купить билет, как вдруг увидела, что два молодых парня, одетых в рваные шорты и дорогие кеды фирмы «Ол Стар», перемахнули через забор.

«А почему бы и нет?» — подумала Нина и последовала их примеру.

Пляж был очень комфортабельным: пестрые зонтики, белоснежные лежаки с мягкими подушками. Нина, недолго думая, кинула свою сумку на один из них. К ней тут же подскочил юноша, одетый во все белое, словно доктор, и потребовал денег. Нина решила, что вполне может обойтись без таких удобств, и расположилась на мягком песке. Собственно говоря, она ведь не лежать сюда приехала. Она быстро разделась, нацепила на себя маску с трубкой и побежала в воду.

Сначала у нее никак не получалось дышать через трубку так, чтобы в рот не попадала вода. Но потом она приспособилась, и ей уже ничто не мешало любоваться подводным царством. Вода была столь прозрачной, что у Нины дух захватило от красоты увиденного. Она погрузилась в волшебный подводный мир, населенный странными существами, которые поражали воображение разнообразием форм и пестротой расцветок. Водоросли, словно прекрасные цветы, покачивались в такт невидимому течению. Между ними плавали удивительные рыбы, лимонные, фиолетовые, в крапинку, в полоску. Дно было покрыто пышными кораллами, среди них топорщили свои иглы морские ежи.

Нина забыла обо всем, она потеряла счет времени, словно завороженная, она никак не могла оторваться от дивной и фантастической картины. От холода у нее начали стучать зубы, по телу пробегала дрожь. Пришлось выйти на берег.

«Надо же, значит, и в Красном море можно замерзнуть, кто бы мог подумать! — Она с наслаждением легла на песок, впитывая в себя обжигающие лучи солнца. — Эх, проваляться бы так весь день, ни о чем не думая! Но нет, пора идти. Жалко уезжать отсюда, но что делать! Джон был прав, каникулам всегда приходит конец».

Нина вышла на дорогу, но решила не сразу садиться в автобус. Ей хотелось напоследок попрощаться с пустыней. Конечно, этот пейзаж был чужд ее душе, но Нина находила в нем что-то первозданное и величественное. В нем была своя строгая красота. Нина старалась запомнить получше желто-бурые холмы, в которых ветер прорезал грубые борозды. Она смотрела на горизонт, туда, где пустыня становилась голубоватой, а небо, наоборот, приобретало светло-серый оттенок. Нина сошла с дороги и подобрала камешек, он тут же рассыпался у нее в ладони на мельчайшие песчинки.

«Не хочешь — не надо», — подумала она без сожаления и пошла дожидаться автобуса.

Она решила сразу поехать на автостанцию, чтобы взять билет в Иерусалим. Нина стояла у стены, изучая расписание, когда ее кто-то окликнул по-русски.

— Ой, привет! — Она узнала Толика, бородача, у которого они с Марком останавливались в Иерусалиме.

Рядом с ним стоял высокий русоволосый мужчина в льняных брюках и белоснежной рубашке с короткими рукавами. Нине так понравился его наряд, что она как-то не обратила внимания на его лицо.

— Нина, здравствуй, это просто чудо какое-то, что мы сразу тебя встретили. Ведь мы только что приехали. Дело в том, что мы разыскиваем Марка. Познакомься, это Антон — его брат.

Нина подняла глаза на спутника Толика. Ее поразило его удивительное сходство с Марком. Но было в этом лице что-то, что делало его совершенно другим. И тут Нина поняла, в чем дело. Лицо Антона было абсолютно нормальным, обычное мужское лицо, ни красивое, ни уродливое. Лишенное обаяния безумия, оно сильно проигрывало, казалось таким незначительным.

«Так вот каким мог быть Марк, если бы не его болезнь, — думала Нина, — респектабельным, не бросающимся в глаза, хорошо одетым и… лишенным яркой индивидуальности».

— Нам очень нужна ваша помощь, — произнес Антон, серьезно глядя на Нину. У него тоже были голубые глаза, но не такие яркие, как у Марка. — Дело в том, что Марк серьезно болен. Вы ведь, наверно, и сами это знаете. А если его не лечить, то его болезнь будет прогрессировать и он станет совсем невменяемым. Толик говорил, что вы были с ним, что он был в вас сильно влюблен. Вы еще с ним?

— Да нет, — честно ответила Нина, — я не выдержала.

— Это понятно. Жаль, я надеялся, что ваше присутствие как-то остановит разрушение его психики. Толя очень хорошо отзывался о вас.

Нина пожала плечами, ей нечего было сказать.

— Я приехал, чтобы забрать его в Швейцарию. У меня теперь достаточно средств, чтобы оплачивать его лечение.

— Антон — бизнесмен, — вставил Толик.

— Мы все надеялись, что он сам вернется, пытались уговорить его. Но он на письма не отвечал, а потом мы и вовсе его потеряли. Хорошо, вот Анатолий взялся мне помочь. Надеюсь, что и вы поможете.

— Конечно, чем смогу. Но я давно уже его не видела. Я знаю, он жил на пляже.

Антон удивленно поднял брови.

— Да, представьте себе, в такой жуткой компании. Среди выходцев из России, которые не нашли себе здесь места и поэтому спиваются.

— Ему же нельзя пить! — Лицо Антона искривилось как при сильной боли, и Нина поняла, что он очень привязан к брату.

— Пойдемте туда прямо сейчас, я провожу вас. Я думаю, он еще там, ему больше некуда деваться.

Нина подождала, пока Толик с Антоном сдадут вещи в камеру хранения, и повела их вниз по дороге к морю. Она не удержалась и стала расспрашивать Антона о его брате. Благодаря Марку она пережила сильнейшие чувства в своей жизни, ей было интересно все, что касалось этого человека.

— Он был вполне обычным мальчишкой, бегал по двору, катался на велосипеде, дрался… — рассказывал Антон. — А когда ему исполнилось десять лет, наша мама вышла замуж за швейцарца, и мы все переехали в Швейцарию. Я, правда, почти сразу вернулся в Россию поступать в институт, я ведь немецкого тогда совсем не знал. А когда я после учебы приехал в Цюрих, Марк уже был настоящим иностранцем. Свободно говорил по-немецки, одевался как все швейцарские подростки… Но на самом деле мы с ним легко нашли общий язык. Он же талантлив. Его художественные фотографии всегда занимали первые места, сначала на школьных конкурсах, потом на городских. Марк каким-то образом находил необычный ракурс съемки, у него вообще совершенно нестандартное мышление и особое видение мира.

— А он говорил, что муж вашей мамы ушел от нее и вы оказались без копейки денег.

— Он не прав! — Антон поморщился. — Это уже отдельная и очень неприятная история, но я могу рассказать. У Марка в его больном мозгу все перемешалось. Макс — мамин муж — не оставил маму, а вынужден был уйти от нее, потому что она пила. Она не знала меры в спиртном и постепенно превращалась в алкоголичку. А выпив, совершенно теряла контроль над собой и становилась невменяемой. Она закатывала Максу скандалы, безобразные сцены ревности. На его месте любой бы ушел. Но он все время продолжал заботиться о нас, пока мы не стали самостоятельными. Он и сейчас готов взять на себя часть расходов по лечению Марка.

«Да, у Марка очень плохая наследственность. Это многое объясняет», — подумала Нина, но не решилась произнести это вслух.

Они уже давно шли вдоль пляжа и теперь подходили к самой дикой его части, где стоял палаточный лагерь тех, у кого в жизни не осталось ничего, кроме водки. Здесь все было по-старому. Да и что могло измениться в месте, где даже время остановилось. Те же старые палатки шелестели на ветру, так же тлело что-то в костре, на песке валялись пустые бутылки и недоеденные трофеи с помоек. Среди всего этого мусора, не обращая внимания на палящее солнце, валялся какой-то человек. Антон подошел и склонился над ним, потом с облегчением произнес:

— Это не он.

— Надо поискать его, — сказал Толик.

На звук их голосов из палатки выполз Василий, старый знакомый Нины, однажды напугавший ее до полусмерти. Он разглядывал их с большим недоверием. Что и говорить, нарядная Нина, элегантный Антон и просто аккуратно одетый Толик совершенно не вязались с этим местом. На опухшем лице Василия наметилось какое-то движение. Кажется, он узнал Нину.

— А, это ты, красавица! Ну, здравствуй-здравствуй. Что, за женишком своим пришла? А он, между прочим, тебе изменяет тут вовсю с местной потаскушкой. Она ему за так, из жалости дает, чем-то он ее склеил. Таких, как он, блаженненьких, девушки любят, не то что нас.

Нина молча выслушала его злобную тираду. Ей было стыдно, но зато при словах о потаскушке она не испытала ни малейшей ревности. Марк навсегда потерял место в ее сердце.

— Где он? — мрачно спросил Антон.

Василий безучастно пожал плечами.

— Ждите, вещи его тут. Придет, никуда не денется. — И он уполз обратно в палатку.

Потянулось томительное ожидание. Они сидели на пустых ящиках из-под кока-колы, глядя на голубое однообразие моря, слушая, как ветер шелестит бумажками, гоняя их по пляжу. Говорить не хотелось, да и не о чем больше было. Нина могла бы встать и уйти, но что-то не позволяло ей это сделать. Возможно, она хотела в последний раз взглянуть на Марка, а может, хотела быть чем-то полезной его друзьям.

6

Послышались нервные голоса, к ним приближалась мужская компания, бурно обсуждавшая пропажу пяти шекелей, которых не хватило на водку. Одним из спорящих оказался Марк. Более оборванный, чем всегда, он был в каком-то нелепом женском вязаном жилете. Похожий жилет был у Нининой тетки. Как подобная вещь могла оказаться здесь, на границе с Африкой, навсегда осталось загадкой.

— Марк! — Антон, поднявшись, окликнул брата.

Нина ждала чего угодно: что Марк пустится в бегство или кинется на Антона с кулаками, а может, зальется слезами, но нет. Марк вообще никак не прореагировал. Как будто Антон вернулся после десятиминутной отлучки за сигаретами.

— А, это ты? Привет, — произнес Марк бесцветным голосом.

— Здравствуй, я приехал за тобой. Собирайся, хотя тебе и собирать-то, наверное, нечего. Поедем домой.

— Домой? У меня нет дома.

— Домой, в смысле в Цюрих. Там все о тебе очень беспокоятся.

— И напрасно, мне совсем неплохо живется.

— Что-то незаметно.

Марк на самом деле выглядел плачевно. Лицо опухло, вместо глаз были узкие щелочки, на правой щеке краснела царапина, кое-как заклеенная грязным пластырем.

— Я никуда не поеду! — заявил Марк неожиданно твердо.

— Что значит не поедешь? — В голосе Антона послышалось раздражение. — Поедешь, и все. Тебя надо лечить. И вообще, разве можно жить в таких условиях? — Он показал рукой на неприглядную картину замусоренного пляжа.

— Я не хочу, чтобы вы опять упрятали меня в дурдом. Вы просто хотите от меня избавиться, я вам мешаю.

— Тоже мне наследный принц! — Антон заводился все больше. — Да если бы ты нам мешал, зачем бы я тут тебя разыскивал. Подыхал бы себе на этой помойке, и все!

Толик попробовал прийти ему на помощь:

— Марик, послушай! Почему бы тебе на самом деле не поехать в Цюрих? Там же и климат лучше, и жилье у тебя будет. И семья у тебя там.

— Мне никто не нужен, те люди, которые сейчас меня окружают, — это и есть моя семья. По своей воле я никуда отсюда не уеду.

Антон отозвал Толика и Нину в сторону.

— Ну, я не знаю, что делать? — заговорил он шепотом. — Придется вызывать полицию и «скорую помощь», у меня есть справка, что он лечился от шизофрении. Будем отправлять его насильно. Конечно, это очень неприятно, но я другого выхода не вижу.

Нине стало жалко Марка. Конечно, он законченный псих, но надевать на него смирительную рубашку и грузить, словно вещь, в самолет, это уже слишком. Она решила попытаться уговорить его. Она понимала, что логические доводы на него не действуют. У него есть своя безумная логика, а значит, и убедить его можно только таким же безумным способом.

— Марк! Я должна сказать тебе очень важную вещь! Этот город отравлен, тут скоро все умрут или потеряют свою волю и превратятся в зомби. Надо сматываться отсюда как можно скорее. Антон просто хочет тебе помочь, он один из немногих, кто знает тайну.

— А кто отравил город? — Впервые за весь разговор на лице Марка появилась заинтересованность.

— Гуманоиды, — ляпнула Нина первое, что пришло ей в голову. — Откуда-то из соседней галактики, я точно не знаю названия. Они хотят захватить Эйлат, он им нужен как стратегическая точка. — Нина говорила, а сама думала, неужели он поверит в эту чушь?

Но, видимо, у Марка появились какие-то опасения. Он вопросительно взглянул на брата и Толика. Те одновременно, словно китайские болванчики, закивали головами.

— Ну, хорошо, — нехотя согласился Марк, — если это так, то рисковать мне не хочется. Пожалуй, я поеду с тобой. Мне ничего брать с собой не надо. Вот здесь все мое имущество. — И он достал и заднего кармана шортов знакомый Нине бумажник, еще более потрепанный, чем раньше.

— Вы куда сейчас? — спросила Нина у Толика.

— В Тель-Авив. Там все посольства. У Марка же толком документов никаких нет. Он не то российский гражданин, не то швейцарский, и в Израиле он пытался зацепиться.

— Да, нам предстоит целая волокита, — добавил Антон, — даже не знаю, как я с этим справлюсь. Может быть, вы поедете с нами? — Он просительно посмотрел на Нину. — У вас так хорошо получается с ним разговаривать. Не думайте, я вам заплачу за услугу и потраченное время.

— Да нет, хватит, — Нина ни минуты не колебалась, прежде чем отказаться от этого предложения, — хватит с меня чужих проблем. У меня своих полно накопилось. Так я никогда отсюда не выберусь.

— Ну что ж… Ваше право, настаивать не буду. Приятно было познакомиться. Я не хочу оставаться в этом городе больше ни минуты. Такой климат не для меня. Толик, будь добр, возьми такси, поедем на автостанцию, а оттуда сразу в Тель-Авив. Всего вам хорошего, — сказал он Нине.

Нина взглянула на Марка. Ей хотелось запомнить его получше. Теперь, когда она знала, что расстается с ним и скорее всего никогда его больше не увидит, у нее пропало всякое недоброе чувство к Марку. Все-таки их безумный, безудержный роман навсегда останется в ее душе ярким, солнечным воспоминанием. Нина знала, что когда-нибудь, в серый дождливый день, когда ей будет одиноко, тоскливо или просто скучно, она обязательно вспомнит этого юношу, который подарил ей незабываемые мгновения.

— Пока, Марик. Спасибо тебе за все!

У Марка что-то изменилось в лице. Кажется, он почувствовал то же самое, что и Нина. Он сделался испуганным и каким-то несчастным.

— Вот и все, малышка! Пора по домам. Прости, что доставил тебе много хлопот.

— Да ладно, было даже интересно.

Нина подошла, чтобы обнять его на прощание. Антон деликатно отвернулся. Марк обхватил ее руками и прижался лицом к ее волосам. Почему-то от него пахло морем, а не водкой и грязью, как ожидала Нина. Ей стало очень грустно.

— Ну все. — Она освободилась из его объятий первой, чтобы не заплакать. — Желаю удачи! Слушайся брата, пока!

За их спинами послышался шум подъехавшей машины. Это Толик наконец поймал такси. Антон взял Марка под руку и быстро повел к машине. Похоже, он боялся, что его ненормальный брат сбежит в последний момент.

— Толик, можно я остановлюсь у вас в Иерусалиме? — спросила Нина.

— Конечно!

Все уже сели в машину. Марк смотрел на нее сквозь стекло так, словно умолял о помощи, словно надеялся, что она в последний момент вызволит его. Для Нины эта сцена была невыносимой. Уж скорей бы все кончилось.

— Спасибо вам! — крикнул ей Антон на прощание, и машина уехала.

«Ну вот и все, — грустно думала Нина, — все разъехались кто куда. Джон в Англию, Марк в Швейцарию. По крайней мере, теперь я знаю, что с ним все в порядке, о нем есть кому позаботиться. Пора и мне уезжать. Больше в этом городе меня ничего не держит».

Она обвела напоследок глазами море, пальмы, дорогие отели, пляж, палатки, где жили нищие алкоголики. В общем-то она оказалась здесь совершенно случайно, можно считать ее необыкновенное приключение подарком судьбы. А теперь ей предстоял путь назад.

Глава 15

1

В Иерусалим Нина приехала поздно вечером и прямо с автостанции позвонила Лизе. Та уже ждала ее, Толик предупредил жену, что Нина должна приехать. Улыбающаяся Лиза встретила Нину на пороге квартиры.

— С ума сойти! Как ты загорела! Тебя и не узнать. В Москве все умрут от зависти.

— Это я сейчас умру от усталости. Представляешь, в автобусе сломался кондиционер, я думала, что задохнусь. Одна женщина даже в обморок упала.

— Но ты у нас девушка крепкая, тебя духотой не возьмешь. В душ пойдешь? Давай скорей, и будем ужинать.

Нине было приятно вновь оказаться в их роскошной ванной комнате. Правда, теперь ее восприятие как-то притупилось. То, что раньше приводило в восторг, теперь воспринималось как должное. Ее уже не удивить какими-нибудь кремами или обедом в ресторане. Все это, конечно, делает жизнь более приятной, но по сути ничего не меняет в ней.

Нина вышла из ванной. Девочки уже спали. Стараясь не шуметь, она прошла на кухню. Лиза приготовила ей свежевыжатый апельсиновый сок со льдом. С наслаждением Нина залпом выпила два стакана и ожила. Теперь она чувствовала себя гораздо лучше и была готова к общению.

— Давай рассказывай! — Лизе не терпелось услышать о ее эйлатских приключениях.

— Да что рассказывать? Жара, море, которое надоедает через день, так что предпочитаешь залезть в душ, а не тащиться на пляж, — кокетничала Нина.

— Неужели так и нечего рассказать? Я тут безвылазно сижу дома, кроме своей квартиры и нашего спального района, ничего не вижу. Целый день одно и то же — дети, стирка, магазин, готовка… надоело ужасно… Я в Израиле уже три года, а в Эйлате не была ни разу. Толик все говорит, — то жарко, то дорого. А ты только приехала, и уже везде побывала. Конечно, мне интересно все. Рассказывай — что с тобой там было?

— Да все это не так уж радужно, как ты себе представляешь.

— Это ты о Марке? — Лиза сразу стала серьезной.

— Ну да.

— Да, Антон был очень встревожен его состоянием. А что, он действительно так плох, как говорит его брат?

— Если не хуже. Ты понимаешь, это так странно, вроде он совершенно нормальный, говорит, что-то делает. А потом его нормальность незаметно дает сбой, и он начинает нести такой бред, что просто дурно делается. И ладно бы он только говорил, он же и ведет себя в соответствии со своими безумными идеями. Он тогда становится просто опасным для окружающих. Я тебе в прошлый приезд ничего не хотела говорить, а сейчас, пожалуй, скажу.

И Нина рассказала Лизе о том, как Марк соблазнил арабскую девушку, как чуть не спалил лагерь бедуинов. Лиза слушала ее, в ужасе округлив глаза.

— Ничего себе! Я и не подозревала, что он настолько болен. Но у вас же вроде была такая любовь. Он смотрел на тебя совершенно влюбленными глазами.

— Ну да, любовь была. И я пыталась ему помочь. А потом поняла, что у меня на это уходят все силы, а результата почти никакого. Пришлось признать свое фиаско. Ему нужна не я, а врач. Если бы я осталась с ним еще немного, то сама бы спятила. Конечно, шизофренией я бы вряд ли заболела, но невроз бы точно заработала.

— Да, ты все правильно сделала. Это не тот случай, когда надо жертвовать собой. Я бы тоже с ним не осталась. Ты — молодая, красивая девушка, у тебя вся жизнь впереди. Тебе надо и о себе подумать. Я только одного не пойму. Неужели у тебя в Москве никого нет? Интересно, куда только мужики смотрят.

— Ну почему же, в Москве у меня кто-то есть, вернее, был. А что там сейчас, я не знаю.

— Ну так что же ты сидишь? Звони скорее!

— Правда, можно?

— Ну конечно! — И Лиза объяснила ей, как звонить в Москву.

Нина кинулась к телефону и остановилась в нерешительности.

«Кому же звонить? — лихорадочно соображала она. — Маме, так она мне ничего дельного не скажет, будут одни охи да ахи. Митьке, так и он ничего, наверное, не знает. Андрей сразу отпадает. Звонить ему — слишком тяжелое испытание для моей нервной системы. Позвоню-ка я Ирке. Она человек общительный, все про всех всегда знает. Уж она-то мне все расскажет».

Нина с нетерпением считала гудки.

«Два, три, четыре… Неужели нет дома? Вот облом-то!»

— Алло! — услышала она звонкий голос подруги.

— Ирка, привет!

— Нинка, ты! Откуда ты?

— Как откуда, из Иерусалима.

— Ну надо же! Куда ты пропала, мы уже тебя чуть ли не похоронили! Не звонишь, не пишешь. Ты небось нас уже забыла всех.

— Я еду домой! — прокричала Нина в трубку.

— Когда?

— Я еще не знаю, но скоро. Расскажи, как вы там все, как Андрей.

— Ой, Нинка! Тут такое было! Ты только не расстраивайся. Я про твоего Андрея должна тебе что-то сказать. Короче, у него теперь с сексом все в порядке.

— У него что, появилась другая? — спросила Нина упавшим голосом.

— Нет, нет, не волнуйся. У него никого нет, просто он тебе изменил, случайно.

— Как это случайно, он пьяный был или не в себе?

— Сначала пьяный, а потом с горя. Ты очень расстроена?

— Нет, я рада! Если он с кем-то там мог, значит, и со мной сможет!

— Ну, если ты даже рада, то я тебе скажу все до конца. Я с ним тоже спала. Я думала, ты уже не вернешься, а мне хотелось взять реванш.

— Ну и как, взяла?

— В общем, да. Ты что, плачешь? — встревожилась Ирка.

Нина не плакала. Она хохотала. Весь этот расклад ужасно рассмешил ее. Хороша же Ирка, а еще лучшая подруга! Стоило Нине уехать, как та, недолго думая, уложила в постель ее мужчину. Да и Андрей хорош! От нее шарахался как от чумы, чтобы потом спать со всеми подряд. Ни ревности, ни обиды Нина не чувствовала. Наоборот, теперь она могла больше не считать себя виноватой перед Андреем. Они были квиты. Пусть теперь его совесть мучает. Она, по крайней мере, изменила ему с одним мужчиной, а он ей с двумя женщинами, если не больше.

Все это пронеслось у Нины в голове за несколько секунд.

— Алло! — кричала Ирка, встревоженная ее молчанием. — Ты меня слышишь?

— Да тебя и глухой услышит. Скажи лучше, как ты сама?

— Я отлично, собираюсь за Вадима замуж.

— Ну ты даешь! А как он отнесся к твоему реваншу?

— Философски.

— Да, я чувствую, вы там зря время не теряете. Все, давай прощаться, а то очень много платить придется! Короче, никому не говори, что я собираюсь возвращаться, ладно. Пусть это будет сюрпризом. Ну все, пока.

После разговора с Иркой у Нины отлегло от сердца. Теперь она могла спокойно возвращаться домой.

2

Нина шла по улице Яффа, центральной улице Иерусалима. Она прощалась сегодня с этим необыкновенным городом. Неизвестно, когда она снова попадет сюда, да и попадет ли вообще? Нина внимательно рассматривала все вокруг, чтобы лучше запомнить эти светлые дома, витрины магазинов, пестро одетых прохожих. Так она дошла до Яффских ворот старого города.

За толстыми каменными стенами Нина сразу окунулась в атмосферу экзотики и старины, так полюбившуюся ей в прошлый приезд. Она с наслаждением вдыхала пряный запах специй, кофе, ароматного табака, вслушивалась в гортанную арабскую речь. Вокруг начинался рынок.

«Надо же купить подарки! — вдруг осенило ее. — Как же я раньше об этом не подумала».

И Нина начала выбирать. Это было очень непросто, поскольку глаза у нее разбегались от изобилия всяких штук, штучек, сувениров, одежды в национальном стиле, керамической посуды и прочих соблазнительных вещей. Нина проявила немалую изобретательность, чтобы всем угодить и никого не обидеть. Маме и сестре она купила по шелковому платку с восточными узорами. Ирке — платье в национальном стиле с вышивкой и кистями вдоль подола. Мите — глиняную курительную трубку. Над подарком для Андрея Нина долго ломала голову.

«Что же ему такое купить? — размышляла она, беспомощно озираясь в пестрой толпе продающих и покупающих. — Особой любви к экзотике я в нем что-то не замечала, везти ему отсюда какой-нибудь стандартный подарок, типа галстука, смысла нет. Может, купить ему чашку с надписью на арабском? Но это как-то мало, все-таки любимый мужчина, хочется подарить что-то этакое. Пожалуй, вот это — то, что нужно!»

Нина остановилась около небольшого полосатого навеса, под которым было развешано множество жилетов, мужских, женских, вышитых и сделанных под гобелен. Нина решила выбрать для Андрея жилет, спокойный и оригинальный одновременно. Она остановилась на одном, черном с вышивкой в фиолетовых и тускло-голубых тонах, с шелковой подкладкой и красивыми керамическими пуговицами.

«Это должно ему пойти, — решила она, — теперь, когда он спит со всеми подряд, он, наверно, и одевается более раскрепощенно. В конце концов, если ему не понравится, я сама буду носить». — И Нина протянула деньги довольному продавцу.

Купив Лизе изящные серебряные сережки, Нина уже совсем собралась уходить с базара, как вдруг поняла, что о ком-то она забыла.

«Ах да, Алик! Этот расчетливый циник с печальными глазами и детскими ресницами. Я не могу уехать, не отблагодарив его».

Алику Нина выбрала старую масляную лампу, украшенную нежно звенящими колокольчиками. Может, он никогда и не будет зажигать ее, но она так понравилась Нине, что не купить ее было просто нельзя. В Москву ее не потащишь, так пусть хоть у кого-нибудь здесь стоит.

Обвешанной пакетами Нине гулять не хотелось. Она решила не откладывая пойти к Алику.

«Звонить ему не буду. Приду без предупреждения, если не застану, положу подарок под дверью, пусть потом гадает, от кого». Алик оказался дома. Открыв ей дверь, он удивленно отпрянул и зажмурился, как будто вместе с Ниной к нему в квартиру ворвался сильнейший источник света.

— Узнал?

— Тебя-то да не узнать! Проходи.

На лампу он тоже отреагировал странно.

— Видимо, ты хочешь, чтобы я обзавелся джинном. Если он появится, у него будет твое лицо. Кстати, а не лучше ли нам выпустить джинна из бутылки, прости меня за дурацкий каламбур. — Алик подошел к холодильнику, достал оттуда две бутылки и налил им джин с тоником.

— А ты меня встречаешь лучше, чем тогда, — заметила Нина, потягивая из бокала холодный и приятный на вкус напиток.

— Ну и ты тоже изменилась. Пришла не с пустыми руками, а я люблю, когда мне делают подарки. В первый раз ты явилась ко мне нищая, голодная, нервная. С тобой надо было возиться, кормить тебя, показывать достопримечательности. Сейчас же ты — спокойная, красивая, мне даже не по себе делается. Видишь, я среди бела дня за выпивкой полез. Со мной такого давно не бывало.

Нина с удивлением наблюдала за Аликом. Он выглядел каким-то уж чересчур оживленным, даже взвинченным.

— Почему ты тогда ушла? — спросил он, глядя на нее в упор потемневшими глазами.

— Потому что не приняла твои условия.

— Ну хорошо, я готов их пересмотреть.

— Что? — Нина рассмеялась. — Значит, ты все это время вынашивал какие-то планы на мой счет, сочинял новый договор? Это очень трогательно, но, увы, уже поздно. Я в самое ближайшее время уезжаю в Россию. И кроме того, я уже по горло сыта сексуальными приключениями. Да будет тебе известно, я отдалась другому мужчине, не только ничего от него не получив, но даже в убыток себе, как ты выражаешься. Вот такая я бескорыстная, не в пример некоторым. — Нина торжествующе взглянула на расстроенного Алика. — Ну все, спасибо за джин, спасибо за то, что приютил когда-то, а теперь мне пора.

— Подожди! — Голос Алика стал почти умоляющим. — Побудь еще немного, мы можем сходить куда-нибудь.

— Спасибо, но мне правда пора. Не огорчайся, — Нина взяла его за руку, — возможно, при ином стечении обстоятельств у нас что-нибудь и получилось, но сейчас наши пути не совпадают. И не кори себя, что ты сделал что-то не так, просто не судьба, и все. — Нина поцеловала его в щеку и легко сбежала вниз по лестнице.

Весь следующий день она опять кружила по старому городу. Побывала у Стены плача, посмотрела на людей, доверяющих свои горести старым потрескавшимся камням. В христианском квартале Нина зашла в церковь, постояла под ее тяжелыми сумрачными сводами. Она купила тоненькую, пахнущую ароматным воском свечку и поставила ее перед иконой. Нине захотелось помолиться за всех, с кем ее свела на этой земле судьба. И неважно, в какого Бога они верили и верили ли вообще. Она вспомнила монахинь из православного монастыря, Алика, арабов из Хеврона, бедуинов, несчастного и сумасшедшего Марка, Алекса, ребят из хостеля, Джона, продвинутого духовно и потому печального, Лизу с Толиком и их девочек. Теперь Нине было не так жалко покидать их всех.

Нина вышла на улицу, после сумрака церкви солнце резко ударило ей в глаза. Зажмурившись, Нина простояла пару минут на каменных плитах. У нее было чувство, что она кого-то забыла в своих молитвах.

«Ну конечно же! Этих несчастных дурех, с которыми я приехала сюда. Интересно, как они там? Все еще танцуют перед толстыми старыми мужиками или нашли себе работу получше? Неужели ни одна из них не сбежала из притона Григория и его подружки Эммочки? Буду в Тель-Авиве, обязательно зайду туда, надо разыскать хотя бы Алку».

3

Нина стояла перед тяжелой железной дверью в квартиру, с которой у нее были связаны тяжелые воспоминания. Позади осталось теплое прощание с Лизой, обещание писать, надежда на то, что они обязательно когда-нибудь встретятся. И снова была поездка в автобусе, который кружил по красивой горной дороге, среди сосен и ярко-зеленых кустарников. Нине казалось, что лента времени раскручивается вспять и что, если она не побывает в тех местах, откуда начала свое путешествие по Израилю, ее прощание с этой страной будет неполным.

Было три часа дня, Нина рассчитала, что девушки уже не спят, но еще не ушли на работу. Она нажала на кнопку звонка, очень скоро дверь отворилась. Перед ней стояла Эмма, такая же толстая, с той же бородавкой. Она явно узнала Нину, но смотрела на нее так, словно видит впервые. Войти ее не приглашали, Эмма плотной тушей стояла в проеме двери.

— Вам кого? — официальным тоном спросила она Нину.

— Да бросьте вы прикидываться! Не так уж много времени прошло с тех пор, как я у вас побывала. Не волнуйтесь, мне ничего от вас не надо, я собираюсь улететь в Москву первым же рейсом. Я хочу увидеть Аллу.

— Какую еще Аллу, у нас тут нет таких. — Эмма вела себя как партизан на допросе.

— Ах нету Аллы! Это я сейчас узнаю! — Нина разозлилась и крикнула в глубь квартиры: — Алка, ты здесь? Это я, Нина.

Из дверей комнат высунулись взлохмаченные женские головы с заспанными лицами. Нина узнала почти всех своих старых знакомых, но появилось и несколько новеньких. Видно, дело процветало. Алки среди них не было.

— Эй, Наташка, привет! Узнаешь меня? — обратилась Нина к одной из девушек. — А где Алла?

— Она давно уже здесь не живет, нашла себе местечко получше.

— Ну а вы-то тут как, домой не собираетесь?

Девушки вышли из комнат и столпились около входной двери. Они наперебой кричали Нине:

— А ты как живешь? Смотрите, девчонки, одета она неплохо.

— Нашла себе кого-то или сама на работу устроилась?

— А когда ты домой едешь, скоро? Может, письмо захватишь?

— Нина, Нина, будешь в Москве, позвони моим, скажи, пусть денег на билет вышлют, расскажи им там, куда мы попали!

Такой поворот событий совершенно не устраивал толстую Эмму. Она безуспешно пыталась выпихнуть Нину за дверь. Хотя Эмма и выигрывала в весе, Нина обладала большой ловкостью. Вцепившись в дверной косяк, она продолжала поверх неряшливой головы хозяйки перекрикиваться с девушками.

— Ну хорошо, — Эмма сдалась, — я даю тебе адрес, и ты убираешься отсюда.

— Договорились, только пока адрес не будет у меня в руках, я из квартиры не выйду.

Недовольная Эмма удалилась к себе в комнату. Девушки, воспользовавшись случаем, обступили Нину. Выглядели они так себе. Помятые лица с нездоровым бледным цветом кожи и следами косметики, потухшие глаза. Нина была для них как пришелец с другой планеты, загорелая, красивая, уверенная в себе.

— Девчонки, что вы здесь торчите? — быстро заговорила она, боясь, как бы не появилась Эмма. — Это же плохо кончится, подцепите какую-нибудь гадость, и вас выкинут на улицу. Сматывайтесь отсюда, пока не поздно!

— Да куда мы пойдем? — заговорила одна из них безнадежным голосом. — Мы тут чужие, даже языка не знаем.

— Заработать на билет всегда можно, было бы желание. Вам просто надо самим решать свои проблемы. Мне же это удалось, я работала как лошадь, а сейчас вот домой еду. Если хотите, могу сказать, где точно есть работа.

— Где? Конечно, скажи!

— Езжайте в Эйлат, там всегда нужны уборщики улиц. Я знаю мужика, который вам поможет. — Нина имела в виду Алекса. — К тому же он так плохо говорит по-английски, что на его уровне вы всегда объяснитесь.

— Улицы убирать, в такую жару, — разочарованно протянули женские голоса. — Нет, уж лучше тут сидеть…

— Ну, как хотите, можете тут гнить заживо! — Нина была очень зла на них.

«Это же надо, — думала она, — были бы еще элитными проститутками, а так, за еду и крышу над головой ложиться под кого скажут, и все потому, что самим слабо приложить хоть какие-то усилия к устройству своей жизни…»

Появилась разъяренная Эмма и быстро разогнала всех по комнатам. Она вручила Нине мятую бумажку с адресом и прошипела:

— Скажи своей подружке, что она мне за квартиру должок так и не выплатила. Сто шекелей она мне должна, пусть отдаст.

— Ага, отдаст, догонит и еще раз отдаст! — И Нина сбежала по лестнице, слыша, как ей в спину несутся грязные ругательства на двух языках.

4

Алка, оказывается, поселилась в фешенебельном районе. Нина шла по тихой улице, застроенной исключительно роскошными виллами, утопающими в зелени.

«Ничего себе, интересно, как это ей удалось сюда затесаться? А может, она горничной сюда устроилась? Да нет, на нее не похоже».

Нина дошла до нужного ей дома. Невысокая каменная ограда, за ней живая изгородь, что там внутри и не разглядеть. Видно только, как белеет сквозь деревья трехэтажный дом замысловатой архитектуры со всякими башенками, балкончиками, мансардами. Около кованой входной двери Нина разглядела переговорное устройство и нажала на золоченую кнопку. Мужской голос что-то спросил ее на иврите.

— Могу я видеть Аллу? — сказала Нина по-английски.

Она услышала, как внутри немного посовещались, и дверь автоматически распахнулась перед ней. Нина шагнула внутрь и очутилась в миниатюрном шедевре садово-парковой архитектуры. Здесь было все: дорожки, посыпанные песком, симметрично разбитые клумбы с дивными, ароматными цветами неземной красоты, фигурно подстриженные кустарники, даже где-то в отдалении было слышно журчание фонтана.

К ней уже спешил молодой человек в хорошем синем костюме с радиотелефоном в руках. Его глаза внимательно изучали Нину сквозь дымчатые стекла очков.

«Кто это, — подумала Нина, — хозяин дома или швейцар?»

Последнее предположение оказалось верным. Молодой человек, ничего не спросив у Нины, пригласил ее в дом. Выложенная плитами дорожка вела к широкой парадной лестнице. На ней не хватало только ковра. Правда, ковер оказался внутри. И не обычная бордовая дорожка, а пушистый темно-синий, с лиловыми и белоснежными узорами. По этому великолепию к Нине спешила Алка.

— Прости, что сама не вышла тебя встретить. Здесь это не принято, приходится держать марку.

Нина не могла скрыть своего изумления. Куда только подевалась девушка с небрежно причесанными волосами, без следов косметики на лице с насмешливым выражением, одетая в нечто купленное на распродажах? Перед ней стояла совсем другая женщина, с тщательно уложенными волосами, умело и изящно подкрашенная. В тонком аромате ее духов Нина узнала «Опиум», о котором она могла только мечтать. А одета ее разбогатевшая подруга была так, что Нина сразу почувствовала себя Золушкой. Причем на Алле было всего лишь домашнее платье, а не изысканный вечерний наряд. Тем не менее в нем было все — и шелк, и трикотаж, и кружева, красивый вырез, обнажающий плечи.

— Алка! Ну ты даешь! — восхищенно воскликнула Нина. — Вот это результат. Да, ты тут точно времени не теряла.

— Да брось, если ты о тряпках и о доме, то я не придаю этому большого значения. Так, это просто декорация.

— И очень неплохая, заметим. Лучше расскажи, кто хозяин этого дворца и кто ты ему.

— Все узнаешь в свое время. А пока пойдем наверх. Я хочу тебя угостить чашечкой кофе, надеюсь, ты не откажешься?

Алла повела Нину наверх по широкой лестнице, устланной ковром в восточных мотивах и украшенной живыми цветами в огромных керамических вазах. Миновав прохладный холл, они прошли в гостиную, большую комнату с огромными окнами, которые затеняли жалюзи, спрятанные под белыми гардинами. Нина, не скрывая интереса, разглядывала массивную мебель. Кресла и диваны, обитые черной кожей, темного дерева шкафы, стеклянные низкие столики; все это сейчас было в моде и считалось признаком респектабельности, но Нине такой стиль не нравился, он ее подавлял.

Тем не менее развалиться в мягком кресле, чувствуя прохладные прикосновения гладкой кожи, вдыхать воздух, прошедший через целую систему кондиционирования и очистки, было очень приятно. Нина с удовольствием взяла предложенную ей дорогую сигарету и приготовилась слушать. Но Алла, видно, считала, что еще не вполне поразила ее воображение. Она взяла со стеклянного столика маленький серебряный колокольчик и легонько позвонила. В проеме двери мгновенно появилась молоденькая девушка в белой блузе и белом кружевном фартучке поверх черной мини-юбки.

— Блин, ну прямо как в кино, — тихо засмеялась Нина, — ей только наколки в волосах не хватает.

— Это уже вчерашний день, сейчас форма горничных такая, — со знанием дела заявила Алла и по-английски попросила девушку принести им кофе.

У Нины создалось впечатление, что кофе здесь варился непрерывно, потому что уже через пару минут девушка вернулась с подносом, на котором стояли две чашечки тончайшего фарфора, сандвичи с ветчиной и сыром, восточные сладости в вазочке и белый швейцарский шоколад. Царственным кивком головы Алла отпустила горничную и подмигнула своей гостье.

— Все-таки в жизни богачей есть свои прелести, не правда ли?

— Кто он? — не терпелось узнать Нине.

— Бизнесмен, коренной израильтянин, его предки родом из Греции, это нас определенным образом роднит.

— Ему лет семьдесят, наверное, — усмехнулась Нина.

— Вовсе нет, — не обиделась Алла, — Давиду около пятидесяти. У него сеть фабрик, выпускающих лекарства и еще что-то, кажется, одноразовые шприцы. Торгует он чуть ли не со всем миром. Миллионер, между прочим. Счет в швейцарском банке и все прочее. Разведен, есть двое детей. Дочка старше меня.

— Из-за тебя развелся?

— Да что ты, меня тогда здесь еще и в помине не было. Жена ему уже давно надоела. Он ей назначил такое содержание, что считает все претензии с ее стороны просто блажью.

— Неужели мужчины его круга ходят в третьесортный ресторан, где ты подвизалась?

— Конечно, нет. Ресторан был, так сказать, стартовой площадкой. С него я только начала свой взлет. А результат, как видишь, неплохой.

— Ну и что дальше? Надолго ты здесь?

— Давид даже готов на мне жениться.

— Обычно на девушках сомнительного поведения не женятся.

— Ну во-первых, я была ему представлена несколько иначе, а во-вторых, у него такое положение в обществе, что ему плевать на репутацию. Это сын его должен жениться на девушке из хорошей семьи, а сам он может взять в жены кого угодно, хоть меня. Я ведь на свой счет иллюзий не питаю. Но, честно говоря, брак, даже с миллионером, в мои планы не входит. Зачем мне это? Сейчас я свободный человек, захочу уйду, и он это знает, а так придется во всем ему подчиняться. Чуть что не так, он наймет ораву частных детективов, чтобы следили за мной.

— Но ведь ты и так у него на крючке, куда ты без его денежек?

— А для меня деньги не главное. Жизнь с Давидом дает мне очень многое. Я избавлена от всяких забот по поводу денег, еды, жилья, могу пользоваться дорогими магазинами, лучшими ресторанами, отелями. У меня, наконец, появилась масса свободного времени для себя. Я плаваю в бассейне, мне делают массаж, я совершенствуюсь в английском и хожу в музеи. Правда, здесь их маловато, но Давид обещает свозить меня в Европу. У него прекрасная библиотека, там, кстати, много философской литературы. Когда я как следует выучу английский, то обязательно прочту все это.

— Но ведь с ним-то ты не философские разговоры ведешь, с ним же спать надо.

— Ну и что? Он в хорошей форме, следит за собой и в постели очень неплох. В сексе с опытным, уже пожившим мужчиной есть свои прелести. А если мне захочется чего-то бурного, то я всегда могу найти себе какого-нибудь молодого и горячего, Давид даже ничего не узнает.

— Значит, он тебя из дому свободно выпускает?

— Попробовал бы он меня не выпустить! У меня полная свобода передвижения, к тому же он балует меня вниманием, дарит даже чеки. Я уже свой счет в банке открыла. Ты пойми, это не конечная остановка в моем пути. И не думай, что я мечу еще выше, в постель к какому-нибудь арабскому шейху или принцу. Сейчас я накапливаю свой внутренний потенциал, ну и деньги, конечно, а потом смогу распоряжаться собой как хочу. Я же тебе говорила когда-то, что тело для меня лишь инструмент, я просто использую его, чтобы потом обратиться к душе и жить другой жизнью. Рвану в Индию, на Тибет или в Южную Америку к индейцам.

Нина уже давно выпила свой кофе. Она просто сидела и слушала Алкины откровения. У нее голова шла кругом от этой мешанины практицизма, беспринципности и поисков возвышенного.

— Ну ладно, про меня ты все узнала. Теперь давай рассказывай, чем ты занималась все это время.

Нина подробно рассказала Алле о своих безумных приключениях. Та внимательно ее слушала, чему-то улыбаясь про себя.

— Ну, и чем ты, спрашивается, лучше меня? Занималась тем же сексом, только с психом. Ну конечно, у вас была бескорыстная любовь, чистое чувство… Да ладно, — миролюбиво заговорила Алла, видя, что Нина разозлилась и собирается возразить, — у нас с тобой разные взгляды на эти вещи, так что оставим эту тему. Останься, переночуй у нас. Давид не будет возражать. Не волнуйся, у нас тут полно места. А билет я тебе закажу по телефону, выкупишь перед вылетом. Оставайся, а? — Алла умоляюще взглянула на Нину, и та сразу поняла, что не так уж сладко ей живется, и эта богатая вилла совсем не волшебный замок, а ее хозяин далеко не сказочный принц.

Нина осталась. Она расположилась в спальне для гостей, веселенькой, в деревенском стиле, с обоями в цветочек и мебелью из светлого натурального дерева. Конечно, здесь было очень мило, но эта комната не могла сравниться с хозяйской спальней. Алка, не скрывая торжества, показала ее подруге, но чувства зависти она у Нины не вызвала, потому что такой спальни у нее не могло быть никогда.

Она осторожно ступила на пушистый ковер, такой ослепительной белизны, что по нему страшно было ходить в обуви. Зеркальный шкаф во всю стену, зеркальный потолок и просто зеркало на стене зрительно увеличивали и без того огромную комнату. В центре спальни стояла кровать, поражающая своими размерами. Алка, словно демонстрируя свое отношение к этому великолепию, плюхнулась прямо с ногами на бледно-лиловое шелковое покрывало.

— Смотри, Нинка, какие здесь прибамбасы. И она принялась показывать Нине встроенные в высокую полукруглую спинку кровати часы, радио, магнитофон, нажимала на кнопки, и загорались разноцветные стеклянные трубки причудливой формы, которые служили светильниками.

Вообще, Нине показалось, что с осветительными приборами тут явный перебор. Правда, на зеркальном потолке не было люстры, ее заменяли многочисленные маленькие бра на стенах и большие торшеры, расставленные по всей комнате. Нина восхищенно присвистнула, разглядывая настоящий миниатюрный фонтан с розовой подсветкой. Потом она надолго застыла перед туалетным столиком, на котором теснилось множество флаконов с духами самых дорогих фирм. Нина не поленилась перепробовать их все: и простые цветочные; и холодные, сдержанные, словно скандинавская весна; и терпкие, с экзотическим ароматом южной ночи. Каждый флакон являл собой настоящее произведение искусства. Названия, правда, Нине ничего не говорили, она их прочитывала, не запоминая.

— Зачем тебе столько? Мне всегда казалось, что у женщины должен быть какой-то один, свой аромат.

— Вовсе нет! Мне, например, одни и те же духи быстро надоедают. И потом, я люблю, чтобы запах подходил под настроение, а оно меняется. И вообще, одинаково пахнуть скучно. Слушай, давай я тебе подарю что-нибудь, выбери, что тебе нравится.

Нина не заставила себя долго упрашивать. Размышляла она тоже недолго и поставила себе на ладонь маленький фигурный флакончик с надписью «Голубая лагуна», духи с надолго запоминающимся ароматом.

5

Алла, устроив Нину, уехала на сеанс массажа. Она сказала, что вернется вместе с Давидом, и велела Нине отдыхать и расслабляться. Она притащила в ее комнату вазу с фруктами, несколько вазочек с орехами, выдала ей детектив Агаты Кристи, даже на русском языке. И теперь Нина с наслаждением валялась на мягкой кровати, листая страницы и щелкая орешки. Она решила не ломать себе голову над проблемой, пра-ва Алка или нет.

«Кто я, собственно говоря, такая, чтобы судить ее. Она взрослый человек, пусть устраивает свою жизнь как хочет. Она не вредная, не жадная, приняла меня, духи подарила. В конце концов, каждый сам вправе распоряжаться своей жизнью!»

Нина услышала шум подъехавшего автомобиля, голоса, шаги, и в комнату без стука влетела Алка.

— Вставай, Давид приехал. Я ему про тебя рассказала, он очень рад, что ты у нас остановилась. Он сейчас повезет нас ужинать в «Кинг Джордж» — это такой шикарный ресторан. Да, тебе надо переодеться к ужину.

— Во что? У меня же ничего нет, я вещи оставила в камере хранения на автостанции.

— Даже если бы они были при тебе, вряд ли там нашлось бы что-нибудь подходящее. Так, я, кажется, придумала! Размер у нас с тобой вроде одинаковый — пойдешь в моем платье. А как быть с обувью? У меня тридцать шестой размер. У тебя тоже? Класс! Мы прямо как сестры-близнецы. Сиди тут, сейчас я тебе все принесу. Алка выскочила из комнаты и тут же как вихрь влетела назад.

— На, примерь. Это мое новое вечернее платье. Давид его еще не видел, я наряды себе без него покупаю, чтобы под руку не говорил. Вот колготки и туфли. Должны подойти. Короче, иди в ванную. Там все есть: шампунь, косметика, фен. Подкрасься слегка, оденься, через час я за тобой зайду.

После душа Нина не без внутреннего трепета примерила платье. Сознание, что на ней надето то, что стоит более тысячи долларов, ужасно сковывало. Правда, наряд стоил того, платье было просто великолепно — черный шелк подчеркивал стройность ее фигуры, изящный вырез, обнажающий плечи и спину, был отделан кружевами ручной работы. Платье сидело так, будто было сшито специально для нее. Туфли, черные лаковые лодочки, тоже пришлись точно по ноге.

— Ну как, готова? — услышала Нина голос Аллы.

Она стояла в дверном проеме, словно прекрасная картина в простой раме. С удивлением Нина увидела, что на Алле очень похожее платье, только белое. К кружевам на груди Алла приколола темно-красную розу с нежными бархатистыми лепестками. Такую же, но белую она протянула Нине.

— Возьми, это оживит твой наряд! А вообще, ты смотришься классно. Эх, тебя бы в хорошие руки, цены бы тебе не было.

— А я и не хочу, чтобы меня оценивали, — парировала Нина, но розу взяла.

— Ну, пошли, Давиду уже не терпится на тебя посмотреть.

Шурша платьями, Нина и Алла, нарядные, словно сошедшие со старинной гравюры, прошли в гостиную. Им навстречу поднялся невысокий седоватый мужчина. Он был стройным, подтянутым, в безупречном сером костюме, с гладко выбритым смуглым лицом и действительно выглядел моложе своих лет. Алла представила Нину, и Давид обнажил в улыбке ровные, ослепительной белизны зубы.

«Искусственные», — почему-то сразу поняла Нина.

Давид на прекрасном английском говорил ей какие-то дежурные слова, о том, как он рад с ней познакомиться, и даже о том, что он большой друг России. Нина его почти не слушала. Вся эта роскошь начала подавлять ее. Она вдруг поняла, что не хочет ехать ни в какой ресторан. С гораздо большим удовольствием она бы посидела где-нибудь на берегу моря, слушая, как волны шелестят о песок. Но приглашение принято, платье держало ее в кружевных объятиях, отказаться уже было невозможно.

На длинной сверкающей машине, обитой изнутри бархатом и кожей, с мини-баром и шофером за перегородкой, они отправились в центр города, в роскошный отель, внутри которого, словно прекрасный камень в дорогой оправе, скрывался еще более роскошный ресторан.

Ужин был великолепен, блюда и вина изысканны, а официанты вышколены, тем не менее Нина никак не могла избавиться от чувства неловкости. Она явно ощущала себя не на своем месте. Зато Алла просто цвела. Она болтала без умолку, предлагала Нине попробовать то кусочек омара, то мясо с гарниром из ананасов. Официант по знаку Давида все время подливал ей вина в хрустальный бокал, отражающий своими гранями сверкание люстр. Нина была так напряжена, что даже не могла опьянеть.

Давид по очереди приглашал их танцевать. Кружа с ним в вальсе, Нина вдыхала тонкий аромат его дорогой косметики и почему-то чувствовала отвращение.

«Взять бы выйти в туалет и сбежать отсюда! Да куда я пойду в этом дурацком платье, и все документы мои у Алки остались. Придется дотерпеть этот маскарад до конца».

— Почему вы так быстро уезжаете? Вам у нас не понравилось? — вел с ней светский разговор Давид.

— Понравилось, но я уже соскучилась по дому.

— Вас там ждет друг?

— Там у меня есть мужчина.

— Молодой, красивый, нищий. Я угадал? — В его голосе прозвучала насмешка.

— Молодой, красивый, богатый, — отрезала Нина, хотя Андрей, конечно, по меркам Давида, был нищим.

Пришло время кофе и десерта. Нина с трудом проглотила пирожное, хотя оно было таким нежным, что таяло во рту. Наконец-то этот тягостный ужин закончился, и они двинулись по ярко-красной дорожке к выходу из ресторана.

Нина сидела на мягком сиденье автомобиля. Перед ее невидящими глазами мелькали огни города, сливаясь в одну сплошную сияющую линию. Нине сейчас больше всего хотелось запереться у себя в комнате, снять с себя не принадлежавшее ей платье и забраться в постель.

Но, когда они приехали на виллу, Давид пригласил их в гостиную на чашку кофе. В голове у нее гудело. От предложенного ей ликера она отказалась и сидела, тупо уставившись в огромный экран телевизора, где цветными пятнами мелькали танцующие пары. Давид о чем-то тихо переговаривался с Аллой, но Нина их не слушала. Между тем они говорили о ней.

— Нинка, послушай! Давид тебе хочет кое-что предложить, ты только не дергайся, дослушай меня до конца. Почему бы тебе не провести с нами ночь…

— С кем это с вами? — дернулась Нина.

— Ну, с Давидом и со мной. Не думай, не бесплатно, ты получишь за это пятьсот долларов.

— Так вы групповуху мне предлагаете?

— Ну почему ты так грубо это называешь. Просто это такой вид секса. И в нем есть свои приятные стороны. Да не отказывайся ты. Подумай — пятьсот баксов за одну ночь. Так нигде не платят. К тому же я тебе обещаю, что ты получишь удовольствие.

Нина совершенно опешила. Она чувствовала, что попала в ловушку. Алка как ни в чем не бывало уговаривала ее, а Давид невозмутимо курил сигару.

— Так вот зачем вам такая широкая кровать, — сказала Нина, чтобы выиграть время.

Алла только усмехнулась. Нина испугалась. А что, если они не выпустят ее отсюда? Ведь эта вилла — настоящий неприступный замок, просто так отсюда не уйдешь.

— Нет, эти развлечения не для меня. Я, пожалуй, пойду спать. А если хотите, я могу уйти. Да, я лучше уйду. Так всем будет спокойней.

— Перестань! Не хочешь — не надо, никто заставлять тебя не будет. Что мы, дикари какие-нибудь? Иди спать, не переживай. Спокойной ночи.

Алка пожала плечами. Наверно, ей казалось, что Нина поступает очень глупо, отказываясь от легких денег.

Спальня для гостей не запиралась изнутри. Пришлось Нине понадеяться на порядочность хозяев.

«Интересно, часто она ему подружек вот так находит?» — думала Нина, расчесывая волосы перед зеркалом.

Она сняла платье и сидела в одной полупрозрачной ночной сорочке, которую ей еще днем дала Алла. Одна узенькая кружевная бретелька все время сползала с ее плеча, и Нина устала ее поправлять.

— Зря ты так, — услышала Нина голос за спиной и вздрогнула. Это Алла вошла в комнату, бесшумно отворив дверь. — Ты на меня обиделась? — Она так странно смотрела на Нину, что той стало не по себе. Ее черные глаза блестели слишком ярко, по щекам разлился румянец. — Зря ты надела рубашку, я, например, всегда сплю голая, здесь слишком жарко… А ты даже красивее, чем я думала. — Она подходила к Нине все ближе, подошла вплотную, протянула к ней слегка дрожащую руку и погладила Нину по загорелому плечу, на котором белела узкая полоска от купальника.

Нина оцепенела. Она смотрела на Аллу и не находила сил подняться со стула. Между тем движения Аллы делались все смелее. Ее рука скользнула по шее Нины, по волосам. Уже обе ее руки лежали на плечах Нины. Со стороны это было похоже, как будто одна девушка перед сном доверительно разговаривает с другой. Вдруг Алла сделала резкое движение, прижалась всем телом к спине Нины, а ее ладони обхватили груди в ужасе застывшей девушки.

Это было последней каплей. Холодная ярость словно током ударила Нину. Она резко вскочила, с омерзением отбросила прилипшую к ней Аллу и, схватив свою одежду в охапку, убежала в ванную. К счастью, дверь здесь запиралась. Хорошо, что ее документы и деньги были в кармане белых джинсов, в которых Нина пришла в этот ужасный дом.

Одевшись, Нина огляделась и прислушалась. За дверью происходила какая-то возня. Давид что-то недовольно выговаривал Алле, а та совершенно пьяным голосом плаксиво твердила:

— Ну что я могу сделать, она не хочет.

Нина услышала грязное ругательство и звук падающих тел.

«Что они там, дерутся, что ли, или занялись любовью, поняв, что со мной дело не выгорит? Как же мне выбраться отсюда?»

В кафельной стене ванной было небольшой полуприкрытое окошко. Подвинув к стене табурет, Нина смогла заглянуть в него. Она выходило во двор, а под ним находилась стена террасы первого этажа. Высоковато, но спрыгнуть можно. Чувствуя себя взломщицей наоборот, Нина протиснулась в узкий проем окна, неловко развернулась в нем и повисла над крышей на руках. Глотнув теплого ночного воздуха, она бесшумно спрыгнула вниз.

Все было тихо. По водосточной трубе, как в лучших традициях приключенческих фильмов, она спустилась во двор. Ее никто не заметил. Она с трудом продралась сквозь живую изгородь, а перелезть через каменную ограду после всего этого уже не составило большого труда.

«Вот дела! — думала Нина, отряхиваясь и разглядывая ссадины. — Ну и везет же мне! Вечно я в какие-то истории попадаю! — Теперь ей было просто смешно. — Все, хватит приключений. Пора домой, а то опять в какую-нибудь историю влипну!»

Пришлось просидеть до утра на пляже. «В который раз мне приходится так коротать ночь?» — усмехнувшись, подумала она, поеживаясь от прохлады.

Утром Нина взяла билет на ближайший рейс до Москвы. Она не стала никому звонить, предупреждать о своем приезде.

«Пусть удивятся, — думала она, глядя на пышное покрывало облаков, над которыми летел самолет. — Надеюсь, что Ирка не проболталась. Эх, знать бы, чем занимался Андрей, пока я тут развлекалась! От него самого ведь ничего, как всегда, не добьешься».

Глава 16

1

В тот сырой мартовский день Андрей возвращался из аэропорта в тяжелом состоянии.

Опустошенный разлукой и оглушенный бедой, он вел машину, почти не различая дороги.

«Я потерял ее, я потерял ее навсегда, — стучало в его измученном бессонницей мозгу. В исступлении бешенства он жал на педаль газа, не обращая внимания на то, что люди и машины в испуге шарахаются от его автомобиля. — Это уже вторая женщина, которую я оттолкнул от себя».

Он безжалостно корил себя за все — за то, что не объяснил Нине все сразу, за то, что в штыки воспринимал ее отчаянные попытки пробиться сквозь стену его отчужденности. И за свой уход от нее, и за молчание в новогоднюю ночь, и за то, что в конечном счете именно он подтолкнул ее к отъезду.

Дома его ждала пустая квартира. Вадим так увлекся Нининой подружкой, что почти все время проводил с ней, а домой являлся лишь ночевать. Он даже астрологию свою совсем забросил.

— Женщину предпочел звездному небу, — мрачно подшучивал над ним Андрей.

— Женщина сама подобна звезде, — отвечал ему Вадим.

В последнее время в отношениях друзей возникла некоторая напряженность. Вадим и не пытался скрыть, что ему не нравится, как Андрей ведет себя с Ниной. Все его попытки вмешаться ни к чему не привели, и он предоставил другу самому решать свои проблемы.

Таким образом, Андрей оказался в своеобразном вакууме. Теперь ему пришлось, как многим одиноким людям, всего себя отдавать работе. Он устроился еще на одни курсы. Взялся переводить еще несколько фильмов, шалея от бесконечного однообразия сюжетов.

В силу привычки он продолжал следить за собой, аккуратно и даже изысканно одеваться, каждое утро после бритья протирал лицо дорогим мужским одеколоном.

Вскоре он заметил нечто странное. Девушки на курсах секретарш, где он преподавал по четвергам, старались задержаться в комнате после занятий. А когда он выходил на лестницу покурить, около него теперь всегда вертелась какая-нибудь ярко накрашенная красотка в мини-юбке. На курсах английского языка было то же самое, а на истфаке Гуманитарного института творилось совсем невообразимое — девицы, помимо всего прочего, пытались вести с ним интеллектуальные разговоры.

А ведь раньше этого не было. После пережитой трагедии — смерти ребенка и ухода Татьяны в монастырь — он так заледенел изнутри, что вокруг него образовался невидимый барьер. Натолкнувшись на него, женщины обычно быстро теряли интерес к нему как к мужчине и поддерживали с ним лишь деловые отношения.

Полюбив Нину, он внутренне оттаял, а оттаяв и потеряв ее, стал беспомощным и беззащитным перед проявлением женских горячих эмоций. С грустной усмешкой он отмечал, что и сам, несмотря на непроходящую тоску по Нине, стал обращать внимание на молоденьких девушек.

Вот и вчера в перерыве между занятиями он вышел покурить. И тут же рядом с ним оказалось юное существо в ореоле светлых кудряшек и в облаке сладких духов. Самое странное, что он даже не замечал лиц всех этих порхающих вокруг него девиц.

— Андрей Николаевич! А что вы курите? «Кэмел», да? А можно я попробую? Ну пожалуйста! А то у меня на такие сигареты денег не хватает.

И он, который никогда раньше не поддался бы на такую явную провокацию, завел с ней совершенно идиотский разговор о том, что девушкам курить вредно, а потом все же услужливо поднес огонек зажигалки. За сценой его падения исподтишка наблюдали десятки любопытных девичьих глаз. Они поняли, что он не такой уж неприступный, как кажется.

На следующий день к его машине подскочила уже другая девушка, он даже имени ее не знал, а помнил про нее только то, что она говорила по-английски с ужасающим акцентом и вечно путалась в неправильных глаголах.

— Андрей Николаевич, Андрей Николаевич! Подождите, вы куда едете, не в центр? Подвезите меня, пожалуйста.

— Я еду на Полежаевскую.

— Ну все равно, ну, пожалуйста, я просто ненавижу метро, прокатите меня хоть немного! — тараторила девица, как будто она родом из глухой деревни, где легковые автомобили — большая редкость.

Сидя рядом с ней в машине и вдыхая удушливые пары сладких духов, он краем глаза рассматривал свою пассажирку. Невысокого роста, пухленькая, неестественно-яркая блондинка, крашеная. Волосы отросли и чернели возле неровного пробора, одета ярко и безвкусно.

Пока они ехали, она болтала без умолку. Звали ее Аней, и у нее были большие планы на будущее. Андрей мрачно слушал ее треп и только усмехался про себя.

Она не сказала ему о себе ничего нового. Как будто он сам все про нее знал. Ну да, она еще не стала валютной секретаршей, пока она только влезла в долги, чтобы заплатить за учебу. Она еще тешит себя мыслью, что ее возьмут в крутую фирму, и босс, высокий красавец с пейджером на боку, сразу обратит на нее внимание. А сейчас почему бы не завести легкий романчик с симпатичным и до сих пор неприступным преподавателем английского?

— Андрей Николаевич, а куда мы едем?

— А куда вам надо? — Андрей не рад был, что поддался минутной слабости и посадил эту балаболку к себе в машину.

— Ой, а давайте куда-нибудь сходим вместе. Я наглая, да? Но ведь вам не так уж много лет, и, если бы вы не были у нас преподавателем, мы могли быть просто знакомыми. Пойдемте туда, где нас никто не знает. Вы не волнуйтесь, я вас буду, как и раньше, Андреем Николаевичем называть.

Андрей молчал. Это придало Ане смелости.

— А может быть, поедем к вам, я слышала, у вас видак есть. Можно какой-нибудь фильм посмотреть. Я люблю комедии и боевики, а вы?

«О Господи! Только боевиков мне не хватало, — думал Андрей. — Но ведь ей, наверное, нужно совсем другое. Это такой шик — соблазнить преподавателя. Все подружки сразу завидовать начнут, а сколько разговоров будет!»

Андрей еще раз внимательно оглядел девушку. «А почему бы и нет?» — холодно спросил он себя.

— Хочешь ко мне? — прямо спросил он ее.

— Ага, — ее темные глаза загорелись.

2

В его квартиру Аня вошла робея, чуть ли не на цыпочках, но очень быстро освоилась. Андрей помог ей снять дешевое пальтишко и предложил тапочки. Машинально он отметил, что ее темные колготки порваны на одной пятке и зашиты на другой. Он вспомнил, что и у Нины были рваные колготки, и это его умиляло чуть ли не до слез, а сейчас он почувствовал глухое раздражение.

Эта девушка раздражала его все больше. Она бесцеремонно разгуливала по квартире, доставала книги с полок, бессмысленно листала их, а потом небрежно ставила не на место. Она перетрогала кучу безделушек, забралась в комнату Вадима, где застыла в изумлении перед огромной астрологической картой.

— Ой, что это?

Андрей объяснил как мог.

— Ой, как интересно! А ваш друг может мне погадать на гороскопе?

«Интересно, а можешь ли ты начать фразу не с «ой», а как-нибудь иначе?» — подумал Андрей, уже закипая от злости. Но странным образом эта злость была приятна ему. Если бы Аня вдруг исчезла из его квартиры, он остался бы разочарованным, словно она пробуждала в нем настоящие эмоции, те, которым давно пора было выплеснуться наружу.

— Ничего больше не трогай! — закричал он на девушку, когда она уже полезла в вещи и книги Вадима.

Аня замерла, испуганно уставившись на Андрея. Надо было как-то переходить к тому, зачем они оба здесь оказались. Видак был бы сейчас очень кстати, но Андрею он так надоел на работе, что вызывал только отвращение. Но видео ведь не единственный способ разрядить обстановку и сблизить двух незнакомых людей.

— Хочешь выпить? — спросил он ее. Она кивнула. — А что ты любишь?

— Что-нибудь сладенькое, — ответила Аня.

«А Нина любила кислые сухие вина», — машинально отметил про себя Андрей.

Из «сладенького» у него нашлась только бутылка сомнительного ликера, которую принес кто-то из друзей Вадима. Содержимое ее тогда никому не понравилось, она так и стояла почти полная, чтобы пригодиться сегодня. Андрей разлил густую ядовито-красную жидкость по рюмкам, выложил на стол печенье, подумал, чтобы еще достать, и… решил, что хватит. Не есть же она сюда пришла?

— Ну давай! За твои успехи в английском! — Андрей сделал глоток и поморщился — какая приторная гадость!

Аня болтала и все порывалась включить телевизор. Она быстро опьянела, раскраснелась и как-то незаметно пересела к Андрею на колени. Сквозь искусственный запах ее духов проступал аромат горячего девичьего тела, который сводил Андрея с ума. Эта девица ему совершенно не нравилась, она была глупа, неряшливо и безвкусно одета, да и вообще, его никогда не привлекали крашеные полные блондинки.

Тем не менее он смотрел на завитки ее высветленных волос возле своей щеки, на капельки пота, выступившие у нее над верхней губой и чувствовал, как темная кровь желания, смешанная с яростью, закипала в нем. Он безумно хотел ее, причем хотел как-то зло, словно его злость и тоска сосредоточились в этой глупенькой девочке, и, овладев ею, он победит их.

Она первая поцеловала его, ткнувшись накрашенными губами куда-то в шею. Он не стал отвечать на ее поцелуй, схватил в охапку и потащил к себе в комнату. Там, тяжело дыша, ничего вокруг не видя, он бросил ее на кровать. Аня хотела чего-то более романтического. Она надеялась, что они разденутся и, обнаженные, будут сначала целоваться и долго ласкать друг друга. Но ничего этого не случилось. Андрей лишь расстегнул брюки и, задрав высоко ее платье, почти на лицо, стащил с нее колготки и грубо и яростно вошел в нее. Кажется, он сделал ей больно, потому что она вся как-то сжалась, и стоны ее совсем не напоминали стоны наслаждения.

Но Андрею не было никакого дела до той, чье тело он терзал. Он испытывал наслаждение от того, что мог сжимать в руках ее тело, раздвигать ей ноги, мять грудь. Аня что-то говорила ему, но он не слышал. В его голове пульсировала кровь, все его изголодавшееся тело извивалось в сладких конвульсиях. Его движения становились все быстрее, он весь покрылся потом, задыхался, его лицо исказила судорога, так что оно сделалось неузнаваемым. И наконец он закричал и кончил. Его семя мощной горячей струей ворвалось ей в лоно.

Андрей обмяк и уронил лицо между ее больших мягких грудей. Только через несколько минут он начал приходить в себя и услышал, что Аня плачет. Она всхлипывала тоненько, как маленькая девочка, потерявшаяся на шумном вокзале. Ничто не шевельнулось в душе Андрея, он был полностью опустошен. Он откатился в сторону и холодно разглядывал ее. Теперь в измятом платье, порванных колготках, с косметикой, размазанной по лицу, она внушала ему одно лишь отвращение. Он прислушался к тому, что она лепетала между приступами плача.

— Я думала, вы будете нежным, будете ласкать меня, поговорите со мной, а вы… Только больно мне сделали и платье помяли. Моим первым мужчиной был парень с завода, без образования, некультурный, он и то таким грубым не был, а вы как маньяк какой-то. Если у вас сто лет женщины не было, то я не виновата. Надо было идти к проститутке, она за деньги все бы от вас стерпела. А я… А вы мне так нравились… — И она опять разразилась рыданиями.

Андрей слушал ее без всякого интереса. Теперь ему хотелось только одного — чтобы она поскорее ушла. Но она продолжала мучить его своими жалобами.

— А вдруг у меня будет ребенок, хоть бы вы предупредили, что у вас резинки нет.

Слова о ребенке были последней каплей. Андрей резко вскочил и заговорил, не глядя на нее.

— Ну хорошо, прости, я вел себя как скотина. Не плачь. Если боишься залететь — иди в ванную. Что ты на меня так смотришь, ты сама этого хотела.

Девушка тоже встала. Она смотрела на Андрея, как на чудовище. Слезы высохли на ее лице. Он сделал ей так больно, а сам теперь смотрит на нее, как на пустое место.

— Я на курсах все расскажу, у вас будут неприятности, вас уволят.

Андрею, в сущности, было все равно, узнает начальство об их свидании или нет. Без работы он все равно не останется.

— Ты запугать меня хочешь? Бесполезно, в следующий раз не садись в машину к незнакомым мужчинам. На, возьми, купи себе новое платье. — Он достал из кармана измятых брюк кошелек и извлек оттуда несколько бумажек по сто тысяч.

Аня в ужасе отшатнулась от него.

— За кого вы меня принимаете? Мне не нужны ваши подачки, подавитесь своими вонючими деньгами. А на платье я сама себе заработаю, и не так, как вы думаете.

Андрей слышал, как она с силой хлопнула входной дверью.

«Я вел себя как последняя сволочь, — думал он о себе, как о постороннем человеке. — Мне должно быть дико стыдно. Ведь я же приличный, интеллигентный человек, так почему же я ничего не чувствую?»

Это было верно лишь отчасти. Андрей не чувствовал стыда, но им овладело чувство необыкновенной легкости, как будто свалилась тяжесть, много лет давившая на него. Голова слегка кружилась, комната плыла перед глазами, он не заметил, как уснул.

Пока он спал, пришел Вадим. Он сразу понял, что тут произошло. Андрей даже не потрудился убрать со стола рюмки. Заглянув в комнату друга, Вадим увидел его самого, лежавшего в отключке на развороченной кровати. Он ничего не сказал. Разговор между ними произошел позже.

— До чего ты докатился, водишь домой каких-то сомнительных баб!

— Но не мужиков же! — огрызнулся Андрей.

Только на следующий день Андрею стало не по себе от случившегося, и он все рассказал Вадиму. Тот так разозлился на Андрея, что даже сломал нечаянно свой любимый кактус, который пересаживал в этот момент.

— Ничего себе! Да ты подумал хоть минуту об этой девушке? Подумал, какую травму ты ей нанес и как она дальше будет жить с этой раной в душе?

— Вадим, пожалуйста, давай без высокопарных выражений. Я скотина, согласен. Ну что мне теперь — утопиться?

— Ты думаешь, можно обозвать себя скотиной и успокоиться? Легко, не правда ли? Меня интересует одна вещь. Думаешь ли ты о ком-нибудь, кроме себя? Ты же только себя и видишь, свой богатый внутренний мир, свои проблемы, переживания, ты дорожишь ими, как миллионер счетом в банке. А другие люди для тебя лишь марионетки, которые должны подыгрывать тебе, и, если они нарушают правила игры, ты им этого уже не прощаешь. Так было и с твоей женой, и с Ниной, и даже с этой дурехой, имя которой ты уже забыл.

Андрею стало тошно. Он поднялся, оставив на столе недопитый чай, и ушел спать к себе в комнату. В этот вечер он впервые не вымыл посуду перед сном.

Аня никому ничего не сказала. Она лишь стала какой-то притихшей и старательно прятала глаза от Андрея. А он продолжал ловить на себе голодные взгляды девушек и даже чувствовал, как у него все внутри отзывается на них. Но пока ему удавалось держать себя в руках. Андрей уходил домой сразу после лекций, потом ехал на другую работу. Если ее не было, валялся дома на незастеленной кровати, курил до одури и смотрел невидящими глазами в раскрытую книгу.

3

Ира уже давно замечала, что с Андреем происходит что-то неладное. Они изредка ходили куда-нибудь втроем, и Ира видела, что у Андрея совершенно потерянный вид. Если раньше он был как натянутая струна, то, похоже, теперь струна лопнула. Она все пыталась выпытать у Вадима, чем занят его неприступный друг, появился ли у него кто-нибудь? Но Вадим лишь отшучивался и переводил разговор на возвышенные темы. Подсовывал Ире книги тибетских монахов, имена которых выговорить было невозможно, и поэтому она их тут же забывала.

Вообще, чем больше времени она проводила с Вадимом, тем сильнее удивлялась себе. Обычно все ее отношения с мужчинами сразу же перемещались в постель, а теперь она, как школьница, гуляла с этим странным парнем, выслушивала его рассуждения о звездах, ходила с ним покупать благовония, от которых у нее нестерпимо чесалось в носу.

Он не делал никаких попыток к сближению, и сначала ее это даже пугало.

«Может, я уже перестала нравиться мужчинам? — думала она, нервно крутя блестящий перламутровый браслет — подарок ее прежнего кавалера. — Да нет, я же вижу, как он на меня смотрит. Глаза загораются, а он их отводит и продолжает что-то говорить. Может, ему как-то помочь? А собственно, зачем торопить события. Мне с ним и так неплохо. Сам дойдет когда-нибудь до кондиции».

Иру злило, что Вадим всячески избегает приглашать ее к себе, вернее к Андрею. А она никак не могла избавиться от воспоминаний об Андрее, о своей несчастной любви к нему, которая оставила трещину в ее душе. Ей все хотелось подойти к Андрею поближе, заглянуть ему в глаза и спросить: «Ты помнишь?»

Конечно, пока он был с Ниной, Ира не хотела выдавать себя. Но Нина уехала, Андрей места себе от тоски не находит. Возможно, теперь настало время, когда она может напомнить ему о себе. И Ирка решила рискнуть. Она все очень хорошо рассчитала.

Как-то в апреле, вечером, Вадим отправился на очередной астрологический семинар. Ира с ним идти отказалась.

— Ну что мне там делать, — протянул она, — я же все равно в этом ничего не смыслю, буду сидеть как дура. Иди лучше один.

Вероломно устранив того, кто мог бы ей помешать, она без предупреждения отправилась к Андрею домой. Стоя у его двери, Ира неожиданно почувствовала, как сильно она волнуется. Ноги стали ватными, во рту появилась противная сухость. Неужели она струсит? Нет, она должна взять реванш. Сейчас или никогда. Ира решительно нажала на кнопку звонка.

Андрей открыл ей не сразу. Он задремал с книгой в руках. Резкий звук звонка вывел его из тяжелого оцепенения, в которое он погружался все чаще.

— Привет… — Он удивленно разглядывал Иру. Та оделась сегодня довольно необычно для себя. Она решила быть похожей на ту, прежнюю Иру, которую когда-то знал Андрей. На ней были простые темные брюки и синий свободный свитер. Она даже волосы попыталась причесать как раньше, но это ей не удалось. Слишком много она с ними экспериментировала в последнее время.

— А что, Вадима нет дома? — сделала она круглые глаза. — Вот обидно. Можно я зайду, раз уж пришла?

Андрей пропустил ее вперед. Пусть заходит, все лучше, чем сидеть одному. Он провел ее на кухню. Как автомат, не глядя на свою гостью, он налил ей чаю и достал из холодильника какую-то еду.

Ирка во все глаза смотрела на Андрея.

«Да, он сильно сдал, — думала она. — Одет небрежно, на рукаве пуговицы нет, брюки измяты. Спал он в них, что ли? Надо действовать, не давая ему опомниться!»

— Ну как, Нинка тебе не пишет?

Андрей молчал. Ира видела, как напряглась его спина.

— Вот и мне тоже, — продолжала Ирка. — Совсем нас забыла, обидно даже. А ты все скучаешь? Брось, выкинь из головы. Тебе нужно отвлечься, развеяться, а то ты скоро совсем зачахнешь. Уже вон какой бледный. Знаешь что, я завтра в гости собираюсь, а вино заранее купила, сегодня. Давай его выпьем, а? Чтобы все наши проблемы отошли на задний план. — Ира слукавила, она принесла с собой не вино, она понимала, что им тут не обойдешься, а здоровую бутылку джина. Она боялась, что Андрей напрочь откажется с ней пить, тогда все пропало.

Но нет, Андрей неожиданно легко согласился. Он сразу как-то оживился, принес из комнаты бокалы, достал откуда-то шоколадку.

— Лимонов нет, — сказал он озабоченно, — да и тоника тоже; может, сбегать?

— Брось, обойдемся. Давай наливай.

Андрей разлил джин по бокалам и вопросительно взглянул на Иру. Он безоговорочно передал инициативу в ее руки. Она этому была только рада.

— За что бы такое выпить? — Ее лукавое лицо приняло простодушное выражение. — Давай за всех одиноких и покинутых.

Андрей кивнул и поднес стакан к губам. Ирка напряженно смотрела, как он пьет. Он сразу влил в себя почти весть джин. Сама она лишь сделала маленький глоток. Ее голова должна была оставаться ясной.

Дальше все пошло само собой. Андрей включил музыку, закурил. Теперь он уже пил без ее приглашения. И, хотя он был по-прежнему молчалив, настроение его заметно улучшилось. Он сидел с глупой мечтательной улыбкой на губах, а иногда начинал смеяться неизвестно чему.

Ирка, несмотря на свои старания не пить, тоже слегка опьянела. Ей почему-то стало трудно сидеть на стуле, она долго боролась с собой, а потом махнула на все рукой и улеглась на полу. Андрей ничего ей не сказал и даже не удивился. Ирка лежала, уставившись в недавно побеленный потолок, синеватый дым поднимался вверх и вился вокруг красного пластикового абажура.

— А я ведь знаю, что это такое — расстаться с любимым человеком. Я тогда на стены лезла от отчаяния, думала, что не переживу. Правда, ты мне веришь?

— Конечно.

— И ничего, пережила, теперь как новенькая. И у тебя все будет о'кей. Вот увидишь. Это только поначалу кажется, что жизнь кончена. А потом привыкаешь, как у врача, расслабляешься, и уже не так больно.

«Она права, — думал Андрей, — права во всем, кроме того, что с каждой новой катастрофой человек навсегда теряет часть своей бесценной души и становится ущербным».

Уже стемнело, скоро придет Вадим, а они все еще ведут какие-то лирические разговоры. Пора было переходить к главному. Но не здесь же.

— А что это мы все в квартире сидим? — как бы невзначай спросила Ирка. — Давай на улицу выйдем, воздухом подышим. Стоп! У меня идея. Поедем на ипподром, здесь же недалеко. Давай вставай, я тебя на лошади покатаю!

И, не дав ему опомниться, Ирка стащила Андрея со стула и повела в коридор. Там она натянула на него кожаную куртку и ботинки, оделась сама, и они оказались на улице. Естественно, она не забыла прихватить с собой недопитый джин.

4

Андрей порывался сесть в машину. Он клялся, что ничуть не пьян, но Ирка его не пустила. Автокатастрофа не входила в ее планы. Полный людей и электрического света троллейбус довез их прямо до ипподрома. Здесь Ирка была как дома. Она взяла Андрея за руку и повела в конюшню к своему любимцу.

— Познакомься, это Мальчик. Мальчик — это Андрей.

Так Андрей был представлен серому в подпалинах жеребцу. Они с удивлением посмотрели друг на друга, и каждый не понял, что здесь делает другой. Андрей наотрез отказался кататься. Он и на ногах-то стоял неуверенно, а лезть на лошадь, нет уж, спасибо. Он лучше посидит где-нибудь на сене.

— Зачем на сене? — удивилась Ира. — У нас тут есть кое-что получше.

Она отвела его в небольшую, хорошо протопленную комнату, где отдыхали конюхи. Сейчас здесь было пусто. Настольная лампа под слегка оплавленным абажуром освещала продавленный малиновый диван, кресло, поцарапанный письменный стол, какие-то листки, кнопками пришпиленные к стене.

С трудом дойдя до дивана, Андрей свалился на него. Он с недоумением смотрел по сторонам.

«Где я? В какой-то конюшне. Как я умудрился здесь оказаться, и кто эта женщина, и почему она на меня так пристально смотрит? И почему ее лицо кажется мне таким знакомым? — Ответить на все эти вопросы Андрею было не под силу. — А, ладно, какая разница, лучше еще выпить». — И он опять потянулся за джином.

После очередного стакана Андрея прорвало. Он начал говорить. Что он наговорил тогда Ирке, он потом так и не мог вспомнить. В его памяти осталось лишь, что она сочувственно кивала, потом подсела к нему поближе, взяла его за руку, стала гладить по лицу.

Он возомнил себя галантным кавалером и начал целовать ей руки, а потом как-то незаметно его рыцарские поцелуи перестали быть рыцарскими. И вот уже Ирка запирает дверь, расстегивает на нем рубашку. Ее теплые губы касаются его щеки, скользят по шее, груди.

Андрей постанывал от наслаждения. Эта девушка делала с ним нечто очень приятное. И если Аня будила в нем звериное бешенство, неистовое желание терзать и вонзаться в нее, то с Ирой он совершенно расслабился и предоставил делать с собой все что угодно. Его голова совершенно не работала. Он чувствовал себя просто телом, которое ласкают нежные руки и губы, а оно тает и растворяется в теплых женских объятиях.

Ирка довольно быстро заметила, что он совершенно пассивен.

«Ничего себе, — возмущалась про себя Ира, — да он как будто пришел на сеанс в массажный кабинет! Раньше он таким не был».

Ей пришлось немало потрудиться, чтобы вывести его из состояния спячки. В конце концов, когда-то она его любила, да и сейчас он был совершенно потрясающим мужчиной. Ее губы, как две бабочки, запорхали по его телу. Она высунула остренький горячий язычок и прошлась им по его коже. Андрей слегка напрягся, перестал быть таким расслабленным. Ее ладони все быстрее гладили его руки, плечи, грудь.

Сама пугаясь своей смелости, Ирка осторожно положила ладонь ему на живот. Она опускала ее все ниже, почувствовала пальцами жесткие волоски, в которых должен был прятаться… То, что там пряталось, было совершенно вялым, беспомощно лежавшим в ее ладони. «Так дело не пойдет, — решила она, — может, он на самом деле импотент, и поэтому Нинка не могла затащить его в постель. Сейчас мы это узнаем!»

Она привстала с дивана, еще раз оглядела распростертое перед ней мужское тело. Потом поудобней устроилась у него в ногах и склонилась над его животом. Ее ласковые губы и быстрый язычок сделали свое дело. Андрей возбудился, да еще как… Он тяжело задышал, его грудь вздымалась, он кусал губы, чтобы не закричать.

Ира уже устала, ей не хватало воздуха. Андрей вцепился руками в ее волосы и не давал поднять голову.

«Он сейчас кончит, — испугалась она, — прямо мне в рот». Она преодолела его сопротивление и подняла голову.

— Я хочу тебя, — произнесла она пересохшим ртом, — ты слышишь меня?

Андрей резко перевернулся и вошел в нее сверху. Буквально через несколько мгновений он с громким стоном наслаждения изверг в нее горячую струю семени. А кончив, откинулся и почти сразу же заснул. Ира встала и, накинув на себя свитер, закурила. Ее любовь, кумир ее юности спал перед ней потный, в парах алкоголя. Он был развенчан и низвержен. Занимаясь любовью с ним, она ничего не почувствовала, а сейчас пыталась заглянуть в себя и понять, что же с ней происходит.

Она хотела, чтобы он вспомнил ее, хотела рассказать, как мучилась, как была близка к самоубийству, как потом в каждом мужчине искала ему замену и не могла найти. Но он заснул, а она так ему ничего и не успела сказать.

«А может быть, ничего и говорить не надо? Зачем? Все уже прошло. А ведь правда, теперь все прошло, — поняла она. — В постели он был таким же, как все, даже хуже. И мне больше ничего от него не надо, ни брать реванш, ни сводить счеты. Я овободилась от него! О Господи, теперь надо мной ничего не висит! Я закрыла эту страницу своей жизни».

Ирке хотелось выбежать из душного помещения на воздух, прыгать, кричать от радости. Она метнулась к Мальчику, вывела его из стойла, взнуздала и прямо без седла вскочила на него. Она неслась на коне по темному ипподрому. Люди шарахались и кричали ей вслед:

— Ирка, спятила совсем, ты пьяная, что ли?

— Берегитесь! — кричала она им.

Ее радость передалась коню, и он весело заржал. Ира зарылась лицом в его густой, остро пахнущей гриве и тихонько засмеялась. Когда она вернулась в конюшню, Андрей уже проснулся и кое-как оделся. Он виновато смотрел на нее тусклыми глазами.

Ира проводила его к умывальнику. Ледяная струя слегка освежила его. Но все равно Андрей чувствовал слабость, голова гудела, руки дрожали. И еще ему казалось, что он очень виноват перед Ирой. Так почему же она выглядит такой радостной? Этого он никак не мог понять.

— Ты как, в порядке? А что ты такой грустный, разве тебе было плохо?

— Нет, — смущенно улыбнувшись, ответил Андрей, — мне было хорошо.

— Ну и все. Не переживай. Считай, что мы помогли друг другу. А Вадиму ничего не говори. Зачем? Он только расстроится. Хорошо?

Андрей кивнул.

— Сам дойдешь до метро? Ну и отлично. Я еще останусь тут немного.

Ирка чмокнула Андрея в щеку и проводила его к выходу.

5

Эта история озадачила Андрея.

«Что же со мной происходит? — думал он. — Нина, которую я любил и продолжаю любить, билась со мной, билась и ничего не могла сделать с моим страхом перед сексом. А стоило ей уехать, как я пошел по рукам. Переспал даже с девушкой друга. Я не мужчина, а тряпка какая-то! Может, Нина была права, у меня что-то с головой? Да нет, я абсолютно нормален. Мне просто надо успокоиться и держать себя в руках».

Решить было легко. Но вот как добиться, чтобы руки не дрожали и исчезла бессонница? Как не дергаться, увидев со спины любую девушку, напоминающую Нину? Он никак не мог ее забыть. Ее большие зеленые глаза, непослушные волосы, то бронзовые, то золотистые, ее смех и выражение грусти на ее лице. Если бы она только вернулась, если бы дала ему еще один шанс! Он бы никогда больше не был причиной ее слез, гнева или обиды. Если бы она только захотела быть с ним ночью, каким бы нежным и любящим был он с ней! Он готов был покрыть поцелуями каждый укромный уголок ее тела. Он не отпускал бы ее от себя ни на минуту, а ночью баюкал бы в своих объятиях.

От этих мыслей у Андрея вырывался наружу стон, и он весь внутренне сжимался. Он отчаянно тосковал по ней. Но еще хуже было то, что ему нужна была женщина. Любая женщина, просто горячее, быстрое тело женщины. Он начинал себя за это ненавидеть.

В последнее время ему пришлось делать синхронный перевод сразу нескольких фильмов. У Андрея язык не поворачивался назвать эту штамповку фильмом. Так, дешевая голливудская продукция. Жесткое порно, и больше ничего. На фильмы такого рода всегда был большой спрос, и за их перевод хорошо платили. Андрей уже зарабатывал больше, чем мог потратить, но от работы не отказывался. Он стал настоящим трудоголиком. Когда он сидел без дела, то впадал в такую страшную депрессию, что брался за любую работу.

Поздним вечером он сидел в подвале студии и переводил один из этих фильмов, где главный герой, с накачанными анаболиками мускулами, натягивал на себя одну женщину за другой. У Андрея уже рябило в глазах от всех этих бесконечных блондинок, шатенок, брюнеток с китайским разрезом глаз. Странно, что этот фильм нуждался в переводе. Текста как такового в нем не было. Сплошные стоны и ругательства.

Единственный плюс этой работы заключался в том, что он делал ее в ночное время в пустой студии. Никто из ее владельцев, очень похожих на героя фильма, не мозолил ему глаза.

— Я хочу тебя, — говорил он, стараясь открывать рот, синхронно с героем-любовником. — Я хочу тебя вот уже второй день, черт возьми, я даже аппетит потерял… — Дальше следовало выражение, которое Андрей переводить не стал.

Его отвлекло какое-то движение за спиной. Он оглянулся. В студию ворвались двое парней с пистолетами в руках. Андрей подумал, что все это напоминает сцену из фильма, словно героям боевиков надоело пылиться на полках с кассетами и они вырвались на свободу. На одном из парней был классический темный костюм, белая рубашка и галстук, на другом пестрые спортивные брюки и кожаная куртка с широченными плечами.

«Для чистоты жанра им только масок не хватает», — подумал Андрей.

— Не двигаться! Это ограбление, — объяснил тот, что в костюме. Видно, они подкараулили момент, когда в студии никого не было, и каким-то образом нейтрализовали охранника. — Гони бабки, а не то мы тебя продырявим, быстро!

— Да не базарь ты с ним! — вмешались спортивные брюки. — Наручниками к батарее, забираем аппаратуру, а бабки и без него найдем.

Андрея не покидало ощущение нереальности происходящего. Как будто в него самого вселился супермен американского фильма, который соображал и двигался за него молниеносно и решительно. Андрей метнулся к столу и дернул на себя ящик. Он выиграл всего несколько секунд, но этого оказалось достаточно. В ящике стола, среди бумаг, скрепок, обрывков пленки лежала граната. Настоящая боевая граната, которую хозяин студии почему-то хранил у всех на виду.

Андрей вспомнил военные сборы, схватил гранату и рванул на себя чеку. Бандиты отшатнулись.

— Эй, ты, без нервов! — попросил его один.

Андрей стоял в позе статуи Свободы. Только вместо факела в его правой руке была готовая рвануть граната.

— А ну валите отсюда! — закричал он не своим голосом. — Мне жизнь не дорога, а эта паршивая студия тем более. Сейчас тут все вместе с вами взлетит на воздух!

Видно, в его лице и голосе было что-то такое, что заставило налетчиков поверить ему. Но уходить ни с чем было обидно. Они сделали попытку договориться.

— Старик, может, ты в долю хочешь? Так сговоримся…

— Вы что, не поняли? У меня уже рука устала. А ну вон отсюда, вон! — И Андрей все-таки перевел вслух то самое ругательство, на котором он вынужден был оторваться от фильма.

Оно окончательно убедило бандитов в серьезности его намерений.

— Все, сваливаем! — Тот, кто в костюме, потащил своего напарника к выходу. — Ты что, не видишь, что он законченный псих?

Но уйти им не дали. Охранник, которому они брызнули в лицо нервно-паралитическим газом из баллончика, каким-то образом уже очухался. Может, газ был не настоящим, а может, охранника ничего не брало. Очнувшись, он позвонил в милицию и по сотовой связи соединился с владельцами студии. И те и другие примчались одновременно.

Бандитов скрутили. Андрей протянул гранату и чеку от нее милиционеру. Пусть он разбирается, как сделать так, чтобы они все-таки не взлетели на воздух. Андрею жали руки, хлопали по плечу, предлагали выпить, пойти в ресторан, но он хотел лишь одного — скорее убраться отсюда.

«На сегодня с меня хватит, — решил он. — Что-то нервы у меня и правда сдали».

Андрею было настолько не по себе, что он с трудом вел машину, руки дрожали, голова кружилась. Дома он испугал Вадима своим видом. Бледный, он стоял в прихожей, прислонившись к стене, пытаясь унять дрожь в коленях.

— Что с тобой? — кинулся к нему Вадим.

— Я только что отразил вооруженное нападение. Будь добр, сделай мне чай.

— Тебе не чай нужен, а отвар пустырника, чтобы ты успокоился, — ответил Вадим, не поверив ни одному слову Андрея.

Отхлебывая из своей белой чашки горький отвар, Андрей убеждал друга в том, что все происшедшее ночью в студии — истинная правда.

— Есть и приятный момент во всей этой идиотской истории. Мне вручили тысячу долларов, так сказать, наградили за доблесть.

— Ну так отдохни, сколько можно работать? Ты скоро превратишься в робота и совсем человеческие черты утратишь.

— А чем я буду заниматься, если уйду с работы? Я тогда с ума сойду. Когда работаешь, по крайней мере забываешь обо всем.

— У тебя какая-то странная позиция. Человек в твои годы уже должен бы задуматься о себе, о том, кто он и зачем живет на свете. А люди обычно глушат подобные мысли водкой, сексом, суррогатом искусства или, как ты, работой до одурения. Остановись, посмотри на себя со стороны. Ты думаешь, суть твоей проблемы в отъезде Нины? Вовсе нет, не появилась бы она, было бы что-нибудь другое, что привело бы тебя в такое состояние. — Вадим взглянул на своего измученного друга. Тот сидел ссутулившись, у него был совершенно потерянный вид. — Ну ладно, если тебе обязательно надо что-то делать, напиши сценарий фильма.

— Я, сценарий?!

— А почему бы и нет? У тебя для этого есть два основных условия: хорошо развитое воображение и богатый жизненный опыт. К тому же ты пересмотрел столько иностранного видеодерьма, что законы жанра усвоил. Напиши что-нибудь этакое романтическое, о любви со счастливым концом.

— Я подумаю, но сейчас я пойду спать. Спать, спать и только спать.

«А в самом деле, почему бы мне не написать сценарий? — размышлял на следующее утро Андрей. Он принял душ, сварил крепкий кофе, поджарил бутерброды с беконом и сразу почувствовал себя лучше. — Роман или повесть мне не по плечу, там должны быть всякие рассуждения и описания, а в сценарии — одни действия. Вадим прав, воображение у меня хорошее, все, о чем я думаю, представить мне легко. Вот только какой придумать сюжет?»

Андрей задумчиво бродил по квартире с сигаретой в руках.

6

Этим же вечером Андрей, едва заслышав, как ключ поворачивается в замке, подскочил к входной двери. Сегодня он заждался Вадима. Ему не терпелось скорее поделиться с другом идеей, пришедшей ему в голову.

— Слушай, что я придумал! — начал он, не дождавшись даже, пока Вадим снимет куртку. — Мне такой классный сюжет пришел в голову!

— Ну ты даешь, дай я хоть поем! Первый раз вижу тебя в творческом экстазе. Зрелище не для слабонервных.

— Ты ешь, я буду тебе рассказывать. Только ничего не говори, дослушай до конца.

Вадим подогрел свою вегетарианскую кашку, сейчас он проводил курс очищения организма, и приготовился слушать.

— Я подумал так, — начал Андрей, волнуясь, — все жизненные истории в кино, да и в литературе, уже давным давно обмусолены. Зачем мне сочинять еще одну? Но людям нравятся истории про любовь, разлуку, путешествия. Значит, надо снять фильм про обычные чувства в необычной ситуации. И я придумал сказку или притчу, неважно, как ее назвать. Ты меня слушаешь? — Вадим кивнул. — Короче, главный герой, молодой человек, романтик в душе, житель приморского города, по образованию, например, историк. Копается в древностях, собирает бабочек, увлекается подводным миром… Как-то гуляет он по берегу моря и видит на берегу совершенно голую девушку неземной красоты. Она сидит на песке и расчесывает волосы, а они у нее зеленые. Сначала он стесняется к ней подойти, любуется издалека. Потом замечает, что она регулярно появляется в этом пустынном месте. Он уже специально приходит туда и вскоре не может прожить и дня, чтобы не увидеть ее. И вот однажды девушка забывает на песке золотой, украшенный жемчугами гребень. Молодой человек, назовем его Дэниел…

— Почему Дэниел? — вмешался Вадим. — Где у тебя действие происходит?

— У нас, а он пусть будет американским историком, изучающим греческие колонии на Черноморском побережье.

— Допустим.

— Дэниел, или попросту Дэн, находит этот гребень и оставляет у себя. От него пахнет морем и еще чем-то необъяснимо загадочным. Девушка приходит за своей потерей на пляж, не находит ее, горько плачет. Дэн не выдерживает. Так они знакомятся. Она оказывается дочерью моря, морской царевной, как бы русалкой, но хвоста у нее, естественно, нет, только зеленые волосы. Она боится людей, она знает, что они едят рыб, и думает, что Дэн хочет съесть ее. Ему удается завоевать ее доверие, а потом и любовь. Он уводит ее все дальше от моря, уговаривает остаться у него, стать ее женой. Он дает ей имя — Морин, что означает «морская». Они какое-то время живут вместе, у них рождается сын, мальчик со светлыми волосами. Они вроде бы счастливы. Но Дэн никак не может забыть, что она не человек, что она чужая и ему и этому миру. Да и сам он чужой в этой полудикой стране. Вирус отчуждения заражает их все сильнее. И вот однажды Морин, разбирая старые вещи, случайно находит свой жемчужный гребень. Воспоминания накатывают на нее с такой силой, что она бросает дом, ребенка и уходит в море. Дэн, узнав, что она ушла навсегда, пытается утопиться, но море выталкивает его на берег. Тогда он нанимается моряком на корабль и берет сына с собой. Он плавает по разным морям и зовет Морин, и заставляет ребенка делать то же самое, в надежде, что хоть к сыну она придет. Но Морин так и не откликается на зов. — Андрей помолчал, а потом неожиданно добавил: — Или откликается? Я еще сам не решил, как лучше, а?

— Лучше, если откликается, должен быть счастливый конец, а то зрителей потянет утопиться.

— Ну хорошо, где-нибудь в Греции она выходит из вод Эгейского моря, подобно Афродите, чтобы остаться с семьей навсегда. Дэн осваивает плавание с аквалангом, знакомится с чудесами подводного царства…

— И находит сокровища затонувшей Атлантиды.

— Нет, Атлантида — это уже перебор, просто какие-нибудь древности, оказавшиеся на дне. Дэн совершает, таким образом, научное открытие, становится знаменитым, покупает виллу на острове Корфу, Морин становится хозяйкой подводного музея, короче, хэппи энд. Ну и как тебе? По-моему, хорошо, главное, нет чернухи, супружеских измен и криминальных разборок, которые всем уже надоели.

— Ну что тебе сказать, Пятачок? — Вадим лукаво улыбнулся. — Я думаю, надо все это красиво и убедительно написать, а потом уже заняться раскруткой.

Глава 17

1

Чуть ли не месяц Андрей бился над сценарием. Одно дело придумать идею, сюжет, а другое — перенести все это на бумагу. Андрей мучительно бился над каждым словом. Его фразы казались ему то слишком длинными, то, наоборот, короткими и примитивными. Диалоги давались ему легко, а вот над описаниями морских пейзажей и приморских городков он просиживал целые вечера.

Поставив последнюю точку, Андрей почувствовал себя победителем. Теперь он готов был с чувством выполненного долга показать написанное друзьям и на этом успокоиться.

— Ты что, — возмущался Вадим, — писал в стол? Это же не рассказ, это кино, его нужно снимать.

— Ты предлагаешь мне взять любительскую видеокамеру, поехать в Крым, найти там на пляже какую-нибудь девицу, покрасить ей волосы зеленкой и сделать ее звездой экрана?

— Не валяй дурака! Я говорю о серьезном кино. Надо найти продюсера, которого твой сценарий заинтересует. Остальное — это уже его работа. Вот и займись поисками. Заодно это тебя отвлечет от грустных мыслей. А то ты, как писать закончил, что-то опять скис.

Где сценаристы берут продюсеров, Андрей представлял себе плохо. Он решил пойти посоветоваться к Мите. Все-таки он актер, хоть и безработный, и должен ориентироваться в мире кино.

Андрей с грустью и сердечной болью вошел в квартиру, где жил когда-то с Ниной. Слишком многое здесь напоминало ему о ней. Шкаф, в котором он хранил свои вещи, стоял на прежнем месте, дверь, которую Андрей смазал когда-то, не скрипела. Он несколько раз открыл и закрыл ее. Значит, здесь он не схалтурил. А вот и тот телевизор, которому она так радовалась. Но что-то неуловимо изменилось.

Андрей обратил внимание на странную вещь. Теперь, когда здесь жил Митя, мужчина пьющий и одинокий, квартира приобрела более обжитой вид. В ней даже появился какой-то намек на уют. Митя развесил по стенам портреты своих любимых актеров, писателей и режиссеров. Странным образом Владимир Набоков соседствовал здесь с Майклом Дугласом, а Анна Ахматова с Вупи Голдберг. Везде было чисто, пыль не свисала клочьями, как когда-то при печальной Нине.

Известие о том, что Андрей написал сценарий, Митя встретил критически. Мало ли на свете графоманов, теперь вот один из них добрался и до него. Сейчас ему придется, борясь со скукой, выслушивать очередной опус с претензией на оригинальность, а потом выдавить из себя ничего не значащие слова одобрения. Митя в последнее время находился в таком унылом состоянии духа, что ему ничего не нравилось, особенно в области литературы и кино. Он всегда очень резко высказывался о том, что вызывало его раздражение, но ругать произведение в лицо автору — это выше его сил.

Он неохотно, даже с какой-то брезгливой улыбкой, взял в руки пачку отпечатанных на машинке листков. Ему хотелось уйти с ними куда-нибудь, спрятаться от беспокойных темных глаз Андрея. Но через несколько страниц он забыл о них. Его увлекла странная история про русалку и американца в Крыму. Митя даже распереживался в какой-то момент, вернется Морин к Дэну или не вернется. И когда она появилась из шелковых волн Эгейского моря, лицо Мити расплылось в глупейшей улыбке.

— Здорово! — неожиданно произнес он.

Андрей словно засветился изнутри. Он не предполагал, что будет так зависеть от чужого мнения.

— Это надо снимать! — заявил Митя. — Эх, жалко Нинки нет, она бы на главную роль пошла.

— А ты на роль Дэна.

— Нет, Дэн должен быть загорелым блондином с простодушным лицом и ослепительной американской улыбкой. Как с рекламы пасты «Колгейт». Я не гожусь. А вот режиссером этого фильма я бы с удовольствием стал. Я прямо представляю: море, неправдоподобно яркое небо и девушка с зелеными волосами, которая боится, что ее съедят. Надо искать продюсера. Знаешь что, у меня есть несколько людей на примете, которые могли бы нам помочь.

— Как мы будем действовать дальше? — спросил Андрей, окрыленный одобрением Мити.

— Я тебе позвоню. Не волнуйся, у нас все будет о'кей. Сюжет у тебя действительно оригинальный. Я думаю, что такая романтическая и волшебная история сейчас может заинтересовать. У меня есть еще одна идея — почему бы нам не попробовать найти спонсоров среди туристических фирм? Ведь, если съемки будут в Греции, это привлечет туда туристов. Только обязательно эту фирму надо будет упомянуть в титрах.

Услышав слово «титры» Андрей представил свой фильм на экране с Ниной в главной роли. И почему-то он сразу же поверил в осуществление своего замысла.

2

Андрей заканчивал лекцию, когда в дверь просунулась голова Вадима. Он суетливо делал Андрею какие-то знаки.

«Что случилось? Кто-то заболел!» — испугался он.

— Извините, — сказал он студентам и вышел в коридор. — В чем дело?

— С тебя причитается! — лукаво усмехнулся Вадим.

Андрей увидел долговязую фигуру Мити, маячившую у окна, и все понял.

— Нашли продюсера? — выдохнул он.

— Да, все в лучшем виде. Сейчас Дмитрий тебе расскажет. Митя, иди сюда, не тушуйся.

— Да дай ты человеку лекцию закончить. А потом пойдем все вместе куда-нибудь и обмоем это дело.

Дождавшись Андрея, все отправились в небольшой пивной бар на Остоженке. Полутемное помещение с массивными дубовыми столами и картинами со сценами охоты выглядело настолько роскошным, что Вадим и Митя замялись у входа. Но Андрей убедил их, что они достойны и более шикарного заведения. Угощал всех, конечно же, виновник торжества. На радостях новоиспеченные акулы кинобизнеса набрали несметное количество кружек пива, атлантических креветок, таких больших, что они казались искусственными. Теперь можно было спокойно поговорить.

— Я вышел на одного своего однокурсника, он теперь работает на телевидении. Продюсирует какое-то ток-шоу. Знаете, их сейчас много развелось. О чем-то они там базарят, типа, какой автомобиль лучше. Ну а Федору, так зовут моего приятеля, хочется поучаствовать в чем-то эпохальном. Кино, которое придумал Андрей, как раз тот самый случай. Сценарий Федору так понравился, что тут же взялся найти и деньги, и съемочную группу. И кстати, он тоже поддержал мою идею о туристической фирме в качестве спонсора.

— А как насчет того, чтобы взять тебя в режиссеры?

— Эта идея тоже в стадии разработки. Я должен придумать свою концепцию фильма и представить ее в письменном виде. Всякие там наезды камеры, раскадровку и прочие специальные вещи. Вот приду домой и засяду за бумагу. Эх, отвык я от этого дела! Сколько лет уже без практики.

— Может, тогда тебе лучше не пить? — встревожился Андрей.

— Да разве это питье! Кружка-другая пива только будит во мне творческую энергию.

— А во мне усыпляет, — вставил Вадим и зевнул в подтверждение своих слов.

Следующая неделя прошла в лихорадочных переговорах между Андреем, сценаристом, Дмитрием — режиссером, и Федором — продюсером. Федор, которого Митя привез к Андрею, оказался весьма энергичным молодым человеком, светловолосым, с рыжей бородой и абсолютно белыми ресницами. Одет он был как настоящей представитель светской тусовки — в черные джинсы «Ливайс», рубашку от Келвина Кляйна, свитер из льна и ботинки на толстенной подошве. В небрежно накинутом на плечи светлом плаще он вихрем влетел в квартиру Андрея и сразу же заразил всех своей неуемной энергией.

С первых дней знакомства они вели ожесточенные споры по поводу будущего фильма. У каждого был свой взгляд на то, каким он должен быть. Митя хотел снять элитарное кино с виртуозными подводными съемками, с серебряными пузырьками воды, медленно поднимающимися к поверхности, и прочими красивыми деталями.

— Да все заснут на таком фильме! — горячился Федор. Он считал, что надо делать проще. — То, что главная героиня русалка, уже достаточно необычный штрих сюжета. Все остальное должно быть как в обычном кино — эротические сцены в воде, столкновение американца Дэна с русской мафией, требующей доллары за возможность вести раскопки, и так далее, — убеждал он друзей.

— Ты испортишь фильм, — кричал на него Митька, — ты превратишь его в самую натуральную чернуху! Андрей, что ты молчишь? Скажи ему сам!

Но Андрей продолжал молчать и довольно улыбался. Ему нравилось, что он заварил такую кашу.

3

Ирка сидела тут же и тоже молчала. Всегда такая болтливая, сейчас она чувствовала, что присутствует при рождении чего-то большого, и робела. Она боялась вставить лишнее слово в горячий мужской спор. Она не знала, как делают кино. От этого жанра искусства Ирка хотела лишь одного, чтобы фильм был интересным и на нем можно было отключиться от серой действительности. По ее мнению, фильм Андрея имел все шансы стать таким. Ирка прямо-таки представляла себе, как высокий светловолосый моряк поднимает маленького беленького мальчика над палубой корабля, и тот жалобно кричит: «Мама, где ты?»

Ирка одного не понимала: как могла эта русалка так надолго бросить Дэна и мальчика? Ну еще мужа, ладно. Но ребенка! Это в Иркиной голове не укладывалось. Если бы у нее были сын или девочка, похожая на нее в детстве, она бы их не променяла ни на какое подводное царство.

«Что-то я стала сентиментальной, — подумала она, — к чему бы это?»

В последнее время Ира стала замечать за собой странные вещи. Раньше она на каждого встреченного ею мужчину смотрела, как бы примериваясь к нему. То есть возможность близости она допускала буквально с любым из них. Она даже понимала, что это не совсем нормально, но ничего поделать с собой не могла. И только переспав с Андреем, она совершенно успокоилась на этот счет.

«Неужели все дело было в обиде, которую он нанес мне когда-то? — размышляла Ира. — А теперь мы как бы квиты, наша история пришла в ту точку, откуда началась, и круг замкнулся. Теперь я могу стать той, какой и была задумана когда-то».

Новое ощущение мира принесло ей удивительное спокойствие. Она расслабилась, стала мягче, молчаливей. Вадиму нравилась эта перемена в ней. Раньше его немного пугали ее цинизм и жесткая напористость. Они подавляли в нем мужчину. Теперь же, когда она стала более женственной, он перестал бояться ее.

Недавно он, гуляя с Ирой по весенней Москве, робко взял ее за руку. Ладонь у нее была удивительно мягкая и теплая. Вадим всегда был очень строг к себе и поэтому избегал случайных знакомств. А еще он не любил, когда женщина проявляла инициативу.

Вечером, притянув ее к себе и легонько коснувшись губами ее щеки, он признался:

— Если бы ты первой захотела меня поцеловать, я бы мог так испугаться, что у нас бы ничего не получилось.

— Я и не думала, что ты такой пугливый, — улыбнулась Ира.

— Вообще, я почти ничего не боюсь. Просто когда-то давно у меня была одна знакомая, которая проходу мне не давала. Она все делала сама, звонила мне, назначала свидания, целовала меня, тащила в постель. Я чувствовал себя какой-то игрушкой в ее руках. И с тех пор излишняя женская активность всегда нагоняет на меня страх. Но с тобой нам счастливым образом удалось этого избежать. Сначала я тебе не слишком нравился, не спорь, я же видел, что это так, — остановил Вадим готовую возмутиться Ирку, — меня это совсем не обижало. Не обязан же я нравиться девушкам. Так вот, из-за того, что я тебе не нравился, ты почти не обращала на меня внимания и не пыталась управлять нашими отношениями. А теперь, когда я, смею надеяться, завоевал твое сердце, ты так изменилась, стала женственной и очень похорошела. И, конечно, ты, как настоящая женщина, ждешь инициативы от мужчины. Интересно только, в чем причина твоих метаморфоз, неужто любовь ко мне? Не смею в это поверить, — шутил Вадим.

«Этого я тебе никогда не скажу, — думала Ира, — незачем тебе знать про мои расклады с Андреем. Да и он никогда не узнает, кем он был для меня когда-то. А ведь Вадим прав, я действительно стала больше похожа на женщину. Я ведь и юбку-то сегодня надела впервые за последний год».

На Ирке в тот день была длинная шелковая юбка почти до пят, в которой та путалась с непривычки. Каждый раз, когда она спотыкалась, наступая на шелковый подол, Вадим заботливо придерживал ее под руку, прижимая ее к себе все сильнее.

«А может, это любовь?» — с надеждой думала Ирка.

О любви она, помня о принципах Вадима, первой говорить не решалась. Она хотела дождаться, когда он созреет сам. Это случилось гораздо раньше, чем она надеялась. Однажды Вадим позвонил ей и сказал, что должен уехать на несколько дней. Причем не сказал, ни куда он едет, ни зачем. Ирка терялась в догадках. Она даже почувствовала что-то вроде уколов ревности.

«Неужели у него появилась другая? — злилась она. — Какое-нибудь нежное и трепетное создание, которое без него чахнет и сохнет. Ведь такие женщины для него идеал, не то что я со своими лошадьми и сомнительным прошлым. Он, наверное, думает, что все мои юбки, и отсутствие косметики на лице, и попытки бросить курить не более чем маскировка».

Но через несколько дней Вадим появился у Иры на ипподроме с букетом роз. Его лицо сияло ярче майского солнца. Да и одет он был как-то необычно, во всем белом. Она сразу почувствовала ужасное волнение, словно знала, что им предстоит очень важный разговор. Иркина душа опустилась куда-то в область живота и опасливо шевелилась там. К тому же Ирку очень смущал ее неприглядный вид.

«Если бы он хоть предупредил меня, что придет, — беспомощно думала она, — я бы оделась поприличнее. А то что это такое?» — Она почти с отвращением оглядела свои потертые джинсы, заправленные в черные резиновые сапоги, клетчатую мужскую рубашку с закатанными рукавами и стала лихорадочно снимать с себя налипшие соломинки. Она только что задала корм лошадям.

Вадима растрогала ее растерянность.

— Да брось, солома тебя совсем не портит. У тебя становится такой милый деревенский вид. Ты можешь сейчас уйти с работы? Я хочу с тобой поговорить.

Ира кивнула. Они отошли с Вадимом подальше, под старые деревья с узловатыми ветками, на которых уже начали пробиваться первые листочки. Странно, но Вадим совершенно не выглядел взволнованным, как будто он твердо был уверен в себе.

— Знаешь, — почти весело начал он, — я уезжал в Кострому. Вернее, в одну деревню, там рядом, на Волге, к своему другу. Я привык все важные решения принимать на природе, поближе к земле, мне там лучше думается. А думал я о нас с тобой. Ты только не пугайся, но я понял, что ты та самая женщина, которую я давно искал. Я хочу связать с тобой свою жизнь и судьбу. Короче, я, как говорится, предлагаю тебе руку и сердце. — Он устало, как после тяжелой работы, вздохнул и вручил Ирке букет.

Она цветы приняла, но выглядела озадаченной. Она никогда не думала, что предложение ей будут делать вот так, под ржание лошадей и щелканье кнутов о твердую, утоптанную копытами землю.

— А ты меня хоть любишь? — Она почти жалобно взглянула на Вадима.

— Ну конечно! А ты думала, что я забыл тебе признаться в любви? Вовсе нет, я сделал это намеренно. Просто слово «люблю» можно сказать и о еде, и о собаке, и о книге. А разделить судьбу можно только с женщиной. Позволь задать тебе банальный вопрос: ты согласна? Если не хочешь, не отвечай, — заторопился Вадим, — я могу подождать.

— Зачем же ждать, — тихо ответила Ирка, — я согласна.

4

Концепция фильма наконец была разработана. Авторы проекта как-то договорились между собой и умудрились сохранить при этом хорошие отношения. Постепенно набиралась съемочная группа. Федор притащил свою ассистентку, молоденькую девочку с очень длинными ногами в очень короткой юбочке. Зачем она нужна, никто не знал. Андрей решил, что это она, когда начнутся съемки, будет хлопать такой черно-белой деревяшкой и говорить: «Дубль восьмой».

Пока же она безбожно кокетничала со всеми мужчинами, но варила неплохой кофе. Они теперь сидели на студии с ничего не значащим названием «Бета-фильм». Зато у них появились деньги и аппаратура. Правда, их спонсоры, туристическая фирма «Мега-тур», требовала, чтобы в кадре постоянно были видны греческие отели, где они селили своих клиентов.

— Соглашайся, соглашайся со всем, что они тебе говорят! — шептал Федор собравшемуся было спорить Мите. — Снимем их дурацкие отели, сауны, шведский стол, лишь бы они денежки платили, потом все вырежем.

Пора было искать актрису на главную роль. Андрей и Митя бродили по театральным институтам города, околачивались на актерской бирже, Федор приводил им своих бесконечных знакомых. Но ни Мите, ни Андрею никто не нравился. Одна была слишком развязна, другая слишком заторможена.

— Но ведь она же русалка, — убеждал их Федор, — она и должна быть холодной как рыба.

— Нет, — спорил с ним Андрей, — она яркая, теплая, как золотая рыбка.

«Как Нина, — думал про себя Митя, — вот кто тебе на самом деле нужен, но Нины-то нет, значит, надо тебе научиться обходиться без нее».

Но Андрей не желал идти ни на какие компромиссы. Он все чего-то ждал, чего-то искал. У Федора стали сдавать нервы.

— Ты не понимаешь, что ли, уже май! Пора начинать съемки, а то в жару работать невозможно. Между прочим, мы сидим, а наши деньги идут. Спонсоры уже начинают нервничать. В конце концов, он же только сценарист, — ткнул он пальцем в сторону Андрея, — их вообще никто не слушает, последнее слово всегда за режиссером. Андрей, ты свою работу уже сделал, можешь отдыхать.

Андрей задохнулся от возмущения, глаза вспыхнули черным пламенем на побледневшем лице. Митя неожиданно остался спокоен.

— Вот что, — холодно объявил он Федору, — Андрей придумал все это кино, без него вообще ничего бы не было. И он здесь на таких же правах, как и я, и имеет право решающего голоса, в отличие от некоторых. Не обижайся, старик, но мы будем ждать, пока не найдем именно ту актрису, которая понравилась бы всем.

Федору осталось только пожать плечами.

«Вот психи, — презрительно думал он про себя, — тоже мне нашлись Феллини с Антониони! Возомнили о себе невесть что, только все дело тормозят».

Все действительно как-то затормозилось. Митька опять стал попивать. Андрей просиживал все вечера дома, пытаясь читать то, на что раньше у него не было времени. Но чтение не шло, он скучал, скучал вообще и скучал по Нине. Правда, о ней он старался не думать. Андрей старался убедить себя, что в одиночестве есть свои положительные стороны, что человек, предоставленный самому себе, свободен. Он может построить в своем сознании волшебные замки и населить их волшебными героями и прекрасными девушками в волшебных, переливающихся в лунном свете одеждах. И никто не вправе войти в этот замок, никто не может посягнуть на священный мир его души.

Но почему-то от этих мыслей Андрей становился еще грустнее. В конце концов, он же не девочка пятнадцати лет, чтобы жить в иллюзорном замке. Ему уже пора было создать что-то настоящее, реальное. Мысль о фильме вдохнула было в него надежду, но теперь все застопорилось, они никак не могли сдвинуться с мертвой точки. И хотя на него волком смотрел Федор, а теперь уже и Митька, не мог Андрей выбрать актрису на главную роль. Девушки, которых ему приводили, были и красивы, и талантливы, но в них не было ничего неземного, русалочьего. Ему нужна была актриса с такими глазами, в которых хотелось бы утонуть, забыв обо всем на свете.

Андрей все чаще проводил вечера в одиночестве. Вадим постоянно где-то пропадал.

— Я ищу работу, — озабоченно объяснил он Андрею.

— Ты что, заболел?

— Хуже, старик. Я собрался жениться. Пока ты ждешь свою русалку, я решил попробовать связать судьбу с обычной женщиной. Я думаю, это не худший вариант. От русалок, знаешь ли, может развиться морская болезнь.

— Так вот зачем ты ездил в Кострому, припадать к земле, чтобы она подсказала тебе верное решение. Ну что ж, поздравляю. А жить вы будете у меня? А что, мы бы с Ириной тебя содержали, а ты кормил бы нас притчами и астрологическими прогнозами.

— Нет, жить мы будем у нее. В ее семье есть свободная квартира, просто Ирина мама не разрешала ей там жить, пока рядом с ней не появится порядочный мужчина. А теперь, когда такой нашелся, это я, если ты еще не понял, нам дадут ключи от нашего будущего гнездышка. А поскольку я действительно порядочный человек, то не могу же я жить за счет женщины. Поэтому я ищу работу.

— Ну и какие у тебя варианты?

— Вариантов масса, вернее два. Первый: Ирка подкинула мне идею делать гороскопы лошадей для их владельцев — новых русских. И брать с них бешеные деньги. Она считает, что от клиентов отбоя не будет. Возможно, она даже права, но, честно говоря, мне претит заниматься этой профанацией. А второй вариант — устроиться в коммерческий банк, создавать им базы данных, налаживать операционные системы, короче, возиться с компьютерами. Если все получится, обещают платить большие деньги.

— Давай, давай! — Андрей похлопал Вадима по плечу. — Иди в банковские работники, разбогатеешь, станешь новым русским, будешь носить малиновый… нет, это уже не в моде, синий клубный пиджак и отдыхать с супругой в Анталии или на Канарах. Как тебе такая перспектива?

— Красиво, только, если у нас появятся деньги, лучше купил бы дом в деревне и устроил там лошадиную ферму.

— Класс! Навоз, сено, здоровые деревенские запахи… Да ладно, старик, не злись на меня. Это я так, от зависти. На самом деле я очень за тебя рад, — тихо и грустно закончил свою тираду Андрей.

— Послушай, поверь мне, у тебя тоже все будет хорошо. И это не дежурная фраза. Просто тебе надо переждать. Ничего не предпринимай, не отчаивайся и, главное, не пытайся забыть ее. Работай, читай и спокойно, без истерик жди. Она вернется, вот увидишь. Я же делал ваш совместный гороскоп, ваша история не закончилась, я знаю.

Вадим это знал, да и Андрей смутно верил в то, что Нина вернется. Но почему-то эта уверенность не утешала его. Скоро и Вадим покинет его. Андрей чувствовал себя совсем несчастным. Он представлял, как приходит вечерами в пустую квартиру. В ней всегда будет очень чисто, каждая вещь лежит на своем месте, и никогда больше он не разозлится, найдя вечером в раковине гору немытой посуды. Теперь никто не будет мешать ему предаваться грустным мыслям.

5

Самолет слегка подпрыгнул, ударившись о землю, а потом плавно покатился по полю аэродрома. Нина была в Москве. Она смешалась с шумной толпой, ожидающей багаж. К ней подбежал какой-то совершенно взмыленный француз и стал умолять поменять ему доллары на рубли, иначе он не сможет взять багажную тележку.

«О Господи, — поняла Нина, — у меня же нет ни рубля! Интересно, а вдруг тут закрыли все обменные пункты, или еще что-нибудь случилось. Ведь я же не была в России больше трех месяцев и не знаю, что здесь происходит».

Но с виду все оставалось таким же, как и прежде. Даже курс доллара почти не изменился. Только мартовская сырость сменилась июньской жарой. А так в аэропорту Шереметьево-2 царила та же суета и такая же длинная очередь стояла на автобус, везущий к метро «Речной вокзал» тех, у кого не было бешеных денег на такси.

Нина стояла в вестибюле метро, подкидывая в ладони зеленый прозрачный жетон, размышляя, куда ей ехать.

«К маме? Они, наверно, все на даче. Домой? Там Митька живет. Ну и что, подумаешь, Митька. Это же моя квартира, я сама его там поселила».

И Нина погрузилась в сутолоку родного московского метро.

Квартира показалась ей чужой. Даже пахло здесь совсем по-другому, крепкими сигаретами и еще чем-то неуловимо мужским. Со стен на нее смотрели чужие лица с черно-белых фотографий. На настольную лампу Митька приделал новый абажур из пестрого женского платка.

«Надо же, как он здесь обжился. За три месяца навел уют, который я не смогла тут создать за два года. Интересно, где он сам? Пьянствует где-нибудь, или сидит у женщины, или совмещает одно с другим?»

Нина оставила вещи в прихожей и прошлась по квартире. В кухне она заглянула в холодильник. Нашла там родную докторскую колбаску и сделала себе бутерброд. Почему-то ей не хотелось здесь оставаться. Ее трясло от какой-то странной нервной энергии. Она даже не могла заставить себя присесть. С чашкой чаю в руках Нина бродила по своей квартире и чувствовала себя чужой.

Даже большое зеркало, ее старый друг, показало ей в серебристом стекле совсем другую девушку, которая никогда не жила в этом доме. Кто она, эта юная длинноногая красавица в коротенькой оранжевой юбке, блузке без рукавов, едва доходящей ей до пояса, с загорелой кожей, смеющимися глазами и копной отросших ниже плеч бронзовых волос? Неужели это она? Здесь такая никогда не жила. Квартира ее не узнавала.

Нина вздрогнула. Это зазвонил телефон, ее старенький, черный, разбитый телефон, который она столько раз роняла на пол и на который порой возлагала слишком много надежд. Не раз она бросалась на этот звон, как на спасительный зов друга. Но сейчас Нина оставалась неподвижной. Ей сюда звонить никто не мог, а лезть в Митькины дела она не собиралась. Она машинально считала звонки: второй, третий, четвертый… На пятом у кого-то кончилось терпение, и телефон замолчал.

Звонил Андрей. Он разыскивал Митю, чтобы сказать, что готов смириться с последней претенденткой на роль Морин, молоденькой студенткой театрального училища. Она совсем не была похожа на героиню его сценария, но было в этой девочке что-то неуловимо трепетное, и Андрей согласился.

Нина аккуратно вымыла чашку и поставила ее на место. Ей почему-то хотелось, чтобы Митька ничего не заметил, ее так и подмывало куда-нибудь спрятать свои вещи.

«Глупости, — говорила она себе, — к чему эта дурацкая конспирация, как будто я взломала чужую квартиру. Ведь я же у себя дома. — И Нина внесла сумку в комнату. — Но я не хочу тут сейчас оставаться, — четко поняла она, — я хочу увидеть Андрея. Может, позвонить ему? Нет, не буду. Наша первая встреча должна быть такой, чтобы я успела поцеловать его до того, как он решит, может он любить меня или не может».

И Нина поехала к Андрею. По дороге ей стало страшно, на нее вдруг нахлынули сомнения. Она вспомнила все, что с ней было в Израиле, — и как она чуть не оказалась в борделе, и о ее безумствах с Марком, и про ненормальную Алку.

«Не могло же это пройти бесследно для меня, — думала она, — а вдруг я теперь так изменилась, что он и знать меня не хочет. Да, я вроде бы похорошела, но ведь ему нравилась во мне не внешность, а моя беспомощность и то, что я постоянно нуждалась в его поддержке. Как только я пыталась сама строить наши отношения, он тут же злился и замыкался в себе. Неужели сейчас произойдет то же самое? Но я уже не могу изображать ту, прежнюю Нину. Но, может, и Андрей изменился? Ведь Ирка говорила мне по телефону, что он ужасно скучает по мне и любит меня. К тому же у него тут были женщины, даже Ирка умудрилась его в постель уложить. Значит, он тоже стал другим. Может, теперь, став другими, мы лучше поймем друг друга?»

Надежда на это придала Нине сил, которые таяли с каждым шагом, приближающим ее к двери квартиры Андрея.

…Весь день Андрею было не по себе. Занятий у него сегодня не было, и он планировал перевести статью для одного научно-популярного журнала. Но его пальцы все время попадали мимо клавиш печатной машинки, а слова не лезли в голову.

Ожидание чего-то неизвестного, смутные предчувствия довели его до той грани отчаяния, за которой уже перестаешь что-либо чувствовать.

«Пора завязывать с бездеятельностью, — понял он, — иначе совсем можно спятить».

Тогда-то он и решил смириться с отсутствием Нины и взять на роль Морин ту самую молоденькую девочку со светло-голубыми глазами и роскошными русыми локонами.

«Конечно, это не совсем то, что мне нужно. Но ждать уже сил нет. Ничего, если покрасить ее волосы в зеленый цвет, может, и получится то, что я хочу».

Он позвонил Митьке, молчание телефона привело его в бешенство. Федора тоже отловить было невозможно. Ехать на студию — бессмысленно. Придется опять ждать, пока кто-нибудь из них не выйдет на него сам.

Андрей послонялся по квартире, полил цветы. Включил телевизор и постоял несколько минут, тупо уставившись в экран. Там шел какой-то сериал. Андрея хватило ровно на две минуты.

Помаявшись еще немного, он решил заняться благоустройством квартиры, то есть приклеить несколько кафельных плиток на место отвалившихся старых. Андрей аккуратно шкуркой зачистил цементную поверхность стены, потом расстелил на полу газету, положил на нее кафель. Открыл баночку с клеем, таким мощным, что им можно было прилепить к потолку не очень тяжелого человека. Далее Андрей намазал этим чудо-клеем плитки и на корточках ждал, пока клей подсохнет. Он все всегда делал по инструкции.

В это время раздался телефонный звонок. Нервы Андрея были так напряжены, что он не только вздрогнул, но упал коленями прямо на аккуратно разложенный и намазанный клеем кафель. Одна плитка треснула, к другой он приклеился. Тем не менее Андрей нашел в себе силы подняться и, чертыхаясь, подбежать к телефону. Просили какую-то Машу. Странно, что трубка не раскололась, с таким остервенением он швырнул ее на рычаг.

Проклиная все на свете, Андрей отмывался, вернее, отскребал от себя клей, который на удивление соответствовал рекламе. Зато теперь у него появилось дело. Пришлось вымыть пол на кухне. Едва Андрей привел все в порядок и переоделся, как в дверь кто-то позвонил.

«Кого это принесло?» — мрачно подумал он и пошел открывать.

6

Андрей распахнул дверь и отшатнулся. Он не поверил своим глазам, может быть, у него от переутомления начались галлюцинации? На пороге стояла Нина. Андрей отступил в глубь квартиры и прислонился к стене. Ноги не держали его. Нина стояла бледная. Она чувствовала страшное волнение. Ее ладони вспотели, она нервно теребила ключи в кармане. Ни он, ни она не могли бы потом сказать, сколько времени они стояли вот так неподвижно, без слов.

За них говорили глаза. Ее, зеленые, мерцали в полумраке лестничной клетки, а его, черные, — вдруг потеряли блеск, казалось, их глубина хотела поглотить ее.

— Здравствуй, — прошептала Нина, — я вернулась…

Больше она ничего не могла сказать.

Андрей молчал. Он не смог ей ответить. Он даже не смог пошевелиться. А Нина не могла понять, что ей делать. Она не знала, рад ли он ее видеть, каждая минута казалась ей вечностью. Она мучительно решала, может ли она войти, или Андрей просто не находит в себе сил, чтобы прогнать ее.

Наконец она сделала над собой усилие и шагнула в квартиру. Андрей наконец стряхнул с себя оцепенение и сделал шаг ей навстречу. Так и не говоря ни слова, он притянул ее к себе, зарылся лицом в ее волосы и утонул в их аромате. Нина все поняла и прижалась к нему.

«Он рад мне, он любит меня! — повторяла она про себя. — Значит, я не зря пришла».

— Ну что ты молчишь? Ну скажи же мне хоть что-нибудь!

— Милая, — еле слышно проговорил он. — Как долго я тебя ждал! Я думал, что ты уже никогда не вернешься.

— Ну куда бы я делась без тебя, — сказала Нина, а сама подумала, что ведь он прав, что она могла не вернуться. Ну и какой дурой она была бы тогда!

— Сейчас, подожди, что-то я никак не могу собраться с мыслями… — Андрей попытался взять себя в руки. — Пойдем на кухню.

Он пропустил Нину вперед и захлопнул дверь. Нина послушно села на табуретку за кухонный стол. Она чувствовала странную пустоту внутри. Она так долго ждала этого момента, что сейчас даже растерялась. Ей казалось, что все должно быть не так, а как-то более значительно, ярче, что ли… А так, как будто она просто пришла в гости к другу и сидит у него на кухне, сейчас он предложит чаю, они начнут ничего не значащий разговор…

Но в кухню вошел Андрей, и все изменилось. Как будто вспыхнули тысячи невидимых огней. Андрей опустился перед ней и положил голову ей на колени. Он взял ее ладони и опустил в них свое лицо, а Нина осторожно поцеловала его в темные взлохмаченные волосы.

Андрей поднял к ней лицо, и Нину поразило его беспомощное выражение. Он начал медленно целовать ее пальцы, один за другим, что-то нежно нашептывая горячими губами. Нина замерла — наслаждаясь дивным мгновением, она боялась одним неосторожным движением, резким взглядом или словом разрушить это волшебство.

Губы Андрея целовали ее запястье, поднимались все выше, остановились в ложбинке сгиба руки, наслаждаясь нежной кожей. Сладкая волна накрыла Нину. Ей было так чудесно, что она не могла пошевелиться. Она вся отдавалась новизне ощущений, как будто это с ней случилось в первый раз.

Андрей выпрямился, теперь их лица оказались на одном уровне. Взгляд его изменился, из беспомощного он стал властным, рот приоткрылся, дыхание участилось.

— Пойдем, — просто сказал он.

— Подожди, — неуверенно ответила Нина, — я же с дороги, мне надо принять душ. Хорошо?

— Я сам тебя вымою, ладно?

Нина кивнула. В тесной ванной он, закусив от нетерпения губы, помог снять ей кофточку. Нина, как ребенок, послушно подняла руки, он расстегнул молнию юбки, и та желтым лоскутком упала на кафельный пол. Лифчик, трусики кружевными лепестками разлетелись по ванной комнате. Нина сделала попытку подыграть ему и потянулась расстегивать ему джинсы, но Андрей ей не позволил.

— Я сам, — ответил он и быстро разделся.

Нине стало страшно. Вот он, рядом с ней, в смуглой красоте молодого обнаженного тела. У нее захватило дыхание. Она быстро шагнула в ванну и пустила воду. Он оказался рядом с ней, сосредоточенно серьезный. Андрей взял губку и начал старательно намыливать Нину. Скоро она вся покрылась белой пышной пеной.

Нина старалась не смотреть на Андрея, ведь она впервые видела его обнаженным. Она ничего не могла с собой поделать, ее взгляд все время возвращался туда, где его восставшая плоть говорила, нет, кричала о силе его желания. Андрей отбросил губку и провел по ее коже рукой. Нина задрожала, ее обожгло его нежное прикосновение.

Неудержимая сила бросила их в объятия друг к другу. И вот они уже стоят, тесно сплетаясь телами. Ее ноги обвивают его, руки гладят лопатки, скользят по ложбинке позвоночника, скользят по гладкой, блестящей от воды коже.

«Я хочу тебя!» — повторяла про себя Нина, боясь произнести эту фразу вслух.

— Я хочу тебя! — сказал Андрей и, не дожидаясь ее ответа, подхватил Нину на руки и, белую, покрытую пеной, отнес в комнату и бросил на постель.

Она лежала, свободно раскинувшись, подставляя свое тело обжигающим лучам его глаз. А он стоял над ней, слегка расставив ноги, сильный, горящий желанием мужчина. Он знал, что перед ним женщина, которая через мгновение станет его. Но Андрей не хотел спешить. Слишком долго он ждал этой минуты, чтобы смазать ее бурным проявлением страсти. Он медленно опустился на кровать, он молчал, но за него говорили его руки и губы. Они ласкали Нину так, как это не мог бы сделать никто.

Нина чувствовала себя так, словно ее тело стало другим, словно прикосновения Андрея заставили ее переродиться, воспринимать мир по-новому — ярче и острее. До этого Нина, занимаясь любовью, всегда знала, где ее тело, а где душа. А сейчас все слилось воедино и замерло в удивительной гармонии. Раньше сила желания разрывала ее на части, а сейчас поднимала над миром в еще неизвестные ей высоты.

И неважно было, что сейчас делали ее и его пальцы, губы, как сплетались ноги или сливались самые сокровенные части их тел, главное, что они становились одним целым, проникая все глубже друг в друга. Единение и проникновение их тел только помогало близости их душ.

Хотя внешне все выглядело как обычно. Андрей был сверху, он крепко вонзался в Нину, вытянутыми руками упираясь в кровать рядом с ее запрокинутой головой. Нина закрыла глаза от наслаждения и стонала, то тише, то громче. А когда она находила в себе силы открыть глаза, то погружалась в черноту его глаз, широко открытых, словно он боялся не увидеть чего-то. Потом они закричали одновременно и откинулись друг от друга, тяжело дыша. Так они лежали молча, а потом он снова властно притянул ее. Теперь Нина оказалась сверху, и он, растворяясь в радости обладания, помогал ей двигаться все быстрее и быстрее, пока она не упала в изнеможении ему на грудь, а он, еще не успевший насытиться ею, все крепче прижимался к ней. Наконец утоление пришло и к нему.

Теперь, когда они насладились друг другом, Нина лежала со слабой улыбкой на губах, следя полуприкрытыми глазами за игрой теней на потолке. Уже совсем стемнело, но они не стали зажигать свет.

— Тебе было хорошо? — спросила Нина.

— Глупая.

— Мы столько времени потеряли, правда?

— Это я во всем виноват. Если бы не мое глупое упрямство, тебе бы не пришлось никуда уезжать.

— И я виновата, я слишком на тебя давила. Но я просто не понимала, почему ты отвергал меня.

— Я не тебя отвергал, а себя, свое отчаяние, свой страх перед любовью. Знаешь, я ведь чуть с ума не сошел от отчаяния, думая, что никогда не увижу тебя.

— Значит, ты скучал?

— Какие дурацкие вопросы ты задаешь! А ты разве не скучала?

— Я старалась не думать о тебе, мне казалось, что я уже больше тебя никогда не увижу.

— Ты собиралась там остаться?

— Я допускала такую возможность.

Они лежали расслабленные, обессиленные, прижавшись телами, и разговор их поначалу тоже был слабым. Но постепенно в их словах нарастало напряжение, и Андрей встал и потянулся за сигаретой. Ее красный огонек слабо мерцал в вечерних сумерках, и Нина теперь уже широко открытыми глазами смотрела на него.

— Значит, у тебя там кто-то был? — Андрей наконец задал вслух вопрос, который уже давно не давал ему покоя.

Нина молчала. Она не знала, рассказать Андрею о Марке или нет. Если она расскажет, то между ними начнется томительное выяснение отношений, сама мысль об этом была ей невыносима. А если скроет — то меж-ду ними всегда будет стоять нечто, разделяющее их.

«Лучше я ему все расскажу, — решила она, — когда начинаешь со лжи, это всегда кончается печально».

— Да, у меня был мужчина, — произнесла Нина и испугалась.

— Расскажи, — потребовал Андрей, и Нина вдруг увидела в нем того, прежнего, отчужденного и замкнутого человека, который так пугал ее когда-то.

— Ну, хорошо, я попробую. У меня был мужчина. И сначала я думала, что у нас и любовь, и настоящая душевная близость, и что все будет хорошо. Но потом оказалось, что я просто попала под власть его безумных чар. Он был совершенно сумасшедшим. Не так, как мы обычно говорим про людей в чем-то странных. Он был просто больным, шизофреником. А такие люди на какой-то стадии своей болезни очень обаятельны. А потом становятся невыносимыми. И я сначала не смогла устоять перед его обаянием, а потом приложила массу усилий, чтобы отделаться от него. Вот и все. Если тебя интересуют подробности…

— Нет, они меня не интересуют. — Андрей неожиданно улыбнулся. — Это была твоя жизнь, и ты могла распоряжаться ею как хотела. Ты свободный человек, и я не вправе упрекать тебя за прошлое, тем более, что меня не было рядом. Теперь у нас начинается другая, общая жизнь, мы ее будем строить вместе и отвечать друг за друга. Правда?

— Конечно, — улыбнулась Нина. — А знаешь, меня почему-то мало сейчас волнует, был у тебя кто-то в это время или нет.

— К моему стыду, я тоже небезгрешен.

— Значит, мы оба времени не теряли, — рассмеялась Нина. — Давай не будем воспринимать это трагично. Главное, сейчас мы вместе, и, надеюсь, надолго. Да?

— Да. Знаешь что? Выходи за меня замуж.

— Ой, подожди, я не могу так сразу. И вообще, разве можно такие предложения делать на голодный желудок. Так можно язву заработать. Ты что, не понял? Я умираю от голода.

Глава 18

1

Нина сидела за кухонным столом и с жадностью поедала все, что предлагал ей Андрей. Она уже съела яичницу, пару помидоров, а сейчас жадно пила кофе, откусывая попеременно то от куска сыра, то от белой пористой шоколадки. А Андрей все переживал:

— Если бы ты меня хоть предупредила, я бы приготовил что-нибудь. А так у меня даже выпить ничего нет.

— Да брось. У тебя еще появится возможность блеснуть передо мной кулинарными способностями, и, надеюсь, не раз.

В это время в дверь позвонили. Нина и Андрей в ужасе вскочили. Они решили, что одеваться для их первого совместного ужина совершенно необязательно. Андрею так нравилась нагая Нина, ее точеная фигурка, мальчишеские стройные ноги, небольшая грудь, трогательные худые лопатки, гибкая змейка позвоночника, что он попросил ее не прятать эту красоту под одеждой. А Нина не стала спорить. Ужинать голыми? Почему бы и нет.

Теперь они оказались в дурацком положении. Оба бросились в спальню и в спешке, кое-как, задыхаясь от хохота, напялили на себя одежду. Андрей решил, что одни джинсы — это вполне достаточно, и побежал открывать дверь, а Нина пока пыталась привести себя в порядок. Одевшись, она бросила на себя взгляд в зеркало и рассмеялась. Выражение ее лица никого бы не могло обмануть, на ее счастливом лице было написано, чем она только что занималась.

Нина вышла в коридор. Андрей разговаривал с каким-то блондином. Тот выглядел крайне рассерженным, его борода тряслась, а пальцы нервно перебирали пуговицы модной рубашки.

— Ага! Вот ты чем занимаешься! — воскликнул он, увидев Нину. — И телефон поэтому не отвечал. Я так и знал, что ты дома, просто трубку брать не хочешь.

Нина улыбнулась про себя. Действительно, в разгар их любви раздался оглушительный трезвон телефона. Конечно, они не стали брать трубку, понадеявшись, что на другом конце провода решат, что их нет дома, и отвяжутся. Но телефон звонил снова и снова. Тогда Андрей, изогнувшись, как гимнаст в цирке, просто выдернул шнур из розетки, и тот беспомощно упал на пол. Теперь им никто не мешал.

— Постой, не кипятись. Познакомься, это — Нина. Нина — это Федор. Наш продюсер.

— Какой еще продюсер? — поразилась Нина.

— Извини, я тебе еще ничего не успел объяснить. Короче, мы снимаем кино. Я написал сценарий, твой Митя — режиссер, а Федор, соответственно, продюсирует наш проект.

— С ума сойти! И ты молчал! А про что кино?

— Нина, он вам потом все расскажет. Сейчас не до этого. Что, Митя — ваш знакомый? — Нина кивнула. — Так вот он пропал. И ладно бы просто пропал, но ведь он исчез со студийной видеокамерой. А она стоит больше тысячи долларов.

— Да расскажи ты все толком, пойдем, выпьешь чего-нибудь холодненького.

— Короче, дело было так, — начал Федор, залпом выпив стакан минералки, — Митя взял в студии видеокамеру, просто-таки выпросил у меня. Сказал, что нашел какого-то парня, который потрясающе подходит на роль Дэна. А Митька почему-то не мог пригласить его в студию на пробу. Ему понадобилось снимать его в условиях, приближенных к естественным. Что он имел в виду, я понятия не имею. Возможно, он повел его пробоваться на городской пляж, и юноша будет произносить свой монолог среди банок из-под пива и окурков. Ну, дал я ему эту камеру, хотя внутренний голос подсказывал: «Федор, не делай этого!» — а я, дурак, не послушался. Причем Митька мне клялся и божился, что вернет камеру к середине дня. И вот я как дурак сижу целый день, жду его в студии, уже вечер, а его все нет и нет. Естественно, я начинаю психовать. Звоню ему, там никто трубку не берет. Звоню тебе — то же самое. Я уже думал, вас всех перерезали! — Выпалив все это, Федор перевел дыхание и выпил еще один стакан. — Короче, что делать будем?

— Будем искать. — Андрей уже надел рубашку. Ее Нина еще не видела, светло-голубую, с короткими рукавами и тонкими синими полосками. — Поехали. — Он взял ключи от автомобиля и направился к двери.

— Я с вами! — поднялась Нина. — Я же знаю все злачные места, которые любит Митька.

По дороге Андрей посвятил Нину в идею их фильма и предложил ей сыграть в нем главную роль. Нина пришла в полный восторг. Федор, похоже, его не разделял. Но Андрей успокоил его:

— Она же профессиональная актриса. И к тому же моя любимая женщина.

— Нет, сначала любимая женщина, а потом уже актриса, — поправила его Нина.

— Конечно, — согласился Андрей. — Когда я писал сценарий, то представлял на месте Морин только Нину. Поэтому я так долго не мог никого найти на главную роль.

— Ну хорошо, хорошо, только давайте сначала найдем Дмитрия, иначе мы разругаемся со спонсорами, и не будет ни роли, ни фильма. Давайте подумаем, где он может быть. Какой же я идиот! — Федор изо всей силы стукнул себя по лбу. Раздался характерный звук, как будто хлопнули по спелому арбузу. — Ведь я же ему еще и денег дал. В счет будущей зарплаты и на такси, чтобы он с ценным предметом по городу не таскался. Вот он небось и пропивает их. Он же еще не знает, что ты нашел свою русалку. Он-то думает, что у нас весь проект заморозился.

— Ничего, мы его найдем. Мне кажется, я знаю, где он.

Они объехали уже несколько баров и ночных клубов, завсегдатаем которых становился Митька, как только у него появлялись деньги. Они побывали в совсем дешевых забегаловках, где работяги стоя пьют пиво, разделывая воблу на мятой газетной бумаге. Посетили пару заведений средней руки, с официантками в мятых фартучках и громкой попсовой музыкой. Митю здесь знали, помнили, но неизменно отвечали:

— Нет, сегодня его здесь не было. Может, завтра появится? Ему что-нибудь передать?

— Передайте, что он полный кретин! — наконец в сердцах воскликнул Федор.

— Ну, куда теперь? — устало спросил Андрей.

Нина пожала плечами. Они уже побывали во всех местах, которые она знала. Больше она уже ничем помочь не могла. Она зверски устала. Ведь она с утра на ногах. К тому же сказывалась разница во времени. В Израиле сейчас глубокая ночь, и Нина смертельно хотела спать. Андрей с тревогой и жалостью смотрел, как она зевает, как трет покрасневшие глаза.

— Знаешь что? — сказал он наконец Федору. — Помоему, наши поиски уже потеряли всякий смысл. Митьки нигде нет, мы безумно хотим спать. От психоза, который ты устроил, нет никакого толку. Я предлагаю ехать по домам. Может, к утру он сам найдется.

Федор обиженно надулся, но возражать не стал.

— Ну ладно, делать нечего, довезите меня до метро… Хотя нет, постойте, я вспомнил! Митька же последнее время зачастил в один клуб на Пушкинской. Он мне все его нахваливал. Давайте только туда заедем, и все. Пожалуйста, последняя попытка! Это же вам по пути.

— Ну, хорошо, — сдался Андрей.

Злые и сонные, по покрытой ковром лестнице они спустились в полуподвал клуба. Нина так хотела спать, что даже не разглядела его названия. Внутри было дымно, шумно и тесно. Казалось, что посетителям не хватало места за столиками, и они перемещались по всему небольшому полутемному помещению. В основном здесь были мужчины, принадлежащие, как показалось Нине, в основном к криминальному миру. Уж больно одинаково все были одеты и причесаны. Нина сразу вычислила стереотип среднего посетителя этого бара: квадратный мужчина лет тридцати, в клубном пиджаке и широких брюках, обязательно с золотой цепью на шее.

«Что могло Митьку привлечь в такое место? — недоумевала Нина. — Неужели любовь к острым ощущениям или желание почувствовать свою исключительность?»

Андрей разговаривал с барменом у стойки. Этот молодой человек с усталым лицом, покрытым преждевременными морщинами, лениво отвечал на вопросы, не переставая протирать полотенцем бокал. Наверно, он видел, что так делают бармены в голливудских фильмах.

С озабоченным видом Андрей вернулся к Нине и Федору.

— Этот тип рассказал мне, что Митька здесь действительно был. Он долго сидел за столом с какими-то типами и вел с ними разговоры, а потом они все вместе уехали на «БМВ».

— Куда? А камера с ним еще была? — всполошился Федор.

— Вроде была. А вот куда они уехали, бармен не знает или говорить не хочет.

— Надо дать ему денег. Баксов десять, — предложила Нина. Она как-то сразу проснулась и почувствовала себя героиней детективного романа.

— Десятью тут не обойдешься, — вздохнул Андрей и опять направился к стойке.

Переговоры длились довольно долго, а вернулся он еще более озабоченным.

— Пятьдесят долларов развязали ему язык, но информация, которую я от него получил, малоутешительна. Мужики, с которыми он сидел и, соответственно, пил, увезли его на какую-то дачу. Вроде бы заказали ему видеосъемку. — Федор застонал и вцепился себе в бороду. — Обещали хорошо заплатить, — продолжал Андрей, — по крайней мере так говорит их дружок. Он сидел с ними за одним столиком, но остался здесь кого-то ждать. Пришлось его изрядно попугать, но адрес я от него получил. Поедем?

— Конечно!

— Но тебе лучше остаться дома, — повернулся Андрей к Нине. — Мало ли чем может кончиться наше путешествие. Я думаю, что женщине на этой даче делать нечего.

— Я поеду с вами! — заупрямилась Нина. — Знаешь, какие у меня приключения были в Израиле?

— Могу себе представить, — мрачно усмехнулся Андрей.

— Так вот, мне теперь уже ничего не страшно. Я сказала, что поеду с вами, значит, поеду. В конце концов, Митька — мой друг!

— Хорошо, поехали. — Андрей не в силах был с ней спорить.

2

Машина выехала за город и мчалась по Минскому шоссе. Где-то здесь, не доезжая до Одинцова, находился тот самый коттедж, в котором сгинул Митя. Им пришлось изрядно поплутать по ночным дорогам, прежде чем они набрели наконец на дачный поселок с мирным названием «Елочки».

Участок номер семь, огороженный высоченным забором, выглядел в темноте совершенно неприступным. Машина затормозила около железной калитки. Федор с мрачным видом мерил шагами пятачок утоптанной земли у входа. Андрей курил.

— Ну, и как мы туда попадем? — спросил он. — Будем брать на абордаж? Не удивлюсь, если здесь поверху пущен ток.

— Да вы толкните дверь, — посоветовала Нина из машины.

Федор пнул железную дверь ногой. Неожиданно она поддалась. Они осторожно шагнули в глубь участка. Двухэтажный коттедж выглядел шикарным даже в темноте. Ярко горели окна первого этажа. Около входа росли аккуратные деревца и стоял длинный автомобиль.

— «БМВ»! — прошептал Федор с видом заправского сыщика. — Он здесь, надеюсь, что камера еще цела.

— Слушай, ты достал уже всех со своей камерой! Тут Митька в историю попал, а ты все камера, камера. Меня она в этой истории меньше всего волнует. — И Андрей без стука вошел в коттедж.

Внутри пахло табачным дымом, пролитым пивом и свежей древесной стружкой. В конце небольшого коридора из-за полуприкрытой двери пробивался свет, оттуда же доносились мужские голоса. Андрей и Федор направились туда, Нина осторожно пошла за ними. Их никто не слышал. Они постояли около двери, им даже удалось заглянуть в щелку. В большой комнате, отделанной деревянными панелями, шла крупная игра в карты.

Игроков было трое, все мужчины средних лет. Андрею они напомнили налетчиков на видеостудию, Нине посетителей незабываемого ресторана «У Тамрико», а Федору тех, из кого он пытался выбить деньги для своих продюсерских идей. Сидящие вокруг стола так увлеклись игрой, что не сразу заметили троицу, стоящую у двери. Только когда Андрей, а за ним и все остальные шагнули в комнату, головы играющих оторвались от карт.

— Добрый вечер, — Андрей решил быть вежливым.

— Вас, кажется, не приглашали, — почти так же вежливо ответил ему сидящий в центре. Лицо его оставалось в тени, но зато блик от лампы играл на кожаной кепке, которую тот почему-то не снимал. Остальные двое как-то подобрались, напряглись, хотя и не вышли из-за стола.

— Где Дмитрий? — грозно спросил Федор, он считал, что излишняя дипломатия здесь ни к чему.

— А, это тот, кого мы решили взять в заложники? — Мужик в кепке и не думал отпираться. — Мы еще ничего не объявили, а нам уже выкуп принесли.

— Какой выкуп, какой еще заложник?! — попробовал быть грозным Андрей. — Немедленно отпустите нашего друга…

— И камеру, — шепнул ему в ухо Федор, но Андрей только отмахнулся от него.

— А то мы сейчас милицию позовем!

— Напугали! Да вы выберитесь раньше отсюда. Связываться с вами неохота, а то бы присоединились к вашему дружку, ни одна живая душа потом не нашла. Или, может, на карты на них сыграем. Вон девчонка с ними ничего, тощая, в твоем вкусе. — Кожаная кепка толкнула в бок своего дружка, мужика с бритой головой и толстым носом.

У Нины противно засосало под ложечкой. Андрей постарался оттеснить ее к выходу.

— Кажется, влипли, — шепнул он Федору, — ты только не заикайся больше о своей дурацкой камере, хуже будет.

Вслух он сказал:

— Хорошо, сколько вы хотите?

Мужики посовещались.

— Полштуки баксов, — объявил тот, что в кепке.

— Почему так мало? — Нина с Андреем переглянулись.

— Мы не жадные, много не просим, вот только чтобы ему отыграться, — последовал кивок в сторону молчащего до сих пор третьего игрока, парня помоложе и одетого победнее.

Андрей не раздумывая достал бумажник. Он показал Нине его содержимое, там было всего триста долларов. Нина молча достала свой кошелек.

«Хорошо, что я взяла с собой сумочку, вот и деньги Джона пригодились. Он бы обрадовался, если бы узнал, на что я их потратила», — подумала она.

Хозяева коттеджа вели себя крайне миролюбиво. Может, они и не были бандитами, а просто так развлекались. На самом деле им ничего не стоило отобрать у Нины деньги, а у Андрея автомобиль. Федор драться бы явно не стал, а Андрей с Ниной с ними бы не справились. Но нападать на них никто не собирался. Наоборот, мужик в кепке ушел куда-то и вернулся, волоча за собой упирающегося Митьку. К великой радости Федора у него даже камеру не отобрали.

— Получите! Нам деньги, вам товар.

— Не много ли за такое? — высказался Федор.

— Торг здесь неуместен! — резонно заметил хозяин дома и положения. — Эй, подожди, отдай-ка мне вот это! — И он, к ужасу Федора, потянулся к сумке с камерой.

— Все, мне хана, — жалобно прошептал Федор. Но мужик всего лишь отобрал у Мити отснятую кассету и, получив из рук Андрея деньги, распахнул перед непрошеными гостями дверь.

3

— О Господи! Нинка, это ты, или мне мерещится? — Только около автомобиля Митя разглядел Нину.

— Мерещится, мерещится! — рассмеялась Нина. — Я твоя пьяная галлюцинация.

— Откуда ты взялась, вернулась, что ли?

— В машине поговорите! — Андрей чуть ли не силой запихнул Митю в автомобиль.

Хорошо, что там оказалась бутылка с минералкой. Ею пришлось отпаивать Митьку, чтобы он хоть как-то пришел в себя после выпитого и пережитого. Высунув лицо в отрытое окно, подставив его под струю холодного воздуха, Митька слегка оклемался и смог наконец рассказать, что c ним случилось.

— Я отснял этого актера, все как мы договаривались. По-моему, получилось очень удачно. У него такая классная пластика…

— Про пластику после расскажешь, сейчас давай про того, как ты попал в это казино на дому!

— Ну, хорошо, только не кричи на меня! После съемки у меня оставалось еще время, и я решил выпить чашечку кофе…

— А заодно и пару бутылок водки, — вставил Федор.

— Не собирался я водку пить, это уже потом так вышло! Приехал я в этот бар на Петровке. Сижу пью пиво, все тихо, спокойно. Вдруг ко мне подходит мужик, который меня знает, и говорит, что есть работа. Подводит меня к столику, и там мужики приглашают меня на дачу заснять их на видео. Обещают триста баксов за съемку, отвезти туда-обратно, короче, все очень прилично и не вызывает у меня никаких подозрений. Приезжаем, выпиваем еще. Потом я начинаю их снимать. Как они в карты играют, едят и все такое. Там один из них приехал чуть ли не из Хабаровска, и они решили увековечить встречу. Отснял. Говорю: «Давайте деньги и везите меня домой!» А они ржут. Оказывается, один поспорил с остальными, что не только мне не заплатит, но еще и с меня деньги получит. Они, кстати, никакие не бандиты, просто бизнесмены средней руки, просто тупые, и шутки у них соответствующие. Я начал возмущаться, качать права. Тогда меня заперли в каком-то чулане, да еще и сунули мне туда полбутылки… Вот и все, дальше вы знаете. Да, спасибо вам, что выручили! — спохватился Митя.

— Пожалуйста, — мрачно ответил Андрей, — с тебя причитается за бензин, и вообще мы за тебя целый калым отдали.

Федор возмущался, кричал на Митю, что больше никогда не доверит ему ценную аппаратуру. Митя послушно кивал. Нина хохотала. Вся эта история, когда благополучно закончилась, почему-то развеселила ее. Теперь она точно знала, что вернулась домой.

Андрей отвез ее к себе. Оказавшись в постели, Нина тут же отключилась, тесно прижавшись к Андрею. Ни на что другое у нее не было сил.

Ее разбудили поцелуи Андрея. Они становились все настойчивее и настойчивее, а тепло его рук окончательно разбудило ее. И опять их тела и души сплелись так тесно, что стали одним целым. Он любил ее, а она любила его, то молча, то улыбаясь, то закусывая губы, чтобы потом жарко простонать от остроты наслаждения.

— Я люблю тебя, — сказал Андрей, прижимая к своей груди ее разлохмаченную голову.

— А у тебя шрам на боку, — Нина коснулась губами полоски белой кожи, — и ребра торчат.

— Если тебе это не нравится, я буду толстеть.

— Нравится, очень, я тоже тебя люблю.

Андрей лежал и никак не мог отпустить ее от себя. С его губ не сходила блаженная, глуповатая улыбка.

Им опять не дали спокойно позавтракать. Пока они спали, Вадим сообщил Ирке о приезде Нины, и та тут же примчалась. Ей было немного обидно, что не она узнала первой о приезде подруги.

«Совсем зазналась! — думала Ира. — Приехала, а я ничего не знаю. Сразу к Андрею помчалась. Могла бы хоть позвонить мне!»

Но, когда она увидела Нину, красивую, сияющую от загара и счастья, вся Иркина обида куда-то улетучилась. Девушки бросились друг другу на шею и закружились по кухне.

— Нинка! Ну рассказывай, я умираю от любопытства!

— Сейчас, подожди! Я же совсем забыла про подарки. Кошмар, я тут, мои вещи — там. Андрей, отвези меня домой. Хотя бы за вещами, а то я второй день хожу в одном и том же.

— А у тебя там целый ворох нарядов, да?

— Ну не ворох, но показать есть что. Андрей, ну поедем, пожалуйста.

— Нет, вы тут пока поболтайте, а я съезжу за твоими вещами, — предложил Андрей.

Он уехал, Вадим убежал уговаривать банкиров, что лучшего программиста, чем он, не бывает. Девушки остались одни.

— Ну рассказывай! — Ирке не терпелось услышать о приключениях подруги.

Целый час Нина говорила без умолку, а Ира слушала ее, все больше разгораясь глазами. Особенно ей понравилось слушать про жизнь у бедуинов (это же настоящая экзотика!). Рассказ о Марке заставил ее восхищенно присвистнуть, а о Джоне задуматься. Услышав, как Нину чуть не изнасиловала женщина, Ира расхохоталась.

— Все… — У Нины даже в горле пересохло.

— Класс, ну я тебе завидую. Это же надо такое повидать и пережить, настоящий вестерн. Ну а я за Вадима замуж собираюсь.

— Да, мне Андрей говорил. Поздравляю! Мне Вадим очень нравится, он лучше, чем все, кто был у тебя раньше.

— Слушай, Нинка, а ты на меня не обижаешься за Андрея?

— Нет.

— Честно?

— Конечно, я вас прекрасно понимаю. Ты думала, что я уже не вернусь, и хотела взять реванш. А Андрей, тот вообще на себя рукой махнул. Все нормально. Мне даже смешно стало, когда я узнала. Я старалась, старалась, и все бесполезно. А ты раз — и уложила его.

Вернулся Андрей с сумкой, а следом за ним и Вадим с двумя букетами, один для Нины, другой для Иры. Он сиял, как новенькая монетка.

— Взяли? — ахнула Ира.

— Да! Правда, с испытательным сроком, но, я думаю, все будет в порядке.

— Поздравляю! — Ирка от счастья повисла у Вадима на шее. — Нам надо все это отметить, возвращение Нины, Митькино освобождение и то, что Вадима на работу берут. Ой, — спохватилась Ирка, — покажи же скорей твои новые наряды.

Нина разбирала сумку, а Ирка придирчиво разглядывала каждую новую вещь и тщетно старалась подавить зависть. Она брала в руки очередное платье, прикладывала к себе, крутилась перед зеркалом. Особенно ей понравился светлый льняной костюм и бирюзовая полупрозрачная кофточка.

— Бери себе! — засмеялась Нина.

— Не могу, — Ирка помотала головой. — Неужели тебе не жалко, это же такие классные вещи.

— Совершенно не жалко, я даже не представляю, где все это буду носить. Ой, ведь я забыла про подарки. Они у меня в отдельном пакете.

От платья с кистями Ирка пришла в полный восторг. Она тут же накинула его на себя. А Нина чуть ли не силой нарядила Андрея в вышитый жилет и хохотала, глядя, как Ирка с Андреем станцевали импровизированный восточный танец.

4

Столько радостных событий, случившихся почти в один день, нельзя было не отметить. Федор, отошедший после истории с пропажей видеокамеры, пригласил всех к себе на дачу. Решено было устроить настоящий пикник с шашлыками и песнями под гитару.

— Поехали прямо завтра! — торопила Ирка.

На этот раз вся компания сидела дома у Нины. Андрей пока перебрался к ней, Ира к Вадиму, а Митю решили временно поселить в студии. Потом на спонсорские денежки ему обещали снять квартиру.

— Нет! Завтра мы никуда не поедем! — Федор ни на минуту не забывал о деле. — Если Нина хочет сниматься в главной роли, она должна пройти пробы.

— Да ей-то зачем пробоваться? — удивился Митя, он уже отоспался и чувствовал себя виноватым за безумную ночку, которую он устроил своим друзьям. — Сценарист тут, режиссер тоже, мы ее и так берем, без всяких проб. Я ее видел на сцене и уверен, что она прекрасно сыграет эту роль.

— Нет, так не делается, — настаивал на своем Федор.

— Да я готова пройти какие угодно пробы, только дайте мне сначала сценарий прочитать.

Текст привел Нину в полный восторг. Она сразу поняла, как нужно играть эту роль. Она просто видела себя дочерью моря, то одинокой, то влюбленной, то тоскующей.

— Отлично, я могу прочитать нужный монолог хоть завтра, вот только выучу его. А где будет сниматься фильм?

— Скорее всего в Греции, — ответил Федор.

— Кошмар, — рассмеялась Нина, — опять море, жара, экзотика. А я-то мечтала поехать куда-нибудь в деревню, ходить в лес по грибы, купаться в пруду.

— Во дает! — усмехнулась Ирка. — Люди годами мечтают поехать в Грецию, на Акрополь посмотреть, а она хочет сидеть в пруду с лягушками.

— Будет тебе и пруд, и деревня, и лес с грибами, — улыбнулся Андрей. — Ничего от тебя не уйдет. Я думаю, что свой монолог Нина сможет прочитать и на даче. Какая разница где? Согласен? — обратился он к Федору.

Тот возражать не стал. Все принялись обсуждать, где купить мясо, да какое лучше взять вино, и что приготовить на сладкое. Телефонный звонок прервал их разговор. Андрей взял трубку и сразу же изменился в лице. Все затихли, поняв, что случилось что-то непредвиденное.

— Поездка временно отменяется, — тихо проговорил Андрей и пошел в свою комнату. Нина побежала за ним. Почему-то ей стало не по себе.

— В чем дело? — тревожно спросила она.

— Татьяна приехала, хочет увидеть меня.

— И ты пойдешь? Что ей от тебя надо? — испугалась Нина.

Эта женщина не сделала ей ничего плохого, наоборот, была даже добра к ней. Но ведь именно после жизни с Татьяной начались все проблемы Андрея, и Нина боялась, что теперь они возникнут опять. Будто вместе с этой женщиной в их жизнь входило что-то иррациональное, не поддающееся разумному объяснению.

— Не ходи, не надо! Или возьми меня с собой. Я не хочу одного тебя к ней отпускать. Опять что-нибудь случится.

— Глупенькая, ну что теперь может случиться, когда мы наконец вместе. Почему ты ее боишься, ты же ее видела и поняла, что Таня никому не хочет зла. Я встречусь с ней, а потом все тебе расскажу.

— А почему ты тогда побледнел, почему не хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Андрей вздохнул:

— Побледнел, потому что с ней у меня связано много воспоминаний, и, как знаешь, не самых лучших. А брать тебя с собой не хочу потому, что Таня просила, чтобы я пришел один. И у меня нет повода отказывать ей в этом.

— Ну хорошо, конечно, ты прав. Это я веду себя как капризная девчонка. Только возвращайся скорей.

Татьяна ждала Андрея у себя дома. Дверь ему открыл ее брат. Андрей нерешительно зашел в квартиру, которую когда-то знал так хорошо. Здесь ничего не изменилось с тех пор, когда он был молодым беспечным студентом. Все было на прежних местах — те же картины и стеллажи вдоль стен, и зеркало в конце коридора.

— Она в комнате, — холодно сказал Никита. Он все еще не мог простить Андрею, что сестра ушла в монастырь.

Перед дверью в Танину комнату Андрей замер. У него сильно стучало сердце. За дверью Андрея ждала женщина, которая когда-то была его женой, а фактически еще и сейчас оставалась ею, эта женщина родила ему ребенка, но Андрею не суждено было его увидеть. И вот сейчас они должны встретиться. Андрей постучал.

— Входи, — услышал он знакомый голос.

Андрей вошел и опешил. Он ожидал увидеть монахиню в черном одеянии, со страдальческими глазами на бледном лице. Между тем на него смотрела молодая женщина в простом летнем платье. Каштановые с золотистым отливом волосы свободно лежали на плечах. Большие зеленые глаза смотрели спокойно. Первый летний загар придавал лицу здоровый вид. Необыкновенная гармония была разлита во всем ее облике. Она стояла в центре полупустой, залитой солнцем комнаты и казалась юной и одновременно умудренной жизненным опытом, которого ему так не хватало. Почему-то Андрей сразу успокоился. Он понял, что встреча с Татьяной ничем не может угрожать ему.

— Здравствуй, Андрюша, — улыбнулась она ему.

— Здравствуй, Таня.

— Не удивляйся, что я вызвала тебя. Садись, нам надо поговорить. Дело в том, что я через неделю принимаю постриг и становлюсь монахиней. Это навсегда, назад пути уже не будет. И я приехала попрощаться с родными и закончить все свои дела здесь. Ты ведь знаешь, что у меня была Нина. Ты заставил ее помучиться, да и она тебя. В земной любви, к сожалению, иначе не бывает. Но теперь я вижу по твоему лицу, что у вас все в порядке. Она очень хорошая девушка и любит тебя. Будь с ней добрым, пожалуйста.

Андрей кивнул. Он очень внимательно слушал Татьяну. Почему-то все, что она говорила, казалось ему очень важным.

— Но ведь мы с тобой фактически остались мужем и женой, — продолжала она, — и нам надо развестись, потому что гражданский брак тоже связывает людей, а мы сейчас должны стать свободными. Я узнала, поскольку у нас нет детей, — она едва заметно вздохнула, — развод получить очень легко, надо всего лишь выполнить некоторые формальности. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет.

— Тогда мы сейчас пойдем в загс. Он тут рядом, ты еще не забыл, где мы женились?

— Нет, — улыбнулся Андрей.

Формальности действительно заняли очень мало времени. Через несколько дней и он, и она должны стать свободными.

— Ну что, прощай? — произнесла Татьяна. — Вряд ли мы с тобой когда-нибудь увидимся. — В ее голосе совсем не слышалось сожаления.

Но Андрею вдруг стало жалко вот так взять и расстаться с ней. Ему казалось, что они должны поговорить о чем-то важном, но он не знал, с чего начать. Он молча смотрел в ее светлые спокойные глаза. Ветер играл прядями ее волос. Скоро они навсегда скроются под монашеским платком.

— Ты так изменилась.

Это была правда. Когда Андрей видел Татьяну в последний раз, ее осунувшееся лицо искажала боль. Глубоко запавшие глаза, обведенные тенями, кричали о смерти и безумии. Как же ей удалось обрести душевный покой?

— Понимаешь, я долго молилась о себе, о тебе, о нашем умершем ребенке. А потом я поняла, что слишком сильно жалела себя, что упивалась своим горем, своей болью. Суть раскаяния не в том, чтобы все время раздирать незаживающую рану в душе. Надо освободиться от того, что привело тебя к греху, и продолжать жить, развиваясь и совершенствуясь. Вот и все. Наше прошлое — слишком тяжелый багаж, он тормозит нас. — Она улыбнулась легко и весело, и Андрей вспомнил, какой она была, когда они только познакомились.

Не прошло и нескольких дней, как смеющийся Андрей протянул ничего не понимающей Нине букет ирисов и свой паспорт.

— Разреши тебе сделать скромный подарок!

Нина обожала ирисы, эти нежные сине-лиловые цветы. Она бережно поставила их в самую красивую вазу, какую нашла у себя дома.

— А это мне зачем? — Недоумевая, она взяла паспорт.

— А ты открой графу «Семейное положение», тогда узнаешь.

— Развелся?

— Точно, теперь я опять жених и хочу воспользоваться своим холостым положением и вторично предложить вам руку и сердце, сударыня. Ну, ты согласна?

— Да, да, да! — прокричала Нина и сама не заметила, как оказалась в объятиях Андрея. Легко, словно пушинку, он кружил ее по комнате.

5

Нина в коротеньких шортах в бело-синюю полоску и такой же короткой синей кофточке лежала на ярко-зеленой молодой траве и следила, как по прозрачной голубизне неба перемещались облака, медленно меняя свою форму.

— Посмотри, вон то похоже на верблюда, — сказала она Андрею. Ее голова лежала у него на коленях, а его пальцы перебирали непослушные пряди ее бронзовых волос.

Нина отвела глаза от неба. Смотреть на Андрея было не менее интересно. Его темные глаза менялись так же неуловимо, как очертания облаков. То они были задумчивы и спокойны, а иногда в них вспыхивали искорки, освещавшие его загорелое лицо. Андрей сильно изменился за последние дни. Исчезло то, что терзало его несколько лет. Боль, с которой он уже успел свыкнуться, как свыкаются с врожденным недостатком, отпустила его. И сразу же лицо его сделалось мягче, казалось, даже морщинки возле губ разгладились. Раньше Нина замечала, что он не мог находиться без дела. Неподвижность была ему невыносима. А теперь Андрей часто пребывал в безмятежной задумчивости, наблюдая, как ветер шевелит листья деревьев, растущих напротив, слушая музыку своего любимого Моцарта.

Ветер шелестел кронами деревьев, где-то пели птицы. Божья коровка маленькой красной капелькой опустилась к Нине прямо на голую коленку. Нина ничего не заметила.

Рядом потрескивал костер. Около него колдовал Митя. На первый приличный заработок он купил себе новые джинсы темно-зеленого цвета и футболку с надписью «I am happy» во всю грудь. Теперь его фирменные колени были заляпаны травой. А сам он отчаянно прыгал вокруг костра, пряча лицо от вездесущего дыма, но не сдавался. Митя провел юность в Тбилиси и твердо решил угостить друзей настоящим грузинским шашлыком. Он отверг помощь, которую ему предлагали Нина и Ира.

— Шашлык — не женское дело! — гордо заявил он. — В его голосе даже появился грузинский акцент. Митька сейчас чувствовал себя настоящим сыном гор.

Он долго нанизывал на шампуры сочные куски мяса, вымоченного в уксусе, чередуя их с колечками лука. Потом щедро посыпал все специями и водрузил на самодельную жаровню, сооруженную из двух кирпичей.

От ароматного запаха текли слюнки, но Митя не разрешал ничего пробовать, пока мясо окончательно не прожарится. Вадим валялся на траве и скучал в обществе Федора, одетого даже на природе стильно и тщательно продуманно. Ирка убежала к лошадям. Здесь, рядом с дачей Федора, была частная конюшня, и Ирка надеялась договориться, чтобы им разрешили немного покататься.

— Эй, вы, хватит лежать! — Она вернулась с горящими глазами и торчащими в разные стороны короткими волосами. — Сейчас мы совершим на лошадях круг почета. Я уговорила этих лошадников.

Нина молчала.

— Да ну, — протянул Вадим, — так хорошо лежим, греемся на солнышке. Может, лучше после еды?

— Да после шашлыков и вина вас вообще с места не сдвинешь! Пойдемте, ну пожалуйста. Знаете, как долго я их уговаривала. Они ни в какую не хотели лошадей давать. Еще хорошо, что у меня с их конюхом нашлись общие знакомые. Все лошадники Москвы знают друг друга. Андрей, ну скажи ты им! Что они лежат, как тюки.

Андрей осторожно приподнял Нину и встал сам. Он с наслаждением потянулся, глядя в высокое небо.

— Нина, я знаю, почему ты не хочешь кататься на лошади. Ты боишься.

— Да, боюсь, — не стала отрицать Нина. — Ведь тогда я только-только начала выбиваться на большую сцену. Должна была в Париж ехать на гастроли. И вот… Из-за какой-то дурацкой лошади все сорвалось. И теперь… Не дай Бог… Наконец-то, после такого ужасного перерыва, у меня появился шанс опять вернуться к своей профессии, вы пригласили меня играть и вот опять. Ирка предлагает мне прокатиться на лошади! Нет уж, больше я на эту удочку не попадусь. С меня хватит, рисковать я не буду. Слишком много у меня поставлено на карту.

Андрей терпеливо выслушал тираду, которую в запальчивости произнесла Нина.

— Все понятно, но ты так всю жизнь будешь бояться верховой езды?

— А зачем мне вообще это нужно — кататься на лошади? Что, сейчас средние века, что ли? Я и так прекрасно обхожусь. Не сяду я на эту лошадь, и не уговаривайте.

— Ну Нинка, ну брось, что ты как маленькая, это же глупо! Тогда я, между прочим, тебя предупреждала, что ты выбрала коня с норовом. А сейчас я для тебя присмотрела смирную пожилую кобылку. Ты даже не заметишь, что верхом едешь. Будешь чувствовать себя как дома на диване.

Но Нина только ожесточенно мотала головой.

— Да что вы к ней прицепились, — заступился за Нину Федор, — не хочет человек, ну и не надо. Вы тут занимаетесь насилием над личностью.

— Вадим, ну хоть ты ей скажи! — не унималась Ирка.

— Нет уж, пусть сама решает, это ее частное дело. — Вадим предпочел остаться в стороне.

Нина демонстративно уселась на расстеленное пестрое одеяло и вытянула загорелые ноги. Пусть они говорят что хотят, она ни за что не сядет на эту дурацкую лошадь, пусть она хоть самая смирная в мире. На Нину иногда находили приступы совершенно иррационального страха, с которым она ничего не могла поделать. Она знала за собой это свойство, когда-то пыталась с ним бороться, но потом махнула рукой. Так она, прекрасно плавая, никогда не могла заставить себя нырнуть вниз головой. Таракан, ползущий по стене, мог исторгнуть из ее нежного рта истошный вопль. Теперь она боялась лошадей.

— Нин, пойдем отойдем, — Андрей поманил ее в сторону леса.

— Ну, что такое? — Нина нехотя поднялась и медленно пошла за ним.

— Послушай меня внимательно, — начал Андрей, серьезно глядя ей в глаза. — Я понимаю, что ты боишься и не хочешь рисковать. Я готов был согласиться с этим, если бы ты была тихоней, маменькиной дочкой, которая вечером одна из дому выйти боится. Но ведь все твои приключения в Израиле говорят об обратном. Я же знаю, что ты обожаешь приключения и не боишься рисковать. Просто тобой владеют страхи, от которых надо избавляться. Ты же помнишь, что я боялся заниматься любовью с тобой. Сколько у нас проблем было из-за этого. И так всегда, когда человек боится чего-нибудь, у него словно бы гири к ногам привязаны и мешают ему двигаться. — Тут Андрей почему-то вспомнил Татьяну, ее слова о пути вперед. Оказывается, он, сам того не осознавая, повторял их. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Конечно, это пустяк — езда на лошади. Без этого в нашей жизни прекрасно можно обойтись. Но мы же становимся рабами наших страхов, если они овладевают нами. А мы должны стать свободными, и ты, и я. Я тоже много чего боюсь, но теперь я всегда буду преодолевать себя, ради нас, ради нашей любви…

— А чего ты боишься?

— Не скажу, надеюсь, ты этого никогда не узнаешь.

— Я знаешь еще чего боюсь? Я ужасно боюсь рожать. Я как представлю, что мне придется через это пройти, мне просто дурно делается. Но ведь должен же у нас быть ребенок. Ты хочешь этого?

— Очень! — Голос Андрея дрогнул, и Нина потянулась поцеловать его.

— Пойдем, я сяду на эту дурацкую лошадь.

Одной рукой вцепившись в густую лошадиную гриву, другой крепко держась за руку Андрея, Нина сделала целый круг верхом. И это был круг почета. Она сама воздавала себе почести за свою смелость. Ее друзья приветствовали ее криками и аплодисментами.

Спрыгнув с лошади прямо на руки Андрею, Нина присела в реверансе.

— Благодарю вас, — сказала она серьезно. — Это была самая трудная моя роль.

6

— Слушайте, шашлык уже давно готов! — Прибежал возмущенный Митя с шампуром в руках. — Или вы предпочитаете пережаренное-пересушенное мясо?

— Хочу есть! — заявила Нина. — Усилие, которое я произвела над собой, отняло у меня кучу энергии. Если я сейчас не поем, случится страшное!

— И не с тобой одной, — поддержала ее Ирка.

Возле костра в беспорядке валялись вещи, пакеты с едой, бутылки вина. Книга, которую Вадим взял с собой по привычке, но читать так и не собрался, одиноко шелестела листами.

— Фу, какой у нас тут бардак! — объявила Ирка. — У меня даже аппетит пропал. Надо сначала прибраться, а потом уже есть. Давайте все разложим тут красиво, как в рекламном ролике.

— Федор, смотри-ка, в ней пропадает режиссер, — засмеялся Митя, — а что ты собралась рекламировать?

— Как что? Жевательную резинку, которая восстанавливает кислотно-щелочной баланс во рту. Смотрите, мы все так красиво укладываем, потом едим это великолепие. Все, объевшись, заваливаются спать, а я одна, не забывая о грозящем мне кариесе, демонстративно жую эту гадость. Потом титры крупным планом: «Через год». Тоже пикник. Еда, но никто, кроме меня, есть не может.

— Почему? — заинтересовался Вадим.

— У вас у всех повыпадали зубы! — И Ирка гордо взглянула на своих друзей. — Классно я придумала?

— Впечатляет, — согласился Федор. — Но, по-моему, на сегодня съемки отменяются, по крайней мере, на свежем воздухе. Посмотрите, что творится. — И он показал на небо.

С севера на них надвигалась огромная, налитая грозой, свинцовая туча. Ее пухлые края обводила солнечная кайма.

— Бежим скорей в дом! — крикнула Нина.

— А мой шашлык… — Митя выглядел просто убитым.

— Да не волнуйся ты, не пропадет, съедим в доме, — успокоил его Андрей.

Первые тяжелые капли упали на землю, зашипели на углях костра. Все, подхватив что-нибудь из вещей, бросились в дом. Дачу Федора построили совсем недавно, когда его родители разбогатели на торговле лекарствами. Новый дом еще не приобрел запах жилья, еды, ненужных вещей, которые обычно свозят на дачу, чтобы забыть там. Здесь приятно пахло свежим деревом, лаком, стены, покрытые олифой, еще не успели потемнеть. Большой, двухэтажный, он почему-то казался самодельной детской игрушкой, выструганной плотником-умельцем на забаву сынишке.

Сейчас, когда родители отдыхали на Канарах, Федор чувствовал себя здесь полноправным хозяином.

— Пошли в гостиную. Там большой стол, мы отлично разместимся.

— О, тут не только стол, смотрите — здесь камин! — раздались восхищенные голоса. — Давайте его разожжем.

За большими окнами в частом переплете рам бушевала стихия. Капли с жестяным стуком падали на крышу. Деревья грозно шумели и мотали кронами. А здесь, в выложенном плиткой камине, полыхал огонь. Длинный стол, накрытый цветастой скатертью, был красиво, как в рекламном ролике, заставлен снедью. Это постарались Нина с Ирой. Они красиво разложили бутер броды на глиняных тарелках, расставили бутылки и бокалы, а посредине стола в форме треугольника, как в бильярде, чередовались зеленые и красные яблоки.

— Все это, конечно, очень красиво, но не пора ли нам приступить к еде? — нетерпеливо проговорил Вадим.

— И шашлык совсем остыл, — безнадежным голосом заметил Митя.

Шашлык хотя и слегка остыл, но вкуса своего не утратил. В него жадно впивались молодые крепкие зубы. Все так наслаждались едой, что на некоторое время за столом воцарилась тишина.

— Стоп, стоп! — прервал безмолвное пиршество возглас Андрея. — Мы что, собрались здесь набивать желудки?

— А зачем еще? — удивился Федор, стряхивая с бороды крошки.

— Мы собрались в этом гостеприимном доме, чтобы отметить целую кучу радостных событий. — Андрей поднялся с бокалом в руке. — Во-первых, вернулась Нина. Во-вторых, она согласилась стать моей женой… — Его прервал восхищенный вопль. — Но это еще не все, как говорят в рекламе. Вадим женится на Ире. Мы собираемся снимать фильм. По-моему, у нас достаточно поводов для праздника. Возникает вопрос, пить мы будем за каждое из этих событий по отдельности или за все сразу?

— Конечно, по отдельности, он еще спрашивает!

— Отлично! Тогда разрешите мне поднять первый бокал не за кого-то из нас, а за любовь. Потому что это она соединила нас, она вернула мне Нину. Она двигала моей рукой, когда я писал сценарий… Короче, да здравствует любовь!

Раздался звон семи бокалов. Гроза за окнами стихала.

— А вот интересно, почему это все так совпало? — задумчиво спросила Ирка. — Слушай, Вадим, это, наверно, планеты так хитро все устроили?

— Да нет, планеты, возможно, хотели совсем другого. Это мы их перехитрили и все сделали по-своему. А вот и подтверждение моим словам! — Он показал на окно.

Там, через все небо, окруженная ореолом сияющих капель, протянулась радуга.

Эпилог

— Милая, пойдем со мной. Я люблю тебя. Мне всегда было одиноко. Я гонялся за иллюзией счастья, пока не встретил тебя. И сейчас я живу, только когда вижу тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, стала матерью моих детей. Я дам тебе имя. Я научу тебя жить среди людей. Когда я вечерами буду возвращаться домой, окна нашего дома будут ярко гореть, так я узнаю, что ты ждешь меня. Ты согласна?

— Хорошо, я пойду с тобой. Раньше я боялась, что ты сделаешь мне что-то плохое. Но теперь я верю, что ты будешь добр ко мне. Возможно, совсем скоро я пойму, что такое любовь. Кажется, я уже начинаю любить тебя. Подожди еще немного, не торопи меня, ладно?..

Нина стояла, утопая босыми ступнями в горячем песке. В двух шагах от нее тихо плескалось Эгейское море. На горизонте маячил соседний островок. Несколько греческих рыбаков с насмешливым любопытством наблюдали, как она теребит прядь ярко-зеленых волос, длинных, закрывающих спину и грудь.

Перед Ниной сидел на песке ее партнер по фильму, юноша со светлыми волосами и ослепительной улыбкой. Нина обращалась к нему, но смотрела туда, где из-за спины оператора, во всем белом, потрясающе загорелый, улыбался ей Андрей.