Михаил Зайцев

Спартак Superstar

— Не надо отчаиваться! Ведь и на Дурацком острове коротышки живут. А то, что там можно превратиться в баранов, так это, может, еще и неправда...

Н. Носов «Незнайка на Луне»

Предисловие от автора

Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Позволю себе перефразировать эту несколько обесцененную курсом рубля поговорку и скажу так: не имей сто сюжетов, а имей хотя бы пару-тройку друзей, в натуре переживших нечто особенное, достойное литобработки с последующей публикацией, имей время и желание писать, приобрети соответствующий навык, и Нобелевская премия по литературе, считай, в кармане. Нехилые, кстати, деньги. Плюс почести всякие, что тоже приятно. Но речь не об этом.

Мне повезло, у меня лично, хвала Сестре Спасительнице, друзей с историями пруд пруди, книг на дцать хватит, в самых разных жанрах — от любовно-эротического (привет трижды женатому другу Генке) до эпохально-мистического (привет подружке Анастасии, живущей под кедрами). Причем, некоторые вопиюще правдивые истории возможно опубликовать — увы и ах! — лишь под грифом «фантастика». О, нет! Не бойтесь, за эпохальную мистику и чувственную эротику я пока погожу браться... Хотя, почему «не бойтесь»? Быть может, кого-то из вас сие мое заявление и расстроило, тогда извините. Пардон, но конкретно сейчас я намерен предложить вашему вниманию супербоевик про зубодробильные разборки Галактического масштаба, героем коих стал один мой верный дружище из тусовки восточных единоборцев по имени... Впрочем, он просил не называть своего настоящего имени. Оно у него редкое. Таких, как у него, имен на всю нашу с вами необъятную Родину и десятка не наберется.

Мой добрый, старинный друг родился на брегах Москва-реки, где, может быть, родились и вы или где вам, возможно, приходилось бывать, и уж точно все видели эти пресловутые берега по телевизору. Он появился на свет в семье художников, в начале застойных 70-х, в эпоху, которую его продвинутый папаша-абстракционист терпеть ненавидел.

Руководствуясь чувством социального протеста, диссидентствующий отец дал своему единственному чаду имя одного из иностранных борцов за Права Человека. Я же настоящее имя моего друга в литературном пересказе его злоключений заменю другим, не менее громким и близким по смыслу. Я буду называть героя Спартаком. Отличное имечко для Героя, не правда ли? Кстати, все прочие имена, фамилии, отчества и клички я также изменю по, надеюсь, понятным вам причинам. Кроме, разумеется, имен и фамилий знаковых персонажей, так сказать, столпов эпохи.

Взрослые, знавшие Спартака, но незнакомые с его предками, пребывали в искреннем заблуждении, дескать, парень мужает в семье военнослужащего. В нем никогда не было и до сих пор нет ни капли той расхлябанной богемности, что столь свойственна художественной среде. Он рос и вырос сильным, собранным, смышленым и независимым. Про таких, как он, говорят: «Себе на уме». И таких — прости, друг! — частенько обзывают «баранами». Он был и есть — еще раз прости, дружище, но истина дороже! — упертый малый. Ежели чего решит, то переубедить невозможно, как говорится, хоть кол на голове теши. Возьмем для примера Искусство. Понятно, что родители мечтали о продолжении художественной династии, но, как бы они ни старались, как бы ни силились, к изобразительному искусству сын оставался абсолютно равнодушен, и прикоснуться к кистям, хотя бы для забавы, хотя б для пробы, с младых ногтей отказывался категорически. Спартак предпочел иные забавы и другие Искусства. Еще в школе он увлекся искусством рукопашного боя.

Восточными единоборствами Спартак начал интересоваться в старших классах и продолжил, поступив в... скажем так — в технический ВУЗ, где по сию пору служит старшим научным. Знакомство с искусством восточного мордобоя у него началось с карате. Затем его заинтриговали китайские первоисточники. Спартак перепробовал множество стилей и направлений, отдавая предпочтение реальным боевым системам, но не гнушаясь и балетом, именуемым «спортивное у-шу». Он стал своим человеком в тусовке и, подобно многим, некоторое время упорно искал эксклюзивных знаний в единоборческой области. И ему повезло познакомиться с китайским студентом из Института им. Патриса Лумумбы, с носителем умирающей школы «чжань-цюань», что в переводе на великий и могучий означает «ладонь-кулак». Сразу же уточняю для снобов: «чжань-цюань» — обиходный термин, как и «карате», которое правильнее называть «карате-до». Официальное название редкого стиля на кантонском диалекте: «чжань-цюань-фа», что можно перевести, как: «искусство боя ладонью и кулаком».

Узкоглазый студиоз из Лумумбария уверял моего друга, что, мол, является предпоследним человеком на всей планете, владеющим «чжань-цюань». А последним, соответственно, стал Спартак, с которым гость из Китая щедро поделился всем объемом информации по «ладонно-кулачной» технике. На беду Спартака, и на мое сочинительское счастье, китайчонок не врал. Из-за редкости этого самого «чжаня-цюаня» все и началось. Такое началось! Такое!.. Эх, черт подери, жалко! Как же мне, гуманисту, жалко, что деньги пахнут, вы бы знали! Как жалко, что лично мне убеждения не позволяют взять деньги с запахом динамита, о чем я уведомил Нобелевский комитет прежде, чем взяться за изложение истории Спартака, дабы загодя лишить себя соблазна поступиться принципами. Впрочем, моя щепетильность — пустяк по сравнению с упертостью Спартака, о которой уже шла, идет и далее пойдет речь. Правдивая письменная речь — хоть и под грифом «фантастика», увы! — о человеке, который сумел изменить судьбу нашей с вами планеты.

Глава 1,

в которой личность героя раздваивается

Наше горячо любимое государство своим научным сотрудникам платит скромно. Даже старшим. И поэтому тот же Спартак довольно быстро дослужился до престижной некогда должности. Что же касается денег, так их он зарабатывал на стороне. В финансовом плане более полезным, чем корочки кандидата технических наук, оказалось свидетельство об окончании краткосрочных тренерских курсов, дающее право на индивидуальную трудовую деятельность в области спорта. Днем Спартак работал старшим научным на кафедре, вечерами трудился тренером в фитнес-клубе, преподавал у-шу.

Фитнес-клуб, где Спартак коротал вечера, не относился к когорте особо престижных. Основные доходы хозяева клуба имели с тренажерного зала и сауны, а секции держали ради ассортимента. Условно для женщин организовали секцию аэробики и условно для мужчин — группу у-шу. Именно «условно», поелику находились и мужчинки, желающие платить за аэробику, и дамы, пожелавшие оплачивать занятия у Спартака.

Как было уже сказано в предисловии, любитель реальных боевых систем, наш Спартак не чурался и гимнастики у-шу. Уточню для снобов — соревновательные поединки у-шу, так называемое «саньда», наш герой тоже классифицировал для себя как гимнастику, пусть и парную, пускай и с ударами-блочками-нокаутами, но гимнастику, не более того. И кое-чего в этом виде физической китайской культуры соображал. Пусть и не на пять с плюсом, но на твердую четверку точно соображал. Однако на классические занятия спортивным у-шу тренировки Спартака походили мало. Если честно, то совсем-совсем мало. В самом начале своей тренерской деятельности Спартак пытался тренировать народ правильно, но ничего путного из этого не вышло. Бледные юноши, субтильные девушки, пузатые дядьки и целлюлитные тетки без всякого энтузиазма отнеслись к путному. Они не желали УЧИТЬСЯ. Они хотели в первую очередь пропотеть, ну а после слегка развлечься. Добавьте сюда еще и текучесть кадров, ибо наш народ предпочитает заниматься всякими физкультурами от случая к случаю, вследствие чего в секциях происходит постоянная, перманентная смена контингента. От природы упертый, Спартак довольно долго сопротивлялся обстоятельствам, но в конце концов плюнул на путное, справедливо рассудив, что тренировки им затеяны вовсе не ради альтруизма, а совсем наоборот. И, следовательно, самое умное подчиниться капиталистической модели благополучия «клиент всегда прав».

Методом проб и ошибок Спартак выработал идеальный для постоянно меняющегося контингента тренировочный цикл. Вначале клиентура обильно и разнообразно потела, повторяя за Спартаком не особенно хитрый комплекс разминочных упражнений. Затем тренер предлагал народу лечь на пол и расслабиться. Пока все, кроме Спартака, лежали вповалку, он развлекал публику байками про восточные единоборства. Затем усталые, но довольные занимающиеся силились изображать змей, кошек, журавлей и драконов, игрались, будто малыши в детском садике. И на закуску, под занавес, тренер показывал всем желающим элементарные приемчики самообороны, типа освобождения от захватов, уходы от подсечек, спасение морды лица от ударов кулаком. Вот и все, пожалуй. Засим начатый в предисловии краткий исторический экскурс в общем и целом заканчивается, и начинается новейшая, так сказать, история Спартака. Итак...

Итак, тот судьбоносный для планеты Земля вечер в средней руки фитнес-клубе начался для героя как обычно. Как и сотни вечеров-близнецов до него. Спартак, переодетый в спортивный костюм, переобутый в кроссовки, прохаживался по залу и раскланивался с также успевшими переодеться в яркое и легкое платежеспособными гражданами. Он давно перестал мучить мозги, пытаясь запомнить лица и имена этих граждан. Не поленюсь, повторю еще раз — они менялись, посетители его тренировок, и в течение примерно квартала происходила почти полная смена лиц. «Почти», потому как нет правил без исключений. Исключение составляла троица ветеранов местного у-шу, лица и имена которых Спартак, разумеется, помнил. Это были: лысый мужлан Аркадий Исаевич, зам. директора пивного ресторана, как-то презентовавший тренеру жестяной пятилитровый бочонок отменного пива; девушка Света, вечно строившая Спартаку глазки; да хмурый молодой человек Паша, запомнившийся тем, что однажды с подкупающей непосредственностью попросил у тренера денег взаймы, получил их и отдал точно в срок.

Люди в ярком, войдя в зал и сказав в ответ на кивок Спартака «здрасти», «здравствуйте», «здрасть», «добрый вечер» или ответив аналогичным кивком, шли к низкой, длиннющей лавочке под «шведской стенкой». И клали на лавку свои мобильные телефоны. Когда-то тренера раздражало периодическое верещание мобил, но постепенно Спартак привык к тому, что любой из занимающихся в любой момент может сорваться по звонку. Единственное, чего он требовал: разговаривайте, пожалуйста, в коридоре, не мешайте остальным потеть, расслабляться или играть.

В тот вечер последним в зал вошел абсолютно незнакомый тренеру мужчина, возрастом постарше нашего героя, но подтянутый и молодцеватый, одетый в родной адидасовский комплект, обутый в новенькие фирменные кроссовки, тщательно причесанный, гладко выбритый и с безукоризненно белозубой улыбкой.

— Вы Спартак? Вы здешний инструктор по у-шу? Я угадал? — успел задать сразу три вопроса молодцеватый, покуда шел через зал, протянув растопыренную пятерню и скаля крепкие зубы.

— Да, — кивнул Спартак, пожимая протянутую руку.

— Очень приятно! Меня зовут Александр Сергеич. Давно мечтал с вами познакомиться.

— Давно? — сдержанно удивился Спартак.

— С тех пор, как услыхал, что в России есть человек, сведущий в «чжан-цюань».

— Да? И кто же вам про меня и «чжан-цюань» рассказал, если не секрет?

— Ваш приятель по фамилии Зайцев. Он мне и адрес этого клуба подкинул.

— Странно. Я только вчера с ним созванивался, он ничего не говорил про вас и что адресок подкинул.

— Забыл человек, бывает... Да что мы все о пустяках! Вы мне лучше расскажите про «чжан-цюань», покажите, чего не жалко. Я, знаете ли, давненько увлечен кун-фу, редкие стили меня ужас как интригуют.

— Вы приобрели абонемент на мои занятия?

— На целых полгода! За шесть месяцев в администрации заплатил авансом. Мечтаю, знаете ли, познакомиться с вами и с «чжан-цюань» поближе.

— Значит, вы официальный клиент, — вздохнул Спартак и про себя добавил: «который всегда прав». — Что ж, после разминки, во время релаксации, я расскажу и вам, и всем остальным про «чжан-цюань», а после покажу чего-нибудь, ладно?

— Отлично! И еще одно, точнее — один. Во-о-он, видите, в дверях мнется бородатый очкарик? Он мой, знаете ли, дальний родственник. Приехал из Чебоксар погостить. В Москве он впервые, боится заплутать, дома у меня оставаться отказался, супруги моей, видите ли, стесняется, можно, он тихонечко на скамейке под «шведской стенкой» посидит, пока мы тут это, а?

— Только прежде, чем в зал зайдет, пускай обувь хорошенько вытрет. Подошвы, я имею в виду.

— Спасибо! Спасибо большое...

Вгоняя контингент в пот, Спартак украдкой поглядывал на разговорчивого новичка Александра Сергеевича. Молодцеватый коллекционер редких стилей отменно владел не по годам тренированным телом. В каждом его движении чувствовались сноровка и сила бывалого бойца. Да-да, бойца, а не гимнаста у-шу. Придирчивый взгляд знатока примечал чисто гимнастические недостатки, и самому Спартаку тоже свойственные. Боевая и гимнастическая подготовка разнятся, как ни крути. Мышцы и мускулы развиваются по-разному у бойцов и гимнастов. Боец никогда не будет инстинктивно «тянуть носочек» во время, пусть и разминочных, махов ногой. Боец будет держать спину прямой, однако для него это не самоцель, в отличие от гимнаста. Боец может изобразить «красивость», но внутренне ему глубоко плевать на гимнастическую эстетику, что пренепременно отразится во взгляде. Пустом или насмешливом взгляде, неважно. По взгляду всегда можно отличить воина от физкультурника, бойца от каскадера. Их взгляды, Спартака и Александра Сергеевича, совпадали и в прямом, и в переносном смыслах. Это и радовало, и настораживало одновременно...

Запах пота победил все сорта дезодорантов, которыми пользовались занимающиеся, и достиг чутких ноздрей тренера.

— Разминка окончена, — объявил Спартак. — Лечь на пол, расслабиться. На спину! На спину укладываемся. Руки вдоль туловища, ладонями кверху. Глаза закрыты. Успокаиваем дыхание, представляем себя тающей льдинкой в лучах теплого солнца, расслабляемся и слушаем меня. Сегодня я расскажу про стиль «чжан-цюань» или, выражаясь по-русски, про стиль «ладонь-кулак»...

На лавке заверещала мобила, заиграла полифоническую мелодию гимна СССР-России. С пола тяжело поднялся лысый толстяк Аркадий Исаевич. Утирая пот, поплелся к голосистому телефону, а Спартак тем временем продолжал вещать, прохаживаясь меж распростертых на полу тел.

— ...Согласно легенде, предтечей стиля считается сын кузнеца и пастушки. Однажды на мирную китайскую деревеньку напали маньчжурские разбойники. Все жители попрятались, кроме храбрых кузнеца и пастушки. Муж-кузнец, жена-пастушка вышли на бой с захватчиками. В руках у женщины была пастушья плеть, мужчина вооружился кузнечным молотом. Оба мастерски владели каждый своим профессиональным инструментом. Плеть пастушки оплетала оружие маньчжурцев и сковывала его, а молот кузнеца разил наповал. Работая слаженно и споро, пастушка и кузнец быстро и беспощадно разделались с захватчиками. Сын простых китайских кузнеца и пастушки наблюдал сцену боя и много лет спустя изобрел метод «плеть и молот». Боец брал в левую руку серт... то есть — плеть, в правую — молот и работал ими асинхронно. Левой — размашисто, правой — целенаправленно. Захлестывал плетью оружие врага, а молотом наносил сокрушительные удары. Позже вместо плетки иногда стал использовать аркан...

Аркадий Исаевич вместе с телефоном исчез из зала навсегда. Видать, дела настигли и увели. Между тем завибрировала еще одна мобила на лавочке, нежно воспроизводя заглавную тему из кинофильма про развратную Эммануэль. Эротическая мелодия подняла с пола девушку Свету. Стрельнув глазками в тренера, одернув футболку с влажными пятнами под мышками, девушка поскакала к зовущей трубке.

— ...Легенда гласит, что однажды шаолиньские монахи смеха ради подпоили странствующего с плетью за поясом и молотом на плече деревенского Мастера и украли у него опасную утварь. Обезоруженный Мастер проснулся в кольце смеющихся служителей культа и рассвирепел. Презрев религиозную принадлежность и боевой опыт насмешников, он набросился на монахов, орудуя левой рукой мягко, а правой жестко. Блокируя и захватывая конечности выкормышей Шаолиня левой ладонью, а правым кулаком нанося сокрушительные удары...

Шепотом беседуя с трубкой, вышла из зала озабоченная девушка Света. Забегая вперед, скажу — и она не вернулась обратно. И ее, следом за Аркадий Исаевичем, жизнь за стенами выдернула из физкультурно-оздоровительного бытия.

Едва вышла Света, затрезвонила старенькая «Нокия» хилого Паши. Третьего, последнего ветерана тренировок под руководством нашего героя. Сдается мне, вы уже догадались, что и Паша ушел из зала безвозвратно. Не суть важно, где и как я разжился информацией, но мне совершенно доподлинно известно, что всех троих ветеранов увели прочь случайности — Аркадию Исаевичу позвонила жена, которая потеряла ключ от квартиры; Светочку вызвонила подруга, которая нечаянно, прямо на улице, нашла два билета на концерт обожаемого Светланой Коли Баскова; у Паши запил сменщик, и его срочно вытребовали на работу, хмурый Павел работал психологом в круглосуточной службе «Телефон доверия». А Спартак совершенно не обратил внимания на тот вопиющий факт, что из зала исчезли старожилы, и остались сплошь новенькие, посещающие тренировки без году неделя, как говорится...

— ...Деревенский Мастер, посрамивший спесивых монахов Шаолиня, считается родоначальником безоружного стиля «ладонь-кулак»... Вижу, у всех дыхание успокоилось. Каждый, по возможности, восстановил силы, продолжаем... Нет-нет! Лежим, как лежали. Сосредоточиваемся на точке «дан-тянь». Точка «дан-тянь», величиной с яблоко, находится на три пальца ниже пупка. Точка «дан-тянь» — энергетический и физический центр человеческого тела. Представляем, как жизненная энергия «ци» концентрируется в точке «дан-тянь». Представляем... чувствуем «ци»... концентрируем... остаемся полностью расслабленными... По моему хлопку бросаем энергию «ци» из точки «дан-тянь» в конечности и немедленно вскакиваем. По моему хлопку переходим от полного расслабления к мгновенному сосредоточению...

ХЛОП! — Спартак хлестнул ладонью о ладонь, и контингент подскочил с пола. Довольно-таки слаженно, надо отметить. Слаженно, дружно и без всяких недоразумений, как обычно. Хмурый Паша обычно, вскакивая, терял равновесие и налетал на ближних своих. А Света всегда, вместо того, чтобы вскочить резко, медленно садилась на попу. А толстяк Аркадий Исаевич, бывало, конфузился, громко испортив воздух, мячиком подскочив с пола. Но ветеранов сегодня из клуба увели звонки. Остальные, сплошь незнакомые, не успевшие примелькаться, выполнили команду нормально.

— Молодцы, — похвалил Спартак. — Снова чуть расслабились, встряхнули руками, ногами, дышим легко и свободно... Хорошо! Внимание на меня. Сейчас я покажу тем, кто не знает или подзабыл, стойки «змеи» и «кошки», а также комбинацию — переход из стойки «змеи» в стойку «кошки», характерную для стиля «длинный кулак», который...

— Извините! — перебил тренера Александр Сергеевич. — Уважаемый Спартак, вам не кажется, что было бы логичней после рассказа о «чжан-цюань» продемонстрировать его отдельные элементы, а?

По маленькой толпе занимающихся прошел однозначно одобрительный ропот в поддержку инициативы Александра Сергеевича.

— Мне не жалко, — пожал плечами Спартак. — Но стиль «ладони и кулака» несколько сложноват, и я не уверен, что...

— А вы попробуйте, — снова перебил Александр Сергеич. — А мы постараемся.

Народ опять междометиями выразил свое согласие с Александром Сергеевичем, и Спартак кивнул.

— Уговорили. Ладно. Я буду показывать и объяснять, а вы внимательно слушайте и каждый в отдельности старайтесь меня копировать... Разобрались по залу! Так, чтобы каждому было хорошо меня видно... Самое сложное в «чжан-цюань» — держать постоянно левостороннюю стойку. Показываю основную стойку: большая часть веса на правой, опорной, ноге, левая нога выставлена вперед, она касается пола носком. Плотно сжатый правый кулак прижат к бедру. Почувствуйте вот здесь, вот, видите, повздошную косточку. Прижмите к ней кулак. Согнутый локоть ближе, еще ближе к телу, на себя, больше на себя локоть. Локоть практически за спиной, ребра открыты. Левая, чуть согнутая, рука перед грудью, ладонью вперед. Тыльная сторона ладони четко проецируется на солнечное сплетение. Опорная нога согнута. Глубже. Еще согнули правую ногу. Бедра развернуты прямо вперед. Левая рука, левая ладонь всегда «инь», всегда мягкая. Правый кулак — всегда «ян», всегда жесткий. Левая рука ТОЛЬКО блокирует. Выполняет блок-сбив или «вяжет» противника, по обстоятельствам. Правая рука — ударная, она ТОЛЬКО бьет. Если, допустим, противник нападает справа, со стороны ударной руки, все равно можно выполнять блоки только левой, мягкой рукой. Для чего придется разворачиваться к опасности посредством скручивания или прыжком. Пока все понятно?

Народ сосредоточенно закивал, а неугомонный Александр Сергеевич вновь влез с инициативами:

— Спартак, что если для наглядности я изображу опасность, а? Давайте, я встану справа от вас и атакую? Чтобы людям понятней было, а?

Спартак хмыкнул, многозначительным «хм-м...», намекая, мол, Александр Сергеевич несколько забывается, мешает и тренеру, и остальным. Активность Александра Сергеича начала его раздражать. Но массы вновь поддержали стихийного лидера красноречивым ропотом. Те жиденькие массы, которые платят деньги, о чем наш герой постоянно помнил.

— Хорошо, — согласился Спартак, идя на поводу у общественности. — Атакуйте меня с правого бока. Кулаком в корпус.

Довольный Александр Сергеевич живенько занял выгодную позицию. Грамотно встал, сразу видно — в боевой стойке ему привычно и комфортно. Встал, замер на миг и атаковал открытый бок тренера.

Спартак крутанулся на носках, ноги его скрестились, корпус развернулся к противнику левым боком, и его левая ладонь широким махом сбила атакующую руку Александра Сергеевича. Сбила, и Спартак тут же выполнил обратное движение, и, возвращаясь в исходную стойку, «выстрелил» кулаком, обозначив контратаку.

— Лихо! — Александр Сергеевич опустил глаза, взглянул на застывший в сантиметре от подбородка кулак Спартака, улыбнулся: — Впечатляет! Быстро вы кулаком сработали. А что, если, допустим, я бы успел заблокировать ваш контрудар и при этом вышел вам за спину?

Ответить Спартак не успел — Александр Сергеич сбил предплечьем образыовопоказательно застывший кулак и исчез из поля зрения, скользящим шагом сместившись в тыл боевой машины с маркировкой «Спартак».

Спартак еле успел шагнуть вперед правой, через левое плечо развернуться лицом к затейнику и смахнуть его атакующую ногу ладонью.

Нога Александра Сергеича сошла с чреватой травмами траектории, но забияка Сергеич, на сей раз без всяких предварительных разговоров, предпринял новую хитрую атаку. Он стремительно, ловко и плавно переместил себя так, что возник слева от Спартака, со стороны руки-плети, в секторе «инь». Изобразил тычок пальцами, отвлекая блокирующую ладонь, и ударил пяткой по опорной правой ноге нашего героя.

От тычка Спартак отмахнулся легко, но коварную пятку едва-едва успел отразить, резко согнув левую ногу и попав по чужой пятке своей.

Спартак лягнул коварную пятку, что называется, от души, надеясь охладить пыл хамоватого спарринг-партнера, однако — не тут-то было! Александр Сергеич, как ни в чем не бывало, продолжал крутиться вокруг специалиста «ладонно-кулачной» техники и осыпать Спартака самыми разнообразными — отменно поставленными, между прочим! — пинками, тычками, ударами.

Схватка приняла нешуточный оборот, ну а мы, пока она разгорается, поговорим о грустном. Пришла пора, так сказать, для ложки дегтя.

Безусловно, «ладонно-кулачный» стиль интересен. Но прежде всего своей редкостью. Увы! Существует великое множество боевых систем, изначально, в своем, так сказать, исходном посыле, переигрывающих «чжан-цюань» по всем статьям с точки зрения эффективности. Сами подумайте, ну какая, блин, глупость — левая рука все время блокирует, а бьет только правая! И все время надо оставаться в левосторонней стойке. Маразм! Отчего бы не менять стойки и, соответственно, функции рук? Почему бы иногда «мягкой руке» не превратиться в «жесткую», и наоборот? А отчего да почему, ответьте мне, пожалуйста, китайцам с японцами не отказаться от архаики иероглифического письма, заменив до фига замысловатых закорючек на ограниченное число буквиц? Не задумывались, нет?.. Ха! На все эти естественные для западного человека вопросы — и про иероглифы, и про «чжан-цюань» — человек с Востока, пожимая плечиками, равнодушно ответит: «Так принято».

Мой дружище Спартак и был, и есть, упертым малым, но идиотом он никогда не был. Обучившись стилю «ладони и кулаки», он все про него, про этот стиль, понял. На всякий случай, — а вдруг все не так просто, и есть еще какие-то чудесные секреты, — в конце обучения Спартак задал правильные вопросы своему Учителю из Китая и получил в точности такой же ответ, каковым заканчивается предыдущий абзац. И Спартаку стало ясно, отчего стиль «чжан-цюань» умирает.

Кроме студента из Лумумбария, Спартак еще много у кого перенимал науку восточной драки. Жизнь интересанта восточных единоборств суетлива, ежели он умеет думать и упирается рогом в поисках ИСТИНЫ. Упертый ищет призрачный идеал до тех пор, пока ВДРУГ не воскликнет: а ведь все ДАВНО мною найдено, блин! Методом проб и ошибок, шишек и синяков, гематом и ушибов я УЖЕ сформировал СВОЙ персональный боевой арсенал. У меня есть МОЙ ПЕРСОНАЛЬНЫЙ СТИЛЬ, идеально подходящий мне, и ТОЛЬКО МНЕ! И я его не придумывал, он, зараза, САМ ПРИДУМАЛСЯ!..

Не зря, — ой, ребята, не зря! — многие школы единоборств носят имена отцов-основателей, биографии которых пестрят перечислением Мастеров, у которых сии отцы учились ИХ стилям.

Короче, были у Спартака и своя индивидуальная манера боя, и свой набор ударов да блоков, и все остальное, именуемое «стилем». Между тем атаки настырного Александр Сергеича ему приходилось отражать, четко следуя принципам анахронизма восточного мышления с редким лейблом «чжан-цюань». И — увы! — приходилось слегка лукавить, самую малость, но отступать от этих долбаных принципов, дабы не проиграть схватку, черт подери!

К примеру — помните, Спартак лягнул своей ЛЕВОЙ пяткой по пятке Александра Сергеича? А ведь в «чжан-цюань» левая нога, как и левая рука, тоже «инь». Ею нельзя лягаться, бить больно можно правой, а левой предписано «мягко уводить».

Хорош, однако! Поговорили о грустном, пофилософствовали, и будет. Пока вы читали лирическое отступление, проказник Александр Сергеевич усилил свой натиск. Зная, что левой рукой Спартак бить не будет, и догадываясь, что нет резона особенно опасаться левой ноги спарринг-партнера, он приноровился наскакивать, ясное дело, с левого фланга. Спартак же крутился и изворачивался, как мог, как проклятые принципы позволяли. И уже всерьез подумывал, а не отказаться ли к китайской богоматери от всяких, в богодушумать, ладонно-кулачных идиотизмов? И мозг уже говорил: «Да». Однако характер по-прежнему твердил: «Нет». И тогда изворотливое сознание предложило в качестве компромисса снять запрет хотя бы на увесистую, мстительную, совершенно не спортивную плюху правым кулаком. И сразу же стало легче — и характер, и мозг обрели консенсус, Спартак твердо решил при первой же возможности наказать хитрого проказника Александра Сергеича. Остался, хи-хи, пустяк — отыскать таковую возможность. Пустячок ценою в репутацию стиля «чжан-цюань».

Бойцы самым естественным образом перемещались по залу. Причем, если Александр Сергеевич старался загнать тренера в угол, то Спартак, наоборот, маневрировал так, чтобы со всех четырех сторон оставалось свободное пространство. Что же касается зрителей, так они, дабы не мешать спаррингующим, отступили к лавочке под «шведской стенкой». К той лавке, где, если кто забыл, лежали до поры мобильные телефоны и сидел бородатый приезжий якобы из Чебоксар.

Важная деталь — за каким-то чертом все, поголовно переодетые в яркое занимающиеся превратились в зрителей и, отступив к лавке, взялись подозрительно дружно за мобильные телефоны. Как будто — ха! — каждый собирался по окончании стихийно возникшей схватки немедленно доложить о ее результатах родственникам или знакомым. Или в прессу. Или в милицию.

Но Спартаку некогда было размышлять на темы тяги народа к средствам мобильной связи. Он размышлял о другом, думал, думал и, наконец-то, придумал, как подловить противника. Разумеется, придется немножко слукавить, однако формально законы треклятого «чжан-цюаня» останутся незыблемыми... А впрочем, почему, собственно, «слукавить»? При чем здесь лукавство, если устои не нарушаются? Вполне законно и по-другому выразиться, польстив себе! Можно и так сказать: попав в экстремальную ситуацию, Спартак изобрел новый приемчик ладонно-кулачного стиля. Не было бы счастья, да несчастье помогло!

Александр Сергеич предпринял очередную атаку слева. Вместо того, чтобы изображать своей левой плеть, как того требовали скрижали, Спартак шустро, очень шустро, шустро-шустро развернулся прыжком на сто восемьдесят градусов, оказался правым, ударным боком к оппоненту и провел блеснящий опережающий кулаком в челюсть. Начал удар позже противника, закончил раньше, заодно завершив схватку. Попал точнехонько в подбородок. В последний момент чуточку умерив свои карательные амбиции, проявил толику сострадания к побежденному. Иначе челюсть Александра Сергеича пренепременно бы треснула. Или он сам треснулся со всей дури затылком об пол.

Щадяще нокаутированный Александр Сергеевич, что называется, «поплыл», улыбнулся придурковато, пошатываясь отошел от нокаутера и, обращаясь к зрителям, вооруженным мобилами, произнес странную фразу заплетающимся языком:

— Норыма-а... нормалек! Он-н м-мне подыхо... подходит. Санцуань... С-сан-н-нкцианир-р... санкци-а-ни-ру-ю-юю перенос!

И началось странное. Народец у «шведской стенки» дружненько нацелил на Спартака мобилы. Так, будто Спартак какой-то бытовой электронный прибор, вроде телевизора, а мобильные телефоны как бы пульты дистанционного управления этим прибором.

Поднялся с лавки бородатый очкарик. Стряхнул очки с носа, рывком отодрал от лица бороду вместе с усами и... Вы не поверите! Спартак узнал в этом типе СЕБЯ! Те же черты лица! Свои, родные! И прическа! Почему он раньше не обратил внимания на СВОЮ прическу на другой голове?!. И рост точно такой же, и габариты!.. Все, кроме одежды... Спартак офигел. Прям оцепенел весь от неожиданности...

— Переносите его, чего вы ждете?! — подал реплику Александр Сергеевич окрепшим голосом. — Забыли, на что нажимать? Жмите на «зэ», идиоты! Жмите, пока он дурной, ну?!

И все человеки с телефонами разом нажали. Надо думать, на телефонные кнопки, соответствующие русской букве «з».

Спартака затошнило, зазнобило, заколотило, заколебало, заколбасило... Вы не поверите! Он начал, типа, таять. Как та, блин, Снегурочка! Он услыхал, как на пол упали со стаявших плеч и чресел его спортивные одежды, перестал ощущать нестиранность носков пальцами ног и, ядрить твою мать, испарился окончательно...

Глава 2,

в которой героя встречает Броненосец Потемкин

Спартак материализовался быстрее, чем таял. Практически одномоментно к нему вернулись способности ощущать, видеть, слышать и обонять. Он осознал себя в мягком полукресле, за столиком, покрытым белоснежной, до боли в глазах, скатертью. На белом и накрахмаленном переливался гранями чистейший хрусталь. В плоском хрустале чернела и краснела икра, из пузатого специфически благоухала водка, которую с нетерпением ожидали весьма емкие стопки. Ближе к Спартаку хрустальную посуду потеснила фарфоровая в обрамлении серебра столовых приборов. А напротив сидел здоровенный амбал в угольно-черном, безупречного кроя костюме. Амбал кривил рот в улыбке, полной радушия, и хитро, с этаким ленинским прищуром, поглядывал на Спартака, пока тот осматривал себя и осматривался по сторонам.

Наш герой оказался одетым в добротное, сшитое по фигуре, и обутым в удобное. Мельком взглянув вправо, откуда тянуло приятной свежестью, он увидел распахнутое окно. За окном, радуя глаз, зеленел хвойный лес. Почти дремучий. В центре заоконной композиции расположилось поваленное дерево, на его могучем стволе потешно резвились бурые медвежата. Озабоченно приглядывала за плюшевой малышней крупная медведица на первом плане.

«Мишки в сосновом лесу, ожившая картина Шишкина», — услужливо и бесстрастно подсказал мозг. Спартак сморгнул, картина никуда не исчезла, продолжая жить, сохраняя композицию. Спартак отвернулся от рамы-окна, посмотрел налево и увидел низкий подиум так называемой эстрады.

Дожидаясь музыкантов, на авансцене одиноко торчали штативы с микрофонами. Шнуры от гитар и электрооргана тянулись к усилителям. По бокам высилась акустика. В центре, чуть в глубине, стояла барабанная установка. На основном, самом большом барабане красовалась англоязычная надпись: «The Beatles».

За спиной отчетливо послышалось тихое женское хихиканье. Спартак оглянулся — там стояли еще столики, все пустые, кроме одного. За самым дальним столом не спеша пили шампанское две знакомые Спартаку дамы. Не в том смысле, что его когда-то, кто-то с этими дамами познакомил, а в том, что Спартак их узнал. Которая покрупнее — Маша Распутина, поп-певица, которая с родинкой — Мерилин Монро, секс-символ всех времен и народов.

Мерилин эротично подмигнула нашему герою. Он смутился и отвернулся. И встретился глазами с амбалом напротив, который, в свою очередь, тоже ему подмигнул:

— Машку мне, а Мурлин Мурло твоя, не возражаешь? — Амбал взялся за графинчик из горного хрусталя, набулькал себе стопочку, налил Спартаку. — Ну, че? За встречу? Пей спокойно, не боись, бабы от нас никуда не денутся.

Спартак поднял стопку непослушной рукой, покладисто чокнулся с собутыльником... то есть — с сографинником, и выпил залпом.

Сказать, что водка была хороша, — значило бы ничего не сказать. Она была восхитительна! Спартак по жизни спиртное не жаловал и не особенно в нем разбирался, однако и он оценил полнейшее отсутствие и намека на сивушные масла. И сразу понял, отчего на столе нету чего-либо «для запива». Запивать чем-либо данную амброзию — грех и позор для русскоговорящего мужчины.

— Еще по одной? — спросил ради проформы амбал, разливая.

Выпили. По напряженному телу Спартака растеклось благостное тепло.

— Бог троицу любит, — амбал лихо наполнил стопарики. Пузатость графина обманчиво скрадывала его щедрый объем, уровень жидкости в хрустале если и понизился, то самую малость. — Чтобы елось и пилось, и хотелось, и моглось! За тебя, Спартакушка.

Выпили. Потеплевшее тело Спартака чуть расслабилось.

— От теперь и закусить можно! Кушай, брателла. Не стесняйся, все свои, — амбал зачерпнул пальцем горстку красной икры, отправил рубиновые зернышки в рот, почавкал, вытер пальцы о скатерть. — Че не жрешь? Рыбьих яиц не любишь? — Амбал хлопнул в ладоши. — Человек! Меню моему братану!

Озабоченно заскрипел паркет, Спартак повернул голову на звук — к их столику спешил «человек» в ливрее, нес пухлый фолиант с тисненной золотом надписью на корешке: «Меню». Этого человека, как и пьющих шампанское женщин, Спартак тоже сразу узнал. Столик обслуживал Путин, Владимир Владимирович.

— Вовчик, отдай «Меню» братану и сбегай, свистни лабухов. Передай, пусть мою любимую сбацают. Иди, родной. Свободен пока.

Владимир Владимирович сдержанно и с достоинством согнул спину в легком полупоклоне, вручил Спартаку увесистый том «Меню» и деловито ретировался.

— Листай книжку, братан, выбирай, че похавать. Я-то сытый, а те самое оно червячка заморить с дальней дороги... Че ты на меня-то гляделки вылупил? Ты в меню погляди! Тама устрицы-шмустрицы, лобстеры-жлобстеры, суши-уши, все, чего душе угодно. Усе есть, чего можно зъесть, хы-ы! Выберешь, кликнем Вовчика, он мигом обслужит.

Спартак вздрогнул — музыка грянула неожиданно. Повернул голову — на эстраде стояли битлы. Только Ринго сидел за барабанами. Джон приблизил губы к микрофону и запел очень чувственно, чисто по-русски:

— Цыганка с картами, дорога дальняя. Дорога дальняя, казенный дом...

Спартак отложил на угол столешницы так и не раскрытую энциклопедию пищи, вздохнул медленно, резко выдохнул. Взъерошил волосы. Тряхнул головой. Смял лицо ладонью.

— ...Та-а-ганка, я твой бессменный арестант, пропали юность и талант... — тянули битлы хором. Вторя им, мелодично взревела медведица за окошком.

Лицо под ладонью мялось, как всегда. Обычно мялось. Пальцы отчетливо ощущали легкую небритость щеки, влагу зрачка, волосатость бровей.

— Брателла, ты че? Че тя так ломает, а? Глянь — сплошь ништяки кругом! Кончай колбаситься и кайфуй на здоровье...

— Довольно! — Ладонь, перестав мять лицо, шлепнула по столу. Подпрыгнули фарфоровая тарелка и серебряные приборы. Холодные глаза Спартака сфокусировались на мясистой переносице амбала напротив. — Объясни, кто ты такой, где я и... И какого хрена, япона мать?!.

— Тю-ю... — собеседник растянул слюнявый рот до ушей. — Не признал меня, брат? Я ж Петя! Петька Потемкин, вспомнил?

Спартак недоверчиво насупил брови. Глаза его сузились на секунду, брови подпрыгнули, и глаза округлились. А ведь и правда — Петька! По кличке «Броненосец Потемкин». Когда-то, не сказать, чтобы друг, но приятель, и близкий, по тусовке восточных единоборств. Когда-то, в начале 90-х, они приятельствовали. В тогдашней тусовке. Тогдашние тусовочные недруги втихаря обзывали Петьку «Прыщем». У него тогда вся морда краснела от прыщиков. Особая примета — прыщи — исчезли с Петькиной морды, поэтому и не узнал Спартак старинного приятеля.

Тусовка — субстанция текучая. Потемкин сгинул неизвестно куда, кажется... Кажется, в 93-м. Кажется, кто-то как-то трепался, мол, Броненосец подался в бандиты. И, кажется, Спартак в это поверил.

Петя тренировался по школе «Кёкусинкай». Броненосец, помнится, боготворил японца корейского происхождения Ояму, отца-основателя «Школы Окончательной Истины», знаменитого поединками с быками, которым садист Ояма отшибал рога и ломал хребты в целях саморекламы. Супержесткая до идиотизма школа карате соответствовала и характеру, и уму Петра Потемкина, и его бычьей мускулатуре. Среди тусовщиков Петька прославился тем, что однажды явился на семинар к заезжему китайцу и опозорил иностранного инструктора «тайдзи-цюань», сломав тому два ребра одним незатейливым ударом в честном, что важно, устроенном по обоюдному согласию, поединке.

— Че, брат? Признал дружбана Петьку?

— Здравствуй, Броненосец.

— Ну-у слава богу! Меня, понимаешь, попросили тебя встретить по-людски, я, вишь, и сочинил кабачок с бабами, с музычкой и с солидным халдеем. Нравится? Хы-ы!.. А помнишь, как мы с тобой в Парке культуры пиво пили? Помнишь, как мы у Тадеуша в зале бились? Ты мне, чертяка, тогда чуть зуб не выбил! А я те, хы, коленку зашиб. А после, помнишь, мы пошли в парк пивко сосать, режим нарушить. Ты, хы, дотудова еле дохромал, а меня мусора стопорнули, документы проверили и загомонили, типа, не похожий я на фотку в паспорте. У меня, помнишь, губищу, тобою разбитую, разнесло на полрожи... Ии-э-эх, веселые времена были!.. Брат, а может, пивка? Вовчика свистнем, он мигом организует! Ну их, лобстеров-жлобстеров, икру-шмукру, закажем воблы и пива! Много! А потом в баню с бабами. Они на все готовые, только свистни.

— Погоди, Петя. Не гони. Не съезжай с темы. Объясни, где я... то есть — где мы? Я умер?

— Тьфу на тебя! Скажешь тоже — умер! Живехонек ты, брателла. И я тож, тьфу-тьфу-тьфу, на здоровье не жалуюсь. Рановато нам, Спартакушка, на тот свет... Эй-й! Лабухи! Сколько можно «Таганку» пилить?! На бис петь вас не просили, волосатых. Давай, заводи «Песню про зайцев».

Поль кивнул понятливо, дернул струны, Джорж вдарил по клавишам, Ринго по барабанам, Джон запел:

— В темно-синем лесу, где трепещут осины...

— Петя, признайся — вокруг нас, по типу, виртуальная реальность?

— Я балдею! — Петя, изобразив лицом восхищение, схватился за графин с водкой. — За это надо выпить! — Свободной рукой, костяшками пальцев Петя постучал себе по лбу. — За твою башку, за башковитость твою надо по полной.

— Я пить не буду. Виртуальную ханку я пить отказываюсь.

— Обижаешь?

— Не съезжай с темы. Объясни, почему я без всяких истерик тру тут с тобою базары, вместо того, чтобы трахнуться в обморок от сильнейшего стресса, который обязан давным-давно сжечь все мои нервы к ядрене фене?

— Держите меня четверо! Это ж надо, а? Сам допер, что он под успокоительной наркотой сидит! Это ж какая голова у пацана! Золотая! За твою башковитость, братан, — и Петя влил в себя» махом стопку. — Ух-х, х-хорошо пошла!.. Брат, я те одну умную вещь скажу, только ты, чур, не обижайся. Эт, вокруг, ни шиша не эта, как ты ее обозвал?

— Виртуальная реальность.

— Во! Не она это. Эт, понимаешь, другая... Как, бишь, ее?.. Забываю всю дорогу... Название на рыбу похоже...

— Какую рыбу?

— Дешевую. Моя бывшая, земная, котяре нашему всю дорогу такую брала... Вспомнил! Ментай! Эт, вокруг, по-научному говоря, ментальная реальность. В ей все, че закажешь — реальнее живого. По твоему вкусу и без всяких напрягов, реально. Навык, ясно, нужен, чтоб райскую жизнь выстраивать, но, раз я в этом деле поднаторел, дык, и ты, ясное дело, еще скорее научишься, с твоей-то, брат, башкой из золота.

— Петь, а можно этот рай убрать на минуточку?

Беззаботно пьяненькое выражение будто волной смыло с раскрасневшегося лица Броненосца.

— Уверен? — спросил Петр неожиданно трезвым голосом. Абсолютно трезвым. Сурово спросил, серьезно.

— На все сто, — твердо ответил Спартак.

— Хы-ы... — Броненосец улыбнулся уголком рта, пряча глаза, такое впечатление, что смущаясь. Хотя смущение и Петька — понятия несовместимые. Во всяком случае, в прежней жизни он ни разу не видел смущенного Броненосца. — Оно тебе надо, брат?

В тихом голосе Потемкина отчетливо слышался стон безнадежно больной надежды.

— Надо, — произнес Спартак с нажимом, будто гвоздь вбил в гроб умирающей надежды Петра Потемкина.

— Хорошо ведь сидим... Может, попозже это... о чем ты просишь?.. — агонизировала надежда по-женски.

— Нет! Сейчас.

— Ну-у, тогда-а держись...

И «заказанный» Потемкиным «рай» исчез. И гнетущая тишина повисла в утратившем лесную свежесть воздухе...

...Вокруг унылые стены, голый пол, из серости потолка торчит ржавая труба, из нее сочится сиреневый дымок. Спартак сидит на полу, обнаженный, неудобно поджав ноги. А напротив Спартака на коленях сидит монстр, лишь отдаленно напоминающий человека.

Тушу монстра покрывают ороговевшие чешуйки кожи. Под чешуей вздулись буграми мышцы грудины и живота, плеч, таза и конечностей. Нижние конечности короче, чем у человека, верхние длиннее. Конституцией монстр походит на гориллу. Кулаки — каждый по пуду, то есть килограммов по шестнадцать. Костяшки кулаков, как маленькие тупые рожки. Шеи у монстра практически нет. Носа тоже. Череп приплюснут. Ушные раковины малюсенькие. Глазницы узкие. Макушка блестит, и только ярко выраженные надбровные дуги покрыты густой шерстью для зашиты органов зрения от пота.

— Вишь, успокоительный газ из трубы гуще повалил? — спросил монстр голосом Пети Потемкина.

— Ви-жу... — выдавил из себя Спартак с заминкой.

— Эт, чтоб ты, брат, коньки с перепугу не откинул... Че ты рожу-то, рожу-то че скривил? Не нравлюсь?.. Хы-ы! Сам-то, может, еще и пострашнее сделаешься, чтоб прожить лишку. Я-то еще ничего. Я на ринге таких уродов видел — тебе и не снилось. Было дело, одну тварь как только увидел, так сразу и блеванул. Меня тогда еще пожалели, сняли с соревнований всего облеванного. Битый час чешую в душе драил, блевотину с себя соскабливал.

— Петя, верни, пожалуйста, все обратно, — попросил Спартак предательски дрогнувшим голосом и вновь ощутил под одетой в штаны задницей мякоть комфортного полукресла.

— ...А нам все равно, а нам все равно, пусть боимся мы волка и сову... — пели ментально реальные битлы как ни в чем не бывало. За спиной у Спартака тихо хихикали ментальные блондинки. Напротив сидел реально двуличный Броненосец.

— Живой? — спросил Петя с неподдельным сочувствием и с подкупающе искренней грустинкой в глазах.

— Вроде, — ответил Спартак, взял графин за его хрустальное горло, рывком поднес ко рту, резко запрокинул голову, глотнул жадно.

— Вот это правильно! — поощрил словом алкогольный порыв Спартака «брат» Петя. — И закусить не забудь.

— Ага, — кивнул Спартак, зачерпнул ладонью черной икры, слизнул зернистую и, равномерно работая челюстями, принялся сосредоточенно ее пережевывать. Ладонь Спартак вытер, использовав край белоснежной скатерти в качестве полотенца.

— Вот это по-нашему! — обрадовался Петя. — Эгей-й, лабухи! Кончай «Все равно», радостную заводи! Да чтоб с хрипотцой, будто у Миши Боярского.

Ментально-инструментальный ансамбль «Зэ Битлз» слаженно поменял музыкальную тему. Как и было велено, с «хрипотцой», ливерпульская четверка затянула дружным, веселым хором:

— Пора-пора-порадуемся на своем веку, красавице и ку-у-убку, сча-а-стливому клинку-у-у...

— Спартак! Братишка! Оторвемся на всю катушку? Забодяжим праздник! А?! Пора-пора-порадуемся по-нашему! По земному!! По-русски!!! — Петя разлил водку в стопки и на скатерть. — Ии-и-э-эх, гу-у-уляй, рванина! Желаю плясать на столе с голыми бабами! — Петька схватил стопки, одну сунул Спартаку, другую выпил немедленно. — Для разгону можем Вовчику едало разбить, хошь? Позвать Вовчика?

— Осади, Петь. Не гони, успеем еще, — рассудил Спартак трезво, но стопарик-таки опрокинул. И таки начал пьянеть. То ли от фантастически хмельной водки, то ли от невидимого в этой реальности газа. — Петь, прошу, погоди разгоняться. Прежде, будь другом, разъясни все расклады. Что с тобой... с нами произошло? Что за история, мать ее так?

— Атас! Держите меня четверо — он сказал «история»! Ну-у я ваще балдею! Ну-у-у у тя и башка, братан! Ср-р-разу, и в яблочко! Это ж надо, а?.. Херня, брат, с нашей, язви ее душу, историей! Пра-пра-пра— и еще тыща разов пра-пра-прадеды отказались за базар отвечать и жить по понятиям, а мы расплачиваемся. А еще, понимаешь, врут, типа, сын за отца не в ответе. Хрена-два, понимаешь! Мы до конца света за этих пра-пра-пра в ответе. За древних отказников, понимаешь. Мы для этих оранжевых, зеленых да синих — чисто обезьянки какие. Цена нам руб в базарный день, и все потому, что хрен знает кто, хер знает когда отказался за базары ответ держать! Беспредел, понимаешь!..

— Тормози, Броненосец, — Спартак перехватил руку Потемкина, потянувшуюся к графину. И вдруг представил, что в натуре держится за конечность с чешуей. И лишь невероятным усилием воли заставил себя МЕДЛЕННО разжать, разнять пальцы. — Поговорим о серьезном и после нажремся, я не против. Не понимаю пока, назло кому, но нажрусь я сегодня обязательно. Вдрабадан, — и, немного подумав, Спартак добавил: — А возможно, и завтра тоже...

— Завтра, брат родной, уже без меня набухаешься, — скорчив плаксивую рожу, Петька все же плеснул водкой в стопки из вообще неиссякаемого, такое впечатление, графина. И было отчетливо видно, как спринтерским рывком стаер градус нагоняет здоровяка Петю. Броненосец раскисал на глазах. В темпе миновав секунды назад первую лихую стадию опьянения, его могучий организм взял слезный тайм-аут грусти. — Нам, понимаешь, тереться рядом запрещено. На ринге мы тож не схлестнемся. Они знакомых лбами не сталкивают, и это правильно. Мне б тя жалко было б убивать, веришь? Давай, выпьем, брат. Можа, и не свидимся боле мы с тобою, Спартакушка. Может, меня уже в этом месяце это... Или тебя раньше это... А поживем еще, дык, все одно, хрен знает, свидимся ли. Верняковую стрелку знакомым они устраивают только, когда ты на новенького, свеженький, прям оттуда, с Родины. Чтоб, понимаешь, это... как его... ее, эту ускорить, как ее... Слово умное на «а» начинается, навроде «агитации», но другое...

— Адаптация?

— Во! Оно!.. Пьем! Не чокаясь, за ту хрень, что с нами произошла, — Броненосец всосал алкоголь и уперся в Спартака взглядом несправедливо обиженного ребенка. — Ты че не пьешь? За хрень надо.

Спартак вздохнул тяжко, выдохнул шумно, махнул рукой, другой поднял стопарик да и осушил его одним махом.

— Уважаю! Спартакушка, друг сердешный, а ну их всех! — Тайм-аут грусти зримо пошел на убыль, градус перегнал Петю, зацепил, потянул за собой, приближая вторую стадию пьяной лихости, провоцируя на кураж. — Я так рад тя видеть, морда! Да еще и в натуральном человеческом виде, реально, понимаешь, каким мама родила... Молчи! Тс-с-с!.. Теперь мы обязаны выпить за нас, как за гладиаторов!

— Значит, мы гладиаторы? — Спартак поморщился, наблюдая процесс заполнения стопок и нечаянного орошения икры водкой.

— Гладиаторы мы! — подтвердил Петя, поднимая над столом свой стопарик. — Я — давно, а ты скоро будешь.

— Нам, значит, и мечи положены? — Спартак чокнулся с Петей и, помедлив, следом за ним выпил. С таким выражением, словно не амброзию пил, а змеиный яд.

— Дурак! Я ж говорю — гладиаторы мы, а ты про мячики. Коли хошь в футбол, заказывай в свободное время. Хошь, Пеле-шмеле, хошь, Рональдо-фигальдо, как хошь обыгрывай.

— Я не про мЯчи, я про мЕчи говорил. Меч по латыни называется «гладиус», отсюда и название «гладиаторы». То есть — те, которые вооружены мЕчами.

— Без проблем, браток! Хошь, отращивай себе мечи костяные заместо рук. Чего хошь! Только я те, как другу, не советую. Я те по дружбе, брат, советую отращивать боевую чешую. Как моя, ты же видел! Классная вещь, точно тебе говорю. От тех, которые когти отрастили, спасает — только в путь! Правда, для поддержания кальция в чешуйчатом мясе приходится до фига морепродуктов жрать, дык, и для костяных мечей, сам прикинь, их придется лопать и лопать.

— Блин, бред! Какой бред, блин! — Спартак сильно зажмурился, смешно сморщив нос, икнул, тряхнул головой и констатировал: — Блин, я совсем пьяный, блин! — Глаза его открылись, сморгнули, он весь подался вперед, спросил громким шепотом: — Слушай, как ты думаешь, а вдруг у меня обычная белая горячка, отягощенная бредовыми галлюцинациями? Вдруг ты нормальный, и ты в чешуе, вдруг, вы оба глюки? Вдруг я сейчас в психушке, да? Доктор, я вообще малопьющий. Я только по праздникам. Но ведь мог и сойти с резьбы, да? Как и всякий русский человек, правда? В результате — амнезия. С кем и почему запил — не помню. Поймал «белочку», и случилась галлюцинация с раздвоением личности, битлами, Мерилин Монро, Петькой и президентом. Доктор, вколите мне лекарство, я устал бредить! Пожалуйста.

— У-у-ух-х, как тя, братишка, круто плющит... — расстроился Петя, уже дозревший до бесчинств и разудалой гульбы, уже готовый внутренне к новой волне-стадии пьяной лихости. — Заткнулись там! — заорал на битлов Броненосец. — Заладили, как заезженная пластинка, как на бис-браво, в который уж раз одну и ту же песню поете, уроды! — Музыка и пение смолкли. Потемкин оторвал зад от мягкого сиденья полукресла, привстал, возвысился над столом, грозно пригрозил кулаком блондинкам. — Тихо мне, куклы! Кончай хиханьки-хахоньки, моему другу плохо!

Женщины, до того хихикавшие еле слышно и лишь ради напоминания мужчинам о своем присутствии в зоне досягаемости, разумеется, сразу же онемели, едва прозвучала команда «Тихо».

Петя зло посмотрел на окно — именно «на», а не «в» — и рама сама собою захлопнулась, отсекая робкие шумы леса. И в сочиненном Потемкиным «раю» сделалось тихо, как в могиле, как в той серой камере, где Броненосец был чешуйчатым.

Петя задрал голову, высказался в потолок:

— Халтурщики! Нахимичили хренотень с газами, от вашей хреновой хренотени у пацана крыша поехала, весь кайф, гады, сломали.

Потолок безмолвствовал.

Потемкин звякнул хрусталем о хрусталь. Забулькало, побулькало, перестало. Встречающий сунул в руку встречаемому сами понимаете чего, произнес ласково:

— Выпей заместо лекарства, брат. А ну, как отпустит?.. Пей-пей, сам же полечиться просил... Пей, говорю!.. А ну, сглотни, я сказал!

Спартак глотнул хмельного, хмыкнул, улыбнулся дебильно, и голова его упала мордой в икру.

— Слабак, — вымолвил Петя скорее с сожалением, чем с сочувствием, оттопырил губу и поднес ко рту все еще очень содержательный графинчик.

Глава 3,

в которой герой узнает страшную правду

— …Пей, говорю!.. А ну, сглотни, я сказал!

Спартак глотает. Ставит опустошенную единым глотком стопку на край столешницы, смотрит вроде бы и на Петю, но совершенно стеклянными, расфуфыренными глазами.

— Хм-м... — хмыкает Спартак, у него дергается кадык, уголки его губ загибаются кверху, глаза закрываются, голову тянет назад, а плечи вперед, торс мягко падает на стол грудью на фарфоровую тарелку и с некоторым запозданием нос клюет горку икры в хрустальной емкости.

Стоп-кадр, назад, крупно полупрофиль — половина профиля утонула в икре, другая, с ухом, бровью и приоткрытым ртом, видна отчетливо. Угнетающая картинка. Смотреть на нее Спартаку стыдно.

Крупный, угнетающий план держится на выпуклом экране телевизора примерно минуту. Затем картинку царапают белесые полосы и, наконец, по телевизионному экрану рассыпается с шумным шипением черно-белая рябь. Щелчок — экран тухнет...

Телевизор, весь из себя такой всамделишный, настоящий, абсолютно, ну, совершенно не похожий на глюк, смотрит на Спартака потухшим экраном из правого верхнего угла камеры. Телеящик с диагональю кинескопа в 15 дюймов висит там, будто икона на кронштейне. Прочие углы кубика-камеры, в которой очнулся Спартак, пусты. Семь пустых углов куба. Голые пол, стены и потолок. Давешний раструб трубы в потолке, трубы, из которой сочился сиреневый туман, в этой камере отсутствует. В остальном помещение подобно тому, где Спартак имел сомнительное удовольствие лицезреть чешуйчатого Броненосца. Разве что кубатурой чуть побольше, но такое же серое, без окон, без дверей, люков, лазов. И без трубы. Но с телевизором. И непонятно, каким образом оно освещается, за счет чего, черт возьми, здесь светло? Но светло. Серо и светло. Замкнутая со всех сторон серость с убогим телевизором вместо иконы. И обнаженный Спартак на полу в позе Демона с полотна Врубеля — сидит на попе, обхватив колени руками. Сидит и, закатив глаза, смотрит в потухший экран. В голове роятся мысли, похмелье отсутствует, и, как это ни странно, ощущение приятной сытости в желудке. Ощущение сытости почему-то удивляет больше, чем отсутствие похмелья.

— Эк-хе, э-кхе, — за спиной у Спартака кто-то кашлянул деликатно.

Спартак вздрогнул. Сами собой напряглись мышцы, медленно повернулись голова, плечи, глаза покосились за спину, сжались кулаки.

За спиной возник, неведомо как, непонятно откуда, улыбающийся Александр Сергеевич. В том же адидасовском физкультурном костюме, в тех же фирменных кроссовках, так же тщательно причесан, как и тогда, перед тренировкой, столь же тщательно выбрит, сволочь, со знакомой и неприятной Спартаку белозубой улыбкой во весь рот и с пухлым целлофановым пакетом в руке. На пакете синим по белому надпись: «Перекресток», название сети супермаркетов. Оно же — название, если можно так выразиться, ситуации, в которой очутился наш герой. Спартак печенкой чует, что, говоря красиво, находится на перекрестке Судьбы, что есть еще варианты развития событий, от него зависящие, есть, черт подери!

— Одевайтесь, — Александр Сергеич махнул рукой, разжал пальцы, и пакет шлепнулся рядом со Спартаком, привалился шуршащим боком к голому бедру героя.

Спартак не шелохнулся.

— Стесняетесь при мне одеваться? Мне отвернуться?

Спартак угрюмо молчал.

— Зря вы в молчанку играть затеяли, уважаемый. Бесполезная, знаете ли, игра. Будет вам, Спартак, дорогой, изображать монумент и стращать меня пустым взглядом. Не поверю я, знаете ли, вашим лишенным мысли глазам. Не выйдет у вас под шизу закосить. С психикой у вас все о'кей. Был психический срыв, не спорю, но сейчас вы в порядке. Вам только что показывали ваш недавний срыв и, я видел, я за вами подглядывал, ваши щеки краснели от стыда. Вам было стыдно, что является нормальной реакцией вменяемого человека на...

Спартак импульсивно расслабил мышцы и резко перекатился на спину. Перекатываясь, пружинисто распрямил согнутые ноги. Спартак все рассчитал — расстояние до разглагольствующего Александра Сергеича, момент атаки посередине произносимой сволочью фразы, угол удара пяткой под вздых, по печени и одновременно другой пяткой в желудок, рассчитал и силу ударов — пятки должны были пробить брюшину, травмировать требуху и с хрустом сломать ребра врага. Должны, однако не пробили, не травмировали, не сломали и не опрокинули живую, говорящую цель. Вместо всего этого пятки протаранили пустоту, точнее — бестелесного призрака, говорящий мираж, морок, галлюцинацию.

Замолкнув на полуфразе, протараненный призрак не спеша отступил на шаг, а нерастраченная сила инерции перекувырнула Спартака через голову, и его тренированное тело вскочило на ноги.

— Как, черт вас возьми?!. — Ничуть не стесняясь своей наготы, а, вернее, забыв про наготу, Спартак повернулся лицом и срамом к бестелесному Александру Сергеевичу. — Быть не может! Вы — фикция, говорящий обман зрения, который принес и бросил весомый пакет! — Спартак повернулся на секунду к пакету, врезал по нему ногой, и целлофановая тара, недовольно шурша, отлетела к стенке. — Каким образом мираж манипулирует предметами? Почему вокруг светло без видимых источников света? Как вы возникли у меня за спиной? Каким образом?

Фокус с пакетом сломал плотину буддистской невозмутимости бойца. Натура кандидата технических наук, вдруг проснувшись, выгнала прочь из просторов сознания боевую сущность буддиста. Воин уступил место ученому. Паганель нокаутировал Терминатора.

— Вы умеете самотелепортироваться? Невидимые глазу частицы в воздухе излучают привычный органам зрения свет? Или я под гипнозом, и все вокруг, вплоть до идиотского телевизора, реально только в моем воображении?

— Нет-нет! Нет никакого гипноза. Все реально, и телевизор тоже. Телевизор, знаете ли, специально такой повесили — псевдокорейский, псевдомосковской сборки. Глядя в выпуклость привычного вам идиотского телевизора, вы имели возможность сосредоточиться на содержании сюжета про временное помешательство человека, ошалевшего от впечатлений, не отвлекаясь на размышления по поводу способа демонстрации видео. Выпуклость допотопного кинескопа лишний раз подчеркивала документальность сюжета. Пол — стены — потолок, целлофановый пакет со всем его содержимым — тоже реальны. И я реален. И ментальная реальность, простите за тавтологию, реальна, верьте слову. Поверьте мне и запомните — в ментальной реальности тоже можно причинять боль или убивать. Здесь все реально! Все! К несчастью, мне не по силам полностью удовлетворить все ваши научные интересы. Не по Сеньке шапка. Я, знаете ли, гуманитарий. В технике, физике, точных науках я, простите, профан. Вы спрашивали, как я сюда, к вам, вошел? Очень просто — в стене есть бесшумная и незаметная изнутри дверь, вы спиной к ней сидели. А почему здесь светло без лампочек — я понятия не имею. Я вам больше скажу — никогда не понимал и до сих пор не знаю принцип работы телевизора, который вы недавно смотрели в психотерапевтических целях. Скажу вам еще больше — я рад, что мы, как и подобает интеллигентам, общаемся на «вы», и рад, что являюсь для вас привидением, поскольку более не имею ни капли желания с вами драться. В стенах сокрыт прибор со сложным названием, который непостижимым для меня образом смещает вас во времени по отношению ко мне на миллионные доли секунды, обеспечивая при этом так называемое «эхо присутствия». Глубоко сожалею о нехватке более подробных знаний для содержательной беседы на волнующие вас ученые темы. Разговор о технических прибамбасах помог бы быстрее наладить с вами доверительные отношения, необходимые, прежде всего, для вашего, уважаемый, блага. Давайте, хотя бы попробуем доверять друг другу, а? Вы одевайтесь, а я вам кое-что расскажу. Хоть и не про милую вашему сердцу технику, но тоже весьма и весьма интересное. И, огромная просьба, примите на веру все, что от меня услышите. Поверьте мне на слово — я вовсе не намерен дурачить вам голову.

Сражаться с неосязаемым Александром Сергеевичем — точнее, с «эхом его присутствия» — все равно, что фехтовать с ветром. Вновь замыкаться в себе — смешно и глупо после взрыва вопросов заинтригованного ученого, который победил сурового воина. И Спартак решил выслушать «гуманитария», о чем уведомил оратора, скупо кивнув головой, каковую было обещано не дурить. Решил послушаться и одеться. На всякий случай превратил лицо в бесстрастную маску и запретил себе впредь излишне эмоциональные вспышки любознательности. Иначе говоря — дал возможность Терминатору поквитаться с растяпой Паганелем.

Призрак Александра Сергеевича сделал вид, что не замечает изменений в лице слушателя, призрак откашлялся, встал поудобнее, как бы заняв место за воображаемой кафедрой, и заговорил слегка скучноватым, менее сочным, чем допреж, баритоном:

— Все разумные в Космосе — гуманоиды. За исключением так называемых «Ушастых Чужих», но не про них сейчас речь. Разновидностей гуманоидов величайшее множество, при этом все они имеют некоторое сходство. Чтобы вам было понятней, о чем речь — представьте пигмея, скандинава и монгола. Первый, второй и третий — разные, но все они люди.

Спартак вытащил из пакета хлопчатобумажные «тренировочные» штаны. Балансируя на правой, сунул левую ногу в штанину. С трудом всунул, узковатой оказалась левая штанина. Зато правая была широка, типа, клеш. Диспропорция штанин удивляла, однако Спартак сохранил на лице каменное выражение маски бесстрастия.

— В Космическое Содружество входят тысячи рас всех цветов и оттенков кожи, сотни тысяч этносов, миллионы народов. Гражданами Содружества являются все поголовно гуманоиды, кроме тех, что сосланы на планету-тюрьму Земля. В Солнечную систему насильственно депортированы те расы и народности, что восстали когда-то против процедуры принятия общекосмического гражданства. До ссылки каждая раса сепаратистов имела в своем распоряжении персональные созвездия, каждый народ обладал планетой. Земля — единственное во всей нашей Вселенной коммунальное небесное тело.

Спартак вытащил из пакета футболку с длинным рукавом. С одним длинным рукавом. Правый рукав вроде бы нормальный, а левый, словно у печального клоуна Пьеро из сказки про деревянного монстрика Буратино.

— Космическое Содружество образовалось после того, как люди изобрели способ воздействия на мозг, в результате которого КЛЯТВОПРЕСТУПНИКА ожидает неминуемая кара, оговоренная КЛЯТВОЙ. Для примера — допустим, вы гражданин Содружества, вы берете, допустим, у Петра Потемкина взаймы и при этом произносите: «КЛЯНУСЬ способностью видеть, что отдам сто рублей другу Пете не позднее первого числа второго месяца сего года». И, если вы не рассчитаетесь с кредитором вовремя, то обязательно ослепнете. Если вы не успели по объективным, не зависящим от вас причинам — допустим, без пяти полночь первого месяца сего года вы вошли в Петину парадную, твердо намереваясь вернуть долг, но, поднимаясь на Петин этаж, застряли в лифте — то способность видеть у вас сохранится и после ноля часов. А, допустим, слукавить, выстроив якобы не зависящую от вас цепочку событий, препятствующую, допустим, возврату денег, у вас уже не получится. Ибо Судья, который следит за соблюдением КЛЯТВЫ, — это ваше же подсознание, неподкупное и объективное после процедуры спецвоздействия на мозг, которая тождественна принятию гражданства Космического Содружества. Я вам больше скажу — не получится слукавить и путем двоякой словесной формулировки текста КЛЯТВЫ. Скажу вам еще больше — слепота, оговоренная в примере, не поддается лечению по субъективным подсознательным причинам. Равно, как и прочие увечья, вплоть до смерти. Гражданам Содружества, вульгарно выражаясь, за базары приходится реально отвечать. Потому, граждане свои базары фильтруют. Оттого им выгодно сызмальства культивировать в себе честность.

Стиснув зубы, Спартак напялил клоунскую футболку. Левая рука едва влезла в узость рукава, который болтался ниже колена.

— Со строптивыми гуманоидами, отказавшимися войти в Содружество, граждане Вселенной пытались договориться миром. Их, знаете ли, убеждали в преимуществах нового образа жизни, а они втихаря взвинчивали гонку вооружений. Разразились звездные войны. Члены Содружества жестоко подавили островки сопротивления. Выживших строптивцев отправляли на планету-тюрьму голышом, без всяких подручных средств. Гуманоиды, известные землянам, как «неандертальцы», вообще не сумели адаптироваться, деградировали и вымерли. У семитов случилось массовое помешательство. Первыми, позабыв о своем космическом происхождении, семиты помешались на религии и объявили себя богоизбранными. Тайки до сих пор способны забеременеть только от тайцев. Одичавшие дагоны по сию пору хранят память о родном Сириусе. Но, в общем и целом, ссыльные довольно оперативно, в течение нескольких поколений, очухались и взялись за постройку единственно им доступных примитивных цивилизаций.

Спартак засучил, собрал гармошкой левый, длинный рукав. Гармошка пережала запястье, левая кисть покраснела. Пришлось распустить тряпичную гармошку и остаться с клоунским рукавом.

— В текущую историческую эпоху граждане Космического Содружества относятся к гуманоидам Земли отнюдь, знаете ли, не гуманно, с точки зрения землян. Но ведь и земляне не страдают излишним гуманизмом по отношению к говядине и свинине, с точки зрения телушек и поросят. Мы, земляне, считаем себя разумными, что не мешает некоторым из нас лакомиться способным соображать мозгом живых обезьянок в пафосных ресторанах Азии. На Земле ставят памятники собакам, на ней же устраивают собачьи бои. Земляне считают себя вправе генетически модифицировать растения и животных, истреблять китов, травить тараканов. Люди Земли — первые на планете, и делают, что им вздумается. Граждане Содружества — первые во Вселенной. Как мы, земляне, относимся к братьям нашим меньшим, таково и отношение к нам Старших братьев из Космоса. Я, знаете ли, не ради красного словца помянул собачьи бои и вспомнил про генную инженерию. Земляне вывели питбультерьеров специально для этих боев, а в Космическом Содружестве методом экспресс-мутации создают специализированных гуманоидов-гладиаторов.

Спартака шарахнуло мягко по затылку, больно по заднице, терпимо по локтям и пяткам — шарахнуло отделившейся от серой стены прямоугольной панелью, твердой в центре и липкой, как пластилин, по краям. Панель предательски ударила в спину, и локти, пятки, затылок влипли в нее — фиг оторвешь.

— Технология экспресс-мутирования позволяет не скупиться на разнообразие, базой которого служит специфика исходного человеческого материала. Рассмотрим в качестве примера вашего приятеля Потемкина. Он — русский гений жесткого карате. Кабы не превратности и суета земной жизни и если бы он попал в руки к талантливому инструктору — быть бы Броненосцу чемпионом планеты по контактному карате. Мутации отчасти компенсировали недостатки исходника. Они преумножили его мощь, силу, пробивные и защитные способности. И сегодня Петька Броненосец — один из любимчиков граждан Содружества, звезда космического ринга. Теперь поговорим о вас. Вы владеете редкой вкуснятиной — стилем «чжан-цюань», где одна конечность как бы «плеть», а другая вроде бы «молот». Редчайший, знаете ли, рабоче-крестьянский стиль! Я бы даже сказал: рабоче-животноводческий. Такой, как вы, исходный материал ценится особенно высоко. Сама собой напрашивается коррекция, после которой левая рука станет гибкой и хваткой, наподобие щупальца осьминога, а правый кулак превратится в костную колотушку, разящую наповал даже таких, как Петя. Подгоним тело под стиль, отшлифуем тактику на динамических манекенах, и карьера обласканного вниманием гладиатора вам обеспечена.

Прямоугольник, в который частично влип Спартак, медленно и плавно поменял свое положение с вертикального на горизонтальное. Теперь Спартак лежал на нем, словно на хирургическом или пыточном столе, вынужденно глядя строго вверх.

— Пришло время поговорить обо мне. Врать не буду — я не являюсь гражданином Содружества, как и почему я стал сотрудничать с Содружеством — не ваше, знаете ли, собачье дело. Для вас я — спортивный менеджер. Или, если угодно, ваш личный продюсер. Про стиль «чжан-цюань» я узнал из старинных китайских рукописей. Я разыскал вашего наставника, представился репортером журнала «Kung-Fu», склонил китайца к спаррингу и легко его одолел. После неудачного для него и для меня, как для спортменеджера, товарищеского поединка мы осушили кувшинчик вина в милейшем шанхайском ресторанчике, закусили собачатиной, посудачили о курсе юаня, о том, о сем, и мой сотрапезник обмолвился о вас, ученике из далекой Москвы. Найти вас мне помог здешний коллега, менеджер Петра Потемкина, а также доверчиво разговорчивые хлопцы из тусовки московских единоборцев. Внедренные в среду москвичей биороботы, подвластные Товариществу менеджеров гладиаторов-мутантов, осуществили вашу переброску после удовлетворившего мои запросы спарринг-теста. В Москве вместо вас остался биоробот-подменыш, точная ваша копия, уважаемый. На ваш невысказанный законный вопрос — отчего бы, да почему бы не использовать в качестве исходного материала вместо вас-оригинала вашу точнейшую биопсихофизиологическую копию, отвечу коротко — копия, знаете ли, она и есть копия. Оригинал «Черного квадрата» Малевича стоит ого-го, вопреки тому, что скопировать его способен любой маляр. Оригинал — он единственный, а копий можно наштамповать сколько угодно. Зрители не любят копий. Гибель на ринге копии — это не так драматично, вы со мной согласны?

Серый потолок в один миг преобразовался, приобрел зеркальные свойства. Спартак смотрел на свое отражение, на себя, влипшего в коварный прямоугольник, одетого в нечеловеческую одежду, на свое окаменевшее маской чело, вглядывался в свои глаза, пылающие холодным огнем ненависти. Ему не нравился отраженный потолком-зеркалом взгляд.

— Смотрите внимательно, уважаемый. Вот, что я предполагаю получить в итоге первого сеанса экспресс-мутации...

Отражение на потолке помутнело, а когда оно прояснилось, Спартак увидел вместо себя обнаженного монстра.

Вместо левой руки Спартака из плеча монстра торчало гибкое щупальце. Рельефные жилы правого запястья перерастали в костяной набалдашник, по фактуре схожий с рогом крупного животного. Правая нога утолщилась и заканчивалась устойчиво-плоским копытом. На левой, утончившейся ноге образовались два лишних колена. Мускулатура вздувалась буграми на бедрах, груди и плечах. Плечи скособочились, глаза запали, нос и уши пропали вовсе, вместо них зияли кожистые отверстия. Волосы превратились в шерсть. Нижняя челюсть приобрела не свойственную ей выпуклую массивность. Горло защищал мясистый зоб. Гениталии прикрыло, спрятало нечто похожее на ороговевшую грыжу.

Раздался короткий, резанувший по ушам писк. Видение монстра на потолке исчезло. На несколько секунд потолок вновь приобрел свойства обычного зеркала. В нем отражались побелевшее гипсовое лицо-маска, тело в одежде, заранее сшитой для мутанта, макушка Александра Сергеевича и верхняя панель убогого земного телевизора.

— Известно ли вам, уважаемый Спартак, что мы, люди, способны сознательно обрабатывать лишь два процента запоминаемой мозгом информации? Писк, который мы только' что слышали, сигнализировал, что в вашей памяти на самом деле полностью адсорбировалась конфигурация будущей физической оболочки. Не волнуйтесь, образ не окончательный. Позже, на следующих сеансах мутации, мы его еще подкорректируем. Учтем и ваши пожелания, и предметную апробацию. А для того, чтобы прямо сейчас стартовал первый сеанс, от вас требуется внутренне согласиться с неизбежным и предпочесть славу мутанта-гладиатора позорной кончине на ринге в вашем нынешнем психофизиологическом обличье. Вы должны добровольно снять все психологические запреты на преображение, иначе мутация невозможна. Дух, знаете ли, реально первичен. А материя, к несчастью, вторична. Насильственная мутация превратила бы вас в никому не нужного дебила. Вы сами должны ЗАХОТЕТЬ мутировать. Вы ценный экземпляр, уважаемый Спартак, но не бесценный. Откажетесь мутировать — сгодитесь для разовой потехи публики, для потешного боя с полноценным гладиатором. Откажетесь выйти на потешный бой, вас отправят на опыты, сделают объектом медицинских экспериментов. Решитесь на суицид, из вас, мертвеца, сварганят учебное пособие для учащихся. И после потешного боя, между прочим, вас, скорее всего, ждет участь чучела в учебном учреждении. Простейшая дилемма — или разрешить себе изменения в лучшую для боевой эффективности сторону, или... Нуте-с? Вы согласны мутировать?

— Нет, — процедил наш герой сквозь зубы.

— Соглашайтесь быстрее, мой вам совет. Все сначала говорят «нет», а чем дальше длится период внутреннего сопротивления, тем более болезненно проистекает последующая экспресс-мутация. Избавьте себя от лишней боли, соглашайтесь.

— Нет! — повторил Спартак громче и тверже.

— Бросьте капризничать. Станете полноценным мутантом, и я научу вас создавать собственные Миры в ментальной реальности. Разве возможность почувствовать себя богом не стоит того, чтобы плюнуть на презренную плоть раба божьего.

— Я согласен, — произнес Спартак удивительно спокойно, расслабляя окаменевшие мышцы лица, изогнув губы в неожиданно выразительной полуулыбке-полуухмылке.

— Да?.. — Александр Сергеич малость растерялся. Очевидно, он не рассчитывал столь легко и быстро сломить волю «ценного экземпляра». — Да! Да, разумеется! — опамятовал Александр Сергеич. — Да, правильно! Чему быть, того не миновать! И нечего зря рефлексировать! Надо жить, получая от жизни все, что она нам дарит взамен на... на... ээ-э... взамен нашего желания жить!

— Вы не поняли. Я согласен выйти на ринг таким, каков я есть, и биться с монстром. Задарма и до крови. На потеху. До смерти. Сделайте так, пожалуйста, чтобы меня отпустила дрянь, в которую я влип. Мне хотелось бы потренироваться перед боем. Кстати, когда состоится бой?

— Нет уж, нет уж! Я уйду, а вы останетесь в прежнем положении! Лежите и думайте! В течение шести часов у вас еще будет возможность...

— Уходите, — перебил Спартак. — Пройдет шесть часов, дайте мне хотя бы часика два потренироваться и часик для релаксации перед боем. Также я бы хотел получить более удобную одежду. На худой конец, сгодятся простые, человеческие трусы. Идите. Шесть неизбежных часов я собираюсь использовать для здорового сна. Всего вам доброго, Александр Сергеевич. Вы меня утомили, я спать хочу.

Глава 4,

в которой герой становится участником жестокого шоу

Бой состоялся дня через три после категорического отказа героя мутировать. По субъективным прикидкам Спартака, дня через три. В серой камере отсутствовали приборы для измерения времени.

А сразу после категорического «нет» Спартак, как и планировал, выспался, лежа на сером прямоугольнике. Ему всегда хватало шести часов сна, чтобы выспаться. Спустя означенные часы он вернулся в состояние бодрствования спокойным психически и посвежевшим физически. Панель, кстати, так и осталась висеть в воздухе, приблизительно в метре от пола. Этакая столешница без опоры. Эдакий антигравитационный стол. Однако Спартака совершенно не взволновал стол — чудо техники. Он проснулся воином, а его ученая сущность впала в кому. В точном соответствии с канонами «чань» буддизма — или «дзен», ежели для вас привычней японский синоним, — воин Спартак принял окружающую действительность за данность, не подлежащую критическому осмыслению.

А данность была такова — серые стены вокруг, в том числе и там, откуда отпочковалась левитирующая панель, серый потолок — потенциальное зеркало-дисплей, убогий телевизор вместо иконы, и появившиеся на полу «боксерские трусы» — такие широченные, до колена, с широкой резинкой в поясе, — и возникшая в углу под телевизором дыра-параша.

В дыру Спартак выбросил одеяния, скроенные для мутанта. Дыра благодарно всосала тряпки. Спартак влез в просторные трусы и приступил к тренировке. К своей первой тренировке в сером интерьере.

Спартак размял и разогрел мышцы, вспотел и поработал над техникой блоков-сбивов, блоков-подставок, блоков-ударов, ударов кулаками, ладонями, пальцами, локтями, предплечьями, головой, коленями, пятками, подъемом и основанием стоп. Спартак работал в статике, перемещаясь, в прыжках и в падениях. Поспарринговал с тенью, уделив внимание технике подножек, подсечек, подбивов, бросков, захватов, освобождения от захватов, вывода тени из равновесия, уходам с директрисы атак и выходам за спину воображаемому противнику. И так далее, и тому подобное, и совершенно другое, не похожее на все вышеперечисленное.

Конечно, Спартак-мутант был бы гораздо опаснее, чем Спартак-человек. Все очевидные минусы редкого стиля «чжан-цюань» мутация превратила бы в безусловные плюсы. Однако, как уже отмечалось в первой главе, для Спартака «чжан-цюань» был стилем коллекционным, всерьез он бился без каких бы то ни было стилевых предрассудков, ограничивающих возможности.

Завершив тренинг однозначной победой в спарринге с тенью, Спартак лег обратно на панель без всякой боязни вновь в нее влипнуть. Улегся в йогическую «позу трупа», расслабился, сосредоточил всю свою самость в сакраментальной точке «дан-тянь».

Отдохнули мышцы и мускулы, высох пот, энергия под пупком накопилась — хоть отбавляй, а за бойцом так никто и не пришел. Спартак не знал, и знать не мог, что выхода на ринг придется ожидать трое суток по субъективному времяисчислению.

Не ведая, когда для него прозвенит последний звонок, Спартак чередовал короткие, щадящие тренировки с практикой дыхательных упражнений «цигун» и сном. Просыпаясь, он находил на полу свежие трусы, полотенце и обыкновенный такой тазик с теплой водой. А также еду и питье.

Кормили Спартака сомнительного вида и вкуса кашей. Поили минеральной водой с незнакомым вкусом. Малоприятная каша отменно насыщала, а незнакомая минералка утоляла надолго жажду. Еду и питье подбрасывали в разовой посуде, которую с удовольствием всасывала дыра-параша. А тазик Спартак задвигал под витающую в воздухе панель.

За несколько субъективных часов до пресловутого последнего звонка включился телевизор-икона. С выпуклого экрана на Спартака смотрел Александр Сергеевич, одетый все в ту же спортивную униформу, со знакомой голливудской улыбкой поперек тщательно выбритого лица.

— Вы не передумали мутировать? — Простуженные динамики телевизора слегка искажали жизнерадостный баритон спортменеджера.

— Нет, — ответил Спартак спокойно и буднично. Так, будто вопрос касался второстепенного пустячка, ерунды несущественной.

— О'кей! Только для вас! Предлагаю всего лишь процедуру наращивания мышечной массы без всяких кардинальных мутаций. Никаких стероидов и побочных эффектов! По-санскритски говоря: «прана», говоря по-русски: «дыхание жизни», энергия эфира, поданная определенным образом, поможет вам перейти в супертяжелую весовую категорию. И, повторяю, без отказа от человеческой оболочки! Будучи супертяжем, вы поимеете шанс прожить лишнюю секунду на ринге. Соглашайтесь!

— Спасибо, нет, — вежливо отказался Спартак, скрестив на груди руки, наклонив голову, глядя в телевизор с выражением откровенной скуки на покрытом щетиной небритости лице.

— А знаете что? Пожалуй, вы правы! Что толку в лишних секундах схватки, итог которой заранее предрешен? К чертям компромиссы! Ваш мозг еще помнит подходящее для «чжан-цюань» тело. У вас еще есть время передумать! Мало, но есть! Смирите глупую гордыню. Докажите, что вы умеете мыслить. Ложитесь туда, где лежали, и позвольте себе жить долго и счастливо!

— Надоело.

— Жить надоело?

— Толочь воду в ступе, как говаривала моя бабушка, надоело. Лучше распорядитесь раздобыть для меня трикотаж, чтобы поддеть его под трусы-клеш. Широковаты трусы, сами видите. Вы неплохой боец и должны понимать, каково драться в таких просторных «боксерках». «Раковину» для защиты, сами понимаете чего, не прошу. «Ракушки», бывает, колются при точных попаданиях по причинным местам. Прошу выдать в дополнение к трикотажным панталонам зубную щетку и тюбик пасты. От электробритвы не откажусь. А также расческу, если нетрудно, сообразите, ладно?

— Не о том! Не о том думаете, камикадзе. Выкиньте мусор из головы. Повторяю: время у вас еще есть.

И телевизор потух, выключился.

А спустя несколько часов — ДЗЫ-Ы-НЬ-НЬ! — прозвучал упомянутый выше звонок.

На сей раз Спартак заметил, как в серости стены возник дверной проем. Дверь приоткрылась, из узкой щелки вылетели свежие «боксерки» и эластичные плавки. Оттуда же, из зазора между стенкой и дверью, прозвучал голос Александра Сергеевича:

— Звонок возвестил, что ваш мозг подзабыл кой-какие важные детальки мутационного образчика. Время вышло, пора на выход. Переодевайтесь в свежее, уважаемый камикадзе. Да побыстрее.

Дверь захлопнулась, слившись с серостью стенки. Спартак снял старые трусы, натянул плавки, поверх них надел свежие, шелковые «боксерки», и, как только он переоделся, ожила висевшая в воздухе прямоугольная панель.

Непоколебимая трое субъективных суток панель-стол, панель-лежанка качнулась раз, другой с увеличением амплитуды и на следующем качке поменяла горизонтальное положение на вертикальное. Встав на попа, панель поплыла по воздуху, полетела, норовя обойти человека с фланга. Спартак вполне обоснованно предположил, что она, подлюка, вновь вознамерилась шандарахнуться в спину, прилепиться к затылку, локтям и пяткам.

Летающая панель вызвала неожиданные ассоциации — Спартаку вспомнился классический ужастик Гоголя с летающим по церкви гробом и мерзкими монстрами. В детстве, читая Гоголя и когда смотрел экранизацию великого ужастика, Спартак ото всей души жалел героев Николая Васильевича. Жалел, что герои Гоголя не владеют восточными единоборствами. Малыш Спартак мечтал о хеппи-энде и представлял, как бы здоровски Брюс Ли в роли семинариста из монастыря Шаолинь расправился с неуклюжим Вием и его шайкой. Разве мог мальчик Спартак представить, что будущее ему уготовило роль спарринг-партнера монстров? Что ему, возмужавшему, старшему научному сотруднику, кандидату наук, предстоит уворачиваться от летающего без руля и ветрил предмета, похожего на заготовку для крышки гроба?.. Риторические вопросы, и обдумывать их некогда — панель, падла, увеличила скорость полета!

Спартак резво повернулся во фронт к стремящейся залететь в тыл панели. А она, гадина, взмыла под потолок, пролетела над головой Спартака и оказалась-таки сзади.

Спартак рухнул ничком, автоматически выполнив страховку падения вперед, панель шлепнулась на рухнувшего героя, и она бы его накрыла, припечатала к полу, кабы он не откатился колбаской.

Панель шумно стукнулась всей своей плоскостью об пол. Спартак колбаской — с живота на бок, с бока на позвоночник, с ребер на грудь — докатился до стены, поджал колени, встал на пятки, выпрямился, царапая лопатки, прижимаясь спиной к стеночке, вжимаясь в нее.

А панель, способная выполнять фигуры высшего пилотажа, так и осталась лежать на полу. Спартак видел ее размякшие края и понял, что у него получилось обмануть коварный предмет. Паскудная панель слишком рано превратилась в пластилин — хотела прилепить к себе Спартака, однако сама, сволочь, прилипла к полу. Конечно, она вскоре отлипнет, но Спартак уже придумал, как спасти свою спину — надо всего лишь по-прежнему чувствовать спиной стенку.

— Не понимаю я, знаете ли, какой смысл играть в кошки-мышки с бездушной штуковиной? Вам бы силы для боя поберечь, а вы ведете себя, точно дитя малое.

Спартак слышал реплику и шаги вошедшего в камеру Александра Сергеича, но не видел его. Спартак не смог повернуть голову — его затылок прилип к стене. Влипли в стену и локти, и пятки. Иначе говоря: за что Спартак боролся, на то он и напоролся. Зачем боролся — вот в чем вопрос.

— Перетренировались, уважаемый? Готовы спарринговать со всем, что движется? — Задавая обидные для героя вопросы, на которые Спартак не смог ответить и самому себе, в поле зрения влипшего в стену появился Александр Сергеевич.

Одеяние менеджера-продюсера поражало воображение и шокировало интеллект. Настолько шокировало, что Спартаку-воину пришлось до предела напрягать силу воли, чтобы задушить в зародыше Спартака-ученого.

Александр Сергеевич был одет... нет, не одет... нет, раздетым он не был, хотя, наверное, под облаками был голым. Он был весь окутан облаками. Точнее — густой облачностью. Еще точнее — не везде густой и не совсем весь. Лицо его оставалось открытым. Легкая пелена полупрозрачной облачности, будто вуаль, паутинкой туманности покрыла прическу и шею. Ближе к плечам облачность становилась гуще. Ниже ключиц фигуру обволакивали по контуру медленно-медленно перемещающиеся, густые и плотные облачка. Александр Сергеевич как бы облачился в скафандр, сотканный из маленьких облаков, которые сонно «жили», чуть заметно вспучивались и опадали, обтекая тело-планету. Не иначе, между плотной неровностью облачности-скафандра оставался малюсенький зазор искусственной атмосферы с благоприятным микроклиматом, который менялся в зависимости от заоблачных условий. Однако более всего поражали, загоняя воображение в глухой тупик, подметки облачности-скафандра, плотные до состояния пружинной твердости, и легчайшая, еле-еле, едва-едва заметная атмосферная аура перчаток.

— Сегодня я, знаете ли, совпаду с вами по времени тютелька в тютельку, — небожитель... или, правильнее, внебежитель, Александр Сергеевич, встал, подбоченясь, на обманутую Спартаком панель, мешая ей отлипнуть от пола. — За пределами этой камеры нет приборов, гарантирующих мою личную безопасность. Посему на ристалище я доставлю вас, как дикого зверя, лишенного возможности царапаться да кусаться.

От стены отделился прямоугольник, подобный размерами тому, что попирала обутая в облака нога. От стены отлепилась панель с влипшим в нее, словно муха в мед, Спартаком. Панель со Спартаком опрокинулась, зависла горизонтально, подплыла к Александру Сергеевичу, застыла на уровне его пояса.

— Пора в последний путь, уважаемый, — глядя сверху вниз на Спартака, обрадовал повелитель и повернулся к рабу задом, к двери передом.

Александр Сергеевич вышел из серой камеры в серый коридор. Спартак, прикованный к... так и тянет сказать: к ковру-самолету, хотя правильнее: прикованный к столу-самолету, поплыл следом за спортменеджером. Закатив глаза, Спартак видел облачную спину и туманный затылок Александра Сергеевича; скосив глазные яблоки, мог видеть серые стены коридора; глядя вверх, не мучая глаз, наблюдал потолочную серость. По коридору Александр Сергеевич шел, а Спартак плыл минут десять. Возможно, чуть больше, не исключено, и чуть меньше. Окончился коридор мыльным пузырем. В том смысле, что Спартаку пузырь показался мыльным.

Радужный пузырь с дырой-входом, равной по площади срезу серого коридора, болтался вовне, в черноте Космоса. За тонюсенькой, колышущейся оболочкой пузыря раскинулась бездна, припорошенная звездами.

Александр Сергеич вошел в пузырь, радужная оболочка под его весом заколебалась. Спартак вплыл вовнутрь пузыря, и оболочка затянула коридорный срез. Пузырь отделился от... Спартак скосил глаза — от гигантского серого куба, парящего в космосе, от светящейся серым, усыпанной пузырями-прыщами грани суперкуба. Пузырь дрейфовал в невесомости минуты три, до тех пор, пока Александр Сергеевич не произнес позевывая:

— Курс — на Дворец Спорта.

И оболочка пузыря-космолета вспыхнула ровным белым сиянием, отчего исчезла панорама за... скажем так — за бортом.

— Поехали... — изрек Александр Сергеевич, присаживаясь. Его зад вляпался в донце светящейся сферы, которая, очевидно, перемещалась из одной точки космической бесконечности в другую. Как перемещалась, на какое расстояние — хрен знает. Но перемещалась относительно долго, «ехали» более получаса — Спартак специально считал секунды. Счет перевалил за две тысячи, когда потух пузырь-лампочка. Спартак увидел иную конфигурацию созвездий в черноте бездны и другой мегакуб, источающий бледно-голубоватый свет и утыканный пупырышками пузырей.

«Причалили» к свободному проему голубого коридора. До боли скосив глаза, Спартак приметил как бы шторку меж вакуумом космоса и срезом коридора. Пузырь прижался к шторке и вместе с ней лопнул частично, открыв проход в голубизну мегакуба.

— Приехали, — молвил Александр Сергеич, оторвал зад от колышущейся выпуклости, вышел из пузыря, за ним, как привязанный, выплыл Спартак на ковре, тьфу! — на столе-самолете.

По голубому коридору двигались дольше, чем по серому. Гораздо дольше. В конце голубого коридора Спартака подстерегал очередной шок.

Коридор вывел в... как бы ЭТО назвать-то?.. В супермегацирк. Блин арены по площади раза в два превышал футбольное поле. Посередине — ринг. Помост с канатами раза в четыре более боксерского — земного. На ринге топчется нечто, о нем попозже.

Купол цирка — ЭТО что-то. Из-под этого купола можно прыгать с парашютом. Причем затяжной прыжок. Под куполом светит, типа, солнце. Оно, попреки всем законам физики, высвечивает ринг да блин арены, оставляя в тени ярусы со зрителями. С тысячами, десятками тысяч зрителей, чьи смутные, облачные силуэты с трудом, но угадываются.

Сквозь амфитеатр со зрителями то тут, то там к освещенной арене прорвались голубые проемы коридоров. По бокам, у голубых стенок, у выхода на арену, стоят, выражаясь земным цирковым языком — «униформисты». По два у каждого выхода.

Панель-липучку качнуло, она «встала» вертикально, опустив ноги Спартака, подняв его голову. Кося глазами, наш герой сумел рассмотреть «униформу» слева и справа от себя во всех подробностях.

Облачное одеяние «униформистов» отличается синевой от бесцветного покрова на Александре Сергеевиче. Синие облака обволакивают синекожих лысых мужиков с ярко-синими усами а-ля Сальвадор Дали. С усами цвета волос сказочной Мальвины. Про девочку Мальвину Спартак вспомнил, мысленно сбрив одинаковые усы с одинаково голубых лиц, имевших мягкие чисто женские черты.

— Не туда косите шаловливые глазенки, многоуважаемый камикадзе. Вы на ринг, на ринг соизвольте посмотреть повнимательнее, — Александр Сергеевич взмахнул рукой подле лица «многоуважаемого», с пальцев Сергеича сорвалась легчайшая субстанция бесцветной облачной ауры, повисла перед глазами «камикадзе», сделалась выпуклой, точно линза, помогла зрению во всех подробностях рассмотреть монстра на ринге.

Монстр смахивал на здоровенное беременное бесхвостое кенгуру. Или, скорее, на бесхвостого пузатого динозавра. Или на помесь беременного кенгуру с толстяком динозавром. Ноги у монстра непропорционально большущие в сравнении с туловищем, ручками и головкой. Впрочем, если приглядеться внимательнее, то ручки уже не кажутся такими уж маленькими. Тонкие — да, но отнюдь не короткие грабли. И когти вместо пальцев на руках кажутся маленькими только в сравнении с когтями вместо пальцев ног.

И все же монстр специализируется на работе ногами. То есть — ножищами. Толстенными ножищами-поршнями с костяшками-пятками, длиннющей подошвой и когтями, будто зубами саблезубого.

Вряд ли «исходный человеческий материал» практиковал корейское «тхэквондо», знаменитое саморекламой прыжковых техник. Прыжки в «тхэквондо» перекочевали из тех времен, когда существовала насущная надобность пехотинцам сшибать с коней всадников. Вся прелесть корейской прыгучести в факторе неожиданности, а этот мутант, во-первых, сам размером с лошадь, и, во-вторых, нет смысла уповать на неожиданную прыгучесть с такими стопами — подкидными досками, да ляжками-рессорами.

Скорее всего, «исходный материал» в своем человеческом обличье был докой какого-нибудь китайского стиля, зародившегося в городской местности. Для «горных стилей» характерен отказ от плавных перемещений в стойках, замена плавности прыгучестью. Оно и понятно — по неровностям почвы рациональнее перемещаться прыжками. А раз уж приходится прыгать, так и атаковать с прыжка не хочешь, а научишься.

Что ж, будем считать — Спартак разгадал причинные истоки мутации уготованного ему судьбой в соперники чуда-юда... И?.. И что толку?..

Александр Сергеевич опять взмахнул рукой возле глаз Спартака, и облачко-линзу притянуло к его пальцам, словно магнитом, а прозрачная субстанция, приобретая благородный седой оттенок, растеклась по ладони Александра Сергеевича.

— Спартак, уважаемый, — зашипели губы менеджера-искусителя вкрадчиво, томно, — я, знаете ли, бессовестно вас обманул, когда сказал, мол, звонок возвестил о потере глубинной памяти мутационного образа. Ваш глубокоуважаемый мозг навсегда запомнил ту матрицу. Вас мариновали в заточении, ожидая календарного начала кровавых игрищ на ринге. Одно ваше слово, и мы уберемся отсюда. Пропустим текущий чемпионат ради того, чтобы вы победили в следующем, приняв образ существа, заточенного под «чжан-цюань». Решайтесь, одно ваше слово, и...

Спартак оборвал его шипящую речь, сказав негромко:

— Послушайте, вы, облако без штанов, идите в жопу.

— Фи, мовитон! Как вам не стыдно?

— А вы ожидали услышать: аве Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя, да? Какая разница — погибнуть сейчас человеком или когда-нибудь монстром?

— Есть разница.

— Согласен, правомерна и ваша постановка вопроса. Разница есть. Принципиальная. Человек — это звучит гордо.

— Ой, вот только давайте без цитат обойдемся, а? Ишь, какой знаток советской литературы выискался. Может, вы еще и коммунист, а? Может, желаете, чтобы вас после боя считали трупом коммуниста?

— Идите в жопу.

— Спасибочки, мне и тут нормально. А вам, без пяти минут покойник, пора преодолеть последний отрезок до встречи с забвением. Прощайте, знаток пролетарских апокрифов. Удачи вам не желаю, она вам не светит... Ха-а! Если чего вам и светит, так это свет в конце тоннеля, про который рассказывают пациенты реанимации. Только вы про тот свет никому не расскажете.

Панель со Спартаком вернулась в горизонтальное положение, и герой поплыл на ней к рингу, будто бы лежа на щите, будто уже убитый античный воин.

Под куполом зарокотал громоподобный, раскатистый бас. Словно мифический Зевс заговорил с трибунами на непонятном Спартаку божественном языке. В рокоте божественной речи прозвучало единственное знакомое слово — Спартак услыхал свое имя. Эхо разнесло слово «Спартак» по трибунам, и почтенные иноземельные болельщики дружно засвистели, закричали, заулюлюкали, а Спартак взмыл, красиво выражаясь, на щите над рингом и завис метрах в двух над помостом, огороженном канатами.

Панель наклонилась, приподняв голову Спартака, опустив ноги. Панель утратила липкие свойства, и Спартака потянула вниз сила тяжести. Секунда скольжения, две в воздухе... босые ноги касаются ринга, Спартак теряет равновесие и ловит его, растопырив руки, отклячив зад, и трибуны смеются, болельщики хором хохочут над балансирующим в забавной позе человечком. И хрюкает, типа, хихикает монстр-попрыгунчик, отступая подальше к канатам.

Со скоростью ракеты улетела куда-то транспортная панель. Спартак обрел равновесие, гордо выпрямил спину, лицо его заледенело, холодный, как лучик лазерного прицела, взгляд обшарил монстра.

Раньше, глядя сквозь линзу-облачко, Спартак не заметил кожаного ремня на чреслах чудовища и, самое главное, притороченной к ремешку стальной «раковины», которая надежно прикрыла пах потенциального убийцы героя, что скверно, очень скверно. Не получится достать чудище пузатое метким ударом в то место, которое китайцы называют «золотой целью», ибо туда невозможно качнуть энергию «ци», способную защитить прочие места. Если. бы «золотую цель» прикрывала чешуя, как это было у Пети, или грыжа, как в мутационном образчике, предложенном Александром Сергеевичем, то еще можно б было попробовать атаковать пах, но сталь фиг пробьешь... Впрочем, Спартак всегда сомневался, что при помощи «ци» возможно защищать анатомические местечки, вроде глаз и горла.

Глаза монстр имел узкие, похожие на смотровые щели рыцарского шлема модели «жабья голова». А горло ничего, вполне пригодное для результативного поражения. Без всякой чешуи, без защитного зоба, открытое горло на довольно-таки длинной шее. Черт его знает, возможно, и специально показано беззащитное горло. Этакое ахиллесово горло, провоцирующее, а на самом деле, очень может быть, мутант наловчился подлавливать соперников, атакующих его кадык, каким-нибудь сверххитрым коронным контрприемом. Короче, слишком, чересчур, подозрительно манящее горло.

Между тем, все остальное с виду вообще неуязвимо. Везде мышечные корсеты, жировики-амортизаторы, твердые заскорузлости, везде, по всей туше. Хотя... Хотя, погодите-ка, а ручки? Длинные, приемлемо тонкие ручки годятся на слом. Силушек хватит... Если, конечно, получится увернуться от когтей-пальцев и произвести дельный захват... Черт! Слабо верится, что возможно подобраться к рукам этого великана. Росту в нем метра два с половиной, а то и все три, весу — страшно подумать, сколько... Возможно, зря Спартак отказался нарастить свою массу... Нет, не зря! Увяз коготок — всей птичке каюк. Все равно каюк, так лучше умереть, как и решил, каким мама родила. Погибнуть достойно, пытаясь вцепиться в горло этой прыгучей твари, в попытке сломать монстру руку, прощая грехи сволочным братьям по разуму, охочим до зрелищ.

— ДИН-НЬ!.. — Под куполом динькнул гонг. И дураку ясно — прозвучал сигнал о начале схватки.

— Шо, хлопец, спляшем гопака? — спросил монстр-попрыгунчик, сгибая ножищи-поршни, втягивая в плечи жабью безносую голову с кокетливым хохолком на макушке.

— Потанцуем, конечно. Я не против, — ответил Спартак, вильнул бедром, разгрузил левую ногу, присел удобно на правой, подтянул к груди крепко сжатые кулаки и добавил: — Стартуй, начинай дискотеку.

— Тю! О...це ж москаль! — обрадовался монстр, растопырив пальцы-когти на всех четырех конечностях и растянув жабий рот до ушных отверстий. — Зараз я тэбэ, кацап, гарно отрехтую!

И монстр-мутант, полноценный гладиатор по здешним меркам, прыгнул! Ножищи подбросили тушу метров на пять и прижались к брюшине, и она, туша, полетела по траектории минометного бое припаса.

Враг кацапов спикировал бомбочкой в ту точку ринга, где только что находился Спартак, который с проворством Мастера успел отскочить в сторону, крутануться на опорной ноге и влепить опустившейся туше удар пяткой с лихого разворота.

Разящая пятка героя, описав свистящую дугу в воздухе, врезалась в хребтину чудовища, угодила, аккурат, по буграм позвоночника. Аналогичным ударом Спартак, бывалоча, ломал вдребезги пополам сухие деревца, превращал сухостой в дровишки для дружеского костра. Про себя он шутейно обозвал эту вертушку «топор дровосека». Даже впечатляющей толщины сухие стволы «топором дровосека», случалась, сносил со второй попытки. Особо толстые стволы, бывало, и не сносил, но дерево все равно трещало, и девушки, нанизывая маринованную свинину на шампуры, а мужики, откупоривая бутылки, откровенно ахали. Однако все это было там и тогда на Земле, во время вылазок на природу, а здесь и сейчас разящая пятка отскочила от хребтины чудовища так, будто позвонки попрыгунчика выкованы из железа.

Не замечая «топор дровосека» — во всяком случае никак, ни стоном, ни судорогой на удар не прореагировав, — монстр сотряс помост и сразу же оттолкнулся левой лапой, оставляя остальные конечности в прежнем, прижатом к туше, положении. Монстр, вращаясь штопором, подпрыгнул мячиком, развернулся к человеку харей, и Спартак понял — соперник намеревается опереться о помост левой и разить готовой к убийству правой ножищей.

Спартак присел низко-низко, над его головой рассекла пустоту нога-убийца. Спартак подскочил, демонстрируя, что и он умеет неплохо прыгать. Подскакивая, поддел плечом ляжку ударившей в никуда конечности и — первая удача! — лишив врага равновесия.

Борясь с разбалансом, туша нагнулась, инстинктивно разведя когтистые ручки широко в стороны. И ничто не помешало выброшенному вверх кулаку Спартака утонуть в мягких тканях вожделенного горла!

Монстр хрюкнул, а кулак человека разжался и сильные пальцы героя поймали кадык!

Сжимая пойманный кадык, Спартак моментально сгруппировался — поджал под себя ноги, прижал подбородок к груди, локтем свободной руки прикрыл голову. Спартак повис на руке, вцепившейся в кадык, как бультерьер виснет, вцепившись челюстями в мохнатый бок кабана.

Вес Спартака и болезненный хват за обманчиво хрупкое горло нагнули тушу чудовища еще ниже, еще... Спартак ожидал, что острые пальцы-когти полоснут по его сжавшемуся комочком телу. Спартак настроился стерпеть все, что угодно до тех пор, пока монстр не задохнется, а увесистое чудище возьми, да хлопнись пузом, припечатав всей своей чудовищной массой цепкого человечка к помосту.

Контратака весом контузила Спартака. Угодив под пресс туши, он на секунду лишился сознания и его цепкий кулак разжался, выпустил ничуть не пострадавший кадык мутанта. Затейливо выражаясь: «адамово яблоко» прыгуче-падучего борова оказалось не по зубам Спартаку-бультерьеру.

А трибуны неистовствовали! Граждане патриции свистели, топали, драли глотки, негодовали чисто по-плебейски. И фиг поймешь, кто им не угодил — отчаянный человек или прыгучий мутант?

Мутант тяжело перевалился с пуза на хребет, освободив человека от гнета весомой туши. Сквозь вату в ушах Спартак едва слышал шум на трибунах. Сквозь пелену на глазах он видел лишь смутные очертания поднимающегося на ножищи монстра. Органы чувств и тело отказывались подчиняться контуженному мозгу нашего героя.

Мутант подцепил когтем-пальцем широкую резинку «боксерских» трусов Спартака, приподнял вялое тело человека, согнув локоть верхней конечности, хорошенько замахнулся нижней конечностью, дернул верхней, подкинул Спартака невысоко вверх и, как будто футболист по мячу, вдарил по Спартаку ножищей, подъемом стопы под ребра.

Футбольная залипуха перебросила контуженного через канаты ринга. Воистину чудом измученное тело героя послушалось-таки мозга. Не головного, спинного. Благоприобретенные за годы упорных тренировок рефлексы переориентировали летевшее абы как туловище. Руки взрыхлили синтетическую пыль арены, согнулись, руки смягчили падение синхронно согнувшейся спины, Спартак перекатился через голову, сила инерции помогла ему встать на ноги, а оглянуться заставили уже чисто животные инстинкты.

Сквозь пелену на глазах Спартак увидел прыг-скок генетически модифицированной твари. Страшный соперник влегкую перемахнул канаты. Полукенгуру-полудинозавр с человеческим разумом и весьма специфическими умениями вознамерился одним финальным прыжком поставить кровавую точку-кляксу в неравном поединке. Врут! Врут японцы, что борьбу сумо придумали на Островах. Японцы изобрели свои тупые правила борьбы толстяков исключительно ради того, чтобы лишить преимущества в технике рослых и упитанных гостей из горных районов Поднебесной, где древние китайцы народности сяо культивировали стиль «Прыгучий буйвол», ныне еще более редкий, чем «чжан-цюань».

Тяжеленный, как пара буйволов, знаток наиредчайшего прыгучего стиля рассчитал бомбометание собственной туши с ювелирной точностью и вариантами. Идеальный вариант предполагал удар обеими костяными пятками по темени Спартака в конечной фазе нисходящей траектории прыжка-атаки. А ежели человек успеет отшатнуться — так тоже не фигово, тогда до лица человека дотянутся когти, выращенные по образу и подобию тех, которые в Древнем Китае делали из меди.

Попрыгунчик пребывал в заблуждении, мол, у человека хватит сил, максимум, на то, чтоб отшатнуться. Травмированный головной мозг Спартака, и тот поразился, что вверенное ему тело сумело отскочить метра на два.

Герой отскочил опять же за счет заботы об организме спинного мозга. Спартаку повезло не потерять равновесие после отскока, а когтистые пятки и десяток когтей нижних конечностей монстра ударили в смазанные следы босых ног человека, оставшиеся в синтетической пыли арены.

Трибуны откликнулись на промах полноценного гладиатора децибелами воплей и пронзительным свистом, которому позавидовал бы и сводный хор сказочных соловьев-разбойников. И снова фиг поймешь, кого из пары бойцов освистывают, а кого поддерживают господа азартные граждане Космического Содружества.

Между тем, пелена перед глазами нашего героя сгущалась. Резануло под ребрами, коим досталась футбольная залепуха. Звон в собственных ушах Спартака глушил акустическую распущенность трибун. Расплющенный об помост ринга организм израсходовал предпоследние резервы жизненных сил, кувыркаясь в пыли и отскакивая от живой бомбы. Помутневшее сознание, вкусив на ринге прелесть секундного покоя в обмороке, просилось обратно в сладенькое небытие. И спинной мозг просигналил в мозжечок — у органики по имени Спартак остается всего пять секунд и только одна попытка, чтобы предпринять что-либо экстренное в режиме условной вменяемости. И мозжечок — орган, где обитает душа человеческая — дал команду точке «дан-тянь» качнуть последнюю стратегическую заначку «ци» в мышцы и мускулы. И Спартак широко шагнул навстречу накрывшему его следы попрыгунчику, коий, узрев, что жертва сама идет в руки, тут же отказался от идеи нового добивающего прыжка.

Хищно растопыренные пальцы-когти приемлемо тонкой руки мутанта полоснули по... Нет! Спартак согнул колени и спас голову от жаждущих крови когтей! Герой скрутился в пояснице, поймал ладонями пролетающую над головой руку-граблю, зафиксировал захват на запястье врага, прихватил вражеский локоть! Рывок на себя и, одновременно, толчок от себя в локтевой сустав гадины! И категорический приказ мозжечка вложить в толчок всю нерастраченную ярость, весь вес теряющей сознание плоти. И последняя просьба. Мольба к мышцам дернуть схваченное запястье так, будто от мощи рывка зависит будущее целой Галактики, и... Увы! Ах, как жалко, что Спартак надорвался, и сознание его потерялось в ласковом мраке забвения всего за сотую долю секунды до удачи! А ведь так, черт возьми, эффектно вражья грабля надломилась в не предусмотренную физиологией мутанта сторону! Ах, как красиво она сломалась! У него получилось, черт подери! Но... он уже не узнал об этом. Даже не почувствовал вкус удачи, даже не пригубил напоследок, на посошок, перед стартом к метафизическому свету в конце тоннеля.

Пострадавший монстр запрокинул жабью голову с кокетливым хохолком, разинул ужасную пасть, из его луженой глотки — в буквальном смысле «луженой», плохо поддающейся удушению, с обычным на вид, а по факту крепчайшим «адамовым яблоком» — вырвался дикий рык, плавно преобразившийся в ужасающий вой. Здоровой когтистой граблей оглушительно взвывший мутант-гладиатор безжалостно вспорол потную кожу бессознательного Спартака, серпы когтей достали до сердца героя, порвали миокард, и Спартак умер.

Глава 5,

самая короткая, в которой герой воскресает

— Как самочувствие? Чувствуете себя? Меня слышите? Моргните, если слышите... Отказываетесь мне подмигивать?.. Ваше право, только я все равно знаю — вы меня слышите. Видите, светлячок появился над вашим саркофагом? Раз он засветился, значит, и слух, и зрение у вас восстановлены. А сердечко ваше, знаете ли, регенерировало пока всего на десять процентов. И вместо легких тоже продолжает трудиться аппаратура, насыщая кровь кислородом... Ой! Видите? Второй светлячок возник, розовый. Это значит, что вы задышали уже самостоятельно, поздравляю. Вы мне расскажите, чего там сияет, в конце тоннеля на тот свет? Моргните, если согласны поделиться секретами загробной жизни... Отказываетесь?.. Что ж, ваше право. У вас, знаете ли, появилось много новых прав, уважаемый. Да-да, снова мною по долгу службы уважаемый, воскресший вы мой подопечный. Вы заработали право на выбор питья и пищи. Отныне у вас есть право жить и тренироваться в комфортабельных апартаментах со всеми удобствами, кроме интерфейса для моделирования ментальных реальностей. Вы везунчик, уважаемый. Вы приглянулись фанатам гладиаторских игрищ. Трибуны единодушно проголосовали за восстановление в прежнем виде вашей бренной оболочки. Нонсенс — гражданам вы оказались интересны в облике человеческом без малейших модификаций. У граждан Космического Содружества иногда возникают весьма, знаете ли, затейливые прихоти. Но, прошу учесть, священное право каждого гладиатора на генетическую модификацию у вас никто не отнимал. Я понятно излагаю? Вопреки капризам болельщиков, вы имеете полное право мутировать, когда только пожелаете. Симпатии сытых масс, знаете ли, весьма и весьма переменчивы, и нет никаких гарантий, что после следующей вашей гибели на ринге трибуны вновь проголосуют за воскрешение с восстановлением. Подумайте, уважаемый, стоит ли играть в рулетку с удачей? Вы заявили себя безумно отвязным неполноценным гладиатором, так станьте же полноценным и покорите сердца поклонников победами в поединках... Что? Вы что-то пытаетесь мне сказать?.. Погодите, я к вам нагнусь. Шепните «Да», и я переключу режим регенерации на мутационный... Что?.. Чего вы шепчете?.. Не слышу. Погодите, я пониже нагнусь... Что?.. Что?!. Фи, как вам не стыдно? Вы же интеллигентный человек! И где вы только нахватались таких выражений?! Кошмар!..

Глава 6,

в которой герой замышляет побег

Идея побега родилась через пару часов после второго рождения Спартака. Если конкретнее, то она родилась в тот момент, когда герой с грехом пополам вылез из реанимационного саркофага, и Александр Сергеевич, взирая с некоторой брезгливостью на обнаженного подопечного, слабого и беззащитного, как и все новорожденные, сказал с усмешкой:

— Пошли. Пора взад, на «Серую Базу», обживать пятизвездочные апартаменты.

Спартак шел по голубым коридорам и боролся с желанием организма опираться о стенку. Плелся кое-как за бодрячком Александром Сергеичем и думал о звездолетах-пузырях. Его оживший мозг вспоминал, с какой деловитой небрежностью Сергеич давал указание пузырю: «Курс — на Дворец Спорта». Что, если, оказавшись внутри радужной сферы, вырубить опекуна и произнести: «Курс — на Землю»? Сработает или фиг? Послушается пузырчатый звездолет команды, отданной голосом Спартака? Поймет, чего такое «Земля»? Что, если... Сами понимаете — этих «что, если» в голове появлялось сотни ежесекундно. А что толку? Что? Один хрен, силушек нету, чтобы качественно рубануть спорт-менеджера.

Новорожденный как-то доплелся до пузыря, ввалился вовнутрь и лег. Лежать было удобно — радужная оболочка приятно прогнулась, подстроилась под анатомию человека.

— Курс — на «Серую Базу», — повелел Александр Сергеевич, произнес ожидаемое Спартаком и укрепил его в желании рискнуть. Не сейчас, конечно. Потом. Смутная идея уже обретала конкретику будущего плана бегства.

На «Серой Базе» героя действительно ожидало заточение в отличнейших апартаментах, явно скопированных с номера люкс земного гранд-отеля. Все здесь было по-земному, привычное и по-царски роскошное — и трехспальная кровать с белоснежным бельем в спальне, и полированная мебель в гостиной, и фарфоро-серебряная сантехника в ванной, и шелковые гардины на окнах в столовой. Вот только за окнами — ничего, светящаяся пустота, вроде той, что встретила погибшего Спартака в конце тоннеля на «том свете», каковой почему-то принято именовать всуе «лучшим миром».

Зато в ванной нашлись электробритва, гели, шампуни, одеколон, зубные щетки, паста, машинка для стрижки волос и даже ниточка для чистки зубов.

Нашлась и дверь из апартаментов в очень и очень приличный спортзал со знакомыми герою снарядами — западного образца грушами и мешками, японскими макеварами, катайским «муфаджуонгом» — «деревянным человеком».

Еду Спартак заказывал по телефону — аппарат «Русь» с определителем номера стоял на тумбочке у изголовья кровати. Кнопки телефонного аппарата и окошко АОНа не работали, Спартак просто снимал трубку и сразу же слышал «Алло», произнесенное лишенным эмоций механическим голосом. Заказываешь покушать, сидя на постели, и можно идти в столовую, там уже все готово, все заказанное стоит на скатерти-самобранке. Подкрепился, вышел из столовой, секунду побыл вне ее, заглянул обратно — скатерть девственно чиста, грязная посуда исчезла. Волшебный сервис, ядрена вошь! И постельное белье, и полотенца в ванной, все меняется на чистое быстро и незаметно.

Единственное, что удручало, — отсутствие телевизора, радио, книг, хотя бы газет и журналов, пусть и с кроссвордами. Впрочем, оно и к лучшему — лишенный отвлекающих интеллект факторов, в свободное от сна, еды, тренировок и гигиенических процедур время Спартак размышлял о побеге.

Он прожил в апартаментах любимчика фэнов кровавого спорта недели две по субъективной оценке организма. Однажды, проснувшись, Спартак привычно натянул «боксерки» поверх плавок и стал свидетелем полтергейста, подобного тому, что описан в детской страшилке про Мойдодыра. Одеяло убежало, улетела простыня! Оно убежало с кровати, дав возможность ей улететь.

Спартак сразу же сообразил, чего от него надо летающей простыне и покорно дал ей возможность запеленать себя, точно в саван. Едва материя лишила героя всяких возможностей шевелиться, на пороге спальни возник Александр Сергеич. Традиционно предложил одуматься и мутировать. Услышал в ответ традиционное «Нет», пожал плечами и пошел прочь из спальни, а Спартак в саване полетел за ним, Сергеич вышел, а Спартак вылетел из образовавшейся в стене гостиной прорехи в серый коридор, и они двинулись к радужному пузырю.

— У меня просьба, — сказал Спартак, влетая в пузырь. — Разрешите мне сказать: «Курс — на Дворец Спорта».

— Дяденька, дайте порулить, — пробурчал Александр Сергеич сварливо. — Чем бы дитя ни тешилось... м-да... Валяйте, командуйте.

— Курс — на Дворец Спорта!

— Довольны? Летим во Дворец. Откровенно, знаете ли, вам признаюсь — мне вас будет не хватать, упрямца. Ведь не исключено, обратно я полечу один. Пристрастия болельщиков, они, знаете ли...

— Знаю. Идите в жопу.

— Фи! Опять вы хамите! Как вам не стыдно?..

Знакомый голубой коридор вывел к знакомой арене. Скосив глаза, Спартак одарил взглядом пару голубых униформистов. Как и в прошлый раз, один голубой стоит слева у выхода из коридора на арену, другой справа. С виду оба безоружны, а в натуре, черт их поймет. Облачные одеяния, не исключено, способны метать молнии точно в цель...

— Снова вы не туда смотрите, уважаемый безумец, — с пальцев Александра Сергеича слетело облачко-линза. — Полюбопытствуйте, на ристалище терпит бедствие ваш давешний интересный соперник.

Спартак полюбопытствовал. Вокруг памятной туши полукенгуру-полудинозавра выписывало кренделя мелкое существо с поразительной анатомией. Существо ростом с карлика имело до невероятности подвижные сочленения в локтевых, плечевых и коленных суставах, за счет чего при желании действовало руками-ногами на манер нунчак.

«Нунчака», правильнее — «нунчяку», в буквальном переводе означает «две палки». Древняя единоборческая мудрость гласит: «Легки нунчаки, да противостоять им нелегко». Существо размером с гнома являло собой живое подтверждение сего изречения Старых Мастеров.

Вот гномик вполне обычно, по-людски, мельтешит ножками на бегу, а вот он замер на одной ноге, дернул бедром, и нога на весу обрела дополнительные степени свободы в коленном суставе, и со свистом выписывает восьмерки.

А что он выделывает руками! Это ж уму непостижимо! Только что были руки, как руки, раз — и левая потеряла анатомические стеснения в локте, и предплечье левой закрутило пропеллером, два — и правая рука стала подвижнее, чем у сломанной марионетки, и вот уже обе руки рассекают воздух с жужжанием, да еще и нога жужжит восьмеркой! Ж-ж-жуть!

Спартак запоздало сообразил, что не только лучше видит сквозь линзу-облачко, а и слышит отчетливее, как жуж-ж-ж-жат нунчатоподобные руки и нога шустрого гномика. На секунду Спартак-ученый, недоумевая, отвлекся от поединка, однако интерес Терминатора таки пересилил пытливость Паганеля.

Гномик и в сравнении со Спартаком оставался гномиком, а уж рядом с тушей попрыгунчика так и вообще смотрелся блохой недоразвитой. Между тем, он удачно компенсировал разность в весовых категориях офигительной подвижностью. И не только в суставах. Он ловко уворачивался от когтей монстра, успевая попадать живыми нунчаками тяжеловесу по лапам. Он преспокойно сбегал от прыгающей туши, исчезал из поля зрения попрыгунчика и лупил его, лупил-лупил-лупил почем зря. Подвижный коротышка побеждал, наглядно иллюстрируя принцип «вода камень точит». Его раскрученные кулачки-молоточки долбили-долбили-долбили и долбили, без устали, без остановки. Им помогали крутящий момент молотка-пятки и носка-кирки. Иногда мелкий долбозвон на радость трибунам демонстрировал прямо-таки фантастическую акробатику. Иногда настырный гном крутился акробатическим колесом вокруг туши и бил-бил-бил то рукой-нунчакой, то нунчакообразной ногой, а то и двумя ногами и руками одновременно, застывая в стойке на опорной руке. Монстр только развернется к акробату-колотушке, а гномик уже откатывается с ноги на руку и наоборот, и по когтям жиртресту, по когтям на откате, и вот он уже снова в тылу туши и с усердием джазового барабанщика-виртуоза мелкой дробью по хребту, по хребту! И со звоном, между ножищ чудищу, через задницу да по стальной «раковине»!

Трибуны радостно аплодировали шустрому барабашке. Прыжки увесистой туши трибуны дружно освистывали. Столь дружно, что Спартак от души посочувствовал попрыгунчику. Униженный аутсайдер всегда вызывает сочувствие у истинного бойца. Недаром в хладнокровной среде самураев родилось когда-то правило: «Убивай, но не унижай».

После черт знает какого по счету дробного удара в спину литая хребтина монстра все ж-таки треснула. Трибуны откликнулись на треск мощного позвоночника резанувшей по ушам — и по душе Спартака — овацией. Спартак закрыл глаза.

— Александр Сергеич, уберите подзорное облачко. Пожалуйста.

— Боязно представлять себя на месте побежденного?

— Граждан на трибунах видно плохо, и все же отдельные фигуры сквозь вашу увеличительную дрянь различимы.

— Не понял?

— Противно видеть, как радуются эти ублюдки, наблюдая чужую смерть.

— Экий вы, знаете ли...

— Какой есть.

— Зачем же вы, такой чувствительный, многия лета совершенствовались в искусстве смертоубийства?

— Полжизни я придерживался основного принципа шаолиньских монахов: оскорбляют — молчи, плюнули в лицо — утрись, ударили — уходи, догоняют — убегай, догнали — убей.

— И как? Случалось, хе, убивать?

— Пока нет. Но утираться и убегать случалось.

— Скажите, а меня бы, если б возможность представилась, вы бы прикончили?

— У меня была возможность.

— На Земле в спортивном зале?.. Хе! Прямо здесь и прямо сейчас вы бы меня с удовольствием порешили, а? Признайтесь, с удовольствием?

Спартак промолчал. Мысленно отругал себя за то, что втянулся в диалог. Спартак молчал, а спорт-менеджер продолжил балабонить, настырно требуя ответов на скользкие вопросы. Спартаку надоело его щебетание, и герой заткнул Сергеича проверенным способом — вежливо послал его в жопу.

Спартак упорно держал глаза закрытыми до тех пор, пока саван из летаюшей простыни не изменил свое и его положение в пространстве. И все повторилось — и перелет к рингу, и громогласное объявление на чужом языке с вкраплением единственного знакомого слова «Спартак». Дежа вю, с той лишь разницей, что второе пришествие героя трибуны встретили шквалом аплодисментов.

Простыня катапультировала Спартака на помост, обнесенный канатами, и улетучилась. В этот раз готовый к катапультированию, Спартак упал четко на ноги, споро спружинил и сразу обрел контроль над телом без всяких шатаний. Но, как только Спартак увидел своего соперника... пардон — соперницу, а увидел он ее только после катапультирования, ибо летел к рингу мордой вверх, едва он ее увидел, ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы взять под узцы малость пошатнувшуюся от неожиданности психику. Спартак ожидал увидеть что-то страшненькое, какого-нибудь очередного урода, а возле канатов его дожидалась прекрасная незнакомка топлес.

Чресла восточной красавицы прикрывал шелк мини-трусиков стриптизерши. Ее девичья грудь — второй номер, оценил на глазок Спартак — имела эталонную — на вкус Спартака, — форму вообще и сосков в частности. Ее талия и бедра — шестьдесят и девяносто? Не-а, пожалуй, сорок и семьдесят — манили взгляд, черт побери! А рост у девушки где-то около ста семидесяти трех, минимум манекенщицы. Ей бы на подиум, а не на помост ринга! А кожа! Вай-вай-вай, какая у нее кожа! Персик! А личико! Сказка тысяча и одной ночи! Один взгляд в ее глаза серны равносилен кубку вина, выпитому залпом! А волосы! Воронье крыло, заплетенное в тугую косу, которая вьется вдоль длинной шеи, между холмов груди до овала пупка. Ах, какой у нее пупок! Ах! А руки... У-пс. А ручки-то не оттуда растут. Прям из шеи и растут ручки-то. Горизонтали ключиц ни хрена и нету. О, как...

Генетический тюнинг отлично маскировал мутационные переделки, но стоило Спартаку заприметить аномалию, как его разум мигом укротил похотливую свору половых инстинктов. Спартак, трезвея, засек остроту ее маникюра. Каждый очаровательный дамский пальчик венчает отменная пика. Та же петрушка и с педикюром — ноготки похожи на пики, заразы.

Трезвый взгляд Спартака пропутешествовал по стройным ногам, вернулся к рукам и не заметил слома локтей. Обе ее руки являли собой примерно то, что предлагал сотворить с его левой Александр Сергеич. Ее ультрагибкие руки реально превращены в двух змей. Отсутствие горизонтали ключиц дает возможность змееручке контролировать все триста шестьдесят градусов вокруг красивой головки. Женщина — есть женщина, и фиг ее заставишь носить «жабью голову».

Бесстрашный головной мозг героя оперативно обработал визуальную информацию и выдал вердикт — красотка подгоняла соблазнительные телеса под один из стилей школы «Шэ», сиречь — школы «Змеи».

Обострившаяся до невероятности интуиция воина подсказывала, что деваха владеет материнским стилем змеиной школы. Старинным, простым до примитива и дьявольски опасным в мастерском исполнении. Динамика протостиля сводится к элементарным установкам: «головы змей», то есть согнутые в запястьях кисти рук с вытянутыми, прижатыми друг к дружке пальцами, все время «смотрят» в глаза противнику и бьют, тыкают в глазные яблоки при всяком возможном случае, а носок разгруженной, «пустой ноги» лупит в пах, по «золотой цели», едва она оказывается в зоне досягаемости.

— Подруга, ты русский язык понимаешь? — спросил Спартак вычурно доброжелательным тоном на тот случай, если не понимает. Говорил вкрадчиво, громким шепотом, памятуя об акустических способностях линзы-облачка.

— Ай донт ноу, — ответила подруга, улыбнулась обворожительно, пообещала: — Ай килл ю.

— Спик инглиш? — огорчился Спартак. Инглишем он владел только со словарем.

— Ай донт ноу. Ай килл ю.

— Ясно. Ты и без словаря ноу спик. Как бы тебе объяснить, чего я задумал? Как бы тебе предложить вписаться в тему?.. Нах хаузе, цюрюк на Землю, бежим цузамен, о'кей? Их бин ноу хау, я знаю, как.

— Ай донт ноу. Ай килл ю.

— Размечталась...

— ДИН-НЬ! — Под куполом прозвучал печально знакомый сигнал о начале схватки.

Безусловно, красавица, хотя и с экзотической физиологией, она повела бедром так плавно, что позавидовала бы и профессионалка танцев живота, шагнула с такой грацией, что примам Большого и не снилось, встала в такую фотогеничную позу, что впору ваять девушку-змею в мраморе.

Как и предвидел Спартак, пальцы гладиаторши сомкнулись, а лишенные суставов запястья изогнулись, и две «головы змеи» приготовились жалить глазницы мужчины спецманикюром.

Как и следовало ожидать, левая нога принцессы школы «Шэ» выдвинулась вперед, готовая плющить «золотую цель».

И совершенно неожиданно для прозорливого героя зажила своей жизнью тугая коса девушки. Кончик косы самостоятельно шевельнулся, пополз вверх, извиваясь по животу, по выпуклости груди, вдоль шеи, за ухо, заполз на макушку, коса собралась в змеиные кольца прически, а шаловливый кончик скрутился локоном и приподнялся, имитируя мерное покачивание загипнотизированной факиром кобры.

Утонченный локон косы, точеные «головы змей», сексуальная «пустая нога» ждали нападения мужлана в широких трусах, да так и не дождались.

Спартак повернулся спиной к змеиной принцессе, коротко разбежался, перемахнул через канаты и, ускоряясь, побежал к коридору, где скучали Александр Сергеевич и парочка голубых. Только пыль столбом! Синтетическая пыль иноземного цирка. Свист воздуха и трибун в ушах и попутный ветер решимости плюс слепая вера в любовь госпожи Удачи.

Велика арена, а отступать некуда! Бледнолицый Александр Сергеич уже просек задумку храбреца и дурным голосом орет чего-то голубым. Вероятно чего-то вроде: «Он! Надеется! Прорваться! К пузырю! И улететь! На Землю!» Голубые, кажется, понимают Сергеича. Оба-два, синхронно, раскорячились в боевых стойках. Знать, нету ни фига в их заоблачных загашниках громов и молний! Ура!

Расправиться с безоружной голубой парочкой вполне по силам Спартаку! Менеджер не в счет. Сергеич растерян, его бледная рожа краснеет, хозяин шокирован выходкой подопечного раба. Да здравствует революция!

Опа! Кажись, и трибуны доперли, чему свидетелями они являются! Сытые патриции рады-радехоньки поглазеть на редкое зрелище отчаянного побега, они прекратили свистеть, они дружно выражают аплодисментами восторг нечаянным поворотом в привычной драматургии боев. У нас на Земле тоже хлопали Ельцину, когда он выступал на танке. А когда дирижировал оркестром, уже не хлопали.

Осталось пробежать каких-то сто метров. А там, у коридора к Свободе, в прыжке вырубить одного пидора и, приземляясь, другого... Нет! Приземление — приЗЕМЛЕНИЕ — будет после! Будет! На Землю! Прочь сомнения! Безумству храбрых слагает песню попутчик спринтера — веселый ветер!

Осталось тридцать жалких метров до стычки. Голубые со слаженностью чемпионок Мира по синхронному плаванию изобразили руками замысловатые пассы. Всего лишь пассы! На расстоянии! Между тем, от этих пассов у Спартака случился заворот кишок.

Боль в животе согнула Спартака пополам. Он споткнулся, свалился в пыль, схватился за живот, скрючился, стиснул зубы.

Вдруг, откуда ни возьмись, появилась простыня. Выгнулась в воздухе парусом, взмахнула углами, выполнила пируэт и накрыла страдальца.

Простыня подлезла под скрюченное тело героя, спеленала его, и боль сразу же отпустила завороченные кишки, а душу скрутила досада. С головой укутанный смирительной простыней, Спартак почувствовал себя куколкой, которой не суждено взмахнуть свободно крыльями бабочки. Еще он почувствовал, как кокон из простыни уносит его в очередную неизвестность.

Глава 7,

в которой герой узнает много нового

В черно-белом казиемате простыня перепеленала покорившегося судьбе пленника. Запеленала, аки грудничка, оставив лунку пустоты напротив лица, и прилепилась вместе с пленным к стене. Спартак висел головой вверх, лицом наружу, рассеянно глядел во мрак противоположной стены и считал про себя... пятьсот шестьдесят один, пятьсот шестьдесят два, пять сотен шесть десятков три...

Черные стены невеликих размеров каземата имели бархатистый оттенок. Стены чернее южной безлунной ночи. Потолок и пол светились белым. Низ и верх белее молока, ослепительнее улыбки принцессы змей. Черно-белая гамма навевала шахматные ассоциации. В шахматах тоже надо уметь достойно проигрывать. Герой терпеливо дожидался карающего хода противной стороны и глушил мысли, ведя счет редким ударам сердца. Оно билось ровно, с монотонностью метронома. Остатки будоражившего сердечную мышцу адреналина сгорели в период минутного слепого перелета укутанного с головой Спартака в черно-белые кулуары «Дворца Спорта».

...Тысяча четырнадцать, тысяча пятнадцать, одна тысяча шестнад... На белоснежном квадрате пола возникло туманное облачко, сгустилось, меняя цветность, форму, увеличиваясь в объеме. Сердце героя, помимо воли, забилось чуть чаще. Три быстрых удара... пять... дюжина... и вот уже напротив стоит монстр, доселе в натуре невиданный, до тошноты противный.

От монстра разит аммиаком, псиной и вроде бы перегаром. Невиданная вживую ранее образина все же кажется смутно знакомой. Похожим зверочеловеком Спартак, было дело, любовался однажды, пролистывая книжку с картинками про «Снежного человека». Книжный йети, мать его ети, выглядел более пригожим. Натуральный отличался от иллюстрации не только уродливой мерзостью рожи, но и какой-то общей расхлябанностью. Возможно, именно по вине этой трудноописуемой расхлябанности и почудился запашок алкогольного перегара.

— Я служил у Колчака, — заявил йети голосом Александра Сергеевича. — Я бежал от красных через Монголию в Харбин. В Китае мне посчастливилось постигать азы стиля «Пьяной обезьяны» под руководством лучшего шифу провинции Фуцзянь. Когда моего шифу завербовали японцы, он, в свою очередь, попробовал завербовать и меня. Я бежал от вербовки в Тибет. Срезав погоны поручика, я, знаете ли, зарекся ввязываться в политику. В Гималаях мне посчастливилось найти прибежище за монастырскими стенами и заручиться покровительством старичка ламы. Старец еще помнил отдельные приемы канувшей в лету секретной школы борьбы «Страж вершин» и поделился со мною боевыми воспоминаниями, а я реставрировал недостающие звенья пострадавшей от собственной секретности школы, заменил их элементами техники «Пьяной обезьяны». Скрестил оба Боевых Искусства и удостоился звания лучшего бойца нашего монастыря. Слух обо мне разнесся по Гималаям, вскоре в наш монастырь явился пришелец якобы из самой Шамбалы. Выдававший себя за архата спортменеджер, протестировав меня, превратил процесс переноса в самую настоящую религиозную мистерию. Я якобы стал Белым Бодхисатвой да и вознесся на небеси, понимаете?.. Недавно мне, знаете ли, довелось побывать на Тибете под личиной праздного западного туриста. Не так давно, в прошлом земном году, имел, знаете ли, сомнительное удовольствие лицезреть танки, буддистские иконы, со стилизованными портретами Великого Белого Бодхисатвы, Стража Шамбалы...

Очертания йети — контуры, черты, фактуры — затуманились, запахи испарились, облако приобрело крой комбинезона на ладной фигуре Александра Сергеича в образе человеческом.

— ...В точности, как и вы, уважаемый, поначалу я, знаете ли, ерепенился, отказывался мутировать наотрез, и точка. Только я, знаете ли, единожды погибнув на ринге, сразу же поумнел. Мне рассказали только после того, как я добровольно мутировал, что победившему в ста поединках кряду полагается награда в виде права демутации в прежнее тело человека и возможности трудиться в должности спортивного менеджера. Вам же, в виде исключения, разрешено сообщить про этот генно-социальный стимул прямо сейчас. Хулиганский проступок неполноценного гладиатора, вопреки всякой здравой логике, взвинтил, знаете ли, ваш рейтинг. Болельщикам, знаете ли, охота видеть вас полноценным победителем ста боев! Понятно? Перспективы вам, везунчику, я надеюсь, понятны? Думайте да помните, уважаемый вы мой баловень Фортуны, что любовь, она, знаете ли, зла! От любви до зла, знаете ли, один робкий шажок. Ведь вы не желаете себе зла, правильно? Повыпендривались, повыкобенивались, и будет. Пользуйтесь благоприятным моментом, пока...

— Постойте-ка! Погодите. Давайте отложим на минуточку разговоры обо мне, любимом. Сначала объясните, каким образом голубые ребята крутят кишки на расстоянии? Что это за чертова фигня такая?

— Ой, поговорим об этом как-нибудь после, а то слишком долго, знаете ли, придется вам все объяснять. Время, видите ли, нас с вами поджимает, будь оно неладно. Болельщики, понимаете ли, ждут-с, не дождутся известия о вашем согласии на полноценность.

— Подождут. Отвечайте на вопросы, иначе я замкнусь в себе, и вы от меня ни шиша не добьетесь, ни «да», ни «нет».

— Как же с вами тяжело, уважаемый! Говорю же — слишком долго...

— Короче! Покороче, тезисно, вкратце изложите суть. Так и быть, черт с вами, согласен на кастрированный минимум информации.

— Ну, если только вкратце и тезисно, то... Тогда попробую... Искусство рукопашного боя, чтоб вы знали, на самом деле является самым действенным инструментом войны. По эффективности рукопашный бой во сто крат превосходит известное вам ядерное оружие, равно как и неизвестные примитивным землянам посттехнологические виды вооружений. Верите?

— С трудом.

— Потрудитесь поверить, уважаемый. Рукопашный бой нынешних землян правомерно сравнить с кремниевым ружьем мушкетера. Современные земные солдаты вооружены автоматами, а их космические коллеги давным-давно освоили боевой телекинез. Вам дистанционно закрутили кишечник, но могли бы и сердце раздавить, верите?

— Верю. Однако будь у меня граната и успей я ее метнуть...

— Ха! Предмет был бы остановлен в воздухе, детонатор сломан, взрывчатое вещество изменено на молекулярном уровне без сопутствующего выделения энергии, именуемой взрывом!

— А если бы я подкрался со спины и метнул гранату незаметно для голубых?

— Они бы ее почувствовали. -Как?

— Откуда мне знать? Я процедуру принятия гражданства не проходил, мне мозги не облучали. Граждане шестым, или тридцать шестым, я точно не знаю, каким, чувством идентифицируют потенциально опасные предметы. Облучение, знаете ли, оно не только вынуждает держать слово, но и дает кой-какие полезные способности в качестве компенсации к бремени честности.

— То есть, подкрадись я со спины с ножом, они...

— Да, учуют.

— А если я безоружный подкрадусь? Что, если бы я задумал...

— Ха! Думайте о чем угодно! Думать не возбраняется, воплотить в жизнь вряд ли получится. Прежде чем осваивать боевой телекинез, граждане проходят спецкурс локте-коленного фехтования. Они способны за себя постоять и на вашем примитивном уровне, знаете ли. И, к слову, непосредственно болевой телекинез теоретически осуществим силой одной лишь мысли, без всяких пассов руками. Но пассы — это действие, которое подконтрольно, понимаете? Мысль — субстанция строптивая и запретная.

— То бишь телепатией они не владеют? Она под запретом?

— Я думал, вы спросите, что такое локте-коленное фехтование, а вы...

— Думайте о чем угодно, только скажите: они телепаты? Нет?

— Нет, разумеется. Вас бы не выпустили сегодня на ринг, будь граждане охранники еще и телепатами. При облучении мозга во время процедуры принятия гражданства всякие задатки к телепатии нарочно изничтожаются.

— Почему?

— Допустим, вы гражданин и вы дали клятву вернуть долг Петру Потемкину. Допустим, и я гражданин, и, допустим, я — телепат. Вы поклялись способностью видеть, а я, допустим, подслушал ваши мысли, мое подсознание классифицировало вашу клятву, как мою собственную, и? И что же мне делать?

— Не понимаю.

— Еще бы! Где уж вам понять. Целая наука, знаете ли, существует, «Клятвоведение» называется. Клятвоведы до сих пор не сумели вникнуть во все нюансы коллективного подсознательного.

— Минуту назад вы удивлялись тому, что я проигнорировал информацию про колено-локтевое... или локте-коленное, фехтование? Как правильно, я запамятовал?

— Как угодно-с. Колено-локтевое и локте-коленное фехтование — две стороны одной медали. Два подстиля единой школы.

— Медаль действительно высокой пробы?

— О, да! Весьма, знаете ли, впечатляющее физическое дополнение к парапсихологическим методам. А голубая раса так вообще отшлифовала технику контактного боя до совершенства и продолжает шлифовать неустанно. Голубые издревле славились талантами ко всем Искусствам, в том числе и боевым.

— Почему же тогда местные голубые фехтовальщики коленками и локтями не участвуют в гладиаторском шоу? Граждане Космического Содружества однозначно болели бы за своих сограждан. Раз мутации обратимы, значит, голубым ничего не стоит отрастить локти поострее и колени помассивнее. Или наоборот. И — вперед, к победам над монстрами с недоразвитой планеты-тюрьмы. Рейтинги, сборы, все бы возросло в геометрической прогрессии, разве нет?

— Да! Да, вне всяких сомнений, возросло бы, если бы, да кабы. Но существует одно маленькое «но». Полноценный и ответственный гражданин зачастую клянется собственной жизнью. В спектр облучающих мозг лучей специально введена компонента, которая препятствует всякой реанимации. Смерть члена Содружества на ринге необратима.

— И все же я не...

— Спартак! Уважаемый! Вам не кажется, что мы увлеклись? Мне, знаете ли, приятно, не скрою, беседовать с вами вот так, по-свойски, перебивая друг дружку, но мы договаривались вкратце коснуться заинтересовавшей вас темы, а уже залезли в дебри вопроса. Давайте, закончим затянувшийся диалог про второстепенное и вернемся к главному.

— Ладно, давайте, — легко согласился Спартак. Кое-что «второстепенное» (в кавычках!) он недопонял, однако узнал достаточно и сообразил, что дальше тянуть информацию из Сергеича не удастся.

Покладистость упрямца обнадеживала. Александр Сергеевич — или его облачная проекция или коммуникационная голограмма спортменеджера, не важно — аж засиял весь, разве что руки не потирал, предвкушая скорую победу над силой воли принципиального раба.

— Итак, уважаемый! Вы согласны на мутацию!.. Да?.. Уважаемый?.. Вы согласны мутировать?.. Отвечайте, вы обещали!

— Разве я обещал? — Брови Спартака удивленно подпрыгнули.

— Ой, вот только не надо! Не надо паясничать! — Просветленное чело менеджера померкло, губы сморщились, глаза сузились, — Обещали! Вы обещали!

— Ладно, успокойтесь. Будь по-вашему. Будем считать, я обещал. А раз обещал, то отвечу.

— Ну?.. Ну же, быстрее! «Да»? Вы говорите: «Да»? Да?

— Увы, я говорю: идите в жопу.

— ДОСТАЛ!!! — сорвался на крик Сергеич. Переполненная чаша его долготерпения разбилась, окатив героя брызгами отборновиртуозных ругательств: — Пи...юк х..ев! Е..ть тебя в л...ку, в ю..м, в ц..г! Ф..ть тебе в м...ку! Мать твою й...чи! Через к...ок и за ё...ыч! Ку...ис! Х...гу... ве...й, вот ты кто! Сам пошел В ЖОПУ!!!

Александр Сергеевич извел остатки выдоха на ударение в конце тирады, захлебнулся слюной, кашлянул, мотнул головой, остывая, пряча глаза, переводя дух, собирая из осколков в единое целое чашу терпения. Однако выплеснутого обратно уже не вернешь.

— Круто! — Оценил Спартак энциклопедические знания опекуна в русском устном. — Повторить сможете? Я, к сожалению, не все словообразования запомнил, а хотелось бы.

— Послушайте, вы, — тихо молвил спортменеджер, морщась, как от зубной боли, — может, хватит, а? Кончайте валять дурака. Откажетесь сейчас от перспектив, и минут через несколько отправитесь обратно на ринг, на муки.

— Мучиться со змеиной девочкой я отказываюсь. С бабами не дерусь, так и передайте, кому следует.

— И не придется. Убили, знаете ли, девку-гадюку, пока вас простыня остужала. Угробил симпатичную знаток «Танца зебры», победил двадцать пятый раз кряду. В данный момент он побеждает двадцать шестого противника. Вы будете двадцать седьмым. Фавориту, чтоб вы знали, весьма и весьма благоволят болельщики. Он отнимет у вас весь рейтинг. Обидно за вас, право слово. Честное слово, мне вас, дурака, жалко. От всей души. Поверьте, я к вам очень, очень хорошо отношусь.

— Не верю! — огрызнулся Спартак, позволяя злобе на человека, который его похитил, оскалить зубы. — Относитесь хорошо? Хы! Зачем же вы мне наврали про Белого Бодхисатву? Я с вами спарринговал и характерного разбаланса в движениях, который отличает бойцов любого из «Пьяных стилей», я у вас не заметил. Допускаю, что в Космическом Содружестве люди стареют медленнее, чем на планете-тюрьме, однако не ве...

Раздался — ДЗ-ЗЫ-Ы-НЬ-НЬ! — звонок, оборвал героя на полуслове.

— Все, Спартак. Пора попрощаться, — в интонациях спортменеджера минор достиг апогея. — Вряд ли мы с вами когда-нибудь снова увидимся. Последний вопрос напоследок: вам приходилось сталкиваться с неграми, практикующими «Танец зебры»?

— Не имел чести.

— Что такое «капоэйра», объяснять надо?

— Бразильская национальная псевдобоевая фигня.

— Вы правы — фигня. Только произошла она от серьезной африканской системы «Н... голо» — «Танец зебры». Шутовская капоэйра мало похожа на суровый прототип. Не поддавайтесь соблазну подловить фаворита на обманных финтах. Его обманки многим гладиаторам стоили жизни. Запомните — все его широкоамплитудные движения предназначены лишь для того, чтобы вас заморочить и подготовить атаку в три коротких движения. Почаще лупите его по ногам, они у черного длинные, как ходули. На мой взгляд, он изрядно переусердствовал с их удлинением.

— Спасибо вам за советы, — поблагодарил Спартак сдержанно, но взглянул на Александра Сергеича по-новому, иначе, чем раньше.

— Ни пуха вам, ни пера, Спартак.

— Идите к черту.

— Хм-м... И вам мерси за то, что не в жопу. А то надоело, знаете ли...

Ровно чертову дюжину минут спустя Спартак вторично погиб на ринге. Однако прежде сломал колено рабочей, правой, длиннющей ноги полноценного фаворита.

Глава 8,

в которой герой воскресает вторично

Звездоплавательный пузырь с реанимационным саркофагом внутри, где вторично воскресал Спартак, вошел в плотные слои атмосферы. Пузырь притормозил, не спеша пронырнул стратосферу, аккуратно вписался в прореху между облаками, сбросил скорость до минимума и, наконец, коснулся почвы.

Амортизируя, пузырь сплющился, внутри его возникла воздушная подушка. Она поддержала саркофаг, где полностью восстановился, воскрес Спартак, как раз к моменту посадки.

Подушка из воздуха мягко просела, пузырь лопнул, саркофаг треснул пополам, половинки раскололись надвое, четвертинки располовинились, осьмушки разделились, саркофаг рассыпался камушками, они раскрошились в песок, он измельчился в пыль, ее унес ветер.

Обнаженный герой, совсем слабый в начале своей третьей жизни, гораздо слабее, чем в начале второй, лежал на рыхлой и теплой почве и глядел в белесые небеса. Пахло свежестью и простором, дышалось легко и вкусно. Лежать и чувствовать, как в возрожденном теле потихоньку-полегоньку копятся силы, было чертовски приятно, но Спартаку хотелось большего, ему хотелось контролировать ситуацию. Или, на худой конец, иметь о ней представление. О ситуации, в которую он попал. Или угодил.

Спартак поднатужился, приподнял голову, сузил глаза, огляделся... Пашня. Он лежал на пашне. С трех сторон, докуда хватает глаз — плоское, как блин, свежевспаханное поле. Но, когда Спартак вывернул до упора шею и скосил до боли глаза, то внимание цапануло живописное вкрапление в скупость сельскохозяйственного пейзажа. Оазис цвета и формы находился с условно четвертой стороны, прятался сзади от героя. Зеленый такой, как и положено оазису, участок в несколько соток, с круглым прудиком-лужей у самого края зеленки. До оазиса, выражаясь образно, рукой подать, а, говоря конкретнее, километра, этак, полтора, плюс-минус стометровка.

Вывернутая шея и скошенные глаза быстро устали. Затылок упал в борозду. Спартак вздохнул, поднапрягся и сел. Выдохнул, отдохнул и развернулся лицом к оазису. Голова закружилась, он закрыл глаза, сосредоточился на точке «дан-тянь», качнул энергию «ци» в вестибулярный аппарат, кружение в черепе прекратилось, он поднял веки и увидал нечто активно живое, двуногое.

Нечто размером с овчарку выскочило из зеленки и мчалось по направлению к Спартаку точь-в-точь куриным аллюром. Манера бега у нечта один в один куриная, но чем оно, это, черт подери, чертово нечто ближе, тем меньше ассоциируется с бройлером. И виной тому не только собачьи размеры. У твари чешуя вместо перьев, это глаз замечает в первую очередь. У твари недоразвитые крылья нетопыря, это тоже видно, однако не сразу, поелику перепонки крыльев плотно прижались к чешуйчатым бокам. У твари есть клюв, который отвлекает внимание на себя, и поэтому в предпоследнюю очередь замечаешь, что клюв растет из морды рептилии на змеиной, а не птичьей шее. И в последнюю очередь внимание привлекает змеиный хвост, который тварюга свернула в спираль, дабы он не тормозил, волочась по пашне.

— Виверна... — прошептал Спартак, озвучив сам для себя собственную догадку, скрипя зубами, поднялся на ноги, сжал кулаки.

Его шатало, слабость гнула колени и туманила взор. Однако пред внутренним взором все четче и четче вырисовывался вырванный из недр памяти набросок Леонардо да Винчи, где гений изобразил сражающуюся со львом виверну.

Когда родители Спартака пытались заинтересовать чадо изобразительными искусствами, они подсовывали мальчишке дорогостоящие альбомы с репродукциями передвижников, сюрреалистическим бредом Дали, мазней Малевича, шедеврами эпохи Возрождения и т.д., и т.п. Альбомы «Русский музей», «Золотой» Дали, «Авангард 20-х», «Шедевры живописи» и т.д., и т.п. совершенно не волновали сына художников. Единственная большая книжка формата «альбома», которую он листал часами, называлась «Графика Леонардо». Пацану нравилось разглядывать зарисовки всяческих технических агрегатов, рожденных средневековой пытливой мыслью, и диковинных тварей, вроде виверны. Тварей дедушка да Винчи рисовал реже, оттого они и запомнились. Огромную виверну, оседлавшую льва, память воскресила во всех подробностях, и герой сразу же нашел отличия в строении тела этого, живого дракончика, и того, нарисованного.

Прежде всего ноги. Куриные ноги с огромными когтями взрыхляли на бегу пашню, а на почеркушке Леонардо тварь мочила льва кошачьими лапищами. И клюва у той виверны не было, а был набалдашник, похожий на клюв, вместо носа. И еще хохолок был на башке не столь откровенно змеиной. И еще до фига отличий, помимо самого главного, в размерах. А впрочем, какая, на фиг, разница, с хохолком или без, с клювом или с костяным носом, на куриных ногах или кошачьих лапах приближается — ПРИБЛИЖАЕТСЯ! — дракон? Более того — без разницы, где это сейчас происходит, в чьей-то надуманной реальности или в натуре на чужой планете. Александр Сергеич, похоже, не врал, когда говорил, мол, во всех здешних реальностях человек остается натурально смертным и реально чувствительным к боли. Кроме, наверное, самих Создателей этих чертовых реальностей, прихотям которых они, заразы, всецело подчинены. Только боги бессмертны и всевластны, да и то лишь в рамках своих творений. Да, и то лишь! Что радует — хотя бы это радует! — тех героев, коие не желают называться рабами, пусть даже и рабами божьими.

Также отрадно, и очень, что наступающая, точнее — нагибающаяся тварюга имеет вес, сравнимый с собачьим, а не львиным. И чешуйчатая кожа дракончика при ближайшем рассмотрении оказывается иной природы, чем та, памятная, бронечешуя Пети Потемкина. У зверюги чешуйки вроде рыбьих, мягкие, эластичные, их, в принципе, можно пробить. Если, конечно, удастся увернуться от когтей и клюва. А если не удастся, так тоже терпимо. Пару раз вполне терпимо. Когти пожиже будут, чем у того попрыгунчика, который впервые отправил нашего героя в путешествие на тот свет. И клюв у этого бегунка не такой острый, как маникюр у той девочки, от которой бежал Спартак, вовсе не из-за боязни быть оцарапанным. Однако, вполне возможно, к Спартаку сейчас приближается — ПРИБЛИЖАЕТСЯ! — торопыга детеныш, и вскоре из зелени выйдет взрослая особь, которая... Блин, накаркал!

Вон! Вон там, кажется... Спартак тряхнул головой, прогоняя поволоку слабости с глаз... Нет! Нет, не кажется! На границе поля с зеленкой отчетливо наблюдается шевеление, смутно вырисовывается еще одно нечто о двух ногах, которое гораздо выше в холке подбежавшего — ПОДБЕЖАВШЕГО! — дракончика.

Дракончик затормозил резко метрах в пяти-шести от Спартака. Резкость обеспечили оперативно растопыренные куцые крылья, сработавшие, как тормозные парашюты, и размотавшийся хвост, типа якорь.

Спартак компенсировал недостаток физических сил, собрав в воображаемый кулак силу воли. Герой замер, застыл, заледенел в «стойке готовности», настроился на бой с дракончиком, хорошо бы короткий и малокровный.

Зверюга хлопнула крыльями, оттолкнулась обеими ногами, подпрыгнула сантиметров на тридцать, поджала одну ногу, собрав когти пучком, опустилась на другую, с растопыренными когтями, приблизилась еще на метр, оттолкнулась от почвы еще выше, поджала и другую ногу, расправила перепонки крыльев и спланировала по дуге, плавненько так заложила вираж, норовя залететь герою за спину.

Спартак, привязанный нитью взгляда к дугообразно парящему дракончику, чертыхнувшись в уме, отвернулся от подозрительного оазиса, что, конечно же, скверно, поскольку хотелось бы не упускать из виду и то, что прет из зеленки.

Дракончик опустился в борозду, сложил крылья, вытянул шею, разинул клюв, в горле у него заклокотало.

— Йо! — пискнул дракончик.

— Сейчас я тебе устрою йо-ай-яй-яй! — скрипучим голосом графа Дракулы пообещал готовый к драке Спартак, набычился, оскалился и шагнул, пошел в бой.

Решимость человека и его показная агрессивность дракончика озадачили. Внимательно изучая обнаженного храбреца лупоглазыми гляделками, маленький дракон изогнул шею по-лебединому, по-собачьи вильнул хвостом и, переваливаясь с ноги на ногу, боязливо попятился.

Делая следующий смелый шаг, Спартак — ТОП! — топнул сильно. Дракончик вздрогнул, рыбья чешуя и змеиный хвост встали дыбом, лебединая шея сместила лупоглазую голову к собравшимся складками крыльям, путаясь в ногах, дракончик побежал задом, споткнулся, сел на хвост, захлопал крыльями часто-часто, голова его дернулась вверх, увлекая за собой шею и все остальное, когти ударили по рыхлой почве, отталкиваясь, помогая когтям, хлестнул по борозде хвост, и перепуганная животина взлетела высоко, метров на пять. На пятиметровой высоте дракон расправил крылья и планером пролетел над макушкой злого человека. Провожая его взглядом, Спартак задрал голову, повернул плечи, переставил ноги, вновь развернулся лицом к оазису.

Дракончик планировал к вышедшему из зеленки под открытое небо двуногому... к человеку, черт подери! Дальнозоркости Спартака хватило, чтобы понять, что по пашне идет мужчина, загорелый, лысый, коренастый, голый по пояс, полный, с брюшком, в штанах цвета хаки, босой.

Радоваться появлению взрослого человека вместо ожидаемого зрелого дракона или погодить? А черт его знает! Мужик идет не спеша, значит, пока можно расслабиться, и на том спасибо.

Спартак присел — стопы в углублении борозды, ягодицы на вспученной плугом рыхлости, локти на коленях, спина согнута — распределил внимание поровну между точкой «дан-тянь», лысым ходоком и дезертирующим дракончиком.

В точке «дан-тянь» бурлила не растраченная на бой с драконом энергия, выжатая туда силой воли из энергетических каналов и меридианов организма. Лысый шагал размеренно, шел по пашне привычно, как заправский крестьянин. Мелкий дракон терял высоту и затягивал бреющий полет, как мог. Дракончик вытянул хвост и шею, ноги плотно прижал к подбрюшью, он сохранял распластанное положение, изображая планер, вплоть до того момента, когда его клюв коснулся почвы. Малыш дернул шеей, поднял голову, выпустил когти, хлопнул крыльями, скрутил хвост в спираль и, переваливаясь с боку на бок, побежал к лысому. Подбежал, пританцовывая, ткнулся головой в живот человеку. Лысый отечески потрепал его по загривку. Дракончик — ЙО! — пискнул, боднул головенкой ласковую человечью ладонь, царапая почву когтями, крутанулся, пристроился сбоку от ходока, посеменил вразвалочку рядом.

Часть энергии «ци» влилась обратно в каналы с меридианами, дабы вернуть организм на время — хорошо бы, на длительное! — из экстренного в штатный режим восстановления сил. Лысый, по-прежнему не спеша, приближался. По мере приближения лысого человека к голому менялось поведение ручной, как выяснилось, рептилии. Дракончик подотстал, спрятался за хозяином, голова его то и дело высовывалась из-за бедра лысого, лупоглазо таращилась на героя и немедленно исчезала, стоило Спартаку хоть как-то пошевелиться. Когда же коренастый пузанчик с маленьким драконом в арьергарде подошел относительно близко к нашему герою, трусливая зверюга угрожающе зашипела.

— Фу, Джульбарс! — осадил дракончика лысый. — Нельзя! — Лысый остановился в десятке шагов от героя, почесал блестящий затылок, меряя Спартака взглядом, выдержал короткую паузу и молвил с усмешкой: — Здравия желаю, товарищ.

— Здрасти, — Спартак встал. Вполоборота к лысому. Левой рукой прикрыл срам, правую руку, как бы невзначай, спрятал от смеющихся глаз лысого за спину. Хрен знает, какова анатомия лупоглазых очей рептилии, однако точный бросок собранного в правый кулак рассыпчатого грунта стопроцентно ослепит хозяина трусливого зверя.

— Ты зачем, товарищ дорогой, Джульбарса моего напугал? — спросил лысый, покачав головой укоризненно. Спросил нарочито строго, но глаза его продолжали смеяться. — Джульбарс, мальчик, к тебе знакомиться прибежал, а ты его напугал. Негоже пугать маленьких, дорогой товарищ земляк.

— Йо-йо-о.... — тоненько запищал дракончик по имени Джульбарс, который по голосовым интонациям хозяина сообразил, что тот за него заступается и, пользуясь случаем, давил на жалость.

— Не плачь, мальчик. Папа тебя в обиду не даст. Русские своих не дают в обиду. Верно я говорю, товарищ земляк?

— Разных я встречал русских, — ответил Спартак сдержанно.

— Имеешь в виду Сергеича? Со своей колокольни ты прав, земеля, только учти, что с Москвы он тебя перебросил не по злобе, а по долгу службы. Учти вдобавок, что Сашке из-за тебя предстоит обратно мутировать и сызнова выигрывать сто боев, чтобы снова стать человеком. Наказали его, не сумел Саша тебя сагитировать на перевоплощение. Поделом наказали служивого.

Лысый внимательно следил за реакцией Спартака на свои слова, однако ни один мускул на лице героя не дрогнул. Спартак сумел сохранить нарочитое безразличие к услышанному, и, кажется, это понравилось лысому.

— Ты, товарищ, служил срочную?

— В смысле, служил ли я в армии?

— Ага, в краснознаменной и легендарной.

— У нас в институте была военная кафедра. По окончании мне присвоили звание лейтенанта запаса.

— А я был майором, пока за судимость не сняли. Отец Иван крестил меня Василием, в память о дедушке, павшем на полях Гражданской. Фамилия у меня военная — Пехота. Отставной козы барабанщик, Василий Иваныч Пехота, честь имею представиться.

— Как меня зовут, вам, наверное...

— Известно! — махнул пухлой рукой Пехота. — Все за тебя мне известно, товарищ ершистый запасной лейтенант. Ты, товарищ земляк, кулак правый разожми, будь ласка. Выброси сыпучее из кулака и опаску из головы, да пошли ко мне, дорогой, в избушку. У меня и банька истоплена, попаримся, а там и чайку погоняем под разговорчики, да с вареньицем моего собственного приготовления. Осилишь марш-бросок до усадьбы?

— Пешим строем, наверное.

— А куда торопиться? За мной, лейтенант. Шагом а-рш. Можно без песни... Джульбарс, домой! Да не бойся ты, дядя Спартак хороший. Вот увидишь, вы еще с ним подружитесь.

Глава 9,

в которой героя испытывает роборотень

Смеркалось. На крылечке, свернувшись клубком, дремал Джульбарс. Спартак и Василий Иванович сидели на завалинке под окошком с резными наличниками. Василий Иванович сидел, облокотясь полосатой спиной на бревенчатый сруб. Спартак сидел, опустив плечи, опершись о колени локтями. Коренастый торс Василия Ивановича грела тельняшка, в пузо въелась резинка фланелевых кальсон, ноги спрятались в шлепанцы. Спартаку хозяин «заимки» выдал майку, плавки, шорты, нейлоновые носки и китайские кеды. Василий Иванович курил самодельную трубку и тянул неспешный монолог о жизни. Точнее — за жизнь.

— ...Я на ней с бодуна женился. Она женщина видная. Хотя у ней и оранжевая кожа, ухи востренькие и зубов всего двадцать четыре штуки, остальное все у нее на месте, как и положено у женщин. Два года мы с ней прожили до развода. С тех пор я ни-ни, не пью совсем. Ни в Новый Год, ни в день рождения, ни-ни. Завязал. Разве бокал пива себе позволю, и то редко, под особое настроение... Как развелся я, так и поселился здесь, на заимке, Джульбарса завел, занимаюсь сельским хозяйством, и, ты знаешь, доволен. Крестьянствуя здесь, усилий особенных прилагать не приходится. Все машины за тебя делают. По труду я затосковал, по ручному, вот и надумал в том году избу поставить. Ихний жилой модуль отослал, ямку под фундамент вырыл, бетон заказал, кирпич, лесу — и мастерком, пилой, топориком, все сам, все своими руками. Нужник человеческий вырыл. Пруд для Джульбарса оборудовал. Саженцы с Земли завез. Видал, как разрослись за год? Баньку я под самый конец благоустройства сварганил. Как тебе в баньке? Понравилось в черной париться?

Спартак кивнул.

— Путевая вышла банька, я доволен. Когда в отпуск на Землю приезжаю, обязательно хожу в Сандуны и, ты знаешь, мне год от года там все меньше и меньше нравится. Мне, как законному гражданину К. С, можно куда хочешь в отпуск. В этом году надумал было на Сириус мотнуться, да не вышло. Исполняющий мои обязанности директора позвонил из Москвы. Проблемы возникли с налоговой. Пришлось разбираться ехать. У меня в Москве бизнес. Спроси, на хера он мне сдался, я тебе не отвечу. Сам не знаю, на хера. В земном эквиваленте я здесь, на сельском хозяйстве поболе жены Лужкова зарабатываю. Замутил херню на Земле в Перестройку, теперь бросать жалко, а продать, так обманут. Знаю я их, мазуриков. В Перестройку, как покатило, я было подумывал насовсем из Дальнего Космоса в Москву перебраться. Мне, как законному гражданину, можно где хочешь жить. Твоего Сергеича только в командировки туда пускали, а мне, пожалуйста, живи на планете-тюрьме, раз пришла такая фантазия. Веселуха там у вас была в Перестройку. Сейчас не то, совсем другой коленкор. Пионеры Перестройки, кто зачах, кто уехал. Мой первый, перестроечный, исполняющий обязанности думал, что я в Москву редко наведываюсь, потому как постоянно прописан в Нью-Йорке, а тот, который сейчас за меня директором, уверен, что я только в девяносто восьмом, после дефолта, в Штаты слинял от греха подальше. Звонит мне по американскому номеру, и каждый раз, чудак, про погоду на Манхэттене спрашивает. Знал бы, куда взаправду дозванивается, синоптик-любитель, с ума бы спятил, как Джульбарс, пока я в отпуске. Тоже проблема, ты знаешь. Каждый раз без меня Джульбарс с катушек съезжает. Планета хоть и сельскохозяйственная, да кусочки джунглей на ней оставлены для экологии. Поленницу дров за хатой видел? Из здешних джунглей дровишки. Отсюда на запад джунгли близко. Джульбарс до них за полдня добирается. Я перед отпуском ему харчей оставляю, ешь не хочу, и все равно он рвет когти в джунгли.

Услыхав зачастившееся повторение своей родной клички, дракончик приподнял голову, заспанными глазищами посмотрел на людей и пискнул: «Йо?» Будто спросил: «Я нужен»?

— Спи, мальчик, отдыхай. Нужен будешь, позовем. Джульбарс хорош, когда ветром с джунглей гнуса на заимку заносит. Здесь гнус — во! Размером с воробья каждая мошка. Можно их и химией, но, ты знаешь, так забавно смотреть, как он их лопает. Прямо смехота, как он их. Комедия бесплатная. Кино. Я, лейтенант, пацанчиком сильно кино про собаку Джульбарса любил. Раз двадцать смотрел в кинотеатре «Ударник». Занятия в ремесленном прогуливал из-за того кино. С пацанами в орлянку резался, деньги на билеты копил. Титры до сих пор наизусть помню: режиссер — Шнейдеров, сценарий — Эль-Регистана, в роли охотника Шо-Мурада — товарищ Черкасов. В честь того Джульбарса из кино и назвал этого. Страх, как к нему привязался, а он, видишь как, в джунгли. Как волка ни корми, все в лес глядит. Верно сказано.

— А если вам взять ему в пару девочку? Чтобы не убегал.

— Он кастрированный. Эта порода, если не кастрированная, совсем дурная. Рвет все, что движется. Как из яиц вылупляются, так сразу и рвут, жрут, трахаются, пока их самих не сожрут. А кастрированные они умные. Мой жуть, какой. умный, но меня любит, только когда я рядом. Такая у них особенность. Я его и на цепь сажал перед отпуском, и в клетку, все бесполезно. Эти, когда в экстазе, умеют телепортироваться метров на десять. У этой породы еще есть другая особенность, у них причиндалы кастрированные за два месяца могут обратно вырасти. За сезон точно отрастают. Поэтому я дольше, чем на двадцать четыре рабочих дня отсюда ни ногой, чтобы мой не одурел до того, чтоб хозяина уже не признать.

— Любите вы Джульбарса.

— Полюбил. Завел от скуки, и, видишь, привязался к скотине.

— От скуки? А как же ментальная реальность? Вы ею не пользуетесь?

— Онанизмом не занимаюсь. Трахаюсь в отпуске, месяц в году, зато как!

— Но в ментале можно не только трахаться.

— Верно говоришь, там все можно, и бабы там живые, настоящие. Только все равно онанизм это в философском смысле слова. Вникай, лейтенант, сейчас я тебе всю философию и растолкую подробно. Слушай...

Слушать про онанизм Спартаку было совсем не интересно. А сидеть в сумерках, на завалинке, было хорошо. Сидеть и думать, обдумывать услышанное ранее, сортировать, фильтровать, раскладывать по полочкам.

И ранее, говоря о главном, по-настоящему важном, очень-очень интересном, Василий Иванович Пехота, то отвечая на вопросы слушателя, а то и сам по себе, то и дело съезжал с одной темы на другую, с другой на четвертую, с пятой вновь на другую. А мозги кандидата технических наук требовали порядка. Паганелю хотелось помочь Терминатору. Конкретно, здесь и сейчас это было уместно. В удобном для Спартака ужатом виде полученная важная информация складывалась в нижеследующем порядке:

1. Система рукопашного боя для подготовки нелегальной агентуры создавалась Разведывательным управлением Генштаба РККА и РККФ в 20-40-е годы XX столетия, исходя из того, что разведчик-нелегал не должен выделяться своим видом и, следовательно, от стилей борьбы, в которых решающую роль играют вес, рост, сила, быстрота реакции и т.д., и т.п., необходимо категорически отказаться. К работе над созданием новой оригинальной системы боя привлекли специалистов китайской и корейской национальности, живших на Дальнем Востоке СССР, медиков, биологов, спортсменов, артистов цирка. Коллектив разработчиков работал и за страх, и на совесть, в распоряжении ученых и практиков всегда имелось достаточно «мяса» — то есть прошедших спецподготовку вражеских диверсантов, попавших в наш плен, — для проверки теоретических изысканий на практике. В отличие от энкавэдэшников, которые при создании своей, полицейской, системы рукопашного боя, работали с «куклами», сиречь, с приговоренными к высшей мере зэками, гэрэушники использовали исключительно высококачественное «мясо».

Результатом многолетней и кропотливой работы высококлассных специалистов стала необычно гибкая, технически простая, полностью сохраняющая эффективность без регулярных тренировок, доступная для освоения и ребенку, и женщине, и инвалиду, труднораспознаваемая и практически непредсказуемая универсальная «рукопашка».

Сленговое название «рукопашка» сохранялось вплоть до начала Великой Отечественной, когда возникла насущная необходимость разработать схемы интенсивной подготовки бойца. В сорок первом обиходный термин «рукопашка» сменила аббревиатура ГРУ-СМЕРШ.

Опыт Второй мировой подтвердил сверхэффективность рукопашного боя по версии ГРУ-СМЕРШ. После войны американцы организовали специальное подразделение, оно всеми правдами и неправдами «выдаивало» информацию, касательно «рукопашки» ГРУ-СМЕРШ. То, что удалось «выдоить», янки приняли за основу для подготовки своих элитных нелегалов, о чем, естественно, предпочитают умалчивать.

2. Современные земные популяризаторы рукопашного боя по версии ГРУ-СМЕРШ все поголовно являются отпетыми шарлатанами. Эксклюзив эпохи тоталитаризма, уникальная система противоборства, в одночасье почила в бозе после того, как завистники скинули с социалистического Олимпа маршала Жукова. Недоброжелатели пустили слух, что под личным руководством Георгия Константиновича готовятся диверсионные группы СМЕРШа с целью свержения власти Отца Народов. И погоны полетели, как птицы. Мало того, полетели пули в поседевшие раньше времени виски да чернильного цвета тату напротив горячих сердец. И «столыпинские» вагоны повезли в лагеря экспертов уникальной системы. Враги Г. К. Жукова блестяще сработали. Конечно, не против «рукопашки», но, так уж случилось, что все ее ИСТИННЫЕ носители сгинули буквально в одночасье. Все, кроме одного.

3. Василию Ивановичу Пехоте дали 10 лет по 58-й статье. В те годы спортменеджерам Космического Содружества было так же трудно работать на территории СССР, как и зарубежным шпионам из стана политических антиподов рабоче-крестьянского государства, и все же ушлые менеджеры умудрились осуществить подмену зэка Пехоты на его точную биокопию.

4. Василий Пехота, как и многие новички, категорически отказался мутировать. В отличие от многих, от подавляющего большинства, Пехота победил во время дебютного выхода на ринг. Победил Василий Иванович и во второй, и в третьей схватке. Однако лишь после дюжины побед ему сообщили о правиле, согласно которому неполноценный гладиатор, одержавший сотню побед кряду, получает в награду полноправное гражданство Космического Содружества.

5. Спортменеджер строптивца всегда старается изо всех сил склонить неполноценного к полноценности. Это часть шоу. Упертость Спартака действительно стоила Александру Сергеевичу человеческого облика. И это часть шоу. Организаторы экстрапопулярного шоу свое дело знают крепко. Кандидат на роль героя, коему дарован шанс сравняться в правах с небожителями, должен в натуре проявлять геройские качества, завоевать симпатии болельщиков на ринге и вне его. Презреть смерть и соблазны, не ведая о главной награде. Спартак далеко не первый, кого полюбили болельщики за упрямство и волю, но большинство упрямцев соглашались мутировать, когда узнавали, что сотая победа в виде монстра обеспечивает возврат в человеческий облик. Подавляющее большинство, 99,9%. Спартак проявил характер, показал себя стойким бойцом, заработал очки, предприняв попытку побега, и завоевал промежуточное поощрение в виде возможности тренироваться под руководством гражданина Пехоты.

6. Полноправный гражданин Космического Содружества Василий Иванович Пехота согласился поделиться со Спартаком секретами рукопашного противоборства по версии ГРУ-СМЕРШ за солидное материальное вознаграждение, обещанное ему шоуменами и шоувуменшами.

7. Устроители кровавого шоу рассматривали также в качестве кандидата на должность тренера Спартака голубого претендента, Мастера коленно-локтевого фехтования, но справедливо посчитали, что герою будет проще учиться у соотечественника. К тому же, фехтование коленями и локтями является лишь дополнением к боевому телекинезу, вроде штыка на конце ствола, а рукопашка по версии ГРУ-СМЕРШ самодостаточна.

8. И болельщики, и спортивные журналисты, и организаторы, и сам Василий Иванович — все абсолютно уверены, что Спартак обязан ошалеть от счастья, узнав про реальные перспективы получения гражданства Космического Содружества вкупе с сопутствующим социальным пакетом разнообразных льгот, гарантий, возможностей...

— Лейтенант запаса! Да ты меня не слушаешь вовсе!

— О другом задумался, — признался Спартак.

— О чем, если не секрет? Что для тебя важнее, товарищ лейтенант, высказанных вслух мыслей сторожила о здешней непростой жизни? — Признание Спартака слегка, но обидело Василия Пехоту. Он, Пехота, ты понимаешь, откровенничает, а его, понимаешь, не слушают. Для кого, спрашивается, он старается? Для Джульбарса?

— О девушке я своей, о земной, задумался, — нашелся Спартак. — С ней, быть может, прямо сейчас двойник мой на белых простынях кувыркается. Ревную я.

Обиды как не бывало. Вся обида вышла, словно злой дух, из Василия Ивановича на выдохе после тяжелого вздоха. Пехота опустил глаза, взглянул на давно потухшую трубку, стукнул ею о завалинку, выбивая пепел. Встрепенулся, разбуженный стуком Джульбарс. Василий Иванович посмотрел на дракончика, махнул рукой вяло, мол, спи дальше, животное, отдыхай.

— Знамо дело, — Пехота дружески похлопал Спартака по плечу. — Бабы, они... От них... Вообще-то, в твоем варианте другой коленкор, и... Забудь! Брось, товарищ. Выкинь из головы. Трудно, ясное дело, но я тебе, слышь, сейчас помогу. Записи твоих выступлений на ринге я видел, но записи — записями, а надо б воочию глянуть, как ты работаешь.

— Вы предлагаете спарринг? — Спартак рефлекторно выпрямил спину и расправил плечи, инстинктивно протестировал организм и успокоился: все системы восстановились полностью, отдохнули и готовы к ратному труду.

— Точно так, товарищ дорогой. Спарринг. Только не со мной. Со спецсредством. Поспаррингуешь с роборотнем, а я за вами понаблюдаю.

— С кем?

— С роботом-оборотнем.

— Типа, с роботом-трансформером, да?

— Догадлив ты, как я погляжу. Только слово «роборотень» мне больше по нраву, чем казенное «трансформер». Роборотень — полнее отражает суть спецсредства, — Василий Иванович вложил два пальца в рот и зычно свистнул.

— Йо? — Головенка Джульбарса лупоглазо вылупилась на хозяина.

— Это я не тебе, собака ты моя чешуйчатая. Спи, Джулька, коли охота. Только, слышь, лейтенант, не уснет он. Страсть, как любит разные представления. Они у нас на заимке редкость. Скучно мальчику со мной на заимке. Было. До твоего появления.

Глухие шумы за хатой однозначно свидетельствовали, что их источник копошится в сарайчике, который хозяин, проводя для Спартака экскурсию по оазису заимки, охарактеризовал как «хозблок». Судя по звукам, в сарайчике упало что-то, вроде ведра в таз, простуженно и протестующее заскрипела дверь, открываясь, послышались шуршащие шаги по траве.

— Йо! — Обрадовался Джульбарс, единым махом взопрыгнул на перила крылечка и устроился на перилах, словно курица на насесте.

Из темени кустов за хатой на полянку перед крыльцом вышел роборотень. В сумерках позднего вечера он смахивал на привидение. Матово-белая человеческая фигура с головой, но без лица, без признаков пола, без острых углов, вся какая-то сглаженная, зализанная, самостоятельно передвигающаяся человекоподобная болванка.

Спартак поднялся с завалинки, сцепил пальцы в «замок», хрустнул суставами.

— Смотри мне, грядки не потопчи, боец, — вместо напутствия бросил в спину земляку товарищ полноправный гражданин Пехота.

Грядки справа, сзади за спиной хата, крылечко и наблюдатели, человек и дракончик, слева остановился на краю полянки роборотень. Спартак повернулся к спарринг-партнеру, еще раз оглядел полянку новым взглядом, взглядом бойца.

Места для ратных игрищ под открытым небом вполне достаточно. Мурава под ногами приемлемо мягкая, падение на нее — одно удовольствие. Спартак сместил центр тяжести на правую ногу, согнул ее в колене, выставил вперед левую, поднял крепко сжатые кулаки, приготовился к схватке с роборотнем, который стоял в пяти шагах от героя. До поры стоял болван-болваном. До того, как Спартак поднял кулаки.

Роборотень тоже присел на правой и тоже выставил вперед разгруженную левую. Приподнял согнутые локти, изогнул кисти крючками. На голове-болванке выросли жесткие и прямые черные волосы. Безликое лицо обрело черты — выступили скулы, обозначились брови, под ними расползлись щелочки глаз, отпочковались уши, вспучился нос, раскрылся рот. Матовая поверхность роборота обрела фактуру желтоватых кожных покровов азиата. Покровы частично отслоились от туловища и рук, провисли складками, потемнели, превращаясь в длиннополый халат, весь покрытый вязью иероглифов. Не более двух секунд понадобилось роборотню, чтобы прикинуться китайцем, владеющим стилем хищного таракана.

Стилевую принадлежность выдавала стойка. Стиль единственного таракана-хищника на планете Земля, легендарный стиль «Богомола», очень любят киношники. Стойку «Богомола» с другой не спутаешь, если хотя бы раз ее видел допреж, хотя бы в кино. Спартак знал, что родоначальники тараканьего стиля предпочли разнообразию техники ног устойчивость, и посему наш герой чуть разогнул колено опорной правой, готовясь переиграть в маневре противника. «Богомол» шагнул по направлению к герою. Шагнув, роборотень изменился. Исчезли халат и антропологические признаки азиата. Почернела кожа, расплющился нос, утолстились губы, пошли колечками волосы, округлились глаза, кисти роборотня обросли перчатками. Начинал шаг китайский таракан в низкой стойке, а закончил пританцовывающий негритянский боксер.

Спартак согнул колено правой, готовый противопоставить порханиям боксера каратешную непоколебимость и мощь.

Спартак моргнул. Опускал веки, видел негра в боксерских перчатках, поднял ресницы и увидел европейца штангиста... А впрочем, нет, не штангиста, борца! Обманулся по вине трико, оно и у штангистов, и у борцов чертовски похожего кроя.

Борец, судя по стойке, практикует вольный стиль. Именно вольники вытеснили из восьмиугольника так называемых «Боев без правил», весьма популярных в последнее десятилетие XX века, всех прочих единоборцев. Как правило, «Бои без правил» заканчивались болевым приемом в партере. Спортсмены вольники приноровились кидать на ковер и заламывать апологетов ударной техники, а также самбистов, дзюдоистов, дзюдзюцуистов, всех тех, которые заточены бороться в одежде и, за компанию, греко-римских борцов, которые фигово следят за ногами.

Правое колено Спартака разогнулось, он приготовился-таки попытаться встретить на отходе ударом пяткой излюбленный борцами вольного стиля проход в ноги.

Борец шагнул, и борцовское трико растеклось туманной облачностью по меняющему цвет телу. Земной борец превращался в местного голубого мастера колено-локтевого фехтования.

Как голубые фехтуют коленями и локтями, наш герой, разумеется, понятия не имел. Когда голубые парапсихологически крутили Спартаку кишки, они стояли иначе, чем этот. Те раскорячились в широких боевых стойках, а этот обе ноги поставил рядышком, и колени согнул по-другому. Те делали пассы расслабленными, вытянутыми руками, а этот согнул руки и выставил впереди себя локти. Нелепая позиция, однако, должно быть, из нее вытекает очень даже лепая атака. Не исключено, что позиция нарочно нелепа, дабы заморочить Спартаку голову. Во вьетнамском вьет-во-дао, например, на дистанции боец замысловато извивается лишь ради заморочек. В ближнем бою бойцы из Вьетнама мочат врагов без всяких вычурных выпендрежей, короткими, рациональными ударами. Допустим, этот голубой тоже выпендривается для отвода глаз. Исходя из названия, фехтование коленями и локтями предполагает контакт, типа «клинч». А войти в сверхблизкий контакт рациональнее всего наскоком. Следовательно, есть смысл приготовиться к отскоку.

Спартак почти полностью разогнул правое колено, левое поднял, подтянул к животу и развел руки в стороны, изображая журавля. Спартак ценил «птичьи стили» и знал в них толк.

Но прогнозируемого наскока не последовало. Последовал шаг, и роборотень в четвертый раз полностью сменил имидж. Он превратился в... Слов нет! Одни буквы! Спартак глазам своим не поверил! Баланс на одной ноге удержал, но морально пошатнулся и грязно выругался. Выплюнул парочку бранных слов, что позаимствовал у Александра Сергеевича, какие запомнил.

Крякнул понятливо и удовлетворенно экс-майор Пехота. Смешно пискнул совершенно офигевший дракончик, и немудрено — на полянке балансировали, изображая «журавлей», зеркально повторяя один другого, два Спартака. Да — два! Шагнув в четвертый раз, роборотень скопировал и позу, и одежду, и внешность героя.

Копия-роборотень воспользовался замешательством оригинала-человека, чтобы нанести коварный удар мыском кеда в пах. Из позиции «журавля» сильный удар стопой получится только при смене ног, что роборотень и сделал — нога, которую он держал на весу, топнула по траве, заодно и приблизив роборотня к объекту атаки, а опорная взлетела, норовя обогнуть поднятую левую Спартака и поразить «золотую цель».

Оригинал опомнился и скопировал действия копии. С той лишь разницей, что опорная-толчковая Спартака взлетела по дуге, каковая пересекалась с траекторией бьющей ноги роборотня.

Ноги пересеклись. Кед Спартака ударился о голень близнеца, пресек атаку блоком-сбивом. Оба держали руки, как крылья, разведенными в стороны. Оба взмахнули руками. Спартак, скрючив пальцы, вознамерился вцепиться в лицо близнецу-роборотню, но копия героя шлепнула расслабленными ладошками по предплечьям оригинала, накрыла их сверху, роборотень поймал человеческие запястья в захват, рванул противника на себя, нагнулся, боднул героя лбом, метя в нос.

Замешкайся Спартак самую малость, и лобешник роборотня вогнал бы носовой хрящик прямо в геройский мозг. И абзац, капут Спартаку. Возможно, полный и окончательный, ибо Василий Иванович ни словом не обмолвился о наличии у себя в хозяйстве реанимационного саркофага для воскрешения гладиаторов.

Герой, разумеется, не растерялся. Поддался рывку, набычился, пряча нос, да и мотнул головой, как его учили. Еще когда Спартак был подростком и только-только начинал интересоваться премудростями драки, добрые люди научили его, как грамотно «брать на колган» супостатов. Бить головой следует так, будто выполняешь команду «равняйсь». Тогда и свои мозги сбережешь, и чужим обеспечишь сотрясение.

«Колган» героя с разворотом врезал по таранящему лбу, череп боевого агрегата выдержал, однако его начинка малость пострадала. Нокдаун. Один-ноль в пользу человечества.

Спартак легко выдернул из захватов запястья. Выдергивая, согнул локти. Выдернув, распрямил и толкнул открытыми ладонями, которые напряглись лишь в момент касания плеч соперника роборотня. Профаны противоборств недооценивают преимущества техники толчков, и только Мастера знают, насколько толчки эффективны. Ежели, конечно, толкать умеючи. Как, например, Спартак.

Точная копия нашего героя отлетела метра на три, не устояла, упала на спину, перевернулась через ушибленную голову. Спартак прыгнул вдогонку. Вперед и вверх! Поджал ноги в прыжке, чтоб выпрямить их, когда под ногами окажется растянувшийся на траве противник.

Роборотень откатился в сторонку. Кеды Спартака ударили по смятой грудью роборотня траве. Откатываясь, роборотень подтянул колени к животу, перевалился набок, сработал бедрами, разгибая колени, и подошвы его кед попали, и сильно попали, по лодыжкам героя. Лежачий сбил приземлившегося.

Спартак падал, а его двойник робот вскакивал. Падая, Спартак ориентировал тело таким образом, чтоб коснуться травы лопатками, перевалиться через плечо и встать на одно колено, в стойку, известную ему под названием «Старый прячущийся тигр». Роборотень, вскакивая, замахивался ногой, вскочив, врезал под ребра «Старому тигру», которому не хватило мгновения, чтобы «спрятаться» за, образно говоря, барьером непробиваемых блоков. Один-один, счет в схватке сравнялся.

Под ребрами у героя вспыхнула костром боль, в глазах помутилось. Развивая успех, роборотень присел, склонился над «раненым тигром», и его, роборотня, острый локоть тюкнул героя по... Спартак дернулся, и локоть тюкнул в мышцы плеча. А не дернись герой, и тю-тю! Тюкни локоть роборотня по шее, и — баста! Смещение шейных позвонков и, увы, летальный исход!

Но нет худа без добра! Вернее, так: любое худо, обладая сноровкой, можно вернуть обратно со сторицей. Дернувшись, Спартак стремился как можно скорее завалиться на спину, спасти, убрать, увести открытые тылы своего торса с острия атаки, и тюк в плечо придал ему дополнительное ускорение.

Спина Спартака прижалась к траве, сквозь муть в глазах он увидел падающий на переносицу безжалостный кулак. Пострадавшее плечо болело, пожалуй, еще сильнее, чем подбитые ребра. В зону плечевой боли попадала и спасенная шея. Травмированные мышцы плеча щедро делились болью с мышцами шеи, мешая им нормально функционировать. И все же герой сумел, успел шевельнуть головой, увернуться от тяжелейшего удара по переносице. Кулак роборотня просвистел возле уха, задев мочку, глухо ударился об почву, а ребро ладони Спартака ударило в локтевой сустав промахнувшейся, прямой, как копье, руки роборотня.

Сустав — ЩЕЛК! — механически щелкнул. Человеческие суставы ломаются по-иному, со смачным хрустом.

Сломав механическое сочленение сгибателя, победоносная ладонь человека змеиным броском взмыла к горлу роборотня. Большой палец оттопырился и вонзился глубоко в мякоть под челюстью. Вероятно, ключевые узлы агрегата-оборотня совпадали с точками акупунктуры человеческой анатомии. А, возможно, Спартаку просто повезло ткнуть пальцем и попасть в скрытую под покровами кожеимитатора потайную кнопку «откл». Так или иначе, но факт остается фактом, живая, образно говоря, боевая машина из плоти и крови с маркировкой «Спартак-3» победила свою эрзац-имитацию.

Робот закостенел. Его кожеимитационные покровы поблекли, черты геройского лица стаяли с головы-болванки, отвалились фальшивые уши, рассыпались в прах псевдоволосы, одежды прилипли к корпусу и, обесцветившись, растворились в нем. Роборотень сдох.

Спартак спихнул с себя неподвижную куклу со сломанным ответвлением руки и отчетливой вмятиной под безликим овалом башки. Победитель охнул, схватился за ребра, застонал, нечаянно резко проведя травмированным плечом. Стиснув зубы, оттолкнулся от свалявшейся травы, поднялся на ноги.

— Иди сюда, на завалинку, — позвал Пехота. — Сядь, отдохни.

— Йо-йо, — запищал Джульбарс. Честное слово, дракончик пищал сочувственно и пялился на прихрамывающего героя едва ли не со слезой.

Сломанный роборотень остался валяться на траве. Несломленный герой доковылял до завалинки, опустился на нее тяжело, привалился спиной к бревнам, запрокинул голову, закрыл глаза. Грудь Спартака вздымалась часто, но ровно.

— Йо! — Дракончик спорхнул с перила-насеста, вразвалочку подбежал к человекообразной болванке на траве, со злостью клюнул роборотня в покатое темя, разинул клюв и вцепился в синтетику округлого плеча.

— Ты гляди, лейтенант! Джульбарс за тебя мстит, гляди! Знать, признал и простил твою невежливость при знакомстве. Я ж говорил — вы подружитесь.

Легкие Спартака вдоволь насытились кислородом. Дыхание успокоилось. Спартак здоровой рукой утер пот со лба, осторожно дотронулся до покраснения на боку. Больно, но ребра, вроде, целы. Терпимо больно, после футбольной залепухи Попрыгунчика было больнее. Спартак помассировал распухающее плечо. Тоже больно, однако тоже вполне терпимо. Еще побаливала нога. Одну из лодыжек кед роборотня зашиб прилично, а Спартак в пылу схватки этого почти не заметил. Теперь на месте ушиба растет гематома. Ну, да ничего, вырастет, почернеет, пожелтеет и рассосется. Не впервой.

Джульбарс самозабвенно и ожесточенно терзал побежденного роборотня. Василий Иванович с умилением наблюдал за питомцем, изредка, исподволь поглядывая на Спартака. Молчаливая пауза затягивалась, и Спартак решил, что нечего из себя примадонну корчить, кашлянул, прочистил горло и задал вопрос потенциальному тренеру:

— Ну, как?

— Чего «ну, как», — переспросил Пехота, прикидываясь непонятливым простачком. Взглянул на героя наивными глазами, будто, и правда, не уловил суть вопроса.

— Как я дрался? — уточнил Спартак. Спокойно уточнил, безо всякого раздражения. Вызывающе спокойно. Хотя и тянуло обложить матом гражданина Пехоту за его надменное лицедейство.

— Ах, ты об этом! — изобразил притворное прозрение Василий Иванович, поскучнел, и в голосе его зазвучали тоскливые нотки. — Паршиво, ты знаешь. Гораздо хуже, чем я ожидал.

— Но я победил, — терпеливо напомнил Спартак.

— Вот именно: «но», — напоказ загрустил Пехота. — Побеждать, товарищ дорогой, надо без всяких «но». Тогда это и будет победа. А с разными «но», ты понимаешь, это... это онанизм.

— Не понимаю.

— Сам знаю, что не понимаешь. Понимал бы, так и побеждал сразу, без лишних «но». Вот послушай, расскажу тебе байку в тему. Энкавэдэшники, ты знаешь, они своих «кукол» специально дразнили, чтоб злее были. А мы к нашему «мясу» относились бережно. Как сейчас помню, доставили к нам самурая. Он под чукчу рядился, его наши взяли с поличным во Владике, когда он микрокамерой акваторию порта фотографировал. Как его взяли, ухватки чукотские он разом все побросал, сидит в клетке гордый такой, ноги сикось-накось, в позе «лотос», спина прямая, руки под брюхом сложил, красавец. А в клетке грязь — ужас. Прежний неряха постоялец, шпион американский, всю клетку, ты понимаешь, загадил. И мухи, ты б видел, вокруг самурая так и вьются, так и вьются. Где грязь, там и муха, ясное дело. Мы самураю, чин-чинарем, ведро воды в клетку поставили, швабру с тряпкой, а он, ты понимаешь, на сангигиену ноль внимания, фунт презрения. Как сейчас помню, подхожу я, значит, к решетке и говорю ему вежливо: вы, говорю, ваше благородие, прибрались бы у себя. А он мне и отвечает: не мешайте, говорит, медитировать. Удобная, между прочим, штука, эта восточная медитация. Лентяями для лентяев придумана. Бьешь законно баклуши, а устыдят за безделие, посылаешь к ихней японской матери. Я, мол, медитирую... Не, думаю, врешь, со мной у тебя этот номер не пройдет. От меня, думаю, ты так просто не отбрехаешься. И втянул я того самурая в спор. Схлестнулись с ним в словесной баталии. Я ему про рыбку, которую без труда хрен достанешь из пруда, он мне про «сатори», о «просветлении» в мозгах талдычит. Я ему про то, что дурака валять ума много не надо, он мне про сверхразум просветленного. Слово за слово, раскололся япошка. Смекнул самурай, что жить ему до утра осталось и, ты понимаешь, надеялся, ханурик пленный, до зари найти ответ на загадку, «коан» по-ихнему, что задал нашему самураю накануне перехода границы СССР сильно просветленный японский монах. Надеялось наше «мясо» перед смертью просветлеть, как тот монах. Познать, ты понимаешь, истинность бытия... В общем, раскололся самурай, и я его спрашиваю: значит, говорю, вы медитируете в том смысле, что размышляете? Нет, отвечает, чтобы «решить коан», говорит, надо впасть в такое состояние, когда верный ответ сам собой появится в голове, сам найдется, без всяких умственных усилий. Тут мы по новой заспорили, об уме. Он логику с диалектикой отвергал, я, наоборот, он горячился, а я над ним посмеивался, и, в итоге, он загадал мне ту монашескую загадку, над которой медитировал. Как, спросил, звучит хлопок одной ладони?.. Ну, я, ты понимаешь, представил себя одноруким, на ладоху свою открытую поглядел, и тут, ты представляешь, на мою хиромантию садится муха. Прямо на «бугор Венеры» села. Я пальцами резко так — ХЛОП! И приХЛОПнул муху. Четырьмя пальцами той же руки на которой муха и сидела, ты понял? И вежливо так вопрошаю у Самурая: слыхал? Вот так, говорю, звучит хлопок одной ладонью без помощи другой. А самурай, ты представляешь, ажио дар речи потерял. Варежку раскрыл, гляделки вылупил и ХЛОП в обморок. Ночью с собой покончил. Швабру поломал, гвоздик из нее выколупал и ржавым тем гвоздем сделал «кири» своему «хара». Сволочь, по крайней мере. Мне за доведение свежего «мяса» до состояния самоубийства посредством досужих разговорчиков выговор с занесением влупили, по партийной линии отчехвостили и заставили клетку после него мыть. С тех пор недолюбливаю я японцев. Хотя, ты знаешь, в принципе, идеи интернационального равенства мне по душе.

Василий Иванович замолчал. Его рассеянный взгляд блуждал в прошлом, ностальгия изогнула его губы полумесяцем. О чем, интересно, он сейчас думает? И думал ли он сейчас вообще, человек, поглощенный трясиной воспоминаний? Быть может, он сейчас просто-напросто медитирует? Кто знает...

И вновь Спартаку пришлось нарушать молчаливую паузу:

— Не понимаю, к чему вы рассказали мне свою байку?

— К тому, лейтенант запаса, что многие, и ты в их числе, за деревьями леса не видят. Лукаво мудрствовать, ты знаешь, оно для здоровья вредно. Тебя, лейтенант, учили драться, и ты дерешься, а это лишнее и совсем для победы необязательное.

— Не понимаю я, хоть убейте.

— Тебя убивали дважды, толку — ноль. Зачем ты дерешься, лейтенант?

— Дерусь, когда вынужден. То есть когда вынуждают.

— Зачем? Ради чего?

— Ради победы.

— Вот и побеждай, когда вынужден! Сразу! Без этой канители: блок-удар-отскок-подскок-обвод-тычок-добивание. ДОбивание, слышишь? Си-ля-соль-до, на хрена вести бой, как будто на пианино играешь? На хрена вообще его «вести»? Бздыньк литаврами, и хорош, уноси готовенького.

— Кажется, я вас понял. Вы намекаете на главный принцип кунг-фу: начинать удар позже противника и заканчивать раньше.

— Дурак ты, лейтенант. Исходить надо из предпосылки, что противники всегда быстрее, сильнее, техничнее тебя. Противники, понял? Много! Вокруг! И все Мастера, и все жахнули дружно, кто по почкам тебе, кто по ногам, кто по ручонкам твоим торопливым, а кто и по голове дурной. Сумеешь опередить каждого?

— Вы намекаете на целесообразность принципов айки-до? Использовать агрессию противников против них самих, да?

— Два! Дважды дурак. Айки-ля-соль-до, про ноту «до» опять балабонить не буду. Скажу про другое. Принципы айки хороши в теории, но, по жизни, айкидоки всегда уклоняются от схватки с представителями других видов. Слыхал быль о том, как дедушка, который айки-до сочинил, телепортировался во время показательных выступлений?

— Даже видел. На Земле есть пленка. Его, древнего старичка, обступают здоровые амбалы, окружают, окружили, и на следующем кадре он уже за кольцом окружения. Существует сенсационная кинохроника, подтверждающая факт телепортирования, и...

— И факт никчемности айки-до, — подхватил с полуфразы Пехота, закончив ее, фразу, по-своему. — Раз деду пришлось спасаться, телепортируясь, знать, иного выхода не было и, следовательно, на приемчики свои айкидошные он уже не рассчитывал. Считай, по факту, сдался дедок-основатель тем, которые его окружили.

— Согласен. Можно и так сказать. Кстати, окружали его, если не ошибаюсь, дзюдоисты. Дзюдо является всего лишь одним из стилей дзю-дзютцу. Следовательно, основополагающий принцип дзю-дзютцу оказался более действенным, я вас правильно понял?

— Ничего ты не понял. И я в твоих умничаньях ни хрена не понимаю. Какой еще принцип?

— Основной принцип, вернее — постулат дзю-дзютцу гласит: сначала поддаться, чтобы потом победить.

— Скажите еще: расслабиться и получать удовольствие! Так оно и будет, я тебе обещаю, если противник окажется хитрее, ловчее, да еще и опытнее тебя. Ты ему поддашься с дальним прицелом, а ему начихать на твои принципы да прицелы, он тебя с большим удовольствием сразу и поимеет.

— Тогда я абсолютно не понимаю, как...

— Вот! Правильное слово: «как»? Хочешь научиться побеждать безоговорочно и сразу, а не му-му канителить, кончай умничать и по-простому, по свойски спроси меня, как это делается.

— Как?

— Каком кверху!.. Шучу. А если серьезно, то через две недели у меня урожай взойдет, придется его собирать и будет не до тебя. Четырнадцать дней у нас с тобой на тренировки, товарищ дорогой.

— Всего четырнадцать?

— Не «всего», а целых четырнадцать. Более чем достаточно. Все гениальное, ты понимаешь, просто. Чем проще, тем гениальнее. В области транспорта гениальнее колеса ничего больше так и не придумали. И гениальнее рукопашного боя по версии ГРУ-СМЕРШ вряд ли придумают. Здешней воинствующей расе голубых только гонор ихний не позволяет перенять у меня науку побеждать в рукопашной, но ты, слава богу, не голубой. Хотя и гонору в тебе лишнего много, и умничать любишь не по делу, но я КЛЯТВУ дал тебя обучить, и я тебя обучу, парень. Завтра с утреца и начнем, а сейчас... Фу! Джульбарс, фу! Кончай роборотня жрать, дурик! Ко мне! Ко мне, мальчик!.. Вставай, лейтенант, пошли в хату, поужинаем и на боковую. Завтра подъем в шесть-ноль-ноль, ты понял?..

Глава 10,

самая длинная, в которой герой постигает мастерство рукопашного боя по версии ГРУ-СМЕРШ

Я, автор-пересказчик, писал эту главу гораздо дольше остальных, и в результате она, ясное дело, получилась самой длинной. Более 50 000 знаков с пробелами. Перечитав написанное, я мучался бессонницей несколько ночей подряд. В отсутствии сна был повинен, скажем так, мой внутренний цензор.

Господа хорошие, и не очень, а также дамы красавицы и суперкрасотки, с величайшим прискорбием вынужден всем вам сообщить, что треклятый цензор, живущий во мне, настоял на изъятии из общего текстового массива данной главы за номером 10.

Дело в том, что система рукопашного боя по версии ГРУ-СМЕРШ, действительно, до смешного проста и при этом ужасно результативна. Настолько, что даже завуалированное описание тренировок Спартака под руководством товарища гражданина Пехоты может подтолкнуть и не очень пытливый читательский ум к пониманию алгоритмов гениальной в своей ужасной простоте, самой смертоносной системы противоборств из всех, существующих во Вселенной. Врожденное человеколюбие, увы, не позволяет мне приоткрыть сей ящик Пандоры.

К огромному моему авторскому сожалению, то же самое человеколюбие, выпестованное во мне вышеупомянутым внутренним цензором, препятствует написанию и еще ста последующих глав. Исхитриться и приемлемо интересно описать победы героя на ринге, опуская все технические подробности череды схваток, у меня, извините, просто-напросто не получится. Невозможно описывать опасное содержимое пресловутого ящика Пандоры, не приоткрыв его хотя бы на миллиметр, что может подтолкнуть даже не очень пытливый читательский ум... и т.д.... смотри выше.

Однако я не могу просто так взять и проигнорировать целых сто подряд победоносных боев героя, и поэтому я придумал вынести их как бы за скобки данного повествования. Именно поэтому нижеследующей главе присвоен порядковый номер 111.

Глава 111,

в которой герой становится Героем

Церемония принятия гражданства неполноценным гладиатором Спартаком должна была состояться тут же, на ринге, сразу после сотого боя. В том случае, разумеется, если герой победит и в сотом бою тоже.

Он победил.

Трибуны рукоплескали. Голос под куполом вещал о том, что всем было известно и без него, о предстоящей церемонии, каковую проведет лично гражданин президент Космического Содружества. Летающие носилки убирали с ринга останки сотого препятствия на пути героя к законной свободе и послесловию оглушительной славы.

Славой он накушался досыта. На ринг Спартак выходил с периодичностью раз в неделю и уже после пятой победы начал привыкать к неизбежным овациям. После дюжины побед к нему в апартаменты, что устроили тут же, в кулуарах Дворца Спорта, валом повалили, по-земному выражаясь, журналисты. И свободы наш герой тоже откушал. Правда, свободы дозированной. После десятой победы его апартаменты разблокировали, и Спартак сколько угодно шатался по Дворцу Спорта. И, случалось, подолгу болтал со словоохотливыми гражданами из числа обслуживающего Дворец персонала. После восьмой победы его начали учить универсальному языку межрасового общения, и к победе номер девятнадцать он им свободно владел без клипсы словаря в ухе.

Однако звездолеты-пузыри до сих пор отгораживались от Спартака непроходимыми мембранами.

Сегодня, в последний день ограничения его свобод, Спартак опять прицепил к мочке уха клипсу-подсказчицу. Организаторы шоу настояли. После облучения мозга, ему предстоит дать свою первую, самую важную в жизни каждого гражданина, КЛЯТВУ на верность Содружеству. И текст КЛЯТВЫ ПРИНЯТИЯ ГРАЖДАНСТВА ни в коем случае нельзя перепутать.

А потом новоиспеченному гражданину дадут время, чтобы привести себя в подобающий вид, и в его честь состоится банкет. А после банкета законного гражданина Спартака, конечно же, атакуют работодатели. Многим не терпится купить раскрученный живой брэнд в зените славы.

Но все это будет... должно быть потом, а сейчас под куполом громыхает голос диктора-комментатора, трибуны дружно рукоплещут, герой дня стоит в центре ринга и поглядывает по сторонам искоса. Малость, самую малость, вспотевший герой, с чуть, самую чуть, растрепавшейся прической, в немного, совсем немного, помятых трусах. И с зоркими, несколько вороватыми, слегка прищуренными глазами.

Аплодируя на ходу вместе со всеми, по синтетическому песку арены к подиуму ринга идут голубые. Ритуал предписывает им окружить ринг. Каждому положено занять определенное место и встать в боевую позицию. Что они и выполнят, безукоризненно. Но выполнят формально. Ибо к рингу подтягиваются голубые из почетного караула президента Содружества. Они умеют красиво замирать в очень красивых боевых стойках и удерживать их сколь угодно долго. За истекшее тысячелетие почетному караулу НИ РАЗУ не пришлось демонстрировать искусство боевых пассов, поелику президент Содружества является безусловным всеобщим любимцем. Граждане его прям-таки обожают. Никому из граждан и в голову не может прийти, что жизни их любимого президента может угрожать что-то. Точнее, кто-то.

Любовь к президенту, как сообщили Спартаку церемониймейстеры накануне, внушается искусственно, но добровольно каждому гражданину во время процедуры принятия гражданства. В принципе, от компоненты излучения, дарующей любовь к верховному руководителю, можно и отказаться. Но тогда отказнику придется побеседовать с психологом и внятно объяснить причину отказа. Обычно психологи, специализирующиеся на спорах с достигшими совершеннолетия отроками-отказниками, сидят без работы. И еще не было случая, чтобы отказник, пообщавшись с психоспорщиком, остался отказником, во как! Выслушав церемониймейстеров, Спартак заявил, дескать, не имеет ничего против диктатуры любви. И пошутил — если это, конечно, любовь сыновняя, без всякой эротики. Церемониймейстеры шутку не поняли, и пришлось с ними объясняться лишних утомительных полчаса...

Само собой разумеется, лично гражданин горячо любимый президент проводит процедуру принятия гражданства в исключительных случаях. Например, когда на этом настаивает достаточное количество электората. Фанатов гладиаторских игрищ всегда было и есть более чем достаточно.

Василий Иванович Пехота в паузах между тренировками хвастался, что его «короновал» лично «товарищ президент». До сих пор, рассказывал Пехота, находятся желающие получить его, Пехоты, автограф вовсе не из-за того, что Василий Иванович победил сотню мутантов, а потому, что удостоился ВЕЛИКОЙ ЧЕСТИ дышать с президентом одним воздухом и обонять аромат эксклюзивного президентского дезодоранта...

Голубой почетный караул окружил помост с канатами. Каждый почетный караульщик четко занял свое почетное место, и все разом превратились, типа, в скульптурную группу. Ей подошло бы название: «Мастера боевого телекинеза начеку».

Аплодисменты смолкли. Зазвучал гимн Содружества. Трибуны встали. Спартак, как учили церемониймейстеры, склонил голову и прижал растопыренную правую кисть к левой стороне обнаженной груди. В ладонь отдавалось ровное биение здорового, пламенного сердца чемпиона.

Трибуны нестройным тихим хором запели первый куплет гимна. Петь его разрешается только гражданам, посему Спартак молчал. Закатив глаза, он наблюдал, как под куполом вспыхнуло радужное сияние. Переливаясь всеми цветами радуги, по спиралевидной траектории на ринг плавно спускался пузырь с президентом. Каждому куплету соответствовал один виток спирали. Пузырь опускался медленно, гимн состоит из двадцати четырех куплетов. Стоять с опущенной головой, закатив при этом глаза, было не очень-то комфортно, но президентский пузырь манил взгляд, игра цветов на его поверхности завораживала...

И вот, наконец, допета заключительная строфа последнего куплета. Пузырь сплющился о помост. Спартак опустился на левое колено, склонил голову еще ниже, еще сильнее спрессовал ладонью мышцы грудины. Сердце по-прежнему билось ровно. Как часовой механизм мины замедленного действия.

На финальной ноте гимна — кстати, это была нелюбимая гражданином Пехотой нота «ДО» — пузырь лопнул, разлетелся мириадами цветных брызг, явив светлокоричневый образ президента во плоти пред очи добровольно влюбленных в него народов. Церемониймейстеры сообщали Спартаку, что событие будет транслироваться на всю Вселенную и, как минимум, две трети граждан Содружества собираются насладиться редким зрелищем, а оставшаяся треть, занятая на непрерывных производствах, заранее сокрушается, что церемонию придется смотреть в записи.

Финальную ноту размножило и смикшировало, не без помощи звукотехников, гулкое эхо. Счастливейшие из счастливцев, очевидцы на трибунах, даже и не подумав садиться, грянули оглушившим Спартака хором: «СЛАВА ПРЕЗИДЕНТУ!!!» И затаили дыхание, повинуясь легчайшему мановению президентской руки.

Почему, вот бы понять, верховными руководителями гуманоидов зачастую становятся малорослые особи? Веками масскульт штампует героев, вроде Спартака, отнюдь не коротышек, а во главе гуманоидных рас и народов все равно становятся миниатюрные лидеры. Вспомните земную историю — Наполеон, Ленин, Черчилль никогда не смогли бы стать капитанами баскетбольных команд. Президент Космического Содружества смог бы возглавить баскетбольную сборную, но только на Земле. Он являлся нетипичным представителем коричневой расы, обитающей в ядре нашей Галактики. Средний рост коричневых превышает три погонных метра, этот же тип едва дорос до двух тридцати.

По земным меркам — великан, по стандартам ядра Галактики — коротышка, президент с привычной вальяжностью направил стопы к коленопреклоненному Спартаку. Одна из президентских десниц держала то, что Василий Пехота называл «короной».

Прибор для облучения мозга, и правда, здорово напоминал монарший головной убор, каким его обычно рисуют иллюстраторы детских сказок. И разноцветные огоньки на зубцах «короны» сияли точь-в-точь, как драгоценные камни.

Президент величаво нес себя по направлению к герою, а Спартаку вспомнился эпизод с бесполезной атакой смещенного во времени Александра Сергеевича. И подумалось, что гораздо разумнее было бы вместо декоративных голубых караульщиков установить вокруг ринга те приборы, что обеспечивали неуязвимость спортменеджера в серых застенках.

Президент остановился, навис над героем, взялся обеими руками за ободок «короны», нагнулся... Казалось, что затаившие дыхание трибуны вовсе перестали дышать. Спартаку показалось, что они — коричневый президент Космического Содружества и гладиатор с планеты-тюрьмы — одни на ринге, на арене, во Дворце Спорта... И тут, разрушая иллюзию интимности, внося досадную шероховатость в торжественность момента, громко — А-а-ПЧХИ-и! — чихнул один из живых монументов почетного караула.

Так случается в жизни — вдруг зачешется в носу в самый неподходящий момент, и нет мочи терпеть, и невозможно сдержать чих, который может стоить карьеры.

Так бывает в жизни — вдруг судьба дарит отчаянным храбрецам знак, как бы благословляя на подвиг, который может изменить судьбу целой планеты.

Спартак прыгнул с колен! И его правая кисть крабом вцепилась в президентское горло!! Клешня хитро сдавила гортань!!! Президент ойкнул!.. Трибуны ахнули...

— Голубые — замри! — крикнул герой, фиксируя захват жестче.

Обучая Спартака среди прочих конкретно этому захвату, Пехота обмолвился, дескать, похожее, удержание присутствует и в локте-коленном, и в коленно-локтевом фехтованиях. Голубые фехтовальщики должны были оценить степень опасности правильно, и они ее оценили! Должны были понять — на их компетенцию Спартак рассчитывал и не ошибся в расчетах! — что жизнь их ритуально подзащитного реально повисла на волоске, который террорист успеет оборвать в любом случае, и они это поняли! Сразу! Голубые не шелохнулись, лишь глаза почетных караульщиков вспыхнули жаром ненависти.

От обступивших ринг неподвижных воинов отчетливо повеяло адским пламенем бессильной злобы. Трибуны источали флюиды страха и недоумения, также понимая, что случилось непоправимое, и тоже боясь пошевелиться. Шестым чувством ощущая, как сгустились вокруг него эмоциональные эманации, Спартак заговорил. И не было в его голосе дрожи. И кто-то из звукотехников включил общее акустическое усиление, и голос раба загремел так, что завибрировал купол, а эхо породило движение воздушных масс и шевельнуло синтетическую пыль, создавая впечатление, что от слов восставшего закипает арена.

— Вы все! Уверены! Что я алчу получить ваше долбаное гражданство! Вы! Все! Ошибаетесь!.. Да! Да, вы живете дольше и лучше! Несравненно дольше и гораздо счастливее нас, уроженцев планеты-тюрьмы! Но это ваша жизнь! Ваша, а не моя! Ваша, а не наша!.. По сравнению с нами вы — боги! Да! Боги! Но! Я НЕ ХОЧУ становиться богом! НЕТ, не хочу!.. Я был для вас игрушкой... МЫ! Мы, земляне, мы все были для вас игрушками! Были, вы слышите?!. Раб держит за горло первого из вас, видите?! Я! Я, человек свободный от всяких опасностей нарушения КЛЯТВЫ, я КЛЯНУСЬ — ваш главный умрет, если ослушается меня, раба, отказавшегося стать равным богам! КЛЯТВА человека, свободного от страха давать КЛЯТВЫ, крепче всех ваших трусливых КЛЯТВ, вместе взятых! Я КЛЯНУСЬ в этом! КЛЯНУСЬ его жизнью! Жизнью вашего коричневого любимчика!..

Коричневые пальцы размякли, «корона», — за нее гражданин президент цеплялся, словно за спасательный круг, — упала, прокатилась по рингу и, свалившись с помоста, утонула в пыли.

— Я на все согласен, — прошептал президент. — Мы согласны на все ваши условия, чего вы хотите?

— Сейчас вы дадите КЛЯТВУ. Собственной шкурой, жизнью всех своих родственников и министров вы ПОКЛЯНЕТЕСЬ, что вернете ВСЕМ гладиаторам их первоначальное обличье, вернете ВСЕХ обратно на Землю, уберете с Земли всех своих биороботов и подменышей, уберетесь из Солнечной Системы и вообще забудете о существовании планеты, на которой мне посчастливилось родиться!.. Ясно вам? Ясно всем ВАМ?

— Да, — прошептал президент.

— Да, — простонал караул.

— Да, — повторили трибуны.

— Да, да, да... — подтвердило эхо.

Глава последняя,

которая могла бы стать первой

Заканчивалась осень, наступала зима. Депутаты скандалили по поводу принятия поправок к Закону о регламенте прений. По НТВ опять шел повтор всех фильмов про Джеймса Бонда. Глянцевые журналы рекламировали новейший мобильный телефон с дополнительными функциями губной гармошки, весов типа «безмен», и щетки со сменной щетиной. Подорожала манная крупа. Острые носки дамской обуви наконец-то окончательно вышли из моды. Обсерватория МГУ встала на плановую профилактику. Жизнь протекала своим чередом.

Колеса авто брызгались слякотью, когда не стояли в пробках. Дальновидные пенсионеры скупали гречку. Юные провинциалочки донашивали остроносую обувь. Продвинутые молодые люди приценивались к новомодным мобильникам. Телевизионщики мерзли на подступах к Думе, ожидая обещанного кортежа с премьером. Сотрудники обсерватории МГУ играли в домино. Младшие школьники обсуждали Бонда, Джеймса Бонда. И никто, за исключением одного-единственного человека, в этот день так и не поднял ни разу голову, чтобы вглядеться пристально в небо.

Суровые тучи грозились к ночи стряхнуть со свинцовых кудряшек снежную перхоть. Туч прибывало, но пока еще сквозь их просветы можно было узреть прикрытую атмосферными фильтрами Бездну Бесконечности.

То и дело поглядывая на небо, Спартак искал дорогу к метро. Минувшую ночь он провел в квартире у малознакомой женщины, в ее постели, в ее неумелых, но старательных объятиях. Минула его первая ночь свободы секса после ужасов расторжения брака. Подменыш, сволочь такая, женился, нагадил в личной жизни и дематериализовался, а расхлебывать пришлось Спартаку. Хвала Гименею, ужасы развода начали потихонечку забываться. Уж скоро месяц, как Спартак вольный казак. Но на пути к воле пришлось нахлебаться дерьма по самые гланды, наслушаться от жены всяких гадостей, типа, я выходила замуж за хозяйственного мужчину, который называл тещу «мамой» и ради меня бросил свои глупые тренировки, а оказалось, что вышла за грубияна, за лентяя с увлечениями подростка, за эгоиста и барана неблагодарного в придачу!

Успокоение Спартак находил, лишь размышляя о Бездне Бесконечности и общаясь с друзьями. Хвала Бахусу, с друзьями подменыш сумел сохранить более-менее нормальные отношения.

Забывать кошмары, которыми его встретила родная планета, помогал и тот факт, что подменыш заработал для Спартака до фига и больше отгулов, каковыми наш герой не побрезговал пользоваться. Полчаса назад, например, он позвонил на службу, оформил очередной отгул и решил нагрянуть в гости ко мне, к автору этих строк. Собственно в этот отгул, за рюмкой абсента, он и поведал мне все, о чем я уже написал и еще пишу...

На горизонте замаячила красная литера «М» над ступеньками в катакомбы метро. Путь к близкому городскому горизонту лежал через улочку с оживленным движением. Спартак дождался зеленого подмигивания светофора и ступил на «зебру» пешеходного перехода.

Дорогоустроители расположили переход точно напротив дверей в пивной бар со сплошным стеклянным фасадом. Шагая через улицу, приближаясь к бару-аквариуму, Спартак рассеянно вглядывался в тусклые фигуры за грязным стеклом, завидовал пьющим пиво в искусственном тепле заведения и невольно ускорял шаг, спеша в тепло подземелий метро. Перешагивая бордюрный камень, Спартак споткнулся — он увидел за ближайшим к стеклу столиком на четверых троицу знакомых персонажей. Он их узнал сразу, этих распивающих пиво на троих, прилично одетых, при галстуках, таких по характеру разных и таких близких по сути соратников. И мышцы его лица потянули вверх уголки губ, а ноги сами понесли к дверям заведения. И спустя буквально минуту Спартак уже прятал в кармане брюк полученный от гардеробщика в обмен на пальто номерок. Широко улыбаясь, он подошел к столику, за которым тянули пиво Василий Иваныч Пехота, Александр Сергеевич и Петя Потемкин по прозвищу Броненосец, отодвинул свободный стул, сел.

— Привет! — Спартак поочередно взглянул на каждого. Больше всех обалдел Петька, но и у Пехоты с Сергеичем челюсти отвисли тоже очень смешно. — Картина Репина «Не ждали», да? А я, представляете, случайно проходил мимо, и — вот тебе раз! — вас увидел, и, дай, думаю, зайду, присоединюсь.

— Бы-ы-ылин-н... — к самому впечатлительному участнику застолья, к первому, вернулся дар речи. — Это ж надо, а? — Броненосец сжал в кулак свободную от кружки пятерню. — Это кто пришел, а? Сам, понимаешь, пришел...

— Спокойно, товарищ сержант запаса, — Пехота накрыл ладонью пудовый кулак Потемкина.

— Уважаемый Василий Иванович, что до меня, так и я, знаете ли, сдерживаюсь с трудом-с, и я...

— Ша, господин отставной поручик! Разуйте глаза, гляньте — товарищ наш лейтенант лыбится, как полный дурак. Сильно, вы знаете, подозреваю, что лейтенант записал себя в герои-спасители.

— Скажете тоже, — смутился Спартак. — Я просто сообразил, каким образом прижать к ногтю зарвавшихся старших братьев по разуму, вот и все.

— Ничего себе: «вот и все»! Был-л-лин! Да я ща...

— Петька, ша! Спокойно, я сказал... Герой, пива хочешь? Угощайся. Вот, бери, нетронутая кружка. Пей. Хорошее пиво, ты знаешь, с моего заводика. Я, ты понимаешь, поднатужился и заводик пивной прикупил в целях расширения бизнеса.

Спартак пригубил пива. Троица за столом молча наблюдала процесс пригубливания. Причем, если Пехота сохранял индифферентное выражение на челе, то Александр Сергеевич смотрел на Спартака, словно Сальери на Моцарта, а у Пети от нервного тика подергивалась щека.

— Спасибо, — Спартак поставил кружку на стол. — Хорошее, согласен, варите пиво, Василий Иваныч. Вы к нам на Землю в отпуск по делам?

— Ты, лейтенант, серьезно дурак или прикидываешься? Кто заставил президента Содружества дать КЛЯТВУ, чтоб планету Земля остальной Космос позабыл на веки вечные? Ты сам и заставил. Террорист психованный. И меня, ты видишь, по твоей дурацкой милости выслали вместе со всеми землянами на историческую, мать ее, Родину. Ты понял?

— Нет, не понял, — Спартак нахмурился. — Вы — законный гражданин Космического Содружества, а я требовал вернуть на родину только бесправных гладиаторов.

— Ты чего, лейтенант, забыл, какой формулировочки КЛЯТВЫ добивался от президента? Подзабыл, как склонял «все» и «вся» во всех падежах? Ну, так я тебе, лейтенант, напомню: ты требовал выслать ВСЕХ гладиаторов!

— Да, правильно, — Спартак сморщил лоб. — Он так и повторил: «всех ГЛАДИАТОРОВ».

— И под эту категорию, лейтенант, попали, ты знаешь, ВСЕ, кто ЕСТЬ, и кто БЫЛ гладиатором, ты понял?.. Петька, фу! Сидеть, я сказал! Место!.. Бить ему рожу я не позволю! Во-первых, это не так и просто, я его сам, ты понимаешь, тренировал. Во-вторых, перед депортацией хреновы гуманисты шантажировали меня будущим остающегося без присмотра Джульбарса и вынудили дать КЛЯТВУ, дескать, я не буду чинить над ним, над «героем» этим, расправу с преследованиями.

— Иваныч, дык ты и меня тренируешь седьмой день! Мне ж, Иваныч, мозги-то не облучали! Я ж его...

— Цыц, я сказал! Уволю!.. Саша, и ты цыц! Остынь! Ишь, раскраснелся весь, хоть прикуривай!

— Я понял-понял, уважаемый! Я лишь выскажусь, ладно? Выскажу, чего накипело, знаете ли... Спартак, придурок, я ж вам рассказывал, что есть такая целая наука: «Клятвоведение». Я, знаете ли, числил вас умным, а вы оказались дураком легкомысленным. Произнесенную второпях и под нажимом КЛЯТВУ подсознание президента истолковало, как того и следовало ожидать, весьма, знаете ли, причудливо. И оно, подсознание, не виновато. Обстоятельства, вами созданные, знаете ли, виноваты. В результате вашего терроризма, чтоб вы знали, пострадали ни в чем не повинные мы, на чаяния которых вы, уважаемый вершитель судеб, начихали с высот собственного эгоцентризма. Лично у меня, для примера, на этой планете вообще не было подменыша. Кабы не встретил нечаянно на вокзале, где бомжевал, Василия Ивановича, то вряд ли сумел пережить и грядущую зиму.

— Били-и-ин! Дурак ты, блин! Кем я там был? Человеком! Кем я здесь стал, на этой...

— Петя, окстись! — Не выдержал, перебил Броненосца хмурый, как туча, Спартак. — Ты был уродом чешуйчатым, Петя!

— Сам ты — ур-р-род! Я реально жил по-человечески, понял? А кем я здесь стал, на этой планете-помойке, когда опустили, сказать? Мусором в натуре! Подменыш, падла, все ценные заморочки порушил и двинул, чмо, в ментуру участковым пахать. Спасибо Иванычу, нашел меня, из грязи поднял. А как нашел, сказать? Мою фамилию там в Космосе все, и Василий Иваныч с ними, все заучили! Я ж тама, на небе, был звездой ринга! Не найди меня Иваныч здесь по фамилии, я б на этой помойке спился реально.

— Эх, ма! — Пехота убрал ладонь с кулака Броненосца, схватился за кружку, осушил ее залпом. — Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. По-живому без всякой жалости! Пробрало меня, братцы кролики. По делу высказываетесь, но по пустякам, а о главном и не догадываетесь... Эх, ма! КЛЯТВУ я давал молчать в тряпочку, а нарушу! И черт с ней, с потенцией! Пострадаю, а выскажусь. Слушай сюда, «герой»! Ты знаешь, я ведь на самом-то деле вовсе не ради материального вознаграждения взялся из тебя чемпиона делать. Там, наверху, есть такая партия... Была, я полагаю. Уже разогнали ее, наверное. Была такая партия политическая в Космическом Союзе, которая боролась за права человеков с планеты Земля. За всю, ты понимаешь, планету она боролась. За то, чтобы с Земли сняли статус планеты-тюрьмы и перевели в ранг отстающих-развивающихся. И, чтоб победить консерваторов, тамошняя прогрессивная партия нуждалась в положительных фактах. Мол, есть и на Земле индивидуумы стойкие да неподкупные, готовые жизнь отдать за свои принципы. Иначе говоря — морально готовые нести бремя КЛЯТВЫ. Тебя, лейтенант, дурья твоя башка, соблазняли благами ментальной реальности, тебя пугали при помощи Александра Сергеича, а ты, обормот, устоял, не поддался ни соблазнам, ни страхам. Стал бы ты достойным гражданином — стало бы еще на один козырь больше в колоде прогрессивной общественности Космоса, что готовила, ты понимаешь, референдум на тему возможности постановки вопроса о смене статуса Земли рангом. Твой рейтинг профессорам знаешь бы как помог? Глядишь, и повлиял бы ты лично на изменение к лучшему судьбины горькой родной нашей планеты. Глядишь, и дожили б мы до амнистии всей Земли, ты понимаешь? Теперь железно, ни мы, ни внуки, правнуки наши... Эх, ма. У меня-то, у КЛЯТВОПРЕСТУПНИКА, теперь внуков, правнуков железно больше не будет...

Пехота упер локти в столешницу, скулы упер в кулаки, закусил губу.

Встал, вытянулся во фронт покрасневший до корней волос Броненосец. Повернулся налево и, шаркая обувью, пошел к барной стойке.

Закрыл глаза побледневший Александр Сергеевич и длинно, вычурно выругался шепотом.

Спартак сидел ни жив ни мертв, не имея понятия, как себя вести, чего сказать, и надо ли вообще чего-то говорить. Спартак тяжело переживал выпавший на его долю катарсис.

— Уважаемый, — тихо и вкрадчиво обратился к Пехоте бледный, как смерть, Александр Сергеевич, — я достаточно долго прожил в Гималаях и немного знаком с тибетской медици...

— Брось, Саша! — отмахнулся Пехота. — Ты же в курсе, что, чем ПОКЛЯЛСЯ, того уже не вылечишь. Я-то как-нибудь. Я-то пожил в этом смысле, дай бог каждому. Мне в другом смысле горестно. Мне, ты понимаешь, за планету нашу, за Землю горько. Обидно мне, что все вышло так по-дурацки.

За спиной у Пехоты возник Броненосец, отягощенный двумя откупоренными бутылками водки. До краев наполнив пустую кружку Пехоты, щедро плеснул себе. Капнул Сергеичу. Велел строго:

— Иваныч, тяпни. Тебе надо.

Броненосец сел на место и тоже выпил. Но только после того, как его старший товарищ опустошил всю кружку.

— Братаны, — вымолвил серьезный, как никогда, Петр Потемкин, обращаясь ко всем участникам застолья, кроме Спартака, которого он, по типу, в упор не видел. — Я вам умную вещь скажу, братаны. Все беды у нас на Земле, блин горелый, от дураков. Пора их, блин, давить в натуре.

— Давно, знаете ли, пора, — кивнул Александр Сергеевич. — Про этот экземпляр, — он повел шеей, указал подбородком на Спартака, — забудем, поелику уважаемый Василий Иванович ПОКЛЯЛСЯ его не трогать. С прочими я предлагаю начать борьбу.

— Дельная мысль, — согласился Пехота, пристально вглядываясь в донышко пивной кружки. — Сразу появится смысл жизни, цель, идеалы. Тайное общество по борьбе с дураками, сокращенно — «ТОПБСД». Звучит?

— Я бы предпочел, знаете ли, называться не «Обществом», а «Орденом».

— Отстой, Сергеич! Иваныч, забодяжим «Чрезвычайной Комиссией», а?!

— Ша! Отставить подробное обсуждение организационных вопросов во весь голос, да еще при постороннем.

Спартак вместе со стулом отодвинулся от стола, поднялся, отвернулся от заговорщиков и пошагал в гардероб. Спартак уходил по-английски, не прощаясь. Его провожали по-русски, шушуканьем за спиной.

Само собой разумеется, я бы смог сочинить увлекательную повесть, а то и целый роман про деятельность рожденного в муках Тайного Общества, или Ордена, или Чрезвычайной Комиссии, но добавлять домыслы к документальной истории Спартака мне не позволяют принципы. Единственное, что я могу себе позволить, так это закончить данный текст многозначительным многоточием...