Джинджер, дочь крупного финансового магната, привыкла относиться к жизни беззаботно и легко, не раздумывая, менять поклонников. Встреча с охранником горной хижины перевернула весь ее прежний мир, все представления о жизни и любви. Но… оказалось, что мужественный красавец Мэтт Грегори жестоко обманул ее. Он вовсе не тот человек, за которого себя выдавал! Джинджер пытается забыть Мэтта, руководствуясь пословицей «клин клином вышибают». Удастся ли ей преодолеть свое чувство?..

Ноэль Бейтс

Лавина любви

Пролог

— Джинджер!

Джинджер резко подняла голову.

— Что с тобой происходит?

— Ничего! — Она с удивлением посмотрела на тарелку. Неужели она заказала такой плотный завтрак? Кроме огромного бифштекса, перед ней лежали засохшая яичница с беконом и наполовину съеденный тост с джемом. Она настолько погрузилась в собственные мысли, что совсем позабыла про еду.

Отец отложил газету и внимательно смотрел на дочь поверх очков в толстой роговой оправе.

— Что случилось? Почему ты не ешь? — В свои пятьдесят пять отец сохранил юношескую стройность, а седина лишь подчеркивала благородство черт. В глазах, таких же больших и карих, как и у нее, тревога. Отец уже переоделся в костюм для гольфа. Утром каждую субботу, сколько она себя помнит, он отправляется в свой клуб. Ничто не может помешать его еженедельной партии в гольф с тремя старинными, еще университетскими, друзьями. — Ну-ка, сознавайся! — потребовал отец. — Что с тобой происходит? Всю неделю слоняешься по дому как лунатик. Может, заболела?

— Папа, ну что у тебя за выражения! Лунатик! Нет. Я не заболела, и со мной ничего не случилось. Просто есть не хочется.

— А на выходные что собираешься делать? Пойдешь развлекаться с твоими так называемыми приятелями?

— Знаешь, папочка, мне почему-то не хочется видеть своих так называемых приятелей. Все надоели.

— Тут я тебя вполне понимаю. Ты знаешь, как я отношусь к твоим поклонникам. По-моему, половина из них просто нахлебники, а остальные прожигатели жизни без единой извилины в голове. Искренне надеюсь, что твоя хандра не связана с очередной выходкой Колина. Ты ведь, кажется, дала ему отставку?

Джинджер негодующе фыркнула. Зачем только папа упомянул о Колине! После ее возвращения Колин дважды пытался связаться с ней по телефону, и оба раза она недвусмысленно заявляла ему, что он может убираться ко всем чертям. В последний раз Джинджер добавила: если Колин еще раз попытается ей позвонить, она тут же бросит трубку и будет делать это всякий раз, пока до него не дойдет, что она не желает его видеть. А на случай, если он не понял, она позволила сказала все, что о нем думает. И напоследок посоветовала бывшему дружку принимать таблетки для повзросления. После такой отповеди вряд ли Колин решится еще когда-нибудь объявиться.

— Скажи, милая… — отец нерешительно откашлялся, — а тебе не скучно ничего не делать? Кстати, помнится, ты ведь дипломированный дизайнер. — Он встал из-за стола, снял очки и натянул свитер для гольфа лимонного цвета с изумрудной каймой и эмблемой клуба, вышитой на кармане. — Может, тебе заняться чем-нибудь? Поработать? Просто для разнообразия.

— Папа, неужели мне не показалось и ты действительно становишься старым ворчуном? — поддразнила отца Джинджер. — Я уже давно забыла все, чему меня учили!

Отец широко улыбнулся.

— Я могу замолвить за тебя словечко в клубе. Как тебе известно, жены моих друзей посвящают досуг в основном смене обстановки в своих домах. Как только переставят все вверх дном, наступает пора менять мебель. А поменяв и переставив мебель раз пять, они готовы переезжать в новый дом и делать капитальный ремонт. Лично мне такое времяпрепровождение чуждо, но, как говорится, чем бы дитя ни тешилось…

— Согласна. — Мысль о работе показалась Джинджер совершенно дикой. Пойти работать? И кому — ей?! Зачем? Это просто смешно! Да и как он себе это представляет? С чего ей начать? Дать объявление в газете или в журнале для домохозяек? А может, ей встать у входа в Центральный парк и раздавать прохожим листовки? «Я не работала пять лет! Умоляю, помогите мне обрести себя!»

Джинджер тряхнула головой. О работе она серьезно подумает потом… скажем, на следующей неделе. А сейчас ее голова занята совершенно другим…

Как только отец ушел, Джинджер побрела к себе в комнату, улеглась на диван, закрыла глаза… Перед ее мысленным взором встали картины недавнего прошлого и человек, которого она тщетно пыталась изгнать из своей памяти. Мэтт Грегори! Почему она никак не может его забыть? Его запах… сильные руки… губы… все тело… Джинджер снова и снова прокручивала в голове сцены того, как они занимались любовью, хотя и понимала, что воспоминания о нем больно ранят. Ну не мазохистка же она, в самом деле! Если бы дело ограничилось одним сексом, подумала она с горечью, она бы вот так же лежала на кровати в своей комнате, глядела в потолок и оживляла в памяти волнующие сцены, при воспоминании о которых все ее тело наливается сладкой истомой. Но, по крайней мере, ее гордость не была бы уязвлена.

Часть первая

1

Джинджер остановилась и огляделась по сторонам, потом медленно повернулась на сто восемьдесят градусов. Она совершила ошибку. Если до тех пор она испытывала лишь легкое беспокойство, то теперь беспокойство переросло в настоящую тревогу. Она одна, и вокруг на много миль ни одной живой души! А главное — она совершенно не представляет, куда заехала. После того как, спасаясь от лавины, Джинджер поспешно съехала вниз по крутому склону, она утратила ориентацию в пространстве. Начинался буран; ветер завывал все сильнее и сильнее. И, что еще хуже, спускались сумерки. В горах темнеет быстро… Заснеженная поляна, которая сверху казалась ей такой прелестной, теперь выглядела до ужаса враждебной.

Джинджер поднесла руку ко рту. Не раскисать! С некоторым усилием ей удалось напомнить себе, что горными лыжами она занимается с трех лет и опыта ей не занимать. Что ей какая-то неведомая трасса?

Снегопад усиливался. Снежинки хлестали по незащищенному лицу как дробинки и мешали смотреть кругом. Выход один. Надо медленно продвигаться вперед и скрестить пальцы в надежде, что едет она в правильном направлении.

Гнев уступил место жалости к себе. Джинджер оттолкнулась палками и медленно заскользила вниз, по направлению к сосновой рощице. По крайней мере, там она найдет защиту от усиливающегося ветра и белого безмолвия. Теперь, когда сумерки сгустились еще больше, она почти не видела ничего вокруг.

Одна! Как страшно… Возможно, в этой глуши вообще нет людей, а обитает только снежный человек. А все из-за Колина, ее так называемого дружка. Не умеет держать свои шаловливые ручонки при себе! Мало ему, что рядом такая потрясающая девушка, как она, Джинджер Босуэлл, ему обязательно надо оприходовать всех местных девчонок — подавальщиц, официанток, горничных… Джинджер почувствовала, как горячая волна гнева подступает к горлу. Она снова вспомнила, как зашла к нему в номер и увидела его с молоденькой горничной-итальянкой.

Как он посмел?!

Джинджер прислонилась к дереву и закрыла глаза. Надо сделать глубокий вдох и сосчитать до десяти. Если она не перестанет злиться, то просто закричит во все горло и, раз уж сегодня ей так не везет, вызовет сход еще одной лавины. Ее шерстяная шапочка насквозь промокла от снега. Что бы ей надеть непромокаемую, как обычно! Так нет же, решила надеть шерстяную, потому что она сочетается по цвету с ее лыжным костюмом. Ей показалось, что у нее отсырели мозги. Остальные части тела, слава Богу, надежно защищены: многослойное белье, непромокаемый горнолыжный комбинезон, непромокаемые перчатки. Но спустя какое-то время и сквозь все эти слои проникнет холод, доберется до ее тела… Джинджер прищурилась и попыталась рассмотреть, что там, за рощицей. Ей показалось, что она разглядела за деревьями узкую тропку. Если предстоит провести всю ночь в лесу, лучшего укрытия, чем роща, не найти.

Джинджер застонала. Ни к чему обманываться. Дорогу назад она не найдет. Значит, надо отбросить мысли об уютном шале, где сейчас, наверное, Колин и остальные их спутники греются у пылающего камина, откупоривают первую бутылку шампанского и решают, что заказать на ужин. Интересно, они хоть заметили, что ее нет? А если заметили, догадались ли, что она заблудилась, находится на краю света и готова выть от отчаяния? Все спутники Джинджер и Колина были первоклассными лыжниками. Подумать только, какая-то маленькая лавина способна сбить ее с пути! Несомненно, Колин со смехом поведает друзьям о том, что они с Джинджер слегка повздорили. Наверняка преуменьшит свою вину, заявив, что просто дурачился, а его ревнивая подружка почему-то раскричалась и хлопнула дверью. Все решат, что девушке необходимо слегка остыть. Наверняка она от досады отправилась ночевать в какой-нибудь другой отель.

Благодаря папиной известности и деньгам Джинджер с распростертыми объятиями встречали во всех лучших отелях на всех горнолыжных курортах Швейцарии, Франции и Италии. Кроме того, ее приятелям прекрасно известно, что в нагрудном кармане ее комбинезона лежит платиновая кредитка. Джинджер всегда шутила, что берет с собой карточку на всякий случай: вдруг по пути подвернется какой-нибудь сказочный магазинчик.

Да, сейчас ее кредитная карточка особенно кстати!

Джинджер нагнулась и поправила крепления. Потом поехала в сторону темных деревьев. Склон довольно крутой, надо ехать потихоньку, не то от отчаяния она совершит какую-нибудь глупость. Если ей повезет, деревья укроют ее от бурана, от сильного ветра. А если удастся вырыть себе норку где-нибудь под деревом, есть шанс не замерзнуть насмерть этой ночью. А если повезет еще больше, возможно, она отыщет хижину дровосека или пустую медвежью берлогу. Однако не стоит надеяться на такую удачу. Просто надо спрятаться среди зарослей деревьев.

Обширная белая поляна теперь почти полностью утонула во мраке. Если бы Джинджер так не вглядывалась в деревья, пока еще можно было их видеть, возможно, она бы не споткнулась о торчащий пень и не покатилась вниз по склону. Одна лыжа автоматически отстегнулась, другая словно намертво приросла к ноге. Когда ей наконец удалось остановиться и она попыталась встать, лодыжку обожгло болью.

Отстегнувшуюся лыжу, без которой ей не выбраться отсюда, нигде не было видно. Снег, падавший крупными хлопьями, накрыл ее, а времени на поиски уже не оставалось. Все равно что искать иголку в стоге сена.

От страха у Джинджер заныли кости. Она сжала зубы и из последних сил проползла последние несколько метров, отделявших ее от сосновой рощи, волоча левую ногу и опираясь на палки, как на костыли.

Да, в роще буран не так чувствуется. Хорошо хоть в густых зарослях можно укрыться от ветра и метели. Сделав последнее усилие, Джинджер проползла еще несколько метров и вдруг заметила впереди огонек. Когда она наклонилась, чтобы лучше видеть, огонек исчез, когда же снова выпрямилась, опять разглядела свет.

Глаза слипались… Джинджер из последних сил держалась на ногах, вернее на одной ноге. Больную ногу она держала на весу, словно собиралась играть в «классики». Боль была невыносимой, но на весу она еще терпела.

Если бы только можно было закрыть глаза и оказаться дома! Она в корне изменила бы свою жизнь. Больше никаких поездок по всему миру в поисках развлечений в компании беспечных приятелей — представителей золотой молодежи. Да и вообще, хватит с нее мужчин. Особенно таких испорченных до мозга костей бездельников, как Колин…

Теперь она отчетливо видела свет.

Джинджер готова была закричать — так ей не терпелось скорее попасть к источнику света. Деревья превратились в бесформенную темную массу; ей с трудом удавалось пробираться между ними. Внезапно деревья расступились, и она оказалась на большой поляне. Так вот откуда идет свет!

Надо же, как повезло! Не медвежья берлога, а хижина! Очень маленькая, с типичной для этих мест островерхой крышей. Но самое главное — хижина обитаема. На окнах занавески, и сквозь них пробивается свет. Значит, там кто-то есть. Ей помогут! Джинджер перевела дыхание и с трудом поползла к двери. Все последние силы она вложила в громкий стук. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь открылась.

Первое, что она увидела, были ноги. Ноги, обутые в разношенные коричневые мокасины. Когда ее спаситель заговорил, казалось, его голос идет откуда-то издалека. Красивый голос, подумала Джинджер рассеянно, низкий и глубокий. У нее не было сил даже приподнять голову и взглянуть на его лицо. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Он поднял ее и внес внутрь, ногой захлопнув за собой дверь.

Как же невероятно хорошо в тепле, под крышей! Так хорошо, что ей показалось, будто она спит. Вот сейчас она откроет глаза и окажется, что она по-прежнему скорчилась в лесу под деревом, вокруг завывает буран и надежды на спасение или помощь нет. А хижина, огонь, мерцающие огоньки и тепло лишь померещились ей в ее больном воображении.

Джинджер нарочно не открывала глаз. Она почувствовала, как ее осторожно положили на лежанку. Похоже, диван — ложе мягкое, широкое и удобное.

— Кто вы такая? — раздался требовательный голос сверху. — И какого черта вам здесь надо?

Как грубо! Никакого сочувствия! Джинджер открыла глаза и встретилась с подозрительным и враждебным взглядом светло-голубых глаз. По крайней мере, он говорит по-английски.

— Вы американец?

— Допустим.

На ее спасителе была линялая сине-белая полосатая футболка и мешковатые спортивные штаны, которые, как и футболка, казалось, знавали лучшие дни.

Столкнувшись с такой неприкрытой грубостью, Джинджер даже забыла о больной лодыжке.

Никогда в жизни ни один мужчина не относился к ней столь враждебно! Правда, сейчас, надо признать, она выглядит не лучшим образом, но все же… Против своей воли она застонала, отчего светло-голубые глаза сощурились еще презрительнее.

— Вы собираетесь отвечать? — резко спросил он. Джинджер села и закрыла глаза: боль эхом отдалась во всем теле.

— Нога!

Мужчина медленно перевел взгляд на ее ногу. Вначале ей показалось, что он проигнорирует ее стоны, однако он наклонился над ней и снял с ее ноги ботинок. При виде распухшей лодыжки он коротко выругался.

— Что случилось? — Его длинные пальцы ощупывали ее ногу по всей длине.

Прикосновение холодных, умелых пальцев было приятно. Джинджер с облегчением откинулась назад и стала смотреть в потолок.

— Я каталась на лыжах и упала, — тоненьким голоском объяснила она. Ее спаситель снова выругался себе под нос. — Простите, — добавила она, почему-то чувствуя себя виноватой.

— Лежите тихо. Я сейчас.

Джинджер стало немного легче, когда он скрылся из виду.

Угораздило же ее подвернуть ногу и оказаться во власти невоспитанного грубияна! Слишком он высокий, слишком сильный, грубый и мрачный. Интересно, зачем он ушел? Может, ищет какое-нибудь лекарство, а может, сейчас принесет карту и покажет ей, где находится ближайший населенный пункт? По всему видно, ему не терпится поскорее от нее избавиться.

— Это у вас не перелом, — произнес мужчина, входя в комнату. В руках у него была коробка, — Скорее всего, растяжение. Вы долго шли на этой ноге?

— Около получаса. — Джинджер нахмурилась. — Наверное. Знаете, вы вовсе не обязаны мне помогать, — сказала она, видя, как он открывает коробку и разматывает бинт. — Я и сама сумею забинтовать себе лодыжку.

— Может, вы и на лыжах кататься умеете? Терпеть не могу самоуверенных новичков! Вам бы на детских трассах кататься, а не съезжать по этим склонам… — Он оторвал зубами полосу бинта и начал умело бинтовать ее лодыжку.

— Я не новичок, — холодно возразила Джинджер. — А неудачи случаются и с самыми опытными лыжниками.

Мужчина бросил на нее презрительный и недоверчивый взгляд и снова принялся за работу.

Джинджер стиснула зубы. Может, у него манеры носорога, но она не опустится до его уровня. Начать с того, что, нравится ей это или нет, она зависит от него и находится в его власти — по крайней мере до тех пор, пока не свяжется с отцом или с кем-нибудь из знакомых. И еще — она слишком хорошо воспитана и не будет обращать внимания на его очевидную грубость.

— Откуда вы знаете, что это не перелом? — спросила она.

Он снова бросил на нее беглый взгляд.

— Просто знаю, и все, — отрезал он.

— Вы, наверное, врач?

— Нет.

— Тогда кто?

Он не ответил и снова занялся ее ногой. Закончив бинтовать лодыжку, он сел в кресло, стоявшее напротив, у камина.

В ней нарастало раздражение.

— Вы собираетесь отвечать? — Она стянула с головы намокшую шерстяную шапочку, и ее густые волосы цвета червонного золота волнами рассыпались по плечам.

— Прежде всего давайте кое-что уточним. Это вы находитесь в моем доме, и вопросы здесь задаю я. Понятно?

От изумления Джинджер широко раскрыла глаза.

— Сейчас вы ответите на мои вопросы. Если ваши ответы меня устроят, я разрешу вам принять ванну и переодеться во что-нибудь из моей одежды, — продолжал он, выделив слово «моей».

Его надменность оглушила ее и лишила дара речи.

— Сначала скажите, как вас угораздило кататься именно здесь. Вы хоть представляете, насколько опасны отвесные склоны в это время года?

— Я… спасалась от лавины…

— Где?

— Где… что?

— Где сошла лавина?

— Неподалеку от Шантеклера, того местечка, где мы остановились. Я… немного повздорила со своим другом и отправилась покататься, чтобы немного развеяться. А потом сверху сошла лавина. Не очень большая, но все же достаточная, чтобы я сбилась с пути.

— Какая безответственность! — едва слышно пробормотал он.

Джинджер сделала вид, что не слышала. Жаль, что она не в состоянии нормально передвигаться! Она бы пулей вылетела из его хижины, даже если бы ей предстояло провести ночь на склоне горы. К несчастью, на время она прикована к этому ложу…

— Я не успела выяснить, где нахожусь, потому что начался буран. Через несколько минут я поняла, что заблудилась и утратила ориентацию в пространстве. Потом… я увидела сосновую рощу и решила укрыться там на случай, если придется ночевать под открытым небом. Я так стремилась скорее попасть под прикрытие деревьев, что не смотрела под ноги. В результате споткнулась о пень и растянула лодыжку. А потом заметила свет и поползла вперед. И наткнулась на вашу хижину.

— Значит, никто не знает, где вы находитесь?

Джинджер совсем не понравились слова незнакомца. Она приподнялась на локтях и с тревогой посмотрела на него. Боже, он ведь может оказаться кем угодно! Да, рано она успокоилась. Может, ночевка в лесу и риск переохлаждения безопаснее?

Если вдруг придется защищаться, с ним она не справится! Конечно, она девушка высокая, рост у нее где-то метр семьдесят восемь без каблуков, но он на добрых десять сантиметров выше, насколько можно судить, и гораздо сильнее и крепче ее.

Встретившись с ледяным взглядом его голубых глаз, Джинджер испугалась. У нее возникло неприятное чувство, будто он читает ее мысли. Она откашлялась.

— Ну что? Я удовлетворительно ответила на все ваши вопросы?

— О, я еще не узнал самого главного… — Он медленно вытянул ноги и растянул губы в улыбке.

— Что же?

— Как вас зовут?

Джинджер прикусила губу. Очевидно, он заметил, как она испугалась, и решил позабавиться.

— Джинджер. Джинджер Босуэлл.

— Босуэлл?.. — Он склонил голову набок, и Джинджер энергично закивала.

— Да… Должно быть, вы слышали о моем отце. Генри Босуэлл, член совета директоров Нью-йоркской фондовой биржи. — Она попыталась дать ему понять: несмотря на то что никто не знает о ее теперешнем местонахождении, если с ней что-то случится, так просто этого не оставят.

— Подумать только! Знаменитый мистер Босуэлл! Вот ведь как бывает!

— Значит, вы слышали о нем?

— Разве я так сказал? — Он рассмеялся, и Джинджер его смех очень не понравился.

— У вас телефон есть?

— Все местные линии отключены. — Он пожал широкими плечами, не спуская с нее глаз. — Из-за бурана. Не думаю, что их быстро починят. Прогноз погоды на предстоящие две недели не слишком благоприятный.

— На предстоящие две недели? — Ничего себе! Да за две недели с ней может случиться все что угодно! — Джинджер нахмурилась. — Как же мне позвонить папе? Я должна успокоить его, сказать, что со мной все в порядке… Еще нужно связаться с Колином и остальными друзьями. Наверное, они волнуются…

— Ну конечно! — Он насмешливо поклонился. Джинджер снова стиснула зубы.

— На ваше счастье, у меня есть рация. Можно позвонить в ближайший городок и попросить отправить телеграмму.

Джинджер разволновалась. Как испугается папа! Они с отцом обожали друг друга. Генри Босуэлл души не чаял в единственной дочери, а она восхищалась своим отцом. Она взяла трубку и, поздоровавшись, начала диктовать текст телеграммы. Главное — не волновать папу. Именно поэтому Джинджер решила не сообщать отцу о причине своего безрассудного поведения, а именно о ссоре с Колином. Колина Генри Босуэлл недолюбливал и называл его хлыщом, у которого денег больше, чем мозгов.

— Простите… — Джинджер повернулась к своему спасителю. — Мне надо сообщить, у кого я сейчас нахожусь. Как вас зовут?

— Любите задавать вопросы, а? — Он подбросил в огонь полено и повернулся к ней. — Сообщите папочке, что здесь с вами ничего плохого не случится. Меня зовут Мэтт Грегори. Да постарайтесь успокоить папочку: я вас не съем. На самом деле мне с вами крупно не повезло…

— Вам со мной?

— Именно. — Он оглядел ее цепким взглядом. — Я хочу сказать, вы свалились на мою хижину как снежный ком и ближайшие несколько дней вы вряд ли на что способны. Особенно с растянутой лодыжкой.

— Не собираюсь злоупотреблять вашим гостеприимством и на помощь не рассчитываю. Я прекрасно могу позаботиться о себе сама. Так что не стоит беспокоиться.

— Да что вы говорите! Значит, вы можете и дорожки расчищать, и дрова рубить?

— Вы прекрасно понимаете, что этого я делать не могу.

— А как насчет уборки?

Джинджер огляделась — в первый раз с тех пор, как он внес ее в хижину. Она находилась в гостиной, довольно большой и просторной. Стена напротив огромного камина сплошь уставлена стеллажами с книгами; кроме дивана, на котором она лежит, вдоль стен стоит несколько продавленных стульев и кресел. За дверью, наверное, кухня; с другой стороны на первом этаже, наверное, еще пара комнат. Деревянная лестница ведет на второй этаж, на площадку, огражденную перилами; ниже площадки, видимо, располагаются несколько комнат, скорее всего спален.

— Наверное, и тряпки в руке никогда не держали! — спокойно продолжал Мэтт.

Джинджер вспыхнула.

— А готовить умеете?

— Думаю, да.

— Думаете?

— Я… мне никогда еще не приходилось готовить. В этом просто не было необходимости. У нас готовит Фанни… — Даже на ее слух объяснение прозвучало крайне неубедительно. Джинджер отбросила челку со лба и с вызовом посмотрела на него. — Но, наверное, помочь на кухне я смогу. Дело нехитрое…

— Чем же вы занимаетесь, если не секрет? — спросил Мэтт с простодушным видом.

— Я… дизайнер по интерьерам, если хотите знать. — Почти без опыта работы, вспомнила она. Ее кольнуло нечто похожее на угрызения совести. Отец оплатил дорогостоящее обучение и даже нашел ей первых клиентов, однако ее пыл мало-помалу угас. Выполнив два-три заказа, Джинджер не стала заботиться о поиске новых клиентов. Развлечения, путешествия и романы почти не оставляли времени для чего-то более серьезного, например для работы. Так как ей не нужно было зарабатывать себе на жизнь, она с легкостью отвлеклась от серьезных мыслей и о работе больше не помышляла.

— Должно быть, ваша работа оставляет вам мало свободного времени.

— Разве я спрашиваю, чем занимаетесь вы? — парировала она. Да уж, если бы этот тип узнал, какую жизнь она ведет, он проникся бы к ней еще большим презрением.

— Словом, насколько я понимаю, вы не очень заняты, — спокойно резюмировал Мэтт.

— Этого я не говорила!

— О, ваше молчание красноречивее всяких слов! Очевидно, вам не приходится трудиться в поте лица, чтобы заработать на хлеб насущный. Следовательно, я прихожу к выводу, что вы не делаете ничего, а только… скажем так… прожигаете жизнь? Бываете на всех увеселениях и тусовках, где собирается золотая молодежь. Я правильно угадал? Знаю я девиц вроде вас.

— Наслаждаться жизнью очень важно, — сказала Джинджер только ради того, чтобы возразить, хотя она прекрасно понимала, что ее довод не выдерживает никакой критики.

— Лучше ступайте переоденьтесь. — Мэтт подошел к ней вплотную и крепко взял за руку. Она нехотя приняла его поддержку. — Можете взять что-нибудь из моего гардероба. Вряд ли мои вещи отвечают вашим стандартам, но… А я тем временем приготовлю нам что-нибудь поесть.

— Спасибо, — пробормотала Джинджер. Ей не терпелось переодеться в сухую одежду.

Но как только она попробовала наступить на больную ногу, все ее тело пронзила острая боль. Благодаря тугой повязке она чувствовала себя лучше; вернее, ей казалось, что нога уже не так болит. Но какая разница, даже если утром она сможет прыгать, бегать и скакать? Из-за бурана она заперта в заброшенной хижине вместе с этим невыносимым типом, который, очевидно, не только не питает к ней симпатии, но просто презирает. До ее слуха доносился свист ветра. Метель разбушевалась не на шутку. Кошмар!

— Лучше позабыть о гордости и попросить о помощи, — небрежно заметил Мэтт, видя, как она бессильно повисла на перилах и пытается взобраться по ступенькам лестницы.

Джинджер ответила язвительным взглядом. Его светло-голубые глаза встретились с ее карими. Брови у него светлые, почти такие же светлые, как и волосы. Теперь, когда его лицо было почти на одном уровне с ее, она заметила, что ресницы у него рыжеватые, длинные и густые, как у девушки.

— Если вы не возражаете… — Она отвернулась.

Он с готовностью подхватил ее на руки и понес наверх легко словно пушинку. Только тут Джинджер почувствовала, как она устала. Она с трудом открыла глаза.

Как приятно, когда тебя несут на руках! Какие у него руки! Просто железные! И сам он словно отлит из металла — сильный и крепкий. Кроме того, в отличие от прежних ее знакомых, этот явно не злоупотребляет дорогим лосьоном после бритья. От него шел мужской, терпкий запах. Очень круто! Да, если живешь в такой глуши и постоянно рубишь дрова и катаешься на лыжах, тебе не до лосьонов.

— Здесь всего одна ванная, — заявил он, ногой открывая дверь и усаживая ее на стул возле ванны. — Поэтому, будьте любезны, проследите, чтобы после вас ванна осталась в такой же чистоте, как и сейчас. Мне не улыбается отчищать ее после вас.

Даже не взглянув на нее второй раз, он включил воду и принялся наполнять ванну. Он наклонился, чтобы попробовать воду рукой, и футболка слегка задралась. Джинджер увидела полоску загорелой кожи.

— Давайте я помогу вам раздеться. — Он повернулся к ней, и она живо отвлеклась от разглядывания его фигуры.

— Нет уж, спасибо!

— Хотите сказать, что сами справитесь? С вашей-то лодыжкой?

— Я очень вам благодарна за то, что вы меня спасли. — Она постаралась, чтобы в ее голосе было побольше льда. — Но, если вы ко мне хоть пальцем прикоснетесь, я закричу на весь дом!

— Да неужели? — Он нагнулся к ней, притянул ее к себе так, что она не могла шевельнуться. Теперь она могла смотреть только на его мужественное лицо. Она отпрянула и испуганно съежилась на стуле. — Кто вас услышит? Но будь по-вашему… — Он отошел, выпрямился во весь свой могучий рост и посмотрел на нее сверху вниз без всякого почтения. — Я отнюдь не собирался посягать на вашу девичью честь! Главное — не забудьте потом за собой убрать. Не хочу обнаруживать в своей ванне вот это… — неожиданно он схватил длинную прядь ее волос. — Не дай Бог у меня ванна засорится!

Джинджер понадобился целый час на то, чтобы принять ванну. Пока она стянула с себя весь свой многослойный костюм, она запарилась так, словно пробежала марафонскую дистанцию. Наконец, когда ей показалось, что от долгого сидения в горячей воде у нее вся кожа сморщилась, она с трудом выбралась из ванны. Завернувшись в пушистое полотенце, она вышла на площадку второго этажа. Мэтта нигде не было видно, а звать его Джинджер не позволяла гордость.

— Можно мне на время взять что-нибудь из вашей одежды? — спросила она, когда наконец обнаружила его внизу со сковородкой в руке.

— Что, простите?

— Я спрашиваю, можно позаимствовать что-нибудь из вашей одежды? — Джинджер страдала от унижения. Полотенце едва прикрывало ее. Несомненно, он прекрасно понимает, как ей неловко стоять перед ним в одном полотенце, но либо ему на это совершенно наплевать, либо ее смущение его просто забавляет. А может, и то и другое.

— Вы забыли волшебное слово.

— Пожалуйста!

— Так-то лучше. — Поставив сковородку на низкий деревянный столик у основания лестницы, он стал подниматься к ней. — Спать будете в спальне для гостей. — Он открыл дверь, за которой оказалась маленькая уютная комната с камином.

Места там хватало для односпальной кровати, туалетного столика с зеркалом и комода. Джинджер с трудом перешагнула через порог и огляделась. Вообще-то она привыкла спать в двуспальной кровати. Даже останавливаясь в отелях, она всегда требовала, чтобы у нее в номере была двуспальная кровать — неважно, сколько приходилось доплачивать за свой каприз. Односпальные кровати напоминали ей о больнице, а больница, в свою очередь, — о маме. Мама умерла в больнице, когда она еще под стол пешком ходила.

— Что, не слишком подходит, миледи? — Обернувшись, Джинджер увидела, что он незаметно подошел к ней вплотную и стоит сзади.

Для такого сильного и крупного мужчины он на удивление бесшумно двигается, с удивлением подумала она. Он сунул ей в руки стопку одежды.

— Все прекрасно. Благодарю вас.

— Это хорошо. Потому что единственная двуспальная кровать у меня в спальне, а даже у моего гостеприимства есть пределы. Ну, а теперь помочь миледи войти? — Не дожидаясь ответа, он положил руку ей на талию.

Ей ничего не оставалось делать. Она обхватила его рукой за шею, другой рукой придерживая сползающее полотенце.

— Ну вот… — Он отошел и скрестил руки на груди. — А теперь можете переодеться. Через пятнадцать минут я принесу вам что-нибудь поесть, миледи. — И он насмешливо отдал ей честь.

— Пожалуйста, перестаньте издеваться!

— Простите, миледи? — Ярко-голубые глаза расширились от деланного удивления. — Но почему вы решили, что я над вами издеваюсь?

— Потому что меня зовут не «миледи». Вместо ответа он подошел к холодному камину.

— А здесь не жарко! С другой стороны, я не ждал гостей, иначе непременно растопил бы камин и согрел комнату. Но все-таки вам лучше одеться. Вы вся дрожите. Ваш комбинезон я повешу сушиться у огня на первом этаже.

— Спасибо.

— А позже я принесу дрова и разожгу камин.

— Буду вам очень признательна. — Тело Джинджер покрылось гусиной кожей. — Не беспокойтесь, мистер Грегори…

— Мэтт. К чему формальности, когда мы будем вместе жить? — Он повернулся и через плечо бросил на нее быстрый взгляд.

Джинджер с некоторым изумлением обнаружила, что любуется им. Красивое, мужественное лицо, широкие плечи, узкие бедра… Разумеется, он красив в грубом, примитивном смысле слова. Он хорош какой-то первобытной красотой! От него так и веет силой. Хочется любоваться им без конца. Джинджер поспешно отвела взгляд, чтобы он не подумал, что она пялится на него. Ладно, раз он против формальностей…

— Отец, разумеется, компенсирует тебе все расходы…

Мэтт медленно повернулся и оглядел ее с головы до ног. Презрительная усмешка притаилась в уголках его губ и сверкнула искоркой в голубых глазах.

— Замечательно! По-твоему, мне нужна компенсация, так, что ли?

Джинджер совершенно неэлегантно опустилась на кровать и скользнула под одеяло. На ней все еще было мокрое полотенце, а стопку одежды она держала в руке. Она натянула пуховое одеяло до самого подбородка. Если он не обращает внимания на то, что у нее стучат от холода зубы и непременно хочет еще поболтать, что ж, по крайней мере, она согреется.

— Я причиняю тебе столько неудобств. Знаешь, большинство людей на твоем месте не отказались бы от небольшой финансовой поддержки. — Джинджер смущенно зарделась, понимая, что говорит что-то не то.

Взгляд его светло-голубых глаз стал просто ледяным.

— Боже мой! Неужели ты решила, глядя на мою обтрепанную одежду, будто я нуждаюсь?

— Мне нет дела до твоей одежды, — горячо возразила она. — Я понятия не имею, богат ты или беден… Не знаю, чем ты зарабатываешь себе на жизнь. Но… как бы это сказать… — Так как взгляд его ничего не выражал, она неуверенно продолжала: — Здесь, в глуши, наверное, нельзя найти высокооплачиваемую работу? — Она замолчала, вконец запутавшись.

Мэтт покачал головой и глухо рассмеялся.

— Нет, Джинджер, я не постоянно обитаю в этой глухомани. — Казалось, он о чем-то задумался, но потом решился: — Дело в том, что это не мой дом. Я только присматриваю за ним.

— А, понятно! — Что ж, это многое объясняет. Вполне вероятно, он один из тех мужчин, что предпочитают жить кочевой жизнью, колеся по миру и подрабатывая поденной работой то здесь, то там. Зарабатывает этим на кусок хлеба.

Мэтт молчал. Спустя несколько минут взгляд его просветлел и он пожал плечами.

— Сейчас принесу тебе поесть. А утром твоя нога уже не будет так болеть.

На этот раз он не назвал ее миледи, однако, стоя на пороге, отвесил ей шутовской поклон. У Джинджер не осталось сил даже на то, чтобы рассердиться. Так хочется спать! Вот только полежу пять минут с закрытыми глазами, а потом переоденусь, пока он не принес еду.

2

В комнате было тепло. Это первое, что отметила Джинджер. В комнате тепло, а на ней сухая одежда. Она изумленно открыла глаза. Несколько мгновений она пыталась понять, где она. Так всегда бывает, когда просыпаешься в новой незнакомой обстановке. Внезапно она все вспомнила, и перед ее внутренним взором замаячило мужественное лицо Мэтта.

Казалось, он услышал ее мысленный зов. Дверь в ее спальню распахнулась, и Джинджер увидела на пороге того, о ком только что думала. В руках у него был поднос. Она убедилась в том, что его мужественность нисколько не уменьшилась в ее глазах после сна. Когда его мощная фигура заполнила собой комнатку, у нее дыхание перехватило от восхищения. Впечатления не портило даже полотенце, перекинутое у него через плечо.

— Наконец-то проснулась! — Подойдя к окну, он рывком раздернул занавески. За окном было серо. По-прежнему шел снег. — Твой завтрак! — Он поставил поднос на кровать, и Джинджер с трудом приняла сидячее положение.

— Я долго спала? — Она потянулась; его футболка для нее явно велика.

— Больше десяти часов.

— Ничего себе!

— Верный своему долгу, я принес тебе ужин, но увидел, что ты сладко спишь и похрапываешь…

— Я не храплю!

— Откуда ты знаешь? — ехидно поинтересовался он, придвигая стул поближе к кровати и садясь. — О таких вещах любовники обычно не сообщают. В общем, я разжег камин, чтобы сосульки на потолке оттаяли, и вышел. — Он сложил руки на груди и стал смотреть, как она набросилась на тосты, а потом принялась методично уничтожать все, что лежало на подносе: яичницу с беконом, фасоль… Никогда в жизни Джинджер не завтракала так плотно! — Но сначала, разумеется, я тебя переодел.

Джинджер поперхнулась.

— Что? Ты меня переодел?

— Ты удивлена? — Он закинул руки за голову и вытянул вперед ноги. — Как по-твоему, твой папочка урежет мне часть финансовой помощи, если узнает?

— Не смешно! — Она уже решила, что каким-то образом ухитрилась переодеться сама, хотя совершенно не помнила, когда и как она это сделала. Однако, заметив его невинную улыбку, Джинджер поняла, что он не лжет. Значит, он снял с нее полотенце, а потом переодел в свою футболку… И его большие, сильные руки дотрагивались до ее плеч, живота, груди… — Ты не имел права!

— Прошу прощения у вашей светлости, но спать в холодной комнате, завернувшись в мокрое полотенце, значило бы в дополнение к растянутой лодыжке подхватить воспаление легких.

— И все-таки ты не должен был этого делать! Надо было разбудить меня!

— В следующий раз я так и сделаю, а ты в свою очередь обещай кататься только по детским трассам, чтобы следующего раза у нас не было вообще. Ты не доела яичницу.

— Аппетит пропал. — Она положила на тарелку вилку и нож и откинулась на подушку.

— Значит, придется поискать его. Тебе нужны силы, а самое важное в восстановлении сил — съесть завтрак, столь тщательно приготовленный моими белыми руками. — Он нагнулся к ней. — Может, мне покормить тебя с ложечки?

Издав негодующий возглас, Джинджер торопливо доела остатки завтрака, вытерла губы бумажной салфеткой и вызывающе скрестила руки на груди.

— Ну а теперь, — он был неумолим, — советую тебе попробовать наступить на ногу. — Он наклонился над кроватью, взял у нее поднос и смахнул крошки с одеяла, вызвав у Джинджер еще один негодующий возглас.

— А хочешь узнать, что я советую тебе?

— Вообще-то не очень. Ну-ка, давай, возьми меня за руку и вставай.

— А если не встану?

— Лучше вставай по-хорошему, — вкрадчиво посоветовал он. — Вставай, попробуй, как нога! Видя, что она по-прежнему лежит в постели, он наклонился над ней. Теперь его голос стал резким. — Или мне еще раз напомнить тебе, что ты здесь нежданная и нежеланная гостья? Я тебя к себе не звал!

— К себе?

— В то время, пока я присматриваю за домом, я считаю его своим. И коль скоро ты думаешь, что следующие несколько дней — или даже недель, если погода не улучшится, — будешь изображать тут принцессу и валяться в постели, то ты глубоко ошибаешься. Я не потерплю капризов и скандалов богатой избалованной девчонки!

— Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?! — Джинджер попыталась изобразить благородное негодование, однако изумление ее было столь велико, что никакого благородного негодования не вышло. Она впервые столкнулась с таким человеком!

Мэтт расхохотался.

— Господи, — проговорил он сквозь смех. — Ничего себе! И еще удивляешься, почему я тебя назвал миледи? Ну-ка, вставай!

Джинджер нехотя спустила ноги с кровати. Она с облегчением заметила, что футболка, надетая на ней, целомудренно прикрывает ее бедра и спускается ниже колен. Она схватила его за протянутую руку.

— Попробуй встать и опереться на больную ногу.

— Не могу.

— Перестань капризничать.

Ну что ж… Джинджер робко наступила на больную ногу и тотчас же ощутила боль — но не такую острую, как вчера, а тупую, ноющую.

— Пойдем в ванную. Я сниму повязку, сделаю тебе холодную ванночку и снова перевяжу. Потом ты сможешь одеться.

— Спасибо, в этом нет необходимости. Сама справлюсь.

— Если я позволю тебе справляться самой, твой папочка меня проклянет.

Джинджер в изумлении уставилась на него.

— Ну почему, почему ты со мной так разговариваешь? Что я тебе сделала? За что ты меня презираешь? Ты меня даже не знаешь! И все-таки тебе кажется уместным постоянно издеваться надо мной и над моим отцом. Папа говорит, что худшая разновидность снобов — это снобы наоборот. Они хуже, потому что никогда не дадут тебе шанса проявить себя хоть в чем-нибудь. Снобы наоборот считают само собой разумеющимся: раз у человека есть деньги, значит, он просто не может быть хорошим. — От возмущения у нее даже дух захватило.

— Значит, вот кем ты меня считаешь! — Мэтт, казалось, обрадовался. — Снобом наоборот.

— Почему ты так ужасно обращаешься со мной? В том, что у тебя нет денег, я не виновата!

— Да, ты, наверное, права, — усмехнулся он. — Конечно, не виновата!

Вместо того чтобы почувствовать удовлетворение от своей неожиданной победы, Джинджер забеспокоилась. Она уже привыкла к его враждебности, и перемена в его поведении привела ее в замешательство.

— Нога уже гораздо меньше болит, — сказала она, чтобы сменить тему. Они медленно шли; она опиралась на его руку. В ванной она снова смутилась, увидев, что большое синее купальное полотенце, в которое она заворачивалась вчера, аккуратно висит на сушилке.

Она присела на крышку унитаза и стала смотреть, как он наполняет тазик холодной водой.

— Ледяная, — прошептала она, когда он стал обтирать ее ногу.

Он даже не поднял головы.

— Холод помогает при растяжении. Не волнуйся. Ты скоро привыкнешь. Ну вот, — он приподнял ее ногу и стал ее ощупывать, словно мясник окорок, — красивого мало, но отек скоро спадет. — Он тщательно, не спеша, перебинтовал ей лодыжку. — Сзади тебя, на бортике ванны, одежда, в которую ты можешь переодеться. И сделай, пожалуйста, что-нибудь с волосами. Скажем, собери в хвост. Как ты можешь ходить с такой гривой?

— Вообще-то, — холодно заявила Джинджер, — с древних времен считалось, что волосы украшают женщину.

— Да неужели? А я-то всегда считал, что женщину украшают мозги. Какой я, оказывается, темный!

Когда Мэтт наконец вышел из ванной, Джинджер осторожно встала на ноги и в первый раз со вчерашнего дня посмотрела на свое отражение в зеркале. Когда она заснула, ее пышные рыжие волосы длиной до талии были еще влажными, но за ночь они высохли и теперь окружали ее голову шелковым занавесом. Она придирчиво оглядела в зеркале свое хорошенькое личико, затем скинула футболку, в которой спала, и с удовлетворением посмотрела на свое тело. Стыдиться ей нечего! Обычно, когда она идет по улице, все мужчины оборачиваются и долго смотрят ей вслед. В ее мире, где богатство и красота правят бал, перед нею открыты все двери.

Интересно, подумала Джинджер, а если бы я была некрасивой толстушкой и у отца не было бы столько денег, мужчины так же стремились бы добиться моего внимания? Наверное, нет. В первый раз в жизни она задумалась. У ее красоты есть и изнанка. Как мухи на мед к ней слетаются бездельники и шалопаи вроде Колина, но никто из мужчин даже не удосужился узнать, что же находится под ее великолепной внешностью.

Джинджер поспешно умылась и переоделась в другую футболку и спортивные брюки. Их пришлось подвязать коричневым кожаным поясом, предусмотрительно брошенным рядом с одеждой. Потом она поковыляла вниз, прикусив губу от боли, но не желая позвать на помощь.

Мэтта она нашла в кухне. Несколько мгновений Джинджер стояла в дверях, не зная, что делать.

— Располагайся, — сухо бросил он. — Я не кусаюсь.

С трудом добравшись до соснового стола, она присела на стул.

— Ты еще долго будешь присматривать за домом? — спросила она, чтобы не молчать.

Мэтт удивленно повернулся к ней. Потом лицо его прояснилось.

— А, ты об этом доме? Нет, осталось чуть-чуть, — небрежно заметил он.

— А потом?

— Перееду.

— Куда? — А он неплохо справляется, подумала Джинджер. Кухня чисто прибрана, в углу аккуратно сложены нарубленные и напиленные дрова.

— Мало ли куда, — рассеянно ответил он. — Обычно я много времени провожу на воздухе, но из-за бурана приходится торчать дома. Придется нам кое о чем договориться. Не хочу, чтобы ты путалась у меня под ногами.

Джинджер ощетинилась.

— Я не собираюсь путаться у тебя под ногами! Буду читать целыми днями, и все.

— Отлично! — Он уселся верхом на стул. — Дело в том, что мне надо кое-что написать и мне не хочется, чтобы ты слонялась по дому и ждала, чтобы я тебя развлекал.

— Я вовсе не жду, что ты будешь меня развлекать.

— Да неужели? Это радует!

— Меня вполне устраивает собственная компания. — Джинджер вдруг поняла, что наедине с собой она оставалась очень редко. Даже когда ложилась спать — зачастую уже под утро, — она чувствовала такую усталость, что сил на то, чтобы подумать, уже не оставалось. — Кстати, а что тебе надо написать? — поинтересовалась она. — Ты писатель? Вот уж ни за что не подумала бы…

— По-твоему, для писателя у меня слишком глупый вид? А может, ты решила, что я вообще неграмотный? — Он насмешливо подмигнул, и она вспыхнула. — Готов поспорить, это ты не умеешь ни писать, ни рисовать!

Лицо Джинджер от негодования приобрело пунцовый оттенок.

— Мда, — хмыкнул Мэтт. — Зачем уметь писать и рисовать на горнолыжном курорте, на авторалли или на пляже Малибу?

— Я… да я…

— Ну что — ты?

— Ты забыл, что у меня диплом дизайнера? Уж рисовать-то я умею! — Джинджер вздернула подбородок.

— Ах да, ведь ты у нас дизайнер. А я и забыл! Да он просто издевается над ней! Джинджер подозрительно уставилась на своего спасителя.

— Погоди-ка, я сейчас, — сказал он и быстро вышел.

Куда это он?

— Иди сюда! — послышался его голос из гостиной.

Когда она вошла, он раскладывал на столе листы бумаги.

— Что это?

— Это, мой дорогой дизайнер по интерьеру, дом.

— Чей дом?

— Моего босса. Он собирается обновить свое гнездышко. Зная, что я люблю рисовать, он дал мне эскизы — может, какая-нибудь светлая мысль придет мне в голову…

Джинджер недоверчиво сузила глаза.

— С чего бы это твоему боссу показывать тебе эскизы?

— Не отвлекайся. Вот тебе чистые листы. Вот карандаши. А эта штука, которая, кстати, называется рейсшина, поможет тебе провести прямую линию. Если ничего не получится, листы можно бросить в печку.

Стиснув зубы, Джинджер подошла к столу. Пусть себе развлекается. Посмотрим, как вытянется его красивое надменное лицо, когда она покажет ему, на что способна! Неважно, что ее творения вскоре послужат растопкой и никто никогда не увидит ее замысла. Последнюю стоящую работу она выполняла несколько лет назад, однако при виде чертежа дома ей ужасно захотелось поработать.

— Значит, ты тут присматриваешь за этой хижиной каждый год?

— Да. У нас с боссом долгосрочное соглашение. — Поскольку он не отстранился, его теплое дыхание коснулось ее щеки. Он почти прошептал ей на ухо: — Наверное, боссу кажется, что мне здесь одиноко и нечем заняться. Откуда ему знать, что у меня нежданно-негаданно появилась гостья. — Он выпрямился и потянулся. — Играйся на здоровье. Черти что хочешь. Если не понравится, все можно уничтожить. В комнате тепло, горит камин. Наслаждайся жизнью!

— Представляю, как ты здесь умираешь от скуки. Недели, а то и месяцы в такой глуши! — тихо, сказала Джинджер и послушно села за стол. — А ты чем займешься?

В этот момент Мэтт натягивал непромокаемую куртку. На ноги он надел толстые шерстяные носки и резиновые сапоги, которые стояли у двери. Полуобернувшись к ней, он ответил:

— Одиночество — это состояние души. Его можно выносить только тогда, когда ты в ладу с самим собой.

— Ну, раз ты решил пофилософствовать, то я займусь дизайном. Ты не против? — Неожиданно для себя Джинджер улыбнулась.

Он тоже улыбнулся в ответ. Его улыбка вызвала у нее странное чувство.

— Когда я вернусь, включу рацию и ты дашь еще одну телеграмму отцу. Хотя… — Он распахнул дверь, и в гостиную влетели снежинки. — Вообще-то я уже связывался с ним. Полчаса назад. От твоего имени.

Джинджер просто окаменела от изумления. Но, прежде чем она потребовала у него объяснения, он вышел, громко захлопнув за собой дверь.

Бедный папочка! Наверное, решил, что ее спаситель и правда присматривает за хижиной. Такой добродушный и заботливый дядечка средних лет, а семья его живет неподалеку. Да его удар хватит, если он узнает, что из себя представляет Мэтт Грегори на самом деле! Даже десять ударов. Папа начнет бить во все колокола и немедленно вышлет спасательную экспедицию — только вряд ли при теперешней погоде это возможно. Один Господь ведает, куда ее занесло. Модный горнолыжный курорт, друзья, неверный Колин, маленькие кафе… Теперь ей кажется, что все это было сном.

Джинджер повернулась к столу. Постепенно она увлеклась. Когда-то ей очень нравилась работа дизайнера. Неизвестно сколько она просидела, но когда случайно бросила взгляд в окно, то увидела Мэтта, который возвращался в хижину с лопатой через плечо. Дорожка за его спиной была расчищена от снега. Определенно, к своим обязанностям смотрителя он относится добросовестно.

Когда он наконец вошел в дом, в руках у него была корзина, полная аккуратно нарубленных поленьев. Он с грохотом бросил корзину на пол, молча снял непромокаемую куртку, сапоги и носки и направился к очагу греться.

— Значит, ты тут не скучала? — произнес он, повернувшись к ней спиной. Потом через голову стянул джемпер, а за ним и фуфайку. Под ней оказалась еще одна футболка, на этот раз с выцветшим рисунком: бульдог облизывается перед кружкой пива. — Ну и как твои успехи? — Он присел рядом с ней на широкий диван. Если бы Джинджер не удержалась усилием воли на краешке сиденья, то упала бы прямо на него.

— Я немного успела сделать. Что нового? Сильно метет?

— Что ты думаешь об этом доме? Он тебе нравится?

Внезапно Джинджер смутилась. Ей почему-то расхотелось выставлять на его суд свою работу.

— Ты обещал, что включишь рацию… Мне пора звонить папе. Кстати… — Нельзя размякать. Лучше отвечать ему насмешкой на насмешку. — Кстати, зачем ты давал ему телеграмму? И откуда узнал его номер телефона?

— Какая ты любопытная… Неужели мама не учила тебя: когда мужчина возвращается домой после тяжелого рабочего дня, не надо ему надоедать?

— Мама умерла, когда мне было восемь лет.

— Извини. — Мэтт откинул голову на спинку стула, а ноги положил на край стола. Он успел переобуться в свои старые изношенные кожаные мокасины, которые она увидела на его ногах вчера, когда доползла до двери хижины. Потом закинул руки за голову и с довольной улыбкой посмотрел на нее.

Его голубые глаза на загорелом лице притягивали ее как магнит. Глядя на него, она чувствовала, что слабеет. Осторожнее, Джинджер! — приказала она себе. Не расслабляйся, не то запросто утонешь в этой небесной голубизне.

— Ты мне не ответил, — напомнила она.

— Совершенно верно, отвечаю. После того как ты вчера вечером дала телеграмму отцу на работу, номер остался записанным у местной телефонистки. И я подумал: почему бы не позвонить самому, дабы уверить папочку, что с его деткой все в порядке. Вот, гляди, я записал его ответное послание.

Оказалось, что отца звонок Мэтта почему-то успокоил. Интересно почему?

«Может, тебе даже полезно отдохнуть от суеты, побыть в глуши пару дней», — писал отец, даже не догадываясь, насколько ужасает ее подобная перспектива.

Джинджер отвернулась и закрыла записку рукой. Почему Мэтт не уходит? Какое он имеет право так насмешливо смотреть на нее?

— Папа, как ты можешь? — пробормотала она, однако отец был далеко и не слышал ее. Она решила попробовать связаться с ним еще раз, вечером, когда он вернется с работы.

— Как-то не слишком он беспокоится о тебе, — заметил Мэтт. — Наверное, моя телеграмма его успокоила. Я расписал ему в красках, как хорошо ты тут устроилась и как замечательно я за тобой приглядываю. Я даже сообщил ему, что снабдил тебя бумагой и чертежными принадлежностями, чтобы ты не скучала.

— Ты вовсе не обязан представлять моему отцу подробные отчеты. Он в них не нуждается, — ледяным тоном заметила Джинджер.

— Расскажи лучше, много ли тебе удалось сделать. Или вообще ничего?

— Ты ведь даже не сказал, что понимает твой босс под словом «перепланировка». Может, он хочет сломать все стены! Что он собирается делать со своим домом?

— Подумать только! Ты, оказывается, настоящий дизайнер!

— Если ты будешь издеваться, я сама брошу все эскизы в топку, — сказала Джинджер. — Лучше я возьму с полки детектив и почитаю.

Мэтт развернул листы с эскизами и стал смотреть.

— Да-а, видимо, ты и правда умеешь обращаться с карандашом и линейкой! Прими мои извинения за то, что был такого невысокого мнения о твоих способностях… — Он с видимым интересом разглядывал интерьер комнаты. — Большая столовая там ни к чему, — пробормотал он.

— Откуда ты знаешь? Только не рассказывай, что вы с боссом закадычные дружки и он посвящает тебя во все свои планы. Кстати, я так и не поняла: твой босс мужчина или женщина?

— Мужчина. — Мэтт, не поворачиваясь к ней, увлеченно рассматривал эскизы. — В этом не может быть никаких сомнений.

— Так что он собирается сделать со своим домом?

— Насколько я понял, он мечтает уехать из Нью-Йорка и поселиться в загородном особняке. Работает он в основном дома. Отсюда можно сделать вывод, что ему понадобится довольно большой кабинет.

— Чем он занимается?

— Кажется, он финансист.

— Хочешь сказать, что он не посвящает тебя в скучные подробности своей жизни? — съязвила Джинджер. — Наверное, он считает, что тебе не разобраться в технических аспектах его работы.

— А это что? — Он не обратил внимания на ее слова.

— Сводчатый коридор. Две комнаты соединяются аркой. По стенам вдоль прохода можно расположить встроенные горки, чтобы разбить монотонность кирпичной стены.

— Очень творческий подход. Уверен, твоя идея ему понравится. А это что?

— Здесь я еще не закончила…

— Я спросил не о том, закончила ты или нет.

— Ну, если ты представишь себе эту часть дома…

— Трудненько мне придется, с моим-то скудным умишком, — пробормотал он себе под нос, не глядя на нее. Очевидно, ее работа увлекла его.

— Кованые металлические ворота. Только пусть твой босс закажет настоящие. Они отделяют ванную от спальни, зрительно увеличивая пространство.

— Очень впечатляюще. — Мэтт потянулся и встал.

Джинджер внезапно ощутила леденящую пустоту внутри. Он лениво подбросил в камин пару поленьев. Огонь снова весело вспыхнул, шипя и разбрасывая искры. Мэтт достал с полки книгу и бросил ей.

— Это еще зачем?

— Чтиво.

— Что скажешь о моих эскизах?

— Что я должен сказать? — Он оперся о стеллаж и посмотрел на нее сверху вниз.

— Мне не стоит продолжать работу?

— Да нет, отчего же, продолжай, если хочешь. Я просто подумал, что тебе, наверное, захочется отдохнуть, после того как ты так напряженно трудилась. — Он послал ей вызывающую улыбку и беззаботно пожал плечами. — Наверное, ты не привыкла к труду. Это немного потяжелее, чем прожигать жизнь в поисках развлечений… и приключений.

Джинджер ощутила, как внутри нее нарастает гнев. Опять он за свое? Он, кажется, привык к мысли, что она будет рядом еще несколько дней — путаться под ногами и вмешиваться в его привычный распорядок жизни. И он решил позабавиться на ее счет. Хуже всего то, что его слова по-настоящему ранят ее. Казалось бы, какое ей дело до того, что думает о ней сторож хижины в горах, однако почему его слова так сильно ее задевают? Наверное, потому, что она вынуждена выслушивать все его издевательства. Она не может убежать, потому что бежать ей некуда.

— Это нечестно, — пробормотала она.

— Да что ты! Я написал твоему отцу, что здесь не пятизвездочный отель. Обещал доставить тебя назад целой и невредимой, но сообщил его величеству, во время твоего пребывания здесь тебе придется поработать. Кажется, ему это понравилось. Очевидно, он лучше тебя знает, что тебе нужно.

— Что ты написал моему отцу? — Джинджер просто кипела от негодования. — Да что ты вообще себе позволяешь?

Она закончила свою гневную тираду, и в комнате воцарилось неловкое молчание. Он развернул стул к столу, включил в сеть пишущую машинку и, повернувшись к ней спиной, стал печатать, даже не удостоив ее взглядом.

— Я к тебе обращаюсь! Почему ты меня не слушаешь?

Кажется, он твердо решил ее игнорировать. Печатает как ни в чем не бывало! Джинджер встала, хромая добралась до розетки и выдернула шнур из сети.

На сей раз он ее заметил.

Голубые глаза превратились в щелочки. Она почувствовала, как внутри у нее все похолодело от ужаса. Потом он встал и так сильно схватил ее за плечи, что она вскрикнула.

— Никогда — слышишь, никогда! — не смей больше так делать! — Он легонько потряс ее, и пышные волосы, которые она и не думала закалывать, рассыпались у нее по плечам. Джинджер чувствовала себя тряпичной куклой, которую схватил разъяренный бык. — Я не потерплю, чтобы ты слонялась по дому и капризничала как ребенок, которому скучно, потому что с ним не играют!

— Извини, — выдавила из себя Джинджер. Она и правда поступила некрасиво, но зачем же сравнивать ее с ребенком? — Ты делаешь мне больно!

Он отпустил ее, но не отошел. Стоял и смотрел, как она потирает плечи. По его виду она поняла, что он изо всех сил пытается справиться с охватившим его раздражением. Желваки у него на скулах ходили ходуном.

— Извини, пожалуйста, — повторила она, чтобы нарушить ставшее неловким молчание и погасить тревожный огонь в его голубых глазах.

— Сядь.

Спокойствие его голоса так же пугало, как и вспышка ярости минуту назад. Джинджер торопливо опустилась в кресло и наклонилась вперед, готовая выслушать любые упреки в свой адрес. Вполне, надо признать, заслуженные упреки. Когда она выдернула провод из розетки, то действительно поступила как избалованный ребенок, на которого не обращают внимания. И ей обижаться не на что, ведь Мэтт ничего плохого ей не сделал. Просто не обращал на нее внимания. Его равнодушие толкнуло ее на этот отчаянный шаг, и она в очередной раз продемонстрировала свою незрелость и глупость.

— Так не пойдет. — Он наклонился к ней, локти на бедрах, на лице суровое выражение. — Ты не ребенок, так прекрати вести себя как ребенок. Нравится тебе это или нет, но ты живешь здесь со мной, поэтому придется вести себя как взрослой. Посему запомни: этот твой каприз был последним. Ты хорошо меня поняла?

Джинджер кивнула с жалким выражением лица.

— Я… — Господи! Кажется, ее глаза увлажнились. Она ненавидела себя за свою слабость. Она не могла припомнить, когда в последний раз плакала в присутствии другого человека, кроме отца. Никогда ни один из ее дружков не заставлял ее плакать. Даже когда она застала Колина на месте преступления. Да, ее гордость тогда была уязвлена, но ее реакцией была ярость, а не сожаление. Может быть, она так расклеилась из-за того, что оторвана от мира…

Он молча смотрел на нее. Джинджер изо всей силы старалась не всхлипывать слишком громко.

— Мне… понравилось работать, — только и смогла она произнести. Голова у нее затуманилась. Она облизала пересохшие губы и попыталась взять себя в руки. Украдкой бросила на него взгляд и увидела, что он по-прежнему смотрит на нее, склонив голову набок, словно не желая пропустить ни малейшего нюанса в ее поведении. — Тебе легко, — добавила она с вызовом, но вызов получился какой-то жалкий.

— Почему мне легко?

— Потому что… кажется, ты вполне доволен своей жизнью… Любишь переезжать с места на место.

Она почувствовала: почему-то после ее слов он как-то напрягся, но вскоре расслабился.

— У меня возникло впечатление, что твой отец беспокоится о тебе.

Джинджер пожала плечами. Она слишком устала, чтобы возмущаться загадочным поведением отца. Да и какое это имеет значение? Она не собирается застревать в этой хижине надолго. Если ей захочется, она может излить душу этому незнакомцу, потому что никаких последствий не будет. Они словно два случайных попутчика в поезде дальнего следования. Какое-то время вынуждены жить бок о бок.

— Что это значит? — Он изобразил, как она пожала плечами.

— Все отцы беспокоятся о своих дочерях. Особенно когда им не с кем поделиться своими тревогами.

— А ты, значит, доставляешь папочке немало поводов для беспокойства?

— По-моему, ему не слишком нравится мой стиль жизни, — кивнула Джинджер. Слова дались ей с трудом, ведь она никому еще не признавалась в этом. — Ему кажется, что мне пора остепениться…

— То есть выйти замуж?

— Что ты, нет! Мне всего двадцать два года! — Она даже рассмеялась, настолько нелепой показалась ей эта мысль. — И потом, я пока не знаю ни одного подходящего кандидата на роль мужа. Если бы я решила связать свою жизнь с одним из тех мальчиков, с которыми выхожу в свет, отца хватил бы удар!

— Может быть, тебе стоит поискать не мальчика, а мужчину? — сказал Мэтт, вытягивая ноги и закидывая руки за голову.

Джинджер с трудом заставила себя оторвать взгляд от его мужественного торса.

— Под словом «остепениться» я имею в виду — найти работу.

— Так в чем же дело? Ты талантливая…

— Что ты сказал? Повтори!

— Ты талантливая. — При виде ее замешательства он с довольной улыбкой продолжал: — Ну что, нравится слушать комплименты?

Джинджер вспыхнула.

— Мне совершенно все равно! — бесстрастно бросила она. Ну и улыбочка у него… Словно он ласкает ее взглядом, всю, с головы до ног. У нее мурашки побежали по спине.

— Вот и хорошо, — промурлыкал он, не сводя с нее взгляда, — потому что меньше всего на свете я хочу осложнений.

3

Джинджер осложнения тоже ни к чему. На самом деле больше всего ей хочется сбежать из этой проклятой хижины в горах и очутиться в Нью-Йорке. По крайней мере, она себя в этом уверяла.

Прошло три дня.

Мэтт вернулся с улицы, неся охапку поленьев, и сообщил, что небо, кажется, начинает проясняться.

— Что это значит? — Джинджер оторвала глаза от чертежей и нахмурилась.

— Это значит, ваша светлость, что, возможно, наш друг-буран кончается. — Подойдя к камину, он через голову стянул свитер. На этот раз он снял и футболку, ибо она насквозь промокла. Он стоял к ней спиной. Джинджер не могла отвести восхищенного взгляда от его загорелой спины. Как ходят мускулы под кожей, когда он шевелит руками, грея их у огня!

— Не называй меня «ваша светлость», — механически огрызнулась она.

— Извини. — Полуобернувшись к ней, он насмешливо улыбнулся.

— Ты что-то говорил о буране… — Джинджер вздохнула с облегчением, когда он снова повернулся к огню.

— Ах да. Я сказал, что небо проясняется. — Мэтт расстегнул пуговицу на поясе линялых голубых джинсов.

— Что ты делаешь? — воскликнула она.

— Хочу переодеться. Споткнулся с охапкой этих проклятых дров и упал лицом вниз прямо в снег.

— Хорошо, что лодыжку не растянул. — Она пыталась держаться непринужденно, но давалось ей это с трудом. Как можно непринужденно болтать и шутить, когда она едва дышит?

— Я что, тебя смущаю? — Он медленно развернулся к ней лицом. Рука его лежала на поясе джинсов. Верхняя пуговица была расстегнута, и ее глазам открылся плоский мускулистый живот. — Предпочитаю раздеваться здесь, внизу, и оставлять мокрую одежду сушиться у камина, — объяснил он. — Но если тебя это шокирует…

— Вовсе нет! — возмутилась Джинджер. Она заставляла себя смотреть ему прямо в лицо, не отводя взгляда, хотя давалось ей это с большим трудом. — Ты меня не приглашал, я явилась к тебе как снег на голову, так что ты волен поступать, как привык, не считаясь со мной. — И она заставила себя снова уткнуться в чертежи.

Она услышала шорох. Очевидно, он снял джинсы и повесил их сушиться на деревянной полочке возле камина. Интересно, почему он так возится? — подумала она. Украдкой бросила взгляд на его ноги и снова сделала вид, что работа всецело поглощает ее внимание.

— Кажется, твоя нога совсем прошла.

Оказывается, он еще и поговорить хочет!

— Ага, — буркнула Джинджер, не отрываясь от чертежей.

— Какую комнату ты сейчас делаешь? — сухо спросил он.

— Вроде бы кухню, — откашлявшись, ответила она.

— Вроде бы?

— Кухню! — буркнула она, собираясь в комок.

А вдруг он решит проверить, чем она занимается? Но проверять он не стал. Тихо рассмеялся и пошел наверх. Джинджер вздохнула с облегчением. Теперь, когда его нет рядом, она снова получила возможность соображать. Интересно, буран и правда кончается? Она медленно подошла к окну и выглянула на улицу.

— К несчастью… — Мэтт успел переодеться и неслышно подошел к ней сзади. Вместо джинсов на нем были брюки, однако рубашка была такой же выцветшей, как и прежние. Она вздрогнула от неожиданности. — К несчастью, улучшение погоды не гарантирует, что ты сможешь быстро уехать. Извини. — Он с горестным видом пожал плечами. — Отсюда по-прежнему можно выбраться лишь на лыжах, но, пока ты не сможешь наступать на больную ногу, об этом и думать нечего.

— А вертолет?

— Что — вертолет?

— Папа может прислать за мной вертолет. Да, конечно, он почти наверняка так и сделает…

Она еще не готова уезжать! Еще рано! Внезапно Джинджер поняла, что ей не хочется уезжать.

Мэтт безразлично пожал плечами, видимо не желая больше обсуждать эту тему. Следом за ним она прошла в кухню. Нога при ходьбе все еще побаливала, но, по крайней мере, она уже могла передвигаться без посторонней помощи и достаточно свободно, хотя и не слишком грациозно.

— Ну так что? — настойчиво поинтересовалась она, пока он ставил чайник на огонь. — Что ты думаешь о вертолете?

— Хочешь попросить папочку прислать вертолет? Ради Бога!

— По-моему, ты обрадуешься, когда я уеду, — насмешливо продолжала Джинджер. — Ты ведь не устаешь напоминать мне, что я у тебя нежеланная гостья.

Мэтт медленно развернулся к ней и оперся на край рабочего стола. В руках у него была ложка.

— Вертолет — это прекрасно, но приходило ли тебе в голову, что снегопад по-прежнему сильный и видимость затруднена? Или так не терпится поскорее оказаться в Нью-Йорке, что тебе наплевать на то, что вызволение тебя из глуши может стоить жизни нескольким людям? Вижу, тебе подобные соображения и в голову не пришли. Впрочем, чему я удивляюсь? Похоже, ты привыкла всегда получать то, что хочешь?

— С тобой этот номер не проходит! — выпалила она прежде, чем поняла смысл своих слов.

— Да, прелесть моя, со мной этот номер не проходит. — Слова «прелесть моя» он произнес с неожиданной нежностью, хотя глаза были так же презрительно сужены. — А теперь давай пообедаем. По-моему, тебе пора начать помогать мне по хозяйству.

Как будто она все предыдущие дни только и делала, что валялась на диване и играла в игрушки. Она послушно выполняла его приказания и следила за тем, чтобы ванная оставалась после нее чистой, чтобы в сливе не было длинных рыжих волос, которые ему так не нравятся. В ее спальне не было ни пятнышка, несмотря на то что застилать постель с больной ногой до сих пор было трудновато.

— А мне казалось, ты любишь готовить, — поддела его Джинджер. — Сам же говорил, что не выносишь рядом женщин, которые суетятся и полагают, будто путь к сердцу мужчины лежит через желудок. — Странно, подумала она, что они вообще могут разговаривать, ведь большую часть времени он ее откровенно третирует. Однако по вечерам они мирно беседовали, если других занятий не было. Мэтт даже начал учить ее играть в шахматы, хотя, разумеется, отказывался поддаваться ей, чтобы не опускаться до ее уровня начинающей.

— Неужели я так говорил?

— Да, — в глазах Джинджер заплясали веселые огоньки, — ты заявил так после того, как осушил бутылку вина.

— Придется тебе что-то сделать со своей гривой, если ты собираешься мне помогать, — оборвал он ее. — На кухне длинным волосам не место!

— Я прикажу им убраться прочь! — Джинджер задорно откинула прядь волос со лба.

— Я сам. Сядь-ка.

Джинджер послушно повиновалась. Он порылся в ящике стола и встал у нее за спиной. Она хотела повернуть голову и посмотреть, что он делает, но он обхватил ее лицо ладонями и заставил сидеть прямо. Девушка почувствовала, как напряглось в ожидании ее тело. За окном в бешеном вихре кружил снег, а в хижине царила полная тишина, прерываемая лишь мерным тиканьем настенных часов.

Он начал причесывать ее. Его действия казались вызывающе эротичными. Когда он рукой откинул волосы у нее со лба, ей с трудом удалось заставить себя успокоиться, потому что сердце у нее билось как барабан, а кровь побежала по жилам с угрожающей скоростью. Джинджер закрыла глаза и, учащенно дыша, откинула голову назад.

— Ну как, миледи, вам нравится? — Одной рукой он собрал ее волосы в хвост, в другой руке была расческа. Кажется, ему самому работа парикмахера пришлась по вкусу.

Джинджер что-то промурлыкала в знак одобрения. Ее тело расслабилось, руки бессильно упали вдоль тела, ноги вытянулись, как у тряпичной куклы.

— Наверное, к тебе каждое утро приходит юная девица и причесывает тебя? — проворковал прямо над ухом его низкий голос.

Джинджер не открывала глаз, но уголки ее губ изогнулись в улыбке.

— Не юная девица, а юнец. Вернее, огромный и сильный горбун. Он дважды в день по сто раз расчесывает мои волосы щеткой.

— Огромный и сильный горбун! Хм! Тебе такие нравятся?

Может, потому, что они в это время не смотрели друг на друга и ей не приходилось заставлять себя смотреть в его светло-голубые ледяные глаза, она легко уступила его беззаботному тону. Разговор почему-то забавлял ее. Она потянулась как кошка, которая укладывается спать, и сложила руки на животе. Спортивные штаны, которые он дал ей, были слишком длинны, ей пришлось несколько раз закатать их на талии. Она рассеянно играла с эластичной материей; на лице ее блуждала довольная улыбка.

— Чем больше горб, тем лучше! — Она засмеялась. — Как ни грустно, пока я не встретила никого, кто соответствовал бы моему идеалу.

— То есть Колин не был ни огромным, ни сильным, ни горбатым? — В его скучающем голосе послышался лишь отдаленный намек на любопытство.

— Во всяком случае, он высокий. — И хорошо сложен, добавила про себя Джинджер, но слабый и изнеженный. Как ребенок!

— Если хочешь, расскажи, что между вами произошло.

— О, ничего особенного. Я застала его, когда он дал волю рукам. С другой. С пышной итальяночкой, которой на вид не больше восемнадцати. Ей полагалось убираться у нас в домике, а не демонстрировать свои прелести моему бывшему дружку. — Джинджер презрительно усмехнулась. — Я пробила крышу и вылетела на метле… Остальное ты знаешь.

— Ты что, ревновала?

— Я разозлилась, но ревновать и не думала… нет. Я вообще не ревнивая.

Он начал массировать ей кожу головы, и Джинджер, вмиг позабыв о Колине, тихо застонала от удовольствия. Пышная грива огненно-рыжих волос чутко откликалась на движения его пальцев: ритмично вздымалась, а потом водопадом падала вниз.

— Судя по твоему виду, ты уже оправилась от разбитого сердца?

Где-то внутри нее зазвенел тревожный колокольчик. На первый взгляд ни к чему не обязывающий разговор становился опасным.

— Я еще ни разу в жизни не страдала от разбитого сердца, — задумчиво сообщила Джинджер. — Я все равно собиралась порвать с Колином. С ним была скука смертная! Уму непостижимо, сколько он выливал на себя лосьона после бритья! А раз в месяц — представляешь? — делал себе массаж лица.

— Значит, сердце миледи еще никто не разбивал? — Его вкрадчивый голос словно проникал прямо в мозг, а нежные пальцы тем временем массировали ей голову.

— Нет. А тебе?

— Когда мне было тринадцать лет, мне с большим трудом удалось смириться с тем, что учительница французского меня не любит.

— Это было твое самое сильное любовное потрясение?

— Потрясающе, правда? Теперь, когда я стал дряхлым тридцатилетним старикашкой — ты скажешь, что столько не живут, — мне бы следовало три или четыре раза умереть от разбитого сердца.

— Наверное, из-за того, что ты ведешь кочевую жизнь, женщинам нелегко надолго оставаться рядом с тобой.

— Думаю, дело совсем не в этом. — Он хохотнул.

Она внезапно представила его с другими женщинами и ощутила неожиданный укол ревности. Всех этих женщин, с горечью подумала она, его образ жизни не смущал. Возможно, они готовы были пойти за ним хоть на край света. Джинджер уже успела убедиться: когда Мэтту хочется, он способен очаровать кого угодно. Вот как сейчас, когда они понарошку поверяют друг другу свои секреты. Ей ведь пришлось признать, что в ее личной жизни царит полный хаос и по-другому никогда не было. Она наклонила голову вперед и собрала волосы в хвост.

— У тебя не найдется ленты или чего-нибудь в этом роде?

— Резиновая лента подойдет?

— Резинки портят волосы. — Джинджер досадливо вздохнула. — Но за неимением лучшего… Она стянула волосы протянутой им резинкой. Почему-то это простое действие заставило ее спуститься с небес на землю. Ей пришлось напомнить себе, что ее всегда отличало здравомыслие. Не годится давать волю фантазии. Неужели ему удалось так убаюкать ее сознание, что ей померещилось, будто это странное, случайное знакомство и есть то настоящее, к чему она невольно стремилась всю жизнь? Ничего подобного! — Ты собираешься учить меня готовить? Не то чтобы я совсем не умею…

— Кажется, ты говорила, будто у вас всю скучную работу выполняет преданная домоправительница.

— Я никогда не называла готовку скучным занятием, — возразила Джинджер. Слава Богу, они вернулись к прежнему саркастическому тону. Однако она с удивлением обнаружила, что больше не считает его выходки вызывающими и враждебными. Даже когда он шутливо величал ее «миледи» или «ваша светлость», тон его голоса слегка изменился. Больше в нем не было слышно той агрессивной враждебности, которая столь явственно проявлялась, когда она объявилась у него в доме. Интересно, когда произошла перемена? Она сама тоже перестала обороняться. Раздражалась на некоторые сказанные им слова больше по привычке.

— О, я только подумал…

— Ты, кажется, слишком много думаешь! — огрызнулась она.

— Джинджер, к чему такая язвительность? Разве тебе не нравилось беседовать со мной, пока я тебя причесывал? Или, может, ты решила, что я слишком близко подобрался к тебе? К тебе настоящей.

Этот человек и правда, кажется, видит ее насквозь. Она бессильно склонила голову. При виде ее вспыхнувшего лица он раздвинул губы в довольной улыбке.

— Ведь на самом деле ты не такая пустышка, как притворяешься, верно? Общаешься с пустоголовыми «золотыми» мальчиками и девочками, но в глубине души твои так называемые друзья тебя раздражают, так? Ты ждешь чего-то большего… Все, молчу, молчу! Твои глаза мечут искры!

— Полагаю, при твоем образе жизни — избыток свободного времени, любовь к одиночеству — тебе ничего не кажется лучше, как без конца ворчать, когда ты попадаешь в компанию другого человека! — парировала Джинджер.

Мэтт ухмыльнулся. Очевидно, ее колкость нисколько его не задела.

— А я смертельно скучаю по обществу! Попроси владельца этого дома купить тебе собаку, тогда ты сможешь надоедать ей своими ценными мыслями и советами!

Мэтт рассмеялся.

— Подумать только, — воскликнул он, — до чего наша леди любит поспорить!

— Подумать только, — парировала Джинджер, — мы до завтра не пообедаем, если этот так называемый местный шеф-повар не перестанет совать нос в мои дела!

Пятнадцать минут спустя он, все так же улыбаясь, заставил свою ученицу перечислить все, что она умеет делать на кухне.

— Иными словами, готовить ты не умеешь, — подытожил он, когда она запинаясь поведала ему о своих кулинарных достижениях. — Что ж, нам лучше приняться за дело, не откладывая, если ты собираешься отплатить мне за мое неслыханное гостеприимство. Ради разнообразия теперь, когда твоя нога почти зажила, можешь поухаживать за мной.

— Не знала, что это входило в наше соглашение.

— Вот как? Может, я недостаточно ясно выразился. Посмотри в буфете: там должно лежать несколько луковиц. В холодильнике есть чеснок. Начнем с самого простого! Прежде всего, налей в кастрюльку воды и вскипяти ее. Тут потребуется определенное мастерство, потому что тебе предстоит включить газ и поставить кастрюлю на конфорку. Не промахнешься?

Джинджер подумала: а не поставить ли кастрюлю прямо ему на голову?

— Ну вот, — он разговаривал с ней терпеливо, словно сомневался в ее умственных способностях, — теперь брось в воду щепотку соли. Щепотку, не больше!

— Я знаю, что такое «щепотка».

— Очень хорошо. Теперь лук. Очисти его и порежь кольцами. — Он бросил ей две луковицы.

Джинджер старательно очистила их от шелухи. Да, давненько она не делала ничего такого. По правде говоря, последний раз она готовила в школе, на уроках труда.

Вместо того чтобы помочь, он уселся за стол и, скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за ее действиями.

— Странно, почему после курсов для благородных девиц ты не научилась готовить, — комментировал он. — Неужели вас, девочек, не учили там кулинарии, правилам поведения за столом, искусству накрывать на стол и умению отличать, для какого напитка нужен тот или иной бокал?

— Я не ходила на курсы для благородных девиц. — Джинджер смерила его ледяным взглядом. — Вместо того чтобы смотреть, лучше бы помог!

— Ни за что.

— Значит, мои чары сильнее, чем я думала. — Она повернулась, посмотрела на него в упор, и перед ее мысленным взором снова всплыло видение: он стоит, поигрывая застежкой джинсов, его мускулистый торс обнажен. Она задышала чаще и непроизвольно сглотнула слюну.

— А почему, кстати, ты не ходила на такие курсы? Я считал их обязательным компонентом образования для девушек вроде тебя.

— Каких это девушек вроде меня? — Джинджер перестала резать лук и посмотрела прямо ему в лицо. Рука ее крепко сжимала нож.

Он пожал плечами.

— Хорошеньких юных созданий, у которых денег больше, чем здравого смысла.

Она так сжала рукоятку ножа, что у нее заболела рука. Наверное, она кажется ему чем-то вроде куклы Барби. Честно говоря, понятно, почему он так о ней думает, но это ее задело. Джинджер принялась яростно нарезать лук.

— Мой отец не одобряет подобных курсов, — проворчала она.

— Мудрый человек.

— Обязательно передам ему твой комплимент. Ну, что делать дальше?

— Теперь грибы. Они консервированные, боюсь, других у меня нет. Запасов в этой хижине хватит надолго, но, пока погода не установится и я не смогу доехать на лыжах до ближайшего магазина, свежих продуктов не жди. Потом бекон. — Он бросил ей упаковку. Вскрывая бекон, она все еще думала о том, как он отозвался о ее характере. — Теперь тебе надо бросить в кипящую воду рис. Ты когда-нибудь варила рис?

— А ты когда-нибудь был любезным?

Он засмеялся, но встал, достал из жестянки горсть риса и засыпал его в воду, добавив туда бульонный кубик и сушеных приправ.

— С каких это пор ты наводишь справки о моем прошлом? — Он опытной рукой смешал на сковородке все ингредиенты, добавил банку томатов в собственном соку и каплю соуса «Табаско».

— Кстати, а сам-то ты где учился? Полагаю, прошел курс в университете жизни?

— Да, — кивнул он. — Попутно закончил Гарвард.

— Ты учился в Гарварде? Быть не может!

— А почему тебе это кажется невероятным? — Он положил грязные тарелки в раковину и кинул Джинджер губку.

— Не стой без дела, лучше вытри стол! Меня ранит твое недоверие!

Ха, подумала она, ранит тебя, как же!

— И что же ты там изучал?

— Экономику и право. Джинджер искренне рассмеялась.

— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты учился в одном из лучших университетов мира и изучал экономику и право ради того, чтобы проводить время здесь?

— Мне все равно, веришь ты или нет. — Он принялся мыть посуду. Сноровка выдавала его опыт в этом деле; видимо, он привык выполнять всю домашнюю работу. Потом он передал ей посудное полотенце.

Джинджер встала рядом с ним и начала вытирать тарелки.

— А почему ты не стал юристом? — недоверчиво спросила она. Вряд ли он учился в Гарварде, и все же… Что-то с ним не так. Джинджер знавала немало мужчин, которые, невзирая на блестящее образование, не знали, как убить время. Поэтому ей не составило труда примириться и с той историей, какую поведал ей ее новый знакомый. — Так почему ты не стал юристом или экономистом?

— А может, меня прельстила простая жизнь. — Он ухмыльнулся. — Зимой — свежий морозный воздух и возможность для меня, простого деревенского парня, повидать мир.

Джинджер с подозрением покосилась на него. Почему ей все время кажется, что он притворяется? Казалось бы, зачем ему играть перед ней роль?

— А летом? — не сдавалась она. — Куда ты едешь летом?

— А ты? — Он вытер руки посудным полотенцем.

— Иногда мы живем за городом, — рассеянно ответила Джинджер.

— Наслаждаешься природой и нюхаешь цветочки вдали от больших городов?

Она вспыхнула и вздернула подбородок, что могло быть расценено и как согласие, и как отрицание. К счастью, вовремя послышалось шипение закипающей воды, и он оставил расспросы, увлекшись приготовлением обеда. Ей приходилось постоянно помогать ему, выслушивать советы по поводу того, как делать то или другое, но Джинджер подчинялась почти с радостью, довольная, что он перестал выспрашивать ее о жизни.

Оказавшись в вынужденном вакууме, она вынуждена была заново осмыслить свою жизнь. Даже без покровительственных замечаний Мэтта ясно, что она тратит лучшие годы впустую. Развлечения, поиски острых ощущений, поглощенность собой и общество малоинтересных, ненужных, случайных спутников. По привычке она называла их друзьями, хотя часто сомневалась, сумеют ли они остаться настоящими друзьями в случае суровых испытаний.

— Не хочу мешать твоим размышлениям, — прошептал Мэтт. От неожиданности Джинджер так и подпрыгнула на месте. — Осталось сделать два завершающих мазка. Чесночный хлеб в холодильнике. Поставь его в духовку. А я тем временем откупорю вино.

— Вино? Это днем-то?

— Упадочный стиль, согласен, но вино так идет к нашему с тобой ризотто по-домашнему!

Несмотря на свой стиль жизни и компанию, в которой она вращалась, Джинджер никогда не была подвержена пристрастию к алкогольным напиткам. Иногда она выпивала бокал вина, но от большего количества ее клонило в сон, а потом болела голова. Здесь, в хижине, когда Мэтт вечером наливал ей вина, она отпивала глоток из вежливости, а остаток выливала в раковину.

Он с преувеличенно низким поклоном протянул ей бокал.

— Кто знает? Возможно, завтра снегопад прекратится и папочка пришлет за тобой вертолет. И ты с радостью покинешь примитивную маленькую хижину и вернешься в свою золотую клетку.

— Скорее бы! — вырвалось у нее. Она поднесла бокал к губам и в три глотка выпила все содержимое. Ей сразу же захотелось сесть. Она села на табуретку, а ноги положила на другую табуретку, напротив. — Между прочим, — задумчиво протянула она, — эта хижина вовсе не примитивная. Она маленькая, но удобная. А мебель… может, и старая, но хорошего качества.

— Значит, заметила?

— Ну разумеется! Или ты забыл, что я эксперт в области походов по магазинам? — Она усмехнулась на собственный счет и взяла у него второй бокал вина. — Качество я чую за версту. Полезная привычка, правда?

— Только для вора. Джинджер засмеялась.

— Никогда не думала о такой возможности! Может, мне начать воровать продукты в супермаркетах?

— Тебя выдадут длинные рыжие волосы. Такой приметный цвет! — Осушив свой бокал, он начал накрывать на стол. Джинджер встала, чтобы помочь. — Придется тебе коротко постричься и перекраситься в брюнетку. — Он щедрой рукой разложил по тарелкам ризотто и, передав одну тарелку ей, сел напротив.

— Тебе бы понравилось, верно? — Джинджер с жадностью накинулась на еду. С тех пор как она очутилась в этой хижине, она, наверное, поправилась на целую тонну!

— Почему ты так думаешь?

— Ты не устаешь напоминать, как неудобно иметь такие длинные волосы. — Она налила себе еще вина.

— Как ты можешь так говорить! Ведь я целых пятнадцать минут тебя причесывал!

В его голосе слышалась легкая ирония, однако, взглянув на него, Джинджер прочитала в его глазах нечто такое, отчего вся сжалась и внутри у нее стало горячо. Он смотрел на нее цепким мужским взглядом. Он — воплощение мужественности. Мужчина виден не только внешне, но и в том, как он двигается, в манере поведения. Она представила, каково это — лежать с ним в постели, заниматься любовью, впустить его в себя… Как изменятся его холодные голубые глаза, если будут смотреть только на нее и их покроет пеленой страсти?

Перестань, лениво возразила она себе — вино уже оказало свое действие, — ничего у тебя с ним не получится. Мы вращаемся в разных кругах, наши жизни не соприкасаются. Он из другого мира. Покинув эту хижину, ты больше никогда его не увидишь.

А вдруг снегопад и правда прекратится и через двадцать четыре часа она сможет улететь отсюда на вертолете? А может, доберется на лыжах до ближайшего городка, ведь лодыжка почти не дает о себе знать.

— Парикмахер тоже причесывает меня, — сказала Джинджер. Глаза у нее сверкали от вина и эротических мыслей, неожиданно пришедших в голову. — Но из этого не следует, что ему нравятся мои волосы или он находит меня привлекательной.

Ее реплика осталась без ответа, ибо Мэтт вдруг замер, не донеся вилки до рта. Даже не глядя на него, она поняла: что-то в атмосфере изменилось. Словно между ними вдруг прошел электрический разряд. Она чувствовала это каждой клеточкой кожи. Интересно, а он чувствует?

— Ризотто просто отменное. Где ты научился так готовить? Бегал на курсы поваров между лекциями по экономике и праву?

— Говорят, нужда заставит, — пробормотал Мэтт. — Ты не согласна?

— Совершенно согласна. — Она метнула в его сторону взгляд из-под ресниц, чтобы убедиться, что он тоже на нее смотрит. Потом быстрым движением стянула с головы резинку и потрясла головой. Огненно-рыжие волосы разметались по плечам. — Я так объелась, что в меня больше ни крошки не влезет, — вздохнула она. Как ни странно, она не лгала. Она съела гораздо больше, чем обычно. — Не понимаю, что случилось с моим аппетитом. С тех пор как я здесь, я постоянно обжираюсь как слон. С чего бы это? Бревна не таскаю, марафонские дистанции не бегаю. — Джинджер осушила бокал и почувствовала, как по ее жилам побежал чистый адреналин. Она налила себе еще вина. — Вернусь домой толстой как корова. Придется полгода не вылезать из спортзала, чтобы вернуть форму. — Она обхватила свою якобы потолстевшую талию.

Она заметила: Мэтт положил нож и вилку и, закинув руки за голову, внимательно следит за ней.

— У меня идея! — Кровь прилила у нее к щекам. Джинджер поняла: никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой живой, такой настоящей. Жизнь прекрасна и удивительна! — Тебе не интересно, что я придумала? — спросила она.

— По-моему, тебе не стоит больше пить.

— Какой скучный ответ! — воскликнула Джинджер.

— Наверное, я вообще очень скучный тип.

Оба понимали, что говорят совсем не то, что думают. Его можно назвать каким угодно — надменным, неприступным, сдержанным, но в то же время остроумным, сообразительным… Каким угодно, только не скучным.

— По-моему, нам надо выйти на улицу, — сказала Джинджер. — Я просидела в четырех стенах несколько дней и просто задыхаюсь без воздуха. И потом, мне недостает движения. Хочется чем-то заняться. Я не привыкла к сидячему образу жизни. Столько дней я только сидела или лежала и бездельничала. Может, оденемся потеплее и выйдем? Ну пожалуйста! — Она умоляюще посмотрела на него, зная, как в этот момент хороша. Обычно в таких просьбах ей никто не отказывал. Однако она понимала, что ее просьба скорее охладит его, чем подзадорит. А ей отчаянно, больше всего на свете хотелось именно подзадорить его, подвигнуть на дальнейшие действия.

— Может, движение действительно пойдет тебе на пользу, — неуверенно пробормотал он, вставая. — Если тебе кажется, что ты уже можешь стоять и ходить.

— Моя лодыжка как новенькая! — радостно сообщила Джинджер.

Мэтт удивленно вскинул брови.

— Вообще-то я не о лодыжке.

— А о чем?

— Об уровне алкоголя у тебя в крови, — сухо пояснил он, поднимая пустую винную бутылку.

Надо же! Оказывается, она осушила ее почти в одиночку.

Лыжный костюм, в котором она была в тот день, когда ее занесло сюда, лежал на стуле у камина. Джинджер натянула поверх своей теперешней одежды комбинезон, носки, ботинки… Подумав, она надела на голову шерстяную шапочку. Может, она и не годилась в лесу, в метель, по дороге в никуда, но вполне сойдет для игры в снежки у порога хижины.

Прислонившись к стене, она стала наблюдать, как он надевает свою непромокаемую куртку.

Завтра она отсюда уедет. В крайнем случае, послезавтра… Но сегодня неповторимый день в ее жизни, и она не допустит, чтобы он прошел даром.

4

Выйдя наружу, Джинджер в первое мгновение поежилась. Ей показалось, что на морозе у нее сразу же задубело лицо. Постепенно она привыкла и нерешительно отошла на несколько шагов от двери хижины, словно инвалид, который первый раз пытается пройтись без посторонней помощи.

Снег все еще шел, но уже гораздо слабее. Утром она отправила очередную телеграмму отцу. Сообщила, что через несколько дней будет в состоянии вернуться домой. Тогда перспектива возвращения казалась ей нереальной, но сейчас, выйдя на улицу, Джинджер почувствовала, что расставание с Мэттом близится. Ей стало грустно.

Мэтт шагал к небольшому навесу. Она двинулась следом, неуклюже провяливаясь в сугробы. Растяжение почти прошло; она ощущала лишь легкое покалывание.

— Ну и как ты? — спросил он, не поворачиваясь к ней. Он рассматривал груду бревен, сваленную в углу сарая.

— Замечательно, Мэтт! — Джинджер сделала несколько шагов по направлению к нему, и он повернулся к ней. — Ты бы сказал, что я растянула ногу? — Она подошла ближе. Теперь их разделяли лишь несколько шагов.

— Нет, — бесцветным голосом сказал он. — Нога на вид как новая. — Он снова принялся оглядывать дрова. Потом нашел толстое полено и поставил его на низкие козлы, стоявшие у стены. — А что ты будешь делать, когда вернешься? — Подняв топор, он одним сильным ударом разрубил полено ровно пополам. Потом взял второе полено и повторил процесс; вскоре на земле у его ног лежала аккуратная стопка дров. Нагнувшись, он сложил их в корзину.

— Не знаю, — ответила Джинджер. Ей захотелось, чтобы он посмотрел на нее, перестал возиться с этими дурацкими дровами. Как он любит рубить дрова! — Думаешь, мне стоит выйти на работу и стать дизайнером? — Если гора не идет к Магомету… Она прислонилась к стене, стараясь встать так, чтобы он ее видел хоть краешком глаза. После нескольких дней в четырех стенах воздух просто опьянил Джинджер. Ей показалось, что она уже целую вечность не была на улице. Но еще больше бодрило ее внезапно пробудившееся желание. Приходится признать: она хочет его! Она потянулась и набрала в грудь воздух. Ее желание стало просто ненасытным. Сама мысль о том, что они могут заняться любовью, заставляла ее пульс биться чаще.

— Почему бы и нет? — Мэтт пожал плечами, все еще не глядя на нее, словно его вовсе не волнует ее будущее. — Работа, несомненно, более достойное занятие, чем поездки по всему свету в поисках острых ощущений.

— Может быть. — Она помолчала, словно обдумывая его слова. — Но ведь даже мысли об острых ощущениях заставляют мозг вырабатывать адреналин!

Мэтт искоса посмотрел на нее. Поскольку под навесом было темнее, чем на улице, невозможно было с уверенностью сказать, о чем он сейчас думает. Правда, его мысли и всегда оставались для нее тайной за семью печатями.

— Ты не согласен? — настойчиво спросила она.

— Это зависит, по-моему, от того, чего ты ждешь от жизни, — уклончиво ответил он. — Лично для меня погоня за удовольствиями, развлечениями, острыми ощущениями подобна наркотику. Рано или поздно его действие кончается. И что дальше? Проблемы, которых ты старался избежать, никуда не делись.

— Как здесь темно! — Джинджер решила свернуть с темы, которая оказалась довольно скользкой. Ей как-то не хотелось думать о серьезных проблемах, о том, что ждет ее впереди. Совсем скоро жизнь ее вернется в привычную колею, а сейчас… — Может, выйдем отсюда и немного порезвимся?

— Что ты имеешь в виду, Джинджер? — На этот раз он посмотрел на нее. Его голубые глаза сверкнули в полумраке.

— Давай слепим снеговика! — предложила она. — Когда я уеду, будешь смотреть на него и вспоминать обо мне. — Интересно, подумала она, а буду ли я вспоминать о нем? Тут Джинджер поняла, что ей совсем не хочется вспоминать. Ей хочется быть с ним! Вставать и видеть его, слышать его голос, разговаривать с ним и… обнимать его. — Впрочем, что это я? Очевидно, я и так тебе надоела. — Она повернулась и вышла из-под навеса на сияющее зимнее солнце.

Она не ожидала, что он пойдет за ней. Она поняла, что он все же вышел, только когда его голос произнес из-за ее плеча:

— Ладно. Давай слепим себе память. Снеговика. — Он поравнялся с ней, теперь они шли бок о бок. — Только снеговик не очень-то похож на тебя. Слишком круглый и толстый.

Джинджер надула губы.

— Издеваться не обязательно. Я знаю, ты считаешь меня надоедливой пустышкой.

— Когда я так говорил? — Он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел ей в глаза. — Разве я так говорил?

— О, твои взгляды были красноречивее всяких слов!

— Ну а теперь кто из нас склонен к огульным обвинениям?

Она нерешительно посмотрела на него.

— Снег ждет, миледи! — Он широко, театрально поклонился, все так же не сводя с нее глаз, и она нерешительно улыбнулась. — Разумеется, придется срезать у нашего снеговика, вернее снежной бабы, лишний жир…

— Интересно, как мы слепим плоскую и костлявую снежную бабу?

— Плоскую и костлявую? — Мэтт негромко рассмеялся. Она ощутила, как внутри нее нарастает теплая волна. — Насколько я помню, тебя нельзя назвать ни плоской, ни костлявой.

Он встал на колени и стал подгребать к себе снег, чтобы сделать подножие для их снежной бабы. Джинджер присоединилась к нему. Довольно часто их руки соприкасались. Она не отдергивала руки, притворяясь, будто не замечает случайных прикосновений.

— Думаю, сходство будет небольшим, но ты вряд ли будешь в обиде, — сказал он, когда они закончили лепить постамент и перешли непосредственно к телу.

— Постараюсь, — пообещала Джинджер. Даже когда он лепит глупую снежную бабу, он так сосредоточен, что у нее мурашки бегают по спине. Интересно, а в постели он так же сосредоточен? — А ты будешь думать обо мне, глядя на нее? — спросила она небрежно.

Он искоса посмотрел на нее. На этот раз она неизвестно почему почувствовала прилив небывалой смелости и выдержала его взгляд. Он первый отвел глаза в сторону.

— Почему ты думаешь, что для того, чтобы вспоминать о тебе, мне нужна снежная баба? По правде говоря, у меня отличная память.

— Она у тебя идет рука об руку с чувством благопристойности?

Он негромко рассмеялся, и она почувствовала, что дрожит.

— И память, и чувство благопристойности не идут у меня ни в какое сравнение с любознательностью. Поэтому позволь задать тебе нескромный вопрос: что за игру ты затеяла?

— Кто, я? — Джинджер удивленно захлопала ресницами. — Какую игру?

— Не строй из себя невинного ангелочка. — Он схватил ее за руку и наклонился так, что лицо его оказалось вровень с ее головой. — Для дамы, которая жадно ищет развлечений, ты слишком прозрачна. Я могу прочитать твои мысли, словно ты шестнадцатилетняя девчонка.

— И что же ты читаешь на моем прозрачном лице? — спросила Джинджер. Щеки у нее пылали.

— То же, что прочитает любой мужчина, когда женщина пожирает его взглядом. — На улице, под неправдоподобно ярким зимним солнцем, глаза его казались такими же синими, как небо над их головами. Она поневоле залюбовалась его мужественными чертами. — Ты еще с обеда буквально ешь меня глазами. Думаешь, я ничего не замечаю?

— Нет! — запротестовала Джинджер, однако под его настойчивым взглядом пристыженно опустила голову.

Мэтт торжествующе рассмеялся.

— Врушка!

Несколько мгновений — ей показалось, что прошла вечность, — они пристально смотрели друг на друга. Сердце готово было выскочить у нее из груди. Губы их находились на опасно близком расстоянии друг от друга. Джинджер показалось: еще немного — и она упадет в обморок, как героиня викторианского романа. При одной мысли, что сейчас он ее поцелует, она вся напряглась, сердце стучало молотом у нее в груди, в голове шумело. Сейчас… сейчас его чувственные губы прикоснутся к ней…

— Мне хочется знать, почему ты меня обманываешь. — Он выпрямился и отошел.

Джинджер смотрела в одну точку как зачарованная. Она пыталась собраться с мыслями, но это ей не удавалось.

— Понятия не имею, о чем ты, — слабым голосом произнесла Джинджер. Ох, знает она, прекрасно знает, о чем он! Она хочет его. Она хочет, чтобы он тоже захотел ее. Раньше она просто не понимала, что дело настолько очевидно. Несмотря на то что она вращается в высшем свете и нескончаемая вереница молодых людей стремится к ее обществу, ей до сих пор было практически незнакомо это чувство — настоящее желание мужчины, желание того, чтобы ее заметили и тоже возжелали. Это как играть в совершенно новую игру, правила которой ей неизвестны.

— Может, продолжим наш интересный разговор внутри?

— А как же снежная баба? Мы ее еще не закончили, — прошептала она.

— Думаю, она может и подождать. А ты как считаешь? Как я сказал, любознательность всегда была моей слабостью и мне интересно, куда же она меня заведет.

Он направился к хижине, на ходу стряхивая с головы снег. Он не остановился и не оглянулся посмотреть, идет ли она за ним. Конечно, беспомощно подумала она, он знает, что я иду за ним. Он распахнул дверь и обернулся, пропуская ее вперед. Джинджер заторопилась. Торопливо сняла перчатки и шапочку, избегая смотреть ему в глаза.

Повернувшись к нему спиной, она расстегнула молнию на комбинезоне, с трудом стянула его. Она чувствовала себя стриптизершей на сцене, хотя под комбинезоном было еще много одежды. Она слышала, что Мэтт у нее за спиной тоже раздевается. Его жадный, ненасытный взгляд, казалось, прожигает ее насквозь. У нее по спине побежали мурашки.

— Итак, — сказал он, когда она наконец набралась смелости и повернулась к нему, — ты по-прежнему будешь все отрицать или собираешься сказать мне, что происходит?

— Я выпила бы еще вина.

— Для храбрости? — Он рассмеялся. — Сиди здесь. Я сейчас. — Через минуту он вернулся, держа в руках по бокалу, и опустился рядом с ней на диван, прогнувшийся под его тяжестью. — Посмотри-ка на меня. Давай поговорим. Скажи, о чем ты сейчас думаешь? Я могу быть очень внимательным слушателем. — Он пытливо глядел на нее.

Джинджер жадно глотнула вина, надеясь, что к ней вернется недавняя безоглядная храбрость.

— Ты будешь скучать по мне, дорогая? — произнес он, растягивая слова. — Хочешь, чтобы я подарил тебе пару незабываемых ночей, чтобы было о чем вспомнить? Дома, в большом городе, ты будешь ворочаться без сна в своей холодной постели? Ты будешь думать обо мне? Ты закроешь глаза, станешь ласкать свое тело и вспоминать несколько потрясающих мгновений, которые я тебе подарю?

— Это жестоко! — Джинджер чуть не подавилась от возмущения. Но от его слов по всему ее телу словно побежал ток.

— Но ведь я жестокий человек! Именно это, наверное, тебя и заводит? Я совершенно не похож на тех хорошеньких мальчиков, с которыми ты привыкла иметь дело.

Слова его, произнесенные ласковым, вкрадчивым голосом, произвели на нее такое же действие, как если бы он прикоснулся к ней оголенным проводом. И он это знает. Она уверена: желание крупными буквами написано у нее на лице!

— Потому ты и затеяла свою невинную игру? — Мэтт наклонился к ней и намотал на руку прядь ее волос. На его загорелом лице играла улыбка. — Разве я не уделял тебе внимания все время, пока ты здесь? Теперь, когда ты более или менее готова уехать, ты хочешь, чтобы я тебя заметил? Заметил по-настоящему?

— Я… — Рот у Джинджер словно наполнился ватой.

— Не думаю, что твой отец это одобрит, — прошептал он, выпуская ее волосы.

— Моего отца здесь нет!

— А! — Губы его скривились в понимающей улыбке. — Его здесь нет, вот в чем дело. — Он осушил свой бокал и выпрямился. — Тогда скажи, что будет потом. Тебе известны правила игры, а мне нет.

Джинджер глубоко вздохнула.

— Не стесняйся. — Он сложил руки на коленях и склонил голову набок, словно приготовившись внимательно слушать.

— Это смешно! — выпалила она, вздернув подбородок.

— Желание, вожделение… не бывает смешным. — Он посерьезнел. — Хочешь, чтобы я взял командование на себя?

Говорит, словно одолжение ей делает! Джинджер попыталась вызвать у себя праведный гнев, но вместо этого обнаружила: она не имеет ничего против того, чтобы он взял командование на себя.

Он резко встал и, подойдя к окну, задернул шторы. Комната погрузилась в полутьму. Свет исходил только от двух маленьких настольных ламп, которые он включил перед тем, как снова сесть, на этот раз на стул.

— Раздевайся.

— Что?!

— Раздевайся, — повторил он. — И не стесняйся. В конце концов, я уже видел тебя голой, хотя и говорят, что обнаженное тело спящей женщины производит совершенно другое впечатление, чем вид обнаженного тела бодрствующей и в высшей степени возбужденной женщины.

— Ты что, хочешь смотреть, как я раздеваюсь? — Она была потрясена.

Он ухмыльнулся.

— В твоих устах мое желание кажется чем-то неестественным. Только не рассказывай, что ты занимаешься любовью под одеялом, чтобы мужчина не мог наслаждаться видом твоего тела.

— Да, но… — Ее удивление росло. Она, разумеется, никогда еще ни перед кем не устраивала стриптиза. Такая мысль ей даже в голову не приходила!

— Я всегда говорю: все всегда бывает в первый раз!

Джинджер медленно поднялась на ноги. Ей казалось, что она на сцене. Да, он прав, ее возбуждение растет. Когда она взялась за низ свитера, чтобы снять его через голову, всю ее стеснительность как рукой сняло. Она даже улыбнулась, видя, как он слегка подался вперед, как раздуваются его ноздри, словно он со своего места пытается уловить ее аромат.

Она медленно снимала свитер, чувствуя, как он скользит по ее обнаженному животу, ребрам, по бюстгальтеру. Из ее первоначального гардероба на ней только и остались лифчик и трусики.

Джинджер питала слабость к дорогому белью. Ее черный кружевной бюстгальтер зрительно увеличивал грудь. Когда она освободилась от футболки и отшвырнула ее ногой на пол, то услышала, как он удовлетворенно вздохнул.

То, что раньше он не выказывал интереса к ней, не считается. Главное, что сейчас он заинтересовался. Джинджер почувствовала небывалое возбуждение. Ее стыдливость как рукой сняло.

Ни с одним мужчиной она еще не ощущала такого возбуждения. Его светло-голубые глаза, пожирающие ее тело, заводят сильнее, чем любовное зелье.

Она приспустила спортивные брюки, обнажая кружевные трусики.

Ритмичное музыкальное сопровождение — вот чего мне не хватает, внезапно подумала она, хотя и тишина, царящая в хижине, так же эротична, как и музыка.

Она медленно спустила брюки с бедер и носком ноги отбросила их подальше. Потом изогнулась, чтобы расстегнуть застежку на бюстгальтере. Он остановил ее.

— Подойди поближе.

Джинджер медленно двинулась к нему. Он буквально пожирал ее взглядом, следил за каждым ее движением.

— Вот так. — Он откинул голову на спинку кресла и наблюдал за тем, как она расстегивает лифчик. Освободившись из заточения, ее груди забелели в полумраке.

— У тебя красивая грудь, — прошептал он. — И крупные красивые соски. Хочу посмотреть, как ты их трогаешь.

У нее закружилась голова. Она обхватила груди руками. Соски призывно напряглись, словно приглашая поиграть с ними.

Он поманил ее пальцем. Когда она подошла поближе, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, он провел пальцем по ее животу — от груди вниз, к резинке трусиков. Его прикосновение было легким как перышко и игривым.

— По-моему, когда я только показалась у тебя на пороге, ты сразу предупредил, что не хочешь никаких осложнений. — Она рассмеялась и почувствовала, что у нее от волнения сел голос.

— Да, я так говорил, — согласился он. Его рука опустилась ниже, к трусикам.

Джинджер застонала. От слабости у нее подгибались ноги. Ей не терпелось скинуть последний барьер между нею и этим сильным мужчиной, который так нежно ласкает ее. Пальцы его ритмично двигались, исследуя все ее складки и изгибы.

— Тебе хорошо? — хрипло спросил он. В ответ Джинджер только застонала.

— А сейчас? — Он наклонился, руками обхватив ее ягодицы. Его губы прижались к ее влажным трусикам. Сквозь тонкое кружево она ощущала, как требователен его язык. Потом он просунул пальцы под резинку трусиков и спустил их пониже, открывая шелковый занавес, прикрывающий ее женское естество.

Теперь она стояла перед ним совершенно обнаженная. Она прерывисто дышала, отчего ее полные груди ритмично поднимались и опускались. Она отчаянно хотела, чтобы он снова ласкал ее губами, лизал, возбуждал, но вместо этого он сел и с довольной улыбкой оглядел ее всю с головы до ног.

— Нагнись, — скомандовал он. — Я еще не распробовал тебя, дорогая!

Джинджер нагнулась над ним, опершись руками о спинку его стула. Груди ее призывно заплясали прямо перед его губами. Он потянулся и схватил губами сосок, втянув его в себя и лаская языком, в то время как другая его рука играла со второй ее грудью. Сосок, который он сдавил средним и указательным пальцами, набух и увеличился в размере.

Джинджер захотелось закричать от удовольствия. Он не торопится. Он, кажется, вообще никогда не торопится! Ей с трудом удалось заставить себя сдержаться, хотя она была уже готова к оргазму.

Отпустив ее, он лизнул глубокую впадину между грудями, потом взял в рот другой сосок и нежно сжал зубами.

Когда Джинджер почувствовала, что больше не в силах ждать, она села ему на колени и тесно прижалась к нему всем телом. Сквозь ткань его брюк она ощутила, как напряглось его мужское естество.

— А ты не собираешься раздеться сам? — нетерпеливо, еле переводя дыхание, спросила она.

— Всему свое время. Ведь ты, кажется, согласилась с тем, что командовать буду я.

Джинджер кивнула.

— Так-то лучше. Откинься назад. Я хочу еще немного поиграть с твоими прекрасными грудями.

Но, вместо того чтобы послушаться, она обхватила свои груди руками, приподняв их так, чтобы соски казались еще крупнее. Он медленно погладил напрягшиеся темно-розовые соски пальцами. Они смотрели друг на друга и наслаждались, видя взаимное удовольствие. Никогда еще занятие любовью не было для нее таким волнующим. Джинджер казалось, что к ней поднесли спичку… Она и не догадывалась о своей страстности!

Интересно, подумала она, чувствует ли он сейчас то же самое? Но спрашивать она не станет!

Он дразняще лизнул ее сосок. Джинджер обняла его за голову и одной рукой притянула к себе. А другой рукой она по-прежнему поддерживала грудь, предлагая ему, словно спелый плод.

Он взял в рот ее набухший сосок. Вторая его рука нетерпеливо раздвигала ее бедра. Джинджер непроизвольно начала двигаться в такт его движениям, постанывая от удовольствия.

Она наклонилась и попыталась расстегнуть ему брюки. Ей отчаянно хотелось ощутить его силу — его плоть в себе.

— Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя? — прошептала она.

— Разве ты не чувствуешь?

— Пока нет.

— Смотри сама. — Он легко отстранил ее, расстегнул рубашку и встал.

Пока он освобождался от остатков одежды, она восхищенно любовалась его мужской статью. Он великолепен! В приглушенном свете его торс мягко светился. Его телу позавидовал бы любой культурист. Когда он снял трусы, она увидела горделивое мужское естество, которое демонстрировало силу его желания.

Он обхватил ее голову руками и пригнул вниз. Он весь дрожал от сдерживаемого желания. Она легко повела языком по его напряженному члену, и он хрипло застонал.

С удовольствием она подумала о том, что может довести его до экстаза так же быстро, как он ее. Она до тех пор ласкала его губами и языком, пока он уже не мог больше сдерживаться и нехотя отстранился от источника наслаждения.

— Здесь немного тесно для того, что я хочу с тобой сделать, — прошептал он, и Джинджер засмеялась грудным, низким смехом в предвкушении наслаждения.

— Пойдем наверх? — спросила она.

— Не обещаю, что не накинусь на тебя по пути и не изнасилую прямо на лестнице, — честно предупредил Мэтт, и она снова рассмеялась. Его страсть была такой же сильной!

В углу гостиной стоял старый деревянный сундук. Прислонившись к креслу, она наблюдала, как он открыл крышку, достал пушистый плед и бросил его перед камином.

— Ложись! — приказал он.

Джинджер подошла к нему. Ей было приятно от сознания того, что он наслаждается каждым ее движением, каждым изгибом ее тела. Как он сосредоточен сейчас на ней! Джинджер почувствовала себя любимой и желанной. Она легла, и он несколько секунд любовался на нее сверху. Потом встал перед ней на колени.

— Раздвинь ноги, любовь моя, — прошептал он, и она чуть не замурлыкала от удовольствия. Потом раскинула руки и раздвинула ноги, приглашая его полюбоваться. — А теперь я выполню все твои желания. — Он склонился над ней и стал целовать ее губы, закрытые глаза, стройную шею. Он ласкал языком ее груди. Язык его, дрожа, описывал круги вокруг ее приподнятых сосков, потемневших от возбуждения. Потом он медленно двинулся вниз. На этот раз между его языком и ее жарким, влажным естеством не было кружевного барьера. Он наслаждался ее податливым сладким телом.

Только когда Мэтт понял, что она больше не может сдерживаться, он вошел в нее, и они оба одновременно достигли оргазма. Он долго не выходил из нее. Джинджер в изнеможении прижалась к нему, словно стараясь повторить все изгибы его тела. Она не представляла, сколько времени провела в сладкой полудреме.

Внезапно послышался резкий звонок телефона. Наладили линию!

Мэтт застонал и одной рукой принялся нащупывать на столике телефон. Наконец он сел и сказал: «Алло!»

Джинджер извернулась и стала гладить его живот.

— Да, — услышала она его голос.

С кем это он?

— Все в порядке. Да, она здесь, рядом. Сегодня впервые выходила на улицу… — Он лукаво подмигнул ей. — Кажется, она очень устала с непривычки. — Он передал ей трубку.

На другом конце линии загудел отцовский бас:

— Надеюсь, ты не перетруждаешься! — Ей с трудом удалось сдержаться и не расхохотаться. Она поймала на себе насмешливый взгляд Мэтта. — Поосторожнее с больной лодыжкой! Я знаю, ты скажешь, что она совсем зажила, но, пожалуйста, не торопи событий, не наделай глупостей!

— Папа, я не наделаю глупостей. — Мэтт подсел к ней поближе и снова стал ласкать ее грудь. Джинджер легким движением отвела его руку и показала пальцем на телефон, но он не послушался. — Погода прояснилась, — ответила она отцу. — Да. Да. Я попозже тебе перезвоню. Пока. Я тоже тебя люблю.

Мэтт взял у нее из рук телефонную трубку и положил на рычаг. Потом лукаво посмотрел на нее.

— Значит, ты не собираешься наделать глупостей? — переспросил он. Потом отбросил волосы с ее лба и оперся на локоть, с удовольствием наблюдая, как она покраснела. Возбуждение в ней еще не угасло.

— Интересно, что подумал бы твой отец, если бы узнал, чему помешал его звонок!

— Думаешь, я поступила безрассудно? — Джинджер нахмурилась.

— То есть мы с тобой оба поступили безрассудно? Возможно… — Он очень нежно поцеловал ее в губы, но Джинджер была слишком поглощена своими мыслями и не ответила на поцелуй.

— Почему ты так говоришь?

— Секс обычно имеет последствия, — объяснил он. Рука его скользнула ей на талию. — Ты не ребенок. Ты это знаешь. Может быть, у твоего случайного знакомого, который караулит чужой дом, возникнут в отношении тебя нездоровые намерения? Теперь, когда ты доказала мне, как сладко может быть в женском обществе, вдруг мне захочется, чтобы в долгие зимние вечера в этой заброшенной хижине рядом со мной была женщина?.. — Он осторожно снизу вверх провел пальцем по ее животу и обвел линию груди, показывая ей, как именно понимает сладость женского общества.

От внимания Джинджер не ускользнуло: он не сказал, что ему захочется коротать зимние вечера именно с ней, но разве можно его в этом винить? Она сама предложила ему себя, и он, будучи мужчиной, не смог устоять. Да и кто смог бы на его месте? Так почему же внутри нее нарастают тупая боль и тоска?

Ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы справиться с тревогой. Реальность явилась ей огромной черной дырой. Скоро она уедет и больше никогда не увидит его! Обычный роман на отдыхе… Собственно говоря, то, что произошло между ними, и романом-то назвать нельзя.

— Папа хочет узнать, когда ему ждать меня, — сказала Джинджер. Все же одну ночь этот мужчина принадлежал ей. Она уверена: он этого не забудет. Только пусть не воображает, что занял в ее жизни много места. Он считает ее глупой самовлюбленной пустышкой. Раз так, она такой и будет. Когда она вернется домой, то докажет себе, что секс с ним не разрушил ее мира.

— Что ты ему скажешь?

— Скажу… что вернусь через пару дней, когда мы убедимся, что снегопад прекратился и я спокойно могу доехать на лыжах до ближайшего населенного пункта, до безопасного места.

— Безопасного места? Интересно. А здесь, со мной, ты не чувствуешь себя в безопасности? — Он нежно прикусил мочку ее уха, и она тихо вскрикнула.

— Где ближайший городок? — спросила она чуть слышно.

Он помедлил с ответом.

— Если лететь по воздуху как птица, до него примерно километр. На лыжах это вообще не расстояние. Когда погода позволяет, я оборачиваюсь в один миг туда и обратно. Если мне нужно пополнить припасы.

— А сумки с продуктами ты тащишь в руках? По-моему, неудобно.

— Обычно я не таскаю сумки в руках. — Он ухмыльнулся. — Я покупаю столько продуктов, чтобы они уместились в моем рюкзаке. Кстати, я довольно опытный лыжник. Не то что некоторые…

— Погоди… — Джинджер выпрямилась и прислушалась. — Что это за шум?

— Какой шум?

— Похоже на то, что… твое желание снова выходит из-под контроля. — Она прикрыла глаза и призывно улыбнулась.

Он ответил таким страстным поцелуем, что ей лишь с трудом удалось перевести дух.

— То, что между нами было, ты считаешь глупостью? — Его теплое дыхание грело ей ухо.

Она почувствовала, как внутри нее неудержимо нарастает новый приступ желания.

— Ну… я почти не знаю тебя… — прошептала она, закидывая руки за голову, чтобы он мог любоваться ее грудью во всей красе. Чем он и занялся с довольным вздохом. — Можешь верить, можешь не верить, но курортные романы не для меня… — Он прикусил ее сосок. Джинджер застонала. Кажется, она всю жизнь готова вот так лежать рядом с ним и позволять ему исследовать ее тело. Она взъерошила его светлые волосы.

— Для девушки, которая не признает курортных романов… — он искоса посмотрел на нее, на секунду оторвавшись от своего увлекательного занятия, — ты на удивление опытна.

— Все из-за тебя, — быстро проговорила Джинджер, уже жалея о минутной слабости.

Он поднял голову и приблизил к ней лицо.

— Считать твои слова комплиментом?

Она пожала плечами. А что такого? Обычная случайная связь. Женщины то и дело совершают подобные глупости. Да и кем, как не случайными спутниками, считать трех ее последних дружков? Их связь продолжалась в разных случаях от нескольких дней до нескольких месяцев, но о свадьбе она и не помышляла.

— Я не уверена, — проговорила она чуть дыша, опустив глаза под его взглядом. — Мне нужно нечто большее, чтобы решиться на более прочные отношения.

— Распутница! — Он тихо рассмеялся.

— Если бы можно было… — прошептала она. — Лично я думаю, это выдумки, что бывают такие выносливые мужчины, которые могут всю ночь…

— Значит, тебе еще ни разу не попадался настоящий мужчина. Если захочешь, дорогая, меня хватит на всю ночь. — Он дунул ей в ухо, потом осторожно принялся ласкать его языком, пока она мечтательно не улыбнулась и не забыла обо всем на свете. Скоро она вернется домой и снова станет влачить пустое, жалкое существование, но сейчас она возьмет от жизни все…

5

Последнее утро в хижине Джинджер провела в приподнятом настроении. Всю ночь напролет они занимались любовью; им казалось, что время остановилось. Им была дарована вечность для того, чтобы исследовать друг друга, чем они и занимались. Ее руки и губы нежно ласкали его. Временами она отдыхала на его мускулистой груди, гладя широкие плечи, радуясь при виде его восстающего мужского естества.

Он, в свою очередь, был неутомим в ласках…

Разбудили ее яркие лучи солнца. Она проснулась с чувством, что видела самый сладкий сон на свете.

Когда она повернулась на спину и приоткрыла глаза, то увидела, что он уже проснулся и любуется ею.

— Ты выглядишь такой довольной. — Он заговорщицки подмигнул ей. — Кого ты видела во сне, уж не меня ли? — Мэтт сдернул с нее пуховое одеяло, обнажив ей грудь. Розовые соски маняще выпрыгнули ему навстречу. — Да, вижу, я прав.

— Который час? — В его двуспальной широкой кровати так удобно! Джинджер потянулась и выпростала руки, отчего одеяло съехало на пол. Она даже не попыталась снова прикрыться, бесстыдно выставив ему напоказ свою грудь. Никогда прежде, ни с одним другим мужчиной ей не было так хорошо! Под его взглядом ее снова охватило неудержимое желание. Он знает, как довести ее почти до изнеможения, даже не притрагиваясь к ней пальцем.

— Какая разница? По-моему, на сегодня можно забыть о времени и жить как живется.

— То есть целый день не вылезать из постели?

— Ну, не целый день, но… — Он подул на ее сосок. Струя холодного воздуха охладила ее пыл, и она вздохнула от радости. — Но утром иногда так приятно поваляться подольше. Ты так не считаешь? Можем немного расслабиться и… — он снова подул на ее сосок; она в ответ блаженно застонала; он улыбнулся улыбкой искусителя и закончил: — и поболтать!

— О чем ты хотел бы поболтать?

— Обо всем, о чем захочешь, дорогая… — С этими словами он погладил ее по бедрам, все еще теплым и удивительно податливым со сна, свидетельствующим о том, что болтать ей хочется меньше всего. — Не обращай на меня внимания, — негромко проговорил он. — Я внимательно тебя слушаю. — Он легко поцеловал ее в губы, но поцелуй тут же удлинился и стал более страстным и жгучим. Потом его губы двинулись вниз, пока не добрались до ее груди. Он перевернул ее на спину, наклонился над ней и взял в рот ее соски.

— Скажи… что… мы… делаем? — Голос Джинджер пресекся. Он стимулировал рукой и языком. Она развела колени в стороны… Она взлетала высоко над землей, словно на качелях; потом он замедлил темп только для того, чтобы вскоре начать все снова.

— Ты что-то сказала? — Он наконец оторвался от своего занятия и посмотрел на нее.

— Что мы сегодня будем делать? — Она попыталась отстраниться.

— Что ж, пора тебе отдать должок, — сказал Мэтт, — и позаботиться обо мне. Я имею в виду, удовлетворить все, абсолютно все мои желания!..

Уже перевалило за полдень, когда они наконец спустились вниз. Было ясно и солнечно; стоял один из редких зимних дней, когда воздух такой прозрачный, что, кажется, видно все на многие километры кругом.

Джинджер поспешила в кухню. Как приятно готовить поздний завтрак! Мэтт растянулся в кресле и смотрел на нее. Пока она готовила, он развлекал ее рассказами о тех местах, где успел побывать, и по сравнению с тем, что ему пришлось пережить, все ее похождения показались ей ничтожными.

Глаза ее расширились, когда она услышала о его приключениях на Дальнем и Ближнем Востоке и даже в Китае.

— Скажи-ка, а ты все это, часом, не придумал? — недоверчиво спросила она. — Как-то не верится, что ты ел овечьи глаза и насекомых!

— В чужой монастырь со своим уставом не ходят. — Он пожал плечами и рассмеялся. Ее недоверчивость его забавляла. — Мудрец будет уважать чужие обычаи и культуру. Кстати, вот поэтому ты сейчас и готовишь. Ты действуешь в соответствии с уставом моего монастыря.

На завтрак Джинджер соорудила нечто вроде омлета и была рада, что ему понравилась ее стряпня.

Она никогда не испытывала ни малейшей тяги к кулинарии, за что отец не уставал ее корить. Ее покойная мать прекрасно готовила, собирала поваренные книги, любила экспериментировать. Слова отца насчет того, что женщинам место на кухне, Джинджер считала старомодными воззрениями. Таким взглядам не место в двадцатом веке, не уставала она повторять своему папочке. Только теперь до нее дошло: как и дизайн, как и тысяча других вещей, кулинария на протяжении многих лет была для нее всего-навсего еще одним занятием, которое она оставила по причине того, что у нее не хватило упорства довести дело до конца.

Когда после завтрака она попыталась изложить свои мысли Мэтту, он отозвался вполне сочувственно:

— Если ты разобралась, чем ты недовольна в жизни, так почему бы не начать что-то делать, когда ты вернешься домой? — Он поманил ее к себе и, когда она подошла, усадил к себе на колени, словно десятилетнюю девочку, которая ждет утешения, и погладил по голове.

Она прикорнула у него на плече. Ей было спокойно — так же, как в детстве, когда отец усаживал ее к себе на колени и утешал после детских обид.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что…

— Может, ты боишься? — мягко, но настойчиво спросил он. — Боишься неудачи, боишься, что не справишься? Понятно, понятно… — Он продолжал поглаживать ее по голове.

Она чувствовала: он все понимает, даже ее тайные страхи, о которых она никому, в том числе и отцу, не говорила. Куда проще преуспеть, будучи хорошенькой юной пустышкой, чем позволить всему миру судить тебя по твоим достоинствам.

Джинджер ощутила, как к горлу подкатывает ком. Ей стоило большого труда не расплакаться.

Остался всего один день, да и то не весь! Она вздохнула. Он притянул ее к себе и поцеловал так нежно, что она сразу ослабела.

Быть с ним рядом, целовать и ласкать его — вот чего ей так недоставало! Не надо думать, анализировать свою жизнь и хныкать от жалости к себе. Ее мягкие губы податливо раздвинулись, и началась яростная игра языков. Ловко извернувшись, она обхватила его ногами и толкнула назад, на спинку кресла, так и не отрываясь от его рта. Именно сейчас ей больше всего хотелось забыться, раствориться в его любви. Когда она покинет его хижину, он навсегда исчезнет из ее жизни, останется у нее лишь в воспоминаниях, а ей придется начинать все сначала.

— Нет, — прошептала она, когда он поднял ее на руки и понес в гостиную.

— Вижу, ты и впрямь готова удовлетворить все мои желания, — простонал он.

Она почувствовала необычайную радость оттого, что и сама обладает могучей властью над ним. Именно сейчас. Именно в это мгновение. А завтра будет завтра…

Его слова насчет того, что она боится потерпеть неудачу, задели ее. Слова эти, да еще боязнь того, что она больше никогда его не увидит, и стали причиной того, что она утратила бдительность. После того как оба насытились любовью и Джинджер положила его голову к себе на грудь, она спросила, хочет ли он, чтобы она осталась.

— Всего на несколько дней, — торопливо добавила она. Так как он не ответил, она села на постели и посмотрела ему в глаза.

— Мне эта мысль не кажется удачной, — сказал он наконец. — Тебе не удастся навеки спрятаться здесь от тех проблем, которые ждут тебя дома.

Ее больно ранил его отказ, но она попыталась не давать воли чувствам. Только бы не утонуть в этих голубых озерах его глаз!

Он ее не хочет. Она ему не нужна! Он доволен тем, что спал с ней, потому что она сама предложила, но самое главное — она ему не нужна! Она не в его вкусе. Если она останется, он не станет прыгать от радости.

Кто знает, может, ему просто захотелось поэкспериментировать? Переспать с женщиной из другого мира, так не похожей на привычных для него неприхотливых и преданных подруг. Это как спать с дочерью босса: испытываешь острые ощущения от незаконности своего поступка, но долго такое ощущение не продлится. С потерей новизны теряется и прелесть.

— Ты понимаешь, о чем я, Джинджер? — спросил он.

Она послушно кивнула. Если она заговорит то почти наверняка разревется. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Я вовсе не имела в виду длительные отношения и брак. — Наконец Джинджер удалось справиться с разочарованием. Ее гордость была разбита на тысячу осколков.

— Знаю. — Он следом за ней прошел в ванную, чтобы не прерывать разговора.

— Я просто подумала, что это может быть забавным. — Джинджер умывалась, чувствуя, что его взгляд прожигает ее насквозь. Он явно пытается оправдаться. Но… к чему? Она больше не верит ни одному его слову. Что ей делать? Попросить его уйти и оставить ее одну? Это равносильно признанию того, что его слова задели ее чувства. — Ты, безусловно, прав. — Она нашла в себе силы даже на то, чтобы рассмеяться, хотя смотреть ему в глаза она избегала. Уж слишком он проницательный.

Джинджер переоделась в свой лыжный комбинезон. Теперь предстоит пережить последнее испытание.

Мэтт вместе с ней спустился на лыжах в ближайшую деревню, до которой, действительно, было рукой подать. Там они выпили по чашке кофе, а потом она села в фуникулер и спустилась вниз, в городок, откуда уже на такси собиралась доехать до аэропорта. Она уезжала из его жизни навсегда.

Джинджер старалась не показать ему, что готова расплакаться. И ушла, даже не оглянувшись. Просто небрежно махнула ему рукой, словно желая показать: все, что между ними было, очень мило и весело, но не более того. Счастливо!

Часть вторая

Джинджер устало поднялась с дивана и потянулась. Через пару часов отец вернется из своего гольф-клуба. Не годится бродить при нем по дому, словно привидение. Возможно, у него не так много опыта по части женских эмоций, но он любит ее и поэтому ему не понадобится много времени, чтобы установить причину ее необъяснимого упадка сил.

Ладно, утешала она себя, по крайней мере она сдержалась и не призналась Мэтту в своих чувствах. Иначе ее уныние превратилось бы сейчас просто в агонию. А ведь ее так и подмывало признаться Мэтту, что она в него влюбилась.

Отца она встретила радостной улыбкой. К его возвращению она переоделась в трикотажное платье с длинными рукавами и стянула волосы в хвост.

— Хорошо поиграл? — спросила она, входя следом за ним в кухню. — Много лунок пропустил?

— С каких пор ты стала интересоваться моими успехами в гольфе? — Он подозрительно покосился на нее из-под кустистых бровей. — Ну раз уж спросила, признаюсь: сегодня мне чертовски не повезло. Я попадал куда угодно, только не в лунку! Когда мы перешли к девятнадцатой, проклятый Гордон всласть поиздевался надо мной.

Джинджер набрала в грудь побольше воздуха.

— Я решила пойти работать, — выпалила она. Отец внимательно посмотрел на дочь.

— Умница. — Он вышел в сушилку, где оставил туфли. Вернувшись на кухню, он небрежно поинтересовался: — С чего вдруг?

Джинджер пожала плечами.

— Надоело бездельничать, — улыбнулась она. — Я уже взрослая. Может быть, я наконец поняла, что хватит просто развлекаться? Пора становиться взрослой, работать как вол и чувствовать себя жалким муравьишкой.

Отец рассмеялся и погладил ее по голове. Потом поставил чайник на газ.

— Значит, ты в таком настроении. С чего начнешь?

— Вернусь в колледж, хочу повторить последний курс, ведь я все забыла. Я готова перетерпеть и выслушать все, что они мне скажут о бездельниках, которые годами валялись на диване, а теперь почему-то им приспичило снова взяться за дело.

— Может, я смогу тебе помочь? — предложил отец.

— Что, члены братства гольф-клуба?

— Или кто-то другой. Кто знает? Может, ты скорее, чем думаешь, обретешь твердую почву под ногами. То есть, — поспешил прибавить он, — я всегда считал, что у тебя талант. Достаточно им взглянуть на твои наброски, эскизы, как они сразу все поймут.

К несчастью, на следующей неделе, когда она пришла на собеседование в колледж, ей сообщили, что отсутствие эскизов является препятствием к повторной записи на курс. Прилизанный брюнет из отдела кадров заявил ей, что в области дизайна интерьера желающих преуспеть хватает. Конкуренция чрезвычайно высока. Кроме того, у нее нет опыта работы. Она упустила много времени. В области дизайна интерьера мода меняется быстро. Есть ли у нее связи, знакомства среди дизайнеров или архитекторов? Нет?

Еще один минус. Брюнет предложил ей записаться на курсы повышения квалификации, дабы освежить знания. Когда полтора часа спустя Джинджер вышла из здания колледжа, она держала в руках папку с расписанием и подробностями нового курса.

Идти домой и проводить остаток вечера в праздности и унынии не хотелось. Джинджер решила устроить себе выходной и пригласила ближайшую подругу в ресторан. За обедом подруга, которая тоже была в их компании в Швейцарии, рассказала ей все, что произошло после ее исчезновения. По ее словам, Колин в своем безумстве превзошел самого себя.

Джинджер постаралась по возможности скупо изложить свою историю. В их тесном мирке сплетни распространялись со скоростью лесного пожара, а по пути обычно обрастали такими пикантными подробностями, что на выходе история уже мало чем напоминала правду. Как игра в испорченный телефон.

В половине седьмого Джинджер в унылом настроении вернулась домой. Ну и жизнь ей предстоит — без работы, без цели!

— Джинджер, детка! — Отец вышел ей навстречу из гостиной, держа в руке бокал виски.

Джинджер медленно сняла пальто. Куда бы деть толстенную папку с расписанием? После беседы с прилизанным куратором из отдела кадров она как-то потеряла интерес к повторному курсу. В самом деле, какой из нее дизайнер, если она пропустила столько лет? Может, махнуть на все рукой и устроиться на работу в районное бюро занятости? Тогда она сможет целыми днями с важным видом поучать соискателей: у них, мол, нет должной квалификации, не хватает знаний и опыта для того, чем они хотят заниматься.

— Ты сегодня рано, пап. — Она бросила пальто на перила — эту привычку ее отец считал предосудительной — и пальцами поправила прическу. — Только не говори, что ты решил оставить работу и уйти на покой!

— Как провела день? Удачно?

Джинджер мрачно посмотрела на него.

— Мне не хватает пухлого альбома с набросками и эскизами, плохо, что у меня нет связей с дизайнерами и архитекторами, но не это самое главное. Я так надолго выпала из профессии, что все мои мысли и идеи устарели. — Она помахала перед ним листами с расписанием нового курса. — Мне сказали, что освежить свои знания я всегда смогу, но даже и в этом случае конкуренция в нашей области так высока, что я, скорее всего, никогда не попаду ни в одно приличное место.

— Знаешь, доченька, — он лукаво улыбнулся, — возможно, я смогу решить твои проблемы.

— Что такое, папа? Предложишь мне пост в одной из твоих компаний? А может, поручишь перепланировать твой офис? Это будет началом; с тебя как с родственника я много не возьму. — Джинджер задорно улыбнулась. — Мне всегда казалось, что коричневые и бежевые тона, в которых решен твой офис, немного консервативны.

— Проходи в гостиную, выпьем чего-нибудь. — Отец подмигнул и развернулся на каблуках, а дочь пошла следом. — Только не думай, — добавил он, обернувшись через плечо, — что я пущу тебя в свой офис. Я обожаю коричневый и бежевый цвета!

— Неужели? Тогда что ты задумал?

Вместо ответа отец посторонился и сделал приглашающий жест рукой, пропуская ее вперед.

Готовая продолжить разговор о перспективах работы, Джинджер так и замерла на пороге с полуоткрытым ртом. Улыбка на ее лице медленно угасала.

Какого черта он здесь делает? Что понадобилось Мэтту Грегори в доме ее отца? Почему он расселся в кресле, да еще пьет виски?

Джинджер закрыла глаза и помотала головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Сгинь, пропади! Открыв глаза, она увидела, что привидение не пропало, а поднесло бокал к губам. Очевидно, он чувствует себя здесь вполне комфортно.

В доме моего отца!

— По-моему, ты знаешь этого парня, — послышался откуда-то сзади голос отца.

Ей пришлось смириться с тем, что Мэтт не наваждение. По какой-то неизвестной ей причине Мэтт Грегори бросил хижину, за которой присматривал, и следом за ней отправился в Нью-Йорк! Выглядит подозрительно довольным собой и не замечает, как в ней нарастает паника.

— Что тебе принести, дорогая? — спросил отец.

— Воды! — проговорила Джинджер, стараясь овладеть собой. Она прокашлялась. — Или лучше бокал белого вина, папа. Спасибо.

— Значит, мы снова встретились. — Мэтт неотступно следил, как она медленно, ощупью движется от двери к дивану, и улыбался. Потом на правах старого знакомого подмигнул ей и дружески поднял бокал.

Джинджер почувствовала, что ей не хватает воздуху.

— Глядя на тебя, можно подумать, что ты сильно взволнована, — заметил отец, передавая ей бокал с вином.

— У меня просто нет слов. — Ей удалось овладеть собой. Она отпила большой глоток вина, в надежде что алкоголь излечит ее от оцепенения.

— Что-то ты побледнела, — холодно заметил Мэтт. Аккуратно поставил бокал на полированный журнальный столик, сложил руки на коленях и сосредоточил на ней все свое внимание.

— У нее был тяжелый день, — вмешался отец. — Ничего удивительного в том, что бедная девочка белая как полотно. Вбила себе в голову, что хочет пойти работать.

— Папа, я ничего не вбила себе в голову. Просто раздумываю о работе. — Уголком глаза она следила за Мэттом. Тот смотрел на нее с непроницаемым видом. Наверное, еле сдерживается, чтобы не ухмыльнуться, в бешенстве подумала Джинджер.

— Должно быть, краткое пребывание в твоей хижине пошло ей на пользу.

Как это — в его хижине? Джинджер открыла было рот, чтобы просветить отца на сей счет, но, прежде чем она произнесла хоть слово, Мэтт мягко вступил в разговор и с подкупающей искренностью начал рассказывать ее отцу о том, что пребывание в изоляции иногда действительно идет на пользу — дает возможность подумать над тем, что тебе нужно от жизни, верно оценить будущее.

А отец-то хорош! Соглашается, кивает, принимая наглую ложь за чистую монету!

— Так каким ветром тебя сюда занесло? — вмешалась она в философский монолог о пользе изоляции.

— Мои речи тебе, наверное, наскучили? — со скрытой усмешкой поинтересовался Мэтт.

— Вовсе нет. Я просто интересуюсь, что ты делаешь здесь, хотя должен быть в Швейцарии. То есть…

— Значит, работу пока найти не удалось? Конкуренция в твоей области очень высока.

— Я уже это знаю, — отрезала Джинджер. — Два часа кряду надменный кадровик мне только об этом и говорил, — продолжила она, не обращая внимания на возмущенное покашливание отца, очевидно намеревавшегося напомнить дочери о правилах приличия. — И не нужно читать мне проповедь о невозможности найти работу в перенасыщенной кадрами отрасли. Кроме того, ты так и не ответил на мой вопрос.

Интересно, что думает о нем отец? До сих пор он выказывал до странности мало интереса к сведениям о ее спасителе. Видимо, папа' решил, что он исключительно приятный человек. Под словами «приятный человек» подразумевался добродушный мужчина средних лет, глава большого семейства.

Что отец думает об удивительно красивом мужчине, который сидит в кресле напротив? Может, за то время, пока он здесь, Мэтту удалось так втереться в доверие к отцу, что тот решил, что задавать ему вопросы бессмысленно? Черт знает что! Кажется, Мэтт и впрямь способен очаровать любого.

— На самом деле я приехал для того, чтобы тебе помочь. — Мэтт широко улыбнулся.

Джинджер лихорадочно соображала, что он имеет в виду. Но тут Мэтт положил на столик чемодан, который, как она заметила еще раньше, стоял на полу рядом с креслом.

— Наверное, мне нужно оставить вас наедине, молодые люди, чтобы вы могли обсудить все детали будущего соглашения. — Отец встал.

Джинджер еле сдерживалась, чтобы не закричать. Почему отец уходит?

— Все, о чем мы будем говорить, мы можем сказать в твоем присутствии! — крикнула она. Перспектива остаться наедине с Мэттом ужасала ее. Она решила: Мэтт использовал ее, чтобы втереться в доверие к отцу. Она почувствовала, как в душе ее нарастает неприязнь к нему.

Неужели он явился сюда, чтобы помочь ей? Как, интересно, он собирается помогать? Может, спросит, по-прежнему ли она не возражает против секса без последствий? Ну и выдержка у него, однако! Нагло явиться прямо к ней домой, умаслить отца и убедить его, что он действительно намерен ей помочь! Джинджер едва не расхохоталась, но ей удалось сдержаться.

— Мэтт приехал к тебе не просто так, а по делу, — вмешался отец. — Ну а мне надо сделать несколько деловых звонков. К сожалению, в дизайне интерьеров я ничего не смыслю. — Он кивнул Мэтту. — Моя малышка, наверное, уже доложила тебе об этом!

— Малышка? — Мэтт оторвался от своего чемоданчика. В руках у него была папка с какими-то листами.

Джинджер, которая наблюдала за его действиями с полуоткрытым ртом, стиснула зубы.

— А чемодан тебе зачем?

— Джинджер. — укоризненно воскликнул отец. — Придется тебе напомнить о правилах вежливости и гостеприимства!

Джинджер с сожалением посмотрела на отца. Хорошо бы папа умел читать ее мысли! Он тогда узнал бы: какую красивую сказочку ни сочинил бы Мэтт Грегори, он солгал!

— О, я умею ладить с вашей дочерью, — холодно ответил Мэтт.

Уловив в его словах двойной смысл, Джинджер почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.

— Ну, молодой человек, а как насчет обеда, когда вы покончите с делами?

Джинджер едва не поперхнулась от возмущения. Однако, прежде чем она вымолвила хоть слово, Мэтт уже кивнул в знак согласия и даже присовокупил: мол, если бы он знал, захватил бы с собой бутылку хорошего вина.

— Мы не нарушим твоих планов? — Отец, стоя на пороге, обернулся и окинул их взглядом.

Джинджер ощетинилась. Как посмел этот нахал обмануть ее обожаемого доверчивого папочку?

— Нет таких планов, которые нельзя было бы нарушить, — вежливо ответил Мэтт.

— Если не возражаешь, будь добр, объясни, что происходит, — потребовала Джинджер, как только отец вышел из гостиной, тактично прикрыв за собой дверь. — Как ты посмел явиться в дом моего отца под каким-то надуманным предлогом! Как ты посмел? — Рука ее вцепилась в ручку дивана.

— Кажется, ты не слишком рада меня видеть, — небрежно заметил Мэтт. — Но почему? — Он скользнул взглядом по ее раскрасневшемуся лицу, потом оценивающе взглянул на строгий голубой костюм и голубые — в тон — туфли-лодочки.

Джинджер опустила голову и вздохнула. Какая она дура! Вообразила, что в таком наряде сумеет понравиться потенциальному работодателю!

— Да, понимаю, — продолжил Мэтт. — Когда две параллельные прямые встречаются, это всегда вызывает некоторое недоумение.

— Откуда ты узнал, где меня искать?

— Я позвонил твоему отцу.

— И как же тебе удалось получить приглашение в гости? Что ты ему наплел?

— Я сказал ему, что у меня есть для тебя работа.

Джинджер поперхнулась от возмущения.

— Так или иначе, скоро я ему все о тебе расскажу! — Видеть Мэтта здесь, на расстоянии вытянутой руки… Она еле сдерживалась, чтобы не удариться в истерику. Она вдруг вспомнила, как он фактически отказал ей. Ей с трудом удалось не завизжать и не запустить в него чем-нибудь тяжелым.

Она заметила, что Мэтт держится на удивление непринужденно. Казалось, его ничуть не волнуют ее слова.

— А как по-твоему, зачем я сюда пришел?

— Может, решил, что удастся вытянуть из отца денег, — с вызовом проговорила Джинджер. — Не знаю. Ты лучше сам мне скажи.

— Посмотри, что тут у меня! — Он протянул ей бумаги, которые держал в руках. Джинджер не взяла их, просто посмотрела на верхний лист.

— Это же мои наброски интерьера дома твоего босса! — Она подозрительно посмотрела на него. — Зачем ты их взял? Я думала, ты давно все выкинул. Что происходит? — Враждебность уступила место замешательству. — Твой босс хоть в курсе того, что ты затеял?

— Да. — Мэтт положил бумаги на столик и выпрямился в кресле. — Кажется, нам с тобой надо кое о чем поговорить.

6

Джинджер отпила глоток вина — кажется, это входит у нее в привычку — и сбросила с ног туфли. Крайне важно взять инициативу в свои руки, чтобы Мэтт Грегори не смел манипулировать ею у нее же в доме. Ставя бокал на столик, она с удивлением обнаружила, что рука у нее дрожит. Она поспешно скрестила руки на груди и холодно посмотрела на незваного гостя.

— Так почему ты явился сюда? Зачем тебе понадобились мои эскизы? И что ты сказал отцу?

— На какой вопрос отвечать вначале?

— Мне все равно. Ты ответишь на все мои вопросы, а потом уберешься из моего дома и из моей жизни.

Однако вместо ответа Мэтт откинулся на спинку кресла и уставился на нее в упор. Потом небрежно отпил глоток вина и осторожно поставил бокал на столик.

В наступившей тишине Джинджер внимательно оглядела его и заметила, что одет он совсем не в старое поношенное тряпье, как в хижине. По правде говоря, он прекрасно выглядит. Одежда дорогая и модная. И идет ему. Брюки, очевидно, сшиты у хорошего портного, накрахмаленная бело-синяя рубашка и темно-коричневые туфли тоже из дорогого магазина. Немудрено, подумала она. Он нарочно постарался одеться как можно лучше, если собрался вытянуть у отца деньги.

Или специально хочет показаться респектабельным, если задумал что-то недоброе.

— Я ничего не сказал о нас твоему отцу, — сообщил он.

— А разве есть что рассказывать?

— Ладно, я не так выразился. Я не сказал твоему отцу, что зеница его ока пустилась в страстный двухдневный безоглядный загул с бедным поденщиком. Не думаю, что такая история ему понравится.

Джинджер нервно оглянулась через плечо. Вдруг отец вернулся и все слышит?

— Я не…

— Да нет, ты именно пустилась в загул. Но не волнуйся. Это останется нашим маленьким секретом.

Неужели он пытается ее шантажировать? Если она не выполнит какие-то его требования, он все расскажет? Джинджер вспыхнула.

— Если ты явился сюда шантажировать меня… — яростно прошептала она, наклоняясь вперед и резким движением отбрасывая прядь волос со лба.

— Что тогда?

Да он просто издевается над ней!

— Твое слово против моего!

— Да ладно, успокойся. У меня этого и в мыслях не было. На всякий случай добавлю: я очень уважаю твоего отца.

— Ты никогда в жизни его не видел! — выпалила Джинджер. Она поспешно схватила бокал и одним глотком осушила его. Может, вино успокоит нервы?

— Это не совсем так.

Прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Джинджер изумленно уставилась на человека, сидящего напротив. Наверное, ей все снится! Вот сейчас она проснется и обнаружит, что сидит в переполненном вагоне подземки. Она быстро закрыла глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать… — Он встал и принялся расхаживать по комнате, разглядывая различные безделушки и картины, висевшие на стенах.

У Джинджер возникло впечатление, что он никак не может собраться с мыслями.

Наконец он снова сел, на этот раз не в кресло, а на ручку дивана.

— Джинджер, дело в том, что я прекрасно знаком с твоим отцом.

— Ты врешь!

— Знаю, тебе трудно поверить, но тем не менее…

— Ты лжешь. Но почему? Почему ты меня обманываешь и что пытаешься доказать?

— Ничего! — взорвался он. — Дослушай до конца и не прерывай. Оставь свои замечания на потом. — Он посмотрел на нее в упор.

При обычных обстоятельствах Джинджер доставило бы удовольствие наблюдать, как этот сильный, уверенный в себе человек не может найти нужных слов, но сейчас ее мысли были слишком поглощены вопросом: что за игру он затеял?

— Когда ты объявилась в моей хижине…

— Значит, все-таки в твоей?

— Да. В моей. — Мэтт бросил на нее нетерпеливый взгляд.

— Но ты же говорил…

— Кажется, ты не умеешь слушать не перебивая. Да, да, я помню, что говорил. — Он снова вскочил и принялся беспокойно расхаживать по комнате.

— Сядь! Ты действуешь мне на нервы! — выпалила она. — Я хочу, чтобы ты сел и сказал мне все, что собирался сказать!

Он пожал плечами и послушно опустился на диван рядом с ней.

Джинджер поспешно отодвинулась на самый краешек.

— Ведь я же не говорил тебе, что я поденщик, — медленно начал он. — Я просто согласился с твоим предположением.

— Но зачем? Это просто бессмысленно! — Джинджер покачала головой. Она посмотрела на него, ожидая встретить взгляд, полный раскаяния и вины. Что же происходит? Словно она пытается выбраться из лабиринта, где все пути заводят в тупик.

— Да, зачем… — пробормотал он, опустив голову. — Собственно говоря, хижина принадлежит мне. Это мое убежище. Каждый год на три недели я прячусь там, спасаясь от стрессов повседневной жизни. Я беру отпуск. Я живу один, поскольку никого к себе не приглашаю. Можешь представить себе мое раздражение, когда ты нарушила мое уединение со своей растянутой лодыжкой и такой милой, благородной и театральной беспомощностью?

Джинджер все еще никак не могла взять в толк: как это он владелец хижины? И почему при виде ее он испытал раздражение?

— А чем ты занимаешься? — слабым голосом спросила она.

— Работают Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке, — повторила она таким же тоном, как могла бы сказать: «Значит, ты живешь на Марсе».

— Я подумал: такая девушка, как ты, вполне в состоянии вообразить, будто человек, который прячется от мира в заброшенной хижине где-то на склоне горы, не может быть никем иным, кроме как бедным поденщиком, выполняющим случайную работу. Такая мысль показалась мне забавной. Забавной и удобной. Мне не хотелось противоречить впечатлительной девчонке, которая только что поругалась со своим дружком и ищет нового богатенького приятеля.

У Джинджер свело скулы. Она закрыла лицо руками.

— Ты меня обманул!

— Посмотри на меня! — Он мягко отвел ее руки от лица.

Она дернулась, словно ее обожгло, и поспешно отодвинулась в противоположный угол дивана.

— Признаюсь, ложь была мне на тот момент выгодна. А потом ты сказала, как тебя зовут, и я понял, что знаю твоего отца. Разве тебя не удивило, что твой отец как-то мало о тебе беспокоится? Ты оказалась где-то в глухомани, в обществе незнакомца…

— Я подумала… даже если он и беспокоится, он утешился, зная, что я в безопасности.

— Конечно, он утешился. Но еще больше его утешило и порадовало то, что спас тебя человек, которого он хорошо знает.

— Почему тогда я не встречала тебя раньше? Он покачал головой.

— Твоя жизнь и деловая жизнь твоего отца соприкасались редко. Готов поспорить, ты не знаешь в лицо девяносто процентов людей, с которыми он общается по делу.

Правда. Когда она была моложе, отец, приглашая к себе коллег, иногда пытался заставить ее играть роль хозяйки дома. Но после первого же званого ужина она заявила, что сыта по горло. Он не заставит ее поддерживать светскую беседу с людьми, которые для нее ровно ничего не значат. Больше он и не заставлял.

— Одним из этих людей был я. Короче говоря, много лет назад он выручил моего отца и с тех пор наши отцы дружат. Несмотря на то что твой отец происходит из состоятельной семьи, ему не понаслышке известно, что значит работать в поте лица и самому пробивать себе место в жизни. Как-то мне понадобился совет, вступать ли во владение компанией, и я воспользовался помощью твоего отца.

Он зашел в такие дебри, что ее мозг отказывался его понимать.

— Значит, вы с папой поболтали обо мне, а потом… решили, что мне лучше оставаться в неведении о том, кто ты есть на самом деле? Как он мог?! Нет, как ты мог?! — Джинджер почувствовала, как на глаза от горькой обиды невольно наворачиваются слезы.

— Все было не совсем так, — мягко произнес Мэтт. — Я дал твоему отцу телеграмму…

— Помню.

— Я написал ему, что ты у меня, и немало развеселил его, сказав, что ты принимаешь меня за поденного рабочего. Он предложил мне до поры до времени не раскрывать своего инкогнито. Сказал, что тебе не повредит немного поработать. Я согласился.

— Немного поработать! Вот как?!

— Пожалуйста, не кипятись. Попробуй посмотреть на себя со стороны. Ты живешь словно в золотой клетке. Отец в тебе души не чает. Стоит тебе захотеть, и все окружающие наперебой кидаются выполнять любое твое желание. Поверь мне, твоему отцу не пришлось выкручивать мне руки, чтобы добиться моего согласия на участие в этом маленьком розыгрыше. Я сразу же безоговорочно поддержал его. Мне показалось, тебе пойдет на пользу, если раз в жизни кто-то с тобой не согласится. А кроме того, у меня не было ни малейшего желания выполнять все прихоти и капризы избалованной богатой девчонки.

— А когда ты позволил мне заняться интерьером дома, что это было? Попытка научить меня, наставить на путь истинный? Еще один маленький розыгрыш?

— На самом деле, — сухо заметил Мэтт, — я просто дал тебе занятие. Я вспомнил, как восхищался твой отец твоим талантом, и мне стало любопытно посмотреть, что у тебя получится.

Джинджер медленно покачала головой.

— Надо понимать, работала я над перепланировкой твоего дома?

— Да.

— А как же секс? — вспылила она. — Еще один эксперимент по превращению капризной Джинджер в ответственного взрослого человека? — Она сжала кулаки.

— А это было… — Лицо его потемнело. — Это было непредвиденным обстоятельством.

— Мне считать себя польщенной? Радоваться, что секс не был частью твоего великолепно продуманного плана?

— Никакого плана не было. Джинджер недоверчиво рассмеялась.

— Прекрати заниматься самокопанием! — отрезал он. — Твоему отцу этот опыт показался полезным. Понять, что значит готовить для себя, находить себе занятие и делать миллион других вещей, о которых ты прежде и понятия не имела. Ну а теперь можешь дать волю благородному негодованию. Тебя обманули, предали! Ты вернулась домой, но прежнее существование перестало тебя удовлетворять!

Как он безжалостен! Если бы она могла, она убежала бы из гостиной, спряталась у себя в спальне и вволю наревелась бы. Но она подозревала, что попытка к бегству будет сурово пресечена. По опыту она знала, что спорить с Мэттом — а тем более бежать от него — бесполезно.

— Ну как, я прав? — резко спросил он, не давая ей времени опомниться и залатать бреши в линии своей обороны.

— Я… — Она жалобно посмотрела на него.

— Ты ищешь работу, потому что больше не в силах продолжать свое бессмысленное существование, верно? Тебе надоела эта бесконечная круговерть, надоели привычные знакомые, которые говорят и делают одно и то же. У тебя было время подумать…

— Полагаю, за это мне надо благодарить тебя!

— И тебе захотелось изменить свою жизнь. Вот почему ты обиваешь пороги агентств в поисках работы.

— Я не обиваю ничьи пороги, — отрезала Джинджер, собрав остатки сил. — Я была только в отделе кадров колледжа, который готовит дизайнеров.

Он безразлично пожал плечами, словно ее возражение не играло никакой роли.

И в этого человека она влюбилась! Несмотря на все, что он делает и говорит, она до сих пор в его присутствии непроизвольно настраивается на его волну.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что за все — в том числе и за годы праздного ничегонеделания — надо платить?

— Чтобы прийти к такому выводу, много ума не надо. — Джинджер надулась. — Наверное, такие мысли вбил тебе в голову мой отец.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Внезапная перемена в его голосе заставила ее поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Потом она снова уткнулась в созерцание носков своих синих туфель-лодочек.

Если он думает, будто она согласится с тем, что он ей говорит, значит, у него на уме что-то еще. На минуту Джинджер поняла, как чувствуют себя подопытные кролики. Над ней опыт уже провели, а она по-прежнему чувствует себя кроликом.

Ничего удивительного в том, что он не захотел, чтобы она у него пожила еще немного. Кролику после серии опытов — если он уцелеет — пора отправляться домой. Она попыталась привести в порядок растрепанные чувства.

— Я чувствую себя превосходно, — информировала она его ледяным тоном. — Просто оказалось, что я стала полигоном для научных экспериментов, задуманных тобой вместе с моим отцом. С первого взгляда я ужасно тебе не понравилась. Ты, вероятно, против воли занимался со мной любовью, но отказался признаться в этом. И ты еще спрашиваешь, хорошо ли я себя чувствую?

Глаза Мэтта угрожающе сузились.

— Если ты собираешься оскорбить меня предположением, будто я способен заниматься любовью с женщиной, к которой испытываю отвращение, считай, что тебе это удалось. Я и пальцем не прикоснулся бы к женщине, которая мне не нравится, и, надеюсь, никогда не прикоснусь.

Уже лучше, подумала Джинджер. Значит, она ему все-таки нравится, как бы бесцветно ни звучало это слово.

— Раз уж ты так оплакиваешь собственные поруганные честь и достоинство, могла бы и обо мне подумать!

— О тебе? — Она недоверчиво подняла на него взгляд и заставила себя усмехнуться. — А с какой стати мне тебя жалеть?

— Какими бы низменными мотивами я ни руководствовался, по твоему убеждению, когда занимался с тобой любовью, — продолжал он, и в голосе его зазвенела сталь, — ты тоже пыталась ловить рыбку в мутной воде!

Джинджер от удивления раскрыла рот.

— Ты явилась ко мне с разбитым сердцем… По крайней мере, твое самолюбие было уязвлено выходкой волокиты Колина. Сознательно или нет, но ты стремилась залечить раны, пустившись в загул с неотесанным деревенщиной-поденщиком.

— Перестань называть себя поденщиком! — Вот и все, что она сумела выдавить из себя, не в силах противостоять его безупречной логике. Доверь мужчине рассматривать ситуацию с точки зрения здравого смысла, и он придет к совершенно неверному выводу. Но разве может он угадать, как тяжело ей было уходить от него, ни разу не оглянувшись? Разумеется, она не собирается просвещать его о своих истинных чувствах. Необходимо сменить тему. Пусть себе остается в неведении. Джинджер показала на эскизы, которые во время их разговора упали на пол. — Ты, кажется, собирался дать мне работу? Так ты сказал моему отцу? Или это тоже его замысел?

— Нет, не его. — Он поднял эскизы с пола и снова сел на диван в опасной близости от нее.

— Твоя жалость мне не нужна, — сообщила Джинджер, прежде чем он завел покровительственную речь о том, что необходимо помогать друг другу. — Мне не слишком повезло в колледже, но тем не менее я все еще верю в то, что сумею найти себе занятие. Могу начать работать на кого-то, а там видно будет.

— Ты и будешь работать на кого-то. Ты будешь работать на меня.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи.

— Конечно, кое-что придется переделать… Слезы, готовые в любой момент навернуться на глаза Джинджер, и возмущение его спокойствием потонули в припадке ярости. Он еще смеет критиковать ее работу!

— Что я должна переделать?

— Пожалуйста, не воспринимай мою критику как оскорбление. — Он перелистал наброски и протянул ей один.

Джинджер узнала план кухни и заметила: он кое-что изменил.

— Ты никогда не получишь работу, если будешь вскидываться всякий раз, когда твой работодатель не будет соглашаться с твоими идеями, — с усмешкой заметил он.

— Ты не мой работодатель!

— Обеденная зона в центре кухни мне не нужна. Она занимает слишком много места, а посуду поставить некуда.

Джинджер выхватила у него набросок и сказала:

— По одной стене у тебя стоят буфеты с посудой! — Она невольно усмехнулась. Он считает себя таким непогрешимым и вот, пожалуйста, не заметил такой важной детали! — А с другой стороны остается много пустого места, куда можно поставить высокие стулья. Если желаешь, завтракай за барной стойкой, если не тебе не нравится сидеть за старомодным столом. А у той стены можно поставить телевизор, чтобы не отрываться во время еды от любимой передачи.

Прежде чем она гордо отвернулась, он схватил другой набросок и обратил ее внимание на ряд стеллажей, которые она запланировала для спальни. Он задал ей массу бесполезных вопросов о длине, ширине и высоте и сообщил, что для работы ему остается мало места.

— В своей любимой комнате я собираюсь работать!

— Зачем устраивать рабочий кабинет дома, если у тебя есть офис в городе? — отрезала Джинджер. Но глазами она уже пробегала по своему плану, мысленно меняя расположение мебели, чтобы уместился большой письменный стол.

— Согласись, это не повод для того, чтобы не менять обстановки. Кроме того, работать я собираюсь по большей части дома, а с конторой буду связываться по мере надобности. Кстати, рядом с офисом я снимаю квартиру, где могу время от времени переночевать. А почему ты не предусмотрела места для бассейна?

Это уже просто смешно! Джинджер обнаружила, что разрывается между стремлением удалиться, гордо вскинув голову, и горячим желанием защитить свои наброски, первую работу за много лет.

— Между прочим, ты никогда не говорил, что хочешь устроить в доме бассейн.

— А теперь вот решил, что без бассейна не проживу.

— Ну что ж, свяжись с фирмой, которая их поставляет, и закажи. Если тебе нужно поддерживать форму, здесь места хватит на десяток бассейнов.

— Но я хочу бассейн в доме, а не на улице.

— Не войдет.

— Где-нибудь в цокольном этаже. Маленький бассейн, или, скорее, большая ванна, — задумчиво продолжил он. — Стены выложены плиткой, пара колонн в римском стиле и ванна с гидромассажем, где я мог бы расслабляться по вечерам с бокалом шампанского.

Джинджер словно очнулась от сна. Надо же, она обсуждает, где разместить бассейн, с человеком, который притворялся безродным и нищим поденщиком, охраняющим хижину своего знакомого, — человеком, который не знает, где будет ночевать на следующей неделе. И в этого нищего поденщика она влюбилась! Оказывается, безродному поденщику можно давать «Оскара» за актерское мастерство… Точнее, за ложь и притворство!

— Не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне. Я не хочу работать на тебя.

— Отлично.

Джинджер молча наблюдала, как он собирает ее наброски и складывает их в кейс. Ее кольнуло сожаление: уж больно быстро он уступил.

— Надеюсь, ты не возражаешь, если по твоим эскизам будет работать кто-то другой. В целом они очень хороши. Очень впечатляющий вид. Именно так я все себе и представлял.

Джинджер в ярости уставилась на него.

— Ты не можешь взять мою работу и отдать кому-то другому! — воскликнула она.

Он невозмутимо улыбнулся и пожал плечами, как бы намекая на то, что ничего другого ему не остается.

— А почему, собственно, нет?

— Потому что… они мои!

— Чем докажешь?

— Прекрати изображать из себя невинного ангелочка! Ты прекрасно понимаешь, почему не можешь присвоить мою работу!

— Насколько я помню, когда ты начинала работать над эскизами, у тебя и в мыслях не было оформлять на них авторские права…

— Потому что у меня и в мыслях не было, что их будут использовать!

— Твой отец очень огорчится. Но, как говорится, тут ничего не поделаешь. Тебе надо стать на ноги. Если это означает, что тебе придется отказаться от предложенной мною работы, за которую, кстати, я собирался более чем щедро тебе заплатить и которая может стать началом твоей славы, твоего восхождения на вершину профессионализма, что ж, так тому и быть. Любой работодатель охотно даст тебе работу, увидев результат, особенно когда он узнает, кто твой клиент. Возможно, в ночных клубах и на показах мод меня не очень-то знают, но, поверь, в финансовых кругах мое имя кое-то значит. Может статься, с моей легкой руки перед тобой откроются многие двери. Но… как хочешь. Действуй, как считаешь нужным. А теперь… пойдем к твоему отцу и расскажем, к чему мы пришли. — Он встал и засунул руки в карманы.

— Ты прав! Если я собираюсь заняться таким делом, как дизайн, я пойду своим путем. И ничья помощь мне не нужна!

— Да, тем более что тебе давно никто не помогал! — мягко заметил он. — Ты ни за что не согласишься с тем, что тебе может быть нужна помощь. Ты же всегда была в центре внимания. И тебе никогда ничего не хотелось настолько, чтобы ты согласилась ради исполнения своего желания принять чью-либо помощь.

— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Особенно в твоей!

— Значит, и мне нечего испытывать угрызения совести. Я передам твои чертежи другому дизайнеру. Пусть поработает по твоим эскизам.

Нашла коса на камень. Мэтт встал и теперь, очевидно, ждал, когда она поднимется с места, чтобы вместе идти в столовую. Джинджер с удивлением поняла, что не в силах двинуться с места.

— Знаешь, Джинджер, гордецы обычно проигрывают, — произнес он так тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова.

Она снова потерпела поражение! Осознание этого факта давило на нее с силой огромного валуна. Она проиграла и все же ощущает страстное волнение от того, что снова общается с этим человеком, несмотря на то что он сильно унизил ее.

— Единственной причиной, почему я могла бы согласиться работать на тебя, является твоя угроза, что ты в случае моего отказа передашь чертежи другому дизайнеру.

Он снова сел на диван и скрестил ноги.

— Имей в виду, я не одобряю твоего поведения. Ты сделал из меня идиотку!

— Не смеши меня.

Джинджер не хотелось затевать бессмысленную дискуссию о том, кто прав, кто виноват. Мэтт с отцом сговорились. Она до последнего не знала, кто такой Мэтт на самом деле. Что ж, они преподали ей хороший урок. Сколько бы он ни разглагольствовал о том, как они славно все придумали, разницы никакой нет: она все равно чувствует себя в дураках.

Однако все козыри у него на руках, и он это знает. Она действительно изменилась, их цель достигнута. Может быть, она изменилась бы и независимо от их вмешательства… Ей нужна работа, она хочет работать, а у него козырная карта.

— Больше я ни слова не скажу о том, что произошло. Просто так получилось, и ничего тут не поделаешь. Я буду на тебя работать, но отношения между нами будут сугубо деловыми. — Она протянула руку, чтобы взять чертежи.

Он пристально посмотрел на нее.

— Не спеши. С чего ты взяла, что я отдам тебе чертежи? Мы еще не подписали контракта.

— В бизнесе есть такое понятие, как доверие, — язвительно сообщила Джинджер.

— Только не для меня. — Он не сводил невозмутимого взгляда с ее взволнованного лица. — В моем мире выживает сильнейший. Ты удивишься, узнав, сколько людей выжили, утопив других.

— В том числе ты, полагаю?

— По-моему, ты решила думать обо мне только плохо.

— А ты что думал бы, оказавшись на моем месте? — Пальцы ее безостановочно перебирали кисти на винно-красной диванной подушке. — Мог бы и сказать мне правду…

— Когда? — возмутился он. — Возможно, я и хотел все тебе рассказать, просто у меня времени не хватило.

Джинджер показалось, что она понемногу начинает разбираться в нем. Похоже, ему тоже было легче принять все, что ему предлагали, зная, что он больше никогда ее не увидит. Но он посмотрел на ее чертежи — они ему понравились — и понял, что дальнейшего общения не избежать.

— В чем еще ты меня обманул? — тонким голоском спросила Джинджер. — Ты женат? У тебя есть постоянная подружка? Это тоже сведения, которые тебе показалось удобнее держать при себе?

— Ты и так знаешь ответы на эти вопросы, так к чему спрашивать?

— Я не знаю о тебе ровным счетом ничего. — Джинджер посмотрела на него в упор. Слава Богу, на этот раз он первый смутился и отвел взгляд.

— У меня нет ни жены, ни подружки. И детишки нигде не ползают.

— Я удивлена! Ожидала услышать о толпах женщин, добивающихся твоей благосклонности. — Почему она так сказала? Она вовсе не собиралась опускаться до взаимных обвинений, но хотела, чтобы их отношения перешли в сугубо деловую плоскость. Но как следовать самой же установленным правилам, если при взгляде на него она просто разваливается на кусочки?! — В конце концов, ты сам признался. Ты богатый холостяк, одним словом — выгодный жених! Именно поэтому тебе так хотелось убедить меня в том, что ты простой поденщик, который думает только о рубке дров и о том, как получше приглядеть за хижиной своего босса?

— До недавнего времени я что-то не замечал толп женщин, осаждающих мою дверь. — Казалось, он не придает своим словам особого значения, но Джинджер упрямо молчала.

Пусть продолжает оправдываться! Однако слова его запали ей в душу. Этого мужчину невозможно представить без женщины рядом.

— Я расстался с последней подружкой полгода назад. — Он сухо улыбнулся, заметив на ее лице недоверчивое выражение. — Она хотела выйти замуж, создать семью, нарожать детей, а я ей ничего не обещал.

— Значит, ты сделал доброе дело? — ядовито поинтересовалась Джинджер, но Мэтт и не думал защищаться. Он не испытывает никакого раскаяния за содеянное, с горечью подумала она. Он ее жалеет, а свои чувства предпочитает скрывать, предоставляя ей возможность изливать разочарование и раздражение. — Какая она? Твоя бывшая подружка?

— Высокая блондинка. — Он пожал плечами. — В высшей степени спокойная и сдержанная женщина.

Не то что я, подумала Джинджер, ощутив внезапный укол ревности.

— А чем она занимается?

— То есть кем она работает?

Она кивнула, решившись пройти этот путь до конца.

— Она юрист. Адвокат.

— Ага. Понятно. Ничего удивительного, что меня ты вообразил трогательной беспомощной обузой.

— Не только.

Почему ей так хочется услышать, что он о ней думает? Джинджер упивалась собственным унижением.

— Брошенная девушка ищет очередного богатого спутника жизни. — Она наградила его жгучим взглядом. — А почему ты так уверен, что теперь, когда я знаю тебе цену, я не попытаюсь испробовать на тебе свои женские чары?

— С чего ты взяла, что я… Нет. — Он покачал головой и встал. — Твой отец удивится, почему мы так долго не идем. — Он подошел к двери, но остановился на пороге, поджидая ее. — К среде я подготовлю контракт, мы его подпишем, а затем осмотрим дом. Тебе надо почувствовать место.

— Осмотрим дом? — Впервые она осознала опасность, о которой раньше не подумала: ей придется работать в его присутствии!

— Дом же мой. — Он криво улыбнулся, глядя, как она неуверенно бредет к нему. — Учти, я собираюсь вникать во все мелочи. Если тебе кажется, что ты не выдержишь моего присутствия, лучше сразу откажись.

— С какой стати? — Джинджер гордо вскинула голову. — Как я говорила, Мэтт, отныне между нами исключительно деловые отношения.

7

Прошло три недели. Джинджер уже почти не вспоминала о том, что Мэтт обещал лишь иногда контролировать ход работ.

Она не ожидала, что он постоянно будет рядом — целый день, почти все дни недели. Пока она общалась со строителями, объясняя, что и как делать, он маячил у нее за спиной. Когда она склоняла голову над чертежами, чтобы проверить ту или иную деталь, кроме архитектора Джейка рядом неизменно оказывалась светлая голова Мэтта. Мэтт вникал во все мелочи, придирался, задавал кучу вопросов, спорил, часто предлагал изменить первоначальный проект. Джинджер еле сдерживалась, чтобы не нагрубить. Что ему, больше заняться нечем?

Естественно, их деловое сотрудничество постепенно превращалось в поле сражения. А Джинджер надеялась, что чисто деловые отношения излечат ее израненную душу! Как наивна она была!

Она научилась угадывать, когда появится Мэтт. В какой бы комнате особняка она ни находилась, она и с закрытыми глазами чувствовала: сейчас он войдет! А поскольку он не считал нужным предупреждать ее, в какое время и в каком месте собирается материализоваться, она проводила дни в напряженном ожидании. Ее мало утешало то, что ему нравилось, как у нее движется работа.

— Неужели тебе больше негде остановиться? — раздраженно спросила она его однажды. Она оглядывала одну из спален, думая, какую обивку лучше заказать для мебели.

— Конечно, есть. А что? — Он не спеша подошел к эркеру и оперся о подоконник, оказавшись таким образом в центре ее внимания. Как обычно, на нем поверх одежды был поношенный темно-зеленый рабочий халат, такой же, как на ней. Сшитые у хорошего портного угольно-черные брюки он заправил в практичные, но чрезвычайно грязные сапоги.

Поскольку в особняке шел капитальный ремонт, здесь действительно было не совсем удобно ходить в обычной одежде. Ковры все были скатаны, так как пол еще не настелили, — Мэтту хотелось, чтобы на первом этаже пол был деревянный.

— Ты мне мешаешь.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Пытаюсь представить, как ты уходишь и перестаешь мешать мне работать.

— Я не думал, что мешаю тебе… — Брови его взлетели вверх.

Джинджер поспешно прикусила язык. Ничего не скажешь, он свято соблюдает основное условие договора: их отношения являются исключительно деловыми. Он ни разу не заговорил о хижине на горном курорте или о тех богатых событиями днях, которые они провели там вместе. Джинджер быстро поняла, что, если для нее несколько дней, проведенные в его хижине, были судьбоносными и решающими, для него они стали далеким и полузабытым воспоминанием.

— Да, мешаешь… — выпалила она, испепеляя его взглядом.

— Ты устала, — мягко сказал он.

Джинджер холодно парировала:

— Я устала оттого, что ты постоянно бродишь за мной. — Она вздохнула, села на пол и, закрыв глаза, прислонилась к стене. Как хочется спать! Он прав. Она измучена и проголодалась. — Я имею в виду нечто совсем другое, Мэтт. Разве ты не работаешь на Уолл-стрите? Кажется, ты говорил, что у тебя в году всего три недели отпуска, во время которого ты уезжаешь в глушь лечиться от стрессов? — Так как она сидела с закрытыми глазами, то не видела, как он подошел. Она вздрогнула от неожиданности, когда пол рядом с ней заскрипел под его шагами.

Он сел на корточки рядом с ней.

Джинджер непроизвольно вздрогнула. Только бы он не заметил, как бурно она реагирует на его приближение! Последние несколько недель она изо всех сил старалась делать вид, что полностью контролирует себя. Она словно надела на себя маску спокойной и уверенной деловой женщины, ни на секунду не позволяя ей сползать. Нельзя показывать, какое разрушительное воздействие оказывает на нее его присутствие. Мэтт для нее всего-навсего работодатель! Однако она вынуждена была признать его несомненные достоинства. Во время их многочисленных споров его остроумные доводы находили отклик в ее израненном сердце.

— За меня работает мой вице-президент, — тихо проговорил он почти в самое ее ухо. Мэтт невольно залюбовался ее точеным профилем. Пышные рыжие волосы были откинуты со лба и заплетены в косичку. — Но я постоянно держу все под контролем. Связываюсь с ними каждый час.

Наступило молчание. Вдруг до Джинджер дошло: в доме слишком тихо. Не слышно шума работы. Джинджер открыла глаза.

— А где рабочие? — спросила она. — У них что, обеденный перерыв?

— Они уже ушли. Сегодня пятница, и я отпустил их пораньше.

— Как ушли? Ведь сейчас только… — Джинджер бросила взгляд на свои часики и ахнула, — начало седьмого! Мне надо бежать! — Она вскочила, скинула рабочий халат и сунула руки в карманы курточки. Все на месте — бумажник, ключи от машины… Все в порядке. — Мне надо спешить, — пояснила она. — Боюсь опоздать. Мне надо было уйти в пять часов!

— Куда ты так спешишь? — бесцветным голосом поинтересовался он.

Джинджер вихрем кинулась вниз по лестнице. Мэтт следом. Благодаря длинным ногам ему проще простого было не отставать.

— Где мои книги? — Оказалось, она утром швырнула их на циновку у окна в цокольном этаже. Джинджер схватила их и бросилась к машине.

— Я спрашиваю, куда ты спешишь?

— Домой. — Мягкая настойчивость в его голосе вызвала у Джинджер раздражение.

— Куда бы ты ни спешила, придется отменить твое мероприятие. — Он прижал ее к дверце машины так, что она не могла шевельнуться.

— Что? Я договорилась о встрече неделю назад и не собираюсь ничего отменять! Я целые недели никуда не выходила.

— Извини, — невозмутимо проговорил он, однако в голосе его не слышалось и намека на раскаяние или сожаление. Он обнажил белые зубы в улыбке.

— У тебя нет права распоряжаться моим свободным временем.

— Я не собираюсь распоряжаться твоим свободным временем. Но я должен уехать за границу до следующего вторника, а Джейку нужно получить указания относительно дальнейшей работы, например он должен знать, где поставить оранжерею. Мне необходимо обсудить это с тобой.

— Оранжерея подождать не может? — спросила Джинджер. Мечты о походе в театр с друзьями стали понемногу таять. Так как она практически оборвала связь почти со всеми друзьями, кроме самых близких, она сделала попытку снова наладить отношения, чтобы доказать себе, что она все еще способна наслаждаться жизнью независимо от Мэтта Грегори. Ей также хотелось доказать отцу, что она не утратила способности наслаждаться жизнью и не превратилась в трудоголика — процесс, за которым он наблюдал с нескрываемым удовольствием.

— А твои планы не могут подождать?

— Сколько времени это займет? — спросила она и вспыхнула, заметив на его губах торжествующую улыбку.

Он на шаг отступил от капота ее синего «бьюика».

— Самое большее, час. — Он посторонился, чтобы дать ей возможность сесть в машину. — Давай встретимся… скажем… — он закатал рукав своего плаща и взглянул на часы, — в восемь! В ирландском пабе недалеко от твоего дома, знаешь? Сможем обсудить наши планы и заодно перекусить.

Первый раз они окажутся вдвоем, будут говорить без посторонних. Все внутри Джинджер восстало против перспективы ужина вдвоем. Здесь какой-то подвох! Она нервно облизнула губы и попыталась придумать какой-нибудь убедительный предлог, чтобы отказаться. Но под требовательным и настойчивым взглядом его холодных голубых глаз вдохновение покинуло ее, и она с удивлением, словно со стороны, услышала, как бормочет, что согласна.

Полтора часа спустя Джинджер стояла у себя дома в холле перед большим зеркалом. Пока она трудилась над особняком Мэтта, макияж был ей совершенно не нужен. Она открыла коробку с косметикой и начала неуверенно накладывать крем-основу, румяна и пудру. Пальцы ее утратили былую уверенность. Какой цвет теней выбрать? Нет, не то. Провозившись полчаса, она взглянула на творение рук своих. На нее из зеркала взирало ослепительно красивое, просто лучащееся довольством и счастьем, лицо. Немного слишком лучезарное, с неудовольствием подумала она, принимая во внимание то, что он фактически вынудил ее поужинать вместе. Из-за этого ужина ей пришлось отменить поход в театр.

Наряд, подобранный к встрече с Мэттом, показался ей слишком скромным. Однако времени на переодевание уже не было. Джинджер вздохнула, оглядев себя еще раз с ног до головы. Изумрудно-зеленый свитер с высоким воротником, черные джинсы с ярлыком известного дизайнера, кожаная курточка до бедер… Пожалуй, застегивать не буду, решила она.

— Очаровательно! — послышался сзади голос отца. — Какую пьесу пойдешь смотреть, дорогая?

— Представление отменили. — Джинджер нагнулась и подняла с пола черную сумку с кремовой полосой. — Нет, если честно, у меня поменялись планы и в театр я сегодня не иду.

— Почему? Что случилось? — забеспокоился отец.

Она насмешливо улыбнулась.

— Тоска смертная! Мы решили вместо театра слетать на пару дней в Париж.

Легкое беспокойство на лице отца уступило место настоящей тревоге. Джинджер могла прочитать его мысли с такой же легкостью, словно они были написаны у него на лице крупными буквами. С тех пор как она начала работать, он счастлив как ребенок. А теперь папа, должно быть, решил, что ее трудовой энтузиазм уже угас. Работать ведь так скучно по сравнению с той праздной и веселой жизнью, которую она вела прежде!

— Не надо, прошу тебя! — Голос его дрожал. Он просто расплакаться готов от огорчения, подумала Джинджер, и губы у нее сами собой расползлись в улыбке.

— Не бойся. — В конце концов, папу стоит пожалеть. — На самом деле мой босс решил, что нам с ним необходимо кое-что обсудить, и заставил меня отменить поход в театр.

— Неужели заставил? Я думал, никто не в состоянии заставить тебя отменить что-то из задуманного!

— Он первый. — Джинджер помрачнела. — Знаешь, он настоящий самодур. Не считается ни с кем и ни с чем и готов смести всех у себя с дороги. Возможно, именно поэтому он и преуспел на бирже? Как бы там ни было, папа, такси придет с минуты на минуту. Скоро увидимся. Не скучай без меня!

— Что ты, детка. Мне так приятно, что ты ужинаешь с Мэттом.

Она открыла было рот, чтобы просветить отца: ее ужин с Мэттом отнюдь не удовольствие, а просто деловая встреча. Однако снаружи прогудел клаксон: прибыло такси. Джинджер поцеловала радостно улыбающегося отца и выпорхнула из холла.

Тем хуже для нее! Отец так и не раскаялся в своем поведении. До сих пор считает, что его затея просто невинный розыгрыш. Когда все открылось, он кротко встретил шквал ее обвинений и даже не пытался оправдаться. Остается надеяться, что сейчас он расценивает их совместный ужин с Мэттом как сугубо деловую встречу. Если же он питает на сей счет какие-то иллюзии, то его ждет потрясение. Как только работа будет закончена, они с Мэттом пойдут по жизни параллельными курсами и нигде больше не пересекутся.

К тому времени, как ей удалось припарковать машину на стоянке возле ресторана, он был уже полон. Зал был ярко освешен; никаких тебе приглушенных огней и тихой, задушевной музыки. Мэтт уже ждал ее. Он прихватил с собой кейс и, пока ее не было, просматривал листы с чертежами.

У Джинджер появилась возможность рассмотреть его получше. На нем был кремовый кашемировый джемпер и темно-зеленые брюки. Эта одежда удивительно шла ему и подчеркивала его потрясающую мужественность. Казалось, от него исходят некие флюиды. Под хлопком, кашемиром и шелком находится тело великолепного любовника. Джинджер откровенно любовалась им. Наконец, очевидно почувствовав на себе ее пристальный взгляд, Мэтт поднял глаза. Она ощутила, как к щекам прилила краска стыда.

— Удалось поменять планы? — спросил он, отодвигая бумаги в сторону.

Она села напротив него.

— Насколько я помню, ты не оставил мне выбора.

— Да, верно. — Он невинно улыбнулся, словно эта мысль поразила его. — Я не оставил тебе выбора. — Подозвав официанта, он заказал бутылку вина, затем откинулся назад и посмотрел на нее с таким видом, точно теперь, когда с шутками покончено, можно изучать ее без помех. — Ты накрасилась, — заметил он, — и распустила волосы. Знаешь, я уже так привык видеть твое лицо без косметики и волосы, забранные узлом или сплетенные в косичку, что теперь у меня чувство, будто передо мною сидит совершенно незнакомая женщина.

— Я всегда крашусь, когда выхожу куда-то вечером, — сухо проинформировала его Джинджер.

— Гм. Жаль, что тебе пришлось отменить свидание. — Он молча наблюдал за ее реакцией, пока официант наливал ему в бокал вино на пробу. Когда Мэтт кивком головы подтвердил, что доволен выбором, официант разлил вино в оба бокала. — Интересно, какого развлечения ты лишила себя на сегодня? — Он сделал глоток вина, продолжая смотреть на нее поверх бокала. Его глаза были похожи на голубые льдинки.

Какое-то время Джинджер подумывала, не солгать ли ему, но решила не рисковать. Кто-кто, а Мэтт ни за что ей не поверит. Каким-то непостижимым образом он, казалось, видит ее насквозь. И уж конечно знает, что та поверхностная жизнь, какую она вела до сих пор, ее больше не интересует. Ему удалось вытянуть из нее это признание во время одной из их совместных прогулок по его особняку, когда он ходил за ней как приклеенный и задавал бесчисленные вопросы «по делу». Слава Богу, подумала она, что я не успела выболтать слишком много.

— Я очень ждала этого дня, — откровенно призналась Джинджер. — Я хотела пойти в театр и посмотреть «Отверженных». Знаю, эта пьеса идет уже лет сто, но, хочешь верь, хочешь нет, я ни разу ее не видела. — Она провела кончиком пальца по кромке бокала, потом поднесла его к губам и стала мелкими глоточками пить вино.

— Охотно верю, — усмехнулся Мэтт. — Спектакли обычно совпадают по времени с часами работы ночных клубов.

Джинджер изумленно уставилась на него.

— Да… так и есть. Но неважно. Посмотрю спектакль в следующую субботу. Да, так ты хотел обсудить, где возвести оранжерею или теплицу. Лично я здесь особой проблемы не вижу.

— Я только хочу убедиться, что теплица будет возведена на месте, — пробормотал Мэтт, потирая большим пальцем ножку бокала. Потом он поднял его и осушил одним глотком. — Это ведь дом, а не квартира, которая у меня в деловой части города.

— Да что ты? — Джинджер неожиданно для себя почувствовала, что ею овладело любопытство. — А как она выглядит? Меня это интересует как дизайнера, — поспешила добавить Джинджер, чтобы он не подумал, будто она напрашивается в гости.

— У меня… как бы это сказать… очень мужская по духу квартира. Может, «мужская» не совсем то слово. Лучше так: там не чувствуется женской руки. Совсем. Все очень функционально.

— По-моему, тебе нравится такой стиль, — беззаботно сказала Джинджер, после того как сделала заказ. — Насколько я могу судить, тебе не по душе всякие цветочки в вазах, картиночки на стенах и прочие следы женской экспансии.

— Неужели я так говорил? — Он недоверчиво покачал головой. — Возможно. Но сейчас… — он выждал, пока официант снова нальет ей вина, — я начинаю думать, что пора кончать походную жизнь. Так можно существовать до поры до времени — минимум мебели, мини-кухня и тренажер в комнате для гостей.

— Значит, грезишь о фамильном замке, — поддела его Джинджер.

— Замок — это уж слишком, но, возможно, настала пора пустить корни и посмотреть, что получится.

— У тебя уже есть кто-то на примете? — Джинджер почувствовала, как ее желудок сжался в комок. Разумеется, для нормального мужчины желание обзавестись семьей вполне естественно… Скорее всего, на такие мысли его натолкнул сам особняк. А может, он специально купил дом в расчете на будущую семью? Что было раньше, курица или яйцо? Какая ирония судьбы — обставлять дом человеку, в которого влюблена, с тем чтобы он положил его у ног женщины, с которой, очевидно, хочет связать свою жизнь.

— Можно не отвечать? — Он рассмеялся, словно реагируя на хорошую шутку.

Один — ноль в его пользу. Джинджер оставалось только улыбнуться в ответ. Она надеялась, что он расценит ее гримасу именно как дружескую беззаботную улыбку.

— А детей ты собираешься заводить? — вежливо спросила она, поборов приступ тошноты. — Такой особняк просто идеально подходит для большой семьи. Много места и большой сад.

— И правда идеально подходит. В Нью-Йорке я не решился бы жить с семьей. Сам я вырос на просторах Айовы и не представляю, каково это — расти не на земле, а на асфальте, а в парк ездить только по выходным, да и то если погода позволит.

Разговор естественным образом перешел на сравнительные достоинства города и деревни. Спор имел бы больше смысла для Джинджер, если бы она понимала, что он носит сугубо теоретический характер. Однако у нее появилось стойкое впечатление, что у Мэтта есть женщина. Мысль эта не отпускала ее во все время разговора.

Но лишь когда они допивали кофе, до Джинджер дошло: то, ради чего и был затеян этот ужин, они так и не обсудили. Об оранжерее они не говорили вовсе. В ответ на ее вопрос он на минуту смутился, а потом предложил заехать к нему на квартиру и на досуге посмотреть чертежи.

— Ты ведь не на машине?

— Нет, но…

— Вот и хорошо. Когда мы закончим, мой шофер отвезет тебя домой.

— Уже довольно поздно…

— Я виноват. — Он шутовским движением поднял руки над головой, признавая свою вину. — Но мне и в самом деле необходимо обсудить с тобой все чертежи, чтобы Тому было ясно, что делать. Если ты думаешь, что твой отец будет волноваться, позвони ему. Но я обещаю, что до полуночи ты будешь дома.

Он подкрепил свои слова настолько очаровательной улыбкой, что все возражения Джинджер увяли, не успев родиться. Она молча наблюдала, как он подзывает официанта, расплачивается, подходит к стойке и звонит шоферу.

Пока она лихорадочно обдумывала новый кошмарный поворот событий, настоящее испытание для ее и так вымотанных нервов, Мэтт поддерживал непринужденную светскую беседу. Заявил, что считает глупостью езду на машине в состоянии алкогольного опьянения. Именно поэтому он держит персонального шофера на случай, если придется выпить. Мэтт говорил и о своей работе и даже заставил ее улыбнуться, когда рассказал, что он типичный трудоголик и, поскольку у него нет времени на физические упражнения и поневоле приходится вести сидячий образ жизни, завел специальный тренажер, который держит в комнате для гостей.

Несмотря на то что на заднем сиденье его «ягуара» было тепло, Джинджер куталась в куртку и отделывалась краткими, по большей части односложными ответами.

Они пробыли в машине не больше получаса, хотя для Джинджер поездка показалась вечностью. Мэтт попросил шофера подъехать к подъезду примерно через час. Когда она выходила из машины, ею овладела паника. Следом за Мэттом она на негнущихся ногах прошла в вестибюль — просторное, отделанное мрамором помещение. Они поднялись на лифте на четвертый этаж.

Его квартира точно сошла со страниц глянцевого журнала. Он не лукавил, когда заявил, что обстановка у него спартанская, хотя во всем чувствовался хороший вкус. Никаких ярких красок; строгая черная кожаная мебель; функциональные источники света. Лишь большой персидский ковер в центре выделялся на фоне приглушенных тонов теплым пятном.

Однако долго любоваться обстановкой ей не дали. Мэтт провел ее в кухню, почти такую же большую, как и гостиная, сверкающую хромом, в которой все было новое, современное и дорогое, включая внушительных размеров кофеварку.

— Я сторонник натурального кофе, — сообщил он, заметив, что она не отрываясь смотрит на кофеварку, сверкающую черным и серебряным. — Особенно люблю капуччино. Ужасно мне нравится молочная пенка — в этом есть какой-то налет богемности, что-то упадочное.

Слова «налет богемности» заставили Джинджер покраснеть. Она сама иногда употребляла это выражение, только подразумевая под ним отнюдь не такие невинные вещи, как потребление натурального кофе.

Мэтт принялся умело манипулировать со сложной машиной. Спустя несколько минут он передал ей чашку дымящегося кофе со взбитой молочной пенкой сверху.

Потом он разложил на столе чертежи. Кухонный стол был сделан из прочного черного дерева. Его окружали шесть металлических стульев с высокими сиденьями. Джинджер скептически взирала на это великолепие.

Мэтт придвинул себе стул и сел. Его большая рука поглаживала чашку с кофе.

— Все это совершенно бессмысленно, — медленно проговорила Джинджер, садясь рядом с ним. Легкое опьянение выветрилось у нее из головы в ту минуту, когда они вышли из ресторана и садились в машину, и теперь голова ее была ясной и свежей. К ней вернулась подозрительность и настороженность.

— Что бессмысленно? — Мэтт успел снять кремовый джемпер и закатать рукава кремовой же рубашки до локтя.

Он весь казался таким настоящим, неподдельным… Но здесь, в этой квартире, Джинджер показалось, будто она обнаружила под верхним его слоем еще один. Сложный человек! Сколько у человека может быть слоев? Ну почему она не такая же сложная и загадочная личность? Ничего удивительного, что первое его впечатление о ней было неутешительным. Пустышка! Вероятно, он и до сих пор считает ее глупенькой пустышкой. Ничего общего с теми глубокими, сложными и загадочными натурами, с которыми он общается.

— Совершенно ничего общего с твоей хижиной, верно? — Джинджер заставила себя улыбнуться. — Черное дерево и хром. А в хижине мебель грубая и… не новая. Что ты за человек? — В голосе ее поневоле послышались обвинительные нотки.

Мэтт удивленно поднял брови.

— По-твоему, у меня раздвоение личности? — Его губы изогнулись в улыбке. — Неужели у тебя все платья скроены по одному фасону? А туфли одного и того же цвета? Я люблю разнообразие. Кстати, разве не все мы таковы?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Знаю, — послушно согласился он. — Я тоже считаю, что хижина больше подходит моему стилю. Старая и поношенная. Но эту квартиру три года назад обставила одна моя приятельница. Вероятно, она решила, что я принадлежу к числу тех парней, кто без ума от лаконичности минимализма. — Мэтт пожал плечами. — Но в остальном квартира мне подходит. Здесь ведь я только сплю. Если мне нужно принять гостей, я приглашаю их не сюда.

— Почему ты не возражал, когда она обставляла твою квартиру? — ехидно поинтересовалась Джинджер. — За мной ты ходишь как клещ. Так почему ты позволил другой обставить твою квартиру так, как тебе не нравится? Я удивлена.

— Когда я позволил ей обставить мне квартиру, мы с ней были любовниками, — прямо ответил Мэтт. — Мы даже лелеяли смутные надежды на то, что будем жить вместе, но ко времени, когда квартира была обставлена, наступил конец и нашим отношениям, а потом… мне просто лень было что-то менять.

— Вот почему ты так цинично настроен по отношению к противоположному полу? — тихо спросила Джинджер. — Потому что в прошлом та, кого ты любил, тебя бросила?

Мэтт опустил голову.

— Может быть. Мне не нравится думать, что я ранимый человек, да и какому мужчине нравится? Но, возможно, я действительно ранимый. Может, какая-то часть меня до сих пор переживает из-за той неудачной связи, отсюда и невозможность избавиться от всей этой чепухи. — Он обвел рукой кухню. — Может, подсознательно я чувствую, что когда сменю обстановку, то наконец смогу распроститься с образом женщины, которая когда-то разбила мне сердце. Кто знает, возможно, я и дом купил с такой же целью — зализать старые раны.

Джинджер почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она надеялась, что это слезы сочувствия к человеку, который смиренно признается ей в собственной ранимости. Однако, к; несчастью, она подозревала, что это слезы жалости к себе. Каждое сказанное им слово как кинжал в ее сердце. Ей показалось, что вся ее душа кровоточит.

— Извини, — прошептала она. Она положила руку ему на запястье, чувствуя ладонью тонкие волоски.

Его теплая рука дрогнула, и он сжал кулак. Другой рукой он закрыл склоненную голову, словно закрываясь шитом от ее участливого взгляда.

— Надеюсь, я не слишком низко пал в твоих глазах, — проговорил он, не глядя на нее, — только потому, что позволил себе этот всплеск эмоций.

— Я знаю, тебе нелегко признаваться в собственной слабости, — мягко сказала Джинджер. — Но ничего стыдного здесь нет.

— Утешишь ли ты меня в час печали?

— Что?

Он посмотрел на нее сквозь пальцы, закрывающие лицо. Она увидела, что у него дрожат плечи. Дрожат, но не от рыданий, а от еле сдерживаемого смеха. Наконец он больше не смог сдерживаться и расхохотался, все так же сжимая ее руку.

Джинджер резко откинулась на спинку стула.

— Ты… ты…

— Извини. Ничего не мог с собой поделать, — с трудом проговорил он между очередными взрывами хохота.

— Ах так?! Обманщик! — Джинджер вскочила. — Я ухожу.

— О, где же твое чувство юмора? — Он еще продолжал всхлипывать от смеха. — В последний раз, когда я был с тобой откровенен — там, в хижине, — ты не колеблясь спустила меня с небес на землю. А сейчас я просто шутил. — В его ухмылке не было и намека на раскаяние.

Неожиданно для себя Джинджер почувствовала, как ее губы раздвигаются в ответной улыбке. Она села и попыталась придать себе безразличный вид. Пускай валяет дурака, ей-то что!

— Просто Ледяная Дева! — Он все еще улыбался.

— То есть ты мне солгал?

— Не во всем. Она действительно была моей любовницей. — Мэтт покачал головой. — Мы вместе бывали в обществе, а потом расстались. И она действительно обставляла эту квартиру. Хотела устроить мне сюрприз, когда я на две недели уезжал в по делам в Чикаго. Мы действительно собирались жить здесь вместе, но… Оказалось, что вместе мы можем только обедать в ресторанах. Собственно говоря, мы расстались друзьями. Она вернулась домой, в Австралию, спустя полгода после нашего разрыва вышла замуж и сейчас у нее уже есть дочка и она ждет второго ребенка. Я не пытался поменять обстановку в этой квартире, потому что мне было некогда и лень. Я всегда очень занят. Кроме того, возможно, я к ней привык. Ну и лицо у тебя было, — прибавил он без всякого перехода.

У Джинджер странно звенело в ушах. Она чувствовала, будто ее голова наполнена воздухом. Он вывел ее на балкон подышать. Она не чувствовала раздражения, только какое-то лихорадочное возбуждение оттого, что история, которую он состряпал и которая тяжелым грузом легла ей на сердце, оказалась ложью от начала до конца. Снова ложь!

— Если ты закончил со своей невинной шуткой, — сказала она наконец, — может быть, перейдем к делу?

— Да, к делу, — согласился он, глядя на нее и не шевелясь. Потом он встряхнулся и собрал чертежи.

Следующие полчаса они изучали эскизы дома. Джинджер торопливо записывала его указания о размерах и местоположении потолочных светильников.

Когда они закончили, он сложил чертежи в пластиковую папку и передал ей. Потом уселся, откинувшись на спинку стула.

— Тебе понравилось?

Джинджер смерила его холодным взглядом.

— Ты заставил меня поменять планы на вечер. И еще спрашиваешь, нравится ли мне… То есть… я неплохо провела время. Было очень вкусно. А вот что касается компании, в которой я оказалась… — Она чувствовала: сердце бьется так, словно готово выскочить из груди. Ей стало жарко. Наверное, от его взгляда. Он смотрит на нее так, словно каждая клеточка его тела сосредоточена на ней. — Что ж, когда ты захочешь, ты можешь быть вполне занимательным собеседником…

К чему обманываться? Когда он рядом, по делу или без дела, она на седьмом небе. А без него ее жизнь скучна и пуста.

— Вообще-то я хотел спросить, нравится ли тебе твоя работа.

Джинджер понадобилось несколько секунд, чтобы понять: она неверно истолковала его невинное замечание. Она покраснела, мучительно припоминая, не сказала ли сгоряча чего-нибудь, что выдало бы ее с головой.

— Да, конечно! — Она глубоко вздохнула и преувеличенно внимательно посмотрела на часы. — Да, приятно заниматься полезным делом.

— Приятно, значит.

— Да, приятно! — отрезала она. — Так когда твой шофер заедет за мной? — Она встала и, придерживая волосы одной рукой, перебросила их через плечо.

Он некоторое время лениво наблюдал за ней, а потом встал — как раз вовремя, потому что раздался звонок в дверь. Водитель! Джинджер готова была обнять и расцеловать шофера.

— Знаешь, — медленно проговорил он, идя следом за ней к двери, — тебе не стоит так нервничать из-за меня. Я уважаю твою свободу. Раз ты так решила, отношения между нами будут исключительно деловыми.

От его ласковых слов Джинджер стало не по себе. Он не прикасался к ней, но его слова проникали в самую душу.

— Да, и ты поступил верно, иначе я не согласилась бы работать на тебя. — Джинджер почувствовала досаду и резко нажала на кнопку лифта. Приехал лифт, раздвинулись дверцы.

— Спасибо за ужин. — Она обернулась, прижав папку с чертежами к груди, словно защищаясь.

— Я провожу тебя до машины. — Прежде чем она возразила, он уже шагнул в кабину лифта. Его мощное тело заняло почти все пространство. Если она сделает хотя бы шаг, то врежется в него. Джинджер поспешно вжалась в стенку. — Если хочешь знать, — беззаботно проговорил он, когда лифт приехал и дверцы распахнулись, — сейчас мне понадобилась вся моя сила воли. — Он придержал дверцы и пропустил ее вперед. — Тебя не интересует, что я имею в виду?

— Нет!

— Трусиха. Конечно же интересует! — Он прошел мимо стойки, на ходу кивнув консьержу в ливрее. — Я все равно тебе скажу, — заявил он, когда они вышли на улицу. — Он взял ее пальцем за подбородок и развернул ее лицо к себе. — Я не забыл, Джинджер, как мы с тобой занимались любовью, и мне приходится напрягать все силы, чтобы держать от тебя руки подальше.

Джинджер изумленно подняла брови. Он смотрел на нее так, что ей показалось: сейчас он ее поцелует! Ей вдруг так отчаянно захотелось этого, что самой стало страшно. К черту логику, здравый смысл и ненависть к обманщику!

— Но уговор дороже денег, — прошептал он прямо в ее полураскрытые губы и сдержанно поцеловал в лоб. — Спокойной ночи!

8

Что же означает его поведение? Неужели он хочет ее? Джинджер уже в сотый раз повторяла себе: вожделение — это одно, а любовь — совсем другое дело. Со временем его желание остынет. Но почему же ей так грустно?

Она нахмурилась и опустила глаза на образцы плитки, которые держала в руках. На этой неделе ей должно было спокойно работаться, так как она знала, что Мэтт далеко, в другом городе, но Джинджер почему-то не хватало его назойливого присутствия. Ее сердце ёкало всякий раз, когда она слышала за окном шорох шин его машины… Ей недоставало чувства предвкушения: вот сейчас Мэтт откроет дверь и войдет. Не хватало их сбивчивых разговоров, которые по-змеиному вкрадывались в обычные деловые споры, его остроумных реплик, которые вызывали непрошеную улыбку у нее на губах, случайных прикосновений его руки и его близости, когда он наклонялся, чтобы вместе с ней взглянуть на чертеж…

Приходится признать: она наконец-то нашла мужчину своей мечты, но не знает, что теперь делать. Что еще хуже, в их неравной борьбе она всегда проигрывала; и чем больше она старалась притвориться собранной и сдержанной, тем больше скатывалась в пучину неведомых доселе чувств.

Мэтт должен был вернуться в четверг, однако в среду вечером он позвонил и сообщил, что вынужден задержаться дольше, чем рассчитывал, так что его не будет до начала следующей недели.

— Но тебе надо выбрать плитку для кухни! — возмутилась Джинджер.

— Выбери сама.

— Кто, я? Я не могу.

— А почему? Я доверяю твоему вкусу.

Джинджер не хотелось самостоятельно выбирать плитку. Ей хотелось, чтобы он стоял рядом, высказывал свои пожелания и воспламенял ее близостью недозволенного. Но… делать нечего, пришлось полагаться на свой вкус. Джинджер остановилась на необработанных зеленых и кремовых плитках. Такое покрытие хорошо сочетается с терракотовым полом и кремовыми шкафчиками, которые установят в самом конце, когда покончат со стенами и полом.

День тянулся для нее нескончаемо медленно. Скорее бы вечер… Она наконец-то пойдет в театр! Может быть, компания друзей — как раз то, что ей сейчас нужно, чтобы снова стать прежней, веселой и беззаботной.

Джинджер решила одеться с шиком — она так давно не производила впечатления на окружающих. Неужели когда-то она целые часы проводила в примерочных дорогих бутиков? Она будет весело смеяться и излучать сияние. Она будет остроумной, дерзкой, будет флиртовать с тремя мужчинами, которых пригласили в качестве кавалеров Мэгги и Клер, ее подруги, даже если эти кавалеры на вид будут выглядеть чуть красивее Квазимодо.

Хватит страдать! — подумала Джинджер. Буду веселиться на всю катушку! Раньше развлечения составляли смысл ее жизни. Пора возвращаться к прежним привычкам.

Поэтому в субботу она первым делом отправилась по магазинам — прикупить чего-нибудь новенького и вызывающего. Отец одобрил ее решение, бормоча что-то насчет того, что она все время работает и совсем не отдыхает.

— Я никогда раньше тебе такого не говорил, детка, но, считаю, тебе пора отдохнуть и развлечься. — Он поднял брови, как бы сам себе удивляясь. — Наверное, твои подружки приведут пару-тройку молодых людей?

— Да. Трое ребят, трое девушек. Кто знает, папа, может быть, я встречу наконец свой идеал? — Ха-ха-ха, как смешно! Ее идеал сейчас находится далеко отсюда, в Чикаго, и, скорее всего, прекрасно проводит время без нее.

— С другой стороны, — добавил отец с несвойственным ему прежде прагматизмом, — ты можешь попасться на удочку очередного Колина.

Очень может быть, думала Джинджер, одеваясь к вечеру. Но, по словам Мэгги, их сегодняшние кавалеры не бездельники. Они где-то работают, а не просто просиживают штаны в папиных фирмах, что вряд ли имеет отношение к тяжелой работе.

Она купила длинное черное облегающее платье до щиколотки с вызывающе глубоким вырезом и открытой спиной. Высокий рост она подчеркнула десятисантиметровыми каблуками. Много украшений, пожалуй, ни к чему. Джинджер ограничилась толстым серебряным браслетом с филигранной резьбой — на нем были вырезаны танцующие фигурки — и тоненьким колье из аквамаринов, плотно охватывающим ее лебединую шею.

Пока Джинджер одевалась, к ней вернулось хорошее расположение духа. Она не уставала повторять себе: буду играть роль.

Начало вечера прошло превосходно. Когда они пили в фойе шампанское, дожидаясь начала спектакля, Джинджер буквально излучала вокруг себя сияние. Клер уважила ее просьбу не приводить для нее очередного плейбоя. Филип казался полной противоположностью Колина. Высокий, темноволосый, серьезный молодой человек в очках, к тому же прекрасно разбирающийся в компьютерах. Он просто лучился от удовольствия, когда Джинджер восхищенно внимала каждому его слову. Ее рыжие волосы пламенели на фоне черного платья.

Шум голосов, люди вокруг лишь подогревали ее необходимость сверкать. Когда она оживленно болтала со своим спутником, ей казалось, что это не она, а кто-то другой, а она лишь бесстрастно взирает со стороны на самую счастливую с виду девушку. Она засыпала его вопросами, хотя на самом деле компьютеры абсолютно ее не интересовали.

Когда наконец они уселись в кресла и в зале погас свет, она вздохнула с облегчением. Так и надо. Не стоит страдать и тосковать по человеку, который ее не любит! К чему обдумывать каждое сказанное им слово и приписывать всему скрытое значение? К чему вздрагивать от каждого его случайного прикосновения и воспламеняться при одной мысли о нем?

— Расскажи о себе, — попросил Филип, когда объявили антракт и они спустились в бар.

— Что рассказывать? — Джинджер отпила глоток белого вина и бросила на своего спутника кокетливый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Ее так и подмывало признаться, что она не просто глупенькая пустышка, которую интересуют только развлечения.

— Джинджер у нас трудяга, — смеясь, вмешалась Клер.

Подруга определенно думает, что теперешняя работа Джинджер ее очередная блажь.

— А на кого ты сейчас работаешь? — поинтересовался Филип.

Чтобы сохранить спокойствие, ей пришлось заказать еще бокал вина. Нет, ничто не разрушит ее безмятежного состояния, ведь она только начала веселиться!

— О, вряд ли ты знаешь моего работодателя. Его зовут Мэтт Грегори.

— Кто же не знает Мэтта Грегори? — неожиданно возразил Филип. Он человек известный. Интересная личность!

— Неужели? — безразлично протянула Джинджер. — Мне он не кажется интересным. По-моему, он редкостный зануда! Вникает в каждую мелочь… Когда он рядом, я отчаянно скучаю.

— Правда?

Все круто повернулись. Джинджер изумленно уставилась на Мэтта, который незаметно подошел к их маленькому кружку и теперь смотрел на нее, радостно улыбаясь.

Что он здесь делает? И именно сегодня, когда она твердо решила выкинуть его из головы!

— Говоришь, отчаянно скучаешь?

— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты в Чикаго! — наконец вышла из оцепенения Джинджер.

— Может, представишь меня своим друзьям? Вспомни о хороших манерах!

— Ты не говорил, что собираешься на этот спектакль.

— Вот не знал, что обязан докладывать тебе о своих планах.

Ее пятеро спутников наблюдали за разыгравшейся сценкой с неподдельным интересом. Джинджер видела: подруг просто распирает от желания задать ей массу нескромных вопросов. Она только что расписала своего работодателя как ничем не примечательного зануду с кучей денег и солидным брюшком, а тут перед ними такой великолепный экземпляр мужчины-мачо! Она неловко представила всех друг другу и уже собиралась отвернуться к Филипу, когда Мэтт неожиданно взял под руку высокую блондинку, стоящую чуть поодаль.

— Это Лайза. Знакомьтесь.

Джинджер от изумления утратила дар речи. Красавицей Лайзу не назовешь, но она не лишена привлекательности, к тому же явно умна. Длинные волосы собраны на затылке в пучок. Одежда скорее практична, чем нарядна. Какой контраст с ней самой! Джинджер ощутила такой сильный укол ревности, что невольно потеснее прижалась к Филипу, чтобы защититься. Ее черное облегающее платье, подчеркивавшее каждый изгиб тела, по сравнению со строгим деловым костюмом Лайзы выглядело вызывающим.

— Послушайте… — Мэтт допил вино и оглядел присутствующих. — Мы с Лайзой после спектакля собирались поехать в джаз-клуб потанцевать. Может, присоединитесь к нам? — Его светло-голубые глаза каким-то образом сосредоточились прямо на ней.

Джинджер почувствовала, что теряет почву под ногами.

— Вообще-то мы собирались поехать перекусить, — холодно сообщила она.

— Но мы с радостью изменим наши планы, — поспешно вмешалась Клер. — Ничего страшного!

— Неплохая мысль, — прошептал Филип, наклонившись к уху Джинджер и обвивая рукой ее талию с видом собственника, — жест Джинджер явно пришелся по душе. — Так мы сможем получше узнать друг друга.

Она уже готова была под каким-нибудь надуманным предлогом отказаться, но заметила направленный на нее пристальный взгляд Мэтта и неожиданно для себя рассмеялась низким, грудным смехом.

— Почему бы и нет? — с деланной беззаботностью проговорила она. — В последний раз я слушала джаз четыре года назад, с отцом. Он будет потрясен, узнав, что мне передались по наследству его музыкальные пристрастия.

Мэтт сообщил им название и адрес клуба. Тут прозвонил звонок, возвещающий начало второго действия. Он небрежно кивнул Джинджер и обнял Лайзу за плечи.

— До скорого, — бросил он.

Джинджер взяла Филипа под руку и грациозно потащила прочь из бара, гадая, смотрит ли Мэтт ей вслед. Возможно, она и не самая отпетая интеллектуалка, как подружка Мэтта, мрачно думала она, но зато у нее великолепная фигура! Все встречные мужчины восхищенно смотрели вслед тоненькой высокой девушке с пышно взбитыми огненно-рыжими волосами.

Сорок пять минут спустя пьеса закончилась и они вышли из театра. Мэтта нигде поблизости видно не было. К тому времени, как они с трудом нашли такси и добрались до клуба, Джинджер почувствовала, что теряет кураж.

В приливе откровенности она успела поведать Филипу, что он не в ее вкусе.

— Мне очень жаль, если у тебя сложилось неверное представление, — добавила она, отводя его в сторону, чтобы поговорить без помех.

— Знаешь, — Филип не скрывал облегчения, — ты, в общем, тоже не вполне в моем вкусе. И все же мы весело провели время. — Он лукаво подмигнул. — По правде говоря, по-моему, ты больше во вкусе таких парней, как Мэтт Грегори. Тебя можно сравнить с искрометным шампанским, тогда как я больше похож на бутыль старого доброго домашнего сидра.

— Я в его вкусе? Ха-ха! Шампанское?! Надо же такое придумать! Уверяю тебя, обычно я совсем другая.

Пузырьки в ее шампанском начали испаряться, когда они вошли в джаз-клуб и ее глаза привыкли к полумраку.

Всю дорогу до клуба она не переставая думала о Мэтте и о том, что его связывает с Лайзой. И о том, как глупо выглядела она сама. Она решила, что была похожа на рождественскую игрушку — сверкающую, в блестящей обертке. Может быть, на несколько дней такая игрушка и способна привлечь внимание, но позже, когда обертку выкинут и позолота облезет, ее засунут в нижний ящик комода и больше не вспомнят о ней. А вот Лайза совсем другое дело, с горечью признала Джинджер. Она похожа на добротную, развивающую настольную игру, которая, может быть, и не выглядит так заманчиво, но уж ее точно не засунут в нижний ящик комода и не оставят пылиться в обществе других старых игрушек.

Джинджер больше не колесит по всему миру в поисках развлечений, но что толку? Ей нравится работать, и она полна решимости чего-то достичь в жизни, использовать весь свой талант, отпущенный ей природой, который она прежде зарывала в землю. Однако… все тщетно! Ничто на свете не превратит ее в интеллектуалку вроде Лайзы.

Храбрость, с которой она согласилась принять предложение Мэтта поехать в клуб, испарилась и уступила место желанию немедленно уехать домой и улечься спать.

Мэтт с друзьями занял столик в углу. Как и следовало ожидать, он был душой компании. Все его спутники сидели, а он стоял, без конца переводя взгляд от их столика к входной двери и обратно. Джинджер поискала глазами Лайзу и вскоре заметила ее в обществе двух мужчин. Они оживленно спорили. Очевидно, злобно подумала Джинджер, обсуждают устройство мира или какой-нибудь столь же важный, всеобъемлющий предмет.

Она уныло плелась к столику Мэтта вслед за Филипом. Клуб был полон. На сцене маленький оркестр заиграл медленную мелодию, и она неожиданно задела в ее душе чувствительную струну.

После торопливого знакомства несколько парочек из обеих групп отправились танцевать. Задвигались стулья, зашаркали ноги. Джинджер обнаружила, что сидит за столиком рядом с Лайзой, а над ними обеими возвышается Мэтт. Она уловила обрывок разговора между ним и Филипом. Мэтт спрашивал молодого человека, чем тот занимается, где живет. Оказалось, Мэтт неплохо осведомлен о последних новшествах в области компьютеров. Бедняге Филипу приходилось нелегко.

Джинджер перекинулась парой слов с соседкой по столику. Лайза прокричала, что работает юристом в сфере налогообложения, но громкая музыка не позволила Джинджер узнать о сопернице больше. Джинджер встала и протянула Филипу руку, намеренно не глядя на Мэтта. Парня надо спасать!

— Филип, потанцуем? — крикнула она, однако звуки саксофона заглушали практически все слова.

— Идем, только я тебя предупреждаю: танцор я не ахти! Следи за ногами. После пары танцев со мной, боюсь, ты не сможешь ходить — я их тебе оттопчу.

— Мэтт, а ты не собираешься пригласить свою девушку потанцевать? — с ледяной вежливостью спросила Джинджер. — Неужели ты допустишь, чтобы она скучала в одиночестве, пока ты болтаешь со знакомыми?

— Вообше-то я собирался потанцевать, — он наклонился пониже, чтобы она услышала, — но не сейчас. Я еще не дошел до нужной кондиции.

Джинджер потащила Филипа на танцплощадку. Ее тело чутко откликалось на музыку. Филип беспомощно топтался на месте, он никак не мог попасть в такт. Она нарочно не смотрела в сторону Мэтта и Лайзы. Если повернуться к ним спиной, можно притвориться, будто их сегодня вообще нет и вечер, который начался для нее так многообещающе, не закончился полным крахом.

Филип только-только начал попадать в такт и попытался сделать несколько более сложных па, когда на плечо Джинджер легла чья-то рука. Мэтт Грегори бесцеремонно развернул ее к себе лицом. Бедному Филипу ничего не оставалось, как ретироваться за столик к Лайзе.

— Я же говорил, что потанцую, когда дойду до нужной кондиции, — прошептал он ей на ухо. Руки его уверенно обвили ее талию. Так может обнимать только любовник!

— А как же твоя подружка? — спросила Джинджер. — Тебе не кажется, что бросить ее одну ради наемной работницы просто невежливо?

Разумеется, танцором Мэтт оказался превосходным. Его движения были так же грациозны и отточенны, как и ее собственные. Он сразу уловил ритм, и их тела словно слились в танце воедино. Прекрасно понимая, что ее подружки умирают сейчас от любопытства, Джинджер попыталась отстраниться, но Мэтт тут же снова притянул ее к себе.

— Да, это верх неприличия — бросить подружку, — заговорщицким тоном сообщил он, — но Лайза, по-моему, не возражает.

— Понятно. У вас с ней свободные отношения. Каждый из вас может делать, что ему заблагорассудится. Она даже и не думает возражать.

— Ах вот как? Ты уже защищаешь Лайзу? Это меня удивляет. Я-то думал, ты ревнуешь…

— Ты совсем меня не знаешь! — поспешно заявила Джинджер. — И потом, к чему мне ее ревновать? К ее высокооплачиваемой работе или к костюмам мужского покроя, которые я ненавижу?

— Лайза вовсе не мужеподобная, если ты об этом.

Джинджер прикусила язычок, жалея о своей вспышке.

— К твоему сведению, многие мужчины находят ее в высшей степени привлекательной. К ее чести можно сказать, что суровые условия, в которых ей приходится работать, не подавили ее женственности, — добавил Мэтт.

— Раз ты так влюблен в свою девушку, — едко заметила Джинджер, — будь так добр, объясни: почему ты танцуешь со мной?

— Наверное, чтобы оживленно побеседовать.

— Ну, если ты захотел побеседовать, ты выбрал не ту партнершу. Сегодня мне как-то не слишком весело. Попробуй побеседовать со своей подружкой!

— Говорю это скрепя сердце, Джинджер, но вынужден сказать тебе всю правду как на духу. Она не моя подружка. По правде говоря, она из Чикаго. Сюда приехала на четыре дня по делу. Я был вынужден пригласить ее. Откровенно говоря, мне не пришлось делать над собой особых усилий. Мы с ее мужем близкие друзья. Я крестный отец ее младшего. Ну что, ревнивая киска, легче тебе стало? — Мэтт отступил на шаг, чтобы лучше видеть ее лицо, потом положил руку ей на затылок и взъерошил волосы.

— Какое мне дело до ваших отношений?

— Да уж, никакого. Да ты ревнуешь как сто чертей! Точно так же, как и я ревную к твоему компьютерному гению, которого ты с собой притащила. И не надейся, что я отпущу тебя без допроса с пристрастием. Признавайся, в каких ты отношениях с этим чудиком?

Джинджер изо всех сил подогревала в себе возмущение. Как он самодоволен! Вообразил, будто она его собственность! Да какое он имеет право? Однако внутри у нее все просто пело.

— Кто он? — требовательно спрашивал Мэтт. — Откуда взялся?

— Ты знаешь, кто он такой. Его зовут Филип, и он программист; в его фирме его очень высоко ценят.

— Да уж… А собеседник просто незаменимый! Готов часами рассуждать о своих компьютерах.

— Не смейся. Это очень интересно. Многие считают, будто библиотеки со временем отомрут, потому что компьютер полностью заменит бумажные книги. Так что не спеши выкидывать из своей хижины детективы. — Джинджер заставила себя улыбнуться. — В один прекрасный день за них как за раритеты выложат кучу денег.

— Ну не может тебя интересовать такой зануда! — Мэтт так сильно сжал ее, что ей пришлось прильнуть к нему еще теснее.

Она уловила исходящий от него аромат, и рассудок у нее начал мутиться.

— Почему же? Он мне нравится. Очень нравится.

— Я знаю, что ты лжешь, — прошептал Мэтт ей на ухо.

— Неужели?

— Да, — заявил он не терпящим возражений тоном. — Или ты думаешь, что кто-то… или что-то способны вытеснить из твоего сознания то, что было между нами? Давай пойдем куда-нибудь. Здесь так громко играет музыка, что невозможно разговаривать. Я объясню тебе, почему ты совершаешь большую ошибку.

— Ты не можешь вот так взять и бросить девушку, которую пригласил на свидание! — Джинджер была потрясена. Но когда она обернулась, то увидела, что «девушка» поглощена разговором с одним из знакомых мужчин.

— Думаю, Лайза не обидится, если я ненадолго отлучусь.

Он бережно подталкивал ее прочь, подальше от танцплощадки. Как только звуки музыки затихли в отдалении, он положил руку ей на плечо и повел в примыкающий зал, обставленный уютными диванчиками. Очевидно, здесь было принято обедать и ужинать в те часы, когда в клубе не было живой музыки. Комната отдыха. На столиках лежат газеты. Бар, очевидно, только что закрылся.

— Кажется, ты здесь не в первый раз…

— Шшш! — Вместо того чтобы двинуться к столикам, он прижал ее к стене. — Я так соскучился по тебе!

— Ты хотел поговорить… — Джинджер попыталась высвободиться.

— Да. Я хотел поговорить о том, почему мы противимся влечению, которое испытываем друг к другу. Я хотел поговорить о том, насколько сильно мы хотим друг друга.

Вот, опять это слово!

— Я не хочу тебя. — Она чувствовала, как ее грудь под кружевным лифчиком высоко вздымается, напрягшись от прикосновения его пальцев. Все ее тело ныло от нетерпения, от предвкушения его ласк. Ей показалось: если он сейчас к ней прикоснется, она взорвется и позволит ему делать с собой что угодно, взять ее прямо здесь — на полу или на барной стойке.

— О нет, ты меня хочешь. — Он обхватил ее голову руками. Глаза его были полны огня и настойчивы. — Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, чтобы я овладел тобой прямо здесь, прямо сейчас! Я знаю это. Я это чувствую!

Джинджер закрыла глаза. Сладкая горечь его губ, его настойчивый язык, играющий с ее языком, мгновенно растопили ее нетвердые принципы. Ей так захотелось уступить искушению!

И она уступила. На короткое время. Чувства захлестнули ее, и все благие намерения были отброшены. Она вернула ему поцелуй с жадностью оголодавшего человека, сопоставимой с его страстью, и не возражала, когда его руки задрали платье у нее на бедрах. Его чуткие пальцы нетерпеливо ощупывали кружевной пояс ее чулок.

Он это специально сделал! Заманил ее сюда, чтобы им не помешали!

Вот какова сила его желания. В необузданном стремлении получить удовлетворение оно сметает на своем пути все преграды, отрицает все приличия.

Джинджер тоже возбудилась. Она так истосковалась по нему! Вожделение медленно поднималось в ней, как раскаленная лава, заполняя каждую клеточку ее тела.

— Нет! — Ее сотрясала крупная дрожь. Бессознательно пытаясь защититься, она обхватила себя руками за плечи.

Огоньки в его глазах медленно потухли. Джинджер чуть ли не бегом бросилась к одному из кресел и села, не зная, последует ли он за ней. Ее раздирали противоречивые, взаимоисключающие желания.

— Нет? — Он подошел к ней. Но, вместо того чтобы сесть, остался стоять рядом. Взгляд его, казалось, прожигал ее насквозь. — Нет?

Он потряс головой, то ли недоверчиво, то ли от разочарования, то ли просто от досады, что его планы соблазнить ее в последнюю секунду потерпели крушение.

Нет, твердо повторила она про себя. Больше он не подчинит ее своей воле! Совращение предполагает убеждение, соблазн, очарование — все то, что называют старомодным словом «ухаживание». Мэтт знал, что за Джинджер ухаживать ему не нужно.

— Почему? — Он тяжело дышал, словно только что пробежал марафонскую дистанцию. — Не поздновато ли для девичьей гордости? Знаешь, как говорят у нас в Айове: к чему закрывать дверь конюшни, когда лошадь уже понесла!

— Мне наплевать на то, что говорят у вас в Айове! — Она лихорадочно оправляла платье, отвернувшись от него.

— Это смешно! — взорвался он. Он положил руки на спинку ее кресла, чтобы видеть ее лицо, и нагнулся, почти прижавшись к ней. — Что за блажь? Что на тебя нашло? Мы с тобой занимались любовью. Или мне напомнить тебе? Мы занимались любовью всеми мыслимыми и немыслимыми способами. И не рассказывай, будто ты все забыла!

— Мэтт… у меня было время подумать… — ответила она почти неслышно. Ему пришлось еще ниже склониться над ней, чтобы разобрать, что она лепечет. — Я… изменилась. Заниматься с тобой любовью больше не входит в мои планы.

— Ты что, решила хранить непорочность? — Губы его скривились в ядовитой усмешке.

— Я поняла одну простую вещь: желание еще не повод для того, чтобы с кем-то спать.

— Какой же повод тебе нужен, Джинджер?

— Я хочу прочных отношений… Хочу… Не знаю, чего я хочу.

— Предлагаю тебе прочные отношения.

— Нет. Ты предлагаешь мне весело провести время.

— Какая разница?

Джинджер пожала плечами.

— Это что, какая-то тщательно спланированная месть? — тихо спросил он. — Способ отплатить за мое так называемое предательство? Скажешь, нет? Тогда что? Может, ты надеешься, что я попрошу твоей руки?

Она почувствовала: еще немного — и она не выдержит.

— А что, если да? Что, если я попрошу тебя выйти за меня замуж? Тогда ты милостиво соизволишь переспать со мной?

— Нет! — Ее карие глаза сердито сверкнули, так как она уловила в его голосе издевку. Мэтт издевается над очередной женщиной-захватчицей, которая неожиданно решила стать образцом морали в надежде, что такое поведение может принести ей большие дивиденды, чем просто временный партнер в постели. Но ведь Мэтт сам привык манипулировать людьми! Минимум времени на флирт — и сразу приступить к эксплуатации! Вряд ли ее поведение для него сюрприз!

— Нет — что? Ты не выйдешь за меня? Или не будешь со мной спать? Подождешь, пока на твоем пальчике будет обручальное кольцо?

— Мэтт Грегори, я вовсе не мечтаю о том, чтобы стать твоей женой. То, что было между нами… просто было и прошло… Ну и что из того, если я до сих пор… если меня до сих пор влечет к тебе? Это вовсе не означает, что я собираюсь связать с тобой жизнь! Я начинаю понимать, что жизнь не просто развлечение. Это ответственность, это принятие решений, это последствия и… и…

— Что? Самоотречение? Почему бы и его не внести в свой список? Со мной было хорошо в постели, пока мы были вдали от мира, где-то в глуши, но теперь, когда ты стала взрослым человеком, ответственным за свои поступки, все видится тебе в ином свете. Я не прав?

— Прав! — храбро воскликнула Джинджер. Пусть воображает самое плохое. Все лучше, чем понять правду. Потому что если он хотя бы заподозрит, насколько сильно она влюблена в него, то поймет, что немного настойчивости — и результат обеспечен. И тогда она проиграет. Уже бесповоротно.

— Отлично! — Он со всей силы оттолкнул от себя кресло и, отвернувшись от нее, сжал кулаки.

— Мне очень жаль, — непроизвольно вырвалось у Джинджер. Она поняла, что ей и в самом деле жаль. Ей жаль, что она не может дать ему того, чего так страстно жаждет сама.

Мэтт очень медленно повернулся к ней. На его потемневшем лице отражались следы внутренней борьбы.

— Чего тебе жаль? — Он хрипло рассмеялся. — Хочешь верь, хочешь не верь, но я действительно считаю, что женщина имеет право сказать «нет».

Джинджер ожидала услышать не это. Ей вовсе не нужны доказательства его врожденной порядочности.

— Я пойму, — с трудом выговорила она, — если ты захочешь, чтобы я перестала работать на тебя. Если ты считаешь, что наше прошлое способно помешать моей работе…

— Да с чего ты взяла? — Он нахмурился, но потом принужденно улыбнулся. — Ведь мы заключили контракт, Джинджер, он налагает на нас обоих определенные обязательства. Я вовсе не собираюсь освободить тебя от них только потому, что при виде меня ты теряешь душевный покой. В конце концов, дело есть дело.

— Я только думала…

— Что у меня на сердце рана? — Губы его скривились в подобии улыбки, от которой у нее холодок пробежал по спине. — За меня не переживай, я справлюсь, выживу… То есть «выживу» не совсем то, что я собирался сказать…

Она поняла, какое слово он подыскивает и что пытается донести до нее: разрыв с ней не станет для него большой проблемой. Он попробовал настоять на своем и потерпел неудачу, но неудача способна лишь на время раздосадовать его. Его последние слова подтверждают самые худшие ее опасения. Лицо Джинджер словно окаменело.

— Значит, увидимся в понедельник, как обычно?

— Да. В понедельник, как обычно. — Рука его застыла на ручке двери. — Да, вот еще что. Надо определиться со сроками окончания работ. Я хочу, чтобы ремонт был завершен как можно скорее.

— Совершенно с тобой согласна, — произнесла Джинджер так же отстраненно, как и он.

Это тяжело, но через это надо пройти, твердила она себе, бросаясь в кресло после его ухода.

Но она едва ли подозревала, насколько ей придется тяжело.

9

Подъехав в понедельник утром к особняку Мэтта, Джинджер заметила у входа его машину. Жалость какая! Она-то предвкушала час-полтора спокойной, работы! Интересно, что ему здесь понадобилось в такую рань?

Джинджер выбралась из машины и быстро двинулась по направлению к входной двери. Толстенные альбомы с образцами обивочной ткани и обоев стопкой лежали у нее в руках. По его словам, необходимо ускорить ход работ. Соответственно, ей следует за неделю подобрать всю драпировку. После этого можно будет заказывать шторы. Если все пойдет успешно, возможно, даже удастся договориться с декоратором о покраске и оклейке обоями тех комнат, в которых черновой ремонт уже завершен.

Прежде чем она вошла в дом, она услышала голоса. Четкий командный голос Мэтта перемежался с высоким тенорком Джейка. Она сделала глубокий вдох, словно собираясь нырнуть, и распахнула дверь. Мэтт, в линялых джинсах и толстом черном свитере с закатанными рукавами, скрестил руки на груди и откинул голову назад, словно она вошла на середине тирады. Он общался с наемными работниками по-дружески, но горе тем, кто решил бы, будто в его присутствии можно бездельничать! Если его что-то не устраивало, в выражениях он не стеснялся.

Оба — и Мэтт, и Джейк — обернулись в ту секунду, как она вошла. Мэтт бросил преувеличенно внимательный взгляд на часы и сдавленным голосом заметил:

— Могла бы приехать и пораньше!

— По пути пришлось заехать за альбомами с образцами.

Джейк поспешил выхватить у нее тяжеленные альбомы.

— Если бы мы знали, что ты задержишься, мы… не спешили бы так.

— Мы?

— Ах да… — Он хлопнул себя по лбу, как бы коря себя за забывчивость, и низким голосом, подразумевающим интимность, позвал: — Мерседес! Приехала дизайнер по интерьеру!

Мерседес поспешно вышла из кухни.

Джинджер хватило выдержки лишь на то, чтобы изобразить на своем лице некое подобие улыбки. Миниатюрная брюнетка с округлыми формами улыбалась ей во весь рот. Личико у нее было в форме сердечка; густые, неправдоподобно черные волосы лежали так ровно, словно им не нужен был парикмахер.

Джинджер почувствовала приступ головокружения. Кем бы ни была эта малышка, ее наряд явно не подходит для осмотра неоконченного особняка, где повсюду еще валяются горы строительного мусора и обломки плитки и дерева. Ее изумрудно-зеленое платье было вызывающе коротким и такие высоченные каблуки-шпильки, что них трудно было стоять, не то что ходить.

— Мерседес… — Мэтт привычным жестом обнял ее за плечи. — Это дизайнер по интерьеру.

— Кстати, меня зовут Джинджер. — Джинджер протянула руку.

— Просто сказка! — восхищенно воскликнула Мерседес, медленно оглядывая ее с головы до ног.

Джинджер почувствовала, как в ней поднимается желчь. На первый взгляд Мерседес было чуть за двадцать, но при пристальном рассмотрении она была гораздо старше. Возможно, ей все тридцать пять, а то и больше.

— Да, сказка, — бесцветным голосом повторила Джинджер.

— Когда этот ковбой хвастался, будто купил дом где-то в глуши, я даже не представляла, что на самом деле у него тут не просто дом, а целое поместье!

— Мерседес безумно нравится все, что ты сделала, — сказал Мэтт, с мечтательной улыбкой поигрывая прядкой волос подружки.

От взгляда Джинджер не ускользнуло, что его рука, обнимающая плечи Мерседес, спустилась ниже, на уровень груди. Для такой миниатюрной женщины грудь у нее была непропорционально большая.

Джинджер скрестила на груди руки и выдавила улыбку, демонстрируя показной интерес, хотя на самом деле больше всего на свете ей хотелось убить эту крошку.

— Пусть она походит по дому вместе с тобой. Может, она даже сумеет помочь тебе выбрать нужный цвет или еще что-нибудь… В таких вещах, как обои и драпировка, всегда важно услышать и мнение другого. А ты как считаешь?

— Мне лучше работается в одиночестве, — сухо заявила Джинджер.

— Мне кажется. Мерседес сумеет тебе помочь. Еще одно мнение женщины… В конце концов, ведь ты работаешь на меня! — Его светло-голубые глаза упрямо сверкнули.

Джинджер кивком подтвердила: да, у него на руках все козыри. Вот, значит, как он решил ей отомстить! Его мужское «я» задето, и он решил утереть ей нос.

— Конечно, ничего не имею против.

Кошачьи зеленые глаза Мерседес сузились, предвкушая победу, и Джинджер отступила, пропуская ее вперед. По сравнению с этой миниатюрной — метр с кепкой — кошечкой с такими формами, что ей позавидовала бы сама королева красоты, Джинджер показалась себе огромной неуклюжей дылдой. На ней в то утро были поношенные мешковатые джинсы и еще более мешковатый свитер. Макияжа она не наложила.

— Мерседес, если не возражаешь, начнем с кухни! И я присоединюсь к вам. — Он снова закинул руку на плечо подружки, и они вдвоем двинулись в сторону кухни.

Джинджер последовала за ними.

— Ну а теперь давайте сядем и посмотрим образцы, — предложил Мэтт.

Прошло сорок минут, в течение которых Джинджер приходилось подробно объяснять, почему она выбрала именно то или это. Они обсудили все — от обоев до покрытия пола. Джинджер показалось, что она сходит с ума. Пришлось терпеть их сюсюканье и нарочитые ласки. Мэтт словно бы невзначай поглаживал Мерседес по руке и с восторгом поддакивал любой глупости, слетающей с ее пухлых губок. Ее высокий и тоненький, как у девочки, голосок совершенно не вязался с холодным расчетливым выражением ее кошачьих глаз.

Когда Мерседес спросила, где ближайшая ванная, Джинджер показалось, что Мэтт сейчас вскочит на ноги и проводит ее туда, да там и останется. Однако он этого не сделал. Проводив Мерседес взглядом, он помотал головой и радостно улыбнулся.

— Тебе не кажется, что она красотка первый сорт? — спросил он Джинджер, не сводя глаз с дверного проема, за которым только что скрылась Мерседес.

— Что-то не заметила.

— Неужели? — Казалось, ему стоило большого труда оторвать взгляд от двери, где скоро появится его вихляющее бедрами последнее приобретение. — Я удивлен. Когда она входит в комнату, на нее обычно устремляются все взоры — как мужчин, так и женщин. Кстати, по профессии она топограф. Мы с ней старые друзья. Мне повезло: вчера случайно встретились, и вот…

Джинджер захлопнула альбом. Интересно, ядовито подумала она, где это ты с ней случайно встретился? Может, полистал свою записную книжку? Недаром говорят, что во всех мужчинах живет закомплексованный подросток!

— Охотно верю, что в своей области она прекрасный специалист, но ведь не собираешься же ты красить кухню в оранжевый цвет! Он вовсе не расширяет горизонты! — Болтает, добавила про себя Джинджер, а сама разбирается в дизайне интерьера, как свинья в апельсинах!

— А по-моему, будет славно.

— Славно, только жутковато. По-моему, оранжевая кухня — это отвратительно.

— Это ты так считаешь.

— Так считает любой, у кого есть хоть немного вкуса.

— Может быть. Передай, пожалуйста, снова карту цветов. — Он углубился в изучение карты, словно бухгалтер, который изучает квартальный отчет. — Гм, не знаю, на что решиться. Оставь мне ее на несколько дней. Я подумаю.

— Ты говорил, что хочешь завершить работу как можно быстрее, — ехидно поддела его Джинджер. — Если будешь бесконечно обдумывать все мелочи, работе конца не будет.

— Тише едешь, дальше будешь! Ну а теперь, может быть, посмотрим спальню?

Он выразительно приподнял бровь, и Джинджер снова деланно улыбнулась. Она услышала за дверью шаги Мерседес. Ей не надо было оборачиваться: она узнала о приближении красотки по самодовольной улыбке, которая появилась на лице Мэтта.

— Что я слышу? Кажется, кто-то сказал «спальня»? — пропела Мерседес.

Джинджер заскрипела зубами и встала.

— О, Мэтт, это просто отпад! — Мерседес широко раскинула руки, стоя на пороге спальни.

Двое рабочих поспешно вышли, бросая на миниатюрную брюнетку восхищенные взгляды.

С настеленным паркетом спальня смотрелась просто великолепно — большая, просторная, с двумя внушительными окнами-фонарями, выходящими в огромный сад. Несмотря на то что дом еще не был отделан до конца, сад был великолепно ухожен; очевидно, прежний владелец уделял особое внимание газонам.

— А где будет кровать? — Мерседес подбежала к одному из окон и оперлась о подоконник, оттопырив аппетитную попку.

— Мне кажется, сюда лучше всего подойдут обои в зеленых и кремовых тонах, — вмешалась Джинджер, со стуком кладя на стол, стоящий посреди комнаты, тяжеленные альбомы.

— Погоди. Я еще не ответил на совершенно законный вопрос Мерседес. Гм… Куда же действительно поставить кровать?

— Главное, чтобы она не была повернута спинкой к окну, — заявила Мерседес. — По древнекитайским канонам это просто запрещено!

— Надо же! А я и не знала, что у топографов такие обширные познания в области восточного дизайна, — вежливо заметила Джинджер. — Наверное, вас сейчас этому учат? — Она перелистала альбом и открыла страницу с выбранными ею цветами.

— Немного скучновато. А ты как считаешь, дорогой? По-моему, спальня должна быть яркой, вызывающей, даже опасной — словом, здесь требуется что-то поинтереснее. — Мерседес развернула альбом к себе и принялась листать страницы. Наконец она наткнулась на сочетание красного и черного и заложила страницу пальчиком с длинным ноготком, покрашенным кроваво-красным лаком. — Мэтти, посмотри! Разве не прелесть? В такой спальне я согласна на любое безумство! О, какие… какие необузданные цвета! Они просто располагают к тому, чтобы предаваться страсти! Вы не согласны? Горяченькие цвета!

— Мэтти? — Джинджер не упустила случая кольнуть его.

Мэтт довольно уныло посмотрел в ее сторону.

— Его ласкательное имя. — Мерседес обняла Мэтта. Ее маленькая ручка уверенно легла на его талию.

— Очаровательно, — сказала Джинджер. — Хотя лично мне всегда казалось, что уменьшительные клички лучше оставить для домашних животных. — Кроме того, Мэтту, по мнению Джинджер, совершенно не подходят ласкательные имена. Куда больше он похож на хищника с острыми клыками. — Ну и как Мэтти относится к красному цвету? — Она лучезарно улыбнулась, заметив, как он нахмурился. — Я согласна с Мерседес: такая спальня кого угодно сведет с ума!

— Я подумаю над этим вопросом, — пробормотал Мэтт.

— Будут еще какие-нибудь указания? — Джинджер повернулась к Мерседес. — Если ты скажешь, какой именно оттенок красного предпочитаешь, я закажу обои уже сегодня. Мне показалось, тебе понравился вот этот образец? — Она ткнула пальцем в образец обоев, состоящий из перемежающихся красных, черных и золотых полос.

— Я сказал, подумаю! — Мэтт громко захлопнул альбом и посмотрел на нее. — Можешь продолжать сама, без нас, — сердито бросил он. — Подбери обои для остальных спален.

— Как, я сама? — Джинджер изобразила крайнее изумление. — Но мне показалось, ты хочешь учесть еще одно женское мнение. Я с тобой полностью согласна. Пусть Мерседес выскажет свои соображения по поводу декора.

— Мне надо вернуться в город. У меня деловое свидание.

— Но ведь Мерседес может остаться и помочь мне! Умираю от любопытства — жажду услышать ее остальные революционные идеи. — Джинджер просто упивалась победой. Он хотел унизить ее, но вместо этого потерпел полное поражение!

Однако радость ее была недолгой.

— Она не может. Возвращается в город вместе со мной… — Мэтт бросил на свою миниатюрную красотку многозначительный взгляд, и та радостно взвизгнула.

— А как же твое деловое свидание? — проворковала она, тесно прильнув к нему.

— Дела подождут. — Мэтт посмотрел на Джинджер тяжелым взглядом. — Думаю, ты справишься и без нас. Завтра к обеду доложи о том, что решила. Думаешь, успеешь?

— Почему же нет?

— Отлично. Тогда мы уезжаем. — Он помедлил на пороге, все еще крепко обнимая за плечи свою кошечку. — Вообще-то у меня появилась одна идея… — задумчиво протянул он. — Зачем ждать до завтра? Мы с Мерседес сегодня ужинаем в моем клубе. Ты можешь присоединиться к нам. Мы чего-нибудь выпьем перед ужином, а ты покажешь нам, что выбрала. Так я быстрее приму решение, а ты уже завтра утром сможешь заказать…

— Сегодня вечером я занята.

— Тебе придется поменять планы. — Не слушая ее возражений, он с надменным видом продиктовал ей адрес клуба. — Постарайся подъехать к семи. Если все пойдет гладко, думаю, нам хватит полутора часов, чтобы все обсудить, и к половине девятого ты сможешь ехать, куда собиралась.

Несмотря на то что Мерседес настойчиво тянула его к выходу, он все стоял на пороге и смотрел на Джинджер. Очевидно, ждал, что она ответит. Возможно, ему хотелось насладиться ее унижением, выслушать раздраженный ответ о том, что он не имеет права распоряжаться ее свободным временем? А может, он хотел, чтобы она поведала ему, чем именно собиралась заняться вечером? Конечно, у него нет никаких прав на нее, но, может быть, он все еще ревнует — вдруг у нее свидание?! Она даже вздрогнула от негодования.

— Что ж, идет. — Джинджер пожала плечами. — Думаю, Филип согласится немного подождать. — Она с вызовом посмотрела ему в глаза.

На какую-то долю секунды их взгляды скрестились. Выражение лица Мэтта осталось непроницаемым. Потом он отвернулся и наградил нарочито долгим поцелуем прильнувшую к нему Мерседес.

— Пока! — бросил он, и парочка, тесно обнявшись, удалилась.

Джинджер еле сдержалась от того, чтобы не швырнуть в них тяжеленным атласом с образцами обоев.

Остаток дня внутри у Джинджер все клокотало от ярости. Если он хотел доказать ей, как мало она для него значит, то он преуспел. Даже если пышногрудая Мерседес и не идеал его жизни, она вполне способна скрасить ему одиночество. И, кажется, готова на все. Это явственно следовало из ее телодвижений, уж не говоря о долгом страстном поцелуе на пороге спальни. У Джинджер почти не осталось сомнений в том, что они занимались любовью этой ночью. От этого ей стало очень больно.

Наверняка Мерседес постарается на ужин надеть платье с глубоким вырезом, чтобы продемонстрировать свою роскошную грудь! Джинджер решила одеться в прямо противоположном стиле. Ничего обтягивающего, ничего прилегающего, никаких мини-юбок. Джинджер выбрала серый брючный костюм классического покроя с голубым кашемировым свитером и черные туфли на низких каблуках.

В дополнение к необычно скромному наряду она заплела волосы во французскую косичку, по бокам заколов непослушные пряди черепаховыми заколками.

Придирчиво оглядев свое отражение в зеркале, она решила: это именно то, чего ей хотелось добиться! Она выглядит успешной деловой женщиной. Женщиной, на которую не действуют чары противоположного пола, в особенности одного его представителя. Типичная работающая женщина, у которой нет времени на такие пустяки, как муки ревности.

В таком наряде она легко затмит Мерседес. А если Мэтт снова начнет изводить ее, она врежет ему большой черной кожаной сумкой, которую приготовила к костюму! При этой мысли Джинджер немного развеселилась.

Она приехала в клуб в начале восьмого, и ее провели в полутемную гостиную, уставленную низкими журнальными столиками, мягкими стульями и выцветшими персидскими коврами. Мерседес в комнате не было.

— Наверное, на данном этапе больше ничье вмешательство не потребуется, — протянул Мэтт, изучая карту вин.

— Да? А как же твои рассуждения о пользе второго женского мнения? — Джинджер положила ногу на ногу. Папки с образцами и ее строгий деловой костюм почти поддерживали иллюзию того, что отношения между ними сугубо деловые.

— Возможно, я несколько переоценил ее значение, — почти неслышно проговорил он.

— Что ж, — Джинджер деловито разложила на столе эскизы, — давай приступим!

— Я посмотрю на то, что ты выбрала, когда буду готов. — Неожиданно, словно из воздуха, материализовался официант и налил им обоим вина. — Пока я еще не готов к обсуждению.

— Разве мы не должны закончить к приходу Мерседес? Может статься, она будет недовольна твоим выбором и ей не понравится, что ее обошли.

— Она не придет.

— Да? — От ее деланного изумления брови Мэтта угрожающе сдвинулись.

— Вот именно. Да.

— Что случилось? — В душе у Джинджер все ликовало. Ей пришлось напомнить себе: одна женщина в его жизни ничего не значит. Он не чувствует себя виноватым перед ней. Пройдет день, другой — и он подцепит очередную Мерседес.

— Я пришел к выводу: меня не интересуют девушки, способные оклеить спальню жуткими красно-черными обоями.

— Но вы так отлично смотрелись вдвоем! — Джинджер отпила глоток вина и рассеянно огляделась по сторонам. — И она просто таяла в твоем присутствии! Какой облом для бедняжки!

— Она и правда была немного разочарована, — признал Мэтт, — но мне удалось расписать себя такими черными красками, что ко времени ее ухода, могу поспорить, она решила, что все к лучшему.

— Что же ты ей сказал?

— Что я серийный маньяк, к тому же сижу на игле. — Осушив свой бокал, он посмотрел на нее. Однако его голубые глаза по-прежнему были непроницаемы. Он налил себе еще вина, потом подвинул к ней бутылку и вопросительно поднял брови, однако она покачала головой. — Ладно, начинай. Ты-то чувствуешь себя как рыба в воде. — Он вытянул длинные ноги и стал наблюдать за ней.

Джинджер не опустилась до того, чтобы отвечать на вызов, прозвучавший в его голосе.

— У меня мало времени, — вежливо напомнила она. — Так что, если не возражаешь…

Он сжал зубы.

— Конечно. Вообще-то… — он посмотрел на часы, — у меня тоже нет времени. Начнем?

Следующие полчаса они рассматривали образцы, которые она привезла с собой, однако Джинджер видела: мысли Мэтта блуждают где-то далеко. Он соглашался со всем, что она предлагала, но ей показалось, что его готовность и покладистость связаны с тем, что он куда-то спешит и старается побыстрее отделаться от нее.

— Значит, я все это закажу? — неуверенно спросила она, и он пожал плечами, даже не взглянув в ее сторону.

Он смотрел на дверь. Непроизвольно Джинджер проследила за его взглядом. Она чуть не онемела, когда увидела на пороге высокую стройную блондинку.

— Келли, — хрипло проговорил он. — Я думал, ты освободишься немного раньше… — Он растерянно улыбнулся, пожал плечами и повернулся к Джинджер. — Может, останешься ненадолго и познакомишься с Келли? Мне кажется, вы найдете общий язык. Она тоже занимается домами…

— Тоже дизайнер по интерьеру?

— Нет, нет. Она торгует недвижимостью. Кстати, тебе будет полезно завязать с ней знакомство. — Он уже встал.

Джинджер торопливо одернула на себе пиджак. Прежде чем она сумела придумать благовидный предлог и уйти, она обнаружила, что уже пожимает блондинке руку и бормочет какую-то банальность. Келли тут же сообщила ей, что их фирма всегда рада знакомству с хорошими дизайнерами.

— А вы, наверное, действительно хороший дизайнер, раз Мэтт доверил вам капитальный ремонт своего дома.

— Джинджер довольно долго не работала. Я просто протянул ей руку помощи. — Он улыбнулся с притворной скромностью.

Джинджер с трудом удалось сдержаться и не выложить все, что она о нем думает.

— Правда? А раньше вы где работали? — Проницательным взглядом блондинка оглядела ее с ног до головы. — Вы слишком молодая, чтобы сидеть с ребенком…

— Да нет, Джинджер просто…

— Я путешествовала. Извините, мне пора бежать.

Разумеется, Мэтт уговаривал ее остаться, говоря, что время еще детское, вино еще не допито и им с Келли найдется о чем поговорить. Джинджер готова была убить его на месте. Но вместо этого она наградила его фальшивой улыбкой и принялась собирать свои папки и альбомы.

— Нет, нет, у меня сегодня еще одно свидание! — Она вежливо протянула Келли руку. — Очень приятно было с вами познакомиться. Счастливо оставаться! — Не оглядываясь она дошла до двери. Этот путь показался ей необычайно длинным.

Только бы Филип оказался дома, думала она, и внутри у нее все кипело. Легкий ветерок охлаждал ей щеки. Она поймала такси. Только бы Филип был дома! Можно не притворяться паинькой и не сознаваться в том, что он ее совершенно не интересует. Раз все вокруг так плохо, пусть и она будет плохой.

Джинджер устало тряхнула головой. К чему обманываться? Мэтт занимает в ее душе слишком много места. Его не вытеснишь интрижками с другими мужчинами. Или даже одной случайной интрижкой. Она сказала шоферу, что передумала, и назвала свой адрес.

На следующее утро она проснулась с тяжелой головой, словно всю ночь не могла сомкнуть глаз.

Теперь, когда основная часть работ завершена и обои и драпри заказаны, ей уже нет нужды так часто появляться в его особняке. Мэтту тоже не нужно регулярно инспектировать ход работ. Подъехав к особняку, она ничуть не удивилась, не увидев его машины.

Джинджер как потерянная бродила по комнатам. Она никак не могла сосредоточиться на работе. Перед ее мысленным взором постоянно вставал Мэтт в объятиях другой женщины. Точнее, в объятиях разных женщин. Если он хочет избавиться от нее, следуя поговорке «клин клином вышибают», он, несомненно, взял резвый старт.

Под влиянием настроения она неожиданно для себя позвонила Филипу и назначила ему свидание на вечер.

— Давай сходим куда-нибудь перекусим, — в отчаянии предложила она, — а потом можем вернуться ко мне и выпить кофе. Папа уехал на несколько дней. А я… — Она перевела дыхание и рассеянно посмотрела на необъятные поля и лужайки, зеленым ковром раскинувшиеся за домом. — А мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь беспристрастным.

— Ага. Значит, мы с тобой просто друзья?

— Да. Просто друзья.

— Ладно. Потому что, как я уже говорил, ты тоже не в моем вкусе. Я предпочитаю блондинок. Отлично! Что скажешь, если я заеду за тобой часам к семи, мы быстро перекусим где-нибудь, а потом вернемся к тебе и ты изольешь мне душу? Можешь рассказать мне о нем все.

— О нем? О ком?

— О человеке, который разбил тебе сердце. — На другом конце провода послышался смешок. — Знаешь, Джинджер, у меня три сестры, и я прекрасно понимаю: когда женщина заявляет, что хочет поговорить, значит, у нее разбито сердце.

Позже, сидя с Филипом в итальянском ресторанчике, Джинджер размышляла: почему Купидон выбирает свои жертвы так… неосмотрительно? Филип такой спокойный, так внимательно ее слушает… Если бы только он хоть чуточку ей нравился! Она влюбилась бы в него, вместо того чтобы угодить с головой в пучину отчаяния.

Джинджер добрый час изливала Филипу душу. Иногда ей становилось стыдно.

— Обещаю, во время нашей следующей встречи я не буду такой занудой!

— Он просто хочет, чтобы ты ревновала, — сказал Филип, после того как она во всех подробностях описала ему «клин» номер два, то есть Мерседес.

Джинджер всхлипнула.

— Конечно, он хочет, чтобы я ревновала! Ему нужны доказательства того, как сильно я его хочу! Таким образом он избавится от чувства вины по отношению ко мне! Он хочет доказать: как бы ни было сильно его желание, становиться передо мной на колени он не собирается и страдать тоже.

Когда они подошли к дому Джинджер, было уже почти девять. Как ни странно, после того как она выпила и излила Филипу душу, ей полегчало.

Открыв дверь, она взяла его за руку и потащила за собой в сторону гостиной, хихикая и нашаривая на стене выключатель.

— У папы пунктик насчет освещения, — заявила она, все еще пытаясь нашарить выключатель на стене. Ее качнуло, она прижалась к Филипу и снова хихикнула. — Я ему миллион раз говорила, что бессмысленно экономить на спичках, но он и слышать ничего не желает. Ты меня понимаешь? Филип!

Она поняла, что ей нужно нечто большее, нежели ответ на простой вопрос. Она, собственно говоря, просит его подтвердить правильность ее решения порвать с Мэттом. Внутренний голос бормотал: плыви по течению. Если собираешься страдать, так по крайней мере найди для страданий веский повод. Ореол мученицы ей совершенно не подходит. К чему овце притворяться невинным ягненком… или, кажется, не так? После трех бокалов весьма посредственного вина голова ее соображала с большим трудом.

Она все еще стояла, прижавшись к Филипу, когда наконец нащупала выключатель и центр гостиной осветился мягким светом, в то время как по углам царил полумрак.

— Нет, честно, Филип, — Джинджер чувствовала приступ пьяного откровения, — мне с тобой так хорошо! Я очень рада, что мы встретились. Выпьем кофейку? А потом продолжим, если ты не очень устал. — Она схватила его за съехавший на сторону галстук и только тут поняла: что-то не так.

На его лице застыло странное выражение. Смотрел он куда-то поверх ее плеча. Улыбка на его губах замерла, и он низким, певучим голосом пропел:

— Вот это да! Приехали!

Джинджер медленно повернулась. Господи, Мэтт! Откуда он здесь взялся? Сидит в кресле, в самом дальнем углу.

— Так что именно ты собиралась продолжить? Пожалуйста, не обращай на меня внимания, закончи фразу! — Голос его был угрожающе спокоен, и ей пришлось крепче прижаться к Филипу, иначе она просто упала бы.

Но, судя по выражению лица Филипа, он вовсе не готов был защищать ее ценою собственной жизни. Его вполне устраивала роль слушателя. Поддержка, которую он мог ей оказать, была чисто моральной.

— Наверное, я лучше пойду, — протянул он.

— Нет! — отчаянно вскрикнула Джинджер. Неверными шажками она двинулась к порогу и загородила проход. Потом, вспомнив, что все они находятся в ее доме, она храбро шагнула навстречу опасности.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Давай вначале отпустим твоего сопровождающего, а потом поговорим. — Мэтт ленивым жестом закинул руки за голову и перевел взгляд на Филипа. — Давай, мальчик, вали отсюда!

— Ничего подобного, — храбро заявила Джинджер, хотя у нее от страха поджилки тряслись. — Все, что ты собирался мне сказать, можешь говорить в присутствии Филипа.

— О нет, не стоит. Ну что, малыш, уйдешь по собственному желанию или придется вышвырнуть тебя отсюда? Можешь не сомневаться, я вполне способен выкинуть тебя на улицу прямо через окно. Головой вперед. — Мэтт потирал кулаки достаточно угрожающим жестом.

Его уловка удалась. Джинджер услышала, как Филип шепчет:

— Джинджер, с тобой все будет в порядке?

— О ней можешь не беспокоиться.

— Не верь ни единому его слову! — Джинджер почувствовала, как в ней нарастает волна возмущения. — Я говорила тебе, что он прирожденный лжец!

— Значит, вы говорили обо мне, так ведь? — Мэтт встал и нарочито медленно двинулся к ним.

В порыве смирения она обернулась к Филипу.

— Все в порядке. Ты лучше иди.

— Мудрый совет. — Мэтт стоял в нескольких шагах от нее. Теперь, когда свет падал прямо на него, она явственно увидела: лицо его искажено от ярости. — Даю тебе десять секунд, а потом, дружок, я хочу услышать, как за тобой захлопнется входная дверь.

10

— Кажется, убрался. — Мэтт снова сел в кресло. На губах его играла торжествующая улыбка. — Вот так спасатель! Как только запахло жареным, поспешил убраться восвояси! Ты могла бы найти себе кого-нибудь и получше. Терпеть не могу трусов! Называй меня старомодным, но мое глубочайшее убеждение состоит в том, что наиболее прочные союзы те, где мужчина может защитить свою даму. Ну а теперь почему бы тебе не присесть?

— Называй меня старомодной, но я считаю, что вламываться в чужой дом преступление. А садиться я не собираюсь!

— Что-то у тебя язык заплетается. Признавайся, хорошо набралась сегодня? Слабакам нравится, когда женщина выпьет. Таким образом они получают над ней преимущество.

— Я не пьяная!

— Неужели? Отчего же тогда так разрумянилась?

— Я разрумянилась от гнева! Отвечай: что ты здесь делаешь и как сюда попал? — Джинджер продолжала сверлить его яростным взглядом, уперев руки в бедра.

— Сядь.

— Не сяду! И прекрати командовать в моем доме! Как ты посмел? Не знаю, как ты влез сюда, но…

— А как по-твоему? Разбил стекло и влез в окно, отключив попутно сигнализацию?

— Так как же?

— Пока не сядешь, я отказываюсь отвечать. И не уйду.

Джинджер бросилась в кресло. Ее короткая юбка задралась, и обнажилась полоска кожи между чулком и кружевным поясом. Она даже не заметила, как сузились при этом зрелище глаза Мэтта и как он с шумом перевел дыхание.

— Я вошел через парадную дверь, — объяснил он. — А потом отключил сигнализацию, воспользовавшись кодом, который мне любезно сообщил твой отец.

— Отец?

— Он знает, что я здесь. А почему ты так одета? Сбитая с толку, Джинджер сумела лишь выдавить из себя:

— Как?

— Как дешевая уличная потаскушка.

— Как кто?.. Да как ты смеешь! — Она непроизвольно поднесла руку к шее и кончиками пальцев ощутила, как там бьется жилка.

— Ты что, пошла сегодня на свидание, чтобы отомстить мне? И поэтому надела юбку, которая больше похожа на набедренную повязку? — Он сохранял спокойствие, но она улавливала в его низком голосе угрожающие нотки. Мэтт сдерживался из последних сил.

— Моя юбка меня абсолютно устраивает! — отрезала Джинджер. Что Мэтт делает у нее дома? Однако пальцы ее непроизвольно потянулись к подолу юбки, так как она смутно понимала, что с его места ему видно гораздо больше, чем ей хочется.

— Надеюсь, ты не растеряла остатки разума и не позволила этому юнцу трогать тебя…

— Юнцу? Филипа вряд ли можно назвать юнцом!

Она имела в виду его высокий рост, однако по его потемневшим от злости глазам поняла, что он совершенно по-иному истолковал ее невинное замечание и придал ему другой, куда более зловещий смысл. Мэтт стиснул кулаки, и она почувствовала удовлетворение.

— А что бы ты сделал, если бы я позволила ему трогать себя? — поддразнила его Джинджер. — Какое тебе до этого дело? — Она выпрямилась, руки ее упали вдоль тела. Ей совершенно не нужно переходить к вынужденной обороне. У Мэтта нет прав ни на нее, ни вообще здесь находиться.

— Я так не сказал бы. — Прежде чем она поняла, что происходит, он одним прыжком оказался у ее дивана. — Вряд ли тебе захочется узнать, что бы я тогда сделал! — Он придвинулся так близко, что ей пришлось отклониться в сторону, чтобы он не прикасался к ней. Он протянул руку и крепко схватил ее за волосы так, что она и двинуться не могла. — Ты, должно быть, перепутала меня с одним из твоих учтивых молодых бизнесменов, которые боятся… как бы это получше выразиться… небольшой физической компенсации… Я не трусливый плейбой, который ни за что не станет драться, если есть шанс, что пострадает его смазливая мордашка.

— Ах какие мы крутые! — съехидничала Джинджер. Она сидела очень прямо, боясь наклонить голову, так как он мертвой хваткой держал ее за волосы. Из-за того, что вырез джемпера был очень смелым, надевать под него лифчик было нельзя, но тонкая шерсть превосходно облегала грудь. Хвала небесам, из-под шерсти видны только контуры груди; ткань непрозрачная, иначе он заметил бы увеличившиеся от возбуждения соски. — Собственно говоря, какое тебе дело до моих знакомых? — Голос ее прерывался. — Нас с тобой ничто не связывает, Мэтт. Или ты собираешься перепробовать все тридцать три удовольствия, пока я буду сидеть дома, грызть ногти с досады и… — Мечтать о тебе, подумала она, а вслух сказала: — И смотреть телевизор… Мне не нужно, чтобы ты отслеживал все мои передвижения. Я свободная личность и вольна поступать, как мне заблагорассудится! И встречаться с кем хочу!

— Я вовсе не испытывал тридцать три удовольствия, — пробормотал он, вспыхивая.

— А как же тогда Мерседес, женщина, на которую все пялятся, когда она куда-то входит? Топограф, надо же! А Келли, непревзойденный торговец недвижимостью, которая может мне помочь, потому что у нее огромные связи?

— Я пытался отвлечься. Вышибить клин клином. Вот они и были такими клиньями.

Его слова были подобны спичке, поднесенной к сухим листьям. Тут Джинджер сделала нечто, чего прежде не делала никогда в жизни: она размахнулась и отвесила ему звонкую пощечину. Но, увидев, как дернулась от удара его голова, она тут же ужаснулась. На его скуле остался красный отпечаток ее ладони.

— Извини, — пробормотала она. — Я не… Больно? Сейчас принесу мокрую салфетку… — Она попыталась встать, но он свободной рукой потянул ее назад. Ей пришлось вывернуться, чтобы не оказаться в опасном положении.

— Не стоит. Я это заслужил.

— Что значит — заслужил?

— Я вел себя как дурак.

Джинджер от удивления застыла на месте. Мэтт смотрел укоризненно, но в глазах у него плясали веселые огоньки.

— А у тебя рука тяжелая! Оказывается, ты на досуге занимаешься боксом!

— Я еще никогда в жизни никого не ударила, — ошеломленно проговорила она.

— Я польщен тем, что оказался первым. Однажды ты сказала, что не принадлежишь к числу ревнивых женщин. Но ревность очень сильное чувство, ты не находишь? Лично мне кажется, что ревность относится к числу самых древних и примитивных человеческих эмоций. Она может возникнуть буквально на пустом месте и, раз появившись, подчиняет себе все наше существо, заставляя повиноваться своим приказам. Не стоило, пожалуй, называть Мерседес и Келли «клиньями», но это именно то, чем они для меня являлись. К тому же клинья оказались неудачными.

— Что ты имеешь в виду?

— Что я ни с одной из них не спал, даже и не хотел, несмотря на их очевидные физические достоинства.

Джинджер почувствовала облегчение, ее распирало от радости.

— Я думал… — начал он, медля и подыскивая нужные слова, — я думал, что мне удастся… забыть тебя, но мне не удалось. Ведь ты тоже не можешь меня забыть? Так? — Он рассмеялся. — Я прочитал это на твоем лице в тот день, когда ты увидела Мерседес. На твое лицо тогда стоило посмотреть! Я и хотел, чтобы ты ревновала. Хотел, чтобы ревность сожрала тебя до костей, чтобы ты поняла, насколько сильно ты меня желаешь и до чего тебе не хочется делить меня с другой. Я хотел, чтобы ты испытала по отношению ко мне те же чувства, что и я испытываю по отношению к тебе.

Ну вот, опять, с горечью подумала Джинджер. Он говорит только о желании. Однако его слова действовали на ее воспаленный разум как успокаивающий бальзам. Она добилась своего, воспользовавшись единственным доступным ей оружием: высоконравственным поведением.

Он взял ее руку в свою и начал медленно обводить ее пальцем узоры на своей ладони, низко склонив голову.

— Я не был готов, — едва слышно сказал он. — Когда ты как снег на голову свалилась ко мне в хижину, первой моей мыслью было избавиться от тебя как можно скорее. Я посчитал, что с меня хватит девиц твоего сорта и я вполне проживу без очередной пустоголовой красотки.

— Знаю. Ты это говорил. — Джинджер внимательно следила за его движениями. Ей стало грустно.

— Неужели я так и говорил? — Он поднял взгляд на ее печальное лицо и улыбнулся, вызывая ее на ответную улыбку. — Потом до меня дошло, что я о тебе слышал. О тебе часто говорил твой отец. Он очень гордится тобой, знаешь? Гордился всегда, несмотря на то что до недавнего времени ты зарывала свои многочисленные таланты в землю.

— О, спасибо большое. Исключительно верно подмечено.

— Это правда. — Мэтт помолчал, собираясь с мыслями. — Как будто тебя послала мне сама судьба! Сама мысль о судьбе тогда изрядно развеселила меня. Видишь ли, однажды твой отец ненароком обмолвился… намекнул, что было бы хорошо, если бы мы… как бы сказать… подошли друг другу. В то время я просто смеялся над подобными планами. Но когда появилась ты… ну, в общем, ты знаешь, что было потом. Будь ты другой, я бы и не мечтал о каких-то планах по твоему «исправлению». Но я почти сразу понял, что первые представления мои о тебе были абсолютно неверными. Ты более сложная и глубокая натура, чем мне показалось вначале, и, когда твой отец в шутку заметил, что я могу оказать на тебя хорошее влияние, мне его идея неожиданно понравилась. Я сказал себе, что передо мной сложная задача, но дело не только в вызове, который бросала судьба. Вряд ли мне удастся объяснить словами… но… прежде я никогда ничего подобного ни с одной женщиной не испытывал.

— Не знала, что вы с моим отцом такие приятели.

— В основном мы общаемся по делу. Но, случается, обедаем вместе, просто чтобы поддержать дружбу, которая связывала его с моим отцом. — Он вздохнул и посмотрел ей в глаза. — Ты что-нибудь понимаешь? Я стараюсь скрыть смущение, в которое ты меня повергаешь.

— Брось, чего же тут смущаться? — Джинджер тоже вздохнула, встала, вырвала у него руку и подошла к окну. Отдернула штору и выглянула на улицу. Потом так и осталась стоять у окна, легонько опираясь о подоконник. Тяжелая бархатная ткань приятно согревала спину. — Я приземлилась у тебя в хижине и практически вынудила тебя переспать со мной. — Джинджер исподлобья посмотрела на Мэтта. Она понимала: его красноречие способно вновь зародить в ней надежду. Нельзя поддаваться его чарам! Надо трезво смотреть на веши, ибо его слова не имеют ровным счетом ничего общего с любовью.

— Ах вот, оказывается, что ты сделала?! А мне-то казалось, я тоже проявил инициативу. — Мэтт наклонился и пристально посмотрел ей в глаза.

Несмотря на то что их разделяло довольно большое расстояние, Джинджер чувствовала исходящие от него токи, которые сжимали ее, словно в тисках.

— Какой мужчина откажется, когда женщина сама прыгает к нему в постель? — со смехом сказала Джинджер.

— Например, я.

Может быть. Она пожала плечами, словно подводя итог совместным воспоминаниям об их коротком романе. Наверное, хорошо, что они все облекают в слова, потому что так не остается места для романтических бредней и мечтаний, которые поневоле завладевают ее сознанием.

— Так почему ты так смущен? Ты не ожидал, что захочешь вступить в длительные отношения со случайной подружкой на одну ночь? — Пальцы ее безостановочно теребили шерстяной джемпер. — Полагаю, мне следует считать себя польщенной? А может, твое желание умерло бы, так и не родившись, не окажись я дизайнером по интерьеру, а тебе не надо было бы ремонтировать дом. Тогда тебе не пришлось бы давать мне работу, чтобы спасти меня от меня самой. Тебе не пришлось бы поневоле находиться в моей компании, и ты не стал бы вспоминать несколько часов любви, которые случились между нами сто лет назад, и мечтать о том, чтобы часы превратились в дни и недели, или сколько там надо мужчине, — словом, пока тебе не прискучит новая подружка и не захочется снова раскинуть крылья и воспарить. — Джинджер не в состоянии была смотреть на него. — Ты ведь знаешь, что победил, правда? Все, что тебе было нужно, — это проявить терпение, и в конце концов я уступила, сдалась. Ты умеешь читать мои мысли и то, что написано у меня на лице. Ты сам мне сказал.

— О, Джинджер, ради Бога, не надо! — взмолился он, запустив пальцы себе в волосы, и разочарованно посмотрел на нее. — Ну почему, почему в твоих устах все это звучит так… пошло?

— Так всегда бывает после разгула, Мэтт. Я ничего не опошляю. Я просто стараюсь трезво оценивать ситуацию.

— Ну так перестань быть такой трезвой! Ты не представляешь, что мне пришлось пережить…

— Ошибаешься. Прекрасно представляю. Бессонные ночи, полные тревог и раздумий, как бы снова заполучить меня в постель!

— Прекрати!

— Почему? — Джинджер понимала: еще немного — и она не сумеет совладать с собой. Еще чуть-чуть — и она бросится к нему, упадет к его ногам как спелый плод. Казалось, он ничего не замечает и не пытается помочь ей. — Я знаю, чего ты хочешь, так к чему ходить вокруг да около? Ты смущен? Брось! К чему мне твои признания? Почему бы не назвать вещи своими именами и не перейти сразу к делу. Ты прав. Меня по-прежнему влечет к тебе. — Она стянула с себя джемпер и небрежно бросила его на спинку стула.

— Что ты делаешь? — Его слова прозвучали как удар хлыста.

Джинджер замерла на месте, чувствуя, как на глаза наворачиваются крупные, горячие слезы. Но плакать она не будет! Влечение к нему, желание заняться с ним сексом — всего лишь подачка голодному, убогая замена той любви, которой она отчаянно жаждет! Но, раз нет любви, придется довольствоваться тем, что есть. Несколько недель, проведенных в его обществе, приучили ее к тому, что прекрасные мечты — это одно, а действительность — нечто совершенно другое.

— Не надо. — Голос его смягчился. Он встал и подошел к ней.

Она безвольно опустила руки, и он взял обе ее руки в свои.

— Почему не надо? — спросила она тусклым, тихим голосом. — Ведь именно этого ты хочешь? Мы оба этого хотим.

— Но не так. — Он приподнял ее подбородок, заставив смотреть на себя. — Я скорее умру, чем заставлю тебя плакать, — прошептал он, нежно обнимая ее.

Джинджер прильнула к нему. Ей слышно было, как бьется его сердце. Как хорошо, как спокойно у него на груди!

— Я не плачу, — упрямо возразила она и почувствовала, что он улыбается.

— Но хотела расплакаться, милая, и я в этом виноват. Я был слеп. Я ничего не видел.

— Молчи, — прошептала Джинджер. Иногда слова ранят не хуже кинжала… Ей просто хотелось стоять вот так, прижавшись к нему, и обманывать себя, говоря, что все у них будет хорошо.

— Не бойся, — прошептал он ей на ухо. — Я никогда не хотел тебя обидеть. Я просто не понимал, насколько ты мне нужна, а когда понял, то испугался. Я всегда держал свою жизнь под контролем, и мне было внове оказаться во власти чувства без малейшего представления о том, куда это чувство меня заведет. Словно попал во власть прилива. Знаешь, я все равно поехал бы за тобой. Несмотря ни на что. Да, твоя профессия пришлась кстати, но, если бы у меня не было никакого предлога разыскать тебя, я бы его придумал, потому что в тот день, когда ты покинула хижину, я понял, что ни дня не смогу прожить без тебя.

Дрожь, которая сотрясала ее тело, сменилась оцепенением.

— После твоего отъезда я целыми днями уверял себя: как ни волшебны были ночи, проведенные с тобой, они практически ничем не отличаются от ночей, проведенных мною с другими женщинами, но я ошибался. Я вернулся сюда с твоими чертежами, как идиот, который пытается доказать невозможное. Мне страстно хотелось снова спать с тобой, и я был просто в бешенстве от твоей твердости и несгибаемости. Да, ты согласилась работать в моем доме, но все остальное исключалось. Ты не представляешь, что я пережил, увидев тебя с этим жалким очкариком. Словно у меня в голове взорвалась вся Вселенная. Я не хочу переживать это снова, любовь моя. — Он нежно баюкал ее в своих объятиях. — Даже когда ты заявила, что мысль о том, чтобы спать со мной, тебя не занимает, я все еще воображал, будто ты говоришь так от обиды, что я сумею пережить это, как переживал многое другое. Переживу и буду жить дальше. Но я ошибался. Я был слел. Ты нужна мне, Джинджер! Я никому до тебя этого не говорил. Ты нужна мне! Я хочу тебя, и я люблю тебя!

— Ты — что?!

— Я люблю тебя. — Он слегка отстранился от нее, чтобы посмотреть ей в глаза, и смущенно улыбнулся. — Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять, насколько эта деталь способна все изменить…

Эпилог

Джинджер зашла в комнату. Мэтт не отставал от нее ни на шаг, и рука его собственнически обвивала ее отяжелевшую грудь.

Комната была маленькая, с двумя полукруглыми окнами под старину, выходящими в сад. Рядом, через стенку, их спальня. Первоначально эта комната задумывалась как второй кабинет. Когда Мэтту нужно работать ночью, а спускаться в огромный превосходно обставленный кабинет внизу не хочется, удобно перейти сюда.

Последние лучи заходящего солнца заглядывали сквозь гардины, освещая комнату приятным, мягким светом.

— Мне очень нравились эти обои, — вздохнула Джинджер.

— Мы можем их оставить. — Он прижался к ее уху, и она с удовольствием изогнулась, прильнув к нему всем телом.

— Ты же знаешь, это невозможно. Они слишком синие и слишком… мужские!

— Что же ты предлагаешь, мой любимый дизайнер по интерьеру? — Он просунул руку ей под свитер; ее грудь напряглась от его нежного прикосновения, соски набухли и отвердели.

Он медленно гладил ей грудь рукой, и Джинджер вздохнула от удовольствия. Она почувствовала, как в спину ей уперлось его мужское достоинство, и с трудом заставила себя переключиться на насущную задачу. Но его ласковой, гладящей руки она не отвела. Ей так хорошо!

— Может, оранжевые?

— Немного вибрирует, ты не считаешь?

Оба засмеялись.

— Но древние китайцы были бы в восторге. И к тому же цвет нейтральный. Кроме того, малышам нравятся яркие цвета. — Она оглядела комнату и представила себе оранжевые, желтые и бирюзовые обои, маленький шкафчик, по которому плывут уточки… А там будет стоять колыбелька. В ней будет лежать малыш со светлыми волосенками и голубыми, как у Мэтта, глазками… Но вот уже он делает первые шаги… Она явственно услышала быстрый топот маленьких ножек…

Джинджер сложила руки на животе, который уже начал подниматься, выдавая пять месяцев беременности, и руки Мэтта нежно легли сверху.

Они долго стояли, не двигаясь, ожидая, пока малыш шевельнется.

Потом Мэтт развернул ее к себе, откинул от лица прядь ярко-рыжих волос и нежно улыбнулся.

— Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно тебя люблю? — тихо спросил он.

— Я готова слушать твои признания каждый день.

— Значит, ты не возражаешь, если я повторюсь?

— Нисколько.

— Я люблю тебя! Я люблю вас, миссис Грегори!

КОНЕЦ

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.