Вечер встречи с одноклассниками неожиданно оборачивается для частного детектива Татьяны Ивановой расследованием нового дела, такого на первый взгляд незначительного. Ограблена квартира Сергея Конищева, в которого была когда-то влюблена Татьяна. Среди прочего похищен коллекционный старинный меч. Воспоминания о прошлом и даже некоторая доля ревности к его сегодняшней пассии — все это не очень способствовало расследованию. А между тем подобные ограбления состоятельных бизнесменов уже выстроились в загадочную цепочку. Удастся ли талантливой сыщице обнаружить ее слабое звено? Татьяна еще не знает, какая серьезная опасность подстерегает ее в закрытом для посторонних глаз мире коллекционеров…

Марина Серова

Вредная особа

Глава 1

СКОЛЬКО ЛЕТ — СТОЛЬКО И ЗИМ

Никогда не понимала, кто и зачем придумал устраивать вечера встреч со своими бывшими одноклассниками?

Ну какой в этом смысл?

За те несколько лет, которые проходят после прощального выпускного бала, все недавние школьники умудряются настолько перемениться, что прежнего одноклассника порой бывает сложно даже и узнать.

И не только внешне, хотя и такое тоже случается.

Совсем недавно я совершенно случайно лицом к лицу столкнулась в магазине с взлохмаченной, возбужденной и не очень трезвой дамочкой неопределенного возраста, которая вдруг крепко схватила меня за руки и начала допытываться, «как там наши?».

Какие еще наши?

И лишь через минуту-другую я узнала в этой сверхобщительной, темпераментной особе свою бывшую одноклассницу Светку Линькову, которая, говорят, сразу же после того, как закончились наши «школьные годы чудесные», подалась то ли в торговлю, то ли в какие-то дистрибьюторы, затем отсидела какой-то небольшой срок за кражу, а теперь занималась неизвестно чем.

Хорошо, допустим, Светка — случай исключительный. Она еще в школе, кажется, в первом или во втором классе, однажды отличилась тем, что украла у одной из наших девчонок из альбома только что выпущенную серию марок и уже на следующий день принялась в классе всем подряд демонстрировать свою «обогатившуюся» коллекцию.

Помнится, нас всех тогда особенно поразило даже не то, что Линькова, как мы это тогда называли, «стырила» у подружки марки, а то, что у нее не хватило хитрости их припрятать и она была так быстро разоблачена — поймана с поличным.

Пожалуй, встретиться в магазине с непосредственной до уморы Линьковой было даже забавно и приятно, потому что бывшая одноклассница по своему обыкновению тут же начала похваляться новым, только что купленным (или украденным?) кожаным плащом, демонстрировать его подстежку из натурального меха, расхаживать передо мной, вертя толстым задом, и смешно изображать из себя, несмотря на густую толпу людей вокруг, заграничную топ-модель на подиуме.

Честное слово, я тут же вспомнила наше общее «детство золотое», и особенно — стайку школьных подружек, среди которых было порой так приятно похвастаться какой-нибудь обновкой или наврать с три короба про неразделенную роковую тайную страсть к мальчишке из соседнего двора.

Но ведь встречи с бывшими одноклассниками чаще почему-то происходят совсем по-другому Бывает, столкнешься случайно на улице с кем-нибудь из прежних «своих», с кем когда-то вместе приходилось мучиться на тоскливых уроках, дежурить по классу, отвечать у доски, а разговор совершенно не клеится.

Выясняется, что жизнь настолько развела всех по разным дорожкам, что вместо приятной болтовни почему-то получается одно лишь беспомощное мычание и плохо скрываемое желание поскорее снова разбежаться в противоположные стороны.

Например, обычно спрашивают: «Как дети?»

Что ответишь на такой вопрос, если я еще не обзавелась мужем и детьми, и, признаться, мне пока некогда, да и не хочется даже думать на эту тему?

Или расхожий вопрос: «Ну, как дела?»

Тут я пытаюсь сообразить, знает ли на самом деле собеседник про мою работу и интересуется последним запутанным, только что раскрытым делом или же про" сто произносит общепринятый набор слов?

Поневоле приходится на всякий случай отвечать что-нибудь невразумительное или отшучиваться.

Девчонки, как правило, тут же оглядывают тебя с ног до головы и начинают расспрашивать: «Как тебе, Таня, удается так хорошо выглядеть? Поделись секретом диеты!»

Но когда я начинаю говорить, что моя «диета» — это ежедневные тренировки и занятия карате, а также «бег с препятствиями» за шустрыми и, мягко говоря, не очень хорошими людьми, то они все равно не верят, думают, что я их разыгрываю, и нередко при этом еще обижаются.

В общем, содержательных разговоров, хоть убей, с бывшими одноклассниками у меня не получается.

Кто там сказал из древних, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку?

И к чему напрасно пытаться баламутить воду всякими «вечерами встреч»?

Вот будет нам всем хотя бы за тридцать, или превратимся мы в тех, кому уже за шестьдесят, тогда я еще могу допустить невольное взаимное любопытство на тему, кто и что успел натворить за свою долгую жизнь разумного, доброго, вечного.

Или хотя бы — просто разумного.

Поэтому когда мне однажды утром неожиданно позвонили из родной школы и незнакомый детский голос бодро пригласил на вечер встречи с бывшими одноклассниками, я сразу же решила про себя, что ни за что не пойду.

Что я там забыла?

Конечно, в телефонную трубку я дала ответ довольно расплывчаты и, типа того, что «постараюсь» или «буду иметь в виду», и забыла про этот звонок буквально через пять минут.

Но — увы и ax! — я успела подзабыть также и организаторские способности нашей «вечной старосты» Ларисы Ермаковой, которой было доверено протрубить и организовать общий сбор бывшего 10-го "Б" класса.

Лариса принялась чуть ли не каждый день названивать мне домой и вести по поводу предстоящего вечера продолжительные телефонные беседы, отнимающие уйму времени.

Сначала Ермакова постаралась незаметно выяснить степень моего финансового благополучия, потом как-то непринужденно перешла к некоторым отвлеченным советам по хозяйственной части, а уже в следующий раз принялась деловито уточнять и куда-то записывать, что из угощений для праздничного стола лично я должна буду принести в назначенное место в условленный час.

Стало ясно, что отвертеться так просто от Ермаковой и компании одноклассников у меня не получится.

В конце концов, наотрез отказавшись печь пироги, заниматься какими-либо кулинарными хлопотами и тем более выступать во время торжественной части, я все же пообещала настойчивой Ермаковой доставить на вечер встречи что-нибудь из спиртных напитков, и потому пути для отступления у меня теперь не было.

Представляю, как я была бы навеки проклята своими школьными товарищами, а также их детьми, внуками и правнуками, если бы не пришла после такого обещания и они остались бы со своими пирогами, но без моего армянского коньяка!

…Я резко притормозила у ворот школы, но не торопилась покидать уютный салон своей машины, а решила не спеша выкурить сигаретку.

Хотелось хотя бы немного отвлечься, настроиться на ностальгический лад и постараться отключиться от недавнего разговора с бестолковым клиентом, который вдруг потребовал, чтобы я на полпути бросила поиски его пропавшего босса.

Что бы это могло означать?

Не скрою — странные чувства испытывала я в этот момент, глядя на освещенные окна своей школы, успевшей превратиться в гимназию, и почему-то с химико-биологическим уклоном.

Если бы кто-нибудь в то время, когда я с разноцветным ранцем на плечах каждый день поднималась по потертым школьным ступенькам, сказал мне, что я стану частным детективом, я бы в жизни не поверила таким странным фантазиям.

Допустим, директором шоколадной фабрики, модельером, океанологом (нырять в голубые пучины с аквалангом!), кинозвездой — это еще куда ни шло!

Но — частный детектив? Сыщик в короткой юбке?

Однако, как выяснилось, именно в этой работе одновременно воплотились разом все мои детские противоречивые мечты и фантазии — и умение управлять ситуацией, и необходимость «доныривать» до самого дна очередной запутанной истории, плюс способность играть ту или иную роль перед публикой, причем порой на редкость неблагодарной, постоянно меняя до неузнаваемости собственную внешность, и прочая, прочая, прочая, что только можно вообразить.

Но больше всего меня всегда увлекала и продолжает увлекать непредсказуемость очередного нового дела и те неожиданные повороты, с которыми всякий раз приходится сталкиваться по ходу расследования.

По крайней мере, на скуку жаловаться не приходится!

Правда, я старалась не слишком афишировать свою деятельность.

Те, кому надо, меня и так находили, а все остальное относится уже к области праздного любопытства, не более.

Вот и моим бывшим школьным приятелям во время случайных встреч я говорила обычно, что работаю «в одной частной фирме по юридической линии», или отделывалась еще более общими фразами.

Сигаретный дым смешался с тонким ароматом французских духов — их приятный цветочный запах даже в эти холодные осенние дни окончательно не выветривался из автомобильного салона и всякий раз вызывал смутное, совсем весеннее беспокойство у сопровождавших меня мужчин.

Отбросив щелчком докуренную сигарету, угодившую в лужу (сколько я себя помнила, на этом месте всегда по осени почему-то разливалось целое озеро!), я наконец-то заставила себя подняться, подхватить пакет, в котором призывно громыхнули бутылки, и отправиться к воротам школы.

Черт побери, как я и предполагала, на все ахи и охи по поводу встречи с не таким уж и далеким прошлым хватило и десяти минут.

Наверное, мы все пока просто еще слишком молоды, чтобы уметь с чувством предаваться воспоминаниям и испытывать при этом хоть какое-то удовольствие.

— Эх, сколько лет…

— Сколько лет — столько и зим. Зато теперь я не мерзну, — продолжила по-своему эту туманную философскую мысль Светка Линькова и тут же начала всем демонстрировать свой новый плащ.

Каждый торопился поскорее рассказать о своем:

«девчонки» — о детях, новых тряпках, мужьях, «мальчишки» — о новых машинах и своих должностях, так что мне ничего не оставалось делать, как с глубокомысленным видом выслушивать все эти семейные новости.

Не могла же я в свою очередь броситься перечислять, сколько за последнее время мной раскрыто дел, показывать фотографии клиентов, среди которых были и более чем известные в Тарасове люди, демонстрировать перед всеми приемы карате, освоенные за последнее время на достаточно приличном уровне.

И потом, я почему-то постоянно жила и продолжаю жить с ощущением, что самое интересное у меня еще впереди — необыкновенное дело, встреча, любовь.

Лариса Ермакова тут же по-свойски отобрала у меня пакет с дарами и, с удовлетворением оглядев коньяк, апельсины и коробку с конфетами, тут же сделала вывод, что «одни только юристы сегодня и живут более-менее по-человечески».

К счастью, желающих поговорить о себе было так много, что подробности о своей прибыльной практике мне выкладывать не пришлось.

— Ты чего все время смотришь на дверь? Ждешь кого-нибудь? — спросила меня Ермакова.

— Да нет…

— Как же, вроде сначала обещал, — кивнула она, засмеявшись. — А последние дни почему-то никто не подходил к телефону Может, все-таки еще появится?

Вечная староста, конечно, догадалась — все же была одна тайная причина, из-за которой Ермаковой удалось сегодня затащить меня в школу.

Мне вдруг захотелось после многолетнего перерыва повидаться с Сергеем Конищевым, с которым в старших классах у нас было что-то вроде первой любви.

Сейчас я, разумеется, не думаю, что это и впрямь была настоящая любовь — скорее вариация на волнующую в этом возрасте тему и желание понять, почему и как такие вещи случаются с другими людьми.

Но все же…

Тогда все знали, что Конищев — «мой», и смотрели на нас как на сладкую парочку.

Правда, сразу же после школы Сережка уехал учиться в другой город, тут же перестал писать и звонить, а потом, кажется, остался жить и работать в Питере.

Признаться, я и думать о нем забыла.

Но тут, перечисляя по телефону фамилии тех, кого она уже обзвонила и позвала на вечер, наша бессменная старое га вдруг назвала и Сережкину фамилию, пояснив попутно, что «мой» Конищев вот уже пару лет живет в Тарасове и даже занимается каким-то бизнесом.

Не буду обманывать, утверждая, что меня сильно задело это известие.

Господи, да со времени нашей совсем еще детской смешной «любви» столько было всякого-разного — всерьез и надолго — и у меня, и наверняка у него тоже, что смешно говорить о каких-то дремлющих вулканах чувств.

Но все же есть странные мелочи, которые женщина почему-то никогда и ни за что не может забыть, и они продолжают ее как-то непонятно тревожить и волновать на протяжении всей жизни.

Я, например, до сих пор хорошо помнила, как Сережа однажды бросился отмывать мою школьную сумку, случайно упавшую в грязь, уверяя, что «делать это ему ужасно приятно», или про то, с каким серьезным и сосредоточенным видом он обычно целовался в подъезде.

Глупости, конечно, но вот зацепились, запутались в памяти, и все тут!

Но почему-то как раз именно «моего» среди бывших одноклассников сегодня не было видно, и никто о нем ничего не знал.

Мне сразу же сделалось совсем скучно.

И зачем я притащилась сюда в такую слякоть?

Как назло, именно тех (признаюсь, немногих) учителей, с которыми я бы с удовольствием повидалась, в школе не оказалось, девчонки, с которыми мы иногда перезванивались, по каким-то причинам на вечер тоже не явились, зато собралась компания активистов во главе с «комиссаршей» Ермаковой, от которой я и в школьные годы старалась держаться подальше.

Поэтому в тот момент, когда все дружной толпой двинулись в актовый зал на официальную торжественную часть, я приготовилась незаметно отделиться от общей группы и укатить домой.

Пить мне все равно нельзя — ведь я была за рулем, а слушать на трезвую голову излияния о том, как нелегко Ермаковой работать паспортисткой в районном паспортном столе, — тоже, согласитесь, не подарок.

Но как только я вышла в школьный коридор и, непринужденно отделившись от толпы своих бывших одноклассников, направилась в другую сторону, меня тут же кто-то схватил за рукав.

Невероятно: это был Сережа Конищев!

Или все-таки не он?

Передо мной стоял Сережка, но только не повзрослевший, а, наоборот, словно еще более помолодевший — точь-в-точь такой, каким я помнила его примерно в восьмом или девятом классе.

Черт возьми, вот кто совершенно не изменился, прямо-таки даже до неприличия!

Дикость какая-то!

Как-никак нам всем уже за двадцать пять, а некоторые из прежних одноклассников вообще выглядят так, словно разменяли тридцатник.

Но уже в следующий момент я поняла, в чем дело.

Ну конечно же, это был младший брат Сережки, который во времена нашей дружбы, которую нам почему-то нравилось называть любовью, учился еще в младших классах и маячил где-то на заднем плане.

Надо же, как теперь этот младший «коняшка» вымахал — под потолок!

Признаться, я забыла, как его зовут, и посмотрела на него с нескрываемым удивлением.

Неужели он меня еще помнил? Или у братика была для меня какая-то весточка от Сергея?

— Вы… Ты… Вы ведь Татьяна Иванова? — спросил парнишка, неловко переминаясь с ноги на ногу и не зная, как лучше ко мне обратиться. — Мне сказали, что вы… частный детектив — это правда?

— Может быть. Допустим, — ответила я уклончиво. — Но я не собираюсь на эту тему вещать со сцены, предупреждаю сразу. Кстати, можешь обращаться на «ты», так привычнее. Ты ведь Конищев?

— А ты откуда знаешь? Ой, нет, тебе не надо нигде выступать, — пробормотал он. — Я не за этим. Я к вам… к тебе… так, по личному делу. Очень личному Как к частному детективу — Погоди, скажи лучше, откуда ты меня знаешь? — спросила я и тут же убедилась, что мое предположение о том, что братишка Сережи помнит меня со стародавних времен, оказалось совершенно неверным.

— Так… Мне про тебя сказали. Показали… одни ребята, — ответил юноша, слегка покраснев.

— Кто?

— Неважно. Про тебя многие знают. Я сказал нашим пацанам, что ищу частного детектива, и они рассказали про тебя, что ты как раз в нашей школе училась. Я подумал, что ты-то мне и нужна, можешь пригодиться.

Я с трудом сдержалась от улыбки: вот она, подростковая самонадеянность!

«Ты мне можешь пригодиться…»

Правильнее было бы сначала, птенчик, поинтересоваться, насколько мне сейчас нужен ты и можешь ли ты чем-нибудь пригодиться мне?

— Ты же видишь, я сейчас занята, вот моя визитка, позвони завтра или лучше — послезавтра, — сказала я спокойно. — Кстати, а почему твой старший брат, Сергей, сегодня не пришел? Не он ли, случайно, уполномочил тебя со мной встретиться?

— Мой Серега? Как? А вы что — знакомы? — вдруг сразу же сбился и растерялся парень. — Я не знал. Неужто в одном классе? Нет, он ничего, я сам… Я просто услышал, что ты тоже из нашей школы, и ребята сказали, что запросто можешь сегодня завалиться на вечер. А потом мне на тебя один пацан показал. И я сам…

Надо же, я была удивлена — оказывается, я напрасно думала, что отлично замаскировалась под «юристку».

Кто-то в этих стенах прекрасно знал, чем я занимаюсь, с интересом разглядывал меня со стороны и, видимо, следил за каждым моим шагом.

Я оглянулась, но убедилась, что сейчас в нашу сторону никто не смотрел. И все равно ощущение было каким-то неприятным, зябким.

— Ну и что тебе от меня нужно? — спросила я нетерпеливо. — Вот, зашла, как видишь, но теперь мне пора уходить. Дела.

— Но у меня тоже очень-очень важное дело, — сказал парень, еще крепче вцепляясь в кисть моей руки. — И оно как раз касается брата, Сергея. Я долго думал и понял, что мне нужен частный детектив, а потом как раз услышал про Татьяну Иванову, про тебя, про… вас.

Я насторожилась — с «моим» Конищевым что-то приключилось? Ничего себе! Вот так новости!

— Тебя самого-то как зовут? — спросила я мальчика.

— Денис. Денис Конищев… А что?

— Вот что, Денис, — сказала я, осторожно высвобождая руку от его судорожной хватки. — Если у тебя действительно есть ко мне дело, то пошли ко мне, и там все расскажешь. Не здесь же нам стоять, на самом проходе.

— Куда пойдем? К тебе домой? Мне пацаны сказали, что у тебя офис прямо дома. Тьфу ты — все знают!

— Нет, пока в машину, а там видно будет.

В машине я первым делом открыла большую бутылку кока-колы — почему-то мне захотелось пить, а точнее — немного промочить горло после пустых разговоров, и предложила Денису тоже, как говорится в рекламе, немного освежиться.

Глядя, с какой жадностью Денис принялся пить колу, я снова подумала о том, какой же он еще ребенок.

Оказывается, и Сережка лет восемь тому назад был таким же смешным, неловким существом, у которого только-только начали пробиваться усы, но мне он тогда казался на редкость взрослым, рассудительным, умным!

От предложенной сигареты Денис тоже не отказался и, закурив, откинулся на сиденье и даже от удовольствия прикрыл глаза.

Не исключено, что он сейчас воображал себя героем какого-нибудь захватывающего детектива или триллера, этаким суперменом в минуту передышки.

— Значит, тебе понадобился частный детектив, — напомнила я юноше. — А ты хотя бы в курсе, что услуги частного детектива стоят довольно дорого?

— Что? Очень дорого? — тут же очнулся от приятного забытья Денис. — Вообще-то я копил деньги на компьютер и готов… Мне сказали, что ты берешь валютой, посуточно, но зато умеешь очень быстро разобраться, что к чему. В принципе, это нормально. А компьютер есть и у Валерки.

Надо же! Я удивилась совершенно взрослой осведомленности Дениса о моих расценках, а заодно и способностях — он действительно заранее неплохо подготовился к нашей встрече.

— Ладно, с оплатой потом разберемся. Ты сказал, что частный детектив тебе нужен для Сергея. Зачем?

— С братом — беда, — коротко ответил Денис и тут же заметно погрустнел. — Нужно что-то делать.

— А что с ним случилось?

— Не знаю.

— Как это — не знаешь? Сергей задолжал кому-нибудь крупную сумму денег, связался с бандитами, за ним охотятся? Что?

— Нет, не знаю, — подумав, сказал Денис. — Но все равно — беда.

— Вот что, рассказывай мне все по порядку, как на уроке… самой новейшей истории, — начала я раздражаться.

Что скрывать, я была уже как следует заинтригована и даже несколько напугана странными словами Дениса, хотя и старалась сейчас не показывагь вида.

«Беда» — это звучит ужасающе серьезно.

А друзей из беды положено выручать.

Что там могло вдруг приключиться с моим Конищевым — «коняшкой», «морским коньком», как называли Сережку в классе девчонки?

Неужели и правда влип в какую-нибудь грязную историю?

Вообще-то, на Сергея это было не похоже — он всегда удивлял окружающих своими прямо-таки рыцарскими замашками, умел говорить красивые слова про честь, достоинство и любовь, любил философствовать, цитировать мысли великих людей и был порой даже излишне щепетильным в отношениях с окружающими.

Теперь я точно знала, что не успокоюсь, пока не узнаю, что же случилось с моим давним воздыхателем, и приготовилась внимательно выслушать Дениса.

Но все оказалось гораздо проще, чем я могла вообразить.

Насколько я поняла, не так давно, пока Сергей был в командировке, у него кто-то обокрал квартиру, вытащив из нее некоторые вещи, а главное — какое-то старинное оружие, которым Конищев очень сильно дорожил.

— Давно это случилось? Он обращался в милицию? — вклинилась я в рассказ Конищева-младшего быстрым вопросом.

— Вот в этом-то вся и история, — вздохнул Денис. — Брат, разумеется, тут же обратился в милицию, подал заявление, все как полагается — это было примерно две недели назад. Но потом перестал говорить на эту тему и стал только отмахиваться от наших расспросов. А на днях я все-таки не выдержал и сам зашел в отделение, чтобы узнать, как продвигается следствие. Но там мне сказали, что Серега забрал свое заявление и якобы признался, что сам то ли растерял свои вещи, то ли кому-то все раздарил — в общем, нес какую-то чушь собачью. Но я-то хорошо знаю, что такого просто не могло быть! Понимаешь, здесь какая-то другая история, и я хочу узнать правду. Во что бы то ни стало! Серега что-то от всех скрывает, и от меня тоже!

Денис разгорячился и в сердцах так хлопнул ладонью по передней панели «жигуленка», что открылся бардачок, в котором обычно у меня хранятся сигареты, зажигалка, записная книжка и прочие необходимые мелочи.

Не дожидаясь предложения, Денис извлек из пачки еще одну сигарету и нервно защелкал в темноте зажигалкой.

Нет, оказывается, мне только на первый взгляд показалось, что брат Сергея — совсем еще ребенок.

Сейчас я поняла, что рядом со мной сидит взрослый парень, всерьез обеспокоенный судьбой близкого человека и готовый потратить все свои сбережения, лишь бы помочь брату.

Я почувствовала к Денису невольное уважение.

— Но ты хотя бы спросил Сергея, почему он забрал заявление?

— Разумеется, — как-то криво усмехнулся Денис. — Но Серега сказал, чтобы я не совал нос в чужие дела, и впервые в жизни послал меня…

— Послал? Конищев? Что-то на него это не похоже.

— Ну да, матом. Я сроду не видел брата в такой ярости, честное слово. Я тогда, конечно, сильно обиделся, но потом понял, что дело совсем неладно.

— Послушай, Денис, — сказала я спокойно, стараясь не поддаваться взвинченному настроению собеседника. — Но, может быть, это действительно его личное дело, а? Может быть, Сергей свою коллекцию и прочее барахло на что-нибудь обменял, проиграл в карты или, к примеру, пропил и теперь из-за этого клянет себя в душе. Всякое ведь бывает. А тут еще ты пристаешь с расспросами. В конце концов, речь действительно идет о его собственности, и твой брат вправе выбросить свои вещи хоть в реку, хоть на помойку, разве не так? Стоит ли тебе вмешиваться в эту историю?

Я нарочно сказала все это, желая проверить парнишку, и даже зевнула разок для пущей убедительности, изображая равнодушие, но тут же увидела, как зло зыркнул Денис в мою сторону.

— Стоит, — отчеканил он твердо. — Я вижу — Сергей что-то темнит! Потому что запутался. Так бывает.

Я молча пожала плечами: мол, мало ли что еще бывает?

— Как ты не понимаешь, что это — мой брат, который сделал для меня столько хорошего. Он просто что-то скрывает, это факт. Ведь я видел Сергея в тот день, когда его обокрали, и он сам побежал в милицию… Нет, здесь что-то не то. Если ты отказываешься браться за это дело, то так и скажи — я найду другого детектива, деньги у меня есть. Как знаешь.

Он зашевелился, и я поняла, что Денис собрался уходить.

Да, горячий парень, даже еще более взрывоопасный, чем был в свое время Конищев-старший.

— Погоди, я же не сказала, что отказываюсь, — проговорила я примирительно. — Послушай, Денис, а что было в той пропавшей оружейной коллекции? Что-нибудь и правда очень ценное? Ты сам хоть что-нибудь видел?

— Да, брат мне показывал. Правда, Серега просто так, в шутку говорил про коллекцию, у него пока что была всего одна ценная вещь — скрамасакс. Какую-то другую штуковину, наподобие этой, он незадолго до кражи продал.

— Это еще что такое, скрама… Ох, даже не выговоришь с первого раза, — спросила я удивленно.

Признаться, никогда прежде я не увлекалась старинным оружием. Но ведь это простительно — я родилась не мальчишкой и не знала, что когда-нибудь вообще выберу такое «мужское» занятие, как частный сыск.

— Скрамасакс — это тип старинного саксонского меча. Он короткий — всего полметра, ручной работы, и был весь украшен рубинами и еще какими-то драгоценными камнями. Скорее он даже похож на очень красивый большой кинжал, — спокойно пояснил Денис.

— С драгоценными камнями? — поразилась я невольно. — Слушай, но откуда у твоего брата появилась подобная музейная вещь? Ведь она же наверняка стоит бешеные деньги! Он что, успел обокрасть в Питере какой-нибудь музей?

— Да нет, конечно же, его оружие не такое уж старинное. Настоящий скрамасакс сейчас стоит тысячи долларов, у Сереги была подделка. Но все равно — очень дорогая. Такие вещи мастера делают только на заказ, и они стоят уйму денег.

— Сколько же именно?

— Ну, я точно не знаю — надо будет у брата спросить. Я только помню, что после того, как Серега продал свою машину и купил одну из этих «игрушек», нашего отца чуть инфаркт не хватил. В общем, мы только тогда поняли, какими дорогими бывают подобные штуковины. Сергеи говорил, что мечтает со временем собрать дома настоящую коллекцию. Но теперь, мне кажется, он больше ни о чем таком не мечтает. Брат вообще стал каким-то странным, словно вдруг сломался.

— Ничего, починим, — улыбнулась я, заводя мотор. — Поехали?

— Куда? — не понял сразу Денис.

— На встречу с твоим братом. Показывай дорогу. Нужно действительно разобраться, в чем тут дело. Надо же, Конищев заделался коллекционером — никогда бы не подумала! Впрочем, ему всегда нравились красивые вещи, рыцарские доспехи и разные старинные штучки. Но я не думала, что он до сих пор будет продолжать играть в свои игрушки.

Оказалось, что теперь Сергей Конищев жил один в двухкомнатной квартире в районе аэропорта — отдельно от родителей и младшего брата.

По дороге я постаралась как можно подробнее выяснить, как сложилась после школы судьба моего без пяти минут жениха, и узнала для себя немало любопытного.

Сергей действительно учился и потом несколько лет пожил в Питере, женившись там на какой-то однокурснице, но быстро успел с ней развестись, вернулся в Тарасов уже один и занялся своим бизнесом.

— Что-нибудь связанное с ювелирными украшениями? — переспросила я Дениса, не отрывая взгляда от мокрой, скользкой дороги. — Или антиквариат? Старинные вещички?

Но я по голосу почувствовала, что Конищев-младший удивился моему вопросу.

— Почему? Нет. Стройматериалы, лес, шифер. У него с одним другом — общая строительная фирма. При чем тут украшения?

— Да так… Просто Сергей всегда любил что-нибудь необычное, красивое. А его питерская жена? Ты ее видел? Она как, красивая? — не удержалась я все-таки от сугубо женского вопроса, который не имел никакого отношения к делу.

— Видел, но только на фотографиях, — ответил Денис. — Вообще-то она ничего. Но та девушка, с которой Серега в последнее время встречался и даже вроде бы снова собрался жениться, Лиля, та вообще — супер. Высший класс. Не зря говорят, что у нас в Тарасове — самые красивые девчонки.

— Уж так и высший? — усмехнулась я, чувствуя неожиданный укол ревности.

Нет, ну какое, скажите на милость, мне было дело до очередной девушки Конищева, равно как до всех его предыдущих любовниц и жен? Но почему-то все равно неприятно царапнуло по сердцу.

И потом заинтриговало: что значит быть «супер» в глазах подрастающего поколения, к которому относится Денис?

— Красивая фигура? Лицо? Или ноги еще длиннее, чем у меня? — спросила я небрежно, вроде бы между делом, громко сигналя неуклюжему «москвичонку», который вилял на дороге и никак не давал нам вырваться вперед.

— Не в этом дело, — загадочно ответил Денис.

— А в чем же?

— Не знаю. Во всем. Но сейчас у них с братом случилась какая-то размолвка, мне кажется, он еще и поэтому так сильно сходит с ума, — добавил парень, немного помолчав. — Но это уже совсем другая тема. Приехали. Здесь.

Денис показал рукой на одну из девятиэтажек, стоящих вдоль дороги, и мы въехали во двор.

— Седьмой подъезд, квартира сто восемнадцать, — сказал Денис. — Вон, окна горят — значит, Сережка дома. Может, его надо хотя бы предупредить? И вообще — он может с порога сказать, что ему не нужен никакой частный детектив, и снова меня, теперь уже нас… послать. Или мне лучше не ходить, как ты считаешь? Хочешь, я сейчас прямо из подъезда позвоню Сереге?

— Не надо, — ответила я, выходя из машины. — Жди меня здесь. Сейчас я устрою сюрприз Конищеву Алле-оп!

Глава 2

ВЕЧЕР ВСТРЕЧИ

— Кто там? — спросил из-за двери до боли знакомый голос.

Надо же, сегодня на примере своих одноклассников я лишний раз убедилась, что голос у людей почему-то меняется гораздо медленнее, чем все остальное.

Наша Ира Краснова, которая, всем на удивление, после рождения ребенка неожиданно превратилась в настоящую толстую кадушку, продолжала говорить таким же писклявым голосом, каким обычно отвечала у доски, и точно так же тонко, заливисто смеялась.

— Я, — ответила я, внезапно ощущая непонятное волнение.

Почему-то я была уверена, что Сергей переспросит и захочет все же уточнить, кто это такая — "я", и тогда мне придется сразу же выкладывать ему «сюрприз» и называть свою более чем распространенную фамилию.

Но Сергей тут же принялся торопливо отпирать дверь. А в следующий момент буквально остолбенел на пороге от неожиданности.

— Почему же ты не спросил, кто именно? — поинтересовалась я, весело вваливаясь без приглашения в незнакомый дом.

— Таня? Танюшка? Иванова, ты? — пробормотал Сергей, смешно моргая глазами.

Но все же я могла бы поклясться чем угодно, что самым первым чувством, когда он меня увидел, была все-таки не радость, а легкое разочарование.

В подобных вещах меня провести невозможно — Сергей явно кого-то ждал, и этой особой была, разумеется, вовсе не я, а совсем другая девушка.

Вполне возможно, что та самая «Лиля-супер», о которой мне вскользь поведал в машине Денис.

— Ну что, может быть, ты все же предложишь погостить? — спросила я без лишних церемоний. — Или разворачиваться и уходить назад?

— Ну что ты, Таня, я так рад тебя видеть. Погоди, сколько же лет мы с тобой не виделись? Проходи, конечно! Вот так неожиданность! — окончательно опомнился Конищев и бросился помогать мне раздеваться. — Слушай, как же ты меня нашла? И вообще — какими судьбами?

— Пришла сегодня на вечер встречи нашего класса, а тебя почему-то там не оказалось. Нет, думаю, уж если я настроилась тебя сегодня увидеть, то другого пути теперь у меня все равно нет. Ты помнишь мое знаменитое упрямство?

— Помню, видимо, ты в этом смысле совсем не изменилась, — откликнулся Сергей, с интересом меня разглядывая. — Слушай, Иванова, а ведь ты стала еще красивее. Погоди, я до сих пор не могу поверить, что это — ты. Вообще-то я хотел как-нибудь позвонить, но ты же знаешь — работа, то да се… Молодец, что сама появилась.

— Ясно, — сказала я, усаживаясь в мягкое кресло и закидывая ногу на ногу.

Конищев в юности, помнится, несмотря на свои возвышенные взгляды на любовь, был очень даже неравнодушен к моим стройным ножкам.

Но почему-то мне снова показалось, что в глазах Сергея мелькнуло беспокойство.

— Ты кого-то ждешь? Может быть, я не вовремя поддалась лирическим воспоминаниям и напрасно приехала без предварительного звонка? — спросила я напрямик.

— Да… нет… — как-то замялся Сергей, но тут же ловко выкрутился и добавил с улыбкой:

— Все мы постоянно кого-нибудь ждем и почти всегда — напрасно. Разве не так?

— Ты по-прежнему любишь красивые слова, Конищев, — проронила я со вздохом, стараясь скрыть внезапную нежность к своему старинному дружку, который сейчас выглядел на удивление растерянным. — Ведь ты всегда мечтал о чем-то романтическом, необыкновенном. Как я вижу, ты тоже нисколько не изменился.

— Наверное, — пожал плечами Сергей. — Тебе виднее.

Впрочем, если говорить начистоту, отпуская подобный комплимент, я сильно приврала.

Увы, я с трудом узнавала в сидящем напротив молодом мужчине со знакомыми чертами лица того самого человека, который когда-то день и ночь ходил за мной по пятам.

Вроде бы те же черные курчавые волосы, серые, холодноватые глаза, но только теперь в них читались растерянность и беспокойство и ни капли радости жизни, которой когда-то Сергей буквально был переполнен.

К тому же Конищев сильно похудел, осунулся и выглядел гораздо старше своих лет.

Он был небрит, в какой-то затрапезной, клетчатой рубахе с оторванной верхней пуговицей и выглядел так, словно только что проснулся.

Денис был куда больше похож на прежнего «моего мальчика», чем этот небритый беспокойный человек. Может быть, Сережа стал крепко выпивать?

— Я не знал, что ты придешь, прости, не подготовился. Но могу предложить для начала вот это, — сказал Сергей, словно отвечая на мой немой вопрос и ловко доставая с нижней полки журнального столика уже ополовиненную бутылку водки и блюдце с кружками крупно нарезанных соленых огурцов.

По всей видимости, мой визит как раз оторвал его от привычного занятия, и Конищев на всякий случай убрал бутылку с глаз долой.

— Не могу, я за рулем, — сказала я тихо.

— Ты водишь машину?

— Конечно.

— Мужик купил?

— Сама:

— Ишь ты! Где же ты работаешь?

— Так… В одной частной конторе. Удобно ездить на работу.

— Ясно. Прорвалась в люди. Как знаешь, а я выпью, — сказал Сергей, тряхнув своими курчавыми волосами. — За встречу, за тебя, Танька, за все хорошее, что было, да прошло. В общем — и за то, и за все сразу.

Ну, ты меня всегда и без слов понимала! Чего долго говорить?

И Сергей как-то очень буднично, привычно опрокинул в себя полстакана водки и даже не стал закусывать огурчиком.

Черт побери, я не могла поверить своим глазам:

Конищев, всю жизнь презиравший алкашей и пьяниц, одевавшийся с иголочки и сознательно воспитывавший в себе галантные манеры, пил в одиночку и сейчас был элементарно пьяным!

Я посмотрела на него и не смогла удержаться от тяжелого вздоха.

— Что, соскучилась, дорогуша? — по-своему понял мой вздох Конищев и нетрезво засмеялся.

— А ты? Разве нет?

Не могла же я, в самом деле, с ходу сказать Сергею, что пришла в его дом по делу, в качестве частного детектива.

Увы, мне пока ничего не оставалось делать, как разыгрывать роль романтической бедняжки, которая никак не может забыть о своей первой любви.

Главное — поменьше смотреть на пьяную рожу Конищева, чтобы не сбиться с нужного тона.

— Почему ты перестал мне писать? — спросила я, набирая в легкие побольше воздуха. — Тогда, из Питера? Вдруг взял и исчез. Конечно, дело уже в прошлом. Но ведь я ждала.

— Но… я узнал, что у тебя появился какой-то взрослый друг. И потом — я не мог, я… — замялся от неожиданности Сергей, но вдруг добавил просто:

— Да я уже чего-то ни шиша и не помню.

— Ясно…

— Слушай, но я не думал, что ты обо мне до сих пор вспоминаешь, это даже как-то странно, — произнес Сергей, немного помолчав. — Ладно, Танюша, тогда я еще раз выпью за все, что у нас с тобой было хорошего… Надо же, не знал, что ты стала такой, это бы я тебя точно нашел.

— Может, тебе пока хватит?

— Брось, пустяки. Все будет хорошо. Если вообще что-нибудь будет.

Мне не терпелось поскорее приступить к расспросам по поводу кражи, но я боялась выдать себя слишком уж откровенным любопытством.

— У тебя что, Конищев, нет дома даже видика? — спросила я, озираясь по сторонам.

— А что?

— Ермакова обещала мне кассету переписать с выпускного бала, можно было бы как-нибудь вместе посмотреть, — придумала я на ходу.

— Был. Недавно украли.

— Украли? И что же — неужто обчистили всю квартиру?

— Да нет, мелочи, — тут же поправился Сергей. — Я просто оговорился. В том смысле, что мне пришлось отдать видик бывшей жене, она его зажала. Вот я и говорю — похитили, ограбили. Не везет мне что-то с женщинами, Танюша, хоть убей.

Я прекрасно видела, что Конищев сейчас мне врал — но зачем?

Какой еще бывшей жене?

Ведь я уже знала от Дениса, что бывшая супруга Сергея навсегда осталась в своем родном Питере и вообще никогда в наш Тарасов не приезжала.

Нет, просто он не хотел сейчас касаться этой темы и говорить со мной о краже, но я вовсе не была намерена отступать.

— А мне кто-то сегодня сказал, что тебя по-настоящему обокрали, — сказала я спокойно. — Я еще подумала: надо же, как не повезло человеку, нужно хотя бы съездить, поддержать…

— Кто сказал?

— А? Вроде бы Ермакова. Ты же помнишь нашу старосту? Лариска теперь в паспортном столе работает, у нее в районе все менты знакомые, — придумала я на ходу вполне достоверный ответ.

— Ермакова? — испуганно переспросил Сергей. — Ну да, понятно. Нет, все это такие глупости, что и говорить не стоит. Ты лучше расскажи о себе, как ты? Чем занимаешься? Замужем? Я ведь ничего про тебя толком не знаю. Ведь я в Тарасов вернулся недавно, чуть больше года…

Ничего не поделаешь — пришлось мне в который раз за сегодняшний вечер развивать легенду про какую-то мифическую частную юридическую фирму, где я имею удовольствие состоять на службе, вспомнить для убедительности про взаправдашнюю учебу в Тарасовском юридическом институте, еще что-то…

Но при этом я постоянно держала в уме свои невысказанные вопросы к Сергею.

— Знаешь, я до сих пор вспоминаю, как мы с тобой однажды зимой зашли погреться в музей, там еще была выставка старинного фарфора, — проворковала я мечтательно, стараясь не глядеть пристально на своего еще больше захмелевшего друга. — А недавно в Москве зашла в Оружейную палату и почему-то сразу вспомнила и про тот наш день, и про тебя…

Нет, мне определенно нужно еще учиться и учиться, как правдоподобно разводить, по выражению одной моей знакомой, «розовую лирику».

Сергей слушал меня с недовольным, хмурым видом.

— Там было такое красивое старинное оружие, — закончила я лирические воспоминания. — Глаз не оторвать!

Почему-то я была уверена, что Конищев тут же подхватит эту тему — все коллекционеры делаются совершенно сумасшедшими, когда речь заходит про их хобби.

Но Сергей лишь пьяненько ухмыльнулся и ничего не ответил, затем снова посмотрел на меня почему-то с откровенной неприязнью.

Чувствовалось, что он уже тяготится нашей встречей и не представляет, о чем со мной дальше говорить и как себя вести.

Я вообще заметила, что мужчины гораздо спокойнее относятся к своему прошлому, нежели женщины, не любят лишних сантиментов.

Мол, мало ли что было, да теперь прошло. Их всегда больше интересует настоящее.

— Да, а ты, Танюха, все такая же, — вдруг медленно проговорил Сергей, и я не поняла, чего было в его интонации больше — осуждения или восхищения.

— Какая?

— Такая же. Наверное, мужики от тебя без ума?

— Ты судишь по себе?

— И по себе тоже. Слушай, а как ты узнала мой адрес?

— Встретила в школе твоего брата, Дениса, и спросила, — ответила я спокойно.

— Надо же, ты и брательника помнишь. Моя легенда складывалась сегодня на редкость правдивой, я балансировала буквально на грани правды.

— Подумала, если гора не идет к Магомету почему бы мне самой не навестить тебя. Взяла и подъехала. Думала, ты обрадуешься.

— Я рад, конечно. Мне уже раздеваться? — И Сергей вдруг действительно расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и посмотрел на меня в упор. — Или ты разденешься первой? Давай, я уже готов.

Господи, да он был уже абсолютно пьяным!

— Чего ты к креслу прилипла? Пошли на диванчик, там нам будет удобнее. Мы с тобой уже не дети, так ведь?

А мне вдруг стало смертельно обидно. Я подумала: а что, если бы я и вправду продолжала испытывать к Конищеву какие-нибудь трепетные, нежные чувства?

Даже и вообразить страшно, насколько я была бы сейчас разочарована его простецкой, мужицкой прямотой.

Пьяный дурак! Конищев, выкатив серые глаза, теперь смотрел в одну и ту же точку на моей груди, словно мысленно приказывая мне поскорее начинать расстегивать пуговицы на блузке.

— Эх, Танечка, — пробормотал он пьяненьким голосом. — Эх, моя ты лапочка… Девочка моя.

Черт возьми, а ведь когда-то мы с Конищевым и впрямь время от времени занимались сексом в квартире его родителей, уезжавших летом на дачу, — нам непременно хотелось понять, как это бывает у всех людей.

Только я не думаю все-таки, что у нас была настоящая любовь, а сейчас — особенно.

Скорее логическое продолжение общеобразовательного всеобуча и желание покинуть стены школы, научившись основным навыкам, которые потом пригодятся в жизни.

Но я не успела как следует погрузиться в воспоминания, потому что вдруг почувствовала, как Сергей навалился на меня сверху, начал целовать в шею, в лицо, пытаясь одной рукой залезть под юбку.

От него сильно несло перегаром, и я видела, что свободной рукой он старается расстегнуть на своих брюках ремень.

— Девочка моя… Хорошо, что ты пришла… — прошептал он мне в ухо. — Мне сейчас так хреново!

Но мне, признаться, тоже было не слишком-то хорошо.

Как бы то ни было, но вспоминать прежние уроки «Камасутры» с пьяным Конищевым мне сегодня почему-то сильно не хотелось. Нет уж, спасибо! Слишком прямолинейно истолковал он мой визит и чересчур примитивно надеется меня соблазнить.

Я уже приготовилась оттолкнуть Сергея, но неожиданно заметила нечто такое, что заставило меня резко сконцентрироваться и сменить тактику.

Вместо того чтобы дать Конищеву по мордасам, я, быстрым движением якобы сгорающей от любовного нетерпения женщины расстегнула на груди Сергея пуговицы клетчатой рубашки.

Так и есть — все тело Конищева было покрыто ссадинами и синяками.

Я уже раньше заметила странный синяк на шее Сергея и теперь решила проверить свою внезапную догадку — Ах! Какой кошмар! — воскликнула я, причем уже без всякой актерской игры, с силой отталкивая от себя Конишева. — Кто это тебя так?

— Да так, — быстро запахнулся Сергей и нахмурился. — Упал. Нечаянно. Ну, иди же ко мне, хватит ломаться!

— А вот и врешь, не упал, — сказала я твердо. — Ты, наверное, забыл, что я училась в юридическом институте, и не знаешь, что к тому же в свое время увлекалась судебной медициной. Тебя кто-то сильно избил. Скажи, что случилось?

— А тебе что за дело?! — грубо крикнул Конищев. — Какая тебе разница?

— Значит, есть дело, если спрашиваю. За что и кто тебя бил?

Надо же, любовное желание Конищева разом словно рукой сняло, и, похоже, он забыл, что только что хотел уложить меня в постель.

— Я поняла — ты забрал из милиции свое заявление по поводу кражи, просто потому, что тебя избили и банально запугали. Но неужели ты мог струсить, Конищев? Я тебя не узнаю! Скажи, кто это был? Что случилось?

— Ага, так ты, оказывается, у нас тоже из этих, из легавых? Тоже из ментуры, как и Ермачка, — недобро прищурился Сергей. — А я-то голову ломаю — чего это ты вдруг ко мне заявилась? И спать со мной не хочешь, отталкиваешь. А оказывается — вон как все просто!

А ну, вали туда, откуда пришла, — тебя сюда никто не звал! Живо! Иди отсюда!

Честно говоря, я даже глазом моргнуть не успела, как бывший «рыцарь» вдруг схватил меня под мышки, приподнял с дивана и начал самым грубым образом, чуть ли не пинками выталкивать за дверь.

Нет уж, такого обращения от Конищева я точно не заслужила!

Знал бы он, сколько я в выпускном классе выпила из-за него противозачаточных таблеток, пока он обучался с моей помощью главнейшей из жизненных наук.

Меня разобрало такое бешенство, что я круто развернулась и продемонстрировала на Конищеве довольно простенький прием карате.

Однако и этого хватило, чтобы разом остудить его боевой пыл — Сергей охнул, согнулся и вдруг посмотрел на меня страдальческими, умоляющими глазами.

Кажется, он мгновенно протрезвел.

— Ой, ты чего это? — спросил он совсем по-детски.

— А ты зачем меня толкаешь? — пробормотала я в свое оправдание. — Если надо, я и сама уйду..

Черт побери, я уже с трудом сдерживалась, чтобы не зареветь.

Вот так вечер выпускников!

Вот так встреча с первой любовью!

Что же у тебя, Танечка, вообще останется, если ты начнешь сцепляться в драке с подвыпившими друзьями юности?

Да что же это такое?

— Я не из «ментуры», как ты тут выразился, — сказала я как можно спокойнее, хотя голос мой уже начал предательски дрожать. — А работаю частным детективом. Просто я узнала, что у тебя появились проблемы, и решила по старой памяти помочь. Ты всегда, Конищев, был упрямым, как… Но надеюсь, мы с тобой больше никогда в жизни не увидимся! И застегни свои штаны, не позорься!

Сергей по-прежнему странно и тупо смотрел мне в лицо, словно изо всех сил пытался понять какую-то мысль, которая никак не поддавалась пока его сознанию.

Пьяная свинья! Сколько же он сегодня выпил?

Не говоря больше ни слова, я пулей выскочила на лестничную площадку и побежала, можно сказать, окатилась вниз с шестого этажа по ступенькам.

А ведь лифт прекрасно работал!

Честно говоря, я сейчас была зла на весь белый свет и почему-то чувствовала себя с ног до головы оплеванной.

Никогда мне не приходилось бегать за клиентами — обычно они сами бегали за мной.

Никогда я не собиралась унижаться перед своими мужиками — как прошлыми, так и нынешними, — пусть сами упрашивают меня о помощи!

Давненько меня никто не вышвыривал за дверь. И — кто? Можно сказать, моя первая любовь, славный рыцарь! Спасибо большое за такое приятное дело!

Да какая мне разница, кто и почему обокрал этого пьяницу и развратника?

Нет уж, увольте!

Быстро плюхнувшись в машину, я молча тронулась с места.

Наверное, в этот момент я была буквально белой от злости на Конищева и особенно — на себя.

Нужно мне было сюда соваться! К черту! Ко всем чертям!

Впрочем, я знала, что теперь меня могла успокоить только скорость, и потому почти сразу же свернула на ночную загородную трассу, где можно было как следует разогнаться.

С Денисом, который попытался что-то спросить, а потом испуганно замолк, я нарочно пока не говорила, зная, что сейчас запросто могу не сдержаться и ни за что ни про что сгоряча наорать на него.

В конце концов, это он мне подсунул такое чудесное дельце и испортил довольно миролюбивое настроение после вечера встречи с бывшими одноклассниками.

Сейчас я бы спокойно сидела дома, а может быть, позвонила другу, чтобы он меня навестил, уже расставляла бы на столике фужеры…

Ко всем чертям такую работу!

Я молча исступленно крутила баранку, отмечая краем глаза, как мимо меня проносилась черная полоска леса, и не имела ни малейшего представления, куда мы держим путь.

— Что-то случилось? Что? — не на шутку перепугался Денис. — За нами погоня?

Но я делала вид, что не слышу его вопросов.

— На тебя кто-то напал? Куда мы? Я лишь скрипнула зубами: напали, и еще как. Хуже всего, когда кто-то нападает на твое самолюбие, с остальным бывает легче справиться.

— Эй, Татьяна, — по-детски подергал он меня за плащ. — Ты… вы… скажите, что происходит? Куда это мы?

— Сиди тихо, потом скажу, молчи, — процедила я сквозь зубы. Денис действительно сразу притих и теперь сидел рядом со мной этакой паинькой.

Кажется, он понял, что сейчас не сможет от меня добиться ни слова.

Впрочем, уже минут через десять (а может быть, меньше или больше) я почувствовала, что начинаю более-менее ровно дышать.

А когда возле какой-то деревеньки увидела огни и знаки автозаправки, то неожиданно вспомнила, что в машине заканчивается бензин, стала припоминать, сколько денег осталось в кошельке, и скоро мысли мои вовсе потекли в спокойном, мирном направлении.

— Так мы что, разве сюда ехали? Заправляться, что ли? — искренно удивился Денис, когда я притормозила возле бензозаправки.

— Заправляться.

— Ну, ты даешь! — присвистнул он от удивления. — Давно я не ездил на такой скорости. Сила! Как автородео! У меня даже уши заложило.

Заплатив за бензин и попутно выслушав по пути пару комплиментов от молоденького владельца «Вольво», я и вовсе пришла в привычное, нормальное настроение и вернулась к Денису, прямо-таки напевая на ходу.

Вот как надо бороться со стрессами: скоростью, риском, безудержным выплеском энергии.

— Где ты живешь? — спросила я паренька, как ни в чем не бывало устраиваясь за рулем. — Сейчас отвезу тебя домой, и забудем о нашей встрече. Делом твоего брата я заниматься не буду.

— Почему? — в упор посмотрел на меня Денис.

— Потому что не хочу. А точнее — потому что твой брат этого не хочет. Потому что он — свинья, а я не нанималась работать в зоопарке.

— Ну и что, что он не хочет? Сергей попал в беду. И потом — я так хочу! Я плачу деньги. Разве этого недостаточно?

— Нет, недостаточно, — сказала я, отворачиваясь от пронзительных глаз мальчишки.

Вообще-то формально Денис был прав.

В данном случае он выступал в роли моего клиента, пускай и малолетнего, готов был платить за работу деньги, и меня нисколько не должны были волновать ни собственные, ни тем более чьи-то чужие настроения.

Что с того, что Сергей оказался пьяным и начал ко мне приставать?

Я что, пьяных никогда не видела?

Нужно было, наоборот, воспользоваться его состоянием и незаметно выведать все, что нужно.

Ну, не обязательно с ним ложиться, а сделать как-нибудь по-умному, профессионально.

Но однако же — не сдержалась, сорвалась!

И все потому, что меня с Сергеем связывало какое-никакое, но общее прошлое.

Да что там лукавить — хорошее, светлое, радостное прошлое, и поэтому было вдвойне обидно, что мой дружок так сильно опустился.

Или действительно — попал в беду?

Ведь я так и не поняла, что с ним произошло. Единственная информация: его не только ограбили, но еще и как следует отдубасили.

— Как хотите, — вежливо проговорил Денис, отворачиваясь к окну — Я найду другого детектива. Жаль только, время напрасно потеряли.

Всю дорогу, пока мы добирались к центру Тарасова из невероятной глухомани, куда я сгоряча заехала, Денис не сказал мне больше ни слова.

Он глядел в окно и, видимо, думал о своем брате.

Наконец я первой не выдержала напряженного молчания.

— Послушай, — сказала я Конищеву-младшему. — В любом случае я должна сказать тебе одну вещь, чтобы вы, как ты выразился, не теряли драгоценного времени. Твой брат забрал заявление из милиции, потому что его кто-то жестоко избил и, по-видимому, припугнул еще более серьезной расправой. Если удастся найти того, кто участвовал в избиении, то останется два шага и до грабителей. Скорее всего, это вообще одни и те же люди.

— Не люди — нелюди, — проскрежетал зубами Денис. — Скоты. Ну, ничего, я все равно до них рано или поздно доберусь.

Взглянув на коротко стриженный, какой-то колючий затылок Дениса, я подумала, что он и правда ни за что не отступится от задуманного плана.

— Знаете, я почему-то думал, что в этой среде не может быть преступников, — вдруг добавил он простодушно. — Мы еще в школе проходили: «гений и злодейство — две вещи несовместные»…

— В какой среде?

— Ну, всяких там художников, мастеров по оружию, гончаров.

— Ты что-то путаешь, Денис, — сказала я. — В данном случае мы говорим о коллекционерах и о тех, кто делает на всех этих красивых, дорогих игрушках очень хорошие деньги. И вообще — жизнь гораздо более жестока, чем ты пока сейчас можешь себе представить. Поверь мне на слово: чтобы суметь выжить и не запутаться, нужно быть очень сильным.

Я хотела сказать, «не запутаться, как твой брат», но в последний момент решила пощадить чувства Дениса, которому сейчас было вовсе не сладко и без моих нотаций.

Признаться, небритое, затравленное лицо Сергея до сих пор стояло у меня перед глазами и не давало покоя.

Действительно — это было лицо человека, попавшего в беду.

Немудрено, что он находил утешение в водке и пытался забыться при помощи физической близости.

Конечно же, его кто-то сильно запугал или обидел.

И чего это я, в конце концов, так взбеленилась?

Этот мальчик, который сидел, отвернувшись к окну, был гораздо мудрее и последовательнее меня.

— Да, пожалуй, можно начать с коллекционеров, — сказала я вслух. — Ты знаешь хоть кого-то, с кем общался твой брат? Может быть, что-нибудь слышал про мастера, который делал ему тот саксонский меч? Или встречал кого-нибудь еще из этой компании?

— Нет, — ответил Денис и сразу же с интересом развернулся ко мне. — Но я тоже так думаю: кто-то знал, что скрамасакс стоит почти пятьдесят тысяч. Ну, а видик, еще какое-то барахло они прихватили нарочно, чтобы их осведомленность не так бросалась в глаза. Ведь так часто делают, правда?

— По-всякому делают, — согласилась я. — Но ты вот что еще скажи: воры залезли в квартиру Сергея беспрепятственно? Я не заметила на замке во входной двери следов взлома.

— Он уже просто сменил замок, — ответил Денис. — Как сказала милиция — обыкновенная квартирная кража, замок был сломан, похоже на работу примитивных домушников. Оказывается, в Тарасове каждый день бывает десятки таких краж, что мы, как говорится, первые. Но здесь что-то не то… И потом, кто мог знать, что Серега именно в этот день уедет в командировку? Я об этом тоже постоянно думаю.

— Ты много думаешь, Денис, это хорошо, — улыбнулась я юному собеседнику. — Могли знать его сослуживцы, девушка, в конце концов…

— Лиля? Это исключено. Сергей еще два месяца назад сказал, что они расстались.

— Подумаешь! Расстались, а потом встретились. Надо проверить все линии. Может быть, у Сергея за это время появилась какая-нибудь другая пассия?

— Нет, навряд ли, — покачал головой Денис.

— И потом — почему они вдруг расстались? Может быть, Лиля что-нибудь узнала? Мне определенно нужно встретиться с вашей красавицей. Ты случайно не знаешь, где она живет?

— Знаю, Сергей ее однажды подвозил домой, а я был в машине. Недалеко отсюда, в частном доме. Так ты все-таки?..

— Показывай дорогу, сейчас еще подходящее время для гостей.

Домик, в котором жила Лиля, издалека казался игрушечным, прямо-таки из какой-то забытой детской сказки.

Есть еще в Тарасове такие странные уголки, где среди современных новостроек и нередко оригинальных домов улучшенной планировки затерялись островки одноэтажных частных домишек чуть ли не из прошлого века.

Вот и здесь — в самом центре города, в обыкновенном дворе, со всех сторон окруженном крупнопанельными девятиэтажками, почему-то стояло несколько кирпичных и даже деревянных домов, возле одного из которых старушка из колонки «первобытным» способом набирала в ведра воду.

Хорошо еще, что она была не с коромыслом!

Сюда-то и показал мне дорогу Денис, скомандовав остановиться возле основательного двухэтажного домика из белого кирпича.

Во всем здесь чувствовалась рука крепкого хозяина — забор и ворота были недавно выкрашены зеленой краской, над звонком у калитки было приделано что-то вроде козырька, чтобы в непогоду туда не затекал дождь.

— Она что, ваша красотка, живет с родителями? — поинтересовалась я у моего юного провожатого. — Смотри-ка, какие хозяйственные!

— Не знаю. Сергей говорил, что вроде бы со старшим братом. Точно, вспомнил, он сказал как-то, что Лиля — сирота…

Я позвонила в калитку и увидела, как в доме загорелось окно первого этажа, затем послышался звук открываемой двери.

Что же, новые знакомства никогда не помешают.

Я еще по дороге решила, что не буду сейчас ломать перед девушкой очередную комедию — изображать из себя случайную заблудившуюся гостью, предвыборного агитатора, водопроводчика и что-нибудь из других глупостей, которые обычно идут в ход, если надо срочно проникнуть в незнакомый дом.

Причем я давно заметила, что чем глупее версия, тем больше шансов, что хозяева ей непременно поверят.

Однажды мне пришлось назваться соседкой с верхнего этажа, у которой во время развешивания только что постиранного белья на чужой балкон упали колготки, и пока хозяин ходил их искать, я успела мысленно «сфотографировать» в его квартире все, что мне в данный момент было нужно.

Итак, не будем хотя бы сегодня чересчур мудрить: частному детективу Татьяне Ивановой нужна дополнительная информация о личности Сергея Конишева. Ей срочно потребовалось задать несколько вопросов.

— Кто тута? — послышался из-за калитки грубый мужской голос. — Чего надо?

— Здравствуйте, это Денис, брат Сергея Конищева, может быть, вы меня помните? Нам нужно срочно поговорить с Лилей, откройте, пожалуйста… — опередил меня Денис.

Юноше явно хотелось хоть чем-нибудь мне подсобить.

Кто-то недовольно хмыкнул в темноте. Затем калитка отворилась, и я уже было приготовилась тоже вступить в круг света…

Но дальше произошло нечто неожиданное. Человек, который открыл нам калитку, вдруг с ходу заехал кулаком по лицу Дениса, так что тот только успел охнуть и тут же отлетел в сторону, упал в грязь.

— Пошел отсюда, щенок! — гаркнул хозяин дома. — А если еще раз припрешься, то и не так накостыляю, понял? Убирайся и навеки забудь сюда дорогу. Надоели — и днем и ночью таскаются, спасу никакого нет…

Черт побери, я до глубины души возмутилась подобной наглостью!

Вот так зайдешь случайно вечером к кому-нибудь на огонек, а тебе какой-нибудь куркуль вдруг ни с того ни с сего заедет в глаз кулаком, не сказав даже ни «здравствуйте», ни «до свидания»!

Непонятно было, то ли хозяин дома распускал сейчас руки по ошибке, по недоразумению, то ли и впрямь понял, какой именно Денис пришел к нему в дом, но сути дела это все равно не меняло.

Впрочем, размышлять о пользе хороших манер мне было некогда.

Я вышла из темноты в круг света — перед входом в дом аккуратненько горел фонарик — и изо всех сил схватила обидчика Дениса, который уже собрался было захлопнуть перед моим носом калитку, за грудки.

Теперь я смогла хорошо его разглядеть — это был квадратный красномордый детина, подстриженный коротким «бобриком», лет примерно за сорок — в самом расцвете дурных мужицких сил.

— Что вы себе позволяете? Да как… как вы смеете? В чем дело? А ну-ка, сейчас же извинитесь… перед ребенком. Да что же вы за человек?

От возмущения я не могла найти слов и болтала первое, что приходило в голову — Ба! А ты еще кто такая? — удивился детина. — Чего надо? А ну, отцепись, а то я тебе тоже сейчас навешаю!

— Попробуй, — прошипела я яростно, чувствуя, что это хамло пытается теперь всей своей массой вытеснить меня за калитку. — За что вы его так, а? Вам придется извиниться… Да он же мальчишка, школьник.

— Ну, конечно, знаем мы таких мальчишек, — нахально усмехнулся мужик. — Нечего совать нос куда не следует! Ишь, ворья развелось! Чего шастаете по ночам? Эх, скорее бы пришел к власти хоть один нормальный человек, наподобие Сталина, устроил бы в городе комендантский час да приказал отстрелять тех, кто мотается тут по ночам…

Понятия не имею, что достало меня больше — идиотская тирада про комендантский час или то, что мужик не слишком сильно, но довольно бесцеремонно и резко оттолкнул меня от себя, надеясь, что я тоже вслед за Денисом отлечу подальше.

Но скорее всего — абсурдность всей этой ситуации в целом.

Как бы то ни было, но в следующий момент я без лишних раздумий сильно лягнула обидчика ногой, попав ему в болевую точку в районе колена.

Мужик явно не ожидал такого поворота событий и даже присел от боли.

— Ми-ми-ми-милиция, — прошептал он растерянно. — Я вызову милицию. Что вам надо? Кто вы такие? Ми-ми…

Ясное дело — он был из числа тех типов, которые привыкли драться и буянить совершенно безнаказанно.

— Лучше не пытайся, — сказала я спокойно. — Сейчас я сама сдам тебя в милицию за избиение малолетних. Будешь знать, как распускать руки. Покажи-ка их!

— Что?

— Руки!

Мужик явно не понимал, что от него хотят, и растерянно выставил вперед крупные ладони.

Я воспользовалась этой минутой растерянности и быстро застегнула у него на одной руке кольцо наручников, которые привычным движением выхватила из сумки, а второе кольцо пристегнула к железному пруту забора.

Приковала буяна, как цепного пса.

— Что?! — взревел мой противник и как бешеный с силой рванулся в сторону, но тут же взвыл от боли в запястье. — Что еще такое? Эй вы, подонки! На помощь!

— Прежде чем кого-нибудь звать, ты сначала выложишь, почему ни с того ни с сего напал на мальчишку. Если по дури — придется извиниться, и посмотрим, что еще скажет Денис. Но в любом случае в ближайшее отделение я тебя доставлю, можешь даже не волноваться и никого больше напрасно не беспокоить, я сама — оттуда. Это как раз моя работа.

Денис давно уже поднялся на ноги и теперь стоял за моей спиной. Он ничего не говорил, лишь тяжело дышал и изредка хлюпал носом. Оглянувшись, я заметила, что у него из носа подтекала струйка крови.

— Что? А ты — кто? — как-то сразу притих и словно очнулся мужик.

По-видимому, у него в голове все еще продолжали ворочаться тяжелые, как камни, мысли: стоит ли ему дальше звать кого-нибудь на помощь и жаловаться на нападение, или перед ним сейчас действительно оказались представители органов правопорядка, и он глупыми жалобами только еще больше себе навредит.

Я не стала ждать, когда дурень додумается до чего-нибудь определенного, и сунула ему в лицо для большей убедительности красное милицейское удостоверение, которое мне когда-то помог втайне «выправить» верный друг Володька.

— Советую тебе первым делом извиниться, — сказала я как ни в чем не бывало. — У тебя еще есть шанс. Сейчас я на минуту отлучусь, и у тебя будет время подумать…

Детина теперь смотрел на меня с нескрываемой ненавистью.

— Не имеешь права, — процедил он, скривив губы. — Это превышение…

— А это — не превышение? — кивнула я в сторону Дениса. — Если бы он сейчас был один, то так бы и валялся в грязи, не поняв, почему ему ни за что ни про что вдруг дали по морде. А ты бы наверняка спокойно лежал на диване перед телевизором и уже обо всем позабыл… Но так как парень оказался со мной, то тебе все же придется объясниться… когда я вернусь. Лиля дома?

По тому, что мужик ничего не ответил, я поняла, что пора отправляться в дом.

Как говорится, молчание — знак согласия.

Оставив Дениса сторожить хозяина, которому на время пришлось взять на себя роль цепного пса, я направилась по дорожке, ведущей к дому, вошла в приоткрытую дверь.

И сразу же из коридора услышала, как в комнате кто-то говорил по телефону.

Надо же, этот куркуль и телефон в свой отдельной бункер провел, не поленился!

На всякий случай я помедлила заходить — профессиональная привычка! — и услышала окончание телефонного разговора.

Девушка говорила в трубку очень приятным, каким-то мурлыкающим голосом, словно это был не просто обыкновенный разговор, а прямо-таки секс по телефону.

Она была явно увлечена разговором и, должно быть, поэтому не услышала происходящего у ворот.

— Да? Нет, не могу. — с придыханием говорила она. — О нет! Нет, я должна подумать. Все не так просто. Давай не будем, а? О нет, я лучше сама тебе перезвоню, ты же знаешь… Нет, не мучай меня, нет, зайка. Все, извини, но так для всех будет лучше.

Я услышала, как девушка положила телефонную трубку, и только тогда вошла в комнату.

Девушка оглянулась, посмотрела на меня с испугом, но тут же справилась с собой и вопросительно улыбнулась.

Ничего не скажешь, ее улыбка была совершенно очаровательной — светлой и беззащитной, словно у ребенка.

Я почему-то сразу поняла, что передо мной стояла пресловутая Лиля — прекрасная дама сердца Конищева.

За свою жизнь я встречала немало красоток.

Одна из моих близких подружек совсем недавно принимала участие в тарасовском конкурсе красоты с идиотским названием «Звезда из провинции», так что я насмотрелась столько эффектных девиц — и блондинок, и брюнеток, и златокудрых, и модно стриженных, и длинноволосых, что, казалось, уже не могло найтись такой женской внешности, которая меня бы удивила.

Да я и сама казалась многим мужчинам чуть ли не эталоном для обложки какого-нибудь модного журнала — длинноногая, зеленоглазая, энергичная и, как недавно выразился один мой друг, «до чертиков сексуальная»…

Но даже я сейчас разглядывала стоявшую передо мной девушку с каким-то немым удивлением.

Не берусь подробно описывать черты лица этой самой Лили — ну да, голубоглазая, светловолосая, немного бледненькая.

Но все это — не то, не то…

Прежде всего в глаза бросалось выражение кротости и ангельского смирения, которое буквально освещало внешность и хрупкую фигурку девушки.

Такие лица сейчас редко встретишь на улице или где-нибудь в общественном транспорте — они смотрят на нас с картин художников эпохи Возрождения. Именно таких женщин когда-то воспевали Рафаэль и Леонардо да Винчи в образах мадонн.

Я уже говорила — от меня тоже мужики всегда были без ума, но сейчас, глядя на Лилю, я сама себе вдруг показалась чересчур грубой, резкой, в общем, какой-то… не такой.

Особенно сегодня вечером — ввязываюсь в драки направо и налево, мужика ни за что ни про что приковала к забору.

Кошмар, да и только!

— Мне нужна Лиля, — произнесла я торопливо. И сейчас мне впервые в жизни показалось, что даже голос у меня тоже какой-то грубоватый, не такой мягкий и завораживающий, как у этой современной мадонны.

— Да, это я, — сказала девушка и снова очаровательно улыбнулась.

Я не стала нарушать намеченного плана и сразу же коротко рассказала ей, по какому делу пришла и что именно хотела бы сейчас у нее выяснить.

А поскольку уже возле калитки мне пришлось потрясти милицейским удостоверением, то я не стала теперь ничего говорить про частного детектива, а представилась лицом официальным, из следственных органов.

На лице Лили выразилось сильнейшее удивление.

— Извините, разумеется, я была бы очень рада вам помочь, — пропела она вежливо. — Но дело в том, что я не видела Сергея уже почти три месяца и даже не слышала о его неприятностях. Нет, я совсем ничего не знаю по вашему делу Но как мне его жалко. Бедненький! Он всегда был таким добрым, доверчивым!

— Вы расстались? У тебя что, появился кто-то другой? — зачем-то спросила я у девушки.

Честно говоря, если бы ко мне домой вечером ввалился незнакомый мент, пусть даже женского пола и в короткой юбке, и принялся с порога задавать подобные вопросы — с кем я сейчас встречаюсь, почему рассталась с предыдущим любовником? — я бы непременно высказала ему по этому поводу пару ласковых слов.

В том смысле, что это мое личное и даже, можно сказать, сугубо интимное дело — с кем, когда, почему и сколько.

Но Лиля, к моему удивлению, ответила совершенно спокойно встречным задумчивым вопросом:

— А что, разве так не бывает? — и снова кротко улыбнулась.

— Бывает, — согласилась я, невольно опуская глаза. Про круг знакомых коллекционеров Сергея и про старинное оружие она, оказывается, тоже ничего не слышала и никакого саксонского меча никогда в глаза не видела.

— Неужели он вам никогда не показывал такую диковинную вещь? Не хвалился?

— Нет, нам все время было как-то не до этого, — тихо засмеялась Лиля, и я почему-то мысленно увидела перед собой комнату Конищева.

Разложенный диван, притушенный свет ночника в виде маленького розового колокольчика…

Я и сама могла бы сейчас быть на этом месте, если бы оказалась посговорчивее.

— И потом, я была у него всего несколько раз, мы ведь совсем недолго встречались, — добавила Лиля. — И все-таки какая жалость, что у Сережи такие неприятности! Вы извините, но я совсем не знаю, что еще могла бы вам сказать.

Я тоже поняла, что разговаривать нам с Лилей больше не о чем.

— А где братик? — спросила вдруг девушка с беспокойством. — Как вы сюда прошли?

— На улице. Объясняется с моим… помощником. Он не слишком вежливо разговаривал с одним из наших сотрудников.

— Что-нибудь случилось? Ох, мой братишка такой горячий…

Ничего себе — «братишка»! Бугай двухметрового роста с каменными кулаками!

— Все в порядке, — сказала я, улыбаясь. — Но все же ты разрешишь мне позвонить, если у меня вдруг появятся какие-нибудь дополнительные вопросы?

— Пожалуйста, конечно, вот номер телефона… Лиля с готовностью написала на листке бумаги телефонный номер и протянула мне его со словами:

— Господи, если бы я могла хоть чем-нибудь помочь бедному Сереже! Но вы же видите… И, пожалуйста, только не говорите ему обо мне ни слова. Он все еще никак не может забыть. Зачем лишние раны?..

Эх, женское сердце! Нет ничего противоречивее, неугомоннее и пристрастнее, чем сердце красивой женщины.

Прикованный «братишка» оказался на прежнем месте и посмотрел на меня просительно, но угрюмо.

— Просто я обознался, — пробормотал он нехотя. — Тут к сестре ходят всякие. Отпусти. Мы тут столковались, все нормально. Ну, того, не удержался…

Денис молча кивнул и пошел к моей машине.

Я расстегнула на «арестованном» наручники и, пробормотав какую-то ерунду, что-то вроде «больше так никогда не делай», поспешила вслед за юношей.

Я и сама не могла понять, почему у меня так резко испортилось настроение и сделалось скверно на душе.

Денис тоже теперь почему-то молчал, и меня это вполне устраивало.

— И что он тебе объяснил? Неужто и впрямь попросил прощения? — поинтересовалась я все-таки под конец нашего пути, уже притормозив у дома Дениса.

Детское время давно закончилось, и у брата Сергея могли быть крупные неприятности с родителями.

— Нет, — ответил Денис.

— Но почему же ты?..

— Он дал понять, что иначе накажет сестру. Изобьет. Жалко.

— Изобьет? За что?

— Какая разница? — помолчав, сказал Денис. — По-моему, ему все равно. Кажется, он того, немного сумасшедший. В смысле — придурок. Нет уж, ну его…

На такой странной, невеселой ноте мы и расстались с Конищевым-младшим в этот «вечер удивительных встреч».

Но я не спешила покидать машину и, задумчиво глядя вслед Денису, пошарила на дне сумки.

Правда, на этот раз я искала вовсе не сигареты, а нечто более важное.

Наконец, отыскав мешочек, в котором лежали магические кости, я немедленно занялась гаданием.

Опыт подсказывал, что по поводу очередного дела лучше всего гадать по горячим следам, сразу же, как только на тебя обрушивается первая информация.

Тогда в предсказаниях бывает меньше путаницы, или, по крайней мере, мне самой проще в них разобраться.

Комбинация из цифр 12+21+25 гласила следующее: «Наказание лжецу не в том, что ему больше не верят, а в том, что он сам не может никому верить».

Признаться, это поневоле заставило меня задуматься.

Кто подразумевается под лжецом?

Конищев? Его брат? Другой «братишка» с квадратными челюстями?

Магические кости предупреждали, что кто-то начал меня дурачить.

Или имелось в виду что-то совсем другое?

Просто какое-то «преступление и наказание», да и только…

Глава 3

ЗАЯЧЬИ СЛЕДЫ

Проснувшись рано утром, я почему-то первым делом вспомнила про Лилю.

Встречаются ведь такие лица, которые буквально помимо твоей воли так прочно запечатлеваются в памяти, что от этих видений потом никак невозможно избавиться.

Ну какое, казалось бы, мне дело до этой девушки?

Да, красивая, молоденькая, с неординарной внешностью, вежливая, несчастная…

Мало ли таких на свете?

И все же после вчерашней встречи никак что-то не давало мне покоя, тем более что я никак не могла до конца разобраться в своих чувствах.

Ведь не ревность же к Сергею, которого до этого несколько лет в глаза не видела? А что же?

Может быть, жалость к самой Лиле, которую избивает собственный сумасшедший брат, а она почему-то терпеливо переносит подобное обращение?

И даже еще беспокоится о «братишке» — мучителе…

Я думала о своей вчерашней знакомой и в то время, когда делала перед зеркалом ежедневную зарядку и растяжку (ведь нужно постоянно быть в форме!), и когда уже отправилась в ванную принимать душ, и во время душа…

Меня удивляло, что вчера, разговаривая с Лилей, я словно бы постоянно ощущала на себе ее тайное превосходство, которое проглядывало и сквозь вежливый тон диалога, и сквозь тихую улыбку и чувствовалось в какой-то нарочитой деликатности ее ответов.

Она не просто разговаривала со мной, но при этом сама словно бы вслушивалась в каждое сказанное слово и, несмотря на внешнюю безмятежность, на самом деле изнутри была похожа на сильно сжатую пружину.

Или у меня просто чересчур разыгралось воображение?

И вообще — правду ли Лиля сказала о том, что рассталась с Сергеем уже три месяца тому назад?

Вчера я почему-то нисколько не усомнилась в правдивости девушки, а сегодня решила, что на всякий — случай это нужно будет проверить.

И непременно выяснить про ее странного братишку, который ни с того ни с сего бросается на людей и бьет сестрицу, словно они живут в своем домике в допотопные времена.

Нет, что-то у меня подобная «достоевщина» в конце двадцатого века даже в голове не укладывалась.

Почему его не упрячут в психушку?

Но когда я уже вытирала тело полотенцем и краем глаза увидела себя в зеркале, то вдруг догадалась, какое несоответствие в облике Лили упорно не давало мне покоя.

У этой девушки было на редкость красивое, вызывающее тело, и ее резко очерченные, большие груди, гордая посадка шеи, точеные ножки как-то не вязались со смиренным, кротким выражением лица и тихим голоском.

Что-то здесь было не так!

Или я просто на время сошла с ума от глупой ревности к своему прошлому?

Но, закончив, как любят говорить по радио, водные процедуры и уютно устроившись на кухне пить кофе, я уже совершенно успокоилась и пришла к выводу, что под влиянием вчерашних ностальгических воспоминаний во время вечера встреч я просто немного увязла в извечных женских рефлексиях.

Еще бы!

Моя первая, можно сказать, детская любовь — Сереженька, светик ясный! — сначала по старой дружбе чуть было меня не изнасиловал в пьяном виде, а потом взялся пинками выставлять за дверь.

Пожалуй, у меня были основания для некоторых неадекватных поступков и странных выводов!

Угораздило же меня ввязаться в подобную историю!

«Было бы интересно посмотреть на нынешнего Лилиного любовника, с которым вчера она так нежно ворковала по телефону, — подумала я вдруг без всякого перехода, отставляя в сторону чашку. — Наверное, новый ее „зайка“ куда лучше, чем опустившийся Конищев. Кто-нибудь из „новых русских“, не иначе, и наверняка носит ее на руках… Вот брательник и боится, как бы она не передумала, охраняет».

На сегодняшнее утро у меня была запланирована встреча с моим милицейским другом Володькой, который должен был к назначенному сроку подготовить для меня кое-какие документы.

Быстренько собравшись и сделав макияж, я поехала к Владимиру на службу, заранее настраиваясь на серьезный лад.

Всякий раз наша встреча с Володькой была похожа на маленькое увлекательное шоу Мой друг был женат, но то и дело пытался при любом удобном случае высказывать расположение всем окружающим девушкам и женщинам, в том числе и мне.

Но самый главный юмор заключался в том, что гроза тарасовских бандитов до смерти боялся своей супруги и потому обставлял все свои любовные похождения с необыкновенной конспирацией.

Ко мне это не относилось, и мы продолжали отлично сотрудничать.

Разумеется, я прекрасно знала, что Володька в глубине души надеялся когда-нибудь заполучить в свой «гарем» и некую Таню Иванову, но меня положение тайной наложницы никогда не привлекало.

Поэтому наши отношения с «Вовкой-ментом» постоянно балансировали на тонкой грани шутки и соблазна и имели весьма продолжительную историю.

Но если говорить серьезно, Володька помог и продолжал мне помогать во многих делах, и там, где требовалось вмешательство официальных органов правопорядка, он был просто незаменим.

Я ведь тоже порой подбрасывала ему такую интересную информацию и наживку на столь «крупную рыбу», что продвижение по служебной лестнице моего однокурсника по юридическому институту благодаря нашему тайному сотрудничеству шло фантастически быстро, на зависть многим его сослуживцам.

Володька не раз по пьяному делу воздавал хвалу моим способностям и порой даже говорил, что обязан частному сыску по гроб жизни, но я думаю, что просто мы друг другу постоянно были полезны, и впутывать в дела и бизнес всяческие страсти-мордасти — это, на мой взгляд, самое последнее дело.

В кабинете у Володьки, как всегда, стоял дым коромыслом, «Сигарета помогает мне думать, а женщина — расслабляться» — такой у моего друга жизненный девиз.

Густое облако дыма над головой Володьки говорило о том, что человек пытается сконцентрировать свои мысли на очередном «кроссворде» или «ребусе», как он в шутку любил называть новые дела.

Вообще-то я и сама курю, но всякий раз, побывав в кабинете у своего друга и посидев хотя бы пять минут в густом чаду, я начинаю думать о том, что с этим делом пора завязывать совсем, чтобы потом тоже ненароком не угодить в никотиновое рабство.

— Никак думаешь? — спросила я, усаживаясь напротив Володьки. — Наверное, пачку с утра одолел? Что-нибудь интересное?

— Да так себе! Ничего особенного. Какие-то мудрецы обчистили квартиру одного «бугра», пока тот был в отъезде, — улыбнулся Володька, откладывая в сторону бумаги. — Ловко сработано — замочек аккуратно поддели, все вынесли, записки для нас, как сама понимаешь, не оставили. Будем искать, бегать по «заячьим следам». Вообще-то, Танюха, надоело — одно и то же: кражи изо дня в день. Одно ворье на меня навешали, впору хоть самому переквалифицироваться в домушники. Давай все бросим и махнем с тобой в Сочи, а?

Всякий раз при встрече Володька непременно заводил разговор либо про Сочи, либо про Багамы или Кипр, куда мы с ним непременно должны будем отправиться после окончания очередного дела — как всегда, срочного и… предпоследнего.

Но я-то хорошо знала, что для моего друга было проблематично выбраться в выходной день с кем-нибудь в тайне от супруги даже в близлежащий ресторан, не говоря уже о далеких морских круизах.

— Договорились. Вот вычислишь последних воров — и сразу же бери билеты, — привычно ответила я ему, наверное, в десятый или уже в пятидесятый раз в жизни. — А пока выкладывай, что ты там для меня приготовил.

— Попробуй их вычисли, всех ворюг, — проворчал Володька. — Нет, Танюша, все-таки у тебя больше разнообразия: то людей похищают, то в джакузи топятся, то леденцы с героином изготавливают. А тут — я прямо замучился чужое барахло считать, честное слово! Как последний тряпичник!

Пока Володька пошел куда-то за нужными документами, я от нечего делать просмотрела раскрытую папку, которая лежала перед ним на столе и от изучения которой я только что оторвала своего дружка.

Сама я подобных канцелярских «дел» никогда не вела, стараясь держать всю необходимую информацию либо в компьютере, либо в еще более надежном хранилище, расположенном у меня под черепной коробкой.

Поэтому меня умиляли протоколы допросов или справки судмедэкспертов, нередко написанные ровненькими, ученическими буквами — словно все это происходило не в реальной жизни, а являлось продолжением детской игры в «шпионов» или в «бандитов», причем в эти игры играли теперь уже выросшие дети.

У «свежеограбленного» гражданина оказалась смешная запоминающаяся фамилия — Вениамин Русланович Зайчиков.

Я невольно улыбнулась: так вот почему Володька ворчал про какие-то заячьи следы!

Судя по всему, этот «зайка» был обеспеченным человеком: преступники вытащили у него из квартиры восемь тысяч долларов наличными, которые «трусишка зайка серенький» почему-то боялся хранить в банке и прятал у себя дома в бельевом шкафу.

Не говоря о прочей «мелочовке», вроде золотых запонок, костюмчика от Версаче (похоже, не поддельного!), уютного коврика ручной работы за пятьдесят тысяч рублей, на котором был выткан сюжет какой-то картины Матисса, и других дорогих вещичек.

Ничего не скажешь, воры неплохо поживились — это тебе были не простыни, украденные с балконов пенсионерок, чем активно промышляют в последнее время местные тарасовские бомжи.

История с «зайчиком» поневоле заставила меня снова задуматься о другой краже и вспомнить про «моего» Конищева.

Именно поэтому, получив от Володьки папку с нужными бумагами, я не торопилась покинуть его общество, а принялась расспрашивать о деле Конищева.

— Поскольку ты у нас теперь узкий специалист по кражам — выкладывай все, что знаешь. Мы с Конищевым в одном классе учились, мужик совсем после этого потерялся, — пояснила я Володьке. — Раз уж я все равно к тебе пришла — давай заодно поговорим и об этом деле.

— Послушай, Иванова, ты слишком много хочешь! — не на шутку возмутился Володька. — Конечно, мне нравятся женщины, которые много хотят, но не до такой же степени! Скоро я превращусь в твоего секретаря-референта или…

— Сестру-хозяйку, — подсказала я со смехом. — Если мы поедем вместе в Сочи — тебе придется иметь в виду, что я привыкла на юге питаться исключительно персиками и ананасами. Ты пока прикинь, во сколько это тебе обойдется, а мне принеси полистать дело Конищева.

— Но оно, насколько я помню, закрыто.

— Почему?

— А я почем знаю? Сам же твой хозяин и забрал заявление.

— Но ты не задавался вопросом: почему?

— Милая моя! — сказал Володька, покачав головой, и я услышала в его голосе учительские, наставительные нотки, которые так любят появляться у мужчин во время деловых разговоров с женщинами. — Миленькая Танюша! Неужели ты не в курсе, что в Тарасове это стало чуть ли не самым распространенным явлением? Все просто, как дважды два. Какой-нибудь горе-бизнесмен одалживает крупненькую сумму денег, прогорает, влипает, на него включается «счетчик», и в конце концов бедняге приходится расплачиваться за напрасный риск всем своим барахлом. Да и то в лучшем, так сказать, в облегченном варианте, потому что иногда вещички предпочитают забирать вместе с квартирой. А еще бывает, что самого хозяина находят только весной, где-нибудь под елочкой.

— «Трусишка зайка серенький под елочкой скакал», — пропела я, желая как-нибудь перебить этот ненужный Володькин ликбез. — Дорогой друг, я непременно учту твою ценную информацию и, надеюсь, уже сегодня с твоей помощью выйду на путаные заячьи следы воров, обобравших моего Конищева. Тащи дело.

— Все смеешься? Ну, не знаю! Да я уже десятки раз за последнее время сталкивался с тем, что сначала ополоумевший от неожиданности хозяин квартиры бежит к нам с заявой об ограблении, но уже к вечеру ему деликатно дают знать, за какие грехи пришла кара, и он тут же несется забирать заявление обратно. Заметь, и не стесняется наговорить кучу какой-нибудь такой ерунды, что волосы встают дыбом. Вроде того, что подарил все свои костюмы любимой девушке или вдруг нашел случайно пропавшие деньги в смывном бачке унитаза — жизнь как-никак все-таки дороже! А мы вынуждены делать вид, что верим каждому слову.

— И, разумеется, после этого дальше делом не занимаетесь?

— Милочка моя! — воскликнул Володька и снова посмотрел на меня с нескрываемой иронией. — Похоже, ты витаешь слишком высоко в облаках и оторвалась от реальной жизни. Еще бы: ты ведь у нас частный детектив, элита, работаешь только за большие деньги. А ты хоть знаешь, сколько у нас тут скапливается заявлений о кражах? Тьма-тьмущая! Неужели мы еще будем кого-то упрашивать? Разумеется, мы потом используем имеющиеся сведения для работы, и случается, что находим воров, если они прихватывали не только в одном месте. А ты говоришь…

— А я говорю: тащи из архива дело Конищева, мне нужно его почитать, — сказала я, перебивая Володьку, который почему-то по утрам бывал особенно красноречив и невыносимо амбициозен.

Для порядка еще что-то проворчав, Володька через несколько минут все же принес откуда-то интересующую меня папку, приговаривая, чтобы я его не впутывала хотя бы в эту канитель, потому что ему хватает и своих проблем с крадеными тряпками.

Мгновенно отключившись от «мент-шоу», я углубилась в изучение дела.

По всем параметрам дело Сергея Ивановича Конищева действительно напоминало самую обыкновенную кражу.

К своему удивлению, я обнаружила, что воры прихватили из квартиры не только антикварный меч, про который говорил Денис, но также видик, дорогой японский кофейный сервиз, деньги — что-то около пятидесяти тысяч рублей — и еще кое-что из бытовых вещей.

Пропавший скрамасакс фигурировал в общем списке как «декоративное оружие», и его стоимость была почему-то явно занижена — что-то всего около четырех тысяч рублей.

Это было более чем странно!

Все вместе это наводило на мысль, что преступники изо всех сил старались представить ограбление как заурядную квартирную кражу и поэтому старались для большей убедительности прихватить с собой все, что им подворачивалось под руку.

Хитрые прохвосты!

Меня со вчерашнего дня не оставляла мысль, что концы конищевской истории действительно следует искать среди тарасовских коллекционеров, так сказать, «истинной интеллигенции» — среди тех, кто был прекрасно осведомлен о реальной стоимости «игрушки» Сергея.

Но он-то зачем сильно занизил в заявлении сумму своего сокровища из домашней «оружейной палаты»?

Чего-то испугался?

Итак, ограбление произошло ночью в субботу, когда Сергей отлучился в срочную однодневную командировку за новой партией товара, и, по идее, о его отлучке не знал никто, кроме компаньона.

Тоже, впрочем, любопытная информация! В воскресенье Сергей уже вернулся домой к «разбитому корыту», а в понедельник забрал назад заявление, сказав, что основные вещи отыскались у младшего брата и возвращены на прежнее место.

Так вот еще почему Денис так сильно возмутился! По крайней мере, после просмотра «дела» я узнала фамилию компаньона Сергея — Николай Никитюк — и еще несколько любопытных подробностей, наводящих на дальнейшие размышления.

— Да, вот что еще, — сказала я Володьке вроде как между делом. — Мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из твоих ребят устроил на денек-другой прослушивание одного телефонного номера. Это как, реально?

— Это что, тоже связано с твоим Конищевым? Я же уже сказал… — начал было гудеть Володька.

— Да нет же! Наклевывается офигенное дело! Ты даже себе представить не можешь. Но пока — между нами. Всего несколько деньков. Ладно?

И я написала на уголке газеты, которая лежала на столе, номер телефона Лили, а потом тут же этот кончик оторвала и сожгла в пепельнице — на Володьку гипнотически действовали подобные штучки, они красноречивее любых слов убеждали его в секретности и важности нового задания.

— Да? Ну что же… — озадаченно почесал он голову — Попробуй тебе не поверить, а потом действительно — трах-бабах, и сразу что-нибудь такое выплывет, что хоть туши свет. Попробуем, так уж и быть.

Между нами говоря, сегодня Володька вполне мог бы мне не поверить — я бы осталась не в обиде.

Сама не знаю, почему мне вдруг пришло в голову немного пошпионить за девушкой, которая никак не хотела покидать мое воображение.

Какое тут еще «офигенное дело»?

Если уж быть до конца откровенной, то, скорее всего, мне просто хотелось разгадать для себя странную тайну обаяния этого неземного существа и, глядишь, научиться также обольстительно ворковать в телефонную трубку.

А может быть, вычислить, на кого Лиля променяла Конишева?

Или при необходимости защитить ее от изверга-брата?

Я и сама не могла бы толком объяснить своей внезапной причуды и лишь скромно потупила глазки.

Но мы с Володькой вместе провернули столько серьезных дел, что он, слава богу, даже не усомнился, что я в очередной раз доверяю ему очень важное спецзадание, и не потребовал никаких дополнительных объяснений.

В конце концов, могут же быть у частного детектива небольшие чисто женские слабости?

Попрощавшись наскоро с Володькой, который все же умудрился при расставании приобнять меня за плечи и с причмоком поцеловать в ушко, я с невыразимой радостью вышла наконец-то на свежий воздух.

Странное дело, но во всех конторах, начиная от милицейских и заканчивая бухгалтерскими, я почему-то всегда начинаю незаметно, тихо сатанеть и мечтать поскорее снова очутиться на улице.

Нет, я никогда не смогла бы работать под чьим-то «идейным руководством», высиживая под присмотром начальства положенное время, — не такая натура!

Гуляет во мне какой-то неистребимый «ген свободы», который и заставил когда-то вместо прокуратуры и работы в юридических консультациях выбрать рискованную долю частного детектива.

Единственное, к кому или, точнее, к чему я постоянно прислушиваюсь и позволяю руководить собой, — это мой внутренний голос или то, что принято называть интуицией.

И этот самый проклятый голос говорил мне сейчас, что я должна во что бы то ни стало заняться делом Сергея, отодвинув на время в сторону все остальное.

Поэтому, поразмышляв всего несколько минут, я отправилась в Ленинский район, где находилась строительная фирма Конищева-бизнесмена — ее координаты я нашла в заветной папке.

Торгово-строительная фирма «Мастерок», которую организовал Конищев (кстати говоря, у него всегда было слабовато с литературой, и я нисколько не удивилась такому банальному названию!), занимала несколько комнат в большом офисном здании, где арендовали помещения множество других фирм, охранных агентств, рекламных бюро, редакций частных газет и прочая, как сказал бы Володька, «мелочуга».

В одной из комнат, к моей радости, обнаружилось что-то вроде магазинчика, где были разложены образцы товаров, которые предлагал оптовым покупателям «Мастерок».

Мне почему-то сильно не хотелось сейчас встречаться с Конищевым, но требовалось поговорить с его компаньоном — Никитюком.

Не исключено, что Сергей уже отоспался после вчерашнего загула и явился на работу срывать похмельное настроение на подчиненных, поэтому я на время задержалась в магазинчике и занялась подробным разглядыванием кафельной плитки и линолеума.

Неудивительно, что Конищев, закончив исторический факультет, занялся стройматериалами — жить-то надо!

Но какой же гадкой, низкосортной была вея выставленная в магазине продукция! Вот она — мрачная проза жизни.

Перещупав все сорта линолеума, я между делом поинтересовалась у девушки-консультанта насчет начальства «Мастерка», пояснив, что у меня имеется к руководству ряд интересных коммерческих предложений.

— Сергея Ивановича нет, — деловито наморщив гладкий кукольный лоб, сказала девушка. — Он в последнее время стал редко появляться. А Николай, кажется, с утра был у себя. В соседней комнате.

Характерная хохляцкая внешность молодого человека, который вразвалку сидел за письменным столом и что-то орал в телефонную трубку — упитанные щеки, светлый залихватский чуб и, главное, акцент, с которым он распекал кого-то, не оставляла никаких сомнений, что я вижу перед собой Николу Никитюка — компаньона Конищева.

— Да ты шо? — то и дело повторял в трубку Никитюк с разной интонацией — то гневно, то растерянно, то вопросительно. — Да ты шо? Да ты шо, хочешь нас по миру пустить? Тут у нас и так черт знает что творится! Да ты шо гонишь?

По однообразным репликам Никитюка совершенно невозможно было понять, о чем он сейчас говорил, — а предположить можно было все, что угодно, в зависимости от испорченного воображения.

— Ты шо, насчет плитки? — спросил Никитюк, закончив разговор и уставив на меня небольшие беспокойные глазки, в которых не прочитывалась ни одна прочно закрепленная мысль.

Лишь испуг и сильная растерянность.

— Насчет Конищева, — ответила я, закидывая ногу на ногу. — А шо?

В следующее мгновение Никитюк начал монолог, который можно передать только в приблизительном переводе, — слишком много в нем было нецензурной лексики и национального колорита одновременно.

Но если опустить все словесные изыски и оставить лишь суть, то выходило, что Конищев совсем спятил, потому что вот уже две недели практически не появляется на работе, и ему, Никитюку, приходится вкалывать за двоих, а тут как раз подошли сроки поставок материалов, а Сергей словно помешался на своих бабах или на чем-то там еще, а такое до хорошего не доведет, потому что он, Никитюк, тоже может позволить себе иногда вечером расслабиться и заказать где положено девчонок, оплатив по тарифу, но исключительно в свободное от работы время, поскольку «Мастерок» горит синим пламенем, и он, Никола, тоже может в любой момент на все наплевать и уехать к маме в деревню под Харьковом.

В общем, примерно в таком духе, сплошным цветистым монологом.

— Ну и шо он тебя ко мне послал? — закончил Никитюк свою речь вопросом, видимо, принимая меня за одну из женщин Сергея, которые сбивают директора с истинного трудового пути. — Деньги, что ли, закончились? Нету у меня! Так и передай — я тоже все пропил! Нету, кончились деньги. А шо, не могу себе позволить?

И все же я невольно обратила внимание на то, что, несмотря на обличительный тон, компаньон говорил о Сергее с едва уловимым оттенком восхищения, словно и он сам хотел бы уметь так же вольно и нахально себя вести, а не только горбатиться с деловыми поставками, но — увы…

Видно было, что Никитюк все же считает Сергея в бизнесе за главного, не слишком рвется на первые роли, а, наоборот, страдает теперь от того, что ему приходится действовать без руководящих указаний, а ничего хорошего из этого явно не получается.

В нескольких словах я описала цель своего визита, строго прибавив, что он должен оставаться тайной для окружающих, и в особенности — для самого Конищева.

— Так ты шо, хочешь сказать, что моего Серегу грабанули? И он про это молчит? — поразился Никитюк, разом забыв о своих служебных проблемах. — Ничего себе! Да я бы… да я бы вообще не знаю шо сделал… Я бы… Да теперь понятно, какие ему сейчас дела, если надо срочно выручать свое добро. Смотри-ка, даже другу ничего не сказал, вот историк тоже, как будто бы мы не люди, ничего понять не можем.

Все это время я пристально смотрела в лицо компаньона Конищева.

Никитюк совершенно искренно поразился, услышав от меня новость про ограбление квартиры Конищева.

Но я решила несколько «дожать» ситуацию, а потому еще серьезнее посмотрела в голубые глаза Никитюка и произнесла со значением:

— Извините, Николай Егорович, но я пришла к вам не случайно. Дело в том, что квартира Конищева Сергея Ивановича была ограблена ночью, когда хозяин вынужден был срочно отправиться в однодневную командировку, о которой никто не знал, кроме вас и, возможно, еще кого-то из сослуживцев. Поэтому у следствия по этому пункту возникли вопросы и — не скрою! — вполне определенные подозрения.

— Кто? Я? Да ты шо? — воскликнул Никитюк и даже откинулся на спинку стула, словно подобными намеками я его ударила по лицу.

Но я невозмутимо смотрела на компаньона Конищева прокурорским взглядом и ждала объяснений.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась наша игра в «гляделки», но тут дверь открылась, и на пороге появился… Сергей Конищев собственной персоной.

Я прямо-таки обалдела от неожиданности!

Вот кого мне не хотелось больше видеть никогда в жизни!

Одно дело — общаться с Денисом, а другое…

Моя гордость прямо-таки неслышно застонала от необходимости давать Конищеву какие-то объяснения.

Еще чего! Объясняться с этим хамом, которого ограбили, облапошили со всех сторон, а он только нюни распускает?

.Я собралась просто встать и молча выйти в коридор, но тут Сергей обрадованно воскликнул:

— Таня! Вот так сюрприз! А я ведь звонил тебе сегодня утром. Всю голову сломал, думал, где тебя еще можно найти? А ты, как всегда, — в самом неожиданном месте!

Признаюсь, удивлению моему не было предела.

Но сейчас передо мной стоял словно бы совсем другой человек, нежели тот, который лез ко мне с мерзкими пьяными поцелуями вчера вечером.

Сегодня Сергей был прекрасно выбрит, одет в безукоризненно белую рубашку, модный костюм и даже благоухал дорогим мужским парфюмом.

Лишь темные круги под глазами выдавали следы Вчерашней депрессии и излишних возлияний.

— Пойдем, — сказал Сергей и властно взял меня за руку. — А ты, Никитюша, сиди пока на месте — я скоро вернусь, нам с тобой тоже о многом поговорить надо.

Мы вышли в коридор, и Сергей предупредительно вызвал лифт.

Я видела, что он прекрасно знал, куда сейчас меня ведет, и спокойно, с интересом за ним наблюдала.

Прямо-таки супермен, да и только: уверенная походка, легкая самодовольная усмешка на губах, галантные манеры.

Куда подевался вчерашний грубый тип, который хотел меня силой выставить за дверь?

В лифте Сергей нажал на кнопку одиннадцатого этажа и снова как-то многообещающе улыбнулся.

«Уж не собирается ли он меня сбросить вниз головой с верхнего этажа? — пришла мне вдруг в голову глупая, дикая мысль. — Может быть, я вторглась в какие-то запретные сферы и…»

Но, слава богу, ни на балкон, ни на крышу мы не полезли, и ужасные фантазии пришлось быстренько свернуть.

Конищев открыл какую-то полированную дверь, и мы оказались в небольшом, но очень приятном помещении, что-то вроде ресторанчика, рассчитанного всего на несколько посетителей.

Одно из окон занимало почти всю стену, так что отсюда, как на ладони, с высоты птичьего полета виднелся весь Тарасов: изгиб реки, столбики высоток, разноцветная россыпь частных домов, словно взбирающихся вверх по холмам.

Красиво, но чуточку жутковато!

Такое ощущение, что мы заняли столик у самой бездны и собеседник в любой момент может тебя подтолкнуть и отправить вниз вверх тормашками.

А тем более стены в необычном кафе тоже были голубыми, с нарисованными художником-реалистом перьевыми облаками…

Наверное, такой интерьер придумал кто-нибудь из рисковых ребят, привыкших поддерживать приличный уровень адреналина в крови.

В заведении виднелась стойка со спиртными напитками, бар, на столиках наготове красовались вазы; с фруктами.

Как только мы вошли, из-за ширмы появился немолодой полненький человек с кудрявыми волосами и встал в вопросительной позе возле столика, который занял Конищев, указав мне на место напротив.

— Принеси кофе с коньяком, ну и все… как полагается, — сказал ему Сергей. — Сам разберешься.

— Мне без коньяка, я за рулем, — напомнила я.

— Ах да, я забыл, ты же вчера говорила, — проронил Конищев и, как мне показалось, несколько смутился, вспомнив, что вчера мы эту тему с ним уже обсуждали, — и вообще вспомнив про вчерашнюю встречу. — Здесь у нас что-то вроде маленького закрытого бизнес-клуба для своих. Когда нужно с кем-нибудь встретиться, переговорить в нормальной обстановке или просто посидеть, подумать, я прихожу сюда.

Я лишь кивнула, разглядывая дымящиеся кофейные чашечки, тарелку с бутербродами и тартинками, которые тем временем, словно по волшебству, появлялись на столе.

Чтобы чем-нибудь занять руки, пришлось начать чистить мандарин.

Мне вовсе не хотелось помогать сейчас Конищеву в разговоре наводящими вопросами и тем более хоть как-то показывать заинтересованность в его судьбе.

Если уж начистоту, мне вообще не хотелось с ним ни о чем разговаривать. И вообще, я еще должна подумать, стоит ли…

В конце концов он сам меня сюда привел — значит, ему есть что сказать.

Пусть излагает, я не тороплюсь.

Тем более не люблю слишком горячий кофе.

— М-да… А я хотел извиниться, — проговорил Сергей, тоже зачем-то схватив в руки красное яблоко и принимаясь со всех сторон крутить его в руках. — За вчерашнее. Кажется, я немного того. Точнее — не того… Я потом как вспомнил — да уж…

— Да уж, — подтвердила я без тени улыбки.

— Но ты забудь, ладно? Господи, Танюша, прости меня, идиота, — я ведь только сегодня утром допер, зачем ты приходила. Никогда не думал, что ты у нас станешь частным детективом. И оказывается, тебя в Тарасове многие знают, даже рассказывают о тебе всякие сказки.

— Давай без сказок, — попросила я Сергея. — Значит, ты хотел извиниться, и только? Считай, что все в порядке — сейчас выпьем по чашке кофе, и разойдемся, как в море корабли.

— Как это… разойдемся?

— Ну, не навсегда же! Может быть, увидимся еще когда-нибудь, лет через десять на каком-нибудь новом вечере для бывших выпускников, если у нашей Ермаковой к тому времени не пропадет боевой задор.

— Нет, я ведь сейчас хочу не только… расшаркаться, — чуточку помолчав, проговорил Сергей. — Скажи, тебе Денис рассказал о моих заморочках? Я уже знаю, он сам сегодня меня проинформировал.

Я недовольно сморщилась — мандарин оказался кислющим.

Да и вообще, подобные выяснения мне почему-то совсем не нравились.

А когда что-то не нравится, не хочется ни перед кем отчитываться — я ведь могу и не отвечать.

— Мы сегодня виделись с братом, он сам сказал, — повторил зачем-то Сергей.

Я только молча пожала плечами — ну и что дальше?

— В общем, я подумал и пришел к выводу, что ты действительно могла бы мне помочь. Да, вчера я вел себя по-хамски. Но у меня были неприятности. Личные и всякие прочие. Просто я не верил, что можно найти воров, потому что тут все ужасно запутано. А когда ты появилась, а точнее, сегодня утром, после того, как поговорил с братом, — поверил. Для меня твое появление — как знак судьбы.

Нет, Конищев определенно не утратил привычки к высоким словам — он всегда во всем искал символику, философскую подоплеку, второй план.

Признаться, меня это еще тогда, в школе, порядком раздражало.

Вместо того, чтобы развернуться и дать кому-нибудь сдачи, Сергей мог глубоко задуматься, а в чем тайная подоплека случившейся неприязни, и словить между глаз вторично.

— Знаешь, я ведь примерно догадываюсь, кто меня обчистил, но это такие люди, что с ними точно нельзя связываться… Всего можно ожидать. Вот только не могу понять: как смогли они вычислить, что именно этой ночью я уеду в Вольск? Это никак не укладывается у меня в голове. Наверное, следили за домом. Или телефон подслушивали. Они ведь на все способны.

— Кто — они?

— Понимаешь, мне трудно тебе это объяснить, — пробормотал Сергей. — Существует определенная группа непонятных личностей, и самый главный из них — Кузнец. Вначале я подумал, что они — простые коллекционеры, помешанные так же, как я, на старинном оружии. Но тут что-то не то. Меня привел к ним один человек, но, как я потом узнал, Кузнец сказал, чтобы я больше не приходил. Наверное, понял, что у меня не так много денег, чтобы быть его постоянным клиентом. Но, получается, мне и одного визита хватило по горло.

— А кто этот Кузнец? Он что, действительно что-то кует?

— Ну, я точно не знаю, — задумался Конищев. — Может быть, и кует. Еще он, кажется, ювелир. И скульптор тоже — я видел у него во дворе и дома много каких-то скульптур, — он постоянно что-то делает на заказ. Живет совершенно один в каком-то двухэтажном огромном доме в деревне Камышовке. В доме чуть ли не веники по стенкам висят, а одет — с иголочки и начитанный очень, особенно по истории. И еще у него дома собираются какие-то люди, как это принято теперь говорить, восточной национальности, очень странные типы. В общем, я думаю, что это именно он, Кузнец, устроил кражу, чтобы заполучить обратно свой меч.

— Но почему ты забрал заявление из милиции? Тебе угрожали? Били?

— Да, на следующий день меня встретил в темной подворотне какой-то тип, отбил мне все ребра и пригрозил, что если я буду высовываться, то вообще лишусь головы.

— И ты испугался?

— Тут дело не только во мне одном и даже совсем не во мне. Этот гад, который меня бил, пока остальные держали за руки и за ноги, вдруг назвал имя девушки, с которой я встречался, и прямым текстом заявил, что следующей жертвой, если я не заткнусь, станет она…

— Лиля?

Конищев посмотрел на меня с удивлением и даже с нескрываемым испугом.

— Вот, и ты уже про нее знаешь. Но они-то — как? Наверное, они давно за мной следили, готовились. Как только я купил у Кузнеца этот самый скрамасакс, будь он трижды проклят, ты не поверишь, но с тех пор, как я его купил, у меня началась сплошная черная полоса. Ты-то, наверное, в такие штуки не веришь…

Я кивнула, а сама подумала: «Знал бы ты…»

На дне моей сумки всегда лежал маленький бархатный мешочек с магическими костями, на которых я гадала чуть ли не перед каждым новым делом.

На первый взгляд — ничего особенного, обычные двенадцатигранные кубики с нарисованными на них цифрами.

Подбрасываешь — и смотришь, какая выпадет комбинация.

Но это только для непосвященных.

Мне же эти цифры давали потрясающую информацию, которую я больше нигде не могла получить.

Вот и сегодня, собираясь на встречу с Володькой, я перед дорожкой пообщалась со своими помощниками, которые озадачили меня предупреждением.

«В жизни самые лучшие условия для развития бывают в трудные моменты, только надо уметь правильно их использовать», — вот что мне подсказала комбинация из цифр 14+25+7.

К чему бы это?

Особенно меня заинтриговало, к каким таким «трудным моментам» я должна была усиленно готовиться?

Но я не стала говорить сейчас Конищеву о своей приверженности к магическому гаданию — пусть видит во мне человека, доверяющего исключительно фактам и законам рассудка, ведь как-никак я — частный детектив!

— Но ты хоть запомнил кого-нибудь из нападавших? — спросила я Конищева. — И вообще — что они говорили?

— Нет, было темно, и потом, они, гады; были в масках. Сказали, что кража — это лишь первый звоночек, и я должен радоваться, что отделался легким испугом. Мол, если задумаю поднимать возню, то очень скоро милиция найдет одну прекрасную девушку, зарезанную моим скрамасаксом. Представляешь? Что я должен был делать? Не мог же я так рисковать, нет, не мог!

— Да уж — представляю, — задумалась я, отхлебывая кофе. — С такими делами лучше всего разбираться по горячим следам, а теперь уже прошло почти две недели. И все-таки почему ты думаешь, что это дело рук именно Кузнеца? Ты считаешь, что таким образом Кузнец решил вернуть свою дорогую вещицу обратно?

— Ну, да. Такой, как он, способен на все, — проговорил Сергей, но как-то вяло, через силу. — Я и сейчас вижу перед собой его мерзкую улыбочку. Только представил, что он меня теперь проверяет по полной программе, глядит, как я в ментовку побегу, что дальше буду делать, и — не поверишь! — мне вдруг так противно стало, что я плюнул на все…

— ..И ушел в запой, — закончила я рассказ Сергея. — Ай да удалец! Вот теперь, Конищев, я тебя узнаю по-настоящему. Ты, оказывается, и правда ни фига со школы не изменился. Тот же романтизм, благородные мысли и… нулевые действия. Не пойму, и как ты еще какой-никакой бизнес умудрился организовать? Просто уму непостижимо! Хотя понятно — за тебя тут Никола пашет, отдувается.

Глаза Сергея сверкнули злобой.

Но мне именно этого сейчас и хотелось — разозлить его хорошенько, чтобы перестал изображать из себя бедненькую жертву и настроился на борьбу.

— Мне нужно встретиться с твоим Кузнецом, — сказала я, чувствуя странное возбуждение, что-то вроде предчувствия хорошей охоты. — Хочу заказать ему какой-нибудь необычный дамский кинжальчик — мне тоже не помешает. Давай адрес.

— Нет, туда нельзя.

— Почему?

— Точно говорю — нельзя. Если только ты сумеешь разузнать о нем как-нибудь окольным путем, найти подход.

— Значит, говоришь, в Камышовке?

— Я? Разве я сказал? Нет, Таня, я серьезно, это может быть очень опасно…

— Да не поеду я туда, не волнуйся!

— Погоди, пообещай, что ты одна туда не будешь соваться!

— Обещаю. Давай-ка ответь мне лучше еще на парочку вопросов относительно кражи. Это называется сбор информации.

Сергей кивнул и, слегка поежившись, нервно отхлебнул из чашки кофе.

— Ну и работка все же у тебя, Иванова! — сказал он только. — Врагу не пожелаешь, не то что тебе, солнышко.

Глава 4

МЫШКИНЫ СЛЕЗКИ

Как все настоящие кузнецы, Кузнец, о котором я узнала от Сергея, жил в маленькой деревне Камышовке, но только его дом стоял на значительном отдалении от остальных деревенских строений.

Точнее, это был двухэтажный коттедж из красного кирпича, построенный в низине реки, крышу которого было видно с пригорка и куда вдоль берега вилась узкая дорожка.

Всякий, кто приезжал в Камышовку на машине, чтобы добраться до дома Кузнеца, должен был на пригорке спешиться и изрядное расстояние протопать вдоль берега пешком, чуть ли не касаясь плечами камышей и стараясь не промочить ноги.

Под громкоголосое кваканье лягушек я поневоле задумалась — почему Кузнец выбрал для своей «кузницы» такое безлюдное жутковатое место?

Мог бы построить свои краснокирпичные хоромы где-нибудь на виду, на просторе.

Места-то вон везде сколько, не то что в городе — выбирай самое лучшее, чтобы к его «кузнице» народ со всех четырех сторон мог бы подкатывать хоть на лошадях, хоть на иномарках.

Ведь, наверное, в деревнях до сих пор продолжают подковывать лошадей и выправлять всякие железяки?

Впрочем, честно говоря, за всю дорогу к Камышовке я не встретила на своем пути ни одной лошади и даже коровы, да и людей попадалось совсем немного — наверное, как принято сейчас говорить с экранов телевизора, деревенька была из разряда «уходящих», и жизнь в ней еле-еле теплилась.

Но я с большим удовольствием побродила бы между покосившимися камышовскими домишками, пусть даже под заливистый, бестолковый лай собак, чем в полном одиночестве топать к огромному и совершенно безлюдному коттеджу с башенками, построенному с претензией на средневековье, который стоял почему-то чуть ли не посередине болота.

— Ау, есть тут кто-нибудь? — позвала я, подходя к воротам.

«Ква-а-а, ква-а-а, ква-а-а», — противно заквакали совсем близко, чуть ли не под ногами, лягушки, отзываясь на мой клич.

Понятно.

Непонятно только, почему меня вдруг перед входом в коттедж охватила непривычная робость?

Дом как дом, я иду туда вовсе не из праздного любопытства, а по делу — заказать себе миленький дамский кинжальчик.

Так в чем же дело?

Но, черт возьми, мне действительно вдруг сделалось резко не по себе, и я никак не могла заставить себя открыть ворота и войти на территорию «кузницы».

В такие моменты меня обычно охватывает злость на собственную трусость.

Я вздохнула, распахнула створку ворот, оказавшихся незапертыми, и бодро двинулась по дорожке к дому.

В маленьких окошках-бойницах не было видно ни души, но мне все равно казалось, что за мной кто-то наблюдает.

Почему-то приходилось делать невероятное усилие, чтобы идти по двору не крадучись и не пригибаясь, а обычным, нормальным шагом.

«Раз-два, шире шаг, раз-два, шире шаг, попки-плечи подтянули, раз-два, шире шаг», — вспомнила я присказку нашего школьного учителя физкультуры Попрыкина, который за свою считалку заработал в школе кличку Попкин.

На вечере встречи я мельком видела нашего Попкина — он почти не изменился и так же браво расхаживал по школе в фиолетовом спортивном костюме и с неизменным свистком на груди.

Промелькнувшее в памяти воспоминание сразу же меня заметно взбодрило: раз-два, шире шаг! Что это со мной, в конце-то концов!

«Нужно бы тоже на всякий случай завести себе такой свисток, — подумала я уже почти спокойно. — В случае чего можно громко свистнуть — частному детективу такая штуковина тоже никогда не помешает».

Во дворе дома я не заметила никаких скульптур, о которых упоминал Сергей.

Двор как двор, ничего особенного.

Привиделось ему, что ли?

Я позвонила в дверь, и на мой звонок опять-таки никто не отозвался, хотя дверь почему-то тоже оказалась открытой.

Такая игра нравилась все меньше и меньше.

— Эй, есть кто дома?! — крикнула я нарочито громко. — Я ищу Кузнеца, мне дали этот адрес, сказали, что его здесь можно найти.

Дверь открылась сама собой, как в сказке, словно приглашая меня идти дальше.

Или я просто сама машинально подтолкнула ее ногой?

Но в любом случае — вполне возможно, что хозяин чересчур увлекся своей работой и не слышит моих призывов.

А может быть, здесь принято проходить сразу в дом, в мастерскую?

Где-то я читала, что в маленьких деревнях люди до сих пор не запирают входных дверей и живут, как при коммунизме.

И все же это выглядело как-то подозрительно.

На всякий случай, чтобы успокоиться, я нашарила в наплечной сумке газовый пистолет и зажала в руке его рукоятку, чтобы — если вдруг понадобится! — сподручнее было выхватывать.

И почему Сергей сказал, что сюда ни в коем случае нельзя идти одной?

А если мне вдруг тоже вздумалось заказать себе сувенирчик в виде оружия?

Что-нибудь эдакое, украшенное рубинами?

Извините, но я же не предполагала, что этот «замок» находится чуть ли не на болоте и здесь вокруг не будет видно ни единой живой души?

И вообще, при слове «Кузнец» у меня срабатывали какие-то детские, сказочные ассоциации: уютная кузница в селе, где веселый бородач чего-то там раздувает и громко долбит по наковальне каким-то особым молотком.

Например, кует богатырские мечи.

Стоп, только теперь я поняла, что больше всего меня здесь сбивало с толку: тишина.

Интересно, какая же это, черт возьми, кузница, если в доме стояла полнейшая тишина, нарушаемая только отдаленным кваканьем лягушек?

Да здесь должен быть трезвон, толпа народа, ну и я бы как-нибудь незаметно протиснулась, выведала незаметно все, что мне нужно.

Может, развернуться и удрать отсюда, пока не поздно?

Но глупо не зайти в распахнутую пред тобой дверь и не сделать еще одной, последней попытки отыскать хозяина.

Я зашла в прихожую и еще раз громко позвала:

«Есть ли тут кто живой?», сама вдруг ужаснувшись знакомому, обиходному обороту.

Ничего себе, подразумевается, что неживых здесь как раз может быть полным-полно… — нет, что-то я снова начала думать не о том.

Я стояла в небольшом квадратном коридорчике, который всем своим видом напоминал ободранные сени обыкновенного деревенского дома: дешевые обои на стенах, жестяные ведра в углу, какие-то деревянные лавки.

Передо мной был вход в большую комнату, тоже обставленную с претензией на типично деревенскую обстановку, — даже не делая больше ни шага, я могла разглядеть веселые цветочки на занавесках, ковровые дорожки и электрический самовар на столе, стоящий на большом расписном подносе.

Но во всем этом простецком антураже все же было что-то ненатуральное, стилизованное под бедную российскую деревню, словно бы я попала в плохонький, кое-как состряпанный музей.

Я зашла в комнату и снова позвала хозяев.

Опять никто не отозвался, и стало ясно, что, по-хорошему, мне следовало бы уходить.

Хотя, возможно. Кузнец просто куда-то отлучился, и можно подождать его несколько минут — может быть, он вот-вот вернется?

Например, вышел за водой? Или еще по какой-нибудь надобности?

Поэтому и двери оставил открытыми.

Мне даже повезло, что я могу его подождать и пока как следует спокойно осмотреться вокруг.

Ничего ведь нет особенного в том, что заказчик подождет мастера не на улице, а в тепле, скромно устроившись на табуретке, которая тоже показалась мне какой-то нарочито «табуретистой» — сейчас даже в самых бедных домах люди сидели на нормальных стульях со спинками.

Неужто хозяину двухэтажного коттеджа из красного кирпича, ювелиру, украшающему рукоятки кинжалов и мечей драгоценными камнями, не хватило денег на обстановку хотя бы тарасовской мебельной фабрики?

Чего ради он так прибедняется?

Но чем подробнее рассматривала я теперь комнату Кузнеца, тем отчетливее у меня внутри возникала волна раздражения.

Смотрите-ка, даже ходики у него на стене с гирьками, дедовских времен, и радиола еще довоенного образца, и березовый веник для бани висит чуть ли не на самом видном месте!

Зато еще с пригорка я хорошо приметила на крыше коттеджа спутниковую антенну.

Как же, интересно, черно-белый телевизор «Рекорд» управляется со спутниковой связью?

Нет, мне было ясно, что эта комната предназначалась исключительно для приема самых бесхитростных деревенских гостей.

А что это за провода тянутся вдоль стены куда-то за занавеску?

Я потихоньку встала и теперь уже действительно крадучись, осторожно заглянула за ситцевую занавеску со старомодным рисунком, на коем изображены были танцующие журавли.

Там обнаружилась дверь, на которой висела табличка с неожиданно четкой надписью: «Не входить!»

Затаив дыхание, я слегка подтолкнула плечом дверь, и она сразу же поддалась.

Моему взгляду открылась часть практически пустой комнаты с белыми стенами, в которой стояли стол, компьютер, принтер и японский телевизор. На стене висел плоский экран.

Но больше всего меня заинтересовало не это: из комнаты вела лестница на второй этаж!

Я колебалась лишь всего минуту: в конце концов, что тут особенного?

Посетительница пришла к Кузнецу, пытается его найти, все двери открыты…

Ведь я же не залезла в дом через окно и не спустилась через трубу? Какие проблемы?

Но противный внутренний голос мне на это рассудительно заметил, что обыкновенный клиент не стал бы соваться даже за занавеску, не то чтобы идти куда-то еще дальше.

Нормальный гость скромно посидел бы, поджидая хозяина в «приемной» с самоваром, и через некоторое время отправился домой, а не шнырял бы по чужому дому.

Но интересное дело: неужто мне теперь возвращаться назад в Тарасов ни с чем?

А может быть, мне просто дико повезло, что я попала в коттедж как раз в такой момент, когда он пуст, и поэтому есть возможность здесь все как следует осмотреть?

Неужели я, как частный детектив, должна упускать такой шанс?

Вдруг мне прямо сейчас попадется на глаза тот пропавший нож или, точнее — меч, в общем — сакра… скрама… ну, эта самая штуковина, похищенная у Сергея?

Пока мы сидели в «заоблачном» кафе, он чуть ли не целый час в подробностях рассказывал, как выглядит его драгоценность, так что я уже неплохо себе представляла это оружие.

Еще бы, о любимой девушке так не говорят, как Конищев распинался о своем украшенном рубинами мече, радуясь, что я взялась расхлебывать кашу с ограблением.

Могу признаться, что пока эти мысли волчком крутились в голове, ноги мои уже сами потихоньку топали через компьютерную комнату к лестнице, а затем начали перебирать ступеньки, ведущие на второй этаж.

В конце концов, риск — это твоя работа, не так ли, многоуважаемая Татьяна Александровна?

Да и какой тут риск?

Но пока я так уговаривала сама себя не трусить, рука моя все же на всякий случай достала из сумочки газовый пистолет, и я вся обратилась во внимание и слух.

Дверь из красивого темного дерева тоже оказалась незапертой, и, охнув (разумеется, про себя), я бочком протиснулась в темную комнату второго этажа.

Здесь была кромешная темнота, но мне почему-то сразу показалось, что я попала не в комнатку, а в огромный зал.

Или у меня просто так гулко теперь стучало в груди сердце?

Где же тут окна? Или выключатель? Почему ничего не видно?

В который раз я мысленно воздала хвалу своим зеленым или, как любят говорить мои поклонники, «кошачьим» глазам.

Мало того, что их изумрудный цвет почему-то неизменно волнует мужские сердца, но к тому же они обладают счастливым свойством неплохо видеть и быстро ориентироваться в темноте.

И действительно, как только глаза мои привыкли к новому освещению (а точнее — к его полному отсутствию), я сразу же поняла, что комната, в которую я попала, занимала, скорее всего, все пространство второго этажа — наверное, в этом заключался особый замысел проектировщиков.

Кроме того, в этом помещении были на редкость высокие потолки — поэтому оно мне и показалось чем-то вроде старинного зала.

Не только из-за своих размеров, отнюдь.

Постояв буквально несколько секунд в кромешном мраке, я уже смогла различить висящее на стенах оружие, старинные гербы, стеллажи с какими-то предметами, скульптуры, белеющие в углу.

Наверное, я сейчас пробралась в святая святых Кузнеца-коллекционера — вот только странно, почему тут не оказалось никакой сигнализации? Ведь, по идее, я могла бы сейчас запросто взять любую дорогую вещь и спокойно унести ее с собой.

Тихими, неслышными шагами, стараясь уподобиться тени и вовсе слиться с темнотой, я прокралась к одному из стеллажей, пригляделась…

И — поневоле содрогнулась.

Это были какие-то старинные цепи, огромные щипцы, кандалы с острыми гвоздями и еще какие-то предметы, внушающие невольный ужас.

Что-то подобное я, кажется, видела в детстве в каком-то музее, где такая коллекция называлась «орудия пыток», или «оружие инквизиции», но, признаться, мне еще никогда ничего подобного не приходилось разглядывать так близко и тем более держать в руках.

Я спрятала свой пистолет в сумочку и осторожно, чтобы не уколоться, взяла в руки венок, сделанный то ли из колючей проволоки, то ли из каких-то острых шипов.

Ну, конечно, знаменитый «терновый венец», который когда-то надевали на голову преступникам, как же я могла забыть!

Поколебавшись одну секунду, я осторожно взяла венец в руки и аккуратно опустила на свою голову — интересно, что испытывали в такой момент приговоренные к его пожизненному ношению?

Страх? Готовность к смертным мукам?

— А что? Красиво! — услышала я за своей спиной мужской голос. — Можешь не снимать — пусть так и останется! Тебе идет.

Я резко обернулась, но никого не увидела.

— Да нет, это я так… — пробормотала я, стараясь говорить спокойно и хотя бы не заикаться от страха. — Я ищу Кузнеца. Это вы?

— Хорошо ищешь, — ухмыльнулся кто-то в темноте.

— Извините, но я действительно ищу хозяина… Все двери были открыты. Может быть, мы не будем играть в прятки?

— Отчего же не поиграть? — спокойно заявил неизвестный. — Ты первая начала.

— Но… где вы? Мне вас не видно! Что за шутки? Я ищу мастера, мне дали этот адрес, и вообще… Это — некрасиво, в конце-то концов…

Я вглядывалась в темноту, и мне показалось, что в дальнем углу стоят какие-то белые фигуры, которые на меня медленно надвигаются и пытаются окружить с разных сторон.

Схватив под руку с полки первый попавшийся предмет, что-то вроде старинного мушкета, я изо всех сил запустила им в сторону, откуда на меня надвигалась опасность.

Зазвенели осколки, как будто бы с полки упал и вдребезги разбился глиняный кувшин.

Я услышала в темноте неприятное хихикание — невидимка буквально захлебывался от сдавленного смеха.

— Не… некрасиво! — выговорил он наконец-то. — Смотрите-ка некрасиво! А шастать по чужому дому — это как, ты считаешь, красиво, а? А теперь ты еще решила здесь все разгромить?

— Но я не лазала, я просто искала хозяина, никого не было, а двери открыты…

. — Ха, допустим, что искала, когда открыла калитку. Но кто тебе велел заходить в дверь, на которой написано «Не входить»? А подниматься на второй этаж? И потом, мадам, кажется, у нас в сумке пистолетик, а? Почему бы тебе заодно не пульнуть в меня, а, красотка? Надеюсь, я для этого должен непременно показаться тебе на глаза? А ну-ка, аккуратненько вынимай свою пукалку и бросай на пол! Быстро!

Я подавленно замолчала, чувствуя, что попалась.

Затем вытащила из сумки и бросила себе под ноги пистолет.

Черт бы побрал мое женское любопытство и врожденное бесстрашие!

Сколько раз они заводили меня в такие дебри, что, казалось бы, уже невозможно будет выбраться назад на белый свет, в свою уютную квартиру, к любимым друзьям и подругам!

Так нет же, наступает момент, когда я снова забываю о всякой осторожности и лезу напролом!

Спорить с «невидимкой» было бесполезно.

— Оттолкни пистолет от себя ногой. И подальше, — продолжал командовать мужской голос. — А веночек можешь оставить, он тебе идет.

Кто-то явно забавлялся со мной, как кошка с пойманной мышью.

— А откуда ты знаешь? Про пистолет? Тут же темно, — буркнула я, не очень-то стараясь быть вежливой.

— А как же! — с готовностью пояснил «невидимка». — Ты его еще на лестнице достала. У меня тут везде видеокамеры — интересно смотреть, кто как себя ведет в гостях! А ты — ничего, бесстрашная девочка, мне такие нравятся.

Ничего себе! Как-то я не учла, что в «замке на болоте», как я называла про себя дом Кузнеца, могут быть установлены видеокамеры!

Кваканье лягушек, похоже, совершенно усыпило мою бдительность.

Уж слишком не вязалась убогость близлежащей Камышовки и всего деревенского пейзажа с современными техническими новинками — в голове как-то все это не хотело укладываться.

Я начала злиться по-настоящему.

— Я-то, может быть, и ничего девочка, — сказала я, обращаясь в говорящую темноту. — Мне про это многие говорили. А вот ты, наверное, редкий урод, раз прячешься и боишься показаться на глаза… девушке.

В темноте снова послышался смех.

— Урод! Чудище болотное! — выкрикнула я бессильно.

Снова ответный взрыв смеха.

— Эй, долго ты будешь надо мной издеваться? Где ты там прячешься?

И тут мне почему-то и самой сделалось смешно: в жизни не попадала в более идиотскую ситуацию, честное слово!

Казалось, все прочитанные когда-то сказки — начиная с «Аленького цветочка» с его чудищем-невидимкой до «Алисы в Стране чудес», которая тоже не удержалась и из любопытства отхлебнула вовсе не из той бутылочки, из которой следовало, решили сегодня повториться, но уже со мной.

А в сказках не бывает страшно — обычно они хорошо заканчиваются!

Я чувствовала, что тот, кто притаился в темноте, ждет не дождется, когда же я начну скулить, просить о снисхождении, жаловаться, умолять меня выпустить, но мне вовсе не хотелось доставлять ему такого удовольствия.

— Скорее всего, дверь теперь закрыта, и я не могу отсюда выйти? — спросила я почти весело. — Эй, урод!

— Скорее всего, — осторожно ответил мне голос.

— Стрелять, звать на помощь — тоже бесполезно?

— Похоже. Кто тебе велел соваться в мою мастерскую? — .

— Похоже, ты болотный маньяк или какой-нибудь местный вурдалак? Ладно, хватит придуриваться — включай свет, я в морге и не такое видела. Давай поговорим по-человечески, а?

Случилось то, на что я не очень-то рассчитывала, — в комнате загорелся свет, и я смогла убедиться, что зал, в котором я находилась, был действительно огромных размеров и стилизован под средневековую старину.

Да, видимо, хозяин коттеджа был с большим приветом.

Я вспомнила нижнюю комнатку с самоваром и декоративными лаптями на гвоздике, затем — компьютерную комнату с белыми стенами в стиле «а-ля двадцать первый век», наконец, этот зал, заполненный всякими странными вещами, и не смогла сдержать улыбки.

Наверное, этот урод, который сейчас наблюдал за мной через глазок видеокамеры, слегка опешил, увидев, что я смеюсь.

Ну и пусть!

— Садись! — приказал все тот же голос.

Я огляделась по сторонам.

Единственное место, на которое можно было присесть, оказалось большим кожаным креслом, стоящим в центре зала, — по-видимому, чтобы клиента было хорошо видно со всех сторон.

— Пожалуйста, с удовольствием, — сказала я, усаживаясь в кресле и закидывая ногу на ногу. — Если у вас принято именно так встречаться с клиентами, я не возражаю. У всех свои причуды. Но я должна объяснить, по какому я здесь поводу Мне очень хотелось бы у вас заказать одну штучку…

При этом я между делом подумала, что даже если этот самый Кузнец — полный и окончательный урод с каким-нибудь искромсанным или обожженным лицом, ему все равно сейчас будет приятно издалека полюбоваться на мои красивые ножки.

Какие у него еще в здешней глухомани найдутся радости?

Невидимка упорно молчал, и мне пришлось продолжить:

— Мне сказали, что у вас можно заказать старинное оружие. Я давно мечтала о дамском кинжальчике, украшенном рубинами. Не помню, но в какой-то книжке графиня носила его за поясом, и потом… Но это не важно. Один мой друг сказал, что вы тут делаете такие вещи, вот я и приехала. Но не ожидала, что здесь меня встретит такой прием.

— Врешь, — спокойно ответил невидимка.

— Почему же?

— Просто — врешь!

— Но…

— Какой друг?

— Неважно.

— Не слышал такой фамилии — «Неважно», — весело ответил мучитель. — А ты врешь — я же вижу, что ты ищейка, милицейская шавка. Говори, что тебе тут надо? Кто тебя послал? Зачем?

— Я же сказала — пришла заказать у вас кинжальчик, но в конце-то концов, если вы не хотите…

— Пришла заказать — и не забыла прихватить с собой пистолет. Какая предусмотрительность! — прокомментировал мои слова «невидимка».

— Но я всегда ношу его с собой.

— Разумеется, потому что ты — ищейка! Милицейская сучка!

Меня охватило чувство бессильной злобы — какое скотство!

Запер девушку в темной закрытой комнате, заполненной какими-то пыточными штуковинами, и еще издевается, гад, допрашивает, играет!

Дать бы ему сейчас по роже — да как ее отыскать? В бессильной злобе у меня сами собой сжались кулаки, и, видимо, это не укрылось от моего мучителя.

— Ладно, — проговорил он примирительно. — Чего ты зря ручками задергала? Там, на кресле, сбоку есть кнопка — нажми на нее, и дверь откроется. Спускайся, поговорим.

Я нажала на кнопку и услышала совсем близко какой-то непонятный лязг.

Неужто дверь такая скрипучая?

Кажется, в первый раз она открылась вовсе беззвучно, позволив мне юркнуть в темноту.

Но когда я захотела встать, то поняла, в чем дело, — проклятая кнопка привела в действие какое-то странное устройство, что-то вроде металлического обруча, который обхватил меня и безжалостно приковал к креслу, так что я теперь не только вовсе не могла встать, но даже и пошевелиться.

Все, капкан захлопнулся окончательно!

— Негодяй! Скотина! Что ты делаешь? А ну-ка отпусти меня, быстро! Ты за это ответишь! Сюда сейчас приедет милиция! Тебя найдут! — заорала я первое, что пришло в голову, пытаясь как-то освободиться от железной хватки.

Наверное, также бессильно рвется в разные стороны мышонок, которому в мышеловке накрепко прищемило хвост.

Терпеть не могу мышей!"

Ненавижу чувствовать себя пойманной мышью!

Глядя, как я извиваюсь, неизвестный изверг закатился довольным смехом.

— Излишняя осторожность никому не помешает. А теперь спокойно поговорим — откуда ты, красавица, по какому случаю пожаловала, и кого еще сюда ожидать вслед за тобой! — услышала я ненавистный спокойный голос.

Дверь отворилась, и я увидела перед собой…

Как-то я даже не могла сразу сообразить, что вижу перед собой Кузнеца.

Почему-то по рассказам Сергея я вообразила его бородатым, дремучим и уж точно пожилым мужиком.

Впрочем, когда я услышала его похвальбу про установленные повсюду видеокамеры, то, наоборот, мысленно увидела перед собой маленького, лысого, тщедушного садюгу.

Сидит эдакий трус где-то в отдельной комнатке, боится девушке на глаза показаться, хихикает, шпионит.

И еще — он непременно в моем воображении был страшным, как смерть.

Не зря же я выдала ему про «чудище болотное»!

Но сейчас предо мной стоял молодой, высокий, красивый парень, одетый в модную рубаху и джинсы, с небольшой бородкой на чуточку восточного типа хамоватом лице.

Если бы не холодное, неприязненное выражение его больших черных глаз, парня можно было бы назвать прямо-таки идеалом мужской красоты.

— Ты… Кузнец? — спросила я удивленно.

— Не исключено, — ответил незнакомец. — Можешь и так меня называть. Кое-кто, вообще-то, считает меня скульптором, и это тоже будет правильно. А еще у меня прозвище — Леонардо. Леонардо да Винчи — мне нравится, когда меня так называют. Знаешь такого?

Я буквально задыхалась от ненависти к этому придурку, не захотела даже кивнуть головой и вообще вступать с ним в какие-либо разговоры.

Кузнец с усмешкой посмотрел на мое перекошенное от злости лицо и спокойно добавил:

— А я, в свою очередь, сейчас попробую узнать, как тебя зовут, милицейская сучка. Сидите, леди, можете не вставать.

А так как я не могла не то что встать, а даже пошевелить руками, то он преспокойно взял мою сумку и стал внимательно рассматривать ее содержимое, предварительно высыпав на пол все, что там было.

На лице красавчика появилось озадаченное выражение, и я сразу же догадалась почему.

В своей сумке-выручалке я носила множество пропусков, удостоверений и визитных карточек на самые разные фамилии, и теперь он вертел их в руках, размышляя, кто я такая на самом деле.

Татьяна Иванова? Мария Анисимова? Светлана Красильникова? Кто?

Некоторые визитные карточки нарочно были изготовлены на широко известные, но порядком подзабытые в невежественном молодом поколении бизнесменов имена, например, Анна Павлова, Тамара Макарова, Мария Ермолова.

Спросите, зачем?

Открою секрет: такие визитки, как это ни странно, действуют особенно безотказно.

Всякий раз, скользнув рассеянным взглядом по визитной карточке с надписью, к примеру, "Мария Ермолова — ди-джей радиостанции «Европа плюс», у человека тут же создается ощущение чего-то хорошо знакомого, где-то слышанного, и он проникается к владельцу визитки особым, пусть и необоснованным доверием.

Увы, большинство людей, занимающихся сейчас бизнесом, настолько замотаны своими делами и повседневной суетой, что у них просто нет ни желания, ни привычки копаться в памяти и держать в уме какую-нибудь постороннюю информацию, вроде деятелей культуры или литературных героев.

Но даже если клиент что-то такое вдруг припоминает, он тут же начинает вовсю гордиться своей эрудицией и поневоле приходит в хорошее настроение — а в моем деле это тоже весьма ощутимый плюсик.

Не скрою — на элементарной замотанности горе-бизнесменов частенько строился мой расчет.

Но случались и проколы.

Вот и сейчас, взяв в руки одну из визитных карточек, Кузнец весело усмехнулся и сказал:

— Можно, конечно, остановиться на том, что ты — Наталья Гончарова, сотрудница тарасовского модельного агентства «Красотка». Или у тебя все же хватит ума назвать свою настоящую фамилию?

— Гончарова, — сказала я, тоже пытаясь выдавить из себя очаровательную улыбку. — Натали. Такая же, как ты — Леонардо да Винчи. Мне нравится, когда меня так называют.

— Значит, Натали? Понятно.

И Кузнец, подойдя еще ближе, пристально посмотрел мне в лицо.

Есть такое романтическое выражение: «Его глаза — как два омута».

В том смысле, что можно запросто утонуть.

Примерно такие же красивые, но жуткие глаза были у моего истязателя: два омута, трясина, черные бездонные воронки.

Слова крикнуть не успеешь, как булькнешь — и с концами.

Кузнец подошел ко мне вплотную и залепил такую пощечину, что у меня на мгновение по-настояшему потемнело в глазах.

— Эх, если бы у меня не были связаны руки… — только и смогла пробормотать я с ненавистью.

— Ну что же, Натали, судя по набору в твоей сумочке, похоже, что я имею дело с профессиональной воровкой, — спокойно откликнулся Кузнец. — Отмычки, мотки веревок с крючками, множество поддельных документов, а также… Или все же — с ментовкой. Какой будет твой вариант ответа?

— Губная помада, пудра, ключи от дома, презервативы, упаковка жвачек… — продолжила я за него перечисление. — Ты имеешь дело с женщиной, которую боишься, раз связал меня по рукам и ногам, подонок.

— Хм, девушка-вор! Это интересно, — проговорил Кузнец. — Или все-таки имитация? Хитроумная версия, ничего не скажешь — наши менты тоже пытаются работать художественно. Говори, какое у тебя там звание? А как зовут твоего шефа? Надеюсь, ты не станешь утверждать, что Александр Сергеевич Пушкин, а, Натали?

— Никто меня не посылал. Я сама. Я уже сказала — один знакомый назвал мне адрес и послал сюда.

— Это звучит не правдоподобно! — возразил парень. — Как ты видишь, я живу уединенно, и ко мне — заметь такую подробность! — никогда не приходят клиенты. Ко мне иногда лишь приводят клиентов, и то только те люди, которым я полностью доверяю. Так заведено, Натали. С остальными приходится знакомиться либо внизу, либо на этом самом кресле. Так что можешь больше не рассказывать сказок про кинжальчик. Я хочу знать правду. Что тебя сюда привело?

Меня бесила его манера протяжно выговаривать слова и глядеть с прищуром, с чувством превосходства.

Еще бы — заковал руки и теперь выпендривается!

Вот если бы он дал возможность показать сейчас, как я владею карате, мы бы еще посмотрели, кто чего стоит.

— Ты отгадал. Да, я из милиции, из полиции, из ЦРУ, из ФСБ… Ух, в общем, из тех, кто запросто сможет взорвать твою комнату пыток! — выпалила я в сердцах. — Прямо сейчас! И тебя тоже! Что, боишься ФСБ? Правильно, бойся меня…

— Снова врешь, — спокойно сказал Кузнец. — Я же вижу, что врешь. Откуда же ты взялась, детка? Никак не могу понять. Тут не ФСБ, а что-то новенькое.

Я только тяжело дышала, словно пробежала сейчас значительную дистанцию или спортивный кросс под свистки нашего Попкина, хотя сидела на одном месте, как… прикованная.

— И про какую такую ты говоришь комнату пыток? — засмеялся парень, правда, одними губами — взгляд оставался жестким, неприязненным. — Это просто моя мастерская. Ты когда-нибудь была в мастерских художников? И к тому же, я — коллекционер. Здесь у меня хранится частная коллекция, и я никому не позволяю являться сюда без приглашения. В нашей, впрочем, как и в любой другой стране, каждый человек имеет право на увлечение, хобби, интересный, содержательный досуг. Не пойму, что тебе не нравится.

— Ты, — сказала я и плюнула в сторону садиста, но тот ловко отклонился — привык, наверное, к такому обращению, гад. — Ты мне не нравишься! Отпусти меня, ну же… Отпусти, а то хуже будет!

— Ой как страшно! Надо же, какое взаимное непонимание, — заявил он спокойно. — А вот ты мне — очень даже ничего, можно сказать, даже нравишься. Я видел много всяких девушек из органов — ты на них не похожа. Вот только когда ты шагала по двору, мне показалось, что ты все же из ментов. Или из армии. В общем, из каких-то служивых. Но теперь я даже и не пойму, что ты за штучка. А ну-ка, давай посмотрим…

С такими словами Кузнец подошел ко мне еще ближе и, несмотря на то, что я изо всех сил мотала головой в разные стороны и вертелась, как на сковородке, пыталась лягать его ногами, расстегнул на моей блузке пуговицы, так что я теперь осталась в одном только гипюровом бюстгальтере.

Но сильно дергаться я не могла, потому что колючки от венка тут же до крови впивались мне в голову — Маньяк! Убийца! — заорала я что есть силы, прекрасно зная, что навряд ли кто-нибудь во всей округе услышит мой отчаянный вопль.

Кузнец спокойно поднял с пола ленту лейкопластыря, которую тоже вытряхнул из моей сумки, и ловко залепил мне рот.

Я обратила внимание, что мой пистолет Кузнец положил в карман своих джинсов.

А потом нагнулся и поднял с пола еще один пистолет системы Макарова.

Откуда он мог тут взяться?

Кажется, у меня просто стало двоиться в глазах.

Как назло, застежка у лифчика тоже оказалась спереди, и негодяй, недолго думая, тоже ее тут же расстегнул и сжал рукой мою обнаженную грудь.

— Да, ничего, — пробормотал он почти нежно. — Посиди пока так и подумай, стоит ли тебе продолжать врать… А я на тебя тем временем полюбуюсь.

Я готова была кусаться, плевать, извиваться…

Но ничего не могла сделать! От боли и обиды я, наоборот, застыла, словно изваяние.

Заглянув в лицо, которое, наверное, было белым от бешенства, Кузнец отнял от моей груди руку, по-свойски пригладил на голове выбившуюся из-под колючек прядь волос и пошел к двери.

— Когда надумаешь познакомиться — кивнешь, я увижу. Но учти, если ты начнешь снова сочинять, будет еще хуже. Учти, Натали… — пригрозил он мне напоследок.

Глаза Кузнеца сузились и словно полоснули по телу лезвием.

Да, теперь я учла, что мне придется быть паинькой. А когда Кузнец отвернулся и пошел к двери, я не выдержала и заплакала — это последнее, что я еще могла сделать.

Слегка скосив глаза, я увидела, как одна слезинка упала на мою голую грудь, поползла вниз и остановилась, немного не доходя до соска.

Теперь тебе, Танечка, нужно соображать как следует, чтобы не расстаться навеки со своим красивым телом, а заодно и с непростительно любопытной головой.

Глава 5

В КОМНАТЕ ПЫТОК

Итак, я постаралась забыть о своем мерзком положении, о неудобной позе, впивающихся в голову колючках и даже об оголенных частях тела.

Черт с ним — пусть смотрит, если ему так нравится.

Многие говорят, что у меня есть на что посмотреть.

Сейчас важнее всего было решить, как в сложившейся ситуации вести себя дальше.

Положение действительно аховое: никто, совершенно никто не знает, что я отправилась к Кузнецу, и, следовательно, не будет меня искать в Камышовке, которая к тому же находится в ста тридцати километрах от Тарасова.

Я совершенно не могу сейчас сопротивляться, и в принципе со мной можно сделать все, что угодно, особенно если я буду продолжать активно нарываться на неприятности.

Стоп — «все, что угодно» меня как-то не устраивало, особенно самый крайний вариант.

Ведь если разобраться — здесь, возле коттеджика, было на редкость удобное местечко, где можно прятать, в прямом смысле этого слова, концы в воду.

Камешек на ноги — и бултых в камыши, предварительно испытав на жертве все виды средневековых орудий пыток.

Но почему — пыток? К чему такие крайности?

Потому что они хотят, чтобы я им что-то рассказала.

Значит, я должна изложить сейчас вслух именно то, что Кузнец хочет от меня услышать.

Но вовсе не обязательно это будет правдой. Или все же не рисковать и признаться, что я, Татьяна Иванова, частный детектив, хочу вас, бандитов-коллекционеров с садистским уклоном, вывести на чистую воду, и с этой целью мне пришлось пробраться в дом и познакомиться с одним отвратительным типом, и теперь…

Стоп, нет, не пойдет, нужно попридержать свой язык.

Но вот что любопытно: я пытаюсь найти воров, ограбивших Конищева, а меня саму тоже приняли за воровку.

Откликнулось и аукнулось!

Недаром мои магические кости старательно предупреждали меня о каком-то обмане.

Вот и сегодня, перед тем как отправиться в этот дом, я посоветовалась с моими «помощниками», и комбинация из цифр «20+25+5» подсказала: «Не слушайте его, он блефует».

Уж не эта ли дикая ситуация и не этот ли гад имелись тогда в виду?

Возможно, он действительно сейчас блефовал.

Но что мне мешало делать то же самое?

Все же считаться в его глазах ворюгой мне казалось куда лучше, чем частным детективом или тем более кем-нибудь из ментов.

Вор — это все-таки что-то свое, понятное. Тем более мне показалось, что этот сумасшедший называл меня воровкой с легким оттенком восхищения или, по крайней мере, без той явной злобы, которая чувствовалась вначале.

Набор отмычек, ножик, стеклорез и прочие необходимые мелочи, которые я всегда ношу с собой в элегантной кожаной сумке, растопили сердце Кузнеца, и он увидел во мне не праведную дамочку в милицейском чине, а откровенную прохиндейку.

В моей страшной сказке роль палочки-выручалочки неожиданно выполнила наплечная сумка.

Как там просил Ванька-дурачок: «Сума — дай ума»?

И потом, не зря же мне жаловался Володька, что сейчас вокруг буквально все и вся воруют.

Мол, в наше время сделалось чуть ли не неприличным не воровать и не зариться на чужое добро.

А я что, лысая, что ли?

Пока — нет, но если еще хоть немного посижу с этой колючей штуковиной на башке, то точно лишусь всех волос.

Разве я не имею права тоже утащить что-нибудь интересное у такого вот богача?

Чем больше я себя таким образом уговаривала, тем четче вырисовывалась в голове желанная легенда, и мне даже становилось как-то легче дышать, словно я сбрасывала с себя…

Нет, сбрасывать с себя я больше ничего не намерена, и так хватит.

В общем, словно я сбрасывала с себя тяжкий груз, с каждой минутой входя в новый образ и мысленно превращаясь в эдакую зеленоглазую нахалку-авантюристку, отчаянную воровку, искательницу сокровищ и приключений.

Нет, не зря в школьные годы чудесные я какое-то время мечтала стать актрисой.

Можно сказать, зарыла талант в землю. Прошло каких-нибудь минут двадцать, а я уже совершенно успокоилась и была готова снова встретиться со своим истязателем один на один.

Тем более что от неудобной позы у меня слишком сильно затекли руки и ноги, и необходимо было освободиться как можно скорее.

Между прочим, мне не помешало бы поближе познакомиться со здешним туалетом.

Интересно, в каком духе безумец выполнил это помещение — в виде какой-нибудь избушки на курьих ножках или космической летающей тарелки?

Кажется, теперь я была готова к любым неожиданностям, даже если бы его коттедж начал стартовать к Луне.

Осторожненько, чтобы не причинять себе лишней боли, я пошевелилась в пыточном кресле и принялась кивать головой, давая понять, что готова к разговору.

По громкому хмыканью, которое раздалось у меня прямо под ухом (мало ему видеоглазков, он везде и микрофоны встроил, гад, чтобы вещать на весь дом свою чушь!), я поняла, что Кузнец заметил мои знаки, и вскоре он снова появился передо мной во всей своей отвратительной красе.

Освободил мне от лейкопластыря рот, уставился вопросительно и даже, с минуту помедлив, снял с головы ужасный венок, от которого у меня и виски, и затылок буквально горели огнем, — пожалел все-таки девушку, скотина.

Но я знала — теперь плевками делу не поможешь. И, опустив глаза, принялась рассказывать ему свою быль.

— Меня зовут Ивановой… Лилей, — добавила я в последний момент. — Некоторое время я встречалась с человеком по имени Сергей Конищев, который как-то показал мне свой кинжал, или какой-то короткий меч, украшенный драгоценностями, а потом рассказал о существовании места, где якобы делают такие штуки. С тех пор у меня появилась мечта пробраться сюда и поживиться чем-нибудь подобным — Сергей сказал, что каждая такая вещь стоит уйму денег.

— Как ловко! — перебил меня Кузнец. — Решила вот так запросто прийти и что-нибудь взять? Может быть, ты — дурочка?

Но я тут же торопливо пояснила, что сегодня моей целью было просто проникнуть в намеченный дом под видом заказчицы, приглядеться, где что тут плохо лежит, и прикинуть, как лучше сюда пробраться в удобное для этого время.

А так как получилось, что все двери были открыты, то я подумала, что мне сегодня вдруг невероятно повезло.

И вот…

— И ты ходишь на дела одна? Не боишься, что пристукнут? — глядя на меня с прищуром, спросил Кузнец.

— Да нет, с братом, — пробормотала я быстро, потому что хуже всего во время таких словесных сочинений задумываться и делать большие паузы — это сразу же наводит на подозрения. — Мне подсобляет братик и его друзья. Одна я только на разведку хожу — девушкам всегда проще.

А про себя подумала: прости меня, Лиля, ангел чистой красоты!

Пришлось и тебя, и братца твоего впутать в эту выдуманную историю.

Зато получалось достоверно, близко к жизни, прямо-таки по Станиславскому.

Но все-таки риск попасться был большой.

Признаться, сейчас я преследовала двойную цель.

Во-первых, снять с себя худшие подозрения — а я поняла, что больше всего Кузнец боялся именно «ищеек», и, наверное, имел для этого какие-то основания.

Во-вторых, назвавшись Лилей, правда, с другой фамилией, я хотела проверить — знает ли он о существовании девушки Сергея и как отреагирует на мои слова?

Ведь те, кто избивал Конищева, угрожали расправой именно над этой самой Лилей и, следовательно, должны были с ней очно или хотя бы заочно быть знакомы.

Поэтому сейчас я нарочно назвалась этим именем, подстраховавшись собственной, более чем распространенной фамилией.

Мало ли на свете девушек по имени Лиля?

У Конищева вполне могло быть несколько разных подружек с таким именем — что в этом особенного?

Но сейчас меня сильно удивило, что Кузнец никак не отреагировал на это имя.

Словно бы не имел о такой знакомой Сергея ни малейшего представления.

Очень, очень странно!

Кстати, при воспоминании о прелестном лице Лили мне сделалось как-то особенно не по себе: интересно, как бы она себя чувствовала в такой ловушке?

Наверное, давно бы уже умерла со страха!

— Ну что же, — выслушав мою лживую исповедь, сказал Кузнец. — Я думаю, самое правильное будет теперь сдать тебя в милицию. Сейчас позвоню, пусть приедут, заберут…

При этих словах сердце мое наполнилось прямо-таки небывалым счастьем.

Я представила, как предстану перед нашими родными тарасовскими ментами, а потом перед Володькой в виде «воровки» и как он мне игриво незаметно подмигнет: что, мол, попалась? За решетку собралась, Танюша?

А как же Канары?

Да, такой исход был бы для меня спасением, настоящим хеппи-эндом.

Правда, я бы покинула этот дом ни с чем, так ничего и не узнав ни про Кузнеца, ни по поводу своего дела.

И у меня не останется никаких шансов снова под каким-нибудь предлогом сюда проникнуть.

— Нет! — вскричала я так, что у самой зазвенело в ушах. — Нет, только не это! Мне сейчас нельзя, особенно нельзя там засвечиваться. Не надо никуда звонить! Ни за что! Я тебе заплачу, я тебе…

И тут у меня из глаз прямо-таки потоками брызнули настоящие обильные слезы!

Может, напрасно в свое время я пренебрегла театральным институтом?

— Это почему же? — заинтересовался Кузнец и засмеялся. — Что, похоже, уже сидела, голубка? Больше не хочется? Не понравилось?

— Да нет, пока не сидела… Просто последнее дело, только что… Меня сейчас все ищут. Прошу тебя, все, что угодно…

— Все, что угодно? — сладострастно улыбнулся Кузнец и внимательно посмотрел мне на грудь.

Я невольно содрогнулась — вот оно, начинается! Но тут его, судя по всему, заинтересовало совсем другое:

— А про какое ты говоришь последнее дело? Я вздохнула, поколебавшись, стоит ли сочинять дальше, но по вопросительному взгляду Кузнеца поняла, что мне все равно не отвертеться от ответа.

— Ну, ты, наверное, не знаешь, — промямлила я. — Есть такой Зайчиков. Вениамин, Венечка. В общем, это мы его. Ну, а сейчас как раз трясут всех подряд. Мне нельзя.

— Хм, и ты не побоялась сразу же лезть сюда, ко мне? Ну и аппетиты у вас, мадам!

— Да нет же, я сказала, что хотела только посмотреть, прикинуть… Сначала я думала уехать из города, но так еще хуже — только усугубишь подозрения. Нужно жить так, как будто бы ничего не произошло, — по опыту знаю.

— Ясно, значит, после того, как ты с этим Зайчиковым… — хмыкнув, начал было Кузнец, но его перебил звонок.

Оказывается, здесь было хорошо слышно, когда трезвонили и в калитку, и во входную дверь.

Кузнец подошел к наглухо заделанному окну, в котором, видимо, была секретная щелка, и взглянул вниз.

— Наши приехали, — проговорил он озабоченно. — Вот и хорошо — сейчас вместе решим, что с тобой делать. Учти, я проверю каждое твое слово.

— Ой, а я в туалет хочу, не могу больше…

— Говорю тебе, сиди! — прикрикнул Кузнец. — Сейчас разберемся.

Пришлось мне еще несколько минут провести в пыточном кресле — оно было явно похуже любого зубоврачебного.

Через некоторое время Кузнец явился в комнату в сопровождении двух мужчин, один из которых имел ярко выраженную «кавказскую национальность», а другой напоминал благообразного российского дьячка с аккуратной седой бородкой торчком.

— Да, я от кого-то слышал, что Зайчикова грабанули, — кивнул в мою сторону «дьячок». — Громкое дело, сейчас многие об этом говорят. Неужто эта?

— Красивый девушка, а какой вороватый, — неодобрительно заметил кавказец. — Нехорошо.

— Что мне с ней теперь делать?

— Отпусти! — взмолилась я. — Отпусти, я заплачу, у меня есть деньги… Много!

— Ха, которые ты у Зайчикова стырила? Может, ты мне еще его барахлишко заодно принесешь? Уж не хочешь ли ты меня под это дело подставить? Ты, конечно, девочка ловкая, но тут у тебя ничего не выйдет, — засмеялся Кузнец.

— Да нет, у меня есть другие деньги, чего вы…

— Я тебя отпущу, а ты потом скажешь: истязал, допрашивал… Брату нажалуешься. По глазам же видно!

— Клянусь, даже не вспомню — я ведь сама виновата! Я сюда больше не покажусь, вообще дорогу забуду и всем нашим скажу…

Почувствовав, что слова «сама виновата» прозвучали из моих уст как-то особенно неуместно, я добавила:

— Сама виновата, что попалась. Что уж тут теперь. Придется расплачиваться. Но только не в ментовку. Говори, сколько хочешь получить с меня? Я сейчас скажу, чтобы кто-нибудь привез…

— Слушай, ладно, хватит девчонку мучить, — вступился бородатый. — Пусть принесет тысчонку долларов, если ей так хочется, — и дело с концом. У нас других забот полно. Я привез партию — иди принимай. А кое-что уже можно и пристроить. Некогда сегодня фигней заниматься.

— Какой вороватый, — снова прицокнул языком нерусский мужчина. — За таким вороватым очень много следить надо. Но она никуда не убежит. Отвяжи женщину — женщин так нельзя, ты снова сильно нехорошо делаешь.

Кузнец молча начал меня освобождать, а я еще никак не могла поверить в свое спасение.

От неудобного сидения у меня настолько сильно затекли руки и ноги, что я никак не могла сразу же встать и лишь шевелила конечностями, желая хоть как-то размяться.

— Ишь ты, добренький какой, — недовольно пробормотал Кузнец, а потом обратился ко мне:

— Так как, ты говоришь, зовут того твоего друга, от которого ты про нас узнала?

— Конищев. Сергей Конищев.

— Был такой, — нетерпеливо подтвердил «дьячок», который словно куда-то сильно торопился. — Приводил я его один раз. Но оказалось, что пустой человек, ничего так и не понял.

— Тогда вот что — нужно будет разыскать снова этого самого Конищева, чтобы он подтвердил, что знает эту красотку и все, что она тут наговорила. Только тогда я ее смогу со спокойным сердцем отсюда выпустить, — сказал Кузнец, но потом добавил:

— Может быть, смогу. Сделаешь, Шарим?

— Сделаем, — кивнул нерусский. — Доставим. Сегодня только все надо, завтра нам сильно не до того будет, слушай.

— А мне в туалет сильно надо, — напомнила я.

— На первом этаже, дверь направо. Пусть идет, — сказал торопыга с бородкой. — Сейчас уже должны подъехать.

— Пошли в смотровую, — скомандовал Кузнец.

— А в туалете у вас тоже видеокамеры установлены? — не удержалась я от вопроса.

Но Кузнец только хохотнул и повлек своих приятелей к выходу.

Я услышала, как на лестнице «дьячок» озабоченным голосом произнес:

— Имей в виду, завтра еще одного мужика из районной администрации в твой «музей» приведу: он и рыбак, и охотник, сам какие-то чучела дома собирает. Пусть все знают, что тут живет коллекционер-затворник, — нам это пригодится. Принимать будешь на первом этаже.

— А ты гипс привез? — перебил его вопросом Кузнец. — А сами изделия?

— Не суетись, Кузнецов, у меня все идет по плану. — Погоди, а когда в театр отвозить будем? Я не могу так рисковать! Ты же говорил — сегодня.

— Завтра, завтра. Не пойму, что ты такой нервный? Из-за девчонки, что ли? Проверим мы ее, вот увидишь — еще баксов с нее слупим.

— В ментовку сдавать опасно — может со злости на нас натравить, — сказал Кузнец.

— А чего? Снова забавлялся? — сердито проговорил «дьячок». — Мне эти твои фокусы уже…

Окончания разговора я не услышала — мужики спустились по лестнице вниз и исчезли в какой-то комнате.

Что за гипс? Какой еще театр?

Да, чудны дела твои, господи, — как любила говорить моя бабушка.

А если дела творятся к тому же от имени другой, нечистой, силы, то, как правило, они не менее разнообразны — это я уже знала по собственному опыту.

Я наконец-то осталась одна — и теперь уже не окольцованная и не с заклеенным ртом.

Дверь из мастерской не заперли, и я могла ходить по дому, куда мне вздумается.

Наверное, Кузнец нарочно предоставил мне полную свободу, чтобы подглядеть, а куда же мне все-таки вздумается?

Попробовать бежать было бесполезно — я все равно не смогу незамеченной пересечь двор, а после этого со мной шутить и даже просто разговаривать уже точно никто не будет.

Наоборот, теперь я должна была следить за каждым своим шагом и постараться ничем не выдать себя.

Нужно смириться с тем, что мне придется провести в этом «гостеприимном» замке еще какое-то время, теперь уже в ожидании Конищева.

Только бы он меня не подвел!

Если за это время Кузнец не придумает по отношению ко мне еще что-нибудь страшненькое.

Самое главное — любым способом избежать интимных отношений с Кузнецом, который теперь вызывал у меня невероятную и, наверное, плохо скрываемую ненависть.

Садюга проклятый!

Ненавижу таких вкрадчивых, интеллигентного вида мучителей с приятной внешностью! , Смотри-ка — называйте его Леонардо.

Художник по части истязаний! Упырь болотный! Я постоянно ловила себя на мысли, что то и дело думаю о том, как бы поизощреннее отомстить Кузнецу за свое унижение, за этот допрос на пыточном кресле, терновый венец, слезу на голой груди, даже за его манеру говорить, нарочито растягивая слова, — в общем, за все, за все!

Но сейчас я не разрешала себе углубляться в такие чувства и желания.

Сейчас важно было думать о собственном спасении.

И еще, если уж представилась такая возможность, как можно больше узнать про этот странный дом и про здешнюю компанию, а также по возможности понять, имеют ли эти типы отношение к ограблению и избиению Конищева.

Пока выходило, что не имеют;

Оказывается, Кузнец и слыхом не слыхивал ни про какую Лилю, похоже, вовсе ничего не знал и про ограбление Конищева.

Или просто ловко прикинулся дурачком? На первом этаже я быстро отыскала маленькую туалетную комнату и, мучаясь от отвращения при мысли, что даже сейчас за мной могут наблюдать наглые черные глаза, все же облегчилась.

После пережитого перенапряжения мне хотелось одновременно писать, есть, спать, плакать, разнести весь дом из огнемета, а потом оставшиеся руины разровнять бульдозером.

На всякий случай я даже мечтательно, со злорадством пригляделась к стенам.

Создавалось ощущение, что коттедж был построен совсем недавно, наскоро, в прямом смысле — слеплен кое-как в рекордно короткие сроки.

Если в комнатах был все же создан какой-то дурацкий обманный антураж, то в коридоре и в туалете, да что там — повсюду были видны следы торопливой небрежности строителей.

Кое-где на стенах не хватало даже обоев, на потолке кусками висела известка, прямо за туалетной дверью обнаружилась бочка с разведенным и еще не засохшим цементом.

Видимо, дом строился, как любят говорить в народе, «не для себя» — ни один нормальный хозяин не потерпел бы такой откровенной халтуры.

Выходит, здесь нет хозяина?

Или «свободный художник» лелеет, только свою мастерскую, а на все остальное ему просто-напросто наплевать?

Почему-то мне мучительно захотелось покурить, и я вспомнила, что в сумке, распотрошенной Кузнецом, валялась пачка, в которой оставалось еще несколько сигарет. Моих любимых — беленьких, с ментолом, которые так помогали освежать и даже прочищать мозги.

Я снова поднялась по лестнице в мастерскую, кое-как собрала с пола содержимое своей сумки-выручалки, безумно обрадовавшись, что зажигалка тоже оказалась на месте.

Садиться на пыточное кресло мне больше не хотелось, и я уселась по-турецки прямо на полу в углу комнаты, сразу же остро почувствовав, какая я маленькая и беззащитная среди этих высоких стен и непонятных чужих предметов.

Прошлый раз, когда Кузнец неожиданно включил свет, я только мельком успела заметить, что в дальнем углу зала в рядок стояли белые скульптуры из гипса, которые так напугали меня в темноте.

Именно в них я с перепугу швырнула каким-то предметом.

Затянувшись сигаретой, я почувствовала необыкновенное облегчение — казалось, вместе с дымом ко мне каким-то чудодейственным образом возвращались силы и былая уверенность в себе.

— Дура! Сейчас же затуши сигарету! Здесь нельзя курить! — вдруг услышала я из динамика взволнованный возглас. — Ты что, совсем, что ли, офонарела? Сиди — и лучше не двигайся! А то сейчас снова свяжу и рот залеплю, чтобы не курила!

Продолжает следить, сволочь!

Вздрогнув от неожиданности, я торопливо затушила сигарету об пол.

Черт, расслабилась!

Но почему нельзя курить? А что здесь можно?

Только издеваться над бедными женщинами?

Я вздохнула и уставилась в стенку — придется медитировать, как учил меня тренер по карате.

Кажется, от меня здесь больше ничего не зависит.

Но мозг после перенесенного перенапряжения был настолько разгорячен, что никак не хотел отдыхать и расслабляться.

И хотя я сидела совершенно неподвижно, глаза мои то и дело беспокойно скользили по белым гипсовым скульптурам, застывшим в углу.

Тоже мне, горе-художник!

Вдоль стены, словно перед расстрелом, стояли штук пять поддельных «Венер» — без головы и с обрубками вместо рук, как будто бы их тоже перед тем, как пустить в расход, долго и упорно пытали.

Скульптуры были так себе, какие-то грубые поделки!

А на больших полках, рядом с которыми я теперь устроилась, сжавшись в сиротливый комок, лежали какие-то бутафорские мечи, наганы старинного образца, револьверы.

Отсюда мне их хорошо было видно, и теперь мне было заметно, что сделано все это якобы старинное оружие было кое-как, курам на смех.

Какие-то вещи и вовсе, похоже, были отлиты из гипса и обклеены какой-то золотистой бумагой.

Наверное, все эти штуковины предполагались как раз для театра, потому что ни один нормальный коллекционер в сторону таких поделок даже головы бы не повернул.

Видали мы таких ювелиров!

Может быть, этот позорный Леонардо промышлял и хорошими копиями старинного оружия, но всякой бутафорской дряни у него было в избытке, куда больше, чем действительно красивых вещей.

Неожиданно я вспомнила про свои магические кости.

Вот оно, мое тайное оружие!

Если газовый пистолет Кузнец у меня отобрал, то на маленький бархатный мешочек, который нередко ничуть не меньше помогал мне в самых непредсказуемых ситуациях, разумеется, не обратил никакого внимания.

Наверное, подумал, что это у меня косметичка или кисет с табаком.

Я достала магические кости и углубилась в гадание.

Согласитесь, в подобной переделке особенно хочется знать, что тебя ждет в ближайшем будущем, тем более, в отличие от людей, мои кубики всегда говорят только чистую правду.

Есть в гадании, например, такая комбинация из трех цифр, которая может предупредить человека о грозящей смертельной опасности.

А есть и такие цифры, ничем не примечательные на взгляд непосвященного, которые означают — наихудший исход неизбежен, лучше напрасно не рыпаться.

Может быть, меня кто-то может упрекнуть в излишнем фатализме, но я знаю, что говорю.

И если вдруг сейчас мне выпадет…

Закрыв глаза, я бросила магические кости на пол, и их стук как-то тревожно отозвался в сердце.

Нет, на первый раз обошлось — комбинация из трех страшных цифр не выпала.

Но кости все равно сообщили мне какие-то странные вещи.

«Ждите скорого обмана. Верьте не тому, что вам говорят, а тому, что видите» — вот что выдали мне магические советчики при помощи комбинации из цифр «30+15+4», и я поневоле задумалась над этим непонятным поучением.

А что я вижу?

Да ни черта интересного!

Хотя и тому, что говорят, я тоже не верю.

Пока я размышляла над этим странным советом, на лестнице послышались какие-то шаги, и мне пришлось быстро спрятать магические кости в карман.

В комнату вошли Кузнец и еще двое каких-то новых незнакомцев могучего телосложения, с квадратными плечами профессиональных грузчиков.

Они были одеты в какие-то фуфайки и болотные сапоги, которые оставляли на полу грязные, мокрые следы.

Мельком взглянув в мой угол и чему-то про" себя ухмыльнувшись, Кузнец ткнул пальцем в сторону своих обрубков-"Венер" и приказал:

— Две можете уносить. Может, и третью сразу заберете?

— Да нет, у нас сегодня корыто маленькое, а потом мы все равно больше не допрем, — заупрямился кто-то из работяг. — Сказали — две.

Я рассеянно наблюдала из своего угла, как парни подошли к одной из скульптур, крякнув, начали ее поднимать, еле-еле оторвали от земли, поволокли к выходу Тяжеленные, однако, богини…

Как будто сделаны из свинца или из железа.

— Поехали уже за твоим бывшим хахалем, — сообщил мне Кузнец, выходя из комнаты. — Смотри сиди тут смирно.

Я еле сдержалась, чтобы не ляпнуть что-нибудь ему вслед.

Но я находилась в ловушке, а напрасно злить охотника в такой ситуации было бы по меньшей мере глупо.

Внизу, во дворе, послышались громкие разговоры, далекий шум двигателя.

Значит, существует какая-то дорога, по которой к коттеджу можно подъехать и на машине, только она явно идет не со стороны Камышовки.

— А где баркас? — расслышала я голос Кузнеца, на который мой слух был настроен особенно сильно — его обостряла ненависть. — Хоть завтра-то будет?

Ага, значит, они перевозят свои непонятные грузы не на машинах, а на катерах или на лодках — как же я сразу не догадалась?

А ведь удобно, ничего не скажешь.

На дорогах сейчас то и дело, в связи с повышенной опасностью терроризма, останавливают чуть ли не возле каждого столба, делают досмотр, все прощупывают, обнюхивают с собаками, а тут — катайся по матушке-Волге столько, сколько влезет, и развози на баркасах все, что тебе вздумается.

Все, кроме рыбы и сетей, чтобы рыбнадзор случайно не задержал!

Да, но чтобы в лодке по реке перевозили копии Венеры — такое даже в моей голове, привыкшей к самым неожиданным ситуациям, никак не укладывалось.

Спросят: «Эй, кого везете?»

«Голых баб безруких, из гипса — если хотите, проверьте…»

М-да…

Я нервно нащупала в кармане три магических кубика.

Итак, на чем мы остановились?

Ага, значит, я должна верить не тому, что говорят, а только тому, что вижу своими собственными глазами.

Может быть, мне нужно держаться с этими людьми еще более независимо и даже нахально?

; Оставшиеся скульптуры вовсе не радовали моих глаз, но просто маячили в поле зрения.

Увы, именно их я сейчас видела собственными глазами, а больше — ничего интересного.

Кстати, почему эти скульптуры показались мне такими тяжелыми на вес?

Пока голос Кузнеца все еще слышался внизу, во дворе, я подошла к «Венерам», оставшимся в углу, и попробовала одну из них приподнять.

Ух, тяжело!

Зато вторую, стоящую рядом, я и сама без чьей-нибудь помощи запросто могла бы перенести с места на место.

Значит, там, внутри первой красавицы, что-то было!

Но — что именно?

И наверняка эти девушки устроены так, что их при желании можно разобрать — пожалуй, если приглядеться, можно будет обнаружить швы.

Шум на улице поутих, и я тенью метнулась в свой угол. Рисковать мне сейчас никак нельзя.

Под ногами хрустнул какой-то осколок, и я автоматически его подобрала, а когда снова очутилась в своем уголке, который почему-то казался мне более безопасным, от нечего делать принялась рассматривать свою находку.

Похоже на кусок гипса или какого-то алебастра, обклеенного с одной стороны самоклеящейся бумагой.

Похожие осколки валялись тут же, невдалеке.

Кажется, это совсем недавно был тот самый старинный мушкет, которым я запустила в темноте, пытаясь попасть в Кузнеца, — тоже какая-то идиотская самоделка.

Ребенок, если как следует постарается, и то сделает куда лучше.

Нашелся, тоже мне, ювелир-оружейник! Что скульптуры у него получаются позорные, что оружие. Леонардо да Винчи, только с точностью до наоборот — ничего не умеет делать как следует.

Только девушек истязать с ювелирной тонкостью — да и то слабенько получается.

Я с отвращением взглянула на кресло, в котором совсем недавно провела столько пренеприятнейших минут.

И вдруг снова отчетливо вспомнила, как Кузнец, прежде чем ко мне приблизиться, подобрал с пола два пистолета — один газовый — мой, а второй — системы Макарова, новенький, блестящий.

Откуда он мог взяться?

Я еще раз внимательно покрутила в руках осколок, который в одном месте сохранял округлую форму.

Ну, конечно! Как же я сразу не поняла?

На полках перед моими глазами лежали подделки под старинное оружие, за исключением, может быть, нескольких действительно настоящих и ценных образцов.

Под хрупкой оболочкой искусно было спрятано самое настоящее оружие, которое в таком виде было гораздо удобнее доставлять заказчикам.

Ловко придумано, ничего не скажешь!

Этот Кузнец-скульптор-ювелир на самом деле был в лучшем случае простым бутафором, кукольником, который умел видоизменять внешнюю оболочку предметов.

Я подняла голову и теперь совершенно новыми глазами окинула обширную коллекцию.

Интересно узнать, какая начинка на самом деле прячется в этих штуковинах.

Очень даже любопытно.

Ну а в белоснежных телесах «Венер» вообще много чего может поместиться — никто ведь не догадается в них копаться и что-то проверять.

Признаюсь, я невольно про себя восхитилась этой хитроумной выдумкой.

Просто, как все гениальное.

Особенно если учесть, что сейчас все «новые русские» помешались на антиквариате и старинных вещах, и никого не удивляет, что коммерческие банки стали «для солидности» украшать скульптурами и напольными вазами.

Стоп, мои мысли начали лихорадочно раскручиваться в совсем новом направлении.

Разумеется, кому-то удобно продавать и приобретать оружие в виде муляжей и подделок под старину — это бесспорно.

Но ведь в красивую обертку удобно что-нибудь подложить и без взаимного желания — если у кого-то есть необходимость сотворить другому гадость.

Кстати, что они там такое толковали про театр?

"Уж не туда ли теперь повезли безруких красавиц?

Зачем?

Впрочем, есть вещи, о которых невозможно догадываться, — их надо знать.

Увы, в моем разгоряченном мозгу ничего не вырисовывалось, хоть убей.

«Ну ладно, и на том спасибо», — подумала я, поглаживая в кармане пальцами бархатный мешочек.

Признаться, я уже начала изнывать от голода и неизвестности.

Нет, ну какие свиньи!

Держат меня весь день в заточении и хотя бы для приличия предложили чашечку кофе и один, пусть даже и маленький, бутерброд.

Вот мастера-кудесники!

Сами-то там небось сидят и обжираются!

— Есть хочу! — сказала я громко.

Но на мой клич никто не отозвался.

— Эй, я хочу есть!

Снова никакого ответа.

Неужели Кузнец прекратил свое неусыпное наблюдение?

Или в очередной раз сработала знаменитая теория подлости: когда надо — никто тебя не увидит и не услышит.

Можно было бы теперь пошарить вокруг, рассмотреть экспонаты, примерить, что хочется — но теперь необходимости в этом не было.

Мне и так было все приблизительно ясно. Оставалось ждать, просто ждать.

Вечер встречи номер два с моим школьным другом Сергеем Конищевым прошел в форме короткого анекдота. Начать с того, что Конищев снова был пьян, от него издалека разило спиртом, и он еле держался на ногах.

Снова не выдержал!

Вот за что я всегда не любила своего кавалера школьных лет — это за непостоянство и отсутствие воли. Всегда это было так: то любит, то не любит, то учится на «отлично», то тут же скатывается на двойки.

В общем — то взлет, то посадка!

И за годы взрослой жизни, которую мы ожидали с таким нетерпением, ничего в нем не изменилось.

Кавказец, который изо всех сил удерживал Конищева в вертикальном положении, еле сдерживал отвращение и старался глядеть в другую сторону Кузнец поддерживал Конищева с другой стороны.

— Лиля! Ты здесь? — вскричал Сергей пьяным голосом. — Лилечка моя! Мне как сказали…

— Здесь! — отозвалась я и встала навстречу своему «прекрасному прошлому».

Лицо у Конищева, когда он увидел меня, сделалось прямо-таки совсем идиотским.

Во-первых, оно и так было белее алебастра и гипса, которого вокруг имелось в избытке — наверное, по дороге сюда он вообразил самые страшные картины того, что могло произойти с его возлюбленной, вроде сцен группового изнасилования.

Во-вторых, при виде меня его лицо как-то неестественно вытянулось и приобрело вовсе форму огурца, которым он наверняка недавно закусывал.

Кажется, Сергей никак не мог врубиться в ситуацию и сообразить, что к чему.

Вот размазня!

— Иванова… — проговорил он растерянно, и выражение лица его сначала сделалось примерно таким же, каким было вчера, когда он открыл передо мной дверь. — Ой, снова Иванова… Привет! А ты чего тут делаешь?

И он полез ко мне с пьяными объятиями. Я внимательно наблюдала за поведением моего друга, поскольку видела, что не менее пристально за его реакцией наблюдают сейчас еще две пары глаз.

— Ну, Иванова, — сказала я твердо. — Да, Лиля Иванова, а что? Не ожидал, что встретимся?

— Лиля? Как — Лилечка? Не ожидал… — промямлил Конищев и растерянно оглянулся вокруг.

Он смотрел на меня, пытаясь что-то сообразить, и я боялась, что сейчас он начнет задавать какие-нибудь дурацкие вопросы.

От его пьяного лепета в прямом смысле слова теперь зависела моя жизнь.

— Ой, мне, наверное, надо поспать, — пробормотал он, чувствуя вокруг себя поле повышенного напряжения. — Можно я посижу в этом кресле?

— Стоять! — закричала я. — Хватит валять дурака! Ты привез деньги? Мы здесь договорились, что ты за меня заплатишь, а то я тут насовсем жить останусь.

— Иванова, ты чего кричишь? — попытался сопротивляться Конищев. — Кажется, мы с тобой уже — того… Точнее — не того.

— Ладно, говори, ты показывал этой девке свой скрамасакс? — перешел к допросу Кузнец. — Значит, ты ее действительно знаешь? Твоя девка?

— Ну, не то чтобы — моя. Теперь даже и не моя… — пробормотал Конищев, но, наткнувшись на мое свирепое лицо, начал что-то вспоминать об общем деле и вовсе запнулся. — Ну, показывал как-то… И что с того?

— Нечистый на руку женщина — это сильно нехорошо, — снова вставил свою реплику «восточный мудрец». — Зачем такой красивый девушка ворует?

— А мне так — ндравится! Если ндравится, то что? — ответила я точно так же, как говорила когда-то Светка Линькова на родительском собрании, когда ее стыдили за воровство и спрашивали о причинах, которые толкают девочку из хорошей семьи на такие некрасивые поступки.

Ндравилось ей — и все тут!

Кузнец принялся было задавать и другие вопросы по делу, но Конищева еще больше развезло, и он теперь только пьяно, бессмысленно улыбался.

— Ладно — гони тысячу баксов, и я ее тебе отдам, только чтобы больше сюда не совались. Ни она, ни ты… — наконец не выдержал Кузнец. — Ты мне с первого раза, еще тогда не понравился. Учти — чтобы духу твоего здесь не было вместе со своей Лилей!

— С Лилей… — мечтательным эхом повторил Конищев, но больше ничего прибавлять не стал.

Было уже темно, когда мы с Конищевым потопали по направлению к деревне по тропке между камышей.

Сергей все время качался, шатался, спотыкался, и мне постоянно приходилось его поддерживать, чтобы он не рухнул лицом в воду Мне все еще не верилось, что удалось отделаться — пусть даже и не очень легким — испугом.

Но все же по-настоящему я вздохнула с облегчением лишь тогда, когда заметила свою машину, которая одиноко стояла в темноте возле камышинского продуктового магазина.

— Иванова, это твоя? — спросил Конищев, опираясь на капот.

— Мы эту тему уже несколько раз обсуждали.

— Правда, что ли?

— Ты лучше скажи, где взял деньги? — спросила я Сергея, запихивая его на заднее сиденье.

— Никола дал, — пробормотал Конищев. — Я как раз за товаром должен был ехать, а тут ко мне приходит этот самый, с черными усами. Говорит, собирайся, бери деньги, девушку выручать надо. А я уже того — немного не того…

— Ясно. А у тебя еще сколько-нибудь осталось?

— Ну есть рублей двести. А что?

— Есть хочу, умираю. Сейчас остановимся возле первого же кафе, и я поем, пока ты тут поспишь.

По дороге я включила в машине радио и не могла удержаться, чтобы не начать подпевать в такт какой-то зарубежной ритмичной музыке.

— Слушай, я все же ничего не понимаю, — поднял голову Конищев.

— Завтра узнаешь.

— Они тебя там тоже чем-нибудь угощали? Ты чего поешь? Хорошее настроение? — недовольно проворчал мой спутник.

— Не просто хорошее — отличное!

— Конечно, обчистили меня до нитки…

— Ты знаешь, а все-таки быть воровкой — это не так уж и плохо. А ты как думаешь? — спросила я, заметив в зеркальце обалдевший вид своего трезвеющего спутника.

Глава 6

ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ ПРИВЫЧКА

Днем в ресторане «Славич» обычно было совсем немного народа, и здесь всегда можно было отлично пообедать.

Володька подбежал к столику, и я еще издалека увидела, что его фейс буквально сиял от радости и какой-то затаенной гордости.

— Эй, за тобой жена сегодня не следит? — напомнила я своему другу и не удержалась от смеха, когда он на полном серьезе начал опасливо озираться по сторонам. — А то я ее где-то здесь видела…

— Ну, вечно ты… — смутился он, усаживаясь за столик напротив меня и тут же углубляясь в изучение меню. — Ладно, тебе сегодня все прощается — можешь смеяться сколько угодно. Салат «Нежность» будем? Будем, хорошее название. Значит, форель, запеченная в фольге, можно еще и шашлык: Главное, правильно выбрать хорошую выпивку, там уж и все остальное пойдет как по маслу…

— С каких это пор менты обедают в ресторанах? — поинтересовалась я, с интересом наблюдая за Володькой. — Или это очередная атака перед Багамами?

— Перед Мальтой, — хмыкнул Володька.

— Вообще-то, когда ты сегодня позвонил, я думала, что ты шутишь, и даже не собиралась сюда идти. Но раз уж все равно случайно оказалась рядом, то решила все же посмотреть…

— Ничего себе шуточки! — возмутился Володька. — Да я бы тебя все равно из-под земли достал — ты меня знаешь. Такие вещи, Танюша, надо отмечать — это тебе не шутки…

К нашему столику подошел официант, и Володька принялся заказывать угощения, то и дело сглатывая слюну и властно тыча пальцем в меню — он был ужасным обжорой!

А выпивку и что-нибудь из закусок он распорядился принести первым делом, без промедления, и тут же принялся произносить что-то среднее между пламенной речью и заздравным тостом.

Из его речи выходило, что именно благодаря мне наконец-то удалось обнаружить и обезвредить крупную террористическую группировку, которая в последнее время буквально заполонила Тарасов оружием и всевозможными взрывчатыми веществами и уже успела натворить немало жутких дел, причем корни этой банды тянулись куда-то в далекие чеченские края.

Вот тебе и художники-ювелиры!

Ай да Кузнец!

В его «замке» действительно было найдено множество замаскированного оружия, а также запасы взрывчатки, при помощи которой можно было разнести половину Тарасова.

— Ты даже не представляешь, Танюша, какое удовольствие я получил, когда колотил кувалдой этих гипсовых голых баб! — захлебывался от восторга Володька. — Оргазм! Век не забыть! Кокнешь осторожненько, а у нее в животе — гексаген или еще какая-нибудь канифоль. Но ты должна рассказать, как же ты все же сумела на них выйти? У меня все теперь требуют подробности, а я — дурак дураком. На такую банду вывел, а объяснить ничего не могу.

Понятно, значит, Володька не просто так пригласил меня пообедать, а, можно сказать — с далеко идущими намерениями.

Решил выведать под рюмочку-другую, как я сумела за сто с лишним километров от Тарасова раскопать такое бандитское логово, добиться, чтобы я поделилась опытом.

Но какой тут опыт?

Рассказать про неуемное женское любопытство, про врожденную любовь к лицедейству и придуриванию или про свою веру в магические кости?

Пожалуй, подумает, что я — сумасшедшая.

— Секрет фирмы, — ответила я привычной скороговоркой.

— Ну, это не разговор… — разочарованно протянул Володька.

— Пока ничего сказать не могу.

— А что? Может быть продолжение?..

Но я только неопределенно кивнула и нехотя принялась за салат «Нежность».

Черт возьми, почему-то у меня не было такого победного настроения, как у моего дружка.

А точнее — с утра вообще не было никакого настроения.

Ну, накрыли очередных бандитов, ну, получил Володька новую благодарность и даже, вероятно, может отхватить крупную денежную премию — и что с того?

Прыгать от счастья, что ли?

Давняя несбыточная мечта Володьки — наконец-то раз и навсегда понять мой метод, который позволяет то и дело вытаскивать на свет божий какие-нибудь сногсшибательные, необычные дела и находить тщательно замаскированные преступные группировки.

Но ведь я сама не всегда могу объяснить, почему так складываются обстоятельства: ищешь вроде бы одно, а наталкиваешься совсем на другое.

И порой то, что ищешь, никак не дается в руки.

Стоп, кажется, я поняла, почему с самого утра была не в духе.

Ведь получается, что дело об ограблении Сергея Конищева оказалось мне не по зубам.

Вроде бы простое такое дельце, не слишком приметное, не такое громкое, как вышло с этим Кузнецом, а все же…

Оно было для меня чем-то вроде мозоли на ноге, которая даже не слишком мешает ходить, но все равно не дает возможности прыгать от счастья.

Ведь если я взялась за дело, то оно должно быть непременно раскрыто или хотя бы хоть как-то продвигаться вперед — такое у меня правило.

А тут — полная тишина.

Выяснилось, что Кузнец и его банда к краже в квартире Конищева вообще не имели никакого отношения.

До чужого барахла ли им было, если они занимались подготовкой крупных терактов и поставками оружия?

Все подозрения Конищева насчет Кузнеца, приплетенный сюда какой-то пьяный спор — все это оказалось очередными бредовыми фантазиями моего школьного приятеля.

И хотя после того, как Кузнец был разоблачен, Сергей больше ни разу не напоминал мне о расследовании его истории, она все равно никак не давала мне покоя.

Но Володька сейчас не понимал, да и не мог понять моего смутного настроения и продолжал громко радоваться своим успехам.

— Слушай, а как я тогда в театре при всех шандарахнул по скульптуре, представляешь? — упивался он собой.

— Варвар, — прокомментировала я его рассказ.

— И пускай! Там все как начали кричать: «Безобразие! Вы за это ответите Что вы себе позволяете!» А потом смотрят — а там, в пузе, взрывчаточка уже приготовлена. Они, хитрецы, сначала привозили все это хозяйство в оперный театр, в бутафорский цех, а потом развозили по разным точкам — кому что.

— Уже известно, кому предназначалась последняя партия?

— Расколются, теперь они никуда не денутся. Пока известно, что одну красотку собирались преподнести в подарочек на день рождения.

Ладно, не буду говорить, кому именно. В общем, чуть ли не в здание правительства. Представляешь? Ну и другие адреса есть — тоже весьма интересные.

— Да, здорово бы бабахнуло, — согласилась я, вяло жуя салат.

Надо сказать, что в этой «Нежности» ничего особенно нежного не наблюдалось — кукуруза, майонез, еще какая-то гадость, скрипящая на зубах — А ведь это самое трудное — профилактика! — продолжал разглагольствовать Володька, который с удовольствием хлебал между делом беленькую — Одно дело — лазать среди обломков и искать причину взрыва или, допустим, составлять задним числом опись похищенного барахла, а другое — как сейчас. Весь кайф, когда удается кого-нибудь заранее схватить за заднее место. И выпьем за то, что ты, Танюша, мне как раз такой кайф доставила!

— Я уже сказала, что за рулем, — вздохнула я, думая, что пора бы мне нарушить сухой закон и устроить вечер встречи с одним другом.

Но только этим другом будет не Володька и, само собой разумеется, не Конищев.

— Послушай, а этот Кузнец — он действительно скульптор? Или мастер по оружию? Удалось выяснить, кто он такой?

— Понравился? — хохотнул Володька.

— Еще бы…

— Да, на морду он ничего, это точно. Но только какой он скульптор, побойся бога! Этот так называемый Александр Кузнецов, хотя на самом деле это тоже не настоящая фамилия, уже два года находится в розыске. Он был у них чем-то вроде главного координатора, а лепили, ваяли и по-разному шуровали — уже совсем другие людишки. Авантюрист, каких свет не видывал — два раза из-под стражи сбегал, через Интерпол его никак найти не могли… А тут — Татьяна Иванова нам его преподнесла на блюдечке с голубой каемочкой.

Я кивнула — теперь мне стало более-менее понятно, почему Кузнец меня отпустил, хотя по всем законам логики этого не должно было случиться.

Увидел во мне родственную натуру, увлекающуюся подделкой документов, алчную девицу, у которой любовь к наживе была помножена на такую же наглость, умилился и… прокололся.

Наконец, выговорившись и выкурив подряд штук пять сигарет, Володька немного успокоился и уже начал обращать внимание не только на себя, любимого, но и на то, что происходило вокруг.

— Ну а ты чего сегодня такая? Голова, что ли, болит? Тяпнуть надо. Я понимаю, что твоя служба на первый взгляд как будто не видна, и как-то там еще… Но ведь ты сама выбрала. Пришла бы к нам работать — все было бы по-другому. Может быть, еще подумаешь? И потом, ты же сама просила, чтобы о тебе — никому…

— Уже подумала. Не хочу. Слушай, а ты обещал узнать во всех тарасовских антикварных и ювелирных магазинах, не сдавал ли кто-нибудь в последнее время этот самый скрамасакс или хотя бы просто рубины? Узнал?

— А, ты снова об этом, — пожал плечами Володька. — Вот неуемная. Ну, узнавал. Ничего.

— А как насчет коллекционеров?

— Ноль информации. Слушай, а чего ты так гоношишься?

— Мое дело.

— Я хочу сказать — слишком мелкая кража, навряд ли ты чего-нибудь найдешь. И потом — времени уже вон сколько прошло. Знаешь, сколько нам таких дел приходится закрывать? Уйму! Вот и ты — возьми и закрой, прямо сейчас. Выпей водочки и отключись от всего, ты — заслужила.

— Не могу.

— Ты меня просто удивляешь, Танюша! Тебе такая крупная рыба то и дело попадается, а ты на каких-то мелких ворюг напрасно распыляешься. Ого, горячее несут: форель! Тоже крупная рыбка, скажи? Да ты и ешь что-то плохо… Прямо сама на себя не похожа. Давай-ка выпьем за нас, кристально честных людей! А что, скажешь, не так?

Я выпила виноградного сока и задумалась.

М-да… Значит, в магазинах — ничего, никаких следов.

Никитюка я тоже проверила со всех сторон — он к ограблению компаньона никакого отношения не имеет.

Кузнец, то бишь Александр Кузнецов или Леонардо да Винчи и еще как-то, выдававший себя за коллекционера, на самом деле тоже оказался в деле об ограблении Сергея дутой фигурой.

Кстати, надо будет предупредить Володьку, что у этого типа с психикой нелады, с ним надо быть поосторожнее.

Я до сих пор с содроганием вспоминала и про терновый венец, и про садистское кресло, и про его умение нагонять на человека страх.

— Что же мне остается? — спросила я вслух.

— Выпить, разумеется! — рассмеялся Володька. — И закрыть мелкие делишки, чтобы не губить понапрасну свой огромный талант. За тебя, Танюша! Да, вот что — я тут принес кассету, которую ты просила.

— Какую кассету?

— Ну, тогда. Сама разберешься. Я перебросил на типовую аудиокассету. Но только записать почти ничего не получилось — абоненты куда-то уехали. Я хотел тебя спросить, надо продолжать, когда вернутся, или уже не стоит? Может, хоть это дело ты уже прикрыла?

— О чем ты говоришь?

Володька хитро улыбнулся, а потом оторвал край бумажной салфетки, положил его в пепельницу и поджег при помощи зажигалки.

Я тут же все вспомнила: ну конечно, ведь я зачем-то попросила Володьку прослушать телефон Лили, девушки Конищева.

Вот только — зачем?

Кажется, хотела попутно подучиться чему-то наподобие секса по телефону.

Но все это было уже так давно — словно бы в прошлой жизни.

После этого произошло столько всяких событий, что чисто женские глупости сразу же отошли на второй план.

— Нет, больше ничего не надо. И на том спасибо, — сказала я, пряча аудиокассету в сумку. — Считай, что дело закрыто.

— Вот и ладушки! — обрадовался Володька. — И вообще — хватит, Танюшка, бузить, давай раскрепостимся…

— Ты же знаешь — я за рулем. А вот виноградного сока, пожалуй, еще стаканчик выпью.

И все же Володьке удалось добиться своего — через час-полтора мы с ним, как обычно, уже весело хохотали, и он в который раз показывал в лицах, как крошилось в его сильных лапищах странное гипсовое оружие, а в руках, как в сказке — оказывалось самое что ни на есть настоящее, и как он дубасил в театре скульптуры, чувствуя себя чем-то вроде Соловья-разбойника.

Но мне некогда было заседать с Володькой слишком долго — после обеда я наметила съездить к известному в Тарасове коллекционеру, в надежде через него все же как-нибудь выйти на след воров.

Денис уже тоже обошел по моему заданию несколько адресов и сообщил, что одного старикана по имени Петр Моисеевич можно подкупить — тот сам намекнул, что не прочь будет поделиться любой информацией, но только за деньги.

Интересно вот только, сколько этот Петр Моисеевич берет за свою болтовню?

Уже в машине, направляясь к набережной, где в одном из престижных сталинских домов жил корыстолюбивый коллекционер, я вспомнила про аудиокассету.

Точнее, полезла за зажигалкой, а наткнулась на кассету и решила по дороге быстренько прослушать, что там успел записать Володька.

Может быть, эта запись поможет мне обаять хитрого старичка?

Как бы тоже научиться говорить таким тихим, мурлыкающим голосом, усыпляющим бдительность собеседника?

Мур-мур-мур…

— Алло, — послышался на пленке голосок Лили, но сейчас он показался мне уже не таким нежным — в нем появились твердые и даже стальные нотки. — Нет, зайчик, нет. Я прошу тебя — больше совсем не звони, между нами все кончено. Я пока уезжаю, но и потом тоже… Я окончательно поняла, что мы с тобой не подходим друг другу — Ты обиделась? Скажи, ты обиделась из-за того, что я несколько дней не звонил? Но… но ты хоть знаешь, что со мной произошло?

— Нет. И мне не хочется больше ничего слушать. Все. Так будет лучше, — помолчав, тихо проворковала Лиля. — Прости, Веня, но это правильно — давай больше не будем зря мучить друг друга. Я так устала…

Вот, собственно, и все — лишь короткие телефонные гудки.

Ах, я тоже почему-то так устала!

Повсюду — страсти-мордасти, прощания, выяснения…

Но я почему-то до сих пор не выключала пленку, с которой слышались теперь лишь противные, короткие гудки.

Стоп — снова «зайка», он же — Веня… Погодите, уж не тот ли это обворованный Вениамин Зайчиков, чье дело я мельком пролистала, сидя за Володькиным рабочим столом?

Он сам сейчас сказал, что у него что-то там произошло.

Еще бы не произошло — свистнули восемь тысяч долларов и кучу всякого барахла!

А тут еще девушка бросила и не желает больше ни о чем слушать. Знать не хочет про его невеселые дела!

Надо же, хоть бы для приличия посочувствовала своему зайчику, поинтересовалась, что к чему. Но, может быть, она и так уже обо всем знает?

Интересно, очень интересно!

Я почувствовала, что у меня словно разом открылось второе дыхание и настроение резко поднялось на несколько градусов.

Плевать на Петра Моисеевича, к нему можно будет заехать как-нибудь потом, если появится такое желание.

Подкатив к ближайшему телефонному автомату, я тут же позвонила Володьке, который после плотного обеда без особого энтузиазма отправился на службу.

По моим подсчетам, он уже должен был сидеть за своим столом, переваривать форель и дымить, как паровоз.

— Слушай, а ты выяснял, с кем разговаривала наша подопечная? Ну, та, на аудиокассете, которую ты мне сегодня дал?

— Боги всемогущие, это снова ты, Танюшка! У меня от тебя сейчас колики в животе начнутся — и минуты не даешь посидеть спокойно. А чего я должен был выяснять? Ты же видишь, все равно ничего не получилось — абонент куда-то срочно выбыл, а насчет того, чтобы устраивать слежку за домом, ты ничего не говорила.

— Ладно, тогда диктуй адрес своего Зайчикова.

— Кого?

Нет, все же правильно говорят медики, что обжорство пагубно влияет на мозговую деятельность, а иногда и вовсе сводит ее на нет.

— Вениамина Руслановича Зайчикова. Помнишь, которого недавно как следует обчистили? Ты же занимаешься его делом.

— Ох, Иванова, я вижу, ты вообще решила начать работать вместо меня! А что, мне это даже нравится. Ты работаешь — а я загораю. Если раскопаешь еще это дело, с Зайчиковым, то летом точно поедем…

— Хватит трепаться, — оборвала я Володьку без особой любезности. — Диктуй адрес, телефон и заодно — место работы. Мне нужно срочно встретиться с этим твоим «зайкой»… Если возникнут вопросы — ты в курсе, я действовала по твоему заданию. Мне повезло — Зайчиков оказался дома. После кражи Вениамин Русланович, пытаясь хоть как-то зализать свои душевные раны, взял на работе внеплановый отпуск и жил в ожидании хоть каких-нибудь известий о том, что милиции наконец-то удалось напасть на след грабителей.

Но время шло, и вместе с ним угасали надежды Вениамина Руслановича на быстрое возвращение своих накоплений.

Поэтому меня как представителя следственных органов он принял в прямом смысле этого слова с распростертыми объятиями, от которых я, впрочем, немедленно уклонилась.

Честно говоря, мне очень трудно было представить этого низенького, суетливого, почти лысого дядьку любовником такой красивой девушки, как Лиля.

Впрочем, этот факт еще нужно было проверить.

— Ну, что-нибудь прояснилось? — с надеждой спросил Зайчиков. — Хоть что-то?

— Пока обстоятельства вашего дела выясняются, — ответила я ему расхожей казенной формулировкой.

А потом добавила:

— Я пришла для того, чтобы задать вам дополнительные вопросы.

— О, конечно, разумеется — все, что нужно…

— Но это могут быть самые неожиданные вопросы — личного и, даже можно сказать, интимного характера. Пусть вас ничего не удивляет, но мы должны знать абсолютно все, даже такие вещи, которые на первый взгляд не имеют никакого отношения к делу Вы готовы?

Вениамин Русланович с радостью закивал, но когда я приступила к расспросам, то увидела по его озадаченной физиономии, что он все же не слишком был готов к душевным излияниям.

— Но зачем… — начал он было протестовать, но потом все же разговорился.

Оказывается, он действительно был знаком с девушкой по имени Лиля (при этом глаза Зайчикова сразу же приняли совершенно идиотское, восторженно-мечтательное выражение), но встречался с этим ангелом чистой красоты совеем недолго, буквально несколько раз.

Под моим нажимом Вениамин Русланович все же признался, что у них с Лилей даже случилась одна совершенно божественная, необыкновенная ночь, которая с тех пор навсегда осталась в его памяти.

— Но это было всего один раз, задолго до моих неприятностей. Больше мы с ней, можно сказать, и не виделись — только переговаривались по телефону, — с печальным вздохом закончил свое повествование Зайчиков.

— Но — почему? Непонятно! Если вам обоим было так хорошо…

Я не собиралась сдаваться и теперь лезла напролом.

— Как вы не понимаете, девушка, — строго пояснил Зайчиков и посмотрел на меня с сожалением. — Просто Лиля — очень тонкий, необычный человек. Не то что нынешние современные девицы. В общем, вы меня понимаете, она вовсе не из тех, кого интересует только постель и чужие деньги.

— Да? А что же ее интересует? Не скрою, мне почему-то доставляло удовольствие изображать перед этим лысым Ромео дурочку — Возможно, вам этого не понять. Она призналась, что для того, чтобы полюбить человека, по-настоящему полюбить, она должна его как следует узнать. И мы условились прежде всего стать друзьями, глубоко изучить друг друга. Ведь, согласитесь, сейчас все перевернулось с ног на голову — у всех на уме один секс, секс, и только секс… А она — не такая. Встретить такую девушку, как Лиля, в наше время подобно настоящему чуду. Надеюсь, вы меня понимаете?

И действительно — я кое-что постепенно начинала понимать.

— Ясно, значит, вы какое-то время после этой вашей божественной ночи не встречались и только переговаривались по телефону, так?

— Да нет, вы снова совсем ничего не поняли. Именно встречались! — возмутился Зайчиков. — Потому что я мог и по телефону рассказывать ей все, абсолютно все, доверить все свои душевные переживания, и я чувствовал, что она меня понимает. Да, понимает, как никто другой! Мы взахлеб разговаривали часами, читали друг другу стихи, пересказывали свои сны…

— А вы говорили ей накануне ограбления, что собираетесь несколько дней провести на даче?

— Я? Нет, не помню. Впрочем, я, кажется, жаловался на депрессию, на некую потребность в уединении. Скорее всего, говорил, но неужели вы думаете?.. Да как вы можете?!

— Нет, ни в коем случае, — поспешила я успокоить влюбленного. — Я ничего не думаю. Мне это даже в голову не могло прийти. Скажите, а после кражи вы с Лилей тоже не встречались? Или продолжали перезваниваться?

— Нет. Но я звонил… Впрочем, сейчас она куда-то уехала… Но надеюсь, что потом… — замялся Зайчиков.

Впрочем, об их последнем разговоре я и без того была прекрасно осведомлена.

Наверное, на моем лице во время рассказа Зайчикова было написано такое искреннее недоумение, что он с довольным видом улыбнулся.

— Да, — сказал он. — Я вас понимаю. Сейчас такие духовные отношения — редкость. А девушки, которые не просто тебя используют, а мечтают понять и по-настоящему полюбить, — вообще на вес золота. Я счастливый человек, что у меня было такое. Но думаю, что еще не все кончено.

«А что, разве у тебя еще что-нибудь есть?» — еле-еле сдержалась я от классического вопроса Винни-Пуха, оглядывая обстановку в квартире Вениамина Руслановича.

— С чем вас и поздравляю, — ответила я, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. — Вам крупно повезло.

Покинув Зайчикова, я поняла, что теперь мне нужен Денис Конищев.

Пожалуй, это единственный человек, на которого можно положиться, — он не струсит, не уйдет в запой, не станет задавать лишних вопросов.

…Я уже знала, что Денис учился во вторую смену.

Мою родную школу хоть и обозвали лицеем, но все равно, так же, как в мои школьные годы, она отличалась редкой перенаселенностью, работала в две смены.

Поэтому я решила поймать Дениса вечерком, прямо во время школьной перемены.

Он сильно удивился, когда увидел, что я поджидаю его возле класса, откуда только что доносился гнусавый голос учительницы геометрии.

— Что-то случилось? — спросил Конищев-младший.

— Сегодня ночью мне будет нужна твоя помощь. Ты не будешь до поры до времени задавать мне лишних вопросов, но для начала я должна узнать: согласен ли ты на одну ночь стать вором-домушником?

Денис ответил не сразу — кажется, он не мог так быстро отключиться от синусов-косинусов, оценить оригинальность моего предложения и даже вообще понять, о чем я толкую.

— Понимаешь, мне необходимо проверить одну догадку. Только ты ни о чем пока не должен спрашивать и ничему не должен удивляться. Как тогда, в машине, когда мы гнали ночью к бензозаправке, помнишь?

— Согласен, — кивнул Денис спокойно и улыбнулся. — Я скажу родителям, что сегодня буду ночевать у Валерки. Где встречаемся?

— Возле дома, в котором живет Лиля.

— О'кей!

Нет, все же я не согласна с теми, кто называет новое поколение совершенно испорченным.

На мой взгляд, этот мальчишка гораздо лучше приспособлен к жизни, чем сентиментальный Зайчиков или его же старший брат, впадающий из одной крайности в другую.

Снова зазвенел звонок на урок, Денис скрылся за дверью класса, и я подумала о том, что уроки, которые после школы преподносит людям реальная жизнь, оказываются куда более трудными и… на редкость неожиданными.

К счастью, нынешняя ночь, когда мы с Денисом собрались на дело, выдалась темной и не слишком холодной.

Наверное, именно такие ночи обожают настоящие воры-домушники.

Я остановила машину, не доезжая несколько домов до «теремка», в котором проживала милая девушка Лиля со своим братом.

Кажется, братик как в воду глядел, приняв нас с первого взгляда за воров!

На всякий случай я еще раз уточнила через Володьку, что брат и сестра в настоящий момент находились где-то в отъезде, но все же мне было немного не по себе.

А вдруг дом кто-нибудь караулит?

Хотя окна были темными, телефон упорно не отвечал и на первый взгляд в доме не было никаких признаков жизни — но все-таки…

Как у самых настоящих воров-домушников, у нас с Денисом были черные перчатки и на всякий случай имелись даже маски.

Не говоря уж об отмычках и веревках, которые всегда хранились в моей сумке-выручалке.

Почему-то жизнь упорно подсовывала мне именно те роли, которые до этого приходилось лишь самозабвенно сочинять.

Не зря же Кузнец принял меня за воровку и жестоко обманулся.

Но ничего не поделаешь, теперь мне приходилось оправдывать его «доверие».

Разумеется, я была готова к тому, что калитка будет плотно заперта, и сразу же принялась смело атаковать забор.

Заранее приготовленный «джентльменский набор» в виде мяса и сахарных косточек для ожидаемой сторожа-собаки мне не понадобился.

Стараясь на всякий случай держаться поближе к стволам деревьев, за которые в случае чего можно спрятаться, я подобралась к входной двери и попыталась открыть ее при помощи отмычек.

Ничего не получалось.

Кажется, братец поставил такие хитроумные кодовые замки, которые открыть с налета оказалось делом невозможным.

Значит, нужно искать другой вход.

Нет такого дома, в который невозможно забраться, — кажется, где-то я читала про такой воровской девиз, и сейчас он очень помогал мне действовать четко и собранно.

Обойдя дом и убедившись, что все окна первого этажа защищены декоративными, но на редкость прочными металлическими решетками, я решила, что нужно попробовать забраться повыше.

Забросив «кошку», которая зацепилась за выступ второго этажа, я начала потихоньку забираться по стене, предварительно нацепив на свои ботинки что-то вроде специальных подошв, чтобы не оставлять на белой стене заметных следов.

Все это время я кожей чувствовала за своей спиной молчаливую поддержку Дениса.

Молодчина, он не произнес ни слова и не стал задавать мне вопрос даже тогда, когда мы подошли к дому, где совсем недавно он ни за что ни про что получил кулаком в глаз.

Должно быть, в качестве аванса, так сказать, предоплаты за сегодняшнюю вороватую ночку.

Окна второго этажа, к счастью, оказались без решеток, хотя и были плотно закрыты.

То-то Володька удивлялся, почему я так подробно расспрашивала его про уловки ненавистных ему грабителей-барахольщиков?

Именно он раскрыл мне их профессиональные секреты, научил, как нужно пользоваться особым стеклорезом, чем смазывать стекло, чтобы оно не скрипело, и почему на такие дела просто необходимо ходить как минимум вдвоем.

Примостившись на карнизе второго этажа, разумеется, без особых удобств, я вспомнила все «уроки» моего милицейского друга и начала вырезать отверстие, в которое могла бы хоть как-то протиснуться.

А когда мне удалось вырезать кусок стекла, я осторожно его выдавила и, спустившись, передала в руки Дениса.

Не должно быть никакого шума и звона.

Окно оказалось двойным, и поэтому подобную операцию мне пришлось проделать дважды.

Денис остался караулить на улице — стоять на «шухере», а я юрко проникла в отверстие, оказавшись в тепле чужого жилища.

Похоже, это была спальная комната Лили — здесь в воздухе до сих пор едва уловимо носились какие-то тонкие парфюмерные запахи.

Помимо кровати, здесь стояло большое зеркало-трюмо, платяной шкаф, на стенке висела полка с книгами.

В полумраке я увидела в зеркале свое отражение — длинноногая особа в черной рубашке и трико, с чулком на голове, да еще с перчатками на руках.

Черепашка-ниндзя, да и только!

Маленький фонарик помог мне быстро сориентироваться и осмотреться вокруг.

Первым делом я по многолетней привычке подошла к книжной полке.

Почему-то мне казалось, что здесь будут стоять сплошные любовные романы, которые многие девушки так любят читать перед сном, но на этой книжной полке в основном находились книги по психологии.

«Как нравиться окружающим и самой себе», «Путь к сердцу любимого», «Если ты одинока», «Познай свою душу»…

Я бегло проглядела еще несколько корешков и поняла, что и остальная литература была примерно в таком же психологически прикладном духе.

Все понятно — полезная информация для профессиональной обольстительницы!

Нужно было как можно быстрее осмотреть дом, и я, не теряя времени, двинулась в обход по комнатам.

Про некоторые жилища говорят: «Дом — полная чаша».

Но этот дом можно было назвать переполненной чашей — он буквально ломился от всевозможного барахла.

Стены каждой из комнат были увешаны коврами, на глаза мне то и дело попадались дорогие телевизоры, музыкальные центры, импортная мебель.

Фонарик растерянно скользил из угла в угол, не зная, на чем остановиться.

Таким образом я бегло просмотрела все комнаты, особенно старательно разглядывая стены.

Почему-то мне казалось, что на одном из восточных ковров может быть развешена коллекция старинного оружия и среди всевозможных диковинок вдруг блеснет… похищенный скрамасакс!

Ничего, что он тоже оказался грубой подделкой, и лопух-Конищев, который ничего не смыслит в таких вещах, заплатил за него более чем круглую сумму.

Сейчас это уже не имело значения.

Но никакой коллекции в доме не обнаружилось, и я снова поднялась на второй этаж в комнатку Лили и как следует пошарила под матрасом — может быть, что-нибудь обнаружится там?

Под матрасом обнаружились несвежий бюстгальтер, множество конфетных оберток, какие-то крошки.

Видимо, красавица принадлежала к числу тех нерях, которые любят есть прямо в постели и ленятся лишний раз подняться со своего уютного ложа.

А на первый взгляд ничего такого и не скажешь!

Впрочем, всякая женщина время от времени этим слегка грешит — не будем чересчур строгими.

Я вот, например, иногда, когда сильно увлечена чтением или просто размышлениями, могу поставить под кровать даже кофейную чашку и потом надолго забыть про нее.

Стоит ли обращать внимание на маленькие дамские слабости?

Я заглянула под кровать Лили и фонариком высветила какую-то стоящую в пыли посудину…

Знакомая картина.

Там стояла маленькая кофейная чашка, точь-в-точь такая, из какой пытался напоить водкой меня во время первой нашей встречи Конищев, прежде чем начать приставать ко мне.

Только, кажется, у Сергея эта чашка была без ручки, и он еще пояснил, что другой посуды нет, пробормотав при этом что-то невнятное.

Разумеется, ведь кофейный сервиз тоже фигурировал в списке краденого.

Я только-только успела разглядеть и узнать покрытую слоем пыли чашечку, как за окном услышала какой-то шум и крик Денис:

— Беги! Милиция! Спасайся! Ми…

Но, по всей видимости, кто-то тут же бесцеремонно зажал ему рот.

Все понятно — значит, «теремок» был оснащен сигнализацией. Молодец, братец, шагает в ногу со временем!

Но я и не думала теперь бежать или, как предлагал Денис, спасаться.

Ничего, пусть доставят, куда надо, главное сейчас — не сопротивляться, чтобы лишний раз не получить по зубам.

Самое неприятное, что могло ожидать меня в этой истории, — это выслушивание нравоучений Володьки, который снова возьмется учить меня жизни и будет долго допытываться, почему я не сказала ему о том, что мне нужно непременно проникнуть в этот дом.

Мол, он бы незаметно устроил любой обыск, Организовал все как полагается, если бы нашел причину уважительной…

Но как ему объяснишь, что прежде всего мне самой необходимо было убедиться в своих подозрениях, прежде чем выкладывать их кому-либо вслух.

Он снова начнет вопрошать, окутывая меня клубами дыма: ну, почему, почему?

Не буду же я ему признаваться, что есть такая нехорошая штука — женское самолюбие.

Кажется, я настолько привыкла как в чужих, так и в его глазах быть победительницей и чуть ли не волшебницей, которая никогда и ни в чем не ошибается, что это для меня стало слаще меда.

Ничего не поделаешь — еще одна пагубная привычка.

И потом, такая у меня профессия — частный детектив, которая постоянно заставляет быть очень сильной и одновременно хранить в запасе несколько простительных слабостей.

Глава 7

КОНЕЦ — ЭТО ЧЬЕ-ТО НАЧАЛО…

Она сидела передо мной, освещенная солнечными лучами, и сегодня казалась на редкость красивой, прямо каким-то неземным, чудесным созданием.

Хотя я уже знала, что брата ее взяли в Москве с поличным при попытке сбыть краденое, что он обвиняется во многих тяжких преступлениях и сейчас находится под следствием.

Лиля выглядела чуть более бледной, чем во время нашей первой встречи, но на лице ее блуждала все та же ангельская, немного растерянная улыбка.

Я давно готовилась к этой встрече — мне не терпелось выяснить у Лили некоторые подробности, которых недоставало для полной картины.

Почти все детали были приблизительно мне известны, и все же я почему-то никак не могла соединить их для себя воедино.

Не хватало логики — пусть даже невесть какой.

Женской, сумбурной — но логики.

В общем, мне хотелось увидеть происшедшее не своими, а Лилиными, надо сказать, на редкость лживыми глазками.

И Лиля не отказалась от встречи, любезно пришла ко мне домой и теперь уютно устроилась в кресле возле окна.

Но я спрашивала не то, совсем не то…

Из показаний братишки выходило, что Лиля не имела никакого отношения к ограблениям и была чуть ли не жертвой его постоянных издевательств.

Знакомые и соседи подтверждали, что он действительно относился к сестре на редкость грубо.

И теперь, опустив глаза, Лиля с видом несчастной жертвы принялась мне говорить о том, сколько ей пришлось натерпеться от брата. Она даже рада тому, что он арестован, а его преступления раскрыты.

«Какая лапка-царапка, хищница, — думала я тем временем, глядя на острые перламутровые Лилины ноготки. — Нет, не напрасно меня с первого взгляда что-то в ней насторожило».

Но тут Лиля подняла на меня глаза, улыбнулась, и я поняла, что все равно не могу на нее по-настоящему злиться — как-то умела она без мыла влезать ко всем в Душу — Вы хотели меня спросить еще о чем-то? — поинтересовалась она спокойно. — Пожалуйста, не стесняйтесь.

Она подумала, что я еще могу стесняться ее!

Про Лилию Заславскую я уже успела узнать много интересного.

Во-первых, то, что она не так давно закончила в Тарасовском университете факультет психологии и потом полгода поработала на «телефоне доверия», пока вдруг не стала жить на содержании брата и помогать ему по хозяйству.

Насколько я могла понять, Лиля служила братцу и его дружкам чем-то вроде наживки, на которую клевала «крупная рыба».

Еще бы — красивая, в меру несчастная, образованная, трепетная девушка…

Как там говорил бедный Зайчиков про, подарок судьбы?

Причем сама Лиля напрямую ни разу ни в одном ограблении не участвовала.

Ее задачей было лишь во время долгих, душещипательных телефонных разговоров с теми, кого она называла своими «друзьями», не пропустить информацию о моменте, когда кто-то из них вдруг был вынужден отлучиться из дома — у кого-то неожиданно заболевала мать, выпадала срочная командировка или какая-нибудь другая поездка.

Причем клиент, как правило, сообщал такую информацию между делом, сам того не замечая — ведь разговор шел о чувствах, чувствах и одних только чувствах!

— Но как же вызвать человека на полную откровенность? — спросила я Лилю, особенно заинтересовавшись периодом ее работы на «телефоне доверия». — Наверное, это очень трудно.

— Нет ничего проще! — улыбнулась она своей неподражаемой улыбкой. — Это — азы. Нужно просто как можно больше самой рассказывать о себе, вот и все. Разумеется, если до этого вы с человеком были хоть немного знакомы, получается еще лучше.

— О себе?

— Ну да — что у тебя болит, какое настроение было с утра, мысли о только что прочитанной книге. И собеседник тоже незаметно настраивается на эту же волну. — Неужто — всегда? Ведь встречаются люди замкнутые, скрытные…

— Вы забываете, что это так приятно — говорить о себе, жаловаться на судьбу, плакаться кому-нибудь в жилетку. Нет ничего слаще. Многие мужчины, которым предоставляется такая возможность, вообще уверены, что это и есть любовь.

— А что же такое — любовь? — спросила я Лилю с любопытством, но она только неопределенно пожала плечами.

— Не знаю. Я только могу сказать, что у каждого человека любовь к себе побеждает все остальные чувства. Ну, еще, может быть, немного к родным.

— Но… твой брат теперь за решеткой…

— Это его проблемы, — недовольно перебила меня Лиля. — Я уже много раз говорила, что не имею никакого отношения к делам брата, никогда не участвовала в его кражах и ничего про это не знала. Откуда я знаю, что ему приходило в голову? Не скрою, мы с братом порой бывали очень откровенны, и я многое рассказывала ему о разных людях, о своих друзьях. Но я же не знала, что он таким образом будет использовать эту информацию!

— И тебя не удивляло, когда в доме неожиданно появлялись дорогие вещи и тебе преподносились новые шубы, драгоценности? Ты не знала, что у брата есть уже несколько счетов в коммерческих банках и что он ограбил…

— Я уже сказала — я ничего об этом не знала, — нахмурилась Л идя, явно не желая меня дальше выслушивать. — Это мужские дела. Шубы? Подумаешь, так и должно быть! Брат очень любил меня — и я не удивлялась, что он меня иногда баловал.

Я знала, что Лиля мне врала.

Но как легко, виртуозно у нее это получалось!

— Вы ведь знаете — у нас нет родителей, — прибавила она, помолчав. — Они еще восемь лет назад попали в автокатастрофу, и родных в Тарасове тоже нет. Мы тут были совсем одни. Поэтому я привыкла рассказывать своему братишке буквально все — и о себе, и о своих друзьях. Надеюсь, это еще не запрещено законом?

Если бы я уже не имела кое-какого представления о Лиле, то — ей-богу! — у меня от жалости к сироткам могли бы на глаза навернуться слезы.

Вот чертовка!

Мало того — ей удалось даже заполучить роль невинной жертвы — самую трудную, драматическую роль!

Но меня эта лапка-царапка провести не могла. Я уже знала, что на самом деле Лиля вела жизнь профессиональной проститутки, только несколько особого толка, с учетом потребностей сегодняшнего времени.

С каждым из своих «друзей» или, говоря более точным языком, потенциальных пострадавших, ей, перед тем как перейти на чисто телефонное общение, приходилось хотя бы разочек-другой переспать, чтобы скрепить начавшуюся дружбу.

Или разок-другой — не считается?

И тогда наивные клиенты, надеясь на продолжение, уже охотно включались в предложенную телефонную игру в доверие.

Ничего не скажешь, хитро придумано! Уже сейчас удалось выяснить, что братец и его компания по наводке Лили за достаточно короткое время сумели ограбить нескольких крупных бизнесменов и активно готовились к новым делам.

И если учесть метод работы нашей красавицы, основанный на случайной, внезапно получаемой информации, то у нее одновременно должно было иметься в наличии не меньше десятка таких «друзей», ожидающих продолжения так дурно начавшегося романа и с радостью изливавших ей по телефону душу.

Вот он, профессионализм в действии!

Особый «телефон доверия», но только на дому и с далеко идущими последствиями.

И главное — никто из друзей и воздыхателей Лили до сих пор не верил, что она была самым прямым образом причастна к ограблениям.

Никто, кроме меня.

Но сейчас девушка, которая сидела напротив меня, так беззаботно грелась на солнышке и по-детски жмурилась, что чем-то напоминала милую кошечку.

— Все же меня особенно интересует случай с Сергеем Конищевым, — произнесла я упрямо.

«Ведь он не настолько богат, чтобы мог представлять для тебя, лапка-царапка, интерес», — прибавила я про себя, но вслух говорить этого не стала.

— А что — Сергей? — переспросила Лиля.

— Ты ведь уже знаешь — он был ограблен, потом — избит. Неужто из-за этого своего ножика, который, кстати говоря, оказался дешевой подделкой? Правда, Конищев по наивности выложил за него весьма кругленькую сумму и считал, что владеет настоящим сокровищем.

— Но… Сережа мне действительно нравился! Мы с ним встречались. Я не знала, что брат так поступит с ним. Правда, понятия не имела! Да и вообще я ничего, совсем ничего не знала! Зачем вы мне сейчас об этом снова напоминаете?

И я увидела, что на глазах Лили появились самые настоящие слезы, — И потом — он меня уже простил, я имею в виду — за брата, — поспешно добавила Лиля. — И сделал мне предложение. Мы с ним скоро поженимся.

У меня от удивления чуть было не открылся рот.

Вот дела!

Мало того, что моего школьного дружка обворовали и жестоко избили, так он теперь задумал добровольно сунуть голову в петлю!

Наверное, решил проявить благородство, показать великодушие…

Полученных уроков ему оказалось мало — пусть еще похлебает.

А я теперь умываю руки.

Когда мы с Конищевым лет через десять, даст бог, встретимся на вечере выпускников, надо будет поинтересоваться, как сложилась его жизнь со второй по счету женой.

Но никак не раньше.

— А что вы так смотрите? Я ведь теперь осталась совсем одна, — проговорила Лиля с такой невыразимой грустью, что у меня от нервного тика задергался глаз — так трудно было сдержаться, чтобы не расхохотаться ей прямо в лицо.

Что и говорить, эта девица вовсе не выглядела счастливой невестой.

Наоборот, сейчас я видела, как жалобно скривился ее хорошенький ротик и испуганно забегали глазки.

Кажется, она и сама не понимала, правильно ли теперь делает, решив выкарабкаться из паршивой истории подобным способом, под звуки свадебного марша.

Ведь она ни секунды не верила ни в его любовь, ни тем более в какие-нибудь свои чувства…

Она глядела на меня и словно ждала совета.

«Наказание лжецу не в том, что ему больше не верят, а в том, что он сам не может никому верить», — вспомнила я мудрое предсказание магических костей, смысл которого только сейчас стал мне окончательно понятен.

Я собралась было повторить его вслух, но тут зазвонил телефон.

Вечная староста Ермакова позвонила, как всегда, не вовремя.

— Иванова, ты мне вот что скажи, раздался в трубке знакомый голос с командирскими нотками. — Только честно.

— О-о-о, ну, что еще? — простонала я. Наверняка сейчас начнет меня пытать, почему я не осталась тогда на общих посиделках, доложит, кто из-за этого на меня обиделся и еще какую-нибудь ерунду.

— Только честно: сколько бутылок коньяка ты приносила?

— Три вроде бы. А что?

— Ну, так и есть! Точно! — взревела Ермакова в трубку. — Нет, ну какая же гадина!

— Ты про кого? Про меня, что ли?

Признаться, я несказанно удивилась такой неблагодарности!

Тем более коньяк я выбрала отличный, пятизвездочный.

Знала бы, что так обернется, ни за что бы ни стала стараться.

— Да нет, при чем здесь ты? — пояснила Ермакова. — Я про Светку Линькову говорю. Потому что в твоем пакете оказалось только две бутылки. Значит, одну Линькова свистнула, это точно. Нет, не зря же говорят, что горбатого могила исправит.

— Но почему ты думаешь, что именно она? — попыталась я было защитить Светку. — Мало ли… Может, кто-нибудь из мальчиков? Вон, Колька Салиенко — на вид сделался настоящим алкашом.

— Уж прям, — коротко оборвала меня Ермакова. — Я на следующий день зачем-то звонила Линьковой и спрашиваю между делом: «Что делаешь?» А она мне так, через губу: «Кофе с коньяком пью, с пятизвездочным». Прикинь?

— Ну и что? И пусть пьет.

Я явно не врубалась в ситуацию.

— Как — что? Да у нее дома — шаром покати, четвертушки водки не найдешь, я как-то была. Ну я тогда сразу все про коньяк и поняла, но все же решила на всякий случай у тебя уточнить. Я тебе еще раньше звонила, только тебя почему-то дома не было. Ты где все время пропадаешь? Чем занимаешься?

— Тоже коньяк пью, пятизвездочный, — засмеялась я, окинув взглядом стенку, где призывно поблескивала заветная бутылка, давая понять, что мне давно пора расслабиться.

Но Ермакова никак не отреагировала на мою реплику.

— Вот воровка! Скажи, Иванова, все-таки таких воровок, как наша Линькова, еще свет не видывал! И наглая к тому же… А ты чего там смеешься?

Но я действительно больше не могла удержаться от смеха.

— Вчерашний день, — только и смогла проговорить я в трубку. — Такие, как наша Линькова, — это уже вчерашний день, доисторическая эпоха.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что она — динозавр!

— Ты имеешь в виду, что толстая стала, страшная?

Но я ничего не стала дальше объяснять Ермаковой, молча разглядывая застывшее передо мной прелестное, совсем юное личико.

Да, такие лица теперь редко встречаются в трамваях или каких-нибудь общественных местах…

Впрочем, об этом я, кажется, уже говорила.