Какой Ловкач не хочет стать Мастером, получать выгодные задания и быть неприкосновенной в Гильдии персоной? Вот и молодой Ловкач Гриф — не исключение. Именно поэтому он отправляется в Хейстримовы горы за статуэткой Локи — ценнейшим артефактом прошлого, наделяющим владельца безмерной удачей. Теряя и обретая друзей, Гриф очень скоро понимает, что он — всего лишь пешка в коварной игре Фетиша, главаря ловкаческой Гильдии. А тут еще и легенда о чудесной статуэтке обретает новый, зловещий, окрас...

Олег Бондарев

Гриф и Гильдия

Спасибо Косте Кривцуну за неоценимую помощь, Даниилу Туровскому за веру в себя, Михаилу Бабкину за подсказки, Алексею Дорошенко за уроки мудрости, и, конечно, Андрею Белянину за вдохновение.

А также всем остальным, имена которых надо выпускать отдельной книгой, чтобы не съели отведенное под роман место.

Ну вот, видите — даже вы не можете отличить воина от бандита, а что такое вор, как не бандит-одиночка, только более осмотрительный? Я украду две бараньи котлеты, да так, что никто и не проснется. Фермер поворчит малость и преспокойно поужинает тем, что у него осталось. А вы нагрянете с победными фанфарами, заберете всю овцу целиком да еще прибьете в придачу. У меня фанфар нет; я такой-сякой, я бродяга, прохвост и вздернуть-то меня мало. Что ж, согласен. Но спросите фермера, кого из нас он предпочтет, а кого с проклятием вспоминает в бессонные зимние ночи?

Р. Стивенсон. «Ночлег Франсуа Вийона»

Пролог

Хряснусь, ей-Один, хряснусь…

Ну почему один из лучших Ловкачей Тчара для встречи с возлюбленной должен карабкаться на ее высоченный балкон, рискуя свернуть себе шею?

Возможно, потому, что папа его возлюбленной мэр?

Со стороны я, наверное, смахивал на паука: весь в черном, к стене животом жмусь, да и вверх лезу так прытко, будто руки в чем-то липком измазал. Могу вас уверить: карабкаться по стенке не легче, чем гулять по тонкому канату над пропастью. Моя прыть объясняется только опытом: я этих стен перевидал…

Наконец, я нащупал кажущиеся недосягаемыми перила и втянул уставшее тело наверх. Локи, как же болят бедные мышцы! Завалился бы спать прямо на балконе, если б не местный дворецкий: он не самый любезный и добрый в городе парень, а мне ужасно не хочется ни с кем драться. Мошенники вообще не любят драться, потому что это мешает им мошенничать!

Уже особо не таясь, я подошел к двери, ведущей в комнату, и постучал. Три раза. Как всегда.

Несколько мгновений ничего не происходило. Потом тихий голос осведомился:

— Гриф?

— Да, любимая, — шепнул я. Как любят говорить бывалые охотники, «прикормим зверушку»…

— Что тебе нужно? — Не в духе, зараза… — Я не ждала тебя сегодня!

— Но я ведь всегда…

Она не дала мне закончить:

— Что — «всегда»?! Убирайся прочь, мы уже все решили!

— Мы?! Ты сама все решила! — резонно возмутился я.

Нечего на меня зря наговаривать! Но Лин уже понесло.

Один, есть же на свете люди, которым только дай повод что-нибудь сказать — обложат с ног до головы. Моя девушка, к сожалению, относилась именно к таким сквернословам: за какие-то полминуты она успела десять раз обозвать меня дураком, пять раз — бараном, и раза по два — остальными известными ей ругательствами.

— Ты до конца высказалась, дорогая? — терпеливо выслушав все замечания, ласково спросил я.

— Да! — Она все еще злилась, но уже не так сильно, как в начале разговора.

— Может, пустишь теперь?

— Нет! — ругательства посыпались вновь. Зевнув, я подошел к перилам, перегнулся через них и, не глядя, плюнул вниз.

— Что это?! — бешено взревело внизу.

Я едва успел присесть, хоронясь за порослью молодого винограда. Дворецкий обвел стену подозрительным взглядом, остановил было взор на балконе, но, не заметив ничего интересного, вновь повернулся к моему мерину, безразлично щиплющему травку:

— Кто ж тебя здесь бросил, а? Неужто Джесс опять перепился и забыл закрыть конюшню? А ну как я сейчас задам ему трепку!.. Джесс! Джесс!

Я скрипнул зубами: треклятый дворецкий зовет конюха, Лин скоро докричится до мэра, а мне приходится сидеть здесь и слушать их обоих, дожидаясь, когда меня обнаружат!

Прикинув в уме, что доказать невинность отцу Лин мне вряд ли удастся, я решил бежать.

И для начала — прыгнуть.

Лучший Ловкач может с легкостью спрыгнуть с высоты в пять человеческих ростов на спину верному скакуну и не повести даже бровью.

К сожалению, лучшим я, наверное, так и не стал…

Поэтому и приземлился на плечи дворецкому. Старик не смог устоять, а, может, просто не ожидал такого поворота событий. Как бы то ни было, мы оба упали: он — на землю, а я — на него.

— Гриф? — послышался взволнованный голос с балкона. — Ты цел?

— Да, Лин, золотце, — я тут же вскочил на ноги, отряхивая запылившуюся рубаху, — со мной все в порядке!

— Тогда убирайся прочь! — презрительно фыркнула Лин и удалилась к себе в покои, попутно хлопнув балконной дверью.

— Вот же стерва… — пробормотал я и, запрыгнув в седло, дал коню шпоры. — Ладно, поскакали! Но!

Мерин даже не тронулся с места. Извернувшись, он осуждающе посмотрел на меня, словно стараясь вогнать в краску.

— Да не переживай ты так! — я взлохматил ему гриву. — Все нормально! Не помрет!

Конь еще чуток поупрямился. Наконец, когда я от злости пообещал продать его на колбасу в ближайшую мясную лавку, он испуганно заржал и легко q рысью потрусил к воротам.

Спустя полчаса мы уже подъезжали к нашему скромному обиталищу — ветхому двухэтажному дому с наполовину разрушенной крышей, выгоревшей пару месяцев назад конюшней и настолько маленьким сараем, что в него не влез бы даже самый тощи q гном.

Находился этот дворец в «темных» кварталах Тчара. Богатенькие пай-мальчики, живущие на сбережения папаш-толстосумов, тут не протянули бы и дня, а если наутро все же проснулись живыми, то были бы уже бездомными бродягами, без жалкого медяка в кармане.

Тут хватало неудачников, не сумевших выполнить то или иное задание своей Гильдии. Благо, я жил здесь только потому, что мои Ловкачи про меня просто-напросто забыли!.. По другим причинам соседствовать с подобным сбродом я не видел и, думаю, никогда не увижу смысла.

Однако не стоит сгущать краски: порой и здесь, в «темных», я встречал весьма приличных людей, бывших аристократов и рыцарей, в многочисленных сражениях проигравших свои земли. Конечно, остротой ума они не блистали (вряд ли умный феодал сможет проиграть свой феод!), но на безрыбье, как говорится, и рак — франт!

Когда же Ловкачи вспомнят, что у них в Гильдии есть паренек по имени Гриф, которому ой-ой-ой как нужны денежки? Три месяца я не видел ни Гильго-Кривоноса, ни Фрекки-Висельника, ни Джимми-Ли. Куда вы пропали, ребята? Неужто вы не хотите помочь мне разобраться в моих… хм… финансовых проблемах?

Последние две недели дела у меня, откровенно говоря, не ладились: несколько раз приходилось подрабатывать мелкими поручениями по принципу «иди — возьми — отнеси — на монету — пошел вон», что совершенно возмутительно для мастера… ну, или почти мастера такой высокой категории, как я.

Единственной радостью были вечера у Лин, где мы любили завалиться на ее поистине королевское ложе и… ну, в общем, любили!

А теперь и она меня отправила на все четыре стороны. Я уже начинал сомневаться, не сглазил ли меня кто?

По груженный в мысли, я не заметил, как мы оказались у дверей конюшни. Керж требовательно заржал: бедняга тоже намаялся за день. Я спрыгнул на землю и похлопал его по крупу, стараясь взбодрить, но он лишь отвернул наглую морду. Вот так-то — собственный конь меня отвергает! Впрочем, чего ему меня любить: кормлю — мало, езжу — много. Отдыха, опять же, никакого. Да и толку от той постоянной беготни — не больше. Мысленно махнув рукой (хватит себя накручивать), я взял мерина под уздцы и повел в стойло. Привязав его, я двинулся к выходу, уже предвкушая долгожданный отдых, однако у коня были на мой счет совсем другие планы.

— Ну, что тебе, Керж? Что случилось? — Проклятое животное ухватило меня зубами за воротник и выпускать, пока я его внимательно не выслушаю, явно не собиралось.

Мерин виновато кивнул на ясли: те были пусты. Я укоризненно посмотрел на коня:

— Ты чего, все сожрал? Я ж тебе только с утра насыпал!

Керж смущенно потупился.

— Совести у тебя нет. — Я сплюнул ему под копыта. — Денег почти не осталось, с Лин поругался, Гильдия забыла. Скоро пойдем паломниками по Семи Обителям, чтобы с голоду не сдохнуть! Чего смотришь?! Понял?! Киваешь… Да ничего ты и не понял, скотина! — Я насыпал ему полные ясли и пошел в дом, мрачный, как туча.

Едва зайдя внутрь, я сбросил пыльные сапоги и с разбегу прыгнул на диван. Блаженство! Огонь в камине весело вспыхнул да затрещал — магический, четко чувствует хозяина — и мне невольно подумалось, что все не так уж и плохо. Конечно, денег осталось немного, но ведь не в них же счастье, а в том, что на них можно купить.

Отбросив в сторону ставшую уже навязчивой мысль о золоте, серебре и прочих драгоценных металлах, я начал думать, где бы скоротать остаток вечера. На ум приходили только две вещи: усесться за древний фолиант «О пользе драконьей крови», который Джош Книгочей по сей день считает без вести пропавшим, или навестить старину Стопола в его таверне? Ну, пара монет у меня где-нибудь да найдется, так что последнее вполне-вполне…

И хоть идти куда-то не шибко хотелось, я решил, что читать старую книжку, в которой даже нет картинок, не самое подходящее для настоящего Ловкача занятие. Да и зачем мне, в конце концов, эта драконья кровь? Я ее и в глаза-то не видел (и, надеюсь, что не увижу!).

— Ну-ка, где там мой кошелечек? — Я отстегнул висящий на поясе мешочек и дернул веревочку, намереваясь пересчитать монеты, когда в дом влетел камень.

Обычный человек, окажись он на моем месте, не задумываясь, запустил бы этим же самым камнем вдогонку проклятым шутникам, но Ловкач обычным человеком не может быть по определению. Расстаться с камнем я успею всегда, а вот прочитать, что написано на листке бумаги, примотанном к нему, — нет. Аккуратно перерезав бечевку, я развернул сложенный вчетверо лист и прочитал: «Девять часов вечера. Добрая Псина. Фетиш».

О-хо-хо — в Гильдии опять поменялся главарь!

Мне везло вдвойне: мало того, что наконец-то перепало прибыльное (а я уверен — оно прибыльное: у меня нюх!) дельце, так еще и Ловкачей возглавил мой бывший учитель! Поистине, судьба решила искупить свою вину предо мной двумя щедрейшими подарками!

Как же долго мне пришлось ждать этого проклятого заказа! Я уж, грешным делом, подумывал начать честную, порядочную жизнь, а тут — бах! с камнем ко мне приходит спасенье! Наконец-то я получу давно обещанный титул мастера Ловкачей и… немножко денежек на карманные расходы.

Вновь повесив на пояс кошель и сунув в ножны любимый Секач (кинжал с тончайшим лезвием из рунна в пять пальцев длиной), я вышел из дома.

Запирая замок, решил, что прекрасно обойдусь и без Кержа: до «Псины» всего минут двадцать ходьбы. Как раз к девяти доберусь!

Не знаю, почему, но, пока я шел, мне казалось, что кто-то за мной пристально наблюдает. Однако стоило войти в портовую часть Тчара, и таинственный наблюдатель (если он и был) от меня отвязался. Я еще раз огляделся вокруг и, решив, что показалось, надбавил ходу.

Часть первая

СТАТУЭТКА ЛОКИ, или ДРУГ ПОЗНАЕТСЯ В БЕДЕ

Глава 1. Грамота мэра, или Убийца на дому

«Добрая псина» — не слишком удачное название для достаточно тихой портовой таверны, которая одиноким двухэтажным замком возвышается среди рыбацких домиков-коробок. Ей скорей подойдет название «дохлая», потому как особой жизни в таверне (да и порту вообще) обычно не наблюдается; только редкие посетители, словно улитки, переползают из угла в угол, да и то слишком вяло, будто засыпая на ходу.

Возможно, поэтому наша Гильдия и сделала «Псину» своим штабом. Да, публика тут была подходящая: порт Бедди населяли в основном продажные девицы, лихие пираты, бродяги без гроша за душой да проныры-карманники, всегда готовые вытащить пару монет у зазевавшегося посетителя. И хотя в Гильдию щипачи и входили, но прав у них было не больше, чем у любого из новичков. Разгильдяй*[1] их и брал в Гильдию только на то, чтоб тчарский порт легче в руках держать. Хотя, впрочем, и вся северная часть города тоже была под негласным контролем наших. В южной же уже давным-давно обосновались прихвостни Орагарской короны, и зариться на нее Разгильдяй не решался: слишком огромен кусок, легко и подавиться. Хотя в последнее время самые храбрые (или глупые) Ловкачи часто устраивали этакие «набеги» на вражескую территорию, с каждым разом все более кровопролитные. Это не могло не повлиять на и без того слишком натянутые отношения сторонников короля и мошенников.

Быть в городе большой резне, не иначе. Благо, я, может, буду как раз заказ выполнять, а то еще ненароком и меня заденет.

Подмигнув стоящей возле входа в таверну «ночной бабочке», я зашел внутрь. Тут же в нос ударила мощная волна табачного дыма вперемешку с ядреным перегаром. Я невольно поморщился: никогда не любил подобной смеси «ароматов», и, хотя часто хаживал в «Псину» чего-нибудь выпить, до сих пор никак не мог к запахам этим привыкнуть.

Посетителей, как всегда, было немного: двое пиратов боролись на руках за столиком у окна да высокий кобольд пил пиво, умиротворенно похрюкивая и качаясь на стуле (мебель жалобно поскрипывала, но степняк явно не собирался прекращать развлеченье)…

Возле стойки стоял добротно одетый мужчина лет сорока с короткой опрятной бородой и кустистыми бровями, сросшимися на переносице. Завидев меня, он приветливо улыбнулся и, усевшись за стол по центру зала, жестом предложил к нему присоединиться. Со стороны эта сцена напоминала встречу старых приятелей, случайно увидевшихся в таверне после нескольких лет разлуки. Однако я с некоторым разочарованием понял, что учитель неискренен со мной: все его движения были наиграны и ненатуральны, что называется «на публику».

Видимо, повышение не пошло мастеру на пользу: власть захватила разум.

— Ну наконец-то! — учитель вновь широко улыбнулся. — Я уж думал, тебя проглотил пролетавший над городом дракон — ты все такой же толстый, как и десять лет назад, когда я только начал тебя учить!

— Да уж благо, не стараниями Гильдии! — огрызнулся я — сальные шуточки Разгильдяя в адрес моей тощей фигуры успели за время обучения мне порядком надоесть — и, взяв в руки принесенную Стополом кружку пива, отхлебнул пену.

— Да ладно тебе! — Фетиш примирительно поднял ладони. — Если б не я, ты бы все так же просиживал штаны на старом диване да семечки лузгал!

— Так, может, я тебе ноги целовать должен? Наверное, кому-то покажется, что называть бывшего учителя на «ты» не слишком вежливо. Но у нас, Ловкачей, свои обычаи и традиции.

— Зачем мне это, Гриф? — фыркнул Фетиш. Будь уверен, одного моего слова достаточно, чтобы тебя нашли под пирсом с распоротым брюхом. Но я ведь не говорю этого слова?

Я тебя понял, дружок: ты решил показать, кто тут хозяин. Что ж, не будем тебе мешать… Я молча отхлебнул из кружки.

— Теперь о деле, — Фетиш пригубил немного пива, после чего кружевным платочком вытер с губ пену. — Вот аванс, — на стол плюхнулся большущий кошель. — Полторы сотни серебром тебе хватит изрядно. Задание в бэге. Жду тебя здесь же ровно через месяц, — последние слова Разгильдяй бросил, находясь уже около двери.

Корчмарь хотел было остановить его и заставить платить за ужин, однако, словно что-то вспомнив, лишь глупо потупил взор. Фетиш победно посмотрел на меня и, криво усмехнувшись, вышел вон.

Проклятье! Что он мнит о себе, этот старый прохвост? Неужто он думает, что ему теперь никто не указ?

— Эй, Стопол! — недовольно воскликнул я. Зло просто захлестывало меня, стремясь выплеснуться наружу. — Дай-ка мне кружку пивка!

— Ты-то хоть платить будешь? — подозрительно сощурился старик. Спросил он скорее для острастки, чтобы спустить пар: познакомились мы с ним еще в бытность мою подмастерьем — девять лет, без малого. А у меня никогда не было привычки обманывать старых знакомых.

— Буду-буду! — заверил я и, достав из кармана серебряную монетку, бросил ее на стол.

Корчмарь, видимо, обладал острейшим зрением, потому что тут же наполнил чистую кружку пивом и поспешил исполнить волю дорогого гостя. То есть меня.

— Вот ваш заказ, мастер! — Ух-ты, какие манеры у него проснулись!

Старый корчмарь не стал дожидаться моей благодарности (все равно бесполезно) и, торопливо подхватив со стола монету, попробовал ее на зуб.

— Настоящая… — удивленно пробормотал он.

— Обижаешь: поддельных не держим! А если и держим, то не для прохвостов вроде тебя, — я наигранно рассмеялся, стремясь вернуть пройдоху в хорошее расположение духа.

На лице корчмаря появилась легкая улыбка.

— Да ладно тебе! Какой же я прохвост? Все, как говорится, по заслугам! Вот ты знаешь, — старик громко высморкался в подол грязного фартука, сколько я плачу всем этим кухаркам и поварам?

— Откуда ж мне знать? — Я откинулся на спинку стула и с интересом уставился на Стопола — а ну-ка, сколько?

— Вот и я не знаю, прикинь? Сколько ни дашь — все мало! Работать совершенно не хотят! Одно б спали да ели, а деньги пусть сами рекой в карман текут! За что мне только такие мучения?..

— Знаешь, Стопол, — сощурился я, — это твои проблемы, в которые мне лезть без надобности. Если хочешь еще монету — так и скажи! — Я бросил старику еще один сребреник.

Такого великодушия не ожидал даже я сам. Но старый владелец «Псины» знал, как запудрить мозги.

— Вот это другой разговор! — деловито кивнул корчмарь, запихивая монетку за пазуху. — Как говорится, на каждую рожу свои кон-ги-тент найдется!

— Контингент! — машинально поправил я.

— Ну да, точно, конингент! Но суть пословицы от этого не меняется!

Мы помолчали. Я лениво потягивал пиво, а Стопол все мял в руках видавший виды фартук, ожидая, наверное, что меня вдруг снова тюкнет дать ему сребреник. Наконец, пиво в кружке кончилось, и я, оттолкнув ее в сторону, потянулся, разминая затекшую спину.

— Может, еще кружечку? — осторожно предложил старикан.

— Нет, — покачал головой я, поднимаясь. Как-нибудь в другой раз.

Неожиданно за моей спиной что-то грохнуло.

Корчмарь шагнул влево, чтобы получше разглядеть, что же случилось, и гневно сдвинул брови.

— Свиное отродье! — брезгливо процедил он сквозь зубы.

Я с интересом уставился на лежащего посреди залы кобольда. Обломки того, что некогда выдерживало мощные седалища пиратов и мошенников со всех концов Тчара, валялись вокруг. Судя по всему, свинтуса стул все же не выдержал…

— Ты где тому научился, придурок? — обратился к разрушителю Стопол. — Тут али у себя, в Степи?

— Да ладно тебе насмехаться! — смущенно буркнул кобольд. — Лучше б подняться помог!

Старый корчмарь, перебирая все известные проклятья, протянул свинтусу руку. Тот ухватился за нее и рывком поднялся. В сапогах радостно плюхнуло. Кобольд перемазался с головы до ног подливой и жиром; местами его серую рубаху оккупировал укроп, а на штанах за место под солнцем боролись сельдерей и петрушка. В общем, вид у степняка был весьма плачевный.

Кобольд утер пятак рукавом и, пошарив в кармане штанов, протянул корчмарю два медяка:

— На.

— Что… ЭТО? — с отвращением глядя на монеты, спросил старикан.

— Плата за ущерб. У меня больше нету, последние отдаю!

— Вот ЭТИ ЖАЛКИЕ МЕДЯКИ за ОТ ЛИЧНЫЙ СТУЛ?! — корчмарь стал медленно закипать, но кобольд этого либо не заметил, либо просто не обратил внимания:

— Бери-бери! А стул не такой уж и отличный попался! Иначе б не развалился.

— Да ты хоть знаешь, КТО сидел на нем? Нет? То-то же! Во время визита в наш славный город племянник ныне покойного короля (чтоб ему, сердешному, в гробу не кашлялось!) почтил визитом скромное заведение вашего покорного слуги. Ты уже догадываешься, где он разместил свое седалище? Именно на этом стуле! И после этого ты хочешь отделаться двумя медяками?! Давай, выворачивай карманы, пока я лицейских не позвал!

— Нету у меня денег больше! Сколько можно повторять?

— Значит, будешь сегодня в Лицее ночевать!

— За что? — взвыл кобольд. Бедняга, видимо, считал Лицей чем-то вроде пещеры дракона: темным, мрачным и вонючим. Ну, где-то он прав, но камеры в Тчаре не слишком и темные!

— За порчу имущества!

— Но я… — кобольд осекся. — Ладно, есть у меня кое-что. Но я могу оставить его только под залог!

— Давай уже, показывай! — поторопил его Стопол. — Если там что-то действительно стоящее, так и быть — дам тебе пару дней, деньжат подсобрать.

Кобольд понимающе кивнул и, пошарив в своем бэге, положил на стол молот. Нет, пожалуй, даже Молот! Склочник-тор слюнями изошел бы, коли увидел, и заложил бы глаз (конечно, не свой Хрофта: зачем богу мудрости один?) за великолепную игрушку!

Я невольно залюбовался дивным оружием. За такой раритет любой коллекционер удавится, а воин, хоть немного понимающий в оружии, умрет сам — от зависти. Всю рукоять покрывали древние руны, которые разобрать смог бы, наверное, один Хрофт (впрочем, без глаз он вряд ли что-то прочел бы!).

Молот впечатлял. Я бы такой в руки Стополу не дал: спустит в две минуты! Впрочем, давать или нет — это уже дело свинское…

Стопол, увидев молот, изрядно струхнул, перепугавшись, наверное, что кобольд сейчас взбесится и начнет крушить стены. Поэтому он торопливо прохрипел:

— Ладно, степняк. Даю тебе три дня… — И, не назвав, на что же кобольд получает этот срок, потянулся к чудесному молоту. Еще секунда — он уже сожмет рукоять и…

Лезвие секача замерло возле горла старого корчмаря, готовое в любой момент про пороть кожу и забрать с собой жизнь старика.

— Не вздумай, — тихо предупредил я. Кинжал в моей руке чуть дрогнул. Владелец таверны невольно поежился — по шее тоненькой струйкой потекла кровь. — Я заплачу за него. Сколько?

— Два… серебряных… — прохрипел старик, с ненавистью глядя на меня. Выглядел он неважно и жалко — не то что пару минут назад.

Впрочем, я бы посмотрел на себя, окажись у моей шеи лезвие меча или кинжала. Да и, как выяснилось позже, нужно было оставить все как есть, никуда не лезть и уж тем более не спасать пятачкастого вепря. Но тогда меня действительно понесло.

Выудив деньги, я бросил их на стол. Корчмарь тут же скосил глаза в сторону монет, однако взять их пока не решался: я все еще держал клинок у его кадыка.

— Забирай свой молот, — велел я кобольду.

Тот быстро подхватил реликвию и замер, вопросительно глядя на меня.

— А теперь пошел вон отсюда, и чтобы через минуту тебя здесь не было! Понял?

Вепрь, немного обидевшись на «пошел!», кивнул и юркнул к выходу.

Когда дверь за его спиной с шумом закрылась, я соизволил убрать клинок в ножны.

— Стыдно молодых дурить! — упрекнул я старика. — Забирай деньги, Стоп, и не делай так больше!

— Хорошо, — подтвердил владелец «Псины», сгребая монеты в ладонь. Брешет, конечно: завтра же обманет! — Ваше слово — закон, сударь! Может, еще пива за счет заведения?

— Нет, спасибо. Хотя… Может быть, завтра…

— Завтра скидок уже не будет! — поспешно выпалил старикан.

— Не будет — так не будет! — легко согласился я. Меня самого завтра уже не будет, чего уж там… — Мне как-то и так неплохо, без скидок… Но ты смотри у меня!.. — я погрозил корчмарю пальцем.

— Ты иди, куда шел, а со своими делами я и без тебя разберусь! — огрызнулся владелец таверны. Похоже, сегодняшний я уже стал его раздражать. — Нечего тут командовать!

— Сколько я должен за ужин, Стопол? — влез в нашу беседу подошедший к стойке пират. Его дружок громко храпел за столиком, видимо, перебрав лишку.

— Пять серебра, — сухо ответил ему старик.

Моя выходка с кинжалом, похоже, окончательно испортила ему настроение.

— Вот тебе десять, — пират высыпал на стол перед корчмарем горку монет. — Забирай, я не жадный!

— Забирай лучше своего дружка, — прошипел корчмарь сквозь зубы,- и чтобы духу вашего здесь не было: распугаете мне всех посетителей!

— Уно моменто! — Моряк не преминул блеснуть знанием иноземного диалекта, но, поняв, что оно никого не интересует, вздохнул и отправился к столику, где дремал его приятель.

— Ладно, Стопол, — подал голос я, когда маленький спектакль подошел к концу, — мне, пожалуй, пора!

— Приятной дороги, — бросил мне в след корчмарь. — Коз…

Что там еще кричал Стопол, я не слышал, потому что уже был на улице.

В лицо бил хлесткий и безвредный бродяга-ветер, новое задание лежало в кармане (деньги, причем очень неплохие, мне явно светили), поэтому я, немного подумав, извлек из-за пазухи трубку, огнивом выбил искру, глубоко затянулся и с удовольствием выпустил дым. Ах, какое наслаждение, какой чудесный табачок! Порой мне кажется, что курение — это единственный способ убежать от реальности в некое подобие грез, где все безоблачно, в отличие от проклятой действительности. Хотя, конечно, и в повседневной жизни бывают свои маленькие праздники. Как сегодня, например.

Мои размышления прервал до боли знакомый голос:

— Мастер… э-э-э…

— Гриф. — Я даже не стал поворачиваться, понимая, что последует дальше: от юного степняка ожидать чего-то пооригинальней не приходилось.

— Ага! Ну, это… спасибо вам!

— Да чего там! Пустяки! — лицемерно смутился я. Не хотелось обижать вежливого свина: много ли их осталось в Орагаре? — Жалко стало твой молот — эта ж скотина его продаст!

— Ага… А скотина, это… корчмарь?

— Ну, а кто ж?

— Ага… Так вот… если вы в беду, то я… помогу, в общем!

— Ясно. — Я согласно кинул, хотя мысленно зарекся просить у кобольдов помощи. — Ладно, я спешу. Если надо будет, найду тебя сам.

— Ага… Но вы все ж учтите!

— Учту! — С этими словами я развернулся на каблуках и двинул прочь.

Свежий осенний ветерок уже не радовал меня.

На душе было слишком гадостно от осознания моих действий: словно над ребенком издеваюсь, ей-Один! Отвратно…

Легкий «сквознячок» сменил настоящий ветер. Он пронизывал насквозь, заставляя неприятно ежиться с каждым новым порывом. Оглянувшись через плечо, я увидел, что кобольд продолжает стоять на пристани, глядя мне вслед. Проклятье! Я грязно выругался и, накинув капюшон, ускорил шаг.

Едва оказавшись дома, я, не раздумывая, высыпал содержимое бэга на пол. Пошарив в куче барахла, отыскал свернутый в трубочку лист пергамента и коротким ножом сорвал скрепляющую края бечевку. Развернул.

«Статуэтка Локи. Святилище огров в Хейстримовых горах. Срок — месяц. Награда — тысяча плюс звание мастера-Ловкача. Невыполнение смерть» — значилось в записке.

Старый пройдоха, видимо, решил сэкономить на чернилах, и потому задание было представлено только в основных чертах. Впрочем, я уже привык к подобной формулировке. Надо лишь хорошенько поднапрячь мозги…

Итак, статуэтка Локи. Слышал я сказки, что-де она приносит владельцу удачу, однако верить им — все равно что верить в ковры-самолеты и скатерти-самобранки. Но почему-то на подстилках для ног никто еще не летает, а скатерти не научились ругаться, тем более — на себя. Значит, и золотой болванчик вряд ли кому-то сможет помочь.

«Святилище огров» — вот это уже куда интересней. Зачем туповатым монстрам могла понадобиться статуэтка бога? Может, пылинки с нее сдувать и молиться от восхода до заката? Учитывая их великий ум, вполне возможно…

Хотя, впрочем, не столь важно, сколько у огров мозгов. Гораздо важнее срок выполнения заказа: всего месяц! Задание казалось не настолько простым, чтобы выполнить его в такие короткие сроки. Но слово Фетиша — закон. Иначе, как сказано в записке, — смерть.

«Награда — тысяча, звание мастера» — вот, пожалуй, единственная запись, действительно порадовавшая меня. За такие деньги и звание можно и расстараться! Зная натуру Фетиша, я справедливо полагал, что под «тысячей» подразумевается тысяча золотых, а под «мастером-Ловкачом» мастер-Ловкач. Вот получу законные денежки тут же уйду на пенсию, куплю себе дом где-нибудь в пригородах Зрега и буду жить до самой смерти в чистоте и роскоши, пользуясь льготами Гильдии, введенными специально для мастеров. А не в той хибаре, где сейчас: сорвавшаяся с потолка капля плюхнула об пол, подтверждал мои слова.

Главное — не опоздать, а то вместо увесистого мешка с золотыми получу деревянный ящик и каменную плиту…

Скомкав записку, я сунул ее во внутренний карман куртки. Можно было, конечно, и съесть, как это делают многие в Гильдии, но, честно говоря, не питаю особой страсти к бумаге, предпочитаю ей мясо и хлеб. Лучше потом сожгу.

А пока я извлек из валявшегося на полу хлама подробную карту Орагара. Земли Баронской Общины там тоже значились, правда, одним белым пятном — ни тебе рельефа, ни тебе городов. Впрочем, те земли мне сейчас и не нужны. Зато нужна горная цепь, разделяющая Общину и Орагар, потому что именно там, если верить записке, находится святилище огров, а, значит, и статуэтка.

Хейстримовы горы занимали живущие на вершинах огры, голиафы и циклопы, а в подземельях до сих пор воевали за Андервол непримиримые враги — гремлины и гномы. Тчар, где я, — на северо-востоке, у Хедрикова моря. То есть примерно полторы недели пути… Плюс-минус три дня на остановки, покупку провизии и различные стычки с «романтиками большой дороги»… Итого две недели. Негусто… Если еще и с ограми договориться не удастся, тогда вообще печально. Но разве не для того существуют проблемы, чтобы их решать?

К югу от Тчара, в двух днях по Броуновскому тракту, лежал город 3рег, ныне объявленный «вражеским оплотом» за непризнание нового короля Орагара — молодого и амбициозного Штифа. Несмотря на цепкость и светлый ум, он имел, по словам зрегского мэра Булина, весьма существенный недостаток — молодость: на момент коронации (три года назад) Штифу только-только исполнилось семнадцать. Булин, только что отпраздновавший сорокалетие, не прибыл даже на торжественный ужин в честь новоиспеченного самодержца. В ответ на упреки дворянства он презрительно заявил, что «подчиняться безграмотному сосунку раньше, чем тот наберется ума, он не будет». Штиф, естественно, обиделся, но не решался пока в открытую выступать против бунтаря, опасаясь, что суматохой внутри страны воспользуется Баронская Община.

И вот 3рег уже три года кряду был этаким «королевством в королевстве». Воспользовавшись стечением обстоятельств, грабители, мошенники и прочее жулье, которое по Своду уже заработало себе смертную казнь, стало стекаться в город. Бедняга Булин первое время не знал, что с ними делать: преступников вешали, душили, рубили, а они, казалось, знай себе множились. Однако радикальное решение нашлось очень быстро — преступники, желающие жить в 3реге, должны были поступать на службу к мэру. То есть стать стражниками.

Жулье и из этого ультиматума извлекло для себя пользу: теперь они стали грабить простых жителей на законных основаниях. Многие порядочные люди покидали город, не в силах выдерживать произвол стражи. Но население от этого не редело: каждую неделю с караваном в город приезжали искатели лучшей жизни, которые, правда, девяносто процентов из ста, были все теми же бандюгами. Остальные десять процентов, как правило, долго не задерживались, покидая 3рег с новой волной беженцев.

Еще ниже располагалась столица Орагара — Суфус. Это был поистине боголепный город: множество богатых домов, в которых жили самые знатные дворяне королевства; огромны и рынок, куда стекались купцы со всего Орагара и даже 3абугра; знаменитый далеко за пределами столицы трактир «Королевское похмелье», двери которого всегда были открыты для посетителей и закрыты от хозяев, — и это лишь малая толика всех его достопримечательностей, которых я, к сожалению, воочию не видел.

Мудрецы по всему Орагару постоянно спорили, сколько «простоит» Суфус во время осады. В итоге мнения разделились. Священники Силы утверждали, что, если даже под топором захватчиков падут Мусалим, 3алун и 3рег, Суфус сможет держать оборону хоть до второго пришествия Паладина. Служители Семи Обителей с этим утверждением были не согласны, потому как считали, что столица продержится лишь до Рагнарека. Третья сторона (совсем уж небольшая группа) смутно догадывалась, что эти события скорей всего совпадут, но предпочитала открыто не высказываться, боясь оказаться в оппозиции к первым и вторым.

Наверное, поеду по Столинскому, ведущему от 3рега прямо к Хейстримовым горам. Этот путь — наикратчайшая дорога к святилищу. Но при всех его плюсах мне придется несколько дней ехать по Степи, где каждую минуту ждешь нападения орков. Конечно, это лишь ошметки былого величия Орды, готовые любыми способами попортить кровушку своим главным врагам — людям и дремофорам. Конечно, с новым законом о расовом равноправии орки могут не опасаться нападения извне. Конечно, и я не последний тюфяк.

Но все эти «конечно» для орков — не более чем пустой звук. Как и закон о равноправии, кстати.

Я невольно поморщился, вспоминал пресловутое нововведение. Да, дремофоры, гоблины и прочие монстры теперь могли селиться в крупных городах, жить и работать там, не боясь наполучать тумаков за принадлежность к нелюдям. Они вроде бы даже получили права обычных граждан королевства.

Да и тумаки, к слову, продолжали получать… И в то же время и я, и все остальные орагарцы, и даже те же нелюди прекрасно знали: закон этот — обычная показуха, пустые слова, из разряда тех, которые сначала говоришь, а потом забываешь. Всего лишь еще одно бессмысленное обещание очередного короля, стремящегося задобрить народ. Наверное, напомни Штифу об этом законе сейчас, он бы ни за что не поверил, сказал бы что-то вроде «Это я, Штиф, такую глупость сморозил? Да не может быть!».

Впрочем, все это дворцовые интриги, мен z, обычного Ловкача, абсолютно не трогающие: нелюдем z пока что не стал, а остальное уж как-нибудь перетерплю. Хотя, если опоздаю, за мной, наверное, похуже, чем за любым нелюдем, охотиться будут.

Как по заказу, воображение послушно нарисовало перед глазами Фетиша с огромным мясницким топором. Разгильдяй замахивался, чтобы отрубить мне, заключенному в колодки пленнику, голову. От ужаса я скорее интуитивно мотнул головой. Фетиш мгновенно исчез, обольстительно улыбнувшись напоследок. Я нервно поежился и, опасливо оглядевшись по сторонам, вновь склонился над картой.

Все, хватит уже думать — еду по Столинскому! Положив карту в тубус, я легким и метким броском отправил его в раскрытый зев бэга. Следом отправились кошель с десятком медяков (так, для отвода глаз), Жужелица, колчан с болтами для нее (обычными и волшебными), три мешочка с пяточкой и даже пара дырявых носков «на смену». Небольшой нож, скорее кухонный, чем боевой, сунул за голенище сапога. Подумав немного, повесил еще метательных ножей на пояс: так, на всякий случай. Оценивающе оглядев мешок, остался доволен: он был забит всего наполовину. Значит, и нести легче будет. Остальное можно и на Кержа повесить.

Внезапно дверь второго этажа протяжно скрипнула.

Я замер, скорее рефлекторно, чем осознанно. Неужто привидение? Хотя нет, тому бы и дверь открывать не понадобилось. Но тогда кто?

Скрипнуло вновь; на сей раз стонали ступеньки, проседая под кем-то тяжелым и, по всей видимости, довольно ловким.

Я не стал ждать, пока лжепризрак спустится вниз и застанет меня, а значит и бумагу с заказом. Тенью скользнув в камин, я засел там, благо, дров в нем почти не было, и лишнего шума удалось избежать; да и вечер уже как-никак, осенью темнеет раньше, значит, если и заметят, то не сразу.

Как только спустится, огрею поленом по голове, а после буду расспрашивать, решил я, осторожно примеряя деревяшку по руке.

Тихо скрипели ступеньки, возвещая о пребывании в доме кого-то чужого. Им не нравилось держать его на себе, но сопротивляться они, к сожалению, не умели.

Наконец ступеньки замолкли. Я чуть-чуть наклонился вправо, чтобы как следует разглядеть таинственного гостя, и в то же время стараясь, чтобы ему было невозможно обнаружить меня. А посмотреть было на что: у детины были огромные волосатые лапищи, могучий торс, облаченный в тонкую жилетку, толстые, будто стволы деревьев, ноги и бритая налысо голова. Такого не то, что поленом, — булавой семифутовой не осилишь: разве что еще одного бугая такого сверху уронишь!

Бритоголовый верзила огляделся по сторонам. Узрев лежащий возле дивана бэг, громила довольно улыбнулся.

— Вот она где, — прошептал лысый лжепризрак едва слышно.

«Ничего себе воры пошли! — со злостью думал я. — Такой кабан может даже не лазить по чердакам; только в дверь постучать, попросить денег да мешок подставить, чтобы потом по земле не ползать, собирая!»

А между тем громила уже подхватил мой несчастный бэг и собирался преспокойно покинуть дом, когда…

В дверь постучали. Настойчиво, даже немного нагло. Ухмылка мгновенно слетела с лица верзилы, и он, опустив бэг на прежнее место, пошел открывать.

Я немного ошалел от такой тупости (или наглости?): а если там вся королевская гвардия прискакала, а он — милости просим? Впрочем, это наверняка лишь кто-то из моих знакомых. Представив себе их лица, я едва сдержал злорадную улыбку: увидеть такого великана вместо меня, красивого, гибкого и ловкого — стопроцентный приступ.

Чертыхаясь, я снова начал подбирать полено для «черного дела».

Скрипнули петли.

Из камина было не разглядеть, кто ж таки пришел ко мне в гости, однако по голосу я с удивлением опознал кобольда, того самого, из таверны.

«И зачем я его спасал?» — мелькнуло в голове. Нужно было что-то сделать. Начнут эти двое тут драться — конец моей мебели и позапрошлогоднему ремонту. Я попытался бесшумно извлечь секач из ножен, но проклятый кинжал наотрез отказывался выползать из уютного дома. А, может, тоже великана испугался? Хотя это так, нелепая шутка. Плюнув, я проверил, на месте ли ножи (а куда б они делись?), и на цыпочках стал красться к дивану.

Между тем на пороге разыгрывалась настоящая драма с участием двух лиц…

— А… где?.. — пробормотал оторопевший кобольд, недоуменно глядя на громилу.

— Кто где? — грубо спросил здоровяк.

— Мастер… Гриф мне нужен! Где он сейчас?

— Не живет он здесь больше, — угрюмо сообщил верзила. — Съехал. Дом продал и в горы поехал. Лечиться.

— Да неужто? — вскинулся я. О, мой проклятый, длинный язык!.. Почему он ворочается, когда должен лежать? — Кто чего продал?!

Громила такого поворота событий явно не ожидал.

— Ты чего здесь делаешь? — удивленно просипел он, буравя меня взглядом.

— Вообще-то, живу! — хмыкнул я в ответ. Наглость никогда не была моим главным достоинством, однако сейчас пришлось расстараться, чтобы не выглядеть полным кретином. — А вот что здесь делаешь… — и осекся, лишь взглянув верзиле в глаза.

Маленький зверек, имя которому Страх, неожиданно стал огромным, и я крепко сжал челюсти, чтобы не видно было, с какой частотой они ударяются друг о друга. Впрочем, когда верзила вновь расплылся в гаденькой, злой улыбке, у меня еще и коленки затряслись. Ловкачи, как я говорил, вообще ребята не шибко храбрые, иначе бы в наемники подались, а так — только портки испоганишь, если ударить надумает!

— Я здесь живу. А если кто с тем не согласен, — в правой руке у громилы не слишком приветливо блеснул здоровенный нож, с ужасающе широким лезвием и гладкой стальной рукояткой, — я докажу!

— Да ладно, что уж там, — пожал плечами я, понимая, что такого здорового парня да еще с таким огромным ножом одолеть мне вряд ли под силу. — Живи, коли больше негде! Я уже давно хотел себе новую хибарку поискать, вот и возможность представилась…

— Э, нет, гаденыш, — цокнул языком верзила, — тебя убить надо обязательно. И поросю тоже… — свинтус от такого оскорбления весь пошел пятнами, но, поймав на себе холодный презрительный взгляд лысого, тут же погас. — Сравняем ему зад с рылом, во потеха будет!..

Такого унижения уж никакая порядочная свинья стерпеть не может. Тем более столь знатная, как кобольд. Выхватив раритетный молот, степняк с криком «Убью!» бросился на обидчика.

Верзила нехорошо ухмыльнулся и влепил озверевшему свинтусу в пятак, забыв, видимо, что можно свободно и ножиком пырнуть. Бедолага отлетел к стене, больно (а, может, и нет — чему в его голове болеть?) ударившись затылком. Я мысленно чертыхнулся, понимая, что теперь кобольд мне вряд ли поможет, и, со скрежетом выудив секач из ножен, принял боевую стойку. Впрочем, боевой мою стойку мог назвать только слепой: правая нога впереди, левая — чуть сзади, колени чуть согнуты и постоянно вздрагивают, словно листья на ветру; обе руки на короткой рукояти кинжала… В общем, серьезный парень — что еще добавить?

Верзила при виде столь «грозного» оружия лишь громко расхохотался.

— Вот посмеюсь, когда накручу твои кишки на эту палку, — сквозь смех выдавил он из себя и вразвалочку двинулся ко мне.

Я напрягся, готовясь к короткому бою: либо громила подойдет вплотную и просто сломает меня напополам, как тростинку, либо кобольд хоть как-то отвлечет этого лысого домушника, и тогда оба ножа, висящие на поясе, окажутся в глотке великана.

Похоже, Один опять решил мне помочь: степняк зашевелился и, дрожащей рукой подняв молот, швырнул его в лысого.

Раритет отскочил от спины громилы, словно камешек от гранитной стены. У меня чуть глаза наружу не выпрыгнули, когда я это увидел. Великан лишь усмехнулся и демонстративно поцеловал висящий на шее оберег: наверняка от магии.

Впрочем, оставлять степняка за спиной и в сознании явно не входило в планы моего убийцы. Решив, что я вряд ли успею сбежать, великан повернулся к кобольду и пошел на него.

Что же он решил: что я буду просто стоять и ждать, когда он прирежет беспомощного кабанчика? Ха! Ловкач никогда не оставит в беде невинно обиженного, если от судьбы этого обиженного зависит его собственная жизнь!

Один из ножей, словно молния, рассек воздух и вошел лысому между лопаток. Второй, чуть запоздав, — точнехонько под затылок. Не долго думая, лысый рухнул на пол, стараясь, видимо, подмять обессилевшей тушей бедного свина, однако его коварный план не удался, и домушник просто растянулся во весь рост на пыльных досках.

Во какого великана завалил! Кому рассказать не поверят. Такого бы в нашу Гильдию — весь Тчар бы у королевских отвоевали. Впрочем, мозгами он явно удался в дальнего родственника, коим был булыжник.

Пока я полой великанского плаща оттирал лезвия ножей от крови, кобольд, кряхтя, поднялся с пола и поплелся к стоящему посреди комнаты дивану. Едва дойдя до него, степняк рухнул на мягкие подушки и блаженно застонал, довольный, что все вышло именно так.

Закончив возню с ножами, я снова повесил их на пояс (раз уже пригодились!) и обшарил лысого, надеясь найти хоть что-нибудь интересное в карманах его жилетки и брюк. В штанах, кроме пары сомнительного вида носовых платков и запасных трусов, не нашлось ничего интересного, зато жилетка преподнесла сюрприз: в нагрудном кармане обнаружилось маленькое золотое колечко, на котором красивым каллиграфическим шрифтом было выгравировано «Лысому от корешей».

Обывателю ношение кольца в кармане не показалось бы странным, пусть даже сие колечко и не свадебное, однако я тут же насторожился: почему бы не надеть подарок друзей на палец, как сделал бы любой нормальный человек? Боязнь карманников? Вряд ли: к этакой махине и подойти страшно, а уж красть у него — это только я, бездомный сирота, способен. Значит, либо Лысый просто опасался потерять его, что наиболее вероятно, либо не хотел, чтобы я это самое кольцо видел. Если первое, то понятно… А вот если второе, то тут же напрашивается новый вопрос: почему? Почему мне лучше было бы не видеть кольца?

И тут меня осенило: я ведь видел и кольцо, и Лысого раньше! Это было еще в начале лета, на тчарском рынке. Я тогда стибрил у забугрского торгаша знаменитый циркониевый браслет (тяжелый оказался, зараза; из-за него, пожалуй, и не взял я то кольцо, хотя и подметил), а один из телохранителей обворованного — этот самый Лысый — заметил пропажу.

Верзила искал меня по всему городу с таким вящим упорством, что в один прекрасный момент мне эта настырность просто осточертела и я познакомил его с толпою местных хулиганов. Уличные так надавали ему по голове, что бедолага две недели провалялся в кровати с опухшей физиономией да сломанным пальцем (с которого уличные так и не смогли стащить кольцо) и напрочь зарекся связываться с бродяжками. Когда он вернулся на пост, браслета, естественно, уже и след простыл, а меня от всего выпитого и съеденного на вырученные деньги так раздуло, что целых три дня пришлось валяться дома: я просто не мог встать с кушетки.

Неужто Лысый настолько злопамятен, что и спустя два месяца все же жаждет отомстить за поруганную честь? Или здесь что-то другое? Впрочем, иного объяснения визиту громилы в свой дом я пока не находил.

Обнаруженная во внутреннем кармане жилетки записка окончательно сбила меня с толку: на ней значился полный адрес моей хибарки и время, когда хозяин, то есть я, чаще всего бываю дома. Подчерк послания был мне незнаком, поэтому оставалось только догадываться, кто же тот умник, который разбрасывается моими данными направо и налево?

— Мастер Гриф, — голос кобольда отвлек меня от мыслей.

— Ну, что еще? — раздраженно бросил я, продолжая шарить по карманам жилетки. Черт! Больше ничего интересного!

— Дайте, пожалуйста, мой молот. Он где-то на полу

— Я тебе что, слуга, что ли? — недовольно буркнул я. Совсем распустился, свинтус: нашел оруженосца.

— У меня спина болит, мочи нет. Сделайте одолжение!

— Ну, ладно, — я наклонился и поднял оружие кобольда с пола. Невольно загляделся: настолько оно было прекрасно. — Где ты только такой молот нашел?

— Это реликвия рода, — пояснил кобольд, не поднимал головы. Со стороны могло показаться, что свинтус умер, однако постоянные колебания тела авторитетно заявляли: степняк еще попортит врагам кровь. Только отлежится… — Мне передал его отец две недели назад, в день моего совершеннолетия — по законам нашего племени, кобольд, которому исполнилось шестнадцать лет, становится мужчиной и получает право носить оружие.

— То есть ты только из Степи прибыл?

— Да. Позавчера вечером.

— Где же ты жил все это время?

— В «Доброй псине».

— Да? — усмехнулся я. — Видимо, после сегодняшнего случал Стопол тебя просто выселил?

— Не знаю, но я боюсь появляться В таверне.

— То есть ты хочешь сказать, что даже не забрал оттуда вещи? — я не поверил ушам.

— Ну да. А вы думаете, можно было? — кобольд приподнял голову с боковины дивана и удивленно посмотрел на меня, словно я был не человеком, а шестикрылым морским петухом, пышущим огнем во все стороны.

Я даже не нашелся, что ответить. По крайне мере, сейчас дергаться не имело смысла: предприимчивый Стопол уже наверняка спустил все состояние кобольда первому попавшемуся заезжему купцу. Впрочем, мне ли ломать об этом голову?

— Это, конечно, очень грустная история, и мне искренне жаль тебя, — просто так послать кобольда куда подальше я не решился, хотя и понимал, что следовало бы: помогать каждому встречному — не лучшее времяпрепровождение для вора, обремененного важным заказом. — Но зачем ты приперся ко мне домой? И как вообще узнал, где я живу?

— Легко, — довольно хрюкнул кобольд. Похоже, потеря дорожного скарба ничуть его не беспокоила, и я еще раз пожалел, что не послал тупую свинью ловить раков в Истинском Море. — Мне гном в таверне все рассказал.

Пожалуй, единственным моим знакомым гномом, любящим посидеть в «Псине» за кружкой пива, был 3емлерой, старый приятель, много раз помогавший мне в продаже краденого. Коротышка никогда не подводил меня, и я не сомневался в нем ни на дюйм. Впрочем, рассказывать незнакомому кобольду о старом подельнике — это не есть красиво…

— Ладно, проехали. Скажи-ка лучше, зачем ты меня искал?

— Я думал, вы поняли, мастер Гриф, — пожал плечами кобольд.

«Понять-то понял, — зло подумал я, — а вот ты то сам понимаешь, что собираешься просить?»

— Позвольте мне переночевать у вас, мастер Гриф!

— И где ты спать собрался? — усмехнулся я. Смеяться над сирым и убогим нехорошо, но весело. — На коврике возле порога? Или, может, в конюшне, рядом с моим мерином? У меня в доме всего один диван, и он лишь мой и ничей больше!

— Я могу поспать и на полу! — поспешно заверил степняк.

— А я не могу позволить гостю моего дома отмораживать лучшее на холодных досках, — парировал я. Как говорится, и не таких бивали! — К тому же я завтра уезжаю из города. — Оп! Опять мой длинный язык…

— А куда? — тут же загорелся свинтус.

— Не твое дело, — сказал я, пытаясь замять прошлую ошибку. — Хотя, впрочем, это не секрет: я еду к своей бабуле — надо проведать старушку, по хозяйству помочь, то да се — болеет ведь она, сердешная… В общем, ты меня понимаешь?

— А где же живет ваша бабушка?

— Она живет… — тут я замялся: где может жить моя любимая бабушка, моя кормилица, оплот добра и света, если я, беспризорник и воришка, ее никогда в жизни не видел? Как и столь же любимых родителей, голоса которых не слышно вот уже двадцать пять лет? Я не питал бессмысленных надежд, что, когда мне исполнится двадцать шесть, мать и отец вдруг решат объявиться. Может, все дело в том, что я просто не знаю, когда точно день моего рожденья? — Подожди-ка, подожди-ка… Если это бабка по линии матери, то она как раз недавно переехала… в 3рег! Точно, вспомнил!

— Как же вы собирались поехать к бабушке, если даже не помнили точно, где она живет? — кобольд недоверчиво хрюкнул.

— Извини, дружище, но это уж точно не твое дело. Как говорится, задача не для особо развитых умов. Короче, я завтра еду в 3рег, а потому…

— Позвольте кое-что вам предложить, мастер Гриф! — перебил меня кобольд. Я послушно замолчал, Выжидающе глядя на степняка. — Если вы позволите мне переночевать у вас, то до Зрега я, Свэн из великого рода Свинкеров, — ваш верный телохранитель. С вашей прекрасной головы не упадет даже волос, даю вам слово! Только… Позвольте остаться! Всего на ночь. Зато — бесплатная охрана.

Приехали! Шестнадцатилетний сопляк из какого-то Одином забытого рода, только-только получивший право носить оружие и даже толком не умеющий им владеть, — пожалуй, самый плохой телохранитель, который вообще есть на свете!

Впрочем, бесплатная помощь еще никому не повредила. Главное — чтобы не мешала!

Минуту поколебавшись, взвесив все «за» и «против», махнул рукой:

— Согласен. — Радостный кобольд хотел было меня обнять, однако я ловко вывернулся и добавил: — Только до Зрега. И спать будешь на полу. И никакой самодеятельности: делать только то, что я скажу! И клячу я тебе тоже не дам — пешком пойдешь. И вообще…

Тут степняк все же добрался до меня и сдавил в своих медвежьих объятьях. Мне оставалось только протестующее булькать, не имея возможности сказать хоть что-нибудь членораздельное, а счастливый свинтус тихо шептал:

— Спасибо вам, мастер Гриф! Не дали погибнуть бедняжке…

Морлоки, молодой и старый, неспешно прогуливались по Холвилю. Юный Тиринь говорил без умолку, как и подобает любому юнцу, а мудрый Мунсень задумчиво теребил зеленую бороду, порой вставляя свое веское слово.

— Хорошо сейчас живется, мастер Мунсень, ей-богу, хорошо! Слава Одину, люди наконец поняли, что они не одни на Капаблаке!

— В чем же это выражается, мой юный друг? усмехнулся старик.

— Ну, как же?! Разве новый закон о равноправии — не шаг к примирению?

— О нет! Ты слишком молод, чтобы понять всю суть этого треклятого закона.

— Зачем мне его суть? Я знаю, что могу спокойно приехать в любой город, поселиться там, работать, и ни один человек не скажет мне: «Убирайся в свой занюханный Холвиль, уродец, здесь и без тебя мусора хватает!»

— Скажут. И не один раз.

— Но ведь закон…

— Толку с него — ноль. Что, не слышал историю с Мастаком?

— Ну, слышал, — нехотя согласился Тиринь.

— Ему мало того, что работы не дали никакой, так еще из города погнали, чтобы воздух не портил! И ты говоришь о равноправии? В Орагаре правят бал люди, давно пора с этим смириться! Скажи спасибо, что еще из Холвиля не поперли всех нас, хотя и это, чует моя борода, не за горами!

— Зачем же тогда законы, если они не действуют? — растерялся Тиринь.

— Чтобы показать свою власть. Думаешь, наш досточтимый король с детства мечтал освободить нас, нелюдей, от гнета? Простая показуха: мол, смотрите, как, я могу перевернуть обстановку в Стране. А на деле… Э-э-эх!.. — старик в сердцах махнул рукой. — Пропади оно все пропадом!

— Да ладно вам, мастер Мунсень. Пошлите-ка лучше в «Пьяного лосося», пивка хлебнем. И Мастака с собой прихватим…

— Не прихватим, — старик кивнул в сторону маленького домика мастера. — Работает он. А ты не хуже меня знаешь, что беспокоить его во время работы не след: яриться будет и все одно не пойдет!

— Да уж, знаю, — вздохнул Тиринь печально. — Ну да ладно, пойдем вдвоем!

И морлоки, тихо беседуя, скрылись в тени…

Да, Мастак работал. Находке его позавидовал бы любой механик; даже Силко Мерило, изобретатель парового танка, кусал бы локти, прознав о добытой Мастаком штуке. И где: на заброшенной делянке, где с пару сотен лет никто не работал!..

Мастак нашел голема. Правда, поломанного. Впрочем, не будь он таковым, вряд ли провалялся бы столько времени без дела.

Легенды об этих великих созданиях богов он слушал с замиранием сердца еще в далеком-далеком детстве, от покойной ныне прабабки. Впрочем, память всегда откладывает любопытную информацию в почти что бездонную кладовую, чтобы в нужный момент достать ее и помахать прямо перед глазами: вот чего есть!.. Память об этой легенде пришлась как нельзя кстати.

Големов создал великий Фрейр, бог плодородия и достатка, еще в Глухие времена, когда эльфы делили с дремофорами Вербронский лес. Бог подарил их людям, чтобы облегчить посев и сбор урожая.

Много лет големы-работяги славились по всей Капаблаке и были неоценимыми помощниками в хозяйстве.

Впрочем, как бы они ни были прекрасны и безупречны, сбой в их работе все же случился: сначала один голем восстал против хозяина, потом другой, третий, затем счет пошел на десятки и сотни. Тогда же выяснилось, что големов очень трудно сломать. Так что бедным хозяевам, решившим усмирить восставших, пришлось действительно туго.

Многие полегли, прежде чем Фрейр соизволил ответить на молитвы людей и уничтожить созданные им машины. Ему, как создателю, тяжко было видеть, как на его глазах големы обращаются в хлам, разваливаются один за другим, но еще тяжелее было слышать стон неповинно гибнущих селян.

Однако какие-то големы, по-видимому, все же не развалились, лишь потеряли возможность двигаться. Одного из таких и довелось найти Мастаку.

Целым голем оказался только снаружи. Внутри же царил полный хаос: шестеренки, болты, гайки — все было разбросано по внутренней коробке. Первопричину гибели искусственного человека морлок определил моментально — в подставке отсутствовал кристалл питания. Найти такой довольно проблематично, но на то он и Мастак, чтоб иметь в запасе самые редкие детали!

Старые ржавые шестеренки вставали на облюбованные места, и сборка доставляла мастеру ни с чем не сравнимое удовольствие. Там немного масла, там подкрутить, тут гайку на место поставить…

Сборка голема закончилась ближе к утру. Уставший, потный от проделанной работы, Мастак с удовольствием взирал на плод своего труда — иссусственный работяга сиял, как новенький, отливая в свете люстры всеми цветами радуги.

Морлок невольно залюбовался големом, однако тут же спохватился: с утра должен приехать обоз с товарами, в скопище которых даже такой привереда, как Мастак, сможет отыскать для себя массу полезных вещей.

«Пойду к Тириню, деньжат займу, — подумал морлок, накидывая старый потрепанный плащ. — Скажу, вещицу одну забабахал, как продам — верну. Эх, заживу!» — мечтательно вздохнул морлок, уже ощущая аромат заморского табачка во рту и ласковые руки наложниц на теле. Впрочем, сначала надо завершить сборку, но это уже завтра, завтра…

Бросив последний взгляд на стоящего в углу голема, морлок выбежал из дома…

Утро выдалось препоганейшее. Всю ночь лил дождь, и улицы превратились в сплошное болото. Пока водружал сумки на Кержа, сам весь перемазался и стал похож на болотного тролля, принимающего грязевые ванны. Верный Керж жалобно ржал, когда я за уздцы выводил его на улицу и привязывал к ограде.

«Куда тебя несет в такую погоду? — будто спрашивал он. — Я же точно простужусь!»

— Извини, Керж, работа ждать не любит, — я погладил конягу по голове и, сунув ему в рот заготовленную морковку, добавил: — Да и Фетиш тоже…

Керж только презрительно фыркнул: его такие проблемы не волновали.

— Хорошо тебе, дружище, — невесело усмехнулся я. — Служишь только мне, да и то — непосильного от тебя не требуется. А вот скажут твоему хозяину: достань звезду с неба! И придется доставать. А куда деваться? Есть-то хочется! А тут с Лин еще поругался. Вот скажи, Керж: твои кобылы требовали когда-нибудь серенад под окнами и цветы в постель?

Керж снова фыркнул, гордо задрав подбородок.

— Вот видишь — у вас, лошадей, все гораздо проще. А люди — это такие привередливые существа!.. Благодари Одина за то, что родился конем, а не человеком! Хотя, что я перед тобой распинаюсь? Ты ведь все равно ничего не понимаешь! Пойду я лучше в дом, будить нашу «спящую красавицу». Да и поесть тоже надо… Ну, ладно, жди меня и не балуй, я скоро!

Конь пристально смотрел мне вслед, видимо, дожидаясь, когда я уйду и можно будет всласть поржать над моими заморочками.

— Вставай, Свэн! — я бесцеремонно стащил со спящего кобольда подранный плед. — Утро уже!

Храбрый муж племени Свинке ров недовольно хрюкнул, почесался и сел. Мутным взглядом обведя комнату, он от души зевнул и проворчал:

— Чего так рано, мастер Гриф?

— Времени у меня нет, — сурово сказал я. — Бабушка и так уже заждалась. Небось, сейчас меня у ворот высматривает!

— Так вы ж говорили, что больна она!

— Ну, больна. И что с того?

— Да так, ничего… — пробормотал кобольд и снова зевнул.

Я пожал плечами и отправился на кухню. Старый хлеб не желал ломаться, но мне отступать было некуда: есть хотелось — аж жуть! В конце концов булке пришлось сдаться, и два большущих ломтя легли в старую, чуть треснутую тарелку. Сверху приземлились два ломтя холодного мяса. Сглотнув набежавшую слюну, я впился зубами в бутерброд. Живот громко заурчал, напоминая, что вчера вечером ему, кроме пива, ничего не досталось.

— О! Мясо! — Свинкер издал победный вопль и бросился к тарелке.

— Тише ты… — я едва успел отскочить в сторону. — Пить будешь?

— Угу, — промямлил свинтус с полным ртом. Я вытащил из-за шкафа небольшой кувшин и наполнил две кружки. Свэн разочарованно охнул: он, наверное, ожидал увидеть вино или, на крайний случай, пиво, но никак не обычную воду. Только вот зачем бы меня вчера понесло в таверну, если дома еще кувшинчик был бы полнехонек?

Однако разочарование свина длилось недолго: схватив кружку огромном лапищей, он жадно прильнул к ней губами. Опустошив посуду, степняк поставил ее обратно на стол и, довольно хрюкнув, смачно рыгнул.

— Ну, ты и свинья, — сморщился я.

— Простите, мастер Гриф, — смутился кобольд. — У нас в Степи считается, что отрыжка зависит от еды: если еда вкусная, каждый уважающий себя кобольд должен рыгнуть!

— Оставь эти обычаи при себе и не делай так больше, — наказал я ему. — Если я через каждые четыре часа буду слышать твою отрыжку и бесконечное чавканье, я точно двинусь мозгами! Ты меня понял?

Кобольд кивнул, но чавкать, тем не менее, не перестал. Я смерил его уничижающим взглядом, потом безнадежно вздохнул и вновь принялся за свой бутерброд. Пару минут спустя трапеза была окончена, и, смахнув с груди крошки, я жестом велел кобольду следовать за собой.

В прихожей нас уже ждали бэги. В одном щедрый хозяин (то есть я) поместил провизию для «дражайшего пятачкастого друга», в другом лежали мои собственные пожитки. Проверив, все ли на месте, я закинул бэг за спину (а все-таки легкий — не зря вчера разгружал!) и кивнул кобольду: мол, иди вперед.

Свэна два раза уговаривать не пришлось: толкнув лапой дверь, он, чуть пошатываясь под тяжестью мешка, вышел наружу: земля под ногами степняка мелко вздымалась пылью. Я вышел следом, мысленно умоляя Одина, чтобы соседи не увидели меня с проклятой свиньей, и, вытащив из кармана ключ, запер дверь на три оборота: за целый месяц хибарку на краю Тчара можно разобрать по камушкам, вытащить все изнутри и собрать вновь, еще лучше, чем было. А мне это совершенно ни к чему.

— Вот это, — я похлопал Кержа по крупу, мой конь. Следуй за ним, не отставая ни на шаг.

— Хорошо, — кивнул кобольд. Потом, видимо, прикинув перспективу пешей прогулки до самого 3рега, осторожно спросил:

— А, может, найдется какая-нибудь ма-а-аленькая коняжка?.

— Нет, — безжалостно отрезал я, в душе надеясь, что кобольд передумает и останется в Тчаре, избавив меня тем самым от постоянного нытья, хрюканья и чавканья со всеми прочими отрыжками.

Он заколебался. Я уже видел, словно наяву, как степняк в сердцах бросает мешок на землю, кричит «Пропади оно все пропадом!» и уходит… уходит…

Картинка задрожала, стала подпрыгивать, а потом и вовсе разлетелась на сотни сотен осколков: кобольд не швырял бэг на землю, ничего не кричал и уж конечно никуда уходить не собирался. Он просто досадливо хрюкнул:

— Тогда идем так. И пошел.

Я сплюнул коню под копыта и дал пятками по бокам, надеясь, что верный конь сейчас унесет меня к самым воротам, и кобольду придется попотеть, чтобы нагнать нас с Кержем там.

Однако и этого не получилось: конь переступал очень осторожно и медленно, то и дело брезгливо поглядывая себе под ноги — он тоже боялся испачкаться.

Пришлось сделать вид, будто так все и задумывалось, хотя я мысленно пообещал при первой же возможности устроить Кержу хорошую взбучку.

Так мы и шли до самых ворот: я, важно покачиваясь в седле чуть впереди, и кобольд, недовольно бурча чуть сзади.

— Если будем двигаться быстро, — говорил я негромко, — то к ночи прибудем в «Пивную долину». Там заночуем, а дальше посмотрим. Провизии у нас на три дня, так что заправиться тебе только в 3реге придется.

Кобольд быстро кивал, соглашаясь со мной, как с более опытным спутником, и не переставая хлюпал сапогами по размытой дороге.

Я посмотрел на небо: грозовые тучи уже ушли, и не по-осеннему яркое солнце свободно освещало землю — слава Одину, до «Кружки» не придется добираться вплавь!

Ворота захлопнули прямо у нас перед носом.

— В чем дело? — недовольно бросил я дежурящим У дверей лицейским.

— Грамоту давайте, — лениво ответствовал один из них, от нечего делать пожевывая соломинку.

— Какую еще грамоту? — нахмурился я.

— Новой указ Его Величества, — прикрыв глаза, второй стражник с аппетитом жевал яблоко. Из красного плода осторожно выглядывал жирный червяк, видимо, изучая пожирателя своего домика. Лицейский на червя никакого внимания не обращал, усиленно продолжая работать челюстями. — Если путник въезжает в город, он должен предъявить грамоту, заверенную печатью мэра из того города, откуда он держит путь. Стражник на секунду запнулся, раздумывая над правильностью всего сказанного, а потом удовлетворенно кивнул: — Да, именно так.

— А если у нас нет грамоты?

— Значит, город вам не покинуть. Если вы, конечно, не научились летать, — брякнул стражник с соломинкой, и оба лицейских, запрокинув головы, громко загоготали.

Багровые их рожи навели меня на одну очень любопытную мысль, а запашок, исходящий от стражников, окончательно ее подтвердил: оба пьяны, как только вернувшийся с войны ополченец! Значит, можно рассчитывать на небольшую «благосклонность»…

— Может, мы договоримся? — у меня в ладони невероятным образом появились две монеты.

— Нет, мы не можем, — помедлив, покачали головой оба служителя порядка.

— А так? — Количество монет в моей руке возросло вдвое.

— Нет, Гриф. С ними твой номер не пройдет, — хмыкнул кто-то за спиной.

Я обернулся. Несколько мгновений изучал собеседника. Потом развернул коня к вновь прибывшему и натянуто улыбнулся:

— Мэд, дружище! Какая встреча!

Человек в зеленом камзоле с лицейским значком на груди зло ухмыльнулся:

— Не друг я тебе, Гриф. Далеко нет.

Еще бы, подумал я про себя. Кто, кроме меня, мог претендовать на верхнее место в твоем черном списке, списке Мэда Либзгоу, главы тчарского Лицея, подлой крысы, погрязшей во взятках и казнокрадстве? Будто я не знаю, что ты бы с радостью вырвал эти треклятые деньги из моих рук, если бы хоть на время забыл тот позор на свадьбе дочки!

— Та-а-ак, — протянул Мэд, задумчиво почесывая небритый подбородок. — Что тут у нас? Ага! Налицо попытка подкупа стражи ворот! Попался ты, Вертихвост!

Меня передернуло: начальник стражи вспомнил давнюю кличку, прицепившуюся ко мне еще в босоногом детстве за умение выходить из любой, даже, казалось бы, патовой ситуации.

Лет двенадцать назад таких ситуаций хватало, а результат всегда был один: дружки ночуют в Лицее, а с меня как с гуся вода. Правда, когда наутро приятели выходили из тюряги, приходилось несладко… Но позже ситуации стали крепчать, набирать вес, и уже через пару лет беспризорники вынуждены были сидеть в Лицее не одну ночь, а гораздо, гораздо больше. Некоторые до сих пор маялись в Крестах, считая деньки до того чудесного момента, когда они смогут намылить мне шею. Хотя мылить особо и не за что: я никогда не выдавал сообщников и решал проблемы с законом только смекалкой и удачей. Но профессиональная зависть…

Да, подумал я про себя, раньше мало кому удавалось меня поймать. Бывало, иногда ловили даже во время выуживания кошельков и обноса особняков, на мошенничестве в наперстках и на шельмовстве в картах, да только доказать ничего не могли — тут бы свое уберечь, не то что награду схватить… Но попасться на подкупе стражи — ситуация действительно из ряда вон выходящая. Причем, будь на месте Мэда обычный лицейский, я легко бы справился — ценою еще пары монет. Однако Либзгоу уцепился за меня с жадностью голодной собаки, получившей долгожданную кость. Оставалось только играть дурака и потихоньку-полегоньку съезжать с обвинений…

— О чем ты говоришь, Либзгоу? — невинно поинтересовался я, входя в роль.

— Сержант Либзгоу, висельник! — рявкнул лицейский так, что у меня на мгновенье заложило уши. — Ты на моих глазах пытался всучить этим честнейшим стражам правопорядка несколько серебряных монет, чтобы они выпустили тебя и вон того кабана из города!

Свэн очень нехорошо засопел, буравя Мэда злобным взглядом. Рука его потянулась к висящему на поясу молоту. Я вовремя шикнул на него, и Свинкер замолк, мрачно косясь в сторону обидчика: боюсь, не останови я его, от лицейского осталась бы только горка тряпья, которого не хватило бы даже на самую худую рубашку.

— Я не предлагал им взятку! — Происходящее неожиданно стало меня развлекать. — Я просто… жонглировал. Ну да, жонглировал! Вот так! — и я продемонстрировал, как ловко умею подбрасывать и ловить блестящие кругляши.

— Кому ты рассказываешь сказки? — победно расхохотался Либзгоу. — Вертихвост предлагал вам взятку? — обратился он к стражникам.

Лицейские быстро переглянулись, и тот, что парой минут ранее давился червивым яблоком, подтвердил:

— Да, милорд. Этот человек, которого вы назвали Вертихвостом, предлагал нам с Пито десять серебряников, чтобы мы только выпустили его из города. Мы с Пито еще засомневались тогда: а не преступник ли он? Я, конечно, сразу об этом догадался, а Пито еще сумлевался. Но когда пришли вы, мы сразу решили, что прав я был! Так ведь, Пито?

Второй стражник согласно закивал:

— Истина, Верон!

— Вот видишь, Вертихвост, — довольно улыбаясь, сказал Либзгоу. — Все улики против тебя.

Я видел. А еще видел, что вокруг уже собралась порядочная толпа зевак, и можно выкладывать последний козырь на стол.

— Не совсем, сержант Либзгоу, — я небрежно кивнул в сторону доблестных стражей ворот. — Я с полной уверенностью утверждаю, что эти двое в стельку пьяны, и потому их показания недействительны!

Толпа удивленно загомонила. Еще бы: никому не известный заморыш явно бандитской наружности обвиняет стражу ворот в распитии пива на посту! Это ж событие похлеще, чем коровий мор на юге!

Либзгоу грозно посмотрел на лицейских, украдкой показал одному из них кулак. Верон и Пито как по команде поежились: если их нетрезвость станет достоянием общественности, десятью сутками ареста и лишением месячной зарплаты дело не кончится — запросто могут полететь головы…

— Как же ты это определил, Вертихвост? — либо лицейский все понял и решил играть до конца, ожидая моего промаха, либо он все еще не слишком верил моим словам.

— Очень просто, — я стал лихорадочно думать, как доказать сказанное. Ведь, кроме опытного взгляда, я ничего не мог предъявить.

Что ж, пропадать — так с музыкой, подумалось мне. Не поворачивая головы, я как бы невзначай бросил:

— Кувшины спрячь, Пито.

— Я ж их уже спрятал! — машинально бросил Стражник и тут же прикусил язык, поняв, что проговорился.

В толпе раздались восторженный визг какого-то особо рьяного противника властей: не каждый день удается поучаствовать в «сажании лицейских в лужу».

Мэд окинул зевак недобрым взглядом и зло скрипнул зубами: угомонить беснующихся горожан представлялось задачей невыполнимой, а выглядеть дураком не хотелось жутко. Поэтому из сложившейся ситуации следовало выбираться как можно быстрей, при этом постаравшись не потерять лица…

— Куда спрятал? — прорычал Либзгоу, впившись взглядом в остолбеневшего Пито. Начальник Лицея лихорадочно моргал правым глазом, пытаясь подать своим подопечным знак: мол, соврите чего-нибудь, никто не узнает! Но то ли подопечные попались слишком тупые, то ли моргал он не шибко рьяно, а Пито указал в сторону сторожки:

— Вот там два кувшина, в одном еще на пару кружек осталось. Третий разбили, но вам, думаю, двух кружек хватит за глаза. Вино такое… — стражник мечтательно закатил глаза и облизал пересохшие губы.

— Идиот! — взревел красный от злости Либзгоу. — Я тебе покажу — «вино»! Сгною!!! — И Мэд, под ликующие крики толпы, бросился на бестолкового подчиненного.

— Смываемся, — шепнул кобольду Гриф. Встретимся в порту.

Свэн кивнул И растворился в толпе. Точнее, толпа растворилась в нем — так ловко кобольд орудовал локтями.

Я выждал несколько секунд и наддал жару.

Керж рванул с места, словно гоблин, обожравшийся горчицы, а мне оставалось только представлять, как спустя пять минут Мэд Либзгоу будет досадливо плеваться: «проклятый Вертихвост» опять умудрился удрать.

— Что-то вы долго, мастер Гриф! — Свэн с беззаботным видом наблюдал за матросами, перетаскивающими груз на корабль.

— Скорее ты слишком быстро, — хмыкнул я, останавливая коня и спрыгивая на землю. — Керж, бедолага, уже задыхается, а ты свежий, как ветер на море!

— Мы, степняки, вообще отличные бегуны, Свинкер довольно хрюкнул. — В Степи не так много дичи, чтобы упускать ее.

— Волка ноги кормят, — махнул рукой я. Правда, на одних ногах особо не проживешь, потому и появляются такие привязанности, как дом, конь… девушки… Впрочем, без последних двух составляющих можно обойтись… То есть, без последней! — поспешно поправился я, услышав злобное сопение сзади. — Куда ж я без тебя!.. — Конь ткнулся мордой в мое плечо.

Вот именно — куда? Ворота для меня закрыты, а летать я действительно пока не научился. Может быть, самое время?.

— Эй, Гриф! — раздалось сзади чье-то громоподобное рычанье. — Не хочешь поздороваться со старым другом?

Я, все еще не веря ушам, повернулся. Несколько мгновений мы изучали друг друга, а после бросились навстречу и обнялись.

— Пиф! — радостно орал я. — Неужто ЭТО ты?

— Ну, конечно, дружище, — хохотнул одноглазый тролль. Со времени нашей последней встречи он нисколько не изменился: все такой же здоровенный, коренастый и улыбчивый. — Все так же, ловкачишь?

Я чуть поморщился: излюбленная шутка Пифа, им же самим и придуманная, меня всегда раздражала. Впрочем, даже она не могла испортить радостный момент встречи старых друзей.

— Старина Пиф! — я сиял, словно солнце в погожий день. — Сколько же я тебя не видел. после того, как твоя «Шмальорка» отчалила от этого берега два года назад, я, честно говоря, засомневался, что увижу тебя вновь!

— Ну тебя! — хмыкнул старый моряк. — Капитан Пиф может оказаться по уши в дерьме, но всегда найдет способ из него выплыть! Я сейчас, кстати, в Мусалим собрался. Хочешь, поплыли с нами, развеешься!

— Нет, Пиф, не могу. Сам знаешь — работа. Не выполнил в срок — поминай как звали. Вот если б ты нас до 3рега подбросил…

— Да без проблем, — пожал плечами Пиф. Если грамота есть, хоть в Баронскую Общину!

Я чуть виновато улыбнулся:

— Была б она у нас, Пиф, мы бы и через главные ворота отправились! Может, так как-нибудь, без нее?

— Ты мне, конечно, друг, — тролль утер нос рукавом, — но моей голове с плеч лететь, если узнают. А узнают точно, потому как у Лицея уши везде.

— Понятно, старик, — я нехорошо сощурился. — Только вот, скажи-ка мне такую штуку: чья голова летела бы с плеч, если бы кто-то поймал меня в логове Черного Джига, когда я доставал твой дражайший колпас?

— Компас. — Помрачнел, тролль проклятый! Правда глаза режет?

— Хорошо, пусть будет компас. Но суть от этого не меняется! Если бы головорезы Джига выловили меня тогда, я бы лежал сейчас в их подземельях с пробитым черепом, а ты… Согласись, что потеря этой штуки для тебя не стала бы смертельной?

— Гриф, это совсем другое дело… — А глазки то вниз спрятал..

— Почему? Разве гореть на костре намного безобидней, чем положить голову под топор палача? Впрочем, какой мне прок тебе доказывать, если ты уперся ослом? Мне нужно ехать!

Сказав все, что хотелось сказать в ту минуту, я развернулся и быстро зашагал к Свэну, держащему Кержа за уздцы.

— Постой, Гриф, — окликнул меня Пиф.

— Что еще? — бросил я, не оборачиваясь.

— Найди 3емлероя. Он… знает, как выбраться из Тчара… без… грамоты.

— Где я его сейчас искать буду? — Главное было в то мгновенье не подать виду, что последняя фраза Пифа для меня не значила ровным счетом ничего, что мне вообще наплевать, выйду я из города сегодня или не выйду совсем.

— Ну, что ты, как маленький! — покачал головой тролль. — Неужто не знаешь, что «Псина» для нашего общего знакомого — второй дом?

— Ты уверен, что он в одиннадцать уже там?

— Нет. Но что тебе стоит проверить — таверна вона, из-за домов выглядывает! Минут пять шагом!

— Что ж… Спасибо и на этом! — Я поднял сжатый кулак. — Удачи тебе, Пиф. Пусть ветер надувает твои паруса.

— Пусть тебе повезет, — помедлив, крикнул мне тролль и прижал кулак к сердцу.

Я тихо хмыкнул и, запрыгнув на спину коню, дал ему шпоры. Керж раздраженно заржал, однако пошел таки вперед. Следом, то и дело оглядываясь на Пифа, топал погруженный в думы степной гигант мысли, Свин… точнее, Свэн.

— Знакомое место, не правда ли? — я дернул на себя дверь таверны. — Пошли, чего стал?

— Знаете, мастер Гриф… — кобольд как-то разом стушевался и, похоже, даже стал меньше ростом, — я вас тут подожду. За конем посмотрю, опять же!

— Как хочешь, — пожал плечами я. — Можешь особо с ним не усердствовать: он крепко привязан. Просто проследи, чтобы служка не начал его мыть, а то ведь заляпает больше!

— Да, мастер, я все… — залебезил Свэн, но я закрыл дверь и не услышал окончания фразы.

В «Псине» как всегда собрались отборные «сливки» общества: светловолосая шлюшка в короткой зеленой юбке, тройка гремлинов в рясах до пят (наверняка паломники Семи Обителей) да пара матросов, решивших перед дальним плаваньем смочить глотки пивом.

Я не сразу заметил еще одного посетителя таверны, сидящего за столиком в дальнем углу. Свет от большой люстры позволял разглядеть его пальцы: короткие, с наспех «обрубленными» ногтями — такие могут быть только у гнома. А я знал всего лишь одного представителя Подгорного племени, который любил, придя в «Псину», сесть в самый темный угол, осушить кружечку-другую пивка, при этом не забывая исподлобья разглядывать ни о чем не подозревающих посетителей и бурчать под нос разные проклятья типа «понаприплывали тут». Звали этого любителя хмельного пойла Землерой. Его-то мне и советовал найти Пиф.

— Привет, дружище, — я присел на стул против карлика.

— Гриф? — удивленно вскинул брови гном. Какими судьбами?

— Пришел узнать, зачем всем рассказываешь, где я живу! — начать нужно было издалека, что бы не сильно привлекать внимание других посетителей.

— А-а-а! — Землерой криво усмехнулся: видимо, стоящая перед ним кружка была не первой за день. — Я думал, ты насчет камня, который я тебе в окно закинул!

— Так это ты, зараза, меня чуть не пришиб?! справедливо возмутился я.

— Да ладно тебе, — отмахнулся гном. — Мне Фетиш за это монетку дал. Золотую. Да и подобное хулиганство — весьма полезное для здоровья занятие.

— Ладно, замяли, — махнул рукой я. — Не за тем я пришел, на самом-то деле.

— А зачем же? — полюбопытствовал гном.

В глазах его на мгновение вспыхнул огонек интереса, правда, тут же погас.

— Есть одно дело. Не слишком простое, но хорошая плата.

— Говори давай, — равнодушно бросил Землерой. — Опять кому-то что-то продать?

— Нет. Все намного сложнее. — Похоже, на сей раз гном попался на крючок: огонек интереса вспыхнул вновь и уже не потухал.

— Да? — ухмыльнулся карлик. — Пожалуй, ты меня заинтриговал. Что нужно?

Опасливо посмотрев по сторонам, я наклонился к уху гнома и зашептал:

— Надо покинуть город до наступления ночи. Пиф сказал, что ты поможешь.

— Подожди-ка, подожди-ка! Неужто ты хочешь, чтобы я повел вас 3регским тоннелем? — догадался гном.

Я быстро кивнул.

3емлерой задумчиво почесал подбородок:

— Ты ведь понимаешь, что дело это опасное, требующее больших затрат…

— Короче, — оборвал его я: слушать длиннющую тираду гнома мне было не интересно.

— Двадцать пять серебром.

— Чего?! — я с трудом подавил резкое желание изорвать бороду обнаглевшего коротышки в клочья на радость пирующим рядом гремлинам. — Да за такие деньги я себе крышу отремонтирую так, что все местные подохнут от зависти!

— Что ж, ремонтируй, — не стал спорить гном. — А без грамоты мэра у тебя все одно шансов убраться отсюда не больше, чем у тех заморышей стать мастерами двуручного меча! — 3емлерой повел рукой в сторону гремлинов.

«Мастера двуручных мечей» ядовито ощерились, с ненавистью глядя на обидчика. Один из них тут же выдал:

— А ты под ноги чаще смотри, мешок с навозом, а то об бороду споткнешься!

Последние слова гремлина потонули в дружном хохоте его приятелей. Естественно, сам шутник гоготал громче всех, за что и схлопотал пивной кружкой промеж глаз. Снаряд, пущенный никем иным, как гномом, заставил паломника замолчать по крайней мере на полчаса.

Гогот мигом стих. Переглянувшись, гремлины бросились на коротышку с явным намерением порвать его на сувениры. Однако у меня не было времени ждать окончания драки. Поэтому я и решил задушить ее еще в зародыше…

Метательный нож, оцарапав предплечье наиболее ретиво и твари, зловеще расчертил воздух и воткнулся в дверную притолоку.

Гремлины замерли на месте, размышляя, стоит ли лезть в драку или лучше свалить, пока мы с бородатым не надавали им хороших подзатыльников? К тому времени, когда ушастые все же решили драться, 3емлерой и я уже были на ногах, так что гремлинам пришлось, скрепя сердце, перейти ко второму плану действий, а именно бегству. Подхватив раненого товарища под локотки, паломники спешно ретировались из таверны под смачные ругательства гнома и мой победный свист. Даже Стопол, наблюдавший за «полем брани» из-за стойки, улыбнулся уголками рта.

Ожидание затягивалось.

Свэн мелко дрожал. Пронизывающий осенний ветер пел одному ему ведомую песню, вовлекая в свой бесшабашный хоровод угрюмого степняка. В невероятной пляске уже кружилась высохшая трава, принесенная октябрьским озорником с огородов.

А кобольд все ждал. Кутался в походный плащ, который помнил Степь, помнил росу на травинках, помнил дом — и ждал.

— Вон то не ваша кобыла у ограды привязана? — К Свинкеру подошел прыщавый мальчишка в грязном заляпанном фартуке. — Может накормить ее, а?

— Нет, не стоит, — покачал головой Свэн. — Мы уже уходим.

— Ну, так дело не пойдет!.. — мальчишка обиженно засопел. — Если вы просто так пришли посмотреть на нашу замечательную таверну, тогда за погляд платите. Ежели не захочете, я позову Дерви и Плени: они-то вам все объяснят на пальцах. Или кулаках.

— Да заплачу я, заплачу, — поспешно выпалил кобольд. — Счас, хозяин выйдет — сразу и заплатим.

— Ну, смотри у меня, — мальчуган погрозил свинтусу кулаком. — Обманешь — Дерви и Плени тебя до самой твоей Степи гнать будут. Они сильные! Сильнее тебя!

Кобольд молчал.

Мальчишка, довольный собой, вразвалочку поплыл к конюшне. Он уже чувствовал запах скорой прибыли и даже знал, что купит на вырученные деньги. Разумеется, вышибал мастера Стопола он звать не собирался, однако решил припугнуть стоящего у «Псины» тюфяка, от которого за десять метров разило простотой и доверчивостью.

Свэн проводил его не самым благожелательным взглядом, искренне желая малолетнему спекулянту поскорее сломать шею.

Керж разочарованно заржал. Свинкер погладил его по холке:

— Чего такое?

«Жрать хочу, вот чего!» — хотел было ответить конь, но тут же с сожалением вспомнил: разговаривать-то он так и не научился! А потому оставалось думать…

«Единственно хорошо, — тут же мелькнуло у Крежа в голове, — что могу про этого свинтуса мысленно говорить все, что душе угодно — все одно не узнает. Зато если он вдруг вздумает сказать что-то плохое про меня…» — Конь с любовью оглядел передние копыта.

— Может, ты есть хочешь? — внезапно догадался кобольд.

«Ого! — удивился конь. — А он, похоже, умнеет на глазах!»

— Хотя нет, вряд ли. — Кобольд разочарованно махнул рукой, отметая «неудачную» догадку. — Наверное, просто поржать захотелось.

«Да нет. Все как и прежде…»

Стоило мне только появиться на крыльце, как две пары глаз с ожиданием уставились на меня.

Точнее, на кошелек, который болтался на поясе. В нем осталось всего три серебряных монеты! Хорошо, что в запасе еще больше ста…

И кобольд об этом не знает…

— А… где? — только и смог вымолвить свинтус.

— Что — «где»? — буркнул я. — Думал, нас так запросто из города выведут? Я и сам уж не рад! Если б не за… то есть любимая бабушка, я бы ни за что не согласился на подобную сделку. И так пришлось распрощаться с кучей монет!

— Сколько же вы заплатили, мастер? — ахнул Свэн.

— Два десятка полновесных сребреников.

Свинкер хотел задать новый вопрос, но его маленький мозг сработал неожиданно быстро, и кобольд так и замер, с раскрытым ртом, удивленно вылупившись на меня.

— Два… десятка?.. — наконец выдохнул он.

— Ой, да тебе-то что? Пошли лучше на рынок. Надо… — Я с грустью посмотрел на верного коня и вздохнул, переводя взгляд на Свэна:

— В общем, ты понял?

Свин ни черта не понял, но тут же напустил на себя умный вид и важно кивнул.

— Чего стал? Пошли, говорю.

Я кое-как забрался в седло и направил коня вперед.

— Э-э-э.. Мастер Гриф, у нас небольшие проблемы, — помедлив, сказал кобольд. Его свинячьи глазки, полнясь надеждой, молили меня выслушать.

— Что?! Куда ты опять вляпался?!

— Мне сказали, что, если я не заплачу за погляд таверны, Дерви и Плени снимут с меня шкуру, — осторожно сообщил Свинкер.

— Кто сказал?

— Мальчуган тут ходил один. В фартуке. Я ему сказал, что вы заплатите.

Во дела: на полчаса нельзя оставить! Тупая свинота! Благо, что мальчугана этого знаю, а то пришлось бы Свэна в рабство продавать: не отдавать же деньги?..

— Ну, конечно, если я заплатил за тебя раз, почему бы не воспользоваться этим снова?

— Так вы заплатите, мастер?

Я горестно вздохнул: легче свинью отучить от кобольдства, чем кобольда — от свинства.

— Нет! Зачем? Поработаешь тут пару лет посудомойкой, авось ума наберешься! — хмыкнул я. Ситуация по-настоящему меня забавляла.

Кобольд еще сильнее скуксился. Взгляд его в тот момент своей жалобностью мог поспорить с любою дворнягой.

Наконец, поиздевавшись вдоволь, я крикнул:

— Эй, Лукки! Дуй сюда!

— Что такое? — Малец вынырнул из конюшни с проворностью мыши И застыл, вопросительно глядя на меня. Он усиленно делал вид, что ничего не случилось, однако получалось у него это слишком уж плохо. — О, мастер Гриф, да никак вы к нам пожаловали?

— Никак я. Ты чего это придумал? С кого деньги требуешь?

— Да я… А че он? — затараторил Лукки.

— Короче, слушай сюда. — Я бросил мальчугану завалявшуюся в кармане медную монетку. Вот тебе за хорошо сработанную роль, купи себе чего-нибудь вкусного. Но впредь запомни: еще раз такая выходка со мной или с моим… э-э-э… слугой- и будешь висеть верх тормашками на ближайшем деревце! А теперь катись отсюда, пока я тебя ремнем не высек! Куда отец смотрит?

Когда я закончил говорить, Лукки уже и след простыл. Естественно, ни перед кем извиняться служка не собирался. Ну, да это и не столь важно. Главное, чтобы на будущее уяснил для себя, с кого можно поиметь золотишка, а кого лучше обходить стороной.

— А ты, — я повернулся к кобольду, — в следующий раз постарайся быть по… мужественней, что ли, а? А то ты весь сгорбился, сжался… Свободней будь, раскованней!

Степняк растерянно кивнул, стеклянными глазами глядя на меня.

— В чем дело, Свэн? — спросил я, недоумевая. — Что на сей раз?

— Я… — замялся было Свинкер, но, собрав всю свою волю в кулак, ответил: — Я не слуга.

— Да? — деланно удивился я. — А кто же ты?

— Я — свободный кобольд из Великой Степи из великого рода Свинкеров. Отец мой, Козодун Свинкер, — глава рода, а мать, Матикана, — самая красивая женщина племени.

— И ты хотел, чтобы я все это рассказывал сопляку. Про всю твою родню? — презрительно фыркнул я. — Не майся дурью, пошли скорее: до вечера не так уж много времени, а мне еще Кержа надо пристроить!

Дальнейший путь мы преодолели молча. Каждый думал о своем: кобольд — о моей несправедливости, я — о тупости кобольда, а Керж мрачно представлял, как мясник отправит его в лошадиный рай с помощью огромного разделочного топора. Он словно вживую видел могучий замах и…

Впрочем, на деле все оказалось не так худо: новый хозяин, добродушный старикан с длинными седыми волосами до плеч, показался Кержу вполне дружелюбным. Правда, от дедули за несколько футов разило гнилой рыбой и луком, но мерин справедливо решил, что такой вариант все же гораздо лучше, чем встреча с мясником, и молча смирился.

— Вы с ним поаккуратней. Он мерин с характером! — предупредил я старика. — А ты, — я прислонился головой к горячему лбу коня, — береги себя. Постараюсь тебя найти!

Керж презрительно фыркнул: мол, знаю я твои обещания! Бросишь — и забудешь!

— Ну все, дружище, нам пора! — я похлопал мерина по крупу и, подмигнув напоследок деду, смешался с базарной толпой.

— Все, Керж, твой хозяин ушел, — старик потянул коня за уздечку. — Нам тоже пора.

Керж секунду задержался, пытаясь разглядеть в толпе меня, не найдя, тяжело вздохнул и позволил дедуле протащить себя пару дюймов, после чего нехотя потрусил следом…

Глава 2. Дроу, или Гостеприимство огнеглотского замка

Снова дождь.

Где-то вдалеке играл мальчишка-гром: Тор явно был чем-то недоволен, и его молот так и летал по небу, гоняя бедолагу по иссиня-черным тучам. Несладко богам…

Впрочем, не сказал бы, что жителям Тчара намного слаще: на улицах, кроме меня и кобольда, не видно ни души. Горожане попрятались по домам, стремясь укрыть за камнем свои страхи.

Гроза — это погода Ловкачей. Стена ливня укрывает нас от глаз обычных людей гораздо лучше, чем настоящие стены закрывают их от нас.

Однако на сей раз наша миссия была не в том, чтобы, прячась под дождем, надеяться поиметь с неосторожных прохожих пару монет.

Мы просто ждали. ас было трудно разглядеть: оба в черных дождевых плащах с капюшонами, с серыми бэгами за плечами, почти не двигаемся. Издалека можно даже принять за пару столбиков, аккуратно вбитых в землю возле крыльца.

Но стоило только двери открыться, и мы пришли в движение, скользнули к застывшему на пороге третьему «собрату». Этот был чуть пониже, зато толще раза в два. Короче, высокий такой пенек…

— За мной, — «пенек» жестом велел следовать за ним и бросился, чавкая ботинками по грязи, в сторону Главной площади.

Кобольд и я, не задавая лишних вопросов, по спешили следом.

По счастью, стража предпочла уют теплых бараков патрулированию размытой площади, и Землерой, нисколь не таясь, прошел к угловому с Горшочной дому и отворил дверь.

Естественно, никаких факелов и, тем более, свечей в доме не было. Да и не дом это был, а обычный огромный сарай, в котором из мебели только стол да пара стульев.

Зато в полу имелся люк, который и являлся входом в Зрегский тоннель.

— Видите? — в руке гнома появился небольшой фонарь: видимо, все это время гном нес его за пазухой и зажег только сейчас. — Ну-ка, пятачок, отвори мне эту «дверку»! — гном протянул степняку ключ с резной бородкой.

Кобольд хотел было обидеться на «пятачка», но я ткнул его локтем в бок: мол, не время сейчас дуться, дело делать надо!

— Подумай о моей бедной бабке, — тихо шепнул я, и Свэн, вздохнув, принял ключ.

Сначала в сторону отошел первый засов. Потом второй. Щелкнул третий, и кобольд, схватившись за массивную ручку, потянул крышку люка на себя. Петли громко скрипнули, и тоннель раскрыл нам свой жутко смердящий зев. Я невольно сморщился и зажал рукой нос: из тоннеля несло тухлыми яйцами и мочой.

— А там везде так пахнет? — прогундосил я.

— Да нет, не везде, — хмыкнул гном — Только лишь пару сотен шагов.

Я тихо выругался: идея с тоннелем нравилась мне все меньше и меньше.

— Чувствуешь, как воняет? — обратился я к кобольду.

Свинтус неопределенно пожал плечами.

— Не-а. У меня насморк.

Вот свинья! Как рыгать и хрюкать всю дорогу так готов, а как тоннель нюхать — так насморк!

— Ну, что, полезли? — подмигнул нам гном.

— А что еще делать? — вздохнул я и первым ступил на лестницу, ведущую вниз.

Следом за мной полез гном, а последним спускался кобольд.

Оказавшись на земле, я с любопытством огляделся по сторонам: темно, как в… в общем, очень темно!

— Вот он, 3регский тоннель! — торжественно объявил провожатый. Я невольо фыркнул: 3емлерой лучился гордостью, будто все эти подземелья под Тчаром — дело только его рук, и гномы прошлого не имеют к их созданию ну совершенно никакого отношения! — Гордость Каменного Трона!

— Да уж, подгорный народец расстарался, кивнул кобольд.

Я только присвистнул, оглядев стены тоннеля при свете факелов.

Различные письмена, на гномьем, эльфийском и даже человеческом. Приглядевшись, мне удалось разобрать «Король ду…». Что король «ду», я, правда, так и не понял, потому что именно в этот момент гном с фонарем отошел к противоположной стене, демонстрируя Свэну рисунки древности.

— А вот это одна из моих любимых сценок, с упоением рассказывал бородач, — «Разгром заморышей под Ломпакой»! Ух, и дали мы им тогда прикурить!..

— А что за Лопатка? — поинтересовался степняк.

— Ломпака, невежа! — Гном аж пятнами пошел от злости. — Зала эта, одна из самых больших в Андерволе! Эх, не издай король указ о равноправии… — Землерой зловеще усмехнулся, мысленно представляя, чтобы было, если.

— Чего в этом законе плохого? — не согласился кобольд. — Правильно все!

— Это на бумаге оно правильно, — покачал головой гном и, рассуждая, пошел вперед, приглашая приятелей идти следом. — А на деле? Может, междоусобиц пока и нет, но надолго ли? Человек обучен ненавидеть любого, кто на него не похож. Свои-то пусть И то хуже, но те хоть похожи, а нелюди? Нужны людям твое рыло или борода моя? Вот и я о том же.

— Чего это тебя на философию пробило, гноме? — насмешливо заметил я.

— А че бы не пробило? — хмыкнул Землерой. Я ж тебе не обычный гном, а потомок самого Копателя — основателя Андервола и его первого короля. Да и в Академию, в Суфус, не семечки лузгать ездил! Да я…

— Послушай, гноме, — остановил его я, боясь услышать продолжение тирады, — мне, откровенно говоря, плевать на то, где ты там чему учился. Обещал вывести из города — так выводи! А глупости твои мы и после послушаем.

3емлерой бросил на меня гневный взгляд, но я уже «увлеченно» рассматривал соседнюю стену с плетением эльфийских рун. Решив про себя, что обязательно отомстит мне позже, гном зашагал дальше по коридору.

Мы не успели пройти и сотни ярдов, когда впереди замаячил небольшой огонек. Чуть позже вынырнул еще один, еще… Странно было наблюдать их здесь, среди древности и тьмы.

— Что это, 3емлерой? — обратился к карлику я.

— Факелы. — Казалось, появление света в тоннеле не вызвало у гнома никакого беспокойства.

— Кто же их зажег?

— Дроу, конечно.

— Дроу?

— Ну, темные эльфы, если тебя так больше нравится, — не стал спорить гном.

— Нет, я понял. Но почему ты ничего о них не сказал?

— А зачем? Мы спокойно проскочим их поселок — нам в соседнее ответвление. — Гном указал пальцем вперед и чуть влево.

— Может быть, быстрей пойдем? — предложил кобольд, опасливо озираясь по сторонам: даже в Степи каждый поросенок знал о жестокости, с которой дроу относились к чужакам. Да и в темноте серокожих эльфов не очень-то просто найти. Так что страхи кобольда вполне объяснимы.

Дроу… я знал о них лишь из легенд.

…Когда-то в мире жили светлые эльфы. Кожа их была оливковой, а уши остры, как и любимые сабли. Они считались Первой расой, появившейся в Христоме и пользовались уважением среди других обитателей мира. Разве что дремофоры, которые тогда делили с остроухими Вербронский лес, недолюбливали эльфов и вечно стремились им насолить. Тучи сгущались, и в один прекрасный день в Лесу впервые пролилась эльфийская кровь. А потом были два года великой войны, и остроухие эту войну проиграли. Дремофоры нанесли им сокрушительное поражение под Великим Вязом, и оставшимся в живых эльфам только чудом (имя которому Гномья Рать, грудью вставшая на защиту союзников) удалось бежать в подземелья. Больше о светлых не слышал никто.

Все в мире со временем меняется. Орки после Войны Топора перешли к оседлому образу жизни, стали промышлять земледелием и скотоводством, дремофоры вышли из Альянса, гномы сблизились с людьми… И эльфы тоже переменились. Годы в подземельях не прошли для Первых даром: толщи земли давили сверху, света вечно не хватало, и кожа остроухих приобрел а грязный, серый оттенок. Эльфы, наученные прошлым опытом, стали подлыми и расчетливыми. Только гордости в них не убавилось ни на грош: пусть их и загнали под землю, все равно они оставались Первыми!

Теперь остроухие называли себя д’роу (от эльфийского «д’ро» — «темный»). Люди, от рождения не преуспевающие в эльфийском диалекте, огрубили эльфийское слово до неузнаваемости: теперь темных именовали гортанным «дроу». Так и пошло по всему Орагару; даже гномы, дальние родственники Первых, обзывали бывших союзников так же. Эльфы морщились, но с холодной презрительностью молчали, уверенные, что их время еще придет…

— Давай сворачивай! — велел гном важно: в подземельях он чувствовал себя если не богом, то уж точно Самым Главным Командиром Самого Главного Отряда, поэтому и позволял себе командовать приятелями.

Однако свернуть мы не успели. Арбалетный болт, вынырнувший из темноты тоннеля, оцарапал Свэну плечо и упал, с лязгом ударившись об пол.

Пусть тот, кто считает, что в дроу еще осталась хоть капля совести, кинет в меня камень: арбалеты — самое презираемое оружие эльфов!

— Фенрир! — выругался кобольд сквозь зубы и, согнувшись, зажал рану рукой. Мы с гномом замерли, понимая, что любое движение может означать мгновенную смерть.

— 3аткнись, хвал'ер! — Из темноты вынырнул невысокий дроу со взведенным арбалетом в руках. — Второй болт уже в гнезде!

— Да пошел ты! — Свэн потянулся за висящим на поясе молотом.

Стрела просвистела в волоске от его уха. Степняк замер, боясь шевельнуться.

— Так и стой, — насмешливо бросил эльф. И вы стойте. Иначе кого-то недосчитаетесь! Вновь заряженный арбалет смотрел мне прямо в грудь. Оставалось только подивиться чудесному свойству «темного» арбалета все время оставаться заряженным.

— Руки поднял! — рявкну л дроу.

Я послушно исполнил приказ, демонстрируя, что не пытаюсь даже дотянуться до висящих на поясе ножей. Хотя соблазн и был…

— Идите впереди, — велел эльф. — Руки на виду. И без глупостей!

Мы послушно тронулись. Дроу шел следом, не спуская с нас пристального взгляда.

— Проклятые маркийцы, — проворчал возглавляющий шествие 3емлерой.

— Кто? — Я шел чуть позади и слова гнома расслышал.

— Маркийцы. Именно они, сожри их Фенрир! 3емлерой явно недолюбливал темных. Впрочем, их мало кто любил. Возможно, поэтому они такие злые? — Остроухий небось думает, что нас дворфы послали.

— Дворфы — это тоже темные? — сразу догадался я.

— Угу. Война у них, между кланами. Хорошо, хоть гремлинов тут нет, — глаза гнома блеснули ненавистью: бородач готов был класть ушастых тварей пачками. — Те бы сначала пришибли, а после вопросы задавали!

— Да лучше уж сразу! — Я был наслышан о излюбленном развлечении палачей темных «Багровый крест», и потому не горел желанием испытать его на себе. — Вряд ли эти пожалеют «дворфских шавок»!

Гном не ответил, мрачно пялясь себе под ноги.

Тем временем тоннель стал расширяться. Теперь до потолка не дотянулся бы и голиаф, вооруженный любимой секирой. Я с облегчением расправил плечи: странное чувство свободы овладело мной и не желало отпускать. Идти в большом тоннеле все же намного приятней, чем в узкой кишке.

— Вот и Марка, — подал голос гном. — Это их город, их крепость, их военный лагерь. Здесь даже дети, пыхтя, таскают на плечах кольчуги, а женщины и старики вовсе спят в пластинчатых доспехах: Дворфа может атаковать в любой момент, и предводители маркийцев не хотят терять воинов.

— Но почему они убивают друг друга?

— Их гордыня сильней кровных уз. К тому же в подземельях не так много съестного, и эльфы грызутся, как запертые в пустом амбаре крысы: каждый отвоеванный клок земли — это еще сотня-другая сытых дроу.

— Но почему бы не работать сообща?

— Чем меньше эльфов, тем меньше еды требуется. Эльфы гордые, да и терять им нечего. Почти как люди!

Мне хватило ума промолчать, хотя на языке вертелась колкость в адрес не в меру «благодетельных» гномов.

Ставку Марки назвать городом мог лишь тролль, пару дней назад выбравшийся из горячо обожаемого болота: скорее, это была большая деревня. Две смотровые башни у входа в селенье да Миниатюрный декоративный замок посреди столь же приземистых домиков — вот и вся атрибутика города.

На первый взгляд в деревеньке не было ничего особенного: народ на рынке без остановки гудел, на улицах играли детишки, старики, собравшись на лавочках, повествовали о давно минувших временах… Но стоило приглядеться, и все эти «обыденные» дела приобретали зловещий оттенок: люди на базаре покупали не рыбу и мясо, а мечи и булавы; детишки играли в «ножички» и «воину», хотя настоящие сражения ждали их буквально в двух милях; седобородые эльфы точили сабли, хвастая друг другу, как этими самыми клинками они приходовали забытых Одином дворфов еще в далекой юности. Я не поверил глазам, когда увидел, как один малыш отрубил другому руку просто за то, что тот забрал у него глиняную свистульку. Пожалуй, пребыванье под землей не пошло дроу на пользу. Хотя на все воля Одина: если он решил наказать эльфов, значит, так тому и быть.

В Марке не было ни королей, ни царей, ни даже самых захудалых баронов. А зачем? Начнешь выяснять, чей род древнее — дворфы не упустят возможности насолить: когда все же найдется самый достойный, править будет просто некем.

Да и сами маркийцы не забивали себе голову ерундой вроде дворянских манер, званных балов и прочей бесполезной ерунды. Вместо того, чтобы учиться изысканно посылать надоевших субъектов к Фенриру в пасть, эльфы предпочитали часик-другой поупражняться с саблями. В Марке не было лишнего времени; никто тут не ждал благородного принца, способного спасти все и вся и вновь вернуть эльфам лес. Каждый из дроу ценил саму возможность жить и ради этого до седьмого пота упражнялся в воинском искусстве. Даже маленькие дети здесь умели обращаться с клинками — я, к величайшему сожалению, как раз стал свидетелем одной из демонстрации.

Нас не оставили без внимания: не каждый день Марку посещала такая разношерстная компания. Из домов выбегал стар и млад — поглазеть, кого ж изловили? Кто-то плевался в нашу сторону, кто-то проклинал, кто-то разочарованно вздыхал, мол, опять пешек заарканили, когда ж главного дворфа поймают?

Отличившийся дроу, гордо задрав подбородок, на все вопросы небрежно бросал: «Фе! Что там тех крыс! Я их… одной левой».

Я лишь тихо фыркнул, представляя, что бы сейчас говорил эльф — и говорил бы вообще, — не окажись у него при встрече с нами треклятого арбалета.

Впрочем, думать можно все, что угодно: эльфу от этого — ни холодно, ни жарко. Он все так же продолжит улыбаться восторженным зевакам и повторять, словно попугаи, придуманную по дороге фразу.

Наконец толпа стала редеть, а потом и вовсе сошла на нет. Эльф вывел нас на главную площадь Марки, к небольшому замку, который оказался местной тюрьмой — этакий Бастион Муки, как в Крестах, только в урезанном варианте. Скучающий у входа страж, едва завидев арбалетчика, вытянулся в струну.

— Вольно! — бросил эльф небрежно. — Эбрано!

— Да, мак Ибалье? — страж вопросительно посмотрел на арбалетчика.

— Отведи эту троицу в дальние камеры. Посади в угловую, она освободилась недавно. Да пожрать дай, чтоб не сдохли раньше времени. Все понял?

— Да, мак Ибалье! — отсалютовал эльф по имени Эбрано. — Разрешите исполнять?

— Да. И быстро. — Рот Ибалье расплылся в довольной улыбке. — Ты мне еще понадобишься.

Эбрано быстро кивнул и свистнул напарникам, усиленно рубящимся в кости за колченогим столиком. Те нехотя поднялись и подошли.

— Чего случилось? — лениво поинтересовался один, глядя на Эбрано мутными глазами с ярко красными прожилками.

— Что?! — взвизгнул Ибалье. — Да как ты смеешь…

— Дойвиль, ты чего, это ж сам мак Ибалье! один из дроу ткнул наглеца кулаком в бок. Тот не обратил на тычок никакого внимания — видимо, лихорадочно думал, как бы извиниться перед арбалетчиком, чтобы не получить по ушам.

— Может, сбежим? — неожиданно предложил мне Свэн.

— И как? Тут дроу повсюду — хрен спрячешься! — гном покрутил пальцем у виска. Пожалуй, в последнее время коротышка решил, что я слишком беспомощен, чтобы собственноручно устроить свою жизнь, поэтому и рассказывал всем мои координаты да отвечал на сложнейшие вопросы.

— Понятно… — разочарованно вздохнул кобольд.

Придется отложить побег на потом, моя глупая свинка!

Тем временем спор эльфов продолжался.

— Будет вам, мак Ибалье! — примирительно сказал Эбрано. — Дойвиль вас просто не узнал! Право, без вашего обычного камзола вас можно спутать с… простите за сравнение, обычным стражем!

Ибалье одарил Эбрано взглядом, не сулящим ничего хорошего, однако страж даже бровью не повел, и арбалетчику пришлось остудить свой пыл.

— Пошел вон, сти'брен! — процедил он сквозь зубы. — Мы с тобой после поговорим!

Стражник кивнул и опрометью бросился по направлению к городским воротам.

— Ты куда? — окликнул его Эбрано.

— Топейс и Гассело, что на вратах, просили подсобить, — ответил Дойвиль на ходу.

— Ладно, Фенрир с тобой, — махнул рукой Эб рано. — Куда там их? В дальнюю?..

Камера оказалась на редкость грязной. Нет, конечно, те камеры, которые мне доводилось видеть, тоже не являлись воплощением чистоты, но все же они не были столь отвратительны: в трех местах с потолка капала темная жижа, каменные плиты пола кое-где просто отсутствовали, и черная, словно смоль, грязь зловеще блестела какой-то странной слизью. Любопытный кобольд обнаружил в углу внушительного вида кучу… навоза, которую, видимо, позаботился оставить бывший узник. Флюиды от этой кучи исходили самые что ни на есть… навозные, что ли?

— Ну и дыра… — разочарованно заметил кобольд.

— А ты че думал? Марка сама по себе — большая дыра. Может, это даже не самый грязный ее уголок! — фыркнул 3емлерой, усаживаясь на изодранную подстилку.

— Эй, хвал'еры! — послышалось с той стороны двери. — Жрать будете?

— Да! — поспешно выкрикнул гном И, кряхтя, засеменил к двери.

Спустя пару секунд он вернулся, неся в руках три полупустые миски с подозрительного вида бурдой. На вкус бурда оказалась еще хуже чем на вид словно размоченная в воде сырая пшенка. Однако «каша» была сытной, и мы вдоволь наелись.

— Ох, ну и дрянь же! — уверенно заключил кобольд, отбросив пустую плошку в сторону. — Щас бы пивка!..

— Ага, и свинюшку посимпатичней! — фыркнул 3емлерой, облизывая ложку.

— И кляп тебе в рот, чтоб не гавкал! — не остался в долгу Свэн.

— Да ладно тебе, — отмахнулся гном. — Нашел время спорить! Все в одной петле!

— И по чьей вине? — не унимался кобольд.

— И по чьей же?

— По твоей!

— Да? Да если б знал, где упаду, то не падал бы! Ты еще скажи, что я с дроу в сговоре!

— А кто его знает? — подхватил Свинкер. Пятачок его раскраснелся, да и дышал кобольд тяжело и порывисто — взволновался, бедняга… — А? Вдруг так и есть, а, мастер Гриф?

— Помолчи, Свэн, — тихо, но твердо велел ему я. — Я знаю 3емлероя очень и очень давно и уверен в нем, как в самом себе!

Гном довольно улыбнулся и побед но посмотрел на степняка.

— Ну, если верите — тогда другое дело, — нехотя согласился Свэн.

Несколько минут в камере царила тишина, только гном мерно постукивал лож кои по миске, так, от нечего делать.

— Опоздаем мы, мастер Гриф, — вздохнул Свэн.

— Куда? — не понял я: все мои мысли уже дрались друг с другом, пытаясь подкинуть идею, как избежать запаха от симпатичной кучки в углу.

— К бабушке вашей.

— Куда? — удивленно воскликнул гном.

— К бабушке, — повторил Свэн. — Она очень старая и больная. Мастер Гриф едет ей помочь. Разве он ничего вам не сказал?

— Нет, — Землерой переключился на меня: — Что за бабушка?

— Знаешь, Землерой, сейчас не время и не место, чтобы говорить про мою бедную старушку, соврал я. — К тому же голова раскалывается. Лягу-ка я посплю…

С этими словами я завалился на бок и закрыл глаза. Проклятый кобольд! Проклятый гном! Проклятые дроу! Почему они все так хотят, чтобы я провалил задание?

Я стоял посреди огромной пещеры. На стенах полукругом висели факелы, куски порванной паутины плели на камне замысловатый узор; благодаря неизвестным художникам пещера расцвела странным сплетением рун.

А посредине стояла небольшая каменная тумба, вроде тех, на которых размещают экспонаты столичные музеи. Здесь, в пещере, тоже был экспонат — статуэтка, изображающая тощего улыбающегося бородача. Одет человечек был подобно мне: серый плащ, из-под которого выглядывает ворот рубахи, штаны из грубой ткани и кожаные сапоги. Мне показалось даже, что я видел бородача раньше, однако никак не вспоминалось, где.

Неожиданно человечек со скрежетом повернул голову и в упор посмотрел на меня:

— Приветствую, смертный!

Я в испуге отпрыгнул назад. С каких это пор статуэтки научились говорить? Или это все фенрировы происки?

Постояв несколько минут в стороне и убедившись, что мне ничто не угрожает, я сделал шаг к трибуне и спросил охрипшим голосом:

— Ты кто?

— Неужто не знаешь? — удивился человечек в куртке.

Я покачал головой:

— Где-то видел, но только не помню — где.

— Я Локи, покровитель воров и мошенников.

— Тот самый? — Я вытаращил глаза. — Бог?

— Да, бог. — Человечек пожал плечами. — Ты ведь мою статуэтку ищешь, дружище?

— И что тебе надо от меня? — Я игнорировал вопрос бога, потому что не терпелось задать свой.

— Ты ведь вор, так? А я — твой покровитель. Ты должен верить мне, ведь так?

— Наверное…

— Я недавно смотрел линию твоей судьбы. она оказалась очень и очень странная по форме и длине. Я узнал о тебе много, но сказать все, к сожалению, не могу: запрет Одноглазого*.[2] Знай только, что в скором времени тебя предаст человек, которому ты сильно доверяешь.

— Кто же это?

— Извини — еще один запрет. — Локи развел руками. — Главное, будь осторожен. И вот еще что… Ищи статуэтку не в главном святилище огров, а в небольшой пещере с воротами гномьей работы. Она на треть мили южнее.

Он снова ждал моего кивка, и я кивнул. Вот почему никто не мог найти артефакт!

— И помни: огры — не главные стражи. Есть те, кто страшней и опасней бестолковых великанов!

— Зачем ты рассказываешь мне все это?

— Я хочу вернуть статуэтку в мир. Хочу, чтоб она принадлежала вору. Хочу, чтоб она принесла ему удачу. Надоело пылить ее в пещере у косолапых огров.

— Я не вор, — сказал я неожиданно твердо и уверенно. — Но я принял заказ — и я его выполню. Клянусь честью Ловкача.

Локи посмотрел на меня странно, будто я сказал глупость, однако смолчал.

Щелчок пальцев, какие-то слова Локи (я не услышал их) и…

Мой стон потонул в странном гуле, напоминающем рушение каменной стены. Потом возле самого уха раздалось:

— Вставай, хвал'ер!

Я распахнул глаза. Усилием заставил себя не закрывать их вновь.

— Глухой, что ль? А ну живо! — прикрикнул на меня белобрысый дроу.

— Потише с ним, Гуану! — на плечо разбушевавшемуся эльфу легла чья-то жилистая рука.

— Простите, мак Рэтси! — смутился белобрысый. — Погорячился.

Я приподнялся на локтях, чтобы лучше разглядеть таинственного Рэтси, однако грубые руки Гуану обхватили меня за плечи и дернули вверх.

— Отцепись! — прошипел я, оказавшись на ногах.

— Тише! — шикнул на белобрысого Рэтси. Хочешь всю Марку поднять? И зачем я тебя взял? Лучше б Рамиль поехал — он и то поспокойней будет!

— Да ладно вам, мак Рэтси! Я ему говорю встать, а он валяется. Одно слово — хвал'ер, — Гуану сплюнул на пол.

— А чего вы среди ночи? — возмутился я. Допрос же поутру!

— Какой еще допрос? — не понял Гуану.

— Все ясно, — Рэтси улыбнулся уголками рта. — Маленький хвал'ер принял нас за бесчестных маркийцев! Успокойся: мы — дворфы И пришли, чтобы спасти вас из плена!

— Но почему? Зачем мы вам?

— Просто, — эльф рассеяно пожал плечами, — враги наших врагов — наши друзья. Куда вас отвести?

— Что? — не понял я.

— Я спросил: куда вас отвести?

— До Капельной Ветви, — вклинился в разговор гном.

— Хорошо, мы проводим вас, — кивнул дроу. Выходите наружу, — эльф указал в сторону развороченной стены. — Мы пойдем следом.

— А… — начал было кобольд, но Рэтси его оборвал:

— Ваши сумки? Мы позаботились о них.

Я на всякий случай переложил два мешочка с пяточкои и огниво в карманы плаща, опасаясь, как бы трава от постоянной беготни не рассыпалась в бэге. После повесил вновь обретенные ножи на пояс и накинул на голову капюшон.

3емлерой же и вовсе просто-напросто перекинул маленькую сумочку через плечо: моего серебра в ней, конечно, уже не было — хитрый гном всегда отменно прятал добычу.

Минут пять пришлось потратить на то, чтобы прицепить к поясу сияющего от счастья свина бесценны и молот.

— Вот так, — Рэтси смахнул со лба набежавший пот. — А теперь поспешим. Как бы проклятый Эбрано не решил от нечего делать обойти камеры. Он это очень любит…

Мы с Гуану кивнули и нырнули в темноту.

— Я велел отправить туда лучших людей!- молодой правитель Орагара просто рвал и метал. Еще бы — теперь у 3рега хватит смолы, чтобы залить ею пол королевства! — Вы хоть представляете, что натворили?

— Я отправил туда вашего любимого Маршалла Гордора Кока, и не моя вина, что ваш тупоголовый вассал умудрился пропустить в город пять возов, замаскированных под тайных саперов Вашего Величества! — наемник как всегда словно лучился Спокойствием.

Штиф закусил нижнюю губу: спорить с опытным и мудрым наемником было нельзя, но необходимо. Будь они наедине, он, возможно, и пошел бы на какие-то уступки. Однако присутствие в покоях Королевского советника мешало ему пойти на компромисс: выглядеть безвольным щенком юный правитель не желал.

— Может быть, и не ваша, — медленно начал Штиф. — Но, видите ли, мастер Хромой: вы возглавляете армию, у вас — полномочия маршала. Не у меня! У вас. Думаю, на моем месте вы бы тоже прежде всего обратились к главнокомандующему, а не к его подчиненным!

— Будь я на вашем месте, солдаты бы сейчас ни с кем не воевали, а в 3реге, как обычно, шел бы праздник Фрейи! — хмыкнул Хромой. — А теперь позвольте откланяться — деньги, уплаченные Гильдией, должны быть отработаны. — Хромой развернулся на каблуках и, чеканя шаг, пошел к двери. Легко отворил ее — и вышел.

Штиф глухо зарычал и ударил кулаком в стену. Паук, мирно отдыхавший на паутинке, поспешно ретировался в более спокойный уголок.

— Да будет вам злиться, Ваше Величество! попытался успокоить короля советник, бодрый седой старичок.

Правитель Орагара затравлено оглянулся:

— Хватит нотаций, Кедрик!

— Понимаю: в вашем возрасте хочется всем доказать свое превосходство, — старик, развалившись на кровати, лениво перебирал в руках видавшие виды четки, — но не забывайте: говорить все в лицо не всегда лучший способ для этого!

— И что же ты хочешь? — Штиф не понимал, куда клонит Кедрик. А когда король чего-то не понимал, причине его непонимания приходилось ох как не сладко!.. — Чтобы я повесил Хромого и еще парочку, особо ретивых?

— О! Ну конечно же нет! — советник отмахнулся от Его Величества, словно от назойливой мухи. Благо, король не обратил на телодвижение Кедрика никакого внимания. — Смертоубийство ближнего своего недостойно рук Наместника Паладина. Да и терять великолепного полководца в самый разгар осады… Это было бы весьма опрометчиво с нашей стороны. К тому же смерть командира не станет для наемников фатальной. Эти люди сами каждый день глядят в глаза старухе с косой. Но если вы все же решите кого-то повесить — пожалуйста; ваши грехи я вам отпущу, но покорности от солдат не ждите — скорее, даже напротив — будет бунт. А три тысячи отборных вояк, которые придут на зов своих братьев, в любом случае не оставят вас просто так… Да они же просто растопчут нашу гвардию!

— А… как же тогда? — растерялся Штиф. Советник мысленно усмехнулся: в голове юного короля все до боли логично и правильно. Ударили — бей в ответ. 'Ударил сам — держи оборону.

Он все тот же мальчишка, для которого смерть нечто фантастичное и невероятное, а война — не более, чем длинная, скучная игра. Быть может, он и научился подписываться под многочисленными Указами своих министров, но в интригах король не понимал ровным счетом ничего.

— Могу вас огорчить: наемникам вы не понравились. Они ожидали от вас несколько большего, чем юношеская самоуверенность и эгоизм. Однако… — Кедрик выдержал значительную паузу. Однако не все потеряно. Можно ЗАСТАВИТЬ их проникнуться духом сражения. Вернее, заставить нужно лишь одного человека, за которого эти люди пойдут в огонь и воду — Хромого.

— Но… как?

— У нашего наемника есть только одно больное место — семья. Потеряй он ее — и жить ему будет незачем. Даже привязанность к Гильдии его не спасет — потеря семьи станет смертельным ударом. План прост: выкрасть семью Хромого из Выселок, деревни в пяти лигах к западу отсюда. Выкрасть аккуратно и по возможности без лишних свидетелей. Если что — убивать соглядатаев на месте. Когда это сделаем, все станет гораздо проще: жена и ребенок отправятся в подземелья нашего временного обиталища, а Хромой получит извещение, что его дражайшая супруга — у нас. Кто-то зовет подобные действия шантажом, но я склонен назвать это «взаимовыгодной сделкой». Ну, так как вам, Ваше Величество?

— Хитро-хитро! — ухмыльнулся Штиф. — Но…

— Уверяю вас — это необходимая жесткость. По другому добиться полного подчинения просто невозможно.

Король секунду помедлил, прежде чем дать ответ: за окном, на тренировочной площадке замка, рубились на деревянных мечах солдаты. Каждый из них стремился, чтобы движения были быстрыми, техничными, отточенными, и в то же время они так напоминали детей, воображающих себя великими героями древности. Штиф грустно улыбнулся, вспоминая беспечное детство при дворе, цветущую мать, ухмыляющегося отца…

— Мой король! — позвал его Кедрик.

Штиф с трудом оторвал взгляд от дерущихся солдат, снова вздохнул:

— Ну что ж… Прикажите направить туда десяток рыцарей под командованием Реджинальда Фонковски и… наверное, пятерых магов Ордена Огня! Думаю, четверо суток должно хватить на выполнение нашего плана. Благодарю за подсказку, Кедрик! Я всегда знал, что не ошибся в выборе советника!

Старичок расплылся в довольной улыбке:

— Благодарю вас, Ваше Высочество, но в этом не только моя заслуга: хорошие советы мне нашептывает сам Паладин!

— Так благодари своего бога, Кедрик! — воскликнул Штиф. — Моли, чтобы каждый его совет был настолько же хорош, иначе торчать твоей голове на самом высоком шпиле моего замка в Суфусе вместо флюгера! — И вышел из покоев, громко хлопнув дверью.

Кедрик в сердцах швырнул четки в угол.

— Похоже, погоня, мак Рэтси! — Гуану с опаской оглянулся и достал из колчана стрелу с железным оперением.

— Не надо! — прошипел Рэтси. — Попробуем скрыться в тени.

Как по команде, вся наша пятерка прильнула к стене.

Прошло полминуты. Пожалуй, теперь даже кобольд слышал шаги и короткие фразы, которыми перебрасывались маркийцы:

— Подлые твари…

— Спасать собрались.

— Пустим им кишки.

— Тише!

— Я что-то чувствую!

Я вжался в стену, стремясь слиться с ней в единое целое. Похоже, стрельбы все же не избежать, а не получить стрелу в подобном сражении — удача, сродни разве что спасенью из желудка дракона.

Голоса притихли, и тишину резал только осторожный шорох шагов.

Рука потянулась к ножам на поясе. Нужно подороже продать свою жизнь… Хотя о чем это я? Разве Ловкачи гибнут в подобных стычках?

Рука, изменив направление, нырнула в карман.

Приходилось действовать быстро и четко: пальцы мигом ощупали мешочек с пяточкои, проверяя, не намокла ли ткань; щелкнуло огниво — искра, кувыркаясь, упала на короткий фитилек. Я выждал три секунды, рискуя быть обнаруженным, и швырнул мешочек в тоннель, откуда приближались маркийцы.

— Бежим! — воскликнул я и, зажав рот рукавом, бросился прочь. Сзади пыхтели 3емлерой и кобольд. Дворфы, видимо, решив, что троица приключенцев отвлекает внимание врага на себя, остались на месте, готовая добить маркийцев из луков.

Мы пробежали не больше четверти мили, когда подземное эхо донесло до нашего слуха чей-то безумный смех. Кобольд испуганно оглянулся через плечо, но сзади был лишь черный зев тоннеля, и свин ускорил темп. Гном помянул Каменный Трон и быстро осенил себя знаком Одина.

Мне захотелось победно усмехнуться, но я побоялся сбить дыханье, а потому ограничился небольшой улыбкой самыми уголками рта: мол, смотрите и учитесь! Однако степняк и коротышка даже не взглянули в мою сторону, и я, плюнув, полностью переключился на бег. Благо, видеть в темноте Ловкачей учат еще в самом начале.

Впрочем, факелы на стенах попадались все так же — через сорок шагов.

— Сюда! — 3емлерой резко остановился возле темного прохода, видимо, ведущего в 3рег.

Мы со Свэном, не долго думая, нырнули в тоннель следом за гномом.

Смех больше не повторялся, поэтому вскоре мы решили перейти на шаг и зажечь фонарь гнома, а спустя еще полчаса коротышка предложил устроить привал.

Естественно, ни о каком костре речи не велось: сзади дышит погоня, а мы тут будем посиделки устраивать! — но подкрепиться хотя бы чем-нибудь было жизненно необходимо.

Разодрав на три части трофейную курочку из моего мешка, мы легли у стены и приступили к трапезе, попутно восхищаясь вкусом вчерашнего мяса, которое для изголодавшихся путников (то есть нас) было словно глоток воды в пустыне.

— Интересно, кто это так ржал? — 3емлерой с явным неудовольствием оторвался от кости. Я уж думал, сам Фенрир из Оков Судьбы вырвался!

— Ничего особенного, — небрежно бросил я. Всего лишь мешочек пяточки!

— Неужто той самой, забугрской? — раскрыл рот гном.

— Да-да, именно той. — Я довольно хмыкнул. — Лучший мошенник Тчара может себе позволить отборную травку 3абугра!

— А еще есть? — загорелся 3емлерой.

— А зачем тебе? — не понял я.

— Ну… — замялся коротышка. — Я… может… ну, в трубку?.. Мы с кобольдом вместе, одну на двоих… вроде…

— А чего? — оживился великий воитель Степи. — Я бы тоже попробовал!

Я тихо помянул пасть Фенрира: тролль меня дернул с этими троглодитами откровенничать! Теперь, пока не покурят — не отвяжутся!

— Ну, чего ты, Гриф? — в один голос заканючили бородатый и пяточкастый. — Ну, давай, а?

— Ладно, ладно! — сдался я. Пошарив в карманах, я выудил наружу чуть початый мешочек. Гном тут же протянул мне выбитую трубку.

— Может, с табаком ее… Или как? — прохрипел подгорный житель: видимо, курение пяточки волновало его намного сильнее погони, которая в любой момент могла нас обнаружить.

Я одарил его презрительным взглядом прирожденного курильщика, и гном заткнулся.

Измельченная в мелкую труху пяточка медленно потекла внутрь. Мысленно отсчитав до семи, я отложил мешочек в сторону и протянул трубку гному:

— На. Как затянешься один раз — давай Свэну. И наоборот. Понятно?

Курильщики быстро закивали. Землерой дрожащими пальцами извлек из-за пазухи огниво. Прочистил горло, высек искру. Затянулся. Отдал трубку степняку. Выпустил дым и сладко причмокнул:

— Красота…

В течение пяти минут трубка успела не раз поменять владельца. Наконец, все было кончено, и гном осторожно выбил ее о стену.

— Фьорд и все его водяные… — пересохшими губами прошептал Свэн и завалился на спину. Гном, не долго думая, последовал его примеру.

Пещера содрогнулась от громоподобного смеха двух счастливейших в мире существ.

— Тьфу! — в сердцах сплюнул я. Спрятав травку в потайной карман плаща, я перевернулся на бок и прикрыл глаза: можно было чуток вздремнуть — часа два, не больше — а потом снова в дорогу…

Однако нормально выспаться мне не дали: буквально через двадцать минут возле самого уха послышался странный лязг и непонятные ругательства. Открыв глаза, я замер: на меня снова смотрел проклятый Гуано!

— Проснулся? — угрюмо осведомился эльф. Приглядевшись, я понял, что он связан по рукам и ногам толстой веревкой.

— Может, теперь дружков своих вразумишь? Дроу кивнул куда-то влево.

Я послушно повернул голову. И замер с открытым ртом, не в силах молвить и слова.

Кобольд и гном сидели среди груды оружия, доспехов и прочего хламья, придирчиво изучая добычу.

— О, Гриф! — обрадовался 3емлерой. — Ты уже проснулся? Мож, поможешь, а то мы со Свэном до утра не разберемся… Или даже до обеда?..

— Точ, точ, до него самого! — согласно хрюкнул степняк, примеряя чей-то шлем.

Мигом оказавшись на ногах, я сорвал с головы кобольда трофей и швырнул его в сторону.

— Э! — попытался возразить Свинкер, однако, Посмотрев мне в глаза, виновато потупился.

— Что за цирк?! — Сказать, что я был взбешен, значит, сказать слишком мало. — Кто вас просил? Как вы вообще?..

— Да вот решили, что врагов за спиной бросать нельзя! — начал объяснять гном. — Ну, я сам бы не решился, но пятачкастый мне все уши прожужжал: пошли, мол, пока они там… разоружим, типа…

— Бестолочи! — прорычал я. Мне ужасно хотелось задушить обоих, но каким-то чудом все еще удавалось держать себя в руках. — Сейчас же остальные набегут — этих искать!

— Ну так пошли отсюда! — пожал плечами 3емлерой. — Пару шлемов и цепочек с собой захватим… так, на всякий случай! А эти пусть валяются!

Я сжал зубы: как бы ни злился, а гном все равно прав — нужно уходить. Причем, чем скорее, тем лучше.

— Ладно, — я подхватил бэг за лямку. — Берите немного, и пошли. Далеко еще до 3рега-то?

— Часа два. — Гном поскреб пятерней затылок. — Ну, может, три! Не больше!

— Ясно. — Я кивнул. — Свэн, давай быстрей, а?

— Уже иду. — Кобольд наконец затолкал в бэг облюбованный шлем.

Подхватив мешок с пожитками и пнув напоследок кого-то из маркийцев, он со всех ног бросился за нами.

3емлерой не соврал: я еще не успел толком устать, как в лицо повеяло сквознячком. Подойдя чуть ближе, мы смогли разглядеть вделанную в каменную стену дверь.

— Это что, и есть выход? — Пожалуй, в подобном тоннеле я ожидал увидеть все, что угодно, только не дверь!

— А что же еще? — удивился гном.

— Ты ведь вроде говорил, что мы выйдем наружу где-то в окрестностях Зрега?

— Ну и что с того?

— Неужто это ДВЕРЬ какой-то ПЕЩЕРЫ?

— М-да… Действительно, странно… — Землерой задумчиво погладил бороду.

— Да чего вы? — презрительно хрюкнул Свэн и, недолго думая, пнул дверь ногой.

Мы с гномом замерли с открытыми ртами, в страхе глядясь в узкую щель, которая с каждой секундой становилась все шире и шире. Петли зловеще скрипели, пытаясь усилить драматичность момента. Еще мгновение — и дверь открылась нараспашку.

— А-а-а! — завопил гном, отчаянно тыча пальцем в сторону дверного проема. — Приведение!

— Тише ты! — шикнул на него я — Никакое это не приведение. Обычные… трусы…

Гном, да и мы с кобольдом тоже, с ужасом уставились на огромные панталоны. Судя по их размерам, хозяином подвала (а трусы висели почему то именно в подвале) явно был не гном, не гоблин и даже не морлок. Скорее, добрый-предобрый великан, который с нетерпением ждет гостей… что бы сожрать их на ужин.

— Ладно, пошли, — первым очнулся гном.

— Куда? — не понял кобольд. — Назад?

— Вперед! — фыркнул гном. — Зря мы, что ли, так сюда спешили? К тому же уплаченное надо отработать, а то иначе не дело!

— Знаешь, гноме, — медленно произнес я, все еще не в силах оторваться от великанских трусов, Мне почему-то кажется, что ты ошибся тоннелем!

— Ну, может, и ошибся, — нехотя согласился 3емлерой. — Я то в этом ответвлении ни разу и не был!

— Как так? — Я было истерически прыснул, однако сдержался.

— А вот так! — невозмутимо пожал плечами коротышка. — Я обычно только по главному хожу, да и то редко. А эту ветвь гномы посещали последний раз, если верить сказаниям Андервола, лет триста тому! Может, за это время на том месте, где находится выход из Капельной, уже целый город отстроили?

— Да нет, — я покосился на невозмутимо висящие посреди подвала трусы, — не думаю, что даже таких огромных трусов на весь город хватит!

— Ну так чего стали? — нетерпеливо воскликнул кобольд. — Пошли уж внутрь, коль назад не собираемся!

3емлерой посмотрел сначала на меня. Потом на Свэна. Понял, что первыми заходить внутрь мы особенно не рвемся и, обреченно вздохнув, шагнул в неизвестность.

Впрочем, вряд ли старый подвал можно назвать «неизвестностью». Хотя, с другой стороны, и на «известность» он как-то не тянет. Поэтому пусть будет просто — подвал.

Лоб 3емлероя вспотел: царящая вокруг тишина наводила каждого из нас на самые отвратные мысли. Оглянувшись через плечо, гном облегченно вздохнул: мы уже стояли рядом, непроизвольно сжимая кулаки, словно готовясь к скорой драке. Бородач тихо ухмыльнулся.

Внезапно сбоку раздался протяжный скрип, и хриплый голос вежливо осведомился:

— Вы к мастеру Гронкяйру?

Мы как по команде поверну ли головы в сторону говорившего.

На лестнице стоял высокий сухощавый человек в строгом черном костюме.

— Любезные господа, вы так и не ответили на мой вопрос.

— А-а-а… вы кто вообще? Хо-о-озяин? — протянул 3емлерой дрожащим голосом.

— Что вы! Что вы! — зарделся сухощавый. Я всего лишь верный дворецкий мастера! Он услышал шум и послал меня узнать, не гости ли решили навестить его в скромной обители. Как всегда, мой господин оказался прав. Уважаемые, как вас представить мастеру Гронкяйру?

Такой вопрос сначала удивил, а потом и насторожил меня: с чего бы это дворецкому распинаться перед незнакомцами, которые заявились в дом (замок, дворец, крепость — неважно) его господина не через ворота, а через дверь в подвале? Что-то здесь явно нечисто! Бросив взгляд на гнома, я понял, что тот тоже не слишком доверяет странному слуге. И только Свэн, похоже, не видел в происходящем подвоха. Но, как известно, кобольды все отличаются излишней доверчивостью и добродушием!

— Ну, так что? — поторопил авантюристов дворецкий. — Впрочем, думаю, вы сами сможете представиться господину. Проходите в зал. — Сухощавый сделал шаг в сторону, освобождая дорогу. Рассаживайтесь. Мастер Гронкяйр прибудет на ужин с минуты на минуты.

— О! Пожрать! — радостно хрюкнул кобольд и первым двинулся к раскрытой двери.

Переглянувшись, мы с Землероем пошли следом.

— Думаешь, ловушка? — шепотом спросил у меня гном.

— Не знаю. Разберемся, — так же шепотом заверил я и ободряюще подмигнул бородачу.

Дворецкий подождал, пока мы пройдем внутрь, и, шмыгнув следом, прикрыл дверь.

Зал не произвел на меня ровным счетом никакого впечатления: мне, как Ловкачу с опытом, приходилось видеть и побольше, и побогаче. Впрочем, этот отличало невероятное чувство уюта и спокойствия, которое излучал каждый находящийся в зале предмет, будь то люстра на сорок свечей, висящая под потолком, или небольшая тумба в углу.

— Прошу к столу! — Сухощавый гостеприимным жестом указал на резные стулья, полукругом расставленные вокруг длинного стола на двадцать персон.

— Смотри не сломай! — предупредил я кобольда. — А то до конца жизни не расплатишься!

Свэн обиженно хрюкнул, но на стул опустился осторожно, памятуя горький тчарский опыт.

— Прошу простить моего господина, — виновато улыбнулся дворецкий. — Гости не посещали этот замок очень и очень давно. Мастер, видимо, решил по столь важному случаю поменять гардероб и, увлекшись, забыл, что его здесь ждете вы. Думаю, вы не обидитесь, если я отлучусь поторопить его, ведь так? Это не займет много времени! — обольстительно улыбнулся дворецкий и растворился в воздухе.

— Магия! — восхищенно выдохнул кобольд.

— Хреновы наши дела, — сурово заметил Землерой. — Если даже прислуга тут умеет перелетать с места на место, страшно подумать, насколько силен хозяин!

— Ничего! — хлопнул его по плечу Свэн. Авось, не такой злой мужик, этот Грокара!

— Гронкяйр! — машинально поправил я.

— Ну, Гронкяйр, — легко согласился кобольд. — Главное узнать, далеко ль мы от 3рега, где у мастера Грифа бабушка больная, а там…

— А там нас и сожрут! — саркастически расхохотался гном. — Долго не думая!

— Да ну тебя! — кобольд безуспешно пытался раскачать свой тяжеленный стул. — Они что его, гвоздями прибили?

— Да чтоб тебя! Не ломай мебель! — прикрикнул я на баловника.

— А я и не ломаю! Такую попробуй сломай! Хотя… Если молотом вдарить…

— Тебя б молотом вдарить — толку и то больше было бы!

— А вот и я! — дворецкий появился на том же месте, на котором стоял минуту назад. — Хозяина еще не было?

— А вы разве не к нему летали? — нахмурился я.

— К нему. Но его уже в покоях нет. Думал, может, разминулись?

— А он что, как вы, не умеет? — поинтересовался гном. — Ну… летать, типа?

— Почему «не умеет»? Умеет… наверное. Дворецкий задумчиво почесал затылок. — Просто приезд гостей, как я уже говорил, весьма редкое событие в его замке. Поэтому мастер хочет соблюсти надлежащую случаю торжественность. Да и, скажу по секрету, — сухощавый понизил голос до шепота, — потолстеть он боится. Думает, что эти короткие прогулки по замку помогут ему держать форму.

Я хотел было сострить насчет чьих-то трусов в подвале, но торжественный скрип дверных петель не позволил мне это сделать.

— Боже! — громоподобный голос заставил каменные стены кладки ходить ходуном. — Кого я вижу… а действительно… кого…

Я расширенными от ужаса глазами смотрел на обладателя этого голоса, мысленно перебирая в голове все известные молитвы.

Гронкяйр оказался троллем. Болотным: кожа его имела зеленоватый оттенок.

— Гримкей! — мясистые губы заходили ходуном, а маленькие свинячьи глазки вопрошающе смотрели на сжавшегося в комок дворецкого. Кто это?

Мне с горем пополам удалось проглотить набежавший в горле ком: похоже, сейчас начнется смертоубийство…

— Ваши гости! — пискнул сухощавый, изо всех сил пытаясь как можно сильнее втянуть голову в плечи.

— Ясно, что не твои! — усмехнулся тролль. Имена мне их назови, дубина! Не могу же я ужинать с людьми, даже не зная, как их зовут!

— Конечно, не можете, мой лорд. Но они даже не представились мне, видимо, желая сделать вам сюрприз и назвать свои имена сами! — протараторил дворецкий и стрельнул глазами в мою сторону. Я мысленно ругнулся и, украдкой показав гному кулак (привел, сволочь, неизвестно куда!), поднялся:

— Приветствую любезного хозяина, мастера Гронкяйра! Мое имя Гриф, я родом из Тчара. Как мне ни обидно это признавать, но я попал в ваш замок совершенно случайно. Если бы меня не остановил ваш дворецкий, я бы просто извинился и ушел. Вот так вот. — Словно в подтверждение этих слов, я громко шмыгнул носом и вновь уселся на стул.

Несколько секунд в зале царила тишина. Потом тролль спросил хриплым, дрожащим голосом:

— Неужто вы и вправду… не ко мне… приехали?

— Я знаю, мастер Гронкяйр, как вам этого хочется, — вздохнул я. — Но не стану вас обманывать: мы действительно попали в ваш замок случайно.

Тролль потупил взор. Помолчал. А потом махнул рукой:

— Да и Фенрир с ним, случайно или нет! Попали — значит, гости! Гримкей, угощенье любезным гостям моего замка!

Дворецкий довольно осклабился и вновь исчез.

Тут же на столе стали появляться самые разнообразные яства, начиная от жареных перепелов и заканчивая запеченным с яблоками кабанчиком. Между всеми этими изысками кулинарного искусства то здесь, то там высились, словно башни, бутылки темного вина.

— Значит, вы — Гриф? — спросил меня Гронкяйр. Ответом ему был сдержанный кивок. — А как зовут вас, достойные воины? — обратился тролль к кобольду с гномом.

Степняк, польщенный обращением, тут же выпалил:

— Кобольд Свэн из славного рода Свинкеров,:мастер!

— 3емлерой, Андервол! — учтиво кивнул гном, чуть привстав с места.

— А я, как вы уже поняли, хозяин этого замка — лорд Ламер Гронкяйр, тролль из Болота. — короткий поклон.

— Тролль? — я разыграл некоторое удивление. — Не думал, что вы так далеко… забрались?

— Неужто окрестности 3рега — слишком далеко? — фыркнул Ламер.

— Окрестности 3рега? Какая удача! — улыбнулся я: вызнавать секреты у болотных так легко… — Да, действительно, какая удача, что ваш замок так близко от 3рега! Но как здесь оказались вы? Если мне не изменяет память, в этом районе всего один замок, и он принадлежит Огнеглоту Победителю Драконов!

— Вы ошибаетесь, любезный: не принадлежит, а принадлежал. Я собственноручно побил доблестного мастера Огнеглота в честном поединке и получил в награду за победу этот замечательный замок!

— А когда? — поинтересовался любопытный кобольд, отбрасывая в сторону очередную обглоданную ножку.

— Да года два назад, — небрежно бросил тролль. — Вот было время… Впрочем, любезные друзья, если досточтимый Свэн уже приступил к трапезе, почему бы нам не последовать его примеру?

Возражать никто не стал. Тем более, что, кроме пары кусочков куриного мяса, в желудки друзей за последние сутки ничего и не попало.

Вернувшись домой под утро, Мастак достал из кармана ключ и уже собирался начать войну с дверным замком, сложностью устройства могущего поспорить с тем же големом, однако кто-то уже подсобил морлоку: дверь оказалась открыта.

Испугавшись, Мастак толкнул дверь и пулей влетел в дом, предполагая самое худшее. Так и случилось: голем исчез.

Морлок на негнущихся ногах подошел к тому месту, где еще вчера стоял искусственный человек, и пощупал стену руками.

«Убег, — мелькнуло в голове. — Как пить дать, убег! Или увели, гады!..)

Мастак в бессилии и растерянности опустился на стоящий в углу стул. Мысли его смешались в один большой ком, наподобие тех, что детишки катают из снега.

Первой мыслью было рвануть вдогонку, пока голем не натворил чего-нибудь непоправимого. Однако морлок резонно решил, что так следует действовать только в случае, если ничего лучшего не придумается: он прекрасно понимал, что вряд ли сможет остановить искусственного человека, даже если у него вдруг окажется за спиной отряд в полтора десятка опытнейших наемников.

Потом появилась идея написать письмо правителю Орагара. Но Мастак, не задумываясь, от нее отказался: вряд ли молоденький королек внемлет его словам, да и вообще — станет ли читать излиянья души никому неизвестного морлока?

Забыть все? Проще, спокойней, надежней. Но… правильней ли? Скольких обрек он на смерть своей находкой? Да и потом — разве морлок когда-нибудь добровольно оставлял свое имущество?!

«Решено! — Он вскочил на ноги с прытью лягушки, попавшей на горячую сковородку. — Еду в столицу!» и Мастак, покидав в бэг все нужное, включая кошель с монетами и пару гаечных ключей, выскочил наружу.

Через несколько часов обоз отправился в обратный путь к столице уже с новым пассажиром на борту: чудаковатым механиком-морлоком, все время что-то шепчущим себе под нос.

До Суфуса они должны были добраться за полторы недели, что вполне устраивало Мастака: вряд ли голем за столь краткий срок сможет наломать слишком много дров.

Когда богатый стол полностью опустел, настал черед щедрому хозяину рассказывать, а гостям развалиться на стульях и слушать.

Лорд Гронкяйр в прошлом был обычным болотным троллем Гронкой, любил валяться в грязи, ловить комаров и ломать дубины да палки о головы младших братьев. Однако когда до Болот дошла весть, что, мол, король издал указ «О расовой неприкосновенности», старшенький, наслышанный о прелестях людской жизни, решил рвануть в Орагар и стать рыцарем. Получив благословенье отца, молодой Ламер пешим отправился за своей мечтой. Но… в мире не все дается так просто, как того бы хотелось! Все рыцарство отвернуло от тролля свое высокомерное лицо, показав ему… спину: дворцовые герои крутили носом, слыша добродушное «Привет!», а мелкие идальго лихорадочно искали по королевству подвигов, стремясь догнать более титулованных братьев — на глупые разговоры с никчемным болотным монстром у них не было времени. Спустя пару месяцев Ламер наконец понял, что им просто-напросто брезгуют, и бросил в лицо перчатку первому из своих обидчиков. На счастье или на грех, им оказался лорд Огнеглот. Сэр рыцарь хотел было броситься на здоровяка с кулаками, но быстро сообразил, что с жителем болот так просто не совладать, и вызвал Гронкяйра на честный бой, где «воины один на один, среди чистого поля, в руках только меч, и щит тихо стонет». Для пущей показухи Огнеглот даже поставил на кон родовой замок со всей об слугой и прилагающимися землями, чем вызвал несказанное восхищение среди собратьев по оружию.

Однако сэр рыцарь и сам не предполагал, какой шанс он дал Ламеру. Воспользовавшись правом выбора оружия (а его бестолковый лорд тоже предоставил троллю), Гронкяйр взял любимый топор и не прогадал. Сэр Огнеглот, вышедший на бой в легкой кольчужной рубахе и поножах, успел десять раз пожалеть о свое и непролазной тупости, прежде чем оружие тролля разрубило ему череп на две аккуратные половины. Пораженным зрителям только и оставалось провожать триумфатора восторженными взглядами, а после, обменявшись еще парой сплетен, разъехаться по домам. Ламер же, как ни в чем не бывало, отправился в замок, хорошенько там пообедал и завалился спать. С тех пор, вот уже в течение двух лет, его распорядок дня не претерпел значимых изменении: завтрак — прогулка — обед — чтение — ужин — сон. Поэтому-то Ламер так и обрадовался нежданным гостям, надеясь, что появление их знаменует конец проклятой скуки: в высшем обществе его все так же игнорировали, а сражаться из-за подобного пустяка… По меньшей мере, весь Орагар станет его, по большей — он просто всех перерубит.

— Вот такие дела, — вздохнул Гронкяйр, отставляя в сторону бокал с вином. — А вы, я так понял, в 3рег направляетесь?

— Да мы там хотели припасов прикупить, быстро выпалил я, пока языкастая хрюшка не успела наговорить всякой всячины. — А после в Степь рвануть. К его мамке, — кивок в сторону Свэна.

— Ку… — хотел возразить храбрый сын рода Свинкеров, однако 3емлерой дал ему локтем под ребра, и свин счел за лучшее промолчать.

— Видите, сэр Ламер? — заметил я быстро. У него даже не хватает слов, чтобы выразить всю свою радость, которая посещает его при одной мысли о доме!

Гном украдкой показал кобольду кулак, и тот, потупившись, обиженно уставился в пустую тарелку. Это не укрыл ось от пристального взгляда дворецкого, вновь появившегося ниоткуда.

— Может, повторить? — услужливо предложил он.

— Не-не, — отрицательно покачал головой Свэн. — Я и так уже нажрался, как свинья!

Последние слова кобольда утонули в дружном гоготе. Степняк хотел было обидеться, однако, посмотрев в улыбающиеся лица друзей, тоже громко заржал.

Глава 3. Короткая передышка, или На полпути к цели

Мы решили остаться у тролля еще на денек. Гном, правда, все порывался обратно в Тчар, но после долгих уговоров согласился отправиться чуть позже.

— Неужели вы получили только этот замок? — поинтересовался я, когда мы с троллем прогуливались по прекрасному саду. — Мне кажется, такой знатный человек, как Огнеглот, мог позволить себе богатое хозяйство, сотни крестьян, работающих на полях…

— Вы правы, сэр Гриф.

Я невольно поморщился: не люблю я этих «сэров-пэров» И себя к ним никогда не отношу!

— Я действительно получил в распоряжение одну деревеньку под названием Выселки, но она все же не совсем моя. Скорее, своя: сэр Огнеглот еще десять лет тому провозгласил ее свободной. Теперь люди живут и работают только на себя. В Выселках же, кстати, находится Гильдия Воинов, славная на весь Орагар своими наемниками. Может, хотите взглянуть?

— Конечно, хочу!

Глаза мои загорелись. Еще бы: не каждый день предоставляется возможность стырить что-нибудь из самой обители бойцов!

Однако стоило нам выйти на дорогу, ведущую к деревне, как тролль остановился.

— Слышишь? — Незаметно для себя сэр Ламер перешел на «ты». — Кто-то идет! Давай-ка пока схоронимся в кустах и посмотрим, кто там так гремит железяками!

И Ламер, подхватив меня в охапку, прыгнул в ближайшие заросли.

— Ну и где же твой шум? — прошипел я, пытаясь вырваться из объятий, в коих меня сжал великан.

— Да тише ты! — шикнул Ламер. — Сейчас все услышишь!

И точно: словно в подтверждение ламерских слов, со стези раздался громкий шум, а секунду спустя на дорогу выехали три десятка закованных в броню рыцарей. Каждый из них восседал на спине «обитого» железом коня и то и дело перебирал пальцами длинную рукоятку меча.

Следом за «железными» шла пятерка небритых мужиков, усиленно изображавших хромоту. Мужики чесали животы и, опираясь на деревянные посохи с навершием в виде красного рубина, исправно охали, демонстрируя полную свою беззащитность.

Я неволь но поежился: за спиною у рыцарей висели двуручные половинные*[3] мечи. Мой Секач казался игрушкой по сравнению с гигантскими клинками идальго.

— Кто это? — Не самый глупый вопрос, ведь так?..

— Судя по всему, элитная пехота короля, — ответил Ламер, погодя, — да пятерка магов Огня в придачу.

Я тихо присвистнул: такая компания вряд ли ехала сюда только чтобы навестить благородного тролля. Скорее, они пришли крушить, убивать и подчинять все своей воле. А близость подобного сброда меня совершенно не радовала.

Тем временем один из магов прикрикнул на другого, видимо, более молодого, собрата:

— А я тебе еще раз говорю, Суцций: волшбой их надо, волшбой! Сначала дома, а как на улицу повалят — то уж работа пехоты наступит!

— А маны у тебя хватит, любезнейший Перрий? — оппонент его издевательски сощурился, словно пытаясь измерить взглядом. — Запас у нас, как-никак, не резиновый. Или тебе теперь больше давать стали?..

— Не стали, — тут же посерел некто Прерий. Но ведь у нас есть Меррий, Суттой,. Хеллей, ты опять же…

— Да и ты, старина Пер! — грустно улыбнулся соперник мага по спору… — Только деревенька для нас большевата будет!

— Они что, деревню твою жечь собрались? Я непонимающе уставился на гордый профиль Гронкяйра.

— Видимо, да. — Ламер стал мрачнее тучи. Помешать им? В замке всего три старых уже стража. Если поможете, то рыцарей, авось, и опрокинем, но магов… Те ж сами кого хочешь опрокинут!

— Но зачем королю уничтожать обычную деревеньку в окрестностях Зрега? — все так же недоумевал я.

— Сдается мне, что Штиф, да падут его волосы, как его старый отец, раззявил пасть на Гильдию Воинов. Только вот мастер Хромой, мой добрый друг, сразу молодого короля невзлюбил. Тот, наверное, и решил спалить все Фенриру под хвост. Впрочем, это может быть не только король обычные дезертиры, отступники. Собрались и — к чертям Гильдию!

Я со злостью посмотрел на Гронкяйра. Откуда он такой умный, всезнающий? Расскажу кому ни в жизнь не поверят, что болотные твари так выучились!

Эй-эй-эй, остановил себя я. Время ли сейчас злиться на Ламера? Да и вообще, какая разница — умный он или нет? Там какие-то гады деревеньку спалить хотят, а я тут дурачусь!

— Так мы будем Выселки спасать или нет? — пристыженный самим собой, теперь я смотрел на тролля вопрошающе.

Мне показалось, Гронкяйр задумался. На лице его четко отражалась внутренняя борьба двух мирков. Я с нетерпением ждал.

Но вот тролль разлепил пересохшие губы и сказал:

— Нет.

— Как — нет? — не понял я. Не знаю, что на меня нашло, но после его ответа мне еще сильнее захотелось наброситься на поджигателей и грудью закрыть селян. — Почему?!

— Мы не можем их остановить, Гриф, — спокойно сказал тролль. В его болотных глазах нельзя было разглядеть никаких эмоций — только муть, тину, ил. — Если мы сейчас встанем на их пути, от нас не останется и следа. Посылать в замок за подмогой я не вижу смысла: там мы не найдем даже десятка нормальных воинов. Похоже, клятые поджигатели все продумали наперед, — Ламер виновато улыбнулся, словно уписавшийся младенец: мол, простите, конечно, но по-другому не мог! — а значит Гильдии Воинов пришел конец.

— Жаль, — сухо сказал я.

— Пожалуй, — не стал спорить тролль. — Пошли-ка лучше в замок. Мне надо кое-куда отправить письмецо…

Мы вылезли из кустов и поплелись в бывшее родовое гнездо Огнеглота.

Шли молча. Говорить не хотелось ни мне, ни ему. Я думал, что, окажись я на месте Гронкяйра, не задумываясь отправился бы на выручку деревенским. Представил, как лечу навстречу этому десятку рыцарей, расшвыриваю их во все стороны огромными лапищами, а потом вешаю каждого из магов на дерево, на манер яблока или груши.

— Ты считаешь меня сволочью, Гриф? — неожиданно спросил Ламер.

Я вздрогнул и едва не споткнулся о выступающий из земли корень бука.

— С чего ты взял?

— Потому что сам думаю так же. В деревне сейчас ни одного мужчины, только старики, дети да женщины. Перерезать их всех — много ума и сноровки не надо. И мне жалко тех, кто погибнет. Я вижу перед глазами лица погибающих высельчан, и мне становится страшно. Но я не иду назад, хотя должен.

— Но… как это так? — воскликнул пораженный я. — Ты все понимаешь, все знаешь, а все равно ничего не делаешь? Ты что, струсил?

— Не знаю, Гриф. — Тролль продолжал смотреть на меня своими свинячьими глазками, теперь отливающими стеклянной пустотой. — В самом деле — не знаю. Если бы вернуть все на два года назад, я бы не задумываясь бросился на них с голыми кулаками. А теперь… мне есть, что терять и я не хочу это терять!

Я плюнул себе под ноги: к горлу подступил шершавый ком отвращения. Усилием загнав его обратно, я легонько стукнул себя ладонью по щеке: что со мной? Разве на месте Ламера я не сделал бы так же? Своя жизнь мне намного дороже, чем жизнь кого-то еще. Но… почему же ком не проходит?..

Я попытался успокоиться: авось, сам уйдет.

Чтобы отвлечься, я представил себе сражение, которое с минуты на минуту случится в Выселках. Представил, как маги кидают в дома огненные шары. Как рыцари замахиваются на детишек серебряными половинными мечами. Как трясется от страха и боли деревня…

— Постой, Ламер, — я остановился, поправляя капюшон плаща. — Что значит «мужчин нет»?

— Как же? Конечно, нет, — несколько растерянно пожал плечами тролль. — Они же все у 3рега воюют. Король золото уплатил, вот мастер Хромой и повел своих орлов к Мятежному*.[4].

— Так, может, король их специально к себе позвал, чтобы Выселки спокойненько уничтожить? предположение выглядело наиболее реальным, но тролль лишь откровенно зевнул:

— Глупости! — поморщился тролль. — Возле 3рега так жарко, а солдат так мало, что приходится нанимать их на стороне. А в Гильдии каждый воин стоит пятнадцати королевских мечников.

— Ого! — Конечно, я и раньше слышал подобные легенды, но тролль был явно знаком с делами Гильдии, и хвастать он зря бы не стал.

— Так что тут, похоже, что-то другое. — Ламер горько вздохнул. — Ладно, письмо отправлю, а там пусть сам разбирается!

Сказав это, тролль толкнул дверь черного хода и зашел внутрь.

Я постоял возле крыльца с секунду, не зная, куда пойти теперь, а потом развернулся и направился в чудесный осенний сад Гронкяйра.

Я никогда не любил, как то делали многие, бродить по лесам и долинам, наблюдая деревья, кусты, ромашки и прочую дребедень, для ловкаческого взгляда неинтересную. Но сегодня на меня с самого утра нашло странное чувство, будто озверевши и морлок драл грудь когтями.

Я сел на резную лавку со спинкой в форме пары влюбленных лебедей и прикрыл глаза. А потом принялся наводить в голове порядок.

Первой отправил подальше мысль о спасении Выселок: хватит милосердия! Тут бы свою задницу вытащить!

Второй мыслью, которая без сожаления была отправлена на свалку, стала идея бросить заказ. С этой задумкой я обошелся еще строже, чем с первой: настоящий Ловкач не может отказываться от задания, если уже принял его.

Избавившись от двух глупых идей, я почувствовал себя намного лучше. Пожалуй, все эти переживания из-за долгого нахождения на одном и том же месте. Зевнув, я решил, что надо найти кобольда: нечего сидеть в замке, когда горит заказ!

Однако Свэн нашел меня сам: калитка в садик жалобно скрипнула, и кто-то шумно рухнул на землю.

— Фенрир! — воскликнул «неизвестный».

— Свэн! — позвал я его. — Иди сюда!

Ответом мне было обиженное хрюканье и быстрые шаги.

— В чем дело, мастер Гриф? — спросил кобольд, садясь рядом.

— Иди собирай бэги. 3автра едем.

— В 3рег?

— Нет, Свэн. В Мятежном война. Мы едем в Степь.

— Куда?! — не поверил своим ушам степняк.- А как же ваша бабушка?!

— Нет никакой бабушки. — Таить что-то от него теперь уже не было смысла.

Кобольд вылупился на меня, словно я только что из обычного Ловкача превратился в дракона.

— А… — наконец, смог сказать он, -…как?

— Пошли. — Я встал и сладко потянулся.- Мне нужно многое тебе рассказать.

Степняк послушно поплелся за мной, то и дело непонятливо хрюкая.

Хромой лежал на лесной поляне и следил за неспешно текущими по небу облаками. Старый командир любил наблюдать за их чудесными превращениями: только что это было кроткой овечкой, и тут у нее вдруг выросли клыки, крылья, длинный хвост — и это уже дракон, такой всамделишный и такой ненастоящий.

Хромой всегда мечтал увидеть настоящего дракона. Говорят, небесные ящеры живут на юге Хейстримовых гор. Их выращивают огры, реже — циклопы, а потом летают на спинах драконов далеко за моря, где нет глупых королевств, войн, убийств. Поговаривали, что это и есть, собственно, та самая Валгалла — остров богов, рай воинов. По преданиям Одина, туда попадают души погибших в бою героев. Живые могут попасть в Валгаллу только верхом на драконе.

Но, если верить все тем же легендам, то и там великанов с циклопами не жалуют: по предсказаниям, именно им суждено разрушить рай и окунуть мир во всеобщее ничто — Рагнарек, Конец Света. На помощь великанам придет и Фенрир, который освободится от Оков Судьбы и убьет своего хозяина — Одина.

Впрочем, пока жители гор не особенно рвались на войну с богами: то ли чувствовали, что силенок не хватит, то ли решили еще пожить чуток…

Шум в чаще отвлек Хромого от мыслей. Нашарив ладонью рукоять лежащего рядом меча, наемник приготовился к бою. Но его не случилось. Нежданный гость поспешно воскликнул:

— Мастер Хромой, я от лорда Гронкяйра!

Хромой рывком сел. Перед ним стоял маленький щуплый гремлин в черных одеждах асасина*[5]. Правый глаз малыша украшала черная повязка.

— Грызло? — все еще не веря своим глазам, спросил Хромой.

— Да, мастер, — гремлин поклонился. — у меня для вас срочное послание от хозяина!

— Срочное? — недоверчиво поморщился наемник: тролль был добродушным чудаком, не обременяющим себя ничем, кроме ежедневных прогулок по замку и его окрестностям, поэтому в таком вот «важном» послании мог быть вопрос «Как на счет кружечки чая?» или «Скоро ли вы приедете, мастер? Мне скучно без соседа!».

— Да, очень! Я могу говорить?

— Ну, говори. — Хромой непроизвольно скривился и сделал жест рукой.

— Кто-то сжег Выселки.

— И все? И из-за этого тролль гнал тебя Фенрир знает… Стой-ка, Грызло! Как это «кто-то сжег»?!

— Можете не верить, мастер Хромой, но это правда. Вашей родной деревни больше нет. О ее тогдашней жизни напоминают лишь горы пепла и пара сбежавших из конюшен кляч.

— Кто?! — Хромой вскочил и, схватив гремлина за плечи, яростно затряс. — Кто сжег?!

— Я-я-я н-н-не зна-а-аю, ма-а-асте-е-ер! — голова гремлина качалась из стороны в сторону, словно тряпичная. — Ма-а-асте-е-ер ска-а-азал, что ска-а-ажет вам са-а-ам!

— Но когда это случилось?

— Утро-о-ом…

— Как ж ты добрался так быстро?

— Ма-а-агия, будь она не-еладна-а-а. Трясет, прям ка-ак вы сеича-а-а…

Хромой опомнился и отпустил гремлина. Гонец Гронкяйра тут же рухнул на землю.

— Как же мне увидеть Ламера? — спросил наемник, дождавшись, когда гремлин как следует отдышится.

— Не знаю, — прохрипела жертва магии. Мастер Гронкяйр ничего на этот счет не говорил.

— Значит, придется ехать… — задумчиво сказал наемник, глядя сквозь Грызло. — Хоть кто-нибудь выжил?

— Нет. Мы с Гримкеем обыскали все, но так никого и не нашли. Рыцари исправно вырезали всех, а маги…

— Что ты несешь? — перебил его Хромой. — Какие рыцари? Какие маги? Что они делали там, в Выселках?

— Мне сказал мастер Гронкяйр, сам я их не видел, — пожал плечами гремлин и продолжил рассказ:

— Так вот… А маги заживо сжигали тех, кто пытался бежать. Не жалели ни стариков, ни женщин, ни детей.

Хромой почувствовал, как по щеке и подбородку медленно катится слеза. «Предательница», — мысленно упрекнул ее Хромой. Слеза не ответила ему — лишь на секунду замерла на подбородке, а потом резко сорвалась вниз. А за ней уже бежала вторая, третья…

Гремлин в ужасе вытаращился на наемника.

— Мастер, что с вами? — пролепетал он.

— Возраст, Грызло, возраст. — Воин ужаснулся собственному голосу, который совсем не походил на обычный. — Возраст, когда привязываешься к дому, когда не хочется никуда бежать, никого убивать, никого спасать. Когда скучаешь по жене, детям. Когда не можешь долго находиться вдали от них… Конечно, когда скачешь по ратному полю во главе огромного войска, верхом на белом коне, с отличным мечом в руке, твой возраст вроде бы незаметен. Но когда узнаешь о гибели близких тебе людей, возраст берет сполна.

— Мне очень жаль, мастер, но мы не смогли ничем помочь… Их было пятнадцать, а у нас на весь замок и десяток солдат не наберешь! — пискнул, словно оправдываясь, гремлин.

— Что ты, Грызло? — Хромой нашел в себе силы остановить поток слез и даже чуть улыбнуться. — Вы не виноваты в случившемся. Я благодарю Одина за то, что он смог вытащить из этой передряги хотя бы вас с Ламером! И пусть Выселок больше нет, но Гильдия Воинов будет жить. Я буду жить. — Последние слова дались старику с невероятным трудом, но он все же сказал их, хотя и сам еще толком не представлял, как будет жить дальше без красавицы Айрэн, озорного Трила и хитрого Варби.

Но пока есть у него цель — отомстить убийцам семьи — он не сложит оружия. Рано еще его отпевать!

— Я могу идти, мастер? — Грызло бросил это как бы невзначай, но видно было, что гремлину не терпится убраться домой.

— Да-да, — рассеяно кивнул ему наемник. Передай Ламеру мою благодарность. Я у него в долгу!

— Хорошо, мастер Хромой! — пообещал гремлин и, накинув на голову капюшон, скрылся в чаще.

Хромой выждал для чего-то пару минут, потом вновь улегся на траву и прикрыл глаза.

Быть может, все это — приход Грызло, страшная новость — лишь страшный сон? Может, все в порядке?

Хромой ущипнул себя. Раз, другой, третий безрезультатно: это был не сон.

Похоже, кто-то решил навязать ему свои правила игры. Умно-умно! Знали, наверняка же знали, что он привык устанавливать правила сам, поэтому и заставили играть по чужим.

Ну, что ж… Все когда-то случается впервые!..

Хромой резко встал и двинулся к лагерю. Облако-дракон вновь приняла форму кроткой овечки. Только вот теперь в глазах пушистого существа то и дело вспыхивали молнии.

— Ну, что, поехал я, Гриф. — 3емлерой, чуть помявшись, все-таки обнял меня. Борода гнома щекотала живот даже через плащ, и я неволь но улыбнулся:

— Почему ты не хочешь с нами, гноме?

— Нечего мне в Степи делать! — фыркнул коротышка. — Его брат, — он кивнул в сторону кобольда, — с удовольствием сделает из меня фаршированного яблоками гнома!

Я заливисто рассмеялся и, хлопнув гнома по плечу, спросил:

— Куда ты теперь?

— Как — куда? — удивился 3емлерой. — Обратно в Тчар, конечно! Старина Стопол без меня разорится! — он хохотнул, довольный собственной шуткой.

— Твоя правда, — хмыкнул я. — Он уже, наверное, локти кусает — не знает, куда ты делся!

— Конечно. Ладно, Гриф, время — деньги. 3емлерой, кряхтя, забрался на спину подаренной Гронкяйром лошади и, одарив нас взглядом сверху вниз, словно нехотя бросил:

— Ну, и тебе до встречи, порося!

Степняк покраснел от злости и угрожающе зарычал.

— Не попадайся мне на охоте. — 3лость, собранная в этот момент на морде Свэна, похоже, нисколько не испугала гнома. — А то тебя от дикого кабанчика не сразу и отличишь! Лады… — Он по-простецки дал кляче шенкеля. — Пошла, родная!- Лошадь послушно рванула с места, и гном, смешно подпрыгивая в седле, начал стремительно удаляться, оставляя нас с кобольдом в гордом одиночестве.

— Что, уже уехал? — Из зарослей вышел, покачиваясь, Ламер. — Вот же поспешный гном! Я так с ним и не попрощался!

— Ничего, — ободрил его я. — Пошли лучше с нами прощаться. Где там наши мерины?

— Идите за мной, — сказал Гронкяйр и, развернувшись на каблуках, пошел к конюшням. Льют! — Грязный и зачуханный пацаненок лет тринадцати от громогласного голоса хозяина втянул голову в плечи. — Где те два великолепных мерина, которых старый Матт привез из города?

— Сейчас, сейчас, мастер Гронкяйр, — бросил малыш на ходу. — Сейчас все будет!

Я даже не успел мысленно сосчитать до десяти, а Льют уже выводил под уздцы серого в яблоках мерина и… Кержа?!

Мой старый знакомец тоже заметил меня. В глазах его мигнул было огонек радости, но льды холодного презрения тут же растворили его в себе. Керж злился на меня. И я даже знал, за что. Ну-ка, где моя морковка…

К сожалению, оранжевого овоща в кармане не оказалось. Пришлось надеяться только на свою неотразимость…

— Керж! Как я рад тебя видеть!- Тролль ошарашено вылупился на меня, но объяснять ему что-то я не мог, потому что был полностью занят окучиванием мерина.

Конь смотрел на меня все так же презрительно.

— Ну, хочешь, как приедем домой, я тебе куплю морковку?

Он молчал.

— Две?

Молчание.

— Пять?

В глазах появился интерес.

— Десять?

Керж довольно заржал и прижался ко мне мордой. У-у-у, продажная скотина!..

— Почему ты назвал его Кержем? — наконец, спросил тролль.

— Потому что это мой конь, — ответил я. Мне нужно было срочно его пристроить в хорошие руки на пару месяцев, вот я и продал его старику. А тут он так вовремя нашелся!

— Ух-ты! — удивился Ламер. — Какое удачное совпадение, что именно Матт купил твоего… Кержа!

— Пожалуй. — Ужасно захотелось броситься Гронкяйру на шею, расцеловать в обе щеки, не забывая благодарить за находку верного скакуна, но я твердо держался.

— Ладно, Ламер, поехали мы! — Я пожал огромную лапищу тролля. Она оказалось мозолистой и грязной, словно Гронкяйр всю ночь что-то копал. Было немного противно, но стоило мне вспомнить, что он приютил нас под крышей своего замка, как ладонь моя еще сильнее сжала ладонь тролля. Ламер, если я не ошибаюсь, что-то тихо пробормотал, наверняка в мой адрес, но я сделал вид, что ничего не услышал!

Надеюсь, еще увидимся!

— Я тоже надеюсь, — ухмыльнулся Гронкяйр. — Береги себя!

— Обязательно!

Я кое-как забрался в седло и, по гладив любимца — Кержа по загривку, взялся за узду.

— Свэн, ну где ты?

— Да здесь я, мастер Гриф!- кобольд подошел к своему мерину. Со вчерашнего разговора выражение его рыла не менялось: такое же удивленное, жалобное — этакий деревенский мальчик-простак, обманутый городским «дядькой». Ну, да лучше уж коротать дорогу с ним, чем в одиночку.

Степняк тем временем уже залез на коня. Тут же выяснилось, что ездить верхом он не умеет: обхватив мерина за шею, свин болтался в седле, словно груша на тоненькой ветке. Конь под ним презрительно фыркал и постоянно косился на Кержа, завидуя: твой хоть умеет, да и легкий к тому же! Мой скакун гордо вскинул голову.

Почему-то на ум пришла фраза Стопола «Каждому свой контингент!»…

Замок Ламера еще виднелся вдали, когда перед нами предстали горы пепла, обожженные трупы, стаи воронья — Выселки во всей своей нынешней красе.

Мы невольно остановили коней. В сердце неприятно клюнуло, будто это по моей вине случилась резня. Я заставил сентиментальность убраться, однако та не ушла совсем, то и дело напоминая о себе короткими уколами.

Отвратительно, когда солдаты убивают женщин и детей. Ладно хотя бы стариков — им все равно умирать скоро. И все равно — не понял бы…

Воронье кружилось над огромным пепелищем, разрывая окрестности громкими «Кар-р-р!).

Неужели это все сделали люди? Те, кто якобы одарен чудесным даром человечности и любви, тем не менее могут убивать женщин! Детей!

Не хочу быть человеком. Лучше уж гадюкой, кусающей из-за угла, но более честной, потому что от змей никто и не ждет добра!

Я покосился на Свэна: он стоял, пустыми глазами глядя на два лежащих рядом тела. Одно было чуть больше, другое — поменьше. Будто бы мать прижимала к себе дочь или сына.

И тут я заметил на земле камень. Вроде бы обычный булыжник — гладкий, плоский — но он горел!

Я с трепетом и благоговением вперился взглядом в чудесный камень, неотрывно следя за движениями иссиня-красного огня.

Магического.

— У меня на родине, — неожиданно заговорил Свэн глухим, низким голосом, — тела умерших сжигают. Мы верим, что душа может обрести покои, только развеявшись вместе с пеплом.

— А у нас людей обычно не жгут, — как-то просто, даже обыденно сказал я. — Особенно короли… Не жгут, сволочи…

Не говоря больше ни слова, я при шпорил Кержа. Конь обиженно заржал, но противиться не решился — послушно затрусил прочь от гигантского погребального костра.

Вот и первая половина пути за статуэткой осталась позади, как и 3емлерой, добродушный тролль рыцарь Ламер, сгоревшие Выселки. С неба ярко светило полуденное солнце, а впереди нас ждали Хейстримовы горы, огры, великаны, святилища и… драконы.

Несколько дней были потеряны зря, а потому я решил не пренебрегать даже самыми дерзкими и невозможными путями.

Глава 4. Дремофоры, или Степь да степь недалеко

Нас преследовали. Я не мог определить точно, кто это, но в близости шпионов не сомневался. Кобольду говорить о своих догадках пока не решался, хоть и прекрасно видел, что он тоже чувствует наблюдение.

А может, это то самое предательство, о котором мне рассказывал Локи?

Может, Свэн прибился ко мне не просто так? Впрочем, никаких доказательств кобольдской вины у меня не было, поэтому поводов для волнения пока вроде бы возникать не должно.

Но тревожно все-таки!

Мы ехали как раз по тому месту Столинского тракта, где к северу виднелся Дремофоров лес. Можно попробовать спрятаться от шпионов под сенью деревьев, но потеряться в таких дебрях — дело немудреное, а следопытом я пока не стал и вряд ли когда-нибудь стану. Хотя…

— Зачем мы свернули в лес, мастер Гриф? спросил кобольд, жадно облизывая ложку. — Вы хотите узнать что-то у дремофоров?

— Да, пожалуй. Например, когда мой приятель кобольд перестанет рыгать за едой?

— Ладно вам, мастер Гриф! — степняк бодро хрюкнул, попутно разливая похлебку на рукав. Я же серьезно!

— Серьезно? Я хочу узнать имя того, кто решил спалить Выселки.

— Но вы же говорили, что это король?

— Для короля какая-то маленькая деревенька не большая проблема, чем лошадь без подков: знаешь, что с подковами лучше, но и так особо не жалуешься. Тут есть какое-то связующее звено. А ясновидцы-дремофоры могут мне помочь это звено отыскать.

— Ясновидцы? Ничего такого не слышал!

— Дремофоры очень много скрывают от остальных рас. Я знаю об их даре только по рассказам приятеля из Гильдии. Он, мой приятель, однажды выполнял задание дремофоров. Так вот… Из любопытства, а может и из-за чего другого, попросил он дремофора-заказчика прошлое его угадать. Вроде бы слышал-слышал, а и самому попробовать хочется. Так тот дремофор ему мало того, что все рас сказал, так еще и сообщил, мол, что убьют моего приятеля скоро. «Где-то месяц. Неделей больше — неделей меньше!» — так сказал ему лесной житель. Приятель, конечно, не поверил, грозился даже побить дремофора за такое предсказание — он ведь у него прошлое просил угадать, а не будущее. Но тот лишь пожимал плечами: мол, я тебя и так предостерег, чтобы ты завещание детям переписать успел. Короче, обошлось без драки: приятель поехал обратно в Тчар с удачно выполненным заданием, а дремофор остался в лесу. И что ты думаешь, Свэн? Умер мой приятель ровно через месяц после того страшного гаданья: жена отравила. Вот такой вот дар у этих дремофоров.

— Ого, — сказал кобольд после моего увлекательного рассказа. — Никогда бы не подумал, что кто-то может смерть предугадать! Вот бы мне знать!

— А толку с этого знания? Так бы жил мой приятель спокойно и умер бы, ни о чем не подозревая. А так он весь месяц на нервах ходил, каждой тени шарахался и от дел прибыльных отказывался. Да и с женой каждый день ругался, порой даже бил!

— Что ж, может, вы и правы, — сказал кобольд после небольшой паузы. — Давайте тогда действительно останемся здесь еще на денек и узнаем, кто же все-таки сжег ту деревню!

— Конечно, останемся, — хмыкнул я, отбрасывая пустую миску в сторону. — Я чего-то спать не хочу, так что можешь вздремнуть часок-другой покараулю.

— Спасибо, мастер Гриф. — Кобольд тут же завалился на бок и, закутавшись в одеяло, громко захрапел. Ему наверняка снились толстые розовые хрюшки, одна другой краше, и пара галлонов пива, которым он и обливал каждую зазевавшуюся поросю.

Короче, везло ему на сновидения.

Мне в последние пару ночей снились только Выселки. Я словно воочию видел всю их историю от создания и до самой гибели в колдовском огне и, могу сказать уверенно, я бы отдал половину всего своего серебра, лишь бы не видеть каждую ночь столько смертей.

В спину кольнуло холодом: ночной озорник ветер не был к нам ни ласков, ни мил.

Я просидел на посту до самой полуночи, не сдвигаясь с места и даже лишний раз не мигая. Затылок ловил на себе чьи-то любопытные взгляды, но нападать на нас пока никто не собирался. Судя по всему, шпионов было двое. Не слишком много, но и этого хватит, чтобы урезонить ловкого, но не слишком сильного Ловкача и сильного, но не слишком уклюжего кобольда.

Я уже хотел разбудить громко храпящего Свэна и передать ему караул, когда в чаще, совсем рядом, послышались чьи-то шаги. Хватился было за арбалет, но нежный женский голос ласково предупредил:

— Опусти культяпки, сволочь, а то мозги вышибу.

— Опускаю-опускаю, — быстро заверил я: несмотря на столь «добрые» слова, голос внушал спокойствие и приятное тепло, которое невообразимым образом меня успокаивало и говорило: «Все будет хорошо, глупыш!».

— Да ладно, шучу я — не вышибу! — Теперь голос раздавался из зарослей можжевельника прямо передо мной.

— Откуда мне знать, что ты не врешь? — Я не торопился поднимать руки: мало ли что может преподнести мне в подарок ночная гостья?

— Мы, дремофоры, в отличие от эльфов, никогда не лжем!

— Почем мне знать вас, дремофоров? Я и эльфов-то ни разу не видел! — соврал я, за что тут же и поплатился.

— Обман. — В голосе появились нотки металла. — Зачем ты врешь?

— Зачем? — Признаться, этот вопрос поставил Меня в тупик. Пришлось сострить: — Да просто ни когда б не подумал, что можжевельник может уличить меня во лжи!

— Ха! — усмехнулся голос. — Остер-остер… Ладно, я выйду к тебе. Только не дергайся!

Кусты зашевелились, и на поляну вышел… Вышла?.. вышла девушка. Почти эльфийка: только темный, почти коричневый цвет кожи выдавал в ней дремофора. Но как же она была прекрасна, эта «почти эльфийка»: огромные зеленые глаза, Длинные светлые волосы, чудесный носик, пухлые губки… О фигуре я лучше промолчу: мне просто не хватит слов ее описать! Человеческий язык слишком мал, чтобы в него влезли все эти красивости!

— Чего уставился? — хмыкнула дремофора (или дремофор?). — Нравлюсь?

— А… э… типа да! — только и сказал я, глотая слюну. Потом опомнился и, схватив плащ кобольда, расстелил его на траве: — Садись!

Дремофора презрительно фыркнула (мои манеры не слишком впечатлили ее), но на плащ все же села. Пронзительно посмотрела на меня.

Ее взгляд отрезвлял.

— Что тебе нужно? — спросил я прежним, без всякого налета влюбленности, голосом.

— Узнать, зачем ты пришел в наш лес. — Улыбки на ее лице — как ни бывало. Передо мной сидит самая серьезная на Капаблаке дремофора. — Зачем привел свинью, — кивок на все так же храпящего Свэна, — и их? — я вздрогнул: взгляд остроухой указывал куда-то мне за спину.

Миг — и из кустов выпрыгнул, держась за заднику… черный гном.

— А-а-а! — орал он, выпучив глаза, и не отнимая рук от толстого зада. — А-а-а!

— Да листочков сорви! — посоветовал я ему. Или… у меня тут была… — я стал шарить в бэге.

Не знаю, что я там надеялся найти, но смотреть на героя мифов мне вовсе не улыбалось. Это все равно что неделю пить без остановки, а потом увидеть свое отражение в речке!

Гном моим советам не внял, однако руки от задницы наконец убрал. Теперь обе они указывали на дремофору.

— Ты… — злобно зарычал гном, пожирая девушку взглядом. — Это… ты меня молнией уда рила!..

— Нечего по кустам прятаться! — обиженно бросила дремофора. — И вообще я не по тебе хотела, а по адским ловчим!

— По каким еще ловчим? — Я с удивлением обнаружил, что волосы на голове самовольно шевелятся.

— По адским! — Гном хмыкнул с таким презрением, словно этих самых ловчих ел он каждый день на завтрак, на обед и на ужин. — Кстати, им до нас не больше десяти минут бегу!

— Отлично! — Дремофора выжидающе уставилась на черного: — Значит, у нас есть еще время позаниматься с тобой.

— Чем позаниматься? — торопливо выкрикнул гном. — Что я вам сделал?

— А зачем за ними следил? За нашим разговором сейчас? — хмуро осведомилась дремофора. Не надо от нас прятаться — все равно ведь найдем! Правильно? — это она уже мне.

Я, последние полминуты лишь тупо переводивший взгляд с дремофоры на гнома и обратно, несколько растерялся, однако быстро нашелся и кивнул.

— Да вы что на меня так? — воскликнул оскорбленный карлик. — Феноламп меня зовут, я тут по приказу начальства! Больше ничего сказать не могу — нельзя.

— От Хрофта, значит? — задумчиво поинтересовалась дремофора.

— От него самого.

— А зачем к ним приставили?

— Сказал же — не могу сказать!

— По… — начала было дремофора, однако совсем рядом раздался дикий вой, вызвавший у меня крупную дрожь.

— Прибыли, мать их Цербер! — странно выругался гном. — Эх, придется тряхнуть топором! Человече, буди свою хрюшку — пусть помогает!

Свэна я раскачал как раз вовремя: только он поднялся, утирая кулаками глаза, как заросли выплюнули на поляну двух помятых псов. Правда, не совсем обычных: вместо шерсти тела из окутывал уже знакомый мне иссиня-красный пламень.

Сюда бы ведро воды, подумал я неожиданно. Облили бы — авось, огонь потушили.

— Чего пришли? — хмуро бросил псам Феноламп. — А ну пошли прочь!

Но ловчие, судя по всему, не собирались внимать его совету. Они, словно с каждым шагам увеличиваясь в размерах, медленно пошли на нас.

— Во дела! — только и сказал Свэн. Потом я услышал, как разжимается захват на его поясе: кобольд готовил молот к бою.

Я никогда не считал себя героем. Все получилось как-то само.

Я выпрыгнул вперед, закрывая собой остальных. Одна из псин злобно оскалила зубы и бросилась на меня. Увернуться я не успел: передние лапы ловчей ударили в грудь, повалив на землю. Цап! — и она впивается клыками в своевременно выставленную руку. Ша!.. — не обращая внимания на боль в запястье, с размаху бью ее правым кулаком по морде.

Магическое пламя, еще недавно казавшееся мне всепожирающим, не причинило никакого вреда: локоть свободно прошел сквозь него и ударил пса в челюсть.

Наверное, в то мгновение сам Тор вложил свою силу в мои руки: адское отродье отлетело метра на два, не слишком удачно приземлившись на спину. Я, не веря в свою удачу, замер, ожидая, что будет дальше.

А дальше пошел дождь.

Я скосил глаза в сторону дремофоры: она, раскинув руки, что-то шептала на непонятном наречии. Тело ее оплела голубая аура, а сама девушка, казалось, парила над землей.

Свэн и Феноламп, победно крича, неслись на гончих, которые, под струями волшебного дождя, растеряли окружавший их магический пламень.

Они уже не походили на тех страшных тварей, внушающих благоговейный ужас; скорее, на обычных бездомных шавок, которые роются в помойках и дерутся за высохшую кость.

Я прислонился затылком к земле и закрыл глаза: за исход боя можно было не волноваться, а вот Моя прокушенная рука…

Кто-то легко коснулся моих век, и сознание погрузилось в сон, где не было ни кобольдов, ни Фенолампов, ни статуэток Локи…

— Никогда не любил вас, тупых кляч!

Лошадь лишь отвернула голову.

— Нет, ты смотри на меня! Как, ну как ты могла подвернуть ногу, глупая лошадь? Да Столинский тракт, между прочим, лучшая во всем Орагаре дорога!

«Глупая лошадь» лишь презрительно фыркнула в ответ: мол, видали и получше.

— А теперь я, уже совсем не молодой, в летах, гном, должен тащить на себе весь наш скарб и идти пешком, а ты, наглое создание, — до самого Тчара хромать, делая вид, что тебе очень больно!

Кляча решила смолчать.

3емлерой на ходу перехватил мешок с пожитками и утер освободившейся рукою лоб. Посмотрел на рукав: на ткани отпечаталось огромное пятно.

Их дуэт «гном и кляча» до сих пор не дошел до 3рега, несмотря на то, что из замка Гронкяйра вышел два дня назад.

3емлерой клацнул зубами. 3ачем он решился ехать на капризной кляче меллисов, когда можно было взять выносливого воронна*?[6]

— Все! — гном сбросил с плеча ненавистную сумку и улегся прямо посреди дороги. — Либо ты тащишь сумки, либо мы отсюда никуда не уйдем!

Кляча оторопело вылупилась на коротышку, ожидая, что сказанное окажется всего лишь очередной едкой шуткой, но подгорный житель и бровью не повел.

Впору было начинать беспокоиться: умирать лошадь не хотела, а тащить на себе дорожные талмуды смерти подобно. Вот уже и не из чего выбирать!

— Все! с этой минуты! ни капли! ни кусочка! снова закудахтал гном. — Лучше умереть! чем позор!

Больше ничего интересного в бородатую голову 3емлероя не пришло, и на долгие два часа, за которые нескупое до жары солнце поднялось в самый зенит, ни гном, ни уж тем более кляча не сказали ни слова.

Пот лил с обоих градом, задница гнома на прогретой земле медленно поджаривалась, но подгорный житель терпел, сжимая зубы и от нечего делать раздирая мозоли в кровь.

Наконец он не выдержал.

— У, скотина! — 3емлерой, не отрывая полного ненависти взгляда от осоловевшей на жаре лошади, запустил руку в мешок. — Только из-за тебя! — ладонь гнома, сжимая в себе кусок утреннего недоеденного мяса, вылезла наружу. Правда, долго оно там не задержалось: миг — и деликатес исчез в зеве раскрытого землеройского рта.

Умей кляча говорить, ее крик услышал бы даже оглохший суфский часовщик, сидящий в Часовне и следящий за тем, чтобы часовая стрелка не обгоняла минутную.

— Иго-го! — заржала кляча, укоризненно гляди на гнома, отчаянно жующего мясцо.

— Чего — «ого»? — воскликнул он зло. — Я из-за тебя и так похудел на сколько! — в качестве примера 3емлерой оттянул поясной ремень. По крайне мере, попытался это сделать: тот сидел слишком плотно, чуть ли не впиваясь в толстое гномье брюхо.

— Хотя зачем тебе мои беды? — гном поспешно сменил тему. — Еды уже почти не осталось, до 3рега мы без нее вряд ли дотянем. Тебе хорошо: щипай вон травку у дороги, дура, да ногу свою залечивай! Набирайся сил — сейчас мешки потащишь!

Кляча протестующе мотнула головой, но за траву взялась с большим удовольствием: неожиданно простая идея гнома оказалась для нее новой и очень важной. А нога… потащит, бородатый, ничего с ним не станется!

Мысленно все расписав, лошадь принялась за траву, представляя попутно, какого цвета будет лицо у гнома, какими словами он будет ее крыть и сколько времени ей понадобится трепать травку, прежде чем толстяк не завалится на землю под тяжестью скарба да не испустит дух.

Эх, мечты-мечты…

Еще раз представив падение гнома, кобыла проглотила вкусный стебелек и подошла к жадно давящемуся последним куском мяса 3емлерою.

— Что, поела? — бросил он с набитым ртом. Я тут голодаю, а у нее, видите ли, праздник!

Кляча ткнулась мордой в плечо, едва не повалив гнома на землю.

— Аккуратней, тупица! — прикрикнул на нее коротышка. — Ты что, меня сожрать вздумала?

Лошадь словно не слышала его. Уцепившись зубами за плечо гномьей куртки, она пялилась полубезумными глазами в пыль дороги, клубящуюся в полумиле к востоку.

Пыль?! 3емлерой радостно подхватился, не заметив даже, что кляча пожевала уже весьма приличную часть его куртки: наконец-то хоть какой-то шанс облегчить дорогу до города!

Внезапно пыль исчезла. Просто взяла — и растворилась в воздухе, словно ее и не было. 3емлерой оторопело вытаращил глаза; потер их кулаками. Магия, что ли? Или уже мерещится?

Воздух зло свистнул, и чей-то кулак врезался в тело гнома, ломая ребра. 3емлерой вскрикнул, попытался ухватиться за топор, но неизвестный убийца не дал ему ни единого шанса: следующий удар пришелся в висок.

Через две минуты все было кончено. Измазанный в крови, убийца спокойно пошел дальше. Будто за его спиной и не лежало два растерзанных трупа: лошади и ее хозяина.

Проснуться оказалось намного легче, чем заснуть.

Я разом открыл глаза и резко сел.

— Ой! — только и сказала моя старая знакомая дремофора.

Я криво усмехнулся, оглядел ее с ног до головы: и когда только успела переодеть платье, нацепить все эти побрякушки? По-моему, я проспал не больше часа, а мы уже в какой-то… спальне?.. Эх, Лин, прости! Если что, это было неправда и ненарочно!

— Почему ты так странно на меня смотришь? спросила девушка, нервно теребя сережку в ухе.

— А… мы… — я обвел комнату вокруг многозначительным взглядом. — Не… а?

Видимо, она ничего не поняла. А если и поняла, то виду не подала.

— Ты все время спал. — Я мысленно вздохнул с облегчением: хотя бы косвенно, но ответила на мой вопрос. — Мне уже стало не по себе видеть твое бледное лицо!

— А почему я спал?

Вопрос мой поставил ее в тупик.

— Тебе прокусила руку гончая, и я наложила заклятие сна, чтобы боль не так сильно била тебя! Ты разве не помнишь?

— Нет. — Я мимолетом взглянул на одну, потом на другую руку: ничего, никаких укусов гончей, о которых говорит дремофора. — Разве тогда был еще кто-то, кроме нас четверых?

— Адские гончие. Кто-то дал им твой след. Мы с кобольдом едва остановили их!

— А что в это время делал Феноламп?

Теперь уже она смотрела на меня растерянно, не понимая…

— Что за Феноламп?

— Черный гном, — терпеливо стал втолковывать я. — Он сказал, что его послал Хрофт.

— Ты все путаешь, Гриф, — покачала головой она. Растерянность в ее взгляде сменилась жалостью: так смотрят обычно на буйно помешанных. Никакого гнома, ни белого, ни черного, ни зеленого — я не видела. Так же как и не видел твой приятель кобольд.

— Видел? — пробурчал я недовольно. — Он же дрых!

— Да? А мне кажется, ты его разбудил!

— Никого я не будил. — Мне уже порядком надоела эта игра во врушки, когда каждый пытается подловить другого на лжи. — Ты вышла на поляну, мы с тобой поговорили немного, пришел Феноламп, сказал чего-то, а потом я заснул.

— Да нет же!.. — возмутилась было дремофора, но дверь за ее спиной протестующе скрипнула и в комнату вошел, опираясь на самодельную клюку, сухощавый старик. Волосы, усы и борода его отливали синевой, и я про себя тут же дал ему кличку Синяя Борода.

— Что, очнулся? — старик подмигнул дремофоре. — Неча было так волноваться! Молодо-зелено!

— Вы просто не видели, что эта гончая сделала с его рукой!- начала оправдываться дремофора. Когда мы принесли его к вам, я уже успела поработать с раной.

— Ну, будет, будет, — поднял руку Синяя Борода.

Дремофора мигом замолчала, а старик повернулся ко мне:

— Ну здравствуй, убивец ловчих! — и протянул мне сухую, всю в мелких шрамах, руку.

Я машинально ее пожал.

— Ты хоть говорить-то умеешь? — спросил он тогда.

Я молча кивнул.

— Так, может, представишься?

— Гриф. — Что-то уж слишком он любопытный, этот Синяя Борода!

— А меня Михба зовут, лесной целитель! — старик вновь подмигнул. Наверное, у него привычка такая — всем подмигивать. — Ты как, сам ходить сможешь?

Кивок.

— Тогда прошу за стол. — Дед расстегнул единственную пуговицу, соединяющую половинки жилета, обнажая волосатую грудь; поскреб ее пальцами. С наслаждением выдохнул:

— Тебе поправляться надо…

Я невольно улыбнулся: от Михбы неожиданно повеяло добротой и простодушием. Все мое сущее мигом впитало в себя это, и внутри стало невероятно тепло и уютно. Словно я вновь дома оказался — в большом, красивом дворце со множеством обслуги и такой вот замечательной башенкой…

— Чего улыбаешься? — зевая, спросил Синяя Борода. — Есть пошли, говорю.

Я мигом опомнился и спрыгнул с кровати. Тело тут же налилось тяжестью, а голова чуть закружилась. Не знаю, как вообще смог удержаться на ногах. Сделал шаг. Другой. Чуть не упал: спасла только кушетка, на которую оперся в последний момент.

Дремофора хотела поддержать меня, но старик ее остановил:

— Сам дойдет!

Я помянул Фенрира и, набрав в легкие воздуха, снова пошел, на этот раз более уверенно.

Михба побед но улыбнулся и, подхватив девушку под локоток, вышел из комнаты, предоставив мне добираться самому.

Когда я наконец добрался до михбской столовой, Синяя Борода и дремофора уже приступили к обеду. Или ужину? Сколько же я проспал?..

Против них сидел, лениво плюхая супом, мой приятель кобольд. Его задумчивый взгляд искал себе более интересные цели, чем пересчет кусочков мяса в миске. Поэтому, когда подо мной протяжно скрипнули половицы, Свэн мигом вскинул голову.

Взор его, снова прояснившийся, подобострастный, был устремлен на меня.

— Мастер!.. — Степняк рывком встал, опрокидывая стол вместе со всей посудой на Михбу и дремофору. Со стороны последних тут же раздались ругательства и жалобный писк обожженной кипятком мыши.

Но кобольд этого словно и не заметил: он на ватных ногах подошел ко мне и, не долго думая, обнял. Тугие его жилы напряглись, словно Свэн решил выжать из меня весь воздух разом.

— Ох ты, нежности-то какие! — Михба на мгновение оторвался от поглаживания дремофоры, чтобы вставить свое веское слово. — Девчонку-то ошпарили, ироды! Ну, да не беда! — Синяя Борода ласково усадил дремофору на стул и, отойдя на пару шагов, направил в ее сторону руки и что-то быстро шепнул.

Я еле успел заметить, как с ладоней его сорвались короткие лучики белого света и ушли в пострадавшую жительницу леса. Она резко дернулась. Откинула голову назад. Потом так же резко выпрямилась.

Все вышеперечисленное произошло в какие-то мгновения; Свэн за это время вряд ли бы успел скороговоркой произнести «недоперебитый».

Дремофора радостно взвизгнула и бросилась на шею Синей Бороде:

— Спасибо, дядя Михба!

— Да не за что, глупая!- хохотнул старик. — Будто не знаешь, что мне это — раз плюнуть!

Они, пританцовывая, закружились по комнате, словно счастливая пара. Потом дремофора очень вовремя вспомнила, что долго простоять на своих двоих я вряд ли смогу, поэтому, когда мой зад уже собрался дружеским поцелуем приветствовать пол, ему перекрыло дорогу сиденье стула:

— Тише, Гриф, тише…

— Откуда ты знаешь мое имя? — слабым голосом спросил я. Вспомнилось, что она уже не первый раз за день звала меня так.

— Я сказал, мастер Гриф, — бросил кобольд, опускаясь на стул. Я покосился на Михбу: старик очень шустро вернул все на прежние места.

— Тебя кто-то просил? — Я зло нахмурился. Боль тут же подкатила ко лбу, и пришлось снова расслабиться.

— Нет, но…

— Кто что пить будет? — вклинился в разговор Синяя Борода.

Две пары злых глаз, моих и кобольдских, только что прожигавшие друг в друге дыры, разом переключились на старика, стремясь в одно мгновение сделать из него решето.

Михба, уже собиравшийся сесть, отшатнулся назад, с некоторой опаской глядя в нашу сторону.

— Пива! — в один голос рявкну ли мы со Свэном.

— Вина. Белого. — Дремофора мечтательно закатила глазки. Словно вино это она никогда и не пробовала, но так много о нем слышала, что все время стремилась исполнить старое желание.

— Сейчас сделаем! — Синяя Борода, пыхтя на ходу, поднял с пола средний бочонок. От бочонка за милю разило крепким темным пивом, отчего у меня сразу потекли слюнки. Эх, сейчас бы еще мясца жареного…

Словно читая мои мысли, Михба вновь что-то прошептал, и на столе появилось два подноса с лежащими на них перепелами — по три на каждом.

— Что ж. — Бочонок взлетел в воздух, выплюнул на стол пробку и начал разливать пиво по кружкам. — Рассказывайте, как это вы в наш лес забраться умудрились и тех двух дворняг зачем привели?

Я мельком глянул на кобольда: он снова приступил к ковырянию столь нелюбимого им супа. Делать нечего, придется мне говорить…

— Мы гостили у живущего неподалеку от 3рега сэра Грокяйра. Ехали в Степь, к его родителям в гости. — Эту версию мы с кобольдом придумали еще в замке у Ламера, поэтому Свэн даже не поднял головы, «увлеченный» супом. — По дороге я почувствовал преследование, но не был уверен. Решили затеряться в лесу. Не получилось: Феноламп все равно нас нашел!

Кобольд и дремофора разом устремили на меня свои удивленные взгляды. Жительница леса, уже в третий раз услышавшая от меня про черного гнома, тут же вновь отвернулась к Михбе; кобольд смотрел гораздо дольше, то и дело морщась — вспоминая, кто такой этот Феноламп. Наверное, он так ничего и не понял, потому что, как ни в чем не бывало, вернулся к еде.

— Что за Феноламп? — Михба сделал вид, что не заметил реакции свина.

— Черный гном.

— Интересно. — Старик задумчиво погладил бороду. Синие волосы приятно гармонировали с желтым жилетом Михбы, но старик не думал об этом: мысли его летали где-то в другом месте, очень далеко от столовой. — Почему же оба твоих спутника в один голос кричат, что на вас напали только ловчие?

— Феноламп не нападал на нас, — возразил я. — Он просто пришел поговорить!

— Не было черного гнома! — взорвалась дремофора.

— Был!

— Не было!

Кобольд протестующе хрюкнул.

— Да!

— Нет!

— Тихо! — рявкнул Михба, попутно приложив кулаком по столу.

Мы с дремофорой мигом заткнулись, хотя и продолжили жечь друг друга испепеляющими взглядами.

— Я вас что, ругаться собрал? — Похоже, старика не на шутку разгневала наша стычка. — Если вы вдвоем говорите, что видели ловчих, а он, Синяя Борода ткнул мне пальцем в грудь, — каким-то боком разглядел своего гнома, о существовании расы которого говорится только в легендах и преданиях Одина, я, конечно же, больше верю вам двоим! Но… — старик выдержал эффектную паузу… и растянулся в широченной улыбке:…это не значит, что его не было!

Мы втроем дружно открыли рты.

— Да-да! Вот такая вот штука — нынешняя магия! Это раньше все просто и понятно было: Анклав — у вас, людей, у нас — волшебники на три месяца. Ну, остроухие выродки еще, так они теперь и вовсе носу наружу не кажут! А тут — нате вам: вмешательство богов налицо! Черные гномы, как известно, — свита Хрофта, сковавшая Оковы Судьбы для Фенрира.

— Вот и Феноламп говорил, что его Хрофт послал! — обрадовался я.

— А вы точно не помните этого… Фенолампа? — обратился Михба к кобольду с дремофорой.

Те покачали головой.

— Так я и думал. — Синяя Борода снова повернулся ко мне. — Черный гном приходил только к тебе. Видимо, Хрофт хотел предупредить тебя о погоне… Только вот кто мог послать за вами адских?

Я лишь пожал плечами:

— Я их даже не помню, что уж говорить о пославшем их человеке?

— Нет, Гриф. — Михба с сожалением покачал головой. — НЕ человеке. Кто угодно другой, но не человек.

Оставшуюся часть трапезы мы проделали молча: кобольд и Синяя Борода потягивали пиво, я отъедался вкусным супчиком, дремофора пила специально заготовленное вино. Пива мне почему-то совсем не хотелось, и полная до краев кружка то и дело ловила на себе жадные взгляды кобольда и Михбы.

Когда суп в моей миске закончился, я отодвинул ее в сторону и поднялся. Похлебка подействовала на меня самым волшебным образом: голова уже не кружилась, ноги не подкашивались. Небольшая слабость, конечно, осталась, но укус гончей, о котором мне рассказывала дремофора и о котором я не помнил ровным счетом — ничего, обессилил бы даже самого прыткого героя!

Уже на выходе из столовой я остановился и спросил:

— А почему же я не помню ничего о ловчих?

— А! Это чепуха! — фыркнул Синяя Борода, утирая с губ пену. — Кленночка тебя просто сильно закляла, вот и не помнишь ничего. Хорошо, хоть проснулся. Мы уже зарывать тебя собирались! — Тут дремофора толкнула Михбу локтем, и он замолчал.

Я, ошарашенный, все же нашел в себе силы кивнуть и выйти из комнаты.

Сэр Ламер Гронкяйр проснулся среди ночи от леденящего душу воя за окном.

— Опять, что ли, Гримкей забыл собак покормить? — предположил тролль, однако тут же отверг подобный вариант: вой раздавался не с псарни, а со стороны недавно сожженных магами Выселок.

Ничего особенно страшного в этом вое, конечно, не было: возможно, заплутавшие волки просто решили перекусить телами спасшихся от огня, но не от меча погорельцев… Только вот Ламер и сам не верил подобным объяснениям. Седьмое чувство (коего лишен даже самый талантливый человек, зато сполна наделена любая нелюдь) подсказывало рыцарю, что волки пришли по его душу.

Тролли никогда не приходились волкам родственниками. Они не братались с ними, не ездили на них, не охотились вместе. Жили раздельно: волки в лесах, тролли в болотах. И вовсе друг на друга не походили.

Но так сложилось, что именно волки забирают тело умершего тролля. Забирают и уносят в свои бескрайние леса, где ни один человек не сможет нарушить покой умершего.

Внутри храброго и честного рыцарского сердца самым невообразимым образом вскочил ранее незнакомый прыщик — страх. Ламер усмехнулся: ну, кто бы мог подумать, что этакая детина может чего-то бояться? Но страхи тролля, тем не менее, были не напрасны.

Волки забирали только хрофтовцев — верующих в Одина и его братьев и сестер. А Ламер, только принимая рыцарский титул, не задумываясь, отрекся от старой веры, заменив ее верой Силы: верой, когда есть ты и меч, а потом уже — все остальное.

Волки не заберут его. Просто порвут на месте.

Может, не откажись он от хрофства, волки простили бы его и не пришли так рано? Может, Один решил покарать его, неверного, в назидание другим? И теперь братья Фенрира жаждут его «неверной» крови…

Тролль мотнул головой: дурман, сковавший его, мигом исчез. Грозный Фенрир исчез в небытии, а Ламер, бледный, как собственная спальная рубашка, с трудом сел, все еще не в силах до конца разделить явь и быль.

Возможно, ему бы это даже удалось, и все развивалось совсем по-другому, но судьба распорядилась иначе, и вои повторился вновь — на сей раз гораздо ближе.

Бедняга-тролль вновь запаниковал. Скверные мысли переполняли голову, не пуская внутрь приятные. Они, скверные, скреблись, словно крысы, и тихо пищали: «Тебе не спастись!». Наконец, напор этих мыслей сдавил мозги Ламера с такой силой, что рыцарь, зажмурив глаза, снова рухнул на кровать, заняв ее всю своим грузным телом. Ножки жалобно крякнули, словно тролль неожиданно потяжелел. Гронкяйр не обратил на этот протест никакого внимания. Нащупав рукоять лежащего около кровати короткого меча (оставленного там «на всякий случай») Ламер крепко-накрепко, до боли в пальцах, сжал ее в ладони. Удовлетворенно хмыкнул: теперь и умирать не страшно — кого-нибудь да заберет с собой в могилу!

Оружие вселяло странную уверенность; даже поганые мысли на время поутихли, словно боясь чего.

Вой больше не повторялся. На смену ему пришло жалобное поскуливание.

Тролль напрягся: вряд ли они испугались его, такого грозного, в пижаме и с кинжалом. Скорее, стая почувствовала приближение вожака и теперь отдавала ему дань уважения за прошлые победы.

А может, они о чем-то просят его, рыцаря без страха и упрека, великого воителя болот? Ересь и ерунда! Серые всегда хотят одного — потолще набить себе брюхо; другие вопросы, вроде той же просьбы или поклонения, их не волнуют.

Мысли вновь устроили в голове бал. В гости забежала еще одна их «сестрица»; хихикая на ходу, она пропищала: «Умри, как подобает!» и ускакала куда-то, чтобы не попасть под горячую руку. Ее сородичи тут же радостно загомонили, все, в один голос: «Да, умри! Как подобает!».

Ламер помрачнел лицом. Наверное, она права нужно умереть по-мужски, по-рыцарски.

Медленно, все еще внутренне споря с проклятой мыслью, он поднялся. Шатаясь, едва передвигая ноги, подошел к окну. Внизу мелькали фигуры в черных балахонах с факелами в руках. Огонь высвечивал торчащие из капюшонов волчьи морды. Один из разорителей замка, словно почувствовав на себе рыцарский взгляд, поднял голову и, поймав глазами Ламера, оскалился острейшими клыками.

Гронкяйр смотрел на него словно завороженный. Никогда раньше ему не доводилось сталкиваться с представителями самого странного народа Капаблаки — вольфами. Они были и будут лучшими бойцами в мире, и Ламер вряд ли протянул бы в бою с вольфом более трех минут, имей он при себе даже зачарованный меч и десятилетний опыт в Гильдии Воинов, а полуволк — иголку в ножнах. Ну, а если уж с десяток этих тварей, вооружившись излюбленными булавами, атаковали замок, феодал мог писать завещанье, чтобы попробовать хотя бы на бумаге сохранить о себе память.

Ламер не был дураком, поэтому тут же осознал, что спастись не удастся. Но и сдаваться без боя он тоже не собирался. Как там говорила та мыслишка? «Умри как подобает»? Что ж, можно попытаться…

Он опрометью бросился к разложенным на полу доспехам. Это был его любимый доспех — почти по всей его поверхности торчали острейшие шипы, прекрасно помогающие взятому в кольцо рыцарю забрать с собой в Рай как можно больше врагов и даже, при небольшой удаче, вырваться из окружения.

Так быстро Ламер еще не облачался. Прошло буквально две минуты, а он уже стоял, сверкая железом в тусклом лунном свете. В доспехе было очень душно, но сейчас рыцарь плевать на это хотел.

Боевой молот нанес первый удар по каменной кладке окна. Проем необходимо было срочно расширить, иначе несколько сумасшедший план Ламера обречен.

Вольфы с интересом наблюдали, как Гронкяйр со всей силы лупит молотом по камню. Они, похоже, даже не подозревали о дерзости его задумки. «Не одни вы такие умные!» — со злостью подумал тролль, в очередной раз опуская молот на кладку.

Наконец, отверстие приняло нужные размеры, и Ламер, мысленно прочитав молитву Меча, прыгнул вниз.

Кому-то может показаться полным безумством — спрыгнуть с высоты семи человеческих ростов на толпу жаждущих твоей крови вольфов.

И тут нечего возразить: это действительно было безумство.

По дороге вниз тролль сгруппировался в клубок и стал неожиданно напоминать ежа, решившего вдруг опровергнуть знаменитую пословицу: «Рожденный ползать летать может только вниз».

Приземление нельзя было назвать мягким. Хотя оно могло оказаться и хуже, если бы вольфы отошли в разные стороны. Но они упрямо стояли, словно собираясь сожрать его вместе с доспехом и прямо на лету.

Не вышло.

«Еж», приземляясь, просто-напросто вмял двоих тварей в землю. Не обращая внимания на боль в ушибленных, а местами и сломанных костях, Ламер мигом оказался на ногах, стукнул еще двух зазевавшихся волков головами. Великолепный шиповатый доспех окрасился в алый цвет, а вольфы замертво упали на землю.

Гронкяйр не стал довольствоваться этой маленькой победой: силы еще не оставили его, а Ярость Тролля, священная способность болотных, только-только вошла в зенит.

Надежда на спасение все еще не оставляла его, как Ламер не убеждал себя в обратном. А, значит, нужно бежать к воротам, которые наверняка закрыты, и потому придется лезть на семиметровую стену либо делать под нее подкоп. Да, и при этом еще учесть, что оставшиеся в живых вольфы вряд ли просто помашут ему платочками вслед, обливаясь слезами и обещая ждать его до самой смерти. Скорее нашпигуют стрелами, чем скажут хоть слово. Да и платочков у вольфов сроду не водилось.

Однако удача в ту ночь решила все же предоставить Ламеру шанс. Рыцарь вломился плечом в дверь черного хода, которым пользовались только стражи ворот, ныне мертвыми лежащие по обе стороны от выхода. Дверь легко поддалась, и Гронкяир вместе с нею выпал наружу.

Тролль, опьяненный неожиданной улыбкой фортуны, попытался встать и… не смог. Словно невидимые цепи приковали его к земле.

Ламер зло зарычал: кто наложил это заклятье? Зачем?

Откуда-то сбоку послышались неторопливые шаги.

Ламер скосил глаза в сторону идущего, но ничего не увидел.

И тут над ним, близко-близко, замерло до боли знакомое лицо…

Гронкяйр в ужасе завопил, попытался закрыть глаза, но те не слушались его и, не моргая, смотрели в пере кошенное страхом перед смертью лицо. Через минуту сердце тролля замерло и больше уже не спешило.

Оно перестало биться совсем.

Я, раскинув руки, блаженствовал на кровати.

Кленна (оказывается, так звали дремофору) с Михбой куда-то ушли, а кобольд отдыхал в своих покоях, предоставляя мне всю свободу ничегонеделанья. Которой я, надо сказать, в полной мере и пользовался.

Однако скоро просто отдых мне наскучил. Голова, видимо, соскучившись по размышлениям, решила напомнить мне о том, что времени осталось чуть больше двух недель, а значит, есть все шансы не уложиться в срок.

Я принял эту мысль странно спокойно: конечно же, стоило поспешать, однако в моем состоянии трястись в седле — недолго и загнуться. Лучше выждать хотя бы до утра, чуть передохнуть и поправиться, а потом уже закусывать удила да рвать со всех ног к горам, чем умереть, даже не доехав до цели из-за собственной спешки.

В дверь постучали.

— Войдите! — не слишком приветливо воскликнул я.

Скрипнули петли, и в спальню впорхнула (а как иначе скажешь о такой грациозной девушке?) Кленна. Лицо ее раскраснелось, и я с непонятным сожалением понял, что она пьяна. Очень.

— Гриф! — Кленна, чуть шатаясь, подошла ко мне и села на краешек ложа. — Я должна попросить тебя помочь мне!

Странно: а язык вроде совсем не заплетается! Может, на них, дремофор, вино не так, как на нас, людей, влияет?

— Если что-то украсть, то я сейчас не в лучшей форме, — пошутил я.

Она посмотрела на меня, как на последнего идиота, и пробормотала:

— Зачем?

— Да ладно тебе! — фыркнул я. — Дурацки пошутил и все!

— Понятно, — согласно кивнула дремофора. Так вот, Гриф…

— Да-да. Я слушаю.

— Тогда не перебивай. Ну…

— Хорошо, не буду.

— Гриф!

— Молчу-молчу…

— Не знаю даже, с чего и начать… — Реснички ее заходили вверх-вниз, словно крылышки бабочки. — Наверное, стоит с начала. Еще там, на поляне, ты очень мне понравился, Гриф.

Да у нее глаза горят жаждой! Сейчас же скушает заживо!

— Я много кому нравлюсь!

Только вот этого мне не хватало…

— Гриф! — обиженно взвилась она.

— Ладно, продолжай.

— Так вот… А теперь, когда я спасла твою жизнь, мне очень нужно, чтобы ты… спас мою.

— Не понял. — Просьба дремофоры меня удивила: я просто не мог себе представить, как и от чего мне необходимо ее спасать?

— Но это же так просто! — фыркнула она. Через два месяца меня не станет, Гриф. А мне еще очень хочется…

Ее губы оказались неожиданно близко к моим.

Я даже ахнуть не успел, когда она крепко по целовала меня. И я… я ответил на ее поцелуй!

Потом она забралась на кровать с ногами и начала стаскивать с меня рубаху.

А потом…

Прости меня, Лин…

Мы отправились в путь ранним утром. Взамен подаренного троллем воронна, синебородый Михба любезно предоставил Свэну коротконогую, но очень быструю голопату. Мне он тоже предлагал поменять моего Кержа, но я, стыдясь еще за прошлую продажу, отказался. Бэги, набитые щедрой рукой Кленны, очень сильно кренили назад, поэтому пришлось переложить часть провизии в седельные сумки, чтобы не сверзиться с лошади.

О бурной ночи напоминала только небольшая, приятная усталость да смущенные, но в то же время подобострастные взгляды Кленны. Она, видно, понимала, что спьяну натворила лишнего, но это лишнее ей очень понравилось… Хотя не мне судить, каков я в подобных делах, а девушкам, имевшим счастье оказаться со мной рядом.

Прощались мы, словно навсегда: объятья, поцелуи. Но, наверное, это и правильно: с первым зимним днем Михба и Кленна снова станут обычными деревьями. И только через двенадцать лет они смогут вернуть себе человеческое обличие, но — всего на три месяца. Такова участь дремофоров.

Кобольд то и дело оглядывался назад, махал провожатым рукой. Мне это в скором времени надоело, и я велел ему успокоиться и смотреть вперед, на дорогу, а не в вырез кленниного платья. Свинкер тут же обиделся, но больше не оборачивался. На душе стало чуть полегче.

Хрофт, как хорошо, что не надо объяснять ему царящую в душе тоску, которая зовет обратно, к красавице Кленне, к мудрому Михбе! Дремофора, конечно, понравилась мне, но то, что произошло ночью, я считаю не более, чем дружеским жестом за спасение. Да и три месяца — срок очень небольшой, и она сама ко мне пристала, а не я ее за шкирку в постель тянул… В общем, использовала меня, гадость лесная, и даже спасибо не сказала! Жалко, Лин здесь нет. Уж она бы задала ей жару!..

— Мастер Гриф, — тихо позвал меня кобольд.

— Что такое, Свэн? — мрачно буркнул я: как-то не очень приятно ощущать себя вещью — попользовались и выкинули! — Кто-то украл у тебя ту горстку желудей, что ты вечно прячешь в правом кармане?

— Нет, — смутился степняк. — Просто мы у тракта.

Я немного удивился подобной нашей прыти, однако загадочные слова Михбы: «Успеешь! По можем!» расставили все по местам. Да уж: иметь в друзьях магов, способных сокращать дорогу, бесценное сокровище!

Пусть они и не сказали нам, кто послал гончих, но, похоже, они и сами этих нанимателей не знают.

— Скоро Степь? — спросил я, щурясь на медленно вырастающее из горизонта солнце.

— Не очень. Дня два-три, — сказал кобольд, чуть помедлив.

— Тогда не будем зря прохлаждаться. — Я дал Кержу шенкеля. Тот обиженно заржал, однако послушно двинул на большак. — у нас не так много времени. Ты ведь помнишь, что я тебе говорил?

Кобольд кивнул и, почесав пятак, тронул коня следом.

Ступенька… другая…

Хромой медленно, растягивая каждый шаг, поднимался наверх. Сам наемник воображал, будто бы лестница стелется ему под ноги ковром, а он упрямо выбивает в этом «ковре» ступеньки.

Третья… четвертая…

Снова смотреть в противные, напоминающие крысиные, сухонькие лица генерала и Магистра. Снова называть зарвавшегося вьюношу Его Величеством. Снова целовать благосклонно протянутую морщинистую руку советника, мастера Силы Кедрика, который кроме своих четок ничего кругом не видит…

Надоело. Хрофт, как же надоело! Пятая… шестая…

Еще четыре ступеньки — и он ступит на площадку нужного этажа. Стоящие возле двери стражи вытянутся в струнку и сделают вид, что внимательно следят за порядком на этаже, хотя король, которого они так охраняют, не следит за питанием своей армии совершенно. Но он же в их глазах — почти бог, только что ростом пониже и не так всесилен!

Седьмая… восьмая…

Вот и последние две ступеньки. Осунувшиеся лица стражей смотрят на него с неподдельным интересом, словно маленькие дети на забугрского зверька в зоопарке. Каждый из них наверняка примеряется, считает, сколько ему понадобится времени, чтобы уложить старого воина на землю.

Но Хромому плевать на их мысли. Он идет на ненавистный совет, чтобы с ненавистью смотреть на ненавистные рожи зажравшихся гадов, которые, вместо того, чтобы беречь своих людей, расходуют их, как ненужный материал, и не добиваются никаких результатов.

Да если королевская гвардия просит помощи у Гильдии Воинов — это уже небывалый позор для трона. Еще бы — сам правитель Орагара расписывается в безысходности новой военной кампании, в безграмотности полководцев, в малом количестве опыта! Что тут говорить: если Баронская Община вдруг найдет способ подкупить гномов и провести свои войска в Орагар, на Капаблаке в скором времени останется всего одно государство…

Девять… Десять.

Стражи, мигом вытянувшись в струнку, молча отдали честь. Хромой небрежно кивнул и двинул к двери, ведущей в покои Штифа.

Один из стражников окликнул его, когда наемник уже взялся за ручку двери:

— Вы к Его Величеству?

— Да.

— Хромой?

— Да.

— Тогда проходите. — Обязательный кивок и небольшая порция недовольства в голосе.

Хромой тихо хмыкнул — развелось молодых лоботрясов! — и толкнул дверь.

Как и ожидал старый вояка, в комнате, за богато накрытым столом, расположились четверо.

Кедрик перебирал любимые четки, генерал Врак вытирал кружевным платочком губы, уже намечая новую цель для поедания, хмурый Грэндель, фыркая, ковырял вилкой в зубах, а король, откинувшись на спинку кресла, откровенно зевал, наблюдая за своими подчиненными.

Появление в покоях Хромого внесло некоторое оживление в лица гостей. Вернее, только в лица короля и советника, потому что худые, как жерди, Магистр и генерал больше внимания уделяли еде, словно надеясь за один раз наесться на всю оставшуюся жизнь и крутить на королевских вечерах массивными, на пару пудов веса, животами.

Телохранители Хромого, Кнур и Ласка, стали по обеим сторонам от двери, словно невзначай положив ладони на рукояти коротких церемониальных ятаганов. Это не осталось без внимания подозрительного Грэнделя.

— Пусть они выйдут. — Маг отложил в сторону так полюбившуюся ему вилку и кивнул в сторону наемников.

— Я не подчиняюсь приказам абы кого, Ваше Магичество. — Хромой уселся в пустое кресло, оставленное, видимо, для него.

Грэндель побагровел: эта дворняга посмела его оскорбить! И если совместную трапезу он еще как то вынесет (все-таки приказ короля!), то язвительные замечания наемника — никогда.

Однако, прежде чем маг решил, как будет разделываться с обидчиком, в ссору вмешался Штиф:

— Оставьте, друзья! Мы собрались здесь не для того!

Грэндель покосился на Хромого: тот словно уже и не помнил ничего о перебранке. Будто он, Магистр, для него не больше, чем мошка или комар укусит, да не больно! Такое отношение весьма оскорбило его, и волшебник не нашел ничего лучше, чем вернуться к обожаемой вилке.

— Ты забыл отдать дань уважения, сын мой! насмешливо бросил лежащий на диване Кедрик. Только ему, наставнику и духовному учителю Штифа, разрешалось лежать в присутствии короля.

Хромой спокойно встал и, подойдя к кровати, поцеловал протянутую руку. Затем вернулся к столу и сел на место — опять без каких-либо эмоций.

Кедрик поджал губу: маленькое представление не получилось. Вроде бы он даже собрался сказать что-то колкое в адрес наемника, но Ш тиф хлопнул в ладоши, и советник смолчал.

Дверь распахнулась, и в комнату влетели запыхавшиеся юнцы — служки. Они в два счета убрали со стола все яства, оставив только четыре бокала да бутылку «Черного золота» — лучшего мусалимского вина, и так же быстро исчезли.

— Итак, — Штиф развернул на столе широкий лист пергамента, оказавшийся подробным планом города, включавшим в себя описание крепостных стен. — Предлагаю начать штурм утром, на заре, пока большинство зрегских предателей будут спать!

— Протестую, — подал голос доселе молчавший Брак.

— Причина?

— Слишком открыто и просто. Да и солдатам с утра жрать надо, а не по стенам лазить!

От Штифа не укрылся насмешливый взгляд Хромого. Молодой правитель Орагара стиснул зубы с такой силой, что челюсти чуть свело; зато гнев умер, так и не ощутив свободы. Штиф прекрасно понимал, что, накричи он сейчас на главного наемника, договор можно будет удержать только шантажом. А подобного Хромому бойца в Орагаре — раз, два и обчелся. Да и на одном шантаже долго не протянешь. Главное — добиться доверия.

— Что предложишь ты, Хромой? — спросил король, даже не удостоив Брака ответом. Как он ни старался скрыть откровенную язвительность и ехидство в голосе, получалось это плохо. Именно эти нотки, противные каждому наемнику и уж тем более их предводителю, заставили Хромого убрать с лица холодную улыбку и сказать:

— В полночь, мой король!

— Но… зачем? — удивился не слишком сведущий в военном деле Магистр. Брак же и вовсе раскрыл рот, то ли дивясь гениальности наемника, то ли порицая его за лишение обязательного завтрака. Штиф разумно смолчал, хотя и не скрывал интереса: глаза его так и горели любопытством.

— Я часто бывал в 3реге уже в бунтарские времена. Город хоть и находился тогда на военном положении, но к полуночи пустел — женщины с детьми ложились спать, а все здоровые мужики толпами шли в трактир Однорукого Хлора, полюбоваться на его прекрасных танцовщиц и выпить с приятелями немного пивка. Сколько я там был, столько это и продолжалось — народ слетался в трактир словно мухи на де… то есть пчелы на мед!

— Ну, а если сутра? Они к утру точно упьются! — Брак, похоже, все еще не мог простить потерянный завтрак.

— Поверьте, с утра нам придется несладко! Ведь у зрегских бунтарей есть, кроме высоких стен, еще два больших преимущества… Может, кто-то из вас скажет, что это за преимущества?

В комнате повисла тишина. Четыре пары глаз выжидающе смотрели на Хромого, ожидая ответа.

— Первый — обычный, преступный: кто раньше встал, того и деньги. Воруй, пока петухи орут, а то к полудню куры заклюют. Вот — их первое преимущество: рано вставать по утрам. Второе, более важное и интересное — сплоченность. Такого нет ни в нашей армии, ни в армии Баронской Общины: гном тут прикрывает спину орку, а тролль спасает человека от гибели. Даже обычный люд, так презирающий все остальные расы, в 3реге не брезгует посидеть с дремофором, морлоком или еще какой нелюдью за кружечкой пива. поболтать о жизни и поиграть в кости на монеты. Они будут защищать свой город до последней капли крови, словно муравьи, дом которых атаковали люди. Только у нас, в отличие от разрушителей муравейников, есть опасность проиграть это сражение…

— Очень интересное сравнение, Хромой! — натянуто улыбнулся Штиф. — Пожалуй, мы сделаем все, как ты сказал.

Наемник согласно кивнул. А про себя подумал: «Еще бы ты по-другому сделал, щенок! Не увидел бы ты тогда ни одного наемника, да своих бы всех положил, и сам в столицу отправился в черном ящике!».

— Спасибо за оказанное доверие, мой король, сказал воин только для этикета.

Штиф невольно скривился: тон Хромого резал слух с успехом ножа, царапающего стеклянную поверхность. Но король тут же взял себя в руки: негоже правителю королевства пасовать перед жалким наемником. Пусть и самым лучшим!

— Не за что, Хромой. Ты меня еще не подводил… если не считать тех возов с оружием, конечно, но там не только твоя вина… а потому, не вижу смысла тебе не доверять! — король нарочно сделал ударение на слове «еще», словно на что-то намекая.

Наемник промолчал, тупо глядя на Кедрика, усердно перебирающего свои четки. Он ждал, когда уже услышит о Выселках: что с ними стало, как, кто и почему это сделал. Но Штиф, видимо, решил потянуть время. Только зачем? Если за смертью деревни стоит он, тогда понятно. Если нет — зачем ему нужны эти ужимки, колкости, «искусно скрытые» от чужих глаз?

Пожалуй, что с Выселками все-таки он… Только вот Хромой не верил, что юнец может выдержать такую паузу, так сыграть.

Многие думают, что наемники — плохие актеры. Для большинства орагарцев (да и общинников наверняка тоже) наемник — убийца, солдат, даже смертник. Но не актер.

Однако глава Гильдии должен быть артистом, иначе он рискует в один прекрасным день «проснуться мертвым». Обязанности командира не сводятся к простому убийству. Он должен в первую очередь думать о подчиненных, соглашаться на выгодные и отвергать убыточные сделки, следить за экипировкой и физическим состоянием наемников — и это еще не полный список его обязанностей.

Хромой был лидером, что называется, от рожденья. Говорят, боги испытывают тех, кого любят (конечно, так говорят в большинстве своем неудачники, но все же). Если это действительно так, то Главе Гильдии Воинов досталось сполна.

Свою сознательную жизнь Хромой начинал на улицах Суфуса. Тогда он уже хромал на левую ногу, за что и получил соответствующую кличку. Тем не менее, это не мешало будущему наемнику быть отличным воришкой — когда мальчишка улепетывал от городской стражи, сжимая в руке горячий ломоть украденного в пекарне хлеба, хромота его, словно по волшебству, куда-то исчезала. Наемником Хромой становиться не собирался, однако фортуна распорядилась иначе: очередной жертвой ловкого юноши по счастливой или не очень случайности стал тогдашний глава Гильдии — Зубоскал, и в этот раз неуловимому Хромому уйти уже не удалось: командир «солдатов удачи» поймал его за руку. Неизвестно, что с талантливым воришкой случилось после, однако в Суфусе с тех пор о нем ничего не слышали. А когда через двадцать лет он, наемником, приехал в столицу, былого беспризорника в вечно порванных штанах никто не признал. Знакомые в большинстве либо оказались убиты, либо отбывали срок в Крестах, остальные же презрительно отворачивались, за глаза называя Хромого «изменником», и в чем-то они были правы: бывший воришка стал, по сути, на сторону закона, а, значит, предал свои устои, раньше считавшиеся им нерушимыми. Но Хромому, уж откровенно, на это было плевать. Тогда он вернулся из отпуска без каких-либо эмоций, словно и не было никакого путешествия в родной город.

Минуло еще одиннадцать лет, и вот он, Хромой, ставший главой Гильдии (насчитывающей почти три тысячи отборных воинов, штабы которых разбросаны по всему королевству) вместо Зубоскала, должен сидеть за одним столом с двумя полоумными кретинами, одним заносчивым мальчишкой да помешанным на вере стариком и слушать их бредни! А они ведь еще претендуют на равную беседу!.. Глупцы! Да Хромой один мог скрутить всех собравшихся в бараний рог, завернуть в кусок рогожи, переплести ленточкой и отправить в Общину, чтобы тамошние жители всласть похохотали над «грозными правителями Орагара».

Мозгов Хромому так же хватало, чтобы затмить любого в этой четверке. Именно поэтому старый наемник изъяснялся в основном односложными «да», «нет», «спасибо, мой король» или, в крайнем случае, ровным бесстрастным голосом высказывал мысли по тому или иному вопросу. Скажет он что нибудь сложное — не поймут, а, может, и осудят. А так — пусть наемник для них остается туповатым солдатом.

Дверь распахнулась, словно от сильного сквозняка. На пороге стоял, помятый и грязный, королевский гонец. Под глазом у него красовался огромный синяк.

— В чем дело? — Маг нахмурился и подозрительно покосился сначала на Штифа, потом — на Хромого. — Кто позволил тебе, щенок, прерывать нашу беседу?! Куда смотрела ваша стража, король? И ваши псы, Хромой?

— Грэндель! — осадил его Штиф. — Пожалуй, король здесь все-таки я! — Маг, уже делающий какие-то странные пасы руками над перепуганным юношей, покосился на короля и, поколебавшись пару мгновений, утихомирился. Как говорится, всякий сверчок — знай свой шесток.

— Что у тебя? — кивок гонцу.

— Беда, Ваше Величество! — протараторил гонец, выпучив глаза от напряжения.

— Я догадался, — поморщился Штиф. — Ближе к делу!

— Измена!

Король, похоже, уже начал закипать. По крайней мере, Магистр предусмотрительно отодвинулся, чувствуя бурлящий в нем гнев.

«А юнец все же не так слаб, как кажется!» восхищенно подумал наемник, когда король, вместо того, чтобы взорваться гневной тирадой, сказал спокойно и сухо:

— Говори, слуга. Но если информация, сказанная тобой, окажется не столь важной, чтобы прерывать наш совет, тебе светит виселица.

Гонец не был безрассудным храбрецом, но и полным глупцом тоже. Поэтому ему пришлось разлепить пересохшие от волнения губы и, запинаясь, сообщить:

— Выселки сожжены, Ваше Величество! На месте деревни — огромное пепелище! Все, кто был в Выселках во время нападения — убиты!

— Кто? — Штиф был краток как никогда. Конечно, можно считать его лишь глупым мальчишкой, волей случая усевшимся на трон, но в важные моменты он своей серьезностью и рассудительностью очень напоминал отца — умного и деспотичного Прува Второго.

— Изменники неизвестны, мой король: они ушли под покровом ночи! Все видевшие их люди уже Мертвы. И еще — тролль, хозяин огнеглотского замка, найден мертвым в своей постели!

Хромой едва сдержался, чтобы не подскочить на месте. Вот те на! Неужто королевские прихвостни убили добродушного толстяка Ламера?!

— Ладно, свободен. — Штиф небрежно махнул гонцу рукой. Новость о разрушенном замке порядком удивила короля; точнее, непонятно было, чьих рук это дело. Рыцари с магами? Нет: приказы:королей не нарушаются. Но кто тогда? — И впредь не смей прерывать важные военные советы!

Гонец радостно закивал и стремглав выскочил наружу.

Одновременно с хлопком двери с места поднялся Хромой. Четыре пары глаз впились в него подобно иглам.

— В чем дело, Хромой? — Штиф так хорошо сыграл недоумение, что наемнику ужасно захотелось вмазать кулаком по ухоженной королевской морде.

— Мне нужно ехать.

— Куда?! — воскликнули король и Магистр одновременно.

— В Выселки. Это мой дом. Пока я сам не увижу, что их больше нет, мои ребята не сдвинутся с места.

— Это… измена? — пискнул Грэндель.

— Это — мое слово, — покачал головой Хромой и двинулся к выходу.

— Постой! — окликнул его король.

Глава Гильдии досадливо поморщился, однако повернул к нему голову.

— Ты бросаешь армию?

— Я не бросаю ее. Просто — даю отдохнуть перед генеральным сражением.

— Неужели?

— Мои наемники останутся тут. Если зрегские вдруг решат напасть, они помогут. Но в атаку они пойдут ТОЛЬКО по моему приказу. Ваших солдат я не трогаю, мой король. Они были и будут только вашими.

— 3начит ли это, что ты отделяешь свои силы от нашей армии?

— Разве я сказал что-то не так? Повторяю: нет НАШЕИ армии, есть королевская гвардия и наемники. Мы, солдаты удачи, работаем за деньги, а не за корону. Если вам будет так угодно, я могу вернуть задаток, полученный от вас. Но вы ведь не хотите этого?

Штиф нервно закусил губу: такого поворота событий он явно не ожидал. Надо бы, по-хорошему, покарать зарвавшегося наемника, но начинать войну еще и с тремя тысячами наемников накануне важнейшей битвы под стенами 3рега — откровенное безумство.

— У тебя есть неделя, Хромой. Больше я ждать не намерен, — наконец произнес Штиф. — В противном случае ты будешь объявлен вне закона, и я лично назначу награду за твою голову. Крайние действия требуют крайнего противодействия. Ничего личного. Ясно?

— Да, мой король. — Глава Гильдии Воинов склонил голову, выражая согласие с волей правителя.

— Хорошо. Теперь можешь идти.

— До скорого, мой король, — бросил наемник.

Ласка и Вепрь дождались, пока их мастер выйдет из комнаты, и, окинув оставшихся советчиков хмурым взглядом, скрылись за дверью.

Король откинулся на спинку стула и прикрыл уставшие глаза. Пожалуй, впервые за несколько дней он пожалел о содеянном коварстве.

Кедрик тихо хмыкнул: благодаря неопытности правителя, все королевство повисло над пропастью междоусобицы, и только чудо могло уберечь Орагар от падения в эту бездну.

Глава 5. Орки, или Друзья познаются в беде

Дремофоровы леса остались далеко позади — вот уже несколько дней мы скакали по выжженной солнцем пустыне.

Неизвестно, какому умнику пришло в голову обозвать это место Степью. На мой ловкаческий взгляд, тут бы скорее подошло «Пустошь» или «Голодовка» редкие травы и цветы клочками разбрелись по всей равнине. В остальном же — голая земля, на которой даже самый глупый крестьянин не решится что-либо посадить.

— И как вы тут только живете? — спросил я кобольда, когда мы в очередной раз устраивались на ночлег.

— Не судите обо всей Степи по жалкому кусочку, мастер Гриф. — Свэн на секунду отвлекся от потрошения наших бэгов на предмет еды. — Самые плодородные земли находятся у гор, недалеко от Хейстримова водопада. Там мы и живем — кобольды, орки, тролли-сухожилы и гоблины.

— Тролли-сухожилы? Это еще кто?

— Смешанная кровь кобольдов и обычных троллей. Они появились очень и очень давно. потом тут развязалась междоусобица из-за дележки земель, и тролли, проиграв в ней, ушли в свои Болота. А полукровки так и остались в Степи, потому что жить в трясинах были не готовы. Да и дорога очень длинная — не каждый выдержит!

Я мысленно согласился с ним: за те три дня, что мы шли от Леса до Степей, нас несколько раз пытались ограбить «романтики большой дороги», неизвестно как залетевшие в эти края. Даже мои слова, типа «Ребята, я свой! Свинью бейте!», совсем не помогали.

Я погладил ушибленную пару дней тому грудь: тогда «сногсшибательное бревно», как его называют грабители, выбило меня из седла, ощутимо «погладив» чуть пониже шеи. Грудь еще не до конца забыла ту невероятную встречу, разрываясь в рыданиях и плачах каждую ночь. Куда уж там целому племени троллей пройти незамеченными! Пусть это было и очень давно, но ведь разбойники тоже появились намного раньше тех, кого могли грабить! Так что удивляться осторожности сухожилов нечего.

Впрочем, до наших кошельков и провизии никто так и не добрался. Попыток и нападок было, конечно, много, но все эти косоглазые и кривоногие висельники бежали прочь, едва завидев моего приятеля-степняка. Точнее — его молот.

Лишь в случае с бревном пришлось как следует поколотить парочку особо расхорохорившихся морлоков, непонятно как забравшихся в столь далекие от родины места. Конечно, малыши от этого были не в восторге, ну да это не наши проблемы. Разве можно остановить человека и кобольда, когда им предоставляется возможность поучить уму-разуму братьев наших меньших?

— Чего не едите, мастер Гриф? — Степняк с причмокиванием облизывал пальцы, плотоядно поглядывая на приготовленную для меня порцию мяса. Ему это — на один зуб.

— Хлеб уже стащил? — Я двумя пальцами взял мясо, сунул его в рот и, утерев ладони о рогожу, взял в руки Жужелицу. Хитрый магический арбалетик, нечего сказать: если в обычном установленные загодя болты быстро приводят тетиву в негодность, то в моей малышке снаряды можно устанавливать в гнездо хоть за месяц до боя — ничего не попортив.

Вот и этот болт, Взрыва, стоял в Жужелице уже третий день. Если бы не постоянные бои с соседскими курицами, я, наверное, никогда бы не купил самострел. Редкая наседка доходила до середины заведенного от безделья «годовалого» огорода, когда у меня в руках оказывался этот арбалет! Правда, и штраф за отстрел курочек мне позже все-таки предоставили, но сократить численность проклятых воровок к тому времени я успел уже изрядно.

Вынимать болт или нет?

Пожалуй что оставлю: мало ли что?

Я не питал особых иллюзий насчет гостеприимства Степи, понимая, что, спокойная в последние два дня, она с удовольствием проглотит меня на третий, натравив на нас полчища орков. Единственной преградой на пути зеленомордых был мой туповатый друг кобольд, и только он мог стать пропуском на представление про статуэтку Локи и тысячу золотых в кармане.

Вот только сможет ли?..

Один вечер был похож на другой. Мы скакали вперед, опустошая походные мешки, за эту неделю уже изрядно похудевшие. Охотиться в Степи можно только на ящериц и хорьков, а я как-то не привык есть подобных тварей.

— Все. — Свэн перевернул мешок вверх дном, силясь вытряхнуть из него хоть пару крошек. Однако бэг не собирался так просто расставаться со своей законной добычей, а, может, и не было в нем ничего. Как бы то ни было, крошек свин так и не натряс.

— Везет же нам! — Вяло пожевывая невкусный стебелек кукрылиса, я почесал небритый подбородок — как еж! — Немытые, волосатые, голодные что может быть хуже? Разве что Лин все это увидит!

— Как, мастер? — полюбопытствовал кобольд.

— Как-как? Тролль в трусах! Ох, и задала бы она мне трепку, если бы вышла вон из-за того холма и посмотрела в нашу сторону!

— Вы не поняли, мастер — как девушку зовут?

— Лин. А зачем тебе?

— Просто интересно. Это ваша невеста?

— Если бы… — устало усмехнулся я.

— Она вам нравится?

— Еще бы! Она ведь умная, красивая, добрая и вообще дочка тчарского мэра! — загибая пальцы, перечислил я. — Хотя хватит о ней! Пошли лучше поищем чего-нибудь на ужин!

Два часа мы с кобольдом на четвереньках рыскали по земле, пытаясь найти кроличьи норки, но безуспешно: ушастые грызуны, видимо, покинули Степь еще до появления в ней орков.

— И что… — тяжело дыша, кобольд уселся на землю и утер выступивший на лбу пот, — будем делать теперь?

— Двигаться дальше! — невозмутимо пожал плечами я, хотя незаморенный червячок-голод уже собрался в самые короткие сроки раздуться до хорошего удава! — Человек может прожить без еды пять недель! Нам же осталось блуждать не более двух. Значит, мы выживем!

После нескольких неудачных попыток произвести сложное арифметическое вычисление кобольд решил поверить мне на слово. Да и селение бывшей Орды уже скоро должно было встретиться. То есть вместо двух недель придется голодать не больше трех дней. Хорошая перспектива!

Дальше мы уже не двинулись: после долгих поисков еды глаза закрывались сами, и мы с кобольдом уснули.

Наутро я поднялся под громкую симфонию урчащего живота, который и так всю ночь исполнял арию, а к утру решил взять самую высокую ноту. Именно тогда, боясь за свою судьбу, остальные органы решительно стали меня будить.

Разлепив один глаз, я сел. Второй напрочь отказался просыпаться. Только глоток воды из полупустой фляги заставил веко подняться.

Кобольд сидел напротив, тупо глядя сквозь меня. Живот его тоже безостановочно урчал.

— Сколько, вы сказали, без еды можно? — не обращая внимания на стенания желудка, спросил Свинкер.

— Пять недель, — пробормотал я и добавил, после небольшой паузы: — Человек может протянуть без еды пять недель!

— О! — воскликнул Свэн громко. — Это-то, может, и так! Но я-то — кобольд!

— Ну и что? — не понял я. Видимо, с голоду чуть поглупел…

— А то, — сказал Свинкер, снова успокаиваясь, — что пригнуться вам надо, а то грифоны сожрут.

Я тут же, без вопросов, упал на живот. Как раз вовремя: прямо над загривком пронеслась хищная зверюга.

Ошибается тот, кто считает, будто у грифонов львиные лапы. На самом деле это мощные птичьи когти, способные ухватить любую жертву, будь то маленькая мышь или большущий огр. Конечно, с поднятием огра грифон вряд ли справится, но человека, пусть и толстого, как бочка, в гнездо к себе утащит за милую душу.

— Проклятые стервятники! — пробормотал я, подхватывая лежащий возле бэгов арбалет. Конечно, болт вряд ли причинит твари ощутимый вред, но попробовать стоит.

Что ж, милая Жужелица, постреляем теперь по двум большим пташкам! Кобольд тем временем уже орудовал молотом.

Жаль только, фенрировы грифоны не слишком от этого страдали: волшебное оружие свистело над их головами и крыльями, но, словно по закону подлости, вечно пролетало мимо. Хотя нет, у одной твари правая лапа поджата под брюхо! Но это ведь лишь одна лапа из четырех!

Птахи идти в ближний бой уже не решались. Кружили над землей, уклоняясь от молота, и играли с кобольдом — ждали, когда устанет.

А силы у голодного свина кончились быстро: молот снова сделал круг по небу и, вернувшись в руки хозяина, там и остался. Степняк распластался на земле, тяжело дыша, весь в горячем поту. Похоже, он уже сдался.

Грифоны радостно закудахтали и ринулись вниз, Чтобы завладеть драгоценной добычей.

Недолго думая, я направил арбалет на одну из птах и нажал спусковой крючок.

Капризная девушка судьба, похоже, все же решила дать нам шанс на спасенье: болт влетел прямо в широко раскрытую пасть грифона и…

Бах! — тварь разорвало на части, обильно измазав нас кровью и перьями. Я с отвращением выплюнул попавшую в рот набивку для подушек.

Кобольду повезло меньше: отчаянный бросок молота навстречу последней твари прошел в считанных сантиметрах от ее головы. Грифон победно закричал и завис над полумертвым от ужаса степняком, наслаждаясь триумфом.

Это его и подвело: молот, возвращаясь обратно, прошил тварь насквозь и замер в рефлекторно выставленной навстречу руке хозяина. Мертвый грифон кулем рухнул на Свэна, придавив его внушительной массой. Я тут же бросился к пришибленному свину и стащил окровавленную тушу.

— Вот и пожрем, — разлепив пересохшие губы, простонал Свэн и прикрыл глаза.

— Ты чего, спать собрался?! — возмутился я. А перья чистить кто будет? Я, что ли?

Степняк, казалось, умер: грудь его не вздымалась как прежде, и на слова мои кобольд никак не реагировал.

— Свэн! — неуверенно повторил я.

Он молчал и не двигался.

— Свэн! — Локи, да он умер, похоже!

И тут громкий храп разрезал тишину полуденной Степи.

Подумав, я решил не будить пережившего шок бедолагу. Вооружившись ножичком, пододвинул к себе тушу и начал медленно и тщательно счищать с нее перья.

Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы счистить все до последнего пера, но случилось это уже после полудня. Голову грифона я выбросил за ближайший холм (а вдруг у них мозги ядовитые?), а львиное тело разрезал на куски и, разведя огонь, бросил их в котел — вариться.

Спустя полчаса запахло так вкусно, что мой желудок взвыл голодным волком и потащил меня к котелку. Тут же проснулся «зверски уставший» Свэн, видимо, тоже почуявший этот волшебный аромат. Мы съели по четыре кусочка каждый, остальное сложили в рогожу и сунули в бэг — на потом. А сами, разморенные на предвечернем солнце, улеглись смотреть в небо, на бегущие облака.

— Знаете, мастер Гриф, — сказал кобольд неожиданно, — я все никак не пойму, кому понадобилась эта статуэтка, за которой мы едем?

— Коли б я знал! Меня в такие тайны не посвящают — все делается только через главаря.

— А, может, этой статуэтке лучше остаться там, где она сейчас лежит?

— Не городи чепухи, Свэн! Не будет статуэтки — не будет денег. Не будет денег — все путешествие теряет смысл. А без денег долго в Тчаре не проживешь!

— Вы думаете только о деньгах, мастер. Это плохо.

— А о чем мне думать? Об этих самых ограх, которые, встреть они меня на темной дорожке, сожрали бы вместе с костями?!

— Хотя бы о них!

— Сколько лет жили без статуэтки — и сейчас проживут!

— А их ведь очень мало осталось, мастер.

— Кого? Статуэток?

— Огров.

— И что?!

— По преданиям орков, когда на земле не останется огров, их кровные соперники великаны оседлают драконов и отправятся в Валгаллу. И наступит Конец Времен — Рагнарек.

— Ты веришь в эти сказки? — я презрительно фыркнул, хотя услышанное и удивило меня.

— Это не сказки, мастер. Великаны иногда летают в Валгаллу, но по одному, по двое — не больше: огры не пускают их туда, ставят магический барьер. Кто-то говорит, что им сила статуэтки помогает — удачу дает. Не станет огров — не станет и Валгаллы, не станет и всей Капаблаки.

— То есть ты предлагаешь мне не красть этого проклятого болвана только для того, чтобы спасти тупых огров и не дать твоим предсказаниям сбыться?

— Да. Я давно хотел вам это предложить. Только времени все не было.

— А что же мне делать с моей Гильдией, Свэн? Если я не выполню заказ, меня просто убьют!

— Оставайтесь у нас. Мои собратья не убивают близких друзей из-за кругляшей.

— Спасибо, конечно, но такая жизнь не по мне. В Тчаре у меня дом, огород, невеста, в конце концов. Я, может, после этого дела и вовсе с воровством завяжу… после этого задания. А ты тут…

— Ее ведь Лин зовут? — вдруг спросил кобольд. Я кивнул:

— Да. Стерва еще та! Но такая красавица…

— Ну, так оставьте статуэтку себе. Не отдавайте ее злым людям!

— Знаешь, я не верю во все эти талисманы удачи. Значит, никакая статуэтка мне не нужна. К тому же я не вижу выхода: если я не принесу статуэтку, умрет моя девушка. Чтобы девушка осталась жива, придется украсть болвана. Замкнутый круг.

Свэн не нашел, что ответить.

Еще одно утро в Степи…

Зорок Ночной Вихрь, вождь клана Сломанного Топора, в сопровождении десятка лучших берсеркеров объезжал свои владенья. Орк любил подобные прогулки, любил бешеную скачку волков. Любил Степь. Возможно, эта любовь и стала причиной избрания его вожаком клана; поэтому кобольды и сухожилы присоединились к возрождающейся Орде, численность которой пока что была смехотворна — не более тысячи топоров. Даже в отступившем клане Великанской Поступи воинов насчитывалось вдвое больше. О многочисленных войсках Орагара, с которыми Орда и собиралась соперничать, и вовсе речи не было.

Зорок погладил рукоять висящей за спиной секиры. Мечи орки не признавали и презирали глупых людишек, делавших из клинка культ. Зеленомордые даже придумали специальное испытание для молодых орков, желающих показать свою удаль. Испытуемый брал в руки меч и пытался с трех попыток сломать его напополам. Если удавалось — он становился настоящим мужчиной, нет — должен был ждать следующего года.

Однако об этом Зорок, конечно, не думал: имелись у него проблемы и поважнее. Например, дымок костра, курящийся за грядой холмов к востоку. Ночной Вихрь гортанно вскрикнул, и преданный волк Хросек поддержал хозяина долгим воем. Берсеркеры тут же напряглись и уставились на вождя, ожидая новых указании.

— Туда!

Орки радостно ощерились топорами и с улюлюканьем понеслись в указанную сторону, вслед за своим вождем. Виноватых покарать-порубить! Пусть знают — не след соваться им в Степь!

Утро в осенней Степи — самое холодное время суток!

Я, дрожа всем телом, протянул руки к костру. Зубы отбивали частую дробь, а кожа вся покрылась противными мурашками. Даже мой походный плащ не спасал от разошедшегося ветра. И уж тем более он не грел.

Свэн же, как ни в чем не бывало, игрался с молотом, подкидывая его вверх и хватая.

— Тебе что, и не холодно даже? — спросил я, подбрасывая в костер припасенный хворост.

— Нет.

— Вот свинья… — пробормотал я.

Свэн моих слов не услышал: он всецело был занят любимым молотом.

Неожиданно я услышал протяжный крик, который вскоре слился с волчьим воем. Неужто орки учуяли?

Вой утих, и я обрадовался, что все кончилось так быстро. Но на самом деле ничего не кончилось: на смену крикам пришел гул бега, словно в сторону нашей остановки направлялась целая стая серых хищников.

— Свэн, — позвал я кобольда.

— В чем дело, мастер Гриф?

— Ты… слышишь?

— Что?

«К нам кто-то бежит!» — хотел сказать я, но те, кто бежал, оказывается, уже были здесь.

На холме, ровным строем, расположился десяток орков — злых, зеленых, на больших серых волках. В середине и чуть впереди стоял, наверное, их вождь: волк под ним был черней ночи, а самого сидящего на нем зеленомордого хватило бы по крайней мере на троих меня.

— Оглянись, — прошипел я кобольду, не отводя взгляда.

Свэн послушно повернул голову и… довольно хрюкнул.

— Свинкер, что ли? — вождь не поверил глазам.

— Да, Свинкер, мой вождь! — радостно воскликнул мои приятель.

— Что будем делать, мастер Зорок? — спросил один из воинов, преданно глядя орку в глаза. Я невольно восхитился: столько верной любви было в его взгляде, столько подобострастия! Заставить так себя обожать не смог бы даже прошлый король Орагара, да пребудет его душа в Валгалле.

Каким же должен быть вождь, чтобы воины умирали с его именем на устах и засыпали с его образом перед глазами?

Наверное, он должен быть Лидером. Настоящим, с большой буквы.

— Этот, — Зорок кивнул в сторону кобольда, — свой. Что с ним за человек и как он осмелился притащиться в Степь — не знаю. Думаю, однако, что достойный сын рода Свинкеров не станет скрывать от нас имя своего друга и цель его приезда в Степь, — что и говорить, красноречивые орки — редкость. Но после дремофор-маньячек и троллеи-рыцарей меня этим уже не удивишь.

Воин согласно кивнул, хотя понял из всего сказанного, наверное, только: «Кобольд — наш, человек — не знаю». Остальное его зеленые уши принимать отказались, отсеяв лишние слова шелухою от зерен.

— И что с ним теперь делать? — Видимо, воин имел в виду меня.

— Пусть подойдут. Оба, — велел Зорок и кивнул нам.

Я быстро глянул на кобольда: он был спокоен как никогда. Значит, и мне не стоит волноваться.

— Приветствуем вас, путники! — громко сказал Зорок, который вождь.

Кобольд учтиво поклонился в пояс:

— Мы тоже приветствуем вождя Сломанного Топора!

— Кто — мы? — нахмурился тот любопытный воин.

— Я — Свэн из рода Свинкеров, а это мой спутник — мастер Гриф. — Кобольд кивнул на меня.

— Ну, тебя-то я признал. А вот кто такой этот мастер Гриф?

— Это я. Разве не понятно? — Я сделал шаг вперед.

— Зачем ты приехал в Степь? Я закусил нижнюю губу.

— Я не могу сказать это сейчас. При всех твоих воинах.

— Что это значит? — нахмурился Настырный и потянулся к висящей за спиной секире.

— Ладан! А ну оставь! — прикрикнул на него вождь. — Я сейчас этой секирой…

Молодой орк, устыдившись своего глупого гнева, опустил голову. Бьюсь об заклад, он бы покраснел, если кожа его была бы не зеленой, а белой, как у людей:

— Простите, мастер Зорок…

— Простите! — Зорок презрительно фыркнул. — Почему ты отказываешься говорить? — это уже мне.

— Я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, это слышал.

— Ах ты… — Ладан снова начал заводиться, но Зорок поднял руку и сказал:

— Мы будем разговаривать с ним в моем шатре. В селенье!

Видно было, что орки разочарованы подобным исходом. Им бы больше пришлось по душе, если бы я вдруг заорал: «Смерть зеленорылым!» и, выхватив Секач, бросился вперед. Случись так, орки живо словили бы меня, привязали веревкой к спинам двух волков и пустили тех в бег, а сами стояли в стороне и радостно хлопали в ладоши, словно дети, наблюдающие за представлением бродячего театра.

Нет уж, не надо мне такого счастья! Даже обычные заявления типа «я Ловкач» или «ворую» могли пробудить в зеленых чувство ненависти, которое не остановит и Зорок. Лучше уж подождать до шатра, а там, может, и поесть дадут чего?..

— Пошли уже! — прикрикнул на орков Зорок. — Чего стали?

Берсеркеры, немного помедлив, нехотя повернули волков к горам и отправили их в бег. Вождь поехал чуть позади, находясь между мной с кобольдом и отрядом. Пришлось повозиться, запаковывая все в бэги и седлая лошадей, но я все же успел.

— Кстати, почтенный. — По интонации я понял, что он обращается ко мне. — По закону нашего племени гость должен провести ночь в селении.

Я закусил губу, едва не в кровь. Мы почти вплотную приблизились к главной цели путешествия — горам, а некий вождь клана какого-то там топора предлагает ночевать в его шатре, то есть, по сути, терять сутки просто так! Однако спорить с Зороком я не решился: да и никто бы не решился, будь он в компании одного молодого кобольда, а его соперник — десяти орков на волках!

— Я с радостью приму подарок. — Ладан презрительно фыркнул: даже он понимал, что отказать не могу!

— Как здорово, мастер Гриф, что вы согласились! — зашептал довольный кобольд, когда мы немного отстали от Зорока со свитой. — Я познакомлю вас с моими друзьями! Они, как и вы, очень любят приключения!

Ага, подумал я. Знал бы Свэн, как они мне нравятся, эти приключения, никогда бы так не сказал!

Впрочем, не столь это важно. Пусть знакомит: как говорится, чем бы дитя не тешилось…

— Ты отказала мне два раза… — напевал Феноламп, бултыхаясь в реке Забвенья. Мимо проплывали души еще не удостоившихся пребывания в Валгалле рыцарей, воинов, крестьян и рабочих.

Что и говорить — новая реформа Тюра по общедоступности рая для всех значительно увеличила приток умерших.

Фенолампу души, однако, не мешали, а на некоторых он даже брызгал струйкой набранной в рот воды. Правая рука Хрофта может позволить себе пару минут отдыха, пусть и в сложные для Валгаллы времена.

Блаженно прикрыв глаза и оставляя в тепле реки все перипетии прошлой битвы, черный гном разглядывал плывущие души с поистине королевским презрением. Вот берсеркер Степи… вон ремесленник из 3алунской гончарной лавки… вон рыцарь из замка Огнеглота… а вот…

Феноламп аж подскочил. Протер глаза, посмотрел еще раз: на него с печалью и болью смотрел Ламер Гронкяйр, рыцарь Болота, как называли его в народе.

Гном, замерев, смотрел на тролля, пока тот не скрылся за поворотом реки.

«Вот те на! — Карлик стер со лба выступивший от страха пот и полез на бережок. — Как же так вышло?»

Гном наскоро обтерся полотенцем и, надев штаны и рубаху, побежал в тронный зал Одина. Мысли в голове путались. Феноламп терялся в догадках: кто мог убить тролля? Ведь, по книге Судеб, ему должно было умереть только через пять лет, на рыцарском турнире!

Когда гном зашел в зал, Хрофт, со скучающим видом развалившись на троне, курил любимую трубку и сонно зевал. Его любимый питомец, Фенрир, громко хрустел костью в углу.

— Феноламп! — Один разом подобрался и приветливо подмигнул гному единственным целым глазом. — Что случилось? На тебе и лица нет!

— Есть на то причины, мастер Один, — мрачно сказал карлик, наскоро отвешивая богу поклон.

— Что за манеры, Феноламп? — нахмурился Хрофт.

— Не до манер сейчас, мастер Один! Ох, не до манер! — покачал головой гном.

— Ну, говори, что ли. Я весь внимание. — В подтверждение своих слов бог протяжно зевнул.

Фенрир в углу радостно залаял, довольный шуткой хозяина.

— Замолкни, Феня! — бросил Один лениво. Пес мигом помрачнел и вернулся к кости.

— Можно? — гном заметно нервничал.

Хрофт задумчиво кивнул: похоже, у Фенолампа действительно была очень важная новость.

— Десять минут назад я купался в реке Забвенья…

— Опять ноги свои грязные мыл?!

— В следующий раз сами лазайте по лесам и деритесь с адскими ловчими!

— Ладно, ладно, продолжай…

— Так вот… И тут вижу — мимо плывет душа тролля.

— И что здесь такого? — презрительно фыркнул Один.

— Да то, что тролль этот — Ламер!

— Гронкяйр, что ли? — не понял бог.

— Он самый. А ведь в книге Судеб ясно написано, что он должен умереть только через пять лет!

— Точно, помню… — Хрофт закусил губу.- Но как же так?

— Убийцу я, конечно, в глазах души не прочел… Но, думаю, это кто-то из наших.

— Из наших?

— Да. Больше некому.

— Ну, почему? — хмыкнул Один. — Ловчих, например, вроде не они насылали.

— Но их, как и лысого маньяка, посылали только за тем, молодым. А тролль знал его всего несколько дней! Что-то с этим парнем не то, мастер Один, как есть, не то…

— Этот случай, кстати, странен еще вот чем, Феноламп… Ловчих мы успели разглядеть и отправили тебя предотвратить то, чему не суждено Произойти! А здесь… здесь даже я ничего не почувствовал…

— Вот видите, мастер Один!,Случай требует срочнейшего разбирательства и…

— Хватит, Феноламп! — Один вскинул руку в прощальном жесте. — Иди, отдохни. Через несколько дней ты мне понадобишься. С троллем я сам все решу.

Гном, скорчив недоверчивую физиономию, вздохнул — приказы начальства не обсуждаются и пошел обратно, к реке: тепло ее вод прибавляло сил и успокаивало нервы.

Хрофт задумчиво почесал подбородок. Потом щелкнул пальцами.

Перед богом, словно из воздуха, выросло средних размеров окно. Секунда — и в нем появилась картинка — чье-то лицо, с бородкой и усами, красивое, рыцарское.

— Ты? — Один был немногословен.

— Нет, Хрофт, — усмехнулся рыцарь. — Я не падок до такой мелочи. К тому же ты все равно знаешь исход!

— Что ж… Если нельзя изменить исход, пусть хотя бы меняются исходящие!

Человек изменился в лице.

— Ты… ты подлый обманщик, Один. Ты сказал, что не будешь вмешиваться!

— Послушай, Паладин, — бог устало прикрыл глаза. — Давай не будем о высоком! Я сам прекрасно знаю, что ловчие — твои. Насчет убийцы тролля я сейчас вряд ли что-то смогу сказать определенно, однако, может, позже…

— Один, ты не прав! — Паладин покачал головой. — Убивать его мне незачем…

— …а вот сыграть на моих нервах можно, да? с обидой сказал Один.

— Ладно, ладно, ты прав. Только не говори теперь, что лысого тоже я посылал!

— Может, и ты. Учти только: оба мы не имеем права вмешиваться в происходящее.

— А я и не хочу. Я буду ждать. — Паладин хищно ощерился.

— Ну и жди, — сказал Один и щелкнул пальцами.

Окно с кричащим что-то Паладином мигом исчезло.

— Добро пожаловать в мое скромное обиталище, мастер Гриф! — Орк повел рукою влево: — Красиво, не правда ли?

— Согласен, — больше для порядка подтвердил я, хотя особых красивостей в шатре не увидел. Разве что устилающий землю узорчатый ковер, а кроме ничего интересного внутри не наблюдалось.

— Присаживайся. — Зорок указал на пару стульев у письменного стола. Я молча последовал его совету, стараясь не выказывать удивления от подобной обстановки «а-ля военный штаб». — Итак, что ты хотел мне сказать наедине?

— Ну… — А действительно — что? Что я вор, мошенник, грабитель и еще не пойми кто? Что приехал разорять святилища огров? Что уговорил кобольда, примерного сына Степи, помогать мне в моей гнусной миссии?

Зорок выжидающе смотрел на меня, и я, все еще колеблясь, сказал:

— Я Ловкач, вор и мошенник из Тчара. — Я, конечно, не ожидал, что закаленный в боях вождь после этих слов бросится на меня и будет гоняться по всей округе, размахивая секирой над головой с криком «Убью висельника!», но орк на мою речь не отреагировал вовсе. — Работаю в Гильдии, она там же. Задание мое состоит в том, чтобы привезти одному человеку спрятанную в горах статуэтку Локи. Это все.

— Я так и думал, — спокойно сказал Зорок. Он поднялся во весь свои могучий рост и, расстегнув висящую на шее цепочку (нет, бить он меня не стал!), протянул ее мне:

— Держи, Гриф. Это — мой дар тебе.

Я осторожно взял подарок из рук орка. Это оказалась не совсем обычная цепочка: на самом большом ее звене висел небольшой кулон в форме орка.

— Это что, защитный амулет?

— Нет, скорее пропуск. Хотя и от магии огров, простой и слабенькой, спасти может при случае. А вообще его надо показать двум голиафам, охраняющим переход в горы, тогда они тебя пропустят.

— Понятно. Спасибо, Зорок!

— Не стоит, Гриф, — покачал головой орк. — Скажу честно: мне наплевать, останешься ли ты жив в пещерах или подохнешь под первым же камнем. Я просто хочу, чтобы статуэтка наконец покинула пещеры!

— Но… почему? — удивился я, пропустив мимо ушей откровения Зорока. — Это ведь великий артефакт, приносящий удачу, разве нет?

— Удачу — не значит счастье. Ты не знаешь, в чем ее главный и решающий недостаток. Статуэтка — проклятье гор. Огры хранят ее только по недалекости… Впрочем, если ты собираешься отдать эту статуэтку кому-то другому, с тобой ничего не успеет случиться. Ты даже не успеешь заметить, в чем дело, в чем коварство ее создателя! Впрочем, хватит болтовни на ночь… Иди-ка лучше к Свэну в шатер да как следует выспись: завтра выступать.

Я без вопросов встал и покинул обиталище Зорока. Он же больше ничем не интересовался, не просил остаться. За эти две недели я стал, пожалуй, умнее: по крайней мере, знаю, что вождям Орд лучше не перечить — скажи я ему сейчас «Сам со своим проклятьем разбирайся», и за ночь одним Ловкачом в Орагаре стало бы меньше.

В большом шатре Свэна я, к удивлению, обнаружил, кроме моего компаньона, еще двоих нелюдей — высокого большеносого сухожила (в том, что это тролль-полукровка, я не сомневался) и маленького гоблина. Три пары глаз разом уставились на меня, стоило только откинуть полог и сделать шаг внутрь.

— 3аходите, мастер Гриф, — широко улыбнулся Свэн. — 3накомьтесь: это Рохан, десятник троллей, и Шмыг, гоблин-подрывник.

Гости мигом поднялись и отвесили мне почтительные поклоны:

— Приветствуем вас, мастер Гриф!

— Что вы все зациклились? Никакой я не мастер! — несколько смутился я: ладно, когда только один кобольд так называет. Но не вся же Степь?.. Обычный… э-э-э… искатель приключений! И вообще, Свэн, зачем ты привел их сюда?

— Ну, я же обещал познакомить вас со своими друзьями, мастер! — кобольд пожал плечами. и… в общем, я упросил их сопровождать вас до Тчара!

— Какого?.. — едва сдержался я. Мне вовсе не улыбалось тащить с собой еще два рта, которым наверняка захочется получить часть гонорара, до самого порта.

— Это — почетное сопровождение. Мне Зорок поручил подобрать, — довольно хрюкнул Свэн.

Мне оставалось только в который раз за день закусить нижнюю губу… Вот так вот! Допрыгался! Два наблюдателя орков, готовых в любой момент пресечь мою жизнь, если я сделаю что-то не то. Например, неожиданно не захочу забирать статуэтку… Великолепно, Зорок! Браво! Тут ты меня переиграл всухую!

— Нам надо поговорить. — Я развернулся на каблуках и, откинув полог в сторону, вышел наружу.

Полуденное солнце нежно поливало землю лучами, и я пожалел, что не оставил плащ в шатре: слишком жарко в нем.

— В чем дело, мастер? — кобольд отвлек меня от праздных мыслей, и я, резко повернувшись к нему, ухватил степняка за грудки:

— Какого Фенрира, Свэн?!. Какого?!

— Откуда мне знать? — огрызнулся он тихо. — Когда я пришел, они уже сидели внутри!

— Как это так? — опешил я. — Ты ведь сказал, что тебя назначили эскорт подбирать!

— Кого подбирать?

— Сопровождающих моих!

— Ну, не совсем… Просто Зорок выбрал двух моих приятелей, зная, что других я не допущу к вам.

— А эти что, такие надежные?

— Я знаю их десять лет каждого.

— А отказать как-нибудь?..

— Нет. Зорок не потерпит.

— Отлично, — обреченно вздохнул я. — Мало мне тебя было, глупого, теперь еще этих двоих нянчить… А если бы эти твои приятели решили нас обокрасть, пока мы где-то гуляли?

— По себе людей не судят! — зло огрызнулся кобольд.

— А они и не люди! — машинально поправил я и тут же прикусил язык. Но было уже поздно…

— И чем же они отличаются от вас, самой гордой и самой самонадеянной расы?! — Свэн наконец взорвался. — Тогда почему три десятка закованных в железо ЧЕЛОВЕК со спокойной душой сжигают дотла деревню и убивают всех ее жителей, тех же ЛЮДЕЙ?! Да самый распоследний орк не поднимет руку на детеныша гремлина! Только вы, ЛЮДИ, способны убивать себе подобных. Убивать жестоко, безжалостно, бесполезно. Сволочи вы… — Кобольд, похоже, выдохся: теперь он просто стоял напротив, тяжело дыша да изредка поглядывая на меня исподлобья.

Я открыл рот для ответа и… закрыл: сказать было нечего. Свэн прав: только люди способны на подобные вещи!

— Разве не так? — Свэн перевел дух и готов был продолжить, однако я не дал ему возможности это сделать:

— Все так.

— Как? — опешил кобольд. Он наверняка не ожидал, что я соглашусь с его словами.

— А вот так! — мой кулак полетел навстречу его пятаку.

Раздался громкий хрюк, словно кто-то заколол средних размеров хряка.

Кобольд так и остался стоять возле шатра, оторопело глядя мне вслед, а я уже шел прочь, к увиденному еще по дороге в деревню озеру.

Подойдя к воде, я пал на колени и, промыв кулак от свэнскои крови, окунулся в синюю гладь с головой. Рубаха и штаны намокли в момент, но мне было все равно: резко навалилось странное чувство наплевательства. А действительно — не все ли равно? Ну, достану я статуэтку? И что? Лишний мешок золота изменит меня? Нет. Я был и останусь Ловкачом — вором, мошенником, сволочью, шулером. И я хочу оставаться им!

И я бы наплевал на статуэтку, наплевал на все, если бы не Клятва, данная мною перед лицом бывшего Разгильдяя, нынешний заказ не держал бы цепями. Но — нарушить клятву чести, клятву крови — совсем другое: гораздо страшнее и опаснее.

Я сбился со счету, отмеряя дни, которые отпустил мне Фетиш… Я подружился с дроу (дворфской их частью), дремофорами, черным гномом, орками… Я дал в пятак Свэну!

Миг — и мои ноги уже несут меня обратно к шатру кобольда. Я уже было откидываю полог…

На плечо мне ложится чья-то тяжелая рука:

— Пусть побудет один, мастер Гриф!

— Гриф, — поправил я его. — Не мастер!

— Тогда просто Зорок, — хмыкнул орк. — Уже вечереет… В Степи Солнце заходит раньше, чем у вас… Иди-ка сюда, Гриф!

Мы отошли от шатра Свэна почти на полсотни шагов.

— Видишь ту звезду, Гриф? — спросил Зорок, указывая на небо.

Приглядевшись, я кивнул: на чуть темном небе была едва видна одна махонькая звездочка.

— Она появилась вчера ночью, — сказал Зорок и, неожиданно помрачнев, добавил: — И забрала его отца и мать.

Я почему-то сразу понял, про кого идет речь. Опустив голову, долго смотрел под ноги.

— Мы, степняки, зовем ее Пожирателем. Она питается душами и никак не успокаивается после двух-трех — ей нужно все семейство, Звезда выжирает целые роды. Как и произошло прошлой ночью с родом Свинкеров. Отец и мать, еще не настолько старые, чтобы умирать своей смертью, неожиданно скончались: дали о себе знать старые болезни. Мы собирались сегодня вечером устроить погребальный костер, но приезд Свэна спутал все наши планы. Прошу тебя — отговори его ехать с тобой. Может, Пожиратель уйдет не до конца сытым? Тогда есть надежда если не на чистых потомков, то хоть на полукровок этого славного рода!

— Я скажу ему, Зорок. — Мой пронзительный взгляд заставил его одобрительно щелкнуть язы ком. — Но я не уверен, что он согласится.

— Ты главное скажи, — подмигнул мне вождь орков. — А дальше посмотрим.

— Хорошо. Тогда мне пора. — Я развернулся и зашагал обратно к свэнову шатру.

Последний из Свинкеров уже громко храпел на подушках. Приятели его куда-то ушли (наверное, родители забрали), и я опустился на свободное место.

Молчание длилось почти минуту. Потом я сказал:

— Ты не идешь со мной в святилище огров.

— Почему? — прогнусавил кобольд, не отрываясь от подушки.

— Так будет лучше нам обоим. — Насчет странных предположений Зорока я пока решил смолчать.

— Я не смогу не пойти, мастер, — сказал кобольд, чуть приподняв голову, силясь осмотреть меня. — Для меня это — дело чести. Я — обязан. И… простите меня, мастер Гриф, я наговорил много глупостей…

— Не стоит, Свэн. Спокойной ночи! — Махнув на него рукой (все равно не переубедишь, остолопа) я завалился спать.

Снилась мне Лин, Пожиратель и Гронкяйр верхом на Фетише — короче, всякая дребедень, которая за две с лишним недели порядком перемешалась в голове, обратившись в один большой ком самых разных эмоции.

До Суфуса оставалось не больше двух дней. Проклятый голем на глаза еще не попадался, но, возможно, это и к лучшему: вряд ли морлок мог что-нибудь противопоставить созданию богов!

Однако Мастак оставался сумрачен и задумчив: пару дней назад, предполагая угадать, куда искусственный человек мог направиться, карлик вспомнил одну очень интересную, но непонятную деталь: под гнездом для кристалла питания у голема начертан был странный рисунок — корона и сидящий на средних зубцах филин.

Морлок до сих пор терялся в догадках, думая, что же скрыто в этом знаке, однако если филина ему как-то удалось истолковать (любимая птица Фрейра), то с короной все было очень странно. Возникшая было мысль о династии королей Орагара тут же улетела в дальний ящик: связать тупого голема-земледельца с семьей Штифа и всеми его пращурами — что сравнить хлебную лепешку с коровьим навозом. С Баронской Общиной? Еще меньше толку. Может, это символ, засекреченный и никому не известный знак Одина, властвования сына Фрейра над отцом? Но столь откровенное хамство к родителю вряд ли присуще богу плодородия тут бы скорее Локи подошел, с его дрянными манерами и плоскими шутками.

Теряясь в догадках, Мастак все ближе и ближе подбирался к цели своего путешествия. Однако совершенно не знал, что с этой целью поделать.

— Я, право слово, не представляю, кто мог это сделать, мастер. — Гримкей говорил сбивчиво, обрывисто: настроение старого привидения находилось много ниже нуля. — Когда я зашел утром с чашечкой любимого им плесенного чая, в кровати лежал только его труп, а простынь — чудесная белая простынь! — вся была заляпана кровью…

— Не нравится мне эта история, Грим, — покачал головой Хромой, задумчиво глядя на плиту с высеченными титулами Ламера. — По дороге сюда я встретил два истерзанных кем-то или чем-то тела — гнома и его лошади. Поистине, убийцы были жестоки: о том, кем был путник, мне сказало только наполовину уцелевшее лицо. Остальное давно склевали и растащили вороны и волки. Впрочем, может быть, что ноги, руки и тела живодеры унесли с собой: я нашел только головы и жалкие останки скелетов.

— Гном, говорите? — наморщил лоб призрак. Точно, точно, припоминаю — с неделю-полторы назад у Ламера в гостях были трое: вороватого вида парень, кобольд, простой до греха, и жадный подозрительный гном. Степняк с тем мошенником — Грифом его, кажется, звали — двинули потом к горам, а гном сказал, что поедет «обратно в Тчар»!

— В Тчар? — нахмурился Хромой. — Не знаю, куда он там ехал: у мертвеца особенно много не выспросишь!

— Ну, кляча такая коричневая была!

— Меллиса?

— Да!

— Значит, он. Только вот кто с ним так?

— И зачем?

— Не знаю, Грим… Не знаю, но очень хочу разобраться… — Хромой задумчиво теребил куцую бородку. — Если что узнаешь — шли Грызло в Мятежный: наш лагерь там, в замке неподалеку. Не помню, кому он принадлежал, но он там один, не спутаете! — Ловкое движение — и наемник уже сидел в седле. — Ясно?

Не дожидаясь ответа, глава Гильдии развернул коня и поскакал по Стольному тракту. В пяти шагах позади гнали меринов Ласка и Кнур — два бдительных стража.

Гримкей долго провожал их взглядом. «Проклятый Сумрак!» — решил он про себя и маленьким ураганчиком вошел в небо. Как штопор в пробку. С таким же недовольным хлопком.

— Чего ты мне подсовываешь?! — Одноглазый швырнул амулет мне в лицо. Едва уловимым движением поймав дар орка, я вновь нацепил его на шею.

Пожалуй, без маленькой игры на публику тут не обойтись. Благо, публика довольно тупая попалась!

— Как?! — Я выпучил глаза на манер лягушки, только что кожицу на зеленую не сменял. — Меня обманули?! — Повернулся к троице нелюдей, чуть нервно ожидающей исхода беседы. — Друзья, нас обманули!

На мои страшные подмигивания они деланно всплеснули руками — все, разом.

— Ребятууушки… — Я повернулся к одному из голиафов и попросил, утирая «слезы»: — пустите нас, а? По-хорошему?..

— Не могем! — пожал плечами второй детина, пучеглазый и лысый. Потом, переглянувшись с напарником, осторожно спросил:

— А что значит — «по-хорошему»?

— То и значит! — усмехнулся я и махнул рукой, словно вытряхивая что-то из рукава. Лысый тут же упал на колени, бешено вопя и пытаясь вытащить что-то из правого глаза.

Напарник его не сразу понял, в чем дело, а когда догадался, было уже слишком поздно: гоблин швырнул ему под ноги маленькую белую коробку с горящей ниткой вместо ленты (как перевязывают обычно детские подарки), и стража Подъема разорвало на сотню маленьких кусочков голиафского мяса. Не самое приятное зрелище, но лучше, чем, если бы это случилось со мной!

Пучеглазу наконец удалось вытащить мой нож. Отшвырнув его в сторону, голиаф пошел на нас; кровь из глазницы текла ручьем, но он ее не замечал. Топор в руках верзилы взвился надо мной…

Я не успел бы сказать и банальное «Валгалла», если бы молот кобольда, брошенный им на сей раз очень точно, не выбил оружие из рук великана. Голиаф оторопело замер, непонимающе глядя на опустевшие руки. Потом, сжав кулаки, бросился на нас.

А молот к тому моменту как раз отправился на второй круг…

Через минуту все было кончено: труп стража Подъема, окровавленный, валялся на расчищенной от сора площадке. Ненавижу кровь. Профессиональный Ловкач должен по возможности решать задачи без крови. Но, если уж он проливает ее, то должен оставаться спокойным и невозмутимым. Никак не ненавидеть.

Мне было жалко их, глупых великанов, помешанных на сражениях и драках, всю молодую расу. Голиафы походили на циклопов, но отличались более «сухой» фигурой: мышцы не вздымались шарами, а тянулись узкими тугими жилами. Ну, и, конечно, имели не один глаз, а два. Возможно, именно из-за глаз между голиафами и циклопами уже не первую сотню лет шла кровопролитная, всеистребляющая война, изредка перемежаемая короткими передышками, но каждый раз вспыхивающая с новой силой.

Ладно, хватит об этом, решил я, скорым шагом поднимаясь по горной тропинке наверх. Дорожка виляла из стороны в сторону, словно подвыпивший гончар, да вдобавок была еще узка, как единственная его извилина, так что думать о чем-то кроме подъема я не мог.

— Главное, чтобы голиафы не сразу!.. — услышал я за спиной голос Рохана.

Я поежился: даже Ламер Гронкяйр, будь он хоть триста раз рыцарь, не удержал бы десятка голиафов, какой бы узкой тропка не была! Что уж говорить о нас?

Путь до святилища преодолели достаточно быстро — за час. После сорока минут безостановочного бега у пропасти дорожка сжалилась над нами и свернула вправо, пуская нас в расщелину между двумя пиками. Вскоре глазастый Шмыг увидел массивную каменную дверь, с большой кнопкой посредине.

— Вот! — радостно воскликнул гоблин, однако осторожный сухожил тут же закрыл ему рот ладонью.

— Тише, — прошипел он так, чтобы слышали только мы, стоящие рядом. — Я чувствую шаги караульного. Он как раз у двери.

— Надо его выманить и… — предложил Свэн.

— Тоже мне — «убийца огров»! — фыркнул я. — Будем играть на огрской тупости — самый простой и надежный способ войти к ним в доверие!

Вся троица одобрительно закивала: им уже запомнился мой «вход в доверие» к голиафам.

— Кто пойдет? — спросил я, довольный.

Они переглянулись и как-то разом покосились на меня, словно невзначай пожимая плечами.

Я стиснул зубы: ну конечно — сам придумал, сам и делай!

Хотя мне на актерские способности жаловаться грех: зубы заговаривать Фетиш учил еще во второй год нашего знакомства. С ораторами древности на вечные темы, может, и не смогу соответствовать, но прикинуться любящим папой огра или голиафа — запросто!

При ближайшем рассмотрении «большая кнопка» оказалось не менее большим щитом. Недолго думая, я достал из ножен Секач и стукнул по этому блину пару раз.

— Кого там?. — недовольно пробурчали за стеной.

— Нас, — ответил я, не мудрствуя лукаво: туповатые монстры не очень-то любят витиеватые фразы!

— Вас? — Страж святилища, похоже, откровенно недоумевал, откуда возле входа в пещеру оказались загадочные «Мы».

— Да, нас.

— А кто вы?

— Мы мы.

— А зачем мы?

— К богу — урожай циклопы поели! — пожаловался я.

— А! — разочарованно протянул огр. Он уже мысленно вешал себе на грудь Королевский Трезубец, думая, что задержал целую армию врагов, желающую разнести все святилище на камушки, а его самого, как единственное препятствие к этому, просто убить, а тут… — Ну, если к богу, тогда сейчас открою!

Послышался лязг цепей, скрежет соприкасающихся каменных глыб: гномы постарались на славу, конструируя этакую махину. Однако всех секретов огров открывать коротышки не стали, поэтому-то огры до сих пор не смотрят в так называемый «глазок», кто же пришел к ним в гости.

Стражник не успел произнести и слова. Рохан метнулся к огру, ловким скользящим ударом сабли вспарывая ему брюхо и тут же перехватывая его за плечи, чтобы мертвец — не дай-то Один! — не упал на пол. Кобольд тут же оказался рядом, помогая сухожилу опустить убитого на землю. Гоблин дернул едва заметный на фоне серого камня рычажок, и дверь закрылась, вновь погружая пещеру во тьму. Зажигать факел не стали — слишком опасно.

Я в темноте видел неплохо, чего нельзя сказать об остальных: троица «кобольд-сухожил-гоблин,) наверняка наделала бы шума, если бы я не велел:

— Останьтесь!

Идти в зал с Роханом или Шмыгом — самоубийство: они — слуги Зорока, выполняющие приказ. Может, им меня прирезать надо, а я через мрак с ними… Нет! Пусть лучше потом ловят!

По счастью, главный зал пустовал. Огромные сети паутин плелись по стенам, словно дорогие забугрские ковры, и словно говорили: «Нет здесь никого. Давно…». Пол, потолок, каждая запыленная ступенька умоляли меня остаться, жалуясь на несчастную судьбу, на проклятое одиночество, превратившее их в сумасшедших. Редкие гости — туповатые жрецы и сменяющие друг друга стражи долго здесь не задерживались, хотя тоже слышали тягостный зов.

«Не уходи»

Только тумба, совсем такая же, как и в моем видении, высилась над грязным полом, демонстрируя разницу между собой и другими «обитателями» зала, более мрачными и отчаявшимися.

И статуэтка никуда не исчезла.

Вот уже более двух веков она пылится здесь, в проклятом святилище. А это ведь не просто золотой болванчик: это — амулет, символ победы и удачи всех воров, мошенников, Ловкачей…

Я оборвал мысли, вслушиваясь в осторожные шаги за спиной.

— Стой на месте, Свэн! — велел я, не отворачиваясь от артефакта.

Шаги за спиной тут же стихли. Я с облегчением отметил, что за мной пошли не треклятые Рохан или Шмыг, а верный кобольд, который уже не раз помогал мне в пути.

В зале кто-то еще, остро кольнуло в груди. Судя по всему, не человек, а там… Кто его знает?

Проклятые драйдеры!..

Неведомая сила толкнула меня в спину, отбросив к самому постаменту со статуэткой. Больно ударившись, я, тем не менее, мигом вскочил на ноги, сжав до белизны в костяшках рукоять Секача. Благо, заплечный мешок остался у Рохана и Шмыга, иначе бы его пусть и не очень большой вес мешал движению. Я развязал плащ. Безвольной тряпкой он упал на пол сзади.

Кобольд стоял на том же месте возле самого входа. Молот едва заметно блестел в тусклом свете, исходящем от…

Статуэтки?!

Быстрый взгляд назад. Точно, она! Свет, мягкий и добрый, словно солнечный, бросил мне в лицо шаловливый зайчик, и мне показалось, что божок подмигнул. Я мысленно ругнулся, поминая дурацкий артефакт, огров, самого Локи, не менее дурацкого Фетиша и просто идиотское положение, в которое я попал: прямо посреди зала — атакуй с любой стороны!

Больше ни о чем подумать я не успел.

На пол рухнули драйдеры — две омерзительные твари размером с хорошего бычка. Обитатели подземелий, полукровки, ублюдки, пауконогие, дважды проклятые — все это о них. Схлестнуться с такой тварью втайне мечтает каждый рыцарь, но тем, чья мечта стала явью, я бы не позавидовал: ютиться в желудке паукообразной гадины гораздо скучнее, чем считать облака из окна родового замка. Но так то рыцари! У них у всех крыша сдвинута!

Я бы с удовольствием отдал тому же Ламеру обоих нападавших, лишь бы не мешали заказ выполнять!

Но Гронкяйр был далеко, а драйдеры близко.

— Ну, давайте, гады! — рявкнул кобольд бешено. С каждым словом изо рта его вылетала слюна, частью оседая на грязной рубахе. — Сожрите меня!

Да он в припадке блаженного бешенства, с ужасом понял я. Очень распространенная штука у них, степняков да и у всех воинов вообще. И страшная. Осененного этой «благодатью» можно хоть секирами-алебардами рубить, хоть луками-арбалетами стрелять — все одно живым не уйдешь. Да и он, правда, тоже — помрет, как увидит, что биться не с кем.

Что ж, нужно спасать свина. Иначе я рискую остаться без его зловонной отрыжки перед едой!

Нож воткнулся одному из драйдеров аккурат между лопаток. Паукообразная тварь обиженно взвыла и медленно стала поворачиваться ко мне. Я уже ждал ее, с Секачом наготове. Нельзя сказать, что не было страшно, но частичка безумия кобольда, похоже, передалась и мне.

Драйдер, повернувшись, злобно зашипел: тем легким уколом я только раззадорил его. Я не стал объяснять ему, зачем впустую метал нож, лишь тупо усмехнулся и побежал навстречу.

— Что ты делаешь?! — воскликнул кобольд отчаянно.

«Фенрир его знает!» — хотел крикнуть я. Может, погеройствовать захотелось? Или детство заиграло в одном месте, с его рыцарями, драконами и принцессами?

Как бы то ни было, я толкнулся левой ногой и… беспомощно растянулся на полу — совсем не по геройски. Раненый (громко сказано, но все же!) драйдер радостно затрещал и засеменил к поверженному сопернику. То есть ко мне.

Умирать не хотелось страшно. Хотя, может, в Валгалле и лучше — там хоть не щелкает что-то под ухом!

Я замер на земле, не решаясь подняться: странный щелчок в гномьей пещере мог значить все, что угодно.

Еще щелчок. Секунда — и святилище превратилось в настоящий ад.

Над головой, словно рой пчел, зажужжали стрелы. Казалось, их поток нескончаем, и, если дать им волю, они засыплют всю пещеру.

Я осторожно покосился на кобольда: успел ли лечь. Закусил губу, пытаясь заглушить нарастающий в груди крик…

Стрелы, наконец, закончились, но я все же выждал с минуту, прежде чем подняться на ноги так, на всякий случай. А потом бросился к Свэну, недвижимо лежащему на полу в луже крови. Камень ликовал, впитывая в себя первую за несколько десятков или даже сотен лет алую жижу.

Кобольд был мертв: с пятью стрелами в груди, двумя в спине и дыркой в горле долго не проживешь. Его остекленевшие глаза усердно отражали идущий от статуэтки свет, словно говоря: такой ценой его нам не надо.

Хотелось плакать. Вот только Ловкачи не плачут. Может погибнуть самый близкий человек, но представитель Гильдии не должен показать даже росы на ресницах. Никаких привязанностей. Совсем никаких.

Нельзя сидеть возле него: в пещере могут быть еще драйдеры, с которыми я уж точно не справлюсь в одиночку. Хватать статуэтку, потом Свэна и прочь, прочь отсюда!

Я закрыл Свэну глаза. Показалось, степняк благодарно улыбнулся мне из Валгаллы. Я снова закусил губу и пошел к статуэтке.

Это было подло, неправильно, горько — брать статуэтку вперед боевого товарища, положившего жизнь за то, чтоб я выполнил заказ. Но глупо сейчас рисковать артефактом, когда он уже почти в кармане!

Еще шаг — и я стою у тумбы, тупо разглядывая добычу. Рука потянулась к статуэтке. Миг — и пальцы сжали артефакт в руке.

Есть!

Я поднял статуэтку над головой. Есть!

Я уже видел, как отдаю статуэтку Фетишу, как получаю обещанное золото, как приезжаю к Лин, прошу ее руки, и как она бросается в мои объятья…

Щелчок.

Я в страхе отшатнулся от постамента, не зная уж, чего и ждать. Проклятые гномы не поскупились на всевозможные развлекухи: зацепишь плиту в полу — получишь стрелу в глаз, статуэтку возьмешь…

Сверху что-то протяжно скрипнуло. Следом донесся скрежет, протяжный и неприятный уху.

Я поднял взгляд на потолок. Глаза с ужасом смотрели, как он быстро ползет вниз, рискуя через несколько секунд сровнять меня с полом.

Думать я уже не успевал. Огромными скачками преодолев расстояние до одного из мертвых драйдеров, тело бросилось в отчаянный прыжок. Сзади хрустели ступеньки — быстро, словно стараясь опередить соседку. Когда я повернулся, чтобы вытащить из пещеры кобольда, передо мной была сплошная стена камня.

Я в бессилии опустил на нее кулаки: проклятье!

Какая же я сволочь! Главарь своры уличных Псов всегда вытащит за шкирку своего убитого из любой стычки, чтобы после отдать ему последние почести! А я не смог, и теперь…

Теперь храбрый и верный кобольд Свэн из великого рода Свинкеров навсегда останется лежать под сплошной стеной камня, вместо того, чтобы быть похороненным в его земле — земле Степи!

Повинуясь странному чувству, я перекрестил невидимого друга и тихо сказал:

— Покойся с миром, Свэн. Да пребудет счастье с тобой в Валгалле!

Кажется, так у них, степняков, водится… Сзади послышались шаги. Я вытащил из ножен Секач и, рыча сквозь зубы, развернулся.

— Успокойтесь, мастер Гриф! Это мы! — Шмыг отошел на два шага, осторожно поглядывая на кинжал в моей руке. — А где Свэн?

Я вновь уселся на землю. Прислонился затылком к холодному камню стены.

— Он остался там. — Степняки разом помрачнели и опустили головы в ритуальном поклоне. Я… не смог его вытащить… сюда…

Минуту или даже две мы молчали, думая каждый о своем. Потом Рохан вздохнул:

— Пойдемте, мастер Гриф. Здесь сидеть без толку. Нужно спускаться, а из-за голиафов придется делать очень неприятный крюк…

Я прошел несколько шагов и снова сел на камень: ноги, до этого верно подчиняющиеся мне, стали неожиданно непослушными и капризными — заплетались при каждом движении, норовили согнуться. Видно, дал о себе знать яд зубов ловчей.

Степняки переглянулись и, подхватив меня под локти, потащили наружу. Сухожил бурчал под нос что-то про «пещерный воздух», но я слушал его в пол-уха: проклятая голова предательски кружилась, и, чтобы меня не вырвало, пришлось приложить большое усилие над собой.

Тут мне в глаза ударил солнечный свет, и я утонул в нем, подобно утреннему сумраку, не успевшему вовремя спрятаться вглубь…

— Стройся! — Кнур сейчас действительно напоминал кабана, дикого вожака, зверя, готового порвать любого соперника на части.

Штиф стоял позади войск, шагах в пятистах к юго-западу. Осада — не бой на открытой местности, где противники в равных условиях. При осаде защитники имеют перед атакующими стены воинами одно неоспоримое преимущество — высоту. С нее легче поливать противника стрелами, горячей смолой; кто понаглей, может и вовсе плюнуть в проклятых оккупантов — в общем, мало ли чего можно со стены? И, хотя продовольственный кризис существенно подпортил Булину и его соратникам жизнь, король не решался рисковать собой, гарцуя впереди на белом коне, словно дурак-принц из сказки. А зачем, если есть до абсурда преданный Брак? Умный, но честный Хромой?

Король отлично понимал, что они с Кедриком затеяли гнусную интригу, и что старый вояка найдет способ расквитаться с обоими, но ставки в этой игре были столь высоки — в глазах молодого правителя — что Штиф невольно погрузился в эту зону риска и безрассудства. Он был не глуп, но молод существенный минус для особ голубых кровей, носителей татуировки «Коронный дракон»; старые тупицы, с юности сидящие на троне, годам к пятидесяти-шестидесяти принимали правильные решения уже рефлекторно, зная по собственному — зачастую очень горькому — опыту как можно, а как нельзя. У молодого короля все еще впереди, а он так рано решает играть в войну! И ладно бы в песочке, с приятелями… Так нет — со здоровыми дядями и тетями, которые ему в отцы и матери годятся.

А он ими руководит.

Штиф долго искал Брака взглядом и наконец смог рассмотреть его впереди армии. Вояка был напряжен и чуточку растерян — видимо, сказались мрачные мысли о потерянном завтраке — но в целом выглядел бодро, чувствовалась готовность его умереть за правое дело, за страну, за короля. Он, глупый и простой, всего в жизни добился дубовым лбом и пудовыми кулаками и заслужил тем большое уважение со стороны солдат, которые любят обычных, из народа, намного больше рыцарей, графов или королей. И сейчас Брак с нетерпением ждал, когда же он, во главе всего этого войска, полетит к воротам 3рега… и получит в грудь стрелу.

Хромого видно не было, но Штиф не сомневался: наемник где-то рядом. Не оставит же он, в самом деле, жену и ребенка?.

Король неспешно, словно оттягивая значимый момент, поднял руку с обнаженным мечом.

— Уpa-а-а!!! — возопил Брак и, спотыкаясь на кочках, первым бросился к стенам.

— Ура-а-а!!! — поддержало его десятитысячное войско.

Десять тысяч, подумал Ш тиф со странным, не присущим ему цинизмом. Что могут значить десять тысяч безвольных баранов для целого королевства? Их можно и нужно принести в жертву, если того требуют интересы страны, если благодаря им 3рег вновь станет частью Орагара…

Но хочет ли того это стадо? Да и стадо ли это?

И, если все же да, то он ли пастух?

Нет, он все-таки слишком юн, чтобы не жалеть о гибели десяти тысяч живых, дышащих, говорящих людей. Каждого солдата Штиф любил за его ВОИНСКУЮ храбрость, за то, что все они пошли сюда, сражаться за никому не нужный город. Поэтому и сложно расставаться с каждым из них, понимая, что не все вернутся обратно, не отметят победу с более удачливыми товарищами!

Ему не было жалко наемников, в особенности Хромого. Но тот-то выживет: и не в такие передряги попадал! Казалось бы — что ему с этих смертей? Но стоило только посмотреть в лицо Ласке или Кнуру — личным псам Хромого — а то и самого их хозяина, чтобы понять, как никчемно может пасть человек, если целью его жизни станут сражения, женщины и вино. Небритый, с маленькими свиными глазами и квадратной челюстью, которой только орехи колоть об стол — разве может этот человек быть настоящим воином? Для юного Штифа идеалом оставалась Элита Гвардии — сотня лучших пехотинцев, перенесших за долгие годы службы множество сражений. Но, как бы ни была тяжела битва, элита всегда оставалась элитой — чистое, приукрашенное лишь шрамами лицо, аккуратные стрижки, манеры… Да всех достоинств и не перечесть. Именно за непохожесть на этот идеал Штиф и презирал наймитов.

Вот только почему они тогда возглавляют армию?

Да потому что днем ранее Кедрик все уши прожужжал ему, королю Орагара, о том, что наемников, мол, надо делать сотниками и тысячниками, а Хромому отдать весь правый фланг атаки! Ругались они долго, однако в конце концов Штиф смирился и предоставил советнику самому выбирать, кого, куда и зачем.

Сто наемников возглавили сотни, еще десятеро получили в распоряжение тысячи, а остальных разбросали по флангу Хромого: Ш тиф специально готовил этот фланг «на убой».

Темная ночь горела сотнями факелов в руках солдат. На стенах тоже стали вспыхивать огни, но их было ничтожно мало: как и говорил Хромой, основные силы 3рега занимались посвистыванием вслед уходящей со сцены танцовщице.

…Вниз стали падать первые стрелы.

С возвышения король видел, как некоторые в передних рядах, около десяти человек, рухнули на землю, сраженные атакой защитников. Среди них был и незадачливый Брак, который несколько мгновений еще стоял, обхватив руками торчащую в груди стрелу, а потом…

Штиф отвел глаза в сторону и уже не видел, как вояка заваливается на бок и падает под ноги уверенно идущих вперед солдат. Никто не остановился проверить, можно ли еще спасти беднягу, понимая, что нарушить строи при осаде города значит подставить не только себя, но и товарищей, а, может, и всю армию разом. Поэтому солдаты шли вперед, с искусанными в кровь губами, горя желанием отомстить за смерть Брака и еще десяти смельчаков, которые первыми попрощались с жизнями.

Мстить за живых, загодя предупреждая их смерть.

Конечно, не все преследовали столь высокие цели. Кто-то мечтал поживиться золотишком, кто-то заработать пару орденов за геройства. А кто-то спасти жену и сына.

Как Хромой, которому специальный гонец доложил о том, что оба они в плену у него, Штифа.

Новоиспеченный главнокомандующий армии уже в центре, словно наконечник арбалетного болта. Вот старый наемник прорвался к стене, с пятеркой особо ретивых прислонил лестницу и, обнажив меч, быстро полез наверх. Штиф неволь но восхитился, когда Хромой в одиночку смел пятерку ошалевших от такой прыти защитников города, когда грудью заслонял невнимательных братьев по оружию.

Как хорошо, что он на моей стороне, подумал король отстраненно. И тут же с сожалением отметил: «Как плохо, что только из-за жены и детей…»

Конечно же, Хромой бился не в одиночку, иначе бы его просто-напросто смяли: следом на стену забирались все новые гвардейцы и наймиты, готовые положить жизнь за храброго предводителя. И ведь наверняка всякий из них знает, что сделал он, Штиф, и рубятся, словно озверевшие: яростно, нещадно кромсая врагов в мелкую сошку, словно каждый их удар не этим солдатом, а королю предназначен. Молодой правитель невольно поежился, будто почувствовав у кадыка холодок стали.

Народное ополчение, собранное в основном по закоулкам столицы из бродяг и пьяниц, таяло, словно снег по весне; даже не ручеек — целы и поток крови багрил камень под их телами. Но большинство осталось лежать на подступах к стене, на пожелтевшей ноябрьской траве, а еще два десятка начали носиться по полю и, словно вспомнив хромое детство, звать маму и папу. А один из них даже подбежал к Штифу и, схватив его коня за шею, злобно прорычал:

— Да ты хоть знаешь, кем я до армии был?!

Охрана короля сработала достаточно быстро, вовремя забросив оборванца в ближайший куст последней ежевики, а побледневший король вновь обратил взор на стены.

В некоторых местах уже шелестело на ветру знамя Орагара — корона и сидящий на средних зубцах филин. И пусть в битве полегло много воинов короля, но глупых зрегцев — все же больше.

Король оглянулся на эскорт из пятидесяти кавалеристов Гвардии и, подняв правый кулак, резко опустил его вниз. Пора.

Сегодня 3рег вновь стал частью Орагара.

Так сказал он, король. Так сказала она, Судьба.

Глава 6. Короткая, или Полет на драконе

— Прокатный пункт драконов! Драконы на любой вкус! Мускулистые крылатые твари исполнят самую невероятную вашу прихоть! — разорялся великан-погонщик, прогуливаясь по пяточку возле длинной ограды.

— Эй!

От природы наделенный немаленьким росточком, великан презрительно посмотрел на нас, словно орел на глупых воробьев:

— Чего эйкаете? Надо чего?

— Дракона бы нам… — словно невзначай бросил я.

— О, да вы как раз туда, куда нужно! — просиял громила. — У нас есть…

— Виверна, транспортного, на трех и пилота, поспешно выпалил Шмыг, опасаясь, наверное, как бы великан не загрузил нас глупыми и непонятными названиями.

Верзила, смерив гоблина взглядом, обиженно засопел.

— Никто, — прорычал он, злобно буравя коротышку взглядом, — а тем более клоп вроде тебя, зеленый, не смеет перебивать драгонмейстера Дабла на середине фразы!

— Прошу простить бестактность моего друга, драгонмеистер, — вклинился в разговор тролль, — но мы спешим, и дракон нужен нам, как вашему брату — мозги!

— Ну, с этого и надо было начинать! — добродушно улыбнулся великан. Подковырки в словах сухожила он, судя по всему, не заметил. — Куда вам хоть лететь-то?

— В Тчар, — ответил я охрипшим голосом, представляя, сколько может затребовать великий драгонмейстер Дабла.

— Двадцать золотых, — не раздумывая, назвал цену великан.

О-па! У меня и серебряными столько не наберется!

К моему удивлению, Рохан неожиданно запустил руку за пазуху и вытащил большущий кошель. Небрежным движением развязав шнурок, тролль отсчитал из своего богатства два десятка золотых, после чего кошель вновь отправился во внутренний карман.

Я под шумок заглянул в худющий мешочек с серебряниками и к глубочайшему горю обнаружил, что там нет ни одной монеты. Зато вместо этого есть огромная дырка. Это, видимо, что-то вроде прощального подарка от беглянок.

Выбросив ненужную тряпку, я стал мрачно наблюдать за торгами тролля и Дабла. Спорили они недолго, в итоге Рохану удалось сбить цену до семнадцати золотых.

— Сейчас приведут, — пересчитывая золото, сообщил великан и, перегнувшись через ограду, крикнул:

— Виверна до Тчара, живо!

Дракон не заставил себя ждать. Перелетев через ограду, он приземлился неподалеку от хозяина и уставился на нас своим безумным взглядом. Вид у ящера был сонный, но выбирать не приходилось: либо на этой недоспавшей клуше, либо пешком, через земли голиафов, каждый из которых жаждет отомстить нам за убитых товарищей.

На узкой и длинной спине виверна сидеть было до того неудобно, что меня посетила шальная мысль попросить у великана подушку, но, прикинув, во сколько это обойдется, я решил не выпендриваться. В бэге из былого разнообразия остались только зорокские колбочки с лечебным зельем, многострадальный мешочек травы, десяток арбалетных болтов, два куска мяса в рогоже и тубус с картой Орагара. Все остальное — и сотню серебряных тоже — по совету орка я оставил в шатре Свэна, собираясь вернуться за вещами потом. Любимый конь тоже достался степнякам, и я с сожалением подумал, что его мне будет ой как не хватать: мы сильно привязались друг к другу.

Но рисковать жизнью ради привязанности — да и не убьют же орки Кержа? — несусветная глупость.

Поколебавшись с минуту, я таки забрался на спину к виверну.

— Все готовы? — Гремлин-пилот, худющий, но ленивый, точь-в-точь дракон под ним, оглянулся.

— Да, — проворчал я: мне никак не удавалось разместить свое седалище между спинных позвонков твари. С потерей коня настроение и так испортилось, а тут еще эта возня, которая вряд ли что то улучшит!

— Да, — повторили Рохан и Шмыг.

— Тогда полетели, — вяло бросил гремлин и дернул поводья.

Виверн неожиданно взвыл и, словно бабочка, быстро-быстро замахал крыльями. Глянув вниз, я невольно вздрогнул: за несколько секунд дракон набрал порядочную высоту, с которой даже великан-погонщик казался мелкой букашкой.

— Набор высоты прошел нормально, — констатировал гремлин и чуть притопнул ногой. — Приятного полета!

Дракон рванул с места, словно гончая, почуявшая след. Я от такой прыти даже не успел испугаться; лишь прижался животом к спине твари, мертвым хватом уцепившись за хребет и умоляя крылатого лететь хоть чуть-чуть поспокойней.

Встречный ветер выбивал из глаз слезы, и я, от греха подальше, закрыл их: авось все же не вылетят?..

Видел бы меня кто — ни за что бы не поверил, что перед ним опустошитель огрского святилища!

Так… мелкий мошенник…

«Ну, вот, опять он меня бросает, — Керж равнодушным взглядом провожал быстро удаляющегося дракона: зрение у него было поистине орлиным. — Эх! А я-то думал!».. — мерин устало вздохнул И пошел доедать сорняки на делянке своей новой хозяйки Кармадулы, сводной сестры Зорока, которой вождь поручил следить за Кержем как за сыном. Надо сказать, зеленомордая толстушка была явно не в восторге от этого поручения. Хотя от вождя куда денешься?.

— Проклятая кляча!

Да и от его сестры…

Часть последняя

ГЛУПЫЕ ИГРЫ, или ПРАВДА ГЛАЗА КОЛЕТ

Глава 1. Старый друг, или Береги честь смолоду

Над утренним 3регом безвольно трепыхались флаги орагарской короны; филин на короне символизировал полную победу Штифа сотоварищи над зрегским мэром-преступником Булином, нагло диктовавшим свои законы честным гражданам. В субботу, когда люди короля очистят город от оставшихся разбойников, отступник будет казнен. Сначала ему отрубят ноги, все это время незаслуженно топтавшие мостовые 3рега, потом Булин лишится рук, которыми он подписывал указы против короны, потом… в общем, с распутными девками мэр тоже гулял зря!

Ну, и завершающим действом, этаким финалом, станет отрубание головы, которой не хватило при жизни мозгов, чтобы принять новую власть.

Штиф, в компании Грэнделя, Кедрика и Хромого, вкушал поздний ужин, собственноручно приготовленный хозяином местного трактира «Ржавый гвоздь». Молодой сын трактирщика на время пребывания короля в городе переселился в чулан, а его просторная комната досталась правителю Орагара в знак преданности короне. Штиф, разумеется, дар принял — не на улице же ему ночевать? чем хозяин «Гвоздя» остался несказанно доволен.

Магистр и Кедрик поглощали казенную еду с упорством барана, таранящего новые ворота: не лезет — как-нибудь засунем! А вот Хромой лишь неторопливо потягивал пиво, буравя Штифа взглядом. Глаза его, словно два огонька, стремились выжечь на теле юного правителя лишь одно слово когда? Король первое время старался не обращать на нападки Хромого внимания, но скоро понял, что игнорировать наемника не удастся. А тут еще многообещающие взгляды Кнура и Деверя (последний занял место погибшего при штурме стен Ласки) заставляли Штифа поднапрячься и подумать, как бы поскорее все замять. И как он раньше держался? Да у любого нормального человека давно бы ком в горле стал, и аппетит пропал напрочь! Но король ведь — не совсем обычный человек? Будь он заложником только своих слабостей, это повлекло бы за собой смерть всего государства. И, хотя молодость в противостоянии взглядов не на стороне молодых, за ними будущее: те, кто старше и мудрей, скоро уйдут в иной мир, а юные и дерзкие откроют очередную страницу истории на чистом листе и начнут писать ее заново, на свой лад. Потому что за ними завтра, потому что настоящему придется уступать.

— Чего тебе надо, Хромой? — спросил Штиф прямо, наконец-то не выдержав.

Грэндель и Кедрик чуть со стульев не попадали.

Хромой же продолжал сидеть против юного правителя и невозмутимо смотреть ему в глаза.

— Мне нужна семья. Жена и дети, — тихо сказал он. — Если я получу их сейчас, для вас, Ваше Величество, все обойдется, и мы просто спокойно уедем. Если же нет — можете завидовать Булину: ваша участь будет еще страшней.

— Да как ты смеешь?. — Магистр в бешенстве вскочил, но Штиф жестом велел ему успокоиться и сесть на место.

— Тише, Грэндель, тише, — сказал он спокойным голосом. — Все хорошо.

— Ничего хорошего, — буркнул волшебник в ответ.

— Я понимаю мастера Хромого и прощаю ему эту необдуманную дерзость. И знаешь еще что? Погода сегодня хорошая, так что прихвати Кедрика и сходи с ним к трактирщику или в лавку магических артефактов… Выпейте пива, пообщайтесь с довольными гражданами, подберите что-нибудь интересное, волшебное…

— Но… — Магистр хотел возразить, что он, де, только до второго добрался и уходить не спешит, но Кедрик так ловко саданул ему пяткой по коленке, что Грэндель стиснул зубы, стараясь не закричать.

— Мы уже уходим, Ваше Величество! — Советник быстро вскочил и, подцепив под локоток упирающегося мага, выволок его из комнаты.

— Думаю, вам тоже не мешает смочить глотки, — сказал Хромой телохранителям, когда та пара ушла.

Кнур и Деверь, окинув короля еще одним мрачным взглядом, вышли.

— Так ты хочешь знать «когда»? — Штиф явно был не в себе; удивительно, как он так долго сдерживал в себе эту ярость. Выпитое им вино тоже сыграло свою роль, вовремя добравшись до головы. — Тогда знай: до тех пор, пока ты, глупый пень, будешь сопротивляться короне, не видать тебе ни семьи, ни свободы!

— Что?! — взревел наемник страшно. Штиф не успел и глазом моргнуть, как Хромой уже ухватил его за грудки и, подняв над столом, хорошенько встряхнул. — Да как ты смеешь, щенок?! Я за свою жизнь повидал много чудовищ, от одного вида которых ты бы наделал в штаны и рухнул без чувств. Но такой жалкой дерьмовой твари, как ты, еще не встречал! Да ты хоть знаешь, как трудно было беспризорнику с улицы выбиться в командиры Гильдии Воинов?! Знаешь, сколько нас, детей, не знающих ни имени, ни рода?!

— Отпусти… меня… — прошипел король: костяшки наймита сильно врезались в грудь, и дышать было трудно.

Хромой с минуту смотрел на жалкое существо в своих руках, а потом разжал пальцы, и король рухнул на стул, больно ударившись копчиком.

— Я дождусь завтрашнего дня, — сказал наемник тихо. — Но если и тогда я не увижу их, вместо головы Булина зрегцы будут плевать на твою.

Хромой резко развернулся и быстрыми шагами, почти не хромая, пересек расстояние, отделяющее его от двери. Скрипнули петли — и Штиф остался в одиночестве, хмурый и злой.

«Проклятье! Зачем я устраивал этот цирк? пронеслось в голове. — Наемник свое слово сдержал бы и так: с их помощью мы все одно взяли бы Зрег, и не нужен был весь этот план. А что же теперь? Зачем мне нужен такой сильный враг?»

Подбородок Штифа уперся в грудь. Думать о чем-то не было сил: хмель полностью завладел его мозгом, и король боялся приобрести еще какие-нибудь проблемы из-за собственной нетрезвости. Он заснул.

Хватит проблем на сегодня. Может, завтра их будет меньше?

— Где садиться-то? — бросил пилот через плечо.

Преодолевая себя, я посмотрел вниз. Под брюхом дракона кипело Хедриково море, вдали виднелся Тчар, а в полумиле к северу мерно покачивалось на волнах торговое судно, судя по флагам забугрское.

Что ж, без грамоты все равно не пропустят через ворота, а на драконе в город… Да меня упекут на десять лет! Так что придется чуть «подмочить репутацию».

— Давай-ка пониже, поближе к воде, — велел я гремлину, проверяя, все ли карманы у бэга застегнуты и нет нигде мелких дыр.

— Мастер Гриф! — позвал меня сухожил.

— Что тебе, Рохан? — Я снова повесил бэг на плечо.

— Неужели мы будем прыгать… туда?

— У тебя есть план получше? На драконах пока в город влетать нельзя! Если ты, конечно, великий маг и можешь превратить нас в мух, то дальше мы полетим своим ходом!

— Нет. Но… — попытался было возразить Рохан, однако его прервал гремлин:

— Мастер, ниже спускаться нельзя: Малыш начнет грести воду крыльями. Либо прыгайте, либо поищем другое место для высадки!

— Нет-нет, мы сходим здесь, — заверил я и, глубоко вздохнув, прыгнул вниз.

Море приняло меня с материнским теплом, словно пытаясь согреть после стремительного полета. Однако я не обольщался на этот счет, прекрасно понимая, что тепло скоро сменит холод, который постарается завлечь меня в зев ненасытной пучины. Надеюсь, что к тому времени меня здесь не будет: забугрские купцы отличались невероятным по современным меркам человеколюбием, так что трех тонущих путешественников обязательно подберут, угостят ромом из толстых бочек и подбросят до ближайшего порта — в данном случае, тчарского.

Рядом громко плюхнуло. Отфыркиваясь, Рохан вынырнул и, сплюнув попавшую в рот воду, махнул рукой застывшему на спине виверна Шмыгу:

— Прыгай быстрей! Вода теплая!

Гоблин что-то крикнул В ответ (я услышал только громогласное «… ать!» и, тяжело вздохнув, прыгнул.

Шмыг вошел в воду подобно мешку с дерьмом: громко и неуклюже. Вынырнул, правда, быстро, словно еще раз подтверждая, что «оно» не тонет. Без обзывания всех и вся тоже не обошлось: гоблин оказался лучшим продолжателем традиций моей ненаглядной Лин, и поэтому ни в чем не повинный Хедрик удостоился заслуженного титула «бородатый осел», а цвет моря — «моча больных чумой огров», Когда дело дошло до «безмозглого гремлина» на его «высушенном воробье», корабль забугрцев был уже совсем близко.

— Тихо, — шикнул я на гоблина, быстро-быстро работая руками: проклятый мешок все еще норовил утащить меня на дно. Видимо, бедолаге Фьорду стало скучно, и он решил пригласить меня к себе в гости, совершенно забыв, что я могу умереть по дороге.

— 3аткнись! — Рохан умудрился отвесить галдящему без остановки Шмыгу добрый подзатыльник.

— Эй, там, за бортом! — послышалось с палубы. — Ловите веревку и держитесь как следует тащить вас будем!

Конец толстого троса ударился о воду, обдав несостоявшихся утопленников пенной волной. Я поспешно ухватился за веревку, мысленно благодаря Локи за то, что купцы нас все-таки увидели.

Рохан и Шмыг решили не отставать: уцепились за трос, словно гномы — за кусок золота.

— А ну-ка налягте, дармоеды! — скомандовал голос с палубы. — Наверх их, наверх!

Некоторое время ничего не происходило. Мы уже успели порядком заскучать, когда веревка поползла вверх, приближая чудесный момент вступления на твердую почву, точнее, палубу.

Едва только я поравнялся с перилами, чьи-то сильные руки грубо схватили меня за плечи и втащили на корабль. Ноги ужасно болели, и мой зад ни нашел ничего лучше и интересней, чем запечатлеть встречу с палубой долгим поцелуем.

Проще говоря, я сел.

— А теперь рассказывай, как здесь оказался, — спросил тот самый голос, командующий матросами.

— Расскажу, — пообещал я, не поднимая глаз. — Но сначала твоя очередь, Пиф.

Тролль невесело усмехнулся.

— А что ты хочешь услышать? — полюбопытствовал он.

— Правду. Неужто не ясно?

Пиф долго смотрел на меня, на Шмыга, на Рохана, и с лица его все это время не сползала глупая полуулыбка.

— Идите поспите в каюте, скоро ночь. — Тролль протянул ключ Рохану и кивнул вправо. Сухожил обеспокоено посмотрел на меня, я быстро кивнул: иди, я его знаю. Рохан улыбнулся в ответ, почти искренне, и, взяв за руку Шмыга, потащил в каюты.

— Они ушли, — сказал я сухо. — Начинай!

— Расслабься, Гриф, дружище, — подмигнул мне тролль. — Я не совершил ничего преступного. 3абугр — друг Орагара.

— Но… зачем? 3ачем покидать родной город, друзей?

— Чтобы жить. 3рег — вновь часть королевства с его зверскими налогами на продажу, с теми же законами.

— Как?! — Эта весть меня удивила: неужто Штифу удалось захватить город-отступник?

— Они взяли его ночью. — Тролль словно читал мои мысли. — Достаточно легкая победа.

— Но откуда ты знаешь?

— Почта, Гриф, магическая почта: любое письмо доходит за минуту.

— И когда это случилось?

— Вче… сегодня ночью, — подумав, ответил тролль.

— Ладно, Фенрир с ним, со 3регом… Но ты ведь вроде еще три недели назад в Мусалим собирался?

— Собирался. А тут мне сообщают: закупать в 3реге нельзя. А у меня товаров — только камни да ткани. Ну, думаю, не пропадать же добру? И поехал в 3абугр. Там все продал, да еще и в гильдию купцов вступил тамошнюю. Только вот теперь я не орагарец. Пришлось стать забугрцем. Ох и намаялся я в море за эти три недели!

Я молча поднялся и, чуть пошатываясь от усталости, пошел в каюту к сухожилу и гоблину.

— Куда ты? Пошли пивка выпьем, за встречу! — окликнул он меня.

Я повернулся к нему. Он мелко задрожал под моим взглядом — пустым и безжизненным. Вроде бы ничего страшного, но так не смотрят на друзей, и он прекрасно это понимал.

— Я три недели ползал по горам, добывая проклятую статуэтку. — В тот момент мне было плевать, что я разбазариваю тайну Гильдии за просто так, кому попало. — Если бы я не достал ее, меня бы убили. Почему же я еще орагарец, а ты из-за тряпок и побрякушек сменял свою страну на свободную торговлю? Почему мои истинные друзья гибнут, а ты, стушевавшись тогда, теперь, когда опасность позади, простираешь ко мне свои объятья?!

— Ты не поймешь, Гриф, — покачал головой он.

— А я и не собираюсь понимать!

— Неужто то, что я теперь — житель другой страны, может сломать нашу дружбу? — в глазах его появилась робкая надежда.

Я на миг смягчился, вспоминая, как хорошо мы втроем — я, тролль и 3емлерой — вечерами сидели в «Доброй псине», за кружечкой пива беседуя на самые разные темы. Но изображение теплого дружеского застолья пропало, и я увидел Свэна. Кобольд улыбался своей смешной, по-детски искренней улыбкой.

Вот кто шел со мной до конца, не рассчитывая все на три хода вперед. Вот кто — настоящий друг.

— Чего ты молчишь, Гриф? — Тролль грубо вырвал меня из сладких грез, заставив вновь посмотреть на себя. — Разве мы больше не друзья?

— Нет, — ответил я так легко, что даже не поверил и повторил снова, чтобы убедиться: — Нет.

Доски скрипели под моими ногами, а тролль, словно пораженный молнией, застыл сзади, не в силах даже окликнуть меня.

В ту ночь я заснул намного быстрее обычного.

Глава 2. Гренадеры в бою, или Не убий!

— Вставайте, мастер! — Кто-то упорно пихал меня в бок. — уже утро!

Я лениво приоткрыл один глаз.

— Чего так рано, Шмыг? — В горле было ужасающе сухо.

— Да вроде приплыли уже! — пожал плечами гоблин.

— Приплыли? — обрадовался я. — Будь добр, принеси попить!

Гоблин кивнул и выбежал из каюты.

Я огляделся вокруг: вчера так быстро заснул, что даже не успел изучить «спальню» как следует. Ничего особенного — каюта как каюта: ни диванов, ни столов, только три спальных мешка, в од ном из которых спит Рохан, и два ряда укрытых тканью ящиков у дальней стены.

Не долго думая, я подошел к ним и скинул покрывало. Тихо присвистнул: каждый из ящиков верхнего ряда был доверху наполнен пузырьками с забугрскими благовониями.

Внезапно я уловил странно-знакомый запах. Что-то с этими ящиками было нечисто.

Осторожно переложив в соседний ящик пузырьки, я обнажил… устланное пяточкой дно!

Так вот что на самом деле возит Пиф из Забугра! Играть в лицейского я не видел смысла, но что-то поиметь со своей неожиданной находки хотелось. Поэтому, не долго думал, я схватил один из флаконов, побольше, и, вылив его содержимое на пол, принялся запихивать пяточку внутрь.

— Вода, мастер Гриф! — послышалось за спиной.

— Сейчас, Шмыг. — Я как раз закручивал крышку пятого флакончика с травкой.

Гоблин терпеливо ждал, пока «его величество Гриф» возвращал покрывало на место и засовывал пузырьки в карман бэга. Наконец с этим было покончено, и я с благодарностью принял наполненную водой кружку из рук приятеля.

— Буди Рохана. — Я подхватил свой мешок за лямку. — Я наверху буду.

Гоблин кивнул. Я вышел из каюты и тут же наткнулся на одноглазого юнгу.

— Привет, дружище. — Пожалуй мне под руку подвернулся реальный шанс избавиться от пяточки прямо тут.

— Здоров, — не слишком приветливо ответил он, оглядывая меня с ног до головы.

— Не хочешь хорошенько повеселиться? — подмигнул ему я.

Бедняга шарахнулся в сторону, а я понял, что сказал глупость.

— Нет-нет-нет, дружище, ты не понял. Не со мной повеселиться, а с ней! — я вытащил из кармана бэга флакон с пяточкой и показал ему.

— Что это? — все еще недоверчиво спросил он.

— Веселящая травка. Слышал о такой?

Судя по тому, как загорелись его глаза, слышал.

— Сколько за флакон хочешь? — спросил юнга, облизав пере сохшие губы.

— Три серебряных.

— А сколько у тебя… ее?

— Пять пузырьков.

— Вот, держи. — Юнга протянул мне потертый кошель. — Там двадцать. Можешь все оставить себе, только пяточку дай! Нормальная хоть?

— Конечно, — ответил я, пересчитывая деньги.

Монет действительно было двадцать.

— Вот, держи. — Я протянул ему еще четыре пузырька. Мой приятель после нее в луже рыбу ловил!

— Ого! — оценил юнга и, воровато оглядевшись, сунул пузырьки за пазуху. — Бывай! — И его уже нет.

Я усмехнулся: хоть какая-то польза от тебя, Пиф. Больше, чем за серебряник — флакон, на берегу она не продалась бы. А так — украл и сразу продал — кто заподозрит?

— А чего вы ему дали? — спросил Шмыг, дергая меня за рукав.

— Да так, одну мелочь, — ответил я, поворачиваясь. — Ну, что, пошли наверх. Скоро сможете домой поехать… наверное.

— Да мы особо не спешим. Как скажете, так и поедем! — пожал плечами тролль.

— Отлично. Ладно, обговорим это потом. Сначала надо зайти в таверну… — я уже поднимался по лестнице.

С Пифом попрощались, молча пожав друг другу руки. Я даже немного пожалел, что был так резок вчера. Троллю можно было простить многое, но… Ладно, что сделано — то сделано.

До таверны шли молча. Люди иногда оборачивались на нашу разношерстную компанию, но знакомых среди них я не увидел.

Приключения начались, когда я уже стоял у входа в «Псину»: чья-то рука легла мне на плечо, и отдаленно знакомый голос с издевкой спросил:

— Мастер Гриф, если не ошибаюсь?

— Ну, наверное. — Мне не улыбалось выкладывать свое имя или тем более место работы первому встречному, но если за спиной стоит лицейский — в чем я почти не сомневался — то лучше отвечать на поставленные вопросы. Хотя бы односложно.

— Может быть, вы соизволите показать мне свое очаровательное ловкаческое хлебало? — Человек, стоящий за спиной, не переставал смеяться надо мной, беспомощным и жалким перед ним, слугой закона. Конечно, это только он так думает, представляя себя легендарным героем, а меня — плененным чудищем. Думаю, все лицейские, которые имели возможность встречаться со мной на судах и допросах, согласятся, что вину мою не сможет доказать даже Один. Я никогда не оставлял следов, которые могли бы меня выдать, так что доказать вину для моих ненавистников просто-напросто «не представлялось ВОЗМОЖНЫМ», как говорил судья в тех случаях, если меня все же удавалось затащить на скамью.

Среди лицейских одно время ходили слухи, что я могу снять со своей жертвы не только кошелек, но еще ремень, красивейшие трусы в дракончиках, каковые любят носить дворяне, и даже порчу со сглазом! Впрочем, это не больше, чем слухи: чьими-либо трусами, кроме своих, я не интересуюсь.

Однако, когда я повернулся, готовый к спору с лицейским, выяснилось, что никакого стражника нет и в помине. Вместо него меня изучал в поцарапанный монокль Драно Милье, местный сборщик налогов и просто очень неприятный тип.

— Драно! Дружище! Какая встреча! — Последний раз я видел Милье полгода тому, когда он в очередной раз извещал меня о моем шестимесячном долге за дом и обещал, что, если я откажусь платить, меня выкинут на улицу «правоохранительные органы». Судя по всему, он имел в виду лицейских, а не свои глаза или уши.

Впрочем, тогда я его очень удачно отправил в 3авулон к тролльей бабушке. Сейчас же срок моей прошлой отговорки вышел, и Драно, судя по всему, был полон решимости позвать меня к ответу.

— И тебе здравствуй, Гриф, — хитро сощурился сборщик. Я неволь но поежился, вспоминая еще одну неприятнейшую деталь из багажа всех недостатков Драно.

Он почему-то предпочитал женщинам мужчин. Благо, до меня его приставания не дошли, но и в прошлый раз Милье смотрел на меня странно томным взглядом, будто ожидая, что я брошусь к нему на шею и закричу: «Давай уедем из этого злого и холодного Тчара, милашка!»

Надеюсь, сейчас он держит себя в руках. А то придется пустить в ход кулаки…

— Это насчет дома?

— Разумеется. Стал бы я тебя просто так искать, дурак!

— Не стал, — покачал головой я.

— Отлично. Тогда давай зайдем в эту прекрасную таверну. — Я невольно скривился: прекрасного в «Псине» было не больше, чем в куче, любой псиной сделанной. Но пусть будет, как того хочет этот ненормальный… — Там ты угостишь своего старого приятеля кружечкой холодного пива, а заодно мы решим с тобой парочку насущных вопросов.

— Например?

— Например, будешь ли ты ночевать дома или бродягам на пристани придется чуть потесниться, уступая тебе уголок?

— Что ж, вопросы действительно интересные, — хмыкнул я. — Однако, думаю, придется их отложить на более подходящее время: сегодня у меня назначена встреча.

— С кем же это, интересно?

— Не твоего ума дело, дружище Драно. Скажу только, что после это и встречи я смогу оплатить твои прокляты и долг И даже заплатить аренду на пару лет вперед. Усек?

— Конечно-конечно, Гриф, я ведь не глупей этого тролля, — Драно кивнул в сторону Рохана. Тот тихо скрипнул зубами, но смолчал. — А вот ты, похоже, не очень хорошо понял меня: если ты сегодня же не заплатишь свои долг, все полученные деньги можешь потратить на выкуп дома обратно. Или просто засунуть их…

— Подожди-ка, подожди-ка! — остановил его я. — Знаешь, я передумал: пошли пропустим по паре кружек, а то в горле пересохло…

Конечно, я рисковал, приходя на встречу с Фетишем в компании странного недоумка, тролля-сухожила и гоблина-подрывника (или как там его?), но поделать с ними ничего не мог: лучше уж ночевать дома, под одеялом, чем кутаться в чей-то потертый плащ, грея последним теплом доски пристани.

На счастье, Фетиша в таверне еще не было. Точного времени он мне не называл, но я не сомневался, что он ходит в «Псину» каждый вечер, проверяя, не вернулся ли его лучший ученик немного раньше срока. На всякий случай окинув зал долгим взглядом, я сильно удивился: кроме мух и отчаянно борющегося с ними Стопола, в таверне никого не было. Ни шлюх, ни пиратов, ни Фетиша ни-ко-го.

— Куда присядем? — спросил я у спутников.

— Давай у окна! — Тролль с гоблином и рта не успели открыть, а Драно уже занял столик у противоположной входу стены. Точнее, большого окна, откуда можно было наблюдать за жизнью пристани и даже, наверное, тварей близлежащих вод.

— Лады, — кивнул я. — Схожу за пивом, вы пока осмотритесь.

Гренадер (так прозвали Драно в народе) радостно бухнул по столу кулаком:

— Темного бери! Советую!

— Ага, — бросил я, подходя к стойке, из-за которой очень не вовремя исчез Стопол.

— Эй, хозяин! — позвал его я.

— Что там, кто там? — выбежал из кухни обеспокоенный корчмарь. Увидев меня, он замер. Нижняя челюсть старика отвисла до самой груди, а глаза напомнили мне…

— Ты ж помер вроде? — пробормотал он, едва шевеля губами.

— Да неужто? — деланно удивился я. Новость старого корчмаря меня, конечно, порядком шокировала, но показывать эти волнения Стополу не решился. — Кто расстарался всем рассказать? Уж не ты ли?

— Люди говорят, — тут же выкрутился очнувшийся от легкого шока корчмарь. — Да и сам тебя не видел уже сколько! Впрочем, ты и при жизни сюда ходил редко. А вот куда Землерой запропастился? Куда ты его дел?

— Да я откуда знаю, где он шляется?

— Знаешь, конечно! Он же как ушел тогда с тобой, так и пропал — уже с месяц почти!

— Землероя не было МЕСЯЦ? — Вот те на! Конечно, можно предположить, что несколько дней гном в «Псине» не появлялся: с двумя десятками серебряных кругляшей можно найти место и поприличней. Но чтобы за месяц коротышка ни разу не показался в любимой корчме… Это уже серьезный повод для самых худших предположении.

— Ну да. Я и Пифа не видел с тех пор…

— Ну, Пифа я в порту сегодня… поймал, — нехотя признался я. — Живет и здравствует!

— Ну, слава Одину, если так… А вот гнома никто не видел с тех пор, как вы втроем куда-то умчали. Где, кстати, этот твой степной кабанчик?

Я помрачнел и, волком глядя на корчмаря, презрительно сказал:

— Он — не кабанчик. — Бедолага при этих словах вжал голову в плечи, стараясь казаться помельче. — Он Свэн Свинкер. Из племени Янтарного Топора. Может, он и похож на свинью, но он — не «кабанчик», как ты его назвал!

— Ладно-ладно — Свэн! — торопливо закивал Стопол. — Так и все же — где он?

— Дома, небось. Где ему еще быть? — как можно небрежней бросил я. Слова давались с заметным трудом, но мне удалось спрятать небольшую дрожь в голосе за легкой дымкой безразличия. — Мы с ним еще в 3реге расстались: он в Степь поехал, мамку проведать, а я остался. 3емлерой домой поскакал, тогда же.

— Не доскакал что-то, — мрачно буркнул корчмарь.

Я перегнулся через стойку, ухватил корчмаря за грудки и, притянув к себе поближе, сказал:

— Неужто ты думаешь, тварь, что я друга своего в Валгаллу отправил?

— Что ты, что ты! — Старик в страхе закудахтал, словно наседка на яйцах. — Чтобы я?.. На тебя?.. Да никогда!

Я помедлил немного, смотря в лицо этому жалкому, продажному человеку, а потом с омерзением оттолкнул его от себя. Корчмарь отшатнулся, едва не упал, но все ж таки устоял на месте. Руки его лихорадочно поправляли рубаху и фартук. Я зло усмехнулся и демонстративно вытер руки носовым платком, что выпал из стополского кармана на стоику.

— Пиво неси! Чего стал? — Платок, смятый и грязный, полетел в корчмаря.

Старик отскочил в сторону с резвостью гоблина, пропуская мимо потерянную тряпку, и, сверкнув глазами, скрылся в кухне.

Я громко чертыхнулся и в сердцах стукнул кулаком по стойке: за одной смертью сразу — другая…

Мне почему-то вспомнился Лысый. Где гарантия, что к смерти 3емлероя не причастны дружки этого маньяка? Может, это гном дал тогда Лысому мои адрес, а его приятели, не дождавшись возвращения убийцы, решили расправиться с моим знакомым коротышкой? Впрочем, теряться в догадках можно сколько угодно, так что, пока не увижу тело 3емлероя своими глазами, в смерть его не поверю.

С другой стороны, проклятая статуэтка обернулась месяцем беготни по Орагару и смертью кобольда. Нет, все-таки еще и 3емлероя: не мог он ни разу за все это время не появиться в «Псине». Ну не мог — и все тут. Скорее всего, до Тчара он так и не доехал.

С Фетишем тоже многое не ясно: срок уже истекает, осталась какая-то пара часов до его завершения, а Разгильдяй почему-то не очень спешит на встречу со своим учеником!

Да и с самой статуэткой непонятного море: вроде бы должна приносить неудачу, а на деле — одни беды. Впрочем, насчет волшебности статуэтки у меня с самого начала были бо-о-ольшие сомнения!.. Даже тот дурацкий сон-кошмар и чудесные изменения в святилище не мог ли убедить в достоверности глупых легенд. Скорее, наоборот — в некоторой наигранности, словно кто-то там, наверху, решил разыграть для меня, обычного Ловкача, невероятный по размерам спектакль. Неизвестный дернул за ниточку — и нет уже кобольда Свэна, верного попутчика и друга. Дерг другой — и ничтожному ловкачишке Грифу удается вытащить статуэтку из святилища, не сломав при этом хребет. Дерг в третий — и я уже в таверне, а цель всего путешествия валяется в бэге. Что будет в четвертый, в пятый раз? Или пятого вовсе не будет, а в конце следующего меня вынесут из таверны ногами вперед?

«Началось все опереттой, а закончилось войной» — кажется, так говорил кто-то из древних?

— Грифа! Ты там скоро?

Я стиснул зубы, чтобы не зареветь раненым зверем и не кинуться на извращенца: в другой ситуации хорошенько надавал бы ему по морде, но сейчас приходится слаться ковриком, чтобы не выгнал. Вот еще головная боль — гренадер проклятый! А ведь если Фетиш не придет, никакие старанья не помогут: выгонит без разговоров, слишком уж долго я его за нос водил.

Лихорадочно соображать, что же делать с Драно, мне помешал громкий топот за спиной. Обернувшись, я увидел на пороге самого настоящего огра.

Никогда раньше не видел ихнего брата в расшитом камзоле, штанах и кожаных ботфортах. И неважно, что все это великолепие на нем едва не лопалось по швам, а правый сапог, что называется, «хотел кушать». Главное, сам факт — наряженный огр пришел в таверну! Будь я Стополом, поил бы огра дармовым пивом, пока не лопнет, а сам, пользуясь моментом, продавал билеты на этакое чудо. Впрочем, корчмарем, и тем более Стополом, мне никогда быть не хотелось. Лучше уж наворовать в молодости побольше, а стариком жить, ни в чем себе не отказывая, чем постоянно срывать глотку из-за сломанного стула, бегать из кухни туда и обратно, да еще и получать оскорбления от хамов вроде меня!

— А где здесь т-т-т… — Огр ко всему оказался еще и заикой. Я едва сдержал смех, понимая, что издевки над собой горец не потерпит.

— Вон в том темном углу облегчись, чего мучаться? — тихо посоветовал я, пользуясь отсутствием Стопола.

— Н-н-не то, — покачал головой огр. — Где здесь т-т-т…

— Трактирщик? Корчмарь?

— Н-н-не-а. — Огр зачем-то полез за пазуху, достал оттуда объемную фляжку и, открутив крышку, надолго приложился к горлышку. Наконец, с явной неохотой оторвавшись от поила, огр повторил, уже без заиканья:

— Где здесь, ты не знаешь, местный гренадер?

— Милье, что ли? Драно? — не поверил своим ушам я. — А зачем он тебе?

— Не твое дело, сидишь и сиди! — отгрызнулся монстр злобно.

— Гильдия Убийц? — понимающе сказал я. Небось, из самого Суфуса ехал?

— Из 3рега, — нехотя поправил огр. — А как ты догадался, что я из Гильдии?

— Да встречался я с одним вашим…

— А-а-а! — протянул горец. — Понятно… Так где все же Драно?

— Вон там, видишь, за одним столиком с троллем и гоблином. — Я указал на сидящего к нам спиной гренадера. — Ты его сразу убивать будешь или?..

— Что — «или»?

— Или выпьешь сначала пивка в нашей скромной компании?

— Это с тобой, что ли?

— А еще с тем троллем и гоблином.

— Но они же сидят вместе с жертвой? — изумился огр.

— Конечно. Тебе ведь так даже удобней! — Я задорно подмигнул убийце. Попутно поймал себя на мысли: что же я делаю, скотина такая, — собственного сборщика налогов под нож толкаю! Впрочем, он мне не дороже того серебра, что я за пиво отдам — тварь он и извращенец. А таких давить надо — в детстве еще.

А, может, и не будет он его убивать. Сейчас выпьем по пиву, то да се. А как надумает Драно нож под ребра совать, так табуреткой его по голове ударим и вся недолга. Заодно, может, гренадер припомнит. Долг снимет, например. Хотя такая гадина за каждую монетку удавится!

— День добрый, милорд. — Возле стойки словно из-под земли вырос лысый брюхастый карлик: пуговицы на его рубашке едва не разлетались по полу при каждом вздохе хозяина. — Вас, случаем не Гаррет зовут?

— Нет. Не Гаррет. — Я невольно поморщился: до чего неприятное имя он придумал!

— Как так? — удивился карлик, и одна пуговица все же не выдержала — звонко заскакала по полу. — Ну, может, Гриф?

— Может, да, — нахмурился я. — А, может, и нет. Тебе зачем знать?

— Да послания у меня два: одно Грифу адресовано, второе — Гаррету, соответственно, — объяснил карлик. — Ну, если вы не Гриф и не Гаррет, тогда я, пожалуй, пойду…

— Ладно, стой. — Я ловко поймал его за воротник. Коротышка попытался вырваться, однако ткань жалобно затрещала, и он оставил попытку сбежать — видимо, боялся испортить рубаху.

Гриф я, Гриф. Давай свое послание.

— Так бы сразу! — недовольно буркнул карлик. — Рубаху пусти!

Я разжал пальцы.

— Вот ваше письмо. — Карлик оправил ворот и протянул мне запечатанный конвертик. — Прочесть его следует как можно быстрее, иначе, как мне объяснили, у вас могут начаться большие проблемы! В общем, в ваших интересах, мастер Гриф, с этим поторопиться.

— Без тебя разберусь, — хмыкнул я и, сунув конвертик за пазуху, махнул рукой в сторону двери: — Валяй, ищи своего Гаррета!

Карлик пробормотал что-то под нос, видимо, посылая на второго получателя гнев всей Валгаллы, и, покосившись напоследок в мою сторону, вышел вон. Едва за спиной карлика захлопнулась дверь, из кухни, гремя посудой, вывалился Стопол. На подносе корчмаря пенными шапками высились четыре кружки с пивом, а между этими великаншами ютилась невзрачная тарелка с жареной рыбой (видимо, это блюдо старик нес в подарок «от заведения», дабы усмирить мой праведный гнев). Завидев мою кислую рожу, как всегда размышляющую о смысле бытия, корчмарь расплылся в довольной улыбке:

— Самого лучшего пива моим гостям! — Читай — «чтоб вы подавились, сволочи!».

— А где пятая кружка? — спросил я хмуро.

— Какая пятая? — Старик едва поднос не уронил. — Вас же четверо!

— Ты что, ослеп, что ли? — покрутил пальцем у виска я. — А огр, по-твоему, пиво не пьет? Или ты ему отдельно молоко греешь? По личному заказу?

Стопол отрицательно покачал головой, мол, не думал даже о каком-то там молоке.

— Ну, так и чего ты стал? — выжидающе глядя на корчмаря, спросил я.

— Так это мне что, пятую нести? — наконец, понял старик.

— Фенрир! Нет, десятую! — саркастически воскликнул я, удивляясь непроходимой тупости корчмаря. — Конечно, нести! И даже не кружку — целую кружищу: ты ведь не хуже меня знаешь об огрских аппетитах! Что принес, пока сюда поставь, на стойку, я, так и быть, сам отнесу, а ты за еще одной кружкой иди!

Стопол послушно кивнул и, оставив все собранное на железном блине великолепие, снова скрылся в кухне. Я облегченно вздохнул и пригубил пива: наконец-то один, никто не мешает…

В голове царил настоящий бедлам: каждая, самая ничтожная мыслишка норовила оповестить о себе, каждое бредовое соображение с ленцой протягивалось, словно затухающее эхо.

— Прирежь огра…

— Прирежь гренадера…

— Женись на Лин…

— Убей гремлина с троллем…

— Женись на Стополе…

Бр-р-р! Я невольно поежился: последняя мысль попала явно не по адресу. Да и не о женитьбах и убийствах сейчас надо думать!

И тут, словно по заказу, самая умная мыслишка, проскакав по головам глупых сестричек, тихо шепнула:

— Конверт! — и исчезла, не позволив даже толком себя разглядеть.

Я закусил нижнюю губу: кодекс Гильдии запрещал вскрывать извещения от Разгильдяя или других вышестоящих чинов где ни попадя (а в том, что это именно от начальства, у меня сомнении не возникало). Однако задницей чувствовал: надо открывать сейчас, иначе можно не успеть к чему-то очень важному.

Несколько секунд задница боролась с разумом, и последний, как ни странно, проиграл. Впрочем, почему — странно? Пожалуй, все мои решения проходят именно через нее, родимую!

Вытащив конверт из кармана, я еще раз внимательно осмотрел его, а потом, выудив из-за пояса последний метательный нож (эх, жалко того, что на драйдера потратил!), сорвал печать Гильдии.

Внутри, как и стоило ожидать, находилось послание от Фетиша. Разгильдяй был как всегда краток: «3рег. Таверна «Бараний рог». Девять вечера, в субботу». И, конечно, неизменный оттиск Гильдии Ловкачей и подпись под всем вышесказанным.

Смятая бумажка, преодолев расстояние до камина, растворилась в треске пламени: язычки огня мигом поглотили «деликатес» и жадно заверещали, требуя добавки.

Но мне не было дела до глупого обитателя камина, без разбора жрущего все, что ни попадет к нему в зев. Три дня! Он дал мне всего три дня, чтобы доехать до 3рега!.. Пора заглянуть домой — может, в углу завалялись сапоги-скороходы? Или хотя бы вшивый ковер-самолет, как у каждого четвертого мусалимца?

Проблемы позади? Конечно же, нет: они только начинаются. В кратчайшие сроки нужно:

1) разобраться со сборщиком податей;

2) помешать огру убить проблему номер 1;

3) с помощью проблемы номер 2 покинуть город;

4) с помощью неизвестно чего в три дня добраться до 3рега;

5) с той же второй проблемой проникнуть в Мятежный;

6) получить от неуказанного здесь пункта тысячу золотых.

Пожалуй, самый лучший — заключительный шестой этап. Остальные — снова блужданья, опасности, галоп по тракту до 3рега… В общем, все то, что не греет душу и не полнит кошелек.

Впрочем, отступать уже поздно: либо звание мастера, льготы Гильдии и мешок с золотыми, либо… смерть. Если последнее, то можно просто остаться в «Псине» И потягивать пиво до тех пор, пока брюхо не лопнет или убийцы Фетиша не нагрянут. А если первое…

— Эй! — Я дружески похлопал огра по плечу. — Ты ведь говорил, что ты из 3рега?

— Ну, — кивнул верзила, отхлебнув немного пива. — А в чем дело?

— Неужто ты решил скрыться от меня в Мятежном, Гриф? — хохотнул уже чуть пьяный Драно. — Боюсь тебя разочаровать, но из этой затеи ничего не выйдет: у меня длинные руки.

— И язык не короче, — проворчал гоблин, за что тут же удостоился оплеухи от тролля.

Рохан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, никогда не сидел с шумной компанией в таверне.

— Вот ваше пиво, господа. — Стопол опустил на стол очередной поднос. Пиво в кружках радостно пенилось, и я невольно облизнул пересохшие губы: давненько не пил псинского! Просить два раза не пришлось: вся честная компания, исключая всерьез взявшегося за салат Милье, тут же пригубила нектар богов.

— А вы почему не пьете, мастер Драно? — поинтересовался гоблин, опустошив свою кружку на треть.

— Я за работой — ни-ни! — за обе щеки уплетая рыбу, ответил гренадер. — Да к тому же и так с вами по кружечке выпил. Вот когда любезный Гриф заплатит аренду, мы с ним выпьем за удачно проведенную… операцию, во!

— Неужто вы не поступитесь своим принципам, мастер Драно, — неожиданно подал голос доселе молчавший огр, — и не выпьете со мной за знакомство?

Гренадер оценивающе оглядел верзилу с ног до головы и, только удовлетворив любопытство, кивнул:

— Пожалуй что поступлюсь. Но только из уважения к вашему роду!

Ага, к роду, мысленно усмехнулся я. Старина Милье там, небось, полные штаны наложил, только представив, что с ним сделает огр, если он откажется выпить.

— Польщен. — Горец склонил голову, выказывая гренадеру высшую благодарность. — Мое имя Палаш из рода Мечта.

Милье тут же важно надулся (мол, такой здоровый парень ему кланяется) и, гордо задрав острый худой подбородок, важно изрек:

— Драно Милье, сборщик налогов, Тчарский.

— Ваше здоровье? — Огр, приглашая, поднял кружку.

— Ваше здоровье! — глупо хихикнул Драно. Стукнувшись, они разом осушили кружки и с громом бахнули ими об стол. Огр тут же подхватив кувшин, налил себе опять, исподлобья поглядывая на Милье. Я даже забеспокоился, как бы верзила не прожег в гренадере дырку — настолько много в этом взгляде было презрения и жара.

— Ну? Ч…то буде-эм делать, Грыфуля? — икнув, обратился Драно ко мне.

Я чуть пивом не подавился: Милье уже еле ворочал языком. И это от кружки пива!

— Чего уставился, со…опляк? — притворно насупился Драно, а потом противно улыбнулся и захихикал своим отвратным смехом. Я мысленно поблагодарил того, кто заказал проклятого Милье огру.

— А… о чем я? — гренадер широко зевнул, показывая два ровных ряда белоснежных зубов. Кто-нить напомнит, над?..

— О пиве, о пиве, — брякнул Шмыг, мирно почесывая брюхо.

— А…да! — «опомнился» Драно. — Конечно же, о пиве! Так вот…

Послушать дельные замечания о пиве нам в тот вечер так и не довелось: перепивший гренадер, зевнув напоследок, уронил голову на стол и громко захрапел, посвистывая носом.

— Давай-ка линять отсюда, пока он не проснулся! — Я рванул было к двери, но Палаш спокойно, даже буднично, остудил мой пыл:

— Не стоит беспокоиться: он уже не проснется.

— Как так? — не понял я. То ли огры так шутят, то ли я — слишком серьезный Ловкач.

Рохан и Шмыг вопросительно смотрели на верзилу, ожидая объяснений.

— Отравил я его. Яд в пиво бросил. Еще полчаса будет спать, а потом сердце остановится и — все!

— Как все? Ты зачем его в таверне?.. — громким шепотом возмутился я.

— Ты же сам предложил! — удивился огр.

— Я?!

— Да, ты. Сам говорил — «сядь за столик…», «так даже удобней…»

— Да ты… Да я… — Я оторопело переводил взгляд с Драно на огра и обратно. Надо же так глупо оказаться в соучастниках! А все из-за бестолкового огра, поглоти его Тьма! «Сам сказал!»

— Тогда тем более валим, пока Стопол не вышел. Я лично хочу быть как можно дальше отсюда, когда полчаса его сна истекут!

— Тогда, боюсь, нам не по пути, — сказал Палаш, поднимаясь.

— Как это не по пути? — Я остановил огра жестом руки. — Мы тоже в 3рег едем.

— Так вроде ж гренадер вам больше не помеха. Вы ведь в 3рег от него прятаться собирались?

— Да при чем тут он?! — воскликнул я раздраженно. — По делам я туда. По очень важным.

— Так бы сразу и говорил! — буркнул Палаш, почесав затылок. — Только вот не думал, что Ловкачи ныне от закона под носом короля прячутся!

— Постой-ка, — нахмурился я. — Откуда ты насчет моей Гильдии знаешь?

— Думаешь, я хуже тебя узнаю членов Гильдий? — насмешливо бросил огр. — Так что говори, зачем тебе в 3рег, или придется ехать самому.

Я устало вздохнул: похоже, в этот раз от расспросов отвертеться не удастся — огр настроен серьезно. Впрочем, его опасения не напрасны: если я, например, ограбил казну королевства, честный убийца вроде Палаша не рискнет ехать со мной по главному тракту страны.

Смолчать сейчас — значит, потерять возможность добраться до 3рега, то есть подписать собственный приговор: у огра грамота на выезд есть, а вот у нас…

— Давай быстрей! — поторопил меня Палаш. Полчаса — не такой уж большой срок!

— Пошли тогда ко мне домой, — чуть помедлив, предложил я. — Не думаю, что моя история для этих стен!

Огр милостиво кивнул, и мы вчетвером, как по команде одернув воротники, нырнули в дверной проем.

Когда Стопол решил предъявить засидевшимся посетителям счет, тех уже и след простыл. Только Драно спал, уткнувшись носом в тарелку. Решив, что в качестве компенсации сойдет висящий на поясе спящего гренадера кошель, старик, не раздумывая, срезал его и сунул за пазуху.

Внезапно Милье дернулся. Стопол испуганно отскочил, и тело сборщика податей, уже никем не поддерживаемое, завалилось на пол, увлекая за собой стул. Старик, бледный как смерть, с минуту наблюдал за лежащим Драно, потом, пораженный внезапной догадкой, наклонился и прислонил ухо к груди спящего.

«Издох!» — мелькнуло в голове.

Лоб старика покрылся бисеринками пота. «Сердце у него, что ли, слабое? Перепил и… того?»

Корчмарь быстро огляделся: зал пустовал. Нужно было срочно что-то делать, пока не нагрянули посетители или, того хуже, лицейские постовые.

— Дерви! Плени! Дуйте сюда, лоботрясы! воскликнул Стопол И сам испугался своего голоса: хриплого, надрывного, дрожащего.

Два здоровых бугая выкатились из коридора и вразвалочку подошли к старику.

— В чем дело, мастер? — осведомился Дерви.

Он был чуть повыше напарника, лысого и кряжистого Плени, и немного умней: по крайне мере, Дерви умел говорить.

— Заберите его и пустите под пирс. — Корчмарь кивнул на бездыханного гренадера. — И чтоб никто не видел!.. — старик погрозил напарникам кулаком.

— Хорошо, мастер. — Дерви толкнул лысого в бок: — Возьми на кухне тот большой мешок, из-под перца. Сейчас живо запихнем.

Плени молча развернулся и, пошатываясь из стороны в сторону, как пережравший пчел медведь, направился к кухне. Скажи ему сейчас, чтобы сам в мешок забрался, сделал бы все с таким же скучным видом и без единой мысли. Главное, что корчмарь потом денежку заплатит, а за какие заслуги — это уже не ко мне: хозяин сказал, я — сделал.

Наше дело маленькое — выполнять приказы, а вопросы пусть Дерви задает — ему на то ум даден.

Спустя полчаса мешок, для веса наполненный еще и камнями, отправился на свидание с глубоководными тварями. Дерви и Плени потирали руки в предвкушении обещанной премии, даже не подозревая, что с крыши полуразрушенного дома за ними наблюдают два горящих глаза. Когда вышибалы Стопола скрылись из виду, неизвестный соглядатай довольно захихикал. Миг — и на том месте, где он только что сидел, зияла огромная дыра. Впрочем, зияла она всего несколько секунд, потом стала стремительно затягиваться и вскоре исчезла вовсе.

Тварь увидела достаточно.

Дома у меня царил невероятный беспорядок. Хаос, как после бешеных плясок голиафов на празднике Молота.

— Мать честная… — только и сказал я, велев камину загореться и обведя прихожую (являющуюся по совместительству залом, спальней и даже — в редких случаях — столовой) ошарашенным взглядом.

Диван выпотрошен до самых досок, ковер изорван в клочья, шкаф завален набок, а книги, стоявшие прежде на его полках, разбросаны по всей комнате (бывшей по совместительству… а, впрочем, я уже говорил).

На первый взгляд могло показаться, что в доме побывали обычные грабители-домушники. Однако со второго подхода знающий человек вроде меня с удивлением понял, что ничего не украдено, а значит весь этот бедлам — для отвода глаз, картинка, необходимая, чтобы скрыть… что?

Что хотели скрыть таинственные ненастоящие грабители, я смог увидеть достаточно быстро. Точнее, услышать — очень знакомо скрипнули половицы над головой.

По-моему, все это уже было. Если сейчас в комнату спустится еще один Лысый, я, наверное, сойду с ума.

— Слышали?

— Что? — спросил за всех гоблин.

— Неважно. — Приложив палец к губам, я вытащил из бэга Жужелицу и, вновь взвалив мешок на плечо (на всякий случай — может, убегать сразу придется?), на цыпочках стал красться к лестнице. Спутники мои застыли на пороге, не совсем бесшумно обнажив клинки; каждый из них не раздумывая ринется в атаку на неизвестного, появись он в комнате.

Половицы скрипнули вновь. Я напрягся и еще крепче сжал Жужелицу в руках; палец словно прирос к спусковому крючку, готовый в любой момент нажать на него.

Наверху громко зашуршало: судя по всему, незваный гость понял, что его обнаружили, и уже не таился. Я облизнул пересохшие губы…

И тут гость решился.

Совершив невероятный прыжок, он дикой кошкой полетел на меня. Я едва успел перекатиться через плечо назад (а, может, просто о ковер удачно споткнулся), да так и остался лежать. Гость тут же развернулся ко мне, и я смог рассмотреть его лицо.

Которого не было.

Ни носа, ни губ, ни ушей. Только два огонька на месте глаз и нелепая соломенная шляпа, сдвинутая набок. Все. Будто Один забыл дорисовать.

Все это мне удалось разглядеть за какие-то доли секунды, потому что Безликий, как я окрестил юркого грабителя, долго стоять без дела явно не собирался.

Неуловимый взмах рукой — и бэг оказался прибит к полу длинным железным копьем.

Я вовремя дернулся в сторону, ободрав спину о шероховатый пол. Хорошо, что Безликий оказался не так ловок с копьем, как с кувырками и прыжками. Мой убийца, поняв, что промахнулся, выдерну л копье и приготовился к новому выпаду.

Я бросил быстрый взгляд на застывших в дверях приятелей. Те, словно завороженные, смотрели на моего неудавшегося (пока!) убийцу, восхищенно раскрыв рты. На них надежды никакой. Опять все придется самому делать…

Впрочем, ничего сделать я не мог: Безликий очень умело держал меня на невидимом прицеле, и мне оставалось только палец за пальцем отползать от него, словно змея от… еще более большой змеи, и думать, что делать дальше: в следующий раз этот уродец-маньяк может и не промахнуться — и так, того гляди, копьем достанет.

После очередного выигранного пальца, я осторожно ухватил бэг за лямку. Собрав последние силы, зажал мешок между ногами и грудью и клубком откатился в сторону.

Копье вошло в пол аккурат в том месте, где я только что лежал.

Пока Безликий доставал оружие и готовился к новой атаке, мне удалось подняться и броситься к двери: Убийца перехватил копье, замахнулся им для броска и… застыл, так и не успев его бросить.

Я оглянулся через плечо и, пройдя еще пару шагов, остановился. Ужас, словно тихая гадюка, вкрался в тело, заставляя его мелко дрожать.

За пятку копье удерживал Лысый.

Впрочем, это был уже не он, а нечто, очень на него похожее. Кожа купеческого телохранителя напоминала хмурое осеннее небо — такая же серая, с едва заметными проблесками синевы — на плечах и голове — водоросли. Похоже, две недели под пирсом не пошли ему на пользу, поэтому он и стоял сейчас, поднятый чьим-то зовом, да злобно смотрел мутными глазами на Безликого. Сейчас будет справедливость чинить, на свои, мертвецкий, вкус.

Как бы только старое не припомнил!..

Впрочем, если эта справедливость направлена на наше спасение, ничего против не имею.

Следить за битвой титанов я не собирался, поэтому, прикрыв на миг глаза, перевел дух и вновь метнулся к друзьям, и в этот момент Безликий все же умудрился метнуть в меня копьем.

Пожалуй, на этом месте можно было закончить словами «Страшное оружие прошило Ловкача насквозь, и он, громко вскрикнув, завалился на пол, щедро орошая все вокруг красным…».

Но я споткнулся о выступающую половицу. Копье просвистело в двух пальцах от плеча и, злобно жужжа, словно разозленная пчела, намертво прибило Шмыга к двери. Гоблин не успел даже пикнуть: смерть наступила слишком быстро. Душа покинула тело храброго гоблина-подрывника за мгновенья, и гоблин повис на копье, словно кукла.

— He-е-ет!!! — заорал бы на моем месте какой-нибудь мелкий актеришка. Но Ловкачи — не только актеры, да и окружающая действительность вряд ли походила на сцену с декорациями. Жизнь снова плела неведомый узор, в котором не нашлось места мелкому стежку Шмыга.

Я не был героем, никогда не хотел им быть. Кромсать врагов двуручным мечом, спасать из самых щекотливых ситуации не только свое седалище, но и задницы соратников и друзей — ничего из этого я не умел, да и не желал, честно, учиться. Как и любой нормальный человек, старательно избегал всевозможных стычек и из пекла наловчился выбираться сам, не прося ни у кого спасенья, впрочем, и не протягивая руку помощи другим.

Так меня научила улица, на которой я жил, воровал, убегал от лицейских, делил краденое с друзьями. Так учил Фетиш.

Так учит жизнь.

Но после авантюры со статуэткой я уяснил для себя еще одну вещь, этакое «правило большого мира»: все, чтобы ты ни сделал, обязательно вернется к тебе. Нет, я не утратил прежней циничности, расчетливости, которые помогали мне обретать себя в Гильдии. Просто я понял, что есть люди, ради которых пойдешь на самый глупый поступок, только для того, чтобы они были живы и так же, как и раньше, шли с тобой до намеченной цели.

Те, с кем настоящий мастер-Ловкач должен распрощаться в первую очередь.

Близкие.

Те, кого нельзя бросать, но бросить нужно, потому что иначе им будет еще хуже.

Я прекрасно понимал это, но оставить доверившихся мне Палаша и Рохана в пекле адской дуэли Лысого и Безликого не мог.

Именно поэтому я, растянувшись в длинном прыжке, которому позавидовала бы иная лягуха, толкнул приятелей в грудь, вылетая через раскрытую ударом дверь снова в ноябрьскую ночь.

Оказавшись на свежем воздухе, Рохан и Палаш наконец-то пришли в себя. Они ошарашено озирались по сторонам, словно два заморских зверя, заснувшие в клетке, а Проснувшиеся на воле.

Я уже был на ногах.

— Живей, живей, — поторапливал я огра и тролля. — Лысый не сможет держать его вечно!

— Кого «его»? — Огр, похоже, до конца в себя так и не пришел.

— Нет времени объяснять! — Я скакал из стороны в сторону, словно гремлин на горячих углях. — Валим, пока не поздно!

Рохан и Палаш, кряхтя, поднялись и принялись отряхивать запылившуюся одежду. Вид у них был помятый, будто три ночи подряд тролль и огр только и делали, что пили вино и разбавляли пивом.

— Быстрее! — Я старался подогнать друзей, однако те шли, словно по болоту: каждый шаг давался им с трудом, ноги едва двигались.

Внутри послышался звук удара, и дом покачнулся, будто тролль кулаком приложил. Я предпочел не думать, кто из монстров умудрился сотворить такой шум, лишь пожалел, что место обитания опять придется менять: слишком много охотников на мою ловкаческую душу, да и после боя этаких великанов от него вряд ли останется больше горстки щебня.

Нам повезло: какой-то старикан на телеге решил срезать путь, проехав мимо моего дома, и я, не зная, как объяснить свою наглость, просто скинул деда с козел. Возможно, потом я буду мучиться угрызениями совести, но не сейчас: когда смерть подбирается слишком близко, думаешь только о себе, в лучшем случае о горстке людей, которых зовешь друзьями.

Я уселся на козлы и, дождавшись, когда тролль с огром наконец заберутся в телегу, стегнул лошадей плеткой. Те протестующе заржали, но ослушаться не решились и, под ругань сидящего в луже старика, рванули с места, увлекая за собой воз.

Морлока в 3реге явно не ждали. Впрочем, и гнать не стали — приехал и приехал, что с того? Одним больше, одним меньше — какая разница?

Сначала даже внимания не обращали. Да он особенно и не набивался: ходил себе, все высматривал что-то.

Но когда морлок неожиданно заявился в «Ржавый гвоздь», просить аудиенции у короля, его мягко остановили стоящие у входа в комнату Штифа стражники. В ответ на просьбу холвильского головастика лицейские сочувствующе покивали и дружно отправили визитера в 3авулон, троллеи пасти.

«Глупцы! — думал Мастак, быстро шагая по главной улице 3рега, то и дело потирая ушибленный зад. — Вы еще пожалеете, что не выслушали меня… когда придет он… — Морлок поежился и опасливо огляделся по сторонам: не нагрянул ли уже? — Смерть вас всех ждет!»

Но несмотря на злость, отвоевавшую себе добрую половину разума, Мастак был удивлен. Ошарашен.

Голем должен выполнить задание. Так почему его все еще нет в 3реге?

Отринув в сторону версии о выпивке и бабах, морлок досадливо сморщился: как же глупо все получилось! Нашел, починил его — украли либо (о чем можно было догадаться по огромным следам в доме — да, да, железный монстр смог оставить вмятины даже в досках пола!) сам сбежал. Поехал сообщить королю о возможной опасности — гонят.

«Ох уж эти мне люди! — качал головой Мастак. — Дождутся, когда беда постучится в дом, а потом начинают бить тревогу. Неужели этим остолопам в таверне не ясно: раз морлок выполз из Холвиля и забрался так далеко, значит, дело дрянь? Эх, люди, люди…»

К Мастаку подбежал невысокий парень с черной повязкой на глазу:

— Время есть? — прохрипел он, тяжело дыша.

— Восемь, — ответил морлок, выудив из кармана часы. Красивые, с серебряными узорами.

— Давай сюда. — Одноглазый выхватил часы из рук опешившего Мастака и был таков.

«Вот зараза! — скрипнул зубами морлок. В этом треклятом 3реге могут вмиг обобрать до нитки! Даже часы забирают, тупицы!»

Решив не играть лишний раз со старухой-судьбой, Мастак нырнул в ближайшую корчму со звучным названием «Бараний рог»: следовало снять комнату на пару ночей, чтобы дождаться заплутавшего в дороге голема. В 3рег он должен был прибыть еще два дня тому, однако его все не наблюдалось, иначе уж морлок бы заметил!

Впрочем, на Перекрестке кровавый след обрывался, а широкий тракт делился на две столь же широкие дороги, одна из которых вела в Зрег, а другая — в Тчар. Морлок долго думал: куда же пойти, и в конце концов выбрал Мятежный: по слухам, которыми весь Орагар полнился, в Зреге произошли большие перемены: король вновь вернул власть в руки короны, мэра бывшего на плаху отправили, опять же… Впрочем, на людские междоусобицы Мастаку, как всякому уважающему себя морлоку, было глубоко наплевать; главное, чтобы Штифа-менялу (как его за закон о равноправии прозвали) никто не сместил, а там хоть трава не расти!

В общем, морлок, чрезвычайно раздосадованный случившимся в «Гвозде», решил, что лучшего занятия, чем здоровый сон, нынче не найти. Заплатив подозрительному корчмарю, Мастак на полусогнутых поплелся в комнату, попутно ковыряя «бородатым» ключом в зубах. Едва оказавшись внутри, холвилец рухнул на кушетку и моментом заснул.

Снилась ему родная мастерская, где он вновь собирал побитого временем голема, но во сне искусственный человек почему-то не спешил удирать по своим дюже важным кровавым делам, с невероятным рвением принявшись за окучивание хозяйской делянки. Жалко только, что все растущие на ней томаты изошли на удобрения: глупый механизм, не знающий, что с ними делать, просто затаптывал помидоры в землю.

— Ваше Величество! Да очнитесь вы наконец! — жужжало под самым ухом в который уже раз.

Штиф, не долго думая, влепил проклятой пчеле кулаком, и та, не слишком лестно помянув Валгаллу и всех ее обитателей, отлетела куда-то в дальний угол комнаты.

Правитель Орагара сладко зевнул, предвкушая возвращение поистине королевского сна, однако тот неожиданно заупрямился и отступил. Штиф тихо ругнулся и, собравшись с силами, открыл глаза.

Возвращение в обычный мир, красочный и по-своему прекрасный, прошло для короля довольно безболезненно: лишь пару мгновений перед глазами расплывались круги света да общая картинка чуть подрагивала, однако это быстро прошло. В горле стоял ком, а во рту словно суховеи погуляли: Штиф бы отдал полкоролевства за стакан холодной воды.

— Эк вы меня, Ваше Величество!.. — плачущим голосом сообщил держащийся за щеку Кедрик. А если бы?..

— Отстань! Без тебя тошно, — скривился король и почесал в затылке. Изображение перед глазами снова дернулось. — Где я вчера был? Что делал? Почему не помню?

— Может, оно и к лучшему? — осторожно предположил Кедрик, разом забыв про ушибленную щеку. Перебирая любимые четки, он с мольбою смотрел на Штифа.

— Рассказывай давай, что вчера было! — Король не очень любил подобные возражения со стороны слуг. И еще меньше он любил пребывать в состоянии полного неведенья о чем-либо.

Кедрик это прекрасно знал. И потому, чуть помедлив, начал рассказ.

Штиф с невозмутимым лицом слушал. Он чуть поморщился, когда советник упомянул о зажигательном танце на столе, который король исполнил после опустошения двух бутылок не самого худого вина. Криво усмехнулся, узнав, что полночи развлекался в постели с двумя портовыми шлюшками. Побледнел после упоминания заблеванных («Да простит меня Паладин за таковые откровения» — тут же перекрестился Кедрик) простыни с одеждой. И облегченно вздохнул, когда священник закончил.

— Это все? — осведомился король с надеждой.

— Да… мой король, — выдохнул пораженный советник: по его мнению, прегрешении его правителя хватило бы на десяток-другой самых отъявленных противников истинной веры.

— Слава Силе, я хоть до Паладина не добрался с непочтительными речами! — облегченно и несколько напыщенно сказал король.

Кедрик аж четки выронил. В глазах его застыла немая просьба: «Не надо, мой король, не заставляйте меня рассказывать все!». Штиф вздохнул, смиренно кивнул: он уже понял, что пьяными плясками, продажными девками и испорченным гардеробом да простыней список его ночных похождений вовсе не ограничился.

— Не беспокойтесь, Ваше Величество, — успокоил короля священник. — Я уже помолился за вас Паладину, чтобы он простил вам ваши прегрешенья!

Штиф рассеяно кивнул.

— Кедрик, скажи, — сказал он тихо. — Кто-нибудь еще видел это?

— Нет, мой король, — уверил его советник. — Ну… разве что Магистр, стражники, трактирщик, те две… девушки, из порта, да еще горожане, которые встречались нам по дороге. Впрочем, трактирщик не расскажет никому: я ему золотой дал.

— А… девушкам тем? — Король нервно сглотнул: настолько список Кедрика оказался внушителен. — Дал чего?

— Вы им и так много дали, — жестко сказал советник. — Да и кто их слушать будет? А если и будет, поверят ли?

Штиф устало вздохнул: коронованным особам вечно приходится трястись над репутацией. Сила упаси, если угораздит упиться в хлам на глазах у цвета общества. Еще хуже, если это общество окажется трезвее стеклышка.

Впрочем, никаких великосветских особ на вчерашнем ужине не наблюдалось (если, конечно, не считать таковой Магистра — ну да кто мага вообще за человека держит?). Так что вроде бы опасаться нечего, хотя и есть в груди небольшой холодок…

— Где Хромой? — Король подошел к окну. Город уже просыпался. Всевозможный люд высыпал на улицу, казалось, всем скопом, и улочки с высоты второго этажа «Гвоздя» напоминали муравейник, готовящийся к зимовке. Действительно: ноябрь — не август, холода не за горами. Вот горожане и снуют повсюду, выискивая, где подешевле купить припасов на зиму.

То, что в 3реге поменялась власть — не повод, чтобы забывать о приближающихся морозах.

— Хромой? — Кедрика, казалось, удивил вопрос правителя. — Он покинул город.

— И куда же он поехал? — Сказать, что Штифа не затронула весть о скором отъезде наймита — значит, нагло соврать. Да что таиться — он был поражен: жена с сыновьями сидят в подвале хорошо охраняемой усадьбы, что в окрестностях 3рега, а их спаситель, герой, воин бросает все и…

В окрестностях 3рега…

— Давно он уехал? — Пораженный внезапной догадкой, Штиф резко повернулся к советнику.

— Да часа два тому. — Кедрик протянул королю сложенный вчетверо листок бумаги. — Вот, просил передать.

Король без разговоров выхватил записку из рук священника. Бумага была самой дешевой: шероховатая, легко рвущаяся. Текст записки нацарапан криво, спешно: видимо, Хромой писал ее впопыхах. Внизу красовалась большущая клякса.

Король пробежал по тексту записки глазами.

Советник молча перебирал четки.

Внезапно его господин дико взвыл, и скомканное послание отлетело в угол:

— Проклятье, Кедрик! Чтоб на его костях вся Валгалла плясала!

— В чем дело, Ваше Величество? — советник испуганно побледнел, но король уже был у двери. Миг — его и след простыл.

Ушлый Кедрик, выждав для верности минуту, наклонился за скомканным листком. Поднял, с улыбкой прочел:

«Когда ты чужд своим, я знаю, ты — чужак,

Когда свои чужды, ты — волк среди собак,

Когда решил купить, я понял, ты — дурак,

Когда я их спасу, все кончено, му…»

— дальше стояла жирная клякса.

— Какой же глупый король нам достался… — покачал головой Кедрик, сунув записку в карман.

Телега мчалась со скоростью хорошо натренированного волколака, однако я все равно продолжал гнать коне и уже второй день подряд, не щадя плетки.

Тролль с огром, ничего о случившемся в моем доме не помнившие, не понимали, к чему такая спешка. Степняк все пытался выведать, куда делся Шмыг, но я отговаривался обещаниями рассказать все позже. Есть приходилось прямо в телеге, а значит — только холодную пищу, засыпать — под уже порядком надоевший стук колес. Я и вовсе не спал, все еще не в силах забыть Безликого, и потому все предложения Рохана смениться отметал быстро, без задержки.

А меня все гнал страх.

Никогда раньше я не смотрел смерти в глаза. Она представлялась мне ветхой старухой с косой или, на крайний случаи, пышногрудой валькирией, уносящей души погибших в Валгаллу. На деле все оказалось не так романтично: смерть специально для меня приняла облик безликого воина, быстрого, ловкого и непобедимого. Ничего более страшного я в жизни не видел, а если бы и удалось хоть одним глазком на такое чудо поглядеть, так рассказать бы не смог. Потому что бежать от страха мыслимо, а вот описать его — практически невозможно. А уж сбежать… Я с уверенностью списал все на волшебные свойства статуэтки, однако сделал это только для успокоения: веры в легенды и волшебство древних артефактов у меня не прибавилось.

Минула вторая ночь.

Телега, похоже, всерьез решила развалиться прямо на ходу: один из четверки коней уже лег с пеной у рта, далеко позади. Оставшиеся три мерина с хрипом отфыркивались и изо всех сил перебирали копытами, рискуя в скором времени повторить судьбу собрата. А я все гнал. И начхать, что под глазами огромные мешки, что глаза в красных прожилках и что спина не разгибается. Главное — успеть поскорей, не опоздать.

Я успел. Ровно в полдень телега влетела в открытые ворота. Огр на ходу бросил стражникам грамоту Булина, и мы, не замедляя ход…

— Остановите телегу!

Я послушно натянул поводья и смахнул со лба пот. Кони, не веря своему счастью, безумно косились по сторонам и жадно хватали ртом воздух: бешеная скачка утомила их сверх меры.

— В чем дело, сержант? — поинтересовался огр: грамота его, пусть и разбирается — решил я, молча наблюдая за разворачивающимся действом.

— Дело в том, огр, — кто бы мог подумать, что в столь короткое название расы можно вложить столько презрения, — что грамота у вас за печатью Булина.

— И что?

— А то! Мэр в тюрьме. Он объявлен вне закона. А это значит, что вам там тоже заготовлен уголок! — Стражники за его спиной потянулись к торчащим из ножен рукояткам мечей.

— Постой-ка, сержант. — Я спрыгнул на землю и подошел к воину. — Зачем нам ругаться? Мы не имеем к бывшему мэру никакого отношения. Когда мой друг, — жест рукой в сторону Палаша, — брал грамоту у местного мэра, он не знал, что у того рыльце в пушку!

— Это не ко мне вопросы, — равнодушно бросил лицейский. — Мое дело маленькое: вас в тюрьму отвести. Так что либо едем в Лицей, либо…

— Понял. — Я тут же выудил из-за пазухи увесистый кошель (срезал еще в Тчаре, когда домой ко мне шли) и протянул его сержанту:

— Тут тридцать серебром.

— Другой разговор. — Мешочек с монетами скрылся в складках сержантской одежды. — Добро пожаловать в 3рег! А грамоту… выкиньте где-нибудь или лучше сожгите. Иначе будут большие проблемы…

— Хорошо, — я облегченно кивнул. — Ну, мы поехали?

— Езжайте. — Лицейский сержант потерял к нам всякий интерес. Все его внимание было занято подъезжающим к городу рыцарем; расчетливый страж уже подсчитывал в уме, сколько можно поиметь с этой горы высокопробного железа.

Кони жалобно заржали, но ослушаться не решились, и телега поехала дальше, то и дело подпрыгивая на ухабистой мостовой.

Таверна «Бараний рог» оказалась небольшим двухэтажным зданием с красной черепицей на крыше, словно домик злой волшебницы в сказке. Я невольно подивился, как это хозяину удается держать свое заведение в таком опрятном виде, когда вокруг царят разруха и хаос. Король обвиняет мэра в измене, солдаты под шумок грабят ни в чем не повинных горожан, судьба всего 3рега висит на волоске, а в трактире до сих пор словно конь не валялся: чисто, помыто, вылизано…

По случаю полудня таверна пустовала. За стойкой хлопотал корчмарь, то и дело поглядывая в окно — нет ли новых клиентов? Руки его работали сами по себе, вдали от разума: одна брала кружку, другая машинально протирала ее тряпкой. Неизвестно, сколько хозяин «Рога» уже стоял так и еще простоял бы, однако, на мой вежливый кашель он таки решил обернуться и со скучающим видом оглядеть нас с ног до головы.

— Чего заказывать будете? — вяло двигая губами, спросил он.

— Три пива, хлеба и рыбы, — подумав, решил я.

— Это все?

— Да, пожалуй, — кивнул я устало.

Корчмарь скрылся в кухне. Мы же расположились за столиком в углу. Точнее, располагались мы достаточно долго: тролль и огр все никак не могли определиться, кто куда сядет. В конце концов Рохан сел против меня на лавку, а Палаш — на табуретку, спиною к двери.

Молчание.

Никто не решался начать разговор. Да и говорить-то, в принципе, было не о чем. Корчмарь принес заказ, получил положенное серебро и удалился на прежнее место за стойкой, намереваясь, похоже, протереть в каждой кружке по дырке. Мы же продолжали молчать. Рохан запивал горячий свежий хлеб чуть кислым пивом. Огр жевал рыбу. Я же к пиву еще не притрагивался: мой взгляд был прикован к входной двери, через которую с минуту на минуту должен был войти Фетиш.

Однако Разгильдяй задерживался. Или рано еще? Бросив быстрый взгляд на часы, я разочарованно вздохнул: только час дня.

Прошло полчаса. Огр с Роханом давно покончили с едой и пивом, моя же кружка опустела всего наполовину.

— Что ж. — Голос Палаша резанул по ушам, словно хороший меч. — Думаю, мне пора. Нужно срочно доложить мастеру, иначе гонорара не видать как своих ушей.

Я рассеяно кивнул. Хочет идти — пусть уходит. Главное, до 3рега довез — и ладно. Никаких обещаний и тем паче клятв о вечной дружбе давать ему я не собираюсь: с Гильдией Убийц вообще лучше дел не иметь, а если и случилось пересечься где-то — немедля расстаться с ними, когда все совместное будет закончено.

Огр резко встал, постоял, переминаясь с ноги на ногу, словно ожидая чего-то. Потом развернулся и быстрым шагом — невероятно стремительным для такой туши — преодолел отделяющее от двери расстояние. Скрип петель — и вот в «Бараньем роге» на одного человека меньше.

И снова — томительное ожидание, молчание, тишина, способная изжечь все нервы.

Ровно в три часа морлок распахнул свои большущие лягушачьи глаза и уставился в потолок, силясь поднять его выше.

Однако волшебником он так и не стал, да и в роду никто вроде магом не был. Так что фокус с потолком не удался. Благо, что на голову не рухнул!

Просто смотреть в него не было никакого смысла: потолок — не балаган, развлечений там поменьше, поэтому Мастак тут же потерял интерес к его разглядыванию и приступил к решению более сложной задачи — поднятию заспанного тела с кровати.

Умывшись водой из стоящей на тумбочке плошки, морлок наспех прилизал редкие пряди волос и поспешил вниз. Мастер сборки и разборки самых странных приборов, он очень волновался, как бы его нерадивый «сынишка-голем» не посетил Зрег именно сегодня. А если и посетил — то не додумался нагрянуть в «Ржавый гвоздь», к королю в комнату. Хотя отчего бы не нагрянул? Там-то и есть его цель!

Впрочем, королевская гвардия и Лицей — не самые плохие защитники власти. Пусть и любой стражник за толстый кошель продаст родную маму, а королевская гвардия по сей день пьянствует в самых разных зрегских кабаках.

Зал «Poгa» пустовал. Кроме тролля и человека, мирно потягивающих пиво за столиком в углу, и, конечно, корчмаря, по привычке вытирающего кружки, — ни души. Мастак заказал себе светлого пива и, подумав немного, подошел к скучающей парочке.

— Свободно? — В полупустой таверне этот вопрос звучал до смешного глупо. Тем не менее, возражать ему почему-то не стали.

— Да, — ответил человек безразлично.

Морлок поставил кружку с пивом на стол и, отодвинув стул, сел.

Вновь молчание.

— А вы откуда? — спросил морлок, надеясь разговорить соседей по столику. Обычно необщительный, он почему-то испытывал невероятную потребность в беседе. Причем — именно с этим человеком.

— Оттуда. — Вот и весь ответ. Видно, разговор с зеленобородым механиком человеку не претил. Хотя Мастак готов был биться об заклад, что дело тут не в роде-племени и даже не в роже-темени, а в том, что его угораздило появиться не в том месте и не в тот час. Впрочем, так просто отступать морлок не собирался.

— Оттуда — понятие широкое. Нельзя ль узнать, откуда именно?

— Из Тчара мы, — нехотя ответил человек. Похоже, досужий морлок ему уже порядком надоел.

— Это на севере, да? — обрадовался Мастак. А чего сюда приехали?

— Неужто ты думаешь, что мастер Гриф будет рассказывать тебе о задании Гильдии… — Человек вовремя ткнул тролля в бок локтем.

— Гильдия кого? Воинов? — догадался Мастак. — Неужто я столкнулся с членом прославленной Гильдии?

— Да, морлок, — сквозь зубы ответил этот неразговорчивый, Гриф. — Из нее самой. Это все, что ты хотел узнать?

— Нет. У меня как раз есть заказ для вас, мастер наемник!

Человек и тролль переглянулись.

Ничто не мешало мне отказаться даже выслушивать бред этой возмужавшей лягушки. В любой Гильдии любой ее член, неважно, какими привилегиями обладающий, может отказаться от заказа, даже не узнав, в чем он состоит. Но я ведь не любой член. Пусть и к Гильдии Воинов не имеющий отношения вовсе.

— Что за заказ?

— Я не хотел бы попусту болтать о нем. Скажите сначала, возьметесь или нет?

— Я не могу брать кота в мешке, морлок!

Он закусил нижнюю губу. Наверное, вкусно, если закусывает ее уже в пятый раз за разговор.

— Ну, так что? — поторопил его я.

— Ладно. Вам я расскажу, — сдался морлок.

И поведал мне историю о големе.

Сначала я откровенно зевал: лягуха зачем-то стала рассказывать мне в подробностях о починке. Потом чуть оживился, когда речь зашла о кровавом следе, ведущем к Перекрестку. Едва морлок закончил, я задал ему волновавший меня с самого начала рассказа вопрос:

— Как выглядит голем?

— Ну, высокий… Железный, опять же. Да, и еще — лица у него нет. Только что-то вроде маски с одними глазами.

Теперь уже я закусил губу. Метил пальцем в небо — и попал. Это было столь же невероятно, сколь и вся история с големами и статуэтками.

— Так вы принимаете заказ? — с надеждой глядя в глаза Грифу, спросил морлок.

— Я… нет. — Спасибо Одину, уберег от безумного «да», секундой ранее готового сорваться с языка. — Это задание — не для меня. Я — простои воин, а не герой легенд. А тебе могут помочь только пара троллеи, с десяток орков и королевская гвардия в придачу! — Я натянуто улыбнулся, стараясь, чтобы даже самый глупый гремлин по моему лицу смог прочесть: «Если ты больной, то на меня не рассчитывай!».

Наверное, этот морлок не был самым глупым.

Он бессильно вздохнул. Подумал, видно, что я ему просто не поверил. Ну, может, так оно и лучше!

— Не хотите принимать заказ — дело ваше, сказал морлок холодно. — Не верите — вам же хуже. Дам лишь совет: по кидайте город как можно скорее. Иначе… — он виновато пожал плечами: мол, не говорите потом, что не предупреждал.

Я усмехнулся:

— Нет проблем. Закончу с делами и — куда глаза глядят!

Морлок смерил меня сочувствующим взглядом и, хмыкнув на прощанье, поплелся к стойке. А я, подперев голову рукой, сумрачно уставился на часы.

Да, ситуация выдалась патовая: я сижу под самым носом у короля и его гвардии, Фетиша, затащившего меня в эту авантюру, рядом не видно, а тут еще помешанный на машинах морлок со своим безликим големом!.. Легче просто повиснуть в постепенно затягивающейся петле, чем пытаться освободиться из ее плена!

Но разве Ловкачи ищут легких путей?..

Часы пробили в пятый раз.

Мы с троллем пили уже по четвертой кружке, морлок все допивал первую, то и дело косясь на наш столик. За прошедшие два часа были уничтожены половина съестных запасов «Рога», пивная кружка (пустая) и стулья в количестве двух. Правда, мебель сломал не в меру упитанный дремофор, каким-то образом оказавшийся так далеко от родного леса, а я лишь попытался угомонить его, разозленного, но промахнулся, и стеклянная посудина в бессилии разбилась о стенку. Испугавшись нашего гнева, дремофор рванул к двери. Однако без синяков он не ушел: на пороге его догнал второй стул, не в меру более ловко пущенный Роханом.

Лесной, что-то проворчав себе под нос, покосился на меткого тролля. Тот помахал ему рукой, и дремофор, проклиная его уже про себя, вышел прочь.

Дверь со скрипом отворилась. Серое, словно небо перед дождем, лицо мое заметно оживилось, и я замер, подобно охотничьему псу, почуявшему запах дичи.

В «Рог» вошел Фетиш.

Я, едва сдерживаясь, неспешно поднялся и медленно, короткими шажками, подошел к Разгильдяю.

— Славного улова, мастер Фетиш! — Я чинно склонил голову.

— Славного, — подтвердил он. Рука в кожаной перчатке указала на столик посреди зала: — Присаживайся, малыш.

Я криво улыбнулся: «малыш» раздражал меня еще больше, чем достославный «Вертихвост». Впрочем, возражать Разгильдяю — занятие весьма неблагодарное и ему вряд ли могущее понравиться. Поэтому перечить я не стал и молча сел на один из стульев, со скучающим видом изучая оконные шторки.

Мастер вернулся через минуту, с двумя кружками пива и миской сухарей на подносе. К слову, не жаловал я этот сушеный хлеб, но выбирать не приходилось.

— Угощайся, — предложил он мне, сам усаживаясь напротив.

Я порывистым движением ухватил горсть и отправил ее в рот. Запил пивом. Снова напрягся, вперив взгляд в Фетиша.

Глава Гильдии ухмыльнулся уголками рта:

— Ба! Да ты никак нервничаешь, Грифа?

Я скрипнул зубами, но смолчал.

— Неужто ты думаешь, что старый Разгильдяй перенес встречу просто, из-за личной прихоти?

В зал вошли, громко гогоча, двое лицейских. Подойдя к стойке, они подозвали корчмаря и заказали по кружке темного.

Я дернулся было, но Фетиш остановил меня:

— Не паникуй, мой мальчик! Что с того, что двое патрульных решили пропустить по кружке пива перед сменой? Уверяю, они совсем не помешают нашей беседе!

Разгильдяй говорил сладко, ласково, убеждающее. Речь его, словно дым пяточки, заволакивала сознание, заставляя слушать, слушать…

— Ты ведь привез статуэтку Локи? Вижу-вижу — привез! Дай ее мне.

— Но…

— Что «НО»? — в голосе Фетиша появились стальные нотки. — Неужто ты спрятал ее? А?

— Конечно, нет — от кого ее прятать?

— Тогда почему ты до сих пор не достал ее?

«Это ловушка!» — мелькнуло в голове. Мне показалось, что я узнаю голос Локи. Рука, уже нырнувшая в сумку за бесценным артефактом, остановилась.

«А если я не отдам тебя?»

— Ну?! — нетерпеливо воскликнул Фетиш.

«Он заберет».

«Но…».

«Да, верь».

— Я передумал, мастер. — Бэг плюхнулся на землю. — Я решил оставить ее себе.

— Что?! Да как ты смеешь?.. Ты даже не мастер — Ловкач! Щенок!

— Я свое слово сказал. — Мне оставалось только с безразличным видом откинуться на спинку стула и лениво зевнуть.

Пощечина.

Этого я не ожидал, может, потому и грохнулся на пол. Уже лежа на досках, я попытался встать, чтобы как следует дать Фетишу по морде, однако в грудь уперся меч.

— Лучше лежи, вор! — Я покосился на обладателя меча: это был лицейский, один из тех двух.

— Я не вор!

— Это мы посмотрим потом… — Меч коснулся груди.

Я решил не играть с нервами лицейского и замер.

Второй страж тем временем вовсю потрошил его бэг. Наконец он вытащил из мешка статуэтку и протянул ее Фетишу:

— Это ваше, господин?

— Да-да, конечно. — Разгильдяй поспешно выхватил артефакт из рук лицейского и сунул во внутренний карман жилетки. — Я могу идти?

— Да! Спасибо за содействие Лицею! — небрежно бросил первый страж, не убирая меча от моей груди. — Без вас бы этого убийцу вряд ли бы остановили!

— Убийцу? — спросил я удивленно.

— Заткнись! — рявкнул второй стражник.- Повели его в Лицей!

Первый одобрительно кивнул. Его напарник пнул мой бэг в сторону, наклонился надо мной, чтобы связать руки.

— За что? — тихо спросил его я.

— За серебро, щенок, за серебро! — злобно прошипел он. — Вставай давай, в камеру пора! Ты как раз кстати приехал: праздник завтра у нас, люди соберутся. Король одной казнью хотел одарить, а тут за день еще двоих государственных преступников изловили — тебя да какого-то наймита…

Я уже не слушал его. В голове с настойчивостью того барана билась о стенки сознания мысль о статуэтке: сработает или нет?

Один, да неужто я стал верить в чудеса? Никогда доселе не думал, что мое спасение окажется заключенным в золотом идоле. Но лучше пусть будет хоть такая надежда, чем головой в петлю!

«Рог» остался позади. Как и Рохан с этим… морлоком. Я ни секунду не сомневался, что тролль позаботится о брошенном бэге, соберет все обратно, и город покинет не раньше моей смерти. Только вот не лез бы он меня освобождать из Лицея, а то не слишком я уверен, что мой план спасенья рассчитан на двоих.

Хотя какой там план? Так, сумбурные мысли, которые более разумные сестры выплюнули на поверхность сознания. Впрочем, я предпочту иметь хоть какой-то шанс. Без него ведь недолго и с ума сойти в компании заключенных зрегского Лицея, вроде грязных убийц, наравне с которыми мне будут рубить голову завтра.

Глава 3. Все наружу, или Трудно быть богом

Хромого успели остановить. Правда, ценою жизней пяти прекрасно натренированных (и практически единственных среди «не празднующих победу») гвардейцев, да еще и у самого входа в темницу.

Король сам едва не получил на пряники от paссвирепевшего наемника, однако воины грудью встали на защиту правителя, и Хромому пришлось умерить свой пыл (или, по крайней мере, переключиться на храбрых защитников).

Теперь Штиф сидел у себя в комнате, на незастланной кровати, и тупо смотрел в пол. Ему было о чем подумать, этому юному королю на поле чужих игр…

Пленение Хромого хоть и далось нелегко, но того стоило: жителям города на праздник будет уготована не одна, а целых две смерти.

Реакция наймитов на арест командира оказалась неожиданной: точнее — ее не оказалось вовсе. Сильно никто не бесновался, однако парочку гвардейцам пришлось тоже отволочь в Лицей, а еще одного по-моему, не из Гильдии, Штиф точно не помнил Кедрик настоял казнить вместе с Булиным и Хромым. Остальные же вели себя более-менее спокойно. Словно это не их собратьев по Гильдии в камеры заперли, а командира так и вовсе обезглавить хотят.

Командование над наемниками взял достаточно поднаторевший в боях Кнур, давний телохранитель Хромого. Члены Гильдии, выбрав нового вожака, разбрелись кто куда и больше в полном составе не собирались. На вопрос посланного королем гонца, когда воины собираются покинуть город, Кнур спокойно ответил, что Гильдия покинет Мятежный сразу после праздников.

Казалось бы — вот она, победа! И 3рег отвоевал, и от угрозы войны с наймитами избавился. Ан нет, не совсем он, Штиф, глупый. Дураку понятно — задумали что-то. Он скрипел зубами, но приказать им убираться, не разделив со всеми победу на празднике (пусть им, наймитам, и дела нет до нее) — тоже нельзя: взбунтуются как пить дать.

До праздника оставался всего один день, точнее, ночь. Кедрик уже неделю изнемогал от нетерпения, видимо, мечтая полюбоваться, как топор палача избавит Орагар от двух… точнее, трех самых злостных нарушителей закона.

До самой полуночи король ворочался, пытаясь заснуть, изредка подымался, бежал к окну, долго смотрел в него, опять ложился… Ну, почему, почему все так сложно? Почему он, хрупкий неопытный юноша, должен тащить на своих плечах все королевство? Почему он не знает, никак не может знать… какую мантию одеть на казнь?!

В камере было сыро. Воздух — словно прокисший. Не дворец, это ясно. Но не в общественный отстойник же нас посадили!.

Руку бы дал на отсечение, что в камере был еще кто-то. Однако проверить свои загадки не решался: мало ли что? А вдруг там маньяк какой?

Наконец невидимый сокамерник решил развеять мои сомнения: в углу послышалось шуршание, щелкнуло огниво — задымилась трубка, и сладкий, пьянящий аромат забугрского табака поплыл по камере, отчаянно сопротивляясь затхлости.

Я дернулся было, однако удержал себя на месте: неизвестного в темноте камеры все так же не разглядеть, а табачком он явно не поделится — плевать ему, что я не курил трубку с самой Степи!

— Ты откуда? — внезапно спросил человек. Голос у него был чуть хриплый, грубый и в то же время невероятно приятный.

— А?.. — растерялся я. — Из Тчара.

— Далеко ж тебя занесло, — усмехнулся сокамерник. — Хотя у Лицея руки длинные, а Штиф так и вовсе себе пятку может почесать, не нагибаясь… 3вать-то тебя как?

— Гриф я.

— Гриф? — помедлив, переспросил хриплый.

— Ну да. — Я порядком струхнул: если сокамерник окажется одним из бывших приятелей, по моей «вине» загремевшим в тюрягу пару лет назад, о казни можно забыть: меня выпотрошат прямо здесь.

— Ты случаем у Гронкяйра не гостевал?

— Было дело, — с облегчением выдохнул я. — А что?

— А то, что нет больше сэра тролля, — человек печально вздохнул. — Следом за Выселками убили его, спящего, пробравшись в покои.

Я раскрыл рот: мои друзья гибли столь же быстро, сколь мало мне доводилось говорить с ними по душам, а я все никак не мог удержать их, помочь, так как нелепое задание сковало честолюбивого Грифа-Ловкача по рукам и ногам!

Из-за глупого усердия, никому, кроме Фетиша, не нужного, погибли 3емлерой и Ламер, кобольд и Шмыг. Беднягу-гнома наверняка уже порядком поклевали вороны, Гронкяйр лежит под землей, Свэн — под камнем, а Шмыга, так и вовсе, наверное, разорвал в клочья Безликий. Может, завтрашняя казнь — кара Тюра, решившего наказать меня за проступки?

Нет, конечно же, нет! Вряд ли богам есть дело до проступков какого-то никому не известного Ловкача!

— Удивлен? — невесело усмехнулся человек. В темноте не было видно его глаз, но я почему-то подумал, что они полнятся болью и скорбью. — Я тоже весьма удивился. Знаешь, отвратное чувство — терять старого друга, который всегда помогал тебе, поддерживал, а ты не смог протянуть ему руку помощи в нужный момент и оп! — его уже нет среди живых.

Я знал. Перед глазами мелькнули пустые очи кобольда, и я зажмурился, не в силах выдержать потока воспоминании.

— Веришь, я не боюсь смерти, — неожиданно сказал сокамерник. — Я могу принять ее спокойно, без эмоций, которых так ждет толпа. Вернее, смог бы, если б не знал, как тяжко придется Айрэн, Трилу и Варби…

— Это тоже твои друзья? — поинтересовался я.

— Нет. Это жена и дети. Что с ними будет? Что эти твари, люди, сделают с ними?

Я вздрогнул. Твари…

— Но ты ведь тоже человек? Или нет?

— Надеюсь, что да, — трубка погасла, послышался стук — выбил — сунул за пазуху. — Ты пойми ведь, Гриф: есть люди, а есть человеки. Человеков, как бы смешно не звучало это названье, мало, они тонут в толпе людей, становятся лишь их частицей, растворяются, подобно соли в воде. Только вот вода чиста, а люди — далеко нет.

— Может быть, — тихо сказал я. — Но кто может похвастаться…

— …что не стал частью толпы? Никто. Удивлен? Я уже говорил: человеков мало. Рано или поздно каждому приходится сделать выбор: влиться в толпу или нет? Я знавал многих, которые говорили: «Нет!», но, к сожалению или к счастью для них, все они давным-давно мертвы. Конечно, можно постараться вырваться из толпы, попытаться стать человеком. Но где я оказался после того, как это сделал? С тобой, в камере. А завтра — плаха, топор палача… Да и тебя это ждет! Но тебя-то за что?

— За компанию, — невесело хмыкнул я. — Ничего я не делал. Подкинули кошель, обозвали вором и убийцей да сюда, до завтра.

— Как низко пал Лицей… — задумчиво сказал сокамерник. — Кстати, я Хромой.

— Да тут не только хромым сделаешься — завтра и вовсе голову срубят! — пожал плечами я. Хромота моего нового знакомого меня совсем не интересовала.

— Имя у меня такое — Хромой. Чего, совсем не слышал? — насмешливо поинтересовался он.

Хромой… Хромой…

— Уж не из Гильдии ли Воинов?

— Из нее, родимой. Глава, бывший.

— А за что тебя сюда? Ну, кроме того, что от толпы отделиться хотел?

— За измену — хотел жену с сыновьями из плена освободить. Повязали гвардейцы, даром что пятерых из них поубивал. Хоть они и хиленькие, конечно, но количеством грамотно берут.

— Кто ж их в плен взял, жену с сыном? Не те ли умники, что Выселки сожгли?

— Угу. А главный средь них умник — Штиф. Сопляк, задумал поиграть со мной в игру! Чувствую, доиграется скоро: голову положит молодым.

— Зачем же он в плен их брал? Для утех?

— Я те дам — «для утех»! Я б его тогда убил бы на месте, плевать, что самого бы порезали знатно! А зачем на самом деле — говорить бы не стал, но все одно завтра обоим на эшафот… Использовал он меня: угрожал Айрэн солдатам отдать, а Трила и Барби — при людно на костре спалить, прям как бароны в своих землях — колдунов да ведьм. И все ради чего? Чтоб я армию его на штурм 3рега повел и наемников клал почем зря на этих же стенах! Обещал, змея, в случае победы вернуть их обоих и золотом полновесным наградить. Но вот вчера лишку хватил, наглеть начал… а с утра да и прознал, гад, что я сам уже за семьей своей отправился. Мне, правда, и самому вино хороших дало… Бот я и взял парочку наемников покрепче да поехал в это поместье — в героя играть. Ну, там и сброду было, в том подземелье: насильники, маньяки, воры, грабители, мародеры… А до этого ведь еще и заслон пришлось прорывать, из стражи-то, тот особняк охранявшей. Но их там всего с пяток было, и то — один спал, а четверо в карты рубились. Раскидали мы их быстро и в подвал спустились. Искали минут десять, где именно король их посадил, нашли только по Стеловым всхлипам. И вот тут, только мы замок открыть собрались, на нас поперли сверху гвардейцы. Было их два десятка, и мы втроем держались недолго: Деверь пал первым, Стуку перерубили ноги, а меня взяли целым и невредимым, чтоб, наверное, завтра повеселиться. Давеча, кстати, Кедрик приходил, что короля просто обожает, долго пялился: мол, получил, изменник, по заслугам!

Никогда раньше Гриф не задумывался о сущности человеческой души. Никогда раньше и не помышлял о том, что могут предать. Король — даже этот, казалось бы, пример для всех орагарцев — использует для победы любые низкие способы. Что уж говорить о других, если даже правитель у нас такой? По мне, так в таком мире нечего делать людям, сохранившим понятия о вере, чести и совести.

— Зря ты так, Хромой! — неожиданно для самого себя сказал я. В голове творился полный кавардак, и слова текли сами, не успев толком оформиться в предложения. — Есть еще в мире место чести и долгу. Я сам в этом убедился. Мой друг кобольд погиб, помогая мне в сражении с пауками Андервола — драйдерами. Я не заставлял его вступать в эту битву, но он не думал ни о чем, кроме нашей дружбы, и желал во что бы то ни стало спасти жизнь мне. Мой друг-гном вел меня по тоннелям, спасая от дроу, и не задумывался о том, чтобы попросить дополнительную плату за помощь, потому что долг для него был превыше всех богатств мира. Мой друг-гоблин погиб, потому что шел за мной по приказу предводителя Орды. Не думаю, что он проклял меня или того орка перед смертью. Наш общий знакомый тролль давал приют уставшим в странствиях путешественникам. Разве эти примеры не доказывают, что доброта в мире все еще существует?

Хромой долго молчал. Я уже думал, что он просто-напросто заснул, устав от долгой беседы, когда он тихо спросил:

— Кто ты, Гриф?

— Человек. Как и ты.

— Нет, ты не понял. Вот я — наемник, глава Гильдии Воинов, правда, бывший, но это не важно… А ты?

— Я Ловкач, — не задумываясь, ляпнул я и тут же прикусил язык: наемники не сильно жаловали нашу братию.

— Ловкач? — переспросил Хромой. — Что ж, если даже Ловкачи верят в честь и долг, значит, для этого мира не все потеряно!

Я криво улыбнулся: мало кто подозревает, насколько мы трепетны в отношении долга, что на особой, ловкаческой, чести держится вся наша Гильдия. И, если мои братья-Ловкачи узнают о шашнях Фетиша с лицейскими, старого пройдоху просто поднимут на копья. Разгильдяй, конечно, об этой дружбе распространяться не будет, но это дело поправимое — сам расскажу, ежели выберусь. А там уже он свое получит… Осталась только самая малость: сбежать с плахи, минув тройное кольцо гвардейцев, пару отрядов лицейских и самого Магистра Грэнделя, да постараться не встретиться с Безликим или Лысым, если те вдруг решат нагрянуть на этот праздник, попутно объединившись между собой. В общем, задача чрезвычайно легкая и не требующая от исполнителя особых талантов.

Тем более, что внутренний карман куртки вновь приятно оттягивала золотая фигурка бога.

На площади к началу представления яблоку негде было упасть: все места заняли жаждущие зрелища зрители. Хоть и говорят, что казнь — праздник маленьких городов, но большие тоже наблюдают ее с удовольствием: всегда приятно смотреть на страдания других, хвастливо задирая нос, мол, я бы на его месте… Обычные горожане — в меру кровожадные, в меру безразличные.

Штиф стоял на балконе, с высоты второго этажа глядя на бурлящую, словно море во время шторма, толпу. Молодой король усиленно делал вид, что ему абсолютно наплевать на «дела мирские», однако получалось у него плохо и неубедительно: на лице то и дело проскакивала легкая довольная улыбка, брови то поднимались, то опускались, в зависимости от услышанного или увиденного.

Стоящий по правую руку от правителя Орагара Кедрик отчего-то нервничал: постоянно переступал с ноги на ногу, словно под ступнями не камень, а горячие угольки, до рези в глазах всматривался в толпу, силясь кого-то разглядеть, и, не найдя, вновь пританцовывал на месте. Четки в его руках, как и раньше, жили собственной жизнью, ни на секунду не переставая крутиться.

Магистр, как всегда, излучал спокойствие и уверенность в себе. Толстокожестью он отличался знатной, хотя порой, особенно выпив сверх меры, вспыльчив был без меры.

Наконец, словно уморившись пустым ожиданием, толпа выплюнула из себя слегка помятого человечка в костюме герольда. Он, как и подобает по должности, взобрался на эшафот и, поправив измятый наряд, отвесил королю низкий, в пояс, поклон. Еще один поклон — теперь уже зевакам, что-то вроде этикета — и громогласное объявление:

— Заткнитесь!

Толпа недоуменно замолчала. Мужики уже мерили герольда на пудовые кулаки, а женщины дивились такой властности простого слуги.

— Так-то лучше! — довольно хмыкнул герольд. — Ведите смертников!

Толпа, было замолчавшая, загудела с новой силой. Штиф не сразу понял, в чем дело: лицейские распихивали зевак, освобождая проход трем приговоренным с эскортом. Горожане сопротивлялись, расступаться не хотели, то и дело слышались витиеватые ругательства в адрес бедных стражей. Впрочем, служителям Лицея на все эти крики было глубоко наплевать, и поэтому — а, может, и совсем по другой причине — они вовсю орудовали дубинками, расчищая проход.

Следом за первой четверкой стражников последовала вторая. Эти лицейские, правда, дубинками особо не махали: они тащили связанных по рукам и ногам «опаснейших преступников». Вид у приговоренных был, несмотря на ожидающую их расправу, самый что ни на есть вялый: сказалась бессонная ночь. Их подняли на эшафот и поставили на колени.

Священник Силы, явно клирик (на предплечье его красовалась повязка с красным крестом), начал мерно читать молитву Паладину, дабы простил трех паршивых овец, решивших покинуть чистое стадо…

Я скосил глаза в сторону Хромого. Тот, зажмурившись, что-то шептал: губы едва заметно шевелились. Наверное, просил Одина благословить его перед решающим боем.

И я нисколько не сомневался, что Хромой этот бой устроит. Может, тут же и поляжет, сраженный болтами и стрелами лучников, что на каждой крыше засели по трое — но не отступит от навязчивой идеи прорваться через окружение, спасти семью.

Взгляд на Булина — тот тоже что-то шепчет, только губами двигает намного реже. Наверное, плохо знает молитву.

— Да казните их уже! — недовольно воскликнул кто-то. — У меня ребенок дома один остался!

— Да погоди ты! У самого лавка открыта — заходи, бери, что захочешь… Эй, сорванцы, вы куда? А ну стой!

Я громко хмыкнул: как ни крути, для всех этих людей предстоящая казнь — всего лишь балаган или что-то вроде кукольного театра. Только вот куклы в этом театре не в меру живые и отрубание головы переносят гораздо тяжелее каких-нибудь Клоретты и Сковородда![7]

— Ага! — неожиданно воскликнул клирик. Перст его указывал мне в грудь. — Он посмел надругаться над всемогущим и всепрощающим Паладином своей глумливой улыбкой! Продажная языческая тварь! Палач, руби ему голову первым!

Человек в черной маске-колпаке, доселе со скучающим видом изучавший свои топор, чуть оживился и вопросительно посмотрел на ложу Штифа. Король торопливо кивнул, и палач с радостным видом полез на эшафот.

Двое лицейских подхватили меня за руки и потащили к еще чистой, недавно срубленной плахе. Я не сопротивлялся, когда они клонили мою голову набок и прижимали ухом к бревну, видимо, чтобы палач не промазал мимо шеи. Лицейские подивились такому равнодушию к собственной жизни, но списали все на обычный шок от близости смерти.

— Все будет быстро, малыш, — ободряюще улыбнулся палач. — Ты даже не успеешь заметить, как все уже закончится!

Я закусил губу: несмотря на всю уверенность, очень страшно представлять себе, как голова катится вниз по ступенькам в случае неудачи!

Топор в умелых руках взлетает вверх и…

Бамс! — палач недоуменно разглядывает осиротевшую на топорище рукоять.

Толпа недовольно загомонила: похоже, подобные шутки случались здесь нечасто и многим могли не понравиться.

— В чем дело? — прошипел клирик, попутно осеняя себя Крестом Силы. — Почему он еще жив?

— Но я ж не могу ему шею деревяшкой рубить? — Палач отбросил ненужное полено в сторону и нервно сплюнул. Слюна частью осела на подбородке, и он, громко проклиная Паладина и всех его прислужников, утер ее рукавом.

— Хватит богохульствовать, паря, — зло процедил сквозь зубы священник. — Иначе сейчас и тебя порубим в капусту! Бери топор и смотри, чтобы в этот раз все было гладко! Понял, нет?

Палач поспешно кивнул и наклонился, чтобы поднять со ступенек запасной топор.

Стрела вошла моему несостоявшемуся убийце между лопаток. Не удержавшись, безвольное тело скатил ось по ступенькам и упало на землю.

— Всем стоять! — послышалось со стороны королевской ложи.

Я поднял голову. Раскрыл рот. Уж чего-чего, а подобного балагана я увидеть не ожидал!

Кедрик, приставив нож к горлу Штифа, надменно глядел на бурлящую снизу толпу. Вокруг него сияла светлая аура, которую, как понял Гриф сразу, обычным оружием не пробьешь. Видимо, старый священник все продумал наперед и заручился поддержкой своего Паладина. В любом случае, он был намного опасней всех собравшихся на площади лицейских и гвардейцев.

Через перила свешивалось тело убитого Магистра. О полу его балахона, как ни в чем не бывало, протирал свои ножик высокий смуглый парень, которого Вертихвост раньше видел в роли личного телохранителя…

— Гриф! Мой мальчик! — на эшафот, широко улыбаясь, поднялся Фетиш.

Вид у Разгильдяя был еще тот: на руках кожаные перчатки, на плечах — теплый плащ из выделки барана. Ноги надежно греют сапоги с меховой подкладкой. Просто пижон, а не Ловкач!

— Чего не здороваешься, щенок? Или обиделся? — с издевкой поинтересовался Фетиш.

— Пусть с тобой юбка*[8] здоровается! — Гриф кивнул в сторону Кедрика.

Советник пошел красными пятнами, хотел ответить что-то обидное, но Разгильдяй небрежным жестом велел ему молчать.

— В чем же дело, малыш? Ты пытаешься мне нагрубить, хотя обычно робко молчишь, понимая свою никчемность. Неужто месяц свободы ослепил тебя?

— Какие умные речи! — фыркнул Гриф. Долго учил?

Разгильдяй закусил нижнюю губу. Как же охота проучить зарвавшегося щенка! Однако — нельзя-нельзя, все может сорваться… А ведь ему нужен спектакль. Интересный. Захватывающий. Запоминающийся. Непредсказуемый.

Когда корона может два раза за вечер поменять владельца.

Увидеть Фетиша на моей казни я ожидал. Не предполагал только, что он полезет ко мне на эшафот, чтобы мило беседовать. Впрочем, когда я кому-то, а уж тем более Главе Гильдии, отказывал в задушевном разговоре?

Конечно, не стоит забывать и о маленьких неожиданностях. Поэтому я слушал Фетиша вполуха; все мое внимание было приковано к разношерстной толпе зевак, в которой мой пытливый взгляд силился отыскать хоть одно знакомое лицо. Увиденное доверия не внушало.

Кругом либо обычный люд, либо ребята из моей Гильдии. В большинстве, конечно, неплохие, по-своему честные профессионалы, которые пошли на эту авантюру как раз из-за пресловутого ловкаческого долга: отказать — выкинут из Гильдии, а без поддержки Фетиша и компании любому мошеннику несладко придется! Ну, разве что исключая самых маститых, которых по всему Орагару что пальцев на обоих руках, а то уже и меньше.

Неожиданно взгляд наткнулся на знакомую зеленую рожу. Морлок, польщенный таким вниманием, начал что-то лихорадочно объяснять, прямо на пальцах.

Сначала я подумал, что он очень хочет в отхожую, но никак не пробьется сквозь плотный строй. Но когда лягушонок повторил все несколько раз, до меня наконец-то дошло:

«Смотри в оба — он где-то рядом!»

Не нужен диплом суфусского Университета, чтобы понять, о ком идет речь. Меня пробил легкий озноб: снова встречаться с Безликим не хотелось.

Фетиш истолковал мое смятение по-своему:

— Не бойся, малыш. Отдай статуэтку — умрешь легко. Нет… — Разгильдяй щелкнул пальцами.

Волна людей в испуге откатилась назад, оставляя, словно водоросли на берегу, молодого еще разбойника. Парень, словно подражая советнику короля на балконе, держал лезвие у горла… Лин?!

Я дернулся, однако только упал, бесполезно пытаясь разорвать связывающие руки и ноги веревки. Сердце мое, минутой ранее спокойно стучащее под лезвие топора, ныне забилось с утроенной силой, просто-напросто разрывая грудь.

«Успокойся!» — Голос Локи бесстрастен, он обволакивает, заставляет успокоиться и трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию.

— Так что, отдаешь? — напирал неугомонный Фетиш. Похоже, проклятый артефакт для Разгильдяя значил гораздо больше всех сокровищ мира. План родился сам собой, словно ниоткуда: простой, как смех дурака, прямой, как копье… Но, глядя в безумные глаза Фетиша, я все больше уверялся, что он удастся. Благо, Локи, похоже, все продумал.

— Я не могу отдать ее тебе! — состроив самую невинную физиономию, покачал головок я.

— Почему? — Лицо Фетиша удивленно вытянулось И стало напоминать маринованный огурец.

— У меня ведь руки связаны! — Я пошевелил прижатыми друг к другу кистями.

Фетиш, чуть помедлив (видимо, еще не все мозги сгорели в пламени алчности), махнул рукой и, вооружившись ножом, принялся за веревки на запястьях (нет, все же все…).

— Спасибо! — искренне поблагодарил его я и въехал кулаком в разгильдяйскую челюсть, одновременно второй рукой цепляя его за щиколотку.

Грязный прием, но выбирать времени не было, да и я не был мастером ближнего боя. Но даже моего неумелого удара хватило, чтобы Фетиш со стоном рухнул на доски. Выхватив спрятанный за голенищем нож (спасибо Локи!), я приставил его лезвие к горлу Разгильдяя. Старик дернулся было, но я саданул его рукоятью в солнечное сплетение, и он замолчал.

— Слушайте меня, братья! — заорал я и сам подивился силе своего голоса. — Этот человек нарушил священный Кодекс Ловкачей.

Состоящие в Гильдии лиходеи, до этого охающие при каждом ударе, стали недоуменно переглядываться, явно не понимая, о чем я говорю. Либо просто раздумывая, как ко мне поудобней пробраться.

— Он продал меня лицейским. Мало того — оклеветал! Из-за него, — я с наслаждением вдарил Фетишу по ребрам под недовольный гул толпы, мне хотели отрубить голову!

— Чем докажешь? — выкрикнул кто-то.

— Я могу подтвердить, что мастер Гриф говорит правду. — Расталкивая зевак локтями, кто-то настойчиво пробивался к эшафоту. Секунда — и толпа выплюнула наружу слегка помятого Рохана.

— Ты чего вылез, тролль? — недовольно спросил любопытный.

— Если кто-то думает, что мастер Гриф лжет, невозмутимо повторил сухожил, — он глубоко заблуждается. Клянусь богами Капаблаки, что все, им сказанное, — чистая правда!

— Мы не верим тебе, степняк, — помедлив, ответил голос. — Ваши клятвы — пустой звук!

Рохан что есть силы сжал кулаки. Я, понимая, что сейчас может начаться потасовка, в которой у меня не будет даже малейшего шанса спасти Лин, плюнул на задуманную речь и сказал:

— Короче, двинетесь — глотку ему перережу! Такую «речь» Ловкачи поняли намного быстрее. Они замолкли и напряженно уставились на эшафот, словно желая испепелить меня осуждающими взглядами и спасти тем самым горячо любимого Разгильдяя. Но просто так подойти они не могли, поэтому самые умные стали решать, отдавать мне подругу или нет.

Кедрик на балконе стоял ни жив ни мертв: происходящее внизу представление доставляло ему не самое большое удовольствие. Он растерялся, когда ловкий воришка завалил Фетиша навзничь; упустил и момент, когда нож сопляка оказался у глотки бывшего учителя. Теперь метаться поздно, хотя что стоит жизнь какого-то Разгильдяя в сравнении с самим королем? Да и всего руку протянуть — и не будет ни Ловкачей, ни горожан, ни стражей. Вот только кто тогда подтвердит его власть? Кем он будет править, если его заклятье убьет всех? И поэтому советник ждал, не решаясь одним резким движением перевернуть весь Орагар с ног на голову, опасаясь в одиночку разрушать привычный уклад жизни.

— Ну, давай же, Кедрик, чего ты ждешь? — неожиданно холодно сказал Штиф.

Советник вздрогнул: у юного короля был необычайно спокойный, даже несколько скучный голос. И это несмотря на то, что понимает — прорваться невозможно, слишком большой силой он, священник, располагает.

— Я доверял тебе, а ты… Ты променял меня на шайку разбойников! Из-за тебя погибли Выселки, на волоске висит жизнь честного наемника Хромого и его родных… Но тебе все мало — ты жаждешь еще больше власти! Ты хочешь корону, ведь так?..

— Заткнись, сопляк, — прошипел Кедрик, словно змея под рогатиной. Лоб его покрылся мелкими бисеринками пота, а руки чуть задрожали. Тебе ли знать, сколько лет я ждал этого дня? Твой отец умер не от старости, нет. Это я, я подсыпал ему яда в вино!

Штиф молчал.

— И твой братец. Я приказал паре бродяжек увезти его в самый Забугр! Заплатил золота, дал поесть… Много ли им надо для счастья?

Король низко опустил голову: значит, у него все-таки был брат!

— А теперь пришла твоя очередь, щенок. Твоя смерть состоится на глазах всех этих людей и утвердит над ними мою власть!!!

— Это глупо, Кедрик. Уйду я — тебя просто раздерут бароны в борьбе за власть над Орагаром.

— Посмотрим, — хмыкнул священник и… получил каблуком королевского сапога по коленке.

Согнулся было, однако тут же распрямил спину и, неожиданно резво прыгнув на отскочившего в сторону Штифа, полоснул его кинжалом по ребрам.

Король охнул и, ухватившись за быстро краснеющий камзол, осел на пол. Кедрик в ужасе отпрянул от раненого. Лицо его побледнело: похоже, советник только сейчас понял, что натворил.

Убить последнего из королевских кровей…

— Как глупо! — цокнул языком кто-то за спиной.

Кедрик обернулся. В темном коридоре был отчетливо виден чей-то силуэт.

— Кто ты? — Советник метнул руку в проход, однако пока не решался спустить «болт» заклятья с «крючка».

— Не время для вопросов, — покачал головой силуэт.

Тонко скрипнула тетива.

Советник вцепился в стрелу, вошедшую в грудь почти до середины древка. Попытался выдернуть, но не смог: силы оставили его слишком быстро. И хоть дар Паладина должен был выдержать стрелу, он медленно гас. Может, потому что стрела не совсем обычная попалась?

Кедрик упал на плиты пола рядом с полуживым Штифом, не отнимая рук от кровоточащей раны на груди. Как глупо оставлять здесь все, что так долго приближалось и почти было в руках! Какой дурацкий конец! Он из последних сил попытался удержать в себе хоть самые мелкие крохи жизни.

Но не смог.

— Мастак! Мастак ведь тебя! Ага… Освободи мэра! Негоже дворянину на коленках пред всем городским людом! — Я раздавал команды направо и налево, не забывая периодически стукать тихо скулящего от побоев Фетиша.

Ловкачи протяжно скрипели зубами, люди же испуганно смотрели то на меня, то на стоящих поблизости мошенников, и молили Паладина (или там Одина с Тюром) о спасении. Впрочем, в перерыве между молитвами зеваки находили время обсудить и погоду, и цены на рынке, и даже новое платье уродливой толстушки-соседки.

Я придирчиво оглядел стоящих на эшафоте собратьев по оружию. Рохан, Мастак, Булин, Хромой и… Лин. Я едва подавил жгучее желание задушить ее в объятьях — настолько аппетитно и привлекательно она выглядела. Однако, как говорится, «первым разом, первым разом — все проблемы, а вторым мы всех девчонок отгребем!».

А «проблем» на главной площади 3рега хватало: за избиение вожака бывшие друзья могли просто-напросто разорвать меня на куски, которые не смогла бы собрать вся дворовая знать, реши она вдруг заняться мозаикой.

Что им мешает разорвать меня сейчас? Или хотя бы проткнуть стрелой? Может, ожидают команды Фетиша? Или боятся, что, если снимут кого-то из моих приятелей, я тут же перережу глотку Разгильдяю?

Видя злые лица моих собратьев-ловкачей, мысли в голове решили объединиться и ударить со всей силы в темя:

«Думай давай, как выбираться!»

— Он здесь, — прошипел морлок затравленно. Я вздрогнул: только Безликого сейчас не хватало! Остановить его даже вся наша компашка не сможет. Да что там компашка? И Королевская Гвардия, объедини она силы с Лицеем, не смогла бы что-то противопоставить голему! Хотя… Что «хотя…», знал только Локи, В последнее время норовивший заменить мои мысли своими.

Никто не понял, почему мирно воркующая у кузни парочка Ловкачей замолчала. Похоже, этого не поняли и сами мошенники, даже медленно оседая на землю.

Я, словно завороженный, наблюдал, как Безликий прорубается к эшафоту: вот упал один человек, вот второй, охнув, осел третий… Крови не было: голем работал сломанной где-то дубиной, словно умелый лесоруб — топором. Люди же, как деревья, валились в обе стороны, и просека неумолимо росла. Еще двое убитых…

…и я увидел своего убийцу. Опустил голову Фетиша на доски эшафота, разрезал веревки на ногах, поднялся.

Безликий тоже видел меня, хотя зрачков у него все так же не наблюдалось — лишь два красных угля в глазницах. Я думал, он одним прыжком окажется рядом и снесет мою тупую голову, решившую затеять все это, но…

Голем остановился и, уперев дубину в землю, оперся на нее, словно дровосек после тяжелой работы на любимый топор. Оставшиеся в живых люди жались к стенам, пытаясь спрятаться от смерти в скудной полуденной тени. Я с недоумением смотрел на Безликого: почему не атакует? Чего ждет?

Дубина бесшумно упала на землю. «Что он делает?»

Безликий упал на колени и, прислонившись лбом и ладонями к мостовой, застыл. Я почему-то решил, что он молится не мне, а кому-то, стоящему сзади.

И что он боится. Голем — боится?!

— Вот ты где, Д-50! — Неизвестный, так испугавший голема, облегченно вздохнул.

Я резко обернулся.

Сзади стояли двое. Один — черный гном Феноламп, старый знакомец, — сжимал в руках перевернутые набок песочные часы. Второй — человек в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Впрочем, к людям этот персонаж относился вряд ли: никогда не встречал человека, добровольно посадившего себе на плечу обсидиановую горгулью!

— Похоже, ты не зря вытащил меня сюда, Феноламп! — усмехнулся незнакомец. Горгулья согласно кивнула: ее красные светящиеся, как у голема, глазки с любопытством разглядывали меня. Без моей помощи тут явно не обойтись: Д-50 пробудился от сна и вспомнил о когда-то заданной программе… Благо, глупого короля успел спасти, а то бы история пошла совсем в другое русло!

— Кто ты? — хрипло осведомился я.

— Я? Фрейр, — спокойно, даже несколько буднично ответил чело… небожитель? Или просто бог? — Да ты не волнуйся. Ну да, бог. Ну да, может, и сильный. Однако всего предотвратить ведь не успел: проклятый шалун успел зацепить двух твоих друзей! Видишь — даже боги не всесильны! Да, Мэгги? — Фрейр почесал воркующей горгулье блестящее брюшко, за что тут же получил поцелуй в щеку. — В общем-то, на этом моя миссия здесь и закончена. Однако, думаю, тебе будет полезно узнать, что у тебя за пазухой — не статуэтка Локи.

— Что?.. — вырвалось у меня. — Неужто?..

— Да, Гриф: орки не настолько глупы, чтобы прятать подобный артефакт, существуй он взаправду, у всех на виду. Это — урна с его прахом.

Я хотел что-то сказать да так И замер с открытым ртом. Получается, я уже с неделю таскаю по всему Орагару прах мертвого бога? Но как же так? Боги ведь не могут умирать? Или могут?

Фрейр усмехнулся. Похоже, он читал мои мысли, как раскрытую книгу.Ну и что, неожиданно разозлился я. Что толку таить мысли от богов?

— Могут, Гриф, могут, — тихо сказал Фрейр. Ты ведь уже говорил с Локи?

— Да — и во сне, и мысленно…

— Во сне ты говорил не с ним, — покачал головой бог плодородия. — Слишком далеко для мысленной связи, а уж тем более для картинки… С тобой говорил Хрофт.

— Как?! — поразился я.

— Обычный морок, — поморщился Фрейр снисходительно. — Вроде того, что сейчас видят зеваки, только намного проще. Больше похож на тот, который Д-50 наслал на твоего тролля!

— А что за… морок сейчас? — Я скрипнул зубами, попутно окатив замершего у эшафота голема ледяным взглядом: должок к нему вырос.

— Феноламп остановил время. То есть, когда он перевернет часы обратно, мы с ним исчезнем, а люди очнутся, снова станут живыми и не потеряют при этом ни минуты. Они и сейчас не видят нас мы в Оболочке Безвремья.

— Так, ладно… А что там с Одином? Я что, действительно с ним говорил?

— Да.

— И он… лгал мне?

— Ну, мне откуда знать?

— Но зачем?

— Локи мог бы ответить, но… Зато может ответить кое-кто другой — знаю я одного. Вряд ли, конечно, но чем Фенрир не шутит? — Фрейр подмигнул незримому божку.

— Но… почему статуэтка… то есть урна — вернулась ко мне?

— Так захотел Локи. Сил на небольшое перемещение ему, пусть и в таком плачевном состоянии, хватило, но вот отвести глаза даже паре зеленых стражей он уже не смог, — Фрейр щелкнул языком, разом помрачнев, и быстро сказал:

— Хотя пора мне уже: что надо, я сказал. Остальное — сам узнаешь. Заберу сынка блудного и — на юг! Главное, чтобы Тору опять не приспичило гнать в Общину за пивом, а там… — Фрейр мечтательно закатил глаза, потом опомнился и махнул рукой. — Короче, поперли мы. Бывай, Гриф!

И Фрейр, отсалютовав мне рукой, растворился в воздухе.

Я тряхнул головой: вот так и дела! Даже боги мной интересуются!

Время уже бежало привычным чередом, но я не обращал на это внимания. Хотелось плакать и смеяться: великие и всесильные, могущественные и недосягаемые — и в то же время рассеянные, забывчивые, злопамятные… Лгуны. Местами даже сволочи… Смертные, одним словом. Те же люди.

— Гриф, что с тобой? — обеспокоено спросила Лин, трогая меня за плечо.

— Со мной все отлично, — пробормотал я. А вот как ты здесь оказалась? Как ты к нему попала?

Лин громко вздохнула и начала рассказ.

Перед его началом я предусмотрительно попросил Хромого держать Разгильдяя под ножом, чему сейчас был несказанно рад: история получилась жуткой, и мне вряд ли хватило бы сил сдержаться и не перерезать Фетишу глотку.

Я с ужасом слушал, как за один день — вчерашний — тчарская мэрия попала в руки Гильдии Ловкачей. Со всего Орагара в портовой городок съехались лиходеи, грабители да мошенники и устроили местному Лицею маленький Рагнарек. В итоге понадобилось всего десять часов, чтобы дом Лин перешел в полное распоряжение Фетиша: мэр погиб, защищая свои дом, лицейские сложили оружие, а большей частью и вовсе полегли.

Конечно, сам Разгильдяй в боях не участвовал.

По крайне мере, в Тчаре его Лин не увидела. Да как бы он там очутился, если уже в пять встречался со мной в «Бараньем роге»?

Сначала Лин думала, что это все подстроено мной; ох, и ругала меня всю дорогу до Тчара. Но когда ее привезли в 3рег, она не на шутку струхнула: старик Фетиш за долгую ловкаческую жизнь так и не научился общаться с дамами, поэтому речь его, в избытке насыщенная базарной руганью и прочего рода бранью, не раз заставила бедняжку краснеть да сморкаться в платочек!

Конечно, это не мешало понять, чего хотел Фетиш: Разгильдяй отводил ей роль обычной заложницы, с помощью которой можно будет шантажировать меня. Разумеется, что было бы с девушкой после, старый мошенник не сказал, ну, да Лин и сама поняла, что в живых ее не оставят.

— Мне так страшно было, Гриф, — всхлипнула Лин, уткнувшись мне в плечо и заревев.

— Будет тебе. — Я бережно погладил девушку по голове. — Все позади!

Конечно-конечно, тут же съязвил я про себя. «Все позади!». Ха! Надо ведь еще эту громадную толпу лиходеев разогнать!

Хорошо хоть за короля Фрейр действительно порадел: на балконе ни его, ни Кедрика, ни того мошенника-телохранителя, хотя он, похоже, сам уже вниз спустился!

— Надо прорываться, — тихо, но твердо заметил Хромой. — Хоть король и сволочь порядочная, а бросать все одно — не дело!

— Конечно, не дело, — легко согласился я. Вот только как прорываться?

— Кнур! — неожиданно воскликнул Хромой.

— Что, мастер? — ответил ему спокойный, хорошо поставленный голос откуда-то справа.

— Подсоби со своими! — С этими словами наемник резко провел ножом по горлу Фетиша и, подхватив топор палача, спрыгнул вниз, походя залепив обухом в ухо стоящему около помоста арбалетчику. Кнур со своего края радостно взвыл, и началась потасовка.

Хромой бесновался вовсю. Топором наемник работал не хуже, чем любимыми мечом или булавой — противники не успевали даже подумать о защите, как уже лежали на земле в луже собственной крови, а мастер Гильдии Воинов шел дальше, низвергая все новых и новых врагов. Его охватила блаженная ярость битвы, когда не чувствуешь ни боли, ни усталости; когда сражаешься, словно голиаф.

Когда не ждешь удара в спину.

Арбалетный болт, пролетев с десяток футов, вошел точно между лопаток. Подлый стрелок, видимо, решил таким образом лишить соперников лидера. Однако же осененный яростью битвы хромой не упал, лишь сильнее сжал топор и с еще большей яростью принялся пробиваться на второй этаж.

Штиф полусидел около трона, схватившись за подлокотник, как за единственны и оплот спасенья.

Его взгляд, пустей и бессмысленный, оживился, когда на балкон, тяжело дыша, поднялся Хромой. Наемник, высунув язык, обеими руками сжимал рукоять палаческого топора; одежда его насквозь промокла от крови, своей и чужой. В глазах бурлила лава, горели леса, рушились скалы.

— Хромой? — облегченно выдохнул Штиф. Он почему-то был уверен, что наемник не причинит ему вреда.

— Заклинаю, мой король… — прохрипел наемник и рухнул на плиты пола. Ошарашенный Штиф увидел его спину, полностью утыканную болтами.

Гриф, вбежавший на балкон следом, в растерянности замер на пороге. Меч, до середины лезвия испачканный кровью, тупо дернулся вверх и повис в ослабшей руке.

Хромой был паршивой овцой. А глупое стадо не терпит в себе паршивцев.

За окном лил противный ноябрьский дождь.

Мелкие капли влетали в узкую бойницу, чтобы разбиться о мою руку, но я не обращал на них внимания, задумчиво глядя в прекрасную даль.

Как непривычен этот узорчатый камзол, щегольские бриджи дворянина, высокие ботинки на шнуровке! Нужно было уезжать в первый же день! Но нет, король не позволил, наказал лицейским не выпускать из города — и свалился без чувств. Хотел, наверное, к награде представить — Королевский Крест, мешок золотых и все такое, да вот беда — с постели никак не подняться, не то, что ордена раздавать!

Криво усмехнулся собственной остроте: не до них последнее время было, не до них!.. Ладно бы только свою шкуру спасать пришлось, а то нате вам — самого короля!

Похоронить Хромого в столице наемники не дали. Увезли его в бывшие Выселки, чтобы, как подобает герою, на костре сжечь, а там можно будет и первый дом заложить, по настоянию погибшего, которое он передал через меня, — для Айрэн с детишками. Штиф, глупый малый, все порывался им золото всучить, говорил, что глава Воинов его заклял перед смертью, но Кнур, новый мастер Гильдии, наотрез отказался деньги эти брать. Сказал, мол, что сам о семье боевого товарища и друга позаботится, без сторонней помощи.

Так и ушли воины ни с чем, мрачные и сраженные смертью предводителя.

Мастак укатил домой; приглашал в гости нас с Лин, но я отказался: не хотелось в их свалку ехать — далеко, да и грязно к тому же. Он не обиделся, сказал, что, если чего, всегда могу на него положиться. Я рассеяно кивал, понимая, что вряд ли его механические таланты мне когда-нибудь понадобятся, но не решаясь ему об этом сказать. Так он и уехал, одинокий, но довольный, что от голема своего избавился: смерть же Рохана его нисколько не трогала.

А я очень жалел о надежном друге: если бы сухожил не полез меня закрывать, не получил бы ножик под ребра. Я самолично позаботился о достойных похоронах, памятуя о промахе с кобольдом: может, хоть после этого он меня простит из своей Валгаллы?

Но вот кому повезло, так это шустрому Булину: с королевской щедрости ему перепало вожделенное помилование. Пожалуй, не будь в городе бывшего мэра, я бы давно подох от скуки, а так… Булин оказался веселым, добрым человеком, к тому же со всеми общался на равных, что не могло не привлекать.

Фетиш умер прямо там, на эшафоте: Хромой милостиво избавил его от позора веревки, ведь, как известно, виселица — не лучшая кончина для Ловкача, пусть и такой сволочи, как мой бывший учитель. Остальных воров заслали в Кресты, да каждому от десяти до двадцати лет дали, чтоб глаза лишний раз не мозолили.

И Гильдии Ловкачей не стало. Но это были еще цветочки.

С церковью после кедриковской выходки так и вовсе разговор был отдельный: некоторые монахи вроде бы опознали в Фетише старого приятеля советника, что нередко наведывался к нему в костел во время последнего его «отпуска». Другие во весь голос кричали, что мошенника в глаза не видели и обвиняли короля в клевете на церковь. Грозились даже отлучить беднягу Штифа от истиной веры, но до этого дело не дошло: после речей третьих, которые вообще не знали, как такой Паладин, вторые спешно прикусили языки.

— Мастер Гриф, если не ошибаюсь? — послышалось за спиной.

Да, пожалуй, теперь Мастер. Последний из Гильдии. Я обернулся. Предо мной стоял невысокий крепыш с длинной, заплетенной в косы, бородой. Одет незнакомец был куда как просто: синяя рубаха, коричневые штаны, сапоги из дешевой кожи да сиреневый плащ за спиной. Ах да — и меч еще на поясе болтался. Короткий, почти кинжал.

— Кто вы, сударь? — Тьфу, за неделю пребывания в этом коровнике набрался! Скоро и не так замычу — с отражением о погоде рассуждать буду! Я же просил не беспокоить!

— Я Тюр. — Насмешливые глаза бородатого внимательно изучали мое лицо. — Надеюсь, перечислять все титулы не надо?

— Фенрир! Опять боги? — вяло возмутился я. — Что вы ко мне привязались?

— Я пришел сказать то, чего Локи сказать уже не в силах. Я расскажу тебе правду о его судьбе. Его убил Один. Стой! Не перебивай! Начну с начала… Локи не всегда считался богом воров и мошенников. Раньше он покровительствовал хитрости. История его смерти трагична, и лучше бы тебе ее не знать… Но ты слишком сильно повязан с судьбой Локи, поэтому таить что-то смысла нет.

Итак, у него была невеста — Фрейа, богиня любви и радости. Хитрец в ней души не чаял, впрочем, как и она в нем.

Однако, к несчастью, Фрейа приглянулась не только Локи: на красавицу-богиню положил глаз сам Один и, недолго думая, решил разрушить их союз. Он в открытую начал ухаживать за Фреей, чем ужасно разозлил Локи. Хитрец долго терпел, ожидая, что Хрофт одумается сам, но чаша переполнилась и полило через край.

Вначале Один обнаружил у себя в супе муху, да не простую, а габаритами, что ты, только в два раза шире и тяжелей пудов на семь! Потом в уборной прилип к… впрочем, эти подробности можно опустить.

Вскоре Один догадался, кто стоит за всеми досадными шуточками: на ночном халате яркой краской было написано «Здесь был Локи». Проделки не сошли хохмачу даром: отец мудрости вызвал его на магическую дуэль — развлечение для богов немыслимое, потому что после него очень легко кого-то недосчитаться.

Локи магией владел плохо, знал только, как без ключа замок открыть да мелкую огненную ловушку на грабителей поставить, но на дуэль явился. И очень зря: Один разнес его в пух и прах, оставил лишь пепел, да и тот запрятал в урну, после чего — все-таки не такая он сволочь, этот Хрофт отдал болванчика ограм и оркам на молитвы. Те, как ты уже знаешь, поставили статуэтку у себя в святилище и назвали Локи — теперь уже бога воров и мошенников — главным среди своих божеств.

Так Один расправился с конкурентом и завоевал любовь Фрейи. Меня, как бога справедливости, ужасно огорчило поведение Хрофта, но я благодарен ему хотя бы за то, что он не убил дух хитреца.

А теперь Локи уничтожил его сам, спасая тебя.

Гордись, Гриф — бог не пожалел на тебя последних своих сил!

Ты ведь знаешь, что удача — штука очень странная: у кого-то ее много, и этот счастливчик берет лучших женщин и гребет золото серебряной лопатой, а кто-то тем временем гибнет в очередной кровавой сече. Все, что спасало тебя на протяжении задания, — заемная удача. Локи брал ее из твоих спутников — из гнома, из кобольда, из тролля. Хитрец, узнав об освобождении голема, спешно стал перекидывать приметы твоей ауры сначала на гнома, а потом — на тролля. На кобольда перекидывать он побоялся (все-таки тот был тебе более близким другом!), хотя в святилище было не до сантиментов!.. Он рушил рамки закона, рвал расстояние, чтобы только еще раз взглянуть на мир, посмотреть, как он изменился.

А потом он слишком близко почувствовал твои переживания, и ему стало жаль тебя, обычного смертного, слишком любящего своих смертных друзей. Он полюбил тебя, словно сына, как не глупо это звучит. Поэтому он вернулся к тебе.

Но на эшафоте, чтобы удержать крохи удачи для тебя, он отдал последние силы и… умер. Он не стал брать удачу у твоих друзей, понимая, что ты не хочешь больше терять.

Не перебивай! Рохан и Хромой погибли, это так.

Но удачу их Локи уже не мог контролировать. Он прихватил ее для тебя случайно, сам не желая того.

Радуйся, смертный — за тебя умер бог! Такого я на своей памяти еще не припомню!

Почему я рассказываю тебе все это? Да потому что я — бог справедливости. Я не могу да и, откровенно говоря, не умею лгать. Потому меня не любят, не ждут. Да я, впрочем, и сам не слишком часто беседую с кем-то, потому что не юлить в разговоре с богами — нанести им оскорбление слишком уж правдивыми и смелыми словами. О, как же мне хочется иногда стать таким же, как ты, чтобы не нести больше это знание, говорить то, что хочется, а не то, что надо!

А тебе сказать я должен был в любом случае: ты коснулся святыни и должен был узнать об источнике удачи…

Я криво усмехнулся, позволив себе удивить бога:

— Пожалуй, ты прав. Только вот теперь это знание мне ни к чему — Локи-то нет больше!

Тюр загадочно улыбнулся уголками рта:

— Беги туда, куда раньше не решился бы пойти ни за какие богатства мира, — и, подмигнув напоследок, растворился в воздухе.

Я остался один. А за окном все так же скучно лил дождь.

— Зачем?!

— Ты не понимаешь, Лин. Мы не можем остаться.

— Но почему?! Чем тебе не нравится спокойная жизнь при дворе? Ты, как единственный уцелевший герой, получишь и землю, и титул! Тебе разве не хочется этого? Или просто не сидится на одном месте?

— Не сидится. Я не хочу оставаться здесь, да и потом…

— Что — «потом»? Чем тебе плохо здесь?

— Здесь нет людей.

— Как? — опешила моя возлюбленная. — А кто, по-твоему, вокруг? Звери?

— Да, — я грустно улыбнулся. Глаза, наверное, обрели стеклянную пустоту, потому что Лин долго смотрела в них и чуть поправила растрепавшиеся волосы. — Звери…

— И куда же ты хочешь, герой? — насмешливо спросила Лин, пропустив мимо ушей мои последние слова. — В Степь, к своим зеленым человечкам?

— Они — человеки.

— А мы люди!

— И это, по-твоему, лучше? Как ни обзови орков, троллеи, морлоков и прочую «нелюдь», они намного человечней нас, людей.

— Пусть так, — неожиданно легко согласил ась Лин. — Но зачем тебе к этим… оркам? Будешь бить в бубен с шаманом и играть с их вождем в ножички?

— Нет, лучше играть с королем в игру «где мой орден — я ведь болен — а мне начхать — пошел ты вон»! — огрызнулся я. — Я еду туда, чтобы сообщить о гибели двух их соплеменников!

— Какой он им соплеменник? Он же тролль, ведь так? А они — орки!

— Причем здесь это? Орки не делятся по цвету кожи и прочей ерунде: каждый, кто разделяет их взгляды, — друг. Кто против — тот враг.

— Глупость!

— Где? Ты разве делишь людей на светловолосых и черненьких? Тебе все равно, какие у него там волосы!

— Но он же человек!

— Как и они — человеки!

— Боже! — картинно закатила глаза моя пассия. — Из-за немытого степного тролля ты собираешься тащить меня к этим отвратительным оркам!

— Он был мне другом!

— Он?. А?. Да пошел ты! — фыркнула Лин и, лихо развернувшись на каблуках, подошла к двери. Скрип петель, хлопок — и ее уже не вернуть.

Не удержавшись, я плюнул на пол.

Эпилог

Мы нещадно гнали коней вторые сутки. Что и говорить: ночевать под открытым небом — прямой путь в желудок грифона. А так — как он из седла вытащит?

Вот впереди показались высокие шатры и тотемы орков. Я уже видел перед глазами радостное лицо Зорока, когда дорогу нам преградили дозорные.

— Стой! Куды? — спросил передний. Всего их было двое — этот, видно, пошустрее.

— Да к вам, куда же еще? — неуверенно хмыкнул Булин, решивший присоединиться ко мне в новом путешествии.

— Тише, Мэт, — шикнул я на него. — Могут не понять! — и переключился на орков: — Мы, любезные, к Зороку.

Дозорные явно зарделись на «любезных», однако живо взяли себя в руки. Один из них, тот, что нас остановил, надменно спросил:

— А чего вам с нашего вождя надо?

— А тебе оно знать не треба, — ласково пояснил я. — Беги лучше к нему в шатер да скажи, что Гриф-Ловкач приехал! Тогда уж он точно выйдет!

Орк недоверчиво оглядел меня с ног до головы. Я демонстративно обнажил два ряда белоснежных зубов, на что он хмыкнул:

— Во, Один, да! — но Зорока все же решил позвать, сорвавшись с места со скоростью хорошо натренированного зайца.

Десять минут мы с Мэтом в ожидании обливались потом под жарким солнцем, решившим в конце ноября подарить Степи маленькое лето. Второй дозорный и булинский мерин нашли занятие по интересней: начали соревноваться, у кого зубов больше.

Наконец, когда орк уже готов был сдаться куда ему с лошадью челюстями мериться? — из шатра выбежал Зорок. Вид у него был взволнованный. Приложив ладонь ко лбу на манер козырька, он разглядел меня. На морде вождя Орды появилась довольная улыбка.

— Гриф! Какая встреча! — крикнул он мне.

— Я тоже рад, Зорок, — ответил я. — Может, мы все же подъедем?

— Конечно-конечно! — спохватился он. — Бильза, а ну пропусти почтенных гостей!

Орк, радуясь такой своевременной развязке их с конем состязания, сунул булинскому мерину дулю и поспешно отскочил в сторону, приглашая нас проехать к шатру. Оскорбленный конь презрительно фыркнул и, смерив обидчика испепеляющим взглядом, гордым чеканным шагом прошел мимо. Я подмигнул незадачливому дозорному и поспешил тронуть своего мерина следом.

Стоило нам подъехать, как Зорок засуетился:

— Прусто! Прими коней, живо! Накорми их как следует и…

— Не стоит, — сказал я, спрыгнув со своего мерина и передав уздечку Прусто. — Мы не собираемся задерживаться надолго.

— Но почему? — изумился орк. — Вы столько скакали и даже не останетесь у меня на денек?

— В другой ситуации я бы, конечно, остался… Еще на подъезде к землям Орды мы с Булиным решили, что в разговоре с Зороком не будем упоминать ту тысячу золотых, которую я напоследок прихватил из королевской казны. — Но сейчас не могу дела. Хотя у меня для тебя есть одна свежая новость, из-за которой, в принципе, я и заехал к тебе!

— Что же это за новость? — лицемерно хмыкнул орк, но я понял, что он почувствовал.

— Пойдем в шатер. — Я откинул полог. — Пока мы будем разговаривать, Мэт поможет Прусто уследить за нашими меринами. Да, и Кержа забери. Очень вовремя вспомнил я о любимом жеребце.

Булин с готовностью кивнул: ну, еще бы — мы о том и договаривались!

— Что там у тебя?- Зорок рухнул на стул.

— Рохан и Шмыг погибли. Я не смог их спасти.

На лице Зорок а на миг отразилась внутренняя борьба с самим собой: одна половина его сознания требовала хорошенько наорать на меня за то, что проворонил двух замечательных бойцов, вторая же хотела зареветь во весь голос и разломать старенький стол, и так еле живой. Но вождь Орды переборол свои чувства и сохранил спокойный вид.

— Я знал, что так будет. Но статуэтку ты увез?

— Конечно. Только вот она утратила все свои волшебные свойства и больше не отнимает удачу у моих близких и друзей!

В глазах Зорок а блеснуло удивление.

— Откуда ты узнал об… этом?

— Неважно. И я не злюсь на тебя, Зорок. Ни за что — ни за бесполезных по сути телохранителей, ни за смерть кобольда Свэна. Мы все когда нибудь ответим за свои проступки перед лицом Одина, не так ли?

Орк мрачно молчал, буравя меня взглядом.

— Я не думаю, что Хрофт будет к тебе неблагосклонен. Он, как и мы с тобой, прекрасно понимает, что жертвовать малым ради большого нужно. Но разве можно жертвовать молодыми, теми, кто только-только ступил на дорогу жизни?

Зорок опустил глаза: похоже, он устыдился моих слов.

— Но, как бы плохо ты не поступил, я прекрасно вижу, что ты еще не потерял совесть и стыд. У тебя еще есть надежда, Зорок. Не теряй больше воинов за здорово живешь. Пошли — проводишь!

Я встал и первым направился к выходу.

— Прощай, Зорок. — Мерин подо мной радостно заржал: солнце наконец спряталось за тучи, позволив ноябрьскому холодку чуть пощекотать кожу. Подумай над моими словами!

Наши кони сорвались с места и радостно понесли нас вперед.

— Заезжай, если что! — неуверенно бросил Зорок вдогонку.

Я тихо хмыкнул: похоже, он действительно не такая уж сволочь. Просто — хороший вождь.

— Интересно, королевская погоня за нами в Общину полезет или плюнет? — спросил Булин.

— Плюнет, — усмехнулся я. — А потом догонит — И еще раз плюнет!

Мэт довольно хохотнул. Для нас с ним и с Кержем теперь начиналась новая жизнь, на новой земле, куда богам Орагара нет ходу, и где мы с ним будем не бывшим мэром и бывшим Ловкачом, а… не знаю кем, но посолидней!

А что касается того мешка с золотом, так, можно сказать, и не крал я его: под закатанным рукавом, на предплечье, тихо спала на короне сова, так и не ставшая добычей голема — убийцы королей.

Зорок долго смотрел вслед уезжающим всадникам. Наконец, когда и остроглазый эльф не смог бы разглядеть их силуэты, он горестно крякнул и нырнул в шатер.

И замер, поваженный.

На столе, блестя в неярком свете факелов, стояла статуэтка Локи, ехидно щурясь на орка.