Катерли Нина

Чудовище

Нина Катерли

Чудовище

- Лучше уж пускай бы как раньше, - сказала тетя Геля и вытерла глаза.

- Как раньше?! Благодарю вас! Хорошенькое дело: "как раньше!" - так и задохнулась Анна Львовна. - Я всю жизнь живу в этой квартире и всю жизнь варю суп в комнате на плитке, почти не пользуюсь газом. И вынуждена была до последнего буквально времени ходить в баню, хотя у нас есть ванна. Я боялась лишний раз выйти в туалет, не говоря уж о том, что моя личная жизнь...

- Нет, лучше бы как раньше, - упрямо повторила тетя Геля, - на это я просто смотреть не могу.

Я-то лично к Чудовищу привыкла и не очень боялась его даже в детстве. Я родилась, когда оно уже поселилось в нашей квартире, и для меня не было ничего необычного в том, что в коридоре около ванной или в кухне можно встретить косматое существо с одним багровым глазом посреди лба, с длинным чешуйчатым хвостом... Да что там описывать - чудовище как чудовище, не чудовищнее других.

Говорят, еще до моего рождения наши жильцы обращались куда-то с заявлением, чтобы Чудовище отселили в другое место, чтобы даже предоставили ему отдельную квартиру. Но им отказали - мол, если все отдельные квартиры раздавать чудовищам, то куда же тогда селить многодетные семьи, мол, чудовищ много, а квартир мало, а наш случай, они так и сказали: "Ваш случай еще не самый тяжелый, - ни одного смертельного исхода или тяжкого телесного повреждения".

А то, что мужа Анны Львовны на целый месяц сделали алюминиевой кастрюлей, так это, оказывается, не тяжкое повреждение. Муж этот, говорят, как очухался после того, что в нем месяц варили борщи и тушили мясо, так сразу и ушел к другой, а Анна Львовна осталась одна и с тех пор не может простить Чудовищу, что оно разбило ей жизнь. Чудовище, правда, давало честное слово, что превратило мужа Анны Львовны в кастрюлю именно за то, что тот каждый вечер звонил из коридора по телефону своей даме и сюсюкал с ней, и он, дескать, все равно бы ушел, а так поневоле лишний месяц прожил дома, хоть и в виде кастрюли.

Не знаю, чем кончилась бы эта история - Анна Львовна, говорят, грозилась подсунуть Чудовищу в миску перегоревшую электрическую лампочку, - но тут Чудовище надолго уехало в какую-то экспедицию с музеем этнографии и антропологии, где служило экспонатом.

Потом история с мужем Анны Львовны как-то забылась, но у Чудовища с возрастом стал портиться характер, и оно жильцам буквально прохода не давало.

То приходишь в ванную комнату, а в раковине и в ванне полно лягушек и тритонов, то вдруг все холодильники начинают противно завывать и греться и в них закипает молоко и печется мясо, то у несчастной Анны Львовны на носу вскакивает невероятных размеров прыщ и каждый день меняет окраску: сегодня он синий, завтра - лиловый, а послезавтра - ядовито-зеленый.

Надо сказать, что с тетей Гелей у Чудовища были какие-то более ровные отношения, - найдет она у себя в буфете вместо хлеба черепаху - и радуется: "Смотрите, рептилия! Я ее сейчас отнесу в детский сад, в живой уголок!"

Меня в детстве, как я сейчас понимаю, Чудовище просто терпеть не могло, так я его раздражала. И тем, что с топотом бегала взад-вперед по коридору, и что громко смеялась, и в комнату к нему любила заглядывать. Поэтому Чудовище вечно устраивало мне ангины. Не очень тяжелые, но такие, что и не посмеешься - голоса нет, и не побегаешь - укладывают в постель.

Когда я выросла, Чудовище одно время очень мне вредило: стоило позвонить по телефону какому-нибудь знакомому, как оно всегда успевало раньше всех схватить трубку и прошипеть: "Нету. Ушла на свидание к другому".

Сейчас я живу одна. Родителей уже нет, семьи не получилось, тетя Геля, соседка, опекает меня, как может, а Чудовище... Во всяком случае, изводить меня оно перестало. Ну, конечно, стоит мне поздно вернуться из театра или из гостей - тут уж обязательно или споткнусь в коридоре о кота, которого у нас никогда не бывало, или новое платье разорву о колючую проволоку. Но это так, мелочи. А последнее время и того нет, последнее время с Чудовищем что-то творится, не узнать его: глаз из красного сделался каким-то грязно-рыжим, шерсть поседела - одним словом, стареет наше Чудовище. На службу оно теперь не ходит, сидит целыми днями у себя в комнате и то шипит, то вздыхает. И вот сегодня тетя Геля как раз сказала, что лучше бы уж все оставалось по-старому, а то у нее душа болит смотреть на Чудовище и сил больше нет подметать за ним чешую.

- Что касается этой мерзкой чешуи, - заявила Анна Львовна, - то тут я с вами, Ангелина Николаевна, целиком и полностью согласна: это безобразие! Надо заставить его дежурить лишнюю неделю, никто не обязан убирать за ним грязь!

Тут разговор прекратился, потому что дверь чудовищевой комнаты громко заскрипела, а через минуту и оно само появилось на кухне.

- Моете мне кости? - спросило Чудовище, и глаз его слегка порозовел. Ну-ну... А вот я сейчас вас всех простужу! Такого холоду наделаю!

И Чудовище принялось дуть, отчего щеки его сразу посинели, а голова мелко затряслась.

- Ф-ф-у-у! - дуло Чудовище, и вдруг я заметила, что тетя Геля дрожит и припрыгивает на одном месте, постукивая ногой об ногу и потирая нос, будто он у нее отморожен.

- Хо-о-лодно! Хо-о-лодно! - жалобно тянула тетя Геля и зачем-то подмигивала мне. - Ты что стоишь? - вдруг закричала она. - Двигайся! Двигайся! Не то - верная пневмония! Руки на пояс! Приседай!

Мне было не то что не холодно, а даже довольно жарко, тем более что дело происходило на кухне, где были зажжены все конфорки. Но тетя Геля так подмигивала и кричала, что я уперла руки в бока и начала приседать.

- Ага! Ага! - обрадовалось Чудовище. - То-т-то же! Попляшете теперь у меня!

Не успела я опомниться, как тетя Геля схватила меня за руку и стала вскидывать ноги в каком-то дикарском танце. Я топталась рядом.

- Сумасшедший дом какой-то! - гневно заявила Анна Львовна и вышла из кухни.

Чудовище испуганно посмотрело ей вслед, потом перевело взгляд на пляшущую тетю Гелю и тихим голосом спросило:

- Почему она не пляшет? Почему она ушла?

- Она око-че-не-ла! - задыхаясь, выкрикнула тетя Геля, продолжая танец. - Понимаете меня?

Но Чудовище уже забыло, о чем спрашивало. Везя хвост и оставляя на полу след чешуи, оно подошло к своему холодильнику и открыло дверцу.

- Где же кость? - растерянно сказало Чудовище. - Ведь я помню... Вчера была здесь, я купило ее в гастрономе...

- Ваша кость? Так вот же она, вы утром сварили из нее бульон, помните? - притоптывая, тетя Геля протягивала Чудовищу свою белую кастрюлю с супом.

- Разве? Хм... - Чудовище недоуменно уставилось в кастрюлю: - У меня не было такой миски.

- Ваша, ваша мисочка, я ее немножко почистила - вот и все.

- А-а-а! - загремело Чудовище. - Так вы посмели трогать мою миску?! Я запрещаю! За это... За это вы обе... Окаменеть сейчас на тридцать пять минут!

Тетя Геля тут же застыла, как в детской игре в "замри", а у меня как назло зачесался нос, и я подняла было руку, но тетя Геля вдруг незаметно, но очень больно ущипнула меня за бок, и я замерла тоже.

Чудовище окинуло нас победным взглядом, потом выхватило из тети Гелиной кастрюли вареную курицу и сжевало ее целиком.

- Прре-кррасная кость! - проурчало Чудовищу облизнулось и сжалилось над нами.

- Можете идти, - разрешило оно и важно удалилось из кухни, прихлебывая суп через край кастрюли.

- Зачем вы отдали ему весь свой обед? - спросила я, когда дверь за Чудовищем закрылась. - И где его кость, в самом деле?

- Да не было у него никаких костей, - махнула рукой тетя Геля, - оно и в магазин-то уже неделю не ходило.

- Так чего же оно ищет?

- А кто его знает! Может, забыло. А может, просто так, хочет показать, что все в порядке. А у самого - денег ни копейки, голодное сидит.

- А пенсия?

- Какая там у него пенсия? Оно же - экспонат, его... списали. - Тетя Геля понизила голос. - Его как бы нету. Я вот за комнату теперь боюсь, не выселили бы его. Ты только смотри Анне Львовне ничего не говори.

- Не скажу, - сказала я тоже шепотом.

Кости и фарш мы с тетей Гелей покупали теперь по очереди в домовой кухне и клали Чудовищу в холодильник. Как-то тетя Геля положила туда еще два яблока и пакет с кефиром.

- Что это - все мясо да мясо! Так и желудок можно испортить, - сказала она. - Я хотела ему кефир в бутылке взять, так оно ведь целиком все глотает, лучше уж пакет.

- Яблоки точно выкинет, - сказала я.

- Посмотрим. Может, не сообразит, оно последнее время видеть плохо стало, - тут тетя Геля оглянулась на дверь, в кухню входила Анна Львовна.

- Смотрю я на вас обеих, - заявила Анна Львовна, - и, право же, становится смешно. Вся эта ваша тайная благотворительность - думаете, не вижу? Все это притворство, одним словом - спектакль! И, главной, ради кого! Был бы человек, а то... нечисть какая-то.

- Неужели вам не жалко, оно же старое, - сказала я.

- Жалость, милая моя, не то чувство, которым можно хвастать, жалость унижает. А уж в данном случае, - она поставила кофейник на плиту, - в данном случае говорить вообще не о чем. Еще пока оно приносило какую-то пользу в своей... кунсткамере, можно было терпеть, а сейчас... Животное должно жить в лесу.

Чудовище вошло в кухню так тихо, что мы даже не заметили. Оно стояло в дверях, и глаз его багровел, как когда-то в далекой молодости...

- Так... значит - животное... - медленно произнесло Чудовище и опустилось на табуретку. - Сейчас я вам покажу.

Оно тяжело и прерывисто дышало, редкая седая шерсть на его голове и шее поднялась дыбом.

- Сейчас... у вас подкосятся... ноги... да! Ноги! И вы все... упадете... на пол, а потом... Раз! Два! Три! На пол!

Мы с тетей Гелей грохнулись одновременно. Анна Львовна продолжала стоять, прислонившись к краю плиты, и усмехалась, глядя Чудовищу прямо в глаз.

- А ты? - спросило Чудовище. - Тебя не касается? Почему не падаешь?

- А с какой это стати я должна падать, скажите на милость? - ощерилась Анна Львовна.

- Так я же тебя заколдовало.

- Ой, уморил, - Анна Львовна подошла к Чудовищу вплотную. - Колдун нашелся! Да ты только и можешь, что мусорить чешуей да подъедать чужие подачки! Тебя скоро в утиль сдадут, рухлядь такую! Ты никто! Ты - списан!

- Спи-сан? - шепотом повторило Чудовище. - Это кто списан? Я списано? Неправда! Неправда! Я все могу! Посмотри на них, они упали, упали!

- Ха-ха-ха! - заливалась Анна Львовна. - Да они притворяются. Из жалости - понятно? А ты - списан! Я сама была в музее и видела акт.

- Нет! - Чудовище вскочило с табуретки и заметалось от двери к плите, колотя по полу совсем уже облезлым хвостом. - Я тебе сейчас покажу. Я превращу тебя в крысу! В крысу!

- Ха-ха-ха! - только и ответила Анна Львовна и вдруг изо всех сил каблуком наступила Чудовищу на хвост.

Чудовище закричало. Крупные слезы одна за другой покатились из глаза, ставшего сразу бледно-голубым и тусклым. Мы с тетей Гелей вскочили с полу.

- Как вам не стыдно! Пустите его! Пожилой человек, а такая жестокость!

- В крысу! В крысу! - шипело Чудовище, не помня себя, и тыкало Анну Львовну в плечо темным скрюченным пальцем. - Раз! Два! Три!..

- Ха-ха-ха! - веселилась Анна Львовна.

И тут закричали мы с тетей Гелей:

- Крыса! Крыса! - кричали мы. - Подлая крыса! Гадина! Раз! Два! Три!

И вдруг не стало Анны Львовны.

Только что она хохотала нам в лицо, двигала плечами в белой блузке, и нету. Совсем нету, будто и не было никогда.

В кухне стало тихо. Что-то живое ударилось об мою ногу и сразу отскочило к стене. Я завизжала и полезла на табуретку.

Большая серая крыса пересекла кухню и юркнула под стол Анны Львовны. Чудовище тихо всхлипывало, отвернувшись к стене.

- Вот видите, - сказала тетя Геля, - все у вас получилось. Не надо плакать. Пойдемте есть суп.

- Это у вас получилось, а я... я ведь и правда списано. Есть акт.

- Да какое нам дело до акта, - тетя Геля осторожно гладила Чудовище по шерсти, - не бойтесь вы никого. А если вас кто-нибудь тронет, я напущу на него... муравьев.

- И я напущу! - сказала я. - Ладно?

Чудовище не ответило. Привалившись к стене, оно дремало, закрыв глаз и обмотав ноги тонким голым хвостом.