Лариса Хрусталева была уверена, что история Золушки – сказка. До тех пор, пока почти такая же история не произошла с ней самой. А как иначе назвать превращение скромного корректора в хозяйку центра снижения веса? Вот только принца в Ларисиной сказке не было. По крайней мере, она так полагала… И, как выяснилось, ошибалась.
2011 ru Roland ExportToFB21, FictionBook Editor Release 2.6 19.05.2011 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=616175Текст предоставлен правообладателем 8291bcf4-823f-11e0-9959-47117d41cf4b 1.0 Би-ба-бо : роман / Марина Порошина Эксмо Москва 2011 978-5-699-47944-3

Марина Порошина

Би-ба-бо

Каждый из вас – образец ювелирного искусства.

Не робейте, ведите свой маленький образ жизни.

Михаил Жванецкий

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Снег обвалился на город ночью, бесшумно и как всегда неожиданно для коммунальных служб, хотя была последняя неделя декабря. К утру общественный транспорт даже не делал попыток выйти к людям. Ко всему привыкшие пешеходы, словно кроты, проделывали ходы в сугробах, с отчаянным упорством стремясь добраться до своих офисов, цехов, классов и торговых залов, будто при сложившихся обстоятельствах это могло что-либо изменить. Дворники философски бездействовали, но одна из скамеек возле Дома печати все же была заботливо выкопана из сугроба так, что получилось нечто вроде снежной пещеры. Посторонний человек мог ее и не заметить. Сидеть на ней было холодно, и зимой это делали лишь свои в случае крайней необходимости, например подвыпившие труженики пера или практиканты, которым приспичило поцеловаться. Скамейка была всегда. Могло вдруг не стать Дома печати, это лишь развлекло бы его цинично настроенных обитателей, но недоступность скамейки немедленно вывела бы из строя лучшие творческие силы.

Лариса, добиравшаяся до работы два с половиной часа вместо обычных тридцати минут, присела на нее перевести дух и собраться с мыслями, которых, надо признать, было маловато. Точнее – одна-единственная мысль, не дававшая ей спать всю ночь. Руки сами, помимо воли и, кажется, в сотый раз со вчерашнего вечера нашли в сумочке конверт, и Лариса снова просмотрела бумаги. Авиабилет «Екатеринбург – Анталия – Екатеринбург», страховка, ваучер. Везде – ее фамилия. Отель «Папиллон-зюгма», пять звезд, одноместный номер с 30 декабря по 3 января. И две бумажки по десять долларов. Все. Ни записки, ни клочка бумажки, объясняющего странное появление этого конверта в Ларисиной жизни, хотя именно он грозил повернуть ее на сто восемьдесят градусов.

«Почему именно на сто восемьдесят? – по выработавшейся за много лет привычке все прочитанное проверять и подвергать сомнению подумала Лариса. – Может, надо сказать – на девяносто или триста шестьдесят?»

Помочь ей никто не мог, в геометрии она была не сильна, а справочников по вопросам жизненно важных тайн пока никто издать не додумался. Лариса вернула конверт на место и тщательно застегнула «молнию» кармашка, опасаясь, что это странное доказательство реальности происходящего исчезнет так же необъяснимо, как и появилось. Она выбралась из-под сводов сугроба и поднялась на крыльцо белой тринадцатиэтажки по улице Тургенева, 13 (среди журналистов бытовало поверье, будто это сочетание цифр приносит творческую удачу).

Лифт, как обычно, бродил между этажами, не проявляя ни малейших намерений спуститься. Табло с указанием этажей злорадно сообщало, что сейчас у лифта неотложные дела на пятом, а теперь его какие-то бездельники срочно потребовали на тринадцатый, но и те вышли на полдороге. А на площадке первого этажа скопилась уже внушительная группа товарищей. Миновав вахтера, Лариса по привычке подсчитала – ура, она двенадцатая. Лифт рассчитан на двенадцать человек, если, конечно, никто из них не переусердствовал в столовой, тогда вредный механизм брал на одного человека меньше, словно укоряя людей за невоздержанность. Вообще-то на свой восьмой Лариса могла бы подняться пешком, обычно она так и делала. Влетала в офис встрепанная и запыхавшаяся, на бегу приводя волосы в божеский вид. Но поселившееся в ней с сегодняшнего утра вопросительное состояние требовало более плавных телодвижений. К тому же в лифте висело зеркало, а она хотела оценить свое отражение и еще раз взвесить все «за» и «против».

Лифт снизошел. Его пассажиры пребывали в веселом возбуждении и выглядели заговорщиками. Наверное, какое-то незначительное происшествие сплотило их временный коллектив. Может, дверь удачно захлопнулась перед чьим-то начальственным носом или вспомнился анекдот. Неуместную веселость прибывших ожидающие встретили с тихим раздражением, на их лицах было написано: наконец-то, совесть надо иметь, вниз могли и ножками пробежаться. Только теперь Лариса заметила, что среди собравшихся она – единственная женщина, и это ее развлекло. Что ж, пару минут побыть в сугубо мужской компании – редкая удача для немолодой девушки интеллигентной профессии, а именно так называла мама ее работу корректором в книжном издательстве. Застоявшиеся мужики активно протискивались вперед, в Доме печати не принято было жеманничать, и все эти джентльменские штучки насчет пропустить даму вперед тоже были не в почете. На работе – все коллеги. Лариса давно привыкла к этому, почти всегда пропускала мужчин вперед, чтобы не протискиваться с ними вместе. А тут, медленно продвигаясь к заветной двери, она вдруг вспомнила считалку про белых медведей из детской книжки «Цветик-семицветик»: «Первый – нервный, второй – злой, третий – в берете, четвертый – потертый, пятый – помятый, шестой – рябой, седьмой – самый большой». Мужчина под номером одиннадцать вдруг притормозил и сделал приглашающий жест рукой. Лариса впорхнула, взглянув на него благодарно и виновато. Мужчина вошел следом, нажал кнопку «Пуск», на табло вспыхнуло: «Перегруз». Повисла тяжелая пауза.

– Блин, мне, что ли, выходить? – огорчился мужик номер одиннадцать.

– Что вы? – заторопилась Лариса. – Я выйду, вам нужнее.

Все сразу согласились с ней и уехали, тепло улыбаясь.

Через пять минут девчонки в приемной хихикали над Ларисиным рассказом о плюсах и минусах пребывания в мужском коллективе. Вообще, она не мастер рассказывать, но надо же было как-то оправдать свое опоздание, к тому же посетитель, ожидающий директора, как раз был «пятый – помятый» из лифта, хотя своего порядкового номера он, вероятно, и не помнил, зато Ларису узнал наверняка.

Когда в приемную зашел шеф, здесь находились почти все, включая водителя.

– Что тут на сей раз? – поинтересовался шеф добрым голосом, потому что на календаре было двадцать девятое декабря, а Иван Васильевич при всех его недостатках не был занудой. – Не поработать ли нам хотя бы для разнообразия, а, девочки? Давайте попробуем взять себя в руки, несмотря на трудности.

Девочки вняли призыву, и в приемной стало свободнее. Поскольку «пятый – помятый» решил пропустить Ларису вперед, она вошла в кабинет следом за шефом.

– Иван Васильевич, завтра ведь у нас такой день… Можно я не приду на работу? Мне очень надо.

– День как день, тридцатого никто работу не отменял. Ненадолго придешь, поздравимся, и по домам.

– Я и с утра не могу. Пожалуйста.

– Ну, вообще-то… А что у тебя?

Иван Васильевич любил порядок и, много лет возглавляя женский коллектив, придерживался мудрого правила: не можешь предотвратить – возглавь. Он старался быть в курсе всех событий.

– У меня завтра самолет в шесть утра. Я в Турцию улетаю встречать Новый год. Третьего домой, так что я никого не подведу.

Шеф сделал брови домиком: мол, я не осуждаю, но мы имеем право знать…

– Ого! Если пять звезд, то тыща баксов на пять дней, – мгновенно подсчитала из приемной секретарша Юля. Раньше она работала в турфирме и в ценах разбиралась, к тому же отличалась хорошим слухом.

«Надо было дверь закрывать плотнее», – мысленно чертыхнулась Лариса. Девочки напряглись, они прекрасно знали, что у Ларисы лишней копейки сроду не водилось и две трети зарплаты она тратила в день получки по дороге домой.

– Ну, это новый знакомый… – замялась Лариса. – Я потом расскажу.

– Ой, а я думала: неужели Шкирка расщедрился? – засмеялась Юля.

Шутка получилась смешной, все оценили. Лариса, усаживаясь на место, включила лампу – старую, принесенную из дома: по привычке в круге зеленого домашнего света лучше работалось, меньше отвлекали, будто круг света от лампы отгораживал не только от серости зимнего дня, но и от суеты и разговоров коллег. Шкирка – фамилия ее последнего любовника. То есть Шкирка он и по сей день, а вот Лариса его общества, похоже, лишилась. Причина проста – Шкирка был жаден. Не скуп, не экономен (на последнем он особенно настаивал), а именно жаден, причем так искренне и истово, что жадность его выглядела не пороком, а чем-то неотъемлемым и непоправимым, как лысина, к примеру, или акцент. На них ведь не обижаются, так и Лариса старалась не обижаться, когда Шкирка принимался учить ее жить, отнюдь не предлагая материальной помощи.

По его мнению, Ларисе следовало покупать меньше косметики, тональный крем и пудра при ее коже не нужны, прошлогодняя сумка выглядит прилично, а иметь их четыре – глупая прихоть. Сапоги надо брать практичные: не замшевые и непременно на плоской рифленой подошве, чтобы не скользили. Увидев однажды на новой блузке неубранный вовремя ценник, бедный Шкирка горевал полдня, доказывая Ларисе, что распродажи – чистое надувательство, цена этой тряпке – на один ноль меньше без всяких распродаж. И нечего трепаться по сотовому, у тебя входящие бесплатно – вот и жди, когда тебе позвонят, имей терпение. То, как она тратит деньги, приводило его в ужас, и даже очевидный факт, что Лариса тратила свои деньги, Шкирку не успокаивал – сам процесс, возведенный им в степень вселенского бардака, травмировал его ежеминутно. Лариса иногда задавала себе вопрос: интересно, если бы я однажды воспользовалась косметикой из ларька на вокзале и оделась в шмотки с оптового рынка, он бы сразу ушел или сначала похвалил бы меня? Сам Шкирка никогда не ездил в отпуск («А кто за меня работать будет?») и страшно возмущался тем, что Лариса подрабатывает в двух местах – корректоры нужны всегда, – занимает денег у мамы и каждый год покупает самый дешевый автобусный тур, объездив уже всю Европу. После ее возвращения он методично подсчитывал, что она могла купить на эти деньги, и наотрез отказывался смотреть фотографии.

– Ларисик, как ты его терпишь? – возмущались подруги. – Вот устроился, старый пень, нашел себе девочку (справедливости ради нельзя не отметить, что Ларисе было двадцать девять, а Шкирке тридцать восемь, так что девочки немного перегибали), спит с ней бесплатно, да еще и жениться не собирается!

– Ну почему, он продукты приносит, – вяло отбивалась Лариса.

И действительно, автопилот Шкиркиного скупердяйства отключался в продуктовых супермаркетах. Здесь он бывал придирчив, но щедр и никогда не приходил к Ларисе без полных сумок, так что статью «расходы на продукты» она давно исключила из своего бюджета. Светило ли Ларисе стать мадам Шкиркой? Шкирка считал, что положение холостяка гораздо выгоднее в финансовом отношении, да она и сама понимала, что быть мадам Шкиркой – удовольствие весьма сомнительное. Она получила бы гораздо большее удовольствие, выгнав его к чертовой матери, но Шкирка давал ей статус. То есть без Шкирки она была старая дева с унылым хобби – комнатным цветоводством и кошкой. А со Шкиркой – молодая любовница преуспевающего владельца стоматологической клиники, дорогой иномарки и шикарной квартиры, к тому же холостого. Какие у него в голове тараканы, не знает никто, а дозированную информацию о его личных качествах Лариса могла использовать для поддержания разговора с подругами, и в общем хоре жалоб на мужей у нее тоже была своя партия. Ей сочувствовали, ругали Шкирку, своих мужей в частности и мужиков вообще, и вечер проходил в приятной беседе.

Если Лариса его выгонит, он найдет себе другую девочку, которая больше всего на свете хочет замуж, и пока она поймет, что владелец стоматологической клиники, дорогой иномарки и шикарной квартиры по натуре своей Шкирка, пока соберется послать его лесом… Словом, еще год он сможет спать с ней бесплатно, что, как ни крути, действительно выгодно со всех сторон.

Зазвонивший на столе телефон вернул Ларису к реальной жизни.

– Ларочка, ты зайдешь сегодня? – спросила мама. – Мы ведь не увидимся больше до… до Нового года.

– Да, мам, конечно, только поздно, у меня дел много.

– Дай бог, дай бог, – заволновалась при упоминании о дочкиных делах совершенно неверующая мама.

Кстати, о делах. Хоть сегодня и не до работы, но книга должна быть сдана через неделю, еще и домой придется брать шедевры. Начнем, пожалуй: «Город с каждым годом развивается и крепнет, удивляя гостей своей стойкостью, жизнелюбием, блеском асфальтированных дорог, колоритом красок на фасадах зданий, зелеными газонами, устремленными ввысь подросшими березами, праздниками, да такими, что эхо от них разносится по всей России… Да, Куравленко не Париж и не Москва, нет в нем и громадных красот Петербурга, но в каждом городе живут люди, тепло их жизней превращает даже типовую архитектуру в дышащие добром и дарящие покой после трудов дома».

Читая текст, Лариса мысленно перенеслась в далекий Ханты-Мансийский автономный округ, в город Куравленко, с которым, кажется, уже сроднилась за то время, что куравленковская творческая и бизнес-элита сотрудничает с ее издательством. Город удивительный, надо признать. Кажется, он населен исключительно графоманами. Здесь пишут все. Писатель номер один – мэр, неизвестно, как он управляется с делами, всякими там ЖКХ и муниципальными дошкольными учреждениями, но книжечку собственных стихов издает раз в квартал вот уже который год подряд. Он, наверное, очень хороший человек, потому что, будучи сам грешен, уважает страсть к бумагомаранию в своих согражданах. Видимо, каждый, кто обратится к мэру на предмет издания собственных текстов, получает не только «зеленый свет», но и необходимую для издания сумму. То ли мэр раскручивает спонсоров, то ли специальную статью в городском бюджете утвердили депутаты, но на книгах авторов из города Куравленко живет издательство. Ветераны пишут мемуары, дамы – романы, джентльмены – боевики, дети – сказки, психи – фантастику, краеведы – очерки. Стихи пишут все. Плюс ежегодно – сборник ко дню рождения любимого города. Наверное, они видят свой заштатный Куравленко туристической Меккой. Лариса уже давно собиралась съездить туда и посмотреть им в глаза. Впрочем, они пишут, она читает, типография печатает… Кому от этого плохо? К данной точке зрения Лариса пришла не сразу, а после серии мелких скандалов с Иваном Васильевичем. Поначалу она до изнеможения доказывала, что сочинительство такого качества не имеет права становиться книгой, поскольку автор незнаком не только с грамматикой русского языка, но и со здравым смыслом, на что Иван Васильевич меланхолично возражал:

– Слушай, они ведь могли на эти деньги водки выпить цистерну или фестиваль стриптиза устроить. Сидят люди, пишут, занятие тихое, интеллигентное, не подрывающее основ. Придешь домой – почитай Тургенева, поможет снять стресс.

Лариса с тихим злорадством подумывала о том, что если она когда-нибудь сменит место работы, то сама издаст книжку ляпов и приколов, выловленных ею из того безбрежного мутного моря слов, что ежедневно плещется у нее перед глазами. Она посвятит ее мэру города Куравленко, а Жванецкий умрет от творческой зависти.

Зазвонил сотовый. Лариса порылась в сумочке, посмотрела на экран – высветился знакомый номер. Так, телефон в сумку, сверху шарф, и пусть себе звонит хоть до утра. Звонил Шкирка. После раздоров на экономической почве он пропадал, в зависимости от суммы растраты – когда на неделю, когда и на месяц. Лариса подозревала, что она – не единственная претендентка на Шкиркину независимость. Потом он звонил, она делала вид, будто не заметила его педагогического демарша. У Ларисы была удивительная черта характера: она никогда не обижалась на мужчин и почти не ревновала. Эмоции тихо плескались на дне души, периодически создавая на поверхности маленькие воронки, но до цунами не доходило. Один из ее знакомых называл Ларису Снегурочкой.

– У тебя, Лариска, глаза знаешь какие?

– Знаю, красивые.

– Синие и холодные. Была бы ты стерва – отбою бы у тебя от мужиков не было.

– У тебя уже есть одна стерва, ты бы хоть раз жену по имени назвал. Чего тебе с ней тогда не живется? – интересовалась Лариса.

– Ну, так это уже перебор, – мрачнел знакомый, и познавательный разговор завершался.

Телефон, наконец, перестал разоряться. Лариса достала трубку, нажала кнопку «Сообщения» и быстро набросала текст: «Дорогой, у меня изменился номер телефона, и ты звонишь не мне». Подумав, добавила косенькую мордочку-смайлик. Отправила Шкирке. Затем удалила из памяти номер телефона, по которому была доставлена эсэмэска, и отключила звонок. Все. Шкирка остался в прошлом. А впереди был Новый год и новая жизнь. Совсем новая. Она началась еще вчера вечером.

«Пассеизм медленно перетекает в социопатию. Основу методики составляет структура критериев, соответствующая иерархической декомпозиции сложной глобальной цели системы, содержательно определенной как «Обеспечение соответствия содержания и качества образования потребностям граждан и комплексу общественно-государственных требований…» Ого, а он повторить-то все это сможет? Вчера весь день Лариса, борясь со сном, читала корректуру сборника по итогам научно-практической конференции, по ходу дела проникаясь все большей симпатией к милым и далеким от «агрегирования локальных и интегральных критериев» куравленковцам, когда раздался звонок:

– Лариса Петровна? Здравствуйте. Это Валентина Трофимовна, директор службы знакомств «Тет-а-тет». Вы на днях оставили у нас анкету…

– Я что-то неправильно заполнила? – удивилась Лариса вдруг возникшей паузе.

– Нет-нет, все правильно, дело не в этом. Знаете, вам очень повезло. У меня есть для вас такое предложение… Мы могли бы встретиться?

– Я сегодня работаю до десяти, к тому же не на машине. И до вас даже к ночи не доеду, – ответила Лариса, мысленно проклиная все свои халтуры, вместе взятые, которые вечно подворачиваются некстати. По средам она всегда читала корректуру в газетке «Деловой квартал». Отказаться было нельзя – в следующий раз не предложат, а тысяча рублей, которую платили за номер, на дороге не валяется. – Может, завтра?

– Нет-нет, завтра будет уже поздно. Если позволите, я сама подъеду к вам, так даже удобнее, – заторопилась директриса. – Мы сможем где-то поговорить?

«С этим у нас проблемы», – подумала Лариса. Но можно пойти на четвертый этаж, там конференц-зал, а в холле угловые диванчики, в любом случае, если кто и услышит, то не свои. Хотя о чем таком пойдет речь, что это надо скрывать, да еще такая срочность?

Валентина Трофимовна прибыла через час. Все диванчики на четвертом были в их полном распоряжении, так как никаких конференций, очевидно, на сегодня не намечалось. Валентина Трофимовна, дама многоопытная и видавшая виды, на сей раз явно чувствовала себя не в своей тарелке, постоянно поправляла прическу и рылась в сумочке. Наверное, поэтому начала издалека:

– Лариса, я занимаюсь знакомствами двадцать лет, мы были первыми при советской власти. «Служба семьи «Надежда», не слышали? Хотя нет, вы тогда еще были маленькой. Так вот: это первый случай в моей практике, а я, поверьте, видела всякое.

– Да какой случай-то? – почти рассердилась Лариса.

– Вот! – Директриса выложила перед ней конверт с логотипом известной турфирмы.

Открыв, Лариса с недоумением увидела содержимое – авиабилет, страховка, ваучер, двадцать долларов.

– И двадцать долларов – стоимость визы. Платите в аэропорту, – пояснила Валентина Трофимовна, как показалось Ларисе, с торжеством в голосе.

– И как это понимать? Откуда это все? При чем здесь я?

– Я иногда подрабатываю в частном порядке для VIP-клиентов. Даю стопроцентную гарантию подбора пары, люди платят аванс, остальную часть гонорара получаю на свадьбе как почетный гость. Или, бывает, обходится без свадьбы… Так вот, ко мне обратился мужчина – очень приятный, вашего возраста, бизнесмен. Попросил помочь: ему нужна молодая женщина с приличной профессией, без детей, симпатичная, открытая. Я показала ему вашу анкету и фотографию. Через неделю он пришел и передал для вас этот конверт. Я, со своей стороны, должна выступить, так сказать, гарантом.

– Гарантом чего? Может, он в гаремы женщин поставляет? Нет уж, спасибо. Заберите, я пока еще в своем уме и никуда не поеду!

– Лариса, успокойтесь, подумайте – вы ведь ничем не рискуете. У вас есть билеты туда и обратно, даже деньги, чтобы заплатить за визу. Номер, обратите внимание, одноместный. Не понравится он вам – просто отдохнете, там погода сейчас – плюс двадцать и без дождей. Вы пришли к нам, чтобы познакомиться с мужчиной? Мы нашли вам такого мужчину, о котором можно мечтать, поверьте мне. Чаще всего они приглашают в театр или в кофейню – у большинства из них на ресторан денег нет. Богатые и успешные обходятся без агентств. Мужчины, во всяком случае. На них и без того охота во все сезоны, независимо от качества меха. С капканами. Это ваш шанс. За двадцать лет мне ни разу не приходилось работать с мужчиной, который готов заплатить за знакомство такие деньги.

– Да кто он? Имя, фамилия, адрес, визитка, фотография – хоть что-нибудь у вас есть?

– Дело в том, что… Как бы вам объяснить… – замялась сваха. – Я его данные знаю, видела паспорт, он не женат. В этом плане даю стопроцентные гарантии. Но вам ничего о нем сообщать не могу – такое он поставил условие.

– Заберите это все вместе с условиями! Я никуда не поеду. Дикость какая-то!

– Забирать не буду, оставьте себе. Хотите – поезжайте, хотите – порвите. Мне заплатили за то, чтобы я передала вам и поговорила с вами. Свой гонорар я отработала. Но поверьте мне – локти будете кусать. Ваша анкета лежит месяц, пока вариантов для вас нет. В лучшем случае, по нашей картотеке позвонит вам парочка голодранцев да разведенных, которые жене и детям квартиру оставили, а самим надо где-то приткнуться на первое время. Инвалиды еще есть, старики овдовевшие, те девочек ищут. Других у нас не бывает. Но чтобы нормальный мужик, с руками-ногами-деньгами… один шанс из ста, поверьте. Поезжайте, Лариса, прислушайтесь к совету знающего человека. А меня извините – спешу.

Оставив конверт на диванчике, Валентина Трофимовна поспешила удалиться. Лариса посидела немного, пытаясь согнать с лица удивленное выражение, потом медленно побрела к себе в комнату.

– Лариска, ты чего такая? – Юля – настоящая секретарша, точнее, она себя называет офис-менеджером, от нее не скроется ничто, особенно если это не касается ее служебных обязанностей.

– Да всякие новости про общих знакомых… Ну их, своих дел полно, – отмахнулась Лариса.

Вечером она позвонила маме. Выслушав ее и задав полсотни риторических вопросов, мама категорически запретила ехать.

– Тебе не двадцать лет, Ларочка, – напомнила она. – Пора уже понять, что подобные авантюры ни к чему хорошему не приводят.

«Интересно, откуда мама знает, к чему приводят авантюры?» – подумала Лариса.

Мамина жизнь всегда была упорядочена и лишена всяких недоразумений. С Ларисиным отцом она развелась, когда дочка пошла в школу, и с тех пор мужчин в ее биографии не наблюдалось. В жизни Ларисы авантюры случались, просто мама не всегда была в курсе. Того же Сергея, теоретика по части женской стервозности, однажды к ней домой привезли общие знакомые: жена в очередной раз выставила его за дверь, и он ей назло твердо вознамерился развестись и жениться заново «на нормальной женщине» в течение ближайших двадцати четырех часов, поскольку идти ему все равно было некуда. Ларисе позвонили шутки ради, она, к их изумлению, не возражала против знакомства, и пьяного Сергея с наилучшими рекомендациями сгрузили перед ее дверью. Сергей прожил у нее неделю, потом за ним приехала жена. На Ларису она смотрела с веселым изумлением, видимо, представляла ее совсем другой и теперь не понимала: зачем милой девочке, чистюле и красавице, идти на подобные авантюры? Но Лариса умела в самых странных ситуациях сохранять такую льдистую невозмутимость, что сама авантюра переставала быть таковой, уменьшаясь до размеров обыденности и повседневности.

С тех пор их с Сергеем связывал вялотекущий роман. Он чинил Ларисе раковины и розетки, иногда забирал с работы, помогал маме перевозить вещи, порой оставался ночевать. Сергей был не жаден, зарабатывал неплохо, но жена строго контролировала распределение средств, при необходимости резко увеличивая семейные расходы, а муж считал, что за материально-техническую сторону жизни семьи он отвечает пожизненно. Когда жена чувствовала, что поводок натянулся слишком сильно и вот-вот лопнет, она трогательно обращалась к блудному мужу за помощью, как в МЧС, и он не мог отказать – чинил ей машину, ездил за товаром для ее магазина, ремонтировал дачу, водил собаку к ветеринару, хоронил ее дальних родственников, возил младшую дочь по репетиторам, вызволял мужа старшей из глупых ситуаций, в которые зятек вляпывался с завидной регулярностью. Затем опять срывался в свободный полет. Вообще-то идеальной женой для него была бы Лариса – в беде не бросит и лишнего не спросит, но жизнь так устроена, что ничего идеального в ней обустроить попросту невозможно, соскальзывает оно с поверхности бытия, как капля с оконного стекла. Если бы Лариса родила ему ребенка, сына, он рискнул бы расстаться с женой, но роль матери-одиночки Ларису не устраивала даже на время. И Сергей продолжал изредка ходить в гости, даже оставался ночевать, и по этим визитам Лариса наблюдала периоды приливов и отливов в его многотрудной семейной жизни.

Еще она пыталась знакомиться через Интернет – Всемирная паутина подарила ей с десяток пустышек в разных странах мира и злополучного Шкирку, который жил на соседней улице.

Последний рабочий день года подошел к концу. Любопытства ради Лариса вытащила из сумочки сотовый. Восемь звонков без ответа с одного номера и три эсэмэски: «Не валяй дурака!», «Возьми немедленно трубку» и «Я вечером все равно приеду».

«А я тебе не открою», – подумала Лариса и засобиралась домой.

Кажется, девочки на нее обиделись, она просидела весь день, занятая своими мыслями, так и не удовлетворив их любопытство. А что она могла им сказать? Что решилась на такую глупость и едет к черту на рога с незнакомым человеком? Впрочем, она едет одна. Туда и обратно. В одноместный номер. Если он так хочет, можно и познакомиться. Там, под турецкой новогодней елкой, хотя елок в Турции нет.

Через дорогу от маминого дома располагалась школа, где работала Катерина. Раньше они с Катериной в этой школе учились, в классе с филологическим уклоном. Теперь школа переехала в новое здание, а старое отремонтировали и понаделали офисов. Первый этаж вместе со спортзалом купила Катерина, которая к тому времени окончила иняз и поняла, что ее призвание – бизнес и мужчины. Овладение тем и другим удавалось ей блестяще. На сей счет у Катерины имелась своя теория, которая заключалась примерно в следующем: если человек чего-то изо всех сил хочет, то черта с два он это получит в обозримом будущем. А все потому, что, отдавая всю свою энергию чему-то для него сверхценному, он перестает замечать то, что, на его взгляд, не имеет прямого отношения к предмету вожделения, необъективно оценивает окружающих, пропускает важное и зацикливается на мелочах. Если ты часами сидишь у реки с удочкой, тупо глядя на крючок, и хочешь поймать самую большую рыбу на свете, то ее непременно поймает твой сосед, который пришел сюда с девчонкой, привязал к палке леску с куском колбасы на булавке и принялся травить анекдоты. Так, во всяком случае, сформулировала эту теорию Лариса, потому что Катерина никогда не утруждала себя самоанализом.

Ее теория работала безотказно. Прежде всего Катерина искренне и убежденно не хотела замуж, как не грела ее и мысль о детях. Поэтому мужчины наперебой стремились испортить ее паспорт штампом о браке и народить с ней кучу сопливых детишек, а для этого пускались во все тяжкие: дарили ей деньги, машины и драгоценности, катали по всему миру, использовали свои связи для продвижения ее бизнеса. А один даже неосмотрительно ушел от жены, надеясь, что уж эту-то жертву Катерина наверняка оценит, – не тут-то было. Впрочем, он благополучно вернулся к соскучившейся и все простившей второй половине. Другой отвез ее в Италию и в живописных декорациях весенней Венеции обрисовал их будущую идиллическую семейную жизнь. Катерина отказала, и без малейших колебаний. Он настаивал, обвиняя избранницу в легкомыслии. Слово за слово, и дело едва не кончилось дракой. В итоге Катерина наполовину лишилась чудесной длинной пряди волос, оттенявшей ее модную суперкороткую стрижку, а кандидат в мужья попал в полицейский участок и едва не опоздал на самолет. Рассказывая об этом Ларисе, Катерина так хохотала, что, кажется, большего удовольствия, чем драка с любовником в маленьком кафе на площади Святого Марка, ей доставить было невозможно.

Катерина никогда не хотела делать карьеру. Именно поэтому предложения о работе, одно другого соблазнительнее, сыпались на нее постоянно. В качестве переводчика преуспевающей фирмы она не вылезала из загранкомандировок, и график работы был ненормированный: Катерина могла спать до вечера, а вечером идти в ресторан с французской делегацией (она могла объясниться и на английском, и на немецком). А потом неделю сидеть дома в халате и тапочках и работать с документами и письмами, рассылая их по электронной почте. Но нудный распорядок был не по ней, и Катерина подалась в бизнес. Она была такой современной Душечкой – если уж очередной любовник знакомил ее со своим бизнесом, то она вникала во все мгновенно и через пару месяцев становилась незаменимым сотрудником, а то и партнером. Потом бизнес любовников Катерине надоел, и она вместе с двумя подружками обустроила в своей бывшей школе шикарный фитнес-центр с сауной и солярием. Стартовый капитал обеспечили, естественно, мужья подруг и очередной Катеринин любовник.

Лариса ей не завидовала. Глупо завидовать таланту, а Катерина, безусловно, была талантлива, вот только внятно сформулировать, в чем заключается ее талант, Лариса не могла. Также она не понимала, на чем держится их с Катериной многолетняя дружба – ведь не на школьных же воспоминаниях. Катерина ей очень нравилась, ее энергия увлекала в свой круговорот и не отпускала. Но вот что заставляет Катерину поддерживать отношения с такой серой личностью, как она, – это оставалось для Ларисы загадкой. Катерина чуть не силой приводила ее в свой спортзал, таскала на всевозможные выставки и тусовки, знакомила со множеством людей. Вероятно, проблема заключалась в том, что Катерине все всегда легко удавалось, и одно только вдруг оказалось не по зубам – выдать замуж бывшую одноклассницу. То ли в ее кругу были не те мужчины, чтобы понравиться Ларисе, то ли она рядом с подругой совсем сливалась с фоном, становясь неразличимой для мужского глаза, так или иначе многочисленные знакомства заканчивались ничем. Однажды мама осторожно предположила, что Лариса сама служит выигрышным фоном для Катерины, но это была чепуха, потому что в подобных жалких уловках Катерина не нуждалась.

Вот и сейчас – предупредительная девушка-менеджер проворковала что-то в телефонную трубку, и через минуту влетела Катерина. Как всегда, идеальная фигура, сияющая улыбка, правда, при прошлой встрече она была брюнеткой, а теперь стала ярко-рыжей, но Ларису такие перемены в облике подруги давно не удивляли.

– Солнце! – Катерина всегда называла ее «солнцем», как, впрочем, и всех остальных, что не мешало каждому в отдельности наслаждаться этим титулом. – Привет! Чудно, что ты пришла, я сегодня ночью улетаю, решили с Мишкой встретить Новый год на Гоа, и компания подобралась классная, так и закрутилась бы, не позвонила бы тебе, а у меня для тебя подарочек есть! – Она исчезла и вскоре вернулась с крошечным очаровательным пакетиком. – Только ты дома посмотришь, ладно?

– Спасибо. А я, как всегда, не догадалась. – Действительно, зануда, нет чтоб голову включить. Хотя что голова, денег-то все равно нет. – Я с тобой посоветоваться хочу.

В крошечном кабинетике Лариса рассказала Катерине о событиях последних дней. Подруга не задала ни одного вопроса:

– Классно! Надо ехать! У тебя есть хороший купальник? У нас продаются, деньги отдашь потом.

– Кать, я боюсь… Мало ли что.

– Да наплюй! Кому ты нужна? Ты бойся по улицам ходить в темноте, меня вон вчера возле магазина чуть из машины не выкинули. Ха, а мне Володька на день рождения подарил брелок для автомобиля, блокирует на расстоянии, они даже удрать не смогли. Засранцы! А этот твой – нормальный мужик, так и надо делать, все правильно. Нормального сразу видно.

– Ты считаешь – ехать?

– Нет, сидеть дома и локти кусать! Поедешь – ну, пятьдесят процентов за то, что пожалеешь, если он тебе не понравится. А не поедешь – точно удавишься с досады. Ой, нет, ты открой, посмотри, что я тебе подарила! Это же мистика! Точно надо ехать!

В пакете лежал крошечный топик: на груди нарисованы глазки, на пупе – нос, ниже – только кисточки – борода. На спине изображена лысина. Такое могла купить и надеть только Катерина, Ларисе все это пошло бы, как корове седло. Не потому, что оно на ней сидит хуже, чем на лошади, просто корова не умеет ходить под седлом.

– Здорово, да? – тормошила ее подруга. – Там же сейчас лето, вот и наденешь. И вообще, надень на новогоднюю вечеринку. И те бежевые брючки, ты летом приходила. Прикинь, там все тетки будут в черных платьях. А ты – такая супердевочка!

«Нет, я буду супертетка в платье», – грустно подумала Лариса. А вслух сказала:

– Спасибо. Надену обязательно! А вдруг ему не понравится такое… ну, легкомыслие?

– А тебе плевать! Ты ему уже нравишься, раз он тебя пригласил. Делай, как хочется, надо мужиков подбирать под тряпки, а не наоборот!

К Катерине опять пришли, ей пора было убегать, подруги расцеловались. Пробираясь по скользкому тротуару в сторону маминого дома, Лариса подумала, что если записать речь Катерины на бумаге, то придется ставить одни восклицательные знаки. Возле нее приятно жить. А у самой Ларисы – одни вопросы, многоточия, точки с запятыми. И не в стервозности дело, а в энергетике. Хотя, конечно, все люди разные. Видимо, Катерина права: надо ехать.

Открывая своим ключом мамину дверь, Лариса играла в знакомую с детства игру – надо было, еще не входя в дом, угадать, чем так вкусно пахнет. Это от соседей могло нести жареной рыбой, тушеной капустой или пригоревшим молоком. Из-за их двери всегда доносился тонкий запах пирога с яблоками, тушеного мяса или грибного супа. Мама считала, что если в доме нет мужчины, то это не значит, что можно опускаться до покупных пельменей. И в доме, и в кухне должно быть все в порядке. «Я только из-за тещи на тебе бы женился», – однажды вдохновенно сказал Шкирка, еще из прихожей принюхиваясь к запахам, доносившимся из кухни, где колдовала мама. «Женись, – разрешила Лариса. – Я тебя на девять лет моложе, мама – на десять старше, оба варианта вполне проходные». Пообедал Шкирка с удовольствием, однако предложения так и не сделал никому.

– Ну, что? – выглянула из кухни мама.

– Пирог с мясом? – засомневалась Лариса.

– Пицца! С грибами и ветчиной. Хоть поешь нормально, нельзя все-таки ничего не готовить.

– Мамочка, а я не понимаю, зачем стоять у плиты, если можно заняться чем-нибудь другим? Ну смотри: человек вяжет – остается свитер. А ты полдня в кухне: съели – и забыли.

– Ничего-ничего, выйдешь замуж, еще прибежишь ко мне рецепты записывать.

– О! Старая песня о главном. Мам, у нас с тобой разговор всегда, как компас: крути – не крути, одно направление – замуж, замуж, замуж!

– Ты выйди замуж, Ларочка, я и замолчу.

– Угу. Вот третьего вернусь – и сразу в загс.

Мама вздохнула, ушла в комнату и вернулась, неся за уголок стодолларовую купюру.

– Это тебе. И еще я сегодня заплатила тысячу за твой мобильник. У тебя вечно до копейки все тратится, роуминг дорогой, а я буду звонить тебе два раза в день.

– Ты же мне запретила ехать!

– Но ты ведь все равно поедешь.

– Мам, ты себе противоречишь. Чтоб выйти замуж – надо найти мужа. Вот я и ищу. Может, вот как раз и нашла.

– Чем тебе плох Александр Сергеевич? – Мама называла всех мужчин дочери по имени-отчеству, в знак уважения. Шкирку она уважала за хозяйственность и рассудительность, Сергея Петровича – за золотые руки и безотказность.

– Он жмот.

– Александр Сергеевич – жмот, Сергей Петрович – подкаблучник, Алексей Константинович, насколько я помню, маменькин сынок. Если хочешь видеть в людях одни недостатки, только их и увидишь. Давай ешь, а то остынет.

– Мама, а если достоинства не просматриваются? Ой, вкусно! По-моему, все мужчины состоят из недостатков. Викин муж женат на своей машине. У Иркиного оказался ребенок на стороне, причем ровесник ее собственного. Машин – мало того что электрик, при ее кандидатской по философии, да еще и лентяй. Попов не дурак выпить. Танькин третий год выкладывает ванную плиткой, я у них была – еще и половины нет. Ольгин не ночует дома, в будни работает, в выходные рыбачит. Этот, пожалуй, близок к идеалу. Если он правда рыбачит, рыбы-то я у них не видела.

– Не иронизируй. Зато у твоих подруг все в норме. Дом, муж, дети. Ты не представляешь, как важно, когда у тебя все как у всех. Может, плохо, а может, и терпимо, но как у всех. Нет у тебя чего-то – проживешь всю жизнь, как голая на морозе, уж поверь мне. Ведь заметь: подружки твои ноют, стонут, а на развод ни одна не подала; даже Ира, когда узнала про ребенка, смолчала ведь, и правильно. Там он – приходящий, а здесь – хозяин, та – любовница, а она – жена.

– Мам, я не смогла бы, как Ирина, меня половинка от половинки не устраивает. И что попало не устраивает. Я хочу, чтоб меня любили, баловали, чтоб я им хвастаться могла! Чтоб меня вот так – бах! – и в Турцию на Новый год. Ведь никто из их мужиков так не смог бы.

– Вот это меня и пугает. Господи, может, ему пятьсот лет и у него три ноги? А вдруг он маньяк?

– Мамочка, в агентстве его знают. Ну ты же меня сама в агентство посылала! Если бы он мне в «Мак пике» свидание назначил, тебе было бы спокойнее? Видишь, до чего мы дожили – нас с тобой подарок дороже ста рублей уже пугает.

– Да не в этом дело! Почему он по-людски-то не хочет? Пришел бы, познакомился…

– Вот мы там и познакомимся. Мне кажется, это вот как раз и по-людски. Ну мамочка… Есть обратный билет, и потом, мы же не вдвоем там будем. Ты пойми, я тоже хочу все как у всех, и я не желаю в тридцатый раз встречать Новый год вдвоем с тобой, хотя я тебя очень люблю. Знаешь, какой в этом агентстве лозунг над входом висит? «Семья – как родина, она просто должна быть!»

– Ну, не так уж это и смешно. – Мама помолчала. – А Александр Сергеевич знает?

– Мы с ним в ссоре, – пропела Лариса.

– Что ты купила на сей раз?

– Да ты же знаешь, шубку норковую в кредит. Он ведь в магазин со мной поперся, советы давать, чтобы меня не надули. Эксперт по мехам! Я чуть со стыда не умерла, черт дернул меня ему сказать, что за шубой иду. Там ценники увидел, узнал, что я двенадцать месяцев буду платить по четыре с половиной тысячи, да еще взяла не длинную коричневую, как он хотел, а свингер голубой, только что у виска пальцем не крутил. Знаешь, на меня как продавщицы смотрели? Мужик рылся-рылся, выбирал, на меня примерял, на мех дул, всех до белого каления довел, а потом я на себя кредит оформила и десять тысяч заплатила. Он меня даже домой не повез, так разозлился. Да пошел он!

– Ой… Я тоже не знаю, зачем тебе шуба, пуховик отличный и легкий.

– Возраст. Хочется уже кутаться в меха.

– Да ну тебя! А Сергей Петрович?

– Пока он нужен жене. У нее в магазине проблемы с проводкой, а он же у нас дипломированный инженер-электрик.

– Умеют мужей держать! – восхитилась мама. – Ведь ты ему очень нравишься, это заметно.

– Он подкаблучник.

– Просто они умеют, а мы с тобой нет. Ларочка, доченька, эти знакомые, понятные, а там неизвестно что. Ну, сходи еще раз в агентство, может, тебе кого-нибудь подберут.

– Угу, дедушку лет семидесяти или социального инвалида, ты хочешь его всю жизнь содержать и верить в перспективы? Мам, я все равно поеду. Хватит об этом, мы уже все обсудили. За денежки спасибо, но у них же там «олл инклузив», моя задача – успеть объесть их на всю стоимость путевки.

– Тогда купишь себе что-нибудь.

– Ой, мам, это не важно.

– А как ты в аэропорт доберешься?

– За мной наш водитель приедет, Иван Васильевич с ним договорился. Все, мамочка, мне пора, еще собираться.

– Свитер возьми. Куртку. И зонтик.

– И одеяло… Да не волнуйся, мамуля, я же не в первый раз еду, все будет в порядке, я буду звонить тебе даже три раза в день. И ты мне два. На пять дней тысячи хватит, гулять так гулять.

Пока Лариса одевалась и крутилась перед зеркалом, любуясь на свое отражение – нет, новая шубка однозначно стоит любых жертв! – мама успела сунуть ей в сумку завернутый в фольгу кусок пиццы. Потом стояла на площадке, не закрывая двери, пока лифт не доехал до первого этажа и не стукнула дверь подъезда. Лариса точно знала, что теперь мама побежала к окну и станет смотреть ей вслед, пока Лариса не повернет за угол, к остановке. Она обернулась, нашла мамин силуэт на фоне ярко освещенного окна, помахала рукой и заторопилась на подходивший троллейбус. И не заметила, что вслед за ней мягко и бесшумно вырулил со двора огромный, как корабль, серебристый джип «Тойота Лендкрузер».

Вообще Лариса предпочитала ходить пешком. Во-первых, часто не было денег на билет (а на проездной не было никогда), во-вторых, она ненавидела процесс ожидания в замерзшей понурой толпе, когда все смотрят в одну сторону и тихо ненавидят конкурентов. К тому же люди в общественном транспорте, как правило, были плохо одеты, они ехали с окраин, там женщины до сих пор носили длинные мутоновые шубы весом в центнер и твердые норковые кокошники, а мужчины – дешевые пуховики и вязаные шапочки. В конце дня женщины свирепо толкались, чтобы занять место на сиденье и не держать на весу пакеты с продуктами. От мужчин всегда пахло по€том, дешевым пивом и скверным табаком, они с трудом стояли на ногах, тяжело обвисая на поручнях, и при первой возможности плюхались на сиденье, никогда и никому его не уступая. Лариса в своей норковой шубке и без головного убора выглядела неуместной деталью, и если приходилось протискиваться к выходу сквозь толпу, ей непременно советовали «ездить на такси, а не распихивать тут всех локтями». Но идти в новой шубке по вечерним улицам было небезопасно, да и электронный градусник на проходной завода напротив маминого дома показывал минус восемнадцать.

В троллейбусе было почти пусто и уютно. Покачиваясь на пружинящем кожаном диванчике, Лариса мурлыкала про себя песню про синий троллейбус, путая слова и сбиваясь, потому что думала о маме. Она понимала, что мама просто хочет прожить жизнь заново, хотя бы жизнь дочери, и чтобы в ней было все в порядке, как у всех. И ей стало ужасно жаль маму.

Хорошо, что догадалась соврать про водителя. Как она доберется до аэропорта к шести утра, Лариса пока не думала. Конечно, никто за ней не заедет, с какой стати, невелика птица, чтобы по ее делам машину гонять. Вариантов было три, один другого хуже. Можно вызвать такси, но кроме маминых ста долларов денег у нее не осталось ни копейки. Завтра на работе дадут премию, но Лариса оценит этот жест доброй воли со стороны начальства лишь после приезда. Можно уехать в аэропорт с вечера, но тогда она не успеет собраться, и к тому же она должна хорошо выглядеть, а ночь, проведенную в душном зале ожидания, не спрячешь под макияжем. Значит, придется тащиться в пять утра на улицу Большакова – там ближайшая остановка ночного экспресса «Вокзал – Аэропорт». Господи, как надоело считать копейки, вечно гоняться за халтурой, самой решать кучу мелких проблем, вроде вот этой. Почему ее не могут просто разбудить за часик, посадить в автомобиль, а она бы еще подремала по дороге под тихую музыку…

Лариса вздрогнула от громкого голоса из динамика, объявлявшего ее остановку. Еще не хватало проехать и ковылять обратно по сугробам на каблуках.

Возле ее подъезда стоял темно-зеленый Шкиркин «Фольксваген». Лариса замедлила шаг. Она не ожидала, что обиженный тратами любовник проявит вдруг настойчивость. Видимо, и его под Новый год одолело желание делать добро. Нет, скорее всего, почувствовал, что уплывает из рук то, что он давно считал своим. Пигмалион хренов, делай теперь конспекты из своих лекций по экономике и ведению домашнего хозяйства, складывай впрок для другой дуры, я их больше слушать не намерена. Выращивая в себе необходимую для разговора злость, Лариса решительно направилась в подъезду. «А вдруг он задремал за рулем и не увидит, как я вернулась?» – мелькнула спасительная мысль, а она даже готова не включать пока свет. Глупо, до утра, конечно, в темноте не просидишь, но Лариса очень не любила рвать отношения с людьми, а в отношениях с мужчинами тем более предпочитала не делать резких движений, придерживаясь дешевой житейской мудрости насчет синицы в руках, которую она так яростно отвергала в разговоре с мамой. Но журавли клином не летали над ее головой, может, придется и со Шкиркой… Ну уж нет, хватит! Между шубой и Шкиркой она выбирает шубу! К тому же собираться в темноте неудобно.

Шкирка не спал. Выскочил из автомобиля, потянулся поцеловать, но, не встретив ответного движения, чмокнул где-то возле уха. Невысокий и подвижный, как колобок, он все делал быстро, энергично и очень хозяйственно, даже когда целовал Ларису. «Похоже, я ему нравлюсь в этой шубке», – отметила Лариса его одобрительный взгляд, которым он окинул ее с ног до головы.

– Привет! Наконец-то. У меня тут вот… – Он едва не по пояс влез в багажник и достал оттуда пакеты. – Будут макароны с сыром и котлеты, ты ведь опять сегодня ничего не ела, кроме своих этих…

– Мюслей, – подсказала Лариса. – Нет, сегодня были творог и пицца. Так что я сыта. И я не ем макароны, ты же знаешь.

– Зато я голодный и ем все. Пошли, холодно!

– Саша, извини, сегодня не получится. Мне надо собираться, самолет в шесть утра. Я улетаю на Новый год. В Турцию.

– Ого… – От такой новости обычно красноречивый Шкирка на мгновение онемел. – Это как понимать? А деньги у тебя откуда?

– Да что тебе мои деньги? Премию дали на работе.

Черт, опять не смогла сказать правду, настолько опрокинутым было его лицо, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку и он уже набрал воздуха, чтобы заорать от обиды во все горло.

– Еще мама добавила. Я не думала, что ты простишь меня так быстро, в прошлый раз ты пропал на две недели. Мне не хотелось встречать Новый год одной.

– Понятно. И ты полагаешь, что я поверил?

– Нет. Саш, мне все равно, что ты подумаешь. Я пойду, у меня дел полно.

– И мама отпустила тебя одну?

– Я большая девочка. Сама решаю. Хочу шубу. Хочу в Турцию. Хочу замуж за нормального мужика. И детей хочу. Что ж, мне на все разрешения спрашивать?

– А я?

– Ты тоже большой. Ты уж сам как-нибудь. Я пойду, ладно?

Лариса сделала несколько шагов до крыльца подъезда, вставила ключ в прорезь на панели домофона. Она чувствовала спиной взгляд бывшего любовника. А вот с Сергеем она бы так не смогла. Если бы он сказал – останься, она бы осталась. Хорошо, что он не скажет, ведь потом ему возвращаться к жене. А ей надо ехать.

Но в спину Ларисе смотрел не Шкирка. Серебристый джип «Тойота Лендкрузер», припарковавшийся в углу двора, куда не падал свет, сливался с темнотой. Света в салоне не было. Сидевший за рулем мужчина курил «Парламент», пепельница была полна окурков. В машине играла тихая музыка, низкий женский голос пел что-то на непонятном языке, то ли странном английском, то ли испанском. Когда Лариса приблизилась и Шкирка выбрался из автомобиля ей навстречу, мужчина выключил музыку. В гулкой тишине двора голоса были слышны отлично. Мужчина внимательно слушал, стараясь не пропустить ни слова.

Лариса хлопнула дверью подъезда. Шкирка стоял возле машины, переваривая информацию. Мужчина терпеливо ждал. Когда «Фольксваген», резко газанув, тронулся с места и вырулил за угол, он усмехнулся и через минуту тоже выехал на улицу. Краем глаза он отметил, как в одном из окон третьего этажа включился свет. Что ж, пока все идет по плану. Мама – как и ожидалось. Отца, похоже, нет, это хорошо. Чем меньше всякой родни, тем лучше. Пункт второй – любовник. Конечно, у такой девушки наверняка кто-то есть. Но, видимо, с ним что-то не ладится, раз она обратилась в агентство. А остальное он выяснит в ближайшее время.

Дома ее встретила кошка Сетта, настолько породистая, что хозяевам даже имя не дали придумать – оно было записано в паспорте и очень не нравилось Ларисе. Она звала кошку Сеткой. Вообще, Лариса больше любила собак, они понятнее и проще, преданны и искренни. Кошки эгоистичны, самолюбивы, автономны. Но с собакой надо гулять, разговаривать, а когда приходишь домой около десяти часов вечера, то не стоит собаку и мучить. Кошке твои разговоры не нужны, они ее не интересуют, миска с едой и лоток для туалета – все, что ей необходимо. И если ты за день ей не слишком надоедаешь, то вечером она встретит тебя благосклонно, возможно, даже подставит спинку и разрешит потеребить шерстку, когда ты усядешься у телевизора. Лариса и Сетка устраивали друг друга. Лариса добросовестно выполняла свои хозяйские обязанности, а Сетка была живой душой, которая должна встречать человека дома после работы, – так считала мама, которая три года назад подарила дочке котенка на новоселье. С тех пор они ни разу не поссорились, никто не давал повода, однако горячей любви между ними так и не возникло. Сетка не беспокоилась, если вдруг вместо Ларисы заботы по ее кормлению на несколько дней брала на себя мама. А Ларису вполне устраивало, что Сетка не лезет ей в душу, как болонка Фредик, который раньше жил у них с мамой. Этот, пока не расспросит обо всем, что случилось за день, пока не расскажет о своих собачьих делах, прыгая, визжа и целуя во все места, до которых может дотянуться, не позволял встать со скамеечки в прихожей. Он великолепно пел, чувствуя музыку и безошибочно выбирая тональность, и страшно обижался, если гости хихикали. По Фредику они с мамой скучали до сих пор, поэтому и не решались взять нового щенка. Сетка же ходила по комнате, чем-то шуршала, точила когти, лакала воду, с ней можно было переброситься парой слов по бытовым вопросам, в общем, если телевизор был выключен, то тишина в квартире не давила на психику.

Лариса разделась, сняла трубку домофона и оставила ее висеть на шнуре. Прошла в кухню, сварила кофе (Сетка взглянула вопросительно: обычно хозяйка пила кофе утром). И сделала то, о чем мечтала весь этот суетный день: включила елочную гирлянду, в весело мерцающей темноте забралась в кресло, поставив на столик чашку, укутала ноги мохеровым пледом. Плед тоже входил в систему мер по созданию домашнего уюта на Ларисиной территории, выстроенную мамой. Его купили еще в застойные времена, по великому блату – Шотландия, чистый мохер. Он был настолько шикарным, что пользоваться им мама не собиралась, она твердо решила: это дочке. Выйдет замуж, будет жить своим домом… Когда возраст пледа перевалил за полтора десятка лет, мама принесла его Ларисе – будешь укрываться, сколько ему лежать без дела.

Лариса взяла телевизионный пульт, покрутив в руках, положила на место. (Странно, опять удивилась кошка. С хозяйкой определенно что-то происходило. И она забралась на спинку кресла, чтобы ничего не пропустить.) Но ничего не происходило – Лариса просто сидела и смотрела на бегающие огоньки: сначала синие, затем зеленые, красные, желтые, теперь мигают все вместе, ненадолго замирают во всем своем блеске и медленно гаснут. Пять секунд в темноте – и все сначала. Лариса просто сидела, наблюдая за разноцветными вспышками, она очень устала за этот длинный-длинный день. А ей надо побыть наедине с собой и разобраться со своими мыслями.

Итак, случилось то, о чем она мечтала много лет, загадывая желания под очередной Новый год. Случилось чудо, потому что в обыденной жизни так не бывает. Он, наверное, очень неглуп и тактичен, этот незнакомец. Ведь если бы Лариса познакомилась с ним вчера или пару дней назад, очевидно, он не понравился бы ей настолько, чтобы ехать с ним за два моря. И скорее всего, она не приняла бы такой подарок от малознакомого человека. Она порядочная женщина… Но его поступок был вне привычной логики, а значит, и Лариса могла реагировать на него, тоже отбросив стереотипы. Ведь каждая женщина в глубине души твердо уверена, что где-то параллельно обыденности существует иная жизнь, где обычных женщин носят на руках, дарят им подарки и любуются их сияющими глазами. А когда они выходят из ванной, завернувшись в полотенце, любимые собирают губами капельки воды с плеч и согревают поцелуями. Этих женщин возят к морю, с них не требуют отчета о выделенной на месяц сумме, они встают утром позже семи часов, и их даже отвозят на работу. По субботам освобождают от дежурства по кухне и ведут обедать в маленькие ресторанчики. Вероятно, у них есть дети, их тоже любят и балуют. Тогда по выходным детей надо непременно отвозить к дедушке и бабушке, чтобы побыть вдвоем и понять: какое это счастье – находиться вдвоем. И собака: ведь в семье, где есть дети и все любят друг друга, обязательно должна жить собака. Это все где-то рядом, просто их по досадному недосмотру еще не взяли за руку и не отвели туда, а сами они в своей беличьей суете пробегают мимо неприметной калитки, за которой эта самая жизнь и проходит.

Ей прислали ключ. И нужно поверить, что ключик золотой, от той самой дверки. Он, загадочный незнакомец, окажется нестарым и симпатичным, привлекательным и великодушным, он будет похож на… актера Ивара Калныньша из «Зимней вишни»! Нет, это уж слишком. «А на Калягина не хочешь?» – свредничал внутренний голос и все испортил. Лариса отвлеклась от елки и больше не смогла вернуть ощущение предвкушения счастья, которое старательно нащупывала. А ведь раньше достаточно было достать с антресолей простенькую пластиковую елку, из самых первых, чтобы радостно забилось сердце – будет праздник, сказка, исполнение желаний. В этом году Лариса обнаружила, что она никак не поймает это знакомое с детства ощущение, не настроится на счастливую волну. Позавчера она наряжала елку, с удовольствием перебирая новые игрушки, которые страшно держать в руках из-за их хрупкости, удивлялась встрече со старыми, из детства, белочками, петушками и клоунами, поправляла гирлянду и запутывала переливчатый дождь… И размышляла о работе, о том, что утром отнесла анкету в агентство (долго тянула, до Нового года наверняка уже ничего хорошего не успеет случиться) и что думать, в общем-то, не о чем, кроме новой шубы. «Значит, старею», – подвела итог Лариса, выключила гирлянду и отправилась спать.

Сегодня елка волновала, ее присутствие было созвучно с поселившимся в Ларисиной душе томительным ожиданием. Но себе-то Лариса могла признаться, что главной нотой в нем звучала не радость, а тревога. С годами ждешь сказок, так же как и в детстве, но веришь в них все меньше. Что ж, тогда подумаем о деле. Вопрос первый и наиглавнейший: что взять с собой? Задачка не из простых. Надо умудриться предусмотреть все случайности и ситуации, чтобы выглядеть пристойно и в бассейне, и в ресторане, но при этом запихнуть вещи в одну небольшую сумку и не походить на вьючного верблюда.

Начнем с главного – новогодняя ночь. Здесь-то как раз все просто и беспроигрышно: черное платье чуть выше колен, колье и серьги, туфли. Два купальника. Шифоновая юбка – не очень удобно, зато отлично смотрится в движении, а они же непременно будут гулять по берегу. Нет, глупо, этакая Ассоль в ожидании Грея. Лучше светлые брючки и джемпер. Хотя мужчины любят юбки, ведь недаром говорят – таскается за каждой юбкой, а не за каждыми джинсами. Бывая за границей, Лариса давно заметила, что если на женщине юбка, а ковыляет она на каблуках, да еще при тенях и помаде среди бела дня, – непременно руссо туристо. Парижанки и пражанки порхают в легкой обуви без каблуков, укороченных брючках (не черного цвета, так любимого у нас), рубашках, ветровках и свитерках. Подводить глаза, красить ногти в два цвета и закреплять прическу лаком они считают ниже своего достоинства, им удобнее без всего этого. А наши без толстого слоя тонального крема как голые. «Все-таки мы – азиатки», – вздохнула Лариса, укладывая в косметичку тушь, тональный крем, тени и блеск для губ. Косметичка грозила занять в сумке значительную часть пространства, несмотря на европейские воззрения хозяйки.

Но на самом деле это все не так уж важно. Поездка, на которую она решилась, – это не только пять дней. А еще и четыре ночи. Нет, Лариса не ханжа, она с чувством юмора и ради любви готова даже заниматься любовью. И если незнакомец окажется не очень противным, то почему бы и нет, раз уж пропуск на мужскую территорию лежит через секс. Другое дело, что, пройдя через проходную, порой вместо райского сада с уютными беседками, чистыми дорожками и воркующими голубями обнаруживаешь захламленную территорию со складскими помещениями. Но деталей не выяснишь, пока не войдешь, и с этим приходится мириться. Лариса получала удовольствие от секса, с этим не возникало проблем, но такого, о каком пишут в книгах, чтоб потерять сознание от счастья и восторга, не испытывала никогда. Видимо, потому, что никогда не любила того, с кем оказывалась в постели. Кто-то был ей симпатичен, кто-то позволял рассчитывать на перспективу, другие просто проявляли настойчивость, которой было проще уступить, чем объяснять, почему этого не хочешь. Что, кстати, ужасно бесило Сергея:

– Тебе все равно, сплю я с тобой или нет! Да – хорошо, нет – не надо, можно просто чаю попить. А я чувствую себя идиотом. Снегурочка ты и есть!

Лариса понимала, что его мужское самолюбие требует от нее нежных провокаций, непреодолимого наплыва чувств до и плохо скрытого благодарного восхищения после, но изображать роковую страсть все равно не пыталась: глупо изображать Кармен, если Хосе приходит от случая к случаю, да еще ябедничает на жену. Или проценты считает по кредиту. Кстати, о Шкирке. Подойдя к окну, Лариса осторожно выглянула во двор: «Фольксвагена» не было. Шкирка уехал домой. Во дворе было пусто и тихо. Ни миллиона алых роз, ни серенады под балконом, ни стояния на морозе под окном…

Шкирка вспомнился не случайно. На день рождения и прочие праздники он всегда дарил Ларисе дорогое белье. Не цветы, не духи – это, что называется, исходящий реквизит, то, что съедается во время спектакля, сегодня есть, а завтра повяло и испарилось. От кружевных трусиков своей подружки млеет любой мужчина, он заранее предвкушает, сколько приятных манипуляций с ними можно проделать, а Шкирка, надо отдать ему должное, был готов платить за то, от чего он лично мог получить удовольствие, будь то котлета по-киевски или маленькое облачко кружев, скорее обрамляющее, нежели прикрывающее то, на что оно пристроено.

Он всегда безошибочно определял размер – Лариса не раз представляла, как Шкирка бродит с видом знатока среди вешалок с лифчиками и трусиками, за ним по пятам следует услужливая продавщица, а он дотошно формулирует ей свои пожелания в части цвета и фасона. Да, в этом деле он разбирался. Подарки были не просто изящны и привлекательны, они всегда намекали на какой-то образ, возникший в его воображении. Такие шортики в нежный цветочек может носить буколическая пейзанка. Этот тонкий узор из белых кружев – точно наряд Снежной королевы. Целомудренно закрытый, на широких бретельках бюстгальтер в тонкую клетку, будто школьная тетрадь, – для пока еще невинной нимфетки. Черное с красным – испанские страсти. Дорогое черно-сиреневое Лариса называла «Анна Каренина». Белье Лариса любила, она никогда не смогла бы позволить себе подобные покупки, а Шкиркины намеки ее развлекали, не более того, но подыгрывала она естественно и без напряжения.

Так что спасибо, возьмем все – под настроение сориентируемся на местности. Ну вот, сумка под завязку, хоть бы «молния» не разошлась. Зато можно будет не сдавать в багаж. Теперь документы. Лариса достала конверт, в десятый раз дотошно проверила его содержимое, перечитала заново, словно строчки могли исчезнуть. Нет, все на месте. Надо позвонить и узнать, пришли ли на счет мамины деньги, а то отключат телефон за неуплату, оставалось-то там всего ничего. Два-два-два-вызов… «На двадцать девятое декабря на вашем счете две тысячи восемьдесят семь рублей, доступное время…». Странно, мама сказала, что положила тысячу. Она оставила в агентстве номер сотового – неужели незнакомец позаботился и об этом? Ему-то зачем надо? Ну ладно, это не единственная странность за последние дни.

Теперь вымыть голову. Лариса с наслаждением вытянулась в ванне, все же она устала, и завтра день будет трудным. Струя воды с шумом падала и рассыпалась брызгами, и Лариса не сразу поняла, что кто-то настойчиво звонит в дверь. Она испугалась, нервы ни к черту стали от этих игр в чудеса. Рассердившись на свой испуг, выбралась из ванны, надела халат, шлепая мокрыми ногами, приблизилась к двери. По ту сторону дверного «глазка» переминался с ноги на ногу Шкирка. «Опять за рыбу деньги», – вспомнила Лариса любимую поговорку своего начальника на случай, если какая-то дискуссия заходила на третий круг. Резко распахнула дверь, в сторону не отошла. Интересно, что он должен сказать, чтобы я его все-таки впустила?

– Лариса, можно я отвезу тебя в аэропорт? Ну, куда ты в пять утра…

Она отодвинулась, пропуская его в прихожую. Хорошо, что убрала его подарки.

– Саша, не ври. Ты просто хочешь знать, одна я еду или нет. Так?

Шкирка молчал. Ну что ж, удовлетворим его любопытство. К тому же перспектива добраться в аэропорт на машине ее очень обрадовала, она уже заранее мерзла, представляя, как трясется в промерзшей маршрутке. Хорошо еще, если маршрутка вообще придет.

– Проходи. Есть чай и кофе. А есть нечего. Ой, слушай, вот в пакете мамина пицца, на, неси в кухню, погрей сам. С меня вода капает.

Лариса домылась наспех, хорошо еще, что ее волосам никогда не требовалась укладка, лишь хорошая стрижка и качественный шампунь. Вышла, завернувшись в халат. «Неуместно эротичное появление на публике», – усмехнулась она, но Шкирка, возившийся со сковородкой (микроволновку он не признавал), к фантазиям на эту тему был не склонен.

– Я даже не обедал сегодня, – словно извиняясь за свой всегда отменный аппетит, оправдался он перед Ларисой.

– Ешь-ешь, мне мама чуть не силком засунула, не с собой же мне пиццу брать.

– Слушай, Лариса, что-то случилось за эти дни?

– Ты никогда не спрашивал, приходил, уходил, опять приходил. Я тебя, кстати, тоже не спрашивала.

– Ты изменилась.

– Заметно? Просто устала, нервничаю и хочу отдохнуть.

– Да что тебя в Турцию-то понесло?

– Грязь надоела, снег. Одиночество достало: дом – работа. Не хотела встречать Новый год с мамой.

– Могла бы мне позвонить.

– А ты бы заявил, что занят. Послушай, мы оба до сих пор были свободны, потому что ты так хотел. Правда, я своей свободой не пользовалась. Теперь ты требуешь отчета. Ты действительно считал, что я всегда буду лежать на том месте, где ты пожелаешь меня оставить? Так ведь я движимое имущество. И кстати, меньше всего мне хочется с тобой объясняться. Ешь и уходи, а я доеду маршруткой. Тем более что уже двенадцатый час.

– Лариса, ну хочешь, поженимся?

«Почему, почему все падает тебе на голову, когда тебе уже ничего не надо? – едва не завопила Лариса. – Я год бегала за тобой, не обращала внимания на твои «отгулы», терпела нравоучения, ходила на задних лапах и приносила в зубах твои тапочки, чтобы ты понял: лучше меня жены нет на свете, ну женись на мне, пожалуйста! Неужели обязательно надо выдернуть стул из-под твоей задницы, чтобы, брякнувшись на пол, ты сообразил, как удобно сидел до сих пор?»

Неожиданно Лариса рассмеялась. Она представила маму, которая приходила в ужас, слыша от дочери слова типа «задница» или «блин». «Ты филолог! С классическим университетским образованием! Ты не имеешь морального права употреблять подобные слова!» Ларисины оправдания, что так говорят все, и не только на улице, но и со сцены, и с экрана, на маму не действовали. «Ты – не все. Должны быть эталоны, носители культуры». В общем, как в анекдоте – задница есть, а слова такого нет.

Ларисин смех обидел Шкирку. Она решила отшутиться, только ссоры не хватало:

– Нет, Саша, сейчас я за тебя замуж пойти не могу. Мне нужно время. А вдруг ты намерен жениться на мне с корыстной целью, позарился на приданое? Я только что шубу купила, так ты сразу жениться. Вот выплачу кредит, тогда посмотрим.

«Интересно, предложит ли он мне по законам жанра всю сумму сразу – и замуж или смолчит?»

Шкирка достал из кармана пиджака бумажник, извлек из его недр пачку долларовых купюр. «Боже мой, только этого не хватало!» – испугалась Лариса. Но любовник отделил от пачки стодолларовую купюру – все-таки перестройка его организма шла поэтапно.

– Это тебе. Мало ли там что, у тебя вечно ни копейки, раз ты едешь одна. – Интонация была вопросительной, но Лариса предпочла этого не заметить. – И еще я положил тебе тысячу на телефон. Позвони, проверь. Будем созваниваться. И учти, что в новогоднюю ночь тарифы будут сумасшедшие, так что лучше эсэмэсками.

«Здраво, – отметила Лариса. – Я об этом и не подумала. Молодцы Шкирка с мамой, я вдруг стала миллионершей».

– Спасибо! Я обязательно позвоню тебе в Новый год, если не усну.

– Не уснешь, там у вас… у них будет еще девять.

Остаток ночи прошел скучно. Наевшийся Шкирка задремал у телевизора, рядом с ним приткнулась кошка, и оба дружно сопели. Лариса сидела рядом, обдумывая последние мелочи. А точнее, она просто сидела, потому что мысли в ее голове путались, и ни одну из них она не смогла додумать даже до половины. И все потому, что Лариса даже предположительно не сумела ответить на вопрос: что случится с ней уже через несколько часов и не пожалеет ли она о своем решении?

На экране сотового высветилось сообщение: «Лариса, меня просили передать, что в пять за вами заедут и отвезут вас в аэропорт. Валентина Трофимовна». На часах было четыре. Шкирка сладко сопел. Что прикажете делать? Подойти к незнакомцу вместе со Шкиркой – мол, это мой любовник, а это мистер Икс, надеюсь, вы подружитесь? Кстати, интересно, как отреагирует Шкирка, ведь до сих пор она не давала ему поводов для ревности. Мужчины приходили, уходили и возвращались, от них пахло бурными романами и застойной семейной жизнью, Лариса все прощала и терпела, потому что… так было заведено, потому что у нее в отличие от них не было вариантов. Так же было у ее подруг и у мамы. Они никогда не говорили с мамой на эту тему, мама до сих пор считает, что Лариса была тогда слишком мала, чтобы что-то понять и запомнить. А она запомнила.

В тот день в их почтовый ящик положили конверт. Ларисе было пять лет, она не умела читать, зато ее ладошка легко проходила в щель между дверцей и дном почтового ящика, поэтому она могла доставать газеты и письма без ключа. Они пришли с бабушкой с прогулки, Лариса достала конверт, и, пока бабушка возилась в кухне, разогревая обед, она решила посмотреть, что в нем. Лариса прекрасно помнила, как совсем недавно лично ей пришло письмо от Незнайки – так мама учила ее читать, но об этом Лариса узнала значительно позже. В конверте лежали записка и плохого качества любительские фотографии: папа с красивой тетей, голая тетя, вот опять папа целует тетю. Лариса отнесла конверт бабушке. Бабушка, охнув, села на стул, прочитала записку, сунула все в карман фартука, сказала, что эта тетя работает вместе с папой, и вообще, почему внучка до сих пор бегает с немытыми руками, когда суп на столе.

Что происходило дальше, Лариса не знала, мама всегда придерживалась той точки зрения, что дети не должны находиться в курсе родительских ссор. Но они с папой долго говорили о чем-то в кухне, мама плакала, папа тяжело молчал, изредка что-то произносил – сквозь сон Лариса плохо слышала, а потом и вовсе уснула. Прошло полтора года, все было по-прежнему, только они перестали ходить по выходным в лес втроем, а папа стал все дольше задерживаться на работе. А затем он уехал. Мама сказала, что в другой город, в командировку, и вернется не скоро. Но дети всегда знают больше, чем думают взрослые. Лариса слышала, как бабушка говорила маме: «Не реви, дура! Прощала, терпела, а у той, видать, характер покруче твоего, вот теперь она с мужиком, а ты с дитем. Не реви! Вырастим, девка-то какая хорошая». Бабушка умерла семь лет назад и даже перед смертью оставалась оптимисткой: «Видишь, зайка, как я вовремя. Ты уже взрослая, будет тебе отдельная квартира. Только не продавайте, живи пока тут. Это хорошие стены».

В маминой жизни больше не было мужчин. Папа исправно платил алименты, а когда Ларисе исполнилось восемнадцать, так же пунктуально платить перестал – у него росли другие дети. Мама подрабатывала репетиторством, вскоре перешла на работу в одну из первых частных школ, и жить они стали совсем неплохо. В общем, бабушка оказалась права: все преодолимо.

И вот теперь опять в жизни Ларисы появился конверт. И снова он должен изменить ее жизнь. Ну-ну, «Папиллон-зюгма», пять звезд. Пять звезд – символично. До сих пор в ее жизни все было на три, изредка – на четыре. Хотя, может, мама права? Вот он, Шкирка. У него много достоинств, а кто без недостатков? И он уже предложил ей выйти за него замуж. Распаковать сумки и остаться, и пропади все пропадом. Ага, и она сама в роли мадам Шкирки, то есть новой статьи расходов. Осчастливив Ларису по гроб жизни, Шкирка станет лепить ее на свой вкус, учить готовить, краситься и одеваться, будет помнить наизусть все ее блузки и сумочки. Он постоянно поучал Ларису, ей никогда не было с ним интересно, даже просто весело, будто они уже прожили вместе сто лет и надоели друг другу. Внимательно всмотревшись в радужные картины, которые рисовало перед ней услужливое воображение, Лариса взяла авторучку и листок бумаги, набросала несколько слов, положила на журнальный столик. Стараясь не шуршать и не замечать укоризненного взгляда кошки (Сетка, как и мама, почему-то всегда симпатизировала Шкирке), Лариса оделась, перекинула через плечо ремень сумки и тихо прикрыла за собой дверь. Почти неслышно щелкнул замок. На часах было пять утра.

Внизу, у подъезда, стояла какая-то машина – Лариса не разбиралась в марках. Когда она вышла на крыльцо, дверца распахнулась, и водитель вышел навстречу. Сердце, гнездившееся где-то у горла, стремительно провалилось в живот. Захотелось немедленно вернуться домой. Такого Лариса не ожидала: ей вопросительно улыбался невысокого роста тусклый мужичок неопределенного возраста, в потрепанной куртке и мятых брюках.

– В аэропорт? Садитесь!

Лариса заставила себя забраться в салон. На панели перед водителем стоял счетчик. Выше была прикреплена карточка с фотографией мужичка и фамилией: «Заворовский Роман, номер машины О 865 ВП».

– Вы что, правда такси? – поинтересовалась Лариса.

Водитель понял ее по-своему:

– Не волнуйтесь, самое настоящее, только частная фирма. Мы с фирмами часто по безналу работаем, у нас с ними договор. Подписывают потом путевой лист, и все, очень удобно.

В салоне было тепло, мотор мягко урчал. Кстати, именно об этом она и мечтала днем, и тогда не было ни одного варианта, а сейчас сразу два – вспомнила Лариса сопящего на диване Шкирку. Но еще один вопрос придется задать:

– И сколько стоит доехать до аэропорта?

– За вашу поездку уплачено, еще днем оформлен заказ, мне диспетчер в два звонила.

– А кто заплатил?

– Я не в курсе, нам ведь без разницы, там своя бухгалтерия, нам два раза в месяц выдают зарплату и аванс. Еще и премия бывает. Да вы не волнуйтесь, все будет в порядке.

– Что, заметно, что волнуюсь?

– А как же! Все волнуются, особенно когда в аэропорт едут. Дорога – кому радость, кому горе. И вообще – перемены.

«Сейчас накаркает», – поежилась Лариса.

– Вам – радость, – продолжил словоохотливый дядечка. – Вы же в Турцию летите отдыхать.

– Вы-то откуда знаете?

– Сегодня с утра только два самолета – в Бишкек и в Анталию. Вам ведь не в Бишкек?

– Нет, слава богу, мне не в Бишкек. Вот туда бы я точно не полетела, – развеселилась Лариса.

– Туда такие красивые и не летают. А на этот самолет часто вот так вожу, особенно не в сезон: он отдельно, она сама по себе, на стоянке встречаются. Обычно просят, чтобы дня через два-три к обратному самолету приехал. Тогда опять по разным машинам, и домой. Которых, бывает, мужья встречают, жены.

– А какая у вас машина? – прервала Лариса говорливого мужичка.

– Что? А… «Дэу». Многие ругают, а мне нравится, подвеска у нее, например…

Такой поворот разговора устраивал Ларису, и она откинулась на спинку сиденья, погрузившись в размышления. Не он. Значит, он встретит ее на стоянке. Надеюсь, его не будет провожать жена, это было бы примитивно для подобной интриги. Хотя наверняка сказать ничего нельзя, ситуация не просчитывается абсолютно. Значит, не стоит и дергаться, раз уж решила ехать…

Навстречу машине сквозь ночь летели фонари и крупный снег, дорога была пуста, в общем, лучших декораций для начала новой жизни и придумать невозможно. Впереди показалось здание аэропорта, засыпанные снегом автомобили на стоянке походили на замерзших зверей, брошенных хозяевами. Машина притормозила возле ярко освещенного входа. Лариса смотрела в окно. Люди выходили из автомобилей в легких курточках, спешили в тепло, смеялись и переговаривались.

– Наверное, запаздывает… вон, гололед какой, время еще есть, – попробовал успокоить ее водитель.

– Я лечу одна, – отрезала Лариса.

Поставив росчерк в путевом листке, она выдернула сумку с заднего сиденья и выбралась из салона, хлопнув дверью, будто водитель был виноват в том, что ее никто не встретил. Болтун, не наплети он этих историй, она и не пялилась бы в окно, как дура. Лариса даже обрадовалась своей злости. Часто именно она придавала ей силы и позволяла не раскисать, решаться на какие-то действия, отбросив противное и не доводящее до добра самокопание. Что ж, если он так хочет, поиграем в прятки. Наплевать! И даже по сторонам смотреть не станем, много чести. За все заплачено, «олл инклюзив», вот и отдохнем на все это «олл», а начнем прямо сейчас.

Регистрация уже шла полным ходом, но Лариса не спеша проследовала в кафетерий, заказала кофе – чашечка стоила сто рублей, и она никогда не позволила бы себе подобного безобразия, но отдых так приятно начинать с того, что не положено в будни. Зазвонил сотовый, номер незнакомый, а мамы, подруги и коллеги были записаны поименно. Лариса сняла трубку, опять едва успокоив дыхание, потому что весь ее «злобный» аутотренинг мгновенно пролетел к черту.

– Как это понимать? – завопила трубка голосом Шкирки. – «Не смогла тебя разбудить, вызвала такси. Просто захлопни дверь, кошку заберет мама»? Да мне плевать на твою чертову кошку! Утопить ее мало! Что, нельзя было сразу сообщить? Надула, как щенка, и рада, да? Нашла себе, наконец, богатого и нежадного? Вам всем одно подавай – девушки, понимаешь, тургеневские! Ну, флаг вам в руки!

Ошарашенная Лариса даже не догадалась прервать разговор, поэтому обманутый в лучших чувствах Шкирка высказывался долго, вопреки обыкновению не думая о тарифах… Кофе остыл. Лариса почувствовала, что щеки ее пылают, наверное, она похожа на матрешку. Меньше всего с этакой рожей хочется выходить на люди. Рядом стоял газетный киоск. Лариса купила глянцевый журнал, теперь будет чем занять руки, да и глаза, чтобы удержаться от соблазна лишний раз посмотреть по сторонам в поисках таинственного незнакомца. И отправилась к стойке, над которой был указан номер рейса на Анталию.

Наблюдавший за ней мужчина незаметно кивнул. Что ж, все действующие лица в сборе. А она волнуется. Кофе почти не тронула. И журнал купила явно для того, чтобы не смотреть по сторонам. Напрасно. Пока личный контакт не входит в его планы, а все пойдет именно так, как он хочет. Наверное, она немного боится. Все боятся неизвестности. Вот это ему и надо выяснить: насколько она может владеть собой, как действует в непредвиденных обстоятельствах. От этого зависит очень многое. Почти все.

В самолете Лариса почти сразу уснула – сказались бессонная ночь и волнение. Стюардессы, разносившие конфеты, журналы, подносы с завтраком и кофе, ее не будили, тем более что в самолете отсыпались многие, предновогодняя суета измотала всех. Проснулась Лариса от того, что объявили посадку. Заплатив на таможне за визу долларами, предусмотрительно положенными в конверт заботливым незнакомцем, который и в самолете себя никак не обнаружил, Лариса вышла из здания аэропорта. Вышла будто в другую реальность. Там были ночь, снег, холодный ветер. Здесь воздух был прозрачен, небо – забытого за зиму голубого цвета, кругом трава, цветы и пальмы. Люди улыбчивы и предупредительны, автобус, на котором следовало ехать в отель, сиял чистотой. Лариса почувствовала азарт: если незнакомец намерен и дальше играть в прятки, то как ему удастся избежать опознания в автобусе, ведь вряд ли они будут отдыхать в разных отелях.

Она огляделась по сторонам. Отправления автобуса ждали несколько семейных пар с детьми, три или четыре романтические парочки, несколько девиц поодиночке и парами, одна разношерстная компания и двое одиноких мужчин. Один, помоложе, походил на официанта в неуместных здесь черных брюках со стрелкой, белой рубашке и жилете с атласной спиной, второй – весьма в летах, вполне респектабельный и с хорошими манерами. Оба находились в приподнятом настроении, шутили с дамами, курили с мужчинами, но на Ларису внимания не обращали. Ей больше понравился тот, что постарше, но, в общем, на роль волшебного принца не подходил ни тот ни другой. Улыбчивая девушка-гид, отнюдь не блестяще говорившая по-русски, пригласила всех в автобус, смешно коверкая фамилии, устроила перекличку.

Отель «Папиллон-зюгма» был вторым на пути следования, вместе с Ларисой здесь вышли пожилые супруги, две девушки и… молодой человек в наряде официанта. Все. Что ж… Не Ивар Калныньш. Размечталась! Долго он еще будет продолжать эту клоунаду? От разочарования Лариса снова разозлилась: «Штирлиц на мою голову! Ну тогда я сама, я не гордая».

– Здравствуйте! – Она подошла к молодому человеку. – Вам не кажется, что нам пора познакомиться? Я – Лариса.

– Очень приятно, Павел. Я еще в аэропорту, когда прилетели, хотел к вам подойти, да все как-то… – Новый знакомый оторвался от анкеты, которую надо было заполнить. – Черт, вы английскими буквами умеете писать? Я, честно говоря, не очень.

Лариса взяла бланк и карандаш, Павел раскрыл свой паспорт на нужной страничке и пододвинул к ней.

«Умно, – оценила маневр Лариса. – Теперь мы знакомы по-настоящему. Что дальше?»

Павел проводил Ларису до дверей ее номера. Они договорились встретиться за ужином, Павел пообещал за ней зайти в семь часов. Его номер располагался напротив.

Лариса с изумлением обошла свои владения – роскошные двухкомнатные апартаменты с двумя балконами (один выходил на море, другой – на сосновый лес), двумя телевизорами и джакузи. Огромная кровать, зеркала, приглушенный свет торшеров и бра. В ванной комнате висел белый махровый халат, на полу стояли белые тапочки. Нет, Лариса примерно представляла, что такая роскошь бывает на свете, но себя к этим обстоятельствам никогда не примеряла. Окончательно ошалеть от восторга мешало беспокойство: почему Павел так странно встретил ее? Не хотел заводить разговор на людях? Или не желает ей навязываться? А может, она ему просто не понравилась при ближайшем рассмотрении? Кстати, он ей тоже не очень понравился. Явно не обременен интеллектом, шустрый, но какой-то провинциальный. То, как все было обставлено до их пор, позволяло Ларисе представлять мужчину старше себя, умного, сдержанного, решительного, привыкшего получать все. «Если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца», – именно эта гадкая песенка привязалась к Ларисе, когда она осваивала джакузи, распаковывала вещи и приводила себя в порядок. Поскольку Лариса знала только эту строчку, то, спев ее раз сорок, она развеселилась. В конце концов, поступил он как настоящий герой ее романа, а внешность обманчива. Да и это не худший из возможных вариантов. К тому же к ужину он наверняка переоденется. И ее задача – выглядеть на все сто.

Ровно в семь часов раздался стук в дверь. За порогом стоял улыбающийся Павел в том же странном одеянии, правда, рубашка была свежей, а брюки – отглажены. Уж не привез ли он с собой утюг? Впрочем, у богатых свои причуды.

– Вы пунктуальны, – стараясь скрыть разочарование, улыбнулась Лариса. – Я готова, идемте.

В ресторане играла тихая музыка, народу было немного, в основном немцы пенсионного возраста – они проводят здесь всю зиму: тепло, недорого, чисто, прислуга, бассейн и зимний сад. Чего еще желать на старости лет? Лариса и Павел нашли свободный столик в углу. Официант разлил в бокалы красное вино.

– Ну, за знакомство! – Павел опустошил бокал, с восхищением огляделся по сторонам. – Здорово здесь, правда? Я ведь первый раз за границей. Все работа-работа-работа, с утра до ночи, устал как собака.

– А кем вы работаете?

– Давай на «ты», ладно? Нам ведь тут три дня жить да Новый год встречать, что выкать-то? Завод у нас. Трубопрокатный. А ты?

– А я корректор в издательстве. Ты же знаешь.

– Корректор… А может, ты супермодель по совместительству? Я тебя сразу выделил из всех. Все-таки мне ужасно повезло, что мы с тобой встретились. Я вообще собирался тут один бродить, по сторонам глазеть. Поел-выпил. Может, искупался бы, наши купаются, говорят. А что, водки махнуть – и запросто. Завтра искупаюсь. Нет, о таком Новом годе можно только мечтать – лето, море, ресторан и красивая девушка! И платить ни за что не надо – уплачено! Давай потом на море пойдем, а?

«Он славный, – кивая и улыбаясь, уговаривала себя Лариса. – Да, манеры у него не очень. А что жизнерадостный через край, так я и сама бы повизгивала от счастья, окажись тут не при столь странных обстоятельствах».

– Павел, а зачем ты в агентство пришел? Ведь можно же и так найти.

– Нет, у меня принцип – работать только с профессионалами. Будет к кому претензии предъявить, если что.

– Какие претензии?

– Нет, ну, это я так сказал. Все отлично, просто супер! Давай выпьем за тебя!

– Спасибо тебе! Мне здесь тоже очень нравится. Я никогда в жизни не бывала зимой на море. Смотри – у нас минус двадцать, у них – плюс. Четыре часа полета и сорок градусов разница. Просто чудо.

– Лариса, а почему ты одна приехала?

– Что ж мне, маму с собой тащить?

– У таких красивых женщин, как ты, всегда есть мужья, любовники, приятели, компании всякие. А ты вот тут со мной. То есть я, конечно, счастлив, но…

– Хочешь спросить, есть ли у меня кто-то. Нет. Сейчас нет. Я всегда мечтала, чтобы было серьезно. Но не получалось до сих пор.

– А у меня знаешь мечта какая? Съездить за границу – это уже есть. А еще заработать миллион. Долларов, миллиона рублей ни на что не хватит. Чтобы свой дом. Жена красивая, вот как ты. И дети. Мальчик и девочка обязательно. Муж чтобы деньги зарабатывал, а жена не работала, бегала бы себе по парикмахерским, детей бы по всяким кружкам водила. Ей, конечно, машина своя нужна. А в городе с гаражами проблема. Поэтому надо коттедж на окраине, видел я такие. Но это для семьи, одному не надо. Я ведь сам деревенский. По хозяйству все могу, ну, кроме огорода, – это я только поливать. Или жене садовника нанять.

– Лучше домработницу.

– Да. Чтобы жена всегда дома была, красивая и не уставшая. А то у меня мать на своем хлебозаводе наломается, а дома еще корова, свиньи, куры. Руки у нее теперь болят, никакие врачи не помогают, изработалась, говорят. Я ее уж и на курорт возил, и грязи всякие – нет. Даже в город переезжать не хочет. Хорошо хоть корову больше не держит, говорю ей: мать, я тебя что, не прокормлю?

– Заметно, что ты деревенский.

– Это одет я так? Мне сказали – классика, не ошибешься, мало ли какая там погода, да еще и Новый год. Нет, я пиджак привез, завтра надену.

– Нет, просто руки у тебя… рабочие.

– А что? Я любую машину без всякого сервиса могу, батя у меня механик – во!

Скованность, испортившая первые минуты, исчезла. То ли вино тому причиной, то ли обстановка, то ли просто понравился Ларисе этот парень. Нормальный, простой и не дурак. И мать любит. То, что одет он ни к селу ни к городу, так это даже и к лучшему. Если мужчина плохо одет, это означает лишь то, что никто его гардеробом не занимается, за галстуками-носочками, чтобы все в тон, не следит. Конечно, это обязанность жены. Лариса это делать умеет. Она разбирается и в моде, и в правилах хорошего тона. А Павел, судя по обстоятельствам их знакомства, не жмот, просто руки не доходят или подсказать некому.

Павел закурил. Лариса решила отправить эсэмэску маме, она наверняка там сходит с ума. Маму надо успокоить: «Все в порядке. Павел очень славный. Целую».

Потом они пошли на море. Огромное и страшноватое, оно жило в темноте своей жизнью, сдержанно рокотали волны, ветер трепал фонарь на пирсе. Очень захотелось обратно, к свету и теплу, в уют цивилизации. Но Павел обнял ее за плечи – ненавязчиво, только чтобы согреть, и они простояли так минут пять, затем Лариса все-таки запросилась домой. В баре выпили по коктейлю. И она вдруг страшно захотела спать. Усталость навалилась как снежный ком, и сопротивляться не было сил. Павел проводил ее до дверей номера. Поцеловал не то в щеку, не то в уголок губ, но в конце коридора появилась мужская фигура, они отпрянули друг от друга, как нашкодившие школьники, рассмеялись.

– Если я сейчас не усну, то умру у порога, – пожаловалась Лариса.

– Намек понял! Кругом – шагом марш! – скомандовал сам себе Павел и, шутовски печатая шаг, отправился восвояси.

Лариса, войдя в номер, упала на кровать, скинув только туфли. Так счастливо и блаженно она давно не уставала. И давно не спала так сладко, как в эту ночь.

В шесть утра ее разбудил крик муэдзина из далекой мечети. Она вскочила, прошлепала к окну, отодвинув штору, убедилась, что вчерашняя сказка не исчезла, сосны и море на месте, – и бухнулась обратно в кровать с твердым намерением спать до последней возможности. Это мечту Лариса лелеяла давно, а перед Новым годом, как всегда, валом шли халтуры, надо было подбирать всякие «хвосты», и работала она без выходных. Поэтому проснулась без десяти двенадцать и еще час лежала в кровати, с наслаждением бездельничая и играя телевизионным пультом. Лариса с какой-то щенячьей радостью предвкушала начало чудесного дня и оттягивала это удовольствие. Ей давно не было так хорошо, спокойно и комфортно. И этим она обязана Павлу. «Сегодняшняя ночь будет необыкновенной и сказочной», – подумала Лариса, и эта мысль наконец подняла ее с постели.

Ей немедленно захотелось увидеть море. Море – это ведь тоже чудо из детства, оно, радостно переливавшееся зеленым и бирюзовым до самого горизонта, было так созвучно ее настроению, что Лариса решила отправиться на пляж немедленно, тем более что завтрак она все равно проспала, а до обеда оставалось полтора часа. Открыв дверь, Лариса едва не споткнулась о стоявший у порога поднос. На нем были булочки, сыр, йогурт, вазочка с мюсли, апельсиновый сок. И записка: «Я не знаю, что едят утром принцессы, может, это подойдет? Жду на пляже! Павел». Лариса, стоя на пороге, выпила сок и, прихватив с собой булочку и сыр, отправилась на пляж. Она была счастлива. Завтрак почти в постель ей никогда не приносили.

Царило лето, пальмы были зелеными, розы – розовыми, небо – синим, море – зеленым. Все как положено, но если вспомнить, что сейчас декабрь и еще вчера она пробиралась на работу по снежным тоннелям, то картина получалась совершенно неправдоподобной. Павел грелся на лежаке, прикрыв лицо полотенцем. Прежде чем подойти, Лариса оценила его фигуру. В общем, не бодибилдер, но все на месте, а если добавится загар, то будет совсем неплохо. Лежак по соседству был занят для нее – на нем лежали все те же официантские брюки Павла. Лариса тихонько потянула их к себе. Павел мгновенно проснулся.

– Ну ты и горазда дрыхнуть!

– Спасибо тебе! Только зачем ты мюсли принес, их же надо молоком заливать, а молока нет.

– Что я принес?

– Ну мюсли, хлопья такие, с изюмом, орешками. В вазочке.

– А я думаю, что за гадость? Но все немцы набирали, и я тебе взял. Про молоко недосмотрел. Извините, ваше величество!

Они болтали, будто были знакомы сто лет. Гуляли у моря, рассказывая анекдоты и смеясь всякой чепухе, которую Лариса иногда записывала на работе и по случаю вспоминала. Анекдоты всегда вылетали у нее из головы, а вот перлы авторов застревали намертво. Да такое и не скоро забудешь: «В черный день и в любую погоду, чтоб раскрасить обычную серь – не губите, жалейте природу! На нее вся надежда теперь». Или вот: «Сцепивши зубы, скулы аж хрустели, перед глазами искры и круги, покойник нес бесчувственное тело, как привиденье в саване пурги». Павел хохотал, хотя Лариса и заподозрила, что он не вполне разделил ее филологическое ликование. Просто настроение у него было отменное.

Потом они плавали в бассейне, играли в настольный теннис, заказывали в баре коктейли и кофе, опять сидели на берегу, любуясь закатом. Вечер подкрался незаметно. По согласованию с Павлом Лариса надела не черное платье, а подаренный Катериной топик – им обоим хотелось хихикать и дурачиться. К тому же Павел решил пиджак не надевать, а к ее вечернему платью требовался мужчина, более тщательно одетый. Новогодняя вечеринка их разочаровала: теснота, громкая музыка, сигаретный дым, разноязыкий шум старающихся докричаться друг до друга людей, взмокшие от суеты официанты.

– Давай сбежим отсюда, а? – предложил Павел. – Возьмем шампанское и пойдем встречать Новый год сами по себе. Я с тобой хочу его встретить, а эти все нам по барабану.

И за четверть часа до двенадцати по-русски – а было еще по-турецки и по-немецки – они с бокалами в руках отправились к Ларисе в номер. Включили Первый канал, с неподдельным интересом, который россияне проявляют к официозу лишь раз в году, выслушали речь главы государства (над Кремлем падал крупный, будто бутафорский снег), выпили шампанское. Павел пересел к Ларисе поближе, поцеловал волосы, освободил от тяжелых блестящих прядей ухо, шепча что-то глупое и нежное… И тут, как всегда не вовремя, зазвонил сотовый.

– Паша, погоди, я его выключу, а то не дадут покоя, будут поздравлять, – мягким движением высвободилась Лариса.

Он ласково попытался удержать, обняв сзади, нежно водил губами по шее. На экране телефона горели буковки сообщения: «Лариса, поздравляю вас с Новым годом! Льщу себя надеждой, что мой подарок вас порадовал и вы хорошо отдохнете. До встречи!» Номер не определялся. Лариса отшатнулась. Она стояла с телефоном в руке и смотрела на Павла глазами размером вдвое больше обычного. Это не он! Не ее таинственный незнакомец!

О боже! Она второй день навязывается ему в подружки, кокетничает, старается понравиться, едва в постель не затащила, а ему что, он и рад. Мужик приехал один, собирался поскучать, а тут ему на шею такая фифа! Идиотка! Но он же сам сказал про агентство.

– Паша, послушай… нет… зачем ты мне сказал, что в агентство обращался?

– А где мне путевку-то покупать? Не на оптовом же рынке. Да что с тобой?

Так. Он имел в виду туристическое агентство, а она, дура, хитро все так расспросила. Сама себе лапши на уши навесила – про золотые ручки, и про дом с прислугой, и про деток, и про мамочку. Мысли в голове путались, Лариса лихорадочно соображала, как ей немедленно отделаться от Павла. Может, раз в жизни поступить, как Катерина? Та всегда безмятежно ляпала, как оно есть на самом деле, и это всегда сходило ей с рук. Идиотство, конечно, полное, но другого выхода нет, иначе Павел сразу не уйдет, а Ларисе хотелось избавиться от всего этого немедленно.

– Паша, три дня назад мне кто-то положил в почтовый ящик конверт, а в нем путевка и авиабилеты. И ни записки, ни полслова. Я думала, что мы познакомимся здесь, и решила, что он – это ты. Что он хочет красиво со мной познакомиться. А кроме тебя, в автобусе никого не было, я и подумала… Но раз ты – не он… Извини…

– Вот это да! Смотри, как бывает. Надо же! Просто так вот взял и прислал? Везет вам, бабам. Сунул ручку в почтовый ящик, а там – нате вам, подарочек от неизвестного. Я за свою три года без отпуска горбатился. Да и то на зарплату третьего зама не разбежишься. На жизнь в нашем занюханном Качканаре хватит, а вот на ваш Екатеринбург уж нет, не говоря уж о загранице. Устал как собака. Начальство мне и подарило три дня, чтобы я отдохнул и после Нового года на людей не кидался. А я-то губу раскатал: надо же, классная девчонка, и без всяких там фортелей. А оно, оказывается, все оплачено, «олл инклюзив», как в буклете написано… Слушай, а если б он не позвонил вовремя и ты бы со мной переспала – он у тебя вычел бы из зарплаты или как?

Лариса слушала Павла отстраненно, на нее будто столбняк напал. Если бы это происходило в сериале, то она по законам жанра должна надавать ему пощечин с криком: «Хуан-Карлос, ты не смеешь так говорить обо мне!!!» Но в жизни все сложнее, и ударить человека по лицу Лариса никогда не смогла бы. К тому же Павел прав, она с ним совершенно согласна. Если бы она не решила, что Павел – именно тот человек, который заплатил за ее поездку, она никогда не стала бы заводить с ним знакомство, оно завершилось бы на стадии мятых черных брюк и пустой болтовни. А за тыщу баксов – так, кажется, насчитала секретарша Юля – Лариса легко оправдала для себя и плохие манеры, и дурацкий вид, да что там – с успехом сделала из него героя своего бурно начавшегося романа. Как говорится, это надо же так любить деньги…

Неправда! Дело не в деньгах. Она очень хотела поверить в то, что достойна любви, ждала чуда, не поездки этой злосчастной, а лишь любви, ощущения избранности и единственности, что была готова придумать и свою любовь к этому человеку. А то, что он решил именно так красиво и ошеломляюще начать их роман, подкупило бы любую женщину. Но почему он оставил ее тут одну, заставил кидаться на шею первому встречному? Устроил весь этот спектакль? Уже второй раз за последние два дня она выслушивает гадости от мужчин, будто занимается черт знает чем. Только черт, похоже, и знает, чем она занимается в этом отеле и в номере в данный момент.

Павел сидел молча. Смотрел на Ларису. Кажется, он ее пожалел. Этого еще не хватало. Пока он орал, она держалась. Теперь на глаза навернулись слезы. И спасительная злость не приходила. Да и на кого злиться?

– То есть ты его не видела?

– Нет.

– А как зовут – имя, фамилия?

– Говорю же, ничего не знаю. Мне все сваха из бюро знакомств принесла. Сказала, чтобы ехала и не выпендривалась, раз уж счастье мне выпало.

– На кой тебе сваха? Ты такая… ты красивая. У тебя что, никого нет?

– Почему же? Даже два любовника. Один приезжает три раза в неделю, другой раз в месяц по настроению. Хотя этот уже и не любовник, а… друг. А с тем я поссорилась. Один принципиально женат, другой – принципиальный холостяк. Понимаешь, мне почти тридцать лет. И я хочу замуж. Это стыдно? Или всем положено, а мне – нет?

– Так выходи замуж.

– Ты не понял? Мне не-за-ко-го вы-хо-дить за-муж!

– Выходи за меня. Я серьезно.

– Ага. Ты переедешь из своего Качканара ко мне, будешь работать автослесарем, и мы будем жить в моей однокомнатной квартире припеваючи. У тебя хоть образование есть?

– Да это-то тут при чем? Тебе деньги нужны, диплом или муж?

– Муж! Нормальный мужик, самостоятельный, с деньгами и с дипломом, чтоб перед подругами не стыдно! И чтобы он меня любил! И я его любила! Ясно?

– А без диплома вам прямо не любовь?

– Пойми, это же разный культурный уровень. Вот я тебе стихи читала, ты смеялся, а ведь не сообразил, в чем дело.

– Слушай сюда: не хочешь ты ни за какой замуж. Потому что если любовь, то плевать, слесарь он или директор, а если замуж – так надо, чтобы не пил и руки чтобы росли не из… ну, в общем, на месте были. Я по всем статьям подхожу. Ну что, выходишь за меня замуж? Вот видишь…

– Неужели тебе безразлично, кто у тебя жена – продавец овощей в ларьке или кандидат наук? Честно.

– Честно? Все равно. Если я ее люблю, то безразлично.

– Потому что для мужчины семья – это полдела. Есть еще работа, карьера. А для женщины – это все.

– Ой, не смеши меня. Ты не замуж хочешь, а просто раз – и в дамки. Чтобы все проблемы по жизни решить. Деньги, жилье, машина, квартира, слава, почет, уважение. Ах да, еще и любовь. Я ничего не забыл? Он тебе все это приносит вместе со штампиком в паспорте, а ты – ам, и съела!

– Да какое право ты имеешь читать мне нотации? – возмутилась Лариса.

– Ладно тебе. Не волнуйся, уже ухожу. Мне чужого не надо. Паршивенькая получилась новогодняя ночка. Вот уж на что не рассчитывал.

Павел ушел. Дверь мягко захлопнулась, и стало оглушительно тихо – народ отрывался в ресторане и барах. Лариса вышла на балкон, здесь музыка стала слышнее, добавились смех и голоса. Да, вечер перестал быть томным. Особенно обидно было то, что Павел просто и четко сформулировал то, в чем Лариса и себе самой-то не признавалась. Всякой откровенности есть предел, дальше она превращается в цинизм, а циничной себя Лариса не считала. Просто она верила в такую возможность. Верить в чудеса – это ведь не цинизм? Интересно, а этот самый таинственный незнакомец тоже здесь, в отеле, он так вовремя прислал поздравление, будто следил за ними. Или его тут нет, раз он до сих пор не пожелал познакомиться лично, позволив ей весь день провести с Павлом? Голова шла кругом от глупых и риторических вопросов. По телевизору натужно юморили, спать не хотелось, сидеть на балконе было холодно. Лариса вспомнила про глянцевый журнал, который купила в аэропорту.

Четыреста десять глянцевых страниц тянули примерно на полкило и обещали как минимум пару часов занимательного чтения. Вообще-то дамские журналы, утеху Эллочки-людоедки, Лариса не жаловала. Во-первых, дорого. А во-вторых, по долгу службы ей приходилось читать столько дури, что дополнительную нагрузку она бы не потянула. Но здесь случай был исключительный, и Лариса с преувеличенным вниманием углубилась в лабиринты дамской психологии, заполошно мечущейся между двумя жизненно важными проблемами: как заставить его жениться на тебе и как от него потом отвязаться. Так… Женщина на грани нервного срыва… Стойкий эффект влажных губ… Как не убить его словом на первом свидании… Антицеллюлитное средство с дренажным эффектом… Дневник бедной Лизы, которая любит женатого… Муж: человек или миф… Твоя секс-машина… Две истории любви в одном флаконе… Многогранное ультраосветляющее окрашивание в один этап… Сорок пять мужских секс-грез… Так, это уже интересно. Грезы отсчитывались в обратном порядке, и на номере двенадцатом («Она – негритянка. Моя ладонь гладит ее черную кожу, и я вновь и вновь наполняюсь желанием…») Лариса почувствовала, что засыпает, причем немедленно. Спасибо журналу – она спала крепко и безмятежно, ей снилась прелестная блондинка в розовом пеньюаре, она очень страдала от своего целлюлита и всем отравляла жизнь. Блондинка походила на Ларису, хотя у нее самой волосы были темные и никакого целлюлита в помине…

Утром Лариса специально отправилась на завтрак к закрытию ресторана, чтобы не встречаться с Павлом. Загорать решила на пляже соседнего отеля. Вечером случилось маленькое происшествие: в коридоре возле своей двери она обнаружила мужской кошелек с изрядной суммой денег. Поколебавшись (как бы чего не вышло), Лариса положила его на место, но из номера все же позвонила на ресепшн – немедленно явился служащий отеля и забрал находку. Оставшиеся до отъезда дни не были отмечены даже столь ничтожными событиями. Больше всего Лариса боялась столкнуться с Павлом, только потом поняв свою глупость: ехать в аэропорт им предстояло в одном автобусе. Но Павел к ней не подошел, лишь равнодушно кивнул издали. В самолете они сидели в разных концах салона, но уже дома, в аэропорту, она успела поймать его внимательный взгляд и быстро отвернулась. За ней опять приехал тот самый таксист, и снова все было оплачено, но на сей раз с ним ехала совсем другая Лариса – погасшая и уставшая. Неожиданно наступила оттепель, и теперь вместо сказочного снега в стекла автомобиля летела мокрая грязь из-под колес встречных машин.

Дома было пусто и тихо. Ни Шкирки, ни кошки, остальное все точно так же, как было, когда Лариса бесшумно закрыла дверь, отправляясь в новую жизнь. Опять вечер, телевизор, плед. Елка – глупое пластмассовое сооружение с раздражающе яркими огнями гирлянды. Неуютно приткнувшись на краешке дивана, Лариса подумала, что ее любовно обставленная квартира с головой выдает унылое положение хозяйки – старой девы. Большие цветы в дорогих напольных горшках, стеклянный журнальный столик с изящной вазочкой и композицией из трав, множество привезенных из поездок милых и совершенно ненужных безделушек – ракушки, статуэтки, рамочки для фотографий, куколки… Ежу понятно, что в этом маленьком дамском мирке нет и не было никогда мужчины, и ребенка нет, и жизни тоже никакой не наблюдается, потому что если бы здесь жила семья, все эти финтифлюшки давно бы раскурочили, перебили и свалили в кучу в кладовке. Не квартира, а музей памятных безделушек, в котором и она сама не живет, а ест, спит, смотрит телевизор. От этих мыслей Лариса затосковала еще сильнее, заболела голова. Что с ней произошло? И произошло ли что-нибудь? Может, все это – плод бурной фантазии? На сей раз – никаких материальных свидетельств, которые можно поставить на полочку в дополнение к имеющимся. Даже фотографий не осталось. Лишь странное ощущение, что ее обманули. И проделали так тонко, что обижаться не на что. Пригласили-свозили-заплатили, не обманули и не побеспокоили, даже о такси позаботились. Пять дней отдохнула, как королева. Отчего же так гадко на душе? Наверное, она сделала что-то не так, чем-то его разочаровала.

И самое главное – что будет дальше? Ждать новых приключений, ощущая себя лабораторной мышью, о жизненных перспективах которой знают только экспериментаторы? Сочинять истории для мамы, подруг и коллег, потому что правда невообразимо глупа, а легко врать Лариса не умеет? Вот если бы приехала Катерина, она бы решила все мгновенно, но Катерина вернется к Рождеству. Тест для Золушки: что делать, если принц перевернул ради нее полкоролевства, примерил туфельку, туфелька оказалась впору, а принц вдруг жениться раздумал и отбыл восвояси? Мало ли какие у занятого мужчины возникают обстоятельства. Нечего было раскатывать губу.

Нет, она не Золушка. Она – Каштанка, которой гадкий Федюшка дал проглотить кусочек мяса на ниточке, а потом… Лариса разревелась, хотя давно себе этого не позволяла. Она ревела с забытым наслаждением, даже не вытирая слезы, и самозабвенно, как в детстве, жалела себя. «И правильно, деточка, – утешала ее бабушка. – Сама себя с утра не полюбишь, будешь весь день ходить как оплеванная». С точки зрения современной психологии малограмотная бабушка была не права. Сейчас говорят, что себя надо не жалеть, а любить изо всех сил и при любых обстоятельствах, тогда и другие к тебе присоединятся в сладостном порыве. Но Ларисе было плевать на психологию, и она ревела, всхлипывая, тихонько подвывая и уже предчувствуя, что завтра все как-нибудь уладится. Это не конец света, она возьмет себя в руки, обязательно справится и с этим. Ее беспокоило одно: она давно уже так не злилась на мужчин, прощая им все выходки и мелкие обиды, а новый знакомый, то есть незнакомый, сумел задеть за живое, хоть и не обидел ее ничем.

Мужчина из серебристого «Лендкрузера», наблюдавший за Ларисой во дворе и в аэропорту, тоже не спал, хотя вечер был поздний. Он сидел в домашнем халате за письменным столом. Пространство большой комнаты терялось в полумраке. Тяжелые портьеры, мебель темного дерева, книжные полки до потолка – все эти детали неуловимо напоминали кабинет А.С. Пушкина в доме на Мойке, что могло свидетельствовать, впрочем, не об амбициях хозяина, а лишь о том, что нанятый для оформления интерьера дизайнер был или слишком прямолинеен, или, напротив, сверх сметы проявил скрытое чувство юмора. Хозяин, во всяком случае, к соблюдению условностей был равнодушен, наплевательски нарушил замысел дизайнера и водрузил компьютер прямо посреди этого пиршества стиля. Но сейчас компьютер был не у дел. Хозяин дома набрасывал на бумаге какие-то схемы, отодвигая листок за листком и беря из пачки новые. Это помогало ему думать. На листочке, который находился в работе, было написано следующее:

«Плюсы. Минусы.

Мечтает выйти замуж. Имеет любовника.

Готова к переменам. Склонна к авантюрам.

Умеет говорить «нет».

Нежадная.

Далека от бизнеса.

Самостоятельная.

Не привыкла к деньгам. То же самое.

Итог: все это не имеет никакого значения».

Написав последнюю строчку и подчеркнув ее двумя жирными линиями, хозяин дома положил авторучку и, крутанувшись в кожаном кресле, уставился в потолок. Сумеет ли она сделать то, для чего он ее выбрал? Это можно выяснить только при личном общении. Ну что ж, первый шаг сделан. Пора заняться вопросом всерьез. Тем более что время поджимает. За ним могут прийти через месяц, через год, завтра, и у него должно быть все готово. Допустим, не завтра, у него все под контролем. Но все же единственное, что он не может купить за деньги, – время. Время – деньги… Жаль, что нет таких обменных пунктов. А курс был бы покруче, чем японской иены к турецкой лире. Пустая болтовня. Пора спать. Завтра, все завтра…

Утром Лариса немедленно позвонила Катерине. Она не представляла, что скажет на работе по поводу своего романтического путешествия, о котором так опрометчиво проболталась. Могла ведь, черт возьми, сказать, что тридцатого ждет сантехника. Теперь девочки от нее потребуют длинной истории с подробностями, подобные подарки выпадали членам их маленького дамского коллектива нечасто, честно говоря, такое просто случалось впервые, и если Лариса попытается отмолчаться, она наживет себе врагов на всю оставшуюся жизнь. Сочинять не было сил, да к тому же этот выдуманный роман пришлось бы продлевать и подпитывать новым сочинительством, изобретать правдоподобный финал, как делали многие девочки, в общем, резать кошке хвост по кусочкам. Правда была совершенно неправдоподобна. И только Катерина могла найти достойный выход из любого положения. И плевать, сколько там у них на Гоа времени, Лариса ждать не может.

Голос Катерины звучал бодро, что, однако, ни о чем не свидетельствовало. Просто, наверное, Катерина не спит никогда, у нее внутри вечный двигатель на солнечных батареях, вот почему зимой Катерина много времени проводит в солярии.

– Солнце, привет! Ты уже дома? Ну как?

– Никак. Он ко мне не подошел, даже не знаю, был ли он там вообще.

– Лариска, супер!!! Вот это прикол!

– Да, тебе супер, а мне что на работе сказать? Они же меня живьем съедят!

– Ой, а тебе не наплевать? Скажи: девочки, я шикарно отдохнула, но он мне не понравился, какой-то никакой, так что мы особо и не общались. И нажимай на погоду и на питание, особенно на салаты.

– Почему на салаты?

– Это сейчас модно. И называется не салат, а коктейль.

– А дальше что?

– А дальше все. Вы же не общались. Какой с тебя спрос? Пусть дальше они сами придумывают.

Подруга, как всегда, оказалась права. Катеринина формулировка так ловко обрубила все концы, что девчонки, пожав плечами и мысленно все-таки обозвав Ларису дурой, разошлись ни с чем, а сколько, скажите на милость, можно ходить по кругу: «Да что конкретно тебе не понравилось?» – «Не знаю, какой-то он никакой». – «Какой никакой?» – «Да никакой, и даже рассказать не о чем. А салаты почти все с фасолью». Но про салаты, которые обычно интересовали подруг, слушать почему-то не хотели, и первый день нового трудового года покатился по накатанной колее.

В одиннадцать часов Юля попросила Ларису заглянуть к Ивану Васильевичу. У него в кабинете сидел мужчина, который встал, когда Лариса вошла. А у Ларисы, как пишут в романах, упало сердце. Он принадлежал именно к тому типу мужчин, который Лариса считала идеальным. Выше среднего роста, широкоплечий, без привычно выпирающего за ремень брюк живота. Именно брюк, идеально отглаженных и со стрелками, а не вечных и убийственных в своей практичности джинсах. В тонкой черной водолазке. Ее могут позволить себе носить без пиджака немногочисленные представители сильного пола, у которых фигура сохраняет контуры классического треугольника, а не превратилась в расплывчатый овал. Ботинки на тонкой подошве, в декабре такие носят те, кому шофер подает машину к подъезду из подземного гаража. Загорелое лицо, темные, едва тронутые сединой волосы, выразительные карие глаза с пляшущими в них чертиками. Лариса искренне надеялась, что стук ее упавшего к ногам незнакомца сердца не был слышен по всей комнате. А на лице она сумела удержать полагающееся выражение – нейтрально-внимательное, не более.

– Вот, знакомьтесь, это Лариса Петровна, я про нее вам говорил.

Шеф был очень любезен, тысячи на три долларов, девочки давно уже научились определять стоимость заказа по его манере вести беседу. Если заказывали по минимуму, шеф был просто вежлив, если просили сделать даром – корректен, не более. И все равно, подумала Лариса, сначала полагается представить собеседника женщине, а не наоборот. Она отметила это, как всегда, мимоходом, чтобы не позабыть о правилах хорошего тона, взлелеянных в ней мамой и пропадающих невостребованными. Она удивилась, когда мужчина, протянув ей визитку, улыбнулся:

– Сначала я должен был представиться, уж извините! Вадим Андреевич, лучше просто Вадим.

– А что вам тут про меня говорили? – поинтересовалась Лариса.

– Я говорил, – взял в руки инициативу Иван Васильевич, – что ты, Лариса, именно та женщина, которая ему нужна. – Гость снова улыбнулся, а Иван Васильевич добавил: – То есть не женщина, а корректор.

Лариса встретилась взглядом с мужчиной: в его глазах плясали смешинки, казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать, как Ларисин шеф ступает в одну лужу за другой.

– Тут такой заказ, – продолжил Иван Васильевич. – Три брошюры, русская литература, учебник для гуманитарного лицея. Причем срочно, на все про все – неделя. Ты же у нас филфак закончила, тебе и карты в руки. Еще и удовольствие получишь, это тебе не Куравленко.

– Три брошюры? За неделю? Вы смеетесь!

– Там умные люди писали, они сами себе корректоры, чисто технические ошибки посмотреть, и все. К тому же ты будешь заниматься только этим, на работу можешь не ходить, сиди дома, не отвлекайся. Вот, бери диск и отправляйся домой. Сегодня четверг – вот в четверг и сдашь, в следующий. Еще и два выходных. Я тебе даже водителя дам.

– Не беспокойтесь, я Ларису Петровну отвезу домой, если, конечно, она согласна, – вмешался посетитель.

– Конечно, я согласна. Тем более что и выбор небольшой: да или да. Поедемте. Только вот компьютера у меня нет. И я все равно не могу читать такой объем с экрана, мне нужен текст на бумаге.

– Нет проблем. – Вадим потянулся к портфелю (такие в Турции она видела, стоили не меньше трехсот долларов, отметила Лариса). – Вот, это первая книжка, остальное я распечатаю и завезу вам позже.

Беседа закончилась. Лариса прихватила сумку и, разведя руками в ответ на вопросительные взгляды коллег, отбыла домой. Именно этот глагол здесь подходит, потому что к таким машинам, какая была у Вадима, обычное слово «ездить» применить неловко. До сих пор за подобными автомобилями она наблюдала только со стороны и всегда думала, что эти красавцы не вписываются в городской пейзаж – им тесно на узких улицах, их оскорбляет необходимость дышать в задний бампер маршрутной «Газели», поэтому они иногда вырывались из пробок, шутя преодолевая тротуары и игнорируя посылаемые им вслед нелестные эпитеты. Внедорожник на городской улице – такой же эстетический нонсенс, как борзая в городской квартире, и держат ее хозяева лишь для удовлетворения собственных амбиций. То есть это раньше Лариса так думала. Теперь же, едва вскарабкавшись на высоченное переднее сиденье, она осознала, что из окна такой машины жизнь видится совсем иной. В салоне еле уловимо пахло кожей и дорогим одеколоном. Мягкое кресло услужливо принимало требуемый изгиб, будто обнимая, в салоне было тепло, чуть слышно играла музыка. Звуки улицы исчезли, а люди и другие автомобили виделись как-то отстраненно и свысока, как из трамвая, но высокомерие пассажира трамвая, конечно же, не имеет под собой столь солидных оснований, как то, на котором восседала Лариса.

К дому приехали до обидного быстро. И только тут Лариса спохватилась, что за всю дорогу не произнесла ни слова, лишь назвала адрес, что невежливо с ее стороны. Хорошо воспитанная женщина должна уметь поддерживать разговор с любым собеседником – это тоже правило из маминых уроков. Но все правила почему-то вдруг вылетели у нее из головы. А самое удивительное, что ее спутник тоже молчал, и в его молчании не было неловкости, обыкновенно возникающей, когда чужие люди оказываются запертыми в тесном пространстве.

Лариса встряхнулась, прогоняя истому, выбралась наружу. Спасибо Вадиму, догадался подать ей руку, с этих ступенек без навыка можно и навернуться. К тому же она ни за что бы не догадалась, как открывается дверца, и глупо бы с ней возилась. А так вышла, как из кареты. Зато после обволакивающего тепла салона показалось, что на улице очень холодно и противно. Она заторопилась домой.

– Если позволите, я заеду вечером, привезу оставшийся текст. Часов в восемь не поздно? Если у вас возникнут вопросы, то мой телефон есть на визитке, звоните. И пожалуйста, извините, что выбил вас из колеи.

– Ничего страшного, в последние дни это случается со мной постоянно, я уже почти привыкла, – улыбнулась Лариса. – Наверное, просто пора менять колею.

– Когда красивая женщина еще и умна – это наводит на размышления, – серьезно произнес Вадим, отчего шаблонная фраза потеряла легкость сомнительного комплимента, так любимого мужчинами, очевидно, именно за его двусмысленность.

Дома Лариса рассмотрела визитку. Что ж, будем знакомы, Касьянов Вадим Андреевич, генеральный директор ОАО «Взаимодействие». Интересно, с кем это он там взаимодействует, что в итоге занимается русской литературой? Бросив сумку на пол, Лариса перелистала страницы. Надо же, начало двадцатого века, ее любимый период, по нему она писала дипломную работу, вновь и вновь влюбляясь в Бунина, Булгакова, Пастернака, Цветаеву. Какое чудесное время, беззаботное и счастливое! Тогда у нее было много друзей и планов, все удавалось, и казалось, что так будет всегда. То время представлялось разноцветным, в нем постоянно происходили какие-то события, один день не походил на другой. А сейчас в моде спокойный серый цвет, и дни делятся на рабочие и выходные, причем среда совершенно неотличима от вторника и четверга, планов особенных не намечается, а друзья заняты своими делами. «Русская литература первой половины XX века. Сборник авторских интерпретаций». Автор А.И. Богданова – так нельзя, надо расшифровать инициалы на обложке. Рука потянулась к авторучке, и только тут Лариса заметила, что все еще стоит в шубе, а подошедшая поздороваться кошка с вопросительным видом зависла на полочке у зеркала, не дождавшись от хозяйки привычного ласкового движения навстречу.

Лариса переоделась, сварила кофе и принялась за работу. Когда сумерки вползли в комнату и глаза с трудом стали различать строчки, она подняла голову и с изумлением уставилась на часы. Шестой час! На работе за это время она бы уже двадцать раз поговорила по телефону, поболтала с девочками, перекусила, поглядела в окно и посетовала на судьбу, заставляющую ее тратить время на чтение стихов вроде недавних: «На моей душе – тьма Египета: сколько прожито, сколько выпито!» Ее коллега, всю жизнь проработавшая в толстом литературном журнале, который приказал долго жить в начале перестройки, по долгу службы читая современные книги, пила валерьянку и делала несколько глубоких выдохов, иначе у нее немедленно повышалось давление. Ларисе подобные переживания были чужды, но если читать творения куравленковцев без перерыва на треп и перекус, то крыша съедет однозначно. А здесь – прав был шеф – она давно не получала такого удовольствия, по долгу службы читая то, что любила перечитывать для себя. Текст идеален, ошибки смешные, детские, в основном пропущенные буквы и знаки препинания, некоторые фамилии с маленькой буквы или две-три строчки перепутаны местами, будто баловался компьютер.

Хватит, глаза все же устали, к тому же скоро приедет заказчик, надо выглядеть прилично и что-то срочно приготовить, ведь придется пригласить его на чашку чая, не гнать же с порога, а вдруг он согласится (сердце опять замерло и упало, на сей раз куда-то в живот), у нее, кроме заварки и сахара, ничего нет. Если бы не Шкирка, то и сахара не было бы, Лариса его не употребляла. Получается, надо идти в магазин. К восьми голова была вымыта, волосы уложены феном с милой небрежностью, никаких теней, только тушь – она не готовилась специально. Поэтому была в джинсах и старой папиной рубашке. Хотя на самом деле она ходит дома в костюме, далеком от совершенства: лосины и безразмерная футболка. Вид еще тот, но очень удобно. Буженина, хлеб. Все случайно оказалось в холодильнике. Никаких тортиков и печенья, мужчин они напрягают. Она до сих пор помнит, как негодовал Сергей Петрович в ответ на ее предложение съесть сырник. Он сказал, помимо прочего, что женщина, которая пытается кормить мужчину сырниками, не имеет никаких шансов когда-либо выйти замуж. Звонок раздался ровно в восемь. Черт, кажется, она волнуется.

– Лариса, вот остальное, а когда вам понадобится компьютер, я привезу вам ноутбук. – Заметив, что Лариса трет глаза, Вадим сменил тему: – Кажется, я вас уже перегрузил.

– Нет, что вы! – поспешила успокоить его Лариса. – Мне давно не было так приятно работать – прекрасный текст, никакой правки и ошибок почти нет. Читаю с огромным интересом.

– Все равно я чувствую себя виноватым, у вас ведь, наверное, были свои планы?

– Никаких.

– Тогда давайте пойдем поужинаем? У вас через дорогу отличный итальянский ресторанчик, я там бывал.

Ну не сознаваться же ему, что именно на это Лариса и рассчитывала, хотя в упрощенном варианте. Она обрадовалась. Вадим ей нравился. Он как-то очень точно умел попасть в нужную интонацию и, похоже, баловался чтением чужих мыслей.

– Да? Я там никогда не была, говорят, там все очень дорого. – Так, надо бы пригласить его в кухню, чтобы в комнате переодеться.

– Ничего, эти расходы я потяну, – заверил ее Вадим. – Пойдемте? – И очень кстати добавил: – Я подожду внизу, одевайтесь!

Ресторан оказался небольшим и уютным, а официанты, которых Лариса в глубине души опасалась, привыкнув к самообслуживанию, оказались милыми и ненавязчивыми, над душой не стояли, а наоборот, надолго деликатно исчезли, принеся солидные кожаные папки с меню. К тому же Вадим отлично знал порядки в подобных заведениях, и Лариса не почувствовала никакой неловкости от своего дилетантства. Однако, взяв в руки меню, она все же растерялась, так как названия блюд ей ровным счетом ничего не говорили: «классическое карпаччо из говядины, слегка заправленное, с рукколой и пластинами пармезанского сыра», «сырное фондю с трюфелями и крутонами», «пирог из домашних зеленых феттуччине с баклажанами, томатами и сыром моцарелла»… С «салатом из осьминога, слегка зашпаренного, картофеля и фасоли, заправленного оливковым маслом и бальзамическим соусом» вроде бы все было ясно, но есть осьминога Ларисе не хотелось, да и слово «бальзамический» не очень подходило к соусу. «Каракатица по-венециански, тушеная с томатами («Здесь две «н», – механически отметила она) и зеленым горошком», да еще и с непонятными белыми брускетами, тоже не внушала доверия. Так… скалопино, радиччо, медальоны – да они просто издеваются над посетителями. Лариса посмотрела на Вадима, терпеливо ждавшего, когда она сделает выбор.

– Пожалуй, я возьму пиццу. Вот эту – «Маргариту».

– Не советую, пицца у них так себе. Возьмите вот это. – Он ткнул пальцем в какое-то название. – Слов много, они и сами это все не повторят, а свинина отличная, с жареной картошкой. И можно я вам еще салат закажу? Не волнуйтесь, не из осьминога. Да у них его и нет! Я сколько раз спрашивал, вот именно осьминога хотел попробовать, нет, извините, как раз сегодня нет. Понаписали! А готовят неплохо.

– Вы умеете читать мысли? Я как раз думала про осьминога. Нет, тогда уж я сама. Вот это – «канелоне по-флорентийски с начинкой из шпината и сыра рикота». Знаете, как в анекдоте: куплю оверлок, можно неисправный, хоть узнаю, что это такое.

– Правильно, – одобрил Вадим. – Кто не рискует, тот не пьет шампанского. А мы будем пить – за знакомство. Кстати, мысли читать я умею. Закончил специальные курсы. Читаю по зрачкам, по мимике.

– Да? И о чем я думаю? Ну, читайте же!

– Интересно, кто он такой, откуда взялся на мою голову, с чего вдруг занимается русской литературой двадцатого века. Так?

– Да, – смутилась Лариса. Именно в таких выражениях она и формулировала свои сомнения по поводу визитки нового знакомого, так не вязавшейся с заказанной им брошюрой.

– А еще – он вполне ничего, женат ли он и чем закончится сегодняшний вечер?

Лариса секунду помолчала, потом встретилась взглядом с его смеющимися глазами и поняла, что Вадим ее разозлил. Достал, как теперь говорят. Так не флиртуют, это нарушение правил на грани фола. Можно, конечно, встать и уйти. Но сделать это никогда не поздно. Что ж, сыграем по его правилам.

– Вас плохо учили на ваших курсах. Попадание примерно в половине случаев, а за остальные придется наматывать штрафные круги, как в биатлоне. То, что я не завсегдатай в подобных местах, вы могли понять сразу. Кто вы такой и какое отношение имеете к книге, интересно, это в яблочко. Бизнес ваш меня не волнует, наверняка торгуете чем-нибудь, как и семейное положение. По моим наблюдениям, женатые мужчины ничем не отличаются от прочих и ни в чем себе не отказывают. И уж тем более меня не интересует, чем закончится сегодняшний вечер, – я просто знаю, что мы закончим его в разных местах, независимо от ваших планов.

Воцарившееся молчание официант воспринял как сигнал и, подойдя, замер в выжидательной позе. Вадим продиктовал заказ, начав с канелоне. Закончил все-таки шампанским. Из чего Лариса сделала вывод, что знакомиться он не передумал. Официант принялся хлопотать, принес ведерко со льдом, открыл шампанское, разлил по бокалам. Атмосфера немного разрядилась, но все же Лариса взглянула на спутника выжидательно: его ход, раз мы так играем.

– Браво! – неожиданно серьезно сказал Вадим. – Вы первая из моих знакомых, кто не купился на эту дежурную байку. Обычно все начинали расспрашивать про курсы и строить догадки насчет моего бизнеса. И насчет вечера – извините. Мне просто показалось, что если вас немного разозлить, то можно узнать много интересного. Говорят ведь, хочешь получше узнать человека – поссорься с ним. И вот тут я угадал. Ну и вообще принято считать, что незамужняя женщина – а вы ведь не замужем, у вас в прихожей нет мужских вещей – только и думает о том, как исправить это досадное недоразумение. Нет?

– Кажется, вы не оставили мысли меня разозлить, у вас это отлично получается, так везет не многим моим знакомым. Насчет мужа вы правы, мужа нет, зато есть два любовника, так что на одиночество не жалуюсь.

– Два? – Вадим неприятно удивился.

– Что, многовато? Люблю, когда есть выбор. К тому же недавно я познакомилась с одним типом при очень странных обстоятельствах. Так что пока с меня хватит.

– Черт, а вот как мириться, на курсах не научили, – потер переносицу Вадим. – Лариса, простите меня, а? Хотите, на колени встану? Ну пожалуйста, давайте начнем все сначала.

– Давайте. Итак, по моим зрачкам вы прочли, что я изнываю от любопытства: кто вы такой и что вам за дело до литературы? – Лариса ощутила азарт. Кажется, она ему тоже нравится. – И вы решили любезно удовлетворить мое любопытство, не заставляя расспрашивать, потому что это невежливо.

– Все, что угодно! Я действительно занимаюсь бизнесом, далеким от прекрасного, – акции, ценные бумаги. Можно это с натяжкой назвать и торговлей. А учебник написала подруга моей мамы, Анна Ивановна. Она всю жизнь проработала в школе, где моя мама была завучем, один из самых известных в городе педагогов. Все это она годами писала в стол, никому в рамках обычной школьной программы это было не нужно. Но теперь вот появились всякие школы, гимназии, лицеи. Один из ее учеников стал директором гуманитарного лицея при университете, он предложил ей написать учебник на основе ее черновиков. Дети будут по нему учиться. Тетя Аня счастлива. Но денег у лицея на это, конечно же, нет. Она просто рассказала мне о своих делах, о том, как искала деньги, как над ней едва ли не смеялись. Я не мог не помочь подруге моей мамы. Хотя бы в память о маме.

– Простите.

– Все в порядке. Да я и сам люблю этих писателей. Например, Булгаков. Вот, кажется, чтобы написать что-нибудь вроде «Мастера и Маргариты» и стоит жить. Интересно, он понимал, что сочиняет гениальную книгу?

– Понимал. Он ведь «Мастера и Маргариту» писал двадцать лет. Представляете? А сейчас такого объема книгу пишут за три месяца. Я сама читала детектив, там в конце: март – май 2004. А Булгаков с этими героями жил двадцать лет.

– Я не знал. – Казалось, удивление и интерес Вадима были искренними.

За разговорами Лариса не замечала, как официанты меняли блюда, она что-то пробовала, но беседа с Вадимом так ее увлекла, что вкуса она не чувствовала. А может, его и не было вовсе в этих изысканных палитрах, медальонах и веерах из съестного, так искусно обработанного, что оно утратило вкус напрочь и курица ничем не отличалась от осьминога. Лариса не поняла, приносили ей осьминога или нет. Когда пили кофе, она, смеясь, пожаловалась Вадиму на упущенные за разговорами возможности, и он немедленно предложил повторить ужин завтра, пообещав при этом дать обет молчания на весь вечер. Лариса предложение приняла.

Потом он провожал ее домой, в машину садиться не стали, благо ресторан располагался в соседнем доме. А может, и не благо, потому что Ларисе хотелось говорить с ним еще и еще, с удивлением узнавая, как много у них общего в увлечениях, планах. Вадим, как и Лариса, не особенно жаловал классическую музыку, предпочитая авторскую песню. Теоретически любил театр, хотя давно там не был – некому вытащить, а один ведь не пойдешь. Да, он не женат. Вадим, как и Лариса, любит море, но и там не был давно, так, вприглядку, мотаясь по командировкам… С Вадимом было легко. Лариса могла обидеться, замолчать, и ей не надо было постоянно угадывать: как он, что думает, чего хочет, правильно ли она себя ведет.

У дверей подъезда Лариса вдруг снова почувствовала напряжение: Вадима она не могла пригласить домой, как тогда пьяного Серегу. Она устала за вечер, ужин в ресторане вымотал ее похуже работы, потому что она отнеслась к этому слишком серьезно. Как быть, если Вадим намекнет о чашечке кофе? Отказать неудобно, а пустить в дом – значит… Но Вадим, поцеловав ей руку, засмеялся:

– Я помню – конец вечера проводим в разных местах, независимо от моих планов. Я позвоню вам завтра. – И вдруг неожиданно просяще: – Можно?

Весь следующий день сидела над книгой, оторвавшись только раз – позвонить Катерине. Набирая номер, она мысленно произносила первую фразу: «Кажется, я влюбилась», вполне достойную романов, с завидной регулярностью выходящих из-под неуемных перьев куравленковских дам. «Кажется – перекрестись», – говаривала Ларисина бабушка, убежденная атеистка. Но, независимо от формулировки, именно это состояние вдруг возникшего душевного неравновесия и беспокоило Ларису больше всего. Да, она хотела замуж, чтобы ее любили, ценили, баловали, она хотела быть как все… Но влюбиться самой означало попасть в зависимость от постороннего человека, а Лариса хорошо знала, что это не приводит ни к чему хорошему – взять хотя бы ее родителей или подруг. Честно говоря, она просто не помнит случаев так называемой взаимной любви – как правило, кто-то любит, кто-то позволяет себя любить. Любящий уязвим, исчезновение или охлаждение объекта чувств его убивает. А «позволяющий» защищен своим равнодушием. Если он не любит сам, то охлаждение чувств переживет как испортившуюся погоду, досадно, но не более. До сих пор Ларисе удавалось жить в ладу со своей теорией, но сейчас она, судя по всему, летела к черту. Хоть бы Катерина не отключила сотовый!

– Кать, привет! Можно я к тебе приеду, куда скажешь, мне очень надо поговорить?

– Солнце! Все в порядке? Так… у меня сегодня… ой, еще и вечером… Слушай, пока ты трамваем допилишь, я уже в два места съезжу. Давай я сама к тебе сейчас приеду. Ты где?

– Дома. Приезжай, пожалуйста! Только оставь автомобиль на углу, у нас дорога не чищена, машины буксуют.

– Ничего, подтолкнут, мужики, что ли, на вашей улице перевелись?

Лариса не удивилась, в очередной раз выглянув в окно в ожидании подруги, когда увидела, как ее маленький, конечно же, ярко-красный «Форд» трое парней едва ли не на руках подносят к подъезду. Она уже перестала удивляться умению Катерины пробудить в сильной половине человечества лучшие качества и поставить их себе на службу. Весело почирикав с помощниками, Катерина побежала к двери, парни еще долго улыбались ей вслед. «А я бы не знала, как отблагодарить, кланялась бы полчаса. Тьфу! Хорошо, что у меня нет машины».

Катерина плюхнулась на стул в кухне, потребовала зеленого чаю, сразу согласилась выпить обычного, всесторонне вредного для цвета лица и нервной системы. Она ни из чего не делала проблем. Конспективно рассказав Катерине историю знакомства (вечно спешащая подруга приучила ее к телеграфному стилю), Лариса подвела итог:

– Он мне очень нравится. Он мне подходит. Мне с ним хорошо. (Похоже на аутотренинг, чтобы не сказать – люблю.) Если я его упущу, уйду в монастырь. А у тебя всегда все получается, как ты хочешь.

– Ой, влюбилась! – Одним махом Катерина разрушила хрупкие оборонительные сооружения. – Ну и делов-то! Нравится – бери.

– Да как?

– Переспи с ним.

– А если он не захочет?

– У-у, как все запущено! Ты, похоже, совсем уже тут со своими корректурами, – огорчилась Катерина. – Он уже хочет, чего ради он возле тебя отирается. Или тебе замуж за него надо?

– Все хочу. И замуж.

– Ну, если замуж, тогда надо замуж.

– А если он женат? Мало ли что он говорит.

– Не смеши меня. Это совершенно не важно. Женат – даже лучше. Значит, он привык быть женатым, такое общее состояние ума. А сменить жену – как сменить мебель, когда-нибудь все на это решаются, даже самые ленивые и консервативные, потому что ножки ломаются, вид неприличный и сидеть неудобно. А они любят, чтобы было удобно.

– Может, ему с женой удобно? – усомнилась Лариса.

– Может. Один случай на сто тысяч. К тому же все они женаты, пока им не захочется побыть холостяками. В общем, если желаешь за него замуж, тогда не прыгай в постель. Хотя бы дня три.

– Почему? Ты же только что говорила…

– Так это я про другое говорила. Знаешь, такой эффект Золушки – надо вовремя смыться, оставив его с открытым ртом. Ну, чтобы перспектива у него была для движения. Смотри: если бы Золушка осталась у принца на ночь после бала, он бы с ней переспал, наутро отвез бы к мачехе. А тут – перевернул все государство вверх дном, вынь да положь, хочу, и все тут. Готов даже жениться. Вот так и надо. Но аккуратно, без нажима. Например, сегодня вечером ты ужасно занята.

– Чем? Я свободна.

– Ну, например, ты идешь со мной на показ мод. Идешь?

– Нет, я уже обещала в ресторан. Мне так хочется пойти. Можно, а? – Лариса смотрела на подругу заискивающе, как великовозрастная дочь, мечтающая попасть на вечеринку одноклассников, смотрит на строгую маму.

– Ну, если уж так приспичило, иди, – великодушно разрешила Катерина. – Но тогда хоть слушай внимательно, кивай, глаза пошире распахивай, в нужных местах удивляйся, переспрашивай. Пусть он говорит, а ты помалкивай, про себя ни слова. Особо не выпендривайся, просто к себе не приглашай, к нему тебе неудобно, а больше вам некуда. А там видно будет. Кстати, а что с тем придурком, который тебя в Турцию отправил?

– Не появлялся. Дурь какая-то.

– Странно. А этот откуда взялся? Почему он именно к вам в издательство пришел? Почему ему тебя рекомендовали – там все бабы такие же, как ты, филологи. Нет, правда, странно. Два похожих мужика с интервалом в пять дней… Слушай, а ты спроси-ка его об этом деле.

– И он решит, что я с приветом.

– Нет. Если это не он, то подумает, что у тебя кто-то есть, и возьмет на заметку. Вообще, интересно, как отреагирует, что скажет. Присмотрись, ситуация нестандартная. А если он – то поймет, что ты не дура и умеешь складывать два и два. Мужики умных любят. С ними проще. Дуре сначала надо восемь раз объяснить, как и что, а потом за нее все самому сделать, потому что она все равно напортачит, а у него и так полно забот. Надоест в два счета. А умной дал задание, она все как надо сделала, отчиталась. Короче, хочешь узнать – спроси, и не думай о его реакции. Будьте проще – и люди к вам потянутся. Поняла?

Вечером, когда раздался звонок, Лариса четко разложила по полочкам полученные рекомендации. Главное – быть собой, не напрягаться. Она ему уже нравится, и нравится именно такой – самостоятельной, неглупой, не заискивающей. Подлаживаться Лариса уже пробовала, и без особого успеха. Но вот стоит ли спрашивать…

– Лариса, вы готовы? Я жду внизу.

– Вадим, может, отменим? Я очень устала, – попыталась Лариса выполнить рекомендации подруги.

– Возражения не принимаются. Лучший отдых – перемена занятий. Сегодня в этом ресторане поет Кристина Орбакайте. Вы же ее любите? Я угадал?

Кристину Орбакайте Лариса не то чтобы любила, но выделяла из прочей эстрадной толпы – у этой женщины всегда было чувство стиля в одежде, в манере держаться. Увидеть ее совсем рядом, в странной ресторанной обстановке было заманчиво, и Лариса уже привычно удивилась тому, как Вадим умеет угадывать ее мысли и вкусы.

Через десять минут она уже нежилась на сиденье машины, лишь для поддержания беседы задав вопрос, ответ на который ее мало интересовал:

– А куда мы едем?

– Ресторан «Три медведя», это за городом, недалеко. Вы там не были, он маленький, для своих. Чужие там не ходят, как говорится. Только на минуту заедем к знакомому, надо отдать документы. Я поднимусь – и сразу назад.

Возле бело-розового девятиэтажного дома Вадим остановился, ожидая, пока охранник поднимет шлагбаум. Похоже, его машину здесь знали, потому что пропустили без вопросов. Лариса осталась в салоне одна, мотор работал бесшумно, а во дворе было тихо, и ей показалось, что музыка звучит громковато. Панель с приборами и датчиками уютно светилась в темноте. Без особой надежды на успех Лариса попыталась разобраться в кнопках навороченной магнитолы и вдруг заметила мобильник, лежащий на полочке у водительского места. Лариса, поражаясь себе и замирая от страха быть застигнутой, схватила телефон и быстро просмотрела отправленные эсэмэски. Так и есть – вот она!!! «Лариса, поздравляю вас с Новым годом! Льщу себя надеждой, что мой подарок вас порадовал. До встречи!»

Лариса аккуратно положила телефон на место и минуту сидела, откинувшись на спинку кресла. Почему-то ее не насторожило, что это сообщение было единственным в папке «Отосланное», хотя прошло несколько дней. Значит, это он. Незнакомец, с которым она только что познакомилась. Странное дело, начавшееся накануне Нового года совершило не менее странный поворот. Но Лариса вдруг успокоилась. Он поняла, что теперь все будет хорошо. Все встало на свои места, она сумела выяснить главное, то, что беспокоило ее, а остальное узнает позднее. Все-таки молодец Катерина! Она в любой сложной ситуации всегда выбирает самый простой вариант решения и оказывается права. Теперь важно использовать эту информацию с толком. Командовать парадом будете уже не вы, уважаемый Вадим… как там вас по батюшке? Кажется, Андреевич.

Когда Вадим вернулся, Лариса сделала вид, что задремала – имеет человек право, устал за день корпеть над его срочным, видите ли, заказом. Она боялась, что он по глазам догадается об ее открытии, а ей нужно было время. Вадим не стал ее будить, убавил громкость, осторожно тронулся с места. Сидя с закрытыми глазами, Лариса соображала, стоит ли ей показывать свою осведомленность или прикидываться дурочкой и дальше. Может, сделать вид, что благодаря незаурядной женской интуиции она проникла в его коварные планы? Или рассказать о странном происшествии и наивно попросить совета? Мужчины обожают давать советы по жизненно важным вопросам. А она и посмотрит, как он станет выкручиваться. Или промолчать и ждать, что будет дальше? Впору отпроситься в туалет и позвонить Катерине, хотя надо иметь совесть грузить ее своими проблемами. Впрочем, Катерина и не грузится – ни своими, ни чужими. Они скользят по поверхности ее восприятия, как подсолнечное масло по новенькой тефалевской сковородке. Кажется, приехали…

Лариса довольно натурально изобразила пробуждение и трогательную благодарность за то, что ее спутник был так внимателен и дал ей немного поспать. Ресторан был крошечный, столиков десять, со многим посетителями Вадим был знаком, и это Ларису порадовало: не такой уж он загадочный, хоть кто-то что-то о нем знает, узнает и она. Краем глаза отметила выставку норковых шубок в крошечном гардеробе и порадовалась, что одета в соответствии с дресс-кодом, очевидно здесь негласно существующим. А вот платье простовато, отметила Лариса, улыбаясь тем, кто здоровался с ее спутником. И разозлилась, что Вадим притащил ее на эти смотрины, не предупредив, чтобы оделась поприличнее.

– Лариса, вы великолепно выглядите, – шепнул он, усаживая Ларису на ее место.

– Кажется, я и вправду начинаю верить, что вы заканчивали курсы по чтению чужих мыслей. Жаль, что я не владею этим искусством, тогда все же надела бы что-нибудь более подходящее.

– А вы и не должны одеваться так, как они. Почему все уверены, что мужчины без ума от вампирических красоток с декольте до пупа? И еще они непременно должны быть в туфлях на каблуках, в которых не то что танцевать – передвигаться неудобно.

– А мужчины от таких не без ума? – усмехнулась Лариса. – Я как раз хотела надеть такое вот… до пупа. И шпильки.

– Да, и ногти, ногти чтобы сантиметров пять. Хорошо бы зеленые и в цветочек, сейчас модно, – подхватил Вадим. – Хотите, съездим домой, вы переоденетесь? И заметьте, по наряду сразу можно определить, кто жена, а кто любовница.

– Неужели? Только не говорите, что вы угадываете на расстоянии, я уже все равно поняла, что вы здесь знакомы со многими.

– Жены одеваются проще. И дороже, потому что они могут брать или требовать, а любовницы лишь ждать или просить.

– Любопытно, – протянула Лариса. – И как же одета я? Как жена или как боевая подруга?

– Вы одеты как жена. Спокойно, изящно, без намерения поразить окружающих.

– Значит, ваша теория насчет зависимости формы одежды от штампика в паспорте в моем случае ошибочна.

Она отлично понимала, что провоцирует Вадима на важный разговор. Но в этот момент на сцену вышла долгожданная гостья, грянула музыка, заметались сполохи света, и Вадим, собиравшийся ей что-то ответить, лишь улыбнулся. Лариса сообразила, что ни в чем не повинная Кристина навсегда лишилась ее симпатии.

Ужин был отличным, гостья отрабатывала гонорар на совесть, Лариса с Вадимом танцевали, но разговор шел о неважном, так, болтовня. Позднее, в машине, опять играла музыка, от выпитого у Ларисы кружилась голова. Она действительно устала за этот длинный день, полный впечатлений. Лариса задремала, на сей раз непритворно. Только когда машина притормозила у ее подъезда, она, резко перейдя от приятного полусна к действительности, вдруг неожиданно для самой себя спросила:

– Вадим, а ведь это вы послали мне билет в Турцию, да? – И тут же испугалась ответа, осложнений, которые могли возникнуть. Видимо, правда, сонный – что пьяный: что на уме – то и на языке. И почувствовала, как гора свалилась у нее с плеч, когда он, даже не удивившись ее прозорливости, произнес:

– Да. Я.

– Зачем? Почему так странно? Откуда вы меня знаете? Почему вы не приехали туда сами? Господи, да я даже не знаю, что спросить, со мной ничего подобного никогда не происходило!

– Со мной тоже. Вы мне очень понравились, и я решил сделать для вас что-нибудь необыкновенное. Тем более под Новый год. А не приехал потому, что не хотел вас связывать обязательствами. Вдруг я вам не понравился бы, а вам пришлось бы со мной общаться, поскольку я оплатил поездку.

– Да откуда вы меня знаете?

– Я увидел вас в агентстве, куда вы принесли анкету, помните? Вы заполняли ее и беседовали с девушкой, а я выходил от заведующей.

– Вы? В агентстве? Вам-то что там делать? Там, говорят, одни уроды и неудачники.

– А может, я неудачник?

– Непохоже. Вы действительно холост? Все равно, зачем в агентство, ведь вы же со мной познакомились просто так, без всяких подарков, и наверняка всегда так делали.

– Вы правы, со знакомствами проблем нет, и когда был женат, и когда развелся. Бывшая жена сейчас во Франции, вышла там замуж за известного музыканта, любит его, насколько я знаю. Когда она попросила развода, я не возражал, детей у нас нет. В агентство обратился потому, что хочу не познакомиться, а жениться. Понимаете, я хочу не секса, не флирта, не романа – мне нужна жена, дом, семья. Агентство – кратчайший путь, не на улице же мне к женщинам приставать, а кроме работы я почти нигде не бываю. Договорился с директрисой, чтобы она познакомила меня с несколькими женщинами, которые на самом деле хотят выйти замуж. Я заранее буду знать о них хоть что-то, но главное – у нас возникает общая цель, я могу быть уверен, что меня не используют в качестве средства, желая досадить надоевшему мужу, воспримут серьезно. Понимаете, много промежуточных этапов, порой весьма щекотливых и трудных, пропускается. Я знаю, что вы хотите выйти замуж, и это упрощает мою задачу.

– Вот теперь я понимаю, что вы бизнесмен. Совпадение спроса и предложения, все просто и понятно.

– Вам это кажется циничным?

– Поверим алгеброй гармонию…

– Я хотел. Но ведь не получилось! Я увидел вас и понял, что больше никакие адреса мне не нужны – только ваш. И сразу придумал эту поездку, ведь только в Турцию не нужна виза. Утром купил путевку и отвез этой даме – как ее? Валентина Трофимовна. Директриса опешила, но согласилась мне помочь. Не сердитесь на меня, пожалуйста! Вам ведь было там неплохо?

– Было бы полным свинством отрицать. Чудесно.

– Так будет всегда. Если вы согласитесь, конечно.

– Нет, я не могу согласиться прямо сейчас, – засмеялась Лариса и с удовольствием отметила, как удивил Вадима ее смех, как он напрягся. Ага, рассчитывал на романтические вздохи и немедленное согласие. Нет уж, дудки. Надо было делать все по-хорошему. – Моя подруга, которой я рассказала о вас и просила совета, велела ни в коем случае не соглашаться ни на что. Эффект Золушки, говорит. То есть в первый вечер надо исчезнуть, чтобы принц мог укрепиться в своих намерениях во избежание взаимного разочарования. Это она, кстати, предположила, что вы – это вы.

– Что ж, ваша подруга умна. Но знаете, это житейская мудрость, бытовая. Потому что всякая стратегия – вопрос флирта, а не любви. Флиртуют всегда с холодным носом. А если любят – действуют по наитию.

Лариса потрогала нос и улыбнулась Вадиму:

– Теплый! И все же я пойду домой. К тому же мы даже не перешли на «ты», не успели.

– Понимаю.

– Кстати, все хочу спросить, какая музыка у вас играет?

– Сезария Эвора. Возьмите, послушаете дома. Под нее засыпать очень хорошо.

– У меня нет магнитолы, слушать не на чем. Спасибо вам! Я пойду.

Вадим вышел из машины, открыл Ларисе дверцу, очевидно понимая, что дама с непривычки будет выбираться из его автомобиля не вполне изящно. На улице было тепло, шел снег, снежинки моментально налипли на ресницы. Лариса поколебалась – должна ли она поцеловать Вадима, к определенному выводу не пришла и протянула ему руку. Он поцеловал и посмотрел ей в лицо.

– Вы похожи сейчас на Золушку, Лариса. Что ж, убегайте, я не пошлю за вами погоню.

– Спасибо хоть не на Снегурочку.

Лариса поднималась к себе домой, едва переставляя ноги, и чертов лифт уже третий день на ремонте. Дома она позволила себе редкое безобразие – легла спать, не сняв косметики с лица, сил не было на лишние движения. Но сон, как назло, не шел. Лариса безуспешно цеплялась за обрывки мыслей и впечатлений, пытаясь соединить их воедино, но они разлетались, меняли очертания, как облака, если смотреть на них, лежа в траве. Тихий стук в дверь ее не разбудил. Так обычно стучала соседка, если что-то было необходимо. Хотя какая соседка в такую пору. Невежливо стряхнув с одеяла кошку, Лариса выбралась из кровати, прошлепала босыми ногами в коридор, посмотрела в «глазок» – на площадке никого не было. Перед дверью лежал букет цветов. Открыв, она обнаружила еще и магнитолу. Сверху прикреплена зеленая бумажка с липким краем, на ней написано: «Это тебе. Кнопка со стрелочкой. До завтра!» Лариса вернулась в комнату, поставила розы в банку из-под маминого компота – ей редко дарили цветы, и руки как-то не доходили купить вазу. Розы пахли свежо и сильно, как нечасто пахнут голландские цветы. Кошка обиженно чихнула, но хозяйка не обратила на ее демарш внимания, перебирая цветы и любуясь каждым в отдельности. Розы были ослепительно-желтыми, именно такими, какие она любила, но желтые цветы дарить не принято, считается, что это цвет разлуки. Удивительно, что Вадим выбрал их. Поставив магнитолу на пол возле кровати, Лариса нажала кнопку со стрелочкой, и зазвучала томная, страстная мелодия на непонятном языке, обволакивающая и дразнящая. Через минуту Лариса спала крепким сном, а голос все звал куда-то, в музыке слышался плеск волн, крик чаек и шорох листвы… Ларисе снилось море.

С утра пришлось пойти по магазинам – напряженный трудовой график и бурная, так неожиданно начавшаяся личная жизнь катастрофически отразились на содержимом холодильника, о чем напомнил укоризненный взгляд голодной кошки. Ларисе стало стыдно. А по дороге, проходя мимо парикмахерской, зашла наудачу к знакомой девочке, которая стригла ее всегда, и та, что удивительно для субботы, оказалась свободна. В конце концов, когда-то надо это сделать, и почему бы не сегодня, раз уж судьба толкает ее под локоть. Нет, как раз именно сегодня, потому что завтра ее ждет несомненно тяжелый, многозначительный и неприятный день. Вот и будет на что отвлечься, если отрицательные эмоции начнут брать верх. Через час Ларисины тяжелые, пушистые волосы до плеч превратились в коротенькую пышную каштановую гривку, радостно расцвеченную мелированными прядками. Заметнее и четче стали скулы, серо-голубые глаза – огромными, шея оказалась трогательной и незащищенной. Обзаведясь мальчишеской стрижкой, Лариса стала выглядеть лет на пять моложе, это одобрили все окружающие дамы – от освободившейся на минутку маникюрши до клиентки из соседнего кресла. И даже заведующая заглянула, потому что Лариса была здесь постоянным клиентом, а женщины нигде не общаются так легко и непринужденно, как в парикмахерской.

«Вот вам всем назло!» – думала Лариса, с удовольствием рассматривая свое отражение в витринах, даже капюшон сняла, хотя опять шел снег и было зябко, но новое впечатление слишком ее занимало. Кто эти «все», она не уточняла, но немного беспокоилась: как к перемене отнесется Вадим?

Эффект превзошел ожидания или просто он хороший актер? Вечером, предварительно позвонив и подозрительно невнятно озвучив предлагаемую на вечер программу, гость появился на пороге ее квартиры и онемел. Но вместо полагающихся по случаю комплиментов Вадим вдруг рассмотрел проблему с необычного аспекта:

– Лариса, а вы, оказывается, склонны к авантюризму!

– Ничего себе! Разве мне не идет?

– Нет-нет, я не то хотел сказать, простите, вы выглядите великолепно! Но вы же стали другим человеком, я бы с трудом узнал вас на улице. Говорят, у женщины характер и мировоззрение меняются вместе с прической. Вы мне так нравились прежняя, и этот чудный жест, когда вы рукой убирали волосы от виска…

– А все хвалили… Я никогда не носила короткую стрижку, даже в детстве, и всегда хотела попробовать, но не решалась. А если бы я не была авантюристкой, я бы не поехала на Новый год в Турцию. Если тебе нравятся тихие клушки, то ты себе противоречишь. Кажется, мы собирались перейти на «ты», или начнем знакомство сначала, раз я стала другим человеком?

– Прости меня, пожалуйста. Я идиот. Тебе так гораздо лучше. Да здравствуют перемены! Теперь тебе очень пойдут джинсы.

– А какие джинсы носят женщины, имеющие статус новой знакомой? – уколола Лариса Вадима, вспомнив недавний разговор о женах и любовницах, который не имел продолжения. Но попытка не удалась.

– Тебе пойдут любые!

– Нет уж, скажи, я не хочу опять выглядеть замарашкой.

– Вот бы посмотреть, как бы тебе это удалось. Надевай джинсы. Мы едем ко мне, я подожду внизу. – И он выскользнул за дверь.

Молодец, догадливый. Раз едем к нему домой, имеет смысл надеть белье «от Шкирки» – опять же светлая память! Да, хорошенькое дело. А может, он все-таки маньяк? И она сама попрется к нему в дом, ведь знает Вадима без году неделю. Нет, вряд ли. Если бы маньяки тратили на своих жертв столько времени и денег, как Вадим на нее, их бы надолго не хватило. И все же… Надо позвонить Катерине.

– Катюхин, привет! Слушай, я быстро. Вадим пригласил меня к себе домой.

– О, какие темпы! Знакомиться с мамочкой, я надеюсь?

– Нет, мама у него умерла.

– Тогда ты рискуешь, подруга, – прокомментировала ситуацию бессердечная Катерина. – Но кто не рискует, тот не пьет. И не ест. И не спит. Ни с кем.

– Да ну тебя! Я об этом и хотела сказать. Слушай, ты позвони мне часиков в девять, на всякий случай. Я отвечу обязательно. И номер его машины запишу дома на бумажке.

– Да не грейся ты! Это же надо так мужиков бояться в твои-то годы. Нам с тобой терять уже нечего, можно только приобрести. Давай, солнце, удачи! И заодно посмотри, заметна ли там женская рука – ну, цветочки, вазочки, посуда…

Вадим ждал в машине, курил. Выскочил навстречу, помог сесть, Лариса поймала его взгляд и успокоилась – в нем опять было восхищение. Вот вам всем назло!

Квартира Вадима располагалась в респектабельной сталинской пятиэтажке – говорят, их строили пленные немцы, и они простоят еще двести лет, не то что наши родные хрущевки. Вадим подробно и с юмором провел, как он выразился, обзорную экскурсию: кухня, гостиная, кабинет, спальня. Дорогая мебель, хороший ремонт с явным участием дизайнера. И полным отсутствием женской руки, что Лариса и отметила, как раньше говорили, с чувством глубокого удовлетворения. Больше всего ее удивил кабинет.

– Это нарочно так – квартира Пушкина на Мойке? Как-то страшновато, или ты несуеверный?

– Пушкин? – удивился Вадим.

– А что, ты никогда там не был, ну, в музее Пушкина, в Санкт-Петербурге? Пушкин там работал… и умер на таком же диване. И тебе никто не сообщил, что у вас с Пушкиным интерьеры – один к одному?

– Вот это да! – расхохотался Вадим. – Нет, не был. И не сообщил никто, ты первая. У меня знакомые еще те – девять классов и три коридора. Бизнесмены… Нет, это дизайнер наворотил, я ему сказал – кабинет, чтоб шкафы, стол и книги, он все сам делал и покупал, я лишь счета оплачивал. Теперь ты будешь думать, что у меня мания величия.

– А ты стихи не пишешь?

– Нет, все больше финансовые отчеты. А гостиная на что похожа?

– Ни на что, просто гостиная, хотя аквариум удивительный! Любишь рыбок?

– Да как сказать… Красиво, конечно. Но, честно говоря, это все тоже дизайнер, сказал, что это модно теперь, какой-то фэн-шуй приплел. Я, дурак, согласился – теперь приходится специального человека приглашать, чтобы за этим делом следил. Хлопот не оберешься. Но зато ужин готовил сам, без всякого дизайнера.

Стол был великолепен, во всяком случае, с мужской точки зрения: он был точной копией рыбной, мясной и кондитерской витрин самого дорогого в городе супермаркета, причем в почти не уменьшенном объеме, человек этак на восемь. Все холодное, копченое-соленое, готовое-порезанное, даже в микроволновке ничего греть не надо. Удивило лишь отсутствие вина, за что Вадим, опять-таки прочитав мысли Ларисы, тут же извинился – он ждет важного звонка и лучше иметь трезвую голову.

Вечер тет-а-тет прошел заурядно: они разговаривали о чем-то незначительном, о мелочах, Вадим был каким-то отстраненным – то ли думал о предстоящей деловой встрече, то ли беспокоило его нечто иное – ну не Ларисина же новая прическа, в конце концов. Лариса тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Сегодняшний вечер, по ее предположениям, должен был иметь логическое завершение. Во всяком случае, те мужчины, с которыми она знакомилась прежде, приучили ее к более короткому предварительному этапу: как там в одном фильме было – вы привлекательны, я чертовски привлекателен, жду вас в полночь у сарая. Затянувшееся ухаживание Вадима вдруг показалось ей каким-то деланым, неискренним – ну уж попытаться-то затащить ее в постель он просто обязан по всем правилам игры, а он, напротив, галантно предупреждает, что на сегодня у него таких планов нет, так что девушка может о своей невинности не беспокоиться. И что прикажете думать? Сиди, как дура, с вымытой шеей, как говорила бабушка, имея в виду обманутые ожидания. Как невостребованная дура в эротическом белье. Расстаралась. Странно, на кой черт она ему тогда вообще нужна? Все закончилось тем, что Лариса, сославшись на домашние дела, попросила отвезти ее домой, и ей показалось, что Вадим воспринял просьбу с облегчением. Последним шансом восстановить Ларисино душевное равновесие он тоже не воспользовался: высадив ее из машины возле дома, церемонно поцеловал руку. Когда она открывала дверь, зазвонил телефон в сумочке – Катерина свято соблюдала договоренности.

– Привет, как ты там?

– Я не там, а уже тут.

– В смысле?

– В смысле уже дома, вот, дверь открываю.

– Это в десять вечера? Вы поссорились? Наплюй, бывает.

– Нет, все было очень мило. Ужин, светская беседа, музыка. Он сразу предупредил, что пить не будет, что у него встреча, и вообще, когда я его от себя избавила, он, по-моему, обрадовался.

– Нет, что-то не так.

– Может, он голубой, а?

– Тогда бы он не тебя по ресторанам водил, а твоего шефа. Как его квартира?

– Нормально. Не коттедж, как предполагалось. Трехкомнатная, хороший ремонт, мебель. Женщин не наблюдается.

– Хорошо. Надо было тебе самой…

– Ну да. А он бы мне по рукам, ты порядочная девочка – до свадьбы ни-ни.

– Слушай, наверное, он в тебя влюбился. Не хочет показаться навязчивым, оттолкнуть. С таким я тоже встречалась, правда, врать не буду, нечасто.

– Ты считаешь? – схватилась Лариса за предложенную соломинку.

– Больше вариантов нет, ну, если по обычной логике. Ладно, я к тебе завтра заеду, все, молчи и чтобы была дома вечером.

– Кать, а я подстриглась.

– Супер! Класс! Мама твоя с ума сойдет. Тургеневская девушка без косы – как голая.

– Ну, косы-то и не было. А мама точно упадет в обморок. Вадим, кстати, тоже едва пришел в себя, даже странно.

– Ну, понятно, нельзя так мужиков травмировать, они не любят перемен, особенно в сторону эмансипации. Вот если бы ты до пят косу нарастила, он пришел бы в восторг. Слушай, это точно любовь. Ой, а может, он просто идиот, думает, что у тебя никого не было?

– Нет, я говорила ему…

– Да мало ли что женщины говорят по этому поводу. Может, ему нравится так думать, вот он и играет в жениха. Нет, по-моему, все идет как надо. Ну, если, конечно, он не импотент. Но они водятся только в рекламе таблеток, лично я не встречала. Короче, плюнь, и до завтра. Возражения не принимаются.

Утро началось с маминого звонка.

– Доченька, с днем рождения! Я тебя поздравляю, моя хорошая!

– Мам, вот взяла бы ты и не вспомнила на этот раз. Девушка бы и не огорчалась, что ей пошел четвертый десяток.

– Ларочка, ну что ты говоришь, а? Как можно, это ведь наш с тобой праздник. Тридцать лет – разве возраст? Ты ко мне забежишь сегодня?

«О, поехали…» – подумала Лариса.

– Мам, давай лучше ты ко мне, у меня работы на весь день.

– Ой, бедненькая ты моя, все работа и работа, глаза испортишь. Ладно, обязательно заеду. У меня педсовет заканчивается в четыре – придумали в воскресенье, и я сразу к тебе. Что-нибудь купить по дороге?

– Не трать деньги зря.

– Нет, я привезу салатик и торт. У тебя лечо осталось?

– Да все есть, мамочка, не таскайся на работу с кастрюльками.

– Ну, как не таскайся, я уже все приготовила, самой, что ли, есть? Все, целую, побежала, а то опоздаю. Может, и зайдет кто, тебе же совестно будет, что стол пустой.

Черт, придется отмечать день рождения! Подобные мероприятия радуют лет до семнадцати, когда от жизни ждешь только подарков и все мечты сбываются. Потом начинаешь понимать, что одними подарками дело не ограничивается, а появление желаемого откладывается на неопределенный срок, и обаяние праздника тускнеет, как уходит радость от торта со свечками. Но мама имеет право на маленький праздник, кроме того, уж для нее-то дочь всегда девочка. В общем, будем веселиться. И веселиться будем дома, не каждый же день шастать по ресторанам. Хуже нет беды, чем целый день сидеть и думать: позвонит – не позвонит.

Но день пролетел незаметно, книга доставляла Ларисе настоящее наслаждение интересными мыслями, подзабытой чистотой языка и отсутствием ошибок. Когда пришла мама, уже темнело. Сетка радостно кинулась ей в ноги, стала кататься по полу, поочередно вытягиваясь в струнку и сворачиваясь клубком. Ларису она так никогда не встречала.

– Сеточка моя, кошечка моя сладенькая, давай животик почешу, ай ты моя золотая…

– Мам, давай я тебе ее отдам, она тебя больше любит, – предложила Лариса, понаблюдав за процессом. – У вас с ней взаимная любовь, а у нас сложная дружба.

– Не говори глупостей, в доме должна быть живая душа, а то ты одичаешь совсем. Сворачивай свои дела, будем праздновать! Цветы поставь в вазу, надо было и вазу тебе подарить, у тебя ведь до сих пор нет? Вот салат, тортик и даже шампанское, ты ведь ни за что не позаботишься. Между прочим, мартини, один раз живем. И бутылочка маленькая, не пропадет… О, откуда у тебя это? – Мама заметила магнитолу и розы.

Лариса честно рассказала о новом знакомом, о своих открытиях. Мама была счастлива. На фоне этой долгожданной новости даже Ларисина стрижка не стала поводом для грандиозного скандала.

– Ларочка! Наконец-то! Я знаю, за что будет первый тост.

– Кажется, я тоже знаю – чтобы я вышла замуж.

– Правильно. Тридцать лет – самое то. Ой, я же недавно в газете прочитала, забыла тебе сказать. Вот, слушай. – Мама, порывшись в сумочке, достала вырезку и с удовольствием зачитала: «Британские ученые выяснили, что для здоровья женщины лучше всего рожать детей в возрасте 34 лет. Изучая истории болезни 3000 женщин, имеющих по крайней мере одного ребенка, профессор Джон Мировски и его команда выяснили, что с 22 лет проблем со здоровьем становится меньше, и самого низкого уровня этот показатель достигает к 34 годам. Иными словами, состояние здоровья к этому возрасту улучшается». На, потом внимательно прочитаешь, это очень важно. И вообще, новый взгляд на проблему.

– Ты мне уже лет пять говоришь, что вот теперь – «самое то».

– А что? И дождалась! А он придет?

– Нет, я его не приглашала. Как будем шампанское открывать? Я не умею.

– Я тоже. Вот зачем нужен мужчина в доме.

– Мамочка, пожалуйста… – произнесла Лариса, но тут зазвонил домофон.

Это был Вадим. На сей раз он был в прекрасном настроении, энергичен, целеустремлен и полон оптимизма. Когда Лариса познакомила его с мамой, они принялись так мило и непринужденно болтать, что Лариса, ощущая себя лишней на этом празднике жизни и предчувствуя, что мама начнет рассказывать истории из ее розового детства, удалилась в кухню – подыскивать емкость для второго, а точнее, третьего букета, потому что те первые желтые розы еще стояли в комнате на полу. На сей раз Вадим принес цветы, названия которых Лариса не знала, но явно очень дорогие и, конечно же, желтые. Едва она переступила порог комнаты, Вадим с положенным шумом и треском открыл шампанское и предоставил первое слово маме.

– Доченька, поздравляю тебя с настоящим юбилеем, пусть именно в этом году сбудется то, о чем мы с тобой давно мечтали! – Мама полагала, что говорит загадками, но Лариса не знала, куда девать глаза, ведь ежу понятно, о чем могут мечтать на досуге мама и засидевшаяся в девках дочь, тут не надо и курсов по чтению мыслей заканчивать.

Едва пригубив шампанское и поковыряв вилкой свой любимый салат (они называли его по составляющим – «тунец-яец-огурец», майонез добавлялся не в рифму, но по вкусу), мама вдруг страшно заторопилась, припоминая все новые и новые совершенно неотложные дела. Вадим предложил отвезти ее домой, невзирая на шумное мамино сопротивление, вышел за ней в прихожую, помог ей одеться, и они ушли. Пятнадцать минут до мамы, пятнадцать обратно – у Ларисы есть полчаса, чтобы привести мысли в порядок. На вечеринку она не рассчитывала, как не рассчитывала и на то, что Вадим знает про ее день рождения. Впрочем, это было написано в анкете, и то, что он потрудился запомнить, свидетельствует в его пользу. Интересно, а сколько ему лет? Звонок в дверь прервал ее ленивые размышления. Наверное, Катерина.

Но это был Шкирка. Без цветов, но с двумя туго набитыми пакетами. Он сиял, как теледикторша в передаче «С добрым утром!» – подозрительно-лучезарно и необоснованно.

– Ничего, что я без приглашения? Я же знаю, ты не любишь отмечать дни рождения. – И явно обрадовался, не увидев в прихожей чужих пальто. – Ты одна? А мама?

– Мама ушла.

– Ты все еще сердишься на меня? Ну, прости, пожалуйста! Просто я тогда проснулся, рядом кошка сопит, а тебя нет… Что я должен был подумать?

– Нет, ты все правильно подумал. Как ты сказал – нашла богатого и нежадного? Кстати, это правда.

Но Шкирка не обиделся – вот напасть! Он был настроен на мирные переговоры.

– А где он? Может, познакомишь?

– Зачем?

– Хочу убедиться, что отдаю тебя в надежные руки. А может, хочу оценить свои шансы. Так он придет?

– Он поехал отвозить маму домой.

– О, и я испортил вам романтический вечер? Вот ведь черт меня принес! Но что за день рождения без старых друзей? Можно я останусь в качестве старого друга?

– А у меня есть выбор?

– Огромный. – Незваный гость вручил Ларисе два тяжеленных пакета. – Выбирай! Тут все, что ты любишь.

Стоять с пакетами в руках было тяжело, бросить на пол – неловко, и Лариса, вздохнув и смирившись с неизбежностью, прошла в кухню, а Шкирка, воспользовавшись тем, что проход свободен, отправился за ней.

– Тебе очень идет эта стрижка. И новый цвет.

– Между прочим, стрижка плюс мелирование – тысяча двести, с ума сойти, правда?

– Ларис, не надо, – вдруг серьезно попросил Шкирка. – Ну идиот я, ведь сразу себя не переделаешь. Вроде так все хорошо было.

– Кому хорошо? – удивилась Лариса, но осеклась, увидев, каким глазами смотрит на нее Александр. Та-ак, кажется, все серьезнее, чем она предполагала. Дискуссию заводить не стоит. Господи, хоть бы Катерина пришла, она как-нибудь все разрулит.

И Катерина пришла. Схватив трубку домофона, Лариса услышала смеющийся голос подруги:

– Солнце, открывай, я тут тебе мужчину веду!

Но на пороге Катерина появилась не с Вадимом, а с Сергеем Петровичем. И немая сцена, развернувшаяся в прихожей, была вполне достойна если уж не Гоголя, то всемирно знаменитого уральского драматурга Коляды: Сергей Петрович оторопело рассматривал Ларису (видимо, прическа действительно изменила ее облик, а может, и не прическа вовсе, а события последних дней, ведь любимые женщины всегда красивы), а Лариса с тем же изумлением – Сергея Петровича. Впервые за всю историю их вялотекущего романа он был в костюме с галстуком и был так же мало похож на себя прежнего, как и Лариса нынешняя на ту, с которой он виделся недели три назад. Лариса привыкла видеть его в тренировочном костюме, получше – на шашлыках и нечастых прогулках, похуже – в рабочие дни, когда Сергей Петрович заскакивал на минутку, как правило, оставаясь на ночь (определялся на месте, по ситуации и настроению, потому что больше всего на свете ценил независимость, что и понятно при такой волевой жене, как его супруга). Сергей Петрович занимался бизнесом небольшим, но довольно прибыльным: брал подряды на строительные и ремонтные работы и имел в своем распоряжении несколько бригад рабочих. При этом он мог заменить любого из них и выполнить лучше его любую работу – от монтажа подвесного потолка до установки ванны и ремонта электропроводки. И появляясь у Ларисы, сразу легко и красиво устранял всякие мелкие неприятности, которые портят жизнь одинокой женщине. Менял прокладки в кране, чинил розетку, регулировал швейную машинку, однажды даже починил часы. Поэтому спортивный, он же рабочий костюм смотрелся на нем как единственно возможный. От него пахло то бензином, то клеем, то еще чем-то непонятным из этой области. «Известное дело, по специальности и пахнет», – смеялся он в ответ на Ларисины расспросы, цитируя своего (и ее) любимого Булгакова, которого он, конечно же, не читал, но был большим поклонником киноверсии романа. То есть элегантный костюм и Сергей Петрович были две вещи несовместные, как гений и злодейство, и эта несовместимость грозила большими переменами.

Поэтому Лариса и подыграла ему так невольно и органично в немой сцене под названием «встреча старых друзей в новом облике». Сергей Петрович был неотразим, и она с досадой, которую постаралась скрыть даже от самой себя, вдруг поняла, что она скучала о нем, о его смеющихся глазах, по-мужски красивых умных руках, которые умели делать все, по его низкому, с хрипотцой от курения голосу, потому что, услышав в телефонной трубке: «Привет, Снегурочка, это я!» – Лариса всегда была готова отменить самые важные дела и халтуры на ближайшие пять лет.

– Да-а… – глубокомысленно изрек Сергей Петрович, а Лариса промолчала, потому что побоялась – голос сорвется. Окопавшийся в комнате Шкирка ничего не заметил, а вот Катерина быстро оценила ситуацию и затараторила:

– Солнце, поздравляю! Выглядишь великолепно! А это вот тебе – абонемент в солярий до лета, там классно, я сама хожу. Будешь у нас вообще красавицей! Слушай, ну, может, ты нас все-таки познакомишь или мне самой?

– Да-да, проходите, конечно. Это Катерина, это… – Лариса замялась, привыкнув даже шутя называть Гусева Сергеем Петровичем. – Сергей. А это Александр. – И добавила: – Шкирка. Она заметила, как потемнели глаза у Сергея. Черт, а почему он пришел в таком виде? Прямо жених. Только вот женат на другой.

Сергей неловко вручил ей цветы, которые держал, как большинство мужчин, вниз головой, и небольшую обтянутую бархатом коробочку. По форме коробочки Лариса догадалась, что там цепочка.

– Солнце, надень сейчас же! Давай помогу. Какая прелесть! – Катерина уже извлекла из коробочки… нет, не цепочку, а браслет: маленькие серебряные слоники шли по кругу, держа друг друга хоботом за хвост, их глазки, сделанные из крошечных камушков, блестели. Большой слоник – маленький – большой – маленький…

Ларисе вдруг остро захотелось, чтобы все исчезли, а она осталась бы наедине с Сергеем. Она завизжала бы от радости, бросилась ему на шею, и тогда… Что тогда, дура, оборвала она себя, наклонившись и рассматривая слоников, чтобы не были видны предательски подступившие слезы, хорошо, что Катерина долго возится с застежкой. И тогда опять бы ничего не было. Сто раз уже ничего не было. Был бы сто первый, когда ничего бы не было. Нет, хватит, теперь у нее есть Вадим, а это все так – параллельные миры. И касаться ее не должны.

Ситуацию разрядил Шкирка, который, хлопнув себя по лбу, смотался в прихожую за третьим пакетом и принес плюшевого медведя, милого, лохматого и совершенно ненужного. Именно такого дарят на день рождения друзьям и никогда не покупают себе. Катерина из вежливости принялась тискать игрушку и нахваливать. Лариса пригласила всех к столу, предварительно переместив из кухни в комнату продуктовую часть Шкиркиного подарка. Открыли шампанское, но вскочивший с тостом Шкирка замер с открытым ртом, потому что в комнате появился Вадим. Все так были заняты собой и друг другом, что просто забыли закрыть входную дверь, и появление нового человека было внезапным.

– Это Вадим, мой новый знакомый.

Сергей Петрович пожал ему руку молча, Шкирка, на нервной почве узурпировав права хозяина, представил новому гостю всех присутствовавших. Катерине Вадим поцеловал руку.

– Давайте, наконец, выпьем! – провозгласил Шкирка. – За нашу именинницу, которую мы все очень любим. За нашу Ларису…

– Саш, не надо, а? Не люблю я это дело. Давайте просто посидим, все сами себе накладывайте, кто что хочет, сейчас музыку включу.

– Тогда лучше телевизор, – свредничал Шкирка, прекрасно знавший, что магнитола у Ларисы появилась недавно, и это вызывало у него обоснованное подозрение.

– Позвольте я все же сначала скажу… – поднялся Вадим. – Здесь собрались Ларисины друзья, и, наверное, я должен это сделать при всех. Лариса, я пока вез твою маму домой, попросил у нее твоей руки, она согласна. Я прошу тебя стать моей женой. Ты про меня все знаешь. Как пишут в анкетах: разведен, вредных привычек нет, материально и жильем обеспечен. Вот – примерь. – Вадим протянул ей коробочку, в которую невольно заглянули все сидевшие за столом. В коробочке было кольцо с некрупным камнем, он вдруг остро блеснул попавшим в него лучом света («Бриллиант», – еле слышно прошелестела в ухо всезнающая Катерина, мимоходом наклонясь к подруге, чтобы стряхнуть несуществующую пылинку с ее плеча). – Ты согласна?

Лариса, которая ждала чего угодно, но только не этого, хотя именно об этих словах она мечтала давно, трогала пальчиком кольцо, боялась поднять голову. Да и нужды не было, она кожей чувствовала, видела выражение лица каждого. Катерина была в тихом восторге, именно так она себе всегда и представляла нормальную жизнь, которой до сих пор была лишена ее подруга – и вот наконец-то! Сергей Петрович улыбался натянуто и неловко. А Шкирка… Издав странный, наподобие писка, звук, он прыгнул к Ларисе, выхватил из коробки кольцо и швырнул на пол. Но дальнейшие боевые действия ему развернуть не удалось, потому что Сергей Петрович, схватив его в охапку и начисто лишив возможности сопротивляться, легко вынес в прихожую. Там, держа одной рукой барахтающегося нарушителя спокойствия, не спеша прихватил его куртку, взял свою, открыл дверь, которую так никто и не позаботился закрыть на замок. В дверях задержался на секунду, улыбнулся:

– Пока, Снегурочка! Желаю счастья, как говорится. – И добавил: – Кто не успел, тот опоздал. Народная мудрость.

И ушел, уже под руку ведя утихшего и обвисшего от переживаний Шкирку. Катерина, поцеловав Ларису и показав ей на прощание кулак с оттопыренным кверху большим пальцем, немедленно отправилась вслед за ними.

Проводив гостей и постояв в прихожей, Лариса вернулась в комнату.

– Извини, я не думал, что так получится, – нарушил молчание Вадим.

– Все в порядке, – сдавленно произнесла Лариса.

Потом, чтобы не встречаться взглядом с Вадимом, опустилась на колени и стала искать куда-то закатившееся кольцо. Вадим принялся помогать ей, и они едва не столкнулись лбами, как это бывает в подобных случаях в кино. В жизни это почему-то их совсем не рассмешило. Лариса села на пол, растерянно осматриваясь.

– Господи, ну куда оно могло деться? – Голос предательски задрожал.

– Да плюнь. Найдется. Или я тебе завтра другое куплю.

– Ну что ты говоришь, нельзя же так! – Лариса опять опустилась на колени, но Вадим взял ее за плечи, легко, без усилия, поднял, поставил на ноги и заглянул в лицо.

– Прости. Я же хотел, чтобы все как положено. Они твои друзья…

– Спасибо тебе. Я согласна. Включи музыку.

Вадим включил тихую музыку. «Бесса ме мучо». Между прочим, это переводится как «Поцелуй меня». Раз он умеет читать мысли. И он прочитал. А может, знал перевод. Затем еще пела Эвора, заманивая, дразня и соблазняя, и Лариса уже сама целовала Вадима, и сама стала распутывать ненужный галстук, и пока он обнимал ее, расстегивала непослушные пуговицы его рубашки, забираясь под нее пальцами. Она не Снегурочка! Просто до сих пор ее никто не любил. А Вадим любит. Конечно, любит. И она полюбит его, когда немного привыкнет к нему…

Утром она проснулась от того, что кто-то гладил ее по щеке. Лариса открыла глаза и увидела… симпатичную заячью мордочку, а потом и всего косого, наряженного в яркую, синюю в белый горох, рубашку. Заяц трогал ее лапкой за волосы, щекотал ухо. Повернувшись на другой бок, Лариса встретилась взглядом с Вадимом, но заяц метнулся к нему и закрыл ему глаза лапами. Заяц был куклой, которую надевают на руку, как-то она смешно называется… Лариса наморщила лоб.

– Би-ба-бо, – услужливо подсказал заяц.

– Ты тоже умеешь читать мысли? – сонным голосом поинтересовалась Лариса.

– А как же! Хочешь, я скажу тебе, что думает мой хозяин?

– Давай, только не ври.

– Он считает, что ты самая удивительная на свете, замечательная и красивая, и ему очень повезло, что ты согласилась.

– Скажи ему, что просто раньше мне никто не предлагал.

– Он не верит, – куда-то в сторону кивнул заяц. – Говорит, что вчера победил множество соперников в честном состязании. А я едва не умер от страха, сидя у него в кармане. У тебя всегда тут такие страсти-мордасти?

– А тебе-то что?

– Так я же теперь с вами жить буду. Вадим мне сказал: я уйду, говорит, останешься тут за хозяина, будешь помогать, если что, и вообще – за порядком смотреть.

– Ах ты нахал! – расхохоталась Лариса, сдернув зайца с руки Вадима. А он поймал ее руку, и они начали возиться в кровати, будто просыпались рядом сто лет.

Позднее Лариса часто размышляла, что никто из мужчин, бывших в ее жизни, не догадывался, как Вадим, придумать что-то, снимающее неловкость первого совместного пробуждения, когда аура возбуждающего вечера угасла и равнодушный дневной свет высветил нюансы отношений. Господи, как все-таки ей повезло!

– Зачем ты меня разбудил?

– Видите ли, ваше величество, это вы освобождены от необходимости ходить на службу, помнится, до четверга. А мне надо на работу, поскольку прекрасное воскресенье вчера, к сожалению, закончилось. Мне очень не хотелось уходить потихоньку, как в мелодраме. Мечтал увидеть, как ты просыпаешься. И чтобы ты сварила мне кофе.

– Разве ты не собираешься подавать мне кофе в постель?

– Непременно. Но только Восьмого марта. Я принципиальный противник матриархата, жуткий ретроград, домашний тиран и лентяй. В общем, иди варить кофе, раз уж согласилась выйти за меня замуж.

Лариса, прихватив его рубашку – не натягивать же свои лосины с вытянувшимися коленками, – отправилась варить кофе, тем более что всяческой еды было много. Они весело позавтракали, Вадим принял душ и умчался, шутливо причитая, что по его вчерашней щетине и мятой рубашке все поймут, что он ночевал не дома. А Лариса с наслаждением улеглась обратно в постель, ей надо было обдумать события вчерашнего дня.

Итак, она выходит замуж. Причем за человека, которого знает… так, сегодня понедельник, значит, с четверга – итого четыре дня с хвостиком. Отлично. Но и отказать повода тоже вроде нет. Остается предположить, что и в самом деле бывает любовь с первого взгляда. Во всяком случае, с его стороны, потому что иначе зачем ему все это надо. Любит ли она Вадима? Нет. Видимо, она совсем не способна на это чувство, раз самый лучший из мужчин, сделавший все, чтобы завоевать ее сердце, вызывает у нее лишь симпатию, уважение, интерес… да что угодно, но не любовь. А может, такая вот она любовь и есть, а вовсе не то, что пишут в дамских книжках, которые Лариса терпеть не может и все же почитывает зачем-то от случая к случаю: «Словно горячая волна окатила ее с головы до ног…», «О мой любимый, – сами прошептали губы…». «Про дона Педро», – издеваясь, называл подобные книжки Сергей Петрович. Но мы, конечно, не будем вспоминать про Сергея Петровича в такой важный день. Мы вообще больше про него думать не будем. Ну, или, во всяком случае, постараемся.

Значит, она невеста. Не-ве-ста. Странно. Так долгожданно и неожиданно. Но изменение ее отношений с Вадимом не должно отразиться на планах родного издательства, поэтому надо садиться за работу, которая, как показывает опыт, отлично избавляет от всяких ненужных мыслей. Она с удовольствием выпила кофе, сильнее, чем обычно, радуясь его аромату, закуталась в любимый халат и села за стол, на котором лежала рукопись.

Днем позвонил Вадим и сообщил, что в силу своих, уже изложенных утром убеждений ни в коем случае не намерен становиться примаком, поэтому будущей супруге надлежит собирать вещи и вечером перебираться на новое местожительства, то есть к мужу. Тем более что именно там находится компьютер, необходимый ей для работы. Собирая сумки, Лариса с интересом прислушивалась к своим ощущениям. Она терпеть не могла, когда ею командовали. Но всегда терпела. Веселое командирство Вадима ей, как ни странно, нравилось, потому что он распоряжался с позиции сильного и отвечающего за нее человека, а не праздного советчика. Она собрала сумки, налила в поддоны под цветочными горшками побольше воды, спросила у кошки, куда та предпочитает перебраться – к маме или к Вадиму. Кошка однозначно выбрала маму, сказав «мяу-ма», хотя, может, только потому, что «Вадим» произнести было труднее. Но Лариса с ней быстро согласилась, поскольку Сетка свою миссию единственной живой души, возложенную на нее мамой, выполнила, и теперь у Ларисы появятся другие дела и заботы, а маме как раз эта самая живая душа и не помешает.

Вечером, сидя в кухне у телевизора и удивляясь, как этот второй приятный вечер в новом доме не похож на тот предыдущий, натянутый и скучный, Лариса услышала:

– Регистрация в следующую субботу. Пожалуйста, отдай свой загранпаспорт, потому что в субботу прямо из загса мы улетаем в Париж. Виза будет, есть свои каналы. Только заедем еще в одно место за свадебным подарком.

Лариса, и без того находившаяся в состоянии подвешенно-восторженном, новым грядущим событиям не смогла даже обрадоваться. По части положительных эмоций получался перебор, как любил говорить Сергей Петрович. Давно пора выкинуть его из головы!

– Послушай, но ведь про Париж ты не мог мои мысли прочитать, хотя бы потому, что я о нем не вспоминала. Знаешь, когда я была там в первый раз, то постоянно думала, что это город для двоих. Одному там плохо, хочется держать кого-то за руку и все время говорить: смотри-смотри, а вон там, а это – здорово, правда, как ты думаешь… И вот ты говоришь: в Париж. Ты меня правда любишь?

– А что, я непременно должен это сказать? Так непонятно?

– Так – непонятно, – протянула Лариса, наверное впервые в жизни применяя капризную интонацию в разговоре с мужчиной, и не узнала себя. – Женщины любят ушами.

– Давай ухо. – Вадим прижался к ее щеке и прошептал: – Я тебя люблю!

И Ларисе почему-то захотелось плакать. Но вечер плавно переместился в декорации спальни, и поплакать ей не удалось. Утром ее будить никто не стал – у себя дома Вадим мог сварить кофе и сам, отставив на время дискуссии о матриархате. После его ухода Лариса долго ходила по квартире, рассматривая мебель, обои, картины, книги, посуду. Теперь это ее дом. Здесь она будет жить. Она будет – жена, он – муж. Они будут вместе завтракать, он будет подвозить ее на работу. Вечером забирать. Хотя нет, это вряд ли – он же бизнесмен и не заканчивает работу в шесть часов. Она будет готовить ужин. Интересно, что он любит? За ужином они будут разговаривать, пить красное вино, она расскажет ему обо всем, что произошло за день. Наверное, заведут собаку, в доме непременно должна жить собака. В выходные они будут ходить в лес, а в отпуск поедут к морю. А кабинет со временем придется переделать в детскую. Ничего страшного, он же не писатель. Будет гостиная, спальня и детская… Дальше Лариса запретила себе думать, потому что поднявшаяся внутри волна счастья грозила захлестнуть ее с головой, а голова ей еще пригодится, ведь дел надо переделать чертову прорву.

На столе в гостиной она нашла деньги и записку: «Как тебе твоя новая квартира? Тебе, наверное, надо кое-что купить, это тебе. Продукты в холодильнике – это намек. Устал, понимаешь, от ресторанного питания». Лариса, уже не удивляясь умению Вадима читать ее мысли, причем на расстоянии, пересчитала деньги – тридцать тысяч. Да, такой суммы «на тряпки» в ее распоряжении никогда не было. Хорошее отношение придает силы, и Лариса отважно взялась за приготовление говядины в пиве по маминому рецепту. Она не любила говядину и пиво, но именно их нашла в холодильнике. Спасибо маме, благодаря ей Лариса хотя бы вприглядку знала, как обращаться с продуктами, требующими дальнейшей обработки. Ей очень хотелось, чтобы Вадим ее похвалил. Решив отложить книгу на ночь, Лариса отправилась по магазинам.

Самое главное – свадебное платье, мечту любой засидевшейся в девках представительницы прекрасного пола – она решила не покупать. Как-то не похожа была их будущая свадьба на общепринятые мероприятия с фатой, кражей невесты, пупсами на капоте, криками «Горько!» и идиотскими конкурсами для подвыпивших гостей. Лариса представляла, что у них с Вадимом должно быть все иначе, хотя он ничего ей не сказал ни про гостей, которые будут приглашены (и куда, интересно, их приглашать), ни про то, как она должна выглядеть. Поэтому она купила в немецком магазине, куда частенько заглядывала, дожидаясь распродажи и удивляясь цифрам на ценниках, жемчужно-серый брючный костюм из непонятной, тускло мерцающей, удивительно приятной на ощупь ткани. Продавцы долго вились вокруг нее, подбирая блузку и туфли. В этом можно и поехать в свадебное путешествие. Но на шпильках по Парижу не побегаешь, нужна другая обувь. И между прочим, там тоже зима, а что в этом самом Париже носят зимой? А куртку? Лариса где-то читала, что тех, кто носит шубки из натурального меха, там, в Европе, обливают краской борцы за охрану животных, и своей новой шубкой она рисковать не желала. Надо немедленно позвонить Катерине. Сумочка и шарф отменяются, потому что выяснилось, что тридцать тысяч – это так же мало, как три или пять.

Дома Вадим одобрил приготовленное мясо и покупки. И только когда Лариса сообщила, что решила не покупать платье, потому что оно выглядит слишком театрально, Вадим посмотрел на нее как-то странно, обнял, погладил по волосам.

– И правильно, мне тоже не хочется выглядеть женихом. В конце концов, почему мы обязаны наряжаться ради каких-то правил? Это только наш с тобой день.

– А гостей не будет?

– Знаешь, мне вообще не хотелось бы никого приглашать, устраивать посиделки. – И, заметив вопрос в ее глазах, неохотно пояснил: – Понимаешь, так получилось, что у нас с моей бывшей женой были только общие знакомые, своими я как-то не обзавелся, а приглашать тех, кто бывал у нас… Извини. Получится глупо, если на свадьбе будут только твои гости. И потом, это идиотское застолье с незнакомыми людьми… Я всегда неловко себя чувствую, если оказываюсь в центре внимания. Давай отметим это вдвоем, в самом хорошем парижском ресторане? Ну, пожалуйста? – Он просительно смотрел на Ларису, ей оставалось лишь согласиться.

– Ничего, пригласим гостей, когда вернемся.

Среда и четверг промелькнули в суете и разговорах с подружками. Книгу сдать Лариса все-таки успела, как и договаривались, к четвергу. Она все время хотела сесть, собраться с мыслями, осознать, что в ее жизни происходят важные перемены, но события и хлопоты накатывали, как снежный ком, и незаметно наступило утро субботы. Парикмахерская, загс, уморительно казенные слова тетеньки с лентой через плечо, изнывающие от любопытства подружки, утирающая счастливые слезы мама, цветы, музыка, кольца, шампанское… Ларисе казалось, что она кружится на карусели и ждет, когда карусель наконец остановится, чтобы можно было оглянуться и перевести дух.

После загса был странный визит к нотариусу. Вадим объяснил, что хочет подписать брачный контракт, такой, чтобы права Ларисы были защищены при любых обстоятельствах. Адвокат Вадима, судя по всему, приятель мужа, потому что он же был и свидетелем, хлопотал и суетился, тоже пытался объяснять ей что-то, но Лариса, смеясь, отмахнулась. Мол, выхожу замуж по любви, а не по расчету. И еще один документ – о том, что он дарит ей, своей законной супруге, какие-то бумаги, не то акции, не то еще что-то – Лариса не вникала, ей было не до этого. Наверное, она должна быть благодарна мужу за такой подарок, ведь там, в документе, стояли какие-то сумасшедшие цифры с большим количеством нулей. Ее поздравил нотариус (Ларисе показалось, что он смотрит на нее как-то странно), фамильярно чмокнул в щеку адвокат, у которого было очень сложное имя и Лариса его не запомнила, – впрочем, будь оно проще простого, она все равно не запомнила бы. Но все не важно, все мимо, мимо, сливаясь в разноцветную кружащуюся ленту. Позднее Вадим объяснит ей, и она обрадуется и поблагодарит как положено, а пока она подписала – и с плеч долой.

Уже через час после регистрации Вадим и Лариса ехали в аэропорт. В ветровое стекло опять стеной летел снег, а Лариса все вспоминала, как смотрели им вслед девчонки из издательства, махавшие руками с крыльца загса. В их глазах не было даже зависти, они просто глазели с восхищением, как на финальную сцену из сентиментального американского кино типа «Красотки» с Джулией Робертс и Ричардом Гиром: миллионер увозит девушку на шикарном лимузине в светлое будущее. Такого в реальной жизни не бывает, так что и досадовать не на что, досмотрели представление – и по домам. А она едет с мужем в свадебное путешествие, в Париж. Странно. Лариса всегда об этом мечтала, но теперь счастье почему-то не переполняет ее. Она впервые в жизни целиком подчинилась чужой воле и стремительно меняющимся обстоятельствам (как он успел сделать визу?), она даже не вполне верит в то, что это происходит всерьез и с ней. Но уже ночью маленький самолетик компании «Люфтганза», заскочив на минутку в Мюнхен, где они только успели выпить кофе, доставил их в Париж. И это именно они, не кто-нибудь другой, мчатся по шоссе к встающему впереди ночному городу, и впереди видна… ну хоть здесь все понятно и предсказуемо – сияющая огнями Эйфелева башня.

В Париже, убедилась Лариса, действительно хорошо бывать во второй раз: уже не так жадно и без разбора хватаешь впечатления, боясь пропустить хоть толику, и в итоге не помнишь себя от усталости, ноги гудят, а в голове каша из соборов в стиле пламенеющего барокко, химер, сверкающих огнем каруселей, гениальных картин, витрин модных магазинов и с детства знакомых названий. На сей раз они никуда не торопились, смакуя впечатления и делясь ими друг с другом. Бродили по боковым улочкам, гордо игнорируя места массового скопления туристов, пили кофе в крошечных кафе, покупали в магазинах милые мелочи, показывали друг другу любимые уголки. Вадиму больше нравился Дефанс с его декларативно современной архитектурой, Ларисе – старинный квартал Вогез, она даже придумала, что именно за этой вот дверью была квартира кардинала Ришелье, и так долго гладила старинную ручку, что Вадим даже предложил отвинтить ее и взять с собой. Погода их баловала, было прохладно, но сухо, музейные работники и служащие метро, вопреки обыкновению, не бастовали. Они гуляли до изнеможения, покупали в магазине вино, сыр, всякие вкусности и ужинали, как выразился Вадим, «дома», в номере старинной гостиницы, где в коридоре по ночам гуляли сквозняки, сами собой открывались двери и наверняка бродили привидения. Порой Лариса смотрела на себя со стороны и удивлялась, как странно и быстро изменилась ее жизнь всего за две прошедших недели нового года. Она замужем, в Париже, хотя только что вернулась с моря, на пальчике мерцает бриллиант… Что будет дальше? Если бы она могла предполагать, какие еще сюрпризы готовит ей этот, так странно начавшийся год… Но Вадим не давал Ларисе погружаться в аналитику – тормошил, смешил, тащил куда-то, что-то придумывал.

Неделя пролетела незаметно. В день отъезда, рано утром, Ларису разбудил деликатный, но настойчивый стук в дверь. Она вскочила, испугавшись спросонья – Вадима рядом не было. За дверью стоял портье с извиняющейся улыбкой.

– Бонжур, мадам! – Так мелодично пропевать самые простые фразы умеют только французы, да и попробуйте спеть «Доброе утро!». – Кофе силь ву пле. Такси будет через полчаса.

– А где мой муж?

– О, мьсе уехал еще затемно, наверное, встретит вас в аэропорту, но он сказал, что оставил вам записку. – И, поставив перед ошарашенной мадам поднос с кофе, апельсиновым соком и круассаном, портье удалился.

Уже в такси, а потом в аэропорту Лариса перечитывала письмо, совершенно не понимая слов, будто оно было написано на японском. Но нет, буквы все знакомые, крупный, четкий почерк уверенного в себе человека. Вот только слова никак не складываются в осмысленные фразы, наверное, слезы мешают читать.

«Любимая моя! Конечно, я должен был объяснить тебе все лично, но я струсил, не смог бы сказать тебе это в глаза, поэтому позорно сбежал ночью. Я вынужден остаться здесь, во Франции, а точнее, уехать куда-то еще, пока действует шенгенская виза, потому что мне нельзя пока возвращаться в Россию. Меня арестуют прямо в аэропорту. Не волнуйся, любимая, я не преступник. Просто так сложились обстоятельства. Против меня завели уголовное дело, якобы я должен одним друзьям сумасшедшие деньги. Все выяснится, естественно, над этим работает мой адвокат, но я не хочу провести за решеткой те месяцы, если не годы, пока наши доблестные следователи докопаются, кто на самом деле прав, кто виноват.

Тебе ничего не грозит, квартира, машина и все имущество принадлежат тебе. Помнишь, мы подписывали бумаги у нотариуса? Это и есть мой свадебный подарок, хотя, конечно, я не думал, что все именно так обернется. Но мой адвокат, Игорь, – ты с ним знакома, он был в загсе и у нотариуса – ночью позвонил мне и сообщил, что ситуация резко изменилась. Он приедет к тебе, объяснит, как поступить с твоим, теперь твоим имуществом. Ты у меня богатая женщина! Можешь доверять ему абсолютно, мы знакомы с детства, и он знает свое дело. Я очень надеюсь, что смогу вернуться домой очень скоро, все объяснить тебе, и мы никогда больше не расстанемся, а для этого мне ОЧЕНЬ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ. Я люблю тебя!»

Как она прошла регистрацию и паспортный контроль, Лариса не могла вспомнить даже много времени спустя. Слезы застилали ей глаза, кто-то подсказывал ей, что делать, куда идти… В самолете, не обращая внимания на попутчиков, она разрыдалась, стюардесса суетилась, приносила воду, таблетки, но Лариса плакала и не могла успокоиться. Ей нашли свободное место в самом хвосте самолета, принесли плед. Она не спала, сидела, бессмысленно глядя перед собой и ничего не видя. Еще никогда ей не было так больно…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Еще никогда ей не было так больно. Все произошло мгновенно, как в американском боевике: она вышла из машины, водитель нес за ней пакет с продуктами, и вдруг громкий хлопок, потом еще… Водитель упал на нее, закрывая собой, руку пронзила дикая боль. Лариса ударилась головой, в глазах потемнело, и она потеряла сознание. Последнее, что Лариса видела, – оранжевые мячики апельсинов, скачущие по грязноватому снегу. Когда она пришла в себя, мячики куда-то подевались, перед глазами был не серый снег, а белые квадраты потолка с тускло светящимся белым шаром лампы. Голова невыносимо болела, но усилием воли Лариса посмотрела на черный провал окна, блеклые желтые шторы, обшарпанную тумбочку с неожиданно роскошным букетом цветов в литровой банке с водой. Все незнакомое, враждебно-чужое, настораживающее. Лариса застонала.

– Маша, она пришла в себя! – Голос был знакомый, и Лариса немного успокоилась. Перед глазами замаячило Пашино лицо. – Лариса Петровна, вы очнулись? Лариса, ты меня слышишь? Слышишь, да? Давай я тебе подушку поправлю.

– Отойдите от больной, не надо ее трогать! – Вплывшая в комнату штатная медсестра Маша совершенно не разделяла волнений добровольной сиделки. – И кричать тоже не надо, вы мне всех больных перебудите. Очнулась – и слава богу, чего ей не очнуться-то после сотрясения мозга? От этого не умирают, некоторым, говорят, даже на пользу идет. Как перетряхнет мозги – так они и умнеют, и жизнь налаживается.

Бормоча чепуху, медсестра подняла повыше тощую подушку, проверила иглу, закрепленную лейкопластырем на Ларисиной руке, поправила капельницу. Вторая рука была забинтована, пошевелить ею Лариса не смогла. На лбу тоже была повязка.

– Вам снотворное дать или так уснете?

– Да я только что проснулась! Сколько я спала, что это вообще было?

– Покушение! – тоненьким восторженным голоском пискнула молоденькая медсестричка, протиснувшаяся в неплотно прикрытую Машей дверь. – Киллер или даже два! Вот он вас спас! – Она указала на Пашу, и ее глаза засияли удвоенным восторгом. – Вас уже по телевизору показывали, по двум каналам, по третьему обещали в двенадцать показать, хотите, мы вам телевизор принесем? В восьмой палате есть или из холла… – Она оглянулась, ожидая поддержки, несколько тетенек в больничных халатах, которым удалось просунуть в дверь только головы, согласно закивали. В их глазах плескались море любопытства и капелька восхищения.

– Трепло! – набросилась на нее Маша. – Чего ты сюда приперлась, кто тебя за язык тянет, а? Вот я скажу Олегу Игоревичу, он тебе хвост прижмет. Своих дел у тебя нет? Больные, пройдите в коридор…

– Паша, от чего ты меня спас?

– Стреляли… Во дворе… – неохотно откликнулся тот.

– Стреляли? В меня?! – изумилась Лариса. – Я что, ранена?

Паша замялся, но тут в палату вошел врач:

– Так, это что тут за внеочередной съезд Советов? Посторонних прошу покинуть помещение.

Молоденькая медсестра бочком выбралась из палаты, тетеньки исчезли еще раньше, видимо, врач был строг и спуску никому не давал. При виде его Паша съежился и приблизился к двери, однако в коридор не вышел.

– Вас это в первую очередь касается, уважаемый, – обратился к нему врач, и Паша тоже исчез.

– Доктор, я ранена? Рука или голова? Болит ужасно…

– Вот этой самой головой надо было думать, когда охранника себе нанимали. Где вы нашли этого охламона, наверняка и лицензию не спросили, сейчас в охранники подались все кому не лень. Вы не ранены. В вас стреляли, но этот… ваш… он вас так об асфальт шмякнул, что руку вам сломал в двух местах плюс, судя по всему, сотрясение мозга. И все лицо, извините… Надо вам на него заявление в милицию написать, когда следователь придет.

– Зачем следователь? – прошептала Лариса.

– Так ведь стреляли же. Вот, по всем каналам об этом кричат: как же, известная в городе бизнес-леди Лариса Хрусталева едва не стала жертвой наемного убийцы. Ее спасло то, что охранник тоже открыл стрельбу и ранил нападавших, которым, однако, удалось скрыться на автомашине неизвестной марки. Введенный план «Перехват» результатов, естественно, не дал. Видите, как я хорошо все запомнил? Три раза уже послушал, и четыре съемочные группы послал подальше, да вон они… – Врач подошел к окну, выглянул во двор. – Караулят.

– Так я не ранена?

– Нет, голубушка, если бы не ваш телохранитель, давно сидели бы дома, пили валерьянку. Скажите ему спасибо.

– Да он не телохранитель, а просто водитель, и охранять меня не должен, у него и оружия нет, ни в кого он не стрелял, врут они все. А больше никто… не пострадал?

– Нет, во дворе никого не было, а водитель ваш на вас упал, поэтому целехонек, без синяков и переломов, – вдруг развеселился врач. – Киллер промазал, тоже, видать, без лицензии. Круче некуда, прямо Чикаго! Кстати, там вас ждут. Вы сначала с косметологом поговорите или со следователем, раз уж пришли в себя?

– Зачем мне косметолог?

– Так я же объясняю: ваш… водитель постарался. Ну, вы сами в зеркало увидите. Так как?

– Сначала со следователем, что же он, ждать, что ли, будет, – не колеблясь, выбрала законопослушная Лариса.

– Не он, а она, – еще больше развеселился врач. – Она уже давно ждет, всех тут на уши поставила. Поклонница ваша.

Врач выглянул в коридор и сухим, официальным тоном произнес:

– Заходите, она может с вами поговорить, но недолго.

Дама-следователь прошла в дверной проем боком. Конечно, она перестраховывалась, преувеличивая свои габариты, вполне вписалась бы и во фронтальной проекции, но все равно они были впечатляющими. Примерно метр двадцать по всем показателям, привычно прикинула Лариса и тут же одернула себя – что за чепуха лезет в голову. А интересно, форму она на заказ шьет или у них на складе и такая есть?

– Здравствуйте, Лариса Петровна! – Дама лучилась почтением с легким налетом полагающегося по такому случаю беспокойства. – Позвольте представиться: меня зовут Ольга Максимовна, следователь прокуратуры, я буду вести ваше дело, и большая ваша поклонница. Как раз хотела на будущей неделе к вам прийти, записаться (пухлые щеки Ольги Максимовны покрылись девичьим румянцем), но вот видите, какая беда. Не волнуйтесь, мы этих мерзавцев непременно найдем, я вам обещаю. Для вас я все сделаю!

«У меня все поклонницы большие», – усмехнулась Лариса, но неожиданно возникшая боль в руке превратила улыбку в гримасу.

– Вам больно? – забеспокоилась Ольга Максимовна. – Вызвать врача?

– Нет, все в порядке. Вы хотите меня о чем-то спросить?

– Да, конечно. Уж извините, но так положено. Я быстро. – И привычно оттараторила: – По факту вооруженного нападения прокуратура Ленинского района возбудила уголовное дело по статье УК «Покушение на убийство». Скажите, вы кого-нибудь подозреваете? Вам кто-нибудь угрожал? Конкуренты или враги?

– Конкурентов у меня нет. Теперь уже нет. Я как… паровоз среди детских машинок. А те, что есть, так, по мелочи – ну, они же интеллигентные люди, врачи, психологи, могут гадость сказать за спиной, но чтоб такое… Нет, никого. А враги… У меня своеобразный бизнес, тут все немного по-иному, то есть без стрельбы. Насчет угроз… Я не знаю, насколько это серьезно… но дня два назад мне прислали письмо, точнее, положили в ящик для записок, который стоит в офисе. Там чушь какая-то: мол, ты не умеешь смотреть вперед, слишком много на себя берешь, и подумай, как бы хуже не было, тебе руки укоротить – раз плюнуть… Но от кого – не знаю.

О том, что почерк был знакомым, Лариса умолчала. Ей необходимо обдумать все самой, но пока у нее на это нет ни сил, ни времени.

– Записка у вас осталась?

– Нет, я выбросила сразу. Зачем хранить всякую гадость?

– Хорошо, я выясню у вашей секретарши, не было ли еще записок или звонков с угрозами. А вы уж, пожалуйста, вспомните с самого начала: кто мог желать вам зла? Ну, может, из тех, с кем вы начинали? Или вам кто-то просто завидует – судя по записке. Или ваш муж…

– Про мужа я ничего не знаю, мы не виделись много лет! – Лариса дернулась, от резкого движения у нее закружилась голова, и она опять, как тогда, во дворе, потеряла сознание.

Почти в таком же полуобморочном состоянии она находилась тогда, три года назад, спускаясь по трапу самолета и опираясь на руку случайного попутчика. Он что-то спрашивал, она отвечала, не понимая, о чем они говорят. Прямо у трапа самолета, вопреки всем строгим таможенным правилам, ее ждал незнакомый мужчина. Увидев Ларису, пожал руку таможеннику, встречавшему пассажиров, и бросился к ней:

– Лариса, здравствуйте! Вы меня не узнаете? Я адвокат вашего мужа. Помните, мы встречались у нотариуса?

Лариса не помнила, но равнодушно кивнула.

– Меня зовут Игорь Властимирович, Беляев Игорь Властимирович. Можно просто Игорь, мое отчество все равно никто не может выговорить. Вадим просил меня вас встретить и помочь, чем можно. Он ведь написал вам записку? Дайте мне билет, пока вы проходите паспортный контроль, я получу ваш багаж и встречу у выхода.

Непостижимым образом Игорь со сложно выговариваемым отчеством просочился через никелированные ограждения таможенного поста, на которые напирала одуревшая от полета толпа пассажиров, и исчез. Через десять минут он ждал Ларису у выхода с ее сумкой в руках, проводил к своей машине. В полном молчании они доехали до дома, Игорь искоса посматривал на Ларису, но заговорить, похоже, не решался. Он привез ее к дому Вадима, откуда она семь дней назад в качестве счастливой новобрачной отправилась в романтическое свадебное путешествие. И только поняв, что ее привезли не домой, что она действительно вернулась к какой-то новой, непонятной, так и не начавшейся толком жизни, Лариса догадалась наконец спросить:

– Игорь, раз вы адвокат Вадима… Вы знаете, что произошло? Я ничего не поняла. Вадим написал, что вы мне все объясните.

– Я объясню, непременно. Но давайте завтра? Вам надо отдохнуть, выспаться.

– Сегодня! Я все равно не смогу спать. Очень вас прошу. – Лариса смотрела умоляюще.

В квартире Игорь вел себя как свой человек, включил свет, открыл форточки, сварил кофе, нарезал лимон, достал коньяк, сыр, фрукты. Лариса пить отказывалась, но он настаивал, что ей это необходимо, а у нее не было сил сопротивляться. И она выпила, вяло удивляясь, как это можно пить. Игорь внимательно смотрел на нее, то ли раздумывая, с чего начать, то ли прикидывая, как она отнесется к тому, что он намерен ей рассказать.

– Итак… Ваш муж путем красивой комбинации… ну, если не подыскивать слов, украл три миллиона долларов. Комбинация, повторю, красивая, потому что придумывал ее я. Если вам интересно, то в двух словах: был подряд на обновление госрезерва, его фирма выступила генеральным подрядчиком, а предприятия А и Б – субподрядчиками. Некий банк выступил поручителем по банковской гарантии. Однако какая жалость, субподрядчики не выполнили своих договорных обязательств, да еще и обанкротились. А упало, Б пропало, что осталось на трубе? – Игорь посмеялся собственной шутке в одиночестве, что его, впрочем, не смутило. – Обиженным остался банк, но это, прошу заметить, отношения гражданско-правовые, а не уголовные, и, стало быть, в случае чего, мусолиться могут до бесконечности. Самое главное, сделано все так, что предъявить к нему какие-либо претензии с точки зрения закона невозможно, потому что Вадим как директор следовал строго условиям договора, и его вину в случившемся никогда и никому не доказать. То есть состав преступления отсутствует. Как не доказать и то, что предприятия А и Б созданы нами и нами же обанкрочены. Просто и изящно, правда? Деньги он вложил в акции. Они, как бы это сказать, виртуальные, потрогать руками их нельзя, они существуют только в реестре акционеров. Хотя это вам неинтересно, – спохватился Игорь. – Важно то, что акции записаны на имя его супруги, то есть на вас, Лариса. Он хотел бы, чтобы вы с моей помощью, конечно, обратили эти акции в деньги и переслали ему туда, за границу. Как это сделать, я вам объясню.

– Но зачем все это? При чем тут я? Почему он сразу все эти акции… миллионы не взял с собой?

Игорь усмехнулся и стал объяснять голосом взрослого, разбирающего с нерадивым дитем параграф из грамматики за второй класс:

– Это невозможно, потому что никто не позволил бы ему вывезти такую сумму наличными. Банковский перевод вызовет ненужные вопросы. Хранить деньги дома в кладовке тоже невозможно, поэтому мы… он вложил их в акции. А записали на вас для подстраховки: даже в том случае, если бы, вопреки нашим расчетам, менты… извините, правоохранительные органы смогли бы за что-либо зацепиться, то имущество принадлежит вам, и прежде чем его конфисковывать, надо еще доказать, что это те самые три миллиона. А вы скажете, что выручили их от продажи бабушкиных бриллиантов, доставшихся вам в наследство и потому не являющихся общим имуществом супругов. Но на это нужно время. Конечно, на самый крайний случай у меня для вас в запасе более правдоподобная история. – Игорь заметил выражение лица Ларисы и поспешил ее успокоить: – Впрочем, до этого, гарантирую вам, дело не дойдет. Просто на завершающем этапе мы не имели права рисковать, даже если риск – один процент из ста. Решили так: Вадим уезжает, а вы не спеша, за несколько месяцев или даже за год, обращаете акции в деньги и передаете ему.

– Но почему он вам это все не оставил, раз вы вместе придумали? Мне-то зачем? Я не умею, не знаю…

– Я вас научу, объясню, что делать. А взять это на себя я не могу, я слишком много вложил в свою карьеру, чтобы так рисковать. Да и уезжать из страны не собираюсь. Языкам папа с мамой не научили, работать мне нравится здесь. Это уж пусть наш месье Вадим в Парижах сидит. А подарить жене – это совсем другое дело, на то она и жена.

– То есть Вадим возвращаться не собирается? – воскликнула Лариса. – А я? Что будет со мной? Или он только для того и женился на мне, чтобы я по его поручению и под вашим руководством переправила сокровища за границу?

От этой догадки Лариса вдруг сразу пришла в себя, освободившись от противной пелены, окутавшей мысли и чувства с тех пор, как там, в парижской гостинице, она прочитала записку от мужа. То есть от Вадима. И даже выпитый коньяк больше не имел над ней своей расслабляющей власти.

Игорь взглянул на Ларису внимательнее:

– Не ожидал, что вы так быстро просчитаете ситуацию. И так четко. Восхищен и удивлен! Мы рассчитывали, что это произойдет несколько позже… если произойдет вообще. Что ж, тогда не буду вилять. В общем да, так и есть. Обзавестись любящей супругой, которая поможет мужу, попавшему в затруднительную ситуацию, – это так естественно. Словом, нормальный брак по расчету. А потом… как получится. Возможность возникновения взаимной любви до гроба тоже исключать нельзя. Тем более что в данном случае Вадиму посчастливилось совместить полезное с приятным. Но вам остается квартира, машина и некоторая сумма денег, разумеется. Если пожелаете, легко оформите развод, я помогу.

– И сколько все это… стоит? Ну, квартира, машина. Да, гараж еще есть. И бумажки ваши. То есть мои.

– Я уже сказал – три миллиона. Долларов, разумеется. Это только акции. Машина и квартира – тысяч под двести с копейками. А почему вы спросили?

– Потому что хотела попросить надбавки за моральный ущерб. Брак по расчету? Хорошо, давайте считать. Миллиончик баксов за работу, допустим, хотя стоит поторговаться. Так варварски разбить иллюзии романтической барышни, поверившей в любовь до гроба и с первого взгляда! – Лариса слушала себя будто со стороны и удивлялась, что это она все думает и говорит. Она, которая только что не могла сложить в предложение и двух слов, не понимала толком, что объясняет ей Игорь. Она же собиралась всю ночь плакать, а утром звонить Катерине и просить совета. Но словно какая-то посторонняя сила толкала ее дальше. – А это, по-вашему, не стоит пары миллионов? Или всех трех? Вадим пока за границей, руки у него связаны, раз жена ему понадобилась, я правильно понимаю? Вы меня убивать не станете, вам репутация дорога. И потом, вы же не бандиты с большой дороги. Вы комбинаторы. А Остап никого не убивал. Его убивали, а он – нет. Ну, что?

– Потрясающе! – Игорь аплодировал, похоже, от души. – Нет слов! Я понял, почему Вадим выбрал именно вас. Вы великолепны, красивы, умны, далеко пойдете. Очень жаль, что это он женился на вас, а не я. Я, кстати, не женат. Что ж, тогда давайте сразу перейдем к основной части банкета.

– О, еще не все сюрпризы?

– Если честно, я собирался неделю пережидать ваши обмороки и истерики, стать для вас хорошим другом и на правах хорошего друга через недельку-другую предложить вам иной вариант развития событий. Но поскольку истерик, судя по всему, не будет – я восхищен, честное слово, восхищен вашим самообладанием! – давайте поговорим серьезно.

– Только налейте мне еще коньяку, – попросила Лариса, которая раньше никогда не пила коньяк.

Игорь выполнил ее просьбу, но сам пить не стал.

– Вы поняли, что Вадим вас не любит. Увы, это так. Просто ему повезло найти для своих целей женщину, которая оказалась еще и такой… – Взглянув на Ларису, Игорь вдруг смешался, сделал паузу. – Ну, такую, как вы. Он рассчитывал жениться на наивной барышне без кучи смышленых родственников, чтобы она беспрекословно выполняла указания нежно любимого мужа и верно ждала его возвращения. О преданности любящей женщины всегда слагали легенды. Когда вы перевели бы ему все деньги, он просто исчез бы с вашего горизонта. Там, в Париже, его ждет жена, с которой они развелись, но у них великолепные отношения, и, похоже, они не прочь начать все сначала. Старая любовь, знаете ли, мы ведь все трое одноклассники: Вадим, я и его жена, Лена. Он ухаживал за ней еще в школе, потом они поженились. Простите. Жена теперь вы. Тогда, накануне Нового года, он наугад выбрал в агентстве анкеты. Затем пробили вас по ментовской базе – ну, прописка там и все такое, честно скажу, собрали еще кое-какую информацию. Кто-то отпал. И купил вам обоим путевки в Турцию.

– Обеим, – поправила Лариса, пропустив мимо ушей непонятное «пробили по базе». – Как обеим?

– Ну, да-да… обеим. Там имелась еще одна… кандидатура. Вы, конечно, не могли этого знать. Но всегда должен быть выбор, правда? Кстати, Вадим тоже там был, присматривался, наблюдал. Вы подошли ему больше. Помните кошелек, который вы нашли у дверей своего номера? Вы вернули. А она нет. Мелочь, конечно, но… Он смеялся, рассказывая мне, как вы едва не кинулись в объятия какого-то провинциала, приняв его за таинственного незнакомца, и как он вовремя посланной эсэмэской спас вас от грехопадения в новогоднюю ночь. Его номер был соседним с вашим, общий балкон, слышимость хорошая.

Лариса, слушая Игоря, съеживалась и сутулилась, спина перестала ее держать, будто кто-то убрал стержень. Так происходило всегда в неприятных ситуациях – она старалась сделаться незаметнее, чтобы о ней забыли, не трогали, не обижали. И все же Лариса предприняла последнюю попытку спастись:

– Но ведь у нас все было так… Мы одинаково думали…

– Чепуха. Он, наверное, наплел вам о курсах по чтению мыслей? Просто внимательно прочел вашу анкету, там все указано: вы любите желтые цветы, Булгакова, авторскую песню, мечтаете побывать с любимым человеком в Париже.

– Боже, и это вы знаете! – Лариса почувствовала себя голой. – А книга?

– Книга – это вообще, – расхохотался Игорь. Похоже, он получал от этого «сеанса разоблачения магии» немалое удовольствие. – Он купил учебник, отсканировал, наделал ошибок и отнес к вам в издательство.

– А мама, ее подруга?

– Его мама жива-здорова, до выхода на пенсию работала директором гастронома, а он вам про училку в школе сочинил, да? И папочка тоже в добром здравии, дай бог каждому – начальник строительного треста, когда его на пенсию турнули, стал председателем совета директоров, потому что акции успел прикупить… Они, знаете ли, в Финляндии проживают, домик купили в Лапеенранте, там им комфортнее и экология чище, благо денежек папа перевел в тамошние банки вполне достаточно для тихой жизни двух российских пенсионеров. И мамочкиной подруги, конечно, тоже нет в природе. Просто Вадиму надо было освободить вас от работы и охмурить по-быстрому. Извините. Время поджимало.

– Какое время?

– Мое время. Пошел мой отсчет. Я начал свою игру. Слушайте внимательно. Уезжать с пустыми руками Вадим, естественно, не собирался. Он-то действительно хотел показать вам Париж – настоящее романтическое свадебное путешествие, о котором вы, судя по анкете, мечтали. Очень мило. А потом, вернувшись, Вадим собирался без спешки, по доверенности, которую вы бы ему дали, превратить акции в денежки, денежки переправить опять же в Париж, там все запасные аэродромы подготовлены его бывшей супругой. Но я решил иначе – комбинацию пора было завершать, Вадик свою миссию выполнил, он мне больше не нужен. Вчера я позвонил ему и сказал, что в отношении его возбуждено уголовное дело, оформлен ордер на его арест, а менты сработали лучше, чем мы рассчитывали. То есть ситуация развивается по плохому варианту. Но бояться не надо – акции подарены вам, они ваши, мы вовремя подстраховались, и основная схема остается в силе. Поэтому он должен остаться во Франции, а мы с вами здесь будем действовать согласно выработанному плану. Несколько месяцев Вадим будет ждать. Этого времени нам с вами вполне хватит. А затем, когда он поймет, что в нашем дуэте главная партия принадлежит мне, будет уже поздно. Кроме того, я могу сделать так, чтобы он не вернулся в страну в течение ближайших лет пяти. Я ничем ему не обязан.

– Вадим говорил, что вы друзья с детства.

– Да я плевать хотел на эту дружбу! – неожиданно крикнул Игорь. – Как демократично: барчонок играет с сыном прислуги! Я в их школу-то случайно попал, со свиным рылом в калашный ряд. Как я их ненавидел! Ему все купили папа с мамой, диплом, теплое местечко, связи. Машинку на совершеннолетие, квартирку к свадьбе. А я все сам, меня мать одна воспитывала, она трамвай водила всю жизнь – к пяти утра на работу, потом спать, я ее видел редко. Мне было десять лет, она мне на день рождения подарила десять рублей – с ума сойти! А родители Вадика – велосипед с барского плеча. Пожаловали убогому! Но ничего, я все сделал сам. Потому что я сильнее и умнее его. Это моя игра, в которой я его просто использовал. И ваша, если хотите. Это мои деньги. Без меня вы ничего не сможете с ними сделать, только вляпаетесь в неприятности. Ваша помощь будет оплачена. Нет, я помогу вам стать богатой! Просто потому, что вы мне понравились. Квартира и машина, естественно, ваши. И триста тысяч долларов, а? Я помогу вам открыть свой бизнес. Вам хватит на небольшой магазинчик – как это теперь говорят? Бутик.

– Бутик, ударение на второй слог, – поправила Лариса и спохватилась: – А Вадим? Если он все-таки вернется… вы не боитесь?

– Пока боится он. А когда поймет, что к чему, будет поздно. И не таких ломали. И как вы сами изволили заметить, он не убийца, ну покричит, посучит ногами, и все. Останется во Франции со своей Еленой Прекрасной. Или вернется и начнет все сначала, если она его опять пошлет, без денег-то. Это уже его дело. Я свое сделал. С вашей помощью. Что вы решили? По рукам?

– А если я не стану вам помогать?

– Поверьте, я смогу вас заставить. Хотя мне этого очень не хотелось бы. Вы не справитесь с такими деньгами, а с ними надо что-то делать, лежать они не могут. А главное – подумайте, как Вадим обошелся с вами. Да, согласен, придумал это я, но ведь и он не мальчик. Соображал, что делал.

– Убирайтесь. – Лариса хотела произнести это громко и категорично, но получилось тоненько и жалко. – Я вас ненавижу…

– Ну, это уж как водится, – кивнул Игорь. – Конечно, вам надо отдохнуть и подумать. Но зато вы все теперь знаете. Я позвоню вам через пару дней.

Впервые в жизни Лариса поняла, что, оказывается, вполне смогла бы убить человека. Взять и запустить в него вот этой бутылкой. Она видела, так делают в кино. Вероятно, Игорь проследил за ее взглядом, усмехнувшись, похлопал по руке – Лариса дернулась в сторону – и, насвистывая какую-то знакомую и противную мелодию, переместился в прихожую. И когда дверь мягко захлопнулась, Лариса вновь стала собой, и ком подкатил к горлу. Она лихорадочно, царапая кожу, содрала с пальца обручальное кольцо, к которому так и не успела привыкнуть. Помнила про него и проверяла, на месте ли, любовалась игрой света, когда луч попадал на бриллиант. Как она им гордилась, ей казалось, что все смотрят на кольцо и завидуют ее счастью! Чтоб оно провалилось и не мозолило ей палец и глаза! Лариса швырнула кольцо куда-то в дальний угол кухни и зарыдала в голос.

Противный запах, ударивший в нос, был настолько сильным, что Лариса очнулась. Над ней склонилась медсестра, держа в руках ватку с нашатырным спиртом.

– Вы закончили? – обратилась она к следователю.

– Да-да, я уже ухожу, – засуетилась Ольга Максимовна, с трудом отрывая от стула свой вес. – С вашего позволения, я зайду позже. Вы уж простите, но порядок такой. Если вы что-нибудь вспомните, прошу вас, немедленно звоните, вот мои координаты и домашний телефон, в любое время! Поправляйтесь, Лариса Петровна, мы вас очень ждем!

Лариса слабо кивнула, не потому, что была так уж плоха, просто очень не любила врать и старалась никогда этого не делать. А теперь, похоже, ей придется врать много, и разным людям, таким вот, как Ольга Максимовна. А что она должна была сказать? Что год спустя после той беседы на кухне с адвокатом однажды вечером Вадим вдруг объявился на пороге Ларисиной, вернее, своей квартиры и Лариса испугалась до полусмерти, потому что у него, оказывается, тоже остались ключи.

Она собиралась ложиться спать и была в халате, а длинный, мягкий, домашний халат лишает женщину возможности быть независимой и отстраненной, его надо постоянно запахивать на груди. Но Вадим не обращал внимания на ее халат. Это раньше его взгляд был мужским и очень оценивающим, а теперь стал потерянным и невнимательным. Лариса так испугалась, что почти не понимала, о чем он говорит. Вадим тоже нервничал, нес какую-то чушь, сначала о любви, потом об Игоре, который его спас, но потерял контроль над ситуацией, и о том, как он жил в Париже без денег и документов, потом об акциях и о своей бывшей жене, которая его опять предала. Затем требовал вернуть деньги. Кажется, даже угрожал: «Игорь с тобой почему-то цацкается, а я не буду». Лариса заявила, что денег у нее нет, они вложены в дело, и финансового отчета Вадим должен требовать у того замечательного адвоката, которого, спасибо большое, год назад ей порекомендовал. Она позвонила Игорю, тот примчался, и школьные приятели едва не подрались. Лариса указала им на дверь, и они почему-то послушно удалились, видимо решив, что удобнее выяснять отношения без посторонних.

Больше Вадим не появлялся. Когда Лариса спросила про Вадима у Игоря, тот ответил, что теперь у ее муженька возникнет множество иных забот, а ее, Ларису, он больше беспокоить не станет. Неужели это Вадим хотел ее убить? Или напугать? Но он мог сначала поговорить, ведь со времени того странного визита миновало почти два года, и Лариса ничего не слышала о муже. А может, Вадим не захотел говорить, потому что ненавидит ее, купленную за полцены хорошенькую куклу, которая вдруг стала ходить, говорить и думать самостоятельно? И он просто решил убрать Ларису с дороги, убить и стать наследником ее бизнеса – ведь они по-прежнему муж и жена. Она всегда была уверена, что на подобное Вадим никогда не пойдет, но люди меняются, кто знает, что произошло с ним за годы. Только незачем этот гадкий клубок разматывать перед тетенькой-следователем, боготворящей бизнесвумен Ларису, у которой по определению все должно быть в порядке. Скелеты из шкафов нельзя извлекать на свет божий даже при самых неважных обстоятельствах. Будет только хуже. Пусть милиция разбирается сама. Скорее всего, ее просто с кем-то спутали – вот с этой мыслью и станем жить дальше.

Через два дня Ларису отпустили из больницы, прописав постельный режим, и Павел, с утра до вечера маявшийся в приемном покое, отвез ее домой. Он старался не смотреть ей в глаза, мялся и отворачивался, пока она не спросила прямо, в чем дело.

– Лариса, скажи честно, – наедине он мог называть ее по имени, на людях Лариса просила соблюдать дистанцию, – мне уволиться? Ну, чтоб не дожидаться, когда ты пнешь меня под зад? Врач сказал, что это я во всем виноват… – Паша покосился на забинтованную руку.

– Паш, не слушай его. Может, если бы ты меня не… ну, не уронил, я бы уже тут с тобой не рассуждала. Ведь стреляли же. Ты меня собой закрыл. Спасибо тебе! Хотя глупо как-то звучит в данной ситуации. Мама пообещала, что она за тебя теперь всегда будет свечку в церкви ставить.

– Да ладно, чего уж… Она мне звонила. Плакала. А кто стрелял – не нашли?

– Нет пока.

– И не найдут. Я его не видел, ты тоже. Думаешь на кого?

– Не знаю. Вроде не на кого. Дико как-то.

– Может, этот, Игорь… как его?

– Властимирович.

– Ну да. Ты же с ним поссорилась.

– И что меня теперь – убивать? Вряд ли, мелковато. Он жулик, а не мафиози. Записку с угрозами – да, послал. Глупо. Слушай, да ну его к черту! Ты лучше будь добр, съезди в магазин, когда меня привезешь, я тебе скажу, что купить, дома шаром покати, а я в таком виде в магазин не могу. А мама придет – приготовит.

– Ладно, сделаю. Я и приготовить могу, между прочим, кулинарное училище закончил после восьмого класса.

– Да? И что ты тут в водителях пропадаешь? Уже давно в шикарном ресторане работал бы шеф-поваром. А я бы к тебе обедать ходила.

– Нет, у меня мечта была – на юриста выучиться. Как появились платные вузы – я туда, в обычный-то мне поступить не светило стопроцентно. Вот и выучился на свою голову… – Паша замолчал, пытаясь предугадать, какой маневр придет в голову даме, рулившей впереди на новеньком «Мерседесе». Похоже, водительские права дама тоже купила совсем недавно.

Лариса помнила эту историю. Когда ее бизнес только-только начинался, она случайно встретила Пашу в магазине – он разгружал хлеб. Если бы не остановивший ее на бегу дивный запах свежеиспеченного хлеба, Лариса пролетела бы мимо Паши, не заметив, как не замечала тогда никого и ничего вокруг себя, бегая по инстанциям и обменивая деньги на лицензии, справки и разрешения. Он тоже смотрел на нее, не решаясь подойти.

– Ты? – удивилась Лариса. – Ты же вроде работал где-то там, ну…

– В Качканаре, – неохотно подсказал Паша. – Я переехал, вот, работу ищу. Квартиру снял, дорого, работаю где придется.

Выяснилось, что Паша весьма удачно делал карьеру в юридической службе единственного в городе крупного предприятия, и у него неплохо получалось, пока не рассорился с начальством. Штатный юрист – человек подневольный, от него начальство требует не объяснить, почему так нельзя сделать, а найти возможность сделать и не попасться. А если попались, виноват кто? Разумеется, юрист, который недостаточно последовательно отстаивал свое мнение о том, что делать этого не надо было. Плюнул, уволился. Городок маленький, увольнение с завода – вроде как черная метка у пиратов, больше никуда не берут. А в областном центре юристами можно мостить дороги и на диплом Пашиного института экономики управления и права чихать все хотели, потому как покупной, а котируется только старая добрая юракадемия. Вот и горбатится грузчиком, да еще охранником на рынке сутки через двое. Можно, конечно, было бы поваром пойти, но разряд маленький, пока до приличной зарплаты дорастешь, а жить на что?

Лариса предложила Паше стать водителем. Тогда она еще не сдала на права, и джип Вадима скучал в гараже, а ей до черта надоело мотаться на общественном транспорте по делам. Паша согласился, да так и остался рядом с Ларисой.

– Паша, а чего ты до сих пор не ушел от меня? Мог бы и получше работу найти.

– Мне у тебя нравится. И народ хороший. Потом, чего дергаться, я в академии учусь, второе высшее, стаж у меня есть, а к лету и диплом будет приличный. Тогда уж…

За разговором Лариса не заметила, что они давно приехали и машина стоит возле подъезда. Она взялась за ручку, но вдруг, вспомнив события того злополучного вечера, испугалась и откинулась на спинку сиденья. Паша мгновенно все понял, выскочил из автомобиля, осмотрелся и распахнул дверцу с Ларисиной стороны. Подал ей руку, проводил до двери квартиры, чего раньше никогда не делал.

За дверью бодро орала музыка, пахло жареной курицей.

«Мама», – с тоской подумала Лариса. Черт, она ведь просила не сообщать маме дату выписки. Так хотелось после больницы побыть дома в тишине, одной, потрогать руками знакомые вещи и, наконец, успокоиться, забыть о произошедшем. А мама будет жалеть, сетовать на то, что Лариса занимается таким делом, «за которое могут и убить», и она, мама, всегда ее предупреждала, и что никогда не поздно все бросить и жить как раньше, как живут нормальные люди. Лариса пыталась ей объяснить, что, как она, живут и вполне нормальные люди, она под страхом смертной казни не променяла бы этот сумасшедший ритм на размеренность прежнего бытия, и не всем на роду написано варить борщи, менять памперсы, проверять уроки и ждать мужа с работы. Но мама была непоколебима и не теряла надежды наставить дочь на путь истинный. Постепенно Лариса перестала с ней спорить. Прежняя близость послушной маминой дочки и любящей мамочки исчезла, дочка выросла, а мама никак не хотела с этим смириться, и все шло как-то вкривь и вкось… Хотя странно, мама никогда не готовила жареную курицу, считая ее блюдом для вокзальных буфетов. Но пахло курицей, точно. Паша вопросительно смотрел на Ларису, ожидая, что она позвонит в дверь или достанет ключи.

– Спасибо, Паш, в магазин не надо, раз мама дома. Слышишь, как пахнет? С голоду точно не помру. Приезжай завтра часам к десяти, поедем на работу. И не говори ничего. Будешь спорить – вызову такси. Все. Пока!

Лариса нажала кнопку звонка. Дверь распахнулась. На пороге стоял Сергей Петрович в кокетливом фартучке и с полотенцем через плечо.

– Привет. Проходи. Или так и будешь стоять? У меня курица сгорит. – И, не дожидаясь ответа, удалился в сторону кухни.

– Откуда у тебя ключи? – удивилась Лариса.

– Ах, это… Я их у приятеля твоего позаимствовал, у Властимировича. Он тут заходил, все про бумаги какие-то спрашивал, зануда. Мы с ним пообщались, и он мне их подарил, задобрить хотел, наверное. И в самом деле, зачем ему ключи от твоей квартиры?

– У него еще с тех пор… От Вадима. Они же друзья. Я и забыла совсем, что он их не вернул и хранит ведь столько лет, надо же.

– Ну да. Таких друзей надо мочить в сортире, как учит нас президент. Я тебе завтра замки поменяю. Могла бы и сама сообразить.

– Сережа, а о чем вы с ним… разговаривали?

– Да так, о всяких мелочах. О чем с ним можно разговаривать? Мы, собственно, под дверью столкнулись. Рано-рано два барана… Да плюнь ты на него! В душ пойдешь или поедим сначала?

– Есть хочу ужасно! Я еще удивилась – почему курицей пахнет так вкусно, мама курицу за еду не считает. Я рада, что это ты, а не мама, у меня на нее сил нет.

– Понял. Я ей позвонил, сказал, что тебя выпишут завтра.

– Спасибо! Сережа… А ты чего тут? Что-то случилось?

– Я у тебя жить буду, – радостно сообщил Сергей Петрович. – Чтобы ничего не случилось. А то телевизор посмотрел – и занервничал, а мне нервничать доктор запретил. У меня язва. А еще у меня воды горячей нет, на неделю отключили. Вот я и решил пока к тебе перебраться. Готовить не буду, не умею. Купить и погреть могу, а чистить там и прочее – перебор. Прибирать тоже не стану. Стирать будешь сама, машину я починил, и шнур там у тебя был ни к черту, грелось же все. Спать устроюсь в кабинете. Надеюсь, призрак твоего благоверного на меня не обидится. Возражать бесполезно. Пока тех подонков не найдут, я буду жить здесь и ходить с тобой на работу. Все.

– А сам работать не станешь?

– У хорошего руководителя работа не останавливается и в его отсутствие, к твоему сведению. Привезу тебя – и на работу. При условии, что ты из офиса ни шагу. Если куда-то надо – звонишь мне. Дай телефон.

Он повертел в руках Ларисин мобильник, усмехнулся (ну да, черный со стразами – это перебор).

– Вот, теперь мой номер искать не надо, нажмешь эту кнопку, и все.

– Да зачем?

– Я сказал – пока все не выяснится. Чего ты ко мне пристала? Я спать хочу. Посуду сама в машину покидаешь?

– Я и вымоюсь сама.

– Вот тут бы я помог. Ну, нет так нет. Я пошел. – И, совершенно не интересуясь Ларисиным на сей счет мнением, Сергей Петрович отправился спать.

– Сереж, постой! Я давно спросить хотела. Почему тебя все зовут по имени-отчеству?

– Да хрен его… извини. С армии еще так. Петрович, Петрович. Ну а теперь я уж старенький, уважают, значит.

– Ну тебя! – Лариса проводила его взглядом, затолкала тарелки в посудомоечную машину, кое-как (хорошо еще, что в гипсе левая рука) вымылась и с наслаждением растянулась на широченной кровати. Нет, действительно правду говорят – если вам кажется, что плохо живете, возьмите в дом козу. Через пару дней поймете, как были счастливы раньше, до козы. А когда вы от нее избавитесь, вы и вовсе будете на верху блаженства.

Лариса никогда не любила эту квартиру, оставленную ей Вадимом, и поначалу очень жалела, что, переехав сюда из своей нежно любимой однокомнатной красавицы, не собралась купить новую. Теперь, вернувшись из больницы, с ее запахами и постоянным присутствием чужих людей, она неожиданно осознала, что вернулась домой.

В том, что Лариса осталась жить в квартире Вадима, был косвенно виноват опять же Сергей Петрович. Тогда, три года назад, после ухода адвоката, раздавленная его информацией, Лариса, даже не плача, а тихо поскуливая от унижения и безысходности, забилась с ногами на какое-то хитроумное кресло размером с небольшой диванчик и стала там жить. Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни двигаться. Она не вышла на работу, не отвечала на телефонные звонки, не открывала дверь. Не включала телевизор и не смотрела в окно, чтобы узнать, какая погода. На часы Лариса тоже не смотрела, ей было совершенно все равно, день на дворе или ночь. Время, всегда такое понятное и размеренное, сыграло с ней злую шутку: сначала, за три дня до Нового года, оно вдруг сжалось в тугую спираль, стало быстрым, летящим и упругим… а потом лопнуло, разлетелось на острые осколки. И исчезло совсем. Приходила мама, приносила какую-то еду, которую Лариса обреченно жевала, не чувствуя вкуса, только потому, что мама требовала поесть при ней, зная, что после ее ухода дочь ни к чему не прикоснется. Мама пыталась Ларису утешать, но у нее плохо получалось. Она сама начинала плакать, во всем обвиняла себя: как-то не так воспитала дочь, раз у Ларочки не получается самое главное в жизни – создать семью.

Так прошло несколько дней – сколько точно, Лариса не знала. А потом вот так же, как сегодня, появился Сергей Петрович. Правда, в тот раз его привела мама, похлопотала в кухне и подозрительно быстро ушла, а он остался. Молчал, смотрел телевизор, поминутно переключая каналы и попутно что-то настраивая, и донастраивал до того, что их стало в два раза больше. Он кипятил чайник, резал бутерброды – от хлеба с колбасой Лариса отказалась, чай молча выпила, даже не заметив, что Сергей Петрович щедро наплюхал туда сахара, хотя она сладкий чай терпеть не могла. И тоже стала смотреть вместе с ним телевизор, потому что отворачиваться было глупо, просить его уйти – бесполезно, это она знала по опыту. «Если я чего решил, то выпью обязательно», – дурачился Сергей Петрович, когда Лариса пыталась с ним спорить, что в той, прошлой, жизни случалось крайне редко.

Потом он остался ночевать, утром, не заходя к ней в комнату, ушел на работу, и Лариса проснулась от щелканья дверного замка, а вечером явился снова. Мама в тот день не пришла, и уже за одно это Лариса была ему благодарна – у нее не было сил на маму. Вечером снова молчал, разогрел какое-то мясо, поставил тарелку перед Ларисой. Опять смотрели телевизор. Странность ситуации была настолько очевидна, что она вывела Ларису из ступора, и пока Сергей Петрович с небывалым интересом смотрел ненавидимый им сериал из разряда «про дона Педро», отнюдь не собираясь уговаривать Ларису поесть, заводить беседу, утешать или расспрашивать, она исподтишка рассматривала его. Вечный спортивный костюм, на сей раз чистый, домашний. Ранняя обширная лысина в аккуратной рамочке светлых волос, вполне достойная и уместная, не какая-нибудь половинчатая плешь. Неожиданно ухоженная, будто по трафарету выстриженная борода, явно любимая хозяином, в целом наплевательски относившимся к своей внешности. Тонкий прямой нос. Зеленые в крапинку глаза – рысьи, почему-то всегда думала Лариса, хотя живой рыси никогда не видела. Глаза часто смеялись, гораздо чаще, чем их серьезный хозяин. Спокойная, расслабленная поза физически очень сильного человека, привыкшего к большим нагрузкам и умеющего ценить минуты отдыха. Сергей Петрович был большой и сильный, спокойный, уверенный в себе, и Лариса всегда чувствовала себя маленькой и слабой возле него. Когда она была с ним, ей хотелось по-детски хвастаться своими заслугами, платьями и новыми вещами, ябедничать на своих обидчиков и с упоением слушать обещания, что «он им всем покажет»… А он, как выяснилось, ждал феерического секса и досадовал на ее холодную Снегурочкину сущность.

Эта мысль из прошлой жизни Ларису расстроила, хотя, казалось бы, на общем убийственно-печальном фоне подобные мелочи и вовсе не должны быть заметны. Расстроила настолько, что она зашмыгала носом, а ведь плакать давно уже не могла, не было ни сил, ни желания. Сергей Петрович, не глядя на нее, пересел поближе, взял Ларису за руку, по-прежнему не отрываясь от захватывающих сцен долгожданного обретения мамой потерянного пятьдесят лет назад отпрыска, сама мама при этом умудрилась выглядеть максимум на тридцать. Телевизор стонал, вздыхал и рыдал, а Сергей Петрович вдумчиво вникал в перипетии, держа Ларисину руку в своей сильной, твердой и очень мужской ладони, на которой чувствовались бугорки мозолей. Лариса не удержалась и, незаметно повернув руку, зачем-то тихонько потрогала их пальцем. А потом, пожелав спокойной ночи, Сергей Петрович удалился на боковую. Впервые за много ночей Лариса уснула почти сразу, и ей не снился этот чертов Париж, чертов Люксембургский сад с озябшими каштанами и она сама, держащая за руку любимого мужа.

Утром она проснулась от того, что рядом кто-то оглушительно чихнул. Лариса подскочила. В комнате никого не было, но сладостный, с подвыванием и всхлипами чих продолжался. Вскочив с дивана, Лариса осмотрелась. Чихал лежавший на журнальном столике мобильник, вибрируя и поворачиваясь вокруг своей оси. На дисплее подпрыгивал дикий мультяшный поросенок. На Ларису напал столбняк, но тут, к счастью, в комнату вошел Сергей Петрович с телефонной трубкой в руках. Нажал какую-то кнопку, и телефон замолчал.

– Сережа, он чихал! – указывая на мобильник круглыми от изумления глазами, прошептала Лариса.

– Да? – усмехнулся Сергей Петрович. – Простудился, наверное. Надо ему чайку с медом. Или этот, как его… колдрекс, что ли? Еще хорошо пятки скипидаром. Ты не знаешь, где у него пятки?

– Ну, правда! Я же не сошла с ума.

– Не сошла, не сошла, – сжалился Сергей Петрович. – Это я тебе заказал. Знаешь, в газетке печатают: отправьте эсэмэс с кодом мелодии на номер… Вот я и отправил. Там еще можно было артобстрел заказать, но я побоялся. Хочешь, поменяю?

И тут мобильник зашелся снова, подпрыгивая и мигая.

– Возьмешь? – поинтересовался Сергей Петрович.

Но Лариса трубку взять не могла. Она хохотала. Взахлеб, до слез, до колик в животе. Ей даже пришлось сесть на край журнального столика, на котором надрывался несчастный телефон. Никогда в жизни ничто не могло ее так рассмешить. Много месяцев спустя, вдруг вспомнив нервно чихающий мобильник и свое глупое лицо, Лариса снова принималась хихикать. Отсмеявшись и вытерев слезы, она неожиданно для себя попросила у Сергея… кофе. Ворча под нос о том, что вот де распустились бабы, нет чтоб мужикам в постель подавать, он удалился в кухню, откуда вскоре потянуло запахом кофейных зерен. А Лариса отправилась в ванную комнату. Там она с подзабытым интересом рассмотрела себя в зеркале. Результат ее озадачил. Она вымыла голову. Кардинальных перемен не произошло, но хотя бы было не так стыдно перед Сергеем Петровичем.

Кофе дымился в кружке, ломти вареной колбасы толщиной в палец украшали собой такие же толстенные куски черного хлеба, масла было значительно меньше, примерно на полпальца. Поражаясь себе, Лариса ухватила бутерброд и с жадностью принялась жевать. Украдкой посмотрев на Сергея, не видит ли он, как некрасиво и быстро она уплетает хлеб с колбасой, Лариса вдруг поймала мелькнувшую в его глазах жалость, ту самую, с которой смотрят на любимую, обиженную злыми людьми девочку, жалость, к Снегурочке не имеющую никакого отношения. А может, ей это просто показалось.

– Слушай, ты вчера уснула, к тебе мужик какой-то приходил. Поговорить, мол, ему с тобой надо, кровь из носу. Дело, говорит, очень важное, на миллион баксов. По мне, так слишком наглый даже для таких бабок. Его я выпнул, ты уж извиняй, а визитку вот на, держи. – Сергей Петрович протянул Ларисе визитку и, не удержавшись, хмыкнул: – Властимирович – дал же бог отчество!

– Сереж, я не хочу с ним разговаривать. Я его боюсь.

– И не надо тебе с ним разговаривать. Придет – мы с ним еще раз побеседуем, я не гордый, могу и два раза повторить. Но только три – перебор, спущу с лестницы. Бесплатно. Он у тебя не сильно тупой?

– Я его не знаю совсем. Это адвокат Вадима… – Лариса запнулась, не зная, как объяснить все Сергею, но он понял заминку по-своему.

– Ладно, давай потом. На работу опаздываю. Не открывай никому, вечером приеду, захочешь – расскажешь.

– Сережа, я отсюда уехать хочу – домой, к себе. Мне там лучше будет. Тут чужое все.

– Позднее поговорим. И к тому же там мне жить негде. В кухне тесно, на балконе холодно. В кровать к тебе лезть неудобно, воспользовался, понимаешь, тем, что девушка в затруднительном положении. А тут у вас красота. Все, давай, до вечера. Там в холодильнике колбаса еще осталась.

Но вечером Сергей Петрович приехал не один, а с Катиной мамой. Как потом поняла Лариса, проведя разведку и сообразив, что своими силами не справиться, он вызвал подмогу. Через маму вышел на однажды виденную им Катерину, которая понравилась, изложил ситуацию, попросил о помощи. Катерина приняла решение мгновенно – она попросит свою маму, мама приедет и поговорит. Сергей Петрович удивился, но в указанное место за мамой заехал и привез к Ларисе, сам толком не зная, зачем. Но Катерина оказалась права: ее мама сыграла роль тяжелой артиллерии.

Хотя такое сравнение ей не шло совершенно. Невысокая, худая, с непримечательной внешностью, Дина Борисовна жила феерической жизнью светской красавицы, успешной бизнес-леди, женщины-вамп, чарам которой ни минуты не противятся мужчины. Дважды была замужем, оба ее бывших мужа были талантливыми и успешными: первый, отец Катерины, теперь академик и возглавляет какой-то до сих пор секретный институт, а второй работает в милиции, и ему прочат генеральские погоны. От обоих мужей Дина Борисовна ушла по своей инициативе: от первого – ко второму, а от второго потому, что, по ее собственным словам, поняла – после сорока лет женщине нет необходимости быть замужем. «Слишком со многим приходится мириться, – говорила она, – мужчина на пятом десятке капризен и требователен». Оба бывших Дину Борисовну до сих пор обожали, присылали подарки на день рождения, со всеми своими связями бросались на выручку, если ей или Катерине требовалась помощь.

Теперь у нее был любовник, модный ювелир. Раз в полгода он делал ей предложение руки и сердца, преподнося кольцо или брошь собственной работы. Получив отказ, подарок обратно не брал, и ювелирной коллекции Дины Борисовны могли бы позавидовать многие состоятельные дамы. Изредка он просил ту или иную вещь «напрокат» – для персональных выставок, потом давал ей читать книгу отзывов и радовался, как ребенок, ее похвалам. Она же наслаждалась своей независимостью, даже в гости они с ювелиром ездили каждый на своей машине: если ей захочется с ним поссориться, не придется вызывать такси. Однажды Дина Борисовна, смеясь, рассказала Ларисе и Катерине, забежав на минутку к дочери:

– Представьте – на сей раз не я, а он хлопает дверью и уходит. Я за ним – досказать. Терпеть не могу, когда не за мной последнее слово. Он на газ – и в арку. Я его машину прижала, в итоге – у него оба бока поцарапаны, а у меня только с его стороны! И поделом. К тому же автомобиль все равно застрахован.

Страховая фирма от нее стонала, потому что в мелкие аварии Дина Борисовна попадала примерно раз в две недели, наезжая на деревья и мусорные баки, цепляя припаркованные рядом машины и протискиваясь в гаражные ворота. Вождение автомобиля – единственное, что ей с ходу не покорилось, но и из этой ситуации Дина Борисовна извлекала положительные эмоции. Однажды, когда она мирно припарковалась на обочине, чтобы не ехать в дождь, в нее влетел мотоциклист, молодой парень. Он потом еще год чинил автомобиль и бегал по поручениям, пока со скандалом не был изгнан забеспокоившимся ювелиром. Весной, когда Дина Борисовна ехала на дачу, наперерез ее машине бежала собака, а за ней следом – изнывающий от страсти кобель. Кобеля Дина Борисовна не заметила, и он на бегу влепился ей прямо в правую переднюю дверцу, отряхнулся и помчался дальше. «Вот это любовь!» – искренне восхищалась Дина Борисовна, показывая жестянщику четкий отпечаток влюбленного кобеля. Клерки в страховой фирме морщились, оформляя очередной случай, и предлагали Дине Борисовне сменить страховщика. Она отказывалась, но, получив от них на Новый год стандартную открытку с трогательными рукописными стихами и подписью «И все равно мы вас любим!», посоветовалась с Катериной – может, и правда застраховаться в другой фирме, хорошие ребята, жаль их.

Всю жизнь Дина Борисовна проработала инженером в пыльном проектном институте, а когда он стал загибаться, не побоялась уволиться и начала все сначала. Она ездила челноком в Польшу и стояла на рынке у автовокзала – так купила первую в жизни «шестерку», которую до сих пор и добивала. Позднее, во время однодневной экскурсии в Милан, обзавелась поклонником-итальянцем и через год открыла в Екатеринбурге собственный магазин. Купила однокомнатную квартиру площадью под сотню метров с зимним садом и теперь изводила Катерину бесконечными рассказами о поисках непременно инкрустированного журнального столика и какой-то невиданной кафельной плитки. Приобрела домик в деревне, куда по выходным отправлялась с подругами «на девичник». Сельхозработами Дина Борисовна не увлекалась, две из четырех соток отдала соседям под картошку, а на оставшемся участке водрузила огромный надувной бассейн и веранду для барбекю. На оглушительный визг, смех, песни и винцо подтягивалось полдеревни со своими запасами, и когда на дачку влезли воры, обычно недолюбливающие дачников, аборигены дали им такой отпор, что больше дом не трогали.

Лариса никогда и не понимала, в чем заключается секрет Дины Борисовны. И не красавица, и эгоистка убежденная, и ума, кажется, не блестящего – она привязывала к себе мужчин, будто привораживала. Однажды даже поинтересовалась у Катерины.

– Я у нее тоже спрашивала, – ответила та. – Говорит, что всегда очень любила мужчин и никогда не хотела за них замуж, именно это редкое сочетание их и притягивало.

Действительно, мама Катерины умела в каждом мужчине найти нечто чрезвычайно привлекательное, и неожиданно даже для себя он становился умным, удачливым, талантливым и интересным. Она никогда не понимала нытья подружек насчет всех нынешних мужиков, ее мужчины были экземплярами штучными. Словно высвечивала все нужное, оставляя за кругом света мешающее. Зато и выходя из созданного ей круга, объект вновь становился заурядным, просто-таки шлепался с небес на землю, вероятно, поэтому ее мужчины готовы были оставаться при ней в любом качестве – мужей, любовников, друзей, помощников, коллег. Дина Борисовна очень любила жизнь и пользовалась взаимностью. Талант этот передался и Катерине, но без маминого завораживающего блеска и всепокоряющей энергии.

В тот вечер Лариса поведала маме Катерины все без утайки: о Вадиме, о своей влюбленности и кратком замужестве, передала историю, услышанную от адвоката. Упомянула с негодованием и о его предложении. То, что сказала ей Дина Борисовна, определило ее дальнейшую жизнь:

– Лариса, ничего страшного не произошло. Это просто жизнь. Разная. Интересная. Ты ведь хотела перемен? Хотела?

Лариса кивнула – да, конечно, хотела, но…

– Вот тебе и перемены! Пойми: ничего не закончилось, просто начало такое. Ну, необычное, это же замечательно! Тебе плохо сейчас, я знаю. Но ты полюби себя, пожалей. Представь, что больна, тебе надо лечиться. И лечись. У тебя есть время и деньги – поступай так, как нравится. Сделай ремонт, поменяй мебель. Это будет твой дом, тебе здесь жить. Накупи шмоток. Сдай на права. Пойди к Катерине в зал, в бассейн. Начни что-нибудь делать, через «не хочу». Сидеть нельзя, свихнешься. Скажи честно: ты обратно, в старую жизнь хочешь? Чтобы корректура, три работы, кошка, цветы, Шкирка – ну, это вообще прелесть, Катерина мне рассказывала. И заглядывать в глаза каждому встречному – будьте моим мужем, окажите милость! Ведь нет?

– Нет, – произнесла Лариса.

– Твой адвокат и предлагает тебе выход. Это не он, это жизнь тебе предлагает. Соглашайся. Остальное приложится. Поверь мне – когда у тебя все будет, мужики сами набегут, не оторвать. Вы ведь с Катериной ровесницы? Уже давно пора начинать жить, а не готовиться. Я вот в пятьдесят начала, и то спасибо, что ума хватило. Сейчас сидела бы с бабками на лавке или в поликлинике в очередях. А вам сам бог велел. С адвокатом поговори. Пусть Сергей тебе поможет, – кивнула она в сторону кухни, где соловьем разливался телевизор, а Сергей Петрович без зазрения совести ужинал в одиночестве. – Он мужик дельный, хороший. Тебе пригодится.

– Он женат, – напомнила Лариса.

– Господи, да какое это имеет значение? Я ведь не в мужья тебе его прочу! Что за деление дурацкое – или из тебя можно сделать мужа, или я тебя в упор не замечаю. Муж у тебя уже был, много радости? Не привязывай себя к мужчине. Их в твоей жизни будет много. Вообще, ты знаешь, мужчин должно быть много, потому что они… очень однозначные. Как правило. Один будет щедрым, другой умным, третий классным любовником, четвертый будет тебя романтически любить изо всех сил. Это женщины разные, многогранные, они готовы приспосабливаться. Мужики цельные, упертые, их переделывать нельзя. Просто бери и пользуйся. Если тебе в одном чего-то не хватает – не доставай его, найди другого. Они оба будут тебе еще и благодарны за то, что ты их оценила и не требуешь больше того, что они могут дать. Вот ты ненавидишь Вадима, а зря. Честное слово, зря. Он дал тебе возможность начать жизнь по-другому, это главное. И денежки на новую жизнь, что тоже немаловажно. Ты потом ему еще спасибо скажешь, помяни мое слово. Поговори с адвокатом. Сделай, как он хочет, векселя обрати в деньги, а вот дальше посмотрим. Скажи, что у тебя свои планы.

– Но ведь это деньги Вадима…

– Тебе стыдно их брать? Нехорошо обирать маленьких? Он тебе их подарил. На свадьбу. Подарки забирать обратно невежливо, правда? А деньги должны работать. Если ты все еще белая и пушистая, то сходи в солярий к Катерине и сделай эпиляцию, поможет. Давай так: отдай мне все бумаги, какие есть, и завтра вечером назначай встречу своему Властимировичу. У меня дома. Я подумаю и на него заодно посмотрю. Ты с Сергеем приходи. А завтра утром чтоб была у меня в магазине. Хоть через силу. Ясно? Вон у тебя фломастер лежит – возьми и напиши себе над кроватью большими буквами: «Господь наблюдает за тобой. Постарайся сделать так, чтобы ему не было скучно». И читай вслух по пять раз в день. Вникай.

Лариса поняла одно – раньше с ней никто так не говорил. И мама, и подруги, и любимые книжки всегда объясняли ей, что она должна делать, а что не должна, чтобы приблизиться к идеалу женщины и быть по достоинству оцененной идеальным мужчиной, естественно, одним-единственным на всю оставшуюся жизнь. Она следовала предписаниям дотошно, но результат вдохновлял все меньше. Лариса становилась все идеальнее, но алые паруса не маячили на горизонте. Но она бы никогда не усомнилась в рецепте, единственной достойной в жизни целью считая замужество и привычно списывая все на свою невезучесть, если бы мама подруги не предложила ей совершенно новое блюдо а-ля Григорий Остер – эгоистка под соусом из трех миллионов долларов. Помимо предложенного вариантов было два – можно вернуться к фастфуду в лице Шкирки, уморить себя голодом, наплевав на себя как на пригодный к употреблению продукт, и заняться корректурой, именно ее почитая своим призванием. Но Лариса немного знала себя и понимала, что после всего, что с ней произошло, она уже не станет тихой мышью сидеть в издательстве, беседовать по вечерам с кошкой, забегать на минуточку к семейным подругам, ретируясь, когда приходит с работы Его Величество Подружкин Муж, и ловить на себе тоскливые мамины взгляды. И ждать, ждать, ждать, заглядывая мужчинам в глаза… Дина Борисовна права – жизнь дает ей шанс, и лучше сожалеть о сделанном, чем о том, что сделано не было.

Ночь она провела без сна, в странном возбуждении, даже разбудила Сергея Петровича, чтобы спросить у него какую-то чушь насчет завтрашних покупок. Он просыпаться не пожелал, отмахнувшись от Ларисы, и, перевернувшись со спины на бок, захрапел в другой тональности. А утром началась та карусель, которая кружит ее, не останавливаясь, вот уже три года. Для начала Лариса скупила полмагазина Дины Борисовны, отдав должное ее безупречному вкусу, затем отправилась в парикмахерскую, а потом неожиданно для себя зашла в магазин и купила шикарные обои – бледно-зеленые с бархатно-серебристым отливом и бордюр в тон, на котором были изображены гуляющие по парку дамы и кавалеры. Их она наклеит в спальне, Сергей Петрович поможет ей с ремонтом.

Встреча с адвокатом прошла на удивление мирно. Видимо, он не ожидал, что вторая сторона на переговорах будет выглядеть так представительно. «Наивная барышня без кучи смышленых родственников», – вспомнила Лариса определение Игоря. Под него она не подходила. Дина Борисовна вела себя как королева Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, в покои которой допустили не в меру шустрого аборигена: она была милостива, немногословна и великодушна.

– Знакомьтесь – это мой бывший муж, Андрей Владимирович, – представила она крепкого смурного мужика в черном джемпере и светлых джинсах. – А это тот самый… кажется, Игорь, да? Ну, я тебе говорила, Андрей, адвокат Ларочкиного мужа.

Мужик кивнул адвокату Ларочкиного мужа, равнодушно пожал руку, так же равнодушно пристроил на журнальный столик протянутую Игорем визитку, но свою не предложил. Игорь сразу сообразил, что мужик – начальник, причем такого уровня, что шантрапе вроде Игоря его визиток иметь не нужно. Смутное чувство тревоги – где, черт возьми, он видел этого мужика? – не позволило ему быть привычно развязным, да и вообще разговор пошел как-то не так под сумрачным взглядом Андрея Владимировича. Да, собственно, разговора и не было. Во всяком случае, о предложениях Игоря речи не заходило. Просто Дина Борисовна пригласила Игоря Властимировича на работу во вновь создаваемую фирму, владелицей которой – позвольте представить – будет Лариса Петровна. Ваш труд будет оплачен по достоинству, инструкции Лариса Петровна даст вам позже, сообщила она ошарашенному Игорю и царственным жестом отпустила его на волю. Он мышкой прошмыгнул мимо Сергея Петровича, почему-то не воспользовавшись лифтом, скатился вниз и только в машине вспомнил, где именно он мог видеть этого чертового Андрея Владимировича. По телевизору, когда начальник областного ГУВД генерал-лейтенант Андрей Воротников давал интервью журналистам. Это случалось нечасто, раз или два в год, если происходило нечто из ряда вон выходящее, в остальное время за начальника отдувалась пресс-служба. Просто в генеральской форме он выглядел иначе, чем в надетом на голое тело джемпере. «Блин», – пришел на ум рекламный ролик, в котором выпущенный из катапульты зверек непонятной породы, пролетев из Африки на Северный полюс за бутылочкой колы, не дотянулся до нее буквально миллиметра и вернулся на первоначальные позиции. «Блин», – бормотал зверек с интонацией непередаваемой, но которую сидевший в остывшей машине Игорь воспроизвел с абсолютной точностью. Тягаться с бывшим мужем было все равно что плевать против ветра, а умный Игорь подобных экспериментов не ставил принципиально.

Ларису Дина Борисовна тоже отпустила.

– Лариса, ты пока отдыхай – с недельку. Бумаги, какие есть, оставь, мы посмотрим, все просчитаем, и твой юрист займется оформлением документов.

Вернувшись домой, Сергей Петрович не без интереса рассмотрел обои, ворча себе под нос, что это, конечно, перебор, но бригаду с объекта он снимет и за две недели они управятся, если мебель убрать. Похоже, он был доволен. На следующий день пришли трое молодых ребят, и Сергей Петрович определил им фронт работ. Лариса попросила рабочих старую мебель вынести на помойку, где она не простояла и пяти минут, обретя новых счастливых владельцев. Оставила лишь книги, на них у Ларисы не поднялась рука, уж они-то точно ни в чем не виноваты, и купил их ее муженек, похоже, только по наущению дизайнера, чтобы стол а-ля Александр Сергеевич не пропадал в одиночестве. Методично, получая от этого мстительное удовольствие, вышвырнула все вещи до последней мелочи, оставив почему-то (из мазохистских, не иначе, соображений) чертового кукольного зайца, который вдруг обнаружился среди хлама. А вот обручальное кольцо с бриллиантом, заброшенное в дальний угол после первого визита Игоря Властимировича, не нашлось. Вряд ли ребята, присланные Сергеем Петровичем, рискнули взять его себе, у него на сей счет разговор короткий. Провалилось кольцо в тартарары, как и Ларисин странный, если не сказать хуже, брак. Туда ему и дорога. Пустая квартира с ободранными обоями и забитой книгами кладовкой стала ничьей, безликой, ни о чем не напоминающей, и вопрос о переезде обратно отодвинулся на второй план.

Сергей Петрович торопил мастеров, самолично выполняя самую ответственную работу, мотался с Ларисой по магазинам стройматериалов, неизменно оценивал ее выбор обоев, плитки, плинтусов и карнизов словом «колхоз», но не спорил. Две недели ушло на покупку новой мебели. К концу февраля квартира преобразилась, и спальня получилась чудесной. Ларисе, выросшей в двухкомнатной хрущевке, само наличие спальни с детства казалось главным признаком роскоши. Она до сих пор любила рассматривать этот бордюр, сочиняя про себя отношения между нарисованными персонажами – отличное, кстати, снотворное и более приятное, чем подсчет баранов. Набегавшись за день по делам, Лариса всегда засыпала, сама того не замечая, будто перемещаясь туда, где гуляли нарядные дамы и церемонные кавалеры, и ей снились красивые, как теперь говорят, гламурные сны…

– Будем просыпаться или ну ее к черту, эту работу? – Голос Сергея Петровича вывел Ларису из райского сада и вернул на грешную землю.

Здесь, на земле, чудесно пахло кофе, жареной колбасой и немного болела сломанная рука. Будем просыпаться! Нам надо на работу. Завтракать Лариса не стала, потратив отведенное ей на сборы время на замазывание царапин на лице – да уж, Паша уронил ее от души.

Сергей Петрович отвез ее на работу. Прежде чем войти, как всегда, скептически хмыкнув, прочитал вслух вывеску: «Центр снижения веса «Твоя фигура» – и проворчал что-то вроде «Пока толстый сохнет, тощий сдохнет», но Ларисе было недосуг прислушиваться. Что-то сказал жавшемуся в углу Паше, дал указания секретарше. На выходе, заметила Лариса, проинструктировал охранника, тот кивнул и записал что-то на бумажке. И отбыл по делам. В другой раз Лариса непременно возмутилась бы: кто в доме хозяин, что за секреты? Но ее моментально окружила толпа. Ларису встречали как народного героя. Все сотрудники, а также дамы, пришедшие на занятия, высыпали в коридор, чтобы не пропустить ничего интересного и выразить солидарность с пострадавшей за правое дело. Вот что значит стать жертвой покушения в городе, где работает семь местных телеканалов. Кое-как отбившись от встречающих и оберегая загипсованную руку, Лариса пробралась в кабинет, почти втянув за собой секретаршу, и с облегчением захлопнула дверь перед носом группы поддержки. Народ, пошумев немного в коридоре, разошелся, но неохотно. Всем хотелось дополнительной информации, охов и ахов.

Секретарша Валентина Васильевна – из «бывших», то есть из тех, кто пришел худеть, да так насовсем и остался. Она относилась к Ларисе как к гуру, несмотря на то что была старше начальницы лет на двадцать. Для нее, как и для многих, Лариса Хрусталева была волшебницей, подарившей не просто новую фигуру, а новую жизнь. До прихода в Центр Валентина Васильевна, педагог по образованию, работала методистом в зоопарке и, по ее собственным словам, «ела, как наш бегемот Алмаз». Теперь, потеряв двадцать килограммов живого веса, она летала, как колибри, знала все обо всех и обо всем – и обожала, опекала, оберегала Ларису.

– Лариса Петровна, там вас ждут журналисты. Два телеканала, «Вечерний Екатеринбург» и радио «Си».

– Только этого не хватало! Кто их звал?

– Девочки из рекламного отдела. Говорят, лучшего момента для раскрутки не придумать. Есть информационный повод.

– Ну да… Хорошенький повод. Черт. Что у нас на сегодня?

– Работа с группами, – зачастила Валентина Васильевна, не заглядывая в блокнот. – Две группы у вас, новенькие и «восьмерка». У новеньких второе занятие, НЛП. А у «восьмерки» последнее, вчера должно было состояться, но мы без вас решили не проводить. Вас никто не заменит.

– Ну конечно, лесть должна быть грубой. Я оценила. А что не заменили – правильно, последнее занятие я сама. Что еще?

– Личный прием и…

– Нет, прием отменим, я все равно к вечеру с ног упаду, да еще и с лицом у меня… Отменим. Напишите объявление на двери, ну и будете сидеть здесь до девяти, извиняться. Перенесите на пару дней.

– Завтра новая запись.

– Елки-палки. Хороша же я буду. Давайте журналистов, начнем очередную пиар-кампанию.

На общение с прессой ушло полтора часа. Лариса взяла себе за правило беседовать с журналистами по отдельности. Во-первых, больше шансов, что переврут не все, а лишь часть сказанного; во-вторых, каждый мог потом честно написать, что получил эксклюзивное интервью. Поэтому ей пришлось четыре раза эксклюзивно рассказывать ужасную историю о покушении, уверять, что у нее нет ни врагов, ни конкурентов, выражать надежду на доблестную милицию и убеждать потенциальных клиентов в том, что с сегодняшнего дня работа в Центре снижения веса «Твоя фигура» закипит с удвоенной силой. Лариса с интересом заметила, что к четвертому пересказу история обросла красочными деталями и подробностями, и даже похвалила себя – все-таки к любой, даже самой нудной работе надо относиться творчески. Журналистка из «Вечерки» поинтересовалась, нельзя ли позаниматься по бартеру, Лариса любезно отослала ее в отдел рекламы – там уж девочки своего не упустят. Хотя нужен нам этот бартер, как прошлогодний снег. Но с прессой лучше дружить.

Отдел рекламы легок на помине. Естественно, явились в полном составе. Всем охота поглазеть на поцарапанную физиономию начальницы и разузнать подробности. Лариса немедленно выставила их, оставив только начальницу.

Лариса знала Линду Рудольфовну много лет, еще с тех пор, как, промыкавшись после университета год в школе и возненавидев профессию учителя на всю оставшуюся жизнь, пришла на работу в редакцию «Уральского рабочего». Тогда Линду Рудольфовну звали Лидой и лишь изредка Лидией Ренатовной, она работала машинисткой и каждый день моталась в Екатеринбург из Первоуральска, поэтому досыпала в обеденный перерыв в каморке у завхоза, если, конечно, не было досылов и никто из журналистов не слонялся под дверью с надписью «Машбюро». Вскоре в редакции появились компьютеры, журналисты с грехом пополам научились одним пальцем набирать свои тексты, а оставшаяся безработной Лида окончила какие-то рекламные курсы. И лет пять назад, когда Лариса еще наслаждалась виршами обитателей славного города Куравленко, Линда Рудольфовна уже удачно вышла замуж, распыляла на собственной иномарке и нанимала дизайнеров для оформления новой квартиры, а клиенты строились в очередь у дверей ее шикарного офиса, умоляя, чтобы их рекламную кампанию разработало и провело маркетинговое и рекламное агентство «Линда-лидер». Затем Линда так же шикарно прогорела, поссорившись с мужем, который выкинул ее из дома и из совместного бизнеса. Не убиваясь понапрасну, Линда начала все с нуля, оставив себе при разводе только новое имя, и Ларисе очень повезло, что они начинали вместе.

Это Линда придумала название и логотип фирмы: нарисованный одной линией стилизованный силуэт дамы в широкополой шляпе и романтическом длинном платье, туго перехваченном в талии. Денег на рекламу не жалели, а силуэт утонченной дамы стал настоящим талисманом и маячил с рекламных листовок, значков, щитов, растяжек и уличных экранов. Линде принадлежала и совершенно гениальная идея: всем женщинам, записавшимся на курсы, на первом занятии вручали футболки с логотипом Центра, причем на два размера меньше, чем тот, что был у дамы. И обещали, что после окончания курса маечки будут впору. Они не особенно рисковали, потому что действительно худели все – они очень этого хотели и заплатили за это немалые деньги. А маечки к тому же отлично растягивались, что в какой-то мере подстраховывало организаторов. «Выпускницы» были счастливы зримому подтверждению своих успехов и носили маечки при любом удобном случае, так что Лариса частенько узнавала своих «девочек» на улице не в лицо – всех уже не упомнишь, – а по маечке с лукаво смотрящей из-под широкополой шляпы красоткой.

Линда никогда не приходила с пустыми руками, у нее было полно идей и желания их реализовывать, и Лариса слушала ее с удовольствием. Сначала она решила выпускать журнал. Лариса, как любая выпускница филфака, всегда мечтавшая стать редактором журнала, согласилась, даже не просчитывая варианты. За нее это сделали Дина Борисовна и Линда, и через полгода гламурно-рекламный глянцевый журнал «Вкус жизни» не только вышел на самоокупаемость, но и стал приносить прибыль. Ларисина миссия сводилась к подписанию номера в печать и размещению собственной фотографии на открытии первой полосы, ну, и раз в месяц она не отказывала себе в удовольствии тряхнуть стариной и написать изящное и легкое «Письмо редактора» – строк семьдесят, не более.

Потом Линда придумала создать собственный сайт, на котором помимо всякой соблазнительной информации появился дневник похудения, и, щелкнув «мышкой», любая посетительница могла бы рассчитать необходимые, израсходованные и накопленные за день калории. На сайт не зашел только ленивый. На каком-то конкурсе они даже получили за свой сайт премию. Продажи подскочили до небес, поскольку расчет калорий и неутешительный результат сидения на диете требовали дополнительных консультаций в Центре. Пришлось расширять штат и арендовать новые помещения, в том числе в городах области. Вот и на сей раз, не тратя время на вздохи и пустопорожнюю болтовню, Линда приступила к делу.

– Значит, так. Ты в курсе, что у нас через месяц юбилей?

– Да? – удивилась Лариса. – По-моему, два с половиной года уже прошло, а до трех еще далеко. Нет?

– Не важно, ну кто что теперь помнит? Да, два с половиной. Но в марте все как раз просыпаются после зимней спячки – Женский день, комплименты… – Линда передернулась от отвращения, ее лично Международный женский день бесил до невозможности. – Ну, ты там какую-то лицензию в марте получила, от этого и будем считать.

– В апреле, – поправила Лариса. – Да зачем?

– Праздновать будем. Громко, с гостями и призами. По моим расчетам, количество групп удвоим. И пора нам в Тюмени и в Челябинске расширяться, в область уходить… Помнишь, мы маркетинговое исследование заказывали? Готово оно, там не ниша, а дыра, на танке можно въехать. В общем, не надо хлопать ушами.

– Ого! Вот за что я тебя ценю, так это за планов громадье.

– Слушай, я уже девочкам своим дала задание готовиться, так вот, изволь, текстик: «Центр снижения веса «Твоя фигура» отмечает свой трехлетний юбилей. За это время мы помогли стать стройными, мобильными и привлекательными почти девяти тысячам женщин. Мы подсчитали, что каждая из них в среднем похудела примерно на семнадцать килограммов, получается, что за эти годы мы избавили наших милых дам от ста пятидесяти трех тонн жира, а это целый железнодорожный состав…»

Лариса поперхнулась минералкой, которую задумчиво потягивала из стакана во время чтения. Перед глазами у нее проплыла череда вагонов, груженных некой гнусной субстанцией… но она прогнала из воображения эту картинку, успев все же по старой памяти подумать: интересно, сколько тонн жира входит в вагон и получится ли из этого количества вагонов состав, или автор просто взял цифру с потолка?

– Линда, какая дура это сочинила?

– Да не волнуйся, не наши, это практикантка. Попросили взять девочку из платного вуза, бог с ней, пусть упражняется. Я тебя посмешить хотела. Вот план мероприятий, посмотри, потом поговорим. Со СМИ я договорюсь без проблем, они нас оч-чень любят. Любовь без накруток, а иногда даже со скидками.

– Спасибо, Линда. Я рада, что мы с тобой работаем. Ты меня не бросай.

– Не волнуйся. Своим бизнесом я сыта по горло, лучше на твой поработаю. Боюсь я после всего, что было… – Линда помедлила и спросила: – А ты теперь… не боишься?

– Боюсь, потому что не понимаю, кому это надо. Может, меня перепутали с кем?

– Ну да. У тебя же не сумочку свистнули. Подобные дела без подготовки не делаются. Надо думать, кто.

– Я лучше думать не буду, а то свихнуться можно. И бояться мне нельзя. Я боюсь, что если у меня характера не хватит все сохранить, то без этого вот мне не жизнь. Как наркотик получается. Из меня уже ни корректорша, ни домохозяйка не выйдет. Меня предупреждали, но я не верила.

Линда кивнула, но без улыбки. И почему-то опустила голову. Дверь за Линдой закрыться не успела, а в сужавшуюся щель просунулась голова Валентины Васильевны:

– Лариса Петровна, вам на занятия пора. Девочки пришли, сегодня все раньше даже собрались.

– Да-да, спасибо, иду.

Перед дверью Лариса задержалась и посмотрела на себя в зеркало. То, что она там увидела, ей не понравилось. Наверное, не следовало после больницы выскакивать на работу, надо было с утра хоть в парикмахерскую заглянуть, но самое противное, что ей это и в голову не пришло. Вот до чего дожила! Хороша же она будет, когда ее покажут вечером по телевизору.

Девочки в новой группе встретили Ларису настороженным молчанием, и она сразу поняла, что сегодня ей придется труднее, чем обычно. Лариса взяла за правило: два первых занятия и последнее проводить лично, уже потом отдавая подготовленную группу тренерам и кураторам. Вообще, с новичками было непросто, они еще не верили ей, боялись, что попали к очередным шарлатанам, их отношение надо было переламывать, обычно это происходило на пятом-шестом занятии, когда в их дневниках появлялись первые заметки о потерянных килограммах и сантиметрах. А сегодня добавилась эта криминальная история, вполне подходящая под сценарий очередных разборок не поделивших рынок торговцев. Вряд ли они поверят, что Лариса не знает, кто и за что нанес ей удар, скорее подумают, что дыма без огня не бывает. Но за два с половиной года работы Лариса научилась не бояться враждебности аудитории и знала, как обратить ее в доверие. Начнем, пожалуй. Лариса расправила плечи, покусала губы, улыбнулась – она взяла себе за правило без улыбки не входить в класс – и толкнула дверь, за которой раздавались голоса и смех.

– Здравствуйте, я рада вас видеть! Надеюсь, вы выполнили домашнее задание, оно было несложным. Дальше будет хуже. В прошлый раз мне задавали вопрос – действительно ли, как мы пишем в рекламе, у нас худеют все. Тогда я подтвердила – да, разумеется. Сегодня хочу уточнить – все, кто этого хочет. – Лариса подождала, пережидая прокатившийся по рядам шорох, в устремленных на нее глазах она прочла веселую насмешку и облегчение – ну вот, созналась наконец, все вы шарлатаны, вам лишь бы денег взять.

– Мы все хотим! – выкрикнула бойкая тетенька во втором ряду. – Раз заплатили!

Аудитория одобрительно засмеялась. И Лариса успокоилась – все шло по плану. Она обратилась к веселой тетеньке, попросив ее и еще одну даму с лимонно-кислым выражением пухлой физиономии выйти вперед. Пока дамы пробирались между столов (мебель делали по спецзаказу, чтобы упитанные ученицы могли без проблем втиснуть свои килограммы за парту и не чувствовать дискомфорта), Лариса готовила реквизит, чувствуя, как все напряженно ждут, что им покажут и чем все это закончится. То, что она собиралась сделать, было простеньким приемом, описанным во многих пособиях по корпоративному тренингу, но действовал он безотказно. Лариса знала: если она сейчас нейтрализует самых активных «неверующих», то дальше с группой не возникнет проблем. Поэтому она не спешила, нагнетая любопытство: постелила на свободный стол салфетку, переставила стулья, усадила слегка сконфуженных, но изнывающих от любопытства дам. Валентина Васильевна, всегда стоявшая наготове за дверью, внесла поднос с чайником, из носика которого исходил ароматный пар, парой красивых чашек и блюдцем с лимоном. Она даже не спросила, не нужна ли Ларисе помощь, учитывая ее загипсованную руку, потому что знала – это занятие Лариса не отдает никому. Это ее сольная партия.

– Прошу вас, представьте, что вы мои приятельницы и заглянули ко мне попить чайку.

Дамы смущенно переглянулись, самовыражаться с последней парты было гораздо проще и приятнее, нежели «у доски».

– Вам с лимоном?

Дамы дружно кивнули, плохо понимая, в чем дело.

– Но вы протянули мне пустую чашку, а вы – полную. – Лариса, поставив пустую чашку перед толстощекой дамой, налила ей чаю. Бойкой тетеньке досталась чашка, уже полная до краев, но Лариса как ни в чем не бывало начала лить в нее коричневого цвета напиток. Чай немедленно перелился через край, залил блюдце и блестящей лужей начал расползаться по тефлоновой салфетке. Тетенька взвизгнула, дама, обладательница пустой чашки, ощущая себя в безопасности, захохотала. Ее поддержали, но вразнобой. Выдержав положенную паузу, Валентина Васильевна бросилась ликвидировать последствия аварии. А Лариса уже рассказывала притчу о том, как два ученика пришли к мудрецу, чтобы перенять его науку, и он ответил им, что тот ученик, чей ум переполнен собственными воззрениями, а сердце недоверием, как наполненный до краев стакан, ничего не сможет взять даже у самого мудрого учителя.

– Итак, если вы действительно хотите достичь результата, настройте себя на положительное восприятие информации, и результат не заставит себя ждать. Если же вы потратите силы на то, чтобы убедить меня и себя в бесполезности предпринимаемых усилий, я не смогу к вам пробиться.

И в воцарившейся внимательной тишине Лариса поняла, что победила, теперь все будет нормально, с этой группой не возникнет проблем. Это было пьянящее ощущение: узнав его впервые, Лариса заново полюбила себя и свою новую жизнь, которую ей три года назад неожиданно предложили.

– Вчера мы с вами записали формулу определения излишнего веса. И дома вы наверняка провели все необходимые вычисления. – В классе зашевелились и завздыхали. – Все ясно. А теперь забудьте об этом. И в ближайшие десять дней не подходите к весам. Для начала мы займемся не животом и не бедрами, а головой, ведь именно от головы происходят все наши проблемы. Я знаю, что большинство из вас использовало множество способов, чтобы похудеть: диеты, тренажеры, таблетки, кремы, пластыри…

– Шорты, – пискнул кто-то из задних рядов.

– Шорты, – согласилась Лариса. – Помогло?

В комнате повисло тяжелое укоризненное молчание. Лариса чувствовала, что теперь ее слушают внимательно. На курсах по вдруг вошедшему в моду нейролингвистическому программированию их обучили тому, как расположить к себе аудиторию, заставить слушателей принимать твою точку зрения за свою собственную. Лариса оказалась способной ученицей, тем более что ничего принципиально нового там не рассказывали.

– А как вы думаете, почему? Дело в том, что наш организм боится худеть. Возьмем, например, само слово «худеть». В его основе лежит слово «худо», то есть «плохо, бедно, неправильно». Стоит ли удивляться, что организм не желает становиться хуже, когда мы настойчиво стараемся заставить его похудеть. А вот поправиться, то есть стать «исправным, правильным», – это пожалуйста, с превеликим удовольствием! Полнеть означает становиться полнее, наполняться. И организм упорно гнет свою линию, сбивая нас с пути внезапными приступами голода, услужливо подыскивая благовидные отговорки и оправдания нарушениям диеты. В общем, ведет с нами партизанскую войну. Причем справедливую. Так что же нам теперь – заткнуть рот и уши, выбросить все мысли из головы? Или сдаться на милость победителя? Нет, это не для нас. Мы лучше применим военную хитрость, возьмем силу слов и мыслей на вооружение и сыграем с собственным подсознанием в увлекательную игру, разворачивающуюся по особым правилам. Вы говорите: «Я худею, я на диете, я хочу сбросить вес». А подсознанию не нравится что-то сбрасывать, избавляться от чего-либо. Оно стремится сохранить то, чем уже завладело. Поэтому первое, чему нам нужно научиться, – мыслить позитивно. Вместо «я худею» надо сказать себе: «Я становлюсь легче, изящнее и грациознее с каждым днем», «Я люблю здоровую и полезную пищу», «Мне нравятся физические упражнения». Наше подсознание оперирует образами. Поэтому включим воображение и заставим его работать в полную силу. Представьте себя в наилучшей форме, себя-мечту, представьте подробно, со всеми деталями, в цвете. Какая у вас фигура, кожа, волосы? Вообразите яркое солнечное утро, вы просыпаетесь в комнате с видом на море, легко встаете, принимаете душ или ванну с ароматной пеной, надеваете красивое белье. Посмотрите на себя в зеркало, вы так прекрасны! Затем вы надеваете лучшее платье, оно элегантно подчеркивает вашу великолепную фигуру. Еще пара штрихов, и вы выходите на улицу. Ваша походка легка, ваш взгляд излучает доброту и спокойствие. Мужчины не сводят с вас глаз, женщины посматривают с завистью. Совершенно незнакомые люди делают вам комплименты. Вы встречаете друзей и знакомых, они восхищаются вами, общаться с ними легко и приятно. Вокруг поют птицы, цветы излучают тончайший аромат, ветер приятно ласкает кожу…

Слушательницы смотрели на Ларису завороженно, как бандерлоги на удава Каа, некоторые кивали в такт, даже записывать никто не пытался. Лариса чувствовала, что время занятия подходит к концу, она очень быстро научилась ощущать это отведенное время; мама говорила, что у нее несомненный педагогический талант и совершенно напрасно она не пошла в свое время работать в школу. Было бы сейчас все как у всех. Но с недавних пор «как у всех» было для Ларисы смерти подобно. Она наконец-то ощутила себя особенной, единственной, самодостаточной и независимой от чужих жизненных планов, взглядов и настроений. Она была счастлива.

В конце занятия произошло непредвиденное и недопустимое – за минуту до того, как Лариса намеревалась попрощаться с «девочками», дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась Валентина Васильевна, сияющая так, что хотелось зажмуриться, а за ней – Линда, рекламный отдел в полном составе, бухгалтерия, оба тренера по гимнастике, психолог и еще куча народу… Когда Лариса повернулась к ним, удивленная и недовольная (нарушать ход занятия не разрешалось никогда и ни при каких обстоятельствах), они все зашумели и стали протискиваться внутрь. Лариса не без любопытства наблюдала за тем, сколько, оказывается, человек может уместиться в небольшой аудитории. Но желание присутствовать при важном событии удесятеряет возможности человека, и Валентина Васильевна, человек добрый и отзывчивый, заботясь о ближних, сдерживала себя до тех пор, пока, окинув взглядом комнату, не убедилась, что теперь сюда сможет пролезть лишь кошка. Тогда она взмахнула рукой, и все закричали:

– По-здрав-ля-ем!

Они повергли в изумление не только Ларису, но и убаюканных приятными видениями учеников. Не надеясь на здравомыслие своей секретарши, Лариса перевела вопросительный взгляд на Линду. Та при любых обстоятельствах умела оставаться хладнокровной. Линда подошла к стоявшей в углу видеодвойке и изящным движением фокусника, уверенного в оглушительном успехе, сунула в щель видеокассету, которую держала в руках, и нажала «Пуск». На экране побежали черно-белые полосы, потом появилась картинка – знакомая студия городского телеканала «АСВ» с оранжево-белыми декорациями, заставка первого дневного выпуска новостей. Очаровательная ведущая, которую можно было упрекнуть разве что в неуместной для столь ответственного занятия молодости, звонким девичьим голоском сообщила:

– Мастерская гуманитарных практик провела в Екатеринбурге опрос населения с целью определить человека года. В исследовании приняли участие четыреста человек. По результатам опроса, лидером стал мэр города Аркадий Белецкий. Отвечая на этот вопрос, в номинации «Прорыв года» екатеринбуржцы также назвали руководителя Центра снижения веса «Твоя фигура» Ларису Хрусталеву и депутата Государственной думы, участника избирательной кампании на пост губернатора Свердловской области Антона Ракова. Трем победителям на днях вручат дипломы и оригинальные призы. Это все на сегодня. Через минуту рекламы вы встретитесь в этой студии…

Вновь прибывшие нестройно, но с большим энтузиазмом грянули «ура!», сидевшие за партами их робко поддержали.

– Линда, это… правда? – прошептала Лариса. – Или твоя очередная пиар-кампания?

– Ну, на это ты мне денег не давала, – пожала плечами Линда. – Да и встало бы дороговато. Надо, кстати, спросить у Антона, сколько, – на будущее, уж он-то наверняка знает, хотя зачем ему это? Его теперь рукой не достать. Кстати, он тебе уже и телеграмму поздравительную прислал, знал, получается, заранее. Бланк с Чебурашкой.

Упоминание об Антоне Ларису развеселило. Она попрощалась с «девочками», дав им домашнее задание – выучить записанный ими настрой на похудание, и в сопровождении коллег отправилась в спортзал, куда спешно мобилизованный Паша уже таскал шампанское и свертки с фруктами. «Молодцы, – подумала Лариса. – Жажда – ничто, имидж – все. Никаких плюшек в присутствии клиентов!» В зал пригласили всех желающих; на экранах установленных по углам зала видеомагнитофонов для тех, кто не в курсе, постоянно прокручивали запись, все шумели и целовались, будто человеком года признали весь коллектив.

Все-таки у нас хорошая контора, улыбалась Лариса, кивая, легко прикасаясь своим бокалом к протянутым ей навстречу. Права была Катина мама, когда три года назад говорила растерянной, подавленной, мало что понимающей Ларисе, что если к таким деньгам они смогут прибавить еще и хорошую команду, то успех обеспечен. Команду собирала лично Дина Борисовна, переманивая и переплачивая, и вскоре рядом с Ларисой на тех или иных ролях оказались близкие ей по духу и, главное, очень компетентные люди. Они выкупили у подружек Катерины их бизнес, и Катерина вместе со своими тренерами, массажистами и менеджерами привела в Центр самых первых клиентов. Подтянутые девушки и мужчины отлично смотрелись в рекламных роликах, которыми завалили все местные телеканалы. Рекламщиков во главе с Линдой Лариса нашла сама – много лет проработав в разных газетах, она знала, кого стоит переманить, а уж деньги у нее были. Напуганный и озадаченный переменой участи, Игорь Властимирович, до поры до времени засунув подальше свои амбиции, тоже честно отрабатывал свои ежемесячные две тысячи зеленых американских денег – Дина Борисовна умела быть щедрой даже с теми, кого не ставила в грош. Главбухом стала ее подружка, которую выставили на пенсию, несмотря на весь ее профессионализм и вышедшую из моды мелочную порядочность в расчетах, и с тех пор у Ларисы не возникало никаких проблем с налоговой, где так кстати работала дочь главбуха. Водителем стал Паша, его Лариса привела буквально за руку после той встречи на улице. Паша не соврал, в машинах он разбирался, оставался на работе до позднего вечера, за что Лариса беспрекословно отпускала Пашу на сессии. Самой преданной на свете секретаршей стала Валентина Васильевна, кардинально похудевшая на занятиях одной из первых групп и теперь походившая не на бегемота Алмаза, а на не в меру ретивого, но доброжелательного кенгуру. И даже Шкирка, чей стоматологический кабинет вдруг до зарезу понадобился конкурентам, немедленно продал его с большой выгодой, окончил курсы, коих развелось пруд пруди, и стал штатным психологом в Центре. Вероятно, он и не пошел бы на подобную сделку, но первая же встреча с Диной Борисовной стала для него роковой – он влюбился мгновенно, безмолвно и безнадежно. Безмолвно – потому что распространяться о своих чувствах мама Катерины запретила ему категорически, ее, видите ли, разбирал неудержимый смех каждый раз, когда он пытался достучаться до твердокаменного сердца своей избранницы (смешила Дину Борисовну пятнадцатилетняя разница в возрасте). И безнадежно, потому что в то время Дина Борисовна умело и с увлечением выстраивала красивый роман с известным итальянским модельером, чьи эксклюзивные вещи сделали ее крошечный магазинчик самым дорогим и известным среди городских модниц.

И как-то так получилось, что все в их конторе (Лариса почему-то именно так привыкла за глаза называть свой Центр) относились друг к другу с симпатией, никто никого не подсиживал, потому что каждый делал свое дело, не имея перспектив карьерного роста, а только общие, или, как теперь выражаются, корпоративные, интересы. И все любили Ларису, которую Дина Борисовна умело сделала королевой и которой постепенно передала власть в королевстве. Надо отдать Ларисе должное: как только прописанное Диной Борисовной лекарство помогло ей встать на ноги и обрести душевное равновесие, она поняла, что оказалась на своем месте. До сих пор Лариса пыталась реализовать себя через мужчину, семью, раз за разом разбивая иллюзии, как чашки из любимого сервиза. И вот, когда посуда закончилась, вдруг оказалось, что это не последний на свете и вдобавок не самый модный сервиз. Можно не перекладывать ответственность за свою биографию и самооценку на посторонних товарищей мужского пола, которые ничего тяжелее бутылки пива поднимать не желают.

От мыслей Ларису отвлек Сергей Петрович, впрочем, не предпринимавший для этого никаких усилий. Он просто сидел на куче сваленных в углу ковриков, прислонившись спиной к большому мячу с двумя смешными рожками, и дремал. Лариса уже и забыла, что Сергей Петрович умеет мгновенно засыпать в любой обстановке и просыпаться как ни в чем не бывало. А ведь он, наверное, устает на работе: помотайся-ка целый день по городу, да еще в пробках, подери горло с бригадами по дешевке нанятых гастарбайтеров, которые относительно честно делают то, что умеют, но умеют они лишь пасти баранов.

Лариса направилась к Сергею, но к ней подбежала Валентина Васильевна, свистящим шепотом напомнив, что уже полчаса должно идти занятие у восьмой группы, но половина группы пьет шампанское здесь, а половина болтает в классе, хвастаясь достижениями. Болтать они могли бесконечно, ведь если женщин объединяет на несколько месяцев общее важное дело, то они становятся друг другу дороже, чем надоевшие родственники.

– Валентина Васильевна, покормите потом Сергея Петровича, у вас всегда что-то есть, – попросила Лариса секретаршу и, потихоньку выскользнув из зала, отправилась в класс, где ее ждали «девочки».

Восьмая группа встретила Ларису криком, визгом и аплодисментами. Несомненно, они бросились бы ей на шею, если бы Лариса изначально не взяла себе за правило соблюдать дистанцию между собой и «девочками», которые готовы были с ней по-бабски подружиться, а на пустопорожние эмоции у нее не было ни сил, ни времени. Лариса извинилась за задержку, но заниматься все равно никто не собирался. На последнее занятие все пришли в белых футболках, которые им выдали на первом занятии и строго-настрого наказали не примерять. И сегодня всем было чем похвастаться. В класс специально принесли огромное зеркало, и восторженные дамы скакали перед ним, как первоклашки на перемене, взахлеб рассказывая друг другу о том, что отражалось в зеркале полгода назад и какие именно с ними произошли волшебные изменения.

Обычно на последнем занятии Лариса отвечала на вопросы, дарила книжечки с описанием диет и упражнений, подписывала фотографии на память, плюс полчаса на слезы-сопли-прощания. Но на сей раз ей пришла в голову идея. Она пригласила всех пройти в спортивный зал, благо там все равно сорваны занятия, а зеркала в зале – во всю стену. В зале допивали шампанское и общались, так что группа поддержки выпускницам была обеспечена, и они, слегка сконфуженные, но довольные всеобщим вниманием, завертелись перед зеркалами с удвоенной энергией. И там, в зале, Лариса предложила перенести сегодняшнее «сорванное» занятие на ближайшее воскресенье.

– Давайте устроим открытый урок. Можно приводить детей, супругов и родителей.

– А любовников можно? – поинтересовались из зала.

– Обязательно! Любовников в первую очередь! Только отдельно от мужей. Пусть знают, что вы начинаете новую жизнь, и делают выводы. Устроим в актовом зале дефиле – кому в чем нравится, в нашей фирменной маечке, в вечернем платье или в купальнике. Нет, сначала в том, что вы носили до того, как пришли к нам в Центр, и что стало вам велико. А затем в чем-нибудь новом – купите к воскресенью обязательно, хотя бы мелочь. Заодно договоримся на будущее. Поднимите руки, кто собирается отдыхать в Турции по системе «все включено»? Молодцы, вы можете уже сейчас записаться на продолжение занятий. Нет, в отпуске подсчитывать калории не надо, вы закончили курсы для красивых, успешных, независимых женщин, а не для монахинь. Лучше побольше плавать и вечером не пропускать танцы. А осенью – добро пожаловать к нам обратно, мы открываем клуб «Работа над ошибками» для тех, кто уже посещал наши занятия, но хочет и дальше получать консультации специалистов из первых рук, узнавать о новых методиках и просто общаться с людьми, которые вас понимают.

Дамы грянули «Ура!». Выпадать из контекста им не хотелось, они прекрасно понимали, что один на один с вечно голодной семьей, родственниками, которых надо принимать, и любимыми подружками, предпочитающими болтать за чашечкой кофе (огромный торт прилагается), им не выстоять, и мерзкие лишние килограммы опять наползут на их с таким трудом обретенные воздушные формы. Проснувшийся Сергей Петрович сидел на ковриках и, с трудом сдерживая смех, озирался по сторонам. Лариса посмотрела на него со всей возможной строгостью. Это не хаханьки, а бизнес. Бизнес бывает разный – не только ремонт помещений, как некоторые почему-то думают. Пока народ переваривал новость, Лариса отыскала Линду. В карих глазах Линды плескалось неподдельное изумление.

«Вот так! – удовлетворенно подумала Лариса. – И мы кое-что можем. В сентябре половина групп вернется к нам снова, просто чтобы пообщаться». – И помахала Линде рукой.

Линда в ответ развела покаянно руками и подняла большой палец. Но Лариса и сама знала, что не так давно открывшийся у нее талант «импровизации на финансовые темы», как это определяла Дина Борисовна, уже не раз подсказывал ей идеи, сулившие немалую выгоду для бизнеса. И вообще, если все пойдет по плану, то осенью можно будет позаботиться о хороших саунах с бассейном. Утром организовать группы мамочек с детьми. А на ночь сдавать в аренду. «А раньше я думала о том, куда поеду летом. Деньги откладывала по тысяче, если удавалось. Теперь денег – хоть на Канары. А нет ни сил, ни желания, да и времени тоже». Хотя это чепуха, есть и покруче ее бизнесмены, а ездят по всему миру, догоняют лето. Лариса бы тоже поехала, если бы было с кем, а так – не хочется мозолить окружающим глаза своим гордым одиночеством. На работе его совершенно не ощущается, а дома по вечерам даже приятно, потому что от людей устаешь за день до чертиков. От этих раздумий, которые Ларису давно не посещали (как специалист по НЛП, она позволяла себе иные мысли), она вдруг почувствовала усталость, заныла рука. Черт, когда же снимут этот гипс?!

Сергей Петрович, наблюдавший за ней, подошел, взял под руку, вежливо раскланялся с теми, кто стоял рядом, и, незаметно подталкивая к двери, вывел Ларису из зала.

– Идите-идите, – кивнула у выхода Линда. – Я тут закончу, не волнуйся.

– Сереж, ну что ты меня тащишь? Я и сама пойду.

– Сама ты пойдешь, как же. Не раньше полуночи. Рабыня Изаура, елки-палки.

– Раньше ты говорил – Снегурочка. – Лариса тщетно дергала дверцу со своей стороны, потому что Сергей Петрович ее никогда не усаживал, это джентльменство было ему глубоко противно.

– Я говорил? Ты меня с кем-то путаешь. Стареешь, мать. И не дергай дверцу, это тебе не твоя иномарка навороченная, сейчас сяду и изнутри открою. Ломится, понимаешь.

Сергей Петрович провел изыскательские работы в кармане и извлек ключи. Достал с заднего сиденья свою куртку и тщательно укутал в нее Ларису. Куртка вкусно пахла Сергеем Петровичем, то есть бензином и одеколоном, и Лариса не стала переодеваться в свою шубку, которую, пока грелась машина, принесла заботливая Валентина Васильевна.

– Говорил-говорил. Мол, тебе все равно, сплю я с тобой или нет, потому что я хладнокровная.

– Ну, это перебор. С чего бы я стал такое говорить? Врешь ты все. Я по этой части не теоретик.

– Практик, да? – ехидно произнесла Лариса, неосторожно шлепаясь на непривычно жесткое сиденье.

– Ты меня подначиваешь, что ли? – расхохотался Сергей Петрович. – В таком случае заявляю наперед: я с подзащитными не сплю. К тому же с инвалидами. Ты – Петровна, я – Петрович, будем жить как брат и сестра под одной крышей.

Лариса действительно подначивала, рассчитывая на ни к чему не обязывающую болтовню, ну, может, на привычно-шутливый флирт, но смех Сергея ее обидел. Никогда у нее не получалось заставить его делать или говорить что-то, чего он сам делать или говорить не желал. Он даже не давал себе труда что-либо объяснять, а просто поступал на свое усмотрение, при этом Лариса еще и чувствовала себя капризной и недалекой вертихвосткой. Черт ее дернул с ним кокетничать! Расслабилась, привыкла, что в последнее время Сергей Петрович постоянно рядом. Наверное, она очень устала. Пришлось уткнуть нос в куртку и, чтобы не расплакаться, изобразить вселенскую усталость и полное отрешение от реальности. Сергей Петрович на ее отрешенность чихал с высокой башни, врубил свое любимое «Русское радио», которое Лариса не выносила, и преспокойно крутил себе баранку. Крепче за шоферку держись, баран… это тоже, кажется, оттуда, из «Русского радио», Лариса запомнила этот шедевр с тех давних времен, когда Сергей Петрович звал (Звал! Звал!) ее Снегурочкой, иногда подвозил из издательства домой, а по выходным брал в свою компанию на шашлыки. А какие шашлыки он делал! Лариса их не любила, она вообще была равнодушна к мясу, но Сергей Петрович устраивал из этого мероприятия целое действо, и она просто любовалась его движениями, радовалась его радости, наедалась выше всяких возможностей, лишь бы его не обидеть.

Но это было очень давно, в другой жизни. Лариса исподтишка, спрятавшись в куртку до самых глаз и вдыхая запах сигарет и бензина, наблюдала за тем, как Сергей Петрович ведет машину. Да, она помнила с тех времен – он делает это сексуально. Красиво, спокойно, уверенно, по-мужски решительно, иногда резко, ласково, никогда не раздражаясь, как-то даже покровительственно пропуская вперед подрезающих его дамочек на иномарках и радуясь от души, когда удавалось уйти со светофора первым.

Лариса любовалась его руками, устремленностью, увлеченностью движением. Сергей Петрович любил автомобиль, как женщину, нет, больше, чем любую из своих женщин. Уж машину-то он холил и лелеял, баловал, скучал о ней и постоянно думал про нее. Он любил заниматься с автомобилями, друзья и особенно родственники знали: его можно поднять среди ночи с постели и сообщить, что их машина сломалась посреди дороги, и он помчится, и будет чинить, зима, лето ли, непременно докопается до причины поломки, попутно отрегулирует все, что можно, даст ворох ценных советов на будущее и ничего не попросит взамен за доставленное ему удовольствие. Принципиальный поклонник отечественного автопрома, Сергей Петрович и иномарку не покупал потому, что ее нельзя чинить – она слишком независимая.

«Я тоже независимая… от него независимая… я все могу сама… значит, я как иномарка… Если бы у него был сын, он бы научил его чинить машины, а у него две дочери… и жена. И я еще навязалась».

– Лариса… Просыпайся. Чего ты бормочешь? – Сергей Петрович тихонько гладил ее по плечу. «Русское радио», что удивительно, молчало.

Лариса вздрогнула и ошалело посмотрела по сторонам, она не умела мгновенно просыпаться, как он.

– Приехали? Я пойду.

– Куда ты пойдешь? Сиди! Пойдет она. Выйду, посмотрю. Потом пойдешь. Провожу тебя до двери, вернусь и поставлю машину. Ты хоть воды пока в кастрюле поставь, побольше, а? Жрать хочется! Эти, дуры твои, худеют все – я бы на месте их мужиков удавился. Худая корова все равно не газель.

– Это тоже из «Русского радио»?

– Из жизни. Воду поставь, я по дороге зайду пельмени куплю. Оно, конечно, гадость, но без них еще хуже.

– Купи. Я тоже голодная, только утром поела, и все. И хлеба. И на завтрак что-нибудь, у нас ведь нет ничего.

– И хлеба? Ты худей давай, никаких тебе пельменей, нечего народ дурить. А то навернешь кило пельменей – и весь твой бизнес псу под хвост.

– А если я умру с голоду, то над кем ты станешь издеваться?

Но когда Сергей Петрович вернулся с двумя килограммами пельменей, кастрюля вовсю пыхтела на плите, а Лариса спала в кресле, укрывшись шубой. Задумчиво посмотрев на Ларису, он взвесил в руке пакеты, пошел в кухню и высыпал в кастрюлю оба, мурлыкая себе под нос песенку: «Люблю я макароны, а вот моя невеста их не любит».

Утром Лариса проснулась от громкого разговора, щедро украшенного не вполне цензурными вкраплениями. Сергей, уже выбритый и одетый, сидел за кухонным столом и ругался с кем-то по телефону. Судя по всему, его желали видеть на объекте, а он орал в трубку:

– Не приеду! Вчера еще тебе сказал – разбирайтесь сами. Голова есть? Вот и утрясайте, я вам не мамочка… Да мне плевать!

Лариса, молча постояв в дверях, подошла, глотнула чай из его чашки, сморщилась. Она забыла, что он кладет шесть ложек сахара в стакан. Сама Лариса давно перешла на сахарозаменители, которые Сергей Петрович называл «колесами» и почему-то предрекал ей неминуемое облысение. Глядя на него сверху вниз (очень удобно), она попросила:

– Сереж, ты иди, а? Тебе на работу надо, я понимаю, ты уже столько дней со мной возишься. Я ведь знаю, что ты и в больнице возле меня сидел. Ну кому я, к черту, нужна?

Он с усилием потер лоб, поднялся – Лариса сразу стала маленькой и неубедительной, как и ее точка зрения, – полюбовался на нее с высоты своего положения и сообщил:

– Вот когда этого козла поймают, а ищет его не только милиция, на нее надежды нет, но и прохожие, вот тогда я от тебя съеду. И потребую компенсацию за упущенную выгоду.

– Какие прохожие, Сереж?

– Филолог, елки-палки! Стихов в детстве тебе мама не читала – «ищут прохожие, ищет милиция»? У меня друг в службе безопасности банка, они там ребята толковые, со связями, поищут по своим каналам. Найдут! Давай на работу собирайся, а то тебе уже звонили, верещали, что там у вас война началась. Локальные боевые действия. Я сказал, что ты спишь и будить не велела.

– Ты с ума сошел?! Что у них там?

– У нас тут, Лариса Петровна, митинг, – сообщил Ларисе охранник, которому она позвонила, не полагаясь на Валентину Васильевну. Та всегда впадала в панику легко и с удовольствием. – Акция протеста против деятельности нашего Центра. У нас же сегодня с утра запись в новые группы, люди подходят. Они их за рукав хватают, листовки раздают. Плакатики есть. Телевидение приезжало. Мы журналистов не пустили, пока до вас не смогли дозвониться.

– Идиоты! Не смогли дозвониться – надо было ехать! Пустите журналистов в приемную, налейте им кофе, пусть ждут, я буду через полчаса. Линда на месте? Пусть звонит в районную администрацию, узнает, есть ли у них разрешение на проведение пикета. Если есть – то какой придурок разрешил – фамилию! И сразу мне на сотовый, я еду!

Лариса бросилась из кухни, налетев в коридоре на вальяжно передвигающегося Сергея Петровича. Ударилась о дверной косяк больной рукой, от злости и от боли на глазах выступили слезы.

– Какого черта ты меня не разбудил! Почему везде распоряжаешься! Иди занимайся своими делами, не торчи тут!

Сергей молча развернул ее к себе лицом, пощелкал перед ее носом пальцами, будто проверяя, в своем ли она уме и правильно ли воспринимает действительность. Лариса посмотрела в его глаза, увидела, как по-кошачьи сузились зрачки, еще больше напоминая рысьи, и вдруг испугалась, что он ее ударит.

Сергей Петрович понял ее испуг. Отвернулся, хмыкнув. Снял с вешалки куртку и вышел, даже не хлопнув дверью. Лариса, посидев пару минут на полу в коридоре, взяла себя в руки, точнее, в одну незагипсованную руку, кое-как оделась, вяло похвалив себя за короткую стрижку, которая позволяла ей не суетиться с укладкой, и выбежала на улицу, надеясь поймать попутку. У подъезда стояла знакомая «девятка», Сергей Петрович грел мотор.

– Садись. Найдут этих мужиков – свалю от тебя, не волнуйся. Ты сокровище еще то.

– Сережа, прости меня, пожалуйста… Я растерялась, от страха не подумала… – И по-детски добавила: – Я больше не буду. Правда.

– Ты привыкла, дорогая, что все у тебя в подчинении, но ведь на твоей конторе свет клином не сошелся. Бизнесвумен! Ладно, поехали, посмотрим, что у тебя там.

У входа в Центр действительно маячили какие-то тетеньки, уже изрядно замерзшие. Двое криво держали растяжку с надписью: «Худая корова – еще не газель».

– А что я говорил! – зашелся от смеха Сергей Петрович и отправился дружески беседовать с митингующими, которые, заподозрив в нем единомышленника, приняли его в свои нестройные ряды.

Маячили плакаты типа «Не позволяйте Хрусталевой наживаться на вашем здоровье», «Требуем запретить шарлатанскую деятельность» и еще какие-то картинки – Лариса не стала рассматривать. Бочком, не глядя по сторонам, пробралась к входной двери, проклиная мысленно Сергея Петровича, который именно теперь решил бросить ее на произвол судьбы. Тетки с плакатами показывали на нее пальцем, но взгляды отводили. Зато женщинам, спешившим на презентацию Центра и на запись в новые группы, они раздавали листовки и едва не хватали за рукава. В стороне работали две съемочные группы, видимо, интервью с пикетчиками они уже записали и теперь делали картинку про запас – как же, такой прикол, поссорились толстые с тонкими!

В офисе Ларису тоже ждали журналисты. Линда успела созвониться со многими – Лариса числилась в их поминальниках в качестве ньюсмейкера, от нее всегда можно было ожидать чего-нибудь интересного, да и приплачивал Центр «Твоя фигура» не скупясь, в отличие от большинства себе подобных. Поэтому Лариса могла не спеша изложить свою точку зрения, заранее написанную на шпаргалке, ее подсунула предусмотрительная Линда. Оказалось, что разрешения на проведение пикета у нарушителей спокойствия нет, поэтому Лариса сумела представить ситуацию как спровоцированную конкурентами, которые бессильно завидуют успеху ее Центра, исключительно эффективно работающему по всей области и в соседних областных центрах на рынке столь необходимых народу услуг. Подобной чепухи Лариса на ходу не придумала бы, поэтому была благодарна Линде и решила, что к летнему отпуску надо оплатить ей путевку на хороший курорт.

Митингующие убрались восвояси, вернулся и довольный Сергей Петрович. Радостно поделился добытой информацией: пикет заказали конкуренты из «Клиники доктора Соколова» – новой и весьма нахрапистой организации, за которой стояли московские деньги. Тетенек, в основном пенсионерок, привезли на «Газели» и заплатили за участие по триста рублей. Негусто, но если вот так ходить с митинга на митинг, то за месяц можно заработать нехило, ОМОН бабусек не гоняет, от нанимателей отбоя нет – то на американское консульство наедут, то чьих-нибудь конкурентов попугают, то потребуют освободить из СИЗО очередного авторитета в связи с его хилым здоровьем. Появилось даже некое пиар-агентство «Альтер эго», бесхитростно развесившее по заборам и столбам объявления: «Массовые акции и устранение конкурентов. Промышленный шпионаж». Через него бабусек и нанимали.

Добравшись до кабинета и вяло успокоив квохчущую Валентину Васильевну, Лариса записала в ежедневник: «Мэрия – насчет «Клиники доктора Соколова». У нее, как и у всякого человека ее рода занятий, желающего работать спокойно, имелись свои прикормленные чиновники, к тому же, надо отдать должное мэрии, своих она в обиду заезжим не давала, вот и сеть московских универсамов «Семерочка» так и не смогла здесь развернуться, а какие были планы… «Как бы не пришлось и доктору Соколову менять насест», – со злостью подумала Лариса и, разозлившись, поняла, что настроение входит в привычную колею. Да, нам без боевого настроя никуда – бизнесвумен, как ни крути.

Без стука в кабинет втерся Александр Сергеевич Шкирка. Он работал в Центре психологом с тех пор, как впервые увидел Дину Борисовну и безвозвратно погиб для прочих представительниц прекрасного пола, столь им доселе любимого. Окончил курсы, получил всякие сертификаты, но не в них оказалось счастье, а в том, что Александр Сергеевич (хотя бы в этом он был сродни своему великому тезке) действительно прекрасно понимал женщин, умел внимательно слушать и поддерживать задушевную беседу, а большего и не требовалось. Вдохновляемый своей музой, он стал отличным специалистом, перед дверью с табличкой «Шкирка Александр Сергеевич, психолог» всегда сидела очередь, а на его занятия постоянно пытались попасть дамы, уже окончившие курс. К тому же он уже больше года вел передачу на одном из местных телеканалов, раздавая советы направо и налево, что нравилось ему гораздо больше, чем ставить пломбы и коронки.

– Ларис, привет! Ты как?

С тех пор как Шкирка вернулся с очередных курсов, его голос стал бархатным, а интонации вкрадчивыми, и Лариса уже не раз подумала, что зря заплатила деньги за этот семинар для идиотов. По мнению организаторов, именно таким образом можно было быстрее расположить к себе людей, но лично ей Шкирка стал напоминать кота Базилио в исполнении Ролана Быкова.

– Нормально, только зло берет! Ну дотянулась рука Москвы в провинцию, ничего, справимся. Но зачем начинать со свинства?

– Да не волнуйся ты, нельзя тебе волноваться.

– Почему? – изумилась Лариса.

– Да я так… просто сказал. Пойдем, посидим у меня в комнате психологической разгрузки. Поговорим…

– Не хочу я с тобой разговаривать, у меня все в порядке. Я тебя и не воспринимаю как психолога, уж извини. Меня смех разбирает.

– Что, я такой смешной? – обиделся Шкирка.

– Ты говори нормальным голосом, чего ты выеживаешься, давно хотела тебя спросить, да все некогда.

– Много ты понимаешь, другим женщинам нравится, – обиделся Шкирка.

– Да ладно, ладно, работай, ты у нас молодец, популярная личность. Жаль, нельзя у тебя на консультации посидеть, послушать. Хоть узнала бы, за что тебя так бабы любят.

– Бабы… – сморщил нос бывший стоматолог. – Фу, тебя слушать невозможно. Я с тобой просто поговорить хотел, надо мне.

– Опять про Дину Борисовну? Саша, сколько можно? Побеседуй с Катериной. Если тебе это поможет.

– Ну чего ты злая такая? – расстроился Александр Сергеевич.

– Я не злая, не обижайся. Раньше я тебя любила без взаимности, теперь ты наступил на те же грабли. История всегда повторяется дважды, причем второй раз в виде фарса.

– Любила, как же. Уехала тогда, наврала…

– Ой, Саша, не начинай в сотый раз. Что ни делается – все к лучшему. Сочини себе настрой и повторяй почаще, у тебя же отлично получается.

– С тобой сегодня невозможно разговаривать, я пойду.

– Давно пора, что без толку болтать. Да мне и некогда, я с утра причесаться не успела, не то что кофе выпить. Пойдешь, попроси Валентину Васильевну кофе мне сварить, она делом займется, хоть утихомирится.

Когда за Шкиркой оскорбленно закрылась дверь, Лариса едва не расхохоталась. Ведь угораздило же редкостного скопидома Шкирку влюбиться в женщину, у которой самое легкомысленное отношение к деньгам, какое можно вообразить. Она зарабатывала и тратила, не считая, могла отдать последнее тому, кто просит, и сразу побежать занимать у друзей, благо их у нее – полгорода. Однажды отложенные на покупку квартиры деньги отдала взаймы, без всяких, естественно, бумаг, давнему знакомому дочери, который просто пожаловался на финансовые проблемы. Катерине сообщила потом, между делом, и та лишь руками развела. Должник расставаться с деньгами был не склонен, пришлось привлекать Игоря Властимировича, у которого было полно сомнительных знакомых, незаменимых в ситуациях, когда надо действовать в обход законов и правил. Деньги были возвращены, правда, больше трети суммы ушла на оплату услуг, и Лариса не сомневалась, что и Игорь при этом свое не упустил. Влюбленный Шкирка едва не сошел с ума от всех этих волнений, но на его попытки научить избранницу уму-разуму она реагировала смехом и маханием рукой. Дина Борисовна не только не давала ему никакой надежды, она даже не снисходила до того, чтобы с ним кокетничать, искренне считая сорокалетнего Шкирку мальчиком. Дина Борисовна не принадлежала к тем остро зависимым дамам, которые на каждом углу кричат, что «все мужики сво…, но жить без них невозможно». По-прежнему умела увидеть в любом субъекте мужского пола ярко выраженные доминантные признаки, и донельзя изумленный собой и приподнятый над суетой субъект становился ручным и преданным. Обаяние ее личности было столь велико, что жадный Шкирка довольствовался крохами, хотя, как любой скупердяй, истово верил в возможность прибрать к рукам все. И когда она вышла замуж за своего итальянского модельера, Шкирка недолго утешал себя тем, что Дина Борисовна, корыстная, как все женщины, просто нашла себе более состоятельного партнера. Он прекрасно понимал, что деньги волнуют женщину его мечты меньше всего, и оттого его отчаяние не проходило, становясь все острее.

Размышления Ларисы прервала Валентина Васильевна, уже давно стоявшая в дверях с вопросительным видом и не решавшаяся прервать начальственную задумчивость.

– Кофе? Спасибо…

– Нет, Лариса Петровна, извините, я еще… на минуту. К вам пришли… Из милиции. Пустить?

– А у меня есть выбор? Конечно, пригласите. И кофе на двоих. Вы же будете кофе, Ольга Максимовна? – обратилась она к уже знакомой даме-следователю, и та озарилась смущенной и радостной улыбкой оттого, что ее помнят по имени-отчеству и даже угостят кофе. Обязательно запоминать имена – этому Ларису научила Дина Борисовна.

– Спасибо, спасибо, – заторопилась она и попыталась деликатно присесть на краешек стула, но и всего стула оказалось маловато, чтобы в него точно вписались фундаментальные формы гостьи.

Правда, надо, положа руку на сердце, отметить: дизайн стульев был таков, что любой посетитель чуть больше средней упитанности сразу ощущал свое несовершенство и понимал, что Лариса и ее стройные сотрудники занимаются нужным и важным делом. Мебель Дина Борисовна лично придумывала и заказывала, будучи по делам в Италии.

– Мне сообщили о ваших… о вашей… о провокации.

– Так вы из-за этого?

– Нет, это не наша компетенция… – Употребив это строгое слово, Ольга Максимовна подтянулась и нашла нужную интонацию. – Мы выяснили, что стреляли из газового пистолета, переделанного под стрельбу боевыми патронами. То есть оружие не зарегистрировано. Значит, стрелял непрофессионал, и мы вынуждены были проверить ваши связи, чтобы найти человека, который знает вас достаточно близко и ненавидит. – Заметив изумление на лице Ларисы, она пояснила: – Ну, скажем так – имеет к вам претензии. Мы установили, что вы недавно уволили юриста, говорят, уволили против его желания. За что? Возник какой-то конфликт? Подумайте, не торопитесь отвечать.

Подумайте… Пару месяцев назад Игорь ввалился к ней в кабинет изрядно подвыпившим, в последнее время он вообще стал много пить. Склонился в ерническом полупоклоне:

– Вызывали? Разрешите доложить… по вашему приказанию… явился!

– Ты на часы давно смотрел? – не приняла игривого тона Лариса. – Правильно, полдесятого. Вечера, заметь. Я тебя ищу с трех. Звонили из налоговой. Девочкам в бухгалтерии нужна была консультация, причем срочно. Я тебя просила хотя бы сотовый не отключать.

– Вах! Может у меня быть личная жизнь, слушай? Я человек неженатый, ты меня полюбить не желаешь, несмотря на все мои достоинства. Какой бы мы красивой были па-а-арой… – неожиданно заголосил Игорь.

Лариса со стуком переложила на столе первую попавшуюся под руку папку. Ее не очень выводили из себя Игоревы выходки, но она старалась настроить себя на нужный лад, потому что разговор предстоял неприятный.

– Послушай, Игорь, я знаю, что ты вчера взял из стола у Линды деньги. Тебя видели девочки в обеденный перерыв.

– Ой, видели они! Настучали… Помалкивали бы! Я им сто раз говорил: запирайте наличку в сейф, добегаетесь – нет, без толку. Ладно я – там любой зайдет и что угодно вынесет. Да я и не особенно скрывался. Я не ворую. Просто взял свое. Ты мне платишь ма-ло-ва-то. Мне на девочек не хватает. Девочки нынче дороги. А мне надо было срочно – спешил.

– А ты не многовато прихватил? На сей раз?

– Я твоих денег не считаю, не лезь и ты ко мне. Давай договоримся, раз уж речь об этом зашла, – двух мне мало. Три в месяц, и я к ней в кабинет ни ногой! Кстати, еще вопрос для налоговой, что это за деньги у нее в столе.

– Ты меня налоговой не пугай, я справлюсь. А что касается твоей зарплаты – давай уж сразу пять для круглого счета, чего там пересчитывать каждый раз. Таких работничков, как ты, можно на эти деньги купить с десяток.

– Да что ты о себе понимаешь? – взвился Игорь. – Это мои деньги, мой бизнес! Пользуйся пока. А ты хоть в курсе, что твоего генерала, Катькиного папашу, с работы сняли?

– Угу… Не беспокойтесь, Валентина Васильевна, все в порядке. Игорь Властимирович уже уходит, мы уже все обсудили, – кивнула Лариса заглянувшей на шум секретарше. Та покосилась на Игоря и нехотя скрылась – Игоря в конторе недолюбливали.

– Сейчас. Вот только объясню тебе кое-что и пойду. А ты меня потом ловить будешь за рукав и деньги совать, только я возьму уже не три, а четыре. Ты хоть знаешь, почему твой дорогой муженек до сих пор не вернулся и из тебя эти денежки не вытряс? Не сам, нет, слабо ему, но на все есть специалисты. Подвесили бы тебя за ноги, как Буратино, и ждали, когда денежки сами упадут. И сидела бы ты всю дорогу в своем поганом издательстве, буковки бы в лупу рассматривала, а не делала тут пальцы веером. Молчишь? Правильно. Сначала он ментов боялся. Оттуда ему тебя было не достать, а сюда ему ход заказан. Только никакие менты его не ищут. И не искали. Улавливаешь? Так бы всех и арестовывали за подобные комбинации, весь приличный бизнес сразу и сел бы на нары. Это я ему лапши на уши навесил и документики соответствующие присовокупил – ну, не настоящие, конечно, так – копия постановления о возбуждении уголовного дела и об объявлении его в розыск. – Вступив на профессиональную почву, Игорь немного успокоился. – По факсу там не разберешь, настоящие они или нет. Но на этом нельзя было играть до бесконечности, он все равно со временем обратился бы за помощью к папочке, а тот бы пронюхал, что дела никакого нет и не было, уж у его папаши связи-то партийные еще, что хочешь из-под земли достанет. Пришлось сказать, что я вроде его отмазал: дал взятку в прокуратуре, не обеднеем, мол, и дело прекратили за отсутствием состава преступления. Но возвращаться отсоветовал: пока еще шатко все, могут и снова возбудить. Он не выдержал, приперся лично с тобой отношения выяснять. Помнишь, он к тебе заявился? Ты, между прочим, сразу мне позвонила, сообразила.

Но к тому времени ты так хорошо распорядилась моими денежками, просто умничка, я сам бы лучше не сделал, к тому же все было у меня на виду, что я решил пока подождать. А Вадика пришлось опять… нейтрализовать. Я ему честно сказал, что это ты его кинула, и меня с ним заодно, у тебя вдруг такая крыша нашлась – не подступишься. На генерала Диночкиного сослался, пригодился и мне этот козел. Наше от нас не уйдет, деньги и ситуация под контролем, надо переждать. Вадим мне, конечно, поверил, поскольку взять не мог в свою тупую башку, что я, друг детства, могу его предать.

Но самое смешное: чтобы он под ногами не вертелся и не ныл, да и тебе не мешал, я ему заявил, что его бандиты ищут, которым должок передали, раз по закону вернуть не смогли. Делается так, ты уже большая девочка теперь, сама знаешь, да, киса? Договорился со своими ребятами, они ему все в лучшем виде подтвердили, еле ноги унес. Из России свалил, испугался сильно, что нам с тобой и требовалось, правда? Подался опять по Парижам, да баба его поперла, сообразив, что схема летит, – он ей даром не нужен, в прямом смысле. Сидит сейчас расчудесный сынок Ваденька у папы с мамочкой на шее в экологически чистой стране Финляндии, работает в магазине грузчиком – умотаться! А ты не знала? Вообще, так бы и съездил поглазеть. Я ему обещал. Поедем вместе, а? Короче, прикинь – это все денег стоит, дурочка! Правовое обеспечение бизнеса называется.

– Игорь, я знала, что ты скотина, но что такая изобретательная… хоть в Красную книгу, редкий вид.

– Ах, ах, ах, какие мы тонкие! Двумя пальцами обхватить. За шею. И удавить. Ты-то ведь этими денежками пользуешься и забыла, кто их для тебя добыл. Кинула, как собаке Бобику, две тыщи баксов в месяц – и грызи, не гавкай. Да я это зараз в магазине оставить могу. Кручусь, понимаешь, на трех работах, ничем не гнушаюсь, а ты мои денежки у меня из-под носа хапнула, нас с Вадимом кинула и мораль читаешь. Жадничаешь. Козлом этим, папашкой Катькиным, прикрылась, хорошо, я оценил – против лома нет приема, кроме как переждать. И прав оказался: теперь вот он плевать на тебя хотел, своих дел по горло. Ну, три – по рукам? И я домой пойду баиньки, устал от трудов праведных.

– Приятного сна. Завтра можешь не появляться. Больше не получишь ни копейки, я тебе уже и так переплатила.

– Осторожно, киса! Спрячь коготки, а то ведь тебе их повыдерут вместе со шкуркой те мальчики, у которых Вадик – не я, заметь! – бабки увел. Красиво увел, потому что моя схема! До сих пор горжусь. Они по ментам побегали, поняли, что там ловить нечего, до сих пор Вадика ищут. А я их к тебе подошлю, им ведь не он нужен, а денежки. Только они, киса, с процентами возьмут. Останешься голой, если вообще живой.

– А они до сих пор не догадались, откуда у его жены деньги?

– Зришь в корень, умница! Тут ты мне сама помогла. Выходили они на меня. Я им честь по чести объяснил, что тебе Вадим ни копейки не оставил, денежки у тебя – от любовника, депутата Госдумы Антона Ракова. Он тебе дал, а уж откуда сам взял – не знаю, фигура темная, выскочил, как черт из табакерки, кто за ним стоит, они не поняли, покопались и затихли пока. В Европе свои лимоны ищут. Короче, и тут я тебя прикрыл, но это и переиграть недолго.

– Ладно, все. Пошел вон, – Лариса говорила спокойно и почти беззлобно. – Ты достаточно получил за свои дела. Тридцать сребреников по самому высокому курсу. Удачное вложение. Давай, все. Дверь там. Охранник тебя больше не впустит. И рот закрой, а то выйдешь не сам, помогут.

Игорь поднялся и вышел молча. Попытался улыбнуться в дверях, но улыбка получилась похожая на судорогу, сводившую лицевые мышцы. Лариса поняла, что вот теперь уж точно один смертельный враг у нее есть и он не остановится ни перед чем. Неужели все-таки Игорь стрелял в нее той ночью? Нет, он дрянь, мелкая трусливая дрянь, сам на такое не отважится, а нанимать побоится… Лариса посмотрела на Ольгу Максимовну, которая терпеливо ждала ее ответа, и пожала плечами:

– Он попросил увеличить ему зарплату, мы не сошлись в цене. Работал он в последнее время спустя рукава, пришлось его уволить. Подобные ситуации возникают, к сожалению.

– А ваш муж?

– Не знаю. Я говорила, что мы не виделись более трех лет. – Теперь Лариса спокойно отвечала на этот вопрос.

– Видимо, он скрывается? За ним водятся кое-какие грешки, правда, не по нашей части.

– Не знаю, – сухо повторила Лариса. – Если хотите таким образом выяснить, откуда я взяла деньги, чтобы начать этот бизнес, отвечаю: мне дал их мой любовник, депутат Госдумы Антон Раков. Все вопросы к нему.

Милицейская дама от такой откровенности опешила, а Лариса, опять вспомнив Антона, повеселела. Антон ей очень нравился еще с тех пор, когда они учились в университете – она на филологическом, он на журфаке – и тусовались в одной компании. Антон не закончил, уехал в Москву, поступил в МГУ, потом оказался в Америке, откуда через несколько лет вернулся видным специалистом по пиару, который тогда только начал появляться в России как вид непонятной, но весьма прибыльной деятельности. Пиарщиков нигде не готовили, и те, кто знал в этом толк, ценились на вес золота и оплачивались по тому же принципу. Антон приехал в Екатеринбург как глава предвыборного штаба губернатора, даже не глава, а серый кардинал. Нашел Ларису, они, как много лет назад, мгновенно понравились друг другу. Он был по-прежнему озорной, азартный авантюрист, веселый и легкий, свой парень. Хотя уже не нищий студент, а респектабельный господин с неприлично дорогой машиной и еще более дорогостоящей репутацией отличного профессионала. Почему-то Антон никогда не видел в Ларисе объект романтических ухаживаний или хотя бы прозаических приставаний. Поначалу ее это задевало, женихом Антон был завидным. Вскоре он женился, теперь у него уже двое детей, в общем, тогда Лариса удовольствовалась ролью подруги, точнее, приятельницы.

Антон периодически наезжал на Урал к родителям, которые наотрез отказались покидать нежно любимый город Екатеринбург, и всегда навещал Ларису. Один из визитов совпал с началом ее новой жизни – она рассказала Антону о своем дурацком замужестве и о доставшихся в наследство миллионах. В тот раз Антон на бегу дал ей пару весьма дельных советов. А месяц спустя приехал к ней с предложением. Он заключил пари с кем-то из коллег в Америке. Началось с вполне отвлеченной дискуссии о главных ценностях демократии. Антон утверждал, что хваленая система демократических выборов, которую нынче усердно перенимают в России, сама по себе не стоит ни гроша, то есть ни цента. А вот если в нее вложить гроши или центы, то она работает как швейцарские часы – тихо и безотказно, на радость владельцу. За миллион долларов в нашу Госдуму можно выбрать хоть зайца. Или вот его, Антона, молодого, неблагонадежного, несерьезного и никому не известного с хорошей стороны. Вопрос в оплате качественной пиар-кампании, а уж в этих делах никто лучше его не смыслит, и сам себе он ее устроит по сходной цене и в лучшем виде. Сошлись на том, что если Антон деньги найдет и заполучит заветное кресло, то половину расходов проигравшая сторона ему компенсирует. В любом случае, если он так в себе уверен, депутатский мандат – хорошее вложение средств, и внакладе никто не останется. И Антон приехал просить у Ларисы денег. Она ему дала миллион долларов и даже не попросила никаких бумаг: тогда ей было наплевать на деньги, она не понимала их цену и смысл. Правда, посоветовалась с Диной Борисовной, без нее тогда Лариса не принимала никаких решений и вообще боялась дышать. Мама Катерины, пожав плечами, заявила, что «отдать последний миллион долларов другу – вполне естественно, а если серьезно, то может получиться очень интересная вещь». Лариса невольно оказала Антону и еще одну услугу: когда-то она рассказывала ему о замечательном городе Куравленко, все жители которого поголовно пишут стихи, зачитывала избранные места из виршей, исправно пополнявших ее коллекцию. Антон, чуткий к слову, хохотал до слез. По условиям пари, Антон должен был пройти в Думу от небольшого провинциального города. Он еще раз подробно выспросил у Ларисы про Куравленко и решил, что этот чудный город вполне подходит в качестве испытательного полигона его пиаровских талантов. Лариса не удержалась от соблазна съездить вместе с Антоном на встречу с избирателями.

Город, чистенький и ухоженный, ее очаровал. Пока она гуляла по немногочисленным куравленковским улицам и единственному проспекту, Антон развернул бурную деятельность. Миллиона долларов ему не понадобилось. Половина суммы ушла на то, чтобы фамилия никому не известного Антона Ракова, журналиста по образованию и учредителя никому не известной в Куравленко собственной фирмы «Паблик рилейшнс», оказалась в списке кандидатов на выборы в Госдуму, и на издание трехсотстраничного сборника стихов и прозы «Куравленко – любовь моя». После того как книга вышла в свет и о ней рассказали по местному радио, необходимое количество подписей для выдвижения собрали за пару дней без всяких усилий со стороны Антона. Напротив, немногочисленные активисты избирательного штаба едва справлялись с нашествием добровольцев, желающих помочь. А потом он организовал в местном Дворце культуры строителей поэтический марафон: пять дней без перерыва, днем и ночью местные поэты читали свои стихи, сменяя друг друга, а друзья и родственники подносили им воду и бутерброды. Мероприятие специально приглашенные уполномоченные зафиксировали как мировой рекорд, и куравленковский марафон занесли в Книгу рекордов Гиннесса. После чего трое конкурентов тихо умерли сами, и одного из них еле упросили остаться, чтобы не сорвать выборы и создать требуемую альтернативу.

В день выборов на участках было столпотворение, куравленковцы внесли Антона Ракова в Думу буквально на руках при небывалой стопроцентной явке на избирательные участки. Надо отдать ему должное – деньги Антон вернул, Ларису не забывал, всегда помогал чем мог. А когда она приезжала в Москву по делам, водил в самые шикарные рестораны и одаривал билетами в театр на VIP-места, сам ходил с ней, и тогда в зале шушукались и показывали на них пальцем, потому что Антон уже успел прославиться на всю страну несколькими громкими кампаниями, которые кончились ничем, но всем запомнились.

Лариса не заметила, как ушла следователь. Она попрощалась, и Лариса ей ответила. Удивительно, но в последнее время она научилась не замечать событий и людей, которые ее не интересовали в данный момент. Раньше все желающие пообщаться могли поглощать ее время и внимание в любом желаемом количестве, а теперь она попросту отключалась от человека, внешне оставаясь внимательной и вежливой. И он увядал, оставляя Ларису в покое. Она научилась быть жесткой и отстаивать свои интересы. Плохо это или хорошо, но такой Лариса себе нравилась гораздо больше. Вот только мама не могла принять ее теперешнюю, и они стали общаться совсем мало…

Лариса взглянула на часы – пора собираться с мыслями, ей предстоит произнести «тронную речь», как называли девочки из рекламного отдела ее непременное выступление перед теми, кто пришел на день открытых дверей. Она никогда не говорила по бумажке и даже не готовилась заранее, зная, что живое общение гораздо выигрышнее. Поступала так: выходила в вестибюль, где менеджеры вели запись новичков и убеждали еще сомневающихся, и наблюдала за пришедшими. Придумывала их истории, характеры. Со временем поняла, что угадывает почти стопроцентно. И, придя в зал, начинала говорить, обращаясь к какой-то одной слушательнице, придуманной или угаданной ею. Возникала иллюзия доверительного общения, уходил ненужный напор, излишне гладкие и оттого пустые формулировки. Линда утверждала, что у Ларисы талант психолога-нейролингвиста. Программа похудения, взятая за основу в Центре «Твоя фигура», была основана на системе НЛП: клиентам полагалось внушать, что сейчас они ничто, но, пройдя курс лечения, смогут достичь совершенства. Лариса окончила успешно курсы НЛП, однако систему недолюбливала, потому что по неискоренимой привычке выпускницы филфака свято верила, что человек – это звучит гордо, и первоначальный этап по возможности смягчала, о чем просила и своих сотрудников. Зато занятия во второй половине «семестра» превращались в уроки хвастовства и самолюбования, на которые ее «девочки» летели как на крыльях и подсаживались на них, как на наркотик.

Спустившись в вестибюль и незаметно присев возле крайнего столика, Лариса наблюдала за царящей вокруг суетой. Пикет, похоже, лишь привлек внимание уважаемой публики, тем более что репортаж с места события и ее интервью успели протолкнуть в дневные выпуски новостей на нескольких каналах. За ближайшим столиком сидела женщина лет сорока пяти. Приятное усталое лицо, вес почти в пределах нормы, ну, пара лишних складочек на животе и спине. Многовато косметики, очень дорогая одежда. Ей надо, пожалуй, не столько похудеть, сколько заняться осанкой да подкачать пресс, и все встанет на место. Она привыкла сутулиться, от этого кажется расплывшейся и невысокой. Наверное, женщина недавно встала перед зеркалом и вдруг испугалась, поняв, что ей уже сорок пять. Сын женился и отпускает шутки насчет самой лучшей на свете бабушки, мужу – еще только сорок пять, и у него впереди немало карьерных ступенек… А ей уже не подходит привычный джинсово-водолазочный стиль в одежде, но костюмы на теток приводят в ужас. В общем, все хорошо, а тоска, хоть волком вой.

Историю миловидной шатенки, стоявшей поодаль, Лариса уже знала от девочек – та пришла на запись вчера и честно рассказала, какие обстоятельства привели ее в Центр. Ее муж, один из лучших в городе специалистов по сварке, получил приглашение поработать год в Великобритании. Она с ним поехать не могла, так как дорожит своей работой и не знает языка. Перед отъездом муж вручил ей большую яркую коробку, наказав открыть в день серебряной свадьбы. В коробке оказалась изумительной красоты норковая шубка удивительного розово-палевого цвета, невесомая, летящая и безумно дорогая. Шубка была маловата, очевидно, влюбленные глаза мужа все еще видели жену тоненькой, как стебелек, девочкой; с ней он познакомился в колхозе перед первым курсом и опекал по сей день. Она объехала все меховые магазины, пытаясь найти такую же шубку побольше размером, но муж, позвонив в день годовщины, о которой, надо отдать ему должное, никогда не забывал, и насладившись положенными восторгами, сообщил, что второй такой в городе нет, эту привезли из Канады специально по его заказу. Она должна была поехать к мужу в октябре, в отпуск. И решила, что поедет только в этой шубке назло погоде, лишним килограммам и проискам тамошних защитников животных. Кстати, подумала Лариса, надо будет сказать менеджерам, чтобы предложили ей VIP-группу, пока они плохо работают с новой программой.

Большинство же дам являло собой действительно печальную картину: щеки, плечи, животы, бедра, могучие груди – все это почему-то было упаковано в тесноватые или туго обтягивающие одежки. Очевидно, владелицы излишеств считали, что если уж не нежный трикотаж, то неподатливая джинсовка сдержит напор фактуры и убавит на глазок пару сантиметров, но добивались обратного эффекта. Может, пригласить на одно из занятий дизайнера по одежде? Дамы неприязненно косились на высоченную девицу в чудом держащихся на бедрах джинсах. Бедра были в самый раз, как и прочие части тела. Можно было подумать, что худосочная девица забрела по ошибке на этот праздник жизни. Лариса тоже удивилась бы, но два с половиной года работы избавили ее от подобной реакции. Наверняка девица мнит себя фотомоделью или готовится к конкурсу «мисок», как называли горожане участников городского конкурса красоты «Мисс Екатеринбург», и лишние сто пятьдесят граммов портят ей самооценку. А вообще, молодец девочка – береги вес смолоду. Еще бродили с независимым видом несколько представителей мужского пола. Браво, отдел рекламы! Раньше мужчин не было вообще, а теперь они тоже заглядывают – кто с подругой, а кто и сам по себе. В смешанных группах, конечно, появлялись проблемы, приходилось на ходу что-то корректировать, но зато дамы подтягивались и мобилизовывались невероятно, даже возникали романы, и ради этого стоило рисковать.

Все, кажется, пора идти в зал – Линда у входа уже делает ей знаки. Объекта для вдохновения Лариса сегодня не нашла, наверное, устала за эти дни и стала хуже соображать, да еще всякая мелкая нервотрепка вроде «Газелей» с их митингом протеста. Ну что ж, пойдем по запасной схеме, с которой она начинала и которой пользовалась все реже, а потом и вовсе задвинула за ненадобностью. На первых презентациях Лариса с душещипательными подробностями рассказывала, как сама когда-то была «толстой», мучилась и пыталась привести себя в норму, выработав с годами собственную методику. Эти, как она называла, «страдания» ей сочинил два с половиной года назад специально нанятый журналист, Лариса их усовершенствовала и приспособила к себе. Но тут, стоя в боковом проходе, Лариса заметила Сергея Петровича, который, верный своим намерениям, так весь день и отирался в Центре. Врать при нем Лариса не могла, уж он-то знал, что она никогда не была даже полной и переедание не входило в перечень ее недостатков. Сергей Петрович, удобно устроившись на последнем ряду, похоже, заранее предвкушал отличное развлечение. «Твою мать…» – выражений крепче этого Лариса себе так и не позволила освоить в новой жизни.

А вот бы здорово – сказать правду, как оно и было. Как пришла Дина Борисовна и озвучила идею: «Есть деньги, соберем команду – и будем худеть! Пожизненный спрос тебе обеспечен. Толстые есть и будут, и всегда будут мечтать похудеть. И ведь нет чтоб просто не жрать – дешево и быстро. Они норовят заплатить побольше, но чтобы с этого момента за результат отвечал кто-нибудь другой, а не они. Хотят отдать деньги – надо пойти им навстречу. Раскрутимся при твоих деньгах за полгода». Так и поступили, деловое чутье Дины Борисовны не подвело и на сей раз. Конкуренты в городе появились позже – это были либо заезжие гастролеры из столицы, либо столичные же «представительства», к которым нет доверия у провинциалов, – и серьезной угрозы собой не представляли. Лариса поначалу относилась к клиенткам свысока, считая, что умный человек всегда в состоянии самостоятельно контролировать свои параметры. А потом стала жалеть, поняв, что контролю не поддаются не габариты, а жизнь – то есть все, как было у нее самой. Дело не в весе, дело в нелюбви. Не любят их, они, не видя иных причин, не любят себя. Им не к кому себя приткнуть, не с кем поделиться, и они заедают неприятности пирожными и шоколадом, в котором ученые обнаружили вещества, отвечающие за хорошее настроение. А затем убеждают себя, что их не любят не просто так, не по недосмотру судьбы, а потому что они – толстые! И круг замыкается.

Любимым все равно, они любимы всякие, худые и пухленькие, капризные и самоотверженные, страшненькие и обаятельные, если пожелают – им легко меняться, у них крылья за спиной, им все по плечу. Их трудно убедить в том, в чем они не захотят убеждаться. А нелюбимые идеальны для этого чертового НЛП – им легко внушить, что они – нули, безвольные дуры, расплывшиеся туши. Потом, постепенно и настойчиво, подталкивать их вверх, заставлять подниматься, ступень за ступенью. И происходит маленькое чудо. Они начинают любить себя – их уже убедили, объяснили, за что. Они делаются увереннее и сильнее, худеют (или не худеют, не в том суть), меняют взгляды и круг общения, встают из-за столов и сползают с диванов, вылезают из своих нор, начинается цепная реакция – и вот тогда жизнь дарит незапланированные сюжеты.

На сайте, которым недавно обзавелся Центр, сразу появилось множество историй от счастливых бывших учениц. Они действовали лучше всякой прочей рекламной продукции. Год назад Лариса даже написала об этом книгу: не вдаваясь в тонкости методики, скорее компилятивной, чем оригинальной, собрала трогательные истории бывших толстушек и неудачниц, ставших карьеристками и серцеедками. Книгу, к большому Ларисиному удивлению, охотно приняли в московском издательстве, а позднее перевели на польский, чешский и немецкий. Ларису стали приглашать в ток-шоу, просить об интервью. Книга нравилась ей самой, тешила самолюбие бывшей лучшей студентки филфака, так странно распорядившейся своими способностями. Ну, вот и найдена тема для беседы.

Лариса поднялась на сцену, посмотрела прямо в ехидные глаза Сергея Петровича, благо зал был невелик, улыбнулась ему лично – на сей раз она выбрала его.

– Вы, наверное, думаете, что я стану говорить с вами о лишнем весе. Логично. Но на сегодня у меня другие планы. Давайте поговорим о любви. («Давайте», – кивнул Сергей Петрович, устраиваясь поудобнее.) Сделайте одолжение, поднимите руки те, кто любит себя. Что, вообще никого? (Сергей Петрович заерзал и полез под кресло не то завязывать шнурок, не то искать якобы упавшую зажигалку – его душил смех.) Я вам обещаю: через полгода, на последнем занятии, в зале будет лес рук.

Лариса говорила вдохновенно, не замечая, что даже коллеги, обычно чинно сидевшие в зале с положенным по такому поводу выражением заинтересованного внимания на лице, слушают ее открыв рот. Сергей Петрович тоже слушал, прикрыв глаза, и Лариса не могла понять, что он обо всем этом думает.

Вечером они ужинали в кухне, работал телевизор. Сергей щелкал пультом, искал новости. На свою голову нашел.

– Напомним, что вооруженное нападение на доктора Ларису Хрусталеву, основательницу и владелицу Центра снижения веса «Твоя фигура», было совершено в минувший четверг в районе 22 часов 40 минут, – нагнетал обстановку известный тележурналист, занимающийся криминальными новостями. – В сопровождении охранника Хрусталева приехала после вечерних занятий домой. После того как она вышла из машины, из темноты двора раздались выстрелы. По данным правоохранительных органов, злоумышленник произвел два выстрела. В свою очередь секьюрити Хрусталевой выстрелил в нападавшего шесть раз.

В этом месте Сергея Петровича опять разобрал такой смех, что следующую фразу Лариса поняла не с начала.

– …по ее словам, скорее всего, нападение на Ларису Хрусталеву не что иное, как попытка ограбления. «Вероятно, злоумышленник, напавший на нее, так называемый гастролер – человек, который путешествует по всей стране, совершая крупные кражи. Он выследил ее и попытался ограбить. Ни для кого не секрет, что Лариса Петровна – не бедная женщина, у нее есть деньги», – говорит Норбекова.

Отметим, что метод похудения от Хрусталевой на сегодняшний день довольно популярен. Как сообщили нашему экспертному каналу в самом Центре «Твоя фигура», за более чем два с половиной года их работы через Центр прошли около девяти тысяч человек, а процент людей, которым удалось избавиться от лишнего веса и сопутствующих ему социально-психологических проблем, составляет девяносто процентов. Более того, стоимость курса лечения по методу Хрусталевой сравнительно небольшая – 9 тысяч 900 рублей, консультация – 500 рублей…

– Торгуете телом! – успел вставить Сергей Петрович.

– Да тихо ты! – воскликнула Лариса.

– Между тем следствие рассматривает еще одну версию случившегося – недобросовестная конкуренция. Она получила свое подтверждение сегодня…

На экране замелькали кадры сегодняшнего митинга протеста. Оператор взял крупным планом Сергея Петровича, который с серьезным видом подписывал предложенную ему митингующими бумажку.

– Скажи спасибо! – возмутился он в ответ на укоризненный взгляд Ларисы. – Должен же я был узнать, кто их нанял. А лучший способ понравиться женщине – одобрить ту ахинею, которую она несет.

– Тем не менее, – с умным видом продолжал ведущий, – очевидным в этой истории остается одно – стрелявший в Хрусталеву не являлся профессионалом и особо к нападению не готовился. По мнению наблюдателей, поразить цель ему было бы проще не издалека, как это произошло, а в упор, стреляя, таким образом, в своих жертв с более близкого расстояния, тем более что во дворе было темно. Следствие отрабатывает и версию мести. Также, по слухам, бизнес Хрусталевой не ограничивается Центром снижения веса…

– Спасибо, научили, надо было, значит, с более близкого, – пробормотала Лариса. У нее почему-то сразу заныла загипсованная рука.

– Да ладно тебе. Утрясется. Проверят и этих придурков из «Альтер эго». Слушай, я вот спросить тебя хотел… Ты там классную речь толкнула. А что, ты сама себя вот так сильно любишь? Любишь, да? Подними руку!

Лариса ответила вполне серьезно, сообразив, что за ернической интонацией Сергей Петрович тоже скрывает что-то не совсем легкомысленное.

– Да, Сереж, люблю. Раньше не любила, а теперь люблю. Меня раньше никто не любил – ни я сама, ни Шкирка, ни ты вот, ни муж… Пришлось самой выкручиваться. Бабушка моя знаешь как говорила? «С утра себя не похвалишь – ходишь весь день как оплеванный». Я теперь себя всегда хвалю. Вот сегодня я – молодец?

– Сегодня ты – молодец! Ты у нас всегда молодец! – Сергей резко встал, похлопал ее по плечу. И вышел с кухни.

«Черт, – подумала Лариса, прислушиваясь к его удаляющимся шагам и звуку закрывшейся двери. – Теперь ему все равно, сплю я с ним или нет. Теперь он – Снегурочка мужского пола. А я нашла себе подружку… Черт, черт!!!»

Следующий день Лариса начала с планерки. В суете последних дней она не нашла времени поговорить с сотрудниками и понимала, что у них накопились вопросы и будет лучше, если на них ответит она сама, а не надутый комментатор «экспертного канала». Вот только ответов-то у нее нет… Но, к удивлению Ларисы, никто не задал ей ни одного вопроса, и не потому, что боялись строгую тетю-начальницу, этого у них в конторе не было. Просто жалели и не хотели ставить в неловкое положение. И Лариса осознала, что она и ее «девочки» – действительно команда, близкие люди, на них можно положиться. О чем и отправила благодарственное письмо Дине Борисовне по электронной почте – та продолжала интересоваться Ларисиными делами и часто давала дельные советы со своей европейской колокольни. Иногда присылала Ларисе что-то из произведений своего супруга, чтобы та, по ее словам, не позорила провинциальный электорат, отправляясь в столичный театр или ресторан «со своим депутатом». Свой магазин, кстати, Дина Борисовна тоже оставила Ларисе, не взяв с нее денег, но попросив не увольнять сотрудников и в случае чего помогать Катерине, которая от продолжения маминого бизнеса отказалась категорически, потому что в принципе не могла заниматься чем-то одним дольше года – исключение составлял фитнес. Лариса с Линдой оправдали доверие, теперь магазин уже не арендовал площади в огромном торговом центре «Дирижабль», а сиял витринами собственного особнячка на тихой центральной улице.

Отправив письмо, Лариса вспомнила, что Катерина вчера хотела о чем-то с ней поговорить наедине, но времени не нашлось. Сегодня утром после планерки Катерина торопилась на занятия в свою группу, а потом и у Ларисы начнется круговерть. И Лариса решила пойти в спортивный зал, где Катерина занималась со слушательницами гимнастикой «Бодифлекс». Перебрав множество вариантов, они пришли к выводу, что не стоит предлагать пришедшим на занятия дамам ничего, что было бы связано с подпрыгиваниями, приседаниями и вообще с излишними телодвижениями. На занятиях фитнесом или аэробикой слушательницы, в последний раз занимавшиеся физическими упражнениями на школьных уроках физкультуры, безбожно конфузились и тоскливо смотрели на подтянутую Катерину, даже не пытаясь повторить те движения, которые она показывала. А «Бодифлекс» подошел идеально по всем параметрам. Дышите – не дышите, медленно оттягивайте ногу назад, не делайте лишних движений. Отлично, теперь поднимаем руки, тоже медленно и невысоко. Пресс, между прочим, укрепляет однозначно, сантиметров пять долой в любом случае. К тому же два первых упражнения, которые надлежало освоить по программе, назывались «Лев» и «Уродливая гримаса», и хохот на первом занятии стоял такой, что посторонние с любопытством заглядывали, надеясь подслушать свежий анекдот.

Занятие завершалось, как раз на «Льва» Лариса и попала. И не преминула принять участие.

– Поза стоя, ноги на ширине плеч, руки опираются на колени, чуть присели, позади как будто табуреточка, не сутультесь… – бодро командовала Катерина. В кулуарах она называла эту позу «отклячив зад». – Выдох плавно… Короткий вдох – носом, носом! Резкий выдох, все, все до капли! Живот в себя, молодцы! Зафиксировали, так… Глаза смотрят на потолок, язык высовываем до предела, не открывайте рот слишком широко, кружочек должен быть очень маленьким, словно вы удивляетесь. Держим на восемь счетов. И еще четыре раза сами… Смеяться будете потом. Когда похудеете.

Но не смеяться, глядя на пятнадцать упитанных дам, стоявших, пардон, с откляченным задом, высунутым языком и поднятыми к небу глазами, было трудно, поэтому периодически кто-то тихо хихикал. Кстати, с недавних пор в Центре ввели традицию – общая фотография выпускников, все в позе «Льва» – выпускницы непременно заказывали по две фотографии, а Лариса украшала ими стены своего кабинета, смущая всяких проверяющих и праздных гостей.

– Всем спасибо, все молодцы! Если повторите это дома – до или вместо ужина, а не после! – будете совсем молодцы!

Катерина завершила занятие. Дамы захлопали в ладоши и завизжали «Ура!». На первых двух занятиях, между прочим, ни о каком «ура» речи не было, они лишь краснели и вздыхали, торопясь быстрее покинуть спортзал. В общем, прогресс налицо. Зал опустел, и Катерина с Ларисой остались вдвоем.

– Знаешь, Кать, я смотрела, как вы тут веселитесь, и подумала – они ведь здесь просто отдыхают: от работы, от дома, от кастрюль. Хохочут, общаются, домой друг друга подвозят, я видела. Ко мне недавно на прием женщина пришла, у нее дочь занималась. Спасибо, говорит, моя Марья не килограммы сбросила, а лягушачью шкурку. Раньше, говорит, дома безвылазно сидела и транквилизаторы пила. А теперь дочь веселая, подружки появились. Даже решила в институт поступить на второе высшее. Мама пришла спросить: если дочка уже похудела, то можно ли ей еще раз к нам, в случае чего.

– Ну ты же вон, говорят, придумала какой-то клуб, над ошибками работать, и правильно. Тут они не комплексуют, тут все толстые, кроме нас с тобой.

Повисла неловкая пауза. Катерина зябко куталась в толстый свитер, который был ей велик на пять размеров, хотя в зале было жарковато. Свитер почему-то Ларисе был знаком, но она не могла вспомнить, на ком совсем недавно видела точно такой же – очень приметный, черно-белый с асимметричным рисунком. Лариса решила помочь подруге.

– Кать, что-то не так? Ты не заболела?

– Нет, я поговорить хотела…

– Ну говори, что за церемонии! Что у тебя случилось?

– Ларис, тебя вот теперь… после того случая… Сергей Петрович возит и сидит целыми днями тут. Ты Пашу уволишь?

– С чего ты взяла?

– Ну, он же водитель. И руку тебе сломал. Тебе, наверное, теперь охранник нужен.

– Да я как-то вообще про него забыла в суете. Сергей Петрович на меня налетел, как цунами. Пусть Паша работает, он ведь тут ни при чем. Да я же ему сама об этом говорила. А тебе-то что? Он просил выяснить? Сам бы пришел.

– Я от него ребенка жду, – прошептала Катерина, заливаясь до ушей алым цветом.

Лариса, ошарашенная не только новостью, но и выбором подруги, не могла произнести ни слова. Как? Катерина, убежденная противница детей и быта? Катерина, которую не смогли приручить такие мужчины, перед которыми не устояла бы ни одна женщина? И вот – Паша, неудачливый юрист из провинции с его нынешней работой и зарплатой?

– Кать, ты что? Просмотрела, что ли? Может, врач нужен? У меня есть. Срок какой?

– Четыре месяца. И врача не надо, есть хороший врач, говорит, все в порядке. Обещает мальчика.

– Ты рожать будешь?

– Мы пожениться решили. Без свадьбы, конечно… А ты не знала, да? Я думала, тебе все уши прожужжали.

Лариса с трудом пришла в себя. Она считала, что у них с Катериной нет тайн друг от друга, точнее, у нее, Ларисы, до сих пор не было тайн, потому что со всеми неразрешимыми личными проблемами она бежала к Катерине, и та легко и изящно делала их не такими уж и неразрешимыми. Но… у Ларисы личных проблем не было уже давно, с тех самых пор, как прервалось скоропалительное замужество. И она не особенно интересовалась делами других, по самые уши увязнув в бизнесе, радуясь своей невозможной занятости и упиваясь первыми победами над собой и обстоятельствами. А Катерина, оказывается, просто жила. И в ее жизни многое произошло и изменилось. А она, Лариса, ничего не заметила. Просто после ухода Дины Борисовны платила Катерине двойную зарплату, обсуждала производственные дела и полагала, что делает все как надо и лучшей подруги, чем она, нет на свете.

– Ты скажи, Ларис, ничего страшного, без обид, просто будем ему искать новую работу, время еще есть, – ухватила она окончание Катиной фразы. – И со мной как? Если я найду себе замену месяца на четыре, а потом снова выйду? Мне без вас тоскливо, я дома на стенки полезу.

– Здрасьте, а ребенок?

– Паша сказал, сначала он посидит, он сестру сам вырастил, родители ему ребеночка «подарили», когда ему пятнадцать исполнилось. Говорит, что от его зарплаты нам ни жарко ни холодно, а столько, сколько я, он пока нигде не заработает. Он знает, что я без работы сдохну от скуки.

– Нет, ты погоди, Катя… Он же юрист. Говорил, что неплохой. Пусть он зайдет ко мне, ладно? Я как раз Игоря уволила.

– Неужели?

– Достал, а в последнее время совсем тормоза отказали. Да ну его!

– Слушай, а может, это он… стрелял в тебя?

– С одной стороны, он мелкая дрянь и на такое не пойдет, с другой – дружки у него, сама знаешь… В общем, не беспокойся. Хоть полгода посиди, ребенка же кормить надо, насколько я разбираюсь в этом вопросе. Господи, да ты роди сначала, может, и сама ни на какую работу не захочешь! Водителя я найду, а Паша пусть вспоминает старые навыки. Так он у тебя, что ли, живет? А я-то маюсь – свитер знакомый, Паша же его не снимал. С ума сойти! Ну ты, подруга, меня удивила…

– Да ладно тебе. Я сама от себя не ожидала! Между прочим, свитер я вязала. Ему на день рождения.

– Та-ак. Ты еще и вязать умеешь? – Катерина с вязальными спицами, уютно свернувшаяся в кресле перед телевизором, потрясла Ларису не менее, чем Катерина, мечтающая выйти замуж и родить сына. – Ты же минуты на месте просидеть не можешь! Вяжет она по вечерам! А «Ирландский дворик»? А ночной клуб «Ра»? А боулинг до шести утра? И вечеринка «Обнаженным вход бесплатно»? Это все кто – не ты?

– Дела давно минувших дней. – Катерина наконец расхохоталась и стала прежней. – Стареем, мать, возраст диктует свое.

– Ну, значит, я еще молодая. Мне вот почему-то ничего не диктует, помалкивает.

– Ты, солнце, у нас супер! Я от тебя такого не ожидала, хотя всегда в тебя верила. Знаешь, это у тебя просто этап такой. А потом все будет. Когда человек чего-то очень хочет – ему в руки ни за что не дается, а забудет, наплюет – вот обязательно на голову упадет в лучшем виде. Проверено!

У Ларисы вдруг защипало глаза, она покачала головой, чмокнула Катерину в щеку и преувеличенно весело провозгласила:

– Свадьбу зажулить не надейся! Будет все по полной программе. Девчонки в бухгалтерии уже год мелочь копят, которую никто не берет, говорят, хоть бы кто замуж вышел, будем на свадьбе молодым под ноги кидать. Две трехлитровые банки. Ты уж их не огорчай. Дина Борисовна приедет. Возражения не принимаются. А подарим тебе путевку в санаторий «Мать и дитя», чтобы ты на работу не таскалась и не родила тут, в спортзале, с тебя станется.

Звонок сотового телефона помог закончить разговор на оптимистической ноте. Но высветившийся номер был Ларисе незнаком, и она внутренне сжалась – в последние дни постоянно ждала, что произойдет что-нибудь неприятное, ругала себя за это ожидание и ничего не могла с собой поделать. Не брать? Вот еще! Переведя дыхание и выпрямив спину, ответила на звонок.

– Здравствуйте. – Мужской голос был профессионально приятен. – Вас беспокоит помощник депутата Государственной думы Воробьева Владислава Валерьевича. Владислав Валерьевич хотел бы встретиться с вами – он сейчас в Екатеринбурге с частным визитом. Ему нужна ваша профессиональная консультация.

– Пусть подъезжает, я на месте.

– Вы понимаете, это не совсем удобно…

«Ну конечно, не царское это дело», – подумала Лариса, но вслух поинтересовалась по возможности любезно:

– А какие есть варианты?

– Вы могли бы подъехать в ресторан «Атриум» «Палас-отеля» к восьми вечера?

– К восьми не смогу, сегодня у меня с шести до восьми прием посетителей, я его отменяю только в самых крайних случаях. Могу подъехать сейчас, если вас это устроит.

– За вами выслать машину?

– Нет, спасибо, – произнесла Лариса, вдруг сообразив, что должна будет сесть в незнакомый автомобиль. Раньше такие опасения просто не пришли бы ей в голову. – У меня своя.

И сразу пожалела об этом, потому что Сергей Петрович, как оказалось, в данный момент игравший на компьютере в ее кабинете, был одет в свой любимый спортивный костюм, правда, чистый и парадно-выходной, но представить, что ей придется войти в чопорный зал ресторана в сопровождении столь своеобразно одетого спутника, Лариса не могла. Да его просто не пустят дальше входа, и с Сергея Петровича станется развернуть по этому поводу дискуссию. Лучше бы она все-таки согласилась, чтобы прислали машину.

– Сережа, мне надо уехать.

– Поехали.

– Я поеду одна. Возьму такси. Или с Пашей.

– Ага, щас. С Пашей.

– Мне назначили встречу не в лесу, а в ресторане «Атриум» «Палас-отеля», так что все будет в порядке.

– Понятно. Фейсконтроль и дресс-код. Фейсконтроль я пройду с блеском, потому что красоту от людей не скроешь, а вот насчет костюмчика мне твои опасения понятны. Да ладно, не боись. Посижу в машине. Но одна ты не поедешь. Все. Еще есть вопросы?

– Сережа, я на твоей тоже не поеду. По машине встречают, а второго случая произвести первое впечатление у меня может и не возникнуть.

– Боже, интеллигентная женщина, филолог, а какие понты! Ладно. Твоя где?

– На стоянке.

– Поедем до стоянки, там пересядем.

Машину Лариса купила новую, золотистую «Ауди» (в техпаспорте было написано «брызги шампанского», за цвет ее Лариса, в общем-то, и купила, не слушая доводов взятого с собой в автосалон в качестве эксперта Паши и тамошних менеджеров, пытавшихся показать ей что-то еще). Это была ее единственная дорогая покупка за все последние годы, даже шубку Лариса донашивала еще ту, что послужила поводом для судьбоносной ссоры со Шкиркой. До остального как-то руки не доходили в суете, да и желания не было. А все потому, что громоздкий джип, доставшийся ей в наследство от сбежавшего супруга, она так и не научилась водить, хотя сдала на права, чувствовала себя приложением к шикарному и самостоятельному автомобилю, который, казалось, относился свысока к новой хозяйке. Лариса робела перед ним настолько, что даже не стала продавать, поставила в мамин пустующий гараж, несмотря на все ее причитания о том, что «подобное сокровище украдут в первую же ночь». Джип, однако, скучал в гараже уже три года, и никто на него не зарился. Может, подарить его Сергею Петровичу? Не возьмет ни за что, еще и оскорбится.

Увидев красавицу «Ауди», Сергей Петрович хмыкнул («Перебор!»), пренебрежительно попинал по колесам, втиснулся в салон (наверное, свободно и с удовольствием он сел бы только в «уазик», но кормить «уазик» бензином в городских пробках – дорогое удовольствие, и только это удерживало его от вожделенной покупки). Вообще-то, хорошо было бы подъехать к парадному входу на «уазике» – то-то бы переполошились швейцары. Сергей Петрович, поерзав, отрегулировал кресло, поправил зеркальце, не удержавшись от замечания, что «бабы потому плохо машину водят, что зеркала у них настроены не на машины сзади, а на то, чтоб косметику на ходу поправлять». Взялся за руль, будто погладил, повернул ключ, и автомобиль довольно заурчал. С места тронулся плавно, будто демонстрируя хорошие манеры. Сергей Петрович откинулся в кресле, держа руль одной рукой.

– Гидроусилитель, к твоему сведению, – не удержалась Лариса. – Отличная вещь. Не «девятками» едиными…

– Некоторые и мышей едят, – не задержался с ответом Сергей Петрович.

Лариса смотрела на него украдкой и думала, что слишком много времени проводит с ним вместе, уже устала от его правил и капризов, ей хочется, наконец, остаться одной. Надоела роль послушной подружки нормального мужика с непростым характером. Она привыкла быть одной, и ей нельзя отвыкать. Когда хочешь чего-то невозможного, становишься уязвимым. Особенно если выполнение этого невозможного зависит от простого желания постороннего человека. «Родить бы ему сына, – вдруг подумала Лариса. – У такого мужика обязательно должен быть сын, которого он научил бы драться с мальчишками, играть в футбол, разбирать до последнего винтика машину. А он мается с двумя девками. Правда, уже великовозрастными: старшая, восемнадцатилетняя, недавно вышла замуж, и Сергей Петрович получил на свою шею еще и зятя, милейшего молодого человека, который с готовностью признал несомненный авторитет тестя и не стал отнимать у него львиную часть семейных забот. Не дай бог, еще и внука родят. Дети, внуки – что это меня разобрало? Во всем Катерина виновата».

– О чем задумалась? – покосился в ее сторону Сергей Петрович. Надо же – заметил.

– Слушай, Катерина беременна.

– Я тут совершенно ни при чем!

– Да ну тебя. Приехали.

– Сотовый включен? Я позвоню. Полчаса тебе хватит? А то ведь я через полчаса зайду. Устрою переполох в этой забегаловке. Со швейцаром я договорюсь – ты меня знаешь.

Лариса знала – договорится. И устроит. Она взглянула на часы и поспешно выбралась из машины. В ресторане услужливый официант проводил Ларису за одну из деревянных ширм, которыми был перегорожен небольшой зал. Из-за столика поднялся одышливый мужчина лет пятидесяти, с депутатским значком на лацкане (ну конечно, как же иначе соблюсти инкогнито, упаси бог, не узнают в лицо надоевшие журналисты) – впрочем, ему могло быть и сорок пять, и сорок, просто нездоровый цвет кожи и отеки не улучшали впечатление. Лариса заказала кофе и минеральную воду – она бы с удовольствием поела, уж теперь-то она отлично ориентировалась во всяких там канелоне и жюльенах, но не в такой компании.

– Лариса Петровна, большое спасибо, что пришли. Вы понимаете, я человек публичный, стоит где-то показаться – сразу журналисты, зачем да почему… А я тут с частным визитом. Перейдем к делу, с вашего позволения. Я жду назначения в Женеву, очень интересная и перспективная работа по линии МИДа. Депутатское кресло, знаете ли, это хорошо, но сегодня ты в нем крепко сидишь, а завтра назначают выборы новой…

«Задницы», – едва удержалась Лариса от подсказки, но только понимающе покивала.

– Одним словом, жена и дочь уже собрались. Вопрос решится к лету, и я много сделал для того, чтобы он решился в мою пользу. Но есть одно «но» – приятель, он работает в МИДе, намекнул мне полушутя, что там с такими щеками карьеру не сделать. Там в моде здоровый образ жизни, динамичность, успех. В общем-то, с такими щеками уже и здесь неудобно. Не лицо, а, извините, морда. В Москве, в Думе, еще ничего, а ездим в регионы – избиратели косятся. Да я и сам понимаю. А вы, говорят, творите чудеса. Мне про вас рассказал Антон Раков. Утверждает, что с вашей помощью сбросил почти центнер, вот я и решил…

Лариса поперхнулась, едва не пролив кофе на скатерть. Тощий долговязый Антон, если бы ему удалось сбросить, как он говорит, центнер, остался бы в минусе килограммов этак на тридцать, к тому же, насколько Лариса знала, он всегда мечтал поправиться для солидности. Но, видимо, само слово «центнер» звучало убедительно. Ларису опять выручил телефонный звонок: Сергей Петрович интересовался, все ли в порядке.

– Только я со всеми не могу, вы же понимаете… – продолжил депутат, к счастью не заметивший заминки. – Кто они и кто я? Потом опять же журналисты. И времени у меня мало.

– Три недели найдете?

– Да. Вы беретесь? – Депутат по-детски заглянул Ларисе в лицо и похлопал себя по упитанным бокам, как бы подчеркивая, сколь сложную задачу он ставит перед ней.

– Беремся. Вы знаете актера Темчева? Он похудел у нас на двадцать пять килограммов. Разумеется, все было конфиденциально, в частном порядке.

– Похудел? – ахнул депутат. – Он же толстый был такой классный!

– Ну, всякой фактуре есть предел, просто становится тяжело работать.

– Да, – пригорюнился депутат. – А правда, что у вас и ведущий Баженов лечился, с ОРТ? А то с ним контракт не продлевали, требовали, чтобы похудел.

– Было дело. Будете проходить курс лечения в частной клинике, личный диетолог, тренер, массажист. Бассейн, сауна, тренажеры, занятия с консультантом, НЛП.

– Это что?

– Отучим вас бросаться на еду. – Лариса покосилась на огромную тарелку, точнее, поднос, красовавшийся на столе перед собеседником. – Сами не захотите.

– А это не опасно… ну, для головы? – подозрительно осведомился Владислав Валерьевич.

– Что вы, запатентованная методика, очень популярная, кстати, в Европе. Результат гарантирую, но от вас потребуется…

– Сколько угодно! – заторопился собеседник.

– Чего сколько угодно?

– А вы про что? Не про деньги?

– Потребуется ваше личное участие, желание, терпение и доверие.

– Разумеется, о чем речь, я готов!

– Ну и прекрасно, о сроках договоримся. А насчет «сколько угодно» – я запомнила.

– По две тыщи баксов за килограмм! – воодушевился будущий житель Женевы.

– Вполне солидный стимул. Готовьте деньги, обещаю вас разорить подчистую.

Обменявшись визитками, стороны расстались вполне довольные друг другом.

Сергей Петрович дремал в машине, Лариса едва отыскала его на переполненной парковке отеля. Его физиономию прикрывала газета, которую, очевидно, раздавали на парковке мальчишки.

– Ну, ты горазд дрыхнуть, охранник!

– Тут и без меня охранников полно. Вот, смотри лучше, какой чудный рецептик я вычитал в газете: «Крабовый супчик от детективщицы», от какой, правда, не знаю, кусок оторвал нечаянно. Запоминай, тетенькам своим продашь. Нет, ты слушай, слушай!

И с выражением прочитал, вставляя реплики от себя:

– «Готовится овощной бульон, в небольшом количестве воды варятся картошка, морковка и лук. При этом все овощи должны быть нарезаны крупными кусками, и чем больше овощей, тем лучше. Затем овощи вынимаются и больше не используются (вот это правильно!), а в получившемся овощном бульоне варится рис. Затем туда следует раскрошить несколько крабовых палочек, их можно приобрести уже готовыми к варке». Да, тут, главное, с палочками не переборщить, одна-две, и хватит. «Все доводится до готовности и подается на стол». Вот подаст жена такое на стол – убить ее, и любой суд оправдает, если только судья мужик будет. Слушай, все хочу спросить, а ты пироги печь умеешь?

– Отвяжись, а? Не нравится тебе мое занятие, я поняла уже, не разоряйся. Ты вон пузо отрастил – я же помалкиваю.

– Пузо было до тебя, пока я с тобой не связался. Который день не могу ни поесть, не пива выпить спокойно. То некогда, то нечего. Пошли лучше поедим где-нибудь. Или ты в ресторане налопалась?

– Да не могу я на людях спокойно есть, все узнают, в тарелку смотрят, калории считают. Дома поедим, ладно? Давай в контору, скоро прием, я останусь, охранник же есть. А ты в магазин загляни, ладно?

– Вечером вместе заедем. Ты меня замучила. С тобой без всяких там вывертов похудеешь, – ворчал Сергей Петрович, выворачивая со стоянки.

Лариса вполуха слушала его ворчание, улыбалась и вспоминала Антона, который исправно поставлял ей солидных во всех отношениях клиентов. Это он подарил Ларисе идею – открыть параллельный бизнес. Курсы, дневники, футболки, говорил он, – это развлечение для бедных. Или для скучно живущих. Для других, которые могут оплатить все и сразу и не желают проводить время в коллективе, он посоветовал арендовать небольшую частную гостиницу в пригороде на берегу озера, подготовить отдельный персонал. Антон попал в точку: с самого начала номера не пустовали ни дня, спрос резво опережал предложение, несмотря на цены, поскольку за дешевизной никто не гнался. А после того как здесь побывал главный толстяк страны актер Темчев, и, решив сэкономить, передумал насчет конфиденциальности и согласился на использование его имени в рекламных целях (как счастлива была Линда открывшимся перспективам!), когда оплаченные материалы с его фотографиями появились в центральных газетах, номеров стало не хватать, и Лариса начала переговоры о покупке всей гостиницы. У нее были деньги, и она могла купить ее, что называется, не торгуясь, но твердо решила на всякий случай не залезать в свой «стабилизационный фонд», где хранился миллион долларов, в свое время отданный Антону и недавно возвращенный им, как и договаривались, без процентов, но с благодарностью. Она сразу, опять же по совету Антона и с его помощью, перевела деньги в один из кипрских банков, и проценты капали уже там. Как будто знала, что они пригодятся ей в самое ближайшее время…

Лариса в сопровождении голодного и недовольного всем на свете Сергея Петровича вернулась в контору без пяти шесть. В коридоре перед ее кабинетом уже сидели две дамы, проинструктированная должным образом Валентина Васильевна угощала их кофе с крекерами. Одну женщину Лариса помнила: не так давно она приходила к ней на прием, тогда она только что закончила курс и просила разрешения за отдельную плату посещать психологический тренинг Александра Сергеевича Шкирки, «потому что он очень помогает ей в жизни». Кто «он» – тренинг или Шкирка, Лариса не поняла, но и возражать не стала. Видимо, дама оказалась из тех, что любят общаться, и теперь будет приходить по поводу и без повода. Вторая, постарше, с огромным, едва ли не больше себя, темным пакетом, была ей незнакома. Лариса вздохнула, улыбнулась посетительницам и пригласила пройти вместе с ней в кабинет.

Общительная дама, которая первой занимала очередь, едва не опрокинув чашку с кофе, вскочила, прошмыгнула за Ларисой в комнату, и пока та снимала шубку и поправляла прическу, успела быстренько расплакаться, интеллигентно сморкаясь в смятый голубой платочек и промокая слезы идеально чистым платочком фисташкового цвета, свернутым в безупречно правильный квадратик. Манипуляции с двумя платочками так заинтересовали Ларису, что она чуть не вышла из роли ничему не удивляющейся и ко всему готовой бизнес-леди. Но вовремя спохватилась и, выбрав из спектра сочувственных интонаций сдержанно-участливую, наиболее подходящую в данном малопонятном случае (если выбрать искренне-участливую, возникала опасность, что дама бросится ей на шею, дабы выплакаться от души), Лариса начала разговор первой.

Не прошло и четверти часа, как Лариса была в курсе событий, произошедших в личной жизни посетительницы за последние два года. Два года назад Нина Поварницына, аппетитная толстушка, работала бухгалтером в гостинице «Большой Урал», и самой большой ее заботой было не пропустить триста шестнадцатую серию очередного «Излечения любовью», чтобы завтра было что обсудить с коллегами. Муж работал заместителем директора автосалона «Рено» и с учетом премиальных неплохо зарабатывал, ребенок ходил в школу и не особенно мешал жить родителям, обретаясь в основном у бабушки. Но тут пришла беда: приятель мужа, уже давно свихнувшийся на почве каких-то индийских учений, завербовал в свои ряды и ее супруга. Поначалу все было не так страшно, муж, и до того не злоупотреблявший, вовсе бросил употреблять, завязал с курением и стал откладывать деньги на поездку в Индию, чтобы там получить какую-то степень посвящения, и теперь значительную часть времени проводил за книжками, изучал йогу. Нине завидовали подружки, ставили ее Витюшу в пример своим благоверным, а она тихо плакала дома в кухне, подавая мужу на стол паровые морковные котлетки. Ее мирный и неприхотливый доселе Витюша потребовал в категорической форме, чтобы ни мяса, ни рыбы в доме не было. Под особый запрет попала свинина – оказалось, что это высокоинтеллектуальное мясо. Сомневающейся супруге пришлось выслушать получасовую лекцию о том, что свинья по интеллекту ближе всех к человеку, она всегда предчувствует свою кончину, нервничает, паникует, и на нервной почве в ее организме накапливаются яды. А те, кто ест свинину, этими ядами наносят непоправимый ущерб своему здоровью. Сын Женька к переменам отнесся равнодушно, целыми днями торчал у бабушки, которая жила в соседнем доме, и вообще больше всего на свете любил оладушки со сгущенкой, сосиски и чипсы, в чем бабушка не могла ему отказать.

Страдая без котлет и колбаски, Нина заедала приступы острой вечерней тоски по кусочку буженинки с горчичкой пирожными и тортиками, которые пока под запрет не попали. Также неплохо помогали бороться с хандрой зефир в шоколаде и свежие горячие пончики с сахарной пудрой, за ними она бегала в кафе на первом этаже дома. За полгода Нина растолстела катастрофически. Муж, вернувшийся из второй поездки в Индию, где посещал двадцатиоднодневный мукти («По-ихнему – курсы повышения квалификации», – едва не плача, объясняла подружкам Нина), сообщил супруге, что теперь он стал посвященным и может запросто транслировать божественную энергию.

– Нинок, я тебе сейчас дам дикшу, откроется энергетический канал, и исполнится любое твое желание.

Ради спасения семьи Нина была готова на все. Когда он, бормоча бессвязные, как ей казалось, слова, клал Нине руку на голову и «давал дикшу», она делала серьезное лицо, искренне пыталась проникнуться… но не худела. По совету подружек тайком от мужа она пришла в Центр «Твоя фигура», где сбросила пятнадцать килограммов. Муж был в восторге, правда, не от ее нового облика – волшебные перемены в фигуре супруги его взволновали мало, – но от своих так быстро подтвердившихся способностей. Вдохновленный успехом, он «дал дикшу» жене директора автосалона – та никак не могла забеременеть, а тут получилось сразу. Правда, директор, мечтавший о наследнике, почему-то не обрадовался, а, выслушав рассказ супруги о чудесном исцелении, на следующий день с утра лично выгнал взашей отличного работника Виктора Поварницына и посоветовал больше не попадаться ему на глаза. Виктор не расстроился, собрал небольшой чемоданчик (трусы, носки, пара рубашек, летние сандалии и фотография похожего на Валентина Леонтьева аватары Саи-бабы, к которому ездил на семинары) и отбыл поближе к Тибету, где мукти проводились чаще, чем в столице Уральского федерального округа, а люди лучше разбирались в волшебных возможностях дикш.

Отъезда мужа Нина практически не заметила, хотя, случись такая беда раньше, в прошлой жизни, она бы непременно наложила на себя руки. Но она была влюблена. Впервые в жизни – до слез, до заикания, до дрожи в коленках. И когда собственные переживания стали занимать ее больше, чем страдания всех незаконнорожденных детей дона Педро и любовников бедной Насти, вместе взятых, Нина поняла, что дело плохо и надо что-то предпринимать.

– Вы понимаете, я жить без него не могу. С тех пор, как увидела его, я поняла – это мужчина моей мечты. Он такой… Он умный, все понимает, и про женщин, и вообще… Добрый! Я не могу без него жить! Помогите мне!

Тут посетительница впервые перепутала платочки, из чего Лариса сделала вывод, что дело и вправду серьезное.

– А чем же я могу помочь? Вы теперь великолепно выглядите, все в ваших руках.

– Нас много, а он один. И он такой сдержанный, воспитанный – настоящий джентльмен. Подскажите мне, как обратить на себя его внимание! И что он любит. Я же подойти к нему боюсь, сразу сердце замирает. А может, он женат? – От ужасного предположения у Нины перехватило дыхание.

– Да кто?

– Ну… Александр Сергеевич… Шкирка.

– Так вы… в Шкирку?

– Ну, конечно! В него все влюблены, у него такой выбор. А я – ну что я? Вот если вы мне поможете…

Лариса представила, как на бедного и без того замученного любовными переживаниями Шкирку обрушивается сокрушительная волна страсти, увлекает за собой, вертит им, как щепкой… И, вполне вероятно, выносит на комфортабельный, со всеми удобствами остров, где осчастливленные аборигены делают его своим королем. В любом случае, это было занятное зрелище, и Лариса не смогла отказать себе в удовольствии помочь бывшему любовнику.

– Постараюсь. Он не женат. И на данный момент, насколько я знаю, свободен.

– Ой, так надо успеть! Такие мужчины долго не залеживаются. Спасибо, спасибо вам огромное! А каких женщин он любит – ну, похожих на меня или нет? Я волосы покрасить могу. А покушать любит что? И театр там, кино или футбол? Я один раз с мужем ходила, ничего. Или рыбу ловить? Вы только подскажите мне.

– Он любит женщин… и таких, как вы. Вообще, по-моему, он полных любит.

– Ну, это я быстро. А покушать?

– И покушать любит, он же с Украины.

– Борщик? Сальце. Драники. Вареники с творогом! Или с вишней? Как вы думаете, с творогом или с вишней?

– Я не знаю… Послушайте, – увлеклась поставленной задачей Лариса, – запишитесь к нему на прием. И попросите совета. Скажите… да, скажите, что вы похудели и теперь тратите слишком много денег на новую одежду, косметику и вас это транжирство очень беспокоит, но вы ничего не можете с собой поделать. Скажите, что вас муж из-за этого бросил и вы очень страдаете. И что вообще-то вы хорошо умеете считать деньги – профессия у вас такая.

– И поможет? – недоверчиво поинтересовалась Нина.

– Непременно, – заверила Лариса. – Он очень уважает женщин… с экономическим складом ума. Обещаю, что он возьмет над вами шефство. И вот тогда подключайте вареники. Сало тоже обязательно. Если еще нужен будет совет, приходите, буду рада вам помочь.

Окрыленная Нина выпорхнула из кабинета, аккуратно свернув платочки и разложив в разные карманы. Лариса усмехнулась. Сезон охоты на Шкирку открыт, и противник намерен взять его живьем. Вот это было бы интересно, и она мысленно пожелала Нине удачи в ее предприятии.

– Лариса Петровна, вы меня не узнали? – заглянула в кабинет вторая посетительница.

Она была… как бы это помягче сказать – аппетитной. И Лариса ее не узнавала. Из этого следовало два варианта развития событий: либо это давняя знакомая, настолько давняя, что Лариса ее не помнит, но таких знакомых у нее в последнее время появлялось все больше и больше, тогда речь пойдет о возможности посещать курсы бесплатно по старой дружбе. Либо посетительница уже прошла курс занятий, и он ей не помог – тогда будем вспоминать Закон о защите прав потребителя. Но на сей раз приобретенное на ускоренных курсах и отточенное практикой знание психологии Ларису подвело.

– Ведь не узнали, да? Я так рада! – щебетала посетительница, устраиваясь поудобнее на стуле и любовно расправляя складки пышной юбки. – Я Мельникова Елена Германовна. Занималась у вас прошлой весной. Похудела – супер! Спасибо вам огромное, вы мне всю жизнь перевернули. Во мне столько энергии проснулось, что я не знала, куда ее деть. Вот со всей дури и поперлась с подругой в конный поход по Алтаю. Подруга у меня на этих делах помешана, ей бы подальше от цивилизации, а я все больше дома на диване, уставала на работе до смерти. Ну а тут у меня чувство возникло, что могу горы свернуть, не сидеть же с таким настроением дома, да и снова отъесться побоялась. В общем, поехали мы. Нет, все ничего, даже комары, но ехать на лошади – это тихий ужас! Лучше бы я сама всю поклажу тащила на себе, только бы не это наказание. Но зато у нас в группе были американцы, представляете? Тоже любители экзотики. Там я познакомилась с Ральфом, он профессор, морской биолог. И работает в Австралии! Так мало ему этой Австралии было, что он сюда забрался. Он мне сказал серьезно: «Дорогая Хелен, меня сюда привел Бог за вами!» Он мне сразу предложение сделал! Я говорю: что вы, у меня двое детей и уже внучка. Представляете?

Тут посетительница сделала наконец крошечную паузу, чтобы догадливая Лариса успела изумленно воскликнуть:

– Да что вы? Вы уже бабушка? Не может быть!

– Вот и все так говорят, – радостно замахала руками Елена Германовна. – Никто не верит! А мне уж пятьдесят один год!

На сей раз пауза была длиннее, и Лариса изумлялась молча, используя мимику и жесты, как бы от нехватки слов, но гораздо искреннее. Елена Германовна выглядела не старше сорока… семи. Но сияла и летала над полом, как влюбленная семнадцатилетняя девочка.

– Мы с Ральфом поженились в августе, он приехал со мной в Екатеринбург, сказал, незачем тянуть, пока виза не кончилась. Я ездила к нему на Рождество в Перт. Представляете? Нет, я – в Австралии, а?! Там океан!

Лариса выразила восхищение наличием по месту работы супруга миссис Мельниковой океана.

– А через два дня уезжаю насовсем. Столько времени потеряли – адвокаты там всякие, визы. Черт ногу сломит, Ральф сам всем занимался. Сын и дочь в шоке, дочь завидует, даже не скрывает. А невестка и вовсе чуть с ума не сошла. Я вот им обеим еще фотографии завтра подарю… Без рамочек не хотела, рамочки нашла, и подарю…

Елена Германовна, порывшись в объемистой сумке, извлекла фотографию: она сама в белых шортах и легкомысленном розовом топике, подробно обрисовавшем все ее роскошные формы, в полосе океанского прибоя. На обороте надпись: «На память внукам и в назидание детям, как может быть счастлива женщина в пятьдесят лет!» Лариса не позавидовала бедной невестке, вынужденной любоваться на это великолепное зрелище, поставленное любящим сыночком на комод.

– Только не смотрите, что я тут растолстела! Я потом обязательно убавлю… немного. Ральф сказал, что у них вся страна сидит на диете и он панически боится женщин, которые постоянно что-то взвешивают и подсчитывают. Он вообще любит полных… – Очевидно, вспомнив что-то приятное, Елена Германовна на секунду остановилась и залилась девичьим румянцем, но тут же вернулась к реальности и затараторила вновь: – Он, Ральф то есть, обожает жареную картошку. Говорит, что их картошка фри по сравнению с той, что жарю я, просто отрава. Представляете, у него… у нас дом на берегу океана. Я жарю целую сковороду картошки, так здорово, она у них уже почищенная продается, с лучком, и мы сидим на веранде, прямо на берегу. Да еще если с колбаской! Набрала килограммов… впрочем, не знаю сколько, весы подружке подарила, не везти же их с собой. Но вам спасибо, спасибо огромное! Если бы не вы, я бы до сих пор одна эту картошку ела. Сковородками. Я хочу вам подарить, мне специально на заказ шили…

Елена Германовна, взметнув пышную юбку, бросилась в приемную, и оттуда при деятельной помощи Валентины Васильевны приволокла огромный пакет. Они установили его сбоку от стола и принялись освобождать от пленки. В пакете оказалась мягкая игрушка – обаятельный плюшевый кенгуру ростом почти с Ларису.

– Вам нравится? Да? – заглядывала ей в лицо Елена Германовна. – А в сумку можно класть журналы или еще что-то…

Лариса выразила восхищение, приняла предложение непременно наведаться в Перт, как только там обживется Елена Германовна, и, наконец, осталась наедине с подарком в приятной тишине. Монолог восторженной посетительницы вполне мог бы конкурировать с шумом океанского прибоя, под который она со своим благоверным уписывала картошку, с той лишь разницей, что от него очень хотелось отдохнуть, а с прибоем такого не бывает.

Кенгуру Ларисе понравился, еще бы. Но ее крошечный кабинет не был приспособлен для хранения подобных сувениров. Надо его подсунуть Линде, у них в отделе просторно, да и посетители ходят в основном к ним. Или вообще поставить в холле, а в сумку класть записки с предложениями – вроде книги жалоб. Боком протиснувшись мимо кенгуру, Лариса подошла к дверям, выглянула в приемную, в глубине души надеясь обнаружить там только секретаршу, но ее ждало разочарование – на мягком диванчике сидели еще два посетителя, мужчина и женщина. Рядом скучал Сергей Петрович. Мужчина очень нервничал, при появлении Ларисы вскочил, сделал движение по направлению к двери, но женщина решительно дернула его за полу куртки, перехватила за руку, повернула к Ларисе.

– Здравствуйте, Татьяна… – Лариса замялась, лицо и имя женщина она помнила, а отчества всегда забывала. – Вы ко мне?

– Мы к вам. Мы вместе, если можно. Это мой муж, Олег.

– Очень приятно. Проходите.

Олег, похоже, не считал знакомство приятным. Опустив голову, он прошел в кабинет и сел на стул возле двери, надеясь, что жена отвлечется, отпустит его одежку и он окажется на свободе, а тут лучше уж быть поближе к выходу. Вслед за странной парой в кабинет вдвинулся Сергей Петрович, садиться не стал, устроился подпирать дверной проем. Парочка явно вызывала у него подозрение. Олег, оценив мизансцену и перспективы отступления, затосковал.

– А можно мы… наедине? – тихо спросила Татьяна.

– Можно! Я тут постою… – хором ответили Лариса и Сергей Петрович, посмотрели друг на друга, и Лариса отвела взгляд, хотя в старые времена она не преминула бы устроить дискуссию на тему «кто в доме хозяин».

Повисла тягостная пауза. Лариса, не понимая, что происходит, обвела вопросительным взглядом странную парочку, при этом женщина посмотрела на мужа, а тот принялся с неподдельным интересом рассматривать мыски своих ботинок, очевидно надеясь, что помощь придет именно оттуда. Тогда Лариса посмотрела на Сергея Петровича, будто спрашивая совета. Сергей Петрович обратился к мужику:

– Слушай, земляк, давай уже побыстрее, а то пауза затягивается, и у меня рабочий день закончился давно.

Олег встряхнулся, сделал неопределенный жест рукой, который можно было перевести примерно как «А гори оно все!», встал и потянулся к внутреннему карману куртки. Что произошло дальше, Лариса не поняла. Все случилось слишком быстро и неожиданно. Когда мужчина протянул руку по направлению к тому месту, где сидела Лариса, Сергей Петрович резко и сильно ударил его ногой. Какой-то предмет взлетел к потолку и с тяжелым металлическим звуком упал возле окна. Лариса от страха зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела, что Сергей Петрович сидит верхом на посетителе, заламывая ему руку за спину, а другой рукой прижимая его лицо к полу, отчего мужик матерится громко, но неотчетливо. Его жена, бросившаяся на защиту супруга, замерла столбиком на полдороге, сообразив, очевидно, что ее вмешательство лишь усугубит положение.

– Вызывай милицию! – скомандовал Сергей Петрович Ларисе. – А где ваш охранник спит, черт возьми! – набросился он на Валентину Васильевну, которая заглянула на шум, да так и осталась в дверях, прижав ладошку ко рту, словно ее крик мог бы чему-то помешать.

Тут же подтянулся охранник, и вся группа являла собой весьма живописную, хотя и не совсем немую сцену. Первой из дам очнулась жена Олега.

– Он незаряженный! Честное слово! Незаряженный! Мы пришли его отдать… – Она сделала движение к окну, намереваясь поднять лежавший там пистолет, который Сергей Петрович выбил из рук нерешительного посетителя.

– Стоять! Не трогать! Ты что стоишь, мать твою! – заорал Сергей Петрович на охранника. – Подними пистолет! Тряпкой возьми, придурок, там отпечатки! Лариса, да звони же, мне до утра на нем сидеть?! Лежи, лежи, не нервничай, сейчас приедут.

– Пожалуйста, я вас умоляю, не надо милиции! Ну посмотрите, он же незаряженный, незаряженный, да? – Татьяна с так и не выясненным в суматохе отчеством металась от охранника к Сергею Петровичу, призывая в свидетели Ларису и Валентину Васильевну.

– Незаряженный… – согласился наконец возившийся у окна охранник, которому было неудобно осматривать пистолет через полотенце.

– Вот видите! Видите? Я же говорила! – обрадовалась Татьяна и посмотрела на присутствующих с торжествующим видом, будто факт отсутствия патронов объяснял недоразумение.

– Отдохнул? Поднимайся. Молодец, осторожненько… и на стульчик, вот так. – Ласково приговаривая, Сергей Петрович резким движением оторвал Олега от пола и швырнул на стул. – Ну, и чего ты с такими игрушками таскаешься, женщин пугаешь, большой вроде мальчик… Ну?!

Олег вздрогнул, собрался с мыслями и сказал, показывая пальцем на жену:

– Это она.

– Понятно, как всегда шерше ля фам, – согласно кивнул Сергей Петрович. – А конкретнее? Давай, я детали люблю.

– Она пошла худеть, – произнес Олег.

– Давайте лучше вы, – обратился Сергей Петрович к Татьяне. – Что-то у него сегодня не очень получается. Наверное, волнуется.

– Я была толстая, – тоже волнуясь от желания убедить собравшихся в своей правоте, начала Татьяна. – Девяносто восемь при росте сто шестьдесят два.

– Ого! – уважительно удивился Сергей Петрович. – Мой вес. Плюс… – Он пошевелил губами, подсчитывая. – Девятнадцать сантиметров.

– Ну вот, вы понимаете? Так же жить нельзя! Кто такую корову будет любить!

При слове «корова» Олег поморщился, как от зубной боли.

– И я пошла к вам худеть.

– И как результат? – пришла в себя Лариса.

– Восемнадцать килограммов! – четко отрапортовала Татьяна и с тихой гордостью оглядела присутствующих, видимо ожидая похвалы.

– Замечательно! – должным образом среагировала Лариса. – Отличный результат, у нас…

– Да? – вдруг взвился Олег, но под взглядом Сергея Петровича на всякий случай осел на стул. – Отличный? Вам на людей наплевать, лишь бы деньги заработать! Из-за вас все!

– Так, твой микрофон выключаем, теперь говорить будет она, – распорядился Сергей Петрович, и никто не удивился, что он тут распоряжается.

– Я похудела, а ему не понравилось, – потупившись, сообщила Татьяна.

– И ковбой начал стрелять? – помог Сергей Петрович.

– Нет, я ему понравилась… Ну, точно не знаю. Ему вообще не понравилось…

– Можно я скажу? – тоном второгодника, случайно выучившего урок и желающего идти к доске, попросил Олег, глядя на Сергея.

– Ну, давай, только коротко.

– Вы женаты? – спросил Олег, заглядывая в глаза Сергею Петровичу и охраннику. – Да? Ну вот, тогда вы меня поймете. Она перестала готовить. Вообще. Говорит, когда я готовлю, так напробуюсь, что еле дышу. Готовит-то хорошо! – похвастался он и пригорюнился. – Придешь с работы, в животе урчит, как у волка, а в доме шаром покати. Рыбка, салатик… Тьфу!

Охранник сочувственно закивал. Олег приободрился.

– Подумаешь, барин какой! Сам бы готовил! – вдруг приняла участие в беседе Валентина Васильевна. – Все вы одинаковые! Эгоисты.

– Слушай, я тебя научу, – поманил его пальцем Сергей Петрович. – Идешь с работы, заходишь в магазин, берешь кило пельменей, пива там, рыбки. И плюешь на все с высокой башни.

– Я не могу! Я на трех работах, мы от тещи уехали, комнату снимаем, собираем деньги на первый взнос, нам уж четвертый десяток, сколько можно без своего угла…

– Тридцать два! – вставила жена. – А мама одна в четырехкомнатной.

– Что ж вы вдвоем с мамой одного мужика накормить не можете? – Похоже, ситуация начала развлекать Сергея Петровича, и он расслабился.

– Да не в этом дело! – воодушевился Олег, сообразив, что в милицию его сдавать будут не сейчас. – Она же с ума сошла на этом деле. Книжки, таблицы, разговоры, весы напольные, весы кухонные, то скачет, то рыдает… Не жрет ни фига – злая. А поест – еще злее, что не удержалась. Потом надо два литра воды пить в день. Она стала три пить, пошли в воскресенье гулять, на набережную, как люди – так она от сортира до сортира, а у нас не Париж, сортиров раз-два и обчелся. – Олег хихикнул, очевидно вспомнив пикантные подробности злополучной прогулки. – А еще ксеникал…

– Олежа, не надо! – попросила жена.

– А чего не надо? Пусть люди знают. Нормально все, ты же сама говорила. Таблетки такие, они жир растворяют, если что жирное съешь, – пояснил он заинтересованно слушавшим его историю мужчинам. – Ну вот. Это опять же надо быть ближе к сортиру, потому как…

– Олег! – В голосе жены зазвучала явная угроза.

– Ладно, ладно. И еще, тыща сто одна упаковка. На неделю. Мы и так жили на картошке с дачи, мясо не покупали, чтобы быстрее деньги отложить, а тут… – От возмущения он не нашел слов и только покачал головой.

Расстановка сил в комнате явно изменилась в его пользу, сочувственно кивали в такт рассказчику уже трое: к охраннику и Сергею Петровичу присоединилась переметнувшаяся Валентина Васильевна.

– Но мы никому не рекомендуем ксеникал! – возмутилась Лариса. – Это уж ваша супруга самостоятельно…

– Да я чтобы быстрее, – приготовилась всхлипывать Татьяна, почувствовав перемену настроения аудитории. – Он стал домой поздно приходить, и от него духами пахло один раз.

– Вот дура! – воскликнул Олег. – Сказали тебе – на трех работах. Если еще без ужина, то я по этому делу вообще не мастер. Подвозил одну попутно. Духи – это да. Термоядерные. Еле жив остался.

– А мама говорит… – начала Татьяна, но ее прервал Сергей Петрович:

– Слушай, как там тебя? Олег, да? Ну и развелся бы ты с ней к чертовой матери! Тебе такая жизнь нужна? Три работы и сверху салатик с тещей четырехкомнатной. Но сначала обнюхают насчет духов. Оно тебе надо?

– Не могу. – Олег смотрел в сторону. – Я ее люблю. С детского садика еще, мы в одну группу ходили. Я ее с пяти лет любил, она тогда килограммов пятнадцать весила, так я ж ее не за вес полюбил, мне и сейчас по барабану, сколько там натикало. И дочь у нас. На меня похожа.

– Ой, Олежек, что же ты наделал! – вдруг с места в карьер завопила любимая супруга. – Это его дружок чокнутый ему подсказал, да еще выпили они после бани!

– Блин, могу я раз в месяц у друга на дне рождения!

– Можешь, – подтвердил Сергей Петрович. – Конституция тебе гарантирует право на отдых. Но мы отклонились от темы. Давай излагай в темпе, чего ты такого надела-а-ал, – передразнил он Татьянины причитания. Супруга Олега ему не нравилась.

– Выпили мы. А пистолет у меня дома был. Я когда на машине, его с собой вожу, у меня разрешение есть, все чин чином. Ну, Саня и сказал – это все та… ну, вы то есть, – показал он на Ларису, – виновата. Дурит бабам мозги, деньги на них делает, а у тебя из-за нее вся жизнь псу под хвост. Меня такое зло взяло, смотался домой, взял пистолет.

– А как вы узнали, где я живу?

– Так мы соседи. У вас – Чапаева, 43, у нас – Чапаева, 45. Мне Татьяна вас показывала.

– А у тебя разрешение есть? – проявил компетентность охранник.

– Да… На газовый… Мы в прошлом году его с Саней переделали под боевые патроны. У Сани руки растут откуда надо, он все может, – похвастался Олег.

– Чего, прямо сам и переделал? – заинтересовался Сергей Петрович.

– Прямо сам! Он еще и не то умеет.

– Так это группой лиц получается, – резюмировал юридически подкованный охранник. – Лет на пятнадцать потянет.

– Я Саню не сдам! – вскинулся Олег. – Сам за все отвечу.

– Ответишь, ответишь, – успокоил его Сергей Петрович. – То-то мне ребята говорили: все прошерстили – тихо, на заказ вроде не похоже.

Татьяна метнулась к Ларисиному столу, ловко протиснулась мимо удавленно пискнувшего австралийского кенгуру, бросилась Ларисе в ноги – та едва успела их отдернуть и спрятать подальше под стул – и заголосила:

– Лариса Петровна, не губите! Мы вот сами к вам пришли, простите дурака Христа ради! Дочка у нас! Если вы простите, может, и не посадят его-о-о! – Татьяна зарыдала в голос и от всей души. – А если посадят, я тебя ждать буду-у-у! Олеженька мой, солнышко ненаглядное, прости меня, дуру-у-у! Ой, мамочки-и-и, что теперь с нами буде-е-ет?

Все молчали. Валентина Васильевна начала всхлипывать. Лариса посмотрела на Сергея Петровича, но он в ответ лишь поднял брови домиком. Татьяна увлеченно выводила свою партию. И Лариса приняла решение.

– Встаньте! – скомандовала она Татьяне таким голосом, что та подавилась текстом причитания на полуслове.

Олег, который держался руками за голову и медленно раскачивался из стороны в сторону, перестал раскачиваться, охранник сусликом замер посреди комнаты, а Сергей Петрович посмотрел на Ларису с интересом.

– Прекратите причитать! Устроили тут спектакль. И вы тоже. – Это относилось к Валентине Васильевне. – Все, что от меня зависит, я сделаю. Со следователем поговорю. У меня одно условие: вы не сообщаете ни слова журналистам. Валентина Васильевна, вызовите мне Пашу. Завтра с утра. Он у нас юрист, вот пусть и подумает, что можно предпринять. Явка с повинной? Или так дело закроют? Пусть думает, он говорил, что юрист хороший. Водителя нового найдите, только не по объявлению, а через агентство. Потом позвоните следователю, попросите назначить мне встречу, и побыстрее, она возражать не станет. О сути дела ничего не говорите, вы поняли? Татьяну… как ваше отчество?

– Дмитриевна… – пробормотала ошарашенная Татьяна, не сразу поняв, что от нее хотят.

– Татьяну Дмитриевну запишите на прием к Александру Сергеевичу, приходите обязательно, я ему все объясню, денег с вас он не возьмет. Все. И вы меня извините, я очень устала сегодня.

Валентина Васильевна, суетясь и квохча, как наседка, вытолкала гостей в приемную. Охранник, потоптавшись без толку, тоже ушел. Лариса, прикрыв глаза ладонью, сидела за столом, сильно сгорбившись, как всегда в неприятные моменты. В кабинете было тихо, даже шум улицы заглушали пластиковые окна. И она очень удивилась, когда через пару минут открыла глаза и обнаружила, что Сергей Петрович по-прежнему стоит у дверей и молча смотрит на нее. Выражение лица у него было странным – не то осуждающим, не то…

– Сережа, я сделала что-то не так?

– Хозяин – барин, – пожал плечами Сергей.

– Да ладно, не в милицию же бежать. Он и не попал.

– Вот это самое замечательное в данной истории. И внушающее оптимизм.

– От тебя слова доброго не дождешься. Я столько нервов потратила, а ты…

– Что – я?

Лариса и сама не знала, «что – он». Она подумала, что теперь, когда вся эта неприятная история с покушением закончилась так… комично, он расслабится, станет прежним – веселым и необязательным Сергеем Петровичем, появлявшимся ниоткуда без предупреждения и исчезавшим на долгие недели. А она ждала, и радовалась, как дура, когда он приходил, и надеялась, и сердце замирало, и волновалась до слез. Лариса вообразила, будто прожитые рядом дни, когда Сергей Петрович мгновенно, без всяких просьб, пришел ей на помощь, забросил работу, чтобы защищать ее и опекать, что эти дни… Он просто из замечательной породы друзей, которые познаются в беде. «Друг всегда в беде сможет выручить, если что-нибудь приключится вдруг, друг в беде не бросит, лишнего не спросит, вот что значит настоящий верный друг», – закрутилась в голове детская песенка. Беда закончилась, друг свободен и может заняться бедами других своих друзей, которых у него всегда было пруд пруди. Ведь и тогда, после возвращения Ларисы из Парижа, он, вытащив ее из жуткой депрессии, куда-то подевался, растворился, ни на что не претендуя и ничего не предлагая. Исчез, чтобы появиться вновь, когда ей станет плохо. Вот что значит настоящий верный друг.

– Ну и ладно!

– Что – ну и ладно?

Оказывается, она заговорила вслух. Как мило.

– В смысле – вот все и решилось. Ответ на вопрос. Теперь мне ничего не грозит, спасибо тебе.

– То есть конвой свободен?

«Непонятно, – вяло подумала Лариса. – Чего он хочет? Чтобы я попросила его остаться? Чтобы он еще раз мне отказал? Я и так помню – он не спит с подзащитными. И с бывшими подзащитными тоже не спит наверняка. Дурацкий разговор, дурацкая интонация – шутливая, при этом никому шутить не хочется».

– Нет, правда, спасибо тебе, я не знаю, как выпуталась бы без тебя из всего этого. Я очень боялась, просто некогда было бояться и нельзя показывать, что мне страшно. Ты на меня столько времени потратил. Даже жил у меня. А я тебя вот тоже не кормила. – Лариса взяла себя в руки и нашла силы улыбнуться. – Тебя ведь жена ждет. Как ты ей объяснил это все?

– А некому объяснять, – ответил он на вопрос, но не на улыбку, очень уж она, наверное, получилась вымученная. – Я абсолютно свободен, и в отличие от Пятачка даже не до пятницы.

Сергей Петрович и сейчас не изменил своей вечной привычке озвучивать реплики из старых советских фильмов, которые обожал и знал наизусть. Его привычка то раздражала Ларису, то смешила – по ситуации.

– Как понимать?

– Разведен! – бодро отрапортовал Сергей Петрович, правую руку приложив к виску, а левой прихлопнув макушку, потому что к пустой голове, как он объяснял, руку не прикладывают.

– Ты развелся? Когда? – изумилась Лариса, которой брак Сергея Петровича всегда казался бесконечным, как и продуманная беспомощность его супруги. – Да объясни толком, господи, без этих твоих штучек!

Сергей, в два шага преодолев расстояние от двери до стола, наконец опустился на стул.

– Да года два уж. С тех пор, как ты замуж вышла. Ты уехала – мне все по фигу стало. Я ведь в твой день рождения поговорить с тобой хотел, выяснить все – с тобой тогда что-то странное творилось. Ну, и там по обстоятельствам. А этот кольцо тебе подарил, все ясно, желаю счастья. Ты в своем Париже сколько была – неделю? А я неделю пил. Хотя для тех, кто не помнит, у меня язва, и мне пить вообще вредно. И нервничать тоже доктор запретил. В больницу даже попал.

– Сережа…

– Продолжаем разговор, как сказал Карлсон. Потом ты вернулась. Мама твоя всех обзванивала, говорила, что тебе плохо, она не знает, что делать. Я пришел. Ты была такая… Неживая. Я хотел тебя в руки взять и держать, как щенка слепого, знаешь, держат, пока он плакать не перестанет. Этого скота, Вадима твоего, удавил бы своими руками, но не нашел. Затем наладилось все. Ты своими делами занялась. Я помогал, чем надо, вы залы новые открывали, подряды были хорошие, платила Дина Борисовна, не скупясь. Я вообще радовался, что ты меня попросила, думал, что… да черт с ним, короче.

А тут жена моя в Канаду наладилась. Знакомые у нее там, живут припеваючи, и ей тоже засвербело. Она ведь упертая. Нашла какую-то контору адвокатскую, они ей все расписали: надо, мол, язык знать, профессию иметь подходящую, не особо интеллигентную, чтобы была не замужем и до сорока. У них там своих баб вроде не хватает, вот им и льготы. А то лесорубы скучают. Короче, полно заморочек, а ей это и надо, было бы просто за деньги – она бы не поверила. А тут… Она курсы английского закончила, сертификаты накупила, достала диплом кулинарного училища – якобы она повар там какого-то разряда. Я чуть не умер – она если дома яйцо сварит, так потом полдня отдыхает. Дату рождения в паспорте изменила, представляешь? Ее бы энергию да в мирных целях. Развестись мне предложила. Я, говорит, уеду, осмотрюсь, тебе вызов пришлю. А работу тебе найдем – у ее приятелей там строительная фирма. Мы, кстати, разводились уже лет десять назад, достало все. В общем, побегали и вернулись, да и девки были маленькие. Вот она опять и решила. Все, короче, за меня решила. Ладно, развелись. Ее кинули, ясное дело, денежки взяли, а она пролетела, как фанера над Оттавой. Ох она и психовала! Я ее предупреждал – я и крайним остался.

Короче, все эти дела меня достали – просто поперек горла. Помнишь, я твою однокомнатную для приятеля просил, жить ему негде? Ты еще денег с него не захотела взять, поскольку он мой друг?

– Помню. Я тогда подумала, что ты для себя снимаешь, чтобы с девицами встречаться. В привычной обстановке, – не удержалась Лариса от ехидства. – Чего ж я с тебя деньги брать стану. Да мне и не до этого было.

– Правильно решила. Я там и живу, между прочим. Бабы тоже иногда заходят, люблю я это дело, грешен. Когда все утряслось, жена начала мосты наводить, давай, говорит, обвенчаемся, в Эмираты слетаем на медовый месяц. Я говорю: лети сама, если б в Канаду – еще куда ни шло, а жару не переношу.

– И что – не вернулся?

– Никак нет! Тошно мне стало на нее смотреть. С такой хваткой косить под девочку – перебор. Дочери выросли. Пес Бэк – двенадцать лет было, поседел весь – и тот умер, а я ведь его слепым щенком брал. Вообще нечего делать стало дома. Девятнадцать лет прожили, между прочим.

– Какой ты старый.

– Ты меня варить, что ли, собираешься?

– Ой, варить, не говори при мне этого слова! Я с голоду умираю.

– Я уже давно умер, одна язва осталась.

– Поедем в ресторан, а? Давай мы с тобой это дело отметим, напьемся! Я знаю, что ты не любишь. В какой-нибудь простенький, Сереж? Готовить-то долго.

– Это тебе долго, растяпе. К тому же в ресторане напиться сможешь только ты, а я за рулем. На тебя пьяную глазеть – удовольствие небольшое. Тихо, тихо… Купим мяса по дороге, я за полчаса пожарю. От мяса, заметьте, не толстеют.

– Да я ни от чего не толстею, при такой жизни разве потолстеешь? Поедем скорее, пожалуйста!

Толкаясь и хихикая, как шестиклассники после второй смены, они вылетели из конторы. Не прогрев машину, тронулись с места, пулей обежали магазин, бросая в тележку все подряд, и через полчаса уже въезжали во двор. Лариса выскочила первой, оглядела двор, одиноко стоящие автомобили, поискала свои окна, потом, не дожидаясь помощи, достала из машины пакеты с продуктами. Она торопилась, она так хотела скорее попасть домой, а Сергей Петрович, как назло, возился с магнитолой.

– Господи, Сережа, как хорошо никого не бояться! Хорошо, что все закончилось наконец.

Но Лариса ошибалась. Когда она выбралась из салона – а это заняло определенное время, потому что тащить тяжелые пакеты одной рукой было неудобно, – то обнаружила, что их машину с двух сторон подперли невесть откуда взявшиеся громадный черный внедорожник «Хаммер» (Сергей Петрович как-то говорил, что таких уродин в городе две или три) и неопределенного цвета грязноватая «девятка». Единственное, что успел сделать Сергей, – встать между Ларисой и тремя крепкими молодыми людьми в одинаковых кожаных куртках, которые выскочили из «девятки», оказавшейся с Ларисиной стороны. Из внедорожника неуклюже вылез простоватого вида дяденька в дорогом тонком костюме и подошел к Ларисе. Глаза за стеклами очков в позолоченной оправе, совершенно неуместной на простецкой физиономии владельца, смотрели изучающе и холодно.

– Здравствуйте, уважаемая Лариса Петровна! – Делано-радушные интонации хрипловатого голоса тоже контрастировали с выражением глаз.

«Он похож на постаревшего и растерявшего свое обаяние вредноватого поросенка Хрюшу из «Спокойной ночи, малыши!», – успела подумать Лариса.

– Я правильно назвал ваше имя-отчество? Вы не представляете, как долго я ждал этой встречи, как хотел познакомиться с вами. Не волнуйтесь, это не займет много времени, – обратился он к Сергею Петровичу, который сделал движение ему навстречу, но был мгновенно остановлен крепкими ребятами из «девятки». – К тому же, – голос стал неприятно-металлическим, – вас этот разговор совершенно не касается. Мы будем беседовать недолго, очень холодно сегодня. Вы ведь не согласитесь сесть в мою машину, правда? И к себе домой на чашку кофе вряд ли пригласите, поэтому я буду краток. Лариса Петровна, я с большим уважением отношусь к вашему делу и к вам лично, поскольку знаю, как непросто женщине в наше время заниматься серьезным бизнесом. Но есть одна проблема: те деньги, которые вы получили и использовали в качестве стартового капитала, вам не принадлежат. Они были украдены у меня вашим супругом, которого вы впоследствии так ловко – примите мои поздравления! – обвели вокруг пальца. Нет, не трудитесь возражать, так мы сэкономим время, а то ведь недолго и простудиться. Итак, три миллиона долларов, опрометчиво оставленных вам на хранение супругом, принадлежат мне, и надеюсь, что вы, как человек добросовестный и порядочный, мне их вернете. Тем более что я изучил ваши дела и знаю, что они идут неплохо. Впрочем, где вы возьмете деньги – меня не интересует, я уважаю коммерческую тайну.

– Можно вопрос? – произнесла Лариса, поражаясь своему хладнокровию.

– Разумеется! – едва не расшаркался Хрюша.

– Вы это узнали от Игоря Властимировича Беляева, я правильно понимаю?

– Да, вы быстро ориентируетесь в ситуации, мне говорили об этом вашем замечательном качестве. Терпеть не могу иметь дело с тугодумами.

– Сколько он запросил с вас за эту информацию, вы ведь давно разыскивали моего мужа и деньги?

– Милая Лариса Петровна, я уже сказал вам, что уважаю коммерческую тайну.

– Хорошо. Тогда еще вопрос – если у меня нет этих денег?

– Ну-ну-ну! Это вопрос доброй воли, уверен, вы ее проявите.

– В противном случае?

– Мне неприятно об этом говорить, – обиженно насупился Хрюша. – Но если вы настаиваете, давайте расставим точки над «i». Три миллиона долларов – хорошие деньги. Очень хорошие. Кроме того, они были у меня украдены. У меня! Если не вернете деньги, судьба вашего мужа будет незавидной.

– Мне безразлично, что с ним произойдет.

– Сомневаюсь. Чисто по-человечески вы не можете не позаботиться о его судьбе. Впрочем, уверяю вас, у нас достаточно рычагов для того, чтобы сделать невыносимой и вашу жизнь.

– Например?

– Вы вынуждаете меня говорить вам неприятные вещи, – обиделся на ее бестактность Хрюша. – Что ж, извольте. Вам мало того покушения? В тот раз мы не собирались причинить вам вред, просто намекнули на имеющиеся у нас возможности.

– Мне очень жаль, я так понимаю, у нас с вами один юрист на двоих, и он не только изрядная скотина, но и плохо работает. Вы, вероятно, не в курсе, но организатор покушения найден, я с ним разговаривала, у меня нет к нему претензий. К вам он не имеет никакого отношения, как и вы к нему. Ваш новый адвокат, выстраивая для вас схему беседы со мной, обязан был это выяснить, а не ставить вас в неловкое положение. Получается, вы хотели взять меня на понт – так, кажется, у вас это называется? Но воспользовались неверной информацией, мелким сочинительством, обычным враньем. Право, неловко. Он вас подставил, причем по мелочи.

Ларисин собеседник побагровел – он не рассчитывал на подобный поворот, а больше всего на свете не выносил напоминаний о его прошлом, когда он был на все готовым мальчиком в кожаной куртке и ездил на стрелки на такой же вот раздолбанной неприметной «девятке», которую не жаль бросить где-нибудь на пустыре, если что. С тех пор прошло много лет, немало воды утекло, он сменил круг общения и образ жизни, купил все, что продавалось, и прежде всего диплом, даже два, экономический и юридический. С него сняты все судимости, самые лучшие адвокаты решают его проблемы, он одевается в Лондоне, отдыхает в Альпах, хотя терпеть не может горы, к нему домой приходят парикмахерша и маникюрша, а детки учатся в одной гимназии с внуком губернатора. Никто из тех, кто с ним знаком, не посмел бы вот так возить его мордой об стол. Но вот дернуло же его приехать самому, а не поручить это своим мальчикам. Все потому, что он давно и безуспешно искал эти деньги и на радостях решил лично поприсутствовать на завершающем этапе возвращения блудных миллионов. Три миллиона, нагло и легко украденных у него из-под носа, снились ему во сне, и он рассчитывал, что эта сучка, которая здесь совершенно не при делах, оставшись без серьезной крыши, сразу испугается до полусмерти и отдаст их. А тут его ткнули носом, как паршивого щенка, и кто? Дрянь, молодая смазливая бабенка.

Он резко повернулся, обошел Ларисину машину и рванул на себя дверцу «Хаммера», своим странным свиноподобным рылом неуловимо похожего на хозяина. Мальчики переглянулись, ожидая команды «фас» или «фу», но хозяин не удостоил их взглядом, и они решили ждать. Через секунду из джипа выпал Игорь, модный галстук перекошен и подозрительно смят, в глазах плещется ненависть и страх. Он бросился к Ларисе. Наглухо тонированное стекло передней дверцы «Хаммера» бесшумно скользнуло вниз, образовав щель.

– Ты, сучка! Ты еще не поняла, с кем имеешь дело? Да он тебя порвет, как Тузик грелку! Отдай по-хорошему! Да тебя удавят в твоей собственной постели! Не успеешь сказать «мама»! И козлу твоему уши отрежут! Они его оттуда привезли уже… Дина твоя со своим мужиком тебя не прикроют, свалили отсюда, им не до тебя! Съехала твоя крыша, все!

Пока Игорь орал, мешая связную речь с матом, Хрюшины охранники расслабились и позабыли о Сергее Петровиче, который не преминул воспользоваться этим обстоятельством. Одно движение, и Игорь хлопнулся навзничь, перестав издавать какие-либо звуки и даже, кажется, дышать. Один охранник хохотнул, видимо, Игорь и у них не пользовался симпатией, двое других подались в сторону Сергея Петровича, но он успокаивающе поднял руки.

– Все-все, мужики, спокойно… За его морду вам же не платят. А ты лучше полежи, пока мы с хозяином побеседуем. Мы тихо поговорим, а то соседи, не дай бог, из окна выглянут. Оно вам надо?

Из джипа опять вылез Хрюша. Он не улыбался и не рассыпался в любезностях, а насупленно молчал. Потом все же заговорил:

– Этот… – кивок в сторону Игоря, – он придурок, но сказал все правильно. Машину на стоянке держишь? Через полчаса можешь остаться без нее, еще и у соседей стекла вылетят. Будешь бояться из дома нос высунуть и до помойки дойти, но дома тоже будет не фонтан.

– Вот теперь я поняла, – серьезно сказала Лариса. – Будем считать, что вы меня убедили. Деньги у меня есть, но вы же понимаете, что не дома под кроватью. Позвольте, я сделаю один звонок, выясню кое-что, и завтра мы решим этот вопрос.

Хрюша удовлетворенно кивнул. Лариса достала сотовый и набрала номер, закодированный на одну кнопку. Поздоровалась. Разговор был кратким, состоявшим из двух «да», одного «нет» и еще одного «да», к которым напряженно прислушивались все присутствующие.

– Через пять-семь минут все будет в порядке, и мне сообщат насчет денег. Вы можете подождать?

Повисла напряженная пауза. Сергей закурил. К нему присоединился один из мальчиков, предварительно оглянувшись на босса. Хрюша кутал зябнущий пятачок в шарф, почему-то не спрятавшись в уютное тепло своего «Хаммера». Наверное, боялся пропустить что-нибудь важное. Игорь лежал не шевелясь – на всякий случай, мало ли как оно повернется, лучше уж простудиться, чем связываться с хахалем этой мерзавки. Лариса тихонько постукивала мыском сапога по колесам своего автомобиля, внимательно смотрела, как пластами отлетает налипший на покрышки снег, и будто наблюдала за собой со стороны: плохо освещенный двор, три машины на грязноватом снегу, шестеро мужчин, внимательно наблюдающих за ней, и она сама, постукивающая мыском сапога по колесам машины. Кино. С Ларисой Хрусталевой в главной роли. Теперь Лариса часто смотрела на себя со стороны и порой удивлялась тому, что делает и говорит. Она так и не привыкла до конца к Ларисе Хрусталевой, которая появилась три года назад, постоянно сравнивала нынешнюю Ларису с той, прежней, и они не совпадали абсолютно. Она относилась к этому спокойно, и все же с легким оттенком сожаления, примерно так смотрит на свое отражение в зеркале погрузневшая сорокалетняя женщина, вынужденная мириться с тем, что видит в зеркале, но прекрасно помнит и ту тоненькую милую девочку, которую оно отражало лет двадцать назад…

Через шесть минут жильцы дома по адресу Чапаева, 43, отбежали от телевизоров и радостно приникли к окнам, потому что зрелище, развернувшееся под окнами, не уступало надоевшим американским стрелялкам, к тому же шло в режиме реального времени. Арку, ведущую во двор, перекрыла большая машина, из нее посыпались люди в черном камуфляже с надписью «ОМОН» на спине. Маски на лицах и автоматы наперевес не оставляли сомнения в реальности происходящего. Очевидно, наученные горьким опытом, мальчики моментально и в добровольном порядке упали лицами вниз рядом с еще не встававшим Игорем. Хрюшу, из уважения к статусу и костюму, бросили носом не в снег, а на капот его машины и обыскали. Сергея Петровича не тронули. Лариса закрывала его собой, понимая, как анекдотично при этом выглядит, потому что он был гораздо выше и шире ее, к тому же не намеревался отсиживаться за ее спиной.

Он, как и все прочие участники мероприятия, не знал, что дружеские отношения с командиром ОМОНа – еще один маленький бонус, предоставленный ей благодарным депутатом Госдумы Антоном Раковым. Командир ОМОНа майор Раков являлся родным братом нынешнего владельца депутатского кресла, так высоко взлетевшим младшеньким очень гордился и опекал на радость пожилым родителям, которые нарадоваться не могли на замечательных сыночков.

Антон познакомил их с Ларисой год назад, а после покушения Раков-старший позвонил ей, сказал, что договоренность остается в силе, и посоветовал сделать так, чтобы его номер можно было набрать одной кнопкой. Они побеседовали очень мило, поскольку и супруга, и две весьма упитанные дочери подполковника тоже прошли через Ларисин Центр и прожужжали главе семейства все уши. А уж то, что база ОМОНа находится в квартале от Ларисиного дома, оказалось просто счастливым совпадением.

Лариса, чувствуя себя героиней дурного боевика, подошла к распластанному на высоченном и широком, как стол, капоте Хрюше, который едва доставал ногами до пола и совсем не походил на героя гангстерского боевика. Здоровенный верзила в черном камуфляже и маске легко, будто тряпичную куклу, вздернул Хрюшу вверх, снял с капота и поставил на ноги, чтобы он мог внимательно выслушать даму и ничего не пропустить.

– Давайте договоримся так, – миролюбиво предложила Лариса. – Завтра утром, не позже восьми, потому что утром у меня есть и другие дела, вы привозите ко мне Вадима. Вас я видеть не хочу, пришлите адвоката, только нормального, а не эту дрянь, от него одни неприятности.

Игорь, до сих пор притворявшийся смертельно раненным, дернулся, и стало понятно, что он ничего не пропустил мимо ушей.

– Он, – Лариса кивнула в сторону Игоря, – кстати, мне как-то говорил, что есть такое понятие – тело долга. Вот я и готова обменять тело долга на тело моего супруга, причем живое и здоровое. Я верну вам два миллиона. Во-первых, больше у меня нет, а из дела я изымать не собираюсь; во-вторых, я же спрашивала вас, во сколько этот… оценил свои услуги. Вы мне не ответили, будем считать, что его процент я оставлю себе. Верну все за два-три месяца на счета фирм, которые укажет ваш адвокат. Фирмы должны быть зарегистрированы на Кипре, мне так удобнее. Это несложно, уверяю вас.

Хрюша дернулся от нахальства поучающей его и ставящей условия бабы, но обстоятельства не позволили ему выразить свое отношение более доходчиво и эмоционально.

– Повторяю – все контакты через адвоката, с доверенностью. Вы мне очень не понравились. И уверяю вас, – скопировала Лариса недавно слышанную интонацию, – у нас достаточно рычагов для того, чтобы сделать невыносимой вашу жизнь, не говоря уже о нормальном бизнесе. Видите, я тоже постаралась быть краткой и убедительной. По-моему, у вас нет оснований быть недовольным.

Что делать дальше, Лариса не знала, этот эпизод она играла впервые и без суфлеров, на чистой импровизации. Лариса посмотрела на стоявшего поодаль майора. Он кивнул и поднял большой палец. Лариса тоже кивнула, как примерная ученица, и, взяв под руку несколько оторопевшего Сергея Петровича, проследовала к двери подъезда. Правда, с полдороги ему пришлось вернуться и подобрать пакеты с продуктами, которые стояли прямо в снегу возле машины, но соседи, решила Лариса, должны оценить финальную сцену, хотя и несколько смазанную возвращением за пакетами. Господи, что завтра наплетут журналисты, если узнают? А они узнают наверняка. Плевать, на сегодня проблем и без того хватит, а завтрашние станем решать по мере поступления.

Дома, едва перешагнув порог, Лариса без сил опустилась на пол, не сняв сапог и шубы. Она старалась глубоко дышать и не всхлипывать, даже закрыла глаза рукой, чтобы Сергей Петрович не видел слез. Но эти хитрости ни к чему не привели, и через минуту она рыдала в голос от пережитого унижения, страха, от того, что ей пришлось мгновенно принимать важные решения, и никто ей не поможет, кроме Сергея Петровича. Тот потоптался рядом, неловко пристроил на полу эти чертовы кульки и тоже сел на пол рядом с Ларисой.

– Ну вот те на – железная леди. Бизнесвумен, слезы-сопли до колена… – Своим платком он вытер ей лицо, но Лариса сразу восполнила нехватку жидкости и прибавила звук. – Кончай реветь, все позади, ты так держалась, умница. Я не ожидал… Я вообще чуть не упал, как те три придурка, когда ОМОН приехал. Не плачь, пожалуйста, хорошая моя…

Сергей Петрович гладил ее по голове и бормотал глупые ласковые слова, а Лариса, всхлипывая и с трудом переводя дыхание, принялась сбивчиво объяснять ему, что она пережила и как поступит дальше, и бормотала бы эту бессвязную чепуху еще долго… Если бы Сергей Петрович просто не взял ее лицо в свои ладони – ей показалось, что она и вправду щенок, про которого он тогда сказал, теплопузый, неуклюжий щенок, уместившийся на ладони у хозяина, который наконец нашелся и теперь уж точно защитит и покажет всем врагам, – и не закрыл ей рот поцелуем. Лариса поняла, что ей совсем не хочется говорить, объяснять ничего не хочется, она будет просто молчать и слушать эти давно, а может, и никогда не слышанные слова. Глупые, вечные и важные, важнее всех прочих слов на свете. Она тоже изо всех сил обхватила его голову здоровой рукой и прижала к себе, чтобы никто-никто на свете не смог ее разлучить с единственным нужным человеком, самым главным, которого она никому больше не отдаст…

Утром Лариса влетела в офис в половине восьмого, переполошив охранника, потому что раньше девяти на работе никто не появлялся и он мирно досыпал остаток ночной смены. Она специально назначила встречу так рано: не хотела, чтобы были свидетели ее встречи с Вадимом, к тому же прекрасно понимала, что сойдет с ума, если придется ждать дольше. Всего два часа предутреннего сна, пережитое волнение и напряжение последних дней, предстоящая встреча с малознакомым человеком, ставшим ее мужем, заставили глаза Ларисы гореть особенным блеском, даже черты лица заострились, и смуглый оттенок кожи не скрыл лихорадочного румянца. Впрочем, в зеркало утром Лариса не смотрелась, не до того было. Проснувшийся позже нее Сергей Петрович долго и сладко потягивался, включил телевизор, потом, когда, наконец, решил обратить внимание и на нее, высказался в своем духе:

– Все-таки красота – это страшная сила! Помощь нужна?

– Нужен водитель. Зимой я редко езжу, а с загипсованной рукой и вовсе не пробовала. Вставай, хватит валяться!

– Может, еще зарядку сделать? А завтрак? А в постель? – капризничал Сергей Петрович, но, заметив выражение ее лица, быстро оделся, допил в кухне ее остывший чай, сморщился от отвращения – без сахара! – и они спустились во двор.

Хорошо, что в такую рань никого из дорогих соседей не было дома, а к вечеру Лариса успеет придумать подходящее объяснение вчерашним маневрам ОМОНа под ее окнами. Кстати, что она должна начальнику ОМОНа за вчерашний спектакль?

Возле конторы Сергей высадил ее, клятвенно пообещав уехать по делам и ни во что не вмешиваться, но Лариса знала, что он останется в Центре до тех пор, пока не убедится, что ничто ей не угрожает. Вадима она почему-то не опасалась, но все же разговор предстоял неприятный, и она нервничала. Оставшиеся полчаса бегала из угла в угол по своему крошечному кабинету, каждый раз натыкаясь на проклятого кенгуру, который панибратски подмигивал ей и, когда его толкали, издавал странные звуки, не то икал, не то хихикал. Через полчаса предупрежденный охранник впустил в кабинет двух мужчин, в одном Лариса с трудом узнала Вадима.

Нет, внешне он изменился не настолько, чтобы не узнать, разве что такой щетины на его лице она никогда не видела. «Хотя для столь милых подробностей мы были совсем недолго знакомы с мужем», – вдруг подумала Лариса. Она даже не помнила, какой бритвой он брился – электрической или станком, вот беда, что же она стала бы дарить ему на 23 февраля? Под глазом Вадима красовался синяк, очевидно, его похожий на Хрюшу кредитор все же не сумел сдержать эмоций при долгожданной встрече. Странно, но исчезла седина, которая придавала тому, трехлетней давности Вадиму непередаваемую импозантность. Неужели он тогда подкрашивал волосы? А она-то, глупая, нафантазировала себе всякую чепуху о таинственных трудностях в жизни любимого мужчины. Кроме того, Лариса почему-то всегда и совершенно необоснованно недолюбливала представителей сильного пола, злоупотреблявших услугами салонов красоты и дорогих парикмахерских. Хотя теперь они в почете, и даже слово для них выдумано – «метросексуалы». Но дело даже не в синяке, не в щетине и не в шевелюре. Просто внушительный, уверенный в себе, неторопливый в движениях и улыбчивый Вадим (она запомнила того, любимого, а не странного суетливого субъекта, который ненадолго появлялся после возвращения из Парижа и которого куда-то увел Игорь) походил на скомканный чьей-то рукой лист дорогой хорошей бумаги. Отброшенный в сторону, лист постепенно избавляется от следов постороннего сокрушительного воздействия, расправляется, превращаясь из бесформенного комка в прихотливую объемную фигуру, но прежнее совершенство, гладкость и безукоризненность больше недостижимы.

В голову лезла всякая чушь, однако возникшая пауза позволила Ларисе взять себя в руки. Молча указав посетителям на стулья, она поздоровалась лишь с адвокатом – пожилой и вежливый, дорогой Хрюшин адвокат отлично знал свое дело, и через несколько минут они уже обо всем договорились. Адвокат попрощался, правда, тоже почему-то только с Ларисой, стараясь не смотреть на Вадима, положил на стол визитку и ушел.

Лариса и Вадим остались вдвоем. Повисло молчание, они не знали, о чем говорить и как начать беседу.

– Наверное, я должен тебя поблагодарить, – глядя в пол, произнес Вадим.

– Хочешь – поблагодари. А если должен, то не надо – я тебе прощаю.

– Какая ты стала…

– Какая?

– Другая. Жесткая.

– Я и была такая, просто не знала об этом. Вот, выяснила. Благодарить тебя за это тоже не стану. Деньги твои в целости и сохранности, я пообещала их отдать тем, кто тебя… привез из Финляндии. Отдам в ближайшие месяцы.

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько ты ему пообещала отдать?

– Два миллиона. Но, по-моему, он не должен быть в претензии.

– У тебя есть такие деньги? – изумился Вадим.

– Как видишь, иначе бы здесь не сидел.

– Мне рассказывал Игорь, что у тебя неплохо идут дела. Но я не предполагал, что настолько.

– Да, я еще человек года, про это он тебе не сообщал? А он рассказывал тебе, как он тебя тут продавал? Сначала мне, потом этим ребятам? Рассказал, что тебя никакая милиция не искала тогда, когда мы находились в Париже? Что те, у кого вы украли деньги, тоже не достали бы ни тебя, ни меня, если бы он их не надоумил? – По выражению его лица Лариса поняла, что он до сих пор не знал о роли, которую сыграл в его жизни друг детства. На мгновение ей стало жаль Вадима, и она сбавила тон: – Теперь ты здесь, сам разберешься. Твоя ошибка в том, что ты большую скотину выбрал себе в друзья.

– Зато я выбрал себе хорошую жену.

– Кстати, о жене. Я хочу вернуть тебе твое имущество. – Лариса выдвинула ящик стола, нагнувшись, пошарила в глубине и показала Вадиму перчаточную куколку би-ба-бо, того самого зайца, который разбудил ее утром после первой с Вадимом ночи и остался «заместителем», когда исчез хозяин. – Вот, хранила, как видишь.

Вадим смотрел на нее настороженно, пытаясь сообразить, куда она клонит.

– Ты хотел купить преданность, да? За штампик в паспорте – какое счастье для засидевшейся в девках корректорши, правда? Да, еще бесприданнице полагалась квартира и машина. И гараж. То есть полцарства плюс кое-что наличными на первое время.

Лариса надела зайца на руку, повернула к Вадиму и сообщила укоризненным «заячьим» голосом, разводя руками-лапками:

– Мало дал, хозяин, мало дал! Пожадничал… На! – Она бросила зайца на колени Вадиму, он поймал куклу, тряпочное тельце бессильно повисло. – Я не кукла. Я же не смогла за два миллиона долларов купить простую благодарность.

Вадим молчал.

– Это хорошо, что ты молчишь. Я боялась – начнешь что-нибудь объяснять. Но ты прав, я была бы хорошей женой. Жаль, что не вписалась в твою схему. Тогда все было бы совсем по-другому.

– Жалеешь?

– Нет. Теперь уже нет. И вот еще что – паспорт у тебя есть?

Вадим недоуменно кивнул.

– Завтра принеси мне заверенное нотариусом согласие на развод. Детей у нас нет, делить нечего, так что разведут в загсе.

– Так уж и нечего делить? – вдруг с неожиданной злостью воскликнул Вадим.

– Как же, извини – вот ключи от джипа, он у мамы в гараже, я предупрежу, что ты его заберешь. За ключами от квартиры зайдешь… послезавтра. Нет, лучше в понедельник. Я пока в своей однокомнатной поживу, вспомню детство золотое. – Лариса усмехнулась, кажется, она переняла у Сергея Петровича его страсть к цитированию фильмов. – Мебель, извини, выбросила, придется тебе новую покупать. Книги остались. И заяц. Мы в расчете?

– Да? – подняв брови, удивился Вадим. – А вот это все? – Он обвел рукой вокруг себя. – Совместно нажитое супругами имущество, между прочим.

– Хочешь пополам? – рассмеялась Лариса. – Давай обсудим. Только ты меня невнимательно слушал. Я же тебе сказала, что отдала твоим друзьям два миллиона в обмен на обещание тебя не трогать. О себе я сама позабочусь. За свою безопасность я могла бы не платить вовсе. Если хочешь все по-честному, то ты им должен еще миллион долларов, я предупрежу их, что ты усовестился и готов отдать недостающий миллион, а я не против. Вот когда они мне сообщат, что все в порядке, обсудим и наши дела. Если пожелаешь. – Лариса сделала паузу. – Все, Вадим. Мне пора работать. Ключ заберешь в понедельник у секретаря, ее зовут Валентина Васильевна. И не забудь – завтра мне нужно согласие на развод.

– Можно полюбопытствовать – к чему вдруг такая спешка?

– Полюбопытствовать можно. Я отвечу. Например, так: не нравится мне быть твоей женой, Вадим. К тому же у меня есть свои планы, так что ты очень кстати появился.

Лариса откинулась на спинку кресла, давая понять, что разговор закончен. Вадим поднялся, потоптался на месте и двинулся к двери. Лариса проследила, как комок смятой бумаги, бывший когда-то ее мужем, исчезает из кабинета, стараясь всем своим видом показать, что делает он это по собственной воле и провожают его вполне любезно. А когда закрылась дверь, Лариса набрала номер сотового Сергея Петровича.

– Сережа, ты ведь тут где-то, я знаю. Поднимайся, конечно, он сейчас выйдет. Да все нормально… Я не об этом. Хочу сказать, что решила выйти за тебя замуж и переехать к тебе. Ничего, потеснишься. Причем не позже понедельника, а то мне жить негде. Только не говори, что это перебор.

Плечом она прижимала к уху телефонную трубку и указательным пальцем левой загипсованной руки неловким, но уже привычным жестом перебирала браслет на запястье правой, и казалось, что маленькие серебряные слоники движутся по кругу, держа друг друга хоботами за хвосты. Их глазки, сделанные из крошечных камушков, блестели. Большой слоник – маленький – большой – маленький… Двенадцать слоников, по одному на каждый месяц года, и за то время, которое Лариса не расстается с подаренным браслетом, они прошли уже три больших круга. Три долгих-долгих круга, и вернулись на положенное место, а затем отправились дальше, потому что это были самые умные слоники на свете. Пристроив трубку на место, Лариса посмотрела на дверь, которая через минуту должна была распахнуться, и через минуту, она точно знала, для нее опять начнется другая жизнь.