Что эта операция изначально обречена на провал – понимали все. Потому-то она и была поручена Специальному лодочному дивизиону, спецподразделению британского флота. Здесь не принято было говорить солдату, что нужно делать. Он сам принимал решения, а если удача ему изменяла, шел ко дну в одиночку. Капитан Ларсен, сержант Тиллер и их товарищи на время становятся флибустьерами. Они вступают в неравный бой с превосходящими силами противника и доказывают, что мужество и смекалка нужны солдату не меньше, чем оружие...
Ян Блейк. Эгейская компания Эксмо Москва 1996 5-85585-533-3 Jan Blake The Aegean Campaign

Ян Блейк

Эгейская компания

Пролог

Август 1943 года

Британский комитет начальников штабов заслушивал премьер-министра со смешанным чувством обреченности и негодования. Пробыв более трех лет у кормила власти, старик не изменил своим привычкам и снова выдвигал неосуществимый проект. Неосуществимый в данном случае потому, что в нем не были заинтересованы их большие американские друзья.

Первый лорд адмиралтейства (министр военно-морского флота) напомнил собравшимся о том, что основные силы выведены из восточной части Средиземноморья для оказания поддержки предстоящей высадке на территории Италии. Начальник королевского генерального штаба отметил, что Британия несет тяжелое бремя в итальянской кампании, а начальник штаба военно-воздушных сил лишь вынул трубку изо рта и покачал головой.

Так что операция «Акколада» (обряд посвящения в рыцари), какой бы привлекательной она ни выглядела, скорее всего, была обречена на провал.

Черчилль угрюмо посматривал на собравшихся сквозь клубы сигарного дыма. Жаркий летний день в Канаде не улучшил его самочувствия, и конференция в Квебеке представлялась утомительной и безрезультатной. Пришлось долго спорить, прежде чем американцы в конечном счете согласились с расширением британского участия в войне на Тихом океане, но у них не поубавилось скептицизма в отношении намерения Черчилля вовлечь Турцию в конфликт и нанести удар в подбрюшье Германии через Балканы.

На предшествовавшем заседании конференции британская делегация подчеркнула преимущества захвата оккупированных Италией Додеканесских островов под самым носом у немцев, чтобы подтолкнуть Турцию к вступлению в войну. Однако американцы были непреклонны: если британцы решили следовать этим курсом, их никто не собирался останавливать, но и не следовало ожидать помощи от США. К тому же ни в коем случае нельзя было допустить ослабления усилий союзников в целях осуществления великого плана, намеченного в другом месте.

Короче говоря, британцам дали ясно понять, что они окажутся в полном одиночестве, если станут настаивать на своем, и заседание никак нельзя было назвать дружественным или эффективным.

– Согласитесь, господа, – говорил Черчилль, – что нам необходимо содержать на Ближнем Востоке особую группировку войск, которую можно быстро перебросить на эти острова и удержать их до прибытия главных сил, которые могли бы там разместиться на постоянной основе. Итальянцы с минуты на минуту капитулируют и не окажут нам сопротивления. Мне не нужно напоминать вам, какие огромные выгоды мы можем получить, если Турция, которой некогда принадлежали эти острова, наконец вступит в войну.

Начальник королевского генерального штаба неохотно раскрыл лежавшую перед ним папку. Как обычно, сведения, которыми он располагал, не только давали полную картину, но и рисовали ее в мельчайших подробностях. В общем, в этом досье учитывались все варианты и можно было отразить любой капризный выпад со стороны Черчилля.

– У нас есть такое подразделение, господин премьер-министр. Оно называется Специальный лодочный дивизион.

Черчилль удовлетворенно хмыкнул и подытожил:

– Вот и хорошо.

Премьер-министру стало ясно, что наконец-то дело продвинулось в нужном направлении.

– По-иному, – заметил он, – такое подразделение и не может называться. Оно должно быть специальным.

Его шутку не оценили.

– Кто командует этой группой? – поинтересовался Черчилль.

Начальник королевского генерального штаба вновь взглянул на досье.

– Джерретт, господин премьер-министр. В прошлом офицер Специальной военно-воздушной службы.

Черчилль вновь удовлетворенно хмыкнул. В первую мировую войну он был первым лордом адмиралтейства и потом некоторое время занимал тот же пост, поэтому очень хорошо знал отца Джерретта. Для полноты картины генеалогия настоящего воина имела чрезвычайно большое значение.

– А как мы сможем перебросить Джерретта и его людей?

Бульдожье лицо повернулось в сторону первого лорда адмиралтейства, а тот в раздумье сложил губы бантиком и свел руки кончиками пальцев. Ему не требовалось еще раз знакомиться с бумагами, лежавшими перед ним на столе. Он и без того помнил каждое слово. Однако колебался. Нужно ли ему вступать в спор или лучше воздержаться? Чувство долга возобладало над здравым смыслом.

– Я вынужден заявить протест, господин премьер-министр. Если мы будем действовать в одиночку, у нас не хватит сил и ресурсов. Реакция итальянских гарнизонов непредсказуема, а у них есть аэродромы на Родосе, которые немцы, по всей вероятности, захватят. Кроме того, у них есть силы на Крите, а ближайший имеющийся у нас аэродром находится на Кипре. Немцы легко могут перебросить подкрепления с Крита и из Афин. Кроме того, если мы не обеспечим господства в воздухе, наши военно-морские силы окажутся перед серьезной угрозой.

Два других начальника штабов согласно закивали. К сожалению, приходилось признать, что без американской поддержки никак не обойтись.

Черчилль проигнорировал возражения и резко потребовал:

– Какими военно-морскими силами мы располагаем?

Первый лорд адмиралтейства сдался. Он сделал все, что мог.

– В настоящее время у нас, возможно, имеется шесть эсминцев, не более того.

– Но если представится случай, мы можем направить подкрепления?

– Естественно, господин премьер-министр, но...

– И у нас есть силы на побережье?

Первый лорд адмиралтейства кивнул. Он знал, что, когда на Черчилля находило, ничто не могло его остановить. Во всяком случае, министр военно-морского флота не намеревался брать на себя эту роль.

– Еще что-нибудь есть?

Первый лорд адмиралтейства понимал, что его усилия можно сравнить с попыткой выжать кровь из камня, но все же сказал:

– Командующий эскадрой Левант и командование сил в Восточном Средиземноморье информировали меня, что в соответствии с проводимой вами политикой с целью захвата Додеканесских островов, в первую очередь Родоса, он уже сформировал небольшую группу для осуществления этого плана. В состав группы вошли люди, принимавшие участие в тайных операциях на этих островах, так что они знакомы с местностью.

– Как называется группа?

– Флотилия шхун Леванта, господин премьер-министр.

– И они способны быстро перебросить специальный отряд на острова, как только получат приказ?

Со вздохом адмирал признал:

– Да, господин премьер-министр.

Лицо херувима оживилось:

– Значит, господа, все в полном порядке. Можно начинать операцию «Акколада». Еще одну проблему мы решили.

И создали новую, еще более серьезную.

1

Тишину нарушал лишь плеск воды о брезентовые борта небольшой легкой лодки, продвигавшейся по темному руслу реки. Весла беззвучно разрезали водную гладь, оставляя за собой светящиеся в темноте водовороты, исчезавшие через секунду-другую, но быть беде, если бы это заметил бдительный немецкий часовой.

Создавалось впечатление, что лодку неумолимо затягивает в воронку вечной и непроглядной ночи. Темнота сжимала с двух сторон и выдавливала лодку вперед, в тупик, западню, из которой невозможно выбраться, даже двинуться.

Он чувствовал на лбу обжигающий пот, капли пота стекали и из-под мышек по бокам. Потел он не от напряжения, а от страха, потому что знал, что может с ним произойти, и понимал, что ничего не может с этим поделать.

Внезапно, как будто нарочно, все так и случилось. Его ослепил луч прожектора, взвыла сирена, раздались крики на немецком: «Руки вверх! Руки вверх!», и громко зачастил пулемет. Полетели щепки с деревянного днища, и одна пронзила ему щеку. Пули ударили по веслу и вырвали его из рук.

Лодка накренилась, и в этот момент перед его глазами на долю секунды, но очень четко, высвеченное в луче прожектора, встало измазанное черным лицо Мэтта. Пулеметная очередь развернула его изрешеченное пулями тело, и навсегда запомнились мертвые глаза, широко распахнутый рот с разбитыми зубами и два крохотных черных отверстия во лбу, из которых уже сочилась кровь.

В следующее мгновение он оказался в воде под лодкой, и ему на грудь ужасно давили и мешали дышать темнота и днище лодки. Он отчаянно бил руками по воде, но, казалось, не мог двинуться и был уже мертв.

Было холодно. Холодно, как будто его обложили льдом.

Сержант королевской морской пехоты Колин Тиллер по прозвищу Тигр вышел из кошмара, который не первый раз приходил к нему во сне, и обнаружил, что лежит на полу, обливаясь холодным потом. Он немного полежал, как обычно делал в таких случаях, чтобы прийти в себя и убедиться, что не умер. Он лежал на холодном каменном полу в казармах Истни в Портсмуте и был живее всех живых.

Но лицо Мэтта по-прежнему стояло перед глазами, и сержант тихо выругался, задавшись вопросом, оставит ли этот кошмар его в покое когда-нибудь или, может быть, со временем утратит свою болезненную остроту. Как можно было сохранять в себе так долго это воспоминание в столь живых деталях? На этот вопрос он не знал ответа, как не знал и старший хирург, единственный человек, с которым он поделился.

– Мозг, – вежливо разъяснил старший хирург, – область, в основном не познанная медицинской наукой.

Во всех других отношениях, бодро добавил он, Тиллер находится в отличной форме, если учесть, каким ужасным испытаниям и сколь долго он был подвержен. Со временем, заверил хирург, сержант избавится от кошмарных сновидений. Но этого не произошло.

Тиллер встал с пола, подошел к рукомойнику и плеснул холодной воды на лицо. Светало, но дневной свет с трудом пробивался сквозь черные шторы светомаскировки на окнах казармы. Тиллера пробрала дрожь, и он набросил на голые плечи одеяло и присел на кровать. До побудки оставался еще целый час, но снова ложиться спать не хотелось.

Он достал сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Постепенно улетучивалось воспоминание о кошмарном сне. Интересно, проявлялся ли внешне бивший его внутренний озноб? Он вытянул перед собой руки и с удовлетворением отметил, что никакой дрожи нет. Тогда он принял душ, оделся, закурил еще одну сигарету и отправился на завтрак в столовую для сержантов.

На плацу перед офицерской столовой уже выстроили взвод новобранцев. Со стороны они смотрелись неважно, но он знал, что через несколько дней они будут четко маршировать строем, а через несколько недель составят боеспособное воинское подразделение. Корпус, как обычно называли свою часть сами морские пехотинцы, всегда добивался результатов. Тиллер до сих пор не мог понять, как это удавалось, но это неизменно происходило. Возможно, все объяснялось тем, что солдату прививали веру в собственные силы до того, как подводили к черте, казавшейся ему за гранью его возможностей, а затем преднамеренно толкали его за эту черту. Что бы это ни было, оно срабатывало.

В столовой для сержантов Тиллер вытащил из своей ячейки для писем толстый конверт, который давно ожидал. Он разорвал конверт и прочитал содержимое, прихлебывая из стакана чай.

– Перебрасывают в другое место? – спросил приятель Тиллера Кен Уотсон по прозвищу Кудрявый.

В ответ Тиллер молча кивнул. Он уже не первый день ожидал появления этого конверта, с тех пор как его командир майор Генри Тейслер по прозвищу Блондин вызвал его в свой кабинет и сообщил, что командование совместными операциями ищет добровольца из их части для выполнения особого задания на Ближнем Востоке. Идеальным кандидатом считался сержант, владеющий искусством управления малыми суденышками и опытом этой работы, а также получивший подготовку в обращении с современными взрывчатыми веществами.

– Мне кажется, – сказал майор, – что ты, Тигр, как раз отвечаешь всем требованиям. Конечно, – добавил он со своей знаменитой кривой усмешкой, – если ты сможешь оторваться от прелестей местной жизни.

Не приходится говорить, как велика разница в звании между майором и сержантом, но в морской пехоте это зияющая пропасть, что не мешало Тейслеру и Тиллеру испытывать чувство взаимного глубокого уважения, основанного на осознании сильных и слабых сторон друг друга, при этом отдавалась дань первым и находилось объяснение вторым. Они вместе сражались в 1940 году в Норвегии, кампании на редкость неудачной, когда пришли к необходимости полностью полагаться друг на друга; позже принимали участие в рейде на реке Жиронде. Когда представительство королевской морской пехоты в адмиралтействе объявило, что для выполнения опасного задания требуются добровольцы, «желающие вступить в схватку с врагом» и «не имеющие прочных семейных уз», Тиллер догадался, что Тейслер имеет к этому прямое отношение.

Еще до того как Тиллер сообразил, что нужно сказать в ответ на призыв из адмиралтейства, к нему обратился Тейслер и посоветовал вызваться добровольцем. Майор заверил, что лучшего просто нельзя пожелать, хотя, естественно, не мог сообщить никаких подробностей. Они знали друг друга настолько хорошо, что Тиллер сразу же догадался, что, а вернее, кого имел в виду Тейслер, когда поинтересовался, сумеет ли сержант оторваться от прелестей местной жизни. У Тиллера не было «прочных семейных уз», когда он был принят в часть Тейслера, и он был полон решимости и впредь оставаться в этом состоянии. Но по каким-то им самим не осознанным причинам ему становилось все труднее сохранять свой прежний статус...

Ничего конкретного по этому поводу, конечно, не было сказано, но Тейслер не подал вида, что удивлен, когда Тиллер без промедления заявил о своей готовности вызваться добровольцем. Однако майор с трудом сдержал улыбку, когда Тиллер горячо добавил: «Благодарю вас, сэр».

Тем не менее сейчас Тиллер перечитывал приказ о переводе в другую часть со смешанным чувством. В военное время легко можно было угодить и в худшее место, а принадлежность к секретной организации Тейслера придавала жизни дополнительный интерес. Кроме всего прочего, это был его родной город, где он родился и вырос.

Однако факт оставался фактом – если не считать рейда на реке Жиронде, который наградил Тиллера повторяющимся кошмарным сном, он не принимал участия в боевых действиях с того момента, как вступил в организацию Тейслера, которая была создана с целью изыскать новые пути и способы нападения на корабли противника, находящиеся в гавани. Никаких других операций не было, хотя ходили упорные слухи, что нечто предвидится. Короче, оба, майор и сержант, прекрасно осознавали, что вот уже несколько месяцев Тиллер отчаянно скучал. Если забыть о его мелких трудностях местного значения, он с радостью вызвался добровольцем. В конце концов, какой смысл досконально изучить взрывчатые вещества, а потом сидеть сложа руки, не используя своих знаний на практике?

Но что это за место в Палестине, которое называется Атхлит? И с чем едят так называемый Специальный лодочный дивизион? Это что за штука? Можно было строить любые догадки, но выяснить все можно только на месте. Судя по тому, что ему предстояло лететь на самолете, дело не терпело отлагательства и ему придавалось большое значение. Сержант почувствовал легкую дрожь от предвкушения нового, передавая Кудрявому приказ о переводе в другую часть.

Они росли вместе, и оба сидели у колен деда Тигра, а он рассказывал им байки о сражениях, в которых участвовал в составе частей морской пехоты в Бирме и Западной Африке, а позднее – в войне с бурами в Южной Африке. Кудрявый знал наперечет все подразделения, выполнявшие особые задания и способные вести индивидуальные кампании на Ближнем Востоке и Средиземноморье, поскольку он на какое-то время был прикомандирован к Специальной лодочной службе и знал ее первого командира майора Роджера Кортни.

– Как ты думаешь? – спросил Тиллер. – Это та же контора?

Кудрявый почесал в затылке и сказал:

– Нет, не думаю, потому что они понесли очень тяжелые потери во время нападения на Родос. Мне кажется, что мы пытались прибрать к рукам это местечко большую часть войны. Оставшиеся в живых влились в часть полковника Стерлинга, после того как майор Кортни вернулся сюда и стал формировать второе подразделение. Поэтому я и ушел. Я люблю воду, а не чертову пустыню. Помнишь, Тигр, любимую песенку твоего деда? Там были такие слова:

Когда много лет назад я вступил в рады, парни,
чтобы верно служить своей королеве,
сержант дал мне понять,
что теперь я в королевской морской пехоте.
Он сказал, что иногда мы проходим службу
на кораблях,
а иногда – на берегу.
Но я сам себе сказал, что шпоры не надену
и в верблюжий полк меня не затянешь.

При этом воспоминании оба развеселились. Дед Тиллера был занятным мужиком. Когда случалось принимать гостей, он доставал банджо и исполнял частушки, которые ему довелось слышать в разных местах. Именно дед Тиллера настоял на том, чтобы оба вступили в корпус морской пехоты. Их отцы остались довольны этим решением, но, естественно, скрыли свои истинные чувства и мрачно пробурчали: «Могло быть и хуже».

В то время страна была поражена Великой депрессией тридцатых годов и на первых полосах все газеты расписывали марш голодных в Джарроу. Оба парня понимали, что могли бы оказаться в гораздо худшем положении. Дед Тиллера тайком протащил их в паб, чтобы отпраздновать знаменательное событие, и хозяин пивной обслужил их, хотя наверняка знал, что парням нет еще восемнадцати лет. Он окончательно привел их в замешательство, когда стал громко на весь бар читать стихи Редьярда Киплинга.

– Ты помнишь, как он нас отвел в паб? – спросил Тиллер у Кудрявого. – Я готов был сквозь землю провалиться от стыда.

– После двух пинт пива ты, помнится, вообще был готов улечься на полу, – ответил с усмешкой Кудрявый. – Но он очень гордился тобой, Тигр, и корпусом морской пехоты. Ты помнишь его песенку о корпусе?

Конечно, Тиллер знал ее наизусть, потому что дед заставил ее выучить. В ней были такие слова:

Он не пассажир и не член команды.
Он нечто вроде гермафродита: солдат и моряк.
Потому что нет такой работы на земле,
которую он не мог бы выполнить.
Его можно ночью оставить на голове
лысого человека,
и он все равно будет работать веслами.
Это нечто вроде космополита —
солдат и моряк в одном лице.

– Да, это именно та песня, – рассмеялся Кудрявый, потом показал на приказ, который передал ему Тиллер, и добавил: – Видно, приятель, вскоре тебе придется всерьез поработать веслами.

Тиллер безразлично кивнул. Он мысленно вернулся к деду и временам, когда он только еще начинал службу в корпусе. Казалось, все это было очень давно, но он прекрасно помнил, что все его существо буквально поглотили традиции, ритуалы и история морской пехоты. Они были с ним во сне и наяву, во время еды и питья, и он их боготворил. Имя Тиллера стояло первым в списке выпускников дивизиона, и он получил за успехи Королевский значок. Он был лучшим стрелком и представлял корпус на соревнованиях в Бисли, так что изначально ему была обеспечена блестящая карьера.

В любом другом полку, включая кривляк из гвардии, сейчас он бы дослужился до старшины полка, но жернова в корпусе перемалывали крайне медленно. Капралы, сержанты и старшины были основой основ корпуса, и корпус это прекрасно осознавал. Каким бы хорошим солдатом ни оказался тот или иной человек и вне зависимости от степени его подготовки, которая охватывала буквально все, этого человека следовало выдержать, как хорошее вино, до того момента, когда корпус готов будет признать в нем необходимые качества лидера.

Да, жернова мололи медленно и выдавали муку мельчайшего помола. На всю жизнь Тиллер запомнил, как еще в детстве он увидел на плацу своего отца с яркой перевязью старшины поперек груди, в блеске наград и начищенных пуговиц, запомнил, как четко маршировал отец под звуки гимна корпуса «Жизнь на океанской волне».

Тиллер знал, что насквозь пропитан традициями королевской морской пехоты, как пропитан уксусом маринованный лук, и что за всем этим – столетия неразрывной связи с королевским военным флотом. Их девизом было «По суше и по морю», и их корпус, что накрепко заучили все рекруты, служил для страны якорем, которым пользовались только в экстренных случаях. Так сказал о них какой-то монарх (Тиллер забыл его имя), которому они очень приглянулись, но это подтверждали и боевые награды, полученные за многочисленные операции, начиная с захвата Гибралтара в 1704 году.

Некоторые новобранцы, угодившие в корпус во время войны, считали, что традиции и дисциплина, равно как сопутствующие им блеск и мишура парадных маршей, – не более, чем показуха, но Тиллер придерживался иного мнения. В бою нельзя обойтись без поддержки своих товарищей, а чувство локтя приходило на плацу в ходе строевой подготовки.

– Должен признаться, что мне хотелось бы побольше разузнать об этой странной конторе, куда я вызвался добровольцем, – признался Тиллер, вернувшись в настоящее.

– Ничем, к сожалению, не могу тебе помочь, Тигр. Но мой братишка, которому в начале года случилось побывать в Каире, говорил мне, что подразделение полковника Стерлинга, что-то вроде Специальной военно-воздушной службы, было расформировано, после того как полковник попал в плен. Может быть, твоя новая контора – это производное от того подразделения.

Тиллер смутно помнил всевозможные слухи о Стерлинге и его недавно созданной Специальной авиадесантной службе. Всякие небылицы о ратных подвигах САС в пустыне смахивали на приключенческие рассказы для детей среднего школьного возраста и ничем не походили на привычные для корпуса тяжелые бои. У морской пехоты была давняя традиция организации высадки десанта с моря, и уже был сформирован отряд коммандос морской пехоты, который принял участие в нападении на Дьепп в прошлом году. Группа людей, разъезжающих на джипах по пустыне, не вписывалась в привычную картину, и Тиллер весьма скептически относился к любым операциям, к которым корпус не имел никакого отношения, и считал, что, скорее всего, их не стоило и вовсе проводить.

Именно поэтому он вначале относился с большим сомнением к организации Тейслера и его планам, в чем неохотно себе признался недавно, хотя обычно соглашался с тем, что говорил или делал майор. Если уж быть предельно честным, Тиллер был готов последовать за неистощимым на выдумку майором на край земли, если бы в том возникла необходимость. В конце концов, если уж глава командования совместными операциями вице-адмирал лорд Луис Маунтбеттен оказывал поддержку проектам Тейслера, какое право сомневаться имел он, простой сержант?

– Сэлли наверняка будет горевать. Сам понимаешь.

– Да, знаю, – согласился Тиллер.

– Ладно, я присмотрю за ней, – вызвался Кудрявый.

– Еще бы, ты только и ждал, когда я место освобожу, – беззлобно проворчал Тиллер. Он знал, что его друг счастлив в семейной жизни, у него двое детей и на подходе третий. Вот это как раз и есть пример «прочных семейных уз», чем Тиллер никак не мог похвастаться.

Он встал, аккуратно сложил бумагу с приказом и сунул в карман.

– Мне надо бы собраться и попрощаться с ребятами. За мной заедут завтра рано утром.

– Лучше ты, чем я, – ответил Кудрявый, но в его голосе, как показалось Тиллеру, прозвучала зависть.

– Да, наверное, ты прав. Ну, пока.

Они обменялись рукопожатием, и Кудрявый посоветовал на прощание:

– Веди себя прилично, не высовывайся. Тамошние бардаки пользуются дурной славой и могут наградить тебя разновидностью триппера, о которой врачи и не слыхивали.

Тиллер прошел к казармам и повернул налево вдоль берега к Саутси. Остальная братия селилась на частных квартирах, поскольку у них был такой же статус, как у коммандос, но Тиллер предпочитал ночевать в казармах в Истни, где имел возможность бороться с кошмарными сновидениями в одиночку.

Штаб части располагался на морском берегу в двух длинных сборных домах с круглой крышей. Один использовали для занятий по теории, а второй служил складским помещением. Они находились прямо под стенами форта, построенного во времена войн с Наполеоном для охраны Солента. Форт-Лампс торчал в конце шестимильного плавучего бона, установленного для защиты гавани Портсмута от торпедных атак с подводных лодок либо нападений небольших надводных кораблей. В те же годы в Соленте построили еще два форта, подобных Форт-Лампс. Теперь они стали частью оборонительных сооружений Портсмута и были густо уставлены батареями зенитных орудий, а плавучий бон, протянувшийся до Сивью на острове Уайт, вошел в систему фортов.

За штабом лежал пруд Каноэ-лейк, принадлежавший муниципалитету Саутси. В мирное время сюда приезжали на день туристы и приходили дачники, наводнявшие летом курорт у моря. Тиллер помнил, как в детстве любил искупаться в пруду, а сейчас там никого не было видно, воду спустили и посредине виднелась лишь лужица дождевой воды. Сержант заметил, что на одном берегу в бетонном покрытии зияла огромная трещина, скорее всего, оставшаяся от взрыва бомбы, которую пару месяцев назад сбросил прорвавшийся сюда немецкий бомбардировщик из тех, которые быстро и не глядя освобождались от своего груза и спешили убраться восвояси.

Тиллер обошел пруд и направился к кварталу жилых домов, известному под названием Долфин-корт, из окон которого открывался вид на пруд и Солент. Эти дома ныне принадлежали адмиралтейству. В квартире под номером 24 вначале располагался Центр развития командования совместными операциями, но позднее он вошел в состав Экспериментального управления командования совместными операциями и личный состав переехал в Южный Девон или какое-то другое место, а Тейслер, входивший в Центр со дня его основания, реквизировал квартиру для своего подразделения.

Тиллер показал пропуск флотскому часовому, проигнорировал лифт и поднялся по лестнице пешком, переступая через три ступени. Это было частью физической подготовки, чтобы сохранить форму, на которой настоял Тейслер, и для Тиллера вошло в привычку.

Дверь в квартиру была открыта, но Тиллер постучался, прежде чем войти. Хорошенькая девушка из состава Женской королевской военно-морской службы, исполнявшая роль писаря в их части, подняла голову от пишущей машинки и сообщила:

– Он ждет вас, сержант.

– Здравствуйте, Мэгги, как вы себя чувствуете в это солнечное утро?

– Очень хорошо, – ответила девушка и сделала ему глазки, но оба знали, что ее кокетство ровным счетом ничего не значит. – Вы так спрашиваете, будто вас в самом деле волнует мое здоровье.

Тиллер склонился над ее столом и взглянул в ее удивительно голубые глаза.

– Нет, Мэгги, вы не правы, – заверил он. – Ваше здоровье меня очень волнует.

Но женщина-писарь окатила его нарочито безразличным взглядом и холодно кивнула головой в сторону двери, ведущей в кабинет майора.

– Вам повезло, – сказала она. – Сегодня он в хорошем настроении. Так что лучше идите, пока ветер не поменялся.

Тиллер послал ей воздушный поцелуй. Мэгги все прекрасно понимала и никогда никого не воспринимала всерьез. Он повернулся и направился к двери кабинета, а девушка проводила долгим взглядом его стройную широкоплечую фигуру и лишний раз поздравила себя с давно принятым решением: инстинкт подсказывал ей, что подобные Тигру мужчины могут стать превосходными любовниками, но в мужья они не годятся. Она знала себя достаточно хорошо и осознавала, что, как бы ей ни хотелось заполучить любовника, ее воспитание и жизненный опыт склоняли ее к постоянству отношений.

На двери кабинета была прикреплена табличка «Майор Г.Дж. Тейслер, кавалер орденов „За отличную службу“ и Британской империи, королевские ВМС, командир отряда морской пехоты по охране плавучего бона».

– Войдите! – раздалось из-за двери в ответ на стук Тиллера. Он закрыл за собой дверь, вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Хотя много воды утекло с того времени, когда он был зеленым новобранцем, сержант и сейчас молча просчитал «вверх, раз, два, три, вниз», в то время как его рука с вывернутой вперед ладонью вскинулась к берету, замерла на долю секунды и снова была отброшена к бедру.

На столе перед Тейслером выстроились аккуратно разложенные стопки бумаг. На вид майору было около тридцати лет, но он уже успел потерять большую часть своей рыжей шевелюры с золотистым отливом, что возмещалось пышными усами. Он изучал чертеж небольшой лодки, который тут же придвинул к посетителю, как только увидел сержанта.

– Доброе утро, Тигр. Замечательный день, не правда ли? Что ты об этом думаешь?

Он вручил сержанту чертеж и пояснил:

– Эту штуку мы назвали «Спящей красавицей».

– «Ныряющая моторная лодка», – прочитал вслух надпись на чертеже Тиллер. – Вы хотите сказать, сэр, что наконец-то мы получили искомое?

– Первый опытный экземпляр вскоре поступит для испытаний, – сообщил Тейслер. – Жаль, что тебя в это время не будет с нами и ты сам не сможешь попробовать. Я так понимаю, что ты получил приказ отбыть для прохождения службы в другом месте?

– Да, сэр, сегодня утром.

Тейслер хмыкнул.

– Давно бы уж пора, – съязвил он. – Теперь нам надо прокрутить всю эту бюрократическую муть по списанию тебя из нашей части. Но пока ты не ушел, я хотел бы тебе кое-что показать. Мэгги!

В проеме двери появилась женщина-писарь.

– Мэгги, сержант Тиллер нас покидает, так что подготовь мне на подпись все нужные бумаги. А я пока отлучусь ненадолго.

Голубые глаза на секунду задержались на Тиллере. Если девушка и сожалела об упущенной возможности ближе познакомиться с сержантом, в ее взгляде ничего нельзя было прочитать.

– Желаю вам всего наилучшего, сержант, – сказала она. Не поинтересовалась, куда он направляется, потому что в их конторе не было принято проявлять излишнее любопытство.

– Спасибо, Мэгги, – прочувственно ответил Тиллер. – Возможно, когда я вернусь героем, вы наконец согласитесь прийти ко мне на свидание?

– Очень сомневаюсь, сержант. Вряд ли это будет возможно.

Мужчины весело скатились вниз по лестнице и вырвались из душного помещения на солнечный свет.

– Мне кажется, сэр, что эта девушка ждет, когда появится ее рыцарь в сверкающих латах, – заметил Тиллер.

– Я считаю, – улыбнулся в ответ Тейслер, – что так и должно быть, и не зря мама предупреждала ее, когда она была еще маленькой девочкой, остерегаться таких мужиков, как ты.

Половина личного состава числом в тридцать четыре человека находилась в одном из сборных домиков на лекции по навигации. Другая половина проходила обучение на пляже. Лодочный домик, где содержались их плавучие средства, располагался на дороге, идущей вдоль морского побережья. За дорогой возвышалась защитная стена, вздымавшаяся на пять футов над линией прибоя. Одно из правил, установленных Тейслером, гласило, что, несмотря на наличие ступенек к пляжу, пользоваться ими воспрещено. Каким бы грузом ни был обременен солдат, ему следовало спускаться по стене, а не по лестнице.

По мере приближения к лодочному домику Тиллер заметил, что инструктор проводит гонки трех команд, по два человека в каждой, которым предстояло достать лодку из домика, перетащить через дорогу, преодолеть стену, пронести лодку через пляж и спустить на воду. Затем следовало обойти на веслах буек в трехстах ярдах от берега, вернуться, взбежать на берег с лодкой, перебросить ее через стену, снова протащить через дорогу и установить на прежнем месте в домике. Еще три команды практиковались в гребле на суше: им нужно было, работая веслами, продвинуть лодку по пляжу и столкнуть в воду. Как подсказывал прошлый опыт, это был самый эффективный путь для команды войти с берега в штормовые волны. Другие были заняты упражнениями для ступней, которые проводились ежедневно: бегали босиком по гальке из конца в конец пляжа и соскакивали на пляж со стены, что укрепляло подошвы ног. Отделение из десяти человек в это время должно было находиться на борту «Селтика», старой баржи, которую пригнали с Темзы и поставили на якорь в гавани Чичестера. Каждую неделю по очереди всем отделениям надлежало пройти подготовку, среди всего прочего, в искусстве нырять на небольшой глубине в подводных костюмах. Это упражнение не пользовалось популярностью, так как его участникам приходилось во время отлива ковыряться в грязном грунте.

Но самым захватывающим считалось придуманное Тейслером состязание, в ходе которого нужно было скрытно подкрасться на лодке, взять на абордаж патрульное судно, несущее службу у плавучего бона, и объявить «пленными» ничего не подозревающую команду. Это была как бы игра из далекого детства, которой увлекались все, и многие весьма преуспели. Излюбленными мишенями были патрульные суденышки, выходившие в море с задачей не пропускать суда в Солент, когда проводили стрельбы зенитные батареи на берегу и в фортах. Обычно команда состояла из женщин, принятых на воинскую службу, и летом, когда они считали, что ушли достаточно далеко от берега и любопытных глаз, они часто поддавались соблазну позагорать на солнце в нижнем белье.

Так Тиллер познакомился с Сэлли. Когда он тихо перелез через борт, она лежала на палубе лицом вверх, скромно прикрыв наготу полотенцем. При виде непрошеного гостя устроила такой крик, что ее наверняка было слышно в Саутгемптоне.

Тиллер усмехнулся, вспомнив последовавшую затем словесную перепалку. Возможно, именно потому, что их знакомство началось столь необычно, она решила затем попробовать сделать из него порядочного человека.

Да, пора было двигаться дальше.

– На мой взгляд, сэр, их уже можно использовать в деле, – заметил Тиллер.

По лицу Тейслера пробежала тень.

– Я придерживаюсь такого же мнения, Тигр, – согласился он. – Но какие бы планы мы ни строили, всегда находится хорошая причина отказаться от их осуществления. Как ты знаешь, мы намеревались снова попробовать пройти вверх по Жиронде, но в конечном счете великие мира сего завалили наш проект. Можешь мне поверить, что я тебя ни за что бы не отпустил, если бы у нас был хоть какой-то шанс сделать новую попытку. Естественно, при условии, что ты захотел бы принять участие в нашем мероприятии.

Тейслер вопросительно посмотрел на Тиллера.

– Убежден, сэр, что я бы не остался в стороне, – заверил его сержант.

По собственному опыту он знал, что подавить в себе страх можно было только одним путем: если ты упал с лошади и очень испугался, как можно скорее снова садись в седло. Теперь ему придется изыскать иной метод, чтобы избавиться от кошмарных сновидений.

– Ничего страшного не произошло, – сказал Тейслер. – Они отвергли наш план, но еще не вечер, и мы придумаем что-нибудь похлеще.

Когда они поравнялись со сборными домами, майор заметил:

– Вот как раз то, что я хотел тебе продемонстрировать.

Они вошли в складское помещение, и, когда приблизились к дальнему углу, Тейслер снял брезент – под ним открылась трофейная итальянская моторная лодка. Такие лодки подводили с грузом взрывчатки к борту корабля противника, водитель выбрасывался в воду, а лодка взлетала в воздух.

– Официально итальянцы называют эту штуку несколько игриво: «модифицированная лодка для туристических прогулок», – пояснил Тейслер. – Правда, водитель этой лодки, угодивший к нам в плен, говорил, что их прозвали «пузырями». Наверное, потому, что лопаются.

Тиллер удивленно присвистнул:

– Значит, вот как она выглядит! Она значительно больше, чем я себе представлял.

– Да, восемнадцать футов. Фоспер с ней уже закончил, поскольку наш вариант практически готов, и теперь я хочу переправить ее на «Селтик», чтобы парни могли попрактиковаться.

«Ага, – подумал Тиллер, – значит, так выглядит модель, по образцу которой создается секретное оружие части». О нем всегда говорили так, будто речь шла о новой разновидности патрульного судна, чтобы сохранить в тайне истинные планы. Но по сути, вокруг этого и крутилась вся деятельность отряда Тейслера. Собственно говоря, именно с этой целью он и был сформирован. Но до сих пор никому не довелось увидеть прототип новой лодки или хотя бы ее итальянский аналог.

– Мне кажется, сэр, что она может развить большую скорость.

– Она оборудована двигателем фирмы «Альфа-Ромео» мощностью 120 лошадиных сил. Когда Фоспер попробовал ее на воде, ему удалось довести скорость до 35 узлов.

Тиллер стал внимательно изучать лодку, пораженный ее малыми габаритами и безумной отвагой тех, кому приходилось сесть за ее штурвал. Он прикоснулся к деревянному треугольнику, висевшему на петле справа и сзади от водителя, и вопросительно взглянул на Тейслера.

– Это приспособление для выхода из лодки на ходу, – пояснил майор. – Оно крепится к кисти руки, и, когда водитель хочет расстаться с лодкой, он тянет на себя вот этот рычаг, и в воду падает доска, которую можно использовать для скольжения по волнам. Таким путем он избегает удара взрывной волны, когда лодка попадает в цель.

– Гениально.

– Именно так. Итальянцы не так глупы, как думают некоторые.

– А это, надо понимать, детонатор? – спросил Тиллер, указывая на стальную пластину, опоясывающую лодку, как бампер – автомобиль.

– Точно. Эта малютка несла 500 фунтов тринитротолуола и должна была взлететь на воздух, но почему-то не сработал взрыватель, и ее прибило к берегу вместе с водителем. Это произошло на Крите, в заливе Суда-Бей, в апреле 1941 года. Но его напарникам удалось подорвать танкер, а крейсер «Йорк» получил пробоину. Должен тебе сказать, что для наших все это было неприятным сюрпризом.

– А мы будем действовать по тому же принципу?

Тейслер отрицательно покачал головой:

– Мы собираемся сбрасывать их на парашютах вблизи предполагаемой цели вместе с водителями.

Тиллер вновь тихо присвистнул. Так вот почему в начале года их всех заставили прыгать с парашютами.

Они снова вышли на солнечный свет и вернулись к Долфин-корт, где Тейслер пожал Тиллеру руку и пожелал удачи.

– Мне кажется, сэр, что я оставляю вас как раз в тот момент, когда дело сдвинулось с мертвой точки.

– Будем надеяться, что так оно и есть, – ответил Тейслер, но в его голосе прозвучало сомнение. – Во всяком случае помни, что я тебя считаю нашим знаменосцем на Восточном Средиземноморье. Пока еще не все начальники раскусили, что мы из себя представляем и на что мы способны. Так что ты им покажешь, какие мы есть на самом деле. Я возлагаю на тебя большие надежды, Тигр.

2

Грохот моторов бомбардировщика «Галифакс» заглушал все остальные звуки, и разговаривать было нельзя, а корпус самолета вибрировал и содрогался. К плечу молодого офицера, беззаботно читавшего книгу, прикоснулся диспетчер. Он впервые заметил берет песочного цвета с необычным крылатым значком, смысла которого не понимал, но спрашивать уже было поздно. Да и в любом случае, когда доводилось выполнять задания подобного рода, лучше было не задавать лишних вопросов.

Офицер вскинул голову, и диспетчер знаком указал на берет и каску парашютиста, валявшуюся рядом и по форме схожую с пудингом. Офицер понимающе кивнул, улыбнулся и потянулся к каске. Снял берет и засунул его слева под погон, на котором сияла одинокая корона.

«Боже! – подумал посыльный. – Если майорское звание присваивают в столь юном возрасте, значит, британская армия действительно несет тяжелые потери в офицерском составе. Или, – тут же поправился, – этот парень просто гениальный». Во всяком случае он выглядел ученым человеком. Диспетчер взглянул на потрепанную книжицу армейского издания, которую держал в руках майор, на посеревшие страницы дешевой бумаги с оторванными уголками. Книга называлась «Энеида», что абсолютно ничего не говорило диспетчеру.

Он поднял руку вверх, растопырив пять пальцев.

Майор застегнул под подбородком застежку ремешка каски и кивнул.

«Пять минут», – пошевелил губами диспетчер на всякий случай, если офицер не понял жеста.

Майор снова кивнул, переместил берет с плеча в карман форменных брюк, затем наклонился к двум фигурам, лежавшим на полу у его ног, и встряхнул за плечо по очереди каждого из своих товарищей.

Одним из них был радист, сержант, прикомандированный к майору, а другой – переводчик с итальянского, пожилой капитан-англичанин. Оба сразу проснулись, пристегнули снаряжение и надели каски. У сержанта это получилось легко и просто. Видимо, сказывался долгий опыт. А капитан вначале надел каску задом наперед. Майор подбодрил его улыбкой и помог помрачневшему капитану справиться с головным убором и застегнуть ремешок.

– Все это крайне просто, – прокричал майор, стараясь перекрыть грохот моторов, но капитан отрицательно мотнул головой, не в знак несогласия, а потому что ничего не мог расслышать.

К ним вернулся диспетчер. Он показал знаками, что осталось две минуты и что необходимо пристегнуть индивидуальные стропы к проводу, проходившему вдоль потолка бомбардировщика.

Парашютисты, которых сбрасывали с борта бомбардировщиков «Галифакс», обычно прыгали через дыру в полу. Однако в этой машине, входившей в состав эскадрильи особого назначения, которая базировалась на Ближнем Востоке, для этой цели была специально оборудована дверь, вырезанная в боку. Впрочем, техники не зашли так далеко, чтобы дополнительно установить красные и зеленые огни, которые указывали бы парашютистам время прыжка.

Диспетчер потянул на себя и открыл дверь, зафиксировав ее защелкой. В салон ворвался холодный ночной воздух, и грохот моторов стал еще слышнее. У троих парашютистов захватило дыхание, и они наклонили головы.

Майор увидел внизу блестки огней и лишь спустя несколько секунд догадался, что их обстреливают с земли.

Диспетчер решил для себя, что первым пойдет радист, за ним последует пожилой капитан и последним прыгнет майор. При таком порядке капитан увидит, как раскроется парашют сержанта, и у него станет легче на душе. Если же этого не случится, капитан будет осознавать, что за его спиной стоит майор, и это послужит стимулом для прыжка. Когда приходится прыгать с парашютом, самолюбие обычно берет верх над страхом.

«Тридцать секунд», – подсказал губами диспетчер, и радист, поправив за спиной рацию, занял место у двери, схватившись обеими руками за ее края. Диспетчер ударил его ладонью по плечу, и радист исчез, а спустя несколько секунд капитан увидел в ночи раскрытый купол парашюта. Нельзя сказать, что это его успокоило. Во рту пересохло, и не оставляла запоздалая мысль, что он, видимо, окончательно сошел с ума, когда добровольно вызвался принять участие в этой миссии.

Он схватился руками за края дверного проема, следуя примеру радиста. Капитан видел, какой сигнал был подан его предшественнику, и ожидал, что его тоже хлопнут по плечу. Но диспетчер знал свое дело и решил не рисковать. Он толкнул двумя руками капитана в спину и поглядел вниз, чтобы убедиться, что парашют раскрылся. «Бедняга, – подумал он, – слишком стар, чтобы прыгать с парашютом».

Диспетчер заметил, что молодой майор наблюдает за его действиями с улыбкой, и улыбнулся в ответ. Затем пригласил его жестом к открытой двери, подождал положенное время и поднял руку.

Но майора уже не было. Несмотря на гул моторов и вой ветра, диспетчер мог поклясться, что слышал, как майор издал радостный крик перед прыжком. Ну что ж, разные встречаются люди. Он снял дверь с защелки и закрыл.

– Наши друзья улетели, сэр, – доложил он пилоту по внутренней связи. Команда самолетов группы особого назначения всегда называла свой живой груз «друзьями».

Летчик принял информацию молча и круто развернул «Галифакс» в обратную сторону. Кто бы ни вел стрельбу по самолету с земли, он должен быть круглым идиотом, но в любом случае рисковать не стоило.

Майор действительно издал крик перед прыжком, но не на радостях, а от облегчения. Распростертые крылья на значке, украшавшем его мундир, свидетельствовали, что он прошел курс прыжков с парашютом, но это не означало, что ему доставляло удовольствие сигать в открытое пространство. Однако прыгать с борта самолета было значительно легче, чем из корзины воздушного шара, откуда обычно совершался первый тренировочный прыжок. При этом все внутри переворачивалось. А после отделения от самолета, когда открывался парашют, появлялось скоротечное блаженное чувство, будто тебя подвесили во времени и пространстве.

Майор взглянул вниз и отметил, что на земле по-прежнему вспыхивают время от времени огоньки выстрелов, которые теперь сопровождал и характерный треск. Вначале ему показалось, что огонь ведут по удаляющемуся «Галифаксу», пробиравшемуся назад к Кипру, и он еще подумал: «Какие идиоты! Какой смысл тратить патроны впустую». Потом смекнул, что пули летят и в его сторону. Трассы вздымались вверх и изгибались с обеих сторон от парашютиста. Майор стал искать глазами землю и в этот момент вспомнил свой последний визит на Родос. Он прибыл на теплоходе из Бриндизи. Тогда он был студентом и изучал археологию. Это было всего пять лет назад, но казалось, что с тех пор минула целая вечность. Возможно, тот самый итальянец, профессор археологии, который любезно вызвался на роль его гида по Родосу, сейчас руководил огнем по парашютисту, беспомощно зависшему в воздухе над землей.

Неожиданно из тьмы возникла земля и стала приближаться с угрожающей быстротой. Так всегда бывало. Он поджал под себя ноги и напружинился. Времени для выбора места приземления не оставалось, а местность казалась опасно каменистой. Удар при приземлении выбил из него дух и сотряс все тело, хотя он сразу же покатился по земле, как его учили. В бок впился какой-то острый предмет и нечем стало дышать. Порыв ветра надул купол парашюта и со скоростью поезда затащил майора в колючие кусты. Он попытался высвободиться из сковывавших его пут, и это ему удалось буквально за миг до того, как перед ним вырос выступ скалы. Купол парашюта скукожился, и майор вскочил на ноги и стал быстро подтягивать его к себе. Только тогда он понял, что ветер был нешуточный. Люди, которые должны были их встретить, дали неверный прогноз погоды, как всегда. При таком ветре трудно было надеяться, что они приземлились в заданном районе.

Майор подтянул к себе парашют, снял каску и вложил ее в купол, а потом засунул все это подальше в кусты. Надел берет и проверил снаряжение: фляга с водой, кинжал, винтовка с глушителем и запасной обоймой, пистолет, рюкзак с продовольственным пайком, бинокль для ночного видения и самое главное – письмо. Все на месте.

Порыв ветра донес частую дробь полуавтоматического оружия. Какого черта! Куда это они сейчас палят? Он попытался определить по звуку, кто стреляет – немцы или итальянцы, но так и не определил, потому что огонь был спорадическим и слишком плохо было слышно. Майор решил, что кто бы ни стрелял, скорее всего, мишенями были два его спутника. Но вероятнее всего, шла взаимная перестрелка. Его предупредили о возможности схватки между немцами и итальянцами, когда станет известно о капитуляции Италии.

Он начал осторожно продвигаться в сторону, откуда доносился шум боя. Местность была резко пересеченной, изобиловала крутыми подъемами и спусками. Дважды случилось споткнуться и упасть. Приблизительно через десять минут он дошел до гребня, лег на землю и дальше продвигался ползком, чтобы не быть заметным на фоне ночного неба. Теперь он мог видеть трассы пуль повсюду, а потом вверх взвилась ракета, хлопнула, залила все вокруг неверным светом и погасла. Кто-то, по-видимому, вел тяжелый бой. Майор продвинулся чуть вперед к гребню и тут же почувствовал, как его цепко схватили за щиколотку. Он потянулся к кинжалу и сразу же расслабился, заслышав тихий шепот:

– Майор Джерретт, сэр. Это я, Кестертон.

– Что здесь, черт возьми, происходит? – тихо проворчал майор, обращаясь к своему радисту. Кто бы ни стрелял, Кестертон явно не служил для них мишенью. – Они в Долби палят?

– Не знаю, сэр. Если это макаронники, они, скорее всего, палят друг в друга. Можно сказать, что они устроили нам ночь Гая Фокса, того самого, который пытался спалить британский парламент.

Когда глаза привыкли к темноте, майор стал различать движущиеся фигуры. Казалось, они направлялись к гряде скал, где прятались парашютисты. Джерретт знал, что на Родосе было всего около десяти тысяч немцев, в то время как итальянский гарнизон насчитывал 35 тысяч человек. Возможно, итальянцы решили первыми напасть на своих бывших союзников.

Он сфокусировал бинокль на приближающихся фигурках, но до них было слишком далеко. Тогда передал бинокль Кестертону и попросил уточнить, с кем они имеют дело.

– Фрицы? – спросил майор.

– Не знаю, сэр, – ответил радист с сомнением в голосе, отводя глаза от окуляров. – Может, и немцы. Сейчас в основном идет стрельба из винтовок, хотя вначале они пускали в ход тяжелое оружие.

Дальнейшее поведение Джерретта целиком и полностью зависело от того, с кем им доведется встретиться. Это имело для него решающее значение. Он притронулся к письму в кармане. Оно было адресовано адмиралу Кампиони, итальянскому губернатору Додеканесских островов, находившемуся на Родосе, и под ним стояла подпись генерала Мейтленда Вильсона, главнокомандующего вооруженными силами на Ближнем Востоке. Послание было составлено в дипломатических формулировках и выражало стремление британцев к сотрудничеству с итальянским гарнизоном в случае наступления британских сил. Льстивых фраз и выражений по адресу адмирала Кампиони хватило бы на десяток адмиралов. Джерретт не испытывал ни малейшего желания передавать этот документ в руки немцев и прекрасно понимал, что случится, если на острове к тому же окажутся гестаповцы. Они расстреливали парашютистов, не задавая никаких вопросов, и скорее всего уготовили медленную и мучительную смерть для тех, кто попытается склонить к измене бывших союзников фюрера.

Но самое главное – как только немцы догадаются о тайных планах британцев, они способны поставить острова под свой собственный контроль, а Джерретт получил приказ сделать все возможное, чтобы как раз этого и не произошло. В общем, Кампиони придется прожить без льстивого письма. Майор коротко изложил ситуацию радисту, и тот спросил, не скрывая крайнего изумления:

– Так что же получается, сэр, вы его съедите?

– А куда деваться? – недовольно ответил Джерретт. – Сжечь я его не могу, и спрятать его негде.

Впрочем, спустя час их обнаружили все же итальянцы. К тому времени Джерретт с большим трудом проглотил-таки письмо и теперь остро нуждался в глотке из бутылки с кианти, которую ему предложил небритый, но настроенный очень дружественно итальянский капрал.

Адмирал Кампиони внимательно и настороженно разглядывал своих гостей. Если они действительно были теми, за кого себя выдавали, все складывалось не так уж плохо. Лежавший на носилках пожилой мужчина с переломом ноги отлично говорил по-итальянски и, очевидно, знал о капитуляции Италии значительно больше, чем губернатор островов. Кампиони сообщили о подписании перемирия лишь накануне днем. Да и то сведения поступили от жены немецкого офицера, случайно оказавшейся проездом на острове. После чего он заключил с командиром германской дивизии генералом Клеманном соглашение, согласно которому оба приняли обязательство не предпринимать никакой передислокации войск.

Это соглашение как нельзя больше отвечало интересам Кампиони, у которого не было транспортных средств. Однако немцы вскоре нарушили условия соглашения, направив отряды для захвата трех итальянских аэродромов в Марицце, Калато и Каттавии. Это был яркий пример того, как вела и проиграла войну его страна, которую он так горячо любил, мрачно рассуждал адмирал. Никогда не было прочной связи, союзники оказывались предателями, и все друг другу много чего обещали, но редко держали слово.

Он вытер лоб рукавом мундира, густо расшитого золотом, и стал читать телеграмму, поступившую по телетайпу, которую только что принес его адъютант. Послание было на итальянском, пришло из Каира и подтверждало имена и звания трех англичан, а также цель их визита. Кампиони довольно улыбнулся. Майор Джерретт, оказывается, был графом. Если британцы готовы были рискнуть пэром да еще и сыном человека, к которому Кампиони испытывал глубокое уважение, значит, у них были самые серьезные намерения. Явно складывалась весьма благоприятная обстановка, сулившая хорошие перспективы.

– Конечно, – говорил Кампиони, обращаясь к Долби, – если мы получим подкрепление в лице бронетанковой британской дивизии и если воздушно-десантная бригада высадится, скажем, в течение ближайших суток на наших аэродромах, тогда у нас появится возможность перейти в наступление на немецкие позиции.

Штабные офицеры тесно сгрудились вокруг Кампиони и дружно кивали в знак согласия со своим адмиралом.

– Что он говорит? – поинтересовался у Долби Джерретт.

– Он хотел бы, чтобы сегодня к вечеру здесь высадилась с воздуха восьмая армия в полном составе, – усталым голосом пояснил переводчик. – Мне показалось, что он еще хотел бы, чтобы командовал армией не кто иной, как Монтгомери. Естественно, адмирал осуществит верховное командование.

Несмотря на морфий, который впрыснул ему итальянский врач, нога у Долби болела отчаянно. Но ему казалось, что гораздо больший шок довелось пережить, когда его чуть не пристрелил итальянский солдат, первым обнаруживший капитана. Его спасла от неминуемой смерти лишь способность объясниться с солдатом на понятном для него языке.

– Вы, должно быть, шутите? – с надеждой в голосе спросил Джерретт.

– Думаете, шучу? Боюсь, Джордж, вам придется поверить, что все это вполне серьезно, – ответил Долби.

Обратившись к Кампиони, он попытался его переубедить:

– Но ведь у вас намного больше сил, чем у немцев. Неужели требуются столь значительные подкрепления?

Долби надеялся, что адмирал поймет из его слов, будто подкрепления и в самом деле находились в полной готовности к переброске на острова, если Кампиони действительно испытывал в них нужду. Насколько ему было известно, можно было рассчитывать на полбатальона, дислоцированного на Кипре, но большая часть личного состава была в отпуске.

– Конечно же, нам нужны подкрепления. Кроме того, нам, естественно, потребуется мощная тыловая поддержка и прочная поддержка с воздуха. Тогда мы одержим великую победу. Мы сметем проклятых немцев с островов.

Офицеры штаба адмирала, казалось, были готовы приветствовать смелые речи своего командира бурной овацией.

– Да, он таки настаивает на прибытии восьмой армии, – сообщил Долби Джерретту. – Еще он рассчитывает на все военно-воздушные силы, которыми мы здесь располагаем.

– Чтобы избежать повторения не очень приветливого приема, который вам был оказан сегодня утром, – продолжал Кампиони, – я хотел бы заранее позаботиться о том, чтобы предупредить наши зенитные батареи о времени, когда следует ожидать прибытия подкреплений. Это произойдет на рассвете или несколько позже?

– Должен вас окончательно огорчить: по причине, которая известна ему одному, адмирал убежден, что подкрепления уже в пути.

Джерретт старался сохранить непроницаемое выражение.

– И что мы ему можем сказать? – спросил он у Долби.

Гримаса боли исказила лицо переводчика.

– Скажите, Джордж, а сколько у нас реально людей? – поинтересовался он.

– Около пятидесяти, – признался Джерретт.

– Ну, этого я ему не скажу, – твердо заявил Долби. – Я постараюсь все спустить на тормозах и обязуюсь сделать это нежно и деликатно.

Джерретт и не пытался проследить за последовавшим бурным обменом речами по-итальянски, но результат был очевиден. На смену любезности Кампиони пришло недовольство, а за ним последовало раздражение. Наблюдая за итальянским адмиралом, Джерретт невольно вспомнил анекдот, который в последнее время был очень популярен в Каире. Когда во время конференции союзников Черчилль сказал Сталину, что папа римский не одобрит запланированную союзниками акцию, великий вождь советского народа придвинулся к собеседнику поближе и коротко спросил:

– А сколько дивизий может выставить папа римский?

У Джерретта тоже не было ни одной дивизии, всего лишь радист да пожилой капитан с переломом ноги, и еще он был уполномочен щедро раздавать обещания. Он знал, что его передовой отряд в составе пятидесяти человек в данный момент уже покинул свою базу и высаживается на Кастельроссо, небольшом островке, оккупированном итальянцами и расположенном между Кипром и Родосом. Этот островок должен был стать плацдармом, с которого они развернут свою деятельность, охватывая все Додеканесские острова. Готовился к выступлению пехотный батальон, дислоцированный на Мальте, но он сможет прибыть на место лишь через шесть дней.

– Пожалуйста, напомните ему, что его король отдал приказ всем итальянским офицерам защищать землю Италии.

Долби так и поступил, но его информация была встречена крайне холодно. Кампиони лишь пожал плечами и широко развел руки, а его штабные офицеры еще больше помрачнели. Джерретт мысленно сказал несколько крепких слов в адрес боевых качеств итальянских войск вообще и итальянских адмиралов в частности.

На лбу Кампиони выступили крупные капли пота. Он стал безучастно перебирать пальцами пышную золотую нашивку на рукаве мундира. Наступило неловкое молчание, которое прервало появление одного из многочисленных штабных офицеров, приблизившегося к адмиралу и что-то прошептавшего ему на ухо. Кампиони вытащил из кармана носовой платок, политый духами столь обильно, что их аромат Джерретт уловил и на расстоянии в десять футов. Потом обратился к Долби с прочувственной речью. Оправдывался он долго и убедительно.

– Он говорит, что генерал Клеманн приглашает его на конференцию, – объяснил Долби, когда адмирал иссяк. – Как можно скорее. Нам надо убираться. Меня отвезут отдельно самолетом сию минуту, пока темно. Вас и Кестертона отправят торпедным катером сегодня вечером. Тем временем вам надлежит переодеться в штатское и никому не попадаться на глаза, пока они сделают все необходимые приготовления. Немцы ни в коем случае не должны проведать, что мы здесь побывали.

Долби выждал, пока Джерретт усвоит эту информацию, а затем пояснил, хотя в том не было особой нужды:

– Он до смерти перепуган.

3

– У нас в Специальном лодочном дивизионе, или, если коротко, СБС[1], церемонии не приняты, и ребята меня называют просто шкипером, – сообщил капитан Магнус Ларсен, командир отряда "Л".

Тиллер старался получше рассмотреть своего нового командира. Ларсен выглядел на редкость молодым для своего звания. У него были светлые волосы и румянец во всю щеку. Однако сержант чувствовал в нем нечто острое, как бритва, и было такое ощущение, что, если его тронуть, можно порезаться.

Тиллер четко отдал честь и продолжал стоять по стойке «смирно». Он подметил скандинавский акцент в речи Ларсена и отсутствие знаков различия на синей рубашке, в душе возмутился тем, что ноги начальника в неимоверно грязных легких сапогах были заброшены на шаткий стол, который он, скорее всего, использовал для работы.

– Так точно, сэр, – рявкнул Тиллер. Морские пехотинцы не называли своих офицеров по прозвищам. В первую очередь – пехотных офицеров, на плечах которых вместо погон лежали следы перхоти. Особенно – офицеров, изъяснявшихся по-английски с иностранным акцентом, да еще и офицеров, у которых в рабочих кабинетах над головой висел арбалет. Что он о себе думает? Наверное, считает себя Вильгельмом Теллем, пронзившим стрелой яблоко на голове своего сына.

Ларсен уставился на Тиллера пронзительными светло-голубыми глазами, и под его обжигающим взглядом сержант нашел в себе силы только криво ухмыльнуться.

– Вот и хорошо, – подытожил Ларсен, потянулся вперед и пожал Тиллеру руку. Сержант должен был признать, что возникло такое ощущение, будто его ладонь схватило в мощные тиски нечто сработанное из очень прочной кожи.

– Значит, договорились. Садитесь, сержант. Давайте посплетничаем.

Сплетни? Тиллер бережно опустил свое шестифутовое громоздкое тело на краешек довольно шаткого стула.

– Итак, – продолжал Ларсен, – передо мной сержант Тиллер. Я должен вас называть Тигром, не так ли?

Тиллер согласно кивнул, подавив в: себе привычное «Так точно, сэр». При всем желании он не смог бы себя заставить называть эту удивительную личность шкипером. Ему еще предстояло освоиться и привыкнуть ко многим другим необычным вещам.

Тиллер снял берет и вытер лицо. На небольшом острове Кастельроссо оказалось еще жарче, чем в Хейдсе, даже хуже, чем в Атхлите, и в беспорядочно выстроенном доме, который Ларсен забрал под штаб отряда "Л", было как в духовке.

– Я рад, что вам удалось в конце концов присоединиться к нашему отряду, – сказал Ларсен. – Мы получили приказ выступать несколько неожиданно и быстро собрались.

Тиллер добирался до места пять дней без передышки, и было такое впечатление, будто прошло пять лет. В Атхлите никто, казалось, не имел понятия, куда перебросили его отряд, и поэтому его направили в «Школу киллеров» на курсы повышения квалификации, пока разыскивали, куда подевался отряд. Школа располагалась в заброшенном здании полицейского участка в Иерусалиме, а начальником курсов был майор, у которого из-за пояса торчали перламутровые рукоятки двух пистолетов. Пока он не прострелил бубнового туза с расстояния в двадцать шагов из одного из этих пистолетов, Тиллер считал начальника шутом.

Когда им со второй попытки не удалось обнаружить его отряд, сержанта направили в Хайфу на курсы по определению типов самолетов, и он до сей поры не мог понять, зачем это сделали. Но ему не дали насладиться прелестями большого города и посадили на самолет, уходивший на базу ВВС Акротири на Кипре, так что он не успел даже прихватить с собой все свое новое снаряжение.

Единственный вечер, проведенный в Лимасоле, был занятным, но безрезультатным, поскольку по причине, оставшейся неизвестной, турчанка, исполнявшая танец живота, наотрез отказалась ответить ему взаимностью. Возможно, сказывалось отсутствие практики. А на рассвете его повез на Кастельроссо веселый тип из королевских ВВС на трофейном итальянском гидроплане фирмы «Като». На борт загрузили уйму боеприпасов и продовольствия для СБС, и самолет крайне неохотно отрывался от водной поверхности в гавани Лимасоля.

– Мощности не хватает, – весело орал неунывающий пилот, когда они прыгали по гребням волн и казалось, что им не суждено подняться в воздух. – В общем, ни на что не пригодная машина, как, впрочем, и все итальянское. Но все равно это лучше, чем протирать штаны на штабном стуле в Каире.

Тиллер, не имевший ничего против того, чтобы оказаться в тот момент в Каире, молча закрыл глаза. Гадалка, к которой однажды отвела его Сэлли, предсказала, что у него будет водная могила, но он никогда не предполагал, что в качестве гроба выступит недоделанный итальянский самолет. Никогда прежде в своей жизни он не испытывал такого чувства облегчения, когда ступил наконец ногой на твердую землю после двухчасового перелета. Он рад был ощущать твердь земную, хотя это и был всего лишь голый, жаркий и жалкий скалистый островок по имени Кастельроссо.

– Вы что-нибудь слышали о СБС, Тигр?

– Почти ничего, сэр. Мне говорили, что в свое время он был частью Специальной авиадесантной службы.

Запретное слово вылетело, и теперь его не поймаешь. Ларсен скривился, но воздержался от замечаний.

– Это так, – подтвердил он. – Мы входили в состав дивизиона «Ди» САС. В апреле, когда полковник Стерлинг попал в плен, мы стали СБС – Специальным лодочным дивизионом. Когда мы будем полностью укомплектованы, в наш состав войдут три отряда из семидесяти солдат и одиннадцати офицеров каждый, но пока мы еще в стадии формирования. Мы являемся частью сил нападения. Ну, так их называют. Они находятся под командованием главного штаба в Каире. Некоторые наши солдаты служили у Кортни в Специальной лодочной службе, но два года у них ушли на организацию рейдов на аэродромы фрицев в пустыне, так что они, скорее всего, позабыли, чему их прежде учили. Да и с тех пор многое изменилось, в том числе техника, снаряжение и тактика. Вам нужно будет обучить капрала Барнсуорта, который придан вам в качестве пловца.

– Здесь? – спросил Тиллер. Он уже познакомился с Билли Барнсуортом и сразу же проникся симпатией к этому мрачноватому крепко сбитому бывшему гвардейцу.

– Да, здесь. Мы уже готовы, а флоту требуется еще немного времени. Так что мы здесь пробудем еще по крайней мере пару дней.

Всего два дня! Оставалось надеяться, что Билли все быстро схватывает. Тиллеру еще нужно было узнать, чем конкретно занимается СБС, чтобы иметь представление о том, в какой роли ему предстоит выступать.

– Нас создали с задачей проведения рейдов в Восточном Средиземноморье. Небольшие операции в расчете совершить нападение и быстро уйти, серьезно потревожив противника. Скажем, взорвать пару складов с боеприпасами, перерезать глотку паре часовых. В общем, по словам Черчилля, политика «мясника и слесаря». Вы понимаете, что я имею в виду?

Тиллер ощутил прилив возбуждения.

– Конечно, – ответил он.

– Короче, последние несколько месяцев мы проходили в Палестине подготовку к подобным операциям. Но вместо джипов, которые понесли бы нас к намеченной цели, как в случае с Группой дальнего действия в пустыне, поглотившей САС, в нашем распоряжении каики из флотилии шхун Леванта, которые выполняют работу джипов.

Тиллер заерзал на стуле, почувствовав, что перестает понимать Ларсена, но тот спохватился и сам пришел на помощь сержанту.

– Каиками называют местные парусные суденышки, которые используются для рыбной ловли и торговли между жителями островов. Они очень разные по размерам, но в составе флотилии в основном суда водоизмещением от десяти до тридцати тонн. У них есть двигатели и оружие, но для фрицев и макаронников они выглядят греческими либо турецкими. Очень удобно.

– Удобно? – переспросил Тиллер.

– Конечно. На мачте поднимают греческий или турецкий флаг и там его и оставляют. Очень удобно.

«И противозаконно», – догадался Тиллер.

– У вас на лице печать сомнения, сержант.

– А разве так можно? – не выдержал Тиллер, чувствуя некоторую неловкость. Тейслер заставлял всех своих солдат внимательно изучать Гаагскую конвенцию, определяющую правила ведения войны, в надежде, что они смогут отстоять свои права, если им случится попасть в плен. Впрочем, эти знания не пригодились Дику и Терри, потому что немцы их пристрелили, не задавая вопросов.

Ларсен широко открыл глаза и потом расхохотался.

– Нет, естественно, так нельзя. Да и каики прячутся у берегов Турции, если есть в том необходимость. Это тоже противозаконно, так как Турция соблюдает нейтралитет в этой войне. Вас это волнует?

Тиллер отрицательно покачал головой. Его это нисколько не беспокоило, но подтверждало первоначальную догадку, что он попал в необычное подразделение.

Ларсен смотрел на последнее пополнение в свой отряд с одобрением. Ему нравилось открытое лицо Тиллера и упрямый подбородок, а также то, как он быстро двигался при его крупной фигуре. Он может оказаться весьма полезным приобретением. Но Ларсен не был уверен, сможет ли Тиллер стать частью Специального лодочного дивизиона, чей девиз «Утонуть или выплыть» отражал не только оперативную среду, в которой они предполагали действовать, но и особый путь, и особые методы отряда. Никто не мог сказать солдату из СБС, что нужно делать. Он сам принимал решения. Это называлось личной инициативой, и если удача ему изменяла, он шел ко дну в одиночку.

Тиллер с коротко подстриженными темными волосами и ладно сидевшей на нем форме представлял для Ларсена ту часть армии, которой так гордилась Британия. Несомненно, он был храбрым солдатом и ему накрепко вбили в голову необходимость беспрекословного выполнения любого приказа, но обладал ли он способностью самостоятельно думать и поступать по собственному разумению? Ларсен знал, что перед СБС не стояла задача идти в атаку с примкнутыми штыками на траншеи противника, и смекалка в их деле ценилась выше умения мужественно умереть. Солдаты СБС должны были подойти к решению своих задач так, чтобы отвлечь внимание противника, обмануть его и обойти, а потом всадить нож в спину. СБС был создан для того, чтобы скрытно проникнуть на позиции противника, а не ради того, чтобы атаковать их с развернутым знаменем, заплатив за успех большой кровью.

Как мог Ларсен донести подобные мысли до этого безупречно одетого по форме морского пехотинца, вышколенного и высоко дисциплинированного, в которого въелись столетние традиции службы?

– На вашем месте я бы снял с себя все эти сверкающие медные побрякушки, – дружески посоветовал Ларсен. – В нашем отряде не принято драить сапоги и медяшки.

Тиллер смущенно посмотрел на сверкающий значок с изображением земного шара в обрамлении лаврового венка на своем голубом берете, лежавшем на коленях, перевел взгляд на блестящую пряжку пояса и начищенные до блеска ботинки.

– В Атхлите вокруг ничего не было, кроме песка, – пояснил Ларсен, – а проводить смотры на песке невозможно. Вот мы и не пытались.

Он наклонился вперед и неожиданно сказал:

– Первым делом мы спрашиваем у добровольцев, случалось ли им прыгать, но, как я вижу, вы уже прыгали.

– Прыгал?

– С парашютом.

– О да, – ответил Тиллер с улыбкой. – Я прошел курс подготовки в Рингуэе.

Теперь и он заметил над левым боковым карманом на рубашке Ларсена распростертые крылья значка парашютиста.

В ответ Ларсен тоже улыбнулся и продолжал:

– Таким путем легче всего определить, где овцы и где козы. Если кто-то отказывается прыгать, мы его сразу же отчисляем и возвращаем на прежнее место службы. Хотя, как я подозреваю, в ближайшее время нам не предстоит прыгать с парашютом.

– Значит, наша задача – организация рейдов? – спросил сержант.

– Кастельроссо – наш передовой плацдарм, – объяснил Ларсен. – Только никто не знает, чем мы здесь должны заниматься.

Он взглянул на часы и добавил:

– Впрочем, вскоре наш босс все разъяснит. Еще вопросы есть?

После некоторого колебания Тиллер решился:

– Да, есть. А зачем вам арбалет?

Ларсен взглянул на стену над своей головой.

– Вам не случалось его использовать? Замечательное оружие. Бьет точно в цель, бесшумное и разит противника наповал, если попасть в нужное место.

– А вы пускали его в ход? – спросил заинтригованный Тиллер.

В ответ Ларсен только ухмыльнулся.

– Но если это действительно очень действенное оружие, тогда почему же оно не поступило на вооружение всем силам особого назначения?

– Потому что существуют уставы и правила, – со вздохом ответил Ларсен. – Куда ни повернешься, везде уставы и правила. Чтоб вы знали, арбалеты широко использовали роялисты во время гражданской войны в Испании и положили немало республиканцев во время ночных рейдов. Я отправлял в Лондон докладную с рекомендациями принять на вооружение арбалеты. Знаете, что мне ответило большое начальство? Мне сообщили, что я не могу использовать арбалет, потому что это негуманное оружие.

Он снова наклонился вперед и резко поменял легкомысленный тон разговора. Голубые глаза подернулись ледком, а в его голосе зазвучали серьезные, даже жесткие нотки:

– Должен тебе сказать, Тигр, что для меня существует только одно правило ведения войны: нужно убить врага до того, как он убьет тебя. Тебе приходилось убивать, не так ли?

Тиллер отрицательно покачал головой, и Ларсен вкрадчиво сказал:

– Но ты знаком со всеми способами убийства, потому что прошел подготовку в «Школе киллеров»? А тебе там сказали, какие места у немецкого солдата защищены от удара ножом?

– Нет, я ведь там пробыл недолго.

– Тогда я тебе скажу. Когда немецкий солдат одет по форме, флягу с водой положено носить так, чтобы защитить почки. Кроме того, портупея. Ее надевают так, чтобы защитить самые уязвимые места на спине. Поэтому нож нужно воткнуть с учетом этих факторов. Лучше всего полоснуть по сонной артерии. Вот здесь, – указал он место на шее. – Нужно отвернуть подбородок противника и воткнуть сюда нож. Через три секунды он теряет сознание и умирает еще через секунду. Не издав и звука. Захлебывается собственной кровью. Поэтому при малейшей возможности я пускаю в ход кинжал. Все происходит быстро и в полной тишине, и это никак не назовешь негуманным оружием. А что ты считаешь гуманным оружием? – заключил он с легкой усмешкой.

Разгадки этой головоломки он явно не ожидал, а скинул ноги со стола и встал так быстро, что Тиллер подивился его подвижности.

– Пошли. Я покажу тебе все, что у нас есть, до того как босс начнет брифинг.

– Итак, джентльмены, – призвал к вниманию крепыш, выглядевший профессором, постучав по крышке стола стеком, который он использовал в качестве указки. – К сожалению, мне не удалось выкроить времени, чтобы познакомиться со всеми новоприбывшими. Поэтому разрешите представиться. Я ваш командир. Моя фамилия Джерретт.

Капрал Билли Барнсуорт наклонился к Тиллеру и прошептал на ухо:

– Чтоб ты знал, сержант, наш майор – ни много ни мало граф. Это для твоего сведения.

Тиллер этого не знал, но уже смекнул, что попал в очень необычный отряд, хотя еще не решил для себя, хорошо это или плохо. Наряд и поведение капитана Ларсена его несколько шокировали. Командир его подразделения выглядел и говорил скорее как пират, чем офицер королевских вооруженных сил. Билли был одним из немногих членов Специальной лодочной службы, которым довелось выжить после боев на Ближнем Востоке. Он рассказал Тиллеру, что до войны был профессиональным пловцом, но при этом умолчал – и сержант узнал об этом от других, – что бывший гвардеец настолько свободно чувствовал себя под водой, что мог пить пиво и есть бананы. Тиллеру еще предстояло уточнить, как ему это удавалось.

Именно Билли рассказал Тиллеру о Ларсене. Оказывается, до войны тот служил в торговом флоте Дании и бежал из своей страны, чтобы сражаться с немцами.

– Никогда у него не спрашивай, почему он смертельно ненавидит немцев, – посоветовал Билли. – Иначе он прочитает тебе лекцию минут на двадцать о том, как Германия оттяпала у датчан в средние века Шлезвиг-Гольштинию. Просто поверь мне на слово, что немцев он ненавидит.

Барнсуорт добавил, что в начале войны Ларсен каким-то образом был вовлечен в организацию мелких нападений на немцев через пролив Ла-Манш. Еще в 1941 году его определили на службу в подразделение, которое занималось переправкой бойцов спецчастей, совершивших нападение на острова в проливе, и проявил недюжинное мужество на завершающем этапе операции. Ему присвоили офицерское звание практически на месте, и с той поры он не расстается со спецчастями. По словам Барнсуорта, отличный солдат, но с головой не все в порядке.

– У него нет никакой военной подготовки.

– Никакой? – переспросил Тиллер, у которого эта новость не укладывалась в голове.

– Никакой. Даже под страхом смерти он не смог бы маршировать в строю, но знаком со всеми видами оружия лучше, чем все, кого я знаю. По-моему, на его счету больше немцев, чем у нас всех вместе взятых.

– И он никогда не был на строевом плацу?

– Никогда, но награжден орденом Военного креста с отличием. Думаю, совсем недурно для мужика, который не имеет ни малейшего понятия о строевых командах.

– Но на его рубашке я не видел орденских планок, – удивился Тиллер.

– Не-е. Нашему Магнусу незачем возиться со всякой мишурой, – небрежно ответил Билли.

Джерретт постучал указкой по карте и сказал:

– Перед вами наша цель, точнее, цели – Додеканесские острова. Как видите, расположены у побережья Турции. Население – почти исключительно греки, но острова передали Италии в 1919 году после первой мировой войны, и там находятся итальянские гарнизоны. Но в то же время и немцы дислоцировали свои войска на некоторых островах, представляющих особое стратегическое значение.

Последовала пауза, которую прервал выкрик из аудитории:

– Не волнуйтесь, сэр, мы с ними справимся. Проблем не будет.

– Вполне возможно, – ответил с улыбкой Джерретт. – Но поскольку в данный момент нас всего пятьдесят человек, я не предлагаю лобовой атаки. Напротив, наша задача – поставить под свой контроль острова, где нет немцев, и убедить итальянцев в необходимости помочь нам организовать их оборону. Перед нами также поставлена задача создать разведывательные группы и сеть коммуникаций при подготовке к переброске на острова британских войск, которые станут там гарнизонами. Нашу транспортировку обеспечит флотилия шхун Леванта, а поскольку сюда вас доставили именно они, мне не приходится о них ничего рассказывать. Если удастся склонить итальянцев к сотрудничеству с нами, я убежден, мы сможем отразить любые поползновения со стороны немцев захватить эти острова.

– Сэр, а почему это макаронники станут нам помогать? – послышалось из зала.

– Ну уж нет, не дай Бог они перейдут на нашу сторону, – добавил другой голос. – Пускай лучше продолжают воевать с немцами.

Аудитория поддержала эту мысль дружным хохотом. Джерретт тоже улыбнулся и наклонил указку к столу, но тишина воцарилась еще до того, как стек коснулся стола.

– Кому-нибудь доводилось слышать о Десятой легкой флотилии? – спросил он.

Ответом послужило гробовое молчание.

– Это одно из подразделений флота Италии, – продолжал Джерретт. – Пару лет назад наши единственные два крейсера в Средиземном море получили пробоины благодаря ребятам из этого подразделения. Причем у нас под носом, в гавани Александрии. Именно итальянцы изобрели и использовали карликовые подводные лодки во время первой мировой войны. И первым, кто подорвал военный корабль, был итальянец. Он вплавь доставил взрывчатку и подвесил ее к борту корабля, стоявшего на якоре в порту. Не надо плохо думать об итальянцах. У них хватает мужества и дерзости, в чем они не уступят никому из здесь присутствующих. Нам не обойтись без их помощи, если мы хотим предотвратить захват островов немцами.

По аудитории пробежал легкий шумок одобрения, когда солдаты поняли смысл сказанного. Джерретт решил ничего не говорить о трусости адмирала Кампиони, который накануне утром объявил о капитуляции 35-тысячного итальянского гарнизона, которому противостояли 10 тысяч немецких солдат. Майор вместо этого сказал:

– Плохая новость состоит в том, что моя миссия на Родосе успеха не принесла. Нам только что сообщили, что остров теперь полностью контролируют немцы. Это означает, что если нам в ближайшее время не удастся быстро прибрать его к рукам, немцы смогут использовать три имеющихся там аэродрома, хотя я сомневаюсь, что у них хватит самолетов или горючего для того, чтобы уже сейчас эти аэродромы сослужили им хорошую службу.

Джерретт сделал паузу, чтобы солдаты могли усвоить печальные вести, воспринятые в мрачном молчании. Присутствующие досконально постигли искусство нападения на аэродромы противника и владели им в совершенстве, но было ясно, что их командир имел в виду нечто другое.

– У нас, – продолжал Джерретт, – есть все основания полагать, что немцы наверняка попытаются захватить и другие острова, если посчитают это возможным. Так что есть и хорошая новость – остается в силе прежний приказ. Поэтому я предлагаю в предварительном порядке сформировать патрули по три-четыре человека с задачей разведать дислокацию итальянских гарнизонов. Сам я отправляюсь на Лерос на севере. Пару солдат предполагается высадить на Стампалии, на крайнем западе этой группы островов, с тем, чтобы там был создан наблюдательный пункт. Капитан Ларсен отправится на Сими, расположенный на юге. Он окажет поддержку силам на близлежащих островах, где могут оказаться итальянские гарнизоны. Первые патрули уходят сегодня с наступлением темноты. Остальные остаются здесь в готовности к переброске в те места, где могут понадобиться. Нам приданы в поддержку несколько членов Греческого священного дивизиона. Они прибывают сегодня вечером.

Тиллер вопросительно взглянул на Барнсуорта, и тот шепотом сообщил:

– Такое занимательное имечко придумала себе банда греческих головорезов, которых где-то подобрал полковник Стерлинг. Теперь они входят в силы нападения.

– Те из вас, кто был с нами в пустыне, наверняка будут рады узнать, что наши друзья из Группы дальнего действия в пустыне, недавно завершившие переподготовку в Ливане на курсах по обучению методам войны в горной местности, тоже присоединятся к нам, – продолжал Джерретт. – Им предстоит действовать в северной части Додеканесских островов. Да, мне нужно сообщить вам кое-что еще. Возможно, вы уже знаете, что греки, скорее всего, ради того, чтобы еще больше усложнить ситуацию, создали несколько различных партизанских организаций. Основные – это ЭЛАС, прокоммунистическая, и ЭДЕС, которая, по всей вероятности, ставит перед собой главной задачей вернуть на престол короля эллинов. Союзники стараются сотрудничать с обеими организациями, но они борются друг с другом с не меньшей ожесточенностью, чем с оккупантами. Мы не знаем, какая из двух организаций может действовать на Додеканесских островах. Более того, у нас нет сведений о существовании в этом районе партизанского движения. Вопросы есть?

– Какие у нас шансы ввязаться в хорошую драку, сэр? – спросили из зала.

– Я бы сказал, что шансы неплохие, – ответил с улыбкой Джерретт. – Вот только не совсем ясно, с кем нам предстоит сражаться. Это уже второй вопрос.

4

Еще несколько дней они били баклуши в ожидании приказа о выступлении. Время тянулось очень медленно, и Тиллер вспомнил присказку, что война на девяносто девять процентов состоит из скуки и на один процент – из звериного страха.

Остров оказался убогим и бедным, а его обитатели – худыми, грязными и одетыми в лохмотья. Особенно жалкое зрелище представляли дети с вздувшимися от голода животами. У Тиллера сложилось впечатление, что даже в лучшие времена жителям острова было крайне трудно добыть пропитание из каменистой почвы. Большая часть домов, сгрудившихся у гавани, остро нуждалась в ремонте и многие скорее напоминали руины, чем жилые здания. Только свежеокрашенная церковь на склоне холма выглядела так, будто ее не коснулись война и разруха.

Итальянский гарнизон, в котором насчитывалось около тридцати членов фашистской партии, сделал несколько неуверенных выстрелов и поспешил сдаться, а солдаты разбежались кто куда. Изначально стало ясно, что местные жители – греки – ненавидели чернорубашечников: один из них был даже как-то обнаружен на улице с перерезанным горлом.

Приказ о выступлении поступил к концу третьего дня, и стало известно, что патрули должны собраться на пристани. Чтобы как-то убить время, Тиллер по старой привычке приводил в порядок и чистил свое снаряжение, и за этим занятием его застал Барнсуорт. Он пришел сообщить, что пора двигаться, и с ехидцей наблюдал, как сержант надраивает значок на берете.

– Знаешь, Тигр, я ведь служил в гвардии, где тоже любят доводить сапоги до блеска, но с тех пор я понял, что можно найти себе гораздо более интересное занятие.

Тиллер горячо подышал на значок и еще энергичнее стал его протирать.

– Наверное, у меня это вошло в привычку.

Когда они прибыли на пристань, там собрался почти весь отряд. Солдаты с опаской и недоверием рассматривали коллекцию разнокалиберных суденышек, стоявших у причала.

– Боже! – не выдержал один из солдат. – Что это? Неужели местная рыболовецкая флотилия?

Тиллеру лишь однажды довелось проходить службу в ВМС на воде, и это было до войны, когда он провел два года на борту крейсера «Рамиллес». Позднее случилось побывать на подлодке, которая доставила его к устью реки Жиронды. На крейсере он был приписан к команде, обслуживавшей орудийную башню X, куда по традиции направляли всех морских пехотинцев. Именно тогда у него впервые прорезался интерес к взрывчатке, но не появилось мысли посвятить свою карьеру флоту.

Иное впечатление произвела встреча с подводниками, оказавшимися на редкость гостеприимными людьми, и о них сохранились самые теплые воспоминания. Они сумели практически вслепую доставить отряд подрывников ровнехонько к месту назначения и оставались в надводном положении, не проявляя никаких признаков паники даже в тот момент, когда вдали послышался гул моторов торпедного катера. Восприняли происходящее как нечто данное и бровью не повели. Он очень высоко оценил их мужество и понял, что они его обязательно дождутся. Позднее часто задавался вопросом, как долго им пришлось ждать, и готов был поспорить на что угодно, что ждали значительно дольше, чем это предусматривал полученный ими приказ.

Тиллер подошел к старшему матросу с кипой бумаг в руке, который, очевидно, руководил посадкой.

– Что это такое, Киллик? Похоже, подготовка к заседанию Ассоциации ветеранов Дюнкерка.

– Я так думаю, сержант, что вам больше к лицу что-нибудь вроде крейсера, – ответил с улыбкой матрос. – А перед вами лучшее из лучших, чем может похвастаться Средиземноморский флот его величества. Поверьте на слово, что в округе не найти лучшего дивизиона под белым флагом военно-морского флота Британии.

– Не дави на меня авторитетом адмирала Нельсона, – проворчал Тиллер. – Что это такое, черт побери?

– Это называется фрегат. В длину сто двенадцать футов. Развивает скорость до шестнадцати узлов в открытом море, так что, к примеру, с торпедными катерами сравнивать бесполезно. Некоторые оборудованы бесшумными двигателями.

– А это что такое? – поинтересовался сержант.

– У них выхлоп под водой, а не на поверхности. А вон та парочка – торпедные катера, способные развить скорость в тридцать четыре узла и больше.

– Нет, ты мне скажи, что вон то такое? – прервал его Тиллер.

Он показал на несколько странно выглядевших деревянных посудин с одной либо двумя мачтами. Они были пришвартованы борт о борт и все вместе колыхались на легкой волне, вызванной прибытием гидроплана. На каждом судне развевался под ветром флаг британского военно-морского флота.

– Ах, эти, – нехотя повернул голову в ту сторону старший матрос. – Это флотилия шхун Леванта. Они приводятся в движение танковыми двигателями «матильда» и ходят под парусом, а на вооружении у них все, что только удается раздобыть команде.

– Чтоб я так жил! – воскликнул сержант, который не сразу уловил связь между коллекцией жалких посудин и романтическим описанием плавучих средств, которое в свое время дал Ларсен. – Я бы не решился выйти в море на таком корыте, даже если бы меня посадили в бочку с пивом.

– Не судите их строго, сержант. Отныне это ваше основное средство передвижения.

– Боже упаси! – пробормотал Барнсуорт, стоявший рядом с Тиллером.

– Значит, это и есть каик, – мрачно заключил сержант. – Не думал, что они такие маленькие. Да и, на мой взгляд, они все разные.

– У каждого острова, где строят эти суда, свой подход к делу и свои традиции, – пояснил старший матрос. – Но в любом случае их строят с таким расчетом, чтобы они выстояли, когда подует мельтеми, так что в море они не разваливаются.

– Мельтеми? Что это? – спросил Барнсуорт.

Старший матрос весело посмотрел на ребят из СБС и сказал:

– Что ж, джентльмены, поскольку вы еще не слышали о мельтеми, не стану портить вам прогулки по морю. А теперь, если назовете свои фамилии, я вам подскажу, на каком из этих роскошных теплоходов вам предстоит совершить путешествие.

Когда они назвали себя, он нашел их имена в списке и сообщил, что они приписаны к каику ЛС8, пришвартованному бортом крайним в ряду сходных судов. С пристани он смотрелся как один из самых маленьких. Они прошли к нему, перескакивая по палубам, переступая через груды ящиков с боеприпасами, продовольствием и снаряжением, обходя кучи иных предметов, которые обычно скапливаются на любом судне. Когда они наконец добрались до места, там их уже поджидал Ларсен, куривший трубку и разглядывавший холмы у порта, ярко освещенные последними лучами заходящего солнца. Капитан указал на руины древней крепости на вершине холма и сказал:

– Замок крестоносцев. Рыцари ордена святого Иоанна удерживали этот остров до 1440 года.

Тиллер и Барнсуорт переглянулись и выпалили одновременно:

– Не может быть, шкипер.

За последние дни они крепко усвоили, что когда их командир начинал вдаваться в историю, лучше всего было проявить интерес, но ни в коем случае не задавать вопросов, ответы на которые так или иначе ничего им не говорили.

На борту ЛС8 все еще воняло рыбой, но капитан судна, заросший пышной бородой, за которой пряталось моложавое лицо, продемонстрировал свои владения с плохо скрываемой гордостью. Он представился как Эндрю Мейген. Две сплетающиеся волнистые линии на погонах форменной рубашки свидетельствовали о том, что он является лейтенантом резерва из добровольцев королевского военно-морского флота.

– Кто-нибудь из вас ходил под парусом? – спросил лейтенант.

Оба признались, что нет, не ходили.

– Ничего, – успокоил их Мейген, – нет никаких премудростей. Главное – держитесь подальше от паруса и не суйтесь куда попало, а то не сносить вам головы.

Тиллер знал, что добровольцами во флотский резерв часто идут яхтсмены-любители, неплохо знающие свое дело, и эта мысль его несколько успокоила. Хотя над ЛС8 развевался белый флаг военно-морского флота, каик больше походил на яхту, чем боевой корабль. Он не имел ничего общего с тем, что видел Тиллер во время службы на флоте, где палубы драили добела и медь сверкала, как золото. По его мнению, профессиональный морской офицер скорее бы согласился умереть, чем ступить на борт судна, подобного этому каику. Но, может, так оно и лучше. Ведь не зря же существует присказка о трех самых бесполезных предметах на борту парусного судна. Как там? Ага, зонтик, часы-кукушка и военно-морской офицер.

– Свободного места, боюсь, у нас немного, – извинился Мейген, – но вам предстоит провести на борту всего одну ночь. Мы хотели бы добраться до Сими до рассвета.

Пассажиры заглянули в небольшой трюм каика, до отказа забитый канистрами, картонками с продовольствием, ящиками с боеприпасами и всевозможным оружием. Тиллер удостоверился, что погрузили его ящик с пластиковой взрывчаткой и магнитными минами, и отметил, что к переборке прикреплена рация. Антенна, скорее всего, была протянута вверх в середине мачты.

– Мне такую рацию раньше видеть не приходилось, – сказал он Мейгену.

– Это с истребителя-бомбардировщика «киттихок», который теперь оборудован новейшими моделями с ультракоротковолновым диапазоном, а старье мы убедили янки передать нам. Для наших целей штука идеальная.

Палуба тоже была завалена всяким имуществом. Много места занимал свернутый парус. Возле небольшой рубки у кормы были принайтованы два небольших якоря и еще два более крупных лежали в носу с аккуратно свернутыми перлинями.

– Якорей у вас хватает, – мимоходом заметил Тиллер.

– У нашего двигателя нет заднего хода, – небрежно бросил Мейген, – а временами приходится останавливаться.

Перед мачтой на двуноге было установлено орудие, покрытое чехлом. Мейген поднял край чехла, и Тиллер увидел, что затвор расположен слева, в отличие от британских орудий. С таким ему прежде не доводилось встречаться.

– Это «солотурн», – объяснил Мейген, – полуавтоматическое противотанковое орудие калибра 20 мм. Сделано в Швейцарии. Макаронники применяли их против наших танков в пустыне. Оставляет в неприкосновенности любую броню, но консервную жестянку пробьет запросто и способно вызвать священный трепет у всего, что плавает в местных водах.

Взревела «матильда», и корма окуталась клубом черного дыма.

– А с кем нам скорее всего доведется повстречаться? – спросил Билли.

– Надеюсь, никого не встретим, если вспомнить, что макаронники капитулировали. Но у них было несколько небольших торпедных катеров, которые немцы вполне могли прибрать к рукам. У немцев несколько шхун, несущих вооружения, их они используют для снабжения отдаленных гарнизонов, и одна или две самоходные баржи.

– Последние, – пояснил он, когда понял, что слушатели его не понимают, – представляют собой не более чем плавучие платформы в системе противовоздушной обороны. Их орудие главного калибра – 105-миллиметровые пушки, которые способны разнести нас в щепки за тридцать секунд. Я стараюсь держаться от них подальше. Но в любом случае перед нами не стоит задача топить противника. Напротив, главное в нашем деле – держаться вне поля зрения наших оппонентов или замаскироваться с таким расчетом, чтобы нас приняли за местное судно, а потом высадить в нужном месте таких парней, как вы, и вовремя забрать, если есть в том необходимость. Короче, провернуть все так, чтобы фрицы спохватились, когда уже дело сделано.

Матрос и механик, которых представили как Сэнди Гриффитса и Джока Брайсона, начали отдавать швартовы, а Мейген стал к штурвалу, чтобы вывести ЛС8 из гавани.

– Мы используем любую возможность, чтобы не выходить в открытое море, – сказал капитан. – Поэтому мы войдем в прибрежные воды Турции и проследуем вдоль побережья.

Как только они вышли из гавани, Мейген укрепил штурвал между колен, достал карту и показал команде СБС путь следования, проведя пальцем вдоль турецкого побережья.

– Вот здесь нам придется отойти от берега, чтобы добраться до Сими, и на этом отрезке нас могут поджидать неприятности. С тех пор как немцы заполучили под свой контроль аэродромы на Родосе, они могут устроить патрулирование моря с воздуха. Но будем надеяться, что мы совершим этот переход, когда будет еще темно.

Из трюма показался Гриффитс, и солдаты СБС заметили, что он, как и Брайсон, переоделся, и теперь на них были старые кепки, поношенные брюки и потертые куртки.

– Не пора ли поднять турецкий флаг, сэр? – спросил Гриффитс.

Мейген утвердительно кивнул, и место британского флага занял красный турецкий флаг со звездой и полумесяцем.

– Мы называем себя флибустьерами, и теперь вы знаете почему, – сказал Мейген.

– Флибустьерами?

– Нерегулярными частями. Фактически пиратами. Если бы вельможные лорды адмиралтейства проведали, что мы идем в нейтральных водах под чужим флагом, да еще и нейтральной страны, нас бы повесили, распотрошили и четвертовали.

Выйдя за пределы гавани, каик стал качаться и раскланиваться с волнами. Корпус судна и снасти скрипели и тужились от напряжения, вызванного необходимостью рассекать волны при скорости в восемь узлов. Как пояснил Брайсон, двигатель «матильда» обладал мощностью, превосходящей возможности судна, но можно было утешиться тем, что не было много шума, поскольку двигатель использовали лишь на четверть мощности.

Мейген направил ЛС8 на северо-восток к берегам Турции, а потом повернул на северо-запад, чтобы обогнуть мыс, защищавший гавань. Как только они его миновали, увидели, что солнце скрывается за горизонтом по левому борту. Впереди лежала, казалось, непроглядная тьма, но по мере того, как привыкали глаза, они увидели первые звезды, вспыхнувшие на небе, и с трудом могли рассмотреть очертания мыса. Даже на таком расстоянии он выглядел высоким и неприступным.

Горб Кастельроссо быстро исчезал за кормой и постепенно слился с морем. Каик дернулся и ухнул вниз, обдав пассажиров каскадом брызг. Рулевой громко выругался, когда вода плеснула ему в лицо.

– Ветер то, что надо, – заметил Мейген.

– Что такое мельтеми? – спросил Барнсуорт у Гриффитса.

– Сегодня на этот счет можешь не волноваться, – ответил Гриффитс. – На вашем месте я бы подыскал себе укромный уголок.

– А где? – спросил Тиллер.

– Вон там, – показал Гриффитс на свернутый парус. – Там сухо и тепло.

От паруса пахло брезентом и смолой, а палуба отдавала рыбой. Немного повозившись, устроились вполне сносно, даже с комфортом, когда сумели найти место у байдарки, взятой на борт. Тиллер вытянулся на палубе, подложив под голову берет и пристроив рядом незаряженную винтовку.

Под ними вздымалась и падала палуба ЛС8, а машина мирно урчала, навевая сон.

Привычный кошмар на этот раз выдал иной сюжет, и Тиллер внезапно проснулся в полном сознании. Он сразу же вогнал обойму в винтовку, что было автоматической реакцией на неизвестность. Хотя было непонятно, что происходит, не было и тени сомнения, что все не так, как было. Потом уяснил, что его разбудила наступившая тишина. Каик застыл на месте и слегка покачивался на волнах.

Тиллер выбрался из паруса, встал и прошел к корме. Мейген, тоже переодевшийся в штатское, подавал разводной ключ Брайсону, ковырявшемуся в машине. Ларсен светил им фонариком.

– В моторах разбираешься? – спросил Мейген.

В ответ Тиллер отрицательно мотнул головой.

– Тиллер ремонтом не занимается, – усмехнулся Ларсен. – Он все больше по части разрушений, не так ли, сержант?

– Хорошо бы, если бы кто-то догадался взорвать танк, с которого сняли этот проклятый двигатель, – проворчал Брайсон, ни к кому не обращаясь. – Он с самого начала выкидывал разные штучки, и я им об этом говорил еще в Бейруте.

Мейген недовольно взглянул на часы. Светящиеся стрелки показывали половину третьего ночи. Скалистый берег Турции казался близко, слишком близко. Четверть часа Брайсон работал в полном молчании, если не считать отрывочных ругательств.

– Думаю, нам лучше поднять парус, – предложил наконец Мейген. – По крайней мере, нам удастся держаться подальше от берега, и нас не унесет течением слишком далеко от курса.

Тиллер не чувствовал ни малейшего дуновения ветра, но как только подняли паруса, они вздулись, и каик перестал беспомощно качаться на волнах. Шхуна понеслась вперед, и ее продвижение, как заметил Тиллер, было иным, чем при работающей машине. Теперь шхуна не зарывалась носом в волну, а легко и свободно пролетала по гребням.

Мейген и Ларсен расстелили карту на коленях и стали изучать ее при свете фонарика.

– На мысе Алупо находится турецкий пункт береговой охраны, – сообщил Мейген. – Я надеялся, что мы проскочим мимо, когда будет еще темно.

– Могут быть неприятности? – поинтересовался Ларсен.

– Никаких гарантий. В девяти случаях из десяти они даже не смотрят в нашу сторону. Но сейчас ничего не остается, как спрятать вас в трюме. Возможно, придется переждать дневное время где-нибудь в заливе Дорис, а вечером пойдем к Сими. У нас припасены камуфляжные сетки, так что никто нас не обнаружит даже с воздуха.

– Мне приказано быть в Сими сегодня, Эндрю, – напомнил Ларсен. – Нам нужно добраться до итальянского гарнизона до того, как это сделают немцы.

– Ну что ж, я готов, если настаиваешь, – согласился Мейген.

Через час взревела и ритмично заработала машина. Мыс Алупо прошли как раз в тот момент, когда солнечные лучи начали сжигать ночной туман на море. Проходя мимо пункта береговой охраны, приспустили флаг в знак уважения, но ответа не последовало, и спустя полчаса они взяли курс на Сими и главный порт острова, где находился штаб итальянского коменданта.

Вскипятили воду, заварили чай и стали разбирать бисквиты и джем, и в этот момент Гриффитс, игравший роль впередсмотрящего, закричал:

– Самолет, сэр. По левому борту. По-моему, гидроплан.

Мейген выплеснул чай в море и распорядился:

– Всем пассажирам немедленно покинуть палубу. Всем в трюм.

– Расчехлить орудие? – предложил Гриффитс.

– Нет, просто проверь, прикрыто ли оно фоком. И посмотри, чтобы байдарка была надежно укрыта главным парусом.

– Слушаюсь, сэр.

– Джок, мы сможем увеличить скорость так, чтобы не развалилась наша посудина?

– Сомневаюсь, сэр.

– Все равно попробуй.

– Слушаюсь, сэр.

Приказы отдавались четко и ясно и выполнялись легко и беспрекословно. Согнувшись в три погибели в крохотном трюме, Тиллер решил для себя, что, скорее всего, команда шхуны знала все, что нужно знать, и о надраенных добела палубах, и сверкающей медяшке.

– Убери бинокль, Гриффитс, – приказал Мейген матросу. – Если летчик заметит блеск стекол, у него появится серьезный повод для того, чтобы разнести нас в щепки. Турецкие рыбаки не так много зарабатывают, чтобы покупать бинокли.

Теперь уже все слышали гул мотора самолета. Казалось, он двигался очень медленно и на большой высоте. Время от времени покачивал крыльями, как если бы пилот хотел получше рассмотреть, что происходит внизу. Самолет прошел на север от ЛС8, потом развернулся и лениво двинулся назад.

– Машите руками! – распорядился Мейген, когда самолет с черными крестами люфтваффе на крыльях и фюзеляже прошел над их головами с кормы. В ответ летчик покачал крыльями.

Самолет прошел на юг, а потом развернулся и вновь направился в их сторону.

– Никогда раньше такого не видел, – признался Мейген.

– Кто-нибудь из вас что-нибудь знает о немецких самолетах? – прокричал он в трюм.

– Совсем немного, – вызвался Тиллер.

– Соблюдай осторожность и выгляни наружу. Может, определишь, с кем мы имеем дело.

Тиллер высунул голову из люка и увидел приближающийся с кормы самолет. Прикрыл ладонью глаза от солнца.

– Берет, твою мать! – возбудился Мейген. – Сними берет!

Стоявший за спиной Ларсен сбил берет с головы сержанта в то мгновение, когда их накрыла тень от самолета. На этот раз он шел на малой высоте, а затем развернулся и стал надвигаться, казалось, на уровне верхушки мачты. От грохота моторов дрожал воздух, а из кабины показалось лицо пилота, старавшегося рассмотреть шхуну поближе. На этот раз он не приветствовал их взмахом руки.

Тиллер снова высунул голову, чтобы посмотреть вслед самолету, и заключил:

– По-моему, фирма «Блом энд Фосс».

Они стали ждать, пока самолет снова развернется и двинется в их сторону. Если это случится, значит, летчик примет свое решение и последуют соответствующие меры. Возможно, они зашли в запретный район, где не следовало находиться турецким рыбакам, либо пилот догадался, что каик совсем не то, за что себя выдает. Вполне возможно, он уже связался по радио с базой и сейчас вернется, чтобы полить их огнем из пулеметов.

– Где-то там внизу есть ручной пулемет, – прокричал Мейген в трюм. – Разыщите и подготовьте к стрельбе. Может понадобиться.

Самолет накренился и сделал крутой поворот направо, но команда шхуны не могла определить, куда он направится дальше, и лишь слышала затихающий гул мотора.

– Уходит? – спросил Ларсен.

– Вернется, – мрачно заключил Мейген. – Разворачивается.

На этот раз летчик резко сбросил высоту и стал пикировать на шхуну по левому борту. Теперь он вполне мог врезаться в мачту.

– Сволочной показушник! – выругался Мейген.

Рев моторов приближался, и Барнсуорт передал ручной пулемет Ларсену, стоявшему возле открытого люка. Он прикрыл ствол краем брезента и выдвинул его наружу.

– Эндрю, мне кажется, я мог бы его сбить! – предложил он Мейгену.

– Нет! Огня не открывать! – заорал капитан. – Ради всего святого машите руками.

Он сдернул с головы потрепанную кепку, вскарабкался на кормовой подзор и стал размахивать кепкой над головой. Мейген прекрасно понимал, что станет первой жертвой, если немец откроет огонь. Но пока он командовал шхуной, нужно было сделать все, чтобы сохранить ее в целости и сохранности, а Ларсену придется подчиниться приказу капитана. В это мгновение гнев подавил страх. Трюм содрогался от рева моторов самолета.

– Что он собирается делать? – прорычал Барнсуорт. – Неужели решил пустить нас на дно тараном?

Но в самую последнюю секунду пилот потянул на себя штурвал и проскочил над верхушкой мачты, когда до нее оставалось всего несколько футов. Каик содрогнулся всем корпусом.

– Твою в Бога мать! – заорал Мейген, на этот раз изрядно перепуганный, потому что воздушной волной от пронесшегося над головой самолета его едва не выбросило за борт. – Будь ты трижды проклят, зараза!

Самолет удалился на полмили от шхуны и стал набирать высоту. На каике понимали, что если летчик еще раз вернется, то лишь с одной целью – пустить их на дно. Самолет накренился.

– Опять возвращается! – закричал Мейген. – Ребята, всем лечь на палубу плашмя! На этот раз встретим его огнем!

Но самолет выровнялся и направился в сторону Родоса, стал постепенно уменьшаться и вскоре превратился в точку на небе. В утреннем воздухе повис лишь легкий рокот мотора.

– Черт, – подытожил Мейген. – У меня такое ощущение, что на этот раз пронесло.

Ларсен вернул Тиллеру берет, показал на значок и сурово отчитал:

– Наверняка блестел на солнце. Теперь, надеюсь, понимаешь, почему мы против всякой мишуры. Можешь взять мой берет. У меня есть запасной. Еще где-то завалялся значок САС. Полотняный, никакой меди. Но пришивать будешь сам.

Тиллер усмехнулся и забрал свой головной убор, снял сверкающий значок в виде земного шара в обрамлении лаврового венка и положил в карман. Тем самым он как бы признал, что душой и телом принял правила новой странной жизни.

– Для начала неплохо, Тигр, – прокомментировал его поступок Ларсен, дружески хлопнув по плечу. – Но этого мало.

Показав на голову, уточнил:

– Все идет отсюда. Когда работает голова, нет проблем. Но начало положено – это главное.

Мейген положил на колени судовой журнал, открыл и лизнул языком кончик карандаша.

– Как правильно писать «Блом энд Фосс»? – спросил у Тиллера.

Мейген предпочел бы держаться как можно ближе к восточному берегу Сими, пока они не достигнут отдаленной оконечности острова, где находился порт в глубоководном заливе Яло. Но где-то была расположена орудийная батарея, хотя никто не знал, где именно, и курс следовало проложить с таким расчетом, чтобы как можно дольше оставаться вне пределов досягаемости артиллерии. В тот день Мейген уже почти распрощался со своим судном во время встречи с немецким самолетом и не хотел снова рисковать. По имевшимся сведениям, итальянский гарнизон был небольшим, человек пятьдесят, не больше, но Джерретт предупредил, что вести себя нужно крайне осторожно, поскольку нельзя было предугадать реакцию макаронников.

Разложив карту, Мейген показал Ларсену предполагаемый курс и пояснил:

– Мы могли бы бросить якорь в заливе Маратонда или Нано, но мне бы не хотелось приближаться к берегу с севера, потому что одна из береговых батарей наверняка расположена где-то поблизости.

– На твой взгляд, где самое безопасное место? – спросил Ларсен.

– Залив Маратонда.

– А как мы доберемся до порта?

– Раздобудем вьючных осликов, – ответил Мейген, пожав плечами. – Оттуда по прямой до порта пять или шесть миль. Возможно, путь вдвое длиннее, если разыскать тропы, которые ведут от залива Панормити к порту.

– А самый быстрый путь?

– Всем надеть форму и войти в гавань Сими под британским флагом. Будем надеяться на лучшее.

– Я бы предпочел самый быстрый путь, – вставил Ларсен. – Ты как?

После некоторого колебания Мейген сказал:

– Я бы сделал так: держимся подальше от берега, пока не дойдем до входа в гавань, а потом – прямиком в порт. В этом случае наше появление будет для них неожиданностью, и они не станут стрелять, пока не разберутся, с кем имеют дело.

– Можно не сомневаться, что пальчики у них будут на спусковом крючке, – заметил Ларсен.

Каик уверенно продвигался вдоль побережья, и пока никто не заметил признаков жизни на скалах, и горная местность была лишена растительности. Изрезанная линия побережья расплывалась в жарком мареве. Они миновали залив Пети и повернули на северо-запад к небольшому островку Нимос, лежащему возле Сими. За ним стала открываться панорама залива Яло.

– Я вижу порт, сэр, – прокричал с носа Гриффитс, не отнимая от глаз окуляров бинокля.

– Мы ляжем в дрейф минут на десять, а потом двинемся в гавань, – сказал Мейген и добавил:

– Поднять британский флаг!

Мейген забросил в рубку кепку и надвинул на глаза форменную фуражку. На смену бесформенным брюкам пришли форменные шорты, рыбацкий жилет сменила форменная белая рубашка с золотым шитьем лейтенанта на погонах. Оба офицера также пристегнули кобуры пистолетов. В подобной ситуации ручное огнестрельное оружие вряд ли бы пригодилось, но пистолеты символизировали власть.

Через десять минут Мейген направил каик к берегу, сбавил ход и затем перевел в нейтральное положение, так что ЛС8 медленно катился по спокойной воде.

– Корабли есть? – спросил Мейген у Гриффитса.

– Нет, ничего не вижу, сэр.

– Продолжайте наблюдать.

– Слушаюсь, сэр.

Они оставили позади мыс у входа в залив и вскоре могли видеть невооруженным глазом здания у причала. По крутым склонам холмов к воде сбегали ряды разноцветных домов, а над всей округой царил старый замок. Над ним лениво хлопало на легком ветру огромное полотнище флага, национальную принадлежность которого невозможно было установить.

Все навострили глаза и уши в надежде уловить признаки тревоги на суше, но тишину нарушало только журчание воды под килем каика.

– Мне кажется, джентльмены, что мы справились, – сказал Мейген. – Они раскроют нам объятия.

При этих словах далеко за кормой раздался громкий всплеск и послышался гром орудийного выстрела.

Мейген громко выругался.

Второй снаряд пролетел достаточно близко, чтобы они услышали его резкий свист над головами.

– Откуда стреляют, Гриффитс? – спросил Мейген.

– Вон оттуда, сэр, – указал пальцем матрос.

Действительно, в указанном месте они увидели вспышку третьего выстрела.

– Стреляют на редкость плохо, – холодно заметил Ларсен.

– Может быть, они боятся попасть в нас? – предположил Мейген. – Возможно, они открыли предупредительный огонь и хотят заставить нас остановиться?

– Тогда почему все снаряды падают за кормой? – ехидно поинтересовался Ларсен.

– Все бы ничего, – заметил Мейген, – но они расходуют боеприпасы, которые нам еще могут пригодиться. Я предлагаю остановиться и подождать дальнейшего развития событий.

Каик лег в дрейф, слегка покачиваясь на спокойной воде. Ветра практически не было, и Мейген спустил флаг и прикрепил его к борту с той стороны, где его могли бы рассмотреть артиллеристы на берегу. Орудие смолкло. На борту стали ждать, что теперь предпримут итальянцы.

Они не заставили себя долго ждать. От причала отошел катер и направился к каику, сторожко обошел его вокруг и остановился на расстоянии в триста ярдов. Матрос в носовой части судорожно схватился за ручки пулемета, нацеленного на каик. С кормы катера свисал неимоверно большой итальянский флаг с изображением королевского дома Италии по центру.

Однако всеобщее внимание привлек человек, восседавший в середине катера. С головы до ног он был одет во все белое. С плеча ниспадало пышное золотое шитье, а от солнца его защищал огромный зонт нежных тонов.

– Вот это да! – вырвалось у Барнсуорта. – Кинг Конг собственной персоной.

Офицер, одетый скромнее, встал и прокричал в мегафон:

– По-английски говорите?

– Мы и есть англичане, – крикнул в ответ Мейген.

Указав на британский флаг, пояснил:

– Королевский военно-морской флот. Отряд особого назначения.

– Чего хотите?

– Мы прибыли для переговоров с вашим комендантом. Мы пришли сюда как союзники.

Офицеры на катере посовещались, после чего обладатель мегафона крикнул:

– Пожалуйста. Следуйте за мной.

Пассажиры катера, видимо, не до конца поверили заверениям Мейгена, и матросу с пулеметом было велено переместиться с носа на корму, где ко всеобщему удовольствию его время от времени накрывало с головой полотнище флага.

– Сэр, может, мне лучше подготовить орудие к бою? – спросил Гриффитс. – Я могу его зарядить, но пока прикрою парусом.

Мейген согласно кивнул и сказал:

– И лучше на всякий случай подготовить ручной пулемет, чтобы был под рукой.

Ларсен также вытащил из трюма карабин, засунул его в складки паруса, чтобы не заметили с катера, и тщательно прицелился.

– Если будешь держать тем же курсом, я могу снять пулеметчика, – тихо предложил он Мейгену. – Затем могу продырявить элегантного господина под зонтом.

– Очень хорошо. Если это западня, мы сможем развернуться и смыться. Местные артиллеристы не способны попасть в крейсер со ста ярдов.

– Э, нет, Эндрю, – утихомирил его Ларсен. – Никуда мы бежать не станем. Посмотри-ка на это.

Перед их глазами встала низко сидевшая в воде серая посудина, которую до того момента скрывал каменный пирс внутренней гавани. Корабль развернулся в их сторону и послышался гул мощной машины, набиравшей обороты.

– Красотка! – восхищенно присвистнул Ларсен. – Вот это корабль! Что это за штука?

– Противолодочный корабль, гроза подлодок, – пояснил Мейген, которого включили в состав этой группы, потому что он немного знал итальянский. – Уменьшенный вариант нашего корабля с теми же задачами.

– Мы захватили один такой корабль в начале лета, – сказал Брайсон. – Он оборудован тремя двигателями фирмы «Изотта-Фраскини» и может лететь, как молния, но в штормовую погоду он ни на что не годен.

Они молча наблюдали за приближающимся кораблем. Он очень низко сидел в воде и казался слишком узким при его длине, но создавалось впечатление скорости, большой скорости. С носа по обоим бортам торчали торпедные аппараты, а над ними возвышался крупнокалиберный пулемет. Возле него стояли два матроса.

– Да, мальчики, – не выдержал Ларсен, глядя на пенистые буруны, вздувшиеся у носа корабля, – я так понимаю, что сорок узлов – не предел для этой посудины.

– Если уж быть точным, ближе к пятидесяти, – поправил его Мейген. – Во всяком случае, это его проектная скорость.

Корабль обошел каик с кормы. Мейген облегченно вздохнул, когда увидел, что орудийный расчет у спаренной 20-мм «бреды» к корме от мостика держал орудие нацеленным на носовую часть. Но если это была ловушка, она уже захлопнулась.

Продемонстрировав свою скорость, корабль развернулся и подошел бортом к шхуне. Неожиданно затих гул машин, и длинное серое туловище застыло в воде. На открытом мостике сидел на стуле офицер. На его голове красовалась не фуражка, а кожаный шлем, которыми обычно пользовались автогонщики.

Он встал со стула, снял шлем и сошел на палубу. Прислонившись к поручням своего элегантного корабля, спросил:

– Британский флот?

– Абсолютно верно, – крикнул в ответ Мейген.

– Как называется ваше судно?

– ЛС8 из флотилии шхун Леванта. Судно отряда особого назначения. Приветствую вас.

– Привет и вам, капитан, – ответил офицер с широкой улыбкой, встал по стойке «смирно» и отдал честь. – Добро пожаловать на Сими.

– Благодарю вас, – ответил Мейген и отдал честь.

– Когда станете на якорь в порту, приходите в гости. Я хочу вас лично приветствовать.

С этими словами командир корабля показал, как подносит к губам бокал.

– Благодарю вас, – прочувственно ответил Мейген.

– Розовый джин, если не возражаете?

– Это будет замечательно.

– Тогда до встречи.

Офицер снова отдал честь, вернулся на мостик и снова сел на стул, а корабль тотчас же рванул вперед.

– По-моему, он настроен вполне дружелюбно, – сказал Мейген. – Хотелось бы только знать, откуда у него сведения о розовом джине.

Ларсен что-то буркнул под нос. Джерретт объяснил ему, что ситуация сложилась крайне сложная и ничего нельзя принимать на веру, и поэтому он воспринимал происходящее скептически. Проще говоря, по словам Джерретта, итальянские фашисты по-прежнему поддерживали немцев, а с другой стороны, итальянцы, не питавшие симпатии к фашистам, немцев не поддерживали. Они ненавидели как немцев, так и сторонников Муссолини с их начищенными сапогами, но боялись и тех, и других. Большинство греков ненавидели всех итальянцев и всех немцев и никого не боялись, но оружия у них не было. Кроме того, приходилось брать в расчет и существование греков-фашистов, коллаборационистов. Какие группировки преобладали на каких островах и какими они располагали силами, оставалось тайной, равно как и отношение различных группировок к союзникам. По образному выражению Джерретта, все это напоминало осиное гнездо.

Судя по первым впечатлениям от Сими, с ним нельзя было не согласиться.

Когда они вошли во внутреннюю гавань, в конце волнореза их уже поджидала толпа местных жителей.

– Здравствуйте! – прокричал им по-гречески Ларсен, исчерпав тем самым до конца свой словарный запас.

– Здравствуйте! Здравствуйте! Англичане! – неистово заорали в толпе в ответ.

Изможденные люди в лохмотьях приветственно махали руками и выражали неописуемый восторг при виде англичан. Они побежали навстречу шхуне вдоль по волнорезу, игнорируя итальянский корабль, который намеревался пришвартоваться у пирса. Толпа возбужденных и радостных греков все прибывала, и команда шхуны увидела, что людьми заполняется вся набережная у крохотного порта.

– Разряди орудие, Гриффитс, – приказал Мейген. – И присмотри за тем, чтобы оно было надежно укрыто.

– Слушаюсь, сэр.

– Все оружие сложить в трюме, – продолжал распоряжаться капитан. – Если это западня, мы с этим сейчас ничего не можем поделать. Я не намерен ставить под угрозу жизнь мирных жителей, если нам придется удирать и вести бой на ходу.

Они наблюдали за тем, как катер пришвартовался к пирсу и элегантный офицер в белом покинул свое убежище под зонтом и вышел на набережную. Он брезгливо сбил пальцами пылинки с плеч и одернул на себе плотно облегавший фигуру мундир.

– Что за хреновина у него на голове, сэр? – спросил Брайсон.

– Мне кажется, это страусовые перья, – ответил Мейген.

– Боже! – простонал Брайсон.

Другой офицер тоже покинул катер и знаками пояснил команде шхуны, что им следует швартоваться рядом с катером.

– Так, ребята, подготовить швартовы с носа и кормы.

Тиллер восхищенно наблюдал за тем, как Мейген подвел к берегу неуклюжее судно, ставшее у пирса как вкопанное.

– Стоп машина, Брайсон!

Толпа придвинулась ближе. Люди аплодировали и приветствовали судно криками.

Протянулись руки, чтобы принять швартовы и обменяться рукопожатиями с членами команды. Вокруг были худые морщинистые лица, почерневшие под солнцем и расплывшиеся в улыбках. От человека к человеку через толпу передали на шхуну гроздь зеленого винограда и бутылку вина.

– Пейте, пейте, пейте, – скандировали на берегу.

Мейген поднес бутылку ко рту и сделал большой глоток. Вино было очень сухим и резковатым на вкус, но выбирать не приходилось. Затем к бутылке приложились по очереди все члены команды, и каждого толпа ободряла приветственными криками. Гвалт стоял ужасный, и в этот момент через толпу стала пробиваться группа итальянских солдат во главе с двумя офицерами в белой форме. Греки ворчали и неохотно уступали дорогу. Некоторые даже попытались было преградить путь солдатам, но их оттеснили прикладами ружей.

Солдаты явно нервничали, а офицеры еще больше. Приблизившись к шхуне, оба выкинули руки вперед в фашистском салюте. На борту никто не шевельнулся, и толпа тотчас притихла. Тишину нарушил старик, стоявший в первом ряду. Он громко высморкался и смачно плюнул в воду. Его сосед последовал его примеру с той лишь разницей, что сплюнул на землю. Мейген видел, что слюна попала на блестящие черные сапоги одного из офицеров, который сделал вид, что ничего не заметил. Между толпой и солдатами ощущалась острая неприязнь.

– Быть беде, – поделился своими мыслями с Ларсеном Мейген. – Думаю, нам надо что-то предпринять и как можно скорее.

Ларсен вскочил на мол и обратился к толпе:

– Кто-нибудь здесь говорит по-английски?

Вперед выступил крутой на вид мужчина с седеющими волосами и изрезанным морщинами лицом, почерневшим под солнцем. Он держал руку на рукоятке длинного кинжала, торчавшего из-за пояса, и негромко заговорил:

– Меня зовут Кристофу, Анжелиос Кристофу. Я из рыбацкой семьи, и мы здесь живем не первое поколение. Мы приветствуем британский флот на нашей земле.

Они обменялись рукопожатием под одобрительный гул толпы. Люди подметили, что гости из Британии не ответили на фашистское приветствие итальянцев.

Ларсен коротко пояснил, что их группа представляет собой передовой отряд значительных британских сил, что британцы были старыми друзьями и союзниками греков, что он разделяет чувства местных жителей, но сейчас не нужно никаких беспорядков и всем необходимо тихо разойтись по домам.

– Сегодня вечером будет праздник, – заключил он, – но сейчас нам нужно провести деловые переговоры.

Ларсен показал на итальянских офицеров. Рыбак согласно кивнул и обратился к своим согражданам. Когда он кончил говорить, из дальнего конца толпы кто-то что-то выкрикнул, а в ответ прокатился смех, и рыбак ухмыльнулся.

– Люди интересуются, – перевел он Ларсену, – собираетесь ли вы повесить всех итальянцев. Если у вас есть такие планы, этот человек готов вам помочь. У него припасена прочная веревка.

Ларсен хотел было им разъяснить, что итальянцев надо взять в союзники, чтобы не пустить на остров немцев, но еще раз посмотрел на лица стоявших перед ним людей и решил, что делиться с ними подобными мыслями рановато. Может, позже.

– Никто никого не будет вешать, никто не будет стрелять и никакой драки, – твердо заявил он громким голосом. – Если у кого-то появится желание бузить, я сам им займусь.

Ларсен ткнул пальцем в толпу и потом показал на себя. Он понял, что смысл сказанного дошел до толпы еще до того, как Кристофу закончил переводить, и его слова явно не пришлись по душе местным жителям. У них давно и много накопилось обид, и чем скорее они начнут сводить счеты, тем лучше, считали они.

Ни одна из сторон не была готова к уступкам, и казалось, они достигли мертвой точки. В этот момент Ларсен совершил поступок, на который способен только прирожденный дипломат. Он достал из кармана греческий флажок, прикрепил его к фалу и поднял над мачтой. Толпа зашлась в радостных криках. Люди требовали, чтобы Кристофу перевел на английский их чувства и мысли. Рыбак схватил Ларсена за руку и горячо проговорил:

– Они сделают так, как вы сказали, но сегодня вечером мы ждем вас в таверне в девять часов, чтобы достойно отметить нашу встречу. Они хотят, чтобы вы дали слово, что придете.

Ларсен показал на свои часы и потом на таверну, сделал жест, как бы поднося к губам бокал, и в ответ толпа проревела одобрение.

– Девять часов, – крикнул он, и они что-то радостно прокричали в ответ, уяснив, что он дал слово. Но на этом церемония встречи не закончилась. Каждый мужчина посчитал своим долгом обнять всех членов команды шхуны и обменяться рукопожатием, перед тем как отправиться домой. Впрочем, это не заняло много времени, и через двадцать минут набережная опустела, если не считать итальянских солдат, опершихся на винтовки, и пары усталых офицеров, давно сомлевших от жары. – Ну а вы, пара комедиантов, что из себя представляете? – спросил Ларсен, ткнув пальцем в их сторону.

5

– Что значит комедианты? – недоуменно переспросил офицер, разодетый менее пышно, чем его товарищ, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу.

Не прошло часа с того момента, когда группа СБС нашла весьма негостеприимный прием со стороны итальянского гарнизона, а теперь стало ясно, что их бывших врагов подстерегало на острове гораздо больше опасностей. Если до итальянцев не доберутся находящиеся поблизости немцы, греки могут их опередить. А если двух стоявших перед ними офицеров можно было считать типичным примером защитников Додеканесских островов, не было никаких оснований предполагать, что кто-то остановит немцев, если они решат сюда прийти.

– Пожалуйста! – настаивал офицер.

– Кто вы такие? Кого представляете? – повторил свой вопрос Ларсен.

Офицер расправил плечи и выпятил грудь под великолепно пошитым мундиром. Это был молодой человек с длиннющими усами, кончики которых он норовил покусывать губами, когда нервничал.

– Я Джузеппе Антонио Джулиано Перквеста, лейтенант армии его королевского величества короля Виктора Эммануила, и до недавнего времени командовал взводом в бронетанковой дивизии. Сейчас я исполняю обязанности переводчика при штабе его превосходительства полковника Ардетти, коменданта данного острова. К вашим услугам, синьор.

– А ваш товарищ?

– Это адъютант полковника капитан Сальвини.

При упоминании его имени капитан сухо поклонился, взмахнув пышным букетом страусовых перьев на шляпе. Это был темноволосый смуглый человек с глазами-щелками и трясущимися руками. Ларсену он активно не нравился.

– Послушайте, Джузеппе, – твердо заявил Ларсен. – Во-первых, чтобы больше этого не было.

Он повторил фашистское приветствие.

– Договорились?

Лейтенант согласно кивнул с улыбкой, но Сальвини помрачнел.

– Во-вторых, мы пришли сюда как друзья и освободители, а не как захватчики. Это касается и вас, и местных жителей. Мы пришли как советники. Я понятно говорю?

– Да, конечно, я все понял.

– Мой первый совет – не раздражайте местных жителей. Вашим солдатам нужно держаться от них подальше.

– Понимаю, синьор. Но такие вопросы, естественно, решает комендант. Он передает вам свой дружеский привет.

– Странная, однако, у него манера принимать дорогих гостей, – вмешался Мейген. – Хорошо еще нам повезло, что ваши артиллеристы не умеют стрелять.

Перквеста смущенно расправил усы и рассыпался в извинениях:

– Прошу прощения, была допущена ошибка. Все – как бы это сказать? – очень переживают. Ведь в любой момент здесь могут появиться немцы. Они настаивают, чтобы мы по-прежнему сражались на их стороне. Комендант уже получил послание по радио от генерала Клеманна с Родоса. А генерал – человек жесткий.

Внимательно наблюдая за выражением лица Сальвини, Ларсен пришел к выводу, что никакой ошибки не было. Если итальянский гарнизон оказывал сопротивление любым поползновениям со стороны англичан, немцы никак не могли обвинить их в предательстве. С другой стороны, итальянцам очень бы не хотелось нанести повреждения или тем более потопить корабль британского флота, если за ним последуют главные силы. Именно поэтому на артиллерийской батарее приняли все меры к тому, чтобы снаряды и близко не упали от шхуны. Кроме того, наверняка среди итальянцев были люди, придерживающиеся диаметрально противоположных взглядов, которые, скорее всего, были представлены двумя стоявшими на набережной офицерами.

Перквеста понял, что Ларсен ему не поверил, и нервно потеребил яркий галстук на шее.

– Комендант хотел бы с вами встретиться, – сообщил он. – Он хотел бы ознакомиться с вашими предложениями. Если не возражаете, я готов вас проводить.

Ларсен попросил его подождать и отвел Тиллера и Барнсуорта в дальний конец палубы.

– Нам нужно провести переговоры, чтобы быстро добиться результатов, – сказал он. – Мы пойдем с оружием, чтобы было ясно, что мы пришли не с пустыми руками, и нам надо привести себя в порядок.

Он провел рукой по колючему подбородку и добавил:

– А мне надо бы побриться.

– Если хотите, шкипер, я снова могу прикрепить свой значок к берету, – предложил с улыбкой Тиллер. Он обнаружил, что может без особого труда называть своего командира по прозвищу.

– Отличная идея, – похвалил его Ларсен вполне серьезнее – Одно дело – тайные операции и совсем другое – дипломатия. Пора привыкать к тому, что нам придется выступать под разными шляпами.

– Я вызвался добровольцем в СБС, сэр, отнюдь не для того, чтобы кокетничать с героями из плохой оперетты, – недовольно пробурчал Барнсуорт.

– Ничего, Билли, еще навоюешься, – успокоил его Ларсен. – Не волнуйся, я об этом позабочусь. А теперь давайте вернемся к маскараду. Наша посудина должна выглядеть как настоящая рыбацкая шхуна. Кто знает, может, тот немецкий самолет по-прежнему рыщет поблизости.

Штаб коменданта находился в замке крестоносцев, возвышавшемся над портом. Им понадобилось немало времени, чтобы одолеть крутой подъем к вершине холма, а по дороге Перквеста не переставал извиняться за отсутствие в гарнизоне всякого транспорта. Кабинет коменданта напоминал духовку. Седовласый небрежно одетый полковник Ардетти поднялся из-за стола при виде посетителей и долго жал им руки, а за ним молча стоял с похоронным выражением лица Сальвини с непокрытой головой. Полковник говорил очень быстро, помогая себе руками.

С помощью Перквесты он пояснил, что его долг – отстоять землю Италии. Если англичане готовы ему помочь, он с радостью примет их помощь. В этот момент к нему склонился адъютант и что-то прошептал на ухо. Лицо полковника омрачилось, но он согласно кивнул и, снова обращаясь к гостям, пояснил, что все не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд. Условия перемирия пока, к сожалению, неясны. В вооруженных силах произошел раскол. Да и существовало немало иных путей, кроме чисто военного, для того, чтобы сохранить целостность итальянской территории.

Он пожал плечами, как бы извиняясь перед англичанами, развел руками и вновь выразительно пожал плечами. «Что я могу поделать? – как бы говорил весь его вид. – У меня связаны руки».

– Однако комендант абсолютно согласен с вами в том, что не должно быть никаких стычек между гарнизоном и местным населением, – втолковывал Перквеста. – Его превосходительство признает, что сложилась весьма деликатная ситуация, но он тотчас же отдаст приказ об отмене патрулирования территории и распорядится, чтобы солдаты не покидали казармы. Отныне поддержание законности и порядка на острове входит в компетенцию англичан. Если у вас нет никаких возражений против предложенного нами, предлагается продолжить переговоры завтра утром.

– В первом раунде выиграл Сальвини, – подвел итоги встречи Ларсен в разговоре с Тиллером, когда они покидали замок. – У меня нет и тени сомнения, что этот капитан – фашист, а наша задача – заставить полковника перейти на нашу сторону, если он до сих пор колеблется.

– А как мы этого добьемся, шкипер? – спросил Барнсуорт.

– Мы посетим нашего друга, представляющего военно-морской флот Италии, и посмотрим, на чьей он стороне.

Они вернулись на каик, где к тому времени развесили сушить рыболовную сеть, протянувшуюся от середины мачты по всей палубе, пригласили Мейгена и прошли к каменному пирсу, возле которого был пришвартован корабль. Возле трапа им отдал честь часовой, и у поручней появился капитан.

– Добро пожаловать, рад вас видеть, – приветствовал он гостей. – Поднимайтесь на борт.

Он пригласил их в крохотную кают-компанию, расположенную под мостиком, и принялся смешивать для офицеров обещанный розовый джин. Опытной рукой разболтал в стакане горькую настойку «ангостура», а потом добавил солидную порцию джина и плеснул немного минеральной воды. Тиллер и Барнсуорт довольствовались греческой водкой узо.

Итальянец представился старшим лейтенантом Бальбао.

– Будем здоровы, как говорится. Если не ошибаюсь, розовый джин – любимый напиток в британском флоте?

– Вы отлично говорите по-английски, – заметил Ларсен.

– Я закончил курсы для штабных офицеров в королевском военно-морском колледже в Гринвиче перед войной. Какое замечательное место! А холл с расписанными стенами! Я никогда не забуду, какие там давали обеды для иностранных студентов!

Он встал и поднял бокал, копируя старшего морского офицера, обычно сидевшего во главе стола на таких обедах.

– Джентльмены, – торжественно провозгласил итальянец, – я предлагаю тост за адмирала Нельсона.

После чего вернулся на место и отпил из бокала, сияя от удовольствия, что хорошо запомнил ритуал обеда.

– Там я встретил замечательную девушку, настоящую английскую розу, – поделился он самым дорогим воспоминанием, поцеловав кончики пальцев.

– Нам требуется помощь, капитан, – вмешался Ларсен.

– В таком случае вы пришли по нужному адресу, – с готовностью ответил Бальбао, сразу посерьезнев. – Вы наверняка уже познакомились с местным комендантом, не так ли?

Ларсен сухо кивнул. Бальбао взболтал джин в бокале, допил, налил себе новую порцию и по очереди оглядел своих гостей. Затем, видимо, решился.

– Чем могу вам помочь?

– Распространяется ли на вас власть коменданта?

Бальбао отрицательно мотнул головой и сказал:

– Мой непосредственный командир – адмирал Масчинни на Леросе, и я подотчетен ему, и только ему. Но в то же время я обязан поддерживать тесный контакт с армейскими гарнизонами.

– А на чьей вы стороне, капитан? – вкрадчиво поинтересовался Ларсен. Бальбао прекрасно понял, что тот имеет в виду.

– Я ненавижу фашизм, – ответил он. – Надеюсь, кто-нибудь вздернет на веревке этого шакала Муссолини. Но прошу учесть, джентльмены, что я горжусь своей страной и убежден, что Италия возродится.

– Значит, вы с нами?

– Конечно.

– И вы будете сражаться на нашей стороне, если возникнет такая необходимость?

– Адмирал Масчинни уже отдал приказ защищать итальянскую территорию, – уклончиво ответил Бальбао.

Это была дипломатическая уловка. Бальбао это осознавал, и его голос задрожал от гнева:

– Я терпеть не могу немцев, но самое главное для меня – это честь итальянского флота. Нам нечего стыдиться, и у нас за спиной прошлое, которым мы гордимся. Однако нас всегда удерживали от сражений и постоянно втолковывали, что нужно избегать вступать в бой. Мы все время метались из стороны в сторону и всегда бежали от вашего флота. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ларсен и Мейген согласно кивнули.

– Я не испытываю уважения к тем, кто стоял во главе нашего флота. Знаете, что сказал наш великий поэт Д'Аннунцио о противолодочных кораблях? Он говорил: «Отваги вам не занимать, и вы должны быть всегда готовы бросить вызов всему свету». Но никогда, нет, никогда нам не давали возможности проявить себя по-настоящему.

Мейген и Ларсен уважительно внимали речам итальянца, и позднее Ларсен заметил, что у Бальбао «был свой пунктик». А пока они постарались вернуть его на грешную землю и спросили, какой он рекомендует путь, чтобы привлечь коменданта на сторону англичан.

– Это действительно проблема, – со вздохом признал Бальбао. – Как вы понимаете, Ардетти уже не молод и хотел бы вернуться к жене и детям в Геную живым. Он очень опасается возможных репрессий со стороны немцев. Кроме того, в его штабе служат убежденные члены фашистской партии.

– Сальвини, к примеру?

Итальянец кивнул и продолжал:

– Его единомышленники встречаются и среди солдат. Верить им нельзя. На вашем месте я бы посадил их всех под замок.

– Но местным жителям мы можем доверять, не так ли? – спросил Ларсен.

– В наше беспокойное время кому можно довериться? – философски заметил итальянец, пожав плечами. – А почему вы спрашиваете?

– Нам нужно побывать на близлежащих мелких островах, – пояснил Ларсен, – и нам потребуются люди, хорошо знающие местные условия. Если, конечно...

Он замолчал и с надеждой посмотрел на Бальбао, но тот отрицательно покачал головой и грустно сообщил:

– Я бы хотел вам помочь, но, к сожалению, это невозможно. У меня нет горючего. Сегодня я вышел из гавани лишь с одной целью – чтобы все видели, что я стою на стороне коменданта. Ведь они следят за каждым моим шагом.

– На острове нет горючего? – недоверчиво переспросил Мейген.

– Горючее есть, но им распоряжается комендант. Весь мой запас – в баках на борту. Его хватит, чтобы вернуться на Лерос, но не более того.

– А как насчет боеприпасов? – поинтересовался Ларсен.

– Нет проблем, и продовольствия в достатке.

Бальбао поднял бокал и с улыбкой добавил:

– Питья тоже хватает. А горючего нет.

– Да-а, джин в баки не зальешь, это уж точно, – говорил Мейген Ларсену, когда капитан провожал гостей к трапу.

– Мне нужен высокооктановый бензин, авиационный бензин, – пояснил Бальбао. – Если вы сумеете раздобыть горючее, я смогу вам помочь.

Когда отряд СБС прибыл на место, полуразвалившееся здание местной таверны было забито до отказа, и даже перед входом стояла толпа. При их появлении расчистился проход к бару, и пока они проходили, каждый грек считал своим долгом дружески хлопнуть англичан по спинам. Внутри за всеми голыми деревянными столами сидели аборигены.

– Добро пожаловать! Добро пожаловать! – приветствовали они гостей, поднимая стаканы с вином. – Мы рады вас видеть здесь.

От группы мужчин, сгрудившихся у стойки бара, отделился Анжелиос Кристофу и обменялся рукопожатием со всеми гостями, что напомнило Тиллеру далекое детство, когда однажды он угодил рукой между катками для выжимки белья, а мать в это время вышла, чтобы развешать выстиранное белье. Из заднего помещения вытащили стол, выставили на нем бутылку местного вина и стаканы. Из старого радиоприемника на полке за стойкой бара доносилась бравурная музыка духового оркестра. Кристофу презрительно указал на приемник и сказал:

– Они все время передают только музыку и ничего нам не рассказывают. Что происходит, друзья? Мы слышали, что Италия капитулировала, но не знаем никаких подробностей.

Он разлил белое вино по стаканам до краев и пододвинул их гостям.

– Давайте выпьем за союзников и возблагодарим их за то, что они нанесли поражение итальянской фашистской сволочи.

Ларсен взглянул на Мейгена и понял, что у них обоих возникла одна и та же мысль: трудно будет убедить жителей острова, что Италию не следует больше рассматривать как врага.

– Мы знаем не больше вашего, – сказал Мейген, – если не считать того, что немцы, скорее всего, попытаются установить свой контроль над островами. Как только они сориентируются в новой обстановке и организуются, наверняка попытаются оккупировать острова. На Родосе они это уже проделали, оттеснив итальянцев. Мы прибыли сюда, чтобы помешать им, если они сунутся.

Кристофу проявил живейший интерес к услышанному.

– Немцы, – начал он, и чувствовалось, что он произносит это слово с гневом и презрением. – Зачем немцам сюда соваться?

– Турция, – пояснил Ларсен, указывая в сторону турецкого побережья. – Они хотели бы, чтобы Турция не вступала в войну.

Кристофу смачно плюнул на пол.

– Ерунда! Какие турки?

– Мне кажется, – прошептал Тиллер на ухо Барнсуорту, – что ему никто особенно не нравится.

– Возрадуемся, что он на нашей стороне, – тихо ответил Барнсуорт. – Хотелось бы знать, как много здесь таких людей, как он.

Оба солдата СБС уже внимательно осмотрели таверну, чтобы прикинуть, на какую помощь в живой силе можно рассчитывать, если придется держать здесь оборону, и оба пришли к неутешительному выводу, что помощи ждать не приходится. В таверне не было ни одного молодого человека и к тому же – ни одной женщины, хотя раньше в порту встречалось немало детей, худых и одетых в лохмотья.

Всем мужчинам, которые попадались на глаза, уже перевалило за пятьдесят, а некоторые были просто стариками. Выглядели они, как правило, великолепно и выделялись огромными усами и пронзительными темными глазами. Но многие явно были жертвами основного и традиционного занятия жителей острова – ловли морских губок. У некоторых просматривались последствия кессонной болезни, а у других разбухли суставы, что было вызвано переизбытком азота в крови.

– Должно быть, они специально держат баб взаперти, – заметил Барнсуорт, толкнув локтем Тиллера в бок. – Оно и понятно: тебя сразу раскусили, Тигр, и почуяли опасность.

По мере поступления все новой информации англичане пришли к выводу, что обитатели острова живут на грани голода. Они выглядели особенно жалко на фоне гладких, упитанных итальянских солдат.

– Пришло время поесть, – объявил Кристофу. – А потом мы снова выпьем.

Он хлопнул в ладоши. Тиллер хотел было возразить, но Ларсен остановил его жестом и урезонил:

– Когда грек предлагает свое гостеприимство, отказываться нельзя, даже если знаешь, что в результате его дети лягут спать на пустой желудок.

Из-за темного полога в заднем помещении таверны появилась первая женщина, которую случилось повидать на острове. В ее руках был поднос с нарезанным хлебом, оливками и тарелкой с сыром.

– Моя мать, – горделиво представил ее Кристофу. Старуха приветливо кивнула и с улыбкой пожала всем по очереди руки, но глаз не поднимала, и чувствовалось, что большой радости она не испытывает.

За ней последовала девушка, смущенно опустив глаза долу, которая принесла большую тарелку с соленой рыбой.

– А это моя дочь Анжелика, – снова пояснил Кристофу. – Моя мать не знает ни слова по-английски, зато Анжелика болтает напропалую. Она у меня умная девочка. Я говорю правду, Анжелика?

Девушка окончательно смутилась и, казалось, готова была провалиться сквозь землю. Тиллер постарался поймать ее взгляд и одобряюще ей улыбнулся.

– Вся эта еда, – сказал он, махнув рукой в сторону стола со снедью, – это замечательно. Вы очень добры.

Она поняла, что он пытается облегчить ее положение, и бросила на него благодарный взгляд.

– Это совсем немного, – ответила она тихо на хорошем английском. – Вам придется меня извинить.

С этими словами она поспешила скрыться за пологом, до того как отец успел ее остановить.

– Она, конечно, умная, но на редкость упрямая, – беззлобно проворчал Кристофу. – Вот и давай после этого образование своим детям. Потом у них появляется свое мнение. Отказалась остаться в Афинах, когда началась война. Настояла на том, чтобы вернуться сюда, и должен признать, она нам очень помогает. Она крепкая девушка, а когда нет парней, нам в рыбацком деле может всегда пригодиться пара сильных рук.

– А куда подевались все ваши парни? – спросил Тиллер.

– Многих забрили в итальянскую армию или взяли на флот, – ответил Кристофу. – Ну а те, кому удалось бежать, скрываются в горах.

– Здесь?

– На других островах, на тех, что побольше, – пояснил старый рыбак. – В том-то и загвоздка. Без своих парней мы не способны остановить немцев, если они решат высадиться на Сими, и прогнать итальянцев тоже не можем.

Ларсен придвинулся поближе и попытался внушить Кристофу свою главную мысль:

– Понимаете, Анжелиос, мы тоже не можем прогнать итальянцев. Этот вопрос будут решать, когда закончится война. Но мы можем помешать высадке немцев, а для этого нам нужны итальянцы, их поддержка. Во всяком случае, до той поры, когда на острова прибудут наши войска.

Кристофу переваривал эту информацию с непроницаемым выражением лица, и Тиллер понял, что недооценил грека и что он пришел к тому же выводу самостоятельно.

– Ну, а с нами как быть? – спросил рыбак. – Я так понял, что вы хотели бы избежать столкновений между нами и итальянскими свиньями?

– Абсолютно верно.

Кристофу раздумчиво почесал щетину на подбородке и заявил:

– От нас такого трудно ожидать. Мы греки, и итальянцам здесь нечего делать. Сколько я себя помню, они всегда нас угнетали и голодом морили, многих избивали.

Рыбак потряс головой, стараясь отогнать тяжелые воспоминания, и продолжал:

– Как я могу сказать нашим людям, чтобы они отказались от мести? Многие уже начали точить ножи.

– Мы все понимаем, – заверил его Ларсен. – Но все эти вопросы нужно решать после войны.

Кристофу на секунду задумался, а потом подозвал высокого смуглого грека, сидевшего на противоположной стороне таверны. Тот встал и присел у их стола. Он торжественно потряс руку каждому, принял стакан вина, но отказался от закуски. Кристофу быстро заговорил с ним по-гречески. Его собеседник вначале пытался возражать, потом пожал плечами, признавая свое поражение, и согласно кивнул.

– Димитрий у нас служит мэром, и он позаботится о том, чтобы никаких неприятностей не было. Но его вот что волнует: не могли бы вы раздобыть для нас продовольствие? У нас дети голодают.

– Утром у меня назначена встреча с полковником Ардетти, – ответил Ларсен. Датчанин сам видел, в каком состоянии находятся дети на Кастельроссо, а теперь – на Сими, и это его серьезно беспокоило. – Обещаю вам, что я у него достану продовольствие.

Димитрий обменялся взглядом с Кристофу, что-то сказал ему по-гречески и обвел поднятым стаканом всех сидящих за столом англичан, которые ответили ему тем же.

– Он говорит, – перевел Кристофу, – что мы поможем англичанам, отказавшись перерезать глотки итальянцам. Но, может быть, мы еще чем-то можем помочь?

Ларсен колебался. Он не хотел вовлекать местных жителей, но для успеха его миссии требовались люди, знавшие местные условия.

– Да, вы можете помочь, – признал он. – Завтра сюда доставят еще нескольких моих людей. Немного, но пока достаточно. Они останутся на вашем острове, чтобы помочь организовать его оборону, а мы тем временем посетим другие острова, лежащие поблизости. Вначале Пископи и Калчи, а потом Алемнию. Для этого нам понадобится лоцман, человек, хорошо знающий этот район.

Кристофу быстро перевел на греческий. Димитрий кивнул и показал на Кристофу, а тот развел руками, изображая скромность, которой у него не было и в помине.

– Димитрий говорит, что лучше меня вам человека не найти.

– А вы согласны к нам присоединиться? – спросил Ларсен. – Путешествие может быть опасным.

– Опасным? Глупости! А вы знаете старый способ ловли губок? Так поступали еще наши предки во времена древней Греции. Мы закрепляем конец веревки на лодке, другой берем с собой и опускаемся на дно, прижав к груди большой камень. Примерно так...

Рыбак прижал к груди воображаемый камень.

– Еще у нас...

Он провел рукой перед глазами.

– Маска на лице.

– Точно, но больше ничего. Еще берем с собой... Не знаю, как это по-английски... Нечто вроде вилки, чтобы оторвать губку от дна. Мы так делали, когда я еще был ребенком. Так что ничего мне не говорите об опасности.

– Вот это да! – вырвалось у Барнсуорта, восхищенного чужой отвагой.

У Тиллера пробудился профессиональный интерес, и он спросил:

– Но теперь-то у вас есть оборудование для подводного плавания?

– Конечно. Костюмы для подводного плавания и лодки с компрессорами. Возле побережья Северной Африки только так и можно нырять за губками, потому что там они лежат на большой глубине. Но ведь и это может быть опасным, правда?

Тиллер припомнил, как однажды в гавани Чичестера неожиданно отказал на подлодке спасательный аппарат, который он испытывал. Его сумели вытащить как раз вовремя. Поэтому он сочувственно кивнул Кристофу.

– Однако мы отправимся на моей шхуне, а не на вашей. Многие турецкие каики посещают Сими, но на запад отсюда уходят немногие. Мою шхуну все знают, и ни у кого не возникнет подозрений.

– Дело говорите, – кивнул согласно Ларсен. – Значит, договорились. Что скажешь, Эндрю?

Мейген тоже кивнул. Такое соглашение как нельзя больше его устраивало. Его мало прельщала перспектива передать управление своей шхуной в руки человека, мастерство которого не прошло испытания. Да и в любом случае Брайсону требовалось время, чтобы разобрать «матильду» и разыскать причину бед, которые доставляла им в последнее время машина.

По возвращении на судно они договорились, что вахту достаточно нести по одному, и Тиллеру выпало стоять первым. Он сел возле зачехленного орудия, прижавшись спиной к мачте и положив винтовку на колени. Таверна закрылась вскоре после их ухода, и мигающие огоньки керосиновых ламп в домах у гавани погасли один за другим. Издалека донесся вой собаки. Ночь стояла безлунная, но порт плавал в бледном свете мерцающих на небе крупных звезд. У борта лениво плескались легкие волны, и судно временами вздрагивало под порывами налетавшего с моря ветра. Тиллер приметил кошку, пробиравшуюся между домами, но все вокруг как бы застыло в неподвижности.

Он стал думать об Анжелике. Интересно, не было ли в ее взгляде чего-то большего, чем вежливая благодарность? Ему казалось, что ничего там такого не было, но два часа вахты пронеслись быстро в приятных воспоминаниях о застенчивой гречанке и попытках разобраться в причинах ее упрямства.

Когда его время истекло, он разбудил Гриффитса, вручил ему винтовку, накрылся краем паруса и заснул. В ту ночь кошмар ему не привиделся. Едва забрезжил расцвет, как его разбудил Брайсон прикладом ручного пулемета.

– Сержант, чай вскипел и заварен. Капитан Ларсен говорит, что намерен отправиться в замок через десять минут.

Когда они вошли в кабинет Ардетти, стало ясно, что настроение у итальянцев поменялось. Перквеста сообщил, что накануне с ними связался по радио адмирал Масчинни и проинформировал о прибытии на Лерос Джерретта с его группой. Ардетти было велено сотрудничать с СБС.

Итальянцы показали англичанам карты, на которых была нанесена система обороны острова. На бумаге все смотрелось неплохо, но когда Ардетти слегка прижали, он признал, что боеприпасов не хватает, равно как и бойцов, чтобы обеспечить все огневые позиции. Полковник оправдывался тем, что вокруг, дескать, скалы, а поэтому невозможно копать окопы и траншеи, и в ряде мест обошлись строительством надземных укрытий из камня. Они были расположены как раз там, где предполагалась высадка противника, но могли служить защитой только от огня из стрелкового оружия, а во время воздушного налета вообще не годились.

Между позициями не было протянуто ни одного хода сообщения, и у полковника не было никакого резерва, чтобы перебросить подкрепления на опасный участок. Даже если бы у него и была в запасе живая сила, ее нельзя было быстро доставить в нужное место из-за отсутствия на Сими транспорта.

Затем Ларсен проинспектировал систему обороны, использовав для поездки единственное средство передвижения – трактор. Вернувшись в штаб, он посоветовал полковнику снять людей со всех постов по острову и сконцентрировать все силы в районе порта.

– И нужно их заставить вырыть хотя бы щели, – добавил Ларсен. – Грунт здесь – не только сплошные скалы, и просто солдатам придется изрядно попотеть, вот и все.

Как заметил Ларсен, среди солдат гарнизона было много толстых и немало уже немолодых людей. Их моральный дух и дисциплина оставляли желать много лучшего. Отдельные солдаты при встрече с полковником отдавали честь неохотно, а другие просто его игнорировали. Оружие безнадежно устарело. Они были вооружены старыми 6-мм винтовками «манлихер-каркано», которые практически не усовершенствовались с момента их появления в 1889 году, когда их скопировали с «маузера».

Даже состоявшие на вооружении гарнизона легкие пулеметы были образца 1930 года – 6,5-мм «бреда» с воздушным охлаждением, в которых со дня рождения конструкторы заложили массу проблем. Ларсен навсегда запомнил, что говорил его инструктор об иностранном оружии на учебных курсах возле Хайфы. Если оружие выглядело нормально, оно обычно оказывалось нормальным, но пулеметы «бреда» выглядели плохо, никуда не годились и всегда подводили в бою.

Две береговые орудийные батареи находились не в лучшем состоянии, чем личное оружие гарнизона. Обе не были пристреляны и обеим не хватало снарядов. У той батареи, которая открыла огонь по шхуне, оставалось едва шесть снарядов калибра 75 мм. Но больше всего беспокоило отсутствие зенитных орудий. Если немцы решатся произвести высадку на острове, их, возможно, остановит только отвага защитников, но не огневая мощь их оружия.

После инспекционной поездки Ардетти выглядел несколько потрясенным и слегка бледным, но он побледнел еще больше, когда Ларсен с помощью Перквесты объяснил, чего он ожидает от гарнизона.

– Естественно, – с достоинством ответил полковник, – мы окажем поддержку британским силам на острове. Но вы сами могли убедиться, что мой гарнизон не способен помешать немцам захватить Сими, если они того пожелают. Для надежной обороны нам потребуется здесь не меньше бригады при поддержке артиллерии, конечно. Когда нам следует ожидать прибытия таких сил?

– Часть подкреплений прибудет сегодня с наступлением темноты, – сообщил Ларсен.

Лицо Ардетти просветлело, когда Перквеста перевел ему ответ.

– Хорошо, очень хорошо. Я так понимаю, силами до батальона?

– Нет, – возразил Ларсен, глядя ему прямо в глаза, – четверо солдат из моего отряда.

У полковника отвалилась челюсть.

– Четыре? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Четыре, – повторил Ларсен и для убедительности показал четыре пальца.

Перквеста заламывал руки в отчаянии, пока переводил. Полковник только тряс головой, а Сальвини презрительно ухмыльнулся.

– Мне кажется, шкипер, – вмешался Тиллер, – что они не верят в наши силы.

И тут Ларсена прорвало.

– Я им так поддам, что они будут лететь до Каира, – заорал он. – Они будут сражаться вне зависимости от того, хочется им этого или нет, и я об этом позабочусь. Переведите полковнику так, чтобы до него все дошло.

Лейтенант пожевал кончики усов и с готовностью кивнул, но Ларсена уже несло.

– Рытье траншей должно начаться незамедлительно, и сегодня вечером я проверю качество работ. На позициях должны быть часовые. Сегодня же выдать местному населению муку и продукты. Передать горючее для большого торпедного катера и снабдить жителей острова.

Когда Перквеста закончил перевод, итальянские слова посыпались из полковника с такой быстротой, что лейтенант не успевал с английским переводом.

– Он говорит, – пересказывал Перквеста слова своего начальника, – что гарнизону и без того не хватает продовольствия. Сейчас они получают горячую пищу всего раз в день, и еще дважды – холодная пища. Им требуется горючее для приготовления еды и для холодильников...

– Для чего? – резко прервал его Ларсен.

После некоторого колебания Перквеста извинился:

– Я хотел сказать, для отопления. Полковник говорит, что в замке сыро и его нужно просушивать. У полковника ревматизм.

– В таком случае полковник освобождается от своих обязанностей и с данного момента находится в отпуске по болезни, – распорядился Ларсен. – Вы, Перквеста, примете командование на себя. Сейчас же.

– Но, синьор, – слабо запротестовал Перквеста, – ведь капитан Сальвини старше меня по званию.

Ларсен повернулся к Сальвини, невольно вздрогнувшему под враждебным взглядом датчанина.

– Скажите нашему другу, что мне не нравятся его политические взгляды и его лицо. Поэтому нечего и думать о том, что гарнизон перейдет под его команду. Тем не менее я не намерен сажать его под замок, если он пообещает вести себя прилично. Он мне должен выдать полный список имущества, находящегося на складе, и обеспечить, чтобы горючее, которым сейчас обладает гарнизон, было немедленно переправлено на каик. Все понятно?

Сальвини, который, очевидно, немного понимал по-английски, кивнул еще до того, как Перквеста закончил переводить. Он выглядел еще более мрачным, чем обычно.

– Один их моих людей ежедневно будет сюда приходить, чтобы проконтролировать занятия всем гарнизоном, включая офицеров, физической подготовкой, – добавил Ларсен. – Первое занятие будет проведено ровно через два часа. Капитан Сальвини несет полную ответственность за выполнение этих приказов, и я спрошу с него лично. Вам, лейтенант Перквеста, предстоит поработать с гарнизоном и привести его в надлежащий вид. Возможно, у нас не так много времени, как представляется.

– Мне кажется, вам не следовало так поступать, шкипер, – говорил Тиллер, в то же время не скрывая восхищения действиями своего командира, когда они спускались с холма к набережной. – Ведь у вас нет соответствующих полномочий.

– То ли еще будет, Тигр, – возразил Ларсен. – То ли еще будет. Наша задача – не пустить сюда немцев, и мы ее выполним, чего бы это нам ни стоило.

Сальвини явно решил не вступать в конфликт с Ларсеном, и в течение часа на каик доставили список имущества, имеющегося на складе, а еще через час Барнсуорт руководил занятиями по физической подготовке в гарнизоне, заставив итальянцев преодолевать импровизированную полосу препятствий.

С наступлением темноты Кристофу подошел на своем каике к шхуне, и ему на борт перегрузили оружие и боеприпасы. Тиллер был несколько раздосадован тем, что Анжелики с отцом не было. Вместо нее Кристофу представил мальчишку по имени Джорджиу. Он застенчиво улыбался и выполнял все команды Кристофу с легкостью и быстротой, которые даются долгой практикой, но ни с кем и словом не перемолвился.

Кристофу рассказал, что родителей мальчика забрали итальянцы и переправили на материк. Их предал коллаборационист с другого острова, обвинивший их в том, что они принадлежали к партизанской группировке. С тех пор Джорджиу почти ни с кем не разговаривал. Все свободное время на борту каика он проводил за тем, что точил нож на оселке и время от времени проверял острие на ногте.

Вскоре после полуночи в порт вошел еще один каик из флотилии шхун Леванта, который весь день простоял на якоре у побережья Турции, укрытый камуфляжными сетками. С борта сошли капрал Уоррингтон и два солдата СБС, а также представитель Греческого Священного дивизиона, после чего каик взял курс на Кос, где была назначена встреча с Джерреттом.

Ларсен познакомил новоприбывших с обстановкой и пояснил, что им следует помочь итальянцам организовать оборону острова, равно как позаботиться о том, чтобы были выполнены его приказы относительно продовольствия и горючего. Затем он поставил перед офицером Греческого священного дивизиона, молодым лейтенантом по имени Кристос, задачу обеспечить мир и спокойствие на острове.

До рассвета, когда подул легкий ветер с холмов, каик Кристофу покинул порт, имея на борту Ларсена, Тиллера и Барнсуорта. Они сделали первую остановку на Пископи к юго-западу от Сими. Как пояснил Кристофу, в переводе с греческого «пископи» означал «наблюдательный пункт», поскольку в давние времена туда направляли людей, которые следили за передвижениями турецких кораблей. Остров был примерно той же длины, что и Сими, – около восьми миль, и не зря носил свое имя, так как уходил далеко ввысь над морем. Но он не обладал столь же важным стратегическим значением, поскольку не стоял на пути движения судов на юг вдоль турецкого побережья, подобно Сими. Поэтому итальянцы содержали на Пископи всего около десятка солдат, которые, казалось, нашли общий язык с местными жителями, и один из них даже женился на гречанке.

Один из греков немного говорил по-итальянски, и с его помощью Ларсен внушил капралу, командовавшему отрядом, что ему следует немедленно связаться по радио с Сими, если появятся немцы. После чего каик отправился на юго-восток. Погода стояла отличная, и на голубом небе не было ни облачка. К вечеру они достигли Калчи. Поскольку не было полной уверенности в том, что немцы еще не высадились на острове, который находился всего в нескольких милях к юго-востоку от Родоса, Кристофу высадил группу СБС вдали от порта.

Меры предосторожности оказались не лишними, так как вскоре им повстречался греческий юноша, поспешивший им навстречу с ближайшего наблюдательного поста. Едва переводя дыхание, он объяснил им на плохом английском, что его зовут Деметриос и что утром на острове высадились десять немцев, прибывших на катере с Родоса и оккупировавших дом у гавани. При виде немцев, рассказал парень, не скрывая презрения, небольшой итальянский гарнизон без единого выстрела растворился в холмах. Немцы обшарили порт, забрали у местных жителей еду и питье и сейчас устроили гулянку в доме, где они поселились.

Ларсен усадил Деметриоса на землю и велел ему нарисовать план расположения дома, где находились немцы, и указать, где они пришвартовали катер. Юноша рассказал, что немцы выставили часового перед домом и один солдат охраняет катер.

Затем парень нарисовал веткой на песке маршрут, которым должна следовать группа СБС, чтобы незаметно подойти к дому с задней стороны. Ларсен ткнул пальцем в Деметриоса и указал на нарисованный им маршрут. Юноша радостно закивал головой.

– Хорошо, проводник у нас есть, – подытожил Ларсен. – Что думаете, ребята?

– Могу снять часового у катера, шкипер, – вызвался Тиллер, – а вы с Билли тем временем займетесь часовым у дома. Потом вы можете занять позиции с фасада и задней части, а я заброшу в дом пару гранат макаронников, которые вам так понравились, шкипер. Фрицы выбегут, как ошпаренные коты, и их можно всех прихлопнуть.

На Сими они обнаружили ящик итальянских гранат, и Ларсен прихватил их с собой, так как в прошлом ему не раз случалось ими пользоваться.

– Нет, не годится. Я бы не хотел, чтобы на улице завязалась перестрелка. Может достаться местным жителям.

– Есть другой вариант, – предложил Барнсуорт. – Можно поджечь дом и спалить гадов.

– И заодно половину зданий в порту, – возразил Ларсен. – К тому же большой пожар привлечет внимание немцев на Родосе, а нам нужно отсюда смыться задолго до того, как они направят новый отряд, чтобы узнать, что случилось с разведгруппой. Нет, это не годится. Думаю, поступим так: вначале разделаемся с часовым у катера, потом с его приятелем возле дома и прикончим всех остальных в доме. Тогда не будет слишком много шума.

Тиллер и Барнсуорт согласно кивнули. Предложенный Ларсеном план им понравился.

Деметриос провел их к высокой стене, окружавшей набережную, и жестом показал, что часовой у катера находится по другую сторону стены, а немного дальше в стене проделан лаз. Они продвигались вперед, осторожно ступая ботинками на резиновой подошве, которыми снабжали коммандос. Пройдя несколько ярдов, останавливались и прислушивались. Вскоре послышался скрип сапог часового о камни набережной. Потом вспыхнувшая спичка указала, что немец находится от них примерно в тридцати ярдах по ту сторону стены.

Ларсен вынул из кобуры пистолет, который выдавали всем солдатам СБС, привинтил глушитель и притронулся к руке Тиллера, дав понять, что готов. Тиллер и Барнсуорт продвинулись вдоль стены, пока не достигли лаза, о котором говорил Деметриос, проникли на другую сторону и притаились за перевернутой вверх дном лодкой.

Вначале могли разглядеть только огонек сигареты, но постепенно стали различать силуэт часового. Тиллер с облегчением отметил, что на голове солдата – полотняное кепи, а не стальная каска, которая могла бы помешать, когда придется сломать ему шею. Пришлось выжидать подходящий момент, и прошла, казалось, целая вечность. Затем они увидели, как огонек сигареты описал дугу, когда часовой бросил окурок в воду, услышали легкий звон, когда он поднял винтовку, и скрип сапог по камням набережной, когда он направился в их сторону.

Солдаты СБС плотнее прижались к борту перевернутой лодки, ожидая, когда часовой пройдет мимо. Тиллер не издал и звука, а немец не видел и не слышал ничего подозрительного, пока вокруг его шеи не обвилась рука сержанта и не сдавила дыхательное горло, в котором застрял крик боли. Но в этот момент часовой круто развернулся. Ужас придал ему нечеловеческую силу, и Тиллер понял, что удавка ослабела и ему не удастся сломать немцу шею без борьбы.

Внезапно часовой обмяк, и Тиллер мягко опустил его на землю.

– Крепкий попался мужик, – донесся шепот Барнсуорта, – но все же недостаточно крепкий.

Бывший гвардеец вытер лезвие кинжала о мундир немца и вложил в ножны.

– Засунь его под лодку.

– Спасибо, Билли.

– Нет проблем, приятель. А куда подевался этот проклятый катер?

Несколько дальше у набережной они обнаружили деревянную лодку под мотором, крашенную в белый цвет и с флагом с изображением свастики на корме. Тиллер залез внутрь и пробил днище, а потом выскочил на причал. Он пронаблюдал за тем, как вода заполнила лодку, и перерезал канат швартовых. Катер затонул быстро и беззвучно. Если он снова понадобится немцам, придется посылать за ним водолаза.

Они воссоединились с Ларсеном и Деметриосом и вскинули большие пальцы вверх в знак того, что все прошло благополучно. Ларсен жестом пригласил Деметриоса идти впереди, указывая дорогу к дому. На поверку это оказалось небольшое двухэтажное здание, скорее всего летняя дача в мирное время. Ларсен обошел дом вокруг, а его спутники спрятались пока в кустах. Он вскоре вернулся, и, судя по его улыбке, обошлось без происшествий. С руки все еще свисала проволока с деревянными ручками, которой обычно пользуются, чтобы разрезать круг сыра.

– Часовой сидел возле задней двери, – прошептал Ларсен. – Сам подставился. А теперь пошли. Я беру на себя второй этаж, а вы вдвоем почистите на первом. А ты, – сказал Деметриосу, – подожди здесь.

Труп часового валялся там, где его бросил Ларсен. Даже при неверном свете Тиллер заметил, что лицо немца вздулось и почернело, глаза почти вылезли из орбит и изо рта торчал язык. «Да, – подумал сержант, – удушение проволокой – не самый приятный путь к смерти».

Задняя дверь была не заперта. Они тихо проникли внутрь и увидели, что попали в коридор, ведущий прямиком к парадной двери. По обеим сторонам виднелись закрытые двери в комнаты. Ларсен жестом показал, чтобы Тиллер занялся одной из них, а Барнсуорт – другой, а потом указал наверх, растопырил пальцы и трижды взмахнул рукой.

Тиллер и Барнсуорт кивнули, что поняли: ему нужно было дать пятнадцать секунд, пока взберется на второй этаж, и тогда можно было открывать огонь.

Они наблюдали за продвижением Ларсена по коридору и чутко вслушивались. Из-за дверей доносился храп, но во всех других отношениях в доме было тихо, как в могиле.

Когда Ларсен ступил на лестницу, Тиллер вытащил из кармана ярко раскрашенную гранату. Ему говорили, что они сделаны из жести и не годятся в подметки британским ручным гранатам по степени поражения, но зато взрываются с диким грохотом, и можно врываться в комнату сразу после взрыва, не опасаясь осколков. Оставалось надеяться, что его не обманули.

«Пятнадцать... десять... пять» – и Тиллер вытащил чеку, распахнул пинком дверь, швырнул гранату и ворвался в комнату.

Он услышал вопль, кто-то выругался, но в первые секунды ничего нельзя было рассмотреть из-за дыма. Потом он заметил движение в дальнем углу и сразу вспомнил совет инструктора из «Школы киллеров»: «Убей человека, который первым подал признаки жизни, потому что он первым пришел в себя». Дал короткую очередь в сторону поднимавшейся с пола фигуры. Немец содрогнулся и сполз вниз.

Тиллер повернулся и выстрелил в лежавшего на полу солдата, который безуспешно пытался дотянуться до своей винтовки. Третий принял на себя взрыв гранаты и не двигался.

В течение нескольких секунд все было закончено. Тиллер проверил результаты своей работы, перевернув ногой лицом вверх каждый труп. Все были мертвы. В комнате воняло рвотой. Очевидно, солдаты, почувствовав себя в полной безопасности, сполна отдали дань местной водке.

В комнате напротив Барнсуорт положил насмерть еще четверых взрывом гранаты и короткими точными очередями. Оставался еще один немец на втором этаже.

Тиллер и Барнсуорт взбежали вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и встретились с Ларсеном на площадке.

– Здесь нет никого, – прошептал он. – Что, они все были внизу?

– Только семь, – возразил Тиллер.

– А, черт!

Они застыли на месте, стараясь уловить малейший шорох в доме. Ничего не было слышно, но инстинкт подсказывал Ларсену, что немец где-то поблизости, и оставалось его только найти.

– Уборная! – осенило Барнсуорта. – Она где-то внизу.

Он сунул Тиллеру в руки свой автомат, выхватил пистолет, сбежал вниз по лестнице и перемахнул через перила. Он упал в нужном месте, присел на корточки и выставил перед собой пистолет, держа его двумя руками.

Это положение его и спасло, когда немец дал через дверь очередь из автомата.

Солдат оказался крупным мужиком, и его фигура заполнила коридор, закрыв все источники света. Он был абсолютно голым и надвигался на Барнсуорта, отчаянно ругаясь.

Барнсуорт откатился в сторону как раз в тот момент, когда вторая очередь из автомата изрешетила пол, тщательно прицелился и попал немцу точно в лоб. Барнсуорт никогда не верил людям, утверждавшим, что одним выстрелом можно остановить бегущего мужчину, но ему раньше никогда не доводилось стрелять с такого близкого расстояния.

Голова немца откинулась назад, колени подогнулись, и он тяжело повалился на пол.

– По-берегись! – стоявший на лестнице Тиллер скопировал выкрик лесоруба, предупреждающего товарищей, что сейчас упадет спиленное им дерево.

– Черт побери! – с чувством выдохнул Барнсуорт. – Теперь я понимаю, что чувствуют охотники на крупного зверя в Африке. Он чуть было меня не достал.

– Да-а, – восхищенно протянул Ларсен. – Вот это настоящий солдат. Даже в сортир ходит с ружьем. А тебя, Билли, хочу попросить только об одном – когда стреляешь, целься в туловище. Голова – маленькая мишень.

6

Рассказать о происшедшем местным жителям они поручили Деметриосу и ему же оставили все продовольственные пайки, обнаруженные у немцев. Юноше сказали, что нужно замести все следы, чтобы избежать возмездия: убрать и помыть дом, трупы похоронить и всем немцам, если они здесь опять появятся, следует внушить, что их первый отряд ушел в горы в поисках итальянского гарнизона. А в округе мог бесследно исчезнуть целый батальон, и никто бы этого не заметил.

Перед отплытием все немецкое оружие побросали в воду. Его нельзя было оставлять, чтобы не подвергать соблазну местных жителей, которые, по словам Деметриоса, ненавидели немцев так же неистово, как яростно презирали итальянцев. На рассвете они также проверили, не видно ли с воды затопленный немецкий катер, и убедились, что он лежит глубоко на дне под толстым слоем мутной воды.

Солнце уже взошло высоко, когда они вернулись в залив. В их отсутствие Кристофу привязал каик носом к дереву, а с кормы бросил якорь и терпеливо ждал возвращения англичан. С Деметриосом прощались долго, и юноша едва сдержал слезы.

За ночь поднялся ветер и теперь сильно дул с северо-запада. Под его порывами даже на гребнях волн спокойного залива появились белые барашки.

Обычно невозмутимый Кристофу на этот раз казался несколько возбужденным и торопил их со сборами.

– Здесь нельзя оставаться, когда подует мельтеми, – говорил он. – Слишком опасно. Нам нужно поскорее убраться отсюда. У Алемнии можно стать на якорь и укрыться от северного ветра.

Тиллер вслушивался в свист ветра в снастях и наблюдал за тем, как волны били о берег.

– Значит, это и есть мельтеми, – сказал он Барнсуорту. – Теперь понятно, почему они не хотели нам о нем рассказывать.

У него не укладывалось в голове, откуда мог взяться такой сильный ветер при столь спокойной воде и чистом голубом небе, но в воздухе повеяло холодом, и палуба беспокойно ходила у него под ногами. Джорджиу отвязал веревку от дерева на берегу, Тиллер поднял якорь, а Ларсен и Барнсуорт помогли поднять паруса. Главный парус издал громкий треск, вздымаясь вверх, а фок вначале заметался из стороны в сторону, а потом наполнился ветром и туго натянулся.

За пределами залива стали взбухать волны. Порывы ветра срывали пену с белых гребней и швыряли брызги, попадавшие на одежду и обжигавшие глаза. Каик дрожал и стонал всем корпусом, разрезая волны, которые временами окатывали палубу от носа до кормы.

– Может, зарифить паруса? – предложил Ларсен.

– Нет, не надо, – возразил Кристофу.

Он указал рукой вперед и пояснил:

– Как только мы зайдем вон за тот мыс, станет спокойнее.

Поглядев на побледневшего Барнсуорта, добавил:

– Если тебя, друг, тошнит, пойди к тому борту. Иначе вся твоя блевотина будет на твоей одежде.

– Сам знаю, как блевать на шхуне, – начал было Барнсуорт, но не закончил фразы и поспешил последовать совету капитана.

– Никак не мог предположить, Билли, что ты страдаешь морской болезнью, – притворно рассердился Ларсен. – Лучше бы тебе остаться в гвардии.

– Я люблю быть в воде или под водой, но уж никак не на воде, – пожаловался Барнсуорт. – Во всяком случае, в таком корыте.

Ветер все крепчал, но как только они миновали мыс, каик легко заскользил по бурным волнам и при попутном ветре его скорость возросла почти до максимума – шести или семи узлов.

Алемния, вначале казавшаяся небольшим горбом на горизонте, быстро приближалась, и спустя час после того, как они покинули Калчи, каик входил в единственную естественную гавань крохотного островка. В дальнем конце длинного залива виднелись небольшие дома, пара церквей и руины замка на вершине холма, но никаких признаков жизни.

Возле берега было достаточно глубоко, и Кристофу смог загнать каик на песок и бросить якорь с кормы. Отряд СБС спрыгнул на пляж, держа автоматы наготове. Осмотрелись. Под ветром беспомощно хлопала раскрытая дверь одного из домов, а рядом бился на флагштоке полуспущенный рваный итальянский флаг.

Обыскали все дома, оказавшиеся пустыми, кроме одного, где на земляном полу валялись трупы, над которыми роились мухи. Среди мертвецов был только один мужчина, а остальные – женщины и дети. Ларсен с багровым от ярости лицом громко захлопнул дверь.

За крайним домом шла стена, грубо сложенная из камня. Возможно, здесь начинали строить новый дом. Возле стены лежали трупы пяти солдат итальянской армии. Руки были связаны за спиной проволокой. Носком ботинка Ларсен перевернул их лицом вверх.

– Казнены, – мрачно изрек он. – Поставили у стены и расстреляли.

Когда они вернулись на берег, Кристофу беседовал со старым священником с седой бородой по грудь.

– Он может объяснить, что здесь произошло? – спросил Ларсен.

– Немцы высадились, – ответил Кристофу, как если бы появление немцев все объясняло, и его не могли удивить любые их поступки. – Священник спрятался в могильном склепе и слышал стрельбу. Немцы обыскали церковь, но его не нашли, и он видел, как они уходили.

– Куда они пошли? На чем приехали? Сколько их было? – требовал ответа Ларсен, дрожа от ярости.

Кристофу понадобилось немало времени, чтобы выдоить нужную информацию из священника, который все еще не мог прийти в себя, но в конечном счете он смог поведать следующее:

– По словам священника, немцев было десять, и они прибыли на белом катере с флагом на корме.

– Если бы я об этом знал раньше, я бы пристрелил того гада не в голову, а целился бы значительно ниже, – сказал Барнсуорт.

– Передайте священнику, что справедливость восторжествовала, – попросил Ларсен старого рыбака. – Скажите ему, что все эти немцы убиты.

Они разыскали лопаты и кирку и вырыли у берега одиннадцать могил. Двух младенцев похоронили вместе с их матерями. Священник прочитал молитву над каждой могилой, а солдаты смастерили кресты из плавника и установили их на холмиках.

Закончив эту работу, они провели поиски оружия и провианта, но ничего не нашли, кроме бутыли кьянти, которую распили на месте. Видимо, немцы уничтожили все, что не смогли забрать с собой. Священник проводил их в путь и благословил на дорогу, а когда они уже подняли якорь и были готовы к отплытию, что-то прокричал им вслед.

– Что он сказал? – спросил Тиллер.

– Он говорит, что война – это ужасно, – перевел Кристофу. – Однако вы вели себя достойно, и он пожелал: «Бог в помощь!»

Между Алемнией и Сими было открытое море, и Кристофу предусмотрительно взял риф, но хотя уменьшилась площадь парусов, каик зарывался в волны и, казалось, шел чаще под водой, чем по воде. Ветер усиливался и поднял высокие волны, грозившие в любую минуту захлестнуть судно. Каждый раз, когда надвигалась новая крутая волна, каику как-то удавалось в последнее мгновение подняться на пенящемся гребне, ухнуть вниз и снова задрать нос. Парус встряхивался, как искупавшаяся собака, палубу окатывало водой, и они продолжали нестись вперед.

Время от времени Барнсуорт склонялся к борту и его тошнило. Джорджиу сидел на палубе, прижавшись спиной к мачте, в готовности убрать парус по первой команде, и не переставал точить нож с таким остервенением, будто от этого зависела его жизнь. Выросший у бурных вод пролива Скагеррак, Ларсен чувствовал себя превосходно.

Тиллеру впервые довелось встретиться лицом к лицу с силой ветра и волн, и больше всего его удивил шум шторма. Пронзительно свистели снасти, по мачте гулко бил незакрепленный линь, весь корпус судна содрогался и стонал, как смертельно больной, а в трюме что-то перекатывалось и стучало. Невозможно было понять, почему судно не разваливается, и объяснить это можно было только чудом, но хотя Кристофу приходилось прилагать все усилия, чтобы удержать каик на курсе, он сидел у длинного изогнутого руля с безразличным видом, будто его ничто не касалось.

– Мельтеми дует при ясном небе, – прокричал он пассажирам, стараясь перекрыть вой ветра. – Раз – и уже шторм, но на этот раз все не так уж плохо, бывает и хуже, а к вечеру все будет совершенно спокойно.

– Разве все начинается без всякого предупреждения?

– Да, все происходит внезапно. Обычно летом задувает с северо-востока на северо-запад, и самый плохой месяц – август. Если стоишь в гавани и поднимается сильный ветер, нужно оставаться на месте. Если застанет в открытом море, нужно сразу искать убежище. Если укрыться негде, выходи в открытое море, спускай паруса и отдавайся на волю ветра. Если случится сильный шторм, бросай якоря, чтобы немного сбавить ход. Я знаю случаи, когда шхуны заносило мельтеми чуть ли не до Кипра.

Ларсен постарался запомнить слова старого рыбака в надежде, что когда-нибудь ему пригодятся эти сведения.

Когда они стали приближаться к Сими, ветер, как по заказу, утих, и его последний вздох донес их до порта как раз в тот момент, когда солнце начало заходить за горы.

У причала их встречал Уоррингтон, как и Барнсуорт, один из немногих солдат Специальной лодочной службы, выживших со времен Роджера Кортни и дивизиона Ди под командой Стерлинга.

– Сегодня с утра с нами связался майор, шкипер, – доложил он. – Он велел вам быть у рации в двадцать часов сегодня.

– Спасибо, Тед. Все спокойно?

– Лейтенант Кристос, как мне кажется, установил полный контакт с местными жителями, и они смотрят ему в рот, но макаронники затеяли какую-то возню и очень недовольны жизнью. Фрицев пока не видно.

Гарнизон начал рыть щели, и из замка доставили кое-какую еду для местных жителей, но горючее для противолодочного корабля не поступало, и он по-прежнему был пришвартован у дальнего края причала.

Рация на ЛС8 ожила точно в двадцать часов.

– Солнечный луч вызывает ЛС8. Как слышите? Прием.

– ЛС8 слушает. Вас слышу ясно и четко, – ответил Гриффитс и передал трубку Ларсену.

– Солнечный луч, младший слушает. Прием.

– Я на Эпсилоне, повторяю: Эпсилоне. Ларсен открыл блокнот с записью кодов, которые придумали патрули СБС для обмена малозначащей тактической информацией. Альфа означала Сими, Омега – Родос, Эпсилон – Самос, лежавший к северу от Додеканесских островов. Какого черта Джерретт туда забрался?

– Понял. Прием.

– Бета, Гамма и Дельта под контролем и скоро произойдет смена. Здесь я еще в процессе переговоров. Операция «Акколада» идет по плану, особенно на Бете. Прием.

Это означало, что патрули СБС взяли под свой контроль Кос, Калимнос и Лерос и что им на смену придут армейские части, скорее всего пехотный батальон, ранее дислоцированный на Мальте. Это также означало, что единственный аэродром на Косе был готов принять семь «спитфайеров» южноафриканских ВВС, которые предполагалось базировать на островах. Теперь можно было вздохнуть, потому что без воздушной поддержки операция была обречена на провал.

– Спасибо за приятные новости, Солнечный луч. А при чем здесь Эпсилон?

– Нашим друзьям требуется наше присутствие. Есть основания полагать, что на Эпсилоне нужно ждать гостей. В вашем районе они подают признаки жизни?

Ларсен рассказал Джерретту о своем визите на Пископи, Калчи и Альмению и поделился своими сомнениями относительно гарнизона на Сими. Джерретт посоветовал еще больше надавить на итальянцев, поскольку визит «гостей» представлялся неизбежным.

– По данным разведки, идет подготовка в районе Афин и на Крите. Можете мне поверить на слово, что гости обязательно появятся. Так что вы имеете все полномочия для оказания соответствующего давления на наших друзей, используя минимальную силу. Альфа имеет первостепенное значение как ваша база. Но при возможности избегайте применять силу. У нас хватает проблем, и создавать новые не следует. Все поняли? Сеанс закончен.

Потом Джерретт сообщил, что его радист должен передать шифровку методом одноразового пользования, и Ларсен вернул трубку Гриффитсу, в задачи которого входила расшифровка.

Радист Джерретта назвал номер страницы в книге кодов и перешел на морзянку. Гриффитс записал закодированное послание – набор ничем не связанных цифр и слов – и затем расшифровал с помощью номерной страницы. Страницу вырвал из книги, сжег и выбросил пепел в море. Такой метод гарантировал от дешифровки, но требовал времени и кропотливого труда.

Ларсен с плохо скрываемым нетерпением ожидал, пока Гриффитс закончит свою работу. Наконец тот вручил ему исписанный лист бумаги, пометив в журнале время, когда поступила телеграмма. В послании Джерретга говорилось, что он получил приказ направить разведгруппу на Родос, чтобы выяснить, не направляют ли туда немцы подкрепления. Приводились координаты района, где следовало высадиться группе, чтобы разведать аэродром Марица в северо-западном углу острова. На следующий день вечером разведчикам назначалась встреча с греческими партизанами, которые должны были передать сведения о немецких силах в других частях острова.

Ознакомившись с посланием, Ларсен тихо выругался. Миссия могла оказаться опасной, и привлекать Кристофу было нельзя. Итальянский противолодочный корабль по-прежнему не имел горючего, а двигатель ЛС8 лежал на палубе, разобранный на узлы и детали.

Потом он понял, что не дочитал до конца, а в конце говорилось: «Завтра к полуночи к вам придет подводная лодка. Получение подтвердите. Джерретт». Таким образом, все складывалось как нельзя лучше и сам собой решался вопрос о составе разведгруппы: в нее войдет команда небольшой лодки.

Ларсен истолковал для себя приказ Джерретта как полную свободу рук в обращении с гарнизоном. Установка на применение «минимальной силы» в данных обстоятельствах ничем его, по сути, не ограничивала, так как не была конкретной. Настала пора заставить итальянцев поработать всерьез. Но когда на следующее утро он отправился с Тиллером и Барнсуортом в замок, возникло ощущение, что Сальвини правильно оценил обстановку и понял, что немцы попытаются воспрепятствовать британской оккупации Додеканесских островов, и поэтому он увиливал от прямых ответов и не проявлял ни малейшего желания прийти на помощь. Он заявил, используя Перквесту как переводчика, что гарнизон выдал для местного населения столько продовольствия, сколько мог себе позволить, и выдавать больше не собирается.

– Чепуха! – резко бросил Ларсен. – Там едва хватило, чтобы накормить детей.

Когда Перквеста перевел, Сальвини только безразлично пожал плечами, и Ларсен чуть не взорвался, но сдержался, выразительно ткнул пальцем в сторону вздутого живота Сальвини и ровным голосом приказал:

– Передайте капитану, что излишний вес плохо отражается на здоровье. Я рекомендую ему диету.

– Диету, синьор? – переспросил озадаченный Перквеста, нервно покусывая кончик усов.

– Да, диету. Я позабочусь о том, чтобы он ел только то, что едят дети.

– Но как?..

– Диета прописывается в принудительном порядке, если потребуется. Я понятно говорю?

Да, его поняли, и Сальвини сразу же уловил намек.

– Капитан говорит, что отправленное ранее из замка продовольствие – это была лишь первая партия. Естественно, сегодня за ней последует еще.

– Естественно. Пожалуйста, поблагодарите капитана за его великодушие и скажите ему от меня, что он здравомыслящий человек. А теперь нам надо решить небольшую проблему горючего для противолодочного корабля.

Сальвини несколько приободрился. Видимо, решил, что вопрос о горючем можно решить в его пользу. Он заявил, что, к великому сожалению, действительно горючее не отправили, но только потому, что это допустимо лишь с разрешения высокого начальства на Леросе. Однако попытки связаться с ним по радио пока оказались безуспешными.

– Сколько времени потребуется на это? – спросил Ларсен.

Сальвини заверил, что ждать недолго.

– Как вы думаете, шкипер, можно ли верить Сальвини на слово? – поинтересовался Тиллер, когда они отправились вместе с Перквестой проинспектировать новые оборонительные сооружения, возведенные солдатами гарнизона.

– Я бы за его слово не дал и пригоршни гороха, – признался Ларсен. – Но вначале нужно добиться того, чтобы дети получили еду. Ведь у нас нет никаких гарантий, что Бальбао нам поможет, а на местных жителей можно полностью положиться. И не следует забывать, что численность гарнизона в десять раз выше нашей.

– Если бы их было и пятьдесят против одного, я бы все равно поставил на нас, – вставил Барнсуорт, поглядывая на солдат, стоявших у вырытых ими щелей.

Он обратился к Перквесте:

– Когда ваши солдаты были в бою в последний раз?

– Некоторые сражались в Абиссинии, – сообщил Перквеста.

– В Абиссинии? – взорвался Ларсен. – Боже! Это же восемь лет назад!

– Они уже немолоды, – признал Перквеста, – и нельзя сказать, что рвутся в бой. А теперь они не могут понять, что вокруг творится. На чьей стороне им сражаться? Они оказались на нейтральной полосе меж двух огней и боятся, что в них начнут стрелять с двух сторон. Когда прибудут ваши подкрепления, капитан? Нам сейчас нужно продемонстрировать силу.

– Скоро, – пообещал Ларсен. – А тем временем в обязанности гарнизона входит защита итальянской территории. Им нужно это четко уяснить.

– Они это понимают, – сказал Перквеста, с сомнением покачав головой. – Но они также знают, что эти острова Италии не принадлежат, а местное население им постоянно об этом напоминает.

Транспортное средство, которое им предоставили, оказалось подводной лодкой устаревшего образца из тех, которые Великобритания передала королевскому флоту Греции. «Папанколис» получила приказ сменить курс в последний момент, когда находилась на пути из Александрии в район обычного патрулирования у Салоников. Отряд СБС был оповещен за час о прибытии подлодки, предупредили об этом и итальянцев.

Ларсен по опыту знал, что подводники всегда пытались отвертеться от участия в тайных операциях. Они были достаточно рискованными для непосредственных участников, но представляли особую опасность для субмарины и ее экипажа. Подлодке требовалась большая глубина для безопасности, но в прибрежных водах как раз этого и нельзя было ожидать. Если противник заставал подводную лодку в надводном положении, ее легко можно было поразить с воздуха, и у нее практически не было шансов выжить при атаке быстроходных кораблей. Короче говоря, любая тайная операция сводилась к риску потерять хорошо обученный экипаж и подводный корабль, который обошелся в кругленькую сумму, лишь для того, чтобы высадить у берега пару человек ради выполнения миссии, которая могла оказаться, что чаще всего и бывало, погоней за призраком.

Главнокомандующие высоко ценили подводные лодки и не рисковали ими без особой нужды. Если адмирал неохотно (а по-другому и не бывало) принимал решение об участии субмарины в тайной операции, его штаб обычно подбирал корабль, который имел какую-либо связь с запланированной миссией.

Однако командир греческой подлодки такой связи не усматривал. Для себя он твердо решил, что поставленная перед ним задача означала потерю драгоценного времени и горючего, которые можно было бы более рационально израсходовать для потопления немецких судов возле Салоников.

Так он и сказал Тиллеру и Барнсуорту, когда они подошли на лодке к субмарине, лежавшей у порта. Он прямо заявил, что не станет ждать, если они не вернутся вовремя вечером на следующий день.

Они пронаблюдали за тем, как погрузят на борт и складируют их нежную и требующую бережного обращения посудину. Эта шестнадцатифутовая лодка, доставленная с Кастельроссо, была складной и представляла собой улучшенную модификацию лодки, которую использовал Тиллер во время рейда на Жиронде. Ее дно было сделано из двух пластин тонкой древесины, а борта – из прочного брезента, и лодку можно было сложить пополам, чтобы она прошла в люк субмарины.

Подлодка нырнула и встала на курс на глубине перископа.

В каике Кристофу переход в двадцать или более миль занимал почти весь день, а субмарина покрыла это расстояние за два часа. Когда она всплыла, с ее мостика можно было разглядеть горб Алемнии на горизонте по правому борту.

Белые барашки на гребнях волн давно исчезли, поскольку мельтеми притих и его сменил легкий бриз с берега, почти не отражавшийся на воде. Капитан «Папанколиса» постарался, чтобы над водой практически ничего не было видно, и волны заливали мостик, когда матросы открыли люк, чтобы спустить на воду утлую посудину разведгруппы.

Северо-западное побережье Родоса, где находился аэродром Марица, вырисовывалось в темноте прямо перед ними. Тиллер вспомнил визит на Алемнию и трупы убитых немцами мирных жителей и пожалел, что он идет только в разведку. У него буквально руки чесались, чтобы пустить в ход взрывчатку, но Ларсен настрого приказал воздержаться от диверсионных актов возле аэродрома. Ему нужна была только информация, а диверсия уменьшала шансы на благополучное возвращение разведчиков и одновременно ставила под угрозу безопасность подлодки, которой надлежало вернуться вечером следующего дня, чтобы подобрать экипаж байдарки.

– У вас есть фонарь с инфракрасным лучом? – спросил капитан, интересуясь оборудованием, которым часто пользовались диверсионные группы, чтобы дать о себе знать субмаринам.

– Нет, у нас есть кое-что получше. Мы называем эту штуку «бонглом», – ответил Тиллер и пояснил, как работает прибор.

– Отлично. В таком случае гора придет к Магомету. Вам нужно позаботиться о том, чтобы вы отошли от берега по меньшей мере на три мили для встречи с нами. Счастливого пути.

Два матроса бережно подняли и уложили на палубе лодку разведчиков. Тиллер и Барнсуорт были одеты с головы до пят в прорезиненные костюмы, на ногах у них были сапоги с веревочными подошвами, а лица покрыты черным гримом. В последний раз они проверили, все ли на месте.

Затем протащили свою лодку под стволом четырехдюймового орудия субмарины. Там находилось устройство для спуска на воду легких посудин, и разведчики бережно уложили лодку в люльку, а сами уселись на двух сиденьях: Тиллер впереди и Барнсуорт позади. Матросы использовали тали для подъема лодки над палубой, а потом медленно спустили ее на воду.

– Не держите трос под напряжением, – предупредил Тиллер, осознавая, что волной лодку может ударить о борт и она перевернется. Затем они прикрепили весла к уключинам и быстрыми ловкими гребками погнали лодку к берегу.

Высадка разведгруппы была самым опасным моментом в операции. Тиллер об этом знал и старался отойти от борта субмарины как можно быстрее. Ему понравились четкие действия напарника.

Как только они отплыли, подлодка начала медленно погружаться. Над ее мостиком вскипел бурун, а потом ничего не стало видно.

Хотя субмарина медленно уходила под воду, в месте ее погружения образовался водоворот, и волной отката байдарку качнуло на бок. Гребком весла Тиллер выправил положение, а Барнсуорт тем временем сориентировался по компасу на мыс по левому борту и Алемнию, сейчас едва видневшуюся на горизонте по правому борту. Он записал координаты и хлопнул Тиллера ладонью по плечу, давая понять, что можно двигаться дальше. Тиллер установил курс по закрепленному перед ним компасу и ритмично заработал веслами.

Если субмарина высадила их в нужном месте, они должны были через три мили добраться до берега, а оттуда – к аэродрому Марица. В подобных ситуациях всегда было большое «если». Через час они остановились, чтобы немного передохнуть и снова сориентироваться, а также чтобы избавиться от неверных представлений о пространстве и направлении, которые обычно сопутствуют всем, кто оказался ночью в лодке на воде. Затем снова взялись за весла и через час прибыли на место. Тиллер молча поблагодарил капитана греческого корабля. Хоть он и был брюзгой, но его мастерству навигации можно было только позавидовать.

Некоторое время они тихо сидели в лодке, чутко прислушиваясь и вглядываясь в темноту. На берегу не было никаких признаков жизни, и оттуда доносился только легкий запах шалфея. Тогда они спрятали весла по левому борту и стали грести к берегу, орудуя правыми веслами, вынутыми из уключин. Таким путем они привлекали еще меньше внимания и гарантировали подход в полной тишине.

Они прекрасно понимали, что, если наскочат на острый выступ подводной скалы, о возвращении говорить не придется. На дистанции в пятьдесят ярдов от берега Барнсуорт убрал весло и высунул ноги за борт, осторожно поднялся и спустился в воду, проплыл к носу и повел лодку за собой. Вскоре она уткнулась в песок, и Тиллер выбрался на сушу.

Теперь оба члена экипажа работали четко и слаженно – результат долгих учений. Вынули лодку из воды и спрятали среди камней. Тиллер снял прорезиненный костюм и надел шорты, берет со значком САС и форменную рубашку, на обоих рукавах которой были нашиты сержантские лычки. Если их возьмут в плен, форменная одежда может спасти от расстрела на месте, но Тиллер знал о приказах Гитлера и не поставил бы причитавшееся ему жалованье за свою жизнь, если попадется в руки немцам.

По данным разведки, на Родосе не было гестаповцев, только части регулярной армии, но у немцев был приказ передавать всех «диверсантов» гестапо для «допроса». Участники тайных операций не питали никаких иллюзий относительно того, что им сулила встреча с гестаповцами. Она неизменно заканчивалась пулей в затылок. Сравнительно недавно Тиллеру рассказали, что такая судьба постигла двух разведчиков в лодке во время рейда на Жиронде, о чем стало известно из источников во французском движении Сопротивления.

Барнсуорт вернулся на то место, где они вытащили лодку на берег, и замел все следы. Потом стал переодеваться, а Тиллер вытащил из лодки рюкзаки, автоматы, пистолеты, продпайки и фляги с водой. Лодку укрыли камуфляжной сеткой. Кивком головы пригласив за собой напарника, сержант двинулся от берега, держа компас в руке.

Вначале продвигались по камням, а затем вышли на ровную местность с плодородной почвой. Попадались оливковые деревья и заросли кустов, но не встречалось серьезных препятствий на пути к аэродрому. По расчетам Тиллера, через час они должны были быть на месте, и до рассвета оставалось достаточно времени, чтобы оборудовать наблюдательный пункт. Внезапно из-под ног вырвалась какая-то крупная птица, и сердце ушло в пятки, но до конца пути больше ничего не произошло. Вокруг стояла такая тишина, будто они оказались на Луне. Через час Тиллер подал знак напарнику подойти поближе.

– Аэродром находится в долине за той горой, – указал он. – Значит, по моим расчетам, нам осталось только перевалить через гребень.

Барнсуорт кивнул в знак того, что понял, а когда они приблизились к гребню, опустились на землю и дальше продвигались ползком.

Аэродром занимал гораздо большую территорию, чем ожидалось, был окружен колючей проволокой, а в дальнем конце виднелись постройки. Одно время здесь был гражданский аэропорт, о чем свидетельствовали пара ангаров и заправочная станция. Вначале разведчики не видели самолетов, но по мере того, как глаза привыкали к темноте, они рассмотрели две машины, стоявшие у края аэродрома.

– Бомбардировщики макаронников, – прошептал Тиллер, опустив бинокль. – Я так думаю, что искать новое место не будем и останемся здесь.

Они подыскали скалу, из-за которой удобно было вести наблюдение, протянули камуфляжную сетку от ее вершины к земле, утыкали ее сухими ветками, забросали листьями и травой, а потом устроились в своем убежище со всеми удобствами. Под сеткой могли разместиться только два человека, и все бы ничего, но когда взошло солнце, стало невыносимо жарко.

Несколько часов ничего особенного не происходило. Вдоль колючей проволоки прохаживались патрули, но не прибывало никаких новых самолетов, и лишь в стороне стояли два трехмоторных бомбардировщика «савойя-марчетти». Тиллер тщательно изучал все поле аэродрома, а Барнсуорт тем временем достал планшет и нанес схему аэродрома, разбив его на девять клеточек и пометив каждую буквой алфавита. Шаг за шагом Тиллер описывал увиденное в бинокль, а когда дошел до буквы Джи, на секунду примолк и озадаченно пробормотал:

– Интересно, а что бы это могло быть?

Внимательно изучив объект, сержант пришел к выводу, что здание приспособлено под склад боеприпасов, тщательно прикрытый камуфляжной сеткой. Он передал бинокль Барнсуорту, и тот заключил:

– Бомбы. Это точно бомбы. Сотни штук. Какой груз могут нести бомбардировщики макаронников?

– Около 1500 килограммов, не больше, а может, и того меньше.

– В таком случае они не разнесут эти бомбы и за несколько месяцев.

– Значит, у них есть другие машины.

– Они таки есть, – подтвердил Барнсуорт, глядя вверх. – Ты их слышишь?

Тиллер стал внимательно вслушиваться и вскоре уловил гул моторов, а потом увидел и первый самолет. Он летел прямо на них, а форма его фюзеляжа и сдвинутые назад крылья позволяли его легко опознать. За первым последовали второй и третий.

– «Юнкерсы», – сказал сержант.

– Даже я узнал этих гадов, – тихо заметил Барнсуорт. – Их один раз увидишь и уже никогда не забудешь. Тебе не случалось попадать под их бомбы?

Тиллер отрицательно мотнул головой. Ему доводилось видеть немецкие штурмовики только в кино в хроникальных фильмах. Но даже сидя в кинозале, становилось несколько не по себе, когда раздавался жуткий вой пикирующего бомбардировщика, заходящего на цель чуть ли не вертикально. Но к настоящему моменту, как объяснили Тиллеру, «юнкерсы» считались слишком тихоходными и устаревшими машинами. Если англичанам удастся разместить «харрикейны» на Леросе, «юнкерсы» будут обречены.

Первая машина сделала круг над аэродромом и пошла на посадку с заходом со спины разведчиков. Самолет прокатился до склада с бомбами и остановился, к нему вскоре присоединились два остальных. Разведчики наблюдали за тем, как экипажи покидали машины и устремлялись к одной из построек. Через некоторое время прибыл грузовик, выгрузивший команду наземного персонала. Затем подошли две заправочные машины, а тем временем начали подвешивать бомбы. Разведчики в душе посочувствовали тем, кому предназначался этот смертоносный груз.

Спустя два часа, когда солнце уже шло на закат, появились еще три «юнкерса», и повторилась операция заправки горючим и бомбами. После чего большая часть наземного персонала отбыла на грузовике, но несколько человек остались для охраны территории. У двоих были на поводке немецкие овчарки, которых спустили за колючей проволокой. Собаки побежали вдоль проволоки, принюхиваясь к земле, и до разведчиков доносились переливы свистков охранников. Они знали, что их не смогут обнаружить и в десяти шагах от укрытия, но хорошо натренированная собака способна учуять их запах на расстоянии в пять раз большем. Сейчас они поздравили себя с тем, что в качестве меры предосторожности изначально избрали место для наблюдения с таким расчетом, чтобы ветер дул им в лицо.

Под его порывами колыхалась сухая трава перед укрытием и доносились крики немецких солдат, отдававших команды овчаркам. Солнце, казалось, заходило очень медленно.

Собаки временами заливались лаем, перебегая друг другу дорогу и постепенно приближаясь к гребню горы. Но когда опустились сумерки, овчарки все еще находились в полумиле от разведчиков, и немцы отозвали собак.

Соблюдая все меры предосторожности, разведчики отошли от гребня горы. Они снова сориентировались по компасу и через час с лишним вернулись на берег. Точно в назначенное время из темноты возникли три бородатые фигуры, обменялись рукопожатием с англичанами, вручили Тиллеру запечатанный конверт и исчезли.

Разведчики надели прорезиненные костюмы, спустили лодку на тихую воду и спустя час достигли точки, где ранее покинули подлодку.

Барнсуорт установил «бонгл», опустив штырь в воду и прикрепив ящичек с молоточком к борту лодки, и стал крутить ручку, приводившую в движение молоточек, ударявший по штырю, все вместе это называлось «кофемолка». Тиллер лишний раз поблагодарил изобретателя этого хитроумного и в то же время простого механизма. Он издавал звуки определенной частоты, которые издали могли опознать «слухачи» на подлодке и легко выйти на их источник. Теперь не нужно было разыскивать субмарину. Она сама выходила на обладателей «бонгла».

Через полчаса неподалеку от них всплыла подлодка. Разведчики быстро подогнали к ней свою лодку, и их приняли на борт тем же способом, каким ранее спускали на воду.

Капитан стоял на мостике, всматриваясь в темноту с помощью бинокля ночного видения.

– Должен признать, что ваша машинка сработала четко, – одобрительно заметил он, когда разведчики поравнялись с ним на пути к люку.

В кают-компании им вручили чашки с дымящимся какао, что было как нельзя кстати, потому что пока они ожидали подлодку, их до костей пробрала влажная прохлада, и не помогли даже прорезиненные костюмы.

Перед уходом с берега разведчики приняли специальные таблетки, которые улучшали самочувствие и помогали бороться с невзгодами, но их действие было ограниченным по времени. Люди повалились в койки и моментально уснули, но их разбудили, казалось, едва только они смежили глаза.

– У нас нет времени для захода в гавань, – объяснил ситуацию греческий капитан. – Придется вам, ребята, еще немного поработать веслами.

Путь оказался неблизким, но они добрались до места, когда только еще наступал рассвет. Их встретил теплым рукопожатием лейтенант Кристи, а вскоре к ним присоединился и Ларсен. Смертельно уставший Тиллер вручил ему конверт и дал совет:

– По-моему, шкипер, нужно готовиться к тому, что нас будут бомбить.

7

В последующие дни они сделали все, что могли, для встречи с «юнкерсами» и предупредили остальные острова о возможности воздушной бомбардировки. Но пока казалось крайне маловероятным, что немцы изберут в качестве первой мишени Сими, поскольку они не знали о присутствии на острове отряда СБС.

Однако в качестве меры предосторожности было решено убрать от причала каик и противолодочный корабль. Каик поставили под навесом скалы и укрыли камуфляжной сеткой, так что судно практически нельзя было увидеть с воздуха, а итальянский корабль стал на якорь в небольшом заливе, где его постарались получше замаскировать. Жителям острова объяснили, что в домах с погребами нужно ими пользоваться как бомбоубежищами, а тем, у кого подвалов нет, посоветовали во время воздушного налета уходить в горы.

Хотя Сими, по-видимому, не рассматривался немцами в качестве ближайшей цели, на встрече со своим отрядом Ларсен выразил мнение, что, как только немцы прослышат о пребывании на острове СБС, они непременно попытаются организовать высадку.

– Мы не можем позволить немцам занять близлежащие острова, которые могут послужить плацдармом для атаки против нас. Итальянский гарнизон на Пископи только что сообщил в замок, что на противоположном от их штаба берегу острова высадился немецкий патруль. Ему потребуется время, чтобы добраться до итальянцев, но нашим друзьям требуется подкрепление. Причем немедленно. Перед тобой, Тиллер, ставлю следующую задачу: возьми с собой Билли и еще четверых и отправляйтесь на Пископи, прихватив оружие и снаряжение для тамошнего гарнизона. На острове не должно остаться и следа немцев.

– Кто нас повезет? Каик из флотилии?

– Нет, это займет слишком много времени, – ответил Ларсен. – Я переговорил с Бальбар, и он согласился вас туда доставить и привезти назад.

– Но у него же нет горючего, – напомнил Тиллер.

– Мы сейчас направляемся в замок, – сухо возразил Ларсен, – и церемониться с нашими итальянскими друзьями больше не будем. Горючее на этот раз обязательно раздобудем.

Когда они прибыли в штаб полковника Ардетти в замке, Сальвини вновь попытался было спустить решение вопроса на тормозах, утверждая, что так до сих пор и не получил разрешения от вышестоящего начальства выдать горючее. Когда Перквеста закончил переводить, Ларсен снял с плеча автомат и заявил:

– Передайте капитану Сальвини, что, если он сейчас же не выдаст мне горючее, я сам его возьму.

Сальвини помрачнел, и его ответ прозвучал как плевок в лицо.

– Он интересуется, каким образом вы намереваетесь это сделать, – перевел Перквеста, который ощущал все большую неловкость в роли посредника.

Ларсен одарил Сальвини лучезарной улыбкой и сладким голосом сообщил:

– Передайте ему, что вначале я его пристрелю, а затем та же участь постигнет каждого, кто встанет на моем пути.

С этими словами он направил дуло автомата в грудь Сальвини. В наступившей мертвой тишине стали слышны команды одного из членов отряда СБС, руководившего физической подготовкой гарнизона.

– Ваш пистолет, пожалуйста, – приказал Ларсен, кивнув головой в сторону кобуры, висевшей на блестящем ремне из толстой кожи. Сальвини на секунду задержал руку у кобуры, но пистолет был сверху пристегнут клапаном. Его пристрелят еще до того, как он отстегнет клапан. Тогда он невозмутимо пожал плечами, расстегнул ремень и положил вместе с кобурой на стол полковника, а потом что-то резко бросил Перквесте.

– Капитан говорит, что подаст официальную жалобу в итальянскую комиссию по вопросам соблюдения условий перемирия.

– Комиссию он может себе заткнуть в задницу, – мягко посоветовал Ларсен.

– Не понял, синьор.

– Ничего, не имеет значения. Мы с капитаном Сальвини прекрасно понимаем друг друга.

– Отведите его в порт, – скомандовал Ларсен своим подчиненным, – и заприте где-нибудь в таком месте, чтобы до него не добрались местные жители.

Тиллер выдвинулся вперед, вынул из кобуры пистолет Сальвини, разрядил его, высыпал патроны на стол и положил себе в карман, а потом снова вложил оружие в кобуру, решив, что его можно оставить как сувенир.

– Где у вас хранится горючее? – обратился Ларсен к Перквесте.

Лейтенант вывел их из замка и провел по тропинке, уходившей в горы. За углом они обнаружили стальную дверь, встроенную в склон холма. Перед ней стояло заграждение из колючей проволоки и двое итальянских часовых с автоматами.

Перквеста вступил с ними в переговоры, которые не приносили ощутимых результатов. Что бы он ни говорил, солдаты в ответ только качали головами.

– В чем дело? – нетерпеливо спросил Ларсен.

– Они никого не пропускают без разрешения капитана Сальвини. Он дал им строжайший приказ.

Ларсен стал рядом с Перквестой и попросил:

– Передайте им, что Сальвини арестован. Я его арестовал.

Часовым эта новость явно не понравилась. Они переминались с ноги на ногу и переглядывались. Один из них начал было снимать автомат с плеча.

Последовавшие действия Ларсена были столь быстрыми и точными, что даже Тиллер, стоявший неподалеку, не сразу понял, что произошло. Датчанин сделал шаг вперед и двинул часовому по скуле и той же рукой, сжатой в кулак, ударил в живот второго. Когда тот согнулся пополам, Ларсен несильно треснул его по шее ребром ладони другой руки.

– Недурно, шкипер, – похвалил командира Тиллер, глядя на две корчившиеся на земле фигуры.

– Это помогает, – пояснил Ларсен, снимая с правой руки кастет и кладя его в карман. – Не совсем так, как нам диктует Женевская конвенция, Тигр. Не хватает блеска меди и сапог. Никакой мишуры, просто врезал раз-другой – и в дамки. Ты, естественно, меня осуждаешь? Это, конечно, не игра в крикет.

– Однако сработало, – возразил Тиллер. – В конце концов, имеет значение только результат.

– Ну, ты даешь, Тигр, – восхитился Ларсен, дружески хлопнув сержанта по плечу. – Мы еще сделаем из тебя пирата.

Обоим часовым, не пришедшим в сознание, связали руки их же поясными ремнями, а Ларсен тем временем короткой очередью из автомата отстрелил замок на калитке. Однако открыть стальную дверь оказалось непросто. Ключей у часовых не обнаружили, и Тиллер принес взрывчатку – кусок желтоватой массы, похожей на пластилин, размером с апельсин. Сержант облепил этим материалом небольшой металлический конус, прикрепил клейкой лентой к замочной скважине и достал из коробочки, напоминавшей жестянку для сигар, тонкий, как карандаш, взрыватель.

– Самый короткий срок до взрыва – десять минут, – сказал Тиллер.

– У нас время есть, – ответил Ларсен. – Смотри только, чтоб горючее не взлетело в воздух.

– Да что вы, шкипер, – встрял Барнсуорт. – Тигр проделывает эти штуки по ночам во сне.

Тиллер снял цветную предохранительную пленку с взрывателя, воткнул его в пластиковую взрывчатку, сжал мягкую медную оболочку, чтобы привести в действие, и отошел на безопасное расстояние.

Перквеста, изумленно наблюдавший за действиями сержанта, не выдержал и спросил:

– Неужели это взрывчатка? Я такой никогда не видел.

– Это экспериментальная разновидность, – пояснил Тиллер. – Ее можно смешать с воском или густой замазкой и придать ей любую форму. Мы ее называем пластиковой взрывчаткой.

Он не стал объяснять Перквесте, человеку легковозбудимому, что компоненты этого материала делали его крайне неустойчивым, и приходилось дополнительно подмешивать аматол.

– А почему она в форме конуса? – не отставал Перквеста.

– Таким путем сила взрыва сконцентрирована на малой площади и повышается в пятнадцать раз. Мы называем эти штуки взрывом в форме.

Тиллер не обманул. Сильный взрыв принес результаты. Исследовав образовавшееся отверстие, Ларсен заметил:

– Хорошая штука пластиковая взрывчатка. Но, Тигр, десяти минут не прошло.

– Ну, ученые мужи пока еще не придумали взрыватель карандашного типа, на который не влияла бы температура воздуха. Сегодня жарко, вот он и срабатывает раньше срока. На морозе был бы противоположный результат. Боюсь, что на Северном полюсе взрыва пришлось бы ждать целую вечность.

Перквесте велели пригнать трактор с прицепом, а Ларсен тем временем обследовал склад. Он оказался практически пустым, но в дальнем углу обнаружили с десяток больших бочек с высокооктановым бензином, которые погрузили на прицеп вместе с двумя часовыми, начавшими постепенно приходить в себя.

– Мы заберем горючее, а ты забирай часовых, – приказал Перквесте Ларсен. – Пускай их осмотрит врач, а потом посади под замок. Это явно фашисты, а мне надоел Сальвини и его единомышленники. Мы вернемся через час. К тому моменту построй на плацу весь гарнизон, кроме тех, кто находится у орудий. Я им объясню, на чьей они стороне и что входит в их задачи.

Когда они доставили горючее в порт, там их поджидал Бальбао, очень обрадовавшийся при виде бочек. По его словам, горючего теперь хватит не только на дорогу к Пископи и обратный путь, но еще и останется про запас «на всякий случай».

Ларсен поинтересовался, знает ли он дорогу на Пископи и знаком ли с тем районом.

– Нет проблем, – весело ответил Бальбао. – Возьмем местного жителя в качестве лоцмана.

Тиллер предложил кандидатуру Кристофу, встретившую горячее одобрение итальянца. Бочки оставили на набережной, чтобы их доставили на борт солдаты СБС и команда корабля, а Ларсен и Тиллер вернулись в замок на тракторе. Перквеста собрал всех солдат гарнизона, свободных от дежурства, и выстроил на плацу.

Обращаясь к ним через Перквесту, Ларсен твердо заявил, что не намерен больше терпеть фашистов и что отныне их будут сажать под замок. Оставшиеся на свободе будут сражаться на стороне союзников, а на Сими союзников представляет он, капитан Ларсен. Перквеста – прекрасный офицер и он будет командовать гарнизоном. Итальянцам окажут полную поддержку англичане, обеспечат оружием и боеприпасами за счет британского флота. Боже, храни короля Виктора Эммануила.

Его речь была встречена молчанием, но враждебности не чувствовалось.

– После войны, шкипер, вы небось пойдете в дипломатическую академию? – съязвил на обратном пути Тиллер.

– На этот счет у тебя не должно быть никаких иллюзий, – возразил Ларсен. – После войны я думаю заняться охотой на крупного зверя. К тому времени у меня будет большой опыт в этой области. Ты как думаешь? Видимо, я прирожденный охотник на крупного зверя. А ты пойди поговори со своим другом Кристофу.

Однако по прибытии в таверну найти Кристофу не удалось, а когда Тиллер рассказал Анжелике, зачем ему понадобился ее отец, она сообщила, что он с ними никуда не поедет. Тиллер ничего не мог понять.

– Почему нет? – спросил он.

– Для вас мы все на одно лицо, и вам кажется, что все ваши друзья, но это не так. Среди нас по меньшей мере один предатель, который служит итальянцам и делу фашизма.

– Ты уверена?

– После того как мой отец ходил с вами на своей шхуне, ему угрожали. Если он вам снова поможет, могут повредить или даже потопить его шхуну. Его и убить могут.

– Значит, он не готов нам помочь?

Немного поколебавшись, Анжелика сказала:

– Конечно, он вам поможет, если вы обратитесь к нему за помощью, но я бы просила вас этого не делать. Он уже немолод, и сейчас для него все это очень опасно. Попросите кого-нибудь другого.

– Но кого же?

– Попросите меня, – предложила Анжелика смущенно.

У Тиллера было такое выражение лица, что девушка невольно рассмеялась и решила облегчить его участь, пояснив:

– Я знаю эти острова, как... Как это вы говорите?.. Как свои пять пальцев.

Тиллер похвалил ее знания английского языка и спросил, где она его изучала.

– В колледже, а потом работала в туристической фирме в Афинах – водила англичан по Парфенону и знакомила с другими достопримечательностями. Еще я знаю итальянский. Ну, что вы решили? Возьмете меня с собой?

– Понимаешь, это сопряжено с риском, – возразил Тиллер. – Да и потом не может так получиться, что к тебе привяжутся коллаборационисты?

– Если они об этом прознают, обязательно привяжутся, но я приму меры к тому, чтобы о моем путешествии никто не узнал. Если меня будут спрашивать, мама скажет, что я больна.

– Мне кажется, Тигр, что ты ей нравишься, – заключил Ларсен, когда сержант пересказал ему разговор с Анжеликой. – Но как бы то ни было, у меня нет ни малейшего желания ставить Кристофу в неудобное положение, а искать кого-то еще у нас просто нет времени. В общем, иного выхода у нас нет.

Ларсен взглянул на Бальбао, присутствовавшего при их беседе, и тот согласно кивнул, хотя было видно, что такое решение не вызывает у него большого энтузиазма. Женщин старались не приглашать на борт корабля, поскольку считалось, что они приносят несчастье, но в данном случае не было альтернативы.

– Если она действительно знает эти острова и сможет помочь, с моей стороны возражений нет, – сказал Бальбао.

С наступлением темноты появилась Анжелика в одежде своего отца и полотняной кепке, попросила навигационные карты и спустилась в кают-компанию, чтобы с ними ознакомиться. Тем временем погрузили на борт снаряжение патруля, включая специальный костюм для Барнсуорта, а также оружие и боеприпасы для гарнизона Пископи. Через час корабль вышел в море.

– Что ж, ребята, я бы вам советовал лечь спать, пока есть такая возможность, – сказал Тиллер своей команде. – В ближайшие пару дней отдыха вам не обещаю, а меня найдете на мостике, если потребуюсь.

В целях экономии горючего и чтобы не поднимать при быстром ходе у носа белый бурун, который мог бы выдать их присутствие немецкому морскому патрулю, шли на одном двигателе. Но даже при этом Сими вскоре превратился в тонкую темную линию на горизонте за кормой. Бальбао с биноклем ночного видения всматривался вперед, чтобы избежать неожиданностей. Рядом с ним на мостике находилась Анжелика, держа в руке навигационную карту. Глядя на нее, Тиллер задавался вопросом, почему это некоторые девушки выглядели еще более привлекательными в мужской одежде?

Через час матрос принес им кружки с эрзац-кофе. На вкус Тиллера, пить это варево было практически невозможно, но было прохладно и от горячего напитка становилось несколько теплее.

Бальбао и Анжелика тараторили по-итальянски, а потом девушка притронулась к руке Тиллера и спросила:

– Вам, насколько я понимаю, нужно подойти близко к берегу?

– Да, нужно быстро выгрузить снаряжение, оружие и прочее.

– Тогда остается только одно место. Вот здесь.

Она посветила фонариком на карту и указала пальцем на выступ у северной оконечности острова.

– Капитан хотел бы подойти к причалу, но там небольшая глубина. Скажем, для каика моего отца достаточно, но военный корабль пришвартоваться не сможет.

– А там, где ты предлагаешь, достаточно глубоко?

– Конечно. Но это плоская скала, которая выдается далеко в море, и подойти к ней можно только по спокойной воде.

– А как ты думаешь, сегодня спокойно?

– Мельтеми сегодня не будет, – уверенно заявила Анжелика.

– А вы что скажете, капитан? – спросил Тиллер у Бальбао.

– Посмотрим, – неопределенно ответил тот.

Дождавшись момента, когда девушка не могла его услышать, капитан поделился с сержантом своими сомнениями:

– У нас хорошенький лоцман, спора нет. Но можно ли быть уверенным в том, что она знает свое дело?

Пископи уже четко вырисовывался на горизонте, и Бальбао приказал сбавить ход до минимума, так что корабль тихо скользил по гладкой, как стол, воде. Когда они приблизились к заливу Ливадия, возле которого располагался штаб итальянского гарнизона, команда заняла боевые посты.

Тиллер спустился вниз, разбудил свою команду и велел пока на палубу не выходить, потому что там и без того было не повернуться. Барнсуорту приказал надеть костюм для надводного плавания и подняться на мостик и там представил его Бальбао.

– Этот человек – профессиональный пловец. Он может сплавать к берегу и проверить глубину у причала. Вам не придется даже останавливаться, просто пройдете рядом. А пока он делает свое дело, разведаем ситуацию у выступа скалы.

– А каким образом он измеряет глубину? – изумился Бальбао.

В ответ Барнсуорт вытащил из кармана своего костюма прибор, похожий на рыболовную снасть, и протянул капитану, который стал изучать незнакомый предмет.

– Это что же такое? – спросил Бальбао. – Удочка, что ли?

– Почти, – ответил Барнсуорт. – Разница в том, что к леске прикреплены свинцовые грузила, и я могу определить глубину под водой или в темноте. Эти приборы используют группы разведчиков, перед которыми стоит задача определить глубину воды у побережья, где предполагается высадка десанта.

Бальбао удовлетворился этим пояснением, и корабль медленно вошел в гавань. На берегу не было никаких признаков жизни. Видимо, солдаты гарнизона крепко спали.

– Подожди нашего возвращения, – инструктировал Тиллер Барнсуорта, когда они стояли у борта. – Потом подавай сигнал, но ничего не предпринимай, пока не убедишься, что это именно мы. Здесь могут оказаться немцы на корабле, очень похожем на этот.

– Капитан сказал: «Пора», – сообщил матрос, вынырнув из темноты.

Барнсуорт ступил на трап, который ему спустили буквально на несколько секунд, вошел в воду и сильными гребками отплыл от борта, чтобы не угодить под винты. Практически сразу же он пропал во мгле. Корабль немного увеличил скорость и направился на выход из залива.

Тиллер вернулся на мостик. На душе у него было неспокойно. Ему не очень нравилась ситуация, при которой он был вынужден вручать свою судьбу и судьбу своих людей в руки бывшего врага и греческой девушки, о которой он (практически ничего не знал. Но с этим ничего сейчас нельзя было поделать. В качестве меры предосторожности он вызвал на палубу свою команду и приказал оставаться наверху. По крайней мере, если что-то случится, они не окажутся внизу в западне.

Следуя указаниям Анжелики, корабль повернул направо. По выходе из залива Бальбао взял курс на север и медленно провел корабль мимо выступа, который указала на карте Анжелика. Скала выглядела именно так, как описала ее девушка, и капитан согласился, что при ветре с берега можно будет подойти к выступу бортом, если хватит глубины.

– Глубина достаточная, – убежденно заявила Анжелика.

Они вернулись к тому месту, где расстались с Барнсуортом, и спустя пару минут увидели, как он сигналит им светом фонарика. Тиллер подал условный сигнал отзыва, и через десять минут Барнсуорт вынырнул из воды, как тюлень, и взобрался по трапу на борт.

– Пять футов, – сообщил он, когда оказался на мостике.

– Годится, – признал Бальбао.

– Какие-нибудь признаки жизни? – спросил Тиллер.

В ответ Барнсуорт отрицательно мотнул головой и сказал:

– Видимо, гарнизон вместе с местными жителями ушел в горы.

Корабль медленно подкрался к гладкому выступу скалы, где быстро выгрузили все припасы. Бальбао нужно было вернуться затемно, и как только выгрузка была закончена, он отошел от скалы, махнул на прощание рукой и взял курс на Сими. Тиллеру показалось, что Анжелика тоже помахала ему рукой, но полной уверенности не было.

Два члена отряда СБС отправились на разведку и осмотрели дома у залива Ливадия. К своему удивлению, они обнаружили, что карабинеры были на месте, а их пассивность имела простое объяснение: по казарме были разбросаны пустые бутылки кьянти. Англичанам удалось привести в чувство некоторых итальянцев, и с их помощью все грузы с корабля были перенесены к заливу.

Казалось, прибытие отряда СБС вселило бодрость в местный гарнизон. Тиллер разыскал командира – лысеющего и обильно посыпанного перхотью капрала, по возрасту годившегося ему в отцы. Он производил впечатление смертельно уставшего человека, как и большинство итальянских солдат, которые смирились со своим поражением и теперь желали только одного – держаться подальше от мест сражений. Всем своим видом они говорили, что сыты по горло военной службой, хотели бы остаться в живых и вернуться домой к своим семьям. Однако жизнь выдвигала иные требования.

Когда капрала слегка прижали, выяснилось, что он довольно сносно изъяснялся по-английски, хотя вначале хитрил и скрывал свои языковые познания. Из его сбивчивых объяснений стало ясно, что местные жители удрали в горы, как только прослышали о высадке на острове немцев, а солдаты гарнизона ожидали, что их эвакуируют до того, как немцы достигнут залива. Когда до них дошло, что им придется не только остаться, но и вступить в бой, они были настолько поражены, что на какое-то время утратили дар речи.

Тиллер и Барнсуорт начали с инспекции оружия и снаряжения гарнизона и вскоре обнаружили полное сходство со всеми итальянскими подразделениями, с которыми ранее приходилось сталкиваться. Боеприпасов было мало, а оружие было устаревшим. Отдельные винтовки настолько заржавели, что пользоваться ими было попросту опасно, и им на смену выдали «ли-энфилды», состоявшие на вооружении британской армии, которые привез с собой отряд СБС, а также ящики с патронами. Тиллер наскоро обучил итальянцев обращению с ручным пулеметом «бреда» и велел разогреть достаточно мясного бульона из консервов, чтобы хватило всем вдосталь. Сержант знал по опыту, что на полный желудок легче идти в бой, а итальянские солдаты выглядели полуголодными.

На рассвете Тиллер ознакомился с системой обороны гарнизона и заставил солдат произвести некоторые улучшения. Он попытался побольше разузнать о высадившихся на острове немцах, но капрал даже не знал численности противника. Он получил единственное сообщение с наблюдательного пункта на противоположном берегу острова о высадке немцев в заливе Камара и не обладал никакими другими сведениями.

– Мне сказали, что их очень много, а потом телефон перестал работать, – лепетал капрал. Он не смог объяснить, почему отказал телефон.

Тиллер получил ответы на свои вопросы, когда утром прибыл сам наблюдатель. Завидев немцев, он сразу же покинул пост, забрал у местных жителей ослика и всю ночь добирался до Ливадии. По его словам, немцев было около двадцати.

– Они прибыли на самоходной барже, которая тут же ушла, – смог дополнить сообщение наблюдателя капрал. – На барже было полно пушек.

– Да, о таких баржах мы слышали, – задумчиво промолвил Барнсуорт. – Будем надеяться, что она к нам в гости не пожалует.

– Как скоро можно ожидать здесь немцев? – спросил Тиллер.

Итальянский капрал нарисовал веткой на земле контуры острова и показал, что немцы продвигаются вдоль берега по часовой стрелке.

– Если пойдут быстрым шагом, скоро будут здесь, – подытожил он.

– Фрицы ходят быстро, – заметил Барнсуорт. – Это уж точно. А не устроить ли нам засаду к северу?

– Обязательно устроим, Билли.

– Мы уходим? – с надеждой в голосе спросил капрал. – Двадцать немцев – это очень много, не так ли?

– Нет, двадцать – не так уж много, – возразил Тиллер, дружески хлопнув итальянца по плечу. – Двадцать – это совсем немного.

– Мы вполне могли бы обойтись без вонючего люфтваффе, – неожиданно вступил в разговор Барнсуорт. – Ты слышишь, Тигр?

Это опять был «Блом энд Фосс». Он сделал круг над их головами, осыпал их тучей листовок и скрылся. Текст был составлен на таком примитивном итальянском языке, что один из солдат СБС смог его без труда перевести. Авторы листовки призывали своих бывших союзников не нарушать прежних обязательств и не поддаваться на посулы англичан.

– Чувствуется рука художника, – заметил Тиллер, разглядывая карикатуру, сопровождавшую текст. На рисунке был изображен безобразный слюнявый бульдог, отдаленно напоминающий Черчилля, в каске с изображением британского флага «юнион Джек». Передними лапами он попирал мужественного итальянского солдата, распростертого под ним в форме итальянского «сапога» на географической карте, а задними лапами бульдог стоял на Додеканесских островах. Итальянцу передавал винтовку с примкнутым штыком улыбающийся выхоленный солдат вермахта, а итальянец вроде изготовился воткнуть штык в гордого бульдога.

Тиллер внимательно наблюдал за реакцией итальянцев на грубую пропагандистскую работу. По их лицам нельзя было понять, что они думают, но чувствовалось, что читают каждую строку. Один из солдат снял с плеча винтовку и прислонил ее к стене здания.

Капрал демонстративно разорвал листовку и обратился к солдатам с речью в резких тонах. Большинство побросали листовки, но еще один солдат одновременно швырнул на землю винтовку. Другой тщательно сложил листовку и положил в карман. Все эти действия говорили о настроениях в гарнизоне, которые при всем желании нельзя было назвать боевым духом.

Капрал зарычал и стал отчаянно ругаться. Тогда солдат неохотно поднял винтовку, но другой стоял на своем. Он не пытался бросить вызов власти, а просто тупо стоял, давая понять, что никакая сила не сдвинет его с места. Он был сыт по горло военной службой, и капрал был ему не указ.

Неожиданно капрал снял брюки и демонстративно подтерся листовкой. Аудитория встретила его поступок гулом одобрения, перешедшим в рев, когда он брезгливо взял листовку двумя пальцами, понюхал и выпустил на свободу.

– Неплохой актер, – вполголоса поделился своими впечатлениями с Тиллером Барнсуорт.

Второй солдат медленно потянулся к своей винтовке и забросил ее на плечо со смущенной улыбкой. Тогда капрал уставился на солдата, положившего листовку в карман, и под его взглядом тот достал бумажку и бросил на землю.

– У Джованни, по-видимому, еще есть порох в пороховницах, – заключил Барнсуорт. Так он назвал капрала, потому что тот представлялся ему типичным макаронником.

– Очень скоро все станет на свои места, – ответил Тиллер. – Я хочу, чтобы ты здесь остался с Трантером и Симмондсом. Возьмите себе человек семь из гарнизона. Не думаю, чтобы фрицы пошли нам навстречу и явились сюда всем гуртом, построенные в шеренгу. Они наверняка появятся по крайней мере с двух сторон, и мне надо, чтобы ты прикрыл меня с тыла.

Барнсуорт согласно кивнул головой.

– Я возьму с собой пару ребят с тяжелым пулеметом, Джованни и один ручной пулемет. Пускай сам капрал выбирает четырех солдат, которых захочет прихватить с собой.

Тиллер жестом пригласил капрала и нарисовал на земле диспозицию, указав место засады и пояснив, что собирается предпринять. Капрал кивнул в знак того, что все понял. Тиллер велел ему выбрать четырех солдат, а потом, многозначительно подмигнув, положил ладонь левой руки на бицепс правой и согнул руку, выпятив мускул. Джованни ухмыльнулся. Он отлично понял этот жест.

Капрал выкрикнул четыре фамилии и коротко проинструктировал солдат. Одним из них был тот, кто вначале отказался поднять брошенную им винтовку.

– Это хорошие солдаты, – горделиво оповестил всех капрал.

Тиллер не видел никакой разницы между этой четверкой и теми, кто оставался. Все были небритыми, в рваных грязных мундирах и стоптанных башмаках. На одном из них были дешевые парусиновые туфли на резиновой подошве. Сержант указал на солдата, бросившего винтовку, и спросил, годен ли он для боя.

– Мой двоюродный брат, – пояснил капрал.

– Боже! – не выдержал Тиллер. – Они хуже, чем мафия.

– Вполне возможно, они и есть из мафии, – возразил Барнсуорт. – Ты, сержант, присмотри за ним, а то он чего доброго и в спину может пальнуть.

– Я постараюсь держать его в поле зрения, – пообещал Тиллер.

Засаду решили устроить на расстоянии около одной мили по тропинке, которая вела к выступу скалы, где высадился отряд СБС. Место оказалось еще лучше, чем запомнилось Тиллеру, потому что здесь тропинку сдавливали с двух сторон высокие горбы, образовав нечто вроде ущелья.

Тиллер установил тяжелый пулемет в голове засады, зная, что два солдата СБС не откроют огонь до тех пор, пока весь немецкий отряд не втянется в горловину, а итальянским солдатам с ручным пулеметом, на которых особых надежд не возлагалось, приказал расположиться в противоположном конце, чтобы отрезать противнику путь к отступлению. Остальных итальянцев рассредоточил вдоль тропинки.

– Объясните им, что стрелять придется сверху, а это значит, что прицел нужно брать ниже, – сказал Тиллер капралу, показав на ноги. В пылу боя даже бывалый солдат мог допустить такую ошибку. Джованни согласно кивнул.

– Без моего приказа огня не открывать.

Капрал снова кивнул.

Раздали гранаты. На этот раз британские, осколочные, более мощные, чем итальянские, и стали ждать.

Немцы загодя дали знать о своем приближении, громко обмениваясь на ходу впечатлениями и с треском попирая сапогами сухие ветки.

– Видимо, считают, что вышли на прогулку, – вполголоса сказал солдат СБС, готовя пулемет к бою. Внезапно Тиллера осенило и он невольно крепко сжал руку солдата. Тот недоуменно воззрился на него и спросил:

– В чем дело, сержант?

Тиллер проклинал себя за то, что проглядел очевидное. Да, прав был шкипер, когда говорил, что Тиллер устроен слишком консервативно и не способен использовать свой опыт и знания, чтобы держаться на шаг впереди противника. Из-за этого может прийти день, когда он поплатится жизнью, а вместе с ним и другие.

– Они специально много шумят, – прошептал он солдату.

Тот на секунду задумался. Ему уже доводилось сражаться с немцами в пустыне, и он знал их как коварного противника. В словах сержанта было нечто, что заставило солдата насторожиться.

– Возможно, ты и прав, сержант, – признал он.

– Забирайте пулемет и дуйте к Билли, – приказал Тиллер. – Передайте ему, что большая часть немцев направляется в его сторону. Забирайте с собой всех макаронников, кроме Джованни и его двоюродного брата. Оставьте мне еще парней с ручным пулеметом. И управляйтесь поживее.

Солдаты СБС выполнили приказ. Джованни и его кузен нервничали настолько, что едва держали винтовки в руках, и было не ясно, смогут ли стрелять. Крики немцев и треск сухих веток под их сапогами приближались. Тиллер прихватил автомат с глушителем и продвинулся чуть вперед, поближе к тропинке, жестом пригласив итальянцев последовать его примеру.

Внезапно в ста ярдах от Тиллера показались три немца. Он взял их на мушку, успев подумать, что ему несдобровать, если врагов окажется больше. Немцы не старались соблюдать тишину и продирались сквозь кусты с шумом и криком.

Тиллер попытался разглядеть, не покажется ли еще кто-нибудь из кустов, а потом решил, что врагов не больше трех, а с ними он вполне мог справиться. Он взглянул на Джованни и его родственника и жестом дал им понять, что стрелять будет сам.

Немцы были высокими, холеными, сытыми и отлично вооруженными, истыми арийцами с белокурыми волосами, но очень молодыми и чересчур самоуверенными.

Они вступили в узкое место на тропе, не приняв никаких мер предосторожности и даже не взяв оружие на изготовку. Когда до них оставалось десять ярдов, Тиллер встал и сделал три одиночных выстрела.

Показалось, что открыли три бутылки с шампанским. Первый немец получил пулю в горло еще до того, как увидел Тиллера. Автомат выпал у него из рук, солдат схватился руками за горло, резко повернулся и упал.

Второй немец заметил Тиллера в тот момент, когда сержант вторично мягко нажимал на спусковой крючок. Пуля ударила солдату в грудь и отбросила назад. Под ним подогнулись колени, и он свалился на своего товарища, лежавшего поперек тропинки, и умер до того, как упал на землю, но автомат из рук не выпустил. Только у немца, шедшего последним, был шанс что-то предпринять, и он упал на одно колено и взвел автомат. Послав пулю ему между глаз, Тиллер успел с восхищением подумать о быстрой реакции врага, но даже с такой реакцией у него не оставалось времени, чтобы прицелиться.

Уголком глаза Тиллер заметил, что оба итальянца вскочили на ноги. Взмахом руки он приказал им лежать и сам присел рядом, прислушиваясь.

На тропинке появилась маленькая ящерица, осмотрелась и скрылась в кустах. Первый немец издал странный горловой вздох, взбил каблуками землю и затих. Больше Тиллер ничего не видел и не слышал, если не считать жужжания мух, тучей кружившихся над трупами.

Несколько минут сержант оставался в этом положении, наблюдая за роем мух. Потом встал, жестом приказал итальянцам не двигаться с места, прошел к команде у ручного пулемета и пригласил их последовать за собой.

– Остальные немцы, видимо, пошли другой дорогой, подальше от берега, – сказал он Джованни. – Мы ударим им в тыл.

Итальянцы последовали за Тиллером по тропинке. Проходя мимо трупов, сержант невольно бросил взгляд на немца, которому пуля попала в горло, а потом быстро отвел глаза в сторону.

Они продвигались в глубь острова. Вдали от берега местность была скалистой и изобиловала крутыми подъемами и спусками. Местами попадались заросли кустарника, но в целом вокруг не было никакого укрытия. Лишь глубокая рытвина, русло ручья, который сбегал к морю в сезон дождей, обеспечивала скрытное продвижение. Однако и в этих условиях приходилось соблюдать осторожность и идти в затылок друг другу.

В конечном счете они вышли к заливу с тыла и теперь увидели перед собой немцев, вырисовывавшихся крупными точками на склоне холма. Они медленно приближались к оборонительным позициям гарнизона. Впереди послышались выстрелы, немцы залегли и открыли ответный огонь. Тиллер ползком продвинулся вперед, пока не нашел место, откуда можно было вести огонь по всей цепи немецких солдат, и позвал команду с ручным пулеметом.

Неожиданно на склоне холма вспух клуб дыма и последовал взрыв мины. «Вот сволочи!» – подумал Тиллер, который никак не рассчитывал, что немцы притащат с собой миномет, а уж использовали они это оружие, как говорили, со смертоносной точностью.

– Придется мне заняться минометчиками, – сказал он Джованни, указав на немецкую позицию и проведя ребром ладони по горлу. Капрал в ответ кивнул.

– Оставайтесь здесь и не открывайте огня до тех пор, пока я не расправлюсь с минометчиками, – добавил сержант и жестом показал стрельбу. – Все понял?

Джованни скорчил гримасу.

Тиллер ползком поднялся вверх по склону в тыл позиции минометчиков и подобрался к ним на дистанцию броска гранаты.

В небольшой яме, которая позволяла укрыться от огня со стороны залива, истово трудился минометный расчет. Заряжающий методически засовывал мины в ствол, откуда они уходили по назначению. Тиллер пронаблюдал за полетом двух мин, взорвавшихся ниже на склоне холма.

Второй немец вскрыл новый ящик с боеприпасами и подносил их к миномету. Там были и дымовые мины. Тиллер догадался, что немцы готовятся к атаке под прикрытием дымовой завесы.

Он подполз еще ближе, вытащил зубами чеку и швырнул гранату, которая должна была взорваться через пять секунд, а не через семь, как обычно, так что взрыв произошел, как только она коснулась земли. Раздался жуткий крик, и заряжающий стал корчиться на земле, а его напарник, схватившись рукой за ногу, попытался выкарабкаться из ямы. Тиллер уложил его двумя выстрелами.

«Пять гадов приказали долго жить, – подытожил сержант. – Осталось еще пятнадцать».

Он слышал, как отдавал распоряжения командир немецкого отряда, и постарался определить его местонахождение. Видимо, немецкий офицер решил атаковать итальянцев и без дымовой завесы, потому что лежавшие в цепи солдаты вскочили на ноги и побежали в сторону позиций гарнизона.

Противник оказался вне досягаемости огня автомата Тиллера, и сержант спустился в яму, бывшую позицию минометчиков, и взял одну из валявшихся на земле винтовок. У него вначале промелькнула мысль пустить в ход миномет, но пришлось бы менять прицел, и от этой идеи он был вынужден отказаться. Сержант тщательно прицелился из винтовки в немца, находившегося впереди и справа от него примерно в двухстах ярдах. Нажал на спусковой крючок и увидел, как немец упал, но не было полной уверенности, что пуля попала в цель. Немец мог просто споткнуться.

В этот момент заговорил ручной пулемет. Его команда заняла позицию чуть ниже и слева от сержанта, откуда можно было вести прицельный огонь, и первой же очередью были сражены три немца. Цепь противника смешалась. Отдельные солдаты продолжали бежать вперед, а другие залегли. Раздался свисток, и послышались команды немецкого офицера, старавшегося перекричать треск стрельбы, но вскоре и он был вынужден припасть к земле под огнем тяжелого пулемета с позиций гарнизона.

Тиллера нисколько не удивили последовавшие действия Барнсуорта, который решил развить успех и перешел в контратаку на правом фланге. Билли знал свое дело. Но сержант очень удивился, когда увидел, что Джованни и его двоюродный брат, находившиеся от него ниже по склону холма, вскочили на ноги и атаковали немцев на левом фланге. Тиллер слышал крики и ругательства, сопровождавшие бег итальянцев, и постарался прикрыть их огнем, пока они не скрылись за гребнем.

Правый фланг немцев начал обрабатывать второй тяжелый пулемет, и этого оказалось достаточно для того, чтобы над цепью взвился белый носовой платок, привязанный к штыку винтовки, его примеру последовали другие, и стрельба постепенно утихла.

Тиллер стал медленно спускаться вниз. Кто-то со стороны итальянцев прокричал по-немецки:

– Руки вверх! Руки вверх!

Один за другим немцы стали подниматься с земли, держа руки высоко над головами. Тиллер насчитал девять пар рук и начал приближаться, соблюдая осторожность. Он знал способность противника выкинуть какую-нибудь штучку.

– Идите сюда! – кричал по-немецки с позиций гарнизона знаток иностранных языков. – Быстрее! Быстрее!

Однако немцы не спешили идти вперед, и создавалось впечатление, что они вообще не решались сдвинуться с места. Они как бы вросли ногами в землю и, видимо, ожидали команды своего офицера. Решение за них принял тяжелый пулемет, пославший новую очередь над их головами. Стоявший ближе всех к итальянцам солдат побежал в их сторону, и его примеру последовали остальные.

Тиллер собрал свою команду – пулеметчиков и капрала с кузеном, расплывшихся в широких улыбках, и вместе с ними направился к заливу. Барнсуорт радостно его приветствовал.

– Ну спасибо, Тигр. Этот проклятый миномет доставил нам немало хлопот. И мне очень понравилось, что ты бросил макаронников в контратаку.

– Нет, не я, они сами по себе, – возразил сержант. – В атаку пошла победоносная итальянская легкая кавалерия.

– Не может быть! – удивился Барнсуорт. – Никак не ожидал от них такой прыти. А как ты догадался, что фрицы приготовили нам сюрприз?

– К сожалению, до меня не сразу дошло, – мрачно признался Тиллер.

– Но если бы ты вовремя не помог мне с пулеметом и солдатами, я уж и не знаю...

– Если, если, если. Так не годится, Билли, – сказал Тиллер.

Он почувствовал, как спадает охватившее его возбуждение, и поймал на себе взгляд Барнсуорта, смотревшего с сочувствием.

После паузы тот сообщил:

– Потеряли пару макаронников. Мина попала в щель, где они сидели.

Неожиданно для самого себя сержант взъярился без особой на то причины и заорал:

– Если бы они правильно рыли щели, с накатом, ничего бы с ними не случилось. Ни на что путное не способны.

Барнсуорт помолчал и мягко возразил:

– Ты не прав, Тигр. Мина влетела в окоп. Прямое попадание, так что шансов у них не было.

Тиллер вытер пот со лба и почувствовал, что напряжение спало. Устало вздохнув, он согласился с товарищем:

– Ты прав. Прости, пожалуйста. Еще есть потери?

– Пара раненных осколками от мин, у третьего рука прострелена, но ничего серьезного. Один из макаронников пошел в атаку в обратном направлении и получил осколок в задницу, так что в ближайшем будущем не сможет сидеть. Но должен признать, что в общем они повели себя достойно.

– А фрицы?

– На поле боя обнаружены восемь трупов, включая минометный расчет. Еще пара раненых, и они доживут до свадьбы, если макаронники не перережут им глотки.

– Еще три трупа у тропинки, – добавил Тиллер, и перед его глазами вновь встала туча мух.

– Надо бы их похоронить поскорее.

Итальянцы оживленно обсуждали результаты боя.

– Хорошо, очень хорошо, не правда ли? – допытывался капрал у Тиллера.

– Очень хорошо, – охотно согласился сержант. – Ты храбрый мужик, Джованни, и все твои солдаты храбрые люди.

Капрал понял, что англичанин не шутит, и бурный прилив ответной благодарности смутил сержанта.

«Бедняга, – подумал Тиллер. – Если бы тебя здесь застукали фрицы, они не стали бы рассыпаться в комплиментах, а просто бы всех перестреляли, и это – в лучшем случае».

Бальбао прибыл на место встречи с опозданием, так как его задержали на Сими после получения из Александрии сигнала тревоги: морская разведка донесла, что два итальянских эсминца, которые захватили немцы, вышли к островам с Крита.

Капитан итальянского корабля прихватил с собой фельдшера, появившегося на Сими с группой других английских специалистов. Его прибытие свидетельствовало о том, что Британия предпринимает все более энергичные усилия, чтобы укрепить позиции отрядов, дислоцированных на островах. Фельдшер осмотрел и оказал помощь раненым, которых погрузили на борт, и одновременно выгрузили на берег снаряжение и припасы для поредевшего гарнизона. Когда завершили все работы, наступил рассвет, и кораблю предстояло проделать обратный путь на Сими в дневное время.

– Итальянцы умеют драться, правда? – спрашивал Тиллера Джованни, долго тряся руку на прощание.

– Все очень хорошо, Джованни, очень хорошо. Удачи тебе, приятель.

Сержант знал, что итальянцу должно повезти, если ему суждено выжить, но удача требовалась сейчас каждому.

Команда корабля уже была готова к отплытию, когда что-то закричал один из матросов, указывая в сторону моря. Все еще находившийся под впечатлением от одержанной победы на суше, Тиллер совсем позабыл о существовании немецкой самоходной баржи и сразу даже не мог разобраться в том, что видит, когда из-за мыса показалась неуклюжая посудина. Бальбао скомандовал «полный вперед», и корабль устремился вперед, а команда встала у спаренной «бреды».

Первыми открыли огонь с баржи и засыпали 105-мм снарядами итальянский корабль, быстро набиравший скорость в стремлении поскорее выйти в открытое море. Немцы недооценили возможности противника, и снаряды подняли столбы воды далеко за кормой. Итальянцы открыли ответный огонь из 20-мм орудия, и Тиллер видел, как снаряды впиваются в цель.

Баржа была хорошо вооружена, но не обладала высокой скоростью и стала легкой мишенью. Итальянский корабль давал уже тридцать узлов, и у немецких артиллеристов практически не было никаких шансов попасть в цель. Бальбао прошел параллельным курсом, что позволило его стрелкам пройтись огнем по барже от носа до кормы. А затем итальянцам удалось всадить очередь в бак с горючим, и немецкое судно охватило море огня.

Бальбао приказал сбавить ход и вернулся к барже, но когда они подошли ближе, стало видно, что на том месте ничего нет, кроме огромного масляного пятна, местами подернутого языками пламени, и обгоревших кусков обшивки.

8

Тиллер внезапно проснулся. Стояла темная безлунная ночь. Легкий бриз нежно трепал снасти каика. Иногда порывы ветра становились сильнее, и судно поскрипывало бортом о край причала.

Штаб отряда СБС перенесли в порт, и там же была установлена более мощная рация, чем прежний аппарат. Один из пустующих домов на набережной превратили в казарму, но Тиллер предпочитал спать на борту каика, где никому не мог помешать со своими кошмарами.

Он встал, потянулся и тут же услышал голос Гриффитса, стоявшего на вахте:

– У меня как раз закипело, сержант. Могу предложить чашку чая.

Приняв у Гриффитса дымящуюся кружку, Тиллер сжал ее ладонями. С приближением осени в воздухе чувствовалась прохлада. Прихлебывая из кружки крепкий и сладкий чай, сержант задумался над тем, удастся ли выжить Джованни и всему гарнизону на Пископи. СБС поделился с итальянцами продуктами и прочими припасами и даже выделил им тяжелый пулемет, хотя расставались с ним крайне неохотно.

По мнению Тиллера, победа, одержанная над немецким патрулем, укрепила моральный дух итальянцев и не только потому, что им удалось нанести поражение своим бывшим союзникам, которых они терпеть не могли. Одновременно итальянцы поняли, что немцев можно и нужно бить, и маленький гарнизон прошел крещение огнем. Сержант пришел к выводу, что мужики повсюду одинаковые, и их, по сути, волнуют только две вещи: мужская потенция и мужское мужество, а еще им постоянно требуются доказательства своей способности преуспеть в обеих областях.

У Тиллера теперь не было ни малейших сомнений в том, что если немцы снова высадятся на острове, гарнизон окажет им достойное сопротивление. Перед отъездом сержант им сказал, что, если они струсят, он вернется и всех сам перестреляет. Сейчас он уже испытывал теплые чувства, почти уважение к этим смуглым неказистым мужикам и твердо знал, что не такие уж они плохие солдаты, как раньше представлялось, основываясь на истории итальянской армии. С хорошим командиром они могли проявить мужество и твердость. Тиллер припомнил, как Джованни бежал вниз по склону холма, что-то дико орал и размахивал над головой винтовкой. Это воспоминание вызвало улыбку. Да, все это, конечно, нужно было видеть, чтобы поверить, что так оно и было на самом деле.

– Я слышал, что ты на днях неплохо провел время на Пископи, – сказал Гриффитс, как если бы прочитал мысли Тиллера. – Немцы, которых ты привез оттуда, выглядели так, будто им жить надоело. Они, видимо, рассчитывали на то, что придут и дадут вздрючку макаронникам, а тут и ты подвернулся. На встречу с тобой у них расчета не было.

Тиллер выплеснул остатки чая в море и постарался несколько охладить воинственный пыл приятеля:

– До сих пор нам они попадались только небольшими группами, а очень скоро, думаю, двинут главные силы.

– А Ларсен заставил местных макаронников плясать под свою дудку. Если придут фрицы, мы им сумеем организовать встречу.

– Будем надеяться.

Тиллер побрился, сделал себе яичницу на два яйца, закурил и стал любоваться восходом солнца, когда на набережной появился Ларсен.

– С нашего наблюдательного пункта на Стампалии только что сообщили, что там застрял экипаж самолета британских ВВС. У них, видимо, отказал мотор, и пришлось выбрасываться с парашютом. Некоторые пострадали при приземлении, так что их нужно поскорее оттуда эвакуировать. Я не хотел бы просить Бальбао, чтобы сэкономить горючее, а здесь как раз подвернулся Эндрю. Он только что вернулся с Лероса и готов забрать летчиков на своем каике, но ему требуется сопровождающий. Ты не согласился бы провести несколько дней в море?

– Нет проблем, шкипер, – сразу согласился Тиллер.

Выбросив окурок за борт, философски заметил:

– Все лучше, чем сидеть здесь и ждать, когда заявятся фрицы.

– Вот и хорошо, – обрадовался Ларсен.

После паузы ехидно добавил:

– Эндрю понадобится помощь, и он хочет пригласить ту девушку в качестве лоцмана. Надеюсь, путешествие будет приятным. Ты же знаешь, какими романтическими бывают ночи на морской воде.

– Вам лучше знать, шкипер, – возразил Тиллер, чувствуя, что смущается. – Вы ведь служили в торговом флоте, если не ошибаюсь?

– Да, было такое, но служил исключительно на сухогрузах. На теплоходах бывать не случалось. Не везло. Но первым делом, Тигр, работа, а потом уже девушки.

С этими словами Ларсен повернулся, чтобы уйти.

«Женщины – только после работы» – было любимым изречением Ларсена и, по мнению Тиллера, означало, что командир требовал уделять своим обязанностям первостепенное внимание, не более того, без всякого заднего смысла.

Ларсен остановился и окликнул сержанта:

– Да, кстати, Тигр.

– Слушаю, шкипер.

– Мне кажется, ты отлично сработал на Пископи. Благодарю за службу.

– Спасибо, шкипер, но должен признать, что вначале они чуть меня не надули.

– Чуть, но не надули же. Есть подозрение, что у меня сложилось о тебе неверное представление.

– В каком плане?

– Блеск медяшек и сапог, Тигр. Вся эта мишура. Когда я тебя впервые увидел, я себе сказал; «Хороший мужик, нет сомнений, дисциплинированный, отлично подготовленный, все при нем. В общем, как раз то, что нам нужно на узкой дорожке, когда требуется что-то взорвать. Но смогу ли я сделать из него пирата? Есть ли у него авантюрная струнка? Способен ли он самостоятельно принимать решения?» Задавал я себе в тот день все эти вопросы, смотрел на медную пряжку на твоем поясе, начищенную до зеркального блеска, на сверкающий под солнцем значок на берете, и душу мою грызли сомнения.

Тиллер бросил взгляд на свои измазанные грязью башмаки, на рубашку и шорты, которые не менял уже целую неделю, и невольно улыбнулся. Он никак не вписывался в ряды морских пехотинцев в безупречно сидящей на них форме, выстроенных стройными шеренгами на плацу в Истни, и честно признался в этом.

– Я не знаю абсолютно ничего о строевом плаце и строевой подготовке, – добавил Ларсен, – но твой пример убеждает меня в том, что в этом что-то есть и нельзя сказать, что это чистая потеря времени.

– Есть какие-нибудь новости?

– Думаю, сейчас все зависит от того, какой из сторон удастся быстрее другой собрать воедино свои силы. Наш босс проделал большую работу, подготовив почву для прихода воинских частей, и сегодня по одному пехотному батальону дислоцировано на Косе, Самосе и Леросе. Но стоит проблема их снабжения на постоянной основе. Да и о нас не нужно забывать. С каждым днем активизируются самолеты люфтваффе, и, к примеру, вчера потопили два наших эсминца у Лероса. В общем, я считаю, что мы здесь держимся буквально на волоске. Единственное, что утешает, – немцы, видимо, до сих пор не знают, что мы сидим на Сими.

С наступлением сумерек на борт каика поднялся фельдшер СБС с медицинскими принадлежностями и тремя носилками. Кристос ввел комендантский час для района порта, чтобы горячие головы из числа местных жителей не натворили бед, так что на улицах никого не было и никто не видел, как за фельдшером последовала Анжелика. Спустя полчаса каик покинул гавань под мотором, вывесив на мачте турецкий флаг.

Военно-морская разведка сообщила СБС из Бейрута, что, по сведениям греческих партизан, которые доставил Тиллер с Родоса, немцы ускоренными темпами наращивали силы и средства на этом острове, а также усиливали патрулирование с моря и воздуха близлежащих островов. В этих условиях возрастал риск встретить вооруженное вражеское судно, и орудие на каике подготовили к бою, спрятав поблизости дополнительный боезапас. Рядом неотлучно дежурил Гриффитс в готовности открыть огонь по первому приказу, а остальные члены команды вооружились автоматами и винтовками и хранили их под рукой.

Лодку, которой пользовались разведчики, убрали, а на ее место поставили носилки, прикрыв парусиной. Запаслись также водой, горючим и боеприпасами. При виде Тиллера Анжелика лишь кивнула и, улыбнувшись, прошла в кубрик к Мейгену. Они расстелили на коленях карту и стали прокладывать курс к намеченной цели.

Стампалия была расположена на крайнем западе Додеканесских островов и от Сими находилась в семидесяти милях. Мейген и Анжелика пришли к выводу, что самым безопасным путем послужит курс на север по направлению к далеко выдававшемуся в Эгейское море выступу турецкого побережья, который образовывал залив Дорис. Хотя как немцы, так и британцы регулярно нарушали международный закон и вторгались в турецкие воды, и имело смысл держаться как можно ближе к берегам Турции, а участки открытого моря пересекать по ночам.

По мере того как Сими и лежавший к северу крохотный островок Нимос медленно отходили все дальше за кормой, а машина продолжала делать свое дело ритмично и мощно, на лице Брайсона расплывалась все более широкая самодовольная улыбка. Фельдшер принес с собой арбуз, разрезал и охотно всех угощал. Короткий переход к берегам Турции занял меньше часа, но показалось, что на это ушло значительно больше времени, потому что команде пришлось постоянно вглядываться в линию горизонта и прислушиваться, не застучат ли машины других судов.

Где-то на полпути показалось, что вдали работает мощный двигатель военного корабля, но море до самого горизонта оставалось чистым, звук постепенно угас и напряжение ослабло, когда они вошли в территориальные воды Турции. Мейген изменил курс, взяв на запад, и вскоре каик вошел в залив, где было решено переждать до вечера следующего дня.

Встали на якорь и прикрыли судно камуфляжной сеткой, после чего Гриффитс вскипятил чай и раздал бутерброды с консервированной говядиной. Перекусив, стали ждать, а кто мог, лег спать. Потом наступил рассвет, окрасив в красный цвет прибрежные голые скалы, и пришлось ждать, пока солнце не опишет круг над морем и не начнет садиться за Нисирос, остров вулканического происхождения, и лежащие к северу от него Яли и Ясси. По имевшимся сведениям, Нисирос не был заселен и там не содержали гарнизонов ни немцы, ни англичане, а когда с наступлением сумерек каик проходил между островами, не было замечено никаких признаков жизни.

– Послушай, как тебе удается найти дорогу ночью, если вокруг ни единого маяка или буйка? – не выдержал Тиллер, обращаясь к Мейгену. Лейтенант, казалось, в совершенстве владел искусством навигации между островами, когда ему случалось в безлунные ночи перевозить разведгруппы или припасы для команд на наблюдательных постах.

– Я ориентируюсь по силуэтам, – пояснил Мейген. – Отправляясь в путь, я знаю, что мне должен первым повстречаться определенный остров или скала. Это – отправная точка. Затем беру новый курс с таким расчетом, чтобы очертания определенного острова или горы просматривались в промежутке между другими островами или горами. Либо чтобы один остров наложился на край другого. Так и нужно идти, и всегда знаешь, что следуешь верным курсом. Но все это возможно при тихой погоде, конечно. Кроме того, мне никак не обойтись без помощи лоцмана, знакомого с местными условиями, если приходится посещать некоторые узкие гавани. Должен признать, что все наши навигационные карты безнадежно устарели.

В доказательство Мейген показал на карте несоответствие между реальным и нарисованным положением.

Когда они выбрались из хитросплетения мелких прибрежных островов и вышли к западу от Нисироса, Мейген взял курс на юг по направлению к крохотной гавани Мальтезана, где была назначена встреча с группой СБС, дислоцированной на острове, который лежал к северу от Стампалии.

Ночью внезапно поднялся сильный ветер, что Анжелика назвала началом позднего мельтеми, и к утру все продрогли и промокли от водяных брызг. На рассвете впереди завиделась Стампалия, и ее гора с двумя вершинами вначале создала впечатление двух островов. Под руководством Анжелики Мейген провел каик к Мальтезане, выкручиваясь между мелкими островками, сторожившими вход в гавань. Прибрежная часть оказалась на удивление зеленой, приятный сюрприз на фоне голых скал, а почва была красноватой. В заливе можно было укрыться от мельтеми.

На берегу никого не было, кроме поджидавшего их капрала СБС, который привел с собой двух членов экипажа самолета британских ВВС и сообщил, что двое других получили столь серьезные повреждения, что он побоялся их трогать.

Сгрузили на берег носилки и припасы, а тем временем сняли, прочистили, тщательно смазали и водрузили на место орудие. Затем Тиллер с Брайсоном и фельдшер в сопровождении двух солдат СБС отправились на Панормос на противоположном конце острова, где находился наблюдательный пост. Они пересекли узкий перешеек и прошли вдоль берега к небольшому заливу.

На скале, возвышавшейся над заливом, стояла небольшая деревянная хибара, вдоль стен которой солдаты уложили ряды камней. Из окна открывалась широкая панорама Эгейского моря. За линией горизонта на юго-западе лежал оккупированный немцами Крит, а за множеством островов в западной части бассейна находилась оккупированная немцами Греция.

– Что-нибудь интересное видели? – спросил Тиллер у капрала Пэдди Донингтона, пока фельдшер занимался ранеными, лежавшими в углу хижины.

– И много! – не преминул похвастаться капрал. – Особенно в последние два дня. В основном самолеты, идущие на Родос, но и немало мелких судов. Шхуны, иногда самоходные баржи, в общем, обычное. Но мне кажется, готовится какая-то крупная операция. Откровенно говоря, меня удивило, что вы решились на эту рискованную поездку.

– В Каире хотят увидеть экипаж этого самолета, – пояснил Тиллер. – Летчиков ценят намного выше, чем любого из нас.

Подошел фельдшер с мрачным лицом и сказал Тиллеру:

– Одному я сделал укол морфия. У него перелом ноги, но ничего страшного, но второй в очень тяжелом состоянии, и я бы не рекомендовал трогать его с места. Он все равно не переживет путешествие к гавани, не говоря уже об обратном пути на Сими.

Сержант приблизился к умирающему и увидел перед собой совсем молодого парня.

– Что у него? – спросил у фельдшера.

– Внутренние повреждения, но не берусь сказать, что именно.

Тиллер взглянул на часы и понял, что времени остается очень мало. Им нужно было выходить в море с наступлением сумерек.

– Сколько он еще протянет, на твой взгляд?

– Трудно сказать. Может, час, а может, и день. Кто знает?

Пока Тиллер раздумывал над тем, что предпринять, к нему подошел Донингтон и отвел в сторону.

– Вот уже час или более того, – сообщил капрал, – Дейв ведет наблюдение за шхуной, которая идет в нашем направлении с юго-запада. Судно явно отклонилось от курса на Родос и, вполне возможно, приближается к нашему острову.

Тиллер прошел с капралом по тропинке вдоль берега к руинам здания, которое в свое время наверняка служило сторожевой башней. Солдат СБС Дейв Шон, расположившийся среди камней, передал сержанту бинокль и указал в сторону моря со словами:

– Вон то судно.

Тиллер направил бинокль в указанную сторону. Перед глазами встало двухмачтовое судно. Носовая мачта была короче основной, что свидетельствовало о принадлежности к шхунам. Но сейчас она шла под мотором и взрезала волны при скорости в пять узлов, хотя ее изрядно трепал мельтеми.

– Шхуна, оснащенная на арабский манер, – заметил Шон.

– Что ты имеешь в виду, черт возьми? – удивился Тиллер.

– У нее парусная оснастка, как у арабского судна, доу, из тех, которыми часто пользуются немцы.

Тиллер рассмотрел на палубе четверых, а вскоре к ним присоединились еще четыре человека. Даже на дистанции в несколько миль можно было безошибочно определить, что это за люди.

– Ты уверен, что она идет сюда?

– Мне так кажется, – уклончиво ответил Донингтон. – Все суда, идущие на Родос, обычно держатся дальше на север или на юг.

– Как скоро они будут здесь?

– Если они идут к Мальтезане – а скорее всего, направляются именно туда, поскольку только там можно высадиться, – у них дорога займет по меньшей мере три часа. Может, и больше.

Они вернулись в хижину, и Донингтон связался по полевому телефону с Мальтезаной, чтобы предупредить о незваных гостях. Тиллер велел фельдшеру оставаться с летчиками и Дейвом, забрал с собой Брайсона и Донингтона, и они отправились к Мальтезане.

Когда Мейгену сообщили, что в гавань, возможно, войдет немецкая шхуна, он предложил план действий:

– Мы устроим им большой сюрприз. Схоронимся за мысом и оттуда разнесем их в щепки.

– Чем? – поинтересовался Тиллер.

– Из нашей пушки, естественно.

– А кто-нибудь ее когда-нибудь испытывал? – спросил сержант с сомнением в голосе.

– Я, – с готовностью ответил Гриффитс. – Бьет под дых.

– Я не намереваюсь здесь рассиживаться и ждать, когда они соблаговолят сюда заявиться, – возразил Мейген.

С ним трудно было не согласиться. Элемент внезапности мог сыграть решающую роль, но сержант все еще колебался. Его мало привлекала перспектива вручить свою судьбу в руки яхтсмена-любителя, у которого, насколько знал Тиллер, не было никакого боевого опыта.

Мейген неправильно истолковал его молчание и стал горячо внушать:

– Ну что ты, Тигр? Их же всего восемь.

– Я видел только восемь, – уточнил сержант, сделав ударение на слове «видел», а потом решился:

– Впрочем, будь по-вашему.

– Вот и хорошо. Мы подыщем местечко, откуда увидим их до того, как они нас заметят, прикроемся камуфляжной сеткой и будем ждать. Застанем их врасплох.

Это означало, что все яйца окажутся в одной корзине, а такой расклад не сулил ничего доброго.

– Я предлагаю оставить на берегу Пэдди, – сказал Тиллер. – Он сможет вести наблюдение и предупредить нас о приближении шхуны, если мы не услышим стук их мотора. К тому же он при необходимости прикроет нас огнем.

– Отличная мысль, – похвалил сержанта Мейген. – Гриффитс станет у орудия, вы с Джоком возьмете пулемет, а Донингтон останется на берегу, и мы дадим ему автомат.

– Если вы не против, – возразил капрал, – я бы предпочел мою винтовку. Она не может похвастаться высокой скорострельностью, но можете поверить мне на слово, что обладает завидной точностью и я могу поразить цель на дистанции в двести ярдов и больше.

– Прекрасно, – продолжал бурлить радостью Мейген. – Теперь возьмем карту и найдем себе местечко получше.

В спорах и дискуссии они позабыли об Анжелике, сидевшей на камне у воды в ста ярдах от мужчин. Одной рукой она подпирала подбородок, а в другой держала карту и бездумно смотрела в сторону моря.

– Черт! – ругнулся Мейген. – А с ней что будем делать?

– С собой мы ее взять не можем, – вмешался Тиллер.

– Правильно, на берегу она будет в безопасности, – согласился Мейген.

Тиллер подошел к Анжелике и попросил у нее карту.

– Что происходит? – поинтересовалась девушка.

После того как сержант ввел ее в курс дела, она согласилась остаться на берегу и найти себе укромное место, но потребовала пистолет. Тиллер в ответ отрицательно мотнул головой.

– Если у нас ничего не выйдет, нельзя, чтобы тебя обнаружили с оружием в руках. Откуда им знать, кто ты? Они наверняка примут тебя за местную.

В ее глазах читалось столько презрения, что Тиллеру стало не по себе.

– Если захотят, они быстро узнают, кто я и откуда. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что они обязательно захотят узнать?

Сержант заколебался.

– Мне нужен пистолет, чтобы застрелиться, – зло продолжала девушка. – Вы знаете, что делают немцы с теми, кого они подозревают в связях с партизанами? Как вы думаете, что они сделают, если меня найдут?

Тиллер присел на корточки и постарался поймать ее взгляд.

– Послушай, – мягко сказал он. – Если хочешь, я тебе свой отдам, но я тебя никогда не прощу, если ты пустишь в ход пистолет.

Какое-то время она смотрела на него с удивлением, а потом расхохоталась.

– Я всегда подозревала, что у англичан весьма своеобразное чувство юмора, – выдавила она из себя сквозь смех.

– Нет, ты мне дай слово, что обязательно спрячешься, – настаивал Тиллер. – Если увидишь, что все пошло кувырком, ступай на другой конец острова, где есть наш наблюдательный пост. Вот здесь, – добавил он, показывая на карте. – Они о тебе позаботятся.

Он достал из кобуры свой 9-мм кольт, вынул обойму с патронами и показал девушке, как с ним обращаться, а потом передал ей оружие. Она профессиональным жестом взвесила пистолет в руке, вставила обойму и поставила на предохранитель. Глядя на нее, Тиллер смекнул, что Анжелике и прежде случалось держать оружие в руках, и он поделился с ней своими мыслями. Но в ответ девушка только хитро улыбнулась и сказала:

– Не волнуйтесь, я хорошо спрячусь. Обещаю.

Мейген расстелил карту на плоском камне и указал на небольшой выступ к северу от гавани.

– Мне кажется, – предложил он, – нам нужно остановиться здесь.

Донингтон взглянул на карту из-за плеча Мейгена и охотно согласился:

– Я тоже так думаю.

Повернувшись к Тиллеру, добавил:

– До скорого, сержант.

С этими словами капрал вскинул на плечо винтовку и зашагал в сторону.

Выступ скалы оказался превосходным местом для засады, поскольку над морем выдавался, как крыша, огромный камень, а под ним спряталась крохотная бухта. Команда каика протянула тросы к берегу и укрыла судно камуфляжной сеткой, а потом заняла боевые позиции.

Гриффитс развернул «солотурн» на сошке в расчете вести огонь с правого борта к носу, а ручной пулемет установили в кубрике, где специально для этих целей в планшир была вделана бронзовая втулка. По общему мнению, дистанция не должна была превысить трехсот ярдов, если немцы выйдут из-за мыса по направлению к Мальтезане. На таком расстоянии даже из «солотурна» трудно было промахнуться.

Вскоре после того как каик был надежно укрыт, на берегу появился Донингтон, сообщивший, что нашел отличную огневую позицию и что видел немецкую шхуну примерно в одной миле от побережья. По его словам, судно явно шло к берегу.

– Замечательно, – заявил Мейген. – Все складывается как нельзя лучше. Значит, так. Гриффитс, вначале веди огонь по машинному отделению, а затем нужно перенести огонь ниже ватерлинии. Тигр, твоя задача – первым делом убрать рулевого, а потом не выпускай немцев на палубу. Огонь открывать после моего выстрела.

Тиллер молча кивнул, поднял прицел, поставил на автоматический огонь и привел пулемет к бою. Приклад под рукой казался мокрым от пота, но удобно улегся в плечо, и сержант спокойно примерялся с прицелом.

Рядом с Тиллером лежал с карабином Брайсон, разместив неподалеку запас боекомплекта для пулемета.

Казалось, минула целая вечность, пока не послышался мерный стук дизельного двигателя шхуны. Звук становился все громче, а потом начал затихать, и Тиллер не сразу сообразил, что судно подошло к выступу скалы, и шхуна показалась раньше, чем снова донесся громкий стук двигателя.

Судно шло точно по курсу, который они ранее вычислили, и оказалось гораздо больших размеров, чем представлялось с высоты наблюдательного пункта. В длину достигало по меньшей мере восьмидесяти футов, а круто изогнутый корпус свидетельствовал об арабском происхождении. Шхуна была когда-то покрашена белой краской, о чем сейчас можно было только догадываться, а нос был увенчан причудливой резьбой. В носовой части у пулемета на двуноге стояли два немца, и еще трое с автоматами на плечах маячили у фок-мачты. Рулевой на корме стоял на возвышении, так что мог видеть далеко вперед, и обеими руками держался за большой изогнутый румпель.

Все немцы уставились вперед, кроме одного, находившегося в кубрике. Он прикрыл глаза ладонью и глядел назад.

Тиллер внимательно наблюдал за тем, как немец перевел взгляд с мыса в сторону каика. Потом скользнул глазами по берегу бухты, и сержант лишний раз поздравил с победой начальника службы камуфляжа девятой армии, который изобрел сетку и сам ее раскрасил. Несомненно, это был непризнанный гений.

Однако камуфляжная сетка предназначалась для прикрытия с воздуха, а не с моря на близком расстоянии. Видимо, странный силуэт под скалой насторожил немца и он вернулся взглядом к каику, поднял к глазам бинокль, висевший на шее, и в этот момент его застрелил Мейген.

Почти одновременно открыл огонь Гриффитс. Отдача у «солотурна» была столь сильной, что каик зашатало, но это не помешало Тиллеру снять рулевого короткой очередью.

Затем он повернул пулемет к другому концу шхуны и длинной очередью расправился с пулеметным расчетом. Тем временем услышал два, три выстрела из карабина Брайсона, а потом снова заговорил «солотурн».

Вначале показалось, что ничего не произошло, и шхуна продолжала идти вперед без рулевого, но потом она стала рыскать на ходу. Вновь заговорил «солотурн», заставив каик вздрогнуть, и двигатель шхуны захлебнулся и замолк, а судно потеряло ход.

Тиллеру теперь трудно было найти новую мишень, потому что оставшиеся в живых немцы попадали на палубу, а те, кто оставался внизу, решили, видимо, не показывать носа. Но Донингтон оказался в лучшем положении и методично расстреливал немцев со своей позиции на верху скалы. Шхуна едва продвигалась вперед, и было видно, что осела в воду, но Гриффитс продолжал всаживать в ее корпус 20-мм снаряды.

Один из немцев, оказавшийся храбрее или глупее своих товарищей, открыл ответный огонь из-за фок-мачты, но очереди из «шмайсера» пронеслись над каиком, никому не причинив вреда, а стрелка прикончила и вышвырнула за борт очередь из пулемета на каике.

Шхуна заплясала на одном месте, и изнутри выплеснулся язык пламени. Гриффитс прекратил огонь, и все молча наблюдали за тем, как судно пошло вниз кормой. Вода стала заливать кубрик, когда показались два оставшихся в живых немца, бросившиеся в море.

Тиллер видя, как немцы судорожно барахтаются в воде, стараясь поскорее добраться до каика, раздумывал над тем, куда девать двух пленных и где разместить экипаж самолета. В этот момент раздался взрыв, и каик содрогнулся от носа до кормы. Волны одна за другой ударили в борт, и высоко в воздух взлетели обломки, падавшие в воду со всех сторон. После чего на волю вырвался огромный клуб пара, и остатки шхуны скрылись под водой.

– Наверное, нам нужно подобрать тех двух фрицев, – неуверенно предложил Мейген.

– Нет смысла, – возразил Тиллер. Он прекрасно знал, что происходит с теми, кому случается оказаться вблизи подводного взрыва: в таких случаях живот разрывает, как у вспоротой ножом рыбы. – Они уже отошли к праотцам.

К ним подошел довольный собой Гриффитс, сияя широкой улыбкой.

– Я же тебе говорил, сержант, что швейцарцы умеют делать не только часы с кукушкой, и у них это здорово получается.

Упоминание о часах с кукушкой воскресило в памяти Тиллера его любимую присказку, отражавшую не лучшее мнение о флотских офицерах. Теперь приходилось признать, что и среди них есть неплохие ребята. Во всяком случае, Мейген повел себя превосходно и проявил хладнокровное мужество во время короткого боя. А сейчас он уже достал бортовой журнал и спешил сделать записи, пока в памяти были свежи детали.

– Название шхуны не заметили? – спросил он, но никто ему не смог помочь.

– Вы ее слишком быстро потопили, сэр, – указал Гриффитс.

– Она была оснащена на арабский манер – это единственное, что я знаю, – сказал Тиллер.

– Что ты сказал? – удивленно переспросил Мейген.

– На арабский, говорю, манер. Я думал, вы и сами это заметили, сэр.

– Не знал, что ты у нас специалист не только по самолетам, но и по парусным судам, Тигр. А как ты думаешь, что у нее было на борту, чтобы произошел такой сильный взрыв?

– Скорее всего, мины.

* * *

На берегу залива отряд СБС встречали как героев. За время их отсутствия поступила радиограмма с приказом снять наблюдательный пост и забрать с собой солдат, из чего все заключили, что надвигаются какие-то крупные события.

Брайсон отправился, чтобы привести фельдшера, и прибыл как раз в то время, чтобы помочь похоронить одного из летчиков, скончавшегося вскоре после визита Тиллера, и доставить второго на носилках. К тому моменту, когда ЛС8 покинула Стампалию, прошло уже два часа после наступления темноты. На палубе каика было не повернуться, но погода стояла отличная. Раненого, лежавшего на носилках, укрыли брезентом, и вокруг собрались все остальные. Анжелика оставалась в кубрике с Мейгеном и Гриффитсом, по очереди встававшими на вахту у руля. Брайсон раскочегарил «матильду» до непривычной для каика скорости, и судно мелко дрожало, скользя по гладкой воде.

За час до рассвета показался Нисирос, а когда над горизонтом прорезались первые лучи солнца, стал слышен гул орудий и рокот моторов самолетов, доносившиеся со стороны Коса, лежавшего у линии горизонта к северу.

Тиллер внимательно всмотрелся вдаль в бинокль и воскликнул:

– Вон там, смотрите!

На остров пикировали «юнкерсы», и грохот разрывов бомб катился по воде, как гром. Потом с северо-запада показались транспортные самолеты, под брюхом которых вспыхнули купола парашютов. Над «юнкерсами» кружились охранявшие их «мессершмиты», но британских самолетов не было видно.

– Мы можем прибавить ход? – спросил у Брайсона Мейген.

– Судно и без того едва не разваливается, – возразил механик.

Команда и пассажиры каика были потрясены увиденным и провожали взглядами далекую картину немецкого вторжения на Кос, пока турецкий берег не заглушил звуки боя, а потом и остров исчез из поля зрения.

В полдень, как было условлено, Мейген вышел на радиосвязь с Сими и получил приказ следовать на Кос, чтобы забрать Джерретта. К сожалению, на Сими не знали, где именно находится на острове Джерретт, а связь была очень плохой и принять четкую радиограмму не удалось.

Новая задача поставила перед ними проблему, как поступить с раненым летчиком, которому срочно требовалась квалифицированная медицинская помощь. Мейген и Тиллер обсуждали этот вопрос, как вдруг увидели шедший им навстречу под парусом другой каик.

Гриффитс помчался в носовую часть к «солотурну», а Тиллер вынес на палубу ручной пулемет, и они стали наблюдать в бинокль за медленным приближением судна. Оно было примерно такого же размера, что и ЛС8, но выглядело как обычное местное суденышко.

– Что скажешь, Тигр?

– Возможно, это всего лишь греческое судно.

Он передал бинокль Анжелике, и она подтвердила его догадку.

– Я хочу передать им на борт наших пассажиров, а потом мы пойдем к Косу, – сказал Мейген.

Тиллер согласно кивнул. Когда греческий каик подошел на расстояние слышимости, с ним вступила в переговоры Анжелика. На первых порах греки не проявили большого желания ложиться в дрейф, но сразу же спустили паруса, когда Гриффитс снял парусиновый чехол с орудия у фок-мачты.

– Они с Калимноса, и это не вызывает у меня сомнений, – сказала Анжелика.

– Передай им, – попросил Мейген, – что мы им хорошо заплатим, если они согласятся перевезти на Сими раненого и его товарищей.

Анжелика передала просьбу на греческое судно и, получив ответ, сообщила:

– Деньги им не нужны. Они окажут нам услугу бесплатно.

Греческое судно подошло к борту каика, и раненого на носилках осторожно перенесли. За ним последовали остальные, и Мейген знаком показал Анжелике, что она должна к ним присоединиться, но девушка отказалась.

– Вы знаете район Коса? – спросила она.

– Нет, – признался Мейген, – но я его вижу и при всем желании не смогу пройти мимо.

– А я знаю там каждый камень и бухту. Навигация у Коса – не такая простая задача, как может показаться.

Мейген вопросительно посмотрел на Тиллера, который в ответ только пожал плечами. «Какого черта! – думал он. – Если она умеет обращаться с пистолетом, нельзя подумать, что перед нами милая невинная девушка, случайно оказавшаяся в гуще войны».

Они проводили глазами греческий каик, повернувший к Сими, а потом и сами развернулись и взяли курс на Кос.

– Нам нужно держаться ближе к берегу, а затем пересечь открытое море, когда будем напротив острова, чтобы войти в гавань, – предложила Анжелика.

– А может, найдем местечко поближе? – спросил Мейген, глядя на карту.

Анжелика указала тонким пальцем нужное место и пояснила:

– Ближе к нам находится бухта Камарес, которой пользовались до войны суда, перевозившие руду, которую добывают в районе возле порта. Но оттуда трудно добираться до других частей острова, и поэтому лучше идти к порту Кос.

Когда они обогнули мыс Крио и стали пересекать залив Кос, вначале едва слышимый, грохот боя зазвучал намного громче.

– Если они возьмут Кос, – заметил Мейген, – Сими превратится в кусок колбасы, зажатой, как в бутерброде, между Косом и Родосом.

– Или ржавым гвоздем в их заднице, – уточнил Тиллер. – Пока Сими в наших руках, под угрозой их фланг.

Над портом Коса господствовал старый замок, возвышавшийся к югу от входа в гавань. По мере приближения команда каика могла рассмотреть порванный британский флаг, развевавшийся над замком.

– Поднять британский флаг, – скомандовал Гриффитсу Мейген. – Я бы не хотел, чтобы какой-нибудь лихой артиллерист продырявил нам борт.

Но у артиллеристов явно были иные мишени и поважнее, чем каик. Когда они проходили мимо величественных каменных стен замка, сверху почти вертикально свалились с воем два «юнкерса», сбросили бомбы, вышли из пике, развернулись и ушли на север в сопровождении облачков разрывов снарядов, которые посылали им вслед из замка.

Грохот бомбовых разрывов поднял в небо тучу песка и каменных обломков.

– Тащи сюда ручной пулемет, – приказал Тиллеру Мейген. – Если эти сволочи снова здесь появятся, у нас будет чем их угостить.

Вдали за портом громко частили пулеметы и временами доносился грохот орудия более крупного калибра. «Скорее всего, – подумал Тиллер, – немецкий десант использует легкие орудия для горной местности. Нашим ребятам несдобровать».

По-видимому, защитники Коса были предупреждены о высадке, потому что в гавани практически не было кораблей. В дальнем конце лежало полузатопленное десантное судно, а в другом отходил от причала британский эсминец. Когда он проходил мимо, Мейген приказал Гриффитсу приспустить флаг. После длительной паузы удивленно созерцавший их с открытого мостика офицер отдал команду так же приветствовать каик.

По трем прямым золотым нашивкам на погонах белой форменной рубашки и «яичнице-болтунье» на тулье фуражки Тиллер опознал в нем капитана третьего ранга королевского военно-морского флота. Он склонился над поручнями мостика и крикнул:

– Кто вы такие, черт побери?

– Флотилия шхун Леванта, сэр, – прокричал в ответ Мейген.

– Никогда не слышал, – пробурчал капитан и отодвинулся от поручней.

– Видно, слава о нас еще не прокатилась по морям и океанам, – печально признал Мейген, обращаясь к своим товарищам.

Когда они заняли у причала место, которое только что освободил эсминец, навстречу вышли пехотный майор и два военных полицейских. У майора был вид человека, которому приходится решать одновременно несколько сложных задач.

– Я начальник отдела эвакуации порта, – представился майор. – Хотелось бы знать, что вы себе думаете? У нас в разгаре бой по отражению атаки противника, а вы появляетесь как ни в чем не бывало, будто на прогулке. Вам крупно повезло, что не попали под бомбы. Кто вы и что здесь делаете?

– Флотилия шхун Леванта, сэр, – доложился Мейген, небрежно отдав честь.

– Никогда не слышал, – сухо сказал майор и отсалютовал, прикоснувшись кончиком стека к фуражке. Мейген встретился глазами с Тиллером, и сержант с трудом сдержал улыбку.

– Особые задания, – пояснил Мейген.

Майор слегка подобрел.

– Ага, понимаю. Кто ваш непосредственный начальник и что это за люди с вами?

Он сурово посмотрел на Анжелику, и она отвернулась.

– Специальный лодочный дивизион, сэр, – отрапортовал Тиллер, отдав честь по всем правилам. – У нас есть приказ немедленно разыскать майора Джерретта. Вы не могли бы нам подсказать, где его можно найти?

– Джерретт, говорите?

Это имя сработало как пароль, и майор скомандовал полицейским:

– Покажите им дорогу к штабу майора Джерретта, как только они будут готовы отправиться в путь.

Пустынные улицы были завалены мусором, поскольку «юнкерсы» не оставляли своим вниманием порт с началом немецкого вторжения. Мейген и Тиллер осторожно пробирались между обломками вслед за двумя военными полицейскими.

– А куда подевались местные жители? – поинтересовался Мейген.

– Большинство ушло в горы до того, как все началось, – ответил полицейский. – Они, казалось, узнали о готовящейся немецкой операции чуть ли не раньше нас. Кто-то наверняка прячется в погребах, если есть погреб. А вот мы и пришли.

Штаб Джерретта был расположен в здании старого каменного склада на окраине порта. В проеме двери, выбитой взрывной волной, висел мешок. Тиллер откинул полог и вошел внутрь, и за ним по пятам последовал Мейген.

Слева от них радист в наушниках работал телеграфным ключом. Рядом с ним читал радиограмму Джерретт, восседавший на перевернутом ящике. Он вскинул голову при виде Тиллера, ответил на его приветствие и раздраженно спросил:

– Где вас черти носили?

– Мы прибыли сюда, как только смогли, – оправдывался Мейген. – Мы находились в пути на Сими со Стампалии, где подобрали раненого, когда получили вашу телеграмму. Что здесь происходит?

Джерретг встал, показал на карту Коса, висевшую на стене, и обрисовал обстановку:

– Они высадились на берегу силами двух батальонов: на мысе Фока вот здесь, чуть западнее, и еще в двух местах. Кроме того, высадили воздушный десант, и в районе аэродрома Антимахия сейчас действуют около двухсот парашютистов. Это вот здесь. Брандербуржцы.

– Брандербуржцы?

– Брандербургский полк. Силы особого назначения. Немецкий вариант наших коммандос. У меня там двадцать человек пытаются сдержать их натиск и не дать им захватить аэродром, но уже поступил приказ к отступлению.

– Как вы думаете, сэр, мы сможем отбить атаку? – спросил Тиллер.

– Не похоже, – признал майор. – Мы пытались мобилизовать гарнизон и воодушевить его на ратные подвиги, но, откровенно говоря, ничего у нас не получилось. Да и о чем здесь говорить, когда у нас нет воздушной поддержки? Здесь было несколько «спитфайеров», но их расстреляли на земле, не дав подняться в воздух, а когда сюда пытаются прорваться «бофайтеры» с Кипра, их тут же отгоняют «мессершмиты».

Радист передал Джерретту еще одну радиограмму. Майор ее быстро пробежал глазами, смял в руке и бросил на пол.

– Немцы взяли аэродром, – мрачно сообщил он. – Теперь нужно перебросить сюда как можно больше судов из нашей флотилии, чтобы эвакуировать живую силу. Как вы думаете, сколько судов мы сможем мобилизовать?

– По последним данным, – ответил после недолгого раздумья Мейген, – мы располагаем четырьмя каиками, если, конечно, ничего не потеряли за минувшие двое суток. Есть еще пара катеров, но они у Кастельроссо, и это все.

– Значит, этого должно хватить, – сказал Джерретт. – Эндрю, тебе придется перебросить меня с моим штабом на Лерос. Прямо сейчас. Тебе, Тигр, нужно остаться и подождать прибытия солдат, оборонявших аэродром в Антимахии. Ты введешь их в обстановку и покажешь, где грузиться на каики. Я уже отдал приказ Бобу Бэрингу отходить до падения аэродрома, и он знает, что мы передислоцируемся на Лерос. Завтра за тобой придет Эндрю. А теперь пошли.

С наступлением сумерек Тиллер проводил ЛС8, покинувший гавань Коса со штабом Джерретта, заполонившего все пространство на палубе. Спустя час, у причала встали два каика с Лероса, а в полночь прибыл третий с Левиты. Эти суда оперировали в северной части Додеканесских островов: помогали оборудовать наблюдательные пункты на малых островах и перебрасывали разведчиков из Группы дальнего действия в пустыне на крупные острова. Тиллер подсчитывал, сколько пассажиров может взять на борт каждое судно, вводил их в курс обстановки и возвращался в опустевший штаб Джерретта.

Вскоре прибыла первая группа солдат из подразделения Боба Бэринга. К тому моменту немцы ужесточили атаки и мины взрывались уже в порту. По общему мнению, на рассвете противник должен был перейти в решительное наступление.

Бэринг и Тиллер рассадили солдат СБС по каикам, которые сразу же взяли курс на Портолаго – главный порт Лероса. Понимая, что защитники порта долго не продержатся, Тиллер покинул остров с последним каиком и в Портолаго встретился с Мейгеном, который сообщил, что Кос пал.

9

После падения Коса каики из флотилии шхун Леванта отправлялись на остров по ночам в стремлении спасти как можно больше солдат британского гарнизона. Группы СБС рыскали по всему острову в поисках солдат, избежавших плена, и переправляли их на каиках на Лерос. Спустя неделю стало ясно, что больше никого найти не удастся, операция была свернута, и ЛС8 вернулся на Сими.

В первую ночь, когда каик сторожко пробирался на юг вдоль побережья Турции, поднялся мельтеми, принесший осеннюю прохладу. Через пролив, отделяющий Кос от материка, было видно, что в порту острова еще не утихли пожары, и Тиллер подумал о жертвах среди британских солдат, пытавшихся противостоять превосходящим силам немцев.

Перед рассветом разыскали убежище в узком пустынном заливе, где можно было укрыться за небольшим островом от жестокого холодного ветра. Натянули камуфляжную сетку и проспали весь день, а с наступлением сумерек продолжили путь. Небо было затянуто дождевыми тучами.

Вскоре после того как обогнули мыс Крио, «матильда» вновь закапризничала и отказалась вернуться к жизни, несмотря на все усилия Брайсона. Пришлось поднять паруса, а при ветре с правого борта каик резко накренился и пенил волны бросками, переворачивавшими пустые желудки команды.

На рассвете небо по-прежнему было затянуто тучами, и каик входил в гавань Сими под проливным дождем. Позднее ветер упал, они легли в дрейф в заливе и стоически мокли под дождем, пока Ларсен не выслал катер итальянского гарнизона, который отбуксировал каик к причалу.

Ларсен сообщил неприятную новость. Разведывательная служба в Каире перехватила немецкую информацию, говорившую о намерении взять Сими после падения Коса. Он также рассказал, что оккупация немцами Коса окончательно деморализовала итальянский гарнизон и что некоторые солдаты побросали оружие, переоделись в штатское и ушли в горы.

– Они знают, что им грозит, когда сюда придут немцы, – сказал Тиллеру Ларсен и провел указательным пальцем по горлу. Сержант подметил, что капитан сказал «когда», а не «если».

В последовавшие дни над портом Сими дважды кружился немецкий разведывательный самолет фирмы «Блом энд Фосс» и однажды над заливом пролетел «мессершмит». Затем пришел день, когда на рассвете итальянцы с наблюдательного пункта на юге острова взволнованно доложили по полевому телефону, что видят приближающиеся к ним два или три судна. Позднее уточнили, что одно из судов – большой каик под флагом ВМС Германии, а на палубе полным-полно солдат. За каиком следовали десантное судно, также набитое солдатами, и легкий катер, который в мирное время, скорее всего, развозил туристов по малым островам либо принадлежал одному из местных богачей.

Ларсен приказал Тиллеру и Барнсуорту собрать всех оставшихся солдат итальянского гарнизона. Они обыскали весь замок, внезапно опустевший и обезлюдевший, и только в одной из прилегающих построек смогли найти двадцать солдат, сбившихся в кучу.

Тиллер накричал на них, требуя, чтобы они взяли оружие и готовились к выходу. Сообщил, что надо организовать отпор высадке немцев, о приближении которых итальянцы явно знали, судя по выражению их лиц. Пока солдаты неохотно выполняли приказ, появился Перквеста, принявшийся скороговоркой раздавать команды по-итальянски.

– Передайте им, – попросил Перквесту Тиллер, – что война для них не закончена. Они будут защищать территорию своей страны и будут сражаться храбро.

Его выслушали скептически.

– Передайте им, что я позабочусь о том, чтобы они храбро сражались, и я буду находиться сразу за ними. Скажите им, что в бою с немцами некоторые из них погибнут, но, если они не выполнят мой приказ, они погибнут все. Потому что я все время буду позади и пристрелю каждого, кто не выполнит приказ.

Перквеста уставился на сержанта с широко раскрытым ртом.

– Синьор, – пролепетал он, – вы этого не сделаете. Женевская конвенция... Она не предусматривает...

– К черту Женевскую конвенцию! – отрезал Тиллер. – Вот моя Женевская конвенция.

Говоря это, он потряс автоматом. У Перквесты ходуном заходил острый кадык, но его перевод возымел на солдат должное действие.

– Мне кажется, – заметил Барнсуорт, – что они поняли, что ты не шутишь, Тигр.

– Какого черта! Конечно, не шучу! – в сердцах воскликнул сержант, осознав, что за последние недели многому научился у Ларсена.

Повернулся к Перквесте и четко отдал честь.

– Все отлично, сэр. А теперь все на двор с оружием в руках, – скомандовал Тиллер.

Под предводительством Перквесты солдаты гарнизона молча проследовали к тому месту, где их поджидал Ларсен с отрядом СБС. Он сообщил, что немцы намерены высадиться в заливе Пети к югу от порта Сими, согласно информации, поступившей с итальянского наблюдательного пункта.

– Со мной пойдешь ты, Билли, и эти ребята, – распорядился Ларсен, обращаясь к Тиллеру. – Тед Уоррингтон и наши люди остаются в резерве и расположатся возле порта.

Они поднялись по склону голого холма, разделявшего два залива, и достигли гребня, где стояли заброшенные ветряные мельницы. Ларсен приказал остановиться и отправился на разведку. Вернулся с довольной улыбкой на лице.

– Их всего около двадцати, – сообщил он, – и они еще только начали карабкаться вверх по тропинке от моря. Я не видел, есть ли у них минометы, но у них точно один пулемет, винтовки и автоматы. Судя по тому, как они держат в руках оружие, большого сопротивления не ожидают. Мы взойдем на гребень, польем их огнем и покончим с ними штыковой атакой.

– Со штыками? – переспросил Перквеста, которого подобная перспектива привела в ужас.

– Да, возьмем их в штыки, и передайте вашим солдатам, чтобы они примкнули штыки.

Англичане с трудом скрывали усмешки, наблюдая за тем, как итальянские солдаты выполняют приказ.

– Если фрицы не погибнут от ран, их прикончит столбняк, – прокомментировал события Барнсуорт. – Эти штыки не видели света Божьего с начала войны.

Итальянцам было приказано рассредоточиться вдоль гребня, а Тиллер и Барнсуорт прикрывали самый опасный – правый фланг. Когда все заняли позиции, Ларсен скомандовал открыть огонь.

К удивлению англичан, итальянские солдаты вначале неплохо себя проявили и несколько немцев были убиты. Но как только противник залег и открыл ответный огонь, прыти у итальянцев заметно поубавилось и они приуныли.

Именно в эту минуту Ларсен вскочил на ноги и скомандовал гарнизону идти в атаку.

К счастью, немецкий пулеметчик поспешил и первая очередь прошла высоко над головами, но этого оказалось достаточно для того, чтобы большинство итальянцев попадали на землю и отползли назад. Тиллер понял, что вряд ли удастся снова их поднять, и пожалел, что с ними не было Джованни и его двоюродного брата. Они бы показали этим трусам, как надо вести себя в бою. Сержант ползком подобрался к Ларсену, который тоже был вынужден искать укрытия после неудавшейся атаки с примкнутыми штыками, и спросил:

– Как поступим, шкипер? Будем ждать, пока они сами сюда придут, или нам с Билли спуститься и разделаться с ними?

Ларсен задумчиво почесал щетину на подбородке и поделился своими соображениями:

– По сути, здесь негде укрыться, и, если у немцев окажется миномет, они устроят нам кровавую баню. Если, конечно, итальянцы еще раньше не разбегутся, хотя пока они лежат спокойно. Возьми Билли и несколько итальянцев и попробуй обойти немцев с фланга. Тогда я подниму оставшихся в атаку с фронта, а вы прикроете нас огнем.

– По-моему, есть смысл попробовать. Тиллер отобрал, на его взгляд, наиболее боеспособных итальянцев и повел их под прикрытием гребня на правый фланг. Через какое-то время выдвинулся вперед, чтобы разведать местность, и увидел в пятистах ярдах руины каменного здания. От него земля круто уходила вниз к заливу Пети, который виднелся с новой позиции. Сержант заметил немцев у развалин, но не мог их подсчитать, а дальше виднелся кончик мачты немецкого каика, и Тиллер горячо надеялся, что сумеет его потопить. Но вначале нужно было разделаться с группой, высадившейся на острове.

Тиллер подозвал Барнсуорта, вручил ему бинокль и попросил:

– Видишь те руины? Как ты думаешь, чем немцы там занимаются?

– Переносят грузы с каика, – убежденно сказал Барнсуорт. – Видимо, они считают, что останутся здесь навсегда. Сколько нам еще ползти?

– Еще сотню ярдов или около того, а потом мы обойдем их с фланга.

Тиллер знаком пригласил за собой итальянцев, а когда они увидели под собой залегшую цепь немцев, скомандовал открыть огонь. Немцы рассредоточились, но укрыться им было негде, и, когда Ларсену удалось поднять итальянцев в атаку, большая часть немцев скатилась вниз к заливу. Их преследовали огнем солдаты под предводительством Тиллера, изрядно возбудившиеся, когда увидели бегущих немцев.

– Ну, а теперь что будем делать, шкипер? – спросил Тиллер, воссоединившись с Ларсеном.

– Должен признать, что их оказалось больше, чем я предполагал, – ответил Ларсен.

– Но и нас значительно больше, чем они предполагали, шкипер, – возразил Барнсуорт.

– Но большая часть наших солдат не рвется в бой, мягко говоря, – раздраженно напомнил Ларсен. – Думаю, придется найти иной подход. У нас есть каик и итальянский корабль, и мы атакуем противника с моря. Если потопим их суда, отрежем им путь к отступлению. Ты, Билли, веди огонь и не давай им поднять головы. Кто-нибудь из макаронников еще готов сражаться?

– Парочка наберется, – ответил Барнсуорт. – Вид бегущих немцев их вдохновил.

– В качестве подкрепления я пришлю тебе Кристоса с его людьми. Мы с тобой, Тигр, пойдем на каике, а Тед и прочие – на итальянском корабле. Если немцы попытаются выйти в море, тем хуже для них. Если нет, мы возьмем их в заливе.

Несмотря на героические усилия, предпринятые Брайсоном, машина ЛС8 упорно отказывалась работать, но погода стояла ясная, и с турецкого берега задувал «солдатский бриз», как называл его Мейген, и нельзя было пожелать лучшего, если они хотели войти в залив Пети при попутном ветре. На борт каика погрузили итальянский пулемет «бреда» в дополнение к «солотурну» и английскому вооружению и подняли паруса.

– Интересно, когда королевскому британскому флоту в последний раз довелось идти в бой под парусами? – раздумчиво промолвил Мейген. – Чтоб вы знали, ребята, мы наверняка войдем в историю.

– Кстати, Эндрю, а что такое «солдатский бриз»? – спросил Ларсен.

– Это такой ветер, при котором даже солдат способен идти под парусом.

Перед Бальбао поставили задачу обогнуть остров, чтобы войти в залив Пети с востока. Немцы вряд ли ожидают появления противника с этого направления. К тому же корабль пойдет под итальянским флагом, что может окончательно сбить немцев с толку, и огня они не откроют. Каику пришлось повернуть на другой галс, чтобы выбраться в море, что заняло немало времени, и, когда они миновали мыс у северной оконечности залива Пети, солнце уже клонилось к линии горизонта.

Временами доносились звуки стрельбы на холме.

Постепенно перед ними открылась панорама залива, а через некоторое время стали видны и руины каменного здания в его дальнем конце.

Над каиком подняли турецкий флаг, что, по мысли Мейгена, должно было ввести немцев в заблуждение на начальном этапе. Но как только их заметили, из пулемета, находившегося в руинах здания, дали предупредительную очередь. За ней последовала вторая, и пули вспенили волны перед носом каика, продолжавшего движение.

К тому моменту с борта ЛС8 уже видели немецкий каик, стоявший на якоре. За ним маячили десантное судно и прогулочный катер.

– Займись немецким пулеметом, – скомандовал Мейген, и Гриффитс сбросил чехол с «солотурна» и стал посылать снаряд за снарядом в руины здания, а Тиллер и Уоррингтон открыли огонь по каику.

– Поднять британский флаг! – приказал Мейген Брайсону.

Из руин здания показались фигурки людей, бегущих к берегу. Пулеметные очереди взрывали воду у борта, а каик содрогался от огня «солотурна». Тиллер видел, как летели щепки от немецкого судна под огнем британского и итальянского пулеметов. Он также заметил, что немцы спешно разворачивают в их сторону тяжелый пулемет, установленный на десантном судне.

Тиллер изменил прицел и дал короткую очередь по десантному судну, и солдат у пулемета свалился на палубу, но тут же его место занял другой.

– Поставь судно так, чтобы немецкий каик оказался между нами и пулеметом, – скомандовал Ларсен Мейгену, и тот взял новый курс.

Но немцы разрубили якорную цепь, и каик стал медленно отходить от берега под огнем с британского судна.

Ларсен попытался достать огнем рулевого, но тот был хорошо защищен мешками с песком. Медленно, но верно немецкий каик направлялся к выходу из залива.

Тиллер жал на спусковой крючок «бреды», но пулемет молчал. Видимо, отказал механизм. Проклиная все итальянское, сержант схватил винтовку, и как раз в этот момент заговорил тяжелый пулемет с десантного судна.

Первая очередь прошла высоко над их головами и прошила скалу за ЛС8. Но Тиллер знал, как и все его товарищи, что деревянный корпус каика не выдержит ударов крупнокалиберных пуль противника.

Мейген вновь попытался поставить ЛС8 так, чтобы его защитил от пулеметного огня немецкий каик, но теперь уже расстояние между судами было слишком велико. Вторая очередь с десантного судна разорвала парус и разбила гафель. Оставался только парус на фок-мачте, и каик сбавил ход.

Тиллер знал, что следующая очередь прошьет корпус судна, развернувшегося бортом к немцам, пулеметчик никак не мог промазать даже в сгущавшихся сумерках.

В этот момент позади послышался рев машины итальянского корабля, и расчет спаренной «бреды» открыл огонь. Трассы протянулись над ЛС8 в сторону немецкого десантного судна. Пулемет там замолчал, а потом в воздух взвился длинный язык пламени и раздался глухой взрыв. После чего итальянцы перенесли огонь на руины каменного здания.

Немцы стали разбегаться, и Барнсуорт со своим отрядом вели по ним огонь, хотя прицелиться в наступающей темноте становилось все труднее. Немецкий каик попытался скрыться, но спаренная «бреда» не дала ему далеко уйти. В воздух полетели куски корпуса и обшивки, и команда попрыгала за борт. Машина замолкла, а судно, оставшееся без управления, было подхвачено течением и его вынесло на скалы у мыса.

Оставалось разделаться с прогулочным катером, но он даже не сдвинулся с места, потому что Гриффитс продырявил ему борт и команда брела на берег по пояс в воде.

Внезапно стало тихо и темно, и только ярко светилось объятое пламенем десантное судно. Над заливом взвилась красная ракета, и постепенно утихла стрельба на холме над заливом.

– У вас все в порядке? – прокричал Бальбао, подойдя к каику бортом.

Мейген поднял вверх большие пальцы в знак того, что лучше не бывает, и попросил отбуксировать ЛС8 в гавань.

– Без проблем, – ответил Бальбао, радостно возбужденный успехом проведенной операции. – Всегда готов помочь королевскому военно-морскому флоту. Для меня это удовольствие.

С итальянского корабля бросили буксировочный трос, и Гриффитс прикрепил конец к основе мачты.

Теперь, когда бой закончился, Тиллер вспомнил об итальянском пулемете, который подвел его в критический момент, разозлился и вышвырнул «бреду» за борт.

У причала их поджидал Кристос, сообщивший, что атака с моря способствовала полному разгрому немцев, так как итальянский гарнизон, воодушевленный успехами на воде, устоял на своих позициях и не дал противнику прорвать оборону. Правда, в конечном счете части немцев удалось пробиться, но они уже не помышляли о наступлении на порт Сими и просто растворились в ночи. По словам Ларсена, скорее всего, они попытаются укрыться в горах в надежде, что со временем за ними придут и спасут. Но если им повстречаются местные жители, также ищущие убежища в горах, вряд ли кто-то из немцев спустится к побережью.

На следующий день Мейген отправил Тиллера и Гриффитса на гарнизонном катере с задачей осмотреть немецкий каик, засевший на скалах, и доставить в гавань прогулочный катер. На судне не нашли ничего интересного, кроме пары трупов и бутылки шнапса. Немцев похоронили по морскому обычаю, отдав воинские почести, прихватили с собой шнапс и отправились на поиски прогулочного катера.

На склоне холма над заливом виднелись группы итальянцев с кирками и лопатами. Они собирали вместе и хоронили убитых немецких солдат. Прогулочный катер, затонувший на небольшой глубине, имел пробоину в борту, но во всех других отношениях не пострадал. Англичане его вытащили на берег, заделали дыру и отбуксировали в порт.

Брайсон, только что закончивший ремонт машины каика, с интересом разглядывал трофей.

– Да, надо признать, – сказал он, – что макаронники умеют делать скоростные лодки.

Механик опробовал двигатель катера, вытер руки тряпкой и заключил, не скрывая восхищения:

– Это движок фирмы «Альфа-Ромео», мощность которого в лошадиных силах я даже не берусь измерять. На мой взгляд, можно развить скорость в пятьдесят и больше узлов.

На Ларсена эта оценка не произвела большого впечатления.

– Короче говоря, – подытожил он, – нам эта хреновина ни к чему.

Тиллер не сводил блестевших от возбуждения глаз с катера, построенного людьми, которые имели в виду скорость и только скорость.

– Так сколько, говоришь, он может дать узлов, Билли?

– Я считаю – пятьдесят. Естественно, на спокойной воде. Если его разогнать на такой скорости на волне, затонет, как камень. Не могу понять, зачем фрицы его сюда притащили.

– Возможно, чтобы ходить в разведку, – высказал свои соображения Ларсен. – Я думаю, нам нужно от него избавиться.

– Погодите, шкипер. Не надо спешить, – остановил его Тиллер. – Как знать, он может нам очень пригодиться.

– Ладно, не возражаю, – неохотно согласился Ларсен. – Только уберите его с глаз. У меня есть подозрение, что отныне мы станем объектом пристального внимания для «юнкерсов».

Многие местные жители, будто провалившиеся сквозь землю перед немецким нападением, теперь снова появились на свет.

– Откуда местные жители узнали о предстоящей немецкой атаке? – спросил Ларсен у Анжелики, когда посетил таверну вместе с Тиллером.

– Внутренний голос, – ответила девушка. – У нас выработался своеобразный инстинкт. Люди здесь живут бок о бок с войной уже очень давно и знают, что нужно делать, чтобы остаться в живых.

– А где они прячутся?

– В горах. Там есть вода и немного еды, которую припрятали заранее в надежном месте. Таким путем люди избегают репрессий, и они так поступали не одно столетие во времена турецкого правления. Турки время от времени посылали в горы вооруженные отряды в поисках беглецов, но никогда никого не могли найти. Да и как можно найти человека в горах? Это же невозможно!

– А партизаны там есть? – спросил Ларсен как бы мимоходом.

– Возможно, – ответила Анжелика после небольшого колебания.

– А какие партизаны?

На лице девушки не дрогнул ни один мускул.

– Монархисты или коммунисты? Какие из них? – допытывался Ларсен.

Анжелика вытерла руки подолом фартука и тихо молвила:

– Если хотите, я могу узнать для вас. А теперь вам придется меня извинить. Надо обслужить других посетителей.

– Когда немцы снова здесь появятся, – остановил Анжелику Ларсен, задержав ее за рукав платья, – их будет значительно больше, чем в последний раз, и нам понадобится помощь всех, кто готов ее оказать.

– Да, я понимаю, – ответила девушка, склонив голову.

– Нам нужно знать, сколько в горах партизан, нуждаются ли они в оружии и боеприпасах, – стоял на своем Ларсен. – Но самое главное – мы хотели бы знать, готовы ли они нам помочь, либо их заботит только один вопрос – кто будет править островами после войны. Как ты думаешь, Анжелика, они занимаются политикой или намерены сражаться?

Девушка не пыталась высвободиться, но когда Тиллер поймал ее взгляд, он понял, что шкипер встретил человека, который ни в чем ему не уступит. Анжелику явно разгневала попытка Ларсена удержать ее у стола силой, но она не подала виду и спокойно попросила:

– Пожалуйста, отпустите меня. Мне нужно идти. Но если вы настаиваете, я попытаюсь для вас все разузнать.

Ларсен снял руку с рукава платья. Девушка бросила прощальный взгляд на Тиллера, круто развернулась и исчезла за темной занавеской.

Ларсен недовольно хмыкнул и потянулся к стакану.

– Знаешь, Тигр, – поделился своими сомнениями шкипер, – иногда у меня возникает подозрение, что твой хорошенький лоцман поддерживает связи со странной компанией. Теперь я понимаю, что имел в виду ее отец, когда говорил, что у него упрямая дочь. Она с характером, не так ли?

– На редкость красивая девушка, – восхищенно воскликнул Барнсуорт. – Как-то раньше я этого не замечал. Да и лоцман прекрасный, надо отдать ей справедливость.

– Может быть, мы не нашли к ней подхода, – раздумчиво сказал Тиллер. – Вы же знаете, какие греки легкоранимые.

– Надо бы тебе попытаться с ней разобраться, – посоветовал Ларсен Тиллеру.

– Это мне? – искренне удивился и несколько встревожился сержант. – Она при мне рта не раскрывает. Не ответит, даже если я просто спрошу, который час.

– Не увиливай, Тигр. Это очень важно. Мне кажется, что ты ей все же нравишься.

Падение Коса вогнало клин в систему британской обороны островов, поскольку теперь были изолированы гарнизоны на Леросе и Самосе. Оно также положило конец планам разместить на островах самолеты союзников, а люфтваффе тем временем сконцентрировала все внимание на усилиях против британского гарнизона на Леросе, перерезав пути снабжения. Спустя пять недель, потеряли и этот остров, а в результате был полностью изолирован последний и самый крупный гарнизон на Самосе.

Немецкие самолеты патрулировали воздушное пространство столь эффективно, что для крупных британских военных кораблей стало практически невозможно проходить с севера на запад между Родосом и турецким побережьем. Однако береговым силам и каикам все еще удавалось пробираться к Сими и Самосу и снабжать гарнизоны, но идти приходилось, тесно прижимаясь к берегам Турции, по ночам, а днем отстаиваться в мелких бухтах, укрывшись камуфляжными сетками.

– Я слышал, что наш босс со своей командой сейчас находится на Самосе, – сообщил Ларсен после падения Лероса. – Он говорит, что создалось крайне серьезное положение. Высшее начальство все еще хотело бы здесь удержаться, потому что не отказалось от планов захвата Родоса. Насколько я понимаю, этот план крепко засел в их головах. Однако все остальные считают, что долго мы не продержимся. Поэтому нам следует доказать прямо противоположное. Фрицы теперь знают о нашем присутствии на Сими, но у них хватает забот дальше на севере, и пока они ничего путного предпринять не могут, кроме как время от времени посылать на Сими «юнкерсы». В общем, пока мы здесь остаемся, но очень скоро может наступить время, когда придется убираться, и скорее всего – на материк в Турцию.

Это сообщение вызвало удивление.

После паузы Ларсен продолжал:

– Есть одно дело. Морская разведка только что сообщила, что два эсминца, которые засекли в округе в прошлом месяце, сейчас стоят в порту Родоса. Пока они там, большой угрозы они не представляют, но можно допустить, что их перебросят в Портолаго, поскольку немцы уже захватили Лерос. В настоящий момент эсминцы нуждаются в стоянке в сухом доке, чего в Родосе им не могут обеспечить. А Портолаго, как известно, был главной итальянской базой в этом районе, и там есть все, в чем могут нуждаться эсминцы. Мне не нужно вам говорить, какие могут быть серьезные последствия, если два подобных достаточно крупных корабля начнут оперировать в этом районе.

– Боюсь, они пройдут мимо «солотурна»

Гриффитса, не заметив, что он стреляет, – вставил Барнсуорт.

У него в последнее время появилась неприятная привычка с шумом втягивать воздух сквозь зубы, что очень раздражало Тиллера.

– Ты прав, Билли, – согласился Мейген. – Откровенно говоря, у нашего флота в этом районе нет ничего, что можно было бы противопоставить этим эсминцам, и станет еще хуже, после того как им прочистят котлы, обеспечат полную заправку горючим, укомплектуют вооружениями и боеприпасами.

Последовала пауза, в течение которой осмысливалась полученная информация. Затем Ларсен в своей обычной манере, как бы мимоходом, произнес слова, возымевшие эффект разорвавшейся бомбы:

– У нас спрашивают, не могли бы мы что-нибудь сделать с этими эсминцами.

– Боже! – простонал Тиллер.

– А какого дьявола они от нас ожидают, шкипер? – язвительно спросил Барнсуорт. – Они, видимо, хотят, чтобы мы вышли в море на каике, а когда покажутся эсминцы, мы им помашем ручкой, попросим остановиться и поинтересуемся, не станут ли они возражать, если мы их затопим.

Лицо Ларсена озарила озорная мальчишеская улыбка.

– Мне думается, Билли, – сказал он, – что мы придумаем нечто получше. Самолеты ВВС, базирующиеся на Акротири, сумели сделать для нас снимки эсминцев в порту Родоса. Сегодня вечером нам их доставит спасательное судно ВВС.

– Конечно, у нас есть Бальбао, – с сомнением в голосе заметил Тиллер, – но боюсь, что итальянский корабль не выстоит против эсминцев, даже если они полностью не укомплектованы.

– Ни малейшего шанса, – подтвердил Мейген, – но я не сомневаюсь, что итальянцы согласятся попробовать, если их попросить.

– У нас есть единственный шанс – напасть на них в порту, – заключил Ларсен. – Если ждать, пока они появятся у Лероса, это значит многим рисковать. Да и в любом случае, они могут туда и не пойти. Нам нужно попытаться до них добраться до того, как они выйдут из порта.

– А у нас есть сведения об их планах, шкипер? Мы знаем, когда они выходят? – спросил Тиллер.

– По оценкам разведки, у нас как минимум сорок восемь часов, а максимально – семьдесят два. Не больше.

Как и было обещано, данные аэрофотосъемки доставили в тот вечер, и Ларсен разложил снимки на столе. На фотографиях, снятых вертикально, четко просматривались все три гавани порта. Со стороны моря – Мандраки, самая маленькая, была изображена справа, а за ней раскинулся современный город. За ней шла Эмборикос, где у причала стояли оба эсминца, а за ними лежал старый город Родос и замок в углу снимка. К Эмборикосу прилегала Акандия, стоянка для коммерческих судов с длинным причалом. В мирное время возле него швартовались паромы и торговые суда. Большая глубина воды в Эмборикос хорошо просматривалась на фотографиях в отличие от небольшой глубины воды в гавани Акандия.

Ларсен собрал вместе все фотографии, относящиеся к Эмборикосу, и начал их внимательно рассматривать с помощью стереоскопического увеличителя.

– Кто бы ни сделал эти снимки, он заслуживает ордена, – заключил он. – Нет, вы только посмотрите на это.

Ларсен передал фотографии Мейгену, который принялся их рассматривать с помощью специального прибора. Каждая деталь гавани четко вырисовывалась на снимках.

– Как вам это удается? – спросил Мейген у сержанта, доставившего снимки.

– В принципе, сэр, все довольно просто. Фотоаппарат работает в автоматическом режиме и делает серию снимков, в которой каждая новая фотография на шестьдесят процентов накладывается на предыдущую, а при движении самолета получаются снимки под разным углом. Как видите, если совместить две последовательные фотографии и рассматривать место стыка с помощью увеличителя, создается трехмерный эффект. Поэтому так четко видны все детали.

– Это уж точно, – охотно согласился Мейген.

Можно было легко различить даже предметы на палубах эсминцев, пришвартованных борт о борт, и четко виделся человек на мостике, прикрывший ладонью глаза от солнца, чтобы посмотреть на пролетающий самолет. Несколько человек застыли на бегу явно в попытке добраться до зенитных установок по обе стороны за трубой.

– Думаю, сэр, вам больше пригодятся наклонные снимки, – сказал сержант, передавая Ларсену еще один пакет.

– Вот это да! – восхитился Ларсен, разглядывая новую партию фотографий. – И как же вашему летчику удалось это чудо? Ведь ему наверняка пришлось фотографировать с высоты не более ста футов.

– Янки ссудили нам пару фотоаппаратов Р-38, сэр, а с ними промашки не бывает.

Тиллер слышал, что с этими аппаратами действительно можно было творить чудеса, но, разглядывая новые снимки через увеличитель, он пришел к убеждению, что их автору не занимать храбрости. Нужно быть отчаянно смелым, чтобы работать на столь малой высоте.

Снимки, сделанные под наклоном, производили еще большее впечатление, чем вертикальные, и вход в гавань был виден, как если бы он представал с моря. Четко просматривался эсминец, стоявший мористее, а у второго корабля виднелась только носовая часть, но можно было прочитать номерные знаки обоих.

– ТА-14 и ТА-17, – вслух прочитал Тиллер и вопросительно взглянул на сержанта ВВС.

– Буквами ТА, – пояснил тот, – немцы обозначают эсминцы, которые им достались из флотов других стран, а эти, как вы наверняка знаете, входили в состав флота Италии.

– Нам что-нибудь о них известно? – спросил Ларсен.

Сержант ВВС передал ему лист бумаги.

– Здесь все, сэр, – сказал он.

Взглянув на часы, добавил:

– Извините, сэр, но я вынужден откланяться. Моему шкиперу не хотелось бы здесь задерживаться до рассвета, потому что его не привлекает перспектива заполучить дыру в палубе от немецкой бомбы.

– Оба корабля уже давно в строю, – сказал Ларсен, просмотрев после ухода сержанта полученные от ВВС данные. – Эсминец поменьше носил имя «Сан-Мартино» и принадлежит к классу «женерали». Спущен на воду в 1920 году, турбинные машины фирмы «Зоэлли», максимальная скорость тридцать два узла и команда 105 человек. Второй корабль – «Турбина», первый из класса «турбина», чуть побольше и более мощный. Спущен на воду в 1927 году, команда 142 человека, максимальная скорость тридцать шесть узлов. Оба водоизмещением около одной тысячи тонн.

Статистические данные восприняли в молчании, которое нарушил Мейген.

– А что у них на вооружении? – тихо спросил он.

– Главный козырь «Турбины» – четыре орудия калибра 4,7 дюйма. Корабль имеет также четыре 37-мм и два 13-мм зенитных орудия. На «Сан-Мартино» четыре четырехдюймовых и два трехдюймовых орудия, а также несколько зенитных пулеметов. Оба, естественно, обладают торпедными аппаратами.

Со стороны моря донесся гул машины спасательного судна ВВС, отходившего от причала. Никто не проронил ни слова, пока звук не затих вдали.

– Черт! – вполголоса выругался Мейген.

Ларсен оглядел мрачные лица своих товарищей и весело сказал:

– Так, с детскими шутками покончено. Нам предстоит серьезная работа. Что скажешь, Тигр?

Тиллер еще раз просмотрел все снимки с помощью стереоскопического увеличителя, а потом уже открыл рот.

– Существуют два пути достижения цели: с моря и суши.

– Трудно не согласиться, – не преминул съязвить Ларсен. – Нам следует изучить оба и, возможно, придется оба испытать.

– Однако по суше это займет массу времени. Если высадиться там, где в первый раз, оттуда шагать не меньше двадцати миль.

– А нельзя ли высадиться ближе к порту?

– Может, и удастся, но нам нельзя ошибиться, а провести предварительно разведку не сможем.

«Сколько бы ни было затрачено времени на разведку, его никогда нельзя считать потерянным впустую, – подумал Тиллер. – Если бы знать заранее, можно было разведать этот район, когда мы были там поблизости с Билли».

– А с моря?

Тиллер вновь углубился в снимки с увеличителем.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – плавучего бона нет, но вход очень узкий, не шире двухсот ярдов, думаю. Не вижу, как мы можем войти в гавань незамеченными. Смотрите, здесь видны наблюдательные посты в конце причала слева, а также справа у мола. Если не ошибаюсь, гавань окружена довольно высокой стеной. Наверняка там есть патрули, а сверху просматривается любое движение на воде. Если бы эсминцы были пришвартованы слева или стояли на якоре у мола, до них можно было бы добраться. Но сейчас у нас только один путь – нужно входить прямо в гавань. Однако, на мой взгляд, нас засекут задолго до того, как мы сможем что-то предпринять.

Сержант передал фотографии и увеличитель Ларсену, и тот вновь стал их изучать, барабаня пальцами по столу.

– Выходит, – заключил командир, – нам придется идти по суше и в целях экономии времени подыскать место высадки как можно ближе к порту. Пойдем вшестером, разбившись на группы по два, каждая из которых действует самостоятельно. Доберемся с помощью Бальбао, а с корабля нас доставит на берег шлюпка.

– А как он нас заберет, шкипер? Ведь у него проблемы с горючим.

– А это и не потребуется, – возразил с хитрой усмешкой Ларсен. – Мы будем добираться назад своими силами.

Такая перспектива никому не показалась соблазнительной.

– Однако, – продолжал Ларсен, – для того, чтобы сделать свое дело, нам нужно твердо знать две вещи. Во-первых, уточнить место высадки, а во-вторых, найти проводника, способного провести нас через горы к порту.

– Греческие партизаны, – уточнил Тиллер.

– Абсолютно верно. Но с ними поддерживают контакт только из Каира, а времени на длительные переговоры у нас нет. Я пойду переговорить с Бальбао, а тебе, Тигр, нужно разыскать нашего хорошенького лоцмана.

Тиллер сдержанно кивнул. Он не встречал Анжелику и ее отца с того дня, когда Ларсен обратился к ней за информацией о партизанах. Отец и дочь пропали, и Тиллер был вынужден признать, что и не пытался их найти.

– Ее нужно найти, – приказным тоном отрезал Ларсен. – Только она может нам помочь или подскажет, кто поможет из местных жителей. Билли, готовь свое снаряжение. Каждая пара получит по две магнитные мины и автомат с глушителем. Каждому выдать прорезиненный костюм, который нужно надеть под форму. Может, нам не удастся затопить гадов, но мы им наделаем столько дыр, что из порта они не выйдут. Тигр, с тобой встречаемся через полчаса у Бальбао. Времени у нас очень немного.

10

Тиллер нашел Ларсена с Бальбао в крохотной кают-компании итальянского корабля. На столе стояла полупустая бутылка кьянти, но на лицах радости не читалось.

– Каир утратил контакт с греческими партизанами, – мрачно сообщил Ларсен. – Надеюсь, тебе больше повезло.

В ответ Тиллер отрицательно покачал головой.

Местные жители сказали Кристосу, что Кристофу забрал с собой Анжелику, но никто не знал куда именно. Когда Тиллер стал настаивать на объяснении, Кристос добавил, что, скорее всего, отец спрятал свою дочь «ради ее собственной безопасности». «Они испугались воздушных налетов?» – спросил Тиллер. «Нет», – ответил Кристос. «Может, из-за коллаборационистов?» На что Кристос ответил, что никаких коллаборационистов на Сими отродясь не было. Тиллер не скрыл удивления, основываясь на том, что раньше говорила ему Анжелика, а потом пожалел, что не сдержался. Тогда попытался выведать причину, которую приводят местные жители, и Кристос со смехом пояснил, что греки зорко охраняют своих женщин, после чего дружески подмигнул сержанту и похлопал его по плечу. Тиллер намек уловил.

– Я думаю, – сказал он Ларсену, – что отец увел ее в горы.

– Многие считают, что нас скоро будут бомбить, – вставил Бальбао.

Тиллер промолчал.

– А что на Родосе?

– Кристос беседовал с мэром – Димитрием, и выяснилось, что никто тамошних мест не знает. По словам Кристоса, создавалось впечатление, что с равным успехом они могли бы обсуждать путешествие в Китай.

Ларсен ударил о стол пустым стаканом.

– Короче, добраться до эсминцев по суше нам не светит, – заключил он. – Придется искать подход с моря. Но как?

Бальбао придвинул кьянти к Тиллеру, но тот отрицательно мотнул головой. Нельзя было себе позволить затуманить мозги. Последовало гнетущее молчание, и неожиданно в голове сержанта мелькнула идея.

– Шкипер, – воскликнул Тиллер, – мы совсем забыли о торпедных аппаратах Бальбао. Можно послать торпеду от входа в гавань, а в Эмборикос глубже, чем в двух других, и торпеда пройдет до кораблей.

Как он раньше об этом не подумал? Теперь сержант сам потянулся к бутылке, плеснул себе полный стакан, махнул его залпом и снова потянулся к кьянти.

– Давай, Тигр, не стесняйся, наливай еще, – подбодрил его Ларсен. – Без вина тебе теперь не обойтись.

Рука Тиллера на горлышке бутылки слегка дрогнула, и он отказался от мысли снова наполнить стакан.

– Вы это к чему, шкипер?

– Прошу прощения, – вступил в разговор Бальбао. – Когда было объявлено перемирие, адмирал приказал нейтрализовать все наступательные вооружения. До того как мы пришли на Сими, с наших торпед сняли в Леросе винты и гироскопы. Спаренный пулемет оставили, чтобы мы могли обороняться, если потребуется. Но наши торпеды сейчас исключительно для украшения.

Ларсен забрал бутылку у Тиллера, который не оказал никакого сопротивления, встал и подвел итоги:

– Думаю, нам нужно признать, что придется искать иной путь.

Они прошли по берегу бухты и миновали прогулочный катер, укрытый в устье ручья. Внезапно Тиллер остановился как вкопанный и схватил Ларсена за рукав.

– Шкипер, а торпеды у итальянцев остались?

– Зачем они тебе? Они все равно ни на что не годятся.

– Погодите, шкипер. Подождите меня здесь.

Тиллер вернулся на итальянский корабль, спросил у Бальбао, как поступили с 19-дюймовыми торпедами «фиуме», и узнал, что они по-прежнему находятся в аппаратах.

– Боеголовки не снимали?

– Нет, конечно.

– А что в них?

– Внутри? – удивленно переспросил Бальбао.

– Какую взрывчатку используют на вашем флоте в торпедах? – настаивал Тиллер, с трудом сдерживая нетерпение.

– Вы это называете «торпекс». А что там еще может быть?

– Сколько в каждой торпеде?

– Двести пятьдесят килограммов.

Этого было более чем достаточно.

– А вы разрешите вынуть взрывчатку?

Бальбао недоуменно уставился на сержанта.

– Не понимаю, что вы задумали.

Когда Тиллер рассказал о своих планах, по лицу итальянца расплылась широкая улыбка.

– Знаете, – сказал он мечтательно, – я когда-то служил в Десятой легкой флотилии, а это было единственное подразделение флота, которое хоть что-то делало.

– Мне понадобится также взрывательный механизм.

– Без проблем.

– Торпекс? – переспросил Ларсен, когда Тиллер сообщил ему, что уговорил Бальбао изъять взрывчатку из боеголовок торпед.

– Это смесь нескольких видов взрывчатки.

– Значит, ты собираешься смастерить какую-то особую бомбу? Разве магнитных мин недостаточно?

– У меня идея получше. Эсминцы мы потопим с помощью вот этой штуки, – показал Тиллер на прогулочный катер.

Ларсен недоуменно уставился на корпус из черного дерева, просвечивающий под камуфляжной сеткой, перевел взгляд на сержанта и попросил уточнений:

– Но, Тигр, это же всего-навсего игрушка, прогулочная лодка.

– Но она развивает большую скорость, шкипер, очень большую скорость.

Далее он рассказал о работах, которые проводились в части, где раньше служил, и о том, что прототипом для создаваемой там лодки для подрыва кораблей противника послужила итальянская модель.

– Если Джок действительно такой хороший механик, как заверяет лейтенант, он запросто сможет превратить прогулочный катер в лодку для подрыва кораблей.

По возвращении в штаб отряда СБС их встретили все остальные члены команды. Ларсен обрисовал обстановку, а потом предоставил слово Тиллеру, который поделился своими планами. Его выслушали в благоговейном молчании.

Когда Тиллер закончил, Уоррингтон спросил, не скрывая удивления:

– Неужели ты всерьез намереваешься превратить прогулочный катер в лодку для подрыва кораблей, напичкав носовую часть взрывчаткой из торпед? А потом собираешься погнать ее в гавань, нацелить на эсминцы и выпрыгнуть?

Тиллер утвердительно кивнул головой.

– А можно переоборудовать катер? – спросил Ларсен у механика ЛС8.

Брайсон почесал щетину на щеке и задумался. Присущая шотландцу осторожность не позволяла давать быстрые ответы.

– Да, это можно сделать, – сказал он. – Проблем с взрывчаткой я не предвижу. Трудность в том, чтобы удержать лодку по заданному курсу, когда Тиллер выпрыгнет в воду.

– Если меня спросить, я бы сказал, что это смахивает на самоубийство, – заключил Уоррингтон.

– Но в прошлом это удавалось, – напомнил Тиллер.

– Где?

– В заливе Суда в апреле 1941 года. Макаронники использовали лодки этого типа для подрыва крейсера «Йорк» и танкера.

– А сидевшие в них люди остались в живых?

– Еще как!

– Ну что ж, твоя воля, Тигр, а меня увольте, – заявил Уоррингтон, укоризненно качая головой.

– Ты говорил о трех способах детонации взрывчатки, – напомнил Ларсен.

– Верно. Существуют три способа: ударный, гидростатический и с часовым механизмом. Последний в данном случае не годится, потому что невозможно заранее точно рассчитать время, которое потребуется лодке, чтобы войти в соприкосновение с эсминцами.

– Какой метод применили макаронники в заливе Суда?

– Гидростатический. Он используется при детонации глубинных бомб. Когда давление воды на квадратный дюйм достигает определенного уровня, приводится в действие детонатор. В случае с лодками после удара о борт корабля отделяется носовая часть, содержащая взрывчатку, начинает тонуть и взрывается под действием гидростатического детонатора.

– Да, итальянцы – народ изобретательный, – не преминул вставить Барнсуорт. – Воевать не умеют, но большие выдумщики, нужно отдать им справедливость.

– Тем не менее, – стоял на своем Тиллер, – это самый эффективный метод подрыва кораблей, но у меня нет гидростатических детонаторов. Можно, конечно, сделать нечто подобное, но тогда нужно придумать, каким путем заставить отделиться носовую часть при ударе о борт корабля. Времени у нас для этого нет, да и процесс на редкость сложный.

– Короче, у нас остается единственный способ – взрыв при ударе, – подытожил Ларсен.

– Да, это самый простой способ, и взрывной механизм торпеды можно легко приспособить, чтобы он сработал при ударе.

– Но в таком случае ты сможешь поразить только один эсминец, тот, который стоит мористее, – возразил Барнсуорт.

– Но если он получит в борт заряд от двух торпед и если нам повезет, за первым последует и второй.

– А как тебе удастся спастись?

– Я доплыву до условленного места, где меня будет ждать Билли в нашей лодке, которую доставит туда Бальбао, а потом мы с ним воссоединимся. Мы вернемся задолго до того, как фрицы сообразят, что происходит. В порту воцарится такой хаос, что им понадобится вечность, чтобы понять, что произошло.

Последовала пауза, и каждый перемалывал информацию Тиллера. Первым нарушил молчание Мейген.

– Либо это дьявольски хитрый план, либо самый глупый и самый быстрый путь к тому, чтобы получить крест королевы Виктории посмертно, и я пока не уверен, что из двух вернее, – заключил он. – Мне надо крепко подумать, прежде чем я смогу высказать свое мнение.

– На долгие размышления нет времени, Эндрю, – указал Ларсен. – Может, у кого-то есть лучший план?

Предложений не было.

– Так, все понятно, – подытожил Ларсен. – Тигр, какая тебе нужна помощь?

– Как только мы завершим переоборудование катера, мне нужно выяснить, как он себя поведет без рулевого, и мне потребуется в помощь каик.

– Нет, – твердо возразил Мейген, – здесь нельзя. Слишком рискованно. Завтра вечером отбуксируем катер к материку, а там я знаю место, где абсолютно никого нет.

Ларсен встал, давая понять, что дискуссия закончена и пора приступать к делу, и скомандовал:

– Теперь надо вытащить катер на сушу, чтобы мы могли над ним потрудиться.

Используя тали с каика, подняли катер, поставили на старую тележку и отвезли в здание склада, где Гриффитс и Брайсон могли трудиться без помех и вдали от посторонних глаз. Когда они приступили к работе, Мейген и Тиллер отправились на итальянский корабль, где присоединились к Ларсену и Бальбао, изучавшим навигационные карты северного района у Родоса.

– Мы можем доставить катер и вашу лодку совсем близко к порту, – сообщил Бальбао, – а потом подождать вашего возвращения примерно здесь.

Он показал место на карте.

– Если будет стоять тихая погода, – продолжал капитан, – проблем не предвижу. Возможно, у берега есть течение, но в этом случае придется просто рискнуть.

– Как близко тебе нужно подойти к эсминцам? – спросил Тиллера Ларсен.

– Чем ближе, тем лучше.

– А как тебе удастся подойти близко и в то же время остаться незамеченным?

– А куда деваться? – возразил сержант, пожав плечами. – Придется рискнуть. Другого выхода нет.

– По словам Джока, на малых оборотах мотора катера практически не слышно, – вмешался Мейген. – Но как только поддашь газа, шум будет страшенный. Я думаю, Магнус указал нам на самую слабую сторону нашего плана, и нам нужно как-то отвлечь внимание немцев.

– С моей стороны возражений нет, – согласился Тиллер. – Как вы думаете, ВВС согласятся провести нападение ночью?

– Бомбардировщики есть только в Каире, – стал размышлять вслух Ларсен, – но можно уговорить их выслать пару «бофайтеров» с Кипра. Однако у них ограниченный радиус действия, и задержаться над целью они не смогут. Иными словами, понадобится рассчитать время до секунды, чтобы они оказались над портом точно в нужный момент. Если самолеты прилетят слишком рано, они просто разбудят немцев и заставят их мобилизоваться на оборону. А если опоздают, мы рискуем потерять две машины и экипажи, которые и без того на счету. В общем, мне кажется, что придется обойтись без помощи ВВС.

– А как насчет флота? – спросил Тиллер.

В ответ Ларсен грустно покачал головой и сказал:

– Как ты думаешь, Тигр, а для чего мы здесь сидим и изобретаем наилучший способ, как с ними расправиться?

– Можно пойти туда на каике и обстрелять гавань Мандраки из «солотурна», – с готовностью вызвался Мейген.

– Что-нибудь в этом роде и надо придумать, – согласился Ларсен, – но я не думаю, что пальба из «солотурна» вызовет большую панику на берегу.

Тиллер щелкнул пальцами и выпалил:

– Кажется, я придумал, шкипер. Мы можем прикрепить парочку магнитных мин к катеру гарнизона и послать его в сторону берега. Оборудуем часовой механизм, и взрыв произойдет как раз в тот момент, когда я направлю свой катер на цель.

– Звучит неплохо, – с сомнением в голосе промолвил Ларсен, – но все это может только поднять тревогу, не больше. Нет никакой гарантии, что внимание немцев будет приковано только к этому взрыву.

– Я могу обстрелять гавань, – предложил Бальбао, но эту идею с порога отвергли Ларсен и Мейген, подчеркнув, что итальянский корабль представляет гораздо большую ценность как средство спасения, чем метод для отвлечения внимания немцев.

В конечном счете выработали компромисс, согласно которому в ход пойдет катер гарнизона, а Бальбао откроет огонь лишь в одном случае – если не сработает план использования катера.

Когда они пришли на склад, Гриффитс продемонстрировал откидную доску, которую сам смастерил. Она скользила на полозьях и уходила за кормовой подзор, если снять ее с защелки, что позволяло рулевому в нужный момент покинуть катер. Перед Брайсоном стояла более сложная задача. Ему предстояло изобрести способ управления катером с этой доски, но он не сомневался, что сумеет это сделать.

А Тиллеру нужно было изыскать метод, с помощью которого произойдет взрыв в момент удара катера в цель. Простейшим путем казалось установить взрывной механизм торпеды в носовой части, но сержант заключил, что нельзя добиться абсолютной точности при ударе, и скорее всего катер войдет в соприкосновение с эсминцем не прямо, а стороной. Поэтому он решил оборудовать бампер по образу и подобию того, который видел на итальянской лодке в Саутси. В этом случае взрыв произойдет вне зависимости от того, каким концом ударится о цель катер.

На следующий день вечером прогулочный катер, начиненный взрывчаткой, вновь спустили на воду, но у него загруз нос. Правда, когда Тиллер уселся на корме, судно выправилось, хотя сидело довольно глубоко.

В тот же вечер Мейген отбуксировал прогулочный катер к берегам Турции, где на рассвете Тиллер его опробовал. Его интересовало, насколько удастся катеру следовать заданным курсом на разной скорости без вмешательства рулевого. На тихой воде при скорости до двадцати узлов судно шло прямо почти само по себе, но начинало рыскать и требовало твердой руки, как только скорость возрастала. В конце концов удалось заставить катер идти заданным курсом без рулевого при скорости в тридцать пять узлов.

После чего сержант провел испытания, в ходе которых установил, какое расстояние может пройти по заданному курсу неуправляемый катер на разных скоростях, поскольку нужно было уточнить, на какой дистанции от цели с ним можно расстаться. Ведь чем ближе он подойдет ко входу в гавань, тем больше вероятности, что его засекут, но, с другой стороны, подойти следовало как можно ближе, чтобы наверняка поразить цель. Тиллер подсчитал по карте, что длина гавани составляла примерно двести ярдов, а с учетом длины причала, включая место стоянки кораблей, получалось еще сто ярдов.

На входе могла поджидать береговая охрана, часовые и прочие неприятности, и оставалось лишь надеяться, что их внимание удастся как-то отвлечь, потому что расставаться с катером придется фактически на виду у немцев. Это означало, что неуправляемый катер должен пройти минимум четыреста ярдов, а это было намного больше, чем у итальянцев при нападении на британские корабли в заливе Суда.

Мейген обозначил сходную дистанцию двумя буями, и после нескольких попыток Тиллер пришел к выводу, что катер сам по себе выйдет на цель при скорости в тридцать узлов. Иными словами, по его расчетам, судно покроет это расстояние за тридцать секунд. Сержант понимал, что немцы попытаются обнаружить и затопить катер, как только взревет мотор, но потребуется время для того, чтобы поймать судно в лучи прожекторов и прицел оружия, что будет крайне затруднительно, когда мишень несется по воде ночью со скоростью в тридцать узлов.

– На мой взгляд, у тебя отлично получается, – поделился своими мыслями Мейген с Тиллером, когда сержант вернулся на каик. – Но должен тебе сказать, что по-прежнему считаю твой план бредом сумасшедшего.

Он настоял на том, чтобы Тиллер попрактиковался в управлении с кормового подзора, а потом сам залез в катер и заставил сержанта испытать выход в воду на откидной доске. Винт, к счастью, был расположен так, что Тиллер не мог под него угодить, когда уходил в воду с кормового подзора. Он также обнаружил, что Гриффитс проявил о нем дополнительную заботу, придав откидной доске форму, которая позволяла использовать ее в воде как спасательный круг, положив на нее руки и направляя в нужную сторону движением ног.

Конечно, сейчас ему бы очень пригодились ласты, в свое время захваченные в качестве трофея у итальянцев, с которыми экспериментировал Тейслер. По его оценкам, это нехитрое приспособление в два раза увеличивало скорость пловца и его способность держаться на воде. Но и без ласт сержант мог продвигаться с достаточной скоростью.

С наступлением сумерек они вернулись на Сими. За время их отсутствия Брайсон придумал способ зафиксировать управление катером гарнизона по примеру прогулочного катера. Поскольку большой точности попадания не требовалось, было решено испытаний не проводить.

К полудню приготовления были закончены, и все, кто проработал предыдущую ночь напролет, включая Тиллера, получили возможность немного поспать до приема пищи. Вечером погрузили на итальянский корабль прогулочный катер и лодку разведчиков, а слишком большой катер гарнизона тащился сзади на буксире.

Ночь выдалась идеальной для предстоящей операции: густая облачность, непроглядная тьма и практически никакого движения воздуха. Бальбао решил держать не более десяти узлов как ради экономии горючего, так и чтобы не рисковать потерей катера на буксире. На полпути распили бутылку бренди, Тиллер надел костюм для надводного плавания, а Барнсуорт – костюм для гребца.

Впервые после прибытия на Сими сержанту довелось надевать этот костюм, и Тиллер его тщательно осмотрел и проверил. Оружия не взял никакого, крома кинжала, который прикрепил к поясу, и там же пристроил сигнальный фонарик и небольшую фляжку с бренди. Барнсуорт положил в лодку два автомата с глушителями, запас питьевой воды и продуктов.

Корабль прибыл к Родосу до полуночи и стал медленно продвигаться к порту с едва работающей машиной. Остров вырисовывался перед ними смутным горбом. Ничего не было слышно, а порт соблюдал столь строгие меры светомаскировки, что ничего не было и видно. На расстоянии примерно в пять миль от берега Бальбао скомандовал лечь в дрейф, и на воду спустили прогулочный катер и лодку разведчиков с Барнсуортом.

Он сразу же взялся за весла, так как ему следовало занять свою позицию задолго до начала операции по подрыву эсминцев. Лодка быстро исчезла во мгле, и наблюдавший за ней Тиллер облегченно вздохнул, когда понял, с какой скоростью она может скрыться с глаз. Плохая видимость была им на руку. Сержант забрался в катер и завел мотор, когда от берега его отделял борт итальянского корабля.

К счастью, с берега дул легкий бриз, относивший звуки в море. Рядом с Тиллером Ларсен завершал приготовления к отправке катера гарнизона.

– Когда дойдешь до места, подай сигнал, и я отправлю катер, – напутствовал сержанта Ларсен, не преминувший одновременно повторить все инструкции. Он знал, что холод и предчувствие опасности оказывали зачастую странное влияние на память человека, и свято верил, что инструкции можно повторять бесконечно. В ответ Тиллер согласно кивнул.

– После твоего сигнала я вставлю взрыватель, рассчитанный на пять минут, в магнитные мины, – сказал Ларсен. – Этого времени для тебя более чем достаточно.

Они сверили часы, и Ларсен неожиданно перегнулся через борт и крепко пожал руку Тиллера.

– Удачи тебе. Встретимся через пару часов.

– Спасибо, шкипер.

Ларсен отпустил трос, удерживающий прогулочный катер, и Тиллер обогнул итальянский корабль, лежавший в дрейфе.

Гриффитс установил на катере компас, и Тиллер держал курс строго на юг на минимальной скорости, всматриваясь в чернильную темноту. Вначале встретилась легкая волна, но ближе к берегу поверхность воды стала абсолютно гладкой. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он стал различать контуры берега, а через двадцать минут понял, что приближается к порту.

Вскоре Тиллер миновал мыс Зонари, самую северную часть острова, лежавшую по правому борту, и тогда подал условный сигнал фонариком в сторону моря. Сигнал повторил дважды и снова сосредоточил внимание на приближающемся берегу.

Почти сразу же приметил силуэт замка на ночном небе и осознал, что отклонился значительно правее гавани Эмборикос. Это означало, что прибрежное течение было значительно сильнее, чем предполагал Бальбао.

Вполголоса матерясь, он стал поворачивать катер левее и вскоре различил вход в гавань Мандраки. Сейчас Тиллер следовал курсом на юго-восток и перевел рычаг на холостой ход, чтобы сориентироваться.

Внимательно всматриваясь в темноту, с трудом сумел разглядеть каменную стену, выдававшуюся в море в гавани Эмборикос. Тогда на самом малом ходу послал катер вперед, и перед ним стал медленно открываться вход в гавань.

Рассчитав, что находится на правильном курсе, сержант направил нос катера прямо на вход в гавань, и компас показал, что он идет строго на юг.

Взглянув на часы, к своему ужасу, осознал, что осталось всего полторы минуты до взрыва гарнизонного катера.

Тиллер еще раз проверил верность курса, зафиксировал штурвал, передвинулся ползком назад на откидную доску и схватился за удлинитель акселератора. Когда он вытащит тросик до конца и закрепит, мотор заработает на три четверти мощности, что придаст катеру необходимую скорость в тридцать узлов.

Лежа плашмя на животе, Тиллер посчитал, что впереди вырисовывается силуэт эсминца, стоящего мористее, на фоне светлых портовых зданий. Оглядевшись вокруг, понял, что только что вошел в гавань Мандраки. На берегу было темным-темно и мертвенно тихо. Слышался вдали лишь лай собаки да бормотал мотор катера.

Он взглянул на часы и выругался. Либо взрыватель магнитных мин не сработал, либо из-за холода время взрыва оттягивалось, и теперь приходилось высчитывать, как долго еще придется ждать. Катер едва продвигался вперед и, хотя ветер, дувший с берега, его сдерживал, все глубже входил в гавань.

Надо было подождать еще секунд десять, и сержант начал тихо счет: «Семь... шесть... пять...»

Где-то справа раздался мощный взрыв, когда сработали наконец две магнитные мины, разорвавшие гарнизонный катер, и ночное небо озарилось пламенем костра на воде. Эхо взрыва ударило о берег и откатилось назад в море.

Сразу же вспыхнули лучи прожекторов, взвыла сирена тревоги, взвились и повисли в небе осветительные ракеты. Этого Тиллер, признаться, не ожидал.

Он вытянул тросик на полную длину и почувствовал, как судно под ним рванулось вперед, сохранив прежний курс. Тиллер закрепил конец тросика, отстегнул зажим откидной доски и начал сползать на ней к корме.

Основную силу удара об воду приняла на себя доска, но волна, поднятая винтом, хлестнула по лицу, и сержант на секунду захлебнулся и стал отплевываться. Не теряя времени, поплыл в сторону, стараясь выдержать быстрый темп, но доска время от времени зарывалась в воду и мешала. Однако сержант не спешил с ней расстаться.

До него доносился гул стрельбы и время от времени волны вокруг освещал луч прожектора, но все звуки заглушало собственное прерывистое хриплое дыхание. Тиллер по-прежнему держался за доску и отплевывался от набегавших волн, когда раздался грохот взрыва, смягченный водными тисками и поэтому показавшийся крайне отдаленным.

Ударная волна от взрыва должна была достигнуть его через тридцать секунд, и сержант подготовился к этому моменту. Работая ногами изо всех сил, он старался еще быстрее продвинуть доску, и когда пришла ударная волна, доска лишь слегка приподнялась над поверхностью воды.

Тиллер остановился и завис в воде, положив руки на доску. К своему удивлению, понял, что его отнесло значительно ближе к левой стороне гавани, чем ожидалось, и решил, что у берега сосуществуют два противоположных течения. О результатах взрыва прогулочного катера судить было невозможно, потому что лучи прожекторов высвечивали только клубы дыма и странный костер в месте швартовки эсминцев, но сержанту показалось, что он достиг цели, и на душе полегчало.

Неожиданно ветер донес голоса, и с конца пристани упал на воду луч света. Тиллер погрузился глубже и увидел, что светят не фонариком, а портативным прожектором, небольшим и мощным. Державший его солдат начал тщательно просматривать водное пространство у пристани, в то время как его напарник давал ему инструкции. Третий держал наготове автомат или винтовку.

Течение медленно несло сержанта от пристани, но луч фонаря мог высветить его в любую минуту. Он выпустил из рук откидную доску и неспешно поплыл налево к причалу гавани Акандия, но постоянно оглядывался и, когда луч фонаря направлялся в его сторону, нырял под воду.

Потом раздался возбужденный крик командира патруля, и солдат открыл огонь из автомата. Возможно, они засекли откидную доску, но полной уверенности в этом не было.

Пристань и фигуры солдат четко вырисовывались на фоне пожара, полыхавшего за ними в гавани, но через несколько минут Тиллер понял, что луч фонаря его уже не сможет достать, и сконцентрировал все свое внимание на поисках выхода.

Ему показалось, что он находится где-то посредине гавани Акандия и плывет к концу ее левого причала. По другую сторону его должен был поджидать в лодке Барнсуорт.

Но если немцы везде разослали поисковые группы, придется либо выйти в море, чтобы обогнуть причал с другой стороны, либо плыть прямо и пробираться к цели буквально под ногами патрулей. Сержант вспомнил наставления Тейслера, утверждавшего, что человек, который что-нибудь ищет, чаще всего не глядит себе под нос, и решил проверить правоту слов своего бывшего командира.

Несмотря на теплую подкладку прорезиненного костюма, холод уже пробирал до костей. Тиллер поплыл, забирая чуть вправо с таким расчетом, чтобы добраться до причала в месте, где до его конца останется примерно пятьдесят ярдов. По мере приближения он услышал шум двигателя автомашины, остановившейся впереди, и крики солдат. Вдоль причала побежали три или четыре фигуры. Сержант нырнул и пропустил бежавших, а затем быстро доплыл до намеченного места.

Из воды вверх на высоту около тридцати футов уходила каменная стена, и Тиллер не сразу нашел, где схватиться рукой. С прибрежной стороны были обозначены стоянки для судов, сейчас почти все пустые, за исключением одного или двух каиков. Со стороны моря высилась голая стена, в конце которой просматривался погашенный маяк.

К счастью, в конце причала был каменный выступ, который мешал находившимся наверху рассмотреть происходящее в воде. Медленно и осторожно сержант стал продвигаться вдоль стены, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться.

Когда он приблизился к концу причала, там появился луч прожектора, который стал бегать по воде. Вначале беспорядочно перескакивал с места на место, а затем стал просматривать окрестности методически. Тиллер вскоре понял, что луч уходил от причала по меньшей мере на сто ярдов, и стал еще быстрее пробираться к цели.

Он достиг конца причала и дальше поплыл то под водой, то лежа на поверхности и отталкиваясь руками от камня. В одном месте его оторвало волной от стены и потянуло в море течением, но сержант изловчился и вновь добрался до причала.

Тиллер нырнул, перевернулся под водой и вышел на поверхность лицом вверх. Над собой он увидел две головы в касках. Солдаты склонились над каменным выступом и, казалось, смотрели прямо ему в лицо. Сержант застыл на месте, крепко сжимая край камня под водой.

На какую-то долю секунды ему пришла в голову мысль, что вода смыла черный грим с его лица, и теперь немецкие солдаты стараются понять, что бы могло означать бледное овальное пятно, представшее перед их глазами под водой.

Он не мог слышать их голоса, но видел огоньки двух сигарет. Потом один из огоньков описал дугу и погас в воде возле головы Тиллера. За ним последовал второй окурок, и солдаты пропали.

Тиллер вновь ушел под воду, перевернулся и стал продвигаться вдоль причала. С Барнсуортом договорились, что заранее определить точное место встречи невозможно, поскольку нельзя было сказать, где удастся найти укрытие для лодки.

На первый взгляд, казалось, что никакого укрытия и не было, но затем он увидел узкий деревянный причал вдоль каменной стены, стоявший на столбах, которые выступали над поверхностью воды на десять футов. По-видимому, это было место для судна, ожидавшего места в порту с внутренней стороны пристани. Причал выглядел идеальным укрытием для лодки, и сержант во всю силу заработал руками, чтобы поскорее добраться до Барнсуорта и расстаться с пронизывающе холодной водой.

Но под настилом деревянного причала ничего не просматривалось, и Тиллер уж было собрался окликнуть напарника, но тут же решил, что это слишком рискованно. Он продвинулся почти до противоположного конца, но лодки не повстречал, и сердце ушло в пятки. Видимо, Билли не удалось прибыть на место. Либо угодил в плен, либо потерял ориентировку и сбился с пути.

Сержант подплыл к последнему деревянному стояку и вылез на него грудью, чтобы отдышаться и осмыслить ситуацию. Не приходилось и помышлять о том, чтобы добраться вплавь до итальянского корабля, потому что если даже его не сломит в пути усталость, наверняка доконает холод. Придется просто ждать в надежде на появление Барнсуорта или Бальбао, который может отправиться на поиски Тиллера. Был еще один выход – попытаться раздобыть лодку и бежать на ней.

В тот момент, когда он пришел к выводу, что пора искать другую лодку, сержант почувствовал, как вокруг его шеи обвилась чья-то рука и сверху сдавило череп чем-то холодным и твердым.

– Если не ошибаюсь, вас зовут Тигром, не так ли? – прошептал ему в ухо знакомый голос, но на немецком языке.

– Ну и шуточки у тебя, Билли, – прохрипел сержант.

Барнсуорт убрал руку с горла товарища и вложил пистолет в кобуру.

– Нужно было убедиться, что это действительно ты собственной персоной, – шепотом оправдывался Барнсуорт. – Должен тебе сообщить, что ты здесь разворошил осиное гнездо.

– Я попал в этих гадов? – жадно спросил Тиллер.

– Мне-то откуда знать? – возразил напарник. – Последние сорок минут я был занят только тем, чтобы удержаться за задницу причала. Между прочим, ты явно не спешил на встречу со мной, а сейчас пора сматываться.

Барнсуорт подтянулся на стояке, перебрался на другой и осторожно опустился на переднее сиденье лодки, стоявшей возле каменной стены. Тиллер последовал за ним по воде и влез на заднее сиденье лодки с кормы, снял с пояса флягу с бренди, сделал хороший глоток и передал посуду Барнсуорту.

– Теперь что? – спросил шепотом у напарника. – Подождем, пока они успокоятся или как?

Барнсуорт развернулся, вытянул руку и показал светящийся циферблат наручных часов.

– У нас нет времени, – прошептал он. – Небо очистилось, и через час выйдет луна. Если нам повезет, немцы по-прежнему будут искать в районе гавани и сюда не сунутся, но все равно пора уходить.

Работая одним веслом, они осторожно вышли из-под деревянного настила причала, а когда убедились, что им ничто не угрожает, постарались как можно быстрее отойти дальше в море, держа курс на восток.

Когда причал пропал во тьме за их спинами, они остановились, чтобы вставить в уключины по два весла. В порту по воде по-прежнему бегали лучи прожекторов, и в гавани Эмборикос не стихал пожар. Однако задерживаться не стали и гребли изо всех сил, держа по компасу курс на 160 градусов.

Холод, еще недавно сковывавший Тиллера, сменили разлившаяся по всему телу теплота и чувство радости от выполненного долга, и он загребал веслами с нарастающим энтузиазмом. Через час впереди замаячил мыс, за которым их должен был поджидать итальянский корабль.

Приблизившись к оконечности мыса, повернули на восток и стали подавать фонариком сигналы в сторону моря. Через час по правому борту обозначился силуэт корабля, после чего можно было сушить весла, и вскоре сверху протянулись руки, чтобы помочь взобраться на борт.

11

– Я намерен представить тебя к награде, – возбужденно тараторил радостный Мейген. – А если бы ты не вернулся, я бы попробовал добиться, чтобы тебя посмертно наградили крестом королевы Виктории.

– Что ж, Тигр, ты сделал все, что мог, – вставил Ларсен.

– Спасибо на добром слове, шкипер, – устало ответил Тиллер.

Ему все время мешали спать налеты «юнкерсов», бомбовые удары которых превратили за день порт в руины. Немцы сразу догадались, откуда был проведен рейд на Родос, и теперь пытались отомстить.

Ларсен сообщил, что немцы, один за другим прибиравшие к рукам малые острова, приблизились к Сими, установив контроль над Пископи, и Тиллер старался не думать о том, какая судьба постигла Джованни и его родственника.

– Как вы думаете, шкипер, почему у меня ничего не вышло?

– Не вышло? – переспросил Ларсен. – Я бы так не сказал. Тебе удалось взорвать добрую половину пристани.

– Но в эсминцы я же не попал, – напомнил Тиллер.

Он изначально понимал, что шансов на успех практически нет, и все-таки очень переживал из-за своей неудачи.

– Однако, по данным воздушной разведки, они стоят на прежнем месте, – вмешался в разговор Мейген. – Возможно, ты нанес им повреждения и помешал выйти в море.

– Ребята проделали буквально чудеса с прогулочным катером, и все сработало как надо, – сказал Тиллер. – Не могу понять, что же произошло. Лодка шла строго по курсу.

– Может, на пути встретились какие-нибудь обломки, – предположил Ларсен. – Ведь катеру достаточно было натолкнуться на что-нибудь плавающее на поверхности, чтобы курс изменился. Не повезло, конечно, но ничего не поделаешь.

– И что теперь будем делать, шкипер?

Ларсен задумчиво почесал подбородок и сказал:

– Нас только что проинформировали из Бейрута, что наш флот намеревается собрать воедино достаточно сил, чтобы эвакуировать гарнизон с Самоса. Так смотрится, что фрицы планируют там вскоре высадиться. Бейрут хотел бы знать, что мы намерены предпринять, поскольку наш друг, командующий флотилией Левант, и командование Восточного Средиземноморья не желают рисковать судами для спасения гарнизона в условиях, когда в любой момент в море могут выйти два эсминца противника. Они могут легко и свободно сорвать всю операцию. В общем, если мы ничего не сможем предпринять, пять тысяч солдат на Самосе попадут как кур в ощип.

Наступило гнетущее молчание, и каждый по-своему старался обмозговать ситуацию.

– Сидим в заднице, – заключил Тиллер. – А кто-нибудь знает, в чьей светлой голове родился план захвата Додеканесских островов?

– Не нам судить, Тигр, и не нам рассуждать, – строго оборвал его Ларсен.

– Да, наша задача – выполнить свой долг или погибнуть с честью, – невесело закончил его мысль Мейген.

– Есть и хорошие новости, – продолжал Ларсен. – К примеру, Каир дал согласие увеличить число полетов разведсамолетов над портом Родоса. В немецкой системе ПВО нет ничего, что могло бы поразить «лайтнинги», и они ведут аэрофотосъемку почти беспрепятственно. И к тому же, как мне кажется, но это всего лишь догадка, в Каире в настоящее время уделяют значительно больше внимания, чем прежде, радиоперехвату и дешифровке обмена посланиями между Афинами и Родосом. Теперь они больше знают о планах германского флота. Правда, проходит уйма времени, пока перехватят, расшифруют и доведут информацию до нашего сведения.

Никто из присутствующих ничего не понимал и не пытался понять, как действует система перехвата и дешифровки с центром в пригороде Каира Гелиополисе. Однако любой военно-морской офицер мог сразу же оценить важность информации, которую добывали столь сложным путем.

– Надо понимать, они перестали скупиться, если готовы поделиться с нами большими секретами, – заметил Мейген.

– Я думаю, – сказал Ларсен, – что в этом деле замешано нечто большее, чем перспектива потерять несколько кораблей и пять тысяч солдат. Не спрашивайте, что это может быть, потому что я ничего толком не знаю. Но у меня давно уже возникли определенные подозрения и с каждым днем они только усиливаются.

Над ними послышался грохот разрывов бомб, и с потолка на пол подвала посыпалась пыль. Ларсен стряхнул ее с карты, лежавшей перед ним, и сказал:

– Когда эсминцы выйдут из порта, куда они пойдут, на твой взгляд, Эндрю?

– На их месте я пошел бы кратчайшим путем, гарантирующим безопасность, – ответил Мейген, показывая на карте, что он имеет в виду. – А это значит, что они пройдут мимо Сими, между Пископи и Нисиросом, а затем обогнут западную оконечность Коса. В целом это 120 миль. Даже при небольшой скорости они могут пройти это расстояние за одну ночь. Это кратчайший и самый безопасный путь.

Ларсен согласно кивнул и продолжал допрос:

– А как близко они подойдут к Сими?

Мейген склонился над картой и начал прокладывать наиболее вероятный курс эсминцев от Родоса, а затем попытался определить возможное расстояние до Сими.

– В общем, все грубо предположительно, – подытожил свои расчеты. – Если они направятся к западной оконечности Коса, их путь будет пролегать между Сими и Сескли, небольшим островком к югу от Сими.

– Ты уверен, что пойдут именно таким путем?

– Нет, – признался Мейген. – Скорее всего, ночью изберут иной маршрут и оставят Сескли по правому борту, но не берусь сказать, на каком отдалении. Там достаточная глубина, так что при желании они могут пройти очень близко от острова. По-моему, от Сими их будут отделять всего несколько миль, а от Сескли и того меньше – около одной мили.

– А сколько им понадобится времени до этого пункта от Родоса?

– Кругом бегом это должно занять не более двух часов при самых неблагоприятных обстоятельствах.

– Два часа! И только!

– Никак не больше, на мой взгляд. Если мы планируем какую-то операцию против эсминцев, нам придется заранее занять позицию возле острова и ждать.

– Но у нас ничего нет, что мы могли бы использовать против эсминцев, – запротестовал Тиллер. – Нет ни прогулочного, ни гарнизонного катеров, и мы не можем пойти на каике, потому что он нам понадобится, чтобы организовать нападение на эсминцы у Лероса.

– Остается итальянский корабль, – напомнил Мейген.

– Но у него на вооружении спаренная «бреда» и пулемет, – заметил Ларсен, – а этим эсминец не остановишь. Да и горючего осталось кот наплакал.

– Если атаковать возле Сескли, много горючего и не надо, – стоял на своем Мейген.

Ларсен коротко на него взглянул и стал отбивать пальцами чечетку по дну перевернутого ящика, служившего им столом.

– Если я тебя правильно понимаю... – начал он.

– Итальянцы пойдут на таран, – перебил его Мейген. – Без горючего корабль вообще никому не нужен, а таран – хоть и рискованное дело, но иных вариантов я не вижу.

– А это даст результат?

– Конечно, – заверил Мейген. – Итальянский корабль обладает такой скоростью, что эсминцы ничего с ним не смогут поделать, а к тому же оба эсминца не очень большие. Ведь они где-то на тысячу тонн водоизмещением, не так ли? Если один из них протаранить в нужном месте, скажем, в районе машинного отделения, его можно вывести из строя.

– А кто пойдет на итальянском корабле? – спросил Кристос.

– Мы, естественно, – коротко ответил Ларсен. – Нельзя ожидать, что итальянцы сами пойдут на таран. Да и зачем им это?

– Бальбао может не понравиться идея расстаться со своим кораблем, – заметил Мейген.

Ларсен встал, пристегнул ремень с кобурой и дал понять, что дискуссия закончена:

– Если ему такая идея не по душе, я готов ему посочувствовать, но права выбора у него нет. Пошли нанесем ему визит.

Бальбао внимательно их выслушал, но не проявил признаков раздражения или недовольства. Он понимал, что у СБС не было иного выхода, кроме этого отчаянного плана, и лишь пытался убедить англичан, что ничего из этой затеи не получится.

– Вам случалось ходить на противолодочных кораблях? – спросил он у Мейгена, и тот отрицательно мотнул головой в ответ.

– А вы, капитан?

– На торговом флоте доводилось ходить на судах всех типов и разновидностей, – заявил Ларсен. – Пару лет назад я стоял за штурвалом буксира, чтобы вывести немецкий теплоход из порта нейтральной страны.

– А кто станет у орудия?

– Наши люди. Они умеют обращаться с немецким и итальянским оружием.

– А в машинном отделении?

– Брайсон, – тут же нашелся Ларсен.

Бальбао согласно кивнул.

– Хороший механик, спора нет, но у моей машины свой характер и капризы. Да и капитальный ремонт нужно было сделать еще несколько месяцев назад.

После непродолжительной паузы он взглянул на своих собеседников, покачал головой и заключил:

– Прошу прощения, господа, но я не могу с вами согласиться.

– У вас нет иного выхода, – отрубил Ларсен и как бы случайно положил руку на кобуру пистолета.

– Нет, почему же, капитан? Выход есть. Моя команда обучена и прекрасно знает, как затопить свой корабль. Для вашего сведения, соответствующая процедура – часть нашей подготовки.

Ларсен убрал руку от кобуры и спросил:

– В чем же состоит эта процедура?

– Странный вопрос, капитан, – со смехом ответил Бальбао. – Вы ведь не ожидаете, что я вам все расскажу?

«Все, тупик», – подумал Тиллер. Он видел, что Ларсен рассердился не на шутку.

Бальбао смягчился.

– Вы позволите мне сделать свое предложение?

Ларсен молча кивнул.

– Я встану у штурвала, а вы обеспечите орудийный расчет. Я узнаю, готов ли с нами пойти мой механик. Он обожает свою машину, как малого ребенка, и не думаю, что позволит кому-нибудь занять его место. Вы меня понимаете?

Ларсен взглянул на Мейгена, в ответ лишь пожавшего плечами, что не означало согласия. Просто он смирился с неизбежностью.

– Если я приму ваши условия, – сказал Ларсен, – как мне знать, что вы выполните мои приказы?

– Гарантий у вас нет, – с улыбкой признал Бальбао.

– Операция предстоит крайне опасная и может стоить нам жизни, – предупредил Ларсен.

Небрежным жестом руки Бальбао отмахнулся от этих слов и сказал:

– У меня есть приспособление, которое позволяет управлять кораблем с кормы, и можно будет им воспользоваться, если мы пойдем на таран. С кормы же выбросим спасательные круги, и лейтенант на каике сможет нас позже подобрать. Не забывайте, что я служил в Десятой легкой флотилии и морская акробатика мне не в новинку.

– Ваш новый план может задержать наше перемещение на новое место, – предупредил Ларсена Тиллер, когда они возвращались к штабу после визита к итальянцам.

Постоянные бомбовые налеты и падение Пископи создали условия, при которых Сими уже больше не мог оставаться основной базой СБС, и поступил приказ, согласно которому Ларсен должен был в самое ближайшее время переместиться со своим отрядом к берегам Турции. Для них уже был оборудован временный штаб на борту шхуны, прибывшей с Кастельроссо. Место выбрали в пустынной бухте, которая обеспечивала хорошее укрытие и которую редко посещали турецкие корабли береговой охраны. А если турки и появлялись, то лишь с одной целью – получить взятку.

– Если наша операция провалится, некому будет переезжать на новое место, – мрачно заметил Ларсен.

На рассвете вновь появились «юнкерсы», превратив в руины еще несколько домов в порту.

В середине дня из Каира поступила радиограмма высшей срочности, в которой говорилось, что вечером эсминцы выйдут в море, но точное время не указывалось. Они должны были следовать в Портолаго на Леросе.

С наступлением сумерек итальянский корабль и каик вышли из своих укрытий и пришвартовались у причала. Тиллер, Ларсен, Симмондс и Уоррингтон в костюмах для надводного плавания, которые должны были защитить их от холодной воды, когда они покинут корабль, поднялись на борт, а итальянская команда сошла на берег. Барнсуорт отправился на каике с Мейгеном. Согласно плану операции, каику надлежало держаться в тени, укрывшись за Сескли, а противолодочный корабль должен был ждать у противоположного берега острова. Все соглашались с тем, что план был далеко не блестящим, но лучшего никто не мог придумать.

К десяти часам вечера они заняли свои позиции. В районе полуночи эсминцев по-прежнему не было видно, и стали предполагать, что они, видимо, избрали иной путь либо по какой-то причине отъезд пришлось отложить. Но десять минут спустя Бальбао ткнул Ларсена локтем в бок, передал ему бинокль ночного видения и указал на юг.

Ларсен стал вглядываться в чернильную тьму на горизонте. Вначале ничего не мог рассмотреть, но постепенно начали вырисовываться два смутных объекта. Он вернул бинокль капитану и сказал:

– Да, должно быть, это они.

Бальбао скомандовал «тихий ход», и корабль медленно стал отходить от острова.

– Как вы думаете, радар у них есть? – спросил Ларсен.

– Нет, – ответил Бальбао. – Кстати, напомните мне позднее, и я вам расскажу печальную историю радара на итальянском военно-морском флоте.

Он приказал увеличить ход и пояснил Ларсену, что намеревается подойти к эсминцам как можно ближе и только тогда открыть огонь. Вначале планирует пройти параллельным курсом, обогнуть второй корабль с кормы и выбрать, какой из них протаранить.

Через несколько минут корабли можно было различить невооруженным глазом. Они шли со скоростью приблизительно в пятнадцать узлов несколько в сторону от итальянского корабля. Оценив скорость их продвижения и курс, Бальбао решил, что подойти к ним лучше всего с тыла и затем пройти рядом.

Машина противолодочного корабля заработала на полную мощность, и за одну милю до немцев с переднего эсминца подали световой запрос.

– Он спрашивает, кто мы, – перевел с усмешкой Бальбао. – Но очень скоро они и так догадаются.

Когда запрос остался без ответа, из кормового четырехдюймового орудия раздался выстрел, и снаряд поднял столб воды позади итальянцев. Бальбао спокойно скомандовал «полный вперед», и корабль рванулся вперед, содрогаясь всем корпусом под могучим ревом машины. Со второго выстрела был недолет, а когда третий снаряд чуть не угодил в цель, Бальбао распорядился открыть огонь.

От спаренной «бреды» протянулись трассы 20-мм снарядов, взрывавшихся на палубе второго эсминца. Четвертый залп из четырехдюймового орудия на корме эсминца послал снаряд высоко над головой, и Тиллер, составлявший с Ларсеном расчет носового пулемета, понял, что они подошли так близко к немецким кораблям, что их главный калибр просто не мог поразить цель.

Тем временем они уже шли параллельным курсом со вторым эсминцем, и «бреда» поливала огнем палубу и мостик. Ларсен и Тиллер старались поразить открытую орудийную позицию за второй трубой и видели, как орудийный расчет начал разбегаться и падать.

Затем итальянцы еще прибавили хода и на скорости, превышавшей, по оценке Тиллера, сорок узлов, начали обгонять эсминцы. Сержант успел последней очередью поразить мостик эсминца и видел, как рассыпалось в прах стекло.

– Цель по правому борту. Повторяю: по правому борту, – прокричал по внутренней связи Бальбао, и расчет у спаренной «бреды» начал быстро разворачивать стволы. Итальянский корабль прошел перед носом у второго эсминца и подрезал корму первого.

Ларсен и Тиллер развернули пулемет и полили огнем палубу и надстройки первого эсминца. За ними последовала «бреда», и сержант видел, что 20-мм снаряды попадают в цель.

Через несколько секунд Бальбао отклонился чуть вправо и пошел параллельным курсом на расстоянии в двести ярдов. «Бреда» расстреливала эсминец практически в упор.

Бальбао сбавил ход, чтобы идти со скоростью эсминца и позволить «бреде» пройтись по нему огнем от носа до кормы. Потом снова увеличил ход и, когда обогнал немецкий корабль, отвернул на левый борт.

В небо взвилась и зависла осветительная ракета, и черная вода озарилась мертвенным мерцанием, но итальянский корабль, уходивший под прямым углом от переднего эсминца, оставался в темноте, и с эсминцев не могли вести по нему прицельный огонь.

– Что теперь? – прокричал Ларсен по внутренней связи. – В следующий раз они будут готовы к встрече, и уйти нам не удастся.

– Я развернусь как бы для торпедной атаки, – прокричал в ответ Бальбао, – и они будут вынуждены стать к нам носом, чтобы не подставить под удар борт.

В небо взвилась новая ракета, запущенная в расчете высветить итальянский корабль, но Бальбао вновь изменил курс. Тиллер с восхищением следил за тем, как умело и спокойно управлял кораблем его капитан, а сейчас, как он и предсказал, эсминцы круто взяли на левый борт.

Они снова виднелись темными силуэтами на расстоянии около двух миль и продвигались со скоростью примерно в двадцать узлов, в то время как итальянский корабль медленно шел на восток.

– Сейчас я возьму на левый борт и пойду на таран, – сообщил Бальбао Ларсену по внутренней связи. – С моим запасом горючего больше ничего нельзя предпринять. Когда я сбавлю ход, покидайте корабль.

Группа СБС прошла к корме, в воду сбросили спасательные круги, и за ними последовали Тиллер и его товарищи, прыгая за борт в пенящийся бурун. Ларсен проследил за тем, чтобы на палубе никого не осталось, и поднялся на мостик к Бальбао. Он не хотел пропустить самый волнующий момент операции.

Капитан скомандовал «полный вперед» и велел механику покинуть корабль. Пошел отсчет на секунды, и эсминцы по левому борту быстро приближались.

– Пора переходить на запасное управление с кормы, – прокричал Ларсен Бальбао, перекрывая гул машины.

– Нет, – возразил капитан. – Вначале вам надлежит покинуть корабль.

– А как же вы? – стоял на своем Ларсен. – Вам пора переходить к корме.

– Идите! – заорал Бальбао. – Я за вами!

Он вытянулся по стойке «смирно» и четко отсалютовал Ларсену.

– Всегда быть готовым к подвигу! – напомнил он старый флотский лозунг. – Немедленно уходите!

Ларсен побежал к корме вместе с механиком. Они швырнули за борт еще один спасательный круг и последовали за ним. Вода обожгла холодом, но Ларсен быстро сориентировался, схватился за круг и подтащил к нему механика.

Они не сводили глаз с противолодочного корабля, сближавшегося с эсминцами. Взвилась еще одна осветительная ракета, и с борта ближайшего эсминца протянулись лучи прожекторов. Итальянский корабль был ярко освещен, и оба эсминца одновременно открыли по нему огонь из всех орудий. Катер мчался вперед под градом пуль и снарядов и должен был в любую секунду столкнуться с ближайшим эсминцем.

– Боже мой, почему он не прыгает за борт? – простонал Ларсен, видя, что столкновение неизбежно. – Прыгай, болван, прыгай же!

Противолодочный корабль находился в двухстах ярдах от ближайшего эсминца, когда в него повыше ватерлинии попали два четырехдюймовых снаряда и раздался оглушительный взрыв. Только что по морю мчался со скоростью в сорок узлов корабль, ярко освещенный осветительной ракетой и лучами прожекторов, и вот уже по воде плыли обломки и стлался дымок.

Ракета с шипением скрылась в волнах, лучи прожекторов ощупали обломки и погасли, а корабли снова превратились в темные тени и вскоре исчезли из виду.

Ларсен взглянул на ручной компас и стал сигналить фонариком в сторону острова. Через полчаса подошел каик, и их взяли на борт. Еще через десять минут засекли сигналы остальных членов команды и их тоже подобрали.

– Что произошло? – спросил Мейген у Ларсена, когда они взяли курс на Сими.

– Бог его знает, – устало ответил Ларсен. – Одно ясно – ничего у нас не вышло.

– А что с Бальбао?

Ларсен обратился с вопросом к механику:

– Почему ваш капитан не использовал запасное управление с кормы?

Механик тупо на него уставился, а потом сказал:

– Должно быть, вы ошибаетесь, синьор. У нас никогда не было запасного управления.

На следующее утро над Сими снова появились «юнкерсы», кружившие над портом, как стервятники. Бомбить им было уже нечего, но несмолкаемый вой пикирующих бомбардировщиков и постоянный грохот бомбовых разрывов медленно, но верно подрывал моральный дух защитников острова. В этих условиях нельзя было поспать или просто отдохнуть, а в воздухе вечно стояло облако пыли.

Итальянский гарнизон, как и практически все местные жители, давно ушел в горы, и только самые отважные время от времени вели огонь с земли в надежде сразить падающий на них с неба самолет.

В подвале, где располагался штаб, Ларсен сам докладывал шифром в Бейрут о провале последней операции. В ответ выразили соболезнования и поинтересовались, что Ларсен намерен теперь предпринять. «Напасть на эсминцы в Портолаго, – ответил он, – но этот план еще нуждается в уточнении». «Держите нас в курсе дела, – приказал Бейрут. – Вашим планам и действиям здесь придается особое значение. Сегодня в Портолаго направляется самолет, который произведет аэрофотосъемку, а результаты вам доставят к вечеру катером. Удачи».

Ларсен стащил с головы наушники и брякнул ими о стол.

– Так себя могут вести только высшие офицеры, – раздраженно заметил он. – Вначале они требуют от нас невозможного, а потом желают удачи. Можно подумать, что они сами могли бы легко справиться с парой эсминцев или нашли бы иной путь эвакуации гарнизона с Самоса. Ничего не могу понять. Кто-нибудь мне может сказать, мы выигрываем эту войну или нет?

Над ними прогрохотал новый взрыв бомбы, и подвал вздрогнул от ударной волны.

– Вот вам и ответ, шкипер, – мрачно сказал Тиллер.

Ларсен сел к столу и расстелил карту Лероса.

– Что мы знаем о Портолаго? – спросил он.

– Как видите, это самая южная из трех бухт на западном побережье острова, – ответил Мейген. – Она идет с северо-востока на юго-запад, в длину около одной мили и практически разрезает остров надвое. Со всех сторон окружена крутыми склонами гор. В общем, организовать нападение будет крайне непросто.

– А ты что думаешь, Тигр?

– Я так понимаю, что этим придется заняться мне и Билли, – с готовностью ответил Тиллер, и предчувствие опасности быстрее погнало кровь. – Но, естественно, потребуется помощь: кому-то придется нас туда доставить и забрать назад.

– Это, прямо скажем, нелегко, – признал Мейген, – но я уверен, что можно будет что-то придумать.

– Нет, Эндрю, – возразил Ларсен, – ты нужен, чтобы обеспечить эвакуацию к берегам Турции, пока нас здесь не будет. В общем, посмотрим, действительно ли наше начальство считает эту операцию чрезвычайно важной. Я им скажу, что для гарантии успеха нам требуется катер.

Ларсен записал радиограмму и передал текст радисту, когда он заступил на вахту. Радист зашифровал и отправил послание морзянкой. Ответ был получен почти моментально и вручен Ларсену.

– Быстро работают, – похвалил он начальство. – Должно быть, дело не терпит.

В телеграмме говорилось, что Ларсен может использовать для своей операции фрегат, который придет на Сими да рассвета нового дня при условии, что аэрофотосъемка пройдет успешно.

Фрегат прибыл в тот же вечер из Пафоса, не встретив на пути никаких неприятностей. Его капитаном был веселый лейтенант из резерва флота, знакомый Мейгену еще до войны, который прекрасно знал район Додеканесских островов, где раньше немало ходил на яхте. Он вручил Ларсену толстый коричневый конверт, который тут же был вскрыт кинжалом.

Аэрофотоснимки были четкими и вырисовывали все детали, и не менее подробным и тщательным был анализ фотографий, продеданный аналитическим подразделением ВВС в Акротири. Первое, что заметил Тиллер, был плавучий бон на входе в гавань. Одним концом он упирался в южный мыс, а второй достигал почти середины входа. Со стороны суши в этом конце, насколько можно было понять, стоял катер охраны. Другая часть бона проходила по прямой от северного мыса и заканчивалась в двухстах ярдах от стоявшего на якоре катера охраны.

– Не так-то легко будет войти в гавань, – заключил Барнсуорт.

– Ерунда, Билли, – парировал Тиллер. – Нам доводилось преодолевать подобные препятствия в Соленте каждый вечер.

В северной части гавани в тысяче ярдов от входа стояло на якоре под сенью прибрежных скал довольно крупное судно, которое разведка определила как немецкий сухогруз по перевозке боеприпасов «Анита», прибывший недавно в конвое из Пирея.

В дальнем конце залива стояло другое судно из состава того же конвоя – сухогруз «Карола» из службы тыла, а также судно с низкой осадкой, которое немцы использовали для снабжения своих гарнизонов на островах. С кормы «Каролы» стояли на якорях неопознанные малые суда. С противоположной стороны залива находилась база ВМС с плавучим доком, складами и самолетными ангарами. Указав на базу, Ларсен сказал:

– А вот и они.

Все столпились возле него. Летчик сделал серию наклонных фотографий эсминцев, стоявших на якоре у базы ВМС. Через стереоскопический увеличитель можно было рассмотреть все детали их надстройки, и создавалось впечатление, что град огня спаренной «бреды» не причинил никакого ущерба. Пока они разглядывали снимки, пришла новая радиограмма из Бейрута, в которой говорилось, что «в свете нынешней оперативной обстановки» Группе Ларсена надлежит потопить «Аниту», равно как и «Каролу», судно с низкой осадкой, и оба эсминца.

– Мы обычно берем в лодку не больше восьми магнитных мин, – сказал Тиллер, – а здесь понадобится по три на каждую мишень. Боюсь, с таким грузом мы далеко не уйдем.

– На дорогу туда и назад у вас уйдет не больше двух часов, – возразил Ларсен, – так что большую часть своего барахла можете с собой не брать.

– Но с таким числом мин на борту мы не сможем ориентироваться по компасу, – стоял на своем Тиллер. – Без компаса ночью нам там делать нечего.

– Я позабочусь о том, чтобы вас высадили в нужном месте, – вмешался Денверс, капитан фрегата. – Кроме того, я вам укажу курс, с которого вы при всем желании не собьетесь.

Все вместе просмотрели список снаряжения для лодки и пришли к выводу, что необходимость взять с собой большое число магнитных мин исключала все вещи, кроме запаса воды, примуса и продовольственных пайков.

– Не понимаю, почему бы ребятам в Каире не поставить перед нами задачу захвата острова, раз уж мы будем рядом, – проворчал Барнсуорт.

– Не волнуйся, Билли, они еще об этом вспомнят, – заверил его с улыбкой Ларсен. – Дай только срок. Возможно, до них еще не дошло, что сейчас там засели фрицы. Теперь, Боб, слушай сюда. Нам нужно быть на месте не позднее полуночи. Ты сможешь нас туда доставить за один заход, пока еще темно?

– У меня фрегат, а не торпедный катер, – напомнил Денвере, – и днем нам придется где-то переждать у берегов Турции. Когда мы ходили на Самос, обычно дневали в местечке под названием Яликавак. Если случается мельтеми с запада, стоянка там не из приятных, но сезон мельтеми прошел.

Он показал на карте мыс у берегов Турции к северу от Коса.

– Здесь небольшая рыбацкая деревушка, но тамошние жители держат рты на замке при условии, конечно, что их руки не останутся пустыми и там окажется серебряная монетка.

– Хорошо. В таком случае мы можем сегодня выйти в море и быть на месте до рассвета?

– Без проблем.

– А где встречаемся после операции, шкипер? – спросил Тиллер. – Где-нибудь у Лероса?

– Нет, – возразил Ларсен, – немцы перевернут весь остров вверх дном, когда будут тебя искать. У Калимноса будет более безопасно, а он совсем недалеко от Портолаго.

Мейген расстелил на столе крупномасштабную карту района и высказал свое предложение:

– Еще лучше Вати. Ты его знаешь, Боб?

– Не раз бросал там якорь еще до войны, – ответил Денвере. – Похоже на норвежский фиорд. Большая глубина. Однако чертовски запутанный район для навигации, особенно если подходишь к нему с юга, но я там знаю каждый дюйм. Во всяком случае, я смогу провести катер так далеко, что с воздуха меня засечь не смогут.

Ларсен взглянул на часы и подытожил:

– До рассвета в нашем распоряжении еще четыре часа. Эндрю, поставь каик у причала и выгружай лодку разведчиков. Нужно проверить, как она себя поведет при загрузке большим числом магнитных мин.

Обратившись к Тиллеру и Барнсуорту, спросил:

– На случай побега все с собой? Вам это может пригодиться.

В ответ они вынули из карманов и продемонстрировали крошечные карты в виде шелковых носовых платков.

Барнсуорт также показал всем свой берет со значком САС и похвалился:

– По обеим сторонам у меня вшиты лезвия ножовки. Если будет в том нужда, смогу сбежать из тюрьмы Синг-Синг, что в Америке.

– До отъезда я тоже постараюсь что-нибудь придумать, – пообещал Тиллер.

– Хорошо. Еще возьмите с собой денег на случай, если кого-то нужно будет подкупить, – посоветовал Ларсен.

Он открыл стальной сейф и вытащил оттуда пятьдесят золотых монет. Распределил поровну и отдал Тиллеру и Барнсуорту, а они засунули деньги в специальные мешочки на поясах и расписались в получении.

– Лучше, конечно, деньги со временем вернуть, – сурово заметил Ларсен. – Иначе босс подумает, что я их украл.

«Да, – подумал Тиллер, – видно, майор допек-таки Ларсена».

Через полчаса Тиллер и Барнсуорт укладывали в лодку, спущенную на воду, магнитные мины, полканистры питьевой воды и два суточных продпайка. Лодка почти касалась бортом поверхности моря, и оставалось только надеяться, что на подходе к Портолаго погода не взбунтуется.

Затем лодку подняли на борт фрегата, а экипажу выдали по чашке горячего какао. Тиллер еще раз проверил, что мины уложены в порядке. Ему раньше не случалось бывать на борту подобного корабля, превосходившего по своим размерам все торпедные катера, которые он прежде видел. По словам одного из членов команды, корабль был 112 футов в длину и имел два двигателя «холл-скотт-дифендер», а также мог похвастаться неплохим для своего класса вооружением: трехфунтовым орудием и набором оружия меньшего калибра, но двойного назначения.

От Сими Денвере взял курс строго на турецкий берег, а затем повернул к северу, держа постоянно скорость в десять узлов. Тиллер, Барнсуорт и Ларсен отсыпались на палубе рядом с лодкой разведчиков. Они достигли Яликавака в тот момент, когда забрезжили первые лучи солнца.

Тиллер вскоре понял, почему это место избрали для свиданий каики флотилии шхун Леванта и прочие суда, выполнявшие особые задания. Высоченные склоны гор, обрамлявших залив, обеспечивали надежное укрытие даже с воздуха. Вначале он решил, что вокруг никого нет, но, по мере того как светало, смог различить один за другим контуры двух судов под камуфляжными сетками. Одним из них был каик из флотилии, снабжавший по ночам группы солдат, которым удалось бежать с Лероса, а теперь рассеявшимся по разным островам. Другим было спасательное судно ВМС, высокая скорость которого позволяла использовать его для отправки припасов в экстренных случаях на Самос с Кастельроссо, а также для эвакуации тяжелораненых с осажденного немцами острова.

Денвере бросил якорь между ними, и сразу же натянули камуфляжную сетку. С визитом к ним прибыл капитан спасательного судна ВМС, которого забросали вопросами о ситуации на Самосе.

– Люфтваффе не дает покоя буквально ни на секунду, – рассказывал он. – А после того как вы им расквасили нос на Сими и после того как им дали огоньку на Леросе, немцы не собираются брать Самос без тщательной подготовки. Однако «юнкерсы» разносят там все в пух и прах, и нельзя сказать, что моральный дух на высоте. Большая часть солдат из тамошнего гарнизона макаронников сбежала от бомбежек в горы, а наших ребят явно недостаточно, чтобы остановить фрицев, когда они решатся на высадку. Они все время у меня спрашивают, когда придет флот, чтобы их забрать оттуда, и я им говорю, что за ними всенепременно придут корабли, потому что флот еще ни разу не бросал армию в беде. Я им напоминаю о Дюнкерке и Крите, но, честно говоря, я уже ничего не знаю и ни в чем не уверен.

Тиллер чувствовал, что лейтенанта, ВМС терзают сомнения, и видел смертельно усталое лицо: усталость не мог скрыть ни загар, ни красные от бессонницы глаза.

– Признаться, мне кажется, – продолжал офицер, – что флот просто струсил и ушел в кусты. Эта авантюра ему слишком дорого обошлась, и потеряно слишком много кораблей.

– Не волнуйтесь, сэр, – помимо воли вырвалось у Тиллера. – Флот не ушел в кусты. Он еще себя покажет. Так всегда бывает.

Капитан спасательного судна ВМС обвел глазами Тиллера, и на его губах появилось подобие улыбки, когда он разглядел на рукаве надпись «морская пехота».

– А-а, один из шутов его королевского величества. Мой братец – один из ваших. Я так и подозревал, что среди этой банды пиратов должен затесаться один приличный человек. Но почему значок с распростертыми крыльями? А где же земной шар и лавровый венок?

– Я прикомандирован, – пояснил Тиллер.

– Это я его заставил снять значок, – вмешался Ларсен. – В нашей части обходятся без блеска и мишуры, а он теперь один из нас.

– Не знаю, какого черта вы здесь делаете, капитан, – сказал лейтенант ВМС, обращаясь к Ларсену, – и не знаю, кто вы и зачем, потому что меня это не касается. Но если за вами присматривает этот парень, с вами полный порядок. Удачи вам.

– Ты меня удивил, Тигр, – не преминул съязвить Ларсен после ухода гостя. – Как это ты вдруг вступился за честь флота? Я уж думал, что ты забыл о своем прошлом. Помнишь, ты мне как-то высказывал свое мнение о морских офицерах и зонтиках?

– Да, было, – засмущался Тиллер. – Но мне кажется, шкипер, что кому-то нужно заступаться за флот, когда его незаслуженно обижают.

В то же время он должен был сам себе признаться, что вспышка флотского патриотизма удивила его не меньше других.

– А почему он назвал тебя шутом его королевского величества? Откуда это прозвище?

– «Я шут, шут его королевского величества, солдат и матрос одновременно», – без запинки процитировал Тиллер.

– Киплинг, – догадался Денвере.

– Нет, – печально заметил Ларсен, – ты никогда не будешь таким, как мы, Тигр, не так ли? И не имеет никакого значения, какой значок ты нацепишь на свой берет.

В ответ Тиллер ухмыльнулся и сказал, как в воду глядел:

– Вы правы, шкипер. Мне тоже так кажется. Но придет день, когда вы все к нам присоединитесь.

Над горами взошло ноябрьское солнце, и к полудню его лучи стали припекать через камуфляжную сетку. Группа СБС методически проверяла оружие и снаряжение, перед тем как ненадолго лечь спать и затем поужинать.

Перед заходом солнца в небе появился немецкий самолет-разведчик, пролетавший над берегами Турции в поисках признаков жизни. Команда корабля кинулась было к зенитным установкам, но гул моторов самолета вскоре затих вдали.

С наступлением сумерек подняли якорь на каике и перед выходом из залива пожелали удачи остававшимся. Ночь была ясная, но поднявшийся ветер нес осеннюю прохладу.

На корабле все притихли в ожидании радиограммы из Бейрута. В крохотной радиорубке над потрескивающим и попискивающим аппаратом склонился радист, как и все его коллеги, известный под прозвищем Искры. Через три часа после наступления темноты пришел долгожданный приказ: "Приступайте к операции «Солнечный луч».

Денвере скомандовал сниматься с якоря. Убрали камуфляжную сетку и тихим ходом выбрались из залива.

– Курс два-семь-ноль, – скомандовал рулевому Денвере.

На палубе Тиллер и Барнсуорт принялись наносить черный грим на лица друг друга.

12

В отличие от итальянского корабля с его неумолчным рокотом мощного двигателя машины фрегата работали так тихо, что создавалось впечатление, будто шли под парусами.

– О чем это ты задумался, Тигр? – прошептал Барнсуорт, лежавший на спине рядом с Тиллером на палубе, бездумно глядя в небо.

– Я вспомнил того сумасшедшего макаронника, – ответил сержант. – Хотелось бы знать, зачем он так поступил?

– Ты о Бальбао? Возможно, хотел продемонстрировать истинное мужество итальянцев. Возможно, так ненавидел фрицев, что готов был жизнь отдать ради возможности отомстить. Может, надеялся, что удастся выжить. Может, знал, что без горючего его корабль ничего не стоит, а без корабля, вроде, и он ни к чему. Возможно, было много причин и каждая сыграла свою роль. Почему люди ведут себя на войне так, а не иначе? Меня не спрашивай. Я просто выполняю приказ и стараюсь особо не высовываться.

Такая позиция, по мнению Тиллера, была продиктована здравым смыслом, но ему не подходила. У него как-то само собой получалось, что он всегда оказывался в гуще свалки. Обычно он никогда не переживал и не волновался перед операцией. Не в пример многим своим товарищам, напоминавшим в эти часы и минуты натянутую струну, Тиллер, как правило, расслаблялся, отдыхал душой и телом, но на этот раз явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– На мой взгляд, – продолжал Барнсуорт, – все жители Средиземноморья всегда несколько драматизируют ситуацию, переигрывают. Ты понимаешь, о чем я говорю? К примеру, та греческая девушка...

– Анжелика?

– Да, она. Вначале просто не знала, чем нам помочь, что еще для нас сделать, а потом как в воду канула. И как раз в то время, когда мы без нее не могли обойтись. Мне показалось, Тигр, что ты ей понравился, но это не домешало ей исчезнуть с наших глаз.

– Возможно, она просто выполняла приказ.

– Какой приказ? Чей приказ?

Тиллер уклонился от прямого ответа и сказал:

– Мы со шкипером думаем, что она член какого-то партизанского отряда.

При этом подумал, что теперь он вряд ли сможет выяснить, насколько верны эти предположения.

– Эти парни ни на что не пригодны, – фыркнул Барнсуорт. – Я так понимаю, что они все время только тем и занимались, что резали глотки друг другу. Между прочим, мы так и не узнали, были ли на Сими партизаны.

– Мы их не видели, – согласился Тиллер, – но не видели и немцев, которые уцелели после высадки и скрылись в горах. Возможно, с ними расправились партизаны.

– Может быть, они, а может быть, и нет. Не хотел бы я оказаться на месте тех немцев, когда в горах полно местных жителей, спасающихся от воздушных бомбардировок. Греки презирают макаронников и люто ненавидят фрицев. Думаю, местные и разделались с теми немцами.

– Если, конечно, покончили с ними, – добавил раздумчиво.

К ним подошел розовощекий младший лейтенант, заместитель Денверса, и сообщил, что пора собираться в путь.

– Мы уже почти на месте, и вам нужно быть готовыми, – сказал он.

По правому борту виднелась южная оконечность Лероса, а с левого выступал гористый берег Калимноса. Заместитель Денверса с интересом наблюдал за тем, как Тиллер и Барнсуорт открыли ящик с взрывателями и подобрали окрашенные в тот цвет, который означал, что взрыв произойдет через пять часов.

– А как эти штуки действуют? – спросил младший лейтенант.

– Когда разбиваем ампулу с ацетоном, жидкость проедает прокладку из целлулоида, которая удерживает иглу взрывателя, – пояснил Тиллер. – Чем толще прокладка, тем больше времени уходит на ее проедание и, соответственно, позже происходит взрыв. На самом деле все предельно просто.

– А почему два взрывателя?

Тиллер объяснил, что второй взрыватель для страховки.

– Они очень капризные, – уточнил он, – и в зависимости от температуры воздуха могут сработать раньше или позже назначенного срока.

Из крохотной радиорубки показался радист и сообщил:

– Бейрут только что информировал, что в состав гарнизона на Леросе входят брандербуржцы, и вам посоветуют, если вас окликнет береговая охрана, отвечать: «Патруль брандербуржцев». Может, пронесет.

– Спасибо, – поблагодарил его Тиллер, – будем иметь в виду. А они не сообщили чего-нибудь новенького о ситуации?

– Просто сказали, что там полным полно фрицев, – весело заметил радист. – Удачи вам.

Денвере осмотрел побережье Лероса в бинокль ночного видения и спустя десять минут тихо скомандовал:

– Стоп машина!

Корпус перестал подрагивать, и фрегат закачался на легкой волне.

– Остановить оба двигателя!

Наступила полная тишина. Все стоявшие на палубе чутко вслушивались, но не могли уловить и звука, если не считать тихого поскрипывания надстройки от легкой качки.

– Вот и все, ребята. Приехали.

Команда помогла спустить на воду хрупкую лодку, позаботившись о том, чтобы она не ударилась о борт катера. Наблюдавший за этой процедурой Денвере сошел с мостика и негромко сказал Тиллеру:

– В темноте не видно, но можешь поверить мне на слово, что стоим в четырех милях от северной оконечности у входа в гавань. Отсюда идите на восток и потом сами увидите. Надеюсь, трудностей у вас не будет.

– Как здесь с течением?

– В ближайший час никакого течения не предвидится, а позднее потянет с севера на юг вдоль побережья, но скорость не превышает одного узла. В общем, хлопот вам не доставит.

– А ветер?

– В южном направлении, но слабый. Согласно прогнозу, от шести до восьми узлов. Можешь скорректировать на градус с учетом ветра, если он усилится, но когда пробудешь на воде часа два, тебя скорректирует течением.

– Я планирую перебраться через плавучий бон через два часа, – сказал Тиллер. – Каким курсом следовать из Портолаго на Калимнос?

– Это непросто.

– На обратном пути мы сможем использовать компас.

Тиллер повернулся спиной к берегу, осветил фонариком планшетку с картой, и Денвере показал, каким курсом нужно следовать.

– Когда выйдешь из гавани, держи курс вот на этот мыс. Он где-то в полутора милях от плавучего бона. За мысом пересечешь пролив и подойдешь с востока к северной оконечности Калимноса. Это еще две мили.

На прозрачной пленке, покрывавшей карту в планшетке, Тиллер аккуратно провел указанный курс, а затем подсчитал в милях каждый отрезок пути.

Наблюдавший за его работой Денвере одобрительно заметил:

– Лучше не бывает. Днем вам надо спрятаться с востока у мыса, а потом пройдете вдоль берега до небольшого выступа. Путь не близкий, но за выступом сразу откроется Вати. Там мы будем вас ждать.

После короткой паузы добавил:

– Увидимся завтра вечером. Удачи.

Они обменялись рукопожатием, и Тиллер вместе с Барнсуортом осторожно уселись на свои места в лодке. Планшетку с картой сержант засунул за спинку сиденья.

С борта свесился Ларсен и тихо проговорил:

– Ребята, не шалите и помните, что работа прежде всего, а потом уже девушки.

Ему ответили поднятием больших пальцев.

– Все, пошли, – просипел Барнсуорт в ухо Тиллера, и они оттолкнулись руками от борта катера.

На воде волнение оказалось несколько более сильным, чем представлялось с борта катера, а дополнительные магнитные мины заставили лодку сидеть очень низко. Хлопот прибавилось, когда сила ветра превысила прогнозы Денверса, и срывавшиеся временами с гребней волн брызги летели в лицо. Помогал деревянный щиток, установленный под углом на носу, который отсекал набегавшие волны, стекавшие по бортам.

Они шли под веслами в уключинах и вскоре набрали хороший темп, разогрелись и не чувствовали холода. Иногда приходилось разрезать волну, чтобы она не захлестнула с борта. Не было произнесено ни слова, но ощущалось общее напряжение.

Через полчаса впереди стал вырисовываться берег, а спустя еще двадцать минут они вошли в прибрежные воды, где волнения почти не было, и лодка пошла легче. Вскоре Тиллер увидел, как постепенно из темноты выступает северная оконечность входа в гавань.

Решили передохнуть, и Тиллер воспользовался передышкой, чтобы сверить ориентиры с картой. Оба гребца испытывали усталость после длинного перегона, изрядно вспотели и жадно пили воду из канистры. Тиллер тут же напомнил себе, что воду придется экономить. Впереди еще был долгий и трудный путь, и еще не раз будет мучить жажда.

Он снова взялся за весла и услышал, как позади что-то нечленораздельное буркнул Барнсуорт, явно неудовлетворенный краткой передышкой. Но Тиллеру хотелось поскорее сделать дело, и он правил прямо к северной оконечности у входа в гавань. В этом месте к воде подступали высокие голые скалы, и в тени, сгущавшейся под ними, гребцы вынули весла из уключин и дальше пошли, загребая одним веслом.

Держались у берега, но не слишком близко, опасаясь патрулей. Когда показалось, что слышится скрип сапог по камням, перестали грести и пригнули головы. Звук не повторился, и они снова взялись за весла, но продвигались крайне медленно.

Тиллер понимал, что вскоре покажется плавучий бон, но его пока не было видно. Внезапно ему послышался тонкий звон колокольчика, и он перестал грести. Лодка по инерции тихо скользила вперед, а сержант продолжал вслушиваться и снова уловил звон. Неужели немцы придумали какую-то новую систему?

Во рту пересохло. Он облизнул языком губы и ощутил соль. Что за чертовщина? Откуда звон?

В этот момент Барнсуорт ткнул его пальцем в спину и успокоил:

– Не боись. Это козы с колокольчиками на шее.

Плавучий бон при ближайшем знакомстве оказался легкопреодолимым препятствием, чему способствовали навыки, приобретенные Тиллером на учениях в Соленте. На патрульном корабле, стоявшем на якоре возле узкого входа, не было никаких признаков жизни.

Первой мишенью был сухогруз с боеприпасами, стоявший на якоре под сенью скал на полпути у северного берега. Из-за отсутствия прилива и ветра судно уставилось носом в гавань и развернулось к ним бортом. Оно немало потрудилось на своем веку и видело лучшие времена, но оказалось гораздо больших размеров, чем предполагал Тиллер. Каждая мина содержала два фунта взрывчатки и могла проделать дыру диаметром в шесть футов. На это судно потребуется по меньшей мере три мины, чтобы гарантировать, что оно затонет. Если на борту находятся боеприпасы; они взлетят на воздух от детонации и судно наверняка пойдет ко дну. В этом случае и тонуть будет нечему.

Сержант повернул на левый борт, чтобы подойти ближе к скалам. В этом месте песчаного берега не просматривалось и можно было не опасаться встречи с патрулем на берегу. Конечно, приближаться к «Аните» с кормы было против правил, но зато можно было по окончании работы проследовать прямо в гавань.

Перед установкой мин они снова передохнули. Тиллер повернул голову и прошептал:

– Одну возле винтов, другую у машинного отделения и третью в носовой части. Подойдем с левого или правого борта?

– Хорошо бы нам перед этим установить, где находится вахтенный, – ответил Барнсуорт. – Должен же у них кто-то стоять на вахте.

– Времени у нас в обрез, – напомнил Тиллер, взглянув на часы.

– Погляди, он вон там, – прошептал Барнсуорт.

До судна было около двухсот ярдов, но четко проглядывался огонек сигареты вахтенного на палубе, повернувшегося лицом к берегу.

– Везет же некоторым, – проворчал Барнсуорт. – Я бы сейчас тоже с удовольствием затянулся.

Тиллер постарался подавить в себе раздражение, которое вызывало у него поведение напарника. Подобное довольно часто случалось с командой лодки, и когда возникали такие ощущения, нужно было успокоиться и здраво во всем разобраться. Тем не менее шутки Барнсуорта уже давно стали действовать ему на нервы, и сержант приложил пальцы к губам, требуя молчания. В ответ напарник что-то промычал то ли в знак согласия, то ли хотел возразить.

Вахтенный швырнул окурок за борт, но не прошел вглубь, а переместился к корме и стал вглядываться в воду. Гребцы в лодке вжали головы в плечи. Тиллер даже затаил дыхание. Прошло какое-то время, тянувшееся вечность, и сержант слегка приподнял голову. Вахтенный не сдвинулся с места и, казалось, смотрел прямо на лодку. Тиллер боялся пошевельнуться.

Вспыхнула спичка, озарив лицо вахтенного и переброшенную за спину винтовку. Прикурив сигарету, он швырнул обгоревшую спичку за борт и пошел к носу по правому борту. Тиллер облегченно перевел дух.

– Пойдем к левому борту, – предложил Билли.

Они отстегнули защитный полог, прикрывавший сиденья, и Барнсуорт достал из кормы две мины на подставке и магнитный держатель и передал их Тиллеру, а тот вынул из носового отсека составные части пустотелого жезла для установки мин, соединил вместе и положил шестифутовую стальную палку перед собой поперек лодки. Потом осторожно и медленно стал грести одним веслом. Барнсуорт легонько ткнул его в спину и указал на ватерлинию судна, низко сидевшего в воде.

– Его еще не разгружали, – прошептал он.

В ответ Тиллер только кивнул и снова показал жестом напарнику, что ему следует держать язык за зубами.

Они медленно продвигались вперед, пока не достигли места, откуда выходили винты. Корпус был ржавым и изрыт вмятинами, а лохмотья морских водорослей над ватерлинией свидетельствовали о том, что судно с припиской в Генуе не раз перегружали сверх допустимых норм. Тиллер указал рукой на водоросли и ракушки, давая понять напарнику, что ржавчина и прочие наслоения могут помешать установке мин.

В ответ Барнсуорт дважды хлопнул сержанта по плечу в знак того, что все понял. Тиллер поднял держатель, осторожно подвел его к борту на уровне плеча и вцепился в отходивший от него шнур. Магниты прилипли к стали с глухим стуком, который показался страшным грохотом, и подрывники затаили дыхание, но за этим ничего не последовало, и Барнсуорт подтянулся на шнуре ближе к борту судна.

Теперь, когда держатель был на месте, Тиллер мог перейти к решению сложной задачи установки мины. В прошлом ему много раз случалось это проделывать на учениях, но всегда оказывалось трудно отделить мину от подставки из-за мощных магнитов и вследствие того, что работать приходилось в замкнутом пространстве.

На этот раз он справился со своей задачей с третьей попытки, но далось это нелегко, и все лицо было залито потом. Тиллер чуть передохнул, перед тем как переложить мину на край борта перед собой. Потом прицепил ее к концу установочного жезла, подвинтил фигурную гайку, чтобы разбить капсулу с кислотой, и медленно и крайне осторожно опустил мину в воду. Он удерживал мину вдали от корпуса судна до тех пор, пока его рука с жезлом не оказалась под водой, а затем стал медленно подводить мину к корпусу судна.

Когда магниты подошли к стали, они с глухим стуком прилипли к корпусу. Пришлось снова сделать перерыв и прислушаться к происходящему вокруг, но убедившись, что операция прошла незамеченной, Тиллер толкнул жезл вниз, чтобы отсоединить его от мины, вытащил его из воды и положил рядом с собой.

Как только сержант закончил свою работу, Барнсуорт снял с корпуса судна держатель и продвинул лодку чуть вперед. Вторую мину установили в районе машинного отделения, затем прошли к носовой части и остановились, прислушиваясь, в надежде определить местонахождение вахтенного. Однако доносились только слабые звуки музыки по радио да плеск воды о борт судна.

Тиллер установил третью мину и дал лодке пройти по течению мимо ржавой якорной цепи. В отличие от современных судов, нос «Аниты» уходил довольно круто вверх, но все же под ним можно было укрыться от любопытных взоров с палубы.

За весла не брались, и их относило в глубь гавани. Подрывники низко склонились над сиденьями, но всем своим существом ощущали, что наступил решающий момент, когда в любую секунду их могут окликнуть с борта судна. Мучительно медленно тянулись секунды, пока лодка отплывала все дальше, а когда стало ясно, что с палубы их не заметили, они взялись за весла.

Им было бы проще следовать вдоль северного побережья, где стояли на якорях еще два судна-мишени, но Ларсен принял решение, с которым согласились Тиллер и Барнсуорт, что чем дольше они остаются в гавани, тем большей опасности подвергаются, и поэтому следовало вначале разделаться с эсминцами.

Ближе к середине гавани, раздавшейся вширь почти на милю, путь лодки пересек патрульный катер с прожектором, и гребцы низко склонили головы к коленям, подождали, пока не затих вдали стук мотора, и погребли дальше. Темень была непроглядная, и, хотя предстояло преодолеть не более полумили, Тиллеру было нелегко ориентироваться. Он все еще старался рассмотреть дорогу, когда Барнсуорт тронул его за плечо и прошептал:

– Вон там, чуть правее.

Тиллер напряг зрение и с трудом разглядел длинный темный силуэт. Подойдя ближе, они увидели две дымовые трубы, причем носовая была значительно выше кормовой.

– Это «Сан-Мартино», – прошипел Барнсуорт на ухо сержанту. – Тот, который поменьше из двух. Нам лучше бы немного отклониться в сторону, чтобы найти «Турбину».

Они взяли на левый борт, и еще к югу и подошли к берегу, но «Турбины» там не оказалось. Тогда повернули на запад и увидели перед собой четкие контуры «Сан-Мартино». Решили передохнуть, смочить горло й обдумать ситуацию.

На аэрофотоснимках четко просматривалось, что эсминцы стоят практически борт о борт у северной пристани военно-морской базы.

– Видимо, «Турбину» перегнали в другое место, – предположил Барнсуорт.

– По-иному и быть не может, – сердито проворчал Тиллер.

– Что будем делать?

Сержант не смог сдержаться и раздраженно бросил:

– Разделаемся с этим, а потом будем искать второй.

«Что это Билли взбрело в голову? Уж не собирается ли он пойти к мамочке и пожаловаться на свою судьбу?» – пронеслось в голове сержанта. Он услышал, как Барнсуорт шумно втянул в себя воздух, и понял, что напарник тоже взбешен не на шутку и еле сдерживается.

Сержант знаком показал, что ему требуются две пары мин, и Барнсуорт молча их передал. Тиллер снял три штуки с подставок и прикрепил одну к установочному жезлу.

– В носовой части, посредине и к корме с левого борта, – предложил Барнсуорт.

Тиллер согласно кивнул, и они принялись медленно грести к эсминцу, на этот раз сближаясь с мишенью, как на учениях, с носа. На палубе не было никаких признаков вахтенного, хотя их должно было быть по крайней мере двое. К тому же наверняка вахту несли матросы, знающие свое дело, не в пример «Аните», где ранее повстречался, скорее всего, человек штатский.

Схватившись за якорную цепь, они простояли какое-то время на месте, прислушиваясь, и вскоре уловили гортанную речь, доносившуюся сверху. Хриплый смех оборвал натужный кашель, послышались звуки музыки, прорезался и пропал луч света, когда на фальшборте открыли и громко захлопнули заслонку. Где-то залаяла собака.

Тиллер замер. Если на борту окажется собака, быть беде. Собаки обладают уникальной способностью учуять неладное, которая не имеет прямого отношения к природным органам чувств. Сержант поднял руку, давая понять, что следует еще подождать, и вновь услышал, как напарник шумно втягивает воздух сквозь зубы. «Не терпится идиоту!» – зло подумал Тиллер.

Снова послышался лай собаки. Где этот проклятый пес? Ночью на воде звуки разносятся далеко и трудно определить их источник.

В этот момент Барнсуорт сжал Тиллера за плечо и прошептал:

– Собака лает на берегу. Не обращай внимания.

Но сержант вновь поднял руку, требуя еще немного переждать, чтобы не ошибиться.

– Какого черта! – прошипел ему в ухо Барнсуорт, но Тиллер не сдвинулся с места, крепко ухватившись за якорную цепь и продолжая вслушиваться.

Беседа на палубе стала более оживленной, и показалось, что звенят рюмки. Разговаривали по правому борту, так что верно выбрали направление для установки мин по левому борту. Лай собаки больше не слышался, и Тиллер неохотно расстался с якорной цепью и продвинул лодку вперед.

По сравнению с судном, перевозившим боеприпасы, корпус эсминца казался очень чистым и даже свежепокрашенным. «Только немцы, – подумал Тиллер, отдавая должное противнику, – способны придать лоск устаревшему кораблю, который достался дуриком от итальянцев».

На этот раз при установке мин не было лишних пугающих звуков, и первые две стали на место легко и быстро, но третья по какой-то неведомой причине отказывалась прилипнуть к корме у руля. Тиллер пытался ее пристроить и так, и эдак, но ничего не получалось. За спиной он чувствовал нарастающее нетерпение напарника и в конце концов был вынужден показать ему, что следует попробовать с другой стороны.

Они медленно обходили корму, когда сверху ударил луч мощного фонаря, и гребцы застыли, низко склонившись в лодке. Луч фонаря осветил воду, пропал, вновь возник и уперся прямо в лодку. Тиллер припомнил, что наказывал им радист, и громко прокричал по-немецки:

– Патруль. Брандербуржцы.

С этими словами взялся за весло.

Вахтенный с фонарем что-то крикнул и стал стаскивать с плеча винтовку. К нему подбежал напарник с оружием наготове.

Тиллер знал, что несколько сильных гребков вынесут лодку за пределы досягаемости фонаря и их сразу же поглотит темнота, но если вахтенные откроют огонь, вся операция полетит к чертям собачьим. Можно было не сомневаться, что затем корпус эсминца тщательно осмотрят и очистят от мин.

– Придется с ними разбираться, – сказал сержант Барнсуорту и развернул лодку в сторону эсминца.

– Патруль! Брандербуржцы! – вновь прокричал он и приветственно помахал рукой.

Вахтенный с фонарем пытался одновременно прицелиться из винтовки и направить луч на лодку, что ему плохо удавалось. В конечном счете уронил фонарь и полез его поднимать, а напарник что-то прокричал Тиллеру в ответ. Сержант вновь приветственно помахал рукой, а когда второй вахтенный ответил тем же жестом, сильными гребками погнал лодку от эсминца, стараясь подальше уйти от луча фонаря.

– Боже правый! – выдохнул ему в ухо Барнсуорт, когда они остановились передохнуть. – У тебя нервы, как канаты. Я уж подумал, что он угодит нам прямо меж глаз.

– У меня тоже было такое предчувствие, – признался Тиллер.

Он чувствовал, что взмок от пота, потянулся к канистре, налил кружку воды, отпил и передал напарнику.

Теперь они настолько близко подошли к пристани военно-морской базы, что нужно было быстро отходить, хотя никаких признаков движения среди зданий на берегу не отмечалось. Опять послышался лай собаки, звучавший ближе, чем раньше.

– Я же говорил тебе, что собака лает на берегу, – прошептал Барнсуорт.

Почувствовавший огромное облегчение после пережитого волнения, Тиллер слегка повернул голову и бросил:

– У тебя слух что надо, Билли.

На что напарник ответил дружеским толчком в плечо.

Они миновали несколько мелких суденышек, пришвартованных борт о борт, и небольшой патрульный катер, стоявший в конце длинного деревянного причала. Впереди вырисовывались еще несколько катеров и барж возле большого плавучего дока. Они намного превосходили по своим размерам итальянский противолодочный корабль и представляли собой заманчивые мишени, но Тиллер их игнорировал. Перед ним стояла иная задача, если, конечно, им удастся выйти на цель.

Наступил момент, когда они были готовы распрощаться с надеждой, и тут по левому борту показался силуэт крупного корабля.

– Приехали, – облегченно выдохнул Барнсуорт.

Даже в полной темноте Тиллер мог разглядеть, что перед ним тот самый корабль, который хотел протаранить Бальбао. Подошли ближе и рассмотрели на корме надпись «ТА-14». Эсминец был пришвартован у пристани базы, и над ним нависала стрела громадного портального крана, что вынудило Тиллера заподозрить, что встреча с Бальбао не прошла зря.

В этот момент он, к своему ужасу, заметил, что со стороны моря эсминец окружают менее крупные корабли и один из них пришвартован к борту. По меньшей мере два принадлежали к классу фрегатов и отличались большими размерами и лучшим вооружением от корабля Бальбао. Видимо, ранее они входили в состав итальянского военного флота.

Там же стояли большой каик, противолодочный корабль и ряд других, которые сержант не мог распознать. Судя по бурной активности на кораблях, было ясно, что они либо только что прибыли в Портолаго, либо, что скорее всего, собирались в путь.

Команда лодки решила сушить весла, передохнуть и осмыслить ситуацию. Много времени это не заняло.

– Нам ни за что не удастся прорваться к эсминцу незамеченными, – заключил Барнсуорт. – Ни за какие коврижки.

С этим нельзя было не согласиться, потому что при всех обстоятельствах на палубах оставались вахтенные. Даже если удастся миновать первый и второй, даже если пройти мимо всех, у борта эсминца они будут торчать, как бельмо на глазу. Нужно было изыскать иной путь и как можно быстрее.

– Я их всех обойду и постараюсь подойти как можно ближе к корме эсминца, – предложил Тиллер. – Оттуда тебе придется добираться до цели вплавь с парой мин и установить их на корме. Может, удастся хотя бы разрушить управление.

Такой способ уже обсуждался, и Барнсуорт заранее предусмотрительно надел костюм для плавания и прихватил длинный тонкий канат. Со стороны кормы эсминца не стояло никаких судов, но подойти можно было только на небольшом расстоянии от берега, что повышало риск попасться на глаза пешему патрулю.

Тиллер подметил, что причал немного выдавался в воду, и можно было использовать его край как крышу, а потом продвинуться вперед, отталкиваясь руками от подпирающих его деревянных столбов. Таким путем удалось бы подойти вплотную к корме, но от этой идеи пришлось отказаться, когда услышали голоса вахтенных на палубе. Они топали ногами, вяло переругивались, а один пустил струю мочи, которая чуть было не угодила в лодку.

Сержант подал лодку чуть назад и почувствовал на плече ладонь напарника, давшего понять, что готов действовать. Тиллер удержал лодку на плаву, пока Барнсуорт выкарабкался с сиденья и ушел в воду. После чего передал две мины на подставках, и пловец прикрепил их к канату. Второй конец вручил Тиллеру и уплыл в сторону эсминца.

Мины ушли под воду, но от дальнейшего погружения их сдерживал Тиллер. Над его головой скрипели сапогами и негромко переговаривались немцы, но у кормы эсминца царили тишина и покой. Спустя двадцать минут он почувствовал, как дернули за канат, и сержант стал его медленно подтягивать к себе. Через несколько секунд над поверхностью воды показалась голова Барнсуорта. Он показал, что все в порядке, и жестом попросил Тиллера прогнать лодку задом вдоль причала.

Когда они отошли достаточно далеко от группы немцев, Тиллер развернул лодку и Барнсуорт взобрался на свое сиденье.

– Птичка петь больше не будет, – радостно сообщил Барнсуорт. – Я установил одну мину.

– Молодец, – похвалил напарника сержант. – Теперь давай быстро смываться отсюда.

Взглянув на часы, обнаружил, что в гавани они пробыли два часа, а казалось, прошло две недели.

– А как насчет оставшихся двух мишеней? – спросил Барнсуорт.

– А никак. Нам было сказано «при возможности», но если мы здесь еще задержимся, вахтенный на первом эсминце выяснит, что брандербуржцы не организуют патрульной службы на воде.

Барнсуорт не стал спорить. Они выбросили за борт остававшиеся мины, а когда перевалили через плавучий бон, Тиллер установил курс на один-три-пять, как советовал Денвере, и они всерьез взялись за весла.

13

По мере отдаления от залива усилилось волнение на море и окреп ветер. Лодка взрезала короткие крутые волны, грозившие ее проглотить. Сбегавшая по бортам вода начала проникать внутрь, плескалась под ногами, и приходилось по очереди вести с ней борьбу.

Положение стало совсем плачевным, когда пошел мелкий дождь, сокративший видимость до минимума, и Тиллер утратил уверенность, что сумеет пройти в нужном месте между островами. На компас пока было грех пожаловаться, но по опыту сержант знал, что компас – прибор капризный и полагаться на него полностью нельзя. Спустя полчаса он попросил Барнсуорта держать лодку против волны, а сам принялся изучать карту при свете фонарика. Вглядываясь в темноту по левому борту, пришел к выводу, что, судя по очертаниям берега, они должны были находиться напротив мыса, где Денвере советовал изменить курс. Так и поступили.

– Когда войдем в пролив между островами, там может оказаться неспокойно, – предупредил напарника и услышал в ответ глухое ворчанье.

При малейшем повороте лодка начинала зарываться носом и опасно крениться. Спустя четверть часа пути по новому курсу, пелена дождя поредела. Сейчас перед ними должен быть Калимнос, но впереди не было ничего, кроме кромешной тьмы.

Тиллер с нарастающей яростью рыл воду веслами, но его все больше охватывала усталость, обычно сменявшая радостное возбуждение после удачно завершенной операции. А он знал, что вместе с усталостью приходили галлюцинации, судороги и беспричинный гнев на своих товарищей.

– Давай передохнем, – предложил Барнсуорту.

– Нет, еще рано. Скоро светает, – возразил напарник.

– Нет, я приказал передохнуть! – настаивал Тиллер.

– Не дави, Тигр, успокойся, – посоветовал Барнсуорт, дружески тронув товарища за плечо.

Сержант взглянул на часы. Конечно, Билли был прав, что еще больше разозлило Тиллера. Он знал, что им следовало подыскать себе убежище до того, как взорвутся мины. Как только это произойдет, виновников будут искать везде – в воздухе, на море и на суше, и, если к тому моменту лодка окажется в открытом море, за жизнь ее команды не дадут и гроша.

Через пять минут они снова взялись за весла, но гребля давалась Тиллеру все с большим трудом из-за боли в мускулах. Он перестал ощущать ноги и бедра, а потом его схватила судорога.

Снова полил сильный дождь, но волнение на море несколько ослабело, когда они приблизились к северной оконечности Калимноса, и ветер уже не срывал пену с гребней шипящих волн. Струи дождя били в лицо, и Тиллер ничего не видел перед собой.

Они находились в каком-то кошмарном сне – гребли в никуда и будто стояли на одном месте.

Каждый гребок веслом отдавался резкой болью во всем теле, и Тиллер внезапно осознал, что плотно зажмурил глаза. Он заставил себя держать глаза открытыми, вперившись в циферблат компаса, но вскоре цифры побежали и закружились, как в рулетке. Понадобилось сверхчеловеческое усилие, чтобы убедиться, что с курса они не сбились и не кружат на одном месте.

Голова пошла кругом, и Тиллер попытался вернуть рассудок, припоминая слова и мелодии песен своей юности, но память отказывала, и он стал размышлять над странным, по его мнению, поведением Барнсуорта, который не закрывал рта во время всей операции, а сейчас, когда есть возможность орать во все горло, молчал, будто в рот воды набрал.

В голове проносились обрывки мыслей. «Что это впереди? Не мост ли через залив Сидни? Да, вот было времечко! Как звали ту девушку?» Он начал напевать полковой марш, ударяя по воде веслами при каждом новом слове, но вскоре забыл слова и тупо повторял первый куплет в надежде припомнить остальные. Но память снова отказывала, и фосфоресцирующие значки на циферблате компаса продолжали сумасшедшую пляску перед глазами. «Что говорит Билли? Зачем мешает петь?»

Барнсуорт сильно толкнул Тиллера в спину кулаком и закричал:

– Какого дьявола, Тигр! Ты что, не видишь землю перед носом? Хочешь налететь на рифы?

Окрик подействовал. Тиллер пришел в себя и попытался вернуть зрение и слух, понять, что происходит вокруг.

Да, земля действительно была очень близко, так близко, что видны были волны, разбивавшиеся у подножия прибрежных скал, но все это воспринималось смутно, расплывалось перед глазами под завесой дождя и тонуло в собственной усталости. Он перестал грести и тупо уставился на приближающиеся скалы. Все происходило, как в привычном кошмарном сне, когда он не мог и пальцем пошевелить, чтобы что-то изменить.

– Давай назад! Загребай правым! – кричал Барнсуорт. – Греби, зараза, греби!

С неимоверным трудом Тиллер повиновался. Голова отдала команду, и руки снова напряглись. Он загреб назад, и лодка медленно и неохотно отошла от края подводной скалы. Их накрыло волной, и сверху добавил дождь. Видимо, попали в какое-то течение, потому что лодку неумолимо, как магнитом, притягивало к берегу. Впереди, казалось, забрезжил рассвет, а издали послышался грохот взрыва.

– Наши мины! – радостно воскликнул Тиллер. – Ты слышал, как они грохнули?

– Это чертовы волны бьются о чертовы скалы, – гневно возразил Барнсуорт, и его яростный выкрик пробил завесу, отгородившую чувства Тиллера от внешнего мира. – Давай греби или мы тоже наскочим на рифы.

Сержант ощутил острое недовольство собой. По-видимому, где-то он допустил ошибку. Возможно, Барнсуорт над ним издевался, но спорить с ним не было сил. Отчаянно ломило спину, и все тело пронизывала острая боль от сведенных судорогой промокших ног. Из последних сил Тиллер резал веслами воду, стараясь грести в определенном ритме, чтобы подать пример Барнсуорту. Привычный к повиновению организм, вышколенный годами учений, автоматически выполнял команды, поступавшие от Барнсуорта.

– Раз-два. Раз-два. Считай гребки, Тигр. Наподдай! Раз-два, раз-два. Мы почти у цели. Еще самую малость! Раз-два, раз-два.

Но сосредоточиться он никак не мог, в голове был полный сумбур, и руки делали свое дело механически, независимо от мозга. Тиллер не столько видел, сколько ощущал грозное присутствие надвигавшихся скал и бурное волнение моря вокруг лодки, слизывал языком капли воды, бьющей по лицу, и выполнял команды Барнсуорта, кричавшего:

– Раз-два, раз-два. Загребай бойчее, зараза!

Внезапно шум стих и лодка понеслась по гладкой поверхности воды.

– Вон там песок! – заорал Барнсуорт. – Давай туда! Загребай левым, Тигр, левым!

Лодка круто повернулась, накренилась, ушла направо слишком резко и выправилась под ударами весла Барнсуорта. Через несколько секунд они вышли на мелководье, и Барнсуорт буквально выпал за борт. Он ухватил лодку за корму и осторожно направил к берегу. Весло выпало из руки Тиллера и поплыло рядом, привязанное к кисти коротким канатом. Он попытался встать, но боль от судороги свела ноги, и они отказывались повиноваться.

– Судорога, – сказал он извиняющимся тоном. – Проклятая судорога. Прости, пожалуйста.

Барнсуорт вытащил лодку носом на песок, развернул бортом, накренил и вытащил напарника на волю. Потом достал из кармашка в лодке соляные таблетки и передал их Тиллеру с кружкой воды. Тот проглотил таблетки, запил водой и встал во весь рост. Ребром ладони постучал себя по икрам ног и стал разминаться.

– Не задерживайся! – скомандовал Барнсуорт. – Скоро рассветет, и нам нужно быстро найти укрытие.

Они вылили воду из лодки и отнесли свою посудину подальше от берега. Справа торчал острый выступ скалы, который им с трудом удалось избежать на подходе, а слева местность была более пологой. В конце песчаного пляжа виднелись оливковые деревья. Там они опустили лодку на землю и отправились на поиски укрытия.

Ничего подходящего в районе пляжа не нашлось, но дальше от берега обнаружили обломки каменной стены с нависшим над ней оливковым деревом, где и пристроили лодку, покрыв ее камуфляжной сеткой, а потом вернулись к воде и замели ветками все следы своего пребывания на пляже.

Уже рассвело, но утро выдалось серым и ветреным. Хотя дождя не было, тяжелые тучи над головой не обещали ничего хорошего. Тиллер и Барнсуорт вскипятили воду в жестяных кружках на примусе и вскрыли один из продовольственных суточных пайков. Жадно проглотили бисквиты и подогрели суп из банки с консервами, который показался безвкусным, но горячее варево чуть взбодрило и утолило лютый голод. Плитку шоколада было решено прикончить позднее.

– Будь прокляты эти судороги, – сочувственно молвил Барнсуорт, глядя на Тиллера, массировавшего ноги. – Это единственное, что меня пугает, когда случается плавать. Если живот схватит судорога в неподходящий момент, можно камнем уйти на дно. Однажды со мной так и было, и должен тебе признаться, что не хотел бы такое испытать во второй раз.

– Думаю, это происходит от обезвоживания организма, – ответил Тиллер.

Взглянув на часы, добавил:

– Скоро сработают наши мины.

– Направление ветра не то, – возразил Барнсуорт. – Мы можем и не услышать, когда грохнет.

– Нет, – настаивал Тиллер, – мы их обязательно услышим, особенно когда грохнет судно с грузом боеприпасов.

Когда пришло время, грохот взрывов прозвучал, как раскаты грома, и последний из них был самым громким и продолжительным по сравнению с двумя предыдущими.

– Сработало-таки, – с удовлетворением констатировал Тиллер.

Они обменялись рукопожатием.

– Мы их все же достали, – заключил Тиллер. – А теперь надо бы покемарить. Если не возражаешь, я – во вторую очередь.

– Кончай трепаться! – охладил его Барнсуорт с улыбкой. – Ты и полторы минуты не продержишься, поскольку еще в лодке дремал. Да и не станут фрицы нас здесь искать, а если станут, все равно не найдут. Давай завалимся спать, пока есть такая возможность.

Тиллер высунул голову над каменной стеной и огляделся. Насколько видел глаз, везде было пусто и не было никаких признаков жизни. Им раньше сказали, что гарнизон на Калимносе не стоял, а местные жители покинули остров давным-давно. Теперь его временами навещали только рыбаки да немецкие патрульные корабли.

– Да, в общем, ты прав, – согласился Тиллер.

Перед тем как улечься, они разобрали, высушили и смазали пистолеты, потом сняли спинки сидений в лодке и положили под головы, улеглись под стеной, натянули на себя край камуфляжной сетки и моментально уснули.

Тиллер открыл глаза, когда его начал усиленно тормошить Барнсуорт.

– Послушай, – тревожно говорил он. – С той стороны творится что-то неладное.

Сержант проследил за направлением его руки и выглянул на восток над краем стены. Ничего не было видно, но слышались разрывы авиационных бомб и грохот тяжелого пулемета. Оба знали, о чем подумал каждый из них.

– Наш фрегат? – спросил Барнсуорт.

Тиллер отрицательно мотнул головой, хотя полной уверенности в своей правоте у него не было.

– Мне кажется, – сказал он, – что, скорее всего, немцы обнаружили торпедный катер, пробиравшийся вдоль турецкого побережья.

Взрывы бомб и стрельба продолжались минут двадцать, а потом внезапно наступила тишина. Солнце вышло из-за туч, перевалило за вторую половину дня. Они вскрыли второй суточный продпаек и проглотили его содержимое, не разогревая. С наступлением сумерек спустили лодку на воду. Погода обещала быть ясной, но в воздухе веяло прохладой, и Тиллер с удовольствием предвкушал горячую пищу на борту фрегата.

Они обогнули северо-восточную оконечность Калимноса, не встретив в пути проблем, и к полуночи подошли к мысу, за которым лежал Вати. Лодка шла вдоль берега, но они едва не промазали вход в залив, оказавшийся очень узким. Вошли в залив, дважды чуть не наскочили на подводные рифы и продвинулись вглубь. Денвере был абсолютно прав; если не знать здешних мест, навигация представлялась крайне затруднительной.

Дальше от входа залив расширялся, и с севера к воде подступали голые скалы, а на южной стороне просматривался песчаный пляж. Впереди где-то в тени они надеялись повстречать фрегат, и действительно, за очередным поворотом они выскочили к кораблю, точнее, к тому, что от него осталось, под нависшей над водой скалой.

– Твою мать, – двумя энергичными словами выразил свои чувства Тиллер.

Фрегат получил прямое попадание и развалился на две части, лежавшие отдельно на небольшой глубине.

Над искореженным и почерневшим мостиком все еще вился легкий дымок. Ствол трехфунтового орудия вздымался в небо под немыслимым углом, как если бы его выгнула рука гиганта. В кормовой части над поверхностью воды торчали стальные обломки.

Тиллер и Барнсуорт медленно гребли, раздвигая носом лодки хлам и мусор, который оставляет после себя жертва на море: спасательные жилеты, обгоревшие куски дерева, решетки, книги, матрацы, клочья одежды и обрывки занавесок, некогда украшавших крохотную кают-компанию.

Механически Тиллер тронул концом весла спасательный жилет, и зависший в нем утопленник перевернулся лицом вверх. На сержанта уставились с укоризной широко открытые глаза, едва выделявшиеся на обожженной коже. Опознать человека было невозможно. Тиллер убрал весло, и черное лицо как бы намеренно медленно опустилось и скрылось под водой, но из памяти не изгладился укоризненный взгляд.

– Твою мать! – тупо повторил сержант.

Они подвели лодку ближе к останкам фрегата, к там их достал запах гари и стал слышен тонкий свист пара, выходившего из разбитой трубы.

– Шансов выжить здесь не было, – заключил Барнсуорт. – От взрыва бомбы, должно быть, детонировали боеприпасы и рвануло горючее.

Они осторожно подошли к борту и вскарабкались на обгоревшую изуродованную палубу. Смогли опознать только Денверса по знакам отличия на погонах форменной рубашки, но от самого капитана, лежавшего в руинах мостика, практически ничего не осталось.

Рубка радиста под мостиком была сплющена. Труп матроса из расчета трехфунтового орудия валялся поперек орудийного замка, а два его товарища – рядом на палубе. Не было нужды проверять, сохранилась ли в них жизнь.

Вокруг не видно было больше трупов, и Тиллер заключил, что Ларсена и прочих членов команды, скорее всего, вышвырнуло за борт ударной волной. Страшный взрыв, разорвавший корабль пополам, чудом пощадил только пулемет калибра 0,5 дюйма и аккуратно сложенную рядом с ним патронную ленту.

Тиллер внимательно его осмотрел и констатировал:

– Это нам может пригодиться.

– Слишком тяжелый для нашей лодки, – возразил Барнсуорт.

Но они все же забрали с собой и перенесли на берег пулемет и патронный ящик. Потом вернулись к лодке и в полном молчании погребли к концу залива, где на карте были обозначены песчаный берег и несколько домов.

Недалеко от берега лодка столкнулась с каким-то наполовину затонувшим обломком фрегата. Тиллер почувствовал, как лодка запнулась, резко замедлила ход и тут же под ноги устремилась вода.

Им удалось снять днище с препятствия, но пришлось сразу же выпрыгивать из лодки, зарывшейся носом в воду, а потом вытаскивать лодку на песок. Барнсуорт начал было ее переворачивать, но его остановил Тиллер.

– Не трогай ее, – посоветовал он. – Нет никакого смысла возиться с ней в темноте. Гораздо важнее проверить, не осталось ли кого в живых.

Они обыскали пляж и стоявшие поодаль опустевшие дома. У края воды было полно обломков и мусора, но первый труп нашли в самом конце пляжа. Человек лежал на песке лицом вниз, глубоко впившись руками в песок. Видимо, был еще жив, когда добрался до берега.

– Надо бы его похоронить, – предложил Барнсуорт.

– Нет, – возразил Тиллер. – Лучше нам этого не делать. Ты же знаешь, что немцы любое дело доводят до конца. Они наверняка отправят сюда поисковую группу, чтобы разыскать шифровальные коды фрегата. Нам нельзя оставлять здесь никаких следов.

– Они не найдут кодов в радиорубке, – возразил Барнсуорт. – Ничего они не найдут, потому что там ничего не осталось.

Они не стали хоронить погибшего матроса, но записали его имя с солдатского медальона, а потом отнесли пробитую лодку под деревья и позднее отправились за пулеметом.

– Если немцы появятся, они придут по воде, – предположил Барнсуорт.

– Когда появятся, – поправил его Тиллер.

Пулемет установили на стволе поваленного дерева и нацелили его в сторону залива, а затем расстелили камуфляжную сетку, честно поделили пополам плитку шоколада и улеглись спать.

Тиллеру не спалось, и не уходила мысль о том, как встретил смерть Ларсен. Сержант полюбил своего шкипера с его жутким скандинавским акцентом, его умением и пристрастием к уничтожению немцев и его мастерским руководством боевыми операциями.

Во сне привиделось лицо мертвеца, всплывавшее и вновь скрывавшееся под водой. Откуда-то во лбу появились две пулевые раны.

Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Барнсуорта, теребившего его за плечо.

– Кончай орать, Тигр, – требовал он. – Заткнись ради всего святого.

Тиллер поморгал глазами и зажмурился от первых лучей восходящего солнца, пробивавшихся сквозь ветви деревьев.

– Кто такой Мэк, хотел бы я знать? – спросил Барнсуорт.

Тиллер поднялся и стряхнул песок с одежды.

– Мэк? – переспросил непонимающе.

– Да, Мэк. Ты во сне все время повторял это имя.

Сержант потянулся. Все тело ныло и гудело. Видимо, давал себя знать возраст и пора было кончать с такими номерами. Может быть, по возвращении подыскать теплое местечко какого ни на есть инструктора? Или заняться обучением новобранцев, стоять на плацу, выпятив грудь с блестящими медалями, и эдак скромно бахвалиться своими подвигами и убеждать сосунков, что не зря рисковал жизнью? Да и придется, видимо, переосмыслить свое отношение к казенному определению «прочных семейных уз». Вполне возможно, что это не равнозначно смертному приговору.

– Не знаю, кого ты имеешь в виду, – продолжил разговор с Барнсуортом. – Мне когда-то доводилось работать в паре с парнем по имени Мэтт. До войны завоевал олимпийскую медаль в гребле, но должен тебе сказать, что мужик был без царя в голове.

– Ты говоришь о Мэтте, но мне послышалось «Мэк». Что случилось с твоим приятелем?

– Его нет в живых, – ответил Тиллер. – Погиб во время боевой операции. А что мы будем делать с нашей чертовой лодкой, Билли?

При бледном свете утреннего солнца они перевернули лодку и осмотрели место повреждения. Брезентовый чехол внизу был аккуратно разрезан, как острым ножом, до середины. Предмет, с которым они столкнулись, оказался настолько острым, что перерезал даже деревянные распорки-боковины. В довершение всего были распороты и воздушные камеры в носовой части.

– Это годится только в утиль, – заключил Тиллер.

– Вокруг полно всякого дерьма, и мы можем попытаться ее отремонтировать, – предложил Барнсуорт.

– Это чистый утиль, – повторил Тиллер, – и нам никогда не удастся ничего починить. К тому же, если помнишь, ремонтную сумку мы оставили на Сими.

– Если бы нам не пришлось тащить с собой столько мин, все было бы иначе. Но нашему начальству на нас наплевать. Мы для него просто не существуем.

– Какое начальство?

– То самое, которое придумало эту безумную затею. Им нужно, чтобы мы, видите ли, затопили то и это, а пока мы этим занимаемся, нам придумают еще что-нибудь потопить.

Лицо Барнсуорта покрылось красными пятнами от бушевавшего в нем гнева, и в сердцах он зло пнул лодку ногой.

– Успокойся, Билли, – тихо сказал Тиллер. – Как-нибудь выберемся из этой дыры. Что-нибудь придумаем.

Лодка, конечно, была непригодна, но пинать ее ногой все равно не стоило. Тем временем Билли приутих, но вид у него был очень усталый. Парень вымотался вконец.

– Ладно, ты, видимо, прав, – согласился он без особого энтузиазма.

В этот момент сзади послышался странный звук. Тиллер выхватил пистолет и взвел курок. Снова прозвучал странный звук – то ли приглушенный стон, то ли кашель. Тиллер жестом показал напарнику следовать к пляжу, а сам приготовился поддержать его огнем.

Когда Барнсуорт занял позицию, Тиллер продвинулся вперед. Он всегда считал пистолет пустым оружием, хотя его и пытались переубедить в «Школе киллеров», и сейчас очень жалел, что не было под рукой надежного автомата. Без верного оружия он чувствовал себя голым и беззащитным, но автомат, как и многое другое, пришлось оставить перед операцией.

Уголком глаза уловил впереди легкое движение внизу куста. Прицелился и стал выжидать, но все было спокойно. Что бы это ни было, большой угрозы явно не представляло. Видимо, пробежал какой-то зверек.

Тиллер подошел к предмету, выглядевшему со стороны как куча лохмотьев, не сводя с него пистолет. Неожиданно до него дошло, что перед ним один из тех, кому удалось спастись после взрыва на фрегате. Видимо, он сумел выбраться из моря и нашел укрытие в кустах.

Сержант низко склонился над распростертой на земле обугленной фигурой и с большим трудом узнал радиста фрегата. Осмотр тела показал, что взрывом у него оторвало одну ногу ниже колена. Каким-то чудом раненому удалось туго перевязать ногу, но песок был напоен кровью.

– Билли! – окликнул напарника сержант. – Тащи сюда воду и аптечку. Быстрее!

Радист открыл глаза и попытался улыбнуться, открыл рот в попытке что-то сказать, но лишь вырвался слабый стон.

– Ты, приятель, не суетись, – посоветовал Тиллер. – Теперь у тебя нет проблем и все будет в порядке. Вначале мы позаботимся о твоей ноге.

Он снял рубашку, оторвал рукав, разрезал надвое и сменил повязку, которую наложил раненый. Пока работал, со злостью вспомнил, что аптечку оставили, как и многое другое, на Сими. Потом нашел пару палок и затянул жгут потуже, но не слишком туго.

Появился Барнсуорт с водой, и Тиллер приподнял голову раненого и намочил ему губы и язык. Радист закашлялся, когда вода проникла ему в горло, открыл глаза и задвигал губами. Сержант попытался понять, что хочет сказать раненый.

– Вы их... достали?

– Да, – согласно кивнул головой Тиллер, – мы их достали.

Только сейчас до него дошло, что немцы наверняка искали не только команду подрывников, но и корабль, который должен был их забрать после операции. Самым подходящим местом казался Калимнос, и легко можно было догадаться, где еще могла быть назначена встреча. Комок подкатил к горлу, и Тиллер почувствовал, что несет личную ответственность за гибель своего командира, фрегата и его команды, а также умирающего радиста, голова которого покоилась у него на коленях.

Их всех заделали, как малых ребят.

– Нам удалось выполнить свою задачу только благодаря тебе, – внушил он раненому. – Помнишь, ты нам подсказал о брандербуржцах? Вот мы и вышли сухими из воды под видом патруля брандербуржцев.

Губы радиста свела гримаса боли.

– Послушай, приятель, а где шифровальные книги? Остались на борту?

Радист еле-еле отрицательно мотнул головой.

– Ты успел их утопить в свинцовом мешке?

Лишь по слабому движению век можно было догадаться, что радист до конца выполнил свой долг. Он снова попытался что-то сказать, и Тиллер вновь низко склонился над ним.

– ... послание передал, – просипел раненый.

– Ты успел сообщить, что вы подверглись нападению с воздуха?

Радист закрыл глаза в знак согласия.

– Из Бейрута получил подтверждение?

Глаза вновь закрылись.

– А из Бейрута сказали, что сообщат на Сими?

В третий и последний раз умирающий прикрыл веки, а затем глаза остекленели и голова бессильно откинулась набок.

Тиллер прощупал яремную вену, бережно опустил голову радиста на землю и закрыл ему глаза. Записал имя с солдатского медальона, висевшего на шее, и поднялся на ноги.

– Значит, за нами придет каик? – спросил Барнсуорт.

– Если найдут вход в этот чертов залив.

Лодку было решено затопить, и они загрузили ее камнями, подняли на плечи, вошли в воду по горло и сбросили ношу. Неприметная окраска лодки полностью слилась с цветом дна. Выйдя на берег, замели свои следы, прихватили пулемет и ящик с патронами, а также канистру с питьевой водой и отправились на поиски надежного укрытия, откуда можно было бы просматривать залив. Если придет каик, это произойдет ночью, а немцы могли появиться в любое время. Солнце уже почти достигло зенита, когда удалось наконец найти подходящее место – небольшую пещеру у вершины скалы, к которой вела узкая дорожка, покрытая травой.

– Если им вздумается сюда взобраться, придется дорого заплатить за наши головы, – сказал Барнсуорт, осмотрев новое убежище.

По очереди, по часу, несли вахту, но немцы появились лишь к вечеру. Они прибыли не с моря, как ожидалось, а снова предпочли путешествовать по воздуху. Это был старый знакомый самолет-разведчик фирмы «Блом энд Фосс».

Он сделал круг над обломками фрегата и сел на воду в заливе. Из кабины выбрались на крыло два солдата, надули ручным насосом резиновую лодку и погребли к останкам британского корабля. Вскоре они скрылись из виду. Летчик швырнул в воду небольшой якорь и разлегся на крыле самолета.

– Кажется, что он полностью уверен в себе, – констатировал Барнсуорт.

Ларсен всегда их учил, что ни при каких обстоятельствах нельзя терять бдительность, а если противник проявлял беспечность, этим нужно было воспользоваться к своей выгоде. Подрывники обменялись взглядом и поняли, что каждый вспомнил уроки своего командира, каждый знал, как бы поступил Ларсен в данном случае, и оба одновременно выдохнули: «Утонуть или выплыть».

– Великие люди мыслят одинаково, – подытожил с усмешкой Тиллер.

Оба знали, что нужно предпринять, и план действий был обсужден и одобрен буквально в несколько слов. Они держались как можно дальше от места гибели фрегата и песчаного пляжа, где солдаты наверняка сосредоточат свои усилия, подыскали брод через залив, проникли в руины села и нашли развалины дома, откуда открывался вид на весь залив и где можно было установить пулемет.

Возле обломков фрегата виднелась резиновая лодка, но солдат рядом не было. Тем временем летчик решил позагорать на солнце, а второй пилот остался в кабине с книгой в руках. Тиллер еще подумал, что это за чтиво.

Солнце уже зашло за вершины деревьев позади подрывников, когда наконец показались немецкие солдаты. Они что-то прокричали летчику и залезли в лодку. Летчик встал, надел рубашку и стал поджидать, когда ему бросят с лодки канат для швартовки.

– Первым надо убрать второго пилота, – прошептал Тиллер. – Если повезет, мы заодно выведем из строя их рацию. Потом займемся резиновой лодкой, а за ней придет черед летчика. А ты проследи за тем, чтобы патронная лента шла свободно.

Он установил прицел и спросил:

– Пара сотен ярдов будет?

– Что-то около того. Может, двести пятьдесят. Только постарайся получше прицелиться и не промазать. У этих фрицев, как я посмотрю, оружия хватает.

Тиллер тщательно прицелился, подождал, пока надувная лодка не покроет полпути до самолета, и дал короткую очередь по кабине. Второго пилота швырнуло в сторону, и его голова высунулась из окна. Тогда Тиллер перевел огонь на лодку и дал по ней длинную очередь. Уголком глаза приметил, что летчик побежал к кабине. Сержант не спеша убедился в том, что оба пассажира в лодке убиты, и затем переключил внимание на самолет.

Неловкими движениями летчик пытался затолкать за пояс концы рубашки, пробираясь к кабине, и Тиллеру стало его почти жалко. По собственному опыту он знал, какие чувства испытывает человек, застигнутый на открытом месте и в любую секунду ожидающий пулю в спину. В такой момент ничего нельзя предпринять и остается только молиться Богу. Но сержант не принадлежал к числу тех, кто в трудную минуту возносит молитвы, и когда нажимал курок, успел задаться вопросом, к какому разряду относился карабкающийся вдоль крыла немец.

Под ударами пуль летчик замахал руками, будто поскользнулся на шкурке банана, и ушел головой в воду в элегантном прыжке, на что Барнсуорт не преминул заметить:

– Из него вышел бы неплохой прыгун в воду, если бы было время для тренировок.

Они продолжали внимательно следить за самолетом и поверхностью воды, но не заметили никаких признаков жизни, если не считать надувной лодки, быстро уходившей под воду от многочисленных пробоин.

– Что будем делать с самолетом? – спросил Барнсуорт.

– Не будем его трогать, – ответил Тиллер.

Они прошли к песчаному пляжу, разыскали пару кусков дерева, которые можно было использовать в качестве лопат, и похоронили радиста и матроса, предварительно сняв солдатские медальоны. Над могилами установили деревянные кресты и отправились вдоль берега мимо останков фрегата в поисках места, откуда лучше всего просматривался залив, чтобы встретить каик.

Он прибыл вскоре после полуночи, и Тиллер подал условный сигнал фонариком. Каик повернул в их сторону и подтвердил световой сигнал, остановился в ста ярдах от берега и кто-то влез в шлюпку, которую тащили на буксире.

– У меня до сих пор в голове не укладывается, как им удалось найти вход в залив, – сказал Тиллер, не сводя глаз с приближающейся к берегу шлюпки. – Его и в дневное время не так просто обнаружить.

Барнсуорт двинул напарника локтем в бок и с улыбкой заявил:

– А ты попробуй догадаться с первого раза, кто стоит за лоцмана. Думаю, с первого раза и догадаешься.

Эпилог

Август 1953 года

– У нас еще осталось несколько минут. Вопросы есть?

Новобранцы из последней партии перешедших из Национальной службы в ряды королевской морской пехоты, заерзали на своих местах в казарме Истни. Они отлично знали, что вопросы следует задавать по теме прослушанной лекции, но именно этого им меньше всего и хотелось.

Затем один из них, старше своих товарищей по возрасту и преуспевший в умении переключить внимание лектора на предметы, не имеющие прямого отношения к заданной теме, задал вопрос, который неизменно возникал у его предшественников:

– Простите, сэр, а не могли бы вы нам рассказать, как все тогда было на самом деле?

– Что ты имеешь в виду, парень? Что и когда было?

– Я имею в виду, сэр, Эгейскую кампанию, в которой вы принимали участие. Это когда вы были в СБС.

– Никакой особой разницы со многими другими кампаниями. Обычный бардак.

– Но в те годы макаронники были на нашей стороне? Не так ли, сэр? – пропищал другой рекрут.

– Ну и что с того, парень?

– Я что хочу сказать... – колебался юноша. – Ведь говорят, что они того... в общем, храбрыми их не назовешь.

И тогда полковой старшина Тиллер по прозвищу Тигр, кавалер многих боевых орденов, поведал своим студентам, как ему случалось рассказывать многим другим, историю Бальбао и последних минут его корабля. Еще он рассказал им о Джованни и его двоюродном брате.

А когда потом один из новобранцев спросил, как до него спрашивали многие его предшественники, как проявили себя в бою греки, Тиллер повторил ответ, который он давал в таких случаях:

– Греки – отчаянные и мужественные солдаты и крайне упрямые. Мне ли не знать! Я женат на такой.

Это привело аудиторию в полный восторг, потому что рекруты заранее знали, что именно так им и ответят.

А потом они стали расспрашивать Тиллера, как и все их предшественники, о легендарном командире, датчанине, человеке без всякой военной подготовки, который был награжден двумя боевыми крестами, и старшина рассказал им о Ларсене, о его мастерстве в бою с врагами и его любимой присказке.

– «Работа прежде всего, а потом уж любовь» – всегда говорил он и был абсолютно прав, что вам, лентяям, не помешает зарубить себе на носу. А теперь кончайте тянуть время, выматывайтесь отсюда и отправляйтесь на строевой плац. Живо! Даю вам полторы минуты на построение. Вы теперь в королевской морской пехоте, а не среди сухопутных мокрых куриц. И запомните это навсегда.

ecial Boat Squadron; англ.) – Специальный лодочный дивизион.