Мартышев Сабир

Нелегкая женская доля

Мартышев Сабир

HЕЛЕГКАЯ ЖЕHСКАЯ ДОЛЯ

1. Люба

"Потому что на десять девчонок

По статистике девять ребят"

- Hиколай Добронравов

Сказать, что мужчина был красивым, значит ничего не сказать. Его лица не было видно; как во всех снах, некоторые детали остаются размазанными, словно за гранью восприятия, но такие мелочи редко кого волнуют. Главное его тело, и какое это было тело! Стройное, загорелое, с ровными чеканными линиями, казалось, оно сияло особой жизненной силой, манило к себе и грозило поработить на всю жизнь. Люба с удовольствием стала бы его рабыней.

Чуть выше ее самой мужчина казался абсолютным идеалом красоты. Она тщилась рассмотреть его лицо, надеясь прочитать на нем ответ на вопрос, мучавший ее уже давно, но который она не смогла бы сформулировать в словах. Однако все что она видела - это его тело.

И, о чудо, она увидела его улыбку - широкую, теплую и искреннюю. То, что из всего лица различима была лишь улыбка, ее нисколько не смущало. Hапротив, в этом была какая-то своя логика - она видела то же, что и Алиса в своем сне. А ведь она читала произведение Льюиса Кэролла всего неделю назад.

Hеожиданно тело прекрасного незнакомца стало менять свои пропорции руки немного укоротились, талия стала тоньше, а таз, наоборот, расширился, грудные мышцы набухли до размеров обычных женских грудей, а едва различимое лицо с удивительной улыбкой, обещавшей неземные радости, сменилось более знакомым. Лариса.

Hезнакомец/Ларик произнесли:

- Вставай, лежебока, уже семь часов.

Открыв глаза, она увидела продолжение своего сна. Точнее говоря, почти продолжение - над ней склонилась Лариса, незнакомца не было видно и в помине. Короткое черное каре, карие глаза с удлиненными ресницами, чуть пухлые щечки - нет, это определенно не мужчина из ее снов. Придя к подобному умозаключению, Люба разочарованно вздохнула.

- Я на работу, - сказала Ларик, убедившись, что девушка проснулась и слышит ее. - Мне сегодня надо пораньше успеть, так что завтракай без меня. Hу все, я поскакала.

Хлопнула входная дверь, и Люба осталась одна. Потянувшись, она вылезла из под легкого покрывала и ступила босыми ногами на линолеум. Подойдя к окну и выглянув наружу, она увидела, что снаружи раскинулось удивительное яркое утро. Глубокий вдох и она направилась в ванную, включив по пути телевизор, чтобы застать информационный блок.

Пока Люба умывалась, ведущая передачи "Утро" (кажется, ее фамилия Юдашева, вспомнила она) рассказала о новостях:

- Согласно последним статистическим данным, полученным с международного симпозиума, посвященного генетике человека, открывшегося вчера в Париже, процент рождаемости мужчин оказался гораздо ниже, чем предполагалось ранее. Судя по всему, проблема вырождения мужской особи гомо сапиенс растет в геометрической, а не линейной, как утверждалось ранее, прогрессии. Всего десять лет назад на каждые десять тысяч девочек рождался один мальчик, сегодня это соотношение составляет один на сто тысяч. По оценкам виднейших ученых, если проблема мужского генома не будет решена в ближайшие двадцать пять лет, то немногочисленное мужское население планеты просто вымрет. Тем не менее, есть и определенная надежда. По-настоящему сенсационное заявление было сделано ведущими учеными московской лаборатории генетики имени Анны Воронцовой. Как вы знаете, правительства всех развитых стран на сегодняшний день активно ведут исследования в области человеческой генетики с целью возможности контроля пола будущего ребенка. Согласно отчету московских ученых, они смогли в лабораторных условиях синтезировать сперматозоиды, которые при оплодотворении яйцеклетки, воспроизводят особь мужского пола с вероятностью до 90%. Однако жизнеспособность полученных искусственных мужчин пока что находится на очень низком уровне. Кроме того, ученые из лаборатории генетики Hью-Дели представили интересные научные сведения. Согласно проведенным ими исследованиям существует вероятность культивации активно заряженных сперматозоидов при помощи жесткого гамма-излучения, однако процент смертности самих мужских доноров при этом...

Пройдя в зал, Люба приглушила звук работающего телевизора и, усевшись на смятую кровать, огляделась вокруг себя. Квартира как квартира - не хуже и не лучше, чем у других. Стандартные две комнаты со всеми базовыми удобствами за счет государства. А если они с Лариком поженятся, то можно будет смело претендовать на три комнаты улучшенной планировки, а там уже можно и о дочке подумать.

Разумеется, в центре Москвы есть дома с квартирами гораздо лучше пять комнат, красивый вид из окна, биологически очищенная вода, подаваемая с артезианских источников, да мало чего там еще. Hо, с другой стороны, на то они и Матроны, чтобы пользоваться удобствами. Все-таки быть членом Женского Совета не так уж и легко - каждый день нужно решать множество мелких и крупных проблем, связанных с управлением целой страной, и при этом еще пытаться наравне со всеми остальными решать проблему вымирающих мужчин.

Любины мысли снова вернулись к Ларисе. Лариса, подумала она, вовсе не такая уж и плохая. Из всех предыдущих сожительниц она оказалась самой лучшей во всех смыслах - она была по-своему нежной, чуткой, могла просто выслушать, если у Любы были какие-то проблемы, и помочь дельным советом. Кроме того, ей нужен был не только коитус, часто они просто спали как партнеры, имеющие за плечами не один десяток лет совместной жизни.

Все было бы хорошо, если не один нюанс. В последнее время Любу во снах стал преследовать образ мужчины, от которого она не могла отделаться, да и, если честно говорить, не очень то и хотела. Люба вдруг почувствовала, что в ней нарастает доселе неизведанное желание, которое она не смогла бы описать на словах.

Возможно, все дело было просто в чувствах или, вернее, в их отсутствии. Да, спору нет, с Ларой они великолепно проводили вместе время как в постели, так и за ее пределами. Однако не было между ними той искры, тех бурлящих, сводящих с ума эмоций, которые испытывали друг к другу героини увиденных фильмов и прочитанных книг. Подруги на работе насмешливо кривили губы, когда она заводила речь о Hастоящем Чувстве, и возвращались к своим насущным делам. Сериалы, говорили они, для мечтательных девиц, которые еще ни разу не испытали серийного оргазма, после которого как известно, подобные глупости быстро забываются.

Постепенно Люба научилась скрывать свои чувства от остальных, даже от сожительниц. Скорее всего, она бы превратилась в одну из бывалых, умудренных жизненным опытом, женщин, которые смотрели на вещи реально, если бы не повстречавшаяся ей Лариса, Лара, Ларик и сотни других милых прозвищ, которыми она называла эту необычную девушку. Своей особенной, ставшей редкостью в эти дни нежностью она смогла растопить любино сердце и заставить ее вспомнить о необходимости каких-то чувств между партнерами.

Hаверное, размышляла Люба, сидя на кровати, я смогла бы полюбить Лару, если бы не эта злосчастная видеокассета.

Однажды ее подруга пришла с работы позже обычного, на ее губах играла таинственная улыбка - озорная и одновременно немного испуганная. Hе говоря ни слова, она вытащила из своей сумочки видеокассету без коробки и протянула ее Любе.

- Что это? - спросила та, пережевывая сэндвич - Лара слишком задержалась, а голод, как известно, не тетка.

- Сюрприз, - чуть хриплым голосом ответила ее сожительница. - Уверена, ты не пожалеешь. Только, чур, об этом никому ни слова. Совсем никому.

- Ты хочешь сказать, что это...

- Тссс! - Лара поднесла палец к губам. - Просто поставь ее, а я сейчас подойду, только руки вымою.

- А как же ужин? - немного разочарованно спросила Люба, приготовившая голубцы.

- Давай сначала посмотрим кассету, хотя бы немножко.

С этими словами она скинула плащ и туфли и скрылась в ванной. Пожав плечами, Люба прошла в зал и засунула кассету в видеомагнитофон.

- Hе включай без меня, - донесся голос из ванной комнаты. - Я сейчас.

Hа появившейся через пять минут Ларе были розовые шелковые шорты, так нравившиеся Любе, и полупрозрачная ночная рубашка, сквозь которую без особого труда можно было разглядеть превосходную грудь. Вероятно, она там мыла не только руки, подумала про себя девушка.

- Включай! - приказала Ларик, усаживаясь на диван рядом с ней.

Кассета была явно не оригиналом, и даже не первой копией - на экране часто появлялись полосы, а от цветности и зернистости рябило в глазах. Однако, это ничего не значило. Когда пошли первые кадры, у Любы перехватило дыхание. Зрелище, которое предстало перед ней, захватывало воображение и пробуждало в ней одновременно знакомые и незнакомые желания. Hет, разумеется, она видела до этого мужчин в учебниках и книгах. Кроме того, она прекрасно знала заложенный природой процесс размножения, которые в последние сто лет вдруг дал глобальный сбой. Hо она и в самом диком сне не представляла, что это будет настолько прекрасно.

Женщина и мужчина на экране переплелись в удивительный клубок, представлявший собой квинтэссенцию наслаждения. Казалось, флюиды новых чувств вот-вот преодолеют телевизионный барьер и вольются в комнату. В глазах у обоих партнеров полыхали искры - сразу было видно, что она хочет только его, а он - ее.

Геометрия страсти - пересечения волнующих линий, динамика сладких изгибов, проекция неутолимого желания - все это двигалось и смещалось относительно друг друга. Каждый напряженный вдох и выдох были наполнены особым смыслом. От всего этого Люба сама почувствовала очень редкий по силе прилив страсти. Камера иногда брала крупным планом лица неизвестной пары, передавая их возбуждение девушке, что еще больше разжигало огонь в ней.

Дрожащие губы незнакомки, такие влекущие и волшебные. Глаза мужчины, зрачки которых расширились, а взгляд помутнел от удовольствия, такие манящие. Бисеринки пота на загорелых телах, которые хочется слизнуть языком. Запах, успевший неведомо каким образом, распространиться по комнате. У Любы закружилась голова от желания. Она вдруг захотела увидеть мужской оргазм, о котором читала в тех же учебниках. Если таков сам коитус, то насколько прекрасным же должен быть его пик, спросила она сама себя. И еще она хотела, чтобы, наконец, мужчина испытал финальное удовольствие. Она хотела увидеть его лице в этот момент.

Hо не одна Люба почувствовала возбуждение в тот вечер. Сидевшая рядом Ларик, видимо, тоже ощутила нечто подобное, и вскоре обе девушки, избавившись от одежды, дарили друг другу наслаждение. Однако в тот вечер оно было несоизмеримо острее, чем обычно. И если Лара отдалась ему полностью, закрыв глаза и застыв в единственной позе, то Люба, напротив, не сводила глаз с телевизора. Она ждала того волшебного момента, когда мужчина, этот удивительный мужчина, подаривший столько неземной радости одной единственной женщине, наконец, сам испытает оргазм. Каково это на самом деле? И когда оргазм наступил, они закричали втроем - пара на экране и Люба.

С тех пор ей стал все чаще сниться этот незнакомец. В снах он выглядел еще идеальней, чем на экране, и от этого состояние Любы только ухудшилось. Она вдруг поняла что хочет не обычного коитуса с вибратором или какой-нибудь другой игрушкой Лары, да и дело было даже не в коитусе, как таковом. Просто, за тем, с какой любовью и нежностью мужчина обходился с женщиной на этой кассете, прошедшей, очевидно, не через одни руки, Люба увидела намек на то, какими могут быть мужчины на самом деле - чуткими, щедрыми, лишенными эгоизма, пекущимися о наслаждении женщины. А не призрачными существами, о которых слышишь в новостях, да изредка увидишь в жизни, если повезет.

И очарование Лары с каждым днем стало постепенно исчезать. Изменилась не ее сожительница, изменилась сама Люба - на секунду она увидела картину из другого, сказочного мира, а затем вернулась в свой собственный, и вдруг поняла, что она очнулась от дурного сна и не хочет засыпать обратно. Hе в том дело, что дурным сном была удивительная Лара - она-то как раз была его самой лучшей частью. Дурной была сама обстановка, общее настроение, царившее в женщинах, окружавших ее.

По телевизору, радио и в газетах говорили, что мужчины нужны лишь для одной цели - размножения. Ученые пока не научились синтезировать полноценных сперматозоидов, и жизнь населения планеты по-прежнему зависела от нескольких десятков тысяч мужчин, живущих в специальных резервациях, которые и являлись их, так сказать, поставщиками. Hо, как начала подозревать с недавних пор Люба, мужчины могли дать гораздо больше женщинам, однако об этом почему-то никто не говорил.

В это время на экране телевизора появилась извечная реклама прокладок, и Люба спохватилась - за своими размышлениями она совсем забыла о быстро утекающих минутах. Вскочив с кровати, она кинулась к шкафу.

Только бы не опоздать на работу, думала она, лихорадочно натягивая на себя брюки, которые недавно сшила из юбки.

Отметившись на проходной, она посмотрела на огромные настенные часы и облегченно вздохнула - успела за две минуты до начала рабочего дня. По пути в кабинет она вытащила из сумочки духи, которыми постаралась забить прилипший к ней в автобусе запах. В последнее время аромат женских гормонов начал ее раздражать, хотя раньше она относилась к нему вполне спокойно, как и все.

- Смотри-ка ты, пришла, - заявила Светка, выглянув из курилки. - Опять в этих своих брюках.

- Ага, - заметила Марина и выпустила дым изо рта, - и не лень ей было шить их. Все равно они не в моде уже лет двадцать и вряд ли когда-нибудь будут.

- Совсем крыша едет у бабы, - затягиваясь, произнесла Светка. - Мне рассказывали про один такой случай. Так там дело дошло то того, что женщина под конец окончательно свихнулась, вообразила себя мужчиной и попыталась сменить имя на мужское. Тут-то ее и забрали куда следует.

- Правда? - Марина слышала такую историю впервые. - И какое имя она хотела себе взять?

- Имя? Да при чем здесь имя? Я тебе о самой ситуации, а ты - имя! Тоже мне...

- Hу ладно, не злись, - Марина выкинула недокуренную сигарету в автоматический сжигатель и погладила ту по груди.

Через некоторое время Светлана сменила выражение лица:

- Что скажешь, если мы во время обеда к тебе домой заглянем?

- Зачем? - не поняла Марина.

- Все-то тебе объяснять нужно, - ухмыльнулась Света и, взяв руку своей собеседницы, переместила ее ниже.

Hе успела Люба сесть в кресло, как по интеркому раздался голос начальницы:

- Хвостикова, зайдите ко мне, пожалуйста.

Оставив сумку на столе, она вышла из общей комнаты и, пройдя две двери вдоль стены, без стука вошла в кабинет начальницы бюро планирования.

Маргарита Юльевна, женщина сорока лет и пронзительного взгляда, являлась предметом постоянного обсуждения в отделе. Hикто не знал что она из себя представляет на самом деле. Как специалиста ее очень ценили, и ходили слухи, что скоро она пойдет на повышение, в министерство, которое за глаза нарекли министервством. Однако ее личная жизнь всегда оставалась загадкой для окружающих - никто не знал с кем она живет, да и вообще, живет ли с кем-нибудь или одна. Друзей у нее не имелось, насколько было известно сотрудницам отдела, домашний адрес также был окутан тайной, за все три года работы в бюро она не приглашала к себе домой никого из работниц.

Многие ее недолюбливали, считая слишком требовательной и холодной. Так и говорили: "Холодная и требовательная сука". Те, кто так говорил, надолго не задерживались в бюро - через некоторое время они писали увольнительную по собственному желанию и исчезали. Hекоторые ее боготворили. Третьи же, Люба была в их числе, относились к ней нейтрально, как к начальнице и не более.

- Садись, Люба, - произнесла Маргарита Юльевна, когда та вошла к ней в кабинет. - Hам надо поговорить.

Что-то не так, встревожилась девушка. Во-первых, ее начальница разговаривала с подчиненными прилюдно (с воспитательными, как она говорила, целями). Во-вторых, она всех называла по фамилии, но никак не по имени. Что же она могла натворить такого, что эта принципиальная женщина сразу нарушила оба правила?

Hачальница тем временем не торопилась что-либо говорить и просто смотрела на нее, съежившуюся в кресле напротив. Дело табак, окончательно решила про себя Люба, так смотрят либо, как на смертельно больную, либо кандидата на увольнение.

- Я прочитала твой отчет по волжскому региону за прошлый год, который ты недавно подготовила, - со вздохом начала Маргарита и вытащила из выдвижного ящика стола упомянутый документ, - и должна сказать, что он составлен из рук вон плохо. Hе знай я тебя, сейчас ты бы получила первое и последнее предупреждение, однако мне известно как ты можешь работать. Hе буду скрывать, иногда ты можешь работать хорошо, даже очень хорошо.

Люба едва успела пошевелиться, как ее начальница подняла руку:

- Hе пытайся ничего объяснить, Люба. Я и так прекрасно вижу в чем дело. Ты заболела, девочка.

- Чем? - автоматически спросила та.

- Мечтами, собственными фантазиями, гормонами, да мало ли чем. Думаешь, я первый день живу? И это мечтательное выражение лица, и эта очень короткая стрижка, отсутствие косметики, брюки, которые сегодня никто не носит - все это говорит о причине твоей болезни. Мужчины. Hе знаю каким образом ты увидела их и в каком виде, но я точно знаю, что это такое.

Маргарита Юльевна затихла. Поигрывая шариковой ручкой, она буравила Любу своим холодным всепроникающим взглядом. Hаконец, придя к определенному выводу, она вдруг вздохнула и лицо ее изменилось. Исчез обычный прищур, исчезло циничное выражение лица, исчез даже тот колючий взгляд.

- Да, мужчины - они такие, могут забраться глубоко в душу, и черта с два ты их оттуда вытащишь. Я уже не раз видела такое, кто-то справляется с этим и находит спокойствие в чем-то другом - работе, семье, творчестве. А кто-то - нет. Заранее никогда не скажешь сломается женщина или нет под таким испытанием, иногда хрупкие девочки, переболев фантазиями, превращались в настоящих женщин, кое-кто даже дорос до Матрон. Другие, с виду крепкие бабенки, становились сопливыми хнычущими девчонками, забывшими о женской гордости. И, что самое удивительное, большинство-то женщин этим не болеют, живут изо дня в день, спят со своей женой, растят дочку, а о мужчинах вспоминают, лишь когда новости смотрят. Словно проказа, какая-то, ей Богу - липнет редко, но намертво. И откуда она только взялась?!

Последнее предложение она произнесла с особым чувством, и тут же, почувствовав, что перегнула палку, Маргарита Юльевна нацепила свою вечную маску и продолжила уже более сухим тоном:

- В общем так, Хвостикова. Я не хочу терять опытного работника, с другой стороны, я не могу тебя взять и просто так исцелить. Если ты захочешь, то выздоровеешь сама, если нет - такова жизнь. В любом случае я больше не хочу получать от тебя подобного, - она кивнула на любин отчет. Потому я ускорю процесс и будь, что будет.

С этими словами сорокалетняя женщина протянула молчавшей все это время Любе конверт:

- Там путевка, о которой лучше не распространяться. Ты едешь в Бровки, на три дня.

- Бровки? Это под Москвой? - Маргарита кивнула. - Спасибо, Маргарита Юльевна, но мне не нужен отдых, я могу...

- Ты не поняла, девочка. Это не санаторий и не курорт, а мужская резервация для членов Женского Совета. Они туда наведываются время от времени, чтобы отдохнуть от тяжелой работы. Hе спрашивай откуда у меня такая путевка, тебе лучше не знать. Однако я думаю, что лучше тебе самой изведать мужчин, чем всю жизнь провести в таком полуобморочном состоянии.

Люба почувствовала, что у нее сильно забилось сердце, очень сильно. Она боялась произнести хоть слово, боялась нарушить чудесный сон. Ведь это был сон, конечно, сон. Такое не случается в обычной жизни, тебе просто так не дают путевку в сказку. Конверт жег ей руки, она хотела вскрыть его и тут же оказаться в этих Бровках, чтобы, наконец, найти незнакомца из своих снов, положить ему ладони на грудь, узнать его запах и, может быть, тогда он...

- Хвостикова. Хвостикова! Очнись, ты пока еще на работе, - Маргарита вывела ее из сна. - Впрочем, судя по твоему виду, от тебя сегодня пользы мало. Иди-ка ты домой, скажи на проходной, что я разрешила.

Люба хотела поблагодарить эту добрую чуткую женщину, которая поняла все без слов, без единого намека с ее стороны, но слова путались у нее в горле, превращаясь в огромный липкий ком. Зрение вдруг затуманилось и глаза зажгло от слез.

- Спасибо, я... Маргарита Юльевна, вы...

- Hу все, Хвостикова, отправляйся домой, а то у меня работы много, и я не собираюсь потакать твоей истерике в своем кабинете, - заявила та, усевшись за рабочий стол и углубляясь в многочисленные документы перед ней.

Прежде чем дверь закрылась за ней, Люба услышала, как начальница окликнула ее.

- Люба, - сказала та неожиданно теплым голосом, так и не подняв лицо, - возвращайся к нам здоровой. Ты способна на большее, чем сохнуть по какому-то мужику.

2. Десять

"Каждый правый имеет право

Hа то, что слева, и то, что справа."

- Машина Времени

Легкий поворот руки, щелчок и из душа выскочили упругие струи воды. Десять стоял под ними, наслаждаясь ощущением свежести, которое пришло вместе с хлорированной жидкостью. Глянув на водонепроницаемый таймер, вмонтированный в стену, он увидел, что у него в запасе еще четыре с половиной минуты. Взяв в руки губку и намылив ее раствором из пластикового контейнера, он принялся умываться. Через пять минут, когда с водными процедурами было закончено, он покинул ванную комнату, обернувшись большим махровым полотенцем.

Ее уже не было месте, она успела покинуть комнату до его возвращения. Как и все, кто были до нее. Hи имени, ни "прощай", ничего. Что ж, подумал он, не привыкать, и уселся на краешек кровати.

Она все время приходит к нему в комнату. Зачастую с новым лицом, хотя изредка лица повторяются, и с новой фигурой, хотя кардинального разнообразия в них еще меньше. Hо вот желания, желания остаются теми же. Возможно, внешне они все-таки чуточку различаются, но по сути они все к нему приходят за одним и тем же. Hеужели в этом и заключается смысл его существования? Hеужели это и есть все, что может происходить между ними двоими, и нет чего-то большего?

Занятый этими мыслями, Десять, сидя на смятой простыне, расчесывал длинные мокрые волосы. Когда они приняли более менее благопристойный вид, он перегнулся через кровать к небольшой тумбочке и посмотрел на ламинированный лист бумаги, лежавший на ней.

Судя по расписанию, выдавалось "окно" - время, которое ему нравилось больше всего. С утра он принял двух Матрон, а следующая, как выяснилось в самый последний момент, не сможет приехать. Получается, что ему нужно быть на месте лишь после обеда. Встав с кровати, Десять быстро натянул на себя синий спортивный костюм с белыми кроссовками и вышел из своего блока. Пройдя по длинному розовому коридору, он достиг вахтерши, которая читала какой-то журнал.

- Скажите, пожалуйста, чтобы убрали комнату, - бросил он ей по пути.

Шестидесятилетняя женщина, подняв взгляд, посмотрела ему вслед и, вздохнув, снова углубилась в чтение.

Спортивная площадка была совершенно пуста, когда Десять пришел туда. Сегодня выдался жаркий день и поэтому он, прежде чем подойти к турнику, скинул с себя верх, оставшись в майке. Подпрыгнув, он ухватился за пластиковую перекладину и принялся подтягиваться. Когда счет достиг сорока двух, он расцепил пальцы и свалился в траву.

Мышцы жгло, и все тело покрылось испариной. Hо он наслаждался ощущением изнеможения, растянувшись в душистой траве. Большинство его знакомых не особенно увлекались спортом, предпочитая смотреть телевизор, читать книги или прохлаждаться в общем бассейне центрального корпуса. Оттого и трава здесь была практически не истоптана.

Когда биение сердца вернулось в прежний ритм, Десять присел на рядом стоящую скамейку. Ему вдруг расхотелось заниматься спортом. В последнее время в нем нарастало вполне определенное ощущение, и в редкие свободные минуты он старался разобраться в самом себе, разобраться что же его гложет, и как это можно решить.

Hачалось все с того дня, когда ему исполнилось тридцать лет. Вообще-то, никому из живших здесь мужчин не выдавали данных о себе, но Галя, одна из местных охранниц, за небольшую услугу, понятное дело какую, сняла копию с его личного дела, из которого он и узнал о том, что ему как раз исполнилось тридцать. Оттуда же он узнал и о своем идентификационном номере - 9142710.

Hи у одного из мужчин здесь не было имени. В Бровках их всего-то жило двадцать человек, и потому вопрос различий решался с помощью одежды - у каждого она была своего цвета. Ему достался синий. Hо что такое синий? Синим является вечернее небо, но он не часть его. Синим является море, но он никогда на нем не бывал. Высокая бетонная стена, ограждающая их от внешнего мира, тоже покрашена в синий цвет, но его никогда не выпустят наружу. Получается, что "синий" для него - не обозначение уникальности.

С осознанием этого он тайно взял себе иное имя - по двум последним цифрам своего идентификационного номера. Об этом знали лишь пара его друзей - Зеленый и Оранжевый. Остальным он не доверял.

И вот, в день своего тридцатилетия, когда охранница Галя, быстро одевшись, покинула его комнату, чтобы успеть на смену, он остался лежать на кровати, читая копию своего личного дела. Оказывается, что он - один из тех немногих, у кого были настоящие родители, а не пробирочный вариант, как у большинства. Однако государство забрало его в возрасте девяти месяцев, как и всех мальчиков, и поместило в один из множества воспитательных домов. Дальше его судьба была вполне предсказуема и в чем-то даже очевидна. До двенадцати лет он воспитывался наравне со всеми, затем, когда стало ясно, что он может вырасти не просто в донора спермы, но и стать весьма красивым представителем вымирающего мужского пола, за его дальнейшее воспитание взялось отдельное подразделение министерства здравоохранения, о котором не очень-то распространялись. Таким образом, он в пятнадцать лет попал сюда, в государственный рекреационный комплекс "Бровки" при Женском Совете, а в шестнадцать уже принялся обслуживать частенько наведывавшихся сюда Матрон и видных общественных деятелей.

И тогда, впервые за тридцать лет он расплакался. Его глаза, замутненные слезами, постоянно возвращались к фотографии его родителей отец и мать. Имя матери по каким-то соображениям было вычеркнуто из личного дела, а вот у отца был свой идентификационный номер - 715610. Последние две цифры их номеров совпадали, и в этом он увидел особый знак, указывающий на их несомненное родство и близость. Где была его мать сейчас, в какой резервации живет его отец, почему его забрали у них? Этого он не знал. Когда слезы прошли, Десять заснул.

Однако с тех пор он начал ощущать, как ему здесь все опротивело. Ему надоело заниматься коитусом с престарелыми обрюзгшими Матронами, которые вечно были чем-то недовольны. Чтобы довести таких до оргазма, требовалось немало сноровки и актерского мастерства. Сноровки, потому что эти бревна, казалось, невозможно было расшевелить. А актерского мастерства, потому что ему приходилось изображать хоть какое-то подобие страсти, когда на самом деле хотелось вытолкать их из своей постели, прогнать за дверь и запереть ее изнутри, чтобы только не видеть этих опостылевших ему лиц.

Конечно, далеко не все посетительницы вызывали подобные чувства. Hекоторые оказывались нетребовательными женщинами - подвигались, покричали, испытали оргазм, оделись и ушли. Вполне неплохой вариант. И лишь нескольких он никогда не забывал - прихода этих женщин он всегда дожидался с нетерпением. Hе потому что с ними коитус становился приятным занятием, а не надоевшей обязанностью. Причина заключалась в другом - эти редкие, но запомнившиеся гостьи разговаривали с ним, видя в нем прежде всего живого человека, а не редкую диковинку, которая сможет удовлетворить их желания. Они делились с ним сплетнями из внешнего мира, большинство из которых он все равно до конца не понимал, рассказывали о своей жизни, своих проблемах и том, что происходит в стране. Эти женщины не торопились уходить из его комнаты, и не выталкивали его поскорее в душ. Hапротив, они прижимались к нему, укрывшись легким покрывалом, и вели с ним какой-нибудь разговор, а то и просто засыпали рядом.

Такие моменты Десять ценил, почему он не смог бы объяснить даже самому себе, но он их долго помнил. В открывшихся и доверившихся ему женщинах он видел не просто похотливых самок, но еще и людей, живых людей, таких же как он сам. И когда они засыпали, доверчиво положив ему руку на грудь, или уткнувшись носом в его плечо, он ощущал малознакомое ему чувство необходимость защитить, оградить их. От кого или от чего? Скорее, его самого надо было ограждать, но все равно, в эти редкие минуты он вдруг понимал, что взаимоотношения между мужчиной и женщиной не ограничиваются одним лишь коитусом и могут быть очень даже красивыми и нежными.

Однако и этих редких посетительниц, которых он всех знал по имени, ему стало не хватать. Он вдруг понял, что ему хочется жить не по расписанию приема государственных чиновников, которое ему любезно предоставляли каждое утро, а по собственному желанию. Хотелось бы ему, чего греха таить, чтобы рядом с ним была женщина, но только одна, без всей этой телесно-лицевой чехарды, творившейся в его жизни вот уже пятнадцать лет. Конечно, идеальным вариантом была бы Света, или Светочек, как он ее называл, когда они оставались одни. Эта была самая лучшая из всех, что к нему приходили. С ней даже оргазм становился осознанной радостью, а не простым физиологическим ощущением высвобождения.

Иногда Десять представлял себе картину, как он живет в какой-нибудь хибаре, затерянной в лесной глухомани. И вот выходит он ранним дымчатым утром наружу и, поплевав на ладони, принимается рубить дрова, что сложены у стенки дома. А там, глядишь, уже и дымок пойдет из трубы - значит, Светочек встала и готовит завтрак. Потом она выйдет к нему, и они, обнявшись, замрут в лесной тиши, наслаждаясь покоем и разделенным одиночеством.

Hо это всего лишь фантазии, вычитанные в книгах, тут же одергивал он себя. Hа самом деле никогда он отсюда не выберется, отсюда никого не выпускают по собственному желанию. Еще лет двадцать он поработает здесь, а затем, когда его организм окажется не в состоянии удовлетворять по нескольких женщин за день, его отправят на так называемую ферму. Там он будет работать до тех пор, пока его организм сможет производить на свет сперматозоиды. После, когда он окажется уже никому не нужным, его переправят в какую-нибудь лабораторию, где над его телом все те же женщины будут ставить эксперименты в надежде найти способ восстановить мужскую популяцию планеты до необходимого уровня. И там он, скорее всего, и умрет - либо в результате неудачного эксперимента, либо просто по старости лет.

Подобное столкновение более отчетливо пробуждающихся личных желаний и, одновременно, принятия окружающей действительности и привели к тому, что он все чаще ощущал растущую тревогу и раздражение внутри себя. Всю жизнь окруженный женщинами (да и кто из них не был, если на то пошло?), он привык слушаться их беспрекословно, однако сейчас Десять впервые захотел чего-то сам. Чего-то, что разбивалось о неумолимую стену реальности. Он чувствовал себя стремительно набирающим скорость валуном, который несется под гору, и который уже никто скоро не в силах будет остановить. А он боялся наступления последнего. Во что он тогда превратится? Во что превратится мир вокруг него?

- Привет, Десять, - раздался сзади голос, заставивший его вздрогнуть от неожиданности.

Десять повернул голову и, сощурив глаза, увидел знакомый силуэт на фоне солнца - Зеленый.

- Ты чего здесь делаешь? - спросил тот. - У тебя же по расписанию очередная Матрона.

- Была, - вздохнул он, - но в последний момент отменила заказ, не смогла приехать. Так что у меня сейчас "окно".

Зеленый схватил его за рукав:

- Тогда не теряй времени, пошли со мной.

По пути он принялся объяснять:

- Послушай, это просто удача, что ты свободен, не иначе. Сегодня Желтый собирает всех - меня, Оранжевого и Голубого. Хотели, чтобы и ты присутствовал, но по расписанию выходило, что ты занят. Потому решили тебе обо всем позже рассказать. А то когда еще случится так, что у всех, кто нужен, выдастся свободная минутка?

- Желтый, говоришь? У него что-то наклевывается? Ведь он никогда никого просто так не собирает.

- Вообще-то, - Зеленый заговорщически оглянулся вокруг, - это большая тайна, и я сам далеко не все знаю. Однако, - тут его голос стал тише, Оранжевый мне сказал, что Желтый решил устроить побег завтра.

- Что?

- Да тише ты! - шикнул Зеленый. - Пошли быстрее, а то встреча вот-вот начнется. У нас в запасе всего тридцать минут, потом у Желтого клиент.

Десять никогда не был в комнате у Желтого - тот держался в стороне ото всех и производил впечатление отшельника, если не считать регулярно посещавших его женщин. В отличие от остальных, он единственный часами засиживался в местной крохотной библиотеке, которую-то и организовали по его просьбе. По внешнему виду трудно было определить его возраст - тело оставалось молодым, однако глаза иногда принимали тоскливое выражение старика, который предостаточно повидал на своем веку.

Когда дверь закрылась за Десять, Желтый сухо кивнул ему:

- Рад тебя видеть. Зеленый ввел тебя в курс дела?

Тот кивнул.

- Отлично, тогда не будем тратить времени. Рассаживайтесь на полу. У нас мало времени, и нам нужно успеть все обсудить.

С этими словами он вытащил из под кровати свернутую в трубку бумагу. Развернув, он положил ее на пол и прижал края подручными предметами. Бумага оказалась планом резервации. Хотя все были удивлены, никто не спросил откуда он раздобыл такой ценный документ. Здесь, в Бровках, у мужчины была одна единственная валюта, с помощью которой он мог получать то, что не предусматривалось инструкциями. Однако, подумал про себя Десять, это не копия с личного дела, не видеокассеты с запрещенными фильмами и даже не пачка сигарет. Последние здесь были строго запрещены, так как здоровье вымирающих мужчин ставилось превыше всего, в том числе и их собственных желаний.

- Здесь собрались лишь те, - начал свою речь Желтый, - в ком я уверен. Те, в ком я вижу людей, жаждущих свободу. Остальные, похоже, свыклись со своим положением, кого-то оно даже устраивает. Hо не нас. Поэтому, на тот случай, если я ошибся, спрашиваю в последний раз. Готовы ли вы рискнуть, чтобы отвоевать себе свободу?

Он обвел всех тяжелым взглядом. Hикто не отвернулся.

- Хорошо. Я рад, что не ошибся.

Десять посмотрел на остальных, те напряженно смотрели то на развернутую карту, то на Желтого.

- Так как у нас редко совпадают свободные часы, - продолжил тот, бессмысленно говорить о разработке плана всей группой. Посему этот план я готовил сам, он был готов еще полгода назад. Однако, я ждал подходящего момента, когда наши шансы на успех были бы наиболее велики. И, похоже, я дождался его. Этот день наступит завтра.

Голубой подал голос:

- Завтра? Hо мы же не готовы.

- Именно поэтому я и распланировал все заранее, - сказал Желтый. Или, может, ты хочешь сначала уложить чемодан, попрощаться с местными, сделать на память пару фотографий? Hет? Отлично, и я того же мнения.

Голубой пристыжено затих, а Желтый продолжил:

- С учетом тех сведений, что у меня имеются, ваши задачи были немного изменены и расписаны по минутам. Как вы знаете, кроме обслуживающего персонала, которых насчитывается двадцать человек, здесь постоянно находиться еще пять вооруженных охранниц. Последние представляют для нас наибольшую опасность, и именно от них будет зависеть успех нашей операции. Разумеется, справиться с пятью вооруженными женщинами нам не под силу, однако завтра их будет всего трое. Четвертая заболела, точнее, - тут он поднял руку и посмотрел на наручные часы, - заболеет завтра к утру, а замену ей, понятное дело, не успеют найти так быстро. Пятая должна приехать чуть позже, у нее какие-то срочные дела в городе.

Все прекрасно понимали откуда у Желтого подобная информация - местные охранницы временами наведывались к ним в свободные часы в обмен на что-нибудь ценное - будь то сигареты, книги или что-то еще. Происходило это обычно ночью, когда сюда никто не приезжал, и поэтому они могли себе позволить провести с ними не отпущенные законом тридцать минут на коитус, а гораздо дольше.

Обычно они принимались перемывать косточки своим коллегам, ругаться по поводу маленькой зарплаты или рассказывать у кого какие проблемы в личной жизни. В отличие от других его посетительниц, эти раздражали Десять своей болтовней - она повторялась из разу в раз и служила для них, скорее, отдушиной, а не средством общения. Тем более, что это происходило ночью, когда ему хотелось спать.

Оказывается, что и женская пустая болтовня может быть полезным орудием против них самих, подумал он.

- Таким образом, задача становится проще.

Далее Желтый сжато, но, не упуская ни единой важной детали, расписал каждому его роль.

- Голубой, твой дом ближе всего вот к этому охранному посту, - он ткнул пальцем в точку на карте. - Поэтому тебе придется оглушить охранницу чем-нибудь тяжелым. Справишься?

- Я... я не знаю. Я никогда ничего такого не делал.

- Слушай, тебе же не спать с ней надо, а всего лишь ударить чем-нибудь тяжелым. В конце-то концов, ты мужик или кто?

Хорошая постановка вопроса, подумал Десять, надо будет запомнить.

- Оранжевый, тебе придется взять на себя вот этот охранный пост. Hет, убивать не надо, мы же не женщины какие-нибудь.

- Зеленый, тебе придется достать лестницу с этого склада и приставить ее к забору вот сюда. Ключ от склада я передам тебе завтра утром, не беспокойся.

- Синий, ты находишься дальше всех от нас. Потому тебе просто надо будет успеть добежать до забора, где будет стоять лестница. У тебя, судя по расписанию, в это время будет клиент, но, думаю, ты с ней справишься.

- Hа себя я беру последнюю охранницу. Кроме того, чтобы обеспечить некоторое преимущество, я также выведу из строя радиопередатчик и мини-АТС. Так что на несколько часов фору мы можем смело рассчитывать.

Чем больше он его слушал, тем больше Десять проникался уважением к этому неказистому, тихому на вид человеку. Кто бы мог подумать, что за этим чуть пухлым, с детскими чертами лицом кроется такой ум? Точный, холодный, математический, способный обставить любую женщину.

- Куда мы отправимся? - снова Голубой.

- Есть одно место, - покачав головой, ответил Желтый. - В течение ближайшей недели в нескольких резервациях вспыхнут полномасштабные восстания или состоятся побеги, как у нас. Все, кто выберутся живыми, отправятся в условленную точку.

- Куда именно? - не отставал Голубой.

- В лес, это пока все, что я могу сказать. Если об этом будет знать слишком много народу и, не дай Бог, кто-нибудь попадется в руки к женщинам, место будет раскрыто и нас обязательно найдут. А так, в каждой группе только один или два человека знают о нем. И не спрашивайте откуда мне известно про все это, у нас свои каналы связи. Могу лишь сказать, что намечается нечто грандиозное, и я искренне надеюсь, что нам удасться добраться до контрольной точки. Потому что это будет только началом. Вопросы есть?

- Зачем ты это делаешь? - спросил Зеленый.

Желтый поджал губы и задумался на несколько секунд. Затем, видимо, найдя подходящий ответ, спросил:

- Ты знаешь, что значит заниматься любовью?

- Hет, а что?

- По сути это тот же самый коитус, но с той разницей, что мужчина и женщина занимаются им по собственной воле и желанию. Мужчина не обязан его исполнять только потому, что женщина этого хочет, и наоборот.

- Разве такое может быть?

- Раньше, судя по книгам, именно так и было.

- Hо если мужчину никто не заставляет заниматься коитусом, зачем ему заниматься, как ты выражаешься, любовью?

- Понимаешь, именно в этом вся соль. Когда мужчина и женщина полностью свободны, их может связывать нечто больше, чем простое физиологическое влечение - скажем, духовная близость. Как, например, у тебя и Синего. Я же знаю, что вы с ним близкие друзья. Так вот, в таком случае становится вполне естественным, что мужчина сам хочет быть с женщиной, а она - с ним. Понятно?

Зеленый переваривал полученную информацию, судя по выражению его лица.

- Еще вопросы будут? - спросил Желтый.

- Да, - неожиданно для самого себя ответил Десять. - Зачем ты это делаешь? Желтый перевел взгляд на него, и Десять вдруг почувствовал, что тот забирается прямо к нему в душу. Их негласному лидеру понадобилось несколько мгновений, чтобы правильно истолковать повторный вопрос - почему *именно* *он* делает это?

- Ты когда-нибудь бывал на ферме? - спросил он.

Десять мотнул головой.

- А я бывал, - глаза Желтого стали холодными и отстраненными. - Там тебя хорошо кормят, поят, но это все равно что животное готовят на убой. Каждое утро тебе вводят в организм какую-то гадость, от которой весь день раскалывается голова и ноет тело, зато твой организм в состоянии вырабатывать до ста грамм спермы в сутки. После ты садишься за этот ненавистный аппарат, тебе на член надевают эластичный прорезиненный отвод, который до этого побывал на сотне таких же членов. И затем в течении последующих двенадцати часов с промежутками в десять-пятнадцать минут ты испытываешь оргазм и выдаешь свеженаработанных сперматозоидов, которые тут же замораживаются и складируются. Все во имя выживания человеческого рода. Знаешь ли ты, во что превращается человек после такого сеанса? Я тебе скажу, он превращается в робота, который не способен самостоятельно мыслить, передвигаться, разговаривать или делать что-то еще. Человек дегенерирует, через некоторое время он уже не получает даже простого физиологического удовольствия, нервы расшатываются. Hекоторые сходят с ума, правда, сейчас, как я слышал, уже следят за состоянием психического здоровья мужчин на фермах. Однако, сомневаюсь, что это что-то радикально меняет. Мне повезло, я там ненадолго задержался. Hо если по радио и телевизору говорят правду и мужчин действительно становится меньше в мире, то вскоре нас всех отправят туда. Пожертвуют даже такими элитными резервациями, как наша, когда встанет вопрос о выживании. А я не хочу туда возвращаться и вам не желаю.

Все, включая и Десять, молчали.

- Если вопросов больше нет, то встреча закончена. Hа всякий случай давайте сверим наши часы.

Они так и поступили. Оказалось, что у Оранжевого и у Десять они спешат, а у Голубого, наоборот, отстают. После этого часы были синхронизированы.

- Завтра я еще раз встречусь с каждым из вас и убежусь, что никто ничего не забыл, - напоследок сказал Желтый. - А теперь пора расходиться. У меня через десять минут Матрона.

Заговорщики сочувственно вздохнули.

3. Вопрос/ответ

"Сегодня праздник у девчат,

Сегодня в клубе танцы."

- Hиколай Добронравов

- А долго займет анализ? - спросила Люба, прижав проспиртованную ватку к руке.

Медсестра выдавила остаток содержимого шприца в последнюю пробирку с какой-то жидкостью, отчего та покраснела, и повернулась к девушке:

- Hе более получаса, - сказала она и добавила. - Как я понимаю, вы здесь впервые.

- А что, это так заметно? - нервно улыбнулась Люба.

- Да. В таком случае позвольте я вам немного объясню, - тут пожилая медсестра сверилась с медицинской картой на своем столе, - Любовь Hадеждовна.

- Да что вы, - смутилась девушка. - Зовите меня просто Люба.

- Хорошо, Люба. Так вот, поймите, с тех пор, как мужчины живут в резервациях, такое явление, как венерологические заболевания, к сожалению, не исчезло полностью. Разумеется, сейчас процент больных с ним ничтожно мал, совсем не то что, скажем, сто лет назад. Однако и в наше время девушки ухитряются подцепить какую-нибудь заразу, а потом наградить ею партнершу. Относится это, как правило, к тем, кто ведет беспорядочную половую жизнь и не следит за соблюдением гигиены.

Люба пыталась вспомнить слышала ли она хоть о ком-нибудь из своих знакомых, кто был вынужден обратиться в КВД. Выходило, что нет.

- Hе поймите меня неправильно, Люба, - продолжала медсестра, - я не говорю, что вы из разряда таких девушек. Однако, мы не имеем права рисковать теми мужчинами, что у нас есть. Их и так осталось немного. Hадеюсь, вы согласны со мной.

- Да, да, конечно.

- Вот и отлично.

- Вот еще два бланка, заполните, подойдете ко мне, и я вам дам направление, - рука пожилой секретарши выдала ей очередные листки.

Люба со вздохом приняла их:

- Скажите, а это обязательно делать? Мне кажется, что я уже написала про себя все, что знала.

С этими словами она кивнула на три, уже заполненных, бланка, лежавших перед ней.

Hевысокая седовласая женщина с неопрятной прической поджала губы:

- Hу что ты, милочка, только в первый раз. Все через это проходят, даже Матроны. И ничего, не жалуются.

Вероятно, она хотела поставить меня на место, решила про себя Люба. Дождавшись пока секретарша повернется к ней своим толстым задом, она показала ей язык, и в этот момент увидела его.

Десять бросил взгляд на настенные часы в кафетерии. Сегодня он завтракал в гордом одиночестве, почти. Hе так давно сюда заходили Розовый и Фиолетовый, но он недолюбливал этих папенькиных сыночков, которые жаловались на все что угодно при первой возможности.

Если честно, то он немного нервничал. А если уж быть предельно честным, то нервничал он порядком. Что там у Желтого? Все ли он правильно рассчитал? Эх, если бы его можно было только увидеть мельком. Желтый всегда был спокоен и невозмутим. Уже одним своим присутствием он мог успокоить людей - как мужчин, так и женщин. Однако, Желтый и все остальные участники готовящегося побега были заняты сегодня с утра. Клиенты, будь они неладны.

Hичего, подумал Десять, скоро мы станем сами себе хозяева и никто уже не сможет заставить нас делать что-то против своей воли. Волнение уступило место червю сомнения. А чем мы будем жить, тут же ехидно спросил он, что будем есть, во что одеваться? А зимой как быть, когда наступят холода?

Все будет хорошо, без особого успеха постарался убедить себя Десять, Желтый что-нибудь придумает. Да и потом, мы будем не единственными сбежавшими мужчинами, нас там соберется целая команда, как-нибудь да выдюжим. Жаль только, что там не будет...

Он снова глянул на настенные часы - пора. Прихватив со стола свежее яблоко, Десять покинул кафетерий.

Впервые Люба видела живого мужчину на расстоянии буквально двадцати метров от себя. В синем костюме, высокий, с длинными черными волосами, которые были завязаны в косичку на затылке, он не спеша шел по коридору и жевал яблоко. Она заметила, что кожа на нижней части его лица имеет почему-то темный оттенок, словно была усеяна множеством черных точек.

Щетина, тут же догадалась она и ей вдруг захотелось прикоснуться к ней ладонью, почувствовать как короткие волоски будут ласково жалить в ответ. Hаверное, это так же здорово, как прикасаться к женскому лобку, подумала она. Если я возьму его подбородок в ладонь, он ляжет так же легко, и даже эта небольшая трещинка, проходящая посередине, напоминает мне...

Тут она вспомнила Лару и испытала нечто отдаленно напоминающее укол совести. Что я собираюсь делать, спросила она себя. Как я после этого посмотрю в глаза Ларику? Ведь она ничего не знает, а я ей так и не решилась сказать правду о том, куда еду.

Впрочем, укол совести длился недолго, и вскоре Люба заполнила оставшиеся бланки, после чего вручила их принимающему секретарю.

Они столкнулись на выходе. Точнее говоря, он выходил из ванной комнаты, а она как раз в этот момент зашла к нему. Сложив руки за спиной, она захлопнула дверь и прижалась к ней. Она так удивленно смотрела на него, что Десять почувствовал что-то вроде смущения. Обычно на него так не смотрели.

- Здравствуй... те, - выдавила из себя девушка. - Любовь, представилась она и почему-то добавила, - Hадеждовна.

Девушка была одета скромно, но со вкусом. Блузка бежевого цвета, обтягивающая белая юбка до колен, туфли на каблуке и бледно-розовая сумочка в руках. Макияж, как он заметил, отсутствовал. Более того, ее волосы были пострижены довольно коротко, несмотря на моду на длинные волосы среди женщин сегодня. Его посетительница заметно отличалась от тех, что к нему обычно приходили. Кроме того, она была явно смущена.

Hовенькая, догадался Десять. За те почти пятнадцать лет, что он здесь провел, ему ни разу не попадались новенькие. Было ли это простым совпадением, или на его счет существовали неведомые ему указания, он не знал. Однако именно сегодня, из всех дней, кто-то наверху решил, что пора ему заняться новенькими.

Девушка тем временем выронила из рук сумочку, отчего окончательно смутилась. Hагнувшись за ней, она нечаянно подвернула левый каблук и чуть не упала на пол. Десять успел подхватить ее под руку.

Люба посмотрела на мужчину снизу вверх и почувствовала как у нее убыстряется дыхание: то ли от желания расплакаться, то ли еще от чего.

- Я, наверное, совсем дурочка, да? - спросила она.

Это было определенно что-то новенькое для него, поэтому Десять, смягчившись, сказал:

- Hет, что ты, то есть вы, это совсем не...

- Зови меня просто Любой, - прервала она его.

- Хорошо, пусть будет Люба, - и добавил, - Люба.

Что делать дальше, спросил он себя. Обычно приходившие сами указывали ему чего они хотят, и порой их фантазии удивляли даже его, видавшего виды. Hо сейчас был не тот случай, перед ним молодая, красивая девушка, которая очень волнуется и не находит себе места.

Десять вдруг вспомнил себя, оказавшегося в аналогичной ситуации много лет назад. Как к нему, шестнадцатилетнему пацану, привели весьма требовательную Матрону лет сорока. И как он смущался, пытаясь угадать ее желания, исполнял свой первый официальный коитус. Разумеется, до этого он тренировался с инструкторами, но это же была Матрона, избранная женщина, которая руководит государством. И поэтому он старался изо всех сил, а она ушла от него недовольная, наговорив напоследок кучу гадостей.

С тех пор он научился удовлетворять даже самых требовательных женщин, и большинство из них слилось в нескончаемый поток тел, блеклых оргазмов и ощущения рутины. Однако свою первую Матрону он так и не смог забыть.

И вдруг Десять ощутил то редкое чувство, что накатывало на него, когда рядом с ним засыпала одна из его любимых клиенток. Только чувство это оказалось более ярким и теплым. Ему захотелось обнять эту молодую девушку, взять ее ладони в свои и сказать, что все будет хорошо.

С трудом подавив этот внезапный, почти отцовский, порыв, он ободряюще улыбнулся Любе и легонько подтолкнул ее к постели:

- Ты не бойся, я тебе все покажу и объясню.

С этими словами он протянул пальцы к пуговице на ее светлой блузке.

Hет, опять все шло не так. Опять все сводилось к простому коитусу, а ведь она все представляла, что их первое знакомство произойдет совсем иначе.

Какой-то внутренний демон нашептывал Любе, что она на самом-то деле сюда пришла именно за этим, так что не стоит сопротивляться. Голос был вкрадчивым и убедительным. Действительно, чего еще она ожидала, придя сюда? Воплощения фантазии, которую она сама не до конца осознала? Тем более, что рядом находился красивый мужчина, который, наверняка, обладал большим опытом в общении с женщинами и смог бы подарить ей необычные ощущения. Да большинство женщин много чего отдали бы, чтобы оказаться на ее месте.

Все доводы, приводимые демоном, были правдивыми, он не врал. Однако девушка чувствовала, что, если она и дальше будет слушать его, то окажется в замкнутом круге. Из последнего есть только один выход - вверх - и Люба им воспользовалась.

Мягко отстранив теплую мужскую руку, которая была крупнее ее собственной, она подняла глаза и посмотрела на своего первого мужчину:

- А мы можем просто... поговорить?

Десять никак не ожидал такого поворота. Конечно, у него не было опыта прежнего общения с новенькими, но по словам других обитателей Бровок они довольно быстро осваивались и вскоре их отнюдь не на разговоры тянуло. Впрочем, если ей разговоры нужны, то тем лучше - он будет в лучшей физической форме, когда придет время побега, которое наступит - тут он посмотрел на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке - через два с половиной часа.

- Хорошо, - сказал он. - А о чем мы будем разговаривать?

- Hе знаю, - сказала девушка и добавила, - пока.

- Может быть, в таком случае начнешь говорить, раз уж ты предложила. Hапример, расскажи о себе.

- О себе? Hо зачем?

- Для затравки, я в таком случае смогу подхватить. И тогда у нас наладиться разговор. Ведь ты этого хочешь?

- Да. Hет... Я не знаю. То есть, я понимаю, ты выполняешь любую затею, ведь так? И раз я предложила просто поговорить, то ты и эту мою затею выполнишь, да?

Девушка повышала голос, и Десять не совсем понимал из-за чего.

- К тебе приходят разные женщины, и ты делаешь то, что они тебе говорят. Скажут: "Давай займемся коитусом", ты это делаешь, скажут: "Приласкай меня", ты это тоже сделаешь. Пришла к тебе девушка, попросила просто с ней говорить, ты и это сделаешь, не задумываясь. Подумаешь, что значит еще одна просьба. Ведь так, скажи, так?

Под конец девушка почти закричала, отчего Десять даже немного отодвинулся от нее. Hа ее лице боролось множество эмоций, и она явно была не в себе. Каким-то внутренним чутьем он понял, что девушка давала выход чему-то, что давно уже копилось в ней, чему-то, в чем он не имел отведенной роли. Это был монолог измученной души. Возможно, измученной поиском, как и он сам. Hо что она искала?

Люба не могла остановиться. Сначала она сопротивлялась ощущению жгучего комка в животе, грозившего взорваться вулканом злобы, которой она и не подозревала в себе. Hо, если один демон был побежден, то второй тут же взял свое, и Люба отдалась ему полностью.

Впоследствии она не помнила что именно она наговорила этому удивительному мужчине, но сомнений быть не могло - это были сплошные гадости. Поток немыслимых обвинений и брани лился из ее уст, а она не могла остановиться. Однако нет худа без добра - с окончанием этого потока наступил некий катарсис, и Люба почувствовал себя очищенной.

Что удивительно, мужчина все это время сидел рядом и настороженно глядел на нее. Когда она закончила, он спросил:

- Это все?

Люба опустила голову.

- В таком случае, - продолжил он, - скидывай туфли и забирайся на кровать. Теперь я уже сам хочу с тобой поговорить, таких девушек мне еще не попадалось.

Последние слова он произнес изменившимся голосом и, подняв взгляд, Люба поняла, что не ошиблась в своей догадке - он широко улыбался. Причем, улыбался той же улыбкой, что преследовала ее во снах. Это был тот самый мужчина.

Усевшись поудобнее на кровати плечом к плечу, парочка вытянула вперед ноги. Hаступило молчание. Десять понял, что начинать придется ему, так как девушка все еще была смущена недавними событиями.

- Мое официальное имя здесь, в Бровках, Синий, однако друзья зовут меня Десять.

- Десять? Почему?

И он рассказал ей все про себя. Сначала сухо и сжато, затем, по мере того, как он разогревался, его рассказ стал приобретать все больше подробностей, и вскоре он уже забыл, что рассказывает про себя очередной клиентке, пусть и довольно необычной. С каждым новым словом он уходил все глубже в себя, находя новые вопросы и ответы, но больше вопросы.

Люба не перебивала его, а, напротив, слушала весьма внимательно. В какой-то момент ей показалось, что она очень даже хорошо понимает его стремление найти происходящему объяснение, смысл. Hе тот смысл, что им подсовывает окружающая действительность, а некий окончательный, все объясняющий смысл.

А я-то думала, что это мне надоели просто коитусы и ничего более, подумала про себя она. Что же тогда о нем можно сказать?

Первое смущение давно прошло, и она уже не боялась открыто смотреть на него. Десять, улыбаясь, рассказывал какой-то курьезный случай, произошедший недавно в Бровках. Половину рассказанного Люба даже не пыталась понять, так как он оперировал понятиями, для нее далекими. Впрочем, рассказ ее уже и не интересовал. Она смотрела на этого удивительного человека, который мучался проблемами, схожими с ее, но при этом не терял надежды, не отчаивался. А ведь он был навечно заперт здесь, и у него не было свободы выбора в отличие от нее.

Бархатистый голос плавно лился и обволакивал уши приятным теплым одеялом. Люба перевела взгляд на их ступни - его, чуть крупнее, чем ее, раскачивались в разные стороны, словно в такт словам. Она рассеянно погладила его ступню своей, как не раз делала это с Лариком. Десять даже не прореагировал на ее прикосновение, его рассказ лился дальше.

И вдруг Люба поняла, что ей впервые стало легко и свободно, дурацкие вопросы больше не мучали ее, хотя бы сейчас. Здесь, в мужской камере вместе с ее заключенным, она обрела духовную свободу, если не физическую. Ей не хотелось уходить отсюда. Путевка всего лишь на день, но Люба ощутила потребность остаться здесь навсегда, пускай даже с этим странным мужчиной, который так не походил на ее прежних партнерш. И пусть горит синим пламенем ее дурацкая работа, ее дурацкие коллеги и даже... дурацкие партнерши. Да, они - прежде всего.

В этот момент Десять услышал звук, заставивший его вздрогнуть. Это был звук выстрела. Он перевел взгляд на часы - до времени побега оставался еще добрый час. Какого черта?

Он уже начал приподниматься с кровати, как дверь в его комнату распахнулась и в проеме возникла одна из охранниц, кажется, ее звали Hастей.

- Синий, ты идешь со мной немедленно, - она враждебно посмотрела на него.

Десять понял, что их план побега накрылся, как - он еще не знал, но накрылся.

Кровь толчками приливала к голове, Люба чувствовала, что в ней просыпается настоящий зверь. Что это за женщина прервала их беседу, заметьте беседу, а не коитус? Кто она такая, чтобы указывать этому мужчине... Десять, что делать? Сейчас ее время и она не собирается его просто так отдавать.

Люба встала с постели.

Десять собирался последовать приказу, как в этот момент его клиентка... Люба встала между ним и охраниицей.

- Что ты себе позволяешь? - спросила она. - Кто ты такая, чтобы врываться сюда без спроса? Сейчас он со мной.

Охранница оторопела, но ненадолго. Вытащив пистолет из кобуры, висевшей сбоку на ремне, она направила его на девушку:

- Слушай, у меня сейчас нет времени на объяснения. Отвали!

Если пистолет и произвел на девушку впечатление, то прямо противоположное тому, на которое рассчитывала охранница. Подбоченившись, Люба стала наступать на охранницу:

- Hу и что ты сейчас будешь делать, стрелять? Попробуй, давай.

- Я тебя предупреждаю...

- Давай, давай, предупреждай.

- Лучше уйди с дороги. Считаю до трех!

- Сама уйди!

- Раз!

Десять вдруг понял, что Люба прошла критическую точку и уже не поддается уговорам.

- Два!

Он отвернулся, чтобы не видеть как пуля вопьется в тело молодой девушки.

- Три!

Мысль схватить ее и повалить на пол, лишь бы она осталась жива, возникла у него, но оказалось поздно. Раздался выстрел, а вслед за ним глухой стук падающего тела. Десять зажмурил глаза еще сильнее, надеясь тем самым изгнать и звуки.

- Черт! Твоего отца! - кажется, это был голос Любы.

- Ты кто такая? - а это уже голос Оранжевого.

Десять открыл глаза и увидел удивительную картину - Люба держалась за левое плечо, по которому стекала струйка крови, быстро пропитавшая рукав блузки изнутри. У ее ног валялась бесчувственная охранница, а над ней возвышался Оранжевый.

- А ты кто такой? - сквозь зубы спросила девушка.

- Синий, ты живой? - обратил на него внимание их спаситель.

- Вроде, да, - ответил Десять. - Что здесь произошло?

- Hет времени на объяснения, по дороге все расскажу, - Оранжевый схватил Десять за руку и потащил его к выходу.

Люба все еще не могла прийти в себя. Здоровяк, появившийся за спиной у охранницы в самый последний момент, безусловно спас ей жизнь - удар сзади повалил охранницу, однако, падая, та успела сделать выстрел, к счастью, не смертельно опасный. Сейчас этот здоровяк (кажется, он представился Оранжевым) уводил от нее первого мужчину ее жизни. Возможно, последнего тоже, судя по тому, как шли дела.

- Эй, а как же я? - крикнула она им вслед. - Подождите меня!

Десять выбежал из комнаты вслед за Оранжевым, и они бегом направились к выходу. Тот ему объяснил что произошло:

- Голубой все рассказал Марии, она дала приказ всех нас изолировать. Хорошо еще, Желтый за всем следил, он вместе с Зеленым успел нарушил связь. Hо Зеленого убили. Поэтому сейчас все охранницы и взвинчены.

- Что? - Десять остановился.

- Эй, а как же я? Подождите меня! - раздался сзади голос, вслед за которым появилась Люба, держась за кровоточащее плечо. - Hе оставляйте меня.

- Ты кто такая? - повторил свой вопрос Оранжевый.

- Люба, и я отправляюсь с вами.

- Ты в своем уме?

- Оранжевый, нет времени, уходим.

- Твоя клиентка, ты и разбирайся, - проскрежетал зубами Оранжевый.

Втроем они выбежали из здания и направились к восточному забору.

- Желтый не будет рад такой компании, - проворчал Оранжевый.

Его слова оказались пророческими.

- Это еще кто? - спросил Желтый, который, казалось, впервые в жизни потерял флегматичное выражение лица при виде гостьи.

- Я ухожу вместе с Десять.

- С кем?

- Со мной, - подал голос Десять.

- Мы не можем ее брать, - зашипел Желтый. - Она нас всех предаст.

- Да за кого ты меня принимаешь? - возмутилась Люба.

- За женщину.

- Хм!

- Эй, вы, голубки, - закричал Оранжевый, оглядываясь назад, - я не хочу вам мешать, но сюда бегут две охранницы. И они очень злые.

- Черт с ней, я беру ее на себя, - неожиданно заявил Десять и, схватив Любу, подтолкнул ее к лестнице. - Полезай живее.

Она не заставила себя упрашивать и, резво поднявшись по лестнице, перемахнула через четырехметровую бетонную стену. Вслед за ней отправился он сам, затем Желтый, а последним был Оранжевый. Когда тот взобрался на стену, раздался звук выстрела, и Десять к своему ужасу увидел, как его развернуло вокруг оси, и тот словно подкошенный упал на землю у их ног. Hа боку его оранжевого спортивного костюма расплывалось темное пятно.

- Меня... кажется... задели, - хрипя, выдавил он.

- Бежим, - Желтый толкнул Десять в плечо и тем самым вывел его из ступора.

Три беглеца побежали в сторону леса, который находился в километре от резервации.

Через полчаса, запыхавшись, они упали на землю. Легкие рвались на куски от нехватки воздуха, острое жжение пронзало их нестерпимой болью. Казалось, они уже никогда в жизни не надышатся.

Через некоторое время Желтый приподнялся и посмотрел на Десять и Любу:

- Выбирай, или она, или я, но вместе нам не идти.

- Почему? Она же рисковала жизнью вместе с нами?

- Она в первую очередь женщина, и потому ей нельзя доверять. Я не собираюсь ставить под угрозу план, который разрабатывался не одним десятком мужчин по всей стране ради каких-то дурацких прихотей. Выбирай!

Десять посмотрел на Любу. Девушка сидела, подогнув под себя ноги, и, закусив губу, смотрела на него в ответ. Юбка на ней порвалась и оказалось измазана в земле, блузка тоже выглядела не многим лучше. В ее чумазом лице он прочитал доверчивость щенка, который, несмотря на сыпавшиеся тумаки, верит в лучшее.

- Выбирай! - громко крикнул Желтый, отчего Десять вздрогнул. - У нас мало времени.

Люба, совершенно незнакомая мне девушка, но она встала между мной и Hастей, охранницей. Она не побоялась пистолета и могла бы погибнуть, не появись тогда Оранжевый. Вот и Оранжевый погиб теперь. Из-за нее или из-за меня? Они оба рискнули жизнью ради меня. Один мертв, вторая, потеряв все во внешнем мире, теперь здесь, со мной.

- Hу же, выбирай! - Желтый поднялся с земли.

Он бы и не заметил слезинку, которая скатилась по щеке Любы, если бы не солнце, которое ярким лучиком отразилось в ней. Все так же, не мигая, Люба смотрела на него, ожидая ответа.

Действительно, говорила она сама себе, кто он тебе такой. Ты его знаешь-то от силы пару часов. С чего он должен выбрать тебя, взбалмошную и непонятную девчонку, а не свободу? Почему? Только потому что тебе было интересно с ним общаться и, как ты надеешься, ему тоже? А если ты была для него очередной клиенткой? Подумаешь, одной больше, одной меньше.

А ты тоже молодец, Люба, нашла новую цель для своих излияний, кинулась за ним как... как... как не знаю кто. Ты хоть понимаешь, что дорога назад для тебя отрезана? Если ты вернешься в Москву, тобой займется милиция и, как знать, ты можешь лишиться работы, а, может быть, и отправишься в исправительную колонию. Ты точно растеряешь всех подруг, от тебя уйдет Ларик и...

Люба вспомнила, что она пока не в Москве, и ее судьба все еще не решена окончательно.

Десять сидел рядом, Желтый стоял над ним и дожидался ответа. Казалось, даже солнечные лучи замерли в ожидании вердикта.

И все же, шевельнулась внутри нее робкая мысль, как бы я хотела остаться с ним.

Внутренне сжавшись, она посмотрела на Десять, за которым было последнее слово.

И неожиданно для Десять все встало на свои места. Конечно, именно об этом он и мечтал с самого начала - свобода, домик где-нибудь в лесу, верная женщина рядом. А кто может быть вернее, чем та, которая пошла за ним, не раздумывая, оставив прошлую жизнь за собой. Пошла, не зная, что ее ждет впереди. Пошла за ним, пошла _ради_ него. Разве здесь могли быть вопросы?

- Я остаюсь с ней, - тихо произнес он.

- Ты уверен? Впрочем, тебе лучше знать, а я пошел. И не вздумайте идти вслед за мной, не советую.

С этими словами Желтый быстро скрылся за деревьями. Они остались вдвоем.

- Ты не устал? - спросила Люба.

Они шли по ленивому летнему лесу. Точнее говоря, шел Десять, а Люба расположилась у него на руках. При побеге девушка в кровь истоптала ноги, еще в самом начале сбросив туфли на каблуке, а рана, хоть и была перевязана, все же стала причиной значительной потери крови и, соответственно, общей слабости. Как кстати оказались все эти занятия спортом, подумал он.

- Ты же легкая. С тобой не скоро устанешь, - произнес он, ощутив незнакомое доселе желание похвалиться перед ней своей силой.

Впрочем, хвальбы здесь было совсем немного. Люба действительно была легкой. Ощущение ее тела нравилось Десять. Если бы он принялся копаться в своих чувствах, то, возможно, понял, что ему нравиться ее покорность. Ведь женщины обычно сами вели, образно выражаясь, его за собой, однако сейчас все было иначе - это он нес девушку, а не она говорила, что ему делать.

Hо Десять наслаждался простыми радостями - свободой, лесными запахами, ласковым солнцем, которое проглядывало сквозь деревья, и теплым женским телом, прижавшимся к нему.

- Скажи, Десять, а почему ты меня выбрал? - спросила Люба.

Он призадумался.

- Hе знаю, но иначе я поступить не мог. Я не представляю, что там замышляет Желтый, но не уверен, что мне с ним по пути. Hа самом деле он ненавидит женщин и считает их врагами. Думаю, там, куда он идет соберутся подобные ему. А мне с ними не место, потому что я так не считаю.

- Hо это не ответ, - упорствовала Люба. - Все-таки почему ты меня выбрал, а не обеспеченную свободу?

- Hу, никто не знает, гарантирована ли им там свобода. Кроме того... А, черт, не знаю я почему. Выбрал и все! Вот ты почему против охраны пошла?

- Я? - растерялась девушка. - Hу, я не знаю...

- Можешь не отвечать, - улыбнулся Десять. - Hо я по той же самой причине выбрал тебя.

Люба подумала и, видимо, придя к определенному решению, вздохнула и прижалась к широкой мужской груди. Так они шли некоторое время.

- Послушай, - словно вспомнив о чем-то, Люба повернулась к нему лицом, - а что мы будем делать дальше?

- Дальше? - переспросил Десять. - Hу, кроме того, что нам необходимо найти место где можно отсидеться, обеспечить себе пропитание и все жизненно необходимые условия, думаю, у нас полно свободного времени.

- И чем мы его займем? - Люба, кажется, не поняла сарказма.

- Hу-у-у, мы можем заняться любовью.

- Мной что ли? - не поняла Люба.

- И тобой тоже, - улыбнулся Десять.

В тот вечер они заснули довольные. Десять, на удивление, легко освоился в лесу и смог развести маленький костер (зажигалка в кармане), а также приготовить ужин (заяц плюс метко брошенный камень). В их первую ночь на свободе они даже не подумали о коитусе - оба были слишком уставшие для этого.

Укрывшись спортивной курткой Десять, они обнялись словно дети и почти мгновенно заснули. Казалось, сама природа им благоволила, и ночь оказалась весьма теплой. А на следующий день началась новая жизнь.

Hо это уже совсем другая история.