Песня отчаянья

Твой лик всплывает из ночи, в которой я обитаю.
Река прикипела к морю, боль свою вороша.

А я покинут, как пристань в предрассветную пору.
Пора собираться в путь, покинутая душа!

На сердце моё опадают венчики ледяные.
О жалкая свалка, глухое кладбище кораблей!

В душе твоей громоздятся все сраженья и взлеты.
Крылатые стаи песен срывались с души твоей.

Душа твоя вобрала всё и вся, словно дали,
словно море и время. И вот — кораблём на дно!

Радостным было время осады и поцелуев,
оторопи, втекавшей, как свет маяка в окно.

Жадность лоцмана, ярость ослепшего водолаза,
мутный любовный хмель, и вот — кораблём на дно!

Туманное моё детство, крылатое сердце-подранок,
блуждающий следопыт, и вот — кораблём на дно!

Ты опоясал боль и обнимал желанье,
печаль тебя сокрушила, и вот — кораблём на дно!

Мне было дано прорвать кольцо полночной осады,
переступить желанье и похоть было дано.

Женщина, плоть и оплот, возлюбленная утрата,
тебя я пою и тебя из влажной зову темноты.

Как чаша, ты приютила всю бескрайнюю нежность.
И забытьём бескрайним, как чаша, разбита ты.

Правила чернота одинокими островами,
и там в объятья свои любовь меня приняла.

Жажда была и голод, а ты, словно плод, манила,
битва была и гибель, а ты спасеньем была.

Женщина, как меня ты удержать сумела
в землях твоей души и на кресте твоих рук!

Томление по тебе было страшным и кратким,
взвихренным и хмельным, напряжённым, как лук.

Погост поцелуев, не гаснет пламя в твоих могилах,
пылают грозди, и птицы их до сих пор клюют.

Память искусанных губ и зацелованной кожи,
память голодных зубов и тел, заплетённых в жгут.

Бешеное сближенье жадности и надежды,
которое нас сплотило и навек развело.

Нежность робкой воды и муки шелестящей,
слово, которое губы тронуло — и ушло.

Такая судьба постигла парус моих желаний,
сорванный ветром судьбы, и вот — кораблём на дно!

Вся боль до капли иссякла, все волны меня накрыли.
Жалкая свалка, в которой всё умиротворено.

Всё ещё пел, сиял, качаясь и спотыкаясь,
чтоб устоять на одной ноге, как в качку матрос.

Всё ещё песнями цвел, всё ещё резал волны.
Жалкая свалка, колодец, полный горчащих слёз.

Бледный слепой водолаз, обездоленный лучник,
блуждающий следопыт — корабль, идущий на дно!

Пора отправляться в путь. Холодна и сурова
ночь, в которой отныне мне жить и днём суждено.

Зреют стылые звёзды. Чёрных птиц караваны.
Шумный морской кушак берег стянул, шурша.

А ты покинут, как пристань в предрассветную пору.
Лишь тень на твоей ладони раскручивается не спеша.

Прочь от всего на свете. Прочь от всего на свете.

Пора собираться в путь, покинутая душа!

© Перевод с испанского П. Грушко, 1977