Никакой личной жизни у частного детектива Татьяны Ивановой, сплошная работа! Даже нет времени культурно отдохнуть. В кои-то веки выбралась в театр, посмотреть на местный бомонд и себя показать, но и там не обошлось без криминала. До чего же дерзкий грабитель! Ничего не боится! Обчистил прямо во время спектакля, чуть ли не на глазах у охраны двух беременных женщин. Негодяй сорвал с них дорогие украшения, и был таков. Нет, этого нахала Татьяна непременно найдет, только Стоило сыщице потянуть за ниточку, как размотался целый клубок подлостей и преступлений...

Марина Серова

Возвращение миледи

Марина Серова. Возвращение миледи. Одна на миллион. Москва, Эксмо, 2007. ISBN 978-5-699-2349

Никакой личной жизни у частного детектива Татьяны Ивановой, сплошная работа! Даже нет времени культурно отдохнуть. В кои-то веки выбралась в театр, посмотреть на местный бомонд и себя показать, но и там не обошлось без криминала. До чего же дерзкий грабитель! Ничего не боится! Обчистил прямо во время спектакля, чуть ли не на глазах у охраны двух беременных женщин. Негодяй сорвал с них дорогие украшения, и был таков. Нет, этого нахала Татьяна непременно найдет, только Стоило сыщице потянуть за ниточку, как размотался целый клубок подлостей и преступлений...

Глава 1

«Да-а-а, Татьяна Александровна! Докатилась ты!» – язвительно хмыкнула я, тряхнув банкой, и остатки кофе отозвались мне жалобным постукиванием зерен о стенки.

Хватит еще максимум на два раза, тоскливо подумала я. Если не подвалит какое-нибудь дело, то придется на чай переходить – я же растворимый никогда в жизни пить не буду! «Ой, как не хочется! – вздохнула я. – А куда деваться?»

Аккуратно засыпав зерна в мельницу, я взялась за ручку и начала меланхолично ее крутить, одновременно размышляя о том, что совершенно неожиданно и незаметно для меня в моем родном Тарасове началась такая немыслимо светлая, радостная и безоблачная жизнь, что услуги частного детектива уже никому не нужны. Поставив вариться кофе, я с отвращением посмотрела на лежавшую на столе пачку дешевых сигарет, но все-таки взяла сигарету – курить хотелось страшно.

«Ничего! Терпи! Сама виновата! Нечего было гонорар за последнее дело транжирить! – выговаривала я себе. – „Экономика должна быть экономной!“

Зазвонивший телефон отвлек меня от грустных мыслей, и я взяла трубку.

– Утро доброе, Татьяна Александровна! – приветствовал меня жизнерадостный голос Холодова, помощника нашего вице-губернатора.

– Здравствуйте, Олег Иванович! – ответила я.

– Узнали! – рассмеялся он и спросил: – У вас на сегодняшний вечер никаких особо важных дел не намечено?

– Нет, я свободна, – сказала я, удивляясь, что его интересуют такие вещи.

– Ну, тогда мы с женой приглашаем вас с нами в оперный театр, – предложил он.

– Знаете, Олег Иванович, – осторожно начала я. – Не такая уж я любительница опер.

– Это не опера, а балет, – объяснил Холодов. – Причем столичный и шумно разрекламированный!

– Час от часу не легче! – воскликнула я. – В этом руковерчении и ногодрыгании я понимаю еще меньше, чем в операх. Так что спасибо большое, но я пас!

– Напрасно! Там соберется весь местный бомонд, который, можете мне поверить, тоже любовью к балету не пылает, но не может не пойти на единственный модный спектакль!

– Ярмарка тщеславия! – хмыкнула я. – Мужчины будут демонстрировать друг другу телефоны, часы, запонки и прочие причиндалы, а дамы хвалиться платьями и драгоценностями.

– Вот именно! Для этого все там и соберутся! – подтвердил Холодов. – Так что на сцену смотреть вовсе не обязательно.

– Что же я тогда там буду делать? – удивилась я. – У меня, знаете ли, бриллиантов и соболей нет.

– Понимаете, Татьяна Александровна, мы с женой посоветовались и решили, что материального выражения нашей благодарности явно недостаточно – вы же нас просто спасли! – с чувством произнес Олег Иванович.

– Вы преувеличиваете, – скромно сказала я, хотя на самом деле все именно так и было: их сыночек влез в такую жутко поганую историю, которая могла бы стоить его отцу карьеры, но я его вовремя спасла, так что, когда эта история вылезла наружу, скандал был страшенный, но Холодовым это уже повредить не могло.

– Скорее преуменьшаю, – выразительно сказал Олег Иванович. – Вот мы и решили пригласить вас с нами в театр, где моя жена представит вас нашим знакомым как свою подругу, которая работает частным детективом. Понимаете, у многих людей есть проблемы, но они не знают, к кому обратиться. Так что, я думаю, рекомендация моей жены сослужит вам добрую службу и значительно расширит вашу клиентуру среди очень платежеспособной публики. Так что вы побольше визитных карточек захватите!

– Ну, если с этой точки зрения, то я согласна, – ответила я, стараясь не показать, как на самом деле обрадовалась.

– Вот и договорились! – подытожил он. – Значит, в полшестого мы за вами заедем!

Положив трубку, я задумалась над тем, что же мне надеть в театр – я же не собиралась соревноваться с Вандербильдихой, но тут услышала угрожающее шипение. Пена ползла по боку турки, но я все-таки успела спасти кофе.

Вечером, критически посмотрев на свое отражение в зеркале, я решила, что выгляжу в своем черном вечернем платье вполне пристойно. Чтобы узнать, чем закончится для меня сегодняшний день, я бросила кости, и выпало 18+12+34. Что ж, неплохо. Комбинация означала, что я буду приятно удивлена тем, как стремительно события приобретут благоприятный для меня оборот.

Я выглянула в окно и, увидев, что машина Холодовых уже подошла, радостно направилась навстречу своему светлому будущему.

– «Театр уж полон!» – процитировала я Пушкина, когда мы втроем поднялись в фойе второго яруса, по внешней стене которого были выходившие на Театральную площадь окна, открытые из-за ранней майской жары.

– Так вы же сами сказали, что это будет ярмарка тщеславия, – рассмеялся Холодов.

И действительно, дамы сверкали драгоценностями, как новогодние елки, отовсюду слышались негромкие возгласы: «Ты прекрасно выглядишь! Какое чудное платье! Очаровательные серьги!» – и все в этом духе, причем в голосах дам не слышалось и капли искренности и они были столь откровенно фальшивы, что я поморщилась. В сторонке стояла довольно внушительная толпа молодых людей в костюмах, но их квадратные плечи и бдительные взгляды по сторонам тут же выдавали охрану собравшихся.

– Они-то здесь зачем? – тихонько спросила я. – Тут же собрались, как я понимаю, только свои. Или это еще одно проявление респектабельности и принадлежности к бомонду?

– Не только, – шепнул мне Олег Иванович и пояснил: – Ведь на этих дамах целые состояния надеты, так что не лишним будет.

Тем временем при виде Холодова к нам потянулись люди, которым его жена меня активно представляла, повторяя раз за разом одно и то же:

– Это моя давняя подруга Татьяна Александровна Иванова. Она частным детективом работает, и очень успешно. Представляете?

Судя по заинтересованным взглядам некоторых из знакомых, расчет Холодовых оказался верен – проблемы у этих людей точно были. Визитки, правда, никто не попросил, но теперь им было несложно найти меня через Олега Ивановича или его жену. А может, кто-нибудь захочет в антракте со мной пообщаться? Прозвенел второй звонок, и все стали расходиться по своим местам. Мы в соответствии со статусом Холодова сидели в губернаторской ложе, расположенной в центре яруса. Едва в зале наступила тишина, как из оркестровой ямы начали раздаваться рваные, отрывистые, режущие слух звуки, которые язык не поворачивался назвать музыкой.

– Если такова увертюра, то дальше, видимо, будет настоящая какофония, – тихонько сказала я и предупредила: – Долго такого издевательства над собой я не выдержу и сбегу.

– Ну, досидите хотя бы до антракта, – шепнул мне Олег Иванович. – Я же заметил, что кое-кто хотел бы с вами поговорить.

– Если только до антракта, – сжав зубы, сказала я. – Но потом я уйду!

– Счастливая! – вздохнула холодовская жена. – Вы можете себе это позволить! С каким бы удовольствием я составила вам компанию!

– Увы, дорогая! – заметил Олег Иванович. – На тебя эта льгота не распространяется! Придется сидеть до конца!

Тем временем увертюра закончилась, занавес поднялся и... Нет, балетом это назвать было нельзя при всем желании!

– Это пляска святого Витта или ритуальные танцы какого-нибудь забытого богом и людьми дикого племени? – съехидничала я.

– Да уж! Такого я не ожидал! – не мог не признать Холодов, с отвращением глядя на судорожные подергивания скудно одетых танцовщиков на сцене. – А под этот грохот и подремать нельзя!

– Зато теперь понятно, почему они дают только один спектакль, – заметила я. – Потому что на второй никого даже палкой не загонишь! О всякой респектабельности и положении забудут! А танцоры эти и уезжают-то, наверное, сегодня ночью, чтобы никто не поймал и не накостылял за такое, с позволения сказать, искусство!

Между тем безобразие на сцене все набирало обороты. Я тоскливо сидела и думала о том, как я смогу продержаться до конца первого акта. Потом я вспомнила старый анекдот и рассмеялась.

– Вы чего? – спросил Холодов.

– Вспомнила анекдот, как два ковбоя, отец и сын, сидели в театре, и сын спросил: «Папа, а почему певец, когда поет, так раскачивается?» – а тот ему ответил: «В движущуюся мишень труднее попасть, сынок!»

– Что? Появилось желание всех на сцене перестрелять? – улыбаясь, спросил Олег Иванович.

– Да! Причем из автомата! – кровожадно ответила я.

– Не стреляйте в пианиста! Он играет, как умеет! – рассмеялся Холодов.

От нечего делать я достала из сумочки театральный бинокль и стала рассматривать зал. Увидев кислые физиономии собравшихся, я получила несказанное удовольствие и хоть некоторую моральную компенсацию за ничем не заслуженные мной мучения. Потом я переключилась на ярусы и внутренне возликовала, увидев на лицах зрителей откровенное отвращение. В одной из лож третьего яруса слева от нас одиноко сидела очень симпатичная молодая брюнетка и пристально смотрела почему-то прямо перед собой и немного вниз. Я перевела бинокль туда, но увидела только затылки каких-то людей, которые тоже не смотрели на сцену, а были заняты общим разговором. «Наверное, эта брюнетка просто задумалась о чем-то своем, девичьем, вот и уставилась, сама не понимая куда, – подумала я. – Но почему она одна? Если она пришла сюда из любви к балету, то смотрела бы на сцену. А-а-а! Наверное, ее спутник не пришел? Она расстроилась и теперь переживает. Ну да бог с ней!» Между тем в зале становилось душно, потому что в построенном черт-те когда театре вентиляция работала из рук вон плохо, и дамы начали активно обмахиваться кто чем: кто веерами, а кто программками. И тут сзади на меня пахнуло убойной крепости духами так, что я не выдержала и чихнула.

– Нет, я больше не могу! – сдавленным голосом сказала я. – С меня довольно, и я поехала домой! Спасибо вам большое за рекламу, а желающие, я думаю, теперь и по телефону со мной смогут связаться!

– Езжайте, конечно! – согласился прикрывавший нос платком Холодов. – Скажите моему водителю, чтобы он вас отвез, а потом возвращался обратно. Я бы и сам отсюда уехал, если бы мог! Знал бы я, что такое будет, ноги бы моей здесь не было!

– Может, и я с Татьяной Александровной поеду? – спросила жена Холодова.

– А некоторым еще свой общественный долг надо выполнять! – процедил Олег Иванович.

– Положение обязывает вас восторженно улыбаться и говорить, что большего чуда вы в жизни не видели? – сочувственно спросила я.

– А как же! А то все подумают, что я недостаточно культурно образована! – вздохнула жена помощника вице-губернатора.

Я встала и вышла из ложи в фойе, где всей грудью вздохнула свежий воздух.

– Да пропади оно пропадом, это положение! – буркнула я, сворачивая направо и направляясь в сторону дамской комнаты.

При виде меня собравшиеся около лестницы телохранители, которые до этого весело ржали – не иначе как травили анекдоты, замолчали, и я спиной почувствовала их настороженные взгляды. Завернув за угол в коридорчик, ведущий к месту назначения, я застыла и тут же забыла, куда и зачем шла. Да и неудивительно – передо мной на полу лежали без сознания две беременные женщины, и у обеих сзади на шее была кровь. Я сделала шаг назад и сказала парням:

– Эй, служивые! Это случайно не ваши подопечные тут прилегли?

Двое из ребят мгновенно побледнели, переглянулись и рванули с места так, что я, когда они пролетали мимо, только свист услышала.

– Ё-ё-ё! – заорал один, падая около женщин на колени, и скомандовал второму: – За хозяином беги!

Тут мимо меня просвистел второй, а я сказала тому, что остался на месте:

– Ты их пока не трогай – вдруг их по голове ударили или они сами, когда падали, ударились, и у них сотрясение мозга! – Охранник тут же отдернул руки, а я спросила: – Что у них на шее было?

– Драгоценности! Чего ж еще! – почти простонал он.

– Помочь чем? – спросил кто-то из телохранителей, которые подошли к нам и сейчас стояли вокруг.

– Надо немедленно перекрыть все выходы! Понимаете, ребята? Все! Чтобы ни одна душа отсюда не вышла! А если кто-то уже ушел, то досконально выяснить, кто, как выглядит и все остальное!

Несколько парней рванули по лестницам вниз, и я попросила одного из тех, кто остался:

– Воды принеси! – И, видя его недоуменный взгляд, объяснила: – В ладошках! Из туалета!

– Так он же женский, – удивился охранник.

– Да какая разница! – рявкнула я.

Воду он и еще один парень принесли быстро, а поскольку ладони у них были огромные, то поместилось там немало, и мы начали брызгать женщинам на лица. Тут я увидела, что к нам быстрым шагом направляются трое мужчин: охранник, который убежал за хозяином и теперь скромно держался позади, еще один мужчина, лет сорока пяти с блудливыми глазами, которого я видела впервые, и очень красивый смуглый брюнет с седыми висками, опиравшийся из-за небольшой хромоты на дорогую трость, – Игорь Николаевич Дроздов. Последнего звали за глаза Пейрак, как героя старых фильмов об Анжелике.

Дроздов был личность в нашем городе очень известная и, по слухам, крайне опасная. Увидев его, я невольно подумала: «Это кому же такому отчаянному жить надоело?»

Когда мужчины подошли к нам, Дроздов остановился с каменно-спокойным лицом, а его спутник упал на колени около женщин и начал осторожно звать их:

– Наташа! Тома! Очнитесь! – Но они, хоть и начали понемногу шевелиться, не отвечали.

– Это вы их нашли? – спросил меня Дроздов, и я кивнула. – Кто вы?

– Частный детектив Татьяна Александровна Иванова, – представилась я и пояснила: – Я была здесь с Холодовыми, но, не выдержав этого безобразия на сцене, решила уйти.

– Понятно! – кивнул Дроздов, а стоявший возле женщин на коленях мужчина тем временем поднял взгляд на телохранителей и зло сказал:

– Ну, ложкомои! Быстро колитесь, что и как было!

– Виктор Евгеньевич! Мы с остальными стояли вот там, – парень показал на лестничную площадку, – курили, разговаривали, но фойе и лестницу напротив из виду не выпускали. Потом Наталья Павловна с Тамарой Евгеньевной вышли и к окну пошли. На диванчик там сели и сидели, а потом Наталья Павловна мне сказала, чтобы я водителя предупредил, что они сейчас спустятся и домой поедут. Ну, они в туалет пошли, я им вслед смотрел и видел, как они за угол завернули. Потом водителю позвонил и решил покурить, потому что при них-то нельзя, а тут эта женщина... – он кивнул на меня и понуро опустил голову.

– В дворниках, блин, свою жизнь закончишь! – рявкнул Виктор Евгеньевич. – Почему сразу за ними не пошел? Водителю мог бы и отсюда позвонить!

– Так не было же никого в фойе! – оправдывался парень. – И по лестнице, той, что здесь рядом, никто не спускался и не поднимался! Мамой клянусь!

– Ничего! – зловеще пообещал мужчина. – Потом с вами обоими разберусь!

– А сколько времени прошло с момента, как они за угол свернули, и до того, как я вас позвала? – спросила я у парня.

Виктор Евгеньевич удивленно на меня уставился, а Дроздов ему объяснил:

– Это частный детектив Татьяна Александровна Иванова.

– А-а-а! – протянул тот. – Понял! Слышал о вас! – И окинул меня мужским «раздевающим» взглядом. – Ну, а я Виктор Евгеньевич Базаров, у Игоря Николаевича службу безопасности возглавляю, – и велел парню: – Отвечай, когда спрашивают!

– Минут пять, не больше, – уверенно сказал охранник.

– Что же произошло? – пробормотала себе под нос я и опустилась на колени около женщин.

Тут у меня за спиной раздался какой-то шум, и я повернулась – оказалось, что это привлеченные шумом в фойе зрители начали выходить из лож, в том числе и из губернаторской, чтобы посмотреть, что случилось. Вышел и сам вице-губернатор Егор Михайлович Краснов, который, увидев женщин на полу и кровь на их шеях, все понял, побелел и с ужасом сказал:

– Господи! На их же месте мои жена с дочкой могли оказаться! Тоже плевались и уйти хотели, да я не пустил, чтобы в глупое положение не попасть! – Он достал телефон и, набрав какой-то номер, сказал: – Петрович! Поднимай свой ОМОН, шмомон, охламон! В общем, всех – и дуй в оперный! Здесь такое произошло, что выговорить страшно! – Убрав телефон, он сказал Дроздову: – Сейчас сюда начальник облуправления милиции приедет! – На что Дроздов только кивнул, а вице-губернатор повернулся к зрителям и с нажимом сказал: – Пожалуйста! Все вернитесь на свои места! Здесь не цирк, а место преступления!

Недовольные зрители стали скрываться в ложах, но продолжали наблюдать за происходящим через открытые двери. Я наклонилась над той женщиной, что была постарше, и слегка похлопала ее по щекам, а когда она никак на это не отреагировала, похлопала посильнее. Женщина судорожно глотнула, открыла глаза и обвела нас полубезумным взглядом.

– Где она? – с ужасом прошептала женщина.

– Кто? – тут же ласково спросила я.

– Смерть, – ответила она дрогнувшим голосом и заплакала.

– Бредит! – сказал кто-то у меня за спиной.

– Скажите, вас по голове не ударили? Может быть, вы сами ударились, когда упали? Вас, случайно, не тошнит? – спросила я. – Голова не болит, не кружится?

– Да нет! – слабым голосом ответила женщина. – Меня Тома попыталась удержать, да где ей?

– Ну, тогда я думаю, что их можно и на диванчики перенести, – предложила я. – Да, на воздухе им получше должно стать.

Телохранители перенесли женщин, и я, следуя за ними, продолжила расспрашивать ту, что постарше.

– Пожалуйста! Расскажите, что с вами случилось и кто на вас напал?

– За нами смерть прилетала, – срывающимся голосом сказала женщина и тихо заплакала.

– А откуда она прилетала? – осторожно спросила я, но женщина в ответ только плакала и икала.

Тут в себя пришла ее спутница, совершенно бесцветная девушка, и ответила мне, слабым движением руки показав на ведущий в сторону дамской комнаты коридор:

– Оттуда! – И, тоже заплакав, пожаловалась: – Это было так страшно!

– Ну, теперь уже все позади, – утешила я их и сказала Дроздову: – Пострадавших теперь в больницу бы.

Он на это кивнул, а Базаров достал телефон, быстро набрал номер и сказал:

– Шурка! Ты где?.. Ах, еще на работе! Тогда приготовь палату на двух человек и вызывай всех лучших специалистов! На Наташу с Томой напали! – И, отключив телефон, заверил Дроздова: – К их приезду все уже готово будет!

Женщин мгновенно подхватили на руки и унесли, а я стояла и задумчиво смотрела на этот коридор, когда какой-то парень, задыхаясь от бега, сказал, приблизившись к нашей группе:

– Выходы блокированы, театр никто не покидал.

– Значит, этот человек еще здесь, – сказала я. – А поскольку по лестнице никто не поднимался и не спускался...

– Факт, никого не было! – перебив меня, уверенно сказал один из парней.

– То появиться он мог только из дамской комнаты, – продолжила я.

– Когда мы туда заходили, там никого не было, – сказал один из ходивших за водой парней.

– Мог в кабинке прятаться, – возразила я.

– Сортир проверьте! Посмотрите, не прячется ли там кто-нибудь, – бросил Базаров парням, и несколько человек тут же отправились в туалет. – И еще в тех двух ложах, что в коридор выходят, надо посмотреть, – добавил он.

– Вряд ли! – покачала головой я. – Слишком близко! А значит, на них подумают в первую очередь!

– Давайте я посмотрю! – предложил вдруг Краснов. – Мне это удобнее сделать – все-таки там не последние в области люди сидят.

– Ну, если это вам нетрудно, – удивилась я.

Краснов, а за ним и все мы, прошел в этот коридор. Он заглянул в первую ложу, что-то спросил, а потом сказал нам:

– Директора молкомбината и кондитерской фабрики с супругами, и они утверждают, что к ним никто не заходил и они ничего не слышали.

– Музыка гремит так, что и артиллерийский выстрел не услышишь, – буркнул Базаров.

– Да! Вряд ли это их рук дело! – согласилась я.

Краснов заглянул во вторую ложу и недоуменно пожал плечами:

– А этих я не знаю!

Тут за его спиной появился здоровенный бугай, на плечах которого чуть не лопался пиджак, и, дыхнув на нас пивом, недовольно спросил:

– Чего надо? – но, увидев Дроздова, тут же удивленно воскликнул: – Ё-ё-ё! Пейрак! Привет! Ты чего? – А потом, оглядев нас, уже другим голосом спросил: – Случилось чего?

– Случилось, Банзай! Ты тут со своими? Чужих нет? – спросил Базаров.

– Не! Все свои! – помотал головой Банзай.

– Никто не заходил? Никто не заглядывал? Ничего не слышал? – уточнил Виктор Евгеньевич.

– Да говорю – нет! Мы тут своей компанией культурно отдыхаем! – ответил он.

– А чего это тебя сюда понесло? – полюбопытствовал Базаров.

– Да моя запилила! Говорит, что раз все идут, то и нам надо! Ну я и взял отдельную ложу, чтобы не хуже других быть! Пусть баба потешится! А тут! – Он махнул рукой. – Хорошо хоть пиво в буфете есть!

– Ладно, отдыхай дальше! – сказал Базаров, и Банзай скрылся в ложе.

Когда дверь за ним закрылась, я, удивленная доверчивостью Виктора Евгеньевича, вопросительно посмотрела на него, и он, поняв меня, отрицательно покачал головой:

– Нет! Не его профиль! Да он сейчас торговлей занялся!

Тут к нам подошел какой-то парень и сказал:

– Виктор Евгеньевич! Мы в сортире все посмотрели, бачки проверили... В общем, все там перевернули! Нет там никого! И камешков там тоже нет! А вот за портьерой, что дверь в туалет маскирует, еще одна дверь есть. Только закрытая она.

– Значит, оттуда он и пришел! – уверенно заявила я, направляясь к туалету и отдергивая портьеру. – И тем же путем ушел!

– Запертая! – напомнил мне парень.

– Значит, у него был ключ, – стояла я на своем.

– Но тогда получается, что он из здешних, – сказал Дроздов.

– Вот именно! – кивнула я. – Он знал, что за люди здесь сегодня соберутся, предполагал, что кто-то из увешанных драгоценностями дам не усидит на месте, и устроил засаду в туалете. Ключ нам нужен! – заключила я.

– Зачем? – удивился Базаров и кивнул парням на дверь.

Поняв, что они хотят ее вышибить, раззадорившийся Краснов согласился:

– Давайте! Под мою ответственность! А то когда мы еще ключа дождемся!

Два парня отошли к противоположной стене, встали боком, переглянулись и одновременно рванули к двери, которая вылетела, как бумажная, – за ней оказалась лестница и уходящий вправо коридор.

– Что здесь происходит? – раздался чей-то гневный голос, который, как оказалось, принадлежал невысокому лысому толстяку. – Я администратор театра... – И тут он увидел вице-губернатора. – Здравствуйте, Егор Михайлович! – Толстяк расплылся в подхалимской улыбке.

– Как вы кстати! – встряла я. – Передайте на сцену, чтобы гнали свой спектакль без антракта!

– Как можно?! – в ужасе воскликнул администратор, но Краснов поддержал меня и жестко заявил:

– Если нужно, значит, можно! Нам здесь праздношатающиеся зрители не нужны! Да и спектакль в этом случае может быть вообще сорван! Вам это надо?

Ничего не понявший администратор все-таки кивнул и убежал, а Краснов за моей спиной сказал:

– Ну, наконец-то! Что же вы как долго?

Я повернулась и увидела начальника облуправления милиции генерал-майора Руслана Петровича Твердохлебова.

– Что успели выяснить? – спросил он.

– То, что преступник, скорее всего, кто-то из работников театра, – ответила я и начала приводить свои доводы.

– Это какой же скотиной надо быть, чтобы на беременных женщин напасть! – гневно заявил он, слушая меня, а когда я закончила, сказал, глядя на выбитую дверь: – Ну, что ж! Ваши рассуждения не лишены логики! И времени, чтобы скрыться, было у преступника достаточно.

– К сожалению, – развела я руками и добавила: – Простите, что вмешиваюсь, но, как мне кажется, для начала нужно все-таки обыскать эти две ложи и дамскую комнату. Там, правда, уже смотрели, но непрофессионально. Если здесь ничего не обнаружится, то преступник точно из театра.

– Сейчас распоряжусь, – сказал генерал и предложил: – А еще рамку металлоискателя надо привезти. И пусть все выходящие из театра после спектакля через нее пройдут.

– Вряд ли из этого что-то получится, – заметила я. – Поскольку преступник почти точно из здешних, то он знает здесь каждый закуток и вполне мог предполагать, что ограбление быстро обнаружат. Так что ему было намного проще спрятать где-нибудь драгоценности и вернуться за ними, когда шум утихнет. Но вот если мы их найдем, можно будет определить, кто о них знал, и сузить круг подозреваемых.

– Возможно, вы и правы, – нехотя согласился Твердохлебов. – Но рамку все равно нужно привезти. Если найдем драгоценности до конца спектакля – хорошо, а если – нет, то хоть так попробуем.

Я же тем временем повернулась к Дроздову и спросила:

– Игорь Николаевич! А похищенные драгоценности были застрахованы?

– Да! Но неужели вы полагаете, что я сейчас думаю о деньгах? – сухо спросил он.

– А я думаю, – сказала я, – что нужно звонить страховщикам. – И объяснила: – Тогда они, чтобы деньги не платить, будут носом землю рыть, чтобы драгоценности найти, а там и до преступника рукой подать.

– А ведь вы правы! – согласился Дроздов и, внимательно посмотрев на меня, неожиданно сказал: – Татьяна Александровна! Вы не откажетесь поработать на меня в этом деле?

– Но ведь им же теперь милиция будет заниматься, – возразила я.

– В силу ряда причин нам бы хотелось первыми найти преступника, – весьма зловещим тоном ответил мне вместо него Базаров.

– Тогда не откажусь, – согласилась я, доставая из сумки и протягивая Дроздову и Базарову свои визитки.

– Договорились! – кивнул Дроздов, убирая мою визитку в бумажник и протягивая свою. Он тут же отсчитал тысячу долларов и отдал мне: – Это аванс и на расходы, – уточнил он. – Если деньги кончатся, я добавлю, а окончательный расчет по завершении дела – и знайте, что Виктор Евгеньевич окажет вам любую, – выделил он, – потребную помощь!

– В лепешку расшибусь! – пообещал Базаров.

– Спасибо! – сказала я, убирая деньги в сумку, а Дроздов достал телефон и начал звонить страховщикам.

Пока он с ними говорил, я предложила:

– А если с выходящих билеты собирать и на обратной стороне писать имена и адреса, чтобы потом легче было сориентироваться? Если преступник – из театральных, то не так уж много их в зале будет. А персонал можно без помех допросить прямо сейчас.

– Здравая мысль! – согласился генерал. – Но скандал будет! – Он покачал головой.

– Не будет! – веско заметил Краснов. – Я здесь не для мебели и кое-чем уже помог. Вот и в этом случае использую свой авторитет, для того чтобы никто не возражал.

– Все поняли? – Генерал повернулся к стоявшему у него за спиной полковнику.

– Так точно, товарищ генерал! – отчеканил тот.

– Ну так выполняйте! – Полковник повернулся и начал отдавать распоряжения своим подчиненным.

А генерал сказал:

– Я велел директора театра привезти. По времени он должен быть уже здесь. Предлагаю штаб-квартиру у него в кабинете устроить.

Мы дружно спустились на первый этаж в кабинет бледного от волнения директора. Тот при виде таких высокопоставленных визитеров засуетился, предлагая чай или кофе и хватаясь за электрочайник, но нам было не до этого.

Мы расселись вокруг стола для заседаний. Прямо напротив меня оказалась афиша с танцовщиком, снятым в момент прыжка. Я задумчиво уставилась на снимок – что-то он мне напоминал. Почти все за столом курили, и я машинально тоже взяла сигарету из чьей-то пачки. Закурив, я еще раз взглянула на афишу, и тут меня осенило.

– А вы помните, как та женщина, что постарше, сказала, что за ними смерть прилетала? – спросила я и кивнула на афишу.

Все как один повернулись и посмотрели на афишу, а генерал удивленно произнес:

– А что? Это вполне можно считать полетом.

Тут у меня в голове что-то перещелкнуло, и я спросила директора:

– У вас есть костюмы Смерти?

– А как же! – воскликнул он. – И Смерти, и Кощея Бессмертного для детских спектаклей.

– А можно узнать, все ли они на месте? – тут же поинтересовалась я.

– Конечно! – подхватился директор и спросил у администратора, который скромно сидел в уголке: – Сидоркина здесь? – Тот покивал, и директор распорядился: – Пусть все проверит!

– Но часть костюмов в гримерках у артистов, – возразил администратор.

– Значит, и их проверьте! – рявкнул директор.

– Я с вами пойду! – сказала я, поднимаясь.

– Татьяна Александровна! – позвал меня Дроздов. – Вы думаете, что?..

– Ну да! – кивнула я. – Для того чтобы так сильно испугать женщин, это должно было быть что-то из ряда вон выходящее! Если бы на них напал просто человек, неважно, мужчина или женщина, они бы закричали или попробовали сопротивляться, а раз они от ужаса потеряли сознание, то зрелище им предстало то еще! И мне кажется, что это был танцовщик, надевший костюм Смерти. Видимо, он выпрыгнул на них из-за занавески.

– О, боже! – воскликнул директор, хватаясь за голову.

Я вышла из кабинета вместе с администратором, и мы пошли к неведомой мне Сидоркиной, которая оказалась ветхой старушкой из тех, что душой и телом преданы театру, несмотря на мизерную зарплату.

– У меня все записано, – заверила она нас и, достав потрепанную амбарную книгу, раскрыла нужную страницу. – Вот! – Она ткнула в книгу очками. – Костюмы Смерти, две штуки, находятся в костюмерной, потому что этих спектаклей давно не было, а Кощея Бессмертного... – она открыла еще одну страницу, – один в костюмерной, а второй – у Сафонова в гримерке. Вот он за него расписался!

– Пойдемте посмотрим, – предложила я.

В пропахшей пылью, потом и даже плесенью костюмерной мы без труда нашли два светло-серых балахона с капюшонами, которые оказались костюмами Смерти, и один Кощея Бессмертного, представлявший собой черное трико с рубашкой, на которых был нарисован скелет, а к этому прилагалась еще шапочка, раскрашенная под череп, и перчатки с рисунком костей.

– А теперь пойдем в гримерку Сафонова, – предложила я и спросила: – Кстати, где он сам?

– С ангиной лежит, – сообщил администратор.

Мы прошли в другой коридор, и я подумала, что незнающий человек способен заблудиться здесь, как Фарада в «Чародеях», и еще больше убедилась в том, что преступник был точно из театра. По дороге нам попадались на каждом шагу милиционеры, которые деловито сновали туда-сюда или допрашивали здешних работников. Наконец мы пришли. Я посмотрела на обшарпанную, разболтанную дверь и хлипкий английский замок, в который Сидоркина никак не могла попасть ключом при свете маломощной лампочки, не выдержала и сильно толкнула ее плечом – дверь тут же открылась.

– Да уж! – только и сказала я, входя и нащупывая на стене выключатель.

– А что вы хотели? – тут же заявил администратор. – Финансирование такое – что курам на смех! На ремонт денег нет! На новые спектакли тоже! Зритель не идет! Репертуар обеднел так, что стыдно сказать!

– А кому сейчас легко? – бросила я через плечо и направилась к стойке с костюмами. Покопавшись в них немного, я нашла то, что искала – черное трико с нарисованными костями. – Есть! – сказала я. – А где остальное?

Но, сколько мы ни искали, верха от костюма так и не нашли. Почти бегом я вернулась в кабинет директора, а запыхавшийся администратор служил мне проводником.

– Нужно срочно искать верх от костюма Кощея Бессмертного! В гримерке Сафонова от него только штаны, а дверь можно открыть и без ключа! Преступник взял рубашку, шапочку-маску и перчатки, чтобы было быстрее, надел, испугал женщин, а потом все это снял и где-то спрятал, – заявила я с порога и спросила генерала: – Вы собак привезли?

– А как же! – воскликнул он.

– Значит, с их помощью можно будет найти преступника по запаху! – обрадовалась я. – Если людей из театра выпускать по одному, то это будет несложно!

– Оперативно вы, однако! – одобрительно сказал генерал и дал соответствующие распоряжения, а я села и снова закурила.

Все негромко переговаривались, а вице-губернатор с восхищением сказал мне на ухо:

– Знаете, а я в детстве, как и каждый мальчишка, мечтал сыщиком стать!

– Так это все, начитавшись детективов, хотят! – ответила я. – А потом другие интересы появляются.

– Да! – кивнул он. – Но, наверное, я понял, что это не мое! Вот и не стал в юридический поступать. Но как это у вас ловко получается!

– Так я же частный детектив, – объяснила я. – Как потопаешь, так и полопаешь! Вот и приходится крутиться!

– А кем вы раньше были? – с интересом спросил Краснов.

– Следователем прокуратуры, – ответила я.

– А-а-а! – кивнул он. – То-то я смотрю, что вы такая решительная особа! – И шепотом спросил: – Как я понял, вы сейчас для Игоря Николаевича работаете?

– Да! – не стала я скрывать.

– Товарищ генерал! Нашли! В служебном туалете на первом этаже! – раздался из дверей голос милиционера, державшего в руках ведро, от которого шел пронзительный запах хлорки. – Вот! В ведре! Рубашку и остальное в хлорке замочил! – сказал он, как будто мы сами ничего не видели и запаха не чувствовали.

– Умный, гад! – зло оскалился генерал. – И это продумал! Значит, теперь только от драгоценностей танцевать и от показаний свидетелей!

– Где же эта сволочь могла их спрятать? – прошептала я себе под нос. – А где бы я сама их спрятала так, чтобы в глаза не бросались? В глаза не бросались! – уже громко произнесла я, и все повернулись в мою сторону. – Егор Михайлович! – сказала я, глядя на Краснова. – А где бы вы спрятали лист бумаги с какой-нибудь секретной информацией так, чтобы его никто не нашел? Но не в сейфе!

Тот внимательно и напряженно посмотрел мне в глаза, усиленно соображая, а потом выпалил:

– Среди других бумаг!

– Вот! – торжествующе сказала я. – Зря вы сыщиком не стали! У вас бы получилось!

– Вы думаете? – спросил Дроздов.

– Не факт, но мы же уже выяснили, что преступник не дурак, – сказала я и спросила директора: – У вас есть бутафорские драгоценности?

– Конечно! – ответил тот. – На складе реквизита. Но им давно никто не пользуется. Мы и должность завскладом сократили, и все необходимое у артистов в гримерках находится. Репертуар-то у нас сейчас не то что раньше, – глядя на вице-губернатора, сказал он. – Финансирование недостаточное! Вот если бы...

– Подумаем! – пообещал Краснов.

– Где ключ от склада? – спросил Твердохлебов.

– У меня! – радостно воскликнул директор, доставая из ящика стола связку ключей.

– Ну так пошли! – скомандовал генерал и поднялся.

Мы все тоже встали и направились вслед за ним. По запутанным коридорам мы подошли к складу, и я по дороге спросила администратора:

– А что там вообще находится?

– Мебель, посуда и прочая всякая всячина, – ответил он, едва поспевая за начальством.

Когда мы подошли к двери склада и директор начал возиться, отыскивая нужный ключ, я подняла руку и провела пальцами по верхнему косяку. На пол тут же упал ключ, который я подняла, и попробовала открыть замок, который послушно поддался.

– Вуаля! – сказала я, распахивая дверь.

После секундного замешательства директор щелкнул выключателем, и нам предстала удручающая картина: забитый разномастными и уже по большей части пыльными бутылками угол, где шампанское мирно соседствовало с дешевым портвейном, что говорило о том, что этим убежищем пользуются как рабочие сцены, так и творческие работники. На столике, стоявшем около колченогого дивана, покрытого засаленной простыней, носившей нерукотворные следы чьих-то плотских утех, громоздилась большая трехлитровая банка, полная окурков, пустые консервные банки, тоже с окурками, грязные стаканы и чашки, коробки из-под конфет, скомканные полиэтиленовые пакеты и прочий мусор. Одним словом, весь склад носил следы постоянного варварского пиршества.

– Ну и бардак у вас! – не выдержал Твердохлебов, а потом спросил меня: – Как вы догадались?

– Так я, Руслан Петрович, к жизни ближе! – усмехнулась я. – Как услышала, что здесь мебель с посудой наличествуют, так и поняла, что лучшего места для того, чтобы оттянуться в спокойной обстановке, у местных работников нет, – складом же давно никто не пользуется! Странно, что здесь еще пожара до сих пор не было!

– И вы еще что-то о финансировании говорили? – гневно спросил Краснов. – Да вас за такое гнать надо в три шеи!

Директор начал суетливо и смущенно оправдываться, а я тем временем осматривалась по сторонам, а потом направилась к шкафам, стоявшим вдоль одной стены.

– Вы уж сами руки не пачкайте! – сказал мне генерал и повернулся к неотступно следовавшему за ним капитану, который понятливо кивнул и бросился за подмогой.

– Да когда еще ваши люди придут, – отмахнулась я.

Шкафы были полны все тех же бутылок из-под спиртного, лежавших на каких-то коробках и ящиках, но в одном месте пыль была потревожена.

– Или я ничего не понимаю в арифметике, или это здесь! – уверенно сказала я.

– Не трогайте! – воскликнул Твердохлебов. – Там же отпечатки могут быть!

– Да нет их здесь! – все так же уверенно ответила я. – Он же в костюме был, в перчатках! А костюм на первом этаже нашли, где мы сейчас и находимся.

– А если он сначала костюм снял? – возразил мне генерал.

– Так мы же уже выяснили, что он не дурак! – напомнила я. – А значит, ему сперва нужно было такую горячую вещь с рук скинуть, а потом уже и от костюма избавляться. Застань его кто-нибудь в костюме, он бы нашел что соврать, а вот с ворованными драгоценностями в руках? Тут уж не отопрешься!

Но на всякий случай я взяла со стола два уже липких на ощупь полиэтиленовых пакета, надела на руки и сначала сняла с большой коробки из-под женских зимних сапог бутылки, а потом вытащила ее наружу.

– Где бы ее открыть? – оглядывая комнату, спросила я.

Базаров, не раздумывая, наклонил стол так, что с него все слетело на пол, и я поставила коробку на него, а потом сняла крышку и стала поштучно перекладывать на нее покореженные дешевые побрякушки. И тут, когда я подняла массивное желтое украшение, под ним блеснули настоящие драгоценности.

– Что и требовалось доказать! – сказала я, доставая из коробки колье из изумрудов в обрамлении бриллиантов со сломанным замком и порванную довольно толстую цепочку из червонного золота, на которой висел массивный кулон тончайшей работы из трех видов золота, изображавший мадонну с младенцем. Я продемонстрировала находку окружающим.

– Ваше? – спросил Твердохлебов у Дроздова.

– Да! – кивнул он, и я отдала ему драгоценности, которые он спокойно положил в карман.

– С какой же силой этот подонок рванул, что у девочек сзади шея поранена! – прошипел сквозь зубы Базаров. – Ну, ничего! Я до него доберусь!

Тут к генералу подбежали его подчиненные, и он начал распоряжаться:

– Склад видеокамерой оборудовать, в коробку положить сюрприз с такой краской, чтобы неделю не смывалась, за дверью наблюдать в оба, а завтра, – тут он повернулся к директору, который стоял с таким видом, словно жить ему оставалось от силы пять секунд, – вы примете на работу заведующей этим складом ту девушку, которую я вам пришлю. И чтобы никто из вас, – тут он посмотрел и на администратора, – звука не издал о том, что драгоценности уже найдены!

Те закивали как китайские болванчики и хором заверили, что будут немы как рыбы. Мы вернулись в кабинет, и Твердохлебов подвел итоги.

– Итак, что мы имеем? Преступник, как нам теперь совершенно ясно, бывший или настоящий артист театра. В пользу этого говорит и метод совершения преступления, и то, что он знает репертуар и состав труппы, знает, кто какую партию исполняет, где какие костюмы находятся, как до них добраться и где можно надежно спрятать похищенное. Необходимо просмотреть все личные дела танцовщиков и... – он подумал, – танцовщиц тоже, в том числе и уволившихся. Установить их алиби и в отсутствие такового начать ими немедленно заниматься! После окончания спектакля собрать у всех зрителей билеты и написать на обратной стороне фамилии и адреса – это вы, Татьяна Александровна, неплохо придумали! Получившийся список оперативно отработать! За старшего здесь остается полковник Васильев со своими людьми! – Руслан Петрович кивнул на уже знакомого нам в лицо полковника, который был с ним, когда он только приехал. – Он же будет вести это дело!

– Я бы хотел, чтобы Татьяна Александровна тоже приняла участие в расследовании. Это возможно, Руслан Петрович? – спросил Дроздов.

Твердохлебов поколебался, но все-таки согласился:

– Не возражаю! – и сказал Васильеву: – Пусть она будет в курсе дела и помогает по мере возможности.

– Благодарю вас, генерал! – спокойно сказал Дроздов. – Я всегда был уверен, что вы человек не только здравого смысла, но и широких взглядов.

– Ну все! – сказал Руслан Петрович и протянул Дроздову руку: – От души сочувствую вам, Игорь Николаевич! Не дай бог кому-нибудь такое пережить! А дамам передайте мои искренние пожелания скорейшего выздоровления!

– Благодарю вас! – ответил тот, пожимая ему руку.

Генерал ушел, следом за ним уехали и Дроздов с Базаровым, сказав, что направляются в первую частную больницу.

– Игорь Николаевич! – попросила я. – Если женщины вдруг скажут вам что-то полезное для расследования, то...

– То я непременно вам об этом сообщу, – пообещал он. – Да, я думаю, что завтра им станет получше и вы сами с ними поговорите.

– Я предупрежу там о вас, так что вам нужно будет только представиться, и вас тут же к ним проводят, – пообещал Базаров, оглядел меня с ног до головы оценивающим взглядом и многозначительно сказал: – До связи!

– До связи! – отозвалась я, подумав, что если этот прохиндей попробует ко мне сунуться, то я его отделаю как бог черепаху, несмотря на то что он работает у моего клиента, – давненько никто не вызывал во мне такого омерзения!

Они ушли, и оставшийся как бы за старшего Краснов воодушевленно спросил:

– Ну, с чего начнем?

– Со знакомства, – сказала я и спросила: – Как ваше имя-отчество, товарищ полковник?

– Григорий Васильевич, – без особого радушия ответил он, и я предложила:

– Давайте уж делом займемся и для начала посмотрим личные дела. Кстати, где они? – спросила я.

– У меня в сейфе, – ответил он. – Понимаете, отдела кадров у нас уже нет – экономим, как можем. – Он полез в сейф, откуда начал выкладывать на стол многочисленные канцелярские папки.

– Я думаю, что нужно смотреть всех без исключения, – сказала я. – Ведь вполне может быть, что какой-то бывший танцовщик, выйдя на пенсию, остался здесь работать на другой должности, но навыков своих от этого не растерял.

– Согласен, – сказал Васильев, и мы приступили к изучению папок.

Директор же, воспользовавшись этим, начал обхаживать Краснова, что-то шепча ему и молитвенно прижимая руки к груди.

По мере составления списка Васильев отправлял своих подчиненных сразу по нескольким адресам, а мы смотрели дальше. Взяв в руки очередную папку, я увидела надпись на ней и хмыкнула:

– Это же надо, какая злая ирония судьбы! Танцовщик с фамилией Кривоножкин!

– Зря вы так! – заметил директор, отрываясь от разговора с вице-губернатором. – Очень неплохой был танцовщик! Первые партии он, конечно, не исполнял, но со временем мог бы, если бы сухожилие не порвал. После этого ему пришлось, конечно, уйти.

– А где он сейчас? – машинально спросила я.

– Корреспондент на телевидении, в отделе культуры, – ответил директор.

– Как же он смог туда попасть со своим образованием? – удивилась я. – У него же только хореографическое училище за плечами и больше ничего!

– Значит, сумел! – кратко ответил директор и отвернулся.

А вот Васильев выразился напрямую:

– Там тоже «голубизны» хватает!

Тут в кабинет зашел какой-то майор и доложил:

– По результатам опросов находившихся здесь на момент совершения преступления работников театра у всех есть алиби, потому что все друг друга видели.

Мы снова погрузились в изучение бумаг. Покончив с папками, мы взялись за план театра, отмечая на нем проданные места, данные о которых получили из кассы. Как выяснилось, почти все ложи третьего и четвертого ярусов остались пустыми, зато на галерке оказалось полно народу.

– А эти откуда там взялись? – удивился Васильев.

– Понимаете, – сказал директор, – это спонсоры купили билеты для учащихся хореографического училища, чтобы они...

– К последнему слову современного искусства приобщились! Мастерство, так сказать, переняли и модными веяниями прониклись! – съехидничала я и спросила: – И часто они у вас тут бывают?

– Каждый спектакль, – ответил директор. – Они же у нас в массовке танцуют.

– Естественно, за бесплатно, – кивнула я. – Якобы практику проходят!

– А вы что хотели? Нам без них не обойтись! Откуда я вам деньги возьму? – вспылил директор.

– Значит, ими надо заняться вплотную! – сказала я, глядя на Васильева, и тот кивнул. – Получается, что они тоже знают, что и где в театре находится, а им в их возрасте хочется и одеться, и шикануть!

– Неужели этот гад из молодых? – воскликнул Васильев.

– Поработаем – увидим! – кратко ответила я и предложила: – Поскольку очевидно, что преступление готовилось заранее, то по получении списка зрителей в первую очередь, я думаю, имеет смысл отрабатывать тех, кто сидел в отдельных ложах и в партере с краю, потому что из середины ряда выйти незаметно было бы невозможно.

– Согласен, – кивнул Васильев.

– Значит, нам теперь остается ждать окончания спектакля, – сказал Краснов. – После этого я выйду на сцену и объявлю, что в связи с тем, что в театре произошло преступление, зрителей просят на выходе сдавать свои билеты, предварительно написав на них свои имена и адреса. Так? – спросил он.

– Так, – подтвердил полковник. – А если у кого-то ручки с собой не окажется, то мои люди сами напишут.

Мы все дружно закурили, потому что с бумагами было покончено. Тут в кабинете появились молодые ребята, нагруженные сумками, и начали доставать оттуда термосы и пакеты с бутербродами, одноразовые тарелки, хлеб и даже упаковку пирожных.

– Игорь Николаевич распорядился, – объяснил один из них. – Вам же тут еще долго сидеть!

А есть действительно хотелось, так что мы все, включая Краснова, набросились на еду. В термосах оказался и чай, и кофе, причем очень хороший, так что я отвела душеньку. Пока мы ели, начали поступать результаты проверок, по которым стало ясно, что дома, в гостях, в ресторанах, где их можно было бы найти, и так далее, нет девяти человек из бывших или действующих работников театра. Теперь оставалось только выяснить, находятся ли они среди зрителей, и если их нет, то их можно будет смело сбрасывать со счетов.

Наконец спектакль закончился, и мы, из любопытства посмотрев, как Краснов произнес со сцены свою речь, рванули к выходам, потому что во избежание столпотворения открыли все двери. У каждой двери уже стоял милиционер и собирал билеты, безжалостно отправляя к своему коллеге тех, кто не удосужился почему-то написать свои данные. Краснов же бдительно за всем следил и тут же гасил назревавшие скандалы. Когда все билеты были собраны и театр опустел, мы вернулись в кабинет, чтобы рассортировать билеты по рядам и ложам. Уже почти падавший с ног директор оставил нам ключ и ушел. Посидев немного с нами и убедившись, что ничего интересного больше не будет, Краснов тоже уехал. А мы с Васильевым, оставшись вдвоем, дружно взялись за работу – вот уж где кофе нам пригодился! Закончив, мы решили по горячим следам разобраться с персоналиями.

– Губернаторскую ложу можно смело отбросить сразу, потому что я там была и видела бы, если бы оттуда кто-то вышел, – решительно заявила я. – А еще ложу Дроздова, директоров молкомбината, кондитерской фабрики и соседнюю, где Банзай с компанией сидел, – добавила я.

– Не возражаю, – согласился Васильев.

Вот так, постепенно, методом исключения набрался довольно-таки приличный список зрителей, с которыми нужно было побеседовать, причем тех девяти работников театра, которых милиция не нашла раньше, среди них не было. Привлекшая мое внимание брюнетка с третьего яруса оказалась Светланой Юрьевной Погодиной, постоянное место регистрации – город Пенза, а в Тарасове она остановилась в гостинице «Астория». А вот была она, как я с удивлением увидела, не одна, а вместе с жителем Тарасова Андреем Викентьевичем Друидским. Почувствовав в имени женщины что-то знакомое, я спросила:

– Григорий Васильевич! Вам такое имя, как Светлана Юрьевна Погодина, ничего не говорит?

– Так она адвокатом у нас была, и довольно известным, – ответил он. – У них с мужем адвокатское бюро было. Потом они развелись, и она года два назад к родителям в Пензу уехала.

– Понятно! – сказала я и подумала: «Наверное, этот Андрей в глубине ложи сидел, и поэтому я его не видела. А то, что она на другую ложу уставилась... Мама родная!» – мысленно воскликнула я, когда, сверившись с планом, поняла, что смотрела-то она как раз на ложу Дроздова. – Григорий Васильевич! Вы случайно не знаете, а с Дроздовым она никак связана не была?

– Да роман у них был, – нехотя ответил тот. – Из-за него она и мужа бросила, прекрасного, между прочим, человека! Да только не срослось у них что-то с Пейраком!

«Видимо, она специально пришла, чтобы посмотреть на его жену, – подумала я. – Но, поскольку она сидела в ложе и по фойе не шастала, то она здесь ни при чем! Так что бог с ней!»

– А вы мне не подскажете, кто есть кто из женщин? – спросила я. – А то Игорь Николаевич нанял меня, чтобы я в этом деле разобралась, но поговорить толком мы не успели.

– Наталья Павловна – жена Базарова, а Тамара – его сестра и жена Дроздова, – кратко объяснил он.

– Ничего себе! – воскликнула я. – У них же разница в возрасте лет двадцать с солидным хвостиком!

– Видите ли, Татьяна Александровна, – сказал он. – Жена и двое детей Дроздова погибли пять лет назад в автомобильной катастрофе. Они с водителем из загородного дома в Тарасов ехали – она их в школу провожала, а тут на их полосу «КамАЗ» на бешеной скорости вылетел. Столкнулись они лоб в лоб! Ну и... – Он не стал продолжать, потому что и так все было понятно. – Водитель «КамАЗа» с места происшествия скрылся, но вечером пришел с повинной, и Погодину назначили его защищать, да только до суда он не дожил – в камере удавили. Вот тогда-то у них роман и закрутился.

– А когда ничем не закончился, Дроздов женился на сестре своего подчиненного, – кивнула я, подумав, что такой красавец, как Дроздов, мог бы найти для себя не только более симпатичную, но и более подходящую ему по возрасту жену, а то с этой пигалицей и говорить-то, наверное, не о чем. – Ну что? Разъезжаемся? – предложила я, запихивая в маленькую театральную сумочку копии всех документов. – Надо же хоть немного поспать, а то уже светает!

Васильев не возражал.

Выйдя из кабинета, мы заперли его и, оставив ключ у вахтера, вышли на улицу. Каким же чистым и свежим показался мне сейчас городской воздух! Домой я добралась на дежурной машине и, войдя в квартиру, в автоматическом режиме скинула платье, но макияж снимать не стала, так же как и чистить зубы, хотя во рту от бесконечного количества выпитых бокалов кофе и выкуренных сигарет была такая горечь, словно я хину столовой ложкой ела. Бесчувственным бревном я рухнула на постель и заснула, кажется, еще до того, как голова коснулась подушки.

Глава 2

Разбудил меня настойчивый звонок в дверь, и я, посмотрев на часы, чертыхнулась – было уже начало десятого, но поскольку спать я легла почти под утро, то выспаться мне не дали. Звонок не унимался, и я, накинув халат, пошла к двери.

– Кто бы это ни был, сейчас убью своими руками! – разозлившись, пообещала я.

Но, взглянув в глазок, я сначала оторопела, а потом быстро открыла дверь, потому что на лестничной площадке стоял Киря, то есть Владимир Сергеевич Кирьянов, подполковник милиции и мой самый лучший и надежный друг. А поскольку он на работе был загружен так, что его жена и двое детей видели только по большим праздникам, то такой ранний визит, да еще без предварительного звонка, говорил о том, что у Кири что-то случилось, что-то экстраординарное, а беда друга – это моя беда!

– Что у тебя стряслось? – спросила я, когда Володька прошел в кухню и плюхнулся на стул.

– У меня?! – воскликнул он.

– Ну да! – удивилась я, засыпая в мельничку остатки кофе и протягивая ему. – Займись пока!

– А мне почему-то кажется, что это у тебя стряслось, – с нажимом сказал Киря, яростно крутя ручку.

– Да ничего у меня не стряслось! – еще больше удивилась я и тут же поправилась: – То есть случилось, конечно, но вещь совершенно рядовая – дело новое подвалило, и, как я чую, очень денежное.

– Сарай ты мой, сарай! Сарай, не покрытый соломой! Куплю себе соломы! Покрою себе сарай! – вздохнув, печально сказал Володя. – Ты хоть знаешь, с кем связалась?

– С Игорем Николаевичем Дроздовым, по прозвищу Пейрак, – спокойно ответила я.

– А еще он сын Сома! – делано равнодушно сказал Киря, протягивая мне мельничку.

– Погоди! – опешила я, чуть не выронив ее. – Какого Сома?

– А у нас их в городе что, так много? – съязвил Володя.

– Ты имеешь в виду Николая Петровича Сомова, вора в законе и бывшего смотрящего по Тарасовской области? – спросила я.

– Его самого! – ехидно подтвердил Киря. – Игорь его сын. Конечно, незаконный, но единственный и до дрожи душевной любимый. И поднялся Пейрак именно на деньгах общака и папочкиных связях! – уже зло закончил Володька.

– Но сам-то он в криминале не замешан? – уточнила я, когда отошла от шока.

– Сам он чист, как слеза ангела! – съязвил Кирьянов.

– Володя! – попросила я. – У меня была аховая ночь, и спала я совсем немного, так что настроение – сам понимаешь. Сейчас я поставлю кофе и, пока он будет вариться, ты мне объяснишь доступно, как первокласснице, чего ты так разбушевался. Можно на счетных палочках!

Киря недовольно посопел, а я засыпала в турку кофе, налила воды и закурила.

– Давай все с самого начала! – попросила я.

– Какого еще начала? – взвился Кирьянов и спросил: – Аванс взяла?

– Взяла! – кивнула я.

– Верни и откажись от этого дела к чертовой бабушке! Скажи, что заболела, что... Ну, словом, не мне тебя учить! Придумаешь что-нибудь! – раздраженно крикнул Кирьянов. – Я, когда сегодня утром услышал, что ты в это дело ввязалась, так чуть со стула не рухнул!

– Так это дело полковник Васильев ведет? – удивилась я.

– А меня в его группу включили, – объяснил Володя и тоскливо спросил: – Нет, ну скажи, как ты умудряешься в такие дела влипать? Талант у тебя, что ли?

– Он самый! – серьезно подтвердила я и категоричным тоном потребовала: – Ты давай повествуй все, что об этой семье знаешь, а то кофе не дам!

– И ты откажешься от этого дела? – с надеждой спросил Володька.

– Конечно, не откажусь, – возмутилась я. – Но тогда я, по крайней мере, буду знать, куда я, как ты любезно выразился, влипла.

– Ладно! Черт с тобой! – вздохнул он, тоже закурил и начал: – Сом, тогда еще просто Коля, был нормальным парнем, только для своего возраста ужасно здоровым и с бешеным характером. Он тогда в десятом классе учился, хороводился с одноклассницей Зоей Дроздовой и лямурничал с ней по полной программе. И вот по весне, незадолго до выпускных экзаменов, шла она из школы домой, а он там во дворе в футбол остался играть. И надо же было такому случиться, что привязались к ней два крепко подвыпивших парня: мол, Кольке даешь, а мы чем хуже! Пошли с нами! И все в этом духе. Зойка – в рев и обратно в школу, к Николаю... – неторопливо повествовал Киря и вдруг неожиданно заорал: – Кофе!

Быстро повернувшись, я успела выключить газ, не дав сбежать любимому напитку, а потом разлила по бокалам и спросила:

– Ну, что дальше было?

– Два трупа было, – выразительно ответил Володька. – И свидетелей до известной матери.

– Ясно! – хмыкнула я. – А восемнадцати ему еще не было, и загремел он на «малолетку», так?

– Именно! – кивнул Киря. – А ему туда письмо сначала, что Зойка беременна, а потом, что она сына родила. Вот так Игорь Николаевич Дроздов на свет и появился. Кольку, когда он совершеннолетним стал, во взрослую зону этапировали, а он с этапа – в побег, к Зойке и сыну. Его поймали, только он при задержании конвоира покалечил...

– И навесили ему от души! – поняла я.

– Навесили! – согласился Володя. – И стал он на зоне со своей силой, статьями и характером в бо-о-ольшом авторитете, с ворами скорешился, связями оброс, ну и так далее. Вышел он, когда сыну уже пятнадцать было. Подали они с Зойкой заявление в ЗАГС, чтобы пожениться и Игоря усыновить, да не успели! Взяли его!

– За что на этот раз? – полюбопытствовала я.

– В том-то и дело, что ни за что, – покривившись, ответил Володька. – Но вот все его остальные «ходки» были уже за дело, – поспешно заверил он меня.

– Может, объяснишь все-таки, за что его последний раз взяли? – попросила я.

– Понимаешь, Танька! Тогда в Тарасове серия уличных разбойных нападений прошла и трупов уже пять штук набралось, вот и... – Киря отвернулся. – А у Николая алиби не было! То есть Зойка с матерью и сын утверждали, что он все дни дома был, да... – И Киря замолчал.

– Да кто же им поверит! – медленно продолжила я. – Ну, что ж! Политика понятная: нашли сиделого и навесили! Да и адвокат небось назначенный был и не особо старался. Правда-то выяснилась?

– Да! Через шесть лет! Это оказались гастролеры, которые ни в одном городе больше недели не задерживались, брали, сколько успевали, и ходу. Взяли их аж в Омске, а у одного из них портсигар золотой нашли, старинный, с бриллиантовой монограммой – мужик его себе оставил, потому что инициалы совпадали, а портсигар этот по нашей ориентировке проходил. Вот так все и выяснилось! Николая с извинениями отпустили, только вернулся он в Тарасов уже вором в законе! Жениться, естественно, уже не мог, жил отдельно, но Зойку и сына не забывал, так что они не бедствовали. А потом, когда его смотрящим поставили, и вовсе сына в люди вывел. А пять лет назад у него инсульт случился, вот после этого он от дел и отошел, но по-прежнему в большом авторитете.

– И я даже знаю, почему его инсульт свалил, – сказала я. – Потому что у Дроздова семья в автомобильной катастрофе погибла.

– Может быть, – подумав, согласился Киря.

– А что представляет собой сам Дроздов? – поинтересовалась я.

– Там все нормально, – махнул рукой Владимир. – Школа, армия, политех, работал по специальности, а потом организовал кооператив, и с тех пор пошло-поехало! И является теперь господин Дроздов владельцем автомобильной империи: все автосалоны, авторемонтные мастерские и заправочные станции его. А сейчас, говорят, к автобусам присматривается.

– А про Базарова ты что-нибудь знаешь? – спросила я.

– Немного! – покачал головой Киря. – Друг детства и бывший военный, а еще, по слухам, гнида страшная. Поговаривают, что Дроздов его из чеченского плена выкупил, а потом к себе взял.

– А потом на его младшей сестре женился, – дополнила я.

Я немного помолчала, переваривая полученную информацию, и спросила:

– Ну и что такого страшного ты мне рассказал, что я должна от дела отказываться?

– Таня! Ты пойми! В городе все, кроме некоторых самонадеянных особ, частным сыском промышляющих, – съязвил он, – знают, что Дроздов сын Сома, который после инсульта и живет вместе с ними. А теперь представь себе, кем может быть человек, решившийся пойти против них! И кто за ним может стоять! А еще представь себе, что случится с тобой, если ты выйдешь на его след? Тут тебе и твой черный пояс по карате не поможет, и то, что ты на седьмом этаже живешь – пальнут из гранатомета по твоим окнам – и привет! Так что переехала бы ты лучше во вторую квартиру! Спокойнее так будет и тебе, и мне.

– Киря! – рассмеялась я. – Подожди пугаться и меня пугать! Ты пойми, на месте этих женщин вполне могли быть другие! Жертвы были выбраны случайно! Преступник, скорее всего, даже не знал, на кого нападал – его только цацки интересовали!

– Дай-то бог, если так! – с сомнением покачал головой Кирьянов. – Но, по крайней мере, ты теперь знаешь, на кого работать взялась.

– И спасибо тебе за это большое! – Я встала и в пояс поклонилась ему.

– Тебе бы все хихоньки да хахоньки! – укоризненно сказал Володька и тоже поднялся. – Ладно! Я на службу пошел, а если что потребуется, то...

– Всенепременно! – заверила его я.

Проводив Володю, я задумчиво посмотрела на постель и поняла, что сон я себе уже разбила и лучше снова не ложиться в силу полной бесполезности этого занятия. Приведя себя в порядок, я решила узнать, что ждет меня сегодня, и бросила кости. Выпало 30+15+8. Комбинация означала, что мне откроются неизвестные ранее факты. «Точно! В самом начале расследования у меня других и быть не может!» – подумала я и поехала менять деньги. Потом купила продукты, кофе и сигареты, а затем направилась в больницу к Наталье Павловне и Тамаре Евгеньевне в надежде, что они все-таки смогут с моей помощью вспомнить хоть что-нибудь существенное о напавшем на них человеке. В больнице о моем приходе были действительно предупреждены и в сопровождении почетного эскорта меня провели к палате. Но, войдя внутрь, я поняла, что это не сама палата, а холл, в котором стояли два дивана, стол, стулья, холодильник и телевизор.

– Это для охраны, – пояснил сопровождавший меня парень, как будто я сама не увидела там двух крепких ребят, а им сказал: – Это Иванова.

Один из ребят поднялся, подошел к двери палаты и тихонько постучал, а когда дверь приоткрылась, что-то негромко сказал и повернулся ко мне:

– Подождите, пожалуйста! Они сейчас себя в порядок приведут и позовут вас.

«Ну, что ж, в каждой избушке, как известно, свои игрушки! – пожав плечами, подумала я. – Может, у них принято встречать незнакомых людей в полном боевом раскрасе?»

Дверь открылась буквально через пару-тройку минут, и в проеме появилась пожилая женщина, которая, несмотря на возраст, выглядела потрясающе, а в молодости уж точно была необыкновенной красавицей.

– Здравствуйте! – с видом королевы сказала она. – Меня зовут Зоя Федоровна, я мать Игоря Николаевича.

– А я Татьяна Александровна Иванова и по поручению вашего сына занимаюсь поисками того негодяя, который напал на Наталью Павловну и Тамару Евгеньевну, – представилась я.

– Меня предупредили! Проходите! – довольно холодно пригласила Зоя Федоровна, и я вошла в палату. Женщины лежали на кроватях. – Могу угостить вас свежевыжатым соком – нам сюда из дома привезли на любой вкус. Вы какой предпочитаете? – спросила Зоя Федоровна.

– Только не томатный, мамочка! – льстивым голосом сказала Тамара и улыбнулась. Боже, эту девушку не красила даже улыбка! – Мы его специально для Наташи держим – она у нас помидорная душа! – объяснила мне Дроздова.

– Спасибо! Мне ничего не надо, потому что я ненадолго! – отказалась я и сказала: —Дамы! Я вас очень прошу не волноваться, тем более что все страшное уже позади.

– Даже если они захотят это сделать, то не получится, – заметила Зоя Федоровна. – Им колют самое действенное успокоительное, какое только есть.

– Тем лучше! – сказала я и попросила: – Пожалуйста, попытайтесь вспомнить хоть что-нибудь о напавшем на вас человеке.

– Да мы же все сегодня утром уже милиции рассказали, – удивилась Наталья Павловна, которая по сравнению с Тамарой выглядела ужасно: у нее отекло лицо, под глазами были темные круги и, вообще, вид был очень болезненный.

«Какого черта она решилась рожать в таком возрасте! – подумала я. – Ей же точно хорошо за сорок!»

– Я с милицией параллельно работаю! – объяснила я и усмехнулась: – Наперегонки!

– Хорошо! – кивнула Наталья Павловна. – Нам с Томой, когда мы еще в зале сидели, плохо стало. Понимаете, духота, грохот этот ужасный...

– Сама от всего этого сбежала, – кивнула я. – Но зачем вы вообще в театр пошли? Ей-богу, в вашем положении это, как мне кажется, было опрометчиво!

– Я изначально была против, – холодным тоном поддержала меня Зоя Федоровна. – Но Игорь сказал, что он обязательно должен там быть, но если он появится без семьи, то это может быть неправильно понято. Вот им и пришлось ехать! В их-то положении! – Она осуждающе покачала головой.

– Не надо, мамочка! Не расстраивайтесь! – сладким до приторности голосом попросила ее Тамара. – Все ведь обошлось!

– К счастью, да! – согласилась с ней ее свекровь. – А если бы нет?

– Но ведь обошлось же! – сказала Наталья Павловна и продолжила рассказывать: – Ну вот мы в фойе и вышли, чтобы немного в себя прийти, а потом домой хотели поехать. Посидели на диванчике, воздухом подышали и решили в туалет заглянуть – мы за городом живем, и ехать нам довольно долго.

– Вы живете все вместе? – уточнила я.

– Нет, но наши дома в одном поселке, – объяснила Наталья Павловна и стала рассказывать дальше: – Едва мы за угол завернули, как... – тут она осеклась, закрыла глаза и отвернулась.

– Простите ее, пожалуйста! – попросила Тамара. – У Наташи очень плохо с нервами. Понимаете, когда пришло известие о том, что Витю, раненного, в плен взяли и выкуп требуют, у нее нервный срыв был! Сумма была такая, что нам ее не собрать, даже если бы мы все-все продали. И тогда она пошла к тете Зое.

«Все ясно! Значит, в этой семейке именно Зоя Федоровна бал правит! То-то она себя так заносчиво ведет!» – подумала я, а Тамара тем временем продолжала:

– Она готова была перед ней на коленях стоять, в ногах у нее валяться, только чтобы Витю спасти. А тетя Зоя, едва о нашей беде услышала, тут же сказала, что Игорь даст нам деньги. И Игорь дал! Наташа тогда поправилась, но врачи нам сказали, что ей категорически нельзя нервничать! Полный покой! А тут!

– Я все понимаю, но подробности мне все-таки нужны. – Я развела руками.

– Хорошо! – покосившись на Наталью Павловну, сказала Тамара. – В общем, когда мы за угол завернули и буквально пару шагов сделали, на нас скелет вылетел, и руки у него были к нам протянуты, словно он нас схватить хотел. Наташа сразу сознание потеряла и падать начала. Я ее удержать попробовала, но тут он уже около нас оказался. Тут уже и я не выдержала и тоже сознание потеряла.

– Значит, того, как у вас с шеи драгоценности сорвали, вы уже не чувствовали? – спросила я их.

– Нет! – сказала Тамара, а Наталья Павловна просто покачала головой.

– Понятно! – кивнула я. – Вам, наверное, уже сказали, что это, скорее всего, был танцовщик театра в костюме Кощея Бессмертного. Мы его усиленно ищем и обязательно найдем, – заверила я женщин.

– Сегодня рано утром, – выделила Зоя Федоровна, намекая на то, что я что-то не тороплюсь работать, – Витюша привез меня сюда с продуктами для девочек, а потом съездил в милицию и, вернувшись, сообщил, что в хореографическом училище целая бригада допрашивает тех учащихся, что вчера были в театре, а со всеми зрителями уже побеседовали, но результатов это не дало. Это ему какой-то полковник так сказал, – с величественной небрежностью сказала Зоя Федоровна.

– Оперативно они, однако! – покачала я головой.

– Да! Они, – выделила она, – стараются! И не даром! Мы же им обещали два новых автомобиля, если они преступника найдут! Но вы ведь тоже за деньги работаете? Не так ли? – с издевкой спросила она.

– Так! – стараясь казаться спокойной, подтвердила я.

«Ничего себе положеньице! Я одна, а против меня все управление! – подумала я и, разозлившись, решила: – Ничего! Пробьюсь! И не из таких ситуаций выкручивалась! А вот Пейрак за хамство своей мамаши мне еще и премиальные заплатит! Тоже мне! Царица Савская!»

– А что еще Васильев сказал? – спросила я.

– Что все зрители единодушно утверждают, что и сами были на своих местах, и их соседи тоже. Так что главными подозреваемыми сейчас являются учащиеся хореографического училища.

– Ну, что ж! Я рада, что круг подозреваемых так значительно сузился, – сказала я, и тут зазвонил мой сотовый, я извинилась и, включив его, ответила: – Слушаю!

В трубке раздался голос Базарова, который жестко произнес:

– Не называйте моего имени!

– Хорошо! – насторожившись, сказала я, а он продолжил:

– Я знаю, что вы сейчас в больнице, так что срочно... Понимаете? Срочно зайдите в кабинет главврача! Я вас здесь жду!

– Сейчас буду! – заверила я его и, отключив телефон, встала: – До свиданья! – И, достав из сумки визитку, протянула женщинам: – Если, не дай бог, что-нибудь случится, то позвоните мне, и я тут же приеду. А вы выздоравливайте скорее, а если будут новости, я обязательно вам их сообщу!

С трудом выдавив из себя на прощание улыбку – надеюсь, она не показалась им слишком кислой, – я вышла в холл, потом в коридор и, поймав первую же медсестру, попросила сказать мне, где находится кабинет главврача. Узнав его местоположение, я понеслась туда семимильными шагами и, мухой влетев в кабинет, с порога спросила:

– Что случилось?

– Сядьте, Татьяна Александровна! – внешне спокойно сказал багровый от ярости Базаров, и я села на стул. – Это главврач больницы Александр Леонидович Панкратов. – Он кивнул на сидевшего за столом мужчину. – Это палатный врач наших женщин Ольга Николаевна Давыдова. – Я посмотрела в ту сторону и увидела зареванную женщину лет тридцати в белом халате, а рядом с ней бледную до синевы старушку, которая держалась за сердце. – И ее мать.

– Очень приятно! – машинально ответила я и снова спросила: – Что же все-таки случилось?

– То, что у Ольги похитили сына Дениса пяти лет, – жестко сказал он.

– Как это произошло? – спросила я и полезла в сумку за сигаретами, но, достав их, вопросительно посмотрела на Панкратова, который просто махнул рукой – курите, мол, что я и сделала.

Базаров повернулся к пожилой женщине и попросил:

– Агния Степановна! Расскажите Татьяне Александровне, как дело было!

– Хорошо! – прерывающимся голосом сказала она. – Мы с Лелечкой и Денисом втроем живем – дочка давно в разводе. Она сегодня утром на работу, как всегда, к восьми ушла. Потом мы с Денисом позавтракали и на оптовку пошли. Я там за колбасой в очередь встала... Она там такая только в одном месте продается... Денису скучно было стоять, и он отпросился на игрушки посмотреть... Там рядом прилавок... А люди-то постоянно ходят... Его загораживают... А потом раз – и нет его!.. Я его звала-звала!.. Кричала-кричала!.. А он не отзывается!.. И нет его нигде!.. Я по рядам искать его побежала!.. А мне люди посоветовали в администрацию пойти... Чтобы его по радио позвали... Я туда побежала... Они объявили... Потом еще много раз объявляли, что потерялся мальчик Денис Давыдов, пяти лет, голубоглазый, волосы светло-русые, коротко стриженные... Одет в голубые джинсики и клетчатую рубашечку... Просили продавцов, кто увидит его, привести в администрацию... За вознаграждение... Я там в администрации полчаса ждала, а его все нет... Тогда я Леле позвонила, а тут оказывается...

– А ей к тому времени уже похититель позвонил, – закончил Базаров. – Она к Александру Леонидовичу бросилась, а уже он мне сообщил.

– На какой оптовке это было? – спросила я.

– На Рахова и Московской, – назвала женщина адрес рынка, расположенного в бывших заводских цехах.

– Так там же черт ногу сломит! – воскликнула я.

– Ничего! – уверенно сказал Базаров. – Этот рынок Сатрап крышует! Там в охране его парни работают! Я ему уже позвонил и попросил своих ребят напрячь, чтобы они все вокруг прошерстили! Особенно на стоянке!

– Да! – согласилась я. – Этот подонок обязательно должен был быть на машине, потому что с пятилетним ребенком на руках далеко не уйдешь! Но почему мальчик не закричал?

– Видимо, брызнули ему в лицо чем-то, – предположил Базаров и, повернувшись к бабушке, попросил: – Агния Степановна! Вы пойдите, пожалуйста, к медсестрам, они вам укол сделают, успокоительного дадут, а как мы что-нибудь узнаем, так тут же вас позовем.

Панкратов поддержал Базарова:

– Идите, Агния Степановна! Мы вам обязательно все сообщим.

Старушка покорно вышла из кабинета и закрыла за собой дверь, а Базаров поднялся, подошел к двери, открыл ее, выглянул наружу, чтобы убедиться, что там никого нет, и снова плотно закрыл. Озадаченная таким его поведением, я недоуменно посмотрела на него, а потом спросила:

– Сколько требуют за мальчика?

– Деньги похитителя не волнуют, – медленно сказал он. – Ему другой выкуп нужен! Очень своеобразный! Короче, этот мужик сказал, что если Ольга до десяти часов вечера устроит Наташе выкидыш, то сына ей вернут. Если же нет, то она его не получит никогда.

– Та-а-ак! – протянула я. – Но тогда получается, что нападение в театре не было случайным! Ждали именно вашу жену! Некто знал, что она очень впечатлительная женщина, и планировал напугать ее для того, чтобы она потеряла ребенка! Ценности же взяли для отвода глаз, а Тамара Евгеньевна попала под эту раздачу просто за компанию! А это значит, что вы кому-то крепко насолили и вам решили вот так изуверски отомстить. Думайте, Виктор Евгеньевич, кому вы дорогу перешли!

– Не совсем так, – сказал Базаров и, помолчав, объяснил: – Дело в том, что Наташа вынашивает детей Тамары и Игоря. Там двойня!

– Что?! – воскликнула я. – А сама Тамара?

– У нее оказалась врожденная патология, и она совсем не может иметь детей, – отвернувшись, сказал он. – Она только изображает беременность.

«Вот они – неизвестные ранее факты! – подумала я. – Теперь понятно, зачем меня попросили подождать в холле! Чтобы Тамара успела накладной живот надеть!»

– Извините, Виктор Евгеньевич. Я понимаю, что тема эта деликатная и не слишком для вас приятная, но расскажите мне все с самого начала.

– Придется, – нехотя согласился он и начал: – Игорь очень тяжело переживал гибель своей семьи! Только время, сами знаете, все лечит, да и о наследниках подумать надо было. А то кому дело оставлять? Кто его бизнес продолжит? Жениться абы на ком он не хотел. Кукла, у которой только деньги на уме, ему и подавно не нужна была. А Тому он с самого детства знал – мы же с ним с одного двора. Она у нас поздняя, родилась, когда маме с папой уже хорошо за сорок было. Случайно, в общем-то, родилась! Вот посовещались мы все и решили, что хорошая из них пара получится, и не ошиблись.

– Как же так? Без всякой любви? – удивилась я и тому, что Дроздов женился по чьему-то (видимо, материному) решению, и тому, что Базаров ни звуком не упомянул о Погодиной, но, сделав себе эту заметку на память, решила разобраться в этом потом – судьба Дениса сейчас была намного важнее.

– Любовь случается что и проходит, – уверенно ответил Виктор Евгеньевич. – А вот теплота душевная, отношения почти родственные – это понадежнее будет!

– Что-то я не заметила... – не выдержав, сказала я. – Вы-то к ним сразу бросились, а вот он стоял, как чужой!

– Вы не правы, Татьяна Александровна! – покачал головой Базаров. – Я Игоря всю жизнь знаю и поэтому могу вас уверить, что ему было и больно, и горько, и разозлился он страшно. Только не мог он на людях свои чувства открыто выражать. Не мог он позволить, чтобы люди позлорадствовали, что у самого Пейрака вдруг такое несчастье! Неужели вы полагаете, что его все без исключения любят? Да ни в коем случае! У него до черта завистников и недоброжелателей! Только никто не решится противостоять ему в открытую, а вот посудачить за спиной! Перемыть косточки ему и его близким – это сколько угодно! А уж когда такой повод нашелся, так это для них – пир духа и именины сердца! Вот он и привык сдерживаться на людях.

«Если бы любил по-настоящему, то плевать ему было бы на все с самой высокой сосны! – подумала я. – А вот когда по чужому решению женят, то тут можно и спокойствие сохранять!» – подумала я и спросила:

– Вы Игорю Николаевичу сообщили о похищении?

– Конечно! – воскликнул он. – Это же его дети! Он приказал во что бы то ни стало найти мальчика, а его самого постоянно держать в курсе дела!

– Давайте вернемся к Тамаре, – предложила я.

– Хорошо! – кивнул он. – Тома у нас девочка домашняя, неиспорченная, она и с мальчишками-то никогда не встречалась, так что замуж девушкой вышла. Это точно!

«Да кто бы на нее посмотрел второй раз, а уж тем более позарился!» – подумала я, а Базаров тем временем говорил:

– Прожили они с Игорем год, а детей нет. Тогда она обследоваться решила.

– Здесь? – спросила я.

– Нет, – ответил мне Панкратов. – У нас тогда еще гинекологии не было, потом появилась. Она в «Панацее» обследовалась.

– Понятно! – кивнула я, потому что об этом частном медицинском центре с самым современным оборудованием и лучшими специалистами знали абсолютно все. – И там это выявили? – спросила я.

– Нет! – неожиданно для меня сказал Базаров. – Там ей как раз сказали, что она совершенно здорова. Но прошло полгода – и опять ничего. Тогда мы Тому в Москву отвезли, и вот тогда-то все и выяснилось.

– Как же в «Панацее» могли так ошибиться? – удивилась я.

В ответ Базаров только пожал плечами и продолжил:

– Тогда им, то есть Томе с Игорем, предложили суррогатную мать, но он категорически отказался!

– Отказался? – удивилась я. – Но почему?

– Он сказал, что чужая женщина будет относиться к вынашиванию ребенка как к работе, будет думать во время беременности о деньгах, а он хочет, чтобы ребенка выносили с любовью и нежностью, как родного.

– Неожиданные рассуждения для мужчины, – пробормотала я.

А Базаров продолжил:

– Тогда мы посовещались, и Наташа в благодарность за то, что Игорь меня спас, предложила себя. Ей, конечно, уже за сорок, но мы понадеялись, что все обойдется. И потом я сам чувствую себя перед Игорем виноватым за то, что у Томы нет детей, а он ведь только ради них и женился.

«Опять „мы“! Мнение Дроздова что, в расчет совершенно не принимается?» – зло подумала я, потому что эти «мы» и «нам» уже костью стояли у меня в горле, и спросила:

– И кто знал правду?

– Кроме врачей в Москве, Николай Петрович с Зоей Федоровной, мы четверо и Шура, – он кивнул на главврача, – с Ольгой. Все! А теперь вот и вы. Надеюсь, вы умеете хранить тайну?

– Конечно! – просто ответила я и предложила: – Давайте к Денису вернемся! Что будем делать, если люди Сатрапа ничего не выяснят?

– Тогда у нас тут план возник, – переглянувшись с Базаровым, сказал Панкратов. – Разыграем выкидыш! Предупредим Зою Федоровну и Тому и демонстративно отвезем Наташу в операционную, где мы с Ольгой...

– Не пойдет! – решительно сказала я.

– Почему? – удивились они.

– Потому что информация утекает! – объяснила я.

– Это невозможно! – категорично заявил Базаров.

– То же я могу сказать и о больнице! – поддержал его Панкратов.

– Но это так! – уверенно заявила я. – Ведь преступник откуда-то точно знал о том, что беременна только Наталья Павловна, потому что о Тамаре не было сказано ни слова. Прокололся этот мужик! Если бы он потребовал прервать беременность обеим женщинам, все прокатило бы, а так?.. Вот и получается, что он где-то настолько близко от вас, что может эту инсценировку раскусить! А рисковать жизнью Дениса мы не можем! Права не имеем!

– Значит, получается, что кто-то кровно заинтересован в том, чтобы у Игоря с Томой не было детей, и не останавливается ни перед чем! – угрожающе сказал Базаров. – Но кто?

– Поработаем – узнаем! – заверила я Базарова и, повернувшись к Давыдовой, сказала: – Ольга Николаевна! Я вами искренне восхищаюсь! Другая бы женщина на вашем месте устроила все, не задумываясь, чтобы спасти сына, а вы?!.

– Просто у меня есть совесть, – тихо ответила Давыдова.

– Вещь по нашим временам редкая! – сказал главврач.

– Но неужели можно было бы все незаметно сделать? – спросила я. – Ведь ни Зоя Федоровна, ни Тамара не позволили бы вам причинить Наталье Павловне какое-нибудь зло! Да охрана бы вас в этом случае на клочки растерзала!

– Если знать, что и в какой дозе дать, то достаточно было бы одного укола, – тусклым голосом объяснила она. – Никто бы ничего и не заметил!

– А можно перевезти Наталью Павловну домой? – спросила я.

– Нельзя ее сейчас трогать, – твердо сказала Давыдова. – Ей еще как минимум неделю надо лежать, не вставая!

– Ясно! – сказала я и, подумав, предложила: – Давайте, Виктор Евгеньевич, сейчас к женщинам вашим сходим и предупредим их, чтобы они были осторожнее.

– Думаете, надо? – с сомнением спросил он. – Наташа нервничать будет.

– Жизненно необходимо! – твердо заявила я. – Вы же сами слышали, что ей здесь еще неделю точно провести придется, а если, бог даст, с Денисом все обойдется, то надо будет ждать следующего удара и быть готовым ко всему.

– Ну, что ж! Пошли! – согласился он, и мы с ним вышли из кабинета.

В этот раз мы с ним прошли через холл мимо охраны в палату, и я сразу увидела, что у Тамары, сидевшей рядом с Натальей Павловной, не было и намека на живот.

– Я все рассказал Татьяне Александровне, – предупреждая вопросы женщин, заявил Базаров. – Так надо! А еще надо, чтобы вы с этой минуты постоянно были настороже, потому что кто-то делает все возможное, чтобы Наташа не доносила детей. Ни у кого ничего не берите, не ешьте и не пейте чужого и так далее! Окна зашторьте и не открывайте! В коридор не выходите! Уколы вам будет делать только Ольга Николаевна, а если к вам со шприцом зайдет кто-то другой, немедленно зовите охрану! – перечислил Базаров меры предосторожности.

– Витюша! – воскликнула, побледнев, Зоя Федоровна и схватилась за сердце. – Ты меня пугаешь!

– Меньше всего мне этого хотелось бы, тетя Зоя! – мягко сказал он, подхватывая ее под локоток и осторожно усаживая на кровать. – И не надо волноваться! Вам с вашим сердцем это очень вредно! Все будет хорошо! Все обойдется! – мягко говорил он, глядя на нее чуть ли не влюбленными, сияющими глазами.

– Значит, нападение на нас не было случайным? – с ужасом спросила Наталья Павловна.

– Да! – сказала я. – Кто-то очень сильно не хочет, чтобы у Тамары и Игоря Николаевича были дети.

– И сейчас этот негодяй сделал еще что-то? – догадалась Зоя Федоровна, по-прежнему держась за сердце.

– Да, тетя Зоя! – сказал Базаров. – У Давыдовой похитили сына, чтобы заставить сделать Наташе такой укол, после которого она потеряет детей.

– Витюша! Скажи там, – Зоя Федоровна небрежно махнула рукой, – чтобы сюда принесли еще одну кровать! Я не оставлю девочек одних!

– Все будет так, как вы скажете, тетя Зоя! – льстиво улыбнулся ей Базаров. – Но какая же вы все-таки мужественная женщина!

– Я люблю Тому и Наташу, как родных дочерей, и не могу поступить иначе! – патетически заявила она, и те на два голоса разразились верноподданническими возгласами:

– А уж как мы вас любим, мамочка!

«Господи-и-и! – вздохнула я. – Какая же она, оказывается, недалекая баба! Красотой бог наделил, а вот умишком обделил!» Базаров же умильно смотрел на эту идиллию чуть ли не со слезой во взоре, а потом высокопарно сказал:

– Я все сделаю, тетя Зоя! А сейчас мы пойдем! Нам мальчика спасать надо!

Но, как только мы вышли в коридор, по его лицу словно кто-то губкой прошелся и сладкая улыбка мгновенно исчезла. Едва мы успели вернуться в кабинет, где он передал Панкратову просьбу Зои Федоровны, как зазвонил его сотовый.

– Да! – ответил он и стал слушать, а я по его лицу поняла, что что-то не так.

– Черт! – яростно ругнулся он, отключив телефон.

– Что случилось? – спросила я.

– Сатрап позвонил! Его парни на стоянке видели мужика, который нес на руках спящего мальчика! По описанию – точно Денис!

– Ну и? – Я даже подалась к нему, впившись взглядом.

– Мужик сел в белую «девятку», номера они не запомнили! А таких машин по городу как собак нерезаных!

Тут в кабинет ворвалась запыхавшаяся медсестра и с порога, задыхаясь, сказала:

– Александр Леонидович! Сейчас в регистратуру какая-то женщина позвонила и быстро так сказала, что Денис в клубе... – она запнулась, а потом продолжила: – «Дублеман». Только я не знаю, что это такое.

– Клуб гомосексуалистов! – срываясь с места, бросила ей я. – От названия парного мужского танца «Double-man»!

– А-а-а! – взревел, вскакивая, Базаров и бросился за мной.

Клуб «Дублеман», к которому мы подъехали на нескольких машинах, находился в подвале обычного жилого дома. Парадная дверь с вывеской находилась со стороны улицы, и мы, чтобы не рисоваться, решили заехать во двор, где был служебный вход. И первое, что увидели во дворе, была белая «девятка».

– В кон попали! – сказал Базаров, доставая телефон. – Привет! Это я! – сказал он кому-то. – Быстренько пробей по базе, кому принадлежит белая «девятка», – и продиктовал номер. Услышав буквально через несколько секунд ответ, он пообещал: – Ты с меня имеешь! – А мне сказал: – Андрей Викентьевич Кривоножкин!

– Так это же бывший танцовщик из театра! – воскликнула я.

– Что?! – заорал Базаров в ответ и зловеще пообещал: – Ну, я ему сейчас устрою танец с саблями! – а потом скомандовал: – Ну, ребятишки! С богом!

– Нам вон туда! – сказал один из парней, показывая на уходящие вниз ступени. – Мы уже все выяснили. Да и замок хлипковат оказался! Видно, давно этих гомиков не беспокоили!

Через подсобные помещения, оставляя по дороге людей для того, чтобы никто не выскочил, мы ворвались в зал, который встретил нас интимным полумраком, приглушенной музыкой и немногочисленными из-за дневного времени воркующими парочками за столиками. Базаров не стал церемониться и громко сказал бармену:

– Выключи музыку!

На нас стали удивленно оборачиваться. Бармен потянулся к телефону, но тут к нему подскочил один из парней, и тому хватило одного удара, чтобы понять – это не шутки и не первоапрельский розыгрыш. Вытерев кровь с лица белоснежной салфеткой, бармен щелкнул кнопкой, и стало тихо.

– А теперь слушайте сюда, убогие! – угрожающим тоном сказал Базаров. – Сегодня утром у одной женщины похитили пятилетнего сына и поставили совершенно невыполнимые для нее условия его возврата, пригрозив, что иначе она не получит его никогда! Женщина эта работает на Пейрака, который отвечает за своих людей перед богом и собственной совестью! У нас есть точная информация, что мальчик здесь! Даю две минуты на то, чтобы вы его нам отдали! А иначе кастрирую здесь всех, как ту елочку, под самый корешок! Время пошло! – И Базаров демонстративно посмотрел на часы.

– Что вы себе позволяете? Стасик! Немедленно вызови милицию! – взвизгнул кто-то недалеко от нас, но, получив мгновенно по морде, тут же затих.

– Две минуты прошло, – сказал Базаров, поднимая глаза от часов, и показал на того, кто только что требовал вызвать милицию. – Начнем с этого! Крикливого!

Парни с самыми угрожающими физиономиями подхватили под руки мужика, который пронзительно заверещал и начал вырываться, и поволокли в сторону подсобного помещения. Третий бугай, что шел за своими товарищами, достал кинжал и разрезал мужику сзади брюки так, что они свалились и тащились за ним по полу.

– Ого! – хохотнул парень. – Видно, ему есть что терять!

Тут из какой-то боковой двери выскочил еще один мужчина и закричал:

– Не надо! Оставьте его в покое! Здесь нет мальчика!

– Погодите! – сказал Базаров своим людям и подошел к мужику, который при виде его сжался. – Ты кто?

– Управляющий, – пролепетал тот.

– Значит, здесь мальчика нет. А где есть? – вкрадчиво спросил Базаров.

– Я не знаю! Но здесь его точно нет! Можете все обыскать! – почти крикнул управляющий, обливаясь потом и судорожно сглатывая.

– И обыщем! – многообещающе сказал Базаров, а потом, нагнувшись к мужчине, рыкнул так, что тот отшатнулся: – Где ребенок?

– Его не привезли! – взвизгнул управляющий.

– Дальше! – потребовал Базаров. – И не заставляй каждое слово из тебя клещами вытаскивать! – А потом сделал вид, что прислушался к своим словам, и радостно сказал: – А может, и правда клещами быстрее будет? Принести?

– Не надо! – Мужчина даже руки поднял, показывая, что сдается, и затарахтел: – Мне сегодня утром позвонил Андрюшенька...

– Фамилия? – потребовал Базаров.

– Друидский, – торопливо пояснил управляющий. – И сказал, что привезет мальчика, которого нужно на снотворном продержать до десяти вечера, а потом он его заберет.

«Черт! Друидский же был в театре! – подумала я. – И сидел в ложе третьего яруса вместе с Погодиной! Или не сидел? Я же его там не видела! Ладно! Сейчас главное – ребенок!»

– А если бы он его не забрал, что тогда было бы с мальчиком? – почти ласково спросил Базаров, но лично у меня от его голоса мороз пошел по коже.

– Не знаю, – опустив глаза, пролепетал управляющий.

– Зато я знаю! – заорал Базаров. – По рукам бы пустили! Думаешь, я не знаю, что некоторые мамаши, алкоголички и наркоманки, сюда своих сыновей малолетних специально приводят, чтобы на дозу или на бутылку заработать?

Управляющий молчал, вжав голову в плечи. Базаров шумно выдохнул и спросил:

– Где может быть Друидский?

– Не знаю, – не поднимая глаз, ответил мужчина и, боясь, что ему не поверят, быстро заговорил: – Он обещал скоро приехать, но не приехал. Машина его во дворе стоит, но сюда он не заходил.

– Какая у него машина? – быстро спросил Базаров.

– Белая «девятка», – уже с некоторым облегчением сказал управляющий.

– Что ты мне голову морочишь? – взорвался Базаров. – Это машина какого-то Кривоножкина!

– Так это он и есть! Кривоножкин его настоящая фамилия, а Друидский псевдоним, под которым он на телевидении работает, – боязливо попятившись, объяснил мужчина.

– Значит, машина во дворе, а сюда он не заходил? – зло глядя на управляющего, переспросил Базаров.

– Чем угодно вам клянусь, не было здесь ни его, ни мальчика, – завопил тот.

– Ладно! Проверим! Но, если ты соврал!.. – начал было Базаров, угрожающе наклоняясь над ним.

– Нет! Нет! – закричал управляющий, закрывая голову руками.

– Ну, живите пока! – сказал Базаров и кивнул своим парням, которые выпустили бессильно висевшего на их руках мужика, и тот грохнулся на пол. – Ментов вызывать не советую! А впрочем... Можете вызывать! – великодушно разрешил он. – Я с ними договорюсь! И молите бога, чтобы мне не пришлось сюда возвращаться! – зло процедил он сквозь зубы.

Мы вышли во двор. Он достал телефон, кому-то позвонил:

– Привет! Выясни, что собой представляет Андрей Викентьевич Кривоножкин, который работает на телевидении под псевдонимом Друидский.

Я могла бы ему сказать, что Друидский был в театре с Погодиной, которую Базаров не мог не знать, но промолчала – надо же мне собственный гонорар отрабатывать, да и неприятен был мне Базаров до отвращения, так что я решила сама во всем разобраться. Тем более что, по словам Васильева, все зрители были на своих местах и их соседи тоже никуда не отлучались, а это значило, что сладкая парочка соврала! Ну с Друидским все понятно – после сегодняшних событий совершенно точно, что это он на женщин напал! Но почему Погодина его прикрыла, обеспечив ему алиби? Не соучастники ли они? Да! Здесь было над чем поломать голову!

– Как же нам с этим Кривым разобраться? – процедил тем временем Базаров.

– А чего тут разбираться? – хмыкнула я, оглядывая двор. На дальней лавочке сидели старушки, а на детской площадке играли мальчишки лет двенадцати-четырнадцати. – Машина сама сюда не приехала, а куда водитель делся, мы сейчас выясним. Старушек видите? – спросила я, и Базаров, посмотрев в ту сторону, куда я ему показала, кивнул. – Парня поделикатнее к ним отправьте! Пусть поспрашивает их, не случилось ли здесь чего-нибудь, а я к пацанам пойду.

– Я с ними сам поговорю! – пообещал Базаров. – Я умею! – И направился к старушкам, а я, глядя ему вслед, подумала: «Да уж! Ты в любую дыру без мыла влезешь! Хоть в игольное ушко! Лицемер!» – И пошла к мальчишкам.

Я подошла к ним, села рядом и поздоровалась. Потом достала из кошелька пятьсот рублей и начала крутить купюру в руках – пацаны смотрели на деньги как зачарованные и ждали, что за этим последует.

– Это сколько же чупа-чупсов на них купить можно! – сказала я. – И чипсов, и колы, и еще на игровые автоматы останется.

– Хорош дразнить! – сказал, по-видимому, главный из них. – Говорите, чего надо!

– А надо мне, ребятишки, чтобы вы мне подробненько рассказали, откуда здесь взялась эта белая «девятка» и куда делся водитель.

– Ну, так бы сразу и говорили! – грубовато заявил он. – Мы уже поняли, что это дело просто так не кончится! Потому тут и остались, чтобы все до конца досмотреть!

– Излагай! – потребовала я.

И мальчишки начали рассказывать, перебивая и дополняя друг друга.

– Мы в этом доме живем и «девятку» эту знаем – на ней один мужик к «голубым» приезжает.

– А сегодня смотрим: незнакомый темно-синий «бумер» приехал и стоит. Стекла у него тонированные, не видно ничего, и не выходил из него никто. Только со стороны водителя стекло приспущено и дым табачный шел.

– Окурки из пепельницы выбрасывал? – быстро спросила я.

– Не! – помотали пацаны головами.

– Навороты или прибамбасы у машины какие-нибудь были?

– Не-а! Классика! – Они опять покачали головами.

– Ну, может, номер запомнили? – с последней надеждой спросила я. – Хоть что-нибудь? Буквы или цифры!

– Да он вроде заляпан был, – неуверенно сказал один из мальчишек. – Да мы на машину и внимания-то не обратили! Думали, ждет кого-то! Тут такое часто бывает! И такие тачки приезжают! – с восторгом сказал он.

– Ясно! – вздохнула я. – На их фоне обычный «бумер» уже не котируется! Ну и что дальше было?

– А тут «девятка» приехала. Мужик оттуда вышел и с заднего сиденья мальца какого-то вынул. Спал тот, наверное, потому что прямо висел у него в руках.

– А тут из «бумера» парень как выскочит! К мужику подбежал и в лицо ему чем-то брызнул. Мужик орать начал как резаный, а парень мальца у него выхватил, в машину вскочил – и ходу!

– Мужик этот орет! За лицо держится! Ну кто-то «Скорую» и вызвал! Она его и увезла!

– Парень этот как выглядел? – спросила я.

Мальчишки переглянулись, и один из них сказал:

– Да парень как парень! В джинсах, рубашке...

– Цвет волос, усы, борода, родинки, шрамы, хромал?.. Что-то необычное в нем было? – спросила я.

Мальчишки помотали головами.

– Да не было! Волосы темные... На носу очки черные...

– Не из кавказцев? – спросила я.

– Не похоже, – покачал головой мальчишка. – А больше мы ничего не запомнили. Да и произошло это прямо мигом!

– Сколько времени с тех пор прошло? – спросила я.

Мальчишки подумали, и их старший сказал:

– Да минут за пятнадцать до того, как вы приехали! – и выразительно посмотрел на деньги в моей руке. – Ну вот! Что знали, то и рассказали!

Я отдала им деньги и попросила:

– Ребята! Только прошу: пиво не покупайте! И сигареты тоже! Ну рано вам еще, честное слово!

– Так мы этим уже давно не увлекаемся, – снисходительно бросил мальчишка. – Что мы, маленькие, что ли?

Они поднялись и ушли тратить деньги, а ко мне подошел Базаров, и мы обменялись информацией – оказалось, что бабульки рассказали ему слово в слово все то же самое.

– Черт его знает, что творится! – бросил Базаров. – С одной стороны, Дениску спасли, а с другой – куда дели?

– Ну, темно-синих «BMW» в городе не так много, – успокоила я его. – Значительно меньше, чем белых «девяток». Вы бы, Виктор Евгеньевич, позвонили Панкратову и попросили его со «Скорой» связаться – ему это будет проще, а нам надо узнать, куда Кривоножкина увезли. Уж очень мне не терпится с ним пообщаться!

Тут у Базарова в кармане зазвонил телефон, и он, взглянув на номер, сказал:

– Легок на помине! – Услышав голос Панкратова, он воскликнул: – Что?! – Я обмерла и с ужасом уставилась на Базарова. Он продолжал спрашивать: – Где?!. Ну и?.. Слава тебе господи! – с огромным облегчением выдохнул он и бросил мне: – Денис нашелся! – а Панкратову сказал: – Шурка, позвони на «Скорую» и узнай, куда отвезли Кривоножкина, которого взяли с Волжской, дом 18. Жду! – Убрав телефон, он сообщил мне: – Сейчас перезвонит!

– Что с ребенком? – спросила я.

– Мужик какой-то позвонил и сказал, что мальчик спит на лавочке в садике больницы. Там его и нашли! Действительно дрых без задних ног, но жив-здоров и без всяких видимых повреждений! – Базаров набрал на сотовом чей-то номер и сказал: – Игорь! Все в порядке! Ребенка нашли! Остальное подробно расскажу, когда приеду!

Он отключил телефон, а я задумчиво сказала:

– Сначала звонила женщина... Потом мужчина, видимо, тот самый, что здесь мальчика у Кривоножкина забрал... Кто же эти неведомые союзники?

– Потом разберемся! – устало сказал Базаров и рухнул на лавку. – Лично я этому парню не то что бутылку, я ему ящик коньяка поставлю! Когда найду, конечно.

– Судя по тому, что он на «BMW» ездит, он его и сам купить может! – заметила я.

Тут Базарову позвонил Панкратов, и Виктор Евгеньевич, вскочив, как подброшенный, заорал:

– Во вторую городскую? В травмопункт? – А потом замолчал, слушая Александра Леонидовича, и, наконец, взорвался: – Отбой! Нет, ну что за день сегодня.

– Что случилось? – спросила я.

– Чего-чего? – огрызнулся он. – Нет там уже Кривого! Шурка позвонил и все выяснил: эту сволочь туда привезли, глаза ему промыли, лекарство закапали, в коридоре посадили, придурки, – зло ощерился Базаров, – сказали, что в милицию позвонят... Милиция приехала, а его и след простыл! – Он повернулся к своим парням и сказал: – Ты, ты и ты. Езжайте туда и выясните все, что возможно. Заплатить надо будет, так не скупитесь. Я все верну. – Парни кивнули и уехали, а Базаров спросил меня: – Что-то я ничего не понимаю! Ну какая корысть этому Кривому, чтобы у Игоря с Томой детей не было?

– Пока не знаю, но для того, чтобы против Дроздова пойти, у Кривоножкина-Друидского должны были быть очень веские причины. Будь он приезжий, мог бы и не знать, с кем связался, но он местный, тем более на телевидении работает, так что представлял, чем ему это грозит, но пошел. Значит, приперло его под самое не могу!

– Либо шантажом заставили, либо чей-то заказ выполнял за большие бабки! – догадался Базаров. – Но кто может быть заказчиком?

– Поработаем – узнаем, – ответила я.

Тут снова зазвонил телефон Базарова, и он, взглянув на номер, сказал:

– Сейчас мы кое-что о Кривом узнаем! – Он включил сотовый: – Слушаю!

Прослушав всю информацию, Базаров разослал людей по домашним адресам Кривоножкина-Друидского и его матери и в казино «Фартовое», где тот обычно играл.

– А Кривой-то, оказывается, азартный человек! – сказал Базаров, отключив телефон. – Да вот только играть он хоть и любит, но не умеет! Часть долгов он заказными передачами и скрытой рекламой погашал, мелкие ему порой прощали, но в последний раз проигрался страшно и все с оплатой тянул – сумма была такая, что ему ее было не собрать.

– Но он ее заплатил? – поинтересовалась я.

– Да, в два приема, – выделил Базаров. – Первую...

– Вчера поздно вечером или ночью, то есть после нападения в театре, а вторую сегодня утром и по времени как раз после похищения ребенка? – спросила я.

– С вами неинтересно, – усмехнулся Базаров. – Вы все знаете!

– Не все! – жестко сказала я. – Пока не все! Но если мы в той ложе, что вы вчера занимали, найдем «жучок», то станет ясно, откуда он узнал о том, что женщинам стало плохо и они решили выйти в фойе. Зайти же в туалет на дорожку – дело совершенно естественное. Виктор Евгеньевич! У вас есть аппаратура по поиску «жучков»?

– А как же без этого? – удивился Базаров. – Конечно, есть!

– Поехали в театр! – сказала я, вставая.

– Сейчас распоряжусь, чтобы нас там технарь ждал, – сказал он, доставая телефон.

Пока мы доехали, специалист Базарова уже прибыл, и мы все вместе вошли через служебный вход. Попытка вахтера остановить нас была пресечена Базаровым на корню:

– Не шуми, дядя! Мы по делу!

– Я сейчас в милицию позвоню! – бушевал вахтер.

– И желательно сразу Твердохлебову! – добавила я. – Он в курсе!

Мы поднялись в ложу, и специалист, совсем недолго повозившись, достал из-под бархатного валика маленький «жучок».

– Вот он!

– Пошли! – сказала я. – Нам здесь делать больше нечего!

По дороге к выходу у Базарова зазвонил телефон, и он, выслушав, выругался:

– Черт! Кривой уехал из больницы на какой-то черной иномарке, которая за ним пришла. Ничего! – угрожающе сказал он: – Ребята его во всех адресах ждать будут, так что никуда он не денется!

– Пустые хлопоты в казенном доме, – уверенно сказала я. – Он понял, что засветился, и лег на дно так, чтобы долго на свет божий не появляться! Не исключаю, что его и в Тарасове-то уже нет!

– Да у него времени-то было с гулькин нос! – возразил Базаров.

– Э, нет! – покачала я головой. – Если он решил уехать из города, то деньгами его тот сообщник, что из больницы увез, на первое время обеспечил. А дальше – дело техники. На вокзале с любым проводником в любом направлении за наличные договорился – вот тебе и все! Или на ближайшей электричке до первой крупной станции, а там пересел – и поминай как звали! – И спросила: – Милиции сообщать будем?

– Нет! – решительно сказал Базаров и с угрозой пообещал: – Я его сам достану!

– Ну-ну! – только и сказала я и пошла к своей машине.

– Вы куда? – тут же спросил Базаров.

– Надо кое-какие предположения проверить, – туманно ответила я.

– Давайте я к вам вечером заеду, и мы обменяемся информацией, – предложил он, и при этих словах его губы сами собой сложились в недвусмысленную улыбку, а глаза маслено заблестели.

– Лучше не загадывать, – с трудом скрывая отвращение, сказала я и пообещала: – Я вам позвоню, если узнаю что-нибудь новое.

Глава 3

«Вот ведь гнида! Наверное, считает себя неотразимым! Паскуда!» – никак не могла успокоиться я даже тогда, когда уже вошла в холл гостиницы «Астория». Подойдя к стойке администратора, я спросила:

– Подскажите мне, пожалуйста, в каком номере остановилась Светлана Юрьевна Погодина из Пензы?

– 232-й номер, – заглянув в компьютер, сказала администраторша и показала рукой: – На второй этаж по лестнице и направо. Только она сегодня уезжает.

Поблагодарив девушку, я почти бегом направилась к Погодиной, чтобы застать ее в номере, а то вдруг я ее уже в коридоре с чемоданом встречу? В холле с ней тогда, что ли, разговаривать?

На мой стук из номера донеслось: «Входите!» – и я вошла. При ближайшем рассмотрении убиравшая вещи в сумку Погодина уже не показалась мне, как в театре, молодой девушкой – ей было никак не меньше тридцати пяти, но выглядела она отлично. Погодина с удивлением посмотрела на меня, и я поспешила представиться:

– Татьяна Александровна Иванова, частный детектив.

– Вот как?! – удивилась Светлана Юрьевна. – Чем обязана?

– Я к вам по поводу вчерашнего происшествия в театре, – объяснила я. – Мне хотелось бы кое-что у вас уточнить.

– Документы покажите, пожалуйста, – попросила Погодина, и я протянула ей паспорт и лицензию, которые она внимательно прочитала, а потом, вернув мне, спросила: – Чьи же интересы вы представляете?

– Игоря Николаевича Дроздова, – ответила я, внимательно глядя на Светлану Юрьевну, но она и бровью не повела, а равнодушно спросила:

– Так это с ним что-то случилось?

– С его женой, – ответила я, продолжая изучать ее. – На нее и жену ее брата напали, когда они во время первого акта были в фойе, – сказала я. – Для отвода глаз с них сорвали драгоценности, а на самом деле – для того, чтобы испугать до полусмерти.

– А, ну тогда... Я видела, что они обе дружно беременны, – небрежно бросила Погодина, возвращаясь к своему занятию. – Но при чем здесь я?

– Светлана Юрьевна! На них, и это совершенно точно, напал Андрей Викентьевич Кривоножкин, он же Друидский, который, судя по билетам, сидел с вами в одной ложе, но я собственными глазами видела, что его там не было и вы были одна.

– Отсутствие алиби еще не есть свидетельство вины, – возразила Погодина.

– Поверьте мне на слово, что это был точно он, – твердо сказала я. – А сегодня он, и это тоже точно установлено, совершил еще одно преступление – похитил сына Ольги Николаевны Давыдовой, палатного врача этих женщин, чтобы вынудить ее прервать Наталье Павловне беременность. Но у него опять ничего не вышло, потому что мы...

– Кто «мы»? – спросила Погодина, прервав меня.

– Я и Базаров, – пояснила я, и при имени этого человека ее глаза гневно блеснули, а я продолжила: – Мы по подсказке неизвестных пока людей нашли мальчика. Но мы же не можем постоянно ждать удара, и поэтому я приехала к вам, чтобы узнать...

– Не являюсь ли я сообщницей Андрея, обеспечившей ему алиби, или даже заказчицей этих преступлений? – усмехнувшись, спросила Светлана Юрьевна.

– А что мне остается думать, если вы сказали милиции неправду? – вопросом на вопрос ответила я.

– Ну что ж! Я отвечу, чтобы облегчить вам жизнь, – спокойно сказала она, садясь в кресло. – Андрея я знаю давно – он проходил у меня когда-то свидетелем защиты по одному делу, и я встретила его в день приезда в ресторане этой гостиницы – он ждал какого-то приехавшего на гастроли дирижера, чтобы взять у него интервью. Мы посидели, поболтали... Думаю, вам уже сообщили, что у нас с Дроздовым был роман? – спросила она, и я кивнула. – Так вот, Андрей сказал мне, что Игорь женился на сестре Базарова. Мне захотелось посмотреть, как она теперь выглядит, и он пригласил меня пойти вместе с ним в театр, где Дроздов обязательно должен был быть, – он никогда не пропускает такие мероприятия. Мы пришли, сели в ложе, а потом Андрей ушел, сказав: «Не хочу вам мешать!»

– И вы посчитали это проявлением деликатности? – спросила я.

– Да! Когда он вернулся, в ложе Дроздова уже никого не было и мне незачем было оставаться в зале. Видя мое расстроенное лицо, Андрей предложил мне пойти в буфет, чтобы выпить и немного развеяться, потому что бардак на сцене поднятию настроения никак не способствовал. В буфете мы просидели до самого конца спектакля, а я, простите, напилась, – горько усмехнулась Погодина. – Потом, когда мы собрались уходить из театра, оказалось, что у всех собирают билеты и требуют, чтобы на их обратной стороне были написаны имена и адреса владельцев. Тогда Андрей написал там данные с моего паспорта и своего служебного удостоверения, а когда он отдавал билеты милиционеру, тот узнал меня и спросил, были ли мы с Андреем все время вместе. Как вы понимаете, я не совсем хорошо себя чувствовала, и поэтому ему ответил Андрей. Он сказал, что мы вдвоем сначала сидели в ложе, а потом – в буфете, а я это только подтвердила. Потом Андрей проводил меня до гостиницы и ушел. Вот и все! Больше я его не видела.

– Светлана Юрьевна, по-моему, вас впутали в крайне неприятную историю!

– Вы думаете? – удивилась она.

– Уверена! – твердо сказала я. – Поверьте, меня наняли не для того, чтобы найти крайнего, на которого повесят всех собак, а чтобы докопаться до истины. Так что давайте попытаемся разобраться в ситуации, благо квалификация нам позволяет: вы адвокат, а я бывший следователь прокуратуры.

– Пожалуй, вы правы и мне в этой мерзкой истории была уготована роль козла отпущения, а я этого очень не люблю! – подумав, медленно сказала Погодина.

– Ну тогда для начала скажите мне, когда и зачем вы приехали в Тарасов? – спросила я.

– Приехала позавчера, потому что меня Игорь позвал, – ответила она. – Он мне позвонил накануне, сказал, что ему очень плохо без меня, и попросил приехать. Конечно же, я на следующее утро сорвалась сюда.

– Простите, а как вы приехали? – поинтересовалась я.

– На машине – тут же недалеко! – думая о чем-то своем, ответила Погодина.

– А какая у вас машина? – спросила я.

– Белый «Мерседес», – очнувшись от своих мыслей, ответила она и, взглянув на меня, добавила: – Он на гостиничной стоянке, так что, если хотите, это можно проверить.

– Теперь уже не нужно! – сказала я. – Там была черная машина! – И спросила: – И что же было дальше?

– Я остановилась здесь и сразу позвонила Игорю, а он... Он страшно удивился... Сказал, что он мне не звонил... И что вообще постарался забыть о моем существовании, – покусывая губу, сказала Светлана Юрьевна.

– Получается, что вас кто-то жестоко разыграл! – предположила я. – Имитаторов голоса сейчас развелось в немереном количестве.

– Вряд ли! – покачала головой она. – Во-первых, я никогда и ни с кем не спутаю его голос, а во-вторых, он назвал меня так, как называл только наедине.

– Как бы там ни было, но вас хотели заманить в город и преуспели в этом, – сказала я. – Встреча с Кривоножкиным-Друидским была подстроена, уверенность в том, что вы обязательно захотите посмотреть на жену Дроздова, оправдалась, и вы пошли в театр. Там Андрей вас умышленно напоил в надежде на то, что вы при необходимости подтвердите его алиби, что и произошло. Таким образом, именно на вас пало бы подозрение в том, что вы, желая отомстить Дроздову, заказали Кривоножкину-Друидскому нападение на женщин.

– А вы, значит, уверены, что это не я? – Погодина с интересом посмотрела на меня.

– Да! – твердо сказала я. – Потому что вы, судя по всему, не встречались и больше не разговаривали с Дроздовым.

– Нет, – подтвердила она и заметила: – Впрочем, это легко проверить.

– Таким образом, вы не могли знать о том, что вчерашнее нападение на женщин прошло без последствий, и попытку необходимо повторить. И потом, будь вы заказчицей сегодняшнего похищения мальчика, вы не стали бы уезжать, не дождавшись результата, – ведь врачу был дан срок до десяти часов вечера. И последнее, и самое главное, вы не могли знать о том, что беременна только Наталья Павловна, а Тамара только притворяется беременной.

– Что?! – ошеломленно крикнула Погодина.

– Да-да! – кивнула я. – Я, конечно, умею хранить тайну клиента, но сейчас не тот случай.

– Мразь! Подонок! Гнида! Сволочь! – начала ругаться Светлана Юрьевна, вскочив с кресла. Она начала метаться по номеру, а потом остановилась и спросила: – У вас случайно нет сигареты?

– Есть! – сказала я, доставая пачку.

Дрожащими пальцами Погодина вытянула сигарету и, закурив, вернулась в кресло, а я спросила:

– О ком это вы так ласково? О Дроздове?

– Нет! О Базарове! – с ненавистью выдохнула она.

– У вас с ним свои счеты? – догадалась я.

– И еще какие! – выразительно сказала она.

– Светлана Юрьевна! – попросила я. – Расскажите мне, пожалуйста, об этой семье. Кое-что я уже знаю, но, как я сейчас поняла, этого явно недостаточно, чтобы свободно ориентироваться в происходящем.

– Почему же нет? – усмехнулась она. – И Тарасов, и Дроздов – перевернутая страница моей жизни, а вам это может быть полезно. – Она немного помолчала и спросила: – Вы знаете, чей сын Игорь? – Я кивнула, и она начала рассказывать: – Как вы понимаете, детство у него, у безотцовщины, было безрадостным. Родители Сомова Зою Федоровну, несмотря на внука, поддержать не захотели, а ее собственные работали на заводе простыми рабочими. Зою Федоровну после рождения сына туда же, в отдел кадров, пристроили, хотя образования у нее никакого не было. Ну, о том, от кого она родила, все знали, и некоторые люди запрещали своим детям дружить с Игорем.

– По принципу: яблоко от яблони? – спросила я.

– Вот именно, – кивнула Погодина. – И единственным, кто с ним в детстве играл, был Виктор Базаров, что легко объясняется его собственным происхождением – его родители были алкоголиками. Отец рано умер, а мать пила и водила мужиков.

– Подождите! – остановила я ее. – Но Базаров сказал, что Тамара...

– Эта девица родилась неизвестно от кого, и наследственность у нее, естественно, гнилая. Да и интеллектом не блещет, но хитра и лжива не меньше брата. Так что я вам советую никогда не верить ни одному слову Базарова, – усмехнувшись, сказала Светлана Юрьевна. – Он врет всегда! Даже тогда, когда в этом нет необходимости, а уж когда она есть... – Погодина невесело рассмеялась: – Представляете, еще тогда, когда я жила и работала здесь, ко мне за консультацией пришла одна предпринимательница и, зная о том, что я встречаюсь с Игорем и, соответственно, знакома с его окружением, сказала мне по поводу Базарова, что он очень порядочный и очень несчастный человек, потому что его жена больна раком, а он, хоть и любит другую женщину – она явно имела в виду себя, – не может ее оставить, потому что она этого не переживет.

– А на самом деле? – спросила я.

– А на самом деле Наталья здорова как лошадь, и ни о каком раке и речи нет. Об этом я и сказала этой женщине, а заодно спросила, сколько денег и вещей этот мерзавец у нее уже вытянул.

– Но он же, как я поняла, не бедствует, – удивилась я.

– А таким, как он, вышедшим из самого отребья, всегда и всего мало, – с презрением заметила Погодина. – Уверена, что эта предпринимательница была не единственной, с кем Базаров спал и кого обирал! Он похотлив, как мартовский помойный кот, и так же неразборчив в связях.

– Это я уже поняла, – кивнула я.

– После школы пути Игоря и Виктора надолго разошлись: Виктор поступил в военное училище, а Игорь пошел в армию, а потом стал учиться в политехе. Он, то есть Игорь, довольно поздно женился, потому что никак не мог забыть свою первую любовь. Он никогда не рассказывал мне подробности, но я поняла, что закончилась она трагично. Потом Зоя Федоровна уговорила его жениться на дочери своей подруги Елене, и у них родились погодки Николай и Зоя. Жили они как все – ни хуже ни лучше, когда в Тарасове появился Базаров.

– Мне сказали, что Дроздов выкупил его из чеченского плена, – сказала я.

– Очередное вранье! – скривилась Погодина. – То есть Наталья действительно пришла к Зое Федоровне с этой сказкой, и та заставила Игоря дать деньги...

– В благодарность за то, что Виктор в детстве с ним играл? – спросила я.

– Не только, – покачала головой Светлана Юрьевна. – Наши недостатки – это продолжение наших же достоинств. Зоя Федоровна не ума палата, но женщина очень добрая, и, когда в их семье появились деньги, она начала помогать людям, а особенно тем, кто к ней был когда-то добр.

– Ее стали величать благодетельницей! Заглядывать в глазки! Льстить! Дуть в уши! Ей это понравилось, и она возомнила о себе невесть что! И Базаров с семейством, прогнувшись дальше некуда, оказались в первых рядах, оттеснив всех остальных и став единственными любимчиками и главными подопечными? – закончила я.

– Совершенно верно! – усмехнулась Погодина.

– А что на самом деле произошло? Зачем им понадобились деньги? – спросила я.

– Базаров действительно служил в Чечне и... Продавал оружие боевикам. Его на этом поймали, но скандал поднимать не стали, а...

– Поставили условие, что он щедро откупится, и тогда ему дадут возможность уйти из армии чистеньким? – догадалась я.

– Вот именно! – подтвердила Светлана Юрьевна. – Игорь потом это точно выяснил, но... Время было уже упущено! Базаров прочно обосновался в Тарасове, втерся в доверие к его матери, и любое замечание в адрес Базарова она воспринимала как личное оскорбление, а его жена, бывшая портниха, стала со временем у Игоря главным бухгалтером.

– Воруют! – уверенно сказала я.

– Не то слово! – гневно заявила Погодина. – Хапают и ртом, и всеми другими возможными местами.

– И как же Игорь Николаевич все это терпит? – удивилась я. – Внешне он не производит впечатление тюфяка.

– Видите ли, – вздохнув, сказала Светлана Юрьевна. – Он всегда очень любил и очень жалел свою мать! Если она начинала плакать, тут же уступал! Сначала в мелочах, а потом...

– Потом у нее аппетит пришел во время еды, и она начала командовать им, а он привычно уступал, сдавая одну позицию за другой.

– Точно! – кивнула она. – Потом, чтобы усилить давление, Зоя Федоровна начала хвататься за сердце...

– Она что, больна? – спросила я.

– Как сборная России по пятиборью, – усмехнулась Светлана Юрьевна. – И Игорь об этом прекрасно знает.

– Извините, но такой любви я не понимаю! – покачала я головой.

– Да не осталось там, наверное, уже никакой любви! – отмахнулась Погодина. – Есть ненависть за свою испоганенную жизнь, которую подавляет въевшаяся в подкорку жалость.

– Гремучая смесь! Каторжанин и его кандалы! – заметила я. – У супругов такое порой закачивается убийством.

– Знаю! – кивнула она. – Было у меня несколько таких подзащитных, и я всегда, понимая и сочувствуя им, добивалась условного наказания.

– Ну и когда наступит конец его терпению? – спросила я.

– Когда-нибудь наступит, – пожала плечами Погодина. – Он же не только внешностью, но и характером в отца пошел.

– Кстати, а как Николай Петрович ко всему этому относился? – поинтересовалась я.

– А он ни во что не вмешивался, потому что считал себя не вправе – они же очень много лет прожили без него, – объяснила Светлана Юрьевна.

– Ну, в общем и целом расклад ясен, – сказала я. – Ну, а что было потом?

– Потом убили семью Игоря, – ровным голосом сказала Погодина.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Что вы сказали?

– Я сказала, что та автокатастрофа не была случайной, – твердо заявила Светлана Юрьевна. – Это было предумышленное убийство!

«Еще один неизвестный ранее факт!» – ошеломленно подумала я и спросила:

– У вас есть доказательства?

– Только косвенные, но это совершенно точно. Я уверенно об этом говорю, потому что именно меня назначили защищать водителя «КамАЗа».

– И какие же? – заинтересовалась я.

– Понимаете, я хотела добиться для него подписки о невыезде, а он отказался, – развела руками Погодина.

– Странно, – заметила я и спросила: – Он это как-то объяснил?

– Да! Сказал, что теперь, – выделила Погодина, – его точно убьют, так уж лучше в СИЗО, чем дома, где его семья может вместе с ним пострадать. А потом, во время нашего дальнейшего разговора, проболтался, попросив... Я его слова дословно помню! «Да вы особо не старайтесь, Светлана Юрьевна! Я знал, на что шел, да не знал, что меня так подставят!» И эта фраза меня насторожила. Потом его задушили в камере, и я видела акт вскрытия – у него был рак поджелудочной железы и многочисленные метастазы, так что жить ему оставалось недолго.

– Иначе говоря, он был исполнителем, – кивнула я. – А кто заказчик?

– Базаров! – глядя мне в глаза, твердо сказала она.

– Откуда такая уверенность? – спросила я.

– Оттуда. Этот подонок тогда строил дом, и шофер возил к месту строительства материалы, так что они были знакомы. А с умением Витюши, – с ненавистью выговорила Погодина, – втираться к людям в доверие ему было несложно расписать водителю все преимущества его предложения: семье остаются деньги и он сможет спокойно умереть в колонии, не отягощая их лишними хлопотами и расходами и зная, что они ни в чем не будут нуждаться.

– Но водитель не знал, что в машине будут женщина и дети, и поэтому сказал, что его подставили, – продолжила я.

– Да! Видимо, Базаров наплел ему с три короба, и несчастный мужик на это купился, – подтвердила Светлана Юрьевна.

– А доказательства какие-нибудь есть? – тут же спросила я.

– Есть! – ответила Светлана Юрьевна, доставая из моей пачки еще одну сигарету. – Я специально поинтересовалась судьбой его семьи. Так вот, основным добытчиком там был он, но после его смерти они всего два месяца жили скромно. Но вот потом! Они начали шиковать! Сделали в своем доме хороший ремонт к рождению внука или внучки – его дочь была беременна, вдова купила зятю «Нексию», в дом привезли новый холодильник, стиральную машину, телевизор и так далее.

– Чем же они объяснили появление денег? – спросила я.

– А наследство получили! – усмехнулась Погодина.

– Поня-я-ятно! – медленно сказала я. – Но почему он не сдал Базарова как заказчика? И с повинной пришел только вечером, а? – спросила я и сама же ответила: – Наверное, когда он увидел, кого убил, то понял, что теперь ему не жить! Он решил как-то подстраховаться и что-то такое семье оставил, чтобы они в случае чего могли Базарова подоить.

– Я тоже так думаю, – кивнула Светлана Юрьевна. – Дело в том, что дочь водителя умерла родами и ребенок тоже погиб. После этого зять от них съехал и жена водителя осталась с несовершеннолетним сыном. А вот потом зятя, который работал фотографом, убили поздно вечером прямо на работе, а ателье подожгли.

– Значит, этот водитель действительно подстраховался, и его зять заснял, видимо, момент передачи денег. Потом он решил шантажировать Базарова, а тот, договорившись с ним о встрече, потребовал у него негативы. Зять отказался их отдать, и Базаров его убил, а ателье поджег.

– Скорее всего так и было, – кивнула Погодина.

– Но зачем Базарову было убивать семью Дроздова? – спросила я. – Каков мотив?

– Мотив? Пять лет назад Тамаре было семнадцать. Плюс год траура и... – Светлана Юрьевна посмотрела на меня.

– Ну и подонок! – с ненавистью выдохнула я. – Но он просчитался!

– Да! Потому что появилась я. Мы с Игорем очень любили друг друга! – с тоской сказала она. – Но и Базаров не дремал. Для начала он настроил против меня Зою Федоровну. Видите ли, она возвела в ранг наивысшей добродетели то, что всю жизнь была верна Николаю Петровичу. Вот она и сказала мне прямо в лицо, что видит женой своего сына чистую девушку, а не разведенку, и никогда не даст согласие на наш брак.

– И без регистрации брака люди живут, – заметила я.

– А мы так и жили в его городской квартире, – ответила Погодина и, нервно рассмеявшись, добавила: – Только Зоя Федоровна почти каждую ночь звонила Игорю, говорила, что умирает, и просила приехать попрощаться с ней. Он страшно ругался, проклинал все на свете и... Ехал!

– Ну и стерва! – вырвалось у меня.

– Так она же привыкла, что все делается по ее хотению и велению, а тут вдруг сын пошел ей наперекор! – объяснила Светлана Юрьевна.

– И вы расстались из-за этого? – спросила я.

– Нет! – помрачнела она. – Тут Базаров постарался!

– И что же он еще сделал? Я уже поняла, что от него можно ждать всего, чего угодно, – покачала головой я.

– Игорь тогда уехал в Москву, и я была дома одна. Вечером ко мне приехал Базаров, чтобы проконсультироваться по одному вопросу, связанному с бизнесом его старшего сына. Мы с ним посидели на кухне, выпили чаю, и он ушел. И вскоре после этого мне ужасно захотелось спать, хотя было еще довольно рано, где-то начало десятого. Я легла спать... И все! – вздохнув, сказала Погодина.

– Что все? – спросила я.

– Все, значит, все! Утром мне позвонила Зоя Федоровна. Они кричала, называя меня шлюхой, проституткой и далее по тексту. Говорила, что всегда подозревала, что я изменяю Игорю! Что раз я бросила одного мужа, то брошу и второго. Я пыталась спросить у нее, что случилось, но она не стала со мной больше разговаривать и бросила трубку. Я знала, что она меня не любит, но это было уже что-то из ряда вон! Потом из Москвы вернулся Игорь, и, хотя его поезд прибывал утром, дома он появился только вечером. Он вошел, и я сразу увидела, что он взбешен до предела. Он с порога швырнул мне в лицо пачку фотографий, которые разлетелись по всему холлу, и с яростью заявил, чтобы я выметалась из этой квартиры и что он больше не хочет меня знать. Когда он ушел, я подобрала фотографии и обомлела – там была я и какой-то мужчина, которого я, говорю это с полной уверенностью, никогда в жизни не видела, на нашей с Игорем постели во всех мыслимых и немыслимых позах.

– И дата на снимках была того вечера и ночи! – догадалась я. – Значит, Базаров умудрился подсыпать вам снотворное, а потом... Но как он вошел в квартиру?

– У Зои Федоровны есть ключи, – объяснила Погодина.

– Итак, он вошел с каким-то мужчиной. Вы спали, и они вертели вас как куклу, а вы ничего не чувствовали, потому что снотворного этот подонок сыпанул вам, наверное, от души. А эти мерзавцы никаких следов не оставили? – спросила я.

– На постели во всяком случае никаких следов не было, а что касается остального, то я, знаете ли, не из тех женщин, которые весь день носятся с тряпкой по дому. К приезду Игоря я, конечно, убралась, но ничего незнакомого или необычного не нашла, – ответила Погодина.

– И после этого вы?..

– Собралась и перебралась к подруге. Я несколько раз пыталась дозвониться до Игоря, чтобы все ему объяснить, но он не хотел со мной разговаривать. Вот тогда-то я и уехала к родителям в Пензу и появилась в Тарасове только позавчера. И тут же от Андрея узнала, что Игорь женился на Тамаре. Так что добился своего Витюша! – нервно рассмеялась Светлана Юрьевна. – Не мытьем, так катаньем добился!

– Как же Дроздова смогли уговорить жениться на ней? – воскликнула я.

– Видимо, очередной шантаж Зои Федоровны своим здоровьем. Базаров сумел внушить ей, что его сестра будет Игорю самой лучшей женой, а эта недалекая баба верит ему, как себе. А потом она, постоянно плача, хватаясь за сердце и, наверное, требуя внуков, вынудила сына жениться на Тамаре. А когда оказалось, что та бесплодна, Базаров заставил Наталью стать суррогатной матерью, чтобы еще больше привязать Игоря к своей семье. Еще надежнее к кормушке присосаться! – горько усмехнулась Светлана Юрьевна. – Уж что этой семейке в руки попадет, то они никогда в жизни не выпустят. Насмерть стоять будут!

– Ну что ж! Все ясно, – сказала я. – Но, как вы думаете, кто мог нанять Друидского? Кто так активно играет против Дроздова? Вы же лучше меня знаете его окружение. Кому он мог так насолить?

– Не знаю! И даже думать об этом не хочу! – решительно сказала Погодина. – Я навсегда вычеркнула этого человека из своей жизни!

– Ладно! Попробую разобраться в этой мерзкой истории, – задумчиво сказала я и спросила, опять повинуясь своему профессионализму, потому что привыкла все и всегда выяснять до конца: – А где находится та квартира Игоря Николаевича?

– На проспекте Свободы, дом 9, – ответила она.

– А! Знаю! Элитная одноподъездная шестиэтажка с подземным гаражом.

– Да! – кивнула она. – Там у него на пятом этаже квартира на весь этаж.

– Там что, всего шесть квартир в доме? – удивилась я.

– Нет, там есть и однокомнатные, и двух-, и трехкомнатные, просто у него одного такая, – объяснила Погодина.

– Светлана Юрьевна, а у вас никаких документов не сохранилось о деле с автокатастрофой? – поинтересовалась я.

– Нет, – покачала она головой. – Но вы, если есть возможность, можете посмотреть это дело в архиве.

– Может быть, и посмотрю, если надо будет, – сказала я и спросила: – Но хоть имя водителя вы помните?

– Конечно! Перебейнос Тарас Сидорович, – ответила Погодина.

– Спасибо. А те фотографии у вас случайно не сохранились? – осторожно спросила я. – Я понимаю, что вряд ли, но...

– Сохранились, – кивнула Светлана Юрьевна. – И они у меня даже с собой – я же думала, что мы с Игорем встретимся и я смогу ему все объяснить. А зачем вам?

– Хочу взять на память ту, где лицо этого мужика получше видно, – мрачно усмехнулась я. – Есть у меня некоторые мысли на этот счет.

Светлана Юрьевна подумала, внимательно глядя на меня, а потом достала из сумки конверт с фотографиями и, перебрав их, протянула мне один снимок.

– Пожалуй, вот этот, – сказала она.

Лицо мужчины было на нем действительно отчетливо видно, а вот лицо Погодиной почти все закрывали длинные волосы.

Она убрала конверт обратно в сумку, достала оттуда органайзер и протянула мне..

– Напишите мне, пожалуйста, ваши координаты, – попросила она. – А я вам через недельку позвоню и узнаю, чем все это закончилось.

– Да я вам свою визитку дам, – сказала я, но она отказалась:

– Не надо! Я их все время теряю.

Я взяла органайзер, а она поднялась и, сказав, что на минутку меня покинет, ушла в ванную комнату. Открыв обложку, я остолбенела, а потом, схватившись за мобильный, быстро пересняла на его камеру очередные неожиданные факты. Потом, не торопясь, открыла раздел адресов на букву И и написала свои данные. Я уже заканчивала, когда в комнате появилась Погодина, и я, все-таки вложив на всякий случай в органайзер свою визитку, вернула его Светлане Юрьевне.

– Рада была с вами познакомиться, – сказала я, поднимаясь.

– Взаимно, Татьяна Александровна! – ответила Погодина и протянула мне свою визитку. – Будете в Пензе, звоните. Мне было очень интересно с вами побеседовать.

– Не стану вас больше задерживать, – сказала я. – А то вам еще нужно закончить ваши сборы, от которых я вас так бесцеремонно отвлекла.

Глава 4

Я вышла из номера Погодиной и тут же позвонила Кирьянову.

– Володя! Пожалуйста, срочно пробей по адресному, где живет семья по фамилии Перебейнос – у них частный дом. Справочно сообщаю, что это родственники того водителя, который совершил наезд на семью Дроздова. Самого-то его уже нет, а вот родня, скорее всего, осталась там. И вообще, выясни о них что возможно. А как узнаешь, позвони мне на сотовый.

– Сделаю! – пообещал Киря, но от комментария не удержался: – Еще во что-то ввязалась?

– Не без этого, но ты же знаешь, как я ненавижу подлецов! – зло сказала я.

– Знаю, – вздохнул Володька и, проговорив голосом автомата: – Ждите ответа! Ждите ответа! Ждите ответа! – положил трубку.

На часах было уже полшестого, я решила все-таки что-нибудь перекусить и поехала в «Макдоналдс». Когда я уже допивала чай, позвонил Киря.

– Интересующее тебя семейство обитает на Огородной, 15, – сообщил он. – Я выяснил у участкового, что сейчас в живых осталась только вдова Анна Семеновна. Ее дочь...

– Это я знаю, – перебила его я. – Но там еще сын был. Он-то куда делся?

– Умер от передоза месяц назад. Теперь Анна Семеновна покупателя на дом ищет, чтобы, как сорок дней пройдут, к дальней родне в деревню уехать.

– Спасибо, Киря! – поблагодарила я и под видом покупательницы поехала к Анне Семеновне.

Перед тем как выйти из машины около добротных железных ворот, я положила в карман включенный диктофон, решив, что так будет надежнее. Во дворе никого не было, а в доме, дверь в который даже не была заперта, меня встретила высохшая, как мумия, женщина в трауре и с потухшими, пустыми глазами.

– Смотрите сами! – равнодушно сказала она и показала рукой на дом и прилегающий к нему участок. – Сад плодоносит, баня хорошая, погреб холодный и сухой, гараж кирпичный, – монотонно перечислила женщина и потом повторила: – Вы смотрите! Смотрите!

Я для виду прошлась по дому. На всем лежала печать запустения и какой-то безжизненности. Вернувшись к хозяйке, я спросила:

– И не жалко вам с такими хоромами расставаться? Все же тут с любовью и душой строились! Для себя! Для своей семьи!

Она посмотрела на меня безжизненным взглядом и спросила:

– А зачем мне это все теперь? У меня же никого не осталось! Я бы бросила все это, да стыдно к родне бедной приживалкой приезжать. А так я там, глядишь, еще на что-нибудь сгожусь. С малышами нянчится буду, по хозяйству помогать... А главное – не одна! Хоть и дальние родственники, да еще по мужу, а все ж не чужие! Будет кому меня похоронить.

– Ну, вы еще поживете, Анна Семеновна! – успокоила я ее. – Счет-то закрыт?

– Какой счет? – спросила женщина.

– Ваш муж четыре жизни унес, и из его семьи четверо ушло. Закон возмездия! – объяснила я.

– Так вы не покупательница? Вы, наверное, меня, как Лешку, убить пришли? – без всякого интереса, а тем более страха спросила женщина. – Так убивайте! Я вам только спасибо скажу. Я бы и сама в петлю полезла, кабы греха не боялась!

– Нет, Анна Семеновна! Не убивать я вас пришла, а за помощью, – объяснила я.

– Чем же я вам помочь могу? – без всякого удивления спросила она.

– А давайте я вам расскажу, как все было, а вы меня поправите, если я в чем-то ошибусь, или дополните, – предложила я и, не дожидаясь ответа, начала рассказывать: – Тарас Сидорович узнал, что у него рак и жить ему осталось недолго. А тут дочь беременная, сын несовершеннолетний! Представил он себе, как будет лежать, а вы вокруг него хлопотать, лекарства дорогие покупать, вместо того чтобы с внуком...

– Внучкой, – поправила меня женщина тусклым голосом.

– Внучкой заниматься и на нее деньги тратить, – продолжила я. – Вот он и дал себя уговорить одному мерзавцу!

– Так и было! – тихонько заплакав, сказала она. – Тарас тем утром раньше обычного на работу собрался, а перед уходом меня в сад увел и сверток дал, сказал, что в нем большие деньги.

– Сколько там оказалось? – спросила я.

– Тридцать тысяч долларов, будь они прокляты! – с неожиданной силой выкрикнула женщина. – Я, конечно, удивилась: откуда, мол? А он мне сказал, что договорился для одного человека дело черное сделать, так что больше я его не увижу, потому что его в тюрьму посадят, из которой он уже не выйдет, – мы же его диагноз знали, да только детям не говорили. А деньги эти, мол, нам на жизнь! На дочку с ребенком, которого он уже никогда не увидит! Просил, если внук родится, Тарасом назвать! – Женщина зарыдала.

Я молчала, дала Анне Семеновне выплакаться и успокоиться, а когда увидела, что она уже потише всхлипывает, осторожно попросила:

– Что же дальше было?

– Уж как я его умоляла, чтобы он деньги эти вернул! Уж как я его просила! А он только обнял меня и сказал, чтобы мы поаккуратнее деньги тратили, а то это подозрение вызвать может, и ушел. А днем вдруг вернулся чернее черного! Дома-то никого не было: сын – в школе, а дочка с зятем – на работе. Тут он мне все и рассказал. До этого-то он молчал и только с Лешкой о чем-то шушукался, а тут рассказал. Это Базаров его за деньги попросил одного старого уголовника убить, который должен был в той машине ехать. Говорил, что тот его мертвой хваткой за горло держит и грозит его сыновей убить, если он ему одно подлое дело не сделает. А ему, офицеру, такое поперек горла! Вот Тарас и согласился, чтобы нас обеспечить. Он должен был после аварии там на месте остаться, чтобы его милиция задержала и все за несчастный случай сошло. Тарас-то после аварии к машине той подошел, а там... – Анна Семеновна замолчала и начала вытирать катившиеся по щекам слезы концом черного платка.

– А там не было никакого старика, а были водитель и женщина с детьми, – закончила я.

– Да! – едва слышно сказала она. – Тарас к ним бросился, надеялся, что еще кого-то спасти можно, а они все... – Анна Семеновна перекрестилась. – Тут-то он понял, что обманул его этот подлец, чтоб он сдох! Убежал оттуда и домой пробрался. Мы, как он мне все рассказал, телевизор включили, а там об этой аварии в новостях сообщили. Тарас, как узнал, чья это семья была, тут же сказал, что теперь ему не жить. Сел он тогда и долго что-то писал, а потом в конверт положил, заклеил и мне отдал, сказав: «Если вам без меня совсем туго будет, то попробуйте с этого подонка еще получить, пусть он за подлость свою хоть деньгами расплатится. Только вы уж поосторожнее с ним! Гад он распоследний!» А потом в милицию сдаваться пошел. Сказал, что пусть его лучше там убьют, но зато нас не тронут.

– И его там задушили, – тихо сказала я. – Вы остались одни, но просьбу мужа не выполнили – терпения у вас хватило всего на два месяца, а потом вы начали деньги тратить.

– Да! – согласилась она. – К рождению внучки готовились! А дочка с ребеночком в одночасье умерли. Похороны, памятник... – она опять заплакала. – Потом Лешка от нас съехал...

– И, зная о том, кто подбил вашего мужа на убийство, решил шантажировать Базарова фотографиями, но не рассчитал свои силы, и его убили, – закончила я.

– Да! – вздохнула Анна Семеновна. – Он тогда ко мне пришел и конверт заклеенный оставил. Сказал, чтобы я его поберегла.

– Он у вас цел? – спросила я, и женщина кивнула. – А тот первый, что вам Тарас Сидорович отдал? – Анна Семеновна снова кивнула. – Значит, Базаров считает, что он обрубил все концы, а на него, оказывается, есть убойный компромат? – медленно сказала я. – Но вы им не воспользовались!

– Нет! Не стала я после смерти Лешки рисковать. Да и на что мне были деньги-то? Сыну на дурь его? Если бы он лечиться согласился, то я, может, и отважилась бы, а он ни в какую! – Она подняла на меня пустые глаза.

– Я куплю у вас эти два конверта, – сказала я и прямо спросила: – Сколько вы за них хотите?

– Да будь они прокляты, деньги эти! – гневно воскликнула Анна Семеновна.

– Тогда отдайте мне их просто так, – попросила я.

– Отдам! – твердо сказала она. – Пусть этот подлец поплатится за то, что Тараса с пути истинного свернул и на убийство невинных людей подбил!

– Вы правы! – согласилась я. – Этот человек умеет втираться в доверие и способен задурить голову кому угодно! Где же конверты? – спросила я.

Анна Семеновна встала и достала из-за иконы два пожелтевших от времени конверта.

– Возьмите! И делайте с ними что хотите. А коли Базарова этого увидите, то скажите ему, что проклинаю я его, и детей его, и внуков, и правнуков до седьмого колена за подлость его! И гореть ему в геенне огненной веки вечные!

– Знаете, Анна Семеновна. Ад-то – его и на земле умеючи устроить можно, да такой, что черти обзавидуются! И кажется мне, что именно это его и ждет! – уверенно сказала я, а сама подумала, что когда Сомов все узнает, а он от меня это обязательно узнает, то Витюша будет умирать долго, мучительно и еще умолять своих палачей, чтобы его поскорее прикончили.

Распрощавшись с Анной Семеновной, я вышла из дома и села в машину. Выключив диктофон, я открыла первый конверт и вынула из него несколько исписанных листков – это было заявление Тараса Сидоровича Перебейноса в милицию с подробным описанием всего произошедшего. Во втором же конверте оказались негативы, и я, посмотрев их на свет, увидела, что там Базаров передает какому-то мужчине сверток, а мужчина открывает его и пересчитывает деньги. «Ну этого, Витюша, хватит, чтобы утопить тебя с головой!» – злорадно подумала я. Доехав до ближайшего ксерокса, я сделала копию с заявления, а потом в фотоателье отпечатала по два снимка с каждого кадра негатива и мои снимки с камеры мобильного телефона. Поразмыслив, я отправилась к Кире на службу – он обычно засиживался допоздна.

– Судя по твоему торжествующему виду, ты на коне! – усмехнулся Володя, увидев меня.

– Есть маленько! – скромно сказала я и положила перед ним заявление Перебейноса, негативы и один комплект фотографий.

Прочитав и посмотрев, Киря присвистнул и сказал:

– Для задержания на трое суток улик выше крыши! Брать Базарова?

– Подожди! – попросила я. – Ты оригинал заявления с негативами и эти фотографии у себя оставь – они тебе пригодятся, а у меня останется копия и второй комплект снимков.

– Спасибо! А чего ждать? – удивился Киря.

– Когда я разберусь в этом деле. Ситуация запутанная, и мне может потребоваться помощь Базарова, – объяснила я. – Но, как только я все выясню, тут же дам отмашку! – пообещала я. – Вот тогда-то ты его потихоньку так, незаметно для окружающих, и возьмешь. И ордер на обыск оформишь, при котором изымешь все! – подчеркнула я. – Понимаешь, Володя? Все фотографии!

– Зачем они тебе? – насторожился Кирьянов. – Еще во что-то влезла?

– Да есть у меня одна мыслишка! – туманно сказала я.

– Ладно! Выясняй! – согласился Киря. – Судя по твоему решительному виду, ждать мне недолго – уж я-то знаю, как ты ненавидишь сволочей! – усмехнулся он.

– Люто! – кивнула я и поднялась. – Поеду-ка я домой.

– Будешь думу думать, откуда у этой истории ноги растут? – улыбнулся Киря.

– Фигушки! Поужинаю и пораньше спать лягу – надо же мне выспаться! Да и утро вечера мудренее!

Дома я поужинала, посмотрела по телевизору криминальную хронику, чтобы быть в курсе дела, а потом бросила кости – узнать, что меня ждет завтра. Выпало: 5+20+27.

– Грядут трудности, но мне удастся овладеть ситуацией, – расшифровала я и пообещала: – Да уж постараюсь!

Сладко позевывая, я легла спать, предвкушая, что уж этой-то ночью я доберу недобранное прошлой – ан, шиш! Среди ночи меня разбудил телефонный звонок.

– Татьяна Александровна! – ворвался в трубку чей-то истеричный голос. – Немедленно приезжайте в больницу!

– Кто это? – спросонья не поняла я.

– Дроздова!

– Которая? – хотела уточнить я, но там уже положили трубку.

«Значит, некто нанес следующий удар!» – подумала я и принялась в авральном темпе собираться.

Подъехав к больнице, я взлетела по ступеням и побежала в палату. В холле перед дверью сидели подавленные охранники, а из самой палаты раздавались громкие рыдания. Я вошла и увидела, что это на два голоса заливались слезами Зоя Федоровна и Тамара. Выяснять сейчас у них, кто мне звонил, было уже бесполезно.

– Что случилось? – спросила я, но, увидев, что кровать Натальи Павловны пуста, тут же все поняла. – Где она?

– В операционной! – простонала Зоя Федоровна, разом утратившая и весь свой величественный вид, и надменность. – Потеряли мы с Колей внуков!

При этих словах Тамара уже просто зашлась в истерике.

– Где у вас вода? – спросила я и оглядела палату. Однако не увидела ни графина, ни бутылки.

– В холодильнике! – прорыдала Зоя Федоровна.

Я открыла холодильник и, когда доставала бутылку с водой, заметила упаковки с соком. «Странно! – подумала я. – Им же свежевыжатые привозят!»

– Может быть, вам лучше соку? – спросила я.

– Не надо! – слабо отмахнулась Зоя Федоровна. – Я фабричные не пью!

– Откуда же они тогда здесь? – удивилась я.

– Игорь с фруктами привез, – ответила она.

«Понятно! – подумала я. – Он живет в городе, заниматься хозяйством, естественно, не будет, вот и купил!»

Налив в стаканы воду, я протянула их женщинам и попросила:

– Попейте, пожалуйста! Вам нужно успокоиться! И объясните мне, наконец, что произошло?

Тамара на это никак не отреагировала, продолжая рыдать, а Зоя Федоровна вздохнула, стараясь успокоиться, и послушно выпила.

– Вы уже сообщили Виктору Евгеньевичу и Игорю Николаевичу, что произошло? – спросила я.

– Да! Витюша сюда уже едет, а у Игоря ни один телефон не отвечает. Он последнее время часто в городе ночует, когда поздно с работы уходит – занят очень! Поэтому иногда он выключает телефоны, чтобы выспаться. Замотался он совсем. Прямо сам на себя не похож. Вот и сегодня какой-то странный пришел.

– Работы у него много! – посочувствовала я, а сама подумала, что осточертела ему «красавица» Тамара, вот он и сбегает, и снова спросила: – Так что же случилось?

– Понимаете, весь день Наташа чувствовала себя хорошо, – начала рассказывать Зоя Федоровна. – Мы телевизор смотрели, болтали... А ночью у нее вдруг начались сначала небольшие боли, а потом они стали такими сильными, что она уже не выдержала и разбудила нас. Она так кричала! – всхлипнула Зоя Федоровна. – Мы врача позвали, а он сказал, что она теряет детей... И сделать они уже ничего не смогут... А чтобы сохранить жизнь хотя бы Наташе, нужна срочная операция... И они ее увезли!

– Это что же, прямо на пустом месте все произошло? – удивилась я. – Никаких предпосылок к этому не было?

– Никаких! – сквозь слезы подтвердила Зоя Федоровна.

«Так не бывает! – подумала я. – Что-то должно было это спровоцировать! Но что? Думай, голова! Думай! Картуз куплю! – подстегивала я себя, мысленно перебирая все возможные причины случившегося. – Так! Из палаты Наташа не выходила, поскольку ей надо лежать. Уколы и все прочее ей делала только Давыдова, которая явно не могла ей ничем навредить. Ели и пили они все одинаковое и только то, что им приносили свои, так что... Черт! – мысленно воскликнула я, потому что меня осенило: – Томатный сок! Его же пьет только Наталья! В свежевыжатый, что им из дома привозили, ничего подмешать не могли, а вот в купленный? Да! – уверенно подытожила я. – Значит, в нем-то все и дело! И принес его Дроздов! И он не мог не знать, что его никто больше пить не будет! Но что это значит? – задумалась я, а потом решила: – В его мотивах потом разберусь!» – И как бы невзначай спросила:

– А у Натальи Павловны нет никакой аллергии?

– Она аспирин не переносит! – ответила Зоя Федоровна.

«Все сложилось! – подумала я. – Дроздов тоже наверняка об этом знал! То-то он сегодня странный был! Это же не шутка решиться собственных детей убить, но на что не пойдешь, чтобы от этой семейки освободиться! Все точно! Мы с Базаровым их предупредили, чтобы они ели и пили только то, что им приносят из дома, вот они Игоря Николаевича ни в чем и не заподозрили! Ладно! Потом все обмозгую, а сейчас главное – Дроздова из-под удара вывести!»

Тут в палату вихрем ворвался Базаров и бросился к женщинам. При виде его они принялись еще пуще рыдать, а я, воспользовавшись суматохой и тем, что на меня никто не обращает внимания, тихонько открыла холодильник, достала оттуда упаковку с томатным соком и убрала в сумку.

– Татьяна Александровна! – Базаров повернулся ко мне, и я увидела его искаженное яростью лицо. – Это не могло быть случайностью! Вы понимаете? Я вчера вечером был здесь, и Наталья себя прекрасно чувствовала! Я говорил с Ольгой, и она подтвердила мне, что все в порядке. Найдите того, кто это сделал. Ведь нам теперь все заново начинать придется.

– Не расстраивайся, Витюша! – успокоила его Зоя Федоровна. – Ну и пусть теперь чужая женщина мне внуков за деньги выносит! Они же все равно мне родными будут!

– Игорь никогда на это не согласится! – прорыдала Тамара.

– Согласится! – уверенно заявила Зоя Федоровна. – Пусть только попробует у меня не согласиться!

– Ой, тетя Зоя! – прослезился, услышав это, Базаров. – Святая вы женщина! Нет больше такой на свете и не будет! – Он обратился к сестре: – Не реви, Тома! Слышала, что тетя Зоя сказала? Все будет нормально!

– Мамочка! – со слезами на глазах бросилась Тамара к Зое Федоровне и упала перед ней на колени. – Как же я вас люблю! Я родную мать не любила так, как вас!

У меня от омерзения комок подкатил к горлу. Оставив их изливать свои чувства, я попрощалась и ушла.

Глава 5

Приехав домой, я поставила сок в холодильник, заварила себе большую турку с кофе и, устроившись в кресле c сигаретой, принялась анализировать произошедшее.

«Итак! Получается, что это не Дроздов решил убить собственных детей, чтобы развестись с Тамарой. Он прекрасно знал, что Базаровы при полной поддержке Зои Федоровны его из рук ни за что не выпустят! Значит, кто-то другой... Так, давай думать сначала. Тамара обследовалась в „Панацее“, где ей сказали, что она здорова. Как собранные там лучшие специалисты могли так ошибиться? Или это было не случайно? Если так, то они крупно рисковали, – ведь Дроздов, узнав о том, что они дали неправильное заключение, мог устроить им веселую жизнь! Счастье их великое, что ему это было, видимо, до лампады. Но они-то этого не знали и все-таки не побоялись его обмануть. Почему? Или они боялись чего-то другого? Ладно! Разберемся! Идем дальше. В Тарасов приехала Погодина, которая утверждала, что ей звонил именно Дроздов, хотя тот это отрицал. Кто же ей звонил, если не он? Зоя Федоровна была против того, чтобы Наталья ехала в театр, но на этом, что примечательно, настоял Дроздов. Он мог бы ограничиться только Тамарой, но взял с собой и Базаровых. Там на женщин напал Кривоножкин-Друидский. Мог ли Дроздов как-то через посредника выйти на него и, пообещав заплатить карточный долг, нанять для этого дела? Вряд ли! Охраной занимается Базаров, так что люди Игоря Николаевича отпадают сразу. Через связи своего отца Сомова? Тоже нет! Того инсульт расшиб. А потом, он наверняка мечтал о новых внуках. Значит, это не Дроздов! Идем дальше! Желаемых последствий для некоего пока неизвестного злоумышленника это нападение в театре не принесло, женщины оказались в больнице, и к тому же под охраной. Кривоножкин-Друидский же получил половину суммы за старание, но вторую ему еще нужно было отрабатывать. Предположим, некто мог прямо в больничной справочной узнать, кто палатный врач женщин и как они себя чувствуют, но вот то, что беременна только Наталья Павловна, ему сказать не могли – не было там таких сведений. Тут-то этот некто и прокололся! Но от кого он мог об этом узнать, когда в курсе дела были только восемь человек? Ладно! Не буду пока на этом зацикливаться! Как бы там ни было, но некто эту информацию получил и передал ее Кривоножкину-Друидскому. Тот похитил мальчика, поставив Давыдовой определенные условия его возврата. Потом он предъявил ребенка заказчику, получил оставшуюся сумму и выплатил долг полностью. И здесь опять полная нестыковка! Какая же это женщина тогда в больницу позвонила и сказала, где искать ребенка? И кто был тот мужчина, который мальчика у Кривоножкина-Друидского отобрал и матери вернул? И почему он его из рук в руки-то не отдал? Кто же мог быть в курсе дел злоумышленников? Кому звонил Кривоножкин-Друидский из травмопункта? Кто так оперативно забрал его на черной иномарке и куда дел? И, самое главное, если мои предположения верны, кто добавил аспирин в томатный сок и как он попал в руки Дроздова, который его в больницу принес? Причем этот некто находится очень близко от семьи и для него жизненно важно, чтобы у Дроздова и Тамары не было детей? Вопросы! Вопросы! Вопросы без ответов!»

Незаметно я задремала и проспала, судя по часам, совсем недолго. Но когда открыла глаза, ответ пришел сам собой – женщина! За всем этим стоит какая-то очень близкая Дроздову женщина! То-то он последнее время в город повадился ночевать. И манипулирует им баба. Я закурила и начала обдумывать, как я буду эту ля фамм шершерить.

– Так! – вслух рассуждала я. – Базаров наверняка плотно пасет Дроздова, уж водитель-то ему, во всяком случае, точно на хозяина стучит – умеет Витюша связи устанавливать, в доверие втираться и нужными людьми обрастать! Значит, единственное место, где Игорь Николаевич может встречаться с женщиной, это его квартира. Нет! Не проходит, потому что у Зои Федоровны есть от нее ключ. Она может туда нагрянуть под благовидным предлогом в любой момент, и если там будут следы присутствия женщины, то дорогая мамаша ненаглядного сыночка со свету белого сживет! Да и постоянно приходящая туда женщина обязательно вызовет интерес – к кому это она зачастила? А что из этого следует? А то, что эта особа живет в одном доме с Дроздовым! Что ж, мусорные баки у такого дома должны быть богатые, и возле них наверняка кто-то кормится. А это значит, что есть работа для Венчика. Его-то я туда и откомандирую. Жильцов в доме немного, так что это будет несложно. А еще надо с «Панацеей» разобраться – все же с нее началось! Ох, чую я, что не просто так эти лучшие специалисты Тамарину патологию проглядели!

Так и сделаю! – решила я. – Утром заеду к Кире, чтобы химанализ сока сделали и пальчики с коробки сняли, потом поеду в клинику, а оттуда – к Венчику!

– С чем пожаловала? – спросил меня Кирьянов, когда я появилась на пороге его кабинета.

– С челобитной, хозяин-барин! – весело ответила я, выставляя на стол пакет с соком, и уже серьезно попросила: – Отдай его на химанализ! Если я права, то там должно быть до черта аспирина! И еще пальчики с нее надо снять!

– Да их здесь до известной матери! – обалдел Володька. – Продавцы, покупатели, кассир...

– И все равно надо! – настойчиво сказала я. – Вдруг мне повезет и идентифицировать удастся? И попроси, чтобы поскорее! К сегодняшнему вечеру. Сам понимаешь, я в долгу не останусь. Шоколад, шампанское, коньяк... Что потребуется, то и будет!

– Ладно! – согласился Киря. – Попрошу, чтобы поскорее.

Выйдя от него, я поехала в «Панацею», где прямиком отправилась к владелице клиники Дине Николаевне Савинковой. Секретарша попросила меня немного подождать, и я села в кресло. Минут через пять из кабинета вышла какая-то женщина, а я вошла.

– Здравствуйте, Дина Николаевна! – сказала я и представилась. – Я частный детектив Татьяна Александровна Иванова и работаю сейчас на Игоря Николаевича Дроздова. – Услышав это имя, Савинкова изменилась в лице, и я поспешила воспользоваться ее замешательством. – Объясните мне, Дина Николаевна, как могло случиться, что ваши лучшие в городе специалисты на самой современной аппаратуре проглядели, что у Тамары Евгеньевны Дроздовой врожденная патология и детей она иметь не может, и дали заключение, что она здорова? – Савинкова опустила глаза и начала суетливо перебирать бумаги у себя на столе. – Вы понимаете, что Игорь Николаевич не тот человек, с которым такие шутки проходят безнаказанно? Зачем вы это сделали? Вам кто-то заплатил за это? – наседала я.

– Нет! – воскликнула Дина Николаевна. – Это совсем не то, что вы думаете!

– Вас вынудили это сделать? Так? – догадалась я. – Вас кто-то шантажировал? Говорите же! – потребовала я.

– Я ничего не буду вам говорить, – неожиданно твердым голосом сказала Савинкова. – Да! Я это сделала! Лично я! Это я собрала результаты всех обследований и собственной рукой написала другие. А больше я вам ничего не скажу.

– Скажете! Еще как скажете! – нехорошим тоном пообещала я, а Савинкова опустила голову и уставилась в стол. – Вы назовете мне имя того, кто вас заставил это сделать! И никуда не денетесь! Ну же! – Савинкова, не глядя на меня, отрицательно покачала головой. – Вы что, не понимаете, что Дроздов может превратить вашу жизнь в кошмар?

Она подняла голову, и я увидела в ее глазах такую боль, что даже отшатнулась.

– Что вы знаете о кошмаре? – с горькой усмешкой спросила она и отвернулась.

– Дина Николаевна! – подъехала я с другого боку. – Но ведь получается, что у вас с ним общий враг! Вы его боитесь, но Игорь Николаевич-то нет. Назовите мне имя шантажиста, и дальше я уже сама с ним разберусь.

Вместо ответа она только покачала головой, и я поняла, что ничего здесь больше не добьюсь. С трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью, я вышла из кабинета и пошла к выходу. По дороге мне пришла в голову неплохая мысль, и я позвонила Володьке.

– Киря! Собери о Савинковой все, что только возможно. Лучше всего через налоговую – ты говорил, что у тебя там кто-то есть. Раз она владелица клиники, то на нее много чего должно быть.

– Слушаюсь! – шутливо сказал Киря.

А я поехала к Венчику.

Венчика Аякса на самом деле звали Вениамин Аясов. Личность во всех отношениях примечательная и колоритная, но труднопереносимая в больших количествах, потому что общение с бомжами-философами, любящими рассказывать притчи, для нормального человека показано только в небольших дозах. Вот забросит тебя судьба в полуподвал, и будешь себе на кусок хлеба сбором бутылок зарабатывать. Да вот только не работал Аякс из идейных соображений, и эта жизнь его целиком и полностью устраивала.

Венчика «дома» не оказалось, и я поехала искать его по его любимым местам. Нашла я его в парке, где он, устроившись в дальнем его конце, деятельно готовил вторсырье к сдаче, иначе говоря, сминал ударом ноги алюминиевые банки из-под напитков и аккуратно складывал в авоську.

– Матушка Татьяна Александровна! – радостно заорал Венчик при виде меня. – Сколько лет, сколько зим! Все в трудах! Все в заботах! Не жалеете вы себя! – осуждающе сказал он. – Аки пчелка трудолюбивая целыми днями туда-сюда! Туда-сюда! А я вот вам сейчас по этому поводу притчу одну расскажу... – начал было Аякс, но я остановила его:

– Потом расскажешь, Венчик. А сейчас мне помощь твоя нужна. Сделаешь?

– Вопрос оскорбительный по самой сути своей! – обиженно заметил он.

– Ну тогда слушай. Ты знаешь дом на проспекте Свободы под номером 9?

– А как же! Бога-а-атый дом! При таком жить – беды не знать! – одобрительно сказал Аякс.

– Вот туда-то тебе и надо будет пойти. Там весь пятый этаж занимает квартира Дроздова Игоря Николаевича.

– Слышал о таком, – кивнул Венчик.

– Так вот! По моим прикидкам, у него должен быть роман с кем-то из жильцов этого же дома, с женщиной, разумеется. Нужно выяснить о ней все, что можно.

– Все сделаю! – авторитетно заявил Аякс и начал рассуждать: – Идти туда нужно вечером, когда люди уже выпьют и поедят, – они будут добродушнее и откровеннее! Вот я к ним в гости сегодня и наведаюсь.

– И не с пустыми руками, – сказала я и протянула Венчику деньги. – Это аванс и на расходы! А по завершении дела добавлю!

– Дай вам бог здоровья и всяческого успеха, матушка Татьяна Александровна. А уж я вас не подведу!

– Знаю, Венчик! – улыбнулась я. – Значит, я к тебе завтра утром приду.

– Буду ждать вас с величайшим нетерпением! – заверил он меня.

Простившись с Аяксом, я поехала домой, и едва я переступила порог, как мне на сотовый позвонил Киря.

– Ну нарыл я кое-что на Савинкову, – сказал он. – И очень, понимаешь ли, интересное!

– Считай, что я уже у тебя, – заверила я Володьку и бросилась обратно на улицу к машине.

Не прошло и пятнадцати минут, как я уже сидела в кабинете Кирьянова с сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой, то есть в самом рабочем своем состоянии.

– Повествуй! – кивнула я.

Кирьянов довольно улыбнулся и начал:

– Слушай, что я в налоговой нарыл. Родилась Дина Николаевна Савинкова в Пензе, там же закончила медучилище... замуж не вышла, родила сына Антона Михайловича, который ныне в нашем городе очень хорошим хирургом считается.

– Ну, по нашим временам родить без мужа – не криминал! – отмахнулась я.

– А ты дальше слушай! – выразительно сказал Киря и продолжил: – Потом, оставив сына у родителей, приехала учиться в наш мединститут. Сошлась здесь с Михаилом Антоновичем Морозовым и до сих пор живет с ним в гражданском браке. Не женятся они официально почему-то. И Антон официально не усыновлен.

– Ну, бывает! – пожала я плечами.

– А Морозов многолетний депутат областной думы и генеральный директор торгового комплекса «Сатурн», в который входят центральный рынок, универмаг, торговые ряды, несколько заведений общепита и тэ дэ и тэ пэ, – добавил Кирьянов.

– Да я это знаю! – отмахнулась я.

– Плохо слушала! – укоризненно сказал Володька. – Так я повторю! Мне нетрудно! Генеральный директор!

– То есть ты хочешь сказать, что он не владелец? – догадалась я.

– Вот именно! – торжествующе сказал он. – Акциями «Сатурна» владеют: Савинкова, у нее две трети, а у ее сына остальное. И кроме этого и частной клиники, деньги на которую она брала отнюдь не в банке, у Савинковой имеется загородный дом, роскошная квартира и несколько иномарок. У сына опять-таки престижная квартира и иномарка. А вот у самого Морозова, кроме однокомнатной неприватизированной, – подчеркнул он, – квартиры, ничего нет.

– Очень интересно! – протянула я. – Но тогда получается, что шантажируют не ее, а его! Потому-то он все на нее с сыном и записывает! Но чем же его могли так прижать?

– Сие неведомо! – сказал Киря, доставая из стола какие-то листы. – Я просмотрел в Интернете все, что связано с Морозовым, и ничего порочащего его не нашел. И это при том, что соперником Морозова на выборах всех созывов в облдуму был Круглов, который и в средствах не стеснен, и никакими методами не брезгует. Так что, если бы он на Морозова что-то накопал, то размазал бы по всем газетам!

– Но что-то же есть! Иначе не стал бы Морозов так осторожничать! – воскликнула я. – И это что-то очень серьезное! – задумчиво сказала я. – Знаешь, я сказала Савинковой, что могу превратить ее жизнь в кошмар, а она мне сказала: «Что вы знаете о кошмаре?»

– Значит, его чем-то очень крепко держат за горло, – веско сказал Володя. – Но где это что-то искать? Морозов деревенский, родился в Вязовке Тарасовского района, окончил школу, год проработал комбайнером и пошел в армию, где, между прочим, вступил в партию, а это значит, что в армейских делах можно не копаться. Возражения есть?

– Пока нет! – ответила я.

– Служил он в Пензе, – продолжил Киря, – а Антон родился именно там и по отчеству Михайлович, следовательно, имеем все основания предполагать, что это его родной сын.

– Похоже, что так, – согласилась я. – Да и записывает он все на него, как на родного.

– Демобилизовался Морозов в мае, а в сентябре этого же года уже работал учеником продавца в хозтоварном магазине «Уют» в Тарасове. Дальше вся его биография как на ладони, и Кругловым, наверное, уже заучена до дыр. И если он здесь ничего порочащего не нашел, то и нам ловить нечего! Ну и что делать будешь?

– Искать в его родной деревне, где он провел лето, – уверенно сказала я. – Это единственный период, о котором ничего не известно.

– Резонно! – подумав, согласился Кирьянов.

– Володя! Ты можешь выяснить, кто там участковый, и предупредить его обо мне? – спросила я. – А то деревня – это своеобразный микрокосм! Там с чужим человеком откровенничать не будут! Там свои законы и свои порядки!

– Сделаю! – кивнул Володя. – Ты когда поедешь?

– А прямо сейчас! – сказала я, посмотрев на часы. – Еще одиннадцати нет. Езды туда от силы минут сорок, так что я могу за один день обернуться.

– Ты все можешь, реактивная ты наша, – рассмеялся он и пообещал: – Я тебе, как все выясню, на сотовый позвоню.

От Кирьянова я поехала домой. Быстро собралась, положив в сумку диктофон и видеокамеру, а потом бросила кости – узнать, что меня ждет.

– 28+6+19, – сказала я. – Мои дела пойдут успешно, но надо не забывать помогать другим. А вот это вы зря! – обиделась я на них. – Именно этим я все время и занимаюсь! А иногда, между прочим, как говорила сова, безд-возд-мезд-но!

По дороге я заехала в магазин за бутылкой хорошего коньяка: протекция протекцией, но и презент не лишним будет.

Я была уже на полпути в деревню, когда позвонил Киря и сказал:

– Участкового зовут Иван Трофимович Поленов.

– Родственник знаменитого художника? – рассмеялась я.

– Да нет! Скажешь тоже! – хмыкнул Володя. – Мужик сам из местных и всех до единого знает как облупленных. Его предупредили, так что он тебе все расскажет, ничего не утаит!

Въехав в деревню, я узнала у мальчишек, где мне найти участкового, и отправилась к нему.

– Здравствуйте, Иван Трофимович! – сказала я, входя в его кабинет.

– И вам не болеть! – отозвался крупный пузатый дядька в милицейской форме. – Присаживайтесь, – предложил он.

– Я частный детектив Татьяна Александровна Иванова, – сказала я. – Вам должны были звонить...

– Звонили, – кивнул он. – Документы предъявите!

Я протянула ему паспорт, лицензию и коньяк.

– Это лишнее! – буркнул он, но я, заметив, какими глазами он посмотрел на бутылку, самовольно поставила ее в шкаф и сказала:

– Хорошая выпивка лишней никогда не бывает!

Несмотря на коньяк, Поленов самым внимательным образом прочитал мои документы от корки до корки и спросил:

– Чего же вы узнать хотите?

– Понимаете, Иван Трофимович, – осторожно начала я, – у меня есть предположение, что с Михаилом Антоновичем Морозовым, когда он здесь лето после армии провел, какая-то нехорошая история случилась. И жить она ему до сих пор спокойно не дает! Вы не расскажете мне, что же тогда произошло?

– А зачем вам это? – настороженно спросил Поленов.

– Только не для того, чтобы причинить ему неприятность, – заверила я участкового. – Совсем наоборот! Видите ли, я сейчас занимаюсь одним делом, и оказалось, что у нас с ним общий враг, так что я, пожалуй, как раз смогу ему помочь.

«Общий враг» было явной натяжкой, но мне сейчас было не до лингвистических тонкостей.

– Сомневаюсь! – покачал головой Поленов. – Вы не из наших, деревенских, а враг у Мишки здесь только один – Жадовы!

– А вы не сомневайтесь! – попросила я. – Если окажется, что эти Жадовы здесь ни при чем, то от меня о Морозове никто слова не услышит, и поручиться за меня в этом могут те люди, которые вам звонили. Уж они-то знают, что я тайну хранить умею!

Участковый явно сомневался, а потом все-таки сказал:

– Ладно! Расскажу вам, как дело было, – и начал: – Мы с Мишкой одногодки, одновременно в армию пошли, а потом и вернулись. Ну такое событие всей деревней отмечали. А потом, когда захорошели все, драка началась. Кто-то посчитал, что его род войск престижнее, чем у соседа, и пошло-поехало. И тут кто-то заорал, что Мишка Морозов Миньку Жадова убил!

– А что это за имя такое – Минька? – спросила я.

– Да Мелентий он был, – объяснил Иван Трофимович и продолжил: – Мы, конечно, все к Миньке бросились. И Мишка, само собой! А сам клянется, что не трогал он его, что совсем в другой стороне был! А мы все пьяные, разгоряченные! Ну и поперли на него! А он испугался, повернулся и бежать! Жадиха над сыном голосит, бабы вокруг нее собрались и тоже воют. Сам Жадов орет, что до конца жизни Мишку засадит. А Прошка Конюхов его успокаивал. Говорил, что, мол, толку, что ты его засадишь? Сына-то все равно не вернешь! Ты его лучше на Зинке жени. Коль он тебя сына лишил, пусть хоть внуками порадует! А чтобы не отвертелся, я лично заявление напишу, что своими глазами видел, как он Миньку поленом по голове ударил. Да и остальные не откажутся в таком хорошем деле помочь!

– И написали? – с трудом скрывая злость, спросила я.

– Написали! – кивнул Поленов.

– И вы? – уточнила я.

– Нет! – помотал он головой. – Я не писал, хоть Прошка меня и уговаривал. А чего врать, если я ничего не видел! А другие-то написали! Прямо там за столом, где пили. А убийство это на несчастный случай списали. Сам, мол, упал и об лавку ударился!

– Потому что Жадовы здесь коренные, а Морозовы – пришлые! – уверенно заявила я.

– Да! – растерянно сказал Поленов. – Антон действительно к нам в колхоз механиком после института попал, а жена его учительницей в школе работать начала. Правда, к тому времени он уже главным механиком был, а она директором стала. Но вы-то откуда это знаете?

– С психологией дружу! – просто ответила я и спросила: – Ну, а что дальше было?

– Так этими-то заявлениями Жадов и заставил Мишку на Зинке жениться! – ответил Иван Трофимович.

– А почему они в него так вцепились? – удивилась я. – Из-за того, что его родители в начальство выбились?

– Да нет! – махнул рукой участковый. – Зинка же с детства увечная была. С качелей упала и кости поломала, а они срослись неправильно. Вот и получилась она хромая и кривобокая! А с лица-то она симпатичная была. И Мишку с детства любила. Эх и красивый же он парень был!

– И что из этого вышло? – спросила я.

– А ничего хорошего! – пожал плечами Поленов. – Свадьбу-то на всю деревню отгрохали, а Мишка там как покойник сидел! А как Зинка понесла, так в Тарасов уехал в институт поступать! Жадов не против был – хотел, видно, зятя образованного иметь. Только не поступил, наверное, Мишка и торговать пошел. Жадовы сначала хотели, чтобы он Зинку к себе взял, да фельдшерица сказала, что за ней постоянный присмотр нужен, потому что ей рожать опасно и лучше вообще аборт сделать, а то она или сама умрет, или ребенка ненормального родит.

– А она? – спросила я, уже понимая, что дело добром не закончилось.

– Так Зинка-то, может, и послушалась бы, да ее родители заставили. Сказали, что она так мужика крепче привяжет. Вот она и решилась! – вздохнул участковый. – Дашка семимесячная родилась. Еле-еле выходили! А Зинка после этого слегла – ноги у нее отказали. И сдвиг у нее в мозгах произошел: раньше-то она Мишку до смерти любила, а после этого лютой ненавистью возненавидела. Проклинала на чем свет стоит. Так крыла, что крик на все село стоял! Только сволочью и называла. Мишка-то хоть и редко сюда приезжал, но откупался от Жадовых! То хрусталь с оказией пришлет, то сервиз, то ковер! А о продуктах уж и говорить нечего.

– Значит, у Морозова здесь ребенок есть? – удивилась я. – Что-то о нем никогда слышно не было. А Зина жива?

– Да нет! Умерла, когда дочка в десятом классе училась, царствие ей небесное! – сказал Иван Трофимович и перекрестился.

– Ну а что дальше было? – спросила я.

– Мишка-то, по слухам, к тому времени уже с женщиной какой-то жил. С ребенком взял – видели их наши в городе! Да оно и понятно – мужик же он! Природа своего требует! Так Жадов ему прямо на поминках во всеуслышание и сказал, чтобы он снова жениться не вздумал, потому что у него одна наследница, и на Дашку показал, что они, Жадовы, делиться ни с кем не привыкли! И пригрозил, что иначе он, Мишка то есть, сам знает, что будет!

– Представляю себе, что в такой обстановке из девчонки получилось! – покачала я головой.

– Да уж вся в жадовскую породу пошла! – согласился Поленов. – Не любили ее у нас! Хоть она лицом и в мать пошла, красивая была, а парни сторонились ее – уж очень характер у нее паскудный. Мишка-то после Зинкиной смерти сюда и не приезжал больше, но вещи на Дашку с оказией передавал, так что одета она была как кукла. И она же его сволочью-папашей называла!

– Ну как ее мать его звала, так и она стала, – сказала я и спросила: – Она здесь до сих пор с дедом и бабушкой живет?

– Нет, она, как школу закончила с золотой медалью... – начал было Поленов, но не выдержал и плюнул: – С медалью! Да Жадов всех учителей задарил, чтобы ей медаль сделали. У него же дом от дефицита ломился! Он же с Мишки тянул, и тянул, и тянул. Так что купленная у нее медаль.

– Подождите! – воскликнула я. – Так у нее же бабушка директором школы была?

– Да не была уже! – отмахнулся участковый. – Короче, в Тарасов она учиться поехала, в университет! На иностранные языки! В мае тогда приехала расфуфыренная, хотела, видно, нас всех поразить, а наши все от нее нос воротили. Так она с парнем одним познакомилась – он с Федькой Ершовым сюда на праздники приехал, работали они вместе. Эх и красивый был парень! – покачал Иван Трофимович головой. – Да дурак, видно, раз в такую влюбился. А Дашка с ним как кошка с мышкой играла. Он вечером придет и ждет ее у калитки, а она хочет – выйдет, хочет – нет. А уж если по улице рядом идут, так она словно королева выступает, а он рядом с ней – телок телком, идет и в глаза заглядывает, налюбоваться не может, аж дышать боится.

– А вы не помните, как этого парня звали? – опять-таки вылез мой профессионализм, потому что мне до этого парня не было никакого дела – ну мало ли кто с кем в молодости встречался?

– Как же не помнить? Помню! Он теперь человек известный стал! Игорь Николаевич Дроздов!

Оп-па! Вот это был удар под дых! Я даже дышать перестала. «Наверное, это и есть та самая трагическая первая любовь Дроздова!» – подумала я, а потом взяла себя в руки и спросила:

– И чем же все у них закончилось?

– А бог его знает? Они же потом в город обратно уехали, – ответил Поленов. – Да, видно, не получилось у них ничего, потому что Жадов хвалился, что Мишка крупно потратился, но Дашку в Москву перевез. Она там уже доучивалась. А теперь за границей живет. Больше после того мая мы ее здесь не видели, – сказал он, но, подумав, поправился: – Вру! Она же тот год в августе сюда к деду с бабкой попрощаться приезжала. Говорила еще, что у нее теперь новая жизнь начнется и она в эту глушь не вернется никогда. Вот с тех пор ее и действительно здесь больше не было.

– А фотографии ее нигде здесь случайно нет? – спросила я, решив выяснить все до конца, хотя, откровенно говоря, смысла в этом особого не было – она же за границей живет! Но профессионализм – он и в Африке профессионализм и его, как известно, не пропьешь!

– Есть, конечно! В школе на стенде «Наши медалисты» висит, – ответил Иван Трофимович.

– Интересно будет посмотреть! – сказала я и спросила: – А Морозовы-то тут живут?

– Нет, – сказал Поленов. – Они отсюда в тот же год съехали. Как уборочная закончилась, так Антон на общем собрании встал и сказал: «Мы с женой вам никогда ничего плохого не делали, а вы с нашим сыном вон как обошлись! Он никого не убивал, и вы это знаете, но всем миром без всякой вины в виноватые записали! На постылой жениться заставили, тюрьмой пригрозив! Ну да ничего. Бог даст, правда когда-нибудь наружу выйдет и отольются вам наши слезы!» – и ушел. А вскоре его куда-то перевели. Уехали они и адреса не оставили. И действительно, когда правда-то открылась, до того людям стыдно было друг другу в глаза глядеть, что аж отворачивались!

– Так выяснилось, кто настоящий убийца? – воскликнула я.

– Да Прошка Конюхов это и был! Проболтался по пьянке, а потом еще и похвалялся, как ловко выкрутиться смог, – с горечью сказал Иван Трофимович.

– Так нужно было забрать у Жадова эти заявления назад, – сказала я.

– Ага! – хмыкнул участковый. – Так он их и отдаст!

– Ну хоть Морозову бы сообщили, – возмутилась я. – Человек, можно сказать, под топором столько лет живет!

– А толку-то? – спросил Поленов. – Прошка отперся бы, что, мол, спьяну приврал, а доказательств-то теперь и не найти – столько лет прошло!

– И живет же такая сволочь на свете! – зло бросила я.

– Доживает! – поправил меня Иван Трофимович. – Наказал его бог за Мишку! Да и за Миньку тоже! Врачи говорят, что долго он не протянет. С ногами у него что-то – гниют! Вонь в доме такая, что хоть святых выноси! А уж орет от боли так, что за два дома слышно! Жена его истаяла уже совсем.

– А обезболивающие? – спросила я.

– А за ними в райцентр ехать надо, да не наездишься! Они же вдвоем остались – сыновей Афган забрал: сначала старшего, а потом и младшего, а дочка на Дальнем Востоке живет, давно она туда с мужем-моряком уехала. Она и приехала бы, да откуда деньги на билеты взять? И Стеша к ней поехать не может, на кого она Прошку оставит? Да и проездить можно зря! Лекарства-то есть, но не для всех! Ему-то поделом, а вот ей за что все это? – вздохнул Поленов.

«Вот тебе, Татьяна, и разгадка всего! И того, почему Морозов не женился, и того, почему все нажитое на Савинкову с сыном записывает! Одно только не пойму, кто же сейчас Морозовым с женой так командует? Не Жадовы же! Какое им дело до Дроздова, а внучка у них за границей. Правда, Жадовы могли эти бумаги кому-то продать. Они же, судя по всему, за копейку удавятся! Кто-то краем уха услышал об этой истории, предложил им хорошие деньги, и они продали. А вот этому кому-то как раз есть дело до Дроздова! Но Савинкова назовет мне его имя только в том случае, если будет твердо уверена, что Морозову это ничем не грозит. Что делать?» – подумала я, а потом предложила:

– А если с батюшкой побеседовать? Пусть он уговорит Конюхова явку с повинной написать, угрожая геенной огненной. Как вы думаете, согласится тот на это?

– Вряд ли! Прошка всю жизнь безбожником прожил! – покачал головой Иван Трофимович.

– А за обезболивающее? – подумав, спросила я и сама же уверенно ответила: – Да! За это Конюхов все, что угодно, напишет и подпишет!

– А вот это, на мой взгляд, куда надежнее, чем душеспасительные беседы отца Геннадия, – одобрительно кивнул участковый.

Я достала телефон и набрала номер Базарова.

– Виктор Евгеньевич! – сказала я, когда он мне ответил. – Я напала на след!

– Слава богу! – воскликнул он.

– Но, чтобы получить необходимые сведения, мне нужны три упаковки самого сильного обезболивающего и шприцы к ним, – тут же охладила я его пыл.

– Сделаю! – тут же с готовностью заявил он. – Когда надо?

– Немедленно! Я сейчас в деревне Вязовка Тарасовского района, так что отправьте с этим сюда какого-нибудь парнишку, а я его буду у участкового ждать.

– Считайте, что он уже в пути! – сказал Базаров и отключился.

– Ну вот! – удовлетворенно сказала я. – Полдела сделано. Где-то через час он точно будет здесь у вас, а я пока в церковь схожу. Попробую еще и вашего священника в союзники завербовать. Так что надолго не прощаюсь.

– Оперативно вы, однако! – удивленно покачал головой Иван Трофимович.

– Так меня еще куча дел в городе ждет, – объяснила я и усмехнулась: – Вот и приходится крутиться!

Оставив Поленова и дальше удивляться, я пошла в церковь, откуда меня какая-то богомольная старушка проводила до дома священника отца Геннадия. Поздоровавшись с батюшкой, моим ровесником, я сказала:

– Отец Геннадий, мне очень нужна ваша помощь в одном богоугодном деле.

– Воистину богоугодном, дочь моя? – спросил он.

– Воистину! – кивнула я. – Дело в том, что много лет назад в этой деревне был убит один парень, Мелентий Жадов. Вину за это возвели на человека, совершенно к этому не причастного. До суда дело не дошло – на несчастный случай списали, но его с тех пор шантажируют несовершенным убийством, и пора положить этому конец, тем более что известен настоящий убийца – это Прохор Конюхов, которому, как я поняла, жить осталось недолго.

– На все божья воля, дочь моя, – наставительно сказал батюшка, а потом с интересом спросил: – Но в чем же ты видишь мою миссию?

– В том, чтобы лиходей покаялся в содеянном и явился в милицию с повинной, – ответила я. – По-моему, это дело самое богоугодное!

– Служение мое в том и состоит, дочь моя, – сказал отец Геннадий и грустно добавил: – Имел я беседы неоднократные с рабом божьим Прохором по просьбе жены его, но закоренел он в безверии своем и не боится наказания божьего. Даже исповедаться не пожелал.

– Мне уже сказали, что он безбожник, – подтвердила я. – Но я к вам по другому вопросу: в свидетели, батюшка, пойдете?

– Не понимаю тебя, дочь моя! – с интересом уставился на меня отец Геннадий.

– Я в том смысле, что не согласитесь ли вы поприсутствовать, когда я сегодня этого раба божьего на явку с повинной колоть буду?

– Дело церкви всемерно способствовать торжеству справедливости, – охотно отозвался батюшка, и даже глаза у него загорелись. – Когда приходить?

– У вас сотовый есть? – спросила я.

– Вестимо, есть! – уже с азартом ответил он и продиктовал мне номер.

– Я вам позвоню, – пообещала я и, спросив, как пройти в школу, отправилась туда, чтобы посмотреть на первую любовь Дроздова.

Стенд «Наши медалисты» висел недалеко от входа. Я сфотографировала на камеру мобильного телефона портрет Дарьи Михайловны Морозовой, очень красивой девушки с неприятным презрительным взглядом, и вернулась к участковому.

– Ну вот! – сказала я. – Получила благословение, и теперь мое дело уже совсем правое!

– Думаете, расколете, Татьяна Александровна? – спросил Поленов.

– На раз-два такта! – уверенно ответила я. – Так что, как только посыльный приедет, мы берем письменные принадлежности, и вперед! И еще Жадовых бы надо привести – их же сына, в конце концов, тогда убили!

– Будут! – твердо пообещал он. – А пока не попить ли нам чайку? Или вы только кофе признаете?

Вряд ли здесь найдется хороший кофе, – подумала я и согласилась выпить чаю.

– С коньячком? – спросил участковый.

– Во-первых, это подарок, так что вы лучше себя и близких побалуйте, а во-вторых, я за рулем, – отказалась я, а Поленов не стал настаивать.

Мы с ним неспешно пили чай под сушки с маком, и он выспрашивал меня о последних городских новостях, когда на улице просигналила машина. Я вышла во двор и увидела уже знакомого мне по театру парня. Он меня тоже узнал и сказал, протягивая газетный сверток:

– Вот! Это вам Виктор Евгеньевич велел передать!

Я надорвала газету и увидела три упаковки ампул и перетянутый резинкой блок одноразовых шприцов.

– С какой же скоростью ты гнал? – удивилась я.

– Так Виктор Евгеньевич сказал «мухой»! Вот я и полетел, – он помахал руками.

– Понизили тебя, значит, за ту историю в театре? – спросила я.

– Хорошо, что не выгнали, – буркнул он. – Я вам здесь еще нужен?

– Нет! Езжай! Только больше так не гони, – попросила я.

– Так теперь уже не надо! – ответил он, сел в машину и уехал.

Я вернулась к Ивану Трофимовичу и показала ему сверток.

– Ну теперь уж Конюхов никуда не денется! – уверенно сказала я и позвонила священнику. – Отец Геннадий! Если вы не передумали, то встречаемся прямо сейчас около дома Конюховых.

– Уже иду! – заверил он меня.

Отключив телефон, я спросила Ивана Трофимовича:

– А Жадовы знают?

– Я им уже позвонил, пока вы на улице разговаривали, – старик-то сотовым разжился, – объяснил он. – Так что они будут!

– А вы с видеокамерой обращаться умеете? – поинтересовалась я, доставая из сумки камеру.

– Да у сына такая же, – сказал он. – Как-нибудь разберусь!

– Тогда вы будете снимать, а я писать! – предложила я.

– А вы сумеете? – усомнился Поленов.

– Я бывший следователь прокуратуры. Как-нибудь разберусь! – усмехнулась я.

– Ну, тогда держите, – сказал он, протягивая мне лист бумаги. – Давайте я вам сейчас на Прошку все установочные данные дам, чтобы вам потом на это не отвлекаться.

Я согласилась и написала под его диктовку шапку: фамилию, имя, отчество, год и место рождения и все прочее. Когда закончила, Иван Трофимович поднялся и, надевая фуражку, предложил:

– Ну, тогда вперед!

Пока мы шли к дому Конюховых, за нами начали понемногу увязываться любопытствующие, так что подошли мы уже целой толпой.

– Это Жадовы? – тихонько спросила я, кивая в сторону двух стариков около ворот: на толстого, багрового, неприятного мужчину с настороженно бегающими глазами и увешанную золотом бабу в давно вышедшем из моды, но некогда супердефицитном полиэстре.

– Они! – подтвердил участковый.

А по улице между тем, пыля рясой, уже бодро двигался к нам отец Геннадий. Он подошел, оглядел собравшихся и предложил:

– Ну, что? С богом?

– Пошли! – скомандовала я.

Мы, то есть я, батюшка и Иван Трофимович, который жестом пригласил Жадовых следовать за нами, вошли во двор, а потом и в дом, где были открыты все окна.

– Мир дому сему! – торжественно сказал отец Геннадий, и к нему тут же кинулась невысокая, очень худая женщина неопределенного возраста.

Батюшка благословил ее, а я тем временем огляделась: вокруг были грязь и запустение – ясно, что одной женщине с таким больным на руках за всем не уследить. В комнате на кровати, опираясь на подушки, чтобы было повыше, полулежал Прохор. Глаза его лихорадочно горели, губы были искусаны в кровь. Сам он больше походил на труп, чем на человека.

– Зачем пожаловали? Полюбоваться? – прохрипел Прохор.

– По делу! – сухо ответила я.

– У меня теперь одно дело – помереть поскорее и Стешу от мучений избавить, – ответил он.

– Умереть можно по-разному, – сказала я. – Можно от боли в голос орать, а можно и безболезненно. Тебе как больше нравится? – спросила я и показала ему пакет с упаковками лекарства.

Стеша быстро подскочила ко мне, посмотрела название и, воскликнув:

– Благодетельница ты наша! Век за тебя буду бога молить! – рухнула передо мной на колени.

– Погоди, Стеша! Не унижайся! – сказал Прохор жене, а меня спросил: – Чего взамен потребуешь? С нас теперь и взять-то нечего!

– На твоей совести, Конюхов, две жизни, – сказала я. – Мелентия Жадова, которого ты в драке убил, и Михаила Морозова, на которого вину свалил, судьбу ему исковеркав. Тебе, сам знаешь, уже недолго осталось, так облегчи совесть! Здесь вот и участковый, и батюшка, давай оформим явку с повинной?

– Ничего не знаю и ничего говорить не буду, – заявил Прохор с неожиданной силой в голосе. – Мишка всю жизнь как сыр в масле катался, а я тут горбатился как вол!

– Сыр в масле, говоришь? – взвилась я. – Да Жадовы из него всю кровь по капле выпили! Они его мертвой хваткой за горло держат, шантажируя теми заявлениями, которые пьяные, ничего не соображающие люди по твоему наущению написали! Он всю жизнь прожил, каждый день удара ожидая! Это теперь называется сыр в масле?

– Все равно ничего не скажу! – заявил Прохор.

– Тогда смотри сюда! – сказала я.

Я достала из упаковки одну ампулу и подняла ее повыше.

– Видишь? Хорошо видишь? – спросила я, вертя ампулу в руках.

Конюхов не отрывал от нее пристального взгляда и только судорожно глотал и глотал. Я нехорошо усмехнулась и разжала пальцы – ампула упала на пол и разбилась, а я для верности еще и наступила на нее. Раздался хруст. Я достала вторую ампулу, которой уготовила ту же участь, и тут Стеша бросилась к мужу с криком:

– Прошенька! Ради Христа тебя прошу! Облегчи душу!

– Да когда же я в него верил? – усмехнулся тот.

– Ну хоть ради меня! – рыдала она. – Ради любви нашей былой! Ради детей, что нарожали!

Лицо Прохора дрогнуло, и он, выпростав из-под одеяла исхудавшую руку, погладил жену по голове.

– Если только ради тебя, Стешенька! – с теплотой сказал он. – Замучилась ведь ты со мной, бедненькая! – А потом уже мне: – Твоя взяла! Расскажу я, как все это было!

Я посмотрела на участкового, который, оказывается, уже давно все снимал, и, поставив на стол включенный диктофон, села и начала записывать исповедь Прохора:

– Мы с Минькой вдвоем вокруг Стеши вертелись, да только она меня выбрала. Она уже нашего старшего родила, земля ему пухом, а Минька все вокруг нее круги описывал, никак смириться не мог. А по весне эта гулянка была. Ну, выпил я, видно, лишнего, и такая злость меня на Миньку взяла, что никак он жену мою в покое не оставит, что, когда драка началась, я его поленом по башке и хватил, чтобы злость выместить, да силу не рассчитал – я же тогда здоровый бугай был. Минька упал, и я как-то вдруг понял, что убил его. Испугался я здорово и даже протрезвел. Стал думать, что делать – ведь если посадят меня, то каково жене одной с мальцом будет, тем более что она уже дочкой беременна была. Ну я и заорал первое, что на ум пришло. Сам не знаю, как получилось, что я Мишку Морозова назвал. Тот клялся, что не трогал Миньку, да не поверили ему. А я быстренько Жадову и посоветовал Мишку на Зинке женить, чтобы хоть внуки были. А потом и сам заявление написал, что собственными глазами видел, как Мишка Миньку ударил, и других подговорил. А Жадов-то потом узнал, что это я убил, – ему Зинка сказала. Она же в Мишку без памяти влюблена была, глаз с него не спускала, вот и видела, что это не он ее брата ударил. Только разве могла Зинка такой шанс упустить – за Мишку замуж выйти? Жадова же! А потом пришел ко мне Жадов и сказал, что все знает, а я ему в ответ, а какой тебе с меня пожиток? Я-то, мало того что женат уже, так и нет на меня ничего! Но он меня все равно к делу приспособил: огород вскопать, удобрения привезти, – словом, по хозяйству. А потом я узнал, что он с Мишки деньги да добро всякое тянет, и послал его, чтобы двух маток не сосал, – жирно ему это будет. Он мне угрожать начал, а я пригрозил, что дом ему спалю со всем добром, он и отстал. Вот вам и вся история!

Я закончила писать, потом дала подписать Конюхову и только после этого протянула пакет Стеше, спросив:

– Уколы делать умеете?

– Да научилась уже! – сказала она, забирая дрожащими руками пакет.

– Ну, Жадовы! – сказала я, поворачиваясь к ним. – Вот правда и выплыла наружу! Ну и чего вы добились? Того, что ваш дом всяким добром забит? Оно, что, вашу старость согреет? А где ваша дочь, которая могла бы еще жить да жить! Где ваша внучка, которая уехала и бросила вас?

Жадиха зарыдала, а ее муж все пытался что-то сказать, беззвучно шевеля губами, а я жестко спросила его:

– Где те заявления, которыми вы Морозова шантажировали? Немедленно отдайте их мне! Вам они больше не нужны, а он, получив их, наконец-то вздохнет спокойно! Ну?

– Да нет их у нас уже! – выкрикнула насмерть перепуганная Жадиха. – Давно уже нет! Украл, наверное, кто-то!

– Покайтесь в грехах, дети мои, ибо вина ваша безмерна! – торжественно сказал священник. – Но господь милостив! Искупите свою вину! Отдайте бумаги тому, кому они нужнее, и простятся вам грехи ваши!

Тут Жадиха бухнулась перед отцом Геннадием на колени и запричитала:

– Батюшка! Вот вам истинный святой крест, что нет у нас уже этих бумаг! Да чтоб мне умереть без покаяния, если я вру!

– Батюшка! У нас их действительно уже нет! – наконец обрел речь Жадов. – Уж как я их прятал, а видно, украл кто-то. Отдали бы мы их с дорогой душой, так ведь нечего.

– Правду ли говоришь, сын мой? – заглядывая ему в глаза, спросил отец Геннадий.

– Истинную правду, батюшка! – заверил его Жадов и перекрестился.

– Ступайте с миром, дети мои! – сказал священник, и Жадовы, поддерживая друг друга, как могли быстро, вышли из дома.

Отец Геннадий же повернулся к Прохору, около которого стояла жена с уже пустым шприцом, и сказал:

– Великий грех снял ты со своей души, покаявшись, сын мой! И зачтется тебе это, когда перед господом предстанешь! А тебе, дочь моя, – обратился он к Стеше, – дай бог смирения и терпения! – и снова благословил ее.

Когда мы вышли из дома, священник спросил меня:

– Исповедаться не хочешь ли, дочь моя? Вижу я, что тяжело у тебя на душе! Что злобой она полна, а господь заповедовал нам прощать врагам нашим!

– Не злобой, батюшка, а жаждой мести! – поправила его я.

– Не благое дело ты творишь, – осуждающе сказал отец Геннадий. – Ибо сказано: «Воздастся каждому по делам его!»

– Но не сказано, когда и где! – жестко возразила я. – А я хочу, чтобы преступник свое получил здесь, при своей жизни, а не там. – Я показала глазами на небо. – И как можно быстрее!

Отец Геннадий еще раз покачал головой и ушел, а я повернулась к Ивану Трофимовичу, взяла у него из рук видеокамеру и сказала:

– Ну вот и все! Приехать с бумагами, конечно, лучше было бы, но на нет, как говорится, и суда нет! Только куда вот они деться могли? Может, кто-то из тех, кто тогда, не разобравшись, заявление написал, действительно украл их, когда правду узнал? – предположила я. – Загрызла мужика совесть, вот он и украл, а потом сжег?

– Нет! – покачал головой Иван Трофимович. – Слушок бы обязательно прошел, а этого не было! А Жадовы врали, Татьяна Александровна, – уверенно сказал он. – Я их всю жизнь знаю. Может, у них бумаг этих уже и нет, но только не украли их! Продали они их! Вот что!

– Стоять на коленях перед священником, креститься и врать? – удивилась я.

– Ай! – махнул рукой участковый. – Жадовы богу и в лицо соврут – недорого возьмут! Порода такая!

– Ну, как бы там ни было, а после признания Конюхова эти заявления уже прежней силы не имеют. Даже попади они в руки врага Морозова, ему будет чем эту карту побить! Теперь посмотрит он съемку, послушает запись и вздохнет свободно...

– И что-то вам за это сделает или скажет, – хитро улыбнувшись, предположил участковый. – Не просто же так вы старались!

– Не просто, – усмехнулась я. – Я, знаете ли, себе этим занятием на хлеб насущный зарабатываю!

– Я, честно говоря, сомневался, что вы сможете Прошку расколоть, – признался Поленов. – Это же кремень мужик! Был! – поправился он. – Но вы ох и сильны! У меня аж мороз по коже пошел, когда вы на него наседать начали! А уж когда ампулу разбили!..

– Главное, что добилась того, чего хотела, – ответила я.

Мы дошли с Иваном Трофимовичем до отделения, я села в машину и в расчете на то, что еще успею застать Савинкову на работе, погнала в Тарасов, попутно пересчитывая своей пятой точкой все ухабы и рытвины этой дороги.

Ожидания мои не оправдались. Дины Николаевны в клинике уже не было, и я отправилась домой. Пропылилась я за день нещадно. Приняв душ, я решила лечь спать – надо же мне хоть одну ночь нормально выспаться!

Уснула я с чувством честно выполненного долга – мне было чем завтра козырнуть перед Савинковой.

Глава 6

Утром, устроившись на кухне с кофе и сигаретой, я бросила кости, чтобы узнать, что мне на этот раз уготовила судьба. Выпавшие числа 2+20+27 пообещали мне сильных и смелых партнеров в работе.

– Надо же! – удивилась я. – Откуда же они возьмутся? Ну да поживем – увидим!

Быстро собравшись, я поехала за новостями к Венчику, который встретил меня с притворной скромностью.

– Ну, Венчик! Повествуй! – усевшись, попросила я.

– Новости, Татьяна Александровна, неутешительные, – сказал он.

Эта его манера начинать издалека когда-то выводила меня из себя, но со временем я с ней смирилась, как с неизбежными издержками производства. Главное, чтобы Венчик притчи не принялся рассказывать, а остальное я как-нибудь выдержу.

– Давай, Аякс! – потребовала я. – Я ко всему готова!

– Да, понимаете, Татьяна Александровна, – сказал он. – Новости не то чтобы неприятные, но маловато их. И контингент отличается крайним недружелюбием и подозрительностью.

– Но что-то ты все-таки узнал! – уверенно сказала я.

– Узнал! – кивнул он. – Как говорят очевидцы, господин Дроздов там когда-то с одной женщиной жил. Потом она исчезла, а он стал туда периодически днем наведываться. Машина в это время его во дворе ждала.

– Но он не ночевал? – спросила я.

– Не ночевал! – подтвердил Венчик. – Но при этом он так же периодически выбрасывал пустые бутылки из-под шампанского, коробки от конфет, всякой прочей ерунды, что в таких случаях на стол ставят, и... – Аякс смущенно отвел глаза, – использованные презервативы.

– Ясно! Баба отдельно приходила, чтобы водителю на глаза не попадаться, или... Или она тогда уже жила в этом доме! – сказала я и тут же поправилась: – Нет! Тогда бы они у нее встречались! А эту женщину кто-нибудь видел?

– Мои коллеги точно не видели, – ответил Венчик. – Так они же не целыми днями около баков пасутся. У них и другие дела есть.

– Тоже верно! – согласилась я. – А сейчас он что выбрасывает?

– А ничего не выбрасывает, хоть и ночует там частенько, – ответил Венчик.

– Все правильно! – кивнула я. – Потому что не в своей квартире он ночует. Потому-то и говорит, что телефоны отключает, чтобы выспаться. Теперь дело за малым – выяснить, в какой именно квартире он обретается. Точно только одно – эта женщина должна жить одна!

– Не одна! – неожиданно сказал Венчик и интригующе замолчал, а я прямо-таки взвыла:

– Аякс! Я тебя сейчас убью, и суд меня оправдает! Так что не мотай мне нервы, а говори толком.

– А я и говорю, что где-то три-четыре месяца назад из одной трехкомнатной хозяева за границу уехали сына лечить, а квартиру сдали. А сняла ее одинокая женщина. Сколько ей лет, не ведаю, но красива-а-а! – Венчик даже зажмурился, чтобы мне попонятнее было. – И выглядит она, как говорят, молодо. А уж холе-е-ена! Ну словно кошка любимая в хорошем доме. А приехала она, значитца, из Москвы. А вскоре завела себе девчонку-домработницу – та, видать, из деревни на заработки поехала. На панель идти, наверное, воспитание не позволило, вот она и начала ходить по богатым домам – вдруг кто-то ее в прислуги возьмет. Охранник ее в ту квартиру и послал – в других-то уже есть. Так что живут в квартире номер 8 две особы женского пола: хозяйка и прислуга. Хозяйка – Марианна Кленова...

– Кленова? – переспросила я, потому что уже где-то встречала эту фамилию.

– Ну да! – подтвердил Аякс и собрался было продолжить, но я жестом остановила его.

«Кленова... Кленова... – усиленно размышляла я и тут вспомнила: – Точно! Она в тот вечер была в театре и сидела в губернаторской ложе! Если заказчица нападения она, то это совершенно естественно, – она же должна была собственными глазами увидеть, как сработал Кривоножкин-Друидский! Но как она в губернаторскую ложу попала? Ладно! Потом разберусь!» – решила я и спросила:

– Так что там насчет Кленовой?

– А она из дому практически не выходит, но иногда выезжает в город на своей машине – черном «Вольво», – сказал Венчик и протянул мне листок с написанным на нем номером.

– Московский, – сказала я. – Как ты умудрился?

– А я дождался, когда она из подземного гаража выедет, и записал, – похвалился он.

– А как ты понял, что это именно то, что надо? – допытывалась я.

– Так она же из Москвы приехала! Значит, и номер у нее должен быть соответствующий! – обиделся Венчик. – Что уж я такой тупой, что в номерах не разбираюсь?

– А ее саму ты видел?

– Нет! – покачал он головой. – Стекла тонированные, – объяснил Венчик и продолжил: – А домработницу зовут Надя, и крутится она, бедная, как белка в колесе, но, видимо, не всегда успешно, потому что периодически появляется с красной щекой, – видать, эта самая Марианна любительница руки распускать. Девчонка красивая! – восхищенно сказал Венчик. – Яркая такая! Глазищи черные в пол-лица! Только зря она в блондинку перекрасилась – брюнеткой ей лучше было!

– Венчик! – торжественно сказала я. – Ты гений! В тебе пропал незаурядный детектив. Я снимаю перед тобой шляпу. Я сама не смогла бы за такой короткий срок столько выяснить. Нет тебе цены! – И полезла в сумку за деньгами.

– Да ладно уж вам, Татьяна Александровна! – Аякс сделал вид, что смутился, хотя я точно знала, что мои слова были ему, как коту валерьянка.

Простившись с Венчиком, я немного посидела в машине, переваривая новости, а потом медленно сказала:

– Значит, Кленова приехала сюда из Москвы. А Дроздов именно там, узнав, что у Тамары не может быть детей, отказался от услуг посторонней женщины на роль суррогатной матери. Наверняка рассчитывал, что под эту сурдинку с женой развестись сможет. Но тут встрял Базаров со своей Натальей, и дело закончилось для Пейрака пиковым интересом. А вот дама, видать, с этим не смирилась! Что же теперь делать? Ехать в Москву? Ждут меня там! Все глаза проглядели! Да и пакостила она в Тарасове! Значит, концы здесь надо искать, – решила я. – А для начала поговорить с Савинковой. Уж теперь-то она мне все расскажет!

В клинике секретарша Савинковой попыталась меня задержать, но я, не обращая внимания на ее слова, прошла прямо в кабинет и увидела, что там идет совещание.

– Извините за вторжение, но нам с вами, Дина Николаевна, надо немедленно поговорить, и для вашей же пользы! – сказала я и ободряюще улыбнулась ей.

Ее взгляд из испуганного, каким она меня встретила, мгновенно превратился в совершенно другой, горевший яростной надеждой, и она, не отрывая от меня глаз, замахала руками своим подчиненным:

– Потом! Все потом!

Они недоуменно переглянулись и вышли. Когда же мы с ней остались одни, я подошла к ее столу и положила на него бумагу, кассету и коробочку с диском от видеокамеры.

– Что это? – не решаясь дотронуться, спросила она.

– А вы прочитайте! – сказала я и присела возле ее стола. – А остальное потом послушаете и посмотрите.

С некоторой опаской Савинкова взяла бумагу, и по мере того, как она читала, ее руки сначала начали дрожать, а потом просто заходили ходуном, бумага выпала у нее из рук, она посмотрела на меня полубезумным взглядом и зарыдала, уронив голову на руки.

– Успокойтесь! Ну успокойтесь же, Дина Николаевна! – уговаривала я ее. – Все страшное уже позади! Теперь вы с Михаилом Антоновичем будете жить совершенно свободно и без страха!

Постепенно Савинкова успокоилась, выпила воды и глубоко вздохнула.

– Господи, Татьяна Александровна! Да вы даже не представляете, что вы для нас сделали! Вы же нас на свободу выпустили! Если бы вы только знали, как мы настрадались за эти годы! Врагу лютому такой судьбы не пожелаю!

Я видела, что ей нужно выговориться, да и время у меня было, так что я решила подождать и не перебивала ее.

– Мы с Мишей познакомились в Пензе, когда он там служил, а я уже медучилище заканчивала, – начала она. – Полюбили друг друга и пожениться решили. Родителям моим он понравился, а я – его, он им обо мне писал и фотографию посылал. Он тогда в мае меня беременную оставил, а сам в деревню к себе поехал, чтобы потом с родителями вернуться и официально посвататься. Уехал и... пропал! Как в воду канул! А потом письмо от него пришло, что попал он в такой переплет, что ему или в тюрьму идти за то, чего не совершал, или на постылой жениться! Вот он и выбрал второе, – вздохнула Савинкова. – А еще написал, что любит меня и до конца жизни любить будет, и прощения за все попросил. Я, как прочитала, так в обморок и грохнулась. Очнулась, мама вокруг меня хлопочет, а папа письмо это вслух читает, и лицо у него!.. – Савинкова помотала головой. – Ну, начали они меня утешать, что, мол, какие мои годы, что другого найду, порядочного и все такое... Вот тут-то я им и призналась, что ребенка жду и срок такой, что аборт делать поздно. Скандал был страшный! Вы-то не знаете, что это было за время! Тогда без мужа родить было позором великим!

– Приблизительно представляю, – сказала я.

– Вот то-то же, что вы представляете, а я все это на себе испытала! И взгляды косые. И перешептывания за спиной. Ну, родился у меня в сентябре сынок. Папа хотел его в честь своего отца назвать, а я настояла, чтобы Антоном, как мы с Мишей и собирались. И тут под Новый год – звонок в дверь! Миша! Как папа его не убил, не знаю. А Миша все одно твердит: «Вы меня только выслушайте!» – и деньги достает. А папа эти деньги выхватил и ему в лицо швырнул, а Миша все просит, чтобы мы его выслушали. Ну, успокоились все в конце концов, сели вокруг стола, я с Антошкой на руках. Так Миша, как уставился на него, так и смотрел весь вечер, и улыбался как глупенький, – с теплотой сказала Дина Николаевна.

– Так сын же! – вздохнула я.

– Вот тогда-то он нам все и рассказал! Да вы, раз в деревне были, и сами все знаете. А папа только спросил его: «Ты правда не убивал?», а Миша в ответ: «Жизнью сына клянусь!» Ну и стали мы думать, как нам дальше жить. А Миша меня все в Тарасов звал! Сказал он, что живет у родителей своего отца, и хоть квартирка и маленькая, места всем хватит, что в торговлю работать пошел, что с директором ему очень повезло! – Тут она остановилась и спросила: – Вы в судьбу верите? Верите в то, что однажды, совершенно случайно можно свою судьбу встретить?

– Верю! – твердо ответила я.

– Ну тогда вы меня поймете, – удовлетворенно сказала она. – Понимаете, когда Миша из деревни сбежал, чтобы якобы в институт поступать, он туда даже документы не подавал – не до того ему было. Целыми днями на кровати лежал, в потолок уставившись, или по городу шатался. Дед с бабушкой уговаривали его, чтобы он хоть работать пошел, если уж учиться не получилось, вот он случайно и увидел в витрине хозтоварного магазина объявление, что туда грузчики требуются, – он и пошел! И судьбу свою встретил!

– Оказался в нужный момент в нужном месте! – сказала я.

– Директором там был Моисей Соломонович Бах, – увлекшись воспоминаниями, рассказывала Савинкова. – Он раньше директором промторга был, а когда его сын в Израиль уехал, его тут же из партии исключили и в директора магазина перевели, а сына его в Израиле в армию призвали, и он в перестрелке погиб. А он у них один был! Это Миша сейчас как лунь седой, а в молодости у него волосы черные были, а сам он темноглазый и смуглый. Он рассказывал, что, когда в кабинет к Баху вошел, тот за сердце схватился и крикнул «Мойша!» Миша растерялся, говорит: «Да нет! Я Миша!» Тут и Бах понял, что ошибся, но... Как-то вот с того момента у них все и началось: симпатия какая-то взаимная, которая потом почти в родство перешла. Миша говорил, что они тогда долго разговаривали, и рассказал он Баху все правду, и тот взял его не грузчиком, а учеником продавца для начала и начал опекать по-отечески, работе учить, жизни... Потом уговорил его ко мне съездить, пообещал, что если я в Тарасов перееду, то поможет мне в мединститут поступить, с жильем поможет... Так оно все вышло – связи-то у него были колоссальные! Вот мы и решили, что, как Антошка подрастет немного, я к Мише и уеду. А что мне было в Пензе делать? С незаконным ребенком на руках будущего у меня там не было и быть не могло, а Антошке Миша отец родной. Вот я в июне сюда и приехала, а Антошка у родителей остался. Мишины бабушка с дедушкой меня как родную приняли. Мы так дружно жили! – улыбнулась Савинкова.

– А Жадовы? Они ничего не знали? – спросила я.

– Так Мишины родители к тому времени из Вязовки уже уехали, а сам он туда почти и не ездил. Он говорил, что когда там узнали, что он в институт не поступил, то Жадов хотел его обратно залучить, а как узнал, что Миша в торговле работает, тут же отстал, но клянчить начал то одно, то другое. Вот Миша этим от них и отделывался, да еще на дочку деньги посылал – Зина-то к тому времени уже родила, и знали мы, что она... Ну, словом, с ума сошла и обвиняет Мишу, что это все из-за него случилось! Она же лежачая была, за ней постоянный уход требовался, так что о том, чтобы ее в город перевезти, и разговору не было.

– Когда же они о вас узнали? – спросила я.

– Мы довольно долго скрывались, нигде вместе не показывались, а потом, я уже мединститут закончила, а Миша – заочный торговый, это Бах его заставил, чтобы он карьеру сделать смог, мы с Мишей и Антошкой, гуляя на набережной, кого-то из его земляков встретили. Они-то, видимо, Жадовым и рассказали, но те, наверное, подумали, что Антон только мой ребенок.

– Ничего сделать не пытались? – спросила я.

– Не знаю, – покачала Савинкова головой. – Мы к тому времени кооператив себе трехкомнатный выстроили, на мое имя. Это Бах так посоветовал, чтобы, случись что с Мишей, он Жадовым не достался и я с сыном на улице не оказалась. Потом мы так же и машину с гаражом оформили, и дачу. А Миша все в той квартирке прописан был, а когда дом снесли, ему однокомнатную дали – бабушки с дедушкой тогда в живых уже не было. А потом... – Дина Николаевна внезапно погрустнела, и я все поняла.

– Вы рассчитывали, что после смерти Зины пожениться сможете? – прямо спросила я.

– Да! – не стала лукавить она. – Хоть и грех это, но я обрадовалась, когда она умерла. Думала, что наконец-то мы с Мишей зарегистрируемся и он Антона усыновит, а второй уже вообще в законном браке родится.

– У вас есть еще один ребенок? – воскликнула я.

– Есть, – кивнула она. – Только все наши мечты рухнули в один момент, когда Миша с похорон вернулся.

– Я знаю, что там было, – сказала я.

– Ну и как мы могли после этого рисковать? – спросила она. – Вот я и уехала к родителям рожать. Там ребенка и оставила. Там он и вырос! А мы с Мишей и Антошкой туда каждую свободную минуту ездили!

– Как же трудно вам было! – посочувствовала я ей.

– Это-то трудно не было! – вздохнула она. – А вот когда Антошка свое свидетельство о рождении нашел, где в графе отец прочерк стоит, вот это было трудно. Ему тогда тринадцать было – самый такой возраст. Но Миша с ним наедине по-мужски поговорил, объяснил ему все, и Антошка понял. А потом, – Савинкова улыбнулась, – серьезно так сказал: «Я тебя, папа, очень люблю и, когда вырасту, обязательно освобожу, чтобы тобой никто больше командовать не смел! И женюсь только тогда, когда Морозовым стану!»

– Слава богу, что все обошлось! – искренне сказала я. – А ведь могло! – Я горестно покачала головой. – Они же в этом возрасте как ерши! – И уже из чистого бабского любопытства спросила: – Скажите, Дина Николаевна, а о Даше вы что-нибудь знаете?

– Я ее даже никогда в жизни не видела, – ответила она. – Я безоговорочно доверяю Мише, а он сказал, что она не Морозова, а настоящая Жадова и лучше мне с ней не встречаться.

– Но ведь она один год в нашем университете проучилась. И даже тут вы не захотели на нее хотя бы посмотреть? – удивилась я.

– Нет! Раз Миша сказал, что мне это не надо, значит, не надо! Понимаете, он же всей своей жизнью доказал, что лучше меня знает, что и как надо делать, вот я и не спорю с ним никогда, – просто ответила она. – Знаю только, что он ее поселил в своей однокомнатной квартире и почти не общался, а деньги, продукты и обновки ей его водитель отвозил. А после первого курса она в Москву перевелась.

– Но странно то, что Михаил Антонович, ни капли ее не любя, так потратился – это ведь удовольствие не из дешевых! – покачала головой я.

– Он тогда сказал, что и больше бы отдал, чтобы только она подальше от нас всех оказалась! – сказала Савинкова. – Потом он, кажется, в Москве с ней все-таки встречался, когда в командировки ездил, потому что как-то сказал мне, что она дочку родила и они с мужем за границу уехали. Вот и все, что я о ней знаю.

– Ну и бог с ней! – сказала я и предложила: – А теперь давайте перейдем к делу. Кто же заставил вас написать «липовое» заключение о состоянии здоровья Тамары Дроздовой?

– Не знаю! – сказала Дина Николаевна и даже головой покачала. – Мне позвонил какой-то мужчина и спросил: могут ли у нее быть дети. Я ответила ему, что это врачебная тайна, а он мне в ответ, что у моего мужа тоже в прошлом есть тайны, но не врачебные, а уголовные, и если я не хочу, чтобы кое-какие бумаги попали к Круглову, то мне лучше ответить. Что мне было делать, Татьяна Александровна? – Она виновато посмотрела на меня. – Я и ответила правду, что детей у нее не будет никогда! Тогда он велел мне, несмотря на это, написать, что она совершенно здорова. Я спросила его, вернет ли он нам в этом случае бумаги, а он нахально так заявил, что мы их не получим никогда, но он гарантирует, что сейчас они к Круглову не попадут, – сказала Савинкова и с надеждой спросила: – А вы не знаете, где они? Нам бы все-таки было поспокойнее, если бы мы хоть точно знали, у кого они!

– Понимаете, Дина Николаевна! Жадовы клялись и божились местному священнику, что бумаг у них уже давно нет, что их, наверное, кто-то украл, – объяснила я. – Верить им, как говорят давно знающие их люди, нельзя, но, с другой стороны, до Игоря Николаевича с Тамарой им нет никакого дела. И получается, что неведомым мне пока путем – может, кто-то их просто купил у Жадовых. Но вам теперь больше волноваться нечего – вам есть чем отбить любое нападение! Хочу еще вот что спросить: такое имя, как Марианна Кленова, вам что-нибудь говорит?

– Абсолютно ничего, – покачала головой Савинкова. – А кто это?

– Так! – неопределенно ответила я. – Одна женщина.

– Спасибо вам огромное! – со слезами на глазах опять начала благодарить меня Савинкова, но я отмахнулась и спросила:

– А Михаил Антонович знает о том, что вас шантажировали?

– Да вы что! – Она даже руками всплеснула. – Как же я могла ему об этом сказать? Он же и так уже много лет спит только со снотворным! У него же нервы ни к черту! Язва желудка! А тут еще бы и я добавила!

– Но, может быть, он знает, откуда этот удар пришел? – спросила я.

Дина Николаевна в ответ пожала плечами и предложила:

– А давайте я ему прямо сейчас позвоню, и он сюда приедет?

– Это было бы замечательно! – сказала я.

Она схватила трубку и набрала номер, по-видимому, прямого телефона, потому что сразу сказала:

– Миша! Немедленно приезжай ко мне на работу! У меня такие новости! – Она радостно рассмеялась, а потом, положив трубку, сказала мне: – Сейчас будет! – и снова принялась благодарить: – Господи! Татьяна Александровна! Вы для нас такое сделали, что мы ваши должники по гроб жизни! Если вам потребуется любая помощь, мы все для вас сделаем!

– Тогда отпустите меня покурить! – улыбнулась я.

– Да курите прямо здесь! – предложила Савинкова.

– Но я не вижу здесь пепельницу и по запаху чувствую, что здесь не курят, а раз так, то не стоит и начинать, – отказалась я.

Я вышла на лестничную площадку, где в углу на полу стояла большая керамическая ваза с песком, а рядом с ней два кресла – эдакое своеобразное место для курения, и, закурив, разочарованно подумала, что мои ожидания не оправдались. Вполне допустимо, что Савинковой звонил Кривоножкин-Друидский, который мог узнать о бумагах только от того, кто его нанял, но кто это? Приехавшая из Москвы Кленова? Но как к ней попали эти бумаги? Опять вопросы, вопросы, вопросы без ответов! Я позвонила Кирьянову и попросила его:

– Киря! Скажи мне что-нибудь хорошее!

– Порадоваться хочешь? – рассмеялся он и ответил: – Права ты была – в томатный сок подмешали лошадиную дозу ацетилсалициловой кислоты. Заметь, отечественного производства, а не какой-нибудь импортный аспирин.

– Наверное, решили, что она поядреней будет! – хмыкнула я.

– Пальчики с коробки сняли, и их там!.. – судя по тону, Володька аж помотал головой. – Только примерять их пока не к кому.

– Так это пока не к кому, а там видно будет! – поправила я его.

– Ну и когда ты мне отмашку дашь? – спросил он.

– Не знаю! – честно ответила я. – Выложилась, как могла, а по основному делу пока на выходе ноль без палочки!

– Не грусти, подруга! – подбодрил меня Володя. – Это только сейчас пусто, а потом вдруг станет густо!

– Твоими бы устами... – буркнула я и отключила телефон.

Докурив, я не спеша пошла обратно в кабинет Савинковой, и по дороге меня обогнал какой-то мужчина, который, влетев к ней, встревоженно спросил:

– Дина! Что у тебя случилось?

– Читай, Мишенька! – сказала Дина Николаевна, протягивая Морозову бумаги.

Я тихо присела на стул около двери, а Михаил Антонович – возле стола для заседаний. Он начал читать, а потом выпустил листы и, уронив голову на руки, беззвучно зарыдал, только плечи тряслись.

– Мишенька! Мишенька! – стала уговаривать его подскочившая к столу Дина Николаевна. – Успокойся, родной!

Она бросилась к шкафу, достала оттуда флакончик с лекарством, накапала в стакан с водой и опять подскочила к Морозову.

– Выпей, Мишенька! Выпей!

Он послушно выпил, глубоко вздохнул и спросил:

– Откуда это у тебя?

– Это я привезла, – ответила я со своего места.

– Кто вы? – повернувшись на звук, спросил он.

– Это Татьяна Александровна Иванова, частный детектив, – ответила вместо меня Савинкова.

– Я не знаю, почему вы это сделали, но мы ваши вечные должники, – просто сказал Морозов.

– Ой не надо, Михаил Антонович! – воскликнула я. – Вы уже знаете, что такое быть в вечном долгу, и я искренне желаю, чтобы это с вами больше никогда не повторилось!

– Я был уверен, что вы ответите именно так, потому что, судя по отзывам, человек вы невероятно порядочный, – с теплотой в голосе сказал Морозов.

– Вы наводили обо мне справки? – спросила я.

– Нет! Просто слышал о вас от одного своего знакомого.

– От кого же? – спросила я.

– От Феклистова! Помните такого? Вы тогда его очень сильно выручили!

– Да не сказала бы я, что то дело было таким уж сложным! – припомнив эту историю, ответила я.

– А вот для него оно было очень важным, – заметил Морозов. – И он мне потом сказал, что вы отличаетесь редчайшим для женщины качеством – умеете молчать и еще, что вы, взявшись за дело, всегда доводите его до конца.

– Эк вы деликатно выразились! – рассмеялась я. – Обычно говорят, что у меня мертвая хватка!

– Но почему вы нам помогли? – опять спросил он.

– Потому что наши интересы совпали, – ответила я. – Беспокоясь о вашем здоровье, Дина Николаевна не сказала вам, что ее шантажировали известными вам бумагами и заставили дать ложное заключение о состоянии здоровья Тамары Евгеньевны Дроздовой. Имени шантажиста она не знает, но, может быть, вам известно, кто это? – спросила я.

– Известно, – кивнул Морозов.

– Как, ты знаешь и ничего мне не сказал?! – воскликнула Савинкова.

– Я не хотел, чтобы ты волновалась, – с теплотой в голосе ответил Михаил Антонович. – Помочь мне ты все равно ничем не смогла бы, зато переживала бы, мучилась... А тебе и так со мной лиха пришлось хлебнуть немало!

– Горе, поделенное на двоих, уже полгоря, – возразила она.

– А поскольку муж и жена – одна сатана, горе все равно было бы одним, – ответил Морозов.

– И у кого же теперь эти бумаги? У Марианны Кленовой? – наудачу спросила я.

– Да! У нее! – подтвердил Морозов, с удивлением глядя на меня. – Но вы-то откуда о ней знаете?

– Работа такая, – ответила я и спросила: – Но какое она имеет к вам отношение?

– Я вам все расскажу, – пообещал Михаил Антонович. – Только давайте не будем отвлекать Дину от работы и поговорим в другом месте. Например, в кафе «Диона». Не возражаете?

– Конечно, нет! – ответила я.

– Тогда поехали! – предложил Морозов.

– Хорошо! – согласилась я. – Я за вами на своей машине поеду.

Я попрощалась с Савинковой, и мы ушли. На улице сели каждый в свою машину и отправились в кафе «Диона». Оно находилось в центре города, и дорога много времени не заняла. Приехав на место, мы с Морозовым прошли в кафе и заняли отдельный кабинет. Кивнув на стоявшего навытяжку официанта, Морозов сказал:

– Все на ваше усмотрение и за счет заведения.

– Я, вообще-то, не голодна, – ответила я.

– Если позволите, я посоветовал бы вам наши пирожные, – негромко сказал официант. – Они выпекаются прямо здесь и очень вкусные.

– Спасибо! – поблагодарила я. – От них не откажусь!

Пока сервировали стол, мы с Морозовым молчали, а когда остались одни, он вдруг спросил:

– Вы не будете против, если при нашем разговоре будет присутствовать еще кое-кто?

– Это поможет делу? – поинтересовалась я, осторожно подцепив на вилку пирожное и перенося его на свою тарелку.

– И очень существенно! – со значением сказал Морозов.

– Тогда я могу это только приветствовать! – ответила я, отделив вилкой кусочек пирожного и отправляя его в рот.

– Можно заходить! – громко сказал Морозов, обращаясь к кому-то за моей спиной.

Я обернулась и застыла с вилкой во рту. Выглядела я при этом наверняка до невозможности глупо и смешно, но такого я не ожидала! Совершенно растерянная, я повернулась к Морозову, и он тихо рассмеялся:

– Вот так иногда в жизни бывает! – и предложил: – Ну, за дело!

Глава 7

Из кафе я вышла через три часа совершенно обалдевшая, голова распухла от обилия информации, и если бы не диктофон, который я включила с согласия Михаила Антоновича, не уверена, что смогла бы все запомнить. А самое главное, эта информация была настолько ужасающей, настолько шокирующей, что мороз продирал по коже! Сев в машину, я немного помедлила, чтобы успокоиться – у меня даже руки дрожали, а потом позвонила Кирьянову:

– Киря! Я сейчас еду к тебе и буду минут через пятнадцать максимум. Прошу, в смысле умоляю, дождись меня. У меня такие новости, что крыша едет!

– Тпру! – тут же сказал он и пояснил: – Это я крыше, чтобы тормозила! – а потом уже серьезно добавил: – Жду!

Отключив телефон, я глубоко вздохнула и, поворачивая ключ зажигания, угрожающе сказала:

– Ну, сволочь, держись!

Когда я приехала к Володе, он ждал меня, судя по виду, с большим нетерпением. Я не стала его мучить и с места в карьер начала озадачивать, достав из сумки пакет, в котором лежали разорванная упаковка отечественного аспирина и одноразовый шприц на 10 кубиков.

– Снимите с этого пальчики и примерьте к тем, что на упаковке из-под сока. Рубль за сто, что они совпадут. А вот это, – я достала еще один маленький пакетик, – на химанализ!

Киря взял пакетик, понюхал и удивленно посмотрел на меня:

– Так ведь это...

– Вот именно! – веско сказала я.

– Понял! – сказал он, убирая пакеты в стол.

– Идем дальше. – Я достала из сумки листок бумаги. – Вот этих троих надо срочно найти.

– Пробью по адресному, – сказал Киря, забирая у меня листок.

– Володя! Мне не нужны адреса, где они прописаны, мне нужно знать, где они фактически живут, чтобы потом с ними побеседовать, – объяснила я.

– Сделаю! – кивнул он.

– Это еще не все, – предупредила я.

– Тетенька! Дай попить! А то так есть хочется, аж переночевать негде! – усмехнулся Володька.

– А у меня для тебя небольшой, ну совсем небольшой, но очень дорогой подарок приготовлен, – интригующе сказала я.

– Какой? – встрепенулся Киря.

– Потом скажу! – пообещала я и продолжила по делу: – Необходимо срочно собрать максимум информации вот об этом человеке. – И протянула еще один листок. – Все исходные данные там есть. Найди мне в Тарасове людей, которые смогут о нем рассказать, а я уже потом сама с ними пообщаюсь.

– Понял! – сказал Киря и спросил: – Пруха поперла?

– Не то слово! – многозначительно сказала я.

– Сделаю все, что смогу! – твердо пообещал Володька и напомнил: – А подарок?

– А вот! – Я достала из сумки и протянула ему листок. – Это адрес, где вы можете Кривоножкина-Друидского взять. Это он тогда на Базарову и Дроздову в театре напал. Правда, в списке зрителей он значится как Друидский.

– Так у него же алиби! – вскинулся Киря.

– А вы допросите Светлану Юрьевну Погодину, – посоветовала я. – Он ее специально напоил, чтобы она подтвердила, что они все время были вместе. А еще он на следующий день у Ольги Николаевны Давыдовой сына похитил, чтобы она Наталье Базаровой беременность прервала.

– А нам об этом ничего не известно! – воскликнул ошеломленный Володька.

– Так поговорите с Давыдовой! С ее матерью! На оптовке побывайте, что на углу Рахова и Московской, и охрану поспрошайте – думаю, она его опознает. В клуб «Дублеман» наведайтесь, где Кривоножкин-Друидский решил ребенка на время спрятать. Со старушками и пацанами во дворе пообщайтесь! В травмопункт второй городской больницы съездите, куда его «Скорая» отвезла! Словом, пройдитесь по местам, в которых я побывала, и будет вам благо! – съехидничала я, а потом уже серьезно предупредила: – Но брать его будете только после моей отмашки! Договорились?

– Ладно! – кивнул Володя и спросил, покачивая листком: – А эти дровишки откуда?

– Не имей сто рублей! – посоветовала я.

– Ну, спасибо, Танька! Это царский подарок! – покачал головой Киря.

– Да понимаешь! Баба я капризная, с заскоками! Надоело мне тебя подполковником видеть! Не хочу быть царицей морскою, а хочу, чтобы ты полковником стал! Буду потом подружкам хвалиться, что у меня в друзьях настоящий полковник! Я думаю, что Твердохлебов для тебя расщедрится, чтобы два новых автомобиля для своего управления получить, которые ему Дроздов в случае успеха обещал.

– Ну, я пошел твои поручения выполнять, – сказал Володька, поднимаясь из-за стола.

– Эй! Душевно тебя прошу, узнай для меня все как можно скорее.

– А то! – хмыкнул Киря. – Меня же теперь высокие звезды манят!

Приехав домой, я сварила себе кофе и, перебравшись в комнату, заново прослушала диктофонную запись. Теперь я имела ответы на все вопросы, но вот с доказательствами у меня было негусто! Не было у меня пока доказательств! Мои размышления прервал телефонный звонок, это звонил Кирьянов.

– Ну что, Татьяна! – сказал он. – Есть у нас пальчики!

– Сказочно хорошо! – обрадовалась я.

– И химанализ все подтвердил! – добавил он. – Только, сама понимаешь, юридической силы это не имеет, потому как получены эти доказательства без должного соблюдения уголовно-процессуальных норм.

– Да и не надо! – ответила я. – Когда я все закончу, дело будет решаться келейно, сиречь – в очень узком кругу.

– Ну, смотри! Тебе виднее! – ответил Киря.

– А что с адресами? – спросила я.

– Есть информация. Только из тех троих в живых лишь один остался. Некто Стогов Артем Иванович. Ныне он проживает в интернате для инвалидов под Тарасовом: 58-й километр по Петровскому тракту. Учреждение это практически режимное, потому что туда со всей области самое отребье собрали, чтобы они нормальным людям жизнь не портили! Так что там и решетки на окнах, и наши дежурят! Ты сегодня поедешь?

– Конечно! – воскликнула я. – Чего откладывать?

– Ты уж там поосторожней будь, а то мало ли что? – предостерег меня Володька.

– Во мне, Киря, сейчас столько ненависти скопилось, что меня лучше не цеплять, а то ведь и убить могу ненароком, – серьезно ответила я.

– Ну, смотри! – сказал он. – И еще! Спиртного захвати по дороге для поддержания беседы. Думаю, что тебе без него там никто ничего не скажет.

– Да уж куплю! – сказала я. – Мне ли этот сорт людей не знать?

– Ладно! – сказал Володька. – Только, как вернешься, позвони, чтобы я за тебя не волновался.

– Позвоню! – пообещала я и начала собираться.

Понимая, что придется играть в опознатушки, я достала из институтского альбома четыре фотографии, а пятая, ради которой все это и затевалось, была у меня уже готова, вставила в диктофон чистую кассету и вышла из дома. Купив по дороге две бутылки водки, я отправилась в дом инвалидов, а когда доехала до него и увидела, то даже присвистнула: территория была обнесена забором с «колючкой» поверху, и КПП выглядел весьма внушительно. Войдя внутрь, я увидела молоденького сержанта и спросила его:

– Как бы мне побеседовать с Артемом Ивановичем Стоговым?

– Не положено, – буркнул сержант, хотя никакого права на это не имел: не тюрьма же это в самом деле, где свидания только по разрешениям.

Я не стала с ним препираться, хотя могла бы, и молча положила перед ним сотенную. Сержант равнодушно взглянул на деньги и ничего не сказал. Тогда я положила еще одну сторублевку, решив, что этого ему должно хватить. Парень и правда остался вполне удовлетворен. Он отработанным жестом убрал деньги и радушно сказал:

– Чего же не побеседовать? Я сейчас позвоню, и его приведут. Тут у нас комнатка есть, в ней и поговорите. А то в самом доме что ни день, то пьянка, а что ни ночь, то драка.

Я прошла следом за сержантом в комнату, где он со сменщиками отдыхал по ночам, и села на диван. Минут через десять в комнату вошел неопрятный, заросший щетиной мужчина неопределенного возраста на костылях. Это и был Артем Стогов.

Я достала бутылки с водкой, при виде которых глаза Стогова заблестели, и сказала:

– Меня зовут Татьяна Александровна, и мне надо с вами кое о чем поговорить. Водку получите, если будете откровенным, начнете крутить – не получите ничего, а уж в молчанку со мной играть я и вовсе не советую. Понятно?

– А чего мне теперь скрывать? – ощерился Стогов, и я увидела, что зубов у него раз, два и обчелся. – Чего у меня узнать хотите? Я все расскажу!

Мой разговор со Стоговым был недолгим, но содержательным – я узнала у него все, что хотела, и отдала ему водку. Он положил бутылки во внутренние карманы пиджака и пообещал:

– Так вы, Татьяна Александровна, во мне не сомневайтесь! Все как на духу я вам рассказал и кому угодно в лицо повторю!

– Спасибо! – машинально сказала я. – Может быть, и придется!

Стогов вышел, а я немного посидела под впечатлением его рассказа, а потом отправилась обратно в город. «Господи! – думала я по дороге. – Чувствовала я, что мне придется в грязь окунуться, но чтобы в такую!..» Я даже передернулась от омерзения и, приехав домой, тут же полезла под душ – очиститься хотелось. Но из ванной меня бесцеремонно выдрал телефонный звонок, и я, завернувшись в полотенце, прошлепала к телефону.

– Слушай! – сказал Володя. – Я нашел в Тарасове пока двух человек, которые могут быть тебе полезны. Пиши адреса и телефоны!

Я аккуратно все записала и удивилась:

– Как ты быстро, однако!

– Хочу звезду с неба достать, вот и стараюсь! – отшутился он.

Я привела себя в порядок и села к телефону, нужно было договориться кое с кем о встрече. Конечно, людям было странно и подозрительно, что какая-то совершенно незнакомая женщина вдруг возжелала с ними побеседовать, причем очень срочно. Хотя и не без труда, но я все-таки уговорила их увидеться со мной, после чего бросила в сумку диктофон с очередной чистой кассетой и поехала на первую встречу. Ее результаты меня не порадовали: то есть поговорили-то мы нормально, но то, что я услышала, оставило в душе такой мерзкий осадок, что хотелось плеваться. Но вот вторая! Когда я сидела напротив милой, симпатичной женщины и слушала ее рассказ, у меня не осталось сомнений – все, что я слышала раньше, было просто повидло!

– Спасибо вам огромное! – поблагодарила я. – Вы даже не представляете себе, как вы мне помогли! – И положила на столик (мы встретились в кафе) сто долларов, которые женщина взяла без малейших колебаний.

– В наше время деньги лишними ни у кого не бывают! – объяснила она.

– Скажите, вы сможете при необходимости повторить все это в присутствии свидетелей или других заинтересованных лиц? – спросила я.

– Конечно! – спокойно ответила женщина. – Хотя бы для собственного морального удовлетворения.

Она поднялась и ушла, а я осталась сидеть на диванчике, потому что меня просто трясло, – я ожидала от этих встреч многого, но вторая превзошла мои самые смелые ожидания! Я заказала себе еще кофе, который медленно выпила, чтобы прийти в себя, и поехала домой.

– Чего мне дальше ждать? – спросила я и бросила кости. – Ого! 28+9+20. Дело, которым вы занимаетесь, обречено на успех! Ну спасибо, что не разочаровали! – сказала я костям и пошла спать, но уснула не сразу, а долго ворочалась с боку на бок – меня беспокоило то, что главного доказательства у меня еще не было и, самое главное, не было даже намека на то, где его искать.

Эти же мысли терзали меня и утром, так что кофе я пила без всякого удовольствия. Я мерила шагами комнату, думая о том, где можно найти доказательство, когда зазвонил сотовый. Взглянув на номер, я приободрилась, решив, что сейчас наконец-то получу ответ. И я получила, но какой!

– Чего?! – заорала я, услышав новости. – Когда?.. Так какого же черта... Ночью надо было звонить, ночью. Неудобно на потолке спать! Ну и что я теперь должна делать? Придумаю что-нибудь? Легко сказать! Я не Царевна-лягушка, чтобы лебедей из рукава выпускать!

Я в раздражении отключила телефон, схватила сумку и бросилась на улицу к своей машине. Мне срочно нужен был Венчик. Как назло, его дома не было. Я металась в поисках его по всем его излюбленным местам, но тщетно! Я рванула на проспект Свободы к тому дому, где жила Кленова, и остановилась, ожидая, когда она выедет из гаража.

«Что делать? – мучительно думала я. – Подставить свою „девятку“ под ее удар? Хоть и жалко мне „старушку“, но я бы на это пошла, да вот только кто вытащит из машины Кленовой сумку, пока я буду скандалить? Эх, Венчик-Венчик! И где тебя черти носят? Как бы ты мне сейчас пригодился! Кого же мне привлечь к этому делу? Кирьянов отпадает целиком и полностью!»

– Черт! Так кого же?! – чуть не в голос взвыла я и, уже понимая, что другой возможности добраться до сумки Кленовой нет, плюнула с досады. И, достав визитку Дроздова, набрала его домашний номер. – Здравствуйте! – сказала я, когда мне ответил незнакомый мужской голос. – Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, и я частный детектив. Сейчас я работаю по поручению Игоря Николаевича и разыскиваю того, кто напал в театре на Наталью Павловну и Тамару Евгеньевну. Мне нужно срочно поговорить с Николаем Петровичем. Очень срочно! – настойчиво повторила я.

– Подождите, пожалуйста! – попросили меня, и через минуту я услышала в трубке низкий властный голос Сомова:

– Слушаю вас.

– Николай Петрович! Я... – начала было я, но Сомов меня прервал:

– Мне уже все сказали. Что у тебя случилось? – ровным голосом спросил Николай Петрович.

– Мне срочно нужна ваша помощь! Точнее – ваших, и только ваших, – выделила я, – людей, которые сейчас есть в городе. Это напрямую касается Игоря Николаевича!

– Почему именно мои люди вам нужны? – спросил Сомов.

– У меня есть для этого очень веские причины, о которых я обязательно расскажу, когда до конца разберусь с этим делом, – пообещала я.

– И долго ты еще будешь в нем разбираться? – спросил Сомов.

– Если сегодня получу то, что мне нужно, то завтра смогу отчитаться перед Игорем Николаевичем, – уверенно сказала я.

– И передо нами с Зоей, – заявил Сомов. – Нас это тоже напрямую касается.

– Разумеется, если Игорь Николаевич не будет против, – все-таки он мой клиент, – ответила я.

– Думаю, Игорь не будет возражать, – уверенно сказал Сомов и спросил: – Ты где сейчас находишься?

– У дома вашего сына на проспекте Свободы, но могу уехать в любой момент, если того потребует дело, – ответила я.

– Номер твоей машины? – спросил он, и я ответила. – Оставайся на месте! К тебе сейчас подъедут!

– Спасибо! – сказала я, но Сомов уже положил трубку.

Глава 8

Я сидела, курила и с нетерпением поглядывала на часы – машина Кленовой могла появиться в любой момент. Но ждала я недолго, потому что буквально через пять минут около меня затормозили два джипа, из которых высыпали крепкие парни, а следом за ними вылез... Банзай!

Я вышла из машины, и он, увидев меня, усмехнулся:

– Знакомые все лица! Чего у тебя стряслось?

– Банзай! – сказала я. – Одна стерва будет перевозить очень нужные мне для дела документы из Сбербанка, что на Горной и Соколовой, в отделение на Московской. Мне нужна ее сумка. Позарез нужна!

– Всего-то? – удивился Банзай, и его дружки радостно заржали. – Сделаем в лучшем виде!

– По дороге перехватим, – сказал один из парней.

– Штырь! – начал распоряжаться Банзай, но тут из подземного гаража показался черный «Вольво» со знакомыми номерами.

– Вот она! – сказала я.

– Поехали! – скомандовал Банзай, и парни быстро расселись по машинам.

Я тоже запрыгнула в свою «девятку», и все тронулись вслед за Кленовой. Мы проводили ее до Сбербанка и дождались, пока она выйдет. Появилась она нескоро. Села в машину и поехала. Я получила истинное удовольствие, наблюдая со стороны, как один из джипов ловко подставился под «Вольво». Раздался звон разбитой фары, все автомобили остановились, парни выскочили из машин и начали разглядывать повреждение.

– Ну, мужик, ты попал! – сказал один из парней и с самым угрожающим видим направился к «Вольво».

Кленова не стала выходить из машины, а только немного опустила стекло со своей стороны.

– Блин! Баба за рулем! – заорал дружок Банзая. – Ну и как ты, коза, расплачиваться собираешься? Ты выйди, посмотри, что наделала? Ты знаешь, сколько такая фара стоит?! – совершенно натурально разбушевался он.

Я не слышала ответов Кленовой, но разговор, видимо, был очень жарким, поскольку отвлек ее настолько, что она не заметила, как другой парень быстро открыл переднюю дверь машины с другой стороны и... буквально через несколько секунд нарисовался возле меня с дорогой кожаной сумкой в руке.

– Держите! – сказал он.

– Фару не жалко? – спросила я.

– Есть где починиться! – усмехнулся он.

Я бросила сумку на сиденье и поехала. Но нетерпение мое было настолько велико, что я, отъехав немного и завернув за угол, открыла сумку. Там оказались обычные женские мелочи, паспорт, ключи и прочая ерунда, которая была мне неинтересна, а еще довольно большой, размером с толстую книгу пакет, крест-накрест заклеенный скотчем. Я рванула бумагу и достала из пакета компактно сложенные аудиокассеты, два диска от видеокамеры, а также сложенные вчетверо пожелтевшие от времени листы бумаги. Я взяла листы и увидела, что это были написанные корявым пьяным почерком те самые заявления.

– Есть! – с торжеством сказала я и позвонила Кирьянову: – Можешь брать обоих, Володя! Дело, считай, закончено! Только не забудь при обыске изъять у Базарова все фотографии! Когда они будут уже у тебя, позвони мне, и я тогда за ними подъеду!

– Уже иду оформлять ордера! – пообещал Киря.

Отключив телефон, я поехала к Морозову. В роскошно обставленной приемной меня встретила довольно пожилая секретарша, судя по виду, боевой товарищ Михаила Антоновича на протяжении всей его работы, и я порадовалась за Савинкову – редкий муж ей достался.

– Скажите Михаилу Антоновичу, что пришла Иванова. Он меня знает.

Секретарша доложила обо мне по селектору, и я услышала голос Морозова:

– Пусть входит немедленно!

– Михаил Антонович ждет вас, – тоном церемониймейстера сказала секретарша и указала на дверь.

Я вошла и увидела, что Морозов шел мне навстречу, а его глаза горели, как у ребенка в Новый год при виде Деда Мороза, – он явно ждал чуда.

– Вот! – сказала я, протягивая ему бумаги. – Ваш кошмар закончился, Михаил Антонович! Так что сворачивайте свои поиски!

Взяв бумаги в руки, Морозов немного постоял, тяжело дыша, а потом сказал:

– Татьяна Александровна! Если вам когда-нибудь понадобится помощь нашей семьи, мы будем счастливы, понимаете, просто счастливы сделать для вас все, что в наших силах.

– Спасибо, – сказала я. – Как знать, как карта ляжет? Может быть, когда-нибудь и обращусь! – И предложила: – А теперь позвоните и обрадуйте Дину Николаевну!

– Да-да! Конечно! – заторопился он и, спохватившись, предложил: – Может быть, чай или кофе? А может, по коньячку в честь такого праздника?

– Это у вас праздник, – усмехнулась я. – А вот мне предстоит не самое приятное на свете занятие, и я хочу поскорее его закончить. Так что я пойду!

– Минутку, Татьяна Александровна! – остановил меня Морозов и бросился к сейфу, где немного покопался и вернулся с толстой пачкой стодолларовых купюр. – Примите вместе с моей самой искренней и горячей благодарностью, – сказал он, протягивая мне деньги.

– Вообще-то я на Дроздова сейчас работаю, – сказала я.

– А это вам премия! – заявил Морозов, вкладывая мне в руку доллары.

– Ну, если так, то тогда конечно, – согласилась я, убирая деньги в сумку.

– А если вдруг, не приведи господи, что-то случится, то мы в полном вашем распоряжении, – заверил меня Морозов.

Покинув кабинет Морозова, я сразу поехала домой. Наскоро перекусила и, устроившись в кресле с кофе и сигаретой, принялась прослушивать аудиокассеты, изъятые у Кленовой. Чем дальше я слушала, тем больше убеждалась в том, что противник мне попался на загляденье: ни одна баба из тех, с кем я сталкивалась раньше, ей и в подметки не годилась! Я даже загордилась, что смогла такую мразь разоблачить. Я слушала одну кассету за другой, получала ответы на все мыслимые и немыслимые вопросы, и передо мной постепенно раскрывалась до самых мелочей вся картина преступления. Периодически я останавливала магнитофон, чтобы сварить новую порцию кофе, а покончив с кассетами, переключилась на видео. «Да уж! – подумала я, глядя на изображение. – Ловка ты, стерва, да не ловчее меня!»

Уже вечером мне позвонил Кирьянов и сказал, что ждет меня у себя в кабинете, причем говорил он таким торжественным тоном, что я поняла – все в порядке. Приехав к нему, я увидела в углу большой пакет, из которого торчали альбомы для фотографий, и вздохнула – работы мне предстоит чуть ли не на всю ночь.

– Ну, хвались! – сказала я и села у стола.

– А чего хвалиться? – с притворной скромностью спросил Володька. – Взяли мы Кривоножкина-Друидского там, где ты сказала. И оказался он, как я и предполагал, настоящим хлюпиком. Раскололся до самых башмаков!

– Что он говорит? – спросила я.

– А что он может сказать? – удивился Киря. – Конечно же, прикидывается бедненькой заблудшей овечкой и все на Кленову валит. Он, мол, наивный, думал, что это просто невинный розыгрыш. А когда прозрел, то насмерть перепугался...

– Того, что засветился! – уточнила я.

– И, позвонив ей из травмопункта, сказал, что сдаст со всеми потрохами, если она ему не поможет, – продолжил Володя. – Вот она его и спрятала.

– А он, душа безгрешная, чист аки ангел! – фыркнула я и спросила: – Квартиру посмотрели?

– Обижаешь! – укоризненно сказал Володька. – Но ничего интересного для нас нет.

– Ты этому агнцу божьему скажи, что все их разговоры Кленова на диктофон записывала, пусть невинность не изображает! Я тебе тут их привезла, – сказала я, доставая аудиокассеты из сумки. – Много интересного узнаешь!

– А это откуда? – насторожился Володька.

– Не имей... – начала я, и он продолжил:

– Сто рублей! – и мрачно спросил: – Ну и как я их тебе к делу пришью? Ты же их получила...

– С нарушением уголовно-процессуальных норм! – подтвердила я. – Так они тебе только для психологического давления на подозреваемого нужны! Для внутреннего, так сказать, употребления!

– Ладно, подумаю, – буркнул Киря.

– Дай почитать протокол его допроса, – попросила я.

– Возьми! – Он протянул мне дело. – Может, что-нибудь новое узнаешь!

Я пробежала глазами документы и действительно получила ответ на один очень важный вопрос.

– А что Базаров? – спросила я, возвращая Кирьянову дело. – Вы где его взяли?

– Проследили за ним и аккуратненько взяли у его бабы, куда он обедать приехал, – пояснил Володя.

– Бабенка из торгующих? – спросила я.

– Точно! Кожгалантереей торгует! У нее несколько точек в магазинах, так что не бедствует. А ты об этом откуда знаешь? – удивился Киря.

– А он по таким и специализируется и все рассказывает им, что его жена больна раком, а он из глубочайшей порядочности, – язвительно выговорила я, – не может ее оставить, потому что это ее убьет.

– Ну и гнида! – с омерзением выговорил Володя, как плюнул.

– Та еще! – кивнула я и спросила: – Ну, а он что говорит?

– Этот стоит насмерть. Как те пуговицы. Оговор, мол! Поклеп и все в этом духе! Трое суток мы его продержим, а вот потом... – Киря развел руками. – При ловком адвокате он вполне может выкрутиться!

– А ты ему вот эту кассету дай послушать. Здесь мой разговор с Анной Семеновной Перебейнос записан, – предложила я, протягивая ему еще одну кассету. – Учти, это копия! Оригинал мне в другом месте предъявить предстоит!

– Ну ты прямо как Дед Мороз в Новый год! – рассмеялся Киря.

– А теперь вызови-ка ты сюда Базарова, – попросила я. – Есть у меня к нему один вопрос на засыпку! Он здесь?

– А где же ему еще быть! – сказал Володя и позвонил по телефону: – Это Кирьянов! Как там Базаров? – спросил он и, выслушав ответ, сообщил мне: – Рассказывает сокамернику о своем боевом прошлом. – А потом распорядился: – Ко мне на допрос его!

В ожидании Базарова Володя ткнул пальцем в кофеварку и, усмехнувшись, спросил:

– От такого не откажешься?

– Давай, – покривилась я. – И хорошо бы получить результаты анализов.

– Я для тебя копии сделал, – сказал Володька, доставая из стола бумаги и протягивая мне.

– Мог бы и оригиналы отдать! – усмехнулась я. – Все равно не пригодятся!

– Думаешь, не доживут они до суда? – спросил Киря.

– А ты в этом сомневаешься? – удивилась я.

– Да, похоже, что так! – подумав, согласился он.

– Ты уже по инстанции доложился? – поинтересовалась я.

– А как же! – воскликнул Володя, разливая кофе. – И был удостоен похвалы! Пока устной, но...

– Будем надеяться, что не только! – улыбнулась я.

– Мечтать не вредно! – вздохнул Киря.

Мы с ним сидели, курили и пили кофе, когда привели Базарова. Увидев меня, он очень удивился, но от вопросов воздержался, а начал с порога возмущаться, что задержали его, боевого офицера, и обещал, что он этого так не оставит.

– Сядь! – жестко сказала я. – На тебе грехов как на сучке блох! Так что не ломай комедию!

– Что?! – заорал Базаров. – Да как ты смеешь?!

– Смею! – оборвала я его. – Слушай сюда, сволочь! Ты такое слово, как пресс-хата, слышал? Так вот! Я тебе ее устрою. Среди заключенных много тех, кто Чечню прошел. Шепнут им, как ты там боевикам оружие продавал, и они тебя встретят с бо-о-ольшой любовью!

– Ах, за ним еще и это числится? – зло бросил Кирьянов.

– И это тоже! – подтвердила я и сказала Базарову: – И не мечтай о том, что тебя сразу убьют! В лучшем случае на портянки порвут! Но это в лучшем. А в худшем – в параше утопят. Да не сразу. Так что не надейся, что здесь время с комфортом проведешь. Перевести тебя недолго.

Он молчал и только прожигал меня ненавидящим взглядом.

– Ты меня взглядом не пепели! – нехорошо усмехнулась я. – Это и у тех, кто покруче тебя, не получалось! – И спросила: – Живым остаться хочешь?

Он молчал, сжав зубы, но потом все-таки кивнул.

– Где карта памяти из цифровика? – спросила я.

– Какого цифровика? – удивился он так натурально, что, не знай я правды, могла бы и поверить.

– Значит, не договорились! – подытожила я и, повернувшись к Кире, попросила: – Распорядитесь, Владимир Сергеевич!

Кирьянов взялся за трубку, и тут Базаров не выдержал и процедил сквозь зубы:

– Под правым погоном на «парадке»!

– Ты еще и форму опаскудил, сволота! – рявкнул Володя и, позвонив, распорядился: – Уберите отсюда эту падаль!

Базарова увели, а я, поднявшись, сказала:

– Поехали, Володя! Надо это дело до конца довести! – Я взяла пакет с альбомами фотографий и пошла к двери.

Догнавший меня Киря удивленно спросил:

– Что за карта памяти?

– Она к этому делу не относится! – ответила я. – Просто очередное паскудство Витюши! – с ненавистью выдохнула я.

Дом Базарова был большим, но – даже по фасаду было видно – абсолютно безвкусным. Дверь нам открыл парень лет двадцати, и Кирьянов пояснил:

– Младший сын Базарова.

– Что вам еще надо? – с ненавистью спросил парень.

– Где парадная форма твоего отца? – спросила я.

– А вам какое дело? – возмутился он. – Покажите ордер на обыск и пригласите понятых! А без них я вас в дом не пущу!

Он хотел было закрыть дверь, да кто бы ему позволил! Удар с разворота ногой в грудь – и он отлетел в глубь дома, как тряпичная кукла.

– Не серди меня, парень! – угрожающе сказала я, входя. – Я уже и так злая! – И повторила: – Так где «парадка»?

– У него в шкафу! – ответил парень, поднимаясь.

– Веди! – приказала я. – И не вздумай крутить! Хуже будет!

Пока мы шли на второй этаж, я оглядела убранство и, не сдержавшись, хмыкнула:

– Да уж! Не удивлюсь, если окажется, что здесь и простыни с наволочками со штампами воинских частей. Правильно о нем сказали, что хапал он, хапал и хапал! Все никак нажраться не мог!

Парень дернулся, но смолчал, посмотрев при этом на меня злыми глазами.

– Добавить? – поинтересовалась я, и он отвернулся.

Остановившись у одной из дверей, Базаров-младший сказал:

– Вот это папина комната.

– Заходи первым! – приказал Володя. – И «парадку» достань!

Поколебавшись, парень вошел в комнату и достал из шкафа покрытый полиэтиленовым мешком костюм.

– Открывай! – сказала я, и, когда он снял полиэтилен, Киря рванул правый погон так, что нитки затрещали.

– Вы не имеете права! – закричал парень.

– Это твой отец не имел права другим людям жизнь портить! – возразила я. Осторожно взяв карту памяти, я убрала ее в сумку. – Так что чья бы корова мычала!

Мы вышли из дома, и я спросила:

– Тебя подвезти?

– Я еще на работу заеду, – вздохнул Киря. – Буду твои записи слушать. Авось придумаю, как их легализовать.

– Ну, думай! – сказала я. – Фотографии я тебе завтра или послезавтра завезу.

Высадив Кирьянова, я поехала домой и села смотреть снимки. Передо мной постепенно проходила вся история семьи Базарова, но меня это не интересовало, я искала совсем другое. От напряжения у меня уже чертики начали плясать в глазах, когда я нашла то, что было мне нужно.

– Фу! – сказала я, потирая веки. – Ну, теперь действительно все!

Я собрала альбомы обратно в пакет, заварила себе очередную порцию кофе и, обложившись кассетами, стала монтировать на одну пленку самые интересные моменты, чтобы продемонстрировать их при разговоре и этим подтвердить свои слова. Закончив, я посмотрела на часы и поняла, что даже с самыми хорошими новостями звонить в такое время неприлично.

– Ну, чем мое сердце успокоится? – спросила я и бросила кости. Выпало 33+20+6.

«Вскоре вы успешно завершите крайне утомительную работу, результатами которой для вас будут почет и уважение», – расшифровала я.

– И еще хорошо бы деньги! Да побольше! – сказала я вслух.

Обдумав то, что мне предстояло сделать завтра, и собрав воедино все документы, я с чувством выполненного долга легла спать, поставив будильник на семь часов – ничего, еще успею отоспаться.

Глава 9

Встала я на следующий день с большим трудом и пришла в рабочее состояние только после двух чашек крепчайшего кофе. Только тогда я почувствовала, что готова к новым свершениям. Дождавшись восьми часов, когда приличия уже позволяли беспокоить людей, я позвонила в загородный дом Дроздова. Я хотела, чтобы при моем разговоре с Игорем Николаевичем присутствовали его родители – Николай Петрович и Зоя Федоровна. Отчитаться о работе я могла бы и в офисе Дроздова, но это не входило в мои планы.

– Утро доброе! – сказала я. – Пригласите, пожалуйста, к телефону Игоря Николаевича!

– Это случайно не частный детектив Иванова? – поинтересовался мужчина, голос которого я уже слышала.

– Да, это я.

– Игорь Николаевич ночевал в городе. Но с вами хотел бы поговорить Николай Петрович. Подождите немного.

Я покорно ждала, когда Сому отнесут трубку, и потом услышала уже его голос.

– Есть новости? – спросил он, не поздоровавшись.

– Доброе утро, Николай Петрович, – сказала я. – Спасибо большое за помощь!

– Ерунда! – небрежно ответил он и снова спросил: – Раз вы звоните и просите Игоря к телефону, то...

– То я готова отчитаться, потому что выяснила все до конца, – закончила я.

– Это хорошо! – одобрительно сказал Сом и как бы между прочим спросил: – А за что Витьку забрали?

– А вы разве не направили к нему своего адвоката? – удивилась я.

– Пусть сам выкручивается! Не маленький! – отрезал Николай Петрович, и я поняла, что песенка Базарова спета, – видно, Сом не разделял симпатии своей жены к Виктору.

– В вашей семье кто-нибудь, кроме вас, знает, что Базаров задержан? – осторожно спросила я.

– Зоя с Тамарой у Натальи в больнице, Игорь – в городе. Никто ничего не знает, – ответил Сом.

– Это к лучшему, – заявила я.

– Так за что его все-таки взяли? – снова спросил Николай Петрович.

– Обо всем расскажу, ничего не утаю! – пообещала я.

– Ну, тогда приезжай! – потребовал Сом.

– По-моему, лучше нам всем – я имею в виду вас и Зою Федоровну с Игорем Николаевичем – встретиться в городской квартире вашего сына, – предложила я и объяснила: – Так будет нагляднее!

– А Тамарка не нужна? – спросил Николай Петрович.

– Она там будет лишней, – ответила я.

– Что-то ты темнишь!

– Сюрпризы готовлю!

– Приятные? – спросил Сом.

– И такой будет! – пообещала я.

– Ну-ну! – хмыкнул он. – Я сейчас Игорю позвоню, чтобы он дома был, а к десяти и мы с Зоей подъедем!

– Буду ждать вас около дома! – пообещала я.

Я еще раз просмотрела все собранные документы, прокрутила в голове предстоящий разговор, проверяя на свежую голову, не упустила ли я чего-нибудь, и убедилась, что все было безупречно логично! Решив по такому случаю обновить купленный два месяца назад очень элегантный костюм, надеть который у меня до сих пор не было повода, я достала его из шкафа. Натянув юбку, я, к своему удивлению, с большим трудом застегнула «молнию», а когда посмотрела на себя в зеркало, поняла, что садиться лучше не пробовать, а то замок просто разойдется – юбка только что по швам не трещала.

– Черт! – огорчилась я. – Когда же это меня так разнесло? Вот они – последствия моей трудовой деятельности! Целыми днями мотаешься по городу, хватаешь на ходу куски, которые явно не идут на пользу фигуре, а вечером к холодильнику без всякой уважительной причины!

Осторожно сняв юбку, я усиленно соображала, что же мне теперь делать. Любая диета при моем образе жизни отпадала целиком и полностью. Занятия в фитнес-центре тоже не подходили – нет у меня на них времени. Нужно было что-то действенное и необременительное, но что?

– Ну где мне это чудо-средство взять? – спросила я сама у себя. – Да еще такое, чтобы проверенное было? Проглотила капсулу – и готово! – Тут я задумалась, а потом повторила: – Проглотила – и готово? А ведь я что-то такое слышала, но где? И причем относительно недавно.

Сев в кресло, я закурила и начала вспоминать. И вспомнила! Ну конечно! Мне же жена Холодова говорила, что восстановила свою фигуру при помощи Ксеникала, который ей врач посоветовал. Точно! Она еще сказала, что это очень удобно – одна капсула на один прием пищи! Ксеникал не дает всасываться жирам, и они просто выводятся из организма. Так что сначала худеешь до желаемого размера, а потом главное – постоянно держать его при себе и принимать в случае необходимости! Например, заехала в кофейню чашечкой эспрессо с бисквитом полакомиться, отвела душеньку, а потом – хлоп капсулу, и все проходит для тебя без последствий!

– Сказочно хорошо! – воскликнула я. – Сегодня же куплю и начну принимать!

К дому Дроздова я подъехала без четверти десять, решив, что так будет лучше – надо же мне свое рвение продемонстрировать! Тогда, глядишь, и расщедрится клиентура. Минут через пять после меня около дома остановился «Лексус», из которого вышли Николай Петрович и Зоя Федоровна, и джип охраны. Увидев их, я вышла из машины, подошла к ним и поздоровалась, а потом спросила:

– Здесь подождем Игоря Николаевича или наверху?

– А он уже там, – ответил Сомов.

– Кстати, Николай Петрович, вы разрешите мне дать вашим людям одно маленькое и совершенно необременительное поручение? – спросила я.

– Темнишь? Сюрпризы готовишь? – с неодобрением заметил он. – А если твои сюрпризы мне не понравятся?

– Поспорим, Николай Петрович, что уж один-то вам точно понравится? – предложила я.

– Никогда ни с кем не спорил и не собираюсь, – отрезал он.

– Так как же насчет поручения? – напомнила я.

– Черт с тобой! – отмахнулся он.

– Коля, что-то она очень вызывающе себя ведет, – наябедничала Зоя Федоровна.

Я мельком глянула на нее, с трудом удержавшись, чтобы не расхохотаться – уж ей-то я приготовила сюрпризов побольше, и со-о-всем не приятных, и подошла к парням.

– Все слышали? – спросила я их, и они кивнули. – Тогда так! Мы сейчас поднимемся к Игорю Николаевичу, а вы немедленно приведите туда из восьмой квартиры Марианну Кленову. Скажите, что, мол, Игорь Николаевич ее зовет. А если будет упираться, то можете не церемониться. Понятно?

– Сделаем! – дружно пообещали парни.

Мы втроем: Николай Петрович, Зоя Федоровна и я, вошли в лифт вместе с одним из телохранителей, а остальные рванули вверх по лестнице.

Дверь квартиры была отперта, нас уже ждали.

В холл вошел Игорь Николаевич.

– Проходите сюда и располагайтесь!

Оказавшись в огромной гостиной, обставленной дорогой итальянской мебелью, я с любопытством осмотрелась. Да, жил Пейрак с комфортом, и вкус у него, видно, был неплохой.

Игорь Петрович с родителями сели на диван, перед которым стоял низкий круглый журнальный столик, а я подвезла туда большое кресло, которое легко прокатилось по полу, и села напротив них.

– Ну! – сказал Сомов. – Чего ждем?

– Главного свидетеля, – туманно ответила я.

Николай Петрович уставился на меня взглядом, который заставил бы более впечатлительного человека как минимум упасть в обморок, но я спокойно его выдержала и даже закурила.

– Я же тебе говорила, что она безобразно себя ведет! – возмущенно заявила Зоя Федоровна, но я оставила эту реплику без внимания, как, впрочем, и Сомов, который продолжал прожигать меня взглядом.

– Шутки со мной вздумала шутить? – спросил он недовольно.

– Да какие уж тут шутки! – усмехнулась я.

Он хотел было сказать что-то еще, но тут в гостиную вошла незнакомая нам всем женщина – невысокая, хрупкая блондинка лет тридцати. Чувствовала себя совершенно уверенно и была радостно оживленна, да вот только я, насмотревшись за свою жизнь всякого разного, не могла не заметить неестественный блеск ее глаз с расширенными зрачками – дамочка была явно под кайфом. Она приветливо улыбнулась нам и спросила:

– Игорь! Ты наконец-то решил познакомить меня со своими родителями?

Увидев гостью, Дроздов вздрогнул, побледнел и закрыл глаза, а Сомов с Зоей Федоровной недоуменно переглянулись.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, я спросила:

– Зачем вам знакомиться? Вы уже знакомы! Но, если хотите, я представлю вас собравшимся еще раз. Николай Петрович, Зоя Федоровна, перед вами Дарья Морозова. Дочь Михаила Антоновича Морозова. Вы видели ее только один раз много лет назад, поэтому, наверное, сейчас и не узнали.

– Вы дочь Морозова? – воскликнула Дроздова. – Та самая Дарья?

Гостья проигнорировала вопрос Дроздовой и повернулась ко мне:

– А вы кто?

– Частный детектив Татьяна Александровна Иванова. А у вас, если не ошибаюсь, есть и другое имя?

– Да, – спокойно согласилась гостья, пододвигая к нам еще одно кресло. – Когда-то давно меня звали Дашей, но, переехав в Москву, я изменила имя и стала Марианной. Согласитесь, это имя гораздо благозвучнее. Потом я вышла замуж и стала Кленовой! Как видите, все очень просто! – невозмутимо закончила гостья.

– Так, – недовольно проговорил Николай Петрович, – я что-то не пойму. Рассказывай-ка все по порядку. – Он посмотрел на меня.

– Тогда для начала немного предыстории, – сказала я. – Очень много лет назад в деревне Вязовка в пьяной драке был убит Мелентий Жадов, дядя Дарьи. С подачи настоящего убийцы вину за это дружно взвалили на Михаила Антоновича Морозова, который был к этому совершенно не причастен. Пьяные односельчане, подзуживаемые убийцей, написали заявления, что они собственными глазами видели, как именно Морозов ударил Мелентия, и отдали бумаги его отцу. Этот же убийца посоветовал Жадову шантажом заставить Михаила жениться на сестре Мелентия Зине, хромой и кривобокой.

– Какой ужас! – прошептала Дроздова.

– Да что вы, Зоя Федоровна! – усмехнулась я. – Ужас для Морозова только начался! Прожили Михаил с Зиной недолго, и он уехал в Тарасов, а она родила дочь Дарью. После родов Зина слегла, у нее что-то произошло с головой, она стала буйнопомешанной...

– Оставь в покое мою мать! Она была несчастнейшей женщиной! – резко сказала Дарья. – И нечего говорить, раз не знаешь!

– Да все я, Дарья, знаю! – вздохнула я. – И о том, как твои дед с бабкой деньги и вещи с Морозова тянули, и о том, как прямо на поминках по Зине твой дед ему заявил, чтобы он жениться не смел, потому что у него одна наследница – ты, а делиться Жадовы ни с кем не привыкли.

– Своеобразные люди! – холодно процедил Сомов.

– И это еще мягко сказано! – заметила я и продолжила: – Шли годы, ты выросла. Дед с бабкой купили тебе золотую медаль, и приехала ты в Тарасов, где поступила в университет на филфак, на романо-германское отделение по специальности английский язык. На майские праздники ты поехала в Вязовку, где познакомилась с Игорем Николаевичем, который имел несчастье в тебя влюбиться.

– Да ты никак ревнуешь? – рассмеялась Дарья.

– Не мой фасон! – покачала я головой. – А теперь я предлагаю послушать свидетеля номер один. Это Инна Павловна Архипова, которая училась вместе с Дарьей.

Я достала из сумки диктофон и щелкнула клавишей – в комнате тут же раздался женский голос.

«– Да помню я ее! Один только год с нами проучилась, а память такую оставила, что мы потом еще долго плевались.

– Чем же она так отличилась? – Это был уже мой голос.

– Да понимаете! Приехала эта «медалистка», – с презрением выговорила Архипова, – и начала выпендриваться, а сама элементарных вещей не знала – деревня, она и есть деревня. Одета-то она была модно, дорого, а вкуса – никакого! Все сидело как на корове седло! Училась через пень-колоду, но уже где-то через месяц начала говорить, что она здесь ненадолго: вот один курс отучится и в Москву переведется. Мы все сторонились ее – уж больно характер у нее был мерзкий, а потом смотрим – две девчонки из нашей группы из очень небогатых семей в ее вещах появляться стали. Мы у них спросили, с чего это вдруг она так расщедрилась? Они сначала молчали, а потом – видно, уже невтерпеж стало, рассказали, что она их себе в прислуги завербовала и расплачивается тряпками. А что? Ей отец все время то одно, то другое покупал! Девчонки на нее и стирали, и убирали, и готовили, а она измывалась – чуть ли не каждую неделю заставляла их окна мыть. А порой и пощечины отпускала, если они ей чем-то не угодят!

– И они терпели? – воскликнула я.

– Так молодые же! – объяснила Архипова. – Им же одеться хотелось красиво и модно, а сами они такие вещи никогда бы не купили и не достали!

– Ну, ладно! – сказала я. – Бог с ними! А что дальше?

– А филфак – это же факультет невест! Парней у нас на курсе всего пять человек было. Попыталась она с кем-то закрутить, да не вышло! Я же говорила, что характер у нее жуткий! А потом, после майских, смотрим – парень ее с цветами встречать после занятий начал! Да такой, что мы все ахнули! И смотрит на нее такими глазами! Ну, просто как на икону! Мы-то с Дашкой не общались и поэтому у тех, что на нее горбатились, спросили: кто, мол, это? Ну, те девчонки и говорят, что это какой-то Игорь Дроздов и что она с ним с виду ласково и приветливо, а за глаза кроет «влюбленным дураком», «безотцовщиной» и «простофилей» и говорит, что она его терпит только для того, чтобы нас позлить. А потом как-то раз сказала, что, может, и еще для дела он ей пригодится!.. А уж как он за нее во время сессии переживал! Прямо лица на нем не было! Ну, сессию мы сдали, причем она даже на шпаргалках довольно паршиво, и разошлись кто куда. В августе я практику в деканате нашем проходила – в колхоз из-за болезни не отправили, – там-то я Дашку и встретила, когда она документы забирала. Она меня увидела, не удержалась и похвалилась: «Как мой сволочь папаша ни брыкался, а я его заставила все-таки меня в Москву перевести! Он мне там уже и квартиру снял для начала! А потом и кооперативную выстроит или купит. Никуда не денется!» Я, каюсь, позавидовала, конечно, и уже из чистого бабского любопытства спросила: «А как же Игорь?» А Даша о нем с презрением так: «Да мне этот дурак со своей любовью давно уже хуже горькой редьки надоел! Для дела терпела! А сейчас он в больнице валяется – морду ему набили!» – «За что? – в ужасе воскликнула я. – За то, что он тебя любит, а ты его нет? Неужели нельзя было просто по-человечески ему все объяснить? Зачем же избивать?» А она ехидно так: «Избили не зачем, а для чего! Как бы иначе я сволочь папашу скрутила? И потом я хочу остаться у него в памяти такой скромной девочкой-Дюймовочкой! Неизвестно, как жизнь сложится, – вдруг он мне когда-нибудь еще пригодится?» Тут я не выдержала и сказала, что если я его увижу, то все ему расскажу, а она в ответ расхохоталась: «Так он тебе и поверит!» Больше я ее никогда не видела! – закончила Архипова.

– А Дроздова? – спросила я.

– А вот его видела! – вздохнула Архипова. – Где-то в ноябре это уже было. Выходим мы с занятий, а он около дерева стоит, где обычно Дашку ждал, и на палочку опирается! А уж вид у него! Ну, как у побитой собаки, честное слово! И глаза больные-больные, а уж тоскливые! Я подошла к нему и действительно собиралась все ему рассказать, а он мне печально так сказал: «А Дашенька уехала! – и вздохнул, а потом спросил: – Ты ее нового адреса не знаешь?» Посмотрела я на него и поняла, что он мне действительно не поверит! Сказала, что ничего не знаю и никто не знает, и он ушел, прихрамывая. Вот и все, что я могу вам рассказать».

Я выключила диктофон, а Сомов ледяным тоном спросил:

– Ну и как это, Дарья, понимать?

– Все выдумано от первого до последнего слова! – холодно ответила та и, повернувшись к Дроздову, спросила: – Игорь! Неужели ты в это веришь?

– Оставь моего сына в покое! – взвизгнула Дроздова.

– Не вмешивайтесь, Зоя Федоровна, – спокойно попросила ее Дарья. – Мы с ним сами разберемся!

– Цыц! – прикрикнул на нее Николай Петрович и потребовал, глядя на меня: – Давай дальше!

– А дальше я предлагаю выслушать свидетеля номер два, самого Михаила Антоновича Морозова, – сказала я и снова включила диктофон.

В каминной зазвучал голос Морозова.

«– Вы, Татьяна Александровна, в деревне были и все знаете, так что я не буду рассказывать, в каком кошмаре все эти годы провел! Но пока Жадовы в деревне жили, еще ничего было, а тут Дашка в университет поступила. Ну, я ее в своей однокомнатной квартире поселил – все равно пустая стояла, а деньги, продукты и тряпки ей мой водитель привозил. А через некоторое время она мне позвонила на работу – к дому-то я ее и близко не подпускал – и сказала, что все выяснила и хочет после первого курса в московский иняз перевестись. Честно говоря, я обрадовался, что можно будет ее подальше от Тарасова отправить, но, как узнал, во сколько мне это обойдется, погрустнел – деньги немалые! Я ей сказал, что таких денег у меня нет. А она мне бумагами, сами знаете какими, стала грозить. Но я ей все равно отказал, да еще и объяснил, что если меня посадят, то их халява кончится. Притихла она. Время шло, я с ней практически не общался, и тут водитель мне говорит, что она вроде с каким-то парнем встречается. Решил я узнать, что это за парень и не получится ли так, что они меня уже вчетвером обирать будут: и старики Жадовы, и она со своим хахалем! Оказалось, что это Игорь Дроздов. Об этом парне мне только хорошее говорили, а еще сказали, что влюбился он не на шутку! Жалко мне его стало. Не знал он, с какой гадиной связался. Ну я и встретился с ним. Аккуратно так намекнул, что, мол, поищи себе другую девушку, а с Дашкой у тебя ничего хорошего не выйдет. А он вскинулся и заявляет: „Я ее люблю! Я на ней жениться хочу!“ Посмотрел я на него и сказал только: „Смотри, парень! Тебе жить!“ А через некоторое время приходит ко мне Сомов...

– Николай Петрович? – уточнила я.

– Он! – подтвердил Морозов. – Слышал я о нем до этого, так что знал, что он собой представляет, – мне же с разными людьми общаться приходилось. И вот он с порога с кулаками на меня бросился! А я понять ничего не могу! В чем дело, спрашиваю? А он мне в ответ: «Ты Игорю Дроздову угрожал, чтобы он с твоей дочерью не встречался?» Я ему говорю, что не угрожал, а, жалея парня, просил, чтобы он себе другую девушку поискал. А Сомов гремит так, что стекла звенят: «Ты, – говорит, – кого подослал, чтобы его избили? Ты богу молись, чтобы он выжил!» Откровенно говоря, я не очень-то и испугался. Время было дефицитное, и вся верхушка нашей милиции у меня на складах ошивалась. Брали и себе, и родне, и любовницам! За деньги, конечно, но тогда ведь и за деньги не все купить можно было. Так что было кому меня прикрыть! Но в больницу я с ним поехал, а там!.. Господи! Да, как же парень выжил-то?

– Что? Было так плохо? – спросила я.

– Да не то слово! Сотрясение мозга, челюсть сломана в двух местах, правая ключица сломана, нога, ребра, внутренности отбиты! Как вспомню, так у меня до сих пор мороз по коже! Я в палату заглянул, и из нее мать его выскочила! Лицо белое, словно маска! И с размаху мне пощечину, а потом вторую! И с ненавистью говорит: «Скажите спасибо вашей дочери! Она тут у нас у всех в ногах валялась и уговаривала заявление на вас в милицию не подавать, а то ее дед с бабушкой в деревне совсем пропадут, потому что вы у них единственный кормилец!» Тут-то я понял, чьих рук это дело! Дашкиных! Значит, Дроздов ей мои слова передал, а она уже по-своему все переиграла. Я им объяснить пытаюсь, что я здесь ни сном ни духом, а они не слушают! «Вы Игорю говорили, чтобы он вашу дочь в покое оставил?» – «Говорил! Но совершенно с другой целью!» – начал было я, а Дроздова прямо как ненормальная: «Решили своего не мытьем, так катаньем добиться? Мерзавец! И как вас только земля носит?!» Я им говорю, что сама Дашка это все и организовала, а они не верят, говорят, что молодая девчонка на это не способна. Эх, знали бы они...

– Ну и чем дело кончилось? – спросила я.

– Да мы прямо там с Сомовым договорились, что я все лечение Игоря беру на себя: врачи, лекарства, деньги и все прочее. Но он меня предупредил, что если Игорь умрет, то мне не жить! Сгоряча, конечно, сказал! Мне его посадить проще простого было, но понял я, что Игорь его сын, вот и не стал обострять отношения. А потом я прямо из больницы к Дашке поехал и с порога ей по морде врезал! Ты, что же, говорю, сука, натворила? А она... Она мне в лицо расхохоталась! И говорит, что я сам ее на эту мысль натолкнул, потому что нечего мне было с Игорем разговаривать и в ее дела вмешиваться! Кто же, говорит, теперь тебе поверит, что ты ни при чем? Вот и получилось, что я, девочка-Дюймовочка, – в стороне, а ты со всех сторон – в дерьме! А теперь, говорит, сволочь папаша, ты у меня никуда не денешься – и в Москву меня отправишь, и квартиру там снимешь, а потом купишь! А иначе я сама на тебя заявление в милицию напишу, что ты подонков нанял, чтобы моего жениха избить!

– Ну и мразь! – не выдержала я.

– Не то слово! – зло бросил Морозов. – Ну, врезал я ей еще пару раз и на работу поехал, чтобы дома своим видом никого не пугать. Посидел, подумал и понял, что другого выхода у меня действительно нет! Напишет она, и рука у нее не дрогнет. Отмазаться-то я отмажусь, но позору будет! Поднял я тогда связи, что мне Бах передал, занял денег и поехал Дашку в Москву устраивать. А перед этим со знакомыми из милиции договорился, чтобы выяснили они, кто Игоря избил.

– Ну, то, что вы Дашку в Москве устроили, это я уже знаю... – начала было я, но Морозов меня прервал:

– Мало того что устроил, я ей еще каждый месяц деньги на счет переводил и сейчас это делаю, будь она проклята!

– Да уж, такая своего не упустит, да еще и чужое заберет, – согласилась я и спросила: – Так вы смогли установить, кто избил Дроздова? – спросила я.

– Да! Имена их выяснили, да только их самих в Тарасове уже и след простыл. Потом за делами как-то закрутился... Игорь поправляться начал... Ну и...

– Но хромым все-таки остался! – заметила я.

– Так по собственной дурости! – вспылил Морозов. – Ему еще даже вставать нельзя было, а он собрался через окно сбежать!

– К Дашке? – спросила я.

– К ней! – выдохнул Морозов. – И чего он в ней нашел?

– Имена этих парней у вас сохранились?

– Да! Записал на всякий случай – мало ли что в жизни случится, – ответил он.

– Дайте-ка их мне! – попросила я. – Любопытно мне будет с ними побеседовать!

– Вот, держите. Артем Стогов, Кирилл Фроськин и Иван Почкин».

Я выключила диктофон и спросила Дарью:

– Ну, а что ты на это скажешь?

– То же, что и раньше, – вранье от первого до последнего слова! – спокойно сказала она.

– Тогда я предлагаю послушать свидетеля номер три, того самого Артема Стогова, единственного, кто из этих трех остался в живых.

Я снова включила диктофон.

«– Гражданин Стогов, по имеющимся у меня сведениям, вы с Кириллом Фроськиным и Иваном Почкиным чуть не до смерти избили неизвестного вам гражданина. Предлагаю вам рассказать, как, почему и для чего вы это сделали!

– Все расскажу, гражданочка! Все, как оно было! – раздался надтреснутый хриплый голос. – Мы трое с детства друзья были, в одном классе учились, в одно время в армию пошли, в одно и вернулись, а потом на одном заводе работали. Во время отпуска это дело приключилось! Сидели мы в тот день, а время уже к вечеру было, втроем около пивной, что возле остановки, что на Валовой...»

Тут я выключила диктофон и сказала:

– То есть в одном квартале от того дома, где находится однокомнатная квартира Михаила Антоновича и где ты, Дарья, в то время жила.

– Это еще ни о чем не говорит! – нахально ответила она.

– А мы дальше послушаем! – предложила я и снова включила диктофон.

«– ...и приняли на грудь уже хорошо! – продолжил Стогов. – И тут девчушка подходит. Маленькая такая, смазливая! Ну, кукла куклой! Плачет навзрыд, ну прямо слезами умывается – и к нам! „Помогите, – говорит, – дяденьки!“ Ну мы, выпивши-то, все герои. „Чем, – говорим, – помочь, кроха?“ А она смотрит на нас с надеждой прямо-таки отчаянной и объясняет: „Ко мне один уголовник привязался! Проходу не дает! Домогается, что ни день! А у меня жених в армии! Как же я могу-то? А я нездешняя! Никого здесь не знаю! Помощи просить не у кого, да и боюсь я его до смерти! Помогите мне, дяденьки! Мне бы хотя бы несколько дней только, чтобы он ко мне не приставал, а там я уеду отсюда от него подальше, а то ведь жизни у меня никакой нет!“ Переглянулись мы, и Кирюха сказал: „Ладно! – говорит. – Проучим мы этого мужика! Только где нам его найти-то?“ Она обрадовалась, глаза засияли, и говорит, что вечером он ее до дому провожать будет прямо по этой улице, а дом ее во дворе стоит, и туда через подворотню идти надо. Кирюха так солидно кивнул и говорит: „Объясним мы ему так, чтобы понял, что тебя в покое оставить надо! Ты не волнуйся!“ Она прямо солнышком засияла, а потом смутилась и деньги нам дает. Мы сначала возмутились, а она уговаривает и опять чуть не плачет. „Вы, – говорит, – мои спасители! А я вот стипендию получила и билет домой уже купила, а там меня встретят! А вы, может, девушкам своим чего-нибудь купите!“ Поколебались мы, но взяли, а она убежала. Ну а мы? Какие там девушки? Мы водки под пиво взяли и захорошели! Сидим, курим, мужика этого ждем! И действительно, через некоторое время идет эта кроха с парнем каким-то, здоро-о-овым! А нас-то трое! Ну, мы за ними следом пошли! Они возле подъезда какого-то постояли, потом она в дом юркнула, а он обратно пошел и прямо на нас. Ну, мы сначала ему словесно сказали, чтобы он девчушку в покое оставил, а парень с норовом оказался, стал огрызаться. Тут Ванька не выдержал и на него попер, а он Ваньке прямо в челюсть. Ну, тут уж мы все трое на него кинулись, а он отмахивается, да ловко так, что Кирюшке зуб выбил. Ну, тут уж мы озверели! Свалили его и ногами! Ногами! Очнулись, когда он уже и дергаться перестал! Перепугались мы, что насмерть его забили, и деру! Два дня мы у той пивнушки не появлялись, а потом пошли все-таки – родное же место, друзья там! Тут-то нам и сказали, что по округе ментов видимо-невидимо и бегают они как посоленные, и ищут день и ночь тех, кто какого-то парня до полусмерти избил, и что тех, кто бил, трое было, и что свидетели есть. Тут уж мы совсем ничего понять не можем – да когда же это из-за уголовника менты как ошпаренные бегали? Что-то тут не то, думаем! Ну и уехали от греха подальше к Ванькиной двоюродной бабке в деревню – отпуск же! Вещички у старухи кинули, а сами шалаш на берегу речки поставили и отдыхали: рыбку ловили, купались, загорали, в карты играли, а в деревню только за спиртным и ходили, да еще и за продуктами. Там-то на берегу нас и нашли. А уж как нашли – не знаю! Грузовик подъехал, и высыпало оттуда мужиков десять, если не боле. Спокойные такие, серьезные, а некоторые и с наколками – сидевшие, значит, и прямиком к нам. Мы им: „Чего, мол, надо, мужики?“ А один из них и говорит: „Приехали должок старый вернуть! Вас трое на одного было, ну и нас не меньше будет!“ И такое тут началось! – с ужасом сказал Стогов. – Уделали они нас как бог черепаху, и даже чище! Били без злобы, как работу делали! Мы уже и сопротивляться бросили – куда нам против них? Помню только, как Ванька упал, а они его ногами добивали, потом и у меня свет в глазах померк. Сколько мы так лежали, не знаю, только когда я очнулся, солнце уже вовсю светило – били-то нас вечером. Слышу, стонет кто-то, – оказалось, Кирюха, а Ваньку-то они действительно насмерть забили. Пошевелиться невозможно – боль такая, что в голос бы орать, да и на это сил нет! Пить хочется, речка рядом, а не добраться! Вечером нас нашли. Ребятишки купаться прибежали, увидели нас и взрослых позвали. Привезли нас в деревню, участковый все допытывался, кто вас так, а что мы ему скажем? Что избили нас за то, что мы, дураки, на слезы этой курвы купились и сами другого человека избили? Что, получается, мы этот мордобой в обратку получили? Что подставила нас эта сука, а мы и имени ее не знаем? Вот и сказали, что не знаем, мол, кто нас так. У Кирюхи легкие оказались отбитые, и помер он вскоре. А я вот без ноги остался. Отрезали мне ее тогда в больнице, а то бы тоже помер. Вот с тех пор на костылях и кукую!

– Опознать эту девушку сможете? – спросила я.

– Да я ее лицо на всю жизнь запомнил, сволочи этой! Я ее среди тысячи узнаю! – взревел он.

– Все понятно, гражданин Стогов! – остановила его я. – Вот посмотрите! Здесь фотографии пяти женщин. Есть ли среди них та, что тогда к вам подходила?

– Да вот она, сука! – с ненавистью выдохнул он и начал умолять: – Гражданочка! Гражданочка! Вы мне скажите, кто это! Да я на руках до города доползу! Мне бы только до горла ее добраться! Я ее, как собака бешеная, загрызу! Двух друзей из-за нее потерял! Сам без ноги остался!

– Вполне вероятно, что будет проведено опознание, и вот тогда вы ее и увидите. Не исключаю также, что вам придется еще раз рассказать все это другим людям, согласны?

– Расскажу! – твердо пообещал он».

Я выключила диктофон и сказала:

– Среди предъявленных ему фотографий он выбрал твою, Дарья. Что ты на это скажешь?

– Что очень много похожих людей, – равнодушно ответила она. – И это еще ни о чем не говорит.

– Ой, придется вас все-таки сводить! – сказала я.

– Поторопился я, значит, – негромко сказал Сомов.

– Странно, если бы было по-другому. При вашем-то характере, – заметила я. – А вот если бы с этой славной троицей сначала поговорили по душам, разобрались бы.

– Ладно, вот за это тебе спасибо, – Сомов поднял на меня глаза, – а перед Морозовым я извинюсь, что тогда его так нагнул! Сегодня же к нему съезжу и извинюсь!

– И за меня тоже, что я ему пощечин надавала и ни одному его слову не поверила, – поддержала мужа Зоя Федоровна.

– Ну, это уже ваше дело, – сказала я.

– Ну, говори, что было дальше, – потребовал Сомов.

– Очень много интересного, – многообещающе сказала я. – Я еще и до середины не дошла, – и продолжила: – Итак, приехав в Москву и поселившись в отдельной квартире, Дарья изменила имя на Марианна. С первых же дней в инязе она пыталась заарканить стоящего жениха, но оказалось, что пусть и смазливой, но деревенской девке это очень трудно сделать – в Москве существует определенный круг, куда со стороны попасть невозможно. Наконец ей повезло, и она подцепила Максима Кленова, сына начальника отдела из МИДа, который сам учился в МГИМО. Он клюнул на ее красоту и провинциальную наивность и женился, причем вопреки воле родителей. Дарья позвонила Морозову и приказала ему приехать на свадьбу, потому что того требовали приличия. Про деда с бабушкой она благополучно забыла и решила, что отец – директор самого крупного в Тарасове универмага – еще куда ни шло, но вот деревенская родня? Нет! Это уже лишнее! На свадьбе, куда Морозов вынужден был приехать, он ей сказал, что теперь она и без его денег обойдется, а она сообщила ему, что бумаги, которыми дед с бабкой шантажировали его много лет, теперь у нее и уж от нее-то он так просто не откупится. Вероятно, она украла их тогда, когда приезжала к Жадовым попрощаться перед отъездом в Москву.

– Ложь, – хладнокровно заявила Дарья. – Я ничего не крала!

– Ну, значит, они тебе их сами отдали, – отмахнулась я. – Хотя твоя бабка, стоя на коленях перед отцом Геннадием, крестилась и божилась, что бумаги украли. Правду, выходит, говорили, что Жадовы и господу богу в лицо соврут и не поморщатся. Ну да бог с ними. Но с того дня Михаил Антонович должен был посылать Дарье каждый месяц по тысяче долларов.

– А не жирно ли для девчонки? – спросил Сомов.

Ни он, ни Зоя Федоровна демонстративно не смотрели в сторону сына и ни о чем его не спрашивали, а Игорь Николаевич продолжал сидеть все в той же позе и в разговоре не участвовал, словно его это и не касалось. «Эх, бедолага! – подумала я. – Знал бы ты, сколько тебе еще выслушать придется!» Жалко мне было Дроздова до слез, но я решила не тревожить его вопросами, да и не требовалось мне его участие.

– А куда ему деваться было? – спросила я и пожелала: – Не дай вам бог в его шкуре оказаться!

– Ну со мной такой номер не прошел бы! Я бы всем троим шеи посворачивал как цыплятам! – зло бросил Сомов.

Я могла бы ему сказать, что именно поэтому он вор в законе, а Морозов депутат облдумы, но воздержалась, ограничившись замечанием:

– Так у вас с ним характеры разные! – И стала рассказывать дальше: – Дарья быстренько родила дочь и тут же сбагрила ее на руки матери Максима. Она ее даже не кормила, чтобы фигуру не портить! Вот эдакая своеобразная материнская любовь! Дарья мечтала о блестящей жизни в Лондоне или Париже, но тут скоропостижно скончался ее свекор и радужные перспективы накрылись! Вместо Европы Кленова распределили в Африку, и то только потому, что за него попросили друзья отца. Дочь Дарье была совершенно не нужна, и она, объяснив тем, что там плохой климат, оставила ее бабушке. Замечу сразу, что она не навещала ее даже в отпуск, предпочитая развлекаться за границей в Европе, а вот Максим любил дочь без памяти и проводил около нее каждую свободную минуту. Через несколько лет его перевели в бомбейское консульство, и вот Дарья, маясь в Индии от безделья, сначала бросалась из стороны в сторону, меняя одно увлечение на другое, а потом решила заняться йогой! Позанималась она немного и тут!.. Тут ей предложили изучать Камасутру. И она согласилась.

– Между прочим, Камасутра – это искусство, – высокомерно заявила Дарья. – Оно ничуть не хуже пения, рисования или танца. Это высокое искусство любви, и в нем нет ничего постыдного.

– Смотря к каким последствиям приводят занятия этим искусством, – сказала я. – В твоем случае они были катастрофические.

– А вот этого ты знать не можешь! – уверенно заявила она мне в лицо.

– Я? – переспросила я. – Да, я этого знать не могла, но узнала же! Могу даже сказать от кого. От Морозова! Он нанял частного детектива, который не спускал с тебя глаз, когда ты бывала в Москве, а потом и вовсе сумел познакомиться и подружиться с твоей свекровью, которая знала из писем сына о его «счастливой», – язвительно произнесла я, – семейной жизни и твоих похождениях. Да и сослуживцы покойного мужа тоже ей много чего рассказывали. Так что он получал информацию из первых рук.

– Бедный мальчик! – со слезами в голосе сказала Зоя Федоровна. – Какое счастье, что Игорь не оказался на его месте!

– Да, – согласилась я. – Можно считать, что, несмотря ни на что, Игорь Николаевич тогда сравнительно легко отделался.

– Зоя, – хмуро сказал Сомов, – не отвлекай Татьяну. Продолжай, – потребовал он.

– Продолжу, – согласилась я. – Но не скажу, чтобы с большим удовольствием! На чем я остановилась? Ах да! На Камасутре. И вот таких, жаждущих приобщиться к великим тайнам Востока, женщин набралось несколько человек, но... Все они почему-то были женами дипломатов. Сначала они изучали теорию, но вскоре им предложили перейти к практическим занятиям – и они радостно перешли!

– Это они, что же, мужьям своим изменяли? – с ужасом спросила, не удержавшись, Дроздова, на что Сомов только тяжело вздохнул.

– И с большим энтузиазмом, Зоя Федоровна, – выразительно сказала я. – Дарья была способной ученицей и охотно делилась полученными знаниями, а точнее, приобщала к высокому искусству Камасутры, – ехидно выговорила я, – всех мужчин консульства, кто на это только соглашался. И очень скоро Максим стал столь ветвисто рогат, что ходил, не поднимая головы и глядя исключительно в пол.

– Убивать таких мало! – гневно выпалила Дроздова. – Собственного мужа ни за что ни про что так опозорить!

– Она привыкла жить так, как ей хочется, и не считаться ни с кем и ни с чем! – объяснила я. – А потом выяснилось, что этот кружок эротического домоводства был организован заинтересованными спецслужбами, которые эти практические занятия и снимали на видео. Затем была банальная вербовка, и одна из этих женщин, поняв, в какую пропасть свалилась сама и увлекла своего мужа, повесилась, но перед этим оставила предсмертное письмо, в котором все и рассказала. Скандал был страшный! Дарью в 24 часа отправили в Россию, а ее несчастный муж, карьеру которого она навсегда погубила, еще остался там сдавать дела.

– Ну и влип мужик, – покачал головой Николай Петрович.

Дарья сидела отвернувшись и спокойно смотрела в сторону.

– Да! Ему можно только посочувствовать! – согласилась я. – Прилетев в Москву, Дарья и не подумала навестить свою дочь, а поселилась в своей однокомнатной кооперативной квартире, которую ей выстроил Морозов, а она ее все годы, что провела за границей, сдавала. Таким образом, деньги у нее были. Начала она подыскивать себе другого мужа, потому что с Кленова поживиться ей было больше нечем. Она восстановила былые связи, развила бурную деятельность, но быстро поняла, что даже при довольно хорошо сохранившейся внешности и знании Камасутры ей рассчитывать не на что. А практическое применение полученных в Индии знаний вообще сыграло с ней злую шутку. Она рассчитывала, что кого-то в Москве этим поразит, но выяснилось, что те люди, чье внимание она пыталась привлечь, привыкли летать в Таиланд, чтобы оттянуться там с молоденькими девочками, на фоне которых Дарья уж никак не котировалась. Так что успех в Москве ее не ждал. Поняв, что в Москве ей ничего не светит, Дарья приехала в Тарасов и поселилась в однокомнатной квартире Морозова.

– Когда это было? – спросил Сомов.

– Когда Игорь Петрович еще жил со Светланой Юрьевной, – ответила я и добавила: – Но к тому, что они расстались, Дарья не причастна – тут другой человек поработал.

– Кто? – спросил Николай Петрович.

– Я же обещала вам все рассказать, так что со временем дойду и до этого, – ответила я. Дроздову ждал очень неприятный сюрприз, и я не хотела, чтобы она поняла это заранее. – Вскоре Дарья познакомилась с Кривоножкиным-Друидским – корреспондентом телевидения. О нем речь впереди. А также встретила и Игоря Николаевича с Погодиной. Думаю, что для нее было настоящим ударом узнать, что он очень богат. Когда она поняла, что в свое время страшно промахнулась, Дарья попыталась отыграть все назад, заново с Игорем познакомилась и увидела, что в его памяти она до сих пор действительно осталась девочкой-Дюймовочкой, с которой его разлучил негодяй Морозов. Она сделала ставку на Игоря, собираясь сыграть на его былых к ней чувствах, – ведь первая любовь хоть и проходит, но память о ней остается на всю жизнь! И промахнулась!

– Я не промахнулась! – заметила Дарья.

Оставив ее реплику без внимания, я сказала, глядя в сторону Дроздова:

– Промахнулась, потому что Игорь Николаевич очень, – подчеркнула я, – любил Светлану Юрьевну.

– Не упоминайте здесь имя этой мерзавки! – потребовала Дроздова. – Игорь-то ее любил, да вот она его – нет! Мне ли не знать, что такое настоящая любовь! – заявила она, посмотрев на Сомова, который улыбнулся ей в ответ.

– Увы, Зоя Федоровна, не могу! – развела я руками. – Она же в этом деле тоже оказалась пострадавшей, но об этом позже.

– Что-то ты слишком много на потом оставляешь! – недовольно сказал Сомов.

– Повествую по мере развития событий, – объяснила я. – Итак, Дарья решила не сдаваться, а засесть, как охотник в засаде. Игорь Николаевич и Дарья стали часто встречаться днем, обедали вместе, вспоминали прошлое и говорили обо всем на свете! Она изображала из себя верного и преданного друга, с которым можно обсудить абсолютно все, рассказывала о своей жизни, Игорь Петрович тоже от нее не отставал и рассказывал все как на духу! Да вот только не знал он, что она все эти разговоры на диктофон записывала, – авось в будущем пригодятся! Изучив его и решив, что он окажется легкой добычей, Дарья поехала в Москву и подала на развод. Оформив развод, Дарья вернулась в Тарасов, где получила мощнейший удар под дых. Дело в том, что ее не было несколько месяцев и за это время произошли многие изменения – Игорь Николаевич расстался со Светланой Юрьевной и был уже женат на Тамаре Базаровой.

– Значит, правильно мы сделали, что его женили! – удовлетворенно сказала Дроздова. – А то, не приведи господи, достался бы этой проходимке! А так он женат на порядочной чистой девушке.

– Итак, Игорь Николаевич женат, – сказала я. – Но Дарья и не подумала сдаваться. Она продолжала изображать из себя верного друга, а потом стала и любовницей. С момента женитьбы Игоря Николаевича прошел год, но детей у Тамары все почему-то не было. В конце концов вопрос встал ребром, и Тамара прошла обследование в «Панацее», которую посоветовала Игорю Николаевичу опять-таки Дарья, ведь у нее были рычаги давления на владелицу этой клиники Савинкову, гражданскую жену Морозова. Шантажируя Дину Николаевну Савинкову через Кривоножкина-Друидского уже известными вам бумагами, содержания которых он, однако, не знал, она выяснила, что у Тамары не может быть детей, но заставила Савинкову дать заключение, что Тамара здорова.

– Зачем? – воскликнула Зоя Федоровна.

– Я думаю, чтобы еще больше накалить обстановку в семье, заставить всех нервничать. Но Базаров повез Тамару в Москву, где выяснилось, что она бесплодна. И вот было решено, что Наталья Павловна станет вынашивать двойню Игоря Николаевича и Тамары. Это совершенно не входило в планы Дарьи! Следовательно, что? Следовательно, Базарова должна потерять детей. Но как это сделать? Да еще так, чтобы на Дарью не пало подозрение?

– Ах, так это ее рук дело! – Зоя Федоровна вскочила, собираясь наброситься на Дарью, но Сомов усадил ее обратно на диван.

– Сядь, – попросил он, и Дроздова смирилась, но продолжала прожигать Дарью взглядом.

– Надо отдать тебе должное, Дарья, – сказала я, обращаясь к ней. – К схватке ты подготовилась всерьез. К тому времени освободилась квартира в этом доме, и ты переехала сюда, не только для того, чтобы быть поближе к Игорю Николаевичу, но и к источнику информации. К тому времени Кривоножкин-Друидский страшно проигрался в карты, так что исполнитель у тебя был – ты пообещала заплатить его долг, если он тебе поможет. Но Наталья Павловна безвылазно сидела дома, где вам до нее было не добраться. Именно поэтому ты настоятельно порекомендовала Игорю Николаевичу пойти в театр и обязательно с Базаровыми. Итак, дата нападения определена, но тебе нужен был козел отпущения, на которого можно было бы свалить вину, и ты его нашла: Светлана Юрьевна! Звукооператор на телевидении, знакомый Кривоножкина-Друидского, составил из записей твоих разговоров с Игорем Николаевичем тот телефонный звонок, который заманил Погодину в Тарасов. Ты правильно рассчитала, что она обязательно и немедленно приедет, если Игорь Николаевич ее позовет. А узнав о том, что ее никто не звал, да Игорь Николаевич еще и женился за это время, Погодина, размышляла ты, вполне может захотеть отомстить.

– И как она могла только подумать, что Игорь после всего, что случилось, ее позвать может? – возмутилась Зоя Федоровна. – Вот уж морда наглая! Ни стыда ни совести у бабы нет! – бушевала она.

Я устало вздохнула, закурила и посмотрела на Николая Петровича, который все правильно понял и негромко сказал:

– Хватит!

– План, разработанный Дарьей и Кривоножкиным-Друидским, сработал! – продолжила я рассказ. – Погодина приехала в Тарасов накануне спектакля. Она позвонила Игорю Николаевичу, но он заявил, что не звонил ей и не просил приехать к нему. В этот же день Кривоножкин-Друидский, ранее знакомый со Светланой Юрьевной по ее работе, специально подстроил свою встречу с ней в гостинице, где рассказал последние новости, включая и то, что Игорь Николаевич женился на Тамаре Базаровой. Совершенно естественно, что Погодина захотела посмотреть на нее, и тогда Кривоножкин-Друидский пригласил ее пойти вместе с ним в театр. А поскольку Друидский – бывший танцовщик театра и все там знает, ему было нетрудно заранее выяснить, какую ложу снимет Игорь Николаевич, установить там «жучок», чтобы знать, когда Наталья Павловна захочет выйти, допустим, в туалет.

– Откуда он узнал, что беременна только Наталья? – спросил Сомов.

– От Дарьи, а та – от Игоря Николаевича, – объяснила я. – Дарья в тот день тоже была в театре и сидела в губернаторской ложе, куда ей Морозов взял билет, – сама бы она туда ни за что не попала! Наверное, решила увидеть все своими глазами и проконтролировать сообщника. Не так ли? – спросила я.

– Какая буйная фантазия! – скривившись, бросила Дарья.

– К сожалению, не фантазия! – возразила я. – Что произошло дальше – вы знаете. Наталья попала в больницу. Дарья выплатила Кривоножкину половину оговоренной суммы, и он погасил часть своего карточного долга. Но вот что получила она? Ничего! Наталья Павловна – в больнице, и до нее не добраться. Но Дарья не растерялась! Еще бы! Вот она и решила, как всегда, действовать чужими руками. Зачем трудиться самой, когда можно заставить работать других? Она узнала, кто у Базаровой персональный врач, а уж корреспонденту телевидения Кривоножкину-Друидскому было потом несложно навести справки и узнать адрес Давыдовой, а потом украсть у нее сына! Он продемонстрировал мальчика Дарье, и она заплатила ему вторую часть суммы. Прямо от нее он поехал, чтобы окончательно расплатиться с долгами, а по дороге позвонил Давыдовой и велел срочно прервать беременность Натальи Павловны, иначе она не увидит своего сына никогда. И опять у вас все сорвалось. Ольга Николаевна оказалась порядочнейшим человеком и рассказала все главврачу. Мы напали на след мальчика, но нас опередили, и совсем другие люди вернули его матери.

– Меня это совершенно не касается, – отрезала Дарья.

– Врешь! – уверенно сказала я. – Тебе до смерти интересно, кто сорвал твои планы. Могу открыть секрет: в больницу позвонили и сказали, что мальчика отвезут в «Дублеман»...

– А что такое «Дублеман»? – спросила меня Дроздова, опасливо покосившись на Сомова.

– Клуб гомосексуалистов, Зоя Федоровна! – объяснила я, и она, побледнев, судорожно сглотнула и произнесла:

– О, боже!

– Да уж! – согласилась я. – Это не то место, где следует находиться ребенку! Но он туда и не попал, потому что прямо во дворе дома, где находится этот клуб, у Кривоножкина-Друидского, предварительно на время ослепив его, мальчика перехватил какой-то мужчина, который и привез его к матери в больницу. Теперь я знаю, кто были эти неведомые союзники, и попозже назову их имена.

– Повторяю: мне эта история неинтересна, потому что никак меня не касается! – равнодушно заявила Дарья.

– Еще как касается! – сказала я. – Это ведь тебе Кривоножкин позвонил из травмопункта и пригрозил, что сдаст с потрохами, если ты ему не поможешь! Это ты его оттуда на своем черном «Вольво» забрала!

– Я не намерена больше слушать эти гнусные инсинуации! – заявила Дарья, вставая.

– Будешь слушать и никуда не денешься! – отрезала я, а Сомов негромко позвал:

– Петруша! – В дверях тут же появился массивный угрюмый парень, и Николай Петрович сказал: – Если эта падла отсюда выйти попробует, останови ее.

– Понял, шеф! – кивнул парень, глянув на Дарью пустыми и равнодушными глазами профессионального палача.

Дарья снова села в кресло, окинув нас с Сомовым ненавидящим взглядом. Я ответила ей широкой улыбкой, и она отвернулась.

– Вот и хорошо! Тем более что мне и рассказывать осталось недолго. Как вы знаете, – обратилась я к Сомову и Дроздовой, – последнее время Игорь Николаевич часто оставался ночевать якобы в своей квартире, но на самом деле ночевал в квартире, снятой им на свои деньги для Дарьи, которую она оформила в восточном стиле. Там она постоянно предлагала ему покурить кальян, чтобы успокоиться и расслабиться.

– Между прочим, на Востоке это первый знак гостеприимства и радушия! По-моему, это знают даже дети! Странно, что ты этого не знаешь! – высокомерно заявила Дарья.

– Почему же это не знаю? – удивилась я. – Конечно, знаю! Только ты, убедившись в том, что, чтобы подвигнуть Игоря Николаевича на развод, мало изображать самого верного друга и демонстрировать высокопрофессиональный секс, решила привязать его к себе по-другому, иначе зачем же тебе было в табак наркотики добавлять?

– Что?! – воскликнул Сомов. – Наркотики?!

– Да, Николай Петрович! Наркотики! – подтвердила я, доставая из сумки листок бумаги. – Вот результат химанализа смеси из кальяна.

– Я купила смесь в магазине и не знаю, что в ней! – совершенно спокойно возразила Дарья.

– Да все ты знаешь! Ты же сама эту смесь готовила, – сказала я. – Ты же сама время от времени ее куришь! И сегодня под кайфом была!

– Не докажешь! – ехидно улыбнулась она мне.

– Ой, докажу! – покачала головой я. – У меня свидетель есть! Да и пальчики с пакета с наркотиком снять несложно!

– Поняла! – кивнула она. – Ты подкупила мою домработницу Надьку! Ну и сколько ты ей заплатила за то, что она лжесвидетельствовать против меня будет?

– Ни копейки! – ответила я.

– Тогда не понимаю, с чего это вдруг она так откровенно врать взялась? – пожала плечами Дарья.

– А может, не стоило ее по щекам хлестать? – спросила я.

– Это мое дело, как с собственной прислугой обращаться! – высокомерно заявила Дарья.

– Ну да! Мы же Жадовы! Мы же голубых кровей! – ехидно сказала я. – А то, что ты перед Игорем Николаевичем, раздевшись догола, восточные танцы исполняла, у тебя тоже от голубых кровей? Когда ты с ним, ничего не соображавшим, в самых немыслимых позах сексом занималась, да еще и на видеокамеру это снимала, это у тебя тоже от голубых кровей? – громила ее я.

– А я люблю потом посмотреть, как это красиво со стороны выглядит! – не дрогнув, сказала она и презрительно скривилась: – Это вы, плебеи, под одеялом трахаетесь!

– А-а-а! Так ты от этого не отказываешься! Ты уже не называешь мои слова бредом! Поняла, что попалась! Ты Игоря постоянно умасливала, как могла. Уговаривала развестись и жениться на тебе, вспоминала, как вы были счастливы вместе и были бы еще счастливее, если бы не сволочь Морозов, который вас разлучил, говорила, что вы оба многое пережили, и теперь сама судьба сводит вас снова вместе, обещала, что родишь ему столько детей, сколько он захочет, и все в этом духе, – перечислила я.

– И родила бы хоть косой десяток! – заявила Дарья. – Уж я-то совершенно здорова!

– Упаси бог от таких внуков, – покачал головой Николай Петрович. – А то еще, не приведи господи, в мать пойдут!

– Ну, теперь-то вам это уже не грозит! – успокоила я его и стала рассказывать дальше: – В тот день, когда Наталья Петровна потеряла детей, Дарья попросила Игоря Николаевича приехать обедать к ней. Не знаю уж, что она приготовила для Игоря Николаевича, но кое-кому Дарья приготовила угощение на славу! Это я о Наталье Павловне! Она поехала на базар, где купила фрукты, потом – соки в супермаркете, а в аптеке – упаковку аспирина и шприц на десять кубиков! Ты знала от Игоря Николаевича, что томатный сок Наталья Павловна просто обожает и все оставляют его ей. И от Игоря же ты знала, что Наталья совершенно не переносит аспирин. И вот, купив все это, ты вернулась домой, растворила аспирин и залила его шприцом в томатный сок. Игорь Николаевич действительно приехал обедать, и ты опять-таки предложила кальян, а потом всучила ему соки и фрукты, чтобы он отвез их в больницу. И Игорь Николаевич, ничего не соображавший, их отвез!

– Так вот почему у него в тот день был такой странный вид! – с ужасом прошептала Дроздова.

– Ты ничего не докажешь! – усмехнулась Дарья. – Можешь обыскать мою квартиру, но ничего там не найдешь. Тебе нечем подтвердить свои слова.

– Конечно, не найду! У тебя теперь, – подчеркнула я, – действительно ничего больше нет! А знаешь почему? Потому что нечего было во время ДТП клювом щелкать! За сумкой смотреть надо было! – злорадно усмехнулась я. – Вот ее у тебя и увели со всем содержимым! Не получилось у тебя перевезти компромат на Игоря Николаевича из одной банковской ячейки в другую, поближе к дому. А в квартире его хранить ты не могла – вдруг бы Игорь Николаевич случайно включил и посмотрел или послушал?

– Так вот что в той сумке было! – воскликнул Николай Петрович.

– Да, – я подошла к Дроздову, достала из сумки пакет и положила ему на колени. – Извините, Игорь Николаевич, что я все это прослушала и просмотрела, но мне было необходимо выяснить все в мельчайших подробностях. Даю вам честное слово, что копий я не делала!

Он, не поднимая головы, кивнул и, вынув из футляров диски, начал их ломать.

– И учти, – продолжила я обращаться к Дарье, – Кривоножкина-Друидского взяли на квартире твоего отца, где ты его спрятала. Морозову позвонила соседка, которую он попросил присматривать за квартирой – а то мало ли что? Вдруг трубу прорвет или еще что-нибудь? – и сказала, что у него кто-то живет. А уж он сказал мне. Так что раскололся этот подонок на допросе до самых башмаков! Хочешь с ним очную ставку? – спросила я. – Естественно, не хочешь. Так что у меня есть доказательства каждому моему слову, – закончила я.

– Ничего у вас не выйдет. Я заплачу Надьке, и она будет молчать как рыба! – самоуверенно заявила Дарья.

– Не будет! – заверила я. – И на Морозова тоже больше не надейся. Во-первых, те бумаги, что были у тебя в сумке, теперь у него. А во-вторых, когда я поняла, что шантажируют не Дину Николаевну, а его, то поехала в Вязовку и все выяснила. Я убедила Прохора Конюхова признаться в содеянном, что он и сделал. Официально. В присутствии свидетелей. Он публично покаялся. А когда Михаил Антонович получил эту бумагу, он пригласил меня к себе, все рассказал и... – я сделала паузу и насмешливо посмотрела на Дарью, – познакомил меня со своими детьми!

– У него нет других детей, кроме меня! – твердо ответила Дарья.

– Глубочайшее заблуждение! – ехидно сказала я. – Так что ты проиграла! И проиграла по всем статьям! – закончила я.

– Нет! – торжествующе расхохоталась Дарья.

– Проиграла, – спокойно ответила я. – Ну что, Николай Петрович? Отдаем ее милиции?

– Нет! – покачал головой Сомов. – Нам скандал не нужен! – И позвал: – Петруша! – Парень тут же появился в дверях, и Николай Петрович распорядился: – Пусть эту, – он ткнул пальцем в Дарью, – отведут к ней домой и проследят, чтобы не сбежала. Я потом решу, что с ней делать.

– Хорошо, шеф! – кивнул Петр, а Дарья издевательски спросила:

– Грозный Сом собирается воевать с женщиной?

– Воевать? – переспросил Николай Петрович и хмыкнул. – Воевать не буду, а как гниду раздавлю!

– Ну, это мы еще посмотрим! – самонадеянно заявила она. – Только, как мне помнится, у подсудимого есть право на последнее слово. Вам ли, Николай Петрович, этого не знать?

– Оправдаться хочешь? – усмехнулся он. – Ну, говори, что припасла!

– А мне и оправдываться нечего. Это вы во всем виноваты. Это вы сами Игоря ко мне в постель затолкали! – начала Дарья.

– Вот как? – удивился Сомов, а Зоя Федоровна возмущенно на нее заорала:

– Да как у тебя язык поворачивается такое говорить?

– Еще как поворачивается! Вы совместными усилиями ему жизнь изуродовали, а теперь на меня валите? Ничего не выйдет!

– Да ты чего несешь? – обомлела Дроздова.

– То, что есть! Он на Елене жениться не хотел, а вы, Зоя Федоровна, его заставили. Плакали, уговаривали, внуков требовали. Вот он вам и уступил, хотя не любил ее ни капельки! И у вас, Зоя Федоровна, после этого хватает наглости говорить, что вы знаете, что такое настоящая любовь? Ха-ха два раза! – жестко сказала Дарья. – Потом Игорь Светлану встретил, и уж ее-то он полюбил! Только вам, Зоя Федоровна, это было, как... Вы же из кожи вон лезли, чтобы их разлучить! А почему? Потому что Витька вас уговаривал Игоря на Тамарке женить! Ему все денег было мало! Вся эта семейка вам с утра до вечера в любви признавалась, а вы таяли и млели. Витька вам дороже родного сына оказался. Вы все по его слову делали. И что вышло? Что вы из жизни своего сына кошмар наяву устроили. Плакали, за сердце хватались, умирающей прикидывались! И добились-таки вы своего! Выжили Светку из Тарасова! И тут же на Тамарке женили. Да ведь Игорь ее не-на-ви-дит! Нужно же было Игорю хоть с кем-то душу отвести, поговорить откровенно с человеком, который его выслушает и пожалеет. Вот я и появилась. Только черта лысого у меня что-нибудь вышло бы, если бы он по-прежнему со Светкой был! А вы, Николай Петрович, все это видели и молчали. Ну и какое у вас после этого право меня в чем-то обвинять? Вы же слова единого в защиту сына не сказали. Вы что, не понимали? Не видели, что он глубоко несчастный человек? Или не хотели видеть и понимать? Зою Федоровну не хотели расстраивать. Жалели ее? А сыном единственным пожертвовали. Ну и какой вы после этого отец?

– Ты детей Игоря убила! – взвизгнула Дроздова.

– Да он их заранее ненавидел еще больше, чем Тамарку! – крикнула в ответ Дарья. – Потому что понимал, что если они появятся, то ему останется только головой в петлю! Что он уже тогда никогда от этой семейки не избавится! Так что меня винить не в чем! Я его освобождала! Да! Для себя! И в методах не стеснялась! Но со мной ему все равно было лучше, чем с Тамаркой, иначе бы он давным-давно от меня ушел! Так что это не я! Это вы все собственными руками наделали!

– Да я Игоря больше жизни люблю! – взвилась Зоя Федоровна.

– Лучше бы вы его ненавидели! Тогда, по крайней мере, вы из-за своей недалекости не смогли бы ему столько зла причинить!

Николай Петрович долго молчал, уставившись взглядом в пол, а потом, не глядя на Дарью, сказал:

– Замолчи! Отдаю ее вам, Татьяна, пусть милиция с нею разбирается... Петруша, уведи ее пока отсюда.

Охранник вывел Дарью из комнаты. А Зоя Федоровна посмотрела на сына и наконец спросила:

– Неужели я тебе действительно жизнь сломала?

Ответом ей было молчание.

– Господи! Да за что же мне это?! – зарыдала она, и никто не бросился ее утешать.

Довольно долго мы все молчали, Зоя Федоровна плакала все тише и тише, а потом смолкла и только вытирала глаза тыльной стороной ладони. И не было в ней больше ни величественности, ни спеси – сидела на диване простая и немолодая баба, жизнь которой в одночасье рухнула. Наконец я откашлялась, чтобы привлечь к себе внимание, и спросила:

– По этому делу вопросов нет? Переходим к следующему?

Очнувшийся от своих мыслей Сомов вздохнул и сказал:

– Давай. Так за что там Витьку взяли?

– Витюша арестован?! – вскинулась Дроздова.

Я поправила ее:

– Он пока задержан на трое суток по подозрению в организации убийства Елены, Николая и Зои Дроздовых и водителя той машины, в которой они ехали.

– Что?! – заорал Николай Петрович, подаваясь ко мне.

– Да быть этого не может! – воскликнула Зоя Федоровна. – Он так любил с малышами возиться!

– Одно другому не мешает! – заметила я. – Как говорится, бизнес! Ничего личного!

Игорь Николаевич ничего не сказал, только побледнел как полотно.

– Вот! – Я достала из сумки и протянула Сомову копию заявления и снимки, которые он схватил и начал читать, но тут же отложил и потребовал:

– Давай своими словами, а то этот, – он кивнул на бумаги, – очень путано излагает.

– Хорошо, – пожала я плечами. – Все началось с того, что Наталья пришла к вам, Зоя Федоровна, и попросила денег, чтобы якобы выкупить мужа из чеченского плена, и вы заставили Игоря Николаевича эти деньги дать. А на самом же деле...

– Витьку поймали на том, что он оружие боевикам продавал, и потребовали отступного, чтобы он под суд не попал, – неожиданно сказал Дроздов. – Когда я это выяснил, Витька уже у меня работал – мать постаралась, – неприязненно бросил Игорь, не глядя в сторону Зои Федоровны. – Я к отцу пошел, а он мне на это, что, мол, не надо мать расстраивать, она к Витьке привязалась, так что пусть живет как хочет. Да только оказалось, что с тех пор, как Базаров появился, мы все начали жить, как он хочет! – с болью выкрикнул он.

– Да Базаровы просто поняли, что нашли превосходную кормушку. Полагаю, что не без участия Зои Федоровны Виктор стал начальником службы безопасности, а Наталья – главным бухгалтером. И воровали они от души! Думаю, что хорошая ревизия это все установит.

– Да я это и без всякой ревизии знал! – зло бросил Игорь Николаевич. – Уволить их хотел, так мать мне такой скандал закатила! Попрекала тем, что я лучшего друга оговариваю, добра не помню и все в этом духе. Ну, я плюнул и не стал ничего делать.

– А зря! – сказала я. – Потому что со временем им этого показалось мало, и они решили выдать за вас Тамару. Тогда, думали они, смогут хапать уже на законных основаниях. Но для этого им нужно было устранить досадную помеху в виде вашей семьи. Тарас Перебейнос возил материалы на стройку дома Базарова, и Витюша, – насмешливо сказала я и посмотрела на Зою Федоровну, – разговорившись с ним, узнал, что тот болен раком и жить ему осталось недолго. А вот теперь предлагаю послушать свидетеля, вдову Тараса Сидоровича Перебейноса.

Я включила диктофон, и в мертвой тишине они слушали мой разговор с Анной Семеновной.

«– Ад-то – его и на земле умеючи устроить можно, да такой, что черти обзавидуются! И кажется мне, что именно это его и ждет!» – прозвучали последние слова записи, и я выключила диктофон.

– Так Игорь-то потом со Светкой спутался! – попыталась возразить Зоя Федоровна, которая никак не хотела поверить в то, что Витюша, которого она считала чуть ли не сыном, оказался таким подонком.

– Ну, с этой проблемой вы с Базаровым играючи справились! – усмехнулась я. – Не так ли?

Она в ужасе смотрела на меня и по моему виду поняла, что я не собираюсь ее щадить.

– Что вы сказали? – встрепенулся Игорь Николаевич.

– Сейчас объясню! – пообещала я. – Вы со Светланой Юрьевной жили здесь, в этой квартире. В тот день вы были в Москве, а к ней пришел якобы за консультацией Базаров. Он подсыпал ей снотворное и ушел. Когда по времени она должна была уже крепко спать, он вошел сюда, но не один!

– Но как он вошел? – воскликнул Дроздов.

– А вы подумайте, Игорь Николаевич, у кого еще есть ключи от этой квартиры.

Игорь повернулся к матери.

– Та-а-ак! – протянул он. – Ну и что было дальше?

– А дальше появились вот такие фотографии, – сказала я, положила на стол одну из тех, что получила от Погодиной, и спросила: – Никому из вас этот мужчина не знаком? Я имею в виду лично? – Все дружно покачали головами. – А вот на этом снимке вы никого не узнаете? – снова спросила я и достала второй, который нашла в фотоальбоме Базарова, где он сидел за праздничным столом в обнимку с мужчиной, изображенным и на первой фотографии.

– Так это же одно лицо! – воскликнул Сомов.

– Вот именно! Зоя Федоровна рвала и метала из-за того, что ее сын, как она выразилась, спутался со Светланой Юрьевной. Эти ее настроения полностью совпадали с базаровскими, потому что появление в жизни Игоря Николаевича этой женщины путало все его планы. Ну, Зоя Федоровна! Расскажите, как дело было! – попросила я.

Дроздова некоторое время подавленно молчала, а потом сказала:

– Я же как лучше хотела!

– Это мы уже проходили! – гневно крикнул Игорь Николаевич и потребовал: – Говори, что вы сделали?

– Да... Витюша сказал мне, что подозревает, что Светка Игорю изменяет... – пролепетала Зоя Федоровна. – Вот он предложил в этой квартире видеокамеру установить... Говорил, что ему за друга очень обидно... Вот я ему ключи и дала... А он, оказывается... – И Дроздова разрыдалась.

– А он со своим другом, подельником, сообщником... Словом, еще с одним подонком устроил вот эту фотосессию! – Я кивнула на снимок. – Потом он отнес эти фотографии Зое Федоровне, и уж та постаралась! Хваталась небось за сердце, плакала и в конце концов взвинтила вас, Игорь Николаевич, так, что вы выместили все это на ни в чем не повинном человеке! – с горечью сказала я.

Дроздов кинулся к матери, схватил ее за плечи и заорал:

– Смотри мне в лицо! В глаза мне посмотри! – Но она только еще глубже втягивала голову в плечи и заходилась в рыданиях. – Не прощу тебе этого! – орал он. – Слышишь? Никогда не прощу! Умирать буду, не прощу!

Он оставил мать в покое и заметался по комнате, расшвыривая все на своем пути.

– Ну, вы, Игорь Николаевич, тоже хороши! – остудила я его праведный гнев. – Зачем же было Светлане Юрьевне эти снимки в лицо бросать? Из дому выгонять, хотя вы знали, что идти ей некуда? Да вы хотя бы выслушали ее. Сколько раз она вам звонила и просила встретиться, чтобы все объяснить. А вы? Характер свой показывали? Он у вас отцовский! Бешеный! Да только проявляли вы его не в отношении матери, которая вашу жизнь через коленку ломала. На это у вас мужества не хватало. А вот против любящей вас женщины – сколько угодно.

– Знал я, что ты, мать, дура, но чтобы такая!.. – Сомов покачал головой, а потом повернулся к сыну: – Прости меня, Игорь! Это я один во всем виноват! Надо мне было раньше нашу семью в свои руки взять, да я ее, – он кивнул на жену, – жалел! Думал, пусть на старости лет потешится, поживет, как ей хочется, в полном достатке и довольстве! Вот и дожалелся! Наворопятила ты дел! Да таких, что теперь и не знаю, как и расхлебывать буду! А придется! – И спросил меня: – Значит, говоришь, Витьку на трое суток задержали?

– Пока задержали, – подтвердила я. – Но при хорошем адвокате...

– Будет ему хороший адвокат, – зловеще усмехнулся Сомов.

– Да, Зоя Федоровна! – продолжила я. – Дарья, конечно, стерва редкая, но я с ней полностью согласна в том, что вы уже достаточно натворили! Неужели вы еще не поняли, что сломали жизнь сыну? Это из-за вас Игорь Николаевич безотцовщиной рос? А теперь такая же судьба и вашего внука ждет? – бросила я «бомбу».

На секунду все растерялись, а потом чуть ли не хором спросили:

– Какого внука?

– А вот этого! – ответила я. – Которого Светлана Юрьевна родила!

С этими словами я достала из сумки и положила на стол фотографию очаровательного смугленького, черноволосого и очень похожего на Игоря Николаевича мальчика, который сидел в кроватке, радостно улыбался и с интересом таращился в объектив.

– Я пересняла ее из органайзера Погодиной, где она лежала рядом с вашей, Игорь Николаевич. И сходство такое, что ошибки быть не может! – уверенно заявила я.

– Господи! – воскликнула Зоя Федоровна. – Ну, вылитый Игорек в детстве! Да ты мой маленький! Ты же мой сладенький! Ты же мое солнышко! – засюсюкала она.

Побледневший Дроздов бросился к матери и вырвал фото из ее рук.

– Сын! – прошептал он, и его губы задрожали, потом он с трудом глотнул, взял себя в руки и решительно произнес: – Ну, все! Я еду к Светлане в Пензу! – Он повернулся и пошел к двери.

– Она сказала, что и вы, и Тарасов теперь уже навсегда перевернутая страница в ее жизни. Она вас на порог не пустит! – воскликнула я.

– Пустит! – заявил Дроздов. – Она меня любит.

– А вы случайно не забыли, что официально женаты? – невинно спросила я. – Случись что с вами, ваша наследница – Тамара! Вот уж Базаровы порадуются нежданно-негаданно свалившемуся наследству!

– Не беспокойся! – нехорошо усмехнулся Сомов. – Не до радости им теперь будет! С Тамаркой сегодня же разведем! А завтра утром в Пензу поедем! Все вместе поедем! – сказал он. – Слышала, Зоя?

– Так Светлана меня не простит! Она со мной не то что разговаривать не будет, она на меня и не посмотрит даже! – промямлила та.

– А ты постарайся, чтобы простила! – настойчиво сказал Николай Петрович. – Надо будет – на колени встанешь! Поняла меня? – угрожающе спросил он, и Зоя Федоровна испуганно закивала. – Кончилась твоя власть!

– Ну, если ко мне вопросов больше нет и претензий тоже, то с вас, Игорь Николаевич, еще тысяча долларов, – сказала я и объяснила: – Это за оперативность, не относящиеся к основному делу расследования, которые я попутно провела, и вещдоки, часть из которых я вам уже отдала, а оставшееся – вот. – С этими словами я достала из сумки карту памяти и протянула ее Дроздову.

– Что это? – спросил он, с удивлением глядя на нее.

– Карта памяти из фотоаппарата, которым Базаров снимал Светлану Юрьевну и своего сообщника. Он ее спрятал под погоном на парадной форме, но внял моим убеждениям, – усмехнулась я, – и сказал, где ее искать.

Дроздов схватил карту памяти и начал ломать ее на мелкие кусочки, яростно говоря при этом:

– В ногах валяться буду! Ковриком ей под ноги лягу! Под дверью ее квартиры ночевать буду! Под окнами жить устроюсь, пока она меня не простит!

– Дай-то бог, чтобы еще не поздно было! – пожелала я ему и напомнила: – Насчет денег не забыли?

Игорь Николаевич полез за бумажником, но Николай Петрович остановил его и позвал:

– Петруша!

В дверях тут же появился Петр, и Сомов, жестом подозвав его, что-то прошептал ему на ухо.

– Сейчас, шеф! – кивнул Петр и ушел.

А Николай Петрович сказал мне:

– Так вот зачем тебе именно мои люди понадобились! Не доверяла ты Витьке!

– Не доверяла! – согласилась я. – Потому и не хотела, чтобы он про диски с кассетами даже знал, не говоря уж о том, чтобы в руках держал. У меня, конечно, черный пояс по карате, но такой подонок, как Базаров, науськал бы на меня своих людей и, пока я с ними разбиралась, уехал бы с сумкой. А это в мои планы не входило!

– Голова ты, однако! – одобрительно сказал Сомов.

Тем временем Петр вернулся с «дипломатом» и положил его на колени Николаю Петровичу. Сомов открыл его и, достав оттуда банковскую упаковку стодолларовых купюр, протянул мне:

– Держи! Для другого дела брал, но вот для этого сгодились. Как раз к месту пришлись!

– Не многовато? – ошеломленно спросила я. Нет! Деньги я нежно и трепетно люблю, но это было уже чересчур!

– Брось! – покривился Николай Петрович. – Не милостыню подаю! Честно заработала!

– Тогда спасибо!

Я убрала деньги в сумку и ушла, оставив Дроздовых и Сомова выяснять свои отношения дальше.

Заехав в банк, я положила деньги на счет, потом купила ксеникал и в отличнейшем расположении духа поехала домой. Сварив кофе, я устроилась в кресле с сигареткой, прокручивая в голове все перипетии сегодняшнего дня. Что ж, я хорошо поработала. Не только собрала все возможные доказательства, но и безупречно выстроила свой рассказ, так что мне было чем гордиться.

– Ну! Что еще ждет меня впереди? – спросила я и достала кости. – Ого! – воскликнула я. Выпала комбинация 26+9+14. – Со мной захотят побеседовать люди, обладающие властью? Ну, что ж, я не против!

Не успела я произнести эти слова, как зазвонил телефон.

– Татьяна Александровна? Холодов Олег Иванович. Как вы относитесь к китайской кухне? – спросил помощник вице-губернатора.

– Ну, если это надо для дела, то готова потерпеть, – ответила я и спросила: – А что? Я уже вышла на международный уровень?

– Не совсем! – рассмеялся он. – Просто у одного человека есть давняя проблема.

– Раз давняя, значит, это шантаж! – уверенно заявила я.

– Ну, зачем же по телефону? – укоризненно произнес Холодов. – Так вот, этот человек попросил меня свести его с вами в неофициальной обстановке. Я предложил ресторан «Мандарин», и он согласился. Это заведение в центре города, там есть очень уютный отдельный кабинет, где нам никто не помешает.

– Хорошо! – согласилась я и спросила: – Когда?

– Через час вас устроит?

– Вполне! – ответила я, взглянув на часы.

– Вот и замечательно! – обрадовался он. – Я буду ждать вас у входа внутри ресторана. Я просто имел в виду, что я вас познакомлю друг с другом и тут же уйду! – пояснил он. – Только я вас убедительно прошу: не удивляйтесь, когда вы увидите этого человека! И, главное, это дело сугубо конфиденциальное!

– Лицо власть предержащая? – спросила я.

– Да! – сказал он таким значительным тоном, что заинтриговал меня окончательно.

Положив трубку, я открыла шкаф, решая, что бы такое надеть, и, увидев свой новый костюм, угрожающим тоном сказала:

– Ну, держись, принимать ксеникал я уже начала, так что и до тебя дошла очередь.

Наконец для встречи со столь высокопоставленным клиентом я смогла надеть элегантный деловой костюм, чтобы произвести на собеседника впечатление серьезной бизнес-леди, и поехала в ресторан.

Новое дело оказалось действительно о шантаже, потом на меня с подачи Холодова посыпались другие дела, и я, крутясь как белка в колесе, быстро забыла историю Дроздовых—Базаровых.

Эпилог

Был уже ноябрь, когда я, отчитавшись перед очередным клиентом, вышла на улицу и от души чертыхнулась: немилосердно хлестал дождь со снегом и дул пронзительный ледяной ветер.

– Ну, что, дурища? – язвительно спросила я себя. – Вляпалась? Видела же, что небо хмурится, но, понадеявшись на авось, оставила зонт в машине! Вот и кукуй теперь в подъезде, жди, когда прояснится!

Я действительно постояла, покурила, а потом решила мелкими перебежками, как индеец, добраться до «Алмаза», самого крупного в городе ювелирного магазина, находящегося в этом же доме с фасада, чтобы переждать непогоду в более комфортной обстановке.

Я медленно переходила от одной витрины к другой, когда мое внимание привлекла группа людей, стоявших около отдела, где продавались бриллианты. Присмотревшись, я узнала Николая Петровича с ребенком на руках, рядом с ним стояли Зоя Федоровна и Игорь Николаевич, а вот еще одна женщина в собольей шубе стояла ко мне спиной, и ее лица я не видела. Подойдя поближе, я прислушалась и чуть не расхохоталась.

– Ну, Данилка! Выбирай, что мы маме на день рождения подарим! Ткни пальчиком!

Малыш крутил головой во все стороны, драгоценности на витрине занимали его меньше всего.

– А мы вот это купим, – льстиво предложила Зоя Федоровна, показывая на что-то. – Правда, Данечка? А уж какая у нас мама красивая в этом будет!

– Ка-а-асивая, – охотно подтвердил малыш.

– А тебе, Светочка, нравится? – заискивающе спросила Зоя Федоровна, и я поняла, что женщина в соболях – Погодина, теперь уже, наверное, Дроздова.

– Не очень, – ответила Светлана.

– Мама! Это не для нее, – объяснил Игорь Николаевич. – Это слишком примитивно и даже вульгарно!

Зоя Федоровна явно растерялась.

– А может, ты, Светочка, сама скажешь, что хочешь? – спросила она.

– Да нет здесь ничего приличного, – ответила Светлана Юрьевна.

– Минуточку! – воскликнул мужчина за прилавком. – Есть у нас одна вещь, которая вам непременно понравится! – Он шепнул что-то стоявшему рядом с ним парню, который проворно скрылся в соседнем помещении.

Зоя Федоровна тем временем попросила:

– Коля, ты бы отдал мне Данечку? А то тебе вредно тяжести поднимать.

– Обойдешься, – шутливо бросил ей Сомов. – Данилка с дедом будет. Да, Данилка?

– Деда! Деда! – радостно произнес малыш, прижимаясь к нему.

– Вот! – наставительно произнес Сомов. – Мы с ним настоящим мужским делом заняты – подарок для мамы выбираем. – И снова попросил: – Данилка! Ткни пальчиком во что-нибудь!

На этот раз мальчик все-таки посмотрел на витрину и действительно показал на что-то пальцем.

– У вашего внука изумительный вкус! – воскликнул мужчина за прилавком. – Серьги платиновые с чистейшей воды «якутами» по пять карат каждый! – И обратился к Светлане Юрьевне: – Они вам очень подойдут!

– Ну что, Света? Как они тебе? – спросил Сомов.

– Ну, разве я могу отказаться от подарка сына, – рассмеялась она.

– Беру! – сказал Николай Петрович.

Светлана Юрьевна отвернулась от прилавка и увидела меня. Я с удовольствием отметила, что она беременна и срок уже приличный.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна! – улыбнулась Светлана.

– Добрый день! – ответила я и шепотом спросила: – Ну как вам царствуется?

– Правлю потихоньку! – рассмеялась она.

– А как дома? – поинтересовалась я.

– Николай Петрович Данилку с рук не спускает – тот уже и ходить скоро разучится – и постоянно воюет из-за него с Зоей Федоровной, которая норовит его к себе перетянуть. Игорь работает. А я, как вы понимаете, дома.

– Что врачи говорят? Кто будет? – спросила я.

– Сын! – вздохнула она. – А мне так хотелось девочку!

– Ничего! У вас теперь все впереди. Будет вам и дочка!

– Да! – кивнула Светлана. – Тем более что мне на это уже все дружно намекают.

– Ну, Светлана Юрьевна! – сказала я. – Я рада, что у вас все так хорошо сложилось.

– Так иначе и быть не могло! – с улыбкой глядя на меня, сказала она. – Я же сразу поняла ваш характер и то, что вы обязательно доведете начатое дело до конца.

– Скажите, вы тогда специально оставили мне органайзер и ушли? – задала я вопрос, который меня давно волновал.

– Конечно! У меня там очень много важных записей, и я ни за что не дала бы его постороннему человеку без очень веской причины, – сказала Светлана.

Тут ее позвали. Заметив, что она разговаривает со мной, Сомовы-Дроздовы церемонно раскланялись, даже Зоя Федоровна кивнула головой.

– До свидания и спасибо большое вам за все, Татьяна Александровна, – сказала на прощание Светлана Юрьевна. – Вы обладаете редчайшим даром делать людей счастливыми!

Что я ей могла на это ответить? Я просто пожала плечами и подумала: «Работа такая».