Шумейко Владимир Филиппович

Пельмени по протоколу

Владимир Филиппович Шумейко

Пельмени по протоколу

Вместо предисловия

В "большую политику" я попал в мае 1990 года, став после победы на выборах в Краснодарском крае депутатом I cъезда народных депутатов РСФСР. На этом же, I cъезде был избран в члены Верховного Совета. Осенью 1991 года, получив при тайном голосовании депутатов IV cъезда 720 голосов "за", стал заместителем Председателя Верховного Совета, а в июне 1992 года Указом Президента был утвержден в должности первого заместителя Председателя Правительства России. В декабре 1993 года избрался депутатом Совета Федерации и стал Председателем этой первой в истории России верхней палаты парламента. Два года (1994-1995) был Председателем Совета Межпарламентской ассамблеи СНГ. В начале 1996 года по окончании полномочий Совета Федерации первого созыва ушел из "властных структур".

Пять лет я не только находился "в самой гуще событий", но непосредственно участвовал в выработке и принятии действительно судьбоносных для Российского государства решений. Это "революционное" пятилетие вместило столько событий, сколько вмещается, наверное, в несколько десятков "нормальных" лет. Как говорится, есть что вспомнить.

Серию мемуаров о том времени открыл по горячим следам главный российский персонаж политической элиты последнего десятилетия ХХ века Борис Николаевич Ельцин. Уже в мае 1994 года вышли из печати "Записки президента". Следом были обнародованы воспоминания других участников событий этого бурного времени - от вышедшей в феврале 1995 года книги Андрея Козырева "Преображение" до датированной мартом 2000 года "Пытаясь понять Россию" Бориса Федорова. За это время мы прочли "Совершенно не секретно" Сергея Филатова, "Приватизацию по-российски" под редакцией Анатолия Чубайса, "Роман с Президентом" Вячеслава Костикова и две книги Олега Попцова: "Хроника времен царя Бориса" и "Тревожные сны царской свиты". И наконец, в октябре 2000 года обществу были представлены еще одни мемуары Бориса Ельцина - "Президентский марафон".

Наверное, и мои воспоминания, и моя оценка происходившего в те годы представляли бы для читателей определенный интерес как еще одна точка зрения еще одного непосредственного участника "творческого коллектива", создающего новейшую историю России. Однако история как "рассказ о прошлом" отличается от современной истории, как сухофрукт от спелого яблока. Тускнеют краски, гаснут эмоции, остаются только факты. То, что волновало общество еще год-два назад, сегодня уже мало кого интересует. Так или иначе фактов для историков хватит и без моих размышлений о времени "хождения во власть". Тем более что в отличие, например, от Олега Попцова, который говорит в своей книге: "...я писатель, и тема власти - одна из определяющих тем моего творчества", я не писатель и власть с точки зрения художественного воплощения меня никогда не интересовала. В своих, так сказать, "несерьезных" воспоминаниях я пишу, скорее, не столько о власти и о людях, отравленных ею, сколько о совершенно новом, по сравнению с советским периодом, качестве демократической власти. О юморе, о том забавном и веселом, что можно увидеть в коридорах властных структур, если обладаешь определенными навыками и желанием. Лично я не смог бы без чувства юмора и самоиронии проработать пять лет в условиях непрекращающейся жесткой политической борьбы без всяких правил, с ненормированными физическими и беспредельными нервными перегрузками, при почти полном отсутствии положительных эмоций.

В этой книге нет вымысла. Я пишу только о том, что происходило со мной, или о том, чему я был свидетелем. Все описанные в ней смешные или просто занимательные случаи - неотъемлемая часть серьезных, а иногда и трагических событий наших дней. Но писать просто сборник баек невозможно: все связано воспоминаниями о времени, людях и событиях, а поэтому и моя книга, выходит, тоже мемуары. Тем не менее мои (очень недолгие и неквалифицированные) поиски жанра этих записок привели меня к понятию "анекдот", которому Советский энциклопедический словарь дает два значения. Первое - "короткий рассказ об историческом лице, происшествии", второе "жанр фольклора, короткий вымышленный юмористический рассказ с неожиданным концом". Пожалуй, для моей книги подходит первое значение, но еще больше мне понравилось определение, найденное в Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Ивановича Даля: "Анекдот -короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае". Так появился подзаголовок книги "Анекдоты из коридоров власти". (Вернее было бы написать еще -избранные, так как не обо всем можно рассказать по этическим и моральным соображениям. Кроме того, есть еще проблема ненормативной лексики. Конечно, можно было попробовать перевести ее в нормативную, но тогда исчезает "соль". Лучше вообще пропустить. Но учитывая, что пишу я для взрослых, кое-что "ненормативное" в ней осталось.) Долго я мучился с названием своего произведения. Очень хотелось отразить в нем непафосность изложения событий и фактов. Вспомнил старый анекдот:

Молодой литератор написал первый в своей жизни "толстый" роман и обратился к старому, маститому собрату по перу с просьбой прочесть его опус и помочь придумать название. На что старый и маститый отвечал:

- Я и своих-то романов не читаю. А твой тем более не буду. У тебя там есть что-нибудь про трубы?

- Нет.

- А про барабаны?

- Тоже нет.

- Ну так и назови: "Без труб и барабанов!"

Сначала и я хотел так назвать книгу. Но все-таки выбрал другое...

Глава 1

Немного о себе

Начну как в анкете. Родился я 10 февраля 1945 года в городе Ростове-на-Дону в семье военнослужащего. А проще говоря, отец мой полковник Шумейко Филипп Никитович, кадровый офицер, с боями прошедший всю Великую Отечественную. Воевал под Сталинградом, освобождал Варшаву, Вену, Бухарест и Прагу. Удостоен многих боевых наград - медалей и орденов, среди которых, чем он особенно гордился, орден Александра Невского. Мне и родиться-то повезло в конце войны потому, что отец, возвращаясь из тылового госпиталя на фронт, успел заехать на пару дней в освобожденный от немцев Ростов. Род наш по отцу старинный, казачий (мама моя - Анастасия Вячеславовна, кстати, тоже из ставропольских казаков и жена моя, Галина, по отцу кубанская казачка). Наш родоначальник - полковник Запорожской Сечи Прокоп Шумейко - прожил 80 лет (1571-1651). Он был соратником Богдана Хмельницкого и командовал десятитысячным казачьим войском. По некоторым источникам, этот мой пращур был в числе запорожских казаков, сочинявших знаменитое письмо турецкому султану. Может быть, именно от него я и унаследовал веселый нрав и любовь к острому словцу, шуткам и анекдотам. И от него же, сохраненный всеми поколениями моих предков, живет во мне девиз запорожских казаков: "Вера. Отечество. Воля". Особенно дорого мне последнее, очень емкое слово этой триады - воля!

Кадровая военная служба, как известно, связана с постоянными переездами. Наша семья тоже поколесила по всей России из одного конца в другой - с запада на восток, а потом с востока на запад. Среднее образование я получил, сменив шесть школ. В первый класс пошел в Подмосковье, а одиннадцатый закончил в Краснодаре. Когда вам много раз приходится посреди учебного года появляться в чужой для вас школе, классе и особенно дворе в качестве "новенького", очень быстро закаляется характер и прививается чувство собственного достоинства. А я к тому же с раннего детства обзавелся способностью к общению, которая нынче называется коммуникабельностью.

Двойка по поведению

Среди своих сверстников я всегда был заводилой, душой компании. Но школьные учителя предпочитали называть меня хулиганом или, как они еще говорили, нетипичным подростком. Дело в том, что все одиннадцать классов я очень хорошо учился. Первые четыре класса, о чем свидетельствует сохранившийся похвальный лист, я вообще был "круглым" отличником. Потом попеременно то отличником, то "хорошистом" - и окончил школу с серебряной медалью. Но вот мое поведение как предмет, за который ставили отметки, учителям очень не нравилось, хотя (это моя точка зрения) я никогда ничего плохого не делал. И даже был самокритичен по отношению к своему поведению. Помню, как-то летом в пионерском лагере моему другу, редактору стенгазеты старший вожатый поручил меня "пропесочить" за разговоры на "линейке". Когда друг пришел ко мне за советом, что делать (как редактор он "должен", а как друг "не может"), я сам нарисовал себя с длинным языком и написал стихи:

На линейке у Шумейко

Голова вращается,

А язык такой большой

Во рту не помещается!

Случилось так, что мне, единственному в школе, по окончании седьмого класса классный руководитель поставил по поведению двойку. Педсовет, который специально собрался и решал вопрос о моем переводе в восьмой класс, рассматривал два самых "тяжелых" моих проступка. Первый - это "срыв диктанта", когда я, будучи дежурным по классу, намазал перед контрольным диктантом все ручки (мы писали деревянными перьевыми, макая их в чернильницы) красным стручковым перцем (гостившая у нас старшая сестра отца, моя тетка, привезла из Ростова). "Вред школе" я нанес тем, что многие ученики, задумавшись о правописании, засовывали ручки в рот, а потом им уже было не до диктанта. Как будто им не объясняли, что совать ручку в рот негигиенично!

Другим, более серьезным проступком стал "срыв занятий", когда я увел большую группу учеников своего класса на реку, где мы прогуляли все пять уроков. Это действительно имело место. В тот солнечный апрельский день мимо нашей двухэтажной школы (жили мы в то время в поселке Раздольное, что в 78 километрах от Владивостока) прошла танковая колонна и остановилась при въезде на почти километровый Барабашинский мост, перекинутый сразу через две реки - Смиринку и Суйфун. Начался ледоход, а мост старый, деревянный, того и гляди, снесет. По берегам обеих рек расположились солдаты с минометами и стреляли по льдинам, разбивая их на мелкие части. Особо крупные льдины взрывали саперы. Ну назовите мне хоть одного нормального пацана, который в это время сидел бы в школе! Надо отдать должное педсовету. Он стал на мою сторону. Отметку по поведению мне исправили на тройку и перевели в восьмой класс.

Скелет в галстуке

Летом 1959 года отца перевели служить в Ленинград, и в восьмой класс я пошел учиться в школу № 302. Класс, в который меня зачислили, боролся за звание "класса коммунистической учебы". Я сразу влюбился в северную столицу, особенно за возможность приобщиться к настоящей культуре. В Ленинграде я впервые попал в театр и ходил потом в БДТ почти каждый день смотреть с галерки "Пять вечеров" с Кириллом Лавровым в главной роли. Но после таежной вольницы школа, где требовалась ненавистная серая школьная форма с ремнем и фуражкой, мне не понравилась. На пионерских и классных собраниях меня, как обычно, "склоняли" за плохое поведение. Но теперь слышать эти упреки мне было особенно неприятно, так как исходили они от председателя совета отряда - девочки, в которую я был тайно влюблен. Однажды, сославшись на боль в животе, я не пошел на урок физкультуры. Пробравшись в женскую раздевалку, я взял ее школьную форму: коричневое платье, черный фартук и красный пионерский галстук. Следующий после физкультуры урок должен был проходить в биологическом кабинете, куда я и направился. Надев платье и фартук на учебный скелет человека, я повязал ему на шейные позвонки галстук и покинул кабинет. На урок я пришел со всеми вместе. Хохотали все весело и долго, пока не пришла учительница. Сначала и она прыснула - вид у скелета был уморительный, - а потом взяла себя в руки и начала выяснение: кто это сделал? Я не стал сразу признаваться - выждал, чтобы понять, кто есть кто в нашем классе. Класс оказался нормальным. Нашелся только один, который сказал: "Это, наверное, новенький". Потом я ему доходчиво (до первой крови) объяснил, что ябедничать нехорошо.

Кстати, меня ябедничать отучил мой старший брат Олег, когда я был еще дошкольником. Однажды я рассказал матери, что он курил с другими мальчишками. Ему крепко влетело. Он меня побил. Я заревел и побежал жаловаться. Ему попало еще больше. Он снова меня побил, но посильнее. Вот именно тогда, когда я размазывал по лицу слезы и текшую из носа кровь, раз и навсегда пришло ко мне понимание, что ябедничать плохо. Сейчас я часто с сожалением отмечаю, что у многих "ведущих" политиков России не было таких старших братьев.

А с девочкой той я подружился, и у нас была "настоящая любовь".

На "атасе"

Свою первую в жизни зарплату я получил, будучи разнорабочим на строительстве школьного здания в Краснодаре, летом, между восьмым и девятым классом. Мы - молодые ребята (я в свои неполных шестнадцать был самым младшим) - работали, как и взрослые, по 8 часов, но с большим перерывом. Четыре часа утром - с восьми до двенадцати - "на подхвате", и четыре часа вечером - с четырех до восьми - как помощники каменщиков. Трудиться было интересно и весело, но и "посачковать" мы тоже были не против. Однажды прораб, дав нам какое-то задание, уехал со стройки. А день был очень жаркий, все разомлели. Сели в тенек в недостроенной комнате. Ребята постарше затеяли игру в карты, а мне сказали: "Иди в соседнюю комнату и стой на "атасе". Как появится прораб, дашь знать".

Я пошел, улегся на кучу стружек так, чтобы был виден вход, и... заснул. Проснулся от громкого разговора. Заглянул в соседнюю комнату и, увидев там прораба, закричал: "Атас, ребята! Прораб пришел!" Хохотали до слез вместе с прорабом. Оказывается, он уже их минут пять как распекал.

А на свою первую зарплату я купил себе часы "Маяк", которыми очень гордился. Потом, в армии, они попали под гусеницу танка и от них остались только эти воспоминания.

Морской бой

Учиться в одиннадцатый класс мы пришли не 1 сентября, а после 1 января. С начала сентября до конца декабря мы только работали на Краснодарском заводе электроизмерительных приборов (ЗИП), чтобы получить, в соответствии с концепцией одиннадцатилетнего образования, рабочую специальность. И вот мы, считая себя абсолютно взрослыми (многим уже исполнилось 18 лет), сдав квалификационные экзамены и получив официальные рабочие специальности (я был особенно горд тем, что единственный из 96 выпускников нашей школы получил сразу второй разряд слесаря-сборщика электроизмерительных приборов), снова пришли в класс и сели за парты. А школьная программа, естественно, не учитывала этого нашего нового состояния.

Урок литературы. Учительница дала классу задание - написать развернутый план к сочинению "Почему драма Островского называется "Гроза"?". Мы с соседом по парте быстро расчертили в клеточку листы и стали играть в "морской бой". Через некоторое время к нашей парте подошла учительница.

- Чем это вы занимаетесь? - спросила она.

- Да, вот, - отвечаю, - я у Игоря потопил двухтрубный и подбираюсь к трехтрубному!

- А почему не работаете со всем классом? Где ваши планы?

- А нам неинтересно этим заниматься. В седьмом классе Катерина с Кабанихой, в девятом - снова Кабаниха с Катериной, и опять та же Катерина изображает все тот же "луч света в темном царстве", а Кабаниха "олицетворяет темные силы". Надоело!

- Почему мы современных писателей и поэтов не изучаем? Давайте поговорим лучше об Аксенове, Евтушенко или Рождественском, - добавил Игорь.

- Если вам неинтересно на моих уроках, - прервала учительница, встаньте и выйдите из класса!

Встали, вышли. Опять педсовет, опять нотации... Но вот закончилась учеба, сданы экзамены, отшумел выпускной вечер, кончились бумажные морские бои. Начиналась взрослая жизнь.

Каждый должен хотеть ходить

без строя

Три года срочной службы (с октября 1964 года по ноябрь 1967-го) в составе Группы Советских войск в Германии на самом деле стали для меня школой жизни. Они значительно расширили кругозор, прибавили жизненного опыта и в определенном смысле стали поворотным этапом в моей судьбе.

Еще на первой неделе службы (первый год я был танкистом-ремонтником на прославленном гвардейском 120-м бронетанковом ремонтном заводе) меня, совсем "зеленого салабона", откомандировали в распоряжение художника части помочь в оформлении "наглядной агитации". Художник - "старик", одетый в темно-зеленую "шерстянку" - галифе и гимнастерку из тонкого сукна - и в хромовые офицерские сапоги, чисто выбритый, был совершенно не похож на нас, "салаг", - лысых, ушастых, в топорщившемся во все стороны обмундировании. Он немногословно и четко объяснил, что от меня требуется, дал кисть и краски. Надев фартуки, мы молча работали. Часа через два я, взглянув на часы, положил кисть в воду и стал снимать фартук. Не прерывая работу, он спросил: "Куда это ты засобирался, молодой?" Я ответил в том смысле, что уже было объявлено построение нашей роты на обед и если я сейчас не побегу, то не успею. И тут он произнес несколько фраз, которые я помню до сих пор.

"Запомни раз и навсегда! Каждый человек, если он человек, должен хотеть ходить без строя! В строй тебя будут пытаться ставить всегда - и здесь, и на "гражданке". Строй - это удел серых и одинаковых, а личности в строю не ходят. Они ходят или впереди строя, или сбоку, но лучше так, самостоятельно. Сейчас, когда все роты промаршируют, мы с тобой пойдем в столовую, вдвоем, не в ногу, и ты почувствуешь, как это хорошо!"

Всю жизнь теперь я вспоминаю эти его слова и стараюсь ходить без строя или, по крайней мере, впереди или сбоку, там, где ходят командиры.

Где водка?

Курс "молодого бойца" вместе с другими призывниками из Краснодара я проходил в Казачьих лагерях под Новочеркасском. Через несколько дней после принятия присяги нас "погрузили" в эшелон для отправки сначала в Брест, а потом во Франкфурт-на-Одере на пересыльный пункт, из которого все должны были разъехаться по своим воинским частям. Дорога предстояла долгая, а заняться особенно было нечем. Известно, что солдат в армии строже всего наказывают за пьянку и за самоволку, тем не менее это самые распространенные злостные нарушения воинской дисциплины. Из вагона нас даже на остановках не выпускали, какая уж тут самоволка. Поэтому все думали только о том, как "отметить" наш отъезд (на целых три года!) в Германию. Половина нашего отделения, шесть человек, занимали крайнее "купе" в противоположной от проводника стороне плацкартного вагона. Вывернули все свои карманы, обшарили все вещмешки, пересчитали найденные рубли и мелочь. Набралось на три бутылки. В это время поезд остановился на какой-то большой станции. Стоянка 20 минут. Но из вагона-то не отлучишься! Едем под надзором "краснопогонников", которые рассредоточены по разным купе. В нашем их, слава Богу, нет. Старший по вагону лейтенант стоит на ступеньках противо-положной от нас двери. Окна не открываются, спущены только узкие верхние фрамуги. Подсадили самого маленького и хрупкого, он сумел высунуть голову и руку с зажатыми в кулаке деньгами. Окликнул проходящего мимо пожилого железнодорожника:

- Батя! Тут у нас на три бутылки. Одну тебе за труды, а две принеси нам. Только не обмани.

- Да что вы, сынки, как же я вас обманывать стану? Сам в армии служил, что я не русский, что ли?

Прошло минут десять томительного ожидания. И вот, наконец, идет наш посланец с двумя бутылками "Столичной". Встав на цыпочки, он протянул их вверх, а наш принимающий высунулся из окна сколько мог (мы его держали за ноги), и в тот момент, когда он взял бутылки, мы увидели, что за этой сценой внимательно наблюдает вышедший на перрон лейтенант. Когда он стал подниматься по лесенке в вагон, бутылки были уже у нас. Куда спрятать?! А лейтенант уже, продираясь через сутолоку, идет по вагону. И тут само собой пришло решение. Быстро сорвав с бутылок "бескозырки", вылили содержимое в стоящий на столике чайник (зеленые эмалированные чайники выдали каждому отделению еще перед отправкой в Казачьих лагерях). Только успели выбросить пустые бутылки в противоположное окно, поезд тронулся и в купе вошел лейтенант.

- Где водка?

- Какая водка, товарищ лейтенант?

- Те две бутылки, которые вам только что подал железнодорожник.

- Не знаем, товарищ лейтенант, это, наверное, не нам, а в соседний вагон.

Лейтенант завелся.

- Встать! - заорал он. - Пройдите в соседнее купе.

Встали, вышли.

Он позвал своих "краснопогонников" и приказал обыскать занимаемое нами пространство. Нет бутылок. Обыскали соседей, тамбур, даже туалет, хотя он на стоянке был закрыт. Водки нет! Лейтенант пошел к себе и вернулся с толстой книгой. Сел за откидной столик и сказал:

- Не знаю, куда вы ее спрятали, но вы все равно не выпьете. Буду ехать с вами до самого Бреста, да и мои ребята будут за вами смотреть.

И стал читать. Мы тоже занялись кто чем. Наступил вечер.

- Получить сухой паек на ужин, - раздался громкий голос старшины. Наш дежурный встал и говорит мне:

- Возьми чайник, пойдем вместе, а то я один не донесу.

Встали и пошли. Вернулись. Положили на стол хлеб, масло и сахар. Поставив на стол чайник, я спросил:

- Как чай пить будем, внакладку или вприкуску?

Все заговорщически переглянулись.

- Конечно, вприкуску.

Разлил поровну на шесть кружек. Выпили, закусили хлебом с маслом, загрызли сахаром. Через некоторое время пошел разговор, а потом песни и... запах. Лейтенант отложил книгу, посмотрел на нас и все понял.

- Где была? - спросил он.

- В чайнике, товарищ лейтенант.

- Да, век живи... - промолвил он, взял книгу и пошел к себе.

Не тот колер

На третьем году службы мы, уже "старики", решили как следует отметить Международный день солидарности трудящихся - Первое мая и задумали изготовить брагу. Все в роте вдруг "бросили" курить и получили, как было положено, вместо "табачного довольствия" сахар. На кухне достали дрожжи и залили эти два знаменитых компонента в нужной пропорции водой в большой алюминиевой фляге с герметически закрывающейся крышкой. В это время в казарме проводился ремонт и в каптерке стояли точно такие же фляги с известкой, краской и разноцветной побелкой. Свою флягу мы пометили и поставили в общую кучу, не опасаясь, что ее кто-то откроет, так как ремонт делали своими силами и собирались растянуть его до самого праздника. И вот, когда до 1 мая оставалось несколько дней и брага была уже готова, после отбоя в казарму пришел дежурный по части майор и попросил дневального открыть каптерку, где стояли фляги.

- Жена замучила, - сказал он, - к празднику решила в комнате побелку обновить, а у меня этот салатовый колер никак не получается. Может быть, у вас готовый подберу.

С этими словами он стал открывать фляги, рассматривая цвет побелки. Когда он с трудом откупорил нашу и из нее пахнуло, его, что называется, чуть с ног не сбило, но все-таки он окунул палец, лизнул, и все сомнения отпали.

- Ясно, - сказал он, - хороший колер, утром разберемся.

Приказав дневальному запереть каптерку, он послал его за ниткой и пластилином. Ниткой майор обвязал дверную ручку и, сложив два конца вместе, прилепил их куском пластилина к наличнику. Достав из кармана стальную печать, подышал на нее и оставил на пластилине четкий отпечаток. Когда он ушел, дневальный со словами: "Старики! Тревога! Подъем!" - обежал все комнаты и собрал нас у двери каптерки. Вникнув в ситуацию, мы опечалились. Что делать? Окна в каптерке нет, печать лезвием не срежешь, так как намазано очень тонко (майор ведь тоже не первый год на службе). И тут один солдатик с криком: "Подождите, я щас!" - сунул ноги в сапоги и, как был в кальсонах и рубашке, куда-то убежал. Вернулся он с отверткой. Придерживая нитку, вывернули шурупы, которые держали дверную ручку (что значит старая немецкая казарма - шурупы не вбиты в дерево, а вкручены). Открыв дверь, отнесли свою флягу на пищевой склад хозвзвода и поставили между такими же, пищевыми. Ручку прикрутили на место, не потревожив при этом пластилиновую печать, и спокойно легли спать. Утром после завтрака (а это было воскресное утро) по телефону из штаба приказали построить роту в коридоре казармы. Вскоре перед строем появились: командир части, замполит и наш командир роты в сопровождении сдавшего дежурство майора. Он проверил целостность печати и, не обнаружив ничего подозрительного, приказал открыть помещение. Найдя флягу с меткой, которую мы поставили вместо своей, налив в нее немного побелки, майор со словами:

- Вот в этой, товарищ полковник, - торжественно открыл крышку.

И - ничего! Никакого запаха. Он сунул во флягу палец и вынул окрашенным в салатовый колер. Проверили все фляги, браги нет. Полковник приказал распустить роту, и офицеры пошли по направлению к штабу, за ними, как хвост, увязался старшина. Мы же расположились в курилке перед казармой, со смаком обсуждая происшедшее. Через некоторое время появился старшина. Все загалдели:

- Товарищ старшина, а что было? А зачем строили? А что искали?

- Да я и сам ничего не понял, но батя так кричал на майора и сказал, что только в нетрезвом виде можно перепутать побелку с брагой (майор этот действительно любил выпить) и что если еще раз узнает о его пьянстве во время дежурства, то поступит по всей строгости и т.д. и т.п.

Вскоре пришел и сам майор, с красным лицом, злой и вспотевший. Все встали.

- Я не знаю, как и куда вы ее дели, - прорычал он, - но вы все равно ее не выпьете! Первого, кого поймаю с запахом, в "зиндоне" сгною!

Начиная с вечера 30 апреля за личным составом нашей роты был установлен строжайший надзор. И мы встретили день "солидарности трудящихся" трезвыми как стекло. А уже в ночь с первого на второе строго по графику, парами и тройками, не привлекая внимания, мы потянулись в варочный цех солдатской столовой. Когда настала моя очередь, войдя в столовую, я застал очень веселую и живописную картину. Кружки, наполненные брагой, сковородки с жареной картошкой и мясом, а между котлами солдатские пары, танцующие вальс под звуки переносного приемника "Альпинист". Вот это был уже "тот колер", и это был последний Первомай в армии, и мы - "старики" уже ждали, когда наступит осень и под щемящие звуки "дембельского" марша "Прощание славянки" мы последний раз пройдем строем до ворот части.

Нечего сказать

Вернувшись после армейской службы в Краснодар, я снова стал студентом второго курса вечернего отделения Краснодарского политехнического института и снова пришел работать на ЗИП в свою родную бригаду. На заводе я проработал без малого 25 лет и "прошел путь" от слесаря до генерального директора. О годах, прошедших в его стенах, можно рассказывать бесконечно, но я остановлюсь лишь на нескольких эпизодах в рамках жанра этой книги. Во времена "пятилетки качества" наш министр (Министерства приборостроения, автоматизации и систем управления) издал приказ, по которому каждому заводу отрасли поручалось изготавливать определенное количество деталей (естественно, количество, как обычно, выражалось в тоннах) методом "порошковой металлургии". Метод был тогда "прогрессивным" и заключался в том, что металлический порошок при определенном давлении и температуре спекался в специальной форме, повторяющей форму изготавливаемой детали. Внедрение этого нового метода, как обычно (не зря же заводские технологи говорили, что само слово "внедрение" означает насильственное проникновение инородного тела в сопротивляющуюся среду), происходило с трудом. Для оказания помощи этому сложному процессу под руководством министерства в зале Дворца культуры нашего завода была организована научно-практическая (кстати, очень представительная) конференция по проблемам порошковой металлургии. Вторым, после докладчика, выступал заместитель главного технолога нашего завода. Взойдя на трибуну, он внимательно оглядел зал, повернулся в сторону президиума и начал:

- Приходит мать домой. Отец сидит хмурый.

Зал замер. Все поняли, что сейчас о порошковой металлургии будет сказано самое сокровенное.

Мать спрашивает у сына:

- Что случилось?

- Папа с лестницы упал.

- И что он при этом сказал?

- Матерные слова пропускать?

- Конечно, пропускать!

- Тогда ничего.

Зал взорвался смехом. Смеялись все - и ученые, и практики. Когда затихли, выступающий произнес:

- Вот так у нас и с порошковой металлургией - без мата мне сказать нечего.

И ушел с трибуны. Долгие несмолкающие аплодисменты.

Чудаки на букву "М"

Если новые "передовые" и "прогрессивные" технологии сложно внедрялись на предприятиях одной отрасли, то можно представить, что происходило, когда это поручалось смежным отраслям. "Перестройка" и "ускорение" в промышленности потребовали скорейшего освоения и серийного выпуска станков с числовым программным управлением (ЧПУ). Станки - это дело Минстанкопрома, а стойки ЧПУ - это уже наша забота - Минприбора. Главная задача состояла в том, чтобы наши стойки управляли их станками, а их станки управлялись нашими стойками. Задача эта тогда еще в "приказной", но уже в "перестроечной" экономике стала почти неразрешимой, так как единое целое станки с ЧПУ - должно было делаться не только на разных заводах, но и в разных отраслях! В общем, сроки, установленные "партией и Советским правительством", прошли, а станков с ЧПУ в нужном качестве и в установленном количестве нет. Естественно, руководство провинившихся министерств во главе с министрами пригласили в ЦК КПСС и "вдули по самую сурепицу". Руководил в то время нашим министерством уважаемый не только в нашей отрасли министр, доктор технических наук Михаил Сергеевич Шкабардня, интеллигентный, всегда спокойный и выдержанный человек. Самым крепким выражением, которое он допускал в своей речи при посторонних, было известное всем руководителям предприятий - "чудаки на букву "м"". Получив свой нагоняй в ЦК, министр, естественно, должен был распределить его по принципу домино до самого низа. Низом в данном случае были руководители предприятий - директора, главные инженеры и главные специалисты. В свою очередь они должны были донести долю гнева "руководящей и направляющей" до каждого слесаря в удобной для них форме.

И вот идет заседание коллегии министерства, основным вопросом которого является фактический срыв задания ЦК и Совмина по станкам с ЧПУ. Люди моего поколения могут представить себе атмосферу, в которой все это происходило. Члены коллегии "заслушивают" очередного провинившегося, задают ему "острые и жгучие" вопросы, а он на них "садится". Если "садится" хорошо, покаянно, могут ограничиться разносом; если пытается возражать, а тем более оправдываться - могут последовать оргвыводы. В общем, атмосфера мрачная и нервная. Я, в то время, наверное, самый молодой главный инженер в нашей отрасли, впервые присутствую на заседании коллегии, да еще по вопросу о невыполнении задания ЦК! И хотя вина нашего завода косвенная и в этом общем провале не такая большая, жду своей очереди, мягко говоря, без всякого энтузиазма. И тут незадолго до меня на трибуну выходит один из самых заслуженных директоров министерства, Герой Социалистического Труда и очень смело и открыто называет причины срыва, обвиняя в основном представителей Минстанкопрома. Пытаясь их как-то охарактеризовать, он, обращаясь к министру, в запале произносит:

- Одним словом, Михаил Сергеевич, как вы любите говорить, это самые настоящие мудаки на букву "ч"!

Несколько секунд мертвая тишина, а потом хохот, хохот до слез. Атмосфера разрядилась, сменилась тональность заседания, а для меня главное, что мой выход на трибуну на том заседании коллегии уже не понадобился.

Нельзя менять женщин на железо

С начала 80-х годов "бурными темпами" развивалась автоматизация и роботизация производства. А так как команда внедрять промышленные роботы шла с самого верха и была взята под строгий контроль партийными органами, то "на местах" внедрять автоматы и роботы заставляли всех поголовно.

В новом микрорайоне Краснодара открылся магазин "Мода", который, кроме всего остального, начал торговать джинсами новороссийского производства. В связи с этим меня - главного инженера крупнейшего в Европе приборостроительного производственного объединения - вызвали в горком КПСС и дали партийное поручение - разработать и изготовить на нашем заводе "за счет собственных средств" автомат для производства фурнитуры (заклепки и пуговицы) к этим джинсам. Быстро разобравшись, что подобный автомат сконструировать и изготовить силами одного нашего производства невозможно и что работают такие автоматы с использованием специальной латунной ленты, закупаемой в Италии, я выполнил поручение по-другому. Были изготовлены несколько ручных прессов, при помощи которых работающие пенсионерки из латунных отходов изготавливали прекрасную фурнитуру в необходимых количествах. Все были довольны: и директор Новороссийской швейной фабрики, и директор магазина "Мода", и пенсионерки, получавшие по 150 рублей в месяц, и я. Однако, когда подошел срок и меня пригласили на бюро отчитаться, секретарь горкома, выслушав меня, сказал:

- Товарищ Шумейко, вы давно заглядывали в календарь?

И дальше минут десять продолжал в том смысле, что вся страна "семимильными" шагами идет к коммунизму, и что наступила эра всеобщей автоматизации, и только я один вместо того, чтобы идти в ногу с прогрессом, очень далеко отстал, не чувствую времени и имею наглость отчитываться перед членами бюро внедрением - вместо роботов - ручного (!) женского (!!!) труда.

- Но ведь я, на мой взгляд, вам очень доходчиво рассказал, почему в этом случае не может быть автоматики, - вставил я, как только представилась возможность.

- Нас это не интересует, - отрезал он, - мы приняли постановление, которое вы обязаны выполнять.

- Если бы при помощи вашего постановления можно было бы изготавливать заклепки и пуговицы, уже давно бы коммунизм наступил, - говорю я, а сам думаю: "Сейчас исключать начнут".

Не исключили. Обошлось.

В это же самое время мы в одном из сборочных цехов нашего завода разрабатывали проект сборочной линии гибкого автоматизированного (роботизированного) производства (ГАП) щитовых электроизмерительных приборов. Работа осуществлялась совместно с финской фирмой "Нокиа", и я принимал на заводе группу финских инженеров. На ходу объясняя, как будет устроен наш ГАП, веду их по подиуму между двумя конвейерными лентами, каждая из которых рассчитана на четыреста рабочих мест. Это не просто рабочие места. Если бы! За каждым столиком сидит "красивая и молодая". (Я абсолютно согласен с Василием Аксеновым, как-то заявившим, что в Краснодаре живут самые красивые девушки.) Лето. Конец июля. Жара. На каждой надето, как правило, только три вещи - трусики, ослепительно белый халат с расстегнутыми верхними пуговицами и невероятное сооружение из накрахмаленной марли на голове. Макияж, как у нас было принято, с утра словно для похода в театр, лаковые ноготки, необходимый "минимум" (золотые перстенек, сережки, цепочка). И почти все четыреста - кокетки! И вот, когда я увлеченно, заливаясь как соловей, говорю о том, что от магистрального шинопровода вот здесь пройдут радиальные ответвления, я замечаю, что переводчик уже давно ничего не переводит. А финны, все четверо высоченные, светловолосые мужики, с покрасневшими лицами медленно идут, скосив глаза на женские прелести, сверкающие из-под распахнутых халатов. Я резко остановился, наткнувшись на меня, остановились и они. Какие уже тут "радикальные ответвления"!

- Извините, господин главный инженер, - сказал руководитель финской делегации, - но у вас никогда не будет ГАПа.

- Это почему же... - начал возмущаться я.

- Нет, вы не поняли, не в техническом смысле. Вы просто не имеете права заменять таких красивых женщин на "железо". Этого нельзя делать!

В душе я был с ним согласен и спорить не стал. ГАП мы действительно так и не построили. (На глазах стала разваливаться вся социалистическая экономика.) А что касается женщин, то их действительно ни под каким видом нельзя менять на "железо"!

Про пирожки и булочку

Однажды Краснодарский горком КПСС поручил мне выступить на собрании передовиков производственных бригад Краснодарского края с докладом о научно-техническом прогрессе. Я подготовился и прочитал, на мой взгляд, очень хороший доклад. Мне было задано много интересных вопросов. Когда встреча подходила к концу, поднялся один из присутствующих:

- Вот вы тут все хорошо нам говорите про то, как ученые и инженеры создают этот самый научно-технический прогресс. Вы мне лучше другое скажите - почему на нашем заводе работает около двух десятков инженеров (он представлял небольшой заводик монтажных заготовок), а больше половины операций мы делаем вручную. Почему они до сих пор ничего не автоматизировали, ведь они инженеры!

Я стал ему объяснять, что суть заключена в самом слове инженер, которое в переводе с французского означает способность к изобретательству, но не все инженеры по должности являются инженерами по сути. Кроме того (а это я хорошо знал по своему заводу, на котором из почти тринадцати тысяч работающих восемь тысяч были женщины), многие инженерские должности занимают многодетные матери с огромным количеством житейских проблем, и от них вообще невозможно требовать изобретений. Единственное, что есть инженерского в девяноста процентах наших заводских инженеров, - это высшее техническое (а иногда и не техническое) образование. Закончив объяснение, я решил как бы поставить точку в нашем собрании:

- Сейчас расскажу вам анекдот, и вы окончательно поймете все про инженеров.

Свежая булочка пошла погулять вечером по улице. Ее только что испекли, она такая пышная, мягкая и румяная. А как благоухает! Вдруг из-за угла прямо на нее вылетает целая стая пирожков:

- Булочка, булочка! Пойдем-ка с нами прогуляемся!

- Ой, - испугалась булочка, - вас так много! Я вас всех боюсь!

И тут один (заметьте, только один) пирожок делает ей шаг навстречу и говорит:

- А чего ты нас всех боишься? Только один я с яйцами, а остальные все с капустой!

Вот так и с инженерами. Все больше с капустой, а то и вообще с "таком", - закончил я свое выступление.

Буквально через день меня пригласил к себе секретарь по промышленности краевого комитета КПСС.

- Владимир Филиппович, до меня дошли слухи (слухи до него дошли!), что вы на собрании бригадиров, которые приехали со всего края послушать умные вещи, рассказывали какие-то анекдоты про инженеров ... гм... с яйцами. Вам было дано серьезное партийное поручение, а вы балаган устроили! Объяснитесь, пожалуйста.

Ну что тут долго объяснять? Рассказал ему анекдот про булочку. Человек оказался с юмором. Из наших, из заводчан. Понял. А прощаясь, сказал:

- Приходил бы ко мне почаще анекдоты рассказывать, но только не политические.

Кстати, политические анекдоты тогда, в начале 80-х, рождались чуть ли не ежедневно, наверное, в противовес душной атмосфере "андроповщины". Сейчас мы действительно живем во времена свободы слова, а настоящие политические анекдоты можно по пальцам пересчитать. Одно время мне приходилось по делам, связанным с защитой кандидатской диссертации, часто бывать в Зеленограде в Московском институте электронной техники. Там в курилке с таким же, как я, любителем анекдотов мы постоянно обменивались "свеженькими". Помню, смотрю вечером программу "Время". Диктор объявляет о назначении на должность Председателя Совета Министров СССР товарища Тихонова. Утром следующего дня первым рейсом вылетаю из Краснодара в Москву. Из Внукова автобусом до "Юго-западной", далее на метро до "Речного вокзала" и четырехсотым автобусом до Зеленограда. Около одиннадцати я уже в курилке, и мой приятель спрашивает:

- Скажи, чем отличается Совет Министров от Союза композиторов?

Убедившись в моем незнании, радостно отвечает:

- Союз композиторов возглавляет старый Тихон Хренников, а Совет Министров старый хрен Тихонов!

Вот это скорость! С момента официального объявления прошло только четырнадцать часов.

Глава 2

Съезд народных

депутатов

История российского парламентаризма по мировым меркам очень коротка. Ее истоки лишь в уходящем ХХ веке. Это история первых четырех Государственных дум во времена Российской империи (1906-1917) и современного двухпалатного Федерального собрания, начало которому положил съезд народных депутатов РСФСР, собравшийся на свое первое заседание 16 марта 1990 года. Советы, которым в течение семидесятитрехлетнего промежутка была отдана "вся власть", - не в счет, так как депутаты в них не выбирались, а фактически назначались партийными органами строго по разнарядке - столько-то рабочих, столько-то представителей интеллигенции, столько-то коммунистов и беспартийных, возрастной ценз и прочее. Например, если Краснодарский крайком КПСС установил, что главный инженер Краснодарского завода электроизмерительных приборов должен быть членом Первомайского районного Совета депутатов трудящихся, то я, став главным инженером, в обязательном порядке "избрался" в состав Первомайского районного Совета. И помню, как каждое свое выступление на сессии Совета обязан был согласовывать с райкомом КПСС. Съезд народных депутатов, в отличие и от царской Думы, и от Советов, стал абсолютно новым политическим институтом не только в России, но и во всем Советском Союзе. Впервые были избраны депутатами представители почти всех социальных слоев и без всяких "разнарядок". Все 1072 человека - и "партийные и хозяйственные руководители", и техническая и творческая интеллигенция, и рабочие, и крестьяне, и военные - на самом деле участвовали в прямых и тайных состязательных выборах именно за свои личные качества, а не должности. И вот это огромное собрание личностей - высший орган государственной власти, арена острейшей политической борьбы, получил полную свободу слова. Вся страна приникла к экранам телевизоров. Не все, конечно, сразу научились пользоваться этой свободой, потому что свобода слова и свобода слововыражения далеко не одно и то же. Сколько словесных "перлов" было рассыпано в залах заседания съезда и Верховного Совета! Кладезь для юмористов. Как жаль, что никто их все не собрал и не сохранил. На заседания съезда и Верховного Совета я обычно приходил с общей тетрадью, куда записывал некоторые словесные изыски своих коллег. Потом, работая уже в правительстве, я передал эту тетрадь сатирику Михаилу Задорнову. Через некоторое время он вернул ее мне, приложив записку: "Мы теперь соавторы". Поэтому ниже я привожу (естественно, без указания авторства, хотя почти все авторы "крылатых выражений" у меня отмечены) в основном то, что не использовано Задорновым.

Катастрофа, о которой так много говорили все, а главное демократы, совершилась!

В странах западной демократии каждый день требуют чьей-то отставки и кому- либо объявляют импичмент, но никто не говорит, что это призыв к гражданской войне.

А если нас разгонят, то правильно сделают!

Руслан Имранович! Меня очень удивляет атмосфера в зале.

Хасбулатов из президиума: - Меня тоже.

Мы попали в ловушку тех утопий, которые есть в любом учебнике марксизма.

Однажды я уже заявлял на съезде, что мы обращаемся с законом как тот хозяин с дышлом. И тем более печально, что звучат ярлыки, а не аргументы. Предложение такое - мы можем закрыть глаза и говорить дальше так, как будто ничего не бывало.

Мы видим, если кто сам себя анализирует, что Верховный Совет зашел в тупик.

Славян он ищет в этом зале!

Коммунисты требуют провести съезд до 5 марта, а это ведь день смерти отца народов - Сталина. Лучше тогда провести его 22 апреля - в день рождения Ленина.

Жизнь ушла в другую сторону повсюду, в ряде регионов. Завтра она уйдет еще дальше, так как в сельском хозяйстве уже нечем делать дело. Поэтому съезд нужно провести не позднее чем 4 марта, вне зависимости кто в этот день родится или еще умрет!

Мы - законодатели, а не пожарная команда. Надоело вместе с аграриями латать тришкин кафтан - то у них уборочная, то посевная!

Уважаемый Юрий Михайлович! (Речь идет о заместителе председателя Верховного Совета - Воронине.) Я, конечно, понимаю, что вы очень хотите быть российским премьером. Может, вы достойный человек, но вы просили меня матом вчера изъять мой проект и есть ли у меня родственные связи с обвиняемым тоже в матерных выражениях!

Руслан Имранович! Я прошу дать слово исполняющему обязанности Прокурора РСФСР.

- А почему он сам не просит?

- Он стесняется.

Недавно были убиты пять работников милиции, причем один выжил, а четверо практически погибли.

Депутат не имеет права отгораживаться от народа забралом.

Давайте научимся говорить правде в глаза!

Эта нищенская зарплата заставляет всех сводить концы с концами.

Это не только боль души или сердца. Это огромная кровоточащая рана, свойственная всему нашему народу.

Ребенок уже родился, а мы пытаемся теперь признать недействительной ту беременность!

Куда нас приведет содержание армии с ядерной начинкой без брючного ремня?

И этот почин был проглочен.

Не создавайте прецедент. Он обязательно ударяет бумерангом того, кто его запускает.

Сталин - это великорусский держиморда!

Дали пинком вслед.

То, что нас заставляют принимать из роддома Попова, Собчака, уже давно существует в американской конституции.

Наши депутаты никогда не устают!

Существующая конституция из-за внесенных в нее за три года поправок превратилась в записки сумасшедшего.

Предложение: перед тем как объявить спикеру недоверие, давайте пока переведем его в шпрехшталмейстеры.

Пора бы определить какой -то определенный предел!

Широкие общественные слои народных депутатов.

Выдача такого закона - это узаконение всяческих беззаконий!

Гусь свинье не товарищ, а курице - волк!

Мы поступим неправильно, если не хотим реагировать эффективно и громогласно.

Я не политолог, а совсем наоборот, я кандидат биологических наук.

Нас выбрали сюда, чтобы мы решали вопросы улучшения жизни наших избирателей и членов их семей.

Если мы изменим мышление, мы это сделаем помимо воли избирателей.

До каких пор мы будем сглаживать углы пилюль, которые подбрасывает нам центр?

Убийства вплоть до изнасилования.

Что такое государственный бюджет ? Это те же деньги, которые собирают с нас, с депутатов.

- Руслан Имранович! В документе нашего президиума я увидел какую-то непонятную аббревиатуру - ЧСЧВС. Что это значит?

-Вы должны это знать лучше меня. Это члены семей членов Верховного Совета.

Самая важная позиция для России - это дрова! Цены на дрова необходимо заморозить.

Я всецело в общем-то вышел к микрофону, не зная, что у моего коллеги за предложение, но чтобы его всемерно поддержать.

Не надо выискивать промахи и копать досье!

Послушайте меня, господа, товарищи или граждане коммунисты, не знаю, кто вы есть. Кто спросил меня, беспартийного, когда выбирали коммуниста президента Горбачева?

Следовало сделать один сбой, чтобы получился этот ком недоработок.

Вы слишком логично и здраво рассуждаете здесь, чтобы ваша идея была принята.

Вы продолжаете так, как будто не хотите кончать.

Кроме этих записей, сохранилось и несколько рифмованных записок. В президиум съезда и Верховного Совета во время заседаний приходило огромное количество записок (официальных - на бланках нардепов и неофициальных - на клочках бумаги) с просьбой дать слово, внести в повестку заседания какой-то вопрос и т.д., но попадались и крупицы юмора, иногда, правда, довольно соленого.

Ты скажи, дорогой председатель,

Кто предатель, а кто не предатель.

Объяви ты нам как благовест,

Съест кого-нибудь съезд иль не съест?!

Те, с кем раньше за правду стояли,

Президента теперь об....ли.

Облегчились. Как их понесло.

Но кричат все - как нам тяжело!

Съезд у нас не голубой,

Может "взять вопрос любой".

Но он так тут всех имеет,

Что вокруг все голубеет!

А вот пример коллективного творчества, когда, сидя на заседании Верховного Совета, каждый писал две строчки, передавая листок дальше.

Мы не пляшем, не поем.

Мы закон голосуем!

Прямо с ходу, для затравки,

Отклонили две поправки.

А потом еще подряд

Отклонили целых пять.

Вот и все. Конец закону.

А теперь его народу

Мы дадим и, возгордясь,

Будем петь и попивать!

В заключение этого краткого обзора депутатского словотворчества (из чувства тщеславия) не могу не привести хотя бы одну из очень лестных для меня записок.

Когда Шумейко выступает,

Парламент в тишине внимает.

Все это только потому,

Что есть доверие к нему.

Внушать такое уваженье

Для депутата - достиженье.

11.02.91

Эмблема замполита

Первый съезд народных депутатов РСФСР уже только самим фактом своего существования проложил историческую грань между союзным центром, во главе с М. С. Горбачевым, и Россией, во главе с ее первым Президентом Б. Н. Ельциным. Эта граница стала непреодолимой после того, как 12 июня 1990 года все депутаты - и демократы, и коммунисты (к тому времени коммунисты-депутаты в подавляющем большинстве вышли из КПСС и стали членами КПРФ) - стоя, под аплодисменты приняли Декларацию о государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Политическое противостояние между Союзом и Россией нарастало с каждым днем и уже к марту 1991 года огромное государство оказалось на грани гражданской войны. По решению съезда начались поиски компромиссов. Горбачев и Ельцин вступили в регулярные переговоры. Затем путч. В ночь с 18 на 19 августа восемь высших должностных лиц СССР, так называемый ГКЧП, попытались совершить государст-венный переворот, отстранив от власти первого союзного Президента Горбачева. В четыре утра было введено чрезвычайное положение. В 4.30 вооруженные силы были приведены в состояние повышенной боевой готовности и отдельные части в полном боевом снаряжении двинулись к Москве. И уже в 11 часов к зданию Верховного Совета России на Краснопресненской набережной (ныне Белый дом Российского правительства) подошла первая танковая колонна. Через несколько минут, взобравшись на броню одного из танков, к российскому народу и ко всему миру обратился первый Президент России Борис Николаевич Ельцин с призывом: "На защиту демократии!"

Узнав о планах ГКЧП взять Белый дом штурмом, народные депутаты и пришедшие на помощь тысячи москвичей стали готовиться к обороне, строили баррикады перед зданием и завалы на подходах к нему.

Помню, как ночью под проливным дождем и под охраной наших белодомовских милиционеров, в бронежилетах и с автоматами наперевес, на крыше восьмого этажа мы, несколько депутатов, разворачивали прожектора так, чтобы они светили не вверх на герб РСФСР, а вниз - на подступы к зданию. Милиционеры поторапливали нас:

- Быстрее, быстрее, депутаты! Стреляют ведь, а мы за вас отвечаем.

Поздно вечером 21 августа, когда уже вроде все разрешилось, мы несколько членов Комитета по вопросам экономической реформы и собственности - сидели за столом и подводили предварительные итоги неудавшегося путча. Я крупно нарезал привезенные накануне из Краснодара огромные спелые помидоры "Бычье сердце", и только налили по первой, как в комнату влетел депутат Алексей Сурков:

- Шумейко, быстро поставь стакан! Побежали в приемную Ельцина!

Поставил. Побежали. По пути узнал, что Крючков собирается днем улететь в Форос к Горбачеву и вроде бы отдал устный приказ подчиняющейся лично ему бригаде специального назначения КГБ взять Белый дом до его отлета. А я, оказывается, включен в агитационную группу для работы со спецназовцами. Задача группы - уговорить их от штурма отказаться. До сих пор не знаю, был ли такой приказ на самом деле, но так или иначе, получив инструктаж от сотрудников Службы безопасности Президента Ельцина, мы побежали искать машины со спецпропусками. По пути часть группы почему-то "рассосалась", и в Теплый Стан, к месту дислокации бригады спецназа, нас приехало трое Алексей Сурков, Владимир Ребриков и я. Пользуясь удостоверениями членов Верховного Совета, прошли через проходную на территорию части. Было около 12 часов ночи, но никто не спал. Офицеры к нам не вышли. Вместе с солдатами прошли в клуб. Спецназовцы КГБ СССР окружили нас плотным кольцом. Все как на подбор - военный цвет нации, красивые рослые ребята в тогда еще редкой пятнистой форме, в полосатых морских тельняшках и высоких шнурованных ботинках. Вид их вызывал уважение. У многих в накладные карманы брюк были нарочито небрежно засунуты пистолеты Стечкина. Мне, при росте 184 см, разговаривая с собеседником, чаще приходится смотреть вниз, иногда прямо, а тут почти все время приходилось задирать голову вверх! Проговорили мы три часа, когда очень серьезно, а иногда и с "солеными" шутками и прибаутками. В результате мы стали для солдат своими. Они были уже готовы не брать штурмом, а защищать здание российского парламента. Вдруг от двери по толпе прошел ропот:

- Замполит. Замполит идет!

Толпа расступилась, и появился офицер, тоже в пятнистой форме, но с погонами майора. "Приплыли, - подумал я, - все насмарку". Выпятив грудь со значком народного депутата РСФСР, я шагнул ему навстречу и, вспомнив, как это я делал в армии, громким "сержантским" голосом спросил:

- А вы почему нарушаете форму одежды?

Майор опешил, оглядел себя:

- В чем это я нарушаю форму одежды?

- Разве вы не знаете, - отвечаю, - что для всех офицеров, в том числе и замполитов, существуют нарукавные эмблемы? У танкистов - танк, у артиллеристов скрещенные стволы...

Делаю паузу и жду. Через несколько секунд в полной тишине какой-то солдатик наивно спрашивает:

- А какая нарукавная эмблема должна быть у замполита?

Отвечаю очень серьезно:

- А вы как будто не знаете. Два скрещенных языка на фоне газеты "Правда"!

Хохотали все, и замполит тоже. Выяснилось, что он нормальный мужик. Я потом поддерживал с ним контакты, а он впоследствии перешел на работу в охрану Белого дома.

Бороду надо сбривать, а не клеить

В полдень 22 августа у стен Белого дома состоялся многотысячный митинг победы демократических сил. Путч провалился. Накануне глубокой ночью в Москву вернулся Михаил Горбачев и отменил как незаконные все решения ГКЧП, а вернувшиеся этим же самолетом летавшие к нему три члена злополучного комитета были арестованы прямо в аэропорту. Остальных арестовали через несколько дней.

И вот поздним вечером этого знаменательного дня мы снова узким кругом собрались за столом в стенах родного комитета, чтобы подвести уже окончательные итоги прошедших горячих дней. Очень кстати в холодильнике чудом сохранилось несколько моих огромных краснодарских помидоров. Те, порезанные вчера, конечно, смели без остатка. Не успели налить по второй, как открылась дверь и вошел какой-то совершенно незнакомый нам человек. Бесцеремонно сев за стол, он включился в разговор на равных, будто все мы давно знакомы. Наступила неловкая тишина, все были в замешательстве. И тут вдруг по тембру голоса, интонации и отдельным речевым оборотам мы узнали члена нашего комитета, известного своими крайне либеральными экономическими взглядами, питерского демократа Петра Филиппова. Может быть, не все депутаты знали его как одного из авторов закона о приватизации, но все без исключения идентифицировали его по пышным усам и окладистой бороде. А теперь он сидел перед нами "голомордый" и совершенно неузнаваемый!

- Петр Сергеевич, что случилось,? Где твоя борода? - возопили мы.

- Как что? Конспирация! А вдруг бы мы не победили? А так меня никто не узнает. Даже вот вы не узнали. Что интересно, и жена не сразу узнала. Правда, она сказала, что был бы я без бороды, - грустно добавил он, - она бы за меня замуж не вышла. Ну, ничего, - снова взбодрился Петр, - главное, помните, что для конспирации бороду нужно сбривать, а не клеить. В кино вранье показывают, когда Ленину для конспирации на щеку платок повязывают. На самом деле для конспирации Сталин брил Ленина. Так что, ребята, растите бороды!

Увлекся

Закончилась, слава Богу, так и не начавшись, гражданская война августа 1991 года. (Тогда история удовлетворилась тремя безвинно погибшими. Помним их - Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский.) Начались битвы политические и, что самое печальное, не с "внешним врагом" - ЦК КПСС и союзным центром, которых уже не было, а внутри самого съезда и Верховного Совета. Все дальше расходились еще недавно плечом к плечу стоявшие на митинге у Белого дома Ельцин, Хасбулатов и Руцкой, и все более непримиримыми становились два лагеря - "коммунисты" и "демократы". Главными "яблоками раздора" стали экономическая реформа и образованное в результате Беловежских соглашений СНГ. Помню, каким успехом пользовалась исполняемая с эстрадных подмостков Юрием Григорьевым на мотив известной "Вологды" песня, которая, объединив вместе трудности реформы и неприятие возникшего на месте бывшего Союза непонятного Содружества, начиналась словами:

Трудно, трудно стало теперь в СНГ.

Тыщу, тыщу стоит здесь каждое Г!

Если говорить серьезно, то, наверное, тогдашнее общество, а естественно, и депутаты не могли понять и принять, что исторически распад СССР нужно понимать как первый этап становления новой российской государственности и, следовательно, сохранения нашей российской цивилизации в мировом пространстве. Осознание этого приходит только сегодня. Что касается экономической реформы, то, что бы о ней ни говорили и сколько бы ни ругали, другой по своей сути она быть не могла. Конечно, оглядываясь назад, видишь, скольких ошибок можно было бы избежать. Может быть, вообще сначала должно было работать "правительство Черномырдина", а уж потом "правительство Гайдара", но история, как известно, сослагательного наклонения не имеет. Сформированное в ноябре 1991 года правительство Е. Т. Гайдара начало осуществлять одобренный Президентом курс либерализации экономики, который очень скоро ударил по российскому обществу, привел к тяжелым социальным последствиям. Уже в апреле 1992 года Президиум Верховного Совета под руководством Хасбулатова принял кулуарное решение отправить "это" правительство в отставку на съезде народных депутатов. В то время я был заместителем Председателя Верховного Совета по вопросам экономической реформы, поэтому именно я должен был выступать на съезде от имени президиума. По регламенту мне предоставлялось 10 минут. Примерно за час до начала работы съезда меня пригласил в свой кабинет Председатель Верховного Совета Р. И. Хасбулатов:

- Вы понимаете, что подавляющее большинство депутатов за то, чтобы это детское правительство ушло в отставку?

- Понимаю.

- А раз понимаете, то и выступите как надо. Не мне вас учить.

- Не волнуйтесь, Руслан Имранович, выступлю как надо.

Вернулся к себе в кабинет, просмотрел еще раз тезисы своего выступления (не люблю выступать по бумажке). По прямой связи звонит Президент:

- Вы понимаете, что сейчас съезд попытается снять правительство?

- Понимаю.

- Постарайтесь выступить так, чтобы этого не произошло.

- Не волнуйтесь, Борис Николаевич, выступлю как надо.

Я прекрасно понимал, что процесс развития рыночной экономики нельзя останавливать, а тем более поворачивать назад. Иначе экономический хаос будет длиться бесконечно. И выступить действительно необходимо "как надо" для того, чтобы реформы продолжались.

И вот я на трибуне съезда. Восемь из отведенных десяти минут я перечислял и анализировал ошибки правительства и издержки стремительно начавшегося реформирования экономики. В зале стояла напряженная тишина. Где-то на седьмой минуте заерзал и стал приподниматься Геннадий Бурбулис, чтобы (как уже бывало) увести правительство из зала заседания съезда. Я пристально посмотрел ему в глаза, он сел. Я закончил с критикой, сделал паузу и задал вопрос:

- Так профессионалы ли они?

И сам же ответил:

- Да. Профессионалы!

И после двухминутного доказательства на конкретных примерах профессионализма членов правительства и перечисления не зависящих от них объективных причин ухудшения социально-экономической обстановки закончил:

- Так дайте же профессионалам продолжить их дело, а потом спрашивайте!

Совершенно неожиданно ранее молчавший зал взорвался аплодисментами. В первых рядах, где сидели члены правительства и работники администрации президента, послышался вздох облегчения. Но когда я вернулся на место в президиуме и сел рядом с Хасбулатовым, тот прошипел:

- Вы что сделали? Вы же их спасли. Зачем вы это сделали?

- Увлекся, Руслан Имранович, - вздохнул я, - вы ведь, как никто другой, знаете, как могут увлечь внимающие вам тысячи человек.

Надо было видеть его глаза. Это была последняя капля в давно копившуюся взаимную неприязнь. А началась эта неприязнь с размолвки почти сразу после того, как я был избран съездом заместителем Председателя ВС РСФСР.

- Вы теперь мой заместитель, - сказал тогда Хасбулатов, - и будете делать то, что я скажу.

- Я не ваш лично заместитель, а заместитель Председателя Верховного Совета, и меня, так же как вас, избрал съезд, и отвечать я буду только перед съездом.

А потом, как у меня водится, рассказал анекдот. Тот его не рассмешил, а рассердил.

В Грозненском драмтеатре поставили пьесу "Ленин в Октябре". На сцене Ленин с усами и бородкой клинышком, в папахе, с кинжалом, Дзержинский с бородой и усами, тоже в папахе, с кинжалом, и Свердлов в папахе, без бороды, усов и кинжала, зато в очках. На сцену выбегает революционный матрос (усы с бородой, папаха, кинжал, но в тельняшке).

-Тыварищ Лэнин, сахар привезли!

- Отдай, слушай, в дэтский дом, да!

В зрительном зале ропот.

Дзержинский и Свердлов переглянулись. Снова вбегает матрос.

- Тыварищ Лэнин, муку привезли!

- Это тоже в дэтский дом отдай!

Вскакивает Свердлов и кричит:

- Что заладил - дэтский дом, дэтский дом? Своих детей, что ли, нэт!

Ленин выхватывает кинжал.

- Кто здесь Лэнин! Я - Лэнин или ты Лэнин?!

Сразу после моего выступления Хасбулатов, не дожидаясь даже окончания работы съезда, стал настойчиво в ультимативной форме просить Президента "забрать" меня из Верховного Совета. В конце концов Президент не выдержал и, правда спросив моего согласия, подписал указ, по которому с 6 июня 1992 года я был переведен в правительство первым вице-премьером. Некоторые СМИ охарактеризовали мой перевод в правительство как "приход красного директора поломать реформы", и, я помню, кто-то из журналистов спросил меня:

- Теперь в правительстве сразу два первых вице-премьера. Гайдар первый и вы - первый. Как же вы будете работать? Кто из вас главный?

- Так и будем, - ответил я, - Гайдар первый-первый, а я первый-второй. А главный у нас Президент!

Импичмент

Особое место в нашей новейшей истории занимает IX (внеочередной) съезд народных депутатов Российской Федерации. В его кулуарах то и дело звучало тогда еще новое в российском парламентаризме слово "импичмент". (Нет бы просто сказать, по-русски - отставка.) Начиная с декабря 1992 года, когда съезд перешел к открытой борьбе за власть, а Президент выступил с обращением к народу, где назвал парламент "реакционной силой", дальнейшее сотрудничество законодательной и исполнительной ветвей власти было уже невозможно. Многое зависело от того, какую сторону займет третья ветвь судебная. Этот вопрос разрешился в марте 1993 года указом Президента, который ввел режим "особого управления". Если госсекретарь Ю. Скоков, министр юстиции Н. Федоров, Генеральный прокурор В. Степанков просто ушли, не согласившись с этим решением, из ближайшего окружения и лагеря сторонников Б.Н. Ельцина, то председатель Конституционного суда В. Зорькин, объединившись с Хасбулатовым и Руцким, стал самозабвенно бороться за пресловутый импичмент. Как будто он мог как-то помочь в разрешении стоявших перед Россией проблем! Ничего, кроме реальной угрозы гражданской войны с отставкой президента, мы бы не имели. Но именно из-за возможности импичмента открывшийся 26 марта 1993 года IX съезд стал кульминацией политического противостояния в Российской Федерации. Средства массовой информации тогда разделились во мнениях. Одни говорили, что "этот съезд будет последним", другие, наоборот, пророчили перевыборы президента. По залу во время заседаний ходили разные записочки, к примеру такие:

И вот в последних числах марта

Коммунистическую карту

Спешат Советы разыграть,

Чтоб повернуть Россию вспять.

Объединившись, съезд и суд

Демократов тут е..т,

Но не сделать им б..дей

Из порядочных людей!

Поздно вечером состоялось решающее голосование. Мы, члены правительства, все находились в зале и с нетерпением ожидали результатов. Наконец их объявили. Импичмент не состоялся! Не хватило несколько десятков голосов. Победа? Нет, это не было победой. Это было лишь подтверждением того, что уже проделанный и еще предстоявший тяжелейший труд по реформированию России не напрасен.

Как бы точку поставила в вопросе по импичменту записка, которую отдали мне знакомые "девчонки" - милые сотрудницы аппарата Верховного Совета, доставляющие записки из зала в президиум.

Импичмент красный.

Пусть его сосут

Совет Верховный,

Съезд и Суд!

Наверное, цвет у импичмента действительно красный, иначе зачем бы через шесть лет теперь уже думская фракция КПРФ достала из сундука это "знамя" как символ борьбы с Президентом? Правда, как достали, так и положили, но хоть помахали всласть.

Шесть подписей

Девятый съезд не решил вопрос "о власти", не найдя силы свергнуть Президента, но неотвратимо поставил хорошо известный в истории вопрос о двоевластии. В соответствии с действовавшей тогда Конституцией съезду и Верховному Совету "по вертикали" починялись все Советы, вплоть до районного и поселкового. Мало того, была принята поправка к Конституции: теперь съезд мог принять к своему рассмотрению "любой вопрос в ведении Российской Федерации". С другой стороны, в стране действовала президентская вертикаль власти, объединявшая исполнительные, правоохранительные и силовые органы. Миром это противостояние властей кончиться не могло. Должна была остаться только одна из них. Трагическая развязка этого противостояния наступила в первых числах октября 1993 года, когда пролилась кровь безвинных людей, совершенно не связанных с властью. А тогда, в апреле, советская власть во главе с Хасбулатовым и (так и хочется сказать: примкнувшим к нему) Руцким от политических методов борьбы перешла к уголовно-политическим с организацией шумных процессов. Но если в приснопамятные времена "врагов народа" обвиняли в шпионаже и космополитизме, то в наше время самым "актуальным" является обвинение в коррупции. Правда, организаторы тогдашней "борьбы с коррупцией" забыли, что трагедии в истории повторяются, как правило, в виде фарса, да и они вдвоем, хотя один с усами, а другой кавказец, по масштабам личности мало смахивают на Сталина. Одним из главных героев "компромата", вываленного Руцким из знаменитых "одиннадцати чемоданов", стал я. Желающие разгребать этот "чемоданный скарб" нашлись. Очень "красиво", с явными карьерными устремлениями, поступил тогдашний зам. Генерального прокурора Н. Макаров. Наплевав на законность, презумпцию невиновности и прочую "конституционную чепуху", он выступил перед депутатами Верховного Совета с обвинительной речью и обратился к Президенту с просьбой отстранить меня от должности. Незавидная роль досталась в этом деле и тогдашнему Генеральному прокурору Валентину Степанкову, который был не только прокурором, но и народным депутатом, членом Верховного Совета. Когда я позвонил ему и напрямую спросил, что происходит, он ответил:

- А что я могу сделать, когда то Руцкой, то Хасбулатов по два раза на день спрашивают, когда, наконец, я посажу Шумейко. Между прочим, грозят мне всякими карами.

Этот его ответ соответствовал напряженности политической борьбы. Или ты с Ельциным, или с Хасбулатовым. Третьего не дано! После состоявшегося по моей просьбе обстоятельного разговора с Президентом Борис Николаевич подписал распоряжение: до выяснения всех обстоятельств с Генпрокуратурой я временно был отстранен от должности первого заместителя Председателя Правительства России.

Началось мое каждодневное общение с прокуратурой по "выяснению обстоятельств". Очень трудно доказать свою невиновность, если "надзирающие за законностью" имеют установку - посадить. Слава Богу, судьба послала мне на помощь блестящего юриста, "профессионально нахального" адвоката и честного, порядочного человека Бориса Аврамовича Кузнецова, которому я пожизненно благодарен. С его помощью через двадцать один день "за неимением состава" по официальному письму Генерального прокурора Степанкова с 22 сентября 1993 года я был восстановлен в прежней должности.

Но я забежал вперед. Рассказать-то я хочу об одном маленьком, но занятном и поучительном эпизоде. В один из тех дней помощник Генерального прокурора А. Яковлев выложил передо мной вынутые из одного из "чемоданов Руцкого" шесть гарантийных писем Правительства РФ, по которым в распоряжение отдельным юридическим лицам, в том числе и иностранным, отдавалось где 200, где 300 млн долларов. Под всеми этими письмами стояла моя подпись.

- Ваша подпись? - спросил Яковлев.

- Моя, но я таких писем не подписывал.

- Как же это может быть? Подпись ваша, а вы не подписывали?

- Не знаю. Это ваше дело разобраться.

- Вот мы и разбираемся. Еще раз внимательно посмотрите, может быть, все-таки подпись поддельная?

- Нет, не поддельная, я свою подпись хорошо знаю. - И тут я, глядя сразу на все шесть писем, заметил одну странность. - Смотрите, все шесть подписей одинаковые. Вот, везде одна и та же завитушка. А человек физически не может шесть раз, тем более в разное время (на письмах стояли даты), подписаться совершенно одинаково!

- Ну и нервы у вас, Владимир Филиппович. Я впервые вижу здесь, в своем кабинете, такого спокойного человека.

- Нервы у меня и впрямь крепкие, но они здесь ни при чем. Просто я знаю, что невиновен, и потому спокоен.

- Да, вы действительно здесь невиновны. Эти подписи не настоящие, но с абсолютной точностью переведены с вашей на специальной установке при помощи лазерного луча. Мы это уже выяснили.

- Вот дураки! - говорю я. - Надо было им достать шесть разных моих подписей. Вот тогда бы я у вас не выкрутился.

- Да нет, - честно ответил Яковлев, - есть очень простая экспертиза. Подпись, сделанная чернильной и даже шариковой ручкой, размазывается, если потереть влажным пальцем, а лазерную смазать невозможно.

Запомните на всякий случай эту экспертизу, господа политики и бизнесмены! И не доверяйте деловым письмам, напрочь заделанным в прозрачный пластик - это чтобы палец не послюнили и не потерли.

Глава 3

Верховный Совет

Верховный Совет РСФСР - младший брат съезда народных депутатов состоял из двух палат: Совета Республики и Совета национальностей. Это был вначале парламент романтиков, которые искренне думали, что достаточно принять хороший закон - и жизнь в России немедленно изменится к лучшему. Но шло время, романтизм улетучивался, члены Верховного Совета становились все более профессиональными парламентариями, хотя им было еще далеко до нынешних думцев. Но тогда Верховный Совет еще не достиг сегодняшнего уровня "профессионализма", когда продаются и покупаются и голоса, и законы, и депутатские запросы.

Взрывник

На своем первом заседании в июне 1990 года Верховный Совет должен был по предложению Б.Н. Ельцина избрать Председателя Совета Министров РСФСР. Еще во время заседания съезда, сразу после выборов Ельцина Председателем Верховного Совета, мы, группа депутатов - директоров крупных промышленных предприятий, - повстречались с Борисом Николаевичем именно по вопросу выдвижения кандидатур на пост премьера. Ельцин сообщил, что предложит Верховному Совету на выбор троих: М. А. Бочарова, И. С. Силаева и Ю. А. Рыжова. Меня, как и многих других директоров, устраивала кандидатура известного нам зампреда Совмина СССР Ивана Степановича Силаева, хотя мы уже хорошо знали по депутатской деятельности и Михаила Бочарова, президента концерна "Бутэк", и Юрия Алексеевича Рыжова, впоследствии посла России во Франции. Записавшись заранее на выступление, вечером накануне я засел за подготовку к нему. Это было моим первым выступлением на заседании Верховного Совета. Я собирался агитировать за Силаева. Взял несколько листков бумаги и стал писать тезисы. У каждого своя манера. Зная, что по регламенту дадут только три минуты, все-таки решил начать с анекдота.

В одном провинциальном городке приезжий, зайдя в мясной магазин и глянув на прилавки, спрашивает у местного жителя:

- А как у вас скот забивают?

- Взрывают!

- Не может быть!

- Что не может? Ты посмотри на прилавки. Не видишь, что ли, одни только уши и копыта лежат!

Далее я хотел сказать, что нам в экономике взрывник не нужен, а, скорее, нужен хирург, который знает и болезнь, и больного (нашу расстроенную экономику), может правильно и почти безболезненно одно вырезать, другое подшить, и что таким хирургом в экономике может быть, на мой взгляд, только Иван Степанович, которого я знаю по совместной работе по созданию и развитию Межотраслевого государственного объединения "Кванттэмп" и т.д. и т.п. В принципе, конечно, детский лепет, но я был доволен написанным. Лег спать. На следующий день в десять утра началось заседание Верховного Совета. После того как Председатель Верховного Совета Б.Н. Ельцин вынес на обсуждение три заранее оговоренные кандидатуры на пост премьера, сотрудницы аппарата Верховного Совета стали раздавать депутатам "объективки" на каждого кандидата. Я начал читать анкету Бочарова и - шок! Его первая специальность - взрывник! Бочаров сидел прямо передо мной. Я слегка похлопал его по плечу, он обернулся.

- У тебя как с юмором, Михаил Александрович?

- Прекрасно, - без запинки ответил кандидат в премьер-министры.

- Тогда на, почитай, что я сейчас буду говорить, - и протянул ему листки с тезисами. Он быстро пробежал глазами текст и, резко повернувшись, бледнея, сказал:

- Ты что, с ума сошел?! Если ты это скажешь!.. Это же политическая смерть.

- Ладно, ладно не буду. Скажу по-другому.

Когда председательствующий предоставил мне слово, я вышел к микрофону и без всякого анекдота занудил, как все, что я знаю Ивана Степановича по совместной работе, что наша экономика находится в кризисе и что я всех призываю за него проголосовать.

Федерализм - это любовь

Начать свое выступление с анекдота я смог значительно позже, через несколько лет, будучи Председателем Совета Федерации. Открывая всероссийское совещание по проблемам федерализма, желая придать обсуждению острый характер, я начал так.

На урок в пятый класс приходит учительница и говорит:

- Дети, сегодня мы с вами начинаем изучать новый предмет - сексологию. Однако мы не будем говорить о любви мужчины к женщине и женщины к мужчине. Это естественно, и это вы узнаете и без школьного курса. Но мы не будем касаться и вопросов любви мужчины к мужчине и женщины к женщине, так как это противоестественно и в школьный курс не входит. Мы займемся с вами самым трудным, самым невероятным и самым непостижимым видом любви. Это любовь регионов к центру и центра к регионам!

Тон был задан. Совещание прошло остро и по-деловому. Теперь, читая авторский курс "Экономические основы российского федерализма", я часто рассказываю этот анекдот своим слушателям в Академии пограничной службы и в Юридическом институте МВД.

Есть кому сходить у Иван Степаныча!

На одном из первых заседаний Верховного Совета обсуждался доклад первого Председателя Совета Министров суверенной России Ивана Степановича Силаева. Вел заседание Борис Николаевич Ельцин. Один за другим выходя на трибуну, депутаты резко критиковали действия правительства, предлагали свои варианты решения наболевших проблем. Кроме членов Верховного Совета, было много депутатов съезда и приглашенных. Зал был полон.

После очередного выступления Ельцин, обращаясь к сидящему в первом ряду Силаеву, сказал:

- Иван Степанович, вам все-таки придется выступить с заключительным словом и доложить депутатам конкретные цифры.

- Хорошо, Борис Николаевич, - ответил Силаев.

Через некоторое время, когда начал говорить очередной выступающий, Иван Степанович вдруг поднялся с места и пошел по проходу к боковому выходу из зала.

- Куда это вы направились, Иван Степанович?! - громко, с присущей ему бесцеремонностью спросил Ельцин.

- Вы же сами сказали, что мне надо будет выступить с конкретными цифрами. Пойду возьму необходимые бумаги. (Тогда еще и Верховный Совет, и Совет Министров умещались в одном здании на Краснопресненской набережной.)

- Неужели у премьера правительства Российского государства некому сходить за бумагами?! - опять вслух удивился Борис Николаевич.

Иван Степанович секунду потоптался, вернулся и сел на место. В зале наступила звенящая выжидающая тишина. И вот во втором ряду поднялась с места молодая женщина, заведующая секретариатом Предсовмина. В полной тишине она, цокая каблучками, медленно понесла по проходу свою высокую, стройную фигуру, покачивая обтянутыми узкой юбкой бедрами. И когда она была уже у самой двери, одновременно в двух разных концах зала в унисон, как бы в ответ на вопрос, заданный Ельциным, завистливо прозвучала одна и та же фраза:

- Да, есть кому сходить у Иван Степаныча!

Стенографистка записала: "оживление в зале". Заседание продолжалось.

Ответственный за революцию

В соответствии с регламентом работы Верховного Совета назначение на должность и освобождение от должности членов правительства утверждалось его решением после обязательного рассмотрения и представления кандидатуры "профильным" комитетом. Таким профильным для "экономического блока" правительства был наш - Комитет Верховного Совета РСФСР по вопросам экономической реформы и собственности. Именно по нашей рекомендации Григорий Явлинский был назначен заместителем Председателя Совета Министров РСФСР по вопросам экономической реформы. Вскоре Верховный Совет утвердил его знаменитую экономическую программу "500 дней". В этой книге не место обсуждать экономические, политические и социальные достоинства и недостатки этой программы. Скажу только, что в то время очень многие люди, и депутаты в том числе, не только надеялись, но и искренне верили в возможность немедленного улучшения экономики за счет принятия тех или иных программ. Явлинский истратил много времени и сил, чтобы "протолкнуть" программу через союзное руководство, но, не добившись положительного резуль-тата, подал в отставку.

На заседании нашего комитета, обсуждавшем отставку Явлинского, я задал ему вопрос:

- Григорий Алексеевич, вы хотите сложить с себя полномочия из-за того, что не принята ваша экономическая программа. Но вы же не являетесь заместителем председателя правительства по программе. Вы же заместитель по реформе, а реформу можно делать по одной, по другой, по третьей программе и вообще без всякой программы. Почему же вы уходите?

- Владимир Филиппович, мне очень понятен ваш вопрос, и я постараюсь ответить так, чтобы и вы, и все присутствующие меня правильно поняли. Представьте себе, что Ленин назначен в правительстве Керенского ответственным за социалистическую революцию. И только один он за нее и отвечает, а остальным, мягко говоря, на нее наплевать. Идет время, а революции все нет, и все спрашивают: "Владимир Ильич, а где же революция? Почему вы нам ее не совершили?" Так вот я не хочу оказаться в роли Ленина в правительстве Керенского.

Аналогии и иносказания все поняли. Григорий Явлинский получил согласие Верховного Совета на свою отставку.

Распоряжение № 2

Осенью 1991 года съезд избрал меня заместителем Председателя Верховного Совета по вопросам экономической реформы. Новых дел навалилось сразу очень много. Но главное, появилось несметное количество "ходоков" с жалобами и с просьбами помочь в открытии и становлении новых организационно-правовых форм предприятий, новых форм собственности. В один из дней зашли ко мне в кабинет два широко известных теперь "ходока" Виктор Черномырдин и Рэм Вяхирев.

Они давно "пробивали" постановление о преобразовании государственного концерна "Газпром" в акционерное общество.

- А чего вы ко мне пришли? - спросил я, выслушав их историю. - Я ведь не зампред правительства, а зампред Верховного Совета и занимаюсь законодательством.

- Потому и пришли, что закон РСФСР "О предприятиях и предпринимательской деятельности" уже есть, а рыночное предприятие создать не можем, - ответил Рэм Иванович. - В правительстве вообще никто не хочет брать на себя ответственность, а о вас мы знаем как о человеке решительном, умеющем брать ответственность на себя.

- Ходим, только время теряем, - добавил председатель правления концерна Черномырдин, - того понять не могут, что мы в рынке уже с 1989 года работаем.

Не буду долго рассказывать, но уже через пару дней вышло в свет Распоряжение № 2 заместителя Председателя Верховного Совета, в котором говорилось: "...образовать в составе Российской Советской Социалистической Республики... акционерное общество "Газпром"". Еще через пару дней позвонил Сергей Шахрай, в то время руководитель правового управления при Президенте, и в резких тонах стал мне выговаривать, что я "вмешался" и "превысил". И что если каждый из четырех заместителей Председателя Верховного Совета начнет создавать из естественных монополий акционерные общества, то наступит "полная анархия", и что он доложит о моем самоуправстве Президенту. Что тут скажешь? Прав был Шахрай. Я действительно нарушил принцип "разделения властей" и поступил по привычному принципу генерального директора - решать сразу или вообще не решать. Это совершенно необходимое для любого руководителя качество даже на производстве часто оборачивается против того, кто решает, а уж на "самом верху" - и подавно. Помню, как в Генпрокуратуре, разбирая пресловутые чемоданы Руцкого, старший следователь по особо важным делам задал мне вопрос:

- Скажите, почему вы подписали это постановление, по которому правительство Москвы получило из резерва 8 млн долларов?

- Потому, что в Москве крупы оставалось на неделю, муки, масла и сахара на несколько дней. И вообще эти деньги принадлежат Москве. Я только, слава богу, нашел способ, как их получить после банкротства Внешэкономбанка СССР.

- Я не об этом спрашиваю. Лужков обращался с этим вопросом в правительство девять раз, восемь раз к Гайдару и один раз к вам. Гайдар и на восьмой раз ничего не сделал, а вы решили сразу. Чем вы это объясните?

Сначала я никак не мог понять, чего он от меня хочет. Вдруг, как пишут в плохих романах, меня "как громом поразило":

- Вы что думаете, мне Лужков за это взятку дал?!

- Нет, я так не думаю, но мне в свете всего нашего разбирательства необходимо понять, почему этот сложнейший вопрос вы решили сразу.

Отстал он от меня только тогда, когда я принес вынутое из "Дела" письмо за подписью Юрия Михайловича Лужкова на имя Президента о катастрофическом положении с запасами продуктов на столичных складах с резолюцией Ельцина: "Шумейко В.Ф. Немедленно решить вопрос с закупкой продовольствия, взять Москву под особый контроль".

Но вернемся к распоряжению о "Газпроме". На другой день после нашего разговора с Шахраем по "прямому" позвонил Борис Николаевич:

- Мне тут Сергей Михайлович Шахрай доложил о вашем распоряжении, которым вы вмешались в действия правительства. Вы что же, решили подменить Силаева? Объясните свой поступок.

Когда я объяснил Президенту суть вопроса и свои мотивы, он, немного подумав, сказал:

- Давайте сделаем так. Я ваше распоряжение отменять не буду. По сути, вы правы. Но с одним условием - это ваше последнее распоряжение такого рода.

На том и порешили. Больше на посту зампреда Верховного Совета я подобных распоряжений не подписывал. Позже вышло "нормальное" правительственное постановление об образовании РАО "Газпром".

Азиопа

Зимой 1991 года мы с Александром Шохиным официально представляли Россию на всемирном экономическом форуме в Швейцарии, в Давосе. Встретившись в кулуарах этого "экономического муравейника" с теперь уже "свободным" экономистом Григорием Явлинским, я пошел вместе с ним на круглый стол, посвященный "проблемам Евразии в свете распада Советского Союза". За огромным столом, действительно в форме круга, собрались заинтересованные лица, занимающие очень высокое положение. Одних только президентов различных европейских и азиатских государств было около сорока человек! Вел заседание премьерминистр Швеции. Успев к самому началу и устроившись между румынским президентом Илиеску и болгарским - Желевым, мы погрузились вместе со всеми в сонную тишину, в которой, благодаря усилиям каждого нового оратора, непрерывно порхало слово "Евразия". Вдруг с треском распахнулись обе половины высоких массивных дверей. Все вздрогнули. В зал стремительно вошла госпожа Маша Ливенсон - постоянный организатор давосских форумов, за ней - президент Казахстана Назарбаев, за ним - его жена.

- Господа, я вынуждена представить вам президента Назарбаева! - с особой интонацией сказала Маша и вышла, тихо прикрыв за собой двери.

Назарбаев сел на свободное место за столом, его "половина" опустилась на стоящий возле двери стул, положив на колени внушительных размеров сумку. После некоторой паузы прерванный оратор продолжил свое выступление, и все опять погрузилось в сонную тишину, и снова в наушниках синхронисты заладили: "Евразия, Евразия". Минут через семь-восемь Нурсултан Абишевич встал и, что-то бурча себе под нос, пошел к двери, за ним поднялась его жена. Дверь со стуком захлопнулась. И вновь наступила тишина, но уже совсем другая - возмущенная, недоумевающая. И в этой тишине неожиданно звонко прозвучал голос Григория Явлинского:

- Евразия, Евразия! Азиопа!

Захохотали сначала все, кто понимал русский. После перевода смеялся весь зал.

Я думаю, Григорий Явлинский остается одной из самых заметных фигур на политической сцене России еще и потому, что обладает отличной реакцией и неизменным чувством юмора.

Дипломатический подвиг

Свой первый официальный визит в качестве Президента России Б. Н. Ельцин нанес в Италию. Я был включен в состав делегации как заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР. По приезде, после торжественной встречи в аэропорту президентский кортеж двинулся по улицам Рима в Квиринальский дворец, где были выделены апартаменты для нашего Президента с супругой. Въехав во внутренний двор, кортеж остановился перед главным входом во дворец. После еще одной торжественной встречи с участием почетного караула гвардейцев члены нашей делегации в сопровождении хозяев, охраны и журналистов стали подниматься на второй этаж. Как выяснилось, в соответствии с регламентом визита итальянский президент и его супруга должны были лично показать нашему Президенту и Наине Иосифовне их апартаменты, включая гостиную, кабинет и спальню. У входа в комнаты собралась огромная толпа, которая расступилась, чтобы пропустить две президентские четы, и снова сомкнулась. Следом за президентами и их женами стали протискиваться другие члены нашей делегации. Я же отошел в сторону к перилам лестницы и стал дожидаться, когда это закончится.

Минут через пятнадцать начиналась главная часть визита - официальная встреча президентов с участием членов делегаций. Расчет мой был прост: как только из апартаментов появится Борис Николаевич и "сопровождающие лица", "встроюсь в ряды" и пойду в зал для переговоров. Где находится этот зал, я, естественно, не знал. О чем-то задумавшись и витая мыслями где-то далеко, я вдруг почувствовал легкий толчок в плечо. Какой-то итальянец на ломаном русском предлагал мне пройти. Действительно, в холле снова началось "броуновское движение", и часть толпы стала втекать в противоположную от меня дверь. Увидев, что в ту дверь прошла и Наина Иосифовна, я пошел следом, в полной уверенности, что это наша делегация двинулась дальше. Протиснувшись сквозь несколько поредевшую людскую массу, я миновал холл, лестницу и стал догонять удалявшуюся по коридору процессию. После нескольких поворотов у каких-то очень красивых дверей охрана отсекла всех "лишних", но меня пропустили беспрепятственно. Войдя в зал, я увидел, что вся процессия трансформировалась в четырех женщин и нескольких мужчин. Это были жены президентов и жены послов России и Италии, сопровождающие их лица, охрана и гид, который при помощи переводчика рассказывал дамам о дворце и его красотах. Вместо официальных переговоров я стал невольным участником программы, предназначенной для жены Президента России. "Влип", подумал я и, догнав знакомого личного охранника Наины Иосифовны, тихо спросил, как попасть в зал официальных переговоров. Он не знал. Итальянского мы не знали оба, а итальянская охрана не знала ни русского, ни английского. А тем временем переговоры явно уже начались. Я подумал, что дергаться не стоит. В худшем случае переговоры пройдут без меня, в лучшем -меня скоро найдут итальянские устроители визита. Я расслабился и начал получать удовольствие от экскурсии по залам Квиринальского дворца. Сами залы и все внутреннее убранство действительно прекрасны. Бесконечная анфилада комнат, возникающих за очередными высоченными, белыми с золотом дверями, поражала своим великолепием. Несколько минут, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к голосу переводчика, я двигался за шеренгой высокопоставленных дам. И вдруг, "из зала в зал переходя", увидел лежащую на блестящем мраморном полу небольшую, но достаточно массивную золотую цепь. "Ничего себе, - подумал я, - неужели они пристегивают дверь на эту золотую цепь? У нас такую цепочку даже в коридоре Кремля возле президентского кабинета уже давно бы оторвали". Я пошевелил цепь ногой, и она заскользила по гладкому мрамору пола. Я наклонился и взял ее в руки. Оказалось, что это прелестный женский браслет и, как мне показалось, весьма старинный. Положив находку в карман, я догнал "великолепную четверку" и, зная наперед, что Наина Иосифовна (впрочем, как и жена нашего посла в Италии) достаточно скромна в украшениях, стал внимательно рассматривать уши, шеи и руки жен итальянского президента и посла, пытаясь определить, кому из них могла бы принадлежать находка. Мои исследования продолжались очень недолго. В ушах жены посла Италии в России - стройной высокой блондинки - красовались серьги, по внешнему виду соответствующие браслету. Я привлек ее внимание и протянул на открытой ладони свою находку. Как говорится, благодарностям не было конца, но тут меня нашли. Подбежал запыхавшийся представитель "принимающей стороны" и стал говорить, что переговоры "высоких сторон" вот уже десять минут как идут и "я прошу вас, господин Шумейко, следовать за мной". Я немедленно последовал и через несколько минут вошел в зал переговоров и сел на единственное пустующее кресло в ряду, возглавляемом нашим Президентом. Борис Николаевич "одарил" меня таким взглядом, после которого слова не нужны. Я выразительно посмотрел ему в глаза: дескать, все осознал и раскаиваюсь. Решив, что инцидент исчерпан, я успокоился и стал следить за ходом переговоров. Но ошибся. Когда переговоры завершились и обе делегации вышли в холл, где уже ждали вернувшиеся после экскурсии по дворцу "высокие" жены и другие официальные лица, Президент при всех начал отчитывать меня. Наставительным тоном он выговаривал мне, что я, как член президентской делегации, должен находиться там и в то время, где и когда и тому подобное. Как будто я этого без него не знал! Я молча слушал (оправдывающийся дважды виноват), удивляясь неэтичности происходящего (тогда я еще мало знал Бориса Николаевича). Все остальные тоже молчали. Вдруг раздался голос очаровательной супруги итальянского посла в России. Она вышла на авансцену и стала горячо объяснять Борису Николаевичу, что, если бы я случайно не оказался в тот момент, когда предательски расстегнулся замок ее дорогого браслета, в нескольких шагах позади нее, она бы лишилась фамильной драгоценности. А это так бы расстроило ее, что впечатления от его (Президента России) исторического визита были бы навсегда испорчены. Б.Н. посветлел лицом и громко сказал, обращаясь к Андрею Козыреву:

- Запишите это Шумейко как дипломатический подвиг!

Все засмеялись. Президент выдержал паузу и добавил:

- Нет, запишите как два подвига. Ведь он не только нашел, но еще и отдал!

Все засмеялись еще громче. Я смеялся со всеми, и мое расположение к Президенту возвращалось. Человеку, обладающему чувством юмора, я могу простить почти все.

Глава 4

Конституционное

совещание

Двенадцатого мая 1993 года Президент Б.Н. Ельцин подписал распоряжение о создании рабочей комиссии по доработке проекта новой Конституции Российской Федерации. В эту комиссию был включен и я как первый заместитель Председателя правительства. А уже 20 мая Президент издал Указ о созыве Конституционного совещания, которое собралось на свое первое заседание в Кремле 5 июня 1993 года.

Я должен был осуществлять координацию работы группы представителей товаропроизводителей и предпринимателей, и эта обязанность уже с первого заседания вылилась в счастливую возможность общаться с интересными, мыслящими и остроумными людьми. Сорок семь человек, входивших в состав нашей группы, - все были яркие независимые личности.

Среди них трагически ушедший из жизни Иван Кивилиди, Аркадий Иванович Вольский, Марк Масарский, Каха Бендукидзе, Ирина Хакамада, Елена Вольдемарова, Сергей Ефимович Егоров, Константин Затулин, Вячеслав Никонов и, конечно же, главный юридический эксперт нашей группы, блестящий полемист Сергей Сергеевич Алексеев.

В соответствии с регламентом работа группы проходила ежедневно с 10 до 18 часов с двумя часовыми перерывами, а с 18 до 21 - я продолжал работать над текстом Конституции уже в составе Рабочей комиссии по доработке проекта. Работа комиссии проходила в Овальном зале Кремля и иногда затягивалась до глубокой ночи.

Уставшие, в полном смысле "измочаленные" словесными битвами, бесконечно обсуждая, споря и внося принятые большинством участников Конституционного совещания поправки, мы тем не менее находили силы для шуток и дружеского подначивания.

У меня сохранилось несколько записок, содержащих всего две рифмованные строчки, которыми мы обменивались по ходу обсуждения:

Ах ты, Коля дорогой,

Не вступай в Союз ногой!

Ты, Володя, очень милый,

Без Союза нам -могила!

Мужичок! Такие песни

Здесь сегодня неуместны.

Одобряя Конституцию

Не скатись, друг, к проституции.

Конституция в Европе

Регулирует права.

А в России ну их в ж...,

В государстве есть Глава!

Да, ты, Саша, голова.

Прищемить тебе б права!

Никто о нем не слышал

Работа над текстом Конституции во всех группах Конституционного совещания заключалась в основном в рассмотрении бесчисленного множества поправок к статьям проекта, приходивших со всех концов России. Прежде чем принять или отклонить очередную поправку и окончательно утвердить текст той или иной статьи, каждый мог высказать свое мнение. Часто обсуждение принимало довольно острый характер и подчас выливалось в жаркий, а иногда ожесточенный спор. Но, благодаря интеллигентности спорящих и неизменному чувству юмора, он никогда не перерастал в скандал.

Запомнилось, как возбужденно спорили члены нашей группы по поводу введения в текст Конституции статьи о вице-президенте. К тому моменту был уже известен короткий, но печальный опыт союзного (Янаев) и российского (Руцкой) вице-президентства, но тем не менее мнения разделились, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Сторонники включения в текст Конституции положений о вице-президенте ссылались на опыт Соединенных Штатов, где пост вице-президента существует уже чуть ли не двести лет. Противники соглашались, что да, действительно, в конституции США есть положение о вице-президенте, который выбирается одновременно с президентом в качестве его заместителя, но все равно никто не знает чем конкретно он должен заниматься. Подводя итоги дебатов, я, как убежденный противник введения в конституцию положений о вице-президенте, в подтверждение своей точки зрения рассказал американский анекдот.

Жили два брата-близнеца. Один стал капитаном дальнего плавания, а другой избрался вице-президентом Соединенных Штатов. С тех пор ни о том, ни о другом никто ничего не слышал.

Этот анекдот стал действительно последним словом в споре: пост вице-президента не ввели. Слава Богу! Можно представить, какие бы плелись интриги при наличии вице-президента в последние годы правления Бориса Николаевича Ельцина!

Чьи евреи лучше

Кстати, анекдот о братьях-близнецах не далек от истины. Вице-президент тех же США становится известным, если занимается каким-либо серьезным делом. Широкой российской публике вице-президент Альберт Гор был известен в основном в связи с комиссией "Гор -Черномырдин" и в последнее время как кандидат в президенты Соединенных Штатов. Я неоднократно встречался с Альбертом Гором. Это умный, напористый и очень деятельный человек. Профессиональный политик с развитым чувством юмора. Несколько раз он обращался ко мне (тогда первому вице-премьеру Правительства России) за помощью в решении судьбы библиотеки Шнеерсона. Ребе Шнеерсон умер на территории нашей страны, не оставив завещания и не имея наследников. В соответствии с нормами права его библиотека, ныне представляющая огромную ценность для хасидов, перешла в собственность Российской Федерации и хранилась в Государственной библиотеке. Американские евреи-хасиды организовали кампанию за передачу наследства Шнеерсона в Соединенные Штаты. А вице-президент Гор выражал или, как принято говорить сегодня, лоббировал их интересы.

В очередной его приезд в Россию я предложил разработанный с тогда замминистра культуры Михаилом Швыдким вариант решения проблемы. Книги Шнеерсона, учитывая их молитвенную ипостась, размещались в отдельной комнате библиотечного хранилища. Любой желающий теперь мог за закрытыми дверями этой комнаты возносить свои молитвы.

- Хорошее решение, - сказал Гор, выслушав меня. - Но мне нужно, чтобы книги Шнеерсона попали в Штаты к нашим, американским евреям.

Тогда я без всякой дипломатии (внутренне заводясь) спросил:

- Чем же ваши американские евреи лучше наших - российских?

Ответ был блестящ:

- Наши евреи дают нам деньги на выборы, а ваши нет!

Второй прыжок

Встречался я и с предшественником Гора - Дэном Квэйлом, который занимал пост вице-президента США во времена президента Буша. Широкая публика обратила на него внимание лишь в последние месяцы его вице-президентства, когда он наконец-то "нашел себе работу", решив заняться проблемами школьного образования.

По нескольким каналам американского телевидения шла трансляция из школы, где на уроке в одном из классов присутствовал вице-президент Квэйл. Телекамеры показывали школьную доску, на которой девочка-школьница писала заданное учительницей предложение. К доске подошел Квэйл, взял из рук девочки мел и исправил одно из написанных ею слов. Это, наверное, был один из худших дней в его жизни. Благодаря его исправлениям в ранее правильно написанном слове появилось сразу три ошибки!

В один из визитов в Вашингтон была запланирована моя встреча с вице-президентом Квэйлом. Естественно, я с особым интересом ждал встречи с так "прославившимся" человеком. Но этот интерес был неожиданно еще более подогрет. Переходя из Белого дома в резиденцию вице-президента, я встретил во внутреннем дворе знакомого сотрудника администрации американского президента. Узнав, что я иду к Квэйлу, он рассказал мне, как он выразился, самый свежий анекдот из вице-президентской серии.

Буш и Квэйл смотрят по телевизору вечерние девятичасовые новости. Показывают сюжет, где какой-то человек стоит на перилах моста и собирается прыгать вниз.

Буш говорит Квэйлу:

- Давай поспорим на 10 долларов, что он сейчас прыгнет и разобьется.

Квэйл молча кладет на стол десятку. Человек на телеэкране прыгает и разбивается. Буш забирает квэйловскую десятку и, достав из кошелька пять долларов, протягивает их проспорившему со словами:

- Половину назад. Так будет честно, ведь я уже смотрел этот сюжет в семичасовых новостях.

На что Квэйл ему отвечает:

- Я тоже смотрел, но не мог подумать, что этот чудак будет прыгать второй раз.

Встретившись через десять минут с вице-президентом, я убедился, что тот совершенно не похож на героя анекдота. Но его пример показывает, что не может существовать ни в Америке, ни в России высшая государственная должность "на всякий случай". Не может человек в роли вице-президента заниматься "рукодельем от безделья". Свидетельством тому и наш первый (и, я надеюсь, последний) российский вице-президент А. В. Руцкой. В принципе незаурядная личность, кадровый офицер, боевой летчик, воевавший в Афганистане, Герой Советского Союза. Став вице-президентом, он не смог справиться ни с сельским хозяйством, ни с коррупцией, так как занимался не своим делом, хотя и по своей инициативе. Правда, может быть, ссылаясь только на Руцкого, не корректно делать выводы в целом об институте вице-президентства в России, тем более что к его личности, по моему глубокому убеждению, нужно относиться как к не достойной не только поста вице-президента. Возьмем один-единственный факт. Во время "сидения" в Белом доме в сентябре 1993 года, при живом и здоровом, законно избранном Президенте Ельцине, он - офицер (!) - провозгласил себя Президентом России и "принял" присягу. И как вам это?

Расшевелил

10 июня 1993 года в Мраморном зале Кремля под председательством Б. Н. Ельцина состоялось пленарное заседание, на котором, кроме работающих в Конституционном совещании, присутствовали почти в полном составе (не было Хасбулатова) члены Верховного Совета РСФСР. На этом заседании рассматривались ключевые фундаментальные положения проекта Конституции формы государственной власти, политические и экономические основы федерализма, роль и место частной собственности и др. Заседание было очень серьезным, до скуки серьезными были и выступления. Атмосфера в зале мрачная. Окончилось очередное выступление. Председательствующий произнес:

- Слово предоставляется Анатолию Александровичу Собчаку. Следующим будет выступать Владимир Филиппович Шумейко.

Ко мне наклонился сидящий рядом Сергей Филатов:

- Володя, хоть ты их немного расшевели.

- Расшевелю, - заверил я. - У меня будет самое серьезное выступление. Посмотришь, как коммунисты зашевелятся.

Выйдя на трибуну, я рассказал присутствующим о тех принципах, которыми руководствовалась наша группа, работая над текстом Конституции, в отношении власти, федерализма, частной собственности и самой Конституции. Когда я с нажимом проговорил: "Власть в Российской Федерации должна быть сильной и дееспособной. Допускаются разные формы власти, кроме советской!" - одна половина зала взорвалась аплодисментами, другая, где сидели члены Верховного Совета, отреагировала криками, топотом и даже свистом. И такая двойственная реакция зала сопровождала почти все мое выступление. Что называется, расшевелил! Так расшевелил политических противников, что уже через две недели появилось требование Верховного Совета освободить меня от должности и отозвать из состава участников Конституционного совещания. Начались обвинения в коррупции, травля в СМИ, но это уже другая история.

Глава 5

Президент

и правительство

Во времена почти десятилетней эпохи Бориса Николаевича Ельцина Президент и правительство были неразрывны. И не потому, что Президент одно время сам возглавлял правительство, называемое правительством Гайдара, а после принятия новой Конституции получил право самостоятельно формировать состав правительства, согласовав с Думой только кандидатуру премьера. Просто ни одно более или менее важное решение без ведома Президента правительством не принималось. Но и само правительство в эпоху Ельцина в корне изменилось. Если в советские времена Совет Министров - суть партийно-государственная номенклатура, то уже первый Совмин суверенной России, правительство И.С. Силаева, имело в своем составе в основном "беспартийных специалистов". А уж в следующем, "реформаторском", правительстве Гайдара из представителей прошлой номенклатуры числился только один В. С. Черномырдин. Министры демократического правительства если и не получили полную свободу действий, то уж свободу мыслить и выражать свои мысли получили сполна. И так же, как их коллеги, сидевшие на законодательной ветви власти, если и не развивали русскую речь, то "украшали" ее не хуже депутатов. Брали не количеством, а качеством. Чего стоит одно только выражение Виктора Степановича Черномырдина: "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Классика!

Нагрузка у члена правительства на порядок больше, чем у депутата, и собирать "словесные жемчужины" уже не было никакого времени. Остались отдельные разрозненные записи на полях случайно сохранившихся документов.

Конечно, то, что складывается сегодня в нашей стране - спад производства, кризис в экономике, он буфером становится и остается на сельском хозяйстве.

Я впервые в этом зале услышал упрек или разделение на отраслевиков и основную массу, которая здесь находится.

Достаточно этих двух цифр, чтобы сказать себе - документ пересолен!

Новые волны отправления ресурсов в песок будут продолжаться.

Программа - это не любой документ. Программа - букет цифр, сроков и объемов.

Спад нужно спасать не организацией нового спада, а лечением старого спада.

Были у Островского и Гоголя генералы и губернаторы. Они задавали специалистам документы и им давали трактаты.

Мы все летаем на таких судах, семьдесят из которых надо списать. Мы выделяем ресурсы, чтобы поддерживать это старье. Это экономика или не экономика?

Хотим мы этого или не хотим, но жизнь построена пока по отраслевому признаку. Я в прошлом году выступал и сейчас хочу выступить и сказать то же самое.

По каналам действительно идет крик и до Минэкономики доходит.

Люди ищут лазейки и пытаются от них уйти.

Тут до меня выступал лысый такой. Ученый. На меня похож. Ясин его называли. Я с ним согласен.

Тест на профессионализм

Седьмого июня 1992 года я впервые переступил порог кабинета № 2 на Старой площади, который на время работы в правительстве стал моим. В свое время в этом кабинете работали Брежнев, Горбачев, Назарбаев. Но дольше всех, около пятнадцати лет, его хозяином оставался "серый кардинал" политбюро М. А. Суслов. Я представил себе, как он входит вот в эту дверь, снимает калоши, вешает вот на этот крючок серый габардиновай плащ, кладет на полку вешалки шляпу, и сразу вспомнил анекдот.

Во время визита в США Леониду Ильичу Брежневу своей молодостью и профессионализмом очень понравилась команда американского президента.

- Скажи, дорогой, как ты себе помощников подбираешь? - спросил он. - Я тоже хочу таких же профи, а то у меня все хоть и старые, но бестолковые.

- Я свою команду подбирал при помощи тестов на профессионализм, отвечает президент. - Вот, например, как я взял на работу госсекретаря Вэнса. Позвал и говорю:

- А скажи мне, Вэнс, кто такой сын твоего отца, но не твой брат?

Он немного подумал и говорит:

- Так это же я!

Вот за такую сообразительность я его и взял.

Вернулся Брежнев в Москву, вызывает к себе Суслова и говорит:

- Михал Андреич! А скажи ты мне, кто это может быть - сын твоего отца, но не твой брат?

- Можно я пойду подумаю, Леонид Ильич?

- Ну, иди думай.

Через час Брежнев звонит Суслову и спрашивает:

- Ну что, додумался?

- Нет еще, Леонид Ильич. Можно я с товарищами посоветуюсь?

- Ну, иди советуйся, только поскорее.

Через некоторое время заходит Суслов и говорит:

- Нет, Леонид Ильич, так никто и не догадался.

- Ну, и дураки же вы у меня! Это же Вэнс!

Указ Президента о назначении меня первым вице-премьером вступил в силу с момента подписания. Немедленно нужно было сформировать секретариат. По штатному расписанию - 18 человек. Пока не было ни одного. На другой день глава президентской администрации Ю. В. Петров дал согласие на перевод в качестве руководителя моего секретариата Евгения Александровича Вербицкого (мы вместе по сей день). Пару дней мы усиленно занимались "подбором кадров", подобрали кое-кого, и понадобилось несколько кабинетов. И.О. Председателя правительства Е.Т. Гайдар подписал бумагу, что с 12 июня в ведение моего секретариата выделено три из четырех кабинетов, занимаемых одной из служб президентской администрации. Когда Вербицкий зашел к руководителю этой службы с копией распоряжения, тот в не совсем печатных выражениях объяснил, где он видел и Гайдара, и Шумейко, и добавил:

- Я здесь сидел еще при Брежневе и никуда переезжать не собираюсь.

Как раз в эти дни несколько моих бывших коллег-депутатов порекомендовали принять на работу в секретариат широко известного теперь адвоката Дмитрия Якубовского. О нем написано и наговорено всякого да разного. Я скажу одно - это очень незаурядная и потому противоречивая личность. Общение с ним глубже помогает понять, что все люди разные и принимать их надо такими, какие они есть. Рекомендуя себя, Якубовский сказал, что может делать все. Тогда я объяснил ему положение с помещениями для секретариата. Мы договорились, что в ночь с 11 на 12 июня он соберет комиссию из трех человек технического персонала (они как раз работают по ночам) и в ее присутствии будет оформлен специальный акт и будут вскрыты все четыре кабинета. Все вещи, кроме мебели, из трех предназначенных нам помещений нужно перенести в четвертое. В наших кабинетах необходимо установить телефоны с выделенными для секретариата номерами, а на дверях повесить таблички с новыми фамилиями. В 9.00 12 июня 1992 года, как предписано распоряжением, сотрудники секретариата первого вице-премьера должны приступить к работе.

Все было исполнено в точности, от А до Я. Тем, кто "сидел здесь при Брежневе", и тем, кто пришел позже, стало понятней, что распоряжения главы Российского правительства должны выполняться неукоснительно.

Дмитрий Якубовский блестяще справился с тестом на профессионализм, но в состав секретариата так и не был принят. Около трех месяцев он работал моим внештатным помощником.

Правительство Черномырдина

В декабре 1992 года VII съезд народных депутатов России отправил правительство Гайдара в отставку. Перед Президентом встал вопрос о формировании нового правительства. Вечером 14 декабря он пригласил меня к себе и сказал:

- Примерно через полчаса нам идти на вечернее заседание съезда. Буду предлагать пять кандидатур. Снова Гайдара, Каданникова, Скокова, Черномырдина и вас.

- Борис Николаевич, меня не надо. Вы же знаете, как ко мне съезд относится.

- Я вас не затем пригласил, чтобы вы отказывались или соглашались. Ваша кандидатура мне нужна, чтобы съезд истратил на вас отрицательные эмоции. С остальными легче будет. Я уже договорился с Гайдаром, что он снимет свою кандидатуру. И тогда, как бы ни проголосовали, назначу Черномырдина. Он себя за это время уже показал. С курса реформ мы ему сойти не дадим, а для коммунистов он почти свой - был членом ЦК и союзным министром. Идите сейчас и подготовьте его, чтобы хорошо выступил и глупостей не наделал.

Я вернулся к себе, позвал Черномырдина и начал как Президент, но с поправкой на время:

- Виктор Степанович, через пятнадцать минут нам идти на вечернее заседание съезда.

И передал ему содержание нашего разговора с Ельциным. Вначале он растерялся, но быстро взял себя в руки. Мы отправились в Кремль.

Все произошло, как предполагал Борис Николаевич, за исключением того, что Гайдар свою кандидатуру не снял. Черномырдин вышел из зала заседания съезда новым премьером России. Через несколько дней все, кому положено по протоколу, собрались в зале правительственного аэропорта Внуково-2 проводить улетающего на отдых Президента. Когда вышли на летное поле, Президент сделал знак, все отстали, и мы остались втроем. Ельцин повернулся ко мне:

- Меня не будет неделю. За это время сформируете правительство. Делайте все сами. Пока мне не доложите, никому не показывайте. - Потом немного помолчал и добавил: - Ну, вот можете Виктора Степановича привлечь.

А у Виктора Степановича уже заиграли желваки и посерело лицо. Можно сколько угодно гадать, почему при рядом стоящем премьере формировать "его" правительство поручается заместителю. Но гадать тут нечего. Старый, проверенный историей принцип всех правителей - разделяй и властвуй. Не зря ведь и ближнее окружение, и журналисты называли Ельцина царем. Кстати говоря, перед вторичными президентскими выборами были проведены исследования его родословной. И на ветвях и в корнях генеалогического древа оказались одни крестьяне. Думается, копать надо глубже. Где-то, через побочный корешок, в него втекла-таки капелька "голубой" крови. Очень верно сыграл Борис Николаевич на самолюбии Черномырдина. (Да кто он такой, вообще, этот Шумейко? Еще недавно - генеральный директор. Да их в Союзе было как собак нерезаных. А министр газовой промышленности в Совмине СССР был один.) Я пытался объяснить премьеру свое понимание поступка Президента и получить его мнение о структуре и составе правительства, но он отвечал:

- Тебе поручили, ты и делай.

Сидел и "делал". Чтобы информация, как пожелал Президент, никуда не просочилась, только вдвоем с Евгением Вербицким и чертили структуру. Вырезали, клеили и переклеивали на лист ватмана квадратики с названиями министерств и ведомств, фамилиями предполагаемых руководителей (кому рассказать - не поверят!). Виктор Степанович через некоторое время "оттаял", я согласовал с ним свои действия. Но былые отношения к нам уже не вернулись.

Во время доклада Президенту из предлагаемого мной состава была исключена по предложению Черномырдина ("он - "казахстанец" и у него мало опыта в работе с российскими предприятиями") только кандидатура Олега Сосковца, который тем не менее стал первым заместителем Предсовмина России уже в марте 1993 года. Правительство Черномырдина оказалось в постсоветской истории самым устойчивым и проработало (претерпев всего четыре реорганизации) почти шесть лет. Зато после него лица премьеров и членов правительства стали мелькать, как в "немом кино".

Министерство по делам инверсии

Вообще по мере распада командно-приказной и становления рыночной экономики поиск оптимальной структуры управления экономическими и социальными структурами неизбежен и объективен. Но зачастую этот поиск превращается в парализующие всю работу непрерывные реорганизации. Я сам проводил в свое время различного рода совещания по "слиянию и разделению" и участвовал в них. Иногда что-то удавалось, но чаще не удавалось. Бывало, что рождались никому не нужные структуры. Например, в январе 1991 года было образовано Министерство по делам конверсии, а министр в течение года так и не был назначен. Помню, кто-то пошутил:

- Если есть Министерство по делам конверсии, нужно создать и Министерство по делам инверсии.

У меня сохранилась с одного из таких "разделительно-слиятельных" совещаний остроумная записка, которую вице-премьер Михаил Полторанин передал вице-премьеру Александру Шохину. Я ее привожу здесь без купюр и изменений.

Саша!

Я предлагаю объединить еще несколько министерств. Тогда их будет гораздо меньше. Предлагаю такие структуры:

1. Министерство безопасности и народного образования. ( У нас народ всегда "образовывался" в лагерях.)

2. Министерство обороны и социальной защиты. (Люди защищают себя, обороняясь от политики правительства.)

3. Министерство здравоохранения и внутренних дел. (Забота о здоровье каждого - его личное, или внутреннее, дело.)

4. Министерство сельского хозяйства и печати денег. ( Ясно без слов.)

5. Министерство внешнеэкономических связей и туризма.

И т.д.

Министр на три месяца

Пятого октября 1993 года, на другой день после трагической развязки двоевластия, когда закопченное здание Верховного Совета еще источало запах гари, мне позвонил Президент:

- Вы понимаете, как куратор этого направления, что в такое сложное время оставлять Министерство печати и информации без руководителя нельзя?

- Понимаю, Борис Николаевич, ищу кандидатуру для назначения министром.

- Не надо никого искать. Я предлагаю стать вам министром печати и информации.

- Борис Николаевич, я не могу быть министром. Министр, как я привык понимать, - это не только профессионал, это самый лучший специалист в отрасли. Может быть, моего интеллекта и политической воли хватает, чтобы курировать вопросы печати и информации, но я никогда профессионально не занимался ни журналистикой, ни печатью.

- Я не знаю, как вас понимать. Это первый раз, когда я вас прошу, а вы отказываетесь.

- Хорошо, чтобы не создавать прецедента, давайте я сейчас приеду и мы подумаем вместе, как написать указ.

- Не надо никуда ехать. Указ я уже подписал, и вы уже полчаса как министр.

Министром печати и информации я пробыл немногим меньше трех месяцев. Через несколько лет я прочитал в одной из газет статью, в которой подводились итоги деятельности и характеризовались все занимавшие пост министра печати и информации начиная с 1991 года. Моя характеристика как министра, на мой взгляд, была самой лучшей. Говорилось, что за три месяца на руководящем посту я ничего не сделал ни печати, ни информации, чем нанес и печати, и информации огромную пользу. С этим следует согласиться. Не являясь специалистом, я не трогал внутренние механизмы своего министерства. Действия мои носили сугубо политический характер. За открытые призывы к свержению законной власти и многочисленные нарушения Закона о печати неоднократно закрывал и предупреждал прохановскую "Сегодня" (ее же в виде "Завтра") и "Советскую Россию". А "Правду" не только закрыл, но сделал все возможное, чтобы ее не продали греческому толстосуму (газета, выходящая с 1912 года с одним и тем же названием, является бесценным национальным достоянием), и добился освобождения от должности тогдашнего главного редактора "Правды" Геннадия Селезнева. Были и другие издания, которым приходилось прививать любовь к законопослушанию. Нетрудно представить, сколько еще врагов я нажил себе за те три неполных месяца. Как-то прочитал интервью Геннадия Селезнева, в котором он говорит, что главным своим врагом на территории Российской Федерации он считает Владимира Шумейко. Правда, признает Селезнев, Шумейко не только его враг, но и как бы крестный отец. В том смысле, что если бы я не освободил его от должности главного редактора "Правды", он не избрался бы депутатом и не стал бы Председателем Государственной думы. Прав Геннадий Николаевич. Воистину не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Анекдоты о Президенте

и от Президента

Переступив порог кабинета первого вице-премьера, я одновременно вошел в "ближний круг" Президента. Тогда еще "дирижировал" этим "оркестром" госсекретарь при Президенте Геннадий Бурбулис.

Однажды вечером, когда от дел перешли просто к общей беседе, Борис Николаевич, обращаясь ко всем присутствующим, спросил:

- А что, анекдоты про меня рассказывают?

- Ну что вы, Борис Николаевич! Вас в народе любят, кто же про вас будет анекдоты рассказывать, - ответил за всех Бурбулис.

- Рассказывают, рассказывают, - возразил я. - Правда, пока еще рассказывают хорошие анекдоты.

- Что значит хорошие? - спросил Ельцин.

- Хорошие - это когда вы положительный герой.

- А ну-ка, расскажите хоть один.

Рассказал два, и оба ему понравились.

Идет милиционер и видит: сидит мальчик и что-то делает.

- Что делаешь, мальчик?

- Фигурку леплю.

- Какую фигурку?

- Президента!

- А кого именно: Горбачева или Ельцина?

- Горбачева!

- Молодец, мальчик. Правильного Президента лепишь. Кстати, из чего ты его лепишь?

- Да вот, взял глину и немного говна добавил.

- А ты, оказывается, плохой мальчик. Вот я тебе сейчас уши надеру!

Мальчик заплакал и убежал. На другой день сидит на том же месте и опять что-то лепит. Идет тот же мент.

- А сегодня кого лепишь?

- Ельцина леплю.

- А Ельцина из чего лепишь?

- Из одной глины.

- А чего ж ты ему дерьма не добавляешь?

- А как только начинаю добавлять, Горбачев получается!

Конечно, такой анекдот не мог не понравиться. Не только потому, что уже тогда было заметно, как Б.Н. любит лесть. Скорее, здесь больше сказывался политический момент. В отличие от Горбачева он - Президент без "дерьма". Второй, "кавказский", анекдот был того же льстивого плана.

В одном из драмтеатров Северного Кавказа идет постановка пьесы "Ленин в Смольном". Ленин, как обычно в папахе и с кинжалом, сидит и ест шашлык. Входит помощник.

- Товарищ Лэнин, к вам пришел товарищ Свэрдлов.

- Скажи, что я занят. Пусть позже придет.

Продолжает есть шашлык. Снова входит помощник.

- Товарищ Лэнин, к вам товарищ Дзэржинский!

- Ты что, слэпой?! Ты разве нэ видишь, что я еще занят?

Берет следующий шампур, унизанный мясом. Через некоторое время опять входит помощник и говорит:

- Товарищ Лэнин, я бы нэ стал вас трэвожить, но пришел сам товарищ Сталин.

- Сталин тоже может подождать, ничего с ним нэ случится.

Наконец, в четвертый раз вбегает помощник с криком:

- Товарищ Лэнин, к вам Ельцин!

И только Ленин хотел открыть рот, как в зрительном зале вскочили сразу несколько человек и закричали:

- Этого прими, да!!

Анекдотов "про Ельцина" очень мало. За десять лет его эпохи их, наверное, на порядок меньше, чем за пять лет правления Горбачева. И на два порядка меньше, чем "про Хрущева" и "про Брежнева". В них просто не было необходимости. И в этом личная заслуга самого Ельцина. За всю историю России не было правителя, который при жизни бы подвергался в средствах массовой информации критике такой остроты и в таком количестве, как первый ее Президент. Но и не было руководителя нашего государства, который отстаивал свободу слова так, как боролся за нее Борис Николаевич. Для меня анекдотов "от Ельцина" больше, чем анекдотов "про Ельцина". Хотя анекдоты "от Ельцина" совсем не анекдоты "от Никулина" - великого знатока, ценителя и собирателя анекдотов. Ельцин анекдоты не запоминал, тем более не собирал и не рассказывал (иногда при случае любил послушать). Но те "крылатые выражения" и поступки, которые послужили основой фольклорных анекдотов, и есть анекдоты "от Ельцина". Например, пообещал как-то Борис Николаевич "лечь на рельсы". Вот вам и анекдот.

Мчится поезд. Помощник машиниста, увидев впереди у переезда кавалькаду шикарных автомобилей и лежащего на рельсах человека, кричит машинисту:

- Тормози! Там человек на рельсах!

- Не волнуйся, он перед самым электровозом успеет вскочить. Это Ельцин народную примету отрабатывает. Как он на рельсы ложится, зарплаты и пенсии перестают выплачивать.

Во второй президентской избирательной кампании Борис Николаевич "ходил в народ": заходил в магазины и искренне удивлялся ценам, отплясывал рок, очень много выступал и с людьми "за жизнь" тоже разговаривал. Кусочек одного такого его "житейского" откровения без всякой обработки звучит как анекдот. Цитирую по памяти.

А мы тоже всей семьей картошку сажаем. И я, и Наина Иосифовна, и дочки, и зятья, и внуки. Восемь мешков сажаем, восемь собираем, и нам на зиму хватает.

Вспоминается хорошо известный анекдот.

- А мы, как только картошку посадим, сразу выкапываем.

- Что, так быстро растет?

- Нет, так сильно кушать хочется!

Поддержка Президентом весьма нелепой затеи "молодого реформатора" Бориса Немцова - пересадить руководителей высшего ранга на "Волги" - тоже породила анекдот.

Приехав в Германию навестить своего "друга Гельмута", "друг Борис" говорит ему:

- Ты знаешь, чтобы повысить престиж отечественного автомобилестроения, мы решили всех своих начальников пересадить на "Волги"

- Отличная идея! Пожалуй, и я всех своих заставлю на "мерседесах" ездить.

Учить тебя надо

Как первый вице-премьер правительства России я отвечал за промышленно-техническую часть официального визита Президента РФ в Индию. Это означало, что необходимо было предварительно проработать и согласовать с индийской стороной все проекты межправительственных договоров, соглашений и других документов, которые предназначались к подписанию "высокими сторонами". И уже тогда, во время первой рабочей поездки, по своему личному опыту, добрым советам сотрудников нашего посольства я неплохо усвоил, как не "подцепить" какую-нибудь инфекцию. Допустим, если мальчишка (я не говорю о том, что он сам грязный и чумазый, как шахтер) раскалывает о дорожный асфальт кусок льда и раскладывает осколки по стаканам, чтобы охладить продаваемую им воду, то и без помощи со стороны ясно, что воду нужно пить только "фирменной" упаковки. То же касается кисломолочных продуктов. А самое важное состоит в том, что, даже при употреблении в пищу только "острых" блюд индийской кухни, утром, в обед и вечером необходимо принять немного неразбавленного виски. Как учили "индийские товарищи", на два пальца ото дна.

И вот я - "знаток" Индии - снова в этой прекрасной экзотической стране в составе официальной делегации "на высшем уровне". После пышной встречи, с участием пеших и конных воинов в усах и тюрбанах, Президента с супругой и нас, сопровождающих его лиц, на время визита разместили в огромном старинном дворце. Кстати говоря, во время своей подготовительной поездки я узнал, что церемония, будет проходить на площади перед дворцом, но никак не мог понять, куда денут несметные полчища обезьян. Ими в буквальном смысле кишели все окрестности. Сейчас же ни на крыше, ни на деревьях, ни на площади не было ни одной. Чудо, да и только! Но чудеса редки, а остроумные решения бывают. Я спросил об обезьянах у знакомого сотрудника индийского МИДа. Он молча вывел меня за ворота. Вдоль глухого забора тянулась узкая улочка, тупик. В конец этого тупичка привезли и вывалили на землю огромную кучу бананов. Все без исключения обезьяны были там! Но бог с ними, с обезьянами, речь не о них.

Прошел первый день визита. В первой половине второго - предстояла поездка к мемориальному месту кремации Индиры Ганди. Незадолго до поездки высокий индус в парчовом халате и в чалме занес в мою комнату поднос с завтраком. Со всем прочим на стол была поставлена вместительная глиняная миска простокваши. Может быть, это был айран, может быть, йогурт. Суть не в этом. Это было холодное и кислое! Устав от жары и очень острой кухни, забыв все наставления, я с наслаждением умял все содержимое этой миски.

После посещения мемориала, надевая ботинки (по мемориальному газону мы ходили в носках), я почувствовал, что а-ля простоквашу я ел напрасно. Хорошо, что мы снова возвращались во дворец и дорога не была очень длинной. Я сдерживал свой организм невероятными усилиями воли. Уже в лифте мой прикрепленный (так называют сотрудников Федеральной службы охраны Президента РФ) спросил:

- Что с вами, Владимир Филиппович? На вас лица нет.

- Нет, Миша, пока еще есть. Вот если не добегу, лицо потеряю.

Успел! Развел в воде и выпил стакан марганцовки. Принял несколько желудочных таблеток, но спазмы в животе не проходили. Вышел в коридор и постучал к соседу. Им был Андрей Козырев.

- Выручай, - говорю. И рассказал, что со мной произошло.

- Да, Владимир Филиппович, учить тебя надо!

- Да знаю я, что все надо пить из "фирменных" упаковок, но...

- Я не об этом, - не дал он мне продолжить, - я о настоящей школе.

Открыв шкафчик, он достал початую бутылку виски "Teacher's". Выпив граммов сто пятьдесят этого поистине, что по названию, что по содержанию, учительского напитка, я сразу почувствовал себя несравненно лучше. А когда мы допили бутылку до конца, все мою хворь как рукой сняло. Случай, когда в учении не тяжело, а в бою все равно легко.

Пельмени по протоколу

Закончился визит Президента Российской Федерации в Индию. Президентский самолет "Россия" взлетел и взял курс, в полном соответствии со своим названием, на Россию. Мы - обитатели первого салона: Андрей Козырев, Виктор Илюшин, Павел Грачев, Михаил Барсуков, Александр Коржаков, Павел Бородин, Владимир Шевченко и я - расслабились, переоделись в дорожные одежды. Летим. Наступило время "кормежки". Стюардесса стала разносить подносы с едой. И опять индийская кухня. Как она уже надоела! В это время в салон зашел Борис Николаевич, тоже в неофициальном костюме. Посмотрел на нас с лукавой укоризной и говорит:

- Вы что, собираетесь опять есть это индийское?

Тут все загалдели, что надоело, конечно, но есть-то надо, да и успешное завершение визита надо отметить, а без закуски не привыкли, вот и приходится...

- Ладно, - говорит Президент, - пойдемте в мой салон. Я вас таким блюдом угощу, что вы век меня помнить будете.

Все вскочили - и за ним. В президентском салоне, расселись за круглым столом, а на столе никакой еды. Только тарелки, вилки да ножи. Борис Николаевич подал знак, Наина Иосифовна вышла и очень быстро вернулась. За ней вплыла стюардесса и торжественно поставила на стол большую фарфоровую супницу, накрытую крышкой. Театральным жестом Б.Н. поднял крышку, а там пельмени! Маленькие, вручную лепленные, один в один, да такие горячие, и пар от них божественный!.. Похватали вилки и только накалывать, а Президент говорит:

- Подождите! Вы что собираетесь делать? Визит еще практически не закончился, ведите себя строго по протоколу. Запомните раз и навсегда пельмени без водки едят только собаки!

На столе появилась бутылка "Гжелки", рюмки и закуски. Но какие были в тот вечер "пельмени по протоколу"!

Соображай!

В своих "Записках президента" Борис Николаевич пишет: "...заметив намечающийся животик под рубашкой высокого и стройного Владимира Шумейко, решил - так дальше жить нельзя... Надо всех заставить заниматься спортом..." Не знаю, мой ли "животик" на самом деле послужил причиной, но только летом 1993-го в ближнем круге Президента стала живо обсуждаться идея создания спортивного клуба, где в нерабочее время (с семи вечера до полдевятого утра) можно было бы поиграть в теннис, "покачаться" на тренажерах, покатать шары на бильярде, поплавать в бассейне, попариться в сауне. Развитие этой идеи привело к созданию Президентского клуба, который, сохранив спортивное начало, стал одновременно местом общения. Вечером после спортивных занятий можно было выпить кружечку пива, а иногда под рюмочку водки с хорошей закуской провести нужный разговор. В клубе вместе с женами мы собирались в дни рождений и в праздники. А началось все с парного теннисного турнира. Борис Николаевич с Шамилем Тарпищевым заняли первое место, а мы с Андреем Козыревым - последнее. Вскоре после окончания турнира Президент собрал всех его участников и предложил стать отцами-основателями Президентского клуба. Президентом клуба, естественно, стал сам Б.Н. Нам с Валентином Юмашевым было поручено написать Устав, в который должны были войти принятые на этом же собрании основополагающие принципы клуба. Одним из таких принципов стал запрет на нецензурные выражения (позже в Устав клуба было внесено положение о довольно значительном денежном штрафе за каждое произнесенное в стенах клуба матерное слово). Предложил это Б.Н., который по части незасоренности речи нецензурной бранью являлся в Кремле уникальным человеком. За все время нашего с ним общения я не слышал от него ни одного непечатного (правда, теперь уже все печатают) слова. Через некоторое время наполовину шутливый и юморной Устав был написан. Не хватало девиза. Не хватало того самого "краткого изречения", которое должно было выражать главную, руководящую идею нашего клуба. Помог, как это часто бывало, анекдот. Как-то вечером, отдыхая от спортивных баталий, мы сидели, неспешно беседуя. Речь шла о многообразии и богатстве русского языка. Сейчас не вспомню, кто попросил меня рассказать к случаю анекдот о всепланетном языке.

- Теперь, после принятия Устава, его рассказывать нельзя. В нем есть запрещенные слова, - ответил я.

- А вы сообразите, как рассказать, - вмешался Б.Н. - Член Президентского клуба должен соображать. Только ничего в анекдоте не меняйте, а то все испортите.

Что мне оставалось делать? Сообразил. Вздохнул, умножил размер штрафа на четыре, отсчитал деньги, положил в копилку и рассказал.

Когда наступил всемирный коммунизм и не осталось никаких проблем, понадобился один общий всепланетный язык. Собрался всепланетный совет для решения этой единственной проблемы: на каком языке будет говорить вся планета Земля? Долго решали, наконец, объявили:

- Всепланетным языком будет русский, так как это самый точный, самый краткий и самый доходчивый язык на планете. Вот вам конкретный пример. Русский самолет летел над африканской саванной, и у них кончилось горючее. Совершили вынужденную посадку. Первый пилот говорит второму:

- Ваня, возьми канистру, сбегай до ближайшей деревни, набери у них бензину, да полетим дальше.

Тот взял канистру и убежал. Через некоторое время возвращается и в сердцах бросает пустую канистру под самолет.

- Какого ..я?

- Да ни ..я.

- А ..ли?

- Да ну их на ..й!

Вот этот не совсем приличный анекдот помог появиться на свет прекрасному девизу Президентского клуба - СООБРАЖАЙ! В свою очередь родилась и эмблема клуба - роденовский "Мыслитель", но с зажатой между колен теннисной ракеткой, сидящий все на том же слове "соображай".

А мы с Вами пивка попьем

Заканчивался первый президентский срок, приближались выборы. Волей-неволей Борис Николаевич все больше времени и сил отдавал укреплению своей личной власти и делал это по-своему талантливо. Не обошлось здесь и без макиавеллизма, хотя, как мне кажется, Макиавелли Б.Н. не читал.

Однажды, незадолго до нового, 1996 года, Президент объявил общий сбор членов Президентского клуба. Я опоздал к назначенному времени минут на десять. Когда я вошел, все уже собрались и стояли группами посредине зала. Слева за стойкой на высоком табурете сидел Ельцин и пил пиво. Я поздоровался со всеми и повернулся к нему извиниться за опоздание.

- А, Владимир Филиппович. Хорошо, что вы пришли, садитесь напротив, мы с вами пивка попьем. А вы все выйдите пока и оставьте нас вдвоем, - сказал он, повернувшись к остальным.

Все в недоумении вышли. Сидим. Молча пьем пиво. "Зачем, - думаю, - он это делает?" Но думаю так, скорее, "для проформы", так как хорошо знаю зачем. Еще в 1992 году начались досужие разговоры на тему "Шумейко преемник Ельцина". Сейчас, когда в администрации Президента полным ходом уже шла подготовка к переизбранию Ельцина на новый срок, эти разговоры возобновились с новой силой. И не только разговоры. Читал я и "аналитические" записки, и "спецматериалы" на эту тему. Одни "друзья" по клубу, нашептывая на ухо Президенту, "предполагали", а другие, докладывая, "точно знали", что "Шумейко сам собрался в президенты и в союзе с тем-то и с тем-то может быть опасен". Нарушил наше молчание Борис Николаевич, когда официант поставил на стойку блюдо с разделанной вяленой таранью.

- Кстати, Владимир Филиппович, вы ведь долго жили на Кубани. Расскажите, как там таранку сушат.

И я со знанием дела принялся рассказывать о разнице в способах засолки и процессах вяления осенней (жирной) и весенней (икряной) тарани. Прошло минут десять-двенадцать, Б.Н. посмотрел на часы и, обращаясь к офи-цианту, сказал:

- Скажите там, пусть эти заходят.

Стали заходить "эти" и такие взгляды бросали на меня - "любимца" Президента, что и раньше даже теоретически маловероятные "союзы с тем-то и тем-то" стали совершенно исключены. Ни один из высших чинов не поддержал созданное мной через некоторое время общественное движение "Реформы - новый курс", а Черномырдин даже пытался уговорить Президента письменно (!) запретить мне этим заниматься. И так давил своим премьерским авторитетом на глав администраций регионов, подписавших обращение о создании движения, что один отозвал свою подпись официально, а некоторые другие тихо "рассосались".

Я не сдавался. Во время выборной кампании я, уже как лидер движения, абсолютно убежденный, что Россию на пути реформ нельзя останавливать, заработал очень редкую болезнь - инфаркт голосовых связок. Я наговорил только в прямом эфире регионального радио и телевидения в общей сложности более пятидесяти часов. Бесконечно доказывал и объяснял избирателям, почему необходимо выбрать Ельцина на второй срок.

Двое доверенных

Высшие политические сферы современного, по Конституции демократического, Российского государства не должны походить на казарму. Но часто сановники, близкие к "президентскому телу", чувствуют на себе "печать избранничества", а других пытаются "поставить в строй". Делается это, как правило, если не в личных, то в узкогрупповых интересах. Поэтому ябедничество при дворе "царя Бориса" - от нашептывания и доносительства до организации ссор и разборок - процветало. Иногда после настойчивых "докладов" Б.Н. опускался даже до разговоров на тему: "Не с тем дружите. Я вам запрещаю с ним дружить". К концу своего "пребывания на высших государственных должностях" дождался подобного разговора и я. Как-то во время нашей плановой встречи - Президента и Председателя Совета Федерации Борис Николаевич раздраженным, жестким тоном (раньше он так со мной не разговаривал) стал мне выговаривать, что вот, мол, я не делаю так, как меня просят, что многие жалуются на меня и "вот Виктор Степанович и другие высокие лица говорят...".

- Мне неинтересно, что обо мне за глаза говорят "другие высокие лица", - не менее жестко прервал я его, - сегодня в России есть только два человека, мнение которых мне важно. И делаю я только то, что они считают нужным, и то, что они между собой согласуют.

- Кто же эти двое?! - крайне заинтересованно спросил Президент.

- Это вы и я.

- Понял, - сказал он.

Больше к подобным разговорам мы не возвращались.

Буриме

В начале апреля 1996 года мне домой позвонил Виктор Степанович Черномырдин, пригласил на званый ужин по случаю своего дня рождения и попросил "повести стол". Конечно, я согласился. Компания (почти поголовно члены Президентского клуба с женами) была мне хорошо знакома, и я неоднократно был тамадой на подобных вечерах. Все шло как всегда: официальные и дружеские тосты, шутки, анекдоты, выпивка. Но вот веселье стало стихать, и я предложил:

- Давайте сыграем в буриме.

- А что это за игра? - спросил Борис Николаевич.

- В данном случае, - ответил я, - все сидящие за нашим столом дадут мне по два рифмованных слова, только не "палка - селедка", как у Незнайки, а я постараюсь, используя эти рифмы, сочинить в честь виновника торжества оду.

- А сколько вам для этого понадобится времени?

- Я думаю, минут за восемь-десять справлюсь. Давайте с вас и начнем собирать рифмы.

- Хорошо, - сказал Президент и надолго задумался. Я же поймал на себе несколько гневных взглядов "высоких сановников": заставил, видите ли, Президента такой ерундой заниматься. Особенно красноречиво читалось это в глазах сидящего напротив меня Олега Сосковца: "Ну ты когда-нибудь доиграешься!" Наконец Б.Н. с задачей справился, я записал его рифму, и все облегченно вздохнули. Дальше пошло веселей (пока искал рифму Борис Николаевич, все делали то же самое). Рифма от Наины Иосифовны, две рифмы от семьи дочери Татьяны, две - от семьи дочери Елены, две - от Илюшиных и так далее, и вскоре круг замкнулся на Викторе Степановиче. Всего я записал более тридцати "поэтических созвучий".

- Все, рифмы собраны. Надо идти писать, - обратился я к Президенту.

- Хорошо, идите. Даю вам на все пять минут. А на это время назначаю тамадой Пал Палыча Бородина.

Я вышел в холл. На столе уже лежали бумага и ручка. Стал писать, заглядывая в список рифм. Стихи так и лились, получалось и смешно, и к месту. Иногда так бывает - и ты в ударе, и "муза посетила". Вернулся. Прочитал. Отсмеялись. Отхлопали. Виктор Степанович положил в карман "на память" бумагу со стихами, а Бородин все продолжал "тамадить".

- Вот вам пример к вопросу о власти, - обратился я к Президенту, - вы дали ему власть за столом всего на пять минут, а он уже привык, и я теперь должен ее отбирать.

Президент восстановил статус-кво, но вечер вскоре закончился.

Через несколько дней ко мне приехал нарочный с пакетом от Ельцина. Вскрыв пакет, я очень удивился, обнаружив там официальную благодарность Президента Российской Федерации "за успешно проведенную товарищескую встречу".

Зря они прожигали меня взглядами. Играть в буриме ему понравилось.

А сейчас выступит Ленин

По решению Совета Межпарламентской ассамблеи СНГ в год пятидесятилетия великой Победы, приурочив собрание ко дню Советской Армии и Флота (ныне День защитника отечества), в Санкт-Петербург были приглашены Герои Советского Союза и кавалеры трех степеней ордена Славы. В залах Таврического дворца собрались приехавшие из России и Украины, Белоруссии и Молдовы, Грузии, Армении и Азербайджана, Таджикистана, Казахстана и Киргизии ветераны, на груди у которых сияли золотые звезды и ордена Славы. Со слезами на глазах обнимались старые фронтовые друзья, не видевшиеся иногда добрый десяток лет. Помню двух однополчан, получивших Героя за подвиги, совершенные в одном и том же бою, и считавших друг друга погибшими в том бою. Наступило время торжественного открытия. Мы с председателем Совета ветеранов Санкт-Петербурга поднялись на возвышение и оглядели весь сверкающий орденами и медалями огромный зал Государственной думы Российской империи, теперешний зал Межпарламентской ассамблеи СНГ. Ветераны рассаживались по местам, постепенно успокаиваясь. И тут председатель Совета ветеранов славного города на Неве говорит:

- Давайте изменим порядок открытия.

- Что вы имеете в виду?

- Сначала, как и было запланировано, выступите вы, как председатель Совета МПА, организовавшего эту встречу, потом я, а потом выступит Ленин.

- Какой Ленин? - опешил я.

- А вон ходит по балкону.

По балкону действительно взад-вперед прохаживался маленький человечек в черном костюме, в жилетке, с галстуком в горошек и в лихо заломленной набекрень фуражке. "Боже мой, мне только Ленина и не хватало, - подумал я, - такую политическую недальновидность припишут..." Но времени на спор не оставалось, надо было идти на трибуну.

- Хорошо, я иду открывать, а потом, когда будете выступать вы, я с этим Лениным обговорю тему выступления.

Сказав несколько приветственных слов и уступив место на трибуне главному питерскому ветерану, я подозвал к себе Евгения Вербицкого.

- Видишь Ленина? - спросил я, кивнув в сторону балкона.

- Вижу.

- Сделай так, чтобы его долго искали. По крайней мере, чтобы выступать он мог бы не раньше завтрашнего утра.

- Понял. Сейчас сделаю.

В это время, закончив свою речь, вернулся на место председатель Совета ветеранов.

- А где же Ленин?

- Не знаю. Я посылал за ним, но его не нашли. Давайте, как планировали, предоставлять слово главам делегаций, а он может быть подойдет.

Дальше все происходило нормально. Я и сегодня горжусь тем, как мы организовали и провели эту незабываемую встречу. Позже Вербицкий рассказал, как он "спрятал" Ленина. Подойдя к "вечно живому", он сказал, что его выступление перенесено и состоится во время обеда. И предложил ему (в запасе еще целых два часа) слегка перекусить. Засунув большие пальцы в вырезы жилета и перекатываясь с пятки на носок, Ильич изрек с характерным грассированием:

- Вождь мирового пролетариата никогда не отказывался перекусить, если при этом есть еще и выпить.

Выпить было достаточно, и вскоре "вождь", свернувшись калачиком, тихо спал на старинном диване в укромном уголке Таврического дворца.

Глава 6

Визиты и визитеры

К концу ХХ века с развитием авиации мир для путешественников стал очень маленьким. Почти стерлись понятия "далекое - близкое". А благодаря начавшему разрушать тоталитарную систему в СССР и поднявшему "железный занавес" между Востоком и Западом последнему Генсеку ЦК КПСС Михаилу Сергеевичу Горбачеву, в последние годы и для российских граждан становятся обычными рабочие и деловые визиты, туристические и "челночные" вояжи. Что касается высших политических сфер, то официальные и неофициальные визиты прочно вошли в практику международной деятельности, так как договариваться всегда лучше, глядя партнеру в глаза.

И Бог создал французов

Визит ее величества королевы Великобритании Елизаветы II и ее встреча в Кремле с первым Президентом России Борисом Ельциным стали не только большими политическими, но и "культурными" событиями. В том смысле, что многим представителям российской власти, приглашенным на прием, пришлось ехать в театры и на Мосфильм, чтобы взять напрокат смокинги. В соответствии с королевским протоколом форма одежды для мужчин была "Black tie". Хорошо еще, что женщинам разрешалось быть без шляпок. Прием в Кремле прошел очень торжественно, но, я бы сказал (наверное, это было сделано в угоду королеве), несколько суховато. Королева Елизавета - хранительница традиций и блюститель протокола показалась мне более человечной и простой, чем об этом принято думать. Примером послужил ответный прием в Санкт-Петербурге на королевской яхте. Если на приеме в Кремле улыбку вызывали лишь некоторые наши "сановники", создавая которых Господь не предусмотрел возможность надевать на них фрак и бабочку, то на палубах яхты везде слышались оживленные разговоры и веселый жизнерадостный смех. Приложил к этому свои усилия и я. На яхте ее величества я познакомился с фрейлинами королевы. Почти все время до приглашения к ужину мы с женой провели с этими милыми женщинами и явно замучили переводчика, рассказывая друг другу веселые истории и анекдоты из придворной жизни.

За столом (строго по протоколу) я сидел по левую руку от королевы. По правую, естественно, Борис Николаевич. Когда закончились официальные тосты, повернувшись ко мне, Елизавета спросила:

- О чем вы так весело беседовали с моими фрейлинами?

- Мы сравнивали английские и русские анекдоты о придворной жизни и нашли, что юмора достаточно и в тех и в других.

- Расскажите и мне какой-нибудь из них.

- Ваше величество, вы не только королева и женщина, но еще и политик мирового значения, и я полагаю, что могу рассказать вам только серьезный политический анекдот.

- Хорошо, политический, но веселый.

Почему-то вспомнился именно этот:

Когда Господь создал Францию, он сел отдохнуть и посмотрел сверху на плоды своего творения. То, что предстало его взору, было очень красивым. Зеленые луга и кудрявые кущи, голубые реки и озера, довольно высокие горы в снежных шапках. И все это с двух сторон омывается лазурными морскими водами.

- Как красиво и хорошо я это сделал, - сказал Господь сам себе, - надо в противовес создать что-нибудь плохое. И создал самих французов.

Королева весело рассмеялась, а я, подняв глаза, напоролся снова на гневные, осуждающие взгляды - как я мог так непростительно надолго отвлекать внимание королевы от нашего Президента?

Большой политик

В соответствии с принятым во времена Президента Ельцина протоколом все приглашенные в Кремль по случаю визита иностранного гостя на высшем уровне собирались в просторном и светлом, величественно торжественном Георгиевском зале. Скольких исторических персонажей помнят его стены! Чья только нога не ступала на его великолепный паркет! Помню, на одном из приемов мы стояли вдвоем и разговаривали с известным актером и режиссером Сергеем Федоровичем Бондарчуком.

- Знаете, Владимир Филиппович, мы стоим с вами на том самом месте, где я, кажется, совсем недавно, но уже очень давно разговаривал со Сталиным. Стоим мы с ним, беседуем, вдруг подбегает Оля Лепешинская, она тогда была очень молоденькая и хорошенькая. Оля! - окликнул он стоящую неподалеку великую балерину, - подойди к нам, послушай, я про тебя рассказываю. Когда Ольга Васильевна подошла к нам, он продолжил: - Подбегает Оля, упирается своими грудками в Сталина...

- Не было этого! Я просто сильно разбежалась и сразу остановиться не смогла.

- Было, Оля, было. Именно так и было. Я свидетель. Так вот, упирается она в Сталина, поднимает головку и спрашивает игривым голоском: "Товарищ Сталин! О чем вы сейчас думаете?" А он посмотрел на нее внимательно, вынул изо рта трубку и говорит: "О работе думаю, дурочка!"

Но вернемся к протоколу. Сбор гостей в Георгиевском зале заканчивался за пятнадцать минут до начала официальных церемоний. Если высокий гость приезжал с женой, то все также приглашались с женами. Наконец открывались двери, ведущие во Владимирский зал и все, выстроившись в произвольном порядке, по нескольким ступенькам спускались в этот небольшой, но красивый круглый зал. Подходили к Президенту, и он каждого по очереди представлял "высокому гостю".

Освещая официальный визит в Россию канцлера ФРГ Гельмута Коля, все средства массовой информации постоянно называли его большим политиком.

- Действительно большой: под два метра ростом и как минимум килограммов под сто пятьдесят весом, - шутили мы в своем кругу.

Может быть, поэтому, во время протокольного представления моей персоны канцлеру Колю, пожав ему руку и оглядев его мощную фигуру, я с веселой иронией сказал:

- Да, теперь я вижу, что вы очень большой политик.

Переводчик перевел все в точности, именно с тем смыслом, который я вложил в эту фразу. Лукаво посмотрев на меня, "друг Гельмут" довольно чувствительно ткнул меня кулаком в живот и без промедления ответил:

- Ну, ты тоже не маленький!

Потом мы встречались еще несколько раз, но особенно запомнились встречи в дни вывода наших войск из Германии. Два дня вместили огромное количество мероприятий, и почти все проходили с участием Гельмута Коля. Наиболее эмоциональной была церемония торжественных проводов наших воинов у подножия памятника советскому солдату "с девочкой спасенной на руках". Когда грянул оркестр и марширующие солдаты запели: "Прощай Германия, прощай! Нас ждет любимый отчий край", - у меня по щеке покатилась слеза. Я видел, как в мою сторону повернулось сразу несколько телевизионных камер, но ничего не мог с собой поделать.

После церемонии все направились на обед в наше посольство. За столом мы сидели рядом с канцлером. В соседнем зале собралось очень много журналистов, которые жаждали встречи с Ельциным. Ему пришлось прервать трапезу и пойти к ним, остальные члены нашей делегации потянулись следом, и мы остались за столом вдвоем (третьим был переводчик). Канцлер придвинул к себе вазочку с черной икрой и, съев несколько ложек, отодвинул со словами:

- Хорошая штука эта черная икра! Всю бы съел, но мне много нельзя. А что вообще сегодня происходит с ее производством, почему она все время дорожает?

Я начал рассказывать ему о плачевном положении "стада осетровых" в Каспийском море. Если раньше, до распада Советского Союза, дававшее до восьмидесяти процентов мирового улова этой ценнейшей промысловой рыбы Каспийское море делилось между двумя хояйствующими в его акватории субъектами - СССР и Ираном, - то теперь суверенные Россия, Казахстан, Туркмения и Азербайджан хотят сами определять объемы и сроки вылова осетровых. Да и входящие в состав Российской Федерации республики Дагестан, Калмыкия и Астраханская область тоже стараются "помочь" в этом вопросе. А если учесть развивающееся повсеместно браконьерство, то становится понятно, как быстро исчезает эта рыба. Говорил я минут пять, что в разговоре очень долго.

- Если так пойдет и дальше, - наконец закончил я свой монолог, - то черная икра исчезнет даже как дорогой деликатес.

- Я и не знал, что это так серьезно, - задумчиво проговорил Коль. Он снова придвинул к себе вазочку с икрой и со вздохом взялся за ложку.

Зная, что во время официального визита делегации Совета Федерации в Германию у меня состоится личная встреча с его "другом Гельмутом", Борис Николаевич попросил передать ему фотографии, запечатлевшие их последнюю встречу "без галстуков". Вскрыв пакет с фотографиями, канцлер Коль стал их рассматривать, одновременно раскладывая на две стопки. Бульшую составили фотографии, где был виден богато заставленный всяческой снедью "охотничий" стол. Открыв ящик своего письменного стола, он смахнул туда эту стопку.

- Их не должна видеть жена, - объяснил Коль. - Она и так бесконечно ругает меня за лишний вес, а такое изобилие еды приведет ее просто в шок.

- И все-таки, несмотря на ее старания, вы очень большой политик. Раза в два больше жены!

И мы оба дружно захохотали.

Пятьдесят шесть часов в воздухе

Интерес к Совету Федерации со стороны иноземных "сенатов" как к первой в истории России верхней палате современного Феде-рального собрания проявился с момента его первого заседания. Случилось так, что в одно время "скопилось" очень много приглашений делегации Совета Федерации посетить те или иные государства. Было принято решение "сгруппировать" визиты таким образом, чтобы за одну поездку посетить сразу несколько граничащих между собой государств. Первая (и единственная в своем роде) организованная по такому принципу поездка была в Южную Америку - Чили, Аргентина, Бразилия, Венесуэла и Эквадор. В каждой стране делегация находилась не больше двух дней, но поездка получилась долгой и очень утомительной. Только чистое полетное время составило 56 часов. Впечатлений осталась масса, в памяти сохранилось и несколько забавных эпизодов.

В Институте экономики Чили, руководство и основные ведущие специалисты которого еще недавно представляли "экономический блок" правительства Пиночета, мы провели более трех часов. Беседовали очень оживленно. Больше всего нас интересовала экономическая суть законодательства, связанного с вопросами собственности и приватизации. На все вопросы мы получали подробные обстоятельные ответы. Прощаясь, директор института пошутил:

- Социалистическое правительство Альенде пробыло у власти в Чили около двух лет. И нам понадобилось семнадцать лет, чтобы вернуть экономику Чили в русло открытой рыночной экономики и добиться ощутимых успехов в развитии. Интересно, сколько десятилетий понадобится для этого вам после семидесяти лет советской власти?

Десять лет, прошедшие после нашей демократической революции, показывают, что в семнадцать лет мы точно не уложимся.

После встречи в аэропорту Буэнос-Айреса мы ехали в столицу Аргентины вместе с нашим послом. За окнами автомобиля простирались бескрайние зеленые луга с редкими деревьями и большим количеством красивых чистых озер.

- Рыбу-то ловите? - спросил я.

- Да, Владимир Филиппович, ловим в выходные, и очень много.

- А у местных какие основные способы любительского лова? Вообще, как и на что они ловят?

- А они рыбу не ловят.

- Почему?

- А они ее не едят.

И в то время как я в голове "прокручивал" возможные варианты ответов на незаданные еще мной вопросы (Почему они не едят рыбу? Связано ли это с какими-либо запретами? И какие могут быть запреты на рыбу у аргентинцев-католиков?), посол добавил:

- А зачем им рыба? Они мясо едят. В Аргентине населения около двадцати четырех миллионов, а крупного рогатого скота более пятидесяти миллионов голов и примерно столько же овец.

За пару дней мы успели оценить этот превосходный "культ мяса" в аргентинской кухне.

В Рио-де-Жанейро нашу делегацию разместили в одном из отелей, возвышающихся гигантским частоколом, вдоль знаменитого пляжа Копакабана. В знак уважения главный менеджер гостиницы вышел встретить нас на улицу. Поднявшись вместе со мной наверх, с гордостью показывая самый большой номер своей гостиницы, он доверительно сообщил:

- Самый лучший наш номер, и вы сейчас очень сильно удивитесь. Только что из него выехала певица Мадонна!

- Я бы удивился, если бы вы сказали, что она ждет меня. А то выехала!

Аэропорт столицы Венесуэлы города Каракаса очень неудобен для взлетов и посадок. Он расположен в ложбине, с трех сторон окруженной горами. Совершенно естественно во время встречи после приземления нашего огромного Ила зашел разговор об искусстве летчиков и их непростой работе. И совершенно неожиданно мы получили приглашение посетить базу военно-морской авиации Венесуэлы, расположенную на одном из островков в Карибском море. На другой день, прилетев на базу, мы познакомились с жизнью морских летчиков и даже поели в солдатской столовой. Блюдо, приготовленное их поваром, походило на наши армейские макароны по-флотски с той только разницей, что вместо мясного фарша была разнообразная морская "живность" - от креветок до маленьких каракатиц. В Каракас мы улетали почти через два часа. Очень хотелось искупаться, но нас предупредили, чтобы более пяти минут мы не оставались без одежды - "очень злое солнце". И вдруг, в течение каких то десяти - пятнадцати минут, небо сплошь затянуло тучами, солнце исчезло, пошел дождь, переходящий в настоящий ливень. Какое наслаждение купаться в теплом море под дождем! И каково было удивление, когда вечером мы все были красными как вареные раки. Сгорели-таки.

Столица Эквадора - Кито располагается на высоте около трех тысяч метров над уровнем моря. По программе визита сразу после встречи в аэропорту наша делегация направилась на церемонию возложения венка к Вечному огню у Могилы неизвестного солдата. К мемориалу в самой высокой точке города вела длинная и крутая лестница. Иду и чувствую, как сердце колотится аж в горле и дышать становится все тяжелее. "Что же мне так плохо?" - думаю я, абсолютно забыв про высокогорье.

На обеде в нашем российском посольстве все разъяснил посол.

- А вы знаете, Владимир Филиппович, что в этом году исполняется ровно пятьдесят лет с момента установления дипломатических отношений между Эквадором и Советским Союзом, а теперь Россией, и что ваша делегация является первой делегацией на высоком уровне?

- Да что вы?! А чем это объясняется? Пятьдесят лет - большой срок.

- Вы подзабыли, что все наше прошлое руководство, и члены, и кандидаты в члены Политбюро, были, мягко говоря, людьми пожилыми и нездоровыми. Ни один врач кремлевской больницы не мог дать гарантию, что любой из них вернется из поездки не то что здоровым, а просто живым. Климат здесь особый, не просто высокогорный, а высокогорный экваториальный. Не каждый выдержит!

Кубинцы - это не китайцы

В программе рабочего визита на Кубу у меня была запланирована встреча с Фиделем Кастро. Наша беседа вместо установленного протоколом получаса продлилась более трех часов. Фидель, как посчитали работники службы протокола, задал мне 98 вопросов. Разговор шел о проблемах экономических реформ в России, о социально-политических аспектах приватизации, о частной собственности. В конце разговора, когда речь зашла о различиях между реформами по-польски, по-чилийски и по-китайски, comandante (так называют своего лидера кубинцы) очень простыми словами выразил глубокую мысль о том, что каждое государство обречено проходить свой, только ему присущий, путь экономических и политических реформ.

- Меня как первого секретаря нашей компартии некоторые товарищи критикуют за то, что я не провожу реформы по-китайски. В Китае очень сильная коммунистическая партия, которая имеет жесткую властную вертикаль сверху донизу. Именно эта жесткая партийная власть и проводит реформы. У нас на Кубе тоже вся власть принадлежит коммунистической партии. Так почему же мы не проводим реформы по-китайски? И знаете, что я на это отвечаю своим критикам? "В Китае живут китайцы, а у нас - кубинцы!"

"А у нас - русские и с ними еще 142 народа", - мысленно добавил я...

Еще раз мы встретились с Фиделем Кастро через пару лет в Претории на инаугурации президента Южно-Африканской Республики Нельсона Манделы. По поручению нашего Президента, я, в единственном числе, представлял Россию. Приехавшие со всех концов света делегации (их было на одну меньше, чем на похоронах Джона Кеннеди) до начала торжества "накапливались" в огромном, наподобие авиационного ангара помещении, с широко распахнутыми входами со всех четырех сторон, и рядом с ним на зеленых газонах. Поздоровавшись и немного поговорив с главой делегации США вице-президентом Альбертом Гором, я вошел в ангар и начал продвигаться в толпе мировых лидеров, останавливаясь для приветствий и коротких бесед со знакомыми. Где-то в середине зала я увидел госпожу Хилари Клинтон, которая почему-то стояла совершенно одна. Естественно, я подошел к ней и, мобилизовав весь свой, честно признаюсь, не бесконечный словарный запас в английском, стал занимать ее светской беседой. На мое счастье, появились члены американской делегации, и я со спокойной совестью (первая леди Америки была уже не одна) отбыл. В это время в зал вошел сопровождаемый огромной толпой Фидель Кастро. Он медленно двигался в центре изогнутой полумесяцем многорядной шеренги южноамериканских и африканских лидеров, впереди которой как бы само собой образовывалось пустое пространство. Невольно я оказался в этом пространстве. Фидель увидел меня. Мы обнялись. Потом он жестом Тараса Бульбы отстранил меня от себя и сказал:

- Владимир, по-моему, с тех пор как мы виделись, ты потолстел.

- Да, сomandante, есть немного.

И мы (хоть и очень коротко) продолжили разговор об экономических реформах.

А за рулем принц

В Иорданию у меня было несколько рабочих поездок. Сложились даже очень тесные отношения с братом короля Хусейна наследным принцем Иорданского Хашимитского королевства Хасаном. Практически он исполнял в своем государстве функции премьер-министра. Я как-то пошутил, что он при почти каждодневном пятнадцати-шестнадцатичасовом рабочем дне очень мало похож на принцев из "Тысячи и одной ночи", которые только и делают, что наслаждаются жизнью с луноликими красавицами. Во время официального визита делегации Совета Федерации мы встретились с принцем Хасаном в здании иорданского сената. В конце встречи речь зашла об арабо-израильском конфликте и о положении палестинских беженцев на территории Иордании. Мы вышли из здания и остановились у входа, продолжая начатый разговор. Вдоль тротуара выстроились несколько автомашин с номерами нашего посольства и кортеж принца - "мерседес" и автомобили сопровождения и охраны. Вдруг принц Хасан, обращаясь ко мне, говорит:

- Пойдемте! Как говорят у вас в России, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я покажу вам, что беженцы - уже никакие не беженцы, а полноправные граждане нашего государства.

И мы направились к "мерседесу". Принц сел за руль на место пулей вылетевшего водителя, я - рядом. На заднее сиденье успел вскочить переводчик, и мы помчались по улицам белокаменного Аммана. Выяснилось, что Хасан прекрасный водитель. Мы передвигались очень быстро, но правил не нарушали. Когда останавливались у светофоров, все сидевшие в соседних автомобилях узнавали его и приветствовали улыбками и жестами. Вскоре мы въехали в очень узкую улочку и остановились в тупике. Только мы вышли из машины, нас сразу окружила на глазах увеличивавшаяся толпа ликующего народа. Многие падали перед принцем на колени, стараясь коснуться его одежды. Хасан сделал жест, толпа отступила, но продолжала громко приветствовать его. Еще один жест, и все затихли. Когда принц представил меня как своего друга из России, не меньшая доля приветствий досталась и на мою долю. Мы проговорили о житье-бытье с палестинскими беженцами около получаса. За это время к нам присоединились члены российской делегации и сопровождающие принца. Мне напомнили, что пора ехать во дворец, чтобы не опоздать на встречу с королем Хусейном, и мы под крики толпы, двинулись к автомобилю. За нашим "мерседесом", забив весь тупик, стояли двенадцать или пятнадцать автомобилей - машины российского посольства и весь кортеж принца. Выехать было невозможно.

- Следуйте за мной, - сказал принц. И мы пошли вдоль стоявших вплотную друг к другу автомобилей. Последним был видавший виды пятнистый "форд" королевской охраны, из которого, как только мы приблизились, выскочили солдаты, оставив укрепленные на дверцах автоматы Калашникова. Уселись мы в том же порядке (я с Хасаном впереди, переводчик сзади), и управляемый принцем старенький "форд", тарахтя и пофыркивая, помчался по направлению к королевскому дворцу. Прибыли вовремя, строго по протоколу. В конце встречи, прощаясь с королем Хусейном, я сказал:

- Ваше величество, у меня сегодня очень интересный день. Сегодня я встретился с вами и на эту встречу меня, сидя за рулем, привез ваш брат.

И рассказал ему о наших приключениях.

- Он и меня однажды так провез, - засмеялся король. - Можете себе представить, какой переполох был в службе моей охраны. Начальник охраны чуть не умер от инфаркта!

Две библиотеки

Две российские пары (посол, я и наши жены) были приглашены в дом принца Хасана на ужин. Усаживаясь за стол, я обратил внимание на чучело огромной рыбы-меч, укрепленное на деревянном щите над дверью в столовой. Проследив мой взгляд, супруга принца с гордостью сообщила:

- Эту рыбу поймал мой муж в Красном море.

- У нас в доме две достопримечательности - эта моя рыба, которая живьем весила более пятидесяти килограммов, и библиотека, -добавил Хасан. Рыбу вы уже увидели, а библиотеку я вам покажу после ужина.

За ужином я все время посматривал на рыбу, тайно завидуя рыбацкой удаче принца. (Но все-таки я выиграл наше необъявленное заочное соревнование. В том же году недалеко от Кейптауна, в сорока милях от берега я поймал тунца весом около семидесяти килограммов.) После трапезы по пути в библиотеку я зашел в то место, куда и короли ходят пешком. В этом довольно просторном помещении, кроме привычной сантехники и аксессуаров, на стенах были укреплены полки с книгами. Я принялся снимать их по одной и рассматривать. Это были старинные и современные книги на английском, французском, немецком, итальянском и других языках, посвященные устройству туалетов, канализации, сантехнике и туалетному юмору. Я так увлекся изучением этой необычной библиотеки, что не заметил, как пролетело время. Отвлек меня от книг стук в дверь, за мной пришли. Когда я присоединился к остальным, сидящим в удобных креслах за круглым столом в личной библиотеке хозяина дома, он сказал:

- Вас так долго не было, что мы подумали - может быть, вам стало плохо, и я послал за вами.

- Со мной все в порядке, но у вас там книги!

- Да, я совсем забыл об этом увлечении моей молодости, но те книги не стоят внимания, - засмеялся принц. - Давайте лучше я познакомлю вас со своей настоящей библиотекой.

Анекдоты по-иордански

От предложения короля Хусейна - провести выходные дни в его личном бунгало на берегу Красного моря недалеко от Акабы - мог отказаться только ненормальный. Город Акаба на "острие" одноименного залива - очень интересное место. Стоя на возвышении, можно невооруженным взглядом увидеть сразу четыре государства: Египет, Израиль, саму Иорданию и Саудовскую Аравию. Утром в субботу, прилетев на двух вертолетах иорданских ВВС, мы расположились в достойных отдельного описания королевских апартаментах, позавтракали и вышли в море на катере его величества половить рыбу. В тот день нам не повезло. Не поймав ни одной стоящей внимания рыбины и пооборвав все припасенные на катере снасти, остановились на мелководье понырять с маской. Нашим взорам открылась невероятная красота - бесчисленное количество кораллов, водорослей, морских звезд, ежей и рыб всевозможных форм и расцветок. Красное море одно из самых соленых в мире, поэтому нырять было очень тяжело. Мне стоило больших усилий достать со дна веточку розового коралла. Гордый своей добычей, я выбрался из воды на катер. Каково же было мое удивление, когда безукоризненно одетый во все белое капитан-англичанин ровным тоном, но очень настойчиво попросил выбросить коралл обратно в море.

- Король Хусейн не разрешает ничего брать из воды, кроме рыбы. Если каждый, кто ныряет, возьмет хотя бы по одной веточке коралла, вскоре может исчезнуть вся красота!

Я согласился с королем и вернул свою веточку морю.

Вечером местное руководство пригласило нас на ужин в переделанный под ресторан старинный корабль, стоящий на "мертвом" якоре недалеко от порта. Расселись вдоль борта за двумя столами. За одним, лицом к морю, расположилась наша "команда", напротив - руководители губернии. За другим по той же стороне, что и их мужья, сидели начальственные жены. Женщины в Иордании паранджу не носят, но одеты они были достаточно строго. Длинные юбки, длинные жакеты и плотно повязанные вокруг лица шелковые косынки. Среди сидящих напротив нас пятерых мужчин не было ни одного араба. Как говорится, все "наши": осетин, черкес, адыгеец и два чеченца. Наверное, поэтому, кроме разрешенной в ресторанах ракии, на столе появились две бутылки виски. Вечер проходил "в теплой дружеской обстановке", и вскоре застольная беседа переросла в обмен анекдотами. Жены наших хозяев участия в беседе не принимали, но внимательно слушали все, о чем говорилось за нашим столом. Когда начались анекдоты, они, чтобы лучше слышать, высвободили из-под косынок левое ухо. И как только вступал очередной рассказчик, дружно, как по команде, словно камыш под ветром, левым ухом вперед, склонялись в сторону нашего стола и, уловив "соль" анекдота, резко выпрямлялись и весело и громко хохотали, откинув голову назад. Анекдотов в тот вечер прозвучало много, и женщины нахохотались вдоволь. Я приведу здесь только два. Первый, рассказанный руководителем службы безопасности высоким красавцем осетином - в ответ на мою "кавказскую" серию, показывает грань "дозволенного", за которую мы в тот вечер не заходили, и запомнился нелепостью ситуации. А второй принадлежал одному из чеченцев. Анекдот из серии "про тещу".

Однажды в России жила праведная монашка. Она с раннего детства находилась в монастыре и совершенно не знала мужчин. Ей было уже почти сорок лет и очень хотелось иметь мужчину. Она решила, что заберется на высокую колокольню, закроет глаза, прыгнет вниз и, разбившись, попадет на небеса. Там Господь, простив грехи, даст ей мужчину. Как задумала, так и сделала. Зажмурила глаза, прыгнула, а в это время внизу проезжал грузовик с бананами. Она упала прямо в кузов и, подумав, что она уже на том свете, боясь открыть глаза, стала ощупывать вокруг себя. Вдруг она покраснела и говорит:

- Мужики, мужики! Не все сразу. В очередь!

Абсурд. Если бы это было про Россию, не о бананах бы шла речь. А про "ихнюю тещу" все было правильно.

Один брат звонит по телефону другому брату:

- Мама умерла.

- Как, наша мама умерла?

- Да не наша мама, а та, что от моей жены мама.

- И что с ней случилось?

- Она с балкона упала,

- И о землю убилась?

- Нет, она упала на высоковольтные провода.

- И там ее током убило?

- Нет, эти провода спружинили и отбросили ее на дерево.

- И она умерла, напоровшись на ветви?

- Нет, она оттолкнулась от веток и снова упала на провода.

- И там наконец умерла?

- Нет, она так полчаса туда-сюда летала.

- Так как же она умерла?

- Как, как! Жалко мне ее стало. Я взял ружье и сбил маму. Тогда она и умерла.

Кипа

Узнав, что, в отличие от обычаев многих других народов, на церемонии возложения венка к Вечному огню в мемориальном комплексе Яд-Вашем в Тель-Авиве нужно быть обязательно в головном уборе, я впервые задумался, как держится эта самая кипа (шапочка размером с кофейное блюдце) на еврейских макушках.

- Не волнуйтесь, Владимир Филиппович, - говорит один из "прикрепленных" сотрудников Федеральной службы охраны, - мы проверяли. Этих шапочек у входа в мемориал целая корзина. И у служителя есть заколки-невидимки, чтобы их крепить к волосам.

- Нет, Слава, не в этом дело. Хоть я никогда не страдал антисемитизмом и у меня полно друзей евреев, но я не могу надеть на свою казачью голову еврейскую кипу. Идите покупайте мне красивую, элегантную черную шляпу.

Когда я примерял принесенную вскоре шляпу, один из членов нашей делегации со смехом сказал:

- Владимир Филиппович, ты откуда уходил, туда и пришел. Если по бокам прикрепить пейсы, будешь вылитый ортодоксальный еврей.

- А так вылитый американский мафиозо тридцатых годов, - добавил другой.

Предрассудки они и есть предрассудки, что называется, логики не ищи!

Ставка на русских

Во время официального визита делегации Совета Федерации в Израиль представители принимающей стороны настойчиво добивались, чтобы я включил в программу незапланированную встречу с лидером оппозиционного блока "Ликуд". И сотрудники израильского МИДа, и работники аппарата кнессета, недавние выходцы из России, твердили одно и то же:

- Вы должны встретиться с нашим Биби!

- Во-первых, кто такой Биби? А, во-вторых, почему я должен с ним встречаться?

- Биби - это лидер нашей оппозиции - Биньямин Нетаньяху, и вы должны с ним встретиться потому, что он будет следующим премьер-министром Израиля.

Пошел советоваться с нашим послом Александром Бовиным. В отличие от российских послов в других государствах мира, он никуда меня не сопровождал, а сидел в посольстве в кресле, опираясь на массивную трость и, как мудрый гуру, давал советы. Он тоже порекомендовал встретиться с Биби. Уплотнив программу, поздно вечером мы встретились с лидером оппозиции Биньямином Нетаньяху в довольно тесной комнатке в здании парламента. (Это вам не апартаменты КПРФ в здании нашей Госдумы.) После обмена приветствиями я без всяких дипломатических экивоков начал с главного:

- Господин Нетаньяху, ваши сторонники говорят, что вы обязательно победите на предстоящих выборах и станете премьер-министром. Вы так же уверены в успехе, как и они?

- Да!

- И на чем, простите, основана эта уверенность?

- На том, что я сделал ставку на русских.

- ??

- Я не совсем верно выразился. Под русскими в данном случае надо понимать приехавших из России. Они совсем не похожи на "коренных" израильтян. Они более решительные, более жизнестойкие, более прагматичные. Они так привыкли "крутиться" при социализме, что находят выход из любой ситуации. Сегодня мы объединили свои усилия, и это нас обязательно приведет к победе!

Как показала история, господин Нетаньяху оказался прав. В мае 1996 года он стал премьер-министром Израиля.

Не надо стрелять без предупреждения

Как выяснилось, обычай моряков - не брать на борт военного корабля женщин - во многом оправдан. Выход в море одного из лучших кораблей Балтийского флота - эсминца "Настойчивый" для проведения коротких учений с боевыми стрельбами, с главным военным инспектором Российской Федерации Константином Кобецем и Председателем Совета Федерации Владимиром Шумейко на борту, привлек повышенное внимание журналистов. После настойчивых просьб на "Настойчивом" (прошу прощения за невольный каламбур), по личному разрешению командующего Балтийским флотом Владимира Егорова, среди других представителей средств массовой информации оказались две женщины, оператор одного из каналов Калининградского телевидения и корреспондент НТВ Марианна Максимовская. Отвалили от причальной стенки славного города-порта Балтийска и вышли в море. Примерно через час прибыли в заданный район. Всех гостей пригласили на правый борт. По плану учений, выстрелами одновременно из двух (носовой и бортовой) скорострельных пушек необходимо было поразить плавающую мину, которая качалась на волнах в нескольких кабельтовых от нашего корабля. Внимание всех присутствующих было сосредоточено на этой мине, когда вдруг со страшным грохотом и воем "заговорили" обе пушки. Шесть бешено вращающихся стволов каждой из них прочертили над морской поверхностью две огненные трассы, которые сошлись в одной точке на мине. Взметнулся столб воды, и стрельба закончилась. Все принялись оживленно обсуждать происшедшее и тут заметили, что не видно Марианны Максимовской. Она сидела под бортовой стенкой на стальной палубе, низко пригнувшись и охватив голову руками. Помогли ей подняться.

- Надо же предупреждать, когда стрелять собираетесь. Нельзя же так! У меня сердце остановилось, - с мягкой укоризной сказала она, обращаясь к морякам.

Эмансипация эмансипацией, но лучше, когда милый голос Марианны звучит из студии в теленовостях, а не из какой-нибудь "горячей точки". Война и женщины несовместимы.

Разрешите получить замечания

По Конституции, Совет Федерации утверждает указы Президента о введении военного и чрезвычайного положения и решает вопросы использования Вооруженных сил России за пределами ее территории. Председатель Совета Федерации обязан знать реальное положение дел в войсках.

В расположение гвардейской ордена Кутузова дивизии ракетных войск стратегического назначения мы вылетали вместе с командующим РВСН генералом Игорем Сергеевым из аэропорта города Жуковского на его самолете. Расположились в салоне командующего, пристегнули ремни. После короткого разбега наш Ту-134 так резко взмыл вверх, что мы заняли в креслах почти горизонтальное положение. За разговорами незаметно пролетело время, самолет стал снижаться над аэропортом Иваново. Вдруг он начал стремительно терять высоту и, как мне показалось, плашмя, всеми колесами сразу шлепнулся на бетонную полосу. Секунду постояв, как бы отдышавшись, нехотя покатил вперед и через некоторое время остановился. Из кабины появился бравый полковник в летной кожаной куртке, лихо вскинул руку к козырьку фуражки и отчеканил:

- Товарищ Председатель Совета Федерации, разрешите получить замечания!

- Да уж какие тут замечания... Есть только один вопрос. Что ж вы, полковник, так плохо летаете? Грубо говоря, чуть все кишки из нас не вытряхнули. Ну мы-то ладно, вы самолет командующему разобьете. На чем он летать будет?

- Извините, но я только три дня как перешел на новую службу из истребительной авиации. Не привык еще к гражданскому самолету. Исправлюсь.

- Ну, исправляйтесь. - Я пожал ему руку.

Спустившись по трапу, мы пересели в ожидавший нас вертолет и полетели дальше. Целый день мы провели в расположении дивизии. Знакомились с техникой, с характером несения службы и воинским бытом обслуживающих "главный инструмент современной международной политики". Я узнал "страшную военную тайну", ахиллесову пяту гордости РВСН - подвижного ракетного комплекса "Тополь". Оказывается, его боеготовность и надежность зависят не от системы электронного управления, а от регулярности выплаты заработной платы служащим по контракту водителям семиосных ракетных тягачей. Стоит им забастовать, устав от трех-четырехмесячных задержек с выплатой денежного содержания, - и все, кончилась подвижность!

Поздно вечером мы вернулись в Иваново и снова заняли места в своем Ту-134. Плавно взлетели, плавно приземлились в Москве. Замечаний по полету не было.

Глава 7

Таланты и поклонники

В момент трансформации правительства Гайдара в правительство Черномырдина я из первого вице-премьера, отвечающего за промышленность, транспорт, связь и энергетику, "превратился" в первого вице-премьера, отвечающего за идеологию. Выражаясь партийно-советским языком, я курировал деятельность Минпечати и информации, Минобразования, Минкультуры, Миннауки, Госкомвуза, ВАКа, Комитета по делам молодежи, Комитета по физической культуре и спорту, Комитета по кинематографии, Российского агентства интеллектуальной собственности, Госархива и Роскадров. В мои обязанности входило также осуществление от имени Правительства РФ контактов с политическими партиями, общественными движениями, религиозными конфессиями, с организациями малого и среднего бизнеса. Объем работы был огромный, но я благодарен судьбе за то, что именно эта работа дала мне возможность познакомиться с видными учеными, деятелями науки и культуры, а главное, с очень хорошими людьми.

Как рождаются анекдоты

С Юрием Владимировичем Никулиным я впервые близко сошелся в конце 1992 года на торжественном собрании по случаю пятидесятилетия Федерального агентства правительственной связи и информации (ФАПСИ) при Президенте РФ. Мне было поручено прочитать поздравление Президента Ельцина, а Юрия Владимировича пригласили, естественно, на неформальную половину собрания.

Когда генерал А.В.Старовойтов - руководитель ФАПСИ предоставил мне слово, я поднялся на сцену и оглядел зал. Мне кажется, что ни до, ни после я не видел такого серьезного зала. Дело в том, что ФАПСИ в прошлом - одно из управлений Комитета госбезопасности СССР, поэтому в зале сидели ветераны КГБ (я тогда впервые увидел двух- и трехзвездочных генералов еще в той, знаменитой форме). В зале были одни мужчины и, несмотря на праздник, атмосфера была тяжелой, я бы сказал, свинцовой. Я произнес несколько приличествующих моменту слов, прочитал поздравление Бориса Николаевича и после жидких аплодисментов вернулся на свое место рядом с Никулиным. Пока выступали другие участники "торжественной части", я поделился с Юрием Владимировичем своими впечатлениями о тягостной неподвижности зала и абсолютно уверенно добавил:

- Ну, вы-то их развеселите.

И вот, наконец, Старовойтов громко объявляет:

- Нас пришел поприветствовать Юрий Владимирович Никулин!

И... тишина. Обычно, сколько я помню, при объявлении выхода Юрия Никулина всегда раздавался гром аплодисментов, а здесь - тишина! Юрий Владимирович с трудом поднялся со стула и, повернувшись ко мне, тихо сказал:

- Да, вы правы, свинцовый зал. Надо что-то придумать.

Поднявшись на сцену, в абсолютной тишине он подошел к микрофону и после некоторой паузы произнес:

- У "Армянского радио" спросили: "Был ли у Ленина сифилис?" Тишина стала прямо-таки гробовой. Напомню, дело происходило зимой 1992 года. После "горбачевской гласности" уже установилась "ельцинская свобода слова" и, устав за 70 лет от восхваления, почти все СМИ ударились в очернение образа "вождя мирового пролетариата". А тут еще и Никулин задает такой вопрос в такой зал! Юрий Владимирович выдержал очень долгую паузу и говорит:

- "Армянское радио" отвечает: "Мы не знаем, был ли у Ленина сифилис, но мы точно знаем, что у Ельцина был бурбулис!"

И зал просто взорвался аплодисментами и смехом. А Никулин выдержал еще одну долгую паузу и, когда все успокоились, добавил:

- Хорошо только, что бурбулис через поцелуй не передается!

И снова смех, и долгие нескончаемые аплодисменты. Дальше все происходило, как обычно бывало, когда выступал Юрий Никулин. Это был уже его зал и его зрители.

Вернувшись после выступления на место, Юрий Владимирович сказал мне:

- Ну вот, хотите - верьте, хотите - нет. Этот анекдот про сифилис и бурбулис я придумал на ходу, поднимаясь на сцену.

Покажи слона

От раза к разу наши встречи с Юрием Владимировичем Никулиным (а встречались мы чаще всего на различных официальных и артистических "тусовках") стали носить "профессиональный" характер - мы обменивались анекдотами, как говорится, рыбак рыбаку. Конечно, он знал их намного больше, но и мне удавалось иногда заставить этого великого анекдотчика достать блокнот и записать новый для него анекдот. Кстати, Юрий Владимирович учил всегда дослушивать их до конца, так как "даже если ты этот анекдот знаешь, слушай - может быть другой вариант концовки".

Как-то на одном из фуршетов по случаю (не помню теперь какой) премьеры, когда вечер подходил к концу и за столом уже сидя, а не стоя осталась довольно тесная компания, Юрий Владимирович задал вопрос:

- На какую тему мы еще не рассказывали сегодня анекдоты?

В ответ я предложил вспомнить серию о цирке.

- Ну, о цирке я, наверное, знаю все, и старые, и новые, - сказал он. Но я все-таки рискнул и рассказал один из старых.

К директору цирка приходит человек и говорит:

- Я - дрессировщик, и у меня есть для вас сногсшибательный номер!

- И что это за номер?

- Дрессированные блохи!

- Нет, нам такой номер не нужен. Его министерство культуры не утвердит.

- Мой номер уже утвержден райкомом партии. Вот свидетельство.

- Тогда показывай.

Пришедший расстегнул свой пиджак, под которым, кроме голой безволосой груди, ничего не было, раздвинул полы пиджака в стороны и, обращаясь поочередно к правому и левому внутренним карманам, громко сказал:

- Девочки! Приготовились! Ап!!!

Блохи быстро построились в буквы, и на груди зачернело - "Слава КПСС!".

Отсмеявшись, Юрий Владимирович говорит:

- Я этот анекдот не знал, признаюсь, но отвечу на него не менее старым.

Ситуация та же. К директору цирка приходит маленький тщедушный человек и говорит:

- Я могу изобразить любого зверя.

- Любого? - с сомнением спросил директор, глядя на его неказистую фигуру.

- Да, любого!

Рассказывая, Никулин поднялся со стула и с непроницаемым лицом стал медленно выкладывать на стол содержимое карманов своих брюк. На столе появились платок, расческа и еще какие-то мелочи. Внимание всех было приковано не только к его рассказу, но и к этим совершенно непонятным манипуляциям.

- Покажи слона.

- Пожалуйста вам слон!

С этими словами Юрий Владимирович вывернул пустые карманы брюк наизнанку и растянул их в стороны

- Вот уши! Хобот показывать?

Это надо было видеть. Смеялись в буквальном смысле до слез.

МЯГКИЙ АНЕКДОТ

Совет Федерации первого созыва был очень разнородным по своему составу. С одной стороны, все мы были депутатами, избранными в своих избирательных округах как независимые кандидаты по мажоритарной системе, то есть, с одной стороны, все равны, а с другой - в составе нашей палаты были и министры, и главы администраций краев и областей, и президенты входящих в Россию республик. Мне, руководителю, необходимо было поближе всех узнать не по должности и политическим пристрастиям, а глубже: кто чем дышит, почувствовать коллектив. Давно известно, что узнать людей легче всего можно в приятной неформальной обстановке, и лучше всего за столом.

Вскоре после начала работы Совета Федерации первого созыва была организована встреча депутатов с московскими артистами, но не в концертном зале, а именно за накрытыми столами. Среди приглашенных были Валентина Толкунова, Лев Лещенко, ансамбль "Русская песня" Надежды Бабкиной и, конечно же, Юрий Никулин.

Когда подошла его очередь, он вышел к микрофону, оглядел зал и сказал:

- Я вижу, что в нашем зале уже очень весело, но, несмотря на это, и мне хочется внести свою лепту в это веселье. Начну с простенького анекдота.

Муж и жена лежат в постели. Жена говорит:

- А у меня завтра день рождения.

- Ну и что? - спрашивает муж.

- А какой подарок ты мне собираешься подарить?

- Могу трахнуть!

Жена обиделась и отвернулась к стене. Муж полежал, полежал и говорит:

- Ну, если обиделась, тогда и лежи, дура, без подарка.

Засмеялись не все. Особенно смущена была женская половина зала. Тогда Юрий Владимирович озабоченно говорит:

- Я хотел мягко войти в веселье, но, наверное, неправильно оценил степень "мягкости" этого анекдота. Считайте, что я ничего не рассказывал. Сейчас сделаю вторую попытку и расскажу более подходящий анекдот примерно на ту же тему.

У чукчи спрашивают:

- Ты с белой женщиной спал?

- Однако, спал.

- А с черной женщиной спал?

- Однако, и с черной спал.

- А с черно-белой спал?

- Да и с черно-белой тоже спал.

- Вот и врешь! Черно-белых женщин не бывает.

- А как же пингвина?

Теперь уже хохотали все. Юрий Никулин "мягко вошел" в веселье, а я, по реакции отдельных депутатов, сделал для себя кое-какие выводы.

Президент эстрады

Два раза в год, начиная с 1994-го, в феврале и в мае, ко мне по делам Московского совета ветеранов приходили два фронтовика, два хороших друга Борис Сергеевич Брунов и Юрий Владимирович Никулин. Это стало традицией. Обычно, пролистав принесенные ими бумаги и отдав по ним необходимые распоряжения, я говорил секретарю в приемной:

- Меня нет. Ни для кого, даже для...

Меня понимали. И мы, оставшись втроем, проводили полтора-два часа, беседуя под рюмку хорошего крепкого "чая". Их воспоминания и их беззлобную дружескую перепалку я слушал восхищенно. У Бориса Сергеевича было не только отменное чувство юмора. Меня поражала скорость его юморной реакции на все действия, события, явления. Не обходилось и без "ненормативной лексики". Но в его устах эти слова никогда не были вульгарными, а тем более пошлыми. Помню, как на одной из таких встреч наш "военный" разговор дал крен в сторону технического оснащения наших вооруженных сил и действий иностранных разведок. Борис Сергеевич "к этому" вспомнил "случай". В одной из летних гастрольных поездок со сборным концертом их группа стояла на почти пустом перроне, поджидая поезд. Сбились в кучу, по-летнему пестро одетые, и о чем-то оживленно разговаривали. И только один Борис Брунов "элегантный как рояль": смокинг, бабочка, лаковые туфли (он просто не успел переодеться), с неизменной сигарой во рту, курил поодаль у здания вокзала прямо у двери, над которой рельефно выделялось слово В О К З А Л. В это время на перроне появился неопределенного возраста и вида, слегка заросший и слегка "подболтанный" мужчина. Покосившись на цветастую толпу артистов, он подошел вплотную к Борису Брунову:

- Товарищ! А где здесь вокзал?

- Пошел на ..й, шпион! - без всякой задержки ответил Брунов.

Отсмеявшись, я говорю:

- Да, Борис Сергеевич, в любом месте, в любое время и в любом виде вы остаетесь королем эстрады.

- Нет, он не может быть королем, - возразил Юрий Никулин.

- Почему?

- Сегодня в моде демократия, а не монархия. Пусть он будет президентом.

На том и порешили. И посокрушавшись, что с наступлением шоу-бизнеса та, былая, эстрада исчезает навсегда, быстро, "чтобы успеть", выпили за здоровье ее президента - Бориса Сергеевича Брунова.

Последний раз мы свиделись "в полном составе" в начале февраля 1996 года, и у меня с той встречи сохранилось одно из самых дорогих поздравлений с днем рождения.

Хорошие рифмы к фамилии Шумейко:

Скамейка, линейка, лазейка, статейка.

Неплохо: индейка, корейка и шейка.

А также: цигейка, ищейка, еврейка.

Но лучшая рифма, конечно, налей-ка!

Хочу пожелать господину Шумейко,

Чтоб горя не ведала Ваша семейка,

Чтоб в доме все время водилась копейка,

И чтоб никакая уже шайка-лейка

Вовеки не строила козни Шумейко.

За это и выпьем,

С приветом, Брунейко!

И я теперь всем рассказываю

Случилось так, что на третьем году моей службы в ГСВГ командир нашей войсковой части, полевая почта 40268, полковник Сурков стал главным консультантом художественного фильма известного режиссера, президента Академии художеств ГДР, Конрада Вольфа "Мне было девятнадцать". (Они с Конрадом подружились в конце войны, еще безусыми лейтенантами.) Вот почему, когда это понадобилось для фильма, "способных сниматься в эпизодах" отбирали именно в нашей части. Я оказался "способным" и около трех месяцев провел на киностудии "ДЕФА", где "работал" в эпизодах и выполнял массу разных других дел, как всегда неожиданно возникающих при съемках. Пришлось поработать даже каскадером. (Несколько раз, прежде чем режиссер сказал "снято", прыгал в воду с перил моста с 12-метровой высоты.) В фильме, кроме немецких артистов, была занята группа мосфильмовцев, среди которых были молодые - Галина Польских, Алексей Эйбоженко, Василий Ливанов - и уже умудренный жизненным опытом Михаил Глузский. Я сдружился с очень хорошим, мягким и душевным человеком - Алексеем Эйбоженко (как жаль, что он так рано ушел из жизни) и с веселым и обаятельным Василием Ливановым. Ливанов всегда приходил на съемки (будь это в студии или "на натуре") с большим портфелем из желтой кожи. "Тайна" этого портфеля заключалась в том, что в закрытом состоянии он плотно удерживал помещенную в него по диагонали большую (семисотграммовую или литровую) бутылку коньяка. А в боковом кармашке лежал складной пластмассовый стаканчик, в донышко которого было вделано зеркальце. Чтобы привести стакан в рабочее положение, нужно было взять его за донышко-зеркало и интенсивно встряхнуть. Впервые я узнал о чудесных свойствах ливановского портфеля, когда снималась сцена под дождем. Проливной дождь лили пожарные (с высокой лестницы, накрутив на пожарный шланг насадку наподобие садовой лейки), и был он такой сильный, что все промокли насквозь уже за несколько дублей. Через каждые два-три дубля делался небольшой перерыв, и мы втроем подходили "погреться" к столику, на котором стоял знаменитый желтый портфель. Стаканчик приводился в рабочее положение и ставился рядом с портфелем, а портфель просто приподнимался за противоположный от горлышка бутылки угол.

...За три месяца "службы артистом" набралось огромное количество впечатлений, о которых я любил рассказывать своим друзьям. И вот, будучи уже "на вершинах власти", на одной из "тусовок" я встретился с Михаилом Глузским.

- Вы знаете, Михаил Андреевич, - говорю я с восторгом, - я всем рассказываю, что мы с вами в одном фильме снимались.

- И я теперь рассказываю, - с не меньшим восторгом ответил он. - Как только увижу вас на телеэкране, сразу начинаю всем говорить, что я с этим Шумейко в одном фильме снимался.

Заключение

Считается, что всякое явление "созревает", когда становится объектом шутки, иронии и сатиры. Годы, прошедшие после "бархатной" демократической революции 1991-1993 годов, позволяют взглянуть на события уже не только без пафоса и патетики, но с достаточной долей иронии и юмора. Тем более что в книге речь идет не о самих событиях. Они просто фон. Речь о людях. Об отношениях между ними, которые вряд ли изменились со времен Адама и Евы. Герои анекдотов - персоны, пусть находящиеся на вершинах власти и известности, не только яркие личности, но и обыкновенные живые люди, со своими слабостями, недостатками. (Впрочем, как известно, "богатые тоже плачут".) И не надо ждать, а тем более требовать от кого-либо сверхъестественного, сверхчеловеческого.

В том и преимущество выборной демократической власти, что можно избрать во власть нормальных живых людей. С той только разницей, что ума, честности и порядочности у них должно быть больше, чем у среднестатистического гражданина. (Другой разговор, что происходит на практике.) Но я абсолютно убежден, что человек, избранный во власть, должен обладать и чувством юмора, и, что особенно трудно, самоиронии. Иначе очень трудно выдержать испытание властью. Я считаю, что человека, который "на высоком посту" перестает просто говорить и начинает "вещать", начинает на ходу "бронзоветь" и превращаться в памятник самому себе, надо гнать из власти немедленно. К сожалению, у значительной части становящихся к кормилу демократической власти (на любой ее ветви) со временем начинает проявляться завышенная самооценка. С одной стороны, народ, особенно телезрители, к ним привыкает, с другой - они кажутся сами себе незаменимыми. Не так давно почти все телевизионные каналы привлекали внимание политизированной части нашего электората к новому закону о порядке формирования Совета Федерации. Слушая выступления некоторых своих коллег на тему: "Совет Федерации без нас не Совет", я думал, как все повторяется. Все это уже было всего лишь четыре года назад, когда закончился срок полномочий Совета Федерации первого созыва и на смену закону о выборах пришел закон о формировании его состава по должности. У меня сохранилось несколько самодеятельных депутатских стихов, посвященных тем событиям. Привожу самое острое.

Сегодня все в прострации

В Совете Федерации.

И в зал для заседания

Идут как на заклание.

Закон формирования

Совета Федерации

Затмил у них сознание,

Лишив их депутатства.

Отныне в эти стены

Допущены лишь "члены",

Чтоб больше не влияло

Здесь женское начало.

И, значит, можно на стене

У этого Совета

Прибить табличку с буквой "Мэ",

Ее сняв с туалета!

И еще:

Мы уходим, не надо оваций

И ухмылок не надо вслед,

Меньше стоит Совет Федерации,

Если нас в кабинетах нет!

Трудно найти более яркую иллюстрацию еще одного преимущества демократической власти - людей избранных во власть можно (и нужно!) менять.

Ставя точку, хочу сказать, что я не разделяю принцип, по которому тем, кто любит колбасу и уважает законы, не стоит видеть, как изготавливается то и другое. Если у нас в России на самом деле развивается демократия, то люди имеют право знать о власти все... в том числе и анекдоты.