Юрий Петухов. «Бунт Вурдалаков». Фантастико-приключенческий роман. Александр Комков. «Испытатель». Фантастический рассказ. Наталья Макарова. «Оборотень». Документальный рассказ ужасов. Александр Булынко. «Экзекутор». Фантастический рассказ. Художники Роман Афонин, Е. Кисель, Алексей Филиппов. http://metagalaxy.traumlibrary.net

Журнал «Приключения, Фантастика» № 1 (1993)

Литературно-художественный журнал

Юрий Петухов

Бунт вурдалаков

Дорогие друзья мои!

«Бунт вурдалаков» — это совершенно независимое, самостоятельное произведение, роман о далеком будущем нашем. Но вместе с тем он входит как Книга Вторая в многотомную фантастико-приключенческую эпопею «Звездная месть». Многим из Вас знаком главный герой эпопеи — десантник-смертник XXV века, звездный первопроходец. Сотни тысяч писем, полученных мной от Вас, подтверждают, что я не ошибся в выборе героя. Не всем он, правда, пришелся по душе. Критика наша «российская» разразилась жутким и злобным воем, поперек горла ей Россия и Русский Народ, по ее мнению, в XXV веке никаких русских иванов вообще не должно оставаться… если только окончательно спившиеся дебилы, тогда ничего. А тут — герой, супермен! Да еще восстановленный Храм Христа Спасителя! Да Великая Россия — Покорительница Мироздания! Совсем плохо критикам, видящим нас уже в могиле, сделалось. И Бог с ними! А Россия будет жить. И добрые, умные книги тоже будут жить.

Юрий Петухов

Часть 1. Заколдованная планета

Мрак. Пустота. Ледяная безысходность. Расстояния, не оставляющие надежды. Смерть и Ужас. Вселенная. Вы всматриваетесь до боли в чёрную страшную даль. Но вам не дано видеть. Вам не дано ощущать сокрытое во мраке и пустоте. Вы слепы!

Вселенная — это вовсе не то, что вбирает в себя слабый человеческий глаз. Она не чёрное, усеянное перемигивающимися искринками небо. И не пустота без конца и края, где висят исполинские пылающие звёзды с кружащими в поле их притяжения планетами. Вселенная — это чудовищная, жуткая пропасть, в которую падают все существующие, обитаемые и необитаемые миры.

Где дно этой пропасти? И есть ли оно?! Триллионы небесных тел сгорают в бесконечном вселенском падении — и не замечают самого падения — в нём они рождены были, в нём просуществовали весь свой отмеренный Силами Непостижимости век, в нём и погибли, чтобы никогда уже не возродиться и ни в ком и ни в чём не повториться.

Вселенная — это адская воронка, затягивающая в себя из Иных, недоступных нам миров, всё, что только способно быть затянутым в колоссальный космоворот, всё, что имеет зримый и незримый, осязаемый и неосязаемый вес, всё, что может падать в ужасающую Пропасть Пространства.

Вселенная — это обитель Смерти. И царствует в ней всепожирающая и всемогущая Владычица владык и Госпожа господ. Её изнуряющим чёрным дыханием пронизано Пространство. Она везде в нём. Но есть и у Неё излюбленные места.

Проклятье висит над этими омутами Мироздания. Непроницаемой печатью скреплены подступы к ним. Путники во Вселенной, к какой бы цивилизации ни принадлежали они, сторонятся этих омутов, ибо никто ещё не возвращался оттуда, никто не приходил назад с лежбищ Владычицы. Всё падает! Всё летит в чудовищную пропасть! Лишь Она одна недвижна в Пространстве. И нет Ей соперников.

…Когда Он понял это, понял с доводящей до оцепенения ясностью, первым желанием, нет, не желанием, а внезапным непреодолимым порывом, не поддающимся ни логике, ни осознанию, было — уйти! бросить всё! навсегда покинуть Пространство! спрятаться на Земле! зарыться лицом в терпкую пахучую траву и никогда не поднимать глаз к бездонному Небу… Это было много лет назад. Он уже и не помнил — когда. Он помнил только острое, раздирающее душу и плоть ощущение своей малости, слабости, незащищенности.

И всего-то лишь крохотная капелька, незримая росинка ужаса с савана Владычицы слетела — слетела и проникла внутрь его большого, сильного по земным меркам тела. Но росинки хватило, чтобы парализовать, отключить волю, изгнать из Пространства… Изгнать? Нет! Его удержала Сила, которую Он не понимал, да и не мог тогда понять. Он не мог Её даже почувствовать. Лишь полыхнуло далеко-далеко тёплым каким-то светом, неземным и невселенским сиянием. И Он смутно, совсем по-детски, понял — есть в Мироздании ещё что-то. Есть! А значит, Он не уйдет!

Вот и сейчас — Ему показалось, что это всё тот же миг Страха и Ужаса, что Он опять там, в далеком утерянном дне. Только теперь надавило ещё сильнее. Пространство навалилось на него всей неизмеримой тяжестью, понесло Его вместе с собою в Пропасть. Да-да, ту жуткую Пропасть, которой Оно само и было. Он застонал словно от сильнейшей неукротимой боли, изогнулся всем телом, сжал кулаки. Челюсти сдавило судорогой, шею вывернуло, что-то ледяное вонзилось в сердце… и остановило его, суставы выкрутило, дьявольской болью прожгло насквозь. И Он открыл глаза. Он уже знал, что увидит. И потому не удивился. Он необъяснимым чутьем предугадал это, пережил внутри себя ещё до пробуждения, до того, как разомкнул веки.

Он летел вниз. Летел в эту сатанинскую чёрную Пропасть. И вместе с Ним летели крохотные, еле различимые звездочки, летел смутный, поминутно исчезающий клок какой-то далёкой, может быть, существующей уже только в собственном испущенном свете, туманности, летел невесть как оказавшийся рядом камешек-метеорит… и летела сверхплотная, сверхтяжелая, колдовская Пустота. Колодец Смерти засасывал их всех, не отличая живого от мёртвого, одухотворённого от бездушного.

Он долго не мог понять — почему Он снова очутился здесь, в своем безвозвратном прошлом, в том давно прошедшем миге бытия. А когда понял, Ему стало ещё хуже — это было не прошлое, давно пережитое и усмирённое. Это было настоящее, ослепительно реальное настоящее, за которым таилось неведомое будущее. Значит, это случилось! Значит, они забросили его Сюда?!

Но почему!

Как они могли! Нет! Лучше бы они сразу убили Его!

Осознание непоправимости случившегося чуть не свело Его с ума. Ошибка?

Как хорошо, если бы это было ошибкой, нелепицей, случайным совпадением… но нет. Он уяснил всё сразу. Они всё-таки послали Его на смерть!

Они бросили Его в адскую воронку! Они приговорили Его! Он почти ничего не помнил… нет, Он не помнил ни черта! Что было с Ним?! Как они посмели?!

И почему именно Его?! Это невозможно! Этого не должно было случиться! Это бред!

Он поднёс руку к глазам. Отблеск скользнул по лицевому светопластику шлема, зайчиком ударил в зрачки.

Рука была закована в броню — тяжеленную, серую, пупырчатую бронекерамику трёхвековой давности. Зачем они обрядили Его в эти доспехи, в это допотопное старьё? Он поднял другую руку, пошевелил толстыми суставо-членистыми пальцами гидропневмоперчатки — и Ему показалось, что Он слышит скрип этого древнего механизма. Но ещё Он почувствовал, что под перчаткой руку облегает металлопластиковая плёнка биоскафандра последней разработки. Зачем? Зачем всё это?! Или они собирались бросить Его в термонейтринное пекло Сверхновой?! Или на Нём решили испытывать действие гравиполя недавно открытых сверхплотных звёзд — Чёрных Карликов?! Нет, глупость, бред! Они просто приложили все усилия, сделали всё, что только могли сделать, лишь бы Он вынырнул живым здесь! Именно здесь! И именно живым! Но почему?!

Он не удивился, даже не повёл плечами, не вздрогнул, когда совсем рядом, в трёх-четырёх километрах от Него, вдруг высветилось нечто округлое, серебристо-тусклое, с ажурными фермами-лапами и почти чёрным отражателем.

Капсула! Да, Он ждал её появления. И она появилась! И только после этого, внезапно, с накатившей липкой тоской и обручем на висках пришла память: Он дал им согласие. Он сам дал им согласие!

Они нашли его на диком пляже. Но сразу не подошли, а уселись в десяти метрах на плоский серый валун с поросшими мхом боками. Место это было угрюмым и мрачным. Никто не помнил, чтобы тут когда-либо купались или загорали люди. Но почему-то, по какой-то невесть из каких глубин дошедшей памяти, этот глухой уголок звался «диким пляжем».

— Чего надо, — грубо спросил Иван. Спросил без вопросительных интонаций, не отрывая взгляда от серой подёрнутой рябью воды.

Ему сейчас не хотелось видеть людей. Он был старше их всех. Неизмеримо старше. И они казались ему шаловливыми, беспечными, надоедливыми и страшно докучливыми в своей бесцеремонности детьми, от которых нет никаких сил отвязаться и которых надо просто терпеть.

Стиснуть зубы и терпеть. Он знал лучше их самих, что играют «дети» вовсе не в детские игры. Но всё равно — иначе он не мог воспринимать этих несчастных, этих замкнувшихся на себе детей — землян.

Он сидел на высохшем от времени и жары обломке ствола некогда могучего и неохватного дерева. Обломок этот выставлял из песка и ила свою горбатую растрескавшуюся спину и наверное помнил допотопные времена. Иван сам себе казался таким же старым и высохшим. В нём уже не было сил стоять, тянуться вверх, расти… он хотел лежать в прохладном, тяжёлом иле. Он лишь по инерции продолжал жить. Он уже давно был Там…

Его узловатая и высохшая рука лениво перебирала звенья чёрной тускло поблёскивающей цепи. Той самой, которой он, ни на секунду не задумываясь, придушил восьмипалого охранника. Где это было? Когда? И было ли? Может, не было ничего!

Цепь он расклепал, разрезал на две части. Одну отдал Дилу Бронксу. Тот долго хохотал и приговаривал, что, дескать, не хрена было вообще соваться в Тот мир — да, тот мир, в котором ни черта кроме этого дерьма не возьмешь.

Дил хлопал чёрной лапищей по плечу, подмигивал, поддакивал, скалился, пучил свои базедовые глазища, но не верил Ивану — ни единому слову не верил. Так же, как и все они. Дети! Одно слово — дети! Они даже не хотели узнать, что их ждёт, что им уготовано. Они не верили в Тот мир!

— Если ничего не надо — идите отсюда. Это моё место! — сказал Иван громче, с нотками раздражёния в голосе.

Один из пришедших встал, подошёл ближе.

— Нам нужны вы, — сказал он мягко, но настойчиво, давая понять, что не отвяжется.

Иван накрутил цепь на кисть, потёр ладонью переносицу и передёрнулся, будто машинально отгоняя мух.

— Да, нам нужны именно вы!

Двое других оторвались от валуна, встали за спиной у первого.

— Я уже по тысяче раз ответил на все вопросы, заполнил кучу анкет, друзья мои, — проговорил Иван совсем тихо с железом в голосе, — с меня сняли сотни мнемограмм… Чего ещё надо?!

— Нам не нужны мнемограммы и анкеты. Вот!

Первый, высокий худой малый в пластиконовой ветровке, вытащил что-то из нагрудного кармана и протянул Ивану.

— Вы ведь умеете пользоваться.

На ладони у малого лежал переходник. Обычный тяжёлый, сферический переходник ограниченного действия. Игрушка.

— И что дальше?

— Вам надо быть там.

— Где это там?! — Ивану начинала надоедать эта бестолковая игра.

— Они ждут вас. Вы сами узнаете. Поверьте, никто не желает вам зла.

— Что вы можете знать о зле!

Иван встал, свёл брови к переносице, уставился на малого. Тот начал бледнеть, судорожно ловить ртом воздух, хватаясь за что-то невидимое и несуществующее.

Упал.

Двое других насторожились, окаменели. Они не знали, как себя вести.

Но агрессивности не проявляли. Они были просто в растерянности.

— Ладно! Ладно, детишки! — Иван видел, что это не те, кто может принести ему зло или даже просто пожелать этого зла. Он уже пожалел о поспешности. Но ничего, ничего — парень встанет через минуту, другую и всё позабудет. И эти двое забудут, он уже дал им установку забыть.

Иван нагнулся, поднял переходник. Сжал ледяной кругляш в кулаке — и всегда эти штуковины были холодными, даже в жару, даже в кипятке они сохраняли свою, внутреннюю температуру. Ну да ладно. Координаты наверняка заложены. Раз его ищут, что делать, он отыщется! Может, на этот раз что-нибудь получится, может, его поймут?

— До встречи, детишки. Пока! — Иван вяло махнул рукой, тряхнул длиннющими, ниже плеч, волосами, приложил переходник к груди, нажал на чуть выступающую выпуклость, сосредоточился… и исчез.

— Ну вот и прекрасно! — прозвучало из-за спины сочным баритоном. — Я знал, что ты всё поймешь!

Иван не сразу узнал голос. У него ещё гудело в ушах после перехода, мутило слегка, подташнивало, в виски била горячая кровь.

— Садитесь!

Чья-то мягкая рука надавила на плечо. И Иван оказался в огромном воздушно-упругом кресле. Да, его ждали. Ждали, и не сомневались — придёт.

Ждали, хотя понимали, что он мог прийти только по своей воле.

В него верили. И это было неприятно. Потому что веру всегда почему-то надо было оправдывать — это Иван впитал с младых ногтей. А ему больше не хотелось оправдывать ни чьей-то веры, ни доверия. Ему всё надоело донельзя!

Он мог поклясться теперь, что баритон принадлежал Реброву. Да-да.

Толику Реброву, его бывшему шефу, большой канцелярской заднице и бывшему поисковику.

Но он не видел Реброва. Прямо напротив, за длинным низким столиком из иргизейского гранита, светящегося чёрным внутренним огнём, сидело четверо.

Среди них на было ни одного знакомого. Но Иван сразу понял, это серьёзные люди, это не чета Толику Реброву и всей космофлотовской административной братии. Разговор, видимо, будет серьёзный. — Только прошу без вступлений, сразу к делу, — начал он первым, не сказав слова приветствия, начал грубовато и немного раздражённо.

Чёрный огонь от столика разлился по сферическому залу, заиграл лиловыми бликами под зеркально прозрачным, уходящим глубоко вниз гидрополом. И выплыла оттуда, изнизу клыкастая рыбина, раззявила чёрную пасть, напоминая о чём-то смутном, полузабытом. Иван не любил этих новшеств. Но он сидел и смотрел вовсе не на серьёзных и молчаливых людей, а на эту всплывшую гиргейскую рыбину. И казалось ему, что в её мутном красном глазе высвечивается непонятный и страшный разум. Он знал — это только кажется. Но не мог оторвать взгляда.

— Конечно, конечно. Только дело! — заверил сидевший справа старик, лет под сто двадцать — сто тридцать с лохматыми седыми бровями и пронзительно-ясным серым взором. — Вы нам и нужны именно для дела…

— Короче! — Иван сам скривился от своей грубости.

Но ему не нравилось тут, и он не намеревался задерживаться.

— Нам нужен поисковик. Точнее, разведчик-резидент! — выпалил напрямую сидевший напротив круглолицый человек с перебитым широким носом. Он наклонился вперёд и смотрел прямо в глаза Ивану.

— Нет! — Иван сделал попытку встать. Но обволакивающее кресло не выпустило его.

— Я вам сейчас всё объясню, — продолжил круглолицый.

Иван не ответил. Но на его лице было написано всё, дополнительных разъяснений не требовалось.

— Простите! — круглолицый привстал, поклонился, сокрушённо покачал головой. — Это что-то с автоматикой, психопроцессоры шалят, простите!

Иван почувствовал, что он свободен, что кресло более не удерживает его своими воздушно-мягкими щупальцами. Но он не встал. В нём совершенно неожиданно впервые за последние полгода проявилось любопытство, обычное человеческое любопытство, казалось, давно им утраченное, позабытое. Он не сомневался, что нашёл бы выход, проложил бы себе дорогу к нему, но он не встал — ни один мускул в его исстрадавшемся, но могучем ещё теле не вздрогнул, не напрягся.

— Я давно ушёл из Космофлота, — проворчал он примирительно, будто прощая, — да и какой теперь из меня поисковик! Не по тому адресу обращаетесь.

У него ещё таилась в душе надежда, что они заговорят о Том мире, что ему наконец-то дадут возможность поведать им кое-что, выслушают, поймут.

Надежда была смутной и слабеющей. Он понимал её несбыточность.

И потому спросил в лоб:

— Куда?

— Далеко, — ответил круглолицый, — очень далеко. Но в нашем Пространстве. Мы долго подыскивали кандидатуру…

— Только не надо всех этих фраз, не надо! — Иван забросил ногу на ногу. — Я развалина! Я не перейду через Осевое! Вы что же — не наводили справок, не знаете, где я был, как вернулся, и вообще — это что, шутка?!

— Это не шутка. Через несколько мгновений вы перестанете быть развалиной.

Иван почувствовал, как проваливается куда-то вниз — он летел сквозь хрусталь гидропола, в бездонный аквариум, к этим жутким гиргейским клыкастым рыбинам с кровавыми глазищами. Его неудержимо несло вниз. И в тоже время он оставался в кресле. И ему это было знакомо. Он всё это уже испытывал. Только не мог вспомнить — где, когда!

Падение завершилось неожиданно, вместе с резким крикливым вопросом, вырвавшимся из узких губ старика с ясным взором.

— Как вы себя чувствуете.

— Нормально, — ответил Иван по дурацкой, инстинктивной привычке, выработанной ещё в Школе. Но он и впрямь вдруг ощутил себя необычайно свежим, каким-то не таким, каким был минуту назад.

— Что это? — спросил он тихо.

— Обратное время. Плюсовой бесфактурный сдвиг! — пояснил круглолицый и вновь пристально уставился в глаза Ивану. — Вам говорят о чём-нибудь эти понятия, эти термины?

— Обратное время? — Иван задумался. Голова была свежей, мысли текли плавно, чётко. Но он чувствовал, что чего-то не хватает, что ушло нечто из него, ушло неожиданно, вдруг, вместе с каким-то страшным воспоминанием, с какими-то полуреальными картинами. — Плюсовой сдвиг?! Нет, не знаю. — Он вдруг взглянул на правую кисть, поднял руку. — Что это? Зачем вы повесили мне её?!

Круглолицый встал, подошёл ближе, потрогал цепь рукой.

— Это какая-то случайность. Снимите её, бросьте.

Иван размотал чёрную цепь, подержал немного в руке, взвешивая. И осторожно, будто боясь разбить, положил на чёрный светящийся столик. Он не понимал, чего от него хотят, зачем его сюда пригласили. Но он чувствовал, что это приглашение серьёзнее всех предыдущих. И ещё он знал, что отказаться никогда не поздно… Никогда? Смутная мысль ускользнула из-под черепной коробки. Сейчас всё прояснится, сейчас.

— Что вы можете сказать о Хархане? — спросил старик.

Иван развёл руками, покачал головой.

— Квазиярус? Зал воспоминаний? Невидимый спектр?

— Я не понимаю, о чём речь. Мне все эти слова незнакомы. Но почему вы ожидаете какой-то реакции с моей стороны?

— Это тесты. Обычные тесты. — Круглолицый улыбнулся неприятной, беззубой улыбкой. — Вы никогда не были в Зале воспоминаний?

— Нет! — Иван не понимал, чего от него хотят.

— Нулевое время?

— Нулевого времени не может быть, как не может быть застывшего движения, — сказал он глубокомысленно, но не слишком уверенно.

— И Земле ничто не угрожает?

— Я не понимаю вас!

Круглолицый снова улыбнулся.

— Нет, не беспокойтесь! Это обычные психотесты — проверка подсознания.

Сами понимаете, медики народ дотошный, копаются всё, ковыряются. Простите уж! Вы абсолютно здоровы, и можете справиться с любым заданием, уверяю вас!

Иван наморщил лоб.

— Я в этом и не сомневался, — сказал он глухо, без интонаций.

Улыбка застыла на губах круглолицего.

— Не сомневались, говорите? Вы уверены в этом?!

— Да! — ответил Иван. И в свою очередь задал вопрос: — Зачем я вам нужен? Не кажется ли вам, что наша беседа затянулась, а толку нет?

— Мы предлагаем вам глубокий поиск. Очень серьёзное задание.

— Я слышал про это. Давайте конкретнее!

Чудовищная рыбина под ногами облизнулась зелёным пупырчатым языком, и в её кровавых глазах вновь блеснул огонь то ли разума, то ли дикой природной сметки. Может, это была просто ненасытная страсть прожорливой твари — страсть, оживляющая её, одухотворяющая. Ивану показалось, что рыбина ждёт, когда же он, лакомый кусок человечины, провалится сквозь эту прозрачно-незримую преграду. Рыбина верила, что обязательно провалится, обязательно захрустит, затрепыхается в её клыках добыча.

— Хорошо! — круглолицый энергично потёр свой перебитый широкий нос. Координаты: Альфа Циклопа макросозвездия Оборотней…

— …галактика Чёрный Шар, метагалактика Двойной Ургон, семьсот девяносто семь парсеков плюс переходная разгонная зона, закрытый сектор? — продолжил Иван скороговоркой.

— У вас отличная память.

— Иной у выпускников Школы не бывает, — заметил Иван. И спросил мрачно: — Вы хотите, чтобы я пошёл туда, не знаю куда и принёс то, не знаю что? Вы хотите моей смерти? Ну, так убейте сразу! — Раздражение переполнило его в долю секунды, он взъярился на этих самоуверенных, даже нагловатых мужиков, по воле случая и в меру своей шустрости оказавшихся в боссах и получивших возможность распоряжаться чужими жизнями. — Ищите кого другого!

Он зло глянул на прожорливую наглую рыбину, оперся о прозрачные воздушные подлокотники. Но не встал.

Круглолицый остановил его движение примиряющим жестом.

— Вы правы! Мы всё понимаем! — быстро и как-то невероятно задушевно произнес он. — Это гиблое место.

Это логово смерти. Ни один из кораблей, ни один из исследователей за сто двенадцать лет не вернулся из тех краёв. Любой курсант знает, что это закрытый сектор, куда под строжайшим запретом нельзя соваться! Да, оттуда нет возврата! Но именно поэтому…

— Именно поэтому наш выбор пал на вас! — неожиданно закончил старик с ясным взором. — Мы вас туда забросим. Но мы вас оттуда и вытянем!

Поверьте! Вы нам нужны живым, иначе нет и смысла туда соваться.

Никто не выполнит это задание. Только вы! С вашим опытом работы в многоярусных мирах, на Хархане…

Иван прикрыл лицо рукой, сморщился.

— Я не понимаю, о чём речь, какой Хархан?! Что вы мне морочите голову?!

Круглолицый вмешался сразу, будто был наготове.

— У нас своя терминология, не обращайте внимания, — сказал он, управляющий имел ввиду опыт вашей работы на Транс-Гипероне и геизацию Гадры. У вас наилучшие характеристики.

Иван не слышал этих слов. Его совершенно неожиданно пронзила странная мысль, точнее, непонятное ощущение — он действительно знает всё о многоярусных мирах, почти всё, он помнит строение этих миров, он умеет перемещаться в них, он жил в них… Жил?! Память отказывалась выдавать нечто большее. Когда жил?! Почему?! Где?! Это же бред какой-то. В голове промелькнуло вдруг самое обычное, но и одновременно непонятное слово. Иван произнес его вслух, еле шевеля губами:

— Откат… должен быть откат.

— Успокойтесь, — снова зачастил круглолицый, — отката не будет. Не будет! Вы понимаете меня?!

— Нет!

— Вот и хорошо! Вы и не должны понимать!

Неожиданно вмешался один из прежде молчавших — мужчина средних лет, семидесяти-восьмидесяти, в старинном запашном костюме и большой алмазной заколкой в парчовом чёрном бабочке-галстуке.

— Это вам дополнительный стимул! Вы слышите, Иван?!

— Я вас не понимаю, — вяло ответил тот.

— Вы можете не понимать. Но вы наверняка чувствуете, что мы кое-что проделали с вашим телом и вашим мозгом. Вы невероятно сильны, выносливы, жизнестойки сейчас. Вы сейчас стали таким, каким были пятнадцать лет назад, но плюс к этому вы обладаете всеми своими новыми свойствами, всем бесценным опытом уникального суперпоисковика… Но кое-чего вы лишились.

— Чего же? — Иван насторожился. Слова этого нового собеседника обеспокоили его. Он уже почти понимал, чего лишился, ему нужно было лишь подтверждение.

— Нет-нет! Все ваши гиперсенсорные способности при вас, мы даже усилили их, возможность управления внутренним временем при вас, всё, абсолютно всё… Мы изъяли только ту мнемоинформацию, которая может помешать выполнению этого задания. Мы лишили вас части памяти. И заложили программу…

Обладатель алмазной заколки не успел договорить.

Иван молнией вылетел из огромного кресла, взревев от ярости, бессилия, невозможности что-либо исправить, но всё же желая свести счеты с этими… он не хотел их даже называть, считать людьми.

Невидимый защитный барьер был прочнее металлопластика. Иван рухнул прямо на хрустальный пол возле источающего чёрное пламя столика. Он отбил руки, ноги. Но он не чувствовал боли — страшная мерзкая рыбина, словно почуяв беззащитность добычи, ткнулась своей чёрной клыкастой пастью почти в его лицо. Ивану послышался дробный хряск сомкнувшихся челюстей. Он встал, подошёл к креслу. Уселся, сдерживая внутреннюю дрожь.

— Мы всё восстановим, — продолжил, будто ни в чём не бывало, обладатель бесценной заколки. В глазах его, черных, маслянистых, выпученных, светилось торжество. — Обязательно восстановим. И не сердитесь на нас, не обижайтесь. Это вынужденная мера. С грузом той памяти, вашей страшной памяти, в секторе смерти делать нечего. А мы хотим, — он подчеркнул голосом, — очень хотим, даже больше, чем вы сами, чтобы наш резидент вернулся живым. Вы представляете себе, на какие мы идем затраты?!

— Мне плевать на ваши затраты! — снова сгрубил Иван. — Вы будете отвечать по законам России. Я вам это твёрдо обещаю. А нет, так ответите мне — но уже без всяких юридических выкрутас. Ясно?!

Четвёртый, одутловатый старик в чёрной маленькой шапочке на затылке и такой же чёрной, тяжёлой даже на вид мантии, решил, что пришла и его пора.

— Не будем тратить время попусту, — произнес он неожиданно глубоким насыщенным басом, — у вас нет иного выбора. Вы пойдете Туда!

Последнее было сказано с такой уверенностью, что Иван невольно усмехнулся. Не родился ещё человек, который мог бы ему указать, куда идти.

Но это было внешнее. Внутренне Иван чувствовал, что пойдёт, пойдёт туда, куда придётся идти. Пойдёт! И обязательно вернётся! И не только для того, чтобы принести им какую-то пока непонятную информацию. И не только для того, чтобы обрести свою память. Он вернётся, чтобы разобраться с ними, посылающими его на смерть, заранее решившими всё за него. Он разберётся.

Одутловатый пронизывал его насквозь тяжёлым взглядом, он был абсолютно уверен в своей силе и правоте. Он и действовал напрямую.

— Программа в вас заложена, как уже говорилось, — продолжил он, — по мере надобности её блоки будут распечатываться непосредственно в вашем мозгу, и вы будете знать, что следует выполнять далее — механизм программирования объяснять не надо?

— Нет, не надо, — с иронической улыбкой ответил Иван. Сейчас бессмысленно было говорить что-то о правах, о запретах на программирование и зомбирование обладающего свободной волей человека — он был в их руках, в их лапах.

— Основная информация по делу закодирована непосредственно в вашем мозгу. Скажу в двух словах о сути. Три с половиной года назад из сектора смерти получен ряд сигналов. По гиперканалам! Вся информация полностью засекречена — доступ к ней в России имеют восемь человек, на всей Земле семнадцать. Вы стали восемнадцатым. Ясно?

— Мне всё ясно, — мрачно ответил Иван. Он снова глядел на рыбин с проклятой планеты-каторги Гиргеи.

Теперь их извивалось под хрустальным полом шесть или семь штук, движение скользких тел казалось гипнотизирующим, убаюкивающим перед смертным прыжком из чёрной бездонной пропасти.

— Это вы напрасно, — вклинился старец с ясным взором, — вы имеете дело не с бандой, не с мафией, а с легальными государственными структурами. И если здесь в некотором смысле и нарушаются российские и общечеловеческие законы, то исключительно в целях благих.

Отбросьте ваши мрачные мысли. Вы будете работать не на какую-то группу лиц, вы — посол Человечества. Возможно, его спаситель. Проникнитесь этой мыслью, она вам добавит сил. И уж спасти тех несчастных…

Он не закончил. Одутловатый в мантии остановил его взглядом. И продолжил сам:

— Объект вышел из Внепространственных объёмов в зоне притяжения Чёрного Карлика — Альфы Циклопа.

Условное название — планета Навей. Никто не имеет понятия, откуда взялся этот объект и вообще с чем мы имеем дело. Эта планета — порождение иных Вселенных, иных миров, потусторонних миров. Возможно, именно по этой причине она и вынырнула в нашей Вселенной в секторе смерти, в закрытом пространстве. Вы понимаете, о чём я говорю? Мы, человечество, никогда не имели дела ни с чем подобным! Но самым неожиданным оказалось следующее: планета Навей — это обитаемый многоярусный гипермир. Вы понимаете?

Иван кивнул. Он уже понял другое — смертный приговор подписан. И обжалованию не подлежит. Но он пойдёт туда! Он всё равно пойдёт! И пойдёт не силком, не зомби-исполнителем. А по собственной воле.

— Я согласен! — сказал он твёрдо, сдерживая нервную дрожь.

Собеседники будто и не заметили его слов. Ни малейшей реакции не последовало с их стороны. Лишь одутловатый заговорил, вдруг ещё басистей, медленнее.

— Сигнал декодирован по тройному земному коду. Вы улавливаете? Это планета-загадка пришла к нам из неведомых миров. Но на ней уже были земляне, наши! Невероятно, но это так! Им срочно нужна помощь! Они на грани гибели — если, разумеется, верить сигналам, если это не провокация иномирян. Рассматривались различные варианты, вплоть до массированного вооруженного вторжения в сектор смерти и захвата планеты Навей. Но все эти варианты по понятным причинам отброшены.

Остался лишь один — с вашим участием. Вы, надеюсь, понимаете, что мы не имеем никакого права лезть в Иной мир без предварительной разведки, без выяснения обстоятельств. И у нас нет времени для спецподготовки резидентов, мы и так потеряли время! Уже третий месяц как сигналы прекратились, цикличность нарушена, мы теряемся в догадках… Ну? Нужны ещё слова?

— Нет! — сказал Иван.

— Вам надо подписать вот это. Извините, форма!

На чёрном столике перед Иваном возникла стопа бумаги и массивная старинная ручка с золотым сверкающим пером. Из витиеватого каллиграфически выписанного биомашиной текста следовало, что он сам, добровольно и без малейшего принуждения идёт на выполнение задания. Другой лист, предназначенный для официальных запросов, гласил, что такой-то такой-то командируется для геизационных наладочных работ в северный сектор галактики Жёлтое Облако. Была там ещё куча документов, удостоверяющих что-то и кого-то. Иван не стал их просматривать — подписал. Он знал, что бумагам этим грош цена. Он думал о другом. О чём-то непонятном, но давящем. О какой-то миссии, которую он обязан выполнить здесь, на Земле, а вовсе не там, в секторе смерти, на вынырнувшей из чёртова омута планете Навей. Но какую миссию? Память! Ох, эта память!

Одутловатый протянул тяжёлую старческую руку.

Протянул для пожатия.

Иван догадался — барьера нет! Сейчас он может одним движением свёрнуть шею этому дряхлеющему битюгу, ещё раз перешибить нос круглолицему, попортить пижонскую бабочку обладателю алмазной заколки и погасить ясный взор седовласому старцу, ему бы понадобилось на всё это мгновение, одно лишь мгновение. Но он не стал этого делать. Он протянул руку и ответил пожатием. Он ждал чего-то, ждал ответа на свои смутные вопросы-догадки. И дождался.

— Мы помним всё, — проговорил мягко одутловатый, — у вас будет ещё один шанс. После того как вернётесь. Сколько бы вы там ни пробыли, на этой планете Навей, хоть день, хоть сто лет, вы всё равно вернётесь в этот, сегодняшний день, вы не потеряете ни минуты, ни часа. Напротив, возможно вам удастся связать несвязуемое. Откат будет. Обязательно будет. И память вам поможет, не сомневайтесь.

Он посмотрел на Ивана как-то странно, каким-то двойным взглядом. И те трое, что молчали, тоже смотрели на него очень странно — так смотрят, не договаривая что-то очень важное, так смотрят на человека, обречённого на смерть. Да, они, несмотря на собственные заверения, обещания, не верили, что он вернётся живым. Они смотрели на него как на смертника.

Даже проклятущие клыкастые рыбины, казалось, потеряли интерес к Ивану: одна за другой они погружались в свой бездонный омут, взмахивая шипастыми пластинчатыми хвостами, разворачивая кольчатые и крюкастые плавники-крылья, обжигая напоследок кровянистым взглядом.

И ещё Ивану вдруг показалось, что все четверо смотрят на кого-то стоящего за его спиной. Это было уже слишком. Иван резко повернул голову.

Он не ошибся — в лиловом полумраке, переходящим в густую черноту у сфероидной мнимой стены зала, таял насыщенно-багровый силуэт: длинный, до искрящегося хрусталём пола, балахон скрывал высохшую измождённую фигуру, голова была покрыта низким плотным капюшоном, узловатая рука, словно выточенная из старого почерневшего дерева, сжимала рукоять высокого жезла с замысловатым изогнутым навершием. Иван тряхнул головой, прогоняя наваждение. И именно в этот миг из-под капюшона, в мимолётном повороте головы, на него сверкнули два злобно-прожигающих глаза, скривилось перекошенное ненавистью старушечье лицо, обнажились два жёлтых клыка… И всё пропало.

Переутомление. Это было обычное переутомление!

Иван встал с кресла. Он смотрел вновь на одутловатого — главного здесь.

— Я готов. Что от меня ещё требуется?

— Ничего. Вас проводят и снарядят. Возвратник будет вживлён в ваше тело. Но вернуться вы сможете, только выполнив задание. И вот ещё!

Он положил на стол нечто засверкавшее гранями, небольшое, но приковывающее взор.

— Это Кристалл. Вы понимаете меня?

Иван покачал головой.

— Поймёте. А сейчас просто запомните — он должен быть всегда с вами. Без него вы обречены. Ясно?

— Ни черта мне не ясно!

— Этого нельзя объяснить словами земных языков.

Это штуковина сработана не у нас. Но вы всё сразу поймёте, когда она будет в ваших руках.

Иван потянулся к сверкающему гранями чуду.

Рука его прошла сквозь грани, не ощутив ничего кроме воздуха.

— Там он будет с вами, — сказал одутловатый, — и вы сможете его взять, не беспокойтесь.

Ивану не нравилось всё это. Ох как не нравилось. Но что он мог поделать.

Да, он сам дал им согласие. Он подписал себе смертный приговор. И его не спасут ни эти скафандры, сколько бы их ни было, ни эта Суперкапсула последнего поколения, ещё засекреченная там, на Земле, но уже подвластная ему и принадлежащая ему, ни этот… где же он?!

Иван задрал голову вверх. Чёрная страшная пропасть несла его в неизведанные глубины. Но до дна было бесконечно далеко. И где оно — Дно?!

Кристалл высветился неожиданно. Он возник сверкающей хрустальной каплей во мраке. Он оживил это мёртвое пространство переливом волшебных неземных граней. И сам поплыл к Ивану.

— Ладно, — сказал Иван, нащупывая тёплый непонятный предмет, вкладывая его в нагрудный карман. — Может, и впрямь пригодишься.

Чувствовал он себя отвратно: болела голова, суставы выворачивало, во рту, казалось, хрустел песок. Так всегда бывало после внепространственного переброса на непомерные и непредставимые расстояния — не привыкать!

И ещё отшибало память, будто после какой-нибудь внутричерепной травмы… по сути дела, эти перебросы всегда были «травмами», выдержать их могли пока ещё очень и очень немногие. Обычный рядовой землянин со средним здоровьишком и набором всегда таящихся в нём болезней или вообще отдавал Богу душу в месте «всплытия» или же терял разум, превращался в безмозглого, пускающего пузыри идиота. Большой Космос пока ещё был не для всех, несмотря на то, что вот уже шесть веков шло его освоение, шла Великая и Вечная Война с Пространством.

Болтаться во мраке и холоде — штука малоприятная.

Иван, матеря сквозь зубы приславших его в эту гибельную дыру, расправляя затёкшие, гудящие руки и ноги, включил малый локтевой движок. Капсула стала приближаться. Да, ощущение было обычным, не ты движешься в чёрной пустыне, а к тебе приближаются предметы… если они близко, если они рядом. Молчаливые пылающие пульсирующим огнём звёзды недвижны и неизменны.

Они падают. Падают в Пропасть, как и всё в мире.

Капсула была экстра-класса. Иван разбирался в этом.

Такая стоила безумных денег. И они не пожалели средств. Стало быть, дело серьёзное, очень серьёзное.

Ажурные хитросплетённые фермы проплыли мимо, поражая глаз причудливой сканной вязью. Чаша отражателя светилась знакомым чёрным скрытым пламенем, непостижимым для человека. Среди поисковиков считалось дурной приметой заплывать в чашу, даже при необходимости осмотреть её — это дело обычно передоверяли технарям. Но Иван плевать хотел на все эти приметы и причуды. Он заплыл в чёрную полусферу с микроскопическими бритвенными краями. Незримое, пока ещё бездействующее поле, пронзило его насквозь со всех сторон, сдавило. Мрак чаши был чернее и страшнее мрака Вселенной. Даже на фоне чёрной пустоты Пространства отражатель казался провалом в безысходную тьму. Он втягивал в себя, засасывал… Что мог отражать он, всепоглощающий и бездонный! Но он был именно отражателем — отражателем той силы, что рождалась в полуметровой верной сфере-геодрайвере, висящей в его чёрной пасти. Когда-то много лет и веков назад мощь двигателей и движителей измерялась, как знал Иван, в лошадиных силах. За всю историю планеты Земля, на ней не было столько лошадей, сколько их было сейчас в этой полусфере. Циклопические силы таились в ней.

Иван ускорил ход. Теперь он нёсся прямо к люку верхнего шара, скользя взглядом по матово-серой поверхности капсулы. Ни единой царапины! Ни вмятинки! Ни щербинки! Новьё! Он всю жизнь мечтал о такой! И эти дедовские, но такие милые поручни-переходы! Он замер на минуту. Погладил рукой чёрную витую поверхность. В глазах полыхнуло. И увиделись ни с того, ни с сего два расплывчатых силуэта, то ли опирающиеся на поручни, то ли висящие на них, конвульсивно вздрагивающие, нестойкие… Иван тряхнул головой, зажмурил глаза. Но видение не пропало сразу. Оно было внутренним.

Медленно растаяли сиренево-жёлтые сполохи пламени, пропали силуэты.

Что за бред?! Откуда это?! Почему?!

Ивана бросило в пот — не хватало ещё галлюцинаций, миражей! Так и вовсе можно свихнуться! Там, на этом чёртовом приёме с хрустальным полом и жуткой старухой. Здесь! Он ещё раз выругался, вслух, не стесняясь никого — кого тут можно стесняться! Приложил ладонь к выступу у люка. И сказал:

— Сезам, откройся.

Створ исчез, будто его и не было. И Ивана мягко втянуло внутрь.

— Всё. Хватит психовать. Надо работать, — сказал он сам себе несвойственно строгим тоном. Но он вовсе не шутил. Ему и на самом деле хотелось как можно быстрее покончить со всеми этими заданиями и разведками, расследованиями и выведованиями. Не его это занятие, не его!

Первым делом он разоблачился и полез в биодушевую, где его сразу подхватили на свои мягкие и упругие руки регенерационно-тонизирующие струи, завертели, закрутили, вернули в него жизнь и вообще, вновь его создали.

Иван выполз из душевой на четвереньках, дополз до круглого бассейна, свалился в него. И уснул. Захлебнуться в оксигидросоставе было нельзя, им можно было дышать ещё лучше, чем самым напоённым кислородами и озонами земном воздухе где-нибудь в тайге, кедраче, вдалеке от людской суеты. После кошмарного истязующего переброса всё это казалось подлинным спасением.

Да, у Ивана не было времени лежать в реанимации месяц-другой, ему нужно быть свежим и готовым к действию через час, самое большее, два. Он спал, но он знал это — его внутренние часы уже работали в новом ритме.

Программа пока не напоминала о себе. Пока.

Он проснулся сразу. Не было ни полусна, ни дремотного оцепенения. Его словно выбросило из небытия в жизнь. Не одеваясь, не вытираясь, он почти бегом полетел в рубку. На миг замер перед сенсопультом. Включил полную прозрачность. Капсула шла полным ходом к цели. Её программа работала.

И снова он, совершенно голый, беззащитный, висел посреди Черноты.

Падал в Пропасть. Прозрачность была абсолютной. Она давала полное ощущение Пространства.

Она пугала. Она убивала. Редко кто из космолётчиков пользовался ею полностью. Иван был тем редким исключением — он оставался самим собою и на тёплой Земле и в ледяном Космосе. Он любил и Её, и Его.

Любил. Но это был не тот Космос, не его Пространство. Оно было иное, чужое. Он увидел это сразу. Пустота была густой, вязкой, она таила в себе столько всего, что сердце сжималось в нехорошем предчувствии. Пустота была колдовской. Иван сразу понял это. И он понял ещё одно — капсула не летела сама, не мчалась по своей и его воле, нет! Её притягивало каким-то колдовским магнитом, её всасывало колдовской силой в омут неведомого.

Иван пристально всмотрелся вперёд, в невидимую ещё цель, в Пустоту. И в глазах его стало зелено-зелено той вязкой пугающей предобморочной жуткой зеленью, которая сулит лишь одно… непробуждение.

Он с силой сжал виски. Заставил себя оторваться от Пустоты. Да, это дьявольское логово! Это лежбище Смерти! Зачем он дал согласие! Они обрекли его! Они всё знали — и всё равно обрекли!

Он никак не мог вспомнить событий последних недель, дней. Их будто вытравили из его памяти. Только эта странная встреча после «дикого пляжа», только отдых после Гадры… Но ведь было что-то ещё. Точно — было!

Он силился вспомнить, но не мог. Наваждение! Морок!

Сон наяву! Три Дня подготовки, эти спешные три дня он начинал вспоминать. Суета! Всё суета сует и всяческая суета! Нет! Было что-то важное, главное! Он как-то машинально провёл рукой по груди, будто пытаясь нащупать привычное, знакомое, своё… Но ничего не нащупал, и даже не смог понять, что — что там должно было быть.

Нет! Так нельзя! Иван сосредоточился, прогнал из головы всё лишнее, всё ненужное. Не время рефлексовать! Мало ли что может привидеться, прислышаться. Особенно тут, в проклятом месте, в секторе смерти… Да, он уже вошёл в этот сектор — слева от него, всего в трёх метрах, слабо пульсировал красный индикатор, утративший мгновение назад прозрачность.

Капсула пересекла незримую границу.

Вот он — сектор смерти!

Иван ожидал чего-то необычного, страшного. Но ничего не происходило.

Он по-прежнему висел в жуткой Пропасти Мироздания и одновременно стремительно падал в неё. Он чувствовал нутром — здесь нет того, привычного времени. Здесь не XXV-ый век от Рождества Христова, не 2479-ый год, и никакой другой. Здесь всё своё, в том числе и время. Ему захотелось немедленно отключить прозрачность, замкнуться в объёме, зримом объёме капсулы как в крепости. Он еле сдержал себя — нельзя поддаваться нахлынувшему ужасу, нельзя! Иначе конец! Теперь он ясно видел очерченный посреди вековечной Тьмы коридор — полыхающий мрачной колдовской зеленью туннель… Куда? Кто знает! Ни одному человеку не удавалось до сих пор выбраться из Того мира.

Ничего нельзя было объяснить, всё это не поддавалось земному материалистическому анализу. Здесь царили свои законы. И понимание этого приходило с самого начала. Индикатор сверкал малиновым подмигивающим зрачком, предупреждал. Но что толку предупреждать об опасности того, кто сам идёт ей навстречу. Иван до боли в глазах вглядывался в неизвестность. И видел уже, что никакого туннеля-коридора нет и не было, что всё наоборот, что капсула капелькой живой дрожащей ртути течёт по мрачной поверхности: мохнатой, дышащей, живой. Да, он висел совершенно один в этом Живом Пространстве и одновременно тёк с этой капелькой, видел её со стороны.

Такого нельзя было вынести! Рассудок отказывался принимать всю эту дьявольщину!

— Ничего! — проскрипел Иван, почти не разжимая губ. — Нечего!

Разберёмся!

Он уже собирался погасить прозрачность. И вдруг, без всякой на то причины, ясно осознавая, что это психоз, бред, бессмыслица, ощутил — сзади кто-то есть. Нервы!

Проклятые нервы! Это надо же так взвинтить себя! Иван был готов собственными руками, превозмогая боль, вырвать из себя эти чёртовы нервы. Но он не давал воли чувствам, он давил порывы, он выдерживал то, от чего обычный земной человек давно бы сошёл с ума. Там нет никого! Там не может быть никого! Капсула неудержимо, с немыслимой скоростью несет его вперёд — к загадочной планете Навей. Всё что позади — это лишь пройденный путь, пустота, там только пустота.

Иван медленно, словно в тяжёлом сне обернулся.

И он не ошибся.

Прямо на него, в упор, с расстояния в пять-шесть метров смотрели два знакомых напоённых жгучей злобой глаза. Были они воспалённо-красными, с бездонными зрачками и наползающими сверху бельмами. Он сразу вспомнил эти глаза. Он их видел там, над хрустальным полом, в лиловом полумраке.

И лицо было тем же, старушечьим, измождённо-древним, перекошенным то ли страданиями, то ли ненавистью. Лицо было огромным, светящимся нездоровой желтизной. Верхняя губа, растрескавшаяся, морщинистая, была покрыта редким рыжим пухом, она подрагивала, приоткрывая жёлтые поблёскивающие нечеловеческие зубы.

Первым движением Иван вскинул руки вверх, ожидая нападения, защищая себя. Но тут же опустил их, расслабился. Гипнограмма! Это обычная гипнограмма, и ничего более! Он в зоне гипнолокационного давления. Ничего этого нет! — уговаривал его разум. Есть! — жгли нелюдским огнём глаза. Кто ты? Зачем ты здесь?! Чего ищешь?! Смерти?!

— Ты найдешь её! — неожиданно громко пророкотало со всех сторон, будто по этой безмерной пустоте были развешаны тысячи динамиков. И ещё раз, но уже иглою в мозг, беззвучно, пронзительно чётко: — Ты найдешь её здесь!

Цепенея от ужаса, Иван стал шарить по телу, отыскивая что-то, очень нужное, необходимое, спасительное. Он не мог совладать с собой, руки тряслись, ноги подгибались… и только когда он ненароком смахнул пот со лба судорожно сжатым кулаком, понял: он же у него в ладони, вот он Кристалл!

Иван взметнул вверх руку, полуразжал пальцы — сквозь них чуть сверкнуло голубоватым блеском, Кристалл светился, играл бликами.

— Сгинь! — выкрикнул Иван в исступлении. — Сгинь наваждение!

Кровавые глаза полыхнули огнём, скрылись под бельмами, морщинистый рот ощерился в еле приметной улыбке. Тяжёлая узловатая, будто свитая из земляных корней рука с чёрными звериными когтями выскользнула из непомерного рукава балахона, потянулась к его горлу. Это было страшно!

Этого вообще не могло быть… Но рука, сжимаясь и разжимаясь, словно уже сдавливая хрупкую живую человеческую плоть, тянулась к беззащитной шее — Иван стоял как вкопанный, он ещё не вжился в этот мир, он не мог понять его законов, он просто был в нелепой и смешной растерянности. Фантастическая реакция и отменное самообладание тысячи раз спасали его в ситуациях значительно более жутких — и на коварной Гадре, и в гиргейских подводных лабиринтах… Но тут было всё не так. Это всё было запредельным.

Колдовским!

Страшная рука дотянулась до его горла…

И прошла насквозь.

Наваждение исчезло.

Только скрипучий старческий смех эхом прокатился по рубке.

Ничего не было.

Иван с силой сдавил переносицу. Сволочи! Гады! Они всё знали! Всё! Но теперь поздно сокрушаться, поздно.

Теперь обратного хода нет.

Он отключил прозрачность. Опустился в кресло пульта, застыл молчаливой окаменевшей статуей. Пси-датчики Большого Мозга капсулы подавали информацию прямо в мозг. До цели тринадцать часов двадцать две минуты семь секунд хода. Готовность полная. Защита на пределе. Агрессивность среды близка к норме, но присутствуют неопределимые флуктуации непонятного происхождения.

Иван не пережевывал по отдельности согни, тысячи данных, показаний, поступающих в его мозг, он был профессионалом, он видел всю картину в целом… И одновременно думал о множестве вещей. Наваждения?!

Дай-то Бог, чтобы все эти чудеса оказались наваждениями, галлюцинациями, гипнограммами! Ему не привыкать! Ведь в Осевом Пространстве во время перехода творилось и не такое, там вообще был Ужас, помноженный на Ужас. Сколько раз он ходил по Осевому, сколько раз он умирал и возрождался.

Но он всегда помнил, всегда силой заставлял себя помнить, что Осевое населено призраками, что там нет яви, там только наведённая нежить, фантомы взбаламученного подсознания. Он слыхал о секретном проекте в Осевом. Даже говорил как-то с ребятами из Внепространственного отдела. Они показались ему сумасшедшими, начитавшимися романов ужасов, колдовских преданий, свихнувшимися на мистике.

Иван, прошедший тысячи миров, повидавший такое, о чём и помыслить не мог обычный землянин, не верил ни единому слову, он не поверил Эдмону Гарту, одноглазому паралитику, два с половиной года болтавшемуся в Сквозном объёме Осевого Пространства. Тот сказал, что из сорока трёх поисковиков за последние семь месяцев погибло тридцать восемь. Он не мог поверить — такого процента смертности просто не могло быть! Но Гарт не врал. После всего, что с ним случилось, он разучился лгать, шутить. Он жил в уединении, в насильственном уединении, ведь всех этих смельчаков тут же подвергали изоляции — люди не должны были знать ничего, абсолютно ничего! Это для Ивана не существовало барьеров и запретов, да и то — пока на него смотрели сквозь пальцы, памятуя о прежних заслугах, не решаясь связываться с десантником-смертником. Иван уже давно был вне закона, над законом.

Немудрено, что последние годы он постоянно ловил на себе странные, тяжёлые взгляды, его обкладывали со всех сторон, кому-то он очень мешал. Но его и боялись. Его могли убрать, но заменить его было некем. Проклятое Осевое!

Неужели всё это правда?! Но ведь должно же в жизни быть что-то прочное, твердое, реальное?! Как жить в мире, который лишь выглядит основательным и всамделишным, но по существу своему полон незримых теней, управляющих жизнью, полон мистики и колдовства?!

…Иван еле вырвался из плена гнетущих мыслей.

Древним ведическим приёмом он собрал их почти осязаемо под небом, гулко выдохнул, избавляясь от сомнений и страхов — голова мгновенно просветлела, слабость прошла… Четвёртая степень Посвящения давала Ивану магическую силу над собой, над телом и мозгом, над подсознанием и сверхсознанием. Но пользовался он этой силой в самых крайних случаях — бесценное богатство, как и было сказано в Учении, нельзя тратить попусту.

Осмыслить, проанализировать всё можно будет потом, когда накопится достаточный объём нужных сведений, сейчас рано предаваться философствованиям, они могут затянуть в пучину, погубить, отнять силу.

Сейчас надо действовать!

Он включил передний обзор. Это было чудо! Анализаторы, датчики молчали, они видели одну лишь пустоту.

Зато глазу открывалось невероятное: мрачно-зелёный туннель будто дышал, он походил на гигантскую слепленную из живой пульсирующей плоти аорту, по которой текло нечто невидимое, но присутствующее, создающее иллюзию движения. Да, капсулу засасывало, именно засасывало в Тот мир. Но почему?! Эти «серьёзные», говорили, что планета сама вынырнула в нашем Пространстве. Значит, она и должна быть здесь — в обычной Пустоте, во Мраке! Она уже должна была открыться взгляду.

Но её не было. Хотя приборы неумолимо показывали её приближение. Где же она, где?! Иван вглядывался вперёд, пытаясь нащупать глазом точку, маленький шарик далёкой ещё планеты… Нет! Ничего не было видно.

И вот тогда у него всплыли в памяти многопространственные структуры.

Он в который уже раз успел удивиться — откуда это в нём! Почему он видит и знает это?!

Его пронзило словно током. Не надо искать планету где-то впереди, не надо! Она уже здесь, она вокруг! Вот эта длиннющая мрачно-зелёная кишка, переталкивающая капсулу, будто удав кролика, и есть планета — планета Навей в одной из её пространственных ипостасей. Точно!

Она уже властвует над капсулой и крохотной частичкой живой плоти в ней. Она уже повсюду! Это прокол, промашка! Как он сразу не сообразил! Иван откинулся на мягкую воздушно-упругую спинку сенсокресла. Теперь поздно ругать себя. И пусть эти приборы показывают планету где-то вдали, обычным шаром, кружащим в пространстве. У них нет иного зрения. Они работают только в убогом однопространственном трёхмерном мире, им не дано видеть миров подлинных. Пора!

Иван резко развернулся и подкатил на кресле к сферической стене, продавил мембрану и въехал в рабочий отсек. Надо было собираться. Надо было надевать на себя кучу тяжёлых и неудобных вещей, которые могут не только не пригодиться, а наоборот — помешать, надо запасаться и увешиваться оружием и боеприпасами… Всё надо, по инструкции надо… Первым делом он влез в тончайший, непробиваемый пластиконовый комбинезон-чулок — теперь его тело было защищено трёхмикронной прозрачной плёнкой, которая выдерживала выстрелы в упор из ручного оружия, предохраняла от огня и кипящей лавы, но вместе с тем ничуть не мешала коже дышать. Дышать? Иван ещё не знал даже, чем там дышат, какой состав атмосферы на этой треклятой планете. Он уже устал перестраивать свои лёгкие под фтор или метан, ему хотелось привычного, земного. И уж совсем не выносил он пластино-баллоны с дыхательной смесью. Он вообще ненавидел всю эту состряпанную химическую дрянь. Но в поиске выбирать не приходилось. Планета могла сыграть любую шутку в любую минуту. Об этом нельзя забывать. Он уже сейчас был в её многопространственных недрах, а что дальше… Пояса, ленты, пластинокарманы со всем необходимым прилипали к телу, словно были его естественным продолжением. Лёгкий костюм-скафандр, сверху грубые маскировочные штаны, рубаху, ремень… С отвращением он поглядел на шлем скафандра — нет, эту штуковину он наденет, когда точно будет знать, что без неё не обойтись, не раньше — ему совсем не хотелось обрезать длинные волосы, брить отпущенную бороду… Иван мысленно включил зеркальный слой стены, вгляделся в себя. И опять его поразило, буквально шокировало то, о чём минуту назад и не думал.

Откуда у него эта бородища, эти волосы? Он привык к ним за последние дни, дни подготовки. Но ведь их же не было! На Гарду он уходил выбритый до синевы, остриженный почти под нулёвку. Возвращение он тоже помнил отлично, — так, щетинка, пара лишних прядей, а потом? Где он был потом?! Неужто эти четверо не обманывали его, неужто они вырвали из его памяти целый клок?! О каких многопространственных мирах они говорили, о каком Хархане?! Нет!

Что-то было, точно — было!

Иван мрачно оглядывал себя в зеркале. Он не изменился — всё такой же высокий, под два метра, атлетически скроенный, поджарый, с широченными крутыми плечами и тугими бицепсами, человек-пружина, гибкий, сильный, выносливый, умный… Серые ясные глаза смотрели прямо из-под прямых тёмно-русых бровей, прямой рот, тонкий прямой русский нос, чуть приметные скулы — это было лицо исследователя-интеллектуала, а не супермена с узким лбом и выпяченной челюстью. И эти длинные светло-русые, наполовину пронизанные сединой волосы, ложащиеся на плечи, спину.

Тёмно-русая густая борода, волнистая и поблёскивающая в свете бортового свечения. Это был он, но с какой-то ещё неведомой ему былинной величавой статью русича-арийца, будто очнувшегося от многотысячелетней спячки, расправившего плечи, готового постоять и за себя и за сирых с убогими пред лицом любой Тёмной силы.

Было! Было что-то!

Он провёл снова ладонью по груди, чего-то не хватало на ней, чего-то они лишили его. Но чего? Нет! Хватит!

Иван оторвался от самосозерцания, бросил самокопания.

Хватит!

Напоследок он закрепил за спиной плоский десантный ранец. Подхватил лучемёт. И пошёл в рубку.

Зеленое нутро планеты уже не просто всасывало их туннелем-аортой, а обтекало-облегало-облапливало со всех сторон. Они были в чреве этого чудовищного мира.

И мир этот был равнодушен к ним.

Всё оказалось столь непривычным, странным, что Иван немного растерялся. Обычно поиск вёлся по привычному сценарию: изучение агрессивности звездной системы, проникновение в неё, изучение околопланетного пространства, сбор информации, посадка или штурм, и собственно работа на поверхности, непредсказуемая и, как правило, изнурительная. Но куда высаживаться здесь? Куда вообще девать капсулу?!

Ведь её не оставишь на орбите, нет никакой орбиты. Или пусть висит себе в этом чреве? А самому на малом десантном боте?! Иван в который раз снял показания датчиков — полный порядок, никаких препятствий, никакой угрозы, воздух такой, что дыши — не хочу, агрессивность среды — нулевая. Ну и что?

Зачем он тогда здесь? Зачем?! Прислали бы сразу детский сад на отдых! Нет!

Опять нервы. Он расслабился, развалился в кресле. Это многопространственный мир. А следовательно — что? Следовательно — то, что он с суперкапсулой одновременно находился и в чреве планеты, и на орбите, и ещё чёрт-те где…

Только приборы, только приборы. Он включил на себя автопилотаж: в мозг пошло и вовсе несусветное. По данным аппаратуры капсула висела в шестистах километрах над планетой с радиусом вдвое превышающим земной, с густой плотной облачной атмосферой. И имела эта планета не менее двухсот шестидесяти лун-спутников и восемнадцать пересекающихся, наплывающих друг на друга колец. С поверхности, из незримых жерл поднимались вверх, на космическую высоту ядовитые испарения, ни о каком воздухе и вообще кислороде и мечтать не приходилось.

— Вот это похоже на правду! — еле слышно проговорил Иван.

И провёл готовность бота.

Нечего терять время, надо идти вниз. Он задал в Большой Мозг капсулы программу авторежима в пределах маневренно-изменяющейся траектории.

Облачился в огромный десантный скафандр. И пошёл в бот. Его единственной надежей и опорой, единственным спасением была капсула. Без неё он не жилец.

В возвратники, вживлённые в тело, он не верил — это игрушки, это всё не то!

Погибнет капсула, погибнет и он. Уже на ходу он мысленно усложнил программу и задал расстояния маневра в полтора парсека — они не поймают её, не собьют!

Если эти «они» вообще есть, если «им» будет чем сбивать.

Когда бот отчалил от капсулы, Иван включил полную прозрачность. Чрево планеты Навей превратилось из мрачно-зеленого в лиловое, какое-то мохнатое, утробное, замельтешили чёрные пятна-провалы, заискрилось что-то… Иван не обращал внимания на мелочи, он знал, что автоматика бота прекрасно справится с посадкой на поверхность, будь эта поверхность хоть изнутри, хоть снаружи. А там он разберётся что к чему. Обязательно разберётся.

В тот момент, когда он уже дал команду на посадку, за спиной вновь прозвучал сдавленный, старушечий смешок, запахло тленом. Иван не стал оборачиваться — ему нет дела до призраков, хватит!

И всё же он ощупал в нагрудном кармане волшебный искрящийся Кристалл.

Только потом его рука сжала ствол лучемёта.

— Вниз!

Мохнатые лиловые стены утробы ринулись на него, будто ждали этой команды. Но они оказались совсем не близкими. И то, что виделось мхом, длинным тончайшим вьющимся волосом, оказалось частоколом невероятно высоких дышащих чёрными испарениями скал-трубок.

Там негде было садиться — непомерно длинные скалы с вертикальными склонами-стенами, бездонные невидимые и не прощупываемые локацией пропасти.

Но бот уверенно шёл на эти скалы. Иван уже знал решение Мозга бота: они летели в дыру-кратер одной из скал.

Перед самым входом в это чёртово отверстие он включил полную прозрачность, чтобы видеть и чувствовать всё. И теперь он словно бы сам по себе падал в чёрную мохнатую дыру, стены которой были усеяны миллиардами шевелящихся полипов. Свет над головой, этот сумрачный расплывающийся диск, пропал. Но и мрак не был полным. Какие-то светящиеся точки, вспыхивающие тут и там нарушали его. Падение продолжалось бесконечно долго, бот шёл на предельно малой скорости, локаторы не могли нащупать дна — ствол гигантской трубы вился спиралью, сплетался в кольца, и уже немудрено было потерять ориентацию — где верх, где низ. Бог знает! — но расчетливый и дотошный Мозг бота трудно было сбить с толку.

Иван сидел в неимоверном напряжении. Посадка всегда была для него изнурительным этапом. Он готов был дать отпор любой силе, какая бы только рискнула помешать десантному боту идти своим курсом, отбить любое нападение. Да и сам, невидимый сейчас, прозрачный в видимых спектрах и радиопрозрачный бот-штурмовик был ощетинен словно ёж — не менее трёх сотен стволов различных калибров, излучателей, антенн-парализаторов, были направлены в разные стороны — автоматика только ждала появления противника, чтобы сокрушить его лавиной прицельного чудовищной мощности огня. Но не было противника, не было!

Полёт мог продолжаться вечно — многомерные структуры, многоярусные миры — это свёрнутые клубком Вселенные, это сама Бесконечность в бесконечном лабиринте. Ивану вовсе не хотелось плутать всю жизнь в лабиринтах мохнатых живых труб живой сатанинской планеты. Он уже был готов к прорыву сквозь пульсирующую стену — плазменные резаки заодно с пучковым квазибоем запросто прорубили бы окно в стометровом слое титана, не то что в этой лиловой мякоти.

Но Иван не успел. Он лишь вздрогнул и замер на миг, когда в мозгу его ослепительным сигнальным огнём всплыли слова команды: «ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ!»

Это начала действовать заложенная в него Программа. И он не мог её не выполнить. Это было свыше его сил. Иван медленно приподнялся с кресла, осмотрел снаряжение, провёл ладонью по груди, сделал три шага и замер у аварийного люка.

«КОМАНДА — УНИЧТОЖИТЬ БОТ. КОД — 017017 — УНИЧТОЖЕНИЕ!»

Это было слишком, но Иван прекрасно знал: он зомби, он не может противиться команде, иначе смерть, иначе полный выход из строя всей системы жизнестойкости, гибель, ничто. Эта Сила была сильнее его. Мысленно, подчиняясь программе, он дал импульс в Мозг бота:

— Уничтожение — 017017 — Уничтожение!

Через две минуты бот разорвётся в пыль, в ничто, перестанет существовать со всей своей мощью, подвижностью, послушностью.

Это же нелепо, это же смерть!

Иван боролся с программой, подавляющей его мозг, но ничего не мог поделать, это было невозможным. Люк исчез сам, оставались секунды. Ну!

Уже вылетая пулей из бота — в неизвестность, в лиловый шевелящийся мрак, сжимая в левой руке лучемёт, а в правой аварийный пакет, Иван, преодолевая незримую силу, выбросил в пространство своё:

— 010101! Они, там, на Земле, не предусмотрели его хода. Они ещё не совсем понимали, с кем имеют дело. Зарываясь телом, облачённым металлопластиковым скафандром, в лиловую мякоть, Иван сходил с ума от острейшей головной боли, мозги его пронизывало миллионами игл, прожигало, давило, секло… Но он знал — его команда, последняя команда, исполнена — бортовой Мозг бота стёр все предыдущие команды, очистился, стёр он и 017017.

Отменить эту команду было невозможно, но стереть её вместе со всем прочим знающему код ничего не стоило — ничего, кроме лютой нечеловеческой боли, потери сознания, долгого выхода из нервно-паралитического шока.

Ещё до того, как провалиться в забытье коллапса, Иван увидел в далеком извиве живой трубы уносящийся серебристый бот. Он не исчезнет. Он не взорвется. И очень может быть, что он ещё пригодится. А может, и нет — кто знает.

Боль! Жесточайшая боль! Даже во мраке, пустоте, безвременьи забытья она давила его. Это было наказание — наказание за ослушание, за неисполнение воли пославших его. Это была пытка!

Но Он знал на что шёл.

Часть 2. Резидент

Лесу не было ни конца, ни края. Иван брёл третьи сутки, но зелёные дебри оставались всё такими же густыми, непролазными. Тут нужна была особая сноровка. Больше всего утомляли причудливые корявые корневища, выступающие из усыпанной хвоей и листвой земли через каждые три вершка. Приходилось высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под ними.

Лес удивительно напоминал земной. Но отличался он тем, что в нём — были перемешаны все земные леса: это была чудовищная, гремучая смесь из тропических джунглей, тайги, северных буреломов, сельвы — всё смешалось в этом лесу. И всё же он был неземным. Временами из-под самого обычного на вид, позеленевшего от старости корневища выползал вдруг какой-нибудь чешуйчатый гад с дрожащими прозрачными лапками, задирал рыбью голову… и вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки.

Ни одна тварь ещё не покусилась на Ивана, не бросилась на него, не подползла, не прыгнула с ветвей. За ним только следили. Его изучали. Он чувствовал на себе сотни, а может, и тысячи потаенных недобрых глаз. Он ждал. А потом он привык.

Останавливался Иван всего два раза, да и то ненадолго — час-полтора привала, и снова в путь. Ведь надо было, чёрт возьми, хоть куда-то добраться, ведь есть же на этой проклятой планете хоть что-то кроме дикой чащобы!

Иван остановил глаз на крохотном пятачке пожухлой травки под огромным, издали похожим на старый кедр, деревом. Прощупал место анализатором, уселся. Кедр был неохватной толщины, с него свисали лиловые чешуйчатые лианы, покрытые мелкими розовенькими цветочками. Хвоя кедра была самой обычной, земной, но имела иссиня-чёрный цвет, да и ветви были не совсем такие — невероятно корявые, извивистые, уродливые — они напоминали «японские сады». И всё же всё тут было неземным. Даже ручеек, журчащей ниточкой пересекавший полянку, огибающий уродливые корневища, проскальзывающий под ними, был маслянистый, густой, пахучий, будто не вода текла по растресканной ложбинке в земле, а сама кровь этой планеты сочилась. Навей!

Иван не понимал это название. И никто ему не объяснил его — почему Навей?! Откуда это непонятное имя?! А!

Какая разница!

Он расслабился, привалился к тёплой мшистой коре кедра, лучемёт поставил между колен. За трое суток Иван прошел не меньше двухсот верст он не кружил, не плутал, он шёл по прямой… но так никуда и не пришёл. А можно ли тут вообще куда-то придти?! Можно, можно, — успокоил себя Иван, нечего нюни распускать. Чувствовал он себя неплохо. Воздух тут был отменный, целебнейший, лишь, пожалуй, сыроватый чересчур. Но это не беда.

Шлем и тяжёлый скафандр Иван оставил на том месте, где очнулся.

А очнулся он в каком-то мерзком вонючем болоте посреди леса. Очнулся, ничегошеньки не помня, умирая от головной боли, не понимая — откуда на распроклятой Гадре этот лес и это вонючее болото? Или это Земля?

Иван полдня выползал из трясины. Аварийный пакет пришлось бросить так, рассовал кое-что по карманам и клапанам, пристегнул оба парализатора, щупы, плазменные ножи… Он был словно во сне, он был сомнамбулой, но он боролся за свою жизнь и он выполз. Час лежал в густой синей траве, приходил в себя. Потом побрел. Память стала возвращаться лишь на вторые сутки.

Программа молчала — может, она уже исчерпала себя? Иван не хотел думать о программе. Другое дело, где теперь искать бот! Нет, не найдешь! В этих многопространственных структурах вообще ни хрена не найдешь, самому бы не потеряться!

Дважды он проваливался в какие-то волчьи ямы, кишащие безглазыми слизистыми змеями, норовившими обвиться вокруг его рук, ног, туловища, но вреда не приносившими. Выбирался. И шёл. Пил на пробу из ручья маслянистую жижу — его рвало и мутило, но в целом эту дрянь можно было пить, ею можно было утолить жажду.

Глотал концентраты. Стимуляторы пока не трогал — пригодятся ещё!

Утомляла постоянная слежка. Дикое зверье — а может, и не совсем дикое?! — безмолвно шло по пятам, приглядывалось к чужаку, забредшему в их лес. То ли Иван вызывал у этого невидимого, осторожного зверья большие опасения, то ли он был для него не особо вкусным, но его не трогали до поры до времени.

Однажды он успел, резко обернувшись, высмотреть меж стволов чёрную исполинскую тень, стоявшую на двух задних лапах, обнимавшую высохшее изломанное дерево, ворочающее уродливой головой на тонкой жилистой шее.

Но тварь молниеносно исчезла меж стволов, только её и видали!

Неба в этом сыром и мрачном лесу не было. Ветви и лианы переплетались наверху узорным причудливым витьем, образовывали купол. Свет всё же проникал откуда-то, сочился понемногу и сверху, и с боков — лес был погружен в трепещущий густой полумрак. И это придавало ему налет таинственности, нереальности.

Сидеть бы вот так, да не вставать! Ноги и спина гудели, но сердце билось ровно и голова была чистой. Иван отдыхал. У него не было никакого плана. Да и какой тут план! Не исключено, что этот бескрайний лес станет его последним пристанищем, могилой, что он уснет навсегда под одним из корявых корневищ. Но даже столь мрачные мысли не давали повода к отчаянью — не был этот дремучий, но вполне живой, напоённый жизнью лес, похож на «сектор смерти», на край, откуда никто и никогда не возвращался. Иван невольно повёл головой, будто отыскивая следы тех путников, что забредали сюда раньше. Какие там следы! Лес был первозданен в своей дремучей первобытной дикости.

Иван не заметил, как заснул. Он уплыл в мир сновидений, не приметив той грани, что отделяла явь от царства грез. И привиделась ему Земля — тихая и ласковая, возрожденная из копоти, асфальтового угара и мрака гигантских городов, его родная Земля, Век бы прожить на ней и не видеть бы ни Дальнего, ни Ближнего Космоса.

Так было всегда: в поиске его тянуло на Землю, на Земле — в поиск, в неизведанное. Снился Ивану какой-то не знакомый ему батюшка-священник, и говорили они о чём-то долго и страстно, но о чём, он не мог уразуметь, будто говорил за него некто другой, более мудрый, старый, проживший жизнь непростую. И было Ивану досадно, неуютно. Они бродили по полю, вдалеке темнел лес, а ветер гнал по густой нечесанной травушке волны, и казалось, это озеро — светлое и загадочное. Ветер трепал длинные волосы батюшки, ворошил бороду, но тот ничего не замечал, он всё пытался втолковать Ивану что-то недоступное, непонятное, и никак не мог. Они не понимали друг друга.

Но всё равно — на Земле было дивно хорошо! Просыпаться не хотелось. А батюшка всё говорил, что Иван должен зажить по-новому, что он уже давно готов, что он уже и жил по-новому, он уже был кем-то, а теперь только должен опять обрести самого себя. И Иван был не против обрести — но как обрести, что обрести… Ветер уносил ответы. И он не мог разобраться в себе, он молчал. Но вместе с тем Иван знал, что это обретение себя уже началось, что с каждым пробуждением он становится немножко другим, вернее, он возвращается в себя, это сейчас — он не совсем он. Путаница! Нелепая путаница! Он спал очень долго, не меньше трёх часов.

А проснулся сразу. Без переходов. Тут же забыл сны.

И чуть-чуть раздвинул веки. Так и есть! Они обступили его, они были со всех сторон. «Гады! Что за гады!» — подумал Иван, ничем не выдавая пробуждения.

В лесу стоял зловещий сумеречный мрак. Но он хорошо видел этих тварей.

Они держались стаей, вздрагивая от нетерпения в одновременно от боязни сделать первый шаг, наброситься на него. Но какая же это стая! В стае все всегда очень похожи, будь то земные волки или зверогрызы с Двойного Ургона. Стая есть стая! А его окружал страшный жуткий сброд. Прямо перед глазами стоял на полусогнутых трясущихся лапах-былинках пузатый, наверное страдающий водянкой полупрозрачный шакал с человеческими глазами на звериной морде — с высунутого дрожащего языка у него капала слюна. Почти под ногами у него притаился в сохлой траве нелепый руконогий червь, кольчатый и омерзительный, но также ненасытно глядящий жёлтыми круглыми глазищами на жертву. Прямо за ним возвышалась неповоротливая туша, усеянная щупальцами и бородавками. Глаз у туши не было, зато она беспрестанно шумно сопела и портила воздух. По другую сторону от шакала, слившись в одно тело, замерли три плоских бледных фигуры, почти человеческого вида, но такие измождённые и вялые, что смотреть на них было тошно. Зато как смотрели они!

Ивану стало не по себе от прожигающего угольно-красного взгляда.

Он чуть скосил глаза вправо — там было не менее десятка смутных теней.

Слева эти твари разглядывались получше. И чего только не было слева.

Казалось, со всего белого, а скорее всего совсем не белого света собрали всю гнусь, погань и нечисть да привели на малую ночную полянку в нехороший лес. Именно нечисть, иначе и не назовешь.

Нелепая стая выжидала. Чувствовалось, что ждать ей нелегко, что эти гады с трудом себя сдерживают. Ну чтож, Иван не привык плыть по волнам.

Хватит уже ждать да догонять. Он открыл глаза и уставился впрямую на шакала. Тот задрожал как-то уж совсем дико, затрясся и вдруг завыл пронзительным мерзким воем. Стоявшие рядом с ним твари отпрянули от него, отступили на два-три шага, у кого как получилось. А кольчатый гнусный червь с жёлтыми глазами наоборот — пополз к Ивану, медленно выгибая свою бесхребетную бледно-зеленую спину. Ну, ползи, ползи, дружок, мы тебя приветим! — подумал Иван. И не дожидаясь, пока мягкий клюв этой гадины коснется его ноги, отработанным молниеносным приёмом размозжил её плоскую безмозглую головенку прикладом лучемёта.

Ну, кто следующий?

Червь бился клубками, свивался в кольца и выпрямлялся стрелой — совсем как земная змея, у которой отрубили голову. Но Иван не смотрел на него. Он был готов поочередно или скопом расправиться с этой разношерстной стаей.

Это не противник, не враг! Его противником может быть существо наделенное помимо силы разумом.

А эти… Они ринулись на него все вместе, разом, справа и слева. Он опередил этих тварей, он уже был на ногах. И он не отбивался. Он нападал: трещали хребты, вылетали клыки из пастей, обвисали на переломленных шеях головы гадин, он их бил прикладом, бил кулаками, ногами, он крушил их, не считая нужным хотя бы раз нажать на спусковой крюк лучемёта или парализаторов. Ему вдруг захотелось выместить на ком-то свою злость, своё непонимание происходящего, свою душевную сумятицу, обиду жгучую. И он молотил этих лесных зверюг так, как их и их родичей ещё наверное никто и никогда не молотил.

Это было лютое смертное побоище. Вопли, стоны, рыки, взвизгиваний, предсмертный вой — всё сливалось в жуткую какофонию, эхом неслось под сводами безмолвного до того леса. Иван бил их беспощадно, не давая бежать, отрезая все ходы к отступлению, настигая и добивая одним точным ударом…

Они уже и не сопротивлялись — они были охвачены животной безумной паникой.

А он всё бил их! Этих гадин нельзя было жалеть, эта нежить не заслуживала жизни!

Но он видел и странное, необъяснимое — разодранные, разорванные в клочья трупы нежити и отдельные члены, корчась, извиваясь, содрогаясь, уползали в лес.

Это было непостижимо, но это было!

Напоследок он настиг мерзкого шакала с человечьими глазами, снова сшиб его с лап. Потом подхватил за задние и кряду раз пять приложил о ствол шипастого пахучего дерева. И наконец, уже зверея от мерзкой жижи, которую нельзя было назвать кровью, но которая заливала его лицо, руки, ноги, Иван разодрал шакала напополам, швырнул к змеящемуся ручью. И затих.

Он ждал. Теперь была его очередь. И он увидал то, чего хотел. Обе изодранные половины шакальего тела, потрепыхавшись немного, поползли в разные стороны, но за стволы, за стволы этих мрачных корявых деревьев.

Они ползли медленно, цепляясь бледными тонкими когтями за каждый выступ, вгрызаясь в мшистую землю, вытягиваясь, истекая зловонной жижей, но ползли, ползли! Ивану стало нехорошо и от увиденного, и от содеянного.

Зачем было так выходить из себя! Эту нежить достаточно было пугнуть хорошенько, и всё! Зря он так, зря! Но какое-то внутреннее чувство подсказывало — всё верно, только так, ведь нежить набирает силы из бессилия противника, ей нельзя давать пощады, ибо она, властвуя над слабыми, не щадит никого и никогда!

Останки шакала скрылись за стволами. Иван оглядел полянку — она была чиста. Лишь чьи-то пузырящиеся внутренности поблескивали в тусклом свете да всё продолжал извиваться безголовый червь, видно, он был иной породы, чем прочая погань. Плевать! Ивану было плевать на всех гадов этой планеты! Он уже не верил, что тут мог быть кто-то нуждающийся в помощи, тем более, кто-то сумевший послать кодированный сигнал в такую фантастическую даль.

Да, Земля была сказочно далеко отсюда. Можно считать, что её и вовсе не было, ибо такие расстояния сводили на нет всё, что лежало за ними. Эх, Земля, Земля!

— А ну выходи! Кто там ещё есть! — заорал Иван во всю мощь своих лёгких. — Выходи на честный бой!

Ему самому было немного смешно. Разбушевался!

Разошелся! А осторожность, а контроль над обстановкой?

И это космолётчик экстра-класса?! И это супердесантник-смертник?! Хорош!

И он с силой ударил себя по колену.

И повалился спиной к тому самому стволу кедра, под которым столь мирно почивал: Что-то с ним происходило не то, что-то непонятное и незнакомое ему самому. Никогда в жизни он не стал бы вести себя столь дико и неосмотрительно, как он вел только что. Это же был вызов, так можно было расстаться с жизнью ни за грош! Глупо!

Чудовищно глупо! Потерять контроль? Нет, он вспомнил, что контроль он над собой не терял, он крушил эту нежить расчетливо и верно. Ну а теперь?

Что дальше?

Из лесу, конечно, на «честный бой» никто не вышел, не выполз, не вылетел. Только из-за ствола вдруг вытянулся безразмерный бледненький, но прочный отросток и принялся шустро и деловито прикручивать Ивана к дереву.

Ничего у травянисто-пресмыкающегося паразита, конечно, не вышло — Иван сразу пресек всё это дело, выдрав из ствола корневище-голову паразита и отшвырнув за ручей. Это не опасности, не те, кого можно испугаться!

Иван снова прикрыл глаза. Ему не хотелось вставать до рассвета. Но он чувствовал в себе силы продолжать путь.

Путь? Но куда?!

Под деревом так хорошо лежалось, ах, как хорошо!

Рассветы и закаты, если их так можно назвать, были в этом загадочном лесу непредсказуемыми. И потому, когда где-то наверху слегка забрезжило, хотя по Иванову расчету было ещё совсем не время, он не удивился. Ночь прошла нормально, и слава Богу!

Он доберется до цели! Все ночные страхи и сомнения рассеялись.

Полумрак воспринимался как свет — привыкнуть к нему было делом недолгим. А раз утро, значит, пора в путь!

Иван встал. Размялся. Ещё раз осмотрел место ночного побоища. Из свежей норы торчали останки червя, кто-то их торопливо утягивал вниз, под землю. Больше ничего не было. Лишь валялся под стволом пахучего шипастого дерева боевой гамма-резак, оброненный Иваном.

Пришлось подбирать, проверять. С резаком ничего не случилось, был новехонек и целехонек.

Сделав первый шаг по выбранному направлению, Иван вдруг остановился.

Задумался. Почему не подняться немного над землей, не осмотреться. Он уже трижды лазил на большие прямые деревья, попадавшиеся ему по пути, да всё без толку. Может, сейчас повезет. Он отстегнул с икры минигарпун-дальнобой, выбрал ветвь в вышине попрочнее, выстрелил крохотным крюком. Вмонтированный в крюк механизм в три секунды поднял его наверх. Иван стоял на толстенной ветви, которая сама могла быть стволом изрядного древа, и глядел вверх.

Никакого особого верха и не было. По-прежнему в высях наблюдалось сплетение ветвей, лиан, мрачных цветов с вялыми лепестками. Иван четырежды повторил маневры с подъемом — и всё с тем же результатом. Датчики показывали, что он на высоте трехсот восьмидесяти шести метров четырёх сантиметров над полянкой. Было совершенно непонятно, как пробивался через всю эту толщу свет, пусть и слабенький?! Иван решил добраться до неба, хотя бы до того, что могло быть источником света, поглядеть, понять. Идти вслепую не было сил. Он ещё раз выстрелил крюком-подъемником. Потом ещё и ещё.

Потом он сам, с ловкостью обезьяны, с младых ногтей скачущей по ветвям, полез вверх. Устал через полчаса, выдохся — видно, притяжение на этой планете было и впрямь побольше земного, недаром по приборам диаметр её вдвое превышал диаметр Земли. Хотя в многопространственных мирах разве что поймешь! Иван прекрасно видел бесцельность своей затеи, но рвался вверх.

Ему нравилось преодолевать расстояния. После ещё семи подъемов на крюке, вымотавшись не только физически, но и духовно, он устроился на отдых — развилка переплетенных чуть ли не корзинкой ветвей-стволов была самим Богом предназначена для отдыха. До полянки, ручейка, норы с останками червя было четыре с половиной километра… а вверху маячило всё то же древесно-лиановое хитросплетёние да пробивался неяркий приглушенный зеленоватый свет. Морока!

Память — своя ли, чужая, непонятная Ивану и не осознаваемая им настойчиво подсказывала — ты всё это давно знаешь, ты постиг это в других местах, тебе знакомо это, ну что ты бежишь, ползешь, что ты Мечешься?!

Лесная крона могла быть бесконечной. Но был выход, был! Точнее, Иван это начал чётко осознавать — был не выход, а вход! Он есть где-то, может, совсем рядом! А может, он вообще, повсюду, в каждом стволе, в каждом дупле?

Иван вспомнил о дуплах и норах, входах и выходах, увидав настоящее чернеющее изрезанным зевом дупло. Он встал, сунулся в него, не чувствуя опасности, но готовый ко всему.

С ужасающим треском, сипом, карканьем и стонами из дупла вырвалась наружу огромная чёрная птица, следом ещё две, и ещё… Все они быстро скрылись за ветвями, лишь чёрные перья ещё долго, кружась, падали вниз.

Иван залез в дупло. Оно было большим, но хода не имело — везде он натыкался на скользкие изгаженные птицами стены — ни просвета, ни прогала.

Тупик!

Так можно тыкаться носом, будто слепой щенок, тыкаться до Второго Пришествия! Иван вылез наружу. Развалился в плетенке ветвей. Уставился вверх. Машинально он вытащил из клапана-боковины шарик-концентрат, разжевал его, проглотил. На день питания хватит, а то и на два-три, если не дергаться по-пустому. Надо спускаться. И так потеряно уймище времени! Вниз!

Он спускался быстро, прыгал с ветви на ветвь, скользил но стволам. И не мог понять, так же, как и когда лез наверх, один ли это ствол огромного высоченного дерева или же это непонятное сплетение стволов, переходящих один в другой.

Странный мир! Такой похожий внешне на земной, и совсем не такой! На спуск ушло больше часа. Но когда Иван приготовился спрыгнуть с одной из последних ветвей наземь — датчик показывал нулевую отметку — он увидал, что никакой земли нет. Ничего не было: ни ручья, ни палой хвои, ни полянки. А были всё те же ветви, лианы, лишайник, мочала полулистьев-полуводорослей…

и зелёная, мрачная пропасть.

Он вонзил крюк в ближайший ствол-ветвь и, пропустив микротрос сквозь кольцо в наручне легкого скафандра, заскользил вниз. Датчик работал исправно, с усердием отмечал: минус десять метров, минус сто, минус двести восемьдесят один, минус девятьсот шестьдесят четыре… Всё это начинало беспокоить Ивана. Он вовсе не собирался посвятить весь остаток жизни прыганью и лазанью по ветвям. И когда он добрался до минус двухтысячной отметки, он вдруг всё понял. Прибор не врет! Но прибор земной, вот в чём чёрт! Он исправно отмеряет расстояние. Только не то расстояние, а прежнее!

Нет!

Этого нельзя было объяснить. Но Иван знал, это так. Чужая память выручила его, подсказала: он сунулся в дупло в одном лесу. А вылез в другом! Зачем он вообще полез туда, зачем?! Теперь он потерял то немногое, что у него здесь было — он потерял опору под ногами, он потерял землю, с её ручейками, полянками, корневищами корявыми, с этой нежитью гнусной. Он потерял землю вместе со всем, что на ней было. И где-то теперь низ, где-то верх?! Надо опять лезть к дуплу, именно тому дуплу, влезать в него и выходить — раз, другой, сотый… до тех пор, пока не выйдет верно, пока не попадет в «тот», в свой лес!

Иван схватился за виски. Он заплутал, заблудился как мальчишка! Но он знал, он помнил — он был уже в таких переделках. Где?! На Гадре нет ничего подобного: там тяжко, жутко, смертельно опасно, но там всё ясно, там есть верх и низ, есть лево и право, там нет пространственных ярусов, нет квазиярусов… Откуда всё это?! У Ивана снова стала раскалываться голова.

Всё! Хватит! Знает, и точка! А откуда, не столь и важно!

Нет, он не полезет к старому, подведшему дуплу, это обманный ход. Он будет искать другой шлюз… Шлюз?!

Ивана словно ошарашило: шлюз, именно шлюз. В памяти высветился какой-то ребристый неподвижный шар на траве, с застывшей на нем сонной фигурой. Но он не узнал этого шара, как он мог его узнать, если ни разу его не видел?! Неважно! Ерунда! Главное, он знает: тут есть шлюзы! А откуда, почему какая разница!

Но где искать другое дупло, где? Иван повертел головой — ничего даже близкого не было видно. Терпение, только терпение! Надо попробовать по горизонтали. Он пошёл по длинной кривой ветви, потом перепрыгнул на другую, третью, четвёртую… Так можно было идти до бесконечности. Но уже начинало темнеть.

Иван шёл до тех пор, пока мрак ни сгустился до непроницаемости. Здесь было темнее, чем в «том» лесу, чем на полянке. И всё же он, не прибегая к помощи контактных линз ночного видения, отыскал подходящую ветвь, примостился на ней.

В эту ночь ему не спалось. Он мог бы усилием воли заставить себя заснуть в любой миг, в любую ночную минуту. Но он не хотел этого. Он сидел и размышлял. Он вновь вспоминал всех четверых, особенно одутловатого, припоминал каждое произнесенное ими слово, интонацию — это тоже было очень важно, осмысливал. Обратное время? Что это? Откат? Они переместили его в другое время, одновременно и омолодив его и оставив ему весь накопленный опыт, память, сознание. Но потом вырезали из памяти то, что им было не нужно?! Но как они могли решиться на такое? Это преступление! Это же…

Иван не находил слов. Может, всё было совсем не так? Он вернётся!

Обязательно вернётся и разберётся во всем! Он ещё здесь постарается разобраться во всем! Откат? Почему его не будет? Хархан? Нет, как ни терзал он себя, как ни выматывал память, ничего не мог понять. И было ещё одно, очень важное и страшное, то, о чём он не забывал ни минуты Программа! Его могли заставить выполнить всё, что им надо. Он был обречён на послушание. И на боль! Лютую боль! Он не знал систем распрограммирования. Ими владели единицы, ведь вся эта магия была запрещена на Земле и во всех цивилизованных мирах Вселенной, только изверги-нелюди могли пойти на программирование свободной человеческой личности, только палачи-вивисекторы… или же заведомые преступники, которым нужен зомби-робот для исполнения их черных замыслов. Всё так! Но хватит уже травить себя! Хватит! Надо сосредоточиться на окружающем, надо выйти из проклятого заколдованного крута. Надо!

Иван прикрыл глаза.

Ему было плохо.

А когда он открыл их — всего через несколько секунд — вокруг опять стояла нежить. Жуткая, трясущаяся, бледная во мраке нежить. Этих гадин было меньше, чем там, у ручья. Но они были гаже и чуднее. Это была крылатая нежить. Иван видел чёрные, большие сложенные крылья. Но он не мог понять, как эти твари летают среди корявых торчащих тут и там стволов. Где здесь вообще можно летать?! Можно перепрыгивать. Можно перелетать с ветки на ветвь. Но такие огромные крылья нужны для полета… Да! Где-то есть шлюз!

Вся эта нечисть лезет в лес из шлюзов, надо только проследить за ними, ухватить одну такую чертову тварюгу за хвост, вцепиться и держаться, пока не вынесет к переходному шлюзу, а то и в пространство-ярус! Только поди, уцепись!

На этот раз он неосторожно повернул голову. Чёрная крылатая стая тут же рассыпалась, только пахнуло в лицо взбаламученным сырым ночным воздухом.

До чего же трусливы! Погань! Иван не сдержался, плюнул вслед, брезгливо оттер губы. Какая погань! Им бы спящего, беззащитного придавить — скопом, стаей!. Надо на ночь ставить защитный барьер. Иван не любил всех этих сложностей, они отрезали его от окружающего — любой барьер это барьер. Для того, чтобы вжиться в мир исследуемой планеты надо наоборот устранить меж ним и собою все препятствия, надо прочувствовать его до конца, пройтись по нему босиком, подышать его воздухом, испить его водицы.

Он включил маленький фонарик, закрепил его на стволе — кружок света получился совсем крохотный, с ладонь. Но этого вполне хватало. Иван вытащил из локтевого клапана пучковый нож-скальпель… и, помедлив с секунду, резанул по стволу. Бурая жидкость ударила фонтаном. Иван еле успел увернуться. Противный запах полез в ноздри. Странное это было дерево! Когда жижа почти перестала сочиться, Иван засунул внутрь разреза руку, засунул чуть ли не по локоть. Долго щупал мяготь, совсем не древесную и не травяную, это было похоже на ощупь на тело животного, точнее, на его внутренности — горячие, скользкие, выскальзывающе-упругие. Иван с чавканьем и хлюпаньем высвободил руку, стряхнул вниз что-то налипшее и противное.

Постучал костяшками пальцев по коре — кора как кора, обычная! Он усилил свет, всмотрелся в разрез — что-то там булькало, пузырилось, наверное, в дереве происходили процессы, что происходят в любой живой ткани, пытающейся зарастить рану, зарубцевать её, не дать через неё проникнуть внутрь организма непрошенным гостям. Иван улегся на стволе поудобнее и запустил руку в дыру по самое плечо.

Он чувствовал — там должно быть что-то ещё! Если это не дерево, — а какое-то непонятное животное, значит, под слоем кожи, мяса, должна быть кость, должны быть нервные окончания… Он разберётся со всеми этими чудесами! Вот! Иван нащупал нечто твердое, волокнистое. Потянул на себя.

Он весь взмок и выдохся, прежде чем вытащил наружу несколько послушных, извивающихся тонких нитей.

Но эти нити только на вид казались живыми. Иван ухватил их за концы, растянул, поднёс ближе к глазам, долго разглядывал. Потом всматривался в места обрыва, в срезы… Этого не могло быть! Но это было. Такие штуки вышли из употребления лет четыреста назад, Иван с трудом вспомнил древность, кошмарная древность: гибкие оптические стекловолокна, универсальные проводники, незаменимые в любой более менее сложной инфраструктуре, но канувшие в Лету сразу после открытия Д-проводимости.

Непостижимо! Внутри живой ткани эти искусственные «нервы»?! Значит, это дерево кем-то создано?

Значит, он только что-то прервал связь, оборвал проводники, по которым… Иван встал, шагнул на другой ствол.

Осторожно надрезал кору, провёл скальпелем глубже, ещё глубже — обычное дерево: мясистое, волокнистое, мягковатое в сравнении с земными, но дерево. Он попробовал ещё в трёх местах — деревья как деревья! Но кому могло понадобиться прокладывать среди этого дремучего нехоженого леса «живой» кабель с оптико-волоконной начинкой?! И вообще — где он?!

Каким-то седьмым чувством он ощутил внезапную опасность. Поздно! Перед глазами мелькнули чёрные мохнатые лапы, сдавило голову, ноги опутало тысячью пут, в веки, виски, шею впились мягкие, но неумолимо давящие иглы… А как же система ближнего оповещения?! Как же выработанное годами тренировок предчувствие опасности?! Иван не думал, не размышлял. Он сейчас действовал как робот, он знал, что ему отпущены мгновения, что если он опоздает… Он не стал вырываться, размахивать руками и ногами, извиваться, биться будто рыба в сетях. Наоборот, он подогнул ноги, сжался в комок, стремясь защитить открытую голову… и мысленно дал команду малому «мозгу» скафандра — вспышка голубовато-сиреневого света озарила дебри, включилась высоковольтная защита внешнего ирридиево-пластикового слоя. Жутко взвыли вокруг — сразу на сотню глоток.

Нестерпимо ударило в нос паленой шерстью. Путы ослабли… И Иван не удержался. Он камнем полетел вниз.

Он сорвался с широченной ветви, потерял опору, равновесие. Он ещё был в полушоке. Он ничего не понимал.

Кто на него напал? Откуда? Почему? Несколько сильных ударов о ветви привели его в чувство. Он зацепился за скользкую и вихлявую лиану, ударился напоследок о замшелый вонючий ствол дерева-животного. И замер.

Стоны и вопли всё ещё неслись сверху. Да, это заколдованный лес! Здесь всё необъяснимо с точки зрения здравой человеческой логики. Здесь всё иное.

Но… здесь есть шлюзы. Значит, отсюда можно выбраться! Эти подлецы знали, кого посылать! Иван заскрипел зубами. Он был готов разорвать собственными руками тех, кто его запихнул в эту гиблую дыру. Самих бы их сюда! Он вдруг расслабился. Злость испарилась. Что взять с этих червей?! Да попади они сюда, давно бы уж белели их косточки в лиловом лишайнике средь зеленой колдовской чащобы! Плевать на них!

Он ещё раз ударился о липкий отвратительный ствол, выпустил из рук лиану, скользнул вниз и, оттолкнувшись от первой же попавшейся под ноги ветви, прыгнул вправо — это был мастерский прыжок Иван пролетел в воздухе метров двенадцать и упал на все четыре конечности. Мох! Это был мох!

От неожиданно нахлынувшей радости Иван повалился на спину, дважды перекатился по мягкому обволакивающему мху. Вскочил на ноги. Он был на земле. А это уже половина дела!

Индикатор тлел ровненьким зелёным огоньком — стало быть, всё в порядке, опасаться нечего и некого. Хотя… Иван потёр шею, виски. Что же это было? Ладно, потом Разберёмся. Он пошёл куда глаза глядят, во тьму и мрак, не выверяя направления, доверяясь только чутью.

Призрачный мерцающий рассвет застал его под огромным, изуродованным болезненными наростами деревом. Иван точно помнил, что заснул он между двумя выгнутыми, торчащими из земли корнями — ложбинка между ними была мягка и уютна. Но за ночь, видно, что-то изменилось — множество переплетающихся корневищ образовывали над лежащим узорчатую причудливую решетку. Что это? Западня? Сеть? А может, он умудрился заснуть под деревом-людоедом, опутывающим уставшего путника корнями, как паук опутывает глупую муху паутиной? Иван решил не дергаться. Время покажет.

Он лежал и смотрел вверх. Сквозь корневища, листву и лишайники пробивался сумрачный зеленоватый свет.

Это был какой-то другой лес. Совсем не тот, в котором он воевал с трусливой и трясущейся нечистью, не тот, в котором без устали лез всё выше и выше по бесконечным ветвям и стволам.

Прямо из корявого обломанного сучка, торчавшего на корневище вверху, сочилась ядовито-красными капельками странная маслянистая жидкость.

Капельки падали.

Иван проследил глазами путь одной из них — тугой шарик ударился в.

серебристую поверхность скафандра на груди, скатился живым ртутным катышем, тихохонько зашипел на нежном зелёном листочке. Листочек скукожился, опал в сиреневый мох. Не прошло и секунды, как от нежной зелени осталось лишь сырое розовое пятнышко, мох просел.

Хорошие дела, подумалось Ивану, а если бы эта капелька упала на щеку, угодила бы в глаз?! Нет, тут долго задерживаться не стоит. Он обвел взглядом живую решетку — сучочков с дырочками было не меньше сотни!

Он поднял руку и дотронулся до ближайшего. Сучок оказался не сучком, а мягкой слизистой трубочкой. Но сам корень был обычным — корень как корень.

Иван попробовал было его на прочность. Ничего не вышло. Тогда он уперся в землю, надавил сильнее. Это было какое-то каменное дерево! Ни одно из корневищ не поддалось ни на йоту! Надо резать! Иван уже потянулся было за плазменным резаком. Но что-то остановило его. Не спешить.

Главное, не спешить! Он проследил пути ещё десятка красных капелек вреда они пока не причиняли никакого. Да и какой вред можно причинить ирридиево-пластиковой обшивке скафандра?! Иван выдвинул из-под шейной пластины прозрачное галлозоновое забрало. Теперь и вовсе бояться нечего.

Подождем!

Какая-то непонятная, и, казалось, совсем не его память вдруг подсказала: не надо дергаться! не надо суетиться! не надо спешить! Надо думать. Ежели это живоедящее поганое древо заманивает добычу в свою клеть и не дает ей выбраться до поры до времени, значит, оно должно пожирать эту добычу. Но как? Капельки капельками, пускай они растворяют плоть, просачиваются… но не может же быть, чтобы растворилось и просочилось сквозь мох что-то большое, живое… Стоп! А почему, собственно, не может?

Очень даже может! Эта впившаяся хищными корнями в землю плотоядная гадина именно растворяет добычу, а потом впитывает в себя, впитывает в этот мягкий, такой уютный и усыпляющий мох.

Иван почувствовал как испарина покрывает лоб. Да, можно в минуту прорезать, прожечь живую решетку, выбраться, выкарабкаться на волю…

Только вот на волю или в новую клетку? В клетку! Все эти заколдованные леса и есть клетки без входа и выхода, без дверей и окошек. Это огромные живые или полуживые тюрьмы! Нет, он не будет рваться и метаться! Надо искать! Но что искать?!

Ивану вдруг стало смешно. Что искать… Эти сволочи забросили его сюда… и бросили! А где Программа? Ведь она-то для чего-то нужна?! Ведь не только лишь для того, чтобы мучить его чудовищными болями, терзать и заставлять совершать глупейшие и опаснейшие вещи! Почему не срабатывает эта чёртова Программа, когда он попал в ловушку, когда надо спасать его?! Нет!

Это нервы!

Хватит психовать! Никакой ловушки нет. Это детские игры, это вообще ничто в сравнении с псевдоживыми лабиринтами смерти планеты У, где он провёл в жутком заключении почти год. Это даже не подводные рудники проклятой Гиргеи! И не утроба живородящего астероида Ырзорга, вынырнувшего в Созвездии Псов из какой-то Иной Вселенной. Это жалкое дерево-людоед! И у него жалкая, примитивная утробишка… Вот! Вот то, что нужно! Под этим мхом-фикцией — утроба, брюхо древовидного хищника. Конечно, лезть в его поганое нутро не особо приятно. Но что делать, надо использовать любую возможность, лезть в любую дыру, искать шлюз… Или до бесконечности блуждать по лесу-тюрьме!

Иван вытащил из бокового клапана шарик биопластика. Из этой липкой дряни можно было сделать всё что угодно, и потому её обязательно клали в десантные комплекты. Он поднёс шарик к глазам и, используя малый «мозг», дал команду. Через пять-шесть секунд шарик превратился в очень плоское и очень большое блюдце. И почти тут же в это блюдечко скатилась первая красная капля.

Через полчаса, когда у Ивана от напряжения начал затекать позвоночник, блюдце было почти полным. Кровавая маслянистая жидкость пузырилась и булькала в нём.

Кислота! Анализатор показывал, что это именно кислота животного происхождения, нечто сходное с желудочным соком, только неземное и очень-очень эффективное. И кого эта тварь здесь жрет? Кто здесь бродит? Кто спит в мшистых постельках?! Нечисть? Иван сотворил с краешку блюдца носик, выгнул его… и разом вылил содержимое прямо себе под спину. Мох зачавкал, захлюпал, затрясся. Дохнуло вонючим, гнилистым смрадом.

За чистоту скафандра Иван не беспокоился — к обшивке ни одна дрянь не пристанет. Но всё равно было противно.

Пора!

Иван уперся ногами в решетку. И почувствовал, что мох под спиной поддается. Ну, ещё немного! Зачавкало сильнее. Завоняло уже невыносимо. Это мембрана-перепонка! Точно! Шлюз! Иван не понимал, откуда эта уверенность, откуда?! Но он уже знал, что надо делать. Он оттолкнулся ногами со всей силы… за спиной последний раз чавкнуло, хлюпнуло… и он полетел вниз, в утробу дерева-людоеда, в зловонное брюхо. Это был не полёт даже, и не падение, а прерывистое неравномерное скольжение.

То и дело Иван цеплялся стволом лучемёта, локтями, коленными переборками, забралом за противно-мягкую мокрую и теплую плоть — что-то рвалось с треском, хлюпало, ухало, булькало… и его несло дальше. Дышать становилось всё труднее. И Ивану пришлось замкнуть забрало затылочным щитком, включить подачу дыхательной смеси. Забрало, конечно, не шлем. Но что поделать, шлем остался в болоте. Ничего, ничего… успокаивал себя Иван, отыщется дверка, отыщется! Он теперь понимал, что дерево не могло иметь такой огромной «утробы». Это было что-то иное. Это был непонятный гигантский подземный организм, и, наверняка, торчащее сверху деревце всего лишь одно из его многих щупальцев-отростков. Да, именно так! Он проскользил уже не меньше километра, а конца и краю не видно.

Анализаторы показывали, что вокруг живая плоть. И нет в этой плоти ничего неживого, нет никаких оптиковолоконных жил, нет ни металлов, ни кремнистых образований, ничего нету… кроме теплого насыщенного каким-то подобием крови, мяса, сосудов и сосудиков всех размеров, кишок, труб, вен, артерий, каких-то связок и узлов… Всё это содрогалось, пульсировало, текло, билось — короче, всё это работало, жило.

У Ивана комок подкатывал к горлу, хотелось нажать на спусковой крюк лучемёта: жечь! жечь! жечь всю эту гадость, пока насквозь не прожжешь!

Вырваться отсюда! Скорее вырваться! Но рассудок подсказывал: не надо ничего делать! Наоборот, надо отдаться этому скольжению.

Ведь пока что этот колоссальный живой организм ничего особого не предпринимает против вторгнувшегося в него. А попробуй-ка начни причинять ему вред — и кто знает, может на «чужеродное тело» тут же набросятся защитники этого организма, какие-нибудь тутошние лимфоциты… что тогда?! И всё равно — хотелось разорвать, разодрать живую стену, отгораживающую от мира. А если весь этот мир такой? Если он весь живой? Вся планета?! Ивана поразила внезапная догадка. А почему и нет?!

Ведь дремучий бескрайний заколдованный лес мог быть всего лишь волосяным покровом живой планеты, её шерстью… Нет, надо жечь!!! Иван еле сдержался. Бред!

Всё это бред!

Он уже больше часа болтался в скользких мерзких внутренностях.

Д-сканнер, встроенный в подбородочную пластину, прощупывал пространство метр за метром, пронизывал живую толщу своим незримым щупом — всё без толку.

Ни конца, ни краю не виделось! Ещё через полчаса Иван сообразил раскидать по пути с десяток психодатчиков-буев. Если цепь скольжения замкнута, он обязательно вернётся к ним, услышит их.

Датчики бесследно канули в безразмерной утробе.

Нет, это не живая планета! Это не путь к шлюзам! Это всё тот же «лес», всё та же тюрьма-лабиринт, из которой выбраться невозможно! Иван криво усмехнулся — в предыдущей «тюрьме» ему больше нравилось. Да уж поздно горевать.

Лучи обычного, а заодно и ультраинфрапрожекторов ни черта не освещали кроме кроваво-коричневой мути и сиреневых прожилок. Всё это могло длиться до бесконечности. Но Ивану не светило целую бесконечность торчать в чьем-то брюхе. На одном из особо крутых поворотов он не выдержал, вонзил кистевые телескопические шилоножи в сырую плоть. И от резкой остановки ударился лицом в забрало — почему-то не сработали предохранители. Бог с ними! Сейчас Ивану было наплевать на всё. Он врезался ручной выдвижной сферопилой в живую булькающую плоть. И стервенел. Плоть поддавалась. Ещё бы ей не поддаваться — пила работала на полную мощь, и её лезвие, крошившее в пыль гадрианский алмазобазальт, не вязло. Оно было универсальным, только оно могло справиться здесь. Никакой лучемёт не поможет, тем более, плазменный резак, только оно!

По внутренностям пробегали мощные конвульсии, скользкая и широкая труба-артерия начала вдруг сокращаться, сжиматься, словно пытаясь сдавить лазутчика, пробравшегося внутрь, задушить его. Но Ивана невозможно было остановить. Он вырубал, выгрызал куб за кубом отвратительное трясущееся мясо, отпихивал от себя, толкал вниз, в скользоту и сырость. Какая-то белая мутноватая жидкость сочилась изо всех стен, заполняла трубу, пузырилась. Индикаторы показывали опасность.

Анализатор никак не мог разобраться в химическом составе жидкости. А Иван всё резал и резал плоть этой живой «тюрьмы». Он вгрызся на шесть метров, восемь, пятнадцать.

Жидкость вязла, твердела, мешала работать, пыталась опутать его коконом. Но Иван работал, он даже не включал силовой защиты. Лишь время от времени вытаскивал лезвие пилы и обрубал белые липкие нити то справа, то слева от себя. На двадцатом метре он почувствовал, что пила упирается во что-то твердое, и надавил сильнее.

С тягучим треском, скрипом, скрежетом разрушилась невидимая ещё преграда. Одновременно сзади надавило, наперло, нажало. Иван ощутил, что его выбрасывает куда-то мощная струя. Но он удержался за края, застыл… И всё понял.

Под ним был лес. Тот самый.

Кровавая струя, смешанная с липкой белой мутью, била из ствола, норовила выпихнуть незваного гостя.

Улучив момент, Иван выкарабкался из дыры прямо на развороченную изуродованную кору дерева. Но поскользнулся, не удержался. И рухнул вниз.

Мох оказался не таким уж и мягким — он так ударил в ноги, а потом и спину, что у Ивана помутилось в глазах. Сверху прямо на голову упал лучемёт.

Всё надо было начинать с начала.

Иван опустил забрало. Уставился на затягивающуюся дыру в коре, потом на сворачивающуюся во мху маслянисто-багровую, почти почерневшую жижу. Он устал. Он бесконечно устал в самом начале пути.

И он не сомневался, что это именно самое начало.

Дело было дрянь.

И вот тут-то он увидал шлюз.

Он потом понял, что это шлюз. А в начале было какое-то движение у корней полусгнившего дерева-обрубка, шевеление… будто вспучилась палая листва, перемешанная с хвоей, вздыбилась, и раскрылось чёрное дупло, и вылезло оттуда на сумрачный свет до того корявое, сгорбленное и морщинистое существо, что зарябило в глазах, замельтешило. Иван надавил на переносицу, прогоняя видение. И оно тут же пропало. Но стоило лишь пальцам ослабить давление — и вновь замельтешило, засуетилось нечто похожее одновременно и на крысу, и на маленького корявенького человечка в серо-чёрном балахоне, в низко надвинутом на глаза капюшоне, с кривой клюкой в морщинистой руке-лапке.

«Пойдем!» — прозвучало вдруг в голове у Ивана.

Он снова потёр переносицу, закрыл один глаз, надавил на веко — видение исчезло, лишь рябь колыхнулась меж кореньев. Даже дупла никакого не было.

Но стоило опустить руки — и карлик-крысеныш стоял словно наяву.

Непомерно большой, свисающий вниз морщинистый нос, отвисшая слюняво-поблёскивающая губа, выпученные базедово влажные чёрные глаза, усыпанная паршью, перхотью морщинистая кожа. И рост! Самое главное, это рост — в существе было не больше трёх вершков росту! Но глаза глядели уверенно, нагловато. Было в них что-то нелюдское. Иван даже тряхнул головой — откуда тут людское!!!

«Пойдем!» — прозвучало снова.

Неведомая сила подняла его на ноги. Повела.

Когда дупло было совсем рядом, карлик вдруг исчез.

Но неслышимый зов прозвучал в голове в третий раз: «пойдем!»

Это был шлюз! Чужая память всё помнила. А значит, помнил и Иван. Шлюз!

Возле каждого… почти каждого шлюза свой страж. Да, карлик-крысеныш, морщинистый гном несомненно был стражем шлюза! Иван встал на колени.

Заглянул в дупло. Темно, сыро — опасности индикатор не показывал. Пальнуть бы внутрь пару раз из лучемёта, подумалось Ивану. Но нет! Нельзя! Он согнулся в три погибели. И полез в чёрную дыру.

Запах плесени сразу ударил в нос. Откуда он в старом гнилом дупле?

Иван включил контактные линзы ночного видения… и ничего не увидел. Или проклятые линзы вдруг вышли из строя… или… Он ничего не понимал. Но глаза потихоньку привыкали к темноте.

Первые три шага Иван сделал на ощупь, вытянув вперёд левую руку, в правой сжимая наизготовку лучемёт.

Индикатор тлел зелёным светляком Плесень! Да, вовсю несло плесенью.

Иван стал различать отвесные стены, ровный твёрдый пол, усеянный шуршащей шелухой. Как-то всё это не вязалось с внутренностями дерева, пусть оно хоть живое, хоть неживое. Темная даже во тьме карликовая тень таяла где-то впереди, ускользала. Смутное подозрение охватило Ивана столь внезапно, что он вздрогнул, мороз пробежал по спине. Медленно, боясь сделать резкое движение, он повернул голову назад. Там была темнота, точно такая же как и впереди, как и с боков. Иван вернулся на три шага, опустился на колени. Никакого выхода, никакого отверстия не было! Он провёл рукой по гладкой холодной поверхности. И вдруг понял — это камень, сырой заплесневевший от старости и сырости камень. Он поднялся, не отрывая ладони от камня, ощупывая его, ища трещинки или выбоины. Но ничего такого не было и в помине. Это был не просто камень. Это была стена!

Молотом ударила мысль: шлюз! Он вошёл в шлюз!

Он не в дупле, и не в лесу, он совсем в другом месте. Иван задрал голову вверх. На лицо упала холодная капелька. Откуда? Сейчас Иван кое-что различал — стена уходила ввысь. А с обеих сторон были ещё стены — ровные, гладкие, явно не похожие на внутренности простой пещеры. Это были рукотворные стены. Они замшели, заплесневели, но было ясно, что их сотворила рука человека.

Иван поперхнулся. Человека?! Не надо спешить с выводами.

«Пойдем!» — кольнуло в мозг.

И он пошёл.

Пошел в темноту и неизвестность. Пошел на призрачный зов, не понимая ничего, но приготовившись ко всему. Кем или чем был корявый морщинистый карлик — галлюцинацией, наваждением? А может, это абориген, местный житель, туземец? Тогда почему он пропадает, когда нажмешь на глазное яблоко? Ведь это испытанный способ, которым можно отличить реальность от миража…

Нет, тут что-то другое.

Иван шёл медленно, озираясь, выставив вперёд руку, хотя особой нужды в этом уже не было — с каждым десятком шагов становилось светлее. Правда, свет был каким-то зыбким, мигающим, словно где-то далеко или высоко горели свечи на ветру. Только какие тут, в чуждом мире, свечи!

Пол шёл под уклон и был он таким же холодным каменным заплесневелым как и стены. Местами из черных извивистых трещин торчали грибы-поганки на тонких немощных ножках. Грибы эти чуть светились. Но основной свет шёл не от них. Иван почти неотрывно следил за показаниями индикатора опасности и анализатора — оба прибора молчали. Нет, здесь надо было больше полагаться на собственное чутье.

Впереди то появлялась, то исчезала в неровном свете карликовая тень.

Иван шёл следом, да и куда ещё он мог идти в этом узком каменном, вытянутом в неизвестность мешке. Он уверял сам себя, что карлик наведённый фантом, а следовательно, он сам обнаружен, его «ведут», он «под колпаком». Ощущение было не из приятных, но куда деваться! Ивану хотелось выругаться вслух и выкрикнуть в сумеречный туман: «Эй, вы! Выходите! Покажитесь, мать вашу!

Хватит уже в прятки играть! Уж коли обнаружили лазутчика, выследили, так и берите, чего выжидаете?!» Но он знал, что криками и воплями не поможешь.

Терпение, и только терпение!

Уклон становился всё круче, пока не перешел сначала в пологие и достаточно ровные ступени, а потом и в крутые, кривые, разбитые.

Карлик-фантом вел его вниз. Но куда? И как всё это совместить с безразмерным живым брюхом, занимавшим, казалось, все недра планеты? Где теперь это брюхо? Может, оно за тыщу парсеков отсюда… Иван поймал себя на странной, непонятной ему самому мысли — почему за тысячу парсеков? ну почему? и откуда это уверенное, но какое-то подсознательное знание о шлюзах?! Ведь нигде ему никакие «шлюзы» отродясь не встретились: ни на Гадре, ни на Гиргее, ни на планете У, ни в Осевом пространстве… непостижимо! Они отняли у него что-то! Отняли очень важное и нужное именно здесь, именно теперь. Ну ничего, он ещё вернётся! Он вернётся вопреки здравому смыслу и логике, вопреки всем законам жизни и смерти, он вырвется из проклятого мира планеты Навей… и тогда…

Приглушенный шум за спиной прервал размышления Ивана. Но он не обернулся, не сбавил шага, он знал — нельзя выдавать себя, реакция не подведет, он успеет собраться… Не успел! Первый удар обрушился на плечо — что-то тяжёлое блестящее выбило сноп искр из обшивки скафандра, соскользнуло и опять взлетело вверх. Второго удара не было. Иван успел перехватить мертвой хваткой кисть нападавшего, рванул на себя — захрустели переломанные кости, что-то огромное чёрное с горящими жёлтыми зрачками повалилось на сырой пол, глухо рыча, роняя пену из пасти. Иван не смотрел вниз. Он держал в правой руке трофей — огромный тяжёлый двуручный меч.

Таким можно было запросто отмахнуть голову жеребцу-двухлетке или уготавру с Двойного Циклопа. Меч был явно старинной, ручной работы — такой заслуживал особого внимания. Но рассмотреть антикварную вещь не дали. Дюжина черных расплывчатых теней медленно выбралась из кромешной тьмы в полумрак и неотвратимо надвигалась на Ивана полукольцом.

В лапе у каждой тени сумрачно посверкивало тяжёлое железное оружие, заслуживающее не меньшего интереса, чем двуручный меч.

— Угхр-р-р-ыыыы-и… — прохрипело снизу, и что-то мохнатое ткнулось в колено Ивану.

Он не взглянул вниз, некогда было. Выверенным движением Иван опустил ногу в кованном шипоребристом сапоге скафа на хребет поверженному противнику — и после того, как тот не понял «намека» и попытался было дернуться, резко нажал, с вывертом и растяжкой. Хребет затрещал, хрипы смолкли, под сапогом стало сыро и скользко.

Левая рука машинально вскинула лучемёт, оставалось нажать на поблёскивающий металлом спусковой крюк — и эта мохнатая свора… Нет, это не свора! Иван всё прекрасно понимал. Животные не бьются мечами и боевыми топорами. Это люди! Он пристально всмотрелся, пытаясь в зарослях шерсти, спутанных волос различить лица. Не различил. Только злые огоньки глаз горели в полумраке. Тьфу! Какие это люди! Тринадцать против одного, не пытаясь понять, кто он, зачем он здесь?! Иван в таких случаях не любил миндальничать. Он прекрасно знал, что рассуждать о гуманизме и непротивлении можно очень долго, страстно и мудро, но лишь в удобном мягком кресле. Поглядел бы он, как повели бы себя все эти умники-гуманисты в гадрианских джунглях, в компании звероноидов, или, к примеру, вот тут! Всё это прокрутилось в его мозгу за долю секунды, за тот миг, пока палец, на спусковом крюке застыл, готовый для движения и в одну, и в другую сторону.

Нет, он будет драться с ними их оружием! Лучемёт покорно скользнул в заспинный клапан-чехол скафандра, еле слышно щелкнули фиксаторы.

— Ну, гостеприимные хозяева, давай, налетай! — бросил он мохнатым беззлобно, ещё раз вскинул меч в руке, взмахнул им приглашающе, выделывая в сыром воздухе тройную рассекающе-обманную спиралепетлю. За последние годы он начал понемногу забывать спецприёмы боевого фехтования. Вот он и представился прекрасный случай обновить навыки.

Иван еле успел пригнуться — сверкающая молния пронеслась над головой.

Что за дьявол! Это напали сзади.

Но почему он ничего не чувствовал?! Почему молчат индикаторы! Где выработанное годами седьмое чувство — чувство опасности, никогда не подводившее его в сложных ситуациях?!

Иван одним ударом перерубил ноги напавшему сзади — тяжеленное мясистое тело рухнуло в плесень и сырость, скрючилось. Но теперь обстановка прояснялась — позади было ещё одно полукольцо, и снова дюжина! Они окружили его. Заманили и окружили! Ну братья-гуманоиды, держитесь!

— Может, поболтаем для начала?! — выкрикнул Иван весело, вовсе не надеясь, что местные его поймут. — Что ж вы, ребята, не слыхали, как контакты положено наводить?! Эх, вы — чучела гороховые!

Он не сомневался в своей победе. И дело вовсе не в том, что он в непробиваемом скафе, и не в том, что он знает приёмы кругового боя, которые им, судя по всему, незнакомы. Дело в другом — ему надо выжить, надо сохранить себя для более важной встречи. И потому — только наверняка, только!

Выжидать — дело гиблое. Иван разогнулся и в один прыжок преодолел расстояние, разделявшее его с задними мохначами. Те и испугаться толком не успели, — блистательное «северное сияние» гирляндой сполохов вспыхнуло во тьме, будто не один меч был в руке нападавшего, а тысяча. И полетели в стены, к потолку, наземь тяжеленные боевые топоры, кистени, мечи, пики с иззубренными концами. Лишь брошенная чьей-то меткой рукой-лапой тяжёлая цепь звякнула по обшивке, захлестнула ногу ниже колена. Иван даже нагибаться не стал.

Следующей серией ударов он уложил всю дюжину в плесень. Он бил только голоменью меча, плашмя, но бил на совесть, не щадя отвыкшей от рукояти кисти. Он уже чувствовал — сзади вот-вот огреют, не дай Бог попадут по незащищенной голове, не дай Бог! Ведь они его щадить да жалеть не станут, не для того заманивали. Впрочем, заманивали не они. Они только исполнители.

— Ну, получай, шустряк! — выкрикнул он, резко разворачиваясь и с лету отрубая мохначу-наглецу мохнатую кисть вместе с зажатым в ней топором-секирой. Кровь брызнула в лицо — Иван еле успел увернуться.

«Китайским веером» он уложил шестерых, рукоятью сбил с ног седьмого. И замер. Оставшиеся пятеро шли на него стеной. Сзади подползали ещё трое.

Они, видно, не чувствовали боли, не боялись. Инстинкт самосохранения у них, что ли, выдохся? — подумалось Ивану. — А может, это… роботы или зомби?!

Неважно! Какое это имеет значение сейчас! Он бросил меч под ноги. Потер руки, не снимая тонких сенсорно-активных перчаток. Сосредоточился. Собрал волю в кулак. И мысленно приказал пятерым мохнатым бойцам остановиться он внушал не словесным приказом, который мог бы подействовать на землянина, нет, он навел на всех пятерых усиленный гипнообраз бушующего пламени на том самом месте, где стоял. Это должно было подействовать на любое существо, не желающее бесцельно погибнуть…

Не подействовало! Мохначи приближались. Они даже на миг не приостановились, не вздрогнули… Иван опешил. У существ такого порядка, даже если они полуразумные или псевдоразумные, нервная система должна принимать гипнообразы, должна давать сигнал в мозг!

Что-то тут не то! Он потянулся рукой к глазу. Но остановил движение на полпути. Надо было обороняться — рядом с ухом просвистело резное лезвие обоюдоострой секиры-алебарды — и где они только набрали всего этого?!

— Ну, держись, друга любезные!

Иван ребром ладони перешиб древко секиры и, не теряя размаха, саданул в мохнатую морду — кулак погрузился в вязкую мякоть. Вторым ударом, прямиком в грудь, Иван сбил нападавшего с ног, вспрыгнул на него, ломая шейные позвонки.

Оставалось четверо спереди и трое полуживых сзади.

Одному Иван выбил коленную чашечку. Но тот не упал.

Пришлось бить ногой в горло. Другого он опрокинул мастерским классическим ударом в подбородок. От осознания, что кто-то неведомый, из местных властителей, наблюдает откуда-то из безопасного места за всей этой потасовкой, у Ивана комок к горлу подкатывал, ему становилось тошно и хотелось остановиться, завопить во всю глотку: «Вы что, олухи чёртовы, совсем охренели тут! Кто так встречает гостей! Хватит! Хватит, мать вашу инопланетную!!!» Но вместо этого приходилось вовсю дубасить мохнатых тварей. Двух оставшихся Иван вывел из строя надолго, он сразу это определил, удары были полусмертельными, запрещенными (но разрешенными, когда деваться некуда!) Всё, хватит!

Он устал и даже взмок, несмотря на то, что «малый мозг» скафа поддерживал меняющийся в зависимости от состояния организма микроклимат тело не должно было ни перегреваться, ни переохлаждаться. Троих ползущих Иван добивать не стал. Он ухватил их за задние лапы, бросил в основную кучу поверженных. Потом огляделся. И поочередно перебросал в общую «братскую» кучу и всех остальных. Пускай наблюдатели поглядят да потешатся!

Встал, опустил руки. Он устал. И ему порядком всё надоело. И где этот хмырь-карлик?! Где этот морщинистый лилипут-крысеныш?! Заманил, гад, на верную смерть, а сам свалил, смылся! Эх, попадись ты теперь под горячую руку!

Иван вдруг вспомнил о том, что так и не успел проверить… Нет, бред, ерунда, как такое могло прийти в голову, с какой стати ему сражаться с призраками, да и вот — от ответного удара последнего мохнача скула припухла, вот она, Иван потрогал щеку. И всё же надо проверить.

Он нажал указательным пальцем на глазное яблоко — все реальные предметы должны были раздвоиться, все нереальные… Куча мохначей не раздвоилась. Он воевал именно с призраками! Иван повторил, перепроверил себя — куча вообще пропала. На её месте дымилась желтым дымком лужица зеленой слизи.

Но мечи, шестоперы, алебарды, пики лежали на заплесневелом полу, будто подтверждая, что побоище всё же было.

Иван нагнулся, поднял свой, первый меч, сунул его в клапан-ножны за спину. Сплюнул под ноги — тьфу ты, пропасть! И пошёл вниз, туда, где снова начинались корявые ступеньки. Теперь он пойдёт до конца! Теперь его остановит только…

Через сотню шагов он со всего маху налетел на невидимую преграду и чуть не свернул себе шею. Это был конец света. Иван кулаком ударил по индикатору, который беззаботно светился мирным зелёным светлячком. Что происходит? Он не чувствовал преграды. Приборы её не регистрировали.

Анализатор вообще молчал, хотя просто по всем своим обязанностям должен был предупредить о появлении на пути непонятного предмета, разложить его на составляющие, проанализировать, дать ответ… Но тем не менее преграда была.

Иван протянул руку и нащупал её — ровная гранитно-твёрдая стена.

Невидимая стена. Он вытащил из-за спины меч и ткнул им в преграду. Меч чуть не вылетел из руки. Тогда он ударил рукоятью правее, потом ниже, выше — стена была везде. Нет, тут мечом не поможешь делу! Он подошёл к видимой стене подземелья, к правой стене, и от неё начал тщательно прощупывать преграду. Добрался до левой стеночки. Но ни трещинки, ни разрыва не обнаружил. Ну и что теперь? Назад возвращаться?!

«Она пропустит только тебя», — глухо прозвучало в мозгу.

— Чего? — выкрикнул в полумрак Иван.

«Только тебя!» — кольнуло в затылок.

Ну хватит! Иван вытащил лучемёт, вскинул его на грудь. И дал самый слабый на три метра — лиловая концентрированная плазма в ореоле всесокрушающего дельта-излучения ударила струей ровно на три метра, для неё преграды не существовало. Иван вытянул руку — рука уперлась в прозрачный гранит. Вот так!

Он вывернул регулятор почти до отказа, упер приклад в плечо — и засадил в невидимку концентрированным ураганным снопом. Подземелье осветилось ярчайшим светом, словно разом зажглось в нём несколько тысяч фонарей. Воздух в месте прожога начал плавиться, искажая всё вокруг.

— Ладно, сейчас поглядим!

Иван выхватил из-за спины меч. Швырнул в прожог — меч с каким-то замедлением, усилием, словно проходил через трехметровый слой воды, пробился через преграду, звякнул об пол по ту её сторону.

Иван сунул руку. Рука уперлась в гранит.

«Она пропустит только тебя!» — снова ударило в мозг.

Что это может означать? Иван уже почти понимал, чего от него хотят, но его рассудок, его врожденное чувство осторожности не хотели соглашаться с предположениями. Нет, без скафандра, голый, практически беззащитный и безоружный он туда… ТУДА!.. не пойдёт. Не пойдёт ни за что!!!

«Она пропустит только тебя!»

— Поглядим ещё!

Он рванул подбородочный блок, взрезал пристежным лазероскальпелем ирридиевопластиконовую застежку ворота, расстегнулся до пояса. И принялся перекладывать всё необходимое, всё крайне нужное в этом страшном мире прямо за пазуху, под внутренний скаф, между маскировочной рубахой и комбинезоном-чулком.

«Ты можешь опоздать! Оглянись!»

Иван посмотрел назад. По длинному и мрачному коридору, прямо по иззубренным, искрошенным заплесневелым ступеням на него ползло отвратительное в своей неостановимости, мерзости, убийственной тяжести и лютой злобности чудище. Оно было похоже на огромного, расплывшегося по ступеням жирного змея-дракона, покрытого сверкающей чешуей и тысячами извивающихся членистых конечностей.

Нет! Хватит! Иван выпустил в преграду ещё сноп.

И сразу же сунул следом сам лучемёт. Тот прошел! С трудом, словно сквозь пластилин, но прошел! Выскользнул из скафа — уникального всезащитного суперскафандра, который один стоил побольше иного космокрейсера и был почти за гранью научного потенциала Земли XXV века, выскользнул и прыгнул вперёд. Прыгнул рыбкой, ощущая за спиной зловонное горячее дыхание и лязг чудовищных зубов-камнедробителей.

Он больно ударился локтем. Вывернулся, встал сразу, подхватив лучемёт, готовясь встретить гадину по эту сторону барьера.

Но гадина-дракон застыла всего в двух метрах, тупо разинув шестиметровую в диаметре пасть, хвастаясь своими погаными, усеянными полипами и жвалами внутренностями. Гадина не могла преодолеть преграду.

Слава Богу! У Ивана кольнуло в груди, он провёл по ней ладонью, пытаясь отыскать что-то нужное сейчас, но так и не понял — что именно? Зато он заметил другое. И похолодел! Не может быть! Внутреннего скафандра и комбинезона-чулка на нем не было! Это переходило все границы, этого не могло быть никогда!

Иван тщательно ощупал себя, осмотрел, проверил каждый сантиметр тела не было ни скафандра, ни обрывков комбинезона. Это барьер! Чёртова преграда! Он пролетел сквозь неё как сквозь масло. Иван уточнил — как сквозь раскаленное, зло обжигающее масло. Да это не просто преграда, это защитный силовой барьер! Эта штука обладала способностью сжигать то, что её не устраивало, и она уничтожила комбинезон, скафандр! Она слизнула их, будто пенку с молока. Да где же он, чёрт возьми?! Кому это по силам?! Иван вцепился обеими руками в лучемёт — последнюю свою надежду.

Никто на пего не нападал, защищаться было не от кого. Даже гигантской драконообразной гадины не было видно, её поглотила кромешная тьма за барьером — ни звука, ни капельки света не просачивалось с той стороны.

Иван ещё раз оглядел себя. Но почему они оставили маскировочные штаны, рубаху, мягкие внутренние сапожки, ремень, всякую мелочь в клапанах и за пазухой?

Он тряхнул головой и длиннющие волосы полезли в глаза, теперь их ничто не сдерживало. Нет, так не годится.

Иван выдёрнул из сапога длинный верхний ремешок-шнур. Обвязал голову, тряхнул волосами — и сразу стал похож на какого-то стародавнего, совершенно неуместного здесь, на краю Вселенной, в логове Смерти, былинного героя-странника. Он как бы увидал себя со стороны. И тяжко горестно вздохнул. Теперь бери его голыми руками!

Он поднял меч, сунул за широкий тройной ремень.

Закинул на плечо лучемёт. И пошёл куда глаза глядят.

Ступени всё время вели вниз, не было им видно ни конца, ни края. Ноги начинали гудеть. Иван хаживал и подольше, он мог не замечать усталости, боли, недомоганий, он мог долго обходиться без воды и пищи. Но пока в этом не было нужды — концентраты и того и другого лежали в клапанах вместе со стимуляторами, антигравитаторами, ускорителями и прочей чепухой-мелочью.

Коридор подземелья постепенно сужался, становился тесным, мрачным. Он теперь больше походил на подземный ход, прорытый кем-то лаз. Если так пойдёт дальше, то скоро не будет возможности протискиваться. Иван начал всерьез расстраиваться, когда ступени вдруг кончились, неожиданно утыкаясь в маленькую ржавую дверцу-люк. Железо! Обычное земное железо! Впрочем, Иван осек себя: железо — оно везде железо и на Земле, и на Гадре, и на Тау Кита.

Он пнул сапогом люк, и тот, поскрипывая, нехотя поддался.

Иван заглянул внутрь. И опять чужая память заставила его содрогнуться.

Многомерные миры! Всё повторяется снова! Но почему! Нет! Это не чужая память, это его память! Просто он никак не может понять, вспомнить всё полностью… эта память избирательна. Ладно, хватит!

Потом! Вертикальный канал-шахта уходил вниз, во тьму и неизведанное.

Посреди этого канала висел трос, стальной витой трос.

«Иди туда! Пора!» — снова кольнуло в мозг.

И Иван вдруг понял очевидное — это вовсе не телепатемы карлика! Это не мысленные приказы его призрачного поводыря! Это — Программа! Она ведет его по лабиринтам планеты! Но почему?! Почему??? Откуда они там на Земле, на милой старушке Земле, за триллионы парсеков отсюда могли всё знать? Значит, он не первый?

Значит, тут уже были наши?! Неожиданная догадка чуть не сразила Ивана наповал. Они посылали сюда десантников-разведчиков! Они протаптывали чужими телами, чужими смертями эту тропинку в Чуждый мир. Но почему они ничего не сказали ему раньше?! Почему они молчали?! Или он ошибается?!

У Ивана раскалывалась голова.

«Иди вниз!»

Ладно! Была — не была!

Он просунул голову в темноту. Ощупал трос. Тот висел надежно, не поддавался. И тогда Иван одним движением перебросил тело в канал. Вниз так вниз! Он быстро перебирал руками, спускался. И думал, что шахта может быть многокилометровой, даже бесконечной, если этот мир и впрямь многомерный и многопространственный.

Ну да что теперь делать! В шахте было не так уж темно. И Иван поглядывал по сторонам. Какие-то дыры, щели, трещины усеивали стены шахты.

Теперь у Ивана не было никаких приборов, никаких индикаторов. Но он чётко знал, чуял, что десятки глаз следят за ним. Следят сверху, сквозь щели и дыры, перемещаясь вместе со своими владельцами по внешней обшивке шахты.

Один раз он даже специально резко вскинул голову вверх и влево. И убедился в правоте наблюдений — нечто остроклювое и призрачное мгновенно отвело жгучий жёлтый взгляд, спрятало голову в темноту дыры.

Ладно, Бог с ними! Пускай только попробуют сунуться! Так думал Иван и полз вниз. Руки ныли, ладони горели. Но деваться некуда — разве что упасть в этот колодец.

Можно было воспользоваться антигравитаторами. С другой стороны лучше их поберечь — так Иван и сделал.

Он уже давненько не спал, от этого в голове гудело, мелькали бессвязные мысли, образы, кто-то бубнил нечто нечленораздельное. Несколько раз Иван отключался от реальности, впадал в полузабытье. Его тренированные могучие руки продолжали перебирать, травить трос, тело послушно скользило вниз, а сам он был далече отсюда, на матушке-Земле. Он лежал в высокой темно-зеленой траве и глядел на причудливое белое облако, которое было похоже и на сказочного Змея-Горыныча и одновременно на псевдоразумного исполинского птерозавра с планеты У. Правда, птерозавр был хамелеоном и умел менять цвета в отличие от облака, и всё же — очень они были похожи.

Рядом сидел седовласый старик-священник и говорил что-то о недопустимости покорения Вселенной, о неискупимых грехах, которые человек навлекает на свою голову этим «покорением», и ещё о чём-то — высоком, недоступном и иногда пугающе непонятном.

Иван не мог сосредоточиться — он будто погружался в вязкий омут, а потом всплывал наверх, он не мог уловить нити рассуждений, он и не хотел ни о чём рассуждать. Зачем? Лежать бы вот так вечность! Или хотя бы отмеренный тебе Всевышним срок! И никуда никогда не соваться, не испытывать судьбу-злодейку, коварную и изменчивую. Ему казалось, что они ведут эти беседы-споры с седым священником уже бесконечно долго и что не видно им предела. Откуда приходило такое ощущение, Иван понять не мог. Небо было безумно высоким, непостижимым. В его голубизне таилась вся Вселенная и все Иные миры. Оно было выше и шире всего на свете, и за ним уже ничего не могло быть! Так зачем же прорываться сквозь это бездонное синее небо, зачем падать в Черную пропасть?! Земля! Самое совершенное создание Матери Природы и Творца Вседержителя. Нигде в бескрайнем Космосе нет ничего близкого, похожего — мириады мириадов миров, ярких, сказочных, фантастичных, страшных, непостижимых чудесных, невероятных. Но Земля одна! В геизапию чужих миров были вложены за века колоссальные средства, не поддающийся подсчетам труд миллиардов людей, биосуществ, иножителей, было израсходовано столько энергии, что хватило бы на десяток Сверхновых. И всё же что-то происходило не то, в чём-то старик-священник был прав. Люди ломились во Вселенную, словно завоеватели, так могла ломиться дикая орда в цивилизованный и укрепленный город русичей, штурмуя его, пробивая стены, забрасывая градом каменьев, стрел, ядер, поджигая со всех сторон, не щадя жизней простых воинов и бросаемых на смерть рабов, калек, пленных. И хотя потом выяснялось, что можно было обойтись без штурма, без жертв, можно было немного выждать и войти внутрь города миром, с добром и товарами… Но нет, нетерпение сжигало человечество. Оно именно штурмовало Вселенную.

Объединенное Мировое Сообщество рвалось к новым колонизируемым планетам с алчностью конкистадоров, бороздивших моря в поисках сокровищ и добычи тысячелетие назад. Сотни тысяч планет были уничтожены, высосаны, выжжены, превращены в мертвые пустыни… Колонизаторы не знали пощады, они намеренно и осознанно шли против Бога, они не могли остановиться, алчность и жажда нового терзали их. И несмотря на то, что вся освоенная и планируемая к освоению часть Вселенной давным-давно была поделена между Объединенным Мировым Сообществом и Великой Россией, отношения между двумя земными гигантами были постоянно натянутыми. Россия, сама пережившая страшные времена, проложившая свой Великий Путь во Времени и Пространстве, не могла смириться с хищническим истреблением другой стороной всего неземного. Она была намного впереди в освоении Мироздания; три четвёрти всего космического потенциала Земли принадлежало ей, на тысячи световых лет она продвинулась дальше Сообщества в глубины Пропасти Тьмы. И всё же… покорение оставалось покорением. Великая Нация, уже третий век переживающая взрывной процесс пассионарности, двигалась к Непостижимым Рубежам Вселенной, как когда-то прапрадеды, далёкие предки неостановимо шли к берегам Великого Тихого океана, к Америке — и ничто не могло им препятствовать, не было на белом свете такой силы. Нет её и теперь! Вселенская Сверхдержава несла в Черную Пропасть понятие о Добре и Справедливости, о том, что всему живому есть место во Вселенной и никто не вправе называть себя хозяином положения, на какой бы ступени развития он ни находился.

Иван был одним из посланцев Великой России. Был всегда, сколько себя помнил, с младых лет, со Школы, с первых дней десантной практики и уже потом, после — во времена постоянной работы в Отряде Дальнего Поиска… Но он не знал, кем он был сейчас. Он не знал, кто его послал. И не знал толком — зачем?! Он не мог и не хотел верить в Зло и злые умыслы. Но не всё в мире ещё было Добром. И кто он сам, если он не знает, чей он посланник?!

Тяжесть! Страшная тяжесть в голове. Боль в груди. Высокое небо. Напряженный и одновременно проникновенный, мягкий голос священника. Мерцающие тени четверых «серьёзных» людей, суровые и каменные их лица. Что за этими лицами? И не маски ли это вместо лиц?! Тяжесть! Страшная тяжесть в голове!

И невесомое тело… Иван очнулся на мгновение. Тело и впрямь было невесомым — он почти не чувствовал его, руки перебирали трос, и не было в них усталости, боли, они несли невесомое тело. Что это? Очередные шутки колдовской планеты? Неважно! Главное, не останавливаться — вперёд, то есть, вниз… Низ ли был внизу? Иван ничего не понимал. Ему казалось, что всё переменилось, и что он уже испытывал где-то нечто подобное. Пусть! Всё равно!

Главное, не менять направления движения, и тогда он выберется из шлюзового туннеля!

И снова провал. Снова высоченное синее небо. Снова Земля. Как всё меняется, непостижимо! Шестой век Россия идёт в Неизведанное, во Мрак Мироздания. И не видно конца движению. Зачем? Значит, так надо. Не прав старик-священник, не прав. Раз это движение длится столь долго, раз оно столь неостановимо, значит, это Путь России, точнее, часть её Великого Пути. И значит, это угодно Той Всеобъёмлющей Силе Существующего и Несуществующего Миров, которую принято называть Творцом. Иван неплохо знал историю, этому учили на совесть, он знал многое из жизни Человечества. Но не всё ему было понятно. Он не мог осмыслить той Вселенской Высшей Силы, что спасла его страну, его Народ от полного уничтожения зарождающимся, сплачивающимся Мировым Сообществом. Это было непостижимо и фантастично.

Обескровленная, истерзанная, измученная Россия, у которой отняли три четвёрти её исконных земель, заселенных россиянами, отняли враги Её, внедряя тут и там марионеточные бантустаны с марионеточными «суверенными» режимами, ожила, поднялась в полный рост и вернула не только все свои земли, но и величие, которому с тех черных годин предстояло неуклонно расти. Это было чудо. Святая Русь, оккупированная и практически покоренная Силами Зла, расчлененная, разграбленная, преданная собственными иудами-правителями, палачами-коммунизаторами, доведенная до размеров почти пятивековой давности Московского княжества, выгрызаемая изнутри ненавистниками, растаскиваемая, заваленная всемирными отходами и кормящая полмира, поднялась с колен и вымела нечисть со своей земли. Сатанизация Земли была приостановлена — приостановлена до тех пор, пока на ней была Держава Богородицы и Иисуса Христа — Великая и Могучая Россия, Святая Вселенская Русь. Возрождение шло стремительными темпами. Это был взрыв! Ещё недавно полуголодная и обобранная Россия к середине XXI века не имела себе равных, она завалила мир своими товарами, она содержала по всей Земле малоимущих и проживающих за чертой бедности, в Россию приезжали обучаться изо всех уголков Земного шара, ибо не было нигде. Знания выше, Россия осуществляла проекты, которые казались сказкой, Она неудержимо рвалась вперёд и тащила за собой Мировое Сообщество, подпитывая его идеями, разработками, технологиями и просто вливанием средств в его развитие, полагая, что не путем столкновений надо идти, а помогать отстающим, давать им силы к доброму и вечному, отстраняясь от разногласий и усобиц. Помощь России Объединенное Мировое Сообщество охотно принимало, но предпочитало не изменять своему собственному пути… Могущество России росло и вливавшимися в Её Содружество новыми звездными мирами. Оно достигло вселенских величин.

И всё же главное оставалось в другом. Не в материальной мощи Величайшей Сверхдержавы Добра! Не в силе неизмеримой! Россия была обителью Духа! Она несла в Вечность Неугасимую Свечу, зажженную самим Вседержителем. Вот в этом и была её подлинная Сила. В этом заключался феномен её необоримости, неистребимости, вечности!

А Иван всё смотрел в высокое небо. И был одновременно и на Земле, и в проклятом колодце планеты Навей. Тяжесть покидала его голову. Он уже принял для себя решение, и ему стало легче. Кто бы и с какой бы целью его сюда ни прислал, какие бы в него ни закладывали программы, он останется собою, он пересилит их, он посланец Духа, а не Чёрных Сил, они не оборют его, нет!

Руки перебирали трос. Невесомое тело парило в стволе шахты. Меч ритмично бил по бедру. Пытка! Это настоящая пытка! Иван был близок к обмороку, когда всё вдруг внезапно закончилось, трос свился в петлю, упал куда-то во тьму. И сам он вдруг почувствовал тяжесть тела, а потом и удар, от которого лязгнули зубы и лучемёт стволом пребольно долбанул по затылку.

Приехали!

Иван ощупал под собой землю — она была каменистой и сухой. Опора, твёрдая опора, земля — как это приятно! Он чуть было не вскочил на ноги, чуть не бросился в пляс.

— Вот и выбрались из шлюза, — пробормотал он под нос, — теперь можно и передохнуть малость!

Он ещё раз внимательно прислушался — ничто опасности не предвещало, было тихо, мирно и даже скучновато. После этого Иван закрыл глаза и, приказав себе проснуться ровно через тридцать минут, провалился в чёрное забытье очищающего благословенного, но полностью контролируемого сна. Он знал, врасплох не застанут, не выйдет это. А передышка и разгрузка мозгу необходимы. Тьма в сознании слилась с тьмою наружной.

Когда он очнулся, было светло. Иван лежал посреди каменистой мрачной пустыни. Вдалеке виднелись скалы, целое нагромождение скал. Серое давящее небо нависало свинцовой плитой.

— Так-с, — промычал Иван с ехидцей, — очень хорошо! Стоило ползти! — И вдруг закричал во всю силу лёгких: — Эй! Вы там! Не пора ли кончать? Что-то затянулась эта дурацкая комедия!

Он очень образно представил себе такую картину: сидят в хорошо обставленном и прекрасно оборудованном кабинете местные мохнатые боссы, потягивают местное пивко, покуривают местные сигары и поглядывают с ленцой на большой экран. А на экране этом он, Иван, посреди дикой пустыни, кричит, мечется, ищет выхода, а может, входа. И решают эти самые боссы показать ли ему, Ивану-дураку, вход в свой заколдованный мир или же прихлопнуть его как мошку да и дело с концом. Та, чужая, непонятная память подсказывала, что именно так и должно быть, что он под «колпаком».

— Ну и чёрт с вами! — выкрикнул Иван тише.

И побрел к скалам — а куда было ещё брести в этой проклятущей пустыне? До них идти не так далеко — километров шесть-семь, глазомер не мог подвести Ивана.

Тут ходу всего на час, Но дело обернулось иначе. Три дня шёл Иван к скалам, а они, похоже, убегали от него, отодвигались за окоем и торчали оттуда островерхими пиками. Дважды Иван отбивал нападения страшно облезлых, тощих и, по-видимому, столь же страшно голодных шакалов местного пошиба — длинномордых, бесхвостых, трехглазых. Он бил их мечом, а шакалы лезли и лезли. Они страдали явно не призрачным аппетитом. Но блюдо оказалось им не по зубам. Ночью на Ивана свалился с беззвездного неба крылатый, хищник, похожий на грифа, но раза в три побольше. Иван срубил ему ощипанную голую голову. Тело ещё долго билось в пыли, когтистые лапы скребли каменистую поверхность.

Недоступные скалы, до которых невозможно было дойти-добраться, на четвёртый день будто по мановению волшебной палочки выросли перед Иваном неприступной стеной. Он даже опешил, но потом догадался — очередные штуковины свёрнутого пространства, многомерная геометрия, короче, дело привычное и скушное.

Эхе-хе!

— А это что ещё?! — не сдержался он, увидев вдруг каменных идолов, внезапно выросших, казалось, из-под земли. — А ну-ка! — он вытянул руку, ни на минуту не сомневаясь, что она пройдёт сквозь идола-призрака, сквозь только на вид твердокаменную поверхность. Но рука уперлась в шершавый и ноздреватый песчанник бурого цвета. Идолы были настоящими. — Вот как? Произнес Иван глубокомысленно. — Ну-ну!

Лица у идолов были застывшими, высокомерными и глуповатыми. И торчали эти идолы вдоль гряды скал направо и налево насколько глаз хватало. Иван внимательно вглядывался в лица, пытаясь обнаружить какие-либо явные или сокрытые отличия от земного типа лица. Но ничего особенного не находил, ничего инопланетного, «чуждого» в идолах не было. Таких могли запросто оставить лет тысячу назад, скажем, аборигены острова Пасхи.

Но выводы делать рано.

Иван пытался постичь назначение идолов. Но никак не мог. Ведь не только лишь для красы их тут поставили?

А почему бы и не для красы? Нет. Надо лезть на скалы — ежели и есть чего-то путное в этом мире, так оно там, за ними. Иван задрал голову вверх и присвистнул — Джомолунгма была раза в полтора поменьше этих чертовых нагромождений. И всё равно он залезет, пробьется через эту преграду. Даже если будут только отвесные стены, всё равно! Он будет выжигать лучемётом ступеньки-ямки и лезть. Сколько на это уйдет — месяц? два?! Тут ночи короткие, а дни длинные, всё не как на Земле. Но тем и лучше!

Иван вспрыгнул на ближайший камень. Ухватился за выступ. Подтянулся.

За час он взобрался достаточно высоко, наземь было страшно смотреть. Но громадина не казалась ниже, наоборот.

Когда он залез на трехкилометровую высоту, то понял всю тщетность своей попытки. Скалы росли вместе с его движением вверх, даже немного быстрее — высота их становилась непокоримой. Внизу на многие версты простиралась безжизненная пустыня — ни пригорка, ни ложбинки, дико и просто.

Иван присел на выступ, привалился спиной к бугристой скале. Задумался.

В ушах его звенел неумолкаемо голос седовласого собеседника: «…всё в лоб да в лоб! Люди лезут в чужие миры, не давая себе ни труда, ни времени понять их, они бьются словно мотыльки о стекла, раздражаются, теряют контроль над собой, крушат всё подряд, лишь бы добраться до цели, которая им самим и не видна вовсе! Ты понимаешь, Ваня, не видна! Любой муравей, любая букашка без души и разума лучше понимает строение Вселенной и своё место в ней, чем люди! Ты встань, пережди, осмотрись, не спеши… пойми этот новый мир, ну хотя бы постарайся его понять! Если Господу угодно, чтобы он был именно таким, значит, для чего-то и это нужно, понял?» «Ну, а если не Господу, а дьяволу?» — вопрошал Иван собеседника. Тот опускал голову, кивал удрученно, глядел светлыми глубокими глазами и соглашался: «Может, и дьяволу!» И они молчали. А потом начиналось снова…

Иван принял решение. Вниз! Хоть и жалко труда да сил. Вниз! Ни черта нет за этими горами, обман зрения один, наваждение!

На спуск ушло времени вдвое больше.

Но когда Иван весь мокрый, с ссадинами на руках и ногах, тяжело бьющимся сердцем и пересохшими губами спустился вниз, в пустыне чего-то не хватало.

Он даже потряс головой и ущипнул себя за руку. Не помогло — идолов под скалами не было! Иван поднял голову и с тоской оглядел теряющиеся в дымке вершины.

Выход один — идти вдоль подножия скал, искать лазейку-какую-никакую расселину, пещеру. Или ждать.

Начинало темнеть. И Иван выбрал второе. Он устроился под скалами прямо на каменистой почве, вытянулся, уставился в чёрное непроницаемое небо.

Нехорошие мысли начали одолевать его. Он вспомнил, как вот так же бесконечно долго и бесцельно бродил по Одинокой Дилее, замкнутой планете системы Кванг-4. Он тогда измаялся, измучился беспредельно, измочалил до крайности нервную систему, потерял бдительность, совершенно отупел от скуки и безысходного однообразия. И вот когда он был уже почти готов, эти невозможные червеобразные монстры-дилейцы всосали его во Внутреннюю Обитель и подвергли чудовищной, длившейся семь месяцев пытке опосредованного сканирования. Это было вне всего Сущего! Дил Бронкс вытащил Ивана из поганой обители этих червей-естествоиспытателей. Полгода Иван отмокал в Крыму. Ни один нормальный землянин после таких испытаний ни за какие коврижки не пошёл бы больше в Дальний Поиск.

А Иван пошёл.

Он лежал, закинув руки за голову, и думал: а почему сюда не послали боевой отряд, оснащенный всем необходимым? Дорого? Невозможно?! Тогда и его посыл бесцелен — ведь не как туриста его на прогулку отправили, ведь должны придти после него. Так зачем он здесь — беспомощный, ни черта не понимающий, жалкий… как-как там… он не вспомнил, где это «там», память опять подвела, мысль ускользнула. Да, здесь нужен хороший отряд, и лучше всего не из России, а из Сообщества — те не любят церемонии разводить: десяток квадратно-гнездовых, перекрестных «посевов», когда снаряды не оставляют ни клетки живого на поверхности и в земле. Потом парализующие газы, гипноподавители, пси-генераторы, лептонные орудия, группы захвата и штурмовые части.

Всё! Дня не прошло бы, как земная администрация обосновалась в местных резиденциях и вела бы допросы правителей планеты. Да тот же Дил, если бы он, конечно, не завяз на своей частной станции в Солнечной системе, сумел бы со своими парнями выбить все секреты из мохначей… Иван одёрнул себя, почему он собственно думает, что тут заправляют мохначи? И что это за мохначи-призраки, может, наведённая фантомная нечисть? Да, наверняка, так оно и есть. Дила теперь не дозовешься. Земля далеко. Надо рассчитывать только на себя.

Он плохо спал эту ночь. Полдня просидел сиднем, обхватив руками колени, почти не поднимая головы. И всё-таки он дождался!

Идолы появились за три с половиной часа до заката, значительно позже, чем в прошлый раз. Но главное, они появились! Иван боялся привстать, моргнуть, сделать лишнее движение — как бы не спугнуть их, как бы не сглазить. Ведь он уже готов был поверить в любую чертовщину.

Он подошёл к ним минут через двадцать после их появления. Выбрал почему-то не ближнего большого, а того, что был поменьше и стоял как бы наособицу. Он обошел его кругом, всматриваясь в пористый песчанник, отыскивая что-то самому пока не ведомое. Не было ничегошеньки! Тогда Иван вскарабкался на него, принялся ощупывать каменного болвана. Лишь теперь он почувствовал, как стары эти идолы, как выветрена тысячелетними ветрами их каменная кожа. Когда и кто сотворил их?

Зачем? Иван не отвлекался, он уже точно знал, что идолы — это не обычные истуканы, что у них есть полости внутри, что… Он неожиданно нащупал участок камня за ухом, бывший значительно теплее, даже горячее, остальной поверхности. Вот он, запуск системы! Или нет? Иван шарил другой рукой, не отрывая пальцев от найденной точки, он уже не сомневался, надо ещё немного терпения, ещё чуть-чуть… Есть! Рука нащупала вторую горячую точку. Теперь одновременно! И плотнее! Он замкнет цепь! Ну же, давай! Он с силой вжал руки в найденные места… Ничего! Не может быть, не может этого быть — в любой точке Вселенной, кем бы и когда ни был сделан Д-статор, он работал только на цепь. Слабая, совсем слабая сенсетика! Точно, это на все годы, века, тысячелетия. Голова у Ивана гудела, он не мог понять, откуда тут мог взяться статор, и вообще, эта чёртова каменная кукла не была похожа на статор, почему, откуда всё это здесь?! Он развёл руки и одновременно ударил ими по найденным точкам, Д-разъемам, он знал, что это они! Тряхануло так, что Иван полетел прямо с выдвинутого подбородка идола, на котором он стоял, вниз, на каменистую поверхность. Извернувшись кошкой в воздухе, он упал на ноги.

И тут же запрыгнул обратно. Он не мог упускать момента, эти идолы-статоры могли исчезнуть в любой миг.

Когда они появятся потом? И появятся ли?! Цепь, совсем плохая цепь!

Что делать?! Он прижал к песчаннику ладони резко опустил их вниз кровь выступила из разодранной кожи. Можно! Он развёл руки пошире и со всей силы ударил ладонями по Д-разъемам. И его сразу пронзило адской, причиняющей дикую боль молнией.

Цепь замкнулась… всё!

Он очнулся в неудобном жестком кресле. И не сразу понял, что он внутри Д-статора. Никаких скал, пустынь, идолов… Иван сидел в очень тесном замкнутом ото всего мира, совершенно неклассифицируемом стационарном гипертороиде. Если эта штуковина работает, он почти всемогущ! Надо только проверить! Надо! Но как? Иван знал, что статор может сработать лишь один раз. Ему надо действовать наверняка. Мерное гудение наверху, в энергетическом блоке подтверждало, что машина к работе готова, что надо принимать решение… Стоило сейчас только представить очень чётко и образно Землю, любые четыре реально существующие в её объёме точки — и ты мгновенно окажешься там. Это спасение! Это чудо! Д-сканнер сам снимет всю информацию из твоего мозга.

Д-гипертороид, превратив тебя в обладающую сверхпамятью микрочастицу и, используя микромакроидные свойства и законы Вселенной, без преодоления расстояния, выбросит частицу на Земле, моментально воссоздав из неё первоначальный «объект». Времени не будет затрачено ни доли мгновения, всё произойдет одновременно.

Чудо. Обычное земное чудо! Кто только забросил сюда статор и как?!

Иван сосредотачивался. Но думал он почему-то не о Земле. В его мозгу с бешенной скоростью прокручивалось всё, что он видел в этом колдовском мире, видел с самого начала, с подлета, пространственной кишки и до подземелья.

Он не мог ошибиться. Но путаница, чудовищная путаница из виденных картин, образов. Где главное, где суть этого мира? Где путеводный клубок? А программа, где она, почему не срабатывает? Почему не подсказывает?! Иван начинал нервничать, его рука до хруста в суставах сжимала рукоять меча, желваки играли на скулах. Мир призраков, мир навей! Он надавил пальцами на оба глаза, тьма внутри статора рассеялась, возникли расплывчатые смутные тени в капюшонах, своды, уходящие к забранным решетками окнам-бойницам, мелькнула старуха с пропитанным ненавистью лицом, лилово-зелёное свечение обозначило чём-то знакомые трубы, почти живые, шевелящиеся… Да, так, он где-то рядом, ещё немного! Хрустальный пол, прожигающие насквозь зрачки но не на Земле, а здесь, на планете-призраке, на этой висящей в Черной Пропасти живой исполинской могиле, утроба… Пора! Он сконцентрировал сознание на структурах, проглядывавших сквозь толщу хрусталя. Туда!

Боль вывернула суставы, скрутила позвоночник, выдавила глаза, мозг потек из ушей и носа наружу, кровь забурлила кипятком, вены, не выдержав её давления, полопались… всё это только казалось. Иван уже был ТАМ.

Он лежал, свернувшись в клубок, прижимая обеими руками к груди меч и лучемёт, приходя в себя после переброса. Д-статор непонятно чьего производства и каких времен сработал, теперь о Земле не стоило и мечтать.

— Ладно, поглядим ещё, — еле слышно простонал Иван и разлепил глаза.

Низкие своды нависали чуть не над самой головой, прижимали к полу.

Ржавые решетки преграждали путь со всех сторон. Зато пол был бездонным, в него можно было смотреть как в замерзший кристально-чистый Байкал зимой.

Пол был хрустальный. Где-то в глубине его или под ним мерцали зелёные огоньки, но они не грели, пол был ледяной. Иван приподнялся на четвереньках, подполз к ближайшей решетке, вышиб её ногой и полез в чёрную зловонную дыру. Он сам не понимал, куда его занесло, почему он опять оказался в затхлом подземелье, и с какой-такой стати в подземных казематах стали делать полы из чистого хрусталя!

Именно последняя мысль заставила его вернуться под своды. Иван надолго приник к прозрачному полу, заставил себя сосредоточиться, сконцентрировал волю, отделился от своего физического материального «я»… и пол стал полностью прозрачен, он раскрылся для глубинного подлинного видения. За ним, за неимоверной толщей прозрачности и чистоты были пики скал, пустыня с идолами, колдовской лес, булькающая утроба — был тот мир, из которого Иван выбрался! Это непомерное хрустальное стекло отделяло подлинную планету Навей ото всего внешнего, от мира-тамбура, от мира-преддверия.

Иван почувствовал это сразу. Он пробрался сюда! Он почти достиг цели!

Он использовал все их собственные шлюзы, переходники, статоры, внепространственные туннели — и он наконец-то здесь, в закрытом мире!

В эти минуты Иван ликовал. Он вовсе не думал о том, как будет выбираться обратно, и о том, что навеки утратил возможность вернуться на Землю, второй раз ему так не повезет. Но разве это было везение? Нет! Это случайность! Никто его не «вел», не было никаких «колпаков»!

Этот мир дик и заброшен! Может быть, он вообще опоздал? Иван последний раз прильнул к хрустальному окну-полу: и лес, и утроба, и пустыня со скалами исчезали в суетном сиянии зеленых бликов. Иван возвращался в себя, долго пребывать в энергетическом состоянии было небезопасно — переход в нирвану, полное растворение в Абсолюте Бытия-Небытия. Нет, всё это пока не входило в его планы, ему надо ещё кое с кем посчитаться. Иван усмехнулся внезапной мысли. С кем может посчитаться живой труп, мертвец, чьи дни уже отмерены?!

И всё же — вперёд!

Он головой нырнул в дыру, скатился по узкому грязному желобу вниз и оказался в довольно-таки просторном помещении, напоминавшем старинный зал в заброшенном пыльном замке.

И вновь прежде, чем он успел оглядеться, в голове прозвучало: «Тут нельзя задерживаться!»

Иван вздрогнул. Программа?!

Вдалеке, у чёрного провала в стене мелькнула крошечная горбатая тень, взметнулась вверх клюка, зло сверкнули колючие чёрные глаза из-под капюшона. Это был карлик-крысеныш, призрачный гном. Иван в сердцах выругался про себя. Совсем плохой! Его надо было отправлять не в поиск, а в психушку! Наваждения, тени, призраки, бои с призраками… он стиснул вовсе не призрачный меч, тряхнул головой. Карлик звал его, манил за собой… И он уже не был таким ускользающим, нереальным как в том мире-тамбуре, здесь он имел более четкие материальные очертания. Значит, он и впрямь есть? Эх, была, не была!

Иван пошёл к провалу.

И никакой это был не провал, это был разрушенный, обвалившийся от старости и ветхости свод, за которым начинался внешний мир под чёрным переливающимся небом. Мир был какой-то странный, будто всё в нём застыло: ни дуновения ветерка, ни шороха, ни писка, ни живой былиночки. Но что сразу бросалось в глаза — так это исполинский матово поблёскивающий шар, закрывающий от глаз половину внешнего мира. Иван быстро спустился по обвалившейся кривой лестнице вниз. И увидал, что шар вовсе не стоит на земле, что он висит на высоте не более метра, не касаясь поверхности. Сам по себе такой «шар» висеть не мог.

Вне всякого сомнения эта махина была делом рук разумных существ. И она совсем не вязалась с обстановкой: с полуразрушенным средневековым замком, с торчащими вдалеке слева убогими руинами, и вообще со всем этим флером таинственности и загадочности. Шар был предельно прост, его поверхность украшали два десятка сферических выпуклостей… и всё, больше ничего на его поверхности не было.

Сколько он может весить? — прикинул Иван. Ему стало не по себе, когда он представил, как этот шарик вдруг упадет и покатится, как содрогнутся от этого падения недра планеты, как прорежут её кору ломанные кривые трещины… Но шар не собирался падать, он или был невесом, или его удерживали в воздухе мощные антигравитаторы.

Иван пошёл к шару, прикидывая в уме, что же это такое — энергетическая установка, стоящая на приколе орбитальная станция, звездолет или… Он вдруг явственно ощутил, что сейчас ему мог бы помочь Кристалл, тот самый магический Кристалл. Иван даже похлопал машинально по карманам-клапанам.

Кристалла не было. В этой кутерьме и бестолковщине последних дней он сам не заметил, как лишился его — где? когда? Может, он остался в скафандре за преградой? Или в утробе? А может, в лесу, в болоте?

Из-за спины доносился шорох, чье-то сопение, пыхтение и шарканье торопливых мелких суетных шажков.

Иван выбрал момент и резко обернулся назад.

В семи метрах от него стоял давешний гном-карлик и смотрел в упор на.

Ивана. Но смотрел он лишь первый миг. Заметив, что он обнаружен, карлик сразу отвернулся, сгорбился, дёрнулся было бежать, но передумал, и замер.

Был он жалок и гнусен.

Иван отвернулся от карлика и ускорил шаг. Громада шара росла на глазах. Такое сооружение трудно было представить на планете, Иван видал махины и поболее, но видал только в Космосе, там где не разрывают, не сворачивают в спираль и не гнут самые прочные металлы силы планетарного или звездного притяжения. Здесь же шар-исполин выглядел просто сказочно. Зачем Иван шёл к Шару, он и сам не знал. Ни дверцы, ни люка, ни проема, ни даже контура, похожего на них не было видно на матовой поверхности. Лишь еле заметно, в иной цветовой гамме светились сферические выступы и веяло чём-то живым тёплым. Кристалл, тут нужен Кристалл!

Иван ничего не понимал. К тому же у него стало что-то плохо с головой, накатила какая-то непонятная апатия, безразличие, потянуло в сон, захотелось присесть прямо тут, на пожухлой неземной травке да и соснуть пару часиков. Это было ни на что не похоже. Это было тягостно. Неужто шар обладает таким воздействием? — подумал Иван, спотыкаясь, теряя ориентацию.

— Чудеса!

Гипноз! При последнем слове он вздрогнул, сжался от напряжения — точно, гипнодавление! Его психику подавляют! Он чуть не поддался! Эх, ты звездопроходчик экстра-класса, десантник, гиперсенс! Иван собирал волю в кулак. Он уже был почти уверен в догадке…

На этот раз он обернулся ещё более резко и неожиданно. И в упор встретился с излучающими тяжесть и зло выпученными чёрными глазами.

Морщинистый карлик висел в воздухе на уровне его лица всего в трёх метрах, и просторный чёрный балахон на нем раздувался, трепетал, бился словно под порывами урагана. Но было тихо, не ощущалось ни малейшего ветерка. На этот раз карлик не отвел взгляда. Напротив, он выкатил свои базедовые глазища до предела, и из них заструилась чёрная энергия подавления. Иван даже отпрянул, он был не готов к такому обороту дела. Он чувствовал, что поддается гипнотическому воздействию карлика, что теряет своё «я». От сильнейшего головокружения и слабости он еле стоял на ногах. Он не мог сосредоточиться, мысли рассеивались, он уже почти ничего не понимал. Карлик буквально прожигал его немигающими глазищами, просверливал насквозь, вытаскивал наружу душу, сканировал, считывал всё заложенное в мозгу, в сознании. Это было невыносимо. Иван рухнул в пыль и жухлую редкую траву, упал вниз лицом, ударился и даже не почувствовал боли. Он был раздавлен, превращен в амебу, слизняка, он не мог шевельнуть рукой по собственному желанию. Но он ощущал, как в него, в его душу. Бессмертную Душу, вселяется что-то страшное, чужеродное, непостижимо злобное, заполняя её, подчиняя, выедая изнутри. Это было невыносимо, это было ужасно, но он не мог сопротивляться, он лежал в пыли раздавленный психически и телесно.

Ему не помогли ни десять долгих лет напряженных занятий гиперсенсорикой, ни постижение восточных школ самоуправления телом и духом, он был поражен, побежден и брошен ниц… Но в ту минуту, когда злая чужая воля уже почти полностью парализовала его разум и готовилась управлять им, когда Иван уже не видел ничего внешнего, кроме страшных выпученных глаз и когда сознание окончательно покинуло его, произошло чудо: где-то во внепространственных глубинах его «сверхъЯ», в сияющей пучине его сверхсознания, заключенного в срединном ядре высшей сферы уже ускользающей из тела Души, вспыхнула ослепительно светлая, кристально чистая искра, переросла в сверкающее Высшим, Неземным огнём зерно Изначального Света, зажженного Творцом, и изгнала из охваченного тьмою сознания, подсознания и рассудка, сопротивляющуюся, упирающуюся Черную силу — это было сравнимо с Очищающим Внутренним Духовным Взрывом Искупления. И именно в это мгновение Иван осознал себя, обрел своё прежнее и привычное «я», вместе с тем обретая понимание, что его ведет по жизни, по изнурительно-высокому Пути не совсем ему понятная Высшая Сила, что она не даст ему погибнуть раньше времени, что он не умрет, пока не исполнит Высшего Долга, непонятного, но сущего… И ему вернулась частично утраченная память, он увидел вдруг себя, стоящим под высокими сводами неописуемо красивого и торжественного, пронизанного Духом Храма. И трижды прозвучали вдруг возвышенные и проникновенные в их звучании слова: «Иди! И да будь благословен!» Сначала они прогремели по всей Вселенной. Потом прокатились под сводами величавого храма. И наконец они прозвучали в его голове. «Иди! И да будь благословен!» Нет, он не умрет!

Иван приподнял голову и снизу вверх поглядел на страшного всемогущего карлика. Тот буравил его чёрным испытующе-гнетущим взглядом свысока и балахон на карлике трепало сатанински сильным вихрем, блики далёких сверкающих молний отражались на измождённом, морщинистом лице, отвисала тяжёлая сырая нижняя губа, открывая жёлтые острые редкие зубы. Карлик весь трясся от неимоверного напряжения. Костлявая лапка, сжимавшая чёрную выгнутую клюку, побелела, из-под капюшона катил градинами пот. Нет, это был вовсе не призрак! Иван смотрел на колдуна в упор, не отрывая глаз. И вставал. Сначала он уперся в землю руками. Руки дрожали, не хотели слушаться его, но сила постепенно вливалась в них. Голова прочищалась. Иван встал на одно колено, потом на другое. Теперь он сверлил противника взглядом пронзительно чистых серых, вселенски глубоких глаз. И он видел, как карлик бледнеет, как всё больше у него отвисает нижняя губа; как всё ниже и ниже опускается он. Ивана шатало, кренило, в глазах плыли жёлтые и зелёные круги. Но он уже почти пришёл в себя. Он концентрировал волю, собирал её мощь в кулак, чтобы полностью подавить злой натиск колдовских чар. Когда он встал в полный рост, карлик был уже в семи метрах от него, на земле, он загораживался от глаз Ивана рукавом балахона и трясся, словно лист на ветру, складки его чёрного одеяния безвольно свисали вниз. Иван чувствовал, что теряет силы. Но победу надо было закрепить, у0н мысленно приказал карлику вернуться в развалины, не выходить из них. Он мог бы его убить, превратить в безвольную тряпку и просто раздавить сапогом, он чувствовал в себе силы для этого. Но почему-то не стал убивать карлика, его остановило нечто большее, чем просто сила.

— Сгинь, нечисть! — проговорил он тихо, провожая глазами тень поверженного противника, ползущую к развалинам. — Сгинь!

Руки дрожали. В горле всё пересохло. Иван машинально достал капсулку с водой, проглотил. Полегчало, сердце забилось ровнее. Что же это за напасть, думал он, когда же кончится эта чертовщина, он прилетел сюда не для того, чтобы… А для чего он прилетел? Иван не знал.

Но теперь он чётко помнил, ему надо вернуться на Землю совсем не для того, чтобы рассчитаться с чрезмерно.

«серьёзными» людьми, пославшими его «туда, не знаю куда, принести то, не знаю что!» Нет! У него иное Предназначение. Счеты он может свести, но попутно. А главное — у него есть долг, большой долг перед людьми. Он ещё не мог припомнить, что именно он должен, но знал — это не шутки, не игра воспалённого воображения.

И ещё он знал, что память обязательно вернётся. Обязательно! Он вдруг снова увидел во тьме два серебристо светлых силуэта, корчащихся на поручнях старого звездного корабля, и увидел себя, беззащитного, голого, ничего не понимающего, посреди черноты Вселенной… Видение сразу пропало. Иван повернулся к Шару.

Исполин висел стоэтажной сферической глыбиной. И из нижней выпуклости-сферы источалось на землю бледное голубое сияние, высвечивая на неровной поверхности, усеянной палой листвой и каменьями, овальный дрожащий круг. Такого света Иван не видывал — казалось, фотоны замедлили свой бег и осыпались на землю неспешными игривыми снежинками. Это была сказочная и вместе с тем тихая, приглушенная феерия.

Иван знал, что ему надо делать. Он быстро пошёл к освещенному месту.

Но когда оставалось сделать всего пять или шесть шагов, свет померк. Иван до боли закусил губу. И всё же он встал точно туда, где только что плыл по земле волшебный феерический овал. Он стоял долго — минуту, а может, и две.

Эти минуты длились тягостно, бесконечно, веками они протянулись в нём. И свет снова вспыхнул. Но Иван его не увидел. Его уже не было в овале. Сияние освещало неживую осеннюю землю чужой планеты, и падали, падали фотоны-снежинки.

Он стоял посреди огромного зала. Никаких переходов, перебросов, передвижек не было — он очутился тут сразу, как только зажглось то-сияние.

Можно было подумать, что его ждали, готовились к его появлению здесь…

Но никто не встречал Ивана. Зал был пуст и тих.

Он побрел по направлению к ближайшей светло-серой стене. И когда подошёл к пей почти вплотную, на серой поверхности высветилось отверстие ровно по нему, в его рост… Тогда он отошел, отступил на два шага и переместился на двадцать метров вдоль стены. Встал. И снова прямо напротив него высветилось отверстие. Не дверь, не люк, не щель, а именно отверстие в стене. Иван не стал экспериментировать дальше. Он скользнул в отверстие и, прежде чем оно затянулось, обернулся, взглянул в зал — и там было темно, с его уходом из зала свет погас. Всё ясно. Иван двинулся вперёд по тускло освещенному простенькому коридорчику с серым полом, серыми стенами и серым сферическим потолком. Метров через двести он неожиданно ощутил, что стены расступаются, потолок пропадает в вышине, тает, а пол под ногами и вовсе исчезает. Он уже не шёл, а почти плыл по воздуху, и что-то яркое жёлтое горело впереди и немного вверху. Ещё через сто метров стены и вовсе пропали. Он висел посреди открытого, пространства, в котором не было ни верха, ни низа, ни сторон — всё было бело, прозрачно, пусто… лишь горел вдали жёлтый ослепительный шар, совсем не похожий на земное солнце, но не менее яркий. И всё-таки это не было только висением. Иван чувствовал, как он продолжает продвигаться вперёд, медленно лететь куда-то.

Ощущение парения было сказочным. Иван никогда не был ещё в таком прекрасном расположении духа, он ничего не боялся, он точно знал: здесь никто и ничто не причинят ему вреда. И ещё он почему-то знал, что пробудет здесь совсем недолго. Здесь нельзя быть долго, ибо здесь можно раствориться в этом великолепном чудесном воздухе и остаться навсегда. Откуда приходило понимание непонятных вещей? А кто знает! Иван понимал ответа не жди! Он грелся в лучах теплого и доброго желтого светила, приходил в себя после жуткой схватки с колдуном-карликом. Ему было хорошо. Невольно опять перед глазами вставала Земля, трава, рощица и тихое прохладное озерцо. Иван столь образно представил себе всё это, что в груди защемило, навернулась слеза.

Но он тут же смахнул её и схватился за лучемёт — откуда-то из немыслимой прозрачно-призрачной дали на него стремительно надвигалась голубая точка. Что это? Нападение? Очередной враг?! Нет. Иван разглядел это не точка, это шарик, голубой шарик в легкой белой пелене…

Это планета, да, приближающаяся планета! Впервые он видел приближающуюся планету не в бездонном чёрном мраке, а в кристальной чистоте, белизне. Фантастика!

Сказка! Чародейство! Иван зажмурил глаза. А когда открыл их, он ясно видел — это Земля, это Земной шар, таким он виден с геостационарной орбиты, нет, уже ближе, ближе… Земля вытесняла белизну, она занимала половину всего видимого пространства, две трети… Иван чётко различал материки, океаны, острова — вот проплыла Африка, напоминающая изъеденный оспой профиль негра, вот гигантская Евразия, Австралия-остров, перетянутая в талии Америка. Всё, уже и очертаний не видно, огромные синие пространства, Океан! Казалось, что не планета приближается, а сам Иван стремительно и неостановимо падает на неё, ещё совсем немного, несколько минут полета-падения, и конец! смерть!!! Нет, Иван знал, конца не будет, и смерти не будет, всё это иллюзия, всё это видение, расширенная телескопическая голограммой… Он уже различал очертания человеческих поселений. Но не узнавал их. Он, по роду своей работы владевший всеми знаниями Земли, прекрасно ориентировавшийся в её географии, топографии и топонимике, не мог остановить глаза на чём-то знакомом, привычном. Всё было иное!

Движение замедлялось. И падение замедлялось. Вот он уже висел на одной высоте, не более пятидесяти километров над поверхностью. И плыл, медленно плыл над Европой с запада на восток: каменистая Испания, зелёные горы, но где города — где Мадрид? Какие-то поблёскивающие сети были наброшены на поверхность живой цветущей Земли — это с высоты — «сети», понимал, Иван, а там, внизу? Пороги, каналы или что?! Он не мог разобраться, он тер глаза и всё надеялся увидеть знакомое, но нет… Франция… Его снова подняло вверх, выше, значительно выше. И снова он терялся в догадках: куда всё подевалось?! Вот Париж, это точно Париж?! Но почему знакомые силуэты лишь в самом центре — дома, Эйфелева башня, площади… а дальше снова нити сетей, разбегающиеся нити, пронизывающие буйствующую словно вырвавшуюся из-под контроля и вновь завоевавшую мир дикую природу: зелень, всюду зелень… У Ивана мелькнула в голове смутная мыслишка: может, была война, пока он тут блуждает и плутает. Земля, её цивилизация уничтожены, а трава, деревья, леса, вся зелень — они же разрастаются невероятно при малых дозах облучений, вот они и заполонили, «заселили» Землю… Нет! Не может быть!

Это могло быть лет двести назад, даже сто пятьдесят, но не сейчас.

Временами внизу возникали какие-то строения, дороги, площадки… Но казались они до того нежилыми, необитаемыми, что на них было страшно смотреть. Что же произошло? Что случилось с Землей?! У Ивана темнело в глазах, сердце выбивало дикий ритм. Вот Германия, вот её мелкие ухоженные городишки, пряничные городки, извивистые дорожки… но где люди, где машины, где, чёрт возьми гравилеты, аэробусы, где всё это?! Наваждение!

Галлюцинация! Чего они добиваются, показывая ему эти картины, чего?! Иван смотрел вниз и не знал, верить своим глазам или нет. Россия! Великая Россия! И снова пустынные городки, буйная зелень, серебристые нити… и Киевская София, и проспекты, и крутые спуски, зелёные горы, крохотная фигурка Святого Владимира с Крестом Господним, и ни одной машины, ни одного гравилета. Пустынная Земля! Пустынная Россия!

Обезлюдивший зелёный мир-музей! У Ивана потекли слезы из глаз. Что с ней?!

Что с Землей?! Куда все подевались?!

Его несло дальше, а может, это сама планета вращалась под ним. Скоро Москва, Москва! Ещё издали Иван увидал золотое сияние. В груди защемило. Он не видел ничего: ни улиц, старых и добрых, ни извива голубой ослепительно чистой Москва-реки, ни Кремля, хранимого двуглавыми венценосными орлами на Его башнях, ни Красной Великой площади, ни зеленых старинных крыш… он видел только это золотое сияние, неземной блеск огненно-солнечных Святых Куполов. Как и века назад над Россией стояла его Величайшая Святыня — Несокрушимый Храм Христа Спасителя — Путеводный Вселенский Маяк Всевышнего Духа. И этот Золотой Свет, это Сияние Истины освещали всю Великую Россию, всю Землю, весь созданный Творцом Мир. Остальное было делом мирским, обыденным… У Ивана отлегло от сердца. Он ясно понял, пока горят Золотым Сиянием эти Святые Купола, с Великой Россией ничего не случится, и жизнь на Земле будет, и Добро на ней будет, и Совесть, и Справедливость…

Он снова увидел себя, стоящим под этими Куполами, под сводами Храма.

Услышал: «Иди! И да будь благословен!»

А Москва уже уплывала. И набегали зелёные долы, голубели озера… и он стал снижаться над тем озером, в ту траву, и он упал в неё, упал лицом вниз, задохнулся от её терпкого духа, ткнулся лбом в сырую землю, не удержался, поцеловал её, припал к ней губами… и уснул.

Проснулся он в высоте. Земля уплывала от него, посверкивая серебристыми нитями, радуя глаз зеленью, переходящей в синеву. Вот она уже превратилась в шар, шарик, стала обращаться в голубую призрачную точку…

Но сверкнуло вдруг золотом, крохотной животворной золотинкой Святых Куполов. И Иван отчетливо осознал, что он видел это, именно это, что он когда-то, и не так давно, уже прощался с Землею, но наяву, в доподлинной жизни, и провожали его золотым сиянием Купола Храма, давали ему Знак. И он верил! Верил… Во что?! Память опять ускользала. Земля, где ты? В ослепительно белом просторе ничего кроме желтого теплого светила не было.

И вновь Ивана несло куда-то, влекло. Вновь ему было сказочно хорошо. И вновь будто из глубин пустоты стали сходиться к нему серые стены, серый пол, серый сферический потолок — они приближались, обретали ясные зримые контуры, пока не соединились и не превратились в длинный светлый коридор, по которому Иван вовсе не летел, а шёл, преодолевая тяжесть собственного тела, шёл, не спеша, медленно, шёл, пока не очутился перед отверстием в стене и не вошёл в темный зал, тот самый, из которого он когда-то вышел.

Стоило ему ступить на пол, в зале стало светло. Он знал, что сейчас надо идти в центр, туда, где стоял. И он пошёл. Отверстие за спиной затянулось.

Иван замер. Он ждал появления сияния. И фотоны-снежинки закружились вокруг него. И не было никаких ощущений.

И он уже стоял под сумрачным переливающимся небом возле развалин замка. И никакого висящего шара не видел. Только развалины, только земля в жухлой траве и жухлой листве, только чёрный тяжёлый свод небес…

Иван уселся на пыльную землю. Обхватил голову руками. Что же это было?

Он ничего не понимал. Машина перемещений? Нет, не машина! Мнемограф?

Непохоже.

Зал грез и видений? Бред! Всё бред! Откуда на этой чертовой планете все эти земные вещи, откуда?! Здесь что-то другое. Но он видел Землю, не макет, не грезу, не голограмму, а Землю — живую, настоящую! Почему он вышел из шара? Надо было облазить в нём всё, разобраться, понять! Нет! Это сейчас легко так говорить. А в шаре он был гостем. Его впустили и выпустили. Никто бы не дал ему нигде лазить… Ему показали то, чего он хотел. И всё! Не более! Обратного пути нет.

Сидеть сиднем было мало толку. И Иван побрел в замок. Ему хотелось покоя. Надо переждать до утра… Если оно здесь бывает, и в путь! Теперь надежда только на свои ноги и руки, на свою голову.

В спину веяло холодом, поднялся ветер, он гнал по земле палую листву, протяжно пел в руинах. Иван взобрался по крутой каменной лестнице наверх, по дороге вспугнув трёх существ с перепончатыми крыльями, похожих на земных летучих мышей, но более противных, гадких. Под сводами замка было тихо. Что за замок? Откуда он тут? И на каком вообще уровне развития находятся аборигены? Может, с ними и говорить-то не о чём, может, надо обождать с десяток веков? Замки, мечи, секиры, балахоны… но ведь и оптические волокна! голограммы! Д-статоры! Свихнуться можно!

По длинным переходам Иван пробрался в верхнее помещение замка, выше была только башенка с совершенно разрушенными изнутри ступенями. Иван даже не стал пытаться залезть на самый верх. Он выглянул в окно-бойницу — ветер растрепал его длинные волосы, разворошил бороду. Темнота, руины, мерцающее небо и гонимая ветром листва — ничего больше в этом мире не было.

Иван отошел от бойницы. И его внимание привлекла груда какого-то старья у стены. Сама по себе груда эта была неинтересна — хлам, тряпичный пыльный хлам.

Но она шевелилась. Крысы! — подумал поперву Иван. Что ещё могло быть под кучей дранья хоть и в ином мире! Иван облазил половину Вселенной, и он прекрасно знал, что крысы есть везде — пусть свои, местные, чём-то отличные или даже совсем не похожие на земных, но есть! А с крысами связываться — последнее дело!

И всё-таки он достал из-за широченного кожаного пояса меч и пару раз ткнул им в кучу. Резкий приглушенный плач остановил его. Это ещё что?

Ребенок?! Нет!

Иван отбросил в сторону полог тяжеленного проеденного насквозь занавеса — то ли портьеры, то ли бывшего балдахина — потом ещё что-то свалявшееся и сырое, пыль встала столбом в комнатушке. Сапогом сдвинул в сторону кучу мелкого мусора. Нечто юркое, вертлявое шмыгнуло из-под ног, затаилось в углу, притихло на миг, и вдруг разразилось жалобными рыданиями, писклявыми и противными.

Иван вскинул меч. Ещё миг — и он бы обрушил железо на голову своего давешнего противника. Омерзительный карлик-крысеныш, ставший ещё меньше и гаже, трясся в углу, пискляво рыдал, боялся поднять глаза на Ивана. По тельцу этого существа пробегали судороги, словно его трепало в агонии.

Балахон был темен и сыр.

Карлик загораживался своей корявой клюкой и причитал, бессвязно, гугняво.

Иван опустил меч, негоже его пакостить о всякую нечисть. Ему не было жалко карлика, хотя он видел, тот на последнем издыхании — вот-вот и совсем загнется.

— Кто ты? — спросил Иван вслух.

И ту же повторил свой вопрос мысленно, в привычной для многих обитателей Вселенной кодовой форме.

Он вспомнил, что его обеспечили на «базе» всем, абсолютно всем, но почему-то забыли про переговорник. А может, и не забыли?!

— Я умираю-ю-ю… — еле слышно донеслось из угла на самом что ни на есть русском языке, но с таким страшным захлебывающимся акцентом и неимоверной картавостью, что Иван поначалу не понял ничего.

— Я-а-а умир-р-ра-аю-ю… — протянул карлик вновь столь жалостливо, что Иван утратил последние сомнения, уверовал: вот сейчас умрет! и тогда он останется совсем один на безлюдной планете, посреди этих руин, и не будет даже ниточки, за которую можно зацепиться.

Только потом он вдруг удивился — откуда этот крысеныш…

— Не трогай меня, отойди от меня! — заверещал неожиданно карлик, чего-то испугавшись до смерти, не доверяя Ивану. — Уйди-ии!

Иван невольно отпрянул — не от страха, и не от неожиданности, а от накатившей брезгливости. И одновременно пришла мысль, что этот гаденыш всё-таки успел сканировать его мозг, считать если не всё, то многое, узнать язык и обучиться ему. Может, так, а может, и не так. Иван выжидал.

— Я тебе ничего плохого не сделал, — гнусавил карлик, — я наоборот хотел тебе помочь! Чего ты меня преследуешь?! Уходи-и-и! Нет, не уходи! Я умираю! Я вот прямо сейчас умру-у-у!!!

И это морщинистое ничтожество забилось в такой нешуточной истерике, что Ивану стало плохо, он отвернулся. Отвернулся, но успел заметить, как из-под капюшона на него, точнее, на его спину испытующе зыркнул совершенно спокойный и наглый выкаченный чёрный глаз — сверкнуло чёрным огоньком, и пропало! Рука сама по себе потянулась к рукояти меча.

Иван прыгнул в угол настолько неожиданно, что карлик не успел даже вздрогнуть. Острие меча вонзилось в грязный дубовый на вид пол рядом с корявой птичьей лапой, торчавшей из-под балахона.

— Убью! — пообещал Иван, холодно глядя на гаденыша. Он знал, что подобная нагло-трусливая нечисть признает только одно — силу.

В его голосе, взгляде и мыслях было столько решимости, что карлик клубком бросился в ноги, распластался и запричитал пуще прежнего. Он уже не собирался помирать.

— Всё расскажу! Всё! Только не губи! — частил он, захлебываясь и шмыгая носом. — Я тебе пригожусь!

Всё равно ты без меня пропадешь здесь, сгинешь ни за что-о-о…

— Кто ты? — повторил Иван свой первый вопрос.

— Я давно тут…

— Кто ты!!! — без интонаций прорычал Иван, удивившись собственному голосу.

— Я здесь был всегда! — заверещал карлик. — Я сам не знаю, кто я! Я всегда бродил по этим лабиринтам, подземельям, я ходил по утробе… и дальше, я везде был!

— Ладно, — согласился Иван, — тогда скажи хотя бы, как тебя зовут и как называют эту планету?

Карлик немного оправился от испуга, забился в угол и шмыгал длинным вислым носом ежесекундно. Смотрел он в пол.

— Что тебе в имени моем? И о какой планете ты говоришь?

Иван молча выдёрнул меч из пола, положил обе руки на рукоять, замер в ожидании.

— Меня зовут Авварон, — быстро проговорил съежившийся карлик, — Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного… Ну, говорит тебе это о чём-нибудь?

— Нет, не говорит, — сознался Иван. — Отвечай на второй вопрос!

— Здесь нет и никогда не было никаких планет! Это не вселенная! Не пространство!

— Верно, — согласился Иван, — это не Вселенная, это лишь очень маленькая её часть, планета, замкнутый мирок…

— Ошибаешься! — проговорил карлик с ехидцей, масляно посверкивая глазами-сливами. — Я знаком с космографией, можешь мне не объяснять про мирки… Здесь нет планет. Это не пространство, где болтаются всякие ваши планеты. Это Пристанище Навей, оно вне вселенных!

— Пристанище, так пристанище, — Иван решил уклониться от длительных и бесполезных дискуссий и подойти с другой стороны. — Здесь ведь есть люди, земляне? — спросил он полуутвердительно. Но голос его всё же дрогнул. Отвечай?

— Это мир, в котором есть всё, — философски ответил карлик Авварон. И уже совсем в наглую уставился на Ивана выпученными глазищами.

— Ты понимаешь, о чём я говорю. Не крути!

— У нас разные представления о землянах, — неожиданно выдал карлик, если ты имеешь ввиду смертных, подобных тебе, то они были в Пристанище… не знаю, есть ли они сейчас, прошло много времени, а они такие, ха-ха, недолговечные. — В глазах Авварона заиграло множество чувств, одно из главных было надменностью, осознанием собственного превосходства.

Но Иван не обращал на такие мелочи внимание. Всё переворачивалось с ног на голову. Он был абсолютно уверен, что в этом заброшенном мирке на краю Вселенной не только не слыхали о… нет, не может быть!

— Что ты знаешь о Земле?

— Всё! — ответил Авварон.

И по тому, что прозвучало в этом коротком слове, Иван понял — этот колдун, этот крысеныш, эта пресмыкающаяся нечисть действительно знает о Земле всё. Значит, дело не только в сканировании его мозга. Но в чём же ещё?!

— А в том, — проговорил вдруг карлик-колдун, — что Пристанище Навей — это часть Земли, запомни это и уясни. А вся ваша Вселенная лишь частица Пристанища или, вьражаясь понятнее для тебя, ваша Вселенная — пыльный закоулок нашего Мира!

Ну-ну, подумал про себя Иван, то, что ты мысли читаешь, милый друг, мы уже знаем, а про «пыльный закоулок» и Землю Разберёмся. Вся информация о землянах, которые по заверению пославших его сюда томились на колдовской планете, была наглухо заблокирована в его мозгу, беспокоиться, что карлик считает её не стоило, а остальное скрывать… а что, собственно, Ивану скрывать-то было?

— Разберёмся! — сказал он уже вслух. — А ты, мне поможешь.

Карлик скептически ухмыльнулся. И после небольшой паузы просопел еле слышно:

— Мне нужны твои ускорители и стимуляторы.

— Зачем? — спросил Иван.

— Я тебя не спрашиваю, зачем ты рыщешь в чужом доме.

— Хорошо.

Иван вытащил из клапана стимулятор и бросил шарик карлику Авварону.

Тот поймал его на лету, поймал нижней слюнявой губой и тут же проглотил. С минуту он лежал с закрытыми глазами. А потом встал. Он теперь казался повыше ростом, чем был при первой встрече, когда Иван принял его за призрака…

— А я и был там призраком, ха-ха; — сказал он почти без шмыганья, прихрюкивания и акцента, — в лесу я призрак, в утробе и подземелье полупризрак, здесь — сам видишь. А есть места, где я… — Авварон не договорил, спрятал глаза в тени капюшона.

— Мысли ты ловко угадываешь, — перевел Иван на другую тему и улыбнулся впервые за последнее время: — А теперь я попробую угадать кой-чего!

Он пристально вгляделся в Авварона, дал ему мыслеприказ раскрыться, снять все барьеры… и почувствовал, что барьеров никаких и нет, что пси-объёмы карлика полностью раскрыты… но в них — пустота, мрак, ничто!!!

Это было страшно. Иван никогда не сталкивался ни с чем подобным вместо сознания, подсознания и сверхсознания — всех этих внутренне-психических сущностей любого разумного существа — он видел и ощущал провал, бездонный колодец мрака. Под внешней оболочкой карлика скрывалось ничто! Нет, не может быть! Иван взмок от напряжения, он прощупывал колдуна насквозь и ни черта не видел. Он был близок к безумию, к истерике, и опять что-то его спасло, он отшатнулся в сторону и обернулся — карлик был там, за спиной, он вновь гипнотизировал Ивана тяжёлым взглядом. Да, это был именно он.

А в углу, у стены расплывался в полумраке его фантом, пустота, ничто.

Иван прощупывал «внутренности» пустоты! Нет! Хватит! Он прыгнул вперёд и сбил карлика с ног ударом сапога, загнал в угол, подавил его волю и стал проникать в его мозг… путанные, бессвязные мысли, страх, всё очень поверхностное, суетное, Ивану не удавалось заглянуть глубже, разглядеть что-то важное, нужное, за путаницей и страхом проглядывала всё та же тьма и пустота. Нет, хватит! Иван зацепился за что-то податливое и вязкое в мозгу карлика и трижды продиктовал команду: «Полное подчинение! Полное…»

Авварон привалился к стене, вытянул лапки, клюка выпала из сморщенной руки.

— Чего ты хочешь от меня, говори? — выдавил он.

— Ты поведешь меня! — сказал Иван вслух.

И ещё два раза повторил то же самое в концентрированном гипноприказе-установке: «Ты поведешь меня!» И усыпил карлика на три минуты.

За это малое время он успел собраться и немного отдохнуть, сбросить нервную напряженность. Голова немного кружилась — с Иваном это частенько случалось после таких вот поединков. Он не любил этих приёмов и вообще всех видов пси-подавления не переносил, ему всегда казалось это не совсем честным. Но не каждый вопрос можно было решить в мирной беседе, кулаками, мечом или лучемётом. Карлик ему ещё пригодится!

— Зря всё это, — пролепетал очнувшийся, ещё вялый Авварон. — Зря! Тут до тебя уже приходили шестеро. Где их могилы? Где их кости лежат? Никто не знает. Они пропали здесь, сгинули. Ты седьмой! И это только от вас, и только за последнее время! Отсюда никто не возвращается… а ведь ты мог уйти, я знаю, ты был в переместителе, я всё видел. Ты бы уже давно лежал в траве, на берегу озера…

— Заткнись, нечисть! — взорвался Иван.

— Молчу! Дай мне ещё стимулятор.

— Хватит. Нам пора идти!

— Кому это нам?

— Мне пора идти, — поправился Иван. — А ты меня поведешь!

— Куда?

Иван не знал, что и сказать.

— Куда?!

— Туда, где мне дадут ответы на все вопросы, понял?

Туда, где сейчас держат наших!

— А потом?

— Брось издеваться! — Иван явственно видел смех в глазах карлика. Если ты мне не будешь помогать, я тебя…

— Убьешь?!

— Убью! Ты должен выполнять все мои распоряжения, ты…

— Ты уверен? — карлик ухмыльнулся как-то особо нехорошо. И исчез.

Растворился в полумраке.

Иван крутил головой, пытаясь отыскать его. Но маленькой чёрной тени нигде не было. Он не видел карлика, он его не чувствовал. А как же установка, как же гипноприказ?!

— Я здесь!

Авварон стоял в бойнице. И ветер терзал складки его балахона. В спину ему тускло светила местная луна — сияние было мертвенным, лиловым. Раньше Иван что-то не видел тут никакой луны, наверное, вышла из-за туч.

— Я не уйду от тебя, — проговорил карлик полушепотом, — я на цепи. Но не тешь самолюбие, вовсе не ты выковал эти цепи, не ты посадил меня на них… хотя доля есть и твоей работенки! Дай мне стимулятор.

— Нет!

Иван привалился спиной к сырой стене. Ему хотелось плюнуть на всё, вернуться, на самом деле — зарыться с головой в траву, и всё забыть.

— Поздно! — тяжёлым голосом проговорил карлик Авварон. — Теперь уже поздно. Никогда не следует раскачивать маятник, не зная, как его потом можно остановить. Пошли?

Иван поднял голову.

— Пошли, не то упустим момент и придётся долго выжидать. А мне нельзя выжидать. Для меня в каждом пространстве свой срок… — сказав это, карлик словно бы испугался чего-то, запнулся. — Но Иван не придал никакой го значения его испугу.

Иван уже стоял на ногах. Пошли так пошли!

По кривым осыпающимся лестницам без перил и ограждений они спустились вниз. Карлик Авварон Зурр бан-Тург семенил впереди, ежеминутно оглядываясь, — постукивая по плитам клюкой, тяжко вздыхая и сопя. Иван шёл сзади.

Под чёрным переливчатым небом было прохладно и ветренно. Поверхность земли стала голой и неприглядной, всю листву сбило к подножию замка и она там лежала грудами, округлыми холмиками.

— Перед рассветом здесь всегда дует, — пожаловался карлик. И указал клюкой направление, — туда. И не оглядывайся. Сейчас нельзя оглядываться, всё испортишь!

Иван усмехнулся. Он уже знал, как «не оглядываться».

Но на этот раз карлик, пожалуй, не лгал. Чувствовалось, что он нервничает, торопится. Они миновали заросшие мхом и лишайником руины, освещенные тусклым светом прорывающейся сквозь облака местной луны. Ивана так и тянуло оглянуться. Если бы Авварон промолчал, Иван шёл бы себе спокойно. А теперь даже шею что-то заломило, затылок свело. Сзади завывал ветер. Но завывал как-то чересчур протяжно и чувственно, как могло завывать лишь живое существо исполинских размеров.

Ощущались в этом вое надрыв и тоска, жутко становилось от него. Иван не стал оборачиваться. Но он немного повёл шеей и чуть скосил глаз. И его едва не парализовало. Позади чёрной безглазой громадиной нависал тог самый замок, из которого они вышли. Но был значительно выше, массивнее… и он всё время разрастался, тянулся во все стороны. Из его обвалившихся стен вытягивались шпили, шипы, башенки, гремели появившиеся невесть откуда здоровенные цепи, удерживавшие подъемные мосты, слышалось ржанье лошадей… но всего необычней было небо. Над замком полыхало багрово-чёрным полотнищем совсем другое небо.

— Не оглядывайся! Не смей! — завопил вдруг Авварон. — Ты с ума сошёл!

Мы оба останемся здесь навсегда! Бежим!!!

И они припустились во всю прыть — к дальним фуйнам, к холмам, в чернеющее небо. Карлик-колдун нёсся впереди, задрав полы своего балахона, только мелькали с непостижимой быстротой его птичьи уродливые лапы, казалось, их не две, а десяток.

Вой за спиной перерастал в надсадный глухой рев, багровые сполохи захватывали чёрную половину неба.

— Он пробуждается. Скорей!

— Кто он?! — на бегу поинтересовался Иван, он не привык прятаться от непонятного, загадочного, но сейчас он доверялся Авварону.

— Ол-У — Спящий Мир! Это наша смерть! Быстрее!

Он сегодня пробуждается раньше обычного. Ты видишь кровавое зарево?

Это рассвет! Это наша погибель! Через несколько минут здесь будет всё по-другому! Понял?!

Этот мир умирает на ночь, она длится долго. Но он пробуждается с рассветом, и величину дня никто не может предсказать. Демоны этого мира не терпят чужаков.

Они неслись во всю прыть к какому-то приземистому холму, похожему на плоский лунный кратер. Карлик почти летел, балахон развевался чёрным крылом. У Ивана перехватывало горло — всё-таки в этом мире было маловато кислорода. Но Иван был привычный ко всему.

— Ещё немного! И мы спасены!

Карлик с разбега прыгнул в кратер вниз головой, зацепился за что-то, повис, высунул голову в капюшоне. Иван глянул в отверстие кратера с возвышенности, с его гребнистого края, — ничего кроме тьмы он не увидал.

— Прыгай!

В черных зрачках Авварона отражались кровавые блики.

Иван прыгнул. И завяз в чём-то липком, сыром.

— Вот теперь можешь поглядеть малость! — рассмеялся вдруг Авварон. Гляди!

Иван, заподозривший было недоброе, ловушку, пригнулся, бултыхнул ногами и почувствовал, что он может передвигаться в этой трясине, может уйти вниз, может выскочить. Сразу полегчало. Вот тогда он и высунул голову. Ах, что творилось в недавно темном и мрачном мире под переливающимся холодным небом! Это было фантастическое зрелище!

Ослепительно-алые небеса слепили глаз, ураганной мощи ветер раскачивал лиловые, изумрудно-зелёные, малиновые стволы и ветви сказочных огромных растений, рвущихся вверх, вырастающих на глазах, воздух распарывали тут и там пронзительно-голубые молнии, хлестали одновременно и дождь и град, вдалеке прорывал алые выси неимоверный по высоте замок, разрастающийся к верху тысячами башен, шпилей, куполов, зубцов, гигантские чёрные птицы с перепончатыми многометровыми крыльями кружили над замком, то сбиваясь в стаи, то со звериным клекотом набрасываясь друг на друга. Но что больше всего поразило Ивана — это распахнутые широченные ворота и мчащаяся прямо из них к кратеру кавалькада всадников, восседающих на шестипалых рогатых чудовищах. Всадники были черны и страшны, они были закованы в броню с головы до пят.

Они стремительно надвигались, сжимая в руках тяжёлые тройные копья с алмазными наконечниками. Это было невозможно. Иван тряс головой и думал, что он сошёл с ума, что всё это ему мерещится, что вот сейчас все видения исчезнут и он придёт в себя. Мимо уха со свистом пролетел алмазный дротик, потом ещё один завяз в невидимой трясине.

— Вниз!!! — истошно завопил перепуганный карлик.

— Иду! — машинально откликнулся Иван.

Он пристально вглядывался в липа приближающихся всадников. Он должен был понять, кто это! Шестиногие чудовища его абсолютно не интересовали насмотрелся и не таких за годы странствий! Но всадники. Вот они всё ближе, ближе — десятки метров их отделяют, метры.

Иван видел шлемы, видел прорези для глаз и носов, он всё отлично видел… Но за прорезями не было видно лиц!

Под шлемами не было голов! Там вообще не было ничего! Только пустота… пустота! Демоны!!!

Иван нырнул вниз, ощущая, как кожа у виска прорывается алмазным наконечником копья — он увернулся, ещё немного, и крышка, конец! Всё, хватит рисковать!

Карлик Авварон, вцепившись снизу в его штанину тянул и тянул, они погружались в вязкое месиво, тьма застила глаза. Не прошло и двух минут, как Иван оказался на краю кратера, того самого. Он цеплялся руками за пологий каменный край, тянулся вверх. Авварон уже сидел на гребне, тяжело, дышал, отряхивал край балахона и кривил оттопыренную и как всегда слюнявую губу. Темное небо мирно висело над кратером.

— Что случилось? — поинтересовался Иван. Он ни черта не понимал. — Мы опять там… ночью?

— Да нет, — проворчал карлик, будто нехотя, с ленцой, — мы успели уйти.

Иван вылез из вязкой тьмы-жижи. Перевалился через край, сполз вниз. В этом мире было темно, сыро, пустынно. Даже развалин и руин не было тут. Две синюшно-бледных луны, одна чуть больше, другая меньше, светили свысока.

— Пойдем! — бросил карлик.

— Что-нибудь спевдка, может чего-то будет? — спросил Иван.

— Здесь, ничего не бывает, — ответил Авварон, — это просто пустыня. Хочешь, оставайся в ней.

— Да нет уж, — сказал Иван. — В пустыне нам не резон.

На этот раз они шли изнурительно долго. Время здесь отсутствовало. По прикидке Ивана прошло не меньше сорока часов, прежде чем они добрались до сглаженных стареньких уютненьких нор с милыми вороночками на вершинах холмиков.

— Погоди здесь! — приказал карлик и пошёл вверх, к воронке. Пыль, щебень, песок летели из-под его когтистых лап…

Иван покорно ждал. Он почему-то жалел, что позорно сбежал из пробудившегося мира Ол-У. Не пристало ему, бегать-то! Всегда опасность встречал лицом к лиху. А тут какие-то пробудившиеся от спячки демоны… ну и что? — Демонов, что ли, не видали? Там была жизнь, пробудившаяся жизнь, а следовательно, и возможность поиска… А здесь — пустыня, смерть, ничто!

Карлик высунул из воронки свою мерзкую морду, оттопырил губу и сказал напыщенно:

— Жди здесь! Ничего не бойся, когда я появлюсь, ты узнаешь меня.

— Узнаю, узнаю, — заверил его Иван.

Авварон недобро рассмеялся, сверкнул чёрным глазом. Он явно что-то не договаривал. Холодало. Иван зябко ежился, передергивал плечами и вспоминал скафандр, оставшийся за преградой.

Через двадцать минут он сделал заключение — карлик его обманул, и сбежал. Ищи теперь ветра в поле. Надо не зевать, не быть таким доверчивым. Правильно всегда говаривал Дил Бронкс: «Ваня, простота — она ведь хуже воровства, погубит она тебя!» Ещё через четвёрть часа он совершенно уверился в мысли, что его провели как ребенка. Встал. И уныло побрел по холодной каменистой пустыне с её разрушенными от старости горами-пригорками. Попадись ему сейчас карлик-крысеныш, он бы его сжег из лучемёта, растоптал, в порошок бы стёр, а потом оживил бы и ответ заставил держать.

В пустыне было тихо, и потому Иван невольно вздрогнул, когда откуда-то сзади раздался полушип-полусвист, какой бывает, если из неисправного баллона вдруг вырывается газ или дыхательная смесь. Иван спрятался за кряжистый выступ полуразрушенной скалы, пригляделся. Из далекого холмика-воронки, может, того самого, в который полез обманщик Авварон, а может, из другого, поднималась вверх струя светящегося серебристого газа или просто подкрашенного дыма.

Анализаторов у Ивана не было, и он не мог определить на расстоянии, что это. Газ или дым не растекался клубами по земле, он был явно легче воздуха, и потому поднимался вверх. Но как-то неестественно медленно, нарушая все законы природы.

Опасаться этого призрачного извержения вроде бы не было причины, и Иван вышел из-за выступа, встал в полный рост, созерцая необычную картину.

Наверху, начиная с двадцати-тридцати метров от поверхности и выше струя газа начинала расширяться, клубиться, отчего всё становилось похожим на гигантский гриб, возникающий после ядерных взрывов. Но взрыва-то не было!

Иван это знал. Бежать? Зачем? От чего?! Иван стоял и смотрел. Сейчас струя и облако рассосутся, газ, вырвавшийся из какого-то подземного объёма, смешается с воздухом и всё закончится, и опять будет сыро и пусто в мире под двумя лунами.

Но странное клубящееся облако не рассеивалось.

Наоборот, оно стало вдруг принимать совершенно невозможные для облака очертания: вот возник выпуклый нарыв, вырвались по сторонам два цилиндрических шлейфа, заклубилось что-то разлапистое на их концах, а нарыв тем временем превратился в неправильной формы шар, потом эллипсоид, потом.

Иван глазам своим не верил! Гигантский столб-облако медленно и неостановимо превращался в непомерную человеческую фигуру с головой, грудью, разведенными в стороны руками. Всё обретало завершенность, зримость вырисовывались черты лица, обозначались пальцы на руках, кривилась улыбка на исполинских губах… Лицо смотрело вниз из-под надвинутого на глаза капюшона, длинные рукава балахона скрывали кисти рук. И всё это покачивалось, плыло в чёрном сумрачном небе, нависало над мертвым миром и стоящим посреди этого мира Иваном.

Длинный вислый нос, выпученные глазища, крючковатые пальцы… Сомнений не оставалось. Иван сжал ложе лучемёта. Он не ожидал ничего хорошего от карлика-колдуна, который вдруг стал исполином. А это был именно Авварон, увеличившийся в сотни тысяч раз, застилающий четвёрть неба, нависающий над Иваном серебристо-чёрной громадиной.

— Да! Это я! — прогрохотало с небес. — Ты угадал!

Стой на месте и не шевелись!

Иван застыл статуей. Он был готов ко всему. Он мог за себя постоять, и его вовсе не пугало газовое облако пусть и чудовищных размеров.

А тем временем огромные скрюченные руки тянулись к нему. Они опускались всё ниже и ниже, пальцы слегка подрагивали, будто предвкушая биения жертвы. Страшное испещренное оспинами и морщинами лицо Авварона склонялось над беззащитным землянином. Всё это было настолько нереально, сказочно, что Иван не мог сосредоточиться на главном, не мог уловить, откуда придёт опасность. Руки? Нет, этими газообразными, почти бесплотными ручищами с ним ничего не сделать, он пройдёт сквозь них, не ощутив их прикосновений. Глаза с их гипнотической силой, колдовской властью? Нет! Это глаза фантома, в них нет силы… Чудовище нависало, застилая уже всё небо, не давая бежать, искать лазейки. Ощеренный километровый рот грозил призрачными кривыми зубами. Нет! И только когда деваться уже было некуда, Иван заметил небольшую, но очень темную, почти чёрную дыру под капюшоном, прямо между разросшимися кудлатыми бровями. Из этой дыры исходила непонятная влекущая энергия, она поднимала на землей, тянула, втягивала в дыру. Иван почувствовал, как его ноги отрываются от каменистой поверхности.

Уцепиться было не за что. Его затягивало в чёрную дыру, словно в водоворот.

Огромные расплывчатые пальцы почти касались его тела, чёрт лица Иван уже не видел — они были слишком велики и слишком близки. А вот дыра обретала совершенно реальные объёмы — это был непроницаемый чёрный колодец.

Ивана всасывало в него неудержимо.

Смешно было барахтаться, сопротивляться. Иван лишь придерживал руками меч и лучемёт. Он полагался исключительно на случай. Или вообще ни на что.

В глазах у него смеркалось. И потому он не увидел того, что было в колодце.

Сознание покинуло его раньше.

(Продолжение следует)

Александр Комков

Испытатель

Фантастический рассказ

Открыв глаза, я с удовольствием потянулся — ни сегодня, ни завтра, в воскресенье, дежурства не предвиделось — уик-энд в моем полном распоряжении. Легкая тревога вдруг прогнала ощущение приятного спокойствия, не было слышно уличного шума, столь досаждавшего мне по утрам. Одним прыжком оказавшись у открытого окна, я разом отпрянул назад — из окна с немыслимой, головокружительной высоты открывался ошеломляющий вид на незнакомый город. Тут и там в ярко-голубое небо вздымались башни, небоскребов, зеленели многочисленные квадраты скверов и парков, вдали синел океан, а тишина была такая, что казалось можно услышать даже шум прибоя. В целом город показался мне похожим на Нью-Йорк, каким я видел его однажды со смотровой площадки Эмпайр-Стейт Билдинг. Однако зелени здесь было гораздо больше, а воздух намного чище. Вцепившись в подоконник я выглянул еще раз и прошептал:

— Сплю я что ли?

— Ничего подобного!

Обернувшись, я увидел трех мужчин, незаметно вошедших в комнату, пока я любовался пейзажем. Первый, в темном, явно дорогом костюме несколько странного покроя, подошел ко мне, а двое других, коротко стриженных, атлетического сложения, в синей форме со множеством нашивок и эмблем, остались у двери.

— Это вовсе не сон, — повторил первый, — сейчас мы пройдем ко мне в кабинет и я все объясню, но может быть вы сначала оденетесь?

Понимая, что с вопросами лучше подождать я молча протянул руку за одеждой. Джинсы, рубашка и короткие черные сапожки на мягкой подошве в деталях хотя и отличались от того, что я обычно ношу вне службы, в общем-то были привычны, зато черная куртка из мягкой кожи свободного покроя была просто ни на что не похожа. Одевшись, я прошел за человеком в темном костюме и молча сел в предложенное кресло. Охранники в синем, в их профессии у меня не было никаких сомнений, также молча стали за спиной своего босса. Ни в руках, ни на поясе у «синих» не было заметно ничего, что напоминало бы оружие, но на правом предплечье у каждого была пристегнута большая черная кобура. Подобная манера носить оружие меня весьма заинтересовала, но человек в темном костюме прервал мои размышления.

— Позвольте представиться, доктор Роберт Коул. Я молча кивнул в ответ.

— Шеф опытно-экспериментального отдела корпорации «Юнайтед Роботс», — продолжал он.

— Вам представляться нет необходимости, мы знаем вас достаточно хороню.

Помня, что молчание — золото, я промолчал и на этот раз.

— Как вы думаете, капитан, где вы сейчас находитесь? — вынужден был продолжить доктор Коул.

Я еще раз посмотрел в окно, на кобуры охранников и ответил:

— Либо во сне, либо в будущем, других вариантов я не вижу.

— Прямо в яблочко, — доктор Коул рассмеялся и довольно дотер руки, — вижу, что мы не ошиблись в выборе. Вы действительно в будущем, в Нью-Йорке 20… года. Вас вероятно интересует для чего мы вас пригласили?

— Пригласили! — возмутился я, — у вас, доктор, весьма своеобразное понятие о некоторых вещах.

— Не будем спорить. Так вот, мы пригласили вас для участия в испытаниях. — Тут он замолчал, очевидно ожидая моего вопроса. Понимая, что все козыри у него, я решил не доставлять ему этого удовольствия, и промолчал.

Доктор Коул продолжил:

— Мой отдел, в настоящее время, проводит испытания последней модели фирмы — андроидного робота-телохранителя «Бодигард ЕХ-3». Эффективность действия ЕХ-3 настолько высока, что он один может заменить 5–6 обычных охранников и полностью обеспечить ближнюю охрану. Кроме того робота невозможно подкупить, его преданность хозяину — абсолютна, а общие расходы на ближнюю охрану снижаются вдвое при возрастающей надежности. Сейчас мы закончили серию из девяти испытаний, но они не полностью удовлетворили руководство фирмы, хотя и проводились в условиях максимально приближенных к реальным. От нас потребовали чего-нибудь особенного и мы решили пригласить вас.

— Можно задать несколько вопросов, доктор? — спросил я, стараясь держаться как можно непринужденнее.

— Пожалуйста.

— Прежде всего, что вы подразумеваете под испытаниями в реальных условиях?

— О, это очень просто. Объект охраны свободно перемещается по городу и его окрестностям, конечно в сопровождении ЕХ-3. Ваша задача — ликвидировать объект, задача ЕХ-3 — вам помешать.

Заметив мое протестующее движение, доктор Коул продолжил:

— Не беспокойтесь, в роли объекта охраны будет робот, внешне, правда, не отличимый от человека, что кстати является серьезным нарушением закона. Но фирма идет на это ради достижения максимально реальных условий испытания:

Вот, значит как, я пристально взглянул на доктора Коула и медленно произнес:

— Если я правильно вас понял, то для достижения максимально реальных условий испытания вы дадите мне и вашему ЕХ-3 вполне реальное боевое оружие, или может быть ограничимся красящими пулями?

— Вы поняли правильно, — ухмыльнулся Коул, — никаких красок.

В следующий момент я вскочил на ноги, но тут же замер — в руках «синих» мгновенно появились крупнокалиберные пистолеты. Один ствол смотрел мне прямо в лоб, второй — в живот. Похоже, что волноваться вредно для здоровья. Я медленно опустился обратно в кресло.

— Капитан, — укоризненно покачал головой доктор Коул, — потрудитесь дослушать. — За проведение испытаний вы получите 100 тысяч кредов, если, конечно, останетесь у нас. Если же нет, то извините, ничего. Точнее платой будет само ваше возвращение.

— А если… — начал было я.

— Если вы не согласитесь, — перебил меня Коул, — вы ведь именно это хотели сказать? — Он посмотрел на меня с жалостью, как на слабоумного.

— Я бы не советовал. Найти подходящего кандидата и перебросить вас сюда стоило около 400 тысяч кредов. Так что позволить себе такой роскоши как ваш отказ мы просто не можем. В случае вашего отказа мы не можем тратить еще 100 тысяч на ваше возвращение просто так. Придется вас ликвидировать.

После недолгого размышления я произнес:

— Хорошо, согласен, но с одним условием.

— С условием?.. — протянул доктор Коул.

— Конечно, — усмехнулся я, с удовольствием наблюдая как меняется выражение лица доктора Коула.

— Поскольку оставаться у вас мне расхотелось, и в то же время подставлять голову под пули задаром я не привык, то, — я чуть помедлил, наслаждаясь дальнейшим изменением выражения лица доктора Коула.

— То сделайте мне небольшой подарок — библиотеку томов эдак на сто. На английском или русском, а можно и так и этак. Разумеется моих лет издания. Я понимаю, у вас это антиквариат и стоит недешево. Но думаю, что все дешевле, чем поиск и доставка нового кандидата?

— Пожалуй, а что именно вы хотите? — осторожно поинтересовался доктор Коул?

— Ну Гаррисон, Шекли, Саймак, Стругацкие, Юрий Петухов и еще кое-кто. В общем, список я дам.

— И еще кое-кто… — неожиданно рассмеялся доктор Коул, — Я сам должен был об этом подумать. Хорошо, но не более 100 томов.

— Тогда несколько вопросов.

— Пожалуйста.

— Первое, почему именно я? И вообще зачем вам человек из другого времени. Что, своих… — я помедлил, выбирая подходящий термин, — специалистов не хватает?

— Почему именно вас, — доктор Коул откинулся на спинку кресла, — вы сами дали ответ перечнем авторов. Любителю фантастики гораздо легче адаптироваться, для вас ведь путешествие во времени давно привычно и почти реально. А другого любителя фантастики среди специалистов вашего уровня мы просто не обнаружили. Как в вашем времени, так и позже. Что же касается наших специалистов… Их у нас, конечно, хватает, даже чересчур. Кстати поэтому и был разработан ЕХ-3. Но, как показали прошедшие испытания, мыслят они до обидного стереотипно. Поэтому нам и потребовалась яркая индивидуальность, ну и, конечно, соответствующий опыт и профессионализм, — доктор Коул повел рукой в мою сторону, а я вежливо поклонился в ответ.

— Вот поэтому было принято решение пригласить именно вас.

— Пригласить! Остальных испытателей вы «приглашали» также как и меня?

— Почти, — доктор Коул оценил иронию по достоинству. — Мы «приглашали» их из федеральной тюрьмы. Причем только тех, кто имел пожизненности соответствующую квалификацию — террористы, наемные убийцы. За полную амнистию и 20 тысяч кредов согласились почти все, кого мы выбрали.

— Доктор, вам удалось влезть даже в федеральную тюрьму?

Коул махнул рукой, давая понять, что подобные мелочи меня не должны волновать, но все же ответил:

— Это не так уж и сложно. Часть акций нашей компании принадлежат федеральному правительству, к тому же мы выполняем много правительственных заказов.

— Интересно. Да, а как закончились испытания с точки зрения испытателей, конечно.

— Все, кто остался в живых, получили обещанное.

— И много было таких счастливчиков?

— Трое. Им, правда, тоже немного досталось, но наша медицина творит чудеса, если вы еще живы, — рассмеялся доктор Коул.

Не понравился мне его смех, совсем не понравился. Как будто я для него уже покойник. Живо представилась картина. Пузырящаяся радужной пленкой кучка кишок на асфальте, а рядом я, еще живой и со здоровой дырой от крупнокалиберной пули в животе. Или так — развороченное бедро с острыми осколками раздробленной кости и большая лужа крови. Интересно, станет ли в этом случае их медицина творить чудеса для меня? Или дадут спокойно и тихо загнуться? А куда в таком случае, они денут мой труп? Зароют у себя или перебросят в мое время с имитацией несчастного случая, во избежание хроноклазма? Впрочем это уже их трудности, понятное дело я уж постараюсь не обременять доктора Коула заботами о моих похоронах. Я отбросил мрачные мысли и продолжил сбор информации:

— Трое из девяти, совсем неплохо!

— Как сказать, — покачал головой доктор Коул. — Дело в том, что у испытателей были разные задания. Пятеро должны были просто ограбить объект охраны и только четверо — ликвидировать.

— Хм, если я вас правильно донял, доктор, робот отвечает на любое действие строго адекватно?

— Совершенно верно.

— Тогда не сходится баланс. Откуда два лишних покойника? Ведь робот не должен был убивать грабителей?

— Не должен был. Но дело в том, что мертвеца ограбить проще и вот результат — два лишних покойника. Но там это безразлично, ваше задание — ликвидация.

— Ладно, теперь об оружии. Я вижу у ваших охранников весьма оригинальная манера носить кобуру.

— Я понял вашу мысль, — перебил меня доктор Коул, — многие идеи Гарри Гаррисона, да и других фантастов, реализованы. Предвижу и ваш следующий вопрос — у вас такой кобуры не будет. Силовую кобуру имеют только полиция и военные и по специальному разрешению правительства, охрана компании, занятых выполнением правительственных заказов. За нарушение — десять лет тюрьмы.

— Жаль… — протянул я разочарованно, — раз уж мы заговорили об оружии, чем вооружен ваш робот? Бластером, лучеметом или еще чем-нибудь подобным?

— Ну что вы, — улыбнулся Коул, — какой там бластер, пара обычных кольтов Дельта элит калибр 10 мм.

— Неужели у вас вообще нет бластеров? — удивился я.

— Есть, конечно, но только у военных. За незаконное ношение бластера, только ношение, 25 лет. Если к тому же учесть, что бластер легко обнаружить по излучению батареи специальным детектором с весьма значительного расстояния, то сами понимаете — игра не стоит свеч. Лучше пользоваться обычным огнестрельным оружием. Кстати, за прошедшие годы оно изменилось весьма незначительно, — закончил доктор Коул.

— И какое же оружие вы дадите мне?

— Какое пожелаете, — доктор Коул развел руки в стороны, демонстрируя необъятность моего выбора, — но поскольку вам придется действовать в реальных условиях, а не на полигоне, то конечно, мы не можем выпустить вас на улицы города со штурмовой винтовкой в руках.

— Придется это переварить, о «Калашникове» или М-16 не приходится и мечтать.

— Да, вам придется ограничиться компактным оружием, — кивнул доктор Коул.

— Компактным, — я сразу ухватился за эту возможность, как утопающий за соломинку, — значит я могу взять мини-Узи или Ингрэм-11?

— Увы нет, — доктор Коул снова развел руками, — закон запрещает частным лицам иметь автоматическое оружие, только самозарядное.

Соломинка обломилась.

— Значит в оружии мы с роботом равны, реакция у него, конечно, гораздо лучше, и, наверное, он еще и бронирован? — подвел я невеселые итоги.

— Ну, не надо драматизировать, ведь на вашей стороне главное — инициатива, — наставительно поднял палец доктор Коул. — Кроме того, вы можете одеть бронежилет.

— Бронежилет? Ну спасибо! Контузящее действие кольтовской пули ничуть не уступает пробивному, к тому же остаются открытыми голова, руки и ноги. А подвижность в бронежилете оставляет желать лучшего. Нет уж, доктор, носите сами.

— Спасибо, иногда приходится, — рассмеялся Коул.

— Так как же насчет его брони, вы так и не ответили.

— Бронирования в обычном смысле слова нет, — доктор Коул помялся и неохотно продолжил, — но жизненно важные узлы защищены;

— Ну а где находятся эти узлы вы, конечно, не скажете?

— Конечно, ведь террорист, так сказать с улицы, таких данных иметь не может, не будет их и у вас. Но так уж и быть. Пуля патрона 44 магнум выводит робота из строя, при попадании в жизненно важные точки, конечно, примерно со 100 метров, а пуля патрона «парабеллум» — примерно с тридцати.

— Очень благодарен за столь ценную информацию! — я постарался вложить в эти слова максимальную дозу сарказма.

— Не за что, — ухмыльнулся Коул, — кроме того, хочу вам напомнить, что в вашу задачу входит отнюдь не дуэль с ЕХ-3, а ликвидация охраняемого им объекта. Добавлю еще кое-что, вы можете заодно ликвидировать и ЕХ-3, но при этом ни в коем случае не должны пострадать третьи лица. Люди на улице не должны стать вашими мишенями. Иначе вам придется отвечать по всей строгости закона, — и доктор Коул звучно припечатал ладонь к крышке стола.

Не удержавшись я заметил:

— Полагаю, что не только мне.

— Разумеется, — он подозрительно легко согласился, — но будем надеяться, что этого не случится.

Тут я наконец ухватил мысль, которая подсознательно не давала мне покоя с самого начала нашей беседы.

— Доктор, а как вообще получается, что ваш робот может убивать людей? Что, Три Закона Робототехники уже не в моде?

— Ну что вы, капитан, за исполнением законов Великого Айзека следит специальная комиссия конгресса США, но в данном случае, — тут доктор Коул замолчал и после некоторой заминки раздраженно продолжил. — Словом это не ваши заботы, принимайте все так как есть и все, — закончил доктор Коул.

— Больше вопросов нет.

— В таком случае, капитан, позвольте пригласить вас на обед.

После, обеда мы с доктором Коулом и, разумеется, охраной, отправились в лабораторию оружия.

— Какое отношение имеет оружие к продукции вашей фирмы? — спросил я доктора Коула в лифте.

— Самое непосредственное. Мы ведь выпускаем не только андроидных или промышленных роботов, противоракетные, противотанковые и тому подобные робокомплексы. Естественно, что и вооружение для них нам выгоднее производить самим. Делаем также и стрелковое оружие. У фирмы есть отличный музей, кстати именно в музей мы и направляемся.

— А для чего вам, собственно, нужен музей?

— Не изучив как следует старое нельзя создать новое. Но мы уже на месте. Позвольте представить вам доктора Янга, заместителя начальника отдела вооружения и главного хранителя музея.

Не тратя лишних слов доктор Янг довел нас прямо в музей. Да, тут было на что посмотреть — от первых капсюльных кольтов до современнейших моделей! Доктор Янг имел все основания гордиться коллекцией. Никогда еще я не видел столько оружия разом, глаза разбегались. Найдя во мне благодарного слушателя, доктор Янг заливался соловьем, не обращая внимания на вежливо позевывающего Коула.

— Приятно встретить настоящего знатока, — говорил доктор Янг, подавая мне очередной «Смит-Вессон» или «Ремингтон», — нынешний народ совсем не ценит оружия и совершенно не разбирается в нем. Им совершенно все равно из чего палить, лишь бы грому было побольше да дырки получались покрупнее. Вот, смотрите, «кольт Дракон» магнум, пятьдесят пятый калибр! А собственно для чего? Чтобы вывести из строя любого робота или, простите, вас, вполне достаточно тридцать восьмого,

Я долго любовался замечательной коллекцией, слушая в высшей степени интересные комментарии доктора Янга, но увы, всему когда-нибудь приходит конец. Терпение доктора Коула лопнуло и он с недовольном видом прервал нас:

— Доктор Янг, все это, слов нет, очень интересно, но у нашего гостя мало времени. Капитан, вы выбрали?

— Да, я беру «кольт Питон-357».

— А почему именно 357, а не 44 или, скажем 41, — немедленно вмешался доктор Янг.

— Патрон 357 магнум это, на мой взгляд, наиболее удачный компромисс между хорошим останавливающим действием пули и умеренными габаритами оружия.

— Весьма разумно, — одобрил мой выбор доктор Янг.

Я с удовольствием взял в руки длинноствольный револьвер, который отличался от хорошо знакомого мне «Питона» девяностых лишь наличием лазерного прицела да рукояткой, иной, более удобной формы. К рукоятке можно было крепить складной пластиковый приклад.

— Еще я хотел бы попросить вас, доктор Янг, — начал я непринужденно, — помочь мне отыскать АПС, у вас столько экспонатов, что я наверное просто не заметил этот пистолет во время осмотра.

— АПС? У нас нет такого пистолета, — доктор Янг нахмурился.

— Ну как же, — не удержался я от маленькой шпильки, — очень известный в свое время, хотя и мало распространенный армейский пистолет советского производства. Калибр — 9 мм, магазин на 20 патронов, складной приставной приклад, перекидной прицел для стрельбы до 200 метров. Неужели у ВАС, — я сделал особый упор на это слово, — нет АПС?

— Нет, — мрачно подтвердил доктор Янг, — у нас нет этой модели.

Неожиданно выявившаяся неполнота коллекции весьма неприятно его поразила.

— Попробую попросить в главном армейском арсенале, — доктор Янг отошел к видеофону.

Воспользовавшись тем, что Коул и охранники глазеют на витрины, я тихо оттянул защелку барабана и откинул его влево, барабан был, увы, пуст.

— Все экспонаты хранятся незаряженными, — послышался насмешливый голос незаметно подошедшего доктора Янга, — я договорился. Через два часа АПС и 400 патронов доставят вам на квартиру.

— Сэр, — неожиданно вмешался в разговор один из «синих», — позвольте дать совет?

— Прошу.

— Возьмите еще и «Кольт-Кобру» с газовыми пулями.

— Слезоточивый газ против робота? Оригинально!

— Не против робота, — терпеливо пояснял охранник, — не станете же вы стрелять из «Питона» в пьяных сопляков, если они к вам привяжутся. Право, сэр, возьмите «Кобру», много места этот револьвер не займет.

— Благодарю за совет, — ответил я, опуская в карман куртки «Кобру».

В кабинете доктор Коул протянул мне стереофотографию.

— Все необходимые данные вы найдете на обороте, имейте в виду, ровно через час фотография истлеет, она обработана спецсоставом. Вот ваши водительские права, кредит-карта, ключи от квартиры и машины. 1000 кредов наличными. В вашем распоряжении две недели, одна на адаптацию, вторая на проведение испытаний. Не опоздайте, иначе мы не сможем вернуть вас обратно — наша техника не всесильна. Вот собственно и все, с этой минуты вы совершенно самостоятельны.

— Еще мне нужен мощный мотоцикл, — перебил я Коула.

— Хорошо, «Хонда-Вояджер» со стокиловаттным мотором вас устроит?

— Вполне. И не забудьте о библиотеке.

— Мотоцикл будет у вас в гараже через час А о библиотеке не беспокойтесь, мы ведь договорились.

— Чуть не забыл, — я с силой хлопнул себя по лбу, — еще кое-что. Набор отмычек, прибор ночного видения, аппаратура для подслушивания.

— Понятно, — прервал меня доктор Коул, — об этом мы позаботились. Все необходимое лежит в багажнике вашего «Форда». Теперь все?

— Пожалуй все.

— В таком случае мне остается только пожелать вам успеха.

Он сказал это на удивление искренне и кивнул охранникам:

— Проводите капитана до машины.

Неделя адаптации прошла без особых приключений. Времени я даром не терял и успел выяснить некоторые не очень веселые для меня обстоятельства. Задача оказалась несколько сложнее, чем казалось на первый взгляд. Выяснилось, что объект живет, если только это слово применимо к роботу, за городом, в роскошном поместье. Учитывая четырехметровый забор, оснащенный сигнализацией и то, что на ночь охрана спускала собак, акция в поместье исключалась. Маршруты движения объекта оказались весьма малочисленны, в общем-то я выявил всего один: поместье — офис «Юнайтед Роботс» и обратно. Больше он ни к кому не ездил, а гостей, это же надо, по субботам принимал сам. Был, правда, один перспективный момент. После обеда, в сопровождении ЕХ-3, конечно, объект гулял в близлежащем сквере. Этим я и решил воспользоваться.

— Эй, бой! — остановил я проходившего мимо юнца в костюме индейца-ирокеза. — Хочешь заработать 200 кредов за пять минут?

— Кто же не хочет, — ухмыльнулся он в ответ, вынимая из уха мини-приемник.

— Только если для этого надо кого-то пришить, я пас.

— Нет, дело совсем простое, надо кинуть куриное яйцо в спину одному клиенту.

— И только-то? А в яйце, небось, граната?

— Яйцо ты купишь сам. Вот 100 кредов, остальное потом.

— О'кей. Показывай клиента.

Взглянув в сторону удалявшихся роботов, парень со всех ног кинулся в супермаркет. Через минуту он выскочил из супермаркета с упаковкой яиц в руках и бросился в погоню. Приблизившись к роботам метров на двадцать, «ирокез» прицелился и метнул яйцо в спину объекта. Но едва яйцо вылетело из руки парня, раздался выстрел и десятимиллиметровая пуля разнесла его вдребезги. Желток и остатки скорлупы угодили ошарашенному «ирокезу» прямо в лицо, дополнив его костюм «боевой раскраской». «Ирокез» выронил упаковку и бросился прочь под хохот прохожих, даже не вспомнив об оставшихся кредах. Посмеялся за компанию со всеми и я, хотя мне было не до смеха. Проверка подтвердила именно то, чего я и опасался — наличие кругового обзора. Уходя я еще раз посмотрел на роботов. Объект был сделан, без преувеличения, безупречно. Не знаю, может быть рентген и показал бы, что у него металлический каркас вместо костей и сервоприводы вместо мышц, но внешне он выглядел как обычный пожилой человек, с морщинами, брюшком и всем, что положено. Зато ЕХ-3 походил на человека только фигурой, по всему сразу было видно, что это робот. Но робот внушающий уважение — рост под два метра, атлетическое сложение, уверенные движения и мягкая походка. Да, итоги проверки были плачевны — круговой обзор, снайперская стрельба и отменная реакция. В общем на улице я не имел бы и двух шансов из ста, да что там двух, пожалуй ни одного. А это обидно, когда нет шансов.

На следующее утро на шоссе я сел на хвост серебристому «Линкольну-Президенту» моего объекта. Черный кожаный комбинезон, черный парик с алой лентой вокруг головы и темные очки придавали мне вид настоящего рокера. Я бросил взгляд на спидометр, затем на шкалу дальномера — 80 миль в час, 100 футов, порядок! «Линкольн» шел вплотную к бровке и приблизиться к правой задней дверце, за которой сидел мой объект, не было никакой возможности. Пока не было. Промелькнула реклама Кока-Колы, пора. Левой рукой я достал из кобуры АПС, передвинул переводчик-предохранитель в положение «АВТ» и аккуратно взвел курок. Показался рекламный щит «Сони», и я быстро нажал кнопку укрепленного на руле мотоцикла мини-передатчика. Мгновенно сработал радиозапал и на шоссе, прямо перед «Линкольном», выкатилась пустая пластиковая бутылка, со стороны, впрочем; весьма походившая на гранату. Объезжая неожиданно возникшее и весьма подозрительное препятствие, водитель «Линкольна» резко взял влево и, выжав ручку газа, я оказался возле правой задней дверцы автомобиля. В следующий момент я одной очередью разрядил в стекло, за которым было видно удивленное лицо объекта, весь магазин. При этом я еще успел подумать:

— Не задеть бы водителя.

Однако вопреки моим ожиданиям стекло не разлетелось вдребезги, как это обычно бывает в подобных случаях. Стекло осталось целым, а одна из срикошетировавших пуль пребольно ударила меня по колену. Я резко нажал на тормоза, «Хонду» занесло и я удержался в седле, да и вообще на дороге, только благодаря бортовому компьютеру. Тормозной путь бронированного лимузина, к счастью, оказался достаточно велик, и когда ЕХ-3 выпрыгнул на асфальт, открыв огонь сразу из своих обеих пушек, я был уже вне зоны прицельного огня, и пули просвистели в стороне. Да, такого поворота событий я, честно говоря, не ожидал! С виду автомобиль ничем не выделялся — ни зеленоватых пуленепробиваемых стекол, ни боестойких шин. Вообще ничего подозрительного. Впрочем я мерил по своим меркам, а их техника, конечно же ушла далеко вперед. Но что толку огорчаться, проверить машину заранее я все равно не мог, за ней следили почти столь же тщательно, как и за ее владельцем. Вариант с использованием радиомины на дороге не годился — погиб бы водитель. Впрочем мои возможности отнюдь не ограничивались стрельбой в упор.

Выждав пару дней, я засел у окна своей новой, снятой на всякий случай квартиры. Квартирка была весьма убогой, а арендная плата непомерна высока, оправдывало это все в моих глазах только то обстоятельство, что окна квартиры выходили в сторону офиса «ЮР», хотя и несколько наискосок. Я прикинул еще раз по дальномеру расстояние — 218 метров. Далековато даже для «Питона» с лазерным прицелом, но выбирать не приходилось. Присоединив приклад к рукоятке револьвера, я взглянул на часы — 7.12. Присев за подоконник, дальнейшее наблюдение я вел через миниатюрный перископ.

— А все же, право слово, забавно — робот ездит на работу в «Юнайтед Роботс».

«Линкольн» подкатил как по расписанию, ровно в семь тридцать. Открылась задняя левая дверца и вышел ЕХ-3. Только после того, как он тщательно осмотрелся и убедился, что опасности нет, ЕХ-3 обошел машину и открыл дверцу своему хозяину. Я приложил приклад к плечу и взвел курок. Объект стал выходить из машины и его голова показалась в поле зрения перископа. Я мягко приподнялся над подоконником и, затаив дыхание, плавно надавил на спуск. Все было бы кончено в тот же миг, если бы не досадная случайность. Выходя, из машины, объект споткнулся, а ЕХ-3 нагнулся, чтобы поддержать его под локоть. В результате, вместо того, чтобы разнести голову хозяину, пуля ударила в левое плечо ЕХ-3 и свалила обоих на асфальт. Чертыхнувшись, я быстро присел за подоконник, а в следующий момент опомнившаяся охрана накрыла мое окно, а заодно и несколько соседних, шквалом огня. Проскочив на четвереньках, под свист пуль комнату и прихожую, я вылетел на лестничную клетку и скатился по лестнице, отметив про себя, что судя по интенсивности и плотности огня, работают не менее пяти ручных пулеметов. Выбегая из подъезда, я краем глаза уловил подозрительное движение справа. Вскидывая двумя руками «Питон», я резко повернулся и увидел ЕХ-3, выбегающего из-за угла дома. Вид робота был ужасен, мощная пуля 357 магнум основательно разнесла ему левое плечо, почти оторвав руку. — Клочья родового и белого пластика с разорванными сервоприводами, из которых вытекала бордовая жидкость, пропитавшая пиджак и рубашку на груди, создавали впечатление настоящей раны. К тому же осколки полуоболочечной пули посекли ЕХ-3 лицо и повредили левый глаз. Но двигался робот довольно легко и отнюдь не полученные повреждения, а только то, что он оказался ко мне левым боком и небольшой просчет конструкторов, спасли мне жизнь. Сектор действия его правой руки оказался недостаточен для стрельбы влево, и пока ЕХ-3 поворачивался, я успел прицелиться и выстрелить. Выпущенная с каких-нибудь тридцати метров крупнокалиберная пуля ударила робота в правую половину груди, развернула и отбросила назад. Робот тяжело упал прямо на поврежденную левую руку, оторвав ее окончательно. Однако, несмотря даже на это, он все же попытался повернуться, поднимая пистолет, намертво зажатый в правой руке. Не желая рисковать, я поймал в прицел голову робота: и нажал на спуск. Голова ЕХ-3 взорвалась фейерверком металлических блесток, стеклянного крошева и кусочками разноцветного пластика. Робот дернулся и замер окончательно. Запуская двигатель мотоцикла, я бросил последний взгляд на EX-3, лежащего в луже бордовой жидкости и подумал:

— Как же ты, приятель, оказался здесь? Ведь телохранитель покидать объект охраны не должен.

Впрочем поразмышлять можно и в более спокойной обстановке. Я выжал ручку газа и скрылся в переулке, не дожидаясь появления зазевавшейся охраны или полиции.

Однако веселого было мало, хотя я и ликвидировал ЕХ-3, задание оставалось не выполненным даже после двух попыток. Была, правда, еще одна идея — можно было тряхнуть стариной и вспомнить, что когда-то я увлекался дельтопланом. Я не был, конечно, в числе мастеров, но пролететь пять-семь миль сумею.

Немало времени ушло на перекраску мотодельтаплана, купленного в спортивном магазине «Ф. Шортер». После двух суток титанической возни, квартира выглядела так, словно, последние три месяца в ней шел непрерывный дебош. Зато дельтаплан приобрел густой черный цвет. Можно было, конечно, просто заказать дельтаплан черного цвета в том же магазине, но так как даже последнему ослу ясно для чего нужен дельтаплан черного цвета, то я поостерегся привлекать внимание окружающих, а возможно и полиции, к своей скромной персоне. Сняв защитную маску, я оглядел квартиру и ухмыльнулся. «Юнайтед Роботс» придется изрядно раскошелиться на ремонт. Это не считая изрешеченного охраной фасада дома напротив офиса. Впрочем эти проблемы меня не волнуют — главное я успел к субботе.

На следующее утро я еще раз внимательно осмотрел местность и спрятал в подходящем леске, неподалеку от поместья, мотоцикл. Пришлось изрядно попотеть, затаскивая в багажник моего «Форда Хайвей-Стейшнвегон» весьма увесистую «Хонду». Хорошо хоть багажник оказался достаточно просторен.

Вечером, на облюбованной заранее поляне, милях в семи от поместья, я собрал дельтаплан и переоделся. После изрядных мучений мне удалось вполне удовлетворительно разместить под смокингом АПС, «Кобру» и еще кое-какие мелочи. Тем временем окончательно стемнело. Я натянул:, поверх смокинга черный комбинезон, нацепил на голову прибор ночного видения, запустил мотор дельтаплана и взлетел. Пока дельтаплан шел по автопилоту мне не оставалось ничего, иного как размышлять:

— То, что один робот ездит под охраной другого на работу в «Юнайтед Роботс» — это еще ничего. Но вот то, что ради этих дурацких испытаний устраиваются еще и приемы — это уже перебор! Да и вообще, со своим стремлением проводить испытания в максимально приближенных к реальным условиям, парни из «ЮР» явно хватили через край. Взять хоть этот прием, на котором мне придется стрелять в толпе людей боевыми патронами; вполне хватило бы обычных, красящих пуль. Впрочем, кто платит, тот и заказывает.

Найти поместье оказалось совсем несложно. Дом был ярко освещен, постоянно подъезжали и отъезжали машины, по лужайкам сновали туда-сюда гости, охранники и прислуга. За этой суматохой я спокойно, конечно заранее выключив мотор, посадил дельтаплан на крышу. Никто ничего не заметил. Пристроив дельтаплан, я разыскал люк. Но увы, он был заперт изнутри. И то сказать, зачем в люке замок, ну кому придет в голову, выходя на крышу, запирать за собой люк на замок? Набор великолепных отмычек занял свое место в кармане, а я принялся разматывать тонкий, но очень крепкий шнур с миниатюрной лебедкой и кошкой на конце. После серии несложных акробатических упражнений я оказался в одной из неосвещенных комнат третьего этажа. Сунув в карман прибор ночного видения, я стащил комбинезон и, спрятав под смокингом лебедку, вышел в коридор. Отмычки на этот раз пригодились и оказались наилучшего качества. К моему величайшему удивлению, мне удалось спуститься до первого этажа без приключений и даже никого не встретить. Я спокойно вошел в зал и смешался с толпой гостей. Взяв с подноса подошедшего официанта бокал шампанского, я отошел к окну и спокойно огляделся. Охранников в синей униформе в зале было совсем немного, человека четыре, не больше, все довольно далеко от меня. Впрочем они меня мало волновали, даже несмотря на их силовые кобуры. Главным источником моего беспокойства был, конечно, ЕХ-3. Вскоре обнаружился и он. Робот возвышался за спиной своего хозяина, сидевшего за столиком в компании двух, солидного вида, джентльменов. Все трое потягивали виски «Балантайн», насколько я мог разглядеть с такого расстояния, со льдом из высоких стаканов и спокойно беседовали. Нет, право слово, робот распивающий «Балантайн», это уже чересчур! Однако что же предпринять? ЕХ-3 мне руки поднять не даст, не то что прицелиться. Надо его отвлечь. Тут мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом — в спину мне уперлось что-то твердое, весьма похожее на ствол пистолета и приятный женский голос произнес:

— Руки вверх и не шевелиться!

Я медленно и не особенно высоко поднял руки, причем в левой у меня так и остался бокал с шампанским. Чуть повернув голову, я смог краем глаза оценить ситуацию: дама явно навеселе, а курок револьверчика не взведен, в общем — пустяки. Я уже собрался предпринять необходимые меры, чтобы выйти из этого нелепого положения, но тут она опустила револьвер «Смит-Вессон», модель Ледисмйт, отметил я машинально, и сказала:

— Это шутка, простоя вижу вас здесь первый раз и хотела с вами познакомиться.

У меня захватило дух от предчувствия удачи. Кажется это именно то, что мне и нужно.

— Ничего себе шуточка! — я опустил руки и повернулся.

— Держу пари на триста кредов, что с тем парнем, — я кивнул в сторону ЕХ-3, вы не рискнете так пошутить.

— На триста? А почему бы и нет, принято.

Нетвердой походкой, спрятав «Смит-Вессон» за спину Джейн направилась к роботу. Очевидно она была из своих, потому что ЕХ-3 не обратил на ее приближение особого внимания. Вот и все, я поставил недопитый бокал на подоконник, опустил руку за борт смокинга и взвел курок. В следующий момент Джейн ткнула свой револьверчик в спину робота. ЕХ-3 отвлекся лишь на секунду, чтобы выбить у нее из руки оружие, но мне этого времени хватило с избытком. Стрельба велась с каких-то тридцати метров, так что промахнуться я никак не мог. Бросаясь среди всеобщей паники и суматохи в сторону, я успел заметить, что действительно не промахнулся, но крайней мере три пули из выпущенной очереди попали в цель, и на белоснежной манишке объекта расплывались алые пятна. Еще я успел заметить, что, слава Богу, никто из людей не задет, а ЕХ-3 уже выхватил свои кольты. Я удивился было, что пятна не бордовые, наверное у разных моделей разная рабочая жидкость, но тут передо мной вырос громила в синем и пистолет прыгнул ему прямо в ладонь. Выстрелить он однако не успел, я сделал нырок и, используя инерцию движения, подхватил его под колени и бросил через себя. Весьма своевременно, пуля, выпущенная роботом и предназначавшаяся моему — затылку, попала охраннику в поясницу. Выхватывая левой рукой «Кобру» я вылетел в коридор и резко бросился в сторону Два выстрела грохнули одновременно. Нуля, выпущенная охранником, просвистела мимо моего плеча и ударила в грудь другого охранника, выбежавшего вслед за мной и уже поднимавшего свое оружие. Отброшенный назад ударом крупнокалиберной нуля, «синий» налетел прямо на подбегавшего ЕХ-3 и оба повалились на пол. Мой выстрел был гораздо точное. Получив в лоб газовую пулю, охранник, отчаянно кашляя и хватаясь за горло, повалился ничком у стены. Разогнавшись, и сгруппировался и прыгнул прямо в стекло высокого французского окна, надеясь, что оно не окажется пулестойким. Приземляясь, я двумя выстрелами обезвредил подбегавшего охранника с собакой я опрометью кинулся к забору. Кошка, к — счастью, запенилась с первой же попытки. Включая лебедку, я обернулся, из дома, во главе с ЕХ-3 выбегали «синие» и уже готовились открыть огонь. Сильно размахнувшись, я бросил назад магниевую гранату, и, отвернувшись, быстро прикрыл глаза рукой. Ярчайшая вспышка ослепила на какое-то время робота и охрану и их беспорядочная стрельба не доставила мне никакого беспокойства. Я спокойно перелез — через забор и сориентировавшись, побежал к мотоциклу. Найти его по радиомаяку было делом несложным,

Черная куртка и джинсы заменили элегантный костюм, а место «Кобры» в кобуре занял «Питон». Повертев в руках «Кобру», я хотел было выбросить уже сослуживший свою службу револьвер, но передумал и сунул его в карман куртки. Одев прибор ночного видения, я запустил двигатель «Хонды» и поехал к дороге. После нескольких минут лавирования — между кустами, я выбрался на дорогу и повернул в сторону шоссе. Внезапно сильный удар но заднему колесу едва не сбросил мотоцикл с дороги, послышались выстрелы.

Бросив «Хонду» вправо я резко прибавил газ. Поворот дороги, к счастью, быстро скрыл меня от огня, и, поворачивая, я увидел ЕХ-3, палившего сразу из обоих «Кольтов». Его столь неудачная стрельба объяснялась, вероятно, тем, что он еще не пришел в норму после магниевой гранаты. Котелок у робота, тем не менее, варил неплохо, он быстро понял, что террористу не резон прятаться в окрестном мелколесье, и вместо того, чтобы искать меня, просто поджидал на дороге. В результате мне чудом удалось избежать гибели. Удалось? До этого еще далеко. Наверняка будет погоня, а поврежденный мотоцикл рыскал по дороге и почти не подчинялся управлению. Проехав едва ли еще полмили, я вынужден был остановиться. Заднее колесо заклинило окончательно. Едва я успел оттащить с дороги и спрятать в кустах «Хонду», по дороге промчался знакомый «Линкольн». Да, видимо игра пошла всерьез. Хорошо, что пока в нее не вступила полиция. Но почему такое упорное преследование? Охрана не в курсе? Как бы там ни было, а надо уносить ноги, эти ребята сначала стреляют, а потом обыскивают. Показался свет фар, по дороге медленно ехал обратно «Линкольн». Я усмехнулся про себя, до рассвета я уж как-нибудь доберусь либо до свое-то «Форда», либо до Шоссе, а там ищи ветра! Найти же меня в темноте дело почти безнадежное. Однако радовался я преждевременно. Хлопнули дверцы, послышались голоса и… собачий лай! Я аж застонал от досады, ведь знал же, что там собаки, знал. Ну что стоило захватить пакетик антидога. Но что теперь говорить, я вскочил на ноги и, пригибаясь, бросился вглубь леса. Через некоторое время, по изменившемуся тону лая, я понял, что псы взяли след. Я бежал по ночному лесу, лавируя между кустами, перепрыгивая через ямы и кочки, а в голове зрела мысль, что избавиться от преследования можно только избавившись от преследователей. По крайней мере от четвероногих. Внезапно, почти без перехода, передо мной открылась большая поляна, вернее пустошь. Примерно полмили в ширину и мили полторы в длину. Похоже на следы давнего пожара. Я быстро перебежал поляну и залег за подходящим кустом, стараясь выровнять дыхание. Вскоре среди деревьев показалась погоня — четыре человека, робот и две собаки. Благодаря прибору ночного видения и лазерному прицелу все они представляли собой отличную мишень. Подпустив их на сто пятьдесят метров, я взвел курок «Питона» и, задержав дыхание, мягко надавил на спуск. Произведя еще один выстрел я быстро откатился в сторону. Промаха не было, отчетливо донесся визг обоих псов. Темноту вдруг прорезал ослепительно тонкий голубой луч и куст, за которым я только что лежал, вспыхнул и превратился в кучку пепла, обугленная земля задымилась. Бластер! На четвереньках, уронив револьвер, я со всей возможной скоростью бросился прочь. Луч сделал зигзаг вправо-влево, расширяя зону поражения, и послышался сильный треск— взорвались патроны в барабане «Питона». Я замер и теснее прижался к земле. Но шутки в сторону, мне теперь отступать некуда. Стараясь действовать абсолютно бесшумно, я достал АПС и заменил магазин на новый, полный. Все решит одна очередь; если я промахнусь, больше мне вообще стрелять не придется. Охранники и робот подходили не торопясь, без опаски. А куда торопиться, чего опасаться? Меня? Да я для них уже покойник. Спасибо бедному «Питону», сослужил последнюю службу. Все что им теперь остается так это забрать мой обугленный труп. Я тихо приподнялся на локтях и прицелился, стрелять придется почти в упор, промахов не будет. Вот они подошли к тому месту, где но их расчетам должно было лежать мое тело и, на мгновение замерли. В следующий момент я нажал на спусковой крючок и повел стволом слева направо и обратно. Я не отпускал спусковой крючок до тех пор, пока не щелкнула затворная задержка. Заменив магазин, я прислушался. Все было тихо. Самое время отползти потихоньку и добираться до оставленного на дороге «Линкольна». Но так просто я уходить не хотел, бластер — вот что не давало мне уйти. Подходить сразу было опасно, можно было нарваться на пулю, а то и на луч бластера. Я пошарил вокруг в поисках какого-нибудь сучка или камня, но как назло ничего не было. Тут я задел локтем по карману куртки, «Кобра» — вот то, что нужно. Я взял револьвер в левую руку и тихо бросил в сторону. Как только он зашуршал по траве, ударили выстрелы. Вскочив на ноги, я немедленно послал длинную очередь в направлении вспышек Ответных выстрелов не последовало. Держа оружие наготове, я осторожно подошел к лежащим телам. Как я и предполагал, стрелял ЕХ-3, теперь он лежал неподвижно, с пробитой головой и развороченным боком. Были мертвы и остальные. Ну что же, все вполне справедливо, как говорится, поднявший меч — от меча и погибнет. Я нагнулся, разыскивая бластер, хотя понятия не имел, как он выглядит. Бластер скоро нашелся под телом одного из «синих» и сильно меня разочаровал. Ничего особенного, по форме он напоминал обычный кольт сорок пятого калибра, только был немного крупнее. Спереди, почти у среза ствола крепилась откидная рукоятка, сверху — лазерный прицел, такой же как у моего «Питона», только больше по размеру и рассчитанный для стрельбы на гораздо большую дистанцию. Имелся у бластера и простой открытый прицел для быстрой стрельбы в ближнем бою. Слева на корпусе, если смотреть от себя, были расположены два переключателя, закрытые сдвижными прозрачными крышками. Ниже располагался небольшой рычаг, который было удобно переключать большим пальцем, по всей видимости — предохранитель. Присмотревшись, я увидел, что рычаг может занимать три положения, обозначенные буквами «S», «FM» и «FO». Ну ясно — «S» это конечно стоп, стрельба невозможна, «F» означает, конечно, «FAZER», огонь, а «М», по аналогии с обычным оружием, наверное «MOMENT», то есть мгновенный выстрел, вроде одиночного огня. Тогда «С» это «CONTINCOS», т. е. непрерывный огонь, что-то вроде стрельбы очередью в огнестрельном оружии. Поскольку рычаг стоял в положении «FC», то можно было ставить десять против одного, что я прав. Верхний из переключателей, закрытых прозрачными крышками, имел одиннадцать положений, обозначенных от 0% до 100%. Кроме того, 0% соответствовала буква «N», а 100% — «В». Поразмыслив, я пришел к выводу, что «N» это «NEADLE», игла, а «В» это «BROAD», широкий, и что это, вероятно, регулировка рассеивания луча бластера по фронту. Поскольку переключатель стоял в положении — «N», то я, наверное, и здесь не ошибался. Второй переключатель имел десять положений. Сверху была надпись «DISTANCE» И цифры от 200 до 2000 метров с интервалом в 200 м. Снизу надпись «POWER» и цифры от 10% до 100%. Ясно, это, конечно же, регулировка мощности выстрела. Весьма разумно, если вам надо зажарить какого-нибудь субъекта в чистом поле, то вы устанавливаете переключатель по верхней шкале и показаниям дальномера; если же этот субъект сидит в бронированной машине, то по нижней, в соответствии с вашим опытом или рекомендациями инструкции. Все правильно, зря тратить энергию ни к чему. Перевернув бластер, на правой стороне я заметил слегка светящуюся зеленую полоску. Верхняя и нижняя концы полоски были обозначены буквами «МАХ» и «MIN», судя по тому, что полоска слегка не доходила до «МАХ» это был индикатор разряда. На тыльной стороне рукояти бластера еще имелся длинный гребень, который легко утапливался внутрь, когда я брал оружие в руку. И тут я не увидел ничего нового, обычный автоматический предохранитель. Ничего удивительного, при обращении со столь-мощным оружием меры предосторожности не лишни. В нижней части рукоятки имелся паз для крепления приклада, а батарея вставлялась как обычный Магазин. Мощная игрушка так и просилась в руки, но я преодолел соблазн и даже не стал проверять свои теоретические выкладки и, тщательно обтерев бластер платком, вложил его в руку одному их охранников. Сам не зная зачем, наверное просто на всякий случай, я подобрал один из «Кольтов» работа и сунул его за брючный ремень справа, ближе к спине, не забыл и пару запасных магазинов. Потом я отыскал в траве «Кобру», искалеченный «Питон» и пошел к оставленному на дороге «Линкольну». С трудом запихнув в салон лимузина «Хонду», я доехал до первой попавшейся станции городской подземки. Затем поплутав на всякий случай в метро и но городу, я завалился, наконец, спать в номере тихого отельчика на окраине.

На следующее утро такси доставило меня к офису «ЮР». После того, как я сдал оружие доктору Янгу и выслушал его сетования по поводу «Питона», охранники отвели меня к доктору Коулу. Доктор Коул, сиявший, как надраенный десятицентовик, принял меня с распростертыми объятиями.

— Поздравляю, капитан! Вы блестяще справились с заданием. Правда, вам все же удалось нас надуть и получить автоматическое оружие, вопреки нашим условиям. Но это мелочи.

Мелочи? А четверо охранников, которых я вынужден был уложить, спасая свою голову, а бластер? Я собрался было задать доктору Коулу несколько вопросов, но тут дверь распахнулась и в кабинет, растолкав охранников, влетел взъерошенный молодой человек.

— Шеф, шеф! — задыхаясь с трудом произнес он. — Поздравляю, правление назначило вас, теперь вы президент!

На меня разом нахлынули нехорошие предчувствия;

— Президент «ЮР»? — уточнил я.

— Да, вместо погибшего… — молодой человек внезапно осекся, уловив весьма красноречивый взгляд доктора Коула.

Вместо погибшего. Все сразу стало на свои места. И стрельба боевыми патронами, и алые пятна на манишке, и упорное преследование, и бластер. Вот тебе и испытания новой модели. Провели как сосунка! Так попасться. А теперь — крышка, согласно принципу домино исполнителя убирают сразу после исполнения задания. Выхватывая из-за спины «Кольт» и бросаясь за стол я выстрелил доктору Коулу в голову. Охранники опоздали и тело покойного доктора Коула глухо стукнулось об пол. Вытолкнув ногой из за его стола кресло, в которое тут же попали две пули слева, я быстро приподнялся из-за стола справа, и дважды выстрелил. Один из «синих», с пулей в голове, повалился рядом с доктором, второй, которому пуля попала, в плечо, отлетел к стене. Падая, он выстрелил, но попал в оцепеневшего молодого человека, так некстати принесшего радостную весть своему шефу. Мой ответный, выстрел был гораздо точнее — охранник вытянулся вдоль стены и замер. Перезарядив оружие, я приоткрыл дверь, мимоходом отметив, что под деревом явно скрывается металл, и осторожно выглянул. Тут же грянул выстрел и пуля ударила в косяк рядом с моей головой. Все, в здании тревога, теперь не вырваться, но с тремя пистолетами я запасными магазинами я обойдусь «ЮР» весьма дорого! Завалив дверь всем, что попалось под руку, я присел за стол. Два часа прошли в томительном ожидании. Неожиданно загудел зуммер чудом уцелевшего видеофона. После недолгого размышления я решил, что переговоры мне повредить не могут и, прикрыв глазок видеокамеры, нажал клавишу «Ответ». На экране показалось энергичное лицо мужчины лет сорока пяти мой собеседник произнес:

— Капитан, я Дейл Конверс, вновь назначенный президент «ЮР». Нам с вами надо срочно обсудить некоторые вопросы, одинаково важные как для вас так и для нас. И напрасно вы подозреваете нас в дурных намерениях.

Я разглядывал лицо говорящего, ничего не отвечая, и доктор Конверс, не дождавшись ответа, заговорил снова:

— Правлению только сейчас, к сожалению, стало известно о преступной деятельности доктора Коула и группы других сотрудников компании. Служба безопасности прозевала опасный заговор. Правление внимательно рассмотрело все обстоятельства дела и пришло к выводу, что вы не должны нести ответственности за действия, вызванные преступной деятельностью сотрудников компании.

— Хорошо, а как насчет сегодняшнего дня. Вряд ли мои сегодняшние действия можно расценить как результат заговора.

— Это была необходимая самооборона, — твердо сказал доктор Конверс.

— И что вы предлагаете, доктор? — поинтересовался я.

— Я предлагаю отправить вас назад, в ваше время. У нас достаточно неприятностей с федеральными властями и без вас все проблемы будет решить гораздо легче.

— А какие гарантии?

— Вы же умный человек, капитан, — укоризненно произнес он. — Конечно, никаких. Хочу добавить, что в случае вашего отказа мы вынуждены будем предпринять определенные действия. Конечно не ликвидацию, но некоторые повреждения вы можете получить.

Это же надо, некоторые повреждения. Как будто я робот, видно работа накладывает отпечаток. Вслух же я сказал:

— Начинайте, доктор.

Всадив пулю в экран видеофона, я снова присел за стол. Внезапно послышался сильный хлопок и в двери появилось отверстие около полуфута в диаметре. В него тут же влетели три пластиковые капсулы и разом взорвались. Кабинет наполнился удушливым белым дымом. Я задержал дыхание и рванулся к двери, но в голове помутилось и я упал.

Открыв глаза, я с удовольствием потянулся, ни сегодня, ни завтра, в воскресенье дежурства не предвиделось — уик-энд в моем полном распоряжении. Но какой интересный сон! Я стал с интересом вспоминать подробности, как вдруг глаза споткнулись о груду книг, сложенных у кровати. Дыхание разом пресеклось, протянув руку, я осторожно, словно неразорвавшуюся гранату, взял лежавшую сверху книгу в красном переплете. Буквы расплывались у меня перед глазами и я с трудом разобрал название и автора. Надпись, оттиснутая золотыми буквами гласила — Гарри Гаррисон «Мир смерти»!

Наталья Макарова

Оборотень

Оборотень — одна из центральных фигур древнейших суеверий. Вместе с вампирами, ведьмами, русалками, призраками и колдунами они существуют уже тысячи лет, наводя ужас на взрослых и детей в больших городах и глухих местностях.

А. С. Кузовкин. Н. Н. Непомнящий.

Документальный рассказ

I

Катя ступила на порог и остановилась. В темных сенях стояла крышка гроба, обитая белой тканью, с черным жирным крестом по всей длине.

— Что встала?

Муж слегка толкнул сзади.

— Ого!.. — протянул он, — неужели бабуля преставилась.

Дверь со скрипом открылась, на пороге стояла мать.

— Приехали… — облегченно вздохнула она. — Как надумали-то?

— Да вот сон видела.

Саша указал на жену.

— Сон? — мать скосила на сноху глаза, и тут же, — Да, что мы стоим, пойдемте в избу.

Катя не любила этот дом и старалась бывать здесь редко. Ее пугала старуха. Бывало только приедет, а старая уже тенью стоит подле нее, да так и буравит своим холодным взглядом. А то отойдет, постоит немного, и, оглянувшись через плечо, поманит узловатым пальцем, за собой. Но, Катя делала вид, что не замечает, боясь остаться с ней наедине.

И вот, лежит она теперь мертвая, а на душе у Кати неспокойна

— Ну ты, мать, даешь! — Саша прошел к гробу. — Зачем ты ее в белый гроб положила?

— Да сынок, девяносто шесть годков ей, без деда почитай сорок. Вот по вере нашей она и стала Христовой невестой. — Мать протянула плаксиво — тоненьким голоском, что неприятно резануло слух

— Тьфу ты, городишь черт знаешь что! — выругался сын.

— Давай-ка лучше бабку помянем, — он подмигнул матери. — Есть что-нибудь?

— Есть сынок, как не быть, — она заторопилась на кухню.

— Ну, а ты, что пнем стоишь? Иди, помоги матери.

— Саша, мне жутко, — почти с мольбой посмотрела на мужа. — Я боюсь ее. — И указала на гроб.

— Что, того? — муж крутанул пальцем у виска и вышел из комнаты.

Катя осталась одна. «Потрогать бы ноги, — мелькнуло в голове. — Нет, не смогу».

Дрожь пробежала по телу, она вспомнила, как во сне бабка протянула к ней сухие костлявые руки и запавшими губами прошептала: «Подойди ко мне!».

Целый день, словно под гипнозом ходила Катя, чувствуя, что какая-то сила влечет ее в дом свекрови. И только к вечеру решилась, уговорила мужа поехать.

Но что это?! Кровь от ужаса застыла в жилах. Простыня на старухе шевельнулась, и щелочка запавшего рта искривилась в оскале. Катя выскочила из комнаты.

— Чего это ты? — Мать перестала нарезать сало и удивленно смотрела на сноху.

Та стояла бледная и силилась что-то сказать.

— Она… — наконец выдавила Катя, но тут же замолчала.

— Да покойников боится, — наливая водки в стакан, вставил муж, — живых надо бояться, — крякнул и выпил залпом.

— Ладно, успокойся, — мать похлопала сноху по спине и слегка подтолкнула к столу. — Давай садись, ужинать будем.

— Спасибо, не хочу, — сказала Катя, чувствуя, как к горлу подкатывалась тошнота.

— Ничего. Вот выпей немного, успокоишься.

Катя дрожащими руками держала стакан и проклинала себя за то, что приехала.

Вечер за окном все больше сгущал сумерки. В небе зажглись первые звезды. Близилась полночь.

Муж уже спал, крепкий храп доносился из дальней комнаты. Катя же отрешенно сидела рядом со свекровью и слушала нескончаемый рассказ о ведьмах, вурдалаках и прочей нечисти.

— Ну, пора! — свекровь неожиданно оборвала рассказ. — Пошли свечи ставить!

В полумраке комнаты покойница выглядела ужасно: провалы глазниц черными дырами виднелись на восковом лице, щеки ввалились и резко обозначили нос, как клюв хищника. И этот страшный портрет смерти заключал жуткий, леденящий душу оскал. Катя встала у порога, дальше она не решалась идти.

— Подержи свечи, — свекровь повернулась к снохе, но та лишь мотнула головой и осталась на месте.

Выругавшись в сердцах, свекровь зажгла их и стала устанавливать в гробу.

— Зачем в гробу? — неуверенно сказала Катя.

На нее из-под бровей глянул такой свирепый, уничижающий взгляд, что она тут же пожалела о сказанном.

Вернувшись в кухню, свекровь принялась опять за прерванный рассказ. Но вскоре по надобности засобиралась на двор.

Катя осталась одна. Нервы на пределе, слух обострен, и выжидающая поза, как перед броском.

Да, она была готова в любую минуту, при малейшем шорохе, стрелой вылететь за дверь.

Но тишина стояла глухая, даже храп мужа оборвался.

Вдруг, ноздри щекотнул запах паленого. Катя обернулась к комнате. Верхняя часть гроба и голова старухи горели. Не помня себя, позабыв о страхе, Катя кинулась к гробу и, сходу, вырвала голову покойницы из огня. От резкого движения нижняя челюсть отвалилась, и тяжелый выдох с протяжным — ох! — вырвался из груди. Катя в это мгновение сделала непроизвольный вдох, и смердящее зловоние гнилью вошло в нее.

В диком ужасе она бросила голову покойницы и как безумная выскочила из дома.

II

— Гей, гей, гей…. — зазывал голос с холма.

— Гей, гей, гей! — эхом проносилось по верхушкам деревьев и терялось где-то в низине.

Луна огромная круглая, как блин, висела над холмом и серебристым отблеском ложилась на гладкую вершину.

На фоне темного неба освещенный холм напоминал арену, где корчась и извиваясь от приступа яростного смеха приплясывала старуха. Глубокий провал глазниц, беззубая впадина рта и этот дикий оскал смерти.

— Вот она, вот! — старуха трясла книгой. — Возьми ее! — и вновь страшный хохот пронесся над деревьями и утонул в низине…

Катя проснулась, все тело было покрыто холодной испариной. Вот уже какую ночь старуха преследовала ее во сне, доводила до отчаяния.

Всего три месяца прошло с того дня, а сколько перемен. Муж, обвинив во всех смертных грехах, хлопнув дверью ушел. И этот стук, как бич, полоснул по сердцу, оставив глубокую рану. Все обернулось против нее: неприятности на работе, дурная, полная злословия молва и изнуряющие тело и душу сны.

Катя догадывалась — все идет оттуда.

«Но почему? Почему?!» — мучилась она.

Дальше так не могло продолжаться, силы ее были на исходе.

Маленькая прядка волос, шипя и скручиваясь, быстро таяла; женщина склонившись что-то тихо шептала.

Вот язычок пламени последний раз лизнул по блюдцу и, оставив крохотный комочек, погас. Женщина выпрямилась и, не глядя на Катю, сказала.

— Я не могу тебе помочь, — и немного подумав, добавила. — Да и навряд ли кто сможет.

Катя побледнела.

— Послушай меня девонька — покойница была ведьма. Перед смертью они стараются отдать кому-нибудь свою силу, иначе не будет покоя на том свете. Из твоего рассказа я поняла, что при жизни она не смогла это сделать и, лишь в гробу… Что с тобой?

Женщина кинулась к гостье, та медленно оседала на пол.

Несколько глотков воды привели Катю в чувство. Когда ей стало немного лучше, женщина усадила ее на диван и спросила:

— Ты готова меня слушать дальше?

Катя утвердительно кивнула.

— Так вот, с выдохом ведьмина сила вошла в тебя.

— Значит…

— Подожди, не перебивай.

— Силу-то ты обрела, а знаний нет никаких. Вот она и давит тебя снутри — выход ей нужен. А не будет выхода, сгинешь ты, девка.

— Что же мне делать? — Катя заплакала. Женщина покачала головой.

— Сгинешь — плохо, знания обретешь — вред людям принесешь, — помолчала и добавила. — От сатаны все это. Решай сама.

— Умереть? Нет, только не это. Но как обрести знания?

Ответ пришел ночью. Сон, как провал, и лишь под утро. Лицо старухи, но только живой, с мелкой сеточкой морщин у бесцветных глаз и голос сиплый, словно простуженный.

— В бане, под печью два кирпича слева, там и найдешь, что ищешь…

Превозмогая суеверный страх она дотронулась до ручки. Дверь легко подалась и открыла темный проем, как провал.

— Может ловушка? Может ей жизнь моя нужна? — поколебалась с минуту Катя, — будь что будет, конец один! — и шагнула в баню.

Зажгла свечу.

Тусклый свет вырвал из темноты маленькую печку. Быстро подошла, отгребла шлак, кучей сваленный на полу и дотронулась да кирпичей. Они шатались. Со страхом отодвинула, рука скользнула в проем.

Там лежала толстая, потрепанная временем книга.

Вытащила, дрожащей рукой открыла наугад и жадно впилась глазами в непонятные знаки. Она поразилась — смысл написанного дошел до нее. Это было заклинание превращения.

Прочитала еще раз и мысленно повторила.

И, вдруг, баня стала быстро расти…

На полу лежала огромная змея, желтые круглые глаза огнем горели в полумраке.

Тишину разрезал дикий хохот. Змея подняла высоко голову. В глубине бани стояла старуха и неистово сотрясалась всем телом. Змея вся напружинилась и с шипением кинулась на видение. Старуха исчезла.

III

— Ты не один? — Вялый кивнул на женские туфли.

— Да баба у меня. — Игорь закрыл дверь.

— Зачем приволок? — Вялый покосился на друга. — Ведь Дрот должен прийти с бабками.

— Время еще терпит.

Игорь скрестил руки на груди и облокотился на косяк. Он был явно не доволен приходом Вялого.

— Терпит, — передразнил тот. — А вдруг раньше придет. Где она? — он прошел мимо Игоря в комнату.

Кличка Вялый вполне соответствовала парню. Он был высок и худощав, с красивым надменным лицом баловня. Замедленные, чуть с ленцой, движения выдавали в нем пресыщенного, уставшего человека. Ему было двадцать четыре года, но на вид он тянул на все тридцать.

— Да где она? — он повернулся к Игорю.

Тот кивнул на спальню, Вялый распахнул дверь и присвистнул.

— Вот это да! Обнаженная Венера.

— Какая еще Венера?

Игорь заглянул через плечо друга. Спиной к ним стояла голая девушка, ее поза была полна кошачьей грации и бесстыдства.

— Во дает, ведь только была одета, — Игорь хмыкнул, и тут же, — Ну какова?

— Да, лакомый кусочек.

Вялый обошел девушку, заглянул в лицо и отпрянул назад.

На него смотрели зеленые дикие глаза кошки. Девушка рассмеялась, прикрыла глаза и показала белые крепкие зубки.

— Ам! — она неожиданно сделала выпад вперед, щелкнула зубами и вновь рассмеялась.

— Что, испугался?

Дикий блеск исчез, в глазах запрыгали веселые бесенята.

— Ну ты даешь. Ты кто такая?

Он обошел девушку со всех сторон, оценивающий взгляд скользнул по телу.

— Я то? — протянула нескромно «Венера» и, покачивая слегка бедрами, направилась к столику. Налила в фужер вина, полюбовалась им на свет и в упор посмотрела на Вялого.

— Змея! — прошептала она и зашипела.

— За вас мальчики и за удачную охоту! — залпом выпила и добавила. — Ну и славный будет вечер.

— Ну самка наглая!

Вялый вплотную подошел к ней и небрежно приподнял лицо за подбородок.

— Уж не с обоими ли ты решила поразвлечься.

— Ха… — девушка высунула маленький розовый язычок, как жало, и провела по верхней губе. — А почему бы нет.

— Послушай, Кэт, — Игорь подошел к столику. — Вечер проваливается, мы спешим, вот он — за мной. Как-нибудь в следующий раз.

— Ах, оставь. — Кэт отошла от парня и уселась в кресло. — Слышала я, Дрот прийти должен с бабками. Но знаете, молодые люди, — она явно издевалась, — если я пришла в гости, то уйду, когда сама посчитаю нужным.

Ребята поразились наглой выходке проститутки, но не больше. Что-то мешало им, как говорится, обломать рога этой сойке. Вялый только напыжился и покраснел от гнева, Игорь же решил уладить дело миром.

— Послушай Кэт, тебе действительно нужно уйти. Так будет безопаснее.

— Для кого, для меня иди для вас? — делая ударение на последнем, спросила она. Ребята переглянулись.

— Для тебя конечно. Мы с женщинами лояльны, а вот Дрот…

— Котенок ваш Дрот! — перебила Кэт Игоря и прикрыла глаза.

Это было уже слишком.

— А ну собирай монатки и проваливай.

Гнев исказил лицо Вялого, он уже готов был голой ее вышвырнуть на улицу. Но Кэт открыла глаза и он в испуге замер. Из-под черных тонких бровей на него смотрели желтые круглые глаза демоницы.

— Ты кого привел? Это же ведьма.

— Она сама навязалась…

— Ха… ха… ха! — Ведьма разразилась страшным смехом. В передней раздался звонок.

— А вот и Дрот. Подай плед, что стоишь, как каменный! — Кэт обратилась к Вялому. — А ты иди дверь открой.

Мускулы на лице девушки расслабились, в глазах опять плясали веселые бесенята.

— Вы деловье! — прохрипел с порога мужской бас. — Кто посредника пришил? Я из вас, черти, душу вытряхну.

— Да ты что, Дрот, мы его в глаза не видели. Стэп только с ним контачил. А что случилось? — встревожился Игорь.

— Что случилось? — передразнил Дрот. — А то случилось, что стукнули его и ружье исчезло. Где Вялый?

В комнату вошел коренастый, стриженый под ежика детина с короткой бычьей шеей и мышцами борца. В руке он держал спортивную сумку.

— А это что за кукла? Вытряхнуть из тряпки.

Кэт оскорбительно поморщилась и сама скинула плед.

— Я вижу, вы тут развлекаетесь, — Дрот с ехидцей глянул на ребят. Женские прелести, видно, его не смущали.

— Деньги принес? — пропела Кэт.

Разрыв мины и то бы не произвел на него такое действие, как слова девушки. Он поперхнулся, лицо вытянулось и побагровело.

— Ну, я же говорила — котенок! — Кэт смерила Дрота презрительным взглядом. — Фи, да к тому же противненький.

Дрот с силой отбросил сумку и бешеным зверем подскочил к девушке, руки сдавили горло.

Вдруг горло скользнуло, пощекотало неприятным холодком и перед лицом Дрота загорелись два желтых круглых глаза с красными ободками. В руках он держал змею.

Вялый с Игорем, под действием чар страшного оборотня, не смели даже пошевелиться — они стояли, как две застывшие мумии.

Змея скользнула из рук и, медленно, сползла к ногам Дрота, приподняла голову и стала обвивать его тело своими мощными кольцами. Добралась до груди, вновь подняла голову, зашипела в лицо жертвы и стала дальше подниматься.

Дикий предсмертный вопль вырвался из груди Дрота — змея обвила шею.

Раздался хруст позвонков и тело детины стало медленно оседать на пол.

Змея сделала еще виток и заключила последний смертный поцелуй на губах Дрота.

IV

Вялый ввалился в дом с клубами пара и запахом свежего.

— У, метет! — начал он с порога, отряхивая с шубы снег, — Катрин, наметка одна есть, — сказал он, пройдя в комнату.

Девушка склонилась над газетой и не обратила внимания на вошедшего.

— Ты что, не слышишь? Дельце, говорю, есть.

— Да слышу, не кричи. Вот почитай лучше, что о нас пишут.

Катя подала газету и нервно прошлась по комнате.

— Так, интересно, — протянул он, усаживаясь на диван, — что о нас тут пресса выписывает?

— Хм…

«Нашествие змеи продолжается. Каждое утро уголовные сводки сообщают об очередной жертве, о насильственной смерти, об ограблении. И везде присутствует змея. Политические дискуссии, экономический кризис — все забила новая волна, этого поистине фантастического преступного нашествия. Город в панике. Власти, милиция, научные круги, общественность — все подняты на ноги. И у всех один вопрос — что это? Гипноз или ловкий трюк одной из преступных групп? Ответа нет, только предположения, одно абсурднее другого. Как говорится, дай только волю фантазии. Но фантазия остается фантазией и не проливает свет на истинную суть происходящего. Правда, высказывания профессора Дремова кажутся, на мой взгляд, интересными. По его мнению на арене преступной деятельности выступает некий человек, связанный с оккультизмом. При помощи магических сил он вводит людей в состояние амнезии, чем и пользуются его сообщники. Идею натуральной змеи он исключает полностью, указывая на то, что простое пресмыкающееся не может оказать на человека такое гипнотическое воздействие. Что же говорят сами очевидцы? Все утверждают одно — помнят только змею с желтыми огромными глазами, затем наступает провал в памяти, и остается лишь чувство страха. Картина складывается, отнюдь, не для слабонервных. Нашествие змеи, гипноз, очередная жертва, со смертным исходом через удушье и ограбление. И здесь опять возникают вопросы: зачем змея убивает жертву? Неужели ненасытность кровожадного садиста-убийцы или почерк преступления? И почему она убивает только одну жертву, когда потенциальных жертв в момент преступления было больше?»

Внизу статьи была приписка криминалиста: «Проведя следственный анализ, группа экспертов установила следующее: жертвами, в основном, являются люди криминогенно неблагонадежные, то есть крупные дельцы теневой экономики, перекупщики, „отцы“, „законники“ и прочая элита преступного мира. Что это? Правосудие или возмездие? Вопросов много. Ясно одно — змея здесь, среди нас. Кто же следующий?»

— Да… — многозначительно протянул Вялый. — Ну а ты, что нахмурилась?

— Почитай дальше, тут есть еще одно сообщение. — Катя ткнула пальцем в заголовок «Совещание магов».

«В город прибывают компетентные специалисты по паранормальным явлениям, группа спиритов и известные экстрасенсы.»

— Ну и что? — Вялый отложил газету.

— Да ты понимаешь, чем это пахнет? — Катя наклонилась к парню.

— Пока нет, объясни.

— Здесь собираются маги высшей квалификации. Они меня в момент высчитают. А это крышка. За себя не бойтесь, я отмету от вас след. А вот мне… — Катя сделала паузу, — есть о чем подумать.

Она вновь заходила по комнате, что-то прикидывая в голове. Все выдавало в ней тревогу и озабоченность. Но вот Катя крутанулась вокруг себя, обхватила голову руками, резко наклонилась вперед, словно рубанула.

— Ну, старая ведьма! — с силой, сквозь зубы произнесла она и потрясла кулаками. — Доберусь я до тебя!

Вялый так и вдавился в спинку дивана — никогда ему еще не доводилось видеть такой лютой ненависти на лице человека. Глаза Кати округлились, налились кровью, губы посинели и мелко подрагивали, пальцы, словно когти, царапали воздух.

— Я задыхаюсь… — Она повалилась на пол. — Воды…

Вялый бросился в кухню, почерпнул воды в ковшик и брызнул на бесчувственную девушку.

Катя пошевелилась, открыла глаза и потянулась к ковшу.

— Немного лучше, только знобит. Дай одеяло.

Укутавшись, зябко поежилась. Исподлобья на парня глянули усталые глаза.

— Послушай, Витя, — только в минуты сильного волнения она называла его по имени. — вам с Игорем не надо появляться сейчас у меня. Я позову, когда нужно будет.

— Но как тебя оставить такую — попробовал он возразить.

— Ничего, мне уже лучше.

— Кэт, а кому ты угрожала?

— Да есть у меня счеты с одной… — Но не сдержалась, упала на плечо парня, заплакала. — Всю жизнь она мне изломала, — всхлипывая, начала Катя. — Каждую ночь сатанинская сила тащит меня на охоту, каждую ночь я ищу жертву. Днем плачу, раскаиваюсь, а только ночь наступает, все заново. Чтоб как-то себя оправдать, стала жертвы выбирать, из тех, о ком тюрьма давно плачет, но это мнимое милосердие не утешает, ведь посмотри, сколько душ загубила. — Ой, ой, ой. — Катя закачалась всем телом. — Раньше таких сжигали.

— Кэт, а кто она?

— Не надо тебе этого знать. Иди. Оставь меня одну.

V

Близилась полночь.

Катя прошла по дому, зашторила окна, завесила зеркала, затушила в печи огонь и достала книгу заклинаний. Дрожащими руками открыла нужную страницу, она ее обычно поспешно перелистывала, боясь даже взглядом скользнуть по строчкам. Здесь было заклинание вызова духа.

Прикрыла глаза, с минуту колебалась, потом тряхнув головой, впилась взглядом в желтую полуистлевшую страницу. Строчки расплылись, в голове зашумело, руки судорожно сжали книгу.

В углу послышался шорох, Катя повернулась на звук, но ничего не увидела, почувствовала только гнилостный запах разложения. Постепенно шум в ушах стих, в глазах прояснилось…

Перед ней лежал большой бесформенный сгусток слизи. Катю затошнило. Слизь, обтекая, подкатилась к ногам и застыла. Сглотнув слюну девушка выдавила:

— Мне нужна помощь.

Сгусток разлился по полу, принял форму змеи. Катя не поняла. Слизь собралась в комок и вновь расползлась змеей.

«Надо обернуться», — промелькнуло в голове. Катя быстро разделась и подумала о заклинании превращения.

Комната увеличилась в размерах, с дивана, извиваясь, спустилась змея. Доползла до сгустка слизи, приподняла голову, зашипела. Слизь тоже приподнялась и… волной обрушилась на нее. Тут же все закружилось в вихре, Катя полетела куда-то вниз с большой скоростью… Но вот ее несколько раз перевернуло, дернуло с силой, и она повисла в темноте. «Куда я попала?» — подумала она. И тотчас услышала дикий хохот.

— Бешеная ведьма! — во всю мощь закричала Катя.

— Ведьма… ведьма… ведьма… — эхом возвращалось обратно и больно ударило по вискам.

Из темноты выплыло лицо старухи, покрытое омерзительной слизью. Запавшие глазницы черными ямами смотрели на нее, оскал беззубой челюсти дергался от смеха.

— Дай мне свободу, сними заклятье! Умоляю тебя!

Новый приступ, более яростный заглушил голос девушки.

— Пойди в долину смерти, — смех резко оборвался, — посмотри сколько ты пожала!

Темнота расступилась.

Катя стояла в узком ущелье, окруженном высокими горами. Свет был тусклый и казался призрачным, в воздухе стоял запах гнили и разложения.

— Смотри на дело своих рук.

Катя оглянулась. Кругом лежали трупы. Одни еще были целы, другие, полуизъеденные червями разложились и источали смердное зловоние. И везде, куда не глянь, кучи червей — белых, отвратительных. Но вот пронесся какой-то шорох, трупы зашевелились и десятки рук потянулись к ней. Катя подалась назад, но на что-то наступила и как ужаленная отскочила. По ноге скользнула желтая рука с синей татуировкой.

— Зачем ты меня убила? — Рядом лежал труп мужчины и страшно скалил зубы, словно хотел укусить.

Катя в панике побежала мимо стенающих мертвых тел, в воздухе висело протяжное: «Зачем?»

Дорогу преградила стена. Срывая в кровь ногти, она стала карабкаться по ней.

— Не уйдешь, — прохрипел чей-то бас. И кто-то с силой рванул ее за ноги.

Катя упала на спину и увидела изъеденное червями лицо Дрота. Из глаз стекала жуткая слизь. Он страшно заревел и повалился на девушку. От падения с него градом посыпались черви и, мерзко копошась, поползли по телу, лицу. Перспектива быть съеденной червями ужаснула еще больше, она отчаянно замахала руками. Но черви уже кучами двигались к ней со всех сторон.

А труп Дрота все сильнее вдавливал ее в землю, отвратительное лицо, с ошметками гниющего мяса, все ниже склонялось к ней, и губы, синие разъеденные, раскрылись для последнего смертного поцелуя.

Заклинание! В последнюю минуту она вспомнила о нем и задыхаясь, торопливо прочитала.

Пришла в себя. Она лежала посреди комнаты, вся в ссадинах и подтеках, со следами омерзительной слизи, ногти, сильно болели и кровоточили.

«Где я была? Видно из могилы она меня мучает». Катя задумалась, пытаясь как-то связать увиденное. И, вдруг, словно кто подсказал ей, догадка объяснила многое.

— Так вот зачем змея! Так вот зачем жертвы! Она пополняет ведьминскую адову мельницу и, перевернув души грешников через жернова, прямехонько отправляет в армию дьявола. Вот и ропщут души обреченных, ведь на вечную погибель отправляю я их.

Ну сатанинская прислужница! — Катя гневно сверкнула глазами, — ты решила мне показать, что я в твоей власти и нет мне помощи? — она поднялась с пола.

— Помощь я найду в себе. Держись у меня — и потрясла кулаками.

Решение созрело.

VI

Вялый приехал быстро, Катя уже ждала его.

— Найдите с Игорем двух надежных парней, — не дав ему снять пальто, сказала она, — будем сегодня копать могилу.

Вялый присвистнул.

— Что-то новое, — и тут же поинтересовался. — А что у тебя с лицом?

— Да, так, — отмахнулась Катя, — в бане поскользнулась. Вялый недоверчиво посмотрел на нее, но ничего не сказал.

— Так вот, поднакачайте их и возьмите все необходимое.

— Слушай Кэт, зима же… — Попробовал он возразить.

— Надо Витя, — она почти с мольбой посмотрела на парня. — Это не приказ, это просьба.

Вялый первый раз видел такой Кэт и смутился.

— Хорошо, — сказал он.

Вечером компания из пяти человек катила в сторону кладбища.

— У меня там друг, смотрителем работает, может, к нему завернем, он поможет, у него техника, — сказал белобрысый парень, один из приглашенных.

— Да пошел ты со своим приятелем.

Игорь резко крутанул баранку, и машина миновала кладбищенские ворота.

— Давай до конца гони, а там направо! — сказала Катя, доставая бутылку водки.

— Ребята, ну-ко жахните для поднятия духа, а то что-то скисли.

Парни за хорошее вознаграждение согласились охотно копать могилы, даже подшучивали; поначалу им показалось забавным принять участие в столь срамном мероприятии. Но вид кладбища поубавил их пыл, они притихли, бутылка была кстати. Машина остановилась.

— Все, приехали. Вялый, пошли на разведку.

Катя вылезла из машины.

Ночь была тихая и светлая. Ни единого шороха, ни ветерка — город мертвых, покрытый снегом, словно саваном, безмолвствовал. Катя огляделась — невдалеке в сугробе чернело пятно.

«Да это же ее могила!» — мелькнуло в голове.

— Витя, — она указала на черный холм, — смотри.

— У черт! — он сплюнул. — Кругом позамело, а здесь ни снежинки. В чем дело? — приблизился к Кате.

— Вот эту могилу и будем копать.

— Ясно.

Вернулись к машине. Катя достала бутылку, налила в стакан, посмотрела в сторону могилы и единым махом выпила.

— Давайте ребята, наливайте! — даже не поморщившись, сказала она и достала еще одну.

Когда ребята пошли, Катя остановила Вялого.

— Витя, может всякое случиться, будь осторожен.

Слова задели за живое, он пристально посмотрел на девушку и слегка пожал ее руку.

Игорь остался с Катей, и они молча следили из машины за работой ребят.

Вскоре пришел Вялый.

— Вы знаете, — он закурил, — земля такая рыхлая, словно вчера похоронили.

— Ой! — вырвалось у Кати — Кол, вы забыли кол. Бери его и вбивай в ноги, а то крышка нам всем.

Вялый рванул к багажнику и оттуда бегом к могиле.

— Уф! — выдохнула Катя, когда тот выпрямился.

Работа шла споро, ребята быстро углублялись, вскоре видны были только лопаты, да комья земли вылетавшие наружу.

Крик раздался неожиданно, парни пулями выскочили из ямы и, спотыкаясь, побежали к машине.

— Что случилось? — Катя выбежала навстречу. Перепачканные землей, с бледными испуганными лицами, они напоминали выходцев с того света.

— Там, — белобрысый указал на могилу, — земля зашевелилась!

— Крышка стала пониматься, — добавил другой, еле переводя дыхание.

— Да, вы что? Вам просто показалось, — а про себя подумала что старая беду почувствовала. Повернулась к Вялому, тот тщетно пытался прикурить, руки сильно дрожали.

— Идите в машину, — сказала она парням и опять посмотрела на Вялого.

— Подстрахуй меня, я посмотрю, что там спуталось.

Катя подошла к могиле и резко отшатнулась назад. Головная часть крышки была сдвинута, нижнюю же цепко держал кол. Останки старухи корчились в извивалась, пытаясь вырваться наружу, но осина крепко держала ее.

— Бензин, быстрее бензин! — закричала Катя.

Вялый кинулся к машине.

— Лей — приказала она, когда тот появился с канистрой. Парень подбежал к могиле, но тут же отскочил.

— Не могу, нет, — зашептал он, отходя назад.

— Дай сюда, — Катя выдернула канистру и вылила бензин в яму, — Бумага нужна! Давай быстрей!

Старуха села в гробу и подняла руки.

— Быстрее, Витя!

Руки удлинялись, извивались как змеи, тянулись к ногам девушки.

— Быстрей!

Катя отбежала. Руки ползли.

— Витя!

Вялый запыхавшийся подбежал к яме, но увидев две костлявые руки с ошметками иссохшей гусиной кожи, подался назад.

— Заходи с той стороны и поджигай. Быстрей!

Катя еще отбежала. Вялый обогнул могилу и бросил в яму подожженную бумагу.

Наружу вырвалось пламя и вместе с ним страшный, леденящий душу, вой ведьмы. Катя закрыла ладонями уши и повалилась на снег.

Руки исчезли, вой стих.

Девушка сидела на снегу и плакала. Огонь стал затухать. И Катя чувствовала, как вместе с ним затухает в ней ведьмина сила.

Огонь прогорел. Вялый заглянул в яму, но ничего не увидел, кроме тлеющих огоньков.

— А теперь закапывать.

Позвал ребят, и те стали быстро орудовать лопатами. Сам же подошел к Кате и тоже сел на снег.

— Ну что?

— Ой Витя, словно цепи какие скинула!

— Так эта та старуха и есть?

— Да. Была она при жизни ведьма и после смерти ей осталась. Только мертвая она не могла среди живых быть, так меня своими руками сделала, и шкуру змеиную на меня одела. A сейчас сгорела она, а вместе с ней шкура. И вновь я стала нормальным человеком. Только грехов на моей совести много. Да не по своей воле я их делала и вас запугивала. Теперь вы можете меня карать.

— Да ты что, Кэт! — поспешно вставил Виктор. — Выходит мы тоже вместе с тобой во власти ведьмы были. А сейчас что? Заживем по-новому. — Он весело подмигнул и обнял ее за плечи.

Александр Булынко

Экзекутор

Генри Форман покончил с собой в 21.43, под заунывный вой ветра в холодной ноябрьской ночи.

Сообщение об этом поступило в компьютерную сеть две секунды спустя. Уже через треть минуты, после всех проверок блок данных, озаглавленный его инициалами, был уничтожен. Вычеркивание сократило список имен еще на одну строчку.

Следующим в списке приговоренных стоял Дэвид Росс.

Дождь.

Капли стучали по подоконнику и в полумраке кабинета звук их ударов казался особенно гулким и зловещим.

Дэвид Росс сидел в глубоком кресле за рабочим столом, обратившись к окну, и думал. Думал, что жизнь — штука сложная и непонятная, что на каждого припасенного козыря по неведомому закону бытия приходится козырь повыше, а выигрышный ход зачастую позволяет лишь свести партию вничью.

Он давно не чувствовал себя так паршиво. К разногласиям в семье прибавились и неприятности на работе. Компания, где он совсем недавно занял пост финансового директора, стояла на грани краха. Расторгались выгоднейшие контракты, обнаруживались грубые просчеты в планировании — и все это началось в последние дни. От него требовали подробного отчета, а для того, чтобы его предоставить, ему необходимо было обработать немалую груду документации.

Работать можно было и дома, но он нуждался в уединении. Он обрадовался, когда ему удалось отправить жену с детьми к родственникам в соседний город, потому что теперь он мог спокойно засесть в своем кабинете и работать, работать…

Но вместо этого он сидел сейчас во вращающемся кресле, слушал, как гудит ветер, заблудившись в застрехах здания, и наблюдал за игрой теней на потолке возле окна.

В каплях дождя на стекле отражался свет уличных фонарей. «Что-то случилось с этим миром, — повторял Дэвид Росс самому себе. — Что-то такое, чего мы не в состоянии объяснить.»

Ноябрь. Два дня назад выпал снег, холодный и величавый в своем спокойствии. Казалось, что периоду грязно-желтой тоски и умирания пришел конец. Но все вернулось. Несколько часов назад подул резкий ветер, небо затянуло тучами и зарядил дождь, этот мелкий противный дождь, не предвещающий ничего хорошего кроме уныния и тяжелых дум.

«Возьми себя в руки, или эта мерзкая погода доконает тебя, — сказал самому себе Дэйв. — Пора приниматься за дело…»

Он тряхнул головой и развернулся к столу, на котором стоял персональный компьютер. Гигантский квадратный глаз мертвого дисплея походил на черное окно. Дэйв включил компьютер в сеть, и экран медленно осветился тусклым могильным светом.

Мелькнул и исчез рекламный знак фирмы-изготовителя. Через несколько секунд на зеленом фоне проступили серые буквы:

РАБОТАЕТ СИСТЕМА. ВАШ ЛИЧНЫЙ КОД — 8043/45

Дэйв подключил к машине модем и ввел обращение к банку данных компании по адресу, где хранилась информация о всех финансовых операциях.

По сценарию сейчас на экране должен был появиться список рабочих файлов, каждый из которых можно вызвать лишь воспользовавшись специальным паролем.

Но список не появился. Ни через положенные тридцать секунд, ни через минуту, ни через две. На дисплее по-прежнему продолжали гореть набранные им слова, да тихонько гудело что-то внутри, словно пыталось понять и осмыслить полученное обращение.

Это было что-то непонятное.

Дэйв несколько раз попробовал повторить запрос, но все его попытки игнорировались. Результат был нулевым.

Он окончательно запутался и устало откинулся на спинку кресла.

Необъяснимое чувство вдруг поднялось у него внутри: ему захотелось бросить все к черту, уйти отсюда, скрыться и больше никогда не возвращаться в этот дом. Оно погасло в нем так и оставшись неосознанным. Внезапно зеленый цвет экрана сменился траурно-черным, и откуда-то из-за нижней рамки торжественно всплыли на середину большие огненно-желтые буквы:

ЭКЗЕКУТОР

В левом нижнем углу появился курсор. Он вздрогнул и побежал по строкам, оставляя после себя слова:

В ДЕЙСТВИИ СПЕЦПРОГРАММА. ОСТАНОВКА НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА.

ВВЕДИТЕ ВАШЕ ИМЯ.

Игра. Почему-то Дэвиду Россу подумалось, что это игра. Возможно он набрал неправильный адрес и залез не туда, куда надо.

Экзекутор… Экзекуция… Казнь… Это вызывало у него ассоциации со средневековьем: с дыбами и виселицами. И колесами для четвертования.

Он даже представил себе облик главного героя игры — экзекутора, этакого палача в красном плаще и маске, который гоняется за своими жертвами с топором и раскладной плахой, удобной тем, что вершить правосудие можно прямо на месте. Или с карманной гильотиной?

И еще вполне вероятно, что он складывает отрубленные головы врагов в мешок, а за каждые десять голов ему начисляется дополнительная жизнь. Оригинально, ничего не скажешь.

МАРК.

Дэйв набрал это имя просто так, особо не задумываясь.

Экран моргнул и выдал:

ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО.

ВВЕДИТЕ ВАШЕ ПОЛНОЕ ИМЯ:

В груди у Дэйва неприятным покалыванием прошелся холодок дурного предчувствия.

«Это не игра», — подумал он, и от мысленного произношения этой фразы ему стало вдвойне не по себе. Так в книгах или фильмах, когда дело принимает серьезный оборот, говорят: «Это уже не игра. Ты зашел слишком далеко, парень, и это уже не игра».

В играх не собирают данных, подумал Дэйв, значит, это что-то другое. Но что? Компьютерный вирус или какой-нибудь модный тест? Он набрал повторно, теперь:

МАРК РОББИНС,

— и нажал клавишу ввода. Реакция была почти мгновенной:

ВЫ ЛЖЕТЕ.

ВВЕДИТЕ ВАШЕ ИМЯ:

Странно. Может, он случайно наткнулся на секретную программу, пользование которой доступна лишь ограниченному кругу лиц, и для работы с ней надо ввести своеобразный пароль — собственное имя? И если твое имя находится в памяти компьютера, то ты получаешь, допуск внутрь программы, а если нет…

А если — нет?.. Почему после того, как он ошибся один раз, машина предоставила ему еще одну попытку, а не просто напросто прекратила разговор?

Руки сами легли на клавиатуру:

«ФРЭНК ХАРРИСОН»

«…ЛЖЕТЕ. ПОВТОРИТЕ ВВОД:»

И тут Дэйв испугался. Он сам не понял, чего. Того ли, что он сует нос в чужие дела, или чего-то более страшного. Например того, что кто-то подглядывает за ним в окно (уж не сама ли ночь?), наблюдает с ехидной ухмылкой, как он пытается проникнуть туда, куда ему доступа нет.

И он нажал «сброс».

Экран очистился, на мгновение померк. А затем на его середину вместо марки компьютера откуда-то из черных глубин электронного мозга медленно, словно во сне, всплыли чуть колыхающиеся буквы:

ЭКЗЕКУТОР

Ниже появилось уже знакомое:

В ДЕЙСТВИИ СПЕЦПРОГРАММА. ОСТАНОВКА НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА.

ВВЕДИТЕ ВАШЕ ИМЯ:

И тогда Дэйв решил попробовать еще раз.

«А почему бы и нет? — посчитал он. — Почему бы не рискнуть?»

Он набрал: ДЭВИД РОСС, и когда внезапно Все надписи исчезли с экрана, у него перехватило дыхание.

Строчка за строчкой пополз текст:

ДЭВИД РОСС, ВЫ ОБВИНЯЕТЕСЬ В УБИЙСТВЕ ФИЛЛИПА ГОРДОНА (1967 г. рожд.), СОВЕРШЕННОМ ВАМИ 24.07.1986 г. РАССМОТРЕНИЕ ВАШЕГО ДЕЛА С ПОСЛЕДУЮЩИМ ВЫНЕСЕНИЕМ ПРИГОВОРА ПРЕДОСТАВЛЕНО СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОЙ ПРОГРАММЕ «ЭКЗЕКУТОР» ВЫСШИМ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫМ СОВЕ…

Дрожащими руками Дэйв нащупал нужную кнопку и отключил компьютер от сети. В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь беснованием ветра и дождя за окном. Минут пять Росс сидел ошарашенный.

— Господи, что это было? — спросил он у себя вслух, и звук собственного голоса, такой чужой инезнакомый, заставил его вздрогнуть.

— Что это было? — повторил он уже про себя. «Чья-то идиотская шутка? Розыгрыш? Но кто посмел напомнить ему о том черном дне, который он попытался вычеркнуть не только из памяти своей, но и из памяти других. Какая мразь?»

Ничего не видя перед собой, он нащупал на столе пачку сигарет и зажигалку. Встал, прошел к окну. Вставил в плотно стиснутые зубы сигарету и закурил, наблюдая, как раскачиваются под порывами ветра облетевшие вязы, как мутным, едва различимым пятном плывет в небе луна, замурованная в толщу грязно-серых облаков.

Столбик пепла рос на конце сигареты, осыпался на пол и снова начинал расти, но Дэйв этого не замечал.

Он вспомнил тот июльский вечеру когда судьбе почему-то показалось, что он еще недостаточно грешен. В чудовищной лотерее из барабана с шарами был вытащен шар, на котором значилась его фамилия.

Ну же, ребята! Кто еще хочет сыграть в лотерею смерти? Подходите, не робейте, у вас есть шанс!..

Боже, ведь он мог проехать в том месте минутой раньше или минутой позже. Он мог задержаться в пути, у него могло спустить колесо или забарахлить мотор. И тогда все было бы иначе.

Была тысяча причин, могущих переиначить жизнь, но все случилось так, как должно было случиться.

Он снова увидел ту горную дорогу: с одной стороны скала, с другой крутой, почти отвесный склон, огороженный предохранительным барьером.

Он вновь увидел резкий, ослепляющий свет встречных фар, рассекший синеву сумерек, услышал надрывный визг шин, стирающихся об асфальт.

Как это произошло? Никто не знал до сих пор точно.

Он помнил одно: машина выскочила из-за поворота слишком резко. Чересчур. Так резко, что он растерялся. Руки дрогнули и его фургон повело на встречную полосу. Машина была красного цвета — цвета крови, думал он потом.

Дэйв вспомнил то опустошение, полное отсутствие мыслей в голове в миг, когда до него дошло, что столкновения не избежать. И еще ощущение нереальности всего происходящего.

Ему все же удалось вывернуть руль и надавить на тормоз. Фургон начало заносить в сторону скалы и разворачивать поперек дороги. Над ущельем понесся пронзительный вой гудка.

Затем последовал удар.

За мгновение до того, как фургон тяжело завалился на бок, он успел рассмотреть, что встречную машину отбросило на ограждение и, проломав его, она медленно сползает к краю обрыва. Лобовое стекло частично выкрошилось. То, что Дэйв увидел на месте водителя напоминала окровавленный манекен, какие привязывают к сиденьям во время испытаний ремней безопасности.

Потом его собственный автомобиль перевернуло, посыпались осколки стекла, он сильно ударился, и наступила темнота.

Когда он выбрался из кабины, дорога, если не считать его разбитого фургона, была пустынна. Болело в боку. Лицо было залито кровью. Левая рука онемела и не действовала.

Он подошел к обрыву и заглянул вниз. Там, внизу, футах в пятидесяти лежа вверх брюхом догорали обломки одного из чудес технического творения цивилизации. К небу черным шлейфом поднимался дым.

Дальше в его памяти был провал. Вокруг него были какие-то люди, они куда-то его везли, что-то говорили.

Дэйв помнил больницу. Худое усталое лицо врача, говорившего, что ему крайне повезло: выйти из такой передряги с двумя сломанными ребрами, вывихом руки и парой царапин — просто чудо!

А тот парень, что был в красной машине, погиб. Дэйв видел, как его тело обмытое и накрытое белой простыней — везли по длинным коридорам в морг. Сказали, что хотя это удивительно, но после падения с обрыва он был еще жив. До взрыва бензобака.

Около двух месяцев Дэйв провалялся в больнице.

Его признали невиновным — несчастный случай, подножка судьбы.

Он и сам поверил в это. Не сразу конечно. Сперва понимал, что это убийство, и что бы там ему не говорили — он убийца, пускай и невольный. Однако некоторое время спустя чувство вины постепенно рассосалось.

Он продал фургон, чтобы избавиться от напоминаний о случившемся, и попытался зажить так, словно ничего и не было.

И до сегодняшнего дня это ему как-будто удавалось.

…Дэйв замер. Он вдруг осознал, что кроме звука борьбы дождя и ветра в темноте ночи у него из-за спины доносится еще один звук — высокий, на пределе человеческого восприятия. Звук разогревающегося дисплея.

Он не спеша обернулся и прошептал:

— Боже мой…

Сигарета выпала изо рта и ударилась о пол, рассыпав по паркету искры.

Ноги налились свинцом.

Компьютер работал. Хотя Дэйв помнил, как отключал его. Своими собственными руками.

Компьютер работал. На экране монитора светились слова:

ЭКЗЕКУТОР

ОСТАНОВКА НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА

Ниже был вопрос; он не рассмотрел его.

Чувствуя жуткую слабость во всем теле, Дэйв дотащился до стола и буквально рухнул в кресло. Сознание свело судорогой. Где-то мелькнуло предположение, что он просто сошел с ума.

Но ведь он же выключал его!

Ему надо успокоиться. Собраться с мыслями и успокоиться, иначе он свихнется на самом деле.

Он положил вспотевшие ладони на стол, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Успокоиться… Ему надо взять себя в ру…

Сзади кто-то хохотнул.

Дэйв выпрямился, точно через него пропустили ток. Зрачки расширились от ужаса. Сердце взорвалось в груди бешеным стуком.

В комнате кто-то есть!

Он крутанулся в кресле, думая застать этого «кого-то» врасплох. Но кабинет был пуст. Лишь тени ветвей деревьев двигались в квадрате света на потолке, как мохнатые паучьи лапы, плетущие неведомую сеть.

Боже, это было безумие…

И тут скрипучий завораживающий шепот произнес у него в голове: «Убить… Ведь в какой-то мере это даже приятно, Дэйв, а? Приятно почувствовать себя богом…»

— Нет, — только и смог пробормотать он.

«…приятно почувствовать себя вершителем чужих судеб, согласись?»

— Нет! — заорал он. — Я не убивал! Нет, нет, нет!.. — его голос перешел в рыдания.

Да, это безумие. Он готов был поклясться, что слышал голос.

Дэйв поднял глаза на экран; во взгляде его застыла злость, холодная злость.

— ПОДСУДИМЫЙ, ВАМ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ПРАВО ЗАЩИТЫ. БУДЕТЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ УСЛУГАМИ АДВОКАТА? / В СЛУЧАЕ СОГЛАСИЯ НАБЕРИТЕ «ДА», В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ «НЕТ» /

— ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НА…! — набрал Дэйв. Ему захотелось вмазать в черную морду монитора кулаком. Изо всей силы. Чтобы кинескоп разлетелся вдребезги. Экран мигнул и равнодушно уведомил:

— ВАШ ОТВЕТ ПРИНИМАЕТСЯ КАК ОТКАЗ. РЕШЕНИЕ ВАШЕГО ВОПРОСА БУДЕТ ПРОХОДИТЬ БЕЗ УЧАСТИЯ ЗАЩИТЫ. В ДЕЙСТВИИ СПЕЦПРОГРАММА «ЭКЗЕКУТОР». СЛОВО ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ОБВИНЕНИЮ.

Далее мелким курсивом пополз текст.

Вдали за окном прокатился гром — или ему только почудилось? приглушенный рокот, перебиваемый печальными стенаниями ветра.

«Гром в ноябре?.. — удивился Росс. — Разве это возможно?»

Он поднялся из-за стола, подошел к двери, взялся за ручку и повернул ее. Дверь со скрипом отворилась.

Пустой дом ответил ему молчанием. Старый пустой дом, когда он покупал его, он думал, что наконец-то найдет здесь уединение и покой.

Вечный покой, пронеслось в мозгу.

Он спустился по деревянной лестнице в холл — рука скользила по перилам. Пересек гостиную. Зажег свет и вошел в ванную.

Уединение. Теперь оно не казалось ему столь уж приятным. Если он умрет в этом большом доме один, то тело обнаружат, пожалуй, лишь через несколько дней. Труп уже начнет разлагаться, и будет стоять такая отвратительная вонь…

Он поморщился. Вернее, попытался. Мышцы лица не слушались.

Дэйв отвернул кран, подождал, пока стечет застоявшаяся вода, и когда пошла ледяная струя, плеснул две пригоршни в лицо. Немного полегчало.

Он постоял с минуту, склонившись над раковиной. Потом выпрямился, вытер руки о полотенце и вышел из комнаты. Рука сама нащупала выключатель. Свет погас.

Постепенно глаза привыкли к темноте.

Дэйв обернулся, чтобы идти обратно в кабинет и окаменел.

Посреди холла, шагах в десяти от него, окутанный холодным покрывалом тьмы, поджидал он — тот парень, обугленный призрак из кошмарного сна, вернувшийся с того света для мести. Во мраке светились глаза — одни белки, без зрачков. Тонкий силуэт прорисовывался на фоне окна. Тусклый неземной свет падал искоса, но его было достаточно, чтобы рассмотреть превратившуюся в пепел кожу, — спекшуюся кровь, истлевшие мышцы и сухожилия.

— Убей меня, — прошептал он. — Убей, это так больно: умирать в огне, мертвый голос шелестел, как опавшая листва в глухих подворотнях.

Дэйв простонал и отшатнулся.

— Убей меня…

Его сердце напоминало тяжелый плод, переполненный горячими соками ужаса. Пульс стучал в висках. Волосы стояли дыбом.

— Сгинь, — произнес Дэйв, — сгинь, ты же мертв. Я был на кладбище, я видел твою могилу!

И тогда призрак двинулся на него. Медленно и зловеще. Или его собственные ноги, не слушаясь разума, понеслись вперед? Он вытянул руки, как бы защищаясь, и ему навстречу поднялись черные, покрытые чудовищными волдырями ожогов руки мертвеца.

Дэйв закричал. Голосовые связки напряглись и завибрировали.

И тут он наткнулся на что-то гладкое…

Зеркало. Это было зеркало. В нем отражалось его осунувшееся, побелевшее лицо, огромные — размером с блюдце каждый — глаза, капли холодного пота на лбу.

Все просто. Господи, все предельно просто. Он увидел свое собственное отражение и испугался. Едва не наложил в штаны.

Росс закатился в приступе истеричного хохота. Он трясся так, что на глазах выступили слезы, а его смех безумным рикошетом метался в стенах старого дома.

В состоянии, близком к сомнабулическому, он поднялся наверх, в свой кабинет. Небо по-прежнему плевалось дождем, а в перестукивании капель слышались теперь ритмы похоронных маршей.

Дэйв вернулся на рабочее место. Бег букв и цифр по экрану прекратился. На мониторе значилось:

ДЭВИД РОСС, ПЕРЕВЕСОМ В ДВА ГОЛОСА ВЫ ПРИЗНАЕТЕСЬ ВИНОВНЫМ В УБИЙСТВЕ ФИЛЛИПА ГОРДОНА (1967 г. рожд.) ОТ 24.07.1986 г. В СООТВЕТСТВИИ С ОСНОВНЫМ УГОЛОВНЫМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ ВЫ ПРИГОВАРИВАЕТЕСЬ К ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ.

ПРИГОВОР ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ, ОБЖАЛОВАНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.

Бред! Бессмыслица! У идиота, создавшего эту программу, явно были не все дома. Их сейчас много развелось — чокнутых программистов. Фанатики! Не удивительно, что один из них тронулся на этой почве; скорее всего какой-нибудь сопляк.

«…ВЫ ПРИГОВАРИВАЕТЕСЬ К ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ…»

Все. С этим пора кончать. Баста!

Дэйв нажал на кнопку отключения компьютера. Светодиод, свидетельствующий о работе, потух. Но монитор продолжал светиться. В правом нижнем углу появилась надпись:

ОСТАНОВКА НЕВОЗМОЖНА

По телу Дэйва пробежал озноб. Он потянулся к розетке, чтобы вырвать шнур, зацепился за соединительные провода, и его ударило током. Он отлетел на стену и потерял сознание.

Очнулся на полу. Голова кружилась.

Медленно поднялся на ноги и свалился в кресло. Весь экран был заполнен непонятными словами:

…ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОР ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОР ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОР ПРИВЕСТИ…

Росс выдернул вилку из розетки и слова сменились:

…ОСТАНОВКА НЕВОЗМОЖНА ОСТАНОВКА НЕВОЗМОЖНА ОСТАНОВКА НЕВОЗМОЖНА ОСТАНОВКА НЕВОЗМОЖНА…

И вдруг дисплей взорвался. Брызги стекла выплеснулись наружу вместе с огнем и дымом. Некоторые осколки попали Дэйву в лицо. Он взвыл от боли.

Внутри лопнувшего кинескопа плясали озорные язычки пламени, а дождь стучался в окно — просил, чтоб его впустили.

— Остановите казнь, — крикнул кто-то. Дэйв повернул голову и сквозь заволакивающий все дым увидел гильотину. Под падающим ножом лежала его собственная шея.

Потом — хрясь! — лезвие перерубило шейные позвонки, хлынула кровь и…

Странное чувство. Как будто время останавливается, становится осязаемым, движется неохотно, словно вязкая тягучая масса, застывающая прямо на глазах. Из под верхней крышки компьютера тоже начал сочиться дым. Густой и черный, как ночь. Дэйв задыхался, он чувствовал, что умирает.

Туман. Все смешалось.

Явились звуки:

/Ты будешь гореть в аду. Вечно…/

/Дзынь! — звон ножа гильотины, вонзающегося в плаху/

/Убей меня, — умоляющий голос из Зазеркалья/

Дэйв хрипел, воздуха для дыхания не хватало. Пламя взметнулось вверх с новой силой, перебросилось на одежду, и во мгновение ока он превратился в пылающий факел.

/Убей меня, убей… Это так больно: умирать в огне/

Время остановилось. Дождь на улице смолк.

И в этом всеобъемлющем безмолвии мир внезапно начал ускользать, угрожающе наклоняться в сторону. Собрав последние силы, Дэйв поднял взгляд выпученных глаз перед собой и… увидел!

В последние секунды жизни пришло осознание. Дэвид Росс находился в кабине красного легкового автомобиля. Вместо взорвавшегося монитора перед ним зияла похожая на ощеренную клыкастую пасть дыра в лобовом стекле, образовавшаяся от прямого столкновения. Там, за дырой, между скал виднелся краешек вечернего неба с колючими точками звезд.

И не было уже больше ничего, кроме этих звезд и далекого темно-синего неба. Потому что машина, в которой сидел Дэвид Росс, задрав к верху покореженную морду, падала с обрыва в бездонную пропасть.

Объявления

Принимаются заказы:

— Комплект журнала «Приключения, фантастика» за 1991 год — цена 600 руб.

— Комплект журнала «Приключения, фантастика» за 1992 год — цена 600 руб.

— Подборка избранных номеров ежемесячника ужасов, мистики и аномальных явлений «Голос Вселенной» 1991-92 г.г. — 300 руб.

— Книги серии «Приключения, фантастика»: «Бойня», «Измена», «Западня», «Прокол», «Бродяга», «Сатанинское зелье», «Чудовище» — по 150 руб.

— Историко-мифологическое исследование о двенадцатитысячелетней истории Русского Народа «Дорогами богов» 150 руб.

— Талисман-оберег от сглаза, порчи, энергетического вампиризма, зомбирования, демонизации, черных наговоров, колдовства, всех видов присух с инструкцией — 310 руб.

— Фантастико-приключенческий детектив «Западня», повествующий о приключениях инопланетного резидента-убийцы, — 50 руб.

Для получения заказа Вам необходимо выслать почтовым переводом соответствующую сумму, указать свой точный почтовый адрес, на обороте указать, что Вы заказываете.

Адрес: 111123, Москва, а/я 40, Петухову Ю. Д.

Отправлять только почтовыми переводами. Телеграфные не принимаются.

«ПРОРИЦАНИЕ» расскажет Вам о грядущем до 2000 года. Самое подробное описание всех предстоящих событий с датами. Стоимость с пересылкой — 70 р. Перевод высылать по адресу: 111123, Москва, а/я 40

Писатель-фантаст

Юрий Петухов

собрание сочинений в 8 томах. Переплет твердый, блок сшитый, суперобложки, с иллюстрациями, Объем тома — 760 стр. В собрание впервые войдут полные тексты романов: «Измена», «Кровавая бойня», «Проклятые», «Изверги с Преисподней», «Сатанинское зелье», «Власть Ирода», «Колдовские чары», роман-эпопея «Звездная месть» в 5 книгах: «Ангел возмездия», «Бунт вурдалаков» «Погружение во Тьму», «Вторжение из Ада», «Карающий Меч Бога» и другие романы и повести.

За два тома, первый и последний, вносится задаток — 1200 руб. (в филиале редакции или почтовым переводом). Подписчику выдается абонемент. Тираж ограничен. Подписка проводится по адресам: ул. Новослободская, 24. Рязанский пр.,82/5.

ПОЧТОЙ: 111123, Москва, а/я 40, Петухову Ю. Д.

ОСТОРОЖНО — пираты!

Оповещаем читателя, что Иркутским домом печати и МП «Патриарх» незаконно изготовлен «пиратский» тираж бестселлера Юрия Петухова «Западня». При этом была незаконно использована марка вашего издательства «Метагалактика». Акция проведена неким Малышевым В. А., ранее присвоившим деньги дальневосточных подписчиков серии ПФ. В настоящее время дело рассматривается Иркутской прокуратурой и находится под контролем Генеральной Прокуратуры РФ.

Мы не рекомендуем Вам приобретать книги «пиратского» тиража, отпечатанного Иркутским домом печати. Газетой ГВ и журналом ПФ начато журналистское расследование по фактам покрытия противоправной деятельности гр. Малышева и его подельников.

Осторожно — «пираты»!

Выходные данные

Художники Роман Афонин, Е. Кисель, Алексей Филиппов.

Перепечатка материалов только с разрешения редакции.

Рукописи не рецензируются и не возвращаются.

Рег. номер — 319 от 1.10.1990.

Адрес редакции: 111123, Москва, а/я 40.

Учредитель, издатель, главный редактор — Юрий Дмитриевич Петухов.

Формат 84 x 108/32. Тираж 350 000 экз. Заказ 17.

Сдано в набор 10.10.92. Подписано в печать 20.12.92.

Бумага газетная. Усл. печ. л. 5. Уч. изд. л. 10.

Отпечатано с готовых диапозитивов в Московской типографии № 13.

107005, г. Москва, Денисовский пер., 30.

ИНДЕКС 70956