Цикл миниатюрных рассказов. Платон Беседин с миниатюрами «Зёрна» стал финалистом премии «Независимой газетой» «Нонконформизм-поступок».

Платон Беседин «Зёрна»

Сборник рассказов

ThankYou.ru: Платон Беседин «Зёрна» Сборник рассказов

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Слон

Умер слон в зоопарке, а похоронить негде. Лежит туша и разлагается. Иду к директору:

— Где хоронить будем?

Отвечает:

— Всё там же.

Легко сказать. Это не трупик скунса, а две тонны мяса. Бегаю по инстанциям, уговариваю кладбища, а всем наплевать. Только жильцам соседних домов не плевать. На улице плюс двадцать. Вонь стоит страшная. Хоронить слона надо, а негде.

Слава Богу, есть бензопилы и знакомый на рынке. Звоню:

— Нужна польская говядина? Без документов, но по отличной цене.

Спасибо ему за алчность. И от трупа избавились, и поминки справили.

Прихожу домой. Жена жарит котлеты, радостная, говорит мне:

— Представляешь, фарш подешевел…

Маньяк

С женщинами Фёдор Ильич натерпелся. Заговорить — проблема, взять телефон — пытка, а уж интимная близость — сущий ад! И даже виагра не помогает.

Однажды вычитал он в газете, что многие импотенты излечиваются, меняя контекстуальные рамки интимной близости. Маньяки, например, насилуют своих жертв. Подумал Фёдор Ильич и решил стать маньяком.

Налил в термос кофе с коньяком и отправился в ближайший парк. Сидит, оценивает проходящих дамочек. Наконец, выбрал жертву — толстую бабу в бежевом плаще. Встал и за ней. Та шустрая оказалась: раз — и по тропкам в самую чащу. «Пора!» — думает Фёдор Сергеевич, а баба возьми и повернись. Два шага вперёд и как даст ему под дых. Повалила на траву и штаны стягивает.

— Помогите! Помогите! — уже без трусов закричал маньяк.

А после случилось чудо: от такой смены контекстуальных рамок всё у Фёдора Ильича получилось. Обрадовался он и говорит:

— Может, кофейка?

Так и познакомились.

— Пять лет без мужика, — рассказывает баба. — Где его сейчас найдёшь? А тут ты за мной увязался. Думаю — пора! Если понравилось, приходи сюда же — повторим…

Так и сошлись: сначала в парке, по вторникам и четвергам, а после плюнули на все контекстуальные рамки и стали жить вместе.

Террорист

На праздничных столах американцев рвануло шампанское. Погибло три человека. Правда, все от отравления. Газеты в истерике — террористы! Расследование поручено ФБР.

Отыскали дистрибутора шампанского — некого Рончика, который сообщил лишь то, что товар завезён из России. Всё стало ясно: теракт организован российскими спецслужбами.

На срочном совете госбезопасности разработали контрплан «Троянский конь»: российских политиков похищают и заменяют их на американских шпионов. В ходе операции выяснилось: подмена произошла много лет назад.

Срочно запустили запасной план «Щелкунчик», согласно которому в Россию продали партию электронных устройств со встроенным сообщением. На беду американских спецслужб одно из таких устройств попало к жене президента. Когда изумлённый президент увидел, как его благоверная крошит стены топором, в дело вмешалось ФСБ.

Быть Третьей Мировой войне, если бы, наконец, не нашли производителя рокового шампанского — Саратовский завод шампанских вин.

Сначала допросили директора. Когда тот скончался от непонимания, вызвали его зама. И так, по трупам, дошли до начальника производства Пивкина.

Пивкин сознался во всём. Правда оказалось ужасной. Для лучшей газированности Пивкин, по совету тёщи, решил класть в шампанское карбид. Как партия карбидного шампанского попала в США, Пивкин не знал.

Инцидент уладили. Террориста выдали властям США, где его осудили как «врага государства». На родине Пивкин стал легендой. Одни считают его агентом «Моссада», другие — русским патриотом. И только сам Пивкин так ни хрена и не понял.

Третий глаз

Во время драки Зоя всегда вынимала и прятала искусственный глаз в надёжном месте. Вот и сейчас она не изменила своему правилу. Били Зою недолго, но с чувством. Потом вызвали «скорую» и ушли…

В больнице дежурил медбрат Хрюкин. Выпивал. Вкатили носилки с женщиной. Хрюкин принялся за осмотр. Для начала раздел. После обработал раны. Когда дошёл до промежности, вскрикнул и бросился к телефону.

— Быков, это фурор! Наша теория подтвердилась! — орал Хрюкин в трубку. — Срочно бери бутылку и приезжай!

Быков приехал, осмотрел женщину и обомлел. Хрюкин не врал: теория подтвердилась. Отметили, закусывая шпротами.

Их страстью был поиск третьего глаза. Из фразы Далай-ламы «Божий глаз есть колыбель жизни» они решили, что третьему глазу суждено быть в вагине, там, где зарождается жизнь. Теории Хрюкина-Быкова никто не верил, но какая разница, ведь главное — верили они сами. И тут такое! Женщина на носилках, а в её вагине — самый настоящий глаз. Завтра они сделают сенсационный доклад! И после — слава, деньги, признание!

Когда Хрюкин представил себя на вручении Нобелевской премии, женщина вдруг поднялась с носилок.

— Святая! — в восхищении вскричал Быков. — Как звать тебя?

— Зоя! Где мои шмотки?

Хрюкин указал. Святая Зоя оделась, достала глаз и вставила его на место. Она всегда прятала его в надёжном месте.

О пьянстве на железных дорогах

С тех пор, как я бросил пить, ездить в поездах стало скучно. Лежу, ворочаюсь. Может, хоть пивка взять? Так в туалет захочется. И обязательно в санитарной зоне. Попутчики кушают: яйца, куры, пюре — классика поездов. Разве что вонючих носков с верхней полки не хватает.

Вдруг грохот, звон, крики: «Помогите, помогите!». Вскакиваю, бегу в тамбур, а там из разбитого окна торчат ноги. На полу осколки и кровь. Поезд на полном ходу. За окном минус тридцать, метель. Ноги извиваются и лезут внутрь.

— Помоги затащить! — орёт мне проводница.

Прихожу в себя. Понимаю, что это не просто отдельно взятые ноги, а человек. Затаскиваем его внутрь. Перед нами окровавленный, пьяный мужик в одном ботинке. Перегар, как от роты дембелей, но языком шевелит:

— Это двадцать пятый поезд на Львов?

Проводница в шоке:

— Нет, двадцать восьмой на Донецк. Львов в другом направлении.

— Да ладно?! — Тут до мужика доходит. Он кричит. — Остановите поезд! Я сойду!

Дура

С дурами жить тяжело, а жена Трушкина была дурой. За тридцать лет совместной жизни Трушкин осознал это особенно ясно. Но куда деваться? Двое детей, внуки.

И всё бы ничего, — сколько дур на свете? — но жена Трушкина любила распускать руки. Вспылит и давай кулаками махать. Что не так — получи по голове!

Трушкин в панику не впадал. Говорил, разъяснял. Мол, нельзя так. Жена слушала, плакала, соглашалась. Глаза ясные, как у младенца. Агнец Божий, а не человек! Но чуть что не так — в драку. После говорит: «Прости, милый, бес попутал!».

И вот на тридцатом году жизни Трушкин не выдержал — отвесил в ответ пощёчину. Обомлела жена. Разрыдалась. Вечер проплакала, день проплакала, а после говорит:

— Давай разводиться! Что ты за мужик такой, если на женщину руку поднял?

— Прости, милая, бес попутал, — извиняется Трушкин.

— Какой к чёрту бес? — орёт жена. — Ты женщину избил!

— Ты меня тридцать лет била — я терпел.

— Так ты же мужик…

И чтобы ни говорил Трушкин, как бы ни просил прощения, на всё жена отвечает: «Женщину ударить — последнее дело. Развод!».

Опечалился Трушкин. А тут ещё соседи на него стали косо поглядывать: гад какой — на жену руку поднял. Дом-то маленький — все всё знают.

На бракоразводном процессе спросили о причине развода. Жена отвечает:

— Бил меня муж!

— Последнее это дело — женщину ударить! — вздыхает судья.

Соседей опросили. Бил Трушкин жену или нет? Все в один голос — бил.

И стал Трушкин социальным изгоем. Его даже в телепередачу пригласили. Тема выпуска — «Насилие в семье». Спрашивает ведущий Трушкина:

— Били жену?

— Один раз её ударил, дуру такую!

На беду Трушкина жена сидела рядом. Услышала — взбеленилась:

— Кто дура?! Я дура?!

Выхватила у ведущего микрофон и давай им колотить мужа.

В расчёте

Хирург Ляпкин спешил: в операционной умирал человек, а проклятая ширинка никак не застёгивалась. Пухлая блондинка встала с колен. Ляпкин, наконец, справился с ширинкой и заявил:

— За мужа не беспокойтесь. В расчёте.

На операционном столе лежал мужчина. Ляпкин взял скальпель и сделал надрез…

Перед домом Ляпкин обнаружил пропажу обручального кольца. Жена поклялась развестись, если вновь заподозрит в измене. На жену плевать, а вот совместно нажитое имущество жаль. Ляпкин напрягся и с ужасом вспомнил, где оставил кольцо.

Проклиная себя за рассеянность, он вернулся в больницу с изуверским планом, к которому за магарыч приобщил дежурного врача и медсестру.

Доставили пациента, того, которого Ляпкин оперировал днём. Дали повторную анестезию. Ляпкин разрезал свежий шов, расширил рану и принялся в ней рыться. Кольца не было. Нашлась только забытая медицинская перчатка…

В то время как понурый Ляпкин возвращался домой, придумывая объяснение жене, пухлая блондинка вышла из ломбарда. Вырученных денег хватало и на новую кофточку, и на лекарства мужу. «В расчёте!» — думала она, вспоминая Ляпкина.

Мудак

Прохор Петрович слыл редкостным мудаком. Детям замечание сделает — матом ругаться нехорошо, а они ему вслед: «Мудак». В больницах пропускает тех, кому «просто спросить», а в очереди цедят: «Мудак».

Коллеги в него пальцами тычут:

— Петрович сорок лет на заводе, а ни болта, ни гайки не спёр. Так ещё и другим воровать не даёт!

— Ну и мудак!

Жена любила его попрекать:

— Хоть кусок металла домой припри — сдадим! Связалась на свою голову с мудаком…

Как-то вечером вышел Прохор Петрович за хлебом. Вдруг из переулка крики. Смотрит — пятеро одного бьют. Бросился на помощь. Получил заточку под рёбра и эпитет «мудила».

Хоронили его всей роднёй. «Миллионов я не нажил», — писал Прохор Петрович в завещании, — «потому в наследство вам мой завет: живите честно, по правде».

Переглянулись наследники, и самый младший прошептал:

— Ну и мудак…

Аквариум

Всё было: и муж, и деньги, и квартира — вот только забеременеть никак не могла. Занималась любовью по графику. Пачками пила лекарства. Перепробовала всех врачей. Без толку.

Плачет: напрасно молодой два аборта сделала. Успокаивается: просто пока не везёт — дело времени.

Надоела суетная Москва. Уехали с мужем в Малайзию. Поселились в хижине на берегу озера. Муж вышел искупнуться. Захотелось в туалет. Чего тут думать: приспустил плавки и помочился. Вернулся в хижину, но уже не один. Когда мочился, крошечная рыбка заплыла к нему в член. Заплыла и осталась.

Занялись любовью. Рыбка бросила мужа и перебралась к ней. Флора гостеприимнее — лекарства пила хорошие.

Приехала в Москву с целым аквариумом. Нерест.

И плодятся в ней рыбки, и живут, и горя не знают. Приютила живые создания, а забеременеть так и не смогла.

Урок философии

Вечером перед экзаменом я всегда трачу деньги на проститутку. Не из-за похоти. Просто верю в закон Ломоносова: «Если в одном месте убудет, то в другом прибудет». И правда: на экзамене деньги сторицей возвращаются мне от студентов.

Жду проститутку. Звонок в дверь. На пороге роскошная брюнетка. Лепота! Одно плохо — моя студентка. Бывают же встречи! Потупившись, говорит:

— Добрый вечер, Константин Сергеевич!

— Добрый, Зябликова! Экзамен на носу, а ты чёрти чем занимаешься…

После «чёрти чем», пуская сигаретный дым, говорю ей:

— Эх, Зябликова, ну зачем проституткой? Лучше бы воровать пошла!

— В смысле?

— Воровство — это когда одалживаешь у других, а проституция — когда себя…

Утром, собираясь на экзамен, обнаруживаю пропажу ручных часов.

Ну, Зябликова! Способная чертовка! Хоть экзамен «автоматом» ставь.

Почему падают самолёты

— И почему только самолёты падают? — вопрошает редактор нашей газетёнки. — Вот это тема для статьи, а не твои… детдомовские каннибалы.

— Не велика загадка, — говорю я, — самолёты падают из-за Сухорукова…

Редактор замолкает. Его брови удивлённо ползут вверх. Что ж, придётся объяснить.

Я был матросом на рыболовецких суднах в Атлантике. После рейса мы возвращались домой в Одессу, а судно оставалось в Мавритании на ремонт.

Конечно, перед самолётом мы напились. Напились так, что поразбивали друг другу головы, поломали руки и вообще нанесли колоссальный вред организму. Но в самолёт нас впустили. Окровавленных и пьяных. Частный рейс, как никак.

Летим над Атлантикой, половина экипажа уже отошла ко сну, и тут слышится панический крик капитана:

— Ёптить, я же насос на пароходе забыл!

Оказалось, владелец судна наказал ему привезти в Одессу топливно-подкачивающий насос, ужасно дорогой. Без него зарплаты экипажу не видать. Воцаряется хаос. Капитан кричит, чтобы самолёт разворачивали обратно в Мавританию, а команда едва не бунтует. Массовая паника! И тут стармеха Сухорукова осеняет:

— Ёптить, да у парохода топливный насос, как у самолёта!

План спасения родился моментально, на высоте десять тысяч километров.

Капитан привёз владельцу насос, а экипаж получил зарплату. И только потом из Мавритании пришёл факс, что на судне оставлен топливно-подкачивающий насос.

Выслушав историю, редактор долго молчит, а потом изрекает:

— И часто Сухоруков летает?

— Каждые полгода, — говорю я и добавляю, — да что там, он ещё и на поездах стал ездить…

Патриоты

В сосновом бору, на лавочке, окружённые реликтовыми деревьями, выпивали два патриота. Пили водку, закусывая соленьями. Разговоры, конечно, вели о главном.

— Поотрывать футболистам ноги! — Кипятился пузан. — Да за такие деньги я бы лучше сыграл! Предлагаю: не забил пенальти — получи паяльник в задницу!

— Политики! Вот это беда! — Отвечал лысый. — Нахапали гады! Мало им всё, сволочам! А мне, брат, за державу обидно!

— Тебе обидно? — перебил пузан, чавкая свиными ушками. — Да я за эту землю кровь проливал! И ведь благодатная земля-матушка! А во что превратили?

— А потому что гады! — пьяно заорал лысый. — Всё к себе! Всё для себя!

— Это от безнаказанности, — вставил пузан.

— И всем наплевать! У всех хата с краю! Засрали страну сволочи…

Они допили водку и засобирались домой. Бутылки швырнули в кусты, одноразовую посуду — на землю. Глядя на звёздное небо, лысый пробубнил:

— Живут как паразиты, а после них хоть потоп…

Суп

Лютый промышлял тем, что уродовал Божьих тварей. Работу свою любил.

Он ловил акул, отрезал им плавники и швырял туши обратно в море. Изуродованная акула кровоточащим камнем шла на дно и в муках умирала.

Однажды Лютый влюбился в буфетчицу Клаву. Ухаживал, дарил цветы и, наконец, пригласил в ресторан. Лютого Клава ненавидела, но, пообещав себе заказать самое дорогое блюдо, согласилась. Когда принесли заказ, уточнила:

— Это soupe de requin?

— Да, суп из плавников молодой акулы, мадам, — ответил официант.

Так родилась тема для разговора. Лютый начал рассказ о том, как именно добывают акульи плавники. По ходу повествования Клава бледнела, порывалась встать, а на моменте идущих ко дну акул её вырвало. Все взгляды посетителей обратились в их сторону, и Лютый в надежде разрядить обстановку ляпнул:

— Может ещё супчика?

Клаву вырвало повторно. Сотрясаясь в проклятиях и рвотных судорогах, она выбежала из ресторана.

Лютый остался один. С разбитым сердцем и супом. И надо бы бежать за ней, но денег жалко. Потому Лютый доел суп и уже не столь опечаленный отправился домой…

Вечером следующего дня Клава, совершая вечерний променад по набережной, увидела, что лодка Лютого пустует.

— А где Лютый? Почему не в море? — спросила Клава у местного рыбака.

— Помер ночью. Отравился супом…

Талант

Актриса Юлиана Вишневецкая, урождённая Булкина, окончив театральное училище, по распределению попала в уездный театр имени Ивана Кочерги. И, не откладывая блестящую карьеру в долгий ящик, решила переспать с режиссёром.

Режиссёр театра, семидесятилетний властелин муз Аркадий Самуилович Разглядайко, инициативу поддержал и пригласил актрису в номера.

Закутавшись в простыню, Вишневецкая восторженно декламировала монолог Эсмеральды, а Разглядайко не менее восторженно ласкал взором её пышные формы. И, наконец, смятённый чувством, будто Клод Фролло, он кинулся на неё и заключил в свои старческие объятия.

Вишневецкая стонала, как могла. Её сладострастные стоны приводили режиссёра в столь неописуемый восторг, что от чудовищного напряжения он едва не схватил на актрисе инфаркт. После Аркадий Самуилович сказал:

— Да, милочка, у вас определённо талант. Если вы так же сыграете Дездемону, как имитируете оргазм, то вам будут рукоплескать стоя!

Так Вишневецкая получила свою первую профессиональную роль.

К дебюту она подошла со всей ответственностью, и помимо прочего репетировала персонально с режиссёром Разглядайко. Во время одной из репетиций режиссёр скончался от инфаркта. Дебютный спектакль отменили, и убитая горем Вишневецкая рыдала на похоронах режиссёра так горько, что заслужила сначала подозрение, а после сочувствие его жены.

Спустя неделю на место Аркадия Самуиловича из Москвы, по распределению, прибыл новый режиссёр Антуан Бубенчиков. Вишневецкая тут же предложила ему свою кандидатуру. Но Антуан привёз из Москвы не только чемодан с вещами, но и нравы, а потому предпочитал женщинам застенчивых юношей. После первой же репетиции он вынес Вишневецкой свой вердикт:

— Извините, милочка, но вы бездарность!

Оскорблённая Вишневецкая со скандалом покинула театр имени Ивана Кочерги. Покинула, чтобы услышать фразу Бубенчикова ещё двадцать шесть раз в театрах и киностудиях нашей необъятной родины.

И лишь спустя годы талант Вишневецкой получил признание. Ей дали приз в номинации «Лучший актёрский дебют» за фильм «Блядовое побоище 3».

Ремень

Когда Симдянкина бросила третья жена, ситуация стала классической: его уволили с работы, он ушёл в запой и в итоге решил повеситься. Но в пустой квартире, где было пропито всё, не нашлось верёвки. К счастью, чудом отыскался ремень, купленный тридцать лет назад в ГУМе.

Симдянкин принялся приделывать его к потолку.

Внутренняя сторона ремня стёрлась до цвета ржавчины. Кожа сморщилась. Но, в целом, ремень неплохо сохранился. Так добротно он был сделан.

Между фабричными отверстиями зияли уродливые дырки, которые Симдянкин проделывал сам, когда толстел или, наоборот, худел. Он даже помнил, как сделал некоторые из них. Эту, в форме расплющенного эллипса, он, исхудав на нервной почве, проковырял шилом после первого развода. Другую, звездообразную, когда располнел, вернувшись из больницы, где пролежал полгода с гангреной ноги.

Прошлое захлестнуло Симдянкина. Самодельные дырки казались вехами его жизни. Он сам был как этот ремень: сморщенный, старый, истёртый до нутра, но добротно сделанный. Такой ремень выдержит всё: баб, безработицу, предательство, пьянство. Не выдержит он только одного — сдачи в утиль за ненадобностью. Потому что финальная дырка ещё не поставлена.

Симдянкин вставил ремень в единственные штаны и пошел в магазин за продуктами. В первый раз за последние шесть дней он собирался нормально поесть.

Сожрали

Любимое блюдо женщин — мужчины. Они могут лакомиться ими вечно, с утра до вечера, кусок за куском. В народе говорят: «Жрёт мужика…»

Зайцев знал это на собственном опыте. Из десяти лет семейной жизни ровно половину он провёл в рейсах. Другая половина была сущим кошмаром. Вот и сейчас, будучи в Новой Зеландии, он не хотел возвращаться домой.

И тут ему на глаза попалась газета с заголовком «Спасём племя маори!». Людей в племени осталось немного, в основном, женщины. И правительство, мотивируя деньгами, решило привлечь мужской генофонд. А как ещё женить на бывших каннибалах?

Зайцев откликнулся на призыв. Его женили, дали вид на жительство и денежное пособие. За родившегося ребёнка озолотили дополнительно. Зайцев сидел дома и сутками смотрел Discovery. И от такой беззаботной жизни ушёл в запой.

На вторую неделю пьянства привиделось Зайцеву, что жена-маори хочет его съесть. Он гнал прочь эту фобию, но не выдержал, когда увидел, как его суженая полирует человеческие черепа. Боясь быть съеденным, Зайцев сбежал на родину.

Попросился к прежней жене. Та поворчала, но пустила, не забыв напомнить Зайцеву о его гнусном предательстве. Не забыла она напомнить об этом и завтра, и послезавтра, и ещё много-много раз…

От её постоянных упрёков и обвинений Зайцев стал увядать, слёг в неизвестной врачам лихорадке и на Пасху помер, прошептав напоследок:

— Сожрали-таки, падлы…

Лай

Звонко лает Петух. Я просыпаюсь. Петух — это соседский кобель. Так его прозвали, потому что он будит весь район каждое утро. Если он подал голос, значит, к нему пришёл Рекс, взлохмаченный пёс с торчащими, как два локатора, ушами. Они любят побеседовать утром.

Идя на работу, я встречаю Чарли. Чарли не лает — он являет миру себя.

— Здравствуй, — вальяжничает Чарли, разевая алую пасть.

Его приветствие — сигнал для других. За мной бросаются три шавки. Они будят округу, и та наполняется лаем. Взвизгивает, кружась на цепи, пятнистая дворняга. Чмыркает, будто больной туберкулёзом, грустный сенбернар. Что они лают моим преследователям? Советуют оставить в покое? Или наоборот — перегрызть мне горло?

После — завывания молодящейся суки. На ней малиновый поводок, в тон туфлям. Она недовольна моим отчётом. Её вой тормошит свору офиса. Срываются с цепи кобели и суки: молят о зарплатной миске и договариваются об обеденной случке.

Возвращаюсь в родную конуру, переступаю порог — на меня кидается рыжая болонка. Требует зарплату. Её вечернее гав-гав обязательно. Она не успокоится, пока не получит красивого ошейника. Её можно понять. Целый день в конуре с маленькими щенками. Но, в конце концов, мама советовала ей не выходить за дворнягу. Ведь был же тот, породистый…

…она сопит, поджав под себя лапы, а я ворочаюсь, не сплю. За окном беспрерывно лают, перекрикивая друг друга. О чём, о ком они спорят?

Встаю, чтобы выпить воды. Подхожу к окну и смотрю на луну. Нет ни докучливых вшей, ни терзаний о жратве. И я начинаю выть. Беззвучно, про себя, чтобы никто не услышал. Чтобы никто не понял, что в этом мире есть что-то ещё, кроме лая.

Бизнес

Кругом одни бизнесмены. Куда ни ступи — вляпаешься в бизнес. А я чем хуже?

Главное — правильно составить бизнес-план. Взять дёшево — продать дорого. Стало быть, дело в товаре. Провожу анализ спроса и предложения. Лето, всем хочется овощей, а где их взять? Засуха в Украине. Последние двадцать лет.

Читаю в новостях: «Испанские огурцы травят Европу». Ниже: «Путин запретил импорт огурцов». Ну, я не Путин: я за укрепление международных отношений. Недаром кум живёт в Андалусии. Звоню ему:

— Буэнос диас! Есть бизнес…

Через три дня фура огурцов стоит на границе. Звоню другому куму, на таможню:

— Кум, там кум пригнал фуру — надо бы пропустить…

— Нет проблем, кум. Надо — пропустим.

У только что открывшейся палатки с огурцами столпотворение. Очередь занимают с вечера, записываются, как в советское время. Шутят:

— Испанские, наверное, огурчики…

— А тебе, не всё ли равно? По такой то цене.

Фура огурцов ушла за три дня, а после началась оккупация кустов. Шёл человек на работу, прихватило желудок — шасть в кусты. Врачи бьют тревогу: в городе вспышка кишечной палочки. Ищут корень зла. А мне-то что? Торговая палатка закрыта. Документы были оформлены на подставное лицо.

У меня другая проблема. Думаю, какую машину купить. Хожу по автосалонам, выбираю. Деньги, вырученные с огурцов, ношу с собой, в барсетке.

За день намаялся, присел в бар отдохнуть. Выпил пивка, перекусил. И то ли на жаре разморило, то ли салат был из моих огурцов, но скрутило — будь здоров. Бегом в туалет. Место не из приятных: смердит, и очко в земле, а куда деваться? Спустил штаны. После — в аптеку за левомицитином. И только там, когда пришло время расплачиваться, понял, что забыл барсетку в туалете.

Мчусь обратно. Вновь хочется по-большому, но надо терпеть. Заскакиваю в туалет, ищу барсетку. Нахожу. Открытая она плавает в очке.

Тут-то я и обосрался.

Пятно

В день весеннего Равноденствия Аннушка жарила пирожки и разлила на себя раскалённое масло. На бедре образовалось алое пятно.

Вечером к Аннушке пришёл жених Радомир. Он съел пирожки и потащил её в спальню. Начал раздевать, но, сняв колготки, остановился. Его лоб покрылся испариной. Он побледнел и обескровленными губами в ужасе прошептал:

— Изыди…

Аннушка вжалась в кровать. Радомир принялся крестить комнату, так как хорошо помнил перечень дьявольских меток, приведённый в трактате «Молот ведьм». Родимые пятна там шли особой строкой. Стало быть, Аннушка ведьма. Алое родимое пятно на её бедре — тому доказательство.

Надо сказать, что разоблачение ведьм было коньком Радомира. С детства он зачитывался биографией и трактатами Томаса Торквемады, великого инквизитора 15 века, а потому всегда был готов к встрече с дьяволом. Его Радомир видел повсюду. В том числе и в Аннушке. Он давно искал в ней признаки ведьмы и вот — нашёл.

Всё стало ясным: и почему Аннушка кормит бродячих котов (наверняка, только чёрных), и почему ходит с ним на рыбалку (собирает жаб для ритуалов) и почему, наконец, у неё такая инфернальная мать.

Прозрев, Радомир с криком «Ведьма!» кинулся за своим инквизиторским набором: крестом, святой водой и осиновый колом. Последний напугал Аннушку больше всего, и она спряталась в шкафу.

Радомир прочитал молитву, окропил комнату святой водой и ушёл.

Встретились они год спустя, на гей-параде. Аннушка шла в колонне «Дочерей Сафо» с плакатом «Все мужики — козлы!», а Радомир пикетировал шествие с криком «Ведьмы не пройдут!».

Не смотря на антагонизм мнений, в «обезьянник» забрали их обоих. Ехали они вместе, молча, зыркая друг на друга и краснея от злости. Он думал о домашних пирожках, а она о том, для кого хотелось бы их приготовить.

Я была в храме

Сглазили меня! Твари! Одни неудачи в последнее время.

Сначала этот козёл ушёл. Его, видите ли, мои запросы не устроили. Шуба да серёжки — разве это запросы? Вон Людке: муж «бэху» купил. А этому козлу шубы жалко! На работе проблемы. Коллектив паршивый: мужики — уроды, бабы — суки. Нервы, сплошные нервы! Из-за них и здоровье ни к чёрту. Даже на телевизор сил нет.

Сто процентов, сглазили. И мама так считает. Говорит: «Сходи, доча, в храм, свечку поставь. Всё наладится!».

Честно сказать, я от церкви далека. Пару раз ходила, конечно, но как-то не моё это. Как ни зайду, они всё поют: «Христос воскресе, Христос воскресе…»

Но мама сказала — надо идти. Служба, правда, рановато. Выходные: понежиться охота. Ещё и собраться надо. Губы подкрасить, глазки подвести, каблучки к юбочке подобрать — не крокодилом же в храм идти. Опоздала, в общем, на службу.

Народу в храме — не протолкнуться. Все хмурые, сосредоточенные, с опущенными головами, как будто умер у них кто. И все молчат. Только батюшка — толстый, с бородой веником — бормочет. Что-то там про кесарево, про Бога. Подхожу к женщине, которая свечками торгует, говорю:

— Дайте вот эту, — молчит. Думаю, глухая, наверное. Громче говорю, кричу почти. — СВЕЧУ ВОТ ЭТУ ВОТ ДАЙТЕ!

Проще самой взять. Наверное, у них в храме самообслуживание. И чего глухих, спрашивается, продавцами брать?

Добыла я свечку. Осталось только воткнуть. Проталкиваюсь сквозь толпу к подсвечнику. Все как истуканы стоят. Бабки шикают: «Тссс, тише». Другая бы растерялась, но мне не привыкать. Я с детства в метро езжу. Локтями работать умею.

Пробралась к подсвечнику. Тут другая беда — воткнуть свечку некуда, а время поджимает. Да и от ладана голова разболелась. Больно он вонючий. Но я не лыком шита. Выдернула чужую свечку, свою вставила. Всем надо! Перекрестилась левой рукой — левша я! — и назад продираться.

Выскочила на улицу. Хорошо так стало, свободно. Душе, что называется, петь хочется. Любуюсь небом лазурным, маме звоню:

— Ну, всё в порядке, мама! Я была в храме…