Хорошо быть начальницей туристического бюро – можно в любое время устроить себе отпуск и рвануть в дальние края. А также совместить приятное с полезным – сделать любимому мужу сюрприз на день рождения и увидеть страну Канта и Гёте, – так решила Марина Клюквина и отправилась в Германию, куда накануне улетел супруг. Остановиться пришлось в доме друга семьи Густава Шульца, который недавно женился и все никак не мог отделаться от загостившихся у него родственников супруги. Но надоевшие гости стали разъезжаться один за другим сразу после того, как в доме произошло ограбление – украли картины и золотые украшения из сокровищ Нибелунгов. Очень подозрительно ведут себя не только многочисленные родственники жены Густава, но также помощница Марины Алина, – она все-таки упросила начальницу взять ее с собой за границу и тоже могла приложить руку к исчезновению легендарных драгоценностей…
Литагент «Эксмо»334eb225-f845-102a-9d2a-1f07c3bd69d8 Белова М. Выйти замуж за немецкого рыцаря Эксмо Москва 2012 978-5-699-58648-6

Марина Белова

Выйти замуж за немецкого рыцаря

Глава 1

«Чтобы решить проблему, надо ее создать», – с некоторых пор это выражение стало моим жизненным кредо: сама же порчу себе жизнь, причем руководствуясь благими намерениями.

«И сдалась мне эта Германия?! – сколько раз я впоследствии себе повторяла. – С Густавом, Олегом и с его днем рождения. Вечно я ищу приключения на свою голову. И что интересно, нахожу. Когда же я наконец успокоюсь?»

С самого утра беспокойство не покидало меня. Расставания – вообще дрянная штука. Вроде бы и случиться ничего не должно – мужу предстояла самая обычная командировка, – а на душе кошки скребут.

Олег закрыл крышку чемодана, и у меня тут же защипало в глазах, подозрительно покраснел кончик носа… Я почувствовала, что собой уже не владею – сейчас брошусь к нему на грудь и никуда не отпущу.

«Да что же это такое? Откуда такая сентиментальность? – спрашивала я себя. – Женаты не один год. Дочь – уже барышня. Да и не в первый раз расстаемся: Олегу по роду деятельности часто приходится уезжать. А я раскисла так, будто его отправляю в другую галактику».

Впрочем, если бы не грядущий его день рождения, я бы так не расстраивалась. Естественно, хотелось отпраздновать вместе, в кругу семьи.

– Ты еще расплачься, – в шутку посоветовал Олег, глядя на мои дрожащие губы. – Я же не на Марс лечу. Всех-то делов – два часа, и я в Германии. Густав меня встретит. Жить я буду у него. Ты можешь звонить к нему хоть каждый день, если, конечно, тебе не лень и мне не доверяешь, – он сделал нажим на последнем слове, как будто в этот момент меня больше всего волновала его моральная устойчивость.

Разумеется, «супружеская верность» – для меня не пустой звук, но за все прожитые вместе годы я сумела внушить мужу, что я самая лучшая жена на свете. И кажется, он со мной согласился. По крайней мере, я на это надеялась. Потому и восприняла его слова как шутку. Естественно, Олег хотел отвлечь меня от дурных мыслей: мало ли что может случиться в дороге и в чужой стране.

– Да ладно, скажешь еще, – отмахнулась я от Олега, отворачивая лицо, чтобы незаметно смахнуть слезинку. – Лети с богом!

– Ну чего ты? – спросил он совсем другим тоном, нежно и трогательно гладя меня по плечу. – Знал бы я, что ты так расстроишься, можно было бы вместе полететь.

– Правда? – проглотила я слезинку. Обычно муж не берет меня с собой в командировки. Впрочем, мне и некогда с ним ездить.

– Конечно. Мне тоже будет тебя не хватать. Кстати, ты действительно звони Густаву. За роуминг с меня сдерут больше, чем если ты позвонишь с домашнего телефона на домашний.

– Так я вас дома и застала! Ты своими делами будешь заниматься. Густав – своими. А я с кем буду разговаривать? С прислугой? Я не знаю немецкий.

– Почему с прислугой? С женой Шульца!

– Шульц женился? Вот так новость!

Густав Шульц – немецкий партнер моего мужа Олега. Познакомилась я с ним пять лет назад. Тогда этот человек-медведь – Шульц высокий, толстый и рыжий – был завидным женихом. Моя подруга и компаньонка по туристическому бизнесу Алина Блинова даже имела на него определенные виды. Был у нее такой период, когда она собиралась развестись со своим супругом Вадимом. А поскольку в ее понятии разведенной женщиной быть неприлично, она хотела женить Шульца на себе. С Густавом она под одной крышей не ужилась: слишком уж разными они оказались – и характерами, и привычками, и взглядами на жизнь. Потом Густав улетел в Германию, а Алина помирилась с Вадимом[1].

– А разве я тебе не говорил? – вслед мне удивился Олег.

– Нет, конечно. Ты ведь или в работе, или в газетах, или… Короче, поговорить со мной тебе некогда, – упрекнула я мужа.

– Извини-извини. Наверное, ты сама в это время была в отъезде, – намекнул мне Олег на мои частые отлучки. Я ведь тоже работаю, и мне как директору туристического агентства «Пилигрим» часто приходится колесить по свету. – Густав женился две недели назад. Что интересно, его жена русская. Зовут Ириной.

– Надо же, – протянула я.

– Со слов Густава, она намного моложе его. Красивая, стройная, – предугадал он мои вопросы. – Переехала на ПМЖ в Германию совсем недавно. Подробностей их знакомства не знаю. Вернусь – расскажу.

– Ну ладно, – вздохнула я. – Ты уж там береги себя.

– Само собой, – пообещал Олег и пошел с чемоданом к двери.

– О самом главном забыла спросить, – крикнула я вдогонку мужу. – Когда тебя ждать обратно?

– Ой, не хотелось бы торчать в Германии долго, но, думаю, не меньше недели.

– Значит, день рождения ты по-любому праздновать будешь там, – печально вздохнула я.

– Праздновать? Нет, праздновать я буду дома, – поправил он меня, хотя, конечно же, понял, что речь идет не о шумном застолье, а о том, что первой поздравить его непременно должна я.

В туристическое агентство «Пилигрим» я прибыла с опозданием на час и, не скрывая своей грусти, появилась перед своей компаньонкой и подругой Алиной.

– Как дела? С тобой все в порядке? – спросила она, прервав разговор с клиенткой.

Наверное, у меня сейчас был такой вид, что в ее голову полезли самые мрачные мысли. Я не ответила – молча прошествовала в свой кабинет. Через несколько минут влетела она.

– Что случилось? Кто-то умер?

– С чего ты взяла? Нет… – вяло протянула я и, поскольку Алина была взволнована не на шутку, решила пояснить: – Олег улетел в командировку, в Германию.

– Ух, только и всего? – с облегчением выдохнула она. – А я-то думала. И что же ты грустишь? Муж улетел! Радуйся! Оторвемся по полной программе! – Я недовольно посмотрела на нее. Пришлось ей изменить тон: – Но он ведь обещал вернуться?

– Обещал, – без особого желания поддерживать разговор ответила я.

– Ну и… Дочь в молодежном лагере. Муж в командировке, а ты… Господи, я уж точно бы не грустила, нашла, чем заняться, – как будто разговаривая сама с собой, сказала Алина. – Впрочем, я забыла, – ее голос звучал язвительно и зло, как будто она хотела меня обидеть, – он же самый лучший, за ним как за каменной стеной. – Я кивнула, а она добавила: – В общем – тюрьма.

Шутка ей чрезвычайно понравилась – она засмеялась в голос. Я отвернулась к окну. Некоторое время мы молчали. И вдруг меня осенило: я вспомнила, что у моей подруги намечалась поездка по городам, расположенным вдоль реки Рейн.

– Алина, а когда ты с группой в Германию улетаешь? – спросила я, забыв об обиде.

«Шульц живет в Дюссельдорфе. Дюссельдорф на Рейне, – лихорадочно складывала я. – Как здорово было бы встретиться там с Олегом. И почему мне эта идея не пришла в голову раньше?»

– Через три дня, а что?

– Может, вместо тебя поеду я? – Я скроила самое несчастное лицо.

– С чего это вдруг? Ты же сама отказалась от этой поездки.

Что было, то было, но я же не знала, что Олегу надо будет срочно вылететь в Германию.

– А теперь вдруг за мужем вдогонку решила ехать? – с ехидцей спросила Алина. – Что с тобой? Ты вроде никогда ревнивой не была.

– При чем здесь ревность? Олег никогда мне поводов не давал, – фыркнула я. – Просто неспокойно у меня на душе. Так что? Может, ты возьмешь следующую группу?

– Нет. В Германию еду я, – из вредности отказала мне Алина. – Документы все оформлены. Билеты куплены, группа набрана. Теплоход ждет у пристани. Хочешь ехать – покупай билеты и езжай!

– Легко сказать! Июнь месяц. Школьные каникулы. Все билеты на самолет раскуплены на месяц вперед. Алина, давай переоформим твой билет на меня? – застонала я.

Кажется, ее ничто не могло разжалобить. Должно быть, у моей подруги были свои виды на поездку. Я даже догадывалась какие. За время тура наши туристы должны были посетить ряд немецких городов, а также Страсбург, а это уже французская территория. А не так давно Алина мне жаловалась, что у нее практически закончилась вся косметика и парфюмерия, а поскольку она пользуется исключительно французской, то и покупает ее только во Франции. Ей почему-то кажется, что в остальных странах ей подсунут подделку. Разумеется, это бзик, но ее тешит тот факт, что она может себе позволить маленькую прихоть: покупать духи во Франции.

– Я вообще не понимаю, зачем тебе ехать! Представь, как ты будешь выглядеть, когда завалишься в отель. Может, у твоего муженька свои планы, а тут ты: «Здравствуй, милый». Смотри, так можно и в муже разочароваться! – предупредила она, сея в моей душе сомнения относительно верности супруга. – Ты уверена, что он поехал один? Ты проверяла, какой он номер забронировал? Может, он взял с собой секретаршу?

– Какая секретарша? Какая гостиница?! – Я с сожалением посмотрела на нее. – Он у Шульца остановится.

– У какого Шульца? – Алина сделала равнодушное лицо, и лишь по выступившему на щеках румянцу я поняла, что сообщение крайне ее заинтересовало.

– Того самого, – кивнула я. – Кстати, он женился, – с определенной долей злорадства поделилась я новостью.

И хотя роман Алины и Густава в далеком прошлом, по лицу Алины можно было догадаться, что новость скорее ее огорчила, чем обрадовала.

– Да? И на ком он женился? На толстой рыжей немке?

– Нет, она русская. Молодая и красивая. Живет в Германии всего ничего.

– Что?! Молодая и красивая? Красота – понятие субъективное. – Увы, Алина не могла сказать, что у Густава плохой вкус, иначе бы ей пришлось признать, что и она не красавица. Но и смолчать она не могла. – Молодая, говоришь? Живет в Германии недавно? Да она аферистка! Приехала и сразу на все готовенькое! Помнится мне, что Густав далеко не бедный человек. Его семья очень известная в Германии. То ли его дедушка был банкиром, то ли фабрикантом… Не ожидала я от Шульца такой беспечности! Надеюсь, он брачный договор подписал с женой?

– Понятия не имею. И вообще, что это ты так заволновалась?

– Я заволновалась?! С чего мне волноваться?

– Да вот я и думаю, с чего тебе волноваться? У тебя прекрасная семья. Сын. Муж – профессор, будущий лауреат если не Нобелевской премии, то Государственной премии точно. От добра, подруга, добра не ищут.

– А я и не ищу, – бросила мне Алина и, чтобы не продолжать разговор, вышла из кабинета.

Но я недолго грустила в одиночестве. Минут через пять Алина вернулась. Лицо у нее было хитрое-прехитрое.

– У меня две новости. Одна плохая, другая хорошая. С какой начать?

– Начинай с плохой.

– Один из наших клиентов отказался от поездки в европейскую страну. Требует возврата денег.

– А когда должен начаться его тур?

– Через три дня.

– Через три дня?! Турист в курсе, что мы можем вернуть ему не всю сумму, а только часть? Он должен понимать, что отель забронирован, билеты выкуплены. И чтобы окупить эти расходы, нам надо еще продать его путевку. Попробуй за такой короткий срок найти желающего ехать! Раньше надо было от поездки отказываться! Ну а хорошая новость?

– Этот турист из моей группы, – между прочим сказала Алина.

– То есть одно свободное место есть, мне только надо переоформить билет на себя? – обрадовалась я.

– Ну да. Рада? – Увидев на моем лице довольную улыбку, Алина фыркнула: – Надо же! Муж еще улететь не успел, а она уже соскучилась по нему.

Я не стала ее разубеждать в этом. Пусть думает все, что хочет. В конце концов, каждый судит других по себе.

Есть у Алины еще один «пунктик» – беспричинная ревность. Ревнует мужа ко всем лаборанткам и аспиранткам, вместе взятым. Собственно, и с Густавом она познакомилась исключительно для того, чтобы отомстить Вадиму. Ей, видите ли, почудилось, будто он на симпозиум поехал с любовницей. Любовницы, как позже выяснилось, никакой не было, но Алина так разозлилась, что закрутила самый настоящий роман с немцем, с которым ее так некстати познакомил мой муж.

– Ты мне план тура принеси, пожалуйста, – попросила я Алину, чтобы знать наверняка, когда буду в Дюссельдорфе и увижу Олега.

– Держи. – Алина взяла со стола программу тура. – Кобленц, Майнц, Висбаден, Страсбург, Мангейм, Вормс, Кельн, – читала она. – Дюссельдорф. Здесь мы селимся на теплоход, сюда же приплываем.

Мне едва удалось сдержать свою радость – начало тура в Дюссельдорфе! Здесь же и конец. Какая удача!

«Вот будет сюрприз, когда Олег меня увидит. Обрадуется! Разумеется, жить на теплоходе я не буду. Зачем мне каюта, в которой днем и ночью все качается, тогда как у Густава прекрасный дом, в котором могу жить и я. Помню, он мне фотографии показывал. Внушительный домина. Его построил дедушка Густава, то ли банкир, то ли фабрикант. Там есть коллекция картин, старинного оружия и винный погреб, в котором хранятся бутылки с вином столетней выдержки», – в памяти всплыл рассказ Густава о родовом гнезде.

– Ну? – услышала я над ухом.

Я так увлеклась своими мыслями, что совсем забыла об Алине, которая ждала от меня слов благодарности.

– Ты что-то спросила?

– Да. Ты довольна?

– Конечно. Спасибо.

– Не мне, а Денисову, который от поездки отказался. Кстати, он в зале. Можешь лично его поблагодарить.

Естественно, Денисову я сказала спасибо, но мысленно. Как бы это выглядело, если бы я выбежала в зал и стала жать ему руки. «Спасибо, что отвергли наше туристическое агентство», – это, что ли, я должна была сказать ему? Или: «Мы вернем вам все деньги и еще заплатим моральную компенсацию за то, что у вас сорвалась поездка»? Нет, пусть думает, что он нас подвел.

Как бы то ни было, я все же решила отблагодарить этого милого человека Денисова, который передумал с нами ехать.

– Алина, верни ему деньги за вычетом суммы… Сколько бы удержала с него авиакасса при сдаче билетов обратно? Вот и мы столько удержим.

– И только? – нахмурилась моя подруга. – А упущенная выгода?

– Алина, но ты же не знаешь, по какой причине он не может поехать.

– И правды не скажет! Знаешь, если так каждый будет то покупать, то сдавать туры, мы обанкротимся.

– Верни ему деньги, – перебила я ее.

Глава 2

С двумя пересадками мы прибыли в Дюссельдорф. Группа собралась небольшая – всего шестнадцать человек. Собственно, Алина никогда себя не утруждает, и более двадцати туристов в ее группе, как правило, не бывает.

Она говорит, что двадцать человек – оптимальное число. Глаза не разбегаются, когда нужно держать всех в поле зрения. И экскурсию легко проводить. Стали кружочком – всех видно, всем слышно. И, разумеется, запомнить имена двадцати человек куда проще, чем сорока.

– Уже сообщила муженьку, что ты в Германии? – спросила меня Алина, как только мы вышли из здания аэропорта.

– Нет, хочу сделать ему сюрприз.

– Ну-ну, – ехидно ухмыльнулась Алина. – А ехать знаешь куда?

– Адрес Шульца и телефон у меня записаны. Как ты думаешь, мне сегодня там появиться или завтра с утра? – решила я посоветоваться с подругой.

– Чего тянуть?

– Завтра у Олега день рождения, – пожала я плечами.

– Точно! – хлопнула себя по лбу Алина. – Как я могла забыть? А я-то думаю, что ты так изводишься. Фу, ну, слава богу, теперь все стало на свои места. Значит, так: сюрприз так сюрприз. Сегодня отвезем вещи на теплоход. Экскурсий у нас сегодня нет, значит, можем покататься на такси, посмотреть издалека на дом Густава, чтобы завтра не ошибиться. Ну а с утра – для этого и в семь часов встать не грех – пойдем поздравлять именинника.

– Ты тоже пойдешь? – удивилась я.

Алина – большая любительница поспать. Встать в семь утра для нее сродни подвигу.

– А как же! Быть в Германии и не навестить старого друга? Да я после этого буду последней свиньей.

– Это ты сейчас о ком говоришь? Кого ты собираешься навестить? – спросила я. Мне почему-то показалось, что она хочет увидеть не столько Олега, сколько Густава Шульца.

– Как кого? Разве день рождения еще у кого-то? – хитро улыбнулась она.

– Слушай, а как же экскурсионная программа? – напомнила я ей о туристах.

– А что программа? Смотри, кто нас встречает. – Алина бросила взгляд на белобрысого юношу с табличкой в руках. На листке бумаги русскими буквами было написано «Пилигрим».

– Курт! – крикнула я и помахала парню рукой.

Курт Гердер – наш давний знакомый, сын русской медсестры, когда-то работавшей в военном госпитале, и немецкого строителя. Вообще-то Курт живет не в Дюссельдорфе, а в Берлине. Парень окончил университет. Учился на факультете русской словесности, теперь работает в туристическом бизнесе и в основном обслуживает русских туристов. Мы часто пользуемся его услугами. Это хорошо, что Алина и на этот раз настояла на том, чтобы нам дали в качестве гида именно его. На парня можно было положиться. От отца он унаследовал такие качества, как немецкая пунктуальность и основательность во всем. От матери – веселый нрав. А вот внешностью Курт совсем не удался. Длинный, худой, с жиденькими белесыми волосами – он явно не был эталоном мужской красоты.

– Теперь-то ты не волнуешься за туристическую программу? – спросила у меня Алина, улыбаясь приближающемуся Курту.

– Ну и хитрюга ты, Алина. Курт, как мы рады тебя видеть! – радостно воскликнула я и сделала шаг навстречу.

– Я тоже. Как долетели?

Я не успела ответить. Меня и Алину обступили получившие свой багаж туристы.

– Господа, – обратилась ко всем Алина. – Мы с вами уже познакомились, а теперь хочу вам представить вашего гида и переводчика. Курт Гердер. Прошу любить и жаловать. На территории Германии он всем отец родной, брат, друг и товарищ. С легким сердцем передаю вас на его попечение. Со всеми вопросами обращайтесь прямо к нему. Еще раз повторю его имя: Курт Гердер.

Я ошалела от подобной наглости: Алина переложила все свои обязанности руководителя группы на Курта! Теперь она может заниматься своими вопросами, не опасаясь того, что ее туристы растеряются в незнакомом городе. Курт – такой человек, который ни на минуту не оставит без внимания своих подопечных. В этом я была уверена – не один раз наблюдала за ответственным юношей.

– Ну, Курт, командуй, веди нас к автобусу, – велела Алина, лукаво поглядывая в мою сторону и как бы говоря: «Здорово я все придумала?»

Народ решил, что так и надо, и бодрым шагом направился к автобусу за Куртом. Алина не спешила последовать за всеми.

– Может, сразу возьмем такси и рванем к Густаву? – предложила она.

Я задумалась, как бы ей доходчиво объяснить, что она не права. Похоже, она забыла о том, что приехала не отдыхать, а работать.

– Алина, не рано ли ты самоустранилась? – после недолгой паузы спросила я.

– Тебя что-то беспокоит? Ты не доверяешь Курту?

– Курту я доверяю. Я не пойму одного – давать ли тебе в этом месяце зарплату или нет? Суди сама: работать ты здесь не собираешься, приехала в Германию как самый обычный турист, а путевочка, между прочим, денег стоит. Поскольку круиз по Рейну стоит недешево, то, прости, денег в конце месяца не получишь.

– Как это не получу? – возмутилась Алина. – Это шантаж? Подруга называется!

– А еще твое непосредственное начальство, – напомнила я.

Алина надула губы и прищурила глаза. Изобразив на своем лице глубокое разочарование, она сказала:

– Не думала я, что тебя могут так испортить деньги. Я, можно сказать, к тебе со всей душой, а ты… ты… – она отвернула от меня лицо.

Алина – прекрасная актриса. Выдавить из себя слезу ей раз плюнуть. Я знаю об этом, но каждый раз иду у нее на поводу. Поверив в искренность ее чувств, уже через секунду я просила у нее прощение:

– Ну чего ты? Пошутила я.

– Если ты думаешь, что я могла бы бросить наших соотечественников в чужой стране, то… Эх, как же плохо ты меня знаешь.

– Алина, ну извини. Я же сказала, что пошутила. Идем скорее к автобусу. Все только нас ждут.

Дюссельдорф встретил нас вечерними огнями. Естественно, ни о какой экскурсии сегодня не могло быть речи.

– Завтра, в десять утра, я буду ждать вас у трапа. Поедем знакомиться с достопримечательностями города, – предупредил Курт, прежде чем отвести всех на борт теплохода. – Завтра мы целый день проведем в Дюссельдорфе, а вечером поплывем в Кобленц. Поскольку ваш круиз начинается и заканчивается в Дюссельдорфе, то у вас еще будет возможность и на обратном пути погулять в этом славном городе.

– Но мы же можем сами сходить в город, когда поселимся? – поинтересовалась молодая рыжеволосая женщина в элегантном брючном костюмчике. Ее голосок кокетливо звенел, и она явно хотела понравиться Курту.

Ее спутник, мужчина лет сорока – сорока пяти, придирчиво присматривался к теплоходу, стоящему у пристани. Кажется, судно его не впечатлило. Не знаю, чего он ожидал. Речной флот – не океанский. Естественно, здесь всего меньше: и ресторанов, и бутиков. Не на всяком речном теплоходе есть бассейн. Но не это ведь главное?

Рейн – замечательная река. Она берет свое начало в Альпах и протекает с юга на север по территории четырех государств: Швейцарии, Франции, Германии и Голландии. Путешествовать по этой реке очень интересно: меняются страны, города, пейзажи. Один городок следует за другим, и у каждого своя история и свой стиль.

– Кто это? – спросила я, указывая взглядом на задавшую вопрос женщину.

– Татьяна Горохова – менеджер какой-то компании, – просветила меня Алина, сверяясь со списком туристов. – На память не вспомню какой. А рядом с ней Ковальчук Михаил Иванович, почему-то мне кажется, что он работает в обладминистрации – лицо знакомое, – причем занимает высокий пост.

Взглянув на Ковальчука, я согласилась с Алиной. По холеному лицу этого слегка полноватого мужчины читалось, что жизнь его удалась. Слишком уж он пренебрежительно смотрел на наш теплоход. Такие из загранкомандировок не вылезают и отдыхать любят не на даче, а на заграничных курортах.

– Они муж и жена? – спросила я, наклоняясь к Алининому уху.

– Не думаю, но заказали одну каюту на двоих.

– Тогда с ними все ясно – любовники.

– Разумеется, вы можете сами сходить в город, – ответил Курт на вопрос Гороховой. – Но я бы вам советовал, пока вы еще слабо ориентируетесь в городе, прогуляться по набережной. Это излюбленное место прогулок у жителей Дюссельдорфа. Мосты над Рейном – настоящие произведения строительного искусства. Мимо телебашни вы никак не пройдете. В ней, на высоте ста семидясети четырех метров, находится ресторан, который в течение одного часа оборачивается вокруг своей оси. Сейчас видны лишь городские огни, а днем вы можете обозреть не только город, но и его окрестности. А если уж совсем повезет с погодой, то можно увидеть башни Кельнского собора.

– Неудивительно, – хмыкнул Ковальчук. – До Кельна пятьдесят километров.

– Чуть больше, – поправил его Курт и стал прощаться с туристами: – Итак, сейчас вы селитесь, ужинаете и отдыхаете. А завтра я вас буду ждать на этом месте.

– А что там мигает на башне? – спросил один из наших соотечественников.

– Вы говорите о тех горизонтальных разноцветных огоньках? Даю подсказку. Это часы. Хотите потренировать мозг? Попробуйте определить время по светящимся ячейкам.

После перелета думать никому не хотелось, договорившись с Куртом о завтрашнем дне, все направились к трапу теплохода. Алина пошла с туристами к администратору, а я осталась рядом с чемоданами, чтобы для себя решить, а надо ли мне вообще селиться на теплоход? Может, не стоит ждать завтра? Я могу и сегодня встретиться с Олегом, а Густав наверняка уговорит меня остаться. Я высказалась по этому поводу вслух. Алине моя идея не понравилась.

– Нет! Ты меня бросаешь? Слушай, а давай возьмем двухместную каюту? Если ты останешься с Олегом, мне будет просторнее в двухместной. А передумаешь – вдвоем плыть веселее.

– Пускай будет так, – согласилась я.

Свои паспорта я и Алина отдали в последнюю очередь, пропустив вперед соотечественников. Пользуясь свободной минутой, я набрала номер телефона Густава.

– О! Марина, – радостно воскликнул он, совершенно не удивившись, услышав в трубке мой голос. – Как ты? Грустишь по мужу?

– Грущу. А как он без меня?

– Тоже очень грустный. Ничем развлечь его не могу. Передаю ему трубку.

Поговорив с Олегом о разных пустяках – какая в Дюссельдорфе погода и как он собирается отмечать свой день рождения, – я ни словом не обмолвилась о том сюрпризе, который приготовила ему на завтра. Голос у него действительно был унылый, но меня это отнюдь не огорчило, а напротив, обрадовало: плохо ему без меня!

Сразу после расселения мы отправились на ужин в ресторан. Поскольку это был первый вечер на борту речного лайнера, ужин нас ожидал в немецком стиле, а немцы, как известно, не только любят поесть, но и знают толк в еде.

– Господи, как же это вредно, – стонала от удовольствия Алина, уплетая третью по счету зажаренную на гриле колбаску и запивая ее мелкими глоточками холодного баварского пива, – и как же это вкусно. Я слышала, что эти круизы по Рейну отличаются вкусной и обильной кухней. Читала расписание работы ресторана? – Алина придвинула мне рамку с расписанием.

– Н-да. И на кого это рассчитано? – вздохнула я, надеясь, что мне удастся избежать смерти от обжорства. Я-то собиралась завтра же перебраться в дом Шульца. А вот Алину нужно было предостеречь: – Ты ходи в ресторан хотя бы через раз. «Завтрак ранней пташки» – шесть тридцать. Ты просыпаешься позже, поэтому про раннюю пташку забудь. Потом просто завтрак. В десять тридцать – «утренняя кружка». Пиво, сосиски… Алина, умоляю. Ты так долго сидела на диете. Твой желудок не выдержит. Двенадцать тридцать – обед. В четырнадцать – «час чая». Естественно, с пирожными, булочками, плюшками. В восемнадцать ноль-ноль – час коктейля, опять же с десертами. Девятнадцать ноль-ноль – ужин. Двадцать ноль-ноль – буфет для полуночников. Какой кошмар! Как же с таким тяжелым желудком по экскурсиям бегать? И главное – когда?

– Как когда? Между утренним пивом и обедом почти два часа. И с обеда до чая два часа, но ты меня убедила. – Алина промокнула губы салфеткой и отодвинула от себя тарелку. – Прекращаю есть. Даже от пирожного откажусь. Поехали в город!

Она поднялась из-за стола, тогда как остальные наши соотечественники продолжали насыщать свои желудки.

– Как же им плохо будет, – посочувствовала им я.

Но они, туристы, пока этого не понимали. В ресторане были все, кроме Гороховой и Ковальчука. Эти двое или уже покинули ресторан, или еще не приходили. Остальные же никак не могли оторваться от вкусных, но калорийных блюд немецкой кухни.

– Надеюсь, они мезим с собой прихватили, – вздохнула я.

Не возвращаясь в каюту – адрес Густава Шульца был у меня с собой, – мы покинули борт теплохода.

Очень тяжело туристу в чужой стране, если он не знает языка. Увы, немецким ни я, ни Алина не владеем. С таксистом пришлось разговаривать, используя жесты. Мы забрались на заднее сиденье, и я передала таксисту бумажку с адресом Шульца. Хотелось спросить, далеко ли ехать и во сколько евро обойдется нам поездка туда и обратно, но я не знала как. Еще я опасалась, что таксист может нас надуть, сделав несколько кругов вокруг нужного нам дома, но, вспомнив, что мы в Германии, в стране до фанатизма чтящей закон, успокоилась. Нас здесь не обманут и лишнего не возьмут.

Так и получилось: уже через десять минут таксист затормозил у кованых ворот старинного особняка, весьма похожего на президентский дворец.

– Он ничего не перепутал? – сдавленным голосом спросила Алина. – Здесь живет Густав Шульц?

– Я-я, – несколько раз кивнул головой водитель, как бы говоря, не сомневайтесь, привез туда, куда просили. Он опустил стекло и указал на почтовый ящик, висящий сбоку от ворот. На ящике имелась блестящая табличка, которая гласила, что дом принадлежит Густаву Шульцу.

– Ух ты! – вырвалось у меня.

Дом впечатлял. Два этажа, но каких! Окна как во дворце: высотой не менее трех метров. А это означало, что высота каждого этажа была четыре-пять метров. Лепнина на фасаде. Шикарный парадный вход, к которому вела заасфальтированная дорожка, и идеально ровный газон.

– Офигеть! – только и смогла выдавить из себя Алина. – Поехали обратно. – Она откинулась на спинку сиденья. – Я не могу появиться в таком доме в джинсах и футболке.

– Мы и не собирались навещать сегодня Густава. Порт, – сказала я таксисту и, чтобы он меня лучше понял, махнула рукой в ту сторону, откуда мы только что приехали.

– Черт, черт, черт, – пробурчала себе под нос моя подруга. – Вот ведь гад! Он меня обманывал.

– Кто? Густав? Каким образом?

– Я-то думала, что он обычный бизнесмен.

– Ну конечно. А кто он еще?

– Мы тоже занимаемся бизнесом, но домов у нас таких нет!

– Дом ему достался от предков. Родовое гнездо.

– А почему молчал об этом родовом гнезде? Вот ведь жмот! Когда жил у меня, ни разу в ресторан не пригласил. Колбаски свои вонючие на балконе на электрогриле жарил! Тапками и халатом моего мужа не брезговал! Кто он после этого? – негодовала Алина все громче и громче. – Ну я ему завтра покажу. Ему и его женушке!

– Алина, неужели ты ревнуешь? – удивилась я. – Столько лет прошло.

– Я ревную? – Алина приняла мою догадку в штыки. – Просто я поняла, что он меня использовал. Ел, спал у меня. Мог бы в благодарность пригласить меня к себе пожить. Но нет! Кто он после этого? Конечно же, жмот! Скупердяй, жила!

– Алина, а как он может пригласить к себе, если вы расстались и ты помирилась с Вадимом? Ты замужняя женщина, – напомнила я ей.

– Так он ведь о доме вообще не заикался, даже тогда, когда я была с Вадимом в ссоре. – На какое-то время она замолчала, плотно сжав губы. Думаю, в эту минуту она размышляла на тему, как изощреннее отомстить Густаву.

Я не на шутку обеспокоилась: если уж она берется за дело, то, как правило, доводит его до конца. Хотя, на мой взгляд, весьма глупо мстить любовнику спустя столько лет и только за то, что тот скрыл, в каком доме живет. Ну да утро вечера мудренее. Может, Алина выспится, а утром ей с Густавом и встречаться не захочется.

Глава 3

Напрасно я надеялась на то, что Алина к утру успокоится. Всю ночь она ворочалась, кряхтела, сама не спала и мне спать не давала, а утром заперлась в душе.

Поднялась я с постели с тяжелой головой и мешками под глазами. В таком виде только мужа с днем рождения поздравлять!

– Алина, ты еще долго? – спросила я через дверь душа. Шум воды был хорошо слышен, Алина звуков не издавала.

Потоптавшись под дверью, я открыла мини-бар, достала две холодные банки колы, приложила их к припухшим векам и стала ждать своей очереди.

Минут через двадцать из душа выплыла моя подруга – свеженькая, розовощекая и тщательно причесанная. А как она была одета?! Откровенный сарафан кричал о том, что она готова вновь завоевать Густава Шульца.

– Ты куда собралась? – насторожилась я.

– Я? Разве мы не едем поздравлять Олега с днем рождения? Я бы на твоем месте поторопилась, – сказала она, пренебрежительно глядя на мой утренний вид. – И приведи себя в порядок. На все про все у тебя минут пятнадцать, не больше. Вдруг твой Олег надумает спозаранку уйти? Нам надо еще Курта перехватить. Пусть объяснит водителю, чтобы тот помог нам купить приличный букет. И как я забыла, что у твоего мужа день рождения? Я бы подарок с собой прихватила. Не здесь же покупать? Цветы, наверное, в копеечку влетят. На завтрак мы уже не успеваем. Ну да, надеюсь, нас к столу там пригласят…

Я ее уже не слушала, заперлась в душе и включила воду…

«Пятнадцать минут у меня, – бурчала я, стоя под струей прохладной воды. – Знает, что у меня сегодня ответственный день, что я должна хорошо выглядеть, так нет, заняла на час ванную. У нее, что ли, день рождения? Или у Вадима? Вадим дома. Значит, старается для Шульца. Для Олега она бы точно так не рядилась».

Хотя до экскурсии оставался еще целый час, Курт уже топтался у трапа.

– Вот она, настоящая немецкая пунктуальность. Поучилась бы, а то никогда на работу вовремя не приходишь, – упрекнула я Алину, все еще злясь на нее за утреннюю выходку.

На мои слова она никак не отреагировала, как будто и не слышала, зато с Куртом была сама любезность.

– Привет! Отличная погода для пешей прогулки. Солнце и не жарко. Что там у нас по плану?

– Бургплац – самая красивая площадь Дюссельдорфа. Потом Королевская аллея, церковь Святого Ламбертуса, церковь Святого Андреаса, – отчитывался перед Алиной Курт. – Вечером экскурсия в Старый город, Альштадт. Это место называют самой длинной барной стойкой в мире, здесь собрано более двухсот шестидесяти пивных, ресторанов, пиццерий, баров и ирландских пабов, – по ходу давал он разъяснения. – Всякий раз, когда везу туристов на Альштадт, волнуюсь. Русские пиво любят не меньше немцев, а вот меры в отличие от них не знают.

– За это можешь не переживать, – успокоила его Алина. – Группа подобралась спокойная, малопьющая. Все как один ответственные товарищи.

– Дай-то бог. А вы не устанете на каблуках? Ходить будем много, – предупредил Курт, заметив, что Алина стоит на десятисантиметровых шпильках.

– Курт, мы на экскурсию не идем. Придется тебе одному покрутиться. Тут одно мероприятие наметилось. У Марининого мужа сегодня день рождения. И он как раз в Дюссельдорфе.

– Поздравляю!

– Спасибо, – приняла я поздравление.

– В связи с этим скажи, где мы можем купить красивый букет. А еще лучше объясни это таксисту. – Алина взяла Курта под руку и повела от трапа.

Зная Алину не один год, Курт не упирался, пошел договариваться с таксистом. Должно быть, он очень хорошо объяснил водителю, какие цветы нам нужны. Тот привез нас в уютный магазинчик, где можно было купить самые свежие цветы на любой вкус и любой достаток. Мне собрали букет из бутонов красных роз. Алина остановила свой выбор на полевых цветах. Ее букет выглядел очень мило, но, на мой взгляд, вряд ли мог предназначаться солидному мужчине. Такой букет больше подходил молодой девушке. От васильков, колокольчиков и ромашек веяло романтическими отношениями и первой влюбленностью. А таких отношений между Алиной и Олегом никогда не было. Более того, в глубине души и Алина, и Олег недолюбливали друг друга. Но это отдельная история. Если коротко, то Олег и Алина до сих пор не могут поделить меня. Олег считает, что я слишком много времени и в ущерб семье провожу с подругой. Алина не устает повторять мне, что мой муж – настоящий домостроевец, тиран, который требует от жены беспрекословного подчинения.

На самом деле это далеко не так. Если и можно в чем-то упрекнуть Олега, то лишь в том, что он до сих пор старается меня опекать. Долгое время я была женой, матерью и… домохозяйкой. Олег как глава семьи решал все проблемы, поэтому и последнее слово всегда оставалось за ним. Ему трудно перестроить свое отношение ко мне. В его глазах я до сих пор слабая женщина, которая без его сильного плеча пропадет в море житейских невзгод.

Я стояла у ворот и медлила нажать на кнопку звонка. Волнение захлестывало меня. А вдруг Олег моему приезду не обрадуется или, того хуже, рассердится?

– Может, надо было все же предупредить о своем приезде?

– Поздно, звони. Смотри, перед входом две машины. Не знаю, как твой Олег, а хозяин точно еще дома.

Не дождавшись, когда я соберусь с духом, Алина вдавила палец в кнопку. Через секунду из домофона послышался женский голос. Скорей всего это была горничная, и, естественно, она говорила на немецком языке. Могу предположить, что она спросила, кто мы.

– Русиш! – ответила Алина и натянуто улыбнулась в камеру.

Переспрашивать не стали. Наверное, дамочка побежала будить хозяина.

– Надеюсь, женщина не упала в обморок.

– А чего ей падать в обморок? Это восточные немцы помнят, как русские в Берлин входили, – с гордостью сказала Алина. – И как я должна была ей представиться? Все равно она бы меня не поняла. Ну, долго нам еще стоять?

Только она так сказала, как ворота стали разъезжаться в стороны, а на крыльцо выскочил огромный мужчина. В свете утреннего солнца его рыжие волосы горели огнем. Густав! Вряд ли мог найтись еще один мужчина, у которого были такие волосы и такая богатырская стать.

– Густав! Привет! – крикнула я и помахала ему рукой.

За те годы, что мы не виделись, Густав стал еще толще, а пивной живот еще больше.

– Бюргер, – пробурчала Алина, издалека рассматривая Шульца. Заметно было, что и она волнуется, но свое волнение скрывает под маской излишней придирчивости. – На своих сосисках и пиве разъелся. Кошмар! Ужас! У него же последняя стадия ожирения. Куда его жена смотрит?

– Тише, – шикнула я на подругу. Густав был уже настолько близко, что мог слышать Алинино бурчание.

По мере его приближения Алинино лицо становилось все более бесстрастным. Она изо всех сил делала вид, будто с Густавом не знакома.

Шульц, напротив, был в замешательстве. Он шел, улыбался мне, но его взгляд – настороженный и где-то испуганный – постоянно метался в сторону Алины.

Чтобы разрядить обстановку и снять напряжение, я сказала:

– Густав, как ты понимаешь, мы пришли с цветами не к тебе. Только не говори, что именинник уже удрал или вообще не ночевал дома.

– Ну что ты! Он принимает душ. Ну и сюрприз ты устроила!

– Кстати, поздравляю тебя с женитьбой.

– Да-да, спасибо. Сейчас вас с женой познакомлю. А вы как раз успели к завтраку. Сегодня никто на службу не собирается. Вот и начнем праздновать, – тарахтел он, не давая нам возможности расспросить о жене. – Когда же вы прилетели? Ты же вчера звонила и ничего не сказала о том, что прилетаешь.

– Прилетели мы вчера. А не сказала потому, что хотела сделать мужу подарок.

– Подарок? Супер! А где же вы остановились? В гостинице? Зачем тратились? Могли бы сразу ехать сюда. – Но, вспомнив, что я не одна, со мной подруга, причем эта подруга – бывшая его любовница, Густав поторопился добавить: – Хотя, может, в гостинице и удобнее, если сюрприз решили сделать.

– Вообще-то мы прилетели с группой. Круиз по Рейну. Поселились на теплоходе.

– Значит, командировка? А Олег знает? Ах да – сюрприз. Милости прошу, – сказал он, распахивая перед нами тяжелую дубовую дверь.

Дом отличался основательностью. Никакого модернизма, никаких новых веяний.

Все натуральное: дубовые резные панели, паркет, на стенах картины, написанные в классической манере.

– Здравствуйте, – тихий женский голос отвлек меня от созерцания прихожей, если так можно было назвать зал, в который мы попали с порога.

Маленькая женщина, неброская, но достаточно симпатичная, спускалась с лестницы.

– Знакомьтесь, моя жена Ирина, – представил ее Густав.

Несколько секунд мы разглядывали друг друга. Женщина смотрела со ступенек, сверху вниз, в ее взгляде не было ни надменности, ни хвастовства – как-никак мужа она оторвала весьма перспективного.

«Вполне нормальная женщина. На аферистку совсем не похожа», – отметила я и мельком взглянула на Алину. Та, снисходительно улыбаясь, смотрела на жену Густава.

– Марина, жена Олега, – представилась я.

– Алина Блинова. Это вам, – Алина протянула женщине букет. Она улыбалась вполне искренне и приветливо.

Чего-чего, а вот такого я от нее не ожидала. Я-то думала, что она приготовила букет моему мужу. «Лицемерка! Что же ты задумала?» – насторожилась я.

Зато Густав облегченно вздохнул и довольно улыбнулся.

– Олег! Ты скоро? – загрохотал он. – Тут тебя две девушки спрашивают! Спускайся.

– Спускаюсь, – услышала я голос мужа. – А девушки из фирмы «Досуг»?

– «Ритуал»! – пошутила Алина.

Минуту спустя на лестнице появился Олег. Увидев меня, он побежал через две ступеньки, чтобы схватить меня в охапку:

– Марина? А я был уверен, что ты прилетишь! Была у меня такая чуйка! Вот здорово!

Он так неподдельно радовался, что мигом развеял все мои сомнения: правильно ли я поступила, прилетев в Германию. Мне сразу стало спокойно. Никаких девушек из фирмы «Досуг» он не ждал. Это была шутка.

В холле появились еще две женщины. Одна стала рядом с Ириной. Женщина была намного ее старше, и в ее лице угадывалось некоторое сходство с женой Густава. Я ничуть не удивилась, когда тот представил ее тещей.

– Тамара. Мама Ирины.

– А как по отчеству? – поинтересовалась Алина.

– В Германии нет отчеств. А вообще – Леонидовна. Тамара Леонидовна.

Вторая женщина, в белом переднике, подошла к Густаву и шепнула ему на ухо.

– Марта всех приглашает к столу, – громко сказал Шульц. – Немного подкрепимся, а потом начнем праздновать день рождения нашего дорогого русского гостя.

Поскольку ни я, ни Алина на теплоходе не успели позавтракать, мы с удовольствием приняли приглашение Густава и переместились в просторную столовую, где был накрыт стол к завтраку.

За огромным столом уже сидели люди: четверо мужчин, двое из которых были весьма молоды, два постарше, и две женщины. Не зная, кто эти люди и на каком языке говорят, я кивнула в знак приветствия. Мне ответили тем же.

Ирина и Тамара присоединились к уже сидевшей здесь компании, а нас Густав увел на другой конец стола. Стол был очень большой, длиной не менее пяти метров. Можете себе представить, какой была столовая. Мне почему-то вспомнился Воронцовский дворец в Алупке. И по убранству, и по размеру столовая Густава ничем не уступала графской, разве что не было ванны для охлаждения шампанского, и паркет не имел изысканного рисунка, но был безукоризненно гладкий и блестящий.

– Родственники Ирины, – проследил мой взгляд Густав и шепотом счел нужным объяснить, кто есть кто: – Брат Николай, – указал он взглядом на мужчину лет сорока пяти с недовольным лицом, – справа от него сестра Анна и ее дети, то есть Иринины племянники, Борис и Антон.

Анне было не намного больше, чем мне. Ее можно было назвать симпатичной, если бы она хоть немного пользовалась косметикой. При всей правильности черт лицо казалось тусклым и невыразительным. Ее сыновья мало были на нее похожи. Впрочем, и между собой они мало походили друг на друга. Один был ярким брюнетом атлетического сложения, у другого волосы отливали золотом, черты лица были как у Аполлона, красивые и правильные, а вот фигура оставляла желать лучшего. Парень явно не дружил со спортом. Что ж, бывает и такое, когда отцы разные.

– Парень и девушка, – продолжил Густав, – Лиза и Кирилл, соседи Тамары, приехали посмотреть Дюссельдорф.

Лиза и Кирилл были старше Антона и Бориса, наверное, им было лет тридцать или около того. Лиза – худенькая блондинка с большими грустными глазами – задумчиво размешивала сахар в чашке с чаем. Кирилл постоянно морщил высокий лоб и то и дело закладывал за ухо длинную прядь волос. Если бы он носил очки, то был бы похож на Джона Леннона – такой же худощавый и длинноволосый.

– И они все здесь живут? – приподняв бровь, тихо спросила Алина.

– Ну да, родственники же, – без восторга протянул Густав.

– Давно?

– Две недели, – совсем грустно сообщил Шульц. – Приехали на свадьбу и до сих пор гостят.

– Шумные? – посочувствовала я Густаву.

– Не так чтобы очень, разве что Антон и Борис. Но все равно, как бы это сказать по-русски?

– Напрягают?

– Вот-вот, напрягают, – тщательно выговорил Густав, потом еще тише добавил: – Жду не дождусь, когда они уедут, но боюсь, что это случится не скоро. Во всяком случае, я не слышал, чтобы они заговаривали об отъезде.

Догадавшись, что речь идет о них, родственнички стали перешептываться.

– Может, надо было нас представить? – спросила я, ощущая на себе их косые взгляды.

– Ты права. – Густав поднялся и громко сказал: – Дорогие друзья, к моему другу Олегу приехали жена и ее подруга. – Я наклонила голову, как бы говоря, что жена – это я. – Вы ведь не забыли, что сегодня у нас большой праздник. Марта, – подозвал он к себе горничную и о чем-то ее попросил. Женщина тут же вынесла бутылку шампанского. Бокалы уже стояли на столе. – Давайте выпьем за здоровье моего русского друга.

Больше всех на другой стороне стола оживились Антон и Борис. Когда им налили шампанское, они не стали никого ждать – сразу выпили.

– Олег, поздравляем, – сказала Ирина, приподнимая свой бокал. – Сегодня у нас торжественный ужин в твою честь, с тортом и свечами.

– Как жаль, что я не смогу присутствовать на торжестве, – сообщила всем Алина.

– Почему? – удивился Олег. – Разве ты сегодня улетаешь домой?

– Уплываю в Кобленц. Я руководитель группы, и мне надо быть на борту теплохода.

– Да-да, ей надо быть на борту, – подтвердила я, чтобы пресечь все попытки оставить ее здесь.

Впрочем, Олег и не собирался ее уговаривать.

– Но Кобленц в ста пятидесяти километрах отсюда. Ты можешь без проблем догнать теплоход. Я дам тебе шофера, и он отвезет тебя куда надо, хоть на польскую границу, – вмешался в разговор Густав.

– Да? – заинтересовалась предложением Алина.

– А туристы? – напомнила я подруге.

На борту будет Курт, но и Алина там должна быть. Курт – гид и переводчик, но он не несет ответственности за наших туристов. Не в его компетенции проверять, не отстал ли кто от теплохода. Это должна делать Алина, но ей, похоже, сейчас было не до того.

– Ой, это значит, что я смогу остаться переночевать в этом доме?

– Разумеется, – на правах хозяйки ответила Ирина.

– У вас так красиво, – с восторгом протянула моя подруга. – И у меня будет своя спальня?

Кажется, ее вопрос развеселил жену Густава.

– Хотите, покажу вам дом? – предложила она. – И заодно вашу спальню.

– Очень! Можно прямо сейчас. Я уже позавтракала.

Алина допила свой бокал шампанского, но даже не прикоснулась к еде. Отпустить ее я не могла – мало ли что она задумала, – потому тоже встала:

– Я тоже хочу посмотреть дом. Олег и ты, Густав, не возражаешь?

По-моему, Густав был только рад, что его дамы сердца – бывшая и нынешняя – не останутся наедине.

«Эти русские такие темпераментные, они так любят выяснять отношения», – очевидно, так он подумал и решил меня подстраховать:

– Я сам вам покажу дом.

Олег ничего не понял.

– Вы меня бросаете? В мой день рождения? Тогда я пойду напьюсь с горя, – в шутку сказал он.

– Лучше на заднем дворе распали мангал, – попросил Густав. – Ты не забыл, что мы собирались жарить шашлыки? Вот только боюсь, что моя прислуга не справится, а ты в шашлыках толк знаешь.

Олег пожал плечами и молча пошел заниматься мангалом.

Глава 4

Ох и хвастливым же оказался Густав Шульц! Его буквально распирало от гордости за свой дом. И паркет у него был из какого-то там кедра, растущего только на южных склонах Альп. И люстра отлита из особого вида стекла, которое блестит, как хрусталь, но прочнее в три раза. О картинах я молчу – одни лишь подлинники.

– А это моя гордость. – Он подвел нас к витрине, за стеклом которой хранился старинный кубок, инкрустированный разноцветными камушками. Рядом с кубком лежали грубоватые украшения.

– Что это? Священный Грааль? Где откопал? – в шутку спросила я.

Ирина недовольно скривилась, обидевшись на мой тон.

– Откопал! Да знаете ли вы, невежественные женщины, – ответил Густав, – что перед вами потомок легендарного Зигфрида? А это то, что осталось от сокровищ нибелунгов! Смотрите, ни в одном музее мира вы ничего подобного не увидите!

– Надо же, – не смогла я скрыть усмешку, – а мы из Рюриковичей. Вот и встретились.

– Шутил бы я с вами! Этот кубок мне достался от дедушки. Кубку более пятнадцати веков. Браслет и колечки из того же источника.

– Нет, правда? – недоверчиво спросила Алина Шульца.

Мне бы и в голову не пришло такое спросить. Густав ляпнул первое, что пришло на ум – сказки о нибелунгах самые популярные в Германии и скандинавских странах, – но Алина ему поверила или сделала вид, что поверила.

«Потомок Зигфрида! Нибелунги! Надо же такое придумать?!» – покачала я головой, скептически разглядывая изделия за стеклом.

«Кто такие вообще нибелунги? Древнегерманское племя, населявшее левый берег Рейна? Или эльфы, жившие в царстве туманов и темноты и хранившие несметные сокровища? Какой же Густав карлик? Был еще легендарный скандинавский король нибелунгов…» – обрывки информации кружились у меня в голове, но я затруднялась сказать относительно нибелунгов что-либо конкретное.

На помощь пришел Густав:

– Сагу о нибелунгах помните?

– Русские сказки лучше, – ушла от ответа Алина.

– Кому как, – ответил Густав. – Я взращен на древнегерманском эпосе.

– И откуда взялись нибелунги?

– Сейчас расскажу, – пообещал Густав. – Однажды три бога – Один, Хёнир и Локи – пришли к водопаду, у которого бобер ел рыбу. Локи убил бобра и снял с него шкуру. А вечером вся компания остановилась в доме Хрейдмара. Хозяин узнал в шкуре бобра своего сына. В те давние времена люди умели принимать образы животных. Ох и разозлился же Хрейдмар на богов. С помощью своих сыновей, Фафнира и Регина, Хрейдмар схватил богов, пообещав сохранить им жизнь при одном условии: они наполнят шкуру золотом изнутри и снаружи. Боги согласились. Но, видно, бедные в ту пору были боги, не было у них такого количества золота. Тогда они решили ограбить карлика Андвари. Бедный карлик хотел утаить одно-единственное кольцо, но и его забрал ненасытный Локи. Кольцо ему особенно было дорого: оно имело волшебное свойство умножать богатство. Когда у него забрали и кольцо, он в сердцах проклял золото и всякого, кто к нему прикоснется. Локи отдал золото Хрейдмару и предупредил его о проклятии. Хрейдмар отказался делиться золотом с сыновьями, и тогда один из них, Фафнир, убил его и забрал сокровища себе. А потом превратился в дракона, чтобы сторожить золото.

– Понятно, а Зигфрид здесь каким боком? – потребовала продолжения истории Алина.

– Не буду забивать вам головы: кто на ком женился и кто от кого родил, – пощадил нас Густав. – В те времена и рожали больше, и женились чаще. А еще, похоже, все были обременены мыслью, как отправить своего родственника или соседа на тот свет, прибрав к рукам все его имущество. Войны не прекращались, и кровь лилась рекой. Так вот об истории клада карлика Андвари. Как вы понимаете, история имела продолжение. У бога Одина был внук Сигмунд. Дед передал внуку меч, который не знал поражений. Не без помощи меча Сигмунд стал королем. Впоследствии этот меч достался Зигфриду, сыну Сигмунда. Так оказалось, что волей судьбы наставником Зигфрида был сын Хрейдмара, Регин. Он рассказал Зигфриду о сокровищах и Фафнире. Регин не оставил мысли отомстить брату и захотел с помощью хитрости завладеть сокровищами. Зигфрид с помощью меча убил дракона Фафнира. Тот, умирая, поведал о проклятии, лежащем на сокровище, и коварстве брата. Далее Регин приказал Зигфриду съесть сердце дракона. Кровь попала на руку Зигфриду, он ее слизал и начал понимать язык птиц. Птицы посоветовали избавиться от Регина, что, собственно, тот и сделал.

– Веселенькая сказка, – ухмыльнулась я. – Все друг друга убивают. Кажется, и Зигфрида постигла та же участь?

– Его убили бургунды по приказу прекрасной Брюнхильды, которой Зигфрид обещал быть верным до конца своих дней, а потом женился на другой девушке, которую звали Гудрун, – сказав это, Густав покраснел.

– Вот в этом все мужчины! – темпераментно заметила Алина, не замечая смущения Густава. – Говорите, возлюбленная отомстила? Хоть что-то в этой истории есть логичное. Я бы тоже так поступила.

Я с опаской посмотрела на подругу. Густав неожиданно стал оправдываться:

– Да, но и Брюнхильда не засиделась в девках, вышла замуж за Гуннара, а потом, узнав о смерти Зигфрида, убила себя.

– А вот это неправильно.

– Так ведь она любила Зигфрида.

– Но он же ей изменил!

Они бы так долго спорили, если бы я не спросила:

– Ну а с сокровищами что стало?

– Муж Брюнхильды, Гуннар, утопил их в Рейне.

– Ах, вот как! Ну и слава богу! – вздохнула я, обеспокоенная тем, что Густав нам будет пересказывать череду убийств, начиная от Зигфрида и до наших дней.

– Кстати, все рассказанные мной события происходили в этих краях. А если быть точными – в районе города Вормс.

– Но ведь это только легенда, – пожала я плечами.

– Ну почему? Изначально в этих местах жили франки, западногерманское племя. Потом с ними стали соседствовать бургунды, прибывшие из прибалтийских областей. Это исторический факт. А в пятом веке сюда пришло воинственное племя гуннов, предводителем которых был Аттила. Что интересно, согласно саге, вдова Зигфрида, Гудрун, вышла замуж за Атли, короля гуннов. Мстя за убитых гуннами братьев, Гудрун убила Атли. И в то же время Аттила сам умер таинственной смертью. На следующее утро после свадьбы с германской принцессой его нашли в постели в луже крови. Улавливаете связь?

– Гудрун, Гуннар, Зигфрид… Язык сломаешь, – хмыкнул Николай.

Я не заметила, как к нашей экскурсии по дому присоединился Иринин родственник.

– И правда, Густав, как ваша голова вмещает все эти причудливые имена, – поинтересовалась я. – Брюнхильда, Андвари… Это же надо всех запомнить!

– А он всем гостям пересказывает сагу о нибелунгах. Как водит по дому, так и рассказывает. А уж «Песнь о нибелунгах» знает наизусть, – похвалилась мужем Ирина.

– Ирина, ты привираешь. Нельзя знать все тридцать восемь частей «песни», но кое-какие отрывки я мог бы процитировать.

– А клад, значит, утопили… – задумчиво произнесла Алина. – А эти штучки, – кивнула она на витрину, – откуда они у вас?

– От дедушки!

«Наша сказка хороша, начинай сначала», – подумала я.

– Правда-правда. Дед был образованный человек, увлекался литературой, археологией, собирал предания, копался в древних архивах. Вот, кое-что нашел… – скромно закончил Густав. – Не бог весть что, конечно.

– Где нашел? На дне Рейна?

– Ну да. Давно это было, в начале сороковых. Несмотря на войну, дед сумел снарядить экспедицию, прочесал дно от Кельна до Вормса – и нашел.

– Вы хотите сказать, что до вашего деда сокровища никто не искал?

– Конечно, искали, может, и находили, но об этом история умалчивает.

– И все-таки меня не покидает чувство, что ты, Густав, нас разыгрываешь, – призналась я. – Если исходить из того, что мы услышали, то и твоя семья должна была пострадать.

– Так и пострадала. Перед тем как начать экспедицию, дед дал знать о своих намерениях в канцелярию Гитлера, а также счел своим долгом передать часть найденных предметов в национальный музей. Наверное, Гитлер решил, что этого мало. Шла война, и Германии нужны были деньги. Деда арестовали, большую часть имущества конфисковали. Эти предметы сохранились чудом. Один из ящиков с находками так и остался лежать на катере. Предметы были в иле, грязные – никому не могло прийти в голову, что металлический хлам может иметь какую-то историческую ценность. Дед домой так и не вернулся. Эти вещи были найдены в начале пятидесятых, когда бабушка решила продать катер. Долгое время этот ящик так и лежал в подвале дома нераспечатанным. Вырос мой отец, он начал приводить в порядок дом и нашел этот ящик. Бабушка передала ему записки деда. Все экспонаты были очищены от грязи, отполированы и выставлены в витрину. В тот же год умерла бабушка, а отец попал в автокатастрофу.

– Но это значит, что и вы, Густав, рискуете собой. Не боитесь?

– Нет. К сокровищам нельзя прикасаться, я и не прикасаюсь.

– Кто же тогда протирает пыль за стеклом?

– Витрина герметично закрыта. Пыль просто не проникает внутрь.

– Но я даже не вижу замочной скважины. Она что, не запирается? – спросила Алина.

– Зачем ее запирать? – удивился Густав. – В доме служат безукоризненно честные люди. К тому же все предупреждены о проклятии.

– Ясно, – сказала Алина и еще раз взглянула на витрину. – Хотелось бы, конечно, померить колечко, но рисковать не будем. Кстати, это все золотое?

– Конечно. В этом можете не сомневаться.

– А вдруг это то самое кольцо? Умножающее богатство, – с придыханием спросила она.

– А мне большего не надо. После войны отец смог наладить бизнес. Даже оставшись сиротой, я был обеспечен на долгие годы. Потом и сам чего-то в этой жизни достиг. Вот подумываю отдать эти вещицы в музей.

– В музей? – удивилась Ирина. Как оказалось, она была не в курсе намерений мужа.

– Да. В исторический, – подтвердил свое решение Густав.

– И правильно, – слишком рьяно поддержала его Алина. Мне не надо было быть ясновидящей, чтобы прочесть ее мысли: «Эти сокровища не достались мне. Так почему они должны достаться твоей жене?» – Пусть все любуются историческими ценностями. К тому же, если на этих вещах лежит проклятие, держать их в доме небезопасно. Я думаю, Густав, что без этого кубка, браслетов и колец вам есть чем похвастаться.

– О да! Пойдемте, я вам покажу картины. Все подлинники. Есть русские художники. Поленов и Левитан – моя гордость. Еще Куинджи и Саврасов.

– Ах, как я люблю Левитана! – воскликнула Тамара Леонидовна, мать Ирины.

Густав настолько интересно рассказывал о нибелунгах, что ни я, ни Алина не заметили, как к нашей компании присоединилась Тамара Леонидовна. Кстати, кроме нее и Николая, я увидела Лизу и Кирилла. Молодые люди направлялись в свою комнату, но, заметив, что одна из дверей открыта и там все мы, они остановились, чтобы послушать Густава.

Всем этим составом мы переместились в кабинет хозяина дома. Оказалось, что у нашего немецкого приятеля имелась громадная библиотека – две стены снизу доверху были заставлены книгами, старинными, в дорогих тисненых кожаных переплетах. На третьей стене висели картины. В основном это были пейзажи, но встречались картины и на исторические сюжеты.

– Это Левитан? – спросила Алина, глядя на березовую рощицу, изображенную на картине в золоченой раме.

Густав кивнул. Куинджи она узнала без труда.

– А эти картины чьи? Кто это? Иисус Христос в окружении горожан? Рядом с ним женщина. Похоже на Иерусалим.

– Наверное, так и есть. А написал эту картину Василий Поленов. «Христос и грешница». А это «Воскрешение дочери Иаира».

– Да? – удивилась я, а потом вспомнила: – Точно! Поленов большую часть своих картин написал, путешествуя по Западной Европе. Он долгое время жил во Франции, Германии. А вот прославили художника типичные русские пейзажи: «Бабушкин сад», «Заросший пруд», «Московский дворик». Путешествуя с передвижной выставкой, эти картины принесли Поленову широкую известность и популярность в России. А потом он стал писать картины на библейские темы.

– У вас, Густав, хороший вкус, – похвалила Алина. – Сами покупали картины, или они вам достались по наследству?

– По наследству. От второго дедушки достались.

– Ваш дедушка так хорошо разбирался в русской живописи?

Густав сделал вид, будто меня не услышал, а я вспомнила, как Олег мне рассказывал, что второй дед нашего немецкого приятеля служил во время войны интендантом. Снабжал Восточный фронт продовольствием и обмундированием. Поскольку занимал он очень высокий пост, то жил не где-нибудь, а в бывших дворянских имениях.

«Уж не оттуда ли картины? – с грустью подумала я. – Немцы в свое время много чего вывезли. Янтарную комнату до сих пор найти не могут».

– А не пора ли нам выйти на свежий воздух? – предложил Густав, после того как мы вдоволь налюбовались картинами. – Наверное, Олег уже развел огонь. Шашлыки жарить будем все вместе.

Все, кроме Лизы и Кирилла, поддержали предложение и стали спускаться на первый этаж. Внизу нас ожидало разочарование. Олег после сытного завтрака и не думал заниматься шашлыками. Он сидел в тени, в плетеном кресле, потягивая из бутылки холодное пиво.

– Ну вот, кажется, шашлыки не скоро предвидятся, – обиженно протянула Алина.

– Я подумал и решил перенести их на вечер. Жарко сейчас жарить. К тому же только позавтракали.

– Тогда давайте в город съездим? – предложила я. – На свою экскурсию мы опоздали, но, может, ты, Густав, покажешь нам свой город?

Меня неожиданно поддержали Тамара Леонидовна и Николай.

– Да-да, Густав, мы скоро уезжаем в Мюнхен, а Дюссельдорф, по сути, так и не видели.

– В чем же дело? Едем! – обрадовался Густав.

Он готов был показать им все-все-все, лишь бы они наконец-то покинули его гостеприимный дом, – догадалась я.

Глава 5

Олег ехать отказался. Он сказал, что за три последних дня так набегался по городу, что сейчас у него одна-единственная мечта – полежать в гамаке.

Ирина тоже не изъявила желания нас сопровождать. Зато все остальные ее родственники с восторгом присоединились к нашей компании.

– Много нас, – окинул взглядом толпу Густав. – В одну машину не поместимся.

– Пусть Николай сядет за руль моей машины, – разрешила проблему Ирина.

Рядом с черным «Лексусом» стояла красная «Ауди». Алина завистливо вздохнула. Понятно, что эту красивую машинку Ирине подарил муж.

Я и Алина сели к Густаву. Всех остальных повез Николай.

– Куда мы едем? – спросила Алина, когда машина Густава миновала одну церковь, потом вторую.

Я, кстати, тоже думала, что Густав начнет нас знакомить с историческими памятниками. А церковь Святого Ламбертуса, мимо которой мы только что проехали, была одним из самых старейших сооружений города. Ее история известна с двенадцатого века.

– В центр, – ответил Густав. – Хочу показать вам одну из самых красивых площадей Дюссельдорфа. Бургплац. Приехали.

– Мило. Не Красная площадь, но очень мило, – отметила Алина, оглядываясь вокруг себя. – Просторно, здания красивые. А это что за башня?

Густав подождал, когда к нам подойдут родственники его жены, и лишь затем ответил на Алинин вопрос.

– Когда-то на этом месте стоял великолепный замок герцога Бергского. Очень красивое было сооружение. Увы, пожар практически его уничтожил. Уцелела лишь часть здания, вот эта башня. Сейчас в ней находится музей истории мореходства на Рейне.

– Мореходства? – удивленно переспросила Анна. – Неужели это так интересно? Ну, ходили раньше на веслах, теперь моторные катера. Берег левый, берег правый…

По-моему, Густав обиделся.

– История мореходства на Рейне исчисляется двумя тысячелетиями. Издревле люди селились у реки. Рейн – не исключение. Эта река соединила восток и запад, север и юг. Для немцев Рейн все равно что для русских Волга, а для украинцев Днепр.

– А места какие чудные! – не осталась в стороне Алина и поддержала Густава. – Я уже сегодня должна была плыть на теплоходе по Рейну. Вот пришлось задержаться, чтобы отпраздновать день рождения Марининого мужа.

– Круиз по Рейну? – заинтересовалась Тамара Леонидовна. – Давно мечтала о подобной поездке. Постойте, но если вы здесь, с нами, значит, билеты ваши пропали?

– Мои билеты не пропали, – ответила Алина. – Я догоню теплоход завтра. А вот Марина предпочла круизу недельный отдых с мужем. – На секунду она задумалась, а потом предложила теще Густава: – Если вы мечтали, может, займете место Марины? Русскоязычная группа, все свои. Руководитель группы я. И стоит путевка относительно недорого. Всего несколько сотен евро. Вам же не надо платить за авиаперелет.

– Да? А может, и правда съездить? – задумалась Тамара Леонидовна. – Но для меня даже сотня евро – ощутимая трата.

– За это не переживайте, я оплачу. – Густав был рад Алининому предложению. Ведь если Тамара Леонидовна согласится, то в доме на одного гостя станет меньше. – И Ирина возражать не будет. Вам понравится. Соглашайтесь.

– Ну, если так, решено!

Ее не пришлось долго уговаривать. Круиз по Рейну устраивал всех. Густава – он на неделю лишался тещи. Меня и Алину – часть денег, потраченных на путевку, вернулась. Ну и саму Тамару – женщина обрела возможность в полной мере полюбоваться красотами Рейна.

Как ни кривила лицо Анна – что может быть интересного в музее мореходства? – а Густав все же затащил нас сюда. В центре зала висела карта. Горы, равнины, леса и заливные луга, естественно, Рейн – все было на ней обозначено.

– Мы находимся вот здесь, – ткнул в карту рукой Густав. – А вы поплывете вот сюда. Завидую вам, Тамара. Красивейшие места!

– А где ваш дедушка выловил сокровища? – поинтересовалась теща Густава.

– Насколько мне известно, вот здесь, – указал он место на карте.

– Только нырять, Тамара Леонидовна, не надо, – в шутку попросил Николай. – Я думаю, никаких сокровищ уже нет.

– Какие сокровища? – разом загалдели Антон и Борис. – Почему мы не знаем? А мы тоже бы поехали! Возьмите нас с собой.

– Нет, – шикнула на них Анна. – Нет, никаких сокровищ!

– Густав, а разве эти юноши не знают, что хранится в витрине? – шепотом спросила я.

– Да я даже не знаю. Днем они в основном спят, а ночью кочуют с одной дискотеки на другую. Странно, что они сегодня к завтраку появились.

– А что тогда там выловили? – не унимались Антон и Борис.

– Крокодила, – пошутила Анна.

Ее шутка пришлась по душе Густаву. Он захохотал на весь зал, но потом неожиданно собрался и серьезно спросил:

– Думаете, нельзя увидеть крокодила на Рейне? Поехали, покажу.

Густав привез нас в Аквазоо – водный зоопарк, уникальное сооружение.

– В мире есть два подобных заведения, – с гордостью сообщил он и повел нас полюбоваться на акул.

Мы оказались в помещении, где справа, слева и над головой плавали огромные исполины. Немного было неприятно: а вдруг стекло лопнет, и вот эта малышка весом в несколько тонн раскроет свою пасть и кем-то из нашей компании закусит?

Увидели мы пингвинов, морских котиков, диковинных черепах и прочую морскую живность. А уж какими рыбами налюбовались, не передать словами.

– Идемте дальше, – поторопил нас Густав. – Сейчас вы из Европы попадете в экваториальную Африку.

Он завел нас в обширное помещение, где был воссоздан тропический лес с высокой температурой и стопроцентной влажностью. В воздухе витал особый запах тропиков. Дышать здесь было трудно, но безумно увлекательно выискивать в изумрудной зелени обитателей этого леса. Над головой порхали гигантские бабочки и птички-колибри. Стрекотали цикады, пели птицы. В небольших озерцах дремали крокодилы, не озабоченные поиском пищи.

– Крокодилов хотели? Получите.

– Круто! – не сдержал своих эмоций Антон.

– Да… – только и смог сказать Борис.

Находиться в Аквазоо было одновременно и интересно, и тяжело. Высокая влажность и повышенная температура переносились с трудом. Первой не выдержала Тамара.

– Голова кружится, – пожаловалась она. – Я задыхаюсь.

Следующим этапом нашей прогулки по городу был Альтштадт. Предупрежденные Куртом, мы уже знали, что это самая длинная барная стойка в мире. Так и оказалось: справа ресторан, слева пивной бар, далее пиццерия и опять пивная. Идя по улице, мы несколько раз наткнулись на наших туристов. Кто-то попивал пивко в дешевом уличном кафе, кто-то в заведениях класса повыше – Ковальчука и Горохову я разглядела в окне дорогого ресторана.

Чтобы мы ощутили себя в полной мере в Германии, Густав потащил нас в пивной бар. Никто не возражал посидеть в прохладном подвальчике. Николай пиво пить не стал: он был за рулем. Все остальные заказали себе по бокалу. Густав тоже был за рулем, но один бокал для его комплекции абсолютно ничего не значил.

– Нет, если вы думаете, что Альтштадт – это только пивные, то вы глубоко ошибаетесь, – потягивая из бокала пенное пиво, заговорил Густав. Он как будто оправдывался, что привел нас в пивной бар, а не, скажем, в филармонию. – Старый город – это еще Институт Генриха Гейне, величайшего поэта. Его имя стоит в одном ряду с Пушкиным и Шекспиром. Старый город – это Академия искусств Дюссельдорфа, старинная Ратуша, Художественное собрание Федеральной земли Северный Рейн-Вестфалия.

– Нам туда точно не надо, – пробурчал слегка захмелевший от пива Борис. – Картинки там всякие…

– Вы не любите искусство?! – возмутилась Алина. Даже не знаю, почему ее прорвало. Ее сына Саньку тоже не затащишь в художественную галерею. Надо признать, молодежь сейчас интересует больше компьютерная графика, а не вечное наследие великих мастеров.

– Ненавижу, – искренне ответил ей Борис.

Антон сдержал усмешку, Анна недовольно поджала губы, а Николай почесал правую ладонь. Должно быть, он хотел отпустить племяннику подзатыльник, но в последний момент вспомнил, что тот давно вырос и вправе иметь свое собственное мнение.

– Еще музей кино! – вспомнил Густав.

– Порнографического? – сострил Антон. Анна буквально уничтожила его взглядом. – А что я такого сказал? Всем известно, что Германия – лидер по производству порнофильмов.

– Думай, что говоришь! Перед людьми неудобно.

– А я не думаю – я знаю.

– О порнографии ты все знаешь!

Конфликт «отцы и дети» набирал силу. Анна упрекала сыновей в том, что они живут на всем готовом и о завтрашнем дне не думают. Учиться не хотят, работать тоже. Тамара Леонидовна к месту вспомнила, как она здесь, в Дюссельдорфе, попросила их отвести ее в магазин. Естественно, у ребят нашлась отговорка. После этого случая она уже никогда ни о чем их не просит, потому что помощи от них все равно не дождется.

Борис и Антон огрызались. Тамара Леонидовна дула губы. Анна нервничала. Густав отводил глаза. Мне и Алине тоже было неловко участвовать в семейном конфликте. Один лишь Николай на ссору Анны с ее детьми не обращал никакого внимания. Не слушая ни ту, ни другую стороны, он монотонно поглощал соленые орешки.

– Густав, может, домой поедем? – попросила я. – У Олега день рождения, а мы уже четыре часа катаемся.

Густав не успел ничего мне ответить, потому что в его кармане звякнул мобильный телефон.

– Да, дорогая, мы уже едем, – ответил он жене и поднялся из-за стола, тем самым приглашая нас к выходу.

К нашему приезду во внутреннем дворе был накрыт стол. Закуски, овощи и вино были уже принесены из дома. Олег ждал нашего приезда, чтобы выложить на прогоревшие угли мясо. Ирина отдавала Марте последние указания. Все были при деле.

– Заждался, – признался Олег. – Где вас носило?

– Все по музеям, по музеям, – томно вздохнула Алина.

– Соскучились, устали, есть хотим, – добавила я, повиснув на руке мужа.

Учуяв легкий запах алкоголя, Олег нас упрекнул:

– Ну вот! Именинник ни в одном глазу, а они уже навеселе. Но я сегодня добрый – прощаю. Прошу за стол. Выпьем по одной чарочке, а там и шашлыки подойдут.

Первыми к столу подбежали Борис и Антон. Недавняя ссора с матерью ни в коей мере не испортила им аппетит. Когда Густав стал откупоривать шампанское, Тамара Леонидовна вспомнила о соседях:

– Надо Лизу с Кириллом позвать. А то как-то некрасиво получается.

– Они уехали, – сообщила Ирина. – Им позвонили. Я так и не поняла, что произошло. То ли кто-то заболел, то ли работу Кириллу предложили. Сказали, что надо срочно ехать в Мюнхен. Собрались в два счета, попросили поблагодарить Густава за прием и испарились. Ну да приедешь домой, узнаешь.

– Уехали и уехали, – без грусти констатировал Густав. – Завтра Тамара уезжает.

– Но почему? – обиженно спросила Ирина, подумав, что муж выгоняет ее мать из своего дома.

– Ирочка, я решила прокатиться на теплоходе по Рейну. Марина любезно предложила занять ее место. А Густав оплатил поездку. По-моему, здорово! Ты так не считаешь?

– Супер!

– И мы хотим, и мы хотим, – загалдели Борис и Антон.

– Дорого, – одернула их мать.

– Но почему? – возразила Алина. – Не обязательно же ехать молодым людям в каютах первого класса. Есть каюты и попроще – в трюме.

– Нам все равно! – сразу согласились юноши. – Из трюма в бары и на дискотеки пускают?

– Конечно.

– Все равно дорого, – поджала губы Анна.

– Я оплачу им круиз, – неожиданно расщедрился Густав. Представляю, насколько его достали Борис и Антон, если он пошел на расходы – немцы по большей части скуповаты.

«Что ж, покой в доме дорогого стоит», – вздохнула я, догадавшись об истинной причине неожиданной щедрости Густава.

– Я позвоню Курту, – сказала Алина, доставая из сумки мобильный телефон, – спрошу о наличии свободных мест на теплоходе. – Курт ответил сразу. – Курт, можешь устроить на судно двух молодых людей? Ты рядом стоишь с помощником капитана? Спроси, пожалуйста. Да? Чудесно, тогда до завтра. – Она спрятала телефон в сумку. – Вы едете! Завтра в Кобленце мы догоним группу.

– Ура!!!

У всех мигом поднялось настроение. К этому времени и шашлыки подоспели. День рождения Олега мы праздновали до позднего вечера. Наши мужчины так разошлись – одна бутылка сменялась другой, – что Ирина начала злиться. Мне тоже не нравится, когда Олег употребляет сверх меры, но я никогда не делаю ему замечаний при посторонних. Ирину же подмывало устроить скандал. Я сидела напротив нее и видела, как она нервно покусывает губы и недоброжелательно поглядывает на Николая, который каждые пять минут требовал выпить за именинника, его друзей, жену и прочих гостей.

Должно быть, Ирина хотела прекратить эту попойку, но Анна, склонившись к ней, шепнула:

– Не смей! Испортишь людям праздник.

– А вы мне жизнь испортите! – ответила ей Ирина, остановив свой взгляд на хорошо подвыпившем муже.

– Если сама себе не испортишь, никто не испортит. – Заметив, что я исподтишка наблюдаю за ними, Анна громко сказала: – Мужика надо корить не тогда, когда он пьет, а наутро, когда протрезвел. Верно?

В этом я с ней была полностью согласна. Скоро веселье пошло на убыль. Всем захотелось отдыхать.

Чтобы не вставать рано утром, я простилась с Алиной сейчас, взяв с нее обещание звонить по любому поводу и держать меня в курсе всех событий.

Глава 6

Рано утром, еще не было шести, шофер Густава отвез Алину, Тамару Леонидовну и ее внуков, Антона и Бориса, в Кобленц. А в восьмом часу я проснулась от хлопанья дверей и чьих-то криков. Внизу явно что-то происходило.

– Тут всегда так встают? – спросонья спросила я Олега.

– Тут спят до десяти часов.

– Тем не менее создается такое впечатление, что там марширует полк.

– Какой полк? Все разъехались. Спасибо Алине, что она увезла этих невоспитанных великовозрастных оболтусов и ненормальную мать Ирины.

– Ненормальную?

– Во всяком случае, с большими причудами. Говорят, хочешь увидеть свою жену такой, какой она будет через много лет, посмотри на тещу. Интересно, Густав, прежде чем делать предложение Ирине, с Тамарой общался? Да что же они так там орут?

Мне и самой было любопытно. Поскольку в основном крики доносились с улицы, я подошла к окну и отдернула штору. Заламывая руки, причитала Марта.

– Олег, там что-то серьезное произошло. Полицейская машина стоит. А карета «Скорой помощи» только что отъехала.

– Пойду найду Густава. Надеюсь, с ним все в порядке.

– Я с тобой!

Я второпях влезла в джинсы, просунула голову в ворот майки и бросилась догонять мужа, на ходу пытаясь просунуть в рукава руки. На третьей ступеньке мне это удалось, так что вниз я спустилась, может быть, не причесанная, но одетая.

Густава мы нашли в столовой. Он сидел за столом. Вместо утреннего чая перед ним стояла начатая бутылка виски, а выглядел он так, будто только что потерял самого близкого ему человека. Но поскольку рядом с ним стояла пусть заплаканная и немыслимо бледная, но живая и невредимая Ирина, я могла заключить, что несчастье произошло с кем-то другим.

В уголочке, поглядывая на убитых горем хозяев, тихо рыдала Марта. Одной рукой она держалась за сердце, другой передником стирала с лица слезы. Должно быть, плакала она уже давно, потому что передник можно было выжимать. Да и Густав был практически пьян. Из всего этого я заключила, что случилось что-то страшно и не меньше часа назад.

– Густав, почему в доме полицейские? – бросилась я к нему с расспросами.

Ирина зашмыгала носом, отводя глаза в сторону.

– Меня обокрали, – обреченно выдохнул Густав и опрокинул в себя полстакана виски.

– Обокрали? Когда? Что украли? И к кому приезжала «Скорая помощь»? – словно вода сквозь решето, сыпались из меня вопросы.

– Витрина вскрыта. Вынесли все, что там было. Еще в кабинете взяли несколько картин. Почему-то только Поленова. Аккуратно так сняли. Странно. Это не самые дорогие картины в моем доме. В столовой висит Ван Гог. Он на месте.

– Да потому что кабинет рядом с витриной, наша спальня далеко, и гостевые комнаты в другом крыле здания, – пояснила Ирина мужу, которому виски упало на старые дрожжи. Под его воздействием он хмелел с каждой секундой все больше и больше, а потому и соображал с трудом. – А в столовую зайти побоялись, не знаю почему. Наверное, подумали, что там рядом кухня, на которой с раннего утра и допоздна кто-то возится.

– А когда произошло ограбление? Ночью? И никто не видел, не слышал? Столько людей в доме! Мы поздно легли. Рано встали! – Я имела в виду Алину, Тамару Леонидовну и ее внуков.

– Не знаю, когда это произошло. Меня разбудили Борис и Антон. Они так шумно уезжали: дверями хлопали, хохотали. Тамара на них орала, – собравшись с трудом, ответил Густав.

– Она хотела их приструнить, – защитила мать Ирина.

– Еще больше разбудила! После их отъезда я так и не заснул. В семь вспомнил, что должен сделать звонок в Китай. Там уже день давно. Пошел в кабинет… ну и все увидел.

– Про Николая расскажи, – всхлипнула Ирина, приложив платок к глазам.

«Ах, вот к кому «Скорая помощь» приезжала», – догадалась я.

– А что с ним? – спросил Олег.

Густав уже не мог говорить. Сложив руки на столе, он положил на них голову.

– Николая нашла Анна. Он лежал с тяжелым ранением головы в десяти метрах от дома, – сообщила нам Ирина. – Она тоже после отъезда детей не могла заснуть, вышла подышать свежим воздухом и в кустах заметила лежащего без сознания Николая.

– Жив?

– Жив, но кто его так и, главное, за что, сказать не в состоянии. Может, потом скажет, когда в себя придет?

– Может, он увидел воров и бежал за ними? – высказала я свое предположение.

– Но зачем сам? Надо было кричать, звать на помощь. Ох, Коля, Коля, – запричитала Ирина.

– Естественный порыв. Побежал, не подумав, – вздохнула я. И вдруг меня осенило: – Густав, у вас же должны быть камеры наблюдения, сигнализация. Только не говори, что в доме нет камеры наблюдения! – Я даже толкнула его, чтобы он мне ответил.

– Полиция уже об этом спрашивала. Видеонаблюдение только наружное, – словно в бреду пробормотал он. – Сигнализация была отключена, когда уезжали Алина, Тамара и эти головорезы. – Я догадалась, что речь идет об Ирининых племянниках, Антоне и Борисе. – И вместе с сигнализацией были почему-то отключены камеры наблюдения.

– Значит, ограбление и нападение на Николая были совершены в период между шестью и семью часами, – заключила я.

– Не знаю. Полицейские говорят, что… – он поднял голову и уставился затуманенными глазами на жену.

– Вот только не надо повторять этот бред! – возмущенно взвизгнула Ирина.

– Какой бред? – наивно спросил Олег.

Я же к этому моменту мысленно уже прокрутила в голове несколько вариантов. Наверное, полицейские высказали предположение, что Густава могли ограбить его же родственники. Почему-то считается, что самая страшная мафия в мире не итальянская, а русская. Русских уважают и вместе с тем боятся. Если следовать логике немецких полицейских, то украли ночью, а утром под шумок вынесли. Кто это был? Конечно же, Тамара, Антон, Борис и… Алина.

Нет, только не Алина. Действительно, бред какой-то. И Тамара не будет обворовывать дочь. А Борис и Антон, судя по их реакции, даже не знали, какую ценность имели вещи, выставленные в витрине. И уж совсем глупо думать, что Николая избили до полусмерти свои. Тогда кто?

– Кстати, полицейские просили пока ничего не сообщать вашей подруге об ограблении, – предупредила нас Ирина, оглядываясь на дверь. – Ну да они и с вами захотят пообщаться.

– Алине ничего не говорить? Но это значит, что полицейские захотят ее допросить? Получается, что они ее подозревают? – обиженно спросила я. Моя подруга занесена в список предполагаемых преступников? Бред!

– Это их работа, – искать, спрашивать, выяснять, – заплетающимся языком ответил Густав и хлебнул еще. Ирина только развела руками.

– А кто еще знал о сокровищах? – спросила я.

– Все! – вместо Густава ответила Ирина. – Он всем рассказывает о дедушке и нибелунгах. Это его гордость, семейная реликвия.

Меня такой ответ не устраивал. Вчера Густав выпил и стал хвалиться перед нами своими сокровищами. Но мы свои! Не со всеми же он так себя ведет? Да и не каждый день выпивает.

– Что значит всем рассказывает? Экскурсии с улицы водит?

– Марина, не слишком ли много ты задаешь вопросов? – насторожился моим рвением Олег. Уж кому-кому, а ему хорошо известно, что меня и мою подругу хлебом не корми, дай покопаться в запутанных историях. – На то есть полиция, чтобы во всем разобраться.

– Полиция везде одинаковая, – пробурчала я. – Переведут стрелки на пацанов или на Алину и будут счастливы, что быстро преступление раскрыли.

– Ой, я тоже так за мальчиков переживаю, – подхватила мою мысль Ирина. – И за вашу подругу, – добавила она. – Ах, как некстати этот круиз по Рейну. Точно на них подумают.

– Для того чтобы их обвинить, надо как минимум найти у них пропавшие предметы, – заметил Олег.

– Найдут, не найдут. У нас сначала преступников ловят, а потом уже выясняют, куда они деньги дели. Слушай…

Только я хотела высказать вслух свои опасения в том, что мы тоже являемся подозреваемыми, как в комнату вошли двое. Мужчины были в штатском, но и так было ясно, что они полицейские.

– Что он сказал? – спросила я у Густава, когда один из мужчин обратился ко мне.

– Они хотят с вами побеседовать, – перевел просьбу полицейского Густав, который при их появлении постарался принять божеский вид. Мне показалось, что он даже немного протрезвел.

– Скажи ему, что мы об ограблении узнали десять минут назад, – велел Олег.

Густав перевел.

– Они просят показать личные вещи. Это не обыск, – извиняясь за полицейских, попросил Густав.

– Да ради бога!

Без лишних слов я направилась к выходу, увлекая за собой полицейских. О чем я в эту минуту сожалела, так только о том, что не могу пообщаться с представителями закона. К сожалению, немецким языком я не владею даже в рамках школьной программы.

Олег моему примеру не последовал, остался с Густавом. Мне составили компанию Ирина и Марта, наверное, их пригласили полицейские в качестве понятых.

Естественно, ничего из пропавших вещей в нашей с Олегом комнате не нашли. Полицейские принесли мне извинения и пошли осматривать дом дальше, а я спустилась вниз к Густаву и Олегу, прихватив из спальни свой мобильный телефон. Несмотря на предупреждение, я все же намеревалась позвонить Алине, чтобы поинтересоваться, как ведут себя родственники Ирины. В какой-то момент в моей голове мелькнула мысль: «А действительно ли Антон и Борис не знали о сокровищах нибелунгов? Ну и что, что они родственники Ирины, мало ли что могло прийти им в голову?»

Я не успела сделать звонок. Полицейские крутились рядом, при них я звонить не решилась. А в десятом часу Алина сама позвонила. Увидев на дисплее ее номер, я быстро нажала кнопку, чтобы звонок не был услышан посторонними. Не отвечая абоненту, то есть Алине, я умудрилась выйти из комнаты, а потом переместиться на крыльцо.

Прикрыв телефон ладонью, я приложила его к уху:

– Почему так долго не отвечаешь? – Алина начала с упрека в мой адрес.

– Да так… Как добрались? – тихо спросила я.

– Отлично. Здесь такие дороги – ровные как скатерть. Мы вздремнуть еще успели.

– Вот как… А теплоход твоим попутчикам понравился?

– А то! Мы как раз успели к завтраку. Тамара ограничилась овсяными хлопьями, а молодые растущие организмы оттянулись по полной программе. Думала, что им плохо будет, а они только спросили, когда обед. Как в них все влезает?

– Ясно. Чем собираетесь заниматься?

– Как чем? На экскурсию поедем!

– Алина, у меня к тебе большая просьба, – я перешла на шепот. – Ты присмотрись к Антону и Борису. А еще лучше глаз с них не спускай.

– Что-то случилось? – насторожилась она.

Секунду-две я раздумывала, говорить ли. Потом все же решила, что Алина должна знать:

– Густава ограбили.

– Как? Когда? – воскликнула она. – Кто посмел?!

Мне показалось, что она говорит неискренне. Может, думает, что я шучу?

– Алина, это не шутка. Сегодня утром Густав обнаружил, что витрина вскрыта. Взяли все. Еще из кабинета вынесли Поленова.

– Поленова? – На этот раз в ее голосе слышались неподдельное удивление и испуг.

– Под подозрением все, кто ночевал в доме. Я, ты… Нас с Олегом уже обыскали.

– Надеюсь, Густав не думает на меня?

– Никто так не думает, – успокоила я Алину. – Но ты же понимаешь, что у полицейских на этот счет свое мнение. Они будут проверять всех. Я полагаю, мы им должны помочь, – вздохнула я.

– Кажется, я поняла, к чему ты клонишь, – с ходу догадалась подруга. – Тамару я обыщу без проблем. С Борисом и Антоном будет сложнее. Курт поселил их в четырехместную каюту. Но где наша не пропадала? Картины не иголка в стоге сена. Что-нибудь придумаю. Да хотя бы не поеду на экскурсию, останусь на теплоходе и обыщу всю каюту.

– Нет, ты должна следовать за ними по пятам. Вдруг это они и есть воришки? В этом случае они будут искать антикварный магазин, чтобы избавиться от золотого кубка, украшений и полотен.

– Кубка? Ну да, кубок… Поняла, не спущу с них глаз, – пообещала Алина.

Я вернулась в комнату. Кажется, моего отсутствия никто не заметил. Густав все так же сидел за столом в обнимку с бутылкой виски. Как только полицейские вышли из столовой, он вновь расслабился. Ирина стояла у мужа за спиной, а Олег пытался утешить их обоих:

– Вы радуйтесь, что все живы! А насчет этих побрякушек не переживайте. Если они приносят несчастья, то теперь вы в полной безопасности.

– Олег, они денег стоят, – напомнила Ирина, – и немалых.

– Деньги? А то, что это семейные реликвии, тебе невдомек? – разозлился на жену Густав.

– Да к черту деньги! Вы люди не бедные, проживете как-нибудь без картины и этого лома. Ты сам говорил, что еще неизвестно, подлинный Поленов или нет.

– Кстати, а где Анна? – поинтересовалась я, заметив ее отсутствие.

– Она уехала с Николаем в больницу, – внесла ясность Ирина.

– Может, и мы съездим? – предложила я.

– Зачем? – спросила Ирина. – Они только что уехали.

– А вдруг он уже пришел в себя? Мы сразу и узнаем, кто его треснул по голове. Я так понимаю, что, кто треснул его по голове, тот и Густава ограбил.

– Ну надо же! Как все просто! Что бы мы без тебя делали?! – пренебрежительно хмыкнул Олег, опередив Ирину, которая открыла рот, чтобы что-то сказать.

– Ладно, только нервничать не надо, – обиделась я на мужа. Взяв под руку Ирину, я отвела ее от стола, за которым сидели мужчины: – Ира, а какие-нибудь улики полицейские нашли?

– Не знаю. Они не впустили нас в кабинет. И на лужайку, где Анна Николая нашла. Сами ходят, что-то выискивают, вынюхивают, стены простукивают.

– Ну это понятно, не хотят, чтобы вы следы затоптали.

– Следы? Ну да, следы… Господи, скорей бы все ушли, – пожелала Ирина. – Твой муж прав. Проживем как-нибудь без этих раритетов. Если они всем несчастья приносили, зачем их в доме держать? А ведь грабители и нас могли убить! Спаси и сохрани!

Ирина была так напугана ограблением, что ее в буквальном смысле слова трясло. Я потрогала ее руки. Они были холодными как лед. Зубы отстукивали морзянку. Понимая, что все это от нервов, я сбегала в свою комнату за валерьянкой, которую всегда вожу с собой. Только после тридцати капель Ирина стала приходить в себя.

Глава 7

Полицейские заглянули во все углы, сняли отпечатки пальцев со всех поверхностей кабинета и комнаты, в которой стояла витрина, откатали и наши «пальчики», а также проверили каждый сантиметр комнат, в которых жили Алина, Тамара и Антон с Борисом. Мне их логику понять было трудно – получалось так, что кто-то из перечисленных особ украл и тут же спрятал украденное в своей комнате? – но, наверное, того требовала инструкция.

Полицейские пробыли в доме около четырех часов. Как только они уехали, мы засобирались в больницу к Николаю. Густав к этому времени уже протрезвел и жаждал встретиться с родственником. Ведь если Николая ударили по голове, значит, он стал случайным свидетелем ограбления, а раз так, мог существенно помочь следствию.

Перед входом в отделение нас встретила Анна.

– Ну как? – бросился к ней Густав.

– Он еще не пришел в себя. Врачи говорят, есть вероятность, что Николай останется дурачком.

– Ну ты что!

– Лобная кость треснула.

– Господи! Значит, удар наносили спереди. Неужели он не мог увернуться? – вслух подумала я.

– Треснула лобная кость?! Такое возможно? – ужаснулась Ирина.

– Получается, да, – трагично произнесла ее сестра.

– И что? Его даже нельзя увидеть? – спросила я.

– Нет, – ответила Анна и стала у меня на пути, как будто я собиралась прорваться к Николаю с боем.

– А ты с врачами говорила? – поинтересовалась Ирина.

– Они делают все, что надо делать в подобных случаях. Можете не переживать на этот счет. Еще у палаты дежурит полицейский, – добавила Анна. – Он появился здесь час назад. Как только Николай придет в себя, у него возьмут показания.

– Тогда вернемся домой, – решил за всех Густав. – Пора обедать.

Надо же, его ограбили, а он о еде думает. Хотя есть категория людей, у которых стресс вызывает зверский аппетит. Густав, очевидно, относится к этой категории, потому он такой толстый.

Я и Олег домой не поехали, решили прогуляться по городу. Стараясь не говорить об ограблении, мы бесцельно бродили по старинным улочкам. Уже ближе к вечеру забрели на одну из площадей Старого города.

– Смотри, – Олег указал взглядом на стену здания. – Эти часы – одна из достопримечательностей города.

– Часы как часы, – без восторга заметила я. – Большой циферблат. Окошко. Кукушка?

– Они сейчас будут бить, – предупредил Олег, сверяя свои часы с часами на площади. – Увидишь, какая там кукушка.

Когда минутная стрелка стала вертикально, раздался звон, но вместо кукушки из окошка выглянул какой-то мужик.

– Не поняла.

– Это портной Шнайдер Виббель. История такова. Когда Наполеон приехал в Дюссельдорф, местный портной обидел его, пошутив по поводу маленького роста императора. Наполеон очень рассердился и приказал бросить портного в тюрьму, но тот изловчился и вместо себя подсунул своего подмастерье. Несчастный подмастерье так и сгинул в тюрьме, а портной дожил до глубокой старости. Жители Дюссельдорфа, гордясь предприимчивостью своего земляка, поставили в его честь памятник и назвали его именем улицу.

– Гордясь предприимчивостью?! Но ведь это подло – вместо себя подставлять другого! – возмутилась я. – За шутку своего хозяина бедный парень погиб в тюрьме!

– Очевидно, на этот счет у немцев свое мнение. Могу перефразировать одну пословицу. «Сам погибай, хозяина выручай». Вот парень и погиб. Может, он и упирался, не хотел идти в тюрьму, но все решили деньги. Портной дал конвоирам деньги, и те забрали ни в чем не повинного парня.

– Деньги-деньги-деньги… Из-за них совершаются самые подлые преступления. Взять хотя бы это ограбление. – Как мы ни пытались говорить на отвлеченные темы, а разговор все равно вернулся к пропавшим сокровищам. – Как такое могло случиться? Все спали, никто ничего не слышал. Почему Николай не кричал? – сетовала я. – И когда это все случилось? Утром? С шести до семи? Ты бы полез в такое время грабить дом?

– Я бы нет. Да толку? Полицейские подозревают всех, кто был в доме. Отвратительное чувство. Не крал, а как будто виноват.

– Олег, я приехала вчера с корабля на бал, естественно, не успела понять, кто есть кто. Но ты прожил в доме Густава четыре дня. За это время мог присмотреться ко всем, кто жил в доме.

– А кто тебя интересует?

– Кто? Меня вообще интересует, как Густав умудрился так скоропостижно жениться. Мне казалось, что он никогда не женится. Нет, Ирина вроде бы женщина неплохая…

– Неплохая, – согласился Олег. – Заботливая, хозяйственная, не капризная, умная. А познакомился он с ней на благотворительном вечере. Ему пришло письмо, в котором его как достаточно состоятельного человека просили оказать посильную помощь ВИЧ-инфицированным детям. Он пришел на вечер с чеком. Русская эмигрантка так восторгалась его отзывчивостью, что он просто не мог не обратить на нее внимания. Как ты догадалась, это была Ирина. Они начали встречаться. Ирина была сама скромность, ничего не просила, ни подарков в виде одежды, ни драгоценностей, ни поездок на острова, и потому получила все.

– А родственники?

– А что родственники? Тамара – ее мать. Странная особа.

– В чем же ее странность?

– А еще мне, Марина, показалось, что она со мной заигрывала, – признался мне Олег, при этом он явно чувствовал себя неловко, как будто я могла приревновать мужа к старушке. – Правда, она глазками в меня стреляла, подмигивала и комплименты двусмысленные отпускала.

– Размечтался! Тамара Леонидовна – сексуальная маньячка! Не смеши людей. Глазками стреляла, подмигивала? Да у нее нервный тик! А что касается комплиментов, то ты действительно умный, красивый и галантный мужчина. Об этом она тебе говорила? Так это чистая правда.

Заметно было, что Олегу пришлась по душе моя похвала. Он нежно посмотрел на меня и еще крепче прижал к себе мой локоть.

– А что ты скажешь об Анне?

– Анна – ее старшая дочь от первого брака или дочь одного из ее мужей. Ирина рассказывала, да я слушал ее вполуха. То же самое могу сказать о Николае. Какой-то там родственник, седьмая вода на киселе.

– А Кирилл и Лиза?

– Кирилл и Лиза – соседи Тамары по Мюнхену. Они практически в одно время с ней переехали в Германию. Пока нигде не работают, потому с радостью приняли приглашение Тамары пожить недельку-другую за счет богатого родственника.

– А зачем Тамара их пригласила?

– Ой, ну как у нас принято? Свадьба должна быть богатая, с большим количеством гостей. Тем более что за банкет платил исключительно Густав. За его счет Тамара Леонидовна и пускала пыль в глаза соотечественникам. По большому счету, ей пригласить было некого.

– Ну и не приглашала бы. Я так понимаю, она ни копейки не заплатила. А свадьба была большая?

– Со слов Густава, нет: несколько его родственников, компаньон по бизнесу с женой, ну и родня Ирины.

– Олег, а тебе не кажется, что как-то уж очень неожиданно уехали Лиза и Кирилл? – спросила я, приглашая Олега принять участие в моих рассуждениях. – Не собирались уезжать, а потом быстро собрались и сделали ноги.

– Но им как будто кто-то позвонил, предложил работу.

– И ты в это веришь? – усмехнулась я.

– На что ты намекаешь?

– На то, что, по сути, никто этих Лизу и Кирилла не знал. Соседи? Лукина из пятой квартиры помнишь? Милый добропорядочный человек, а когда за ним пришла милиция, все узнали, что он вор и взяточник. Вот и Лиза с Кириллом могли хорошо изучить дом, узнать, где отключается сигнализация, ночью залезть и похитить ценности.

– Ты же сама говорила, что украсть могли в промежутке между шестью и семью часами, а они в это время были весьма далеко.

– Не факт! Лиза и Кирилл могли вернуться в дом ночью. Вскрыть витрину, забрать картины и собраться на выход. Но тут проснулись Алина, Тамара и ее внуки. Все собираются, бегают, суетятся. В доме шум, гам. Пришлось выждать, когда шумная компания уедет. А когда они выходили или лезли через окно, то наткнулись на Николая. Что было дальше, догадываешься?

– Ну у тебя и фантазия, – хмыкнул Олег. – Не забивай себе голову. Полиция во всем разберется. Кстати, не пора ли нам домой? Еще подумают, что мы удрали, прихватив с собой эти злосчастные сокровища.

Густав бродил мрачнее тучи и придирался к прислуге по любому поводу. Вчера мне довелось познакомиться только с горничной Мартой. Оказалось, что в доме проживают еще кухарка Хелен и ее муж Франц, который делает по дому всю мужскую работу – где-то что-то починить, подправить, – а также ухаживает за клумбами и газоном. И Франц, и Хелен, и Марта – люди проверенные, служат в доме очень давно, помнят Густава еще младенцем. Соответственно и отношение Густава к ним почти родственное. А как водится, достается всегда самым близким.

Больше всего в этот вечер досталось Хелен. Она стояла перед хозяином с красными глазами и распухшим носом. А тому все было не так: суп пересоленный, мясо подгорело, суфле недостаточно пышное. Даже пиво и то оказалось горьким.

– Привет, вы уже обедали? – спросил Олег.

– Было бы что обедать! А пошли, друг мой, в кабачок, пиво попьем с колбасками?

Хелен тихо зарыдала. Наверное, она немного понимала русский язык.

Олег уже хотел было согласиться, но я дернула его за рукав. Густав к нашему приходу и так с трудом ворочал языком. Перед ним стояла початая бутылка виски, вторая по счету с сегодняшнего утра. Его, конечно, понять было можно, но, по мне, даже в горе надо знать меру. На Ирину больно было смотреть. Она сильно переживала за мужа.

– Густав, – взмолилась она. – Ну какое пиво? Зачем оно тебе? Ты уже достаточно выпил.

– Хочу! Все равно дома есть нечего!

– Ну как же так? Хелен приготовила прекрасный ужин.

– Она уже приготовила прекрасный обед. Ха-ха-ха! Свиньи его есть не будут. На ужин капуста тушеная. Слышу, воняет из кухни, – Густав брезгливо сморщил нос. – Олег ты будешь есть капусту?

Тот неожиданно ответил:

– Буду! Не поверишь, мечтал съесть тушеной капусты с сосисками. В чем, в чем, а в сосисках немцы знают толк.

– Согласен. Сосиски испортить трудно, если они изначально куплены в хорошем магазине, а моя кухарка покупает только в хороших магазинах. Ирина, ты слышала?

– Что?

– Гости хотят есть сосиски с тушеной капустой и… пивом, – добавил он.

Весь вечер и я, и Олег, и Ирина только и делали, что отвлекали Густава от выпивки и мрачных мыслей. Ему вдруг пришло в голову, что людям, похитившим наследие нибелунгов, непременно грозит опасность.

– Густав, я не понял, ты их жалеешь? – изумился Олег. – Они тебя обокрали, а ты слезы льешь не по своему добру, а по их непутевым жизням?

– Да. Я филантроп, – с трудом выговорил он, – и дурак! А все длинный мой язык, – сокрушался Густав.

– Это точно, – закусила губу Ирина. Заметив мой удивленный взгляд, она пояснила: – Перед кем он только не хвастался своими побрякушками. Другой бы на его месте отнес все эти вещи в банк или выставил в музее.

– А пропавшие сокровища были застрахованы?

– Застрахованы-то были, но вы же понимаете, какова истинная историческая ценность предметов. Да и картины недешево стоили.

– А взяли исключительно Поленова?

– Со слов Густава, это и были самые дорогие картины в его коллекции, – вздохнула Ирина. – Если не считать Ван Гога, конечно.

– А Левитан? Куинджи?

– Гм… Левитан – не Левитан, – откашлявшись и перейдя на шепот, сообщила мне Ирина. – Копия, но ее делал ученик Левитана. Куинджи – тоже спорное полотно.

– Может, и Поленов – не Поленов?

Ирина пожала плечами и, посмотрев на мужа, констатировала:

– Густав окончательно напился.

После неизвестно какой кружки пива он заснул в кресле. Я предложила здесь его и оставить, но Ирина возразила:

– Проснется – опять начнет пить. Давайте вы мне поможете отнести его в спальню.

Легко сказать! Густав весил не менее ста тридцати килограммов. Но, видно, Ирина знала, как поступать в таких случаях. Она растолкала мужа, тот в полусонном состоянии поднялся. Олег поднырнул под его руку, Ирина обхватила Густава за талию. Мне оставалось только идти и открывать перед этой троицей двери.

– Стыдно-то как, – призналась Ирина, когда мы втроем уложили Густава спать.

– Не бери в голову! Густав расстроен, у него стресс, ему надо было расслабиться. Вот он и расслабился, – принялся успокаивать ее Олег.

Глава 8

Всю ночь я проворочалась. Думала, анализировала, строила предположения.

Накануне от Ирины мне удалось узнать, что полицейские не обнаружили никаких следов и никаких улик, указывающих на то или иное лицо. О чем это могло говорить? О том, что мы имеем дело с очень хитрым и осмотрительным преступником или преступниками. А еще, что он или они очень хорошо знали дом: где включается сигнализация и как она отключается. Наверняка воры здесь бывали, а возможно, и жили.

Заснула я под утро. А проснулась от толчка в бок:

– Твой телефон звонит.

– А? Что? – спросонья я не могла понять, почему меня толкают в бок и что так противно пищит под ухом.

– Ответь, говорю.

– Это Алина, – встряхнув головой и проснувшись окончательно, сообщила я. – Да, Алина. Как наши дела? Да никак. Не знаю. Николай в себя еще не пришел. Подозревают всех, – отвечала я на ее вопросы. – Кстати, к вам еще полицейские не доехали? Да? Сегодня? Так рано? А сколько времени? Восемь? Однако! – удивилась я проворности немецких полицейских.

Но оказалось, что у представителей правопорядка был другой повод нанести Алине ранний визит.

– Тамара Леонидовна не ночевала в каюте.

Честно сказать, я не знала, как реагировать на подобное заявление. Вроде бы Тамара Леонидовна взрослая женщина и вправе отдыхать, как ей хочется. Но, с другой стороны, теща Густава не тот человек, по крайней мере на первый взгляд, который будет проводить ночи напролет в барах или на танцплощадке. Впрочем, в романтическом порыве она всю ночь могла простоять на палубе, вдыхая прохладный воздух, пропитанный цветочными ароматами, доносящимися с берегов.

– Так, – протянула я, – она не ночевала в каюте, и что? Ты вызвала полицию?

– А что я еще должна была сделать? Ее вещи нашли на палубе. Сумочка, кофточка, косынка… В общем, сложилось такое впечатление, что она решила искупаться.

– Где? В бассейне?

– Нет, в реке.

– Как в реке? В то время, когда теплоход уже плыл?

– Не знаю. Я в последний раз видела Тамару часов в семь за ужином. Теплоход отошел от пристани поздно. Я в это время следила за Антоном и Борисом. Когда поняла, что мы плывем, ушла спать, решив, что никуда они с подводной лодки не денутся. Проснулась – Тамары нет, как будто и не ночевала. Забеспокоилась. Отправилась ее искать. В коридоре столкнулась с Борисом, он шел к бабушке за деньгами. Вместе мы вышли на палубу и там нашли ее вещи. Оказалось, что ее кофточка и сумочка с ночи лежали на лавочке – нашлись свидетели.

– Свидетели того, что она за борт прыгнула?

– Да нет, вещи ночью видели. Люди подумали, что их кто-то забыл.

– А потом ты вызвала полицию.

– Да. А что я должна была сделать? Куда она могла деться? Только за борт, – вздохнула Алина.

– Может, она все-таки где-то на теплоходе?

– Я, Борис и Антон все закоулки облазили, по радио несколько раз объявляли. Нет ее на теплоходе.

– Интересно. Чем дальше в лес, тем больше дров, – протянула я. Вспомнилось, как Николай напутствовал Тамару: «Ты только в воду за сокровищами не ныряй». – Ну не могла же она действительно сигануть в воду за кладом? Или могла? Нет, ну не дура же она ночью нырять. Значит, помогли, – я не заметила, как заговорила вслух.

– Кто ночью ныряет? – прислушавшись к моему бормотанию, спросил Олег.

– А? – вздрогнула я, застигнутая врасплох. – Беда, как известно, одна не приходит. Видишь ли, Олег, Алина сказала, что Тамара Леонидовна пропала. Конечно, рано еще делать какие-то выводы, но все складывается не лучшим образом.

– Что-то я тебя не пойму. А при чем здесь ныряние в реку?

– А что тут понимать? Тамара не ночевала в каюте, а утром ее вещи – кофточку и сумочку – нашли на палубе. Алина, Борис и Антон обшарили теплоход – нет нигде. В Майнце на борт взошла полиция. Вот, собственно, и все, что я знаю. Как ты думаешь, Антон и Борис звонили уже Анне? И как нам себя вести? Говорить ли Ирине, что с ее матерью приключилась такая петрушка?

– Густаву надо сказать, – мудро решил Олег. – Пусть подготовит Ирину, если, конечно, ей сестричка ничего еще не сообщила.

– Кстати, она вчера вернулась из больницы? Мы пошли спать, а ее еще не было.

Неожиданно Олег разозлился:

– Мне только следить, кто и в котором часу домой приходит. Ну и поездочка выпала! Партнеры в последний момент отказались подписывать договор! Много чего их, видите ли, не устраивает! А раньше устраивало все! Я понимаю – кто-то перебил мое предложение. Густав обещал выяснить, кто так мог меня подставить, но вместо этого только и делает, что пьет, ну и я вместе с ним. У него медовый месяц, от счастья его так и распирает. Эх, надо было мне сразу домой лететь. Я бы и улетел, если бы вы не нагрянули.

Лучше бы он этого не говорил. Меня словно из ведра холодной водой окатили. От обиды стало трудно дышать. Я рвалась к нему всей душой, поломала все свои планы, а он намекает, да что там намекает, открытым текстом говорит, что зря я приехала. Мало того, дает понять, что во всех бедах виновата я! Чисто мужская позиция – свалить все на женщину.

– Значит, ты не рад моему приезду? – деликатно спросила я, изо всех сил пытаясь удержать в себе гнев.

Ответ, как и следовало того ожидать, последовал в форме претензии. Он так и не понял, что мой тихий и ласковый голос всего лишь прелюдия перед бурей.

– Дом ограбили, родственника убили. Теща утонула!!!

– Во-первых, Николая не убили. Он жив. Вчера еще был жив. – Пока я еще говорила тихо, но каждая моя последующая фраза произносилась громче и громче. – Во-вторых, Тамару мертвой тоже никто не видел. А в-третьих, если ты видишь во мне источник всех бед, то я сегодня же уезжаю! – поставила я мужа в известность, перейдя на крик.

– Домой? – немного растерянно переспросил Олег.

«Если она уезжает домой, то это куда ни шло. А если нет? То ее демонстративная решительность неизвестно куда может завести», – наверное, в таком направлении думал мой муженек.

И ему было чего опасаться. Я и Алина, чего уж греха таить, любительницы частного сыска. Естественно, никакой лицензии у нас нет. Расследованиями мы занимаемся исключительно по зову совести и велению сердца. Такие уж мы – не можем пройти мимо чужой беды. Нам непременно надо вляпаться в какую-то историю, чтобы потом приложить все усилия и из нее выкарабкаться. Но при этом мы умудряемся раскрыть преступление! Не всем это нравится. И речь идет не о злоумышленниках, которых мы стремимся привести к ответу. Прежде всего наша с Алиной деятельность не нравится моему мужу и его приятелю майору Воронкову. Даже не знаю, кому из них больше.

Почему Олегу не нравится, что его жена вылавливает преступников, это понятно. А майору… Недавно он мне признался, что ему надоели наши с Алиной лица, постоянно мелькающие на месте преступления, и наши фамилии, которые с завидной регулярностью появляются в милицейских протоколах.

«Ну да майор Воронков далеко, а с мужем я справлюсь. Не станет же он закатывать истерику и устраивать семейный скандал в чужом доме?» – подумала я, присматриваясь к недовольному лицу Олега.

– И куда ты собралась? Домой? – повторил он свой вопрос.

– Нет, не домой. В Майнц! Там сейчас стоит круизное судно, с борта которого пропала Тамара Леонидовна. Я ответственное лицо. Я здесь в командировке. Я должна быть рядом с соотечественниками. Вот!

– Нет, ты не можешь уехать, – возразил мне Олег.

– Это еще почему?! – с вызовом спросила я.

– А как я останусь один на один с убитыми горем Густавом и Ириной? Кто-то же должен их утешать? Я не умею, а им нужна моральная поддержка.

«Ну и плут мой муженек. Вроде бы и не извиняется, а голосок такой заискивающий, как будто прощения просит. Ладно, пойду ему навстречу, – решила я для себя. – Коль я здесь, мне надо многое выяснить. Возможно, Николай уже в себя пришел и что-то скажет. Да и Ирину надо поддержать».

– Ладно, пока остаюсь. Но это не окончательное решение. До вечера еще есть время, успею на теплоход, – сообщила я мужу о своих намерениях. – Кстати, мне думается, если Антон и Борис еще не звонили Анне, надо сказать о пропаже Тамары Леонидовны Густаву. Пусть он подготовит Ирину к самому худшему.

– А если Тамара жива?

– Олег, Тамара – не девочка, чтобы в прятки играть. Ее могли столкнуть в воду. Случайно или намеренно.

– Кому она нужна?!

– Она могла и сама шагнуть в реку.

– Зачем?

– Да мало ли какие у нее были причины, чтобы броситься в воду? Дочь замуж выдала, и она решила, что свой долг выполнила. Надо бы у Ирины аккуратно расспросить о матери. Знаю, что многие неизлечимые больные так поступают, – сболтнула я, а потом задумалась: – А ведь точно, онкологические больные, чтобы не мучить себя и родственников, уходят из жизни, выбирая суицид.

– Это кто неизлечимый больной? Тамара? Не смеши! – развеселился Олег. – Да она еще спляшет на крышке гроба своих внуков!

– Уже сплясала, – мрачно напомнила я.

Олег меня не услышал и продолжал гнуть свое:

– Утром пробежка, зарядка с гантелями перед домом. А ты видела, сколько она выпила на моем дне рождения? Больные так не пьют. И не едят столько!

– А ты все подсчитал? – с ехидцей спросила я.

– Не подсчитывал, а позавидовал. По-хорошему позавидовал. Я себе не позволяю больше ста пятидесяти грамм водки, а Тамара Леонидовна пропустила не меньше трехсот. И при этом, как говорят, была ни в одном глазу, как вроде и не пила! Вот это женщина! Баба! Настоящая русская баба.

– Олег, как бы то ни было, а есть вероятность, что она спрыгнула в воду, а значит, на то у нее была причина. А если причины не было, то ее столкнули. Одно из двух. Что же делать? – От досады я едва не заскрипела зубами. Одновременно хотелось быть в двух местах: там, на теплоходе, и здесь, в доме Густава.

– Что ты там бормочешь?

– Ничего. Тебе показалось.

«Сгоряча предпринимать ничего не буду, – думала я, стараясь успокоиться. От волнения у меня даже испарина выступила на лбу. – Там Алина, значит, я должна быть здесь. Если пропажа Тамары и ограбление Густава как-то между собой связаны, то сам бог велел нам с Алиной разделиться. Теплоход я всегда успею догнать».

– Идем к Густаву, – сказала я и стала одеваться, поскольку выходить из своих спален в халатах здесь было не принято.

Часы недавно пробили восемь, но я даже не стала спрашивать Олега, в котором часу встает его друг. События такие, что сейчас не до китайских церемоний. Спит? Значит, разбудим.

Тем не менее стучать в спальню хозяев я и Олег постеснялись. Решили поискать Шульца внизу.

Нашли мы его на кухне. Кухарка хлопотала у плиты, готовила завтрак, а Густав с мрачным видом созерцал содержимое холодильника. Увидев нас, он схватил тарелку с мясной нарезкой и тотчас захлопнул дверцу. Пока нес тарелку, Густав успел положить в рот несколько кусков ветчины.

«Наверное, уже знает, если потянулся к холодильнику, – решила я, глядя на хозяина дома. – Весь на нервах, потому и ест без устали».

– Будешь? – спросил Густав, перехватив печальный взгляд Олега.

– Нет, – тяжко вздохнул мой муж, вживаясь в образ гонца печальных известий. – Уже знаешь?

– Что я должен знать? – не переставая жевать, удивленно вскинул брови Густав.

Я ошиблась. Чувство голода, коим терзался Густав, было вызвано физиологическими потребностями его организма. Толстые люди потому и толстые, что много едят: едят на ночь, спозаранку, в течение дня. Они все время жуют.

– Значит, Анна тебе ничего не говорила? – уточнила я.

– Я ее не видел со вчерашнего дня. Даже не знаю, вернулась ли она вечером из больницы.

– Значит, ты и Ирина ничего не знаете, – констатировал Олег и, тяжело вздохнув, продолжил: – Крепись, Густав.

Шульц досадливо сморщился:

– Что еще? Только не говори, что Николай умер. Мне только родственников жены не хватало хоронить.

– Николай? Да нет. В смысле, не знаем, – замялся Олег и тоскливо посмотрел на меня.

Пришлось мне прийти ему на помощь.

– Густав, звонила Алина. Ты только не волнуйся, но твоя теща, мать Ирины, пропала. Ее нет на борту теплохода.

– Тамара пропала? Как так пропала? Может, ей не понравилось, она сошла с теплохода и сейчас едет к нам? Только не это! – проскочило у него.

«Похоже, его не особенно взволновало ее исчезновение, – отметила я. – А, собственно, чему я удивляюсь? Тамара ему приходится тещей, а не матерью. Отсюда и все вытекающие из этого последствия. Надоели ему родственники жены, слишком их много и слишком долго они гостят. Оттого и такое равнодушие к судьбе Тамары и Николая».

– Густав, она могла сойти только в воду. Алина ее хватилась еще до того, как теплоход пришвартовался в Майнце. Надо бы Ирине сказать.

Я стояла спиной к двери и потому не заметила, как на кухню тихо, словно кошка, вошла Ирина. Мельком взглянув на страдальческое лицо Олега, я поняла, что что-то не так. Я попыталась поймать его взгляд, но он упорно прятал от меня глаза. Густав – тот, напротив, смотрел в мою сторону, но как будто поверх меня, вернее, за мою спину.

– Что вы мне должны сказать?

Я вздрогнула и обернулась. В проеме дверей в легком атласном халатике стояла Ирина. Увидев наши безрадостные лица, она не на шутку испугалась.

– Так что вы должны мне сказать?

Я затормозила с ответом. Олег тоже стоял, словно воды в рот набрал.

– Знаешь, какую шутку твоя мать отколола? – начал Густав. Мое ухо резануло слово «отколола», но потом я увязала его с долгим пребыванием в доме Бориса и Антона, и все стало на место. Общение с этими молодыми ребятами, чаще использующими сленг вместо нормального литературного языка, значительно обогатило лексику Густава. – Она передумала плыть дальше.

– Что значит передумала?

– Вот и я говорю, – с нажимом сказал Густав. – Кто мне вернет деньги за оплаченный круиз?

– Я не знаю. Может, часть денег вернут? – стала оправдываться Ирина, посматривая в мою сторону, как будто я могла помочь вернуть им деньги.

Я лишь пожала плечами, про себя думая: «Молодец Густав. Отвлекающий маневр – хороший психологический ход! Трупа нет, значит, не стоит заранее расстраиваться. Все правильно, надо надеяться на лучшее. Если Тамару столкнули за борт или она сама прыгнула в воду – что не исключено, – то есть шанс, что она доплывет до берега, а значит, рано или поздно объявится».

– Кто будет возвращать? Сразу надо думать: нужен тебе этот круиз или нет, – возмущался Густав. – Хочу – еду, хочу – нет. Ну да это понятно – деньги чужие! Можно покапризничать за чужой счет.

Он так распалился, что я на секунду поверила, что деньги ему дороже человеческой жизни. А может, так и есть? Густав – немец, а немцы весьма расчетливы, деньги бросать на ветер не любят.

Ирина насупилась и больше спрашивать о матери не рискнула. Я, конечно же, понимала, что Густав оберегает жену от лишних слез и переживаний, но делает это как-то уж очень грубо, обидно. Мне стало неловко за него.

– Завтрак в девять? – спросила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Да, – сглотнув ком в горле, ответила Ирина.

– Может, Ира, вы покажете мне вашу оранжерею? – попросила я.

– С удовольствием, – обрадовалась Ирина возможности удрать подальше от сердитого мужа.

Глава 9

Оранжерея Густава чем-то напоминала тропический парк, естественно, в миниатюре: обилие экзотических деревьев, тот же влажный и теплый воздух, насыщенный ароматами цветущих растений.

Оказавшись среди орхидей и пальм, Ирина неожиданно стала защищать Густава:

– Это все нервы.

– Вы сейчас о ком?

– О муже, разумеется. Он от ограбления до сих пор в себя прийти не может. Как-никак семейная реликвия, память о деде. Картины дорогие.

«Еще какие дорогие! – про себя усмехнулась я. – Сколько может стоить Поленов? Может быть, меньше, чем картины Ван Гога, но тоже предостаточно».

– А тут еще мама со своими фокусами, – продолжила Ирина. – Вы не думайте, деньги для Густава не главное. Да и о каких деньгах идет речь? То, что он заплатил за мамину путевку, для него ничто! А от ребят он попросту откупился, чтобы дать себе и мне отдохнуть. Вы не представляете себе, что такое два великовозрастных оболтуса! Эти постоянные шутки над родственниками, приколы. Дискотеки до утра, пиво, сигареты… Анне стыдно за них. Она нервничает, орет. Мама валерьянку стаканами пьет. Я уже и не рада, что пригласила их.

– Ну почему родственники не должны быть на свадьбе? – пожала я плечами. – Другое дело, что они явно загостились. Хотя не знаю, может, в Германии так принято?

– В Германии совсем не принято держать подолгу родственников в своем доме, – вздохнула Ирина. – Я им всем уже несколько раз говорила, пора, мол, и честь знать. А они мне: «Ирка, тебе повезло. Дай и нам свой бюджет подлатать», – разоткровенничалась Ирина.

– То есть как подлатать? – не поняла я.

– Да вы не подумайте чего плохого. Мои родственнички переехали в Германию несколько месяцев назад. Никто не работает, все живут на пособие.

– А почему не работают?

– Потому что языка не знают, а идти работать грузчиками или уборщиками не хотят: непрестижное занятие – мешки ворочать или полы мыть.

– Зачем тогда в Германию ехали?

– Наверное, потому, что была возможность, – дивилась моей наивности Ирина. – Лично мы с мамой в Германии так оказались. Тетка по линии отца сюда еще лет десять назад переехала. Ей дали такое пособие по безработице, что и работать не надо было. Отец не хотел ехать, ему подачки нужны не были. А когда он умер, мать взяла и подала заявку на воссоединение с семьей, с теткой то есть.

– Анна и Николай с вами приехали?

– Нет. С Анной и Николаем мы уже здесь встретились.

– Они раньше вас приехали?

– Этого я не знаю. – Заметив, что я округлила глаза, она пояснила: – Мама моя очень влюбчивая особа. Замужем была четыре раза. Так вот: Николай и Анна – дети ее первых мужей. До отъезда в Германию мы с ними не общались, а здесь… Здесь радуешься любому человеку, который говорит на русском языке. Незадолго до свадьбы я приехала к маме в гости, а они как раз у нее сидели. Случайно от каких-то там знакомых узнали, что мы в Германии, и нас разыскали.

– Надо же, как в жизни бывает. А как вы с Густавом познакомились?

– На благотворительном вечере. Я, честное слово, не знала, что он богат. – Она почему-то подумала, что я непременно должна ее осуждать. – По мне, лучше бы было, если бы он был беден.

– Но почему?

– Подозреваю, что когда Анна и Николай узнали, что мой жених богат, то очень обрадовались. Еще бы! Они думают, что Густав содержать их будет. Я надеялась, они после свадьбы на второй день уедут, но не тут-то было: Анна и ее мальчики решили погостить. Мама само собой. Ну и Николай остался.

– А попросить их покинуть дом нельзя?

– Мама против.

– Но мама – не хозяйка дома, – возразила я Ирине.

– Нет, конечно, но она мне все мозги проела: «Что люди скажут? Что люди скажут? Богатые люди должны быть гостеприимными». Как будто Густав не гостеприимный. Две недели, как он терпит родственников. Хотя какие они, по большому счету, родственники? У нас даже фамилии у всех разные. Николай – Сидоренко. Анна – Кузьмина, мама – Лопухина. У меня теперь фамилия Густава – Шульц.

– Но все равно через вашу маму Николай и Анна вам приходятся сводными братом и сестрой. А Лиза с Кириллом тоже родственники?

– Нет. Когда мы переехали в Германию, сначала обосновались в Мюнхене, в одном доме с Кириллом и Лизой. Вернее, они вселились в него позже. Потом я уехала в Дюссельдорф, а мама так и осталась жить по соседству с Лизой и Кириллом. Они такие славные. Мама быстро с ними подружилась. У нее часто телефон не работает, она звонит от них. Иной раз Лиза и в магазин для моей матери сходит, и окна поможет помыть.

Ирина, сама того не ведая, затронула интересующую меня тему.

– У мамы слабое здоровье? – ухватилась я за подсказку. Может, Тамара и впрямь решилась утопиться, чтобы не мучить ни себя, ни окружающих? Была же у меня такая мысль.

– С чего вы взяли? – разочаровала меня Ирина. – Мама ни на что никогда не жаловалась. Она ведет активный образ жизни и, тьфу-тьфу, дряхлеть не собирается. Ее здоровью можно только позавидовать. Просто Лиза и Кирилл – очень воспитанные молодые люди, они уважают старость и всегда предлагают свои услуги. А мама, чего греха таить, этим пользуется. То ли самой окна мыть, то ли кто-то их помоет – есть разница?

– Конечно, лучше, если кто-то помоет, – вздохнув, согласилась я с Ириной и, подводя итог, спросила: – Значит, в благодарность вы пригласили Кирилла и Лизу на свадьбу?

– Мама пригласила. Но я даже рада, что они приехали. С Лизой и Кириллом у меня очень теплые и доверительные отношения. Другой раз я ловлю себя на мысли, что они мне ближе иных родственников.

– Сейчас вы говорите об Анне? – догадалась я.

– Да, Анна мне завидует, я это чувствую. У нее семейная жизнь не сложилась, вот она и злится на меня.

– Отчего же живет с вами уже третью неделю?

– Я вам говорила. Все дело в деньгах! Она и ее дети живут за наш с Густавом счет. И, похоже, ей невдомек, что пора бы и честь знать. Один раз я ей все-таки намекнула о том, что свадьба давным-давно прошла, на что она мне ответила: «Неужели я не могу погостить у сводной сестры? Приехал бы твой Густав ко мне, я бы его не выгнала». Конечно, не выгнала бы. Вот только остался бы он у нее? Анна снимает очень дешевое жилье. Вот что еще, – вспомнила Ирина. – Сколько раз я замечала, как она кокетничает с Густавом. Хочет понравиться. Рассчитывает подольше здесь задержаться. Он, конечно, понимает, что к чему, и потому старается держаться от нее подальше. Старая перечница, а туда же, – хмыкнула Ирина. – На что она рассчитывает?

Я поймала себя на мысли, что моя собеседница наговаривает на родственницу, потому справедливости ради заметила:

– Не такаю уж и старая.

– Между нами разница – четырнадцать лет. По-вашему, она не старая?

– Но ведь и Густав не мальчик. Сорок лет давно разменял. И надо отдать ему должное, не поскупился, отправил детей Анны в круиз.

– Считайте, что он купил свой отдых, – с вымученной улыбкой сказала Ирина. – Он бы и Анну с радостью отправил, но она не захотела.

– Неужели предлагал? – удивилась я, вспоминая, как Иринины племянники жаждали попасть на теплоход. А вот чтобы Анна просилась, я не заметила. – Неужели не согласилась? Совесть проснулась?

– Проснулась бы совесть, она бы так долго здесь не сидела, не портила бы мне и Густаву медовый месяц. А теперь так вообще боюсь, что не скоро она уедет.

– Вы имеете в виду кражу?

– Я имею в виду Николая. Пока он лежит в больнице, она его не бросит. Возомнила себя сестрой милосердия. И то хорошо, что она большую часть времени будет проводить в больнице. А может, и нет… А это значит, что опять у нас в доме будет Содом и Гоморра. А еще расходы, расходы… У Николая медицинской страховки нет, денег тоже. Думаю, что и у Анны их нет. Значит, кто за лечение должен заплатить? Кто? Густав! Кто же еще? Ох и навязался же он на нашу голову, Николай, разумеется. Сто лет его не видели, столько бы еще и не видеть.

– А вот вы сказали, что выехали в Германию по программе «Воссоединение с семьей». Но какое отношение Николай и Анна имеют к тетке вашего отца?

– А разве я говорила, что они приехали к тетке моего отца? Анна и Николай к ней никакого отношения не имеют. Как они попали в Германию, я не знаю, но мама, наверное, знает, она с ними больше меня общалась.

– Н-да, – протянула я. – Получается, самыми порядочными оказались Лиза и Кирилл. Погостили немного и уехали.

– Вот они-то как раз могли бы и остаться. Вроде бы еще хотели пожить у нас, а потом вдруг срочно собрались и уехали, – недоумевая, произнесла Ирина.

– Может, когда Олег, я и Алина нагрянули, они решили, что в доме и без них полно народу?

– Возможно, – согласилась со мной Ирина. – Я же говорила, что они очень деликатные, воспитанные люди. Жаль только, толком ничего не объяснили. Какой-то звонок, какая-то работа. Собрались в два счета и испарились.

– Но они ведь звонили, что добрались благополучно?

– Нет…

– Так позвоните им. У вас номер телефона их есть? – спросила я, подталкивая Ирину сделать телефонный звонок при мне. Как бы Ирина ни уверяла меня в порядочности Лизы и Кирилла, а списывать их со счетов я не собиралась. Уж слишком быстро парочка покинула этот дом. А ведь они могли и вернуться – ночью. За время пребывания в доме хорошо изучить, где что лежит, где включается сигнализация, где отключается видеонаблюдение, а потом вернуться, чтобы вынести из этого дома самое ценное. – У меня сложилось такое впечатление, что мой, наш с Олегом приезд разбил вашу компанию. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что это не так.

– Да нет, глупости это. Вы друзья Густава, вы его знаете сто лет. Я хорошо понимаю, что вы ему намного ближе, чем Лиза с Кириллом и все мои родственники, вместе взятыми.

– И все-таки позвоните. Такие милые люди…

Ирина сдалась под натиском моих уговоров. Она достала мобильный телефон и стала набирать цифры. Я, заглядывая ей через плечо, старалась их запомнить.

– Лиза, ты? Как доехали? Все нормально? А что случилось?

Я напрягла слух, но Ирина так плотно прижимала трубку к уху, что что-либо услышать мне так и не удалось. Оставалось ждать, когда она закончит разговор и перескажет его мне. Минуты казались мне нескончаемыми. Ирина охала, вздыхала и то и дело повторяла:

– Лучше бы у нас остались. И кто вас гнал? – Потом она сообщила, что их с Густавом ограбили. Теперь уже Лиза утешала Ирину. – Нет, пока никого не нашли. Ведется расследование. Будем ждать, может, картины всплывут на каком-нибудь аукционе.

«А грабители – дураки, чтобы украсть и тут же выставить украденное на продажу?» – развеселила меня наивность Ирины.

Разговор продолжался еще минуты три. Наконец-то Ирина попрощалась с Лизой и отключила связь.

– Что-то случилось? – сгорая от нетерпения, спросила я.

– Они попали в аварию, когда ехали от нас, – вздохнув, сообщила Ирина. – Лиза в порядке, а у Кирилла все лицо в ссадинах и царапинах. Естественно, в таком виде он не может появиться перед работодателем. Спрашивается, к чему было так спешить? Хотя в этой стране кто не успел, тот опоздал.

– Как же все произошло?

– Вроде бы уже в Мюнхене таксист-лихач попался. Выехал на встречную полосу и врезался в идущую навстречу машину. Хорошо, что скорости у обеих машин были маленькие.

– Значит, Кирилл в больнице?

– Нет, дома раны зализывает.

«Раны зализывает. Весь в синяках и ссадинах, – про себя повторила я. – А Николай лежит с пробитой головой. Уж не с Кириллом ли он подрался?»

– Знаете, Ирина, я намеревалась по делам съездить в Мюнхен и могла бы навестить Лизу с Кириллом, – на ходу придумала я.

– Вот здорово! – заглотила мою наживку Ирина. – Я вам адрес Лизы и Кирилла дам. Передадите им привет. И узнайте, не нужна ли им помощь. По телефону Лиза ни за что не скажет, что нужны деньги на лечение. Она такая.

– Обязательно узнаю, – кивнула я и посмотрела на часы.

Было без трех минут девять. Пора было бы появиться на завтраке – Густав очень не любит, когда опаздывают к столу, – но тут у Ирины опять зазвонил телефон. Почему-то я была уверена, что это звонит Анна, и не ошиблась. Я даже знала, о чем пойдет разговор: Антон и Борис позвонили матери и рассказали о том, что Тамара Леонидовна исчезла. При этом я была уверена, что Анна не будет щадить чувств Ирины и выскажет ей самые худшие опасения.

Так и произошло: по мере того как сводная сестрица говорила, Ирина менялась в лице. Мне даже пришлось усадить ее в плетеное кресло, чтобы она не упала в обморок прямо под пальмой.

– Вам плохо? Может, воды? – участливо предложила я. – Что случилось?

– С мамой беда… – выдавила из себя Ирина, произнося каждое слово с придыханием. – Анне звонил Антон. Он сказал, что мама пропала, скорей всего утонула. О господи! Это все проклятые сокровища нибелунгов! Проклятие! Сокровища всем приносят несчастья. Сначала Николай, потом мама. Почему вы мне сразу не сообщили о ее смерти? Я же слышала, что вы хотели…

– Ирина, успокойтесь, – перебила я ее. – На тот момент ничего не было известно. А что конкретно Антон сказал? Нашли тело Тамары Леонидовны?

– Нет, только то, что нашли ее сумку, кое-что из одежды и то, что на теплоходе ее нет. – Она с надеждой глядела на меня, как будто я могла знать то, что не знает никто.

– Вот видите! Тела нет! А одежду она могла забыть вчера. Было жарко, и она сняла кофточку. Ваша мама забывчивая?

– Да, очень. Она часто все теряет, – обретя надежду, обрадовалась Ирина.

– А вы о проклятии нибелунгов! Никто ведь не умер!

Наверное, улыбка у меня получилась наигранной, вымученной, но Ирина сейчас была готова поверить во все, только бы не в смерть близкого ей человека.

– Ну конечно! Никто не умер! – повторила она.

– Не умер… Кстати, почему вы помянули Николая и вашу маму в связи с проклятием нибелунгов? Вы их подозреваете? – пристально вглядываясь в лицо Ирины, спросила я. Это был провокационный вопрос.

– Господь с вами! – поспешно воскликнула она и для достоверности перекрестилась широким жестом. – Нет, конечно! Ни Николай, ни тем более моя мама не имеют отношения к краже. Моя мама… Вы абсолютно не знаете ее! Она верит во все приметы. Черная кошка перейдет дорогу – она или вернется, или пойдет другой дорогой. От сглаза булавку с собой носит. Правда-правда, к любой одежде у нее приколота булавка иголочкой вниз.

– Ирина, не нервничайте так, – стараясь выглядеть равнодушной, сказала я. Слишком уж Ирина заволновалась, когда я намекнула ей, что сокровища могли быть в руках у Тамары Леонидовны.

– Как не нервничать, когда всего так много навалилось? Я просто не могу понять, как вы могли подумать, что мама взяла в руки вещь, на которую наложено проклятие? Смешно! Кстати, и я такая же суеверная! Я когда от Густава узнала о том, какие опасности таят в себе сокровища, просила в банк положить на хранение – от греха подальше. Да разве ж он меня послушал! Знаете, сколько радости ему доставляют экскурсии по дому. Любит он пыль пустить в глаза знакомым. Кто в дом ни придет, всех тащит смотреть на сокровища нибелунгов. Сами видите, что из этого вышло.

– Ирина, а прислуге вы доверяете? – Я не могла не задать этот вопрос. Уж если проверять, так всех.

– Густаву легче поверить, что кражу совершила моя мама, чем кто-то из прислуги. И Марта, и Хелен, и Франц работают в доме очень давно. Они не могут быть ворами по определению. Для них Густав все равно что сын родной. А что же мы здесь стоим? – спохватилась она, взглянув на часы. – Время завтрака! Густав не любит опозданий.

Глава 10

Когда мы зашли в столовую, Густав и Олег уже были там. Марта недовольно взглянула на нас, опоздавших. Похоже, ей снова досталось от Густава, которому в это утро опять все было не так: яйца не всмятку, тосты подгорели, кофе холодный.

На самом деле все было безупречно. От кофейника валил пар, ни одного подгоревшего тоста я не нашла, Олег уплетал за обе щеки яйца, а ест он исключительно яйца всмятку. Посему я заключила, что Густав просто срывает свое плохое настроение на прислуге.

Ирина пробормотала извинения и села рядом с мужем. Густав промолчал.

Так до конца завтрака все и просидели молча.

– Кто чем будет заниматься? – поинтересовался Густав, отставляя в сторону чашку с остатками кофе.

– Я собиралась съездить в больницу к Николаю, – как-то неуверенно сказала Ирина. – Надо завтрак ему отвезти.

– В наших больницах хорошо кормят, – с раздражением ответил Густав. – Впрочем, хочешь навестить родственника, возражать не стану. Давно не виделись, – фыркнул он.

– Я составлю Ирине компанию, – вызвалась я. – А потом скорей всего уеду, – сообщила я, стараясь не смотреть на мужа. – Я ведь в командировке. Группа такая собралась, что за всеми глаз да глаз нужен, – соврала я.

Я не видела выражения лица Олега, но мне показалось, что он заскрипел зубами. Естественно, он догадался, что дело не в моей патологической ответственности за группу соотечественников, а в желании впутаться в очередную криминальную историю. Странно, что он промолчал. Я ожидала от него бурной реакции, криков, воплей типа «Не пущу! Тебе больше всех надо?! Кого ты обманываешь?», но ничего такого не последовало.

Рассуждать на тему «Это гробовое молчание – хороший знак или так себе?» времени у меня не было. Я поднялась, чтобы уйти молча, но меня неожиданно поддержал Густав:

– Может, ты и права. Одни Антон и Борис чего стоят, – фыркнул он.

– Густав, – взмолилась Ирина. – Ну зачем ты?

– Я? Достали вы меня. – Густав вскочил так, что стул с грохотом упал за его спиной.

Ирина вздрогнула, пролив кофе на скатерть. Второй раз кофе выплеснулся из чашки, когда за Густавом хлопнула дверь. Ирина поставила почти пустую чашку на блюдце и, закрыв лицо руками, заплакала.

Другая бы непременно бросила мужу вслед «дурак», «псих» или что-то в этом роде, но эта женщина удивила меня и Олега своей кротостью, сказав:

– Вы его простите. Его можно понять. Нервы на пределе.

Олег с умилением посмотрел на Ирину, потом перевел взгляд на меня, одарив меня безмолвным упреком: повезло же Густаву с женой! Уважает мужа, не то что ты!

Проигнорировав взгляд супруга, я напомнила Ирине:

– Ирина, мы собирались съездить к Николаю.

– Да, я буду готова через пять минут.

– Прекрасно, встретимся на крыльце, – ответила я, выходя с Ириной из комнаты.

Оставаться наедине с Олегом я не рискнула, поскольку вовремя смекнула: не устроил он скандал только лишь потому, что не хотел выяснять наши отношения на людях. А уж когда бы мы остались с глазу на глаз, он непременно бы отвел душу, не сдерживая эмоций и не выбирая выражений.

Я на минуту заскочила в спальню, схватила сумочку с деньгами и документами, прихватила с собой жакет и тут же, чтобы не встретиться нос к носу с Олегом, помчалась вниз.

Ирина, как и обещала, появилась довольно скоро. Шла она налегке, никаких котомок с провиантом для Николая с ней не было.

– В немецких больницах и правда хорошо кормят, – сказала она, хотя я ни о чем ее не спрашивала.

Мы сели в красную «Ауди», которая так понравилась моей подруге Алине, и поехали. До больницы Ирина молчала, нервно покусывая губы. Я же всю дорогу думала даже не о том, пришел ли в себя Николай, а как встретятся Ирина и Анна. Было у меня предчувствие, что сегодняшний день будет складываться исключительно из скандалов.

– Ира, можно я буду называть вас так? – спросила я, когда та остановила машину на больничной стоянке.

– Можно даже перейти на «ты». Вы же с Густавом на «ты», почему мне выкаете?

– Как хочешь. Ира, скажи, Анна сегодня ночевала в больнице?

– Где же еще? Домой она не возвращалась.

– А у вас разрешают находиться в больнице в неприемные часы?

– Почему нет? Сиди рядом с больным сколько хочешь. Экономия, сиделке платить не надо. Дежурные медсестры ходят, но они обслуживают не одного больного, твоего родственника, а многих. Вот родственники и сидят, если денег нет нанять сиделку.

– Надо бы с врачом поговорить. Ты ведь уже хорошо знаешь немецкий язык?

– Более или менее. С Густавом стараюсь говорить исключительно на немецком.

Посовещавшись, мы решили сначала найти лечащего врача Николая и лишь затем идти в палату.

Надо отдать должное Ирине, она пошла по пути наименьшего сопротивления, нашла самую солидную дверь и, стукнув для порядка, вломилась в нее. Дверь, оказалось, вела в кабинет местного начальника, то ли профессора, то ли заведующего отделением. Я слабо разбираюсь в иерархии немецких клиник.

Хозяин кабинета встретил нас удивленным взглядом, но не рискнул выставить на дверь. Говорила Ирина довольно требовательно. Несколько раз в разговоре прозвучало имя – Николай Сидоренко.

Вскоре в кабинет был вызван лечащий врач Николая. Мне не терпелось узнать, что он говорит Ирине, но я не стала вклиниваться в беседу. Кажется, Ирина осталась удовлетворенной разговором. На прощание она улыбнулась доктору, а хозяину кабинета передала чек, некоторую сумму на развитие клиники.

– Ну что? Как дела у Николая? – спросила я Ирину, как только мы перешагнули порог кабинета.

– Лечат, прилагают все усилия, надежду на выздоровление не теряют.

– Когда же он придет в себя? – Времени у меня в запасе оставалось не так-то много. Боясь осложнений с Олегом, я не собиралась менять дату вылета, а потому хотелось уложиться с расследованием в восемь дней.

– Тяжелая черепно-мозговая травма. Удар был сильным, предположительно тупым тяжелым предметом. Люди с подобными травмами выходили из комы по разному: и на следующий день, и через неделю, и через месяц. А могли вообще…

– Меня это не устраивает, – вырвалось у меня.

– А кого устраивает?!

– Я хотела сказать, что время играет против нас.

– Как? – не поняла меня Ирина.

– Николай мог видеть преступников. За то время, что он лежит в коме, преступники могут избавиться от картин и сокровищ: продать, вывезти на другой континент. В конце концов, спрятать.

– А… – протянула Ирина, – ты в этом смысле. Я о другом подумала. Чем дольше Николай пролежит в коме, тем хуже для него. Необратимые изменения, – вздохнула она. – Так мне объяснил доктор.

– Такой исход вообще никого не устраивает. Ладно, не будем о грустном, пошли посмотрим на Николая.

Палата, в которой он лежал, была просторной, оснащенной всем необходимым. Даже кушетка для ночной сиделки имелась. В данную секунду на ней мирно спала Анна.

Голова Николая не была перевязана бинтами, как это принято у нас. Рану закрывала ватно-марлевая прокладка, которая крепилась к голове посредством резиновой сеточки. Сам Николай имел весьма бледный вид. Должно быть, его треснули по голове очень и очень сильно. Кожа на лбу была содрана, а вместо левого глаза – сплошной синяк. К носу тянулась трубочка. Руки, поразившие меня своей желтизной, лежали параллельно телу. В одну из них по капельке вливалось лекарство. От груди шли провода к приборам, контролирующим работу сердца.

– Кто же его так? – воскликнула я, потрясенная зрелищем.

Анна проснулась

– А вы что здесь делаете? – зашипела она на нас. – Кто вас впустил?

– Врач, – ответила Ирина, не испугавшись агрессии сводной сестрицы. – Мы только что с ним говорили. Наше присутствие ему не повредит, – кивнула она на Николая.

– Ему только инфекции не хватало!

– Какой инфекции? У кого инфекция? Наоборот, ему только лучше от того, что мы здесь находимся. Он слышит наши голоса, знает, что мы болеем за него, сочувствуем.

– Чушь! Ничего он не видит и не слышит. Он уже растение!

Меня испугали ее слова. Как можно так говорить о человеке, находящемся в коме? Были случаи, когда люди возвращались, считай, с того света исключительно благодаря своим родственникам, которые звали их, просили вернуться.

– Не говори так, – резко одернула Анну Ирина.

– Но я же вижу, что у него никаких изменений к лучшему. Я даже его щипала – никакой реакции.

– Смотрите, веко дернулось! – вскрикнула Ирина. – Коля, Коля, – позвала она.

Но, видимо, ей это только показалось – Николай остался лежать недвижимым.

– Я же говорила, – хмыкнула Анна.

В палату зашла медсестра, везя за собой медицинскую тележку. Ирина взяла меня под руку и вывела из палаты. С нами вышла Анна.

– Перевязка, – объяснила она и предложила: – Пойдемте, провожу вас. Безумно хочется курить.

Отойдя несколько метров от входа в больничный блок, она достала из кармана пачку сигарет и закурила. Пару раз затянувшись, она продолжила разговор:

– Что с Тамарой Леонидовной делать будем? – спросила она.

– А что с ней делать? – как будто не поняв, о чем речь, спросила Ирина.

– Как что? Водолазов заказывать надо.

Ирина опять затряслась мелкой дрожью.

– Анна, а что вам сказали сыновья? – вмешалась я в беседу сестер. – У меня другая информация. Да, Тамары Леонидовны нет на судне, но не факт, что она утонула.

Анна на меня посмотрела как на умственно отсталую.

– Только не говорите, что она встретила очередную свою любовь и с ней сбежала голая и босая. Смешно! Вещи есть, а ее самой нет. Разве человек, живущий на пособие, будет разбрасываться своими вещами?

– Но на борту остались не чужие ей люди, – возразила я, подпитывая тем самым надежду Ирины увидеть мать живой и невредимой.

– Вы имеете в виду Антона и Бориса? Господи, такое мог сказать только человек, который совершенно не знает моих сыновей. Более безответственных обалдуев нигде не найти. Это я вам как мать говорю. Надо заказывать водолазов! Ира, не теряй времени, бери Густава и езжай туда.

– Давайте не будем опережать события, – оборвала я Анну. – Еще не вечер, возможно, Тамара Леонидовна еще объявится.

– Сами-то вы в это верите?

Анна была безжалостна, своим вопросом она буквально довела Ирину до истерики. Мне пришлось одной рукой обхватить жену Густава за талию – чтобы не упала, – а другой экстренно искать в сумочке валидол и валерьянку.

– Да, я верю! – с вызовом сказала я, желая поддержать Ирину. – Я всегда до последнего момента верю в благополучный исход.

– Ну-ну, – фыркнула Анна. – Я пойду. Сейчас завтрак развозить будут. Николаю он ни к чему, а я поем.

– Ну и стерва, – сквозь зубы процедила я вслед скрывшейся за дверью Анне. – Прости, Ира, хоть она тебе и родственница, но стерва, правда.

– Да ничего. Что я, не вижу?! Она из тех, кто любит только себя, на остальных ей наплевать, даже на собственных детей. Удивляюсь, как это она за Николаем ухаживает. А ты правда думаешь, что мама жива?

– Конечно. У нее могла слететь с головы шляпа. Она бросилась на причал, а теплоход в это время ушел. – Я сама удивилась тому, с какой легкостью солгала.

– А где это было? – наивно спросила Ирина.

– Как где? В Кобленце, разумеется. Ира, ты сейчас куда? К Густаву? Это хорошо. Будь добра, скажи Олегу, что я уехала.

– Куда? Ах да, ты же собиралась в Мюнхен, – вспомнила Ирина.

Я кивнула.

– Но ты скажи, что я уехала к Алине, поддержать Бориса и Антона, а также все разузнать об исчезновении Тамары Леонидовны. Кстати, из Мюнхена я сразу отправлюсь догонять судно. Расписание круиза у меня есть. Возможно, – я взглянула на часы, – уже вечером буду на борту.

– А вещи? – Ирина удивилась тому, что я еду догонять теплоход налегке.

Пришлось ей объяснить, что позавчера я так обрадовалась, встретив мужа, что забыла забрать из каюты свой чемодан.

– Удачи тебе, – пожелала мне Ирина. – Вот адрес мамы. Лиза и Кирилл живут этажом ниже.

Глава 11

Выйдя из здания аэропорта, я взяла такси и, сунув таксисту бумажку с адресом, сразу поехала к Лизе и Кириллу. Ехать пришлось долго, район, в котором обитали приятели Ирины, относился к спальным, то есть находился на окраине.

Всю дорогу я думала над тем, как построить разговор. Так ни к чему дельному и не пришла.

«Приеду на место – разберусь, – в конце концов решила я. – Не первый год живу на этом свете. Пообщаюсь с ними, прочувствую их настроение и пойму, имеют ли они отношение к ограблению или не имеют. Главное, выяснить, есть у них алиби или нет. А еще спрошу о Тамаре Леонидовне».

Да-да, Тамара Леонидовна, сойдя с судна – если она все-таки была жива, – могла вернуться не в Дюссельдорф, а к себе домой, в Мюнхен. Мало ли что у нее в тот момент было на уме. С человеком в возрасте всякое могло произойти, вплоть до потери памяти. Могло такое случится, что она забыла, как гостила у дочери? Могло! Или в последний вечер она обиделась на Бориса и Антона и, никому не сказав, уехала домой. И такое возможно! Так что вариантов много, и каждый надо проверять.

Таксист подвез меня к самому дому, скромной пятиэтажке, построенной лет этак тридцать назад, а то и больше. Почему-то раньше я думала, что в европейских городах, чьи истории исчисляются не одним столетием, нет места типовым постройкам. Старинные здания, замки, роскошные виллы – вот где должны жить французы, австрийцы, немцы. Я ошибалась. В Европе полно спальных районов, составленных из типовых пяти– и девятиэтажек.

Я еще раз сунула таксисту под нос бумажку с адресом.

– Мы приехали туда?

– Я-я, – подтвердил он, догадавшись, о чем я его спросила.

– Данке шон, – поблагодарив и заплатив по счетчику, я выпорхнула из машины.

Сначала мне захотелось найти квартиру Тамары Леонидовны. На всякий случай я позвонила в звонок и немного постояла на площадке, прислушиваясь, не ходит ли кто за ее дверью. Полная тишина не дала мне повода сомневаться – в квартире никого нет.

Я спустилась вниз и позвонила к Лизе и Кириллу. На двери рядом с кнопкой звонка висела маленькая табличка с фамилией – Куприяновы.

Дверь распахнулась без обычного «Кто там?». На пороге стояла Лиза. Наверное, она кого-то ждала – уж слишком быстро дверь открыла. Увидев меня, она удивленно округлила глаза. Видимо, мой визит стал для нее полной неожиданностью.

Недоумевая, она только и смогла вымолвить:

– А…

– Здравствуйте, Лиза. Мы с вами встречались в доме Густава Шульца, – на всякий случай напомнила я.

– Да-да, я вас помню, вы дружите с Густавом, – признала она меня, но впускать в свой дом пока не торопилась.

– Я вообще-то в Мюнхене по делам. Мне ваш адрес дала Ирина.

– Ирина? Ирочка? Дала мой адрес? Что же мы стоим на лестничной площадке? Проходите, пожалуйста, – опомнилась она, вспомнив о традиционно русском гостеприимстве.

«Слава богу, догадалась впустить человека в дом», – без злости подумала я и дружелюбно улыбнулась.

Квартирка Лизы и Кирилла выглядела очень скромно. Мебель недорогая. Ничего лишнего. По русской традиции Лиза потащила меня на кухню пить чай. Пока я глазела по сторонам, Лиза гремела чашками, заваривала чай и спрашивала:

– Значит, в Мюнхен вы по делу?

– Да.

– Жить где будете? У нас с Кириллом?

В ее вопросе я расслышала боязливые нотки.

«Она, верно, подумала, что я нашла их, чтобы переночевать, а то и поселиться надолго», – усмехнулась я догадке.

Пришлось Лизу успокоить:

– Ну что вы, нет! Я сегодня же вылетаю обратно. Просто Ирина просила к вам зайти, поинтересоваться, что с Кириллом. Кстати, где он?

– Он… он вышел за свежей прессой. Мы нашли магазинчик, где продают русские газеты. Не близко, но Кирилл любит ходить.

– Значит, ему уже лучше?

– Лучше? А почему вы спрашиваете? – насторожилась Лиза, как будто не понимала, о чем идет речь.

– Ну как же? Вы возвращались домой и попали в аварию. Ирина так переживает по этому поводу. Себя винит. И стоило так торопиться? Могли бы еще погостить.

Лиза некоторое время помолчала, потом устало выдохнула, обхватив голову руками:

– Стоило. Стоило торопиться, – грустно повторила она. – Я боялась, что Кирилл снова сорвется. Он уже не владел собой. Еще бы день – и все.

– Что все? Простите, я вас не понимаю.

Я правда мало что понимала. Что значит «не владел собой»?

– А что тут понимать? Мой муж – алкоголик, – выдохнула Лиза. Помолчав секунду, она решила излить мне душу. – Я знаю его с юношеских лет. Кирилл из очень хорошей семьи, получил великолепное образование, учился в Москве, потом вернулся домой, в Одессу, мы свадьбу сыграли, а потом… Потом он, как все современные творческие личности, стал вести богемный образ жизни: ночные посиделки, вино, карты. С каждым днем он все больше и больше становился зависимым от алкоголя. Я старалась удержать его, а когда поняла, что мой муж спивается, решила уехать с ним из страны.

– А не проще было его лечить? Здесь лечиться намного дороже, чем в России или на Украине.

– Лечила! И не один раз. Кирилл и кодировался, и в закрытой клинике лежал. А уж к скольким народным целителям я его водила, не счесть. Лечения хватало на два-три месяца. И тогда мы решили начать жизнь с чистого листа, уехать в другую страну – подальше от искушения выпить с друзьями, приятелями. Выучить чужой язык, найти новую работу.

– Странное решение. Обычно на ПМЖ выезжают по другим мотивам.

– То же самое мне говорили мои родители. Они были против отъезда. Еще бы! Дедушка фронтовик, папа прокурор. Патриотизм во мне воспитывали с детства. Кирилл им никогда не нравился, хотя его отец и мать – очень интеллигентные люди, преподаватели вуза. А вот сын… Что-то они упустили в его воспитании. Когда мы поженились, мои родители не верили, что мне удастся исправить их ошибки, и стали ждать, когда мне надоест нянчиться с Кириллом и мы разведемся. А мы взяли и уехали в Германию. Скандал был жуткий. – Она перевела дух. – Сейчас все хорошо, но иногда Кирилла вновь тянет приложиться к бутылке. А у Густава постоянное застолье. Сами знаете. Я понимаю, все вокруг люди здоровые, им бокал пива или вина не повредит, но моему Кириллу стоит только начать. Потому мы недельку побыли и сбежали.

– И при этом вы соврали, что Кириллу предложили срочную работу и вам кровь из носу надо быть в Мюнхене? – вместо Лизы продолжила я.

– А что я, по-вашему, должна была сказать? Правду?

– Наверное, вам вообще не следовало ехать к Ирине. Вы должны были знать, что любая свадьба предполагает застолье.

– Ирина обиделась?

– Она подумала, что это вы на что-то обиделись. Вы же так неожиданно уехали.

– Временами людям весьма трудно объяснить истинную причину – стыдно. Потому-то мы с Кириллом все больше одни, в четырех стенах сидим. Я ему и мать, и жена, и нянька. Но иногда так хочется обыкновенного человеческого общения. К тому же Тамара Леонидовна так нас упрашивала поехать, что мы не смогли ей отказать. Очень славная женщина.

– Кстати, она к вам после приезда не заходила?

– Кто? Тамара Леонидовна? А она приехала? Странно, она же у Ириши собиралась еще пару недель погостить.

Реакция Лизы была столь искренней, что я ни на секунду не усомнилась в том, что Тамары Леонидовны здесь не было. Мне оставалось только хлопнуть себя по лбу:

– Ну конечно же, я все перепутала! Это Анна собиралась домой.

– Анна? Даже если бы она вернулась в Мюнхен, я бы не знала. Кажется, она живет в другом районе. И вообще до Иришкиной свадьбы я ее всего раз видела, – сообщила мне Лиза. – А что вы чай не пьете? Не любите? Вы пейте, пейте.

– Я пью. Чай очень ароматный… и горячий. А как Кирилл себя чувствует после аварии?

– Аварии?

– Ну да, вы же сказали Ирине, что попали в аварию. Или не было никакой аварии?

– Не было. – Она потупила глаза и стала стирать салфеткой со стола несуществующее пятнышко.

– Нет?

– Нет. А впрочем, что уж теперь скрывать? Кирилл очень хотел выпить. Очень. Даже просил остановиться у магазина. Я не разрешала. Из-за этого мы подрались в машине. – Я заметила на ее предплечье синяк. – Да, – вздохнула она, перехватив мой взгляд. – Водитель отвлекся на нас и врезался в затормозившую впереди машину. Мне-то ничего…

– А Кирилл сильно пострадал?

– Да нет. Так, несколько царапин на лице. Если бы вы знали, как мне трудно. За Кириллом надо смотреть в оба глаза. Работы нет, перспектив тоже.

– А живете на что?

– На пособие. Ну, я еще подрабатываю… Нам хватает. Кирилл пытается писать.

– Он писатель? Или, может быть, художник? – У меня екнуло сердце.

– Поэт. Поэт-песенник, – несколько разочаровала меня Лиза. В ее голосе не прозвучало гордости, только сожаление.

Я ее поняла и потому пожалела: «Бедняга. Кто из нас не писал в детстве или в юношестве стихи? Да почти все. Но всем ли дано стать действительно настоящим поэтом? Единицам. Слава богу, большая часть доморощенных гениев это понимает и впоследствии занимается делом: кто-то становится инженером, кто-то врачом, кто-то идет на завод. Но кто-то так и остается ребенком, чтобы всю жизнь писать стихи, которые никто и никогда не издаст и не прочитает».

Чтобы лишний раз не травмировать Лизу, спрашивать о творческой карьере Кирилла я не стала и перевела разговор на другую тему.

– А у вас мило, – сказала я, окинув взглядом тесную кухоньку. – Ах да! Не знаю, говорила ли вам по телефону Ира, но после вашего отъезда дом ограбили.

– Да, говорила, но толком ничего не сказала. А что пропало? Много ли вынесли? Очень ценное? – зачастила Лиза. Заметно было, что она сильно волнуется. – Столько в доме людей и ограбили… Никого хоть не убили? Все живы?

– Живы все, – успокоила я Лизу. – Все спали, – я не стала ей рассказывать, что в это утро покинули дом Алина, Тамара Леонидовна и племянники Ирины, – одному Николаю не спалось. Наверное, вышел подышать свежим воздухом и лицом к лицу встретился с бандитами. Его нашли на газоне с проломленной головой.

– Ужас какой!

– Сейчас он в больнице. Врачи делают все возможное.

– Будем надеяться, он выздоровеет, – вздохнула Лиза и еще раз поинтересовалась: – А что взяли воры?

– Вы помните стеклянную витрину, в которой хранились якобы сокровища нибелунгов?

– Я слышала, как Густав рассказывал легенду о нибелунгах, – Лиза не стала отрицать то, что знала о сокровищах, – но я подумала, что ценности никакого отношения к мифическим карликам не имеют. Возможно, вещи и старинные, но… до сказочных им далеко. Кому нужны эти желтые побрякушки? Грубая работа.

– Естественно, украшения не от Тиффани. Соглашусь, что они несколько грубоваты, но ценность их не в ювелирной работе, а в старине, как вы изволили заметить.

– А Густав проводил экспертизу? Слышала, что по углеродному составу можно абсолютно точно сказать, сколько вещи лет.

– Нет, – протянула я. – А впрочем, не знаю.

Спросить у Густава об экспертизе мне отчего-то не пришло в голову. Ну да какая теперь разница? Сейчас главное – найти вора и сами вещи.

– Если вещи действительно старинные, я бы на месте полиции поинтересовалась, с кем из историков или археологов общался Густав, – подсказала мне умную мысль Лиза. – Просто так кубок и что там еще было на аукцион не выставишь. Значит, ценности уйдут в частную коллекцию. А коллекционеров всегда можно вычислить.

– Легальных коллекционеров, – поправила я ее.

– Если коллекция теневая, тогда, считайте, не повезло, – согласившись со мной, уныло вздохнула Лиза.

«Нет, на воров Лиза и Кирилл не похожи, – подумала я, вглядываясь в умные глаза собеседницы. – И в Мюнхен я, похоже, приехала зря. Лиза, если судить по ее реакции, никакого отношения к ограблению не имеет. Бедная несчастная женщина, зацикленная на своем муженьке. Кирилл – ее крест. Все ее мысли и заботы только о нем. Кирилл? А тот, тот озабочен только тем, как бы напиться. Лиза вынуждена контролировать каждый его шаг. Она стережет мужа не хуже, чем дракон Фафнир стерег сокровища нибелунгов».

Как бы то ни было, при всей своей уверенности в Лизиной непричастности к ограблению я все же спросила:

– Лиза, а чем вы добирались из Дюссельдорфа в Мюнхен?

– Мы? Поездом. Чем же еще? Самолетом для нас дорого. А потом сели в такси. Там и подрались, – грустно улыбнулась она.

– Значит, вы всю ночь ехали?

– Ну конечно, – заверила она меня.

– Вы на всякий случай билеты найдите. Возможно, полицейские захотят с вами побеседовать, – предупредила я.

– Да? Но ведь, когда произошло ограбление, нас не было в доме.

– Это не имеет значения. Вы долго жили в доме, и потому подозрение может пасть и на вас.

– Понимаю, – задумчиво произнесла она. – Списать ограбление на нас – весьма удачный вариант. У нас нет работы, мы не родственники Ирины, к тому же эмигранты. Но самое главное – мы пока не граждане Германии. Все один к одному. – Лиза побледнела, понимая, в какую переделку попали она с мужем. – Я найду билеты, я не могла их выбросить, – заметалась она.

Мне стало ее жалко. Полицейские и впрямь могли все списать на них.

– Где же билеты? – Она сбегала в прихожую за сумкой и вывернула ее содержимое на стол. – Вспомнила! Билеты у Кирилла! А он никогда не очищает свои карманы. Перед стиркой я выгребаю из них все: бумажки от конфет, билеты на автобус, рекламки, которые раздают на улицах…

– Лиза, вы только не паникуйте. Под подозрением все: я, мой муж, моя подруга Алина, Анна, Николай и даже Тамара Леонидовна. А еще все, кто знал о ценностях Густава. А уж он постарался поставить всех в известность о хранящихся в доме сокровищах. Ирина говорит, что он перед всеми хвастался. И я ей верю. Есть у Густава такая черта.

– Зря хвастался. Бога благодарить надо, что воры никого не убили! Как подумаю, что кто-то мог погибнуть – Ирочка, Густав или Тамара Леонидовна, – мороз по коже идет! – Лиза действительно передернула плечами, как будто на нее повеяло холодным воздухом. – Не понимаю, почему сигнализация не сработала?

Я развела руками, мол, откуда мне знать.

– Вор нынче пошел не от сохи. В электронике разбирается. Не думаю, чтобы Густав стал экономить на сигнализации. Он, конечно, хвастун, но не дурак. Ира за дурака бы не пошла!

Ее эмоциональную речь прервал звонок в дверь. От неожиданности Лиза вздрогнула.

– Кирилл? – спросила я.

– Наверное, если только не полицейские, – испуганно произнесла она. – Пойду открою.

Через минуту до моих ушей донеслось:

– Кирилл, как ты мог?!

– А что такое?

– Я же тебя просила, умоляла. Ты сведешь меня в могилу! Господи, ты на человека не похож!

– Я?

– Иди в комнату, не позорься. – И хотя Кирилл ничего не спросил, Лиза сказала: – У нас Марина, подруга Ирины и Густава.

В кухню Лиза вернулась расстроенная донельзя.

– Взял деньги на газеты, а сам пошел в пивной бар, – вздохнула она. – Никакой пришел. Стыдно-то как. Что с ним делать, не знаю.

– Я могу с ним поговорить?

По-моему, Лиза решила, что я его хочу пристыдить:

– Вряд ли сейчас это возможно. Он никакой!

– Тогда я пойду, мне еще домой возвращаться, – сказала я, понимая, что Лизе сейчас не до меня.

– Уже уезжаете? Так быстро? – в ее вопросе было больше радости, чем сожаления. Полагаю, ей передо мной было стыдно.

– В принципе я уже все свои дела сделала. Сейчас на вокзал.

– Скоростные электрички ходят через каждые полчаса. Пройдитесь по городу, получите массу удовольствия. Составила бы вам компанию, но боюсь оставлять его одного. – Лиза кивнула головой в сторону комнаты.

Прогулка по Мюнхену! Мне очень хотелось последовать этому совету. О Мюнхене я знала много – как-никак я директор туристического агентства, – но прежде здесь бывать мне не доводилось. Естественно, очень хотелось своими глазами увидеть столицу Баварии.

– Здорово! – восторженно воскликнула я, про себя думая: «А что, если и правда погулять по городу? Не торчать же на вокзале?» – А вы не могли бы позвонить на вокзал и спросить, когда отходит электричка на Майнц? Я не очень хорошо говорю по-немецки, – призналась я, – меня могут не понять, я могу не то услышать. Еще опоздаю на электричку.

– Нет проблем. Майнц? – переспросила Лиза и взяла в руки телефон. Разговор со справочной службой был очень короткий. – В вашем распоряжении два с половиной часа. Прибытие в Майнц в половине одиннадцатого. Вот, возьмите. Это карта Мюнхена на русском языке, она вам пригодится.

Лиза была сама любезность.

– Спасибо, – поблагодарила я, поднимаясь. Не хотелось терять ни минуты.

Взглянуть на Кирилла я так и не смогла. Лиза, провожая меня до выхода, стала так, что спиной закрыла дверь, ведущую в комнату. Я, конечно же, это заметила, но подумала, что у Лизы уже вошло в привычку делать вид, будто в ее семье все в порядке.

Глава 12

Пока таксист вез меня в центр, я ознакомилась с путеводителем, который Лиза вручила мне вместе с картой. Теперь я точно знала, что мне надо в Старый город. Догадавшись, что водитель попросил меня уточнить, куда мне именно надо, я уверенно назвала:

– Мариенплатц.

– Я-я, – кивнул он и что-то добавил.

Что он сказал, я поняла лишь тогда, когда машина остановилась не на площади, а на узкой улице. «Дальше не проехать», – наверное, это он имел в виду.

Ничего, пройдусь пешком. Я люблю ходить, особенно по вот таким старым узким улочкам. Когда я иду по старинной брусчатке, мне почему-то всегда кажется, что, если я вырвусь из толпы любопытных туристов, сверну в какой-нибудь двор, уйду за угол или нырну в первую попавшуюся по пути арку, ветер времени отнесет меня на пять-шесть веков назад, в город, где нет ни автомобилей, портящих воздух, ни гремящих трамваев, где по мостовой проезжают золоченые кареты, а по тротуарам разгуливают дамы в кринолинах и в сопровождении галантных кавалеров.

Каждый раз я мечтаю оказаться в сказке, но настоящее так или иначе не отпускает меня. Уже через минуту меня больно задели сумкой, потом я перешла кому-то дорогу, и меня обругали, причем на чистейшем русском языке. Я прислушалась к разноголосой толпе, сопровождающей меня на Мариенплатц, – соотечественников было очень много.

«Похоже, что русские как появились в Германии в сорок пятом году, так ее и не покидали», – пришло мне в голову.

И вот я на Мариенплатц! Еще в такси я успела прочитать, что со времен основания Мюнхена Генрихом Львом в 1158 году эта площадь является центром города. До начала девятнадцатого века здесь проходили зерновые и крестьянские базары, а во времена Средневековья это было место рыцарских турниров. А своим названием она обязана колонне, которая была воздвигнута в семнадцатом веке в честь святой Марии, заступницы Баварии. Четыре фигурки символизируют четырех заложниц: чумы, войны, голода и ереси.

Как на всякой главной городской площади, здесь есть ратуша. Это Новая ратуша. Есть еще Старая ратуша, она находится несколько дальше, и большая часть ее была разрушена во время Второй мировой войны. Зато Новая ратуша – это настоящее произведение искусства, построенное по приказу короля Людвига Первого. Фасад здания украшают орнаменты и фигуры баварских герцогов, князей, королей, легендарных персонажей и святых. Очень красиво! К сожалению, у меня не было времени зайти внутрь. Если верить путеводителю, то внутри ратуша не менее интересна, чем снаружи.

Я побродила еще немного по городу, увидела знаменитую Фрауэнкирхе, один из главных символов Мюнхена, фонтан Фишбруннен, излюбленное место встреч молодежи, дошла до Старой ратуши, в реконструированной башне которой сейчас находится музей игрушек, посмотрела на часы и решила ехать на вокзал.

Поздним вечером я сошла с электрички на перрон вокзала города Майнц. Боясь опоздать на теплоход, взяла такси и уже через пятнадцать минут стучала в дверь своей, то есть Алининой каюты.

– Господи, кто там? Я уже сплю! – услышала я раздосадованный, но отнюдь не сонный голос Алины. – Есть у меня право на отдых или нет? Достали! – пробурчала она тихо, но я все же услышала.

«Что это с ней? Неужели она так и с туристами разговаривает?» – ужаснулась я.

– Это я, – ответила я. – Марина.

– Кто? Какая Марина?

Сдается мне, она не ожидала встретиться со мной сегодня. Впрочем, это вполне объяснимо: в телефонном разговоре я ни словом не обмолвилась о том, что хочу вернуться на теплоход.

Замок щелкнул, и дверь открылась.

– И правда ты! Откуда?

Меня насторожило то, что я не увидела в Алининых глазах радости.

– Да вот, решила тебя поддержать в трудную минуту, – сказала я, присматриваясь к подруге. Она стояла какая-то поникшая и уставшая, с темными кругами под глазами и почему-то с перебинтованной рукой.

– А что с рукой?

– А это меня сегодня чуть в кофе не сварили. На палубе стоит автомат. Чтобы не идти в ресторан и не спускать с Бориса и Антона глаз, я решила попить кофейку на свежем воздухе. Передо мной к автомату подошел мужчина, с виду баскетболист, такой высокий. Он налил в чашку кипяток и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, пошел. Как на грех, на его пути оказалась я. Этот детина вниз не смотрел! Короче, он не заметил меня и врезался. Хорошо, что кофе пролился мне на руку, а не на голову.

– А с ногой что?

Алина, хромая, с трудом дошла до дивана и рухнула на него.

– А это я вчера чуть с трапа не рухнула. Когда поднималась на судно, подвернула ногу.

– Что-то тебе не везет.

Алина кивнула:

– Это правильно, что ты решила приехать. А то я думала, мне до конца придется одной справляться с этой ненормальной группой. Словно все с ума посходили.

– На корабле паника?

– Какая там паника, – скривилась она.

– Ну как же? Пропала Тамара Леонидовна. Непонятно, что с ней. Возможно, что и утонула, – неуверенно протянула я, хотя девять против десяти, так оно и есть: у дочери ее нет, и домой она не приезжала. Где тогда она?

– Никакой паники нет. Немецкая полиция это тебе не российская, которая всех сначала пересажает, а потом ищет виноватых. Были тут полицейские, но никакого испуга или дискомфорта туристы в связи с их присутствием не испытали. Парни даже в форму одеты не были. Поговорили со мной, капитаном, с Борей и Антоном. Ну, может, еще кого-то из нашей группы спросили: видели ли фрау в тот вечер или нет. Все поняли так: ее укачало, и она просто сошла на берег. И вот тут-то началось. Все почему-то решили, что можно самому корректировать расписание остановок. Расстояния здесь близкие. Опоздал на судно – не беда, можно сесть на такси и догнать теплоход в другом городе. Сначала в Кобленце не вернулись на борт Татьяна Горохова и Алексей Ковальчук.

– Кто такие? – За два бурных дня у меня из памяти вылетели имена и фамилии членов нашей группы.

– Она такая молодая и хорошенькая. Ну, может, не очень молодая, лет тридцать, – уточнила Алина, чтобы я ее вспомнила. – А он солидный дядька, с внешностью партийного функционера.

– Муж и жена?

– Марина, ну какие муж и жена?! Фамилии разные! Они любовники! Это видно с первого взгляда.

– И что они? Тоже пропали? – заволновалась я. Уж не инопланетяне ли похищают наших туристов?

– Чем ты слушаешь? Утром появились на завтраке. Теплоход как раз пришвартовался в Майнце. Кстати, многие туристы не ночуют в своих каютах. Особенно молодежь до тридцати.

– Почему?

– Предпочитают дискотеки в ночных клубах на берегу.

– Потому что не качает? – предположила я.

Алина с сожалением посмотрела на меня.

– Потому что там поет российская попса, – вздохнув, просветила она меня. – Не Пугачева, конечно, и не Киркоров, а исполнители попроще: «фабриканты», группы там разные, типа «Руки вверх!». В Германии много эмигрантов из стран СНГ, которые раскупают билеты на концерты любых русскоговорящих исполнителей. Тоска по родине, вроде того. Может, в больших залах они и не выступают, а вот по дискотекам и ночным клубам колесят.

– Бог с ней, с этой попсой, – отмахнулась я от навязанной мне темы. – Мы не о том говорим. Ты мне вообще расскажи, как все произошло.

– Что именно? – Алина явно тормозила. Могла бы сразу понять, что я ее спрашиваю о матери Ирины.

– Как Тамара Леонидовна пропала?

– А я видела?! Все, что знала, я тебе по телефону рассказала.

– То есть то, что нашли ее вещи и вы с Антоном и Борисом обшарили весь корабль?

– Да.

– Хорошо искали?

– Ты издеваешься?

– Не сердись, а как Борис и Антон восприняли известие о том, что исчезла Тамара Леонидовна?

– Искренне сожалели, что вместе с ней исчез ее кошелек, – язвительно сказала Алина. – Антон даже попросил меня показать ее вещи, чтобы знать, не сошла ли она на берег в другом платье. Когда я достала ему ее чемодан, он долго в нем копался. Я поторопила его с ответом: все ли вещи на месте? Он ответил, что так сразу сказать не может, а потом спросил, не знаю ли я, где она держала деньги. При этом он так подозрительно на меня смотрел, как будто эти деньги взяла я.

– То есть денег вы не нашли?

– Нет. Я вообще не знаю, были ли они. На корабле вся еда и большая часть напитков бесплатные. За деньги в барах только элитные коньяки и шампанское «Дом Периньон». Но Тамара Леонидовна не из тех, кто ходит по барам. Я не видела, чтобы она вообще пила спиртные напитки. Так что деньги ей в поездке, по большому счету, нужны не были. Конечно, она могла взять с собой какую-то сумму, но вряд ли большую.

– Анна могла доверить Тамаре Леонидовне деньги Бориса и Антона, чтобы те не спустили их в первый же вечер. Возможно, юноши и не пили бы дорогие коньяки, но запросто могли бы проиграть деньги в игровых автоматах. Казино здесь есть?

– Казино? – встрепенулась Алина, как будто я застала ее врасплох. – Ну да, в казино мы неоднократно заходили. Я для конспирации садилась за стол, за которым играли в покер, а юноши терлись рядом с игровыми автоматами. Проигрывали они или выигрывали, я не знаю. Не буду же я стоять над ними?

– Да, конечно, – согласилась я с ней.

– Я и так чуть не попалась, когда в каюту к ним залезла, – продолжила Алина.

– Они тебя застукали?

– Слава богу, нет. Я подошла к горничной и наполовину словами, наполовину на пальцах объяснила ей, что моя семья с ключом от каюты где-то бродит по теплоходу, а мне срочно надо попасть внутрь. Женщина, ни о чем не подозревая, дала мне ключ. Дальше я улучила момент, когда Борис и Антон, а также их попутчики отправились на ужин, и открыла дверь каюты.

– Ну и?

– Нет, ничего не нашла, – мотнула головой она. – Но ведь не обязательно прятать рулон с картинами в своем чемодане, правда? На теплоходе есть тысячи мест, где можно спрятать. Так вот, когда я шла от них по коридору, нос к носу столкнулась с Борисом. Он как будто почувствовал что-то неладное. У него был такой взгляд… – покачала она головой.

– Взгляд можно объяснить. Твоя каюта первого класса, наверху, а у него в трюме. Соображаешь? Что тебе делать в трюме? Ты мне скажи, они все еще здесь, на корабле? Или прервали путешествие?

– Как же! – фыркнула Алина. – Когда они сошли на берег с полицейскими, чтобы ехать в участок – надо было соблюсти кое-какие формальности, – я наивно решила, что из Майнца они поедут в Дюссельдорф. Все-таки какие-никакие, а родственники Тамары Леонидовны. Я тоже хотела поехать в полицейский участок, но мне ответили, что вряд ли могу быть полезна в этом деле. Я не особенно расстроилась, потому что немецкий знаю слабо. Толку бы от меня в участке было мало. И Курт не мог поехать – нужно было проводить экскурсию. Собиралась взять такси, но замешкалась и упустила из виду и Антона с Борисом, и полицейских. Думала, больше их не увижу. Но можешь представить мое удивление, когда через четыре часа я заметила Бориса и Антона на палубе? Они как ни в чем не бывало сидели в шезлонгах и пили пиво.

– Все правильно, – фыркнула я. – Круиз оплачен. Надо бы поговорить с этими ребятками по душам. Мне было бы неловко оставаться на корабле, когда в семье горе.

– Не получится, – мотнула головой Алина. – Наблюдаю за ними со стороны – веселятся на всю катушку. Только на горизонте появляюсь я – на их лицах проявляются вселенская грусть и печаль. Лицемеры! Пробовала им намекнуть, что негоже веселиться, когда, быть может, их сводная бабушка – или кем она им приходится? – на том свете. На что они мне ответили: «Не факт, что она утонула». А еще я от них узнала, что у Тамары Леонидовны сложный характер и она очень независимая.

«Интересно, когда молодые люди смогли так хорошо узнать Тамару Леонидовну, если до Германии они с ней не встречались?» – подумала я.

– «Ей мог понравиться Кобленц, вот она и сошла, чтобы вечером по нему прогуляться. А там заблудилась или опоздала к отплытию», – такую версию предложили братья. Я не могла им возразить. Видела Тамару Леонидовну только за ужином, а потом, прости, у меня была четкая установка. Ты мне сказала следить за Борисом и Антоном. Я с них глаз не спускала, – сказала Алина, приложив руку к груди. – Так что нельзя отрицать то, что ей действительно захотелось осмотреть достопримечательности Кобленца.

– А что, экскурсии по городу не было? – удивилась я.

– Была, конечно, экскурсия. Ходили очень много. Чудный городок, построенный на слиянии рек Мозель и Рейн. Это место еще называют Немецким углом, или главным уголком страны. Примечательно, что именно здесь стоит величественный монумент – кайзер Вильгельм Первый на коне. Немцы весьма его чтят. Под руководством Вильгельма Первого в девятнадцатом веке Германия последовательно победила в трех войнах Данию, Австрию и Францию и объединилась в единую империю (Второй рейх). Что интересно, во время Второй мировой войны американские войска, испытывая новую пушку, избрали этот монумент в качестве своей мишени. В результате статуя была почти полностью разрушена. Французские оккупационные власти хотели вообще ее снести, чтобы на этом месте поставить памятник миру и дружбе народов, но эта идея не была воплощена в жизнь. А в конце прошлого века после долгих дискуссий монумент кайзеру Вильгельму Первому был восстановлен.

– Может, Тамара Леонидовна решила еще раз посмотреть на памятник, только ночью? – усмехнулась я.

– Не смейся, – тут же сказала Алина. – Рейн очень красивый в темное время суток – весь в огнях.

– Я не смеюсь. Хочется все-таки уяснить, что сталось с тещей Густава. Какие-то сведения от полицейских есть? Они исследовали окрестности? Если она утонула, то ее тело могло выбросить на берег.

– Или снести вниз по течению, – добавила Алина. – Нет, у меня никаких новостей, но они оставили мне свой номер телефона. Завтра я собиралась просить Курта им позвонить. Не знаю, что бы я вообще без этого парня делала. Приеду домой, запишусь на курсы немецкого языка, одного английского мало. А может, и французский выучу.

– Давай-давай, с французскими полицейскими мы еще не общались.

Корабль слегка качнуло. Он плавно отчалил от берега, чтобы за несколько ночных часов преодолеть расстояние до очередного населенного пункта, входящего в нашу экскурсионную программу.

– Давай спать, а завтра ты мне расскажешь, что у вас случилось, – попросила меня Алина, укладываясь в постель. Уже сквозь сон она пробормотала: – Как там Густав? Он сильно расстроен? Ничего, все утрясется. Я обещаю. – Она сладко зевнула и отвернулась от меня на другой бок.

Глава 13

Утром – мы довольно рано проснулись – я рассказала подруге о том, что творилось в тот день, когда стало известно об ограблении.

– Кто бы мог подумать, что он так будет переживать, – пробормотала Алина. – Густав мне всегда казался человеком с чувством юмора. Этаким непотопляемым весельчаком.

– Господи, Алина, какие могут быть шутки?! – возмутилась я. – Его обокрали!!! Эти чертовы сокровища нибелунгов! А какие картины вынесли! Поленов!!!

– Марина, ты меня не поняла, – смутилась она. – Я всего лишь поверить не могу, что Густав способен так глубоко переживать.

– Придется. Мало того, еще Николаю досталось. Проломлена лобная кость!

– Н-да, оказался не в том месте не в то время, – посочувствовала ему Алина. – Как подумаю, что сама могла нос к носу столкнуться с грабителями, мороз по коже идет. В коме он, говоришь? Плохие дела.

– Да, хуже некуда. Может, он, конечно, и придет в себя, но будет ли помнить, кто его так огрел, как знать?

– А полицейские что говорят? – осторожно, чтобы меня не разозлить еще больше, спросила Алина.

– Что говорят? Порылись в доме, поговорили с прислугой, Густавом и его женой. На этом дело, похоже, и остановилось. Не знаю, что у них на уме. Зато у меня голова раскалывается. Прислугу я вычеркнула сразу. Добропорядочные немцы, работают в доме сто лет. Густав рос у них на глазах. Естественно, они души в нем не чают… как бы по-хамски он себя ни вел. Ох, Алина, если бы ты знала, какая тяжелая атмосфера в доме. Густав срывается на всех.

– Н-да, нелегко тебе там было, – грустно произнесла Алина. – Значит, остаются гости. Судя по всему, тебя и Олега Густав из списка подозреваемых вычеркнул. Старинные друзья и все такое. Николай тоже отпадает – ему самому досталось. – Она протяжно вздохнула.

– Алина, на тебя тоже никто не думает, – поторопилась я заверить подругу. – Кстати, я же тебе не рассказала, как встречалась с Лизой и Кириллом.

– Вот! – оживилась Алина, обрадовавшись, что подозрение падает не на нее. – Я без тебя анализировала и тоже пришла к мысли, что Лиза и Кирилл имели все шансы стянуть картины Густава.

В ответ я пожала плечами – сама я так уже не думала.

– А что? – удивилась моей реакции Алина. – Дом они, пока жили, хорошо изучили. Сделали вид, что уехали, а потом ночью вернулись, – развила она свою мысль. – Не факт, что ограбление было совершено между шестью и семью часами утра. Могли украсть гораздо раньше, когда все спали. Дождались, когда в шесть снимут сигнализацию – они же были в курсе, что меня повезут в Кобленц рано утром, – стали пробираться к выходу, но, на свою беду, им по пути встретился Николай.

– Да нет, Алина. Тут расклад несколько другой. Дело в том, что Кирилл – алкоголик.

– Как будто алкоголик не может быть вором? Как раз и может! Теперь я даже в этом уверена.

– Да ты послушай, – пришлось мне ее перебить и детально пересказать разговор с Лизой.

– Бедная девочка, – пожалела ее Алина. – И все равно твой рассказ меня не убедил. Тебя может разжалобить любой.

– У них алиби. У Лизы на руках железнодорожные билеты.

– Билеты есть, а летели самолетом, утром, – стояла на своем Алина.

– Ты бы видела, в какой бедности они живут. Пособия хватает только на лекарства для Кирилла. И потом, Лиза такая интеллигентная, воспитанная девушка. Она не способна на воровство.

– А Кирилл?

– И Кирилл не мог. Хотя бы потому, что Лиза не спускает с него глаз.

В ответ Алина только хмыкнула и снисходительно на меня посмотрела.

– Вот поэтому надо все внимание сосредоточить на Борисе и Антоне, – поставила я точку в разговоре.

После завтрака Алина предложила мне понаблюдать за юношами самой. Дескать, она и так успела примелькаться.

– А ты что собираешься делать?

– Я? Схожу в казино, разузнаю, много ли проиграли братья.

Я согласилась – нужная информация.

На речном судне – какой бы оно ни было категории – не разгуляешься. В десять часов утра свободное место у перил с трудом удалось найти. Побродив по палубе, я все же втиснулась между семейной парой соотечественников и какими-то французами, громко восторгавшимися красотами верхнего Рейна. Как впоследствии оказалось, мы уже плыли по французской территории. Впереди нас ждал Страсбург.

– Красиво, правда? – завела я разговор, перехватив недовольный мужской взгляд.

Еще бы, ему пришлось подвинуться! В моей памяти всплыло имя мужчины – Сергей Алексеевич. А вот как звали его жену, вспомнить так и не удалось. Обоим было за шестьдесят, выглядели они весьма степенно. Он был похож на члена ученого совета: этакий профессор с тонкой золотой оправой на носу и бородкой клинышком. Жена отлично его дополняла: хрупкая дамочка с волосами, затянутыми в тугой узел на затылке, и удивительно прямой спиной.

Перед моей обаятельной улыбкой Сергей Алексеевич не смог устоять и сменил гнев на милость.

– Умеют ценить природу. Я до этого по Дону ходил, – поведал мне он. – Все хорошо. Простор, воздух, степи просматриваются, тихие заводи… Но на берегу – сплошная совдепия. Бабушки в валенках и ватниках. Деревеньки серые, убогие. Не дошел еще до наших мест капитализм, не дошел. Здесь – другое дело. Чистенько, ухоженно: ни бумажки выброшенной, ни банки, ни склянки. Ехал сюда и не верил, что такое возможно. Может, психология у них другая?

– Будет и у нас чисто, – пообещала я, как будто от меня что-то зависело. – Вы лучше скажите, Сергей Алексеевич, как вам здесь, на теплоходе? Все устраивает?

– Вроде бы все, – без энтузиазма ответил мужчина. – Гид прекрасный. Кормежка от пуза. Пиво отличное.

– А публика?

– А что публика? Публика разношерстная: и старики, и молодежь. Вроде бы всем места хватает, – вздохнул он.

«Устал путешествовать или ностальгия заела, – решила я. – А еще обида, что здесь так чисто и ухоженно, а у нас каждый норовит намусорить».

– Значит, вы не в обиде? – пристала я к нему с вопросами.

Жена Сергея Алексеевича в разговор не вступала. С отрешенным лицом дама разглядывала рыбацкие лодки, мимо которых мы проплывали.

– А на что я должен быть в обиде? – решил уточнить Сергей Алексеевич.

– В Дюссельдорфе на свой страх и риск я пополнила группу тремя людьми: дама в летах и два молодых человека. Вспомнили? Они тоже из наших, не так давно переехали сюда на ПМЖ..

– Вспомнил! – осчастливил меня собеседник. – Я еще о них подумал, что они на самолет не успели и опоздали, а они, оказывается, почти что уже немцы.

– Да-да, – закивала я. – Меня знакомые попросили их взять. Я с капитаном договаривалась, свое место уступила, а она, Тамара Леонидовна, никого не предупредив, сошла на берег, – сказав это, я воззрилась на Сергея Алексеевича и его жену. Они не стали меня разубеждать, что Тамара Леонидовна сошла по трапу собственными ногами, а не кинулась за борт. «Неужели они не видели на борту судна полицейских, не заметили, как Алина, Борис и Антон прочесывают каждый уголок палубы?» – Если что-то не нравится, всегда надо говорить об этом вслух, а не втихомолку бежать с корабля. Вот где теперь она? Я волнуюсь, родственники места себе не находят…

Я еще раз посмотрела на супружескую чету. Похоже, Тамара Леонидовна их мало интересовала.

– В конце концов, я руководитель группы и несу за нее ответственность.

– Да, некрасиво женщина поступила, – протянула жена Сергея Алексеевича. – Предупредить она, конечно же, должна была. Может, она тоже не нашла вас? – в ее вопросе слышался сарказм.

– Что значит тоже? – насторожилась я.

– Я пыталась вас найти. Хотела поменять каюту. Наши окна выходят на прогулочную палубу. Там до утра хождения, а мы люди пожилые, спать рано ложимся. Но…

Все правильно: как бы она меня нашла, если меня не было на борту?

– Простите, как ваше имя-отчество?

– Зоя Андреевна.

– Зоя Андреевна, я три дня отсутствовала по делам, – пришлось мне оправдываться, – но с вами была Алина Николаевна, мой заместитель.

– Я ее даже не видела, – фыркнула женщина. – Вру. Прошлой ночью мне не спалось, и я решила пройтись по палубе, подышать ночным воздухом. Любопытства ради заглянула в казино, а там ажиотаж. Ваша Алина Николаевна сорвала крупный выигрыш! Сколько, не знаю.

– Да? – удивилась я. Надо же, а Алина мне о выигрыше ничего не сказала.

– Да, – подтвердила Зоя Андреевна. – Фишек рядом с ней была целая гора. А времени было что-то около двух-трех часов ночи. И вы хотите, чтобы после бурной ночи она занималась проблемами туристов? Естественно, днем она спит. А что делать нам? Мы днем спать не можем. А еще хочется на экскурсию съездить. А с больной головой и засыпая на ходу, много посмотришь?

«Вот в чем причина недовольства Зои Андреевны и Сергея Алексеевича – в хроническом недосыпании, – наконец-то до меня дошло. – Ну, Алине достанется по первое число! Что ей стоило поселить Зою Андреевну и ее мужа в нашу каюту, а самой переехать к ним?»

– Я поменяю вам каюту, – пообещала я.

– Будьте так любезны, – она сказала таким тоном, что я сразу поняла: если этого не сделаю, «Пилигрим» ждут большие неприятности.

– Будут ли еще пожелания?

– Наверное, нет, – смягчилась Зоя Андреевна. – Все остальное хорошо: питание, экскурсии. Здесь, на теплоходе, кажется, есть все: и парикмахерская, и магазины, обменный пункт. Кстати, я краем уха слышала, что те двое молодых людей, которых взяли в нашу группу, переехали на ПМЖ в Германию.

– Да, – кивнула я, догадываясь, что речь сейчас пойдет о Борисе и Антоне.

– И они не работают?

– Вроде бы нет.

– А какое у них пособие по безработице? – поинтересовалась Зоя Андреевна.

– Что-то около шестисот евро, – ответила я, пока еще не понимая, к чему клонит моя собеседница. – Но, конечно же, путевку они не на свои деньги купили. Отдых им оплатили.

– Я так и думала, – удовлетворенно качнула головой Зоя Андреевна. – А то, что они выходцы из стран СНГ, так вообще в глаза бросается.

– А почему бросается? – обиделась я не столько за Бориса и Антона, сколько за всех остальных туристов, выходцев из стран СНГ.

– Ни французы, ни немцы не приторговывают личными вещами.

– А те приторговывали? Чем? Вы видели, чем они торговали? – сообщение Зои Андреевны настолько меня заинтересовало, что я не смогла сдержать своих эмоций. А что, если Борис и Антон торгуют не личными вещами, как выразилась моя соотечественница, а вещами Густава?

– Я не разглядела, что там было, но что-то не очень большое, блестящее. Может, часы или цепочка.

«Господи, парни торгуют сокровищами нибелунгов! Там был браслет, перстень, еще что-то. Главное, металлическое и блестящее», – сообразила я. От подобной догадки у меня перехватило дыхание

– А кому они предлагали эти вещи? – сдерживая волнение, спросила я. – Иностранцам?

– Да нет, нашим, – осчастливила меня своим ответом Зоя Андреевна.

Продай Борис и Антон сокровища Густава французам или немцам, это намного бы осложнило дальнейшее расследование. Это русские туристы покупают тур от начала до конца, а иностранные граждане могут подсесть в любом порту и так же, не простившись, сойти на следующей пристани.

– И вы запомнили, кому предлагались вещи?

– Конечно. Тане Гороховой и ее спутнику. – Зоя Андреевна загадочно улыбнулась, будто хотела этим сказать: «Ну, вы понимаете, кого я имею в виду?»

– Это кто такая?

– Рыженькая, симпатичная. А ее кавалер солидный такой.

«Понятно, о ком идет речь. Михаил Иванович Ковальчук, – догадалась я и немного расстроилась. – Интересно, подтвердит ли он, что купил раритетные вещички у молодых людей? По виду он мужик серьезный, законы знает. Он не обязан отвечать на мои вопросы. И надавить на него я вряд ли смогу. Придется действовать хитростью».

Пожалуй, большего сказать Зоя Андреевна и Сергей Алексеевич мне не могли. Я стала раскланиваться, чтобы найти Татьяну Горохову и Михаила Ковальчука и узнать, что продали им Борис и Антон.

Глава 14

Эту парочку я нашла в ресторане. Они сидели за столиком и не спеша пили кофе. По всей видимости, их завтрак подходил к концу. Я не стала вторгаться в идиллию любовников, решив перехватить их на выходе. О чем я с ними буду говорить, я уже приблизительно знала.

Как только они вышли из ресторана, я буквально бросилась к ним в ноги.

– Михаил Иванович, Танечка, здравствуйте.

– Добрый день, – несколько удивленно поздоровался со мной Ковальчук.

– Давайте отойдем в сторонку. – Как только мы ушли с прохода, я продолжила: – У меня к вам большая просьба. У вас ведь каюта на средней палубе? Не могли бы вы переехать в каюту люкс? – Я хотела переселить Ковальчука с Гороховой в нашу с Алиной каюту, в то время как нам самим переселиться в каюту Сергея Алексеевича и Зои Андреевны, а их отправить в каюту Ковальчука. Это было предложение, от которого невозможно отказаться. – Естественно, без какой-либо доплаты.

Ковальчук переглянулся с Гороховой.

– Но…

– Понимаю, я доставляю вам хлопоты, но помогите мне решить одну проблему. С нами едет пожилая супружеская пара, а им досталась каюта, окна которой выходят на прогулочную палубу. Рядом бар, дискотека… Народ до утра шастает… А моя каюта вам понравится, я в этом уверена. Она находится на носу, полный обзор. Тихо, спокойно.

– А почему вы не предложите ее старикам? – насторожилась Татьяна.

– У них проблема со сном, а в моей каюте солнце светит прямо в иллюминатор, – придумала я. Солнце действительно светило по утрам, но скоро теплоход должен был повернуть назад, и эта проблема исчезла бы сама собой.

– Если так, то пожалуйста. Танечка, ты не возражаешь? – спросил у своей спутницы Михаил Иванович.

У Танечки так горели глаза, она так хотела заполучить каюту люкс, что если бы она даже сказала «нет», я бы подумала, что ослышалась.

– Нет, дорогой. Почему бы не помочь людям? – скрывая возбуждение, пожала она плечами. – До экскурсии полтора часа. Мы можем прямо сейчас собрать вещи.

– Вы даже не представляете, как я вам благодарна. Я ваша должница, правда-правда, – затарахтела я. – Не было меня на судне три дня, а тут такие проблемы. Столько всего навалилось. Господи, как бы мне все разгрести? Представляете, моих друзей обокрали. Преступление века! – поделилась я. Таня округлила глаза. Михаил Иванович недоверчиво скривился. – Так все думали! Хозяин перед всеми хвастал своими семейными реликвиями. Сокровища нибелунгов! Слышали, наверное?

– Вроде бы опера такая есть, – неуверенно протянула Татьяна. – «Кольцо нибелунгов». Но ведь это сказка?

– В точку! Сказка! Более того, наши сокровища, то есть украденные, никакой ценности не имеют. Сделаны они из сплава, очень похожего на золото, но золота в нем ноль целых ноль десятых. Стопроцентная подделка! – Я не сводила глаз с Гороховой и Ковальчука, но они даже не обменялись взглядами. Вот это выдержка! Хотя…

– Не повезло ворам, – без сожаления сказала Татьяна.

– А людям, которым воры пытаются впарить эти штучки, думаете, повезет?

– Это их проблемы, – бесстрастно заметил Ковальчук.

– Мои тоже, – вздохнула я. – Дело в том, что я неким образом оказалась втянутой в это дело. – Вот тут-то глаза моих собеседников стали круглыми как блюдца. – Два молодых человека, которых я включила в группу уже здесь, в Германии, жили в доме моих друзей и покинули его в ночь, когда произошло ограбление. У полиции есть подозрения, что это их рук дело. Странно, что им до сих пор не предъявлены обвинения.

– Скажите, речь о Борисе и Антоне? – спросила Татьяна.

– Да. Неужели они к вам подходили? – наигранно ужаснулась я.

– Да, но… – Татьяна замялась, прикусив губу.

– Нет, вы не бойтесь. В моих интересах избежать скандала. Я помогу вам избавиться от покупки. Мы вернем ее Борису и Антону, заберем обратно деньги, и в этот момент их схватят с поличным. Я обставлю все так, будто вы намеренно пошли на сделку, чтобы помочь полиции. Вы можете мне доверять.

– Нет, – мотнул головой Михаил Иванович, – вы неправильно Таню поняли. Молодые люди действительно подходили к нам, но ничего такого они нам не предлагали.

– А что предлагали?

– Часы.

– Часы?

– Да. Якобы швейцарские часы, подделка, но отменного качества. У ваших друзей пропадали часы?

– Нет, и подделку они не носят, – разочарованно протянула я.

– И мы не носим, – ухмыльнулся Ковальчук. – Я в состоянии купить себе оригинал. Как они меня ни уговаривали, я не стал их брать.

– А больше они вам ничего не предлагали?

– Нет, но даже если они предлагали бы что-то стоящее, я бы все равно ничего у них не купил. Очень подозрительными мне показались эти малые.

– Вам тоже? – обрадовалась я тому, что наши мнения совпали. – А что именно вас насторожило?

– Да вся их компания больная на всю голову.

– Компания? А, вы, наверное, имеете в виду бабушку этих молодых людей?

– Бабушку? По возрасту, может, и да, – ухмыльнулся Михаил Иванович.

– Я не совсем вас понимаю.

– Да ладно, все мы не без греха. Лично у меня уже третий брак, – он с нежностью посмотрел на Татьяну, – полагаю, последний.

– Так вы муж и жена? – воскликнула я и, кажется, своей реакцией их обидела.

Татьяна, нахмурив бровки, поджала губы. Михаил Иванович недовольно скривился.

– А вы думали, любовники? А хоть бы и так! – гордо вздернула голову Татьяна.

– Вы уж меня простите. Я не хотела вас ничем обидеть. Всякое в жизни случается. Амур ведь не выбирает, женатый человек или нет. Как говорится, любовь нечаянно нагрянет… – зачастила я.

– Вы еще спойте… Ладно, не оправдывайтесь, – разрешил мне Михаил Иванович. – Мне надоело всем объяснять, что первый брак у меня был по молодости да по глупости. Развелись практически сразу после свадьбы. Вторая жена умерла, оставив мне двоих детей. А Танечка… Танечка – учительница моих детей. Роман наш длился долгих четыре года, пока мне не надоело ходить в школу каждый раз, когда мои близнецы нашкодят, – отшутился он. – Сделал ей предложение, а она взяла и согласилась.

– Попробовала бы я не согласиться, – повела бровями Татьяна. – И из школы ты меня уволил.

– Зато теперь ты классный менеджер по персоналу, курсы практической психологии окончила. Мне как можешь помогаешь. Короче, я доволен.

– Здорово, – улыбнулась я. – Приятно видеть перед собой счастливых людей. Так что вы говорили о Тамаре Леонидовне? Что в ее поведении не так?

– А все не так. Старая перечница, а смотрит на мужиков как девка, которой невтерпеж замуж. В первый день, когда я ее заметил, у меня сложилось такое впечатление, что она вышла на охоту.

Татьяна толкнула мужа в бок локтем.

– Извини, вульгарно выражаюсь. Но ведь это правда! И что интересно, мужики на нее клюют.

– Неужто?

– Да! Да хотя бы взять Сидоренко Виктора Николаевича!

– Кто это? Тоже из нашей группы? – Фамилия поклонника Тамары Леонидовны показалась мне знакомой.

– Ну да, я у него практику после института проходил. Часто и по работе приходилось контачить. Приятно удивился, увидев его в аэропорту. Обычно в таком возрасте или на даче сидят, или в санатории кости лечат. А этот путешествует! Вызывает восхищение, согласитесь.

– И что он? Глаз на Тамару Леонидовну положил?

– Еще как положил. В тот же вечер, не поверите, они стояли на палубе и целовались. Сам видел, – сказал Михаил Иванович и покраснел. – Нет, вы не подумайте, я за ними не подглядывал. Просто иду, а они стоят в обнимку. Честно признаюсь, я им позавидовал.

– Миша, чему ты удивляешься, если душа молодая? – улыбнулась мужу Татьяна.

– Михаил Иванович, а вы давно видели Виктора Николаевича? – спросила я.

– Тогда, когда они целовались, и видел. На следующий день он на экскурсию не поехал. В ресторане я тоже его не встречал…

– А вы разве не в курсе, что Тамара Леонидовна пропала?

– Как пропала?

«Забавно работает немецкая полиция, – в очередной раз удивилась я всеобщему неведению. – С одной стороны, это хорошо, что на корабле после ухода полицейских нет паники и ненужных пересудов, но ведь и со свидетелями работать надо. Как они собираются найти пропавшую, если, кроме как с Алиной, Борисом и Антоном, больше ни с кем не разговаривали? Хотя, может, они побеседовали с персоналом. У тех тоже есть глаза и уши».

– Да вот так. Позавчера Антон и Борис хватились Тамары Леонидовны. В каюте ее нет, на теплоходе тоже, все углы обыскали. На палубе нашли ее кофточку и сумку.

– Но не за борт же она бросилась?

– Есть и такое предположение.

– А вы в каюте Сидоренко ее поищите, – посоветовал Михаил Иванович. – У него одноместный люкс. Номер не знаю, но можно у старпома спросить.

– Так и сделаю.

– Мы переселяемся в вашу каюту? – напомнила Татьяна.

– Да, собирайте вещи.

Мне уже не очень хотелось отдавать свою каюту, но обещания следовало выполнять.

Получив информацию от Михаила Ивановича и Татьяны, я загорелась желанием повстречаться с Сидоренко, старик определенно мог быть в курсе, что случилось с Тамарой Леонидовной.

Перебрав в памяти членов нашей группы – фамилии я запоминаю слабо, – я пришла к выводу, что Сидоренко Виктором Николаевичем мог быть только пожилой мужчина, довольно высокий и худощавый, с редкими седыми волосами. Собственно, в группе пожилых людей было всего трое: Сергей Алексеевич, Зоя Андреевна, с ними я только что беседовала, и Сидоренко. Остальные были моложе пятидесяти.

Чтобы узнать номер каюты Виктора Николаевича, мне не надо было искать старпома. Информация о наших туристах должна была быть у Алины. Значит, надо было ее найти или самовольно залезть в ее сумку. Бегать по палубам у меня не было ни желания, ни времени, поэтому я выбрала второй вариант.

Увы, Алину в каюте я не застала.

«Мы свои люди. Простит», – подумала я и расстегнула молнию объемной сумки, в которой она обычно возит все: документы, косметику и мелкие вещички.

– Вот она, папка! – Я вытянула из сумки пластиковую папку. – А вот и список туристов. А это что?

Дно сумки толстым слоем покрывали фишки из казино, преимущественно крупного достоинства!

– Ого! Неужели Алина столько выиграла?! – По моим подсчетам, в сумке было фишек на несколько десятков тысяч евро.

– Ну да, мне повезло. – За моей спиной появилась Алина. Меня настолько впечатлило такое невероятное количество фишек, что я даже не услышала, как она вошла. – Да, я выиграла. Люди же иногда выигрывают в казино. – При этом она подошла к сумке и высыпала в нее еще несколько десятков разноцветных жетонов.

– И сегодня тоже выиграла? – заикаясь, спросила я.

– Немного, – удовлетворенно улыбнулась она и перед моим носом закрыла молнию.

– А почему ты не поменяла их на деньги?

– Марина, деньги могут украсть. А фишки трудно обменять на купюры, если ты не садился ни за один стол. Логично? А собственно, что ты роешься в моей сумке? – насторожилась она.

– Я? А… – Слова давались с трудом, я все еще была под впечатлением богатства, нежданно свалившегося на Алину. Проглотив комок в горле, я все же сумела выдавить из себя: – Мне нужен список наших туристов. Вот этот, – я потрясла папкой. Почувствовав, что снова могу говорить нормально, я довольно резко сказала: – Кстати, собери свои вещи, мы переселяемся в другую каюту.

– В капитанский люкс? Там, где джакузи и шампанское в мини-баре? – Она почему-то подумала, что я шучу. – А что? Я теперь многое могу себе позволить.

– Алина, мы переезжаем в обычную двухместную каюту, с окном на прогулочную палубу.

– Чего это вдруг? – возмутилась она.

– В нашу каюту въедет Ковальчук с Гороховой.

– Но почему? Они заплатили за стандартную каюту!

– Так надо. Пока ты развлекалась в казино, я занималась делом. Мне многое удалось узнать. Слушай.

– Сидоренко, – пробормотала Алина, выслушав меня до конца. – Ну да, такой седой, худощавый. Кажется, какой-то большой начальник. Говоришь, он целовался с Тамарой Леонидовной? Твой Ковальчук не врет?

– А с чего бы ему врать?

– Значит, не врет. А что, если Сидоренко столкнул Тамару Леонидовну за борт?

– Что мы гадаем? Давай спросим, – предложила я.

Глава 15

К Сидоренко мы стучали так долго, что из соседней каюты на наш стук выглянула француженка. Несмотря на наши приветливые лица – я и Алина улыбались даме во все тридцать два зуба, – она бросила нам нечто похожее на ругательство. Во всяком случае, мне так показалось.

– Нет его там, – сдалась Алина и прекратила тарабанить в дверь. – Надо вызвать капитана и открыть. Вдруг Сидоренко умер или тоже пропал, как Тамара Леонидовна.

Двадцать минут мы потратили на то, чтобы найти Курта. Объяснив ему ситуацию, мы пошли на капитанский мостик. Капитан быстро сообразил, что еще неприятности ему не нужны, и вызвал к себе старпома с ключами от каюты интересующего нас пассажира.

В сопровождении трех мужчин – Курта, капитана и его помощника – мы вернулись к каюте Сидоренко. Капитан постучал для порядка в дверь, не дождавшись ответа, вставил электронный ключ в щель.

И то хорошо, что никакого трупа в каюте не оказалось. Свидетельством тому было полное отсутствие вещей в номере – он попросту удрал с корабля. Капитан по этому поводу сложил ладони и благодарно возвел глаза к потолку – спасибо, Господи!

– И как это понимать? – воскликнула Алина.

– Как понимать? Решил путешествовать отдельно от нас.

– Да? И денег не жалко?

– Видимо, нет.

– Я же тебе говорила, что они с ума посходили, – не выдержав, возмутилась Алина. – Никто ни с кем не считается. Сошел с судна, не предупредил никого. Разве так делают? Я как-никак ответственность за него несу. А если с ним что-нибудь случится?

– В этом случае он тебя быстро разыщет, чтобы страховку получить, – сказала я. Мне поведение Виктора Николаевича тоже не понравилось.

Между тем капитан, смекнув, что каюта свободна, попросил нас ее покинуть. Курт перевел нам его просьбу. Пришлось повиноваться.

– Вот вы мне скажите, – вопрошала неизвестно кого Алина. – Он один покинул теплоход? Или Тамару Леонидовну с собой прихватил? А может, ее столкнул за борт, а сам удрал?

– У тебя будет шанс спросить его об этом в аэропорту. Ты ведь сама заказывала ему билет на обратный путь.

– При такой самостоятельности, боюсь, мы можем разминуться, – вздохнула Алина. – Вдруг ему придет в голову сдать билет или поменять дату вылета: улететь раньше или позже. Он может вообще здесь остаться.

– Это смотря кто его ждет дома. Знаешь, Алина, курортные романы, конечно, случаются и в возрасте Сидоренко, но вряд ли они способны разрушить семью. В этом возрасте умеют дорожить семейными отношениями.

– Я тебя поняла. Надо узнать о Сидоренко все: женат, не женат. С кем живет: жена, дети. Я сейчас же позвоню Алене.

Алена – секретарь нашего туристического агентства.

– Хорошая идея. Не забудь узнать номер его мобильного телефона. Многие, кто не ограничен в средствах, не отключают за границей свои телефоны. А Виктор Николаевич, судя по всему, не имел проблем с деньгами. Если так, то мы сможем найти его и здесь, в Германии.

Алина вытащила телефон и стала набирать номер нашего агентства. После двух ничего не значащих вопросов о том, как дела и какая у нас погода, она перешла к делу:

– Алена, тебе задание. Найди анкету нашего клиента, Сидоренко Виктора Николаевича. Нашла? Читай.

Алина включила громкую связь, чтобы и я могла участвовать в разговоре.

– Что вас интересует? – услышала я голос нашей секретарши.

– Все! Домашний адрес, телефон, мобильный тоже. Семейное положение, место работы.

– Как скажете. Работает начальником отдела снабжения на металлургическом комбинате. Женат. Жена – Сидоренко Валентина Петровна. Дети взрослые: Николай Викторович, сорок лет. Павел Викторович, двадцать два года. Екатерина Викторовна, ей двадцать.

– Что-то мне подсказывает, что детки от разных браков.

– Вполне возможно. Обычно мы в анкетах просим указывать только несовершеннолетних детей, а он всех указал. Пишите номер домашнего телефона…

– А мобильного нет?

– У меня нет.

– Ладно, домой позвоним.

– Случилось что? – поинтересовалась Алена.

– Ничего особенного, – успокоила ее Алина. – Турист решил путешествовать отдельно от всех. Представляешь, удрал с корабля! Хочется ему позвонить и высказать все, что мы о нем думаем.

– Удачи вам, – хохотнула в трубку Алена.

– Она всегда с нами, – ответила ей Алина и, захлопнув крышку, положила телефон в карман, но уже через секунду вновь его достала. – Позвоним жене Виктора Николаевича и наябедничаем?

– Почему нет? – пожала я плечами. – Только ты сначала узнай его мобильный, а потом уже жалуйся. Мало ли как отреагирует жена на нашу заботу.

– Не переживай, не может такого быть, чтобы у меня не получилось. Алло, Валентина Петровна? – Для телефонного разговора Алина избрала деловой тон. – Мне срочно нужен ваш муж, Виктор Николаевич.

– А его нет, он в отпуске, – несколько растерянно ответила женщина. – А кто его спрашивает? Он вообще-то в Германии.

– Это я знаю. Но дело весьма срочное. Мобильный у него с собой?

– Да… – Валентина Петровна продиктовала номер, а затем спросила: – А что случилось?

– Вы с ним давно связывались?

– Роуминг дорого стоит. Вы мне скажите, что с Витей?

– Видите ли, не знаю, понравится вам, что я сейчас скажу, или нет…

– Господи, да не тяните вы, – попросила жена Сидоренко, не на шутку разволновавшись.

– Ваш муж как насчет женщин, падок? – в лоб спросила Алина. – Любитель сходить налево?

– Ой, ну что вы такое спрашиваете, – замялась Валентина Петровна. Ей-богу, в эту минуту мне ее стало жалко. Алинин прокурорский тон мог обескуражить кого угодно.

– Дело в том, что он заморочил голову пассажирке круизного судна и вместе с ней сошел на берег. Вот только сейчас мне звонил муж этой женщины и требовал, чтобы мы вернули ее в лоно семьи.

– Кто заморочил голову? Витя? Ну что вы, он не мог! Ему за шестьдесят. У него взрослые дети.

– Да и та дамочка не молоденькая. И какую помеху могут создать курортному роману взрослые дети?

– Курортный роман? Нет, Витя из тех, у кого все серьезно. Если он влюбился, то обязательно женится. По себе знаю. До меня у него было три жены. Первая погибла в аварии, вторая его бросила, а от третьей он ушел, влюбившись в меня. И то потому, что третий раз женился не по любви, а назло второй. А у нас с ним полная идиллия. Он мне всегда говорил, что я его последняя любовь.

– Значит, не последняя, – вздохнула Алина, чем расстроила Сидоренко еще больше.

– Ну как же! Как со мной можно так поступить? Я ведь всех его детей приняла! Внуков нянчу. И в круиз не поехала, потому что невестка родила. Как он мог? Как мог? – На том конце провода слышались всхлипывания.

– Ладно, не расстраивайтесь, – сжалилась над Валентиной Петровной Алина. – Вам сколько лет?

– Пятьдесят один.

– Той даме на пятнадцать лет больше, так что можете не очень беспокоиться. У нее куча детей и столько же внуков.

– Вторая жена тоже была старше на пять лет, и он до сих пор жалеет, что она его бросила.

– Когда это было! – фыркнула Алина. – Забудьте о старой сопернице, а новую мы приструним. Сегодня же позвоню и ей, и вашему мужу.

– А можно я ей позвоню? – зловещим голосом спросила Валентина Петровна. – Диктуйте телефон.

– Нет! – почти выкрикнула Алина. – Даже не думайте об этом.

А что еще она должна была ответить, если мы даже не знаем, жива ли Тамара Леонидовна? А вот позвонить Виктору Николаевичу мы запретить не могли: она жена и имела право разобраться с неверным мужем. Поэтому, чтобы опередить Валентину Петровну – после ее звонка он мог вообще заблокировать телефон, – мы стали тут же набирать его номер.

Пока в трубке звучали длинные гудки, у меня выпрыгивало сердце из груди – так я разволновалась. Для беспокойства были вполне определенные причины. Из разговора с Валентиной Петровной я вынесла, что Виктор Николаевич не из тех мужчин, которые бегают за каждой юбкой. К тому же возраст у него такой, когда о здоровье думают чаще, чем о любви. Значит…

После долгого набора произошел сброс. Алина еще раз набрала номер, и – о чудо! – нам ответили.

– Алло, – глухо отозвалась трубка.

– Виктор Николаевич?

– Да.

Я выхватила у Алины трубку, намереваясь отчитать Сидоренко как мальчишку:

– Что вы себе позволяете, позвольте узнать?

– Кто это? – бесстрастно спросил он.

«Что-то не похож он на счастливого любовника», – мысленно отметила я.

– Это директор туристического агентства «Пилигрим» Марина Клюквина. Я понимаю, сейчас не восьмидесятые годы и к нашим туристам не приставлен человек из КГБ, но надо иметь элементарное уважение к людям, которые ежечасно беспокоятся о том, чтобы сделать ваш отдых безопасным и комфортным. Вот вы сейчас где?

Кажется, мой упрек он услышал и осознал, что поступил плохо. Голос его звучал виновато и тихо.

– В Кобленце.

– И что вы там делаете, тогда как должны уже быть на подступах к Страсбургу? Почему без разрешения покинули борт судна? Что за самостоятельность? Хочу – плыву, хочу – нет. Как это понимать?!

– Вообще-то я нахожусь в больнице, – смог вставить фразу в мой монолог Сидоренко. – Сердце прихватило.

Мой запал мигом улетучился: «Этого только не хватало. Мужику плохо, а я на него наехала. По всей видимости, он уже там два дня, а мы только сейчас его хватились».

– В больнице? Но когда вам стало плохо? – участливым тоном спросила я.

– В тот вечер, когда теплоход должен был отплыть из Кобленца.

– Но почему вы не обратились ко мне? – Вспомнив, что меня не было на судне, я добавила: – Или к моему заместителю Алине Николаевне Блиновой? Вы же застрахованы, мы решили бы все вопросы, связанные с медицинским обслуживанием. Отправили бы в лучшую клинику.

– Неудобно как-то было, – замялся Виктор Николаевич.

– Что значит неудобно? А в заштатной больнице лежать удобно?

– Нет, конечно, но я ведь вроде как вообще решил прекратить путешествие.

Виктор Николаевич говорил правду, именно это он и собирался сделать, если вынес все свои вещи из каюты.

– Но почему? Вам что-то не понравилось на судне?

– Все понравилось, но не мог я оставаться на теплоходе.

– Почему?

– Боялся.

Признание Виктора Николаевича озадачило меня.

– Боялись? Кого? Вам угрожали?

– Вы неправильно меня поняли. Я боялся, что не справлюсь с собой, не совладаю со своими чувствами. Дело в том, что я встретил женщину, с которой хотел быть всю жизнь.

– Неужели? Речь идет о Тамаре Леонидовне?

– Да, – прохрипел в трубку Сидоренко.

Я улыбнулась, переглянувшись с Алиной. Оказывается, правду говорят, любви все возрасты покорны.

– Вам смешно? А мне стыдно. Перед Валечкой, женой, стыдно. Потому я и сбежал. Но далеко уйти не смог. От переживаний так сердце прихватило, что мне стало очень плохо. Я даже сознание потерял. Очнулся в палате. Вы не переживайте за меня. Страховой полис у меня с собой. Так что я пока ни копейки не потратил.

– Очень сожалею, что так получилось. – Чувствуя нашу общую с Алиной вину за то, как она разговаривала с Валентиной Петровной, я предложила: – Давайте я вашей жене позвоню?

– Нет-нет, ни в коем случае. Пусть думает, что у меня все в порядке. Хватит на нашу семью одного инфаркта.

– У вас инфаркт?

– Нет, но врачи сказали, что надо поберечь сердце. Даст бог, меня к концу круиза выпишут. В Германии хорошо лечат: все, что надо, делают.

– Виктор Николаевич, вы все-таки нам уточните: вы сбежали от Тамары Леонидовны или с ней?

– От нее. От нее я сбежал! Боялся, что она опять мной завертит, как осенний ветер сухим кленовым листом.

– Красивое сравнение, поэтическое. А что значит «опять» завертит? Вы с ней уже встречались?

– Я женат на ней был!

«Вот так новость! Возможно ли такое? Хотя в жизни всякое бывает. Люди живут в одном городе, годами не встречаются, а потом сталкиваются носами на каком-то из курортов. Сколько раз со мной такое было».

– Знаете, как я ее боготворил? – продолжил свое признание Виктор Николаевич. – А она ушла к полковнику, с которым познакомилась на курорте. Столько лет ее не видел, думал, что забыл, ан нет, увидел – и сердце заколотилось так, что в ушах зазвенело. И ничего, что и я, и она постарели. Я не видел ее морщин – передо мной была моя Тамара, молодая, стройная, красивая. Мы с ней долго стояли на палубе, разговаривали, вспоминали. Она даже спросила: смог бы я начать все сначала. Я на минуту забыл, что у меня семья, жена, дети, внуки. Все готов был бросить к ее ногам, – признался Сидоренко. – А потом опомнился и понял, что если не сбегу, то пропаду. До отплытия оставался час с небольшим. Я бросился в каюту, похватал свои вещи и удрал. Да-да, именно удрал. Помню, когда сходил по трапу, мне навстречу поднималась толпа туристов. Я мчался так, что чуть одного из них не столкнул в воду.

– А Тамара Леонидовна?

– А что Тамара? Искала, наверное.

«Искала? А если она поняла, что на этот раз ее бросили, и решила покончить с собой?» – пришла мне в голову мрачная догадка.

– То есть вы не знаете, что с ней? – спросила я.

– А что с ней могло стать? Продолжает плыть по Рейну.

– Да нет, – я чуть было не ляпнула, что Тамара Леонидовна исчезла, но в последний момент прикусила язык, пожалев больное сердце Виктора Николаевича. – Я имела в виду личные переживания Тамары Леонидовны. Наверное, вы ей тоже душу разбередили.

– Душу? Ну да, душа у нее большая, всех пускает, – в трубке послышался протяжный вздох. – Я хотел снять номер в отеле, но так и не доехал до него. В такси у меня прихватило сердце. Таксист доставил меня прямо в больницу. Да и тут я не сразу в себя пришел. Воспоминания накрыли меня волной. Ах, Тамара, Тамара… Сколько же радостей и бед она мне принесла.

Я почувствовала, что этот разговор для Виктора Николаевича тяжелое испытание, и потому стала прощаться:

– Мы на обратном пути обязательно к вам заедем. Если так получится, что вас к тому времени не выпишут, мои друзья помогут вам вылететь на родину: купят билет, отвезут в аэропорт. Выздоравливайте, – пожелала я и нажала кнопку «отбой». – Что скажешь? – взглянула я на Алину. – Каков расклад!

– Пути Господни неисповедимы, – пожала она плечами. – Надо же, сбежал от своей бывшей жены. Всю жизнь мечтал об ее возвращении, а увидев, испугался и сбежал. Да это и правильно. Старость надо встречать в покое, в окружении внуков, а не в пламени страстей. Но какова Тамара Леонидовна?! В ее-то возрасте целоваться на палубе! И где теперь искать эту влюбленную старушку? Сошла на берег вслед за любимым? Кстати, теперь я думаю, что на нее тоже могли не обратить внимания. Перед отплытием теплохода люди толпами поднимались на борт. Слушай, а если она хватилась Виктора Николаевича после отплытия? Могла она от отчаяния прыгнуть в воду?

– Надеюсь, что нет, – пробормотала я.

Я слушала Алину и не могла отделаться от ощущения, что что-то ускользнуло от меня. Что?

– Алина! – перед глазами словно сверкнула молния. Я сложила два конца нити воедино. – Но если Тамара Леонидовна жена Сидоренко, то Николай его сын.

– Кто? Сын? – округлила глаза подруга.

«Алина не знает фамилии Николая, – вспомнила я. – Никто при ней ее не называл. Да и я ее узнала лишь в больнице, когда мы туда приехали с Ириной».

– Да! Я точно знаю. Я же была у него в больнице. При мне Ирина справлялась о состоянии здоровья Николая Сидоренко. Что получается? Николай – сводный брат Ирины, сын одного из мужей Тамары Леонидовны, сын Виктора Николаевича! Господи, как хорошо, что я сообразила только сейчас. Еще бы ляпнула: «Ваш сын, Виктор Николаевич, лежит в коме». Что бы с ним стало?

– Думаешь, он его сын? – засомневалась Алина. – Чьих же тогда внуков нянчит Валентина Петровна? Она ведь сказала, что не смогла поехать в круиз потому, что невестка родила.

– И что? У Виктора Николаевича два сына. Следовательно, невесток может быть две. Детей Николая она уже вынянчила. Николаю сорок лет, следовательно, дети могут быть большими. Теперь вторая невестка родила.

– Марина, но ведь у Густава гостили только дети Анны. Не было никаких других детей.

– Опять это еще ни о чем не говорит. Николай мог развестись и в Германию уехать один.

– Мог, конечно, – наконец-то согласилась со мной Алина. – Ну и что ты бездействуешь? Звони Ирине, расскажи ей новость, а заодно узнай, не пришел ли в себя Николай.

Глава 16

Звонить Ирине я так или иначе собиралась. Во-первых, мне интересно было знать, как там мой муж. Набрать его номер я, откровенно говоря, побаивалась: последний наш разговор мирным назвать было трудно, вряд ли он сменил гнев на милость, а потому настроение мне испортить мог запросто. Этого я не хотела.

Еще в мои планы входило поинтересоваться, как там Николай, не появилась ли Тамара Леонидовна и вообще какие в доме новости. Как знать, может, полиция уже нашла воров, а мы тут суетимся, из кожи вон лезем, изображая из себя двух миссис Марпл.

– Ира, привет. Это Марина, – представилась я.

– Я тебя узнала.

– Что там у вас новенького?

– Ни-че-го, – с тоской в голосе и по слогам произнесла она. – Впрочем, муж твой, Олег, уехал. Вернее, улетел сегодня.

– Злой был?

– Да как тебе сказать, скорее, обиженный. Теперь гадай, что мы сделали с Густавом не так. Лиза с Кириллом уехали, толком не простившись. Теперь твой муж.

– Ира, по этому поводу не переживай. У Лизы и Кирилла я была. Там все нормально. Кирилл лишь поцарапался в аварии, – я не стала рассказывать ей о том, что авария произошла по его же вине. – А Олег не на вас, а на меня обиделся, – хмыкнула я. – Видишь ли, не та жена ему досталась. Мама, кстати, не нашлась?

– Нет, не знаю, что и думать. А ты сейчас где?

– Я на теплоходе.

– И что там? – с замиранием сердца спросила Ирина.

– Тихо, спокойно. Я думаю, что если бы действительно случилась трагедия, уже было бы известно: или тело нашли бы, или свидетели нашлись. Все склонны думать, что она сошла на берег в полном здравии.

– Где же она тогда?

– Не знаю, но тут такое дело… – Я перевела дух, чтобы огорошить Ирину: – Твоя мать встретила на корабле своего бывшего мужа.

– Мужа? У нее их много было…

– Сидоренко Виктор Николаевич. Тебе говорит о чем-нибудь это имя?

– Сидоренко? Отец Николая?

– У нее один муж с такой фамилией был?

– Да вроде бы, – неуверенно ответила Ира.

– Значит, это отец Николая. Но сразу предупрежу твой вопрос – он не знает, где Тамара Леонидовна, – сказала я, решив пока умолчать о том, что Виктор Николаевич сбежал от бывшей жены, некогда очень любимой.

– Все равно хорошо, – вздохнула Ирина. – Он ведь может приехать к нам? А то Анна уже теряет терпение. Николай в себя не приходит, она злится, оттого что взяла на себя такую ответственность, ухаживать за больным. У нее о нем даже спросить нельзя – срывается, как собака, или вообще трубку не берет. Пусть приезжает отец Николая и занимается сыном. Я боюсь, что Николай вообще не выйдет из комы. Что-то мне подсказывает, что Анна скоро сбежит от больного братца. Что тогда? Надо будет что-то решать. Искать сиделку или сдавать в интернат. Кто этим заниматься будет? Я? Мне сейчас не до этого. У меня мама и Густав.

– А что Густав? После ограбления все еще прийти в себя не может?

– Нет. Как с утра начинает пить, так до вечера и не просыхает.

– Плохо.

– А что я могу сделать? Как напьется, с языка у него не сходит: «Это мне за все грехи моих предков». Поверить не могу, чтобы взрослый мужчина так переживал из-за потери золотых побрякушек. И плачет так, как будто у него кто-то умер. А что делать мне? Это у меня мать пропала. Сводный брат в коме. А он-то за что пострадал? В общем, Марина, передай этому Сидоренко, что мы его ждем.

– Ира, боюсь, вы не скоро его увидите, – вздохнула я. – Он так разволновался, когда увидел твою мать, что сердечные переживания привели его на больничную койку.

– Да, мама всегда производила на мужиков неизгладимое впечатление. Господи, да что же это за напасть такая? – вновь запричитала Ирина. – Вы уж передайте ему, что я и мой муж желаем ему скорейшего выздоровления.

– Обязательно передам, – пообещала я.

– Ну что там? Что? – затеребила меня Алина, как только я спрятала телефон в карман. – Как там Густав?

– Густав оказался слабаком. Пьет, не просыхает, – с раздражением сказала я. – И впрямь, что за манера мелкие бытовые неприятности заливать водкой! Последнее дело – уходить от реальности в запой. Я до этого случая была лучшего о Густаве мнения.

– Глупо, – согласилась со мной Алина. – Пропажу вернут, а здоровье вернется ли – вопрос.

– Я тоже почему-то уверена, что не мы, так полиция разберется с этой «кражей века», – кивнула я.

– Ну да, был бы рядом с Густавом человек, который мог бы его понять, думаю, он так бы не пил, – заметила Алина.

Уловив в ее словах скрытый подтекст, мол, со мной бы он не запил, я усмехнулась.

– Что смешного я сказала? – насупилась она.

– Ты считаешь, что Ирина – плохая жена?

– Я этого не говорила, – пошла на попятную Алина.

– А что имела в виду? Что в свое время ты лучше его понимала?

– Может, и лучше. Во всяком случае, при мне запоев не было.

– Ладно, замнем для ясности, – свернула я эту тему. Дело-то в далеком прошлом. Может, Алина и не прочь вернуть любовь Густава вместе с его домом и солидным банковским счетом, но он женат, и она, кстати, замужем за человеком, которого я по-дружески люблю и уважаю. – Итак, что мы имеем? – решила я подвести итог.

– А ничего! – живо ответила Алина. – Мы знаем, с кем провела последний вечер Тамара Леонидовна, но что с ней стало дальше – все та же тайна, покрытая мраком. Впрочем, надо попросить Курта позвонить в полицейский участок. Возможно, есть новости. Хотя, если бы нашли тело Тамары Леонидовны, незамедлительно позвонили бы ее дочери, – рассудила она. – Что еще можно сказать? В списке подозреваемых все те же.

– Борис и Антон? – уточнила я.

Честно сказать, я с трудом верила в то, что эти юноши хорошо разбираются в живописи. Слишком уж легкомысленными парни выглядели. Танцы, бары, игральные автоматы – разве так себя ведут воры-эстеты? Если бы они украли деньги – куда ни шло. Но картины надо кому-то продать и при этом не продешевить. Впрочем, они могут даже не догадываться о стоимости картин. Но тогда почему они остановили выбор именно на Поленове? И где сейчас эти картины? Алина уверяет, что глаз не спускала с Бориса и Антона. Продать полотна они не могли, и в каюте картин нет. Спрятали на корабле? Или вовсе ничего не крали?

– Не только. Почему теща не могла обокрасть зятя? Судя по всему, Тамара Леонидовна – весьма ветреная особа. Она рассудила так: зачем жить на подачки зятя, если можно за дочку взять отступные в виде картин. Женщине старшего поколения по душе пришелся Поленов, а не какой-то там Ван Гог.

– По-твоему, Тамара Леонидовна – воровка?

– А я уже ничему не удивляюсь. Даме под семьдесят, а она крутит любовь с бывшим мужем.

– Ну и что? Ты же ревнуешь Густава к его жене?

Кажется, я попала в самую точку. На лице Алины стали проступать багровые пятна. Несколько секунд она не знала, что сказать, стояла и трясла в негодовании головой.

– Я?!! – наконец-то ее слова вырвались наружу. – Я ревную?! Да как такое тебе могло прийти в голову? – возмутилась она.

– Но я же вижу.

– Что ты видишь? Что мне не нравится Ирина? Она мне действительно не нравится, – еще больше распалялась она. – Молодая выскочка! Фифа! Помяни мое слово, она вгонит Густава в гроб. Он сопьется! И родственники ее мне не нравятся! Никто! И друзья!

– Лиза и Кирилл? – уточнила я.

– С другими мы еще не знакомились. Вот что, я сама поеду в Мюнхен и поговорю с ними. Как пить дать они стырили картины. Пить-то на что-то надо?! Что ты на меня так смотришь? Ах да, они тебе понравились. Алкоголик и мазохистка, терпящая пьяные дебоши мужа.

– Тише, Алина, тише. Ну какие дебоши?

– Ты же сама сказала, что они подрались в такси! И вообще, что ты эту семейку защищаешь?!

Она так кричала, что на нас стали обращать внимание люди, которых на палубе становилось все больше и больше. Мне стало неловко за подругу, но и отойти от нее я не могла – она бы стала кричать еще громче.

«И чего она так разошлась? Я только-то и сказала, что она до сих пор ревнует Густава. А разве это не так? Разве эта вспышка гнева – не подтверждение того, что не все чувства умерли в ее душе», – думала я, отводя глаза в сторону.

В толпе я заметила Бориса и Антона. Молодые люди наблюдали за мной и Алиной – с пребольшим интересом и переговариваясь между собой.

– Ну вот, сделала из нас посмешище, – зашипела я на ухо Алине. – Борис сейчас нас взглядом прожжет! А Антон, кажется, умрет со смеху. – Косясь в сторону детей Анны, я заметила, что у Бориса на плече сумка. – Что это? Сумка? А куда он собрался?

Тут-то до меня дошло, что теплоход вот-вот причалит к пристани. Потому и люди собрались у одного борта. Никто не хотел задерживаться на судне.

Теплоход качнулся и стал, коснувшись бортом огромных амортизирующих подушек. Через минуту на берег был брошен трап, и люди вереницей стали спускаться на берег.

– Кажется, мы опоздали, – пробормотала я. – Бегом за сумками. Впрочем, нет, ты беги, возьмешь и мою сумку, а я буду ждать тебя в автобусе. Нельзя их оставлять без присмотра. Если что, я на телефоне.

Алина умчалась за вещами, а я попыталась вклиниться в толпу желающих быстрее сойти на берег и оказаться как можно ближе к Борису и Антону. Внизу уже стоял Курт, который, обращая на себя внимание, выкрикивал: «Наши! Наши!» Скоро вокруг него плотным кольцом выстроились туристы.

– Все? – спросил он, пересчитывая людей взглядом. – Кажется, все.

Он хотел уже отдать команду занимать места в экскурсионном автобусе, но я его затормозила:

– Не все. Алина Николаевна сейчас подойдет.

Алина появилась спустя пять минут, прихрамывая и корчась от боли. С разбитого колена стекала кровь.

– Что случилось? Где это вы так? – подскочили к ней люди. Сразу же посыпались советы: – Перекисью надо промыть рану и перевязать. Лучше зеленкой! Или йодом! Как же вы так?

– Бежала, чтобы успеть, и споткнулась, зацепившись каблуком за ковровую дорожку. Нет чтобы упасть на ковер, я рухнула на ступеньку, к ребру которой был прибит металлический уголок.

Внимание и сочувствие, конечно, дорого, но Алине нужно было оказать реальную помощь, поэтому я сказала:

– Расступитесь, пожалуйста. А еще лучше идите в автобус. Бориса и Антона я попрошу остаться. – Я боялась, что под шумок парни могут удрать. – У меня есть пластырь, – я взяла из рук Алины сумку и вытащила из нее набор туриста. – Я сейчас заклею рану, а потом вы поможете дойти Алине Николаевне до автобуса. – Юноши не возражали. – Как же тебя угораздило? – запричитала я над подругой.

– Сама не понимаю. Шла уже обратно. Теплоход качнуло – и меня занесло. Что за невезение. Второй раз уже спотыкаюсь. Надо бы смерить давление. Может, у меня приступы гипотонии? Кстати, и в доме Густава я тоже шлепнулась. Но там меня вообще чуть пальмой не придавило. Теряя равновесие, я схватилась за ствол и потянула его на себя. Когда горшок стал заваливаться на меня, я едва сообразила, что надо отпустить дерево.

– И когда это было?

– В то утро, когда мы уезжали.

Я залепила Алинину рану пластырем и посмотрела на Бориса с Антоном, мол, несите больную в автобус.

– Может, останетесь? Мы вас в каюту отнесем, – предложил Антон.

– Нет, – поспешно сказала Алина, – я из автобуса на город посмотрю.

– Как хотите.

Подхватив Алину, как раненого бойца, они в два счета донесли ее до автобуса и посадили на сиденье в первом ряду, сами же отправились в конец салона, на свободные места.

Глава 17

– Пожалуй, следопыт из тебя сегодня никакой, – вздохнула я, взглянув на пятнышко алой крови, просочившейся через пластырь. – Болит нога?

– Немного, – ответила мне Алина. – Может, и впрямь мне надо было остаться на теплоходе?

– Уже отъехали.

Лицо Алины прояснилось, и она сказала:

– Я, кажется, знаю, как извлечь из этой ситуации выгоду.

Автобус вез нас в Старый город, улочки становились все уже и уже. Курт взял в руки микрофон и заговорил:

– Мы во Франции. Страсбург – удивительный город, он расположен практически на границе с Германией и потому объединил в себе и немецкую, и французскую культуру. Я вам подсказывать не буду, вы сами найдете сходство.

– Я и так вижу, – ответил со своего места Михаил Иванович Ковальчук. – Архитектура. Дома очень похожие.

– Пожалуй, я с вами соглашусь. Дома действительно похожи на немецкие.

Автобус остановился на городской площади. Курт с сожалением посмотрел на Алину.

– Нам предстоит пешая прогулка. Вы как? Останетесь? Придется много ходить. Боюсь, прогулка станет для вас пыткой.

– Что вы! – возразила ему Алина. – У меня же есть Антон и Борис! Мальчики, вы не откажетесь подставить мне свои плечи? – бросила она в конец салона.

Антон и Борис замерли, не зная, что ей ответить. По их смущенным лицам я поняла, что перспектива таскать с собой травмированную Алину им не по душе.

«Вот что она задумала! Она хочет привязать их к себе. Не знаю, правильно ли это? – засомневалась я в ее решении. – Ежу ясно, сбежать они не смогут, но что это даст нам? Если картины у них с собой – сумка Бориса позволяет спрятать два небольших рулончика, – то при нас они вряд ли решатся зайти в художественный салон или антикварный магазин. Хотя если учесть все сегодняшние обстоятельства, то у нас наконец-то появится возможность с ними поговорить по душам».

– Ну что же вы молчите? – поторопила их с ответом Алина.

– Да мы… Мы, конечно, не против… – вяло ответил Антон.

Возможно, он хотел вежливо отказаться, но Алина не дала ему закончить.

– Вот и хорошо. Тогда помогите мне выбраться из автобуса.

Борису и Антону ничего не оставалось, как протиснуться к Алине и вытащить ее из автобуса. Я поймала себя на мысли, что моя подруга явно переигрывает. У Алины была разбита одна коленка, но она висела на парнях так, словно у нее были парализованы обе ноги.

«Пожалуй, так им долго не продержаться», – подумала я, жалея Бориса и Антона. Как-никак в моей подруге без малого шестьдесят килограмм.

– Дай мне свою сумку, – сказала я Алине. – А то получается, что ребятам придется нести не только тебя, но и твои вещи. – По моему недовольному тону Алина поняла, что малость переигрывает, и, выпрямив одно колено, оперлась здоровой ногой о землю. – Борис, я могу понести и вашу сумку.

Я даже протянула к ней руку, но Борис поторопился отказаться от моей помощи, пряча сумку за спину.

Курт вел нас старыми кварталами города. Алина практически шла сама, но юношей от себя не отпускала, крепко вцепившись в их предплечья. Опираясь на их руки, ей было весьма удобно задирать голову вверх, рассматривать старинные здания и памятники, которые тут встречались на каждом шагу.

– Смотрите и любуйтесь, – велел нам Курт, остановившись перед величественным готическим собором. – Собор Нотр-Дам. Не путайте с парижским собором Нотр-Дам. Этот собор строился без малого триста лет, с конца двенадцатого века и практически до середины пятнадцатого. Его высота сто сорок два метра, до возведения Кельнского собора много веков являлся самым высоким в Европе. Построен из местного розового песчаника. На мой взгляд, только ради того, чтобы посмотреть на это чудо, уже можно ехать в Страсбург.

С Куртом трудно было не согласиться. Собор, играя на солнце десятками оттенков, производил потрясающее впечатление.

– Идемте дальше. Сейчас мы вновь выйдем к Рейну, и я покажу вам знаменитый мост Корбо. – Махнув группе рукой, как бы говоря «следуйте за мной», Курт зашагал по направлению к набережной.

– И чем он знаменит? – вдогонку спросила Таня Горохова.

– Его еще называют мостом Мучеников, – на ходу ответил ей Курт. – В Средние века приговоренных к смерти сажали в железную клетку и с моста опускали в воду.

– Топили? – спросил кто-то из группы.

– Топили, – кивнул Курт. – Сметная казнь была такая.

– За что?

– А за все! За колдовство, за убийство, воровство. А вот и сам мост! Идемте, не бойтесь. Последнего преступника утопили, наверное, лет триста назад.

Курт вывел нас на середину моста. Все как один подошли к ограждению и посмотрели вниз, туда, где бурлила темная вода. Я живо представила себе и клетку, и бедного мученика, которому предстояло очень скоро проститься с жизнью.

«Какое бы ни было преступление, но не слишком ли жестокое наказание быть заживо утопленным?»

Похоже, Борис подумал о том же, о чем и я. Он передернул плечами и едва слышно сказал:

– Что за дикие нравы.

Его услышал Курт.

– Средневековье. Что вы хотите? Могли утопить и так просто, по недоразумению или по наговору. Ладно, идемте дальше от этого мрачного места.

Поскольку была затронута тема утопленников, я вспомнила Тамару Леонидовну.

– Бабушка не находилась? – спросила я, обращаясь к Борису.

– Кто?

– Ну, Тамара Леонидовна.

– А, – протянул он. – Вообще-то она нам не бабушка.

– Какая разница. Родственница вашей матери. Вам известно о ней что-нибудь?

– Нет, – мотнул головой Борис и тут же высказал предположение: – Домой, наверное, поехала. Она перед нами не отчитывалась.

– А если не домой?

– А куда? – наивно спросил Антон.

– У нее могла закружиться голова. Много ли надо пожилому человеку, чтобы свалиться за борт. Только не говорите, что эта мысль вам не приходила в голову.

– Вообще-то приходила, но потом ушла, – серьезно ответил Борис. – Всю ночь по палубе гуляют люди. Кто-то бы да видел, как она падает в воду. Значит, она сошла сама.

– Но как она сходила, тоже никто не видел.

– Когда теплоход стоит на пристани, трап – проходной двор. Люди поднимаются на борт, спускаются. Толпа в двух направлениях.

– И все-таки вдруг она улучила момент, когда рядом никого не было, и бросилась в воду?

– Еще немного, и я поверю в то, что вы хотите ее смерти, – заявил мне Борис. – Да вы сами рассудите. На Рейне что ни километр, то город. Теплоходы, лодки. Катера шныряют туда и обратно. Если бы она утонула, то обязательно бы ее прибило к берегу. Прибило бы, полиция бы узнала и позвонила по телефону. Мы все номера им оставили: и свои, и мамины, и вашего приятеля Густава. Найдется ваша Тамара Леонидовна.

– Хотелось бы верить.

Пока разговаривали, мы значительно отстали от группы и Курта. А они тем временем повернули на север.

– Надо прибавить шагу, – сказал Антон и подмигнул Борису.

Вдвоем они подхватили Алину за талию и бегом понесли по улице. Я едва успевала за ними. Вскоре мы догнали всех. Курт стоял перед табличкой, указующей на то, что зона является пешеходной.

– Итак, это место называется «La Petite France» – «маленькая Франция». Здесь вы сможете полюбоваться целыми кварталами прекрасно сохранившихся традиционно эльзасских домов, украшенных деревянными галереями, лоджиями и окнами из цветного стекла. Здесь также характерны островерхие крыши с большим количеством слуховых окон. В тысяча шестьсот восемьдесят втором году строительство подобных домов было запрещено – в моду вошел другой стиль, – однако в Страсбурге подобные дома продолжали строить. Каждый дом интересен, а все вместе они составляют единый городской ансамбль, который наряду с Венецией и Прагой включен ЮНЕСКО в Список всемирного наследия. Идемте дальше.

На площади Клебер Курт опять нас затормозил.

– Площадь названа в честь героя битвы при Майнце. Раньше здесь был плац, маршировали солдаты, а теперь проводятся ярмарки и праздничные шествия. В этом здании сначала находилась гауптвахта, потом здание было переделано под консерваторию, затем в нем был ресторан, а сейчас здесь находится развлекательный центр.

– Кстати, о ресторане, – вспомнил о еде Антон. – У нас еще долго будет экскурсия?

– Есть захотели? – догадался Курт. – Я уже закончил. Вариантов два: можно вернуться на теплоход или перекусить в городе, но за свой счет.

Группа разделилась на две примерно равные части. Несколько человек изъявили желание вернуться к автобусу, чтобы на нем доехать до пристани. Остальные решили прогуляться по городу.

– Вы, наверное, сейчас на корабль? – спросил Борис, выглядывая, кому бы перепоручить довести Алину до автобуса.

– А вы? – последовал встречный вопрос.

– Мы? В кафе. Боюсь, пытку голодом я не выдержу, – поторопился сказать Антон. – На теплоходе я привык часто и помногу есть.

– Мы с вами, – сказала Алина.

– Да, но, – замялся Борис, – у нас немного денег, и потому мы хотим заскочить в недорогое кафе, типа забегаловки. Вы, наверное, в такие не ходите? – с вызовом спросил он, явно рассчитывая на то, что мы откажемся.

«Наивный мальчик – не на тех нарвался», – подумала я.

Алина сделала снисходительное лицо и, улыбаясь, произнесла:

– Ну почему? Мне даже интересно, чем кормят в страсбургских забегаловках. Впрочем, я приглашаю. Омаров не обещаю, но по хорошему куску мяса мы съедим. А еще я хочу выпить бокал французского вина. Обязательно красного. Говорят, при большой потере крови красное вино очень полезно. Как вам то уличное кафе? – Алина показала взглядом на разноцветные зонтики, маячившие в углу площади и огороженные деревянным заборчиком. – По-моему, колоритное заведеньице. Мне кажется, я даже слышу чертовски аппетитные запахи.

– Право, нам неловко, – замялся Антон.

– Чепуха! – фыркнула Алина. – Ну что вы стоите? Несите меня скорее.

Антон и Борис безропотно подняли Алину и понесли в другой конец площади, к зонтикам. При ближайшем рассмотрении ресторанчик оказался весьма уютным заведением, стилизованным под деревенскую харчевню. Часть столиков находилась на улице, а часть в здании. Мы решили отобедать внутри.

Глава 18

Как только мы сели за стол, сразу возникла проблема: меню было отпечатано на французском языке.

– Вы знаете французский? – спросила Алина.

– Нет, – мотнули головами Борис и Антон.

– Ладно, сейчас уладим. Любезный… гарсон, – позвала официанта Алина.

К нам подошел долговязый юноша в белой сорочке и в фартуке до пола. На английском языке Алина спросила, нет ли меню на английском или с картинками.

Кажется, мы не первые, кто требовал меню с картинками, во всяком случае, официант нас понял и приволок с улицы рекламный щит, на котором были расклеены фотографии блюд с указанием цен.

– Это, это и это, – показывала Алина на фотографии. – И бутылочку красного вина. Что вы будете, молодые люди? Не стесняйтесь.

А они и не думали стесняться. Первым начал заказывать Антон. Он так долго перечислял, что я, грешным делом, подумала, что он заказывает не только для себя, но и для брата. Если бы! Когда пришла очередь Бориса, то и тот скромничать не стал и заказал себе вдвое больше. Алина ерзала на стуле, но приструнить братьев не решалась. Мол, имейте совесть. Я вас пригласила, но это не значит, что можно меня обобрать до нитки.

– Пожалуй, все? – спросил Борис, глядя на Антона.

– Не все. А можно нам еще по бокалу пива? – робко спросил он Алину.

– Можно, – проскрипела та.

«Однако аппетиты у молодых людей, – отметила я. – Но раз они столько всего заказали, то должны нас отблагодарить, рассказав о себе все-все без утайки. Возможно, они даже покаются. Сытому человеку чужого не надо».

– Маме давно звонили? – спросила Алина, пережив легкий стресс.

– Вчера или позавчера, когда Тамара Леонидовна пропала, – ответил Борис.

– И все? – удивилась я.

– А чего деньги тратить? Пусть сама звонит, если ей нужно, – достаточно грубо ответил Борис. Юноши явно не испытывали к матери большой привязанности.

– Вам нравится в Германии?

– Да ничего так страна, – равнодушно ответил Антон, поглядывая на барную стойку, за которой бармен наливал пиво. – Не лучше и не хуже других стран. Сейчас везде одинаково.

– Зачем тогда сюда переезжали?

– Мать настояла. Здесь из вас жизнь людей сделает, – голосом Анны сказал он. – А до этого мы людьми будто не были?

– Вы учились где-нибудь? Работали?

– А как же! В школе и на курсах автомехаников. Антоха у нас будущий строитель.

В это с трудом верилось. Юноши выглядели весьма ухоженно. Впрочем, то, что у них было профессионально-техническое образование, еще не говорило о том, что парни занимались физическим трудом. Знаю я, какие руки у автомехаников. Мазут и технические масла очень трудно отмываются, а у этих ноготки были отполированы до блеска. И строители по-другому выглядят.

– И в Германии собирались ремонтировать машины и строить дома?

– Мы недавно приехали, дайте осмотреться! Еще надо язык выучить, а мы на курсы даже не записались.

– А мама работу себе нашла? Кем она раньше работала?

– Кем работала, здесь уже работать не будет. Страховым агентом она была, – внес ясность Антон.

– Трудно ей будет здесь устроиться. Немецким языком она владеет?

– Немного.

По всему выходило, что и у Анны, и у ее сыновей перспективы прижиться в Германии были слабенькими. На что они рассчитывали, не знаю. Может, на пособие?

– И кто же вас надоумил ехать в Германию? – вздохнула я.

– Вообще-то мама здесь собиралась выйти замуж, – наклонившись над столом, поведал Антон.

– У нее здесь есть жених?

– Нет, но ей сказали, что в Германии русские женщины в цене. Нанимаешься сиделкой к какому-нибудь престарелому бюргеру, а через год выходишь за него замуж. Ему выгодней перед смертью жениться, чем выплачивать зарплату сиделке.

– А его детям насколько это выгодно? – подивилась я наивности Антона. – Такой брак очень легко признать незаконным.

– Одиноких выбирать надо.

– И что же, ваша мать хоть одного такого нашла? – поинтересовалась Алина.

– Пока нет, но она ищет.

– А пока учится ухаживать за больными, тренируется на Николае?

– А что с ним случилось? – отхлебнув из бокала пиво, спросил Борис.

«Неужели не знает?»

– А разве вам мать не говорила, что Густава обокрали? – спросила я, наблюдая за его реакцией.

– Да что вы говорите?! Давно пора было этого фрица на место поставить, – фыркнул Антон. – А Николай здесь при чем?

– Наверное, с бандитами столкнулся нос к носу. К сожалению, он не может ничего рассказать, потому что в коме. Ваша мать от него ни на шаг не отходит.

– Дядьку, конечно, жалко. Всегда денег на пиво давал. Что касается Шульца… – Он пренебрежительно скривился. – Нет, вы представьте, один раз я попросил у него немного денег, так он мне отказал! Двадцать евро ему жалко!

– Похоже, вас порадовало известие о краже. Но почему? – обиделась я за Шульца. – Только из-за этих двадцати евро? Густав гостеприимный человек. Вы у него жили больше двух недель, ели, пили. Он вам круиз оплатил.

– Мог бы хорошую каюту оплатить, а не в трюме, – упрекнул Густава Антон. – Вот вы говорите, что мы жили две недели за его счет. А знаете, как мы жили? Все эти недели он на нас косо смотрел и на ухо жужжал Ирине, какие мы невоспитанные, неблагодарные.

– А мы воспитанные, благодарные! – счел своим долгом отметить Борис. – Мы лишний раз ему на глаза не показывались! Встречались только за столом и то не всегда. Утром мы так рано не просыпаемся. Так что считайте, что ваш Густав экономил на нас два завтрака ежедневно. Обед? Обед – это святое. Ужин мы тоже пропускать не могли. Но чтобы лишний раз не маячить у него перед глазами, мы сразу же после ужина уходили.

– Куда?

– Куда глаза глядят! Чаще в ночной клуб или просто по городу слонялись.

– В одиночестве, в холоде и голоде, – внес уточнение Антон, скроив несчастное лицо.

«Да они издеваются над нами», – осенило меня.

– А деньги где вы на ночные клубы брали? – спросила Алина. – Вы же не работаете!

– Мы? А… да бывают у нас случайные заработки.

– Можно полюбопытствовать какие?

– А разные, – ухмыляясь, ушел от ответа Борис.

Антон, напротив, сделал обиженное лицо.

– Что-то мне подсказывает, вы нас в краже подозреваете. Что украли у Иркиного мужа, можете сказать?

– Сокровища нибелунгов! – выпалила я. – Золотые украшения и кубок с каменьями.

– Это те желтенькие штучки, которые лежали за стеклом? – уточнил Борис. – Это не мы! Мы такое не носим! – сказал он и расстегнул ворот рубахи, показывая нам увесистую цепь белого цвета с болтающимся на ней кулоном в виде черепа. – Я золото вообще не ношу. Сталь! Вот наш металл!

– Понятно, – кивнула Алина, – но помимо золота из дома пропали картины Поленова.

– Поленова? А зачем он вашему Густаву их давал?

– Поленов – выдающийся русский художник! – просветила я юношу. – Он умер сто лет назад.

– А… – протянул Антон. – Кто же знал… Мои соболезнования его семье. Не, картины не по нашей части, – мотнул он головой. – И вообще, зачем нам красть в доме, в котором мы живем? Сразу ведь на нас подумают.

«Если так рассуждать, то и подумать не на кого. Все свои. Все понимают, что под подозрением окажутся все, кто проживает в доме. Но кто-то же совершил ограбление?»

– А что, если это Ирина мужа обокрала! – огорошил нас Борис.

Кто у меня был вне подозрений, так это Ирина. Алине, наоборот, понравилось, что Борис обвинил в краже жену Густава. Она блеснула глазами и с трудом сдержала улыбку. Кажется, если бы это оказалось правдой, ее бы вполне устроило.

– Ну что вы! – возмутилась я.

– А что такого я сказал? Вы ведь не только нас с Антоном подозреваете? Наверняка и мою маму, Николая. Ах да, он же в коме. Кто там еще был? Тамара Леонидовна. Ее соседи, Лиза и Кирилл. Я хочу спросить, а чем Ирина лучше нас?

– По-вашему, она себя же обокрала?

– Почему себя? Кто сказал, что имущество Густава является ее имуществом? – Борис заставил нас с Алиной переглянуться. – Скорей всего ваш Шульц перед свадьбой заключил с ней брачный договор, по которому его имущество – и дом, и все, что в доме, – после развода не делится.

– Я ничего не знаю о договоре.

– Вот видите, а он наверняка есть. Не похож ваш Густав на простачка. Жениться на старости лет и не побеспокоиться о своих деньгах?

– Густав – не старик, – обиженно сказала я. Наш немецкий друг был практически одного возраста со мной и Алиной. Ну, может быть, лет на пять старше. Со слов же этого юного нахала получалось, что и мы старухи!

Кажется, Борис понял, что сказал что-то не то, и потому поправил себя:

– Я к тому, что Густав производит впечатление здравомыслящего человека, опытного в финансовых делах. А вдруг он не поладит с молодой женой? Что тогда? Делить имущество? Как же! Для того и существуют брачные контракты. Максимум, на что может рассчитывать Ирина, так это на несколько сотен тысяч евро отступных, а может, и того меньше. Вы думаете, она этого не понимает?

Алина радостно кивала головой. Мне так было неприятно смотреть на ее злорадную улыбку и торжествующее выражение лица Бориса, что я упрямо заявила:

– А я не верю, что Ирина могла пойти на такое. Она очень хорошо относится к Густаву.

– А кто сказал, что плохо? Ничего личного. Золото и картины – гарант ее безбедного будущего. И что, скажите, Густав много потерял? Я больше чем уверен, что все застраховано. Он получит сполна.

– Да? – удивился Антон. – Может, Густав сам себя обокрал, чтобы получить страховку? А что? Многие так делают.

– А потом запил по-черному?! – фыркнула я, вспомнив утренний разговор с Ириной, в котором она обмолвилась, что Густав пьет третий день, не просыхая.

– Господи, да для вашего борова бутылка водки – так, маковая росинка!

– Не знаю, – покачала я головой, – Густав выглядел искренним.

– Нашли кому верить! Играл! – синхронно ответили Борис и Антон.

Официант подкатил к нашему столику тележку. Оказалось, что мы вчетвером заказали столько всего, что тарелки некуда было ставить.

– Класс! Жратву принесли! – Антон потер ладони.

– Вау! – простонал Борис, протягивая руку к сочному куску отбивной на косточке.

– Руки мыли?! – по привычке одернула я его.

Это получилось у меня непроизвольно. Когда в доме растет ребенок, очень трудно не сделать замечание постороннему человеку, который тянется грязными руками к еде. По большому счету, мне, конечно, все равно, чистыми руками этот человек будет есть или грязными, но в силу привычки редко удается смолчать. Что касается меня и Алины, то мы помыли руки, перед тем как сесть за стол.

– Щас! – Борис вскочил с места.

Антон составил брату компанию и тоже поднялся.

– А парни не такие дураки, какими кажутся на первый взгляд, – отметила Алина, провожая их взглядом. – Для выпускников курсов автомехаников они вполне логично рассуждают. Ирина – воровка? Почему нет? Что мы вообще о ней знаем? Ничего!

Последнее заявление я пропустила мимо ушей.

– Это ты верно заметила – Борис и Антон не дураки. А тебе не кажется, что они попросту отводят подозрения от себя?

Сумка Бориса висела на стуле. Я попробовала ее на ощупь. Прощупывался какой-то рулончик на дне.

– Что-то есть. – Я взглянула на Алину. Волнение захлестнуло меня. Неужели картины?

– Что ты медлишь? – поторопила меня подруга.

Не терзаясь угрызениями совести, я схватила сумку и открыла. Алина даже привстала, чтобы заглянуть внутрь. Ничего особенного там не оказалось: зонтик, мужской журнал, свернутый в трубочку – именно он ввел меня в заблуждение, – и конверт.

– Что в конверте?

– Украинский загранпаспорт на имя Бориса Иволгина и использованный билет на самолет. Причем летел он три недели назад. Тебе не кажется это странным?

– Нет. Чтобы получить иностранное гражданство, надо несколько лет прожить в стране. Знаю кучу людей, которые при переезде на ПМЖ оставляли себе российские и украинские документы. У многих по два комплекта документов. Удобно. Хотя и не всегда законно.

– Да, – согласилась я с подругой. У меня самой два загранпаспорта.

– Ты, похоже, расстроилась? – уловила мое настроение Алина. – А чего ты хотела? Чтобы Борис таскал картины в сумке, а потом бросил их без присмотра?

– Ну почему без присмотра?

– Марина, даже если допустить, что это парни умыкнули картины, ты сама сказала, что они не дураки. По твоим вопросам можно смекнуть, что ты подозреваешь прежде всего их. Неужели при таком раскладе они оставят сумку тебе? Нет, конечно.

– Наверное, ты права. И вовсе не факт, что это они украли.

– Я тебе о чем?! Ирина!

– Оставь. Под подозрением все! Вот ты, Алина, если бы была воровкой, куда бы картины спрятала?

Вопрос был для нее настолько неожиданным, что она с негодованием от меня отпрянула.

– Ну у тебя переходы! Это же надо такое сказать! Я бы вообще не крала картины! От них трудно избавиться. Если, конечно, тебе их предварительно не заказали. Но если бы украла, – она сделала небольшую паузу и выразительно посмотрела на меня, как бы говоря: «Только теоретически», – скорей всего спрятала бы на судне. С собой носить опасно.

В зал вернулись Борис и Антон, и мы приступили к обеду. Ели молча. Я присматривалась к молодым людям, а те, похоже, чувствовали себя весьма неловко, оттого что их обед собирается оплатить посторонняя женщина. Кажется, они поняли, что вовлекли Алину в большие траты. Борис даже предложил:

– А можно, мы угостим вас десертом? А то как-то нехорошо получается.

– Глупости, – отмахнулась Алина. – Я могу себе позволить пригласить двух симпатичных молодых людей в ресторан. Сами-то десерт будете?

– Нет, – покачал головой Борис.

– А вы, Антон?

Антон ответить не успел. Из его кармана раздался звонок мобильного телефона.

– Мама? – он переглянулся с Борисом. – Да, мама.

Что говорила ему Анна, мы не услышали. По его лицу тоже нельзя было догадаться: хорошие на том конце провода новости или нет.

– Ну что там? Тамара Леонидовна не появлялась? – поинтересовалась Алина, когда Антон спрятал телефон в карман.

– А? Нет, – рассеянно ответил он

– А как там мама?

– Все в порядке.

– А что она говорила о Николае?

– А? – Антон слушал ее вполуха. – Так же.

Каким бы Антон ни старался выглядеть бесстрастным, а мне показалось, что новости все же есть. Вот только какие?

«Не хочешь говорить? Не надо. Позвоним Ирине и узнаем», – нежелание Антона говорить не особенно расстроило меня, и, чтобы поддержать разговор, я спросила:

– Кстати, а вы знаете, что отец Николая здесь?

– Кто? Отец Николая?

– Ну да, бывший муж Тамары Леонидовны здесь, в Германии. Я думаю, он скоро навестит Николая.

– Надо же, а я думал, что у него нет никого, – удивился новости Борис.

– Вы должны были его видеть с Тамарой Леонидовной. Представляете, он тоже плыл на корабле. Такой седой, весьма симпатичный.

– Вот вы сказали: «Плыл»? Что вы имели в виду? Его что, сейчас на судне нет?

– Нет, он сошел в Кобленце: плохо с сердцем стало.

– А Тамара Леонидовна? Она может быть с ним! – воскликнул Антон.

– Нет. Дедушка попросту сбежал от бабушки, – пошутила я.

– Откуда вы знаете?

– Мы разговаривали с ним… по телефону.

– Понятно. Значит, он в курсе того, что случилось с Николаем?

– Нет, мы побоялись ему сообщить. Знаете, человек пожилой, сердечник, мало ли, как он отреагирует на сообщение, что его сын в коме.

– Это правильно, – кивнул Борис. – А что, сердце конкретно прихватило?

– Полагаю, недельку в клинике он пролежит, а то и дольше.

– Может, мы его проведаем? – участливо предложил Борис.

– Представитесь родственниками? Не думаю, что это хорошая идея, – покачала я головой. – Еще о Николае проговоритесь.

– Тогда пусть лежит выздоравливает. Может, уже пойдем? После сытного обеда так спать хочется. – Он зевнул.

Никто возражать не стал.

– Да, только такси закажем, – сказала Алина и, обернувшись, взглядом подозвала официанта. – Такси! – Благо слово «такси» на всех языках обозначает одно и то же.

Глава 19

Антон и Борис добросовестно отработали свой обед: Алина была доставлена к кораблю в целости и в сохранности. Вступив на трап, она вспомнила о разбитой коленке и мученически застонала. Пришлось Борису – он был значительно крепче Антона – подхватить ее на руки и занести на борт судна.

– Спасибо вам, – поблагодарила она парней.

– Не за что. Вас проводить в каюту? – вежливо спросил Антон.

И тут я вспомнила, что утром обещала нашу каюту Михаилу Ивановичу и Татьяне. Неудобно-то как!

Горохова ожидала нас у трапа. Она стояла и в упор смотрела на меня, как бы упрекая: «Я вас за язык не тянула».

– Антон, а могли бы вы помочь нам перенести наши вещи? Мы переселяемся в другую каюту, – попросила я.

Лицо Алины недовольно сморщилось. Наверняка она думала, что я пошутила или передумала. Не тратя времени на выяснения отношений с подругой, я с виноватым лицом пошла к Татьяне.

– Танечка, тысяча извинений. Простите ради бога. Перед экскурсией так замоталась. Дела… Вы не передумали переселяться?

– Я думала, вы передумали, – сухо ответила Горохова.

– Нет, что вы. Если у вас вещи собраны, можете сразу нести в нашу каюту.

Бориса и Антона мы продержали рядом с собой еще час. Мало того что они помогли нам, они еще перенесли вещи Сергея Алексеевича и Зои Андреевны, а также Ковальчука и Гороховой.

Алина зло сверкала глазами, но при Антоне и Борисе молчала – за это ей спасибо. А я? Я неоднократно пожалела, что затеяла это великое переселение, но раз сказала «а», надо было говорить и «бэ».

Ставя наши чемоданы перед каютой Сергея Алексеевича и Зои Андреевны, Антон спросил:

– Все? Больше ничьи вещи не надо переносить?

– Нет, огромное вам спасибо, – в который раз поблагодарила я.

– Тогда мы пойдем. До свидания, – с видимой радостью простились с нами Борис и Антон.

– До ужина. – Алина растянула губы в улыбке.

Мне показалось, что Борис вздрогнул от предложенной перспективы провести еще и ужин вместе.

– Ага, – кивнул он и спешно ретировался, увлекая за собой брата.

– Кажется, мы их достали по полной программе, – сказала я, глядя вслед удаляющимся фигурам. – Бьюсь об заклад, два часа они будут от нас отдыхать, растянувшись на своих койках в трюме.

– Ага, особенно досталось Борису, – хихикнула Алина. – Я женщина в соку, на диетах не сижу и люблю каждый свой килограмм. Нелегко ему пришлось меня носить.

– Да, с парня семь потов сошло, – протянула я.

– Ой, только жалеть его не надо, – фыркнула Алина, глядя на меня. – У тебя такое выражение лица, будто ты ему сочувствуешь.

– Да нет, с чего ты взяла? Слушай, Алина, а на борту есть Интернет?

– Разумеется. А зачем тебе?

– Пока мы ехали в такси, мне пришла в голову одна мысль. А вдруг преступник будет искать покупателей через Интернет?

– Не думаю. Стремно, – покачала головой Алина. – Такие вещи крадут под заказ.

– Так-то оно так, но хотя бы можно через Интернет узнать подробнее о сокровищах нибелунгов, а также об украденных картинах?

– Это пожалуйста. Идем, я знаю, где можно найти компьютер и войти в Интернет, – заинтересовалась она. – В интернет-кафе.

– А вещи? Не будем раскладывать?

– Да фиг с ними, с вещами, потом придем и повесим в шкаф. Хорошая идея тебе пришла в голову, – похвалила она меня, позабыв, что я доставила ей столько неудобств с переселением. – Какие картины были украдены, помнишь?

– Помню. «Христос и грешница» и «Воскрешение дочери…». Как же дочь звали? – Имя отца девушки напрочь выпало у меня из головы.

– Иаира! – подсказала мне Алина, ехидно улыбаясь.

– Точно? Имя странное. Библейское?

– Библейское, – кивнула подруга. – А запомнила я его так: Иа – Ира. Ирой зовут жену Густава. И эта ослица думает, что всех умнее.

– Иаир – мужское имя.

– Да какая разница!

– Как же ты ее не любишь.

– А за что мне ее любить? И ты меня не убедишь в ее порядочности! Ей Густав нужен только из-за денег! Разве может заинтересовать молодую красивую женщину толстый рыжий бюргер, который только и делает, что пьет пиво и ест жирные колбаски?!

– Алина, а разве в свое время этот толстый рыжий бюргер не был пределом твоих мечтаний? – напомнила я Алине о давней истории, когда подруга в отместку своему мужу собиралась выскочить за первого попавшегося мужика. Первым на ее пути повстречался Густав. Правда, тогда она и не догадывалась, что он настолько богат, и потому разводиться с мужем передумала.

– Кто? Густав – предел моих мечтаний? Не смеши мои тапочки. Мне только и надо было, что досадить Вадиму! Показать этому изменнику, что такими женами, как я, не разбрасываются – мигом подхватят и к алтарю понесут. Я ему доказала – и осталась преданной женой, – Алина горделиво вздернула нос.

Пришлось мне кое-что ей напомнить.

– И все это время, пока ты доказывала, Густав жил в твоей квартире на правах будущего мужа.

– Ну и что? В конце концов, Вадим мне поверил.

– Вадим… – протянула я. – Этот святой мужчина из тех, кто наивно полагает, что если жена встала с левой ноги, то в этом виноват он сам.

– Ой, так уж и святой? И вообще, кто старое помянет, тому глаз вон, – закрыла тему Алина, оставив меня при мнении, что вся ее враждебность по отношению к Ирине зиждется исключительно на ревности. – В интернет-кафе мы идем?

Я без слов бросила свой чемодан рядом со шкафом и вышла из каюты.

«Интернет-кафе» – слишком громко было сказано для самой обычной комнаты, правда, большой. Я ожидала куда большего, хотя бы наличия бара, в котором можно заказать кофе.

Здесь же вдоль одной стены были составлены столы, на которых стояли компьютеры. Две трети компьютеров были заняты подростками, играющими в игры-стрелялки.

«Все как у нас, – отметила я. – Основной контингент интернет-клубов и кафе – дети и молодежь до двадцати лет. Люди постарше – например, Борис и Антон, – уже предпочитают казино».

Мы заплатили за час и сели за крайний компьютер, чтобы нам никто не мешал. Начать решили с истории о нибелунгах. Здесь мы ничего нового не узнали. Мы уже слышали от Густава о том, как три бога забрали все золото у гнома Андвари, а также отняли его кольцо, которое имело свойство умножать богатства. Как и во всех сказках, сокровища, добытые нечестным путем, принесли его обладателям одни лишь несчастья. На протяжении всего сказания одна смерть следовала за другой. У саги не было счастливого конца.

– Ну, хватит, давай перейдем к картинам, – потребовала Алина. – Вся эта легенда о нибелунгах – не более чем сказка для малышей.

– Как хочешь, – согласилась я с ней. – Давай поищем, что пишут о Поленове.

Через несколько минут мы знали не только этапы жизненного пути Поленова – для меня было неожиданностью узнать, что Василий Дмитриевич не только учился в художественной академии, но и изучал юриспруденцию, – а также весь перечень написанных им картин. Что интересно, ко многим картинам Поленов писал эскизы, да не какие-нибудь схематические рисунки, выполненные в карандаше, а полновесные картины в масле. Так, у картины «Христос и грешница» был двойник – «Блудная жена». В то же время сама картина имела еще одно название – «Кто из вас без греха?». «Заросший пруд» имел брата-близнеца, который назывался «Старый пруд». Подозреваю, что и у картины «Воскресение дочери Иаира» был двойник или эскиз, возможно, даже не один.

– Интересно, – пробормотала Алина, переваривая информацию, – он что, по нескольку раз дублировал картины? Хотел продать в разные места?

– Скорее хотел набить руку, чтобы создать настоящий шедевр.

– По-моему, сами эскизы уже шедевры.

– А давай узнаем, где хранятся эти картины. Что-то мне подсказывает, что они имеют музейную прописку.

Я оказалась права. И «Христос и грешница», и «Воскрешение дочери Иаира» числились в экспозиции питерского Русского музея.

– Вот так новость! Что это значит? – спросила Алина. – Густав морочил всем голову? Картины не подлинные?

– Возможно, что и подлинные, если принять к сведению, что Василий Дмитриевич любил одну и ту же картину рисовать по нескольку раз. Во всяком случае, я не помню, чтобы Русский музей был обворован. Эрмитаж грабили, а Русский – нет, не помню.

– Грабили-то по-тихому, из запасников. Кто мешал ворам подменить подлинники копиями? Надо бы спросить у Густава, как он приобрел эти картины. И откуда у него вообще такая любовь к русской живописи? Ну и собирал бы картины немецких художников. Альбрехта Дюрера, например.

– Дедушка у него воевал в России, – вспомнила я.

– Ах, вот оно как. Значит, картины привез дед? Занятно, – двусмысленно усмехнулась Алина. – Но ленинградцы выстояли блокаду и не пустили немцев в свой родной город. Откуда тогда картины появились в Германии?

– Смотри, очень много картин хранится в Музее-усадьбе «Поленово». Возможно, там находились копии картин.

– Где это Поленово? – спросила Алина и опустила курсор вниз, чтобы найти адрес музея. – Ага, это Тульская область, Заокский район. Понятно, – вздохнула она. – Ладно, теперь посмотрим, что у нас на сайте интернет-аукциона? А ничего! – разочарованно констатировала она.

– Это российский сайт. Давай поищем на других сайтах. Последнее время в Лондоне очень полюбили русскую живопись.

Мы проверили еще несколько сайтов. Увы, в открытую никто не покупал и не продавал интересующие картины. О сокровищах нибелунгов мы вообще не нашли ни слова. В принципе мы и не рассчитывали на подобную наглость со стороны преступников. Редко кто крадет и сразу несет продавать. Разве что у этого человека не все в порядке с головой.

– А что, если мы сами дадим объявление? – вслух подумала я. – А что! Текст будет приблизительно такого содержания: «Хочу продать антиквариат, а также подлинник такой-то картины». Слово «подлинник» выделим.

– Думаешь, клюнет заказчик ограбления? – догадалась Алина, к чему я клоню.

– Если такой имеется, почему ему не клюнуть?

– Если такой имеется, то ларчик рано или поздно откроется. А если нет – кто-то стянул картины просто потому, что они ему понравились, – мы будем долго плутать в трех соснах.

– В трех соснах? – Я не сразу сообразила, о чем она.

– Прости, в четырех. Ирина, Лиза и Кирилл, Борис и Антон, ну и Тамара Леонидовна – все под подозрением. Сейчас я склоняюсь к тому, что картины у Тамары Леонидовны. И передала ей их Ирина. Я, конечно же, покопалась в ее вещах, но кто ей мешал спрятать рулончик с картинами где-нибудь на борту теплохода?

– Алина, у тебя семь пятниц на неделе, – вздохнула я. – То ты в полной уверенности утверждаешь, что Тамара Леонидовна утонула. То у тебя воровка Ирина. То ты подозреваешь Лизу и Кирилла. Он пропойца, и ему нужны деньги на выпивку. Борису и Антону вообще сам бог велел стать ворами: нигде не учатся, нигде не работают, одни развлечения на уме.

– Так это хорошо, что я не сбрасываю никого со счетов.

– Это плохо, – покачала я головой. – Мы топчемся на месте, а пора бы определиться. Эх, была не была, – вздохнула я и составила объявление о продаже картин.

Глава 20

Мы вернулись в каюту. Глядя на чемоданы, которые почему-то не хотелось разбирать, я спросила подругу:

– Что делать будем? Продолжать следить за Антоном и Борисом?

– Не знаю, – пожала плечами Алина. – Хочется растянуться в шезлонге на палубе, вытянув ноги, и наслаждаться путешествием. Ты собиралась позвонить Ирине. День прошел. Возможно, появились новости.

– Точно, – вспомнила я о том, что, еще сидя в ресторане, собиралась перезвонить жене Густава, чтобы узнать, какие новости Анна выложила своему сыну. – Ира, как дела? – спросила я, когда та мне ответила.

– Хуже некуда, – буркнула она.

У меня защемило сердце. С кем плохо? С Николаем? Или что-то с Тамарой Леонидовной? Хотя Алина и утверждала, что картины могла украсть Ирина, а потом передать их матери, в причастность старушки к ограблению мне верилось с трудом. А вот в то, что ее могло огорчить бегство с корабля ее бывшего мужа, которому она предложила воссоединиться вновь, вполне было реально.

«Тамара Леонидовна могла видеть, как Виктор Николаевич второпях покидает корабль. Она бросилась за ним, но потеряла из виду: на причале всегда полно людей. Поэтому потеряться проще простого. А дальше корабль уплыл, а Тамара Леонидовна осталась. Куда она отправилась, одному богу известно. Кстати, ее тоже мог хватить удар. Хотя это вряд ли. Наверняка полицейские проверили все больницы и морги Кобленца. Но ведь она могла отправиться домой, к дочери, и сердечный приступ настиг ее в пути», – рассуждала я, боясь напрямую спросить у Ирины, с кем случилось несчастье.

– Что случилось? Есть новости о маме?

– О маме ничего не известно. А вот у Николая, кажется, дела совсем плохи. Сегодня меня вызвали в госпиталь и прямым текстом спросили, что мы, родственники, собираемся делать.

– Что значит «делать»?

– А то, что они не видят у Николая никаких положительных сдвигов. Похоже, он уже никогда не придет в себя, но и в коме может пролежать неизвестно сколько. Надо его или перевозить домой, или отдавать в специализированную клинику, поскольку госпиталь, в котором сейчас находится Николай, занимается только интенсивной терапией и перспективными больными.

– А кто может сказать, перспективный больной или нет? – возмутилась я. – Это, по-моему, одному богу известно.

– Так-то оно так, но немцы сколь прагматичны, столь и ответственны – лишние деньги брать не станут.

– Понятно, а что Анна?

– Анна в лице изменилась, когда врачи сделали неутешительный для Николая прогноз. Естественно, денег у нее, чтобы перевезти Николая в другую клинику, нет, потому выбор должна сделать я, то есть я и Густав, причем в ближайшее время. Марина, ты что-то утром говорила об отце Николая! – вдруг вспомнила она. – Надо срочно его привезти к нам. Пусть забирает Николая домой. Советская школа медицины самая лучшая в мире! И не таких с того света возвращали, – затараторила она в трубку. – Нет, правда, дома и стены помогают.

Слушая Ирину, я поймала себя на мысли, что она стала рассуждать как немцы, которых она неоднократно осуждала за расчетливость, граничащую с жадностью. Хотя, если разобраться, Николай для Ирины чужой человек. Так с какой стати ее муж будет оплачивать ему лечение?

– Я позвоню сегодня Виктору Николаевичу. Если он в состоянии приехать, он приедет. Можешь передать это Анне.

– Я не видела ее после разговора с врачами. Расстроенная, она вышла из палаты и больше к Николаю не возвращалась. Домой тоже пока не приезжала.

– Значит, когда приедет, скажешь. – Я простилась и положила трубку.

Пересказывать разговор Алине не было смысла, я разговаривала по громкой связи, она и так все слышала.

– Надо ехать к Виктору Николаевичу, – покачала она головой. – Говорить о таких вещах по телефону нельзя, – разумно заключила она.

– Кто поедет? Ты? Я?

– Ты, – выдохнула она.

– А ты будешь продолжать следить за Борисом и Антоном?

– А чего за ними следить? Думаю, они ни при чем, – неожиданно выдала она. – Были бы у них картины с собой, они бы себя так или иначе выдали. Они же ведут себя, как самые настоящие мальчишки: пьют, загорают, играют на автоматах. Нет, лучше я съезжу к Лизе и Кириллу.

– Я у них была, – напомнила я. – Меня ничто в их поведении не насторожило. Бедная, несчастная женщина, которая носится с мужем-алкоголиком, как с малым ребенком.

– Тебя легко ввести в заблуждение, – хмыкнула Алина. – Ты веришь всему и всем.

Я возмутилась от подобного заявления.

– Ах, вот как! Тогда мне надо подозревать и тебя. А ну, Алина, признавайся, ты стянула картины и сокровища. Видела я, как ты хищно смотрела на перстенек нибелунгов.

На этот раз возмутилась Алина. Она даже пошла красными пятнами и стала задыхаться от негодования:

– Ты моя подруга! И такое говоришь?! Не ожидала от тебя такого!

– Да ладно, не кипятись – шутка, – успокоила я ее, видя, как она разошлась. – Хочешь лететь в Мюнхен? Лети. А я поеду в Кобленц. Только надо выловить на корабле Курта, чтобы попросить его вновь присмотреть за группой.

Не скажу, что Курт обрадовался нашей просьбе, но как воспитанный молодой человек не смог нам отказать. Собственно, на это мы и рассчитывали. Оставив вещи в каюте – мы надеялись к концу круиза за ними вернуться, – мы поехали в аэропорт. Алине повезло больше. Практически сразу она смогла улететь из Страсбурга в Мюнхен, пообещав мне на ночь глядя к Лизе и Кириллу не соваться, а переночевать в гостинице. Мне же пришлось ждать практически до утра, а потом с пересадками добираться до Кобленца.

В десять часов я уже стояла перед зданием больницы, в которую три дня назад был госпитализирован Сидоренко Виктор Николаевич. А в десять пятнадцать после небольшой стычки с медицинским персоналом – они никак не могли понять, кем я прихожусь Сидоренко, – меня препроводили в палату.

Виктор Николаевич был бледен, но выглядел бодро и моему появлению обрадовался.

– Неужели?! Рад вас видеть, – улыбнулся он.

– Как вы себя чувствуете?

– Да вроде бы ничего. Тьфу-тьфу, бог миловал.

– Это хорошо, что вы пошли на поправку.

– Да, обещают на днях выписать. Хорошо, если бы меня выписали к окончанию круиза. Германию я так и не увидел, – вздохнул Сидоренко.

– Жалеете, что с корабля сбежали?

– Нисколько! Второй раз в одну реку не войдешь. У меня семья, прекрасная жена, дети… Внуки уже!

«Пора», – мысленно сказала я себе.

– Кстати, о детях. Оказывается, ваш сын тоже в Германии.

– Кто? – сначала удивился Виктор Николаевич, а потом насупился: – Проболтались? Валентине звонили?

– Нет, – мотнула я головой. – Мы же обещали вам не волновать вашу супругу. Николай, когда мы прилетели в Германию, уже был здесь.

– Кто, Колька? – еще больше удивился Виктор Николаевич. – А мне говорил, паршивец, что отпуска у него не будет, в гости не ждите, а сам мотнул в Германию? Гусь! Всегда таким был!

Слова Виктора Николаевича меня насторожили.

– Я вас правильно поняла, Николай не переезжал на ПМЖ в Германию?

– А зачем ему переезжать, если у него дома все путем? Он живет в Орле, работает на заводе начальником цеха. Машина, квартира, дача. Что еще надо?

– Интересно…

– Что вам интересно?

– Дело в том, что несколько недель назад Тамару Леонидовну навестили родственники по линии бывших мужей. Среди них был Николай. Вы давно с сыном связывались?

– Давно, – признался Виктор Николаевич. – Вообще-то у меня с ним не очень гладкие отношения. Николай всегда был своенравным и обидчивым. Он почему-то думал, что я после смерти его матери не должен был жениться. Даже с Валентиной – она у меня ангел – не сразу нашел общий язык. Сейчас все вроде бы нормально, но видимся мы не часто, и звонит он редко. Но чтобы никому не сказать, уехать в Германию… Нет, такого не может быть. Вот я сейчас ему позвоню. – Он потянулся к мобильному телефону, который лежал тут же, на тумбочке.

Телефон Николая не отвечал.

– Черт! – Виктор Николаевич нервно бил пальцем по кнопкам телефона. Связаться с сыном у него не получалось. – Он же мне говорил, что поменял номер, а я забыл изменить его в телефонной книге.

– Я не все сказала, Виктор Николаевич. На Николая напали, и сейчас он находится в коме.

– В коме? Это что же, без сознания?

– Да. Причем дела у него не очень хорошие. Врачи ничего не обещают, – вздохнула я.

– Господи! Вы знаете, где он находится?

– Да, он в Дюссельдорфе. За ним ухаживает Ирина, дочь Тамары Леонидовны.

– Вот как. Значит, мне придется еще раз с ней свидеться. Я не могу здесь отлеживаться, когда мой сын в беде. Едем!

– Вы уверены, что вам не станет хуже?

– Мне станет хуже здесь! – Он протянул руку к кнопке, вмонтированной в борт кровати.

В палату вошла медсестра. На ломаном русско-немецко-английском языке Сидоренко сообщил ей, что намерен покинуть клинику сейчас же. Медсестра не стала возражать. Наверное, ей было все равно, что станет с ее пациентом за пределами больницы. Она достала из шкафа вещи Виктора Николаевича и помогла одеться.

Глядя на равнодушное лицо немки, я осознала всю ответственность за жизнь Сидоренко, лежащую на мне. А вдруг его сердце не выдержит волнений? В этом случае я буду косвенно причастна к его смерти.

«И зачем я брякнула, что у Николая такие плохие дела?» – пожалела я о сказанном.

– Виктор Николаевич, вы только не волнуйтесь так, – стала я исправлять свою ошибку. – Везде врачи одинаковые. Они намеренно сообщают, что больному ничего не светит. Если больной выживает – а такое случается в большинстве случаев, – их благодарят и превозносят до небес. Если нет, то они разводят руками и говорят: «Мы же вас предупреждали».

– Да? – Виктор Николаевич поверил мне и успокоился – может быть, не до конца, но трястись и задыхаться прекратил.

Медсестра отсыпала ему на дорогу горсть сердечных таблеток, и мы поехали. Через два часа мы уже были в Дюссельдорфе, на вокзале взяли такси. Я хотела заехать за Ириной, чтобы та помогла нам в общении с немецкими врачами, но Сидоренко уговорил меня сразу отправиться в госпиталь.

– Сил у меня никаких нет ждать. Я хочу видеть сына.

– Как хотите, Виктор Николаевич. В госпиталь так в госпиталь, – вздохнула я и сказала таксисту, куда нам нужно. Название госпиталя я помнила хорошо.

Без проблем мы прошли по больничному коридору и остановились перед дверью в палату.

– Я вас только об одном попрошу, Виктор Николаевич, держите себя в руках, – сказала я и потянула на себя дверь.

Ничего не изменилось в палате. Николай, как и в прошлый раз, лежал, вытянувшись на кровати. Руки по швам. Лицо бледное и отрешенное. К носу тянутся трубочки. В вену на локте воткнута игла, через которую по капельке поступает жидкость из аптекарской бутылки.

Виктор Николаевич вошел, мельком взглянул на Николая и стал оглядываться, как бы ища кого-то еще.

«Как так можно, бросить тяжелобольного одного? – подумала я. – Даже сиделку забрали. Впрочем, ее и не было. Вместо сиделки была Анна. Только она, говорила Ирина, ушла. Но ведь могли бы, пока вопрос не решился, на время приставить к Николаю больничную сиделку!»

– Наверное, вышла куда-то, – пробормотала я.

– Кто?

– Вы сиделку ищите?

– Я ищу Николая. Куда вы меня привели? Где Коля?

– Вот он, – несколько опешив, я кивнула на Николая.

– Это не мой Коля, – мотнул головой Виктор Николаевич.

– Вы в этом уверены? За время болезни ваш сын мог измениться.

– Я, по-вашему, похож на идиота? – спросил он, почему-то улыбаясь.

«Неужели умом тронулся?» – промелькнуло в голове.

– Да вы посмотрите на него! – ткнул пальцем в Николая Виктор Николаевич. – Он же почти лысый!

– Ну и что?

– А у моего Кольки такая шевелюра, что любой позавидует.

– Но ведь…

– За месяц, что я его не видел, мог облысеть? Нет. К тому же мой сын невысокого роста, а у этого все сто восемьдесят будет. Вырасти он никак не мог. – Сидоренко подошел ближе к больному. – Я понимаю, болезнь меняет лицо, но у моего нос картошкой, а у этого длинный и прямой. Не мой это сын! Слава богу!

– А чей?

– Может, у Тамарки был еще один пасынок Николай? – предположил Виктор Николаевич.

– И тоже Сидоренко? – Я наклонилась к спинке кровати, на которой висела табличка с фамилией Сидоренко, написанной латинскими буквами.

– Значит, он аферист! – безапелляционно заявил Виктор Николаевич.

– Аферист, – повторила я. – Похоже на то. Поехали к Ирине, разбираться, кто есть кто.

Глава 21

По дороге к дому Густава я лихорадочно вспоминала, что рассказывала Ирина о том, как Николай попал к ним в дом. Кажется, вместе с Анной. Тамара Леонидовна представила их Ирине как детей своих бывших мужей. Что это значит? Что Анна тоже аферистка? Или нет? Тогда как она встретилась с Николаем? В любом случае как эта парочка нашла Тамару Леонидовну? И странно, что она не узнала Николая. Впрочем, она могла видеть пасынка много лет назад, когда тот был ребенком.

Все эти вопросы я собиралась задать Ирине, надеясь на то, что мать ей что-то да рассказывала из своей прошлой жизни.

Нас как будто уже ждали. Горничная впустила в дом и тут же позвала хозяйку. Ирина, сообразив, что со мной отец Николая, несказанно обрадовалась.

– Наконец-то! Проходите, чувствуйте себя как дома, – воскликнула она. – Я Ирина, дочь Тамары Леонидовны. А вы, верно, ее бывший муж? – спросила она, провожая нас в гостиную. Виктор Николаевич сдержанно кивнул, из-под насупленных бровей рассматривая дочь Тамары Леонидовны. – И отец Николая, – добавила Ирина.

На что Виктор Николаевич только пожал плечами. Ирина подумала, что он устал с дороги или сильно удручен состоянием сына. Поэтому, прежде чем продолжить разговор, она предложила нам сесть и попросила горничную принести чай. Как только немка вышла выполнять ее указания, Ирина, вздохнув, сказала:

– Вы поймите нас правильно. Мы очень сочувствуем тому, что случилось с вашим сыном в нашем доме. Но это не наша вина. Мы сами пострадали. Николай может жить у нас сколько угодно, пока не поправится, но мы не можем создать ему таких условий, которые создаст специализированная клиника. Вы должны принять решение. Где ему будет лучше? Дома или в госпитале? Мое личное мнение, – Ирина запнулась и потупила взгляд, – ему будет лучше дома, только не у нас, в Германии, а на родине. Родные стены, близкие люди… Это ничего, что он в коме, он ведь все слышит, чувствует. Любовь близких и их забота творят чудеса…

– Ирина, а Густав дома? – перебила я ее. Мне почему-то захотелось, чтобы и он присутствовал при нашем разговоре.

– Нет, поехал в офис. Я так рада, что он наконец-то вышел из ступора. Ты не представляешь, как я извелась, глядя на то, как мой муж… – она осеклась. – В общем, медовый месяц у нас еще тот. А что вы на меня так смотрите? – спросила она, наконец-то почувствовав неладное.

Я переглянулась с Виктором Николаевичем.

– Что-то с Николаем? – испуганно спросила Ирина.

– Именно. Ирина, тут такое дело, – начала я. – Короче, Николай – не тот человек, за которого он себя выдавал.

– То есть?

– Не сын Виктора Николаевича.

– А…

– Виктор Николаевич – один из мужей твоей мамы, – ответила я, прочитав вопрос в глазах Ирины. – Мы проверяли. А вот кто такой Николай, пока неизвестно. Поэтому напрягись и расскажи нам все, что знаешь об этом человеке.

– Господи, кого же мы в дом впустили? – запричитала она.

– Нам тоже это было бы интересно знать.

– Минуточку, – отвлек на себя внимание Виктор Николаевич. – Я мог бы с вашего телефона позвонить домой? Я так переволновался, что не успокоюсь, пока не буду знать, что с моими детьми все в порядке.

– Да, пожалуйста, – разрешила Ирина, ставя перед Сидоренко телефон. – Код страны знаете?

Разговор с Валентиной Петровной длился минут десять. За это время Виктор Николаевич успел выяснить, что все его домашние в полном здравии.

– А Николай давно звонил? Вчера? В гости с семьей к нам собирается. С ним все нормально? Это хорошо. Почему спрашиваю? Да снился мне он вчера. Нормально снился, не переживай. Если вчера с ним разговаривала, зачем звонить? Приеду, тогда поговорим. Все, пока. – Он положил трубку. – Мой Николай в Орле, – сообщил он, как будто кто-то еще сомневался, что в госпитале лежит посторонний человек.

– Ну, Ирина, рассказывай, – поторопила я жену Густава.

– Да и рассказывать-то нечего. Я знала, что у моей мамы до моего отца было несколько мужей, она и не скрывала этого. Более того, скажу, что отец часто ее ревновал, и небеспочвенно.

– К прошлому ревновал? – уточнила я.

– Если бы, – хмыкнула Ирина. – Мама любила пофлиртовать. Каждый ее отпуск заканчивался семейным скандалом. Она собирала чемодан и грозила уйти к другому мужчине. И если бы я однажды не сказала, что остаюсь с отцом – а я единственный ее ребенок, – наверное, мой отец был бы не последним в списке ее мужей, – вздохнула она. – И что интересно, мама никогда не заводила романы со свободными мужчинами. Все были либо женаты, либо вдовцы с детьми.

Виктор Николаевич кивнул:

– Я женился на Тамаре, когда у меня уже был Коля на руках. Жена моя за два года до этого умерла по вине врачей. С Тамарой мы прожили душа в душу пять лет, а потом она сбежала с полковником, с которым познакомилась на отдыхе.

– После этого у нее были инженер и врач-кардиолог. А потом она встретила отца, и появилась я.

– До этого у нее детей не было?

– Нет. Видно, так распорядился бог.

– А Анна чья дочь?

– Кажется, капитана дальнего плавания, – без уверенности сказала Ирина.

– Вы общались в детстве со сводными братьями и сестрами?

– Нет. Во-первых, у нас большая разница в возрасте. А во-вторых, мама, когда уходила от своих мужей, сжигала все мосты. И, как правило, переезжала на новое место.

Виктор Николаевич опять кивнул, как бы соглашаясь со сказанным.

– Интересно, как же Николай и Анна нашли вас в Германии?

– Есть у меня на этот счет некоторые догадки. На старости лет мама стала очень сентиментальной. Не поверите, но она подсела на компьютер, зарегистрировалась на сайте «Одноклассники» и опубликовала в Сети всю свою биографию: где, когда, с кем. Мемуары старой ветреницы получились. В общем, у меня мамочка еще та, идет в ногу со временем.

– Забавно. Значит, ты полагаешь, что Николай и Анна нашли ее благодаря «Одноклассникам»? И обоим одновременно пришло в голову встретиться со своей мачехой?

– Но она ведь не просто мачеха, скажем, живущая в Урюпинске. Она живет в Германии! – напомнила нам Ирина. – Она могла быть полезной им обоим: и Николаю, и Анне. Если честно, то в этой предсвадебной суете я не удосужилась поинтересоваться, как они нашли мою мать.

– С Николаем мы разобрались. Он, может быть, и Николай, может, даже и Сидоренко, но только не сын ее бывшего мужа. Теперь настала очередь узнать, имеет ли Анна какое-то отношение к вашей семье. Кстати, Ирина, ты видела документы Николая и Анны?

– Нет, – пожала плечами Ирина. – Мама представила мне Николая и Анну. Сказала, что они наши родственники. Как бы это выглядело, если бы я потребовала у них документы? Я бы оскорбила их недоверием. Теперь я понимаю, как сглупила, поддавшись уговорам матери пригласить их на свадьбу.

– Ну а фамилию Анны ты знаешь?

– Да. Вроде бы Кузьмина, но не уверена. А вот фамилия ее отца, маминого мужа – Соколов. Это точно.

– Соколова-Кузьмина, говоришь? А вот фамилия ее сына Бориса – Иволгин, – вспомнила я.

– Она тоже могла, как и мама, несколько раз быть замужем, – пожала плечами Ирина.

– Сейчас проверим, – пообещала я и достала мобильный телефон, чтобы позвонить Курту. – Курт, здравствуй. Как там? Все в порядке? Это хорошо. Вспомни, пожалуйста, фамилии юношей, которым я просила забронировать каюту. В список группы их вносил уже ты.

– Сейчас, – пообещал Курт. Пауза длилась минуту. Поскольку Курт – парень обстоятельный, могу предположить, что он стал искать список туристов. – Ага, вот. Борис Иволгин и Антон Кузьмин.

– Спасибо, Курт. – Я отключила трубку. – Похоже, фамилия Анны действительно Кузьмина? А дети от разных браков.

– Зачем гадать? – спросила Ирина. – Анна ведь свои вещи не забирала. Может, в ее комнате мы найдем паспорт?

– Со вчерашнего дня она так и не объявлялась?

– Она вообще, как уехала с Николаем в госпиталь, так ни разу здесь не была. Вещи ее должны быть в комнате.

– Значит, мы можем пойти и посмотреть?

– Я думаю, при сложившихся обстоятельствах мы просто обязаны это сделать. Хотя, должна вас предупредить, в комнате Анны уже побывала полиция, когда дом обыскивала.

Я прекрасно помнила то утро, когда люди из полиции обыскали комнаты всех, кто жил в доме. Правда, искали они ценности, а не документы. Вполне возможно, что документы до сих пор там, если, конечно, Анна, садясь в машину «Скорой помощи», не забрала их с собой.

Я очень надеялась найти паспорт Анны, но меня поджидало разочарование – комната была чисто убрана. Ничто не говорило о том, что здесь кто-то живет: ни оставленная на туалетном столике расческа, ни зубная щетка в ванной, ни брошенный впопыхах халат или ночная сорочка. А ведь Анна умчалась в госпиталь с Николаем, когда было чуть больше семи. Что это, патологическая аккуратность?

Ирина нахмурилась и подошла к шкафу. Распахнула дверцы и ахнула:

– Ничего не понимаю. – Кроме пустых вешалок, в шкафу ничего не было. – Марта! – Ирина гаркнула так, что ее окрик эхом разнесся по всему дому.

Через секунду в комнату влетела взволнованная горничная. Ирина гневно на нее посмотрела и спросила о чем-то на немецком языке. Та отвечала ей, будто оправдываясь. Ирина только развела руками, сочтя своим долгом нам объяснить:

– Сегодня утром Густав поехал в офис, я отправилась в банк, чтобы обналичить немного денег для хозяйственные нужд. В это время домой вернулась Анна. Она собрала свои вещи и съехала.

– Опоздали. Надо срочно позвонить в полицию, – потребовала я.

– Да-да, конечно, я сейчас позвоню, – пообещала Ирина. – А ты думаешь, что Анна тоже самозванка?

«А что мне еще думать?!» – мысленно ответила я ей.

Наверное, мой взгляд был слишком красноречивый, если она, смутившись, сказала:

– Ну да, это ее бегство неспроста: не встретилась со мной, не простилась. Идемте вниз, я позвоню в полицию.

Пока мы спускались по лестнице, я корила себя: «И зачем я отпустила Алину в Мюнхен? Надо было не спускать глаз с Антона и Бориса. Где их теперь искать? Мать сбежала, ну и они скорей всего бросятся в бега».

Ирина позвонила в полицию и доложила о том, что ее родственники совсем ей не родственники, а посему неплохо было бы их задержать, чтобы выяснить, зачем они втерлись к ней в доверие.

– Ты им скажи, что ее документы могут быть поддельными, – подсказала я Ирине. – Вполне возможно, что на самом деле она никакая не Кузьмина.

– А кто? Кого им искать? – спросила у меня Ирина, прикрыв ладонью телефонную трубку.

– Не знаю. А фотография Анны у тебя есть?

– Свадебная, где я с Густавом в окружении родственников, – вспомнила Ирина.

– Пусть приедут за фотографией. Или пошли в полицию шофера с фотографией.

Ирина кивнула и перевела мои слова полицейским.

– По фотографии без фамилии они долго будут искать вашу Анну, – вмешался в разговор Виктор Николаевич. – Может, все-таки надо проверить фамилию дамочки?

– Как проверить?

– Надо обратиться в соответствующие службы. Вот вы говорили, что Тамара всю свою биографию в Интернете поместила. Надо узнать, кто отец Анны, разыскать его да и проверить, где его дочь и есть ли у него внуки.

– Скоро этот клубок не распутаешь, – покачала я головой, зная, что такой розыск может длиться неделю, а то и дольше.

– Да почему?! Мой друг – офицер КГБ в отставке. Очень шустрый малый. У него все связи остались. Он может помочь. Нам бы только ему подсказать, в каком городе искать отца Анны.

– Ирина, можешь нам найти сайт, на котором Тамара Леонидовна разместила свои мемуары? – попросила я.

– Пойдемте в кабинет, – вздохнула Ирина. – Вообще-то Густав не любит, когда без его ведома входят в кабинет, но компьютер есть только там.

В кабинете Густава я в последний раз была, когда там еще висели картины Поленова. Заметить пропажу было нетрудно. На фоне выцветших обоев выделялись яркие прямоугольники. Хозяева не стали ничего вешать на эти места, очевидно, надеясь, что картины вернутся в их дом.

Ирина подсела к компьютеру. Войдя в Интернет и найдя нужный сайт, она подозвала нас.

– Вот, смотрите. Мама была замужем за Соколовым Иваном Андреевичем. Жили они в Воронеже. Наверное, и сейчас он там живет. Звоните своему другу, – Ирина сняла телефонную трубку и передала ее Виктору Николаевичу.

– Паша. Тут такое дело… Помоги найти человека. Очень надо, – попросил Сидоренко и продиктовал другу все, что ему было известно о Соколове Иване Андреевиче. – Жду.

– Давайте выпьем по чашке кофе, – предложила Ирина. – От всей этой информации, брат – не брат, сестра – не сестра, у меня разболелась голова.

Глава 22

Мы переместились в гостиную. На зов хозяйки прибежала Хелен. Внимательно выслушав Ирину, она умчалась исполнять приказание.

Как раз в это время у меня зазвонил мобильный телефон. «Алина», – прочитала я на экране.

– Привет, подруга, – крикнула на другом конце Алина, да так громко, что Ирина и Виктор Николаевич повернули ко мне головы. – Как дела? – Не дожидаясь, когда я отвечу, она сообщила: – У меня все супер! Я как в воду глядела, что мне нужно было лететь в Мюнхен.

– Есть новости? – без энтузиазма спросила я. Знала бы Алина, какие у нас новости!

– Все получилось как нельзя лучше. Воришки расслабились, а тут и я! Кирилл признался! Лиза – художница!

– Кто? Лиза?

– Да-да, Лиза! А ты думала, она только тем и занимается, что мужа-алкоголика стережет? А она, оказывается, еще и картины пописывает!

– Что делает?

– Ты не слушаешь! – упрекнула меня в невнимательности Алина. – Картины пишет!

– Это она тебе сказала?

– Слушай! Перед тем как появиться у них на пороге, я решила пробежаться по городу. Ты же сказала мне, что они в основном сидят дома. Так зачем торопиться? Значит, иду, смотрю – художественный салон. Меня словно магнитом к нему потянуло. А там, за стеклом, Кирилл разговаривает с владельцем. Вид у него недовольный, обиженный. Что ему хозяин сказал, не знаю, только Кирилл скоро вышел и к автобусной остановке направился. А я в салон зашла. Хожу, присматриваюсь, Поленова ищу.

– Нашла? – с замиранием сердца спросила я.

– Нет, Поленова не нашла, но нашла другого художника, Лизу Куприянову! Мое мнение – слабенькие картины. Вазочки, цветочки. В женском стиле. Но рисовать она умеет, значит, и в живописи разбирается. Ну вот, стою я, смотрю на работы Лизы. Со спины ко мне подкрадывается хозяин и спрашивает о чем-то на немецком. Я от неожиданности выдаю: «Что?» Не поверишь, он заговорил на русском. Оказалось, что он жил в Магдебурге, а там все русский язык в школе учили. Я сразу ему начинаю заливать, мол, обожаю живопись, особенно русскую. Он мне: «Вот русская живопись» – и тычет на лютики Куприяновой. Я ему: «Нет, мне нравятся старые мастера: Репин, Левитан, Поленов…» На что он: «Извините, что имеем». – «Неужели к вам не приносят работы старых мастеров? Я заплатила бы любые деньги за картину Поленова». – «Увы, ни разу не приносили». – «А что делал у вас тот молодой человек, который заходил к вам до меня? Он художник?». – «Его жена художница. Ее работы перед вами. Купите для дома». – «Мне бы что-то на библейскую тему». Эх, Марина, я, кажется, его спугнула. Хозяин салона внимательно на меня посмотрел, а потом рассмеялся: «Вам еще рано о вечном думать. Чем вам цветочки не по душе? В спальне повесите». Не раскололся! Ну и бог с ним. И без него все сходится: Лизе нужны деньги на лечение мужа, вот она и стянула картины Поленова. Кому, как не ей, знать, что воровать.

– А у них дома ты была?

– Сейчас еду.

– Сразу перезвонишь. Заодно поднимись этажом выше. Кто знает, может, Тамара Леонидовна уже вернулась. Кстати, у нас тут тоже новости, – вздохнула я.

– Какие новости? – равнодушно спросила Алина.

– Николай – самозванец, Анна сбежала. Пока все.

– И что это может значить? – задумалась она.

– Пока не знаю. Николаю совсем худо, поэтому нам вряд ли удастся с ним поговорить.

– Ну ладно, держите меня в курсе событий, – сказала на прощание Алина и отключилась.

Ирина и Виктор Николаевич в ожидании новостей не сводили с меня глаз.

– Что-то серьезное? – подтолкнул к откровенности Сидоренко.

– Пока не знаю. Ирина, вы знали, что соседка вашей матери – художница? – спросила я.

– Лиза? Ну, в общем-то да. У мамы было несколько ее акварелей, – пожала плечами она. – Подарки на день рождения, Новый год, Восьмое марта. Но я не думала, что Лиза профессиональная художница. Цветочки, вазочки… Мне кажется, я тоже так могу. А вы к чему клоните? Вы думаете, что это Лиза украла? Ну что вы! – воскликнула она. – Она очень ответственный и честный человек. Случалось, что она занимала у мамы деньги, но всегда отдавала в срок. Еще Лиза очень набожный человек и чужого не возьмет!

– Вы так в ней уверены? – снисходительно улыбнувшись, спросила я.

– После того, что произошло с Кириллом, – да.

– Вы так хорошо с ней знакомы?

– Мама рассказала. А ей по-соседски сама Лиза плакалась в жилетку.

– Вот как?! А что, собственно, произошло с Кириллом? Спился?

– Лиза считает, что пьянство Кирилла – это испытание, которое послал ей бог. Даже не испытание, а кара.

– Что же она натворила?

– Увела Кирилла у беременной жены.

– А мне она рассказывала, что они знакомы с юношеских лет.

– Так все и было, – кивнула Ирина. – Лиза в него еще в школе влюбилась, а потом их пути на время разошлись. Лиза осталась в родном городе, а он уехал покорять Москву. Года через четыре они вновь встретились, Кирилл приехал к родителям – и чувства разгорелись вновь. Все бы хорошо, если бы Кирилл к тому времени не был женат гражданским браком. Впрочем, Лизу этот факт особенно не беспокоил. Кирилл ничего не говорил о беременной жене. Дело шло к свадьбе: были приглашены гости, куплено платье… И вот в разгар предсвадебной кутерьмы появилась Татьяна, мать будущего ребенка Кирилла. Пришла не к Кириллу, а к Лизе. Состоялся очень неприятный разговор. Татьяна плакала, умоляла Лизу оставить Кирилла, пожалеть их ребенка. Лиза рассудила так: от ее решения ничего не зависит. Если Кирилл не любит эту женщину, он с ней жить не будет, и никакой ребенок не свяжет их вместе. А еще ей было стыдно перед родителями. Они были против свадьбы с Кириллом. Будущий зять им не нравился. Гордость мешала ей признаться, что они оказались правы. Недолго думая, Лиза ответила Татьяне, что она любит Кирилла и тоже ждет от него ребенка. Татьяна ушла, бросив на прощание: «Что ж, забирай себе Кирилла. Только поклянись не бросать его ни в радости, ни в горе, ни в богатстве, ни в бедности». Лиза фыркнула: «Конечно, не брошу. Можешь не беспокоиться». Потом она поняла, почему Татьяна взяла с нее такую клятву. Утром тело ее соперницы нашли в городском саду. Как будто бы сердечный приступ. Было поздно, никто не обратил внимания на девушку, сидящую на лавке, которой стало плохо. Лиза гнала от себя мысли, что каким-то образом причастна к ее гибели. А потом наступил час прозрения. Кирилл оказался неспособным содержать семью, стал прикладываться к бутылке. Лизе стала сниться Татьяна. «Смотри, не бросай Кирилла. Ты мне обещала. Без тебя он пропадет. Вытянешь его из пропасти – будешь счастлива. Нет – вместе с ним погибнешь». И этот кошмар так часто повторялся, что она решила сходить в церковь покаяться. Там ее и вовсе запугали. Грех она страшный совершила: оттолкнула от себя беременную женщину. Вот она изо всех сил и тянет Кирилла. Он упирается, а она его тянет из трясины пьянства окаянного. А еще Лиза регулярно в церковь ходит, грех свой замаливает, посты все соблюдает.

– Но это все эмоции! На лечение нужны деньги, и немалые.

– И все равно я не верю, что Лиза могла украсть, – упрямо мотнула головой Ирина.

Наверное, Алина нашла бы аргумент, чтобы убедить Ирину в обратном, но я лишь развела руками: сама до последнего верю людям.

Неловкое молчание прервал телефонный звонок, доносящийся из кармана Виктора Николаевича.

– О! Это Павел. Оперативно работают ребята, – удивился он, прежде чем ответить другу. – Слушаю тебя, Паша. Неужели узнал? Ага, понятно-понятно, – кивал Виктор Николаевич, делая пометки ручкой на салфетке. – Вот как?! Спасибо, друг. Так вот… – Виктор Николаевич на секунду замолчал, призывая нас собраться.

– Ну, не томите, – попросила я. – Анна Кузьмина никакого отношения к мужу Тамары Леонидовны Соколову Ивану Андреевичу не имеет?

– Как раз имеет. У Соколова Ивана Андреевича есть дочь, Анна Ивановна. Была замужем за Кузьминым Валерием. Десять лет уже в разводе. В свое время окончила кооперативный техникум. Последние годы работала страховым агентом. В начале года она и ее сын Антон выехали на ПМЖ в Германию.

– Вы сказали, что она выехала с Антоном? Но у нее же два сына! Антон и Борис. Кстати, фамилия Бориса Иволгин. Я допускаю, что его она родила в гражданском браке, но почему вы говорите, что выехал в Германию один только сын? – возмутилась я, но потом вспомнила об отметке в загранпаспорте Бориса. – Поняла! Борис всего три недели, как приехал в Германию. Возможно, он даже по туристической визе пересек границу, а не как человек, выезжающий на ПМЖ.

– В Германию выехал Антон. Борис никак не мог выехать за границу, – покачал головой Сидоренко. – Потому что два года назад он погиб. Автомобильная авария.

– Ага, час от часу не легче! Тогда кто выдает себя за Бориса? Простите, мне надо сделать один звонок. – Я достала телефон и стала набирать номер телефона Курта. – Курт, ты меня слышишь? – Гид недовольно буркнул в трубку, что слышит, но жутко занят, а потому со мной разговаривать не может. – Черт тебя дери! Чем ты там так занят, что не можешь со мной говорить?

– Я провожу экскурсию.

– Ладно, – немного поостыла я, – ты мне одно скажи. Антон и Борис у тебя перед глазами?

– Антон – да. Бориса я не вижу. Марина, извини, но я должен делать свою работу.

Курт отключился, не дав мне сказать ни слова.

– Ох уж эти немцы, – недовольно процедила я сквозь зубы. – Такие они щепетильные, правильные относительно всего того, что касается работы. Жди теперь, когда он закончит свою экскурсию. Вот где сейчас Борис?! Что я должна думать?! – разозлившись на Курта, я перешла на крик.

– Марина, успокойся, – попросила меня Ирина.

Ее страдальческий взгляд остудил мой пыл.

«И правда, что это я? Мне, что ли, хуже всех? На Ирину больно смотреть, а тут я еще психую», – мне стало стыдно за непроизвольный срыв.

– Виктор Николаевич, может, ваш друг ошибся, и Борис, сын Анны, не погиб? – на всякий случай спросила я.

– В их системе ошибок не бывает.

– Да знаю я, – вздохнула я. – К тому же у этого Бориса паспорт украинский, тогда как Анна жила в Воронеже. Я правильно вас поняла, Виктор Николаевич?

– Да. Соколов Иван Андреевич все так же проживает в Воронеже.

– В голове одна сплошная каша, – призналась я. – Знаешь что, Ирина, позвони-ка ты еще раз в полицию и скажи им, чтоб искали и Бориса Иволгина, уроженца Украины. Хотя понимаю, поймать его им будет чрезвычайно трудно. В последний раз я с ним виделась вчера, и было это на территории Франции. Но ты все равно позвони на всякий случай. Если он еще в Европе и у него нет второго паспорта, то есть шанс задержать его в аэропорту.

– А если он воспользуется другим видом транспорта? – спросила Ирина.

– Тогда мы вряд ли его увидим, если только он сам не захочет вернуться, – вздохнула я, осознавая то, что все наши попытки найти вора могут так и не увенчаться успехом.

«И вроде бы круг подозреваемых лиц узок, но стоит нам подобраться к одному из этих лиц вплотную, как тот исчезает. Были бы мы дома, уже давно бы выяснили, кто вор, а кто случайно затесался в круг подозреваемых. Может, попросить Ирину свозить меня в полицию?» – думала я, допивая остатки холодного кофе.

– Ира, а что нового в полиции? Они хоть докладывают вам о розыскных мероприятиях?

– О чем ты говоришь?! Поскольку картины были застрахованы, сначала они должны убедиться в том, что не мы себя обокрали. Далее их работа сведется к тому, что они станут отслеживать все аукционы, Интернет и выставки частных коллекционеров.

– Долгая и кропотливая работа, – хмыкнула я.

– Да, которая может растянуться на годы. Короче, я и Густав можем надеяться только на счастливый случай.

«Пожалуй, в полицию я не пойду», – мысленно отказалась я от своей затеи.

Глава 23

– Кажется, Густав вернулся, – вздрогнула Ирина, услышав раскатистый голос мужа, доносящийся из холла. – Рано что-то.

– А мне что делать? – спросил Виктор Николаевич, с опаской поглядывая на дверь. – Может, я того, поеду в гостиницу?

– Какую гостиницу? Остановитесь у нас. Мы вас приглашали как отца Николая, так и побудьте им, – предложила Ирина. – Мне так неудобно перед вами. Получается, по вине моей семьи у вас вся поездка пошла наперекосяк.

В комнату вошел Густав. Увидев пожилого человека, он смущенно заулыбался.

– Здравствуйте. Вы папа Николая?

Сидоренко не стал мешкать с ответом, решив воспользоваться предложением Ирины остановиться у них:

– Ну в общем-то да, у меня есть сын Николай.

– А что ты так рано, Густав? – перевела разговор в другое русло Ирина.

– Устал. Захотелось дома побыть. У меня вообще последнее время апатия ко всему, – признался Густав, отводя глаза в сторону. – Как будто все из меня вынули.

– Густав, ты все еще не можешь свыкнуться с мыслью, что тебя обокрали? – догадалась я.

– Возможно, – вздохнул он и без сил рухнул на диван. – Ирина, у нас есть что-нибудь выпить?

– Нет! – слишком резко ответила та.

– Да, Густав, – поддержала я Ирину. – Ты так в законченного алкаша превратишься, а потом все спишешь на злой рок нибелунгов.

– Нибелунгов? – заинтересованно переспросил Сидоренко.

– Да, – оживившись, кивнул Густав. – Вы не слышали легенду о кольце нибелунгов? А оперу слушали? Так вот, у меня все это было, а теперь нет, – развел он руками.

По тому, как эмоционально он себя вел, можно было заключить, что до офиса он сегодня так и не доехал – по пути свернул в кабачок и там пропустил рюмку-другую шнапса.

– Густав, – одернула его Ирина, полагая, что муж начнет в очередной раз рассказывать легенду о нибелунгах и еще больше расстроится.

– Как хочешь, пойду к себе. Когда будет обед, позовете.

Прихватив из бара бутылку виски, он удалился на второй этаж.

– Вы простите моего мужа, – стала оправдываться перед Виктором Николаевичем Ирина. – Нас несколько дней назад обокрали. Он очень переживает. Но вот что интересно, – вдруг нахмурилась она. – По легенде, несчастья должны сыпаться на обладателя сокровищ. По логике вещей, избавившись от них, мы должны вздохнуть свободно. А у нас все наоборот. Николай одной ногой на том свете. Что с матерью, я не знаю. Может, и ее в живых нет. Густав пьет беспробудно. Пальма в оранжерее такого накала страстей не выдержала – засохла. Ужас! Почему же несчастья преследуют нас именно сейчас?

Я могла бы ей сказать, что у каждого человека случаются в жизни белые и черные полосы. И вряд ли это связано с чьими-то заклятьями. Тем более что в данном случае вышло все наоборот. Жаль только, что у нее и Густава черная полоса совпала с медовым месяцем. Искренне жаль.

Но я промолчала. Что бы я в эту минуту ни говорила, ее вряд ли бы это утешило. Да и пообещать, что все будет хорошо, я не могла – поскольку не провидица.

– Может, еще чаю? – тихо попросил Виктор Николаевич. – Если честно, я еще не завтракал, а день с утра так нервно начался.

– Да, конечно, – засуетилась Ирина. – Хелен! – крикнула она. – До обеда еще далеко. Наша повариха – немка. Она до чертиков пунктуальна. Завтрак прошел, обед раньше она не подаст ни за что, но мы ее уговорим наделать нам каких-нибудь бутербродов.

На пороге появилась Хелен. Не скажу, что, выслушав хозяйку, она с радостью помчалась выполнять указание. Напротив, скроила такое недовольное лицо, что Ирине пришлось на нее прикрикнуть.

– Извините, последние события на всех так повлияли. Хелен и Марта ходят как вареные мухи, на меня косятся. Полагаю, они все неприятности связывают со мной. До меня они ведь жили как у Христа за пазухой. Густав дома только завтракал. Обедал и ужинал в ресторанах. Пользовался двумя комнатами. Гостей приглашал редко. А с моим появлением все изменилось: надо убирать, готовить, гостей принимать. Родственников сколько понаехало.

– Ирина, а кто-то из… – начала я и замялась.

Мне опять пришла в голову мысль, что вором может быть кто-то из прислуги. Ирина подсказала мне мотив преступления. И Марта, и Хелен, и Франц – люди пожилые. Им уже работать трудно. А что, если они сговорились подставить Ирину? Мол, как хорошо жили, а пришла она, и несчастья не заставили себя долго ждать.

Вслух я этого не сказала, но Ирина поняла меня с полуслова.

– Нет. Я вам уже говорила, что и Хелен, и Марта, и садовник Франц работают у Густава очень давно. Во-вторых, они из тех немцев, которые закон чтят наравне с Библией. И, в-третьих, в тот злосчастный день все трое, не дожидаясь, когда их вызовет к себе Густав, пришли к нему и на Библии поклялись, что все эти годы они верой и правдой служили ему и к пропаже ценностей не имеют никакого отношения. Более того, Марта даже к витрине боялась притронуться: она очень суеверна. А Хелен никогда не поднимается на второй этаж, у нее проблема с коленным суставом. Франц по дому не ходит. Он астматик и только спит в помещении. Зайти в кабинет, где пыльные книги? Вы шутите! Ни у кого из них нет ни детей, ни знакомых. Выходные они проводят здесь, в отпуск не ездят. Им не нужны деньги. Вся их семья – это Густав, которого они лелеют с детства. Умирая, фрау Шульц именно этим людям поручила заботиться о своем мальчике. Они не могут предать его даже под страхом смерти.

– Что ж, мы вернулись на круги своя. Значит, кто-то из твоих родственников – мнимых или настоящих – обокрал твоего мужа.

– Да, – кивнула Ирина, – получается, что, как ни крути, виновата во всем я. Ведь все эти люди приехали ко мне.

– Ладно, Ирина, не казни себя. Ты ведь не знала, что половина всех этих людей самозванцы. И мама твоя хотела как лучше. Чтобы все как у людей было. Гости со стороны жениха. Гости со стороны невесты. Кто же знал, что так получится?

– Ну да, заварила мамочка кашу. Сама где-то странствует, а мне расхлебывать.

«Была бы жива, а кашу мы расхлебаем», – понадеялась я на везение.

Наш разговор был прерван Хелен. Она вкатила в комнату тележку, на которой привезла чайник и большую тарелку с тремя бутербродами. Хелен сочла, что каждому из нас вполне достаточно одного кусочка хлеба с тоненьким ломтиком ветчины.

– Кушайте, Виктор Николаевич, – предложила я ему свой бутерброд.

– А вы?

– Мне есть не хочется, – вздохнула я.

Есть мне и правда не хотелось. Я поглядывала на телефон, в уме прикидывая, закончилась у Курта экскурсия или нет. Если нет, то он вряд ли возьмет трубку. Хотя можно ведь и рискнуть? Я набрала его номер, но он предусмотрительно отключил телефон.

«Вот ведь гад!» – в сердцах обозвала я его.

Через час я возобновила попытку, и опять Курт не соизволил мне ответить, зато позвонила Алина.

– Да!

– Ну что? Кое-какие новости у меня есть. Не знаю, правда, как к ним отнестись, – замялась она.

– Ты не томи.

– Буду краткой, – последовала моему совету подруга. – У Куприяновых алиби. Лиза мне билеты на поезд показала.

– Значит, они не имеют отношения к ограблению? – обрадовалась я. Лиза мне нравилась, и мне не хотелось в ней ошибиться.

– Смотря к какому. Как оказалось, эта парочка тоже не без греха, – усмехнулась Алина.

– То есть?

– Кирилл стянул у поварихи деньги, которые Ирина выдала той на продукты. Он мне признался.

– Вот так и признался? – спросила я и, прикрыв ладонью трубку, взглянула на Ирину: – Деньги на продукты пропадали в доме?

– Вроде бы Хелен говорила, но ты же понимаешь, какие это крохи против того, что мы потеряли. Мы с Густавом махнули на эту пропажу рукой, даже Хелен успокаивали. Она хотела возместить убыток, каялась, что по неосторожности оставила деньги на столе. Но она всегда так делала – в доме никогда деньги не пропадали.

– Понятно. Алина, и как же тебе удалось выдавить признание?

– Я позвонила в дверь Куприяновых с твердым намерением вывести эту парочку на чистую воду, – призналась Алина.

«Представляю, как это выглядело», – вздохнула я.

Алина, забыв, что пообещала быть краткой, стала рассказывать со всеми подробностями.

Открыла дверь Лиза. Увидев мою подругу, она насторожилась.

– Вы к нам?

– К вам, к вам, – подтвердила Алина. – Пройти можно? – спросила она, отодвигая хозяйку в сторону и проходя в квартиру.

Первым делом Алина взглянула на пол. Пара мужской обуви стояла под вешалкой, тогда как мужских тапок там не было. Следовательно, Кирилл был дома. Он снял туфли и обул ноги в домашние тапки. Трудно представить, чтобы выходец из СНГ по европейскому образцу ходил дома в уличной обуви. На всякий случай Алина взглянула на ноги Лизы. На ножках хозяйки красовались розовые шлепки, украшенные пушком.

«Значит, муженек дома», – справедливо решила Алина.

– Как там Ирина? Вы ведь от нее? Как Густав? Как все? Надеюсь, все в порядке? – зачастила Лиза.

– Где мы могли бы поговорить? – глядя Лизе в переносицу, достаточно враждебно спросила Алина.

В глазах Лизы промелькнул испуг. Еще бы! Ведь тон для беседы Алина избрала отнюдь не дружелюбный. В таком тоне разговаривают судебные приставы, троллейбусные контролеры и инспектора пожарной безопасности. Алина частенько пользуется этим приемом, наверное, подсмотрела его в кино: сначала испугает донельзя, а потом словно клещами вытянет нужную информацию. Бывает еще, что для полноты картины помашет перед носом жертвы фальшивым удостоверением работника правоохранительных органов или другой серьезной организации. Разумеется, не все идут на поводу у Алины и требуют предъявить документы, но в данном случае произошло прямое попадание. Алина прочувствовала Лизину слабину и стала играть с ней словно кошка с мышкой.

– Я бы хотела говорить с вами и с вашим мужем. Кажется, у вас есть что мне сказать. Не так ли?! – с нажимом спросила она. Лиза в испуге отпрянула к стенке. – И бежать не надо, – предупредила Алина, заметив, что ее жертва, прикасаясь спиной к стене, движется к двери. – Это вас не спасет.

– Я не бегу, – пролепетала Лиза. – Кирилл там. Я хотела предложить пройти в комнату.

– Вот сюда? Да?

Алина пропустила вперед себя Лизу. Из мебели в комнате были лишь платяной шкаф, диван и пара стульев. У окна стоял мольберт с незаконченной картиной – все те же цветочки в вазочке. Очевидно, это все, на что была способна Лиза как художник.

Кирилл с газетой лежал на диване. Вряд ли он ее читал. Скорее делал вид, что крайне заинтересован газетными новостями. Увидев Алину, он поздоровался и принял вертикальное положение. Алина кивком ответила на приветствие. Поставив стул напротив дивана, она сказала:

– А вы, Лиза, присядьте к мужу. – Обменявшись взглядом с Кириллом, Лиза села, куда ей велели. – Вот и ладненько, – улыбнулась Куприяновым Алина. – Поговорим? Пока вам нечего бояться. Все в ваших руках. И в моих… Надеюсь, вы оцените благородство моего поступка. Обладая достаточной информацией, я пошла не в полицию, а к вам. Объяснить? Вы мои соотечественники. Мне вас чисто по-человечески жалко. Трудно предположить, что с вами будет, если вы попадете в лапы фашистов, – хмыкнула Алина, живо представив Лизу и Кирилла, которых допрашивают люди в нацистской форме. Наверное, ту же картину представила себе и Лиза. Она побледнела и задержала дыхание, как будто боялась, что слишком громко стучащее сердце может выдать ее. Алина поняла, что добилась желаемого. – Ну-ну, каждый имеет право на ошибку, как говорится, черт попутал. И я сделаю все зависящее от меня, чтобы избежать скандала. Это и в интересах Ирины и Густава. Но! – Она подняла указательный палец вверх, требуя от Куприяновых предельного внимания. – Но при одном условии. Вы возвращаете все, что взяли из их дома.

Упершись глазами в пол, Лиза кивнула. Кирилл попробовал изобразить на лице полное непонимание происходящего, но жена, положив свою ладонь на его колено, сказала:

– Так будет правильнее.

– Конечно! Правильное решение, – воскликнула Алина, порадовавшись, что так быстро нашла общий язык с Куприяновыми.

Лиза встала с дивана и подошла к шкафу. Не глядя, она достала маленький сверток и протянула его Алине. Сверток был очень маленький.

– Что это? – спросила Алина, глазам своим не веря. Даже сложив картину в четыре, нет, в восемь раз, не получится такой маленький сверток.

– Деньги, – внесла ясность Лиза. – Вы ведь пришли за ними?

– Вы хотите сказать, что успели продать картины? – ужаснулась моя подруга.

– Какие картины?

– Не стройте из себя идиотов! – разозлилась Алина. – Вы украли картины Поленова, продали их, а теперь пытаетесь всучить мне жалкую толику от вырученных денег?! Вы издеваетесь? Я сейчас же звоню в полицию. – Она достала из сумки мобильный телефон и для наглядности потрясла им. – Да! Звоню в полицию. По-хорошему вы не хотите. Значит, будет по-плохому: допросы, тюрьма, камера!

– Мы не брали картины! – чуть не плача, вскрикнула Лиза.

– А что тогда вы мне суете?!

– Деньги. Кирилл взял деньги. Они лежали на кухне. Две тысячи евро. Здесь все. Извините нас. Действительно, черт попутал. Мне так неловко, стыдно…

– Да ладно, не унижайся, – одернул ее Кирилл. – У этого жирного бюргера денег куры не клюют, а ты оправдываешься. Если валялись деньги где попало, значит, и не особенно нужны.

– Вы только деньги взяли? – Алина не спускала глаз с Лизы и Кирилла.

– Только! Я могу поклясться, – заверила Лиза. – Я знаю, что после нашего отъезда Густава и Ирину ограбили. Украли картины и золотые изделия под старину.

– Не под старину, а исторические раритеты, – поправила ее Алина.

– Возможно. Не знаю, я не держала их в руках. Но мы к этому ограблению не имеем никакого отношения. Мы ведь уехали накануне.

– У вас алиби?

– Мы ехали в поезде. Я и билеты сохранила.

– Однако какая вы запасливая, – хмыкнула Алина. – Заранее знали, что они вам понадобятся?

– Нет, – мотнула головой Лиза. – Билеты лежали в кармане куртки Кирилла. Он никогда ничего не выбрасывает, складирует все бумажки, вплоть до фантиков от конфет. А на днях у нас была Марина. Она нам и рассказала об ограблении и посоветовала найти билеты. Они могли понадобиться полиции, а вот понадобились вам.

– Говорите, Марина подсказала вам запастись алиби? – пробурчала Алина, со всех сторон рассматривая билет. Билет был подлинный. – Кто-то вас запомнил в поезде?

– Да, – кивнула Лиза. – Кирилл затеял ссору с контролером. Она должна была нас запомнить. Такая блондинка, очень высокая и худая. Она сделала замечание Кириллу. Он сидел не на своем месте. Кирилл сказал, что в вагоне много свободных мест, поэтому он будет сидеть там, где хочет. На что контролер ответила, что надо сидеть на том месте, на которое продан билет.

– Но вы ведь могли закатить скандал сразу после того, как поезд тронулся, а потом выйти на следующей станции? – предположила Алина.

– Нет, поезд шел без остановок.

Алина чувствовала себя обманутой. Казалось, удача была в руках – и вдруг такое разочарование! Что такое две тысячи евро для Густава? Даже при всей своей прижимистости он не стал бы вызывать полицию при обнаружении пропажи. Подумал бы, что на что-то потратил да забыл. Потерял, в конце концов!

Придя к выводу, что время она потратила зря, Алина загрустила. Вспомнив, что должна проверить, не появлялась ли здесь Тамара Леонидовна, она спросила:

– Мать Ирины еще не приезжала?

– Нет, не слышали.

– А ключи от ее квартиры у вас есть? Бывает, что соседи оставляют друг у друга комплекты ключей на всякий пожарный случай. Цветочки полить…

– Есть, но ее дома не было. У нас такая хорошая акустика, что слышно, когда мыши бегают, – пошутила Лиза, наверное, с целью разрядить обстановку.

– И все-таки мы могли бы пройти в ее квартиру?

– Зачем?

Я бы поняла Лизино удивление. Она ведь не знала, что ее соседка пропала. Алина восприняла вопрос как отказ.

– То есть вы отказываетесь показать мне квартиру Тамары Леонидовны?

– Нет, я просто не пойму, зачем вам надо к ней.

– А если вы прячете картины Поленова там?

– Значит, вы нам все-таки не верите, – вздохнула Лиза, поднимаясь с дивана. – Идемте.

Квартира явно пустовала, и очень давно. Пыль ровным слоем покрывала все поверхности. Алинин взгляд привлек ряд картин. Не надо было быть экспертом, чтобы сразу догадаться – картины написаны Лизой.

– Ваши?

Лиза кивнула.

– Кто же Тамаре Леонидовне дарит такие букеты? Поклонник? – поинтересовалась Алина, увидев на столе некогда шикарный, а теперь завядший букет роз.

– Можно сказать и так. Наверное, Василий Андреевич подарил.

– Кто это?

– Она недавно с ним познакомилась. Очень представительный дядечка. Как будто здесь в длительной командировке, хотя по возрасту уже пенсионер, – пожала плечами Лиза.

– А как они познакомились?

– Не знаю. Но я его как-то с Анной видела. Может, это она его с Тамарой Леонидовной познакомила?

– Опишите мне его, – попросила Алина.

– Такой худощавый, невысокого роста. Обходительный. И не жадный. Как-то я к Тамаре Леонидовне зашла. Она меня чаем угощает и коробку ну очень дорогих конфет на стол кладет. «Откуда?» – спрашиваю. «А у меня, Лизонька, ухажер появился. Василием Андреевичем зовут. Кстати, хорошо в живописи разбирается. От твоих картин в восторге. Может, тебя с ним познакомить? Вдруг что-то купит? Вот он сейчас придет, и мы все вместе к тебе спустимся». Он и правда через десять минут появился, но ко мне мы не пошли. У меня, как назло, Кирилл в запой ушел. А потом Иринина свадьба. Так я ни одной картины Василию Андреевичу и не продала, – с сожалением в голосе сообщила она.

– А у вас случайно нет телефона этого Василия Андреевича? Или вы знаете, где он живет? – спросила Алина. Ей пришла в голову мысль, что этот Василий Андреевич может знать, где сейчас Тамара Леонидовна.

– Нет, у меня нет его координат, но, думаю, Анна знает, где его найти.

– А почему вы решили, что она должна знать, как найти Василия Андреевича?

– А я видела их вдвоем. Они сидели в уличном кафе и разговаривали. Василий Андреевич за что-то отчитывал Анну, может, даже что-то от нее требовал. Из всего этого я заключила, что они знают друг друга, раз Анна позволяет так с собой разговаривать.

– Вы не подошли к ним?

– Нет, конечно. Я Анну толком не знаю. Василия Андреевича один раз всего видела. Да и разговор у них был напряженный. Сразу было заметно. Им явно было не до меня.

– И больше вы Василия Андреевича не видели?

– Нет.

– А Тамара Леонидовна при вас связывалась с новым поклонником по телефону?

– При мне нет.

– Кстати, почему она не пригласила своего знакомого на свадьбу дочери? Вас же позвала.

– Не знаю. А почему этот человек так вас интересует?

– А потому, что ваша соседка пропала, – выпалила Алина. – Поехала в круиз и исчезла с борта теплохода. Хорошо, что подсказали, с кем она может быть. Хотя информация жиденькая. Ни фамилии вы не знаете, ни адреса, ни телефона. – Она как будто укоряла Лизу в том, что ей не представили Василия Андреевича по полной программе.

– Извините меня, – Лиза была так запугана Алиной, что стала оправдываться. – Если бы я знала, что это так важно, то обязательно спросила бы фамилию.

Алина прошлась по квартире, заглянула в мусорное ведро. Не найдя ничего, что бы пролило свет на таинственного Василия Андреевича, и сообразив, что большего от Лизы не добиться, она стала прощаться.

– Появится Тамара Леонидовна, Анна или Василий Андреевич, позвоните по этим телефонам, – оставив наши координаты, Алина ушла.

Выйдя из квартиры Тамары Леонидовны, она тут же перезвонила мне.

– Вот и делай выводы: пригодится нам этот Василий Андреевич или нет, – сказала Алина, закончив пересказ разговора с Лизой.

– Говоришь, он интересовался Лизиными картинами? Слушай, а Тамара Леонидовна не могла случайно стать наводчицей на дом Густава? – спросила я и мельком взглянула на Ирину: как еще она отнесется к моим словам, не обидят ли они ее?

Ирина сидела, откинувшись на спинку дивана. К разговору, казалось, не прислушивалась. Думала о чем-то своем.

– Была у меня такая мыслишка, – ответила Алина. – Но как найти этого старого ловеласа Василия, не представляю. Впрочем, может, Ирина знает о поклоннике своей маменьки. Может, та ей его представляла? Если Ирина рядом с тобой, спроси ее о Василии Андреевиче.

– Хорошо. Ира! – окликнула я жену Густава.

– А?

– А вы хорошо знаете знакомых своей матери? О Василии Андреевиче она вам рассказывала?

– Василии Андреевиче? А это кто?

– Да вроде новый друг. Она с ним познакомилась незадолго до вашей с Густавом свадьбы. Лиза говорила, что Тамара Леонидовна его своим ухажером называла.

– Вот в этом она вся! – фыркнул Виктор Николаевич. – Вот скажите, зачем она мне голову дурила? «Витя, хотел бы ты начать все сначала?» Хорошо, что я удрал с этого чертова корабля. Господи, слава тебе, что я перед Валентиной Петровной чист. И денег никаких не жалко.

– Понимаю ваши чувства, – вздохнула я. Чем больше я узнавала о Тамаре Леонидовне, тем больше она мне напоминала Казанову в юбке. Этакая Мессалина на пенсии.

– А этого Василия Андреевича мне по-мужски жалко, – никак не успокаивался Сидоренко. – Он еще не знает, с кем связался. Тамара сущая бестия. Она им поиграет, как кошка с мышкой, а потом поменяет на свеженького. Надо же, каков запал у женщины! Огонь, а не баба. Годы ее не берут!

– Ирина, я не поняла, – намеренно не обращая внимания на Виктора Николаевича, сказала я, – вы слышали от мамы о Василии Андреевиче или нет?

– Вообще-то она говорила, что хочет познакомить меня с одним человеком, но не называла его имени. При этом она выглядела как влюбленная девчонка, которой не терпится вывести в свет своего кавалера.

– Девчонка, – хмыкнул Сидоренко.

– А кто он? Чем занимается, не говорила?

– Вроде чем-то торгует. Один товар везет из России, продает, на вырученные деньги закупает в Германии то ли бытовую технику, то ли машины. Если честно, я не расспрашивала маму о ее новом кавалере. А сказала бы она его имя, я бы все равно не запомнила.

– Почему?

– Невозможно держать в памяти всех мужчин моей мамочки.

– А я что говорил! У Тамары мужиков было воз и маленькая тележка, – опять встрял в разговор Виктор Николаевич, при этом в его голосе звучала не столько обида, сколько гордость от того, что он тоже в свое время был мужем этой женщины.

– Ясно, значит, Василия Андреевича мы не сможем найти, – пробормотала я. – Разве только если он с Тамарой Леонидовной не придет с повинной.

– С мамой? – встрепенулась Ирина. – Вы маму подозреваете?

– Почему только ее? Под подозрением все ваши родственники, – в сердцах сорвалось с языка.

В эту минуту я готова была признать свое и Алинино поражение. Мы как кукловоды держали за ниточки кукол-марионеток, предполагаемых грабителей, а они, несмотря на связующую с нами нить, действовали так, как хотели. Чудеса, да и только!

Кажется, Ирина не обиделась, только тяжело вздохнула:

– Я изначально была против свадьбы. Но разве мою маму разубедишь? «Дочка, такой день может быть один раз в жизни». А сама со счета сбилась, сколько раз выходила замуж. Но главное, Густав не возражал. Он вообще хотел свадьбу играть в России! Он, видите ли, слышал, что у нас очень широко гуляют: с цыганами, медведями. И стоит все по европейским меркам сущие копейки.

– И почему же вы не поехали в Россию? – спросил Сидоренко.

– А смысл? Если все родственники здесь! Мама отговорила Густава от лишних трат. Сказала, что цыган она и здесь, в Германии, найдет.

– И что? Нашла?

– Нет. Зато дом превратила в цыганский табор. Одни Борис и Антон чего стоят!

«Кстати, о Борисе и Антоне! – Я взглянула на часы. – Почему Курт не звонит? Сколько можно проводить экскурсию? Или он представил себя Моисеем, который водил евреев сорок лет по пустыне? Вот ведь дотошный! Наверное, о каждом доме рассказывает: кто в нем жил и чем прославился. Дай-ка я ему позвоню».

Я набрала номер Курта. На этот раз он соизволил мне ответить.

– Марина? А я собирался тебе звонить.

– Как там у тебя?

– Все в порядке, – бодро отрапортовал он. – Экскурсия прошла на ура. Все остались довольны. Во Францию нельзя не влюбиться.

– Курт, я ведь тебя не о Франции спрашиваю. Ты вообще помнишь, о чем я тебя просила?

– Чтоб я в ваше отсутствие взял на себя обязанности руководителя группы, – как ни в чем не бывало ответил Курт, и я поняла, что парень так ответственно относится к своей работе, что ни о чем другом не думает.

Подавив в себе легкое раздражение, я напомнила Курту:

– Я просила тебя не спускать глаз с Бориса и Антона.

– Ну да! Антон всю экскурсию был рядом со мной.

– А Борис?

– Бориса нет.

– Сбежал?! – вскричала я. Хотя, справедливости ради, надо сказать, побег Бориса не был для меня неожиданностью.

– Этого я не знаю. Хотите, я спрошу о нем у Антона? Он тут недалеко от меня.

– Да! А еще лучше дай ему трубку.

Я многое бы отдала, чтобы оказаться рядом с Антоном, схватить его за рукав и не отпускать до тех пор, пока тот не даст мне ответы на интересующие меня вопросы.

Ждала я минуту, может, больше, в итоге в трубке вновь раздался голос Курта:

– Я не знаю, вот только что был здесь, разговаривал по телефону, а потом исчез.

– Куда исчез?

– Отошел в сторону, свернул за угол. Знаете, сколько здесь, на площади, людей? – обиженным голосом спросил Курт. – Затеряться ничего не стоит.

– Значит, разговаривал по телефону? – повторила я, скрипя от досады зубами.

– Мне так показалось. Он руку у уха держал. Что мне теперь делать? – растерянно спросил наш гид.

– Ничего. Хотя… Возвращайся на судно. Жду твоего звонка. Есть у меня сомнения относительно того, что Антон вообще вернется на теплоход, но мало ли, чего в жизни не бывает? Кстати, когда отплытие?

– Как обычно, вечером, – вздохнув, напомнил он.

Все верно: экскурсионная программа была составлена так, что ночью теплоход плыл, а днем становился на якорь в каком-то городе. Расстояния между городами в Германии небольшие, потому мы и стояли дольше, чем плыли. Случалось, что мы могли остановиться в одном городе на день или два, а на экскурсии ездить в другой.

– Позвони в любом случае, – велела я и, прежде чем положить трубку, уточнила: – И в том, если Антона на корабле нет, и в том, если он вернется.

Бросив мобильник на дно сумки, я в изнеможении откинулась на спинку дивана.

«Хоть бы Алина скорее вернулась, – подумала я. – По телефону толком и не посоветуешься. Хотя, может, ей и не надо сюда возвращаться? Сразу вылететь в Страсбург? Но если Антона на теплоходе нет, то и ей, по большому счету, там делать нечего, – рассуждала я, при этом так увлеклась, что на минуточку забыла о том, что Алина ехала сюда прежде всего как руководитель группы и просто обязана быть на корабле. – Пусть пока сидит в Мюнхене, пока Курт не позвонит».

Я вновь достала телефон, набрала номер Алины, но ответа не получила: телефон был отключен.

– Вечно она так, – вслух пробормотала я. – Ну, где ее черти носят?

– Еще что-то случилось? – последовал встречный вопрос.

Глава 24

Я повернула голову. В проеме дверей стоял Густав. Вид у него был довольно странный – счастливый. Да-да, наш немецкий приятель был слегка пьяный и счастливый.

«Все! Крыша у Густава окончательно поехала, – мысленно отметила я. – То ли от горя, то ли от беспробудного пьянства».

– А знаете, черт с ними, с этими картинами! – радостно воскликнул он. – Все равно они не мои! А сокровища нибелунгов, может быть, вообще не сокровища или никогда не принадлежали нибелунгам. Но даже если ценности подлинные, то в моем доме им не место. Ха-ха-ха, – радостно захихикал он.

– Вот как? – От удивления у меня глаза поползли на лоб. Что это с ним? – Допустим, золотые вещички действительно прокляты. И ты правильно делаешь, что о них не горюешь, но картины… Что значит они не твои?

Ирина не меньше меня была ошеломлена признанием мужа:

– Густав, что значит картины не твои? Ты же сам говорил, что с самого детства любовался этими картинами.

– Да, – не стал отрицать Густав. – Но все равно они достались мне не по праву. Они не принадлежат моей семье.

– Чьи же они тогда?

– Не знаю. Дед, мамин отец, привез их с войны в качестве трофея. Мне, конечно, за дедушку стыдно, но тогда многие так делали. По законам военного времени немецкие офицеры могли брать все, что им захочется. В Германию шли эшелоны, нагруженные художественными ценностями и антиквариатом. Мой дедушка не был исключением. Мебель и фарфор его не интересовали, а к живописи он имел определенную слабость. К тому же он служил в интендантских войсках и часто ездил домой. Картины везти было легче, чем что-либо другое. Свернул в рулон, поместил в тубус и вези себе хоть на край света – руки не оттянет.

– Понятно. И много он вывез? – нахмурившись, спросил Виктор Николаевич. В его взгляде было столько злобы, что я испугалась, как бы он на волне патриотических чувств не стал выяснять отношения с Густавом.

– Нет, не очень, – бесхитростно ответил Густав. – Штук пять или шесть. Его потом перебросили на другой фронт, а там до него уже прошли.

– Подчистили, – с сарказмом добавил Сидоренко.

– Но мой дед никого не убивал, – уловив в голосе Виктора Николаевича враждебность, стал оправдываться Густав. – Время такое было. Ваши солдаты тоже Дрезденскую галерею почти всю вывезли. Дед рассказывал, что брал только бесхозные картины, иногда покупал их на рынке. Голод, что вы хотите? Многие горожане несли на рынок ценности. Он помогал людям выжить.

«Трудно поверить, что кто-то мог бросить картины Поленова, – подумала я. – Хотя всяко может быть. Человек мог выйти из дома, попасть под бомбежку и потом уже не вернуться. Люди могли эвакуироваться в спешке. Брали с собой только документы и то, что могли унести с собой: теплые вещи, продукты питания. До картин ли?»

– Густав, значит, дед не рассказывал, где взял картины?

– А я с ним не встречался. Он умер до моего рождения. Кстати, картины, которые украли, он подарил маме на свадьбу. Мы вообще долгое время не знали, кто их написал.

– Да? Как такое возможно? На полотне должна быть подпись художника.

– Она и есть. Но это я уже потом выучил русский язык. А до меня никто русский язык не знал, разве что дед, но ведь он умер. К тому же он при жизни никогда не хвастался картинами. Война закончилась не в пользу Германии, и распространяться о том, что у тебя висят украденные картины, было по меньшей мере неразумно.

– «Украл» – точно подмечено. Это хорошо, что вы это понимаете, – одобрительно кивнул Виктор Николаевич.

– И как же вы определили, что это картины Поленова? – поинтересовалась я.

– Это было лет пять или шесть назад. Во время перестройки дома я столкнулся с проблемой. Даже не проблемой, а так, недоразумением. Я захотел повесить в кабинете картины, но только дорогие, подлинники, не какие-то там копии-подделки. Уже подыскивал аукцион, на котором их купить, а потом наткнулся в кухне на картины, которые там висели с незапамятных времен. Что за картины? Откуда? Вроде бы дедушка привез их из России, а потом подарил маме. Но кто художник? Я привез в дом оценщика. Он покрутил носом. Не Рембрандт, не Рубенс и уж точно не Ван Гог. На Западе русскую живопись знают слабо. Пришлось искать более компетентного искусствоведа. В результате я выяснил, что картины скорей всего принадлежат кисти Василия Поленова. Однако считается, что подлинники висят в Русском музее, в Санкт-Петербурге.

– Не поняла. Если там подлинники, то у нас что? – озадачила мужа Ирина.

– Поленов любил писать по нескольку вариантов своих картин. Иной раз трудно сказать, что перед вами: эскиз к картине или сама картина, – ответил жене Густав.

Мы с Алиной эту тему уже обсуждали, поэтому я кивнула в знак согласия.

– А потом я в Интернете поместил фотографии этих картин.

– Зачем?

– Мало ли. Может, кто-то знает историю моих картин. Меня интересовало все: когда они были написаны, приблизительная стоимость, – сказал Густав, немного смутившись.

– И вам ответили? Может, кто-то хотел их купить? Или заявлял на них свои права?

– Звонил один, по голосу представительный мужчина. Говорил на немецком языке, но с акцентом. Это было приблизительно полгода назад. Он хотел посмотреть на картины, но я их продавать не собирался, поэтому от встречи отказался. Вернее, не так. Я назначил ему встречу в ресторане, приехал, посмотрел на него издалека, но подходить не стал.

– Почему?

– Не понравился он мне. Скользкий такой тип, из тех, какие женщинам нравятся, – простодушно объяснил Густав. – Чем-то на Кларка Гейбла похож. Усики под носом, худой, среднего роста. Шейный платок вместо галстука. Этакий молодящийся франт. Не люблю таких, – мотнул он головой.

– Допустим, вы не захотели к нему подходить, но вы хоть узнали, как этого мужчину зовут?

– По телефону он представился Алексом Петроу, американцем, но, думаю, он такой же Петроу, как я, скажем, Иванов.

– Вы хотите сказать, что этот мужчина был русским?

– У него такой же акцент, как у моей Ирины. Кстати, еще поэтому я не захотел с ним встречаться. Подумал, что он станет на меня давить, просить продать картины, мол, русская живопись не для немцев.

– А он хотел картины у вас купить? – уточнила я. Еще минуту назад Густав сказал, что незнакомец лишь хотел на них посмотреть.

– А зачем на картины смотреть, если не покупать? – резонно заметил Сидоренко.

– Да-да, мне то же самое пришло в голову. Этот господин был очень настойчив, а я не люблю и не могу говорить категорическое «нет». Злюсь на себя, но ничего поделать не могу.

– Как же вы выкручиваетесь из положения? Ведь в жизни часто приходится говорить «нет», – поинтересовалась я. Мне тоже иногда приходится чувствовать себя неловко от того что человек не понимает вежливый отказ.

– А заношу этого человека в «черный» список телефона.

– Следовательно, в памяти вашего телефона есть номер этого господина? – обрадованно спросила я. Не факт, конечно, что этот Алекс Петроу причастен к ограблению, но проверить его не мешает.

Густав достал телефон. Покопавшись в меню, он мне стал диктовать номер.

– Только тебе придется позвонить самому, – сказала я, внеся номер Петроу в память своего телефона.

– Я? – удивился Густав. – Зачем мне звонить этому типу?

– Густав, я не могу с ним разговаривать хотя бы потому, что не владею в совершенстве немецким. К тому же то, что этот тип русский, всего лишь твое предположение. Так?

– И о чем я с ним буду разговаривать?

– Скажешь, что надумал показать картины.

– Только и всего?

– Только и всего.

– Но у меня нет картин, – хмыкнул он. – Что я ему должен показать?

– Но он-то не знает, что у тебя нет картин. А если знает, то знает и об ограблении и на контакт не пойдет. О чем это может говорить? О том, что он или наводчик, или грабитель.

– Но он знал только мой электронный адрес и номер мобильного телефона, который я дал на сайте.

– Густав, поражаюсь твоей наивности, – не сдержалась я. – Неужели проблема узнать адрес? Ты засветил свои картины, а дальше это дело техники. Кстати, ты рассказал полицейским о Петроу?

– Нет. Он же не видел картин? Если бы не ты, я даже не вспомнил бы о том звонке.

– Зря. У полиции больше шансов найти этого Петроу, чем у меня и Алины, – вздохнув, призналась я. – Звони, Густав.

Густав, пожав плечами, стал набирать со своего мобильного телефона номер Петроу. В принципе я не особенно рассчитывала на то, что этот тип до сих пор жаждет взглянуть на картины Поленова, но где-то в глубине души все же теплилась надежда на то, что нам удастся схватить удачу за хвост.

– Was? – удивленно воскликнул Густав и недовольно нахмурил лоб. Моего словарного запаса хватило, чтобы понять это единственное слово. «Was» в переводе с немецкого означает «что». Я почему-то подумала, что Густав ошибся номером, набрал не ту цифру, но он назвал имя: – Алекс Петроу.

Ответ был очень краткий. Густав поднял на меня виноватые глаза.

– Это гостиница. У них останавливался такой постоялец, его очень хорошо помнят, но сейчас его нет. На всякий случай я оставил свой номер телефона, вдруг он вновь решит у них остановиться. Что делать будем?

– Звони в полицию. Расскажи, что вспомнил о том, как поместил фотографии картин в Интернете, а потом тебе позвонил некий Алекс Петроу, предположительно гражданин Америки.

Густав безропотно набрал номер полиции. Говорил он недолго, несколько раз упомянув имя Алекса Петроу. К его заявлению полицейские отнеслись спокойно. Если бы я была на месте Густава, а в немецкой полиции служил наш с Алиной приятель майор Воронков, он бы с меня голову снял за то, что я утаила от следствия полезную информацию. Густаву же слова не сказали. Вспомнил – уже хорошо.

– Что сказали? – спросила я.

– Что примут к сведению.

– Примут к сведению? Работнички, – фыркнула я. – Что значит «примут к сведению»? Не понимаю! Наша полиция уже давно бы аэропорты проверила, гостиницы, на вокзалах фоторобот вывесила. А они только примут к сведению! – вспылила я. – У меня сложилось такое впечатление, что в вашей полиции люди не работают, а только кофе пьют!

– Зато в тюрьму всех подряд не сажают! – обиженно парировал Густав.

Увы, о наших тюрьмах Густав знал не понаслышке. Был в его жизни такой эпизод. Приехал он к нам с Олегом в гости, а его упекли в СИЗО по подозрению в убийстве. В камере он сидел недолго – день-два, не больше, – но и этого хватило, чтобы на всю жизнь запомнить вкус тюремной баланды и злые взгляды сокамерников. Хорошо, что я и Алина вмешались: внесли за Густава залог, забрали из СИЗО, а после и преступника нашли.

– Не надо было рядом с трупом в беспамятстве валяться, – пробурчала я. – Пить надо меньше!

– Густав, а что это за история с трупом? – услышав мое бормотание, насторожилась Ирина.

Я испугалась, как бы Густав не проболтался и о самой истории с трупом, и о том, как после тюрьмы Алина приютила его у себя со всеми вытекающими из этого последствиями. Что бы она сейчас ни говорила, а тогда она всерьез собиралась выйти замуж за Густава Шульца.

«Пожалуй, эту историю Ирине знать ни к чему. И так медовый месяц испорчен, а тут еще в дом бывшая любовница мужа нагрянула. Кому такое может понравиться?» – подумала я и поторопилась соврать:

– Да не было никакого трупа. Олег и Густав поехали на рыбалку с ночевкой. Как водится, с собой взяли много водки. Этого им не хватило. Олег уехал за выпивкой, а все подумали, что он утонул. Поскольку на берегу никого, кроме пьяного в стельку Густава, не было, милиция подумала, что они поссорились и Густав утопил Олега.

– А кто это все, если ты говоришь, что Густав был один?

– Потом я и Алина приехали, стали искать Олега. Вещи есть, а его самого нет. От Густава ответа не добьешься. Пришлось вызвать милицию, приехали два офицера, они все и списали на твоего мужа. Ну что я тебе рассказываю? Сама знаешь, как наша милиция оперативно работает. Но ты не переживай, у него потом все отделение прощение просило.

– Надо же, – Ирина обиженно посмотрела на мужа. – Мог бы рассказать эту историю.

– Да что там рассказывать? – спросил Густав, проглотив ком в горле и метнув в меня злой взгляд. Надо же мне было ляпнуть языком о нем и трупе, из-за которого ему пришлось претерпеть самые неприятные моменты своей жизни.

– Что-то у меня голова разболелась, – пожаловалась я, поднимаясь с дивана. – Можно я пойду прилягу?

«Уйду, а вы разбирайтесь тут сами».

– Виктор Николаевич, давайте я покажу вам вашу комнату, – предложила Ирина Сидоренко. Полагаю, она торопилась выяснить подробности той давней истории без свидетелей.

Глава 25

У меня и правда разболелась голова. Я зашла в комнату и рухнула на кровать. Ощущая физический дискомфорт и неудовлетворение собой, я разозлилась сверх меры:

– И какого черта я примчалась в Германию, идиотка, – вслух отругала я себя. – Зачем ввязалась в расследование? Мне больше всех надо? Хочу домой! К Олегу! В родное туристическое агентство «Пилигрим».

Внутренний голос тут же спросил меня:

– И ты бросишь Густава и его жену один на один с их бедой?

– Ловить воров должна полиция!

– Полиция? Ха-ха-ха! Нашла на кого положиться! Неужели тебя впечатлили методы работы немецких полицейских? Да они и не начали заниматься этим делом, тогда как ты уже на полпути к победе!

– На полпути? Только? Нет, я уезжаю. Густав меня поймет! Он даже на меня не рассчитывает!

– Кто сказал? Он в тебя верит! Ну потерпи немного. Вам же с Алиной везет! Всегда везет.

– Ага, везет на трупы, как бы сказал майор Воронков.

«Господи, кажется, я разговариваю уже сама с собой, – наконец-то я услышала свой голос и поймала себя на мысли, что так и до сумасшествия недалеко. – Устала! Надо отдохнуть».

С этой мыслью я закрыла глаза – и отключилась.

Наверное, я бы долго спала, если бы не трель моего мобильного телефона. Первые две минуты я лежала и тупо смотрела в потолок, не понимая, где звенит: в голове или еще где-то.

В конце концов я сообразила, что надо взять трубку, все равно заснуть уже не удастся.

– Алло? – прохрипела я.

– Марина? – Это был Курт.

– Да. Как дела, что нового? Ты нашел Антона?

– Да, – Курт был немногословен, из него все приходилось вытаскивать клещами.

– А Бориса видел?

– Бориса нет. Вместо него в каюту вселилась какая-то дама.

– Дама?

– Ну да, ей лет сорок или чуть больше. Тут скандал из-за ее появления вышел. Каюта четырехместная, в ней, кроме Бориса и Антона, еще двое мужчин проживают. Вот они и недовольны, что на место Бориса пришла женщина.

– Знаешь, я тоже была бы недовольна, если бы на место Алины ко мне в каюту ввалился дядька.

– Дядька? – спросил Курт. Он хорошо знал русский язык, но некоторых нюансов все же не понимал. – Родственник, что ли?

– Нет, просто мужчина. А ну-ка опиши мне эту женщину.

– Да самая обычная, средней комплекции, блондинка с короткой стрижкой. – Уж не Анна ли, мать Антона? – спросила я себя.

– Так она и сказала, что его мама! – откликнулся на другом конце провода Курт.

«Неужели повезло?»

– Курт, миленький, задержи эту парочку, – заверещала я в трубку. – Придумай что-нибудь. Вызови полицию, но не отпускай их. А еще лучше запри в каюте, в нашей с Алиной каюте.

– Я не могу этого сделать, – бесстрастно отозвался Курт.

«Какой же он правильный, а вернее, нудный», – подумала я, ожидая, что Курт сейчас начнет рассказывать о том, что на территории Германии и Франции действует закон, а посему задержать Антона и Анну невозможно, поскольку нет санкции прокурора или решения правоохранительных органов.

Но все оказалось намного прозаичнее.

– Их нет на судне. После скандала, который учинил сосед Антона по каюте, эта парочка собрала свои вещи и сошла на берег.

Еще одно разочарование камнем рухнуло мне на голову. «Вряд ли мне удастся выкарабкаться из-под этого завала», – подумала я.

– И давно это случилось?

– Два часа назад.

– А почему ты раньше не позвонил? Я же тебя просила, – упрекнула я Курта в нерасторопности.

– А я звонил – вы трубку не брали. Делать что?

– Да теперь уже ничего, – в расстроенных чувствах ответила я и нажала кнопку отбоя.

Я взглянула на экран телефона. Оказалось, что мой сон длился два с половиной часа и был такой крепкий, что я не услышала не только звонков Курта, но и Алининого звонка.

– Алина, ты звонила? – хотела я спросить, но она почему-то отключилась. – Ну и ладно, разозлилась я, и вновь откинулась на подушку с твердым намерением наплевать на все и всех и заснуть.

Заснуть мне не удалось, потому что уже через три минуты в дверь постучали.

– Войдите, не заперто.

В комнату заглянула Алина.

– Ты? А я тебе звоню…

– Я специально сбросила, чтобы ты деньги не тратила. Звоню тебе из аэропорта, а ты не отвечаешь.

– Извини, не слышала. – Я не стала говорить, что спала. Должно быть, мое лицо и так выглядело заспанным, потому как Алина смотрела на меня снисходительно и насмешливо.

– Ну да, покой нам только снится, – протянула она.

Я лишь отмахнулась от нее, мол, а что остается делать, если мы в тупике. Похоже, Алина так не считала.

– Ирина сказала, что картинами полгода назад интересовался один иностранец.

– Интересовался. Толку? Позвонили по номеру, который высветился на мобильном Густава, попали в гостиницу. Где его искать? К тому же Густав подозревает, что этот тип русский, следовательно, имя и фамилию он назвал вымышленные. Но это еще не все новости, – заинтриговала я подругу.

– Что еще?

– Анна объявилась, – сказала я.

Алина восторженно округлила глаза:

– А разве она не сбежала?

– Сбежала, но потом появилась.

– Значит, на ловца и зверь бежит?

– Бежит, только в другую сторону, – пробурчала я. – Только что Курт звонил. Анна приехала в Страсбург, чтобы занять место Бориса. Куда делся Борис, Курт не знает, но, похоже, на корабль он не вернется, и Анна об этом знала.

– Так в чем проблема, не пойму. Ты сказала Курту, чтобы он задержал ее?

– Он позвонил уже после того, как они сбежали.

Алина наморщила лоб.

– Опять? На этот раз из Страсбурга?

– Этого я не знаю. Пока только с корабля. Сосед Антона закатил скандал. Каюта мужская, и нечего в нее селить женщин. Конечно же, он прав. Свободных мест на теплоходе не оказалось, да и платить, видимо, Анна не собиралась. Естественно, никто ей навстречу не пошел. Они собрали вещички и покинули судно. Проследить, куда они отправятся дальше, невозможно. В Европе границы открытые.

– Плохо. Игра не в нашу пользу, – вздохнула Алина. Она устало присела на кровать, потом прилегла и, зевая, спросила: – Когда теплоход в Дюссельдорф вернется, что делать будем?

– Домой полетим, – пожала я плечами. – Что мы еще можем сделать? Надо признать, что на этот раз нам не повезло. Жалко, что ничем не смогли помочь Густаву. Хотя, знаешь, он, кажется, смирился с пропажей.

– И с пропажей сокровищ нибелунгов? – удивилась Алина.

– Да, – уверенно кивнула я.

Некоторое время мы лежали молча. Каждая из нас думала о своем. Я мельком взглянула на часы. Было без четверти семь. В семь ужин.

В дверь робко постучали.

«Наверное, Марта пришла пригласить нас к столу. Все правильно: война войной, а обед по расписанию», – подумала я.

За дверью стояла Ирина.

– Марина, из госпиталя звонили.

– Николай умер? – первое, что пришло мне в голову.

– Нет, но там, в госпитале, появился Борис. Он привез с собой врача, своего врача и… хочет Николая забрать.

– Привез своего врача, чтобы забрать Николая? Откуда у него врач? – переспросила я. Может, я чего-то не понимаю?

– Откуда у него врач, не знаю. Но Николая ему не отдадут, пока кто-то не заплатит за лечение. А деньги немалые.

– У Бориса деньги есть?

– Если бы были, из госпиталя бы не звонили, – хмыкнула Ирина.

– Едем в госпиталь! – крикнула Алина, вскакивая с постели.

Мне хватило двух минут, чтобы быстро одеться и выскочить вслед за ней. Я спустилась вниз. Ирина в это время уговаривала Густава ехать с нами в госпиталь, но тот отказался.

– Нет, со своими родственниками разбирайся сама. А я остаюсь ужинать. У меня от голода уже голова кружится.

Ирина было заикнулась, что Николай совсем ей не родственник, но я легонько ее толкнула, мол, молчи, не будем терять время на лишние разговоры.

– Я с вами, если позволите, – предложил свои услуги Виктор Николаевич.

Ирина одобрительно кивнула.

– Поехали, – не обращая внимания на недовольный взгляд мужа, сказала она.

Всю дорогу мои мысли были только об одном: только бы Борис никуда не испарился.

– Может, надо было полицию вызвать? – спросила Алина и сама же себе ответила: – Ой, да когда они еще приедут. Ничего, как-нибудь сами справимся.

Я же подумала: «Сегодня Ирина и Густав по моей просьбе столько раз звонили в полицию, что этот звонок может стать последним в чаше их терпения. Воронков давно бы нас уже послал».

– Справимся, – сказала я Алине. – В крайнем случае охрану позовем.

По больничному коридору я и Алина бежали, Ирина не отставала от нас ни на шаг. Виктор Николаевич пытался поспеть за нами, но куда ему? Когда мы остановились перед дверью, он был еще в начале коридора.

– С богом, – выдохнула Алина, перекрестилась и потихоньку потянула на себя дверь.

Какое-то внутреннее чутье подсказало нам быть более осмотрительными, не лезть на рожон.

Как только щель стала достаточно широкой, чтобы в нее заглянуть глазком, мы – я и Алина – приникли к ней, затаив дыхание.

Глава 26

Николай все так же лежал недвижимо. По правую сторону от кровати, скрестив на груди руки, стоял Борис. Он смотрел на Николая с досадой и заметным раздражением, как будто тот его очень подвел.

– Говорил же, нельзя с ней связываться. Все дело завалила, а потом смылась. А все ты, Андреевич! Твоя идея, твой сценарий. Молодость вспомнил, театр?

– Я и сейчас театр люблю! – с вызовом ответил мужчина, стоящий по левую сторону от кровати. Он нервно дернул головой, отбрасывая седую прядь назад. – Вот ты говоришь, что Анна дело завалила, а ты сам хоть когда-нибудь что-то дельное предложил? Ничего! Зато критик из тебя отменный! – фыркнул он, смешно сморщив губу с маленькими усиками.

– Ну что там? – полюбопытствовала за моей спиной Ирина. – Они там?

Я отмахнулась от нее. Алина зашипела:

– Там. Тише. Дай послушать.

– Что же они каталку не везут? – раздраженно бросил Борис.

– Наверное, твой чек вызвал у них подозрение, – хмыкнул Андреевич.

– Веселый ты больно, – осадил его Борис. – Может, ты все-таки скажешь, как нам найти мою так называемую мамашу с картинами.

Я переглянулась с Алиной: «Вот кто стащил картины – Анна!»

Андреевич молчал. Борис не унимался:

– Ты же говорил, она ни о чем не догадается. Оставит все здесь, в палате. Оказалось, что она не так глупа, как мы думали.

– А что она тебе сказала?

– По телефону? Сказала, что ей надоело сидеть у кровати и корчить из себя заботливую и любящую сестру. Мы должны ей заплатить за работу сиделки. На что я ей ответил, что мы не просили ее сидеть у кровати больного. И естественно, денег она не получит. А будет возмущаться, я донесу на нее в полицию.

– Она испугалась и потому сбежала? Перегнул ты палку, – недовольно пробурчал Андреевич.

– И что с того? Ты здесь должен был появиться сразу, пока она не разобралась, что к чему!

– В качестве кого я должен был здесь появиться? Я не виноват, что этой любвеобильной дамочке в круиз захотелось. Я-то рассчитывал, что она возьмет на себя роль сиделки. В крайнем случае бросит круиз и примчится сюда. Я даже специально за ней поехал.

– А она обомлела, тебя увидев, и о родственниках даже не вспомнила? – ухмыльнулся Борис.

– Да, оказалось, что ей по барабану этот Коля! – пришлось признать Андреевичу.

– Но он же не ее родственник, а как бы твой! – Борис захохотал собеседнику в лицо. – Просчитался ты, Андреевич. И с Анной просчитался, и с Тамарой.

– С Тамарой просчитался, точно. Под предлогом, что ночью ехать опасно, она заставила меня снять номер в отеле, а после и вовсе не захотела уезжать. «Старинный город, красивый. Давай останемся. Это будет наш медовый месяц». Пришлось мне от нее сбежать. Даже не знаю, есть ли у нее деньги заплатить за отель. Ну да меня это мало волнует.

– Разумеется. Твоя голова должна быть озабочена другим. Я только не понимаю одного – почему ты тянул? Ждал два дня! Кого? Тамару? Думал, она одумается? И помчится за тобой?

– Я же тебе объяснял, не хотел светиться. Знал, что в палате дежурит Анна. Ждал, когда она выйдет из госпиталя… Ну и разминулись.

– Разминулись?!

– А сам-то? Где тебя черти носили?! Не смог устоять перед халявой?

Чем дольше я слушала разговор двух рассерженных мужчин, тем меньше понимала в происходящем. Ясно было одно, что и Анна, и Борис, и Андреевич (я догадывалась, что он и есть тот самый Василий Андреевич, поклонник матери Ирины), и сама Тамара Леонидовна участвовали в ограблении. И уж совсем очевидно, что Анна их обманула: забрала картины и сбежала.

– Ха! – тихо воскликнула Алина. – А мы еще выбирали, думали, что кто-то один вор, а тут действовала целая банда!

– Какая банда? – наивно спросила Ирина.

Алина сначала снисходительно посмотрела на нее, потом перевела многозначительный взгляд на меня, как бы говоря: «И ты хочешь сказать, что эта штучка не замешана? Быть того не может! Яблоко от яблони недалеко падает».

– Узнаете, – сухо ответила Ирине Алина. – Имейте терпение. Мы всех выведем на чистую воду, – угрожающе пообещала она. – Виктор Николаевич, мы можем на вас рассчитывать?

– Да. А что надо делать?

– Держать всех под наблюдением, никого не выпускать, включая нас троих: меня, Марину и фрау Шульц.

– А нас зачем держать под наблюдением? – удивилась Ирина.

Алина не успела ей ответить, поскольку я на нее шикнула:

– Да тише ты! Дай послушать.

Между тем за дверью Борис разволновался не на шутку:

– Да где же эта чертова каталка? Не на себе же мы его попрем?

– У меня идея! – зашептала я, отпрянув от двери. – Виктор Николаевич, сыграйте роль отца Николая. Как будто он ваш сын. Вы не дадите вывезти Николая, а мы – я и Алина – как-нибудь справимся с этими двумя аферистами, один из которых почти старик.

– Давайте позовем охрану, – предложила Ирина.

Алина с недоверием на нее посмотрела. Минуту поразмышляв, можно ли положиться на женщину, мать которой участвовала в ограблении зятя, она все же решилась:

– Идите за охраной, – но тут же поспешно дала «отбой»: – Нет, лучше позвоните Густаву, пусть возьмет с собой человека и приезжает сюда. Так будет надежней. Вдруг вы нашепчете охране госпиталя, что это мы преступники, а не те двое.

– Я? – не поверила своим ушам Ирина. – Вы что же, теперь и меня подозреваете?

– Нет, вашу маму, – ответила Алина, и сказала это так, что даже я не поняла, шутит она или говорит серьезно.

– Это шутка? – решила уточнить Ирина.

– Да какие уж тут шутки?! Взгляните! – Алина отошла от щели, дав возможность Ирине увидеть Бориса и Андреевича. – Узнаете?

– Бориса?

– Нет, второго. Это Василий Андреевич, мамин ухажер?

– Не знаю, я ведь его никогда не видела, – пожала плечами Ирина.

– Ничего, скоро все выяснится. И чего ждем? Звоните Густаву, – потребовала Алина.

Ирине ничего не оставалось делать, как достать мобильный телефон.

– Густав, дорогой, ты должен подъехать в госпиталь.

– Срочно, – подсказала Алина.

– Срочно, и возьми охранника. Нет, у меня все нормально, – пролепетала она.

При этом голос ее так дрожал от волнения и обиды – Алина довольно грубо с ней разговаривала, – что Густав не поверил жене.

– Что случилось? – спросил он.

– Я не могу говорить… – Она покосилась на Алину.

– Еду! Держись! Через пять минут буду! – он так закричал в трубку, что Ирине пришлось отнять ее от уха, и мы услышали его вопли.

– Прелестно, – констатировала Алина. – Стойте здесь и не вздумайте сделать ноги, как ваша сводная сестрица, – цыкнула она на Ирину. – Теперь ваш выход, Виктор Николаевич. Идите, у вас все получится. Вам нужно продержатся пять-десять минут, а там и подмога подоспеет.

Виктор Николаевич перекрестился, выдохнул, вздохнул и рванул дверь на себя.

– Коля! – с порога взвыл он, с распростертыми обьятиями бросаясь к лежащему в коме Николаю. – Сынок!

В его поведении было много театрального, но в принципе к поставленной задаче он отнесся ответственно. Надо было видеть выражение лиц Бориса и Андреевича. Они смотрели на Сидоренко как на досадное недоразумение – кто, что, откуда? – а тот старался вовсю.

– Коленька, да что ж с тобой сделали эти ироды? – Виктор Николаевич прикоснулся рукой к марлевой повязке и запричитал еще громче: – Ой-ой-ой, как же они тебя так?

– Простите, а вы кто? – спросил Борис, поглядывая то на Николая, то на Виктора Николаевича. Кто-кто, а он определенно знал, что этот Николай не настоящий. Значит, и этот тип, надрывно рыдающий над безжизненным телом, или действительно отец ненастоящего Николая, или аферист в квадрате.

– Я? Я его отец, – гордо представился Сидоренко.

– Вы? Вы в этом уверены?

– По-вашему, я родного сына не узнаю?! Вот она, моя кровиночка! Коля, встань! Открой глаза! Поедем домой, – рыдал он словно над гробом.

– Мужчина, он вас не слышит, – предупредил Сидоренко Андреевич.

– Как так не слышит?! Сынок, ты меня слышишь? Ответь. Вот, видите, у него ресницы подрагивают. Слава господу! Он меня слышит!

Этого следовало ожидать: Сидоренко так орал, что и покойник бы проснулся. Борис и Андреевич склонились над больным.

– Да нет, это вам показалось… – неуверенно протянул Борис.

– Ничего не показалось, – стоял на своем Виктор Николаевич. – У него дрожат ресницы. Я же вижу!

– А мы не видим. И вообще мы его забираем, – категорично сказал Андреевич.

– Вы? С какой это стати?! Я отец, мне и забирать!

– Мы его сослуживцы и отвезем его в лучшую клинику.

– А позвольте ваши документики, – нашелся Сидоренко.

– А ваши документы можно посмотреть? – ухмыльнулся Борис.

– Мои? Они всегда со мной, – хмыкнул Виктор Николаевич. – Прошу! Сидоренко Виктор Николаевич. Возражения есть?

Борис взял в руки документ Сидоренко. Прочитав фамилию, он двусмысленно улыбнулся и передал документы Андреевичу, тот возвратил паспорт Виктору Николаевичу, при этом спросил:

– Видимо, давно с сыном виделись?

– Я? Давно, а что? Да какая разница?!

– Да нет, ничего. А что, Боря, может, и впрямь оставим Николая на попечение отца? – вдруг предложил Андреевич.

«Вот ведь прохиндеи!» – в сердцах подумала я. Мне нетрудно было угадать ход мыслей преступника. Если судить по заключению врачей, перспективы у Николая вернуться в сознание мизерные. А это могло означать, что Борис и Андреевич мало рисковали быть разоблаченными подельником. Но даже если допустить, что тот придет в себя, то это случится не сегодня и вряд ли завтра, значит, за это время преступники успеют скрыться.

– А что? – с полуслова понял подельника Борис. – Мы-то думали, что у Николая никого нет, вот и приняли участие в его судьбе, но поскольку у него есть родной отец, ему, то есть вам, и карты в руки. Всего вам доброго, Виктор Николаевич.

Борис похлопал Сидоренко по плечу и направился к двери.

«Черт! Кажется, мы развязали им руки. Сейчас они уйдут и все силы приложат к тому, чтобы найти Анну, – с досадой подумала я. – Что лучше? Задержать их здесь и выдавить из них признание? Или дать им уйти, чтобы они сами привели нас к Анне и картинам? Второй вариант хорош, но Борис меня и Алину знает в лицо, значит, скорей всего обнаружит слежку и оторвется, и тогда мы потеряем их навсегда. Надо действовать».

– Алина, ты как? – спросила я подругу.

Возможно, между нами и нет телепатической связи, но понимаем мы друг друга с полуслова, с единого взгляда. Иначе как объяснить то, что она тут же мне ответила:

– Надо брать!

Она решительно схватилась за ручку двери и дернула ее на себя, сделала шаг вперед и нос к носу столкнулась с Борисом.

– Не торопитесь, юноша. У нас к вам есть кое-какие вопросы.

Кажется, Алинино появление произвело на Бориса небольшое впечатление.

– Не узнали?

– Ну почему? Помнится, мы даже на одном корабле плыли. Нога как? Не беспокоит?

– При чем здесь нога? – нахмурилась Алина. Она давно забыла о травмированном колене. – Ах, нога… Сейчас не об этом. Поговорим о другом.

– Простите, но нам сейчас некогда, – издевательски вежливо выдавил из себя Борис. – Поговорим потом, попозже. – Он шагнул вперед, намереваясь обойти Алину с боку.

– Ах, вот как. Тем не менее вам придется остаться, – осадила его Алина и своим телом перекрыла дорогу.

Я тоже шагнула к двери. Конечно же, Борису ничего не стоило нас оттолкнуть, но тогда бы мы закричали, а скандал не входил в его планы.

– Для начала предъявите документы, – потребовала Алина.

– На каком основании? – усмехаясь, спросил он. – Кто вы такие?

– Организация, в которой мы служим, дает нам право не то что требовать документы, но и обыскивать, – нахмурившись, выдала Алина.

Она волновалась и потому сморозила явную чушь. Наверняка подобная формулировка вогнала бы в ужас какую-нибудь пенсионерку преклонных годов, которая, прожив много лет, только догадывается о своих правах, тогда как в жизни ей приходилось сталкиваться исключительно с обязанностями.

Алинино заявление только рассмешило Бориса. Криво улыбнувшись, он спросил:

– Это какая такая организация? Союз первых пионерок?

«Хамит парень», – отметила я, с трудом сдерживая себя, чтобы не ответить.

– Или, может, ваша организация называется «Клуб любопытных Варвар»? – продолжал ерничать Борис.

Потом он попросту взял Алину за плечи и аккуратно отодвинул в сторону. То же он собирался проделать со мной.

– Вы не можете просто так уйти! – повысила я голос. Господи, как будто мой писк мог остановить двух взрослых мужчин!

– Именно это мы и собираемся сделать, – поставил нас в известность Борис.

К нам подскочил Виктор Николаевич. Николай, казалось, никого теперь не интересовал. Теперь нас было трое против двух. И все же силы были неравны. Борис – юноша нехлипкий – весил, наверное, как я и Алина, вместе взятые. Допустим, мы могли бы повиснуть на его руках, но еще оставался Андреевич. На Сидоренко мы вряд ли могли рассчитывать: человек несколько дней назад перенес сердечный приступ. Он мог взять Андреевича только на испуг.

Глава 27

Скорей всего нам пришлось бы беспрепятственно отпустить Бориса и Андреевича, если бы не вовремя подоспевшая помощь в лице Густава. Более того, он притащил с собой двух полицейских, один из которых приезжал в то роковое утро, когда был ограблен дом Шульца.

– Что здесь происходит? – загремел за нашими спинами его раскатистый голос.

– Густав, ты пришел? – с облегчением ахнула Ирина.

– Ты как? – спросил он, окинув супругу нежным взглядом.

– Со мной все хорошо, но я не понимаю, что происходит. – Она сделала обиженное лицо и покосилась на меня и Алину. Полагаю, она собиралась пожаловаться мужу на мою подругу, но тот расценил ее взгляд по-своему.

Увидев возвышающегося над нашими головами Бориса, он от возмущения поперхнулся:

– Как?! И этот здесь? Да что ж это такое?! От твоих родственников я когда-нибудь избавлюсь? Пойми, дорогая, у нас не принято так долго гостить. Я сделал поистине царский подарок в надежде на то, что все они после окончания круиза вернутся домой. А они снова тут как тут?

«Они? – уловила я в словах Густава некоторую странность. – Густав видит перед собой одного Бориса, но говорит о нем во множественном лице. Оговорился? А может, он знает второго? Худой, усики, похож на Кларка Гейбла… Интересно получается. А что, если этот Андреевич и есть Алекс Петроу?»

Я хотела уточнить у Густава, знаком ли он со вторым мужчиной, но меня опередил полицейский. Заглянув в палату и не увидев там ничего страшного, он поинтересовался о чем-то у Густава. Тот смутился и извиняющимся тоном начал что-то объяснять.

– Что он говорит? – подскочила я к Ирине.

– Он извиняется, что зря их побеспокоил. Здесь дела семейные. Мы сами разберемся, – ответила Ирина.

– Нет! – завопила я. – Нет! Не уходите! Вы не можете уйти! Мы нашли преступников. Это они украли картины!

– Кто украл? Мы? – воскликнул Борис, изображая оскорбленного. – Да я вас упеку за решетку за оговор. Какие картины?! Лично меня вообще не было в Дюссельдорфе, когда этого господина обокрали. Я требую, чтобы она извинилась передо мной! Да-да, именно требую!

Он старался выглядеть спокойным, и ему это почти удавалось. Волнение выдавали лишь предательски выступившая на лбу испарина и легкая дрожь на кончиках пальцев. Перехватив мой взгляд, он сложил руки на груди.

«А рыльце у тебя все-таки в пушку», – не без удовольствия отметила я.

– Он требует извинений! Как же! – фыркнула Алина. – Для начала проверьте у него, господа, документы.

Густав без возражений перевел Алинино требование полицейским.

– Да пожалуйста, – хмыкнул Борис и протянул стражам закона свои документы.

Андреевич не стал ждать, когда его попросят об этом лично, предъявил свой паспорт. Я исхитрилась и заглянула через плечо полицейского.

«Василий Редькин, – прочитала я в документе Андреевича. – Все сходится. Василий Андреевич – кавалер Тамары Леонидовны. Вот и познакомились. Теперь остается узнать, его ли видел Густав, когда назначал встречу Алексу Петроу».

Полицейский полистал паспорта и вернул их владельцам.

– Как?!! – воскликнула Алина, расстреляв полицейского взглядом. – Вы их отпустите?

– Документы в порядке, – перевел слова полицейского Густав. – Визы тоже.

– Густав, ну скажи, этот господин хотел купить у тебя картины?

– С чего ты взяла? – нахмурился он.

– Ну как же? Усики, похож на американского артиста…

– Нет, тот был другой, – присматриваясь к Редькину, изрек Густав.

– Все равно их надо обыскать! – потребовала Алина.

– Да пожалуйста! – Осмелев, Борис демонстративно вывернул карманы. – Нашли свои картины?

– А там? – Алина взглядом указала на портфель, который держал Андреевич.

– Смотрите.

В портфеле лежали смена белья, зубная щетка и мыло. Впрочем, если вспомнить разговор Бориса с Андреевичем, мы и не должны были ничего в нем найти. И тот, и другой подозревали, что картины у Анны.

Обменявшись с Густавом парой фраз, полицейские попрощались.

– Густав, попроси полицейских задержать их для тщательной проверки документов. Я подозреваю, что документы у них поддельные, – заметалась Алина, глядя на удаляющихся стражей порядка.

– А зачем задерживать Бориса? – удивился Густав, похоже, он не понимал, почему мы пристали к Борису и этому Редькину. – Пусть идет. Евро за сто даю, вечером вернется к мамочке под крылышко, деньги просить.

– К мамочке? К Анне, что ли? – уточнила я.

– У него есть еще другая мать?

«А то нет! Видимо, Ирина не сказала мужу, что ее сводная сестрица сбежала. И уж точно Густав не в курсе, что Борис – старший сын Анны – погиб несколько лет назад. Следовательно, этот тип самозванец. Зря мы не сказали об этом полицейским», – пожалела я.

– Густав, Анна уехала во Францию, – внесла я ясность. – Впрочем, может, она уже и не там.

– Конечно, не там, – ухмыльнулся Густав. – Она у нас сейчас, сидит, тещу мою успокаивает. А уж что у той случилось, я не знаю, но рыдает она навзрыд.

– Мама нашлась? – радостно воскликнула Ирина.

– Нашлась. Сначала она как снег на голову свалилась, потом и Анна с Антоном прибыли. В общем, вся семья в сборе. Добро пожаловать в сумасшедший дом.

Я не сводила глаз с Бориса и Василия Андреевича. Сообщение Густава застало их врасплох. Борис даже на время потерял голос.

– А… мама… – пытался он сказать, глядя то на меня, то на Редькина.

– Хотите взглянуть в глаза подельнице? – поинтересовалась Алина.

– Какой подельнице?! Это моя мать родная!

– Значит, едем к матери? Прямо сейчас?

– Да, мы, конечно же, с ней увидимся, – стал уходить от ответа Борис, – но позже.

– А знаете, мы не настаиваем, чтобы вы ехали сейчас с нами, – сказала я.

У меня возникла идея отпустить поводок. Ведь если Борис и Василий Андреевич уверены в том, что картины у Анны, то они сами заинтересованы с ней увидеться. Правда, события могли развернуться и по другому сценарию: эти двое, осознав, что дело провалено, могут попросту сбежать.

«Ну и пусть бегут, мы не кровожадные. Главное, чтобы картины были у Анны», – я почему-то была уверена, что Анна, как только мы ее припугнем, тут же начнет каяться и вернет ценности.

– Ну что? Пока? Вы остаетесь? – сказала я, довольно улыбаясь.

– Пока, – пробурчал Борис, лихорадочно соображая, как им с Редькиным поступить.

– А мне что делать? – тихо спросил Сидоренко, кивая на Николая.

Я вздохнула, переводя взгляд на больного. И вдруг мне тоже показалось, что его ресницы подрагивают. Неужели Николай приходит в себя? Если это так, то его никак нельзя оставлять здесь одного.

– Мы же собирались его перевезти в другую клинику, – сказала я специально для Бориса и Василия Андреевича. – Значит, надо перевезти. Сейчас дождемся каталку, погрузим Николая в медицинскую машину и поедем.

– Ну раз с Николаем все будет в порядке, мы пойдем, – сообщил присутствующим Борис. – Еще увидимся!

Воспользовавшись моментом, Борис и Василий Андреевич шмыгнули за дверь.

«В доме Густава они вряд ли появятся, – лихорадочно соображала я, – но с Анной встретиться захотят. Для этого они постараются выманить ее из дома. Этого допустить нельзя».

– Вы договорились с другой клиникой? – поинтересовался Густав, прервав ход моих мыслей.

– Нет, Николай останется пока здесь. Эти двое ушли, и Николаю ничего не угрожает. Но я попрошу тебя, Густав, нанять сиделку и охрану. Хотя бы на пару дней. Это в твоих интересах.

– Хорошо, – согласился он.

– И еще. Позвони сейчас домой и вели всем – садовнику, горничной, кухарке, – чтобы они не выпускали из дома ни Анну, ни ее сына. К телефону тоже пусть их не приглашают – кто бы ни звонил.

– А мы?

– Мы едем домой. И не просто едем, а мчимся.

Забежав на полминуты к врачу, Густав оплатил и сиделку, и охранника. После этого я и Алина сели в машину к Густаву. Ирине составил компанию Виктор Николаевич. Она собиралась по пути заехать в аптеку за лекарствами для Тамары Леонидовны.

– Так что вы там говорили про картины? – спросил Густав, отъезжая от госпиталя.

– Густав, – вздохнув, начала Алина, – ты стал жертвой тщательно спланированного ограбления. Вокруг тебя сплотилась шайка злоумышленников. К сожалению, среди них и твоя жена, Ирина.

– Алина, – одернула я подругу. Не слишком ли она торопится обвинить Ирину?

– Этого не может быть! – отказываясь верить, воскликнул Густав. – Ирина – очень хороший человек. Она не может пойти на преступление в принципе! Нет! Я не знаю, какая муха вас укусила, но это бред! Чтобы обвинить человека, нужны факты и доказательства. Они у вас есть?

– Густав, успокойся. Алина погорячилась. – Я метнула в Алину гневный взгляд. Та лишь пожала плечами, мол, а что такого она сказала? – Мы подслушали разговор Бориса с Редькиным. Так вот, в сговоре были эти двое, Анна, Николай и… Тамара Леонидовна.

– Ты хочешь сказать, что мать будет вредить своему ребенку? Никогда!

– Густав, наберись мужества и прозрей! Вокруг тебя и твоих ценностей шла игра. Тебя обвели вокруг пальца.

– Но я встречался с Ириной полгода, – возразил Алине Густав.

– Поверь, картины того стоили!

– Но зачем тогда Тамара Леонидовна и Анна опять вернулись?

– Чтобы окончательно замести следы, сбить тебя с толку! – после недолгой паузы выдала Алина плод своих размышлений. – Но мы им не позволим! Борис проболтался – картины у Анны. Что ж, хитрый ход. На время их вынесли из дома, полиция дом обыскала, следовательно, теперь самое надежное место для хранения картин – дом, твой дом. Густав. У нас есть все шансы поймать преступников и вернуть картины на прежнее место. Более того, я подозреваю, что Борис и Редькин – пока не знаю, какую роль играет этот тип, – придут к тебе, чтобы пообщаться с подельницей.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Густав. – Я все равно не верю в то, что Ирина могла участвовать в этом сговоре. И Анна… Разве не наглость заявиться на место преступления?

– Густав, это высший пилотаж, – уверенно заявила Алина. – Кураж, если хочешь.

Я молчала. Сомнения Густава мне были близки. Мне с трудом верилось в причастность Ирины к ограблению.

– Только, чур, с преступниками буду разговаривать я, – попросила Алина. – И вот что, Густав, не выдай себя. Пусть Ирина думает, что ты ничего не знаешь.

– И не надейся! Ирина уверена, что ты попытаешься ее очернить, – фыркнула я. – Не надо было обвинять ее в том, что еще не доказано.

– Неужели вы обидели Ирочку? – с содроганием спросил Густав. – Это ужасно!

– Сожалею, – покаялась Алина и тут же добавила: – И очень переживаю, что не поехала с ней. Вдруг она решит сбежать?

– Ты демон, Алина, – простонал Густав. – Как ты можешь так думать о моей жене?

– Могу. Одно меня обнадеживает, что она не бросит мать.

Глава 28

Алина переживала зря. Ирина так спешила домой, что ее автомобиль едва не врезался в автомобиль Густава, когда тот высаживал нас перед домом.

– Мама, ну что же ты творишь? – закричала Ирина с порога. – Ты дома? Где ты?

– Я здесь, дочка, – донесся из гостиной слабый стон.

Ирина побежала на зов матери. Алина дернулась за ней, чтобы та не успела ни словом обмолвиться с Тамарой Леонидовной без свидетелей.

Когда я вошла в гостиную, Тамара Леонидовна с заплаканным лицом сидела на диване. Заметно, что плакала она очень давно. Лицо выглядело опухшим, веки и вовсе были как два вареника.

Тут же находилась Анна. Она держала Тамару Леонидовну за руку, которую время от времени поглаживала, когда та вновь начинала заливаться слезами.

Растянувшись на диване, Антон наблюдал за женщинами из дальнего угла комнаты. Кажется, он дремал, не обращая внимания на частые всхлипывания Тамары Леонидовны.

– Мама, ну где ты была?!! Мы не знали, что и думать! – Ирина в изнеможении присела рядом с матерью на диван.

– Дочка, не верь ни одному мужчине, – будто на смертном одре простонала Тамара Леонидовна. – У всех мужиков один подход к женщине: использовать и бросить! Я два дня его прождала, все надеялась, что он вернется, а он меня бросил.

– Мама, ты опять за старое? Ну, кто тебя бросил?

Взглянуть на бывшую жену в комнату бочком вошел Виктор Николаевич.

– И ты здесь, предатель?! – заметила его Тамара Леонидовна. – Что, совесть замучила? Не льсти себе! Это я тебя бросила – два раза! – И тут она неожиданно зарыдала, да так громко, что все мы подумали, что у нее истерика.

Ирина бросилась спешно капать в стакан какие-то капли. Густав открыл настежь окно, чтобы пустить свежий воздух. Анна умоляюще попросила:

– Вы опять? Успокойтесь, пожалуйста. Не надо себе так душу рвать.

– Да как же не надо? Я думала, что он моя последняя любовь, моя тихая пристать, приют одинокой странницы.

– Это ты, что ли, одинокая странница? – хмыкнул Сидоренко. – У тебя столько таких тихих приютов было, что и не сосчитать.

– Молчи, презренный! Ты недалекий, невежественный, а он мне цветы носил, дарил разные милые безделушки. Ты мне что дарил? Халаты, чайники, мясорубки.

– Молчу-молчу. Я уже понял, что каждый твой последующий мужчина лучше предыдущего.

– Простите, вот вы сейчас о ком? – язвительно спросила Алина, выходя из тени. – Уж не о Василии ли Андреевиче Редькине?

Тамара Леонидовна с явным недовольством взглянула на Алину. Анна поежилась, передернув плечами, и подскочила, как будто вспомнила о срочном деле.

– Анна, сядьте на место, пожалуйста, – в приказном тоне велела Алина.

– Мне надо поговорить с сестрой и ее мужем, – сказала Анна.

– Вот как? А у них от нас секретов нет. Верно, Густав? – Дождавшись, когда Густав кивнет ей, Алина продолжила: – Тем более что мы догадываемся, о чем вы хотите им, то есть нам, рассказать. Пожалуйста, не разочаруйте нас. Вас спасет только правда.

– Спасет? От чего спасет?

– От возмездия. Картины ведь взяли вы?

– Я? Я ничего не брала. У меня нет картин.

– Не отпирайтесь. Борис во всем сознался.

– Да-да, сознался, – поддакнула я. – И в том, что картины у вас, и в том, что он не ваш сын.

– Значит, вам это известно… Но я говорю правду. Я очень виновата перед Ириной и Густавом, но картин у меня нет.

– И я виновата, – всхлипнула Тамара Леонидовна. – Но я не думала, что так получится.

Если до этого момента Алина разговаривала с дамами вполне благодушно, будто кошка игралась с пойманными мышатами, то теперь ее лицо стало злым и недовольным.

– Кажется, вы обе не осознаете, что вам светит очень большой срок. Густав, сколько в Германии дают за воровство?

– Много.

– Но мы ничего не крали! – в один голос взвыли Тамара Леонидовна и Анна.

– Мама не могла ничего украсть, – заступилась за мать Ирина.

– Да, Тамарка еще та штучка, но самое большее, что она могла своровать, так это чужого мужа, и то по молодости, – решил поддержать бывшую жену Сидоренко.

– Алина, может, выслушаем, что они хотели нам сказать? – предложила я.

– Что ж, пусть говорят, – пожала плечами Алина. – Кто первым начнет?

– Аня, давай ты, – сказала Тамара Леонидовна, жалобно посмотрев на Анну. – Я не могу, не в состоянии, и про меня все расскажи, как я тебя в эту историю втянула.

– Мама, что ты говоришь? – Ирина обхватила ладонями пылающие щеки. – Какая история?

– Ты слушай, ее слушай. Рассказывай, Аня.

– Хорошо, только не перебивайте, – попросила та. – Меня трудно понять, и все же попробуйте. Не буду рассказывать, как я жила до переезда в Германию. Ничего в моей жизни интересного не было. Все как у всех: школа, техникум, два брака (оба скоротечные), рождение детей, маленькая зарплата. А потом обстоятельства вынудили меня уехать на работу в Германию.

– Какие обстоятельства? – поинтересовалась Алина.

– Я же просила вас меня не перебивать. Мой старший сын погиб в аварии. Я не могла оставаться в России. Подруга помогла с вызовом, я уехала, и Антона с собой забрала. С работой возникли трудности, перебивались случайными заработками. А потом я неожиданно встретилась в супермаркете со своей бывшей мачехой. Если бы мы встретились там, на родине, скорей всего я бы прошла мимо, сделав вид, что не узнала, но здесь другое дело. Здесь радуешься любому земляку. Здесь все выходцы из стран СНГ близкие и родные. Разговорились, она мне свой адрес дала, в гости пригласила. Я к ней пришла, потом еще раз, еще. Она меня очень хорошо встречала, обедом кормила. А однажды, не так давно, она мне сказала, что в ее жизни грядут перемены. Во-первых, дочка Ирина собирается замуж за бизнесмена. Во-вторых, и сама Тамара Леонидовна встретила тут свою судьбу. Вдовец, интеллигентный, обеспеченный. Да о таком женихе только мечтать можно. Я стала ее расспрашивать, как они познакомились. Может, вы сами, Тамара Леонидовна, расскажете? – спросила Анна, взглянув на бывшую мачеху.

– В супермаркете мы вместе выбирали мясо. Он первый заговорил со мной на ломаном немецком языке, попросил помочь. В его речи проскользнуло русское словечко. Я очень обрадовалась, что Василий мой соотечественник. Слово за слово, и он пригласил меня в кафетерий, потом подвез с покупками домой. А на следующий день встретил меня у подъезда с цветами. Какая же женщина устоит перед таким галантным мужчиной! Он водил меня в кино, театры, на выставки. А потом я познакомила его с Аней. Она и усмотрела в его поведении фальшь. Позвонила мне и сказала: «Тамара Леонидовна, присмотрись к нему. Слишком он гладкий. А вдруг альфонс или аферист?» Но потом буквально на второй день она позвонила и попросила прощения.

– За что?

– За злые слова в адрес Василия Андреевича. Сказала, что оговорила его из зависти, сама бы хотела такого ухажера заиметь. А еще она посоветовала мне вцепиться в Василия клещами и никуда не отпускать.

– А что же побудило вас, Анна, изменить свое мнение к Василию?

– Что? Да то, что он каким-то образом узнал мое самое сокровенное. Когда я уезжала из России, я взяла аванс за квартиру у одних людей, а продала другим. На меня даже дело завели. Меня спасло то, что пока наша бюрократическая машина раскрутилась, я уже была здесь. Если бы эта информация дошла до миграционной службы, у меня были бы большие неприятности. Наверное, Тамара Леонидовна начала спрашивать Василия Андреевича об истинных его намерениях. Упомянула мое имя. Так, Тамара Леонидовна?

– Да, так и было: не удержалась и разболтала о твоих подозрениях, – подтвердила Тамара Леонидовна Анину догадку.

– После этого Редькин нашел меня и припугнул: если я буду вставлять палки в колеса, то самые неприятные моменты моего прошлого обязательно всплывут. В моих же интересах всячески поддерживать его. А еще в качестве компенсации он попросил меня взять в Дюссельдорф его племянника. Я не собиралась ехать в Дюссельдорф, но он заверил, что меня обязательно с сыновьями пригласят на свадьбу. «Сыновьями? У меня один сын». «Мой племянник станет на время вашим сыном, – сказал Василий Андреевич. – Тем более что его тоже зовут Борисом».

– Почему же он был так уверен, что вас пригласят на свадьбу, да еще с сыновьями? – усмехнулась я и посмотрела на Тамару Леонидовну.

– Ну не виновата я. Василий мне совсем голову заморочил. Я только ему про свадьбу дочери сказала, а он мне: «Жаль, что я не смогу тебя сопровождать в качестве мужа. Дел много накопилось. Надо срочно в Австрию лететь. Но, если я не могу поехать, пусть хоть племянник вместо меня съездит. Можно?» Я растерялась, не знала, что ответить. Какое отношение его племянник имеет к моей дочери? Но Василий умеет уговаривать. «Пусть Анна его представит своим сыном. Помнится, она мне рассказывала, что ее старший сын погиб. Борисом его звали, так и мой племянник Борис. Он мальчик хороший. В университет собирается поступать. Как раз в дюссельдорфский! Поживет у твоих будущих родственников, денег на квартире сэкономит». «Вася, но Анну никто не приглашал. Ира даже не знает о ее существовании», – возразила я. «Вот и преподнесешь сюрприз. Какая же свадьба без родственников? Не по-русски!» – «Так ведь и жених не русский». – «Но женится на русской, значит, должен считаться с нашими традициями. Или он жлоб? Нашей девочке такой муж не нужен!» Понимаете, он сказал «нашей девочке»! Наверное, этим он меня и подкупил окончательно. Я передала его слова Ане. Она сказала, что, если ее пригласят на свадьбу, возражать она не станет, если надо, то и племянника Василия Андреевича с собой возьмет.

– Тогда я думала только об одном, что смогу сэкономить на продуктах и жилье, – призналась Анна.

– Мне так неловко, что я Анну втянула, – сказала Тамара Леонидовна и замолчала, чтобы перевести дух, а заодно и смахнуть набежавшую слезу.

Алина, воспользовавшись моментом, тут же спросила:

– Допустим, пока все понятно, а Николай откуда взялся?

– Откуда взялся, откуда взялся… – зачастила Тамара Леонидовна. – Пришел и сказал: «Здравствуй, мама, я сын Виктора Николаевича. Помнишь меня?» Легко сказать! Я в последний раз видела Николая, когда ему было лет четырнадцать-пятнадцать. Естественно, он очень изменился. Дядька! Я документы попросила. Он обиделся, но паспорт дал. Мне потом неловко было. По паспорту этот мужик оказался Николаем Викторовичем Сидоренко. Ну что я могла поделать?

– А мне почему не позвонила? – спросил Виктор Николаевич, понимая, что Тамару Леонидовну обвели вокруг пальца. Паспорт оказался поддельный. Вряд ли мошенник был полным тезкой его сына.

– Куда? В рельсу? – огрызнулась Тамара Леонидовна.

– Допустим, что не знала, куда звонить, но почему там, на корабле, не сказала, когда мы встретились?

– Знаешь, он мне такого про тебя наплел. Сказал, что ты от него отрекся, когда узнал, что он решил эмигрировать. Вообще-то я хотела устроить вам сюрприз. Привезти тебя в Дюссельдорф и помирить с Николаем, но ты сбежал.

– Вовремя прозрел, и, кажись, не зря. Мне голову морочила, а сама любовь с этим Василием крутила, – сквозь зубы процедил Виктор Николаевич.

– Давайте отношения вы выясните позже, – одернула Виктора Николаевича Алина. – Тамара Леонидовна, вы остановились на том, что на вашем пороге появился Николай, седьмая вода на киселе. Как вам пришла идея и его пригласить на свадьбу?

– Он у меня поселился. Уже надо было собираться на свадьбу, а он все гостит и гостит. В квартире оставлять мне его не хотелось. А тут Василий Андреевич: «Нечаянная радость! Вся семья в сборе! Вот Ирина обрадуется! Николай – такой представительный мужчина! Ей не будет стыдно перед мужем за родню». Я и подумала, почему бы не взять Николая с собой.

– Ловко вас обвели, – отметила я.

– Да, – пожала плечами Тамара Леонидовна.

– А я сразу, как увидела Николая, поняла, что он такой же родственник Тамаре, как Борис, который якобы мой сын, – сообщила Анна. – Нутром почувствовала.

– А вы сказали о своей догадке Тамаре Леонидовне?

– Сказала, только не ей, а Николаю. А он мне: «Милочка, только рот открой, твой Антон загремит в тюрьму».

– А было за что?

– Ну, если господь умом обидел…

– Мама, ну опять ты! – оборвал мать Антон, приподнимаясь с дивана. – Я же тебе говорил, что это было не мое.

– «Не мое» – это что? – спросила я.

– Да чего уж теперь молчать? Еще дома его из института вытурили за то, что у него наркотики нашли.

– Наркотики?! – фыркнул Антон. – Какие там наркотики? Два грамма травки – это наркотики? Детский лепет!

– Это ты сейчас говоришь. А тогда под суд не отдали, но от такого вот студента решили избавиться. Кстати, у тебя не только травку нашли. Как Николай узнал об этом инциденте, не знаю, но он поставил меня перед фактом: или я делаю все, как он велит, или он идет в полицию и сообщает о неприглядных фактах моей и Антона биографии. Я испугалась. Если человек знает о тебе все, значит, у него огромные связи.

– А почему он так упорно желал попасть в дом Густава, он вам сказал?

– Я даже спрашивать боялась. Знаете, когда тебя зажали со всех сторон, думаешь только о своей шкуре.

– Пошли бы в полицию.

– Смеетесь? Меня бы тут же выслали из страны. Работы нет. Денег нет. А еще сомнительная биография у меня и сына. То, что Антона не посадили, не счастливый случай. Мне пришлось дать следователю взятку. А потом на этого следователя самого завели дело. Видно, не одна я ему взятки носила. Дело изъяли из архива. Началось новое разбирательство. Вы должны меня понять. Я одного сына потеряла. Допустить, чтобы второго посадили, я не могла. А тут такая возможность выпала уехать за границу…

– Анна, вы не давите на жалость. Рассказывайте по существу. Что попросил вас сделать Николай?

– До поры до времени он ни о чем не просил. Хотя нет, попросил жить у сестры до тех пор, пока он не даст разрешения на отъезд.

– И вы жили неделю, другую…

– Одна неделя прошла в торжествах: званые обеды, ужины с родственниками, знакомство с Дюссельдорфом. Вроде бы все нормально было. Потом я стала ловить на себе недовольные взгляды, мол, пора бы и честь знать – загостилась. Николай на косые взгляды не обращал внимания. Он ел, пил, по дому гулял, в саду загорал. Бывало, что садовнику помогал. Антону тоже неплохо здесь было. Он подружился с Борисом. Вместе они по дискотекам ходили, где-то ночами шастали. Иной раз мне казалось, что Борис специально отдаляет от меня сына. Я даже толком не могла с ним поговорить.

– А чего Николай ждал? Может, думал, что Густав и Ирина уедут в свадебное путешествие и оставят дом в вашем распоряжении? – предположила я.

– Может быть, но мне показалось, что он ждал команды.

– Чьей?

– Не знаю. Это лишь мои догадки.

– Хорошо, а что было дальше? Мне кажется, ожидание затянулось.

– Вот именно, затянулось, – поддержала Алину Анна. – Я расслабилась. Ну почему не пожить на всем готовом? Но тут вы приехали. Не дом стал, а общежитие. Густав взял и купил Тамаре Леонидовне, моему сыну и Борису путевки и, кажется, этим своим бескорыстным поступком нарушил планы Николая. Тот занервничал.

– Наверное, потому что массовка разъезжалась, – хмыкнула Алина.

– Возможно. В тот вечер Николай с Борисом крепко поссорился. Я случайно застала их в оранжерее. Они кричали друг на друга… шепотом. Я давно подозревала, что они знают друг друга, а тут все всплыло само собой.

– А о чем они говорили? – уточнила я.

– Слова были трудноразличимы, но, как я поняла, Николай был жутко недоволен отъездом Бориса. А вечером подошел ко мне и сказал, что пора оплачивать долги. Как будто я ему что-то была должна! Мне бы отказаться, но я жутко боялась. Этот Николай – очень скользкий тип, от него можно было ожидать всего, – оправдывалась Анна. – В конце концов, он мог сказать правду: я привезла на свадьбу посторонних людей, по всей видимости, аферистов. Иначе как объяснить, что у них были заготовлены документы с именами родственников Тамары Леонидовны?

Алине порядком надоело выслушивать стенания Анны, и потому она спросила в лоб:

– Он предложил вам украсть картины?

– Нет, о картинах речь не шла. Если бы он мне сказал украсть, я бы отказалась. Клянусь. Я должна была только ударить его по голове, а потом вызвать неотложку.

– Не понимаю зачем?

– Он мне не объяснил, но эту просьбу я согласилась выполнить с пребольшим удовольствием. В тот день я встала, проводила Антона и Тамару Леонидовну, ну и Бориса вместе с ними. Николай меня встретил на середине пути от порога до ворот, там, где искусственный водоем. Это место плохо просматривается из окон, потому что вокруг водоема высажены туи. Николай мне протянул молоток и велел треснуть его так, чтобы потекла кровь, а потом молоток выбросить в пруд.

– А сам почему этого не сделал? – хмыкнула Алина.

– Ударить себя очень сложно. Это какую силу воли надо иметь? После того, как ударю, я должна была вызвать неотложку и сопроводить его в госпиталь вместе с небольшим саквояжем, в котором лежали его личные вещи.

– Господи, как все просто, – воскликнула я. – Николай ограбил Густава, сложил награбленное в саквояж. Анна треснула его по голове, как будто тот встретился с грабителями. Потом она вызвала неотложку и помогла вывезти украденные вещи из дома.

– Украденные вещи? – нахмурилась Анна.

– А что, вы думали, в саквояже? Зубная щетка и полотенце? Полицейские весь дом обыскали, но и подумать не могли, что пострадавший от рук грабителей и есть тот самый грабитель. Подозревали всех, но только не Николая.

– Только учтите, тогда я не знала, что Густава ограбили, – поторопилась заверить нас Анна.

– А ударили вы Николая от души?

– Да. Но я не хотела проламывать ему череп. Что мне за это будет?

– Если найдутся картины и другие ценности, если Николай придет в себя, то, пожалуй, ничего.

– Но я не знаю, где ценности. У меня их нет.

– А саквояж где?

– Ах да, саквояж. Я отвезла его в госпиталь, как велел Николай, положила под кровать.

– Он и сейчас там?

– Не знаю, я не вспоминала о саквояже. Мне не до него было. Я сначала хотела убежать, но потом стало известно об ограблении, и я подумала, что если сбегу, то Николай придет в себя и обвинит меня и в нападении, и в ограблении. Найдут меня очень скоро, мне бежать не к кому. Поэтому я решила дождаться, когда он придет в себя, и спросить, зачем ему понадобилось, чтобы я его травмировала.

– А вы не догадывались? Чудеса в решете. Согласитесь, странно звучит: «Разбейте мне, пожалуйста, голову». Не находите? – ехидно спросила Алина.

– Я думала, что Николаю нужно еще пожить в доме. Ни Густав, ни Ирина не выставили бы больного на улицу.

– Значит, о том, что Николай – вор, вы даже не догадывались?

– Так ведь она думала, что это я ограбил тетю Иру и дядю Густава! – отозвался с дивана Антон.

– Что было, то было, – кивнула Анна. – На него подумала и на Бориса.

– Естественно, о своих подозрениях вы полиции даже не заикнулись?

– Нет. А как сказать? Мой сын – вор? Сажайте его в тюрьму? От одной тюрьмы бежали, чтобы попасть в другую? Нет, этого я сделать не могла!

– Зато сейчас вы, наверное, счастливы, узнав, что ваш сын ничего не крал? – предположила я.

– Да, у меня словно камень с души свалился.

– Вопрос к вам, Антон. Вот вы тесно сошлись с Борисом. Он вам не показался подозрительным?

– Мне? Да нет. Мы очень здорово проводили время. Он веселый, заводной. Мы с ним такое откалывали!

– Например?

– Например? Пожалуйста! Немцы ведь только с виду законопослушные, свалить свою вину на кого-то случая не упускают. Одна из любимых наших забав была такой. Стоим мы с Борисом на пешеходном переходе. За нами толпа. Все ждут, когда загорится зеленый свет. И тут я и Борис начинаем переходить улицу. Немцы, потирая руки, топают за нами. Ведь если кого-то оштрафуют, то меня и Бориса, потому что пошли на красный свет. Сами же они всегда могут сказать, что за нашими спинами не увидели, какой горит свет. Где-то на середине улицы мы разворачиваемся и бежим назад. Начинается переполох, немцы в смятении не знают, что делать: то ли бежать вслед за нами назад, то ли двигаться вперед, но в этом случае уже их могут оштрафовать. Смеху! Нет, Борис классный! – Антон был в восторге от своего нового друга. – В компьютерах неслабо разбирается. Мой ноутбук починил. Легко! Как будто случайно нажал на какую-то кнопку, и компьютер заработал.

– Вот он-то, наверное, и вырубил сигнализацию, – догадалась я.

– Ну не знаю, – замялся Антон. – А вот Николай мне не очень понравился. Он вечно к Борису придирался, вечно бурчал.

– Ну ладно, и так все ясно, – вздохнула Алина и поднялась с дивана. – Надо ехать в больницу. Вы, Анна, едете с нами. И молите бога, чтобы саквояж оказался на месте.

– Да-да, мы все поедем, – вслед за Алиной вскочила с дивана Тамара Леонидовна.

Ехать в больницу изъявили желание все: и Ирина, и Густав, и Виктор Николаевич.

Глава 29

Дежурная медсестра скроила удивленное лицо, увидев перед собой многочисленную делегацию, которая намеревалась пройти в палату Сидоренко. В нашей больнице такую толпу точно бы не пропустили, но здесь, видимо, не было заведено чинить препоны родственникам больных. Медсестра лишь проводила нас взглядом и не более того.

Рядом с Николаем сидела сиделка, пожилая немка. Дама подняла глаза от книги, лежащей у нее на коленях, и смерила нас недовольным взглядом. На Алину ее напускная строгость не произвела никакого впечатления. Она по-хозяйски зашла в палату и заглянула под кровать Николая. Саквояжа там не было. Собственно, то, что его там нет, было видно и с порога, не стоило даже наклоняться.

– Нет, – констатировала Алина и стала методично заглядывать во все шкафчики и тумбочки.

Когда она подошла к стеклянному столику, на котором стояли лекарства, немка возмутилась.

– Что она сказала? – враждебно нахмурилась Алина и перевела взгляд на Ирину.

– Она спросила, что вы ищете, – ответила Ирина.

– Спросите ее, не видела ли она саквояжа или дорожной сумки. Сверху точно должны были вещи лежать, а снизу… Надеюсь, до дна саквояжа никто не докопался.

Ирина взволнованно затараторила на немецком. Немка буркнула что-то, потом поднялась и вышла из палаты.

– Куда это она? – спросила Тамара Леонидовна.

– Она сказала, что в палате не место чемоданам, сумкам и саквояжам. Если они здесь и были, то их вынесли.

– Куда? – в один голос спросили я и Алина.

Ответа не последовало. Кто это мог знать?

Сиделки не было минут пять. Когда она вернулась, все были на взводе.

– Что?

– Она говорит, что вещи больного лежат в камере хранения, – перевела слова сиделки Ирина. – Ключ у врача. Но их нам не дадут, пока мы не докажем, что они наши.

– Докажем? А как мы можем доказать? – всплеснула руками Тамара Леонидовна. – Я что, должна доказать, что трусы Николая – мои трусы?

– Мама, – одернула ее Ирина. – Белье Николая никого не интересует. А почему сразу не сказать, что мы ищем?

– Ну конечно! – воскликнул Густав. – Пусть мне вернут мое, и я, может быть, не буду подавать на Николая в суд. Зовите врача, – последнюю фразу он произнес на немецком языке.

Сиделка не стала пререкаться, молча вышла. Вернулась в сопровождении дежурного врача.

Разговор продлился недолго. Густав сумел убедить врача в том, что в саквояже Николая могут быть украденные ценности. Врач хотел пойти в камеру хранения сам, но Алина со свойственным ей недоверием составила ему компанию.

Десять минут тянулись неимоверно долго. Наконец дверь открылась. Сначала в палату с ликующим выражением лица вошла Алина, следом за ней появился врач. В правой руке он нес кожаную дорожную сумку, в которой вполне мог поместиться тубус со свернутыми в трубочку картинами.

– Вот они! – Густав с торжествующим видом вытянул из сумки рулон с полотнами. – Вот он, Поленов!

– А кубок, кольцо? – спросила Ирина, склоняясь над сумкой. – Нет, – разочарованно выдохнула она. – Неужели он успел сбыть сокровища нибелунгов? – Ирина подскочила к Николаю. – Где кольцо? Неужели ты не понимаешь, что оно приносит всем несчастья? Отдай его, и всем будет спокойнее.

Николай, до этого уже почти неделю лежавший как покойник, неожиданно моргнул. Ирина отпрянула от него и перевела взгляд на доктора.

– Он… он… – От волнения у нее перехватило дыхание, и она указала пальцем на лицо Николая.

Между тем Николай открыл глаза. Сиделка сложила ладони и возвела глаза к потолку – слава богу! Доктор схватил Николая за запястье, достал маленький фонарик и посветил ему в глаза. Увидев, что Николай поморщился, Ирина спросила:

– Как вы себя чувствуете? Вы меня слышите?

Тот кивнул.

– Очень хорошо. Говорить можете?

Николай замешкался: то ли он не мог говорить, то ли не хотел. Врач попытался рукой отстранить Ирину, как бы желая этим сказать: «Больной слишком слаб. Дайте ему время прийти в себя», но она ответила немцу гневным взглядом.

– Со своим соотечественником мы разберемся сами. Он достаточно хорошо себя чувствует, чтобы ответить на все наши вопросы. И вообще мы забираем его под домашний арест. Верно, Густав? Ты же хочешь узнать, для кого выкрали твои картины?

– Я! – откликнулся Густав. – Дома он у нас все скажет.

Картины вернулись на прежние места, а вот сокровища нибелунгов, казалось, исчезли бесследно. Куда они подевались, Николай молчал как партизан. Он вообще молчал, ел, пил – и изображал из себя невменяемого. Ирина даже предлагала пригласить к нему психиатра, чтобы тот определил, не притворяется ли больной. Густав негодовал и срывался на всех. Ожидая прибытия в Дюссельдорф нашего теплохода, я и Алина старались не показываться ему на глаза.

Все разрешилось само, когда в дом неожиданно нагрянул гость, весьма милый старик, худощавый и моложавый, с тоненькими седыми усиками.

– Вы хотели меня видеть? – спросил он Густава, как только его привели в гостиную, где по чистой случайности оказались я и Алина.

Здесь же находились Ирина с матерью. Увидев гостя, Густав нахмурился. Определенно он знал старика. Я, кстати, уже догадывалась, кто это может быть.

– Простите, что я без звонка, но в отеле сказали, что вы звонили. Меня зовут Алекс Петроу.

– Слушаю вас, мистер Петроу, – скривившись, выговорил Густав.

– Я пришел по поводу картин. Я готов их посмотреть и купить.

– Да, но… – стушевался Густав и перевел взгляд на меня, как бы спрашивая совета, что ему делать дальше и как себя вести.

Заметив на лице хозяина смятение, Алекс Петроу пробормотал:

– Значит, мои самые худшие опасения подтвердились.

– Какие именно опасения? – спросила Алина.

– Их украли?

– Почему вы так решили?

– Вчера мой секретарь нашел в Интернете объявление о продаже интересующих меня картин. Электронного адреса не было, только номера телефона. Не похоже, чтобы это объявление давал мистер Шульц. Вот я и подумал…

Я и Алина переглянулись. Скорей всего это было наше с ней объявление.

– Мистер Петроу, а почему вас интересуют именно эти картины? Вы американец и так увлекаетесь русской живописью?

– Гм… – откашлялся Алекс. – Дело в том, что у меня русские корни.

– И вы говорите по-русски? – спросила я, перейдя на родной язык.

– Да. Прошу вас, скажите, что с моими картинами?

– А что значит «мои картины»? – удивилась Ирина.

– Эти картины некогда принадлежали моей семье. Я готов заплатить любые деньги, чтобы их вернуть.

– И давно вы их потеряли? – фыркнула Алина.

– Девяносто лет назад. Не я лично, конечно, – добавил он. – Мой прадед, Сергей Петровский, некогда владел небольшой галереей в Москве, помогал художникам-передвижникам, был дружен с Репиным, с Василием Поленовым. В благодарность Василий Дмитриевич подарил ему несколько копий своих картин.

– Копий? – переспросила я.

– Копий, вариантов… Поленов имел обыкновение долго работать над картинами. Он писал черновики, эскизы. Пытался превзойти самого себя, а писал он прекрасно. В нашей семье картины хранились вплоть до двадцатых годов, а потом деда, которому перешли по наследству картины, посадили, имущество конфисковали. Бабушке с детьми удалось уехать за границу. Некоторое время она жила в Германии, потом во Франции, а в тридцатых годах перебралась за океан в Америку и поселилась в Нью-Йорке, там же укоротила фамилию, став Петроу. Мой отец был страстным коллекционером, собрал много картин. Он мечтал вернуть дедову коллекцию. И ему удалось кое-какие картины из этой коллекции приобрести.

– Интересно, каким образом? – насторожилась Алина.

– Ничего криминального! – поторопился заверить нас Алекс. – Правдами и неправдами он узнал, что часть дедушкиной коллекции была продана за границу. В те годы советская власть за технику и продовольствие, как правило, расплачивалась художественными ценностями. Вторая часть картин попала в провинциальный художественный музей. Знаете, было время, когда власти несли искусство в массы: конфискованные картины отправлялись в глубинку. Те картины, которые были вывезены за границу, время от времени появлялись на аукционах. Папа старался отслеживать все аукционы и покупал, покупал, покупал. А вот те картины, которые были выставлены в провинциальном музее, долгое время оставались вне поля его зрения. А потом я узнал, что практически все картины из этого музея, в том числе и работы Поленова, были вывезены в Германию. Для меня это была удача. После войны из СССР трудно было бы что-то вывезти, не говоря уже о том, чтобы легально купить картины у музея. Я стал искать картины Поленова в немецких музеях и не нашел. Значит, они должны были быть в частных коллекциях. Долгое время не везло – казалось, картины исчезли без следа. Я уже думал, что они погибли. Мало ли что с ними могло случиться по дороге в Германию. Эшелон могли разбомбить, картины – сгореть. Но вот после долгих лет поисков мой секретарь наткнулся в Интернете на заметку. Владелец частной коллекции из Германии интересовался историей нескольких картин Поленова. Прилагались фотографии. Это были мои картины!

– Так уж ваши? – скривилась Ирина.

– Я чувствовал, что это мои, – Алекс не услышал иронию в словах Ирины. – Интуиция никогда меня не подводила. Я был готов купить картины за любые деньги, но хозяин даже не захотел со мной встретиться, – он с укором посмотрел на Густава. Тот лишь кивнул.

– И тогда вы решили организовать ограбление? – предположила Алина.

– Я? Никогда! Один мой американский товарищ, тоже, кстати, русский – он иммигрировал из России лет десять назад, – посоветовал мне обратиться в одну фирму, которая занималась покупкой ценностей за рубежом, то есть в России и странах СНГ. Они каким-то образом умели договариваться с владельцами и за услуги брали относительно недорого. И что самое главное, имели каналы, по которым можно было вывезти произведения искусства.

– Контрабандные каналы. И вы, разумеется, даже не догадывались, каким образом ребята из этой фирмы договариваются с владельцами?

Алекс потупил глаза и сделал вид, будто не расслышал язвительного дополнения Ирины.

– В общем, меня свели с неким господином.

– С каким господином? – уточнила я.

– Он представился Ивановым, но мне показалось, что фамилия не настоящая, хотя на вид этот мужчина выглядел вполне добропорядочно. Он так обаятельно улыбался, говорил тихо, спокойно. Встретились мы не в офисе, а в кафе. Естественно, меня это насторожило. Я сказал, что полный расчет фирма получит только после того, как я увижу картины. Впрочем, и Иванов, как только узнал, что картины надо везти не из России, а из Германии, тоже не сразу согласился мне помочь, попросил время подумать. Через неделю он мне позвонил, сказал, что берется за дело, но нужен задаток, чтобы оформить некоторые бумаги. Я дал столько, сколько попросили. Это была не такая и большая для меня сумма. Иванов обещал уложиться в месяц. Через месяц он мне позвонил, сказал, чтобы я прилетел в Германию. Картины у него, но вывозить их в Нью-Йорк я буду сам. Мы, конечно, так не договаривались, но ради этих картин я был готов еще доплатить. Я прилетел в Дюссельдорф и стал ждать звонка, но он мне так и не позвонил. Я подумал, что сделка Иванова в последний момент сорвалась и ему неловко показываться мне на глаза, и уже собирался улететь домой.

– И что же вас остановило и привело в этот дом?

– Случайно шел мимо отеля, в котором останавливался раньше. Там в кафе на первом этаже варят очень хороший кофе. Решил зайти. Меня окликнул парень с рецепции. Надо же, узнал! Впрочем, я ему всегда хорошие чаевые оставлял. Он сказал, что меня спрашивал некий Густав Шульц. Извините, что я без звонка. Вы мне объясните, что с картинами? С ними все в порядке?

– А вы знали, что ваш Иванов – вор? – вырвалось у Ирины. – Он и его подельники втерлись в нашу семью и обворовали дом.

– О господи! Неужели я стал наводчиком? Какой позор! – искренне ужаснулся Алекс. – Иванов украл картины? А потом… Что же получается? Он решил перепродать их кому-то другому?!

– Видимо, да.

– Тогда надо срочно звонить в полицию! Вот его номера телефонов! – Он протянул Густаву бумажку с номерами моего и Алининого телефона. – Иванов специально их поместил в Интернете, чтобы ему звонили покупатели.

– Это наши телефоны, – откашлявшись, сказала я. – Это мы их поместили, чтобы выйти на след преступников.

– Неужели я снова потерял эти картины?

Этот Петроу, или Петровский, как бы его звали в России, так разволновался, что мне даже стало его жалко. В целом он производил приятное впечатление: красиво говорил, держался прямо и смотрел уверенно, как смотрит человек с чистой совестью.

– На самом деле мы не знаем, что было на уме у Иванова, – покачала я головой, – но в его мастерски разработанном плане произошел сбой. Он вынес картины из дома, но недалеко.

– Это как? Его поймали с поличным?

– Вроде того, – хмыкнула я и рассказала, как было на самом деле. – Кстати, этот товарищ сейчас здесь. Вы бы могли его опознать?

– Кого? Иванова?

– Иванова или Сидоренко, мы не знаем, как его зовут на самом деле. Густав, мы можем пройти к нашему больному?

– Разумеется.

Мы поднялись на второй этаж, где в гостевой комнате под бдительным надзором Франца приходил в себя Николай. Его кормили, поили, лечили дорогостоящими лекарствами, но полностью изолировали от внешнего мира: забрали мобильный телефон и не разрешали выходить из комнаты. Впрочем, Николай был настолько слаб, что не смог бы дойти и до лестницы.

Конечно, можно было сдать Николая в полицию, но я уговорила Густава этого не делать. Надо было еще узнать, куда делось кольцо нибелунгов и другие ценности. Николай же упорно молчал, испытывая наше терпение. Кажется, его вполне устраивало то, как с ним обходятся в этом доме.

Я была уверена, что Николай и Иванов – одно лицо, и очень надеялась на то, что появление Алекса развяжет ему язык. Однако меня ожидало разочарование.

– Дмитрий?! – удивился Алекс, переступая порог комнаты. – Как ты здесь оказался?

Николай, который на самом деле оказался Дмитрием, увидев Алекса, неприятно поморщился. Он явно не ожидал увидеть старика.

– Позвольте, какой Дмитрий? Алекс, вы узнаете этого человека? Разве это не Иванов, с которым вы имели дело? – озвучила мои мысли Ирина.

– Нет, это Дмитрий Трофимов, мой знакомый… – с угрозой в голосе сказал Алекс. Он сделал шаг вперед. Трофимов вжался в подушку. – Это же ты мне дал телефон этой конторы! Сказал, что ребята могут купить любые произведения искусства. Купить, а не украсть! Ты меня подставил. Ты обманул… – набросился Алекс на Трофимова.

– Погодите, – дернула Алекса за рукав Алина. Она боялась, как бы тот не удушил Трофимова прямо в постели. – Как выглядел Иванов?

– Приблизительно моего возраста, худощавый, усы…

– Василий Андреевич Редькин, – догадалась я. – Увы, вряд ли мы его теперь отыщем, как, впрочем, и второго, который фигурировал у нас под именем Бориса Иволгина. Эти двое сделали ноги.

– Но этот точно никуда не убежит, – покачал головой Петроу. – Я бы хотел разобраться с этим человеком прямо сейчас.

– Разбирайтесь, – разрешил Густав. – Пусть держит ответ и перед нами. До вас нам как-то не удавалось разговорить его. Может, у вас это получится?

– А мы сейчас вызовем полицию, и он живо заговорит на всех языках мира: на английском, русском, немецком… Он мне и долг вернет, и моральные, и материальные издержки.

– Не надо полицию вызывать, – прошелестел Трофимов. – Прости меня, Александр Петрович. Ты же меня знаешь, я все тебе до копейки отдам.

– Выходит, не знал, – не сдерживая злости, сказал Алекс.

– Ну прости. Черт меня попутал.

– А конкретнее можно? Какой черт? Имя, фамилия, отчество? – спросила я.

– Ладно, теперь-то уже все равно, – вздохнул Трофимов и начал рассказывать. – Мы познакомились с Петровичем, – он кивнул на Алекса, – три года назад на одной русской вечеринке. Я знал, кто он и кто я. У него бизнес, у меня ничего. Тем не менее у нас завязалось знакомство. Алекс родился в Америке, а я недавно приехал из России. Его интересовало все, что касалось исторической родины. Чего греха таить, я воспользовался знакомством и попросил у Алекса большую сумму в долг, чтобы открыть фирму, занимающуюся грузоперевозками. На деньги Алекса я купил трейлер и несколько грузовиков. Шоферами у меня работали выходцы из СНГ. Бизнес шел трудно: слишком большая конкуренция. Но долг отдавать как-то надо было. Алекс сам подсказал мне, как вернуть ему деньги. – Все как один повернулись к Алексу. – Нет, разумеется, он не предложил ограбить господина Шульца. Он просто рассказал мне свою историю, а я вспомнил, что, когда жил в России, несколько раз за бильярдным столом сталкивался с одним артистом, Василием Андреевичем. Ох и шустрый мужик. В театре играл героев-любовников, а когда вышел на пенсию, стал охмурять одиноких дамочек, чаще вдов. Нажился он на них неплохо. Дамы его боготворили, подарками задаривали, а он этим и пользовался. В девяностых годах его едва не посадили, но спасла сестра, которая работала в милиции то ли в бухгалтерии, то ли в архиве. Денег хватило, чтобы замять дело. Сейчас у него квартира в Америке. Живет везде: и в Америке, и в России, и в Израиле. Ходят слухи, что он сценарии мошенникам пишет для особо изысканных афер. В общем, я нашел его и попросил помочь. Тот согласился посодействовать – деньги пополам. А мне только и надо было, что долг отдать. В Германию он приехал со своим то ли родственником, то ли знакомым, как он мне сказал, большим спецом по сигнализации. Я думал, что Андреевич как-то проникнет в дом и вынесет картины, но он так не мог: душа артиста не позволяла стать банальным вором. Некоторое время он присматривался к хозяину дома, узнал, с кем тот живет, с кем встречается, а потом написал целую пьесу, в которой отвел себе минимальную роль. Ну да это и понятно, он хотел снять с себя всю ответственность, переложив ее на меня. Я тоже должен был участвовать в спектакле в роли родственника. Благо мать невесты была много раз замужем и имела нескольких пасынков, которых в последний раз видела сто лет назад.

– А информацию о родственниках Ирины откуда ваш Василий Андреевич выудил? – поинтересовалась я.

– Точно не знаю, но у Андреевича все схвачено. Мне кажется, что и сестра его, которая в милиции работает, посильную лепту внесла. Откуда, по-вашему, взялся паспорт на фамилию Сидоренко? Наверное, и досье на Анну и ее сына тоже она откопала. Если не сама, так через подруг и приятелей из милиции. Я знаю, что теперь все компьютеризировано, базы данных, информация на дисках. И главное, все это можно купить. Так вот, по разработанному плану вынести картины должен был… я. Я долго упирался. За что я должен был отдавать половину, если я сам же буду красть? Но Василий Андреевич меня припугнул: если нас накроют, он молчать не станет. С его слов получалось, что я не только соучастник преступления, но и заказчик. Я согласился. Борис должен был снять сигнализацию, снять картины, а я вынести.

– И для этого вы так долго жили в этом доме? – удивилась Алина. – Сигнализация сложная или момента не представлялось?

– Укради мы в первый день – сразу попали бы под подозрение. А так: живем долго, стали почти родными. Но рано или поздно надо было съезжать, а тут еще Борис надумал в круиз поехать. Это я потом уже догадался, что он этим круизом себе алиби обеспечил. Оттягивать дальше стало некуда.

– А зачем вы Анну втянули в преступление?

– Как зачем? Чтобы была в одной упряжке, чтобы не выдала. Она ведь как-то узнала, что я никакого отношения к семье Тамары Леонидовны не имею. Но нам повезло, Андреевичу удалось разыскать на нее компромат. После того, как я ей сказал, что мне кое-что о ней известно, она перестала сопротивляться. Впрочем, ее участие в ограблении было минимальным. Ей только и надо было оставить мне отметину на лбу. Когда бы я пришел в себя, я бы рассказал, что встретился утром с грабителями, попытался их задержать, но потерпел поражение в неравном бою. А на следующий день Василий Андреевич должен был уговорить Тамару Леонидовну меня навестить. Он бы и забрал картины прямо из палаты. Но эта дура Анна так меня треснула, что я надолго потерял сознание. Возможно, он и приходил, но я об этом ничего не знаю. Простите меня, пожалуйста.

Разговор дался Трофимову нелегко. Он закрыл глаза и тяжело задышал.

– А куда делись сокровища нибелунгов? Их тоже стянул ваш напарник Борис? – спросила Ирина.

– Ну откуда же мне знать? Я даже не знаю, сколько дней в коме провалялся.

– Конечно, Борис украл, – кивнула я, – больше некому. Но вот куда он дел их? В каюте их не было, в саквояже тоже …

– А если они до сих пор в доме? – неуверенно предположила Алина.

– А как найти Бориса и Василия Андреевича, знаете? – спросила я Трофимова.

– Телефон Редькина я вам дам, но думаю, что в Германии его уже нет. В США его найти, конечно, можно, но вряд ли дело дойдет до суда. Я как свидетель не доживу. Меня подстрелят прямо в аэропорту.

– Ничего, мы будем тебя охранять, как важного свидетеля, – пообещал Алекс. – И не думай, что ты здесь еще на месяц останешься. Нельзя так долго испытывать терпение гостеприимных хозяев. Верно, господин Шульц?

– Да, пожалуй, нам всем пора отдохнуть, – согласился с ним Густав. – Господин Петроу, идемте со мной в кабинет. Я хотел бы поговорить с вами о картинах Поленова.

Шульц и Алекс вышли, подозреваю, договариваться о цене. Мы тоже не стали задерживаться у кровати Трофимова. Откровенный разговор так вымотал его, что он закрыл глаза и тут же заснул. Франц остался в комнате. Я, Алина и Ирина, чтобы не разбудить Дмитрия, пятясь, вышли из комнаты.

– Если сокровища нибелунгов украл Борис, – задумчиво произнесла Ирина, – мы вряд ли их вернем. У него было время, чтобы их продать или припрятать в надежном месте.

– А я так не думаю. Сокровища скорей всего остались в доме, – оптимистично заявила Алина. – После того как мы вчетвером в то утро покинули дом, Борис практически все время был у меня перед глазами. Спрятать сокровища он мог только в своей каюте, а я там каждый сантиметр обыскала. От экскурсий он не отлынивал, самостоятельно корабль не покидал. Здесь сокровища! Вот где бы вы спрятали, если бы что-то украли, а вынести не смогли?

– Не знаю, – пожала плечами Ирина.

– И я не знаю, – ответила я.

– А вы представьте, – толкала нас к рассуждениям Алина. – Вы украли, идете с добычей к выходу и тут понимаете, что сейчас вас поймают с поличным.

– Раньше думать надо было!

– Не подумал человек. Зато в минуту опасности включил все извилины и придумал. Придумал… – Алина стала вертеть головой. – Тут на прошлой неделе пальма в кадке стояла. Где она?

– Начала подсыхать. Франц ее на реабилитацию в оранжерею отнес. Там света больше, влажность выше, – пояснила Ирина.

– Да хотя бы в кадку с землей закопал! Идемте в оранжерею.

Алина так неслась в оранжерею, что мы едва за ней поспевали.

– Где она?

– Вот, – указала Ирина на невысокое деревце, листья которого были тронуты желтизной.

Алина, не попросив ни совка, ни перчаток, стала выгребать из кадки мелкие камушки, ровным слоем лежавшие поверх земли. Ее буквально трясло от волнения. Дрожащими руками она вытерла капельки пота, выступившие на лбу, и продолжила работу. Никогда ее такой не видела. Позабыв о маникюре, она голыми руками рылась в земле! Нет, это была не Алина!

– Кажется, что-то есть! – радостно воскликнула она и извлекла из земли золотой кубок, в котором лежало кольцо и прочие экспонаты коллекции.

Ирина подскочила к кадке.

– Нашлись! Нашлись! Вы чудо, Алина! Вы провидица! И как вам это в голову пришло заглянуть сюда? Пойду обрадую Густава, – выхватив из рук Алины кубок, Ирина выскочила из оранжереи.

– И как это вам в голову пришло? – спародировала я Ирину.

– Да так. Поставила себя на место преступника, – кокетливо встряхнув локонами, ответила Алина.

– Это ты другим расскажешь, – нахмурившись, посоветовала я. – Зачем ты драгоценности спрятала? Не верю, что ты действительно позарилась на кольцо нибелунгов. И непонятно, почему ты так долго молчала.

Алина издала протяжный стон.

– Ну, ты помнишь, как хорошо мы отпразновали день рождения Олега? Выпили много. Перед тем как идти спать, я открыла витрину, забрала ценности и зарыла их в кадке с пальмой.

– И зачем ты это сделала?

– Я хотела пошутить.

– А может, подставить Ирину?

– Если и так, то что? – с вызовом спросила она. – Что о ней Густав знает? Ничего! Она запросто могла оказаться мошенницей!

– Мошенницей оказалась ты! – поправила я ее.

– Нет! Я же не хотела присвоить себе эти вещи. Думала, завтра позвоню и скажу, где они лежат. А тут такое закрутилась. Если бы я призналась, что взяла кольцо и кубок, на меня бы и картины повесили. Густав меня бы убил. Испугалась я. Очень. Особенно после того, как на меня посыпались всякие напасти: ушибы, разбитая коленка. Поначалу я думала, что и Густава обокрали только потому, что я его семейные реликвии стянула. Я, честное слово, раскаиваюсь, что взяла сокровища. Проклятие – не хухры-мухры.

– Раньше надо было думать о проклятии. Ладно. Все хорошо, что хорошо заканчивается. Кажется, Ирина ни о чем не догадалась. Ты в ее глазах героиня дня.

– А разве нет? Если бы не мы, Густав потерял бы картины безвозвратно. Идем. Приятно послушать слова благодарности, – сказала Алина, довольно улыбаясь. Она двинулась к выходу, но вдруг остановилась и повернула ко мне встревоженное лицо. – А какое сегодня число? Господи, вечером в Дюссельдорф приходит наш теплоход, – неожиданно вспомнила она. – Там наши вещи. Там фишки из казино. Мне срочно надо поменять их на деньги.

– Стало быть, кольцо нибелунгов приносит не одни только несчастья человеку, который держал его в руках?

– Ну да, по легенде, кольцо умножает богатство. А я даже мерила его. А что? По-моему, то, что я выиграла в казино, вполне достойная компенсация нашим моральным и материальным издержкам. Давай посадим наших туристов в самолет, а сами купим новые билеты на теплоход? Рейн мы так и не увидели.

– Нет, я хочу домой, к мужу, – сказала я, отказавшись от заманчивой перспективы прокатиться по одной из самых красивейших рек Европы.

body
Подробнее историю знакомства Марины и Алины с Густавом Шульцем читайте в книге Марины Беловой «Одиссея блудного мужа».