Неудача за неудачей преследуют частного детектива Татьяну Иванову в расследовании убийства популярного композитора Василевского. Вокруг этой известной личности такое хитросплетение интриг, что распутать их не под силу даже ей. Татьяна убедилась, что Василевский был отнюдь не ангелом и успел насолить многим. В список подозреваемых попали завистливый шоумен, композитор-конкурент, любовница, любовник жены… У каждого свой мотив — зависть, ревность, месть. Кто же проник в роскошный дом композитора, снял со стены пистолет, гордость коллекции хозяина, и выстрелилуему в грудь?..

Марина Серова

Милый монстр

Глава 1

Нет, все-таки, что бы ни говорили по этому поводу ленивые люди, а в затянувшемся отдыхе есть свои недостатки.

В последнее время обстоятельства складывались таким образом, что эта непрописная истина по отношению ко мне приобретала особенную актуальность. И дело вовсе не в том, что в моей в общем-то налаженной жизни появились денежные проблемы. Наоборот, дело, которое я закончила около двух недель назад, помимо обычного гонорара, принесло мне более чем солидное вознаграждение, так что теперь мне можно было не бояться суровых безденежных будней по крайней мере месяца полтора. Кстати, именно так я поначалу и планировала поступить.

Но сердце упорно требовало… работы. Моя ненасытная в этом отношении натура быстренько восстановила утраченные ресурсы и теперь настойчиво взывала, дабы я нашла ей достойное занятие. Но что же мне было делать, если такового как раз и не предвиделось? Август — период отпусков и относительного затишья, поэтому мало кто из жителей нашего провинциального града мечтал прибегнуть к помощи частного детектива. К моей то есть помощи, поскольку я являюсь представителем этой неординарной профессии.

Обычно когда я знакомлюсь с новыми людьми и честно называю свою профессию, то реакция оказывается самой непредсказуемой. Никто еще не принял сообщение о том, что я являюсь частным детективом, равнодушно. «А, так ты детектив? Ну-ну», — таких слов мне точно не говорили. Возгласы удивления, восхищения, откровенное недоверие, подозрения в том, что я здорово приукрашиваю действительность, — вот этого сколько угодно. Не знаю почему, но отношение людских масс к моей профессии всегда оказывается весьма своеобразным.

А я… не перестаю радоваться самому главному факту моей биографии. У меня есть любимая работа! И она не только дарует мне положительное мироощущение, но и дает вполне реальный и ощутимый достаток. Много ли людей в наше время могут похвастаться тем же?

Однако сейчас я пребывала в состоянии легкой грусти, и причина на то имелась достаточно объективная. Мне было очень скучно. Поэтому, приняв во внимание обстоятельства и с тихой грустью решив, что сейчас они почему-то настроены против меня, я принялась активно умасливать свою вожделеющую работы душу. Правда, в этом отношении все тоже отнюдь не оказывалось безоблачным. Мне нужно было найти себе такое занятие, которое отвлекло бы меня от ленивого мления, столь естественного в данное время года, но одновременно наполнило бы мое существование смыслом и захватило меня с головой. Поразмышляв немного над тем, что может претендовать на роль искусственного заменителя работы, я обратила внимание на кроссворды.

Помнится, еще давно, во времена учебы в школе, присутствовал в моей жизни один человек, сумевший оставить в ней неизгладимый след. Кроме того, что он был нашим учителем по географии, он к тому же являлся веселым и интересным дядькой, таким, что прогуливать его уроки считалось среди учеников кощунством или признаком недостатка ума. Да никому и не приходило в голову добровольно, без веской причины, лишить себя удовольствия послушать замечательные афоризмы, которыми изобиловала речь нашего географа.

Так вот, наш славный учитель питал непоколебимое уважение к кроссвордам. Он часто говаривал, что кроссворды представляют собой замечательное средство для тренировки мозга, поскольку заставляют его работать, причем интенсивно, что полностью исключает застои в этом чрезвычайно важном органе. Несмотря на уважение к географу, разгадывание кроссвордов не стало моим любимым занятием в период бурной юности — находились более интересные дела. Однако сейчас, в отсутствие необходимых для меня умственных задачек, кроссворды казались наиболее достойным их заменителем. В результате я запаслась газетами, кофе и сигаретами и засела в собственном доме, не планируя покидать его в ближайшее время.

Но человек, как известно, только предполагает. Вот и я, к своей величайшей радости, испытала на себе эту истину утром очередного дня моего вынужденного безделья. Но об этом по порядку.

Сначала ничто не предвещало каких-либо изменений. Именно по этой причине я проснулась в отвратительном настроении. Уже три дня я не покидала своего жилища, и за это время ни одна живая душа не предприняла попытку разыскать меня. На душе стало гадко, и ощущение это возрастало с каждым часом моего добровольного заточения. «Очевидно, все мои многочисленные знакомые под воздействием жары утеряли всякое желание общаться», — подумалось мне, но данная мысль оптимизма не прибавила. Тогда я приняла решение отправиться на кухню и приготовить себе что-нибудь очень сладкое и калорийное, дабы облегчить участь одиночества.

В течение последующих двух часов я старательно следовала рекомендациям поваренной книги, пытаясь приготовить торт под загадочным названием «Старый замок». То, что у меня в конце концов получилось, могло бы действительно сойти за нечто очень старое, потому что разгрызть испеченную мною лепешку было непросто. В сердцах я поначалу хотела отправить ее в мусорное ведро, но в последний момент пожалела затраченные усилия и решила довести приготовление торта до конца. Я промазала лепешку кремом, украсила тертым шоколадом и, с трудом откромсав себе порядочный кусок, уселась за стол, раскрыв очередную газету.

Прежде чем приступить к разгадыванию кроссворда, я решила немного почитать о том, что творится в родном городе. Естественно, основной интерес у меня вызывали события криминального характера — еще жила во мне надежда, что кому-то в скором времени понадобится помощь частного детектива. Однако через некоторое время пришлось с грустью констатировать, что преступные силы, очевидно, пребывали в отпуске, поскольку от всех сообщений местной газеты веяло миром и спокойствием. Это могло порадовать кого угодно, но только не меня в данных обстоятельствах, поэтому я, внутренне скорбя, принялась читать сообщение о предстоящем концерте мирового значения.

В последнее время все жители нашего города, принадлежащие к культурным слоям населения, находились в ожидании некоего грандиозного события. Этим событием должен был явиться концерт, который состоится через два дня. В нашем довольно-таки провинциальном городе подобные культурные мероприятия всегда вызывали фурор, а то, что концерт ожидался масштабным, сомнений не вызывало. Со страниц местных газет его устроители обещали выступления как маститых отечественных звезд, к посещениям которых жители нашего города уже привыкли, так и мировых знаменитостей, которые еще не успели приесться населению Тарасова и потому ожидались с особым трепетом.

Еще одно событие ближайших дней на полном основании можно было назвать значительным. Дело в том, что в нашем городе жил один знаменитый человек, сумевший прославить Тарасов не только на территории родного отечества, но и далеко за его пределами. Этой замечательной личностью был Валерий Аркадьевич Василовский — композитор, ставший знаменитым своими потрясающе проникновенными мелодиями. Музыка, которую он сочинял, отличалась выразительностью и будоражила лучшие чувства, ничуть не являясь при этом вычурной или помпезной. Я сама — поклонница его таланта, несмотря на то что к музыке, честно говоря, отношусь достаточно равнодушно.

Так вот, предстоящий концерт приурочивался к юбилею композитора Василовского, а поскольку он писал не только для отечественных звезд, но и для «импортных» тоже, то не было ничего удивительного в том, что в наш город понаехали заграничные исполнители. Вечно угнетенные представители населения в бессильной и бесполезной злобе перемывали кости местному правительству, в который раз кидавшему народные деньги на проведение праздничного мероприятия, а подготовка к нему, несмотря ни на что, шла своим чередом. В заметке, которую я мельком просмотрела, говорилось о завершении последних приготовлений и о предстоящей сегодня встрече высоких гостей из стран ближнего и дальнего зарубежья.

Лично я купила билет на предстоящий концерт еще две недели назад, как раз тогда, когда закончила расследование. Пришлось потратить баснословные деньги, поскольку место было хорошим, но, к счастью, в тот момент я могла себе это позволить.

Мысли о концерте несколько отвлекли меня от переживаний по поводу отсутствия достойного меня дела, и я решила вплотную заняться подбором наряда, так как (невообразимая безответственность!) до сих пор не удосужилась сделать этого. Кусок «Старого замка» остался невостребованным и был вынужден сохнуть дальше — я так и не смогла его откусить.

Содержимое раскрытого мною шкафа-купе поражало своим многообразием и отсутствием единого стиля. Несмотря на то что в повседневной жизни я являюсь сторонником удобных одеяний и любой экипировке предпочитаю джинсы в комбинации с соответственным предметом верха — толстовкой, водолазкой или джемпером спортивного стиля, однако мой гардероб включает в себя самые разнообразные вещи, от классики до авангарда. Подобный подход к подбору одежды в некотором смысле обусловлен профессиональной деятельностью: невозможно предугадать, в каком образе придется предстать перед героем очередной истории, расследование которой ведется в данный момент. Бросать все и в самый ответственный момент мчаться в магазин, чтобы приобрести необходимый для создания задуманного образа предмет одежды, я не могу, да и не всегда в магазине найдется именно то, что нужно. Поэтому уже давно я практикую покупку вещей на первый взгляд бессмысленных, однако сильно помогающих мне в моей нелегкой деятельности.

Поэтому в предстоящие несколько часов мне можно было забыть о хандре и скуке и погрузиться в увлекательное занятие, которое каждая нормальная женщина делает с превеликим удовольствием. Я решила выбрать такой вариант одеяния, который соответствовал бы и характеру предстоящего события, и не доставлял бы дискомфорта излишней плотностью, поскольку на улице как-никак плюс двадцать восемь. После долгих раздумий, после того как я перемерила добрую дюжину самых разных вариаций, выбор мой остановился на длинном платье с тонкими бретельками. Оно было сшито из тончайшего материала, имело приятный бежевый цвет, а его корсаж украшали узорные композиции — шла вышивка ручной работы. Облачившись в этот шедевр модельного и портновского искусства, я поняла, что лучшего найти не смогу. Дело оставалось за обувью, но тут мне не пришлось долго раздумывать: изящные босоножки на высоких каблуках замечательно подходили к платью и по цвету, и по фактуре.

«Красавица», — подумала я, с удовольствием глядя на себя в зеркало.

Как раз в этот момент и раздался звонок во входную дверь, заставивший меня насторожиться, как служебную собаку. Кажется, я рано расстраивалась по поводу отсутствия работы — это мне подсказало мое безошибочное чутье. У меня и мысли не возникло о том, что пожаловал кто-то из друзей, потому что среди них было заведено перед посещением непременно звонить и осведомляться, не занята ли я. Этот обычай я вырабатывала годами и всегда грозно ругалась, когда кто-то заваливался ко мне в неподходящий момент, например, когда я обдумывала план действий очередного расследования. Но поскольку звонков с просьбой о разрешении прийти в гости в последнее время не поступало, то посетитель, очевидно, был не кем иным, как потенциальным клиентом.

Я достаточно гостеприимно распахнула дверь и предстала во всей красе перед стоящим по ту сторону порога. Однако через секунду мне пришлось поменять свой горделивый вид на более простой и официальный. Во-первых, передо мною стояла женщина, поэтому рисоваться дальше не имело никакого смысла. Во-вторых, она бесцеремонно меня разглядывала, и по мере этого ее взгляд становился недоуменно-скептическим. Очевидно, она ожидала увидеть эдакую гром-бабу мощного телосложения с короткой стрижкой и бульдожьим лицом, а вместо этого появилась молодая, красивая, хрупкая девушка. На лице посетительницы отчетливо проступила мысль о том, что она напрасно сюда пожаловала и что надо бы срочно ретироваться. Но я, мгновенно оценив перспективы дальнейшего существования после уплывшей работы, решила ни в коем случае не позволять ей уйти.

— Проходите, — мой тон исключал какие-либо возражения.

Она хоть и неуверенно, но безропотно прошла в комнату, и я смогла рассмотреть ее как следует. Женщине было примерно тридцать пять, причем нельзя было сказать, что она выглядит моложе своих лет. Назвать ее красивой можно было только с очень большой натяжкой — объективно говоря, посетительница выглядела скорее милой. Однако одета она была замечательно и явно дорого: на ее полноватой фигуре сейчас ладно сидело изящное платье ярко-синего цвета, делавшее ее намного стройнее, чем это было на самом деле. Элегантность платья подчеркивалась многочисленными золотыми украшениями: как ни удивительно, но на этой женщине такое великолепное разнообразие отнюдь не выглядело вульгарным.

Но моя самая главная мысль относительно внешности моей неожиданной гостьи заключалась в том, что лицо ее было мне знакомо. Я еще не успела вспомнить, где и когда могли пересечься наши с ней дороги, как она повернулась ко мне и проговорила:

— Вы, конечно, меня узнали?

По этой короткой, но очень емкой фразе я смогла составить достаточно полное представление о характере и статусе стоящей передо мной дамы. Например, она, безусловно, богата, причем богатство почти наверняка является отнюдь не ее заслугой. Скорее всего дамочка замужем за влиятельным человеком. Его положение и деньги служат ей защитой в наши сумрачные времена, благодаря чему она и ведет себя так, словно является центром Вселенной. Наконец первоначальное удивление женщины по поводу моего внешнего облика прошло, она быстро взяла себя в руки и стала такой, какой, очевидно, была всегда: слегка надменной, снисходительной и неуязвимой. Ей определенно нравилось играть ту роль, которую ей подарило занимаемое положение, а из этого следовало, что моя потенциальная клиентка не блещет высокими умственными способностями.

Только я успела подумать об этом, как она представилась, и я получила безусловное подтверждение своей правоты.

— Я — Виктория Валентиновна Василовская.

Ну да, так и есть. Передо мной стояла законная супруга Валерия Аркадьевича Василовского, замечательного композитора, живущего в нашем городе. Как раз он и был главным виновником того грандиозного концерта, который должен был состояться через два дня. Но что заставило его жену пожаловать в мое скромное жилище? Не иначе как в семье композитора возникли серьезные сложности, решение которых требует деликатной помощи извне.

— Чем имею честь вам служить?

Если бы дамочка была более проницательной, то она наверняка бы заметила в формулировке моего вопроса долю некоторой иронии. Однако она ничего не расслышала.

— У вас можно курить? — Это был скорее не вопрос, а предупреждение, поскольку она уже раскрыла свою сумку в поисках сигарет. «Ладно, — подумала я, — это мы проглотим, но если вы, Виктория Валентиновна, и дальше будете вести себя подобным бесцеремонным образом, то я буду вынуждена поставить вас на место, невзирая на все уважение к вашему дорогому супругу».

Я никогда не позволяю кому бы то ни было вести себя по отношению ко мне по-хамски. Не важно, кем является мой собеседник, но если он претендует на мою помощь и расположение, то пусть соизволит привнести в свое поведение вежливость, иначе я вряд ли буду стараться ради него. Деньги, конечно, решают многое, однако я уже давно могу позволить себе требовать от клиентов уважительного отношения к собственной персоне.

— Курите, если это не помешает вам подробно изложить мне причины, которые привели вас сюда.

Я упорно продолжала иронизировать, но Виктория Валентиновна по-прежнему ничего не замечала.

— У меня к вам очень серьезное дело.

«Кто бы сомневался», — подумала я, а вслух нетерпеливо сказала:

— Ну-ну, пожалуйста, рассказывайте поскорее.

Голос ее дрогнул, когда она наконец начала свой рассказ.

— Вчера в нашем семействе случилась страшная трагедия. Но вы должны понимать, что то, о чем я сейчас вам расскажу, не должно выйти за пределы этой комнатки.

Василовская сумела-таки меня заинтриговать — своим видом, как-то сразу ставшим несчастным, так что я даже не отреагировала на ее пренебрежительное определение моего жилища.

— Мой муж убит, — сообщила она, что заставило меня в изумлении вытаращить глаза. — Это произошло вчера вечером, и это ужасно.

Она приложила к лицу платочек, осторожно, чтобы не смазать накрашенные глаза, и принялась плакать. Выглядело это довольно неестественно, но сейчас она вряд ли играла: просто привыкла по жизни вести себя вычурно. Успокаивать ее мне совершенно не хотелось, поэтому я вооружилась терпением и ждала, пока она не выплеснет обуревавшие ее чувства. К счастью, для этого понадобилось не слишком много времени: через несколько секунд Виктория Валентиновна смогла продолжить:

— Это случилось в нашем загородном доме, в Чарующем. Во время преступления в доме никого не было, кроме мужа и нашего сына Никиты, ему восемь лет. Преступник, судя по всему, был знакомым Валеры, потому что муж впустил его в библиотеку, где и произошло убийство. Он выстрелил в него, и свидетелем убийства стал ребенок. Какой ужас! — И она, зарыдав, снова закрыла лицо платочком.

— А оружие? Его нашли?

— Нет. Судя по всему, стреляли из коллекционного пистолета Валерия, который вместе с другим оружием висел у нас в библиотеке. Но его не нашли — он исчез.

— Кто обнаружил тело? — Азарт уже успел во мне проснуться, и в таком состоянии мне было очень трудно щадить чужие чувства.

— Я! — Вдова зарыдала еще громче, очевидно, вспомнив детали происшедшего. — Я вернулась домой после двенадцати и увидела-а-а-а… му-у-у-жа. Он лежал на полу в луже крови-и-и-и! Он уже был мертв. Я так испугалась! А сын… мой маленький Никита… он видел это!

Попытки сохранить благопристойный внешний вид были оставлены, и обильные слезы потекли черными потоками. Виктория Валентиновна отчаянно голосила, перемежая эти звуки звучными всхлипываниями. Я же безуспешно пыталась вновь настроить ее на повествовательный лад.

— Как же так получилось, что ребенок остался в живых? — задала я очередной вопрос и тут же пожалела, что спросила об этом.

— Я бы умерла-а-а-а, если бы еще и о-о-о-он!

«Без валерианки не обойтись», — окончательно поняла я. Проводить ревизию своих лекарств было бесполезно: я сроду не держала ничего успокоительного. К счастью, моя соседка была пожилой тетенькой, у которой всегда имелись всевозможные лекарственные препараты, и через пару минут я уже неслась к своей потенциальной клиентке, любовно сжимая в руках чашку с растворенными в воде валериановыми каплями.

— Пейте! — громко сказала я ей вслух, добавив мысленно: «И попробуйте только отказаться!»

Она и не думала делать этого — покорно выпила жидкость. Немного успокоившись, но продолжая судорожно всхлипывать, принялась рассказывать дальше:

— Преступник не заметил Никиту. Мальчик спрятался за стеллажом — он у нас очень стеснительный, наверное, не хотел показываться на глаза пришедшему человеку. И этим сохранил себе жизнь. Да вот только не слишком ему это помогло, — с горечью закончила она, перестав наконец всхлипывать.

— Что вы имеете в виду?

— От потрясения у мальчика возникла истерика. Когда я пришла, он бился в конвульсиях и кричал. Сына увезли на «Скорой» и поместили в психиатрическую клинику. Он ведь и без того страдал нервным беспокойством, был очень неуравновешенным, а тут еще и это… Сейчас Никита в очень тяжелом состоянии. Врачи говорят, что от увиденного у него может окончательно помутиться рассудок.

И она вновь заплакала, проливая уже чистые слезы, так как туши на ресницах к тому времени не осталось. Да уж, ей было от чего переживать: мало того что муж убит неизвестным человеком, так это еще произошло на глазах у сына, состояние которого теперь вызывает опасение. А для меня самое неприятное заключалось в том, что в случае обострения болезни показания ребенка относительно событий вчерашнего вечера не будут считаться достоверными. Таким образом, единственный свидетель преступления не может быть полезным в расследовании.

Я уже поняла, что расследование этого дела будет непростым. Это тебе, Танечка, не кроссворды разгадывать! Но тем не менее моя страждущая душа наконец удовлетворится интересной задачкой — и мне не придется прозябать в одиночестве, теша себя ожиданием праздничного концерта. Стоп! А как же концерт? Ведь его теперь придется отменить?

Именно этот вопрос я и задала Виктории Валентиновне, и, надо сказать, полученная от нее информация меня не слишком удивила. Подсознательно я ожидала чего-то подобного.

— Мне рекомендовали вас как прекрасного частного детектива, и я хочу нанять вас для расследования. Но предупреждаю сразу: дело сугубо конфиденциальное. Смерть моего мужа должна держаться в тайне еще три дня. Об отмене концерта не может быть и речи. Он должен состояться в Оперном театре 25 августа. Так вот, на этом концерте будут выступать исполнители, с которыми работал мой муж. Он же занимался и музыкальным оформлением планируемого мероприятия. Валере неделю назад исполнилось сорок лет, и его юбилей как бы объединялся с концертом, — уточнила она, глядя мимо меня все еще влажными глазами. — Администрацией были затрачены огромные средства на организацию мероприятия, многие исполнители мирового значения уже приехали. Концерт нельзя отменять, это было бы катастрофой. Поэтому местные власти упросили меня временно скрыть смерть мужа и объявить о ней лишь на следующий день после проведения концерта.

— Но каким же образом такое возможно?

— На концерте отсутствие Валерия будет объяснено его внезапной болезнью. А на следующий день будет объявлено, что композитор Василовский подвергся преступному нападению в собственном загородном доме и скончался от огнестрельного ранения. Таким образом, будет изменена только дата смерти, а все остальное останется достоверным.

— Сколько времени ваш муж жил в Чарующем?

Чарующим поэтично назывался престижный загородный район Тарасова, в котором располагались дачи богатых и знаменитых личностей. Причем заиметь недвижимое имущество в данной местности стремились не только влиятельные жители нашего города, но и столичные тоже, а также богатые обитатели других городов. Район пользовался безусловной популярностью благодаря тому, что располагался на живописном берегу великой Волги. Простому смертному доступ сюда был закрыт: приобретение «скромной дачки» в Чарующем, учитывая ее стоимость, не каждому бизнесмену по карману.

Но простой люд туда и не совался, предпочитая обзаводиться более практичными участками, пригодными для устройства огородов и картофельных полей. В Чарующем общий пейзаж был четко выдержан в едином безупречном стиле, и если бы хозяин какой-то дачки вследствие, скажем, солнечного удара или события, подобного этому, решил бы вдруг засадить свои земельные угодья тыквами или другими сельскохозяйственными культурами, то его непременно попросили бы прекратить это безобразие. Вряд ли любитель огородничества дождался бы урожая на своем участке, скорее всего ему пришлось бы в спешном порядке нанимать садоводов, чтобы они привели прилегающую к дому территорию в должный порядок. Здесь разрешалось сажать красивые декоративные цветы и кустарники, оформлять ее в японском стиле, устраивать каменные композиции, возводить беседки из живых изгородей, но категорически запрещалось вываливать на участке кирпичи, навоз, располагать цистерны для воды и прочими методами нарушать гармонию пейзажа.

Композитор Василовский жил в своем загородном доме практически все лето. В последнее время он стремился к достаточно уединенному образу жизни, работал в основном дома, поэтому дачу покидал только по большой необходимости. Люди, с которыми он работал, сами приезжали к нему, чтобы обговорить детали сотрудничества. Выяснилось, что некоторое время назад композитор изъявил желание вовсе перестать писать музыку для исполнителей и ограничиться созданием музыкального оформления театральных постановок и кинофильмов.

— А как отнеслись к этой идее в окружении Валерия Аркадьевича? — спросила я.

Виктория Валентиновна недолго думала над ответом:

— Я никогда не вмешивалась в дела мужа, поэтому не смогу дать вам полную информацию относительно его работы.

— Хорошо, — обреченно сказала я, сделав из услышанного вывод, что она наверняка изменяла своему мужу. — Продолжайте рассказывать.

Возобновленные просьбы сохранить ее признания в тайне я бесцеремонно прервала. Дамочка начинала утомлять меня; хотя я и понимала, что ей сейчас нелегко, однако не могла позволить себе выслушивать ее путаные объяснения. Я вежливо, но внутренне закипая праведным раздражением, попросила ее сконцентрироваться и изложить события максимально четко, насколько это возможно. Моя строгость возымела действие.

— Официальным подозреваемым является Алексей Соленик. Это… это мой любовник, — быстро сказала она, поймав мой тяжелый взгляд. — Они с моим мужем ненавидели друг друга. Алексей — продюсер и автор песенных текстов, и однажды у него с Валерием возник серьезный конфликт, которому нашлись свидетели. Это случилось на одной вечеринке. Валерий и Алексей поспорили о чем-то, имеющем отношение к работе, а поскольку они оба были весьма отрицательно настроены друг против друга, то спор перешел в разряд тяжелых ссор. Алексей — вспыльчивый человек, в ярости он даже угрожал моему мужу, поэтому ссора запомнилась многим. Да и вообще ни для кого не было секретом, какие чувства испытывают друг к другу Валерий и Алексей, они и сами никогда это не скрывали.

Мне приходилось видеть того, о ком она говорила, по местному телевидению. В нашей губернии транслировалась передача, в которой ведущая встречалась в студии с интересными людьми, и одним из ее гостей стал Алексей Соленик. Было это относительно недавно, поэтому-то я и вспомнила сейчас довольно самоуверенного молодого брюнета с очень яркими внешними данными. Он держался во время беседы чуть снисходительно, но это тем не менее не вызывало раздражения. Так вот кто является пассией госпожи Василовской… Что ж, у нее недурной вкус.

— Алексея уже посадили в камеру предварительного заключения, поскольку он не смог представить алиби на момент совершения преступления, — продолжала тем временем вдова. — Однако он точно не убивал Валерия.

— Почему вы так уверены?

— Потому что как раз в то время он был со мной.

— Гм… я так понимаю, вы никому об этом не рассказывали?

— Нет. Дело в том, что характер моего мужа был далеко не мягким, и я боюсь, что в своем завещании он мог ограничить право моего наследования в том случае, если сразу после его смерти я буду замечена с другим мужчиной. Такой шаг был бы вполне в его духе, а я сейчас осталась с маленьким сыном на руках, и он к тому же может оказаться серьезно больным. Мне нельзя рисковать и выдавать свою связь с Алексеем, иначе родственники Валерия с удовольствием накинутся на этот повод, чтобы обобрать меня до нитки.

Вдова явно лукавила, поскольку по закону обобрать ее до нитки было практически невозможно. Однако ход ее логических рассуждений был мне вполне понятен: Виктория Валентиновна опасалась, как бы теперь, после смерти мужа, ей не лишиться всего того богатства, в котором она привыкла жить. Как ни кощунственно это звучало, но болезнь ребенка была своего рода гарантией на безбедное существование, по крайней мере в случае ее возникновения никто бы не посмел притеснять несчастную Викторию Валентиновну. Однако нелегко изображать из себя безутешную вдову и одновременно отмазывать собственного любовника. Это моя собеседница, какого бы ума ни была, смогла сообразить и без посторонней помощи.

Вдова вновь начала обрисовывать детали убийства, безуспешно стараясь быть четкой и последовательной. Выяснилось, что композитор, по всей вероятности, был застрелен из коллекционного пистолета, который находился в библиотеке. Была проведена медицинская экспертиза, установившая, что произошло это примерно между половиной одиннадцатого и началом двенадцатого вечера. Пистолет не был найден.

— В общем, — продолжала она, — я хотела бы нанять вас для расследования смерти моего мужа, но с учетом всех изложенных мною тонкостей. Я очень прошу вас, помогите мне, — всхлипывая в очередной раз, умоляла она меня.

— Вы знаете мои расценки за услуги? — спросила я, уже начав составлять в уме предварительный план действий.

— Мне не важно, сколько будет стоить ваша работа. Более того: если вы закончите расследование до официального оглашения завещания моего мужа — а это произойдет только после похорон, — то я заплачу вам помимо гонорара премиальные.

Виктория Валентиновна определенно надеялась, что до прочтения завещания ее любовник будет на свободе. Опять-таки я понимала ход ее мыслей. Дело в том, что госпожа Василовская явно боялась родственников своего мужа, влиятельность которых была, безусловно, выше, чем ее собственная. До дня оглашения завещания связь с продюсером Алексеем Солеником может всплыть и стать очевидной, а в этом случае вдове придется выдержать серьезное противостояние: роман с человеком, обвиненным в убийстве ее супруга, отнюдь не способствует сохранению репутации. Родственники могут опротестовать завещание исходя из того, что основная наследница является потенциальной соучастницей преступления. Конечно, это не будет означать, что Викторию Валентиновну сразу же лишат всех благ и оставят без копейки за душой, однако кто знает, как сумеют повернуть ход дела родные Валерия Василовского… Так что в рассуждениях моей новоявленной клиентки, безусловно, был здравый смысл, и я пришла к мысли, что кто-то помог ей дойти до понимания истинного положения вещей. Возможно, любовник. Я упорно отказывалась верить в ее собственную хитрость: ну не производила она впечатления расчетливой и разумной особы, и все тут.

Быстренько прокрутив все эти соображения в уме, я сказала, глядя на вдову:

— Что ж, хорошо, я согласна. С вашего позволения теперь я хотела бы выяснить некоторые детали относительно жизни вашего мужа и людей, с которыми он общался.

Последующий час мы с Викторией Валентиновной пытались подробно разобрать и охарактеризовать окружение ее супруга, однако сделать это оказалось непросто, учитывая ее привычку не вмешиваться в его дела. Я смогла получить только некоторые фамилии. А за ними скрывались личности людей, относительно которых мне предстояло выяснять всю возможную информацию, ища среди них потенциального убийцу. Радовало лишь одно — мое расследование не пересечется с официальным по причине отсутствия такового. Менты, получив обвиняемого, будут лишь активно создавать видимость работы, тогда как в действительности дело считается уже практически законченным. Однако, как выяснилось через непродолжительное время, тут я ошиблась.

— Скажите, а имеется ли в доме какая-то прислуга?

— У нас есть домработница. Девушку зовут Эльмира, она помогала нам по хозяйству. Но примерно неделю назад мы отправили ее в отпуск, и она уехала к своим родителям в Гапинск, маленький городишко под Тарасовом. Вообще-то жуткая особа…

— Почему? — вскинулась я.

— Слишком хитрая, на мой взгляд. Строит из себя знатока человеческих душ… Мне она не нравится, но работает хорошо, без претензий.

— Вы знаете адрес того места, где она сейчас находится?

— Да, адрес ее родителей я знаю.

— Наверняка он мне понадобится. Кстати, я хотела бы осмотреть ваш загородный дом.

— Хорошо, вот только…

— Что такое?

— Дело в том, что я никому не говорила о своем намерении обратиться к помощи частного детектива… И мне не хотелось бы афишировать этот факт раньше времени. Неизвестно, как люди будут реагировать на то, что я пытаюсь помочь Алексею…

Под словом «люди» наверняка подразумевались родные мужа, и вдова явно не хотела, чтобы они узнали, что она на свои деньги пытается вытащить любовника из тюрьмы. Именно так я поняла слова Василовской и решила получить подтверждение.

— В вашем доме сейчас живет какой-то родственник вашего мужа, перед которым вы не хотели бы открывать мою личность?

— Да нет… В доме сейчас находится сотрудник милиции. Он живет там под видом дальнего родственника на тот случай, если вдруг преступник вздумает объявиться. Дело в том, что за Валерием, кажется, следили…

Я чуть не подпрыгнула на месте. Ну надо же, и она говорит мне об этом только сейчас! Такими темпами мы с уважаемой Викторией Валентиновной никуда не уедем, она ведь абсолютно не умеет отличать важное от несущественного! Я моментально потребовала от нее подробностей.

— Понимаете ли, я точно не знаю, действительно ли за мужем была установлена слежка и кто этим занимался. Не так давно он вдруг пожаловался на то, что шагу спокойно ступить не может, чтобы за ним не наблюдали, но я тогда не поинтересовалась, что он имел в виду. Теперь-то жалею… Так вот, я сказала это работникам милиции, и они очень заинтересовались, тоже стали подробности выспрашивать. Ну, в общем, было решено поселить в нашем доме в Чарующем их человека на всякий случай.

Значит, я поспешила с выводом, что мое частное расследование не пересечется с официальным. Ну и пусть, доблестная милиция вряд ли помешает моей деятельности, законов я не собираюсь нарушать… если это, конечно, не будет являться вынужденной мерой для достижения поставленной цели. Но какова вдова! В плане подачи информации она совершенно никуда не годилась. Поэтому я решила собрать нужные мне сведения о жизни Валерия Василовского самостоятельно, а уж потом попробовать вновь обратиться к его супруге за уточнениями.

— Кстати, а у вас самой не было никаких проблем с алиби? Кто-то его подтвердил?

— Следствию я сказала, что примерно с шести до половины одиннадцатого вечера я находилась в Тарасове, в своей квартире. Собственно говоря, так и было на самом деле, только со мной был еще и Алексей, что я скрыла.

— Ну и? Следствие должно было проверить информацию, что вы были на квартире. Вас кто-то вспомнил?

— Возможно, хотя точно сказать не могу. Однако я думаю, что в милиции даже не старались определить, была ли я в тот вечер в своей квартире. В этом не было необходимости. Дело в том, что, когда я уже возвращалась вечером в Чарующее, на пригородной трассе случилась авария, и водителей проезжающих машин останавливали и проверяли документы. Думаю, это и избавило меня от проблем с официальным следствием: в десять минут двенадцатого я находилась примерно в часе езды от Чарующего.

— Ну хорошо. Давайте обговорим следующий момент. Если вас так беспокоит, чтобы моя личность не была раскрыта, то я могу представиться… например, претенденткой на должность гувернантки. Объясните мое появление тем, что планируете нанять дипломированную воспитательницу для Никиты. Так будет лучше и для меня, и для вас.

На том мы и договорились. Я попрощалась с вдовой великого композитора современности, убитого в расцвете лет, договорившись, что позвоню ей через некоторое время, чтобы встретиться и задать еще кое-какие вопросы, которые обязательно возникнут.

Проводив Викторию Валентиновну, я отправилась в комнату, где растянулась на диване, предварительно включив музыкальный центр с записью лучших мелодий Василовского. Этот диск был приобретен мною около года назад специально для того, чтобы сосредотачиваться на определенной проблеме, поскольку я заметила, как благотворно влияет эта музыка на концентрацию моего внимания. Слушая глубокие, полные потаенного смысла мелодии, я думала о том, что мне предстоит познать тайны бытия замечательного композитора. Будет ли он мне после этого так же симпатичен, как и раньше, или же налет романтики исчезнет вместе с окружающими личность музыканта тайнами? В тот момент я не сумела ответить на этот вопрос, а льющаяся из динамиков мелодия уже активизировала мою умственную деятельность, перестраивая с лирического лада на аналитический. Он, безусловно, был мне более близок.

Глава 2

Приступить к первому этапу расследования, не испросив совета у моих магических помощников — гадальных косточек, я не могла. Дело в том, что с самого начала частной сыскной деятельности я являюсь верной поклонницей одного довольно нехитрого магического ритуала гадания, с помощью которого частенько нахожу ответы на те вопросы, которые, естественно, возникают в расследованиях и на которые нелегко бывает ответить самостоятельно, руководствуясь только логикой и здравым смыслом.

Гадаю я с помощью трех двенадцатигранных костей, которые хранятся в заветном черном замшевом мешочке. Он всегда со мной, среди таких неизменных составляющих сумки, как косметичка, зажигалка и так далее. Это своего рода талисман, и хотя сама я по жизни довольно материалистичный человек, однако гаданию остаюсь верна, несмотря ни на что. Да и магические помощники отвечают на мое расположение к ним взаимностью — никогда не оставляют меня в трудных ситуациях, всегда дают верное направление для расследования. Вот только их объяснения обычно туманны и здорово завуалированы, однако смысл в них, безусловно, имеется, и при определенной тренировке его можно безошибочно определить.

Вот, например, сейчас, когда я кинула магические кости на столе, их комбинация оказалась следующей: 4+20+25, что означало: «В принципе нет ничего невозможного для человека с интеллектом». Что ж, я уже давно привыкла к необходимости много думать в своей деятельности, особенно перед началом расследования, а косточки только что подтвердили высокую действенность подобного подхода. «Значит, победа, как всегда, будет за мной» — такой вывод я оптимистично сделала из полученной комбинации.

Из всей скудной информации, которую удалось выудить из вдовы, мною был особенно отмечен один важный момент. Судя по сведениям Виктории Валентиновны, ее покойный муж планировал в некотором смысле отойти от дел в недалеком будущем, перестав сотрудничать с популярными исполнителями. Этот факт сразу привлек мое внимание, я считала его той отправной точкой расследования, от которой следует плясать. Дело в том, что талант Василовского ценился в шоу-бизнесе очень высоко. Сотрудничавшие с ним исполнители гордились своей избранностью и считали следовавший успех закономерностью. Об этом знало все простое население, не связанное ни с эстрадой, ни с музыкой вообще. Знало потому, что об этом говорилось в многочисленных интервью и телепередачах в честь того или иного музыканта. Об этом знала и я. Но тем не менее первоначальным пунктом составляемого мною плана работы стоял сбор всей возможной информации о личности композитора, поскольку пришлось констатировать, что никаких других сведений о нем я не имею.

Ну-с, и каким же образом мы поступим? Задав себе этот вопрос, я сама же на него и ответила: самым простым. Что может быть проще в наше время, чем воспользоваться пресловутым Интернетом, доступным сейчас каждому школьнику! Уж что-что, а информацию о маститом композиторе я точно смогу там найти.

Приняв это решение, я в радостном возбуждении пропрыгала на одной ноге на кухню, чтобы немного подкрепиться перед началом напряженной работы. В это время перед моим внутренним взором стояло одно короткое, но емкое слово, как нельзя лучше отражавшее нынешнее настроение. Этим словом было «ура!», которое я представляла написанным крупными буквами на большом белом листе бумаги. Мне было чему радоваться: я получила то, о чем мечтала уже несколько дней, — интересную задачку, за которую приятно взяться. Размышляя о том, как же здорово я прикипела к своей работе, я пришла к выводу, что вряд ли смогла бы просуществовать без нее какое-то продолжительное время. Наверное, я больна трудоголизмом. Но это не так уж и страшно: по крайней мере сейчас я могу наслаждаться жизнью, поскольку у меня есть единственно необходимый для этого фактор.

На плите поспевал грибной омлет, начинал закипать чайник, а я стояла у распахнутого окна и с удовольствием взирала на великолепный городской вид, открывающийся с высоты моего положения. Разреженный воздух после недавно прошедшего дождика наполнял сердце всепоглощающей радостью, несмотря на то что в этом мире существовали убитые и преступники, — радостью от предстоящей работы.

Я выглянула в окно и увидела, что внизу, под самыми моими окнами, неспешной походкой шел мой четырнадцатилетний сосед Ванька. Этот не по годам развитый подросток всегда смотрел на меня с немым обожанием, что крайне беспокоило его мамашу — толстую тетку со злым лицом. Насколько я знала, Ванькин отец вкалывал, как ломовой конь, чтобы обеспечить сыну достойное существование, и его вечно не было дома, а мать все лето пребывала на даче, так что Ванька оказывался предоставленным самому себе. Это обстоятельство делало его счастливым до невозможности: Ванька мог целыми днями заниматься любимым делом, будучи свободным от родительских упреков по этому поводу. Любимым делом моего несовершеннолетнего соседа был компьютер и, в частности, Интернет. Уж не знаю, что именно из компьютерного мира привлекало его особенное внимание, но нисколько не сомневаюсь в том, что Ванька не ограничивался чем-то определенным, предпочитая изведывать все новые и новые возможности Всемирной сети.

Недолго думая, я чуть ли не до пояса высунулась в окно и приветливо крикнула:

— Иван Борисыч, здорово!

Ванька обладал болезненным самолюбием и в некотором смысле страдал манией величия. Это проявлялось, например, в том, что он не терпел, когда кто-то называл его просто Ванькой. Имя свое он ненавидел, не переставая на чем свет стоит костерить родителей за то, что не назвали его Александром или Владимиром, и всем всегда представлялся не иначе, как Иваном. Горе было тому человеку, который спустя некоторое время после знакомства забывался и начинал называть Ваньку Ванькой: мальчишка воспринимал это как тяжкое оскорбление. Когда я познакомилась с ним, то как-то сразу стала называть не просто одним полным именем, как все остальные, а с отчеством, чем снискала непоколебимое уважение соседа. С тех пор я обращаюсь к нему только так, причем не вкладывая в свои слова никакой иронии.

Ванька помахал в ответ на приветствие и широко улыбнулся. У него был вид типичного отличника-очкарика, однако я прекрасно знала, насколько обманчива эта видимость. На самом деле Ванька был форменным хулиганом и даже состоял на учете в милиции.

— Заходи в гости, — махнула я приглашающе.

Подобные предложения я делала очень редко и, разумеется, только при наличии веской причины. Сейчас таковая имелась: мне необходимо было воспользоваться Интернетом и скачать из него всю информацию о Василовском. Проще всего это сделать, решила я, с помощью компьютерного гения, живущего по соседству.

Через минуту Ванька уже сидел на моей кухне и с аппетитом поедал омлет. При этом по мере исчезновения приготовленного мною блюда в его желудке во взгляде подростка явно прибавлялось обожания в мой адрес. Проблема еды постоянно была актуальной для моего соседа, поскольку он еще не научился заботиться о пропитании самостоятельно, а родители не делали этого по причине своего постоянного отсутствия. Покончив с омлетом, Ванька милостливо согласился пустить меня в святая святых: в свой компьютер.

В течение последующего часа я находилась под неустанным руководством Ивана Борисовича, что полностью исключало неуверенное блуждание в ветвистых дебрях компьютерной сети. В конечном итоге я получила заветную дискету с необходимой информацией и продолжила беззастенчиво эксплуатировать Ванькино гостеприимство, распечатывая информацию на принтере. Наконец цель была достигнута: я держала в руках целую пачку бумаг, в которых освещалась жизнь и творчество композитора Василовского. Теперь оставалось лишь систематизировать информацию, чем я и занялась, оказавшись в своей квартире.

Меня интересовало все, что так или иначе касалось профессиональной деятельности Василовского. Осведомляться об этом у его вдовы мне не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, ее манера объяснений была далека от идеальной, полагаться на них было бы непростительно, так что четкость интернетовских сведений в этом смысле подходила мне гораздо больше. Во-вторых, вдова могла намеренно умолчать о чем-то, полагая, что данное обстоятельство к делу отношения не имеет, а это было уж совсем нежелательно.

Итак, Василовский Валерий Аркадьевич. Информацию я получила в популярной форме, поскольку в Интернет она попала из энциклопедии «Все обо всех». Учился композитор в Москве, но остался верным родному краю и не переехал в столицу на постоянное место жительства. Начало его карьеры ознаменовалось большим успехом: Василовскому было поручено музыкальное оформление фильма, получившего впоследствии кинопремию. Мелодии из этого фильма были записаны в альбом, который расходился на «ура». Молодого композитора пригласили в Северную столицу, где он некоторое время работал в оперном театре, занимаясь в основном музыкальным оформлением экспериментальных постановок. Потом перешел на вольные хлеба, начав сотрудничать со многими режиссерами театра и кино, поселился в Тарасове, но по-прежнему работал больше в Москве и Петербурге. Несколько лет он преподавал в Тарасовской консерватории, параллельно сотрудничая со знаменитыми исполнителями, не забывал и о своей прежней музыкально-оформительской деятельности. Несколько месяцев назад Василовский оставил преподавательство.

Последний факт я отметила особо, подчеркнув его синим маркером. Валерий Аркадьевич Василовский определенно сумел вовремя найти свою нишу, его музыка как бы занимала промежуточное положение между вечной классикой и мелодиями, являющимися отражением нового времени, и потому его имя было знакомо и пожилым, и молодым. Соответственно, проблема денег не стояла перед семейством композитора еще с того момента, как пришел его первый успех. Можно сказать, что у Василовского имелась потрясающая возможность выбирать только ту работу, которая приходилась ему по душе. Думаю, преподавательская деятельность была как раз из этой серии. Очевидно, он преподавал в консерватории в буквальном смысле ради искусства, получая при этом грошовую зарплату, совершенно не соответствующую своей квалификации.

Но почему несколько месяцев назад он оставил преподавательскую деятельность? Можно было бы предположить, что у него возникла нехватка свободного времени, вынудившая меньше внимания уделять также любимой музыкально-оформительской работе. Однако в течение восьми лет Валерий Аркадьевич успешно совмещал обе сферы деятельности, не расставаясь ни с одной из них. Не случилось ли в его жизни какое-то разочарование, которое вызвало переоценку ценностей в этом человеке? Я прекрасно знала о том, что связанные с музыкой люди отличаются весьма сложным характером и понять их психологию может далеко не каждый. Тем не менее именно в ней часто следует искать объяснения многочисленным странностям людей искусства.

Ну вот, теперь можно отправляться в Чарующее, осмотреть дом и заодно устроить повторное свидание с вдовой, поскольку теперь я и в самом деле смогу задать ей некоторые резонные вопросы. Она оставила мне номер своего сотового, предупредив, что будет сейчас находиться в своей квартире в центре Тарасова. Я позвонила, и мы договорились встретиться недалеко от центрального проспекта, чтобы вместе поехать в Чарующее. По пути я планировала провести уточняющие информативные действия, чтобы пролить свет на последние месяцы жизни композитора.

На улице, названной в честь славного комдива и легендарного героя анекдотов Василия Ивановича Чапаева, всегда царит оживленное движение, но сейчас оно почему-то решило застопориться. Я сидела в такси — в эту поездку я решила отправиться не на собственной машине — и постепенно закипала праведным гневом: мы стояли в пробке уже десять минут, и теперь я, конечно, не успею к назначенному часу вовремя. Я была уверена, что вдова композитора Василовского меня дождется, просто вообще не люблю опаздывать. Водитель такси, дядька с мрачным лицом, никак не проявлял беспокойства по поводу вынужденного простоя, что злило меня еще больше. Сбоку пристроился джип, за рулем которого сидел бритоголовый парень, которого тоже не особенно тревожило торчание в пробке. А я начинала уже «закипать».

Наконец мы сумели выбраться из автомобильной толчеи и подъехали к нужному мне переулку. Я рассчиталась с водителем, вышла на улицу и… с горечью констатировала, что моей клиентки вдовы в радиусе пятидесяти метров явно не наблюдается. Само собой напрашивалось предположение: ей, очевидно, надоело ждать меня, и она просто-напросто уехала, наплевав на частного детектива, расследовавшего убийство ее мужа. А между прочим, вдове не мешало бы помнить, что я пытаюсь найти убийцу Василовского только потому, что она меня наняла, а вовсе не по своей личной инициативе.

Слабо представляя себе, как мне теперь добираться до Чарующего без помощи ветреной вдовы, я вдруг увидела великолепную фиолетовую «Ауди», которая лихо вывернула из-за угла. Машина притормозила у тротуара, из водительского окошка выглянула долгожданная госпожа Василовская в солнечных очках и помахала мне, призывая сесть в машину. Пока я медленно преодолевала разделяющее нас расстояние, в моей голове крутилось множество мыслей, суть которых сводилась к необходимости материальной компенсации, по справедливости положенной мне за каждую из подобных выходок клиентки.

Путь в Чарующее лежал мимо одного поселка, который походил на престижный район, куда мы направлялись, почти так же, как житель Финляндии на африканца. Хотя это местечко и мало чем отличалось от других подобных и мы наверняка благополучно проехали бы мимо него… если бы не приключение, которое случилось с нами.

Вообще назвать дорогой то, по чему мы ехали последние несколько минут, мог бы только ярый оптимист. Я таковым не являлась и, возможно, поэтому нисколько не удивилась, когда колеса нашей машины увязли в жирной болотистой грязи. Виктория Валентиновна слабо вскрикнула и отпустила руль, благодаря чему машина окончательно застряла.

— Ой, что же делать? — попыталась почему-то у меня выяснить вдова. — Как же мы отсюда выберемся?

Вопрос действительно был интересным и в некотором роде даже философским. Гнусная жижа, в которую осела наша машина, с расстояния казалась твердой и уж никак не такой глубокой, какой оказалась на самом деле. Что делать в такой ситуации двум женщинам, когда вокруг ни души, интересовало не только вдову, но и меня тоже.

— Кому-то из нас надо вылезти и отправиться в деревню просить о помощи, — обрисовала я единственно возможный вариант, заметив справа проржавевший указатель с надписью: «Село Радостное, 500 м».

Вдова в ответ на мои слова высунулась в окно, с ужасом обозрела обширную площадь, покрытую грязью, и прошептала:

— Только не я…

«Понятно», — подумалось мне, и уже через секунду я закатывала летние брюки, сооружая из них импровизированные шорты. Из мыслей, обитавших в этот момент в моей голове, можно было выделить две. Первая выглядела примерно так: «Я распугаю всех местных жителей». Вторая вот так: «За это я предъявлю вдове так-о-о-ой счет…»

Вдова вовсе была не против того, чтобы раскошелиться по полной программе, если в перспективе ее машину вытащат из болота, а ей самой не придется шагать по чавкающей грязи. Я же скрепя сердце смело прыгнула в теплую массу, погрузившись чуть ли не до колен, и целенаправленно зашагала в сторону обещанной указателем деревни.

К тому моменту, когда препятствие в виде заполненной грязью низины было преодолено, мой внешний вид выглядел весьма живописно. Мои ноги были покрыты сплошным грязевым слоем, выше которого шли превращенные в шорты брюки. Нужно ли говорить, что сохранить ослепительную чистоту одежды мне не удалось? Думаю, это и так понятно. Мой летний брючный костюм ярко-голубого цвета сейчас напоминал спецодежду чернорабочего после тяжелой смены.

Но удивить кого-либо своим видом я не могла по причине полного отсутствия местного населения на улицах села Радостное, до которого я таки добралась. Было два часа дня, самое жаркое время суток, когда многие жители деревень отдыхают после утренних работ. Над селом стояла знойная тишина, изредка прерываемая мычанием коровы или перекличкой петушиного семейства.

Увидев на другом конце улицы колонку, я ускорила шаг, внутренне замирая от восторга по поводу того, что смогу вымыться. Грязь на моих ногах уже засохла и превратилась в плотную корку, что доставляло не только психологический, но и физический дискомфорт. В радостном возбуждении, соответствующем названию села, я подбежала к колонке и с силой надавила на рычаг, ожидая увидеть поток благословенной влаги. Но куда там… Воды не было. Я нажала на рычаг еще раз, уже сильнее, но и эта моя попытка результата не принесла.

— Бесполезно. Здесь с водой постоянные перебои, даром что село на Волге находится…

Я только сейчас заметила рядом с колонкой молодого парня с двумя ведрами в руках. Вид у него был, надо сказать, совсем не деревенский. По всем признакам представшего передо мной индивидуума можно было назвать типичным братком. У него была особая стильная прическа — необременительный «ежик», на пальце, как и полагается, прочно сидела золотая печатка, а на массивной шее висела голдовая цепура — неопровержимое доказательство того, что ее хозяин из крутых.

«Ничего себе население в селе Радостном, — изумленно подумала я, глядя на парня с ведрами и в золоте. — Отдыхает он здесь, что ли…»

Но представить этого братка мирно дремлющим в гамаке и наслаждающимся красотами природы я не смогла, как ни пыталась. Но ведра в его руках железно свидетельствовали о том, что парень в настоящее время живет в селе Радостное. Догадку следовало немедленно проверить, поскольку других претендентов на роль наших потенциальных спасителей из пучин грязи пока не предвиделось.

Парень тем временем откровенно пялился на мои ноги. К сожалению, сейчас я не могла отнести его интерес к моим конечностям на счет их потрясающей красоты, помня о толстом-толстом слое грязи на них. Поэтому, немного подумав, решила совместить приятное с полезным, то есть отмыть с тела грязевое покрытие и заодно познакомиться с парнем поближе. Почему-то не давало мне покоя присутствие таких колоритных личностей в скромном селе Радостное.

— А до Волги далеко? — небрежно спросила я.

Парень оценил перспективы провести время в обществе красивой, хоть и жутко грязной телки, и немедленно изъявил желание проводить меня, убедительно заявив, что Волга находится в двух шагах. Впоследствии выяснилось, что расстояние было им значительно преуменьшено, поскольку мы шли по крайней мере минут двадцать. За это время я активно пыталась выяснить у своего спутника, как это он оказался среди здешних красот. Но сначала, конечно, мы познакомились. Попутчика звали Сеней.

— А что ты здесь, Сеня, делаешь такой нарядный? — спросила я, когда по обоюдному согласию было решено перейти на «ты».

— Отдыхаю, блин, — сквозь зубы процедил Сеня, и стало очевидно, что эта тема являлась для него больной. — В Чарующее разве сунешься, если своей дачи там нет? Хотели с пацанами, типа, дом нормальный там снять, да куда там… Все занято, а если и свободно, то такие хоромы, которые хозяева не сдают.

Сенины объяснения показались мне несколько странными. Допустим, ребята действительно хотели, типа, просто отдохнуть и не нашли ничего свободного в элитном поселке Чарующее. Но ведь это не значит, что нужно было отправляться в село Радостное, в названии которого, по моему мнению, была пропущена приставка «без»! Крутые ребята не станут отдыхать в доме, где нет даже водопровода. Это возможно только лишь по необходимости. А значит, таковая имелась, и мне было чрезвычайно интересно узнать, что заставило пацанов искать для «отдыха» места, максимально приближенные к Чарующему, где случилось еще никому не известное убийство.

Моя интуиция, взращенная на раскрытии множества преступлений, подсказывала, что появление пацанов непосредственно связано с композитором Василовским.

* * *

Когда я наконец смогла войти в благословенную Волгу, сердце зашлось бурной радостью, как у ребенка при виде конфеты. Сеня сконфуженно смотрел, с каким удовольствием я плаваю прямо в одежде, затем немного подумал и набрал в ведра речной воды.

— Хоть умыться можно будет, — пояснил он мне свои действия.

— А много ли вас тут отдыхает? — не преминула я воспользоваться очередной возможностью прояснить причины пребывания ребят в Радостном.

— Трое. Вообще-то двое, но сейчас еще шеф приехал.

«Ого, — мысленно возопила я, — так в этой компании еще и шеф имеется! Ну уж теперь никто не убедит меня в том, что ребята здесь по собственной инициативе проводят свободное время».

Определенно Сеню нельзя было отпускать так просто. Поэтому я постаралась сделать так, чтобы он показал мне тот дом, в котором живет с пацанами и с шефом. Заодно рассказала про ту беду, которая постигла нашу машину.

— Слушай, а у тебя машина есть? Помоги нашу тачку вытащить, а то она в луже застряла, и никого в округе не видно…

— Помог бы, да не могу. Сейчас машины нет, на ней друган в Чарующее уехал. Вернется только ближе к ночи…

— Что ж делать… — плаксиво протянула я. — Может, хоть позвонить дашь? Телефон-то у тебя есть?

— Есть, в доме, — подтвердил Сенька. — Ладно, пошли, все равно пока никого нет.

И мы отправились на другой конец села, где располагался дом, снимаемый ребятами. Я, честно говоря, уже изрядно выдохлась от этого похода по сельской местности. К тому же я была босиком — босоножки-то оставила в машине. Поэтому когда мы наконец подошли к избушке, я уже с трудом стояла на ногах.

А избушка выглядела впечатляюще. Употребленное мною определение подходило ей как нельзя лучше: она была такой ветхой, что даже в столь захудалом селе, как Радостное, казалась странной. В наше время любой человек старается по мере сил и возможностей облагородить свое жилище, чтобы оно не смотрелось хуже на фоне остальных, благоустроенных. Нерадивый хозяин сего недвижимого имущества, похоже, не сильно беспокоился о престиже, поэтому его владение сильно напоминало избушку Бабы Яги.

— Это здесь вы живете? — спросила я, и в моем вопросе содержалось то особое удивление, которое настойчиво требует от собеседника объяснений. — Вот здесь?!

Сеня досадливо поморщился и обреченно кивнул головой.

— Не получилось, блин, ничего лучшего отыскать. Хотели, типа, нормальную хату снять, чтобы, значит, все удобства были, но куда там… Еле-еле нашли бабку, которая нас пустить согласилась, а сама к детям в город укатила. Так она с нас за эту хибару столько запросила, у нас аж челюсти отвалились!

Таким образом, я окончательно утвердилась в мысли, что за появлением Сени и его дружков в деревне близ Чарующего явно что-то стоит. Лично мне были вполне понятны сложности, возникшие у ребят, когда они пытались снять приличный дом: если и остальные выглядели так же, как Сенька, то один вид компании способен был произвести неизгладимое впечатление на непуганых жителей села Радостное. Решиться пустить веселую троицу на постой в собственный дом был способен либо самый отчаянный хозяин, либо тот, которому нечего терять.

Хозяйка избушки, в которой мы сейчас находились, явно принадлежала к последней категории. Беспокоиться за сохранность собственного имущества ей не было необходимости: внутреннее убранство домика вполне соответствовало внешнему и было представлено в основном допотопной мебелью времен царя Гороха и фотографиями в рамочках на стене.

На потрепанном диванчике лежал толстый рыжий котяра.

— А этого красавца вы с собой привезли? — поинтересовалась я у Сеньки, полагая, что габариты кота вполне соответствуют социальной принадлежности ребятишек.

— Куда там, — недовольно махнул он рукой в направлении животного. — Бабка-хозяйка условие поставила, чтобы кот с нами остался. С собой она его увезти не могла. Нормальные деревенские коты с утра до ночи по улицам шастают, а этот, блин, из дома только по нужде выходит. Да и то не всегда…

Обида на бессовестное поведение кота отчетливо прозвучала в горьких словах Сеньки. М-да, какие лишения приходится терпеть крутым ребятам в негостеприимном селе Радостное, было видно невооруженным глазом.

— Вот телефон, звони, — протянул мне Сенька сотовый, а сам надел наушники и повалился на диван, бесцеремонно спихнув с него разозленного кота.

Я набрала номер Виктории Валентиновны и, услышав ее слабый голос, сказала:

— Это Татьяна.

— Где вы? Что там? Когда вы придете? Я умираю в этой консервной банке! За это время ни одной машины не проехало мимо. Когда вы меня вытащите?!

Но я не спешила отвечать на вопросы Василовской.

— Значит, машина у тебя в ремонте… — огорченно протянула я в трубку, поскольку Сенька в этот момент снял наушники и таким образом мог слышать мой разговор. Вдова ошеломленно замолчала. — Эх, как не вовремя, а у нас тут проблемы… Ладно, извини, потом объясню… Думала своего знакомого попросить помочь, а у него, как назло, машина в ремонте, — сказала я Сене, возвращая телефон. — Ты не знаешь, к кому тут можно обратиться, чтобы нас вытащили?

Сенька задумался и через пару секунд выдал:

— Тут один тракторист живет по соседству…

* * *

Невозможно описать словами ту гамму чувств, которую испытывала моя клиентка, когда колхозный трактор вытягивал из канавы ее прекрасную дорогую машину. Сложно также выразить словами те ощущения, которые испытывала я, снова стоя по уши в грязи и прикрепляя трос к переду «Ауди». Но в конечном итоге эта эпопея была закончена, и машина госпожи Василовской вместе с ее хозяйкой, сидящей за рулем, оказалась на твердой почве. Грязь стекала с ее боков и создавала своеобразное обрамление автомобиля.

Вдова осторожно открыла дверь, выглянула и, брезгливо поморщившись, вышла из машины. Двухчасовое сидение в салоне в наиболее жаркое время августовских суток не замедлило отразиться на ее самочувствии. Вдове срочно был нужен глоток свежего воздуха, иначе она могла просто рухнуть в обморок.

Нашим спасителем оказался сельский мужичок лет сорока, и сейчас он стоял возле своего транспорта, явно ожидая благодарности за свой труд. Вдова с готовностью протянула ему бумажную купюру, на которую он посмотрел с ужасом в глазах, отказываясь верить в подобный подарок судьбы. Очевидно, стоимость купюры многократно перекрывала среднемесячную зарплату местного тракториста, в то время как он от нас в лучшем случае ждал скромного вознаграждения, равного стоимости известного горячительного напитка в поллитровой таре. Купюра была неуверенно принята его мозолистой рукой с поломанными ногтями, и еще долгое время дядька не осмеливался положить ее в карман.

Наконец вдова размялась, и мы смогли загрузиться в машину и продолжить путь в Чарующее.

Уже через несколько сот метров местность, проплывающая по обе стороны от пригородной трассы, заметно изменилась. Если раньше нас окружали дикие неокультуренные кустарники и скособоченные указатели с названиями окрестных деревень, то сейчас появились стройные ряды ухоженных деревцев, очевидно, посаженных совсем недавно. Проехав еще немного, мы очутились на великолепной ровной дороге, по обе стороны от которой располагались потрясающие дома, огороженные стилизованными решетками. Перед одним из них Виктория Валентиновна остановила машину.

Я посмотрела в сторону дома и восхищенно присвистнула. Он стоял обособленно, в окружении деревьев и выглядел восхитительно. Прежде всего замечательной была его оригинальная форма: дом имел форму сегмента, и потому его фасад был закруглен. Земельная территория, прилегающая к дому, отделялась от внешнего мира добротной оградой, окрашенной в зеленый цвет. Вместе с живой изгородью она представляла собой замечательную композицию, достойную считаться произведением современного садово-паркового искусства. Цветовая гамма самого дома была выдержана в традиционном для сооружений такого типа белоснежном тоне. Мне сразу вспомнилось описание дачи в купринском «Белом пуделе». Передо мной стояло нечто подобное.

Виктория Валентиновна посигналила, и автоматические ворота тут же поползли вверх, делая проезд свободным. Мы въехали по асфальтированной дорожке на стоянку, расположенную в дальнем углу участка, оставили там машину, а сами направились к дому.

В холле нас встретил усатый дядька средних лет, который и был сотрудником милиции, живущим в доме под видом родственника. Пришлось честно поведать ему, что я являюсь частным детективом, — во избежание дальнейших недоразумений по этому поводу. Представься я гувернанткой, он наверняка засыпал бы вопросами и меня, и вдову, а в перспективе скорее всего запретил бы мне в ближайшее время посещать дом, дабы не мешать следствию.

После недолгих объяснений по поводу того, кто я и что здесь делаю, дядька удалился, причем вид при этом имел не совсем довольный. Очевидно, все же думал, что я буду мешать ему, постоянно путаясь под ногами.

Я уже успела утратить недавно приобретенный благодаря водным процедурам на волжском берегу пристойный внешний облик, ведь после купания мне опять пришлось залезать в грязную жижу, когда мы с трактористом вызволяли из плена нашу «Ауди». Поэтому первое, что я сделала, оказавшись в доме, — настойчиво попросила Викторию Валентиновну разрешить мне принять душ.

— Вы можете подняться в комнату Эльмиры, нашей домработницы. Там есть полотенца и прочие необходимые вещи. Только вот вам ведь надо будет во что-то переодеться…

В этот момент раздался звонок в дверь. Вдова недоуменно пожала плечами и пошла открывать. Я тем временем получила возможность осмотреться.

Одного взгляда на гостиную в доме Василовских было достаточно, чтобы заметить царивший здесь стиль. Хозяева явно привыкли привлекать к себе внимание. Они стремились к этому всегда и во всем, подтверждением чего и явилась обстановка помещения, в котором я сейчас находилась. Стиль напоминал давние традиции аристократических особняков. Наверное, именно этого и добивались Василовские, когда выбирали дизайн. В обстановке преобладала светлая цветовая гамма, подчеркивающая значительную площадь гостиной и создающая эффект еще большего простора.

Через несколько минут вошла Василовская, за которой следовала какая-то девушка. Это и была та самая домработница, о которой рассказывала мне вдова.

Эльмира приехала только что. Оказывается, Василовская, узнав о несчастье с мужем, немедленно позвонила в городок, где живут ее родители, и долго упрашивала девушку прервать отпуск и немедленно приехать в Чарующее.

Эльмира в ответ на странную и неожиданную просьбу вдовы обещала прибыть не позднее завтрашнего дня. Но она уладила свои дела в родном городе раньше, чем думала, поэтому и приехала сегодня. Вдову можно было понять: неизвестно, насколько занята будет она сама в связи с предстоящим концертом и последующими похоронами, а ведь ее сына в любой момент могли выписать из больницы. Если ему станет лучше, конечно. Тогда с ребенком нужно будет кому-то находиться постоянно, чего моя клиентка лично обеспечить не сможет.

Конечно, Василовская не посвящала девушку полностью в курс дела. Чтобы как-то объяснить Эльмире явные изменения в доме, ей было сказано, что Валерий Аркадьевич исчез при загадочных обстоятельствах. Будто бы никто не ведает, что заставило его покинуть дом, и хозяйка чрезвычайно поражена этим фактом, не зная, как следует его воспринимать. Именно поэтому она и вызвала девушку из отпуска: якобы нужно присматривать за домом. Что касается Никиты, то для Эльмиры придумали версию, что он был срочно отправлен в элитный оздоровительный лагерь, чтобы не быть свидетелем всей суеты, которая непременно возникнет в связи с исчезновением композитора.

Эльмира выглядела примерно лет на двадцать пять. На типичную домашнюю хозяйку она не слишком походила, несмотря на то что Виктория Валентиновна прекрасно характеризовала ее способности домработницы. Тонкий, умело наложенный макияж выгодно подчеркивал глубину зеленых глаз. Лицо было довольно крупным, но это даже придавало ему какую-то особую прелесть. Эльмира была достаточно высокой, ладно скроенной, ее фигура благодаря пропорциональности и умению выбирать одежду казалась даже изящной. Сейчас на девушке было длинное свободное платье светло-зеленого цвета, ниспадающее живописными складками. Это все касается внешности Эльмиры.

А мое первое впечатление о ее человеческих качествах заключалось в том, что она наверняка хорошо разбирается в людях. Такие, как она, обычно не мучаются в неведении относительно того, каким образом им лучше расположить к себе нужного человека, прекрасно зная многочисленные психологические приемы, позволяющие сделать это легко и непринужденно.

Виктория Валентиновна, как мы с ней и договаривались, представила меня как будущую гувернантку Никиты, и я попросила Эльмиру ответить на некоторые вопросы относительно предстоящей мне работы. Но только после того, как приведу себя в порядок. Девушка согласилась и даже разрешила мне временно воспользоваться одеждой из собственного гардероба, поскольку мой наряд явно требовал стирки.

Уже через полчаса я сидела вместе с Эльмирой на балконе, который находился на втором этаже и по размерам мог бы соперничать с гостиной. На мне была свободная джинсовая блузка рубашечного покроя и широкие брюки, которые пришлось подвязать шнурком, так как Эльмира была крупнее меня. После душа я чувствовала себя великолепно, чего нельзя было сказать о моей собеседнице: я нашла ее в гостиной, погруженной в мрачноватую задумчивость. Во время нашего общения девушка явно волновалась, что в данной ситуации было вполне естественно. Однако она старалась держать себя в руках и на мои завуалированные вопросы в отличие от своей хозяйки отвечала обстоятельно.

— Эльмира, я бы хотела спросить вас о том, каким человеком является Валерий Василовский. Конечно, сейчас не лучший период для таких разговоров, но, возможно, все образуется, его исчезновение будет как-то объяснено и мне придется взаимодействовать с ним, ведь я буду работать в этом доме. Мне было бы спокойней, зная, что он не будет предъявлять каких-нибудь сверхчеловеческих требований ко мне.

Эльмира начала говорить сразу, не задумываясь и не стараясь подобрать более подходящие слова. Очевидно, я была права насчет ее способностей определять сильные и слабые стороны человека, поскольку ей удалось так полно и удачно охарактеризовать композитора, что я легко смогла составить его психологический портрет. Выяснилось, что господин Василовский не отличался легким характером. Как и другие творческие люди, он имел целый набор черт, которые часто делали невозможным его взаимопонимание с окружающими.

— Когда я устраивалась на работу, то предыдущая домработница предупреждала меня о том, что у Валерия Аркадьевича непростой характер, — рассказывала Эльмира. — Но я обычно не обращаю внимания на странности людей, поскольку принимаю их такими, какие они есть. Может быть, у кого-то другого, человека более жесткого, чем я, и возникли бы проблемы во взаимоотношениях с хозяином, но у меня их определенно не было. Наоборот, мне кажется, я смогла понять его поведение.

— А каким является его поведение?

— Ну, многим оно кажется бесцеремонным и порой даже откровенно грубым. Я же полагаю, что такой великий человек, как Валерий Аркадьевич, имеет полное право жить свободно, не стараясь переделать себя под окружающий мир.

— Что вы имеете в виду?

— Понимаете ли, Валерий Аркадьевич ведет себя так, как считает нужным, не желая соответствовать внешним нормам и правилам приличия. Он может запросто обозвать человека, накричать на него, если считает, что тот заслуживает этого. Он очень категоричный человек, никогда не идет на компромиссы со своей совестью, и, возможно, поэтому среди окружающих его людей бытует мнение, что у него плохой характер. В принципе это естественная реакция недалеких людей на выдающуюся личность.

Так, уже интересно. Эльмира, на мой взгляд, слишком хорошо отзывалась о своем хозяине, а такое редко встречается. Обычно подчиненные гораздо более сдержанны по отношению к вышестоящей особе, независимо от черт ее характера. А уж если эти черты ближе к отрицательным, тогда вовсе и говорить нечего. Не являлись ли отношения господина Василовского и его домработницы менее официальными, чем должны были быть?

— А вы могли бы обрисовать наглядно ту модель, которая действует в отношениях между Валерием Аркадьевичем и окружающими его людьми?

— Понимаете, он относится к людям по-разному, в зависимости от того, какое место в его жизни они занимают. Например, своего сына он боготворит и связывает с ним все свои надежды, однако никогда не демонстрирует этого. Валерий Аркадьевич очень боится, что Никита вырастет слабым и безвольным, что он не сможет сконцентрироваться и посвятить себя тому делу, которое прочит ему отец.

— Вы имеете в виду музыку?

— Да. Никита с раннего детства занимается музыкой, хотя сам ее не слишком любит. Даже, наверное, ненавидит по-детски. Но вы ведь наверняка знаете, что многие выдающиеся музыканты в детстве начинали приобщаться к искусству по принуждению. Так случилось и у Никиты: у него явно имелись потрясающие способности к музыке, и отец решил всеми силами развивать их, чтобы воспитать из мальчика гения.

— Гениями не становятся, — напомнила я.

— Возможно, но и врожденные способности можно утратить, оказавшись в обывательской среде.

— А вы считаете, что у Никиты, рожденного в семействе композитора, есть шанс оказаться в такой среде?

— Безусловно, если он попадет под влияние своей матери.

Я внимательно посмотрела Эльмире прямо в глаза. Она не смутилась и не отвела взгляда, глядя на меня спокойно и открыто. Уважение, которое девушка питает к своему шефу, и неуважение по отношению к его супруге не всегда означает наличие ее любовной связи с первым. Довольно часто случается, что подобная подоплека отсутствует, однако люди пытаются отыскать ее, привыкнув к стереотипам. Из-за этого допускается множество ошибок, поскольку скрытый смысл стараются увидеть там, где его на самом деле нет.

Я пыталась определить верное направление, чтобы впоследствии не стать жертвой собственного заблуждения. Эльмира ведет себя очень естественно, из чего можно заключить, что либо она не считает нужным скрывать любовную связь с Василовским, либо ей просто нечего скрывать. В любом случае из этого следует, что девушка может многое объективно рассказать о жизни своих хозяев, не приукрашивая действительность и не умалчивая о каких-то деталях.

Чтобы проверить свою догадку, я попросила Эльмиру охарактеризовать Викторию Валентиновну. Поскольку психологический портрет клиентки уже был составлен мною в процессе общения с ней, я хотела сличить два варианта, а заодно и точно представить себе способности Эльмиры как психолога.

Оказалось, что я не ошиблась в собеседнице. Она сумела выдать такой портрет госпожи Василовской, который родился и в моем собственном сознании, а значит, был близок к истине. Недалекая и легкомысленная женщина, коей являлась Виктория Валентиновна, не слишком интересовалась воспитанием собственного сына, поскольку для нее в жизни находились более интересные дела. Судя по словам Эльмиры, жена композитора успешно делала вид, что активно трудится секретарем в фирме, занимающейся поставкой музыкального оборудования, хотя на самом деле ее держали там только из уважения к Василовскому. О наличии у нее любовника моя собеседница ничего не сказала. Возможно, этот факт биографии хозяйки был ей неизвестен. Однако и без того она достаточно точно определяла ее натуру, жадную до богатства и удовольствий.

Если верить словам Эльмиры, выходило, что Виктория Валентиновна была чрезвычайно довольна тем, что воспитание ребенка взял на себя муж. Однако до недавнего времени Никита рос в основном на попечении гувернанток, поскольку Василовский не мог уделять ему много времени. Но в последнее время он начал с повышенным вниманием относиться к воспитанию мальчика, стараясь внушить ему тягу к музыке. Что же касается его собственной деятельности, то композитору пришлось даже отказаться от ее некоторых составляющих, чтобы выкроить свободное время.

— Наверное, такое положение дел тяготило его, ведь он привык работать в напряженном режиме?

— Нет, что вы, наоборот. В принципе об этом мало кто знает, потому что Валерий Аркадьевич предпочитал не афишировать свое решение, но вообще-то он планировал совсем отойти от дел, начав заниматься воспитанием сына вплотную.

— Он хотел совсем перестать писать музыку? — в недоумении спросила я.

Новость была поистине удивительной. Безвозвратно уйти на покой в зените славы Василовскому, конечно, ничто не мешало, если смотреть с материальной точки зрения, — он был богат и мог прожить всю оставшуюся жизнь без каких-либо финансовых затруднений. Но как истинный творческий человек он наверняка должен был быть заинтересован в создании новых музыкальных произведений, тем более что являлся еще довольно молодым человеком и композитором. Почему же у него вдруг родилось желание покинуть мир музыки? Именно этот вопрос я и задала знатоку человеческих душ — Эльмире.

— Вы не понимаете, — терпеливо сказала Эльмира. — Валерий Аркадьевич вовсе не планировал оставить музыку окончательно. Он хотел участвовать в ее создании через Никиту. В нем он видел свое продолжение, в нем он мечтал воплотить все то, о чем мечтал сам, но чего не смог достичь. Он был сложным человеком, я уже говорила об этом, и потому все время мучился от неудовлетворенности собой. Такие люди, как он, никогда не бывают довольны сделанным. Каких бы высот они ни достигли, им все равно многого не хватает для счастья.

— И чего же, по-вашему, не хватало Валерию Аркадьевичу?

— Обычно бывает трудно сказать конкретно, — улыбнулась Эльмира. — Многие люди искусства сами не понимают, что именно нужно им для того, чтобы почувствовать себя довольными жизнью. Не исключено, что такого фактора и вовсе не существует. Валерий Аркадьевич полагал, что уже достиг предела своего развития, что ему некуда дальше идти. С другой стороны, ему казалось, что его путь к совершенству был не совсем верным, но изменить что-либо уже поздно. Именно поэтому он принял решение отойти от дел и начать воспитывать своего сына так, чтобы в нем воплотились все его собственные мечты.

Постепенно я утрачивала интерес к психологической стороне жизни господина Василовского. По мере того как Эльмира говорила, мне становилось понятным, что композитор относился к тому типу людей, которым невозможно угодить. Они всегда недовольны жизнью независимо от ее содержания, поэтому не слишком отличаются от банальных неудачников, хотя и достигают, по традиционным меркам, значительных высот. В общем, подобные личности мне никогда не нравились. Мелькнула мысль, что я была недалека от истины, когда предположила, что благородство образа композитора Василовского будет исчезать по мере того, как я буду узнавать факты из его жизни.

Но его недовольство собственной жизнью вряд ли могло способствовать убийству, хотя лично мне часто хочется физически расправиться с ноющими типами. Существовала какая-то причина, по которой кто-то совершил преступление, и, возможно, Эльмира может помочь мне определить верное направление поисков. По крайней мере она, безусловно, умна, а это уже кое-что.

Задав несколько вопросов относительно характера Никиты, я внимательно выслушала Эльмирины советы и высказывания на этот счет, а потом решила вновь вывести разговор на интересующую меня тему.

— Эльмира, — осторожно начала я, — а что вы можете сказать о тех людях, с которыми общался Валерий Аркадьевич? Ведь они наверняка приходили к нему, тем более что в последнее время композитор работал дома и вы были свидетельницей их встреч. Какие отношения существовали между ними?

Эльмира понимающе кивнула и начала рассказывать мне о том, кто в последнее время испытывал на себе странности Валерия Аркадьевича Василовского.

Время от времени с ним приходилось сталкиваться Алексею Соленику. Никак нельзя сказать, что эти встречи проходили в обстановке обоюдной сдержанности. Наоборот — и тот и другой вели себя очень напряженно, и между ними часто возникали настоящие скандалы. Правда, это мастерски скрывалось от прессы, потому что обеим сторонам была невыгодна огласка подобного рода. Интересно было и то, что Василовский, по-видимому, не догадывался о связи между его женой и Солеником, а его антипатия была взращена большей частью на профессиональной почве. Валерия Аркадьевича раздражала продюсерская деятельность, чего он не скрывал. Этот вывод я сделала самостоятельно, исходя из слов Эльмиры. Сама она не говорила об отношениях между Солеником и супругой Василовского. Наверное, даже при ее проницательности их роман все-таки оставался для нее тайной.

Что касается личности самого Соленика, то Эльмира, невольно следуя в направлении моих непринужденных наводящих вопросов, со свойственной ей обстоятельностью охарактеризовала его как человека не слишком далекого, но хваткого в житейском плане. Он сумел попасть в ту сферу, в которой пригодились его основные качества: умение определить нужную цель, упорство в ее достижении, способность концентрироваться и сохранять силы для решающего прыжка. Он обладал и такими необходимыми для успеха чертами, как обаяние и умение покорять. Правда, пользовался он ими весьма осторожно. Его окружали только красивые женщины, но они все как одна были глупы. Очевидно, это условие было необходимо Соленику по двум причинам: во-первых, на фоне своих не испорченных интеллектом пассий он представлялся обществу в более выгодном свете, во-вторых, с глупыми дамами было проще общаться. По дороге жизни Алексей шел за руку с удачей: ему удалось сколотить значительный капитал, стать довольно известным продюсером, и, возможно, в недалеком будущем он уехал бы в столицу. По крайней мере внешняя сторона дела выглядела именно так.

Со слов Эльмиры я узнала еще одну интересную вещь. Оказывается, несмотря на то что с тех пор, как композитор оставил преподавательскую деятельность, прошел почти целый год, он, однако, продолжал давать уроки. Правда, теперь частным образом. Он занимался с одаренными детьми на дому, подавая запросы в местные музыкальные школы. Эльмира утверждала, что занятия большей частью носили благотворительный характер: Василовский понимал, что далеко не все родители способны оплатить его услуги, и старался практически бескорыстно вложить в детей как можно больше собственного мастерства. Лично мне это показалось странным, особенно когда я прикинула, что композитор занялся частными уроками сразу же после того, как оставил преподавание в консерватории. А ведь оно, безусловно, тоже в немалой степени позволяло ему воспитывать таланты среди молодого населения. Почему же вдруг он поменял, грубо говоря, шило на мыло?

Но самым главным, конечно, было не это. Эльмира уверила меня, что в последнее время у композитора появились некоторые проблемы, связанные с шоу-бизнесом. Дело в том, что он сотрудничал только с теми исполнителями, которых выбирал сам: положение позволяло ему действовать свободно в этом отношении. Но если уж Василовский соглашался писать музыку для того или иного исполнителя, то для избранника это было своего рода гарантией успеха, потому что впоследствии рождался хит. Естественно, что многие воротилы отечественной эстрады были заинтересованы в том, чтобы расположить Василовского к сотрудничеству с ними. Как раз такие личности и стали в последнее время периодически появляться в жилище Валерия Аркадьевича и вести с ним переговоры, большинство из которых заканчивалось однозначно: разъяренный хозяин дома просил Эльмиру проводить гостей к выходу, а сам потом подолгу говорил с ней о бестактности и наглости представителей этого слоя современного общества.

В общем, пообщавшись с Эльмирой, я пришла к выводу, что «копать» нужно именно в направлении шоу-бизнеса. Существовала большая вероятность, что здесь удастся уловить связь с убийством Василовского и, ухватившись за ниточку, размотать весь клубок.

Конечно, прежде чем прийти к такому выводу, я испросила совета у своих магических помощников. На этот раз их комбинация была таковой: 6+20+27 — «необходима осмотрительность в вашем поведении».

Что ж, буду действовать осмотрительно, это ведь однозначно входит в мои правила.

Эльмира с легким интересом смотрела на меня, когда я гадала, а по окончании процедуры вежливо осведомилась:

— Это какой-то ритуал?

— Да, почти. Это гадание, с помощью которого я определяю правильность выбранного мною пути.

— А вы пользуетесь им для предсказания профессиональных успехов или применяете для поиска удачи в личных делах?

— Собственно, гадание универсально, поэтому я использую его по необходимости всегда.

— Интересно, — задумчиво произнесла Эльмира. — А вот я почему-то не могу поверить в магическую силу талисманов, гаданий и прочих элементов эзотерики. Мне кажется, что они приобретают силу только в результате преувеличенного внимания, которое оказывают им люди. Что этой силы не существует в реальности и она живет лишь в сознании тех, кто к ней обращается.

— Что ж, у каждого человека свое мнение на этот счет, — подытожила я, не желая вступать в ненужный спор. — До свидания, Эльмира, спасибо за помощь и информацию. Честно говоря, я немного замкнута и боюсь, что не полажу с Василовским, ведь он — великий человек… — Я выдержала многозначительную паузу, а потом добавила: — Если вы не против, то я привезу вам вашу одежду через какое-то время, поскольку сейчас мне просто не в чем будет идти.

— Не беспокойтесь, отдадите потом. Вообще-то я хотела бы продолжить свой отпуск, если Валерий Аркадьевич все же вернется…

— Снова поедете к родителям?

— Да нет, возвращаться туда уже нет желания. Отправлюсь в деревню, у меня там родственники живут.

— А не могли бы вы на всякий случай оставить мне адрес этих родственников? Вдруг у меня возникнут какие-то проблемы по работе, которые вы могли бы мне помочь разрешить… Честно говоря, вы мне очень понравились, уж извините за откровенность. Кроме того, вы такой хороший источник информации…

— Ну конечно, — улыбнулась девушка. — Адрес я вам сейчас запишу.

Я еще раз попрощалась и вышла из комнаты.

Интересно, почему госпожа Василовская характеризовала Эльмиру столь нелицеприятно? Довольно милая, на мой взгляд, девушка.

Глава 3

Я спустилась на первый этаж и попыталась отыскать Викторию Валентиновну. Однако сделать это мне не удалось: вдова куда-то исчезла. В задумчивости я отправилась в библиотеку, где и произошло убийство. Осмотреть место преступления являлось моей святой обязанностью, хотя там определенно не могло сохраниться никаких следов.

Место у противоположной от входа стены было очерчено мелом — здесь лежало тело. Расстояние до него от двери было приличным, а выстрел был произведен с чуть меньшего расстояния. Из этого можно было сделать вывод, что преступник выстрелил или сразу после того, как вошел в библиотеку, или выходя из нее.

Судя по фактам, выходило, что преступник заранее не планировал убивать Василовского. Во-первых, стреляя с дальнего расстояния, он имел меньше шансов попасть в композитора и лишить его жизни, тогда как вблизи это произошло бы скорее. Во — вторых, человек, намеренный убить другого, пришел бы со своим оружием. Хотя возможно, что так оно и было, однако коллекционный пистолет показался ему более удобным для убийства, поскольку по нему было невозможно определить личность убийцы. «Только вот как убийца понял, что пистолет заряжен?» — спросила я сама себя.

Не придя ни к какому выводу на этот счет, но отметив в сознании эти детали, я стала рассматривать коллекцию оружия. В основном она состояла из холодного оружия, и только один пистолет выпадал из общей категории. Сейчас место, где он должен был находиться, пустовало. По идее собирателя коллекции, коим являлся сам Валерий Аркадьевич, пистолет занимал почетное место в середине настенного ковра, а всевозможные кинжалы и охотничьи ножи окружали его, стильно расположенные по краю коллекционного поля.

Выйдя из библиотеки, я наткнулась прямо на сотрудника милиции, который смотрел на меня столь вопросительно, что я просто не могла проигнорировать его взгляд. Мента звали Павлом Григорьевичем, и я решила на всякий случай заручиться его расположением, а заодно попробовать уточнить некоторые детали преступления у компетентного лица. Но ничего у меня не получилось — первая же попытка установить дружеские взаимоотношения была грубовато оборвана.

Не сильно огорчившись по этому поводу, я покинула дом и вышла во двор, где было гораздо приятнее находиться в данное время суток. Было около семнадцати часов, и дневная жара начала медленно, но верно спадать, что ощущалось буквально во всем. Растения оживали в ожидании благословенной вечерней прохлады, неумолимо надвигающейся на живую природу, а разные там бабочки и пчелы, напротив, становились менее активными, устав от многочасовой деятельности. Я прошла по каменной дорожке к калитке и покинула территорию, направившись к небольшому пригорку. Мне хотелось побыть в одиночестве — скинуть одежду и позагорать на ласковом солнышке, а заодно подумать над дальнейшими действиями.

С пригорка открывался поистине замечательный вид, но мое внимание невольно привлекали дом композитора и участок, на котором он стоял. Отсюда, с небольшой высоты, все было как на ладони, а поскольку расстояние от дома до места, где я сейчас находилась, было невелико, то мне было прекрасно видно, кто входил в дом и выходил из него, кто находился в саду и тому подобное.

Не успела я подумать о преимуществах своего наблюдательного пункта, как мое боковое зрение уловило какое-то движение. Я повернула голову и увидела странного типа, который, осознав, что его обнаружили, поспешил скрыться. Я немного удивилась, но особое внимание на этом обстоятельстве заострять не стала. Как выяснилось, зря, потому что впоследствии «тип» буквально потребовал к себе внимания.

А случилось все следующим образом. Я, как и планировала, подставила свое тело солнцу, стащив с себя Эльмирины брюки и рубашку и оставшись в нижнем белье. Не слишком беспокоясь о вопросах приличия, я с наслаждением растянулась на луговой траве. Лежа под солнышком, я пыталась систематизировать полученную информацию, раскладывала ее мысленно по полочкам, чтобы впоследствии иметь возможность воспользоваться нужными фактами в нужный момент. Но на самом интересном месте мои умственные упражнения были бесцеремонно прерваны.

Чья-то довольно массивная фигура закрыла собой солнце, и мне ничего не оставалось делать, кроме как открыть глаза и посмотреть на нарушителя моего спокойствия. Им оказался тот самый тип, который мелькнул недавно перед моими глазами и подло скрылся. Собственно говоря, еще тогда у меня возникла смутная мысль, что он присутствовал на пригорке неспроста, а потому вряд ли сможет проигнорировать мое здесь появление.

А сейчас передо мной стоял парень лет тридцати — тридцати трех с очень красной физиономией. Причиной такого насыщенного ее цвета, очевидно, было солнце, которое нещадно палило днем, в результате чего немудрено было получить ожог. К тому же парень был истинным блондином, имел светлые ресницы и брови, и потому его кожа, как никакая другая, была подвержена отрицательному влиянию ультрафиолета. Меня сразу заинтересовало, что же заставило этого блондинистого товарища столь долго пребывать на открытом солнце, что его физиономию стало трудно отличить от спелого помидора.

— Что вы тут делаете? — задал парень совершенно дурацкий, на мой взгляд, вопрос.

— Загораю, — совершенно честно ответила я и перевернулась на другой бок. Интуиция подсказывала мне, что парень никуда не денется, а, наоборот, продолжит настойчиво выяснять мою личность. Таким образом я оставляла за собой возможность неожиданно атаковать его на предмет того, кто такой он сам и что здесь делает.

Интуиция, как всегда, не подвела меня: парень немного подумал, а потом перешел на ту сторону, куда я отвернулась, и присел на корточки возле моего лица.

— И долго вы тут собираетесь загорать? — продолжил он расспросы, стараясь вызвать меня на откровенность. Безуспешно, потому что она была возможна только в случае обоюдного взаимопонимания, а его между нами пока не наблюдалось.

Поэтому я прикрыла глаза и резонно спросила:

— А какое вам, собственно, дело до этого?

Парень не нашелся, что ответить, и потому замолчал. Через некоторое время он опустился на землю рядом со мной, вперив задумчивый взгляд в сторону дома Василовских. Я проследила за тем, куда он смотрит, и заинтересовалась, что же так привлекает «типа» в доме композитора. Получить ответ на этот вопрос удалось лишь впоследствии, но пока он оставался повисшим в воздухе.

Незнакомец, немного посидев возле меня, очевидно, заскучал или у него возникла какая-то потребность, но примерно через десять или пятнадцать минут он так же молча, как сидел, поднялся и скрылся в неизвестном направлении. Вернее, направление-то проследить было несложно, однако куда именно пошел «тип», я не знала.

Отметив краем глаза, что из дома Василовских как раз выходит грубоватый Павел Григорьевич, я тоже поднялась и последовала в том направлении, в котором удалился «тип». Сразу за пригорком начиналась лесная полоса, а вдоль протоптанной дорожки на возвышении находились высокие густые кустарники, посаженные в ряд. За ними-то я сейчас и пряталась, надеясь, что парень удалился не для чего-нибудь, а чтобы с кем-то встретиться. Потому что я была почти уверена в том, что он следит за домом Василовских.

Голос «типа» я услышала спустя пару минут после того, как оказалась среди леса. Здесь было до невозможности тихо и так приятно, что захотелось прилечь под кустиком и, растянувшись во весь рост, уснуть богатырским сном. К сожалению, сделать это не представлялось возможным — я находилась на работе и должна была непременно определить причину появления белобрысого типа возле дома убитого композитора.

— Слышь, Вован, — бормотал парень, — не было его сегодня, композитора этого. Вообще не было, говорю тебе! Тут, в натуре, такая байда: в доме, короче, крендель какой-то поселился… Да, лет сорока. Хрен его знает, может, родственник какой… Ведет себя, как будто он дома. Точно тебе говорю, наверняка родственник…

Через несколько секунд я поняла, что блондин с кем-то изъясняется по телефону. «Рапортует то есть», — решила я и поняла, что моя догадка относительно того, что он ведет слежку за домом Василовских, оказалась верной.

— Да я ж тебе говорю, что он сегодня вообще не выходил никуда. Ну когда он мог уехать, ночью, что ли? Мы ж с тобой его вчера вечером видели, никуда он ехать не собирался.

Дальше последовала некоторая пауза, в течение которой блондин, очевидно, слушал, что говорил ему телефонный собеседник.

— Да, тут еще вот какая фишка: на посту нашем телка какая-то появилась… Да хрен ее знает, лежит в трусах на траве и загорает вроде. Да, на пригорке. А я откуда знаю? Спросишь ее, как же: она только зубами скрипит и глазами стреляет. Че делать-то?

О том, что ответил собеседник блондину на его вопрос, я могла только догадываться, однако он просвещал его довольно долго. Я поспешила ретироваться, чтобы не быть замеченной белобрысым, и быстрыми шагами направилась к своему прежнему месту. Здесь я опять разлеглась, порадовавшись, что никто не увел мою одежду — вернее, не мою, а Эльмирину, что было бы еще неприятнее, — и уставилась в небо. Оно было очень ярким и умиротворяющим: на насыщенном голубом фоне проплывали белые барашки облаков, что создавало замечательную картину спокойствия и безмолвия. Вдруг послышались шаги, и я поняла, что белобрысый закончил телефонные переговоры и, получив ценные указания от руководства, которому рапортовал, возвращается, чтобы приступить к своим обязанностям. В мои планы входило несколько привлечь его внимание.

Я вскочила и для начала стала неторопливо одеваться, отметив, что эта процедура довольно здорово заинтересовала белобрысого. Затем я многозначительно глянула в направлении композиторского жилища и повернулась лицом к блондину, подозвав его к себе царственным жестом. Ему ничего не оставалось, кроме как повиноваться и приблизиться ко мне для установления словесного контакта. Я полагала, что и сам блондин был не против этого, так как ему явно хотелось узнать, кто же я такая.

— Тебя как зовут? — Я решила для начала соблюсти светские приличия, однако парень от этого почему-то растерялся. Мне даже показалось, что он покраснел еще больше.

— Ты давно тут находишься? — беспощадно продолжала я вести допрос с пристрастием, повергая парня в еще большую растерянность.

Очевидно, он захотел меня обмануть, потому что отрицательно покачал головой в ответ на этот мой вопрос. Так я ему и поверила…

— Не важно, — произнесла я, решив во что бы то ни стало выяснить у него все, касающееся его пребывания возле дома Василовских. — Слушай, а ты не знаешь, мужик такой светленький, лет сорока, вон в том доме живет, сегодня никуда не уезжал?

Это была игра ва-банк, и я прекрасно понимала это. Парень несколько испуганно посмотрел на меня, потом на дом, потом опять на меня и грозно, как ему, по-видимому, казалось, вопросил меня:

— Зачем он тебе сдался?

— Не важно, — успокаивающим голосом протянула я, стараясь вложить в голос как можно больше убедительности. Мол, парня это не должно беспокоить. По опыту я прекрасно знала, что подобное вызывает совершенно противоположное действие: собеседник начинает во что бы то ни стало выяснять обстоятельства, в отсутствии которых его пытаются убедить. — Ну так что?

Парень налился обидой и сказал:

— Я тебе ничего не должен рассказывать.

Вот тебе раз! Нет, такими темпами мы ни на шаг не приблизимся к взаимопониманию, а оно нам необходимо, раз уж мы оба интересуемся одним и тем же объектом. Нужно по крайней мере выяснить, кому рапортовал белобрысый, ведь очевидно, что он следит за домом композитора не по своей инициативе. Я равнодушно пожала плечами и со словами: «Ну и пожалуйста», — повернулась на сто восемьдесят градусов и отправилась в сторону Чарующего.

Белобрысый явно не ожидал ничего подобного. Скорее всего, он вообще не знал, что ему со мной делать, однако сознавал, что, если я уйду, он не сможет выяснить, зачем мне нужен композитор. Поэтому парень быстро сориентировался и догнал меня.

— Я тебе все расскажу, но только не здесь, — торопливо произнес он, отводя глаза.

— Что ты говоришь! — удивилась я, не упустив возможности подколоть его. — А где же тогда? В греческом зале?

Парень явно никогда не был ни в каком греческом зале и вообще слабо представлял себе, что это такое, но отказываться от общения со мной, несмотря на это, не собирался. Сообразив наконец, что так или иначе, но ему придется выложить передо мной свои карты, белобрысый обреченно пояснил:

— Я сам не могу говорить, потому что ничего не знаю. Я здесь только работаю на одного человека и могу тебя с ним свести. Сама у него и будешь спрашивать про своего композитора. О\'кей?

Я согласно кивнула, искренне надеясь, что в этом расследовании пока еще не успела нажить себе недоброжелателей, которые могут угрожать мне физической расправой. Несмотря на мою смелость, порой принимаемую окружающими за безрассудство, я бы ни за что не отправилась неведомо куда, не испросив совета у магических помощников. Удивлению на обожженном солнцем лице блондина не было предела, когда я подошла к ровной утоптанной площадке и высыпала на нее гадальные косточки. Их комбинация и соответствующее ей толкование были такими: 2+36+17 — «ваш партнер, простите, подобен колбасе: чем его начинили, то он и носит в себе».

Я поняла, что моя собственная оценка белобрысого полностью совпадает с той, которую мне только что представили гадальные косточки, и решила все-таки отправиться вместе с ним к его шефу, очень надеясь, что этот человек окажется более полезным в плане информации, чем блондин с обожженной солнцем физиономией.

* * *

Мне казалось, что человек, на которого работает блондин, непременно должен жить в Чарующем. Я полагала, что это было удобно для тех, кто ведет слежку. Однако мы благополучно миновали элитный дачный поселок и вышли на дорогу, где проходили автобусы и машины.

— А куда это мы направляемся? — сочла нужным осведомиться я у своего краснорожего спутника, на что получила ответ, заставивший меня болезненно поморщиться:

— В село Радостное.

Поначалу у меня возникло лишь легкое предчувствие, но через некоторое время я уже не сомневалась, что конечной целью нашего следования будет тот самый ветхий дом, в котором мне уже довелось сегодня побывать. Вряд ли в Радостном имеется множество приезжих, которые снимают жилище у местных жителей: колорит села явно не способствует желанию продвинутой молодежи провести здесь свободное время. Поэтому во мне укрепилась уверенность в том, что блондин — не кто иной, как товарищ того гоблиноподобного Сени, с которым я успела познакомиться.

Моя догадка оказалась верной. На подошедшем автобусе с табличкой «Колымажное — Радостное» мы благополучно доехали до конечной остановки, после чего еще километров пять прошли пешком, прежде чем оказались на знакомой улице. Когда мы подошли совсем близко, я заметила своего знакомца Сеню, который сидел на крыльце и безуспешно пытался согнать со своих коленей наглого хозяйкиного кота. Котяра, похоже, плевать хотел на Сенькины побуждения, заставлявшие время от времени давать слабые пинки в рыжий пушистый бок, и млел в лучах заходящего солнышка так, что благостное мурлыканье разносилось в вечерней тишине в радиусе не меньше десяти метров.

Поскольку Сенька был всецело занят общением с животным, нас он заметил далеко не сразу. Только когда мы оказались совсем рядом с крыльцом и блондин гаркнул: «Здорово!» — он наконец-таки поднял голову. Глаза его увеличились раза в полтора, и это было неудивительно. Второй раз за день он видел меня, а теперь еще в компании своего белобрысого товарища. Такого Сеня явно не ожидал и, наверное, поэтому долгое время не мог произнести ничего стоящего, а продолжал сидеть на крылечке, придерживая кота могучими ладонями.

— Вован, шеф приехал? — спросил его мой спутник.

Я удивилась.

— Вован? — с осуждением произнесла я, глядя на Сеню. — А мне говорил, что тебя по-другому зовут. Обманул, значит?

Сеня-Вован отрицательно помотал головой и, очевидно, не желая выглядеть в моих глазах обманщиком, произнес:

— Не… Просто Всеволод я… Можно Сеней меня звать, а можно Володей. Ну, то есть Вован…

Я немного подивилась филологическим изысканиям братков и прошла в избушку вслед за блондином. В гостиной, если убогую комнатушку в домике можно было так окрестить, сидел человек, которого я… очень хорошо знала. Нет, не лично, поскольку я не вращаюсь в кругу людей из шоу-бизнеса. Но я довольно часто видела его лицо на экранах модного нынче канала «Некст».

В общем, передо мной сидел известный шоумен. Насколько я помнила, начинал он ведущим одной музыкальной программы, которая быстро набрала приличный рейтинг и даже побила все рекорды популярности. Основная масса поклонников этой телепередачи состояла, конечно, из молодежи. Однако кто усомнится сейчас в высокой платежеспособности этой части населения? Никто, и, наверное, поэтому, когда ведущий любимой передачи собрал горстку самых рейтинговых исполнителей и поехал с гастролями по городам России, на концертах стабильно были аншлаги. Затраченные деньги окупились с лихвой, в результате чего устроители получили возможность развернуться по полной программе. Что они и сделали. Причем человек, сидящий сейчас передо мной, отличился особенно, прочно войдя в шоу-бизнес и сумев там удержаться. Помнится, широкие массы населения впервые услышали о нем лет шесть назад, и с тех самых пор личность Василия Торовского является перманентно популярной. В прошлом году он стал генеральным директором канала «Некст».

Лично меня в настоящий момент будоражили мысли о том, какие превратности судьбы забросили воротилу самого творческого бизнеса в село Радостное и заставили его поселиться в доме, достойном быть декорацией к спектаклю про Бабу Ягу. Не найдя ответа на этот непростой вопрос, я предпочла не гадать более и узнать объективные данные, так сказать, из первых уст. Но Василий Торовский не спешил удовлетворять мое разыгравшееся любопытство. Он сидел на клетчатом диванчике, который абсолютно не соответствовал его шикарному облику, и молча разглядывал меня.

Наконец ему в голову пришла мысль о том, что пора бы уже проявить джентльменские манеры. Василий поднялся, слегка поклонился мне и сказал своим звучным голосом:

— Добрый день.

Василий выглядел, как ожившая женская мечта. Высокий и великолепно сложенный брюнет, он производил впечатление скрытой силы, сочетающейся с грацией и обаянием. Его поведение было столь естественным, что у окружающих волей-неволей возникала мысль, будто его образ является отнюдь не искусно созданным имиджем, а частью истинной натуры. Хотя, наверное, так и было на самом деле, и именно характерные качества позволили Василию достигнуть известного успеха. Сейчас ему было около тридцати или, возможно, немного больше тридцати, но в его манерах не наблюдалось той обескураживающей пошлости, которая присутствует во многих преуспевающих молодых бизнесменах нашего времени. В общем, при личной встрече Василий понравился мне еще больше, чем на экране телевизора, и я могла поклясться, что его чувство было аналогичным, несмотря на мой далеко не парадный внешний вид.

Белобрысый спутник вышел из комнаты, оставив нас с Василием наедине. Я села в допотопное кресло, а он, слегка поморщившись, опустился на хлипкий диван. Меня жгло любопытство относительно того, что делает этот картинно красивый человек в столь непрезентабельной хибаре, но предстоящий разговор наверняка должен был пойти не об этом. Так полагала я, но, как выяснилось в скором времени, ошибалась.

— Позвольте представиться, — произнес мой собеседник чарующим голосом, мило при этом улыбнувшись, — меня зовут Василий Торовский.

Он вел себя скромно, будто и не надеялся быть мною узнанным. Когда общепринятые формальности процедуры знакомства были улажены, Василий вопреки моим ожиданиям начал вполне светскую беседу. Он рассказал о том, как вместе со своими товарищами пытался отыскать приличный домик в Чарующем, чтобы пожить там недельку-другую, и как у него это не получилось, в результате чего компании пришлось расположиться в данном жилище. Хотя сие обстоятельство и коробило привыкшего к роскоши Василия.

— Как видите, Татьяна, я ничего перед вами не скрываю и потому надеюсь на ответную откровенность. Вы, конечно же, поняли, что мы неспроста согласились обосноваться здесь. По сведениям моего друга, вы интересовались личностью композитора Василовского. Так уж получилось, что этот человек в настоящее время представляет интерес и для меня тоже. Поэтому я позволил себе пригласить вас, чтобы выяснить все моменты, касающиеся наших с вами дел. Я думаю, это необходимо нам обоим, дабы избежать возможных недоразумений и столкновений на почве общих интересов.

Тут я была полностью согласна с Василием, и потому поспешила заверить его в моем горячем желании поскорее выяснить сферы наших с ним интересов. Василий остался вполне доволен моей покорностью. Возможно, он ожидал, что я начну отрицать наличие какой-либо личной заинтересованности и стану убеждать его в том, что «просто мимо проходила». Удовлетворенно кивнув головой, Торовский продолжил расспрашивать меня в свойственной ему завуалированной манере, когда вроде бы и конкретных вопросов не задается и в то же время многое выпытывается. Основным его стратегическим ходом была обезоруживающая откровенность, которую он применил в попытке вызвать ответное действие с моей стороны.

— Татьяна, лично мне скрывать совершенно нечего, и я могу спокойно рассказать вам о том, что привело меня в это глухое село. Дело в том, что я сам живу в столице, где, собственно говоря, и работаю. Сфера моей профессиональной деятельности лежит в плотных рамках шоу-бизнеса. Возможно, вы слышали о молодежном канале «Некст». Так вот, я являюсь его руководителем. Мы выискиваем таланты среди молодых исполнителей, и впоследствии имена многих из них громко звучат на отечественной эстраде.

В переводе на более понятный язык сказанное Василием выглядело бы следующим образом. Господин Торовский является видной акулой шоу-бизнеса, и в настоящее время он помимо директорской деятельности занимается банальной раскруткой молодых звезд. Этот хлеб едят или когда-то ели все без исключения маститые шоумены. Что касается Василия, то так называемые «талантливые» исполнители начинают делать карьеру на его канале, а затем торжественно препровождаются на эстрадный Олимп. Естественно, что за каждую зажженную звезду Василий получает приличные прибыли, поэтому неудивительно, что своим делом он буквально «болеет». Приблизительно я уже начинала понимать, для чего ему понадобился композитор Василовский. И моя догадка тут же получила подтверждение:

— Вы, конечно, знаете, что дорогому бриллианту необходима соответствующая огранка. Так и для успеха будущей звезды нужно, чтобы ее окружали опытные профессионалы. Одним из таких людей, безусловно, является Валерий Аркадьевич Василовский. Он талантливый композитор, это несомненно. И он способен сочинять разную музыку, любого жанра. Естественно, что мы бы хотели сотрудничать с ним, ведь это явный путь к еще большему успеху. Сейчас наши дела идут очень даже неплохо, я мог бы даже сказать — отлично. Но нельзя же останавливаться на достигнутом! Мы стремимся к дальнейшему развитию, это вполне естественно для любой совершенной организации. Поэтому я лично предложил господину Василовскому сотрудничать с нами.

— И что же? Он не согласился?

— Ну, как вам сказать… Он не то чтобы не согласился… Наоборот, поначалу он был почти согласен. Мы загорелись надеждой и полагали, что сможем впоследствии убедить Валерия Аркадьевича стать нашим союзником. Заручившись его условным согласием, я около полутора лет назад уехал в Москву. Некоторое время я продолжал работать, но поскольку сотрудничал со многими композиторами, то до недавнего момента не появлялся здесь и не общался с господином Василовским. И вот сейчас у нас назрело одно очень важное дело, которое нужно срочно провести в жизнь. Я не буду объяснять подробности, это совсем неинтересно. Скажу только, что, когда выдался подходящий момент, я приехал в Тарасов, чтобы разыскать Василовского. Мне сказали, что он проживает в своем загородном владении в Чарующем. Я приехал туда, и… Что бы вы думали? Я напомнил Валерию Аркадьевичу о нашей договоренности, но получил от него категорический отказ!

— И что же вы сделали после этого?

— Собственно говоря, при данных обстоятельствах убедить Валерия Аркадьевича было уже делом принципа. Я ведь рассчитывал на него и предполагал, что он не станет возражать против сотрудничества. Сейчас я помогаю одной девушке реализовать имеющийся у нее талант. Это будущая знаменитость, я нисколько в этом не сомневаюсь, но для создания ее репертуара нам необходим господин Василовский.

— Почему вы не можете воспользоваться услугами другого композитора? Неужели нет никого на примете?

Торовский улыбнулся и посмотрел на меня чуть более внимательно, чем раньше. Интересно, чем я его так заинтересовала?

— Понимаете ли, Татьяна, я бизнесмен, и этим многое сказано. Подобно минеру, я не имею права на ошибки. Конечно, у меня есть на примете другой композитор, услугами которого я воспользуюсь в крайнем случае — если Валерий Аркадьевич категорически откажется сотрудничать с нами. Но пока я еще не считаю переговоры законченными. После того как я получил первый отказ — а было это около месяца назад, — я уехал обратно в Москву, где посоветовался с другими заинтересованными людьми. Мы единогласно сошлись во мнении, что нужно стоять до последнего, поскольку талант Валерия Аркадьевича не вызывает сомнений, и по сравнению с ним все остальные способности меркнут.

— Простите, Василий, что перебиваю вас, но могу ли я узнать имя того композитора, которым вы потенциально могли бы заменить Валерия Аркадьевича?

— Если вам интересно, пожалуйста… Его зовут Александр Клишенко, он проживает в Москве. А вы интересуетесь музыкой?

— Да, можно сказать так. Не хочется, знаете, выглядеть невеждой в современном обществе, поэтому я стараюсь по мере возможностей ухватывать разнообразные сведения. Но ведь это к делу не относится, — с очаровательной улыбкой напомнила я.

— О, конечно. Так вот, вдобавок к тому, что я не смог сразу уговорить Валерия Аркадьевича сотрудничать с нами, я еще узнал о том, что он планирует на долгое время отбыть за границу. Его отъезд означал бы для нас крах планов и надежд, потому что в этом случае Валерий Аркадьевич наверняка был бы для нас потерян. Поэтому я срочно приехал сюда вместе с помощниками, чтобы во что бы то ни стало поговорить с господином Василовским окончательно. Я пришел к нему в дом, но хозяин настойчиво попросил меня оставить его и прийти в другое время, поскольку он слишком занят. Я давно знал, что Валерий Аркадьевич — странный человек, но вновь убедился в этом, когда он попросил меня не приходить к нему в неназначенное время и не отрывать от дел, а ждать в условленном месте, пока он сам не приедет и не скажет свое решение. Мне пришлось поселиться в этом жилище, в котором мы с вами сейчас, к сожалению, находимся. Но у меня имелись некоторые сомнения в том, что Василовский выполнит свое обещание, что он не забудет о нем или вовсе не проигнорирует. Я предполагал, что он может уехать, не поговорив с нами, поэтому установил наблюдение за его домом, наказав своим людям докладывать о любом подозрительном действии Валерия Аркадьевича. Скоро должен состояться большой концерт, и Василовский наверняка уедет в город. Мотаться за ним по всей России я не могу себе позволить, достаточно того, что я вынужден сидеть здесь. Поэтому вы можете понять, что я интересуюсь всем и всеми, кто вдруг возникает вблизи дома композитора. Вот, например, вами…

Что ж, выходило все более или менее гладко. Можно даже сказать, что мое сегодняшнее путешествие сюда было ненапрасным: я узнала имя человека, которому была выгодна смерть Василовского. Им был тот самый московский композитор Александр Клишенко, который получил бы огромную финансовую прибыль, если бы Торовский предложил ему заниматься раскруткой певицы вместо убитого.

— Здорово! — усмехнулась я и одобрительно покачала головой. — Значит, вы установили круглосуточную слежку и проверяете любого человека, который возникает в вашем поле зрения? И много подозрительных личностей вам попалось?

— Ну что вы, Татьяна! Зачем же утрировать. Конечно, мы не следим за Валерием Аркадьевичем круглосуточно. Дело в том, что сроки нашего проекта поджимают, и вчера я решил, что пора наконец расставить все точки над «i», поговорить с Василовским окончательно, невзирая на его настроение. Но дело в том, что сегодня его в доме нет! И я не знаю, как объяснить сей странный факт, ведь вчера вечером Валерий Аркадьевич никуда не собирался уезжать. А что касается подозрительных личностей, то, кроме вас, больше никто так явно не интересовался домом композитора, тем более в тот момент, когда хозяин загадочным образом испарился. Именно в свете этого события я и прошу вас дать объяснение.

— Скажите, а почему Валерий Аркадьевич вам отказал? — спросила я Василия, искренне надеясь, что поток его откровений еще не иссяк. — Какие побуждения у него были?

— А вот этого я не знаю, — разочаровал меня господин Торовский, сокрушенно покачивая головой. — Не знаю, но думаю, что это вполне в духе Валерия Аркадьевича. Сложный, Татьяна, он человек. Очень сложный. Кто с ним общался, тот подтвердит. Наверное, убедил себя в том, что помощь будущему молодежному кумиру неблагоприятно скажется на его репутации. Василовский ведь сотрудничал только с маститыми исполнителями, по этой части он был большим снобом. Но мы ведь готовы предложить ему очень выгодные условия. Так что я был в недоумении относительно его отказа.

Торовский развел руками, показывая высокую степень своего недоумения и заодно как бы подводя итог своим откровениям. По его логике, теперь я должна была объяснить свое пребывание возле дома Василовских. На этот счет у меня, как назло, не имелось заготовленной версии. Приходилось импровизировать.

— Ну что ж, теперь, очевидно, я должна вам объяснить свой интерес, — медленно начала я, стараясь, чтобы мой голос не был слишком напряженным от переполнявших меня мыслей.

— Хорошо. Надеюсь, что наши действия не войдут в противоречие друг с другом.

Я перевела дух, досадуя в душе, что не догадалась заранее придумать правдоподобную историю, и доверительно выдала:

— Я — частный детектив.

Лицо моего собеседника несколько окаменело. Он молчал и никак не побуждал меня продолжить повествование. Подозревая, что он все равно не отстанет так просто, я продолжила рассказывать по собственной инициативе:

— Меня нанял один человек, имя которого я, естественно, не могу вам назвать. Он уверен в том, что жена изменяет ему с композитором Василовским. Сами понимаете, здесь, на лоне природы, любовникам встречаться чрезвычайно удобно: тихо, спокойно, всегда можно скрыться от посторонних глаз. К тому же окружающий антураж выглядит как нельзя более романтично. В общем, обстановка располагает к роману, и потому мой клиент хотел бы, чтобы я работала именно здесь. В городе, знаете ли, следить за его супругой и Василовским было бы значительно сложнее. Вот, собственно, и все. Кстати, если бы вы могли помочь мне и рассказали, приходил ли кто-то в последнее время к Василовскому…

Но в ответ на это мой собеседник только пожал плечами и с сожалением сказал, что за то короткое время, которое его люди держали дом Василовского под наблюдением, никаких контактов хозяина с внешним миром замечено не было. Тем не менее с Василием Торовским мы расстались вполне довольные друг другом. Я уносила от него некую информацию, которую вряд ли могла бы получить от кого-то другого, а он, в свою очередь, успокоился на мой счет, поняв, что я не работаю на благо кого-то из его конкурентов.

За порогом на крыльце смирно сидели Сева-Вован по-прежнему с котом на коленях и мой блондинистый провожатый. Как по команде, они уставились на Василия, который взялся проводить меня. Очевидно, ребята ожидали от шефа дальнейших указаний.

— Дим, отвези Татьяну в Тарасов, — проговорил Василий, не глядя на белобрысого. — Высадишь, где она скажет, потом вернешься.

Он повернулся ко мне, глядя пронизывающим взглядом черных глаз, и сказал:

— Я надеюсь, мы еще встретимся. Вот мой телефон, если что — звоните, номер междугородный, так что можно позвонить даже в Москву. Да, и спасибо вам за предоставленную информацию.

«И вам тоже», — подумала я, сознавая, что ему благодарить меня, в общем-то, не за что, а вот я могла бы сделать это с полным основанием.

Глава 4

Вечером я, разумеется, провела очередную процедуру гадания. Мои магические косточки всегда работают на продвижение расследования, поэтому неудивительно, что я не смогла обойтись без их совета и в сей ответственный момент. А момент действительно был таковым: мне предстояло определить направление своих дальнейших действий.

«Каким будет следующий шаг в моем расследовании?» — думала я сейчас, лежа на диване и глядя в идеально побеленный потолок.

Я находилась у себя дома, к подъезду которого отвез меня блондинистый Дима сразу после того, как мы попрощались с его обаятельным шефом. А классный мужик этот Василий Торовский. В жизни он даже лучше, чем на экране. Интересно, какой он по характеру? Я поймала себя на том, что мне хочется узнать о нем больше, но потом сама же себя одернула, поняв, что думаю вовсе не о том, о чем в настоящий момент следовало. Пора, наверное, покидать свое уютное ложе, которое способствует появлению определенных мыслей, и отправляться на кухню для принятия универсального допинга — свежесваренного кофе. Заодно и погадаю, пока божественный напиток будет готовиться. Ничто не помогало мне так мастерски находить выход из затруднений, как любимое гадание.

Первое толкование не вдохновило меня на мыслительную деятельность, поскольку было уж слишком туманным.

8+20+25 — «никому и никогда не завидуйте черной завистью и не желайте зла».

Как ни старалась я привязать полученную комбинацию к данному делу, у меня ничего не получалось. Поэтому я решила попытать счастья еще раз.

13+30+2 — это сочетание означает разоблачение чьих-то неблаговидных поступков. Точно формулировка выглядит так: «Никогда ни к чему и ни к кому не предъявляйте претензий — ни к прошлому, ни к людям, ни к богу, ни к судьбе».

Вот это уже гораздо лучше, потому что к разоблачению чужих поступков я как раз и стремлюсь. А то, что они неблаговидные, можно даже не сомневаться.

В общем, я могла бы сказать, что все идет по плану, только вот его-то как такового и не было. Ладно, этот недочет мы исправим в самом скором времени, а пока следует запастись силами — хорошо поужинать и выпить крепкого ароматного кофе. Так уж выходит, что кофе я пью в огромных количествах в любое время суток.

Через некоторое время я была полностью готова к обдумыванию хода дальнейшего расследования и даже сумела наметить основные его моменты. В предварительном рейтинге подозреваемых, который я составила еще вчера, первое место было вакантным. Кого я утвержу на него — пока неизвестно, для этого у меня еще слишком мало информации. Возможно, это будет московский композитор Алексей Клишенко. Мотив зависти всегда наиболее правдоподобная и основная причина преступления.

Но существовал один момент, который чрезвычайно меня интересовал. Почему Валерий Аркадьевич отказался от выгодных условий сотрудничества? Что побудило его сделать это? Ведь должна же быть какая-то причина… В то, что он не желал портить свою репутацию, верилось с большим трудом. Прошу прощения за скепсис, но не то сейчас время, чтобы люди отказывались от солидных предложений. Скорее всего, если мне удастся выяснить этот момент, то в дальнейшем с расследованием все будет гораздо проще.

У меня не было причин отвергать правдивость тех объяснений, которые дал мне Торовский. Он и его подчиненные пребывали в опасной близости от места совершения преступления, а это скорее всего свидетельствовало о том, что они и не догадываются о нем. В противном случае Торовский срочно подхватил бы своих ребят и по-тихому отправился в Первопрестольную, стараясь скрыть тот факт, что вообще когда-либо бывал в селе Радостное, а тем более — что находился там в момент совершения убийства. Вместо этого он рассказывал мне о том, что следил за сельской жизнью убитого Валерия Аркадьевича, искал удобный момент для решающего разговора с ним. Причем сам же он и выступал инициатором встречи со мной. Все это доказывает лишь одно обстоятельство: Торовский понятия не имеет о том, что произошло вчера, и все, рассказанное им, скорее всего чистая правда.

В это время мне вдруг пришло в голову предположение, а не оказывали ли какого-то давления на Василовского? Это могли делать те люди, которые в негласной схватке с Торовским пытались заполучить композиторский талант Валерия Аркадьевича и воспользоваться им себе на благо. Более того, эти люди — или, возможно, один человек — непременно должны принадлежать близкому к Василовскому кругу, чтобы иметь возможность держать под контролем каждый его шаг.

Дальше в моих размышлениях возникло некоторое затруднение, связанное с тем, что окружение Валерия Аркадьевича в последнее время значительно сократилось из-за его желания отойти от дел. Очевидно, искать нужно среди тех, кто шел по жизни рядом с Василовским достаточно продолжительное время и не потерял связи с композитором даже в свете его рабоче-отступленческих поползновений.

И я решила утром отправиться с визитом в консерваторию, где Василовский преподавал несколько лет. Но прежде следовало выяснить еще один небольшой момент. Не скажу, что у меня были причины сомневаться в правдивости информации, полученной от моей клиентки, но на всякий случай, решила я, не мешало бы проверить, действительно ли в день убийства она находилась вместе с любовником на городской квартире. А вдруг окажется, что она покрывает Соленика или просто свято верит в его невиновность, руководствуясь чувствами? Нет уж, действовать нужно наверняка.

Вот только как заполучить адрес той самой квартиры? Понятное дело, спросить его у вдовы не получится.

Налив себе еще одну чашку кофе, кажется, четвертую за последние полчаса, я поняла, что наступило время вновь спросить совета у высших сил. Решение, как всегда бывает, когда этого не ожидаешь, нашлось быстро и было правильным. В его определении мне, разумеется, помогли косточки, ну и мое умение верно растолковывать их сообщения. Я задала косточкам вопрос, каким образом мне лучше всего выяснить местоположение той квартиры, где Василовская встречалась в вечер убийства мужа со своим любовником, и в ответ получила такую комбинацию:

7+20+27 — «все ваши друзья — истинные».

Что ж, я и сама думала, что мне не обойтись без помощи друзей. Дело в том, что в нашей доблестной милиции имеется пара-тройка кадров, с которыми я связана дружескими отношениями, и потому время от времени я беззастенчиво пользуюсь их служебным положением, дабы раскопать ту или иную нужную мне информацию. Сейчас был как раз такой момент: я не особенно доверяла моей клиентке в плане достоверности сообщенных ею сведений и потому не могла в упор спросить ее адрес «конспиративного штаба» для любовных свиданий. Но в милиции… должны же они знать местоположение той квартиры, где вдова пребывала в момент преступления, ведь в показаниях она наверняка называла адрес. Значит, верные друзья помогут мне выяснить это.

Так, но к кому же обратиться за помощью? Может быть, к Кире? Володя Кирьянов был моим добрым, верным и наиболее используемым другом, поскольку занимал нехилое положение — был подполковником милиции. Он всегда выручал меня в сложных обстоятельствах, готов был бросить все и прийти мне на помощь, если она требовалась, и это — несмотря на свое семейное положение: Вовка был надежным женатиком и имел двоих детей — карапузов мужского пола. Нас с Кирей связывала глубокая и прочная дружба, которая никогда не переходила в другие формы.

Однако после тщательных раздумий кандидатуру Кири отбросила: совсем недавно я пользовалась его помощью, надо и честь знать. Нет, здесь нужен такой человек, который будет заинтересован в том, чтобы оказать мне услугу. Значит, это должен быть… Гарик!

Ох уж этот знойный армянин Папазян! К нему я обращалась тогда, когда мне требовался некий творческий всплеск, заставляющий мыслительный процесс бить ключом, а настроение превращающий в сплошную песню. Мой дорогой Гарик мечтал о том, чтобы добиться моего, так скажем, расположения, из скромности не буду продолжать дальше. Уже много лет он был готов исполнить по моей особой просьбе любые, даже самые замысловатые пируэты… в пределах своей служебной деятельности. Добыть самую тщательно охраняемую информацию было лишь одним из элементов его арсенала. А все для того, чтобы в очередной раз попробовать покорить меня. Но счастливая звезда Гарика всегда пряталась за тучу в тот момент, когда он торжественно преподносил мне результаты своего труда. Уже много раз я устраивала ему мастерские обломы, не чувствуя при этом никаких укоров совести. Да и какая может быть совесть у ветреной женщины, коей я время от времени себя считала?

Что же касается Гарика, то он с завидным, типично кавказским упрямством верил в то, что когда-нибудь я сломаюсь. Лично я не исключала такой возможности. Но, поскольку недостатка в поклонниках не испытывала, мне гораздо интереснее было держать Гарика на расстоянии и наблюдать за его нравственно-похотливыми страданиями. Можно сказать, в этом состоял один из моих немногочисленных капризов.

Итак, кандидатура Гарика была утверждена мной безоговорочно, а уже через несколько секунд я весело набирала его номер. Половина двенадцатого ночи — поздновато, конечно, для звонков, но куда денешься? Длинные гудки методично разбивали телефонную тишину, а трубку все не брали. Дома он, я знаю. Куда он денется? Небось дрыхнет после тяжелого трудового… Наконец хриплый прерывистый голос тяжело выдохнул в трубку:

— Алл-ло!

О-па, как неудобно, я, кажется, не вовремя! Сдерживая предательский смех, я пыталась представить себе злобное лицо Папазяна, который в этот неранний час был бесцеремонно оторван от очевидного и очень важного для молодого мужика занятия. И кем оторван — мною! Это Гарику будет трудно проглотить, и на сей раз он приложит все свои недюжинные силы, чтобы на месте его сегодняшней подружки оказалась наконец я. Удачи тебе и мне тоже, посмотрим, кто из нас победит! Мне сразу же стало весело, и появился тот интерес, который подобен допингу в обыденной жизни, который заставляет сердце чаще биться, а глаза радостно блестеть.

— Алло, черт подэри!

Когда Гарик злился или волновался, он вновь приобретал утраченный в результате долгой жизни на русской земле кавказский акцент. В такие моменты Папазян казался мне жуткой милашкой. Войдя в лирический настрой, я ласково пропела в трубку:

— Гарик, солнышко, здравствуй, это Татьяна.

Я могла бы поклясться, что из трубки донеслось тихое, но грозное рычание.

— Я случайно тебя не оторвала? — невинно поинтересовалась я елейным тоном, на что из трубки раздался какой-то хруст. Может, Гарик от избытка переполнявших его эмоций перекусил трубку?

— Нэт.

Наверное, это было единственное слово, на которое его хватило в настоящий момент. Больше ничего не было слышно, поэтому зачинщиком разговора продолжала оставаться я.

— А я хотела бы с тобой встретиться… — я говорила словно сомневающимся тоном, будто раздумывая, стоит ли. — Соскучилась…

В последнем слове явственно проглядывало обещание, и тонкий слух Гарика это уловил. Он прокашлялся в трубку, еще немного помолчал, а потом произнес:

— У тебя что-то случилось?

Надо отдать должное, несмотря на кавказское происхождение Гарика, к моим проблемам он всегда относился очень уважительно. Он не считал меня глупой женщиной, не способной на большие настоящие дела, не считал, что я занимаюсь не своим делом и что моя жизнь должна состоять из готовки-стирки-глаженья. По мере возможностей и сил — причем последних было значительно больше, чем первых, — Гарик помогал мне достойно решать возникающие затруднения, за что я его по-своему любила. Вот только это мое чувство было большей частью дружеским, но ему об этом не нужно было знать.

— Гарик, мне нужна твоя помощь, — совершенно честно ответила я, сообразив, что пора перестать валять ваньку.

В ответ раздался короткий хохот, и Гарик добродушно выразил свою характерную реакцию:

— Да кто б сомневался! Эх, если б ты знала, от чего меня отрываешь, то лучше бы поискала другого помощника…

Многозначительность данного высказывания была мне вполне ясна, однако я возрадовалась настоящему моменту и, в частности, тому, что Гарик сменил гнев на милость. Что будет потом — меня мало интересовало, но я оптимистично надеялась, что все, как всегда, обойдется.

Изложив свою просьбу, я замолчала. Вместе со мной безмолвствовал и Гарик. Наконец он крякнул в трубку и сказал:

— Ну ты даешь! Дело-то секретное, смерть композитора держится в тайне, а ты хочешь, чтобы я обнаружил свою осведомленность и попытался стырить адресок любовного гнездышка. Не чересчур ли будет.

— Гарик, ну я тебя прошу! Скоро будет официально объявлено о смерти Василовского, твоя осведомленность не будет вызывать никаких подозрений, а нынешняя ситуация быстро забудется. У тебя в милиции друзья по всему Тарасову, я же знаю. Ну, пожалуйста!

То ли в этой просьбе Гарику послышалось какое-то обещание, то ли он просто-напросто сообразил, что отделаться от меня все равно не удастся, однако апогеем нашей беседы стало его согласие постараться добыть нужную мне информацию. Расплывшись в признаниях, я убедительно заявила, что он самый-самый, и заодно попросила по возможности достать и другие сведения по этому делу — любые, какие только сможет. В ответ Гарик снова скептически крякнул и положил трубку.

Я успокоенно вздохнула и подошла к зеркалу. Оттуда на меня глядело отражение хоть и взлохмаченной, но очень красивой блондинки с проникновенным взглядом зеленых глаз. Ну, Иванова, завтра тебе придется в очередной раз «кинуть» Гарика, разрушив его надежды на приятное совместное времяпрепровождение.

Человеческая совесть — сложный механизм, а уж по отношению ко мне это умозаключение становится особенно актуальным. Поэтому я с абсолютно спокойной душой отправилась почивать, совершенно не беспокоясь по поводу предстоящего общения с Гариком и последующего нового разочарования моего дорогого друга.

* * *

На утро я запланировала посещение консерватории. Целью моего культурно-служебного похода был сбор сведений о Василовском, поскольку психологический портрет, созданный Эльмирой, вполне мог быть необъективным, особенно если между ними все-таки был роман, а уж про способности Виктории Валентиновны давать характеристики и говорить нечего. Зато бывшие сотрудники Валерия Аркадьевича могли подкинуть мне что-нибудь полезное, тем более если некоторые из них еще сохранили связь с композитором.

Конечно, я не собиралась завалиться в учебное заведение и начать расспрашивать работников об их прежнем коллеге. Поэтому приняла решение действовать под видом не обремененной опытом и интеллектом журналистки, собирающей сведения для статьи. Удостоверение соответственное у меня имелось: знакомый журналист сделал мне его еще пару лет назад. Время от времени я пользовалась этим прикрытием для своих целей.

Итак, вооруженная решимостью и спокойствием — качествами, столь необходимыми для успеха, — я вошла в консерваторию. Я довольно слабо представляла, куда мне следует пойти, но предполагала, что здесь, подобно другим учебным заведениям, должен быть ректорат. Осведомившись у пожилой и жутко интеллигентной на вид вахтерши на этот счет, я узнала, что он располагается на втором этаже.

Я поднялась по старинной лестнице, довольно угрожающе скрипевшей, толкнула первую приглянувшуюся дверь и будто бы оказалась в параллельном мире — настолько обстановка помещения, оказавшегося за ней, не соответствовала нашему времени. Очевидно, создатели дизайна, а я не сомневалась, что интерьер оформляли совсем недавно, решили выдержать кабинет в стиле XIX века, подчеркнув лепные потолки, расставив соответствующие предметы мебели. Интерьер выглядел очень органично, без помпезности, все здесь просто дышало истинным благородством. Казалось, сейчас я услышу тихое звучание музыки и увижу строгую седовласую даму, сидящую за пианино.

Очевидно, я очень тонко почувствовала обстановку, потому что буквально через секунду в дальнем углу зала в самом деле заметила импозантную даму лет пятидесяти пяти с благородной сединой в волосах, которая чрезвычайно ее красила, придавая особое очарование. Правда, она сидела не за пианино, а за столом, но в любом случае его великолепие приходилось под стать даме, восседавшей за ним с видом герцогини.

— Здравствуйте, — сказала я, входя в просторную и светлую комнату.

— Здравствуйте, — приветливо отозвалась дама. — Вы ко мне?

— Наверное, к вам, — ответила я. — Вернее, я и сама не знаю, к кому мне лучше обратиться.

— Ну что ж, проходите, постараюсь вам помочь. Кстати, зовут меня Алевтина Викторовна.

Женщина улыбнулась и жестом предложила присесть. Я опустилась в полукресло, обитое темно-красной тканью, и настроилась на смущенно-доверительный тон, который, как я сразу определила, будет действовать сейчас особенно эффективно.

— Меня зовут Татьяна, я начинающая журналистка, — начала я свой рассказ. — Мне поручили написать статью о жизни замечательных людей нашего города. Но не о тех, которые жили в прошлом, а о наших современниках. Один из них не так давно работал в вашем заведении, и я подумала, что вы сможете как-то охарактеризовать его, возможно, рассказать нечто интересное о вашей совместной работе.

— Да-да, продолжайте, — очень дружелюбно произнесла моя собеседница. — Думаю, я действительно смогу вам помочь, ведь я работаю здесь уже более тридцати лет.

— Не может быть! — восхищенно воскликнула я, чем явно ее порадовала. — Как же великолепно вы выглядите!

Я ничуть не преувеличила, Алевтина Викторовна действительно смотрелась прекрасно, причем не только для своего возраста. Многим более молодым женщинам было чему поучиться у нее. Подтянутая, стройная, благородная, она выглядела величественно и при этом доброжелательно, что, согласитесь, далеко не часто можно встретить в людях в наше время. Хозяйка кабинета сознавала свое достоинство, но нисколько не кичилась им. Определенно Алевтина Викторовна мне нравилась. Причем мне почему-то казалось, что я знаю ее довольно давно. Я редко испытываю восхищение людьми, особенно теми, с которыми встречаюсь по долгу службы, но уж если это происходит, то я обычно не скрываю своего расположения.

Однако пора было переходить к делу.

— Алевтина Викторовна, вы, наверное, знаете композитора Валерия Аркадьевича Василовского…

Я слегка запнулась, потому что выражение лица моей собеседницы при этих словах заметно изменилось. Оно как-то странно поскучнело и утратило значительную часть прежнего дружелюбия, но вместе с тем мне показалось, что в глазах Алевтины Викторовны отразилась какая-то обреченность. Будто бы я затронула тему, на которую ей уже приходилось говорить, причем не раз, и которая по каким-то причинам была ей неприятна.

Я слегка удивленно смотрела на сидящую передо мной женщину и мысленно гадала, что же вызвало такую ее реакцию. Мы молчали почти целую минуту, пока наконец я не решилась нарушить неожиданную паузу.

— Простите… Я сказала что-то не то? Вы молчите, это так странно…

— Да нет, нет, Татьяна. Просто поймите меня правильно. Валерий Аркадьевич действительно работал здесь какое-то время, потом уволился, но давать ему характеристику лично мне сложно, очень сложно. Впрочем, я уверена, что и остальные сотрудники скажут вам то же самое.

— Но почему?

— Потому что отношения Василовского с коллегами, да и вообще с окружающими его людьми были весьма своеобразными. Он всегда вел себя так, словно являл собою пример для всеобщего подражания. В любом обществе, а вы, конечно, понимаете, что он вращался только в определенных кругах, он так подчеркивал свою значимость, что в результате все остальные рядом с ним непременно начинали чувствовать себя полным ничтожеством. Василовский считал это вполне закономерным, и его было невозможно убедить стать терпимее или хотя бы вести себя вежливее.

Алевтина Викторовна немного помолчала, недовольно покачивая головой и глядя мимо меня, а потом продолжила:

— Конечно, он талантливый музыкант — бесспорно. И никто никогда не сомневался в этом. Но ему зачем-то нужно было еще и унижать окружающих его людей. Василовский вечно был один, у него не имелось друзей, и это никого не удивляло. Многие говорили, что он ведет себя так для того, чтобы его талант еще резче выделялся на чужом фоне.

— А почему он оставил преподавательскую деятельность? Надоело находиться среди людей, которых сложно превосходить?

— Возможно, что действительно так. Но вообще-то Василовский слишком сложный человек, чтобы можно было судить о нем поверхностно. В людях он ищет совершенство, но поскольку его, как известно, не существует, то Валерий Аркадьевич постоянно находится в этаком кризисе разочарования. Я знаю, что, уволившись из консерватории, он занялся частными уроками. Что ж, такое вполне в его духе: пытаться самому выискивать среди общей массы бриллианты и придавать им нужную, с его точки зрения, форму. Но я уверена, и эта деятельность когда-нибудь ему наскучит и приведет к новому разочарованию.

Алевтина Викторовна, наконец, перевела взгляд на меня и слегка улыбнулась.

— Вам такая информация, конечно, не подходит. Вы же должны сказать о Валерии Аркадьевиче только позитивное. Но, собственно говоря, любую, даже не слишком положительную, характеристику при желании можно облагородить и представить в лучшем виде. Сложность характера Василовского придает ему загадочности и делает неприступным в глазах читателей, а среди них это очень ценится.

Судя по всему, Алевтина Викторовна прониклась жалостью к неопытной журналистке и потому пыталась по-доброму дать ей совет. Мол, лично я не в состоянии сообщить сенсационные факты, но могу подсказать, как распорядиться имеющимся материалом. Сейчас она описывала самый простой и любимый рецепт журналистской братии: бери что есть и делай из этого то, что нужно.

Тут дверь кабинета отворилась, и на пороге возник высокий худощавый дядька лет сорока. В руках у него был здорово потрепанный, раздутый портфель, который он сразу же поставил около двери. Необычно громким басом дядька поприветствовал Алевтину Викторовну, а потом вопросительно посмотрел на меня.

— Сашенька, пройди, пожалуйста, ты-то нам и нужен, — позвала его Алевтина Викторовна. — Эту девушку зовут Таней, она — журналист, собирает материал для газеты…

Она не успела договорить, как дядька расплылся в широкой улыбке, вперившись в меня глазами.

— Обо мне решили написать? — весело и хитро осведомился он и подмигнул. — Что ж, дело хорошее, давно пора. Я уж сколько ждал, даже и надежду успел утратить… — Тут пришедший закатил глаза вверх, показывая значительность своего ожидания.

— Ну хватит тебе, Саш, лучше сначала расскажи кое-что, а потом пианино настрой по-человечески, — оборвала его Алевтина Викторовна с улыбкой, а мне прошептала: — Это мастер наш, он здесь уже десять лет работает. Валерия Аркадьевича тоже знает. Его племянница служит в доме Василовских.

Дядька подошел, по-простому протянул мне жилистую руку и произнес:

— Александр Петрович, местный механик-универсал. Обо мне писать не хотите, жалко, ну да ладно. Чем же тогда я могу быть полезен такой милой девушке?

Когда я назвала имя человека, который меня интересует, Александр Петрович выложил практически такую же информацию, какую я только что слышала от Алевтины Викторовны. Мол, он нетерпимый, надменный, непонятный и тому подобное. В общем, типичный хам, хоть и высокородный, способный больно обидеть до глубины души.

— Что же касается племянницы, — продолжал Александр Петрович, — то когда я ее Василовскому порекомендовал, то сразу же предупредил, какой он тяжелый человек. Но ей тогда так работа нужна была, что она и внимания на мои слова не обратила. В то время она только институт закончила, дипломированным психологом стала, а устроиться нигде не смогла. Тут как раз Валерий Аркадьевич говорит, что ему, мол, домработница нужна. И вы знаете, — сказал он с некоторым удивлением, — она сумела-таки прижиться в его доме. Уже три года работает и не жалуется. Наоборот, зря, говорит, ты меня, дядь Саш, пугал, нормальный мужик этот Василовский. Хоть и странный немного, но все равно нормальный. Деньги-то они ей хорошие платят, ничего не скажешь. Но я думал, что ни черта у нее не получится с ним поладить, вылетит через месяц-другой. Ошибся я! Оказалось, она не напрасно на книжки все стипендии тратила, пять лет на «отлично» училась. Умеет нужных людей к себе располагать.

— Что же, — как бы невзначай произнесла я, — даже и конфликтов у нее никаких не возникало за три года работы? Ну тогда она у вас просто святая! Вы только что говорили, что характерец у композитора еще тот…

— Конфликты были, — закивал дядя Саша, — были, точно. Но не с самим Василовским, а с его женой. Она, знаете ли… ох, нехорошо так говорить… ну, в общем, изменяла она мужу. Такого уж она типа женщина, гулящая. Эльмирка говорит, что она даже и не стеснялась этого. Помню, год племянница там проработала и однажды случайно застала хозяйку с мужчиной. Она бы, конечно, ничего не сказала Валерию Аркадьевичу, зачем ей это, но Василовская сразу начала травить девчонку, просто так, без всякой причины. То убралась не так, то плохо приготовила, то плохо одета. Эльмира терпела, терпела, а потом, оставшись однажды наедине с хозяйкой, сказала ей: если не прекратите меня из дома выживать, то все расскажу вашему мужу. Тогда хозяйка поняла, что ей бояться нечего, да и отстала от Эльмирки. И вроде все спокойно стало. По крайней мере племянница больше не жаловалась.

Теперь мне стало понятно, почему Виктория Валентиновна в разговоре со мной так нелицеприятно характеризовала свою домработницу, тогда как на самом деле девушка была очень приятной особой. Оказывается, причина банальна до безобразия: госпожа Василовская боялась и ненавидела Эльмиру за то, что та владела ее секретом.

Быстренько закруглив разговор с дядей Сашей, задав ему для порядка еще несколько ничего не значащих вопросов якобы для статьи, я поспешила распрощаться с ним и Алевтиной Викторовной и покинула кабинет. Шагая по доисторической скрипящей лестнице, я думала о том, что господин Василовский — тот еще гусь. Конечно, я знаю поговорку про то, что о мертвых говорят или хорошо, или — никак, но… С таким характером — а характер Василовского я теперь, выслушав описания совершенно посторонних людей, хорошо себе представляла — он наверняка имел множество конфликтных ситуаций, и каждая из них могла стать для композитора роковой. Мало того что он был человеком, считающим себя подлинным совершенством, так он еще пытался найти себе окружение и занятие, соответствующие его великой сути. Я знаю по опыту, до чего могут довести подобные искания. Ограничить круг недоброжелателей такого человека архисложно, ведь он постоянно создает вокруг себя эффект минного поля.

Уже некоторое время, задумавшись, я шла по коридору, который упорно не желал заканчиваться. Через несколько минут мне стало окончательно ясно, что я двигаюсь в противоположном от выхода направлении. Уже готовая повернуть, я вдруг обратила внимание на яркую вывеску, извещавшую о том, что за добротной темно-коричневой дверью находится «Студия звукозаписи». Чуть ниже была прикреплена еще одна табличка: «Музыкальная группа „Небо Вселенной“. Случайно я оказалась в так называемом правительственном крыле.

Обстановка в данной части здания консерватории вполне соответствовала назначению. Здесь располагались студийные помещения, закрепленные за исполнительскими группами, как молодыми, начинающими, так и маститыми, хорошо себя зарекомендовавшими на многочисленных межгородских фестивалях и презентациях, успевшими приобрести широкую славу на территории нашего отечества. Об этом свидетельствовала табличка с названием группы «Небо Вселенной».

Наряду с местной футбольной командой, слава которой резко подскочила вверх после нескольких замечательных побед, группа «Небо Вселенной» являлась гордостью и примечательностью нашего города. Несколько лет назад она была создана из четырех тогда еще очень молодых людей: трех парней и одной девушки. Ребятам повезло с продюсером, который сумел найти для них индивидуальную нишу и выдвинуть с низшей ступеньки популярности на пьедестал славы, не используя ни один из распространенных пошлых методов, которыми запросто пользовались другие. Репертуар группы отличался лиричностью, но одновременно с этим вовсе не напоминал банальные песенки других подобных музыкальных коллективов, поскольку был более глубоким и продуманным. Нужно ли говорить, что, когда тарасовская группа молодых исполнителей победила на масштабном московском фестивале, это был триумф.

После фестиваля слава «Неба Вселенной» не угасла, а, наоборот, выросла и окрепла. Впрочем, то же происходило и с ее участниками. Из угловатых тинейджеров они превратились в красивых молодых людей, чем привлекли к себе еще большее внимание. Популярность группы росла, а вместе с ней развивалось и мастерство новоиспеченных лидеров эстрады. В конце концов всем стало ясно, что ребята элементарно выросли из своего прежнего сценического имиджа. Им было необходимо срочно создать новый, более зрелый образ и в соответствии с этим несколько изменить репертуар, чтобы еще вернее заинтриговать поклонников, заставив их сердца гореть, и обеспечить прежние аншлаги на концертах.

По банальной логике новый период должен был ознаменоваться попыткой продюсера найти для группы нечто более достойное. Однако продюсер наивно и упорно полагал, что исполнительская комбинация уже устоялась и для поднятия престижа ей ничего не требуется. Он пытался подогревать интерес к группе различными «мелкими» методами — с помощью слухов, баек и сплетен, но, разумеется, успеха за этим не последовало, поскольку работа велась вовсе не в том направлении. Сами исполнители пока еще казались поклонникам идеальными, но вот объективный взгляд на творческий репертуар уже замечал его затертость.

В сей момент один из участников группы, обладатель наиболее звучного голоса и масштабного таланта, решил выйти из игры, пока его популярность не превратилась в легенду нашего времени. Как по заказу, подвернулся удобный для этого случай, и молодой человек, обладавший к тому же эффектными внешними данными, отделился от коллектива и стал выступать самостоятельно. Известность его быстро набирала темпы, и в настоящее время певец переживал прекрасный период творческих удач.

Скромная табличка с названием группы, висящая на помпезной двери студии, привлекла мое внимание, и на то была объективная причина. Я сама уже подумывала о необходимости навести справки про эту самую группу, не предполагая, что найду ее в здании консерватории. Ну что ж, будем считать это удачей, не придется совершать лишних усилий, чтобы отыскать нужных мне людей. Вернее, сейчас меня особенно интересовал один человек.

Дело в том, что Александр Иванцев, отделившийся от группы исполнитель, первое время работал с неким малоизвестным композитором, но потом им заинтересовался сам господин Василовский. Уж не знаю, сколько длилось сотрудничество Валерия Аркадьевича и Александра, однако оно имело место, и данный факт всплыл в моей памяти, когда я начала заниматься делом. В настоящее время я была склонна хвататься за любую подходящую возможность получить информацию о жизни погибшего композитора, поэтому, не раздумывая, попыталась проникнуть внутрь студии. Однако тут в коридоре появились дюжие фигуры бравых охранников, которых мне удалось миновать сначала лишь потому, что я вошла через другой вход. Не зря я отметила для себя привилегированность данной части консерватории, единственного охраняемого здесь объекта. Охранники, очевидно, стали случайными свидетелями моих размышлений и от скуки заинтересовались моей личностью.

— Вам помочь, девушка? — зычно вопросил один из них. Его напарник, обладатель какой-то блудливой физиономии, в это время гнусно улыбался. — Вы кого-то ищете?

Подобные вопросы обычно знаменовали настойчивую просьбу покинуть помещение, чего лично я делать не собиралась. Пытаясь найти журналистское удостоверение в недрах своей сумки, я постепенно приближалась к неутешительному выводу, что, кажется, забыла его в кабинете Алевтины Викторовны. Охранники тем временем приобретали грозный вид, с мрачным удовлетворением предвкушали то, как будут выдворять меня из здания. Это событие внесло бы приятное разнообразие в их скучный быт. В сей напряженный момент в коридоре появилось еще одно действующее лицо — очень симпатичный молодой человек, в котором я узнала одного из участников «Неба Вселенной». Выглядел он просто великолепно, лучше, чем когда бы то ни было. Правда, несколько поправился и из юного мальчика с васильковыми глазами превратился в обаятельного мужчину.

Охранники почтительно с ним поздоровались, а он лишь кивнул рассеянно в ответ, глядя на меня заинтересованными глазами. Его взгляд мне понравился чисто по-женски, а кроме того, парень мог помочь мне избавиться от назойливого внимания охранников к моей персоне. Поэтому на его вопрос: «В чем дело?», я моляще прошептала:

— Можно поговорить с вами?

Наверное, в моем лице он узрел одну из своих поклонниц, и поскольку был более чем удовлетворен моими внешними данными, то на просьбу отреагировал однозначно: кивнул с довольной улыбкой на лице, взял меня под локоть и жестом показал охранникам, что все в порядке. Тип с блудливой физиономией поник, явно огорченный несостоявшимся развлечением, каким должно было стать мое выдворение с охраняемой территории. Другой охранник смирился с этим довольно легко, отнесясь к происшедшему философски. В конечном итоге оба охранника удалились.

— Прошу… — Галантности певца не было предела, а у меня возникло небольшое затруднение, которое заключалось в том, что я упорно не могла вспомнить его имя. Хороша же из меня поклонница… «Ну да ладно, постараюсь выкрутиться», — решила я и уже собралась было войти в широко раскрытую дверь. Не тут-то было! Край моей легкой шифоновой блузки зацепился за резной крючок возле двери, предназначенный, очевидно, для сумок, и в результате я оказалась в своеобразной западне, поскольку сама освободиться никак не могла. Дернувшись несколько раз, я убедилась, что блузка держится крепко, и бросила попытки, оставшись стоять в дверях.

Мой кавалер наблюдал за моими отнюдь не нравственными метаниями с некоторым недоумением. Потом, сообразив наконец, что происходит, он сначала озвучил свою догадку обрадованным: «А-а-а-а, так вон в чем дело!», а потом радостно сообщил мне:

— Ну вот, теперь вы у меня в плену!

«Идиот!» — пронеслось у меня в голове, но вслух я кокетливо произнесла:

— Однако такой галантный мужчина, как вы, конечно, не будет держать меня в столь неудобном положении долго…

Зря я была так в этом уверена: парня, очевидно, забавляла ситуация, потому что он вовсе не спешил ее изменить. Наклонившись ко мне так близко, как только мог, он явно вознамерился осуществить отнюдь не целомудренный поцелуй, чего я не могла избежать по причине своей несвободы. Через несколько секунд тип отлепился от моих губ и, сообразив, по-видимому, что несколько перегнул палку, помог-таки мне освободиться. Почти одновременно мы протиснулись внутрь студии.

Теперь я была настроена решительно и сразу же постаралась взять бразды управления ситуацией в свои руки. Прежде всего я не стала строить из себя журналистку или тем более поклонницу, а совершенно честно представилась частным детективом.

— Я веду одно расследование, и по ходу дела мне необходимо собрать информацию о человеке, который может быть вам хорошо известен. Это Валерий Василовский.

На лице моего собеседника воцарилось недоумение.

— Василовский? А вы разве не знаете, что он с нами уже давно не сотрудничает?

— Собственно говоря, то, что я знаю, не имеет значения. Но мне это действительно пока неизвестно. Скажем так: я надеюсь на вас в плане получения информации и буду крайне признательна, если вы мне поможете.

— Чем сможем — поможем, — рассеянно проговорил парень и задумался. А потом неожиданно заявил: — В общем, скажу так: Василовский, прошу прощения за грубость, — редкая скотина.

— Знаете ли, что-то подобное я уже слышала в разных вариациях. Поэтому, если можете, объясните более подробно.

— Народ сходится во мнении, — усмехнулся парень, скептически подняв брови. — Ладно, рассказываю как есть. Вместе с Василовским мы создали один-единственный хит, чего нам вполне хватило для того, чтобы заречься когда-либо в будущем связываться с этим человеком. Он не просто тиран. Он — одновременно великая личность и тиран с очень большой буквы, что в принципе еще хуже. Его поведение полностью соответствует его сути: он старается показать свою значимость, которая действительно существует, но показать так, чтобы всем остальным стало жутко. Поясню на своем примере, — продолжил он, заметив недоумение, возникшее на моем лице. — Он присутствовал почти на каждой нашей репетиции. Если ему казалось, что мы недостаточно хорошо чувствуем музыку, мог устроить грандиозный скандал с жуткими оскорблениями и уйти, изо всех сил грохнув дверью. А потом, когда мы уже не знали, на каком свете находимся из-за сомнений относительно дальнейшей судьбы и нашей песни, и своей собственной, он неожиданно появлялся и вел себя буквально как ни в чем не бывало. В общем, мы промучились так около месяца, а наконец закончив эту вещь, коллективно сошлись в решении, что лучше мы будем сотрудничать с менее маститыми композиторами, но по крайней мере сохраним свои нервы в целости.

— С тех пор вы не пересекались?

— Лично мы — нет, но вот Сашка Иванцев после того, как откололся от группы, продолжил сотрудничать с Василовским. Его можно понять: одному человеку в отсутствие привычного для публики коллектива требуется повышенная гарантия того, что его творчество будет востребовано и принято. Иначе он не смог бы продержаться на плаву. Поэтому Сашка и ухватился за возможность сотрудничества с Василовским. Представляю, что ему пришлось вытерпеть…

Очевидно, в счастливое преображение господина Василовского, в результате которого тот стал «белым и пушистым», мой собеседник не верил. В безапелляционной манере он высказался против робко предложенного мною варианта, что периоды плохого настроения и как следствие соответствующего столь же плохого поведения бывают у каждого человека из-за, скажем, житейских проблем или, совсем банально, из-за дурного самочувствия. Парень, имени которого я так и не смогла вспомнить, остался категоричен: Василовский — человек по жизни подлый, и все тут.

— Но, может быть, у них c Иванцевым сложились ровные отношения и Александру не пришлось особенно напрягаться, чтобы соответствовать требованиям Василовского… — как бы невзначай произнесла я, на что парень прореагировал прямо-таки бурно.

— Да вы что! Я несколько дней назад виделся с Сашкой, так он мне такое рассказал! Василовский по какой-то дури вдруг вообще отказался с ним работать, представляете? Это ж не только позор, но и потеря преимуществ, времени…

— А что же они не поделили?

— Не знаю, не интересовался. Но это и не важно: Василовский умеет найти повод, чтобы спровоцировать ссору, а там уж и до войны недалеко.

— А вы, значит, по-прежнему поддерживаете отношения с Александром Иванцевым?

— Нет, что вы, просто случайно встретились. Он сейчас уж больно великий стал, к нему и не подойдешь.

— Не могли бы вы мне дать его тарасовский адрес?

— Могу, конечно, почему же нет…

И парень написал на бумажке адрес, после чего наше с ним общение можно было спокойно заканчивать. Теперь мне предстояло выяснить факты, касающиеся личности и жизни Александра Иванцева, поскольку сразу заваливаться к нему на квартиру и разговаривать с ним лично было бы необдуманным. Круг подозреваемых постепенно сужался и, соответственно, шансы выйти на преступника возрастали.

Пресловутый Интернет в деле сбора информации я решила отложить на потом, поскольку пользоваться гостеприимством моего соседа Ваньки, не зная точно, уехала ли его мамаша, не хотелось. Да в общем-то может случиться и так, что Всемирная паутина мне и не понадобится. Конечно, если удастся найти что-нибудь интересное в других источниках. Кстати, о последних… Наверное, лучше всего будет по старинке отправиться по библиотекам, где можно взять подшивки всех местных, а также молодежных тарасовских газет за последние несколько месяцев и постараться выудить из них хоть что-нибудь стоящее.

Глава 5

В читальном зале центральной библиотеки было на удивление прохладно, тогда как на улице царила поистине африканская жара. В этот будний летний день, кроме меня, читальней решили воспользоваться всего лишь три человека, которые сиротливо смотрелись в огромном помещении среди многочисленных столов и стульев. Я уселась в среднем ряду, положив перед собой огромную стопку газет, и задумалась. Чтобы просто перелистать эту бумажную кипу, потребуется масса времени, и ведь не факт, что я смогу из нее выудить достойную информацию. С другой стороны, искать какие-то другие источники тоже хлопотно и тоже гарантии успеха нет. Вздохнув, я принялась внимательно просматривать газетные рубрики, выбирая те, которые могли бы мне подойти по тематике.

Уже через несколько минут я наткнулась в «Комсомолке» на одну очень интересную статью из жизни бомонда, которая привлекла мое внимание. В ней говорилось как раз о том, что молодой талантливый исполнитель Александр Иванцев вновь воссоединяется с гордостью города Тарасова — композитором Василовским и начинает совместно с ним работать над созданием музыкального альбома. Газета была датирована серединой мая, статью предваряло фото, на котором улыбающийся Василовский был изображен в кругу бывшей группы «Небо Вселенной». Очевидно, у репортера оказалась единственная фотография, более или менее подходящая к теме, и он решил непременно использовать ее, чтобы как-то проиллюстрировать свою статью. Мне почему-то подумалось, что после ее опубликования у него наверняка возникли некоторые проблемы с композитором: не могло тому понравиться, что на фото он выглядит совершенно обычным человеком, находящимся в кругу молодых исполнителей. Это не соответствовало тому образу отрешенного от мира гения, в котором он привык являться широким массам.

Собирая материал об Иванцеве, я наталкивалась и на другую информацию — о Василовском. Понятное дело, проигнорировать ее я никак не могла. Еще в одном номере «Комсомолки» сообщалось о том, что Валерий Аркадьевич Василовский якобы планирует в скором времени покинуть родное отечество и уехать за границу. Сообщение помпезно называлось «Куда утекают таланты?» и занимало почти всю газетную полосу. Было явственно видно, что журналист, писавший статью, не знал подробностей композиторского решения, поэтому был вынужден домысливать и додумывать детали самостоятельно. В статье очень туманно обрисовывались причины стремления Василовского за рубеж, присутствовала неясность относительно того, желает ли Василовский покинуть Россию насовсем или же он имеет целью временно сменить место жительства и окружающую обстановку. При желании статью можно было расценить по-разному и в соответствии с этим сделать различные выводы. Кстати, не исключено, что статья являлась обыкновенной «уткой». Но тем не менее она означала, что предполагаемый отъезд Василовского не был все-таки такой уж тайной.

В одной желтой газетенке, которую я тоже просмотрела, сообщалось о том, что у Валерия Аркадьевича завязался бурный роман с мелкомасштабной моделью по имени Кристина. Вот уж совершеннейшая ерунда… Такими темпами я не то что не найду ничего стоящего, но еще больше себя запутаю.

Однако больше я, как ни старалась, не смогла отыскать никаких сообщений ни об убитом, ни об Иванцеве. Уже собираясь уходить, я складывала газеты в стопочку и вдруг услышала, как кто-то называет имя, ставшее для меня в последнее время до боли знакомым.

— Мне нужны все возможные сведения о композиторе Василовском. Вы можете мне помочь?

Перед библиотекаршей стоял молодой человек по виду явно кавказской национальности, говоривший с легким, едва заметным акцентом. Очки в дорогой оправе не могли скрыть его пытливых глаз, проникновенно смотревших на окружающий мир. Я могла поручиться за то, что видела его впервые, а из этого следовал не самый приятный вывод. Очевидно, в моем расследовании появилось новое действующее лицо, имеющее свои интересы к делу. Стоит ли говорить, что его интересы с большой вероятностью могли вступить в противоречие с моими?

Библиотекарша тем временем объясняла молодому человеку, что официально регламентированной информации о Василовском не имеется и что ему лучше всего воспользоваться подшивками газет. В ответ на это незнакомец согласно кивнул и, вооружившись только что отданной мной кипой, уселся за столик.

Я задумалась. С одной стороны, мне нужно было во что бы то ни стало выяснить, что это за тип и почему он интересуется Василовским. С другой стороны, наши пути могли в любой момент пересечься, и поэтому сейчас мне следовало не «светиться» перед ним. Иначе впоследствии я не смогу отрицать своего участия в расследовании, а в этом, не исключено, необходимость может возникнуть.

Поэтому я поспешила покинуть читальный зал и устроилась недалеко от входной двери. Прошло не менее часа, прежде чем объект моего ожидания вышел и направился к выходу. В руках у него находилась тонкая тетрадка с красочной обложкой, на которой был изображен знаменитый диснеевский Микки-Маус, а из нагрудного кармана рубашки торчала авторучка. «Судя по всему, в эту тетрадку он записал все те сведения, которые посчитал важными для себя», — подумала я и с вожделением посмотрела на Микки-Мауса. Вот бы посмотреть туда, вдруг парень нашел что-то, чего не нашла я… Парень в безучастной задумчивости прошел по коридору, не замечая, что я на некотором расстоянии следую за ним, вышел из библиотеки и направился к троллейбусной остановке, где уже стояла толпа народу.

Пока я размышляла, не вернуться ли за своей машиной, которую так некстати оставила довольно далеко отсюда, подошел троллейбус, и народ начал загружаться в него. Я решила рискнуть и тоже начала «загружаться», оказавшись в конце концов в глубине салона, напоминавшего сейчас консервную банку, в которой плотно уложены и утрамбованы шпроты.

Слиться с толпой не представляло труда. Я стояла недалеко от парня, цепко следя за ним и стараясь не упустить момент его выхода. Находясь из-за этого в напряжении, я не заметила кондуктора и не приобрела символ законного проезда в общественном транспорте — билетик, о чем горько пожалела буквально через несколько минут. На следующей остановке вместе с очередной порцией пассажиров в троллейбус протиснулись два внушительных гражданина с широкими плечами, которыми они ловко расчищали себе дорогу. Мужчины еще на подножке порадовали народ известием о контроле, сунув под нос близстоящим значки, и принялись работать. Словно сговорившись, они оба с двух сторон приблизились ко мне и чуть ли не хором потребовали предъявить билетик.

Билетика у меня, разумеется, не было, но эта проблема составляла лишь одну часть беды. Другая, и, надо сказать, значительно большая, заключалась в том, что контролеры оттеснили меня от объекта моей слежки. Он мог покинуть троллейбус на следующей остановке, к которой уже подъезжал, а я не имела возможности последовать за ним. Контролеры требовали штрафные десять рублей, в связи с чем я была вынуждена начать шарить в сумке. Тут пришлось констатировать еще одну малоприятную истину: поскольку данное путешествие было для меня внеплановым, я не потрудилась захватить с собой обыкновенные российские рубли — в наличии имелись только доллары, которые я давно собиралась поменять, да все время забывала.

Мужики-контролеры тем временем смекнули, что я не собираюсь платить, и решили отыграться на мне по полной программе. Для начала они стали старательно стыдить меня за поведение, недостойное такого приличного с виду человека, коим я кажусь наивному обществу. К контролерам с радостью присоединился очень древний дед, который высказал рожденную в пенсионерских кругах мысль, что все молодые — сволочи, после чего принялся ругать президента и правительство. Подозреваю, что дедуля по причине глубокого склероза имел довольно слабое представление о том, кто же является президентом в настоящее время.

Спасение пришло самым неожиданным из всех возможных способов. Парень, ради которого я и влезла в злополучный троллейбус, протиснулся к очагу нашего конфликта и, сунув в руки одному из контролеров десятку, грозно сказал:

— Возьмите штраф и отстаньте от девушки!

Контролеры десятку взяли, хоть и имели при этом чрезвычайно недовольный вид. Древний дед продолжал воодушевленно ругать президента, а мы с парнем благополучно выбрались из салона наружу и оказались на каком-то пустыре. Я весьма слабо представляла, куда забросила меня судьба, так как не удосужилась даже взглянуть на номер троллейбуса, но, осмотревшись, увидела ворота транспортного завода. Из этого следовало, что в настоящий момент мы находились на городском отшибе, практически в глубине самого «отстойного» района Тарасова, на улицах которого порядочные люди после девятнадцати часов стараются не появляться. Сейчас был полдень, но, невзирая на это, я не увидела в радиусе обозрения ни одного человека. Завод уже пару лет считался заброшенным.

— Ого! — довольно бодро провозгласила я. — Вот не думала, что окажусь в таком красочном месте.

Следовало в рекордно короткие сроки придумать правдоподобную байку относительно того, куда я, собственно, вообще держала путь. Парень смотрел на меня с явным интересом, но в то же время не спешил предлагать мне услуги гида, дабы помочь мне выбраться из плохо знакомой местности. Между тем я не собиралась уходить, не выяснив его личность, самое главное — до тех пор, пока не узнаю причину его заинтересованности Василовским.

Решение родилось вовремя. Как раз в тот момент, когда парень открыл рот с явным намерением задать мне какой-нибудь провокационный вопрос, я состряпала глуповатую, но независимую физиономию и выдала:

— Какой же ты молодец, что пришел мне на помощь! Все-таки есть на свете настоящие мужчины! А я, между прочим, за тобой ехала. Понравился ты мне очень, мне с тобой познакомиться захотелось, а как — не знала. Ну и сунулась в троллейбус не подумав, и вот что из этого получилось.

Наблюдая за появившейся на лице парня улыбкой, я поняла, что попала в самую точку, решив сыграть на мужском самолюбии. Кавказская кровь, наверняка присутствовавшая в его жилах, заявила о себе внезапным блеском в черных глазах, который не смогли скрыть даже затемненные стекла очков, и вспыхнувшим на щеках румянцем. Парень протянул ладонь и с явным удовольствием произнес:

— Ну, тогда давай знакомиться. Меня зовут Афанасий.

Старинное русское имя настолько не подходило к южной внешности моего новоиспеченного знакомого, что такое нелепое сочетание не могло не вызвать у меня улыбку. К счастью, мой спаситель не обиделся. Наоборот, потомок горцев по имени Афанасий счел ее за приветственный сигнал, означающий, что я очень рада с ним познакомиться, и это послужило началом нашей дружбы. Напроситься в гости к парню не составило для меня большого труда, и уже через несколько минут мы с моим новоявленным другом преодолевали препятствия в виде обломков камней, торчащих железяк и раскуроченных автомобильных баллонов, направляясь к высотному дому, одиноко реющему над заводским пейзажем.

— Ты один живешь? — невзначай начала я светскую беседу, когда мы уже подходили к многоэтажке.

— Да… — Афанасий не отличался многословием и предпочитал в основном поддерживать разговор. Требовалось немало умения, чтобы его разговорить, но я старалась изо всех сил.

— Не скучно тебе одному-то?

— Да нет…

— Наверное, целыми днями на службе пропадаешь?

— Как тебе сказать… не всегда, в общем. Иногда бывает, что и по нескольку суток дома не появляюсь, а другой раз неделями из дому не вылезаю.

Описанный режим настолько был похож на мой собственный, что я уже вполне искренне, а не ради расследования заинтересовалась, чем же занимается Афанасий, и впрямую спросила его об этом. Ответ был подобен удару обуха, обрушившемуся на мою голову в результате негативного стечения обстоятельств.

— Да я вообще-то частный детектив…

* * *

Сглотнув комок, который вдруг подкатил к горлу, я усилием воли заставила себя успокоиться.

— Детектив?! — вопросила я, стараясь, чтобы в голосе прозвучала естественная смесь недоумения и восхищения. Причем восхищения согласно затее должно было быть гораздо больше. — Ой, как интересно!

Самой себе я сейчас напоминала дешевую актрису, которая плохо играет в некачественной постановке, настолько фальшиво прозвучал мой голос. Афанасий, к счастью, не замечал ничего подозрительного, воодушевленный моей радостной реакцией на его профессию. Он выглядел таким довольным, каким бывает распустивший хвост молодой павлин.

Тем временем мы уже миновали десятка два лестничных маршей (лифт не работал, что никого из нас не удивило) и оказались на нужном десятом этаже. Афанасий подошел к квартире, где вместо звонка полукругом располагалась надпись: «Стучите, кричите», и, как следует треснув по замку, гостеприимно распахнул передо мной дверь.

— Ключи забыл, — пояснил он свое действие в ответ на мой недоумевающий взгляд.

Жилище словно специально было призвано поражать посетителей прямо с порога. Сразу бросалось в глаза, что здесь живет человек одинокий и творческий, который находится в поисках самого себя и мучается от того, что найти желаемое ему никак не удается. Вывод, что хозяин действительно одинок, был сделан мною потому, что если бы обитателей было больше, то кто-нибудь обязательно не выдержал бы и навел хотя бы подобие порядка.

И, конечно, не приходилось сомневаться, что хозяин квартиры — творец. Беспорядок, нет, даже хаос царил здесь вовсе не потому, что он был небрежным лентяем. Причина крылась в другом: Афанасий, по всей видимости, постоянно менял увлечения, в результате чего в его доме скапливались самые разнообразные реквизиты, с коими он, будучи человеком привязчивым, не мог расстаться. Его квартира была полна составными частями от бытовых приборов, огромным количеством книг, которые можно было наблюдать в совершенно неожиданных местах, компьютерными принадлежностями, из которых первоначально наверняка планировалось собрать действующую машину, инструментами и… комнатными цветами. Последнее обстоятельство было довольно-таки странным, если учесть, что в доме жил одинокий молодой парень.

Что же касается мебели, то этого пошлого пережитка прошлого в квартире Афанасия не наблюдалось. На полу лежала свернутая в комок постель, на которой сейчас возлежали огромный серый кот и маленький щенок породы ротвейлер, причем последний явно считал представителя кошачьих своим лучшим другом. Пес уткнулся головой в обширный мягкий живот котищи и, судя по блаженному выражению на мордочке, чувствовал себя просто великолепно. Помимо этой живности, в жилище Афанасия имелась еще одна достопримечательность — прикрепленная почти под самым потолком клетка с ярко-зеленым попугаем, на которого время от времени безнадежно косился котяра.

— Можешь не разуваться, — великодушно предложил Афанасий. — Не стесняйся, проходи.

Попугай сразу же вник в ситуацию и скрипучим голосом сначала спросил меня: «Чаю хочешь?» и, не дожидаясь ответа, бодро предложил: «Попей водички!»

— Экономная птица, — похвалила я. — Действительно, пусть гости вместо чая лучше воды выпьют.

Афанасий в этот момент пытался согреть воды на электрической плитке, которая, по-видимому, функционировала с весьма ощутимыми перебоями. В квартире было две комнаты, но пытливый и предприимчивый ум хозяина не позволил свободному пространству пропадать даром, и потому в том месте, где обычно находится кухня, Афанасий разместил мастерскую. Если поначалу мне показалось, что в первой комнате царит беспорядок, то, оказавшись в мастерской, я сразу же поменяла мнение. Здесь было еще больше инструментов, еще больше составных частей от всех видов техники и, как ни парадоксально, еще больше растений. Причем все вместе образовывало своеобразную смесь, элементы которой были распределены равномерно. По крайней мере количество цветов и инструментов имело строгую равную пропорцию.

— Своеобразное у тебя жилище…

Первое время я была настолько ошарашена созерцанием столь неординарного места жительства, что даже на время забыла о цели визита. Но вдосталь насладившись картиной чужой, интересной и оригинальной жизни, я, как и полагается, вернулась к своим насущным проблемам. Основные из них сводились к вопросу о том, зачем этот странноватый парень, являющийся ко всему прочему частным детективом, интересуется Василовским. Я уже успела понять, что Афанасия вряд ли следует опасаться, и решила действовать с напором.

— Расскажи мне о своей профессии! Первый раз вижу частного детектива, — вдохновенно врала я. — Над чем ты сейчас работаешь?

Сопровождая свою просьбу всевозможными междометиями, которые по замыслу должны были продемонстрировать мое огромное восхищение к человеку столь необычной профессии, я смогла добиться нужного мне эффекта. Афанасий покраснел от удовольствия и начал упоенно заливать про нелегкие будни талантливого сыщика, коим он имеет честь являться.

Когда его очевидное самовлюбленное вранье достигло апогея, я попыталась направить беседу в нужном мне направлении и, в последний раз восхищенно простонав: «О-о-о-о!», повторила животрепещущий для себя вопрос:

— Ну скажи, над чем ты сейчас работаешь?

В ответ последовало довольно продолжительное повествование, которое мне надлежало особым образом переработать, отделив правдивую основу от красочного вымысла. Надо сказать, что последним элементом Афанасий пользовался совершенно беззастенчиво. Правдивым было примерно следующее: начинающий детектив, коим являлся мой новый знакомый, неплохо показал себя в расследовании довольно серьезного дела, первого в его практике, если не считать других мелких и незначительных. Клиент, молодой преуспевающий бизнесмен, оказался на редкость благодарным человеком, когда ему представили необходимые сведения.

Как известно, знания — сила, а Афанасий способствовал как раз приобретению этого оружия клиентом, собирая для него информацию о конкуренте. Заказчик был так доволен полученным результатом, что обещал вдобавок к щедрому гонорару прославить Афанасия среди своих знакомых. Еще более удивительным было то, что про свое обещание мужик не забыл, в результате чего слава частного детектива территориально распространилась. Очевидно, по этой самой причине Афанасий сегодня был нанят неким серьезным и импозантным молодым человеком, который явно имел большие проблемы.

— Он выглядел так, словно вернулся с того света, — рассказывал Афанасий. — Глаза бегают, сам весь какой-то дерганый, будто на него стая шакалов напала, сразу видно — чего-то боится.

Заказчик даже не пожелал представиться. Кроме того, очень старался сделаться неузнаваемым, для чего нацепил бейсболку и темные солнечные очки. Встретившись с Афанасием в этой самой квартире, он долго изучал лицензию частного детектива, подозрительно оглядывал жилище, а потом расспрашивал о предыдущих расследованных делах. Афанасий постарался не уронить марку и достойно выдержал прямо-таки гестаповский допрос. Особенно незнакомцу понравился тот факт, что Афанасий незнаком с миром шоу-бизнеса.

— А почему его это так интересовало? — спросила я с замиранием сердца, ожидая скорого сообщения самой горячей информации.

— Не знаю, — несколько огорчил меня Афанасий. — Наверное, потому, что проблемы у него возникли как раз в этой области. Он мне, во всяком случае, так сказал.

Выяснилось, что незнакомец решил нанять Афанасия для расследования причин возникновения своей беды потому, что слышал о его детективных способностях от своего знакомого. А вот дальше следовало самое интересное. Незнакомец волей-неволей должен был посвятить Афанасия в курс событий. И он сказал, что его обвиняют в убийстве… знаменитого композитора Василовского.

Новость ошарашила меня настолько, что я даже не смогла скрыть своей первой реакции и замерла с широко раскрытыми глазами и невольно приоткрывшимся ртом. Афанасий поглядел на меня с некоторым недоумением, и пришлось сказать ему, что я так переживаю кончину своего кумира. На это хозяин квартиры лишь пожал плечами и выразил недовольство по поводу шумихи, которую создают люди вокруг смерти известных личностей.

— Простой человек так же рождается, живет, женится, разводится, умирает. И никому до них дела нет. А знаменитости достаточно чихнуть, как об этом уже весь мир говорит!

Скепсис подобного рода в словах Афанасия как нельзя лучше свидетельствовал о его рабочем происхождении. Однако в тот момент этимологические тонкости меня совершенно не волновали, поскольку имелся более животрепещущий фактор чисто делового интереса.

— Как увлекательна твоя профессия. — В моем тоне содержалось все меньше и меньше восхищения, так действовало охватившее меня напряжение. — И что же дальше?

— Ну, в общем, он сказал, что слышал высокую характеристику моих детективных способностей, — горделиво продолжал Афанасий, явно склонный к приукрашиванию действительности, — поэтому решил нанять меня для расследования этого дела.

— Ну и каким же был твой первый шаг? — спросила я, мучительно раздумывая, как мне теперь быть. Как говорится, на горизонте наметился конкурент, и мне следовало выяснить, чего от него можно ожидать: достоин ли он соперничать со мной или же можно его не опасаться. Ответ меня порадовал и окончательно убедил в том, что Афанасий — полный «лопух» и в качестве конкурента не выдерживает никакой критики.

— Да я, честно говоря, и сам не знаю, что делать. Никаких наводок мой клиент мне не дал. Вот сегодня в библиотеку ходил, собрал имена, которые в газетах упоминались в связи с Василовским. Буду по очереди каждого проверять.

«Может, месяца через три как раз и закончишь проверять», — не без удовольствия подумала я, борясь с желанием спросить, как же он с такими темпами умудрился завершить хотя бы одно расследование. Ладно, пусть проверяет, мне подобные методы на руку. Как говорится, чем меньше их, тем больше нас.

Однако с появлением на моем пути Афанасия актуальной становилась одна проблема, которая могла здорово повредить расследованию, — салага-детектив непременно будет путаться под ногами. Уже в тот момент моей дальновидности хватило, чтобы отчетливо осознать это. Наверняка мне еще предстоит столкнуться с Афанасием, и, надо сказать, перспектива этой встречи совсем меня не радовала.

Глава 6

Вернувшись домой, я с удовлетворением констатировала, что Гарик сдержал-таки свое слово: на автоответчике было оставлено сообщение с нужным мне адресом. Правда, к нему прилагалась довольно продолжительная тирада о том, что услуга оказана не за просто так и я буду обязана расплатиться свиданием в самом скором времени, причем отказы не будут действительны, приравняются к кровной обиде и далее в том же роде… В общем, Гарик был в своем репертуаре. Но главное, у меня теперь имелся адрес любовного гнездышка Василовской. Что касается какой-либо другой информации, то тут мне пришлось временно разочароваться: Гарику пока не удалось добыть ее, но он обещал сделать все, что в его силах.

Проверку официальному подозреваемому — Алексею Соленику — нужно было устроить обязательно, хотя лично я не особенно верила в то, что он причастен к убийству. Дело в том, что у него имелось алиби, подтвержденное моей клиенткой, а предположение, что она солгала мне, совершенно не укладывалось в голове: если бы Василовская не была уверена в невиновности любовника, зачем тогда стала бы нанимать меня? Чтобы я докопалась до сути и разрушила единственный козырь, который в перспективе мог быть использован для спасения Соленика?

В любом случае преждевременно сбрасывать со счетов подозреваемого официальным следствием человека не стоило. Сначала нужно убедиться в том, что он действительно был в тот вечер с Викторией Валентиновной. Возможно, удастся найти какого-нибудь свидетеля, который видел Соленика входящим в квартиру вместе с ней часиков эдак около девяти, тогда можно будет со спокойной совестью переключиться на другого подозреваемого.

Я прослушала адрес, продиктованный на автоответчик звучным голосом Папазяна, переписала данные на бумажку и радостно присвистнула. Оп-па, да ведь это совсем рядом! Любовное гнездышко моей клиентки и ее милого находилось буквально в двух шагах от моего жилища. Это было тем более великолепно, так как хотелось поберечь силы — мало ли что может произойти в связи с расследованием — и по возможности вести работу с минимальными потерями внутренних ресурсов.

Утром следующего дня, наскоро выпив крепкого ароматного кофе, я оделась и отправилась по указанному адресу. В тот момент я оптимистично надеялась, что вездесущие и всезнающие бабушки, проводящие массу времени на лавочках во дворах, смогут рассказать мне о парочке, вошедшей в подъезд примерно в половине девятого вечера, как утверждала моя клиентка. Тогда бы мне не пришлось искать еще какие-либо пути для проверки алиби ее любовника.

Нужный дом я нашла в рекордно короткие сроки. В нем жил один мой приятель по имени Костик, к которому я пару раз заглядывала на чай, а заодно во время этих визитов изучала распорядок дня некоего господина, живущего в доме напротив. Разумеется, это мне требовалось для расследования: господина я подозревала в связи с преступной группировкой, и нужно было выяснить, в какое время он принимает гостей. Визиты эти с завидной четкостью происходили в одно и то же время… Но, в общем, это не столь важно, это совсем другая история.

Первым человеком, к которому я отправилась, конечно, был не кто иной, как Костик, услуги которого однажды уже оказались для меня весьма полезными. Он работал продавцом-консультантом в дорогом продуктовом супермаркете, где мы и познакомились, когда он попытался меня «клеить». Сдержав первоначальное желание отшить его, я впоследствии не пожалела об этом: парень оказался что надо. Сейчас я вновь вспомнила об этом в связи с одной особенностью Костика, которая могла помочь в нынешнем расследовании. Дело в том, что он был заядлым собачником, и в его малогабаритной квартире постоянно проживала какая-нибудь псина. По странному стечению обстоятельств животные в его доме постоянно менялись, и я уже начала подозревать, что Костик регулярно обменивает их в клубе собаководов. Иначе как можно объяснить тот факт, что каждый раз, когда мы с ним случайно встречаемся, он ведет на поводке новую собаку?

Прогуливаясь с очередной своей хвостатой четвероногой пассией, Костик мог заметить мирно бредущих любовников, направляющихся в конспиративную квартиру. Если бы я получила такую информацию, алиби Алексея было бы подтверждено и я спокойно оставила бы его в покое, начав определять другого кандидата на роль убийцы. Если нет… ну, тогда мне предстоит проверять Алексея до тех пор, пока он не обретет в моих глазах статус невиновного.

Погруженная в эти мысли, я звонила в дверь Костиковой квартиры. Вообще-то визиты я наносила ему нечасто, поскольку близкими друзьями мы не стали, поэтому, открыв дверь, Костик удивленно вытаращил глаза, что у него получалось очень комично.

— Привет! Я тебе не помешала?

— Да нет… Проходи. — Костик посторонился и пропустил меня в квартиру, где стоял отчетливый запах готовящейся холостяцкой пищи — яичницы. Тут же ко мне подбежал огромный ньюфаундленд и чувствительно ткнул мордой в колени, отчего я пошатнулась и приникла к двери.

— Знакомься, это Чарл, — представил Костик своего питомца. — Ты есть хочешь?

Лишать приятеля завтрака мне совсем не хотелось, поэтому я вежливо отказалась. Потом вкратце рассказала Костику о том, что меня привело к нему, и замерла в ожидании ответа, глядя, как он задумчиво гладит Чарла по загривку.

— Слушай… был там один мужик. Я как раз с Чарлом гулять пошел…

И Костик рассказал, что в тот момент, когда он прогуливался по двору с собакой, увидел незнакомого мужчину, который торопливо шел к соседнему подъезду, неся в руках большой букет роз.

— Я еще подумал, что мужик явно из крутых, — делился Костик своими впечатлениями, — из тех, кто у нас в магазине отоваривается. Одет хорошо, и сразу видно, что дорого. А внимание я на него обратил потому, что он мне незнаком был. И мне еще интересно стало, к какой бабе он пошел. Вот только лица его я не видел. Темно уже было. Да и далековато.

— Костик, а во сколько это было? — с замиранием сердца спросила я, изо всех сил надеясь на его пунктуальность.

— Ну, может, в полдесятого…

— Точно? — переспросила я неожиданно взволнованным голосом. Смерть композитора наступила примерно в половине одиннадцатого или даже немного позже. В первом часу ночи его нашла Виктория Валентиновна, и труп был еще теплым. Таким образом, если Алексей в половине десятого входил в конспиративную квартиру, то он физически не мог убить Василовского. От этого микрорайона до Чарующего никак не меньше полутора-двух часов езды на автомобиле.

Однако Костик меня «утешил», сказав:

— Не-а, не точно. Я с Чарлом долго гулял, да еще и пива выпил, домой не хотелось. Может, в полдесятого, может, раньше, а может, и позже.

— А может, в одиннадцать или в двенадцатом часу? — настаивала я, хотя особая точность мне в данном случае и не требовалась.

— Фиг его знает, — откликнулся Костик. — Не знаю, Тань, честно, не знаю. Ты у нашей бабы Маши лучше спроси, она-то тебе точно скажет.

Таинственная и вездесущая баба Маша чрезвычайно меня заинтересовала. По опыту знаю, что такие кадры оказываются очень полезными в расследовании, где дело касается стыковки времени. Хотя… и здесь были некоторые сомнения. Обычно такие «бабы Маши» ложатся спать в девять, максимум в десять часов, а уж никак не гуляют во дворе до полуночи. Об этом я и сказала Костику.

— Да нет, — возражающе махнул он рукой в ответ на это справедливое замечание, — ты бабу Машу не знаешь. Она по вечерам всегда свою внучку около подъезда ждет. Та на дискотеку убегает и раньше одиннадцати никогда не приходит, а баба Маша выйдет на лавочку, сядет и сидит, на часы посматривает. Ей все кажется, что внучку кто-нибудь обидеть может, а если она ее около подъезда ждать будет, то шанс такой неприятности снижается.

— А она вообще-то как? Нормальная бабулька, маразмом не одоленная?

— Да нет. Вполне нормальная женщина, даже еще не совсем старая. Ты к ней сходи, она по-любому дома.

* * *

— Сейчас, сейчас, — раздалось приветливое обещание в ответ на мой звонок, — я открою, подождите.

На пороге возникла женщина лет шестидесяти пяти в переднике и яркой косынке. Она, слегка улыбаясь, посмотрела на меня, а потом сообщила, что Викуся еще не проснулась. Очевидно, приняла меня за подружку своей внучки.

— Можно с вами поговорить? — спросила я.

Бабулька суетливо развернулась и побежала на кухню, предварительно пригласив проходить в комнату. Мне пришлось выждать примерно минут двадцать, пока она наконец не вернулась, торжественно неся перед собой блюдо с пирожками как вознаграждение за мое ожидание.

— Вот, все пережарила, — сообщила баба Маша с довольным видом. — Викуся проснется, покушает. Да и вы тоже уж не обидьте.

Я готова была расцеловать бабульку. Со своей суматошной работой я уже забыла, что такое нормальное питание, а уж тем более каковы на вкус домашние пирожки. Сама-то я не слишком знатная кулинарка, особенно в плане выпечки, достаточно вспомнить злополучный торт «Старый замок», который так и пришлось выкинуть.

Поглощая с аппетитом необыкновенно вкусный очередной пирожок, я представилась и рассказала, зачем пришла. Бабулька выслушала меня очень внимательно, нахмурившись от сосредоточенности, а затем начала рассказывать. В тот вечер, когда произошли известные мне события, она как раз сидела на лавочке, ожидая свою ветреную семнадцатилетнюю внучку, ушедшую на день рождения к подружке.

— Я где-то полдесятого вышла, — говорила, вспоминая подробности, баба Маша. — Как раз по телевизору фильм кончился, «Полеты во сне и наяву» называется. К тому времени я уж беспокоиться начала — нет внучки и нет, а ведь говорила, что вернется не поздно. Родители-то в командировке в Заполярье, вот я за ней и слежу в их отсутствие. Ну вот, значит, вышла я на улицу, погуляла немного, потом на лавочку села и жду. Слышу, вроде как вдоль подъездов машина едет. Ну, я приподнялась посмотреть, а она неподалеку от дома остановилась. Не наша машина, импортная, из новых, сразу видно, что дорогая.

Далее баба Маша поведала мне о том, как она осторожно подобралась к машине и наблюдала за ней из-за кустов, думая, что какой-то приятель привез ее Викусю и специально остановился подальше от родного подъезда, чтобы не встретиться с бабушкой. Однако из машины вышел какой-то незнакомый мужчина с букетом роз и направился к соседнему подъезду. Выходило, что это случилось в десять вечера, а может быть, даже чуть позже.

Алексей Соленик — а по описаниям бабы Маши и Костика это был именно он — никак не мог совершить убийство. По времени не сходилось. Таким образом, его алиби было доказано.

* * *

Пока суд да дело, мне не мешало бы вспомнить о том, кто и какое место сейчас занимает в рейтинге подозреваемых. Так вот — высоко взлетевший Александр Иванцев, имя которого всплыло в связи с убийством композитора, настойчиво требовал проверки своей личности. Вернее, конечно, не он требовал, он бы наверняка отказался от нее. Однако разум и логика, которых я всегда слушаюсь, советовали мне, не мудрствуя лукаво и не откладывая дела в дальний ящик, осуществить следующий этап расследования. Разумеется, я не смела ослушаться.

Александр Иванцев обитал в ужасно старом, даже древнем, доме, относительно которого можно было лишь удивляться, как он вообще еще держится на этой грешной земле. Двухэтажное строение явно было памятником старины, и я подумала, что, может быть, еще предки Александра обитали здесь в прошлые времена и что его собственная тяга к дому как раз этим и объясняется. А еще говорят, что в наше время молодые совсем не испытывают уважения к старшему поколению…

Внутри оказалось еще хуже, чем снаружи. Предательские свидетельства старины, причем далеко не той, которая считается ценной, ничем нельзя было скрыть. Да и бесполезно было пытаться делать это: наверняка каждый день в доме отваливался очередной кусок штукатурки, и стены давали новую трещину. Поднимаясь по лестнице, я чувствовала себя настоящей героиней, которая смело преодолевает трудности, не боясь последствий. А ну как свалюсь сейчас с этой обветшалой конструкции?

К счастью, я благополучно добралась до второго этажа. Очень высокая дверь с номером три открылась, едва я приблизилась к ней, и на пороге возник заспанный молодой человек в помятом тренировочном костюме и с ведром в руках. Он хмуро оглядел меня, потом бросил мимолетный взгляд на ведро и неуверенно спрятал его за дверь, после чего вновь воззрился на меня.

— Кого-то ищете, девушка?

Лицо парня было чрезвычайно знакомым, но я отказывалась поверить в то, что передо мной тот самый красавец Иванцев. Слишком разительно было отличие между образом, который я привыкла видеть на экране телевизора, и обликом парня, который старательно прятал сейчас дырку на коленке штанов.

— Да, — откликнулась я. — Вы не скажете, где я могу найти Александра Иванцева? Мне сказали, он здесь живет…

В последней моей фразе явно прозвучали растерянность и неверие, что было замечено и правильно истолковано парнем. Очевидно, в тот момент он захотел поддержать свой престиж, сказав, что Иванцев здесь уже не живет или что его просто нет в настоящий момент. Но любопытство относительно того, кто я и зачем пришла, взяло верх, в результате чего парень обреченно выдал:

— Правильно сказали… Я и есть Александр Иванцев.

Немая сцена явилась занавесом этого своеобразного знакомства.

* * *

Спустя несколько минут, когда я уже сидела в гостиной квартиры Александра, ко мне пришло понимание того, что кумир современной молодежи выглядит столь непотребным образом по довольно банальной причине. На столе стояли пустая бутылка из-под водки, полная пепельница окурков и довольно грязный стакан, лежал кусок недоеденной вареной колбасы. Когда Александр пригласил меня пройти, он старался закрыть собою стол, но потом, очевидно, поняв тщетность этого намерения, в буквальном смысле махнул рукой и предложил устраиваться в кресле.

Кстати, мебель в квартире была более чем приличная. Кожаные кресла и диван, полированный стол, домашний кинотеатр «Самсунг» и стереосистема… Короче, здесь имелось все, что и полагается иметь обеспеченным людям. На полу лежал красивый бежевый ковер с большим ворсом. Правда, сейчас он был очень грязным и на нем валялись свидетельства беспутной жизни Иванцева: окурки, семечки и прочий мусор. Я осторожно прошла по дорогому настилу, стараясь не наступить на что-нибудь и не испортить его еще больше. Александр заметил это.

— Удивлены, наверное, чего это Иванцев так опустился?

— Дело житейское, — пожала я плечами. — А, кстати, действительно, с чего это вы? — Я сделала неопределенный жест в сторону стола.

— Творческому человеку нужен всплеск, — начал вдохновенно объяснять Иванцев превратности судьбы, глядя на меня с явным интересом. — Когда в делах наступает застой, это не приводит к хорошему мироощущению. Вы меня понимаете?

— Ага, — кивнула я, переменив положение ног. Под одной из них оказалось что-то скользкое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся еще одним куском колбасы. — Понимаю, да. Только… как же вы в таких условиях работаете? Или настоящий мастер должен быть привычен ко всему?

Иванцев усмехнулся и проследил глазами за моими действиями. Я как раз пыталась отцепить колбасу от каблука, на который она оказалась надетой. Очевидно, эта картинка так подействовала на моего собеседника, что он перестал пускать пыль в глаза и обреченно махнул рукой:

— Эх, работа… А где она, работа? Я даже, понимаете ли, из дыры этой выбраться не могу, не говоря уж о чем-то другом. Думаете, почему я в этой хибаре, построенной во времена царя Гороха, поселился? Я ж не археолог, чтоб на старину западать. Просто на приличную хату денег нет. Пришлось вот в этом бабушкином наследии осесть.

— Странно слышать, что у вас нет денег, — подала голос я, когда Иванцев погрузился в задумчивое молчание. — Жители города гордятся, что их земляк в люди выбился, со знаменитостями работает.

— Работал, — грустно поправил меня Александр. — Работал, да. Но сейчас я в вынужденном отпуске. Вы не думайте, — продолжал он, заметив, каким взглядом я оглядела предметы на столе, — это я от отчаяния несколько дней назад запил. Увидел товарища своего бывшего, мы вместе в группе были, он вам должен быть знаком, если вы «Небом Вселенной» интересовались. Вспомнил былое, вспомнил, как уходил от ребят несколько лет назад… И тоска навалилась. Тогда мне казалось, что все будет как в сказке, с моим-то талантом и внешними данными… А может, и будет еще, а?

Он снова замолчал как-то потерянно, с отвращением посмотрел на пустую бутылку и заговорил:

— Знаете что, вы забудьте все это. У каждого человека слабости бывают, а у меня так впервые. Просто я привык к легкой жизни, а в течение последних месяцев мне никаких предложений не поступало, вот я и впал в депрессию. Но ничего, я встану на ноги. Обязательно встану!

Я тихонько поднялась с кресла и проговорила:

— Вы подниметесь, мы в вас верим. Кстати, я тоже хочу… встать на ноги, поэтому и пришла к вам. В вашей помощи я нуждаюсь…

— В моей? — удивленно переспросил Александр, смотря на меня снизу вверх. — А чем же я могу вам помочь? Да еще сейчас…

— Я — начинающая певица, — принялась вдохновенно врать теперь уже я, стараясь при этом не внедряться в глубокую сферу музыкального искусства, дабы не быть разоблаченной. — Я окончила консерваторию, и преподаватели говорят, что у меня хорошие данные для того, чтобы сделать карьеру. А я хочу на эстраду. Я ею грежу. Помогите мне! Я вас очень-очень прошу…

Это горячее восклицание подействовало на Иванцева, как допинг на спортсмена. Он вдруг оживился, вскочил со своего места и вскричал:

— Но как? Вы же видите, в каком положении оказался я сам!

— Это ничего, — успокоила я его. — Ведь у вас есть знакомства с нужными людьми? Например, ваш продюсер, с которым вы работали последние несколько месяцев. Он не сможет вам отказать, так как наверняка еще находится под влиянием вашего обаяния.

Выпятив грудь, как генерал в отставке, оказавшийся на показном параде, Иванцев благодарно улыбнулся.

— А, Денис… — протянул он. — Вот такой мужик! К сожалению, сейчас у него дела тоже плохи. Не знаю, поможет ли он вам… Но на всякий случай дам его телефон.

* * *

От Иванцева я уходила, унося чувство остаточной надежды, постоянно истлевающей от растущей уверенности в том, что я напала не на тот след. Мне не составило труда договориться с продюсером Александра о встрече, позвонив ему из машины. Я назначила ему деловое свидание в летнем кафе, куда подъехала уже через пятнадцать минут и, сделав нескупой заказ, принялась ждать.

С удовольствием умяла порядочную порцию сливочного мороженого. Это несколько подняло мне настроение, несмотря на то что данный этап расследования скорее всего является бессмысленным. Скоро состоится концерт, а на следующее утро будет объявлено о смерти композитора. Если через два дня после этого я не смогу назвать истинного убийцу Василовского, то дополнительная премия мне не светит…

Ладно, в конце концов это не самое страшное. Расследование ведь только начинается, и, когда я окончательно выясню, что Иванцев не имеет отношения к убийству, нужно будет определить новое направление для поисков, вот и все.

Солнце нещадно жарило немногочисленных посетителей кафе, и они пытались от него защититься, прячась в зонтичной тени. За соседним столиком спиной ко мне сидел молодой парень и читал газету, отгородившись ею от всего мира. Что-то смутно знакомое почудилось мне в его облике, в клетчатой бежевой рубашке, воротник которой победно торчал вверх перпендикулярно земле, в черных всклокоченных кудрях, которые по велению ветра иногда приобретали то же положение, что и воротник. Я еще не успела подумать о чем-то конкретном, как парень поменял положение и посмотрел в сторону входа. Таким образом я смогла увидеть его гордый профиль…

Вот так так! Опять он! Интересно, что все это значит? Как, спрашивается, мне следует понимать тот факт, что за соседним столиком сидит не кто иной, как мой знакомец Афанасий собственной персоной?

— Ну это уже совсем никуда не годится, — с зародившейся злобой в голосе прошептала я сама себе. — Похоже, этот крендель далеко не так прост, как хочет казаться.

Жизнь показала мне, что я ошиблась. Крутанув головой, Афанасий наткнулся на мой немигающий взгляд, подобный тому, каким смотрит змея на свою добычу. Лицо его озарила искренняя широкая улыбка с легкими признаками недоумения.

— Ой! А ты что тут делаешь? — невинно поинтересовался он, приподнимаясь со своего места. Я упорно молчала, плотно сжав зубы, но, когда пауза стала слишком многозначительной, а недоумение с лица моего коллеги-соперника так и не слезло, выдавила из себя:

— Я здесь жду человека. А вот ты что здесь делаешь?

Афанасий улыбнулся еще радостнее и бодро сообщил:

— Тоже! Я тоже жду человека. По делу расследования… — последняя фраза была произнесена чуть приглушенным голосом — Афанасию явно нравилась атмосфера интриги.

И тут на территорию кафе, отгороженную тряпичной завесой с написанным на ней его названием, вошел холеный мужчина лет сорока — сорока пяти. Он был одет в стерильно белую рубашку и идеально отглаженные черные брюки. Ботинки его тоже блестели девственной чистотой, и казалось даже, что в них отражается весь окружающий мир. На поясе нового посетителя кафе был прикреплен сотовый.

Мы с Афанасием одновременно напряглись, разом зрительно сфотографировали мужика, и я была готова поклясться, что в голове конкурента стремительно пронеслась та же мысль, что и у меня самой: «Он!»

Сомнений больше не было: мы с Афанасием пожаловали в кафе по одной и той же причине. И эта причина сейчас стояла у входа и окидывала всех присутствующих пристальным взглядом. Очевидно, после того как я договорилась о встрече с продюсером Иванцева, та же мысль посетила Афанасия, и поскольку он позвонил позже меня, то ему было предложено приехать в это самое кафе, чтобы уладить все дела разом. В разговоре с Денисом я кратко описала себя, поэтому сейчас он уверенно направился в мою сторону.

Ситуация складывалась непростая. Становилось окончательно ясно, что нам с Афанасием необходимо выяснить отношения.

В тот исторический момент, когда я принимала решение насчет того, стоит ли менять тип наших отношений с Афанасием или снова втюрить ему какую-нибудь байку и в очередной раз провести на мякине, продюсер монументально возвышался над нами с застывшей улыбкой на губах. Причина его безмолвия заключалась в растерянности, которая навалилась на него вследствие абсолютного непонимания. Денис явно не ожидал, что два человека, которые вызванивали его по телефону и договаривались о деловой встрече, будут знакомы между собой, но не от этого возникло его удивление. Он полагал, что с ним сразу же заговорят о делах, тогда как мы молча взирали на него и друг на друга, не торопясь разрушить сковывающее нас всех напряжение.

В конце концов Денису надоело сверкать улыбкой чеширского кота, в результате чего он сел на свободный стул и вопросительно уставился почему-то на меня. Я поняла, что так мне не удастся ликвидировать Афанасия из поля зрения, и печально вздохнула.

— Денис, прошу вас, подождите буквально одну минуту. Нам с напарником нужно выяснить одну вещь.

«Напарник» посмотрел на меня как на слегка тронутую, но, побуждаемый хорошим моим толчком, был вынужден подчиниться и отошел в сторонку вместе со мной. Из-под очков смотрели недоуменные и немного испуганные глаза, ставшие за последние несколько минут круглее и больше раза в полтора, чем были на самом деле.

— Я не понимаю… — прокомментировал Афанасий свое состояние.

— Это я понимаю, — в тон ему отозвалась я, а потом начала просвещать нерадивого: — Ты у нас кто?

— В смысле?

— В смысле профессии кто?

— А… ну, это… радиомеханик.

— Какой еще, к черту, радиомеханик?! — Я постепенно выходила из себя, раздражаясь все больше и больше. Мое агрессивное настроение передавалось Афанасию и смешивалось с его предыдущей растерянностью.

— Ну, специальность у меня такая — радиомеханик! И диплом есть сорок четвертого ПТУ! Я не понимаю, при чем здесь моя специальность?

— Я спрашиваю, — раздельно начала я, — какой деятельностью ты занимаешься в данный момент? Ты — частный детектив, так?

— Так, — подтвердил он.

— Ура! — победно выдохнула я. — Наконец-то! Так вот, ты — частный детектив, и значит, мы с тобой коллеги.

— Не понял… — окончательно добил меня Афанасий. Кажется, уговорить его убраться подобру-поздорову у меня не было никаких шансов, поэтому я мысленно плюнула и пошла по направлению к нашему столику, где уже томился в ожидании господин продюсер. Афанасий понуро поплелся вслед за мной.

— Простите, можно я буду называть вас просто Денисом? — спросила я, усаживаясь за столик. Он согласно кивнул. — Меня зовут Татьяна, я занимаюсь частными расследованиями. Хотелось бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

— Пожалуйста, слушаю вас.

— Сколько времени прошло с тех пор, когда вы работали с Александром Иванцевым?

— Подождите, я вспомню… Полтора месяца назад у него начался творческий кризис, и стало ясно, что Саше необходимо отдохнуть. Ничего удивительного, сказалось напряжение последних лет. В общем, я сказал, что временно прекращаю сотрудничество с ним и возобновлю его, только когда он придет в форму.

— Он не обиделся?

— Да нет, он и сам понимал, что ему нужно отдохнуть. Тем более что в то время он был занят одной работой, которая отнимала у него много времени, и моя помощь ему пока не требовалась.

— Что за работа? — сосредоточилась я.

— Ох… Это касалось Сашкиного сотрудничества с композитором Валерием Василовским. Я, собственно, не совсем в курсе дела, но кое-что знаю. Дело в том, что они начали записывать новый музыкальный альбом. Совершенно потрясающая вещь! Главное — неизбитая, оригинальная.

— В чем суть этой оригинальности?

— Вообще-то это тайна… Ну да ладно, не думаю, что моя информация сможет как-то повредить их работе. Суть состояла в том, что Василовский предложил Сашке записать не простой сборник его песен, для которых он напишет музыку, а такой музыкальный альбом, в котором каждая следующая песня будет являться как бы продолжением предыдущей.

— Как это?

— Ну представьте себе какую-нибудь песню. Она, безусловно, имеет некоторый сюжетный смысл. Возможно, даже законченный смысл. Так?

— Так, — была вынуждена согласиться я.

— Ну вот, вы эту песню услышали и забыли. Или же, наоборот, приобрели кассету, на которой она записана среди других исполнительских элементов.

— Да. Ну и что же?

— А замечали ли вы когда-нибудь, слушая тот или иной сборник, насколько тематика и общий настрой песен не соответствуют друг другу? Бывает, две совершенно разные по смыслу и содержанию композиции идут одна за другой, и вы ощущаете грубую необходимость переключаться с лирического настроения, в которое впали в результате прослушивания одной песни, на, скажем, танцевально-заводной тон. Особенно это актуально для альбомов с песнями одного исполнителя, который работает в разных жанрах.

— Пожалуй, вы правы. Так чем же отличается альбом Иванцева на музыку Василовского?

— Тем и отличается, что музыка и текст каждой песни непременно соответствуют предыдущей. Каждая последующая композиция продолжает предыдущую, повторяя ее настроение, тонкости музыкальной аранжировки. Предполагалось выпустить не один альбом, а целую серию, в которой каждый имел бы свою тематику, идею, которая выступала бы ключом в его создании. Например, та вещь, над которой они работали в последнее время, посвящена взаимоотношениям между мужчиной и женщиной.

— Любви?

— В том числе, но не только. Каждая песня в альбоме должна была затрагивать новую струнку отношений, и в соответствии с этим строилась и музыка.

— Скажите, — медленно произнесла я, тщательно подбирая слова, — а вы в курсе, что между Иванцевым и Василовским произошел конфликт, в результате чего композитор отказался сотрудничать с Александром?

— О, вы и об этом знаете… Да, было такое. Но, думаю, ссора не является чем-то страшным. Сам я редко сталкивался с Валерием Аркадьевичем, но другие характеризовали его как человека тяжелого. Мало ли что ему могло не понравиться, вот он и взорвался.

— Настолько, что прекратил работу?

— Честно говоря, я думаю, что эта история просто-напросто была хорошенько раздута журналистами. На самом деле двум творческим людям всегда сложно работать вместе, потому что у каждого имеются свои представления о том, как и что надо делать и как должно быть. Василовский наверняка одумается и возобновит работу.

«Теперь-то уже точно не возобновит», — подумала я и глянула на Афанасия.

Во время всего этого разговора он ни разу не подал голоса, а теперь сидел ошарашенный, будто его хорошенько ударили по голове. Парень был явно непривычен к перипетиям детективной деятельности, поэтому сообщение о том, что он столкнулся с другим сыщиком, принял близко к сердцу. К тому же его явно расстроило, что я веду себя так уверенно и сразу же приняла ведущую роль. Пару раз Афанасий порывался задать Денису какой-то вопрос и перебить у меня инициативу, но каждый раз я опережала его, и он был вынужден молчать. Подозреваю, что вместо того, чтобы улавливать сообщаемую продюсером информацию, он придумывал план мести мне. Уж очень зверски сверкали глаза Афанасия, когда он обращал их в мою сторону.

— А может Иванцев обратиться к другому композитору с просьбой о сотрудничестве? Чтобы тот помог ему закончить альбом в обход Василовского?

— Нет, — без долгих раздумий ответил Денис. — Насколько я могу судить, такой вариант совершенно неприемлем. Это наверняка превратит замечательный проект в совершенно банальную вещь, потому что далеко не каждый композитор обладает столь выдающимся талантом, как Василовский. Тем более поскольку он сам предложил эту идею, то он, как никто другой, в курсе ее, то есть заинтересован в ее окончании.

— Несмотря на это, Александр, очевидно, потерял надежду вернуть расположение Василовского. Насколько я знаю, он пребывает в депрессии, и, возможно, причина ее кроется как раз в том самом музыкальном альбоме, который ему не удается закончить.

Денис озадачился и сокрушенно покачал головой, а потом нелицеприятно высказался о выбранном Иванцевым способе преодолевать депрессивный настрой. «Молодой еще» — таковым был вынесенный им вердикт. Тем не менее продюсер довольно убежденно еще раз заявил, что альбом непременно будет закончен, поскольку в него было вложено много сил и времени.

Итак, информация была получена. Иванцев никак не может иметь отношение к убийству композитора, ведь с его смертью он попадает в весьма незавидное положение. Музыкальный альбом, суливший ему большую славу и значительную прибыль, с кончиной Василовского так и останется незаконченным. Судя по всему, работа над ним была прервана в стадии максимального разгара. До тех пор, пока композитор был жив, здоров и невредим, оставался хоть какой-то шанс на то, что удастся уговорить его закончить начатую вещь. В пользу этого выступали и такие моменты, как деньги и почести, которые достались бы и Василовскому тоже. Я не верила в то, что он мог окончательно отказаться от столь заметной выгоды.

Глянув на хмурого Афанасия, я, как ни странно, повеселела. Ну и пусть предыдущая версия разбилась о реальность и не принесла мне искомого решения. В конце концов оно обязательно найдется. По крайней мере я беззаветно и оптимистично верила в положительный исход. Ведь есть же те, кому повезло еще меньше, чем мне. Взять хотя бы бедолагу Афанасия, действующего по обстоятельствам и наугад. Дело парень явно провалит.

И я решила устроить небольшой моральный пир для своей подуставшей натуры, отправившись на концерт. В конце концов, не зря же я приобретала билет по баснословной цене и тщательно подбирала себе наряд. Не для того это было сделано, чтобы в итоге лишить себя законного удовольствия. Как говорится, не дождетесь… хотя в данном случае я не представляла, кому могли быть предназначены эти слова.

Глава 7

В оперном театре царила атмосфера Праздника. Именно так, с заглавной буквы.

Несколько лет назад в нашей области зародилась традиция проводить наиболее значимые общественно-культурные мероприятия именно здесь, и с тех пор тарасовские власти свято блюли этот обычай. Не знаю, кому из высоких чиновников пришла в голову идея о таком достаточно своеобразном применении Театра оперы и балета, однако в ней был свой смысл. Благообразное помещение театра радовало глаз неброской роскошью и располагало к погружению в оазис духовного мира. Здесь каждый человек невольно менялся, как бы приподнимаясь над обыденным. Сюда нельзя было прийти в повседневной одежде, потому что в этом случае человек с порога ощутил бы свою ущербность. Люди приобретали здесь величественную осанку, в них откуда-то бралось благородство манер, как будто когда-то очень давно, в одной из прошлых жизней, они уже посещали это потрясающее здание, ходили по этим лестницам и исполняли модные в позапрошлом веке танцы в просторных залах, где теперь проводились театральные действа и концерты. В общем, атмосфера обязывала, и каждый посетитель театра старался не ударить в грязь лицом.

Сейчас, глядя на блестящую толпу, стройным потоком вливающуюся в фойе, я не смогла удержаться от мысленного скептического наблюдения. Красота демонстративно-показных ситуаций определяется поведением людей, которое в зависимости от обстоятельств может быть не только прекрасным и утонченным, но и отвратительным и грубым. В настоящий момент эти красиво одетые люди, пришедшие на концерт, исполнены величественного спокойствия. Они помнят об этикете, знают, как надо вести себя в приличном обществе и в каком ракурсе лучше всего рисоваться перед видеокамерой. Но в обычной жизни многие из них с очевидной однозначностью ведут себя по-другому. Они штурмуют общественный транспорт, памятуя о том, что, кто не работает локтями, — тот едет стоя, они ругаются в магазинах и на рынках, когда им недодают полтора рубля сдачи, они готовы разорвать наглеца-шофера, вклинившегося на узкой дороге впереди их автомобиля. В общем, ситуация преображает человека. И порой — до неузнаваемости.

Расположившись на своем месте в одном из первых рядов, я почувствовала себя просто великолепно. Несмотря на размышления относительно преображающих способностей обстоятельств, я была очень довольна возможностью по-царски отдохнуть. Пока в зале было много незаполненных мест, но народ все прибывал, и было очень интересно смотреть на то, как торжественно-суетливо люди отыскивают нужные им ряды, а потом стараются с соответствующим атмосфере достоинством пройти мимо уже сидящих, не отдавив им ноги.

По моему ряду пробирался солидный мужчина благообразной наружности, похожий на высокодолжностного сотрудника какого-нибудь серьезного предприятия. Поскольку первым занятым местом в ряду было как раз мое, то мужчина благополучно преодолел предшествующий путь и теперь оказался совсем рядом. До меня донесся приятный аромат мужской туалетной воды Boss, и через секунду я услышала фанфарный голос:

— Как бы мне случайно не задеть такую красивую девушку своим грузным телом… А то ведь ваш спутник не простит мне этого и чего доброго застрелит на честном поединке?

Я оторвалась от изучения красочной программки и посмотрела на него. Мужик был красивый, ничего не скажешь. Слегка неуклюжий и на самом деле обладавший несколько грузным телом, что, однако, ни в коем случае не казалось недостатком. Скорее наоборот, крупные габариты прибавляли ему мужественности и делали похожим на актера Александра Балуева. Подобно ему, нависающий надо мной мужчина смотрел сейчас магнетическим, словно застывшим, взглядом, от которого трудно было оторваться. Я подарила ему одну из самых своих прекрасных улыбок и нараспев произнесла:

— Обязательно застрелит, но не сегодня.

— Вот как? Он в хорошем расположении духа?

— Просто сегодня я одна, — порадовала я его, с удовольствием отметив улыбку, появившуюся при этом сообщении. Мужчина, судя по всему, тоже прибыл на концерт в одиночестве, но перспектива провести время в обществе красивой женщины вдохновила его на решительные действия.

— Ну, раз сегодня мне не от кого получать законную кару, то тогда я осмелюсь просить разрешения похитить вас.

— Похитить? Как?!

— Очень просто, — пояснил незнакомец. — Мое место в центральной ложе, и я прошу вас составить мне компанию, поднявшись туда вместе со мной.

— Но ведь там, наверное, занято…

Я прекрасно знала о том, что в центральной ложе находятся самые элитные места. Оттуда на представления обычно взирают члены местного правительства и высокие гости из других городов, а также наиболее почетные жители нашего города. Оставалось только догадываться, кем же является клеящийся ко мне мужик, если он запросто предлагает мне усесться рядом с ним, несмотря на то что место наверняка занято какой-нибудь «большой шишкой».

Однако все мои возражения он решительно отмел и, протянув мне руку, препроводил в центральную ложу. Вопреки моим ожиданиям народу здесь было не слишком много. Очевидно, основная масса имеющих билеты на эти места еще не подъехала. Мой провожатый элегантным жестом указал мне на сиденье, дождался, пока я расположусь, и сел рядом.

— Ну, теперь самое время познакомиться? — полувопросительно-полуутвердительно произнес он, глядя мне в глаза своим проникновенным взглядом. — Позвольте представиться, меня зовут Иван Каренцев. А как ваше имя?

— Татьяна, — просто ответила я, слегка улыбнувшись. — Но меня страшно интересует один вопрос, который я с замиранием сердца вам задаю. Кто вы, чем вы занимаетесь? Вы — депутат местной думы или официальное лицо из столицы?

Мой новый знакомый заразительно рассмеялся, так что мне непреодолимо захотелось присоединиться к нему. Потом ласково взглянул на меня и опроверг сделанное предположение:

— Ну что вы, разве я похож на чиновника? Нет, я скорее простой производственник. Но рассказ о моей деятельности слишком скучен и совсем не подходит для такого прекрасного вечера.

Более или менее мне стало понятно, что Иван Каренцев является очень крупным бизнесменом, возможно, даже главой большого производственного предприятия. Неудивительно, что он ведет себя так уверенно: губернатор нашего города, насколько я знаю, очень трепетно относится к руководителям подобного ранга и старается поддерживать с ними тесную дружбу. Что ж, это принцип мудрого человека, понимающего и принимающего основные ценности, ведь не секрет, что производственные компании представляют собой наиболее сильных союзников людей власти.

Мы завели оживленную беседу, этакий «разговор ни о чем». Иван смешил меня, рассказывал случаи из жизни, умело представляя их как анекдотические, юморил по любому поводу, хотя и не говорил ни о чем конкретном. В общем, демонстрировал непревзойденное очарование и умение покорять не определенными достижениями и талантами, а абстрактными совершенствами, которые безошибочно угадывались в его натуре.

Тем временем раздался первый звонок. Ложа постепенно заполнялась людьми, причем некоторые лица были знакомы мне по фотографиям, часто появляющимся на первых полосах местных газет. Самого главного — губернатора — еще не было, два места, предназначенные для него и для его супруги, выделялись на фоне общего заполнения.

Наконец поднялся занавес, и состоялось торжественное начало всеми ожидаемого концерта. Но перед тем как уйти со сцены, конферансье сделал объявление, что на концерте, к сожалению, не присутствует по причине болезни композитор Василовский. При этих словах по залу пронесся гул разочарования, но уже на выходе первого участника концерта воцарилась тишина.

Насколько я могла об этом судить, среди сидящих в зале находилось довольно много известных людей, напрямую связанных с концертом. Два первых ряда отводились для многочисленных продюсеров, композиторов и авторов песен, приехавших в наш город вместе со своими подопечными звездами. Каждому хотелось воочию убедиться в том, что раскрутка очередного певца удалась и дальнейшая работа имеет смысл.

Первое отделение было не слишком примечательным: выступали в основном молодые исполнители, среди которых по-настоящему талантливых было не более тридцати процентов. Все маститые исполнители должны были появиться после антракта. Когда подошло время перерыва, который устроители концерта щедро растянули аж на сорок минут, все зрители поднялись практически в унисон и стройными потоками направились к выходам. Наступал тот торжественный момент, который иному человеку гораздо ближе и приятнее, чем любое культурное действо, — время, когда все устремляются в буфет и продолжают приобщение к прекрасному путем поглощения стандартных предметов снеди: мороженого, пирожных, всевозможных соков, бутербродов и тому подобного. Где еще в настоящее время можно увидеть очереди, кроме как в сберкассе в день получения пенсии да в театральном буфете? Здесь они таковы, что длиннющие магазинные стойбища, скажем за колбасой, в незабвенные коммунистические времена по сравнению с ними кажутся не более чем шуткой.

Как цивилизованные люди, мы с Иваном единогласно сошлись во мнении, что не будем штурмовать буфет, и отправились прогуливаться по театральным залам. Здесь были выставлены макетные композиции, изображавшие театр изнутри и снаружи в разные времена, а также сцены из наиболее знаменитых постановок. Держа моего спутника под руку, я заинтересовалась искусно сделанным макетом балета «Лебединое озеро» и потому не сразу откликнулась, когда Иван легонько похлопал меня по плечу, желая привлечь к чему-то внимание. Я обернулась и почти сразу увидела то, ради чего меня оторвали от созерцания макета. По ближайшей лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, продвигалась моя клиентка Виктория Валентиновна Василовская, поглядывавшая на меня с опаской.

— Эта женщина очень пристально смотрела на вас, и я решил, что вы знакомы. Потом она вдруг сорвалась с места и поспешила уйти. Я подумал, что это может быть нечто, стоящее вашего внимания… — прокомментировал ситуацию Иван.

Картина действительно была несколько странноватой, причем не только на первый взгляд, но и после более или менее подробных раздумий. Почему это Виктория Валентиновна решила ретироваться, завидя меня? Куда логичнее было бы, если бы она подошла ко мне поздороваться и, возможно, намеками спросила бы о том, как идет расследование. Вместо этого она поспешила покинуть зал, где я нахожусь, причем ее вид, когда наши глаза случайно встретились, стал довольно испуганным.

Я не люблю, когда мои клиенты ведут какую-то игру за моей спиной, и поэтому решила во что бы то ни стало отыскать странную дамочку и все выяснить из первых рук. Тем более что оставалось еще целых двадцать минут антракта, а рассматривать макеты мне уже расхотелось.

— Иван, вы простите меня, но мне срочно нужно увидеться с той женщиной, которая только что постаралась избежать со мной встречи. С вашего позволения я оставлю вас и вернусь ко второму отделению концерта на место.

Иван неопределенно пожал плечами и сказал, что будет ждать меня в зрительном зале. Я же припустилась в направлении убегающей вдовы, стараясь соблюдать правила приличия и плавно обходить многочисленный люд, снующий между макетами и стендами. Виктория Валентиновна явно не видела преследования. Скорыми шагами она вырвалась далеко вперед, отчего мне пришлось догонять ее почти бегом. Посетители с удивлением смотрели на меня, всем своим видом показывая, как они относятся к подобному поведению в культурном месте. Но мне было все равно.

Коридор был закругленным, он опоясывал главный зал и заканчивался тупиком, в котором находилось множество кадок с экзотическими пальмами и другой подобной растительностью. Это я помнила еще с прошлых посещений оперного. По мере того как я приближалась к тупику, народу становилось все меньше и меньше. Наконец люди перестали попадаться мне, я замедлила шаг, чтобы не быть услышанной Василовской раньше времени, и затаилась за закругленным уступом в нескольких шагах от того места, где предположительно оказалась преследуемая мною вдова.

В пределах хорошей слышимости тут же раздались голоса, один из которых принадлежал незнакомому мужчине, а другой — моей клиентке Виктории Валентиновне. Мужчина был раздражен, насколько я могла судить по голосу. Сейчас вдова как раз заканчивала рассказывать ему о том, что видела в зале… меня. Да-да, она так и произнесла: детектив Иванова.

— Ну и что теперь делать? Она же тебя наверняка узнала, — в сердцах заговорил мужчина. — Я, конечно, всегда знал, что ты — дура, но не до такой же степени, чтобы нанимать для расследования бабу. Что она может?

— Но мне ее рекомендовали! И потом ты тоже нанял частного детектива, причем мне об этом ничего не сказал.

— А ты мне говорила, когда эту сучку нанимала и бабки ей отстегивала? Ты со мной посоветовалась?

— Но как же я могла? — лепетала Виктория Валентиновна. — Ведь ты же… тебя же не было… А если бы я пришла туда, наши отношения перестали бы быть тайной…

— Но ведь так и так перестали, ты же сама все и рассказала в милиции! Сразу надо было так сделать, а ты вместо этого тайны мадридского двора начала разводить. Как будто наша связь чему-нибудь навредит.

— Леш, ну я растерялась. Ладно, черт с ними, с деньгами. На нас сейчас целых два частных детектива работают. Если не один, так второй, надеюсь, сможет найти убийцу.

— Да не верю я в это! — чуть ли не прокричал собеседник вдовы. — Не верю, слышишь? Твоей сучке только в ресторане богатых мужиков на бабки разводить, ничего она тебе не раскроет.

— Ну тогда твой детектив… — робко начала Виктория Валентиновна, но была безжалостно прервана.

— Мой детектив! — провозгласил мужской голос с величайшей язвительностью в голосе. — Да неужели ты не поняла, что я нанял этого лопуха специально для того, чтобы отвести от себя подозрения? Вот, мол, невиновен я, смотрите, мне и скрывать нечего, я даже детектива нанял. Чтобы родственнички твоего муженька не начали самостоятельно под меня копать. Этот лопух вообще смешные деньги запросил, не то что твоя сучка. Я ему эти копейки дам, а он покрутится для виду, и разойдемся мы с ним, как в море корабли.

— Я боюсь, Леш, — плаксиво протянула Виктория Валентиновна. — Ты такой злой стал, как вышел. Как будто я мало для тебя делала! Я помогала тебе в течение двух лет, и ты был доволен такой ситуацией. Я никогда не отказывалась давать тебе деньги. Я верила в твою невиновность, так как в тот вечер ты был со мной, потому и наняла детектива. Но теперь думаю, что ведь ты мог…

— Хватит! — грубо оборвал ее собеседник. — Такой дуре, как ты, вообще ничего другого знать нельзя, кроме как сколько стоят тряпки-побрякушки! Чтоб я от тебя не слышал ничего подобного, поняла?

Раздался женский вскрик и последующий плач, очевидно, в порыве гнева мужчина выкрутил или больно сжал руку своей собеседницы и моей клиентки.

Я поспешила ретироваться из закутка, поскольку все необходимое мне услышала, а вмешиваться в ссору любовников и выдавать тем самым свое присутствие не входило в мои планы. Вернувшись в зал и молча заняв свое место в элитной ложе (концерт уже шел), я принялась обдумывать полученную информацию.

Итак, не было сомнений в том, что спутником моей клиентки был не кто иной, как ее любовник, а по совместительству и официальный подозреваемый в преступлении Алексей Соленик. Почему он на свободе? Очевидно, его выпустили потому, что Виктория Валентиновна, наконец, выдала информацию о том, что в момент совершения преступления любовник находился вместе с ней. Конечно, в милиции должны были проверить эту версию. Возможно, они допросили людей, которые видели, как Василовская и Соленик вместе входили в одну квартиру, и удовлетворились полученным свидетельством. Я же смогла выяснить, что в примерное время убийства Алексей находился рядом с любовницей, значит, и ребятам из милиции ничего не стоило сделать тот же ход. Таким образом, стражам порядка ничего не оставалось, кроме как выпустить Алексея за неимением объективных причин для его дальнейшего задержания.

Однако моя клиентка решила скрыть от меня факт, что ее любовник находится на свободе. В связи с этим у меня имелось только одно предположение: ей запретил Алексей, потому что сама она вряд ли имела причины для сокрытия данного обстоятельства. Кажется, она начала вникать в ситуацию, и теперь уже не верит безоговорочно в невиновность своего милого. Действительно, сам он мог и не убивать Василовского, но чего проще в наше время нанять киллера?

В ходе подслушанного мной разговора выяснилось интересное обстоятельство: оказывается, вдова банально спонсировала своего любовничка! Два года — срок немалый, но именно о нем она говорила. Пожалуй, пора пошерстить в этом направлении: если Алексей виновен в смерти Василовского, то на это должен иметься весомый материальный мотив.

Оказавшись в тюрьме, Алексей, возможно, через свое доверенное лицо нанял Афанасия, который так же тянет на звание частного детектива, как я на роль негритянки Женуарии из фильма «Рабыня Изаура». У меня сразу же возникло недоумение по поводу этого парня, который абсолютно не умел мыслить аналитически, логически, определяя хотя бы приблизительное направление для поисков. Он действовал исключительно наугад, и меня очень интересовало, кто же тот недоумок, который нанял его для расследования такого серьезного дела. Теперь-то я знаю, что это произошло вовсе не от недостатка ума, а было своеобразным стратегическим ходом. Даже освободившись, Алексей до конца не избавился бы от подозрений со стороны окружающих, поэтому он сразу решил демонстративно заняться доказательством своей невиновности, прибегнув к помощи лоха-детектива. Это свидетельствовало о том, что Соленик, безусловно, умный и хваткий мужик.

Однако он сделал большую глупость, столь неосторожно поведя себя в театре. Таким образом для меня стала очевидной суть его натуры, а кроме того, я получила свидетельство о том, что Виктория Валентиновна сомневается в его невиновности. Я вспомнила ее фразу, которая была грубо прервана Алексеем. Фразу о том, что он многое от нее скрывает, и она со страхом ожидает, вдруг выяснится факт того, что он мог… Мог что? Может быть, нанять человека, который и совершил убийство, так она хотела продолжить? До поры до времени я не трогала Алексея, поскольку была уверена, что у него имеется алиби, неизвестное в милиции. Однако теперь его алиби вновь оказалось под сомнением, и у меня появился очередной подозреваемый.

На сцене известная певица по просьбе зрителей исполняла соло, но меня это уже мало интересовало. Сосредоточенно-напряженное выражение моего лица заинтересовало Ивана, который время от времени озадаченно посматривал на меня и пожимал плечами. Чтобы успокоить его и не привлекать к себе внимания наших высокопоставленных соседей, я улыбнулась, когда он в очередной раз обратился в мою сторону, и в темноте пожала его руку. Это подействовало нужным образом: Иван скрестил свои пальцы с моими и удовлетворенно уставился на сцену. Я же продолжала мыслить, находясь при этом очень далеко от концертных номеров.

* * *

Поздно вечером, по окончании концерта, я была торжественно доставлена до подъезда своего дома на машине Ивана. Сцена прощания прошла довольно быстро — впрочем, исключительно по моей инициативе, — зато была многообещающей, поскольку мы с Иваном договорились встретиться, как только я закончу, как я ему сказала, одно важное дело. О своей профессии я не распространялась, но, думаю, если встреча действительно состоится, то скрывать ее не буду.

Поднявшись на свой этаж, я открыла дверь и после непременных водных процедур с удовольствием растянулась на кровати.

…Чудесная погода способствовала возникновению той легкой беззаботности, которая проявляется в современном человеке в исключительно редких случаях. Я распласталась над зеленым лугом в воздухе, раскинув руки в стороны и без страха подставив лицо ласковому солнцу и приятному дуновению ветерка. Мне было все равно, что происходит в мире, мне сейчас не было до него дела. Имело значение только прекрасное ощущение легкого парения над землей, когда я ловко управляла своим невесомым телом.

И вдруг — все разом оборвалось. Я явственно ощутила себя лежащей на прохладной жесткой земле. Зеленая трава вовсе не казалась более мягким ковром, она была колючей, и в ней ползали многочисленные отряды насекомых, которые норовили меня укусить. Мне стало так неприятно, что я застонала и… проснулась.

Ничего себе сновиденьице! А что же оно означает, интересно? Очевидно, определить это без помощи моих верных косточек не удастся. Так, где они… Ну, мои милые, что вы мне сегодня скажете?

32+10+13 — «если вы думаете, что что-то о ней знаете, то вы ошибаетесь».

Час от часу не легче… Кого же вы имели в виду, мои дорогие помощники? Очевидно, какую-то женщину, которая имеет непосредственное отношение к расследованию. Возможно, я заблуждаюсь, но пока из представительниц слабого пола только одна может претендовать на роль темной лошадки — сама моя клиентка. Виктория Валентиновна и в самом деле дискредитировала себя в моих глазах. Однако я по-прежнему на нее работаю, а раз так, то, что бы она ни скрывала, это не должно сказаться на качестве моей работы. Поэтому я решила оставить в покое мою клиентку с ее сумрачной душой, но иметь в виду, что она вряд ли так проста, как кажется.

С большой дымящейся чашкой кофе я устроилась перед телевизором, где как раз начиналась программа «Утро». Сегодня должны сообщить о смерти композитора… Не сомневаюсь, что это будет сделано уже сейчас, утром, сразу после концерта. Ведь и так прошло столько времени. С религиозной точки зрения был совершен большой грех, в котором оказались задействованы очень многие люди. Родственники вкупе с местными властями нарушили все христианские обычаи, когда решили «перенести» смерть Василовского.

Как я и думала, самым первым сообщением в блоке новостей было убийство. Молоденькая дикторша, возникшая на экране, взволнованным голосом поведала о жестоком убийстве выдающегося композитора современности. В результате зверского нападения и так далее… Девчонка явно не вникла в подробности или же было решено намеренно представить убийство в несколько искаженном виде. Сообщалось, что преступников было несколько и они проникли в дом с целью ограбления. Интересно, а если потом выяснится, что убийцей оказался человек, хорошо знакомый семье Василовских, то как же на него спишут кражу?

Я выключила телевизор и задумалась. Итак, что мне удалось выяснить в ходе следствия? Любовник Виктории Валентиновны в настоящее время занимал почетное первое место в списке подозреваемых. На этом моменте размышлений моя рука снова непроизвольно потянулась к заветному мешочку, а через секунду я уже произнесла вслух тот вопрос, который беспокоил меня:

— Ну, мои косточки, и что вы думаете по этому поводу?

12+21+25 — «наказание лжецу не в том, что ему больше не верят, а в том, что он сам не может никому верить».

Магические символы упорно не хотели радовать меня оптимистичными толкованиями и отделывались туманными намеками. Довольно сложно было сделать какой-то вывод из выпавшей комбинации, уж слишком отвлеченной она была. Но поскольку господин Соленик уже крепко повис на моем крючке, то я решила растолковать комбинацию таким образом, что лжецом являлся не кто иной, как он собственной персоной. А заодно и моя клиентка, которая, между прочим, ни словом не обмолвилась, что ее любовничек куда-то отлучался, если в ее незаконченной фразе подразумевалось это, а не то, что он мог кого-то нанять для убийства. Ладно, я допускаю, что это обстоятельство могло не показаться ей достойным внимания, и она решила его скрыть, чтобы не путать мое расследование. Только все равно получается, что, наняв меня, вдова элементарно не догадывалась о том, что совершает ошибку, пытаясь найти убийцу своими силами. Вернее, моими, но за свои деньги.

Однако заказ сделан, как говорят киллеры. Отменить его нельзя. Это тоже один из законов, действующих среди представителей этой современной профессии.

* * *

Виктория Василовская по непонятной причине начала меня избегать. Это стало очевидным, когда я попыталась разыскать ее, позвонив на сотовый, чтобы договориться о встрече. Она сослалась на то, что завалена делами и проблемами, связанными с предстоящими похоронами мужа, и встретиться с мной пока не может, но надеется, что я и без того смогу довести расследование до конца. И хотя я не сомневалась в чрезвычайной занятости клиентки, однако в ее голосе слышалась такая явная фальшь, что я даже растерялась.

Похороны должны были состояться послезавтра, а на следующий день после них будет официально оглашено завещание. А преступник до сих пор на свободе. Я подумала о том, что если убийца все-таки не Алексей и это будет доказано, то истинный злодей забеспокоится и может даже затаиться, что значительно осложнит расследование. Действовать нужно без промедления.

Через полчаса я вооружилась списком всех солидных адвокатских контор нашего города, узнав номера телефонов их центральных офисов через справочную. Не так уж и много, всего-то шесть организаций. Я не брала в расчет многочисленные мелкомасштабные конторки, которые в изобилии появились в Тарасове в последнее время. Господин Василовский был слишком известным человеком, чтобы прибегать к услугам никому не известной юридической фирмы сомнительного происхождения. Зато названия шести корпораций звучали не только на весь город и его окрестности, но также и далеко за пределами Тарасовской области. Помнится, в прошлом месяце в столице проходил съезд лучших адвокатов отечества, и наш губернатор с гордостью заявлял, что на нем присутствовали представители всех крупных адвокатских организаций города. У меня как раз сохранилась газета, в которой они перечислялись, и сейчас она мне здорово пригодилась.

Приятный женский голос вежливо поздоровался со мной, когда я набрала номер фирмы с громким названием «Наши дела». Это название мне почему-то навеяло своеобразные ассоциации с другим — итальянским «Коза ностра». Интересное сравнение, хотя к делу и не относится.

— Здравствуйте, — поздоровалась я в ответ. — Я звоню по просьбе Виктории Валентиновны Василовской. Она просила подготовить бумаги своего мужа, касаемые завещания, поскольку хотела бы выяснить некоторые моменты.

В трубке воцарилось секундное замешательство, после которого девушка поинтересовалась, кому именно она должна это передать. Понятно, значит, не та контора. Методом непрямого попадания пальцем в небо я наконец нашла ту организацию, в которой моя просьба не вызвала недоумения. По вечно действующему закону бутерброда она оказалась последней в моем списке. Но это было не столь важно, гораздо больше меня интересовало то, что в ответ на придуманную мной ерунду секретарь предложил позвать к телефону господина Мережкина, чтобы уладить все подробности моей просьбы непосредственно с ним. Разумеется, я отказалась, заявив, что сейчас же подъеду для личной встречи.

* * *

В помещении адвокатской конторы было прохладно от многочисленных исправно функционирующих кондиционеров, уютно благодаря качественному дизайну и удобной мебели и спокойно, что обеспечивалось особой атмосферой данной организации. Я не замечала ни суеты, которая в традиционном понятии должна была непременно сопутствовать подобным фирмам, ни резкого ощущения масштабности ведомых здесь дел, которое бы сделало атмосферу напряженной и напыщенной. Приятная миловидная секретарша усадила меня на кожаный диван, строгий, но в то же время комфортный, и пообещала, что господин Мережкин в скором времени подойдет. Так и случилось: буквально через несколько минут я увидела, как по лестнице со второго этажа спускается великолепный мужчина, похожий на голливудского киноактера. Высокий, среднего возраста, ухоженный и импозантный, он производил впечатление благополучия и надежности, которое так важно для любого преуспевающего адво-ката.

Еще через несколько минут я сидела в кабинете Юрия Викторовича Мережкина и пила такой же великолепный кофе, как и приготовивший его человек. У меня не было причин скрывать свое имя и причину, по которой я оказалась здесь, а у моего собеседника не было причин мне не верить. Поэтому, когда я попросила вкратце охарактеризовать завещание, составленное господином Василовским, он согласился.

— Последняя версия завещания имела следующее содержание, — начал Юрий Викторович, раскрывая коричневую кожаную папку. — Основная часть наследства должна перейти к сыну господина Василовского, когда он достигнет совершеннолетия. До этой поры распоряжаться состоянием никто не имеет права, средства предписывается перевести в мировую валюту и положить в один из швейцарских банков, где они должны будут содержаться до указанного времени. Оставшаяся часть состояния поделена на несколько сегментов, каждый из которых имеет свое распределение. Так, одна часть выделяется на образование сына Василовского, которое непременно должно осуществляться за границей. Сумма рассчитана как раз до его совершеннолетия, когда в дело вступит основной капитал, который, кстати, значительно приумножится. Еще одна часть предназначается для жены господина Василовского. Это ежегодное содержание, которое будет выплачиваться ей регулярно до конца жизни.

— Насколько значителен его размер? — быстро спросила я.

— Нет, я бы не сказал, что значителен. Как я уже говорил, основная часть наследства положена господином Василовским сыну, а его супруга будет получать около двух тысяч долларов в год.

«Да уж, не впечатляет», — подумала я. Две тысячи в год для дамы, привыкшей к роскоши и достатку, — настоящая пощечина для самолюбия. Бог с ним, с самолюбием, но однозначно верно, что за эти деньги любовник Василовской не стал бы убивать ее законного супруга, поскольку в этом не было абсолютно никакого смысла. При жизни мужа Виктория Валентиновна имела возможность беззаботно распоряжаться куда большими деньгами, в том числе — тратить их на любовника.

* * *

Наконец-то я смогла поехать домой. Уже несколько часов мне дико хотелось сделать две вещи, без которых я не мыслила своего существования. Этим необходимым был и хороший крепкий кофе, и магическое гадание, в котором я сейчас очень нуждалась. Хотя нет, имелся еще один необходимый для существования фактор. Сигареты.

Когда все необходимое для счастья было получено, я с удовольствием растянулась на кровати и собралась в спокойной обстановке продумать дальнейшие действия. Но в этот самый момент мой покой был нарушен, потому что раздался оглушительный и долгий звонок в дверь, произвести который мог, пожалуй, лишь один человек — Гарик.

Этот кавказец с чрезвычайно широкой душой предпочитал все делать по-генеральски. Если уж он закатывал гулянку по поводу своего дня рождения, например, то его дом трещал от наплыва дорогих гостей, а ножки праздничного стола угрожающе подкашивались от обилия разносолов. Если он охмурял женщину, то делал это так масштабно, что у нее не было пути для отступления. Пожалуй, только на мне его зубы предательски скрипнули, и с того момента Гарик взял за привычку снова и снова вгрызаться в этот крепкий орешек, каким наверняка представлялась ему я. И вот сейчас он явно решил провести очередную попытку абордажа, трезвоня в мою дверь что есть мочи.

— Да иду я, иду, — поспешно отозвалась я, опасаясь, как бы в запале он не покалечил мой звонок.

Я распахнула дверь и уже через секунду взлетела примерно на полметра вверх от того, что кто-то весьма сильный крепко сжал меня в своих объятиях и поднял над головой.

— Гарик, прекрати безобразие, — строго приказала я, глядя на его довольную физиономию сверху вниз. — Сейчас же поставь меня на место, а то я уже чувствую тошноту.

Тут открылась дверь противоположной квартиры, и оттуда стремительно выскочил мой юный сосед Иван Борисыч, а следом не спеша выплыла его мать. Ванька с интересом глянул на живописную картину, открывшуюся перед ним, а соседка презрительно вскинула голову вверх и совершенно отчетливо фыркнула, чем вывела меня из себя. Заметив это, Гарик подмигнул мне и, ловко перевернув мое тело в воздухе, внес меня на руках через порог, совсем как молодой супруг. Ванька расхохотался, а его мамаша от злости даже плюнула, очевидно, выражая этим свое отношение ко мне. Наверное, ей стало завидно, потому что уже минимум лет двадцать ее явно никто не носил на руках. Если вообще когда-нибудь носил. Супер-Гераклов, способных произвести такой силовой трюк, в природе наверняка не существует.

— С ума сошел? — с горящим взором спросила я у Гарика, как только мы оказались в квартире. Хотя, честно говоря, сердиться за маленький спектакль не хотелось из-за совершенной бесполезности этого занятия. Гарик по жизни был гротескным человеком, и изменить это было невозможно.

— Удивлена меня увидеть?

— Нисколько. Я знала, что это ты, потому что никто другой из моих знакомых больше не звонит так рьяно.

— Я намерен отметить нашу встречу, как праздник, тем более что она бывает так же редко. Не забывай, я предупреждал тебя: отказы не принимаются!

— Гарик… — предостерегающе начала я, но добилась лишь того, что он с независимым видом начал разуваться. — Гарик, вообще-то я сейчас расследую важное дело!

— Нет ничего важнее жизни этой, — неожиданно басистым голосом пропел Гарик строчку из неизвестного мне произведения. Подозреваю, что он ее сам же и придумал. — Пока ты не согласишься со мной выпить, я никуда не уйду.

И он потряс перед моим лицом пакетом, в котором угадывалась разнообразная снедь и бутылка шампанского. Я обреченно кивнула и отправилась за фужерами — только так можно было надеяться на скорейший уход Гарика. Хотя у меня было сомнение, что после распивания игристого напитка он не захочет получить еще одно вознаграждение за свой труд.

— Ты даже не представляешь, чего мне стоило добыть тот адрес, — рассказывал Гарик, стоя на кухне и откупоривая бутылку шампанского. — Следователь, который ведет дело, уперся, прямо как баран, и говорит: не дам тебе адрес, и все тут. Пришлось к одному корешу из отдела обратиться, чтобы он мне его списал потихоньку. Так он с меня такой жирный магарыч взял!

— Я тебе все возмещу, — рассеянно проговорила я, глядя в окно.

Теперь я была стопроцентно уверена в том, что мне вовсе не показалось. Пару минут назад, до появления Гарика, я выглянула на улицу и заметила, что возле подъезда маячит какой-то тип, немного похожий на Афанасия. И вот сейчас парень находился в таком ракурсе, что мне даже с высоты нескольких этажей было хорошо видно его лицо. Сомнений не было — мой недалекий конкурент зачем-то крутится возле моего дома.

Не скажу, что это меня насторожило или тем более испугало, но ощущение какого-то непорядка стойко укрепилось в моем подсознании. Неудивительно, что я решила разобраться с этим недотепой, успевшим изрядно достать меня.

— Гарик, солнышко, ты подожди пару минут, я сейчас вернусь, только спущусь вниз — у одного товарища надо кое-что выяснить, — быстро проговорила я и выскочила в подъезд.

Афанасий с отсутствующим видом прохаживался вдоль дороги и периодически посматривал на мое окно. В очередной раз он сделал это как раз в тот момент, когда я выскочила из подъезда и стремительно направилась к нему. При этом я, конечно же, смотрела только вперед, чтобы в корне пресечь возможную попытку побега. Но если бы я не была столь поглощена удержанием Афанасия в поле зрения, то обязательно заметила бы на дороге чуть сбоку скромненький джипик.

— Ты какого черта ходишь за мной по пятам? — довольно громко и обвиняюще проговорила я на ходу. — Сам ничего добыть не можешь и решил за мной следить, чтобы потом своему клиенту готовый результат преподнести?

Последнее, что я могла вспомнить впоследствии в произошедшей сцене, были спокойные глаза Афанасия. Но сначала я боковым зрением увидела, как джип тихо тронулся со своего места и подъехал совсем близко к нам, причем Афанасий успел отскочить, а вот я от неожиданности резко отклонилась назад и чуть не упала. И упала бы, если бы меня не подхватили чьи-то сильные руки. «Чересчур сильные», — подумалось мне. А оглянувшись, я увидела Афанасия. Правда, в это время я уже начала кое-что понимать. Дверцы джипа раскрылись, и с заднего сиденья лихо выпрыгнули два бравых молодца. Они бережно подхватили меня под руки и буквально донесли до машины, куда затем мягко, но твердо впихнули.

Свидетелей моего похищения почти не было. Около соседнего подъезда сидела пара старушек, но они приобретали зоркость, только когда смотрели на своих малолетних внуков, резвящихся в песочнице. Больше во дворе никого не было. Это внушало определенные опасения.

Зато мои похитители, похоже, вовсе не беспокоились по поводу того, что кто-то мог заметить их действия. Я сидела между двумя мордоворотами без каких-либо признаков интеллектуальности на физиономиях, и они неподвижно смотрели прямо перед собой, никуда больше. Очень значительные взгляды были у этих ребят.

А на переднем сиденье почетно ехал не кто иной, как Афанасий. Недотепа-конкурент, коим я привыкла его считать, преобразился буквально на глазах. Из потрепанного парня простоватой наружности он превратился в статного и надменного молодого мужчину, причем его кавказское происхождение, которое прежде проглядывалось неявно, сейчас стало очевидным. Ну, Афанасий, ну, провел ты меня… Мне стало обидно за то, что я купилась на эту в принципе не слишком высокопилотажную уловку, попалась глупо, посчитав Афанасия недостойным противником. Что и говорить, он был мастером актерской игры.

— Ты случайно не в театральном училище учился? — осведомилась я у него, стараясь включить в свой вопрос максимальную иронию. Первоначальное оцепенение прошло, и сейчас я поняла, что необходимо действовать, постаравшись во что бы то ни стало разговорить моих молчаливых стражей. Пусть будет хоть какая-то информация. Не важно, какая, главное, пусть она будет. Но ожидания мои не оправдались, потому что Афанасий в ответ процедил сквозь зубы:

— В цирковом, блин. И вообще молчи давай, пока тебе рот не заткнули. Говорить потом будешь.

Как по сигналу, мордовороты, охранявшие меня, вскинулись, подобрались и разом предостерегающе повернулись в мою сторону. Положению моему не позавидовал бы даже форменный идиот.

Ехали мы примерно полчаса, и последняя часть пути приходилась на пригородную зону. Съехав с трассы по одному из ответвлений, джип оказался на бездорожье, в результате чего все пассажиры, включая сфинксообразных мордоворотов, начали дружно подпрыгивать на ухабах, чуть ли не ударяясь головами о потолок. При этом ни одного словесного выражения эмоций, вполне естественных при таком положении вещей, с их уст не сорвалось, из чего можно было сделать вывод, что ребята вообще подают голос только в исключительных случаях.

Наконец мы остановились около своеобразного домика, одиноко стоящего на пустыре среди многочисленных пеньков. Раньше здесь шелестел лес, а теперь от него осталось лишь это печальное напоминание. Живой растительности в округе не наблюдалось, зато белокаменный домик, обнесенный невысоким забором, казался очень симпатичным, а главное, оригинальным.

Водитель джипа — молодой парень, похожий на сидящих по обе стороны от меня мордоворотов, только не такой масштабный, посигналил, отчего автоматические ворота поднялись и пропустили машину на бетонированную территорию. Меня вытащили, не церемонясь, из салона наружу и повели к массивной дубовой двери, стилизованной под старину. Наверняка именно такие двери стояли в замках, относительно которых рождались всевозможные легенды и слухи о привидениях. Может, один из призраков с нетерпением поджидает меня в доме? Хотя нет, бестелесному созданию было бы непросто найти общий язык с таким явлением современности, как мои провожатые, то есть его подручные. К ним нужен чисто земной подход.

Один из мордоворотов крепко ударил в дверь кулаком, и она почти моментально раскрылась, явив моему взору… Но об этом лучше потом. Наверное, к тому моменту я уже подсознательно ожидала увидеть кого-то знакомого, поэтому не слишком удивилась, когда один из таковых вновь встретился на моем пути.

Надо сказать, внутреннее убранство белокаменного дома было куда более впечатляющим, чем внешнее, поскольку значительно напоминало о средневековом аскетическом образе жизни. В огромном зале, пол которого был выложен темно-коричневыми керамическими черепками, мебели практически не было. Зато был камин, который сейчас, по случаю летнего времени года, конечно, не горел. На окнах висели тяжелые портьеры, а в центре стоял, пожалуй, единственный функциональный предмет интерьера — стол. Кроме него, здесь имелись еще высокие дубовые стулья. Это все.

На один из стульев мне нелюбезно помогли усесться, дав такого хорошего пинка, что я послушно отлетела к цели назначения и с первого раза заняла правильное положение. Правильное — значит такое, при котором я буду хорошо видна хозяину, который, очевидно, планирует эффектно спуститься по лестнице со второго этажа. Увы, эффекта неожиданности уже не получится, я знала, с кем мне следует ожидать встречи.

Мордовороты, словно по режиссерскому сценарию, заняли свои места чуть поодаль от меня, Афанасий вмиг преодолел лестницу и через минуту спустился вместе с главным действующим лицом спектакля, так скажем, с паханом. В принципе господин Торовский — а это был именно он — как раз и был паханом для той честной компании, в которой я вынужденно оказалась.

— Василий, — радостно всплеснула я руками, — вот уж не думала, что встретимся! А к чему такая таинственность? Разве нельзя было послать полюбовное приглашение? Мол, приходи, Татьяна, посидим, поговорим… Я же привычная.

— Вась, ты не думай, она не дура вовсе, только притворяется, — это Афанасий решил предостеречь своего друга или шефа, чтобы он не попался на тот прием, который был удачно применен на мне. — Я ее в деле видел, баба она хваткая, наверное, много нарыть успела.

Лично меня в этот момент сильно беспокоило то, что на лице Торовского не было и следа прежней любезности и обходительности. Сейчас его физиономия выглядела откровенно злой, потерянной и усталой. То есть коктейль эмоций был еще тот. По опыту знаю, что именно в таком состоянии люди способны сотворить гораздо больше бед, чем запрограммировано в их натуре. К тому же мордовороты за спиной не внушали оптимизма, их присутствие полностью исключало возможность побега. По крайней мере в данный момент.

— Короче, — совсем невежливо проговорил Торовский, усаживаясь напротив меня, — я хочу знать все, что касается смерти композитора.

Ответить ему я могла лишь единственным образом: убедительно заявив, что тоже очень этого хотела бы. Возможно, в моем высказывании господин Торовский усмотрел некий сарказм, которого на самом деле не было, однако меня довольно чувствительно ударили по губам, из которых тотчас же потекло несколько струек крови.

— Я не шучу, — поведал мне злобный мучитель, вытирая костяшки пальцев о белоснежный платок. — Шутки закончились, теперь идут дела серьезные. Спрашиваю второй раз: что ты знаешь о смерти Василовского? Рассказывать рекомендую все без утайки, действуя в своих же интересах.

— Слушай, — проговорила я сквозь кровавую пену, которая упорно не желала сплевываться, — а может, ты меня с кем-то перепутал? Между прочим, я Василовского не убивала, поэтому вряд ли смогу рассказать, как это произошло.

Тут в разговор вступил Афанасий, до этого времени скромно молчавший. Видя, что Торовский явно не справляется, он решил прийти ему на подмогу, ужесточив бессовестный допрос еще больше.

— Как ты там однажды меня спрашивала: ты у нас кто? Сейчас я тебе аналогичный вопросик задам: кто ты у нас в смысле профессии? Частный детектив. Вот и давай колись, детектив, что ты там успела накопать про убийство Василовского, а то мы с тобой по-своему будем разговаривать.

Кажется, я начинала понимать, чего от меня хотят эти ненормальные. Официальное объявление о смерти композитора было для них подобно чувствительному удару по голове, за которым следует помутнение рассудка. Ребята упорно не понимали, каким образом могли убить Василовского, если они следили за ним, словно сердобольные нянюшки за дитятей. Поскольку на их глазах композитор жилища не покидал, то следовал вполне справедливый вывод, что его убили в загородном доме. До этого они наверняка додумались самостоятельно, но вот дальше следовали сплошные загадки. Самая значительная из них, конечно, состояла в незнании убийцы. В связи с этим у Торовского наверняка имелись свои соображения. Возможно, он хотел наказать того, кто перешел ему дорогу, а возможно, хотел выявить его личность, чтобы впоследствии знать, чего можно ожидать от этого человека, который наверняка находился в ближнем окружении Василовского.

По-видимому, многочисленные загадки вывели акул шоу-бизнеса из себя, лишив их спокойствия и возможности управлять ситуацией. Но это было потом, а сначала они мучились непониманием того, куда же делся композитор, которого они так старательно пасли. Как раз в этот момент я попалась на их пути, на свое же несчастье… Кто знает, ради чего я крутилась возле жилища композитора? Возможно, я и являюсь причиной его таинственного исчезновения или же появилась специально для того, чтобы каким-то образом навредить Торовскому. Рисковать таким образом ребята не могли, поэтому ко мне был приставлен некто Афанасий, который умело вытянул всю информацию, обставив все так, будто это я завела с ним знакомство.

Все прошло замечательно, но после того, как Торовскому стало известно, что я интересовалась композитором потому, что расследую тайну его исчезновения, миру поведали о его гибели от рук преступников. Тут ребята запутались окончательно, а главное, рухнули их надежды когда-либо заполучить талант величайшего композитора. Типы, подобные господину Торовскому, обычно подчиняются кому-то более сильному, кто руководит ими, оставаясь незаметным для окружающих. Поэтому Василию наверняка нужно будет предоставить своему шефу или шефам подробный отчет о проделанной работе. А как сделать это, если он сам не понял, что произошло? Вполне логично в таком случае найти того, кто знает, и порасспросить его. Что, собственно, и было сделано.

Конечно, Афанасий вовсе не был частным детективом. Хотя тут я не до конца все понимала. Ведь в разговоре Алексея и Василовской я своими ушами слышала, что он упоминал о каком-то детективе, которого нанял специально для отвода глаз. Я мысленно вздохнула. Не хватало еще, чтобы через некоторое время на моем пути возникла еще одна личность, дюже интересующаяся Василовским…

Когда стало более или менее ясно, что нужно от меня этой веселой компании, мне немного полегчало. Что ж, я могу рассказать им все, что знаю сама, не утратив ни одной из своих завоеванных позиций. Честно и обстоятельно, стараясь быть особенно четкой в тех местах, где мои похитители могли бы заподозрить меня во лжи ради шкурного интереса, я поведала им о каждом этапе своего расследования, вплоть до того момента, когда услышала разговор моей клиентки и Алексея Соленика. Василий слушал меня очень внимательно, не перебивая вопросами. Когда я приблизилась к итогу, то постаралась вложить максимум убедительности в сообщение того факта, что дальше я оказалась в тупике и ничего нового в расследовании пока не имею. При этом я здорово опасалась, что сейчас мне снова дадут по зубам, выразив таким образом недоверие к рассказанному.

Но ничего подобного, к счастью, не случилось. Мне было приказано замолчать, после чего Афанасий и Василий отошли в сторонку и долгое время совещались. Я с замиранием сердца ждала вынесенного ими вердикта и старательно прислушивалась к разговору.

— Короче, — вполголоса подытожил господин Торовский принятое решение, — ловить больше нечего. Василовский мертв, сотрудничество накрылось, надо уезжать отсюда и искать замену в Первопрестольной. Хату свою можешь сдать, пока время есть, все равно мы в Тарасов теперь не скоро нагрянем.

— Прекрати, кто такую хибару снять согласится? Лучше вот что скажи: ты планируешь в Москве с Клишенко встретиться? Типа, он наконец дождался своего звездного часа?

— А что делать? С кем-то в любом случае надо договариваться о сотрудничестве. Потом еще обсудим, а пока я подумаю хорошенько.

— А с ней что делать? — Жестом Афанасий показал на меня и вопросительно поднял брови.

— Ванька ее до дому довезет, не здесь же оставлять. Прошу прощения за доставленные неудобства, леди. — Последние слова уже относились ко мне. Затем Торовский приказал одному из мордоворотов довезти меня до дома. Моя душа пела от такого немыслимого счастья. Но пытливая натура дала о себе знать при выходе. Иначе и быть не могло.

— Вопрос можно? — Классно же я, наверное, сейчас выгляжу…

— Ну… — на лице Афанасия появилось напряженное выражение.

— Ты уже знал об убийстве композитора, когда первый раз встретился со мной?

— Нет… Об исчезновении знал. Сказал наобум про убийство, и оказалось, что угадал. Думал, ты еще начнешь расспрашивать, что да как, почему по телику не сообщается… А ты молчишь. Я и подумал, что просто не въехала… Вали давай, — закончил он откровенничать и послал мне чувствительного пинка, грубо ликвидировав заминку в продвижении.

Глава 8

Гарика в моей квартире не было. Зато там была записка, полная обвинительных упреков, коими он пытался выразить то отношение, которое испытывал к моему поступку. Прождав меня два часа, о чем было написано в записке, Гарик отчаялся дождаться моего возвращения и обреченно констатировал очередной облом. «Я знаю, — писал он, — что ты опять сошлешься на срочное дело, которое заставило тебя убежать в домашней одежде и тапочках. Я не хочу этого слушать…» Далее следовало грозное, чисто кавказское обещание когда-нибудь меня зарезать.

Но сантименты меня интересовали мало. Помимо эмоционального выплеска, Гарик своим антикаллиграфическим почерком нацарапал некоторые сведения относительно официального расследования, но практически все уже и так было мне известно. Приходилось признать, что милиция в своем репертуаре. Налицо типичный случай ИКД, что расшифровывается как имитация кипучей деятельности.

Следовало немедленно вылететь в Москву, потому что я случайно получила непоколебимую наводку на потенциального подозреваемого. В разговоре Торовского и Афанасия снова мелькнула уже знакомая мне фамилия — Клишенко. И как только я сразу о нем не подумала? Ведь у этого человека имелся прекрасный мотив и, наверное, возможности для совершения убийства. Ведь он мечтал о сотрудничестве с Торовским, от которого упорно отказывался Валерий Василовский. Устранив композитора-соперника, Клишенко освобождал себе дорогу.

Не мудрствуя лукаво, нужно было признать справедливость вывода, который уже давно напрашивался сам собой: мне предстоит срочно лететь в Москву. Необходимо поскорее проверить Клишенко.

Продолжать размышления не было смысла: я же могла не успеть на ближайший рейс до Москвы. Поэтому я позвонила в билетную кассу и заказала себе билет на дневной самолет, рейс которого должен был состояться через четыре часа.

После нехитрых сборов, состоящих в основном из переодевания и упаковки необходимых документов, я вышла из дома. До самолета оставалось еще около двух часов, и я решила заскочить в кафе и перекусить. Недалеко от аэропорта находился трактир с симпатичной витриной и вывеской, его-то я и решила посетить. Несмотря на дневное время суток, народу здесь было довольно много, а вот свободных столиков, разумеется, наоборот. Я остановилась у входа, озираясь в поисках места, но через несколько секунд пришлось констатировать, что все было занято. Досадуя в душе на то, что не догадалась поесть дома, я уже собралась покинуть трактир, как вдруг увидела… белобрысого Диму.

Один из прихлебателей господина Торовского стоял на противоположной стороне улицы на троллейбусной остановке и, по-видимому, никуда не торопился. Собственно говоря, ощущение было таким, словно он чего-то ждал, и мне почему-то упорно казалось, что ожидал он отнюдь не троллейбус. По крайней мере подошедший транспорт под номером 11, кстати, единственный, проходящий через данную остановку, оставил белобрысого равнодушным, из чего можно было сделать вывод, что стоял он здесь не как потенциальный пассажир городского транспорта. Судя по всему, блондин тоже намеревался лететь в столицу. Остальные члены компании Торовского, очевидно, полетят другим рейсом, уладив свои дела.

— Черт возьми, — злобно прошептала я, — человек Торовского не должен говорить с Клишенко раньше, чем это сделаю я!

Дядька, выходящий из трактира, посмотрел на меня с интересом, а я устремилась на освободившееся место, предварительно купив бутылку пива и тарелку пельменей. Интересно, а что же мне сейчас делать? Выходить из трактира никак нельзя — белобрысый заметит меня, тут же свяжется со своим хозяином и доложит ему, что я лечу в столицу. Тогда наверняка меня будет ждать очередное общение с господином Торовским или с кем-то из его приближенных. Этим ребятам плевать, кто убил Василовского, они заинтересованы только в том, чтобы найти достойную кандидатуру для своего проекта. А тут я путаюсь у них под ногами… Придется, чтобы остаться незамеченной, покидать трактир не совсем традиционным способом — через черный вход. Эта мысль пришла мне в голову в тот момент, когда пиво было выпито, а тарелка передо мной опустела, и, помнится, тогда я еще оптимистично надеялась, что в данном заведении имеется дополнительный выход.

Нужно ли говорить, что меня ожидало разочарование? Молоденькая барменша, к которой я осторожно подошла, стараясь не оказаться замеченной белобрысым сквозь прозрачную витрину, заверила меня в том, что в трактире только одна дверь. При этом она так подозрительно на меня покосилась, что мне непременно потребовалось разыграть некоторый спектакль, что я и сделала, отметив, что уложиться нужно в самый короткий срок.

— Девушка, прошу вас, помогите мне, — взывая к человеческим чувствам барменши, схватила я ее за руку. — Можно с вами поговорить?

Она растерянно кивнула, и уже через минуту мы стояли в подсобном помещении. Я начала активно «втирать очки» ничего не подозревающей девице, стараясь быть последовательной и убедительной и не забывая демонстрировать высшую степень волнения.

— Девушка, там, на улице, стоит мой бывший муж и ждет меня! Я ушла от него совсем недавно. Я пряталась, скрывалась, но он меня выследил, и теперь я не знаю, что мне делать. Я не могу выйти, он заставит меня вернуться к нему, а я не хочу жить с этим животным!

Далее следовала необыкновенно жалостливая история про жуткого бабника-мужа, частенько поднимавшего руку на свою благоверную, то есть на меня. Я отчаянно голосила, и девушка тщетно пыталась меня успокоить. Закончилось все тем, что она потащила меня по коридору и втянула в расположенную в конце его комнату.

— Это — «гримерная», — коротко пояснила она. — Здесь наша приходящая певица готовится к своим выступлениям. Возможно, нам повезет, и получится найти среди ее вещей какой-нибудь парик или еще что-нибудь, чтобы вы смогли выйти неузнанной. Я не знаю, что еще могу сделать для вас…

Но мне ничего другого и не требовалось. Честно говоря, на нечто подобное я и рассчитывала, когда затевала весь этот спектакль: мне нужно было выйти из трактира в таком виде, чтобы стоящий на другой стороне улицы блондин не смог издалека узнать меня. Потом я планировала добежать до аэропорта и благополучно сесть в самолет, постаравшись избежать столкновения с белобрысым Димой.

Маленькая «гримерная», судя по всему, служила одновременно и складом вышедшего из строя кухонного оборудования, непортящихся продуктов и прочих не слишком нужных вещей, которых тут было в избытке. На маленьком трюмо были мастерски размещены разнообразные косметические средства, а кроме того, здесь стоял манекен, на котором красовался черный парик. Я была очень довольна: парик, да еще такого знойного цвета, — это как раз то, что мне нужно. Вопросительно посмотрев на девушку, я получила ее разрешение взять его, но, разумеется, не бесплатно. Что ж, за безопасность надо платить, тем более что названная цена была не так уж значительна, чтобы отказываться. Я надела парик, темные очки, которые до этого лежали у меня в сумке, и, посмотрев на себя в зеркало, осталась вполне довольна. Мой вид не вызывал подозрений неестественностью, которая часто возникает при попытке радикально изменить внешность, но в то же время меня было сложно узнать. Для пущей убедительности я выпустила блузку и подвернула юбку так, что она из модного макси превратилась в элегантное мини, а потом, осененная новой догадкой, попросила девушку найти какое-нибудь полотенце. Оно было необходимо мне для имитации беременности, чтобы не осталось никакого шанса быть узнанной. Полотенце было найдено, тщательно замаскировано и закреплено мной на животе под юбкой, и теперь я выглядела еще более замечательно и непохоже. Я торопливо поблагодарила свою спасительницу и заспешила к выходу. Блондина не стоило заставлять ждать.

Когда я самой независимой походкой вышла из трактира, то увидела, что Дима несколько поменял расположение. Теперь он стоял не на остановке, как раньше, а на ступеньках магазина, расположенного на той же стороне улицы. Я оценила преимущества нового наблюдательного пункта, непроизвольно выбранного парнем: с возвышения меня невозможно было не заметить. Однако лицо Димы осталось невозмутимым при виде молодой беременной женщины, столь не похожей на ту, которую он совсем недавно лицезрел. Я мысленно показала ему язык и неспешно пошагала по направлению к аэропорту.

* * *

Москва встретила меня неизменным гулом голосов, смешанным с другими типичными звуками большого города. В столице с самого первого момента высадки из самолета каждый человек чувствует ту захватывающую и всепоглощающую энергию, которая сливает его с толпой, заставляя поначалу забыть об истинной цели приезда. Такое ощущение, что людской поток в московских аэропортах и на вокзалах един, что у него одно общее стремление. И в некотором роде это на самом деле так, ведь первоначальная цель каждого человека из толпы состоит в том, чтобы покинуть ее и выбраться на относительно свободное пространство.

Я шла по зданию аэропорта максимально быстрым шагом, насколько это позволяло мне людское течение. Кроме имени завистника, мне не было известно о новом подозреваемом ровным счетом ничего, но в наш цивилизованный век это обстоятельство не представляется проблемой.

В справочном бюро я смогла воспользоваться компьютерным поиском, чтобы отыскать нужного мне человека. Да уж, сюжет старого фильма «Девушка без адреса» в наше время родиться не мог: сейчас для того, чтобы отыскать человека в столице, не надо было особенно мудрствовать. Композитор с именем Алексей Клишенко имелся в Москве в единственном экземпляре, и я смогла легко заполучить его адрес.

В столице я ориентируюсь не совсем хорошо, поскольку, к моей вящей радости, не являюсь частым ее гостем. Я никогда не ездила сюда за снедью, шмотками или еще чем-то, не ездила в недалекие прошлые времена и уж тем более не делаю этого сейчас. Основной причиной моих посещений стольного града является моя профессиональная деятельность, и моих нечастых визитов оказалось недостаточно для того, чтобы сейчас определить, в какой части Москвы располагается дом по обретенному мною адресу. После нескольких неудачных попыток расспросить на этот счет местных жителей, я выяснила, что найти таковых в Москве очень непросто: четверо из четверых опрошенных оказались приезжими. На пятой попытке мне повезло, и немолодой мужик важной наружности оказался осведомленным о приблизительном месте нахождения нужной мне улицы. Оказалось, что нужно ехать аж на другой конец города, в новостроящийся район.

Досадуя в душе на завистника, который умудрился поселиться так далеко, я отправилась к ближайшей станции метро. Ловить такси на оживленной московской улице мне как-то не улыбалось: это тебе не Тарасов, где практически каждый проезжий шофер не прочь «подкалымить». В Москве доходы и без того неплохи, а проезжающие машины в большинстве своем слишком хороши для того, чтобы их владельцы занимались частным извозом.

В общем, вместе с толпой москвичей и гостей столицы я влилась в метро и вновь была вынуждена ощутить с ней единство. Было около шести часов вечера, мне «повезло» попасть в самый час пик и предстояло ощутить на себе все прелести этого времени. Зажатая с обеих сторон представителями мужского пола, имеющими весьма плотное телосложение, я поняла, что до конечной остановки в таком положении просто не доеду, и попыталась протиснуться к выходу. Но куда там: мои робкие попытки были тут же пресечены стоящими впереди пассажирами, и потому пришлось ждать более удобного момента для выхода. На следующих станциях народ из вагона понемногу рассосался, и я относительно благополучно доехала до нужной мне остановки.

Район новостроек в Москве почти ничем не отличается от подобных жилых комплексов в других городах, даже если они уступают значительно по размерам. Я оказалась в окружении стандартных многоэтажек, некоторые из которых, очевидно, претендовали на оригинальность, поэтому отличались замысловатой конфигурацией и неординарным цветом. Однако в последнее время подобные шедевры стали привычными и в Тарасове, поскольку фантазии архитекторов все-таки лежали в одной плоскости. Поэтому, наверное, я почувствовала себя как в родном городе, когда проходила через почти знакомые дворы и переулки.

Расположение многочисленных улиц и размещенных на них домов было весьма своеобразным, поэтому нужный мне адрес я искала минут сорок. Наконец, вступив на территорию очередного двора, я поняла, что достигла конечной цели своих странствий: табличка на углу дома известила меня об этом счастливом обстоятельстве. Квартира Алексея Клишенко располагалась аж на шестнадцатом этаже. Обычно я добровольно пренебрегаю лифтом и пускаюсь в пеший подъем, дабы не упустить возможности потренировать мышцы ног, но сегодня после долгих пеших переходов так вымоталась, что была бы не прочь воспользоваться техникой и облегчить тем самым себе жизнь. Но не тут-то было: в доме, в лучших традициях черного юмора, не работал лифт. Преодолевая лестницу пролет за пролетом, я чувствовала себя почти альпинистом во время восхождения на какой-нибудь пик Коммунизма. Но поскольку в действительности альпинистом вовсе не являюсь, то между шестым и седьмым этажами остановилась и устроила перекур.

Стоя на междуэтажной площадке, я вдруг услышала детские голоса. Один из них раздавался совсем близко, скорее всего с девятого этажа, второй отвечал первому откуда-то сверху. Когда обладатель первого голоса поравнялся со мной, он оказался мальчуганом лет одиннадцати, который мимолетом на меня глянул, а потом задрал голову вверх и звонко прокричал:

— Никит, Клишенко, ну где ты там застрял?

Ого, кажется, сама судьба улыбается мне! Я быстро затушила сигарету, бросила окурок в предусмотрительно поставленную на подоконник кем-то из жильцов консервную банку и стала ждать Никиту. Судя по всему, он был сыном того человека, ради которого я прилетела в столицу, и то, что я могу сейчас поговорить с ним, просто замечательно. Дело в том, что я еще не придумала окончательного плана, как объяснить свой визит самому господину Клишенко, поэтому возможность выпытать какую-нибудь информацию о его личности у его же собственного ребенка представлялась мне счастливой.

По лестнице тем временем непринужденно спускался паренек, по возрасту сходный с тем, который только что звал его. Никита выглядел как самый обыкновенный мальчишка нашего времени: с неизменными наушниками, в спортивных шортах и футболке с изображением футбольных символов. Никакого намека на высокий достаток родителей не было, но это было вполне логичным: большинство людей предпочитает не демонстрировать на детях степень своего богатства — слишком опасно, да и ни к чему. Увлеченный неведомой мне музыкой, льющейся из плейера, Никита миновал меня и уже было собрался спускаться дальше, но я, разумеется, не позволила ему это сделать, преградив дорогу. Мальчишка растерянно посмотрел на меня, а потом сделал то, чего я никак не ожидала: метнулся в противоположную от меня сторону, а потом пустился наутек вверх по лестнице. По-видимому, родители долго внушали Никите необходимость быть осторожным на улицах и в подъездах, дабы не нарваться на злых взрослых, и сейчас мальчишка принял меня за какую-нибудь маньячку, о которой рассказывали по телевизору, или за воровку, посягающую на его наушники.

— Никит, подожди! Куда ты? Ты испугался?

Бежать вслед за ним очень не хотелось, но, к счастью, мой вопрос возымел действие. Никита остановился этажом выше и, опасливо глянув на меня сверху вниз, недовольно сообщил:

— Ничего я не испугался! — Однако спуститься не пожелал.

— Мне с тобой поговорить надо, — просительно начала я. — Я же не думала, что ты так отреагируешь.

— А чего вы… дорогу преграждаете, — ворчливо произнес Никита, но все же спустился. — Откуда мне знать, чего вам надо.

Я не замедлила похвалить Никиту за осторожность и принесла ему извинения, отчего он заметно покраснел и пробормотал: «Чего уж там, ладно». Затем я представилась старой знакомой его отца и спросила, дома ли он сейчас, а то я — ну как назло! — забыла номер квартиры.

— Сто восемьдесят пятая, — беззаботно сообщил мне Никита, окончательно утратив прежнюю бдительность. — Только папы сейчас нет, он на работе.

— На работе? А во сколько же он приходит? — спросила я, отметив про себя, что сейчас уже почти половина восьмого.

— Эх… — совсем по-взрослому махнул рукой Никита, очевидно, скопировав жест кого-то из домашних, скорее всего матери, — хорошо, если к одиннадцати приедет, а то и позже может.

«Интересные порядки в этой семье, — подумала я, гадая о том, какой доверчивостью должна обладать супруга господина Клишенко, чтобы верить в его столь ненормированный график. — И где же мне теперь искать этого сластолюбца?»

Но Никите явно не терпелось продемонстрировать свою осведомленность в делах взрослых, поэтому он прервал мои размышления:

— Папка сейчас новый альбом записывает, поэтому и приходит так поздно. Но ничего, вот он закончит, мы с ним в Сочи отдыхать поедем, он обещал. Вы ему позвоните, если очень надо, телефон у мамки есть, а она дома сейчас.

— А мамка мне его даст или тоже, как и ты, за грабительницу примет и убегать начнет? — с улыбкой поинтересовалась я.

— Не-а, она смелая. — Тут до нас донесся недовольный голос Никитиного друга, отчего мальчишка пустился бежать вниз, крикнув на ходу:

— Ну ладно, до свидания!

И я отправилась звонить в квартиру под номером сто восемьдесят пять.

* * *

Не прошло и двадцати минут, как я уже шагала по направлению к станции метро. Общение с супругой господина Клишенко прошло великолепно. Эта женщина несколько отличалась от того образа, в котором часто представляются жены богатых и известных людей, но это было отличие в лучшую сторону, а потому нашим разговором лично я была очень довольна. Добродушная и веселая Нина Алексеевна, которой я представилась редактором нового телевизионного проекта, не только дала мне номер телефона, по которому можно было сейчас найти ее мужа, но и подробно объяснила, где находится музыкальная студия, в которой он работает. Это обстоятельство повергло меня в легкое разочарование. Вряд ли муж, который отправляется на любовное свидание, будет называть своей супруге конкретное место, где его можно найти, ведь она может нагрянуть туда и не застать неверного. Из этого следовало, что в позднем отсутствии композитора может и не быть никакой интриги, а он сам в этом случае представлялся благополучным мужем. Хотя, с другой стороны, возможно, что супруга Клишенко просто слишком доверчива и покорна, чтобы проверять его, поэтому-то он так спокоен.

Нина Алексеевна в некотором роде подтвердила информацию, которую мне удалось узнать от Никиты. Когда я выразила искусно подделанное удивление по поводу того, что ее муж до сих пор не дома, она сообщила, что за последние несколько недель это стало нормой, потому что он по макушку погрузился в работу. Сейчас композитор занимался созданием музыкального альбома для одной популярной певицы, имя которой было мне хорошо знакомо. В последнее время она часто выступала на эстраде и даже вошла в число лучших исполнителей года. Супруга Алексея Клишенко легко дала мне адрес студии, где проходили записи, из чего можно было сделать вывод, что ее совершенно не удивили ни мой визит, ни желание встретиться с ее мужем. Очевидно, к композитору часто приходили люди, и это уже успело стать своеобразной нормой.

Студия звукозаписи находилась в центре, поэтому мне пришлось еще раз проехаться в метро, правда, на этот раз без особых неудобств. На входе в здание имелся пост охраны, но охранник крепко спал, положив буйну голову на руки, так что никто не потребовал с меня объяснений относительно того, куда это я направляюсь в такой поздний час. Благополучно миновав коридор, я пошла по направлению к комнате, из которой доносилась музыка. Толкнув дверь, я совершенно опешила от чересчур громких звуков, которые неожиданно обрушились на меня.

В студии находились четверо — оператор, певица и еще двое каких-то мужчин, но никто из них не замечал меня, занимаясь каждый своей работой. Звуки песни, которую исполняла поп-дива, казались слишком резкими в этой небольшой комнате, но поскольку я не закрыла дверь, то пространство значительно расширилось, в результате чего децибелы распределились и стали значительно ниже. Очевидно, это привлекло внимание того самого мужика, который сидел в уголке и смотрел на поющую звезду, причем в его глазах явно проглядывало обожание. Он глянул в мою сторону, состряпал вопросительное выражение лица, потом поднялся и вышел в коридор, плотно прикрыв дверь. Я последовала за ним.

— Вам кого? — не слишком вежливо осведомился у меня мужчина, доставая из кармана сигареты и зажигалку.

— Алексей Клишенко здесь? — Я тоже решила особенно не растрачиваться на вежливости, раз это здесь не принято.

Он кивнул, закуривая сигарету, потом выпустил дым в сторону и коротко произнес:

— Ну да, это я.

Дальше возникло некоторое затруднение, потому что дядька не спешил узнавать, зачем он мне понадобился, а я сама лихорадочно пыталась придумать, как бы мне с ходу заинтересовать его своей скромной персоной. До того как прийти сюда, я решила не придумывать заранее какую-то байку, чтобы она не получилась неестественной. Для начала нужно было посмотреть на того человека, которому придется «втирать очки». Сейчас передо мной стоял явно уставший мужчина с покрасневшими глазами, которые, несмотря ни на что, горели лихорадочным блеском. Не совсем понятно было, что является причиной такого оживления на фоне общей усталости — работа или певица, — однако не было сомнений в том, что Алексей Клишенко явно не торопился домой. Несмотря на довольно поздний час, он был «при параде» — в качественном и стильном костюме темно-зеленого цвета, при галстуке и в белой рубашке, которая здорово шла этому жгучему, без признаков седины брюнету. В общем, господин Клишенко выглядел импозантно и молодо, несмотря на то, что ему наверняка уже около пятидесяти.

Пока я откровенно его рассматривала, он тоже не терялся, скользя по моему лицу и фигуре оценивающим взглядом. Судя по всему, осмотром он остался доволен, по крайней мере сразу после того, как сигарета была докурена, он сделал мне недвусмысленный комплимент.

— Давайте лучше о делах, — мило улыбнулась я, не желая портить отношения преждевременной грубостью.

— О, так вы еще и строгая?! Такая красивая девушка не должна быть колючей, — выдал господин Клишенко не слишком умную идею и хотел было ее продолжить, но тут приоткрылась дверь и из нее выглянула певица.

— Лешик, ты надолго? — капризным голосом произнесла она, демонстративно игнорируя меня. — Иди сюда!

— Подожди, Ирин, тут по делу пришли. — Он деловито повернулся ко мне и проговорил нарочно громко: — Так что там у вас?

— Я от Торовского, — сделала я козырной ход, отчего лицо моего собеседника заметно вытянулось.

* * *

— От Торовского? — глупо переспросил он. — Я так и знал! Да-да, не смотрите вы так, я ожидал этого с того момента, как узнал о смерти Василовского. Я подумал тогда, что Торовский теперь непременно со мной свяжется, это вопрос времени. Ну давайте, говорите, чего же он от меня хочет?

«Сначала ты ответишь мне, чего он может от тебя хотеть, — мысленно произнесла я, — а уж потом, в зависимости от обстоятельств, я подумаю, стоит ли кормить тебя байками или можно отделаться туманным молчанием».

Выбрав стратегию поведения на данный момент, я попыталась разговорить Клишенко с помощью прозрачных намеков.

— А вы не догадываетесь? — Я старалась, чтобы мой голос не звучал чересчур вкрадчиво, боясь отпугнуть композитора, заставить его замкнуться. — Наверное, это и так понятно.

— Гм, понятно! — Алексей одновременно оживился и возмутился. — Я наконец ему понадобился!

— Ну да, — осторожно подтвердила я. — А вы не рады?

— Слушайте, девушка, вы вообще в курсе проблемы или нет? — раздраженно вопросил меня Клишенко, сверкая глазами.

— Ну… более или менее.

— Тогда передайте Торовскому, что он — форменная скотина. Тоже мне, король! Я ходил за ним почти четыре месяца, я сидел тогда почти без денег, мне нужна была эта работа. Но тогда он лишь кормил меня обещаниями! А сейчас, когда Василовского больше нет, я ему понадобился, как говорится, на безрыбье… Но сейчас я, извините, занят. Я уже месяц как занимаюсь другим проектом, и если все пойдет хорошо, то получу с него гораздо больше прибыли, чем может предложить мне Торовский!

Клишенко замолчал и в течение этой паузы достал еще одну сигарету, причем руки у него заметно тряслись от волнения. Закурив, Алексей сказал:

— Да, да, передайте Торовскому, что я предпочитаю не иметь с ним никаких дел после этого случая.

— Но, может, потом вы все же согласитесь принять его условия? Ведь раньше вы очень этого хотели?

— Потом… Так у меня уже и следующий проект запланирован, так что ничего у нас не получится! Я всегда говорю, что жизнь полосатая, то полное затишье, то наплыв выгодных предложений. У меня сейчас второе. А ждать Торовский не будет. Что вы! У него ведь все дела — срочные.

Было заметно, что Клишенко несколько успокоился и начал мыслить трезво. Сейчас его уже не беспокоил тот факт, что предложение, которого он добивался давно, было наконец получено, хоть и несвоевременно. Он несколько приободрился, поняв, что все равно ничего не теряет, вновь оглядел меня с видимым удовольствием и, махнув рукой в сторону неведомых врагов, произнес выражение, которое не вписывалось в традиционные представления о воспитанности:

— Ну и хрен с ними!

Я мысленно повторила то же самое и стала прощаться. Мне нужно было успеть на ночной рейс, чтобы уже утром оказаться в родном Тарасове и продолжить расследование.

Москва провожала меня ливнем, который уже отчетливо напоминал о скорой осени. Злясь на себя за то, что не догадалась захватить ни зонта, ни куртки, я дожидалась посадки на самолет и отчаянно мерзла, стараясь подавить предательскую мелкую дрожь. По трапу я поднималась одной из первых, причем так стремительно, будто за мной гналось лохнесское чудовище. И, только сев на свое место, я смогла наконец успокоиться, вздохнуть спокойно и даже улыбнуться при мысли о том, какова будет реакция композитора Клишенко, когда к нему снова придет человек от Торовского и повторит примерно то же самое, что он уже слышал недавно от меня.

Оказавшись в Тарасове, я довольно легко поймала машину и с удовольствием отправилась домой.

Глава 9

По дороге домой, да и оказавшись уже в своей квартире, я продолжала мучиться от сознания того, что в своем расследовании, к сожалению, зашла в тупик. Самым обидным было то, что я слабо представляла, где находится выход из создавшегося положения. Все люди из тех, кто мог иметь какой-либо шкурный интерес в убийстве Василовского, были мною проверены. Никаких зацепок, ухватившись за которые можно было бы распутать преступление, более не имелось. Но меня не покидало неприятное ощущение, что я что-то все-таки упустила.

«Ну да ладно», — в конце концов решила я, оказавшись дома. Если материальная сторона в расследовании оказалась пустышкой, то, возможно, имеет место психологическая. А под ее аспекты прекрасно подпадало убийство Василовского из ревности или зависти, и его в принципе мог совершить любой человек, находившийся рядом с композитором, причем даже не обязательно связанный с его работой.

Я поняла, что мне нужно пообщаться с тем, кто в последнее время находился рядом с Василовским практически неотлучно. Такой человек мог быть свидетелем конфликта композитора с кем-то, который и послужил причиной его гибели. В конце концов, с кем-то он встречался, контактировал, несмотря на то, что стремился отойти от дел. Кто же мне поможет, кому задать интересующие меня вопросы? О вдове говорить нечего, эта особа вряд ли будет полезной, потому что была патологически невнимательна к мужу, и я уже успела это понять.

Тем не менее после некоторых раздумий я пришла к выводу, что один человек наверняка сможет мне помочь. Эльмира! Вот кто находился рядом с композитором, был свидетелем его морально-нравственных исканий. И она способна понять эту сторону его жизни, как никто другой. Да, с Эльмирой следует поговорить в принципиально ином ключе, нежели в первую нашу встречу. Сейчас мне уже нет нужды скрывать тот факт, что я являюсь частным детективом, тем более что было объявлено о гибели композитора. Я могу быть откровенной, и Эльмира наверняка поймет и оценит это, ответив взаимностью. К тому же она так хорошо знала характер композитора.

Вот к какому решению я пришла, но оно навело меня на мысль, не слишком приятную. Если у Эльмиры действительно был роман с композитором, как я предполагала вначале, то не он ли явился причиной убийства? Я пока не знаю, есть ли у девушки постоянный парень или стойкий поклонник, а между тем это может оказаться важным. Ведь если предположить, что таковой имелся и в его характере в избытке присутствовала такая черта, как фанатичная ревность, то он мог совершить преступление, когда узнал о романе своей любимой с ее хозяином. А что, данный поворот вполне вписывается в версию о психологическом мотиве убийства. Как же я раньше до него не додумалась!

Я начала собираться в дорогу. Как бы там ни было, а Эльмира может пролить свет на некоторые моменты очередного этапа расследования, дав новую информацию о контактах Василовского, раз уж я сама зашла в тупик.

Сначала предстояло отыскать среди бумаг адрес родственников Эльмиры, который она оставила мне в первую нашу встречу. К счастью, я вовремя вспомнила: в последнем телефонном разговоре со мной Василовская упомянула, что вновь отправила девушку в отпуск, когда стало ясно, что ее сына выпишут из больницы не скоро. Терпеть присутствие в доме нежеланной особы без необходимости вдова не хотела. Значит, мне надо туда, где живут родные Эльмиры… Черт, у меня же лежит одежда девушки, которую она мне дала взамен моей испорченной… Я про нее совершенно забыла. Нужно обязательно взять ее с собой и вернуть.

Уже через час я выезжала на пригородную трассу, направляясь в село с поэтичным названием Восход. Когда я уже миновала ржавую табличку с указателем и въехала на территорию вышеозначенного угодья, оказалось, что под данным названием скрывается глухая деревня, образно выражаясь, в три двора и без признаков цивилизации.

Огромного труда мне стоило отыскать ее среди многочисленных деревенек, располагавшихся в округе одна за другой и чуть ли не одна в другой. На том месте, где по логике должна была находиться искомая деревня, я утыкалась в совсем другую, чертыхалась и ехала дальше, после чего история продолжалась. Таким образом я колесила примерно часа полтора, пока наконец не въехала на территорию очередного села, название которого оставалось для меня тайной, поскольку указатель отсутствовал в принципе.

В срочном порядке я покинула свою многострадальную «девятку» с целью отловить кого-нибудь из местных жителей и осведомиться у них о названии села. Проходящая мимо бабулька повергла меня в недоумение и растерянность. Оказалось, что это действительно село Восход, да вот только неподалеку от него располагается «однофамилец»… Тоже село, с абсолютно таким же названием, правда, гораздо меньше. Словоохотливая местная жительница долго объясняла мне, как туда проехать, в результате чего я окончательно запуталась. Черт, ну не везет, так не везет…

Наконец мне повезло, и после долгих скитаний я оказалась в совершенно отстойном местечке, которое даже трудно было назвать обитаемым. «Мое», — безошибочно подсказала моя верная помощница — интуиция, которой тоже надоело плутать в закоулках сельской местности.

Помнится, уже тогда у меня возникла мысль о том, что неспроста Эльмира скрылась так надежно, добровольно уехав к дальним родственникам буквально к черту на кулички, хотя в тот момент это было всего лишь внутреннее ощущение. Непроизвольно родилась мысль, что такой шаг выдает человека, которому есть что скрывать, и я решительно прибавила газу. К счастью, хоть в рамках самого села мне не пришлось плутать, поскольку домов здесь было немного. Если быть точным, то всего семь. Седьмая избушка, стоящая последней на отшибе, — покосившееся деревянное строение с потрескавшимися стеклами — оказалась конечным пунктом моего путешествия.

На лавочке во дворе сидела Эльмира и сжимала в руках книгу. Улица явно не отличалась оживленностью, поэтому наверняка звук проезжающей машины должен привлекать внимание обитателей села, особенно находящихся на улице. Среди таковых сейчас выступала только Эльмира, которая забыла о чтении, как только увидела мою машину. А уж когда из машины вышла я, то на лице девушки отразился совершенно очевидный страх. Надо сказать, он меня здорово насторожил.

Возможно, именно в тот момент у меня родилась идея провести безобидный блеф. Ведь когда я лишь собиралась ехать в село, то в мои планы входило только поговорить с Эльмирой в непринужденной дружеской манере. Теперь же я, решительно покинув автомобиль и остановившись перед девушкой, с ходу произнесла:

— Здравствуйте, Эльмира. Нам просто необходимо поговорить.

На лице девушки отразилась целая гамма эмоций, среди которых наиболее ярко выделялось недоумение. И прежний страх.

— Что-то случилось? — слабо произнесла она.

— Случилось, но уже довольно давно. Прежде всего мне стоит сказать вам, что я не гувернантка. Я — частный детектив.

После этих слов глаза Эльмиры вдруг расширились, но только лишь на мгновение. Она попыталась взять себя в руки и придержать эмоции. Наверное, припоминала даже известные ей психологические методы для сокрытия своих истинных чувств, но почему-то сейчас у нее это не получалось. Страх на лице Эльмиры был слишком очевиден, как и ее попытки скрыть его.

— Вы явно не ожидали такого откровения с моей стороны, иначе на вашем лице не было бы столь очевидного испуга.

Испытанный прием — показать человеку, что он для тебя — открытая книга. Любой, кому есть что скрывать, непроизвольно выдает себя. Вот и Эльмира сделала то же самое: она еще шире раскрыла глаза и промямлила что-то вовсе невразумительное:

— Нет, нет, оставьте его в покое… Неужели вам не будет жаль ребенка?

Поначалу я не поняла, о чем это она. Ребенок… Какой еще ребенок? Возможно, ее и того человека, который был в курсе ее романа с Василовским и который убил его? Но нет, я не буду руководствоваться догадками, тем более что есть возможность получить достоверную информацию, так сказать, из первых рук.

Лучшим и наиболее перспективным вариантом добиться каких-либо сведений от Эльмиры станет уверенный приказ говорить. Именно данный вариант и следует сейчас же привести в действие. При этом необходимо старательно делать вид, что мне уже известно нечто важное. Только как бы не перегнуть палку в этой старательности. Эльмира ведь психолог по образованию.

Обдумывание плана действий заняло у меня не более нескольких секунд, в течение которых Эльмира совершенно очевидно пыталась взять себя в руки. Привычное самообладание и достоинство, которые я отметила в момент нашей первой встречи, не оставили ее и сейчас, но в настоящий момент к ним примешивалась еще и растерянность, которая играла отнюдь не в пользу девушки. Было отчетливо видно, что ее слегка неуверенный взгляд и едва уловимая суетливость являются не следствием удивления по поводу моего неожиданного появления в деревне, а скорее отражением страха. А отсюда вытекали определенные вопросы.

Однако прежде чем начать разговор, я вознамерилась вернуть Эльмире ее одежду, которая сейчас лежала на заднем сиденье моей «девятки». Когда я доставала ее, из вместительного кармана джинсовой рубашки случайно выпала фотография. Это был полароидный снимок с изображением девушки, очень симпатичной и привлекательной. С большим трудом я узнала в ней Эльмиру. Очевидно, она обладала значительной фотогеничностью — с фотографии на меня смотрела такая красавица, что я невольно залюбовалась. Но лишь на мгновение, потому что, вглядываясь в фотографию, заметила дату в правом нижнем углу карточки. Она соответствовала дню убийства.

Что же получается? Этот снимок лежал в кармане той рубашки, которая находилась в доме Василовских, в Эльмириной комнате. Снимок был сделан в день убийства, судя по стоящей на нем дате, и выходит, что Эльмира именно тогда и сунула его в карман! В другое время она просто не могла сделать этого, ведь она вернулась из отпуска в тот момент, когда я находилась в доме Василовских, и могу поклясться, что в свою комнату Эльмира поднялась только один раз вместе со мной, чтобы дать одежду. А потом она сразу же вышла. Я прекрасно помнила тот момент, когда девушка при мне достала рубашку из шкафа в своей комнате.

Из всего этого следовало, что Эльмира находилась в доме Василовских в тот день, когда было совершено преступление!

Да, более я не сомневалась, что Эльмира может многое рассказать об убийстве Василовского. И если она скрыла ото всех тот факт, что в день убийства находилась в доме, значит, ей было что скрывать.

Я медленно вышла из машины, неся в одной руке одежду, а в другой — фотографию. Все это было положено на колени Эльмиры, причем снимок, подобно заключительному элементу пирамиды, величественно расположился на самом видном месте. Таким образом, он оказался прекрасно виден и мне, и Эльмире.

— Будем говорить здесь или пройдем в комнату? — поинтересовалась я, не желая, чтобы нашему разговору что-то мешало.

Эльмира поднялась и прошествовала в дом, жестом предложив мне идти следом. Обстановка внутри жилища была та еще: разруха отчетливо проступала не только во внешнем облике строения, делая атмосферу в доме напряженной и неуютной. Промозглая сырость и темнота вызывали желание поежиться и, обхватив себя руками, быстрее покинуть этот некомфортный дом, ни к чему не прикасаясь. Говорят, что по облику жилища можно сделать вывод о характере проживающих в нем людей. Поэтому я представила хозяев мрачными людьми пожилого возраста, неряшливыми и равнодушными к жизни, покорно доживающими отпущенный им век и бессильными изменить существование к лучшему. Уже одно это свидетельствовало против Эльмиры: молодой жизнерадостной девушке могло прийти в голову скрыться в таком мрачном месте только вследствие очень веских причин.

Очевидно, о том же самом подумала сейчас и она, потому что, оглядев внутреннее убранство жилища словно впервые, растерянно предложила мне:

— Может, мы прогуляемся к пруду? Здесь недалеко…

— Ну хорошо, пойдемте, — согласилась я, потому что мне ужасно не хотелось сидеть в этой дыре. На природе гораздо приятнее, да и спокойнее как-то.

Село располагалось на небольшом взгорке. А спустившись по утоптанной тропинке, мы оказались в лесополосе, где царила благословенная тишина, нарушаемая разве что тихим щебетом птиц и шелестом листвы. Кто бы мог подумать, что здесь будет так красиво! Что-то сказочное проглядывало в этом простом и одновременно возвышенном пейзаже, что-то невероятно близкое и доступное, но в то же время неуловимое. Местность была пустынна, хотя прекрасно подходила для отдыха. Но, наверное, жителям деревни было не до романтики, не до красот природы, а городские не догадывались о таком великолепии, находившемся не столь уж и далеко.

Я с трудом смогла удержаться от восхищенного возгласа, когда деревья вдруг расступились и моим глазам открылся великолепный пруд. Поблескивая синевой в свете солнечных лучей, он казался сказочной декорацией, выполненной из голубого стекла. Какой чистой была в нем вода! Она завораживала, как магнитом приковывала к себе внимание, невольно заставляла мечтать о блаженном погружении в ее прохладу. Но когда мы подошли поближе, меня ожидало разочарование: вблизи пруд оказался совершенно обычным. Вода в нем хоть и была довольно чистой, но далеко не так радовала глаз, как на расстоянии. У берега я даже заметила несколько лягушек и головастиков.

— Итак, — произнесла я, когда мы уселись возле пруда на небольшой скамеечке, заботливо изготовленной каким-то неведомым умельцем, — я хотела бы услышать от вас правдивый рассказ о том, что случилось несколько дней назад в загородном владении семьи Василовских. Но прошу вас иметь в виду, что дата на этой фотографии свидетельствует против вас и исключает возможность отрицать, что вы не появлялись в тот вечер в Чарующем.

Впоследствии я поняла, что последняя фраза, произнесенная мною просто для того, чтобы избежать ненужных отрицаний и протестов, была определенно лишней. Она-то и стала причиной следующих событий. Однако в тот момент ничто не свидетельствовало о том, что я допустила какой-то промах.

Рассказ Эльмиры потряс меня до глубины души. Да и нельзя было отреагировать иначе. Лишь малая часть из услышанного была мне приблизительно известна, но в свете открывшейся информации она приобретала особое значение, придавая странное звучание эмоционально напряженному рассказу Эльмиры.

— Вы правы. В тот день я действительно была в доме Василовских. В первые дни отпуска я гостила у подруги и возвратилась для того, чтобы взять некоторые вещи, которые оставила по забывчивости, после чего собиралась спокойно отправиться в свой родной город. Билеты были куплены заранее, меня ничто не торопило и не сдерживало, я была свободна и вольна определять, что мне делать и где находиться. Отчасти я решила приехать в дом Василовских еще и для того, чтобы поговорить с Валерием Аркадьевичем.

Начав рассказ, Эльмира рассеянно поднимала с земли маленькие камешки и кидала их в воду. На расстоянии метров пятнадцати на кочке неподвижно сидела лягушка. Эльмира в задумчивости прицелилась и бросила камешек, точно угодив в лягушку, которая смешно перевернулась в воздухе и с возмущенным кваканьем скрылась в пруду.

Девушка замолчала, и я, дабы подтолкнуть ее к дальнейшему повествованию, в виде вопроса произнесла уже ставшую очевидной истину:

— У вас ведь был роман с Василовским…

— Да, и я планировала положить этому конец. Собственно, это и было основной причиной, ради которой я вернулась, — хотела порвать наши отношения, чтобы не мучиться сомнениями в родительском доме. О своем решении я никому не говорила. Однако работа и моя жизнь в доме Василовских становилась слишком тяжелой, — очень мешал наш роман…

— Ближе к делу, пожалуйста. Что случилось в тот вечер?

— Я приехала примерно в шесть часов вечера и хотела переночевать в доме, а решающий разговор оставить на завтра. К тому же Валерий Аркадьевич был занят: он занимался с Никитой. Никита — очень нервный мальчик, и на занятия с ним всегда уходило очень много времени. Однако в тот вечер отец явно был не в духе. Проходя мимо библиотеки в первый раз, я услышала, что он очень грозно кричал на Никиту, обещая наказать его. Я не поняла, что за провинность совершил мальчик, но подозреваю, что она была незначительной, не по умыслу, а просто от непонимания.

— Вы вмешались в ссору?

— Поначалу я хотела пройти мимо. Но… с самого первого момента, когда я пришла в дом Василовских, Никита стал мне по-настоящему дорог. Дети, родители которых лишили их детства, вызывают у меня жалость с тех пор, как я начала взрослеть и что-то понимать в этой жизни. Валерий Аркадьевич нередко наказывал Никиту, когда тот, например, не хотел заниматься музыкой, а вместо этого просился на стадион. Кажется, я говорила вам, что Василовский страдал многочисленными комплексами. Так вот в последнее время это стало просто невыносимым. Он разочаровался в себе, часто звал меня и подолгу философствовал о смысле жизни, о недостижимости счастья и совершенства. Наверное, мне следовало как-то разубедить его, убедить в том, что он неординарен и велик, однако для этого не оставалось ни сил, ни желания. Общение с этим человеком выматывало как в прямом, так и в переносном смысле, я же находилась под его напрягающим гнетом почти три года. Неудивительно, что мне не хотелось поддерживать его или, наоборот, разубеждать, я отделывалась лишь слабыми возражениями, которые он легко опровергал. В последнее время у него появилась одна идея, которую он активно начал воплощать в жизнь, положив на это все внутренние ресурсы. Он практически полностью оставил работу, разорвал контракт с одним из исполнителей, который, как я подозреваю, даже до конца не осознал этого факта, отверг множество новых предложений и даже придержал свою частную деятельность, сведя ее до минимума. На все вопросы окружающих о том, что с ним происходит, Валерий Аркадьевич отвечал, что ему необходим глубокий и продолжительный отдых. В конце концов от него отстали.

— Вы знаете, что он планировал предпринять?

— Да, забрать сына и переехать за границу на постоянное место жительства — кажется, в Германию, — где полностью посвятить себя частной практике и — самое главное — воспитанию гения. Гениальные задатки он увидел в своем сыне, который, на мой взгляд, был самым обычным ребенком. У Никиты, безусловно, имелись некоторые таланты, но для их развития ему требовалась спокойная обстановка, поскольку, как я уже говорила, он был очень нервным ребенком. Отец же давил на него, ставил жесткие требования, полагая, что только так можно добиться положительных результатов. В общем, он ломал Никиту, и, разумеется, это не могло не отразиться на восьмилетнем мальчике.

В тот вечер Василовский начал кричать на сына за ошибки, которые тот допустил, играя на пианино. Отец называл его ни на что не способным бездарем и прочими обидными определениями, и когда я проходила мимо, то совершенно отчетливо услышала детский плач. Подобные сцены меня уже не удивляли, за три года они стали для меня обыденным явлением. Но в последнее время я начала подозревать, что Валерий Аркадьевич начал практиковать телесные наказания!

Свидетельство этого я получила в тот вечер, когда в очередной раз прислушалась к звукам, доносящимся из библиотеки. Какой-то странный шум, здорово напоминающий борьбу. Но ведь не мог же отец драться со своим маленьким сыном! Я только успела подумать об этом, как до меня донесся какой-то хлопок, причину происхождения которого я не смогла определить. Однако слушать плач ребенка у меня уже не было сил, и я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в библиотеку.

Эльмира замолчала и даже прикрыла глаза, очевидно, вспоминая открывшуюся ей картину. Я же слушала с замиранием сердца, потрясенная услышанным и внутренне уже предвидя дальнейшее повествование. Однако это не помешало мне резковато задать мучающий меня вопрос:

— И что же случилось?

— Когда я вошла, то поначалу не поняла произошедшего, слыша только тихие всхлипывания ребенка. Я подбежала к нему, чтобы успокоить, поначалу не замечая ничего вокруг. Но как только я приблизилась к мальчику, у него началась истерика, и, забившись в конвульсиях, он скинул с дивана какой-то предмет, который с громким стуком упал на пол. Это был коллекционный пистолет, который находился на особом счету у хозяина: тот часто пользовался оружием, стреляя в мишень и скрашивая таким образом свое одиночество и скуку. Я увидела этот пистолет, а уж потом перевела взгляд влево, за диван, и… увидела Валерия Аркадьевича! Как только я не заметила его сразу, ведь он лежал совсем рядом. На груди, в районе сердца, у него растекалось пятно от крови. А рядом… валялся охотничий хлыст, тоже из оружейной коллекции.

— Что? Что вы говорите?! Получается, что в Василовского стрелял Никита?

— Да. Я предполагаю, что все было так: Валерий Аркадьевич очень жестоко наказал своего сына, выпоров его хлыстом, отчего у того начался нервный припадок. В состоянии аффекта он схватил пистолет, который я еще утром видела лежащим на столе, — по-видимому, Василовский в очередной раз тренировал свою меткость и забыл повесить оружие на место.

— Почему пистолет был заряжен боевыми патронами?

— Насколько я знаю, это было одной из особенностей Валерия Аркадьевича — он всегда стрелял только по-настоящему, а холостые патроны не использовал вовсе, так как считал их жалким искусственным заменителем. На природе ему нужна была настоящая отдача от выстрела, особенно если выстрел производился из охотничьего ружья. Возможно, по привычке он использовал боевые патроны и в других видах оружия.

— Но пистолет не был найден. Где же он?

— Я… это я спрятала его. Поймите, как только оружие было бы обнаружено, то подозрение наверняка возникло бы и пало на Никиту. Возможно, подумали бы, что он изучал пистолет и случайно направил его на отца, или же додумались бы до истинной версии преступления. А так — нет оружия, нет и явных указок на участие мальчика в невольном преступлении.

— Что случилось после того, как вы застали Никиту в истерическом припадке?

— Я сама очень напугалась и не знала, что мне делать и куда спрятать Никиту. Я хотела увезти его с собой, но это не представлялось возможным, вы же понимаете. Тем более что в тот момент я еще не решила, куда поеду, знала лишь, что не смогу находиться в доме ни минуты. Никита кричал и плакал, а я подумала, что если сейчас скроюсь, то никому не придет в голову, что я присутствовала здесь в день убийства и даже знаю, кто его совершил. Кто бы мог подумать, что убийца — восьмилетний ребенок?

Никто — была вынуждена признать я. Даже у меня, после проведения многочисленных расследований, повидавшей на своем веку всякое, не возникло мысли о том, что преступление может оказаться таким нетрадиционным, и уж тем более я не думала, что маленький ребенок окажется невольным преступником. Эльмирин расчет был верным: на Никиту никто не обратил внимания, а его болезнь приняли за следствие сильнейшего нервного потрясения. Чем она, впрочем, и являлась. Кому могло прийти в голову, что потрясение произошло в результате самостоятельно совершенных действий, а не увиденной сцены убийства?

Эльмира тем временем продолжала свой рассказ. После того, как она приняла решение инсценировать умышленное убийство Василовского неизвестным, следовало, во-первых, скрыть оружие, что и было сделано, а во-вторых, остаться незамеченной. Она очень боялась, что при выходе из дома встретит возвращающуюся хозяйку, но этого не произошло. Около одиннадцати вечера она покинула дом Василовских и отправилась на ближайшую железнодорожную станцию, расположенную в деревне Радостное, поскольку она была самой близкой к элитному району Чарующее.

— Никита остался в библиотеке?

— Да. Единственное, что я сделала, так это перенесла его за стеллаж и посадила там на ковер, чтобы создавалось впечатление, что он прятался от преступника. Мне стоило большого труда сладить с ним, в нервном припадке у него появилась недюжинная сила, однако я все же справилась. К этому времени мальчик ничего не мог сказать, он только всхлипывал, к счастью, негромко. Я слышала, что в таком состоянии некоторые люди начинают ужасно кричать, а это могло бы привлечь внимание соседей к дому.

— Вы не побоялись, что, когда Никита придет в себя, он расскажет, как все было на самом деле? Ведь вы же не могли знать, что у него разовьется психическая болезнь и он будет отправлен на лечение в клинику?

— Я мало думала в тот момент, мне важно было лишь одно: избавить Никиту от наказания. Придумать нечто лучшее я не могла, да и не старалась, мне было не до того. Я не взяла свои вещи, чтобы не привлекать внимания к тому, что была в доме, а сломя голову бросилась вон. Это было ужасно, я знала, что поступаю неправильно, что это может привести к негативным последствиям, но рассказать милиции все, как было, тоже не могла. Поймите это.

Я понимала. Хотя Эльмира не говорила об этом прямым текстом, однако она, безусловно, понимала, что, рассказав о событиях того дня, наверняка подставила бы и себя тоже. Версия убийства отца ребенком выглядела довольно неординарно, совсем как в американском психологическом триллере, и, возможно, именно потому, что в ней присутствовало нечто киношное, она казалась неправдоподобной. А с другой стороны, кто спорит, что психически больные люди, склонные к истерии и нервным припадкам, способны на многое, в том числе и на убийство?

Что же касается меня лично, то в связи с открывшейся истиной в расследовании возникал довольно неприятный момент. Каким образом я преподнесу эту версию убийства моей клиентке? Придется немало потрудиться, чтобы убедить эту особу в том, что ее собственный сын убил мужа. Хотя… возможно, что я зря волнуюсь и она безропотно примет эту версию, успокоившись насчет своего любовника.

Можно было покидать неуютный дом родственников Эльмиры и возвращаться домой, где еще раз все продумать и привести в соответствие события логической цепочки, случившиеся в тот роковой вечер. Представлять клиентке результат проделанной работы следовало надлежащим образом, чтобы версия не казалась ей притянутой за уши. В то же время я планировала предоставить ей самой решать, как поступать с информацией: обнародовать ее перед окружающими — родственниками и знакомыми — или же постараться сохранить в тайне и открыть лишь официальному следствию, дабы окончательно обезопасить своего любовника. Почему-то мне казалось, что Виктория Валентиновна предпочтет первый вариант, ведь он поможет ей предстать перед родственниками мужа в образе невинно страдающей вдовы, жертвы жестокого тирана-мужа.

Глава 10

Я ехала по трассе в сторону Тарасова, а приставучий и въедливый внутренний голос ехидно вопрошал меня: «А почему ты, собственно говоря, безоговорочно веришь этой девчонке?»

Странно, но чем больше я думала о рассказе Эльмиры, тем меньше мне хотелось принимать полученную версию убийства за истинную. Наверное, еще слишком свежи были мысли о том, что преступление могло быть совершено поклонником Эльмиры из ревности. А что, версия вполне правдоподобная, особенно теперь, когда девушка сама подтвердила наличие любовной связи с хозяином. «Интересно, а что думает по этому поводу госпожа Василовская?» — думала я, набирая номер ее сотового. В конце концов, пора бы нам и пообщаться. И я набрала на сотовом телефон клиентки.

— Добрый день, Виктория Валентиновна, с вами говорит Татьяна Иванова.

— А, да-да, здравствуйте. Я уже звонила вам домой, хотела узнать, как идет расследование, но никак не могла застать.

Ложь была слишком явной, чтобы ее разоблачать. У меня, в конце концов, имеются автоответчик и сотовый, которыми можно было воспользоваться, чтобы установить со мной связь. Ладно, черт с вами, Виктория Валентиновна.

— У меня к вам один вопрос. Какие отношения связывали вашего мужа и домработницу Эльмиру Алайтес?

— Ну… они как-то сразу нашли общий язык, что было несвойственно для моего мужа, подолгу беседовали… В общем, отношения довольно положительные.

— Между ними был роман? — спросила я напрямую.

Поскольку сама Виктория Валентиновна вела довольно свободный образ жизни при живом муже, то я не собиралась церемониться и щадить ее чувства, задавая свой вопрос намеками. Если роман на самом деле имел место быть, то она не может не знать о нем. Впрочем, как и о возможных конфликтах между мужем и домработницей. Однако то, что я услышала, было довольно неожиданным:

— Я об этом говорить не хочу. Не привыкла выносить сор из избы…

— И тем не менее сказать придется! — отрезала я. — С какой стати вы вдруг решили скрывать от меня информацию?

— Да разве это имеет отношение к делу? Ну да, действительно, он спал с ней какое-то время, но я этот позорный факт предпочитаю не афишировать. Да к тому же их связь закончилась примерно полгода назад.

— Почему вы так в этом уверены? Как правило, в амурных делах об истинном положении вещей знают только двое…

— О чем вы говорите? — раздраженно перебила меня госпожа Василовская. — Валерий несколько месяцев провел в Чарующем, тогда как Эльмира в последние месяцы жила в городе и вела хозяйство в нашей квартире, у меня на глазах. Они просто физически не могли встречаться. Домработница была отправлена в Чарующее только в июле, как раз тогда, когда туда приехали и мы с Никитой.

Вот это новость! Я даже не стала выговаривать ей насчет того, что только сейчас получила эту важную информацию. Но тогда выходит, что Эльмира меня все-таки обманула! Она же твердила о том, что приехала в дом для того, чтобы разорвать отношения с любовником, тогда как на самом деле их роман приказал долго жить уже несколько месяцев назад. Нехорошая нестыковка…

Я лихо прибавила газу и помчалась по трассе на немыслимо бешеной скорости: хорошо хоть других машин практически не было. Через открытое окно ветер развевал мои волосы и приятно холодил затылок и виски. Лишь один человек сейчас мог оказаться полезным для меня: им был не кто иной, как родственник Эльмиры дядя Саша. Он знал о племяннице многое и не был предупрежден ею о необходимости держать информацию в тайне. Бесхитростный человек — настоящая находка для детектива, особенно в разгаре расследования. Нет-нет, да и поможет ему кто-нибудь из таких людей ничего не значащим на первый взгляд сведением, причем сам не будет сознавать оказанной помощи.

Дядю Сашу я нашла в консерваторской мастерской, где он обнимал внушительных размеров контрабас, пытаясь, очевидно, определить причину неполадок с ним. На меня он глянул лишь мимолетом, явно не узнав, после чего вновь продолжил свое дело. Собственно говоря, ситуация меня устраивала: при благоприятных условиях тот факт, что я осталась неузнанной, мог мне здорово помочь.

— Здравствуйте, — радушно поприветствовала я дядю Сашу. — А вы случайно не подскажете, где я могу найти Александра Алайтеса?

Я изо всех сил надеялась, что дядя Саша и Эльмира носят одну и ту же фамилию, иначе придется объясняться. Мне, к счастью, повезло: дядя Саша временно оторвался от контрабаса и широченно улыбнулся со словами:

— Случайно подскажу. И не случайно тоже. Я и есть Александр Алайтес, и я с детства знал, что однажды ко мне придет красивая молодая девушка и скажет: «Я ищу только тебя!»

Минут пять дядя Саша подобным образом загружал мне мозги, а я радостно улыбалась в такт его добродушным подковыркам. Наконец я прервала его красноречие, испросив разрешения серьезно поговорить. Дядя Саша комично вздохнул, но дал «добро».

— Я ведь к вам по делу. А заключается оно в том, что мы с вашей племянницей Эльмирой вместе учились, а потом потеряли связь, и я ее уже месяц никак найти не могу. Вы случайно не знаете, где она?

Дядя Саша неопределенно пожал плечами и сказанул:

— А кто ее знает? Я ее последний раз чуть ли не месяц назад видел. Она вроде в отпуск собиралась, а куда — не знаю.

— А может, она у жениха своего? Кстати, замуж-то она за него еще не вышла?

— За Артемку, что ль? Нет, не вышла.

— А адреса его у вас случайно нет? — спросила я с замиранием сердца, но все же веря в удачу.

— Чего ты все случайно да случайно? Есть, конечно, — порадовал меня дядя Саша. — Был где-то записан. Щас посмотрю, а ты жди.

И я осталась ждать. В мастерскую попеременно заглядывали какие-то люди, очень удивлялись, когда видели там меня, но ничего не спрашивали, а тут же уходили прочь. Дядя Саша не появлялся. Когда прошло ровно полчаса — я специально засекала, — терпение мое лопнуло, я поднялась и решила отыскать его самостоятельно. Но для этого пришлось бы уйти и оставить мастерскую открытой, а сделать этого не позволяла моя сознательность. Вдруг какой-нибудь притаившийся злоумышленник только и поджидает, когда я уйду, чтобы похитить бесценные музыкальные инструменты? И хотя верилось в такое с трудом, я не покинула мастерскую до тех пор, пока не смогла заловить какую-то проходящую мимо тетеньку и умолить ее сменить меня на посту.

Между тем ситуация для меня складывалась скверная. Куда это, интересно, испарился дядя Саша? Наверняка заподозрил что-то неладное и решил ретироваться, чтобы не допустить меня до жениха своей племянницы. А из этого что следует? А то, что у жениха рыльце в пушку и дядя Саша знает об этом. А еще делал вид, что не узнал меня! И я купилась…

В общем, расстроилась я ужасно. А самое главное расстройство состояло в том, что разыскать Эльмириного друга теперь не представлялось возможным. Вряд ли его адрес есть у госпожи Василовской, Эльмира не стала бы оставлять такой компрометирующий ориентир в доме своего любовника. Да, кстати… А ведь оказалась девушка вовсе не такой правильной, как я сначала предполагала… Вовсю крутила шашни с Василовским, имея при этом за душой жениха. Наверное, и преступление этим спровоцировала.

Сидя в своей машине, я смолила одну сигарету за другой, отчаянно пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. В такой ситуации оставалось уповать только на его величество случай. И он не заставил себя ждать.

Бросив взгляд в окно, я увидела, что, крадучись, словно вор в посудной лавке, по консерваторскому двору шествует дядя Саша, готовый сразу же перейти на бег, если на горизонте покажется какая-нибудь опасность. Очевидно, самой значительной опасностью в настоящее время ему представлялась я. Но он явно не ожидал, что я еще не ушла из консерватории, а спокойно сижу в машине и обозреваю окружающий мир, в том числе с помощью зеркал. Моя невольная засада оказалась чрезвычайно полезной в данной ситуации: я неожиданно выскочила из автомобиля в тот момент, когда дядя Саша проходил буквально в двух шагах от него. От неожиданности он покачнулся и застыл предо мной, прямо как соляной столб.

— Что за побеги с подводной лодки? — Я поняла, что скрывать истинные намерения более не имеет смысла. — Что, собственно говоря, означает ваше нежелание помочь следствию?

Тут же перед лицом дяди Саши оказались «корочки» прокуратуры, оставшиеся еще с того времени, когда я, закончив институт, работала там. Из прокуратуры я давно уволилась, избрав для себя поприще частного сыска, но удостоверение сохранила. Конечно, оно было давно просрочено, но мне это не очень мешало. Уловка эта была, надо сказать, рассчитана на дурака, но то ли дядя Саша от волнения растерялся и приблизился к этому статусу, то ли на него так подействовал мой уверенный вид и неожиданное появление, однако он поник и попытки сбежать больше не делал.

— Будем взаимовыгодными? — с утверждающими нотками в голосе спросила я, со скрытым удовлетворением пряча свои просроченные «корочки». Дядя Саша обреченно кивнул. — Присядем, — продолжала я, раскрывая дверцу автомобиля. — Итак, почему вы убежали?

— Так ведь время-то нынче какое, — затараторил дядя Саша. — Я ж не знал, что вы — лицо официальное. Мало ли, думаю, может, мафия какая-нибудь.

Он почесал затылок и задумчиво произнес:

— А чего это вы Артемкой-то заинтересовались? Али натворил что?

— Это мы и пытаемся выяснить, — туманно ответила я. — Так как же насчет адреса?

— Дам, — безнадежно покивал дядя Саша. — А Эльмирке задницу надо надрать, что с таким козодоем связалась.

Определение в адрес неведомого Артема меня чрезвычайно заинтересовало, но показывать этого не следовало. Поэтому я ограничилась листочком, полученным из рук дяди Саши, на котором был написан адрес некоего Ависанова А.М. Чем он занимается, Эльмирин родственник не знал и знать не хотел, о чем сообщил мне в ответ на заданный вопрос. Предположительно Артем был коммерсантом, и этот факт вызывал у дяди Саши стойкое раздражение.

— Тоже мне, коммерсант без определенных занятий. Денег полно, а как зарабатывает их — неизвестно, — пробурчал он.

Вооружившись адресом Эльмириного жениха, я наконец отпустила дядю Сашу. Словно выпущенная из арбалета стрела, он припустился по направлению к консерваторскому входу, очевидно, опасаясь, что я еще что-нибудь захочу его спросить. Я подивилась такой прыти и завела машину.

* * *

Да уж, задачку задал мне дядя Саша своим туманным намеком в адрес жениха племянницы! Думай теперь, как подъехать к этому загадочному типу с неопределенными занятиями. Ясно, что действовать нужно со всей осторожностью, чтобы ненароком не навредить себе и расследованию. Если предположить, что Артем и есть убийца Василовского, то появление около себя любой подозрительной личности будет воспринято им как явный сигнал опасности, после которого он наверняка будет определенным образом действовать. Еще возьмет да и скроется в неизвестном направлении. Ищи его потом.

Погруженная в эти отнюдь не радостные мысли, я позвонила в дверь нужной мне квартиры. Многоэтажка, где проживал господин Ависанов, располагалась в одном из типовых районов Тарасова, до которого я добралась без особых проблем. Теперь мне нужно было каким-то образом встретиться с кандидатом в преступники. Но совершенно не зная его, сложно было планировать обман. Вдруг он окажется таким хитрым, что сразу же раскроет все мои наполеоновские замыслы. И уж наверняка обмануть Артема сложнее, чем дядю Сашу.

Дверь открылась, и предо мной предстал высокий худощавый парень лет тридцати, подстриженный под Иванушку-дурачка. Я его явно разбудила, поскольку физиономия у него была помятой, а из одежды на нем присутствовали только семейные трусы. Парень глянул на меня сначала недовольно, потом уже более заинтересованно, а еще через пару секунд на его лице не осталось и следа недовольства. Он внимательно изучил меня с головы до ног, неуловимым жестом пригладил прическу и подтянул трусы, после чего спросил:

— Вы ко мне?

— К вам, если вас зовут Артем.

На лице парня родилась симпатичная улыбка, которая быстро стала широченной. Я поняла, что это и есть жених Эльмиры. Еще я поняла, что у этой парочки были довольно своеобразные отношения: Эльмира вовсю крутила роман с Василовским, а Артем откровенно заглядывался на красивых девушек и не прочь был завести с ними дружеские отношения.

— Я — подруга вашей невесты, — известила я Артема, намеренно не называя вслух имени Эльмиры.

Он скорчил не совсем довольную физиономию и с легким удивлением в голосе спросил:

— У нее все в порядке?

Я тем временем уже входила в квартиру, следуя приглашающему жесту хозяина. Далее я задумала произнести одну небольшую, но необходимую ложь, без которой вряд ли можно было обойтись.

— Мне нужно поговорить с вами, Артем. Я вижу, что человек вы хороший, а ваша невеста вас бессовестно обманывает.

Он вскинулся, подобрался и, засверкав очами, коротко спросил:

— Как?

— Она изменяет вам с неким Петром Антрапольским. Изменяет уже давно, примерно полгода. Они встречаются на его квартире регулярно, по крайней мере каждые выходные.

Глядя на обалдевшую физиономию Артема, я вдохновенно «ковала железо». Согласно моему рассказу я явилась свидетельницей зарождающихся отношений между невестой Артема и неким господином Антрапольским — солидным женатым мужчиной с двумя детьми. Он являлся владельцем одной небольшой фирмы по ремонту компьютеров и оргтехники и имел довольно неплохие возможности содержать любовницу. Я же долгое время смотрела на страдания его жены, которую тоже имела честь знать, потом не выдержала и решила рассказать все Артему, надеясь, что это поможет вернуть блудного мужа и отца в лоно семьи.

Полагая, что моя ложь поможет выявить степень ревнивости Артема, я не думала, как все обернется на самом деле. Однако после моего рассказа он вопреки всем ожиданиям радостно заулыбался и совсем добродушно произнес:

— Вот стерва! А я ведь догадывался. Еще в прошлом году спрашивал: «У тебя есть, что ли, кто-то?» Думал, зачем нам друг другу мозги компостировать? Я вообще сторонник честных отношений, если надоели друг другу, так надо разбежаться и сохранить прежнее в достойной форме, а не так, когда каждый норовит из другого душу вынуть. Я не прав?

— Наверное, прав, — растерянно подтвердила я.

— Ну вот, — Артем продолжал разглагольствовать, — а она мне начала мозги запудривать: мол, никого у нее нет, один я, любимый. А я-то, честно говоря, и сам от наших отношений подустал. Мы ведь уже почти пятнадцать лет знакомы. Росли вместе, наши родители дружили между собой и по старинке нас сосватали. А потом я в армию ушел, Эльмирка сюда переехала. Я, как отслужил, тоже в Тарасове обосновался. Стали встречаться, пожениться хотели, да то денег не было, то ждали, пока она учебу закончит. А потом уже как-то… не хотелось, что ли. Привыкли так жить, да и другие семьи возле себя увидели, и не особо перспективой совместной жизни нас эти примеры вдохновили. В общем, встречались уже больше по привычке, а о женитьбе ни она, ни я не заговаривали. Тут она и вовсе пропадать начала, могла неделями не показываться, ну я и говорю: давай разойдемся. А она чего-то заупрямилась. Но все ничего было до недавнего времени.

— А что же случилось?

— Девушку я встретил, — улыбнулся Артем, — Мариной зовут. Самая замечательная девушка на свете. Понравилась она мне очень, ну я и решил с Эльмиркой порвать. Так что вам, девушка, придется по-другому ее с любовником разлучать, не через меня. Я к ней больше почти не имею отношения.

— Как, вы сказали, зовут вашу невесту?

— Эльмира… — растерянно повторил Артем.

— О господи! — простонала я отчаянно. — Неужели ошиблась?

Артем недоуменно смотрел на мои нравственные страдания.

— Артем, пожалуйста, простите меня! Ужасная произошла ошибка — девушку, которую я имела в виду, зовут вовсе не Эльмирой, а Светланой! А ваша фамилия наверняка не Богаев?

— Нет…

— О-о-о! — простонала я, чуть ли не заламывая руки. — Пожалуйста, забудьте все, что я вам говорила, это не ваша невеста вам изменяет.

И, внимательно глядя на совершенно растерянную физиономию Артема, я поспешно ретировалась, оставив его в состоянии каменного изваяния, призванного изобразить глубокую задумчивость.

* * *

Снова не то. Я была вынуждена констатировать эту очевидную истину, когда, по-спринтерски пробежав расстояние от квартиры Артема до своей машины, смогла усесться и отдышаться. Настроение находилось на нулевой отметке и ничуть не стремилось к большему. Версия о ревнивом обманутом женихе, совершившем убийство любовника своей невесты, оказалась развенчанной в пух и прах.

Был бы Артем виноват, он повел бы себя совсем иначе. На сообщение о неизвестном любовнике своей Эльмиры отреагировал бы с непременной злостью и ожесточением, и свои эмоции ему ни за что не удалось бы от меня скрыть. Хоть чем-то, да выдал бы себя незадачливый женишок. А он вместо этого повел себя так, словно я сделала ему замечательный подарок, рассказав про измену. Да уж…

Но как бы там ни было, а я вдруг почувствовала себя такой усталой, что готова была отдать полцарства за чашку крепкого горячего кофе и огромный бутерброд. Кроме того, не мешало бы принять душ, а то после многочисленных скитаний я покрылась толстым слоем пыли. Самым лучшим вариантом в этой ситуации было бы поехать домой и исполнить все то, что мне требовалось для счастья. Заодно у меня появится возможность в спокойной обстановке испросить совета у магических косточек.

Когда мои желания были в большей или меньшей степени удовлетворены и настал черед гадания, я пребывала в своеобразном душевном состоянии. Так, наверное, чувствует себя путник, который заблудился в лесу и уже поочередно прошел все возможные тропинки, однако ни одна из них не вывела его к человеческому жилью. Растерянность и недоумение одолевали меня, и потому вопрос, который я задала своим магическим помощникам, был довольно незамысловатым: что делать дальше?

14+25+7 — «в жизни самые лучшие условия для развития бывают в трудные моменты, только надо уметь правильно их использовать».

Кости — они никогда не врут. Из сообщенного следовало, что как раз сейчас у меня один из тех самых трудных моментов, который может обернуться удачей, если… Если — что? Если я сумею правильно распорядиться имеющимися в наличии ресурсами, то есть верно осмыслить информацию. И я принялась делать это, пытаясь выстроить в логическую цепочку все события, руководствуясь только достоверными фактами.

Что мы имеем? Жил-был на свете довольно гнусный по характеру, но тем не менее великий человек. Был он нетерпим к окружающим, страдал от глобального несовершенства мира и пытался найти в нем свое высокое место. Работал он много и хорошо, но не потому, что пытался принести пользу обществу, а потому, что это давало ему возможность искать. Искать то самое совершенство, которое было нужно ему для положительного мироощущения.

Не получалось… И постепенно в душе этого человека поселилось Разочарование. Захватило оно его с головой, в результате чего решил он бросить все свои дела и начать создавать совершенство самостоятельно. А как он мог сделать это? Разумеется, воспитав сына согласно своему мировоззрению.

Но равнодушие по отношению к другим людям не может не волновать окружающих, особенно если человек все же каким-то образом взаимодействует с ними. Люди стремятся стать важными для других и требуют соответственного отношения. Эта особенность наверняка должна была коснуться господина Василовского, решившего опровергнуть земные законы. Взаимоотношения с каким-то человеком стоили ему жизни, поскольку тот не смог смириться с равнодушием в свой адрес. Или же Валерий Аркадьевич пообещал нечто реальное и не выполнил этого, что и стало причиной его убийства.

Опасаясь спугнуть какую-то неявную мысль, мелькавшую в моей голове в данном месте рассуждений, я осторожно приподнялась на кровати и приложила руки к вискам. Потом, словно движимая необходимостью исполнять некий сценарий, взяла со стола диктофон с записью разговора с Эльмирой и включила его. Я прослушала его четыре раза и начала слушать пятый, когда, наконец, та самая неясная мысль материализовалась в конкретную идею. Она была столь проста, что я даже не удивилась тому, что додумалась до нее только сейчас: первоначально всегда проверяешь наиболее сложные варианты, ведь они выглядят куда более правдоподобными.

— Гарик… — просительно протянула я, когда он взял трубку.

Вот опять я беззастенчиво пользуюсь его добротой, и это после того, что случилось недавно. Но что же делать, если догадку следовало непременно проверить?

Но пора уже рассказать о том, что же привлекло мое внимание и стало ядром разгадки. По словам Эльмиры, выходило, что Никита стрелял в своего отца с очень близкого расстояния: когда тот наказывал его поркой, мальчик якобы схватил пистолет со стола и выстрелил… в упор. Но все было не так! Судя по характеру раны — кстати, именно об этом я пыталась получить информацию у Гарика, и мне это довольно легко удалось, — в Василовского стреляли со значительного расстояния, так, словно преступник находился почти у самого входа в библиотеку. Собственно говоря, об этом же мне говорила и Василовская в момент нашей первой встречи.

Допустить мысль о том, что Эльмира ошиблась, я не могла: слишком большая погрешность существовала между ее рассказом и реальными фактами. Очевидно, девушка не видела разницы между раной, нанесенной с некоторого расстояния, и — практически в упор, а в ее версии главным было то обстоятельство, что Никита выстрелил от боли и обиды, не успев понять, что делает. Конечно, в этом случае он не стал бы отбегать к двери. К тому же с такого расстояния восьмилетний ребенок наверняка бы промахнулся. Зато тот, кто способен подбить камешком лягушку чуть ли не на середине пруда, непременно попал бы в цель, даже особенно не метя.

* * *

По проселочной дороге я гнала с бессовестной скоростью, что позволяло мне в полной мере испытывать на себе последствия этой гонки. На каждой кочке, из которых, казалось, и состояла дорога, я высоко подпрыгивала на сиденье и чуть ли не ударялась макушкой в потолок. Осознание потерянного времени подстегивало меня и заставляло гнать во всю мочь. А может быть, к этому примешивалось еще и интуитивное ощущение — что-то может произойти. Как бы там ни было, но до нужной мне глухой деревеньки я добралась в рекордно короткие сроки. «Только бы она еще не уехала…» — думала я.

Ближе к вечеру в деревнях обычно начинается оживление, но к тому селу, где я сейчас находилась, это, очевидно, не относилось. По крайней мере, проехав все семь дворов, я не заметила ни в одном из них никакой жизни и уже начала всерьез подозревать, что данный Восход давно пора переименовать в Закат. А то название села слабо соотносится с самим селом. Толкнув ветхую калитку нужного мне дома, я пробежала по дорожке, вымощенной неровными камнями, и, взбежав на крыльцо, с силой стукнула в дверь. От удара она раскрылась.

В доме было пусто. Об этом свидетельствовала плотная тишина, которую, казалось, можно было резать ножом. Для проформы я обошла комнаты, но ни в одной из них не увидела ни Эльмиры, ни ее престарелых родственников. Может быть, они вообще находились в отъезде, а девушка решила воспользоваться их домом, чтобы отсидеться. Немного странно, что она вообще дала мне верный адрес в момент нашей первой беседы. Могла ведь скрыться в неизвестном направлении и спокойно сидеть, зная, что найти ее будет сложно. Хотя нет, Эльмира — девушка умная, она понимала, что в этом случае могла вызвать подозрения у следствия. Ведь в милиции ее местонахождение тоже было записано. Вдруг следователь захотел бы с ней пообщаться, а по указанному адресу никакой Эльмиры и в помине бы не было? Подозрительно! А так — пожалуйста, вот она я, никуда не скрываюсь, если нужна — найдете. К тому же она наверняка заранее заготовила свою экстраординарную версию относительно убийства отца ребенком…

Осмотрев все крошечные комнатки в доме, а их оказалось целых пять, я вышла в сени. В полумраке мелькнул белый листочек, прикрепленный к крючкообразной вешалке: это, по-видимому, была записка. Лаконичное послание должно было успокоить хозяев дома на предмет отсутствия их родственницы: «Я уехала, спасибо», — ничего не скажешь, поистине великолепно…

Как много времени прошло с тех пор, как Эльмира уехала? Я лихорадочно соображала, куда она могла отправиться. Определенно, ближайшая станция находится в мало-мальски крупной деревне, но их тут десятки. Черт, становится ясно, что мне не обойтись без помощи какого-нибудь местного старожила.

В сильном возбуждении, навеянном внезапным исчезновением Эльмиры, я выскочила на улицу, где по-прежнему никого не было… Но ведь когда-нибудь местные жители покидают свои дома? Сейчас у них, судя по всему, тихий час. Мне пришлось рысью пробежать вдоль домов, пока в одном дворе мною не был замечен один старенький мужичок, который сидел на низенькой скамеечке и выдергивал травку из грядки с зеленым луком.

— Эй, здравствуйте! Можно вас спросить? — громко крикнула я, опасаясь, как бы дедок не оказался глухим. Как выяснилось, я напрасно подозревала это.

— Гонятся за тобой, что ли? Чего взмыленная вся и орешь как ненормальная?

— Фух, слава богу! — не удержалась я, выказывая свой восторг. — Скажите, дедушка, вы случайно не знаете, где здесь ближайшая деревня, где ходят электрички?

— Красный Ярус ближайшая, — подумав, ответил дед. — Хотя и до Гарасовкина недалеко. А на северном направлении Морзгинка располагается, так оттуда автобусы ходят. А еще недалеко…

— Ладно, дедушка, спасибо, — прервала я виртуальные географические путешествия местного жителя. Действительно, глупо было спрашивать, ведь я все равно не знаю, куда именно отправилась Эльмира. Может быть, она решила отбыть вовсе не из ближайшего села.

— Потеряла, что ль, кого? — вопросил дед при виде моей задумчивости и, получив согласие, продолжил: — Случайно не к подружке приехала?

— Ага, — ответила я с грустью.

— Опоздала ты, красавица. Уехала подружка твоя часа полтора назад.

— Куда?! А вообще откуда вы знаете, какая у меня подружка?

— Ну ты даешь! — крякнул дед, поражаясь моей невразумительности. — Или думаешь, что в нашем стариковском селе каждый день молодые появляются? Ясный месяц, что ты к внучке Михеича и Агриппины пожаловала. Вернее, она им не совсем-таки внучка, а внучатая племянница… — разошелся словоохотливый дед, но я уже и так поняла, что он говорит об Эльмире.

— Дедушка! А куда она уехала, не знаете?

— В Медюкино она направлялась, — дед несколько сконфузился от того, что не удалось договорить. — Там электрички останавливаются. Правда, редко, не раньше, чем через три часа после того, как первая отойдет, вторая подходит.

— Я могу успеть? — с замиранием сердца проговорила я, на что дед критически окинул взглядом мое телосложение и с сомнением произнес:

— Ну, не знаю… можешь, конечно, коли быстро бегать умеешь, но вообще-то туда далековато будет…

Давясь невольным хохотом, я помчалась к своей «девятке», невероятно радуясь тому, что мне не придется совершать забег, как о том подумал дедушка.

* * *

Минут за пятнадцать я добралась до Медюкина. Вопреки моим ожиданиям село оказалось довольно приличным и масштабным, с просторным чистеньким вокзалом, где останавливались даже поезда дальнего следования. Однако обилие людей значительно затрудняло мою задачу — поиск Эльмиры. Я обошла зал ожидания уже два раза, однако девушки не обнаружила. Черт, а ведь она точно решила смыться! Наверное, поняла, что неспроста я заявилась к ней в глухую деревню и начала задавать вопросы. А может, сама не особенно верила в правдоподобность рассказанной версии. Наверное, Эльмира поразмышляла и пришла к выводу, что рано или поздно я обязательно выявлю ее обман…

Я вышла на перрон, где тут же смешалась с толпой встречающих и провожающих. Прибывал междугородный поезд, и интересующиеся им люди находились в смешном и явном напряжении. Некоторые были нахохлившиеся, совсем как сидящие на ветке воробьи, другие, наоборот, возбужденно ходили вокруг своего багажа или просто туда-сюда, третьи переговаривались и время от времени смотрели в ту сторону, откуда должен был показаться поезд. Наконец вдали забрезжил яркий свет, показался передний вагон поезда, отчего все разом встрепенулись и застыли в еще большем напряжении. Возможно, именно это и дало мне возможность увидеть среди толпы девушку, которая в отличие от других не смотрела в сторону приближающегося поезда. Ее равнодушный взгляд с явной примесью безысходности был направлен в противоположную сторону, будто она вовсе не хотела никуда уезжать. Лицо осунулось, впалые щеки были очень бледными, да и весь облик в целом создавал ощущение несладкой жизни. Не сразу, но лишь через некоторое время, когда я внимательно вгляделась в эту молодую женщину в легком шифоновом шарфе, я смогла узнать в ней Эльмиру. Но неужели она так изменилась за то короткое время, что мы не виделись? Да, вынуждена была констатировать я.

Я осторожно пробралась сквозь группы ожидающих поезда и подошла совсем близко к Эльмире. В это время поезд призывно загудел и остановился. Девушка не заметила меня, продолжая бессмысленно глядеть прямо перед собой.

— Эльмира! — Я цепко схватила ее за рукав, боясь, что она бросится бежать.

Ничего подобного не произошло. Девушка медленно и спокойно обернулась, взглянула на меня и понимающе кивнула. Так, словно история подошла к своему единственно правильному завершению и она давно ждала этого. Будто всегда знала, что так и произойдет.

— Мне кажется, что я всегда знала, что так и произойдет, — в точности повторила Эльмира мои собственные мысли. — Что ж, так по крайней мере будет справедливо.

— Пойдемте, Эльмира, — мягко, но твердо произнесла я, отпуская ее руку. — Нам нужно поговорить.

* * *

Мы сидели в моей машине и смотрели, как потоки дождя льются по лобовому стеклу одной слитной струей. Слегка повернув голову, я заметила две слезинки, которые скатились по щеке Эльмиры и упали ей на руку. Черт, как все-таки противно, когда в расследовании выясняется, что преступником является женщина. К тому же не какая-нибудь стерва, а вполне симпатичная и милая особа. «О чем это ты? — резонно вопросил меня внутренний голос, который в последнее время что-то странно разговорился. — Между прочим, это она убила композитора, а ты называешь ее симпатичной. Прямо как в анекдоте про злодея с добрыми-добрыми глазами».

Кстати, а ведь я действительно до сих пор не знала, что за мотив был у Эльмиры для убийства. Я сумела понять, что это она убила Василовского, но к этому выводу пришла в основном благодаря той маловероятной версии, которую она же мне и изложила. Вернее, даже не самой версии, а тому факту, что некоторые сведения, сообщенные девушкой, не совпадают с достоверными. Поверила бы я в то, что ребенок убил собственного отца, если бы Эльмирин рассказ оказался более складным? Не знаю, наверное, тогда мне было бы гораздо сложнее понять, что это обман. Эльмира — прекрасный психолог, она в курсе того, каким образом лучше всего отвлечь внимание от главного. Для этого нужно, например, бросить человеку неординарную версию, заставив его в изумлении переосмысливать открывшееся. Разве в этом случае он обратит внимание на что-то мелкое, хотя и более реальное? Скорее всего нет.

Не дождавшись моих вопросов, Эльмира сама прервала затянувшееся молчание, начав повествование. Бывают моменты, когда становится очевидным, что твой собеседник говорит правду. Словно находит на тебя какое-то прозрение. И в результате перестают быть загадкой мотивы и побуждения, заставившие его совершить определенное действие.

Сейчас был как раз такой момент. Я слушала Эльмиру и ни единожды не усомнилась в достоверности ее слов.

— Когда я устраивалась на работу к Василовскому, то у меня имелся еще один вариант, гораздо более перспективный по традиционным взглядам. Один знакомый предлагал мне пойти штатным психологом в Центр реабилитации, занимавшийся проблемами людей, перенесших серьезную психологическую травму. Это была совсем новая организация, с хорошим руководством. Впоследствии ребята замечательно развернулись. Но я отказалась, потому что познакомилась с Валерием Аркадьевичем.

Эльмира помолчала, что придало некоторую дополнительную смысловую окраску сделанному сообщению. Таким образом режиссеры в своих фильмах пытаются ввести зрителей в «полезное» напряжение перед финальной сценой развязки. После такой паузы невольно начинаешь осмысливать сказанное, а иногда даже и домысливать.

— Валерий Аркадьевич — великий человек, сильная личность. И я могу сказать это любому, кто не поверит, что я влюбилась в него именно как в человека, а не в его деньги и славу. Те немногие, кто был в курсе наших отношений, осуждали меня, потому что полагали, что я стала его любовницей, сраженная невиданным ранее богатством. Не скрою, оно придавало Валерию определенный ореол, в котором он сам выглядел более выгодно. Я никогда не утверждала, что равнодушна к материальному, даже, наоборот, — всегда стремилась к лучшему, так как считала себя достойной этого. Мы стали любовниками не сразу. Да и эта сторона наших отношений не являлась самой главной. Я была единственным человеком, способным понять Валерия, была ему необходима. Он делился со мной своими мыслями относительно этого мира, ничего не скрывая от меня. Так было до того времени, пока он не стал меняться.

Снова пауза, теперь уже с другой смысловой окраской. Судя по всему, Эльмира до сих пор не могла смириться с крушением своих надежд, произошедшим, когда Василовский изменился. Он вдруг стал отчужденным, ушел в себя, перестал общаться с ней по душам. Если раньше он советовался, спрашивал ее мнение относительно того или иного человека, то теперь попытки Эльмиры высказать свое отношение воспринимались в штыки.

— Что, по-вашему, случилось с Василовским?

— Я не пыталась найти какое-то объяснение его поведению. Творческий человек — этим все сказано. Еще в детстве я поняла, что иногда легче принять, чем понять, и жила с этим принципом всегда. Но тут мне стало жутко обидно. Не сочтите меня дурой, но я связывала определенные надежды с Василовским. Мне всегда казались глупыми размышления на тему социального несоответствия людей, когда происхождению придают гипертрофированное значение. Это неправильно, главным являются человеческие качества, а богатство и интеллигентность — дело наживное. Я видела себя на месте жены Василовского, и эти надежды были вполне объективными, не похожими на глупые мечтания юных девушек, старающихся выйти замуж за нуворишей. Я видела себя рядом с конкретной личностью, я смогла бы исправить ту досадную ошибку, которую он совершил, женившись на недалекой женщине. Я была уверена, что в конце концов добьюсь желаемого.

— А потом это перестало казаться возможным?

— Да. Потому что он перестал обращать внимание на мои мысли, на мои советы, да и вообще на меня в целом. Он погрузился в собственные размышления и лишь иногда сообщал мне уже готовые свои решения. Например, то, что он планирует забрать сына и уехать за границу. Он не звал меня присоединиться… а между тем я была бы согласна. Я хотела воспитывать Никиту, потому что действительно была к нему привязана. Я очень жалела мальчика.

— У каждого своя судьба, ему выпало родиться в семье выдающегося композитора. В этом нет ничего того, что могло бы вызывать жалость. Сторонники новой веры сказали бы, что такова его карма.

— При чем здесь это? Скорее это карма родителей Никиты оказывала на него пагубное действие. Мальчик был склонен к реактивному психозу. И это в таком возрасте! Родители словно специально сошлись для того, чтобы не дать ему возможности быть нормальным человеком. Они единогласно решили воспитывать гения, а гениям, как известно, прощаются странности. Поэтому даже психическая ненормальность не может явиться преградой к славе. Конечно, у Валерия и его жены были разные мотивы стремления воспитать гения. Ей нужны были почести и богатство, все то, чего своими силами она никогда бы не достигла. Зато будучи матерью выдающейся личности… о-о-о, тут совсем другое дело. Отцу же хотелось иметь своеобразный материал, из которого он мог бы лепить все, поле, на котором можно было бы упражняться. Самого себя изменить сложно, особенно во взрослом возрасте. Василовский буквально чах в условиях нового времени, где все люди жестко зарабатывают деньги и приобретают власть. Он-то привык, что богатство шло к нему само благодаря его исключительным достоинствам. А его пытались вовлечь в другой мир и заставить жить по общим правилам. Вот он и решил по возможности обезопасить себя и, скрывшись ото всех, заняться тем, что никто не может помешать ему делать. То есть воспитанием своего ребенка.

— Итак, вы в нем разочаровались, — подытожила я, мысленно продолжив эту мысль собеседницы.

Сейчас я хорощо понимала ее чувства и побуждения. Эльмирино разочарование коснулось не только человеческих качеств Василовского. Да, раньше он казался ей неприступным и великим, и предполагалось, что лишь она может разбить эту стену холода и равнодушия. Потом выяснилось, что это невозможно, что он не связывал с ней никаких надежд и планов. И тут в игру вступила материальная сторона. Эльмира в мечтах уже давно видела себя великосветской дамой, конечно, сильно отличающейся от типичных представительниц этого класса, но одновременно подобной им с точки зрения возможностей. Пусть, получив богатство, она бы преследовала совсем другие цели, нежели те глупые особы, которых она явно презирала, но тем не менее девушка стремилась к тому же, к чему и они. Наверное, в этом и кроется причина…

Эльмира тем временем продолжала:

— Деньги, слава, положение — со всем этим можно распрощаться без особых сожалений. Пусть не получилось сейчас, так получится в другой раз и с другим человеком. Но как быть, если тебе нужен только этот человек? И даже не один, а два: Валерий и Никита. Причем после разочарования в первом, мне стало еще сильнее жаль второго. Что его ждало? Искусственно навязываемая гениальность в противовес естественно положенному счастью и безмятежности? Апогеем стала сцена, которую я увидела в тот вечер в библиотеке. Я была потрясена до глубины души, несмотря на то, что всегда могу сохранять холодный рассудок. Валерий выпорол своего сына хлыстом! Совсем как когда-то помещики наказывали крепостных! Вы можете себе это представить? А вот мне пришлось.

Я — жесткий человек. Я всегда знала, что способна на убийство. Знала и в те моменты, когда становилась свидетельницей жесточайшей несправедливости, знала и тогда, когда сама становилась объектом чужих козней, знала, когда унижали моих родных. Разумеется, я никогда не планировала убийство, у меня не та степень хладнокровия, которая необходима для этого. Но я чувствовала, что может настать момент, когда у меня не дрогнет рука совершить преступление. Меня легко было вывести из себя, но мало кто догадывался об этом, потому что истинные чувства я прятала за маской флегматичного равнодушия.

Приехав в отпуск к родителям, я долго выслушивала от них упреки по поводу моих взаимоотношений с Валерием — они были в курсе того, что у нас роман, но не знали о том, что он уже окончился. Папа говорил, что эта работа выматывает меня и не дает никаких перспектив для развития. Собственно, в последнее время я и сама подумывала о том, что мне нужно уволиться. Пожив несколько дней у родителей и послушав их нравоучения, я решила разом покончить с прошлым и для этого вернулась в дом Василовских. Я хотела уволиться, собрать вещи и более никогда не появляться в жизни Валерия. Но мои планы потерпели крах. В тот вечер моя натура дала о себе знать.

Сначала, когда я еще только планировала войти в библиотеку для серьезного разговора, я просто не знала, что мальчик все еще там. Когда же я вошла, то Валерий не заметил меня, а я не сразу заявила о своем присутствии — так потрясло меня увиденное. Жестокое наказание не было заслужено Никитой, но в Валерия словно дьявол вселился. Я вошла с намерением поставить его в известность о моем увольнении, увидела плачущего ребенка и жестокое лицо его отца…За считанные секунды передо мной промелькнули мои несбывшиеся надежды, которые я связывала с этим человеком, то разочарование, от которого я долгое время не могла отойти, когда он сказал, что я не нужна ему. А представшая перед моими глазами картина, в которой Валерий выступил в неведомой для меня ранее роли, оказалась последней каплей. Черт возьми! Чтобы я так ошиблась!

А если бы я просто ушла тогда, что было бы? Поломанная судьба Никиты вдобавок к моей собственной, которую уже постигла эта участь…

Мне уже все безразлично. Я могла бы даже рассказать обо всем, что случилось на самом деле, сразу. Но мне хотелось помучить некоторых людей. Вы понимаете, кого я имела в виду.

Я хочу чистосердечно во всем признаться. Так будет лучше, тем более что скрываться у меня все равно бы не получилось.

В каком-то смысле я убила Василовского от несчастной любви. Только, конечно, это понятие по отношению ко мне надо рассматривать в необычной интерпретации. Я помню, как мать говорила мне в юности, что она боится за меня. Если я начинала мечтать о чем-то, то бросалась на исполнение этого, как на амбразуру, и непременно добивалась своего. Мама говорила, что когда-нибудь меня неизбежно настигнет крушение надежд. Она страшно боялась этого, потому что знала: потом я наверняка сломаюсь. Что ж, она, как всегда, оказалась права. Так и произошло…

Эпилог

Молоденькая журналисточка на экране телевизора отчаянно пыталась держаться свободно и независимо, так, как и полагается представителям ее профессии. Ее старания были настолько очевидны, что вместо желаемого эффекта получался совсем противоположный. Она это чувствовала, отчего ее полный пафоса голосок начинал предательски подрагивать, но она ничего не могла с этим сделать. Речь шла об открытии нового универсального лицея.

— На месте прежнего областного экологического центра — так называемого сада юных натуралистов — в заново отремонтированном здании сегодня состоялось торжественное открытие нового объекта науки! На открытии присутствовали мэр города, губернатор, а также министр образования области и другие высокие гости. Корпуса бывшего сада юннатов сегодня гостеприимно распахнут двери и продемонстрируют свое великолепное оснащение. В каждом из корпусов будет располагаться отдельная составляющая лицея с определенным профилем. Например, слева вы можете увидеть компьютерный корпус, здесь будут проходить занятия по информатике, а чуть дальше располагается школа иностранных языков. Конечно, я условно применила слегка устаревшее название «школа», ведь не секрет, что данное учебное заведение несколько выше и объемнее традиционного понятия…

— Ох, Танюшенька, что ж это делается! Совсем детишек замучают, а ведь им и поиграть хочется, и побегать, и побездельничать. Что ж им, только и делать, что математику с иностранным учить, да с компьютера с утра до ночи не слезать?

Соседка тетя Поля, бабушка трех внуков школьного возраста, сидела в моей квартире и сокрушенно качала головой. Ее собственный телевизор сломался, и старушка попросилась ко мне посмотреть очередной сериал. Но в программе произошли изменения, и выпуск новостей затянулся.

— А сад юннатов что же? — не переставала сокрушаться тетя Поля. — Дети у меня туда с удовольствием хаживали, да и внуки начинали, пока не закрыли его. Там и за животными можно было поухаживать, и летом яблок покушать, и побегать всласть… А в походы какие они ходили! Ребятки там и отдыхали, и учились. Куда ж его теперь перенесли? — расстроенно вопрошала старушка.

Но в репортаже об этом не сообщалось.

Да уж, ничего не скажешь, новые веяния заявляют о себе требовательно. Тем более если выступают вкупе с невероятно преувеличенными стремлениями взрослых сделать из своих чад вундеркиндов. Как-то слишком быстро среди родителей распространилось мнение, что их ребенок должен сполна получить знания, и чем больше, тем лучше. Обычные школы исчезают, на их место приходят лицеи и гимназии, где первоклассников учат двум иностранным языкам, основам информатики, химии и мировой художественной культуры. И прочим вещам, которые, наверное, действительно необходимы в их возрасте. А вот внеклассные кружки, где можно отдохнуть и заняться любимым делом, да хотя бы узнать, что может стать им в жизни, вроде бы и не нужны, раз они так легко закрываются?

Я мысленно пообещала себе: если у меня когда-нибудь появится ребенок, то я ни за что не буду насильно делать из него гения. Пусть его природный ум, самобытный и истинный, поможет ему сделать личный, единственно правильный выбор.