Людочка Сальникова с детства любила зло пошутить. И никто ее не одергивал. Ни учителя, ни одноклассники, ни друзья папы. Еще бы, ведь он занимал высокий пост. И когда выросла, продолжала шутить над знакомыми и сослуживцами. Над мужем шутила редко, больно Тимур был красив и загадочен. Сладкая жизнь в одночасье закончилась! Людочка поехала с Тимуром на Кавказ. Она отправилась кататься на лыжах одна и чуть не угодила в лавину. Людочка замыслила наказать мужа. Пусть думает, будто она погибла! Она добралась до Москвы, а там узнала, что у мужа давно уже есть любовница. Людочка решила воскреснуть позже, на своих похоронах, благо она изменила внешность. Но там услышала о себе одни гадости от мачехи, от сослуживцев, даже отец доброго слова не сказал. Ничего, она им всем отомстит! И еще как! Ведь покойницу никто ни в чем не заподозрит! И месть вполне удалась… Ранее роман выходил под названием «Шутка».
Литагент «Эксмо»334eb225-f845-102a-9d2a-1f07c3bd69d8 Андреева Н. В. Мертвым не мстят, или Шутка Эксмо Москва 2012 978-5-699-59070-4

Наталья Андреева

Мертвым не мстят, или Шутка

Глава 1

Людочка

1

– Быстрее, быстрее! Шевелитесь, мальчики! – покрикивала на ребят, держащих в руках тяжелые деревянные щиты, девочка с сердитыми серыми глазами. Она была похожа на куколку, маленькая, с аккуратным носиком, с губками, формой напоминающими сердечко. Но слушались эту хрупкую на вид фарфоровую игрушку беспрекословно.

Ее одноклассницы в белых фартучках скромно стояли поодаль кружком, перешептывались и хихикали. В процесс никто из них не вмешивался: не смели. Сальниковой-то все сойдет с рук, но не всем же так повезло.

Самый высокий из мальчиков, веснушчатый, рукастый, пытался пристроить свой плакат на самый верх стены, где торчали три больших железных гвоздя.

– Да не туда, тупой! Этот будет третьим, на две ступеньки ниже, ты что, совсем ничего не соображаешь?

– Да я…

– Сейчас звонок прозвенит, – оборвала его сероглазая. – Повесили быстренько, и все разошлись за свои парты. Молчим, не улыбаемся, иначе ничего не получится.

Мальчишки засуетились и наконец пристроили тяжелые деревянные щиты на положенные места. Вернее, совсем не на те, что были выделены для них изначально. Раньше плакаты висели лесенкой, согласно смене исторических формаций, прописанной в учебнике истории: от первобытнообщинного строя, минуя рабовладельческий и капиталистический, через социализм, вперед, к коммунизму! По восходящей, как и полагается. Путь человечества наверх, к светлому будущему. Но Людочка Сальникова обожала розыгрыши. Кабинет истории всегда казался ей скучным. И она решила сделать учительнице сюрприз. Теперь «Коммунизм» оказался в самом низу, почти у пола, так что можно было пнуть его ногой, а на высшей ступени развития общества, под белоснежным потолком, вольготно расположились люди в звериных шкурах, сидящие вокруг костра. Они прекрасно себя чувствовали, обгладывая огромные кости, и снисходительно посматривали на картинку, висящую чуть ниже, где негры-рабы, закованные в цепи, упираясь, вращали деревянный ворот. Так вам и надо!

Людочка со знанием дела принялась рассматривать плакат «Социализм», находящийся теперь как раз на уровне ее кукольного носика. «Кто не работает, тот не ест!» Как же! Людочкина мама давно уже нигде не работала, но очень хорошо и много кушала, и процесс этот обожала, поэтому каждый день со вкусом составляла для домработницы список блюд, которые надо подать к столу. Завтрак, обед и ужин. Каждому члену семьи – питание согласно возрасту, статусу и его потребностям. Диетические блюда для папы Михаила Федоровича, деликатесы для нее, мамы Серафимы Евгеньевны, а для единственной дочки Людочки детский стол, пищу, богатую витаминами и кальцием. Ребенку надо расти.

Ребенок меж тем таскал тайком из холодильника вредную для здоровья копченую колбасу, потрошил коробки с шоколадными конфетами, сваливая это на домработницу, и делал учителям разные пакости. Авторитет Людочки в школе, где она училась, был высок. Да что там! Непререкаем! Все, и учителя, и одноклассники, твердо знали: Людочке Сальниковой ничего не будет, что бы она ни натворила. Папа не допустит. Вызовет к себе в кабинет директора школы и разъяснит ему, что ребенку надо расти. А значит, проказничать и познавать окружающий мир пробуя его на зуб. Людочке даже пальчиком грозить не смели:

– Ай-яй-яй!

Ни завуч, ни директор. Вымученно улыбались и терпели. Кто ж не дорожит своей работой? И кто захочет стоять посреди кабинета провинившимся школяром и слушать нотации? Шутка ли сказать: Первый секретарь горкома! САМ! Хозяин! Михаил Федорович Сальников!

Шутка с плакатами показалась Людочке очень удачной. Весь урок она ерзала на стуле и ждала, когда же учительница заметит непорядок на стене. Класс гудел, взбудораженные мальчишки и девчонки, пересмеиваясь, обменивались записочками. Но историчка, видимо, была поглощена другими заботами. Муж в очередной раз запил, ребенок лежал дома с температурой, а свекровь ворчала, что устала всем быть нянькой. Бедная женщина весь урок напряженно думала о том, где бы перехватить денег до зарплаты и как сбить маленькому сыну температуру? И где найти замену свекрови? Разве маму выписать из Сибири? Сдернуть с насиженного места, пережить еще один семейный скандал…

– Итак, дети, записываем домашнее задание…

Разочарованная Людочка сразу после звонка собрала портфель и молча, с поджатыми губами, вышла из класса. Вот тут историчка напряглась: «Господи, что я Сальниковой-то сделала? К доске вроде не вызывала, в журнале у нее одни пятерки. Надо бы все проверить как следует…»

Подружки то и дело толкали всесильную Сальникову в спину:

– Может, сказать, а? Людочка? Может, сказать? А?

Но девочка упрямо качала головой:

– Пусть так висит. Не заметила – ей же хуже!

И не ошиблась. Шутка имела для учительницы истории печальные последствия. Диверсию заметила комиссия из гороно, разразился скандал. Директору поставили на вид, он кричал на завуча и топал ногами:

– Что вы себе позволяете?! Это же катастрофа! Нас обоих уволят! За дискредитацию линии партии! За поклеп на социализм!

Перепуганная зав учебной частью в свою очередь напустилась на хозяйку кабинета. На очередном партсобрании историчке влепили строгий выговор с предупреждением, чуть не отобрали партийный билет, и она долго еще ходила по школе заплаканная, с красными глазами. А Людочка уже придумывала очередной розыгрыш, чтобы одноклассники посмеялись всласть…

…Уникальное чувство юмора Людочки Сальниковой, которая ни дня не могла прожить без шутки, формировалось под покровительством папы – большого начальника. Папа Сальников был номенклатурным работником и уверенно продвигался вверх по служебной лестнице, занимая с каждым годом все более высокие и важные посты. А Людочка чувствовала, как с каждым годом окружающие относятся к ней все внимательнее и осторожнее. В небольшом провинциальном городке, где она жила и училась, все зависело от ее отца. В те времена никаких специальных школ для «особых» детей еще не существовало, по крайней мере, в провинции уж точно. Людочка Сальникова ходила в обычную, но была там на особом положении. Ведь это ее глазами глава городской администрации видел работу славного учительского коллектива в одной из школ. И он ни в коем случае не должен был усомниться в том, что школа эта самая лучшая, а педагоги в ней самые чуткие и внимательные к детям. Поэтому учителя смотрели на Людочку с опаской. Тьфу-тьфу-тьфу! Прелестный ребенок! Золото просто! И как мило шутит!

Гости, которые бывали в доме у Сальниковых, тоже смотрели на Людочку с опаской. Всех новеньких она непременно проверяла «на лимон». Насыпала в сахарницу мелкую-мелкую соль вместо сахарной пудры и подавала ее гостям. Те умилялись: какая хорошая девочка, совсем не избалованная! И помощница маме! Людочка первая посыпала солью дольку лимона, а потом, не морщась, отправляла ее в рот. Когда ничего не подозревающие гости клали такой лимон в чай или закусывали им папин коньяк, Людочка звонко смеялась. Ничего, проглотят! А привычка есть лимоны с солью осталась у нее на всю жизнь. Странно, но ей казалось, что это вкусно.

Другой Людочкиной радостью была собачка Манишка. Маленькое, злобное существо, признававшее только свою хозяйку.

– Не бойтесь, не бойтесь, она не кусается! – кричала Людочка гостям, когда белая болонка начинала прыгать вокруг них и противно тявкать. – Она же такая маленькая!

В этот момент дамам не следовало расслабляться.

Манишка и в самом деле не кусалась, но даже люди, вхожие в дом Сальниковых, почти что члены семьи, ее боялись. Особенно женщины, которые при виде болонки старались спрятаться за своих мужей, а сидя на стуле, смешно поджимали ноги, становясь похожими на куриц на насесте. Людочка долго натаскивала Манишку и в конце концов своего добилась. Манишка вовсе не стремилась кого-нибудь укусить, она покушалась на женские колготки. Цапнув острыми когтями за чью-нибудь нейлоновую ногу, она делалась чрезвычайно довольной. Ее ждало лакомство. А гостья, сдерживая слезы, улыбалась хозяевам:

– Ничего, ничего! Ах, какая прелестная собачка!

В те времена хорошие колготки были страшным дефицитом, да и стоили недешево. А к Сальниковым все старались одеваться как на парад. Затяжки, а тем паче швы, выглядывающие из-под юбки, были немыслимы! А ты попробуй, достань новые колготки! «Уж лучше бы не звал… Да подавись ты своей икрой!» Бывалые дамы приходили в брюках, но Манишка, изловчившись, умела оставить заметные затяжки, а то и дорожки и на штанинах. Пару визитов – и модную вещь можно было выбрасывать! Не давались вредной собачонке только джинсы, в конце концов Михаил Федорович стал ворчать:

– Что это вы ко мне в дом буржуазную заразу таскаете?

К ним теперь все женщины приходили в джинсах.

А Людочке с Манишкой за шалости никогда не попадало.

– Ребенок любит животных, это надо поощрять! – говорила мама. – Тогда он вырастет добрым и чутким!

От «чуткости» ее дочери окружающих бросало в дрожь. «Какая вредная девчонка! И чего ей не хватает?» Людочке же и в голову не приходило, что вещи, которая она портит, стоят дорого, что кто-то из-за нее может лишиться работы, а то и здоровье потерять, нажить, к примеру, гастрит. Не говоря уже о домработницах, которые менялись в семье постоянно. Одни сбегали сами, других Людочка изживала. Она делала это ради шутки, иногда просто на «слабо».

Ведь все зависело от ее папы – большого начальника, и гости терпели. И домработницы терпели. И учителя терпели. Чтобы хорошо жить, надо не выдвинуться, надо прогнуться. А значит, хвалить начальника, его выдающийся ум, прозорливость, умение руководить коллективом (ах, Федор Михайлович, дай вам бог здоровья – куда ж мы без вас), хвалить всех его домочадцев и всё, чем он владеет. Вот все в городе и хвалили взахлеб машину Сальникова, его квартиру, дачу, жену, проказницу-дочку и его мерзкую белую болонку. И что бы Людочка ни делала, она слышала неизменное:

– Ах, какая прелестная девочка!

Сначала Людочка твердо знала, что все эти люди врут. Что Манишка – противная собака, злая и невоспитанная, а она, Людочка, никакая не прелестная девочка и не совершенство с кучей непризнанных пока талантов. Знала, что рисунки ее – бездарная мазня, игра на фортепиано полна ошибок, голос фальшив, а стихи, написанные в угоду маме, – посредственные. И сама она посредственность. Но посредственность умная, потому что не верит всем этим дядям и тетям. Эти дяди и тети считают, что они Людочку обольстили своими похвалами, раз ее родители довольны и сама девочка улыбается. А Людочка, улыбаясь, меняла тетям помаду в сумочках, так что, подкрашивая губы, они недоумевали, что ж за цвет получился, я такую не покупала, а дядям подавала крепкий чай в бутылках из-под коньяка. И все весело смеялись. Только отец, хохоча, спрашивал:

– Людочка, а где ж коньяк?

– Я вылила его в унитаз! – с гордостью говорила она.

– Вот проказница! – хлопал в ладоши папа.

А мужики, с усилием растягивая губы в улыбке, мысленно проклинали «прелестное дитя». «Теперь ведь на сухую придется, я бы своему уши оборвал!»

Но вслух это ни разу никто так и не произнес.

Людочке ничего не оставалось, как играть по их правилам, потому что это было приятно. Что бы она ни делала, все равно оставалась прелестной девочкой. А это гораздо приятнее, чем изо дня в день слушать нотации и рассказы о других детях, которые красивее, умнее и талантливее. В присутствии Людочки Сальниковой не смели хвалить других детей. Понятно, что самая лучшая – дочь Первого! И случилось так, что Людочка постепенно стала забывать о том, что дядям и тетям нельзя верить. «Да, я знаю…» – говорила она себе. Но что именно знает, со временем как-то забылось. Тем более папу перевели в Москву, и он вновь пошел на повышение.

И тут-то пришлось Людочке Сальниковой вспомнить перевешенные в школе плакаты. Жизнь тоже была не без чувства юмора. Только она играла не плакатами, а эпохами, то бишь историческими формациями, и не перевешивала их туда-сюда, а просто убирала со сцены. Так, деревянный щит с коммунизмом исчез вовсе, а социализм засунули далеко-далеко на задворки, в пыльный чулан. А на самый верх, как единственно правильное, то, к чему надо стремиться, повесили гигантский плакат «Капитализм». И все эти банки, биржи, бесчисленные фирмы и фирмочки, консалтинговые компании и агентства недвижимости возникли так быстро, словно только и ждали удобного момента.

Папа Сальников, недолго думая, положил партбилет на стол. Чутье у него было звериное, он быстро понял: чтобы оставаться Первым, надо первым приватизировать то, что раньше было общественным. Его жена по-прежнему хотела вкусно кушать, а дочка заканчивала школу. И бывший коммунист пошел в народ, чтобы быть выдвинутым во власть, но уже на выборной основе. Так сказать, демократично, без принуждения. И сделал стремительную карьеру, но уже в новом качестве, реформатора.

В Людочкиной жизни ощутимых перемен не произошло, если не считать того, что она просто выросла. И кроме привычки есть лимоны с солью взяла с собой во взрослую жизнь и другую милую привычку: устраивать людям розыгрыши. Умерла белая болонка Манишка, да и импортные нейлоновые колготы перестали быть дефицитом. И если бы Людочка Сальникова знала, до чего иногда доводят милые розыгрыши, она задумалась бы о жизни всерьез.

2

– Тимка, будильник!

– Угу.

– Вставай, Тимка!

– Угу. А сама?

– Ты с краю. Немедленно вставай! Ну, Тимка!

Муж зевнул и нацелился на Людочку загадочным карим глазом. Она сразу поняла, что полупрозрачные кружева ночной сорочки не закрывают почти ничего. Кремовые розочки, сплетенные в хитрый узор, аппетитно красуются на белой сливочной коже. Полные ножки и складочки на животе надежно спрятаны в кружевной пене, зато соблазнительная грудь в глубоком вырезе такая, что… Ах!

– Не смотри на меня так! Мы на работу опаздываем!

– Да черт с ней, с работой!

– Тимка… нет…

Он все-таки прыгнул, гибкий, сильный, смуглый. Цепко схватил Людочку за плечи, развернул лицом к себе. Его губы попробовали на вкус сладость сливочной кожи. Людочка заглянула в загадочные, почти черные глаза и почувствовала, что задыхается. Она успела только жарко прошептать:

– Будильник, Тимка… Будильник…

…В офис они с мужем пришли позже всех. Подумаешь! Могли бы и вообще не приходить, но папа Сальников настаивал на том, чтобы Людочка каждый день бывала на работе.

– Ты должна трудиться, дочь! – внушал он ей и добавлял при этом: – Не забывай, что мой рейтинг зависит и от каждого члена семьи тоже.

Рейтинг, рейтинг! Это слово было для Людочки кислее, чем лимоны с солью. Пусть бы его молодая жена поддерживала этот проклятый рейтинг, каждое утро вставая по звонку будильника и отправляясь на работу! Тащилась бы по этим пробкам, задыхалась от бензиновых паров! Так нет же! Спит, зараза гладкая, сколько влезет, спихнув маленького ребенка няне. Только и знает, что СПА-салоны, да шопинг.

Людочка не уставала удивляться, с какой ловкостью и как быстро зараза-Варька обработала папу. Не прошло и года, как умерла Серафима Евгеньевна, болевшая сахарным диабетом, но так и не научившаяся отказывать себе во вкусной еде. В итоге инсулин, но потом и он перестал помогать, мама впала в кому и вскоре умерла. Как плакал на ее похоронах папа! Года не прошло, а он взял да и обвенчался с этой белобрысой стервой! Вы только представьте себе! Обвенчался! Да в былые времена в доме Первого секретаря горкома и слово «пасха» запрещалось произносить! Не то что праздновать! А теперь политики вип-приглашения в церковь получают! Как все меняется!

Людочка с первого взгляда на Варьку определила типичную хищницу. Акулу, прячущую два ряда острых белых зубов за приторной улыбкой. Какая там любовь! Ей нужны лишь папины деньги! Привилегии! Чтобы ехать по Рублевскому шоссе с мигалкой, презрительно глядя сквозь тонированное стекло на быдло. Ради этого Варька готова продать и тело, и душу, лишь бы на пальце был брюлик, при виде которого застонет вся Рублевка, а в гараже машина стоимостью триста тысяч евро, не меньше. Продажная тварь. Захватчица. Глядя в ледяные Варькины глаза ослепительно синего цвета, Людочка словно видела тех слащавых тетенек из своего детства, которые тянули нараспев:

– Ах, какая прелестная девочка!

Отношения с мачехой были на первый взгляд идеальными. Варвара осыпала Людочку комплиментами, в присутствии гостей нежно жала плечико, гладила по руке и с улыбкой говорила, что они прекрасно поладили. Что она нашептывала мужу за глаза в тишине огромной спальни, после жарких ласк, одному богу известно. Но дочь вскоре почувствовала, как переменился к ней отец.

Сама Людочка давно уже поумнела. Она прекрасно понимала, чем ей грозит его новый брак. Они с Варварой почти ровесницы, три года разницы, и только. Варвара чуть старше, но, учитывая Людочкину полноту и нежелание заниматься спортом, еще неизвестно, кто выглядит моложе. Отец невольно их сравнивает и потихоньку начинает прозревать. Варвара долго шарила рукой в брачной корзине, все прикидывала и выбирала, а вытащив счастливый лотерейный билет, решила получить по нему сполна. Все до копеечки, ни с кем не делясь и не вступая ни в какие благотворительные фонды. Все – себе. И она потихоньку начала плести интриги. Указывать мужу на Людочкины недостатки, главным образом, на лень.

Подтекст был понятен – все мне. Мне и моему ребенку.

Варькину жадность отмечал даже влюбленный в нее папа Сальников. Но он, бедняга, так дорожил своей репутацией, что просто разучился ходить налево. Его первая жена тяжело и долго болела, а он даже думать не смел завести любовницу. Так прошли годы. Умеренность и воздержание. Никаких плотских радостей. И вдруг – свобода! Очень вовремя подвернулась Варвара. Получив в свое законное распоряжение ее стройное, молодое тело, ожившую античную статую, не меньше, папа Сальников стал служить белокурой нимфе с таким рвением, что позабыл про все остальное. А когда у молодой жены родился долгожданный сын, Михаил Федорович урезал Людочкины расходы настолько, что любимая дочь взвыла:

– Это нечестно! Я тоже хочу хорошо жить!

– Тогда работай, – жестко сказал отец.

Втайне Людочка надеялась, что он любит ее больше, чем Варьку. Все-таки дочь, не синеглазая красавица акула, приплывшая неизвестно из каких глубоких вод. У Варьки явно темное прошлое, надо бы в нем покопаться. И про рейтинг нельзя забывать. Откуда у политика, радеющего за многострадальное отечество, деньги на бриллианты для молодой жены, которые даже Рублевку поражают своей ценой? В гардеробе у мадам Сальниковой столько шуб, что впору открывать меховой салон! А ее горничные щеголяют в платьях от Версаче, которые хозяйка, купив по бешеной цене, так ни разу и не надела! Предпочла прислуге подарить. Скромнее быть надо, летать хотя бы бизнесом, а не на частных самолетах, да и машину для супруги выбрать, как бы это сказать поделикатнее? Как-никак, борьба с коррупцией, и не такие головы летят. Но папа Сальников только вздыхал, увидев очередную покупку жены, и произносил всего лишь одно раскатистое слово:

– Вар-вар-варра!

И все. В его устах это звучало почти как ласка. В общем, говоря языком медицины: сошел с ума от любви.

Людочка и не сомневалась, что Варвара плетет против нее интриги. Нашептывает ночью мужу на ушко, что дочка-де уже взрослая, пора ее отправить на вольные хлеба. Хватит у отца на шее сидеть.

Но Людочка знала, что папа ее любит, из списка членов семьи депутата Госдумы Михаила Федоровича Сальникова ее, родную дочь, исключить невозможно. И из завещания тоже. И кормить ее папа просто обязан. Раньше надо было думать! Растил, как принцессу, позволял бездельничать до двадцати пяти лет, оплачивал наряды от-кутюр и заграничные вояжи, пусть сам теперь и выкручивается.

И папа Сальников выкрутился. Он купил дочери туристическую фирму и заставил ее самостоятельно зарабатывать деньги.

Туристическую, потому что до этого момента главным занятием Людочки кроме ногтей, которые она обожала красить, были путешествия по заграницам. Рассказать о тамошних отелях, бассейнах, ресторанах и барах она могла не по картинкам и не понаслышке, а руководствуясь собственным опытом и впечатлениями. Красочно и с подробностями. И посоветовать, где лучше и выгоднее отдыхать, могла тоже. А уж кричать на сотрудников, топать ножкой и грозить расправой, – это у Людочки было в крови. От папы Сальникова. Она родилась начальником и даже не представляла, что с людьми можно разговаривать и по-другому.

Такая работа Людочке даже нравилась. Если бы еще не надо было так рано вставать! И мчаться сломя голову в гараж за машиной, чтобы в офис приехать хотя бы к полудню. Город с раннего утра стоял в пробках, а в метро она бы не спустилась даже под страхом смертной казни. Она, конечно, слышала, что метро в Москве есть. Но ей всегда казалось, что это синоним ада. Или ад на Земле. Там лишь немыслимые страдания и как итог – испорченная одежда от всемирно известных брендов и отдавленные ноги.

В общем, дорога на работу была пыткой. Людочка даже не представляла себе, что придет день, и она будет делать это с удовольствием: вскакивать по звонку будильника, наспех пить кофе, мчаться в гараж за машиной, томиться в пробках. Все – с улыбкой. В предвкушении. Вплоть до того дня, когда человек, во имя которого совершается сей ежедневный подвиг, не проснется в ее постели.

Одним прекрасным солнечным утром, а точнее, в полдень – раньше Людмила Михайловна собеседований не назначала – в ее белоснежном, евроотремонтированном офисе появился Тимур Муратов. Он пришел устраиваться на работу.

В первый момент Сальникова лишь тихонько вздохнула:

– Это самое прекрасное, что я видела в жизни!

Она даже думать не смела, что этот шедевр, сотворенный природой, может принадлежать ей. Она могла только смотреть и восхищаться. Молча. Разумеется, Тимур сразу получил работу. Они беседовали минут пять, причем говорил он, а она краснела. Хотя раньше Людочка не отличалась застенчивостью, но тут вдруг пробрало! Это была любовь с первого взгляда! Похожая на удар молнии, стремительная и испепеляющая. В один день Людочкино сердце вспыхнуло и сгорело, и возродить его из пепла мог только Тимур. Она даже заболела от любовной тоски, но исправно продолжала ходить на работу.

От мужчин-сотрудников Тимура выгодно отличали, во-первых, сдержанность, во-вторых, начитанность, в-третьих, уважительное отношение к женщине. Людочка ни разу не видела, чтобы он с кем-то заигрывал, ущипнул бы девушку за мягкое место, просто подмигнул развязно. И уж тем более не слышала, чтобы Тимур ругался матом. В присутствии женщины – никогда! Это был Бог, хоть и на службе у людей, но ни на секунду не забывавший о своем божественном происхождении.

Тимур Муратов родился где-то в степи, на безымянном полустанке, и там его мать в течение суток пыталась оправиться от преждевременных родов. Она была наполовину русской, наполовину казашкой, про отца Тимур никогда не вспоминал, скорее всего, его и не было. То есть фактически он был в момент зачатия, но сразу после этого исчез в неизвестном направлении. Во внешности Тимура, которая и в самом деле была выдающейся, в результате смешения многих кровей причудливо переплелись экзотика востока и европейская утонченность. Не обошлось и без горцев, иначе откуда бы у нищего парня взялись такая царская гордость и сановная сдержанность? Словно у орла, сидящего на вершине горы и созерцающего свои владения. У Тимура были жесткие черные волосы и миндалевидные карие глаза. Но овал лица европейский, нос прямой, без горбинки, губы литые, похожие на лук с натянутой тетивой, на высоких скулах – густой румянец, словно глубокие тени залегли, что лишь подчеркивало восточный разрез глаз. Он был тонким, гибким и очень сильным, с точными движениями и незаметной, но развитой мускулатурой. Его глаза Людочка называла загадочными.

В самом деле, что можно понять, заглянув в очи, где зрачок почти сливается с темной радужной оболочкой? Попытаться с точностью определить цвет, достигнуть дна, которое все время отступает под твоим взглядом, отчаянно грести, чтобы выплыть, и все равно утонуть, потому что, не делая ни малейшего движения навстречу, тебя затягивает вглубь какая-то тайная, слепая сила.

Выплыть Людочка не смогла. Она влюбилась в Тимура всерьез и некоторое время молча страдала. Но папа Сальников разъяснил, что у всякого произведения искусства, даже у шедевра, есть своя цена. Его дочь оскорбилась, но все же сделала Тимуру намек, что он ей интересен. Через месяц Тимур Муратов признался Людочке в пламенной любви.

Людочка ему поверила, как верила когда-то в то, что она прелестная девочка. Сначала подыгрывая, потом всерьез, потому что игра становилась все интереснее. В самом деле, а почему бы Тимке ее не любить? Хорошо бы, конечно, сесть на диету и сбросить килограммов пять. А лучше семь. Или даже десять. Но как же кушать хочется! Особенно вечером, когда нельзя, не рекомендуется. Ну и пусть!

Хорошо бы переменить прическу. Но так жаль расставаться с каштановыми кудряшками! Как в детстве, до плеч, с челочкой. Ну и пусть! Она же Людочка. Лю-доч-ка. Прелестная девочка. Серые глазки, аккуратный маленький носик, губы сердечком. Пусть взрослеют те, у кого жизнь тяжелая. Кому не досталось ни такого отца, ни такого мужа. Потому что битву за Тимура Муратова Людочка у папы выиграла, хотя и с большим трудом.

Как ни странно, но помогла в этом ей мачеха. Такая жадина, а включить в семейный бюджет еще и Тимура не поскупилась. После роскошного ужина в загородной резиденции Сальниковых, раскинув античное тело в шезлонге возле бассейна с голубой водой и разглядев как следует жениха своей падчерицы, разгуливающего рядом в обтягивающих плавках, синеглазая акула вдруг капризно протянула:

– Ка-акой интересный мужчина! Мишунчик, вокруг тебя должно быть как можно больше красивых людей. Твой рейтинг…

Почему-то при слове «рейтинг» мачеха посмотрела на стройного смуглого красавца, точнее на то, что так выразительно было обтянуто мокрыми плавками. И выдающийся политик погрозил молодой жене пальцем:

– Вар-вар-варра!

– Людочка ведь всегда получает то, чего хочет. Он мне нравится. Берем!

– Но он же нищий, Варенька. Никто. Понимаешь? Никто.

– Пусть ведет дела ее фирмы. Авось она слезет с твоей шеи. Парень пробивной, я это чувствую.

– А ведь верно! Воз есть, нужна лошадь. Дочери пора расширяться. Берем!

И Михаил Федорович дал согласие на брак. Людочка сначала насторожилась. А не положила ли акула глаз на Тимку? Пусть не забывает про рейтинг. Когда речь идет о карьере, политики становятся весьма принципиальными. Папочка не будет разбираться, со скуки или по любви они согрешили, вытурит обоих. Но синеглазая акула была неглупа и крайне осторожна, никогда не оставалась с Тимуром наедине, если и разговаривала с ним, то на общие темы, дотронуться не пыталась, стройные ножки не демонстрировала. Да и он был сдержан, называл ее по имени-отчеству и отводил глаза, если декольте госпожи Сальниковой казалось ему слишком уж откровенным.

В общем, ни у Сальникова, ни у его дочери повода для ревности не было. Михаил Федорович страстно любил Варвару, Людочка отчаянно Тимура, к тому, что мачеха скорее лед, чем пламень, а Тимур по-восточному сдержан и чувств своих проявлять не любит, отец и дочь со временем привыкли. И в маленькой семье наступила гармония.

Людочка наслаждалась своим счастьем. Она вдруг поверила в Тимкину любовь, а поверив, поняла, что до сих пор жила не на небесах, а где-то в чистилище. В ожидании чуда. И вот врата рая открылись! Людмила Михайловна – заходите! И она вошла. Настоящий рай оказался гораздо приятнее безделья, приятнее ласкового моря, белоснежных пляжей и обжигающих коктейлей. Приятнее модных бутиков и салона бизнес-класса в авиалайнере. Рай, это был… настоящий рай, который начинается для женщины только с любимого мужчины. С его улыбки, его поцелуя, его ласковых рук…

Райские врата открывались для Людочки прямо с утра, еще в теплой, душистой постели с шелковыми простынями, где рядом с ней сладко потягивался владелец совершенного смуглого тела. Точность движений была у Тимура в крови, он увлекался восточными единоборствами, но по воскресным дням охотно ходил с Людочкой на теннис. Среди людей ее круга это считалось модным. Играла она плохо, но там таких было много. Тимур им явно поддавался, как говорил папа Сальников, «делал карьеру». Людочке карьеру делать не требовалось, она пару сетов лениво махала ракеткой, а потом шла в душ и все остальное время просто пялилась на Тимура. Любовалась его совершенством.

«Это мое! – победно смотрела она на других женщин. – Вы слышите? Это мое! И мое НАВСЕГДА!»

Исполнив утреннюю серенаду любви и поставив в ней последний аккорд горячим поцелуем на сладких губах мужа, Людочка летела на кухню готовить Обожаемому завтрак. У господина было много титулов. Единственный, Совершенный, Неповторимый. И каждое утро он умудрялся завоевывать новый титул. Людочка даже не думала, что у нее такой богатый словарный запас.

Хозяйкой она была никудышной, но Тимур охотно проглатывал подгоревшую яичницу с беконом, запивал это крепким кофе и улыбался, никогда не допуская свет ее утренней улыбки в свои загадочные глаза:

– Спасибо, малышка. Все отлично.

«Прелестная девочка», – тут же звенел серебряный колокольчик в кудрявой Людочкиной голове.

«Пре-лест-ная, пре-лест-ная», – летели брызги воды, струя которой звонко разбивалась о фарфоровые тарелки в раковине.

«Пре-…» – хлопала дверца буфета.

«…-лестная-лестная», – подтверждал платяной шкаф, откуда Людочка брала костюм вслед за Тимуром.

Завтрак закончен, муж пошел в гараж за машиной. Счастливая Людочка быстренько подкрашивалась и причесывала каштановые кудряшки. Они опять опоздают. Ну и пусть. У них с Тимуром медовый месяц. Уже целых полгода… Год… Два…

Домработницу она уволила. Во-первых, папа Сальников урезал содержание. Во-вторых, Тимур категорически отказался от постороннего человека в доме.

– Есть ты и я. Зачем нам кто-то еще?

– Она всего лишь прислуга!

– Если ты меня любишь, ты все будешь делать сама, – твердо заявил он.

– Вот они, восточные мужчины, – сказала Людочке подружка. – Привыкай.

И она с энтузиазмом жгла яйца и бекон, ожидая, что Тимур наконец передумает. Муж говорил, что ему нравится видеть ее у плиты, и она старалась.

Другая подруга сказала ей:

– Вот они, плебеи! Возможно, его мать мыла лестничные клетки.

Что-то подобное Людочка предполагала, но спросить у небожителя не решалась. Пусть. Но он носит смокинг так, будто в нем родился. Он Бог, хоть и на службе у людей. Он божественно красив.

Почему-то Тимур не хотел детей.

– Надо немного пожить для себя, – часто слышала Людочка.

Она охотно соглашалась, потому что по-другому жить и не умела. Какие дети, когда она сама до сих пор прелестная девочка? Ей еще хочется веселиться и шутить. Есть лимоны с солью, менять помаду у сотрудниц агентства, которые, подкрашиваясь у зеркала в туалете, постоянно недоумевают: «Не мой цвет. Как я могла такое купить?» Им и в голову не приходило, что начальница таскает у них помаду и подсовывает в сумочку Ивановой то, чем красится Сидорова. Шутка такая. Что вы там сказали про личную гигиену? А нечего сифилисом болеть!

Сама Людочка была на редкость здорова. Еще бы! Хорошее питание, свободный режим, жизнь не напряжная и лучшая медицина с самого раннего детства. Поэтому ее зрение было идеальным, зубы на загляденье, аппетит отменный, а настроение прекрасное. Всегда.

Тимур смеялся над Людочкиными шутками первым и громче всех. Она была счастлива оттого, что у мужа такое замечательное чувство юмора. Ну, в самом деле, разве не смешно в честь первого апреля взять и вытащить шарики из всех «мышей» в офисе? Людочка даже не поленилась встать ради этого пораньше и приехать на работу первой. Телефоны надрывались, компьютеры надрывно гудели, а девочки бегали по офису в поисках каких-то шариков, которые предусмотрительная Людочка спрятала в ящик своего собственного стола. Никто же не полезет к начальнице.

Самая умора была потом, когда новенькая, получив наконец свой шарик, дрожащими руками пыталась вставить его в «мышь» и чуть не плакала при этом. Девчонка работала всего второй день с испытательным сроком и очень боялась, что его не продлят. А клиент на том конце провода грозно требовал от менеджера информацию. А как ее найти в компьютере, если «мышь» не работает? Людочка стояла в дверях своего кабинета и грозно смотрела на испуганную девчонку, изо всех сил сдерживая смех.

«Мышь» для новенькой починил Тимур. При этом он тоже улыбался, но в его загадочных глазах было так темно, что Людочка впервые задумалась: о чем же ее замечательный муж думает на самом деле? Вечером в машине она спросила его:

– Правда, Тимка, было очень весело?

Он не ответил, сделал вид, что целиком сосредоточен на дороге. В тот день шел снег с дождем, весна выдалась на редкость холодной, мостовая обледенела, и на Кольцевой, где они, собственно, и застряли, случилось много аварий. Тимур осторожно вел машину, стараясь, чтобы и их не зацепили. Но Людочка не унималась и по-прежнему искала подтверждения тому, что она – прелестная девочка.

– Тимка! Тебе было весело?

– Ты же видела, что я улыбался, – неохотно сказал муж.

– Но весело тебе было или нет?

– Разумеется, малышка. У нас с тобой все в порядке.

– Ты меня любишь?

– Да. Разумеется, я тебя люблю.

Почему-то Людочке это не понравилось. Его тон, его реакция на шутку, а теперь это сдержанное молчание. Она повернулась к нему и долго вглядывалась в лицо мужа, изучала точеный профиль, прядь волос надо лбом, черную и жесткую, как в растрепанных гривах горячих степных коней, натянутый лук его губ. Непроницаемые глаза Тимура не отрывались от дороги, и Людочке вдруг сделалось страшно.

– Тимка! У нас с тобой все будет хорошо?

И тут он на мгновение обернулся и напряженно улыбнулся, словно натянул тетиву:

– Не беспокойся. Дорога скользкая, но я осторожен.

Долго беспокоиться о чем-либо Людочка не умела. Уже через два часа она вновь крутилась вокруг мужа, развалившегося в кресле перед телевизором, и напевала какую-то сочиненную ею же чепуху, первое, что приходило в голову:

– Тимка, Тимка, ты как картинка… И на тебя я долго дуться не могу… К губам прилипла белая шерстинка… И я тебя люблю.

Вот так. Не в рифму, зато правда. От души. Пушистый белый кот, пригревшийся у мужа на коленях, поднял голову и чихнул.

– У него на твои стихи тоже аллергия, – усмехнулся Тимур. – Дорогая, поэзия – это не твое. Так же, как и кулинария. У тебя на плите что-то горит.

– Подумаешь! Тоже мне: зна-то-ки! Блин! А ведь и в самом деле горит! Тимка? Ты чувствуешь? Дымом пахнет!

– Я уже понял, что надо заказывать пиццу. Подай мне телефон, будь добра.

Что бы ни случилось, муж ни разу не вышел из себя. Сколько бы Людочка его ни изводила своим неумением вести домашнее хозяйство, Тимур твердо отвечал:

– Нет. Никакой прислуги. Жизнь длинная, всякое может случиться и с тобой и со мной. Надо уметь делать все.

– Да что может случиться! Мы молоды, здоровы, богаты! Летом поедем отдыхать на Лазурный Берег! А зимой на Мальдивы. Я уже купила себе пару купальников из новой коллекции. Прелесть просто! Жизнь – это подиум! Бесконечный парад мод с бокалом шампанского в руке! Вечный кайф!

Тимур на это лишь печально улыбался. Людочка недоумевала: откуда такой пессимизм? Что за тайну он хранит в глубине своих загадочных глаз? Любое прошлое, даже самое темное, легко гасится пачкой зеленых купюр с портретами американских президентов. А будущее у них ослепительное. Безоблачное. Прекрасное!

Собственный процветающий бизнес, великолепная квартира, отличная машина, любящая жена. Ее замечательному мужу просто нечего больше желать.

3

Так прошел год, потом другой, третий… Людочка похорошела и поправилась еще на пару килограммов. Тимур ничуть не изменился, по-прежнему редко улыбался и ни разу не повысил голос на жену. Разве что одеваться стал изысканнее, теперь редкая женщина не оборачивалась ему вслед. В нем определенно что-то было, одни Людочкины подружки называли это «восточный колорит», другие более откровенно: «мужская харизма». Ей же было наплевать, как это называется, она наслаждалась единоличным «тимуровладением» и пребывала в полной уверенности, что муж ей не изменяет. На людях Тимур свою любовь не демонстрировал, но, когда они оставались наедине, Людочка получала стопроцентное ей подтверждение. У них все было хорошо, она так и говорила отцу:

– У нас все хорошо.

Тот бегло просматривал ежеквартальные отчеты и охотно с ней соглашался:

– Я рад, что мы не ошиблись в выборе.

Людочкин день рождения в феврале праздновали сначала на фирме. Закрывшись в шесть часов вечера, сотрудники коллективными усилиями быстренько накрыли шведский стол: бутерброды с осетриной и семгой, с бужениной и копченой колбасой, с икрой, огромные тарелки с фруктами, бутылки шампанского и мартини, литровые пакеты с соком. В холодильнике дожидались своей очереди два огромных кремовых торта, все знали, что начальница – сластена. Сама Людочка в шикарном новом платье сидела в бухгалтерии, для вида листая отчеты, и ждала, когда ее позовут к столу. На ее пухлых пальчиках был свежий маникюр, весьма изысканный, на шее сверкало бриллиантовое колье, а на румяных губах играла улыбка. Она предвкушала праздник.

Наконец дверь робко приоткрылась:

– Людмила Михайловна, все готово.

Царственной походкой Людочка вплыла в зал. Ее муж как раз принимал поднос из рук одной из сотрудниц. Той самой новенькой, которой он когда-то помог с «мышью». Благодаря этому девица, которую Людочка мысленно называла скромницей, испытательный срок выдержала и теперь демонстрировала весьма неплохие продажи. Недавно Людочка ее похвалила, и девушка просто расцвела. Она отблагодарила начальницу, организовав празднование ее дня рождения. Это она вымыла и нарезала фрукты, а сейчас заставляла ими стол. Но тяжелый поднос отобрал Тимур.

«А он добрый», – вдруг подумала Людочка, любуясь мужем, одетым в строгий черный костюм. Как же ему идет! И фигура замечательная, и эта потрясающая отточенность движений! Она машинально огладила на талии шикарное черное платье. Какой удачный фасон: лишние килограммы почти не заметны. Да, располнела, зато все здесь куплено на ее деньги. И этот отпадный парень тоже ее собственность. Интересно, а что подарит ей папа?

Когда она заняла место во главе стола, все зааплодировали. Тимур открыл шампанское и первым сказал тост:

– За мою дорогую жену! Людочка, всегда оставайся такой же красивой, умной и веселой! Мы все тебя очень любим!

– Поздравляем!

– С днем рождения, Людмила Михайловна!

– Счастья вам и всего-всего-всего!

– Мы рады, что у нас такая замечательная начальница!

Людочка, словно красавец фрегат под всеми парусами, торжественно плыла по волнам всеобщей любви и радости, а от выпитого шампанского ее слегка раскачивало, и казалось, что корабль сейчас возьмет да и взлетит.

– А что будет, если меня не станет? – глупо улыбаясь, спросила она.

– Как же так, Людмила Михайловна?!

– Да без вас мы все погибнем!

– Вы – наше сокровище!

– Наше все!

Голоса сотрудников слились в единый хор, исполняющий оду в честь Людмилы Михайловны: «самая умная, самая добрая, самая чуткая…»

– А ты, Тимка? – прижалась она к мужу.

– Я тут же брошусь вниз с десятого этажа, – торжественно и при всех пообещал Тимур. – Я очень тебя люблю.

Он обнял Людочку и коснулся ее щеки многообещающим поцелуем. Она сладко подумала, что впереди потрясающая ночь.

А потом начались танцы, и Людочке стало еще веселее. Она искренне радовалась тому, что праздник только начинается, что завтра выходной день и в особняке у папы Сальникова будет накрыт шикарный стол, и она, Людочка, непременно получит какой-нибудь замечательный подарок…

Поздравив с днем рождения любимую дочь, папа торжественно вручил ей эффектные бриллиантовые серьги. Синеглазая акула не смогла удержаться:

– У меня, Мишунчик, между прочим, таких еще нет!

– Вар-вар-варра! – подмигнул ей муж. – Не скупись.

А потом снова были тосты и поздравления, только теперь уже в домашней обстановке, в тесном семейном кругу, и Людочка снова чувствовала, что она прелестная девочка и очень им всем нужна. Чудесный день, чудесная жизнь!

В конце февраля она неожиданно заболела. Банальной простудой, но для жизнерадостной Людочки и это было трагедией: лежать дома с температурой, страдать в одиночестве, когда абсолютно здоровый муж уходит на целый день и возвращается лишь поздно вечером с неизменным:

– Ну, как ты, малышка?

– Плохо, – капризно тянула она и весь остаток дня просила Тимку сидеть рядом, поить ее горячим чаем с медом и гладить по голове. Людочка упрекала мужа в черствости и эгоизме, а тот лишь молча улыбался и ни разу не возразил.

После болезни на Людочку накатила депрессия. Появились непонятная ей самой раздражительность, усталость. Без нее дела на фирме шли куда лучше, потому что Тимур оказался очень грамотным руководителем. Он умел заставить людей хорошо работать, не повышая голоса и не выговаривая им за любую промашку. Людочка утешала себя тем, что ничего бы этого не было без ее денег, на готовеньком-то все могут, развиваться – не открываться. Она стала вмешиваться во все и вносила в отлаженный механизм работы своей фирмы суету и хаос глупыми и совершенно лишними директивами. Она мучилась всем: слякотной, неприятной погодой, плохим аппетитом, непонятными желаниями. Не знала, что бы такое съесть, что надеть и что сказать. Пока Тимур не поставил диагноз:

– Это авитаминоз. Тебе надо отдохнуть.

– Не хочу, – капризничала Людочка.

– Ты стала сильно уставать после болезни. И погода плохая. Изморось, ветер. В такой слякоти очень легко промочить ноги и снова простудиться.

– Где это я могу их промочить? Пока из машины до подъезда иду, что ли?

– Все равно. Лучше тебе сидеть дома.

– Но я хочу быть с тобой.

– Хорошо, – вдруг согласился Тимур. – Только давай уедем.

– Куда?

– В горы. Ты же любишь кататься на горных лыжах?

Людочка любила все, что было модным у людей ее круга, хотя хорошей спортсменкой никогда не была. Но горные лыжи всегда считались дорогим и страшно популярным у богатых людей удовольствием, и Людочка выпросила у папы деньги на супермодное снаряжение. Тем более что Тимур был отличным спортсменом. Под его чутким руководством Людочка покоряла горные склоны, чувствуя себя в полной безопасности.

– В Швейцарию! – радостно захлопала она в ладоши. – В Швейцарию! Или во Францию! Обожаю!

– Нет, малышка, – мягко возразил Тимур. – Мы поедем к моей бабушке, на Кавказ.

Это был первый раз, когда он позвал жену в гости к своей родне. Его мать, конечно, приезжала на свадьбу, но в Москве не задержалась и к себе их не приглашала. Людочка и не стремилась, она предпочла вообще забыть о том, что у нее есть свекровь. О бабушке же Тимур никогда не упоминал, как и обо всех прочих родственниках со стороны отца. Откуда они вдруг взялись?

И удивленная Людочка согласилась. Ей стало любопытно: а вдруг Тимур приготовил сюрприз? Он же видит, как она хандрит, и решил развлечь ее чем-то необычным. В самом деле Европа уже приелась, что она там не видела? А экзотика нынче в моде. Снаряжение пришлось взять с собой. Тимур предупредил, что некогда процветающие лыжные базы находятся сейчас в упадке.

Если Людочка и видела когда-то захолустье, то это было заграничное захолустье. Модное, курортное. Уютные деревушки в горах, роскошно убранные внутри шале, со всеми удобствами, а рядом с ними куча маленьких ресторанчиков, где подавали удивительно вкусные блюда с непременным сыром. Фондю – одно из ее любимых лакомств, печеный картофель, ароматное вино. И все выглядело так мило, аккуратненько, чистенько, люди были добрыми и приветливыми оттого, что жили в достатке, сервис великолепный, трассы безопасные. Она обожала эти французские, или итальянские, неважно, деревеньки, и ожидала увидеть нечто подобное. Только с налетом экзотики.

Но на этот раз самолет еле-еле приземлился в крошечном аэропорту, и из города они очень долго ехали куда-то на такси по узкой, ужасно плохой дороге. Людочка так устала, что задремала. А когда проснулась, то поняла, что ее жестоко обманули. Окружающий пейзаж ничем не напоминал ей Швейцарские Альпы. Никаких туристов в ярких куртках Людочка не увидела, горы, стоявшие вокруг стеной, выглядели не приветливо, а скорее, грозно, погода вдруг начала портиться.

– Тимка, куда ты меня привез? – ахнула она. – Это же дыра!

– Я здесь вырос, – тихо сказал Тимур.

– Бедненький!

– Отчего же? Мама привезла меня сюда, когда мне было лет шесть. Степь – моя первая родина, а горы… Это просто горы. Пошли.

Он привел Людочку в какой-то сарай. У нее не было другого слова, чтобы как-то по-другому назвать ЭТО. Она никак не могла прийти в себя. Какое убожество! Какая нищета! И эта чужая старуха, которую обязательно надо поцеловать! А от нее, между прочим, разит чесноком!

– Фу! – тайком поморщилась Людочка.

Тимур перебросился с бабушкой несколькими словами на каком-то странном, гортанном языке. И тут же принялся хлопотать по хозяйству. В старом доме требовалось много ремонта. Людочка злилась до самой ночи: здесь она видела мужа еще меньше, чем когда лежала дома больная. Ей отвели маленькую комнатку, где не было даже телевизора, и Людочка от скуки два часа кряду красила ногти, экспериментируя с лаками различных цветов. Наконец ее позвали к ужину.

Морщинистая старуха казалась совершенно безучастной. Людочку она словно не замечала. Они с Тимуром сидели за столом, словно два восточных идола. В прекрасном лице Людочкиного мужа европейские черты словно растворились, она едва его узнавала. Загадочный, бездонноглазый. О чем он думает? Чего хочет?

– Тимка, я есть не хочу, – опять начала капризничать Людочка. Мысль о том, что придется есть из глиняных тарелок в этом ужасном доме, приводила ее в ужас. Здесь же кругом нищета и грязь! – Пойдем спать.

– Хорошо, – муж поднялся из-за стола и опять сказал несколько гортанных слов на незнакомом ей языке.

В спальне она вцепилась в Тимура:

– Что ты ей все время говоришь? Что?

– Напоминаю, что ты гостья.

– А может, надо напомнить, что я твоя жена?

– Она этого не оценит, – усмехнулся муж.

– Да? Я для нее такая плохая?

– Давай спать.

– А когда пойдем на лыжах? Завтра, да?

– Погода портится, – неохотно сказал Тимур.

– Если еще и лыж не будет! Да я с ума сойду от скуки! Немедленно хочу домой! Ты слышишь?

– Хорошо. Ты обязательно получишь то, что хочешь. Спи.

Утром голодная Людочка все-таки решилась позавтракать. «Австрия! Или Франция! – с тоской подумала она, глядя в глиняную тарелку. – Шале со всеми удобствами! Рестораны с изысканной кухней! Попалась как дура последняя! Чтоб я еще раз клюнула на экзотику!»

Горячей воды в доме не было, и она даже боялась думать о том, как и чем здесь моют посуду. Тимур вдруг исчез, оставив ее наедине с неприветливой старухой. Людочка заперлась в своей комнате и сидела напуганная, пока муж не вернулся.

– Тимка, где ты был, черт тебя возьми?!

Вместо ответа он показал ей ключи от машины:

– Вот. Арендовал за умеренную плату. Довольна?

Когда Людочка увидела старые «Жигули», она застонала от обиды:

– Да чтобы я села в эту рухлядь!

– Извини, иномарок специально для высоких гостей здесь никто не держит. Придется довольствоваться этим.

– А она поедет? – с опаской спросила Людочка.

– Помчится! Не бойся, я же с тобой, – усмехнулся Тимур и полез за руль.

Ехали они недолго. Места были красивые, тут уж ничего не скажешь, и она немного приободрилась. Но покататься на лыжах в тот день им так и не удалось. Еще несколько лыжников, которых неизвестно каким ветром занесло в это захолустье, с тоской глядели на серое небо:

– Буран будет. Интересно, надолго?

Тимур очень внимательно разглядывал пологий горный склон. Потом обнял Людочку за плечи:

– Смотри! Вот здесь здорово кататься, правда?

– Да, красиво, – согласилась она.

– Если утихнет буран, обязательно придем сюда. Очень удобный склон, даже такая лыжница, как ты, не разобьется.

– Что значит, такая как я? – обиделась Людочка. – Я замечательная лыжница!

Муж с ней никогда не спорил. Вот и сейчас она не услышала от своего Тимки ни одного резкого слова. О чем он все время думает? Непонятный, загадочный человек. Но какой же красивый!

Ночью они, обнявшись, лежали на продавленном диване в тесной комнате под теплым одеялом и слушали завывание метели. Тимур пытался рассказывать Людочке о своем детстве, но она почти не слушала. Зевала и морщилась. Угораздило же его вырасти в такой дыре! А ее угораздило сюда приехать! Нет, хватит делать глупости. Не надо ей ни его родственников, ни этих воспоминаний о прошлом. Он уже много лет живет в Москве, окончил престижный институт, работает в крупной туристической фирме. Он обитает в элитном доме, не в мазанке, и одевается по-европейски. Ест нормальную еду, а благодаря ей ужинает в лучших московских ресторанах, пользуется всеми благами европейской цивилизации. Подумаешь, лазил когда-то в детстве по горам, стрелял каких-то там горных баранов. Или не баранов? Господи, о чем он говорит-то?

– Тимка, давай лучше ты меня поцелуешь?

– Ты не слушаешь?

– Если честно, то мне это неинтересно.

– Я никак не могу понять, что ты за человек, – вдруг тоскливо сказал муж. – Неужели кроме себя самой тебя никто и ничто в мире не интересует?

– Что я за человек? Ну, ты, Тимка, даешь! Это что ты за человек? А я просто Людочка.

– Неужели ты не замечаешь, как к тебе относятся окружающие?

– Конечно, замечаю! Я же не виновата, что я прелесть! У меня очень легкий характер. Вот.

– Легкий?!

– Ты завидуешь, да? Мой загадочный молчун. Мой снежный барс. Мой тигр-тигрище. Ты меня съешь сейчас, да? Ой, страшно-страшно!

– Ты устала, – отстранился от нее муж.

– Я?! От этих ужасных условий – да. От любви – никогда! Хотя я согласна, что заниматься сексом в этой мазанке – убожество. Это не для меня. Я достойна лучшего. Хочу в нормальный дом и в нормальную постель. А здесь даже душа нет, поэтому я тебя не хочу. Фр-рр… Обиделся?

– Спокойной ночи.

Людочка скоро уснула, а когда открыла глаза, то увидела, как за окном ослепительно светит солнце. Куда делись вчерашние тучи? Где мелкий мокрый снег? Кра-со-та! Она вскочила с криком:

– Тимка! Где ты? Тимка! Поедем скорее кататься!

Он сидел на грязной кухне среди убогой посуды, на шатком табурете и накладывал на голень тугой эластичный бинт.

– Представляешь, полез на крышу и упал, – виновато сказал он.

– Упал? Ты?

– А что я, не человек?

В Людочкиной памяти не было ни единого воспоминания, касающегося болезни мужа. Под его смуглой кожей текла, казалось, не кровь, а живая вода. Он даже простудой не болел. Ни разу. И вот на тебе – травма ноги! Она и не подумала, что это может быть серьезно: трещина или перелом. В голове билась только одна мысль: что же я теперь буду делать?

– И что же делать? – так и спросила она.

– Ничего. Сидеть.

– И мне?! Целый день?!

– Я не могу заставить любимую жену просидеть до вечера у постели больного мужа. Любимого, надеюсь? – Тимур смотрел на Людочку очень внимательно, хотя в черные глаза по-прежнему не проникал свет.

– Да, представь себе! Но мне же скучно!

– Тогда бери лыжи и поезжай. Ключи от машины на столе. Помнишь тот склон?

– А ты не обидишься?

– По-твоему, я перед тобой виноват? Что упал с крыши?

– Да, виноват! Виноват, виноват! – радостно закричала Людочка, кидаясь к своим новенькие горным лыжам. Такое снаряжение пропадает без толку! И ботиночки замечательные! Класс! А куртка? Супер! Какая же она красотка!

Она торопливо начала одеваться. Тимур молча ждал. Она так и не поняла чего?

Уже в дверях Людочка обернулась:

– А завтра, Тимка?

– На лыжах я уж точно не смогу кататься, – усмехнулся он. – Нога болит.

– Тогда полетим домой, да? – еще больше обрадовалась Людочка. – Завтра же и полетим?

– Конечно.

– Целую! Чао!

И она выпорхнула из САРАЯ в прекрасный солнечный день. Старые «Жигули» завелись не сразу. Людочка в который раз уже мысленно прокляла и эту дыру, и ужасные условия, в которых приходится жить, пусть и временно, и патриота-мужа, которого, видишь ли, потянуло в места, где прошло его замечательное в кавычках детство! Если бы они поехали в Швейцарию или в Австрию, все было бы классно. Все нормальные люди туда едут, неудивительно, что здесь, на Кавказе, туристическое хозяйство пришло в упадок. В Сочи еще хоть кто-то ездит кататься на горных лыжах. А сюда? Не слишком-то тут весело и безопасно. На лыжной базе почти никого нет, канатная дорога совсем развалилась. А на тот пологий склон надо еще как-то взобраться, чтобы потом лихо спуститься вниз. Людочка представила себя на вершине горы в красивом горнолыжном костюме, в яркой вязаной шапочке и модных очках и подобрела.

«Жигули» заглохли через три километра. До того места, которое они вчера с Тимкой облюбовали, осталось совсем немного. Людочка достала бинокль, чтобы осмотреть окрестности. Выпросила у папеньки, чтобы полюбоваться экзотикой, мать ее! Суперская оптика, да на кой она здесь, в этой дыре?

Должны же где-то быть люди? Ей еще надо вернуться обратно! Тащиться пешком три километра?! С горными лыжами?! Люди! Помогите! Где вы?! Ага, вот они, штурмуют заснеженный склон! Вчерашняя парочка любителей горных лыж уже на самом верху, там, откуда начинается спуск. Интересно, как они туда добрались? И не пешком же сюда пришли? Подвезут или помогут починить машину.

– Эй! – замахала рукой Людочка, но вдруг поняла, что они слишком далеко. Придется подождать, пока спустятся.

Потом она отняла от глаз бинокль и вздохнула: до чего же все-таки красиво!

Горы стояли, словно невесты в церкви в ожидании венчания, укутанные сверху в густые вуали облаков, а ниже в бесчисленные складки искрящихся свадебных платьев из белого снега. Застенчивые и гордые одновременно, они сияли такой девственной красотой, что хотелось поклониться им в пояс. Голубое небо, словно купол храма, прятало где-то высоко светлый лик Бога, который помнил и видел все.

Один из лыжников поехал вниз, когда Людочка снова глянула в бинокль. И вдруг ей послышались сильные, тревожные раскаты грома. Гроза? Сейчас? В заснеженных горах? Или это огромный поток воды летит сверху, рассыпая вокруг мелкие, бесчисленные брызги?

Издалека это действительно напоминало гигантскую волну. Живая многометровая стена сокрушительной силы. Только это был поток не воды, а снега. Влажного, липкого снега. С гор стремительно сходила снежная лавина. Оба лыжника в ярких куртках были мгновенно смяты и перемолоты ею. Почти ничего не соображая от страха, Людочка отшвырнула бинокль и бросилась бежать. И тут вдруг она отчетливо вспомнила захватывающий рассказ инструктора по горным лыжам, услышанный в одном из отелей в обожаемых ею Альпах. Как можно было такое забыть!.. Буран накануне – враг номер один… Пологие белые склоны могут быть очень опасны… Одно неосторожное движение, и… Лавина – это барс в шкуре ягненка… Иногда они сходят парами…

Парами!!!

Людочке показалось, что гул стал сильнее. Первая лавина уже сошла, но бежать надо было еще быстрее. Прочь от машины, по дороге, и быстрее, быстрее! Ноги у Людочки слабели и подкашивались, дыхание сбивалось, но страх заставлял ее бежать так, как она не бегала никогда в жизни. Она вдруг захлебнулась ледяной крупой и изо всех сил забарахтала руками. Как в воде, когда тонешь, только какая же она тяжелая, эта вода! И ее все больше и больше.

Но вдруг все кончилось. Людочка стала освобождать рот и нос от снега. Можно выбраться из сугроба, руки свободны, и ноги тоже не сильно завалило. Слава богу! Какое-то время она ползла, тяжело дыша, потом с трудом, но встала на дрожащие ноги. Вот это повезло! Людочка сообразила, что вторая лавина зацепила ее только краем. Зато старые «Жигули», находившиеся метрах в пятидесяти, тяжелая масса снега засыпала и сбросила потом в пропасть вместе с ее новенькими горными лыжами.

Черт возьми!!! Папочкин обожаемый бинокль! Попробуй его теперь найти в этом снегу! И машина, и лыжи, и чудные новенькие ботиночки, и бинокль! Машина хоть чужая. Застрахована небось. А снаряжение куплено за безумные деньги, заработанные, между прочим, каторжным трудом! Да-да! Трудом! Все пропало. Тимка сам виноват, что взял напрокат машину. Да еще такую рухлядь! Виноват?! Ведь если бы она не сломалась…

Людочка вдруг с ужасом подумала, что на том горном склоне вместе с двумя погибшими лыжниками могла быть она. Должна была быть. Если бы не машина…

Ох уж этот Тимка! Это он во всем виноват! В том, что здесь нет ни горячей воды, ни элементарного душа, в том, что приходится есть из глиняных тарелок непонятную и невкусную еду, в том, что лавина сошла со склона, потревоженная неосторожными движениями любителей горных лыж. Привез ее в эту дыру! И Людочка машинально начала шарить по карманам. Мысль еще не оформилась в ее голове окончательно, она просто думала, что неплохо было бы Тимку проучить. Были бы деньги…

Деньги были. Еще в московском аэропорту Людочка засунула во внутренний карман своей яркой куртки несколько стодолларовых купюр. Папа Сальников приучил: деньги в кармане должны быть всегда, мало ли что. Сумма не крупная, но на такси должно хватить. В любое время суток. В любой конец Москвы. От кражи никто не застрахован, поэтому энную сумму надо спрятать во внутренний карман. А в другом кармане Людочка обнаружила ключи от собственной квартиры. Конечно! В этой куртке она вышла из дома, а Тимур тогда уже спустился вниз к машине вместе со снаряжением. Квартиру запирала она, а из-за жуткого стресса про ключи забыла напрочь. Не переложила их в сумку. Эти грязь и вонь настолько выбили ее из колеи, что она разуверилась в том, что жила когда-то в нормальных условиях, в собственной квартире.

Деньги и ключи. Деньги и ключи…

И в Людочкину кудрявую головку вдруг пришла гениальная мысль. Это будет лучшая ее шутка! Любимого мужа тоже можно здорово разыграть. Пусть бедный Тимка думает, что она была там, на склоне. Пусть ее как будто накрыло лавиной. Раз он такой противный, пусть мучается, пусть страдает, ищет ее тело, а потом бросится вниз с десятого этажа, как обещал. Она вернется в Москву тайно, одна. Будет ждать его в квартире, и в самый последний момент, когда он влезет на подоконник, она кинется Тимке на шею. И спасет ему жизнь. Вот это любовь! И все будут смеяться.

Людочка пошла пешком по узкой горной дороге, увлеченная своими мыслями. Как она все здорово придумала! Она разгорячилась и раскраснелась от быстрой ходьбы. Погода была отличная, мартовское солнце ярко светило. Хорошо! И весело. А какая-нибудь машина обязательно ее подберет. Это же дорога. Не в пустыне же.

Наивный ребенок даже не понимал своей глупости. Не понимал, что шутка жестокая, и что это не Альпы, и вообще не Европа, а Кавказ. Но Людочке повезло.

Это опять-таки оказались старые «Жигули», «четверка». Тимка был прав: иномарок здесь не любили. За рулем сидел мужчина, на заднем сиденье женщина. Оба русские. Людочка подняла руку, голосуя. Водитель притормозил и открыл перед ней дверцу:

– Какими судьбами? Одинокая женщина здесь, в горах? Это небезопасно.

– Гуляю, – кокетливо сказала она. – Погода уж больно хорошая.

– А мне показалось, будто лавина сошла. Я вообще-то приезжий. Командировочный. Машина арендованная. У приятеля взял.

– И сейчас куда едете?

– В город. По делам. Жену вот в больницу везу. Приболела.

– Отлично. Мне туда и надо. Не в больницу, конечно. В город. – Людочка решительно полезла в салон.

– Дорога дальняя, бензин дорогой, – внимательно посмотрел на нее водитель.

И Людочка достала из кармана одну из зеленых купюр:

– Не настолько дорогой?

– Ого! Тоже приезжая?

– Вроде того.

– Не из столицы ли?

– Оттуда! – задорно сказала она.

– Ну, тогда без проблем. Садись, рассказывай: как там?

Через минуту они уже весело болтали.

До города доехали незаметно. Настроение у Людочки было прекрасное. Она задорно хлопнула дверцей, выходя из машины, и помахала супругам рукой:

– Чао! Удачи!

«Вот и все. Без проблем. Славная будет шутка».

Глава 2

Люся

1

В городе Людочка первым делом поменяла валюту на рубли. По грабительскому курсу, но это еще сущие пустяки. Просто выяснилась одна досадная деталь, пустячок, но доставляющий массу проблем: у нее не оказалось паспорта. Администраторша в гостинице долго и внимательно разглядывала просительницу, а потом решительно отказала:

– Без документов? Нет, не могу.

И наградила Людочку выразительным взглядом: хочешь номер – плати! Без паспорта только нелегально, за взятку.

Людочка хотела было дать ей денег, но потом вдруг разозлилась: подумаешь! Сидит тут, фифа! Да знала бы ты, кто стоит перед тобой! Дочь депутата Сальникова! Не очень-то и надо! Комнату в частном секторе Людочка нашла быстро и за смешные деньги. Хозяйкой оказалась приветливая старушка, которая еще и ужином ее накормила. Людочка с удовольствием поела, на этот раз еда показалась ей вкусной. Скорый на Москву уже ушел, и надо было дожидаться следующего. Самолет она с досадой отвергла: паспорта нет. Да и на железнодорожном вокзале кассирша заартачилась.

– Документы, пожалуйста.

– Я их потеряла, – заявила Людочка.

– Поищите, – пожала плечами кассирша. – Следующий!

Людочка от досады закусила губу и хотела было устроить скандал, но крутившийся возле железнодорожных касс небритый мужик с бегающими глазами шепнул ей на ушко:

– Проблемы? Отойдем.

Она уже поняла, что все и везде решают деньги. А деньги у нее были. Так и оказалось.

– Девушка, вы в Москву? Документов нет? Могу устроить.

– Каким образом?

– Я знаю проводницу. Но придется подождать сутки. Поезд проходит здесь рано утром, он не скорый, поэтому места есть всегда.

– Я согласна, – сказала она с досадой.

Но потом подумала: пусть Тимка помучается, как следует. Он этого заслужил.

До отхода поезда оставались еще целые сутки. Людочка не знала, чем заняться. Разве что осмотром местных достопримечательностей?

Город ей не нравился. Ни одного приличного ресторана! Местный музей – отстой! Люди какие-то неприветливые. Все здания обшарпанные, улицы грязные. Дыра, одним словом. Не в кино же идти? На одинокую девушку в ярком горнолыжном костюме все обращали внимание, особенно мужчины. И Людочка впервые забеспокоилась. «Надо поскорее уносить отсюда ноги», – подумала она.

Со скуки она зашла в ближайшую парикмахерскую. А почему бы и нет? Раз она понарошку умерла, то можно и поэкспериментировать с собственной внешностью. Вот будет сюрприз для Тимки! Он уже столько раз советовал ей поменять прическу. На «что-нибудь более серьезное». Сколько можно быть девочкой? «Прелестной девочкой», – поправляла Людочка. Но сейчас ей захотелось вдруг повзрослеть.

– Вас постричь? – спросила хмурая женщина с отвратительной прической. Людочка оценила цвет ее волос и засомневалась. Но потом все же решилась:

– Да. И покороче. И покрасьте, пожалуйста.

– Как красить? – безразлично спросила парикмахерша.

– В блондинку, – неожиданно для себя сказала Людочка.

Пока ей мыли голову и щелкали ножницами, она думала о том, что погорячилась. Шутка, конечно, хорошая, но столько же из-за нее неудобств! Людочка по-прежнему не могла толком поесть, потому что всерьез опасалась за свой желудок. Старушка стряпала неплохо, но кто их знает, из чего они здесь, в этой дыре, готовят еду? Из каких продуктов?

Она сидела и смотрела, как на пол сыплются каштановые кудри. На хмурое лицо парикмахерши, отражающееся в зеркале, смотреть не хотелось.

«Почему они здесь все такие мрачные? – раздумывала Людочка. – Солнышко же светит!» А потом спохватилась: «Да ведь это ужасно, жить в такой дыре! И они это понимают! Кругом нищета! Беспросветная нищета! Как хорошо, что завтра я отсюда уеду! В Москву! Скорее в Москву!»

Другая сотрудница, администраторша и по совместительству кассирша, все время вскакивала, словно подброшенная пружиной, и ходила то за чайником, то в подсобку, то к телефону, который не звонил. Девушка была одета вызывающе во что-то яркое, обтягивающее, и фигура у нее оказалась великолепная, Людочка не могла это не отметить. Просто модель! Видимо, администраторша тоже это знала, вот и ходила по салону, как по подиуму. Но кроме Людочки смотреть на нее было некому. Такое ощущение, что все в этом городе стриглись сами, дома. На вешалке в прихожей висело унылое пальто. По улицам никто не решался разгуливать в яркой одежде.

«Мне-то это зачем? – подумала Людочка. – Ее фигура?»

– Готово, – услышала она. – Сушите.

Сидеть под горячим феном было приятно. Зато, взглянув в зеркало, Людочка чуть не закричала в голос. Это была не она. Какая-то чужая, взрослая женщина, с очень короткими и жидкими волосами, к тому же явно передержанными в перекиси водорода. Здесь даже нормальной краски не оказалось!

– Да что ж это такое?! – возмутилась она.

– А вы что хотели за такие деньги?

– Какие деньги? – Людочка впервые заглянула в прейскурант. Цены действительно смешные. Но и прическа тоже.

– Черт бы побрал вашу дыру со всеми ее парикмахерскими и дрянными ресторанами! – взвизгнула она. – У вас нет никакого понятия о том, что красиво, а что нет!

– Подумаешь, – фыркнула та, что за кассой, и бережно погладила ладонями шелковые коленки. – Нормальная прическа. Но на вас не угодишь. Сразу видно: из Москвы.

– Да почему видно-то? – возмутилась Людочка.

– По лицу. Вы, москвичи, вечно всем недовольны.

– Это вы всем недовольны, – она швырнула на стол пару купюр. – Сдачи не надо.

И направилась к выходу. Ей вслед раздалось хихиканье. Да они это нарочно! Изуродовали ее всем москвичам назло!

Настроение было отвратительное. Кое-как она проскрипела до утра. А утром небритый мужик, пошептавшись с проводницей, взял у Людочки деньги и шепнул:

– Я обо всем договорился. Все будет в лучшем виде. Доедешь с комфортом.

«С комфортом» оказалось на верхней полке. И проводница тут же потребовала денег за белье и за обслуживание. Причем платить за чай в пакетиках, похожий на помои, и жидкий кофе пришлось как в дорогом московском ресторане. Людочка сразу поняла, что ее разводят на бабки.

– Но мы с вашим другом договаривались, – заикнулась было она.

– Я не знаю, о чем вы там договаривались, – отрезала проводница. – Я своей работой рискую. У нас с людьми без документов разговор короткий – милиция разбирается.

Пришлось заплатить. Людочка уже сто раз пожалела, что не вернулась в сарай к Тимке, а придумала эту шутку с мнимой смертью под лавиной.

У нее не было ни зубной щетки, ни мыла, ни какой-нибудь еды. Даже воды. За все приходилось платить, причем бешеные деньги. А поезд не ехал, он тащился, тормозя у каждого столба, иногда даже просто в степи или в лесу. Раньше Людочка не представляла, что в мире существуют плацкартные вагоны, что еда и напитки в стоимость билета не входят и что до Москвы можно ехать больше двух суток, терпя при этом массу неудобств. Даже из другого полушария Людочка добиралась до родного города быстрее, причем с комфортом и без всяких проблем.

«Ну, Тимка, я тебе все припомню!» – думала она, в очередной раз забираясь на свою верхнюю полку. После посещение туалета у нее были рвотные позывы. Внизу расположилось говорливое семейство, завалив весь столик свертками с едой. Пахло так, что у нее в животе то и дело раздавалось голодное урчание. Она изо всех сил прижимала к животу подушку, но эти звуки невозможно было заглушить.

Наконец толстый вальяжный мужик, переодевшийся в грязном туалете в тренировочные штаны с растянутыми коленками, деликатно постучал в верхнюю полку:

– Эй, попутчица! Закусить не откажешься?

– Спасибо, я не хочу есть.

– Чего ломаешься-то? Странная ты деваха: без вещей, без кавалера. Студентка, что ли? Слезай, накормим.

– А вагон-ресторан здесь есть? – свесилась со своей полки Людочка.

– Тю! Денег, что ли, куры не клюют?

– Не-а. В туалет охота всю дорогу бегать, – подмигнула мужику такая же рыхлая вальяжная жена. Мужик называл ее Анькой.

И Людочка нехотя слезла.

– Как звать? – спросил мужик, отрезая огромный ломоть хлеба и отламывая с хрустом куриную ногу.

– Люд… мила, – она попыталась сохранить дистанцию.

– Люся, значит? Ну, давай, Люся, рубай.

Она невольно себя застеснялась: есть так жадно, да еще руками! Но голод не тетка. А она больше не Людочка. Она Люся. А Люсе можно. Немытая, нечесаная, с прической точь-в-точь как у приходящей по утрам убирать ее офис уборщицы, кто же она, как не Люся? Хорошо, не Люська. И она ела торопливо, облизывая жирные пальцы. Супруги смотрели с одобрением. Накормить голодную студентку – это святое.

– Я вас тоже чем-нибудь угощу, – пообещала она с набитым ртом.

– Угостишь. Вот пиво понесут, и угостишь, – осклабился мужик.

Пива Людочка никогда раньше не пила. Разве что в Праге или в Таллине, где культ пива. Но в бутылках или в банках? Пастеризованное? Она не понимала эту едкую горечь, этот вкус. Отрава же! Но когда мужик достал огромную воблу и стал чистить ее на газете, у Людочки слюнки потекли. И она купила у проходившего по вагону официанта четыре бутылки пива. А потом вдруг неожиданно опьянела и до самой ночи изливала душу попутчикам. О том, как любит своего замечательного мужа Тимку, как мудро и правильно руководит туристической фирмой и как хорошо жить на этом свете. Попутчица только головой качала:

– Во заливает! Прямо писательница. Фирма, вишь, у нее! Оно и видать. Хоть бы чемоданчик какой для приличия с собой прихватила. Бизнесменша!

– Давай, Люся, еще по пивку! – подмигивал ее муж.

– Так кончилось же!

– А я сгоняю. Одна нога здесь, другая тоже здесь, ха-ха! Эх, жизня! – И не к месту: – До чего народ довели!

Лежа потом на своей верхней полке, трезвеющая Люся услышала все, до чего конкретно довели народ. Она даже представить себе не могла, что можно жить ТАК! У нее в голове не укладывалось! Можно, оказывается, отдыхать на НАШЕМ юге! И не в Сочи, Сочи это, оказывается, роскошь, а ДИКАРЯМИ. И грезить об этом всю долгую зиму, мечтать, ждать. Ее попутчики с восторгом говорили о курице в лаваше и коньяке, который канистрами покупали на рынке у какой-то Марии. О том, что во дворе дома, где они снимали комнату, есть душ.

– Только туда, и никуда больше! – горячась, говорила Анька. – Только с душем!

В другом купе обсуждали прошедшие выборы, Люся даже услышала фамилию отца с весьма нелицеприятным эпитетом.

– Да он просто м…к!

Она покраснела и зарылась лицом в подушку. Хотелось заткнуть уши.

Это был огромный материк, которого она не знала, ее страна. Оказывается, до сих пор Людочка Сальникова жила на острове. На сказочном острове счастья. Ей и в голову не приходило, что там живут только избранные, а все остальные живут по-другому. И теперь она слушала, как это бывает по-другому. В разных концах вагона (а слышимость в плацкарте была великолепная, и люди не сдерживались, к тому же многие приняли на грудь) говорили теперь об одном и том же: как тяжело живется и что надо сделать, чтобы не стало еще хуже. Этого хуже все отчаянно боялись, хотя, казалось бывшей Людочке, куда уж хуже?

Все эти люди жили в аду и изо всех сил цеплялись за этот ад, лишь бы только жить.

Какой-то дед, грозно стуча клюкой по полу и упорно называя олигархов аллигаторами, жаловался соседу по купе:

– Энти аллигаторы весь колхоз у нас развалили… Так их, мать твою…

– Во-во, – поддакивал сосед. – Их бы всех посадить на нашу зарплату.

– Я хари-то ихние все наперечет знаю. Как морда во весь экран – знамо: аллигатор. Отъелися на наши народные деньги.

– Правильно, папаша, говоришь. На консервы бы пустить все это крокодилье племя.

– Собаки сдохнут с этих консервов, – оглушительно сморкался дед в огромный клетчатый платок. – Всех их надо расстрелять.

– Во-во! Как в Китае, проворовался – к стенке!

«Папу бы сюда, – усмехалась Люся. – Вот где ему надо общаться со своими избирателями. Одна ночь в плацкартном вагоне – и можно посыпать голову пеплом. От стыда. Хотя нет. Все он прекрасно знает. Потому и летает в частном самолете, в крайнем случае, бизнес-классом. Иначе порвут на части. На мелкие клочки».

Мужик на нижней полке прямо под ней вслух читал журнал с красивыми картинками. Люся сквозь дрему слышала, как он комментирует прочитанное:

– Вот, Анька, слышь? На даче у известного певца собака съела птенца павлина. А? Называется «Происшествие на даче». Помнишь, прошлый год наш Тарзан соседского петуха придушил? Тоже было: происшествие! На всю улицу ор! Так оно понятно: без петуха куры нестись не будут. А без павлина что? Они будто бы и петь не могут.

– И нехай, – отмахнулась Анька. – Пущай развлекаются! Тебе жалко, что ли?

– Нет, за каким хреном им павлин?

– А за каким хреном тебе водка?

– Ну, ты сказала! От водки я, может, человеком себя чувствую!

– А они, може, ее только с павлином хлещут.

– Как это с павлином?

– Посмотрят, как он перед окошком разгуливает, хвост распушив – и хлоп стакан. Може, два.

– А без павлина?

– Без павлина, може, не лезет.

– Дура, – хрюкнул мужик.

– Алкаш, – беззлобно ответила Анька.

И ее муж в который уж раз стучал костяшкой указательного пальца в верхнюю полку:

– Соседка! Эй, соседка, водки хочешь?

– Нет, – отмахнулась Люся.

– Что, студенты нынче водку не пьют? Эх-ма, вырождается народ! Что с державой-то будет? Бери нас теперь голыми руками.

– Ты, Люся, не слушай его, – щелкала мужа в лоб вальяжная толстая Анька: – И-и-и, алкаш! Развезло тебя, дурачина! А нам бы с тобой, Люська, чайку.

Но она уже дремала, сытая, с разливающимся из желудка по всему телу теплом, и все мысли вертелись вокруг проклятого павлина. Ты подумай, засело в мозгу! В самом деле, что за беда: у кого-то на даче павлина съели?..

2

Из поезда Люся вышла, похожая на зачуханную провинциалку. Весь московский лоск с нее сошел, настроение было соответствующее. Она сама себя не узнавала. К ней тут же кинулся носильщик, но, увидев, что она без вещей, отстал. Грязная, уставшая, одуревшая от дороги, которой, казалось, не будет конца, Люся брела по перрону, думая лишь об одном: поскорей бы до дома добраться. До горячей ванны с ароматной пеной.

«Я так жить не хочу, – думала она, взяв первое попавшееся такси на вокзале. – Я не могу так. Не выдержу. Это не для меня. Все эти люди из моего вагона – инопланетяне! Или это я – инопланетянка? Поскорее домой и забыть обо всем!»

Про свою глупую шутку со смертью, про парикмахерскую, про поезд. Забыть и оказаться наконец в Тимкиных объятьях! Покаяться и вымолить прощение. И вернуться к своей обычной жизни. Только теперь она поняла, как прекрасна ее жизнь! Как замечательна!

Соседка, повстречавшаяся возле подъезда, оглядела ее подозрительно. Пробурчала что-то под нос, мол, ходят тут всякие бомжи, и брезгливо посторонилась. Люся чуть не рассмеялась: ее не узнали! Бывает же такое! Потом она увидела себя со стороны глазами соседки, одетой в шикарный полушубок из вязаной норки, и горько усмехнулась: да, дочь депутата Сальникова в таком виде признать трудно. Яркое мартовское солнце слепит глаза, пришлось надеть темные очки, дешевые, купленные в киоске на железнодорожном вокзале, потому что горнолыжные она потеряла, пока бежала от лавины. Прическа, как у уборщицы, под ногтями грязь, шея немытая. Какая она теперь Людочка Сальникова, по мужу Муратова? Неужели и Тимка ее не узнает?

Она долго давила на кнопку электрического звонка, пока не поняла, что муж еще не вернулся. Может, уже бросился вниз с десятого этажа? Или решил остаться в горах и оплакивать ее вечно? Сердце сжалось от тоски в крошечный комочек. Но сильнее всего оказалась все-таки усталость. Она даже ванну не в состоянии была набрать. Открыла дверь и, проковыляв по длинному коридору вместе с сумкой, прямо в ботинках, ввалилась в спальню.

«Полежу полчасика, приду в себя, приму ванну, и начну искать Тимку», – решила Люся, упав прямо в верхней одежде на чистое покрывало. И уже лежа, начала стаскивать с себя куртку. От переживаний ее трясло. Надо успокоиться.

«Полчаса, всего полчаса», – подумала она, засыпая…

Проснулась она, скорее почувствовав, чем услышав, как повернулся ключ в замочной скважине. Любимый муж вернулся! Единственный! Обожаемый! Неповторимый! Вернулся ее Бог, который и ей поможет вновь стать Богиней! Она замерла на мгновение, предвкушая страстные объятия, слезы, торопливые поцелуи… Какая глупая получилась шутка! Так захотелось заплакать и броситься ему шею! Слава богу, что он жив, ее Тимка!

– Заходи, – услышала вдруг она.

Ноги в момент одеревенели. Она уже вставала, но, услышав этот голос, замерла:

– Ой, темно!

– Не надо, не зажигай свет!

– Но почему?

– Тише. Потом.

И звуки, которые ни с чем нельзя спутать, торопливых страстных поцелуев. Она никак не могла понять: голос его, любимого мужа, но почему ее Тимка целует другую женщину?! А та еще смеет говорить:

– Наконец-то! Как я соскучилась! Я тебя так ждала!

– Я тоже скучал. Сильно, малыш. Безумно…

– Тогда идем в спальню?

Она сжалась в комок. Что сейчас будет! Надо устроить скандал, порвать их на клочки! Людочка так бы и поступила. Но Люся… С ней что-то случилось, она потеряла уверенность в себе. Предстать перед ними в таком виде, да еще устроить скандал? Немыслимо! Сначала в ванную, в пену…

Слава богу, помог Тимка:

– Нет, не здесь. Я не могу здесь, понимаешь?

– Понимаю.

– Тут везде ОНА. Ты получила мою телеграмму?

– Конечно. Господи, почему же так долго? Я думала, ты вернешься гораздо раньше.

– Марина, тело так и не нашли…

Конечно, Марина, кто же еще? У Людочки словно глаза открылись! Она вспомнила, как Тимка выхватил из рук у новенькой тяжелый поднос с фруктами. Это была отнюдь не доброта. Другое чувство. Так заботятся о любимой женщине. Когда же они успели? Пока жена лежала дома с простудой? Нет, раньше. Похоже, все началось с самого первого дня, с тех пор, как Тимка починил ее «мышь». Взаимная симпатия, которая переросла в настоящее чувство, в любовь.

– Ну и что, что ее не нашли?

– Мне надо было изображать убитого горем мужа. Я же не мог тебе в телеграмме написать, что убил ее.

– Убил?! Как так: убил?!

– Ты поймешь, я знаю. У меня не было выхода. Я мечтал об этом давно, с тех пор, как понял, что такое моя жена. Самовлюбленная эгоистка. Теперь ее больше нет, и я сам это устроил. Хочешь, расскажу о том, как я притворился, что подвернул ногу и специально послал ее одну к лавине? Повезло мне.

– Почему повезло?

– Я там вырос. Все лавины знаю наперечет. А тут самая лавиноопасная погода: накануне буран, потом солнце. Снег тяжелый, влажный. Когда я был маленьким, в этом месте погиб мой лучший друг. Самый коварный склон. Я его ненавижу, но на этот раз он мне помог.

– А если бы не получилось? Что бы ты делал?

– Не знаю. Я повез ее туда, чтобы убить. Обратно она бы все равно не вернулась. Я с ней больше не мог жить. Чудовище просто! Измучила меня своей любовью! Я ее ненавидел! Я пытался накануне с ней поговорить, понять, увидеть в ней человека, но… Не смог. А я был готов оставить ей все, хотя вложил в фирму душу. Меня бы устроил просто развод, я знал, что Сальников меня в порошок сотрет и при разводе я ничего не получу. Я был готов пожертвовать карьерой, всем, лишь бы быть с тобой. Но потом подумал: почему бы нет? Она это заслужила. Ее все ненавидели.

– Тимур!

– Ты добрая, я знаю. Не надо на меня так смотреть. Ведь она сама туда поехала. Сама, понимаешь? Слава богу, нам с тобой повезло. Мне не пришлось сбрасывать ее в пропасть или душить. Она, как-никак, женщина. Хоть и тварь. А тут… Несчастный случай. И все. Мне очень хотелось поскорее сесть в самолет! Но надо было держать марку. По легенде, я ее безумно любил.

– Пойдем в спальню, Тимочка. Ты устал. Тебе прилечь надо.

Она опять сжалась в комок. Господи, на ее маленьком острове счастья и так почти не осталось кислорода! Дышать нечем. Зачем они здесь? Неужели же сейчас придут сюда?!

– Только не туда. Марина, не надо. Ты что, не понимаешь?!

– Чего я не понимаю?

– Тут все ее. Ради этого я столько мучился! Ради ее квартиры, денег, фирмы, но теперь я все это ненавижу. Не стоило оно того. Я альфонс. А теперь еще и убийца. Я и себя ненавижу. Мне надо как-то пережить этот день. И… не здесь. Поедем куда-нибудь. Хотя бы в гостиницу. А лучше к тебе. Мне надо прийти в себя.

– Мои родители уехали. К родственникам в гости.

– Здорово! Когда вернутся?

– Завтра.

– Опять повезло. Одного дня мне хватит. Я соберусь с силами, и… В общем, поехали!

Люся услышала, как повернулся ключ в замочной скважине, и наконец наступила тишина. Поздно: от маленького острова счастья не осталось и следа. Его затопило, он исчез с карты Земли. Что теперь делать? Надо выбрасываться на материк, благо, что он уже открыт. Туда, где живут все остальные люди.

Какое-то время она сидела неподвижно, без света и, казалось, без воздуха, оглушенная и почти слепая, и постепенно начинала прозревать. Слова мужа ее оглушили, но теперь все выстроилось в стройную картину, сознание прояснилось. Тимка хотел ее убить! И он бы это обязательно сделал! Если бы она в тот день, когда сошла лавина, к нему вернулась, муж стал бы ее душить, сталкивать в пропасть, топить. Он ясно выразился: я повез жену в горы, чтобы убить. Но почему? Что она Тимке сделала?!

«Прелестная девочка!» – проскрипела огромная кровать, когда Люся встала с нее и сделала первый шаг к двери.

– Вы врете! – крикнула она. – Вы все постоянно врете!!!

Муж выразился вполне конкретно: эта тварь. Она, Люся – тварь. Ненавистная жена.

Неужели все ее ненавидят? Абсолютно все? С Мариной понятно, она любовница мужа. Но остальные?

Она решила проверить, насколько прав Тимур. Выяснить наконец всю правду. Всех своих врагов. Чтобы знать потом, кому мстить. Поэтому она поправила покрывало на кровати, вытерла тряпкой грязные следы на полу, саму тряпку аккуратно положила на прежнее место, к входной двери. Она помнила, что где-то в спальне есть заначка, маленький тайничок от мужа. Деньги, спрятанные ему же на подарок ко дню рождения. Подальше, чтобы случайно не потратить. Она ведь транжира. Была. Денег немного, но на первое время хватит. Тимка же так хотел, чтобы она умерла! Вот пусть и думает, что это случилось. Людочки Сальниковой больше нет.

Мертвым мстить обидчикам проще, их ведь никто не берет в расчет. Она решила, что выгоднее пока оставаться мертвой.

Из вещей она ничего не взяла. Надела куртку, в которой приехала, те же ботинки и взяла лишь деньги, о которых Тимур не знал. Да еще ключи от квартиры бывшей сокурсницы, своей подружки, той самой, что назвала ее мужа плебеем (о, как она была права!). Подружка недавно уехала в длительную командировку за границу и просила присматривать за квартирой, это сейчас оказалось как нельзя кстати. Есть время, чтобы как следует подумать обо всем. К объяснению с любимым мужем Люся сейчас не готова. План мести еще не созрел.

…Несколько дней она находилась в состоянии глубокого стресса, сначала плакала, потом просто лежала с сухими глазами, ничего не ела и не выходила из квартиры. Она чувствовала, как стремительно худеет, а заодно и стареет. На гладком прежде личике появились морщинки, но ее это мало волновало. Она и в самом деле любила Тимура. И была уверена, что эта любовь взаимная. А он сказал: тварь. И еще: ее ненавидели все. Ее, это Людочку Сальникову, прелестную девочку.

Наконец она не выдержала и позвонила домой. Нет, не любимому мужу, а папе Сальникову. Трубку взяла синеглазая акула.

«Меня же нет», – вспомнила Люся и вдруг спросила:

– А Людочку можно позвать к телефону?

Она очень надеялась, что голос узнают и начнутся ахи и вздохи. «Какая радость, моя дорогая, что ты жива!»

– Милая, вы куда звоните? – холодно спросила мачеха.

– Ей домой, – растерялась она.

– Это мой дом, – подчеркнула синеглазая акула. – Вы, должно быть, не в курсе. Институтская подруга, да?

– Что-то вроде того.

– Тогда можете завтра прийти на похороны.

– Как на похороны? – растерялась Люся.

– Мы решили предать земле символический прах моей падчерицы. Тело еще не нашли, а моему супругу нужна показательная пиар-акция. Его рейтинг падает, а народ наш, как известно, жалостливый. Мы решили обнародовать факт трагической гибели его дочери именно сейчас.

– Какая еще акция? Какой пиар? – она совсем растерялась.

– Ваша подруга каталась на горных лыжах и попала в лавину. Несчастный случай. Ее тело, должно быть, вмерзло в ледник. Или лежит где-нибудь на дне глубокой пропасти. Спасатели решили поиски больше не продолжать. Дорого. А мы люди небогатые. Ха-ха! Решили экономить народные деньги. Так что завтра милости прошу. На похороны. В час дня.

– А где…

– Рядом с ее матерью. На…

Она так испугалась, что, не дослушав, бросила трубку. Какие еще похороны?! Понятно, что акуле не терпится от нее избавиться, но папа! Неужели он так легко сдался?! Почему?!!

…Следующий день оказался для нее настоящим кошмаром. Задумано было следующее: дождаться на кладбище, когда урну якобы с ее прахом будут опускать в могилу, выйти вперед и громко сказать:

– Вот она я.

И конец шутке. Папа Сальников счастлив, подчиненные тоже, Тимка… Этот пусть убирается обратно в грязную лужу, из которой его вытащили. С любовью можно справиться на берегу ласкового моря, в шикарном отеле, где загорелый мачо приносит к белоснежному шезлонгу обжигающие коктейли. В таком случае все очень быстро проходит. Тимур Муратов не единственный красивый мужчина на белом свете. Можно обойтись вообще без мужа, если жить в свое удовольствие, не думать о деньгах и до старости оставаться прелестной девочкой. Она согласна на все, лишь бы вернуться в прежнюю жизнь, на свой остров счастья. Для избранных. Довольно бедности. Эта прическа, так же, как и эта жизнь, никуда не годятся.

Но случилось ужасное. Измученное существо, притащившееся на кладбище, изможденное, изуродованное крайне неудачной стрижкой, уже не было Людочкой Муратовой. К тому же солнце светило слишком ярко, а глаза так сильно болели, что снова пришлось надеть дешевые солнцезащитные очки. И никто ее не узнал, хотя Люся и не пыталась спрятаться. Она стояла и ждала: вот сейчас кошмар закончится. Папа узнает ее, закричит от радости и кинется обнимать.

Синеглазая акула все обставила должным образом. Скорбящий отец – это же так человечно! Так трогательно! На кладбище было полно журналистов. Люди должны почувствовать, что он свой, родной, такой же, как и все они, уязвимый. Человек, стоящий возле свежей могилы единственной дочери, не способен думать о том, как набить за счет государственной казны свои собственные карманы. Он страдает, он плачет. И его молодая жена тоже в черном, держит кружевной платочек у скорбных синих глаз. Она страдает. Любимому мужу плохо. В семье Сальниковых глубокий траур. Саму героиню никто не замечал. Все смотрели на свежую могилу.

По лицу мачехи Люся читала: как удачно все получилось! Назревает громкий коррупционный скандал, но кто теперь посмеет бросить камень в скорбящего отца? Люся стояла так близко, что услышала, что именно сказала мачеха отцу в тот момент, как оркестр заиграл траурный марш:

– Ну, слава тебе, избавились!

Она замерла, ожидая, что ответит папа. От его слов зависело все. Но он молчал. А синеглазая акула не унималась:

– Она бы так и тянула из тебя деньги. На фирму, работу которой сама же и разваливала, на дорогие тряпки, на побрякушки. Или выкинула бы такое, что ославила бы нас на всю страну. Взбалмошная, глупая, никчемная девчонка!

И тут он наконец сказал свое слово:

– Потише, Варя. Как-никак, кладбище. А в целом ты права.

Люся все поняла. Жена молода, ей еще рожать и рожать. Есть уже долгожданный сын, возможно, скоро появится на свет и другой. А там и дочка. У депутата Сальникова будет большая счастливая семья. А первая дочка и впрямь получилась неудачная. Балованная. Эгоистка.

– Эгоистка, – услышала она уже с другой стороны.

Бывшие подчиненные обступили Тимура. Сотрудники туристической фирмы старались держаться вместе. Ближе всех к нему стояла, разумеется, Марина. Она, кстати, была единственной, кто плакал. Но как же Люся ее ненавидела! Она еще смеет оплакивать Людочку Муратову! Тварь! Воровка! Украла мужа! И ревет она от страха: а вдруг выяснится, что он убийца? И правильно, что ревет! Пусть боятся! Она их всех разоблачит!

Остальные же просто отрабатывали номер. Аттракцион «похороны начальницы». Люся видела, как потом за воротами кладбища они откровенно радовались. Она шла следом, не чувствуя, что ноги промокают, а кто-то из сотрудников ее фирмы, не стесняясь, говорил:

– Теперь и работать нормально можно.

– Тише ты! – пытались его одернуть другие. – Помолчи!

– Дома отпразднуем. То есть в офисе.

– Мужики, это лучшие поминки в моей жизни! Давно так не радовался!

– Т-с-с! Тише!

– А что? Если откровенно, то ее шуточки давно меня достали.

И вдруг та, которая не раз умильно, виляя хвостиком, говорила, что без начальницы все они погибнут, высказалась еще откровеннее:

– Как здорово все-таки, что она умерла! Просто класс! Вот повезло, так повезло!

– А чего стесняться? – поддержали ее остальные. – Ей ведь все покупал папаша. Сама-то она ничего не умела. Только орать и ногами топать. Одно слово: Сальникова!

– Да чтоб они все сдохли, эти Сальниковы!

…Она так и осталась стоять на автобусной остановке. Все разъехались на машинах, а ее никто не позвал. Подумали, что пришла институтская подруга покойной, сама как-нибудь доберется, нечего ей слушать, как народ радуется.

Важно уселся в свой лимузин отец, рядом с ним счастливая Варька. Поняв, что ничего интересного больше не будет, повалили с кладбища журналисты. Люся опомнилась и хотела было бежать к ним с криком:

– Э-э-э! Постойте! Это я! Я здесь!

Но ноги словно примерзли к земле. Это был шок. Не нашлось ни одного человека, который почувствовал, что со смертью Людочки Сальниковой из его жизни что-то ушло. Что ее смерть – это потеря. Напротив, все сказали: как классно, что ее больше нет! Вот счастье-то привалило! Она им всем, оказывается, только мешала. Ее никто не любил. Даже папа. Вот тебе и узнала правду!

«А у кого-то на даче павлина съели», – горько подумала она, залезая вслед за старушкой в черном платке в грязный рейсовый автобус.

Впервые пришлось задуматься о том, что такси – это безумно дорого, и придется все-таки потихоньку обживать неизвестный материк, открытый в поезде дальнего следования бывшей Людочкой Сальниковой. Материк под названием Россия, а в ее конкретном случае, Москва. Враждебный город, который не верит ни слезам, ни даже, как выяснилось, пролитой крови. И который придется завоевывать заново. Потому что от маленького острова счастья, на котором раньше жила Людочка Сальникова, совсем ничего не осталось. И воздух там вдруг разом взял да и закончился.

3

Первые ее поступки оказались детскими, хотя она и не была больше прелестной девочкой. «Я им всем докажу!» Но она так мало знала о городе, в котором жила, о людях, вообще о жизни, что была уверена: стоит только ей захотеть… Об этом говорилось во всех любимых ею фильмах и прочитанных книгах, жизнеутверждающих, об этом кричали глянцевые журналы, желтая пресса: о победителях, которым принадлежит мир. Главное, захотеть, и всего добьешься. А она всерьез считала себя победительницей.

«Вот стану звездой, и тогда они все узнают!»

Оставалось определиться с карьерой: где именно ее делать? Людмила Муратова была уверена, что таких, как она, ждут везде. Итак, проанализируем ситуацию.

Сначала она задала себе вопрос: «Неужели же все так безнадежно плохо? Ведь кто-то меня любил? Хотя бы не ненавидел, как все остальные». С Тимкой все понятно. Этот альфонс сразу положил глаз на фирму, в которую устроился на работу, и стал обольщать ее владелицу. Он потому и домработницу не нанимал, чтобы не было свидетеля, лишней пары глаз и ушей. Убийство было задумано давно, оставалось дождаться удобного случая. Не умерла бы жена в горах – подложил бы ей в ванну включенный фен или устроил короткое замыкание. Он же умный. Предприимчивый. Лживый. Картинка сложилась.

Подружки? С этими тоже все понятно, дочка депутата – ходовой товар. Вечно со своими просьбами, а точнее, с просьбами родителей, которые засылали отпрысков к младшей Сальниковой, со льстивыми комплиментами. На похороны пришли порисоваться, как же! Столько прессы! Это единственное, что их занимало, никто даже не всплакнул. Стервы!

Отец? Влюбленный болван! Седина в бороду – бес в ребро, вот как это называется! Варька из него веревки вьет! Тоже стерва! Вот кто главный виновник! Вот кого надо наказать! Отсюда ноги растут, из Варькиной жадности!

Но остальные? Что она им сделала? Относилась вроде бы нормально, зарплату вовремя платила. Никого не кинула, увольняла только за серьезные проступки. Разве что не замечала их, относилась как к мебели. А как иначе?

Ее родители относились к людям точно так же. И она, Люся, бывшая Людочка, прелестная девочка, разве не добрая? Она ведь никогда не испытывала к людям ненависти, не гадила им откровенно (розыгрыши не считаются), она их просто не замечала. Кто замечает обслугу? Официанта в ресторане, швейцара в гардеробе, портье в отеле? Это же мебель! Чаевые дали – и будьте довольны! Главное, вовремя платить по счетам, и все будут тебя любить, вот что она усвоила с раннего детства.

Она уже сто раз пожалела, что придумала глупую шутку со смертью под лавиной. Надо было как-то иначе. Без потерь, по крайней мере, столь ощутимых. Без двух ночей в плацкартном вагоне на верхней полке, без потери волос, и вообще имиджа, без переезда в другую квартиру, где все чужое. Но теперь обратной дороги нет. Пьесу «чудесное воскрешение Людмилы Сальниковой» надо доиграть до конца. Муратовой она больше не будет никогда. Фамилию обязательно надо сменить. Будь он проклят, Тимур!

Надо во что бы то ни стало доказать, что она, Людмила Сальникова, и сама собой что-то представляет. Без всесильного папы. Вернуться с триумфом, что называется, на коне. Пусть все они поймут, как были неправы. Как ошибались в ней. Она не эгоистка и не тунеядка. И уж конечно, не дурочка. Ха-ха! У нее есть диплом о высшем образовании и опыт руководства крупной туристической фирмой. И вообще она умница и красавица, пре… Хватит! Только не это!

Она твердо знала: все Золушки рано или поздно становятся принцессами. Надо только взять в руки метлу, махнуть ею пару раз, а дальше уже остается ждать добрую фею. Награда непременно последует. Значит, ей, Люсе, надо только определиться с карьерой и найти себе достойную работу. Каких-нибудь пару лет – и она миллионерша! Звезда! Она на первых полосах глянца – преуспевающая бизнес-леди Людмила Сальникова, журналисты наперебой берут у нее интервью, Варька истекает слюной от зависти, отец рыдает от счастья. Вот так дочка! Не посрамила!

Всего лишь надо найти подходящий объект для применения своих талантов. Говорили, их у нее много, и все – блестящие! А дальше уже все пойдет как по маслу: блестящая карьера, огромная зарплата, предложение партнерства и как итог – собственная фирма. Не купленная на папины деньги, а заработанная честным трудом. Прекрасный принц тоже будет весьма кстати. Красивый, богатый, владелец роскошной машины и загородного особняка. А может, даже самолета и яхты. Пусть Тимка не думает что он – нечто особенное. Вон их сколько ходит по улице, этих мужчин! Она заполучит лучшего! Она всегда получает все самое лучшее!

Мужчины по улицам действительно ходили. А лучше сказать, проходили от машин до дверей офисов и ресторанов. И были среди них и владельцы дорогих авто, и хозяева крупных фирм, и обладатели загородных особняков. Но Люся с удивлением поняла, что они ее не замечают. Их взгляды были обращены куда-то внутрь себя, а в толпу людей они смотрели, словно в зеркало. И видели только себя, свои успехи, свои бесчисленные достоинства. Видели зависть и наслаждались этим. Они успешны, а все остальные – быдло. И она, Люся, теперь стала быдлом. Потому что она была по ту сторону стекла, а все, что осталось там, в зазеркалье, этих мужчин совершенно не интересовало. В целом же смотреть на них было противно. И спать с ними действительно можно только за деньги, они не умеют любить, ибо любить – это значит отдавать. А они умеют только брать, а точнее, хапать. А нахапавшись, пресыщаются и начинают унижать женщин, отдавших им молодость, родивших им детей.

Люся готова была и на это: получить все через мужчину. Иногда ей хотелось крикнуть:

– Эй! Вот она, я! Я на все готова и на все согласна! Берите меня!

Ее всегда называли хорошенькой, и она надеялась, что хоть это правда. Потому что зеркало подтверждало: да, хороша. Но оказалось, что ее время давно прошло, по улицам ходили восемнадцатилетние красотки с ногами от ушей, их было столько, что у мужчин глаза разбегались. Москва напоминала кремовый торт с обилием сливочного крема, женской красотой можно было объесться, проведя на улицах и в бесчисленных кафешках всего один день. Женщины демонстрировали свои прелести столь откровенно и так открыто предлагали себя, что мужчины не торопились с выбором. Даже у тех, что чуть покрасивее обезьяны, была завышенная самооценка, наличие товара явно превышало спрос. И товар, надо сказать, был отменного качества.

Без папы Сальникова, без денег, без своей туристической фирмы Люся оказалась никому не нужна. Загнанная кляча, которой место на живодерне, как она может выдержать конкуренцию с молодым мясом, ежедневно прибывающим на московские вокзалы в безумных количествах? От отчаяния она почти ничего не ела и в итоге похудела на десять килограммов! По утрам она старалась не смотреть в зеркало. Кожа повисла, под глазами залегли синие тени. Если раньше она выглядела моложе своих двадцати восьми, то теперь казалась лет на пять старше. А кому интересна тридцатилетняя женщина с ужасной стрижкой и в ужасной одежде? Время до приезда однокурсницы стремительно сокращалось. Надо было или срочно искать себе жилье и работу, или признаваться той во всем. Но как признаться? Предстать в таком виде перед подругой, только что вернувшейся из Европы? Чтобы услышать: «Ах ты бедненькая!»

Таких слов ей еще никто не говорил. Ни у одного человека в мире пока не было повода жалеть Людочку Сальникову. Еще чего! Это она их всех пожалеет. Потом. А сейчас надо выкручиваться.

Пришлось всерьез заняться поисками работы. И тут возникла главная проблема: у нее нет никаких документов. Вот тогда бывшая Людочка Сальникова и узнала, что такое человек без бумажки. И что на слово в этом городе давно никто никому не верит, да хоть мамой клянись, все равно врешь, если это документально не подтверждено. Даже если диплом есть, не факт, что он подлинный. Нужны рекомендации. Свидетели.

Паспорт она все-таки купила. На вокзале, за последние деньги. С пропиской в деревне Грязищи где-то под Тамбовом. Люся даже представить себе раньше не могла, что такая существует! Фотографию в паспорте переклеили наспех, в грязной забегаловке у того же вокзала, и у Люси появился первый документ. И по странному совпадению он тоже был на имя Людмилы. Хоть и не Сальниковой, и не Муратовой, и не того года рождения. Она стала на три года старше, и чувствовала себя соответственно. Она враз повзрослела, ей и в самом деле перевалило за тридцать, и к ней теперь обращались «женщина». Найти работу оказалось большой проблемой. Даже не хорошую, а любую. Без диплома, без знакомств, с пропиской в деревне Грязищи.

В первом офисе, куда Люся зашла, над ней откровенно посмеялись:

– Что-что вы закончили?

– Факультет менеджмента и маркетинга. У меня большой опыт работы в крупной туристической фирме. Я объездила весь мир.

– А где это написано? Загранпаспорт у вас есть?

– Нет. Он… Срок действия закончился! – нашлась она.

– И вы его что, выкинули?

– Потеряла, – она опустила глаза, поняв, что сказала глупость.

– Женщина, хватит мне голову морочить. У нас серьезная фирма, у меня сегодня поток. Куча людей записана на собеседование.

– Да я объездила всю Европу! Я все модные курорты наперечет знаю! Я была в Америке! И даже в Африке!

– И как там львы? Не кусаются?

– Вы мне не верите?! Я знаю компьютер и всю оргтехнику. Я хорошо говорю по-английски. Хотите?

– Поговорить? По-английски? Женщина, вы удивительная нахалка. Приехали откуда-то из деревни, у вас кроме паспорта нет никаких документов, даже аттестата о среднем образовании. Нет трудовой, вообще никаких рекомендаций. Столицу решили покорить? С такими-то данными? Да у вас на лице написано восемь классов образования и ни копейкой больше! Если бы вы честно это сказали, мы взяли бы вас уборщицей.

– Кем?!

– Уборщицей. А так… Извините, но нам люди деньги приносят. Вы всех клиентов распугаете. А врать нехорошо. Людмила, как вас там? Сергеевна? Прописанная в деревне Грязищи Тамбовской области. Х-м-м… А что, правда такая есть?

– Не знаю.

– Ха-ха.

– Ну, хотите, я вам правду расскажу?

– Хочу.

– Я умерла. Понарошку. Муж послал меня кататься на лыжах. Горных. А там лавина. Я решила над ним пошутить и вернулась в Москву одна. А меня здесь уже решили похоронить. У мужа любовница. И я решила к нему не возвращаться. Возьмите меня на работу. На самом деле мой отец – депутат. И я несколько лет руководила крупной туристической фирмой. Я была ее хозяйкой.

– Ха-ха-ха!

– Что в этом смешного?!

Ее собеседник вытер выступившие на глазах слезы:

– Рассмешили вы меня, Людмила… как вас? Сергеевна? Милая, попробуйте романы писать. Вторая история гораздо лучше первой. И насчет отца вы хорошо придумали. Депутат – самое то! Во! – он показал ей большой палец. Потом опустил его вниз, как на гладиаторских боях: смерть. – Убирайтесь.

– Да что же это такое! А ну-ка, пустите меня за компьютер! Я вам сейчас покажу!

– Ну, уж нет! – проворно вскочил ее визави. – Не трогать! Вы тут дров наломаете, а с меня начальство спросит!

– Ничего я не наломаю! Я умею, слышите вы?!

– Бумажку покажите. А так, откуда я знаю, чему там, в деревне Грязищи, в школе учат? Может, вы по клавиатуре молотком ударяете, а на системный блок сковородку с яичницей ставите?

– Иди ты… – разгорячилась Люся. Она даже представить себе не могла, что будут такие проблемы! У нее, владелицы туристической фирмы! Грозной начальницы, без которой все должно было вмиг развалиться! – Козел!

В ней говорила дочь депутата Сальникова, не так-то просто было вытравить старую закваску.

– Вот. Это уже ближе к истине. Узнаю: деревня Грязищи.

– Дались вам эти Грязищи!

– Совет хотите, Людмила, ха-ха-ха, Сергеевна?

– Еще чего!

– Нравится мне ваш апломб. Другие приходят тихие, как мышки. Интеллигентный разговор, хорошие манеры, глазки в пол. Все-таки на работу устраиваются. А вы себя ведете как хозяйка жизни. Никакой работы вы, конечно, здесь не получите. А совет… Если с написанием романа не получится, попробуйте податься на Тверскую.

– Что?!

– Не пойдет? Шлюхой быть не желаете? Хотя… – он с сомнением оглядел ее фигуру, висящую на ней, как мешок, одежду. Пришлось ведь подружкину носить. Люся и сама понимала, как убого она выглядит в костюме с чужого плеча. И тут получила сполна. – Вид у тебя не товарный. Разве что в подворотню, к некондиции. Может, кто и польстится, из жалости.

– На себя посмотри. Жиртрест.

Это в ней говорила Людочка Сальникова, и сдержаться она не могла совершенно напрасно. Ну, хлопнула дверью. Свежий ветер в лицо. Хорошо! Но есть-то что-то надо? Деньги стремительно таяли, да и о квартире надо подумать.

В другой фирме она была гораздо терпеливее. Но собеседование все равно не прошла. Чтобы она там ни умела, как бы красиво ни говорила, но другие претендентки имели дипломы, рекомендации и гораздо презентабельнее выглядели, а это решало все. Надо было чем-то доказать и свое высшее образование, и опыт работы. Она злилась, но вдруг вспомнила себя в роли работодателя. Вспомнила и неожиданно покраснела. Как она себя вела! Ничуть не корректнее того толстяка, который все время высмеивал деревню Грязищи!

Судьба возвращала ей собственные промахи. Что сама делала, то и получи. Круг замкнулся. Первый круг в ее жизни. Она даже представить себе не могла, сколько их еще будет, таких кругов.

Потом была еще одна фирма, и еще. Она старательно выписывала из газет объявления о работе, а потом звонила и целый день ходила по указанным адресам. А время, отведенное ей, сокращалось. Еще месяц, и квартиру подруги придется освободить.

Что же делать?

…Она брела по улице, увлеченная внезапно пришедшей в голову мыслью. Ярко освещенный проспект, толпа народа. Почему же именно здесь, среди людей, так остро чувствуется одиночество? До нее никому нет дела. Совсем никому. Упади она на мостовую – все равнодушно перешагнут через неподвижно лежащее тело и пойдут по своим делам. Одним конкурентом меньше. Москва не резиновая, все правильно. Впервые она задумалась о словах, которые сама произносила не раз. Этот город был жесток к проигравшим, но стать в нем победителем в одиночку невозможно. Он расправляется с одиночками, словно с отбившимися от стаи ранеными животными. Джунгли, вот что это такое. Каменные джунгли.

Ей было одиноко. Новая жизнь оказалась совсем не похожа на сказку. Добрые феи давно уже поняли, что на всех Золушек их все равно не хватит, на свете нет столько чудес, сколько им требуется, переселились на волшебный остров и стали делать подарки друг другу. И на свете воцарилось зло. Потому что никто никому больше не верит. Ни в одном офисе не верили, что Люся говорит правду. Ее слова никто не мог подтвердить. Люди брали на работу преимущественно своих знакомых или через знакомых, в крайнем случае, с хорошим дипломом и солидным стажем. Связи решали все, а слова… Это только слова. Все вокруг врали, по телевизору врали, и в книгах, как оказалось, врали. Одного желания стать победителем мало. А что надо-то? Этого она не знала.

Отчаявшись, она решила устроиться официанткой в какой-нибудь ресторан. Раз обязательно надо взять в руки метлу, она это сделает. Но даже эту метлу получить оказалось не так-то просто. Только в четвертом ресторане владелец посмотрел на нее благосклонно. И предложил… место посудомойки.

– Двести баксов в месяц. Сутки через двое.

– Мыть посуду?! Мне?!

– А кто ты такая?

– Я – женщина, – гордо ответила бывшая Людочка. Прелестная девочка с каштановыми кудряшками.

– Да ну? Впрочем, похожа. Все вроде на месте. М-да… Руки-ноги задирать умеешь?

– Что?!

– Моему приятелю девочка нужна в кордебалет. Громко сказано, а на деле простое виляние задницей. И голые сиськи показывать. Чтоб публика мужского пола как следует завелась. Здесь без этого обходятся, а у дружка заведение покруче будет. У меня перед ним должок. Пошлю ему телку – обрадуется. Главное, чтоб на все была готова. Ну, ты меня понимаешь, – он оглядел ее маслеными глазками и подмигнул: – Так что?

– Нет, не умею, – с сожалением сказала Люся. – Я танцами никогда не занималась. И насчет остального… Нет, я не готова. На все, – тихо добавила она.

– Тогда забудь о том, что ты женщина.

– Может, официанткой?

– Официанткой? Тебя? – хозяин ресторанчика с сомнением оглядел ее лицо и фигуру. – Да у меня такие девочки работают! Закачаешься! А твое место на кухне. И то скажи спасибо, что я не обращаю внимания на твою прописку.

– А при чем здесь прописка, когда я только посуду буду мыть?

– Милая, ты где живешь? Кого проверяющие за задницу схватят, тебя или меня? Милиция на порог – ты за порог. Поняла?

– Нет.

– Думаешь, я не разбираюсь, какая ксива настоящая, а какая поддельная? В оранжерее тебя выращивали, что ли? И учти: не вздумай что-нибудь украсть. Я таких, как ты, знаю. И посуду бы мыть не доверил, только мне сегодня другую искать некогда. Эта сучка сбежала, хотя мне ее сюда приятель прислал. По знакомству. Верь после этого людям! Так что считай, что тебе повезло. Двести баксов в месяц и харчи. Но не увлекайся. А то буду вычитать из зарплаты.

У него и в мыслях не было, что тетка не согласится. Она же поняла, что деваться некуда. Решила, что все это временно. Вот узнают, какая она, Люся, замечательная, талантливая, предприимчивая, и предложат что-нибудь другое. Не может быть, чтобы ее не оценили.

Но, увы, ценить ее, собственно, было некому. Особенно в таком виде, с жидкими сожженными перекисью волосами, в растянутом свитере, поверх которого повязан грязный фартук, за горой сальной посуды. Эти тарелки снились ей во сне. Каторжная работа. Легко сказать: сутки через двое. А как их выдержать, эти сутки? Сколько же в них часов! После смены все были не просто усталые, а убитые. И пили водку, чтобы забыться. Харчи, обещанные хозяином в качестве бонуса, оказались закусками, невостребованными клиентами. Задеревеневшая колбаса, такой же сыр, сморщенная, посиневшая картошка в пластмассовой коробочке и горка салата, заправленного жидким майонезом. Ресторанчик был дешевый, и публика в нем подозрительная. Забегали, чтобы наспех перекусить, выпить кружку-другую разбавленного пива. Может, барменам и официанткам и перепадало что-то посытнее и повкуснее, типа мяса, но Люся довольствовалась тем, что ей оставляли. Безвкусной, потерявшей всякую ценность даже для таких клиентов едой. И она поняла главное: каждый сам за себя. А за сытный кусок надо бороться. Должно быть, папа Сальников так и делал, а его семья принимала это как должное.

Почему же он дочку не научил так манипулировать людьми, чтобы не мыть самой грязные тарелки, а руководить теми, кто моет? Как взобраться на вершину социальной лестницы, не по трупам же, в самом деле?

Как она теперь понимала и отца, и синеглазую акулу! Да покусись кто-нибудь на часть заработанных ею баксов, Люся бы его просто разорвала! А месяц меж тем подходил к концу. И все яснее она понимала, что это не выход. Что лучшего здесь ей не светит, а жить где-то надо. Она все больше превращалась в убитую жизнью клячу и не видела никакой возможности скинуть с себя лягушачью кожу. Пусть под ней пряталась даже сама Василиса Премудрая, но кто об этом знал? Ей не давали ни малейшего шанса, да что там! Просто не замечали!

– Эй, Люська! Чего ты там копаешься? Шевелись, корова!

«Будь ты проклят, Тимка!» – думала она, обдавая кипятком ненавистные тарелки. Как же ей хотелось вернуться в тот день, когда сошла лавина, на дорогу, по которой она столь опрометчиво отправилась в город, а не к мужу! Она могла бы измениться, сделать так, чтобы Тимка ее полюбил, и вернуть назад и свою квартиру, и машину, и деньги папы Сальникова. Ведь это же все ее, черт возьми!

Дошло до того, что она начала понимать Тимку.

«Если он все это пережил, если приехал в Москву таким же, как я сейчас, нищим, всеми презираемым, о, как я его понимаю! Это был его шанс, жениться на богатой дурочке, и он его не упустил! Молодец! Но он красавец, к тому же мужчина. Мужчинам проще. А мне… Мне даже некому себя предложить!»

Силы кончились, и она пошла к дому, где еще пару месяцев назад жила вместе с мужем. Как же хотелось воскреснуть! Черт с ней, с гордостью.

…Конечно, он подъехал на машине. На ее машине. Вышел элегантный, стройный, до умопомрачения красивый, весь наполненный звенящей силой, словно кувшин ледяной ключевой водой. Сделав из него один лишь глоток, женщины словно обжигались, ударяло в голову крепче, чем вино. Она стояла как зачарованная. И это ее муж?! Все еще ее, потому что официально они не в разводе. Он ведь считается вдовцом. Но на деле по-прежнему ее собственность.

«Я понимаю, почему в него влюбилась. Он какой-то… особенный. И по-прежнему очень красивый. Даже еще лучше стал!»

Она наблюдала, как муж подошел к правой передней дверце, открыл ее и подал руку сидевшей там девушке, помогая ей выйти из машины. Опять эта Марина! Улыбается, и какая же счастливая! Еще бы! Тимка от нее просто глаз не отрывает!

Люся была ошеломлена: да он же ее любит! Марину! Причем безумно! Никогда Тимур не смотрел на жену такими глазами! Да как можно было этого не замечать?!

С ней он был удивительно спокоен! Это спокойствие может означать что угодно: терпение, смирение со своей участью, ожидание, но никак не любовь. Любовь – это мука, страдание, потому что всегда есть боязнь потерять любимого человека, что означает конец. Неминуемую смерть. Он боялся оставить Марину одну хотя бы на секунду, все время пытался до нее дотронуться, словно проверял: существует ли она, не исчезла ли, не покинула ли его? А как он на нее смотрел! Теперь его глаза были теплыми, в них горел огонь, но лишь для того, чтобы ее согреть.

А как он смотрел на нее, Любочку? Как на добычу, участь которой была решена. Он ее заранее приговорил, вот что это был за взгляд!

Почему же она раньше этого не замечала?! Да потому что была увлечена лишь одним человеком: собой. А ведь Тимур пытался ей это объяснить.

Ее взгляд упал на витрину соседнего киоска, и там отразилось то, чем она сейчас стала: тетка с распухшими от тяжелой работы руками, в грязных туфлях, ужасной одежде, с неопрятными сальными волосами. Ей даже некогда было помыть голову! Падала, как убитая, приходя с работы, а потом сутки отсыпалась! А они такие молодые и красивые, Тимур и Марина! Отличная пара!

Она вовсе не восхищалась ими и не собиралась подарить им счастье. Тем более отдать все то, что принадлежит ей. Каждый сам за себя. А это ее квартира и ее машина. Ее муж, в конце концов. Она просто сравнивала эту Марину и женщину, отразившуюся в витрине, и поняла, что не хочет, чтобы Тимка увидел их рядом. Ведь он может подумать: я был прав в своем выборе. Мало того, что моя жена – избалованная эгоистка, она еще и неряха. Осталась без денег отца и опустилась вконец.

А ей так не хотелось, чтобы он оказался прав! Не стоило все это затевать, чтобы явиться перед ним грязной посудомойкой!

Ну, уж нет! Не дождетесь! Она машинально сделала шаг назад. А потом поняла, что не стоит прятаться. Они ее не узнали. Да и немыслимо было узнать в этой избитой жизнью тетке очаровательную Людочку Сальникову, порхающую по жизни бабочку.

Они прошли мимо, причем оба на нее посмотрели. И даже, кажется, застеснялись своего счастья. Красивые, занятые только собой. И тут она поняла, в чем ее сила. Теперь они никого и ничего вокруг не видят. Они уязвимы. Счастье всегда уязвимо, почему о нем и молчат. Оно без кулаков, и его легко побить. Она чуть не рассмеялась. Получишь ты у меня свое, Тимка!

Хлопнула тяжелая подъездная дверь. Она расхотела воскресать. В другой раз и при других обстоятельствах. Еще будет повод испортить им праздник. К черту правила! Честным путем в этой жизни ничего не добьешься. Кто верит в сказки, тот живет и умирает в нищете. А она этого не хочет. Ни за что. Надо просто как следует подумать. И решение найдется.

И как привычный припев ко всем ее несчастьям, вертелось в голове: «А у кого-то на даче павлина съели…»

Глава 3

Мика

1

Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал магазин, куда она заскочила купить чего-нибудь сладенького. С десертами в забегаловке, где она работала, оказалась напряженка, короче, их просто не было. А от салатов с майонезом и синюшной картошки уже тошнило. Эти покойники на рынке общественного питания ее не могли воскресить, добавить ей сил, чтобы с энтузиазмом мыть отвратительную, испачканную кетчупом посуду.

Она стояла у витрины со сладкими соблазнами, истекая слюной, и прикидывала насчет пастилы в шоколаде, четыре штуки взять или пять, а стоящий перед ней пузатый мужик в модном плаще покупал шоколадные конфеты:

– Это у вас что? «Белочка»? Такая же, как раньше? Двести граммов. Чего там сто, – это уже стоящей рядом девице в мини, – не распробуешь. А это «Трюфели»? Двести граммов. «Стратосфера»? Двести. Рядом что? С орехами? Двести. «Ассорти»? Двести…

Люся уже изнывала от нетерпения. Мало того, что слюнки текли, мужик все никак не унимался, а продавщица с энтузиазмом наваливала конфеты в пакет, словно не замечая других покупателей. Услышав сумму, которую она назвала, Люся мысленно взвыла. Треть ее зарплаты! Да чтоб у него и его девки задницы слиплись от этих конфет! Буржуи чертовы!

Когда мужик наконец отошел, она тихо сказала:

– А мне пастилы в шоколаде четыре штуки. Нет, пять. Гулять, так гулять.

И женщина за прилавком понимающе улыбнулась, кивнув вслед мужику:

– Сама таких не люблю, хоть они мне и выручку делают. Господа. Наверняка на ворованные шикуют. В соседнем отделе он икру покупал, я видела. Вот, возьмите. Бонус, – и на прилавок легла маленькая шоколадка.

Эта женщина была первой, кто обошелся с ней как с человеком, после того как она перестала быть Людочкой Сальниковой. И она чуть не заплакала. Но, пока шла по улице с пакетом в руке, держалась.

А оказавшись дома, не выдержала и разревелась. Успокоившись, она выпила чайку, первым делом съев дареную шоколадку. Это прибавило ей сил. Не все вокруг сволочи!

Но тут она опять вспомнила мужика, которому наваливали в пакет самые дорогие конфеты. Вот откуда у людей деньги? Продавщица ясно сказала: на ворованные шикует. Было бы что украсть! Не тарелки же! Да и выручка в ресторане такая, что не разживешься.

Чтобы отвлечься и хоть как-то успокоить нервы, она машинально взяла с книжной полки первое, что подвернулось под руку.

Это был глупый календарь, перечень всех возможных имен, которыми можно назвать новорожденных и различные варианты их сокращений. Видимо, подружка собиралась замуж или просто решила родить без мужа, для себя. А может, уже была беременна. Итак, что у нас означает имя Людмила? Ох ты, сколько они всего напридумавали! Люся, Люда, Мила, Мика… Что за чушь? То ли кошачья кличка, то ли собачья.

Мика…

Она огляделась по сторонам. Хорошая квартирка у подруги, и сколько же в ней красивых вещей! Это вам не ресторан с его жалкой выручкой! Здесь точно есть чем поживиться! Надо же, не замужем, родители – голодранцы, а устроилась в Москве подружка совсем неплохо. О Тимке что сказала? Плебей. А сама-то! Недалеко ушла. Но теперь как же, москвичка! Вся такая элитная. Интересно, как ей это удалось? Переспала, что ли, с кем? Теперь вот в Европу уехала, в командировку. Глядишь, и найдет себе там какого-нибудь богатенького! И все сама! А ведь они с ней – ровесницы! Только одна в двадцать восемь всего добилась, а другая все потеряла. Ну почему же ей, Мике, так не повезло?

Мике? А ведь забавно! Отныне она – Мика! Долой рабство и горы грязных тарелок! Это все равно не деньги. На такой работе не разбогатеешь, а вот ноги протянуть можно запросто. И никто о ней не заплачет, даже на венок не скинутся. Найдут другую, это же конвейер! Каждый день в столицу приезжают толпы провинциалов, готовых на любую работу.

Ни-ще-та.

Она вспомнила, что никогда раньше не думала о деньгах. Если заканчивались «свои», всегда был в резерве отец, его бездонный кошелек. А теперь пришлось просто-напросто забыть, что на свете есть магазины. Туда не с чем было идти. Первое время она тратила слишком много, и только когда деньги закончились, спохватилась, что бездонного папиного кошелька больше нет. Есть лишь свои собственные руки, едва справляющиеся с горой грязной посуды, и обещанные хозяином двести долларов, сто в аванс, сто в получку, которые все равно не решат главной проблемы. Ей надо где-то жить. А зарплаты даже на комнату в коммуналке не хватит, а если хватит, то на еду ничего не останется.

Ее признание подружка не оценит, вытурит «квартирантку», ей ведь надо устраивать личную жизнь. Что же делать?

«Завтра зарплата», – думала она, глядя, как по телевизору крутят очередной блок рекламы. Фильма – с гулькин нос, зато всего остального – валом. Тампонов, подгузников, зубных паст, стиральных порошков… Раньше ее это не раздражало, но сейчас… На свою зарплату она могла только освежить дыхание после того, как заплатит за комнату, которую собирается снять. Потом это дыхание надолго еще останется свежим, жрать-то все равно будет нечего. А на что покупать стиральный порошок хотя бы? Да те же прокладки! Бинты, что ли, грязные стирать? Докатилась! Через неделю приезжает подруга. И надо еще навести здесь порядок, ликвидировать следы почти двухмесячного пребывания, вымыть плиту и пол.

Она в отчаянии оглядывала квартиру. Ну и засрала, прости, господи. Все из-за каторжной работы. Не привыкла. Как же неохота наводить порядок! Бедная Мика! Мика? У кого бывают клички? У кошек, у собак, у гламурных девиц, к коим она не относится. А еще у воров. У преступников, за которыми охотится милиция. Но она охотится за живыми преступниками. А если…

Кто заподозрит в краже труп?

Решение проблемы нашлось неожиданно. С подачи продавщицы в кондитерской: «Шикуют на ворованные». На ворованные… Не надо наводить порядок в квартире. Наоборот, надо создать как можно больше беспорядка. Как будто здесь что-то искали. Допустим, это были воры. А что они могли искать? Например, деньги. Кстати, могут у подруги быть деньги? А как же! У каждой женщины есть заначка. Уж несколько сотен долларов она наверняка припрятала на черный день. Только где? Разумеется, в шкафу, в белье. На то она и женщина.

Мика вовсе не была уверена в том, что все без исключения женщины прячут деньги в бельевом шкафу, но она неплохо знала свою приятельницу. Если та и ценила что-то в жизни, так это дорогое красивое белье. С каким восторгом она рассказывала о купленных ею атласных лифчиках и кружевных трусиках!

– Самое ценное, что у меня есть: моя коллекция белья! – и многозначительный взгляд.

Теперь Мика поняла этот взгляд. Все-таки женщины болтушки. Под стопкой трусиков, переложенных ландышевым саше, оказался небольшой, но плотный сверток. Она невольно улыбнулась. Приятно получать такие сюрпризы от бывших друзей! Будем надеяться, что это у подружки не последние деньги. Ничего, в Европе еще заработает. Стерва!

Не сотен, а штук. Вот удача! И ценные вещички надо бы прихватить. Лишний стимул для подружки найти богатого жениха.

На следующий день Мика задумала и успешно реализовала сразу несколько важных дел: нашла недорогую однокомнатную квартирку в новом районе столицы, перевезла туда наиболее ценные вещи подруги, получила зарплату за месяц и уволилась с работы.

Потом навела «воровской» бардак во временном своем убежище. Надела резиновые перчатки, вооружилась тряпкой, чтобы отпечатки ее пальцев в квартире были, но в не слишком большом количестве. Она же здесь бывала «при жизни», и какое-то время до отъезда с Тимкой в горы заходила, чтобы полить цветы. Вернее, из-за собственной лени чаще посылала его. Тимур, как всегда, не спорил, он вообще с ней не спорил. А может, он тут с Мариной встречался?! Вот гад! Как ей это раньше в голову не приходило!

Все должно быть естественно. Воры были в перчатках. Или вор, это уж как кому угодно. Соседей она не боялась: люди давно уже перестали жить большой и дружной семьей. Одни сдавали квартиры, другие снимали, третьи меняли, и в итоге получалось так, что соседи по лестничной клетке друг друга в лицо практически не знают. Если бы Мика пожила здесь подольше, то могла бы и примелькаться. А так вряд ли. Уходила рано, приходила поздно, гостей не приводила.

У нее даже появился кураж. Вот было бы здорово оставить их всех с носом! Не они ее пожалеют, а она их! Она им всем отомстит! При чем здесь несчастная подруга, лишающаяся наиболее ценного своего имущества, и как именно она виновата в ее бедах, Мика не стала разбираться. На всякий случай она возненавидела и эту счастливицу. Ишь! Карьеру сделала с нуля! Все сволочи, кто пачкает едой чистые тарелки!

Она выносила вещи из квартиры ночью, в два захода и очень осторожно, стараясь не шуметь. Тяжелые сумки тащила на себе целый квартал короткими перебежками, прежде чем поймать такси. Да сказал бы кто-нибудь Людочке Сальниковой каких-нибудь пару месяцев назад, что она способна таскать такие тяжести – подняла бы его на смех! Но теперь она с жадностью думала, что не смогла взять все, что хотела.

Несколько раз она пересаживалась, ловила другую машину. Путала для верности следы. В итоге ее добычей стали видеоаппаратура, пара шуб, одна из бобра, другая из норки, красивая посуда, покрывало с кровати и кое-какие безделушки. Все это можно продать и купить подержанную машину. И следующую квартиру можно брать уже основательно. Вынести подчистую все сколько-нибудь ценное.

Последним рейсом она прихватила разные мелочи, полезные в хозяйстве. Косметику, духи, постельное белье и даже стиральный порошок и домашние тапочки. Еле-еле уперла тяжеленные сумки, но не покупать же все это? А на новом месте надо обживаться. Хозяева предоставили ей только самую необходимую мебель и старый холодильник. Да и на том спасибо. Кстати, надо будет их кинуть: тайно, без предупреждения, съехать, и хотя бы за месяц не заплатить. Она собиралась отныне доставать из кармана деньги только в случае крайней необходимости. Все, кому сейчас лучше, чем ей, должны за это заплатить. Все ее бывшие друзья и, разумеется, Тимка.

«Получил свою Марину? Радуйся! Но все остальное ты потеряешь. Я тебе это устрою. Теперь я даже знаю как!»

2

…После того как Мика с последней сумкой ушла из опустошенной и разгромленной квартиры, прошло несколько дней. Никто ее не беспокоил, пару раз звонил телефон, но спрашивали прежних квартирантов.

– Здесь такие не живут, – с дрожью в голосе отвечала она.

Было немного не по себе, все ж таки она впервые в жизни нарушила закон. А закон гласил, что за преступлением обязательно последует наказание. Но потом она вспоминала отца, безнаказанно грабившего много лет государство, и успокаивалась. Попадаются только лохи, предприимчивым и отважным все сходит с рук.

Она постепенно приходила в себя и пока просто отсыпалась, ожидая, что измученный каторжной работой организм, вскоре полностью восстановится. Совесть ее не мучила, наоборот, было приятно, что подружка вернется из-за границы в ограбленную и загаженную квартиру вместо уютного гнездышка. Не одной же ей, Мике, страдать! И ведь никто не подумает, что именно она виновница всего! Она же умерла! От этой мысли ей стало особенно сладко.

Отоспавшись, она решила наведаться в супермаркет и купить наконец нормальные продукты. Те, о которых давно мечтала. Хорошего вина и королевских креветок. Ах, как же она соскучилась по креветкам! Вообще по морепродуктам! Но сначала надо позвонить и записаться в дорогой салон. К хорошему мастеру. За два месяца волосы отросли, и она ничего с ними не делала, просто стягивала аптекарской резинкой в жидкий хвост. Жаль, что нельзя воспользоваться прежними знакомствами! В ее памяти хранится и телефонный номер маникюрши, к которой Людочка Сальникова ходила много лет, и дорогого массажиста, мулата. Но ее могут узнать, а надо быть особенно осторожной после того, что она натворила. Но ничего, скоро завяжутся новые знакомства. Как знать, не окажутся ли они полезнее старых?

Утром следующего дня она сидела в удобном кресле перед огромным зеркалом, а над ее волосами колдовал экстравагантный молодой человек с серьгой в левом ухе. Мика сразу подумала: гей. Он энергично щелкал ножницами, почти не касаясь ее волос, то и дело отходил назад на полшага, чтобы оценить свою работу. Смотрел на нее, по-птичьи нагнув голову, и так же по-птичьи щелкал языком:

– Це-це-це…

Процесс, таким образом, безбожно затягивался. Раньше она бы возмутилась, а теперь просто наслаждалась бездельем. Сидела, прикрыв глаза, и ждала результата. Она решила работать только на результат. Все остальное – розовые сопли.

– Не беспокоит? – угодливо спросил мастер.

– Нормально, – ответила Мика, подумав: «Какой противный у него голос!» Но она давно уже не высказывала своих мыслей вслух. Это могла позволить себе только Людочка Сальникова, избалованная папина дочка.

– Восстановить структуру волос полностью за один сеанс не удастся, – услышала она. – Вам придется прийти ко мне еще не раз и не два. А сейчас я сделаю все, что могу. Чтобы это выглядело гм-м-м… хоть как-то. Господи, кто это вас так изуродовал! – не удержался он.

– В одной провинциальной дыре.

– Я сразу решил, что вы не москвичка. Но теперь вы будете в этом городе своей, уверяю вас. Я мастер своего дела.

«На бабки разводит, – лениво подумала она. – Да знал бы ты, кто я такая!» И сказала:

– Я хочу остаться блондинкой.

– Но сейчас в моде естественность! Этакий природный шарм…

– А мне плевать. – «Как же я огрубела среди грязной посуды и плебеев!»

– Но, милочка…

– Слушай, заткнись, а? Если хочешь получить чаевые – делай, что я сказала.

– Но, может, не так вызывающе, как было? – робко предложил он и щелкнул ножницами, так и не коснувшись ее головы.

– Как угодно, но никаких каштановых кудряшек. И покороче.

– Хорошо, – покорно вздохнул мастер.

В целом Мика осталась довольна. Легкая пепельно-русая волна надо лбом, нежные завитки за мочками ушей, из которых она предусмотрительно вынула дорогие серьги, но никаких прелестных девочек. Она – деловая женщина, которая должна отныне сама «зарабатывать» на жизнь. Отличный образ! Естественный! Если она и помолодела, то года на три, не больше, на двадцать восемь не тянет. Тридцатилетняя деловая дама. Вперед, Мика!

– Приходите почаще, – услышала она, расплатившись.

Мастер, получивший щедрые чаевые, стоял в дверях, подобострастно сложив на груди пухлые ручки.

– Я подумаю, – сдержанно сказала она.

Теперь надо купить еду. До супермаркета она доехала на метро, но на стоянке невольно задержалась. Вспомнила свою машину и как приезжала в магазин раньше. Королевой, по меньшей мере, наследной принцессой! Ах, какие красавицы на парковке стоят! Ласточки небесные! Вон почти такая же «Тойота», какая была у нее. Голубая. Она невольно затосковала. Промчаться бы сейчас с ветерком на своей машине! На иномарке, не на каком-нибудь корыте!

Услышав резкий сигнал, Мика едва успела отпрыгнуть. Медведь неуклюжий! И куда залез на своей «Газели?» Остолоп!

– Глаза есть?! – она замахнулась сумкой, но потом поняла, что их разделяет стекло. Парень не заматерился, не послал ее куда подальше, раз зазевалась, курица, поспешно открыл дверцу и выпрыгнул из машины:

– Дамочка, вы как?

– Куда прешь? Людей, что ли, не видишь? Ослеп?

– Здесь вообще-то машины стоят, – обиделся он. – Не место для прогулок.

Мика брезгливо его оглядела: работяга. Совсем охамел, поставил свою грязную «Газель» в один ряд с чистенькими, сверкающими иномарками! Одет, по ее меркам, безобразно, в дешевые джинсы, копеечную футболку, на ногах кроссовки фирмы липовый «Адидас». В лицо она даже не посмотрела. Да какая разница, симпатичный или нет, раз он нищий?

– Где хочу, там и гуляю, – огрызнулась она. – Есть такое понятие: пешеходная зона. Могу вообще лечь посреди дороги, а ты будешь стоять на своей «Газели» и терпеливо ждать, пока мое величество не соизволит подняться. Правила знаешь или покупал права?

– Права не покупал, – спокойно ответил парень. – А вы, как я погляжу, из этих, из богатеньких, которые покупают? – он кивнул на длинный ряд сверкающих на солнце иномарок.

Водительские права она и в самом деле купила, поэтому всерьез разозлилась:

– Угадал. Давай, проходи, раз бабок нет. Нам с тобой не по пути.

– Ух ты какая!

– Какая есть. Главное, не твоя. – И, гордо подняв голову, она направилась к входу в супермаркет.

Она просто наслаждалась тем, что у нее в кошельке сейчас так много денег! Можно, не колеблясь и не глядя на ценники, наваливать в тележку все, на что упадет истосковавшийся по нормальной еде взгляд. Боже, как все это вкусно! Икра, буженина, копченая колбаса… М-м-м… Она медленно продвигалась вдоль ряда полок, заставленных вкусностями, выцеливая самое-самое. И, зазевавшись, столкнулась с другой тележкой.

– Черт! Осторожнее! – взвизгнула она.

– Опять вы!

Парень из «Газели» попытался расцепить тележки, заваленные снедью. Опытным глазом Мика оценила стоимость товаров, которые он положил в свою. Поверх нарезки сочного окорока лежал список. Она сама давала такие Тимке, когда посылала его в магазин за продуктами. Все женщины так делают, потому что дай мужьям волю, и они принесут совершенно не то. Ты посмотри! Икра! И сыр не из дешевых!

– Что, тоже из этих? – усмехнулась она. – Скажите, пожалуйста! А прибеднялся!

– А вы никак за переодетого олигарха меня приняли? – прищурился парень.

– Нужен ты мне! Хоть переодетый, хоть нет.

– Такая независимая?

– Просто опытная.

– Что, все мужики сволочи?

– И даже хуже.

– С такими взглядами на жизнь трудновато будет замуж выйти, – покачал он головой.

– А ты меня сосватать собрался? Что, у жены брат холостой? Ищете всей семьей богатую невесту?

– У жены? – Он посмотрел на список и на свою тележку. – Это меня шеф послал за продуктами. Юбилей фирмы справляем сегодня.

– Ах юбилей! – понимающе протянула Мика. Все ясно: перед ней лживый холуй, который вызвался привезти хозяину бухло. – Ну, желаю хорошо повеселиться.

И пошла дальше вдоль ряда винных бутылок, разглядывая этикетки. Как же она соскучилась по хорошему вину!

– Эй, девушка! Подождите!

– Что еще? – обернулась она.

– А может, познакомимся?

– Зачем? Неужели еще не понятно: мы разные люди. Я буржуйка, раз богатая, а ты козел, раз мужик. Между буржуйкой и козлом не может быть ничего общего.

– Зато у вас лицо приятное.

– Ага. И денег много. Нет уж, лапочка, это мы уже проходили. Свободен.

И она энергичнее стала толкать вперед тележку. Он отстал, снова занявшись своим списком. Есть надежда, что понял. А хорошо она его осадила! Но почему-то пропал аппетит. Она больше ничего не стала покупать, быстренько расплатилась в кассе и вышла на улицу, чтобы поймать такси.

«Вот я и дождалась своего принца, – с усмешкой подумала она. – Стоило делать новую прическу в дорогом салоне, чтобы на меня обратил внимание какой-то водитель «Газели»! Что ж, большего ты не стоишь, Мика. Такие, как Тимур Муратов, могут любить тебя только за деньги».

Она попыталась вспомнить, какое же у парня лицо. Симпатичное или некрасивое? А может, обычное? Интересно, почему она назвала его «лапочкой»? Плохо одет, неуклюж, но он какой-то… Милый, да. Именно милый. А ведь это впервые мужчина знакомится с ней на улице! Раньше просто внимания не обращали. Вот и докатилась до водителя «Газели».

Она встала на обочине и махнула рукой. Сегодня можно устроить себе маленький праздник. Приготовить что-нибудь вкусненькое, открыть бутылочку хорошего вина и поднять тост: «За новую прическу и за первое уличное знакомство!» Она, бывшая Людочка Сальникова, кажется, становится нормальным человеком. Ее даже клеить попытались. Ничего, она еще им всем покажет!

…Прошло несколько дней. Никто Мику не беспокоил, краденые вещи служили ей так же хорошо, как раньше свои собственные, только денег оказалось маловато по ее теперешним запросам. И Мика предприняла первую попытку выйти на вещевой рынок. Надо продать ворованное. Шубы ей все равно велики, да и сезон давно кончился. Можно толкнуть их по дешевке, выручить, сколько возможно. Ах, несчастной девушке срочно нужны деньги! В семье случилось горе.

Она и не подозревала у себя таких актерских способностей. Надо было просто себя пожалеть, а поскольку причины были, из глаз сами самой полились слезы. Разумеется, правды она не рассказывала. Включила фантазию. Любимый муж погиб, разбился на машине, и не на что его хоронить! И тело еще надо вывезти из-под… Допустим, Тамбова. Раз уже она там «прописана». Ах, она бедная вдова, вынужденная распродавать свои любимые вещи! Или еще лучше: мама в больнице. Мика хорошо помнила, как умирала мать. Как же было противно торчать в палате среди старых развалин и делать вид, что ей безумно жаль родительницу! Сколько она помнила мать, та все время болела, а ей, Мике, то есть Людочке, постоянно давала какие-то глупые поручения.

– Будь хорошей девочкой.

Аж тошнит.

Зато теперь ее рассказ звучал достоверно. Мама умерла? Умерла! От диабета! Рассказать, как умирают от диабета? Да пожалуйста! Оказывается, не так уж плохо быть прелестной девочкой, если с успехом эксплуатировать этот имидж.

Жалко только, что добра у подружки оказалось маловато. Шубы ушли почти за бесценок, ворованное же, чего торговаться? На такие деньги не очень-то развернешься. Была бы квартирка побольше и побогаче, как у папы, например. Какое же богатство достанется когда-нибудь синеглазой акуле! А ведь это все должно принадлежать ей, Мике.

«Должно, и будет!» – решила она.

Повторить то, что она проделала в квартире у подруги, было несложно. Но! Выяснилась досадная деталь: у Мики не было ключей от отцовской московской квартиры. Как только Варька вышла замуж за депутата Сальникова, сразу же сменила замок. Дочь взрослая, у нее своя квартира, зачем ей ключи от родительской? Мол, она, Варвара Леонидовна, будет себя неловко чувствовать. В чем неловкость, мачеха не объясняла, а отец никаких объяснений и не требовал. Делай, что хочешь, дорогая, лишь бы тебе было хорошо! Эх, знать бы, как жизнь сложится, она, Мика, эти ключики обязательно бы заимела. А так, кусай теперь локти! И шевели мозгами!

Счастье, что голова у нее работает. Особенно когда она вспоминает, как Варька радуется ее смерти, как наслаждается своим безоблачным счастьем, целыми днями бездельничает, холит свое античное тело, бриллианты себе покупает, шиншилловые шубы и ничем за это не платит. Сладка жизнь у стервы! От ненависти к мачехе у Мики кровь закипала. Должен же человек платить за гадости, которые он делает людям? И ты, стерва, заплатишь!

Мика в который раз прокручивала в голове распорядок ее дня. Где-то же Варька бывает? Ребенок с няней на улицу, и она за порог. Бутики, салоны красоты… И дома у них в этот момент никого. Но ключи? Не дверь же ломать? Нет, такую не выломаешь, и замок тоже особенный. Код от подъезда Мика знает, консьерж ночью крепко спит, это ей тоже известно. Но квартира на сигнализации. Зато она, Мика, знает, как ее отключить. Надо только проникнуть в квартиру. По средам Варька ходит в бассейн. В Олимпийский. Это ее прихоть, привычка, оставшаяся от прежней жизни. Надо же где-то демонстрировать свое прекрасное тело простым смертным!

Или это отговорка? Что-то кроется за еженедельными Варькиными визитами в бассейн? Но с этим потом разберемся. Главное, в среду ее нет дома.

Да, зато няня с ребенком там. Бесполезно. Но бассейн… Бассейн!

Вот оно! Когда-то Мика ходила туда вместе с мамой Серафимой Евгеньевной. Той врачи прописали оздоровительное плавание, а дочке приходилось ее сопровождать. Власть тогда еще не устаканилась, депутаты боролись за места под московским солнцем и жили гораздо хуже, чем бизнесмены. То есть не хапали и дворцов с бассейнами себе не строили. Поэтому Серафима Евгеньевна плавала в общей массе. Делила дорожку с простыми смертными, тем самым укрепляя имидж мужа.

Людочка же смотрела на красивых мальчиков, мысленно выбирая «своего». Она даже мечтала с кем-нибудь из них познакомиться, но мама всегда была на страже.

– Береги честь смолоду, девочка!

Кто бы говорил! Отовариваться по блату – это можно, не зазорно, колбасу копченую лопать, когда в доме у многих нет ничего, кроме макарон и хлеба, тоже чести не роняет. А с мальчиками знакомиться – позор. Так ведь и не позволила, это из-за нее, из-за матери, Людочка сидела в девках до двадцати пяти лет! А потом нарвалась на Тимура.

Зато теперь она прекрасно знает распорядок работы бассейна. Там еще есть такие чудесные шкафчики с кодовыми замочками. Варька дура, она не может ничего достойного придумать. Наверняка ее цифровой код – трехзначный номер квартиры. А тридцать три буквы алфавита перебрать – это не так уж и долго. Да и не будет синеглазая акула долго утомляться, щелкая замком.

Мачеха часто жаловалась на плохую память, особенно на цифры. А если в течение часа энергично поплавать в бассейне, то и у человека с отличной памятью не только три цифры могут запросто вылететь из головы, но и собственное имя с фамилией. Поэтому код очень простой, такой, что Варька уж никак не сможет забыть.

«В любом случае, я попробую, – решила Мика. – Достану ключи и посмотрю, что будет дальше. Сменят они замок или нет. И если панику не поднимут, дождусь, когда они уедут на дачу, и ночью залезу. Скоро начинается дачный сезон, лето на носу. Они переберутся за город, и московская квартира будет полностью в моем распоряжении. А уж если замок сменят… Тогда придумаю что-нибудь еще! Пока работаем по плану А».

Мика верила в удачу и свою звезду. Справедливость рано или поздно торжествует. Но больше всего ей хотелось насолить мачехе. Отнять все, что той удалось выцыганить у отца за несколько лет совместной жизни и что его дочь по праву считала своим. Мика прекрасно знала, что в кабинете у отца есть встроенный в стенку сейф. И как он открывается, знала тоже. Ведь она жила с родителями до двадцати пяти лет, никаких тайн от нее у них не было, именно из квартиры, которую она сейчас собирается обчистить, Людочка Сальникова пустилась в свободное плавание, с мужем. Она просто возвращает свое.

Надо только, чтобы все получилось.

3

К операции по изъятию Варькиных ключей она готовилась тщательно. Купила в ближайшей поликлинике справку для бассейна, приобрела в магазине спорттоваров дешевый купальник и примерила пару париков, прихваченных вместе с другими вещами из подружкиной квартиры. Как чувствовала, что пригодятся, и не стала их продавать. Хороши парички! Кра-со-та!

Мика посмотрела в зеркало и осталась довольна. Как же меняет человека новая прическа и радикально отличающийся от собственного цвет волос! Даже родная мать не узнала бы ее сейчас в черном парике! Совсем другое лицо!

Надо только, чтобы Варька не увидела ее без темных очков и в купальной шапочке, когда никаких волос вообще не видно и лицо словно голое. Она даже приготовила специальную прозрачную шапочку «для душа», чтобы, во-первых, налезла на парик, а во-вторых, из-под нее видны бы были черные волосы. В воду Мика лезть не собиралась, она решила разыграть маленькую пьесу «забывчивая посетительница». Очки Мика купила в ближайшем киоске, где торговали оптикой: без диоптрий и сильно затемненные. Отныне она – девушка со слабым зрением. Серую мышку из себя изображать не надо: яркая брюнетка с губами цвета сливы. Это отвлекает внимание.

Когда Мика убедилась, что сама на себя не похожа, то вздохнула с удовлетворением: ну все, можно идти на «дело». Подъехав пораньше, Мика купила разовый абонемент на сеанс в 14. 00, который обычно выбирала мачеха, и за полчаса до начала заняла позицию у окошечка, где абонементы меняли на жетончики с номерами шкафов. Она ждет подругу или друга, что ж тут особенного? Вздыхает, качает головой и часто смотрит на часы.

Варька подъехала к зданию, где находился бассейн, через пятнадцать минут. От одного вида ее шикарной машины Мику затопило ненавистью: гладкая сучка, стерва! Она видела в окно, как Варька припарковалась почти у самых дверей. Два шага ей лень пройти! Ну, погоди!

Она стояла и ждала, пока мачеха сдаст в раздевалку плащ. Роскошный модный плащ из тончайшего серого крэка. К окошку, возле которого замерла Мика, была очередь из нескольких человек, и Варька недовольно морщилась, постукивая по ладони корешком абонемента. По Мике она скользнула безразличным взглядом и брезгливо фыркнула. Мол, какая безобразно одетая вульгарная особа! «Ах, до чего великолепный черный парик!» – с удовлетворением подумала Мика.

Краем глаза она засекла номер Варькиного жетончика: 338. Пусть это будет счастливое число для Мики. Хорошо, что за темными стеклами очков не видно ее жадного взгляда. Когда мачеха отошла, Мика обменяла на жетончик и свой абонемент. Потом, не торопясь, прошла в раздевалку. Она тайком следила за Варькой, складывая вещи в свой шкафчик. Что ни говори, а фигура у акулы великолепная! И это весьма кстати, потому что такие красивые женщины целиком поглощены только собой, тем, какое впечатление они производят на окружающих.

Когда мачеха прошла в душ, Мика задержалась возле своего шкафчика. Потом, опять же, не торопясь, направилась в туалет. Надо дождаться, пока акула выйдет из душа. Она и Мика никак не должны столкнуться. План может рассыпаться, если мачеха ее узнает.

Начало сеанса можно пропустить. Главное сделано: она в бассейне и знает номер шкафчика, где лежат заветные ключи.

В бассейне Мика увидела ее сразу. Варька заняла центральную дорожку, и туда сразу же потянулись мужчины. Понятно, зачем Варька сюда ходит! Возможно, у нее здесь назначено свидание! Бедный папа Сальников! Надо будет подбросить ему идею последить за женой.

Увидев, что Варька надела очки для плавания с темными стеклами и увлеченно демонстрирует свой отточенный кроль, Мика успокоилась. Она даже передумала и залезла в воду. Надо подождать, пока все опоздавшие выйдут из раздевалки. Хорошо, что в Олимпийском всегда много народа. Здесь легко затеряться. Она поплавала минут десять по крайней дорожке у самого входа, потом сделала вид, что у нее неполадки с купальным костюмом. Вылезла из воды и прошла в душевую.

По расчетам Мики, у нее было максимум полчаса. О минимуме думать не хотелось. Варька сейчас поглощена своим успехом у мужиков, она будет демонстрировать свое тело, пока сеанс не закончится. У нее или уже есть любовник, и он здесь, в бассейне, или она присматривает его. Лучшего места не найти, товар, как говорится, лицом. Две администраторши были целиком поглощены разговором о мужьях, у какой он сволочнее, и не смотрели на женщин, возившихся со своими шкафчиками. Сеансы в бассейне длились сорок пять минут, и публика постоянно менялась: одни не спеша приводили себя в порядок после водных процедур, другие так же не торопясь раздевались.

Мика с бьющимся сердцем подошла к Варькиному шкафчику. Повезло, что он находился в самом конце, вне зоны видимости болтающих администраторш. Первым делом она набрала номер квартиры отца: 148. Потом глубоко вздохнула и принялась за алфавит. «А»: никакого сигнала. «Б» – мимо. «В», «Г», «Д»… Она вытерла вспотевший лоб. На «К» начала нервничать. Неужели Варька оказалась умнее? Только спокойнее. Будет еще шанс. Она приедет сюда в следующую среду. И к тому времени придумает что-нибудь еще. Надо взять себя в руки.

На Мику по-прежнему никто не обращал внимания. Замки в шкафчиках часто ломались, и почти после каждого сеанса какой-нибудь из них приходилось вскрывать с помощью дежурных по раздевалке. Мика уже начала сочинять правдоподобную историю о том, почему она вдруг забыла код, чтобы тоже воспользоваться их услугами. В том случае, если три Варькины цифры – не номер квартиры.

«Т». И вдруг раздался характерный звук, когда она нажала кнопку. Сейф открылся! Так значит «Т». Интересно, о чем или о ком думала синеглазая акула, набирая именно эту букву? Сразу надо было догадаться! В раздевалке было прохладно, но Мика вытерла о купальник вспотевшие руки. Купальник тоже был мокрым. «Фу ты, черт! – подумала она. – Что же это я делаю?!» И она взяла с полки Варькину кожаную сумочку. Щелкнула замочком, потрогала сотовый телефон, но брать не стала, не удержалась и заглянула в среднее отделение. Деньги!

Сумма была очень большая и в стодолларовых купюрах. У Мики снова задрожали руки. Теперь уже от жадности. Она даже губу закусила до боли: нельзя! Не трогай! Вот дура Варька! Сказано же: ценные вещи и деньги сдавайте в камеру хранения! А эта стерва подвергла бедную падчерицу такому искушению! Ведь если взять деньги, Варька поднимет шум и сразу же наведет тут шухер. А ключей может и до дома не хватиться. И непонятно будет, где она их посеяла, в бассейне или по дороге домой. Наверняка в бутики заедет. Иначе зачем ей столько зеленых?

И Мика со вздохом закрыла среднее отделение сумки на молнию. Более того, обернула руку Варькиными трусиками, небрежно кинутыми мачехой поверх пакета с верхней одеждой, и протерла ими и мобильник, и внутренности сумочки. После грязных тарелок чувство брезгливости Мика преодолела навсегда. Трусики так трусики, зато никаких отпечатков: береженого бог бережет. Так же, обернутой тканью рукой, Мика расстегнула молнию отделения кожаного кошелька, где предполагала найти ключи. Так и есть: вот они, родненькие. Она взяла их очень аккуратно, потом уложила так же, как было раньше, все Варькины вещи. Кинула трусики на прежнее место, набрала код, прикрыла дверь. Раздался характерный звук, шкаф захлопнулся. А этих кнопок сегодня еще будут касаться десятки рук. Ищи ветра в поле! Так-то.

По ее расчетам, прошло не больше десяти минут. Да здравствует человеческая глупость! Мика быстренько спрятала ключи в свой собственный сейф и вернулась обратно в бассейн. Поплавала еще минут десять и за пять минут до окончания сеанса вышла из воды. Она знала, что мачеха использует все время, а потом, не торопясь, будет принимать душ, сушить волосы и краситься перед зеркалом. Что поделать: красавица.

Она же все сделала мгновенно: две минуты в душе, пять минут на одевание, быстренько обсушила парик полотенцем, первой встала под фен, пока народ из бассейна не повалил. Она ушла из раздевалки еще до прихода Варьки. Но, сдав свой жетончик, почему-то задержалась. Она хотела знать, обнаружила мачеха пропажу или нет. И еще. Есть ли у нее любовник?

Подошедшая к окошечку Варвара выглядела спокойной. Она получила свой абонемент, взяла плащ из раздевалки. По ее виду Мика догадалась, что она никуда не спешит еще и потому, что кого-то ждет. Неужели у акулы все-таки есть любовник? А что? Вполне возможно. Или подцепила кого-нибудь в бассейне сегодня. Вот и ждет. Мика так ненавидела мачеху, что решила во что бы то ни стало ей насолить. Мало того, что Варька будет оплакивать украденные бриллианты, надо еще, чтобы отец узнал, кто она такая. Шлюха.

И Мика заняла выжидательную позицию возле окна. Машина мачехи была ей хорошо видна. Если это кто-то из посетителей бассейна, то они уедут вместе. А дальше уже дело техники. Можно запросто их выследить. Не сейчас, так в следующий раз. Странно, но к машине Варька подошла одна. И тут Мика увидела, как к подъезду подъехала другая иномарка. Боже мой! Ее собственная «Тойота»! Ласточка, красавица! Она увидела, как из салона вышел Тимка и чмокнул мачеху в щечку. Ах он мерзавец!

Если бы у Мики в этот момент был пистолет, она бы не колебалась ни секунды. Воскресла бы в один миг и пристрелила обоих. Ах, Тимка, Тимка! А как же Марина? Как же неземная любовь? «Обожаемый» супруг и «нежно любимая» мачеха стояли рядышком и не спешили рассаживаться по машинам. Они о чем-то разговаривали. Жадно смотревшая на них Мика поняла: уж не о любви, это совершенно точно. Такой взгляд у Тимура она прекрасно знала: взгляд охотника, выслеживающего добычу. На Марину он смотрел совсем по-другому. Да и мачеха выглядела холодной и спокойной. Мика немного остыла: они не любовники. Но что у них за дела? И тут она увидела, как мачеха достала из сумочки пачку денег, ту самую. Нет, не в магазин она собиралась с этими долларами. Пачку равнодушно взял из ее рук Тимка и сунул к себе в карман. Потом кивнул и что-то сказал. Варька рассмеялась.

«Что-то вроде «отметим удачную сделку», – догадалась Мика. Нет, они не любовники, они партнеры. А какие общие дела могут быть у Варьки и Тимура? Бизнесом они совместным не занимаются, и связывают их только родственные в кавычках отношения. Через нее, Мику, они и познакомились. Тимка ее муж, Варька – мачеха. Она им обоим мешала.

Обоим мешала! Вот он – мотив для партнерства! Тимке нужна была свобода, Варьке – безраздельное господство в сердце у папы Сальникова. Чтобы все досталось ей и ее детям. Конечно, они с Тимуром договорились. «Любимый» муж сам бы до такого не додумался: убить прелестную девочку Людочку Сальникову. Наверняка акула подсказала. А деньги – это плата за исполнение заказа. Варька выждала время, или наличных не было, и только теперь расплатилась с Тимкой. Сейчас оба довольны. Небось поедут в какой-нибудь ресторан, обмоют удачную сделку. Ее, Микину, смерть. А денег-то в сумочке было не так много! Настоящие киллеры гораздо больше берут! Ну, конечно, тут же у них взаимный интерес, у ненаглядного и акулы! Вот сволочи!

Мику просто трясло, когда она об этом думала. Сговорились, предали и продали. Оказывается, Людочка Сальникова дешево стоит! Наверняка мачеха обещала Тимке что-то еще. Туристическую фирму, это уж само собой. Людочкину квартиру, машину. Он ведь собирается вступить в новый брак, ему нужно где-то жить. Марина, насколько Мика в курсе, живет с родителями в хрущобе, а Тимур за три года привык к другому. Он готов и любимой женщине дать все самое лучшее. Сейчас они с мачехой поедут обговаривать ее долю в прибыли. Да, они теперь партнеры. Акула не такая дура, чтобы крутить с Тимкой роман, а он вообще влюблен в другую. Мика тут же начала строить коварный план мести. Вот бы их сфотографировать и послать снимки папе Сальникову и Марине! Жаль, что целоваться они не будут. Жаль. Но, ничего, до Тимки она еще доберется! Она ему покажет!

А мачеха… Сначала ее обчистим, а потом еще что-нибудь придумаем. Получит сполна, стерва!

Добравшись до дома, Мика первым делом всласть наревелась. Боже, как обидно! Но со слезами надо завязывать. Пусть это будут последние слезы в ее жизни. Теперь дело.

…До конца весны она следила за отцовской квартирой. Однажды днем, когда Варьки, няни с ребенком и прислуги не было дома, даже зашла и проверила, подходят ли ключи к замку. Варька не заподозрила кражи ключей, а потому замок не сменила. Мике хотелось тут же обчистить квартиру, но она сдержалась и рисковать не стала. Главное, что замок прежний, а Варькины бриллианты никуда не денутся.

Наконец, пришло время дачного сезона. Мика засекла, как шофер отца отвез в загородный особняк мачеху с ребенком и няню с домработницей вместе с кучей вещей. Значит, и отец сегодня будет ночевать там. Варька, как и все приезжие, больше всего на свете любила столицу и на природу выезжала крайне неохотно. Никакие удобства и элитные соседи не могли заменить ей вид кремлевских башен из окон квартиры. А вениками в бане и комарами в лесу она и так наелась. Но – поехала, хоть и неохотно, Мика видела это по Варькиному лицу.

Мика знала, что на этот раз таскать тяжелые вещи ей не придется. Все самое ценное – оно маленькое. А об отцовских ценностях Мика была осведомлена, как никто другой. И о тайниках тоже. Поздно ночью она спокойно вошла в подъезд, как хозяйка, Варькиным ключом открыла дверь квартиры и тут же крайне аккуратно отключила сигнализацию. В перчаточках, потому что она же мертва, прелестная девочка Людочка. А здесь сегодня работает Мика.

Первым делом она «взяла» папочкин сейф. Слава богу, что на дачу мачеха надевала минимум своих знаменитых украшений. Большинство из них осталось здесь, на полочках, в бархатных чехольчиках. Мика любовно погладила роскошное колье. Ах, спасибо тебе, папа! В сейфе были и деньги. Много денег. Мика с трудом боролась с жадностью. Как хотелось унести отсюда все! Сколько же здесь добра! Коллекцию старинных монет тоже, разумеется, можно прихватить. Карман не тянет. А вот мамочкины сервизы жаль, но придется оставить.

Мика прекрасно знала, что и где лежит и сколько стоит. Она действовала уверенно и очень спокойно. Это был когда-то ее дом. И сейчас она брала все вещи по законному праву. Брала свое, не чужое. Так ей, по крайней мере, казалось. Набив добром две сумки, она остановилась. Самое ценное изъято. Это стоит огромных денег. Она теперь богата!

Да здравствует новая жизнь!

Она долго шла пешком, прежде чем решилась поймать машину. В сейфе у папы Сальникова лежал еще и пистолет. Конечно! Такое богатство надо охранять! Мика знала, что это не единственное оружие в доме, но другой ствол папочка, скорее всего, увез на дачу. Поколебавшись, пистолет она все-таки взяла. Это была дорогая коллекционная «беретта», отец очень ее ценил и лелеял, тряпочкой пыль стирал, ха-ха. Теперь эта «беретта» лежала у Мики в кармане на тот случай, если ее саму решат ограбить.

Она готова была драться насмерть за свое добро, потому что в нем ее будущее. То будущее, которого она хотела. Не грязная раковина с сальными тарелками. Поэтому она держала под рукой оружие. Но обошлось без эксцессов. Таксиста она выбрала русского, в машину к кавказцу не села, на счастье, шофер оказался неразговорчивым. Щедрые чаевые взял с благодарностью, даже предложил донести сумки.

– Не надо, я сама, – сказала Мика. – Понимаете, поезд пришел поздно ночью. А метро уже закрыто, поэтому и пришлось взять такси. Но я привыкла носить тяжести.

– Понимаю, – кивнул таксист и тут же уехал. Поблизости от того места, где он взял клиентку, не было никакого вокзала, но в подробности он вдаваться не стал. Сам нелегал, колымит после работы, чтобы семья могла концы с концами свести. Пусть милиция разбирается. Если захочет. А он что? Просто подвез девушку.

На всякий случай Мика была в парике и в затемненных очках, которые надела, садясь в машину. Береженого бог бережет. Она была уверена, что в случае чего таксист ее не узнает.

Все-таки она не удержалась и съездила в папочкину квартиру еще раз. Не поленилась. Снова набила две большие сумки и под утро с очередным таксистом разыгрывала пассажирку теперь уже с раннего поезда. Уставшая, сидела в машине и думала: «Нет, в следующий раз надо ехать «на дело» на своей. Нельзя так рисковать. Даже мертвецам».

Настроение у нее было прекрасное. Все получилось!

Дверь обчищенной квартиры она заперла на замок, чтобы соседи не обратили внимания, и даже вновь включила сигнализацию. Впервые после долгого перерыва к ней вернулось чувство юмора. В самом деле: ну не весело ли? Дверь на замке, сигнализация включена, а вещички тю-тю! Золото, брюлики, антиквариат, деньги. Ай да Мика, ай да молодец!

– Шутка! – подмигнула она шоферу. На этот раз ей попался молоденький парень на новенькой «Волге», чем-то напоминающий клеившегося к ней водителя «Газели».

– Что вы сказали, девушка? – переспросил тот.

– Жаль, говорю, что меня жених не встретил. А ведь обещал.

– Ай-яй-яй! Может, заболел?

– Может, – пожала плечами Мика.

– Ничего, бывает.

Парень явно пытался завязать разговор и даже, кажется, посочувствовал, но Мика не прореагировала. Каждый сам за себя. Этому водиле ее проблемы с женихом только на руку: бабок больше срубит. Был бы жених, не было бы бабок. Нет жениха, бабки есть. Все делают деньги на чужих несчастьях, в крайнем случае, на проблемах. Есть хочется – проблема, беги в магазин. Жить негде? Проблема. Облагодетельствуй тех, у кого излишки жилплощади, сними у них хату. Замуж хочется? Проблема. Осчастливь какого-нибудь красавца, а он уж постарается не упустить свое…

Чтоб ты сдох, Тимка! Чтоб тебе так же было больно!

…На кровать она рухнула совершенно без сил. Теперь спать… Спать сутки. Еще неделю постараться из дома не выходить. Надо затаиться и подождать, что будет. Варькины бриллианты и папина коллекция монет пусть пока полежат. Денег много, их должно надолго хватить. А все остальное она пока будет считать недвижимостью. Не надо ничего продавать. Сейчас уж точно не стоит. Время еще придет. Ее, Микино, время.

4

В четырех стенах она выдержала недолго. Короткая, но бурная весна буквально взорвала Москву, засияло солнце, в клочья разметав облака, и из-под них выглянуло такое синее небо, что усидеть дома было невозможно. Она и так уже многое пропустила.

Сады отцвели, а она этого и не заметила, зато после свадьбы весны с летом настал их медовый месяц: на смену маю пришел июнь. И за дело взялся рьяно, от его поцелуев плавился асфальт. Мика задыхалась в жаркой и пыльной Москве, она больше не могла сидеть без дела. Уехать бы на юг, как в прежние времена, хотя бы в Сочи, а лучше за границу, в Италию, на Кипр или в Турцию. Но какая теперь Италия! Какая Турция! Даже Сочи не светят. Сиди, не дергайся. Не факт, что у хозяев нет вторых ключей от этой квартиры. Конечно, есть. Ничто не мешает им во время Микиного отъезда прийти и покопаться в ее вещах. Надо сидеть и охранять свое добро, чтобы тоже не стать ограбленной.

Само собой, Мика все рассовала по углам, спрятала бриллианты и монеты, как могла, подальше от любопытных глаз. Но все равно боялась. Хозяева, слава тебе, попались порядочные и не любопытные. Приходили за деньгами по очереди, муж или жена, бросали беглый взгляд на стены, проверяя, не ободраны ли обои, проходили в кухню, заглядывали в комнату: цела ли мебель? И все. Даже не интересовались, где работает их жиличка. Мужиков не водит, от соседей жалоб нет, деньги платит исправно, чего еще надо? Тишина, порядок и относительная чистота.

Мика тем временем мучилась от жары и безделья. Сколько еще можно выжидать? Тимка-то, должно быть, укатил на юг со своей Мариной! Небось уже в море купаются! Солнечные ванны принимают, а потом занимаются любовью в шикарном номере пятизвездочного отеля! Нет, он отпуск всегда в августе берет. А она с родителями наверняка на даче. Грядки полет. Хотя что она знает про эту Марину? Почему вдруг подумала, что Тимкина возлюбленная из бедной семьи? Рыбак рыбака видит издалека! Потому и клюнул Тимка на Марину, что оба выбились из нищеты. Но – не факт. Это еще проверить надо. Раздобыть бы ключики от квартиры, где Марина живет с родителями… Эх!

Мике уже стало скучно. Она хотела новых авантюрных приключений. Адреналин, ударную дозу которого она получила во время ограбления подружкиной, а потом отцовской квартиры, приятно освежил кровь. Где ты, Люся? Посудомойка из грязной забегаловки? Ау? Была, да сплыла. Есть Мика, удачливая воровка, или как там это называется на воровском жаргоне? Нет, она не воровка, она просто берет свое! То, что причитается ей по праву и что злые люди пытались у нее отобрать! А ну-ка, придумай план, как получить ключи от квартиры, где живет любовница мужа со своими родителями! Слабо?

Во время вылазки в супермаркет Мика только и думала, что об этих ключах. Холодильник за неделю опустел, необходимо пополнить запасы. Она хотела непременно решить задачку с ключами, пока ходила по магазину, накладывая продукты в тележку, расплачиваясь и бредя с тяжелыми сумками на стоянку такси, не переставала думать об этом.

Визг тормозов застал ее врасплох. Мика едва успела отпрыгнуть:

– Глаза есть?! – взвизгнула она.

– Дамочка, вы как? – Из «Газели» торопливо вылез уже знакомый ей парень. Как она сказала? Лапочка?

– Ты что, на меня охотишься? – ахнула Мика.

– Опять вы?!

– Маньяк!

– Психопатка!

– Осторожнее надо! Глаза разуй!

– Это вы… по сторонам не смотрите! Ходите, блин, как ежик в тумане!

Ей захотелось его убить. Чуть не задавил, причем дважды, а теперь хамит!

– Чтоб ты сдох, придурок!

– Черт! – Парень запустил пятерню в густые каштановые волосы. – А ведь вы мне нравитесь, когда орете! Я прямо возбуждаюсь!

– Ну и хамло! – опешила она.

– От вашего голоса, когда вы кричите, мертвый задрожит. Это комплимент, между прочим.

– Да пошел ты…

– Вот-вот. Аж дрожь пробирает! А ну – крикните на меня еще!

– Ты надо мной издеваешься, да? – догадалась она.

И машинально отметила, что в майке-«алкоголичке» и шортах он смотрится гораздо лучше. Ноги у него красивые и плечи почти как у Тимки. Конкуренции с ее мужем парень не выдерживает, да это и трудно, но, в общем и целом, он ничего. Как она подумала? Милый? Вот именно: милый. Она немного успокоилась:

– Ладно, проехали. Не попадайся мне больше на глаза и забудем об этом инциденте. До свидания.

– Может, вам сумки помочь донести?

– Куда? До дома? – усмехнулась она.

– Могу и до дома.

– А ты разве не на работе? Тунеядствуешь? Выгодные знакомства ищешь?

– Я на работе. Выгодных знакомств не ищу, – твердо сказал он. – Вы мне просто нравитесь.

– Что, опять юбилей на фирме? За харчами послали?

– Повариха попросила заехать в магазин. У нее макароны кончились.

– А ты им всем слуга? Что у тебя за должность на фирме?

– Я экспедитор.

– Кто?

– Экспе…

– Мать моя женщина! Чучело ты лохматое! Если ты экспедитор, то тебе не обязательно всяким там поварихам макароны возить! Это ее проблемы. И она за это деньги получает!

– А вы злая.

– А ты добрый, да?

– Обычный. Меня просят – я не отказываю. Людям надо помогать.

Мика фыркнула:

– Ничего глупее не слышала!

Каждый сам за себя, а он против всех, что ли? Или один за всех. Тоже мне, мушкетер!

– Люди неблагодарны, – наставительно сказала она. – Уж поверь мне на слово. В следующий раз повариха тебя о чем-нибудь попросит – посылай ее подальше.

– Точно?

– Уверена!

– Спасибо за совет. Только вы это… не уходите.

– Это еще почему?

– Я вам правду скажу, – вдруг широко улыбнулся он. Улыбка у него была мальчишеская, и она оттаяла. И… задержалась. – А я вас нарочно, это… Чуть не придавил.

– Что?!

– Ну, познакомиться хотел. Гляжу – девушка симпатичная. Пригляделся: мать честная! Старая знакомая. Я вас еще тогда приметил, в маркете, да вы меня отшили. Дай, думаю, посигналю. И – по тормозам. Вы нормально шли. Это я вас того… – он смущенно улыбнулся. – Разыграл.

– Ничего себе способ знакомства: жизни чуть не лишил!

– Да ничего бы с вами не сделалось. Вы сами кого хочешь переедете. Повидал я таких.

– Каких?

– Убитых. Не физически, со здоровьем-то у вас все в порядке. Вас жених бросил, да? Или что похуже?

– Или что.

– Так как насчет сумок? Донести?

Она задумалась. И вдруг услышала:

– Меня Глебом зовут.

– Что ж… Да хоть Мефодием.

– А вас?

– Тебе это не надо, – сурово ответила Мика. – Забудь. Вези, Глебушка, поварихе макароны. Вези. Видать, это твоя судьба.

И зашагала к стоянке, где поджидали клиентов такси.

Она больше не оборачивалась и, честно сказать, хотела, чтобы Глебушка пошел следом. Но он не пошел. Какой-то ненавязчивый нахал оказался. Послушный. Черт, расслабил ее, заставил забыть о деле. Она попыталась снова думать о ключах, а об этой неожиданной встрече забыть. Только о ключах. Надо сосредоточиться.

Конечно, она нашла решение. На этот раз более рискованное, авантюрное. Но что там насчет шампанского? Кто не хочет его, тот не пьет, а кто хочет, обязательно должен рисковать. Мика теперь безумно хотела шампанского. Она по нему тосковала, как и по прежней беззаботной жизни. Если нельзя больше за так, то пусть будет за риск. Будут деньги – будет и шампанское. Настоящее, французское, то, к которому она привыкла, а не пойло какое-нибудь, как в той забегаловке, где она трудилась посудомойкой. Мике нужно было много денег, поэтому она придумала, как разжиться еще и за счет Марины. Варька наверняка ревет уже по своим бриллиантам, а у папаши, быть может, случился инфаркт. Хорошо бы. А уж синеглазая акула непременно его доконает. Так им всем и надо!

А с Мариной все просто. Они с Тимкой придут в ее, Микину, квартиру, чтобы провести вместе ночь любви. Мике тошно становилось при мысли об этой ночи, но куда деваться? Она еще слишком хорошо помнила совершенное Тимкино тело! До сих пор ей никого, кроме мужа, не хотелось. А для него она умерла, да и невозможно это после всего, что случилось. Тимур теперь принадлежит другой, с этим надо смириться, но разлучнице отомстить.

Так вот о ночи. Они уснут в полночь, в крайнем случае, в час или в два. Устанут и уснут. Тимур после этого крепко спит, да и Марина на работе устает. Плюс сеанс энергичного секса. Тимур неутомим, он замечательный любовник. О! Чтоб вам всем сдохнуть! Спокойнее, Мика, спокойнее.

И вот, когда они уснут, часика в три ночи она тихонечко откроет дверь своим ключом, войдет в прихожую и найдет Маринину сумочку. Не в спальню же она ее понесет? Нет, не в спальню. Если повезет, ключи окажутся в кармане верхней одежды. Пиджак там, или ветровка. Это зависит от характера Марины: если аккуратная, то кладет ключи в сумочку, если неряха – куда попало. Мика попыталась вспомнить привычки девушки, с которой когда-то работала. Скорее, аккуратная. Значит, первым делом надо искать сумочку, а уж потом обшарить карманы. Времени будет много, она обязательно найдет ключи!

Ее снова охватил азарт. Получится или не получится? Вот уж доставит она им всем неприятностей! Люди даже не задумываются о том, что у них могут быть враги. И что враги эти не дремлют, ночами не спят, строят планы мести. А некоторые эти планы осуществляют.

«Попомните вы меня!» – думала она.

…Вот уже третий день она караулила влюбленных у подъезда собственного дома. Бывшего дома. Теперь она официально здесь не жила. Ее новое место жительства – кладбище. Как кстати. По какой-то причине они пока не жили вместе, Тимур и Марина. Что-то им мешало. Они вместе работали, частенько вместе уезжали домой, вдвоем ходили в рестораны, и Мика дождалась того дня, когда они решили провести вместе ночь.

Теперь, выходя «на дело», она решила брать с собой отцовский пистолет. Опасная профессия требует особых мер предосторожности. И на этот раз «беретта» была у Мики при себе. Вдруг они проснутся? Мика не хотела об этом думать, пока караулила парочку у подъезда. С некоторых пор она научилась терпению. Надеялась, что и в тот момент, когда муж с любовницей будут лежать в постели, за стеной, оно ее не подведет, терпение. Несколько раз за эти дни Мика меняла парики, чтобы не примелькаться. Заходила за гаражи, доставала зеркальце, и из брюнетки вмиг становилась яркой блондинкой. Меняла губную помаду, темные очки на те, что под диоптрии. Они были увлечены собой и слежки не заметили. Наконец она дождалась! Они вошли в дом и не вышли оттуда в полночь.

Она внимательно следила с улицы за окном спальни, где горел ночник. И старалась не думать о том, что сейчас происходит на кровати, где они проводили с Тимкой долгие часы. Лучшие в ее жизни. А он, оказывается, лишь притворялся! Но надо отдать ему должное: притворялся классно.

«За что? – думала она, глядя в окно, где еле теплился ночник. Интимный полумрак, в котором два сплетенных тела предавались любви. – Да, согласна. Я плохой человек. Но все-таки человек. Разве по отношению к плохим людям все дозволено? Разве у них нет души? Разве им можно лгать? Нет, это не оправдание: ты плохая, и я решил тебя убить, чтобы завладеть твоими деньгами…»

Наконец свет в спальне погас. Мика посмотрела на часы. Половина первого. Быстро же они управились, должно быть, на работе устали. Еще полчасика, и можно подниматься наверх, в свою квартиру.

Ночной город дремал, словно огромный, затаившийся в логове зверь. Не спал он никогда, все время был начеку, готовый в любой момент зареветь мигалками милицейских машин и «Скорых». Мика прекрасно это понимала и волновалась. Но она никого не встретила, пока поднималась пешком по лестнице на свой этаж. Лестничная клетка тоже была пуста. Лифтом она не воспользовалась намеренно: не хватало еще столкнуться с кем-нибудь из знакомых! Не узнают, конечно, но она все равно будет нервничать: а вдруг? А нервничать ей сейчас нельзя.

Она, волнуясь, вставила в замочную скважину ключ. О счастье! Замок Тимур так и не сменил, он ведь уверен в том, что остался здесь полновластным хозяином. Как бы не так! Мика осторожно повернула ключ. Она уже научилась обращаться с дверными замками нежно, словно с детьми, которых у нее никогда не было. Маленькие, спящие детки, которых ни в коем разе нельзя разбудить! Это про замки, конечно, не про тех двоих, что крепко спят сейчас под шелковыми одеялами. Под ее одеялами, между прочим!

Она тихонько приоткрыла дверь и тенью скользнула в прихожую. Дело пяти минут. Все в этой квартире ей знакомо, и Мика уверенно двигалась на ощупь. Она мгновенно определила, где именно лежат женские вещи. Туфли на полу, она о них чуть не споткнулась, а пиджак на вешалке, у входа. Кожаная сумочка висела на ручке шкафа-купе. Мика сразу поняла: это то, что ей нужно. Аккуратно сняла сумочку, приоткрыла входную дверь, чтобы в темную прихожую просочилось немного света из холла, куда выходили двери трех соседских квартир. Мика была в перчатках и досадовала на то, что справляться с изящными замочками и молнией не слишком удобно.

В ключнице ничего не было. Сердце екнуло. Ну вот, где же теперь искать? В пиджаке? Нет, Марина слишком уж аккуратная. Надо прежде всего обшарить сумку. Мика нащупала молнию на внутреннем кармашке. Расстегнула и поняла, что нашла. Ключи были там. И она переложила их к себе в карман. Отлично!

Теперь надо просто уйти. В кармане ее ветровки лежал пистолет, и она машинально нащупала его вмиг вспотевшей рукой. Ох, как же ей захотелось его достать! Эти двое, муж с любовницей, спали так крепко! Мика видела, что дверь спальни плотно прикрыта. Ее спальни. Там сейчас чужая женщина спит с ее мужем. Ведь это пока еще ее муж. Они не в разводе, и вряд ли когда-нибудь разведутся. Тимка на всю жизнь так и останется ее мужем. Хотя и не будет этого знать.

Мика на цыпочках подошла к двери спальни. Прислушалась и замерла, раздумывая. Вот сейчас и надо все решать! Ее жизнь все равно кончена, ничего хорошего в ней уже не будет. Тюрьма? Так что ж…

«Стреляй! – сказала она себе. – Разом избавишься от боли. Они умрут, и не надо больше ничего придумывать. Стреляй!» А потом вдруг подумала: «Они-то умрут, и сразу отмучаются, а мне предстоит долгий путь, полный страданий. Разве что пустить пулю в лоб? Нет, не выйдет! Я хочу жить! И весь этот путь мы пройдем вместе! Убить – это слишком легко!» Она не собиралась облегчать Тимкину участь. Он должен страдать так, как страдает она. Узнать всю горечь предательства, разочароваться в жизни и в людях. Убить его – это слишком просто.

И она попятилась назад, к входной двери. Тихонько заперла ее, и пешком пошла вниз по лестнице. Адрес Марины она, разумеется, не помнила. Но проследить за ней до дома – пара пустяков. Мика уже знала, что иногда девушка уходит с работы раньше Тимки и добирается домой на общественном транспорте. Надо только опять дождаться «своего» дня.

…С третьей квартирой получилось совсем уж просто. Или она привыкла? Всего-то надо дождаться, когда дома никого не будет, глубокой ночью тихонько открыть дверь «родным» ключом и спокойно пошарить в шкафах. Если уж папа Сальников не сменил замок, понадеявшись на сигнализацию, то простые люди тем более беспокоиться не будут. Ну, потеряла дочка где-то ключи. Может, в офисе забыла? Или дома у жениха. Чего суетиться-то? Мастера вызывать, замок менять. Да и брать здесь особенно нечего.

Мика была откровенно разочарована. После отцовских хором поживиться было почти что нечем. Родители Марины оказались людьми небогатыми. И главное, она не знала, где лежат деньги. На всякий случай проверила в бельевом шкафу и на кухне. Вдруг в банках с крупой прячут?

Деньги лежали в самом банальном месте: в серванте. Их никто и не прятал. И было их немного. И в рублях, а не в валюте. Наверное, на новый холодильник копили или на стиральную машину. Сумма смехотворная по сравнению с добычей, которую Мика отхватила в квартире подружки, а потом в отцовской. Еще немного денег, видимо, отложенных на черный день, Мика нашла в томике Пушкина на книжной полке. Пролистала на всякий случай несколько книг и случайно наткнулась. Потом поняла, что больше у них нет. Не стоит и искать. Пришлось набить сумки всякой ерундой. Она сняла висевшую в углу икону, показавшуюся ей старинной, вдруг ценная? В серванте нашла несколько золотых побрякушек, дешевка, фианиты и янтарь. Пара тонких золотых цепочек и браслет. Все это стоило копейки, не то что Варькины бриллианты.

Маринины вещи, найденные в крохотной спальне, ей захотелось порвать на части. На мелкие клочки. Сегодня днем она видела, как Тимка отвозил любовницу с ее родителями на дачу. Ишь! Уже член семьи! А ведь они с Мариной венчаться небось собираются! При живой жене, тоже венчанной! Какое кощунство! А хорошо было бы явиться на церемонию бракосочетания и испортить им всем праздник!

Мысль эта Мике очень понравилась, жаль только, что тогда придется признаться во всем. Потому что все сразу поймут, кто обчистил столько квартир. И светит ей тюрьма, ведь подружкину квартиру она действительно ограбила, а не свое взяла. И эту тоже. Мертвых не судят, так что лучше оставаться покойницей.

Возвращаться сюда во второй раз Мика не собиралась. Что тут брать? Если честно, хотелось больше им насолить, чем поживиться. Имущества отца хватит надолго. А экономить Мика уже научилась. Теперь она не будет транжирой. И шоферу на чай много не даст.

Этот мужик сразу показался ей подозрительным. Косился на нее, словно приценивался, и щека его странно при этом подергивалась. Мика насторожилась: маньяк? Уголовник? Замерев на заднем сиденье машины и спружинив ноги, она достала из кармана ветровки пистолет и положила его на колени. Водитель этого не видел. Она же внимательно следила за каждым его движением. Когда машина неожиданно свернула в темный переулок, Мика, отлично знавшая этот район Москвы, подняла двумя руками тяжелую «беретту» и негромко окликнула:

– Эй!

Он обернулся и дернул щекой:

– Ты чего?

– Сейчас разворачиваешься, выезжаешь на проспект и высаживаешь меня напротив кинотеатра. Понял?

Он испугался не пистолета. А того спокойствия, с которым девушка себя вела. Такое выражение лица бывает только у мертвых. Вроде и жив человек, двигается, дышит, а душа его давно уже отлетела. И никаких мук она испытывать не будет, если придется еще кого-нибудь отправить на тот свет.

– А может, я тебя у ментовки сейчас высажу? – ощерился водитель.

– Нам с тобой обоим туда ни к чему, – с усмешкой ответила Мика. – Ты просто ошибся, парень.

– Понял, – он послушно развернул машину. Мика была как натянутая струна и могла в любой момент нажать на курок. Странно, но страха она не испытывала.

«Жить или умереть, какая разница?» – скучно подумала она. После всего, что она пережила недавно в своей квартире, где за стенкой спали муж с любовницей, все остальное казалось пустяком. «Убить его, что ли? – мелькнула мысль. – Так, ради интереса. Он, похоже, маньяк. Или грабитель. А, пусть живет!»

Мужик за рулем тоже напрягся и поспешил вырулить на ярко освещенный проспект.

Он резко затормозил у кинотеатра, как велела клиентка. Милиции он сам боялся, как верно догадалась Мика.

– Свободен. За плохое поведение на чай не даю, – она вылезла из машины, все так же держа в руке пистолет, а свободной выволакивая из салона обе сумки. Хорошо хоть вещей на этот раз было мало.

– Может, поделишься? – застыв на переднем сиденье с напряженной спиной, спросил водитель.

– В другой раз.

Мика ногой захлопнула дверцу и убрала оружие в карман. Он уехал тут же, газанув так, что покрышки задымились. «Точно, маньяк», – подумала она. Но Мике было наплевать на то, что какая-то из наивных дурочек, хватив лишку в кабаке, сядет сегодня ночью к нему в машину, и ей-то уж точно не повезет. Каждый сам за себя.

Через пять минут она поймала другую машину и без приключений добралась до дома. А из ночного происшествия вынесла урок: боятся не силы, боятся уверенности противника в себе. Проверить, есть ли у него черный пояс по карате, можно только с риском сломать себе шею. Ведет себя уверенно, значит, есть на то основания. А дураков нет. Поэтому от уверенных в себе людей лучше держаться подальше.

Глава 4

Мила

1

Как всегда, после «дела» она отсыпалась три дня. Выходил нервный стресс, организм постепенно расслаблялся и пытался жить в обычном режиме. Она уже почувствовала, как в момент опасности, на пике сильнейшего волнения обостряются зрение и слух. Обычно пониженное давление подскакивало, реакция усиливалась, даже обоняние становилось как у зверя. Но после того, как все закончилось, наступала вялость, сонливость, апатия и полное равнодушие к еде.

На четвертый день она решилась на вылазку в супермаркет. И почему-то пошла длинным путем, через стоянку машин, глазами выискивая знакомую «Газель». Специально тянула время до позднего вечера, потому что знала: днем он на работе. «Газель» на стоянке была, но пустая.

«А где водитель?» – подумала Мика. Заглянула в кабину, но увидела только серый свитер, небрежно брошенный на сиденье. Вторая половина июня выдалась прохладной, Мика была одета тепло. А Глебушка, видать, жаркий. Умчался куда-то в одной футболке. Ждать водителя Мика не стала, пошла закупать продукты.

Они столкнулись у входа. Он прижимал к груди огромный пакет, у которого оторвались ручки, и вид у парня был растерянный.

– Привет! – окликнула Мика.

– Опять вы! Как здорово! Я так и думал, что вас здесь встречу! Каждый день сюда приезжаю. Стою тут по часу, жду.

– И?.. – спросила она.

– Что и? Дождался! – он широко улыбнулся.

– Не странное место для свиданий?

– Нормальное.

– А где еще ты с девушками встречаешься? В химчистке? В прачечной? Или в мастерской по ремонту обуви?

– У вас и чувство юмора злое, – сказал он все с той же улыбкой. – Здорово по вам, видать, жизнь проехалась. Сочувствую.

У него были удивительные глаза: большие, наивные, почти детские, серые в крапинку. Словно в речном песке, намытом старателями, по небрежности или забывчивости остались крупинки золота. «Милый», – снова подумала Мика. Она не понимала, почему хочет говорить ему обидные и злые слова. Только бы не поддаться его обаянию, не пойти за ним, куда он позовет.

– Так зачем же ты меня ждешь, если я злая? Лицо приятное?

– Я думал, может, вам одиноко?

– А ты всех одиноких женщин спасаешь?

– Я вообще-то их боюсь. Женщин.

Он поставил пакет на землю. Мике хотелось смеяться. Разве так клеят женщин? Чудовище лохматое! Ее сердце жалось от нежности, она даже попятилась назад. Не надо этого! Сказала поспешно:

– Я тоже в магазин.

– А сумки вам можно донести?

Она колебалась.

– Я вас уже неделю жду, – пожаловался он. – Всего-то помочь хотел. Может, вам поговорить не с кем? Может, одиноко?

– Мне действительно одиноко, – вдруг сказала она.

– Так я сумки донесу?

– Сегодня можно, – разрешила Мика.

– Погодите, я свой пакет в машину отнесу! Вы только не уходите!

Он подхватил огромный пакет и затрусил к своей «Газели». Ей захотелось убежать. Исчезнуть, а потом сменить квартиру. Чтобы не видеть его больше никогда, никогда, никогда…

Но она осталась.

– Как вас все-таки зовут? – спросил он, неспешно катя по огромному залу ее тележку.

– Ми… Людмила, – спохватилась она.

– А просто Милой звать нельзя?

– Как? – переспросила она.

– Милой.

У нее дыхание перехватило. Опять захотелось убежать. Ничем хорошим это не кончится. Он даже не ребенок, которого нельзя обманывать. Он просто… Глебушка. Если позволить ему звать себя Милой, все, она пропала!

– Как хочешь, так и зови, – буркнула она. – Ты с работы?

– Да. Конечно. Молока надо?

– Да. Один живешь?

– Нет. С мамой и с сестрой.

– С мамой и с сестрой, – эхом повторила она. – И кетчуп. Прихвати, пожалуйста, с полки кетчуп. А сколько тебе лет?

– Двадцать восемь.

«Мы ровесники! Нет, теперь я по паспорту старше на три года. А на самом деле мы ровесники. Но это же смешно!»

Она чувствовала себя старше на целую вечность. На ту лавину, внезапно обрушившуюся с гор, на Тимкину ненависть, на три ограбленные квартиры, на…

– А тебе? Тебе сколько лет?

– Столько же. То есть чуть-чуть побольше. – Она смешалась и разозлилась. – Ты разве не знаешь, что женщину об этом не спрашивают? О возрасте!

– Нет. Не знаю.

– И ты не был женат? Салат в корзинку положи.

– Нет. Не успел.

– А девушки? Были у тебя девушки?

– А разве мужчину об этом спрашивают? – Она заглянула в наивные серые глаза и оторопела: в них плясали золотые искорки. А он не так прост, Глебушка! Ишь ты, ловелас! А прикидывается простачком!

– Спрашивают обо всем.

– Это надо? – он взял с полки диковинный экзотический фрукт, похожий на…

Она невольно залилась краской: это что, намек? Сказала тихо:

– Положи. Лето сейчас, фрукты мы и на рынке купим.

– По крайней мере, не так сразу.

– Что не так сразу?

– Спрашивают не так сразу. Сколько было женщин, и каких я предпочитаю. Можно мы перейдем на «ты»?

– Глебушка, ты чудо!

– Я тоже так думаю, – он пригладил рукой каштановый вихор на макушке и вдруг лихо ей подмигнул: – А ведь сработало, а? Не зря я тебя каждый вечер здесь поджидал…

…Она сама от себя не ожидала, что это может случиться так внезапно, без долгих ухаживаний, романтического ужина при свечах, шампанского и обручального кольца. Как это было с Тимкой. Наверное, она просто повзрослела. Прелестная девочка Людочка умерла, а Мила понимала, что ждать глупо и разговаривать об этом тоже глупо, объяснять как да что, а главное, зачем. Да ни за чем! Просто потому, что хочется. Взрослая женщина, измученная долгим воздержанием, почувствовала зверский голод, как только посмотрела на голый торс проводившего ее до дома мужчины, потому что этот оболтус, открывая бутылку с минеральной водой, умудрился облиться. И тут же стянул с себя мокрую футболку. Лето, в квартире духота.

Он остался в одних джинсах и стал выкладывать из пакета на круглый поднос спелые персики, ароматные, с нежным пушком. А у нее вдруг ноги подогнулись. Словно что-то в груди оборвалось. Она смотрела на него и почти не дышала. Сейчас ей казалось, что Глебушка – самый красивый мужчина на свете. Куда там Тимке! И где он, Тимка?..

Она отошла к окну, постаралась дышать ровнее и вспомнить, как это было раньше. Надо найти какие-то слова, чтобы Глебушка все понял. Или повернуться, посмотреть ему в глаза особым взглядом. Как это делается-то? Он ведь недотепа. Сейчас разберет сумки и скажет: давай, Мила, пить чай! Да какой там чай?!

Она стояла, отвернувшись к окну, чтобы он не видел выражение ее лица, а напряженной спиной ждала, что он подойдет и обнимет. Сам. Первый.

Он подошел и очень осторожно, бережно положил руки на ее плечи, погладил их и замер. Она тоже замерла. «Можно?» – ласково спросили его руки. И она, уставшая ждать, резко развернулась и впилась в его губы поцелуем, словно оса в сочную мякоть созревшего плода, и языком стала высасывать эту мякоть до самого дна. Похоже, он испугался, потому что сказал:

– Т-с-с. Тихо, тихо… Не спеши…

Он снимал с нее мокрую футболку (нет, она не облилась минеральной водой, просто от волнения вспотела) так же осторожно, как перед этим гладил ее плечи, и словно не веря в то, что сейчас случится. Что эта женщина, такая уверенная в себе, властная, злая на язык, отдастся ему прямо здесь, на кухне, на столе, отодвинув нетерпеливой рукой поднос, полный ароматных персиков. Она и сама от себя этого не ожидала. Какой-то первобытной ярости, жадности, нетерпения, а главное, спешки. Он все время говорил:

– Тс-с-с… Тихо, тихо…

Он, а не она. Это она его торопила, не дав как следует раздеться. Потом от стыда она ревела в ванной комнате, а он подбирал с пола упавшие персики, мыл их под краном и аккуратно укладывал обратно на поднос. А после тихонько скребся в дверь:

– Мила… Мила, ну прости!

Она открыла дверь и спросила со злостью:

– Кого простить? При чем здесь ты?

– Не надо было на меня набрасываться, – виновато сказал он. – Я растерялся.

– Да ты что? – Она энергично стала вытирать лицо полотенцем. Глаза от слез распухли и покраснели. – Не смотри, – сказала она сердито.

– Мне надо было тебя отталкивать и кричать: «Нет, не надо, ни за что!»? Или соседей позвать? Скажи, как мне следовало поступить, и я это учту.

– Замолчи! Ты что, издеваешься надо мной?! – она замахнулась полотенцем. Он послушно подставил щеку:

– Сюда.

Потом, так и не дождавшись пощечины, развернулся другим боком:

– И сюда. Пожалуйста.

Ее рука бессильно опустилась.

– Сколько ты уже не… ну, того, – он смутился. – На голодном пайке?

– Тебе-то какая разница? – спросила она горько. – Ты свое получил. Как чувствовал, что ли?

– Не надо так, – сказал он тихо.

Она молча прошла на кухню. Ужин они готовили вместе. Глебушка старательно чистил картошку, а она резала овощи в салат, то и дело прикладывая под глаза ломтики огурцов. Чтобы отеки прошли, и кожа снова стала гладкой.

– Ну, хочешь, я на тебе завтра женюсь? – спросил вдруг Глеб, сбрасывая с тарелки в мусорное ведро длинную спираль картофельной кожуры.

– Осчастливил, называется! – Мила швырнула на стол ножик. Тимка-то на колени встал, делая ей предложение. Все было как в романе. А этот… Стоя над мусорным ведром. – Если ты еще раз об этом заговоришь, я тебя застрелю! – предупредила она.

– Что, у нас никогда больше не будет секса?! – Он широко распахнул наивные серые глаза.

И она невольно рассмеялась:

– Чучело ты, чучело! Секс будет, и прямо сейчас. А все остальное… Там посмотрим…

…Ушел он глубокой ночью, вымолив себе окончательное прощение. И разрешение прийти завтра, и послезавтра, и… Дальше Мила просто не разрешила ему строить планы. Потому что нес Глебушка сущую чепуху. О том, что людям надо помогать, что женятся для того, чтобы иметь детей, что не всем обязательно быть богатыми, а добро непременно побеждает зло. Он был неисправимым идеалистом, и Мила с тоской думала о том человеке, который сломает его жизнь. Потому что так жить нельзя. И думать так нельзя. И уж тем более говорить. Жизнь его очень больно накажет. Ведь на свете совсем не осталось необитаемых островов, где можно жить счастливо и спокойно, своим трудом, никогда не выяснять, где проходит граница между владениями, не красть, не лгать и верить в такую чушь, как любовь, только потому, что верить во что-то надо.

Она-то знала: любви нет. И веры нет. Ничего нет. Их встреча случайность, и все это она в любой момент может прекратить. Потому что ее тоже нет.

2

Меж тем Глебушка прочно вошел в ее жизнь, радуясь, как ребенок, всему, что происходило вечерами в маленькой однушке с убогой мебелью. Тимке Людмила Сальникова подарила когда-то весь мир: жизнь – полную чашу, как это принято говорить, квартиру, деньги, фирму, свою любовь, наконец. И он расплатился сполна: отправил жену на тот свет. А перед этим завел любовницу.

Глебушке же она не могла дать ничего. И он ей был безумно благодарен за ту малость, которую она и за подарок-то не считала. За нее саму. Этот наивный парень, казалось, не осознавал, что квартира, где они встречаются, чужая, зарплата у него смешная, и вообще, они – нищие. Если не считать ворованных вещей, о которых она не могла ему сказать. Потому что он не поймет. А без этого что за жизнь у них будет? Вот в чем и была главная проблема.

Ему Мила представилась сотрудницей туристического агентства, благо что эта работа была ей знакома до малейших нюансов. Глебушка по-прежнему жил с мамой и с сестрой, но все выходные проводил у нее. Да и в будни то и дело забегал, и теперь уже она его останавливала:

– Т-с-с… Тихо, тихо… Не спеши…

Они ходили на пляж, в кино, ужинали в дешевых кафешках, а ночью любили друг друга, никуда не торопясь. Ей было хорошо, почти так же хорошо, как с Тимкой. Теперь она начала понимать, почему влюбилась и почему это чувство все никак не проходит. Тимур был непревзойденным любовником, ее первым мужчиной, с ним она чувствовала себя добычей, он хотел ее покорить, сделать послушной, и это были совсем другие ночи. Не то что с Глебушкой, который на все спрашивал разрешения. Похоже, он ее побаивался, а мужчина не должен бояться женщины, с которой занимается любовью.

– Глебушка? – спрашивала Мила, положив голову на его огненное плечо. Кондиционера в этой убогой квартире, разумеется, не было, и они лежали голые, отбросив в сторону все, даже простыню, которой укрывались по ночам.

– Да, милая?

– Почему ты не женился до сих пор?

– Потому что до сих пор никто не хотел за меня замуж.

– Как же так? Ты же симпатичный. Добрый. Неглупый. И вообще… Ми-и-илый, – тянула она. Было лениво и жарко. Охота выяснять отношения пропала. Да и что выяснять? Он такой, какой есть.

– Женщины таких, как я, не любят. Они любят сильных и злых. И богатых. А я никогда не буду богатым. Ни бизнесменом, ни просто начальником хоть чего-нибудь или кого-нибудь. Потому что я добрый, неглупый и… ми-и-илый.

– Перестань меня передразнивать!

– А почему ты все спрашиваешь, но про себя никогда не рассказываешь?

– Потому.

– Почему?

– Потому. Т-с-с! Погода… Завтра будет гроза. Дышать нечем!

– Да хоть снегопад! Милка!

– Что?

– А почему у нас такие маленькие розовые ушки?

– Кыш!

– А почему у нас такой сладкий маленький ротик?

– Он кусается.

– Пусть. А почему у нас такие маленькие…

– Эй!

– Розовенькие…

– Ну, это уж слишком! Ты от жары очумел!

Но он ее не слушал: теребил языком сосок и явно хотел заняться сексом. Это в который уже раз за сегодня! Кажется, начинает входить во вкус. Добром это не кончится.

Ее Глебушка был слишком хорошим. И она невольно начала меняться.

В ней вдруг проснулась совсем несвойственная ей сентиментальность. В голову стали приходить глупые мысли о том, что хорошо было бы вместе с Глебушкой уехать далеко-далеко, жить в маленьком городе, в скромном домике самой обычной жизнью, бедненько, чистенько, с кучей детишек и рыбалкой по выходным. Он на речку с удочкой – она за стирку. Что за чушь!

«Нет, не чушь… – шептал внутренний голос. – Счастье…»

Она почти не прикасалась к ворованному, боялась, что Глебушка что-то заподозрит. Хотя он никогда не будет рыться в ее вещах. Он такой… положительный.

Дошло до того, что она поехала на кладбище на могилу матери, да и свою собственную. Просто взглянуть. Поплакать. Помечтать.

И тут с ней случилась эта нелепость. Пока она бродила среди могил, предаваясь воспоминаниям и мечтая о счастье с Глебушкой, наступил вечер. Народ разошелся, а она совсем забыла о времени и обо всем остальном. Глебушка сегодня работал допоздна и к ней заезжать не собирался.

«Ах, какие миленькие цветочки! – думала она, стоя возле памятника совершенно незнакомому ей человеку. – И тишина такая славная. И грустно, и отчего-то хорошо…»

Здоровенный мужик возник как из-под земли. Она машинально подумала, что глаза у него пустые, а выражение лица странное, и испугалась. Мужик внимательно ее разглядывал какое-то время, будто оценивал, и вдруг двинулся к ней, держа руку в правом кармане. Ее же словно парализовало.

– Эй! Ты чего? Эй! – попыталась крикнуть Мила, но из ее горла вырвался только мышиный писк.

А мужик схватил Милу за плечо, резко рванул на себя и зажал левой рукой ее шею. Потом вынул из кармана другую руку. В ней был нож.

– Мамочки! – ахнула она. – По…

Она инстинктивно почувствовала, что сразу ее не зарежут. У мужика был взгляд маньяка, не грабителя. Это будет позорная, мучительная смерть. Она забилась в его руках, забарахталась, словно рыба, пытающаяся сорваться с крючка, чувствуя, что слабеет. Каким-то чудом ей удалось вырваться, и она попыталась убежать, изо всей силы лягнув его ногой в пах.

Конечно, он бы ее быстро догнал. И лежать бы ей в могиле по-настоящему, если бы вдалеке не появились люди. Запоздалые посетители кладбища, переговариваясь, шли к воротам.

– Помогите! – уже громче крикнула Мила.

Люди ее не услышали, но мужик внезапно исчез. Растворился среди надгробных плит так же неслышно, как появился. Словно и сам был мертвец. А она бежала до тех пор, пока не оказалась у самых ворот. И только потом в голове мелькнула мысль, запоздавшая: «А ведь в сумочке лежит пистолет».

Этот кладбищенский маньяк был такой же мертвец, как и она сама, но напал на нее, потому что почувствовал в ней жизнь. Еще месяц назад она хладнокровно отправила бы его на тот свет при малейшей угрозе. А сейчас растерялась.

Ее еще долго трясло, да и потом ноги подгибались, когда она стояла на обочине и все никак не могла заставить себя проголосовать. Она подумала: «Лучше уж автобус». И бредя на остановку, принялась себя ругать: «Дура! Он бросился на тебя, потому что ты испугалась! Почувствовал твой страх. И прирезал бы, как пить дать, ты бы даже не пикнула. И не вспомнила бы, что в сумочке лежит пистолет. Но почему? Да потому что жизнь тебе теперь дорога. Все из-за Глебушки, будь он неладен!»

Она понимала, что в таком состоянии ни на что не способна. Даже элементарно себя защитить. Мозги совсем расплавились. И она решилась рассказать Глебу правду. Конечно, до того места, где надо признаваться в трех квартирных кражах. Об этом она умолчала, а вот про Тимку, про лавину, а главное, про Марину выложила все.

Глебушка слушал ее очень внимательно. А потом мрачно сказал:

– Подлец!

– Ему мои деньги были нужны. Фирма, квартира, машина.

– Я его убью! – решительно заявил этот парень с детскими глазами.

– Не надо никого убивать. Только скажи: ты-то мне не врешь?

– Милка! Если бы у меня что-то было… ну, я про деньги. Если бы я… Словом, клянусь всем самым-самым, что я всю жизнь хочу прожить только с тобой! Неважно, в бедности или в богатстве, и все равно где!

– Мне бы хотелось тебе верить.

– Ты верь, – он преданно заглянул ей в глаза. И торжественно сказал: – Я тебя не предам. Никогда… Слушай, – спохватился он, – а как же ты выйдешь за меня замуж, если вы не можете развестись?

– У меня паспорт на другую фамилию. Я его купила. А насчет развода…

Вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль:

– Глебушка, я не хочу портить ему жизнь. Пусть живет, с кем хочет. Я просто хочу честно произвести раздел имущества.

– Как это?

– А так. У тебя есть машина, у меня ключи от квартиры. Он же поедет когда-нибудь отдыхать со своей Мариной. Или к ней на дачу. А мы тем временем вывезем из дома некоторые вещи.

– Погоди. Какие вещи?

– Мои.

– Но это же…

– Что, не имею права? Да он пришел в мой дом с одной зубной щеткой! Я ему, между прочим, шикарные хоромы оставляю! Я даже мебель не собираюсь у него забирать! Кое-что из бытовой техники, телевизор, свои вещи, деньги. Это даже меньше, чем половина.

Он задумался.

– Погоди, Мила, здесь что-то не так.

– Ага! Значит, убить его так?

– Но это же не честно! То, что мы собираемся сделать!

– Убить честно, а взять свое нечестно? Я, выходит, должна его не только простить, а еще и свадебный подарок сделать? Оставить ему все? А не жирно ли будет? Он и так в шоколаде! В отличие от меня. Поскольку я тоже выхожу замуж, мне надо где-то жить.

– Как ты сказала? Замуж?

– Я хочу жить с тобой, потому все и рассказала. Если хочешь, мы распишемся. По моему фальшивому паспорту. Если тебя это не смущает.

– Я как-то не знаю… Елки! Бред какой-то! Но с другой стороны… Ну, хорошо, – согласился он. – Допустим, мы вывезем твои вещи. А если он в милицию заявит? Он же думает, что ты умерла! Значит, напишет заявление, что его ограбили!

– Если до такого дойдет, то я, разумеется, во всем признаюсь. Тут же воскресну и заявлю, что это был просто развод. И девичья фамилия, ха-ха!

– А почему сейчас нельзя?

– Что нельзя?

– Воскреснуть?

– Видишь ли… – Она не могла рассказать ему об ограбленных квартирах. – Я видеть его не могу. Ни его, ни отца, ни акулу.

– Акулу?

– Это папина молодая жена. Мачеха моя. Не нужны они мне, понимаешь?

– Понимаю. И когда мы будем вещи вывозить?

– Я тебе скажу. И пусть это будет мое приданое.

– Так ты согласна?

– Что?

– Замуж за меня! – гордо расправил плечи Глебушка.

– Я уже сказала: да, согласна.

– Тогда и я согласен. Хотя… Нехорошо это. Неправильно.

– Нельзя всю жизнь ездить по правилам. Иногда надо и нарушать. Он первый меня предал. А я даже не мщу, просто развожусь.

И она подтвердила это пламенным поцелуем, а потом и брачной ночью, уже не первой, но зато первой настоящей. Потому что теперь Глебушка знал, кто она такая…

…Польза от Глебушки была существенная, когда они выносили вещи из ее бывшей квартиры. Мила впервые оценила, что такое иметь сообщника. Во-первых, у него была «Газель». Во-вторых, две руки, надежных и сильных. И увезти они смогли многое. Чтобы доказать Глебу, что она берет свое, Мила прихватила и семейный альбом с фотографиями.

– Вот видишь? Это я.

– Вижу.

– Что, не верил?

– Не очень, – признался он. – Странная история. Лавина какая-то, странная шутка. Разве можно так наказывать близкого человека? А если бы он и в самом деле тебя любил? Как я? Ведь я бы без тебя умер. Причем сразу же.

– Ты – это ты. А он – это он. Я бы так и не узнала, какая он сволочь. И не встретила бы тебя.

Последний аргумент его окончательно убедил. Он только хотел поскорее все закончить. А Мила думала о том, что это завершающий этап операции. Она надежно обеспечила свою жизнь с Глебом. Можно теперь купить квартиру, обставить ее, Глебушка ведь не знает истиной стоимости вещей, ему можно долго вешать на уши лапшу. Она и в самом деле устроится на работу и станет просто женой и… матерью, если повезет. От Глебушки она очень хотела иметь детей. Хотя, конечно, Тимкины дети были бы красивей. Зато Глебушкины будут ее любить так же, как он. Она обязательно будет счастлива!

Дома они пили шампанское за удачу, за развод и листали альбом с фотографиями. Он ревновал, а Мила весело смеялась.

– Надо только не забыть проверить, что дальше будет, – сказала она, чувствуя, что пьянеет.

– А что должно быть?

– Как Тимка отреагирует на кражу? Я не хочу подставляться, а особенно подставлять тебя. Я покараулю немного у его дома.

– А твоя работа?

– Какая работа? Ах, да. Я забыла тебе сказать, что уволилась. Начальник меня достал. Да и дел много.

– Мы скоро поженимся, да?

– Обязательно.

Она даже не представляла, что может быть так счастлива. После Тимкиной измены казалось, что жизнь кончена. И вот вам! Все получилось! И Глебушка теперь связан с ней навсегда. Они сделали это вместе. Замуж? А почему бы нет? Жизнь продолжается…

3

Через пару дней она снова поджидала Тимура возле его дома. Миле хотелось узнать, как он отреагировал на кражу. Догадался или нет, кто мог его так наказать? И заявил ли в милицию, если догадался? Чего доброго там окажутся не дураки и сообразят, что надо искать Людмилу Муратову, чья смерть была мнимой. Тогда им с Глебушкой срочно придется где-то спрятаться.

С пяти вечера она терлась во дворе дома, в котором раньше жила, еще не зная, будет ли толк? Чтобы узнать наверняка Тимкины планы, надо каким-то образом подслушать его разговор с близким ему человеком. Но где? Как? Пока Мила могла только издали наблюдать, как муж приехал с работы, и по его лицу догадалась, что он сильно чем-то расстроен. Но что он собирается делать?

Мила сидела на лавочке возле детской песочницы, изображая заботливую мамочку. Детей во дворе было много, женщин, присматривающих за ними, тоже, среди них легко было затеряться. Но ближе подойти она не могла.

Тимка вошел в подъезд, и тут только Мила сообразила, что мужем интересуется не она одна. Щуплый мужчина в мятых джинсах тоже крутился возле песочницы, а перед тем, как приехал Тимур, долго сидел на лавочке и расспрашивал о чем-то знакомую Миле старушку. А когда Тимка скрылся в подъезде, щуплый отошел за деревянный домик, этакий миниатюрный резной теремок. Мила тут же схватила резиновый детский мячик, лежащий у скамейки, и изо всей силы швырнула его в ту сторону. Побежала за домик, и, словно случайно, наткнулась на мужчину. Сразу начала извиняться:

– Ой, простите! Ребенок разыгрался! – и проворно подняла мячик.

Она с ходу сообразила, что это не бандит. Щуплый даже рацию прятать не стал. Держался он уверенно, как хозяин. Мила уходила не торопясь, стараясь уловить хоть обрывок разговора. Почему рация? Он кому-то отдает распоряжения, это она поняла. И похолодела: «Неужели, милиция?! Но при чем здесь Тимка?! Почему они здесь, у этого дома?!»

Минут пять она неподвижно сидела на лавочке. Несмотря на жару, руки и ноги у нее были ледяными. Потом Мила увидела, как щуплый мужчина шел к своей машине. Это была «Лада», довольно потрепанная, с тонированными стеклами. Мужчина сел за руль, но никуда не поехал. Мила внимательно следила за бывшим своим подъездом, Сидеть так пришлось еще полчаса. И вдруг из дома вышел Тимка и направился не спеша к своей «Тойоте». Щуплый тут же завел мотор. Его машина тронулась почти сразу вслед за Тимкиной.

«Не может быть!» – подумала Мила. Она уже поняла: за Муратовым следят! Вероятней всего, милиция. Но она может и ошибаться. Надо занять позицию поближе к старушке, с которой разговаривал недавно щуплый. И как бы невзначай затеять разговор. Или подождать, пока бабка сама с кем-нибудь разговорится. Нужна информация.

Вечер был теплый, домой никто не спешил. Дети играли, мамы сплетничали, кто-то пил пиво. Старушке не терпелось поделиться новостями, и она то и дело стреляла глазом в женщин. Мила переместилась поближе к ней, достав предусмотрительно купленный журнал. Спряталась за ним, делая вид, что читает. На ней был черный парик и затемненные очки. Жарковато, но приходилось терпеть.

Наконец на детской площадке появилась еще одна бабулька. Мила хорошо ее помнила, потому что они раньше жили в одном подъезде. Ханжа и сплетница. И подсела она к той, что жаждала поделиться сног-сшибательной новостью. Вот удача так удача! Мила вся превратилась в слух.

– Никак из магазина, Маргарита Олеговна? – начала та, что пришла раньше, носительница ценной информации.

– Нет, с рынка, Мария Николаевна. Вечером овощи и фрукты дешевле можно купить. Продавцы боятся, что пропадут за ночь по такой жаре, вот и распродают по дешевке.

– А как вообще?

– Ох, и не говорите! Как всегда. Масло растительное опять подорожало. А мясо? Купила утром кусочек на первое, да что там кастрюля щей на такую большую семью! Завтра опять надо идти в магазин!

– Да, беда. Мужиков-то у вас в доме трое. Как прожить? А некоторые на иномарках разъезжают. А народ голодает.

– Потому и голодает. Неужто они честным путем богатство такое заработали?

– Где уж, честным! Кругом одно ворье! – Мила насторожилась. – Красавчик-то, Маргарита Олеговна, что с вами в одном подъезде живет… Который недавно овдовел…

– Тимур?

– Не знаю, как его звать, одно слово: буржуй.

– Приличный вроде мужчина.

– Да уж, – поджала губы старушка. – Не успел одну схоронить, как другая с ним уже катается на той же иномарке. Одета, как картинка. И он весь из себя. Вот откуда у людей деньги? Милиция-то уже им интересуется.

– Как милиция? – ахнула Маргарита Олеговна и схватилась за сумки с продуктами.

– Да так. Подошел ко мне сегодня какой-то товарищ. Одно скажу: уважительный. Удостоверение показал. Капитан, мол, такой-то. Уголовный розыск. Фамилию я только не запомнила. Но все чин по чину. Никакого хамства, все с уважением. Спрашивал, кто к этому Тимуру приходит, не выносил ли он последнее время из дома какие-нибудь вещи, не видела ли я его во дворе в вечернее время. Если видела, то с кем. Я-то частенько допоздна на лавочке сижу.

– И что?

– Как не видать? Катается туда-сюда со своей девкой. Когда один приедет, и все поздно. Одно слово: гуляка. Даром, что жену недавно схоронил.

– И в чем же его подозревают?

– Кто знает? Денег, видать, больно много. И все ворованное.

– Ах-ах-ах! А такой внимательный, обходительный!

– Смазливый, спору нет. Так ведь в мужчине красота не главное.

– Да, это так… Надо своих предупредить…

– Доиграется.

И они опять заговорили о ценах на продукты. Дальше Мила слушать не стала. Поднялась, торопливо засунув в сумку журнал. Неужели милиция подозревает Тимку в том, что он ее, Милу, убил? Если нет, то в чем тогда? Она напряженно прокручивала в мозгу варианты. Как бы все узнать? Одно понятно: надо ходить за мужем по пятам, вдруг удастся уловить обрывок его разговора по телефону? Другого ничего не придумаешь. Не «жучков» же к нему в квартиру сажать, тем более что свои подслушивающие устройства там наверняка уже оставила милиция. А от ментов ей надо держаться подальше.

Утром следующего дня она купила с рук подержанную машину. Шла по двору, увидела на «Жигулях» табличку «продается», и уже через несколько часов получила доверенность от прежнего хозяина. Осталось только дождаться удобного момента. Хорошо бы, это случилось побыстрее. Иначе ее обнаружат. Или Тимка, или те, кто за ним следит.

Ей повезло достаточно быстро, уже на третий день. После работы Тимур заехал в супермаркет за покупками. Мила, караулившая мужа возле своего бывшего офиса, убедилась, что за его «Тойотой» на этот раз никто не поехал, и рискнула. Перед этим она в который уже раз переменила парик и надела очки с затемненными стеклами. Хотя она сильно похудела с того времени, как была Людочкой Муратовой, и сменила прическу, все равно стало страшновато. А вдруг он что-нибудь почувствует? Узнает? Не глазами, сердцем. Как-никак, три года вместе прожили. Но муж был занят собственными неприятными мыслями. Выражение его красивого, еще сильнее посмуглевшего на летнем солнце лица было озабоченным. Мила с удовольствием отметила, что Тимка тоже похудел. И подурнел.

«Как я могла его любить? Безумно, без оглядки. Колдовство какое-то!» – думала она, для вида копаясь на полках, заставленных товаром. Теперь она находила в его внешности кучу недостатков. Губы слишком тонкие, брови слишком густые, и сильный загар ему не идет. В белой рубашке и светлых брюках он похож на большую черную муху, попавшую в молоко. Загадочный, надменный восточный идол.

Она услышала, как негромко заверещал мобильный телефон. Мгновенно переместилась поближе, стараясь не поворачиваться к Тимке лицом. И уши ее как будто сразу же стали больше. Даже легкий шепот Мила могла теперь уловить. Ей очень нужно услышать хоть обрывок его разговора. Хоть одну фразу. Тимка говорил достаточно громко, правда, раздраженно:

– Да. Я. Да. Звонил. Хотел с тобой поговорить. Мне в милиции сказали, что ты дала какие-то показания. Да ты с ума, что ли, сошла?! Все оплакиваешь свои побрякушки?

Мила догадалась, что Тимка разговаривает с Варькой. Ох ты, как интересно!

– …короче, я хочу с тобой поговорить. Не по телефону. У меня большие неприятности. Ты даже не представляешь себе какие! Что? Да, завтра среда. Не переживай, я найду время. Ну, скажи, что погода плохая, в реке вода грязная. Ах, ты вообще в такой воде не купаешься? Тем более. Скажи, что надо поддерживать форму и, вообще, съездить в город, развеяться. Короче, жду тебя у входа в бассейн, как и в прошлый раз. Без пятнадцати три. Поняла? Все. Пока.

Теперь можно было ехать домой. Пусть дальше за Тимкой сегодня ходят менты, если им охота, а она, Мила, поедет завтра к бассейну. К концу двухчасового сеанса, как и Тимка. Интересно, о чем он собирается говорить с мачехой?

…На следующий день Мила с утра поехала на рынок подальше от дома, чтобы не примелькаться, и купила новый парик. Потом долго прилаживала перед зеркалом пышный шиньон, пробовала разный макияж, от неприметного до яркого. Остановилась на образе серой мыши. Очкастая, худая студентка с пучком на голове, типичный синий чулок. Длинная прямая юбка, блузка с воротничком под горло и темный пиджак дополнили картину.

За полчаса до окончания сеанса Мила на своих «Жигулях» заняла выжидательную позицию у входа в бассейн. Тимка подъехал минут через двадцать, вышел из машины и, явно нервничая, стал ходить взад-вперед. «Хвоста» за ним и сегодня не было. Вообще Мила успела заметить, что активность милиции в последние дни сильно поубавилась. Видимо, менты осмысливали полученную информацию или вообще перестали его подозревать. Только в чем, Мила до сих не знала, одни догадки, никакой определенности. Тимка явно чувствовал себя беспокойно. Когда из дверей спорткомплекса вышла Варвара, он рванулся к ней так неистово, что Мила даже испугалась. Ей показалось, что Тимка мачеху сейчас задушит. Но синеглазая акула не дрогнула. Сама пошла в атаку. Видно было, как они с Тимкой несколько минут о чем-то яростно спорили. Потом почувствовали, что привлекают внимание и, перебросившись парой фраз уже спокойно, расселись по своим машинам.

Мила поехала за Варькой, все еще опасаясь, что никакого разговора между ней и Тимкой не состоится. Поругались и разъехались. Но нет, мачеха на своей машине держалась за серебристой «Тойотой». Через пятнадцать минут Мила определила маршрут Тимкиного движения. Ну, конечно! Его любимый японский ресторан! Муж был без ума от японской кухни, считая ее одной из самых полезных в мире. Он следил и за весом, и за своим здоровьем. Миле только раз приходилось давиться сырой рыбой, в то время как Тимка был от нее в восторге. Зато теперь она с уверенностью отпустила Варькину машину и двинулась к ресторану своим маршрутом. Подъехала чуть раньше, бросила на обочине «Жигули», нисколько о них не беспокоясь, и, войдя внутрь, поспешила занять выгодную позицию.

На руку ей освещение здесь было тусклое. Народу в середине дня немного, и, хотя зал небольшой, любимое Тимкино место не занято. А рядышком местечко как раз словно специально созданное для того, чтобы подслушивать: искусственная пальма удачно закрывает столик от соседей. А если Тимка с мачехой сядут в другом месте, всегда можно пересесть. Сказать, что дует, или кондиционер беспокоит.

Они пришли именно сюда, Мила не ошиблась. Муж без колебания выбрал тот столик, к которому привык. К нему сразу же подошел официант. Мила не спешила делать заказ, она внимательно прислушивалась к речи мужа: все ли слышно? Не упустит ли она чего?

Мачеха долго листала меню, постоянно спрашивая Тимку о составе тех или иных блюд. Она сидела на диете и считала калории так, что ходившим с ней в рестораны становилось тошно. Тимка тоже начал раздражаться. Наконец они определились. Мила тоже сделала заказ. Достала носовой платок и высморкалась, прикрыв лицо, ей показалось вдруг, что мачеха смотрит за пальму. Но нет, обошлось.

Минут десять они молча ели. Тимка смаковал любимое сашими, аккуратно макая кусочки сырой рыбы в соевый соус, а мачеха просто ковырялась в своей тарелке. Оба выдерживали паузу. Как и ожидала Мила, Варька напала первой. Акула же.

– Что тебе от меня надо, Тимур?

– Мы же с тобой партнеры, – услышала Мила.

– Партнеры? После того, как ты со мной поступил?!

– А как я с тобой поступил?

– Как? Где мои бриллианты, мерзавец?!

– Тише! – Мила услышала в его голосе испуг. – За мной же милиция по пятам ходит!

– Милиция? Ха-ха! Какая радость!

– Что ты им наговорила, кретинка?

– Как ты меня назвал? Ты, нацмен! Сын уборщицы! Тебя вообще на помойке подобрали! Я тебе помогла решить такую проблему! С «любимой» женой! – Слово «любимой» Варька сказала с откровенной иронией, и Миле захотелось ее придушить. Нет, пусть это сделает Тимур. Какая ненависть звучит в его голосе!

– Помогла?! Да я же сам все сделал!

– А кто уговорил мужа доверить тебе фирму?

– Ты неплохо с этого имеешь, сучка!

– А тебе, как видно, мало? Отдай мои камушки, слышишь?

– Ты на самом деле веришь во всю эту чепуху? Что я ограбил три квартиры? Я?!

«Ах, вот оно что?! – возликовала Мила. – Вот в чем его подозревают?! Но почему?!» И услышала, как мачеха сказала:

– Мне сообщили менты, что квартиру Людочкиной подруги никто не взламывал. Замок открыли родным ключом. А он был у вас дома.

– Да я давно уже не видел этого ключа! Не знаю даже, куда моя жена его засунула перед отъездом!

– Да ну? И дома у ее подружки ты, конечно же, не бывал?

– Конечно, бывал. С женой. А потом и один, когда она несколько раз просила меня заехать туда, проверить, все ли в порядке, полить эти чертовы цветы. О, дьявол! Они сказали, что там полно моих отпечатков! Да, я там бывал. Но при чем здесь это?

– При всем, – отрезала мачеха. – Так же, как и во время ограбления нашей квартиры, кто-то отлично знал и расположение комнат, и где лежат ценные вещи, и тайники с деньгами. Даже код от сейфа, где хранились мои бриллианты!

– Варя, сама посуди, откуда я мог знать, где у этой девки тайники? Я про Людочкину подружку говорю.

– Тебе не привыкать обольщать женщину, чтобы выведать ее секреты. Кто знает, вдруг ты с ней трахался? А потом, когда она уехала в командировку, обчистил ее квартирку.

– Что?!

– Я знаю, что у тебя есть любовница. И всегда была. Так я и поверю, что ты не изменял жене! Ты же ее терпеть не мог!

– Какая чушь! – в сердцах сказал Тимка. Миле даже стало его немного жалко. В самом деле, чушь! А мачеха продолжала с прежним напором:

– А как нас ограбили? Даже сигнализацию отключили, нисколько ее не повредив. И дверь тоже не взламывали. Родным ключом открыли.

– Но откуда у меня ключ? – мгновенно отреагировал Тимка. «В самом деле, откуда?» – подумала Мила.

– Парень, не притворяйся. Я хватилась ключей в тот же день, как приехала из бассейна.

У Милы внутри все похолодело.

– …Я больше нигде не была, кроме как с тобой в ресторане. Мы обедали и отмечали удачную сделку. И я выходила губки подмазать. Пару раз, между прочим.

– Ну и что?

– А то. Это ты, мерзавец, взял ключ из моего кошелька. Ты знал и про сигнализацию, и про сейф.

– Но я не знал кода! – с отчаянием сказал Тимур.

– Людка знала. А она, бедненькая, так тебя любила! В постельке ночью небось проболталась, а? Ты постарался, верю. О твоих постельных талантах мне хорошо известно!

– Что ж не проверила? – зло спросил Тимур.

– Надо было! Сама такая: телом отрабатываю. Здесь можешь не стараться, не выйдет. Ты украл у меня ключ. И знал код от жены.

– И ты все это сказала в милиции?!

– Конечно! Ты знаешь, альфонс, на сколько нас наказали? Хотя, конечно, знаешь. В сейфе денежки были. Много. И ценные коллекционные монеты. Но не признаваться же народному избраннику в том, что денег и имущества у него было на сумму, которую он никак не мог заработать честным путем? И когда я теперь получу новые бриллианты? Когда?

– Не знаю… – Голос у Тимура был растерянный.

– Знаешь, миленький. Предлагаю сделку: я молчу и даже забираю свои показания, а ты берешь меня в долю. Мне до смерти надоел этот старик. Я теперь свободы хочу.

– А зачем же ты хотела от Людки избавиться?

– Обстоятельства, милый, обстоятельства. А они последнее время сильно изменились. Старикан-то мой долго не протянет. Как монетки его увели, так он и заболел, бедняга. Даже меня начал подозревать. Но я разведенной женой быть не хочу. Вот богатой вдовой – это да. Но богатой, ты понял? Поэтому я желаю получить назад мое имущество.

– Тебе и так много достанется, – усмехнулся Тимур. – Квартира, загородный дом, машины. И делиться ни с кем не надо. Я знаю, что было в его завещании. До Людочкиной смерти. Одна треть – дочери. Из-за этого ты так и завелась. Делиться не хотела.

– Конечно. С кем? С этой избалованной девчонкой?

Мила даже поперхнулась от такого цинизма. Еда не в то горло попала. Она задыхалась, прикрыв рот салфеткой. Не дай бог, привлечь их внимание! Ай да Варька, ай да мерзавка! Неужели же она хочет отца убить?!

– И как ты собираешься помочь мужу отправиться на тот свет?

– А ты не догадываешься? Придумал, как избавиться от жены, вот и для меня постарайся.

Возникла пауза, во время которой Мила сидела не дыша. Что ответит Тимур?

– Да, милый, – нажала Варька. – Именно ты должен мне помочь.

– Нет, – отрезал он. – Здесь у меня нет никакого интереса. Почему я должен для тебя каштаны из огня таскать? Нет.

– Тогда сядешь.

– Не верю. Я ничего не крал. Вы все с ума посходили.

– Да? А что-то я девочки твоей давно не вижу?

– Марины?

– Я не знаю, как ее зовут. Знаю только, что ты по ней сохнешь. И она тебя вроде не отвергала. А теперь исчезла.

– Она думает, что это я ограбил квартиру ее родителей, – с отчаянием сказал Тимур.

Пауза. Вот оно! Мила чуть не рассмеялась. Забавно получается!

– Говорит, что ключи пропали той ночью, когда она осталась у меня ночевать.

«Конечно, той!» – ликовала Мила.

– Видишь, милый, как ты попал!

– Но я ключи не брал! Зачем мне их жалкое имущество?! Как вы все этого не понимаете?!

– А это уже жадность, дорогой. Называется: вошел во вкус.

– Но там же нечего брать!

– Ты и это знаешь? – с иронией спросила Варька.

– Нет. Ничего я не знаю! А милиция говорит, что это неудивительно! – горько сказал Тимур. – Мол, в квартире Марининых родителей вор, видимо, был впервые. В одном из тайников деньги остались. И, опять-таки, подозрение падает на меня.

– И как ты можешь это объяснить? – насторожилась вдруг Варька.

– Никак. Если только это не Марина. Она могла найти ключи от квартиры Людочкиной подружки. И в вашу залезть… А ограбление своей имитировать для отвода глаз. Нет, не может этого быть. Нереально. Чистый, светлый человечек. Я многое ей рассказал про семью жены, и про тестя, и про его квартиру, и про этот проклятый сейф. Раз это сделал не я, то получается, человек, который знал то же, что и я. Но я сам пострадал! Потому что, когда я был у Марины на даче, ограбили и мою квартиру!

– Это я уже слышала, – холодно сказала мачеха.

– И ты думаешь, что я сделал это нарочно, для отвода глаз? Когда меня стали подозревать?

– А тебе не кажется это странным?

– У соседнего дома той ночью видели какую-то «Газель»…

Мила тут же покрылась холодным потом.

– …К сожалению, свидетель ни номера не запомнил, ни тех, кто в ней был.

– «Ох, отпустило!»

– К сожалению? Или к счастью?

– Ты прямо как тот капитан из милиции. Мол, очень хитрый ход: я обеспечил себе алиби, уехав с подружкой на дачу, а мой подельник подъехал на «Газели», открыл дверь моим же ключом и вынес из квартиры часть вещей. Чтобы искали не меня, а другого вора.

– А разве не так, милый?

– У меня только одно объяснение.

– Какое?

– Марина. Накануне я дал ей ключи от своей квартиры. Когда между нами все было окончательно решено. Мы решили пожениться и жить у меня. Мою дверь ведь тоже открыли родным ключом, никто ее не взламывал. А у кого он мог быть? Только у нее! Неужели она меня просто использовала?

– Вот видишь, милый, как опасно любить? – хищно рассмеялась Варька. – Сначала кинул ты, потом кинули тебя.

– Я ничего не понимаю! Ничего! – с отчаянием сказал Тимур. – Бред какой-то! Полный бред!

– Не надо так кричать. Твоя девка – это твоя головная боль. Мне, в сущности, наплевать, кто взял мои камешки, ты или она. Я просто хочу получить их назад.

– Я с ней поговорю. Хотя не представляю, как Марина могла ограбить вашу квартиру! Откуда у нее ключи-то?!

– Может, у нее есть умный дружок? На «Газели»?

– Не хочу в это верить!

– Милый, это могли сделать только два человека: или ты, или она. Вам и выбирать. Либо ты «брал» для отвода глаз свою квартиру, либо она свою. А может, вы договорились?

Мачеха опять хищно рассмеялась. А Тимур тихо сказал:

– Если бы мы договорились, я бы с тобой здесь сегодня не сидел. Одно знаю точно: чужих в этом деле нет. Это мог сделать только кто-то свой.

Они замолчали надолго, и Мила подозвала официанта, чтобы расплатиться. Все, что надо было узнать, она узнала. У нее уже созрел план, как поступить с Тимкой.

– Сдачи не надо, – глухо сказала она официанту, прикрыв рот носовым платком, как при насморке. Можно изменить свою внешность, но голос изменить трудно.

К счастью, они не прислушивались, были поглощены собой. Мила даже специально прошла мимо: тощая студентка в огромных очках. Ни муж, ни мачеха внимания на нее не обратили. Мила машинально подумала, что вместе они неплохо смотрятся: высокая стройная блондинка с медовым загаром и смуглый загадочный брюнет, похожий на восточного идола. Оба очень красивые, эффектные, притягивающие внимание. Интересно, почему они не любовники? Варька сказала: даже не думай. Да и Тимка не горит желанием с ней спать. Сохнет по своей простушке Марине.

…Настроение у нее было прекрасное, а вечером пришел Глебушка. Сразу же кинулся в душ смывать пыль и пот, а Мила принялась разогревать ему ужин. С некоторых пор это получалось у нее гораздо лучше, чем раньше. Ничего не подгорало, и в мусорном ведре оказывались только отходы, а не испорченные макароны или обуглившиеся котлеты. Она научилась жалеть каждый засохший кусок хлеба, когда поняла, с каким трудом достаются деньги.

– Уже готово? – спросил Глебушка, выходя из ванной и вытирая полотенцем влажные волосы. Мила нежно улыбнулась:

– Конечно.

– Умница. – Он, тоже улыбаясь, чмокнул ее в нос, попытался обнять. Мила ловко увернулась, побежала в комнату, откуда принесла бутылку дорогого вина. Достала два бокала, проворно накрыла на стол.

– Разливай, мужчина.

Густое вино ударило тугой струей в искрящийся хрусталь. Мила вдруг некстати вспомнила, что бокалы ворованные.

– А за что пьем? – спросил Глебушка.

– Ни за что. Просто у нас праздник.

– Какой?

– Жизнь.

– Хорошее дело. – Он сделал глоток и осторожно спросил: – Что-то случилось?

– Ничего особенного, – улыбаясь, сказала Мила.

– Неужели?!

– Что, неужели?

– Ты ждешь ребенка? – с сияющими глазами спросил он.

– Ребенка? – она рассмеялась. – Дурачок! Нет, конечно.

– Но почему? – Он так потускнел, что Мила растерялась.

– Да что с тобой? Вот уж не ожидала… Видишь ли, Глеб, когда мы с Тимкой решили немножко пожить для себя, я пошла к гинекологу и поставила спираль. Извини за интимную подробность.

– И что? – испугался он. – Теперь все?

– Что все? Ах, ты про детей! Вот дурачок! Конечно, я могу ее в любой момент вынуть, и все будет в порядке.

– Ну, так достань. Сейчас.

– Глебушка, ты наивен, как новорожденный младенец! Для этого в поликлинику надо идти.

– Разве? А я думал…

– Мне тебе что, анатомию объяснять?

– Не надо, – надулся он. – Я в школе учил.

– Плохо учил.

– Тогда я не буду пить твое вино. Просто так.

– Не просто так. Я сегодня случайно узнала, как могу доставить мужу очень большие неприятности.

– Прежде всего мне неприятно, когда ты называешь его мужем.

– От этого никуда не деться. Я даже не могу сказать «бывший» муж. Он мой муж навсегда. До самой своей смерти.

– И как ты собираешься ему отомстить?

– Фу ты, как пышно! Отомстить! Я деловая женщина, поэтому скажу по-деловому: рассчитаться.

– А вдруг ты во что-нибудь вляпаешься? – испугался он.

– Я? Вляпаюсь?! – Мила еле удержалась, чтобы не рассмеяться. Бедный, наивный Глебушка! Знал бы ты правду! – Не беспокойся, ни во что я не вляпаюсь. Ведь я умерла, хуже чего быть не может. Я хотела рассказать, что именно собираюсь сделать с Тимкой, но сейчас, думаю, не стоит. Тебя это никак не коснется. Пойдем-ка лучше в постель. Я соскучилась.

Он был какой-то вялый. Она все никак не могла понять, в чем дело. Почему его поцелуи такие холодные? Не выдержала и спросила.

– Я не знал, что ты предохраняешься. Каждый раз мне было так хорошо, и тебе хорошо, поэтому надеялся на то, что наш ребенок будет очень счастливым. И красивым, как все дети большой любви, – ответил он.

– И ты каждый раз думал о детях?! – потрясенно спросила Мила.

– А иначе зачем все? Не эгоисты же мы? Зачем заниматься любовью, если не хочешь детей?

– Уж очень ты правильный человек, Глебушка, – вздохнула она. – Ладно, даю тебе честное слово, что в ближайшее время схожу к врачу.

– Да? – сразу обрадовался он.

– Только давай не будем больше об этом говорить. Поцелуй меня по-настоящему!

И все стало как раньше.

Она так размякла и расчувствовалась от его признания, что произнесла пламенную речь:

– Знаешь, у меня был очень длинный и безумно трудный день. И перед этим тоже было много таких дней, большей частью тяжелых и неприятных. Или совершенно пустых и бесполезных. И каждый раз я себя утешала: придет такая ночь, когда я лягу с любимым мужчиной в постель, прижмусь к нему и впервые почувствую себя счастливой. Только этого мужчины все не было. Я ложилась в постель одна и плакала. А теперь у меня есть ты. И ты сказал, что хочешь ребенка. Я впервые в жизни по-настоящему счастлива… Эй, Глебушка?

Он спал. Как ребенок, подложив под щеку ладонь. У него тоже был трудный день.

4

Проводив его утром на работу, она принялась осуществлять свой план мести Тимке. Надергала из тайников вещей, украденных из первых трех квартир, и перенесла их в свою машину. Оставалось только выяснить, следит за Тимкой милиция или уже нет.

Если они и делали это, то весьма небрежно. Скорее, чтобы отчитаться перед женой депутата Сальникова, которая надавила на своих влиятельных знакомых. Мила оперативников понимала. В самом деле, трудно поверить, что такой человек, как Тимур Муратов, владелец шикарных аппартаментов, хорошей машины, управляющий крупной фирмы, будет по ночам грабить чужие квартиры. Нужны веские доказательства, а не только домыслы потерпевших. Даже если это влиятельные люди, такие как депутат Сальников.

Мила сразу засекла тощего оперативника, который попался ей на глаза в первый же день, когда она заметила слежку за мужем. Поздно вечером он приехал вслед за Тимкой на той же старенькой «Ладе» с тонированными стеклами, проследил, как объект поднялся в свою квартиру, и покрутился возле дома еще с полчаса, глядя наверх. Видимо, был в курсе, где окна Муратова и каково расположение комнат в квартире. Потом опер еще с час сидел в своей «Ладе». Мила подумала, что ее догадка верна: милиция прослушивает Тимкины разговоры. Когда свет в спальне погас, опер уехал. Круглосуточное наблюдение они, выходит, не вели. Мила же дождалась полуночи, спрятавшись на заднем сиденье своей машины. Терпению она давно уже научилась. Главное – дождаться удобного момента.

Их с мужем гараж находился недалеко от дома. Ключ от него весел у Милы на той же связке, что и ключ от квартиры, и от зажигания серебристой «Тойоты». И теперь он пригодился. Ночь. Никого. Даже если ее и заметят, то вряд ли будут выяснять, что здесь делает одинокая женщина. Она ничего не взламывает, просто ставит машину в собственный гараж. Бизнес-леди поздно вернулась с работы.

Не удержавшись, Мила провела рукой по серебристому капоту. Хорошая машина! Ее! Родная! Пусть послужит хозяйке в последний раз! Открыв багажник, она перенесла туда украденные вещи из своих «Жигулей». Делала все четко и быстро. Захлопнув багажник и повернув в замке ключ, вышла, закрыла ворота гаража. Чисто. Завтра любимому мужу будет небольшой сюрприз.

В милицию Мила позвонила рано утром из автомата в метро, чтобы они успели сделать обыск еще до отъезда Тимки на работу. Вдруг он за чем-нибудь полезет в багажник. Но и это не страшно. Если милиция следит за ним, то избавиться от вещей ему будет не так-то просто. Она, улыбаясь, прикрыла трубку носовым платком, как видела не раз в детективах.

– Але? Милиция?

– Говорите, вас слушают.

– Весной ограбили квартиру депутата Государственной думы Сальникова. Я знаю, кто это сделал.

– Кто говорит? Представьтесь, пожалуйста.

– Случайный свидетель. Сегодня ночью я видела, как его зять Тимур Муратов переносил в машину какие-то вещи. Уверена, что они из квартиры депутата.

– Девушка, назовитесь. Кто говорит?

– А это неважно.

И довольная собой Мила повесила трубку. Ничего, разберутся. Дело наверняка на особом контроле у начальства. Это вам не работяг каких-нибудь грабить! И Варька вцепилась, как бульдог. Глотку перегрызет за свои побрякушки. Колечко одно Мила ей пожертвовала, положила в чемодан, оставленный ночью в багажнике Тимкиной машины. Ничего, ради такого дела можно и убытки потерпеть.

На следующий день она видела, как арестовали Муратова. Сразу же после того, как в присутствии понятых достали из его машины чемоданы с крадеными вещами. На всякий случай Мила решила не упускать его из поля зрения и дождаться суда. Ей хотелось быть уверенной в том, что следующие несколько лет любимый муж проведет в месте не столь приятном, как средиземноморский курорт, куда он как раз сейчас собирался. В свой законный очередной отпуск. Нет, милый, не в этой жизни.

…Дело действительно вышло громким. Депутат Сальников рвал и метал. Его дочь, оказывается, вышла замуж за вора! История ее гибели в горах была еще достаточно свежа, чтобы вновь о ней говорить. Об этом писали в прессе, и Мила без труда узнала дату, когда над Тимкой состоится суд. Расследование затягивать не стали. Улик хватало, свидетелей тоже. Варвара Сальникова дала подробные показания. Депутат нажал, и дело Муратова пулей отправили в суд.

Поздней осенью Мила сидела в зале суда в очередном своем парике и затемненных очках и смотрела на людей, которые когда-то ей были близки. А теперь – совсем чужие! Папа выглядел плохо. Под глазами круги, лицо, испещренное морщинами, отекшее. Сдал, сильно сдал. Мила даже могла его пожалеть, если бы не воспоминание о собственных похоронах. Сам виноват. Нечего было после смерти мамы жениться на молоденькой. Показания давала в основном мачеха. Она здорово злилась, и Мила ее прекрасно понимала. Бриллианты-то так и не нашли. Только рядовое колечко. А колье, а серьги с изумрудами? А золотой браслет с великолепным сапфиром и целой россыпью маленьких и средних бриллиантов?

Голос у мачехи сделался визгливым и неприятным. Она требовала для Тимки чуть ли не расстрела. Миле даже казалось, что, когда отец беззвучно шевелит губами, он повторяет свое знаменитое:

– Вар-вар-варра!

Он умолял жену успокоиться, а главное, не перечислять все украденное. Потому что журналисты насторожились. Мила поняла, что по окончании судебного процесса они кинутся терзать депутата: откуда у него такие доходы? Будет скандал, и все из-за Варькиной жадности.

А в целом Мила была довольна. Особенно Мариной. Когда ее вызвали для дачи показаний, любимый муж даже в лице изменился. Мила физически чувствовала, как ему плохо. Он уже был не смуглым, а пепельным. Но все равно еще очень красив. Мила пожалела, что среди судей две женщины. Дадут по минимуму, это уж точно. Больно парень смазлив. И вины своей не признал. Хотя в случае Тимура это, скорее, отягчающее обстоятельство.

Марина говорила невнятно и сильно запиналась. С одной стороны, ей было жалко родителей, а с другой, себя, ведь ее жизнь разбита. Мила чувствовала, что Тимку она любит. И не поверила бы в то, что ее квартиру ограбил именно он, но улики… Ворованные вещи. Других версий у следствия не было. Уж очень все неудачно для Тимки складывалось. У него, бедняжки, даже алиби не оказалось. Он просто спал дома один. И только одна Мила знала, что никаких квартир Тимка не грабил.

– Когда у вас из сумочки пропал ключ? – грозно спросил у Марины государственный обвинитель.

– Я… точно не помню.

Она старалась не смотреть на бедного Тимку.

– А как же ваши показания, данные на предварительном следствии? Вы утверждали, что хватились ключей на следующее утро, после того как ночевали у Тимура Муратова, когда заехали по дороге на работу домой. За личными вещами. Так были ключи?

В зале раздался плач. Мила поняла, что это мать Марины. Такой удар: дочь связалась с вором! Нечего такого жалеть! Наверное, ради мамы Марина и сказала:

– Не было.

– А вы никуда больше не заезжали?

– Никуда.

– Значит, никто кроме Тимура Муратова ключи взять из сумочки не мог?

И приподнявшийся было на своей позорной скамейке Тимка ясно услышал:

– Не мог.

– Марина, ты что?!

– Подсудимый, сядьте!

Он и так рухнул как подкошенный. Нет, не заплакал, но лицо его стало мертвым.

Тут даже Мила его пожалела. Любимая женщина своими руками засадила Тимку за решетку! Какое предательство! Марина могла бы просто отказаться от дачи показаний. Бедняга. А ведь он не брал никаких ключей. И теперь уверен в том, что все три ограбления совершены не без участия Марины, а им просто прикрылись.

«Никогда ты больше не будешь счастлив, Тимка, – грустно подумала Мила. – После такого не выживают… Мы в расчете. Тебе даже больше досталось, чем мне. Я довольна».

Он все равно не признал свою вину. Упрямился до конца, отрицая все. И в последнем слове Тимура Муратова прозвучало:

– Я верю, что на свете есть справедливость.

«Конечно, есть, Тимка! – едва не крикнула Мила. – Даже не сомневайся, что есть!»

Он не сомневался в этом до самого вынесения приговора. Когда судьи удалились на совещание, Мила незаметно переместилась поближе к мачехе и отцу. Рискованно, конечно, но синеглазая акула очень уж недовольна. И науськивает мужа, хищно сверкая острыми белыми зубами:

– Просто уверена, что он покрывает эту девку! Свою любовницу! Они в сговоре!

– Варвара!

– Нет, я уверена, Мишунчик. Где мои бриллианты, где?

– У подельника, наверное.

– А где подельник?

– Не знаю я. Зять-то молчит.

– Ха-ха! Зато я все знаю! Нет, я этого так не оставлю! Если не хочешь мне помочь, я сама возьмусь за эту Марину.

– Угомонись, Варя.

– Ни за что! Я все равно выясню правду!

Мила поняла, что Варька не успокоится. Делать ей все равно нечего, на работу каждый день ходить не надо, с ребенком няня сидит. Скучно. А тут можно частное расследование вести. Детективов нанимать. Милицию прессовать. В Милины планы это не входило. Во-первых, не хочется, чтобы Тимку освободили. Пусть сидит в тюрьме и страдает. Во-вторых, нельзя самой подставляться. Варька, может быть, и не такая умная, чтобы догадаться, что падчерица жива, но неизвестно, кого она наймет. Сложить два и два может каждый, но вот правильно оценить полученный результат…

Она так расстроилась из-за Варьки, что почти пропустила чтение приговора. Поняла только, что мужу выкрутиться не удалось. Да, никаких курортов. Тюрьма, голубчик, тебя ждет, а не солнечный пляж! Топай на зону, дурачок! Ты теперь сомневаешься в том, что на свете есть справедливость! Конечно, есть!

Она поймала Тимкин взгляд: тот с ненавистью смотрел на Марину. Считал ее виновницей всех своих бед. А так хотелось подойти к нему вплотную, снять этот надоевший парик! И крикнуть:

– Что, узнаешь? Больно тебе? Каково, когда предают? Это я сделала! Я!!

Но Мила лишь усмехнулась. Дудки. Людочка Сальникова давно умерла. Пусть она там и покоится, под гранитной плитой на кладбище. «От скорбящего отца и любящего мужа». А как она их обоих здорово разыграла! Удачная была идея ограбить папашу и все повесить на мужа. И когда Тимку под охраной уводили из зала суда, Мила отошла почти к самым дверям, чтобы, не дай бог, не стать узнанной, и тихонько сказала ему вслед:

– Шутка.

Она не могла сразу отсюда уйти, хотелось увидеть его в последний раз. Вряд ли они когда-нибудь еще встретятся. А ведь это целая эпоха в ее жизни! Как же она его, дурочка, любила!

И она увидела его изумительное лицо: гордый профиль, лук с натянутой тетивой, его губы, которые дарили ей когда-то много счастья, загадочные глаза, погасшие, ничего вокруг не видящие. Он выходил из здания суда, как загнанный волк, взъерошенный, оскаливший зубы, лишенный возможности кусаться. И когда машина с решетками на окнах уехала прочь, Мила с грустью повторила про себя вечный припев ко всем несчастьям:

«А у кого-то на даче павлина съели…»

Глава 5

Людок

1

Домой она вернулась грустная и совершенно измученная. Тимку почему-то было жалко. Но она понимала, что надо поскорее выбросить его из головы и заняться делами насущными. Они больше никогда не встретятся, и точка. А вот от Варьки исходит реальная опасность. Нужно срочно изобрести противоядие против укусов этой гадюки.

Мила попыталась ее просчитать. Варька не верит, что ее квартиру ограбил Тимур. У нее чутье звериное. Свое добро ищет, не чужое. Но в тюрьму она его на всякий случай засадила с помощью своих лживых показаний. Чтобы не проболтался об ее участии в смерти падчерицы и не стал конкурентом в борьбе за Людочкину фирму. Мачеха наверняка решила прибрать туристическое агентство к рукам. Выпросит его у отца в качестве компенсации за украденные бриллианты. Зачем делиться? Не надо ни с кем делиться.

Мила прикидывала так и эдак. «Чужих в этом деле не было…» – вспомнила она. Так сказал Тимур. Никого чужих. А если?.. Ей в голову вдруг пришла отличная мысль: бриллианты у себя украла сама Варька. Не лично она, конечно. Она в это время была с мужем и ребенком на даче, но… Этим «но» Мила теперь собралась заняться всерьез. Она была уверена, что у Варьки есть любовник. Не может не быть. Она молодая красивая женщина, а папа Сальников старик.

Конечно, насчет кражи у самой себя драгоценностей это полная чушь. Но Варькин пыл можно здорово остудить, если подсунуть отцу какие-нибудь интересные фотографии. Например, его молодая жена в объятиях другого мужчины. Тогда Варьке будет уже не до бриллиантов. Да и папаша задумается.

Мила достала из шкафчика пачку сигарет, что делала лишь в самых крайних случаях. Когда нервничала или напряженно о чем-то раздумывала. Курение располагало к размышлениям, а ей сейчас надо было хорошенько подумать. Мила прикурила и неглубоко затянулась. Что, в сущности, она знает о Варьке? Да ничего, кроме того, что мачеха на три года ее старше, что у нее синие глаза и отличная фигура. Родилась где-то в провинции, в семнадцать лет приехала покорять Москву, сразу же поступила в какой-то малопристижный институт и стала жить в студенческом общежитии. Все. Дальше пробел, потом скромная карьера от секретарши на рецепшен до менеджера по продажам и как итог замужество с ее отцом. Стандартная биография провинциальной красотки, которой, в отличие от многих других таких же искательниц счастья, повезло.

«Надо быть внимательней к людям, – сказала Мила себе. – Придя к кому-нибудь в гости, необходимо молчать и слушать, а не трещать без умолку о своих собственных делах. Тогда и проблем никаких не будет». Она досадовала на то, что в свое время не была близка с Варькой настолько, чтобы знать ее маленькие женские секреты. Так что теперь делать? Опять надевай парик, дорогая, и катайся за мачехой по всей Москве? Занятие утомительное. Но это наказание за эгоизм и невнимательность. На ошибках учатся.

Фотоаппарат среди украденных Милой вещей имелся. Хорошая японская техника, бывшая собственность ее отца, а он дешевку не покупал никогда. Спасибо тебе, папа! Щелк – и готово. Мила была уверена в том, что Варьку поймает с поличным быстро. Пару дней как следует потрудиться, и можно забыть об опасности, исходящей от синеглазой акулы.

Она со вздохом примерила перед зеркалом несколько париков. Как надоело! Свои волосы скоро вылезут, если так будет продолжаться. Но что делать, Варька в привидения не верит, она материалистка. Как только увидит Людочку без грима и парика, так сразу и поймет, что умирать та и не собиралась. И все, конец. Варька быстро сложит два и два, и придется все ей вернуть, а самой отправиться в… Об этом лучше не думать.

Двумя днями не обошлось. Целую неделю Мила караулила Варьку у подъезда и «вела» по всем магазинам, куда та ездила регулярно. Мачеха сорила деньгами так, будто это были фантики от конфет. При ее-то жадности! Мила поняла, что это такая форма протеста. Варька мстит за свою загубленную молодость, потому что мужа она не любит. Вот и швыряет назло ему деньги, а потом требует новых вливаний, изобретает новые потребности. На самом деле потребность у нее одна: в хорошем сексе.

Этот день Мила не забудет никогда. Крушение еще одной мечты, окончательное разочарование в людях. Неделя бесплодного кружения по столице, подступающая к горлу тошнота при виде всех этих брендовых тряпок и приторной любезности продавцов, бесконечные свертки и фирменные пакеты. Но она наконец дождалась, потому поняла: сегодня Варька едет не в магазин, а на встречу с кем-то. Мачеха слишком уж часто смотрела на часы.

«И чего она так нервничает?» – напряженно раздумывала Мила, а потом вдруг сообразила. Конечно! Этот кто-то ее будущий любовник. Боится, как бы не сорвалось!

Мила, словно кошку, погладила фотоаппарат, висящий на груди: «Спокойно, киса, спокойно, сегодня мы с тобой поймаем рыбку, и ты ее съешь». Хотя она и не рассчитывала именно в этот день сделать эти снимки. Но процесс, как говорится, пошел.

Мачеха остановила машину возле метро. Мила очень удивилась: неужели ее избранник ездит в общественном транспорте? И позволяет себе опаздывать?! Варька вылезла из салона, кутаясь в норковую шубку, и стала неуверенно озираться по сторонам. На нее обращали внимание, и она неуютно себя чувствовала. Мила возликовала: так и есть! Тайное свидание!

Он очень вовремя пришел. Мила слишком часто стала распускать нюни. Так тебе и надо, дурочка! Опять тебя поимели! От стеклянных дверей метро к мачехе спешил… Глебушка, и, кажется, они друг друга хорошо знали.

Она даже про фотоаппарат на время забыла. Сидела в машине, смотрела, как ее любимый подошел к Варьке, поцеловал в щечку, а та сказала что-то веселое, задорное, потому что оба рассмеялись. Потом они сели в ее иномарку и уехали. Вместе.

А Мила все сидела, не видя перед собой ничего, и очнулась, только когда кто-то постучад в стекло ее «Жигулей».

– Эй! Девушка!

Мила опустила стекло:

– Что такое?

– Здесь платная парковка. Вы сколько будете стоять? Полчаса, час?

Она молча протянула парню денежную купюру. Он тут же стал выписывать квитанцию:

– На час, да?

– Да, – ответила она и завела мотор. Парень едва успел отпрыгнуть.

«Вот и все, – подумала она. – Конец мечтаниям сентиментальной дурочки. А у кого-то на даче павлина съели. Вот так-то. Что-то последнее время я частенько вспоминаю этого павлина. Но теперь все. Больше такого уж точно не повторится».

Ей даже было безразлично, любовники они с Варькой или у них просто общие дела. В любом случае Глеб ее предал. Может, специально разыскал мачеху, чтобы сообщить ей, что Людочка Сальникова жива. За деньги, разумеется. За вознаграждение тому, кто нашел украденные бриллианты. Ай да Глебушка! Ай да юродивый! Ведь он точно юродивый. Идиот. И что она в нем нашла?!

Мила вдруг вспомнила Тимку. Один свое уже получил. И этому тоже будет плохо. Она даже знает, что надо сделать. Денежки любишь, Глеб? Накажем тебя и на денежки. Она окончательно взяла себя в руки. Вечером, когда он к ней пришел, накрыла на стол и ровным тоном сказала:

– Иди ужинать.

Он сел за стол голодный, торопливо начал жевать, потом с набитым ртом восторженно сказал:

– Вкусно!

Она медленно, смакуя, подвинула к себе блюдечко с тонко нарезанным лимоном и солонку. Посыпала ломтик лимона, отправила его в рот. Даже не поморщилась. Посыпала еще один – отправила. Посыпала…

– Мила!

– Да?

– Ты не заболела?

– Нет. С чего ты взял?

– Так. Лимоны с солью ешь.

– Я и раньше ела.

– Ну да. Только как-то не так. А почему ты не морщишься?

– Не знаю. Мне… нормально. Ты поужинал?

– Да.

– Вот и славно.

– Знаешь, я хотел тебе сказать…

– Да? – насторожилась она.

– У меня сейчас будет много работы. Напарник заболел.

– И?

– Я целых три дня к тебе не приеду.

– Хорошо.

– Ты не будешь скучать?

– Нет. То есть буду, конечно.

– Мила, я знаю, ты мне не веришь.

– Почему? Верю.

– Но честное слово… – он заколебался. – Ну да ладно, я только тебе, по секрету. Каждый день мне придется возить большие деньги. Ты знаешь, как это делается. У тебя ведь была фирма. Я беру деньги и еду за товаром. Я же экспедитор. Сумма большая, в долларах. Сейчас мы будем к Новому году потихоньку закупаться. Огромные партии. А охранника у меня нет. Но ты не волнуйся. О том, что я буду возить такие суммы, никто не знает.

– Сколько? – машинально спросила она.

– Ну, тысяч двадцать-тридцать.

– Долларов? – уточнила она.

– Да.

– Что ж.

– Но через три дня, как только напарник выйдет, я сразу к тебе. Понимаешь, раньше мне такие суммы не доверяли. Но сейчас так обстоятельства сложились. Может быть, я даже на повышение пойду! – с гордостью сказал он.

– Ну да, – она машинально отправила в рот еще один подсоленный ломтик лимона. И показалось вдруг, что это не соль, а ее собственные слезы. Ах ты Глебушка, Глебушка!

Поздно вечером они разделись и легли в постель. Вместе. Странно, но Мила ничего по отношению к нему больше не чувствовала, даже ненависти. Только разочарование и досаду. Как врал-то!

– Я сказал маме, что мы скоро поженимся, – неожиданно услышала она. И машинально ответила:

– Скоро.

– А когда у нас будет ребенок?

– Ребенок?

– Ну да. Ты же обещала.

– Ах, ребенок. – Она порадовалась, что не стала торопиться и не пошла, как ему обещала, к врачу. – Скоро.

– Здорово!

Глеб полежал немного молча, ждал, что она придвинется поближе. Потом не выдержал:

– Ты сегодня какая-то странная. О чем думаешь?

– О тебе.

– Я тоже о тебе все время думаю. Может, поцелуемся наконец?

Она хотела поскорее избавиться от этого ненужного разговора. Пусть получит свое и успокоится. В конце концов, это не сложнее, чем менять парики. Мокро, потно, жарко и не слишком приятно, но терпеть можно. Хотя бы ради того, чтобы он ничего не понял. А когда поймет, будет уже поздно.

– Нет, я так не могу, – он вдруг отстранился и внимательно посмотрел ей в лицо: – Что-то случилось?

– Я просто устала.

– А почему не сказала? Я же к тебе не за этим прихожу.

«А зачем?!» – хотелось крикнуть Миле, но она лишь молча потянулась к настольной лампе выключить свет, чтобы в темноте он больше не видел ее лица, и тихо сказала:

– Давай спать.

И отвернулась к стене.

А утром, как и всякий раз, когда он оставался ночевать, проводила его на работу, накормив завтраком. В последний раз. Потому что, когда он ушел, поцеловав ее в щеку, Мила закрыла дверь и сказала тихо, чтобы он не услышал:

– Прощай, Глебушка!

2

В то же утро она первым делом обзвонила агентства и нашла однокомнатную квартиру на другом конце Москвы. В таком огромном городе совсем не трудно затеряться. Договорившись о том, что поселится завтра, Мила стала упаковывать вещи. Три дня, сказал он? Что ж, время есть.

Весь следующий день был целиком посвящен переезду. Бывших хозяев Мила, разумеется, предупреждать не стала. Много чести! Поймала левака и на грузовичке перевезла все свои вещи в новое жилье за один раз. Расплатилась щедро, когда мужик помог перенести коробки и чемоданы, и отпустила его на все четыре стороны. Случайный человек, ищи его теперь, как ветра в поле. Чисто проделано.

Всю ночь она лежала без сна и размышляла о предстоящем. Завтра никак нельзя промахнуться. В какой фирме работал Глеб, Мила отлично знала от него же. Выяснить, где находится офис, не составило никакого труда. Глеб знал, что у Милы есть машина, и сам неоднократно пытался ее чинить. Она рассчитывала, что Глеб не слишком внимателен и все еще по-детски наивен, несмотря на общение с Варькой.

На всякий случай Мила держалась от него подальше, когда «пасла». С раннего утра караулила у дверей офиса, а когда он вышел с портфелем в одной руке и накладными в другой и направился к своей «Газели», поняла: Глеб едет за товаром. Что ж, все хорошо, просто отлично. Мила держалась за «Газелью» минут двадцать, потом, на светофоре, резко обогнала ее и проехала почти на красный. Пришлось рискнуть. Глеб застрял на перекрестке минуты на три, а она проскочила. Метров через пятьдесят остановила свои «Жигули» на обочине, включила аварийку. Огляделась. Народу много, все спешат укрыться от ледяного ветра в магазинах или в метро. Внимания на нее никто не обращает. Мила прихватила темный парик. Открыла капот и наугад выдернула какой-то проводок. Потом вышла на дорогу и вытянула руку. К ней подъезжала Глебушкина «Газель».

Он заметил одинокую женщину на обочине рядом с заглохшей машиной и слегка притормозил. Мила его понимала: парень везет большие деньги и отвлекаться не должен. Но мужской инстинкт берет свое: одиноким симпатичным девушкам надо помогать. Подъехав же поближе, он узнал Милу и, уже не раздумывая, остановил «Газель» и выскочил из кабины:

– Милка! Ты откуда здесь? Что случилось?

– Глебушка?! – она сделала вид, что очень удивилась. – Надо же, какое совпадение! Поехала по делам, а мотор заглох. Как здорово, что это ты! Бывает же! Не посмотришь?

– Конечно! Как я рад тебя видеть, Милка! Соскучился.

Он поцеловал ее в щеку, залез в «Газель», торопливо схватил сумку с инструментами.

– Сейчас посмотрю, что там, – сказал он.

– А я пока у тебя в машине погреюсь. Хорошо?

– Ага. Я быстро.

Мила тут же залезла в «Газель» и дождалась, пока Глеб нырнет под открытый капот. Потом схватила с сиденья портфель с деньгами и выпрыгнула из кабины. Он даже не обратил внимания на то, что вновь хлопнула дверца. Мила тут же натянула на голову темный парик и быстро пошла к метро, смешавшись с толпой. Вот и все. Конец сентиментальной истории. Прощай, любовь!

В портфеле, который она украла, было тридцать тысяч долларов. Что теперь будет с Глебом, Милу уже не волновало.

…На всякий случай она решила еще немного последить за Варькой. Теперь можно не беспокоиться, что мачеха найдет ее через Глеба, но фотографии папе Сальникову лучше послать. Правда, фотографий-то еще никаких нет, но это не проблема. Варька не святая, с молодыми мужчинами встречается.

«А ведь это к ней Глебушка кинется просить денег, чтобы погасить долг хозяину фирмы. Интересно, что скажет на это отец?» – подумала Мила. Это было как раз то, что ей нужно. Варька и Глеб встретятся еще раз. Если она будет передавать ему деньги, это обязательно надо заснять. И послать папочке в подарок. А на обороте написать: «Не слишком ли дорого обходится вашей жене ее любовник?»

Эта мысль Миле очень даже понравилась. Немного пафосно, но то, что доктор прописал. В течение нескольких дней она снова сопровождала Варьку по всем магазинам. Свою машину с предосторожностями забрала там, где бросила. Ее не поджидали ни Глеб, ни милиция. До среды, пока та не поехала в бассейн. Мила уже знала, чем иногда заканчиваются ее сеансы оздоровительного плавания. Наверняка у дверей спорткомплекса мачеху будет ждать мужчина. На сей раз это обязательно должен быть Глеб.

На эту машину она обратила внимание сразу. На улице грязь, слякоть, а она чистенькая, только что помытая. Ее владелец в здание спорткомплекса не входил, прогуливался возле своего «Мерседеса», курил, явно нервничая. Это был мужчина лет тридцати пяти, как на глазок определила Мила. И сразу поняла, что он человек солидный, владелец какой-нибудь процветающей фирмы или банкир. И одежда на нем дорогая, и обувь соответствующая, и стрижка стильная. В обычных парикмахерских так не стригут, чувствуется рука дорогого стилиста, тем более что лицо у мужчины сложное. Именно сложное, как сразу же определила для себя Мила. Такому человеку трудно придумать подходящий имидж, чтобы он был не похож ни на босяка, ни на бандита. Но кому-то это удалось. За большие деньги, разумеется.

Мила так увлеклась разглядыванием богача, что чуть не забыла о мачехе. Испугалась, что могла ее пропустить. И напрасно, выйдя из дверей спорткомплекса, акула направилась прямиком к владельцу черного «Мерседеса». А тот отшвырнул очередную сигарету, на этот раз недокуренную, и кинулся ей навстречу. Варька тоже почти побежала. Они встретились, обнялись на глазах у людей, сразу обративших внимание на красивую пару. Но они, похоже, не боялись. Мила даже рот от удивления открыла: «А как же Глеб?!»

Она сразу поняла, что у этих двоих любовь. Варька просто таяла, прижимаясь к «красавчику», а какие у нее были глаза! Бедный папа Сальников! Мила опустила стекло и пару раз щелкнула фотоаппаратом. Из дверей спорткомплекса весьма кстати вышел смазливый мальчик со спортивной сумкой на плече. Пусть народ думает, что счастливая мамаша фотографирует свое чадо, готовящееся стать олимпийским чемпионом. Мила улыбнулась для вида, махнула мальчику рукой и опять щелкнула Варьку и ее кавалера, которые как раз слились в пламенном поцелуе. Мало? Что ж, будет вам и еще.

Они все никак не могли друг от друга оторваться. Миле даже завидно стало. Ай да акула! Какого себе подцепила! У обоих были такие глупые и счастливые лица, какие бывают только у людей, потерявших голову от любви. И всякую осторожность. Мила еще несколько раз щелкнула фотоаппаратом. Довольно. Лучше этого может быть только порнография. Но залезать к ним в постель не хочется, пусть себе тешатся.

Тогда что же получается? Значит, Глебушка не любовник Варькин? Он просто предатель. Хочет получить от нее денег за информацию о падчерице, которая и не собиралась умирать. Но доказать это будет ему трудновато. Жива-то жива, да скрылась в неизвестном направлении.

На сегодня Миле было достаточно потрясений. Она вернулась домой, напечатала фотографии и положила их в конверт. По старинке вырезала из газеты подходящие слова и на обратной стороне одной из фотографий наклеила надпись: «Вам знаком этот человек? Они с вашей женой очень хотят от вас избавиться. Доброжелатель». Заклеив конверт, Мила решила, что папа Сальников должен получить его лично в руки. Так надежнее.

Письмо ее отцу тем же вечером вручил соседский мальчишка. Мила наняла его за десять долларов, и сын бизнесмена с радостью согласился подработать. Ведь это были первые деньги в его жизни, полученные не от папы. Вот тот порадуется!

Мила издалека наблюдала, как отец с удивлением взял из рук сына своего соседа по лестничной клетке пухлый конверт, что-то спросил, и тут же, возле подъезда, его распечатал. Выражение папиного лица Милу полностью удовлетворило.

Она, улыбнувшись, подумала, что свое дело сделала, теперь остается только ждать. А чего ждать? Ей вдруг стало не по себе. Что-то не так. Не клеится. Проклятый юродивый! Словно приворожил! Еще хуже Тимки! Мила просто места себе не находила. Представила вдруг, как Глебушка после пропажи портфеля с деньгами бежит к ней домой, открывает дверь своим ключом, а ни любимой, ни ее вещей там уже нет. Он ищет хозяев в надежде, что они хоть что-то знают, а те набрасываются на него с вопросами и требуют платы за квартиру. За тот месяц, что Мила им задолжала. А у Глеба и без того проблемы: любимая женщина украла у него из машины тридцать тысяч долларов. Как объяснить хозяину фирмы, почему он такой лопух?

Мила почувствовала, что ее жизнь зашла в тупик. Что дальше? Все наказаны, все получили по заслугам. Но почему же так плохо-то? И непонятно, как жить дальше. Что делать? Точка не поставлена, вот почему ее одолевают сомнения.

И в следующую среду она снова была у дверей спорткомплекса. Милу терзала злость на мачеху, обида за ее счастье. Ведь все из-за нее, из-за этой акулы! Хотелось убедиться в том, что и Варькина жизнь тоже разбита. В этом мире просто не должно остаться счастливых людей, раз она, Мила, так несчастна!

А они все-таки были. Эти двое вновь встретились на прежнем месте. «Как же так? – разочарованно подумала Мила. – Почему папа Сальников бездействует? Неужели он не поверил?» Она разозлилась. Ах, ему мало! Наверное, откровенная порнография нужна, а не невинные поцелуйчики на улице, на глазах у стольких людей! Не за родственников же он их принял, Варьку и ее мужика?! Но ничего! Разберемся.

На этот раз Мила поехала за их машинами на самую окраину. К дому, где они, видимо, сняли квартиру для свиданий. Мила даже поднялась вместе с ними в лифте на шестой этаж. И хотя была в парике и загримирована, как обычно, но все равно дрожала от страха, потому что боялась, что мачеха ее окликнет. Ведь она теперь знает, что падчерица жива. Глеб наверняка постарался. Но Варька повисла на своем кавалере и совершенно оглохла и ослепла от счастья. Миле хотелось ее придушить. Как с гуся вода! Но она удержалась, хотя и с трудом, вышла вслед за ними на шестом этаже, заглянула в коридор посмотреть, в какую квартиру они входят. Потом вдруг горестно всплеснула руками:

– Ой, а ключи-то! Ключи-то свои я в машине забыла!

И кинулась вниз по лестнице. Пусть думают, что соседка-растеряха. Вряд ли они всех соседей знают в лицо: квартира для свиданий, знакомства лучше вообще не заводить. Потом она больше часа сидела в машине. Прикидывала, насколько лимит времени у Варьки ограничен. Ей ведь надо как-то оправдать свое многочасовое отсутствие.

Так и вышло: до вечера Миле ждать не пришлось. Мачеха вышла первой, ее кавалер в доме задержался.

«Ну, про тебя я все уже знаю, – подумала Мила о Варьке. – А вот ты, милый, мне теперь до чертиков интересен. Что за персона? Откуда ты взялся? И хорошо, что взялся! Ты для меня прямо находка!» И она решила ехать за «Мерседесом». Благо что движение в это время дня было особенно оживленным, и Мила надеялась не упустить его из виду, но и не вызвать подозрений. В пробках все равны, и дорогие машины, и дешевые. А Варькин любовник ездил аккуратно, правил не нарушал, на разделительную полосу не выезжал.

И тут… Мила глазам своим не поверила! Как только Варька отъехала от дома, за ее машиной пристроился красный «Гольф». Они так и выехали со двора вместе.

«Черт! Показалось!» – подумала Мила. Она же ничего не заметила, когда подъезжала за Варькой и ее любовником к этому дому! Никакой слежки. А потом сообразила: это же профессионал! Неужели отец все-таки начал действовать? Но почему тогда этот «Гольф» едет именно за Варькой? Не за «Мерседесом»? Ну, конечно! Если это сотрудник частного детективного агентства, то у него инструкции от клиента следить за его женой. Вот он и следит. «А мы пойдем другим путем», – улыбнулась Мила. Из подъезда наконец-то вышел Варькин любовник и направился к своей машине.

…«Мерседес» ехал в центр, и маленькие переулки, по которым они колесили, были Миле до боли знакомы. Она просто долго не могла поверить, что они едут именно туда. Это было абсурдом. Но нет, она, как оказалось, прекрасно знает эту улицу и этот дом. Потому что именно здесь находилась фирма, в которой работал Глебушка. Хозин «Мерседеса» вошел в подъезд, а она осталась на парковке, все еще недоумевая: что происходит?

Надо было во что бы то ни стало добыть информацию. И случай представился. Через пять минут Мила выскочила из машины, потому что увидела, как к «Мерседесу» идет парень в черной кожаной куртке, с сигаретой в зубах. Подошел, вальяжно достал ключи, но садиться за руль не спешил. Пока он стоял у машины и докуривал, Мила подошла и презрительно сказала:

– Ну и широко же паркуются некоторые! Как хозяева! А мне и приткнуться негде! Твоя машина?

– Не-а, – сплюнул на землю парень. – Чего разошлась? По закону стоит, ее хозяин мой босс, у него здесь за все заплачено.

– А ты кто? – заигрывающе улыбнулась Мила, хотя нервы ее были натянуты, как струны. Не исключено, что она может наткнуться на Глеба. Но придется рисковать. Надо узнать, кто таков любовник ее мачехи.

– Его личный водитель. Вот, велено тачку отогнать. Но покатать тебя могу. Хочешь проехаться на «Мерседесе»? – подмигнул парень симпатичной девушке.

– В другой раз с удовольствием. Значит, ты работаешь в компьютерной фирме? – Мила кивнула на вывеску.

– Ну да. Шефа вожу. Телефончик оставишь?

Мила нацарапала на листочке, вырванном из блокнота, первые пришедшие в голову цифры и отошла в задумчивости к своим «Жигулям».

Что все это значит? Любовник мачехи – владелец фирмы, в которой работает Глебушка! Неужели Варька расплачивается собой за его долги? Чушь! У них с этим мужиком любовь, это уж точно. Но при чем здесь тогда Глеб?

Мила понимала, что где-то ошиблась. Логика ее подвела. Неужели напрасно она взяла из «Газели» портфель с деньгами? Напрасно подставила парня, который ее любил. Но она же своими глазами видела, как он встречался с Варькой! Этот поцелуй в щечку, смех… Он вел себя как старый знакомый. Вот именно. А не как случайный человек, который пытается получить с нее деньги за ценную информацию. Это и есть та мелочь, которой она, Мила, пренебрегла. И поспешила наказать Глеба, прежде чем выяснила все до конца. Что же их всех троих связывает? Варька – Глебушка – его шеф. Имя пока неизвестно. И теперь еще этот «хвост» – профессионал на красном «Гольфе».

«Ох, и вляпалась же ты, дорогая! – сказала она себе. – Ох, и вляпалась!» Масса вопросов и ни одного ответа. Откуда взялся этот богатый мужик на «Мерседесе»? И почему именно у него работает Глеб? Кто следит за Варькой, человек, нанятый отцом, или враг ее любовника, собирающий на того компромат? Например, для его жены. А что? Такое тоже вполне может быть. Почему любовник мачехи не может быть женатым? Надо все выяснить про загадочного владельца компьютерной фирмы. Или ничего не выяснять, оставить это конкуренту-профессионалу. Мила совсем запуталась.

Она решила подождать до следующей среды, когда мачеха опять поедет в бассейн и у нее после сеанса плавания будет свидание с таинственным незнакомцем.

3

…Она вот уже полчаса сидела в машине и не могла принять решение. Они снова в этом доме, в квартире, номер которой Мила знает, на любовном свидании, и что дальше? Парень на красном «Гольфе» тоже здесь. Они скоро будут знать друг друга в лицо. Мила однажды видела его, опрометчиво выглянувшего из окна машины. Если этот профессионал не дурак, а они дураками не бывают, то и он ее на сто процентов срисовал. У них разные интересы, но касающиеся одних и тех же людей. Так что дальше? Познакомиться наконец и объединить усилия? Она невольно усмехнулась. Еще на работу к ним наймись, в детективное агентство, Людмила Сальникова тире Муратова!

Она достала из сумочки «беретту». Положила на колени. На крайний случай. Кто знает, чего от него ждать? Прошло какое-то время, и она наконец решилась. Надо войти в дом.

Мила поднялась на шестой этаж, заняла позицию возле окна на лестничной площадке. Для вида достала из сумочки сигареты. Она – рассеянная соседка, опять потерявшая свой ключ. Стоит, курит, смотрит в окно и ждет, когда муж придет с работы.

Зимой темнеет рано. В окне Мила видела отражение двери, отделяющей коридор с четырьмя квартирами от площадки, где находились лифты. Можно не оглядываться, когда кто-то выйдет. Отражение покажет, кто именно идет.

Вскоре она услышала шаги в коридоре, звук отпираемого замка, а потом увидела в стекле отражение своей мачехи, направившейся к лифту. Они были всего в двух метрах друг от друга. Мила слегка напряглась. Как же хотелось обернуться и крикнуть ей в лицо: «Что, узнала? Это я тебе гажу, стерва! И буду гадить, пока жива! Я украла твои бриллианты! И фотографии твоему мужу я послала!» Но Мила давно уже научилась держать себя в руках. Людмиле Сальниковой предпочтительнее оставаться мертвой. Она подождала, когда мачеха уедет, неторопливо затушила сигарету. Потом подошла к двери и нажала на кнопку звонка квартиры, где мачеха встречалась со своим любовником.

Наверное, он подумал, что это Варька что-то забыла. Выскочил на лестничную площадку с галстуком в руке. Еще не успел до конца одеться. Сразу же сказал:

– Вы ошиблись, девушка, – и попытался закрыть дверь.

– Нет, я к вам, – слегка придержала ее Мила.

– Ко мне? – Он очень удивился. – Но я здесь даже не живу!

– Я знаю.

– Вот как? Знаете? А я вас знаю?

– Нет. Вы меня не знаете. У нас есть общие знакомые. Например, женщина, которая только что отсюда вышла.

– Вы шантажистка? – быстро сообразил он.

– Так и будем здесь стоять? Дует, между прочим, а вы в одной рубашке, – усмехнулась Мила. – Можно я хотя бы в квартиру войду?

– Хорошо, – он посторонился. – Только имейте в виду, что денег вы не получите.

Квартирка была так себе. Мила сразу же подумала, что для любовных свиданий с такой роскошной женщиной он мог бы снять апартаменты и получше. Или купить. Она прошла в комнату, не снимая ни куртки, ни ботинок. Варькин любовник за ней.

– Так что именно вы хотели мне продать? – спросил он, аккуратно завязывая перед зеркалом дорогой итальянский галстук. – Какого рода информацию?

– Как вас зовут? – спросила Мила.

– Что, следите за мной, а имени не знаете? – с откровенной иронией спросил он.

– Мне надо к вам как-то обращаться. – Она все никак не могла нащупать нить разговора. Беседа эта была нелегкой для обоих. Он, без сомнения, сильный человек. Сильный и удачливый. Только баловни судьбы держатся с такой уверенностью.

Он поправил узел галстука и потянулся за пиджаком:

– Допустим, Алексей Петрович.

– Принимается. А я просто Мила.

– И что вы можете предложить мне, Мила? Фотографии? Что вы знаете о женщине, которая, как вы утверждаете, отсюда недавно вышла?

– Я не утверждаю. Она просто вышла. Но вы приезжаете сюда уже не первый раз. И были моменты ваших встреч, которые кое-кому могут показаться интересными, – сказала она, слегка волнуясь.

Он пристально глянул на нее и вдруг рассмеялся:

– Ах, да! Рассеянная соседка! Снимаю шляпу: вы талантливая актриса. За одно это стоило бы заплатить. Но я не буду. Денег вы не получите.

– Мне не нужны деньги.

– Тогда что? Работа?

– Скажите, вы ее любите? – вдруг спросила Мила.

– Странный вопрос. Вам-то это зачем?

– Я хочу, чтобы вы поняли меня, как один любящий человек может понять другого любящего человека. Мы с вами братья по несчастью. Хотя вы счастливы. А вот я нет. И я хочу лишь кое-что узнать. О близком мне человеке. О мужчине.

– А если я не расположен к откровенности и вообще тороплюсь?

– Тогда вот. – Она достала из кармана куртки пистолет.

Он расхохотался.

– Вы меня не боитесь? – спросила Мила.

– Нет, – все еще улыбаясь, сказал ее собеседник.

Теперь уже рассмеялась она. Если бы только Алексей Петрович знал ее получше! Что ж, у этого человека звериная интуиция. Он тут же перестал улыбаться и сказал:

– Черт с вами, присаживайтесь.

Они сели в кресла друг против друга. Он взял со стола початую бутылку красного вина.

– Налить?

– Я не пью на работе.

– А я за рулем. Больше одного бокала тоже не пью. Выпивка, следовательно, откладывается. Так, значит, вы все-таки на работе?

Она не ответила, убрала пистолет: блефовать так блефовать. И сказала:

– Алексей Петрович, мне нет дела до вашей женщины. Но она недавно встречалась с одним парнем, который у вас работает. Мне интересно знать зачем?

– С каким парнем? – сразу же насторожился он.

– С экспедитором. Его зовут Глеб.

– Глеб? – Миле показалось, что он вздохнул с облегчением. – А почему она не должна с ним встречаться?

– Он человек простой, а она жена депутата. Дама солидная, с положением, со связями. Что у них может быть общего?

– Это я его попросил.

– Что?!

– Я его попросил встретиться с Варей. Видите ли, мы с Глебом в некоторой степени родственники.

– Как это – родственники?

– Дело в том, что Варвара – моя бывшая жена.

– Как это жена?!

– Очень просто. Не родилась же она женой депутата Сальникова? Сначала она была маленькой девочкой, потом большой девочкой, потом студенткой, а потом моей женой.

– Почему же вы развелись? Вы же друг друга любите! – не удержалась Мила.

– А знаете, вы мне симпатичны. Нет, вы не шантажистка. Хотя убить меня можете. Запросто. У вас такое мертвое лицо. Сразу видно: вам все равно, одним трупом больше, одним меньше. А скрывать мне, собственно, нечего. Вы же не коммерческие секреты пришли сюда выпытывать. А в нашем с Варварой браке нет никакого секрета. Банальная история. Встретились два человека, полюбили друг друга. Но у обоих, как это часто бывает, ни гроша за душой. Она жила в общежитии, я тоже, и, поженившись, мы оба стали жить там. В маленькой комнатке, без всяких перспектив на собственное жилье. Я работал простым инженером, она кое-как устроилась секретаршей. Потом знакомая порекомендовала ее на работу в офис фирмы, тайным владельцем которой являлся стремительно прогрессирующий политик Михаил Федорович Сальников. К тому времени раем в шалаше мы оба наелись досыта. Если вы видели Варю, то понимаете, что такая женщина создана не для нищеты.

– Никто не создан, – сказала Мила.

– Ошибаетесь. Есть люди, которым богатство во вред. Оно им не приносит пользы. А бедность, наоборот, мобилизует все силы и заставляет учиться выживать. Так вот, Варя никогда выживать не умела. Да-да, не смейтесь. Она любит жить хорошо. Разумеется, когда Сальников стал за ней ухаживать, я ее отпустил. Она сказала тогда, что скоро станет богатой вдовой и мы снова будем вместе. Или она найдет другой способ, как заполучить большие деньги. Мы, мол, разойдемся на время, а потом, когда кому-нибудь из нас повезет, вновь сойдемся и будем жить в свое удовольствие. Но уже в хорошей квартире и с большими деньгами. Много путешествовать, покупать все, что захочется, в общем, наслаждаться жизнью. И любить друг друга, разумеется, – с иронией добавил он.

– Отличный план, – одобрила Мила.

– Глупый. Это называется развод по расчету. Затем, чтобы вступить в брак по расчету. Она думала, что справится.

– Она и справилась… почти.

– Что вы говорите?

– Ничего. Жаль, что я раньше не знала этой грустной истории.

– Почему грустной? Как раз наоборот. Веселой. Фортуна, она, знаете ли, обладает удивительным чувством юмора. Как только жена от меня ушла, мне вдруг стало везти. Нашелся друг, который начинал в это время свой бизнес и предложил мне войти в долю. попробовать работать на себя. И я попробовал. Он взял кредит, и я взял кредит. Он открыл фирму, и я открыл фирму. На паях с ним. И дела у меня очень здорово пошли. Оказалось, что удача меня просто обожает. Люди, которых я нанимал, были порядочными, да к тому же хорошими специалистами. Деньги, которые я вкладывал, приносили в скором времени большую прибыль. Компаньоны были честными, да и представители власти, законной ли, незаконной, охотно шли на уступки, а если брали взятки, то по-божески. Я со всеми почему-то находил общий язык. Весело, да?

– Очень, – сказала Мила.

– В итоге я разбогател. А когда понял, что моему финансовому благополучию ничто не угрожает, решил найти свою бывшую жену. Через ее двоюродного брата, которого предусмотрительно взял к себе на работу.

– Так Глеб что, Варькин двоюродный брат?!

– Варькин? А вы, собственно, кто?

– Никто, – убитым голосом сказала Мила. – Нет, вы не думайте ничего такого. Меня интересует только Глеб.

– Интересно, интересно. Наивный парень, между прочим. Хороший, добрый человек, но абсолютно неприспособленный к жизни. Недавно кто-то у него деньги из машины увел. Крупную сумму. Этот лопух сам подставился.

– Кто увел? – все тем же безжизненным голосом спросила Мила.

– Он понятия не имеет. Говорит, что по дороге колесо спустило, он остановился его поменять, а пока менял, из машины вытащили портфель с деньгами. Ну не лох?

Значит, Глеб ее не сдал! Миле стало совсем плохо.

– Я бы его выгнал за это с работы, но Варя… Вообще-то отношения у них всегда были сложные. Она из провинции, он москвич. Варя с родителями приезжала к ним в гости, когда была маленькой. Их отцы – родные братья. (Надо было узнать ее девичью фамилию!) Но Глеб… Это нечто особенное. Когда мы с Варей были женаты, я с ним дружил. А когда жена от меня ушла, Глеб на нее здорово разозлился. Даже, кажется, больше, чем я. Мол, порядочные люди так не поступают. Ха-ха! Порядочные! Зато у них деньги прямо из машины воруют. Я едва уговорил его встретиться с двоюродной сестрой. Как только Варвара вышла замуж за Сальникова, он перестал с ней общаться. Знать ее не хотел. Но потом рассосалось. Он вроде нашел свою любовь и к сестре потеплел. С радостью согласился опять нас свести.

– Но чем же он может вам помочь? – тупо спросила Мила.

– Он же брат. Хоть и двоюродный, но ближе родственника у Вари нет. С ним она может беспрепятственно встречаться. Ведь ее старый муж, кажется, сильно ревнив. А Глеб вполне безобиден. И звонить ему Варвара может в любой момент, не опасаясь подозрений. И встречаться. Не исключено, что муж может прослушивать все ее разговоры. Или нанятые им детективы.

– Все ясно. Канал связи. А как с деньгами? Что ему будет за то, что позволил себя обворовать?

– Будет отрабатывать. Сам еще не знаю, что с ним делать. Не был бы родственником, я бы… Ну, ты понимаешь. Ладно, проехали. Он говорит, что найдет способ, как все отдать. Что я получу назад свои деньги. Ха-ха! Если только Глеб продастся в рабство. Да кому он нужен! Тридцать тысяч гринов он не стоит со всеми потрохами.

– Мне, – уверенно сказала Мила и поймала на себе удивленный взгляд собеседника. – Мне нужен. Собственно, я за этим и пришла. Вы получите свои деньги назад, если не скажете Глебу, кто их вам вернет.

– Постой. Ты это серьезно?

– Вполне. Я принесу деньги завтра к вам в офис. Поздно вечером. Только чтобы никого при этом не было. И чтобы сам Глеб ничего не знал.

– Странно, – ее собеседник пожал плечами. – Ты удивительная женщина, я таких еще не встречал. Что ж, деньги-то мои. Не скажу, что они у меня лишние. Если хочешь его выкупить…

Он снова рассмеялся:

– Условия твои принимаю. Завтра в девять часов вечера. Сотрудников всех отправлю домой, а сам поработаю. После развода с Варварой я больше не спешу домой. Кровать бы поставил прямо в кабинете, да тесновато. И офисные девушки будут забегать на огонек. Почему-то все секретарши считают, что для успешной карьеры им непременно надо переспать с начальником. Не люблю разочаровываться в людях, поэтому сплю дома. Один. Но чашку кофе могу предложить. Я прекрасно умею варить кофе.

– Вы? – удивилась Мила. – Может, и готовить умеете?

– Умею. Я вообще идеальный муж, – он невесело усмехнулся. – Ты не замечала, что люди большей частью добиваются успеха в том деле, к которому не имеют ни малейшего призвания?

– Может быть. – «Разве я думала, что стану воровкой? Я, девочка из хорошей семьи, неженка и маменькина дочка». – Так что, мы договорились?

– Конечно. Завтра в девять. А ты, Мила, чем вообще занимаешься?

– Живу.

– И весело живешь! Ты мне понравилась, честное слово, а я в людях разбираюсь.

– В работе не нуждаюсь, – сухо сказала она.

– Жаль. Я бы нашел тебе подходящую работенку. Эти трюки с забытыми ключами, парики… Парик ведь? – кивнул он на ее голову.

– До завтра.

– Подвезти?

– Я на машине. И, кстати, – она обернулась уже в дверях. – Кроме того, что ваши компаньоны оказались честными, не завидуют ли они вашей удачливости, Алексей Петрович?

– Это ты о чем?

– Я тоже в последнее время научилась разбираться в людях. Всего хорошего. А об этом подумайте. О компаньонах.

Ей не давал покоя владелец «Гольфа». Но на этот раз красной машины возле дома не было, и Мила вздохнула с облегчением. Собрал информацию и отчалил. Теперь будет ее использовать по назначению. Алексей Петрович напрасно думает, что ему не придется платить. Жены депутатов так просто не разводятся. Рейтинг, черт бы его побрал! Перспективный политик должен улыбаться своим избирателям со страниц глянца, окруженный счастливым семейством. Преданная ему жена и детишки. Кто ж проголосует за рогатого мужа?

…Мила прекрасно понимала, что если даже вернет украденные деньги, то все равно не сможет показаться Глебу на глаза. Конечно, он ее простит, но это будут уже совсем другие отношения. Нет, там все кончено. Она и оказалась тем человеком, который сломал Глебушке жизнь. Убила в нем веру в добрые сказки со счастливым концом. Теперь Глебушку стоит опасаться. В какой-нибудь момент, когда придется делать выбор, он все ей припомнит и найдет оправдание, чтобы поступить с ней так же подло, как она поступила с ним. И жить всю оставшуюся жизнь в ожидании этого момента значило получить отсрочку на неопределенное время после того, как вынесен смертный приговор. Она сама его вынесла: смертный приговор их любви. Вернуть уже ничего нельзя. Кроме денег. И она их вернет.

Мила хотела, чтобы в ее памяти Глебушка остался таким, каким ушел в то последнее утро на работу из их квартиры. Милым, добрым, чистым. Наивным. Чтобы не превратился в пьяницу или в тупого, равнодушного ко всему полудебила, чьи интересы простираются не дальше дивана, бутылки пива и телевизора. В быдло. Мало ли что может случиться с человеком после того, как он перестал верить в людей? Чего доброго, пить начнет. И Мила везла деньги только потому, что не хотела для Глеба еще и пожизненного рабства у Алексея Петровича. Пусть идет своей дорогой, и лучше бы им всем больше друг с другом не встречаться.

Она приехала почти вовремя. Даже чуть-чуть раньше. Мила вообще разучилась опаздывать. Нельзя, чтобы тебя опередили. Нигде и никогда. Минут пять она присматривалась к выходу из офиса и к машинам на стоянке. Неужели ей только показалось, что, когда она подъезжала ко входу, со стоянки отъехал красный «Гольф»? Да, профессионалы берут себе фору гораздо больше, чем пять минут, на то они и профессионалы. На всякий случай Мила приготовила «беретту». Пистолет надо держать под рукой, мало ли что? Страха больше не было. Она взяла портфель с деньгами и пошла в офис своего вчерашнего собеседника.

Он не обманул: все сотрудники давно уже разошлись. Уборщица вымыла полы и тоже отправилась домой. В офисе было тихо и почти темно. Мягкий, приглушенный свет горел в коридоре, дверь приемной была приоткрыта, там оказалось немного светлее, но так же тихо, как в могиле. Мила прошла в маленькое царство секретарши: стол, пара кресел, куча бумаг на стеллажах, в вазе на столе белая роза на длинном стебле. Дверь в кабинет шефа была плотно прикрыта, но, видимо, не заперта. Мила покрепче прижала к себе портфель с деньгами и почему-то постучалась:

– Алексей Петрович! Вы здесь?

Ей же назначено! Конечно, он здесь! Тишина. Мила сунула руку в карман, где лежал пистолет. Страха не было. Если даже он передумал и принял меры, чтобы ее нейтрализовать, она так просто не дастся. Придется выстрелить? Что ж, она давно готова.

Кто-то успел это сделать до нее. Глебушкин шеф сидел за столом в кресле, в расстегнутом пиджаке. В кабинете было жарко и душно. Бумаги, разбросанные возле простреленной головы Алексея Петровича, намокли от крови. Ее было много. На столе, на полу, на белоснежной рубашке. Мила подумала, что стреляли не один раз. В грудь, в голову. Она замерла, поджав одну ногу, словно цапля на болоте, и не решаясь ее опустить. В голове звенело так, что уши закладывало, Мила понимала, что на этот раз она попала в серьезный переплет.

Скрип открывшейся двери резанул по нервам, словно бомба в кабинете взорвалась. На секунду Мила оглохла и ослепла, и будто гигантская взрывная волна швырнула ее назад, в приемную. Она мгновенно выхватила из кармана пистолет:

– Кто здесь? Кто?! Стоять!!

– Девушка, тише! Ради бога, тише!

Голос шел откуда-то сбоку. Она пригляделась: в кабинете Алексея Петровича была еще одна дверь. В смежную комнату. Он все-таки поставил там небольшой диванчик, чтобы в конце рабочего дня выпить свой кофе, расслабившись и удобно вытянув ноги. Возле приоткрытой двери стоял толстый, неприятный на вид мужчина и смотрел на Милу испуганными глазами. В руке у него был пистолет. Мила видела такие в кино, и сразу же сообразила, что большая штука на дуле – это глушитель. Убийца!

– А-а-а! – закричала она и едва не спустила курок.

Мужчина присел и прикрыл голову руками. Про пистолет в одной из них он словно и не помнил. Мила догадалась, что этот «убийца» боится ее еще больше, чем она его.

– За что вы его? – Она все еще не решалась опустить свою «беретту». Он поднял голову, взгляд был отчаянный и испуганный:

– Я не убивал!

– Ну да! – Мила почти успокоилась. И кивнула на его пистолет: – А это что?

– Я не убивал! – испуганно повторил толстяк и с удивлением посмотрел на оружие в своей руке. – Я пришел, а он мертвый, в этом кресле. Теплый еще. Я услышал шаги, и схватил со стола пистолет машинально. Подумал, что убийца за ним вернулся. Испугался, что он и меня… О-о-о! Что я наделал!

– Вернулся? Убийца? – удивилась Мила. – Значит, он застрелил Алексея Петровича и оставил пистолет на столе?

– Что? Оставил. Да.

– Тогда поздравляю: убивали вы или нет, на нем только ваши отпечатки. Что, и мотив есть?

– Девушка, милая, не выдавайте меня! – Мужчина был бледен и мелко-мелко трясся. Потный, рыхлый, дрожащий. Миле стало противно:

– Так это все-таки вы его?

– Я? Теперь все скажут, что я. Не звоните в милицию, прошу вас!

– В милицию? – Она едва не рассмеялась, хотя рядом в луже крови лежал труп. В милицию! Женщина с поддельным паспортом, ограбившая четыре квартиры, а в портфеле, который она держит в руке, тридцать тысяч незаконно присвоенных ею долларов! В милицию!

– Эй, пойдемте-ка отсюда, – позвала она.

– Куда?

– Не все ли равно? Подальше. Я подумаю, что с вами делать.

Она посмотрела на портфель. А как быть с деньгами? Смешной вопрос! У Глебушки все равно больше нет кредитора. И вдруг она похолодела. Неужели? Если этот мужик не врет и убил кто-то другой… Ах ты, Глебушка, Глебушка! Юродивый! Ей стало не по себе.

– Отпечатки ваши тут есть? Или только на пистолете?

– Что?

– Руками, говорю, за что-нибудь брались?

– Нет. Не знаю. Не помню.

Мила выхватила из кармана носовой платок, кинула ему:

– Вытирайте!

И сама полой куртки принялась полировать дверную ручку. Надо быстрее отсюда убираться! А следы на полу? Ногой она придвинула лежащую возле двери тряпку. Черт! Мужчина возился с пистолетом, трясущимися руками протирая его носовым платком. Ну и мерзкий же тип! Не мужик, а тряпка. Она вдруг подумала, что от обуви избавиться будет легко. Незачем так стараться. И сказала:

– Пошли! Положи пистолет на стол и идем.

– У меня здесь машина. На стоянке.

Она тут же подумала про свою. Нельзя его отпускать. И «Жигули» здесь бросать нельзя. Завтра милиция будет за каждую мелочь цепляться.

– Документы есть? – спросила она на улице.

– Что?

– Документы. Права.

– В машине.

– Давай.

Он так растерялся, что послушно пошел к своей машине, открыл ее и отдал Миле портмоне с правами и деньгами. Она заметила только, что иномарка не из дешевых. Подержанный, но все-таки «Форд». И денег в портмоне много.

– Поедешь за мной. Остановимся – поговорим. Понятно?

– Но как же я поеду без документов? А если меня милиция остановит?

– Не беспокойся. У меня-то они есть, а я буду следить за тем, чтобы твой «Форд» не слишком оторвался от моей машины.

– Но что вы хотите?! – еще больше затрясся он.

– Сама еще не знаю. И хватит истерику устраивать. Все уже кончилось. У кого-то на даче павлина съели.

– Какого еще павлина?! Вы ненормальная!

– Какая бы ни была. Шевелись, не дай бог, свидетели появятся. Я, конечно, могу их тут всех…

Она похлопала рукой по карману куртки, куда вновь положила «беретту», когда поняла, что мужик этот не опасен. Напомнила про пистолет больше для того, чтобы он еще сильнее испугался. Убивать ради него каких-то свидетелей Мила не собиралась. Ей-то это зачем надо? Зато мужчина по-бабьи взвизгнул:

– Не нужно! Я не хочу в тюрьму!

– Тогда без разговоров полезай в машину!

Он послушно залез, подождал, пока Мила проедет вперед на своих «Жигулях», и пристроился за ней следом. Она вырулила на главную магистраль, кинула на заднее сиденье портфель с деньгами, потом, одной рукой держась за руль, другой брезгливо открыла его документы. Якушев Евгений Борисович. Ну и что? Вопрос в другом: убил он или не убил? У Милы в голове все смешалось: Алексей Петрович, красный «Гольф», Глебушка… Она не знала главного: что теперь делать?

Минут двадцать они ехали по вечерней Москве. «Форд» не отставал, да и Мила была уверена в том, что никуда он не денется. Тряпка. Неожиданное решение мелькнуло в голове и заставило ее рассмеяться. А что? Надо жить дальше. И ему и ей. Она остановилась на стоянке возле какого-то ресторанчика. Из машины вылезать не стала, подождала, пока Якушев вылезет из «Форда» и подойдет сам.

– Садись, – гостеприимно открыла она дверцу. Он тут же нырнул в салон.

– Поговорим? Якушев Евгений Борисович?

– Господи! Откуда…

– Да ты еще и тупой. Но ничего: стерпится – слюбится. Расскажи мне для начала, кто ты такой.

– Что? Здесь? Может, в ресторан? Я заплачу, – поспешно сказал он. Мила бросила ему на колени портмоне:

– Ну, заплати.

Он трясущимися руками открыл его, посмотрел, на месте ли деньги. И снова спросил:

– Чего вы хотите?

– В ресторан мы не пойдем, – жестко сказала Мила. – Хотя повод у тебя скоро будет. Зачем ты убил его?

– Я не убивал!

– А как насчет мотива?

– Слушайте, кто вы?

– Людмила. Можно уже на «ты» и без отчества.

– Я не про то. Откуда вы взялись? Ты взялась.

– Уже лучше. Но я первая спросила. Так за что?

Он тяжело вздохнул. Мила подумала, что правильно не пошла с ним в ресторан. Здесь, в старых «Жигулях», в темноте на полупустой стоянке, они были друг другу ближе, чем могли быть среди нарядных и пьяных людей. Маленький заброшенный островок отчаяния среди океана огней и ночного разгула.

– Кури, – сказала она. – Мне не мешает.

– Спасибо, у меня нет такой привычки. Хорошо, я расскажу. В сущности, я приехал занять у него денег. Мы с Лешей старые друзья. Вместе учились в школе, потом поступили в один институт. Я даже учился лучше, чем он, – с неожиданной гордостью объявил Якушев. – Но что значит лучше учиться? Я неудачник. Ведь это была моя идея – заняться сборкой и продажей компьютеров. Я знал, что в России скоро начнется настоящий бум. И я первый предложил Лешке взять кредиты у другого нашего однокурсника. Тот занялся банковским бизнесом и согласился помочь. Под большие проценты, разумеется. Ну и… Я почему-то был уверен, что у меня получится, а у Лешки нет. И не настаивал, чтобы он у меня работал. Пусть, думаю, сначала попробует, что это такое. А потом все равно придет. Искренне считал, что я умнее и талантливее.

– Вам нравилась его жена, да?

– Же… – Якушев посмотрел на Милу как-то странно. – Нет. Не знаю. Конечно, было неприятно, когда все обращали внимание на эту блондинку, а она с Лешей. Но она же от него ушла? Кажется, так?

– Значит, не ревность? А что?

– Ревность. Не к женщине. К удаче. Хотя она тоже женщина. Самая желанная, но самая изменчивая. Жестокая, коварная тварь, – поморщился он. – Ведь вышло совсем наоборот: у него получилось, а у меня нет. Мне не везло. Просто катастрофически не везло. Люди, которых я набирал, оказывались либо ленивыми, либо мошенниками. Обворовывали меня, не стесняясь. «Крыша» постоянно требовала платить все больше и больше. Компаньоны кидали. Товар, который мне везли, оказывался, извиняюсь, дерьмом. Выяснилось, что я не разбираюсь ни в людях, ни в делах. Я просто не понимал, как же ему все это удается? Ну, как? А? Он разбогател, а я разорился.

– А поскольку вы были конкурентами…

– Что? Нет! Я этого не хотел!!

– Заказать его дорого, а долги тянут. Ведь он тебе уже давал денег в долг, а?

– Он меня жалел. Как друга. А какой я друг? Я спал и видел, как ему влепят пулю в затылок. Господи, да что я такое говорю!

– Ты убил. Но радуйся: этого не докажут. Тебе повезло, неудачник. Ты встретил меня.

– А что ты такое? Почему это мне повезло? – ощерился вдруг Якушев.

– Где ты живешь? У тебя есть квартира?

– Да. Есть. Пока еще есть.

– Что, плохи дела?

– Ну, раз он умер…

– То уже лучше, да? Короче, я не буду тянуть. Предлагаю тебе руку и сердце.

– Что-о?!

– Я хочу, чтобы ты на мне женился.

– Да с какой стати?!

– А с какой стати я буду тебя покрывать?

– Но зачем тебе нужно замуж? Вот так? За человека, которого ты впервые видишь?

– Фамилию хочу поменять, – усмехнулась Мила. – Своя надоела. А твоя вот, понимаешь, понравилась.

– Ты преступница? – прищурился он.

– Не беспокойся. Мне просто очень сильно не повезло в любви.

Якушев рукой вытер мокрый лоб:

– Фу ты, в самом деле! Но у меня, в сущности, ничего нет!

– А я девушка не бедная. С приданым.

Мила достала из кармана «беретту», вновь увидела его перекосившееся от ужаса лицо:

– Не пугайся. Там, на заднем сиденье. Достань. А это страховка. – И она нежно погладила пистолет.

Когда Якушев открыл портфель, он совсем растерялся:

– Доллары?! Так много?!

– Это мой долг покойному. Видишь, как удачно мы с тобой сегодня разошлись с Алексеем Петровичем? И деньги при нас. Кстати, у меня еще есть. Много денег. Я хочу вложить их в солидное дело. Под проценты. А вместо гарантии мне нужно брачное свидетельство. Ты сам сказал, что компаньоны тебя кидают. А у супругов имущество общее.

– Я сказал?

– Не надо со мной спорить, милый. Я уже поняла, что у тебя есть свое дело. Как я прикинула, прибыльное, если заняться им всерьез. Есть квартира. И в придачу маленькая проблема. Труп твоего однокурсника. Но рядом со мной ты будешь держаться, как подобает настоящему мужчине. Уж я тебе не дам наболтать лишнего. Ты не упоминаешь следователю моего имени, а я научу тебя, что и как говорить. И кому платить. В людях ты не разбираешься, я это уже поняла. Зато я разбираюсь. А чтоб ты не сбежал, запомни, что дела об убийстве до-о-олго находятся в производстве. А уж я не забуду, как ты вытирал свои пальчики с пистолета моим носовым платком. Якушев Евгений Борисович. Женя.

– Черт, как тебя там? Людмила? Людок?

Она только плечами пожала:

– Шампанское в честь помолвки будем пить у тебя. Иди, заводи свою машину.

– Людок, а водительские права?

– Разве будущей жене нельзя доверить свои документы?

– А если меня милиция…

– Не повторяйся.

– Ну, Людок! – Он восхищенно покачал головой и затрусил к своему «Форду».

Она так и знала, что всю жизнь будет вытирать ноги об эту тряпку. Неудивительно, что он неудачник. Именно такой ей и нужен. Хватит, отлюбила свое. И, тронувшись с места вслед за его машиной, она вдруг злорадно пробормотала:

– Только не надейся, что я буду спать с тобой в одной постели. Обойдешься.

Глава 6

Люда

1

– Женя, будильник!

– Угу.

– Вставай, Женя!

– Сама. Ты с краю.

– Он же с твоей стороны!

– Отвяжись.

– Да черт тебя возьми!

Она тяжелой грудью навалилась на мужа, переползла через него, потом протянула руку и хлопнула наконец изо всей силы по ненавистной кнопке. Все. Тишина. С брезгливостью почувствовала под собой рыхлое тело Якушева. Фу ты, какой пузень отрастил!

Муж снова спал, натянув на голову одеяло. После того, как умолк будильник, даже сладко всхрапнул, и Люда поняла, что и сегодня толку от него никакого не будет. Ни в постели, ни на работе. Впрочем, что касается постели, то это бывало так редко, что она даже успела забыть, когда в последний раз. Уж не год ли назад? А сколько всего прошло? Пять лет. Господи, долгих пять лет! Почти уже шесть…

Впрочем, почему долгих? Она столько работала все эти годы, что времени просто не замечала. Уезжала в офис рано утром, возвращалась ночью, бывало, что спала по три-четыре часа в сутки, не больше. И если поправилась, то это не от хорошей еды и спокойной жизни. Возраст, тут уж ничего не поделаешь. Когда женщине переваливает за тридцать, любая еда, если только это не соки или нектар цветочный, идет не на пользу, а во вред. Превращается в лишние килограммы. Она подошла к большому зеркалу.

Что ж, кожа еще гладкая, белая. Зато на животе складочки, бедра налились. Волосы опять отросли, а цвет их давно уже натуральный. С некоторых пор она перестала увлекаться всякой химией и носить парики. Зачем? Паспорт у нее теперь чистый, не какой-нибудь сомнительный, купленный на вокзале, фамилия в нем настоящая, принадлежит законному супругу. У нее солидный бизнес, собственный офис, отличная репутация. Людей, которые ее когда-то знали, судьба разбросала, и вероятность встречи с ними такая же, как у единственной монетки, которая случайно закатилась в единственную щель на полу. Да и то: с кем встреча-то? С бывшим мужем, который в тюрьме? Вряд ли он скоро оттуда выйдет. А если вдруг выйдет условно-досрочно, так что ж? В столице Тимку никто не ждет. С отцом повстречается? Что-то давно про него не слышно. Депутат Сальников исчез с экрана телевизора и из сводок с «полей сражений».

Она подумала, что теперь очень похожа на прежнюю Людочку Сальникову. И фигурой, и прической. Пухленькая, аппетитная, с каштановыми кудрями до плеч. И выглядит не так уж плохо. Только давно уже никакая она не прелестная девочка. Обычная баба, которой не повезло с мужиком, к тому же стервозная. Может, потому что не повезло? Нет у нее надежного плеча, есть половая тряпка, о которую только ноги вытирать. Она со вздохом глянула в зеркало: еще ничего, если приодеть. Но кому есть дело до ее внешности? Любовь прошла, романтика осталась в далеком прошлом.

Она со вздохом накинула махровый халат, прошла в ванную. Муж похрапывал, натянув до носа одеяло, и вставать не собирался. Вчера опять напился, проиграл в казино крупную сумму денег. Теперь он может себе это позволить. Сволочь.

Пять лет. Почти уже шесть. Она разделась, встала под душ. Уже можно чуть-чуть перевести дух. Расслабиться и задуматься о… Да черт возьми! О работе! О развитии бизнеса. Не вкладывать все до копеечки деньги в дело, а потратить что-то и на себя. Она забыла уже, что такое нормальный отдых. За границей, в шикарном отеле. Только не с этим толстым, частенько напивающимся вдрызг мужиком. Он все испортит. Раньше она думала, что муж не проявляет к ней интереса как к женщине лишь потому, что сильно устает. Но давно уже она везет на себе весь воз. Руководит компьютерной фирмой, которая за эти пять лет расширилась и стала приносить неплохую прибыль. А он как был, так и остался тряпкой.

Она напрасно надеялась, что эта тряпка будет валяться под ногами и молчать. Он быстро научился огрызаться. И в компании их общих знакомых делать вид, что это он глава семьи и единственный хозяин фирмы:

– Налей-ка еще, Людок!

– Сделай мне, Людок, бутербродик!

– А славно, Людок, я договорился насчет оптовых поставок с теми крутыми парнями?

– «Он договорился!»

Людок! Ее тошнило от одного этого слова. Кто сказал, что суффикс уменьшительно-ласкательный? Уменьшительно-пренебрежительный, вот какой. Она терпела только потому, что некогда было обращать на это внимание. И просто некогда устраивать скандал. Он пускал пыль в глаза, а она работала. Пахала. И лишь получив однажды передышку в этой пахоте по болезни, нашла время хрястнуть со всей накопившейся ненавистью по его лоснящейся от сытости морде:

– Я тебе не Людок!

Он быстро все понял. Стал называть ее уклончиво «Людой», но поведения своего не изменил. Она сама не понимала, зачем ей нужен этот человек и странные, пустые с ним отношения? При мысли о том, что можно родить от него ребенка, ей становилось дурно. Она понимала: изменить что-то ей по-прежнему некогда. Элементарно нет времени. «ЛЕЯ» забирает все. «Людмила и Евгений Якушевы». Сокращенно: «ЛЕЯ». «Людмила и…» Вот именно: Людмила. А Евгений сегодня опять будет дрыхнуть до обеда, а потом с важным видом появится в офисе и будет пыжиться изо всех сил, изображая из себя главного начальника. Господи, ну почему?!

Она боялась признаться себе в том, что терпит рядом эту тряпку, этого мерзавца только потому, чтобы знать: на свете есть еще большая сволочь, чем она сама. Чтобы смотреть на него каждый день и думать о том, что существует еще большая степень человеческой подлости и низости. Что она, Людмила Сальникова-Муратова-Якушева, гораздо лучше, чем этот жирный обжора и пьяница. И она его кормит, а не он ее.

…Она сидела за столом, пила кофе и думала о срочных делах, которые ждали ее именно сегодня. Машинально посыпала ломтик лимона мелкой солью и, не поморщившись, отправила его в рот.

– Какая мерзость! – раздалось вдруг над ухом.

Она вздрогнула и обернулась. Муж. Тоже в махровом халате, глаза налиты кровью, нос красный. Лицо нездоровое, заспанное.

– Здрасьте! – не выдержала она. Ох, как не хотелось начинать утро со скандала, но придется. И язвительно произнесла: – Очухался!

– Всегда тебе удивлялся: есть лимоны с солью! У меня при одной мысли об этом во рту становится мерзко!

– У тебя во рту мерзко не потому, что ты видишь, как я лимоны ем. Пить надо меньше. Кстати, рада, что ты поднялся с постели. – Она попыталась закончить это утро мирно, раз уж он вылез из-под одеяла и притащился на кухню. – На работу вместе поедем.

– На работу?! Да ты с ума сошла! Не заметила, что ли, в каком я виде?!

– Да ты первый раз, что ли, в таком виде? И зачем тогда тебя сюда принесло? Похмелиться?

– Денег дай, – хмуро сказал он.

– Здрасьте! – во второй раз хмыкнула она. – Денег!

– Это и моя фирма тоже.

– Тогда почему ты по ресторанам шатаешься, вместо того чтобы делами заниматься?! Почему ты у меня только берешь, а помочь не хочешь?! Почему я должна одна на себе все тащить?!

– Да потому что в любой нормальной семье один зарабатывает, а другой тратит! Была бы у меня нормальная жена, я бы вкалывал, а она бы по парикмахерским и массажным салонам ходила!

– Ха! Ты бы вкалывал!

– Что, не могу?!

– Не можешь.

– Не могу?!!

– Не ори.

– Дай денег, – повторил он.

– Щас! – она без лишних слов показала мужу фигу. С ним так и надо, по-базарному, иначе не дойдет. – Надоел. Сначала поезжай в офис, посиди в своем кабинете часиков до восьми вечера, поговори с теми, кто должен нам денег. Потом с теми, кому мы должны. Постарайся, чтобы первые отдали больше, а вторые спросили меньше. Тогда и побеседуем о процентах с прибыли.

– Почему? Ну почему я с тобой связался? – тоскливо провыл муж. – Ты же не просто стерва. Ты преступница. Да-да, преступница! Я сразу почувствовал, что здесь что-то не то. Но я выясню. Обязательно выясню! И про пистолет твой узнаю все. Где-то же ты его взяла, а?

– Ты мне угрожаешь?

– Люда…

– Ты мне угрожаешь?

– Люда. – Муж сразу же лопнул, как мыльный пузырь, который легонько ткнули иголочкой. – Я просто очень устал.

– Ха-ха! – Она уже не могла удержаться. – Он устал! Нет, милый мой, это я устала. Очень устала. И прибыль хочу вложить в новую жизнь, которую собираюсь начать.

– Люда!

Вот сейчас он по-настоящему испугался. Знает, мерзавец, что без нее все дело развалится. Теперь уже по-настоящему развалится, а не потому что так из лести говорят подчиненные. Она извлекла из жизни главный урок: ошибки делаются только для того, чтобы потом на них учиться. Нет больше Людочки Сальниковой. Нет бездарного руководителя, который знает, что убытки все равно будут покрыты из отцовского кармана. Теперь каждый сам за себя. Вот потому он так и трясется. И никакой он не неудачник. Он просто бездарь. И не умеет извлекать из жизни уроков. Поэтому и блеет дрожащим голосом:

– Ка-ка-какую еще новую жизнь?

– Что, боишься? Куплю себе новую квартиру и съеду. Подам на развод. Кстати, сегодня же позвоню в агентство недвижимости.

– Люда… – простонал он умоляюще.

– Ладно, не трусь. Я просто хочу поменять эту двухкомнатную квартиру на трехкомнатную и сделать перепланировку и нормальный ремонт. Купить новую мебель, пригласить хорошего дизайнера.

– Ах, это, – он почти успокоился. – Значит, у нас есть деньги?

– Тебя, как я давно поняла, только это интересует. Слушай, Якушев, ты завязывай со своими казино. Что там? Рулетка, стриптиз, девочки? А?

Он почему-то замялся:

– Мы же договорились…

– Я не лезу в твою личную жизнь, а ты в мою. Как же, как же, помню. Только я не думала тогда, что у меня не будет вообще никакой личной жизни. Разве это справедливо?

Она посмотрела на часы:

– Опаздываю. Насчет переговоров с должниками я, конечно, пошутила. Толку-то с тебя. Поедешь в банк. Возьмешь выписку о суммах, которые поступили на счет.

– Я… Голова…

– Заткнись. Хоть что-то ты можешь сделать? Если будешь себя хорошо вести, я в конце недели позволю тебе расслабиться. Дам денег на выпивку и даже на казино. И вообще: я собираюсь на юг. А лучше за границу. На курорт. Одна. Это что касается моей личной жизни.

– Как хочешь, – вяло согласился муж.

– Вот именно. Как я хочу. – Она очень выразительно выделила личное местоимение.

Потом пошла в спальню одеваться. Так и на работу можно опоздать, зато отношения с мужем выяснила. Надо время от времени прочищать ему мозги, чтобы не забывал, кто в доме главный. Одевшись, она заглянула на кухню. Муж пил крепкий кофе, морщась от головной боли. «Ничего, выживет!» – подумала она и крикнула:

– Не позже двенадцати жду тебя в офисе с выпиской! Слышишь? Не позже!

Закрыв за собой дверь, Люда не слышала, как Евгений Якушев пробормотал сквозь стиснутые зубы:

– Сука!

А после того, как ключ повернулся в замке, уже громче и с наслаждением повторил:

– Сука.

2

Это был день как день, не лучше и не хуже других. Мелкие дрязги между сотрудниками, капризные клиенты. Она давно уже научилась правильно обращаться и с теми, и с другими. Одни, как дети, постоянно ждут поощрений и похвалы, другие, тоже как дети, приходят, убежденные в том, что их непременно обманут, а уходят, поверив в то, что выгадали они. Потому что никогда не знают конкретно, чего именно хотят.

Уже во второй половине дня она нашла время, чтобы позвонить в агентство недвижимости. Новую жизнь надо начинать не с понедельника, а с новой квартиры. Не может же она позволить мужу спустить все в казино. Лучше заполучить нормальное жилье и любоваться каждое утро видом на красивый парк. Она так и сказала девушке из агентства:

– Я хочу видеть из окна деревья. Не чахлые прутики, а нормальный лесной массив. У меня есть двухкомнатная квартира, мне нужна минимум трехкомнатная. Большая, светлая, с двумя лоджиями, в престижном районе. Обмен с доплатой, разумеется. И плюс ваши комиссионные. Но чтобы все было законно, и люди порядочные.

– А в каком конкретно районе вы хотите квартиру?

– Девушка, я не миллионерша. Но женщина со средствами. Поэтому подберите мне варианты, а потом будем смотреть, что и как.

– Хорошо, хорошо, – само собой менеджер из агентства говорила голосом сладким. Ведь ей надо продать. – Я позвоню вам в ближайшее время.

– Не сомневаюсь.

Она повесила трубку. Не сомневалась Люда только в одном, в том, что ни за что не позволит себя надуть. Пусть даже и не думают предлагать что-нибудь сомнительное. Можно, конечно, обойтись в этом деле без посредников, через газетные объявления, но времени совсем нет. А на Якушева никакой надежды. Тряпка. Хорошо хоть очухался, съездил в банк. И потом честно отсиживал в офисе до шести часов вечера. Делал вид, что работает. Она даже с интересом послушала, как муж нанимает секретаря на телефоне. Зашла в его кабинет и минут пять смотрела, как девица демонстрирует свой бюст и хорошенькие ножки. Это надо же умудриться так сесть! В придачу сладкий голосок:

– Ах, ах, ах, я понимаю, что придется задерживаться сверхурочно… И в выходные… Конечно, я согласна.

Муж как-то вяло глянул в ее глубокое декольте:

– Э-э-э… Татьяна. Ну, с испытательным сроком на минимальный оклад мы вас…

– Одну минутку, – Люда рывком подвинула к себе стул, положила на стол бумаги, за которыми якобы пришла, и вцепилась в девицу. – Как насчет прописки?

– Временная регистрация у меня есть, – замявшись, пролепетала та.

– А что вы, простите, заканчивали?

– Ку… курсы.

– Ах, курсы. Ну-ка, садитесь за компьютер. Будем диктовать.

– За…

Она сразу же поняла, какие курсы заканчивала девица. Смотрит, не отрываясь, на Якушева, и по глазам ее все понятно. Ты мужчина, заступись. Я ведь под тебя собираюсь лечь. А с ним что? Не проснулся еще?

Девицу она, само собой, на работу не взяла. И не из-за благоверного. Черт с ним. Пусть крутит любовь хоть со всеми бабами подряд, только бы они в ее офисе работали как лошади. Девицу она завернула, потому что та была не из таких. Не из трудяг. Бездельница и вертихвостка. Да и муж, как ни странно, протестовать не стал. Неужели же у него есть постоянная любовница? Может, он все врет про казино? Надо бы выяснить, как обстоят дела. Люда уже знала, что постоянная женщина – это опасно. По опыту своего первого брака. Якушев трус, но не откровенный дурак. А врагов человек, занимающийся бизнесом, не может себе не нажить. И она, Людмила Якушева, их, естественно, нажила. Муж вполне способен ей подгадить, если захочет. Как хорошо, что она зашла сегодня в его кабинет! Звоночек прозвенел, и не обратить на это внимание нельзя. Иначе звоночек ударит по ушам колокольным звоном, который вполне может оказаться похоронным. Такое она уже проходила.

Она не забывала об этом звоночке до вечера. До девяти часов, когда решила, что на сегодня хватит. Дома первым делом с удовлетворением отметила, что муж на месте. Сидит, смотрит телевизор. Когда позвала, пошел вместе с ней ужинать. Люда сегодня следила за ним очень внимательно. Почему она раньше не замечала в нем некоторые странности?

– Якушев, у тебя что, постоянная любовница? – спросила она в упор.

– А ты против? – сразу оскалился он.

Люда ничего не ответила и подумала: «Может, попытаться его соблазнить?» В конце концов, она не самая некрасивая на свете женщина, есть и гораздо хуже. Она ушла в ванную и долго там плескалась. С отвращением вспоминала, как это у них случилось в первый раз. Она поначалу опрометчиво заявила, что ни за что не будет спать с ним в одной постели, но через два месяца сама пришла к нему на диван, просто потому, что стало холодно и скучно. Мелькнула глупая мысль, что она с этим человеком может обрести если не счастье, то хоть жалкое его подобие. Подобие действительно оказалось жалким, потому что он явно делал над собой усилие. И в итоге перебрался к ней в постель только из страха. Побоялся лишиться единственной в жизни опоры и средств к существованию. Неужели причина всему только то, что он ее панически боится?

Она вышла из ванной в дорогом кружевном пеньюаре, вылила на себя полфлакона дорогущих французских духов, и, зайдя в гостиную, решительно направилась к дивану. Уселась рядом с мужем и, поборов отвращение, провела рукой по его жиденьким волосам, вроде бы как лаская. Он машинально дернулся и сразу же отстранился.

– А поцеловать меня, например, ты не хочешь? – спросила она.

– Зачем?

– Когда ты последний раз со мной спал?

– Зачем?

– Тебе больше нравятся развязные девицы с большим бюстом, как та, что сегодня сидела у тебя в кабинете?

– Какие еще девицы?

– Ладно, не прикидывайся. Не зли меня, Женя. Если мне что-то надо выяснить, я выясню. И еще: я всегда получаю то, что хочу.

Муж покорно вздохнул, развернулся к ней лицом и вяло стал ее целовать. Люда мучилась отвращением к нему и убеждала себя: «Ведь ты же сама этого хотела!» Она прекрасно понимала, что страдают оба. И никому физическая близость не нужна, ни ему, ни ей. Что-то есть во всем этом ненормальное.

– Все, хватит, – отстранилась она. – Довольно.

– Послушай, заведи себе любовника, – осторожно сказал муж.

– Ты мне об этом говоришь! Ты! Мой муж!

– Но хоть какую-то часть моей жизни ты можешь не трогать?!

– Да чтоб ты провалился!

– Да чтоб ты сама сдохла! – прорвало наконец и его.

С самого утра они оба ждали продолжения утреннего конфликта. И Люде почему-то стало страшно. Она его испугалась. Этого никчемного человека, обжору, толстяка. Но она понимала, что нельзя показывать своего страха, если приходится жить в одной клетке со зверем. Даже если зверь изо всех сил делает вид, что он ручной. Она стиснула зубы, подошла к платяному шкафу, рванула дверцу и, выхватив оттуда подушку, швырнула ему в лицо:

– Подумай, Якушев. Как следует подумай. Я ведь хотела, чтобы у нас все было, как у людей. Одеяло возьмешь там же, в шкафу.

Она ушла в спальню, но никак не могла заснуть и все думала о том, что Женька держит камень за пазухой. Что он, как Тимка, готовится ударить ей в спину ножом, наверняка, скотина, замыслил какую-то подлость. И надо либо опять надевать парик и самой выяснять, что именно Якушев от нее скрывает, либо кого-то нанимать. Потому что его дальнейшее поведение непредсказуемо.

Но буквально через несколько дней с ней случилось такое, что муж был забыт, а вся ее жизнь изменилась полностью и без всяких новых квартир. Вернее, началось, конечно, с квартиры. Девушка из агентства недвижимости позвонила и сказала, что есть несколько неплохих вариантов.

– Не хотите посмотреть? – спросила она.

– Конечно, хочу. Но у меня очень мало свободного времени.

– Давайте я сама к вам подъеду?

– Нет, лучше уж я, – вздохнула Люда. Ей хотелось взглянуть на офис, на менеджера и на списки квартир из их базы данных. Возможно, как и ее собственные клиенты, она сама не знает толком, чего хочет. А следовательно, может удовольствоваться тем, что предложат. Но ведь есть и другие варианты. Только надо о них знать.

И она скрепя сердце оставила офис на Якушева, а сама поехала в агентство. Нет, все здесь было достойно. Конторка маленькая, но это ничего не значило. Может, они только начинают свою деятельность? И еще вполне добросовестны и порядочны, и недорого берут за свои услуги. Девушка-агент светилась улыбкой, словно фонарик, у которого пока не сели батарейки. «Экономнее надо расходовать такого рода энергию», – подумала Люда и спросила:

– Ну, что у вас есть?

Девушка тут же подала ей список подходящих вариантов, заговорила быстро-быстро, расхваливая достоинства каждой квартиры. Люда ее почти не слушала, смотрела список. Вдруг сердце ее оборвалось. Этот адрес. Не может быть! Вот тебе и единственная монетка, которая закатывается в единственную щель на полу!

– …насчет доплаты. Думаю, что с любым из владельцев мы сможем договориться. Зависит от того, какой суммой вы располагаете…

– Суммой. Ах да. – Она почти забыла, зачем сюда пришла. В голове за эти несколько минут пронеслись воспоминания пятилетней давности. Но, может быть, она ошибается?

– Вот это, – ткнула Люда в список. – Поподробнее, пожалуйста.

– Эта квартира? – удивилась девушка. – Честно говоря, я совсем не предполагала, что она вас заинтересует. Она слишком маленькая и не престижная. Просто мне хотелось, чтобы было побольше вариантов. Но вы не сомневайтесь, люди очень порядочные…

Она снова затараторила, а Люда, попросив кофе, дала себе передышку. Пила его мелкими глотками, почти не слушая, что говорит риелтор. Потом нашла в себе силы спросить:

– Фамилию владельца не припомните?

– Фамилию? Ах да, где-то у меня есть в бумагах, – заторопилась девушка. – Но зачем вам?

– Я хочу получить полную информацию, – попыталась взять себя в руки Люда. – Я же не прошу у вас его телефон. И не собираюсь обходиться в этом деле без посредника. Вы получите свои комиссионные. Фамилию, пожалуйста.

– Да-да, конечно. Вот. Ответственный квартиросъемщик Мареев Вениамин Викентьевич. Несовершеннолетние дети в квартире не прописаны, можете не сомневаться, мы проверяли. Самые большие проблемы возникают именно с несовершеннолетними детьми. Правительство Москвы очень заботится о том, чтобы не ущемлялись их права.

– А совершеннолетние?

– Что?

– Совершеннолетние дети прописаны?

– Не понимаю. – Девушка растерялась. – Там только трое зарегистрированы. Мареев Вениамин Викентьевич, его жена и взрослый сын.

– А дочь?

– Какая дочь? – Девушка снова зашелестела бумагами. Словно сухие листья посыпались на землю с веток. Люда невольно вздрогнула. – Здесь нет ничего о дочери. Она там не проживает. Ой, я, кажется, вспомнила! Я же у них была! Совершенно точно, что они в этой трехкомнатной квартире проживают втроем!

Нет ничего о дочери. Люда была абсолютно уверена, что фамилия Марины Мареева. Она не смогла бы этого забыть, и потом, она сама брала Тимкину любовницу на работу. То есть тогда еще Марина не была его любовницей. Потом был суд, а там эту фамилию склоняли на все лады. Потерпевший Мареев, свидетельница Мареева… Но главное, это адрес. Люда прекрасно помнила, как ехала той ночью с двумя баулами из квартиры, ключи от которой стащила из сумочки любовницы своего мужа. Но почему они сейчас делают обмен? Деньги нужны? И где Марина?

– Я хочу взглянуть на квартиру, – решилась Люда. – Это можно устроить?

– Конечно! – обрадовалась девушка. – Мареевым очень нужны деньги, и они давно хотели произвести обмен с доплатой. Но желающих как-то не находилось. Квартира, если честно, в не очень хорошем состоянии, – вдруг призналась она. – И метраж…

– Да-да, – рассеянно сказала Люда. – Главное, метраж. Но я бы все равно хотела взглянуть.

– Что ж, если вы настаиваете…

– А в субботу вас не устроит? Или если вам не удобно, то я одна съезжу.

– Нет, что вы! – заторопилась девушка. Видимо, боялась, что клиентка хочет обойтись без нее и комиссионные уплывут. – Я могу и в субботу! Без проблем!

– Хорошо. Тогда договорились.

Люда подумала, что так даже будет лучше. Меньше подозрений. Она приедет к ним домой в сопровождении агента. Хотя какие подозрения? Марины там нет, как утверждает эта особа, а с остальными членами семьи Мареевых она никогда не встречалась. И в суде они ее вряд ли запомнили. Но почему они меняют квартиру?

…Она мучалась этой мыслью до самой субботы. Пока рано утром не позвонила девушка из агентства и не сказала, что договорилась с хозяевами. Они будут дома и ждут их.

– У какого метро мне удобнее вас подобрать? – спросила Люда.

Позавтракав, она поспешно оделась и даже не стала будить мужа. Можно, конечно, в очередной раз испортить ему настроение, потому что с того злосчастного вечера они почти не разговаривали. А с другой стороны, много чести! Люда не сомневалась, что Якушев сегодня захочет напиться в честь субботы, но денег назло ему не оставила. И пусть только попробует наделать долгов. Сволочь.

В машине девушка-агент болтала не переставая, и Люда чувствовала, что начинает от нее уставать. Ну почему люди, которые едут в чужой дорогой машине, уверены в том, что обязаны за это развлекать ее владельца разговорами? Было бы гораздо лучше, если бы риелтор просто помолчала и дала ей подумать. Она машинально из вежливости кивала, стараясь сосредоточиться на своих мыслях.

Дверь открыл хозяин, Вениамин Викентьевич. Люда помнила его. Он давал показания против Тимура. И мать Марины Люда тоже узнала. Третьим, кто был прописан здесь, оказался парень лет двадцати с небольшим. Очень смазливый и необыкновенно похожий на свою сестру. Ее огромную фотографию Люда увидела в гостиной, на стене. Но самой Марины дома действительно не оказалось. Хотя Люда предполагала, что так оно и будет. Иначе она бы просто не решилась сюда приехать. Саму квартиру она не собиралась осматривать, прекрасно помнила и расположение комнат, и мебель, и обои на стенах. Ничего не изменилось за пять с лишним лет, только сильно обветшало.

Для вида она все же прошлась по комнатам, стараясь не слушать болтовню девушки-агента. Люда ждала возможности переговорить с хозяевами. Наконец все расселись за столом, хозяйка поспешила на кухню за домашними пирогами.

– А почему вы хотите обменять ее на двухкомнатную? – решилась Люда. – Вас же трое. Мальчик может в любой момент жениться. А там, глядишь, и дети пойдут.

– Ему прежде всего надо учиться, – сурово сказал отец. – Иначе в армию придется идти. А там сами знаете как. Он у меня один остался. Я просто не могу…

Его голос дрогнул. Он вдруг резко замолчал и потянулся к чашке с почти остывшим чаем. Люда посмотрела на портрет Марины, висевший на стене, и осторожно спросила:

– А разве это не его сестра? Очень похожа.

– Да. Сестра. – Хозяин квартиры зачем-то стал переставлять на столе вазочки с печеньем и конфетами. И повторил: – Сестра.

– Что-то случилось? – участливо спросила Люда.

– Она умерла. Год назад.

– Умерла?! – Люда никак этого не ожидала и с трудом нашлась: – Такая молодая?!

– Ее убили в нашем парке. Вечером. Ограбили и…

– Изнасиловали, – сама не зная почему, закончила она фразу.

– Да. Вы что, об этом слышали? Кажется, в какой-то газете писали.

– Я? – Люда испугалась. – Нет. Не слышала. То есть не читала.

У нее в голове билась мысль: «Неужели Тимка вернулся?! Но изнасиловали? Нет, он не мог. Он же любил ее! Нет, только не Тимка!»

– Я просто подумала, что молодая девушка в парке вечером, одна…

– Она была не одна. С молодым человеком.

– И что он?

– Тоже.

– Убит?

– Да. Теперь вы понимаете, почему мы хотим уехать из этого района. Ни я, ни моя жена просто не можем больше видеть из окна парк. И, конечно, деньги нужны. Очень. Пять лет назад нас ограбили, унесли все ценные вещи. Деньги, старинную икону, фамильное кольцо. С этого несчастья все и началось. Беды так и посыпались на нашу семью. Того парня, конечно, посадили, но вещи… Вещи так и не нашли. И сейчас даже продать нечего. Когда Марина была жива, она неплохо зарабатывала. Но теперь… А Лене надо обязательно доучиться в институте. Еще два года. Вы сами понимаете, это денег стоит. Мы оба пенсионеры, жена по возрасту, я по инвалидности. С тех пор как умерла дочь, не могу устроиться на постоянную работу, меня мучают сильные головные боли. Допустить, чтобы Леню забрали в армию я просто не могу. У нас с женой никого больше не осталось. И ничего не осталось.

Люда чувствовала, что девушка-агент начинает нервничать. Такого поворота в разговоре она не ожидала. И не знает, как себя вести. Как бы теперь от нее избавиться? И Люда сказала, обращаясь больше к хозяйке, которая принесла на подносе горячие домашние пироги:

– Я понимаю ваши проблемы. Очень сочувствую. Но, скажу честно, квартира мне не нравится. Поэтому вы, девушка, – она повернулась агенту, – можете ехать домой. Есть еще один вариант, который меня бы вполне устроил. На днях мы с вами созвонимся и обязательно туда поедем. А я задержусь на полчасика. Мне очень хочется хоть чем-то помочь этим людям.

Девушка исчезла, как только поняла, что здесь дело не выгорит. Люда спросила хозяина:

– А можно поговорить с вашим сыном? Я могла бы предложить ему работу.

– Конечно-конечно, – засуетился Вениамин Викентьевич и крикнул: – Леня! Леня, подойди, пожалуйста!

Люда смотрела на парня и чувствовала, как сжимается сердце. И вовсе не потому, что он такой смазливый. И очень похож на свою сестру. Просто его глаза… Они словно напомнили что-то. Жаркий летний день, спелые персики, рассыпавшиеся по полу, отчаянный Глебушкин взгляд. Та же детская наивность. Та же доверчивость. Хороший, неиспорченный мальчик.

– Сколько вам лет, Леня? – спросила она.

– Двадцать один.

– Студент?

– Да, я учусь. В МЭИ, на предпоследнем курсе.

– А в компьютерах вы что-нибудь понимаете?

– Да он целыми днями у приятеля пропадает, – неожиданно вмешалась мать. – Они все в какие-то игры компьютерные сражаются. Конечно, он понимает! Да что ж ты молчишь, Леня?

– Я не специалист в компьютерах, – честно признался он. Люда почувствовала к этому мальчику еще большую симпатию. Да, очень похож на свою сестру. Та тоже была честной и доброй. Только вот мужа у нее украла. – Мама, зачем обманывать женщину?

– Научитесь, – Люда почему-то не могла смотреть ему в глаза. – Приходите ко мне в офис в понедельник. Я очень жалею, что квартира мне не подошла, но обещаю, что на вашу зарплату вы, Леня, и родители сможете жить достойно. Вы доучитесь в институте. Обязательно.

– Спасибо! Большое вам спасибо!

Они благодарили ее, причину своих несчастий, от всей души. Люда поспешила сбежать, потому что вдруг отчаянно захотела плакать. И надо же было поддаться порыву и приехать в этот дом! Даже если бы ей самой заплатили огромные деньги, она бы ни за что не согласилась жить здесь!

Только в машине она вспомнила про своего первого мужа. Тимур Муратов. Смуглый красавец с глазами, загадочными и темными, как бархатная летняя ночь. Ее первая любовь. Неужели он вернулся? Как? Каким образом? За примерное поведение выпустили или… открылись новые обстоятельства? И он смог так поступить с Мариной?! Нет, невозможно! Он был добрый, ее Тимка. Несмотря на то, что так жестоко поступил с ней. Она это заслужила. А потом вдруг подумала: да, ее Тимка был добрый. Но люди меняются, когда попадают в другую среду. Разве она сама, высадившись со своего счастливого острова на материк, где царят отчаяние и безнадежность, не приспособилась к его суровым условиям? Разве не должен был он измениться, чтобы выжить в тюрьме, а потом на зоне? И кем он, интересно, стал?

Люда Тимку не боялась. Он даже не знает, что его жена жива. Мертвым не мстят. Но про убийство Марины надо на всякий случай выяснить подробнее. Хотя бы у Лени спросить. Хорошо, что она решила взять к себе на работу этого мальчика. Давно уже ее сердцу не было так тепло.

3

В понедельник утром она стояла под душем и неожиданно для себя напевала веселую песенку. В конце концов, что в ее жизни такого уж плохого? Она еще молода, богата и привлекательна. Здорова, что тоже немаловажно. А быть счастливой значит просто быть счастливой. Независимо ни от кого, а тем более от обстоятельств. На улице весна, март месяц. Будет и апрель, потом обязательно придет май. А потом и лето. И она устроит себе отпуск. Впервые за пять лет.

Даже муж не мог сегодня вывести ее из равновесия. Ах, у него любовница? Он опять вчера напился? Быстрее сопьется – быстрее сдохнет. А у нее с сегодняшнего дня будет работать Ленечка. Она его про себя уже так называла, хотя в офисе решила обращаться официально и обязательно на «вы». И пусть Якушев лопнет от злости.

Якушев от злости не лопнул. Когда она почти насильно втолкнула Леню к нему в кабинет со словами:

– Заходи, заходи, это наш генеральный директор, – муж отчего-то засуетился и покраснел, как вареный рак.

– Надеюсь, ты не против, что я взяла этого молодого человека на должность менеджера по работе с клиентами? – грозно спросила его Люда.

– Да почему же я должен быть против? – Он как-то виновато втянул голову в плечи. Потом сел в свое «генеральное» кресло и заерзал в нем, словно ему жгло ляжки. Затем вдруг вскочил: – Если ты занята, я сам могу показать молодому человеку наш офис.

– Ты? Показать? Что ж… Леня, подожди в приемной.

Когда свежеиспеченный менеджер по работе с клиентами вышел, Люда подошла к мужу, схватила его за галстук и рывком притянула к себе:

– Если ты только посмеешь… Посмеешь намекнуть на его некомпетентность и создать у мальчика комплекс неполноценности… Если он после первого же рабочего дня захочет отсюда уйти… Я тебя застрелю. Клянусь.

– Люда! Я и в самом деле ничего не имею против твоего протеже! Я даже рад, что наши симпатии хоть в чем-то сошлись.

– Ах, ты рад! Тогда я рада, что ты рад. У меня действительно сегодня много работы. Я уезжаю на переговоры, а ты представь его сотрудникам и отведи в торговый зал. Пусть присматривается.

Она не ожидала, что муж будет так послушен. А тот словно изо всех сил старался ей угодить. К новому менеджеру был очень внимателен, расспрашивал вечером в своем кабинете, как ему понравилось на работе, нет ли каких-нибудь проблем. Но проблем у Лени не было ни в тот день, ни после. Люда часто ловила себя на мысли, что он похож на сестру не только внешне. Та же удивительная доброта, открытость и почти детское обаяние. Взрослый ребенок, милый, доверчивый. Доброжелательный к людям от природы, а не потому, что так по должности положено.

Странно, но ее отношения с мужем сделались ровнее. Он стал чаще бывать в офисе, чему Люда несказанно удивилась. Неужели так напугался? Что ж, нет худа без добра. Зато она вплотную могла заняться новой квартирой. Все-таки девушка-агент ее дожала. Звонила до тех пор, пока клиентка не согласилась на очередной вариант. Теперь надо было оформлять документы и готовиться к переезду. Ремонт Люда решила заказать на тот период, когда сама приедет с юга. Приедет, разберется с подрядчиками и с месяц поживет на даче. И Якушева отправит туда. Дача недалеко от Москвы, оттуда вполне можно ездить на работу. А в начале сентября они переберутся в новую квартиру. Как-то за ужином она посвятила мужа в свои планы.

– Значит, ты собираешься ехать отдыхать? – спросил он.

– Я тебе об этом уже говорила.

– Одна? – поинтересовался муж вкрадчиво.

– Еще не решила.

– Что ж.

– Ты не возражаешь? – она нацелилась вилкой прямо ему в лоб. Пусть только что-нибудь вякнет.

– Люда, разве я когда-нибудь нарушал наш договор?

Она насторожилась:

– Постой-постой… Значит, я на юг, а ты привезешь на нашу дачу какую-нибудь девицу… Нет, Якушев, этого не будет.

– А что ты сделаешь? Сторожа мне наймешь? – он оскалил желтые зубы.

– У тебя совесть есть?

– Со-о-овесть? – расхохотался муж. – По-моему, мы с тобой лишились ее, как новобрачные невинности, в одну и ту же ночь. Помнишь ее? Когда мы с тобой платочком отпечаточки-то вытирали?

– Нет, Якушев, ты ошибаешься, – прошипела она. – Ты вообще без нее родился, без совести, и никакой невинности лишиться просто не мог, ты от рождения сволочь, а я… Да что ты вообще про меня знаешь?

– Если бы я про тебя что-то узнал, я бы вышвырнул тебя из дома и из офиса моей фирмы в тот же день и был бы наконец счастлив! И близко бы тебя не подпускал, шантажируя прошлым.

– Вот даже как? – Сказано было с чувством, и Люда вполне оценила степень неприязни мужа к себе. – И чем, интересно, я тебе так мешаю?

– Ничем, – он сразу замкнулся. – Слушай, а где ты откопала этого Леню?

– Какая разница?

– Так. Интересно. Ты ему покровительствуешь, насколько я понял?

– Допустим.

– И какие у тебя к нему чувства?

– Материнские.

– Вот как? – он откровенно иронизировал. – А мальчик-то смазливый.

– Меня это не касается. Он почти на тринадцать лет меня моложе. Некоторые даже рожают в тринадцать лет.

– Ну, положим, что не в тринадцать. Но раз ты ему как мать, пригласила бы в гости, что ли.

– Зачем?

– Быть может, мы станем ему семьей? А? Ма-ма-ша.

– Если не считать твоего хамства, то мысль рациональная.

– Давай не будем ссориться, Людок.

– Что-о?

– Пардон. Мне просто показалось, что ты в последнее время подобрела.

– К тебе это не имеет никакого отношения. Давай спать, завтра на работу.

Она посмотрела, как муж полез в шкаф за подушками и постельным бельем. И словно нехотя намекнула:

– Можешь вернуться в общую спальню, пока у каждого из нас не будет по своей отдельной комнате. Стирки меньше. На прачечной сэкономим.

Муж сделал вид, что не заметил ее иронии, и покорно перебрался в спальню. Это был знак окончательного примирения, если так можно назвать чувства змеи и ядовитого паука, заключенных в одну клетку. Копят силы, чтобы нанести решающий удар, а покамест затаились. Люду такой расклад устраивал.

…Она искала предлог, чтобы сблизиться с Леней естественно и без напряжения, но все никак не могла найти. Нельзя же просто платить ему больше, чем другим, ничем этого не объясняя? Люда чувствовала, что должна ему очень и очень много. За то, что так получилось с его сестрой, за то, что причинила его семье. Она не обманула мужа насчет материнских чувств. Подсознательно ей, как прирожденной эгоистке, всегда хотелось заполучить уже взрослого ребенка. Кем-то рожденного, выкормленного, вылеченного от бесчисленных детских болезней. Но чтобы окончательную точку в его воспитании поставила именно она, и ей он был за все благодарен. В том числе и за сделанное для него другими. К тому же Леня удивительно напоминал ей Глебушку, от кого единственного Люда хотела бы иметь ребенка, но судьба распорядилась по-другому. Она много лет искала подходящий объект для нежности и забот, но только не любовных, а иных. Каких, она сама пока не могла объяснить. Она не знала, в чем состоят материнские заботы, и понимала их по-своему.

Как и ее муж, посторонние оценили бы ее внимание к Лене иначе. Люде, в сущности, было на их мнение наплевать. Пусть думают, что хотят, лишь бы Леня так не считал. Его наивность и неискушенность была тем щитом, которым она решила прикрыться. Но куда с ним пойти? Посидеть, поговорить, узнать, чего ему хочется и что он не может себе позволить. Люда даже не представляла, куда сейчас ходит молодежь. На дискотеку? Она уже старовата для таких мероприятий. На концерт? Слушать современную музыку, в которой она ничего не понимает? В музей? Смешно. В театр? А под каким предлогом? И не в кино же. Непонятно, как и с чего начать это сближение.

Начать Люда все-таки решила с работы. Так проще. Пусть она будет готовить из него, допустим, перспективного руководителя отдела. Кадры надо растить самим. Что может быть естественнее, чем сидение допоздна над счетами и сведение баланса? Он должен к ней привыкнуть. А не теряться от любого ее вопроса и не заливаться румянцем:

– Да, Людмила Сергеевна. Я все сделаю, Людмила Сергеевна.

Она не хотела быть для него Людмилой Сергеевной. Не хотела быть начальницей, работодателем, случайным человеком, который как пришел в его жизнь легко, так же легко может из нее и исчезнуть. Она все чаще просила Леню задержаться и подсовывала ему срочную работу.

– Вот тебе пачка счетов, вот выписка из банка. Ищи, вычеркивай суммы, поступившие на счет. Потом пройдись по балансам наших клиентов. Посмотри, у кого большая задолженность. Завтра позвони им, выясни, почему не переводят деньги.

– Я?!

– Но я же не могу все успеть.

– А Евгений Борисович?

– Видишь ли… – «Господи, как же ему объяснить-то?» – У него другой круг обязанностей.

– Он с поставщиками договаривается, да?

– Он? С поставщиками? – Люде хотелось смеяться. Да уж, Якушев договорится! – Ну, вроде того.

– А вы давно замужем, Людмила Сергеевна?

– Что? – «Наконец-то! Вопрос лично ей, а не по делу!» – Пять лет. Много это или мало?

– Ну…

– Все понятно. Если вычесть это из твоих двадцати с небольшим, то много. А если из моих тридцати, ну, скажем, тоже с небольшим, то, наверное, не очень. Как ты считаешь?

– Не знаю. Мне кажется, что тридцать лет это само по себе ужасно много. Ой, извините!

Если бы у нее были какие-то виды на этого мальчика, она бы обиделась. И сильно расстроилась. А так просто весело рассмеялась:

– Согласна. Когда мне было двадцать, мне тоже казалось, что в тридцать лет женщина – древняя старуха. А сейчас кажется, что в сорок. А в сорок будет казаться, что в пятьдесят, ну и так далее.

– Но я же не сказал старуха. Просто… Это же другое поколение, да?

– Но Людмилой Сергеевной меня звать не обязательно, – вывернулась она.

– А как?

– Просто Людмилой.

– Да? А можно?

– Запросто. – У нее было прекрасное настроение. Они уже почти друзья.

– Хорошо. Людмила, проверьте, пожалуйста, правильно ли я все сделал.

Она со вздохом сожаления подвинула к себе пачку счетов. Как же все это осточертело, балансы, фирма, да деньги нужны! Ей снова надо зарабатывать эти проклятые деньги, и конца-края не видно. Страх перед нищетой у нее сильнее всех других инстинктов, в том числе инстинкта самосохранения. Просматривая счета, Люда спросила:

– Леня, а что ты делаешь в выходные?

– В какие?

– Ну, не знаю. Я так, безотносительно.

– Дома сижу. Смотрю телевизор. Хожу в гости к другу.

– Это к тому, с которым вы вместе в компьютерные игры режетесь?

– Да.

– А ты хочешь свой компьютер?

– У меня есть. Старенький.

– Видеокарта игрушки не тянет, как я понимаю, вот ты и ходишь к приятелю. Хочешь новый, самый современный компьютер.

У него глаза загорелись:

– Конечно! Но это дорого!

– Можешь взять на свой баланс, – стараясь казаться равнодушной, сказала она.

– Как это?

– Очень просто. Я занесу на твой баланс стоимость компьютера и буду вычитать понемногу из зарплаты. Ну, вроде как в рассрочку.

– Здорово! А можно? – Леня очень обрадовался.

– Почему нет?

– Здорово! – еще раз повторил он.

Люде стало так легко, как будто она уже вернула часть своего долга. Хотя жизнь человеческая не компенсируется никакими материальными ценностями. Как бы расспросить его о том, что же все-таки случилось с Мариной? Может, в машине по дороге домой? Несколько раз она уже подвозила Леню. И в этот вечер тоже довезла до самого подъезда на своей новенькой «Тойоте». Почти такой же, какая была у нее пять лет назад. Пристрастие именно к этой марке она сохранила еще с тех пор, как была прелестной девочкой Людочкой Сальниковой.

Довезла, так и не решившись начать неприятный для него разговор. Люде казалось, что смерть сестры Леня тяжело переживает до сих пор. Он вылез из машины очень довольный, потому что девочки у подъезда открыли рты и удивленно примолкли. Лене, видимо, очень хотелось перед ними порисоваться. Люда улыбнулась и надавила на газ. Он привыкнет к такой жизни, и дальше ей будет легче. Купит ему машину, потом отдельную квартиру, кучу модных шмоток…

Недели через две она набралась смелости и пригласила его в театр. Да, все-таки в театр на вечерний спектакль. Не на детский же утренник, и не в Музей изобразительных искусств. Слава богу, что из обязательных для детей походов по культурным учреждениям он уже вырос, как из коротких штанишек. А театр… Это, по крайней мере, вечер.

Конечно, она сказала, что купила билеты для себя и Евгения Борисовича, но он очень занят и пойти не может, а пьесу ей посмотреть хочется. А поскольку это будний день и все равно им придется сидеть над документами вдвоем, так, может, тем же составом и пойти? Люда просто восхищалась собой, своей изобретательностью. Благодаря ей они теперь сидят в партере в темном зале, на сцене идет какое-то действо, и ей хорошо, как никогда. Быть может, это оттого, что она открыла для кого-то целый мир, который прекрасен, хотя самой уже слегка поднадоел?

Пьесу она не запомнила, да и какая ей разница, что это за пьеса? А на следующий день неприятно резанула слух фраза, брошенная кем-то из сотрудников:

– А наш-то Ленечка уже с начальницей по театрам ходит.

«Откуда они узнали?» – подумала Люда с неприязнью. Да и муж не преминул заметить:

– Это твое материнское чувство заставляет тебя по вечерам таскать с собой повсюду смазливого мальчишку? Начала с культурной программы, а закончится все, как я понимаю, кабаком и постелью.

– Не твое дело, – огрызнулась она и увидела в ответ его неприятную ухмылку.

Если бы муж был к Ленечке слишком придирчив, нагружал его работой или делал бесконечные замечания, она бы эту сволочь просто на клочки разорвала. Как старую половую тряпку, негодную больше даже на то, чтобы вытирать о нее ноги. Но Якушев по-прежнему вел себя странно. Он, словно собака, принюхивался и сторожил. Чего или кого? И каждый день появлялся на работе.

В воскресенье, когда она выманила Леню на прогулку в парк, а потом завезла его к себе поужинать, муж оказался дома. Трезвый, надушенный дорогим одеколоном, хотя и в халате по-домашнему.

– Якушев, дать тебе денег, чтобы ты убрался к девочкам в сауну или в казино? – спросила она, поманив его на кухню.

– Нет, спасибо, – отказался тот. – Я бы предпочел поужинать с вами.

– Это неинтересно. Мы будем говорить о работе.

– И я бы мог поговорить о работе.

– Это ревность? – в упор спросила она. – Ты меня к нему ревнуешь?

– Считай, что так.

Она только плечами пожала, потому что все, кто думал о романе между ней и Ленечкой, были дураки. И муж первый. Напрасно он сидел вместе с ними за столом и пытался быть остроумным. Все вышло не так, как она хотела. Мальчик стеснялся, Якушев травил пошлые анекдоты, а она чувствовала себя глупо. Любовный треугольник? Как бы не так!

– Леня, где ты познакомился с моей женой?

– Она приехала к нам насчет обмена квартиры.

– Я же тебе рассказывала, – хмуро заметила Люда.

– Ах, да. Какая-то печальная история. Что-то случилось с твоей сестрой, из-за чего моей доброй жене стало вдруг всех вас жалко.

Она мгновенно среагировала на подколку. Не понравилось, как было произнесено слово «доброй».

– Я попросила бы тебя не касаться сегодня за ужином этой темы. Только ты можешь жевать, чавкать, говоря о смерти своих близких.

– Потому что я толстокожий бегемот, да? Жирный, неповоротливый, глумливый. Леня, у моей жены сорок восьмой размер. Того самого, на чем сидят. Мягкого места. А размер того самого, на чем носят лифчик…

– А твое то самое, что мелет всякую чушь, не заткнется, часом? Я имею в виду твой поганый рот. У человека несчастье случилось, а ты в душу лезешь.

– Да все в норме, – неожиданно сказал Леня. – Уже год прошел. Сначала, конечно, было страшно. Я привидений боюсь. Я же сплю в ее комнате. Все время казалось, что сестра за мной придет. Всякое же рассказывают.

– А чем же ее… их… – все-таки спросила Люда. – Как их убили?

– А ничем. В полиции сказали, что парень, который был с сестрой, умер от сильных ударов в грудь, в область сердца. А Марина… У нее шея была сломана. Перебиты позвонки. Всего один удар, зато смертельный.

Люда похолодела. Голыми руками. Ну и ногами, разумеется. Неужели это все-таки Тимур? Как страшно!

– Да всяких теперь развелось, – сочувственно сказал Якушев. – Маньяков.

И вдруг неожиданно:

– Леня, а со мной ты в театр не хочешь сходить? Или на концерт? Чем сейчас молодежь увлекается?

– С ума, что ли, сошел? – не выдержала Люда. – На концерт он собрался! Еще скажи, что ты от рэпа, как это называется, тащишься. Да ты уснешь, даже если возле тебя десять симфонических оркестров будут изо всех сил надрываться! Тоже мне, любитель музыки! И вообще, пора кофе пить. Леня, я тебя отвезу, если хочешь.

– Людмила, вы не беспокойтесь. Я и на метро могу доехать.

– Зачем же? Сегодня выходной, у меня нет никаких дел.

Она поднялась, подошла к мужу, прошипела ему в ухо:

– Якушев, помой посуду. Оторви от стула то самое, на чем сидишь, и скажи спасибо, что я не назвала его размер.

Он улыбнулся:

– Ладно, милая, один – ноль. Но партия еще не закончена.

Она не поняла. Не услышала. Не хотела слышать. Тот случайный звоночек был забыт, Люда уже не помнила, как опасно расслабляться. Давать волю чув-ствам. Она ехала со своим дорогим мальчиком по столице, сияющей вечерними огнями, и была бы рада хоть сегодня завернуть этот огромный город в красивую обертку и подарить его Ленечке. А тому очень нравилось ехать в дорогой красивой иномарке. Он слушал музыку и глазел по сторонам.

– Леня, твои родители довольны? – спросила она.

– Что? Да, очень.

– Вам хватает?

– Чего?

– Денег.

– Да, конечно.

Люда удивилась:

– Неужели же трем взрослым людям может хватить на жизнь твоей менеджерской зарплаты и двух пенсий?

Он тоже удивился:

– А почему не может?

– Твои родители пенсионеры. Мама по возрасту, папа по инвалидности. Им уже не так много надо. Но тебе? Разве ты не хочешь, например, красивую одежду? Машину?

– Такую же?! – восторженно спросил он.

– Хочешь такую?

– Но…

– Все будет зависеть от тебя. От тебя, от тебя… – промурлыкала Люда. Неужели ее совесть отныне может быть спокойна? Как хорошо, что она встретила этого милого мальчика! Но почему он так крепко задумался?

– Леня, о чем думаешь?

– Ни о чем. Еду.

– Мы почти приехали. Смотри, там опять девушки. У подъезда. Ну, вылезай, покрасуйся.

Люда улыбалась. Она гордилась своим мальчиком совсем как мать. Пусть эти девочки знают, что он завидный жених. Красавец, умница. И деньги у него есть. Ее деньги. Поэтому и девушка его должна быть особенной. Настоящей принцессой.

Она подождала, пока Ленечка скроется в подъезде, и только тогда поехала. Теперь можно не спешить. Когда жизнь становится интересной, ее надо смаковать, а не выпивать залпом, одним жадным глотком. Смаковать как хорошее вино, которое только слегка опьяняет, а не оглушает крепостью и горечью. И от этого легкого опьянения становится легко и радостно, и хочется двигаться, дышать, петь, а не просто забыться.

Глава 7

Ляля

1

Пришла настоящая весна: зеленая кисея опутала ветви деревьев, и на заждавшуюся землю обрушилась первая майская гроза. Лес умылся и расцвел. Воздух не просто согрелся, он пропитался насквозь весенними ароматами и пьянил после каждого глотка. Женщины надели мини-юбки, а мужчины совсем потеряли голову и стали улыбаться каждой.

Документы на обмен квартиры были готовы. Люда всей своей кожей чувствовала, что пришла долгожданная удача. Все получалось, события развивались по нарастающей. Еще немного, и у нее будет новое жилье и новая, счастливая жизнь. Она уже решила, что в июле поедет в отпуск на две недели. За границу. И хотя дела идут успешно, никакой дорогой экзотики она себе, конечно, не позволит. Свои деньги, не папины, которые легко пришли, и поэтому тратить их было не жалко. Можно поехать, например, в Турцию, и отдохнуть там не слишком роскошно, но вполне достойно. Только с кем?

Потом она вдруг подумала: как это с кем? С Ленечкой, разумеется. Пусть мальчик отдохнет как следует, поплавает в море, посмотрит на тамошнюю природу и пофлиртует с красивыми девушками. А курортный роман она может завести прямо в отеле. С кем-нибудь из отдыхающих или даже местных. Не получится, так что ж? Можно насладиться тем, как развлекается милый мальчик.

– Леня, у тебя загранпаспорт есть? – спросила как-то она.

– Нет, конечно. А зачем?

– Ну, ты бы мог поехать летом отдохнуть куда-нибудь за границу.

– Я?!

– А почему бы нет?

– У меня же сессия летом.

– Сессия в июне, а можно досрочно все сдать. Кстати, тебе времени на учебу хватает?

– Да. Сейчас с этим без проблем. В том смысле, что можно и учиться, и работать.

– Так что? Хочешь поехать за границу?

– Но я там никогда не был! И не поеду никуда один.

– Я тебя понимаю, – улыбнулась Люда. – В первый раз одному страшно. Да еще в таком м-м-м… нежном возрасте.

– Если бы с кем-то… Нет, один не поеду.

– А со мной?

– С вами?!

– Я бы тебе все показала. Там очень красиво. В хорошем отеле, на берегу моря.

– Это как-то… неудобно.

– Кому? Мне, например, очень удобно. Я просто еду отдыхать. А ты будешь вроде сопровождающего. Чтобы мужчины не искали знакомства с одинокой женщиной.

Она улыбнулась.

– А почему они должны искать знакомства? – наивно спросил Леня. Люде вдруг захотелось пококетничать:

– Разве я такая уж непривлекательная и старая?

– Нет. Привлекательная, – тихо сказал он.

– Вот видишь. Не переживай: путевками и паспортами я займусь сама. Ну что такое? В чем дело? Почему ты распереживался?

– Я еще так мало здесь работаю. Разве мне положен отпуск?

– Это всего на две недели. Я тоже не могу оставить фирму надолго. А ты отдохнешь в счет отпуска, который будет, ну, скажем, через полгода.

– Нет, все равно не могу.

– Почему?

– Это дорого.

– Дорого? Ха-ха! Ну, считай, что я забочусь о здоровье своих сотрудников. Путевки за мой счет. Почему же ты покраснел?

– Разве вы уже ездили отдыхать с кем-нибудь из сотрудников?

– Я вообще не ездила отдыхать, – резко сказала она. – Целых пять лет. А насчет заботы о сотрудниках… Скажи, кто сейчас больше тебя работает? Ну, кто?

– Не знаю. Я за другими не слежу.

– Да? А ты последи, последи. Кто до ночи засиживается за компьютером? Кто мне помогает больше всех?

– А ваш муж?

– Что муж?

– Он разве не может с вами поехать? В качестве сопровождающего?

– Муж?! – Люде на мгновение стало дурно. К горлу подкатила тошнота, как всегда, когда она думала о Якушеве. О его жирном брюхе, редких волосенках и ядовитом жале, его языке. Две недели жить с ним в одном отеле, в одном номере? Ну уж нет!

– Видишь ли, Леня. Мы с Евгением Борисовичем не можем вместе уехать. Кто-то из нас должен остаться в Москве и контролировать, как идут дела. Сначала я поеду отдыхать, потом он. Понятно?

– Да, конечно. Но что он скажет?

– Вот увидишь, Евгений Борисович будет ужасно рад.

На самом деле реакция мужа показалась ей странной. Вопрос о том, что жена едет отдыхать за границу, был уже решенным. И поначалу Якушев этому несказанно обрадовался. Он делал вид, что суета с загранпаспортами его не касается. Но однажды услышал, как Люда говорит по телефону, и удивился:

– Паспорта? Ты сказала, паспорта, а не паспорт?

– А что тебя удивляет?

– Уж не обо мне ли ты так заботишься?

– И не мечтай. У тебя давно есть загранпаспорт, а у меня нет.

– И это странно, – задумчиво сказал он. – У меня всегда было ощущение, что ты объездила весь свет.

– Я просто работала в туристической фирме.

– Возможно. Работала. В туристической фирме. И у тебя нет загранпаспорта?

– Ну и что? Сапожник без сапог, – пожала она плечами.

– Если бы речь шла о каком-то другом сапожнике… – Она прекрасно знала этот внимательный взгляд. Муж что-то замышлял, и Люде это не понравилось.

– Не цепляйся к словам, Якушев. Допустим, он у меня был, но просрочен. Я пять лет никуда не выезжала.

– Так был или нет?

– Какая разница?

– Это может означать только одно: до замужества со мной у тебя было что-то не в порядке с документами. Уж не поддельные ли они?

– Ага. На вокзале паспорт купила.

Люда прекрасно знала, что если он чему-то не поверит, так это правде. Так и есть. Рассмеялся, идиот.

– Ладно, не заливай. Насчет твоего загранпаспорта я уже все для себя прояснил. А для кого же второй?

– Для одного молодого человека.

– Вот как?

– А тебя это удивляет? Я решила воспользоваться своим правом на личную жизнь, согласно нашему договору. Ты же своим активно пользуешься, насколько я знаю?

– Что ж, я рад, что у тебя появился любовник. Женщина без этого просто звереет. А ты последнее время изменилась к лучшему, – задумчиво сказал он.

– И тебе не интересно, с кем я поеду?

– Нисколько.

– Прекрасно. Тогда учти, что одного твоего сотрудника две недели не будет на работе. Это за мой счет.

– Ба! Как интересно! А как мы были против служебных романов! Как мы бдили, не принимая на работу смазливых грудастых девиц!

– Вот и тебе надо было бдеть.

– Что значит мое слово против твоего?

– Ага! Получается, ты это признаешь? Что я везу воз, а ты на нем едешь?

– Милая, женщину никто не заставляет становиться лошадью. Она от жадности добровольно накидывает на свою шею хомут. И но, лошадка! Поехали!

Он даже языком прищелкнул, как извозчик. Люда взвилась:

– А если мужик ни «тпру», ни «ну»? Что, на всю жизнь завязнуть в болоте?

– А там не так уж плохо. Кто сказал, что надо, выбиваясь из сил, тащить свой воз, все равно на погост? Мы все там будем, и богатые и бедные. Это тебе денег мало, расширяться собираешься, а мне в самый раз.

– Замолчал бы ты, Якушев. Сиди в своем болоте и не квакай. Я не хочу продолжать этот глупый разговор. Короче, в июле месяце две недели обойдешься без меня и без Ленечки.

– Без кого?!! – Он аж в лице изменился.

– Что это с тобой?

– Да ты же сама говорила, что он еще ребенок!

– Ну и что? Пусть мир посмотрит.

– Нет, ты с ума сошла!

– В любом случае, не твое дело.

– Люда!

– Это вопрос решенный.

– И он согласен?!

– А почему нет? Кому ж неохота отдохнуть на шикарном курорте, да еще за чужой счет?

– Значит, ты его покупаешь?

– Замолчи!

Муж трясущимися руками пригладил редкие волосенки. Люде противно стало на него смотреть. Как баба, в самом деле. Тряпка. Губы трясутся:

– Люда, я тебя прошу…

– Нет.

– Я начинаю думать, что отношения между вами не такие уж невинные.

– Господи, да не ты ли только что говорил, будто сильно обрадуешься, если у меня появится любовник!

– Да… Извини, мне что-то нехорошо. Нервы. Выпить есть у нас?

– Не знаю.

– Как не знаешь?! Как это ты не знаешь?! – взвизгнул он. – Ведь ты от меня бутылки прячешь по всем углам!! Где виски?! Стерва, вот ты кто! Настоящая стерва!!! Отдай, слышишь?! Немедленно все отдай!!!

Она попятилась в испуге. Да у него же самая настоящая истерика! Еще убьет, не дай бог! Люда метнулась в ванную комнату, где в баке с грязным бельем спрятала недавно початую бутылку виски:

– На! Подавись, алкоголик!

Муж проворно схватил ее и сделал жадный глоток прямо из горла. А она смотрела, как он пьет виски, потом дрожащей рукой вытирает губы, и почему-то слышала в ушах колокольный звон. Тот самый, похоронный.

2

Якушев сразу сник и успокоился. А потом ударился в запой. У Люды возникла мысль, что он переживает личную драму. Любовница, что ли, бросила? Но думать об этом было некогда. Она знала, что оставить ему дела можно только в идеальном порядке, иначе концов потом не найдешь. Если и произойдет за две недели ее отсутствия катастрофа, то пусть она будет не глобальной. Летом в деловом мире затишье, клиентов мало, половина сотрудников в отпусках. Ничего, справится.

И она стала не торопясь, смакуя предстоящий отдых, обзванивать туристические агентства, чтобы заранее знать, куда обратиться за путевкой. Пусть только попробуют ее надуть, она в туристическом бизнесе собаку съела.

– Алло? Меня интересуют услуги, которые вы предлагаете за указанную в рекламе цену. Что?! Нет, спасибо. …Алло? У вас тут в рекламе указана цена на путевки. Меня интересуют средиземноморские курорты. Ну да, все подробности. Сколько раз питание, вы говорите? А обед что, не входит? Нет, спасибо… Алло?..

Она сама не знала, почему решила заехать именно в это агентство. Название ей ни о чем не говорило. Какой-то там очередной рай. Должно быть, не рай, а раек, за такие смешные деньги. Если только не начнут раскручивать ее на запредельную цену. Но ничего, она себя обмануть не даст. Не на ту напали.

На самом деле Люда испытывала легкую ностальгию по тем временам, когда сама раскрывала перед клиентами перспективы роскошного отдыха на комфортабельных курортах Средиземноморья. Когда-то она бывала на многих. И работа ее в туристическом агентстве была легка и необременительна. И просчеты застрахованы богатым папой.

А что теперь? Теперь она смотрит на все как гостья: вывеска на фасаде, давно уже требующем капитального ремонта, небольшое помещение, сплошь завешенное красочными рекламными плакатами, скромный интерьер, типичные офисные столы да словно вылепленные из воска пальмы в кадках. Люда была уверена, что никогда здесь раньше не бывала. И женщина, прошедшая мимо с толстой пачкой глянцевых рекламных буклетов, ей не знакома. Ну, в самом деле, разве похожа эта белобрысая корова на ее стройную красавицу мачеху? Люда отмахнулась от этой мысли, прежде чем поняла, что всякое в жизни случается. Потому что другая женщина, молодая и стройная, вдруг обратилась к толстой по имени-отчеству:

– Варвара Леонидовна, а факс, который вы мне на стол положили, отправлять?

– Да, конечно. И не на автомате, а проследи, чтобы получили.

Нет, голос у нее не изменился. Приторно-сладкий голосок синеглазой красавицы, акулы только слегка осип. Пьет? Курит? Люда никак не могла заставить себя подняться из кресла. Сидела, словно приросла к нему, и красочный рекламный буклет слегка подрагивал в ее напряженных пальцах. Что ж такое творится? Откуда вдруг начали появляться эти люди? Мареевы, теперь вот Варвара…

Мачеха задержалась в приемной, подошла к хорошо одетой клиентке, улыбнулась приторно и спросила:

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Да. Возможно, – сама не узнавая своего голоса, ответила Люда. И тут же поняла, что убежать не удастся, потому что мачеха ее узнала. Та замерла на мгновение и вдруг попятилась, размахивая руками:

– Нет, нет, нет! Так не бывает! Чур меня!

– Варя… – тихо позвала Люда.

– Уйди! Я с утра не пью, слышишь ты?! С утра я не пью!

– Варвара Леонидовна, что с вами? – кинулась к ней испуганная секретарша. – Что вы такое говорите?!

Люда поднялась из кресла:

– Воды ей принесите. Вашей начальнице плохо. Она лекарств никаких не принимает?

– Да-да. Я бегу. Бегу!

Люда посмотрела вслед секретарше и подошла к мачехе:

– Варя, не кричи так. Ты что, хочешь в психушке оказаться?

– Но ведь это же ты! Ты!

– Конечно, я.

– Тебя ж пять лет как похоронили! Ты ж умерла!

– Ну, раз вам всем так этого хотелось…

Она вдруг поняла, что мачеха уже не та. Да, с утра, может быть, и не пьет, но вечером без этого не обходится. Ни хватки прежней, ни цепкости. Размазня. И Люда изо всех сил толкнула ее в кресло:

– Сядь! Успокойся. Скажи секретарше, что тебе померещилось. Спазм сосудов головного мозга от духоты.

– Что, что, что? Какой спазм?

– Я тебе что, медик? Не хочешь, вообще ничего не говори. Только не кричи на весь офис, что видишь привидение.

– Да, да, да. Хорошо. Но ты – это ты?

– Мы все сейчас выясним.

Мачеха нервно пила воду, принесенную секретаршей, а Люда с жалостью разглядывала ее подурневшее лицо. Второй подбородок, круги под глазами, и они уже не ярко-синие, как прежде, а какие-то мутно-голубые. А фигура-то как расплылась! Все ясно: спорт брошен, диет никаких не соблюдает, и спиртное, опять же. Уверенный пятидесятый размер, а была, как тростинка. Всего-то пять лет прошло! Люда до сих пор не могла забыть мачеху в бассейне и то, как возле нее беспрерывно крутились мужчины. Кто бы мог подумать!

– Извините, бога ради! – обратилась к ней секретарша. – Сейчас мы с вами вместе подберем подходящий тур.

– Ничего-ничего. Бывает. Ну, голова закружилась. Хотите, я отвезу вашу начальницу в больницу?

– Что вы, такое беспокойство!

– Я заеду в другой раз. Нет, нет, не переживайте, вы не потеряли клиента. – Люда развернулась к мачехе: – Как вас? Варвара Леонидовна, кажется? Я не ошиблась?

– Нет, – пролепетала та.

– Пойдемте со мной.

– Да-да.

На улице мачеха невольно попятилась от серебристой «Тойоты». Люда рассмеялась:

– Да, вкусы у меня не изменились. Садись.

– Я не могу… Мне плохо…

– Садись в машину!

– Куда мы поедем?

– Никуда.

– Ты меня убьешь?!

Люда подумала, что у мачехи с головой не все в порядке. Давно, интересно, она такая?

– Как папа? – спросила Люда первым делом, когда Варвара нервно уселась на переднее сиденье рядом с ней.

– Папа? Михаил? Он умер.

– Как умер?!

– От инфаркта, год назад. А еще за год до этого на него едва не завели уголовное дело. Чуть не сел, бедолага. Какие-то там злоупотребления властью. Карьера пошла прахом. Беспомощный старик столько месяцев умирал у меня на руках! Один инфаркт, потом инсульт. Его наполовину парализовало. Где ты была? Я тебя спрашиваю, где ты была?!

Мачеха вдруг вцепилась в Люду и стала ее трясти как грушу. Та почувствовала прежнюю акулью хватку.

– Да пусти ты! Тебе же нужны были его деньги!

– Ха! Деньги! – мачеха истерично всхлипнула. – Его деньги! Какая же я дура!

– Надо было раньше думать. Пусти! – Люда наконец оторвала ее от себя. Мачеха осела на сиденье, залепетала жалобно:

– Но он же отец тебе. Он отец… Как ты могла? Я была совсем одна. Совсем-совсем одна… И Лешу убили…

– Какого Лешу? – не сразу поняла Люда.

– Моего Лешу. Зачем?

– Ты пьешь? – спросила Люда. Они так и сидели в машине перед старым зданием с яркой вывеской туристического агентства. Люда не представляла, как быть дальше.

– А что мне делать? Все, что мне досталось, это вот, – мачеха кивнула на вывеску. – И то переехали сюда, в две комнатки, из прежнего огромного помещения, почти всех сотрудников пришлось уволить. Остальные сами разбежались. Я все потеряла на кризисе. Такой был страшный год! Я совсем не умею вести дела. Работаем сейчас втроем, держимся за счет низких цен. А ты, я вижу, процветаешь?

– Только не вздумай меня шантажировать, – сразу сказала Люда. – Я догадываюсь, что это ты заплатила Тимке за мою смерть. И я до сих пор там, вмерзшая в ледяной склон. У меня даже есть могила. Я тебя не боюсь, иначе бы просто ушла из твоего офиса, как только тебя узнала. Да и кого ты можешь сейчас напугать?

Мачеха расплакалась:

– Не надо так… Я любила… У меня остался только сын, да и тот не от того мужчины, который, которого…

– Варя, – тихо позвала Люда. – Хватит и того, что мы раньше были врагами. Поедем, посидим где-нибудь?

– Да-да. Посидим.

Мачеха послушно вытерла слезы.

…В небольшом ресторанчике, куда они заехали, Люда, сделав заказ, первым делом сказала:

– Только давай без спиртного обойдемся. Ты же еще молодая женщина. – И не удержалась: – И какая красавица была!

– Да, красавица… Мать с детства мне внушала, что такую красоту, да подороже бы продать. Когда я вышла замуж за Лешу, она пилила меня каждый раз, как видела: разведись да разведись. Зачем тебе этот нищий? Развелась. Продалась. Терпела этого толстопузого. Ой, прости, он же тебе отец!

– Ничего.

– Да… Терпела… А покоя мне не было. Словно бес в меня вселился. И жадность мучила. Казалось, что за терпение мое всех денег на земле все равно будет мало. Я ведь тебе завидовала. Меня муж купил, а ты себе мужика купила. И мне надо было знать, что он тебя не любит. Как и я своего Мишунчика. Просто денег хочет. Мы с Тимуром быстро друг друга поняли. Но пока эта Марина не появилась на горизонте, он и слышать ни о чем не хотел. А потом сломался. Любовь, тут уж ничего не поделаешь. А она….

– Она умерла.

– Как?! – удивилась Варвара.

– Слушай, Варя, а Тимка не объявлялся?

– Да он же в тюрьме! Ой, так ты ничего не знаешь!

И Люда поняла, что мачеха ни о чем не догадалась. Потом, быть может, и сообразит, кто еще мог знать код от сейфа ее покойного мужа и систему сигнализации в квартире. Но на всякий случай надо сочинить правдивую басню собственного воскрешения.

– А что случилось? – Люда сделала удивленное лицо и, не перебивая, выслушала историю ограбления трех квартир. А потом сказала: – Вот как? А я попала под лавину, сломала ногу, потом меня подобрал случайный прохожий, я была без сознания, отвезли в больницу.

– Почему же ты врачам не сказала, кто ты такая? Почему нам не позвонила?

– Да так. Решила начать жизнь сначала. А если честно, влюбилась.

– Влюбилась?! Ты?! А Тимур?

– Я просто поняла, что он меня не любит, раз послал на тот склон.

– Так ты догадалась?!

– Я же не тупая.

– И в кого ж ты влюбилась?

– Я замужем, – поспешно сказала Люда. – Вот в будущего своего мужа и влюбилась.

– Что ж. Я рада. Прости, что с Тимуром так вышло.

У Люды на языке вертелся один вопрос. Тот, ради которого она и привезла мачеху в ресторанчик. Будь проклято бабское любопытство! Но она все никак не могла решиться. Пока мачеха не завела жалобно:

– Коньячку бы мне. Рюмочку. Нервы.

– Хорошо, – Люда подозвала официанта. Заказала не одну рюмку, а две, и только увидев, что та окончательно размякла, решилась:

– Послушай, Варя. У тебя, кажется, был двоюродный брат.

– Брат?! Да, а что?

– Не знаешь, где он сейчас?

– Глеб? А разве ты его знаешь?

– Мы как-то встретились случайно. Уже после того, как я… умерла.

– Странно. О нем уж лет пять ничего не слышно. А где вы встретились? Я матери его скажу. Она так переживает!

– Переживает? А почему?

– Ну, Глеб же исчез. После того, как его обокрали, когда он за товаром ехал. Взяли тридцать штук зеленых. Так он поклялся, что заработает эти деньги, и исчез. Моя тетка, правда, переводы денежные получает. Большие суммы.

– Переводы?

– Ну да. А Глеб, наверное, все носится с идеей отдать деньги.

Люда чуть было не ляпнула: «А кому отдать?» Но мачеха сказала сама:

– Кому отдавать-то? Ведь Леши больше нет.

Люда наконец сообразила, что пора спросить, кто такой Леша. Но мачеха снова ее опередила:

– Лешенька, муж мой. Первый, любимый. Погубила ведь я его! Убили.

– А кто убил? – осторожно поинтересовалась Люда.

– Кто убил, того теперь уж днем с огнем не сыщешь. А мне только и осталось, что вот, – и она кивнула на пустую рюмку. Люда поняла, что пора закругляться.

– А ведь я насчет путевки в твое агентство приехала. Отдохнуть хочу. За границей.

– С мужем?

– Нет. Мы вместе уехать не можем. Дела. Меня будет сопровождать другой человек, – официально сказала она. – Так что я к тебе еще заеду.

– Да ты меня познакомила бы, что ли? Со своим сокровищем, – усмехнулась Варвара.

Люда с ужасом представила, что она может наболтать Якушеву! Вот это и есть слабое звено. Не подумала она о муже, когда заговорила с мачехой. Встречаться им нельзя. Поэтому Варвару надо держать на расстоянии. И никаких путевок на курорты у нее не покупать. Исчезнуть, не оставив ни телефона, ни адреса.

– В другой раз, – вздохнула она. – Как-нибудь потом.

Но на душе у нее все равно было тревожно. Не к добру это, ох, не к добру! Все вернулось на круги своя. А она за эти пять лет ужасно устала. Вот и надо сначала отдохнуть как следует, а потом думать о возникших проблемах. Но сперва отдохнуть.

3

Через два месяца Люда сидела в салоне авиалайнера, уносившего ее на средиземноморский курорт. Рядом с ней в кресле беспокойно ерзал Ленечка, не отрывающий взгляда от иллюминатора. Хотя смотреть было не на что: они вот уже полтора часа как взлетели и внизу, на земле, ничего невозможно стало разглядеть. Но он все равно был в легком шоке от новизны ощущений. Люда же удивлялась тому, как можно так остро на все реагировать. Ну, приехали в аэропорт, прошли таможенный досмотр, погранконтроль, сели в самолет, а через несколько часов будет другой погранконтроль. Утомительные формальности после утомительного перелета. Ленечка же радовался всем этим глупостям, как маленький ребенок.

Заграничный курортный город его просто потряс. Люда держала его за руку, ведя за собой, и боялась, что если вдруг отпустит, то он застынет на одном месте, да так все две недели и простоит. Ведь ничего подобного он раньше не видел. Города, существующего только для туристов, который был к их услугам весь, без остатка. Океан удовольствий, в который они с упоением погрузились. Курорт опустошал карманы туристов с легкостью фокусника, одним неуловимым движением лишающего вышедшего на сцену зрителя и галстука, и часов. Он жил, дышал, двигался, и приезжие люди вращались в нем, словно на гигантской карусели: весело, с визгом, со смехом, с пьянящей легкостью от головокружительного полета и высоты.

Люда же привычно раздражалась от всего. Как обычно, возникли мелкие недоразумения. С багажом, со встречей в аэропорту, с расселением в гостинице, с болтливыми туристами из их группы, которые спешили выяснить нужность и полезность новых знакомств. Русских в Турции было так много, что Люде казалось, будто она никуда и не уезжала из родной страны.

Наконец формальности были улажены, и она получила два ключа от гостиничных номеров. Самый неразговорчивый турист из автобуса оказался Ленечкиным соседом, они вместе поднимались в лифте на третий этаж.

– А разве мы будем жить не в одном номере? – искренне удивился Леня, получив из Людиных рук свой ключ.

– Леня, как можно?

Он покраснел, а Люда впервые задумалась: что это мальчик себе вообразил? Что она его совращает? И четко сказала:

– Если тебе понравится какая-нибудь девушка, я буду очень рада с ней познакомиться. И не обязательно все свое время проводить со мной. Я себе развлечения найду, не переживай. Гуляй, купайся, развлекайся, ходи на ночные дискотеки. Ну, иди, заселяйся.

Она потом на всякий случай проверила, кем оказался его сосед. Заглянула к нему в номер, и, извинившись, сказала:

– Присмотрите за моим мальчиком. Он первый раз за границей. – Минут за десять до этого Люда сама отправила Ленечку к бассейну. – Сориентируйте его, как и что, насчет развлечений. Вы ведь мужчина.

Сосед же Ленин никуда не торопился. Отдыхал в номере, потягивая прохладительные напитки. Люда сразу поняла, что отдых за границей ему не в новинку. Представительный мужчина в простой, но дорогой одежде. В волосах много седины, но фигура подтянутая. Должно быть, несколько часов в неделю обязательно проводит на корте. И бегает по утрам. Красивым его не назовешь, но рядом с таким мужчиной женщине спокойно, потому что она чувствует надежное плечо, на которое всегда можно опереться.

– Ваш мальчик? – Мужчина приподнялся из кресла и внимательно Люду оглядел с ног до головы. – Для матери такого взрослого парня вы слишком молоды.

– Мы работаем вместе, – улыбнулась Люда и тоже внимательно на него посмотрела.

– Валентин.

– Людмила.

– Так, значит, ваш мальчик. Жаль.

– Почему?

– Я бы за вами приударил. Как вы относитесь к курортным романам?

Ее пульс вдруг резко участился. Она этому мужчине интересна! Да и он ничего. Курортный роман? Почему бы нет?

– Мы просто вместе работаем, – повторила она. – И будем жить в разных номерах.

– Это я уже понял.

– Так что если вы не предпочитаете кого-нибудь помоложе…

Валентин рассмеялся:

– У меня на этот счет есть своя теория. По поводу тех, кто помоложе.

– Так, может, расскажете, в чем она состоит? Вечером, в баре?

– Идет. Ты сейчас куда?

Она оценила то, что Валентин времени терять не стал. Сразу понял намек, резко сократил дистанцию и решил узнавание друг друга свести к минимуму: к одному дню. Вместе полежать на пляже, пообедать за одним столиком, а вечером расставить все точки над «i». В одной постели.

– На пляж пойдем? – спросила Люда. – Или в бассейн?

– Спортом, конечно, не увлекаешься?

– Ох! – покачала головой она. – Мой спорт – это бизнес. Теннисную ракетку в руках держать умею, но тебе это будет неинтересно.

– Даже в паре?

– Я плохой партнер. Почти все забыла.

– Если рядом такой опытный человек, как я, может, и вспомнишь?

Люда поняла, что говорят они уже совсем не о теннисе. Этот человек не глуп, и обманывать его бессмысленно. В то же время ему многое можно рассказать. Похоже на то, что он привык решать чужие проблемы.

– Да. Можно и вспомнить, – улыбнувшись, согласилась она.

Ленечка очень удивился, увидев ее со своим соседом. И почему-то потащился вместе с ними на пляж, хотя Люда его свободы не ограничивала. В бассейне вода такая приятная, работают джакузи, красивые девушки в бикини демонстрируют великолепные фигуры и не менее великолепный бронзовый загар. Есть ли смысл жариться на солнце, прислушиваясь к тому, о чем говорят они с Валентином?

– Ленечка, ты бы накрылся чем-нибудь, а то обгоришь. И вообще иди в воду, – сказала она. А потом: – Валентин, намажь мне спину кремом.

– С удовольствием.

– Я тоже могу намазать, – надулся Леня.

– Иди, поплавай, – напомнила она.

Он послушно побежал к воде, а Валентин открыл тюбик с солнцезащитным кремом:

– А ты уверена, что вы вместе только работаете? Очень похоже, что мальчик ревнует.

– Ха-ха! Да я для него просто старая толстая тетка!

– Ну уж и старая! И фигура у тебя нормальная. Не всем, между прочим, нравятся худые.

– Ты спину-то мажь. Сгорю ведь.

Почувствовав на себе его руки, она сразу же вспомнила намек на опытного партнера. Да, этот понимает толк в эротике. Уж к ручке приложится так, что невольно почувствуешь во всем теле сладостную дрожь, а если по спинке пальчиком ласково проведет, так вовсе забудешь и маму родную. Она уже и не помнила, что такое хотеть мужчину. Лежала, чувствуя, как внутри все звенит. Потом резко повернулась на живот:

– Хорошо!

И откровенно сказала:

– Я-то удовольствие получу, но вот ты… Честно скажу, что у меня нет таких талантов.

– Каких? – прищурился Валентин.

– Крем для загара в спинку втирать, вот каких. Если хочешь, я, конечно, тебя намажу…

– Очень хочу, – рассмеялся он. – А насчет талантов… Когда-то у меня хватало глупости щедро оплачивать услуги м-м-м… искушенных женщин. Ведь я мужчина не бедный, как ты уже поняла. Да и ты – женщина со средствами. Это как раз о моей теории. Я не хочу вводить в заблуждение какую-нибудь хорошенькую и глупенькую девочку, которая вбила себе в голову, что через постель может получить все блага земные. А у тебя и так все есть. Правильно я понял?

– Да.

– Кстати, каким именно бизнесом ты занимаешься?

– Потом, – лениво отмахнулась Люда. – Жарко.

– Да я просто так спросил. Почему-то кажется, что мы с тобой раньше встречались.

– Вот как? – сладкое оцепенение мигом с нее слетело. Да, он прав. Его лицо ей теперь тоже показалось знакомым. Но где они могли пересечься, интересно? Уж не в эти последние пять лет, это точно. Она бы тогда сразу его вспомнила. Бизнес сделал ее память цепкой. И Люда пожала плечами: – Тебе показалось.

– У меня редкая память на лица. Я вообще-то бывший аппаратчик, комсомольский вожак, потом партийный работник.

Она вздрогнула. Неужели он знал окружение папы Сальникова? Еще в то время, когда его дочь, то есть она, Людочка, была жива? Вот некстати! Но Валентин на мысли о том, что они раньше были знакомы, зацикливаться не стал. Поднялся, протянул ей руку:

– Это дело прошлое. Я давно уже делаю бизнес на другом. Пойдем, окунемся. Кстати, Людмилой-то тебя звать очень уж торжественно.

– Согласна! – она с удовольствием оперлась о сильную руку. Приятно, черт возьми, когда рядом такой мужчина! Только голову из-за него терять не стоит. И, побежав вместе с ним к морю, она словно считалочку оттарабанила: – Зови Людой, Люсей, Милой. Как хочешь.

– Лялей хочу, – Валентин, смеясь, обрызгал ее водой. – Давай, ныряй!

Она не в состоянии была соревноваться с ним в скорости. Плыла медленно, разводя руками и распластавшись в воде, словно большая ленивая лягушка. Море ласкало ее, покачивая мягко и успокаивающе, как маленького ребенка в колыбели, а Валентин уплывал далеко вперед ровным, красивым кролем. Она снова с удовольствием подумала, что он настоящий мужчина. И все будет отлично, если только ему ничего от нее не надо, кроме коротких курортных отношений и того, в чем любая женщина не смогла бы ему отказать.

4

Уже вечером она поняла, что его теория о молоденьких девочках, конечно, имеет место быть, но и за состоятельными женщинами он ухаживал не просто так. Вечер начался не слишком удачно. Ленечка никак не хотел понять, что наблюдать за амурными похождениями хозяйки фирмы совсем не обязательно. Он крутился возле Люды весь день. Она, конечно, была этому рада, но не понимала, почему мальчик дуется и не желает знакомиться со своими ровесницами. Красивых девушек здесь было много. Люда чувствовала себя почти уродиной по сравнению с юными красотками в бикини. Ах, какие восхитительные тела! Молодые, стройные. И ее мальчик тоже великолепен! Высок, широкоплеч. Настоящим мужчиной его, конечно, не назовешь, он еще не налился зрелостью и силой. Резвится, как молодой козленок, и косточки его пока по-юношески тонки. Но придет время, и все эти красотки посмотрят на него по-другому. Ох, придет!

– Леня, мы с Валентином посидим в баре, выпьем мартини. А ты можешь потанцевать. Сейчас дискотека начинается, музыку слышишь?

– Я тоже могу посидеть в баре.

– Нет, не можешь, – мягко сказала она. И соврала: – Мы будем говорить о делах.

Ленечка не поверил, ушел недовольный, а потом оказалось, что Люда не так уж его обманула. Потому что речь о делах в итоге зашла. Но уже после того, как они с Валентином поднялись к нему в номер. Сначала, конечно, он дал Люде все, что она хотела и чего не получала от своего мужа. Она расслабилась и подумала, что все эти пять лет была дурой. Давно следовало завести любовника. Раз уж не пьешь, как Якушев, так надо хоть иногда себе позволять выносливого опытного мужчину, легко доводящего тебя до оргазма. Валентин спросил, вытирая слезинку на ее щеке:

– Ну как, довольна?

Люда попыталась мобилизоваться. Голову терять не стоит, он сам сказал, постель – это еще не все.

– Тебе-то что с того? – спросила она.

– Да пока ничего, – пожал он плечами. И Люда не выдержала:

– Слушай, я женщина неглупая. Давай прямо: кто ты?

– Человек, – рассмеялся Валентин.

– Только не думай, что я поверила, будто ты решил меня осчастливить. Ты что, на этом деньги делаешь? На богатых одиноких дамочках?

– Уж не думаешь ли ты, что я жиголо? – Валентин громко и откровенно захохотал. Даже пару слезинок, выкатившихся из глаз от смеха, вытер. – Помилуй! В моем-то возрасте!

– А чем ты тогда занимаешься?

– Ну, хорошо, скажу. Насчет того, что я не увлекаюсь молоденькими девочками, это правда. Они мне не нужны. Из всех человеческих качеств мне больше всего противна откровенная глупость. И если наш с тобой роман ничем не кончится, я не буду внакладе. Но телефончик свой тебе оставлю. И если у тебя появятся какие-нибудь проблемы…

– Проблемы?

– Ты ведь, Ляля, женщина деловая. А я по роду занятий Посредник. Именно так, с большой буквы. Как у бывшего аппаратчика, у меня много старых связей. Люди иногда просто не знают, что нужны друг другу. Одному нужны деньги, другому услуги. Надо знать, кому, как, когда и за что следует дать, чтобы решить свою проблему.

– И ты завязываешь знакомства с богатыми женщинами…

Он поморщился:

– Скажем так, я ими не пренебрегаю. У бедных нет тех проблем, которыми я занимаюсь. А к тебе завтра, например, может нагрянуть налоговая инспекция…

– Налоговая?!

– Это я так, для примера. Или с арендой возникнут трудности. Или понадобится хороший адвокат.

– А… – она испуганно зажала ладонью рот, но Валентин ее сразу понял.

– И такой человек тоже может найтись. Не говорю, что я царь и бог. Но если понадобится помощь, позвони.

Люда вздохнула с явным облегчением. Не так все плохо. Она немного расслабилась. Рукой слегка сжала его накачанное плечо:

– Ну хоть немного удовольствия ты получил? Или все безнадежно?

Валентин снова рассмеялся:

– Ты, конечно, женщина умная. Но скажи, ради бога, кто учил тебя так по-пионерски целоваться? За те уроки, которые я собираюсь дать в ближайшие несколько дней, надо бы, конечно, спросить с тебя денег…

Она натянула до подбородка простыню под его внимательным взглядом. Черт возьми! Поцелуи, это, конечно, от Глебушки. Но неужели первый муж был таким профаном, что она вынуждена в свои тридцать с лишним лет краснеть перед этим мужчиной? Давно надо было завести себе любовника, а уж если не завела, то хоть сейчас воспользоваться моментом и получить максимум удовольствия. Она кокетливо улыбнулась:

– Денег? А что? Можешь и спросить. Я готова.

И она одним рывком сдернула с себя простыню…

…Когда в дверь постучали, Люда сразу поняла, что пришел ее мальчик. Вставать не хотелось, одеваться тоже. Она тихонько позвала:

– Валентин! Скажи ему…

Что надо сказать Лене, Валентин понял без лишних комментариев. Разговаривали они недолго и негромко, потом дверь закрылась, а Валентин вернулся задумчивый:

– Он тебя искал и, в общем, нашел то, что искал. Слушай, Ляля, ты ничего мне про этого юношу не расскажешь?

– А что случилось? – Люда приподнялась на локте.

– Ну, в сказки о потерянных во младенчестве и случайно найденных взрослых детях я не верю, и в то, что он может быть твоим сыном, тоже. Ситуация сама по себе нестандартная: ты приезжаешь на курорт с красивым парнем, который тебе не родственник, предоставляешь ему полную свободу, тут же заводишь курортный роман с его соседом. А меж тем ты непохожа на транжиру. Скажи на милость, зачем он тебе?

– У меня нет детей. А мне очень хочется о ком-то заботиться.

– Он не ребенок. Не маленький котенок, не щенок. Ему уже не нянька нужна, а просто женщина. И еще этот твой Ленечка весьма непростой молодой человек.

– Неправда. Он очень милый, наивный, и у него на лице все написано, – Люде стало настолько неприятно, что она поднялась и стала одеваться. Томное оцепенение слетело с нее, едва начался этот разговор.

– Вот именно, – прищурился Валентин. – Пока еще написано. Ты сама его в это втравила.

– Втравила во что?

– Он никогда на такую роскошную жизнь и не рассчитывал. И теперь будет цепляться за нее изо всех сил.

– Пусть, – отмахнулась она.

– Как хочешь. Только будь осторожнее.

– Куда он пошел?

– К девочкам, – усмехнулся Валентин. – Должно быть, напьется.

– Ерунды не говори!

– Удивляюсь, как это ты бизнесом занимаешься? Или женщины становятся абсолютно глухи и слепы, когда речь заходит об их чувствах?

– А мужчины другие?

Она уже оделась, поправила волосы и стояла в дверях номера, словно не могла уйти, не убедившись в том, что все, о чем говорит Валентин, – неправда.

– Не знаю, не проверял.

– И как тебе удалось прожить свою жизнь без любви? – тихо спросила она.

– Чего ж проще?

Люда закрыла наконец за собой дверь, потому что услышала то, что хотела. «Чего ж проще?» Он лжет, потому что проще-то как раз дать себе волю и любить, чем делать над собой усилие, притворяясь безразличным. И надо же было ему так испортить ей этот вечер!

Она даже не представляла еще, насколько он испорчен. Не вечер, конечно, а ночь. Потому что в два часа Валентин стал стучаться к ней в номер так громко, что разбудил и ее, и соседку, которая выглянула в коридор:

– Господи, в чем дело?!

– Извините. Ляля! Пойдем, посмотришь на своего драгоценного мальчика.

– Что случилось? – она схватилась за халат.

– Да ничего особенного. Какая-то девица почти принесла его на себе и сдала мне на руки. Должно быть, по-соседски. Или твой Леня спьяну назвал мой номер, потому что все его мысли были только об этом. Ради тебя я помог «ребенку» добраться до ванной. Сейчас его там наизнанку выворачивает.

Она бежала по коридору, переживая, как мать, которая впервые поняла: ее сын взрослый настолько, что в состоянии напиться. Валентин пытался ее придержать и на ходу говорил:

– Я бы тебя не позвал, но ты должна знать. Он бормочет что-то о любви, о своей горькой обиде и о тебе, жестокой.

Когда Люда влетела в номер, Ленечка уже ничего не бормотал. Он стоял на коленях возле кровати, уткнув лицо в мятые простыни, и в такой неудобной позе крепко спал. Люда долго трепала его за плечи, но в конце концов смирилась и с помощью Валентина положила парня на кровать и раздела.

– Когда ж он успел уснуть? – удивился Валентин. – Я думал, он всю ночь из ванной комнаты не вылезет.

– Мальчик еще, крепкий, здоровый мальчик. – Люда ласково поправила на Ленечке одеяло. И вдруг рассмеялась: – Ну а ты теперь куда, а?

– К тебе. А может… махнем на пляж? – подмигнул Валентин. – Танцы до упаду, купание в ночном море? Вода, как парное молоко. И купальник необязателен.

– Экскурсия завтра, – отмахнулась было Люда. – С утра.

– Дались тебе эти развалины!

– Не развалины. Мечеть.

– Тем более. В Москве небось в театр лет пять не ходила, а здесь готова полдня смотреть на памятники культуры, в которой ни черта не понимаешь.

– Все смотрят.

– Вот именно. Галочки ставят: был там-то, видел то-то, утащил камешек оттуда. А эти камешки специально для туристов самосвалами привозят и в местах массового паломничества рассыпают. Так давай завтра камешек прямо на дороге подберем, пока другие будут за тем же добром ехать несколько часов черт знает куда? Скажешь, что от священных развалин.

– Ладно. Уговорил. Но камешек должен быть побольше.

– Не сомневайся, – подмигнул Валентин. – Такой булыжник найду, что пролетариату будет впору. Как орудие против классового врага. И все-таки почему твое лицо вызывает у меня именно эти ассоциации?

– Какие? – напряглась она.

– Партийные, вот какие.

– Пошли быстрее, пока я не передумала, – заспешила Люда. – Потом об ассоциациях.

…Утром все трое сделали вид, что ничего не случилось. Обходили в разговоре скользкую тему, хотя Люда и понимала, что Валентин прав: с Ленечкой надо поговорить. Но как объяснить ему, почему она стала вдруг для него заботливой матерью? Почему именно он, а не кто-то другой? Люда решила вообще ничего не объяснять, наслаждаться отдыхом, загореть до черноты и прожариться на солнце так, чтобы остальные полтора летних месяца при мысли о пляже ее просто тошнило. Нахлебаться досыта бездельем и соленой морской водой, а потом с новыми силами окунуться в океан каторжной работы. Иногда ей было тревожно. В Якушеве Люда была не уверена. От него в любой момент можно ждать неприятного сюрприза.

Но она даже представить не могла, что это будет за сюрприз. Сердце тревожно билось при мысли о муже, но солнце в Турции светило так жарко, что неприятный холодок в груди мгновенно исчезал, едва только раскаленный воздух обжигал бронзовую от загара кожу. Они ходили везде втроем: Люда и ее мужчины. Многие могли издалека принять их за дружную и счастливую семью, но на самом деле отношения в этом трио были далеко не дружеские. Ленечка откровенно невзлюбил Валентина и все время ждал, что тому это надоест. Люда и сама не знала, почему короткий курортный роман затягивается и почему ей по-прежнему интересно проводить весь день в обществе своего случайного любовника, да еще по ночам заканчивать прогулки при луне длительными и отнюдь не пустыми беседами. Была даже мысль рассказать ему все о себе, но она сдержалась.

– Мы встретимся в Москве? – спросила как-то она.

– Не знаю. Если только по делу, – ответил Валентин.

– Жаль.

– Ты разочарована?

– Я знаю, что каждый сам за себя. Но иногда просто необходимо с кем-то объединиться.

– Я же сказал, что, если будут проблемы, я помогу.

– Не то, – поморщилась Люда.

– Понятно. Любовь, значит, нужна? Может, попробуешь со своим мальчиком?

– С ума сошел? – она даже отшатнулась. – Никогда!

– Жестокая ты женщина, Ляля. Поэтому мы с тобой так легко нашли общий язык. У меня жизнь тоже была непростая. Быстрый старт, а потом дыхалки не хватило. Понял, что даже в одной команде не друзья, а соперники. Конечно, такие фокусы, как тебе, мне проделывать не пришлось…

– Что ты такое говоришь?! Какие еще фокусы?!

– Ну, не хочешь об этом, не надо. Я одну интересную вещь рассказать хотел. Но это дело прошлое. Пять лет, кажется, прошло. А?

– Не надо, – тихо попросила она.

– Хорошо. А телефончик запиши. И положи куда-нибудь поближе к сердцу. Не такой уж я бесчувственный человек. И запомни на всякий случай, что хороший друг гораздо ценнее хорошего любовника. Друзья решают проблемы, а любовники их лишь создают.

– Только не мне. Мои проблемы в другой области, – она вспомнила встречу с мачехой. Интересно, а не попробует ли Варвара ее отыскать?

– Что ж. Сколько у нас осталось? Три дня?

– Да. А знаешь, я уже устала отдыхать. Надо бы завтра позвонить мужу, узнать, как идут дела на фирме. Вторую неделю он твердит, что нормально, но верится с трудом.

– Почему?

– Голос у него какой-то напряженный. Ладно, не будем об этом. Три дня, говоришь?

Она подумала, что Ленечка тоже мог бы сегодня ночью искупаться в море. С той симпатичной девушкой, с которой он сегодня днем резвился в бассейне. И как красиво резвился! Люда даже зависть почувствовала к бесшабашному юному веселью, которое свойственно лишь тем, у кого еще вся жизнь впереди. И как легко эти взрослые дети забывают о неприятностях! Люда уж было подумала, что Ленечка и на самом деле отдыхом недоволен. А у него все просто здорово, замечательно.

Люда отловила его в холле, где он крутился возле той же девчонки.

– Как дела? – спросила весело. Самой неприятно было чувствовать искусственность этого веселья.

– Здорово! – точно таким же тоном произнес он.

– Не хочешь вечером прогуляться на пляж?

– До утра? – сразу догадался он.

– А почему бы нет в такой-то компании? – Люда намекнула на девушку, которая стояла поодаль и без парня уходить не собиралась.

– Хорошо, – он согласно кивнул. Потом сказал отчаянно: – И все равно я ничего не понял!

– Чего не понял?

– Зачем я вам? А, Людмила?

Она замялась, не зная, что ответить. Пробормотала:

– Ведь все здорово, да? Все хорошо? Правда?

И быстро пошла к лифту, чтобы подняться наверх в свой номер.

А через три дня все кончилось: море, отдых, пальмы, изнуряющая жара. Москва встретила их дождем и хмурым, совсем не летним небом. Люди в легких одеждах, сошедшие с трапа самолета, думали только о том, что возвращаться с каждым разом все труднее. Возвращаться оттуда, где жизнь легче и гораздо ровнее. А потому приспособиться к ней проще, и успеха добиться тоже. Не то что здесь, в этой огромной, холодной, непредсказуемой стране. Что климат, что люди, поди угадай, какого еще ждать сюрприза. А мелкий холодный дождь только усиливал эту тоску, сыпал и сыпал с непроглядно хмурого неба, словно пытаясь навсегда смыть с тела все сколько-нибудь заметные следы жаркого чужого солнца.

Глава 8

Людмила

1

Люда решила не тянуть и сразу же заняться делами. Мобильный телефон мужа не отвечал, и у нее снова тревожно заныло сердце. Отключил, потому что не хочет с ней объясняться. Даже в аэропорту не встретил, трус. В офисе же «ЛЕИ» ответили, что Евгения Борисовича нет, и когда он появится на работе, никому не известно. Секретарша хозяйку по голосу не узнала, а Люда и не собиралась объявлять, что сегодня же нагрянет в офис.

Она поехала туда на такси прямо из аэропорта, велела шоферу отвезти Ленечку домой, а сама с двумя огромными сумками ввалилась в приемную, где удивленные охранники не сразу сообразили, что перед ними хозяйка. Загорелая дочерна дамочка в легкой, не по погоде одежде и с кучей вещей явно зашла не в ту дверь.

– Людмила Сергеевна! – охнула секретарша.

Люда сразу поняла, что народ в ее отсутствие расслабился. В офисе было тихо, лениво и никакой работой не пахло.

– Где Евгений Борисович? – резко спросила она.

– Он не сказал, – замялась секретарша.

– Вызовите ко мне в кабинет того, кто его замещает.

– Но…

– Что «но»? Нет такого человека? А кто есть? Всех ко мне, одним словом.

Она не в состоянии была внимательно слушать объяснения перепуганных сотрудников. Ее мучила только одна мысль: где муж и что случилось? Не с ним, Якушев мало ее интересовал. С фирмой, с бизнесом, в который она вложилась без остатка. Какой же он мерзавец! Комментарии управляющего торговым залом Люду немного успокоили. Дела вяло, но все-таки шли. Никакого ЧП в отсутствие хозяйки не произошло. Но что тогда?

Люда не в силах была дать разгон сотрудникам прямо сегодня. Отпустила всех, отложив неприятный разговор на завтрашнее утро. Сидела в кабинете, бессмысленно уставившись в экран монитора, а перед невидящими цифр глазами морские волны плавно накатывали на песчаный берег. Одна волна, другая, третья… Дверь в кабинет открылась, муж трясущимися руками пригладил редкие волосы:

– Люда? Уже здесь?

Она поднялась из кресла, вышла ему навстречу, чувствуя, как теми же медленными волнами на ее душу накатывает злость:

– Разве ты не знал, когда прилетает самолет? Разве не следовало если не встретить меня в аэропорту, то хотя бы включить сотовый?

– Я… Не мог…

– Трус. – Она сразу поняла, что муж боится. Как кот, нашкодил и спрятался под кровать в темной комнате. Знает, что хозяйка уже пришла, а на глаза ей показаться трусит. – Что случилось?

– Ничего, – выдавил он.

– Запри дверь, – еле сдерживаясь, сказала она. И только потом громко и озлобленно переспросила: – Ничего?! А что ж ты тогда такой бледный? Что ж не хвастаешь, как замечательно без меня справился с делами?

– Все нормально.

– Нормально? Нормально?! – накинулась она на мужа. – Прятаться от меня нормально?! Нормально, что никто из сотрудников не знает, где хозяин и как до него дозвониться?!

– Люда.

– Говори.

– Люда. – Он снова сделал паузу. Она ждала. Наконец муж решился, сказал нерво: – Меня шантажируют.

Она едва не рассмеялась. Какая чушь! Поинтересовалась:

– И чем же тебя шантажируют?

– Моими… э-э-э… сексуальными похождениями.

Тут уж Люда просто расхохоталась. Неужели кто-то думает, что она будет ревновать своего мужа?

– Якушев! Ох, ты идиот.

– Не все так просто, – осторожно сказал он. – Есть фотографии.

Она уже просто изнемогала от смеха. Фотографии! Когда-то она сама щелкнула пару раз мачеху и ее любовника и послала снимки отцу. И вот теперь в ее жизни случился этот водевиль. Но она не папа Сальников. Да ей наплевать, с кем и как ее муж развлекается! И развода она не боится.

– Послушай, Якушев, хватит. Я думала, случилось что-то серьезное. Но ты, дорогой, можешь фотографироваться где угодно и с кем угодно. Естественно, ни копейки ты никому не заплатишь. И я тоже. Пусть присылают хоть каждый день по пачке.

– Вот и я так подумал, – усмехнулся он. – Лучше будет, если ты узнаешь. Я тут прихватил парочку.

Все так же неприятно подергиваясь, он протянул Люде конверт. Она брезгливо потянула из него за уголок один из снимков. Глянула, потом взялась рукой за горло, потому что в нем застрял липкий противный комок:

– Ах ты мерзавец! Так ты еще и гомосексуалист?!

– Люда!

На нее наконец нашло прозрение. Вот почему он с девушками в офисе не заигрывает! Не из страха перед ней. Да плевать ему на нее! Он шатается по ночным клубам, позволяет себе в мужских туалетах такую вот мерзость, а потом вручает ей фото с гнусной ухмылкой! Люда несколько раз наотмашь хлестнула мужа конвертом по жирным щекам:

– Свинья! Свинья!

Он только глаза зажмурил. Дождался, когда она начнет приходить в себя и отбросит прочь проклятый конверт, и тихо и просительно сказал:

– Люда.

Она без сил упала в кожаное кресло. В самом деле, что это меняет? Ну, не с девочками он развлекается в свободное от супружеской каторги время. Мерзко смотреть, мерзко об этом думать, но ничего экстраординарного тут нет. Люди к этому давно привыкли, как и к откровенным передачам о сексе и к рекламам гигиенических прокладок. Она взяла себя в руки:

– И давно ты так?

– Всегда.

– Почему же я не знала?

– А ты не хочешь знать того, что тебя лично не касается. Спросила бы, я бы тебе откровенно ответил. Тебя же не волновал вопрос, почему я до брака с тобой ни разу не был женат, хотя мне уже к сорока, почему не обращаю внимания на твои прелести. Ты же интересная женщина.

– Почему? – вяло спросила она.

– Потому что я такой, какой есть. Давай теперь, когда ты успокоилась, подумаем вместе, что делать.

– А что делать? – удивилась она. – Ничего не делать. Ты прав: я не хочу знать того, что меня лично не касается. Деньги мне дороже любого предотвращенного скандала. Мы с тобой во власть не лезем, знаменитостями быть не собираемся. Черт с тобой, развлекайся, с кем хочешь. Но… Спонсировать твои развлечения я не буду.

– Хорошо. Я клянусь, что буду осторожен. Даже могу поклясться, что такого больше не повторится. Только помоги.

– Не поняла.

– Меня шантажируют.

– Это я уже поняла. Вопрос снят.

– Нет, Люда. Сначала дело было только в этих фотографиях. Я сразу сказал, что мою жену ими не прошибешь. Что ты побесишься, конечно, но простишь.

– Что ж, спасибо, что ты меня так хорошо знаешь, Якушев, – усмехнулась она.

– У меня был постоянный любовник, – по его жирному горлу прокатился комок. – Я хорошо ему платил. Снял квартирку, где мы встречались два раза в неделю. Парень привык к такой жизни. Но я решил его бросить.

– Вот как? – горько усмехнулась она. – Что, другая любовь?

– Тебе не понять.

– Где уж!

– Люда! У парня был еще дружок. Тот, что нас фотографировал. Умный мужик. Сообразительный. И, когда я решил связь порвать, они стали выжимать меня на пару. Ладно, если были бы одни фотографии. Ты меня в тюрьму отправишь, не моргнув глазом. Но деньги… За свои деньги ты глотку перегрызешь.

– Якушев, – холодея, спросила она, – при чем здесь мои деньги?

– Я много ему рассказал. Спьяну и по-трезвому, когда… Ну, ты понимаешь… О бизнесе. Короче, он знает, где наши склады.

– Да ты что?!

– Туда может нагрянуть налоговая полиция.

– На все?!

– Да. Этот, как его, черт… ОЭП. Как там у нас на фирме насчет экономических преступлений? Мы же не все товары правильно растаможиваем. Если они всерьез займутся складами, заранее зная, где и что искать… И про черный нал он в курсе тоже. Про кассу. Про липовые накладные. Настучит, куда следует, и… Они могут накрыть все сразу, и мы ничего не успеем вывезти, потому что сроку у нас только один день. Я сегодня к нему ездил. Завтра либо деньги, либо…

– Сколько?

– Пять штук. Зеленых, разумеется. – Люда в который раз подумала про иронию судьбы. С ней сейчас проделывают те же штуки, какие она сама проделывала с другими людьми пять лет назад. И спросила с усмешкой:

– Что, Якушев, собираешься заплатить, да? Вступительный взнос в общество шантажируемых. Не маловато ли?

– Он спросил столько, сколько сейчас можно из меня вытянуть. Все, сволочь, знает. Если мы заплатим, то выиграем время. Найдем другие склады.

– Ничего мы не выиграем. Только идиот не знает, что нельзя платить шантажисту. Один раз заплатишь – и понеслось.

– Ты что-нибудь придумаешь, ты умница, – муж по-собачьи заглянул ей в глаза. Люде снова вспомнился нашкодивший кот. Очередная волна злости хлынула откуда-то изнутри, докатилась до горла и выплеснулась наружу яростным криком:

– Да какая же ты тупая скотина! Какая мразь! Помочь никогда не мог, а теперь еще и все сломать хочешь?! Да ты не знаешь разве, что я тебя ненавижу?! Зачем я буду это делать?! Зачем?!

– Ты сама хотела. Разошлись бы с миром, и дело с концом. А тебе обязательно надо было всю оставшуюся жизнь кого-то унижать, мстить за то, что жизнь тебя на любовь ограбила. Люда, я тебе клянусь, что теперь все будет по-другому. Ты уже один раз мне помогла. Ты знаешь как, ты все можешь. Спаси меня, Люда!

Муж неловко хлопнулся на колени и затряс жирными щеками. Она присела рядом на корточки, заглянула ему в лицо:

– Значит, ты бедности боишься? Как тогда боялся, так и сейчас? Не хочешь сладкую супружескую каторгу на тарелку жидкого супа менять? Работать не хочешь? Если бы ты фирму сюда не впутал, я бы тебя сама в полицию сдала. Парень-то небось несовершеннолетний? Восемнадцати ему нет, да?

– Он испугается. Если того, другого, убрать, он испугается. С улицы мальчишка, приблудный.

– А что тот, второй?

– Я должен ему деньги передать. Завтра.

– Место и время говори.

Она распрямилась, подошла к столу и снова устало опустилась в кресло. Муж проворно поднялся, подскочил, нагнулся к ее уху и забормотал о том, что место уединенное, шантажист мерзавец, а мальчишка исчезнет, как только его дружка убьют. В крайнем случае, можно и его…

– Замолчи! – Она пальцами сдавила виски. Потом вздрогнула: – Якушев, уж не думаешь ли ты, что я сама?..

– Люда, а пистолет?

– Можешь его взять. Раз у тебя так все просто получается. Ну что, поедешь?

– Я?! Нет, – он снова затряс жирными щеками.

– Тогда помолчи. Мы оба будем в офисе. Нам нужно алиби: работали допоздна.

– А кто тогда?

Она молча придвинула к себе телефон.

– Убирайся из кабинета. Звони этому парню и говори, что согласен. Что завтра привезешь в условленное место деньги. Потом зайдешь, и мы договорим.

Как только муж вышел за дверь, Люда вытащила из сумочки ежедневник и открыла на нужной странице. Деловые люди, они не как ее бестолковый муж. Они деньги делают, а потому телефончик свой даже в самые интимные моменты жизни не отключают. И, услышав знакомый голос, Люда успокоенно произнесла:

– Валентин? Это я, Ляля.

– Уже соскучилась?

– У меня проблемы. Сюрприз от любимого мужа. Встретиться сегодня сможем?

– Это так срочно?

– Очень. Именно сегодня. Сейчас…

2

Да, с ним ей было спокойно. Люда поняла это сразу, как только Валентин вылез из своей машины и пошел ей навстречу. В дорогом костюме и галстуке он смотрелся совсем иначе, чем на отдыхе в курортном городе. Деловой человек, лицо жесткое, в глазах уже не жаркое южное солнце отражается, а сырые сумерки прохладного летнего дня осели густым свинцовым туманом. Строг, деловит и замкнут. Тем не менее Валентин улыбнулся и, нагнувшись, чуть тронул губами ее висок:

– Здравствуй.

– Не так давно простились, – жалко улыбнулась она.

– Ну и какой сюрприз преподнес тебе любимый муж?

– Любимый, – Люда невольно вздрогнула. – Сволочь.

– Не понимаю. Что тебя возле него держит?

– Да теперь уже ничего. Мы чужие люди. Всегда были чужие. Но он дело погубить хочет. Мое дело, понимаешь?

– А почему он сам не может решить проблему? Почему просит женщину, тем более жену?

– Долго объяснять. Не об этом сейчас. Короче, его шантажирует один человек. Вернее, их двое, но второй так себе, мальчишка. Напугается и не будет лезть в это дело. А его приятеля надо убрать. Ты сам знаешь, почему нельзя платить шантажисту.

– Потому что один раз заплатить кому следует гораздо дешевле. Что ж, хорошо, что ты все правильно понимаешь.

– У тебя есть такой человек?

– Да, есть. Прибился ко мне один парень. Женщина его кинула. Любовь, понимаешь, неземная, а она оказалась воровкой. Чувства, Ляля, вещь опасная, – он поморщился, осторожно взял ее за локоть, медленно повел по дорожке в глубину парка, где деревья тревожно шумели влажной зеленой листвой. – Дождь сейчас опять начнется. Лето нынче гнилое… Так вот. Парню деньги нужны. Попросил у меня работу. Если с твоим делом справится, я ему еще заказы устрою. Твой клиент, как я понимаю, человек простой. Охраны у него нет, и фигура он в обществе незаметная. Хлопот с ним быть не должно.

– Да-да, – она заторопилась: – Завтра в восемь часов вечера он поедет из Зеленограда, где снимает квартиру, на электричке в сторону Москвы. Сядет в первый вагон, выйдет на следующей остановке, которая называется платформа Малино. Место уединенное, дачники выйдут из электрички и вскоре разойдутся, а он будет стоять на платформе, там, где сошел, и ждать моего благоверного с деньгами. Муж ему сказал, что приедет из Москвы тоже на электричке.

– А почему такое место выбрали? Нельзя было в Москве деньги передать?

– Это ты у Якушева спроси. Он, сволочь, как будто заранее на меня рассчитывал. Все устроил, осталось только пистолет мне в руки вложить.

– А ты бы выстрелила? – прищурился Валентин.

– Было время: могла.

– Ладно. Как он выглядит?

– Со слов мужа, высокий, худой, волосы длинные темные, на затылке стянуты резинкой в хвост. На среднем пальце левой руки нет двух фаланг. Одет в джинсы и свитер, все вещи дешевые, с рынка.

– Достаточно. Высокий, худой мужчина возле первого вагона. Завтра в восемь часов вечера.

Она вздохнула с облегчением:

– Деньги в машине. Сколько я тебе должна?

…Он, не пересчитывая, забрал из ее рук сверток с деньгами. Они сидели в Людиной серебристой «Тойоте», по лобовому стеклу которой стекали первые капли дождя. Валентин почему-то не уходил, и Люда уже хотела предложить ему свой зонт, подумав, что он боится испортить под дождем дорогой костюм, когда услышала:

– Не думал, что со мной это когда-нибудь случится.

– Что случится?

– Эта глупая история.

– Глупая? – удивилась она.

– Ладно, Ляля, не переживай, – он положил руку ей на колено. – Мы теперь с тобой вроде деловых партнеров. Курортный роман закончился, начинается жизнь. А в жизни всегда есть место подвигу, как сказал классик, но нет места сентиментальным переживаниям. Так давно уже решил для себя я. Надеюсь, что мы больше никогда не встретимся.

Он открыл дверцу, и Люда неожиданно для себя схватила его за руку:

– Подожди. Это все?

– Хочешь поужинать вместе? – усмехнулся Валентин. – Не выйдет. Теперь уже не выйдет. Ну, все, прощай.

– Нет, – она покачала головой.

Но он уже вылез из ее «Тойоты», не морщась, подставил лицо дождю и мягко захлопнул за собой дверцу. Она смотрела, как Валентин идет к своей машине, и обеими руками взялась за горевшие щеки:

– Господи, что же это я? Да, он прав: глупая история…

…Когда Люда поздно вечером открыла дверь квартиры, муж встретил ее в прихожей, дрожащими руками принял сумки с еще не распакованными курортными вещами. Она так и не успела заехать домой, когда, взяв у Евгения ключи от машины, отправилась на встречу с Валентином. И только теперь вспомнила, что еще вчера беззаботно лежала в шезлонге на солнечном пляже и думала о том, что жизнь хороша.

– Машина под окном, Якушев, – устало сказала она. – У меня нет сил отогнать ее в гараж, а потом двадцать минут идти пешком под дождем. Мне очень холодно.

– Да-да, я сейчас кофейку сварю, – засуетился он. Потом сказал виновато: – Видишь ли, я уже выпил.

– Что, ключ в зажигание вставить не сможешь, так руки дрожат? – усмехнулась Люда, проходя вслед за ним на кухню. – Здесь ехать-то всего три минуты.

– Люда. Я не могу. Мне еще задавить сейчас кого-нибудь не хватает!

– Мандраж, да? А ты знаешь, что сидеть и трястись хуже всего? Страх проходит, только когда что-то делаешь.

– Ты договорилась? – осторожно спросил он.

– Ладно, черт с ней, с машиной, – не ответила Люда. – Я ее на сигнализацию поставила. Сиди дома, пей, раз помогает.

– Ты договорилась, – уже с уверенностью повторил муж.

– На всякий случай я оставила себе тот конверт.

– Какой конверт? – он неловко опустил на стол жалобно звякнувшую фарфоровую чашку.

– Тот, с фотографиями. Ты забыл его в кабинете.

– Зачем тебе эти фотографии?

– А затем, чтобы ты не вздумал меня подставлять. Это ты нанял киллера, запомни. Тебя шантажировали, и ты его нанял. Я знаю, что у тебя на уме, Якушев. Но теперь ты прижмешься и будешь молчать. У меня нет времени отслеживать твои сомнительные связи. Я заплатила большие деньги, чтобы спасти твою шкуру, зато сэкономила свое собственное время. Кстати, как там новые хозяева нашей квартиры? На следующей неделе они сюда переезжают. Мы и так слишком затянули с перездом.

– Ничего, бумаги оформлены, аванс они получили. Они из своей трехкомнатной съезжать не спешат, да и я никуда не спешу.

– Ах, ты не спешишь.

– Да, представь себе. Ты пять лет разрушаешь мою жизнь. До квартиры добралась. А меня, между прочим, она устраивает.

Люда сделала себе еще один бутерброд и спокойно сказала:

– Ты завтра же займешься переездом. Переправишь вещи на дачу, наймешь бригаду по ремонту новой квартиры. В сентябре мы должны туда въехать. Все.

– Как ты можешь сейчас об этом думать! О каком-то переезде!

– А о чем надо думать?

– А если нас с тобой посадят в тюрьму?!

– Господи, какой же дурак! Вот когда посадят, тогда и будешь скулить. А пока делай то, что я говорю, и перестань наконец столько пить! Не заставляй меня снова прятать бутылки в грязное белье. Дело делай, чтобы забыться, а не дожидайся целыми днями, когда тебя на расстрел поведут.

Они не разговаривали больше ни в этот вечер, ни весь следующий день. Люда была поглощена работой до поздней ночи и устала настолько, что, приехав, отключилась мгновенно, до утреннего звонка будильника. Потом снова была работа, а к вечеру к ней в кабинет зашел муж, и, дождавшись, когда она останется одна, негромко спросил:

– Ты криминальную хронику сегодня смотрела?

– Издеваешься? Мне не до телевизора. Ты столько за две недели накрутил, что мне еще разгребать и разгребать!

– А я смотрел. Почему это мертвецы так на себя живых не похожи, а? Люда? Я его сначала даже не узнал. Страшно. Он весь какой-то деревянный. Рука с носилок свесилась, на ней средний палец без двух фаланг. По пальцу я его и признал. А лицо… Дрянь какая-то, а не лицо. В затылок, что ли, ему стреляли?

– Так это он?

– Да. Корреспондент что-то плел про странное убийство. Мол, мужик-то не бизнесмен, не политик, простой человек, а убит из снайперской винтовки. Копать будут. Насчет знакомых, связей, контактов. Что делать, если на меня выйдут? А?

– Иди, Якушев, не мешай мне работать.

– Люда, я не могу так. Страшно.

– Ты, Женя, лучше меня бойся. Я просто не до конца еще разобралась, что с нами произошло за эти три дня. Времени нет. Но когда разберусь, тебе мало не покажется. А сейчас иди. Займись переездом на дачу.

И она пододвинула к себе уже целую минуту настойчиво звонивший телефон:

– Да, Лена, соединяй.

3

А еще через неделю она ехала по неотложным делам в банк, целиком сосредоточившись на проблемах, которые нужно решить именно сегодня. Работа фирмы за последний месяц Люду не радовала, хотя она и успокаивала себя тем, что летом всегда так. Не сезон для активных продаж, и с этим надо смириться. Но она все-таки не удержалась и притормозила возле магазина крупной компьютерной фирмы. Интересно, как идут дела у конкурентов? Много ли народу к ним заходит, сколько машин на стоянке возле магазина, что в них отгружают?

Она, сидя в «Тойоте», придирчиво осмотрела вывеску, здание, в котором находился магазин, оригинально оформленную витрину. Каждый выходящий из дверей человек с большой картонной коробкой был ее потенциальным врагом: почему купил не у нее? Прямо хоть присылай сюда своего сотрудника с анкетой, чтобы задать этот вопрос. Ведь у конкурентов дела идут, а у нее нет. Вон какой крутой монитор несет парень к новенькой зеленой иномарке! Не дешевой, между прочим! Клиент с большими деньгами – это ее, Людин, клиент!

Когда парень еле втиснул коробку в багажник машины, Люда поняла, что он тут ни при чем. Всего лишь менеджер по продажам, вон и бэйдж на кармане белоснежной рубашки пришпилен. Компьютер купила дама, она же осталась у машины дожидаться, когда принесут еще одну коробку. И дама эта не кто иная, как ее мачеха, Варвара Леонидовна Сальникова, будь она неладна! Люда не удержалась и вылезла из машины:

– Варвара! Добрый день. С большой покупкой тебя!

– Людочка? Какими судьбами? – сладко улыбнулась мачеха.

– А моя фирма, между прочим, тоже компьютерами торгует. Что ж ты у чужих-то берешь? И сколько, интересно, купила?

– Так ведь и ты не мне свои денежки принесла, когда на курорт отдыхать поехала, – огрызнулась мачеха. – Выглядишь отлично, и загар тебе к лицу. В Подмосковье этим летом так не загоришь.

Люда отметила, что она тоже выглядит куда лучше, чем в прошлый раз: в синих глазах меньше мути, и трезва как стекло, раз решилась самолично сесть за руль. Потом подошла к машине, внимательно ее оглядела:

– Да никак ты, Варвара, разбогатела? Давно у тебя эта иномарка, или так же, как и компьютер, на днях куплена? В лотерею выиграла?

– Ах, что ж ты раньше не сказала, что твоя фирма компьютерами торгует? Даже телефона не оставила, – напомнила акула. – А я вот решила офисную оргтехнику обновить. И машину поменять.

– На какие же деньги? – не могла успокоиться Люда. – Насколько я поняла во время нашей первой после столь долгой разлуки встречи, дела твои были плохи?

– Подожди, я сейчас расскажу. Молодой человек, это все? – крикнула мачеха парню, выносящему из дверей вторую коробку.

– Пока все. Если ничего больше купить не забыли. Принтер уже в багажнике, «мышь», колонки и клавиатуру я скотчем сюда же, к системному блоку, прикрепил, – он осторожно стал пристраивать еще одну коробку в багажник. Люда не выдержала, с другой стороны заглянула туда же:

– Ого! Лазерный принтер! Сканер! И монитор наикрутейший! Глазки, Варвара, бережешь?

Мачеха сунула купюру парню – чаевые, и довольно улыбнулась, оглядев покупку:

– Ну что ты пристала? Да, я продала свою старую машину. Ей уже семь лет! Добавила денег и купила новую. И компьютер купила. Между прочим, не ты ли меня недавно спрашивала про двоюродного брата? Про Глеба?

– Про Глеба? Я?

– Да ладно, не прикидывайся. – Варвара резко захлопнула багажник. – Не такая уж я была пьяная. Ха! С двух рюмок коньяка?! Только никак не могу понять, когда это вы с ним встречались? А его спросить забыла.

– Когда спросить? – похолодела Люда.

– Позавчера.

– Как это позавчера?

– А вот так. Ты спрашиваешь, откуда у меня деньги? Глеб привез. Много. Сказал, что должен моему Леше тридцать тысяч долларов. И что начал наконец хорошо зарабатывать. Мол, готов постепенно выплатить весь долг.

– Подожди, какому Леше? Тому, которого убили, что ли?

– Ну да. Моему первому мужу.

– А ты здесь при чем?

– А у Леши родственников больше нет. Сестра вышла замуж за иностранца, и где она сейчас, я не знаю. Год назад его мать умерла. Вот Глеб и решил, что расплатится со мной. С Лешиной женой. Неважно, что бывшей. Мы ведь снова хотели сойтись, и Глеб это знал, он же нас и мирил.

«Ах ты, юродивый, юродивый! – подумала Люда. – Ничему тебя жизнь не научила! Варька-то на твои денежки машину себе новую купила! Не в коня корм, нет, чтобы в дело вложиться». И, вновь не удержавшись, спросила:

– Он что, ненормальный?

– Нормальный, нормальный! – рассмеялась мачеха. – Повзрослел, возмужал. Настоящий босс. Говорит, бизнесом занимается.

– Кто?! Глебушка?! Бизнесом?!

– Я вижу, ты хорошо его знаешь. Когда же вы познакомились? И где?

– Не твое дело, – отрезала Люда.

– Ах, какая тайна! Вот увижу его еще раз, обязательно спрошу. Он мне еще не весь долг отдал.

– А ты эти деньги уже своими считаешь? – усмехнулась Люда.

– А почему бы нет? – Мачеха с удовольствием оглядела новенькую машину.

– Скажи, а он не женился?

– Глеб? Да тебе-то что?

– А дети у него есть?

– Он ничего не сказал. Привез деньги, отдал и уехал. Сказал, что бывших своих знакомых видеть не хочет. Прошлую жизнь, мол, как отрезало.

– Он очень изменился, да?

Мачеха пожала плечами:

– Мой двоюродный братец всегда был немного странным. Я уж думала, что это никогда не пройдет. Но теперь он стал нормальным человеком. Собранным, деловым. Последняя его странность – этот долг. Никто бы с него денег и не спросил.

– Что ж, Варя, прими и пользуйся. Счастливо оставаться!

Люда развернулась и пошла к своей машине.

– А телефон? – крикнула ей вслед мачеха. – Так и не оставишь?

– Твой сервисный центр теперь находится в этом офисе, туда и звони, – рассмеялась Люда и поспешила уехать.

Еще одна такая случайная встреча, и у нее появятся серьезные проблемы. Не хватало еще, чтобы мачеха начала выяснять у Глебушки обстоятельства его знакомства со своей падчерицей! А заодно рассказала бы о встрече с ней спустя столько лет. Глеб знает Людину фамилию до замужества с Якушевым, по поддельному паспорту. Много чего знает. Вдруг захочет найти? Вот этого не надо.

…Вещи из старой квартиры временно перевезли в загородный дом, построенный еще родителями Людиного мужа. Это был большой деревянный особняк, двухэтажный, добротный, с мансардой и двумя просторными террасами, одна из которых оказалась теперь вся заставлена коробками. Чердак тоже ими завалили и пару комнат на первом этаже. Свободной осталась только гостиная с камином да весь второй этаж, и Люда поселилась там, купив себе еще один обогреватель. Она уже поняла, что лета в этом году не будет, потому что на пороге стоял август, а небо над Москвой было прежним. Тучи затягивало сюда, как в гигантскую воронку, и они сочились дождем, словно кто-то огромный невидимой рукой выжимал их каждый день.

В купленной квартире целыми днями работала бригада мастеров, а Якушев мотался по магазинам и выбирал по указке жены новую мебель. Она предусмотрительно поставила в каталоге галочки. Дизайном Люда решила не заморачиваться. Она жила, как на вокзале, сойдя с одного поезда и не дождавшись другого, и очень этим раздражалась. Тот, другой, поезд должен был отвезти ее в новую жизнь, но куда девать накопившийся багаж? Куда девать всех этих «старых» людей, Мареевых, Варвару, Тимку, а теперь еще и Глебушку? Люде вдруг снова захотелось «умереть» и все начать сначала. Но она прекрасно понимала, что в одну реку не входят дважды. Второй раз проделать такое не удастся даже с имеющимся у нее огромным опытом. Нет, надо тянуть свою лямку и терпеть.

После отпуска ее отношения с Леней стали прохладными. Мальчик обиделся, Люда это чувствовала. Как заметил Валентин, все Ленечкины переживания пока легко читались по его наивному лицу. Он еще не научился улыбаться тому, кого больше всего на свете хочется послать к черту. Люда боялась, что парень решит уволиться. Но, видно, родители ему категорически запретили. Он по-прежнему приходил каждый день на работу, и Люда решила с ним помириться. Ей не хотелось в одиночку дожидаться своего опаздывающего поезда в доме, забитом коробками, в городе, словно застрявшем в гнилом лете, больше похожем на тоскливую осень.

– Леня, у вас есть дача? – спросила как-то она.

– Угу, – он отвернулся к монитору, делая вид, что очень занят работой.

– Я тебя чем-то обидела?

Она подождала ответа, потом поняла, что его не будет. Примирительно сказала:

– Мы друг друга не поняли. Тебе надо побольше с ровесницами общаться.

– Я общаюсь. – Леня оторвался от монитора, и Люда заметила, что он выглядит неважно. Щеки впали, под глазами круги.

– Да? Общаешься? Поэтому так похудел?

– Не-а. Мать с отцом на даче. Меня от пельменей и яичницы уже тошнит.

– А ты почему не с ними?

– Далеко. А я работаю.

– А в выходные?

– Делать там нечего. Дождь, холодно, в огороде травища прет. Помогать же надо. Когда я не работал, приходилось там все лето торчать, а теперь не хочу.

– Не любишь грядки полоть? – усмехнулась Люда.

– А кто любит? Родители не понимают, что у молодых другие интересы. Мне их огурцы по барабану. А картошку проще купить.

– Я понимаю. Хочешь поехать в выходные ко мне на дачу? У меня нет никаких грядок, зато замечательный сад, в саду мангал, под окнами гамак. А сам дом большой, просторный, двухэтажный.

– И что мы там будем делать? – внимательно посмотрел он на Люду.

– Отдыхать. Я тебя накормлю шашлыком из парного мяса. Хочешь?

– Мама с папой ждут, – стал отнекиваться Леня. – Волноваться будут. Я к ним уже две недели не появлялся.

– А мы к ним заедем. В субботу утром. А потом на рынок и опять ко мне. Ну, как?

– Далеко, – колебался он, и Люда поняла, что почти победила. Прекрасные должны получиться выходные!

– Мы поедем туда на моей машине, – принялась соблазнять она. – Я дам тебе порулить. Тебе давно пора сдать на права. Купим мяса на рынке, в магазине пива, виски или сухое вино. Замаринуем в нем мясо. И все будет просто замечательно. Всегда надо делать то, что хочется.

Хотя ей, например, не хотелось ехать на дачу к его родителям. Но куда деваться? Она собирается украсть у них сына. Надо же как-то это компенсировать. Вниманием, дорогими подарками. Они должны понимать, что она может дать мальчику гораздо больше. Он теперь знает разницу между теми своими ровесниками, которые ничего не имеют, и теми, кто имеет все. А когда это все еще и достается легко, расстаться с ним очень непросто. К хорошему привыкают быстро.

…В пятницу вечером они вышли из офиса вместе, Леня на глазах у остальных сотрудников фирмы с важным видом уселся в машину начальницы, и они поехали на дачу. Якушев уже был там, и по его лицу Люда поняла, что муж не прочь пожаловаться на жизнь. Но поскольку жена приехала не одна, делать этого не стал, напротив, повеселел, сам занялся приготовлением мяса к завтрашнему пикнику и даже не напился.

– Мы завтра утром уедем, – сказала Люда после ужина, накрытого на террасе. – Вернемся ближе к вечеру. Можешь съездить в город, развлечься.

– Даже так? – оскалился муж.

Она оглянулась посмотреть, далеко ли ее мальчик? Леня со счастливым лицом раскачивался в гамаке прямо под окнами террасы. Всю вторую половину дня не было дождя, и вечер выдался тихий, спокойный, окутанный густым туманом. Все портил Якушев, и Люда, с ненавистью глядя в его поросячьи глазки, прошипела:

– Ты мне противен.

– Развода хочешь? – понимающе спросил муж.

– Пока хочу только, чтобы ты отсюда убрался.

– Ага. Значит, я стал лишним. Понимаю.

– Ты мерзкий извращенец. Мне просто некогда тобой заняться.

– Понятно. Амурные дела важнее. И куда вы завтра собрались?

– Представь себе, к его родителям на дачу.

– Прелестно! Смотрины, что ли? Уж не замуж ли ты за него собралась? Картина Репина «Неравный брак». Или кого там? Ты, часом, не сильна в живописи? А то меня память подводит. Я плохо учился в школе. Это ты у нас, – он хмыкнул, – отличница.

– Убью! – Она схватила со стола дубовую подставку под сковороду.

– Этим? Слабо! А где твой пистолет? – ощерился муж. – Где ты его прячешь?

– Вот ты у меня где! – Люда бросила на стол подставку и сжала руку в кулак. – Я тебя держу за горло, понял? Как только скажу убраться – ты уберешься. Тебе вообще здесь делать нечего.

– Но куда же я поеду? – проскулил муж. – В новой квартире ремонт, в старую уже жильцы въехали. И потом: это мой дом.

– Ничего твоего здесь нет, – отрезала она. – А будешь права качать – пущу по миру.

Он отступил к окну, примирительно сказал:

– Ладно, делай, что хочешь. Я пошутил.

– Уедешь завтра?

– Я буду вести себя тихонечко, как мышка. Мангал для вас приготовлю, угольков нажгу. Мясца пожарю. Только не выгоняй.

– Мышка, – усмехнулась она. – Жирная крыса, вот ты кто.

– А крысы, между прочим, необычайно умные животные. И живучие.

– Хватит, Женя. Не доводи меня. Эта неделя была тяжелой. Пойду прилягу. Может, удастся уснуть.

«Я разберусь с ним потом. Найду время и обязательно придумаю, что с ним делать, чтобы замолчал навсегда. Но потом. А сейчас просто полежу», – подумала она. Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, она обернулась и увидела, как муж со странной улыбкой смотрит в окно. Будто сластена, собирающийся стянуть со стола коробку шоколадных конфет, чтобы слопать их в одиночку.

4

…Люда удивилась, когда, проснувшись, увидела за окном синее небо. Вот так сюрприз! Погода наладилась! Она быстренько встала и спустилась вниз, чтобы на террасе выпить чашку утреннего кофе. Леню решила не будить до последнего. Пусть поспит. Люда уже считала его своей собственностью и заботилась о нем, как будто и в самом деле была его матерью.

Но в машине пришлось вспомнить, что у него есть настоящие родители и надо побыть у них хотя бы пару часов, перед тем как на весь остаток уикенда украсть их единственное сокровище. Леня с восторгом рассматривал встречные иномарки.

– Ух ты! Класс! «Мерс», вот это тачка! Двести пятьдесят можно жать!

– Тише едешь…

– Ну да, – разочарованно протянул Леня, – дальше будешь. А я бы на твоей «Тойоте» как газанул! Вам, женщинам, этого не понять.

Она только плечами пожала. Разные бывают женщины. И завязала на память узелок: Леня хочет «Мерседес».

– Куда сворачивать?

Дорога была отвратительной. Дачные участки здесь давали еще в те времена, когда выращивать свои, без нитратов, овощи на кровных шести сотках только-только входило в моду. И люди хватали, что дают, неважно где. Сами корчевали пни, героически поднимали целину, и каждые выходные с энтузиазмом штурмовали переполненные электрички. Щитовые домики стояли вплотную друг к другу, а рядом зарастало чахлыми березками торфяное болото, откуда полчищами летели в атаку на человечину огромные изголодавшиеся комары. Обитатели поселка сквозь щели в покосившихся заборах с удивлением разглядывали серебристую «Тойоту»: здесь таких богатых не было, все больше пенсионеры да госслужащие самого низшего звена. И те и другие до сих пор давились все в тех же переполненных электричках, перевозя в баулах плоды своего труда в московские квартиры, находящиеся где-то на окраинах.

Леня застеснялся своей дачи и далеко не сразу вылез из машины. Люда его поняла. Это был маленький щитовой домик, давно уже требующий покраски, а крохотный участок сплошь изрезан грядками. Его мать не ждала гостей и потому суетилась и постоянно извинялась:

– Я вам сейчас картошечки отварю. Огурчики малосольные. Грибочки. На болоте нынче грибов полно, подберезовики. Попробуйте – вкусно. Мяса-то нет, извините. – И она жалобно улыбалась.

– Ничего не надо, – попыталась улыбнуться и Люда.

Ей хотелось поскорее отсюда уехать, И Лене, видимо, тоже. Владения Якушевых были роскошью по сравнению с этим убожеством, хотя Люда считала, что их особняк давно уже пора обновить, а на участке вырыть бассейн. Но все руки не доходили.

Мальчик оглядывался вокруг с недоумением. Он прав: что здесь делать? Его родители явно тяготились непрошеной гостьей. Необходимость постоянно занимать ее беседой отвлекала их от насущных забот. Этот день без дождя был для дачников настоящим подарком. А тут нате вам!

Люда попыталась реабилитироваться, выложив на стол прихваченные в маркете дорогие продукты. Но все равно ничего не получилось. И не она первая, а ее мальчик, посидев с часок за столом, сказал:

– Мама, мы поедем.

И мать все поняла, тут же засуетилась, заворачивая в бумагу вчерашние пирожки.

– Мама! – жалобно вскрикнул Леня. – Ну не надо!

Люда тронула его за руку:

– Помолчи.

Она вспомнила, как когда-то в поезде такие же простые люди накормили ее, голодную девушку, жареной курицей. Студентку, как они подумали. Это надо вытерпеть хотя бы в память о прошлом.

В этом маленьком дачном поселке на Люду вдруг накатила тоска. Она всю жизнь сторонилась бедности, словно заразной болезни. Старалась не думать, не замечать, как живут другие. И теперь (вот смешно!) снова боялась заразиться. Словно нищета – бубонная чума. Подхвати она вирус, снова станет посудомойкой.

«Я забуду об этом, как только сяду в машину, – сказала себе Люда. – Со мной такого больше не случится. Никогда. Надо лишь поскорее отсюда уехать».

– Куда ж вы так рано? – жалобно улыбнулась Ленечкина мать, отпирая ворота. С одной стороны, ей было приятно видеть сына, а с другой, напрягала гостья. Бедную женщину раздирали противоречивые чувства, и рука, держащая замок, заметно дрожала. Люде стало ее жалко.

– Нам с Леней надо работать, – сказала она. – Сейчас на фирме много дел. Приходится в выходные трудиться.

– Да я ж понимаю.

– Все мама, пока! – откровенно обрадовался Леня и торопливо полез в «Тойоту».

– Когда теперь приедешь, сынок? – спросила Мареева вслед уезжающей машине. Ответа, разумеется, не было…

…Едва оказавшись в Людином доме, Леня по-хозяйски полез в холодильник, взял бутылку дорогого импортного пива и развалился с ним в гамаке под окнами террасы:

– Класс!

Люда переодевалась в своей комнате в рабочую одежду, то и дело поглядывая в окно. Она смотрела, как муж разводит в мангале огонь, потом несет туда кастрюлю с мясом, шампуры, как к нему подходит Леня и они о чем-то разговаривают. Силы кончились. Она устало присела на кровать, надолго застыв в неудобной позе, и спустилась вниз, только когда аппетитный запах жареной на углях ягнятины просочился в комнату.

Потом они все вместе ели шашлык, она запивала сочное мясо французским вином, Леня пивом, а Якушев, как всегда, пил виски, но в меру. Она наслаждалась тихим вечером и необыкновенным закатом. Небо постепенно темнело, пока не стало цвета вина в Людином бокале, а потом почти черными сгустками крови запеклось на рваных ранах облаков. Люда долго помнила потом это окровавленное небо. Ее сморило прямо в шезлонге, возле остывающего мангала.

Она не помнила, как Ленечка с мужем помогли ей добраться до постели. Они осторожно ее раздели, уложили, укрыли одеялом, а потом вдвоем сидели в саду, в полной темноте и еще долго о чем-то разговаривали.

А утром, сквозь головную боль, она опять услышала колокольный звон. Похоронный. И подумала: «У меня начинаются галлюцинации». Предчувствие беды прочно вошло в ее жизнь, и теперь она каждый день ожидала удара. Только все никак не могла угадать: откуда? И кто именно его нанесет?

Глава 9

Людмила Сергеевна

1

Мачеха появилась у нее в офисе в самом конце лета, когда Люда и думать забыла про случайную встречу возле магазина, торгующего оргтехникой. И вдруг в пятницу за пару часов до окончания рабочего дня в кабинет вошла секретарша и доложила:

– Людмила Сергеевна, внизу, в торговом зале, вас спрашивает какая-то женщина.

– Какая женщина?

– Представилась вашей родственницей. Охрана позвонила, интересуется, пропустить ее или нет?

– Родственница? У меня нет никаких родственников, – машинально ответила она и вдруг поняла, кто это может быть. Тут же поправилась: – Я давно уже потеряла с ними связь. Я сама сейчас спущусь.

– Родственница? – усмехнулся муж, с которым она столкнулась в приемной. Сплетни разносятся быстро. – Как интересно!

– Посиди на телефоне в моем кабинете, я жду важного звонка, – Люда попробовала удержать его наверху.

– Конечно, конечно, – он оскалил желтые зубы. И Люда некстати вспомнила, что крысы и впрямь очень умные животные. Сообразил, сволочь. Звоночек из прошлого «обожаемой» жены, которое он так мечтает раскопать.

Она как можно быстрее спустилась на первый этаж. Возле стенда с мониторами стояла довольная мачеха, и взгляд у нее был такой же, как и пять лет назад: синий, пронзительный. Взгляд голодной акулы, чей рот полон острых зубов.

– Людочка! – сладко улыбнулась она. – Здравствуй, дорогая!

– Людмила Сергеевна, – холодно поправила она, заметив заинтересованные взгляды менеджера и кассирши.

– Ах, извините! Я ж по-родственному. Не чужая.

– Как ты меня нашла, Варвара? – Она отвела мачеху в самый дальний угол подальше от любопытных глаз.

– В Москве не так уж много женщин, управляющих солидными компьютерными фирмами. Я обратилась в тот сервисный центр, куда ты мне посоветовала. За консультацией, разумеется. Его начальник, между прочим, очень общительный человек. Конечно, Людмилу Михайловну Муратову никто среди представителей бизнеса, которым ты занимаешься, не знает, а вот Людмила Сергеевна Якушева – личность известная. И я на всякий случай заглянула сюда. Тому, что ты фамилию сменила, я не удивляюсь, а как насчет отчества? Почему Сергеевна, а не Михайловна?

– Поедем куда-нибудь, – сказала Люда, чувствуя, как холодеют ноги. – Посидим, поужинаем.

– А почему не здесь? – Мачеха сделала вид, что удивилась прохладной встрече. – И где твой замечательный муж? Я его не съем.

Она хихикнула и, будто бы все еще была необыкновенной красавицей, кокетливо поправила локон, выбившийся из прически. И тут Люда увидела, как в дверь торгового зала заглянул Якушев. Заметив жену, беседующую в сторонке с какой-то женщиной, направился к ним. Люда решительно сказала мачехе:

– Идем, Варвара. Здесь нам спокойно поговорить не дадут.

Столкнувшись с мужем в центре зала, она обронила:

– Уезжаю на пару часов. Будь здесь.

Якушев посторонился, проводил обеих женщин внимательным взглядом. Он смотрел на мачеху и словно что-то припоминал.

– Кто это? – обернулась Варвара.

– Какая разница?

– Фу ты, какой неприятный мужик! Аж мороз по коже!

– Тем более.

На улице Люда постаралась успокоиться. В самом деле, чего она так напугалась? Не пойдет же Варвара в полицию с неправдоподобным рассказом о том, как случайно встретилась с женщиной, которую все давно уже считают мертвой? Там с живыми проблем хватает, а привидения никого не интересуют. В крайнем случае, всегда можно дать взятку, и над Варькой посмеются, как над сумасшедшей, у которой на почве алкоголизма крыша поехала. Не надо никого бояться. Деньги есть, а значит, нет проблем, которые не решаются. И Люда постаралась говорить спокойно:

– Здесь недалеко есть уютный ресторанчик. Я там иногда обедаю. Пойдем, посидим. Самое время перекусить.

Мачеха возражать не стала, сев в машину, открыла сумочку и достала оттуда помаду, губы подкрасить. Привычки у нее остались прежние. «Все еще считает себя самой красивой женщиной на свете», – неприязненно подумала Люда. Она даже гадать не стала, что нужно Варваре. Деньги. Акула, она навсегда акулой и останется. Поэтому в ресторане, сделав заказ, Люда спросила в упор:

– Значит, шантажировать меня пришла?

– Почему ты такая? – вдруг обиделась мачеха. – Прячешься от меня, слова обидные говоришь. Даже на брата своего взглянуть не хочешь. Как будто у тебя родственников вагон!

– На какого брата? Ах, да. Вспомнила: у меня есть братик. Значит, ты метишь на наследство. Как всегда.

– Ты никогда не хотела меня понять, – вздохнула мачеха. – А я не такая уж и плохая.

– Ну да. Хорошая.

– Ты меня с самого начала невзлюбила. И это еще вопрос, кто из нас делиться не захотел. Ты же сама мне выбора не оставила. Я вынуждена была так поступить.

– Значит, ты хочешь, чтобы я признала родство, включила твоего сына в завещание как наследника, а потом, даст бог, кто-нибудь из конкурентов не позволит мне дожить до глубокой старости. Большой бизнес – штука опасная.

– Зачем ты так? Я просто хочу, чтобы мы вновь стали семьей.

– Чем? – едва не рассмеялась Люда. – Семьей?

– Да, семьей. И мне на самом деле хочется обеспечить будущее моего сына. Я мать. Хотя ты ведь не знаешь, что это такое, быть матерью, – уколола Варвара.

– Отчего же? Ты так уверена, что у меня нет детей?

– Что? Есть? – заволновалась мачеха.

– Успокойся. Нет у меня детей, – Люда взяла длинную паузу. Варька почти уже потеряла терпение. – Значит, денег тебе не надо? Хочешь, чтобы мы ездили друг к другу в гости по праздникам, обменивались подарками к дню рождения и на Рождество, сидели бы за одним столом, когда последние секунды в году отсчитывают куранты? И по-семейному друг другу помогали.

– Что ж тут плохого?

– Еще бы! Это ведь никакой не шантаж, просто родственные отношения. С шантажистом можно разделаться без всякой жалости, нерадивого сотрудника прогнать к чертям. А родственника придется терпеть, и кормить всю жизнь. А как же быть с моим мужем? – спросила она.

– А что твой муж? – сразу насторожилась мачеха.

– Он будет не в восторге от такой большой и дружной семьи. Впрочем, могу тебя обрадовать: мы скоро разведемся.

– Вот видишь! – обрадовалась Варька. – Ты тоже одинока.

– А если я соглашусь, но попрошу не оглашать публично степень нашего родства?

– Это как?

– Допустим, я твоему сыну не сводная сестра, а тетя. Тем более разница в возрасте очень большая. Богатая тетка, которая внезапно отыскалась и стала осыпать племянника щедрыми подарками.

В глазах у мачехи вспыхнул огонек. Ничего в ней не изменилось, и как только на нее, словно снег на голову, свалились первые после почти пятилетнего перерыва большие деньги, ей тут же захотелось еще и еще. Люда прикинула, что небольшими подачками Варвару еще долго можно держать на расстоянии. Обещать много, давать мало. А потом решение обязательно найдется. Лишь бы они не договорились с Якушевым.

– А при разводе ты разве не потеряешь свою фирму? – озабоченно спросила мачеха.

– Не беспокойся. Я найму хорошего адвоката, – усмехнулась Люда.

– Адвоката?

– А тебя удивляет, что у богатой женщины есть адвокат?

Мысль о том, что при разводе Якушев получит хоть малую часть ее денег, всегда приводила Люду в бешенство. О, она знала, к какому адвокату обратиться! А мачеха должна возненавидеть ее мужа только за то, что он существует. И не стремиться найти с ним контакт.

– Я вижу, ты гораздо меньше пьешь? – спросила Люда под конец.

– Если честно, то пить я совсем не умею. Пьянею мгновенно. Когда Лешеньки не стало, тогда и начала утешаться. Мне ведь надо, чтобы хоть кто-то меня любил или хотя бы понимал. Вот, например, ты. Я хочу тепла. Приедешь ко мне?

– Я? – Люда чуть со стула не упала. Тепла! Кто бы это говорил!

– Поговорим, посплетничаем. Бабы мы или не бабы? У меня ведь даже подруги нет. Одни приятельницы. А так хочется поговорить по душам! Жизнь-то какая, а? Тоска.

– Как твои дела в агентстве? – оборвала Варварино нытье Люда. Тоска ее, видишь ли, заела! Тут поворачиваться не успеваешь!

– Ну…

– Что «ну»? Просрала агентство? – грубо сказала она. – Я найду как-нибудь время, заеду. Посмотрю, что можно сделать.

– Вот видишь! Какая же ты умница стала! Как хорошо, что я тебя встретила!

– Да… Не говори ничего Глебу, если он снова объявится. Про меня. Это не в твоих интересах, – туманно намекнула Люда.

– Хорошо, хорошо. Так телефончик свой теперь оставишь?

– Мобильный. Мы еще не переехали в новую квартиру, в пригороде живем, на даче. В гости не приглашаю, там муж. А с ним мы, сама понимаешь, как сейчас живем. Если до развода дошло.

– А может, я не помешаю? Кто он? Такой же красавец, как Тимур? – В голосе мачехи послышалась легкая зависть.

– Это другой тип мужчины. Тебе не понравится.

Люда поднялась, подумав, что первый Варварин натиск она выдержала достойно. Расплатилась, разумеется, за обеих. Мачеха алчно улыбнулась, и в ее синих глазах снова загорелся огонек жадности. Ресторанчик был небольшой, но далеко не дешевый. На улице Варвара еще долго говорила о том, как ей понравилось это уютное местечко, как там замечательно кормят, она, мол, уже отвыкла и от хорошей кухни, и от сервиса, и как приятно двум подружкам вместе проводить время. Это, мол, скрашивает одиночество. Люда молчала до самого офиса, потом проследила, как мачеха садится в свою машину. И только когда та уехала, сообразила, что автомобиля ее мужа на стоянке нет.

«Ведь велела же ему сидеть в офисе!» – раздраженно подумала она. И, поднявшись на третий этаж, первым делом спросила секретаршу:

– Леночка, где Евгений Борисович?

– А он сказал, что сегодня его больше не будет.

– Что?!

Ох, как же ей надоели его выходки! Все, скотина, делает ей назло! Но ничего. Разговор с Якушевым теперь предстоит серьезный. Все его обещания ничего не стоят. Бездельник и тряпка, вот он кто. Она кипела от злости.

Но вечером муж ночевать на дачу не приехал. В новой квартире уже готова была кухня и одна из спален, и Люда тянула с переездом только потому, что не хотела делить ее с человеком, ставшим ей омерзительным. Она предпочитала по-прежнему ездить в пригород, лишь бы с ним пореже встречаться. И муж в последнее время все чаще ночевал на новой квартире. Люда не стала туда звонить, потому что не хотела выяснять отношения по телефону. Лучше дождаться выходных. Отмочалить его по полной, с матерком.

«Чтобы ты сдох!» – думала она, засыпая.

2

В пятницу вечером они поехали в загородный дом, как уже вошло в привычку, вдвоем с Леней. Он теперь ни от чего не отказывался: ни от уютной комнаты на втором этаже, ни от шашлыков, ни от приятного двухдневного безделья. По будням приходил садовник, а через день домработница, опрятная женщина средних лет, из местных. Небольшое хозяйство, таким образом, было в порядке. Люда купила Лениным родителям мобильные телефоны, чтобы избежать визитов к ним, явно напрягающих обе стороны. Леня уже привык отделываться от внимания мамы с папой пятничными звонками:

– У меня все в порядке, ма. Да, как всегда, работы много. Конечно, увидимся! Ну, пока…

Так вышло и на этот раз. Они заехали в маркет, накупили продуктов, дорогой выпивки и в полночь прибыли наконец в чисто убранный, жарко натопленный загородный дом: на дорогах были пробки. И тут же завалились спать, он в своей комнате, она в своей.

К огромному Людиному удивлению, Якушев так и не объявился. Ни в четверг, ни в пятницу, ни в субботу. На работе его не было, да и дачу муж тоже проигнорировал. Обычно он не пропускал ни одного уикенда, когда Люда приезжала сюда вместе с Леней. Изображал из себя радушного хозяина, сам закупал продукты и все время крутился рядом. Он всем мешал, потому что парень явно искал сближения с хозяйкой фирмы. Леня вел себя точно так же, как на курорте. Все время ждал, когда Люда сделает то, что, по его мнению, давно уже должна была сделать. Ведь в офисе все открыто говорили о том, что они любовники. А ничего не было, кроме этих еженедельных поездок на дачу, пикников в саду, вечерних прогулок на озеро и пустых разговоров ни о чем.

Люда чувствовала возникшее между ними напряжение и всячески старалась держать дистанцию. Для нее было сюрпризом, что в этот раз муж не приехал и они с Леней вдруг оказались на даче одни. Время тянулось медленно, Люда еле-еле дотерпела до ужина. Разговор не клеился, ей неловко было сидеть в сумерках у остывающего костра и глупо молчать. Она впервые обрадовалась бы Якушеву, объявись он на даче. Но он исчез, как сквозь землю провалился.

– Пойду спать, – первой поднялась она.

– Да еще только половина десятого! – удивился Леня.

– Устала. Спокойной ночи.

Это было бегство, но она не могла больше выносить его вопросительного взгляда. Ну когда же? Я молод, хорош собой, и я тебя хочу. И ты неспроста меня сюда возишь. Мужа нет. Ничто и никто, как говорится, не мешает. Ситуация была двусмысленная, и Люда сбежала. Она не могла понять, почему не может сделать это. Переспать с ним и таким образом внести в их отношения ясность. Все равно ведь говорят, у хозяйки, мол, молодой любовник. Но… не могла.

Сон к ней не шел, она лежала, до подбородка натянув одеяло, и прислушивалась к шагам в коридоре. Войдет или не войдет? Его комната была рядом, Якушев, который мог бы им помешать, не приехал, словно дал ей шанс. Она могла им воспользоваться.

И в этот момент раздался стук в дверь. Он все-таки решился.

– Да! – крикнула она, быть может, слишком громко.

Дверь приоткрылась. На пороге стоял смущенный Леня.

– Чего тебе?

– Можно войти?

Люда молча кивнула. Потом опомнилась и резко села на кровати. Не хватало еще, чтобы он счел это за приглашение и лег рядом! Леня сел на кровать у нее в ногах:

– Вам что, нехорошо?

– Да, голова что-то… болит, – через силу сказала она.

– Давайте, я сделаю вам массаж.

Он придвинулся и положил руки ей на плечи. Потом энергично стал их разминать. Руки у него были сильные, она невольно замерла, подчиняясь им. «В самом деле, чего я упрямлюсь? Марины больше нет, а Тимка… Тимка далеко. Все они лишь тени, а я живая, и он живой. Хватит уже благотворительности. Расплатилась…»

Вдруг ее шеи коснулось что-то холодное, словно змея проползла. Она невольно вздрогнула:

– Что это?

Люда отстранилась и обернулась. На Ленечкиной шее висела массивная литая цепь из желтого золота. Люда только сейчас обратила на нее внимание. Раньше этой цепочки не было.

– Мешает? Сейчас сниму, – тяжело дыша, сказал он.

– Подожди, – она остановила его руку, расстегивающую замочек, и вдруг поспешно отодвинулась. Перевела дыхание, резко спросила: – Ты зачем пришел?

– Он же не приехал.

– Ну и что? Ты думаешь, я из-за него? Что я его боюсь, что ли?

– Ничего я не думаю! Я люблю вас, неужели не понятно?

Она растерялась и, не зная, что сказать, тронула пальцем золотую цепь у него на шее:

– Ты стал себе такие дорогие вещи покупать?

– Подарили, – неохотно сказал Леня.

– Подарили? Кто?

Он не ответил и снова попытался неумело ее обнять. Но наваждение прошло, она уже пришла в себя и приняла решение оставить все, как есть.

– Послушай, давай подождем с этим.

– Почему? – В его взгляде было недоумение. И тут она наконец заметила, что взгляд этот сильно изменился. Исчезла детская наивность, он смотрел на нее требовательно, как мужчина, который не понимает и не принимает отказа. Она опять растерялась.

– Я… Мне надо поговорить с мужем.

– Разве ты ничего про него не знаешь?

Он развалился на кровати уже по-хозяйски, и Люда вдруг почувствовала неприязнь к этому смазливому парню. Все он про себя знает, девочки небось сказали. И романчик закрутил на стороне. А с хозяйкой – это для дела. Надо же на что-то жить! «Я люблю вас». Как же! Ведь Валентин ее предупреждал! Сама виновата: заигралась. Придумала себе сказку. Теперь надо выкручиваться.

– Про его нетрадиционную ориентацию? Конечно, знаю.

– Но тебе же нужен мужчина. Любовник, я имею в виду. Все так делают.

– Я знаю. Просто не могу так сразу.

– Сразу?!

– Леня, иди к себе.

– Я тебе не нравлюсь? Тогда зачем все эти подарки, обещания? Зачем мы сюда каждый раз вдвоем приезжаем?

– Просто потому что я… Мне одной тоскливо и… В общем, я ищу компанию. И тебе вовсе не обязательно изображать, будто ты меня любишь.

– Да? Изображать?

Он вскочил. Кажется, разозлился. Дверь громко хлопнула, и Люда с облегчением нырнула под спасительное одеяло. Вот и поговорили. Интересно, как они утром будут смотреть друг другу в глаза?..

… А утром, спустившись вниз на террасу, она поняла, что Леня уехал. В доме было пусто, его спортивная сумка исчезла, на столе стояла одинокая фарфоровая чашка с остатками кофе. Люда машинально помыла ее и вышла на крыльцо, прислушиваясь. Вдруг хлопнет калитка? Он может и передумать. Вернется или нет?

Калитка хлопнула, и она вздрогнула. Неужели? Но это был не Леня, а Якушев, который, не здороваясь с ней, начал отпирать ворота, чтобы загнать на участок свою машину. Люда стояла на крыльце, пока муж не подошел и не буркнул:

– Привет. Одна? Что так?

Она сразу почувствовала в его тоне издевку. И как победно он смотрит ей в глаза! Как будто выиграл тендер на лучшего в мире адвоката по разводам, и теперь уверен, что разденет ее до нитки!

– Где ты был, Якушев? – требовательно спросила Люда.

– Где был, там меня уже нет, – загадочно сказал он.

– Что ты себе позволяешь?! Если я велела тебе сидеть в кабинете и ждать звонка, то так и надо делать!

– А я вот не стал. И очень правильно поступил.

Он протопал на террасу, потрогал остывший чайник и заорал:

– Эй, жена! Жрать хочу, как волк! Не завтракал! Спешил к тебе с новостями! Давай-ка подсуетись!

– Открой холодильник, достань яйца с беконом, сделай омлет, – холодно сказала Люда.

– А вот ты мне и сделай. Желаю почувствовать тепло семейного очага. Жена ты мне или не жена? О близких заботиться надо, так ведь? Или ты это только родственникам обещаешь?

– Ах вот как.

Она уже все поняла. Якушев выследил Варвару. Он был у нее, не иначе. Ну и что?

– Ну и что? – повторила она вслух. – Гордишься собой? Думаешь, я тебя испугалась?

– А ты думаешь, зачем я приехал? Уточнить условия развода? Кстати, когда это мы с тобой решили развестись?

– Я так решила, – отрезала она.

– Пожалуйста. Собирай свои вещи и сдавай дела на фирме моему человеку. Впрочем, нет. Могу оставить тебя как особо ценного работника, на должности коммерческого директора. За зарплату. Много не обещаю. Но, если хочешь, можешь в другой фирме подыскать должность поденежнее. Или начать все сначала.

– Если ты что-то про меня узнал, то это дело прошлое. Как говорится, за давностью лет.

– Ах, прошлое! Тогда давай присядем. Я расскажу тебе занятную историю. И даже сам сварю нам обоим кофе. Неудобно как-то за пустым столом. Разговор будет долгим.

Муж подошел к плите, насыпал молотый кофе в турку, а Люда не выдержала, достала из буфета бутылку красного вина, плеснула себе щедро, и не в бокал, а в чашку, и выпила несколькими судорожными глотками. Он рассмеялся:

– Поняла меня теперь? А женщины, между прочим, к алкоголю гораздо быстрее привыкают. Вспомни Варвару. И ведь пить совсем не умеет. Как оказалось, я гораздо крепче. Интересная женщина! С ней стоило поговорить!

Она рухнула на стул:

– Давай, не тяни. Ты ее выследил?

– Мне просто стало интересно, что это за родственница у тебя вдруг объявилась? И такое знакомое лицо у нее! Конечно, изменилась она здорово, не сразу признаешь. Я долго вспоминал: кто же это может быть? Проводил вас до дверей ресторана, потом подождал у стоянки машин. Проследил за Варенькой, уж позволь мне ее так называть, до самого ее дома. Подошел, поздоровался, представился, потом поднялся к ней. Мы же теперь родственники.

– И она стала с тобой разговаривать?!

– А как же? В память о покойном Лешеньке, с которым мы были друзья. Или ты забыла? Не сразу, конечно, открылась, лишь после того, как мы хорошенько накатили за светлую память, а потом и за возобновление знакомства. Пять лет не виделись, как же. Ты же ее жалобы на жизнь слушать не стала. А ей просто поговорить не с кем. Она меня тоже вспомнила. Хотя я тогда был гораздо моложе, стройнее и привлекательнее. А уж выпив за Лешеньку, мы с Варварой вообще стали лучшими друзьями. И она мне с огромным удовольствием и про второго своего мужа рассказала, и про падчерицу, и про ограбление квартиры. Про те бриллианты, что у нее когда-то увели. Я не сразу понял, что к чему. Признаюсь, бриллиантов тех я не видел. Ты женщина осторожная. Но вот когда речь зашла о пистолете… Помнишь «беретту», которой ты меня пугала?

– И ты сказал Варваре, что видел у меня пистолет?!

– Не переживай так. Кто ж отгрызает руку, из которой ест? Ты мне в тюрьме не нужна. Варвара поверила в твои басни про сломанную ногу и про новую любовь. А я вот не поверил. Ловко ты ей наплела! Если бы она так не пила, то и сама бы давно догадалась, кто эти квартиры грабил. Но дело даже не в камешках. Ведь были еще деньги. Грины. Тридцать штук в чемоданчике. Я по-о-мню. Разговор-то о ее новой машине зашел. Мол, должок старый вернули. А кто вернул? Двоюродный братец. Глеб, кажется.

Якушев посмотрел на Люду с издевкой. «Все, сволочь, просчитал!» – с ненавистью подумала она.

– А знаешь, чем кончилось? Мы снова Лешу помянули. Она уже, конечно, была никакая. Все плела про какие-то фотографии, которые нашла после смерти мужа. Она с Лешей у бассейна. Сальников ее, похоже, приревновал и нанял киллера. И никак, бедняжка, не сообразит, кто же это ей так напакостил? Кто депутату компромат прислал? А я вот знаю одну мстительную бабу по имени Людмила. А по фамилии… Как там тебя? Сальникова? Муратова? Только зачем ты это сделала, а? Может, ты его и грохнула, моего друга Лешу?

– Врешь! Не докажешь! – она впервые сорвалась. – Это ты его убил! Ты!

– Да? А может, тот парень, у которого ты деньги украла? Что он, интересно, скажет, когда я его найду, а? Варвара-то нас свести обещала.

«Блефует. Она не могла этого обещать. Я для нее курица, которая несет золотые яйца. Время. Мне нужно время, – напряженно подумала она. – Все. Тайм-аут».

– И чего ты добиваешься?

– Отдай мне его.

Взгляд у мужа сделался жалобным, просящим. Он снова посмотрел на нее по-собачьи и вдруг залепетал:

– Ты думаешь, я из-за денег? Да мне немного надо. Но мальчика-то ты сама избаловала. Ты мне, Люда, помогла, но теперь не мешай, а?

– Что ты плетешь, Якушев?! – охнула она. – Да как ты посмел?!

– А что, я не человек? Я, по-твоему, ни любить, ни страдать не умею?

– Любовь?! Да какая же это любовь?!

– Твоя, значит, любовь хорошая, а моя плохая. Твоя правильная, а моя нет, – ощерился он.

– Да ты извращенец просто!

– А что я, интересно, извратил? Да я, как только увидел его в своем кабинете, так с первой же минуты…

Он даже захлебнулся от восторга, описывая свои жалкие ощущения там, в кабинете, когда впервые увидел Леню. Она закрывала ладонями уши, отказываясь слушать эту мерзость, и все качала головой, повторяя, как заведенная:

– Нет, нет, нет…

Потом вдруг сообразила:

– Значит, это ты даришь ему дорогие вещи? Золотая цепочка, вот, значит, откуда. Ты все время ждешь, когда вы останетесь наконец одни… Ты мне снотворное в вино подсыпал! Скотина!

– О! Сообразила наконец! – оскалился муж.

– Жаль, что не яд, – горько пошутила она. – Мне сейчас было бы легче мертвой.

– Я, Люда, не убийца. Руки мои чисты, – он растопырил жирные, поросшие рыжеватыми волосками пальцы, – крови на них нет. Каюсь, в мыслях своих грешен. Сколько раз просыпался ночью и прислушивался: а вдруг ты уже не дышишь? Всякое ведь бывает. Я так хотел, чтобы ты умерла. Даже к гадалке ходил, порчу просил навести, каюсь. Но убить тебя… Не-е-ет. А теперь я и вовсе не хочу, чтобы ты умерла. Не вздумай, слышишь? Ты деньги умеешь добывать. Мне не много надо, как я уже сказал, но мальчик привык жить хорошо. Нам с ним нужны деньги. Хочешь, оставим все, как есть? Я к тебе даже привязался. Ревновал, да. Его к тебе ревновал. Но у вас ведь с ним все равно ничего не получилось.

– И было у тебя с ним? Это… – поморщилась она.

– Ха! Это. Как сказала-то, а? Словно кость изо рта выплюнула. Эх, Люда, Люда. Какой же ты удивительно бессердечный человек! Похоже, всему тебя жизнь научила, кроме доброты. Эгоистка ты. Как же было, если ты мне все время мешаешь? Он чувствует, кто из нас сильнее, к кому надо прислониться. Отпусти его, Люда. Ты Леню все равно не любишь. Ты никого не любишь, только себя. И всегда так было. Ты его только оттолкни, а я тут как тут. Я уж… подберу… Приласкаю… Утешу… – он сладко зажмурился.

– Хорошо, хорошо, только замолчи!

Она чувствовала, что голова раскалывается, а сердце ноет, от омерзения, должно быть. Обязательно надо передохнуть. Вот ведь мерзавец, о доброте заговорил! Живет же на свете такая гадость! Да его раздавить надо, как таракана. Да. Раздавить. Но сначала пусть себе бегает по дому и жрет, что захочет, упиваясь собственной безнаказанностью. Пусть думает, что он теперь тут законный хозяин. Надо взять паузу и все хорошенько обдумать. Раньше ситуация была двусмысленная, а теперь трехсмысленная, если такая бывает. Любовный треугольник, где один извращенец хочет сделать извращенцами всех остальных.

– Я все поняла, – сказала она. – Мне только надо привести в порядок дела. Оформим развод и…

– Да не хочу я с тобой разводиться! Дай мне только денег и свободу. В том смысле, что я хочу жить в свое удовольствие. Ты же сама хотела жить втроем.

– Да. Только уйди. У меня голова болит.

– Так ты согласна?

– Я сделаю все, что могу.

– Вот и славно! А помнишь, я обещал, что выиграю эту партию? – самодовольно усмехнулся муж. – Прижал я тебя, признайся. Но и ты хороша. Это же надо было додуматься собственного папочку ограбить, а мужа засадить за свое преступление в тюрьму! Вот какой талант пропадает! Где у нас виски? – грубо спросил он.

– В буфете, – машинально ответила она.

Якушев достал бутылку, ловко отвинтил пробку, сделал жадный глоток прямо из горла и, то и дело отхлебывая, вышел на крыльцо. Он явно был собой доволен.

Она же, спотыкаясь на каждом шагу, стала подниматься на второй этаж. «А вот теперь спокойно. Только спокойно. Все еще можно поправить. Есть человек, который занимается тем, что решает чужие проблемы».

Выбора у Люды не было и она позвонила.

– Валентин? Это я, Ляля. Помнишь еще? Извини, я не хотела тебя больше беспокоить, но так получилось.

– Что-то серьезное?

– Скажи, тому парню еще нужны деньги?

– Деньги всегда нужны.

– Мы можем встретиться и поговорить?

– Видишь ли, я уезжаю на несколько дней. Ты меня уже в аэропорту захватила. Везучая.

– Несколько дней? – разочарованно протянула она. – Что ж, это терпит. Когда вернешься?

– Жди звонка. Выдержишь? Или совсем плохо?

– С чего ты взял, что плохо?

– У тебя голос дрожит.

– Это помехи на линии.

– Верю. Ты женщина сильная, да? Тогда до встречи?

– Да. До встречи.

Несколько дней! Надо терпеть еще несколько дней! Только не рядом с этой жирной крысой. Люда поспешно начала вытаскивать из шкафа свои вещи. Хотела подкраситься, но рука задрожала, когда она поднесла к верхнему веку карандаш. Над глазом образовалась синяя клякса, похожая на бланш. И Люда с раздражением швырнула косметичку обратно в сумку.

Когда она с чемоданом в одной руке и объемной сумкой в другой вышла на крыльцо, муж посмотрел на нее с удивлением:

– Куда это ты собралась?

– В город. Где мой ключ от новой квартиры?

– Пожалуйста, – он достал из кармана связку, отцепил один из ключей. – Кстати, там уже на следующей неделе основной ремонт будет закончен. Останутся мелочи, жить можно.

– Хорошо. Только я какое-то время хочу побыть одна.

– Значит, этот дом в полном моем распоряжении? – откровенно обрадовался Якушев.

Она снова почувствовала подкатывающую к горлу липкую тошноту. Молча кивнула и направилась к машине. Муж пошел отпирать ворота. Не прощаясь, они обменялись выразительными взглядами.

«Я победил».

«Чтоб ты сдох!»

На трассе она вдруг захотела развернуть машину и поехать не в Москву, а прочь от нее. Подальше отсюда, от Якушева, от Варвары и от Лени. Ведь приходилось уже начинать все сначала. С надгробной плиты на кладбище, с отчаяния, с грязных тарелок, с первых украденных ключей. Но за эти пять лет она сильно изменилась. И расстаться со своими деньгами, заработанными тяжелым трудом, это не то что с отцовскими. За собственные деньги она готова бороться до конца. Поэтому взяла себя в руки и надавила на газ. Вперед! В столицу! Нет таких проблем, которые нельзя решить, имея деньги.

3

Всю следующую неделю Люда старалась не замечать их обоих. В понедельник утром Леня как ни в чем не бывало пришел на работу, и по лицу мужа Люда поняла, что лучше ей делать вид, будто ничего не случилось. Якушев держался как настоящий хозяин, и попросил у нее крупную сумму приказным тоном.

– На накладные расходы.

Она дала, удержавшись от злых комментариев. Пролежав два дня в постели перед телевизором с выключенным звуком, она немного успокоилась и пришла в себя. Как только Валентин приедет, он ей тут же позвонит. А до этого надо терпеть. Держать себя в руках и делать вид, что она сдалась.

Теперь они с мужем поменялись местами. Он после работы уезжал на дачу, а Люда в московские апартаменты, где строители уже заканчивали отделочные работы. Но в этой огромной, только что отремонтированной квартире она чувствовала себя по-прежнему как на вокзале. Прибывающий поезд совсем не тот, на который куплен билет. Хотелось на юг, а маршрут изменился, и придется отправиться на север. Вовсе не туда, куда мечтала.

Утром в пятницу к ней в кабинет заглянул Якушев с вопросом:

– Где собираешься провести выходные?

– Одна, – коротко ответила она. – Там, где тебя нет.

– Умница, – муж довольно потер руки.

– Что, дело на мази? Занимаешься своими гнусностями?

– Что бы ты понимала! Я, может, впервые в жизни счастлив!

– Ого! От подробностей меня только избавь.

– Исчезаю. А ты работай, дорогая, работай. Я вижу, дела налаживаются? Как хорошо иметь такого коммерческого директора, да еще практически задаром! – хихикнул он и по-хозяйски хлопнул дверью.

Люде захотелось его убить, и она выместила злость на своем рабочем столе, одним махом отправив на пол все, что там находилось. Разноцветные ручки, карандаши, платежки рассыпались в беспорядке. Испуганная секретарша заглянула в кабинет:

– Людмила Сергеевна, что-то случилось?

– Все в порядке. Сделай мне кофе.

…В субботу Люда с раннего утра ждала звонка. Только не этого. Муж умоляющим голосом попросил ее приехать в загородный дом.

– Пошел к черту, – отмахнулась она.

– Пожалеешь!

Люда с минуту раздумывала, потом все же стала собираться. Не ради него, ради Лени, которого еще надеялась спасти. Как можно быть такой эгоисткой? Дать этой мерзкой крысе еще целую неделю жизни! Но у него все равно ничего не получилось, иначе он не скулил бы сейчас и не просил приехать.

Они оба были на террасе. Леня и Якушев. Какие-то взвинченные, беспокойные. Сначала Люда посмотрела на мальчика, потом на мужа. Что случилось? Якушев хмыкнул:

– Приехала все-таки. Лучше поздно…

На столе стояла большая потертая сумка. Люда ее сразу узнала. Она тогда продала не все вещи Мареевых, из-за мелочей не хотелось рисковать. А про эту старую икону, лежащую теперь на столе, она просто забыла. Сумка, в которой она хранилась вместе с другими вещами и коробками, была перевезена со старой квартиры сюда, в загородный дом. Люда вспомнила, что принесла ее в свою комнату и запихнула в шкаф.

– Ты рылся в моих вещах?! – накинулась она на мужа. – Да как ты посмел?!

– В твоих?! Да пусть он знает, что ты воровка!

– Значит, другого способа нас поссорить не нашел?

– Давай рассказывай ему всю правду, – Якушев кивнул на Леню и ощерился: – Не буду вам мешать.

Когда муж вышел в сад, Люда сказала Лене, как маленькому ребенку:

– Это все неправда. Не надо его слушать.

– Почему? Разве это не наше?

Он кивнул на икону, лежащую на столе. Люда так же ласково сказала:

– Ну, конечно же, не ваше. Это моей бабушки. Ты посмотри повнимательнее: банальный библейский сюжет, таких икон полно.

Она вспомнила, что других вещей из квартиры Мареевых в сумке нет. Только эта икона. Кольцо она давно продала, остальной хлам выбросила на помойку. Она взяла икону в руки:

– Почему ты вдруг решил, что она ваша?

– Потому. Когда я был маленьким, меня родители за что-то наказали. Выпороли и в угол поставили. А я был ни в чем не виноват, как сейчас помню. И я здорово разозлился. Тайком вышел из угла, снял со стены эту икону и гвоздем написал на ней сбоку: «Бога нет». Меня потом опять ремнем отодрали. Но ведь Бога нет? Ведь нет?

Он внимательно посмотрел на Люду. Она не нашлась, что ответить. Словно не веря в то, что это та самая икона, повернула ее, посмотрела. На темном, почти черном от времени дереве прямо под жестяной окантовкой крупными печатным буквами было нацарапано: «Бога нет». Почему же она раньше этого не заметила?

– Да, это так.

– Значит, это не Маринин жених ограбил нашу квартиру?

– Ты ведь не знаешь, почему я это сделала.

– Да какая разница почему? Я-то думал, что ты – добрая фея. Пришла, надарила кучу подарков. Почему-то мне хотелось верить, что так бывает.

«Добрая фея! Ах, эта извечная русская любовь к халяве!» – Люда только теперь поняла, какую сделала глупость. Она ему не помогла. Человек должен знать, за что он получает те или иные блага. Иначе всю оставшуюся жизнь так и будет искать легкого способа разбогатеть. И хорошо еще, если честного.

– Я просто возвращала долг. Как думаешь, мы теперь в расчете или нет?

– А я-то хотел тебя любить. Правда, что ты меня продала этому борову? – он кивнул за окно.

– Какая чушь!

– Ладно, пусть чушь. Но не всегда же он врет? Если хоть половина была правдой…

Она замерла. Сейчас он развернется и убежит. Исчезнет из ее жизни навсегда. Возможно, даже в полицию пойдет. Все правильно. Заслужила. Она ко всему была готова, только не к этому:

– Раз ты меня все равно не уволишь, раз мы теперь с ним заодно, как насчет прибавки к зарплате? И еще: мне надоело приходить на работу раньше всех, а уходить позже всех. Я хочу быть на особом положении. Все и так знают. Но лучше бы им не знать всей правды. Ведь так?

– Что ж. Само собой, – она снова почувствовала тошноту. – Ты пройтись не хочешь? Мне что-то воздуха не хватает. Пойду подышу. К озеру прогуляюсь. Ты со мной или с Евгением Борисовичем останешься?

– Ну, уж нет! Я лучше с тобой!

Они вместе вышли на крыльцо. Якушев, посвистывая, бродил по саду, палкой сшибая с веток румяные яблоки. Он обернулся, услышав шаги, и она намеренно взяла Леню под руку. Увидев удивленное лицо мужа, Люда чуть не расхохоталась. Интересно, кто на самом деле выиграл эту партию?

– Мы к озеру! – крикнула она.

– Как к озеру? Разве ты не уезжаешь?

– А мы еще не обо всем договорились.

И Люда назло мужу прижалась к Лене, ласково погладила его по плечу. Ну разве они с этим мальчиком не похожи? Разве она сама честная и такая уж порядочная, чтобы его осуждать? Они одного поля ягоды. Мир таков, каков он есть. А Бога нет.

По дороге к озеру Леня совсем успокоился. Он вообще легко переходил из одного состояния в другое. Это свойство юности – быстро все забывать, остро реагируя на перемены. А в его жизни за это время много чего изменилось. Сестра умерла больше года назад, он ее уже плохо помнит, квартиру ограбили очень давно, и это он помнит еще хуже. Зато теперь у него все есть. Почти все, потому что в мире еще так много красивых вещей, о которых до поры до времени просто не подозреваешь. И сам он огромен, можно много путешествовать, а работать спустя рукава, или вообще не работать. Люда все устроит. И рано или поздно она сама к нему придет. Если бы не этот боров…

Леня весело насвистывал, а проходя мимо торговой палатки, небрежно бросил:

– Люда, купи пива.

Она послушалась. Он понял, что так теперь будет всегда. Управлять этой женщиной, на вид такой неприступной, такой важной, а главное, богатой, было очень приятно! Почти как управлять шикарной иномаркой. Мчаться на бешеной скорости, получая от жизни только удовольствия. Он глотнул пива и в момент опьянел. Эх! Хорошо!

Люда же ежилась от вечерней прохлады и уже жалела о том, что затеяла эту прогулку.

– Может, вернемся? – спросила она.

– Да мы до озера почти дошли!

– Уж не купаться ли ты собрался?

– Да ну, купаться! Холодно!

Это было не озеро, а одно название. Небольшой, но глубокий водоем, где дачники и местные коротали вечернюю зорьку. Но сегодня никто почему-то не пришел ловить рыбу. Вода была темная и от бьющих по берегам ключей ледяная. Тихое, славное место. С трех сторон лес, с четвертой – дачные участки. Густой ельник вокруг озера весь был изрезан тропинками, то и дело мелькали гуляющие, которые спешили насладиться последними, еще теплыми сентябрьскими вечерами. Этот год выдался урожайным на орехи, их было великое множество, и все с удовольствием их щелкали. Люда тоже потянулась к ветке, сорвала несколько крупных соцветий. Орехи уже начали осыпаться, и некоторые гнезда были пусты.

– Смотри, здесь лодка! – Леня подбежал к берегу, покачал старую посудину, на дне которой плескалось немного воды.

– Рыбаки, наверное, оставили, – Люда подошла поближе. – Скоро вернутся.

– И весло есть! Хочешь, я тебя покатаю?

Она заглянула в лодку, поежилась:

– Там вода.

– Ну и что?

– Нет, я не сяду. А если она перевернется?

– Еще чего!

– Леня, перестань! Это глупо.

– Подумаешь! Что я, плавать не умею?

– Вода холодная.

– Не зима же.

Он прыгнул в лодку, а Люда осталась на берегу, села на поваленное дерево, достав из кармана орехи. Леня быстро выгреб на середину, потом направился к противоположному берегу. Обогнул озерцо и снова оказался на середине. Люда все никак не могла разгрызть орех. Перекатывала его языком во рту, пробуя то передними, то коренными зубами. Орех не поддавался.

– Вот черт, не хватало еще зуб сломать! – вслух выругалась она.

Лене стало скучно, он начал шлепать по воде веслом, крутиться в лодке. Туда все больше затекала вода.

– Леня, выгребай к берегу! – крикнула ему Люда.

– Сейчас! – Он поднялся в лодке во весь рост.

Люда все мучилась со своим орехом. Вдруг скорлупа хрустнула, она почувствовала во рту ее осколки и привкус крови. Лодка на середине озерца перевернулась, и Леня упал в воду. Она даже не забеспокоилась. Метров десять до берега, не больше. Пустяки, даже если учесть, что вода холодная. Люда не сразу поняла, почему он не выныривает. И тут заметила вбитый в дно кол почти у самого берега и тянувшуюся от него веревку. Там были сети. Рыбаки, оставившие на берегу лодку, перегородили озерцо сетями. Леня, похоже, в них запутался.

Сначала она хотела закричать. Потом прыгнуть в воду. Леня был там, под водой, и ему всего-то требовалось глотнуть немного воздуха. Люда знала, что вокруг полно дачников. Она и сама прекрасно плавала. Надо хоть что-то делать. Кричать, нырять, звать на помощь, ведь он тонет в нескольких метрах от берега, всего пара гребков, и под ногами окажется спасительное дно. Нужно поднять его голову над водой. И тут она, не вставая с земли, уткнула лицо в колени, ладонями закрыв глаза. Скорчилась и оцепенела. Бога нет.

Она не чувствовала, что лицо ее и руки мокры от слез, в горле ком, а дыхание такое прерывистое, будто это ей не хватает воздуха, будто она тонет. Казалось, что прошла вечность, а не каких-то пять минут. «Все, теперь должно быть все», – пробормотала она несколько раз подряд перед тем, как открыть глаза.

И только увидев, что на воде кроме перевернутой лодки никого и ничего больше нет, Люда поднялась и, спотыкаясь о корни деревьев, кинулась в ту сторону, где, как она раньше заметила, гуляли люди:

– Помогите! Помогите!

Двоих увидела сразу же на тропинке, выходящей из леса.

– Что случилось?!

– Мальчик тонет! Помогите!!! Похоже, в сетях запутался!

Мужчина тут же понесся к воде, сбросив куртку, нырнул. А Люда побежала к дачному поселку, отчаянно крича и собирая людей. Она не слышала своего голоса, в глазах стоял туман. Она не понимала, что плачет. Вскоре людей на берегу стало много. Всю эту суету она воспринимала как-то отстраненно. Будто это случилось не с ней. И не с ним. С кем-то другим. Кто-то сегодня утонул в озере… Она-то к этому какое имеет отношение?..

Его запутавшееся в сетях тело вытащили достаточно быстро. Какой-то человек крикнул, что он врач, и принялся делать Лене искусственное дыхание. Но Люда-то знала, что он мертв. Должен быть мертв, ведь все, что могла, она для этого сделала.

– Эх, чуть-чуть бы пораньше! – отчаянно сказал стоящий на коленях перед Ленечкиным телом мужчина.

– Надо же, какой молоденький! – выдохнула пожилая женщина.

– Это вы с ним были, да? – Люда даже не поняла, кто задал вопрос. Врач? Стоящая рядом девушка? – Он ваш родственник, знакомый? Или… вы здесь случайно?

– Что?

– Я говорю, жалко парня. Молодой.

– Да, – машинально кивнула она. – Родственник.

– Ты поплачь, милая, – жалостливо посоветовала какая-то старушка. – Легче будет.

«Да-да, я плачу, – Люде казалось, что она говорит вслух. – Все уже позади, и я плачу. Я хотела стать ему матерью. Но я не знаю, что это такое. Ни одна мать не поступила бы так. Она бы не дала своему ребенку утонуть. Или утонула бы вместе с ним. А я сидела на берегу и ждала, пока он захлебнется водой».

А потом вдруг ей захотелось крикнуть всем этим людям: «Я сделала для него больше, чем мать! Я не дала ему стать негодяем! Я его спасла!»

Она даже не сознавала, что человек, назвавшийся врачом, сует ей в рот какую-то большую, пахнущую ментолом таблетку, и все на самом деле уже кончено. Бога нет…

4

…Валентин позвонил ей на мобильный на следующий же день поздно вечером. Люда вернулась в Москву, как только были улажены все необходимые формальности. Вызвали полицию и зачем-то «Скорую». Опросили свидетелей, ее, слава богу, не тронули. Сделали какой-то укол и отпустили. Якушев уехал за Лениными родителями, и Люда впервые в жизни обрадовалась его существованию. У нее на это не было сил.

И вдруг этот звонок:

– Ты не передумала? – спросил Валентин.

– Нет.

Она вспомнила лицо мужа в тот момент, когда Леню, словно живого, осторожно несли в дом. И Люда поняла, что никакого поезда в новую жизнь не будет. Ни на юг, ни на север. Есть только поезд в один конец. На тот свет. Либо для него, либо для нее.

– Я хочу тебя увидеть сегодня, – сказала она Валентину. – Сейчас.

– Хорошо. Там же, где в прошлый раз, через сорок минут.

И хотя уже было поздно, она поехала. Терять ей больше стало нечего.

Она приехала чуть раньше. Гнала, как сумасшедшая, и все звуки слышала словно сквозь вату. Хотелось, чтобы рядом что-то оглушительно взорвалось, визжали бы тормоза, орали люди и она бы все это слышала как раньше. Чтобы мир снова стал ярким и полным жизни. Но бешеная скорость не помогла, все сторонились ее «Тойоты» и крутили пальцем у виска. Люда вылезла из машины у ворот парка, почти оглохшая. Усталая и безразличная ко всему. Даже ее ненависть к мужу куда-то исчезла.

Валентин был точен. Когда Люда увидела его, то словно бы проснулась. О счастье! Это тот самый человек, за которого она должна непременно зацепиться! Ему можно рассказать все. С самого начала.

– Валентин, – заикнулась было она после его традиционного поцелуя то ли в висок, то ли в волосы. Почти дружеского.

– Не надо, – поморщился он. – С таким лицом, как у тебя сейчас, идут на исповедь. А я не священник. Грехи тебе отпускать не собираюсь.

Они, как и в прошлый раз, пошли по аллее, и так же накрапывал мелкий дождик, только деревья были совсем уже седые, в некогда зеленых буйных гривах мелькали то золотые, то багровые пряди.

– Я просто хотела тебе рассказать, что было после того, как я…

– Умерла, да?

– Откуда ты знаешь?

– Я присутствовал на твоих похоронах. Нет, с Людмилой Сальниковой, а потом Муратовой я знаком не был. Кандидат в депутаты Госдумы Михаил Сальников привлек меня к избирательной кампании уже после гибели своей дочери в горах, чтобы я помог надлежащим образом осветить это в прессе. У меня ведь были большие связи. Вот я и пришел на это дело посмотреть. На похороны. Я лично отбирал твои фото для СМИ. И когда снова увидел твое лицо… Нет, я далеко не сразу тебя вспомнил. Живой человек – это совсем другое. Но все-таки вспомнил. Еще там, на курорте.

– Почему не сказал?

– А зачем? Это твое дело, под каким именем жить, с кем жить и как. Удивился немного, как бы это сказать? Стечению обстоятельств. Сначала твой отец нанимал киллера, потом ты сама обратилась ко мне за тем же. Почему именно вам, Сальниковым, люди так мешают, а? Обязательно надо их убивать?

– Что ты говоришь, Валентин! Какого еще киллера нанимал мой отец?

– Не делай вид, что не знаешь. Депутат Сальников вдруг узнал, что его любимая жена встречается с первым мужем. Некий доброжелатель передал ему фотографии. А надо сказать, что Михаил Федорович был ужасно ревнив. Фотографии эти оказались не слишком откровенные. Ну, стоят они на улице, целуются. Любовь у людей, сразу видно. И он захотел, чтобы этот мужик умер. Исчез. Думал, что таким способом вернет свою жену.

– Я не знала, что он решит его убить, – хрипло сказала Люда. Валентин рассмеялся:

– Неужели это ты их снимала?

– Да. Я.

– Как я сразу не догадался! – Теперь его смех был невеселым. – Дамочка на грязных «Жигулях». Я сразу понял, что в парике. Но лица тогда не разглядел. Я тебя быстро срисовал и долго не мог понять, кто ты. Конкурирующая фирма? Сальников нанял кого-то еще? Признаюсь, ты мне мешала.

– Красный «Гольф». У тебя тогда был красный «Гольф».

– Я ведь, грешным делом, решил тебя тогда подставить. – Валентин сделал паузу, а потом спросил: – Ведь это тебя он в тот вечер ждал в офисе в девять часов?

– А пришел ты. Но как же так? Почему? Ты же только посредник?

– Да, сейчас посредник. А тогда твой отец меня за горло взял. Крутой был мужик. Еще бы! Старая закалка! Бывший партийный босс! Он мне подсказал, чем надо заняться в то нелегкое для всех время. На партийных делах он меня и взял. На кассе. Я освободился, лишь когда он умер. От, скажем так, моральных обязательств. Мощный у Сальникова был на меня компромат. Так что, Ляля, у нас с тобой в некотором роде один папа. У тебя родной, а у меня крестный. И ты мне вроде как сестра.

– Я тебе не сестра! Я тогда чудом в тюрьму не села! И все из-за тебя! Хорошо, Якушев подвернулся!

– Якушев, Якушев… Постой… Твой муж, да?

– Он приехал чуть раньше меня. И первым нашел Алексея Петровича и тот пистолет, что ты предусмотрительно на столе оставил.

– Что ж, чистое было дело. Меня даже ни разу потом не побеспокоили. А ты молодец, раз сумела вывернуться. Я сразу почувствовал в тебе родственную душу. Так что не переживай, Ляля. Ты же меня сегодня не за этим позвала? Не отношения выяснять?

– Погоди… Я все никак не могу успокоиться.

– Возьми себя в руки. Дело прошлое.

– Но ведь все могло быть по-другому!

– Не могло. Во всяком случае, для меня. Если бы я тогда вдруг вылез из своего красного «Гольфа» и подошел к женщине на бежевых «Жигулях», она никогда не стала бы мне так же дорога, как ты. Понимаешь?

– Но почему?

– Потому что я не мог полюбить ту женщину. Мне обязательно надо было встретить эту.

Когда Валентин ее обнял, Люда не выдержала и расплакалась, повисла у него на руках. Ноги подогнулись, и она не сопротивлялась, когда Валентин молча повел ее к ближайшей скамейке. Какое-то время они сидели обнявшись и просто молчали.

– Значит, это не такая уж глупая история? – спросила она, всхлипнув в последний раз.

– Ты имеешь в виду нашу с тобой любовь? Да уж глупее не придумаешь. Свела же судьба, а? И кто тебе на этот раз мешает? Не Леня ли?

– Леня утонул, – коротко сказала она.

– Да ты что? – Он помолчал немного. – Но это даже к лучшему. Я уж испугался, что ты предпочтешь его. Он моложе и красавчик. Женщины таких любят.

– Только не я.

– А проблемы-то с кем?

– Я хочу, чтобы умер мой муж, – не стала тянуть Люда.

– Ляля, да ты что? – поморщился он. – Не проще ли развестись?

– Нет. Не проще. Или я его, или он меня.

– Что ж, раз так… Где, когда?

Люда достала из сумочки фотографию:

– Это он. Без комментариев. Сволочь редкостная.

– Ты его так ненавидишь? – он взял фотографию.

– Нет таких слов, чтобы это описать. Убей его, прошу. Или сделай так, чтобы его убили. Иначе умру я. И чтоб на меня не упало и тени подозрений. Я должна остаться чистой. Стопроцентное алиби. Мы во вторник собираемся поехать на похороны. Вместе. Отдать дань памяти сотруднику нашей фирмы. Поэтому и я, и Якушев, оба будем ночевать на новой квартире. Я скажу, что пора переезжать, тем более что ремонт сегодня закончили. Я сама разогнала рабочих. Хватит. Никого не хочу видеть. Так вот: напротив старый дом, жилой, но под снос, половина квартир пустует. Там наверняка есть чердак. Или пусть он затаится на лестничной клетке, как ему удобнее. Он профессионал, небось сообразит. В десять часов утра, плюс-минус пятнадцать минут, мы с мужем выйдем из подъезда. Скорее, плюс, потому что Якушев копуша. Гараж я пока не купила, машина будет стоять у подъезда. Пока мы к ней идем, у твоего парня будет пять минут. В десять утра на улице народу немного. Дворик тихий, к тому же проходной. Уверена, если он заранее все осмотрит, то уйдет легко. А я постараюсь упасть в обморок и отвлечь на себя внимание. Короче, подыграю, как смогу.

– Очень разумно.

– Я хочу, чтобы это сделал тот же человек, что и в прошлый раз. Я ему доверяю.

– И это разумно.

– Тариф тот же?

– Да.

– Я привезла. Я эти деньги неделю с собой вожу.

– Зачем?

– Чтобы чувствовать, что он уже мертвый.

– С тобой все в порядке? – насторожился Валентин.

– Не беспокойся. Это последнее, что мне осталось сделать.

– А потом?

– Потом все сначала.

– А знаешь, это была хорошая идея, с твоей смертью. Иногда так хочется начать жить с чистого листа! Исчезнуть, осесть где-нибудь в маленьком провинциальном городишке, читать философов и выращивать огурцы с капустой. Оказывается, у каждого из нас есть в душе маленький домик, даже у меня. С чистенькими занавесочками на окнах, с уютной спаленкой и гостиной, где по вечерам горит камин. Всю жизнь мы терпим неудобства большого города, но приходит время, и хочется оказаться в полной тишине. Покоя хочется, наконец.

– Что мешает? Тебе, например?

– Есть одно необходимое условие.

– Какое?

– Солить огурцы с капустой не мужское занятие. И вообще, в любой мужской мечте обязательно присутствует женщина.

– Я не умею солить огурцы, – ее глаза опять стали влажными. Ведь это не Глебушка, с кем, единственным, как ей всегда казалось, она могла бы быть счастлива. Валентин на него не похож. Неужели же именно он и есть ее, Людин, мужчина? Встретились наконец! Ох, как же долго она к этому шла! – Я не умею солить огурцы, – повторила Люда.

– Значит, будешь солить помидоры. Так что, Ляля?

Она вспомнила последние пять лет своей жизни: бешеную гонку за большими деньгами, постоянную войну с мужем, претензии мачехи и, последнее, смерть Лени. Валентин прав: надо бежать от всего этого. Исчезнуть. Все продать, изменить имя, наплевать на бизнес, на эти тараканьи бега. Покоя наконец хочется. И она тихо сказала:

– Позвони мне. Когда все утрясется, позвони.

Они поднялись со скамейки и так же медленно, как и пришли, двинулись по асфальтовой дорожке к выходу из парка. Золотые денежки желтых листьев, осыпавшиеся с деревьев, под их ногами превращались в обычную грязь…

Люда подождала, пока отъедет машина Валентина, а потом внимательно прислушалась. Окружающий ее мир снова звучал. Ярко, сочно, и ей снова захотелось жить. Аппетитно запахло жареными пончиками, и она почувствовала зверский голод. Да так, что готова была запихнуть в себя любую дрянь, лишь бы эта дрянь оказалась съедобной. Усилился дождь, и ей стало холодно и мокро. Чувства вернулись. Серебристая «Тойота» показалась Люде самой красивой машиной на свете. И с новой силой вспыхнула в душе ненависть к Якушеву. Из-за него все. Из-за этой крысы. Так пусть он сдохнет!

…Весь следующий день она находилась в приподнятом настроении. Несмотря на то, что в офисе было тоскливо и почти все сотрудники фирмы отпросились завтра на Ленины похороны. Якушев на работу не явился, но Люда вела себя так, словно его больше не существовало. С этим покончено. Пусть воет хоть в одиночестве, хоть при ней:

– Это ты его убила-а-а! Я знаю, что ты-ы-ы! Сука-а-а-а!!!

Она не вступала с Якушевым в пререкания, вообще не разговаривала, а вечером постаралась пореже с ним встречаться, благо что квартира теперь была огромная. Во вторник утром муж пошел за ней покорно, словно бычок на веревочке. «Это хорошо, что он туго соображает и гораздо медленнее, чем я, выходит из состояния стресса», – думала Люда, запирая дверь квартиры. Якушев намерен ей мстить, может, прямо с похорон в прокуратуру решил отправиться? В любом случае она его опередила. Он все равно мертвый, а она… Она теперь живая!

Люда усмехнулась. Как же повезло, что она встретила Валентина! Якушеву судьба такой подарок не сделала. Потому он и идет сейчас навстречу своей смерти, втянув голову в жирные плечи. Страдает. Неужели можно поверить в такую любовь? Это же сплошное свинство!

Она первой вышла из подъезда. Какой приятный день! Хорошая погода, из-за туч то и дело выглядывает солнце. Еще пара минут, и все будет кончено.

– Ну, ты идешь, Якушев? – обернулась она.

– Сейчас, сейчас, шнурок развязался.

– О господи!

Ей не терпелось. Наконец муж привел в порядок обувь и стал спускаться по ступенькам к машине, стоящей прямо у подъезда. Люда шла первой, на ходу доставая из сумочки ключи. Мысленно она отсчитывала секунды. Последние секунды прошлой жизни. Он сейчас умрет, а она все начнет сначала. Выстрела все не было. Она в замешательстве оглянулась. Когда же? И чего, интересно, он ждет?

Она даже успела отключить сигнализацию и открыть переднюю дверцу. Снова оглянулась. Да, вот сейчас. Она чувствует. Сейчас это произойдет. Его палец на спусковом крючке. Люда довольно улыбнулась. Ну, вот и все.

У кого-то на даче пав…

…Он пришел на чердак заранее, за час, занял удобную позицию у окна. Еще вчера он взломал замок на двери, внимательно все осмотрел. Дом старый, трехэтажный, видимо, скоро пойдет под снос. Строится Москва. А позицию для снайперского выстрела лучше, чем здесь, на чердаке, и не отыщешь. Совсем простое дело. Из подъезда выйдут двое, мужчина и женщина. Лицо мужчины он в течение получаса внимательно изучал вчера вечером по фотографии, которую получил от посредника. За что она его, интересно? Неприятный, конечно, тип, но за это не убивают. Убивают за другое.

Он посмотрел в оптический прицел винтовки на стоящую у подъезда серебристую машину, потом перевел взгляд на дверь. Видимость отличная! Погода просто супер! Надо же, как повезло! Бабка в белом платке вышла из двери, держа в руке бидон для молока, и осторожно начала спускаться вниз по ступенькам. Лицо как на ладони, машинально отметил он. Остается только плавно и нежно нажать на курок. Очень нежно. Надо любить свою работу. И вот она, душа человеческая, полетела к небесам. Но в бабку он, конечно, стрелять не будет. За бабку не дадут бабок. Он даже улыбнулся, отметив, что получился неплохой каламбур. Киллерский.

А вот и они. Первой вышла женщина, и он на всякий случай взял ее в прицел. Проверить, не сбился ли. Стало вдруг интересно увидеть ее лицо. Надо же: заказала собственного мужа! Что ж, бывает. Он ее прекрасно понимает, потому что сам когда-то… И вдруг замер. Что за черт?! Она же столько лет ему во сне являлась! И в каком страшном сне! Она же была первой, кого он…

В течение этих двух минут он вспомнил события пятилетней давности и вдруг понял все. Она не умерла тогда. Осталась жива каким-то чудом, и чудом же узнала, что он хотел ее убить. Только она могла так жестоко отомстить, подложив в багажник его машины краденые вещи. Вещи! А он-то все годы, проведенные в тюрьме, думал, что это сделала Марина! Он выжил лишь потому, что страстно хотел отомстить: выйти на волю и первым делом наказать ее! Терпел, зубами скрипел, но был таким примерным мальчиком, что аж тошно. Лишь бы выйти. И тогда в парке не выдержал, сорвался. Когда увидел ее с другим мужчиной, сорвался.

Он убил того парня сразу же, не собираясь ничего выяснять. Ребром ладони перебил шейные позвонки. А лицо Марины после того, что он с ней сделал, запомнил на всю жизнь, чтобы никого и никогда больше не любить. Потому что на зоне он стал почти зверем. А в том темном парке окончательно убил в себе все человеческое. И все из-за этой женщины. Людочка. Надо же! Почти не изменилась! Те же каштановые кудри, полная белая шея, холеные руки. С первой минуты их брака он ненавидел себя за слабость. За жадность к ее деньгам, которые в итоге сделали его убийцей. Ведь если бы она умерла тогда, под лавиной, то он бы теперь был совсем другим человеком. Быть может, даже счастливым. Женатым на любимой женщине, гуляющим по выходным дням с детишками в парке. Дочка и сын. Маленький сын, которого она не хотела ему родить, Людочка Сальникова. Да, это она…

Она давно должна была умереть. Но вместо нее умерла другая женщина. Которую он любил больше жизни. И вынужден был отнять у нее жизнь, потому что мысль о том, что кто-то другой станет отцом ее детей, оказалась невыносимой. Выходит, он зря убил! О, Господи! Сделай же что-нибудь!

«Зачем же Господи? Ведь это могу сделать я. Прямо сейчас».

Он тут же успокоился.

И когда его Людочка открыла дверцу серебристой «Тойоты», Тимур Муратов неторопливо, со знанием дела и очень аккуратно, дабы не смазать этот самый важный в своей жизни выстрел, нажал на спусковой крючок.

Она упала, толстый мужчина, которого Тимур должен был убить, завизжал и присел за машину. Тимур вдруг улыбнулся, вспомнив, что в таких злых случаях говорила его жена, и, собирая винтовку, тихо произнес:

– Шутка.